Передряга
Иван Сербин








Глава небольшой коммерческой фирмы соглашается выполнить работу для крупного мафиози. Он не подозревает, что слово «да» вдребезги разобьет его жизнь. Гибнут друзья, и за спиной уже маячат тени хладнокровных убийц. 






Иван Сербин

Передряга


— Ну, — сказал Пух, — мы всё время ищем Дом и не находим его. Вот я и думаю, что если мы будем искать эту Яму, то мы её обязательно не найдем, и тогда мы, может быть, найдем то, чего мы как будто не ищем, а оно-то и есть то, что мы ищем на самом деле.

    

А. Милн. Винни-Пух и все-все-все









Человек человеку — волк.

    

Поговорка









Волк — хищное животное, родственное собаке.

    

С. И. Ожёгов. Словарь русского языка








Пролог


Чёрная «Волга» свернула с шоссе на бетонную подъездную дорогу коттеджного городка. Переход практически не был заметен. Пассажир «Волги» хмыкнул, наклонился к стеклу, посмотрел на полотно. Это был моложавый, подтянутый мужчина. На висках его серебрилась седина, добавлявшая солидности и без того представительной внешности. Холёные руки начальственно сложены на животе. Мужчине можно было дать лет сорок пять, хотя на деле ему давно перевалило за пятьдесят. Несмотря на августовскую жару, он был одет в строгий костюм, рубашку и галстук. Впрочем, кондиционер, установленный в салоне «Волги», спасал от расплавленного дня.

Рядом, на соседнем сиденье, расположился охранник. Крепкий, подтянутый бугай, похожий на отставного военного.

Моложавый несколько секунд наблюдал за проносящейся мимо дорогой. Отличной, без выбоин и трещин. «Строители постарались, — подумал он. — За деньги, конечно. За большие-большие деньги». Пассажир вновь откинулся на сиденье, обратился к охраннику:

— А говорят, народ живёт плохо.

Тот вежливо улыбнулся. Он не стал отвечать, поскольку не был уверен, что ответа ждут.

Моложавый отвернулся к окну и задумался.

По обеим сторонам от дороги возвышался лес — густой, с плотным подлеском, сливающийся в сплошную буро-зелёную стену. Через несколько минут он начал редеть, и впереди возник высокий забор — острые чугунные пики с натянутой между ними «рабицей».

«Волга» притормозила у высоких ворот, за которыми по армейскому образцу возвышалась будка охраны. Водитель посигналил. Из будки выбрался высокий коротко стриженный крепыш в пятнистом комбинезоне. На боку крепыша в толстой кожаной кобуре покоился пистолет.

Подойдя к машине, охранник наклонился к стеклу, спросил бесстрастно:

— К кому?

Моложавый не привык к подобному обращению. Он серьезно и тяжело уставился охраннику в лицо. Обычно, завидев номера его машины — отличные номера с российским триколором, — люди, подобные этому крепышу, вытягивались во фрунт. Но охранник придерживался собственных взглядов относительно настоящих «хозяев жизни». Начальство приходит и уходит, а «хозяева»… они всегда «хозяева».

— К кому? — повторил крепыш сурово.

— В двадцать третий, — едва разжимая губы, процедил моложавый.

Охранник достал из кармана куртки пластиковый список-заявку, сверился, кивнул: «Проезжайте», — и, повернувшись, махнул рукой. Ворота распахнулись, и «Волга» беспрепятственно вкатилась на территорию коттеджного городка. Крепыш вернулся в будку, с порога скомандовал напарнику:

— Позвони в двадцать третий, предупреди.

Двадцать третий участок принадлежал некоему Сергею Борисовичу Тучкову. Большой двухэтажный дом, выкрашенный в белый цвет, с красной черепичной крышей и начисто лишенный распространенных нынче излишеств вроде башенок и безвкусных пристроек, удачно вписывался в пейзаж. С одной стороны к коттеджу подступали сосны, с другой — озеро. Чистое, прозрачное, оно вычищалось раз в два года. Определенно это было очень хорошее место, а если прибавить сюда еще и удачное расположение коттеджного городка — двадцать минут езды от Москвы в престижном западном направлении, — то неудивительно, что цены на землю и жилье здесь достигали астрономических величин.

«Волга» въехала в подземный гараж. Автоматчик, нёсший «вахту» у подъёмных ворот, проводил её взглядом. В глубине гаража гостей ждал высокий парень в костюме-тройке. Моложавый, выбравшись из салона, огляделся. «Хороший гараж», — заметил он про себя. «Мерс», два «Вольво». Выбор явно был сделан верно. Моложавый ещё раз в мыслях поздравил себя.

Парень сделал шаг вперёд, улыбнулся, произнёс спокойно:

— Константин Георгиевич, меня зовут Володя. Папа ждёт. Пойдёмте, я провожу вас. — Вопреки представлениям Константина Георгиевича о бандитах, этот держался вежливо и благожелательно. Никаких тебе «распальцовок» и приблатнённого придыхания. Парень посмотрел на выбирающегося из машины охранника и добавил: — Подождите, пожалуйста, в гараже. Вам не о чем волноваться. Здесь Константин Георгиевич в пол ной безопасности.

Охранник вопросительно взглянул на моложавого, и тот кивнул утвердительно, бормотнув:

— Подожди.

Они направились в глубь дома. Володя — впереди, Константин Георгиевич — за ним.

На первом этаже гость заметил четверых парней. Двое смотрели телевизор, один через окно наблюдал за подъездной дорожкой, четвертый читал. Часовой у окна сжимал «узи», положив оружие на колени. Ещё три автомата покоились на столе. В коридоре, у лестницы, поигрывая атлетически мощной мускулатурой, сидел бритоголовый гигант, также вооруженный автоматом. На площадке второго этажа гость обнаружил шестого охранника. У дверей кабинета в кресле восседал здоровенный медведеобразный амбал с благодушным широким лицом. Завидев Володю и Константина Георгиевича, громила тяжело поднялся.

Под его настороженным взглядом Володя и гость вошли в кабинет.

Сергей Борисович, устроившись за столом, читал газету. Кабинет не поражал роскошью. Напротив, казался даже несколько аскетичным. Ковер на полу, стол, пара кресел. На столе — факс и «ноутбук». Стены обшиты деревом. Свет приглушенный, мягкий. Несмотря на яркий августовский день, плотные шторы наглухо закрывали окно. Одну стену занимали стеллажи, пестреющие корешками книг. С немалым изумлением Константин Георгиевич обнаружил, что в библиотеке практически одна только классика: Достоевский, Гоголь, Чехов, Бунин соседствовали с Петраркой, Маркесом, Флобером, Манном. Здесь же Макиавелли, Плутарх, Ницше… Причем книги не выглядели новыми. Их явно читали. Брови гостя изумленно приподнялись.

Володя, эскортировав гостя, вышел, прикрыв за собой дверь.

— Присаживайтесь, — хозяин кабинета указал на кресло.

Константин Георгиевич оглянулся. За его спиной стоял бесстрастный молодой парень. Невзирая на полумрак, его лицо украшали темные очки, и невозможно было понять, куда охранник смотрит. Парень практически не шевелился, голову держал неестественно прямо, отчего у Константина Георгиевича создалось впечатление, что перед ним не человек, а… чучело.

— Не волнуйтесь, — услышал он голос Сергея Борисовича. — Это мой личный охранник. При нем можно говорить безбоязненно.

— Бы уверены? — буркнул гость.

— Я говорю только то, в чем уверен, — ответил хозяин кабинета. — Присаживайтесь.

Константин Георгиевич опустился в кресло и поежился. Ему очень не нравилось присутствие неподвижного парня за спиной. Говоря откровенно, он уже втайне пожалел, что оставил своего охранника в гараже. Ну да теперь-то что?..

— Итак, уважаемый Константин Георгиевич, — начал Сергей Борисович, — перейдем к делу. По телефону вы упомянули о сделке…

Он вопросительно посмотрел на гостя, словно предлагая тому закончить фразу.

— Да, — кивнул Константин Георгиевич, — вы не ошиблись. Речь пойдёт о сделке. Обо мне, о вас и о сделке, которая может превратить нас с вами в очень богатых людей. Очень.

— Я и так достаточно богат, — пожал плечами Сергей Борисович. — Почему вы думаете, что меня заинтересует ваше предложение?

— Потому что это очень выгодное предложение. Такие предложения случаются раз в жизни, а денег, как известно, никогда много не бывает. Ну и наконец потому, что ваше нынешнее положение… скажем так, не совсем благополучно.

— Допустим, — согласился Сергей Борисович, внимательно изучая гостя. — Откуда вам это известно?

— Я поинтересовался вашей персоной, прежде чем прийти. С недавних пор за вас всерьез взялись следственные органы. Возможно, вам удастся еще какое-то время избегать неприятностей. Допускаю даже, что довольно долго. Но сколько веревочке ни виться, а конец будет. Рано или поздно вас посадят. — Константин Георгиевич откинулся в кресле. Он почувствовал себя увереннее. — Тому есть несколько причин. Первая и самая важная: у вас ведь сменился «покровитель»? Или как у вас это называется?

— Неважно. Называйте как вам удобнее.

— Хорошо. Вы делали ставку на другого человека, который, по логике вещей, должен был занять кресло «босса». Но кое-кто нажал на нужные рычаги. Ваш нынешний «босс» намерен посадить вместо вас своего человека. Некоего Тимофея Лукашкина. Думаю, здесь имеет место либо личная неприязнь, либо патологическое неприятие всего, что касается предшественника. А скорее всего и то, и другое. Вы уже хорошо наладили дело. Оно приносит стабильный доход. Вашему последователю останется только поддерживать его и пожинать плоды. Лукашкин моложе и почтительнее. К тому же отец этого юноши — очень близкий друг вашего нового «босса». Его позиции более выигрышны по сравнению с вашими. Вы уже не молоды, но не обладаете статусом «вора в законе», и тюрьма — не лучшее место для такого человека. «Босс» не может «завалить» вас без решения «сходняка». За это по головке не гладят, да и вы не «бычара» какой-нибудь дешёвый. Но кто ему мешает отправить своего человека на пару лет за решётку для зарабатывания авторитета? Никто. Глядишь, «сходняк» ещё и одобрит. А там… чего только в зоне не случается. Короче, вернуться вам вряд ли удастся. Кстати, именно благодаря стараниям этого человека органы проявляют повышенный интерес к вашей персоне.

— Не пойму, почему вас так волнует моё будущее и чем, собственно, вы можете мне помочь? — медленно произнёс Сергей Борисович. Гость не пытался угрожать. Он просто констатировал факты. И, надо отдать должное, информацией этот человек обладал свежайшей.

— Я могу обернуть дело в вашу пользу.

— Каким образом?

— Скажем, переключить внимание следственных органов на вашего «босса». Услуга за услугу. Вы поможете мне, я — вам. Мы убьём одним выстрелом двух зайцев.

Сергей Борисович задумался.

— Что потребуется от меня взамен?

— Вы поможете мне осуществить сделку.

— Поясните.

Константин Георгиевич еще раз оглянулся на бесстрастного телохранителя.

— Хорошо. Карты на стол. Вам, безусловно, известно, какой пост я занимаю.

— Член правительства. — Сергей Борисович усмехнулся. — Не самая спокойная должность, хотя и выгодная в финансовом отношении.

— Именно. Не стану врать, что у меня кристально чистые руки. Но я пользовался своим положением не чаще и не больше других. Тем не менее сейчас, на волне так называемой «борьбы с коррупцией»…

— Бросьте, — махнул рукой хозяин. — Ворон ворону глаз не выклюет.

— Зато выкинет из гнезда, — возразил гость. — В кулуарах уже ходят слухи, что из меня решили сделать очередного козла отпущения. Конечно, до крайних мер вряд ли дойдёт, — тут вы правы, — но с креслом придётся распрощаться. Да и шеф не считает нужным скрывать всю шаткость моего теперешнего положения. Совсем недавно он прямым текстом заявил, что у меня в запасе от силы три месяца. Вероятнее всего, речь идёт о двух — двух с половиной месяцах.

— Вы расстроены? — улыбнулся Сергей Борисович. — Уверяю вас, навозная куча — это не то место, о котором стоит сожалеть.

— Пожалуй. Я уже смирился, — кивнул Константин Георгиевич и тоже улыбнулся. — Но мне не хочется уходить с пустыми руками. А ведь я не взял и десятой доли того, что берут остальные.

— Я не прокурор, — заметил хозяин кабинета. — Мне плевать, сколько вы брали и у кого.

— Мы можем заработать без малого миллиард…

— Не самые большие деньги.

— Долларов, — закончил Константин Георгиевич.

Сергей Борисович молча смотрел на гостя, решая в уме, насколько серьезно следует воспринимать услышанное. Сумма была грандиозно велика. В принципе мафиозо не сомневался, что действующий член правительства может иметь доступ к финансовым источникам подобного масштаба, но что представляет из себя данный конкретный человек? Насколько ему можно доверять? Фамилия Фролов не из тех, что ежедневно мелькают в газетах и звучат с экранов телевизоров. С другой стороны, именно такие люди, тихие, неприметные, имеют возможность брать помногу.

— Сумма серьёзная, — задумчиво произнёс Сергей Борисович.

— Более чем.

— Что значит «без малого»?

— Что-то около восьмисот миллионов. Это несколько меньше миллиарда, но не настолько, чтобы получение… скажем, тридцати процентов становилось для вас непривлекательным.

— О процентах мы поговорим позднее. Сперва объясните мне, о чем идет речь.

— Акции. Акции Смоленского автомобильного завода. Мы с вами скупим большой пакет акций. Сорок четыре процента.

— При чём здесь Смоленский автозавод? — не понял Сергей Борисович. — Это труп. Его акции стоят гроши. А может быть, и того не стоят.

— Вы правы. Сейчас акции Смоленского автозавода котируются в среднем по семьдесят центов за штуку, хотя обоснованные цены по меньшей мере в двадцать раз выше. Мы скупим сто миллионов акций по цене восемьдесят центов на общую сумму восемьдесят миллионов долларов. И заработаем чистыми семьсот двадцать миллионов.

— Каким образом, потрудитесь объяснить? — задавая вопрос, Сергей Борисович неторопливо закуривал. Этим он давал понять собеседнику, что предложение пока не слишком заинтересовало его.

— Через два месяца правление Смоленского автозавода подписывает контракт с одной очень известной американской фирмой о совместном предприятии. Это уже решено. Я лично помогал в переговорах. Выбил налоговые льготы на первые пять лет работы новых линий, помог с налоговыми льготами на ввоз комплектующих и сделал ещё множество полезных вещей. В частности, уладил вопрос с правом открытой продажи сорока пяти процентов акций завода на общемировом фондовом рынке. Это было непременным условием американской стороны. К вашему сведению, по действующему ныне законодательству, иностранным инвесторам разрешено продавать не более двадцати одного процента. Если бы вы знали, каких огромных трудов и, разумеется, денег стоило пробить этот пункт!

— Вы расскажете мне об этом позднее. Пока же давайте перейдем к делу.

— Итак. На завод уже начали поступать отдельные узлы будущих линий по производству американских автомобилей. Необходимые площади выделены. Прибывают специалисты для монтажа.

— И каков же во всем этом ваш интерес? Надеюсь, вы не станете утверждать, что работали из чистого альтруизма? Например, из желания помочь чахоточной российской экономике?

— А кто сейчас работает из альтруизма? С дирекцией завода мне достаточно быстро удалось найти общий язык. Они получают то, что нужно им, я — сорок процентов акций по фиксированной цене. Восемьдесят центов за акцию. Сегодня рост курса на внебиржевом рынке намеренно замораживается правлением завода. — Константин Георгиевич говорил убеждённо и быстро. И чем больше он говорил, тем отчетливее Сергей Борисович понимал, что ему предлагают беспроигрышное дело. На данном этапе беспроигрышное. — Запрещен пространственный арбитраж. Человек, купивший акции на внутреннем рынке, не может продавать их на внешнем, и наоборот. Так вот, правление завода, при поддержке некоторых моих коллег, решило закончить это дельце без моего непосредственного участия.

— Иначе говоря, вас элементарно «кинули», — констатировал Сергей Борисович.

— Иначе говоря, да. Они сами скупают акции. Не очень быстро, чтобы не вызвать ажиотажа, но целенаправленно. Однако самая масштабная часть «скупки» ещё впереди.

— А смысл?

— Через два месяца, когда договор будет подписан официально, правлению придётся разрешить пространственный арбитраж. Американская сторона настаивает на данном условии как на обязательном. Впрочем, оно на руку всем. Сорок пять процентов от общего количества акций можно будет совершенно законно продать за рубеж. По оценкам независимой экспертной компании, сразу после подписания контракта и отмены запрета на пространственный арбитраж цена на акции САЗа в Лондоне вырастет до восьми долларов за штуку, а в течение двух-трех недель — до реально обоснованной. Это примерно четырнадцать долларов за акцию. Такая же цена автоматически установится и на внутреннем рынке. Правление завода понимает, что какой-то частью акций неизбежно придется поделиться с теми лицами из государственных структур, которые помогут поддержать пробитые мною льготы. Если бы не отставка, акции ушли бы в мою пользу, но теперь правление предпочитает иметь дело с другими, более надежными людьми. Нынешний реестр акционеров — липа. Самые крупные держатели акций в нем не фигурируют.

— Откуда вы это знаете?

— Реестром ведает мой бывший одноклассник и большой друг. Именно благодаря нашей дружбе американцы заключают договор со Смоленским заводом, а не с АЗЛК, ГАЗом или Тольятти. Через него-то я и узнал обо всей этой подковёрной борьбе вокруг моей доли акций.

— Сколько вы платите своему другу? — спросил вдруг Сергей Борисович.

— Десять процентов от общей суммы по завершении всей сделки.

— В таком случае ему можно доверять. Продолжайте.

— С крупными акционерами уже ведутся переговоры о продаже их пакетов. Сейчас около сорока трёх процентов акций аккумулировано в руках тринадцати держателей. На тот случай, если пресса вздумает совать свой нос в чужие дела. Правление завода не хочет бала мутить воду. Это может сказаться на отношениях с американским инвестором. Мы сделаем ход первыми. Скупим акции по восемьдесят центов за штуку и продадим их после подписания договора вдесятеро дороже. Чистая прибыль — семьсот двадцать миллионов долларов. Семьдесят из них уйдут в качестве оплаты за услуги моему другу, остальное мы поделим между собой в оговоренной пропорции.

— Почему вы так уверены в успехе? — спросил Сергей Борисович. — Мне сдается, что очень многие люди захотят помешать нам. И среди них будет немало влиятельных. Если, конечно, все пойдет именно так, как вы говорите.

Константин Георгиевич ухмыльнулся блудливо, словно нашкодивший кот.

— Я пока ещё курирую переговоры с крупнейшими держателями акций и могу скрыть часть информации. Никому и в голову не придет, что кто-то попытается провести сделку в обход правительства. Я просчитал возможные контрходы. Контракт будет подписан, как и говорилось, через два месяца, в пятницу. Мои коллеги и правление завода постараются придержать информацию о подписании контракта, когда узнают, что сорок процентов акций растворились в воздухе. Их расчёт будет строиться на том, что до понедельника данные никак не просочатся в прессу, а за субботу и воскресенье они успеют отыскать покупателей акций, то есть нас, и забрать, — изъять, конфисковать, принудить к продаже, называйте как вам угодно, — эти бумаги. Константин Георгиевич снова улыбнулся.

— Логично, — согласился хозяин кабинета. — Ради такой суммы они не остановятся ни перед чем.

— Разумеется. Речь как-никак идет о миллиарде долларов.

Сергей Борисович серьезно посмотрел на собеседника.

— Не пойму только, чего вы веселитесь. По вашим собственным словам, нас попытаются убить.

— В том-то и дело. Не нас, а покупателей акций! Все сделки обязательно фиксируются в реестре акционеров. Кроме того, для купли-продажи подобного пакета необходимо получить разрешение Антимонопольного комитета. Насчёт комитета можно не волноваться, я лично займусь этим, а относительно реестра акционеров… В нём появится соответствующая запись. В пятницу, в четыре часа дня. Ее сделает тот самый друг, о котором я упоминал. Согласно этой записи, акции скупит маленькая, никому не известная фирма, имеющая места на фондовом рынке. Правлению завода, как и моим коллегам, понадобится некоторое время, чтобы установить, кем и на какой юридический адрес зарегистрирована фирма. Так вот, фирма окажется зарегистрированной по подложным документам, а все её сотрудники — мёртвыми душами. Это здорово осложнит поиски. Ну и, наконец, наши конкуренты должны будут принять решение об «устранении». Поверьте мне, никто не прибегает к подобным шагам слишком охотно. Им придётся всё обдумать, взвесить, определить, кто возьмет на себя ответственность. Но… Но… Все это теряет смысл после того, как акции будут проданы по новой, уже повысившейся цене, и цена эта станет достоянием гласности. — Константин Георгиевич улыбнулся с налетом театральной таинственности. — А теперь следите за моей мыслью. Мы «заряжаем» своих корреспондентов в вечерних газетах, на телевидении и радио. Уже в пятницу вечером информация о подписании договора появится в прессе. В субботу же утром она станет доступна всем желающим. В понедельник фондовый рынок начнет продавать акции Смоленского автозавода по новой цене. Далее… Снятие запрета на пространственный арбитраж вступит в силу с момента подписания договора. Мне это известно доподлинно. От данного пункта американская сторона не отступит ни в коем случае, даже под угрозой расторжения сделки. А сделку расторгнуть не смогут, поскольку кое-кто уже хорошо погрел на ней руки. И речь идёт о больших деньгах. Значит, запрет будет снят не позднее пяти часов вечера пятницы. В Лондоне в это время только три часа дня, а фондовый рынок работает до четырёх. Мы воспользуемся данной разницей в своих целях. У нас в запасе будет целый час. И за этот чар наша маленькая фирмочка продаст акции на Лондонском фондовом рынке. Все. Проблема перестанет существовать. А после проведения сделки фирма закроется, чтобы никогда больше не открыться. Вот, собственно, в общих чертах все. Юридически операция абсолютно законна.

Сергей Борисович размышлял. Гость говорил истинную правду. Сделка абсолютна законна.

— Вы полагаете, что удастся за час найти покупателя и провести сделку?

— Разумеется, нет. Покупателя или, что вероятнее, покупателей я найду заранее.

— Ну допустим, нам удалось заполучить эти акции и даже продать их. А что потом? Не думаю, что у ваших коллег не возникнет желание наказать тех, кто обвёл их вокруг пальца. Убить, может быть, и не убьют, а накажут обязательно. Такие деньги мимо рта проплыли.

— Верно. Они попытаются взять за жабры моего приятеля, но он к тому времени будет за рубежом. И тогда станут искать «владельца» фирмы.

— Да. Это займет время, но рано или поздно его найдут. Для ФСБ это не слишком большая проблема. С вашей «бандой» мы тягаться не сможем.

— Правильно. Они попытаются отыскать этого человека и выйдут… на вашего нового «босса». Его возьмут и потихоньку придавят в Лефортове. А спишут на само убийство. Вот и всё.

— Каким образом вы планируете подставить моего «босса»?

— Для начала опергруппа, осматривая найденный где-нибудь в лесу труп, «случайно» обнаружит в кармане убитого фальшивый паспорт. Тот самый, по которому была зарегистрирована фирма, продавшая акции. Убитый окажется одной из «шестёрок» вашего «преемника», Тимофея Лукашкина. Далее организуем анонимный телефонный звонок «боссу». Смотри, мол, верный «оруженосец» провернул крупное дело, убрал исполнителя, а делиться не собирается. В твой же карман залезает, прикинь. «Босс», конечно, поумнее этого сопляка. Он сначала все проверит. Но факт останется фактом. «Шестёрка» сработал на фондовом рынке, а затем был убит. «Босс» теряет лицо. Он не может уследить за своим «огородом», а значит, ему не место в кресле «босса». Что произойдет потом, надеюсь, объяснять не надо? И даже если официальные власти не сумеют накрыть его на «мокром», папашка покойного Лукашкина достанет бывшего кореша из-под земли. Всё. Шах и мат.

Сергей Борисович закурил, уставившись в какую-то точку на стене. Он думал. Лихорадочно просчитывал варианты. Все сходилось одно к одному. План казался блестящим.

— «Шестёрку» придется «сработать» нам?

— Вам или кому-то из ваших людей, не имеет значения. Главное, чтобы это был надёжный человек.

— В чем будет заключаться моя дальнейшая роль?

— Первое: вам придется убедить крупных держателей акций, что сделка абсолютно законна. Я представлю вам полный список со всеми атрибутами. Предварительная договоренность о продаже уже существует, нужно просто убедить их в выгодности нового покупателя. Второе и самое важное. Необходимо сделать так, чтобы ваши подопечные исчезли на две последние недели перед подписанием контракта. Можно организовать круиз или ещё что-нибудь. Важно, чтобы они оказались не пределов досягаемости моих коллег и членов правления завода. Оформление сделки, в частности подготовка документов, отнимает немало времени. Вы начнете заниматься этим уже в круизе, но подписи свои продавцы поставят здесь, в Москве, когда проверят поступление средств на счета в банке. Отсюда четвертое: необходимо подобрать квартиру, в которой состоится подписание бумаг. Гостиницы и прочие официальные организации не годятся. Их проверят в первую очередь. Если продавцов отыщут раньше, чем мы успеем закончить свои дела, нам не поздоровится. Частная квартира — оптимальное решение проблемы. Естественно, мы должны гарантировать стопроцентную безопасность нашим гостям. И этим тоже придется заниматься вам. Мне нельзя сейчас слишком суетиться, чтобы не насторожить коллег. Ни в какие поездки я тоже отправиться не могу. Это сразу бросится в глаза. У меня эти два месяца будут загружены предельно. Именно поэтому мне и приходится настаивать на подписании бумаг здесь.

— А если продавцы озаботятся, почему мы выбрали частную квартиру?

— Вы скажете им, что избегаете внимания прессы. Для этого у вас есть серьезные основания. Если информация о сделке просочится в прессу, у меня, члена правительства, и у вас, моего внештатного помощника, возникнут серьезные неприятности по службе. Не волнуйтесь. Продавцы в любой момент смогут связаться со мной, а я подтвержу ваши полномочия.

Мафиозо, давно уже не получавший удовольствия от работы, почувствовал нечто очень похожее на азарт. Он любил такие вот многоходовые комбинации в первую очередь потому, что ему нравилась игра ума. Тот, у кого больше выдержки, быстрее реакция, острее ум, в конце концов получает «банк». Но деньги — вторичны. Они награда за верные ходы в тщательно продуманной и просчитанной партии. Почти как игра в преферанс. Только тут азартнее, интереснее, острее.

— Это всё? — спросил серьезно Сергей Борисович.

— Вам мало?

— Напротив. Это стоит куда больше тридцати процентов. Мои деньги, прикрытие, люди, охрана, квартира. Пятьдесят процентов. Это минимум.

— Тридцать пять. Ваши деньги будут возвращены, охрана практически ничем не рискует, а вы получаете за это двести двадцать семь миллионов долларов. Почти двести тридцать.

— Сорок пять процентов.

— Сорок. Помните, что сделку — через правительство и Антимонопольный комитет! — оформляю я, а значит, и рискую не меньше вашего. Покупатель на акции тоже мой. Плюс к этому вам наверняка не обойтись без моей помощи при переговорах с продавцами. К ним на голом криминале не подъедешь. Это очень богатые люди.

— Вы нас с кем-то путаете, — улыбнулся Сергей Борисович. — Мы не имеем отношения к криминалу. Тем не менее хорошо, пусть будет сорок два процента.

— Договорились.

— Мне понадобится ещё день, чтобы всё обдумать, взвесить и принять окончательное решение. Завтра я вам позвоню.

— Отлично. И последняя просьба. Независимо от того, какое решение вы примете, постарайтесь, чтобы о нашем разговоре знали как можно меньше людей.

— Договорились.

Константин Георгиевич поднялся, протянул руку. Сергей Борисович пожал её, хотя и несколько суховато. Позвал:

— Володя! — В дверь заглянул давешний молодой человек. — Проводи нашего гостя до машины.

Мафиозо уже знал, что согласится, но он всегда следовал старому правилу: никогда не говори «да» сразу, каким бы заманчивым тебе ни казалось предложение.

У дверей Константин Борисович остановился и улыбнулся:

— До завтра. Приятно было с вами поговорить.

— До завтра, — ответил мафиозо.




Глава 1


— Вы же все знаете, все видели своими глазами. Зачем ещё раз копаться в… Нет, мне несложно. Только очень тяжело говорить. И вспоминать, конечно, тоже тяжело. Это всегда трудно: вспоминать о том, чего никогда не сможешь вернуть…

* * *


«Говорят, что, когда в твоё тело входит девятимиллиметровый кусочек железа — пуля, перед глазами проносится вся жизнь. Я всегда подозревал, что это вранье. Кто может рассказать о смерти правдиво? Только тот, кто пережил ее сам. Но умершие молчат. А насчёт всей жизни — точно враньё. Теперь-то я знаю это доподлинно. Перед смертью вспоминается лишь то, о чем вы жалеете больше всего. И ещё возникает ощущение легкости и отстраненности.

Я лежу на ковре. Плохо лежу, на животе, прижавшись щекой к жёсткому ворсу. Руку подвернул. Чувствую, как кровь выплескивается из раны, и краем глаза вижу расплывающуюся по восточно-изысканному рисунку тёмно-бордовую кляксу. А ещё немеют пальцы и перед глазами плывут отвратительные слепяще жёлтые круги.

Я даже не знаю, что чувствую. Не физически. Физически — боль. Ощущение такое, как если бы меня пригвоздили к полу раскаленным добела стальным прутом. Где-то в груди дотлевает уголёк досады. За то, что опоздал. Обидно, когда опаздываешь. Ещё обиднее, когда опаздываешь совсем чуть-чуть. На несколько секунд…»

* * *


Иван вошёл в комнату и сразу увидел её. Она лежала на полу ничком, одна рука поднята вверх и согнута в локте, словно прикрывает голову, вторая отброшена в сторону. На волосах повисли капельки крови. Они были почти незаметны из-за медно-рыжего цвета волос. Белый плащ на спине тоже залит ярко-алым. А в самом центре неровного пятна — рваная, уродливая пулевая дыра.

У стены напротив — ещё один труп. Мужчина лежал спиной к двери, свернувшись в позу эмбриона. На пиджаке его темнело огромное, в кулак величиной, выходное отверстие от пули.

В комнате было слишком много крови. Слишком. Везде, на стенах, на полу, жуткие лужицы, потеки, брызги…

Иван ощутил, как черная, словно талый снег, тоска заполняет его изнутри. В голове появился страшный громкий звон. Пол пошатнулся под ногами. Разум, отказываясь воспринимать реальность, закуклился, превратившись в крошечную горошину, перекатывающуюся под черепной коробкой.

Иван медленно прошел вперед и опустился на колени. Протянув руку, коснулся пальцами ее волос и понял, что они пропитаны кровью до самых корней.

— Она была красивой, — прозвучал чей-то голос.

Иван вздрогнул. Через приоткрытое окно в комнату врывался ветер и раздувал парусами тонкие занавески цвета бордо. Они то взлетали, то опадали снова, совсем как птицы-подранки. Движение было монотонно-непрерывным, и из-за него Иван не сразу заметил третьего человека, находящегося в комнате.

Тот стоял у окна, за занавеской, и смотрел на улицу.

— Она была красивой, — повторил человек с безразличием, за которым ощущалась тоска. Он в точности передал интонацией то, что Иван чувствовал. — Даже сейчас. — Человек повернулся, и тогда стал виден пистолет, зажатый в его руке. — Ты опоздал. Какое ты имел право опаздывать? — Что можно ответить на подобный вопрос? — Молчишь? Скажи, тебе приходилось убивать раньше?

Иван вновь промолчал. Ему вдруг стало всё равно. Вчерашний, пусть и полный опасностей, но вполне внятный, реальный мир рассыпался на куски, словно сосулька, ударившаяся об асфальт. Это было невероятно обидно — потерять всё сразу. Любимую женщину. Себя. Жизнь. Впрочем, что одно без другого?

Убийца, вздохнув, вновь посмотрел на распростертое у его ног безжизненное тело женщины.

— Так ты убивал когда-нибудь?

— Я? Нет, — ответил Иван. — И ни разу об этом не пожалел.

— Я тоже. — На губах убийцы появилась бледная улыбка. — Мне всегда казалось, что это должно быть очень трудно — спустить курок, когда смотришь человеку в глаза. А выяснилось, что очень и очень просто. Гораздо проще, чем думаешь. Важно только знать, ради чего ты это делаешь.

— Ты знаешь?

— Мне так казалось… Хотя какое это имеет значение сейчас? Я не хочу тебя убивать, но у меня теперь нет иного выхода.

Ствол пистолета описал в воздухе плавную дугу и тупо уставился Ивану в грудь.

— Соседи услышат выстрел, — произнес тот, глядя на убийцу снизу вверх. — Прибегут люди. Тебя схватят.

Убийца усмехнулся, но тускло, потерянно.

— Пусть, — медленно ответил он и добавил: — Мне всё равно.

— Постой, — сипло выдохнул Иван. — Подожди…

— Не надо слов…

* * *


«Я отчетливо увидел, как побелел палец, вдавливающий спусковой крючок. О чем подумал в тот момент? Кто его знает. Как-то не заметил. Что-то такое мелькнуло…

Стрелять, когда пистолет не на боевом взводе, довольно сложно, это вам скажет всякий, кто имел дело с оружием. Тем более когда в руках не слабенький „ПМ“, а мощная девятимиллиметровая „беретта“. Какой-никакой, а шанс. Что ни говорите, а несопротивление смерти — безумно жалкая штука. Согласны? Вот видите.

Рука, сжимающая пистолет, едва заметно дрожит, и ствол ходит ходуном. Курок приподнимается. Спусковой крючок проделал уже половину пути. Я бросаюсь вперед в тот самый момент, когда звучит выстрел.

С трёх шагов невозможно промахнуться, правда?..

Теперь я лежу на полу, прижимаясь щекой к жесткому ворсу, чувствую, как кровь выплескивается из раны тягучими толчками, смотрю на расплывающуюся у лица темно-вишневую лужу и вспоминаю о том, чего мне жаль больше всего…»

* * *


«Вы никогда не замечали, с чего начинаются серьезные неприятности? Я вам скажу. С ерунды. С мелочи, которой абсолютно не придаешь значения. Дальше нарастает лавинообразно. Не успеваешь оглянуться, а на тебя уже со скоростью локомотива несется огромный снежный ком. А начиналось-то все со снежка. Знакомо? Мне тоже.

Этот случай не был исключением…»

* * *


День начался похмельно-развязно. Сначала затрезвонил телефон. Не закурлыкал, а затрезвонил гундосо-издевательски. Иван закряхтел, переворачиваясь с боку на бок, не открывая глаз, рванул трубку и, конечно, опрокинул стакан с выдохшейся «фантой» на ковер. Прорычал остервенело, желая только одного: пусть бы этот гад, которому не спится под утро, оказался рядом. Дать бы ему как следует трубкой по башке, чтобы не будил занятого человека, не отрывал от дел…

— Уже не сплю!

Больше всего он боялся услышать довольный ржач кого-нибудь из ребят. Олежки или Валеры. Эти двое мастера на подобные дурацкие розыгрыши.

— Иван, — раздался в трубке резкий, без тени сонной медлительности, голос. — Это Пётр. Доброе утро.

Иван открыл глаза, откинул одеяло, сел, коснувшись босыми ступнями прохладного паркета. Это хоть немного отогнало сон.

Рассвет за окном только-только продирал опухшие со сна глаза. Ничего себе утро. Сказал бы уж: доброй ночи…

— Ну и?.. — спросил Иван, скрывая могучий зевок.

— Не запряг, — лаконично отреагировал Пётр.

Иван вздохнул и подпёр подбородок рукой. Злиться у него не было сил. Вся злость выплеснулась в первом страдальческом вопле. Паркет быстро согрелся, ногам стало тепло. Голова, заполняемая свинцом сна, вновь начала тяжелеть, и дрема примостилась на согбенных вековой сутулостью режиссерских плечах.

— Петя, если это всё, то я, пожалуй, прилягу. Люблю поспать, особенно когда мне не мешают.

— Нет, не всё, — отрубил тот. — Ты должен быть в половине одиннадцатого на «Пушке», у памятника.

— И поэтому ты звонишь… — Ивану потребовалось приложить значительное усилие, чтобы оторвать подбородок от ладони. Он поднес к глазам будильник, одно временно пытаясь сфокусировать взгляд на циферблате, — в половине шестого утра?

— Я за городом. Люди рано уходят, и я вместе с ними. Так получилось.

— Мог бы и извиниться.

— Что ты говоришь? Плохо слышно.

— Ладно, проехали. — По собственному опыту Иван знал: извинений от Петра не дождешься ни при каких обстоятельствах. Если даже по его вине мир перевернётся вверх тормашками, Пётр лишь пожмёт плечами и буркнет: «Я не виноват. Так получилось». Или вот как сейчас: «Что ты говоришь?» Ну не любит он извиняться. Не в его это привычках. — Так что мне делать на «Пушке»-то?

— Ждать. Я подъеду вместе с одним человеком. Есть серьёзный разговор.

Иван поморщился. Будучи человеком коммуникабельным, он не жаловался, даже если предстояло тащиться к черту на рога. Обычно. А уж «Пушка» — не Московская область, но сегодня синоптики обещали дождь.

Иван открыл один глаз и туманно взглянул в окно, одновременно досматривая вторым мирный седьмой сон. Небо, расплескавшееся по запылившемуся за лето стеклу, было цвета водопроводной воды — странно ржавое с серыми разводами то ли туч, то ли ночи, то ли копоти. Гнусно. Будет дождь. Не ошиблись синоптики. Они вообще насчет бед и катаклизмов редко ошибаются.

— Петь, дождь ведь обещают…

— Зонт возьми.

— Да я не о том… Может, лучше встретиться в офисе?

— Он не может. У него мало времени.

Иван снова тяжело вздохнул, на что собеседник отреагировал адекватно:

— Не ной.

— Ладно, приеду.

— Не забудь только.

Он явно не испытывал мучительных угрызений совести по поводу подстреленного на излете чужого сна.

«Не романтичный все-таки Пётр человек, — подумал Иван. — Не романтичный».

— Приеду на час раньше, — рявкнул он.

В смысле — хотел рявкнуть. Получилось как-то слишком уж неубедительно. Вяло, засыпающе. «Рие а ас аше». Конец цитаты.

— Давай-давай, — согласился Пётр и повесил трубку.

* * *


Синоптики не только не ошиблись. Они милосердно занизили масштабы грядущей катастрофы. Дождь оказался не просто дождем, а ливнем, с ураганным ветром и нервными проблесками молний, рассекающих желто-лиловое небо. Прохожие, поднимая воротники плащей и торопливо раскрывая зонты, спешили укрыться от пронзительных и холодных ливневых струй. Одни заскакивали в подъезды, другие — в магазины, третьи поднимали стекла собственных автомобилей. Но и те, и другие, и третьи одинаково поглядывали на небо: скоро ли закончится водяная свистопляска?

Иван, сиротливо стоящий у памятника Великому Гению Поэзии, раздраженно посматривал на часы. Вымок он в первые же секунды до нитки. Прятаться уже не имело смысла. К тому же Иван не хотел пропустить появление Петра.

Ливень старательно омывал человека и памятник. Памятнику было плевать. Иван злился, бормотал себе пол нос яростные ругательства, на чём свет стоит клял Петра, дождь и синоптиков и старательно отворачивался от ветра, втягивая голову в плечи. Прошло минут тридцать, прежде чем стало ясно: Пётр не появится. Встреча не состоялась. Иван чертыхнулся и побежал к переходу. С его промокшего насквозь плаща текли ручейки дождевой воды.

* * *


«К тому моменту, когда я ввалился в офис, на мне не осталось ни единого сухого пятнышка. Все наши сотрудники повернулись в мою сторону, а Танюшка пробормотала:

— Бедненький. Под дождь попал, да?

— Душ принимал! — жутко оскалился я.

Не хотите получать идиотских ответов? Не задавайте идиотских вопросов. Впрочем, для Танюшки это характерно. Она изумленно захлопала длинными пушистыми ресницами.

— Прямо в плаще?

Вам знакомо ощущение, когда насквозь мокрые трусы и майка прилипают к телу, а в ботинках чавкает вода? Наверняка знакомо. Неприятно, правда?

— Он ещё не появлялся? — рявкнул я.

— Кто именно? — захлопала длиннющими ресницами Танюшка.

— Пётр, чтоб ему!..

— А он уже ушёл. — Танюша растянула губы в умильной улыбке.

Сидящий за столом Олежек громко и непристойно заржал. Наверное, оценил выражение моего лица.

— Как ушёл? — Пётр был начисто лишен чувства юмора, и поверить в возможность подобного розыгрыша с его стороны я не мог в принципе. — Куда?

— Этого мне не сказали. — Со мной Танюшка держалась так, словно Пётр был здесь единственным хозяином, а я так, с боку припека. Придворный дурачок. Арахисная шелуха под державными стопами монарха. Разве что по голове не гладила. — Они приехали часов в девять с каким-то мужчиной, просидели в кабинете минут сорок. Выпили по две чашки кофе. Потом прошлись, осмотрели тут все и ушли. А ещё Пётр Алексеевич перед уходом сказал, что ты скоро появишься и будешь сильно злиться. Сказал еще, чтобы мы не обращали внимания и что это у тебя нервное. С недосыпа.

Танюшка вновь захлопала ресницами. Не будь она редкостной кретинкой, я бы решил, что надо мной издеваются. Все скопом. Однако ей я поверил сразу и бесповоротно.

Ребята уже гоготали хором, по-жеребячьи. Только Стас, угрюмый молчун, смотрел на меня тяжело и тягостно, словно родственник, стоящий у постели умирающего больного.

Значит, Пётр встретился с этим своим человеком здесь, и они мило трепались под кофеек, пока я мок под дождем, их дожидаючись. Ну что же, ладно. С этим мы разберемся отдельно. Спросится с вас, Пётр свет Лексеевич. Спросится. И за побудку утреннюю глумливую. И за трусы мои многострадальные, к телу теперь пристающие. За всё с вас спросится. Согласно прейскуранту.

Сдирая на ходу мокрый до омерзения и чесотки в ладонях плащ, я направился в наш с Петром кабинет. Между делом гаркнул на веселящуюся компанию:

— Ну что гогочете-то? Работайте лучше давайте.

Подразумевалось, что после моего окрика ребята сразу же перестанут ржать и ринутся заниматься чем-нибудь общественно полезным. Но они не ринулись и даже наоборот — заржали ещё громче.

Что за наказание, а?»




Глава 2


Кабинет был не просто богатым. Он был роскошным, несмотря на кажущуюся простоту обстановки. Для человека понимающего подобный кабинет говорит о многом. Элегантное, простое на вид, но дико дорогое кожаное кресло хозяина кабинета удачно сочеталось с еще более дорогими креслами для гостей. Человек, устроившийся в подобном кресле, размякает от комфорта. Кресло словно убаюкивает, лишает воли, превращает в безвольную массу.

На полу громадный афганский ковер с абстрактным узором.

Посреди кабинета стол красного дерева с вмонтированными в него люминесцентными лампами. Аккуратно разложенные по обеим сторонам стола чистые листы бумаги и ручки «Пингвин» давали понять любому входящему: здесь все серьезно и надежно. Не отвлекайте хозяина по пустякам. Он занимается делом. Стены, обитые мягким темно-зеленым бархатом, подчеркивались золотой фурнитурой. Люстра, плоская и широкая, с витиеватым золотым узором, разительно отличалась от своих люминесцентных безликих «подруг».

Константин Георгиевич Фролов официально не был хозяином кабинета, но ощущал себя таковым. Держался он спокойно, хотя в движениях и сквозила легкая тень нервозности. То и дело поглядывая на громадные — не меньше метра в диаметре — часы, висевшие на противоположной стене, Константин Георгиевич курил. Покончив с одной сигаретой, тут же брал следующую. Массивная хрустальная пепельница уже заполнилась окурками почти до краев, однако в кабинете совсем не пахло табачным дымом: отличная работа скрытого обстановкой кондиционера.

Когда запищал зуммер телефона, на лице Константина Георгиевича мелькнула тень озабоченности.

— Слушаю. Да, это я. Одну минуту. — Телефон, по которому он сейчас говорил, был подключен к массивному аппарату, зашифровывающему разговор и ставящему помехи на линии. Константин Георгиевич щёлкнул тумблером. Теперь, если бы их пытались прослушать, то «пшики» услышали бы лишь странный шум, сопровождающийся скрипом, щелчками и потрескиванием. Именно так звучала человеческая речь, пропущенная через кодировщик. До намеченного дня оставалось меньше недели, и он не собирался рисковать понапрасну. — Да, мы можем разговаривать спокойно. Я один. — На лице его отразилось облегчение. — Отлично. Да. — Он потянулся к органайзеру, перевернул страницу. — Да, ничего не изменилось. Когда они приедут? В пятницу утром? Отлично. Брокерские конторы мы уже зарегистрировали. Газетчики и телевизионщики «заряжены». Если успеем отправить деньги сегодня, то они поступят на счёт не позднее вторника. Я прослежу. Получить банковское подтверждение — еще один день. К четвергу мы будем полностью готовы. Отлично. Мой парень заедет к тебе в семь. Нормально? Вот и чудненько. Всех благ.

Константин Георгиевич повесил трубку и улыбнулся. Разговор, которого он ждал все утро, наконец состоялся. Он не ошибся с выбором партнера. Сергей Борисович оказался мужиком дельным. Его люди сумели договориться со всеми тринадцатью продавцами. Кого-то припугнули, кому-то — не без помощи Константина Георгиевича — создали «незапланированные финансовые сложности». Проверки, налоговая полиция, арестованные счета, никак не «проходящие» платежи. Продавцы оказались умными и деловыми людьми. Они быстро сообразили, куда тянутся ниточки и, соответственно, каковыми окажутся последствия отказа. В любом варианте, продав акции, купленные по пять центов за восемьдесят, они оставались не в накладе. Сейчас эти двенадцать человек плыли на теплоходе по маршруту Волгоград — Москва. За счет фирмы, разумеется.

Удобство подобного путешествия заключалось в том, что практически в любой момент продавцы могли сойти на берег, затеряться и пересесть на более быстрый вид транспорта.

Подумав несколько секунд, Константин Георгиевич нажал клавишу селектора.

Секретарша ответила незамедлительно.

— Вызовите ко мне Олялина, — после секундной паузы произнёс он, словно всё ещё обдумывая правильность принятого решения. — Немедленно. И скажите моему сыну, что он может войти.

Банк, в котором и располагался шикарный кабинет, принадлежал единственному сыну Константина Георгиевича.

* * *


Сергей Борисович, повесив трубку, откинулся в кресле и несколько секунд задумчиво разглядывал телефонный аппарат.

— Володя! — наконец позвал он.

На зов откликнулись незамедлительно. Вошедший остановился в паре шагов от стола. Всем своим видом он подчеркивал, что ожидает указаний.

— Володя, — мягко и очень спокойно сказал хозяин кабинета, — к пятнице организуй пару ребят посообразительнее. Надо присмотреть за нашими «друзьями». Если заметят что-нибудь подозрительное…

— Я понял, — кивнул Володя. Больше он ничего не сказал. Знал: шеф не любит, когда к нему лезут с советами, если ситуация действительно не требует того безотлагательно.

— Полагаю, наш старший «друг» предпримет со своей стороны определенные шаги, — продолжал Сергей Борисович. — Пусть охрана будет предельно внимательна.

— Здесь?.. — уточнил Володя.

— На месте встречи, — ответил хозяин кабинета, поворачиваясь к окну. — Прийти сюда он побоится. Слишком много охраны.

— Ты полагаешь, папа, что этот… жлоб намерен тебя… устранить?

— Это было бы логично. Зачем ему с кем-то делиться? Я хочу застраховать себя от подобной возможности. — Сергей Борисович повернулся и внимательно посмотрел на «подчиненного». — Если окажется, что мои опасения оправданны и наши «друзья» ведут нечестную игру, я должен успеть сделать ход первым.

— Хорошо, папа, — кивнул Володя. — Я всё понял. Выставим на месте встречи дополнительные посты и усилим уже имеющиеся. Пошлем двоих ребят для контроля за действиями наших «друзей». Может, имеет смысл отправить парней прямо сейчас?

— Я сам знаю, что имеет смысл, а что смысла не имеет, — поморщился Сергей Борисович. — В банке мы не можем контролировать их. Они понимают это и будут вести все переговоры у себя в кабинете. К тому же младший меня не волнует. Только старший. А с ним дело обстоит несколько сложнее. Если он всё-таки надумает со мной «разобраться», то не станет привлекать официальные организации, чтобы не допустить огласки. Да и коллег побоится. Значит, ему придется обратиться за помощью к профессионалам. ЬСак только он это сделает, нам все станет известно. Тогда и наступит время. Поставим своих людей смотреть за входом в банк. Когда нужные люди появятся, мы их перехватим, а затем останется или перекупить этих парней, или «устранить». Если же наши «друзья» играют честно, то не стоит наталкивать их на дурные мысли.

— Хорошо. Я понял, — улыбнулся Володя. — Всё будет готово, папа.

* * *


В роскошном кабинете банка Константин Борисович указал вошедшим на кресла.

— Присаживайтесь, — сказал он, вынимая сигарету и прикуривая от большой настольной зажигалки.

Первый оказался хлыщеватым парнем лет двадцати восьми. Одет он был дорого, но безвкусно. Галстук не в тон, рубашка тоже. Длинные волосы стянуты на затылке хвостиком. Пухлые губы кривила ухмылка, и сложно было понять, что она выражает. То ли пренебрежение, то ли тщательно скрываемый страх. Держался молодой показушно-независимо.

Фамилия второго посетителя была Олялин. Возраст его приближался к пятидесяти. Крупный, кряжистый, словно медведь, с тяжелым, грубым лицом и багровой апоплексической шеей, он напоминал мощный вековой дуб. Поджатые губы и слегка выпяченная челюсть говорили о несносном характере. Маленькие глазки все время двигались, пытливо изучая собеседника и выхватывая детали обстановки. У Олялина были узловатые, крепкие руки борца, покатые плечи штангиста и кривой, сломанный нос боксера.

Он, тяжело отдуваясь, опустился в кресло, заполнив его необъятным телом. Кресло жалобно заскрипело под многопудовой тяжестью.

— Ты знаешь, зачем я тебя пригласил, — пробормотал Константин Георгиевич, поглядывая на Олялина. Тот кивнул. В компании хозяина он вообще предпочитал отмалчиваться либо отделываться односложными ответами. — Хорошо. Ты нашел исполнителей для моего поручения? — И снова молчаливый кивок. — Люди надежные? — Кивок. — Ты за них ручаешься?

— Я вместе с ними работал, — медленно произнёс Олялин. Казалось, он мучительно вспоминает каждое слово. — Это профессионалы… высокого класса. И главное, не связаны с этими… бл… уголовниками. Они всё сделают.

— Отлично. Ты уверен, что эти люди сработают без засветки?

Олялин задышал тяжело. Подобный вопрос, не исходи он от босса, был бы воспринят как оскорбление. Теперь же здоровяк только нахмурился и каменно взглянул на хозяина кабинета. Тот улыбнулся скупо.

— Понял, понял. Хорошо. Скажи им, пусть подготовятся. Когда наступит время, я скажу.

Кивок.

— Всё. Иди. Если заметите что-нибудь подозрительное, сразу сообщите.

— Хорошо, — разлепил губы Олялин.

Отдуваясь, он выволок из кресла необъятное тело. В эту секунду здоровяк напоминал известного барона, вытягивающего из болота себя и коня за свои же собственные волосы. Остановившись, Олялин ещё раз вопросительно посмотрел на шефа. Тот кивнул:

— Иди.

Здоровяк скрылся за дверью.

Константин Георгиевич повернулся ко все еще улыбающемуся сыну и неожиданно зло рявкнул:

— А ты, г…юк, прекрати скалиться, когда я о деле разговариваю! И научись наконец подбирать рубашки и галстуки. А не можешь сам, так заставь эту свою суку, жену…




Глава 3


«Сперва он позвонил, как того и требуют правила приличия. Голос его звучал раскатисто и сочно. Говорил он мягко, но уверенно, с прорывающимися властными нотками. Этот человек не строил из себя „крутого“. По голосу ощущалось: он знает себе цену. Лично я таю от таких голосов. Обладатель подобного голоса запросто может вить из меня корабельные канаты. Но только не этот. Его я раскусил на второй минуте разговора. В тот самый момент, когда он сказал:

— Я подъеду через пятнадцать минут.

Понимаете? Не „можно ли“, не „есть ли у вас время“, не „вас не затруднит“, а „через пятнадцать минут“. Да знаю, знаю. По сути, конечно, одно и то же. Но только по сути. А по форме? Он с самого начала не сомневался, что я его приму. Тут-то канаты и кончились. Опять же навязчивая липкость мокрой одежды не способствует приятному течению беседы.

— Простите…. э-э-э… — затянул я.

— Сергей Борисович, — напомнил он терпеливо.

— Сергей Борисович, — умилился я. — А с какой целью вы собираетесь подъехать?

— У меня есть для вас работа. Высокооплачиваемая работа.

Пока ещё никто, ни один человек на земле, не может обвинить меня в том, что я умильно открываю рот, когда мимо проплывают хорошие деньги. Но следовало держать марку.

— Подъезжайте когда вам удобно, — коротко сказал я.

— Договорились. Он повесил трубку:

Как сказал один умный человек: если вы не можете сопротивляться насилию, расслабьтесь и постарайтесь получить максимум удовольствия. Активно не люблю людей, ставящих меня в тупик. С этим Сергеем, который Борисович, любовь у нас закончилась сразу и навсегда.

Тут, наверное, следует вернуться немного назад и поподробнее объяснить, кто я такой и почему, собственно, он мне позвонил.

Я совладелец фирмы со смешным названием „Холодок“. Официально мы торгуем холодильниками. В офисе у нас стоит три образца настолько старых, что пользоваться ими мог еще мой дедушка. Цены же на этот хлам мы поставили как на обитый натуральной кожей четырёхдверный „Дженерал Электрик“. Вопросы у случайных посетителей отпадают начисто. Раз и навсегда. Они уходят и больше не возвращаются никогда. Чего мы и добиваемся. На этом официальную деятельность нашей фирмы считаем закрытой. Неофициальная заключается в следующем: мы помогаем куче богатых и деловых людей решать различного рода проблемы, с которыми они не в состоянии справиться сами. Не надо улыбаться. Мы не имеем ничего общего с рэкетом, бандитами, вышибалами долгов и прочими ребятами. Занимаемся делами, в которых все решает серое вещество мозга, а не накачанность мышц. Хотя и это иногда не мешает. Хотите организовать веселый масштабный розыгрыш? Средства позволяют? Звоните нам. Все будет исполнено в лучшем виде. Одному клиенту мы за месяц отстроили особняк — точную копию его собственного, вплоть до ковриков в прихожей. Зимой, в жуткий снегопад, друзья накачали объект розыгрыша водкой так, что у него в ушах забулькало, а затем предложили съездить „на дачу“. За ночь, пока клиент отсыпался после загула, нанятая нами бригада разобрала подъездную бетонную дорогу, а вместо нее вкопала два десятка сосен. Понадобилось несколько бульдозеров, пять экскаваторов, четыре подъемных крана и десяток панелевозов. Клиент проснулся ближе к полудню и с некоторым изумлением обнаружил, что в доме ни души, участок окружен непролазным буреломом, а его „Мерседес“ завалило снегом по самую крышу. Через скрытые за стеновыми панелями динамики пустили „звуковое сопровождение“: скрип половиц, шепот, приглушенные стоны умирающего и так далее в том же духе. Представляете себе реакцию разыгрываемого? Мы снимали его при помощи скрытых видеокамер. Эффект, скажу я вам, был тот еще. Клиент принялся обзванивать вчерашних „сотрапезников“, но один и тот же могильный голос отвечал: „Такие тут… больше не проживают“. В конце каждого сообщения голос разражался жутким демоническим хохотом. Кстати, „сотрапезники“ на протяжении всего розыгрыша сидели в подвале и наблюдали за клиентом при помощи скрытых видеокамер. Впоследствии, между прочим, дом выкупил именно один из них. Правда, сначала этот человек заставил нас размонтировать стеновые динамики и восстановить подъездную дорогу. Но видеокамеры оставил.

Когда мы всей гурьбой вывалили из подвала, клиент уже готов был отдать свой „Мерседес“ в обмен на пару таблеток валидола. Немного оклемавшись, он мрачно сообщил, что если бы „это“ продлилось на полчаса дольше, то всех нас уже завтра не было бы в живых. „Но вообще, — заявил он еще через пару часов, — вы все сделали классно, ребята. Давно я такого не переживал“. Ещё бы. Знали, за что пашем. Технику брали в аренду, так что нам она обошлась в копеечную сумму. Зато заработали мы фантастический гонорар, а запись стала у клиента „настольной“.

Хотя, скажу честно, столь глобальные розыгрыши редки. Обычно заказывают что-нибудь поскромнее. Я рассказал это затем, чтобы вам было легче представить себе полет фантазии. Дети боятся выходить на улицу из-за злобного соседского питбуля? Звоните нам. Бедная псина. Где-то она теперь? Нужна точная и конкретная информация по любому интересующему вас вопросу? Тоже к нам. Конфиденциальность, точность и стопроцентная гарантия качества. Это что касается мелочей.

Что же до крупных дел… Бывают и крупные. И достаточно серьезные, уверяю вас. Должник исчез? Поможем и с этим, звоните. Мы разыщем нужного вам человека хоть на краю земли. Только обходится подобное удовольствие в копеечку. И еще одно условие: мы достаем только адрес. „Выбивать“ из должника деньги вам придется самому. Мы оказываем и еще ряд услуг, но это уже наши „ноу-хау“. Не стану распространяться. Сами понимаете, коммерческая тайна. Перехватите еще. Мой старший компаньон, Пётр, убьёт меня тогда. Он зачинатель дела и, как любой отец, болеет за свое детище всей душой. Я вошел в фирму позже, внес четверть общего капитала и стал „младшим“ компаньоном. По профессии я режиссёр. И, как большинство режиссеров, перспективно безработный. Конца-края этому не видно, однако навыки, привитые в родной alma mater, пригодились и здесь. В нашей „конторе“ совсем неплохие возможности для реализации творческого потенциала. Временами полное ощущение, что снимаем кино. Причем с каким бюджетом! Из почившего в бозе Госкино мне бы такого бюджета в жизни не выбить. Даже если бы моя фамилия была Эйзенштейн тире Бондарчук.

Помимо меня и Петра, в фирме еще четыре человека, они получают процент от гонорара, но не ниже определенной фиксированной ставки. Компьютерный гений Валера, бывший гэбист Стас, электронщик Дима — Димыч — и давно „сиделый“, на редкость интеллигентный для бывшего зека, парень Олежек, вор-карманник, умеющий шельмовать во все мыслимые и немыслимые игры и знающий еще кучу полезных в нашем деле вещей. Редкий хитрован и прожига. Пятый член нашего „экипажа“ — секретарша Танюшка. Для солидности. Из тех, что „работа от пятисот долларов. Интим не предлагать“. Свои пятьсот долларов она получает, интим не предлагаем, хотя внешне Танюшка очень даже эффектна. Помимо красоты, у нее два несомненных достоинства: первое — она потрясающе готовит кофе-„капуччино“ на кофеварке „Сименс“; второе, — об этом я уже кажется упоминал, — Танюшка наша — дура дурой и в силу данного обстоятельства не пытается вникнуть в дела фирмы. Ее недостаток — все время подыскивает кандидата в мужья, терпит на этом поприще катастрофические неудачи и постоянно влипает в дурацкие истории. Соответственно. Кесарю — кесарево. Когда случается что-то очень серьезное, мы помогаем ей улаживать дела. Но с кавалерами своими она разбирается сама. До крика и — нечасто — до набитой физиономии. Блашпи Танюшка носит гордо, как переходящее красное знамя, и периодически делится с нами одним и тем же, редким по здравомыслию, жизненным наблюдением: „Все мужики — гады и сволочи“. Нас она сволочами не считает, хотя и мужиками не считает тоже. Мы к ней привыкли и жалеем. Немного.

Теперь о принципах. Я не слишком принципиальный человек. То есть не то чтобы вовсе уж беспринципный „козел“, два правила у меня все-таки есть. Железных и нерушимых. Я их чту, как Библию, систему Станиславского и Уголовный кодекс вместе взятые. Первое: никогда, ни при каких обстоятельствах не впутываться в криминал. Если в разговоре с клиентом всплывает хотя бы тень подозрения, что дело может закончиться чем-то подобным, — все. Человек как клиент для меня умер. И второе: не перебегать дорогу перед „Мерседесами“, особенно сильных мира сего. Мне нравится жить, и я не планирую в ближайшие годы отправиться в уютную „однокомнатную квартиру“ под мраморной плитой с надписью: „В сущности, он был неплохим парнем“. Это уж увольте.

Вот, пожалуй, и всё.

Впрочем… Теперь обо всем этом уже можно сказать: БЫЛО. Ничего уже нет. Ни фирмы, ни Петра, ни ребят. Ничего.

Так на чем мы остановились? Ах да, на телефонном звонке.

Честно скажу, я рассчитывал выиграть время и созвониться с Петром. Мне хотелось хотя бы в общих чертах подготовиться к предстоящему разговору. Набрав номер мобильного телефона, я уже открыл было рот, чтобы выпалить гневную тираду, но тут меня поджидал очередной сюрприз: томный женский голос интимно сообщил, что абонент не отвечает. Вот это было „да“, доложу я вам. Никогда не доводилось бродить по незнакомой дороге, полной ям и колдобин, с завязанными глазами? Нет? Попробуйте как-нибудь. Бодрит.

Ровно через пятнадцать минут они и прибыли. Первым в дверь протиснулся квадратный амбал, внешность которого навевала странные мысли о дикой природе и в особенности о медведях. Ростом амбал был метра под два, бочкообразная грудная клетка распирала пиджак, и громиле приходилось нет-нет да одергивать полы. Под мышкой у него висел пистолет. Да так неуклюже…

Амбал огляделся, затем приоткрыл дверь. Следующим был худощавый, похожий на привидение парень в плаще. Сходство с привидением ему придавала мертвенная бледность, особенно заметная на фоне темной одежды. Глаза парня были спрятаны под непроницаемо-чёрными очками. Я так и окрестил его про себя: Призрак. Не поздоровавшись и даже не кивнув, парень прошел к моему кабинету и заглянул внутрь.

— Вам кого? — спросил я, хотя отлично знал, кого ему. Сердце неприятно сжалось, засосало под ложечкой.

Он не ответил, повернулся и кивнул амбалу. Тот запустил следующую партию: седоголового, хотя и не старого еще мужчину в добротном костюме и третьего охранника. „Горилла“ в безупречном костюме-тройке производил бы впечатление банковского клерка, если бы не расплющенные уши и коричневато-серые наросты мозолей на костяшках пальцев обеих рук. Этот парень разительно отличался от шкафообразного амбала. Двигался лучше, раскованнее, держался непринужденнее. Седоголовый улыбнулся моим ребятам, громко поздоровался и пошел к нашему с Петром кабинету, у дверей которого нес караул Призрак. „Горилла“ остался у дверей, амбал выкатился на середину комнаты, а Призрак следом за хозяином вошел в кабинет и остановился у стола. Я видел в стеклах его очков свое отражение.

Седоголовый свободно приземлился в кресло, поставил кейс рядом, улыбнулся мне персонально:

— Добрый день, Иван Владимирович.

— Добрый. — Я не согласился, но мысленно.

— Я не опоздал? — вежливо поинтересовался он.

— Что вы, что вы. — Мне пришлось держать фасон, хотя, видит Бог, с таким посетителем это было очень нелёгким делом.

Сергей Борисович принадлежал к тому типу людей, которые даже улыбкой вызывают у вас подспудный страх. Вы начинаете искать двусмысленность в каждом их взгляде, жесте, вскользь брошенном слове. Ищете и не находите, потому что ее нет. Люди, подобные Сергею Борисычу, говорят именно то, что хотят сказать, и имеют в виду только то, что говорят. Никаких намеков и полунамеков.

Выглядел он лет на сорок, если не приглядываться. Тонкое лицо, чуть суховатые губы, кожа туго обтягивает скулы, глаза карие, внимательные, нос хрящеватый. Лоб высокий, с приметными залысинами — признак ума. Пожалуй, его нельзя было назвать красивым, но симпатично-мужественным — непременно.

Он смотрел на меня, а я смотрел то на него, то на невозмутимого как статуя Призрака.

— Итак, чем обязан? — спросил я, когда молчание слишком уж затянулось.

Вы должны правильно понять мою растерянность. Нас нечасто посещают подобные клиенты. Точнее, редко. Очень редко. Ещё точнее, Сергей Борисович был первым мафиозо, зашедшим в нашу невзрачную контору.

— Похоже, я оторвал вас от дел, — мягко произнес он, доставая из кармана пачку сигарет и закуривая. — Мне очень жаль.

Сергей Борисович оказался элегантен, со вкусом одет и безупречно вежлив, что в моем представлении абсолютно не вязалось с образом современного отечественного гангстера. Наш посетитель разительно отличался от тех молодчиков, которых показывают в передачах „Человек и закон“ или „Дорожный патруль“. Однако его вежливость вряд ли кого-нибудь обманула бы. Он не слишком интересовался моей занятостью, когда звонил, и закурил, не посчитав нужным поинтересоваться, курят ли здесь. Чувствовалось, что этот человек везде и всегда делает только то, что привык делать. Поэтому его последнюю фразу следовало воспринимать как прелюдию к разговору. Не более.

— Пустяки, — следуя правилам вежливости, ответил я, решая в уме сложнейшую задачу: как отказать мафиозо и при этом не навлечь на свою голову неприятностей. Впрочем, последнее было чисто условно. Неприятности, судя по всему, уже начались. В тот самый момент, когда Сергей Борисович переступил порог нашей фирмы.

— У меня есть для вас работа, — продолжал мафиозо и, пресекая мои возражения, добавил: — Ваша фирма, насколько мне удалось выяснить, сейчас на мели. Осень — застойный сезон, не так ли?

Надо признать, его информация соответствовала истине.

— Можно сказать и так. — Я всё-таки попытался уклониться.

— В кругу тех людей, с которыми мне приходится общаться, принято обходиться без витиеватых фраз. Давайте и мы будем придерживаться этого правила. — Он наклонился вперёд, чтобы стряхнуть пепел. — Итак, как я уже говорил, у меня для вас есть работа. Она не займёт много времени и к тому же будет щедро оплачена.

— Видите ли, Сергей Борисович, мне очень лестно, что человек вашего уровня решил воспользоваться услугами нашей фирмы, но боюсь, что в данный момент…

— У вас нет других заказов, — спокойно оборвал он и улыбнулся. — Не ставьте себя в неловкое положение.

— Но, помимо частных заказов, у нас есть и другие дела.

— Откажитесь от них. Я компенсирую ваши потери вдвойне.

— Дешевле нанять других людей.

— Другие меня не устраивают, — отрубил он. Прозвучало это бескомпромиссно. Так, что стало ясно: отказ неприемлем ни в коем случае. — Видите ли, мне нравится ваша фирма. Я хочу, чтобы вы работали на меня. А я всегда добиваюсь того, чего хочу. Исключений практически не бывает. Вы, разумеется, можете отказаться, но это не в ваших интересах. Я имею в виду интерес финансовый. К тому же мне бы хотелось, чтобы между нами сложились дружеские отношения. — При этих словах Призрак чуть шевельнулся, и мне показалось, что на его губах мелькнула легкая тень улыбки. Уж он-то доподлинно знал, о каких отношениях шла речь. Кошка, помнится, тоже дружила с воробьем. — Поэтому у меня к вам одна просьба, — продолжал Сергей Борисович. — Если вы все-таки решите отказаться, мотивируйте свой отказ. В противном случае мы можем поссориться! Итак, что вас смущает в моем предложении?

— Да, собственно, всё в порядке…

Не мог же я сказать ему в лицо о своем принципе.

— Вот и отлично. Я знал, что мы договоримся, — кивнул он.

— Я еще не дал своего согласия.

— Разве? А вот мне показалось обратное.

Сергей Борисыч был гораздо сильнее меня. Не физически — морально. Хотя… физически, наверное, тоже.

Я посмотрел в сторону и поймал взгляд Олежки. Собственно, на меня смотрел не он один. На лицах ребят читалась тревога, но Олег, который соприкасался с этой средой вплотную, знал о ней больше других, лучше предвидел последствия подобных разговоров и к тому же был неплохим физиономистом. А именно он и выглядел особенно встревоженным.

— Я буду платить вам по тысяче долларов за час работы. Вашему старшему компаньону — по полторы. Вашим людям — по пятьсот, — спокойно продолжал мафиозо. — Итого четыре с половиной тысячи в час. Заказ необходимо выполнить в течение пяти дней. Двадцать часов работы в день. Итого, — он на секунду закрыл глаза, — четыреста пятьдесят тысяч. Плюс расходы. Плюс компенсация за отложенные дела. Будем считать, шестьсот тысяч долларов.

В прошлом году мы заработали „грязными“ триста двадцать тысяч. Как говорится, почувствуйте разницу.

— Тем не менее мне придётся отказаться, — ответил я, стараясь, чтобы мой голос звучал уверенно и твердо.

— Почему? Как мы и договаривались, назовите причину.

Я хотел было сказать, что МЫ ни о чем подобном не договаривались. Договаривался ОН, а я молчал. Однако инстинкт самосохранения подсказал мне, что этого делать не стоит.

В глазах Сергея Борисовича промелькнуло нечто отдаленно напоминающее любопытство. С таким любопытством ребенок разглядывает жука, прежде чем наступить на него ногой.

Любите наживать себе врагов из бандитских кругов? Нет? Я тоже не люблю. Конечно, лестно тешить себя мыслью, что твой враг — настоящий „крутой“ мафиозо, однако при этом не следует забывать, что ты этому человеку не ровня. Не сомневаюсь, если Сергей Борисович разозлится, ему достаточно будет всего лишь шевельнуть пальцами, и меня, а также и всю нашу компанию понесут вперёд ногами. Я не пытаюсь возвысить этих людей. Просто констатирую факт.

— Итак, назовите причину, — снова потребовал мафиозо.

Я уже пожалел о сказанном. Когда имеешь дело с людьми вроде Сергея Борисовича, со словами следует обращаться очень осторожно. На них, словах, и ловят. Теперь же сложилась ситуация, о которой в народе говорят: „сам себя обманул“. Врать не имело смысла. Похоже, о делах нашей фирмы Сергей Борисович был осведомлен едва ли не лучше нас самих. К тому же меня не оставляло ощущение, что он видит меня насквозь. Его карие глаза впились мне в лицо. А я… я, к своему режиссерско-актерскому стыду, почувствовал пот на висках. „Он меня раскусит, — подумалось мне. — Обязательно. Уже раскусил. Впрочем, ему и раскусывать ничего не надо. Он и так все знает“.

— Ничего особенного, конечно, но… — начал было я, однако Серххй Борисович остановил меня взмахом руки.

— Вы отказались от моего предложения, даже не узнав, в чем оно заключается. И все из-за какого-то пустяка?

Тон его внезапно стал ледяным, и это было по-настоящему страшно.

— Поймите меня правильно…

— Я понял вас отлично, — бесстрастно холодно ответил он. — У меня нет врожденной глухоты, и я прекрасно расслышал ваши слова. Вы сказали: „Ничего особенного“. Так? — Я молчал. Чёрт дёрнул меня за язык. — Это так?

— Я имел в виду совсем другое.

— А я плохо читаю мысли, но зато хорошо слышу. Вы сказали: „Ничего особенного“. Так это или нет?

— Да.

— Значит, вы отказываетесь из-за пустяка?

— Совсем нет.

— Значит, всё-таки нет, — утвердительно повторил он. — В таком случае я хочу, чтобы вы назвали причину, по которой отвергаете мое предложение.

Стоявший за его спиной Призрак снова улыбнулся. Самыми уголками губ. Наверняка он видел тысячи таких, как я. В ИХ кругу это называется „лох“, если не ошибаюсь. Сотни и сотни „лохов“ дрожали от такого же властного окрика. А Сергей Борисович давил на них до тех пор, пока не превращал в лепешку. Он высасывал из этих людей душу, а Призрак, неизменный соглядатай, был тому свидетелем. Несколько утешала мысль, что, когда Сергей Борисович примется за него, а сие рано или поздно произойдет, этому типу будет уже не до улыбок. Хотя мне-то что до того?

И тут Господь Бог вновь повернулся ко мне лицом. Я вдруг нашел одну необычайно вескую причину, против которой ему было бы нечего возразить.

— Я не уполномочен принимать подобные решения, не согласовав условия со старшим компаньоном.

— Вы имеете в виду Петра Алексеевича?

— Именно.

— Дело только в его согласии? — спросил Сергей Борисович, чуть нагнув голову и глядя на меня исподлобья. — Это единственная причина?

— Да.

Я подумал, что, если повезет, мне удастся созвониться с Петром, прежде чем люди нашего „гостя“ его отыщут. А уж отговорить Петра браться за эту работу — дело техники.

— Я уже разговаривал с ним, — расслабленно откидываясь в кресле, прежним, удивительно мягким голосом произнёс Сергей Борисович, — Пётр Алексеевич остался доволен размером гонорара и сроками работы и попросил передать, что конечное решение остается за вами.

Вот так, значит? Пётр сказал! Пётр не говорит. Пётр приказывает. Де-юре он мой компаньон, де-факто скорее „босс“. Так получилось. В любой компании есть лидер и есть все остальные. Я всегда принадлежал к многочисленной армии этих самых „остальных“.

Пётр Лексеич не дурак, хотя последние пару месяцев и бегает сам не свой. Понял, с кем придется иметь дело, и плавно „передвинул стрелки“ на меня. Закончится все хорошо — он в выигрыше, провалится — и тут не внакладе. Хитро. Доволен он, значит, гонораром? Ладно. И это припомнится тоже.

— Теперь, как я понимаю, — продолжал тем временем Сергей Борисыч, — вам ничто не мешает сказать „да“.

Я тоже попытался „двинуть стрелки“.

— Ну, если Пётр, как старший компаньон, согласился, то…

— Наконец-то. — Он несколько расслабился.

— В чем заключается ваше дело?

— Я хочу, чтобы вы разработали план проникновения в одну квартиру, — произнес Сергей Борисыч.

— Что? — Я подумал, что ослышался. — Нет. И речи быть не может. Если вы наводили о нас справки, то должны знать: мы не занимаемся криминалом.

Он внимательно посмотрел на меня, словно решал, стоит убить меня немедленно или немного погодя. Однако, когда Сергей Борисович заговорил, голос его, как и раньше, был мягок и идеально спокоен. Этот человек оказался лучшим актером из всех, с кем мне приходилось иметь дело.

— Вы скрываете суммы гонораров от налоговых органов, тем самым занижая налоговые платежи. Это, к вашему сведению, криминал. Плюс ещё целая куча мелочей, за которые правоохранительные органы тоже не гладят по головке и не потчуют леденцами. Перечислить их все?

— Спасибо, не надо. Мы все не святые.

— Вот именно. Как видите, я знаю о вас больше, чем вы думаете. Мне известно даже то, о чем вы сами не подозреваете. Так вот, уясните себе хорошенько, я не занимаюсь грабежами квартир. Это первое. Второе: если бы мне и понадобилось что-то ограбить, я бы нанял совершенно других людей. Третье: в пятницу мне необходимо встретиться со своими друзьями. Как вы уже, наверное, догадались, встреча состоится в этой самой квартире: Я гарантировал людям безопасность. А если я что-то обещаю, то делаю, чего бы мне это ни стоило. Между тем до меня дошла информация, что кое-кто из моих бывших коллег попытается проникнуть в квартиру. Думаю, вы понимаете, с какой целью. Так вот, мне необходимо знать, каким образом это можно осуществить и, соответственно, как можно предотвратить неприятности. Как видите, никакого криминала в моём предложении нет.

— Почему бы вам не нанять ребят из охранного агентства? Я могу дать вам парочку телефонов…

— Не стоит, — отмахнулся он. — Я знаю телефоны всех более или менее приличных агентств такого рода. У меня, кстати, отличная служба безопасности. Но охранные агентства специализируются на ОХРАНЕ, а не на ПРОНИКНОВЕНИЯХ. Вы же, насколько мне известно, занимаетесь розыгрышами… — Мафиозо выдержал качаловскую паузу, а затем добавил: — …и не только ими. Представьте, что вам поручили разработать весёлую шутку. Розыгрыш. В конце концов, реальность не так уж далека от вымысла. К тому же творческие люди чаще всего находят нестандартные решения, а охрана… отличные парни, но прагматичные до мозга костей. От подлинного творчества они далеки. Здесь же требуется своего рода вдохновение.

— И все же, мне кажется, вам лучше нанять людей из охранного агентства.

Сергей Борисович внимательно посмотрел мне в глаза и весело поинтересовался:

— Я, должно быть, похож на полного м…ка, да?

— Что, простите? — От столь резкого перехода я немного опешил.

— Я похож на м…ка? — повторил он, не меняя тона.

— Нет. — Голос мой предательски дрогнул.

— Слава Богу. В таком случае, почему ты думаешь, что я должен тебя уговаривать, а? — Сергей Борисович говорил увещевающе-тихо, но мне ещё ни разу не доводилось ЧУВСТВОВАТЬ такого внутреннего накала. Ни у кого. Никогда. Казалось, мафиозо словно вулкан сейчас выплеснет из себя миллионы тонн раскаленной лавы. — И с чего ты взял, что я нуждаюсь в твоих бл…ких советах?

— Я не…

— „Я не“ что? — зловеще улыбнулся он.

— Я так не думаю.

— Тогда какого хрена ты сидишь тут и вы…ваешься, как вошь на гребне? — Голос его стал резким, словно удар кнута. — Отвечай, мать твою!

Теперь я увидел НАСТОЯЩЕГО Сергея Борисовича. Жесткого, злого, с застывшей в глазах ледяной коркой жестокости. Всё, что было до этого, оказалось фальшивкой. Он отвернулся и уставился через стеклянную витрину на наших ребят. Однако Призрак ни на секунду не отвел от меня взгляда.

— Я просто…

— Ты просто? — перебил он меня. — Что ты просто?

Ребята отводили взгляды. И первым — Олег. Похоже, им было страшно, как и мне. Стас выдержал дольше других, но в конце концов отвернулся и он.

— Я подумал, что…

— Разве кто-то спрашивал тебя, о чём ты думаешь? По-твоему, это кому-нибудь интересно?

— Нет.

— Вы, „шестёрки“ дешёвые, ни хрена не понимаете, когда с вами пытаются обойтись по-хорошему. Пока ствол в переносицу не ткнешь, у вас мозги не заработает. — Все это он сказал резко, обращаясь не ко мне, а скорее к некоему абстрактному собеседнику. Впрочем, мафиозо ничего не стоило вновь переключиться с абстракции на конкретного человека. На меня. — Слушай внимательно, повторять не стану. Говорить будешь, когда я скажу. Понятно?

— Понятно.

Похоже, в моих советах он действительно не нуждался.

— Хорошо. Сейчас я говорю, а ты сидишь и слушаешь.

— Я понял.

— Вот и отлично.

Его лицо постепенно разглаживалось. И все-таки меня не покидало ощущение, что он постоянно напряжен. А еще вдруг возникла мысль, что секунду назад Сергей Борисович был готов достать пистолет и выпустить в меня обойму. Наверное, я ошибался, но до самого конца разговора чувство опасности не оставляло меня ни на мгновение.

— Люди из охранного агентства разработали комплекс мер по обеспечению безопасности квартиры, о которой я говорил, — вещал тем временем Сергей Борисович. — Мне необходимо, чтобы вы нашли способ обмануть охрану и проникнуть в квартиру. На бумаге, разумеется.

— По-вашему, они… недостаточно хорошо справились со своей работой? — осторожно, тщательно подбирая каждое слово, спросил я.

Сергей Борисович улыбнулся наивности моего вопроса. Разве кто-нибудь отважился бы схалтурить, выполняя работу для ТАКОГО заказчика?

— Они все сделали отлично. И тем не менее я хочу быть уверен на сто процентов, что мне и моим гостям ничто не угрожает.

— У вас есть враги?

Теперь он засмеялся, тихо, но отчетливо. Даже невозмутимый Призрак улыбнулся. Не подтянул уголки губ, а улыбнулся.

— А как по-вашему, Иван Владимирович? — спросил Сергей Борисович.

Почему я ничуть не удивляюсь? Наверное, потому, что и сам с удовольствием свернул бы „клиенту“ шею, представься мне подобная возможность.

— Нам необходимо знать, кто они. От этого может зависеть, каким путем ваши враги решат воспользоваться.

— Эти люди просто наймут тех специалистов, которые необходимы для осуществления задуманного, — спокойно объяснил Сергей Борисович. — В ваши обязанности входит проработать все варианты прежде, чем они успеют что-либо предпринять.

— Вас могут застрелить и на улице, — сказал я.

— Это не ваша забота. На улице работают другие люди. Ваша проблема — квартира. Я хочу исключить любые, даже самые невероятные возможности нападения. — Он раскрыл кейс и достал несколько свернутых в трубочку листов. — Здесь схема расположения охраны. Подъезд, прилегающая территория, квартира. И учтите: даже если вам покажется, что охрана идеальна, хотя бы один вариант вы обязаны мне представить. Я не должен ни на секунду усомниться в том, что вы сделали всё что могли.

— Попробуем. Но учтите, если охрана действительно идеальна, то вполне может получиться так, что не будет и этого одного варианта.

— Я сказал, один вариант вы представить обязаны, — отрубил он. — Большего от вас никто не требует, но один — обязательно. Второе: вы должны гарантировать качество своей работы.

— Мы всегда гарантируем качество.

— Мне это известно. Но сейчас я говорю о гарантии иного рода.

— В чём же она заключается? — Несмотря на паршивое настроение, я усмехнулся. — Написать вам расписку? „Мы, такие-то и такие-то, торжественно клянёмся…“

Сергей Борисович вновь внимательно взглянул на меня, словно проверяя, не издеваюсь ли я. Издеваюсь. Настолько, насколько мне позволяет инстинкт самосохранения.

— В этом нет нужды, — наконец сообщил он легко, закурил и, выпустив струйку дыма к потолку, принялся её разглядывать. — Если по вашему недосмотру кто-то всё-таки проникнет в квартиру, — не обманув охрану, а обойдя её, — у вас могут случиться крупные неприятности. — Сергей Борисович опустил взгляд на меня. — Я бы даже сказал — фатальные.

— Нас убьют?

Столь неприкрытых и серьезных угроз я не слышал очень давно. Но если раньше слово „убью“ служило лишь синонимом градации злости, то в устах моего собеседника оно означало именно то, что должно было означать.

— Это вы сказали, не я, — ответил Сергей Борисович. — Зато у вас появился стимул постараться на совесть. Не допускайте ошибок — и все закончится благополучно, ко всеобщему удовлетворению.

— Так не годится, — отрезал я. — Предложите эту работу кому-нибудь другому.

— Не собираюсь этого делать. Во-первых, вы уже согласились. Во-вторых, если вы допустите просчет, может погибнуть кто-то из моих друзей или я сам. Вы же хотите потерять только деньги. Меня это не устраивает. По-моему, будет справедливо, если мы уравняем ставки. Теперь для каждой из сторон — и для вас, и для меня — ваш просчёт означает одно и то же. Око за око. Библейская истина. Все люди, которых я нанял, работают на тех же условиях. Вы ничем не лучше других.

В принципе это были действительно справедливые условия. Но слишком жесткие. С другой стороны, мой собеседник прав. Чтобы избежать неприятностей, от нас требовалось только одно: работать на совесть. Вот и все. К тому же я полагал, что ни один наемный убийца, если он, конечно, не камикадзе, не полезет в квартиру, битком набитую охраной. Куда как проще подстрелить человека на улице. Стало быть, не слишком-то мы и рискуем. Во всяком случае, куда меньше, чем кажется на первый взгляд. На другой же чаше весов — шестьсот тысяч долларов. Практически двухлетний заработок. За пять дней. Кто не рискует, как говорится…

— Ну и последнее. — Сергей Борисович вновь запустил руку в кейс и достал пластиковый пакет, свернутый плотным прямоугольником и перетянутый обычной резинкой. — Ваш аванс. Сто тысяч долларов. Остальное после того, как работа будет принята. — Он положил пакет на стол, добавил к нему визитную карточку и поднялся. — Здесь указан номер. Вы можете позвонить в любое время суток, вас выслушают и передадут сообщение мне. Я же позвоню вам через три дня, чтобы узнать, как движется работа.

— Хорошо. — Я выбрался из-за стола и протянул руку для пожатия.

Одновременно с моим движением Призрак тенью скользнул вперёд, оказавшись между мной и своим клиентом. Его пальцы сомкнулись вокруг моего запястья. Хватка оказалась на удивление мощной. Ощущение было такое, словно мою руку зажали в тиски. Я даже не успел ничего сообразить. Какая-то сила вдруг мощно потянула меня вниз, а долю секунды спустя я уже оказался распластанным на столе, лицом вниз, а в мой затылок упирался ствол пистолета.

— Отпусти его, — спокойно сказал Сергей Борисович своему телохранителю и тут же повернулся ко мне. — Впредь будьте сдержаннее в движениях. Вас могут неправильно понять. И может быть, кто знает, поймут СЛИШКОМ неправильно.

Призрак выпустил меня, шагнул в сторону, пряча пистолет в кобуру под мышкой. Я выпрямился, потирая ноющее запястье. Сергей Борисович пожал мне РУку, улыбнулся.

— Люди, имевшие с вами дело в прошлом, отзывались о вашей работе очень хорошо. Верю, что вы не разочаруете и меня.

— Благодарю, — кивнул я. Похвала меня не тронула. — Это в наших интересах. Разве не так?

— Именно, — засмеялся мафиозо. — Приятно было с вами познакомиться.

Он направился к двери. Призрак как привязанный следовал за ним. Амбал и „горилла“ потянулись к выходу. Амбал вышел первым. Видимо, он был наименее ценным членом команды. Пока медведеподобный хранитель царственного тела осматривал улицу, Сергей Борисович терпеливо стоял у дверей.

Перед тем как выйти, он снова повернулся и без улыбки взглянул на меня. Я смотрел на него. Отблески люминесцентных ламп легли на стекло, перерезав лицо мафиозо наискось словно ножом. Кивнув всем напоследок, Сергей Борисович скрылся за дверью.

Честно говоря, в этот момент я мысленно перекрестился и с облегчением перевел дух. Ничего не имею против мафиозо, но только когда они находятся на дистанции пяти-шести километров от меня. Когда эта дистанция сокращается, я начинаю нервничать.

Олежек посмотрел в мою сторону и невесело усмехнулся. И без того вечно хмурый Стас насупился еще больше и тоже повернулся к двери кабинета. Димыч и Валерка о чем-то оживленно спорили. Они недооценивали случившегося. Им не приходилось иметь дела с мафией. Мне, впрочем, тоже.

Танюшка грациозно поднялась и громко осведомилась:

— Кто-нибудь хочет кофе?

— Давай, — среагировали Валера и Дима.

— А вы?

Девушка повернулась к Стасу и Олегу, кокетливо выставив ножку. Олежек ей нравился, это было видно невооруженным глазом.

— Погоди, золотко, — отмахнулся тот.

Я вышел в холл.

— Ну и чего? — траурно поинтересовался Стас. — „Наехали“ наконец?

В самом деле, за два года нашего существования к нам так и не пришли за „мздой“. То есть приходили из госструктур. Госпожнадзор, санэпидемстанция, налоговое управление… А вот „крышу“ свою мы почему-то так ни разу и не увидели.

— Ты чего, Стас? — вполголоса произнес Олег. — Это не „наезд“. „Наезды“ — дело „шестёрок“. А тут сам „бугор“ пожаловал.

— Иван Владимирович, — влезла Танюшка, — кофе хотите?

— Да отвяжись ты со своим кофе! — рявкнул Стас. — В чём дело-то, Иван?

— Это не „наезд“, — ответил я. — Это „клиент“».

* * *


Полковник Маков пребывал в крайне затруднительном положении. В течение двух недель его оперативники пытались отыскать тринадцать крупнейших держателей акций Смоленского автомобильного завода. Исчезновение этих людей было внезапным и практически мгновенным. Большинство исчезнувших представляли весьма влиятельные финансовые структуры, начиная с банков и заканчивая крупными торговыми фирмами и акционерными обществами. Никто, включая личных секретарей-референтов, не мог сказать, куда уехали эти люди. Единственное, что было известно: появиться они обещали приблизительно через две недели.

Маков оказался одним из немногих лиц, посвященных в детали грядущего контракта. Влиятельные фигуры, понятное дело, не опускались до общения с простым полковником, а передавали необходимую информацию через начальника Управления ФСБ по Москве и Московской области. Сначала ему не хотели раскрывать причин столь активного интереса к финансовым воротилам, но здесь Маков уперся и сумел-таки настоять на своём, ибо какое же это расследование, когда не знаешь, из-за чего мог исчезнуть человек. Однако люди, отдавшие приказ о поиске, выдвигали непременное условие — полнейшая конфиденциальность. Полковник возразил: пытаться сохранить все в абсолютной тайне — значит, привлекать к себе излишнее внимание. На что ему ответили: искать вы можете открыто, но ИЗ-ЗА ЧЕГО вы ищете этих людей, не должен знать никто. Таким образом, речь шла не о людях, а об акциях. Это Маков понял.

Логичнее всего было бы предположить, что информация о подписании контракта с американской фирмой каким-то образом всплыла, и некто, пользуясь этим своим знанием, решил скупить акции по дешевке, чтобы потом продать с немалой выгодой для себя. Круг людей, имевших доступ к данной информации, оказался довольно узким. Восемь человек. Шестерых из них Маков отсеял в процессе разработки. Эти шестеро не обладали двумя совершенно необходимыми качествами, чтобы провернуть сделку подобного масштаба. Первое: они не обладали достаточно сильными и влиятельными связями для реализации подобного пакета за короткий срок. Второе: их финансовые возможности не позволяли совершить покупку такого рода. Получить столь крупный кредит, — а речь шла о восьмидесяти миллионах долларов, — частному лицу их ранга не представлялось возможным. А если бы какой-нибудь банк и дал деньги, то не обошлось бы без огласки. Маков же подобными сведениями не располагал.

Таким образом, осталось всего две кандидатуры: директор завода и правительственное лицо, курирующее данный контракт. Полковник больше склонялся ко второму варианту. Директор завода имел возможность скупать акции не таясь. Ему совершенно необязательно было увозить куда-то акционеров, дабы склонить их к продаже. Более того, подобный шаг был бы ему невыгоден. Продавцы, поняв, что к акциям кто-то проявляет повышенный интерес, попытались бы выяснить, в чем тут дело, и не исключено, что кому-нибудь из них это удалось бы.

Член же правительства, некий Константин Георгиевич Фролов, мог заставить этих людей продать свою часть акций, оказав на них определенное давление. Скажем, заморозив счета под видом налоговой проверки или прислав в головной офис фирмы представителей РУОП, что, как известно, пострашнее любого природного катаклизма. Словом, у Фролова имелся богатейший арсенал методов воздействия на упрямцев, начиная от самых мягких и заканчивая предельно жесткими. Опять же поводов для подобного шага у него было более чем достаточно. В конце концов, именно он курировал проект до стадии подписания контракта, пробивал льготы и дополнительные поблажки заводу и, что вполне понятно, хотел как-то компенсировать свои моральные и материальные затраты.

Однако здесь коса нашла на камень. Без конкретных и четких доказательств начальник управления и слышать не хотел о каких-либо подозрениях в адрес члена правительства. Он прямо заявил, что свои умозаключения Маков может оставить при себе. Вот если бы, скажем, полковник нашел продавцов и покупателей и прищучил и тех, и других в момент продажи, тогда да, тогда можно было бы обсудить состоятельность данной версии. Но без этого и думать нечего. И, кстати, полковник, вам разве велели искать покупателя акций? Нет, полковник, вам велели искать продавцов и сами бумаги. А про члена правительства и думать забудьте.

Так и получилось, что Маков попал в дурацкую ситуацию. Он не мог без санкции руководства установить слежку за членом правительства и начать прослушивание его телефонных разговоров, а без этого нечего было и думать выйти на продавцов и отыскать акции. Они словно в воду канули. Начальство же санкции давать не хотело. Когда же в очередной раз Маков заикнулся о своих соображениях, его вызвали на ковер и отчитали как мальчишку. Резюмировать двухчасовую душевную беседу можно было двумя лаконичными фразами: «Кто они и кто ты? Делай выводы». Начальство опустило на пути дальнейшего расследования здоровый шлагбаум, но при этом не забывало регулярно справляться о результатах. Еще бы, на начальника управления так же регулярно давили сверху. Маков же мог только разводить руками.

Он не был сумасшедшим и отлично понимал, на кого работает. Времена его романтических заблуждений давно прошли. Маков делал карьеру. Но с этими акциями полковник угодил в пренеприятнёйший переплет. Во-первых, провалил дело как таковое. Спросят-то в конечном итоге с него. Во-вторых, попал в немилость к начальству. «Мы тебе, как образцовому сотруднику, можно сказать, а ты…» Очередного звания, само собой, придется ждать теперь не год и не два. В-третьих, назначение на должность начальника управления, можно сказать, тоже идет погулять. «Это какой Маков? Тот, что не оправдал оказанного ему высокого доверия? В смысле, акции не смог найти? Вы что, смеетесь? На какого начальника управления? На пенсию его!» Для пятидесятилетнего полковника подобная неудача равносильна окончанию карьеры. В-четвертых, Маков по собственному опыту знал, что подобные дела слишком часто принимают неожиданный и зачастую не слишком приятный оборот. Когда речь идёт о деньгах, а тем более о больших деньгах, люди довольно быстро забывают о том, что они все-таки люди. Но об этом полковнику думать не хотелось. Маков надеялся, что до крупных неприятностей дело все же не дойдет, а закончится двумя-тремя отставками и начальственным криком. Тут уж ничего не поделаешь. Вот уже несколько лет полковник ловил себя на мысли, что все чаще сравнивает структуру правоохранительных органов с деревенской собакой. Носится себе по улице нечёсаная и в репьях, на кошек лает, соседских собак гоняет, прохожим в штанины вцепляется, но стоит хозяину свистнуть — и вот они мы, тут как тут. Что прикажете? Ждем с нетерпением. Хвостом виляем. Они превратились в личную армию касты неприкасаемых. Макова это давно уже не раздражало. Он научился принимать все как данность. Что есть — то есть. И на том, как говорится, спасибо. Если не можешь изменить окружающий тебя мир — меняйся сам. Приспосабливайся к новым условиям. Иначе не выжить. И в дерьме кому-то сидится лучше, чем другим. Так что, полковник… виляй хвостом. И хорошенько виляй, старательнее и преданнее других. Тогда и косточка будет побольше и послаще. Маков и вилял. Старательно и преданно. Поэтому и получил полковника, перепрыгнув через звание. В виде особого поощрения. За усердное виляние.

Но с акциями Маков, как говорится, «попал по-крупному».

И, что самое плохое, он не видел выхода из сложившейся ситуации.




Глава 4


Пётр объявился часа через полтора. Жизнерадостный, крепкий, подтянутый, он ворвался в контору ураганом, гаркнул:

— Привет всем, кого не видел! А чего траурные такие?

По случаю его появления Иван выбрался из кабинета, спросил с порога хмуро:

— И что всё это значит?

— Что именно? — поинтересовался тот рассеянно.

— С каких пор мы работаем на мафиозо?

— Понятия не имею, — легко сказал Пётр, на ходу стаскивая плащ. — Ты работаешь на мафиозо?

— Теперь работаю. Благодаря тебе.

— Благодаря мне? — переспросил он машинально, вешая плащ и улыбаясь собственному отражению в окне кабинета. — Так-так-так…

От Петра пахло хорошим одеколоном. Да и одет он был, по здешним меркам, неприлично шикарно.

— Пётр! — Иван явно не понимал, что происходит с компаньоном. — В чём дело?

— Дело в принципе, истина в вине, правда где угодно, кроме ног. В ногах её нет. Это точно,

От обилия слов Иван растерялся окончательно. Ни ему, ни кому другому в конторе еще не приходилось видеть Петра в таком разухабистом настроении. Догадка пришла легко и просто, сама собой. Она объясняла разом и странное поведение компаньона в течение двух последних месяцев, и легкую эйфорию, в которой Пётр пребывал практически постоянно, и не свойственную ему рассеянность…

— Ты что… влюбился? — спросил вдруг Иван, не вольно понижая голос.

— Я? — Пётр порхал по кабинету, словно пчелка. — Я влюбился! — Он хлопнул себя обеими руками по груди и издал победный клич: — Я влюбился! И не просто влюбился. Я женюсь!

Сказать, что известие было шокирующим, значит, не сказать ничего.

— Что-о-о? Вот это да, старик!

Если бы стоящий у подъезда старый, рассохшийся, трухлявый пень однажды утром зацвел пышной зеленью, Иван, наверное, удивился бы куда меньше. Пётр, убежденный холостяк, был сродни такому пню.

— Поздравляю. — После такого «удара» вновь перехватить инициативу очень и очень непросто. Иван использовал метод «шоковой терапии». — Только не забудь написать завещание. Быть твоей новобрачной богатой вдовой.

— Почему это? — Юношеский восторг в глазах Петра заметно поугас.

— Потому, что к нам сегодня приходил мафиозо, — ответил Иван, глядя на партнёра в упор. — Настоящий, серьёзный мафиозо. Он — заказчик. Такой, знаешь… со странностями.

— В смысле?

— В смысле: плохо выполним заказ — нас прикончат.

Пётр на секунду задумался, а затем кивнул:

— Понял. Это, наверное, тот тип, что звонил мне вчера.

— Куда звонил? — удивился Иван. — Знакомым?

— Каким знакомым? — по-детски непосредственно спросил Пётр.

— Ну, ты сказал, что ночевал у знакомых.

— Сказал, сказал, — отмахнулся он. — Не был я у знакомых. В «берлоге» я ночевал.

— В «берлоге»? Ты засветил «берлогу»?

«Берлогами» назывались тайные квартиры, снимаемые, что называется, на всякий пожарный случай. Располагались они чаще всего близко к центру и менялись раз в полгода. Это правило соблюдалось неукоснительно. «Теперь квартиру придется срочно менять, — подумал Иван, мрачнея. — Засвеченная „берлога“ уже не может служить надежным укрытием». Когда имеешь дело с заказчиками вроде Сергея Борисовича, надо быть готовым к тому, что в любой момент придется залечь на дно. Пётр не просто засветил «берлогу», он поставил под угрозу безопасность собственных сотрудников. Понятно, что у Ивана данный факт не вызвал большого восторга. Однако Петру, похоже, было на это глубоко начхать.

— Да ладно. Засветил, — легкомысленно махнул он рукой. — Этот тип и так про неё знал. Я только вошёл, а телефон уже звонит.

— Ты там, наверное, еще и не один был, да? С дамой?

— Ну с дамой. — Он пожал плечами. — И что? Её никто не видел.

— Конечно, никто. Только главарь мафиозной шайки и вся его «королевская рать». Человек двести-триста. А больше никто. Ни одна живая душа.

— Да ладно тебе. Не делай из мухи слона. «Берлогу» так и так пришлось бы менять. Расскажи лучше, о чем у вас был разговор.

Пётр страшно не любил, когда кто-то указывал на его ошибки. В результате обычное выяснение отношений имело все шансы перерасти в могучий скандал, а то и ещё похуже — в драку. Бывало пару раз и такое. Теперь Пётр просто уходил в сторону от разговора о проваленной им «берлоге».

Ивану этот трюк был хорошо знаком. Но сейчас он решил не заострять на нем внимания.

Выслушав рассказ о событиях, произошедших в его отсутствие, Пётр сгрёб со стола листы, оставленные Сергеем Борисовичем, пролистал их, пробормотал что-то вроде «м-да» и с тяжёлым вздохом поднялся:

— Ладно, салага. Пошли, покумекаем.

* * *


«— Итак, мозговой штурм. — Мы собрались в холле, расселись вокруг стола. Пётр, что называется, „во главе“, по правую руку — я и Олежек, по левую — Димыч, Стас и Валера. Пётр листал бумаги, выписывая что-то на отдельный лист, и одновременно говорил: — Дом старый, „сталинский“. Восьмиэтажный. Оконные стекла покрыты специальной пуленепробиваемой пленкой.

К Петру можно относиться как угодно. В нем куча черт, которые не могут не раздражать. Но работать он умеет здорово, этого у него не отнимешь.

— Кондиционеры есть? — хмуро поинтересовался Стас.

— Нет. — Пётр вновь переключился на работу.

— У такого орла и нет кондиционера?

— Нет. Это не его квартира.

— А что насчет охраны?

— Внутри квартиры безопасность обеспечивает группа из восьми человек. Помимо личной охраны. Набросим, для верности… ну, человек пять. Итого — тринадцать. На лестничной площадке еще трое. По двое — этажом выше и ниже. Пара на первом этаже. Двое постоянно на чердаке. Ещё двое — в машине у подъезда. Пара наблюдательных постов в домах напротив и с задней стороны. По два человека. Короче, непробиваемый вариант.

Олежка хмыкнул:

— Два с половиной десятка человек. Сильно. Богатый дядя.

— Да уж, наверное, не бедный, — хмыкнул Димыч. — Если он только нам шестьсот „штук“ отваливает.

— Двери стальные. Охрана поддерживает между собой связь по рации, — продолжал Пётр, перелистывая страницы. — Прежде чем войти или выйти, один из „горилл“, находящихся в квартире, оповещает остальных. Раз в полчаса — общая перекличка. Проверка. В подъезде, кстати, консьержка сидит. Знает всех жильцов в лицо. В случае прихода гостей звонит хозяевам и пропускает пришедших лишь после подтверждения их „статуса“. Вопрос: каким образом проникнуть в квартиру? Варианты! Минута пошла!

— Завалить всех, — предложил Стас. — Самое быстрое. И хлопот мало. Сперва тех, которые снаружи. Потом остальных. Связаться по рации с теми, что караулят в квартире. Войти. Положить всех. Десяток тренированных ребят и стволы с глушителями. Всего делов — на четверть часа. Олежек хохотнул:

— Да ты совсем очумел, Стас. Какие стволы?

— А что? — Хмурый Стас посмотрел на Олега из-под кустистых бровей. — Им что нужно? Способ войти в эту фатеру. Зачем? Ясно зачем. Не чаи гонять и за жизнь разговаривать. „Положить“ хотят. Я дал способ. Бригадой человек в пятнадцать их заделать — раз плюнуть.

— Эти „шестёрки“ шкафистые наверняка тренированные. Видел сегодняшних?

Стас ухмыльнулся вурдалачьи, только что клыком не цыкнул.

— А пуле, сынок, без разницы, тренированный ты или нет. Она, понимаешь, дура. Не разбирает, кто перед ней.

Такими длинными фразами гэбист разговаривал очень редко. Только в особых случаях.

— А если с рацией не заладится? Вдруг те, что внутри, дверь не откроют?

— Разом из четырёх „калашей“ по замку. Сама откроется.

— А если там три замка? Да на четыре стороны?

— Шашку динамитную привязать.

Я, честно говоря, так и не понял, говорил Стас серьсзно или просто шутил с мрачным видом.

— Ага, — подхватил Валера. — А можно ещё бомбардировщики прислать и артподготовку предварительно провести. Для верности. И камня на камне там не оставить. Фиг ли мелочиться-то? Ша-ашку, — передразнил он. — Танками их, Стасик, танками.

— Стоп, — предостерегающе поднял руку Петр. — Я хочу, чтобы все раз и навсегда уяснили, о чём мы говорим. Речь идёт не о физическом устранении, а о возможностях ПРОНИКНОВЕНИЯ в квартиру.

— М-да, дельце, — вздохнул задушевно Димыч, положив подбородок на ладонь. — Швах.

Пётр поскрёб чисто выбритый подбородок.

— Думаем, ребята, думаем. С каждого по варианту! Давайте исходить из системы охраны. Разобьём задачу на три части. Первая: как подобраться к квартире? Вторая: как войти в квартиру? Третья: каким образом выйти оттуда? Попробуем поставить себя на место злоумышленников. Мы не можем войти в подъезд незамеченными. В любом случае группа вызовет подозрение. Сбежится охрана, и операция закончится, не начавшись.

— А я что говорю? — Стас ухмыльнулся плотоядно. — „Положить“ этих жлобов в подъезде. И вся недолга.

— Не имеет смысла, — покачал головой Пётр. — Устранение охранников вовсе не гарантирует того, что нам откроют дверь. Дальше? Олежек!

За спинами у нас суетилась Танюшка, приготавливая фирменный кофеварочный „капуччино“.

— Не знаю, как вам, парни, а мне бы шестьдесят тысяч баксов очень пригодились бы. Как раз сейчас я на мели, — сообщил Олежка, доставая из кармана пиджака колоду карт. Думая, он всегда тасует колоду. У него это получается здорово. Фантастически. — Внимание, отрабатываю свой процент. Сколько там может быть этих гостей? Скажем, человек пять, да? Плюс охрана. Они собираются сидеть в квартире сутки безвылазно, так? Им надо пить и есть. Без этого какие разговоры? Пусть даже они продуктами затарятся заранее и при хватят с собой повара. Но еда — это отходы, а отходы надо выносить. Иначе вонять начнут. Кто-то пойдёт к мусоропроводу. Вот вам момент, когда можно войти в квартиру.

— Не пойдёт. В старых „сталинских“ домах мусоропровод выведен в кухню. Им не придется выходить на площадку, а значит, и дверь открываться не будет, — заявил Пётр.

— Ну и хрен с ними. Захотят завалить — завалят обязательно, — философски заметил Олег. — Например, когда они будут входить в подъезд. Или выходить из него. На кой черт лезть в квартиру, если все можно сделать гораздо проще?

— А вот это уже не наша головная боль, — заметил Пётр. — Улицей занимаются другие ребята.

— Можно сделать лаз в потолке, — предложил Димыч. — В „сталинских“ перекрытия, как правило, деревянные. День работы. А если кто поинтересуется, всегда есть универсальная отговорка: мол, хозяин ремонт затеял. Вот, кстати, и повод войти в подъезд группой. Идем делать ремонт в такую-то. Просто надо заявиться туда раньше охраны.

— Насчёт войти в подъезд — приемлемо. А вот способ проникновения не годится, — отверг и этот вариант Пётр.

— Почему?

— Будешь сверлить — полетят побелка, краска, опилки. Охрана заметит, не слепые же там. Но, допустим, просверлили, охрана ничего не заподозрила, клиенты вошли. В нужный момент выбиваем кусок потолка, — кстати, подпиленные стропила вполне могут и просесть раньше времени, — и… что дальше? Ворваться группой не удастся. Это надо со всей комнаты потолок снять. А лезть по-одному — перестреляют как куропаток. Не забывайте, что в квартире будет тринадцать стволов. Ребята наверняка подготовленные, сметливые. Тут прокатиться „на шару“ нечего и думать. И если уж они так боятся покушения, то наверняка не преминут зайти в квартиру сверху, посмотреть что к чему. Перед хозяевами извинятся, заплатят денежку.

— Хозяев может не оказаться дома, — возразил Димыч.

— Они заранее выяснят, кто когда должен быть дома, — проворчал Стас. — Хозяев нет. По квартире кто-то шастает. Странно. Перекрытия-то подпиленные знаешь как резонируют?

— Это верно, — согласился Петр. — Им внизу будет казаться, что этажом выше стадо слонов резвится. В крайнем случае стетоскопчик электронный используют. Верно, Дмитрий?

— Могут, — согласился тот. — А если не сверху, а снизу? С пола и побелка не летит!

— Снизу, Дима, не ворвешься. Снизу можно только влезть, вскарабкаться или взобраться, — нравоучительно сообщил Пётр. — Перестреляют.

— А мы им шашку дымовую забросим.

— А они нам ее обратно на головы скинут. То-то веселье будет.

— Да, ребята, вас послушать, так эти парни — супермены-профессионалы, — возразил Олег.

— А ты думал? Ещё хуже, — буркнул Стас. — Они за свои шкуры боятся. Это тебе не промышленные секреты тырить. Проверят. Как пить дать, проверят. И верхнюю квартиру, и нижнюю.

— В плане, кстати, о стетоскопе ничего не сказано.

— Ну и что? — Стас скривился в снисходительной улыбке. — Там и об оружии наверняка не сказано. Я тебе говорю, прослушают и проверят.

— А если из соседней квартиры? — взял слово Валера. — Выбрать ту, которая в другом подъезде. Его не пасут, одной проблемой меньше.

— Дом начальственный. Кладка, стало быть, монастырская, — протянул хмуро Стас. — Когда строилось-то.

— Метр двадцать, — уточнил Петр.

— Вот. Восемь кирпичей, стало быть.

— А при Сталине знаешь какие кирпичи делали? Камень! — поддержал Олег. — Это тебе, старик, не брежневские времена. С заводов бетон да глину не пёрли, боялись. Полгода долбить будешь и то…

— Спорим на твою долю, — вскинулся Валера. — Я за две недели полстены разберу!

— Если с отбойником, тогда конечно.

— Перфоратором вырежу, за пятнадцать дней. Бошевским, с алмазной насадкой.

— Не вырежешь! И потом, шуметь нельзя. Вдруг в квартире охрана будет.

— Все равно! Спорим? Я автогеном кирпичи прокалю, они как песок станут. Отверткой можно будет расковырять. Это, конечно, побольше времени займет, недели три-четыре, зато без шума. На процент спорим?

— Давай! — воскликнул Олег, протягивая руку. — Раз тебе так не терпится без денег остаться, давай!

— Хватит, спорщики, — остановил их Петр. — Всё равно не годится. Чтобы использовать соседние квартиры, „плохим“ парням, нам то есть, необходимо было бы прийти туда за месяц до встречи, поскольку работу пришлось бы заканчивать дня за три до прибытия „гостей“. Мы не смогли бы греметь или пользоваться автогеном в день сбора. Шум, пыль, жара в квартире. Не думаю, что к тому времени уже было известно, где именно пройдет встреча.

— Так ведь от нас никто и не требует абсолютно реального варианта, — возразил я. — Девяносто девять и девять десятых процента за то, что в квартиру вообще не полезут.

Пётр посмотрел на меня с сожалением.

— Иван, вариант всегда должен быть более или менее реален. Забудешь об этом — допустишь ошибку. А в нашем случае ошибка может стоить слишком дорого. И не только тебе. Давай-ка лучше свою идею.

Я задумался. Мозговая атака — штука отличная, но сейчас, убейте меня, ничего в голову не шло. Разве вот…

— С крыши по веревкам спуститься на балкон, выбить дверь и войти в квартиру.

— Вот это-то точно нереально, — отрезал Пётр. — Даже не стану объяснять почему.

Я и сам знал, что говорю чушь. Группу людей, спускающихся по веревкам с крыши, засекут сразу. Но надо же было что-то сказать. Правило: во время мозговой атаки каждый обязан выдать версию. Пусть самую нелепую, но обязан.

— Ладно, пока отложим, — объявил Пётр. — Первоочередные мероприятия: необходимо выяснить всё о жильцах подъезда. Когда кто уходит, когда кто приходит. Кто постоянно сидит дома. Фамилии, номера квартир. Короче, нужна вся подноготная. Валера, сделаешь?

— Раз плюнуть. — Компьютерщик ухмыльнулся. — В базу данных Мосгорприватизации только залезть. Полдня работы.

— Стас, вместе с Димой и Олегом осмотрите дом, подъезды, поговорите с консьержками. Нужна наиболее полная информация о жильцах соседних квартир. Привычки, характеры. Затем: когда приходят уборщицы, почтальон. Валера, кстати, тоже работа для тебя: добудь информацию о состоянии коммуникаций в домах. Водопровод, канализация, проводка. Лифт обязательно. Если получится, конечно.

— Хорошо, попробую.

— Стас, ты старший группы, запоминай. Обязательно проверьте РЭУ, курирующее интересующий нас участок. Кто работает, по сменам, в какое время являются на службу. Электрики, сантехники. Как много вызовов в течение дня. Особенно в нужный нам дом. Как быстро приходит на вызов мастер. Когда и что делали в последний раз. Дальше: планируется ли ремонт. В какие сроки. Все понятно?

— Понятно-то всё, — вздохнул Стас. — Только больно уж времени маловато. Объём работы громадный. В пять дней не уложиться.

— Никто не требует идеально точной информации. Узнаете то, что возможно. Дальше: часто ли появляются в доме гости. По одному и, что особенно важно, компанией. Задачи ясны? Стас, если возможно, проверь по своей линии жильцов, пожалуйста. В таких домах простых граждан уже давно не осталось, а непростыми ваше ведомство наверняка поинтересовалось. Как, сложно это сделать?

— Надо — выясним, — пробурчал гэбист. — Мне нетрудно.

— Дима, насчет тебя…

— Аушки. Туточки мы, — откликнулся тот.

— Возьми весь свой электронный хлам. Проверь квартиру на предмет подслушивающих устройств и на наличие миниатюрных видеокамер. Определи безопасные пути подъезда и несколько маршрутов отхода. Ты, Иван, — он повернулся ко мне, — покумекай ещё на счёт проникновения в квартиру. Глядишь, придёт в голову дельная мысль. Хотя бы в общих чертах.

— Хорошо, — ответил я. — Пожалуй, прокачусь с Димкой. Лучше увидеть обстановку собственными глазами.

— Нет, — отрезал Петр. — Во-первых, ты мне понадобишься здесь. Во-вторых, сунешься на улицу в своём мокром костюмчике — схватишь воспаление лёгких. А это лишнее. Дима там все заснимет на пленку, потом просмотришь. Вопросы есть? Нет? Тогда за дело, ребята. — Все шумно задвигали стульями, поднимаясь. Пётр тоже встал, повернулся ко мне персонально. — Раздача слонов закончилась, мне необходимо с тобой поговорить. — Он кивнул в сторону своего кабинета. — Пойдём.

— А кофе? — спросила Танюшка, выставляя на стол чашки. — Ну вот, варила-варила, старалась…

— Не печалься, золотце, — обаятельно улыбнулся ей Олежек. — Я выпью. И за себя, и за того парня. Вот в термосок слей. Нам еще целый день по города таскаться. Спасибо, милая.

— Заходи. — Пётр открыл дверь, и мы вошли в его кабинет. — И не злись, кстати, за то, что „продинамил“ тебя утром. Я не виноват. Так получилось.

— Ладно. — Приятно иногда, черт возьми, почувствовать себя великодушным.

Пётр сразу прошел к столу, присел, достал какие-то бумаги. Принялся листать их. Это было что-то новенькое. Обычно он все-таки считается с моим присутствием, но сегодня все шло наперекосяк, так почему здесь я жду исключений? Впрочем, у меня с терпением тоже все в порядке. Помолчим, раз ему так хочется.

— Зачин я тебе сделать помог, — наконец сказал он. — Дальше работай сам.

— Может быть, ты объяснишь мне наконец, что происходит? — спросил я в лоб. — Согласился работать на этого Сергея Борисовича, а теперь уходишь в сторону?

— Я согласился? — Он на мгновение оторвался от документов и удивленно взглянул на меня. — Нет уж, партнёр. Это была твоя личная инициатива.

— О чём ты? Сергей Борисыч сказал, что ты дал согласие. От меня требовалось лишь подтвердить решение. Если бы не твоё слово, ему ни за что не удалось бы втянуть меня в это дело.

Пётр подпёр подбородок ладонью и уставился на меня с тем любопытством, с которым обычно смотрят на полных шизоидов.

— Что? — спросил я.

— Да так, знаешь ли. Вот смотрю на тебя и думаю: ты совсем… того? Или придуриваешься?

— Придуриваюсь.

— Я так и подумал. — Он еще несколько секунд изучал меня, а затем вздохнул и вновь уткнулся в папку. — Я с твоим Сергеем Борисычем даже толком не разговаривал. Сказал, что больше не работаю в фирме, все решения теперь принимаешь ты. В гордом одиночестве. Он спросил, согласен ли я, чтобы фирма занялась его заказом? В ней ведь пока и мой капитал тоже. Я ответил, что не возражаю, но навязывать тебе какое-либо решение не стану. Он поблагодарил, сказал, что на большее и не рассчитывал, но будет крайне признателен, если я изложу тебе суть дела. Однако, суда по всему, успел добраться сюда первым. — Пётр усмехнулся и вновь вперился в свои бумаги. — Этот парень ни разу не соврал тебе, но купил на мякнне как сосунка.

— Чёрт! — Мне никогда не нравилось чувствовать себя идиотом. — Может быть, позвонить и отказаться? Раз уж он передёргивает?

— Не получится. — Пётр говорил слегка рассеянно, словно параллельно размышлял еще о чем-то. — Ты сказал „да“. Теперь обратного пути нет. В тех самых узких кругах это называется „высунуть язык“. Согласившись, ты „высунул язык“. Иначе говоря, назвался груздём. Теперь полезай в кузов.

— Та-а-ак, — растерянно протянул я. Подобным наглым образом меня поймали первый рез. И, по моему разумению, часть вины всё-таки лежала на Петре. — Мог бы и предупредить заранее, партнёр.

— Забыл, — лаконично ответил Петр. — У меня полным-полно и своих забот. Впрочем, это не имеет ровным счётом никакого значения. Я, кстати, не знал, что он мафиозо. По голосу — нормальный мужик, Да и у тебя, между прочим, на плечах голова, а не капустный кочан.

Значит, у него полным-полно своих забот, а до мена ему дела нет. Я не в счёт.

— Ну, извини. Извини, что отвлекаю тебя от особо важных дел.

Если бы сарказм убивал, то Пётр рухнул бы как подкошенный, Но он не рухнул, только кивнул.

— Ничего страшного.

— Но может, ты выберешь все-таки пару минут, объяснишь мне, бестолковому, почему я теперь решаю один и где ты пропадал все утро? И почему, кстати, твой номер не отвечал? И какого черта вообще происходит?

— Забыл вчера поставить аккумулятор на подзарядку. — Он вынул из кейса телефон и положил на стол. — Держи. Ты сегодня в офисе, а я в основном в бегах. Возьму пока твой аппарат, а тебе оставлю свой. Зарядится батарея — сможешь пользоваться. Лады?

— Да пожалуйста, — раздраженно ответил я. — Мне плевать на эти телефоны, возьми хоть оба. Я только хочу знать, что происходит?

— Телефон через пару дней верну, — бормотал, не слушая, Пётр. — В Штатах он мне не понадобится, а оформлен все равно на тебя, Хочешь — сдай, не хочешь — оставь себе.

— Послушай, какого…

— Я больше не работаю в фирме, — внезапно оборвал он меня.

— В каком смысле?

— В прямом. — Пётр вытащил из общей стопки пару бумаг, положил на стол. — Выхожу из дела.

— То есть?

— То есть выхожу. Оставляю фирму. Женюсь. Сваливаю из страны. По полной программе.

— Постой, постой… Когда?

— На этой неделе, — ответил Пётр.

— А точнее?

— Вылет из Шереметьева-2, рейс в одиннадцать тридцать утра, в эту пятницу. Я, кстати, уже подыскал покупателя на свое место. Нормальный парень. Толковый. Ему вроде бы все тут понравилось. В течение трёх дней перерегистрируем документы и… у тебя появился новый компаньон. Вот так.

Во время разговора он все время выдвигал ящики стола, что-то искал, что-то перекладывал. Какие-то веши складывал в кейс, какие-то в огромную матерчатую сумку, которую принёс с собой.

— Так это ты с ним приходил сегодня? — насупился я.

— Вот именно. Хотел вас познакомить, да не вышло. Ничего, скоро познакомитесь сами.

Я уже просто лопался от бешенства. Пётр, можно сказать, „подставил“ меня Сергею Борисовичу, сбросил мне на плечи весь груз ответственности, а теперь еще и продает свою долю, даже не посчитав нужным предупредить. В результате получается, как в анекдоте. Я в дерьме, а он в белом фраке. И ему плевать. Ни тени вины.

— Это серьёзно? Я имею в виду нового компаньона.

— Куда уж серьёзней.

— Не нужен мне никакой новый компаньон. Я сам выкуплю твою долю, — решительно предложил я, уже прикидывая в уме, за какой срок мне удастся собрать деньги.

Пётр усмехнулся,

— Этого я и боялся. Не обижайся, но нет.

— Потому нет?

— Потому. Ты не силен в тактическом планировании. Стратегия тебе удается, но тактика в нашем деле не менее важна. Ты же, говоря откровенно, похож на осла. Кто-то постоянно должен идти впереди с морковкой на верёвочке. Тогда, и только тогда, ты двигаешься в нужном направлении. Иначе начинаются шатания из стороны в сторону. Согласен, у тебя здорово получается придумывать „сценарии“, строить схемы, но это ещё не бизнес. Схема сама по себе ничего не стоит. Ее необходимо довести до ума. Как в музыке. Нужно не только придумать мелодию, но и записать ее на бумаге, хорошо аранжировать, подобрать исполнителей. Ты ничего этого не умеешь. В одиночку тебе не выжить. Либо сожрут конкуренты, либо где-нибудь подставишься и нарвёшься в результате на пулю. Знаешь, сколько раз я подчищал твои ошибки?

— Что-то ты раньше об этом не говорил.

— Не считал нужным. Дело сделано, чего болтать, — отрубил Петр. — А вот теперь говорю. Если бы не это, ты бы давно уже перекочевал в мир иной. Иван, наш бизнес куда более опасен, чем тебе кажется. Сегодняшний случай тому подтверждение.

— Чёрт возьми, да это по твоей милости я влез в помойную яму! Если бы ты не „забыл“ предупредить меня, если бы, проводя время со своей… невестой, выкроил бы минутку и набрал номер моего телефона, всё прошло бы иначе! Благодаря тебе меня взяли в оборот, как последнюю дешевку!

Я ожидал услышать от него хотя бы формальное „извнни“. Надо знать Петра. Он не кинулся бы помогать, даже если бы у меня под ногами разверзлась пропасть. Что, по сути, и произошло. На это я не рассчитывал, хотя и надеялся в глубине души. Однако слова извинения были мне необходимы. Прежде всего для того, чтобы не чувствовать себя откровенным дураком. Пётр снова оторвался от бумаг, посмотрел на меня и наконец ответил:

— Ты влип не из-за меня, а из-за себя. И только из-за себя. Можно было потянуть время. Сказать, что без моего личного присутствия не станешь принимать решения. У тебя была куча возможностей, но ты умудрился не сделать ни одного правильного хода. И, что гораздо хуже, сказал то, чего говорить не должен был ни в коем случае.

— Что же?

— „Я согласен“.

Иногда меня поражает умение Петра перекладывать вину с больной головы на здоровую. Причем он делает это настолько грациозно, что в результате вы начинаете сомневаться, кто же из вас на самом деле дурак.

В общем, мне стало понятно, что спорить с ним бесполезно. Как, впрочем, и всегда.

— Ничего, справлюсь как-нибудь, — решительно сказал я.

— Тебе кажется.

— Может быть, ты и прав, но ведь это теперь мои личные проблемы, верно?

Он пожал плечами.

— Как скажешь. В конце концов, это действительно твои проблемы. И твоя башка полетит, если что. Но только не говори потом, что тебя не предупреждали. Пятьсот тысяч.

— Ого! — От неожиданности я даже присел. — Пятьсот? Если не ошибаюсь, раньше ты оценивал свою долю в двести.

— То было раньше. Доля стоит ровно столько, сколько за неё согласны заплатить. Твой конкурент, кстати, готов выложить на пятьдесят тысяч больше, причем наличными и сразу. Тебе, как компаньону, я делаю скидку. — Он кивнул на потолок. — Одно это помещение стоит сейчас пол-„лимона“. Не считая земли плюс аппаратура, обстановка и прочее. Короче, хочешь — бери, не хочешь — нет проблем. Я даже считаю, что так будет лучше.

— Для кого лучше-то?

— Для всех. Для меня, дога тебя. Для ребят. Иначе и сам влетишь, к их под монастырь подведёшь. — Разберусь как-нибудь.

— Смотри. Моё дело — предупредить.

— С чего это вдруг ты, убежденный холостяк, решил жениться?

— Нашлась подходящая кандидатура. — Пётр вдруг улыбнулся. Наверное, его избранница была действительно хороша.

— Познакомишь?

Он секунду смотрел на меня, а затем утвердительно кивнув.

— Ладно. Уговорил. Сегодня вечером заедем к тебе в гости, познакомишься. А пока вернемся к делам. Я. уезжаю в пятницу. Но можешь считать, что меня уже здесь нет. Властвуй. Остались формальности. Моя часть уставного капитала и тому подобное. Свободные деньги у тебя сейчас есть?

— Мне понадобится примерно две недели, чтобы собрать необходимую сумму.

Он задумался, покачан головой.

— Нет, так не пойдет. Я приеду сюда, снова не раньше, чем через год-полтора. Можешь прокрутиться быстрее?

— Вряд ли получится. У меня деньги тоже не в матрасе зашиты, сам понимаешь.

Пётр усмехнулся.

— Я, наверное, сошел с ума. Сую твою дурную башку под топор и радуюсь. Ну да черт с тобой! Сейчас поедём к нотариусу. Я официально передам тебе все дела, генеральную доверенность на помещение и активы фирмы. Ты дашь расписку, что заплатишь деньги в течение двух с половиной недель моему доверенному лицу. Как мы разберёмся с ним — дело наше. Тебя оно не касается. С завтрашнего дня ж здесь не появляюсь. Теперь ты — „босс“, тебе: и карты в руки…

„Вот так и рушатся жизненные планы, — подумал я. — Именно так. Когда меньше всего к этому подготовлен. Что мне теперь делать? Работать, как и раньше? Легко сказать“.

— Ну что? — Пётр разложил бумаги по стопкам, кое-что сунул в папку. — Не передумал ещё?

— Нет, — ответил я с эдаким легким пафосом, ощущая стыд за собственную дурную гордость, мешающую мне дать задний ход. — Не передумал.

— Смотри. Тогда поехали к нотариусу.

Мы вышли в „торговый зал“. За холодильниками сидел Валера и тарахтел на компьютере. Танюшка читала женский романчик. Упоенно так читала, переживая. На лице ее застыло восхищенно-мученическое выражение. Что ей до нас, когда такие страсти бушует… Олег, Димыч и Стас уже уехали.

Пётр остановился у стола Танюшки а многозначительно кашлянул. Секретарша тут же спрятала книгу ж уставилась на шефа преданно-коровьим взглядом.

— Танечка, если нам позвонят, скажите, чтобы перезвонили позже.

— Хорошо, — растаяла девушка.

— В случае крайней необходимости переадресуйте звонок на личный номер Ивана Владимировича, — добавил он.

— Я передам. — Танюшка улыбнулась.

— Иван Владимирович вернётся часа через два, — предупредил Пётр.

— Ладно.

Наплевать ей было, когда я вернусь. Скорее, скорее за засаленную книжицу. Чем там все закончится?»




Глава 5


Частная нотариальная контора располагалась на улице Фадеева, во дворах. То ли потому, что контора была частной, то ли потому, что у широких слоёв населения резко упала потребность в подобного рода услугах, но посетителей здесь практически не оказалось. Вся процедура оформления заняла чуть больше получаса. Точнее, ровно тридцать пять минут. Пока Иван и Пётр попивали кофеёк, миловидная девушка-нотариус распечатала необходимые документы, зарегистрировала их в журнале, поставила печати. Через полчаса Иван стал законным и единоличным владельцем торгово-посреднической фирмы «Холодок». Правда, настроение от этого у него не улучшилось.

Расписка была написана уже в машине. Согласно этой расписке Иван обязался в течение двадцати дней отдать пятьсот тысяч долларов некоему Виктору Константиновичу Трофимову. Что и заверил собственноручной подписью.

— Поздравляю. — Пётр аккуратно сложил расписку, разгладил углы и спрятал бумагу в карман. — Постарайся не втягивать с деньгами.

— Две недели. — Казалось, Иван целиком занят своими мыслями.

— Отлично. — Пётр набросал несколько строк в дорожном блокноте. — Вот здесь адрес и телефон. Когда соберешь деньги — позвони. Виктора я предупрежу.

— Ладно.

— Тебя подбросить?

— До метро, — согласился Иван. — Ты, кстати, серьёзно говорил насчёт гостей?

— Насчёт каких гостей?

Пётр уже выруливал со двора.

— Ну, что вы вечером заедете вместе со своей дамой сердца?

— Разумеется. Ещё как серьёзно.

— Это я просто так. Уточнил.

— Я понял.

— Что пьет твоя дама?

— Шампанское.

— Хорошо.

«Девятка» летела по Садовому кольцу к «Маяковке». У метро Пётр притормозил.

— Удачи, — кивнул он, подумал и добавил: — В качестве подарка два совета. Первый: скажи ребятам, чтобы не светились у дома зря. Второй: не верь этому Сергею Борисовичу на слово. Он жестокий и хитрый.

При упоминании о полуденном визитере Иван снова помрачнел.

— С чего это ты взял? — поинтересовался он, словно Сергей Борисович не имел к нему непосредственного отношения.

— Да с того. Будь он другим, не стал бы главарем. — Пётр не смотрел на бывшего компаньона. Через лобовое стекло он изучал поток ползущих по Тверской машин. — Следи за каждым своим словом и постоянно будь настороже. Пока все не закончится и еще полгода. Если ему понадобится тебя пристукнуть как свидетеля — пристукнет и не поморщится. Понял?

— Понял. Как это ловко у тебя получается!

— Что именно?

— Настроение поднимать.

Пётр усмехнулся:

— А ты как хотел?

— Я вообще никак не хотел бы.

Пётр, не отпуская тормоза, слегка нажал на акселератор. Двигатель взревел.

— Не нужно было мне соглашаться на твое предложение, — пробормотал он скорее для себя, чем для приятеля, — Ты ведь влипнешь, дурак. Влипнешь.

Это было сказано абсолютно уверенно и в то же время слегка отстранение. Таким тоном обычно выдают предсказания. Подтекст в них всегда один и тот же, и прочитывается он на удивление легко: «В сущности, ты уже покойник, дружище. Мне очень жаль, но я ничего не могу изменить». Такому тону веришь сразу и накрепко. У Ивана по спине вдруг пробежал холодок. Мрачное «пророчество» показалось ему уже сбывшимся. Оно дышало в спину, словно гончий пёс.

— Спасибо за совет. Я пойду. До вечера, — кивнул Иван.

— Бывай. Часикам к девяти мы у тебя.

— Не поздновато?

— Нормально. Ты раньше не освободишься. Не надейся. Эх, — он махнул рукой, — ладно. Так уж и быть. По старой дружбе сделаю тебе одно одолжение.

— Какое?

— Вот вечером и узнаешь. И дверцей посильнее хлопни. Заедает, зараза.

Иван послушно хлопнул дверцей. От души, пушечно. Хорошо отлаженный «девяткинский» движок взревел, я, истошно взвизгнув тормозными колодками, машина шустро нырнула в просвет между бордовым «Вольво» и синей «пятёркой».

Иван ещё несколько секунд смотрел вслед «девятке». Вот он и остался один. Мир окрашивался в серые тона уныния. Где-то в подкорке копилось омерзительное чувство беспомощности. Как у комагозника, которому после года беспамятства предстоит вновь учиться ходить. Грызло изнутри, словно огромный червь. Если на дороге будет поджидать, ловушка, то он не пройдет по счастливой случайности мимо, а восторженно влетит точнёхонько в неё. Я никто не предупредит, никто не скажет: «Стоя, туг, похоже, подвох». Впрочем…

Вопреки приличиям, Иван ожесточенно сплюнул на асфальт и пробормотал себе под нос:

— Какого дьявола, в самом деле?

Трясясь в душном вагоне метро, Иван мысленно проговаривал длиннющий монолог, убеждая себя, что ничего страшного в его нынешнем положении нет. Более того, оно не так уж и плохо. Задание Сергея Борисовияа не обещало больших сложностей, а деньги за, работу платят вполне приличные. Так чего нюни распускать?

* * *


«Я не люблю общественный транспорт в часы пик. Мне не нравится, когда чей-то тяжёлый „дипломата“ бьёт по голени, когда толкают локтём в спину, когда кто-то, ожесточенно сопя, ввинчивается в сантиметровый зазор между мной и соседом, при этом костеря нас обоих, на чём свет стоит. В общественном транспорте принцип „человек человеку — друг“ становится очевиден даже да я слепых и клинических идиотов. Друг, брат и волк, хотя и звучит гордо.

Однако сегодня поездка мне понравилось. Толкотня напомнила о том, что я ещё жив. Что всё в порядке и в мире, помимо вещей неприятных, есть еще куча маленьких удовольствий, делающих монотонные будни вполне переносимыми. Энергия толпы заряжает. Захотелось выпить холодного пива и съесть вяленой воблы. Что я и осуществил незамедлительно. Рядом с метро купил у дородной бабульки рыбину, — „астраханская, с икоркой, милай“, — в ближайшей палатке — вару „Балтики“, — „свежее, свежее“, — позвонил в офис, сказал, что буду минут через сорок, и благополучно предался чревоугодию. Дождь поунякся. Моросило слегка, но мне, мокрому, это было что слону — комариный укус. И стоим я себе в подворотенке, попивал, пивко, грыз с аппетитом сухую, до невозможности соленую рыбу и глазел на прохожих, совершающих козлиные, фантастические по красоте ж изощрённости прыжки через гигантскую лужу, перекрывшую единственную дорогу к метро. Хорошее это занятие — наблюдать. Умиротворяющее.

Таким и предстал перед взором Танюшки. Умиротворенным, пахнущим улицей и воблой, с маслянисто поблескивающими после пива глазами. Грешен. „Балтика“ пробудила во мне куда более низменные алкогольные желания. Душа взалкала водки. Желательно хорошей и немедленно. Иногда на меня накатывает. Некоторые объясняют это тягай к раскрепощению творческих сторон личности. Я — врождённой предрасположенностью к алкоголизму.

Чувствую себя героем, ибо нашей силы отложить возлияние до вечера.

— Вам звонили, — с легким осуждением в голосе сообщила Танюшка.

Её второй кавалер был подвержен длительным запоям, и теперь она одинаково ненавидит всех выпивающих, независимо от дозы. Правда, с нами до открытого бунта не доходило. Начальство Танюшка уважает. Петра немного больше. Меня соответственно немного меньше.

— Кто?

— Дима, с Олегом. Они добрались до квартиры. Хотели отметиться, что у них все в порядке. Я все им передала и все записала.

— Что передала?

— Ну, о вашем звонке.

— Ага, хорошо. Умница. — О звонке, так о звонке. — Ещё кто-нибудь звонил?

— Какой-то мужчина. Спросили Петра Алексеевича. Я предложила, чтобы перезвонили на ваш сотовый номер, но они сказали, что лучше позвонят позже, когда вернётся Пётр Алексеевич.

— Умница, — пробормотал я, пролетел в ритме вальса через фойе и рывком распахнул дверь кабинета. Пиво сняло напряжение наполовину прожитого дня, захотелось сделать какую-нибудь глупость. Впрочем… на сегодня, пожалуй, достаточно.

В ногах бушевал ветер, толкая моё промокше-подмёрзшее тело вперёд. Провальсировав к столу, я рухнул в кресло. Очень захотелось спать, но это-то точно было лишнее. Не мог я позволить себе начинать первый самостоятельно-хозяйский день со сна в кабинете.

Деловито вошел Валера, держа в руках длинный лист компьютерной распечатки.

— Вот, — сообщил он гордо, протягивая листы мне.

— Спасибо. — Я туповато посмотрел на распечатку. — Что это?

— Список жильцов дома. Квартиры идут по порядку, разобраться несложно.

— Шустро…

В списке было много любопытного. Фамилия, имя, отчество, возраст, метраж квартиры. Всё это могло пригодиться.

— Да у них там защита совсем детская. Первый класс, первая четверть. Баловство! — Валерка махнул рукой. — Пойду трудиться дальше. На благо народа, так сказать.

— Иди, иди, — поддержал я, изучая список.

Тэ-экс, посмотрим, посмотрим. Что можно отсюда выкачать? Нужная нам квартира. Прописана одинокая пенсионерка. Понятно, ей одной в трёхкомнатной тесновато. Странно, что до „божьего одуванчика“ пока ещё не добралась толпа хищных маклеров и налоговая инспекция. Кто у нас живет „над“? Семья. Три человека. Муж, жена, ребёнок. А „под“? Пятеро. Ничуть не легче. Квартира справа? Какой номер-то?

Я пытался вычислить номер квартиры справа, но получалось медленно и со скрипом. Мысли упрямо сползали к запотевшей хрустальной рюмочке. Огурчик маринованный болгарский на вилочке. Маленький, хрустящий, из холодильничка. Тьфу, чтоб тебя! Номер, номер, номер. Рюмка. Номер. Вот, вроде нашел. Ага. Мужчина какой-то. Возраст: сорок два. Квартира однокомнатная. Надо будет проверить. Хрюкнул старенький селектор,

— Иван Владимирович, — прохрипел он изменённым практически до полной неузнаваемости голосом Танюшки. — Это снова тот мужчина.

Я снял трубку.

— Алло!

— Пётр? — спросили на том конце трубки. Интересно, с чего Танюшка взяла, что это мужчина? Голос у говорящего был тихий, почти шёпот. Такой невесомо-безликий. Сказать наверняка, что это мужчина, я, например, не решился бы. — Алло, это Пётр?

— Допустим. — Подобный ответ прозвучал лучше, нежели долгие объяснения о том, куда, собственно, делся Пётр и почему он делся именно туда. К тому же мне было легче. В обличье Петра я мог быть резким и бескомпромиссным. Одним словом, таким, каким я сам не смогу быть никогда. — Мы можем вам чем-нибудь помочь?

— Твой персональный номер не отвечает, пришлось звонить по общему. Слушай внимательно, Пётр, — ответил голос. В нём вдруг прорезалась зловещая развязность. — Сегодня днём этот твой придурок компаньон подрядился сделать одну работенку. Так вот, я хочу, чтобы вы немедленно отказались от неё. Ты понял? Прямо сейчас позвони и откажись. Не устраивай напрягов. Ни мне, ни себе, ни своим людям. Ты хорошо понял?

— Кто говорит? — спросил я, быстро трезвея.

— Совет: сделай то, что говорят, и всё закончится хорошо, — добавил голос. — В противном случае пеняй на себя.

На том конце линии запищали гудки.

Я очумело покрутил головой. Не приснилось ли? Может, закемарил в кресле и… Нет. Вот он я, сижу, хлопаю глазами, сжимая в руке телефонную трубку. Звонок меня ошарашил. Во-первых, потому, что, будучи достаточно взрослым и разумным человеком, я понимаю: для угроз должны быть веские причины. Во-вторых, неясно, при чём здесь Пётр. Он ведь не имеет никакого отношения к сегодняшнему визиту Сергея Борисовича.

Я потряс головой. Ещё раз. Незнакомцу известно, что с мафиозо договаривался именно я, но он не знает, что Пётр вышел из дела. Кроме того, ему неизвестно, что телефон Пётра остался в офисе. У звонившего хороший источник информации. Но, видимо, недостаточно хороший. И этот источник информации либо среди людей Сергея Борисовича, либо среди… хотел сказать „наших“, но вдруг понял, что уже не „наших“, а „моих“ сотрудников. В равной степени вероятно, поскольку об „отставке“ Петра, как, кстати, ж об обмене телефонами не знал никто, кроме меня и Петра. Что же такое мы делаем, из-за чего нам практически в открытую угрожают? Кто угрожает? Что это за люди?

„В принципе чего-то подобного можно было ожидать, — подумал я, набирая номер собственного сотового телефона, — Когда соприкасаешься с такими людьми, как Сергей Борисович, вполне оправданно ожидать перемен. И далеко не всегда они оказываются к лучшему. Чаще как раз наоборот“.

Пётр откликнулся моментально.

— Да? — раскатился в трубке его сладко-вальяжный голос „без пяти минут, американца“. — Слушаю вас.

— Петь, это Иван, — представился я. — У меня дурные новости.

— Уже? — изумился он. — Быстро, однако, ты „доплыл“.

— Да это не а, Это ты „доплыл“.

— Я???

— Ну да.

Я рассказал ему о телефонном звонке. Пётр помолчал, переваривая сообщение, затем поинтересовался:

— И что ты намерен делать?

По голосу его невозможно было понять, о чём он думает. Одно несомненно: „экскомпаньону“ стало совсем не весело, хота и присутствие дуга он не потеряв.

— Не знаю, — откровенно признался я. — Честно. Может, и правда, позвонить Сергею Борнсычу?

— У тебя есть его номер? — спроста Пётр.

— Нет. Только посредника.

— Впрочем, это не имеет значения. Он бы всё равно не принял отказа.

— Мы можем приостановить работу.

— Борисыч тебя растерзает. И ладно бы только тебя, дуралея, ты я так человек пропащий, а вот ребята вляпаются ни за что ни про что. Они-то здесь ни при чём. — Он помолчал секунду. — Димка, Стас и Олег уже вернулись?

— Нет ещё.

— Жаль.

— Чего жаль-то?

— Из-за чего поднялся шум? — терпеливо объяснил Пётр. — Из-за этой новой работы. Почему? Что-то, в этой квартире такое есть, из-за чего некто позвонил и начал нам угрожать. Что-то, что может всплыть до ходу работы.

— Уверен?

— А ты нет? Полагаешь, это школьника так развлекаются?

— Ну, не школьники, конечно. Может быть, кто-то из конкурентов хочет перехвалить выгодный заказ?

— Ты дурак, если так думаешь, — коротко прокомментировал он моё предположение.

— Почему?

— Если эти „конкуренты“ достаточно умны, чтобы отследить наш контакт с Борисычем, то они должны понимать: мафиозо почему-то нужны именно мы и никто другой. При таком раскладе целесообразней перехватывать клиента до контракта, а не после, — Пётр помолчал, подумал. — В любом случае меня все это не радует. Приедут ребята, расспроси их поточнее насчёт квартиры, а вечером расскажешь. Идёт?

— Конечно, — ответил я. — Разумеется, идёт.

С Борисычем заключал соглашение я, а шишки падают на Петра. Всё оказалось иначе, чем ожидалось».




Глава 6


Первыми появились Дима и Олег. Примчались в половине восьмого. Выглядели они возбуждёнными и необычайна довольными собой. Ворвались в контору, молодые, гомонящие, весёлые. А вместе с ними ворвался и сумеречный осенний вечер. Запахами прелой листвы, дождевых струй, сырой земли и мокрого асфальта.

— Привет труженикам умственного фронта, — грянул с порога Дима и весело засмеялся. — Где тут у вас принимают рога, копыта и новости первой свежести?

В том, что новости свежайшие, сомневаться не приходилось. Иван выполз из-за стола, где изучал Валеркину распечатку, пытаясь отыскать в ней хоть что-нибудь, что помогло бы пролить свет на природу тревожного звонка.

— Шеф, — Олег шагнул в кабинет, — Стас не появился ещё?

— Нет, — ответил Иван. — А должен был?

— Да обещал. Поехал встречаться с кем-то из своих на предмет жильцов и канул.

Олег плюхнулся в кресло, а несколько секунд спустя в соседнее приземлился и Димыч. В отличие от Петра, державшегося на работе намеренно официально, Иван исповедовал более демократичные взгляды. Отсюда и приятельские отношения с ребятами. Это устраивало всех, и Иван не видел повода что-либо менять.

— Ну, рассказывайте, что у вас.

— Подъезды наметили. Пути отхода тоже, — начал Олег.

— Аж целых три. Там дворы кругом. И все выводят на крупные магистрали. Уезжай — не хочу, — поддержал Дима.

— Отлично. — Ивану не хотелось их торопить. Спокойный человек и вспоминает больше, и в деталях точнее. — Как сам дом?

— Дом как дом. Нормальный. Три подъезда. Жильцы в основном элитные. Таких голыми руками не возьмешь. Олег с консьержкой поговорил. Не из «нашего», правда, подъезда, из соседнего, но все равно много интересного удалось узнать.

— Не засветились?

— Нет. — Олег засмеялся. — Я ей сказал, что квартиру присматриваю для покупки. Попросил посодействовать. Сунул полтинник, она мне все про всех и выложила. Дом довольно старый, в следующем году собираются ставить на капремонт. Фирма какая-то подвизалась. С РЭУ договоренность есть. Мастера, — электрики там, сантехники разные, — прилетают через пять минут после звонка. Все делают быстро и качественно, поэтому и вызовов немного. Раз в два-три месяца. Жильцов шумных нет. Публика сплошь интеллигентная. Компании ходят, но редко. В основном — гости-одиночки. Чердаки закрываются на замки, бомжи не ночуют. С крыши на крышу там тоже не перелезть. «Альпинистские»- варианты не годятся, я прикинул. Дом со всех сторон просматривается наблюдателями. Короче, минуя консьержек, в подъезд не войти. — Он повернулся к двери, крикнул: — Танюшка, золотце, сделай кофейку горяченького, а?

— В «нашем» подъезде консьержка — ведьма, — плавно подключился к разговору Дима. — Мало того, есть там одна жиличка лет семидесяти, воров боится — жуть. Как только кто-нибудь приходит что-то там чинить, сразу звонит в милицию, а потом в РЭУ. Или если компании собираются. Стены и потолки в доме — дай Бог. Ни шагов, ни голосов, как в бункере. Квартиру мы осмотрели. Проверили на наличие подслушивающей аппаратуры. Все чисто. В подъезде, кстати, уже пара «быков» дежурит. Один внизу, на входе, второй — у квартиры. Прежде чем впустить нас в квартиру, он связался с Сергеем Борисычем. И, только получив высочайшее соизволение, разрешил войти. Консьержка ими страшно довольна. Не знаю уж, как жильцы.

— Телефон Борисыча не «сняли»? — оживился Иван.

Олег и Дима довольно переглянулись.

— Обижаешь, начальник. — Олег вытащил из кармана замусоленный блокнотный листок и положил на стол. — В лучшем виде, как с картины.

— Молодцы, парни.

Они снова переглянулись. Вид при этом у обоих был такой, что сразу стало понятно: это ещё не всё. Какой-то козырь ребята держат за пазухой.

В это время в кабинет зашла Танюшка, поставила на стол чашки, улыбнулась мило. Странно, что книксен не сделала. Удалилась с грацией королевской фрейлины.

— Поехали дальше? — предложил Иван.

— Поехали, — согласился Дима. — Квартира нормальная. Трёшка. Дверь — сантиметров десять толщиной. Три замка. Один основной, два блокирующих. Открываются только по порядку. «Маттура». Итальянские. В принципе хороший «домушник» вскроет, но придётся повозиться. Если в квартире действительно будет восемь охранников, без стрельбы войти никак не получится. Короче, во всех отношениях «голяк».

— Ну, дальше, дальше, не томи.

— В соседней квартире пару недель назад начался ремонт, — спокойно, но со скрытым торжеством в голосе объявил Димыч. — Бригада — три человека. Хозяин временно жилплощадь освободил. Сейчас многие делают евроремонты и так далее. Вроде бы обычное дело. Но консьержка сказала, что мусор эти ремонтники выносят раз в день. С шести до семи. Мы проверили контейнер. Догадываешься, что в нём было?

— Догадываюсь, Кирпичные осколки.

— Точно. Прокаленные. Понимаешь?

— Понимаю, — ответил Иван. — Час пик. Жильцы возвращаются с работы. Охранник в соседнем подъезде не в состоянии уследить за всеми. У него в это время работы невпроворот.

— Точно, — кивнул Дима. — Я подумал так же. Поднялся в «нашу» квартиру, проверил стену томографом.

— И что?

— Разбирают как раз против большой комнаты. Размер будущего пролома — примерно полтора на два метра. Шире они вряд ли отважатся делать. Без опоры верхние рады кирпича посыплются — делать нечего.

— И много уже разобрали? — поинтересовался Иван, с любопытством.

— Всего там восемь слоев. Полностью снято шесть. И седьмой примерю на две трети. Как раз дня на четыре работы осталось. Расколупают раствор по периметру, в нужный момент грохнут кувалдой конкретно, кусок и вывалится. Соседи ничего не услышат. А если к услышат, то милицию вряд ли станут вызывать. Разок ведь, не все время.

— И всё за пару недель? Невероятно! — Темпы «ремонтных работ» вызывали справедливое восхищение. Учитывая, что орудовать «взломщикам» приходилось только горелкой. — Молодцы.

— Да уж. С огоньком работают ребята, — скаламбурил Димка. — Торопятся. Вообще деятельные мужики. И охрану обходят, и в квартиру попадают. Кто же мог подумать, что они без малого полутораметровую стену разбирать отважатся?

— Валерка эту версию кинул в порядке бреда. Я ж видел, — добавил Олег. — Это потом уж он всерьёз завёлся.

— Наша «дурная» идея угодила в самое яблочко, — продолжал веселиться Димка. — Интересно, заказчик оценит сей факт по достоинству?

— По чьему достоинству? — тут же подхватил Олег.

— По нашему.

— Ногой.

— А деньгами? — обиделся Димыч. — И лучше бы в твёрдой, как камень, валюте. Ты, Иван, кстати, намекни ему. Мол, если есть друзья там или знакомые, так милости просим. Пару-тройку таких, как он, обслужим, с каждого по шесть сотен тыщ долларей, и можно смело на отдых.

Насчёт отдыха Иван не разделял оптимизма своих сотрудников. Несколько обнадёживало то, что стала известна причина «волнения» анонимного собеседника. Дыра в стене. Можно делать выводы. «С другой стороны, — подумал Иван, — мы не просто ПОПЫТАЛИСЬ найти брешь в обороне, а НАШЛИ её. И кто-то, чьи планы мы срываем, будет этим очень и очень недоволен. И, пока мы еще не сообщили о находке заказчику, может попытаться нас… Интересно, а затем понадобилось делать эту дыру, а?»

Он вдруг понял, что история, поданная Сергеем Борисовичем и подкрепленная телефонным звонком и необычной находкой, абсолютно не увязывается с довольно обыденным в наше время киллерством. Какая-то уж чересчур трудоемкая работа. Существовало по меньшей мере пять способов устранения мафиозо и его гостей, куда более простых и, следовательно, куда более надежных. Так почему же именно дыра в стене? Чего на самом деле боится заказчик?

— С вашего позволения, — Олег поднялся, — пойду, переброшусь парой слов с Валеркой, заодно составлю отчёт.

Написание отчёта было правилом, обязательным для всех и неукоснительно соблюдавшимся. Завёл его Пётр, мотивировав своё указание тем, что пишущий человек как бы заново всё переживает и порой в процессе этого самого переживания вспоминает очень важные детали, ненароком упущенные в устном изложении. Дима продолжал сидеть, прихлебывая кофеек. Когда Олег вышел, он, глядя в чашку, пробормотал:

— Иван, мне всё это очень не нравится.

Тот оторопел. Услышать подобное от беспечного оптимиста Димы было равносильно тому, что услышать собственными, ушами пение Додо.

— Позволь поинтересоваться, почему?

— Пока разрабатывался абстрактный план проникновения в квартиру, я был стопроцентно уверен, что мы получаем халявные деньги. Иначе просто быть не могло. Ни один киллер не, полезет в такую квартиру, если только он не полный дегенерат. А дегенерат не стал бы разбирать стену. Мне казалось, со стороны заказчика это не более чем попытка справиться со своими собственными страхами посредством денег. «Крутые», знаешь ли, временами боятся не меньше нашего. Только виду не подают, потому и «крутые». Однако теперь, когда все невероятнейшим образом подтвердилось… Я тебе так скажу. Ребята, разбирающие стену, — не убийцы, — крайне спокойно продолжал он, потирая пальцами веки. — Можешь у Олега спросить или у Стаса. Киллеры так не работают. Максимальный риск при минимальной эффективности. «Взломщики» должны понимать: прежде чем на нужную им квартиру заявятся «гости», охрана обойдёт и соседние подъезды.

— Это не факт, Дима, — ответил Иван, признавая, однако, что собеседник высказывает вслух его собственные мысли, — Во-первых, в нужную квартиру охранников могут просто не пустить, а шуметь наши «взломщики» закончат как минимум за сутки. Они не дураки. Но насчет киллерства ты, пожалуй, прав. Это не убийство.

— А что тогда?

— Откуда мне знать. Может, хотят захватить «гостей» в качестве заложников. Иди украсть что-нибудь.

— Не думаю, что твои предположения полностью соответствуют истине, — сказал Дима, поднимаясь, — но они более правдоподобны, чем убийство.

Иван мельком взглянул на часы. Половина восьмого. Чтобы поспеть домой к девяти, ему придется поторапливаться.

— Торопишься? Понял, понял, — кивнул Дима. — Уже отваливаю.

— Есть ещё несколько минут, — ответил: Иван. — Сегодня звонили какие-то люди и посоветовали отказаться от этой работы, если не хотим нажить серьёзные неприятности.

— Занятно. Полагаешь, «взломщики»?

— Думаю, да. Не знаю только, до какой степени серьёзна угроза. Возможно, они блефуют. А теперь скажи мне, Дима, что бы предпринял в подобной ситуации ты?

— Это тебе лучше у Олега спросить. Или у Стаса. Они у нас по таким делам специалисты. А ещё лучше посоветуйся с Петром.

— И всё-таки что бы сделал ты?

— Я? — Дима хмыкнул. — Ну, обо мне разговор особый. Я вообще другое дело.

— А поконкретнее?

— Хм… То, что «взломщики» не убийцы, ясно как Божий день. Значит, и угрозы скорее всего блеф. И всё-таки… Я бы доложил заказчику о находке, а потом приостановил работу фирмы и. залег в «берлогу» на месячишко. Гонорар перекроет простой. Нашему заказчику хватит недели, чтобы разобраться с этими типами. После этого, думаю, мы их никогда больше не увидим. Вот и всё. Решение сложной проблемы чаще всего оказывается простым.

— Спасибо за подсказку.

Дима легко поднялся.

— Не за что, шеф. Мы все в одном корыте плывем. Знаешь, — он остановился на пороге, повернулся с улыбкой, — меня вот один вопрос мучает.

— Какой?

— А что, если они и правда ремонт делают? Скажем, долбят нишу под встроенный шкаф, а?

— Думаешь, стоит проверить?

— Нет, не думаю, Мы ведь оба знаем, что это не так. Подобных совпадений не бывает даже в книжках. Я просто схохмил, не учтя ситуации. Лучше поручить это дело парням нашего заказчика. Им сподручнее, а нам прямая выгода. И вариант проникновения готов, и бдительность проявили. Вот так, старина.

— Слушай-ка, надо установить здесь пару камер и подключить их к видеомагнитофону иди, ещё лучше, к компьютеру.

— Да-да-да. Помню-помню, знаю-знаю. Без проблем. — Дима закивал, как будто к нему с этими камерами приставали по меньшей мере год. — Если Валерка поможет, за пару часиков управимся.

— Можно завтра, — сказал Иван. — Сегодня поздно уже.

— Да ладно. Задержусь маленько, не страшно.

— Завтра. Ты, конечно, парень работящий, но это не значит, таз на тебе теперь ездить верхом можно.

— Ладно, как скажешь. Отчет тебе нужен? — Он подхватил со стола лист бумаги, достал из кармана ручку.

— Да. Отчёт — да. Закончишь — оставь на столе. И скажи ребятам; кто уходит последним, чтобы дверь запереть не забыли.

Иван снял с вешалки плащ, и они вышли из кабинета.




Глава 7


Дождь наконец закончился, но на улице было ветрено и зябко. Полетела жухлая листва, прилипая к стеклам и бортам машин. Сумерки становились все гуще, словно кисель. Зажглись фонари. Их свет отразился в лужах и лег неровными пятнами на черный асфальт.

По улицам тряслись полупустые автобусы. Вечерний карточный час закончился. Праздничной иллюминацией вспыхивали окна в домах. Позевывая и щурясь на небо, выползали из подъездов «собачники».

Иван вышел из автобуса, постоял несколько секунд на остановке, вбирая полной грудью влажный, насыщенный неоном вечер. В доме напротив из приоткрытого окна доносился хрипловатый голос Розенбаума. Громко смеялись и подтягивали хором. Ветер качал верхушки деревьев, сбивая с редких листьев крупные дождевые капли.

У коммерческого киоска двое хорошо поддатых мужичков мутно выясняли между собой отношения.

Иван подумал, подошел к палатке и купил у скучающей продавщицы настоящую «Смирновскую» и шампанское. Мужички разом прекратили спорить и вожделённо уставились на бутылки. Иван покачал головой: «нет», — и пошел через гаражи к дому. Короткая стрелка только-только перевалила за девятичасовую отметку. Десять минут десятого. Иван ускорил шаг.

За гаражами начался небольшой пустырь. Здесь было темно, неподалёку нарезали круги два добермана и коккер, пока их хозяева покуривали в сторонке, обмениваясь новостями. Иван деловито прошагал мимо и свернул влево, на узкую тропинку, ведущую к самому дому.

* * *


«Асфальтовый пятачок стоянки оказался почти пуст, как, впрочем, и всегда, зато на подъездной дорожке стояли сразу три машины: золотистый „Меркьюри“, затем, у моего подъезда, „девятка“ Петра, ещё дальше синяя то ли „трешка“, то ли „шестёрка“ — я, честно говоря, в них не разбираюсь — и метрах в десяти темная „пятёрка“. Или „семерка“.

Пожмите правильно, я не вожу машину, да и не горю желанием. С нашим бардаком на дорогах — чревато. Знаете, если у половины автолюбителей права элементарно куплены, ничего хорошего из этого не выйдет. Поэтому-то я не очень хорошо разбираюсь в моделях маш… Да-да, понимаю. Увлёкся».

В кабине «девятки» вспыхивал сигаретный огонёк и тут же угасал, обрастая чешуёй серого невесомого пепла. Иван поджал губы: «Так получилось», В принципе Пётр должен был понимать. Первый день в роли начальника да еще с таким клиентом…

Он миновал первый — темный — подъезд. Над вторым и третьим горели тусклые лампы, отбрасывая на дорожку корявые тени деревьев.

Пётр заметил бывшего компаньона. Огонек сигареты описал дугу и пропал за приборным щитком. Щёлкнул дверной замок. Иван улыбнулся и помахал рукой: «Уже иду». Водительская дверца «девятки» распахнулась, и Пётр выбрался из салона.

— Наконец-то, — громко и ехидно возвестил он. — Тебя, старик, пока дождешься, или с голоду помрешь, или замёрзнешь.

— Печку бы включил, — в тон ему ответил Иван.

Пётр обошел вокруг машины и потянулся к дверце, намереваясь помочь подруге. Он стоял лицом к подъезду, и то, что происходило на дорожке, выпадало из зоны его внимания.

Зато Иван ввдея все. Дверца «пятерки» распахнулась, тихо, без всякого щелчка, и из машины выбрался человек. Иван не успел разглядеть его лица. Незнакомец моментально поднял обе руки. Жест был на редкость характерный. Так поднимают оружие. Пистолет. Используя дверцу как опору, человек прицелился.

Иван сорвался с места и побежал вперед, выкрикивая:

— Сзади!

Выпавшие бутылки грохнулись об асфальт. Водочная разлетелась с пушечным хлопком. Зеленая «граната» шампанского тяжело покатилась по асфальту и глухо ударилась о бордюр.

Некстати налетевший порыв ветра разметал крик.

Выстрелов слышно не было. Петра бросило на дверцу. Он попытался вцепиться в крышу машины, но поскользнулся и упал. И это было к лучшему. Теперь убийца практически не видел свою жертву. Оконное стекло лопнуло, покрывшись слюдяной сеткой мелких трещин. В салоне «девятки» вскрикнула женщина. Убийца сделал шаг в сторону и выстрелил, уже не целясь, навскидку, ещё два иди три раза. Из-за глушителя всполохов пламени не было. Пётр сучил ногами по размокшей земле, пытаясь подняться.

Иван подбежал к «девятке» и упал на колени. Опустив руку, он прижал раненого, не давая ему подняться, и сразу же почувствовал под пальцами горячую влагу.

Убийца быстро и деловито зашагал к ним, оставив, однако, дверцу машины открытой. Оружие он держал в поднятой и вытянутой руке. Ветер раздувал его плащ, и со стороны этот человек напоминал персонаж американского боевика о гангстерских сороковых годах. Он не боялся, очевидно, зная, что после девяти здесь довольно безлюдно, жители уже разбредаются по домам, а «собачники» уходят на пустырь.

Женщина попыталась вылезти из машины, но Иван толкнул ее обратно, а сам упал на Петра. Еще две пули прошли над самой его головой и с жестяным грохотом продырявили дверцу. В этот момент дорожку огласил могучий лай. Иван приподнял голову. У соседнего подъезда стоял мощный как танк ротвейлер. Его хозяин, низкий бородатый очкарик, внимательно смотрел в сторону убийцы.

Тот сбавил шаг, затем повернулся и побежал к машине. Судя по всему, расправу он решил отложить на потом. Взревел двигатель, и машина рванула по дорожке. Ротвейлер припустил следом.

— Джерри, ко мне! — крикнул хозяин, направляясь в нашу сторону. — Джерри!

Пёс остановился в двух шагах от «девятки», облаял для порядка лежащих на земле людей и, приблизившись, принялся обнюхивать Ивана.

— Джерри, к ноге! К ноге, я сказал! — Бородач ухватил пса за поводок, оттянул в сторону. — Эй, с вами всё в порядке? — поинтересовался он, глядя на поднимающегося перепачканного землей и кровью Ивана.

— Вызовите «скорую» и милицию, — ответил тот, кряхтя. — У нас здесь раненый.

— Хорошо, — кивнул бородач, с любопытством оглядывая неподвижно лежащего Петра. — Сейчас.

Он потрусил к подъезду, а Иван, повернувшись к сидящей в салоне «девятки» женщине, спросил:

— Вас не задело?

— Нет, — ответила она с дрожью в голосе.

* * *


«Её бил озноб. Хотя кого бы не трясло после подобного? Лично меня колотило так, что зуб на зуб не попадал. За всю мою жизнь в меня ещё никогда не стреляли.

— Если хотите, можете подняться ко мне домой, — предложил я. — В квартире тепло.

— Нет, спасибо, — ответила девушка. — Приедет милиция, понадобятся свидетели. — Она помолчала несколько секунд, затем спросила: — У вас есть сигареты?

Голос её звучал весьма апатично. Сказывался пережитый шок. Я порылся в карманах, достал пачку, протянул ей. Трясущимися руками она выудила сигарету и пошаталась прикурить. Огонек зажигалки выплясывал танец юродивого.

— Дайте. — Я взял зажигалку, щелкнул клавишей.

Сказать по правде, у меня получилось ненамного лучше, но всё-таки через минуту совместных усилий наши попытки увенчались успехом. Пока девушка прикуривала, я успев её рассмотреть.

Знаете, никогда Пётр не отличался избытком вкуса, но тут. Девушка была очень хороша. Лицо красивое, тонкое и такое… знаете… словно светящееся изнутри. Вы ведь понимаете, что я имею в виду? Достаточно хрупка. Пальцы тонкие, изящные. Глаза… даже не знаю, как передать то ощущение, которое возникло, когда я заглянул ей в глаза. Они были не просто карие, а почти вишнёвые, тёплые, и в них плясали золотистые искры. Губы тонкие, чуть-чуть припухлые. Из-за них миловидное лицо казалось трогательным, беззащитным. Медно-рыжие непослушные волосы короткого каре создавали ощущение задора.

Понятно, почему к поспешил, погасить зажигалку?

— Что с Петром? — спросила она чуть хрипловато.

Пётр лежал неподвижно, запрокинув голову. Он дышал, но дыхание было слабым, сбитым. Я принялся аккуратно ощупывать его плечо, пытаясь определить, куда попала пуля. Ран оказалось две. Обе с правой стороны груди. Первая пуля прошла насквозь, над самой ключицей, разорвав мышцу. Вторая угодила чуть ниже, но кость вроде бы и тут не задета. Я слабо разбираюсь в медицине, но даже моих скудных незнаний хватило на то, чтобы понять: от подобных ран не умирают, хотя и приятными их тоже не назовёшь.

— Всё будет нормально.

Выбежавший из подъезда бородач крикнул:

— Сейчас приедут.»

* * *


Милиция и «скорая» примчались на удивление быстро. Пока угрюмого вида молодой парень в штатском снимал с меня, бородача и девушки свидетельские показания, двое экспертов рыли носом землю, отыскивая пули и гильзы. Медики сделали Петру пару уколов, положили на косилки я принялись грузить в карету. Иван, топтавшийся в стороне, подошел ближе, обратился к одному из медбратьев:

— Доктор, ранения, серьёзные?

Брат оказался не слишком приветливым и разговорчивым человеком. Очевидно, он считал всех подстреленных бандитами априори, если, конечно, те не были милиционерами. Он посмотрел на Ивана и спросил грубовато:

— Если вам две пули в грудь всадить, ранения будут серьёзные или нет?

— Для кого как. — Иван попытался расположить к себе хмурого санитара. — Для меня безусловно.

— Вот и для него, — кивок в сторону неподвижно лежащего на носилках Петра, — серьёзные.

— И всё-таки? Куда вы его повезёте и когда его можно будет забрать из больницы?

— Повезём в Склиф. А когда забрать… Навестите своего друга завтра и спросите у врача.

Иван кивнул. Он собрался было отойти, но в эту секунду ему в руку цепко впились чьи-то пальцы. От неожиданности Иван вздрогнул.

Пётр смотрел на него снизу вверх. В глазах экс-компаньона застыла боль. Пересохшие, потрескавшиеся губы едва заметно шевелились. Иван наклонился.

— Что ты говоришь?

— Придётся… отложить, — жарко прошептал раненый. — Придётся… Не… в отдельную палату… Только не в отдельную…

Желание было вполне понятным. Двухместная палата — это еще один человек. Свидетель. Вряд ли убийцы станут лезть на рожон. Скорее подождут более удобного случая.

Иван кивнул и накрыл своей ладонью горячие пальцы Петра.

— Не волнуйся. Я обо всем договорюсь. Всё будет хорошо.

— Спасибо…

Пётр вновь закрыл глаза.

И тут же за спиной раздался резкий неприязненный голос:

— Что он вам сказал?

Иван обернулся. Молодой парень в штатском холодно и вопросительно смотрел на него. Выждав несколько секунд, оперативник поинтересовался еще более требовательно:

— Что вам сказал раненый? Хочу ещё раз предупредить вас об ответственности за дачу ложных показаний.

— Я и не собираюсь давать ложные показания, — пробормотал Иван. — Мой товарищ попросил устроить его не в отдельную палату.

— Он чего-то боится? — быстро уточнил штатский.

— Ну наверное, — пожал плечами Иван. — Его всё-таки пытались убить сегодня вечером.

— Как по-вашему, кто мог это сделать? — спросил оперативник.

Иван в упор посмотрел на собеседника. По лицу штатского было понятно, что он никому здесь не верит. Этот человек принадлежал к категории скептиков. А оперативники-скептики — люди особого склада. Тотальное недоверие у них в крови.

— Я уже говорил вам, — медленно произнес Иван. — Откуда мне знать? Понятия не имею, кто и за что стрелял в моего компаньона.

— Скажите, — раздумчиво произнес штатский, вглядываясь в лицо Ивана, — а после гибели Петра Алексеевича вы стали бы единственным владельцем вашего предприятия?

Иван оторопело потряс головой.

— Постойте-ка, не хотите же вы сказать, что это я…

— Я ничего не хочу сказать, — отрубил, штатский ледяным тоном. — Говорят факты. По вашему собственному признанию, врагов у Петра Алексеевича не было. По крайней мере таких врагов, которые пошли бы на убийство. Насколько я понимаю, близких родственников у вашего компаньона тоже нет. Похоже, Иван Владимирович, вы — единственный человек, которому выгодна смерть Петра Алексеевича. Плюс к этому цвет машины, на которой скрылся убийца, вы не заметили, номера не разглядели, модель определить не смогли, убийцу рассмотреть вам тоже не удалось, хотя вы и находились всего в семи метрах от него… Что скажете?

Он даже не считал нужным намекать. Пер напролом, словно пьяный лось через чащу. Иван хмыкнул язвительно:

— Ну так арестуйте меня.

— Может быть, именно так я и поступлю, — охотно сообщил штатский. — Но не сейчас. Позже.

— Скажите, товарищ капитан, — прозвучал женский голос. — А если бы Ивана Владимировича убили, кого вы стали бы подозревать тогда?

— При чём здесь это? — поморщился штатский.

— Во время покушения Иван Владимирович не стоял и не прятался, а ведь это было бы наиболее логично для человека, заказавшего убийство. Он же побежал к машине и закрыл собой Петра Алексеевича. Поступок настолько же храбрый, насколько безрассудный и глупый. После этого убийца выстрелил еще дважды и пошёл к машине, видимо, намереваясь застрелить свидетелей. И если бы не этот человек, — женщина повернулась и указала на бородача, — то вам бы сейчас не с кого было снимать показания. А заодно вы остались бы без своего подозреваемого.

— Вы ведь, Ирина Валентиновна, если не ошибаюсь, по образованию психолог, — произнёс не слишком приязненно штатский.

— Не ошибаетесь.

— В таком случае скажите мне, почему убийца выбрал такой странный способ покушения? Куда умнее, да и проще было бы подойти к вашей машине и выстрелить в Петра. Алексеевича с близкого расстояния. Как говорится, наверняка. Была бы полная гарантия того, что жертва никуда не денется. В машине, сами понимаете, от пули не особенно уклонишься. Не то что на улице. — Он усмехнулся сухо. — Не знаете?

— Это ваша прерогатива — отвечать на подобные вопросы, — легко парировала женщина. — Я психолог, а не следователь.

— Вот именно, — одобрительно качнул головой штатский. — Поэтому будет лучше, если каждый из нас займётся своим делом. Я стану раскрывать преступления, вы — копаться в мозгах своих неврастеников.

Ко всему прочему он оказался еще и циником.

— Я и не собиралась лезть в ваши дела, — безразлично пожала плечами Ирина. — Просто мне не нравится, когда органы правосудия хватают того, кто в силу обстоятельств оказался ближе других.

— А я пока, ещё никого не хватал, — заметил спокойно штатский и закрыл свою кожаную папочку, спрятав в ней наши показания.

* * *


«Осмотр места происшествия продолжался несколько дольше, чем можно было ожидать. Основная заминка вышла из-за того, что эксперты никак не могли найти гильзы. Дай с пулями пришлось повозиться. Убийца выстрелил пять раз. Одна пуда осталась в теле Петра. Четыре других пришлось отыскивать в течение часа. Гильзы же нашлись на газоне, в траве.

Я основательно замёрз. Представьте себе, целый день таскаться в мокрой одежде, а затем ещё вываляться в грязи. Сумасшедший денёк, что и говорить. Ирина, по-моему, замерзла не меньше, но держалась молодцом.

Милиция уехала, когда уже перевалило далеко за одиннадцать.

— Отвезите, пожалуйста, меня домой, — отстраненно попросила Ирина.

Я посмотрел на изуродованную пулями, сиротливую „девятку“.

— Я не умею водить машину.

— Я тоже, — вздохнула девушка. — Придется добираться своим ходом.

— Послушайте… Сейчас уже поздно и… Вы вполне могли бы переночевать у меня, — сказал я и, честно признаться, смутился от двусмысленности собственных слов. — Места хватит. Я устроюсь на раскладушке в кухне, вы — в комнате. Никто никому не помешает.

— Это не лучшее предложение, — рассеянно ответила она и посмотрела на часы. — Но боюсь, что мне придётся согласиться, поскольку я все равно уже опоздала на последний автобус.

— Тем более. — Я бледно улыбнулся. — И кстати, неплохо было бы чего-нибудь выпить. Откровенно говоря, меня трясёт.

— Это нормально, — отреагировала Ирина. — У любого человека был бы шок после подобного происшествия.

Мы поднялись в квартиру. Девушка, совсем как кошка, остановилась на пороге, осмотрела прихожую, через дверкой проём — комнату и только потом вошла.

— Вы холосты? — спросила она, сбрасывая плащ мне на руки.

— Почему? — Видимо, она привыкла задавать вопросы и получать на них конкретные ответы. Издержки профессии.

— Да, знаете, все никак не могу подобрать подходящую кандидатуру, — ответил я, вешая плащи в стенной шкаф.

— Понятно. Сюда? — Она указала на комнату.

— Да, пожалуйста, проходите. Не возражаете, если я позвоню?

— Почему вы спрашиваете? Это ваш дом.

Я не нашёлся, что ответить. Протопал, не снимая ботинок, к телефону, набрал номер.

— Олег? Доброй ночи.

В тот момент мне показалось, что Олег — самая подходящая кандидатура для срочного ночного дежурства. Во-первых, ему ничего не стоит уговорить врачей перевести Петра в нужную палату. Во-вторых, его труднее обвести вокруг пальца, чем, скажем, Димку или Валерку. В-третьих, Олег — полуночник, чем выгодно отличается от Стаса. Короче, в нем я был уверен на все сто. И не ошибся. Узнав о происшедшем, Олег спокойно ответил:

— Конечно, поеду. Хотя ты, Иван, напрасно волнуешься.

— Почему?

— Ваш капитан был прав. Если бы Петра хотели убить — подошли бы и выстрелили в голову через окно. Стандартно. Значит, убивать его не собирались. А если убивать не собирались, то и в больницу не придут. Это факт, старик.

В таких делах Олег не ошибается. Сказывается богатое и не очень светлое прошлое. Во всяком случае, я ему склонен доверять. Но здесь был особый случай.

— И всё-таки съезди на всякий случай, подежурь.

— Нет проблем. Помчусь. Если что, позвоню.

— Давай. Я пришлю кого-нибудь на смену к восьми.

— Хорошо. Спи спокойно, дорогой товарищ.

— А тебе удачного дежурства.

Я повесил трубку. На протяжении всего разговора Ирина инспектировала мои книжные полки. Думаю, ей была интересна наша беседа, но она деликатно старалась не прислушиваться.

— Хотите чаю? — спросил я, опуская трубку на рычаг. — Горячего?

— С удовольствием, — ответила она.

Мы пошли в кухню, и я поставил чайник, натворил бутербродов, хотя абсолютно не хотел есть. Посидели, пожевали без аппетита. Ирина вздохнула.

— М-да. Называется, сходили в гости.

Я пожал плечами. Что тут скажешь? Пошёл поменял бельё на диване, повесил в ванной чистое полотенце и пошлёпал в кухню.

* * *


Пробуждение было быстрым и тревожным. Холостуя, я отвык от посторонних звуков в квартире. Сейчас же шумела вода в душе. Именно этот монотонный звук — удар тугих струй о пластиковую занавеску — меня и разбудил. Знакомо? Кажется, что этажом выше полоумный пионер репетирует барабанный марш.

Утреннее солнце било в окно, и на полу протянулись два желтых прямоугольных пятна. На мгновение мне показалось, что вчерашнее происшествие — не более чем кошмарный сон. Я вскочил, намереваясь ринуться в атаку на непрошеных гостей, вольготно оккупировавших ванную, — Супермен, трам-та-ра-рам, сутулый, — вот тут-то на меня и накатило. Ледяная темная картинка: машина, жирные плевки выстрелов, Петр, сползающий по дверце на мокрую землю, и силуэт мужчины с пистолетом.

Возникло фантасмагорическое ощущение, что я уже его видел. Знаете, такое бывает. Встречается вам абсолютно незнакомый человек, он поворачивает голову или делает какое-то другое движение, и вы вдруг совершенно отчетливо понимаете, что уже видели этот поворот головы. И движение это видели тоже. Да только вам точно известно: человек этот вам незнаком.

Я даже глаза закрыл. Вот стрелок поднимает руку, вот он идет. Ветер раздувает фалды его плаща… Я точно встречал его. Только вот когда, где?.. Ладно, вспомню.

Сейчас у меня были и другие заботы. Например, как повежливее сплавить гостью. Наверное, пора ехать, а я ещё…

— Чёрт! — Восклицание вырвалось у меня непроизвольно.

Взгляд на часы. Половина восьмого. Лихорадочно завернувшись в пододеяльник и сшибая по дороге табуретки, я ринулся в комнату к телефону, набрал номер.

— Валера? Валера, это Иван. Слушай, срочно лети в Склифосовского, там Олег дежурит. Нужно подменить. Да, срочно. Случилось, случилось. Олег тебе все расскажет. Да, и ещё, передай Олегу, пусть едет домой и отоспится. А после обеда я жду его в офисе. Беги.

Внезапно шум воды стих. Щёлкнул замок. Ирина впорхнула в комнату, улыбающаяся, свежая, неестественно бодрая.

— Доброе утро, рыцарь.

— Доброе. — При дневном свете она выглядела и вовсе умопомрачительно. Так что в пододеяльнике я почувствовал себя немного неловко. Примерно как чучело на великосветском приеме. — Прошу прощения за внешний вид.

— Ничего. Вы похожи на римского патриция. — Она засмеялась, очаровательно сморщив носик. — Только худой.

Да? В первый раз слышу. Хотя в сравнении с римскими патрициями может быть. А вообще девушки, с которыми мне приходилось иметь дело, едва освоившись, начинали делать неприличные и, я бы даже сказал, грязные намеки относительна моего отвисающего брюшка. С годами сей конфуз случается у многих мужчин. Странно ли, что Ирина нравилась мне всё больше и больше?

— Спасибо.

— Пожалуйста.

Она начала накладывать макияж, а я полез в шкаф за новым костюмом и рубашкой. Поставки в кухне чайник и принялся одеваться.

— Вы где работаете? — спросил я, пытаясь совмещать сразу два дела: застёгивать рубашку правой рукой и наливать кофе — левой.

— В пятнадцатой. Медицинской сестрой.

— Этот… капитан давешний, говорил вроде, что вы психолог?

— Психолог.

— А работаете обычной медсестрой?

— Да. Удивлены?

— Удивлён, — честно сознался я.

— Приходится зарабатывать на хлеб насущный. — Мне показалось, что она усмехнулась. — Врачей, как выяснилось, уже хватает на всех. За глаза. А вот вакансии медсестёр пока ещё свободны… — Ирина вышла в коридор. — Спасибо за гостеприимство. Мне пора.

— Что, даже кофе не выпьете? — Фраза вырвалась у меня прежде, чем я вспомнил дурацкий анекдот…

…Знаете этот анекдот? „Тещенька, милая, вы к нам надолго?“ — „Да пока не надоем“. — „Как, и даже чайку не попьёте?“ Смешно… Да, заболтался…

Она улыбнулась.

— Уже опаздываю. Попью на работе.

Слава Богу, Ирина, кажется, этого анекдота не слышала.

— Можно вам позвонить? — Зачем я это спросил? Сразу возникло чувство неловкости. Словно сморозил глупость несусветную при большом скоплении народа. — Может быть, вы захотите узнать, как у Петра дела…

— Конечно. — Она достала из сумочки маленький, со спичечный коробок, блокнотик, быстро записала в нем телефон и, вырвав страничку, протянула мне. — Здесь рабочий и домашний. Звоните.

Я. помог ей надеть плащ. Она легко выпорхнула на площадку, зацокала каблучками по ступенькам. Остался после нее только легкий аромат духов и аккуратно застеленный диван в комнате.

Я прошёл на кухню и, глядя в окно, принялся огромными глотками пить кофе из пол-литровой кружки, роясь в памяти, пытаясь вспомнить, где же мне встречался вчерашний стрелок».




Глава 8


Неприятности, как им и положено, нарастали лавинообразно. Они похожи на минное поле: наступил, рвануло, будь уверен — радом ещё сотня таких же, и, куда ни поставишь ногу, все равно на мину попадешь. Раз уж грянуло — все. Пиши пропало.

У подвальчика, в котором размещался «Холодок», стоял Стас и мрачно курил. Вид у славного бывшего гэбиста был такой, словно получил он только что поленом по сообразительной своей головушке. Как следует получил, от души.

Иван, выпрыгнувший из троллейбуса в двух шагах от офиса, сразу почуял неладное и ускорил шаг, почти побежал. Стас хмуро глянул в его сторону, но остался стоять. Даже позу не переменил. Продолжал затягиваться любимой «Явой», словно от глубины затяжек зависело, как сложится вся его дальнейшая жизнь. Эдакий персонаж из фильма режиссера-символиста, вопиющий немо: «Беда! Беда!»

— Что случилось, Стас? — крикнул Иван, подходя. — С Петром что-то, да?

— У Петра, слава Богу, все в порядке, — ещё больше хмурясь, буркнул гэбист. — Олег звонил. Он тебя дома не застал. Врачи говорят, раны не опасные. Через недельку можно будет забрать его домой.

— Уф!.. — Иван с облегчением перевел дух. — А я-то уж было, грешным делом, подумал, что-то страшное произошло.

— Произошло, Иван. Произошло. — Стас смотрел на него как-то странно, настороженно. В это мгновение вид у гэбиста был — ну ни дать ни взять шекспировский Макбет в пятом акте. — И кому уж знать об этом, Как не тебе.

Намёк был неприкрытым, лобовым и от этого особенно неприятным. По тону Стаса и дурак бы догадался: гэбист относится к случившемуся всерьез. А поскольку он в силу профессиональных привычек никогда не поднимал шум без должного повода, Иван ни на секунду не усомнился: произошло что-то действительно серьёзное.

— В чём дело, Стас? — спросил он холодно. — Как понимать твои слова?

— Да так и понимай. — Гэбист щелчком отшвырнул окурок, баскетбольно попав в стоящее у соседнего подъезда мусорное ведро.

— И всё-таки потрудись объяснить.

— Заходи, — кивнул Стас на приоткрытую дверь. — Димыч тебе объяснит. Заходи, заходи, не стесняйся.

Сам он при этом переместился Ивану за спину, словно боялся, что тот попытается сбежать.

Они дружно спустились по крутым каменным ступеням.

— Почему открыта дверь? — между делом поинтересовался Иван.

По негласным правилам, существующим в «Холодке», дверь всегда держали закрытой. Разумеется, кроме тех случаев, когда кому-то надо войти или выйти. А чтобы офис стоял нараспашку… такого не случалось ни разу за все время работы фирмы. Никогда.

— Мы не стали ничего трогать, — с неприятной усмешкой произнес топающий за спиной Стас. — Всё как было.

— Как когда было?

— Как утром было. Заходи.

У Ивана создалось впечатление, что ещё немного — и Стас начнёт толкать его в спину. Он шагнул через порог и остолбенел. В офисе царил настоящий погром. Испуганно всхлипывала в углу Танюшка, бродил, переступая через обломки мебели и аппаратуры, Дима. Изредка он приседал, подбирал что-то с пола, вертел в руках и бережно клал на место. Услышав шаги, электронщик повернулся и кивнул:

— Привет, шеф. Я уже позвонил Олегу. Он только добрался. Сказал, побреется, хлебнет кофейку и примчится. — Дима вздохнул и добавил: — Вот такие дела.

Можно сказать, что от офиса не осталось камня на камне. Мебель, вся без исключения, сломана либо перевернута. Мерцал бело-голубым монитор компьютера. «Образцы»-холодильники опрокинуты. Стеллажи тоже повалили на пол. И все вокруг было усыпано бумагами. Повсюду змеились коричневые мотки видеопленки. Валялись осколки кассет, яркие куски плат, сломанные корпуса тестеров, сканеров, датчиков. И посреди этого бардака гордо возвышались телефон, стоящий на старомодной полочке, — его почему-то вандалы не тронули, — и приваренный к стене здоровый несгораемый шкаф.

А на противоположной от входа стене кто-то крупно написал пульверизатором: «Ну, ты-то умнее?»

— И никто не слышан шума? — Иван повернулся к Стасу и тут же понял глупость своего вопроса.

Кто и что мог услышать? Глухой дворик, не проходной. На первом этаже, над подвалом, магазин. Ночью он, разумеется, не работал. Плюс к тому в целях информационной безопасности Пётр распорядился обшить стены и потолок подвала звукоизолирующими матами. Если до первых квартир, расположенных на втором этаже, и доносился какой-то шум, то был он слишком глухим и слабым для того, чтобы кого-нибудь разбудить.

— Никто не слышал, — с напускным, преувеличенным сожалением ответил Стас, и Иван отчетливо различил в его голосе издевку. — Смотри, как все удачно сложилось для этого парня. Никто его не видел, никто ничего не слышал и дверь ему удалось открыть, не оставив ни единой царапины на замке. Ну прям человек-невидимка-неслышимка какой-то.

Этхэго не могло быть. Даже самый опытный взломщик оставляет царапины. Пусть маленькие, но они должны быть. Это известно даже школьникам. Если их нет, значит, дверь открывали не отмычкой, а ключом. А раз дверь открывали ключом, значит…

— Постой, ты же не хочешь сказать, что это сделал кто-то из наших? — оторопело спросил Иван.

— Из ваших, из ваших, — зло оскалился Стас. — Только этот «кто-то» не учел Димкиной исполнительности.

— Что ты имеешь в виду?

— Я все-таки задержался вчера, — смущенно и даже чуть-чуть виновато пояснил электронщик. — Ты сказал, что не надо, а я подумал… все равно у меня бессонница. А так хоть какое-то полезное занятие. Ну и поставил камеры, подключил.

У Ивана вытянулось лицо.

— Чёрт бы тебя побрал, Дима! — воскликнул он. — Ты понимаешь, как ты рисковал? Понимаешь, что если бы эти люди пришли и застали тебя здесь, то сегодня, кроме бардака, мы нашли бы твой труп? Понимаешь ты это?

Электронщик смутился еще больше. Словно ища поддержки, он посмотрел на Стаса. Тот не замедлил вмешаться:

— Ладно, Иван. Красиво говорить ты умеешь, это мы знаем. Но речь сейчас идёт не о Димке, а о записи. И о тебе.

— О какой записи? — не понял Иван. — При чём здесь я?

— Пойдём-ка. — Стас подошел к несгораемому шкафу и открыл дверцу. Внутри, помимо некоторых бумаг, был ещё и видеомагнитофон. На нем — маленький чёрно-белый телевизор. «Электроника». — Смотри.

Он нажал «перемотку», затем «воспроизведение». По крохотному зкранчику побежала серая рябь, затем появилась картинка: Дима махал руками перед камерой. Вот он вышел. Затем пустой офис.

— И что? — спросил Иван.

— Смотри, смотри, — посоветовал Стас, нажимая «поиск».

Пустой офис, прорезанный тремя искривленными полосами. Пустой офис. Пустой офис. Пустой офис. Пус… и тут вошёл он. Человек был в плаще и кепке, низко надвинутой на лицо. Камеры, установленные в углах, под самым потолком, не брали лицо. Смешно дергаясь из-за «ускоренного воспроизведения», незнакомец прошел в кабинет Ивана. Бах! По оконному стеклу пробежала длинная, кривая, как ухмылка злодея, трещина, а затем оно и вовсе развалилось на несколько неряшливых здоровенных частей. Иван невольно обернулся, как будто хотел убедиться, что все это не сон. Убедился. Стекло и в самом деле разбито. Только торчит из рамы несколько уродливых, изогнутых «клинков». Человек вышел из кабинета, переворачивая по пути мебель. Действовал он методично и собранно. Брал первое, что попадалось под руку, и швырял на пол. Аппаратуру добивал ногами. Поднатужившись, опрокинул холодильники. Затем прошел к стене, вынул из кармана баллончик с краской и, высоко задрав голову, принялся выводить: «Ну, ты-то умнее?»

— Он просто больной, этот парень, — прошептал Иван.

— Нет, он не больной, — ухмыльнулся Стас. — Он хитрый.

В этот момент нога человека скользнула по какому-то обломку, он неловко отшатнулся и взмахнул руками, стараясь удержать равновесие. Взлетели полы плаща. Незнакомец сделал шаг назад, поворачиваясь. На долю секунды камера схватила его лицо… Стас торопливо нажал «паузу».

— Что скажешь? — с любопытством повернулся он к Ивану.

А тот стоял с приоткрытым от изумления ртом. Черты лица были смазанными, нечеткими, однако вполне различимыми. С крошечного монитора на Ивана уставился… Иван.

— Бред, сумасшествие, мистификация, — пробормотал он и потряс головой. — Этого не может быть.

— Убеди нас. — Стас прошелся по обломкам, поднял перевернутый стул, сел. — Убеди, если сможешь.

— Даже не знаю… — Иван растерянно развёл руки. — Честно. Просто понятия не имею…

— Лучше бы тебе его иметь, — зловеще пробурчал гэбист.

— Одно я знаю точно: это был не я.

— А кто? Скажи, кто? Что это за парень, настолько похожий на тебя, что и родная мать не смогла бы отличить?

Иван вдруг с облегчением рассмеялся:

— Чёрт, как же я упустил из виду!..

— Что? — мгновенно сделал стойку Стас. — Что именно ты упустил?

— У меня есть алиби! Точно!

— Какое? Выкладывай.

— Сегодня ночью я был не один.

— А с кем?

— Невеста Петра оставалась у меня. — Иван принялся рыться в карманах, одновременно продолжая говорить: — Было слишком поздно, и я предложил ей переночевать.

— Она что… провела у тебя всю ночь? — прищурился Стас.

Иван на мгновение замер, затем посмотрел на гэбиста.

— Стас, ты хоть иногда-то думай, что говоришь.

Тот, видимо, и сам осознал двусмысленность собственного вопроса, буркнул:

— Я совсем не то имел в виду. Просто спросил, осталась ли она у тебя до самого утра, чтобы… ну, короче, чтобы алиби было стопроцентным. Мы же не знаем точно, в какое время произошёл погром.

— Да, она оставалась до утра и может подтвердить что я никуда не выходил, — холодно ответил Иван.

— У тебя есть её телефон? С ней можно как-то связаться?

— Да.

— В таком случае сделай это немедленно.

Иван наконец отыскал в кармане блокнотный листок, потянулся к телефону, но в эту секунду тот зазвонил сам. Эффект это произвело не меньший, чем если бы в кабинете вдруг разорвалась граната. Иван вздрогнул, Дима выронил очередной обломок, Танюшка взвизгнула, Стас нервно усмехнулся.

— Похоже, этот погром едва не сделал всех нас неврастениками, — пробормотал Иван, снимая трубку. — Алло!

— Это ты? — спросил бестелесный шёпот. — Я знаю, что это ты.

Лицо у Ивана вытянулось. Он повернулся и замахал рукой Диме, показывая: «Подключи селектор!» Ему не удалось припомнить наверняка, но на записи незнакомец не слишком усердствовал над столом секретарши. Значит, селектор с вмонтированным в него магнитофоном должен быть цел. Электронщик замотал головой — понял, мол, сообразил, — шарахнулся к столу, принялся лихорадочно рыться в груде обломков. Стас заинтересованно придвинулся поближе. Спросил, едва разжимая губы:

— Это он?

Кивок: «Он».

— Как тебе мой сюрприз? — поинтересовался вкрадчиво шёпот.

— Кто говорит? — Иван старательно тянул время.

— Никто. Тебе понравилось?

Дима извлёк из-под хлама селектор. Показал уже на ходу. По серой пластиковой крышке тянулась длинная чёрная трещина. Работает, нет? Электронщик принялся подключать селектор.

— Надеюсь, ты по…

На несколько секунд в трубке стало тихо, а затем выплыли короткие гудки.

— Дьявол! — выругался Иван. — Димка, ты нас разъединил.

— Я не хотел. — Тот смутился, покраснел. — Думал, получится. Там штекера надо местами менять. Иначе слишком долго.

— Он перезвонит, — пообещал уверенно Стас.

— С чего ты взял? — хмуро поинтересовался Иван.

— Ему что-то от тебя нужно. Иначе он вообще не стал бы звонить. Звонок — это риск.

Стас оказался прав. Через полминуты телефон затрезвонил снова. Иван рванул трубку, и тут же с тихим щелчком включился магнитофон.

— Почему ты вешаешь трубку, урод? — бесплотный Никто был зол.

— Он вспыльчивый, — прошептал Стас. — Попробуй его завести.

Иван не стал напоминать бывшему гэбисту, что тот несколько минут назад подозревал его самого. Теперь сидит как святой.

— Потому, что не люблю скотов вроде тебя.

— Ты, сука, мой человек мог вчера пристрелить тебя. Но не пристрелил. Скажи спасибо и не нарывайся.

— Спасибо. Кто ты такой? Почему прячешься? Боишься назвать имя? Приходи, стукнемся «гривна на гривну». Или кишка тонка?

— Не лови на туфту, фраер. — Никто вдруг успокоился к даже засмеялся мелким дребезжащим смехом. — Надо было сказать моему парню, чтобы тебя пристрелил, а Петра оставил. Он поумнее будет. Короче, так. Вы немедленно оставляете эту работу. Занимайтесь чем хотите, но к: квартире не лезьте. Скажете обо мне этому ср…му «крёстному отцу» — умрёте. Все. Не откажетесь от работы — то же самое. Надумаете геройствовать — по пуле в башку. Все ясно? И учти, мои парни за вами наблюдают. В любое время дня и ночи. Я дотянусь до вас прежде, чем вы успеете даже дыхнуть в мою сторону. Всё понял, придурок?

— Ещё надо посмотреть, кто из нас придурок, тупица, — огрызнулся Иван. — И кроме того, ты блефуешь. Никакой слежки нет. Мы бы заметили.

— Да? Рассказать тебе, чем ты, урод, занимался этой ночью? — Никто снова засмеялся, вполне искренне. — Спал с бабой своего другана. А до того звонил этому вашему «уркагану», чтобы поехал в больницу. Кстати, Пётр идёт на поправку. Ему уже лучше. Он позавтракал и теперь читает газету. Завалить его, как ты понимаешь, не составляет труда. Вместе с охраной. Так что можешь не стараться. Это лишнее. Короче, ты меня понял. Не порти нам дело, если не хочешь отправиться на тот свет вместе со своей тупорылой гоп-компанией. Откажись от работы — и все закончится хорошо.

В трубке запищали гудки. Иван потер лоб, набрал номер:

— Девушка, для абонента 15–09: «Срочно перезвони в офис». Спасибо.

— Он сказал правду? Насчёт того, что ты переспал с этой женщиной? — ровно спросил гэбист, глядя Ивану прямо в глаза.

— Я к ней и пальнем не прикоснулся.

— Я так и думал, — кивнул тот удовлетворенно. — Значит, им известно не всё. Много, но не всё. Возможно, они наблюдают за подъездами. Возможно. Но за квартирами — нет.

— А толку? — подал голос Дима. — Хочешь вести боевые действия, сидя дома? Ничего не выйдет. Я так думаю, если их сильно допечь, они войдут и в квартиру. Мне, ребята, эта работа нравится все меньше и меньше. Точнее сказать, совсем не нравится. Уже.

— Дима, сколько потребуется времени на то, чтобы наладить аппаратуру? — спросил Иван,

— Неделя, — ответил электронщик. — И это как минимум. Может, и больше.

— Знаешь, где можно купить сканер для определения «подслушки»?

— Да Господи, вон, на радиорынке. Надо только знать, к кому подходить.

— Та знаешь?

— Конечно.

Иван достал из кармана деньги. Часть вчерашнего «аванса».

— Поезжай, купи и в срочном порядке проверь наши квартиры. Тщательно проверь. В особенности телефоны.

— Хорошо. — Электронщик поднялся, взял купюры. — Могу идти?

— Давай действуй.

В этот момент снова зазвонил телефон. Иван снял трубку.

— Валера? Здравствуй еще раз. Как дела? Отлично. Ты там ничего странного не заметил? Никто не крутился поблизости? Хорошо. Слушай, а что делает сейчас Пётр? Спит? — Иван посмотрел на гэбиста. Тот многозначительно шевельнул бровями: «Я же говорил». — Отлично. Только что уснул? — Он невольно замешкался, а затем задал вопрос, который давно вертелся на языке: — А минут семь назад чем занимался? Читал газету? Понятно. Если заметишь что-то подозрительное, немедленно звони в офис. Да, мы пока здесь.

Иван повесил трубку. Еще не успевший уйти, Дима разочарованно цыкнул зубом.

— Да, ребята-октябрята. Похоже, влипли мы конкретно.

— Поезжай, — тряхнул головой Иван и посмотрел на Танюшку. — Танечка, ты тоже можешь идти. Сегодня работы не будет. Я позвоню, сообщу, когда теперь выходить.

— Хорошо. — Девушка мгновенно схватила свингер. Похоже, ей и самой не терпелось унести подобру-поздорову ноги. — Позвоните, Иван Владимирович.

— Позвоню, позвоню.

Дима уже улизнул. Танюшка направилась к двери, когда на пороге возник Олег. Спокойно поздоровался, оглядел погром, хмыкнул:

— Да-а, кто-то постарался на славу. Здесь уборки дней на пять.

— Присоединяйся, — пригласил Иван и вновь повернулся к Стасу. — Сейчас я позвоню Ирине, она подтвердит моё алиби.

— Пойми правильно, — насупился гэбист. — Я тебе и так верю. Но каша, сам видишь, какая заваривается. Мне нужна стопроцентная уверенность, что на человека можно положиться, как на себя.

Пока Иван набирал номер, Стас прокрутил Олегу запись. Тот смотрел внимательно, под конец закусил губу, о чем-то размышляя, после короткой паузы пробормотал:

— Ловко. Отличная работа. Первоклассная. Во сколько Димка ушёл вчера? Он не говорил?

— Около двенадцати, — ответил Стас тихо.

— Значит, весь это бардак устроили примерно в половине первого. Минут в сорок, так?

— Должно быть, — согласился гэбист.

— Иван не мог этого сделать, — кивнул удовлетворённо Олег. — Он звонил мне в начале первого. Транспорт уже не ходил. В их глухомани такси не поймаешь. Сам пробовал, знаю. Ему пришлось бы идти на шоссе или к метро. А это минут двадцать — двадцать пять пешком. Если даже допустить, что он сразу взял «извозчика», ехать до офиса минут тридцать. Это с учётом пустых улиц. Раньше часа Иван бы сюда не добрался. Вариант пролетный. Ты должен был об этом подумать.

— Сам знаю, — огрызнулся тот. — А что прикажешь думать?

— Подстава, Стасик. Ловкая, умная подстава. — Олег потёр острый подбородок. — Просто они не учли, что осмотр места происшествия слишком затянется, а Иван по доброте душевной оставит у себя даму ночевать и позвонит мне чуть позже, чем рассчитывалось. Эти сволочи элементарно пытаются нас поссорить. По одиночке мы для них легкая добыча. Не удивлюсь, если у них в запасе есть такие же «подляны» и на тебя, и на меня, и на Димыча с Валеркой. На всех.

— И всё-таки… — Стас насупился ещё больше, — я поговорю с ней.

— Поговори, — усмехнулся Олег. — Оно, конечно, не лишне. Проверка — штука отличная. Только сможешь ли ты потом требовать, чтобы Иван стопроцентно доверял тебе? Ты-то его проверишь, а вот как ему проверить тебя? У тебя-то, как я понимаю, алиби нет?

Гэбист и вовсе стал похож на грозовую тучу.

— Ирина, — Иван наконец дозвонился, — здравствуйте ещё раз. Нет, с Петром всё нормально. Позавтракал, почитал газету и теперь спит. Да. Э-э-э… Ирина… С вами хочет поговорить один человек. Нет, у меня всё в порядке. Нет, не вчерашний капитан. Другой человек. Видите ли, вчера ночью у дверей нашего офиса случилось одно неприятное происшествие… Да мы-то знаем, но ему хотелось бы услышать это от вас. — Он повернулся. — Стас, возьми трубку.

Гэбист с явной неохотой взял трубку, поздоровался.

— Капитан ФСБ Фокин, — представился он для солидности. Иван и Олег наблюдали за его реакцией. — Я понимаю… Я понимаю… Это недоразу… Я понимаю. Да. Спасибо. — Стас тяжело вздохнул, осторожно, словно боясь разбить, положил трубку на рычаг, повернулся. — Что смотрите? Я ведь для очистки совести.

— А сходство, и правда, поразительное, — улыбнулся Олег. — Давайте, орлы, думать, что нам делать дальше.

— Димка вчера предложил сообщить обо всем Сергею Борисовичу, а потом залечь на тюфяки, — сказал Иван. — Но не знаю, насколько этот выход хорош. Во-первых, Пётр останется без защиты. Во-вторых, «берлога» может быть засвечена.

— Кем? — изумился Стас.

— Петром. — Иван вкратце обрисовал им ситуацию. — Если о ней известно Сергею Борисовичу, то известно и «взломщикам».

— Почему?

— У них есть информатор среди людей Сергея Борисовича. Или… среди наших ребят. Это головастые парни.

— Ещё бы не головастые, — кивнул утвердительно Олег. — Димка предложил наилучший выход. С одной стороны, куда ни кинь — всюду клин. Скажем Борисычу — «взломщики» за нас примутся, не скажем — Борисыча голову оторвет. Однако «взломщики» от Борисыча нас вряд ли защитят, — а если бы и могли, то не стали бы этого делать, — но вот Борисыч от «взломщиков» — вполне. Преимущество очевидно, вывод ясен.

— Может-то он может. Да только станет ли? — вздохнул Иван. — Ё-моё, во влипли.

— Предлагаю следующее. — Стас пожевал губами. — Звоним Борисычу, а потом дружно обрываем когти. Кто куда. Друг другу не сообщаем. Оговорим «нычку». Связь но пейджеру. Можно словесный код придумать.

— Стасик, — остановил гэбиста Олег, — это тебе не «игры патриотов». Мы не шпионы. Нас вычислят в пять секунд.

— Жить захочешь — не вычислят, — оскалился Стас, снял трубку телефона и протянул Ивану. — Держи. Звони. Нечего тянуть. Давай.




Глава 9


— Эти уроды больше не появлялись?

— Нет. Видать, здорово наложили в штаны после вчерашнего.

Двое мужчин, сидящих в салоне вишнёвой «четвёрки», переглянулись и засмеялись. Первый — элегантный красавец, отдаленно напоминавший Василия Ланового, — сидел за рулем. Второй — коренастый увалень, с бесцветным, словно выдержанным в отбеливателе «Ас» лицом, — устроился рядом. Он казался по-бабьи рыхлым, обрюзгшим, однако впечатление это было обманчивым. У него был неприятный визгливый голое и необычайно пронзительные глаза, остававшиеся серьезными даже тогда, когда тело желеобразно сотрясалось от приступов смеха.

Вишневая «четверка», припаркованная напротив белой, будто седой, «сталинской» восьмиэтажки, все утро стояла в длинной веренице четырехколесных собратьев. Пассажиров не волновало, что охрана вычислит машину. Номера все равно были фальшивыми.

— Видишь еще кого-нибудь? — спросил Рыхлый, поглядывая в зеркальце заднего вида.

— Нет пока. Запоминай. Пост на третьем этаже дома напротив. Второй подъезд. Предположительно наблюдателей двое. В нужном подъезде еще двое. Пока все.

— Запомнил, — кивнул Рыхлый.

— Подъезды и пути отхода?

— Все помню.

— Ты уверен, что эти… «юные следопыты» больше не появлялись? — Киноактёр повернулся к напарнику, вольготно положив руку на спинку сиденья, и принялся исподволь наблюдать за улицей. — Шеф с нас головы снимет.

— Уверен, — ответил спокойно Рыхлый. — Я бы их заметил.

* * *


В то же время на третьем этаже дома напротив один из наблюдателей-охранников поднес к глазам бинокль и сообщил напарнику:

— Записывай. Темно-вишневые «Жигули» четвертой модели. Номер «НЯ XXX М». В салоне двое мужчин. Записал?

— Да, — ответил тот, делая запись в журнале наблюдения. — Строители-то во сколько пришли?

— Десять тридцать четыре, — ответил наблюдатель. У него была превосходная память на лица и цифры.

— Ага. Всё. Позвоню, передам машину ребятам на проверку. Сфотографируешь «тачку»? Или мне заняться?

Вообще-то фотография входила в обязанности именно напарника, однако наблюдатель не стал возражать.

— Займусь. — Он опустил бинокль и. потянувшись к массивному установленному на тяжелом штативе «Никону», добавил с легким налетом осуждения: — Сачок ты, Лёнчик.

Записывающий, накручивая диск телефона, довольно хохотнул:

— Так ведь от работы кони дохнут, старик.

В обязанности этих двоих входило фиксировать всех появляющихся у нужного дома, фотографировать, записывать время прихода и ухода, а затем передавать данные для проверки по каналам МВД и реже ФСБ.

Они выполняли свою работу терпеливо и очень добросовестно.




Глава 10


«Сергей Борисович приехал через полчаса после моего звонка. На сей раз с ним не было многочисленной охраны. Наверное, амбал и клерк остались в машине. В офис вошел только Призрак. Такой же непрошибаемо-невозмутимый, как и прежде.

Телохранитель встал у входной двери и оставался там все время, пока его хозяин осматривал последствия ночного погрома. Я же излагал ему события вчерашнего вечера и сегодняшнего утра.

— Любопытно, — произнес Сергей Борисович, и по его тону легко можно было понять, что он действительно озадачен. — И как по-вашему, кто эти люди?

Мафиозо остановился против меня.

— Понятия не имею, — ответил я. Получилось довольно резко.

Он кивнул и вновь начал расхаживать по офису, переворачивая мусор мыском туфли.

— Вы полагаете, они хотели запугать вас?

— Думаю, да. Иначе убили бы Петра. Да и меня, наверное, тоже.

— Логично. Говорите, разбирают стену?

— Именно так.

Я ждал удобного момента, чтобы попросить о защите.

— Вы выяснили, кто хозяин квартиры?

— У нас была информация, но… Компьютер разбит. Распечатку теперь не найти.

— Пожалуй. — Мафиозо огляделся. — Ладно, я поручу своим людям разобраться с этой проблемой. Однако, — он снова уставился на меня, — вы действительно работаете быстро.

— Это едва не стоило жизни мне и моему бывшему компаньону.

— Он в больнице?

— Да. В Склифосовского.

— Его лучше перевезти на безопасную квартиру, — сообщил мафиозо после короткой паузы. — Пока ситуация не прояснится окончательно.

— Боюсь, что у нас уже нет такой квартиры, — ответил я.

Он кивнул.

— Понимаю. Если хотите, я могу отправить пару своих ребят в больницу. На них можно положиться.

— Это было бы неплохо.

— Договорились. — Сергей Борисович улыбнулся, — Теперь о гонораре. — Он кивнул на кейс, до сих пор стоявший у ног Призрака. — В чемоданчике полмиллиона, как и договаривались. — Мафиозо помолчал, а затем добавил: — Если бы вы просто рассказали мне о соседней квартире, я бы данный вариант не принял. Но поскольку стену действительно разбирают… Вы заработали свои деньги.

— Спасибо.

Я не стал пересчитывать. Какой ему смысл меня обманывать?

— Не за что. Теперь что касается наших дальнейших взаимоотношений…

— Мне казалось, наши отношения исчерпываются заказом, — напомнил я.

— Это не совсем так, — возразил Сергей Борисович мягко. — Вы забыли условия договора. Наши отношения продлятся ещё некоторое время. Точнее, до субботы. Ближайшие дни могут выдаться довольно напряжёнными, и, мне кажется, для вас будет лучше где-нибудь переждать, Затаиться. Спрятаться. Однако я должен знать, как с вами связаться, если вы мне срочно понадобитесь.

— В этот момент я окончательно понял, что рассчитывать теперь придется только на себя. Мафиозо на нас плевать. Мы свою работу выполнили, а значит, выпали из круга его интересов. Конечно, он попытается отыскать „взломщиков“. В этом я не усомнился ни на секунду. Но только ради собственной безопасности. Или из чувства мести. Наша дальнейшая судьба его нимало не волновала. А предложение защищать Петра — всего лишь дань вежливости, ему не чуждой.

— Так как же мне с вами связаться? — вновь поинтересовался Сергей Борисович.

Я дал ему код своего пейджера и номер диспетчера».

* * *


— Ну, что я говорил? — буркнул Стас, когда за Сергеем Борисовичем закрылась дверь. — Кто как, а я на дно. Звоните на пейджер.

Иван отсчитал причитающуюся сумму. Гэбист бережно спрятал деньги в бумажник и, усмехнувшись, добавит.

— Совет. Бесплатный. Рвите когти. У Борисыча что-нибудь не заладится — придёт за нашими головами.

— Все правильно, Иван, — серьезно подтвердил Олег. — Так и произойдёт.

— А Пётр?

— Что Пётр?

— Он у Борисыча вроде заложника.

— На фига ему Пётр? Пётр вышел из дела и к нам теперь касательства не имеет.

— Если Борисыч захочет прихватить нас за жабры, то сможет использовать Петра в качестве приманки,

Олег неопределённо шевельнул бровью. Деловито собиравшийся Стас пожал нам руки.

— Пока. Встретимся на той неделе.

— Хотелось бы надеяться, — шумно вздохнул Олег.

* * *


Пятеро мужчин, собравшихся в номере гостиничного комплекса «Измайловский», были настроены очень и очень серьёзно.

Трое из них сидели у низкого журнального столика, четвертый стоял у двери, пятый — у окна.

— Что будем делать? — спросил Рыхлый. — Эти твари обнаружили нашу квартиру, а что, если они и наш план рассекретят?

— Прекрати орать! — рявкнул Киноактер.

— Ничего страшного не произошло, — спокойно добавил стоявший у окна Молчаливый.

— Какого хрена! — тонко взвизгнул Рыхлый. — Тебе хорошо говорить. Ты координатор, отсидишься в сторонке. А вот что делать нам, а?

— То же, что и раньше, — ответил холодно Киноактёр. — Что ты собирался делать раньше? Раньше ты собирался пойти и завалить кучу народу. Ничего не изменилось. Одним человеком больше, одним меньше…

Рыхлый зло усмехнулся, повернулся к третьему — тонколицему серьёзному мужчине.

— Это он мне говорит.

— Не бухги. — Тонколицый подумал. — Мне тоже не нравится, что они обнаружили пролом так быстро, но это ещё не повод впадать в панику. В конце концов, мы предусматривали подобный поворот событий и знаем, как действовать.

— Вот именно, — подал безразлично голос четвёртый — Суровый.

Рыхлый проглотил крутящееся на языке ругательство. Суровый выполнял в группе те же функции, что и он. Киллер. Устранитель.

— Это риск, — гавкнул он, словно выматерился. — Наверняка теперь увеличат количество охраны.

— За те деньги, которые тебе платят, не то что пару лишних человек — полк можно завалить, — с прежним безразличием в голосе парировал Суровый.

— Нет, — Тонколицый улыбнулся и покачал головой, — вы оба не правы. Лишние люди — лишние уши. Никто не заинтересован в огласке. Скорее всего они снимут двух-трёх человек с других постов — скажем, из подъезда — и поставят их в квартиру. Но ведь это для тебя не проблема, Шустрик? Если проблема — ты только скажи. Мы быстро найдем человека на твоё место. От двух миллионов долларов мало кто откажется. Сейчас знаешь сколько среди нашего брата безработных? Тем более что и работенка не слишком пыльная.

— Не проблема, — не слишком, впрочем, охотно признал Рыхлый-Шустрик. — Просто я не люблю, когда меня используют как пешку. Эта тварь — наш заказчик — будет сидеть в тени, а мы для него каштаны из огня таскать.

— А кто любит? — не оборачиваясь, пробормотал Молчаливый.

— Но именно за это нам и платят большие деньги, — напомнил Киноактер. — И потом, пешки частенько выходят в дамки.

— О чём ты? — не понял Шустрик.

Киноактёр и Тонколицый переглянулись. Суровый тоже ухмыльнулся. У Молчаливого напряглась спина. Он внимательно прислушивался к разговору.

— Да о том, что инкогнито имеет свои плюсы для обеих сторон. Мы не знаем заказчика, но ведь и он нас не знает тоже. — Тонколицый продолжал улыбаться, только теперь улыбка у него стала неживой, застывшей, как капля воды, превратившаяся в сталактит. — Я думаю, стоимость бумаг должна быть гораздо больше нашего гонорара. Так что мешает нам хорошенько рассмотреть их, прежде чем передать заказчику? А там, кто знает, может быть, выяснится, что нам эти бумаги куда нужнее.

— Ну да? — Шустрик обвел всех присутствующих взглядом — не издеваются ли? Похоже, никто не шутил. — А посредник? Он-то знает, кого нанимал. Заложит как миленький.

Суровый оскалился в неприятной гримасе, должной, очевидно, символизировать усмешку, и подмигнул коллеге.

— Разве это может остановить ловких и умных парней вроде нас?

— Бросьте. — Рыхлый-Шустрик посерьёзнел. Он, может, и был человеком недалеким, но дураком-то его никто бы не назвал. — Парни, на нас накинутся обе стороны.

— Не волнуйся, — спокойно произнес Киноактёр. — У нас мозгов, что ли, нет? За нами никто гоняться не будет.

— Почему?

— Потому что гоняться станут за ребятами из моего любимого «Холодца».

— «Холодка», — поправил Молчаливый, глядя на компаньонов через плечо.

— Не придирайся к словам.

— Мы заставим этих парней побегать, — спокойно заговорил Тонколицый. — Их видели у дома, они спецы по проникновениям. Нужно всего лишь дать правильный толчок тем, кто будет искать. И мы, кстати, — он кивнул на Молчаливого, — уже кое-что предприняли в нужном направлении.

— Можно подбросить их главному в квартиру часть денег, чуток бумаг, и дело сделано, — предложил Киноактёр. — Его живьём сожрут.

— Верно.

— А остальных устранить. — В глазах Шустрика зажёгся недобрый огонь. — Все подумают: это он. Чтобы не делиться.

— Именно. — Тонкояндый одобрительно тряхнул головой. — Его возьмут, попытаются выбить информацию о деньгах и бумагах, но он ничего не скажет. Тем всё и закончится,

— Хороший план, — согласился Суровый. — Мне нравится,

— Значит, на том и порешим. — Киноактер потёр ладонь о ладонь. — Ну, а теперь непосредственно о деле…




Глава 11


Тёмно-бордовый «Шевроле» остановился у подъезда «сталинской» восьмиэтажки. Первым из салона выбрался медведеобразный амбал. За ним — Володя, выполнявший сейчас функции водителя. Третьим был Призрак. Последним — Сергей Борисович.

Мафкозо, подняв голову, осмотрел фасад здания, отыскивая окна нужной квартиры. Наглухо задернутые шторы. Никаких признаков наблюдения.

— Эти парни не слишком осторожны, — пробормотан он.

Сергей Борисович направился к подъезду. Амбал и Призрак шагани впереди. Володя замыкал процессию. Во дворе красовался заполненный доверху мусорный бак. Мафиозо подошел ближе, опустился на корточки, хмыкнул. На тёмно-зелёном боку отчётливо выделялись блекло-рыжие крупицы кирпичной пыли.

После солнечной улицы подъезд казался, темным. Горела на столе у консьержки тусклая лампа, свет которой рассеивался, не достигая неимоверно высокого потолка. Хорошо ещё, что солнце било в подъезд сквозь дверные стёкла.

Сергей Борисович запнулся на первой же ступеньке, и амбал услужливо подхватил его под руку.

— Вы к кому? — встрепенулась консьержка.

Мафиозо посмотрел на неё, ответил спокойно:

— В шестьдесят третью.

— А-а-а, — понимающе закивала женщина. — В ту, где ремонт?

— Да-да.

— Вчера тоже приходили.

— Я знаю. — Сергей Борисович поднялся на лифтовую площадку.

Кабина была старомодно громоздкой, деревянной, с хлопающей сетчатой дверью. Однако в целом выглядела очень опрятно. Никаких надписей и рисунков на стенах.

Лифт поднял группу на третий этаж. Здесь амбал и Володя достали из-под пиджаков пистолеты. Призрак встал позади Сергея Борисовича. Тот нажал кнопку звонка. За дверью послышалась приглушенная трель, напоминающая ржач сумасшедшей лошади. Тишина, Еще одна трель. Результат оказался прежним. Сергей Борисович отошел в сторону, кивнул Володе:

— Открывай.

Тот достал из пиджака набор отмычек, принялся подбирать нужную. Тихо щелкнул замок, дверь распахнулась. Амбал с невероятной для его телосложения ловкостью проскользнул в квартиру. Володя последовал за ним.

Сергей Борисович и Призрак остались стоять на площадке. Через минуту амбал появился на пороге, сообщил разочарованно:

— Папа, тут пусто. Сорвались, суки.

Мафиозо вошел в квартиру и прошествовал в комнату. На дальней стене, примыкающей к соседней квартире, большой ковёр. Нигде ни следа «ремонта».

— Наверное, подстилали пленку, — тихо произнёс Призрак.

— Я понял. — Мафиозо, не оборачиваясь, скомандовал: — Ковёр со стены, живо.

Амбал поспешно ухватился за край ковра, потянул. Тот неожиданно легко поддался, практически обвалился на пол.

— Та-ак, — протянул Сергей Борисович.

Информация, представленная Иваном, оказалась точна. За ковром действительно обнаружился пролом примерно полтора на два. Вокруг — темный слой копоти и «кудряшки» сгоревших обоев.

Несколько секунд мафиозо созерцал разобранную стену, затем повернулся к Володе, распорядился:

— Оставь здесь пару ребят.

— Папа, ты же говорил, что нельзя набирать много народу, — напомнил тот.

— Я помню, что говорил, — раздраженно заметил Сергей Борисович. — Снимешь двоих с постов в подъезде. Тех, что на соседних этажах. И пошли людей проверить все квартиры, прилегающие к «нашей». Сверху и снизу.

— Но мы уже…

— Пошли людей! — вдруг яростно прошипел мафиозо.

— Хорошо, папа. Как скажешь.

Сергей Борисович повернулся к Призраку, спросил задумчиво, словно говорил для себя:

— Почему они ушли? Ещё только час. Работа не окончена.

Тот пожал плечами, ответил спокойно:

— Скорее всего их кто-то предупредил.

— Я тоже так думаю. И это не наши. О квартире никто, кроме меня и вас, не знал. Остается «Холодок». — Он подумал, затем посмотрел на подручных. — Володя, я хочу знать, где находятся сейчас эти люди. Займись.

— Хорошо, папа, — кивнул тот.

— Ты, — повернулся он к амбалу, — посмотри за дверью.

— Понял.

— Идите, — Сергей Борисович проводил взглядом Володю и амбала, затем покосился на Призрака и, едва разжимая губы, произнес: — Проследи за ними. Если что-нибудь заподозришь, сразу доложи мне.

Призрак молчал, внимательно глядя на Сергея Борисовича. Он хотел напомнить, что в его обязанности не входит следить за кем бы то ни было. Его наняли совсем для другого. Но телохранитель знал своего босса лучше, чем любой из друзей. Он видел Сергея Борисовича и в моменты «деловых встреч», и когда тот, оставаясь «один», сбрасывал маску «крутого». Мафиозо привык к Призраку, как привыкают к собственной тени. Сейчас Сергей Борисович был таким, каким охранник видел его крайне редко. Казалось, что из спины мафиозо извлекли стальной несгибаемый хребет, а вместо него вставили велосипедную цепь. Вокруг его глаз резко обозначились морщины. Линия губ также потеряла обычную жесткость, стала дряблой, расплывчатой. Однако голос Сергея Борисовича остался прежним, мягким, с таящимися где-то в глубине стальными нотами. Крепко сжав телохранителю запястье, мафиозо чуть от-страненно сказал:

— Ты единственный человек, которому я могу доверять. Остальные спят и видят, как бы сожрать меня и самим занять мое место. Если бы «взломщики» оказались в квартире, я бы не просил об этой услуге. Но боюсь, дело обстоит хуже, чем мне казалось. Я уважаю тебя и ту работу, которую ты выполняешь, однако сейчас у меня нет иного выхода. Считай это личным одолжением.

По едва заметным паузам между словами можно было понять, насколько тяжело дается Сергею Борисовичу эта просьба.

— Ладно. — Призрак кивнул, хотя и с неохотой.

— Я у тебя в долгу, — улыбнулся сухо мафиозо.

Он не любил одолжений. Вспоминал слова героя одного фильма: «Одолжения убьют тебя быстрее пули». Но сейчас ему приходилось одалживаться. Ведь от этого могла зависеть его жизнь.

«Это последнее, что я делаю, — подумал Сергей Борисович. — Перед Богом клянусь, последнее. Всё. Устал. Нужно уходить. Обессилевший хищник — не хищник. Он — добыча. Жертва».

В его мире всё менялось с нереальной, калейдоскопической скоростью. Короли за несколько часов опускались до пешек, а пешки вырастали в ферзей.

«Уходить. Уходить, пока не нашёлся кто-то очень молодой и очень решительный», — размышлял Сергей Борисович, пока они спускались к машине. Настолько решительный, что отважится нажать на курок, поставив жирную кровавую точку в его карьере. В карьере и в жизни. У него практически не осталось сил для драки. Жизненных сил много, да. Но для драки одних сил маловато. Необходима жажда жизни. Кипящая, как кровь, наполняющая душу бурлящим воинственным кличем, а мышцы силой. А еще нужна непоколебимая вера в собственное бессмертие, звериная интуиция и беспредельная, тупая жестокость. Жажды жизни в нём уже нет. И остальных качеств нет тоже. Куда тут тягаться с молодыми. Зато у него есть гора грехов за душой и жажда покоя. А покой стоит дорого. Покой нынче в дефиците. Проходя мимо, Сергей Борисович кивнул консьержке, вышел на улицу и остановился, задрав голову вверх. Амбал думал, что шеф разглядывает окна, а Сергей Борисович смотрел на небо. Высокое, солнечное, абсолютно не похожее на то, под которым он жил всю жизнь.




Глава 12


«Вечер, как и весь день, был сумасшедшим. Первым наведался Димка. Вошел, стянул туфли, сунул ноги в тапочки и пошлепал в комнату, на ходу раскрывая свой облезлый отечественный „дипломат“.

— Старик, — вещал он громко, — я всех осмотрел, старик. Твоя хата последняя.

— Хочешь пива? — вяло полюбопытствовал я.

— Это всегда пожалуйста, — ответил он, расхаживая по комнате с коробочкой сканера в одной руке и какой-то железной штуковиной в другой. — А ты чего такой хмурый? Хандра напала? Сделай гимнастику йогов. Позу „лотоса“ умеешь? Не умеешь? Могу научить. Садишься на пятую точку и складываешь ноги, так, знаешь, вроде по-турецки, но только не по-турецки, а ступни на бёдра. Спину выпрямляешь, руки на колени и сидишь себе, созерцаешь. Пять минут так релаксируешь — и ты уже другой человек.

Я ничего не понял. Кого созерцаешь, куда ноги… И если через пять минут это буду уже вроде бы и не я, а какой-то другой человек, то на фига мне все это нужно? Уцепился за подлокотники кресла, как утопающий за спасательный круг, и полез, полез вверх, к кислороду, кухне и пиву. Настроение у меня, честно говоря, было омерзительное. Во всяком случае, экспериментировать с позой „лотоса“, равно как и с любыми другими позами, я не собирался.

Пошлёпал в кухню, шелестя драными тапочками по линолеуму. Открыл холодильник, достал бутылку Димке и бутылку себе, сковырнул пробки. Борисычевские баксы лежали грудой на кухонном столе вперемешку с отменными помидорами, мягкими огурцами и чахлой зеленью. Думал я салат сообразить, но руки так и не дошли. После пива, что ли? Прикинув в уме, нетвердо сграбастал пять пачек и поплёлся в комнату. Честно говоря, плевать мне к этому моменту было и на подслушивающие устройства, и на Борисыча, и на деньги, и вообще на всё. Нагрузился я основательно и пребывал в дешевой мрачной эйфории из разряда: „а-ну-идяге-ка-гады-сюда-никого-не-боюсь-и-морды-вам-всем-пхас-набью“, Гады упрямо не приходили, а пиво тем временем заканчивалось, и от этого настроение портилось катастрофически. Можно было бы, конечно, сходить в палатку за добавкой, но идти на улицу не хотелось даже больше, чем трезветь.

Отхлёбывая пиво, я вплыл в комнату, совсем как челн в известной песне про Стеньку Разина. Швырнул деньги на диван, словно княжну за борт, и рухнул в кресло. Протянул Димке бутылку.

— Нашёл чего-нибудь?

— Чисто. И у ребят чисто. И у тебя тоже чисто. Правда, я в остальных местах еще не смотрел, — сказал он ж приземлился рядышком на диван. Точнее, на деньги,

— Между прочим, у тебя под задницей, пятьдесят тысяч долларов, — сообщил я лениво.

— Здорово, — отреагировал Димыч и глотнул из горлышка.

— Дальше можешь не стараться. Если у ребят ничего не нашёл, то и у меня не найдёшь. „Жучки“ либо слишком хорошо спрятаны, либо их нет вовсе. В моём несчастном совмещенном санузле можешь не рыться. Конечно, — пробило меня на пошлый юмор, — может, им и интересно послушать, как я… того-этого, но не настолько, чтобы ставить „жучок“ в сортир. — Димыч заржал довольно и глотнул ещё пива. — Кстати, деньги — твой гонорар за работу. Забирай и уматывай.

— Куда? — поинтересовался он.

— Откуда мне знать? Хоть к чертовой бабушке. Меня это не волнует. Как сказал наш любимый Стасик, мы теперь каждый сам за себя. Он, между прочим, уже отчалил.

Скажу вам честно: вот это-то „сам за себя“ меня и грызло. И ещё как. Хуже, чем приблудная собака обглоданную кость.

— Я думал, мы одна команда, — неожиданно серьёзно произнёс Димыч, почему-то глядя в бутылку.

Тут в моем затуманенном пивом мозгу и всплыло: „Истина в вине“. Пётр сказал сегодня утром. Вообще это еще до него один мудрый старик говорил, но сегодня — он. А вспомнилось мне это потому, что понял: г…о я, а не руководитель. Правильно всё Петька сказал. И сам вляпался, и ребят под монастырь подвёл. При нём бы не разбежались небось. Выпутывались бы вместе, а тут…

* * *


Что? Да я и не плачусь. Просто подпёрло под горло как-то вдруг.

* * *


— Я тоже думал, — ответил я, но в бутылку заглядывать не стал. Истина-то в вине, а не в пиве.

Димыч приподнялся, сгреб деньги, посмотрел на них, словно никогда долларов в руках не держал, и хмыкнул неопределенно:

— М-да. И что теперь?

— Прячься. Беги и прячься. Может быть, не найдут.

— А ты как? — спросил он.

— А я не побегу. Пока. Вдруг искать никто и не будет? Чего суетиться-то раньше времени?

Это во мне хмель дурной заговорил. Я вообще стараюсь без нужды на рожон не лезть, но тут алкоголь в крови взыграл. Тварь я дрожащая или право имею, а? Глупо, конечно. Не хватало еще подбочениться, грудь выпятить и заорать на всю ивановскую: „Всех победю!“ Однако разозлился я прилично. Честно.

— Ну и я тогда не побегу, — заявил решительно Дима и отпил пивка.

Странно, он вроде бы всего одну бутылку опорожнить успел, а тоже на подвиги потянуло.

— Как хочешь.

— А Олег где?

— Дома, наверное. Где же ему еще быть.

— Он тоже не бежит?

— Нет. Олежку нашего, сам знаешь, как ежа, голой задницей не напугаешь.

— Понятно. — Димыч заметно приободрился. Похоже, он всё ещё верил в „свою команду“. — Валерка в больнице?

— Сюда едет, К Петру Борисыч своих костоломов приставил.

— Угу. — Димка мотнул головой, докончил бутылку и деловито поинтересовался: — Еще пиво есть? Я, пожалуй, у тебя ночевать останусь.

Он не слишком стеснительный парень, наш Димыч. Хотя, может, это и к лучшему. Вдвоём веселее. И, сказать по правде, не так боязно.

— Оставайся, — радушно согласился я. — За пивом сбегаешь.

— Запросто, — вскинулся он радостно. — Рубли есть?

— Баксов завались, а с рублями туго.

— А-а-а, и хрен с ними! — весело завопил Димыч. — Стольник разменяю. Я сення богатый.

Прикончили две последние бутылки и начали собираться. Полчаса искали авоську, потому как пришли к единодушному мнению, что у пакета непременно оборвутся ручки. Авоськи — разухабистая шутка юморной советской масспромышленности — давно перевелись как вид. Но в нас уже жила непоколебимо-пролетарская уверенность, что где-то в неисследованных недрах моей квартиры чудом должна была уцелеть хотя бы одна. Мы рылись ожесточенно в шкафах и даже заглянули под диван. Авоську не нашли. Зато нашли громадную сумку, в которой я таскал с рынка картофель. Она оказалась грязной. Пришлось Димычу идти с пакетом.

Вытащив из пачки стодолларовых купюр одну, он протопал к двери и снял с вешалки мой плащ.

— Бутылки по карманам распихаю, — пояснил деловито. — Пакет целее будет.

— Надевай, — не вполне трезво согласился я.

Димыч натянул плащ, сделал мне ручкой и скрылся за дверью».

* * *


Иван несколько минут стоял у двери, раздумывая, не совершили ли они ошибку? Может быть, стоило пойти вместе? На всякий случай. По идее, Сергей Боисович уже должен был навестить квартиру, в которой работали «взломщики». Стоило держаться настороже. На тот случай, если кому-нибудь из них удалось ускользнуть. Хотя… Иван сомневался, что, попав в объятия такого удава, как, Сергей Борисович, особенно если он настроен враждебно, имеешь хоть один шанс из сотни вырваться живым.

— Ладно! — гаркнул Иван на всю квартиру и пошёл в комнату.

Плюхнувшись в кресло, он посмотрел на разбросанные по дивану пачки денег. Они богачи. Настоящие богачи.

Или прав был мрачный Стас? Хватаем мешки — вокзал поехал. Может, стоило Бы пока «за бугор»? С такими-то деньжищами.

Апатично затрезвонил телефон. Сквозь пивную маслянистую пленку, окутавшую мозг, его трели докатывались до сознания медленно и мощно, словно подземные толчки. Иван протянул руку, снял трубку.

— М-да?

— Иван Владимирович. — Это был мафиозо. Голос его звучал озабоченно. — Мы осмотрели указанную вами квартиру.

— Так. И что?

— Стену действительно разбирали. Они уже принялись за шестой ряд.

— За седьмой, — поправил я.

— За шестой.

— Димка говорил, что шестой ряд снят полностью и начат седьмой. Я ему верю. Аппаратура не лжёт.

— А я верю тому, что вижу.

В трубке повисла тяжелая пауза.

— Ладно. Шестой так шестой, — нарушил молчание Иван. — Хотя Димка вроде говорил… Ну, да Бог с ним. «Строителей» вы прихватили?

— В квартире никого не оказалось. Я оставил своих людей, но «взломщики» не появились. — Он помолчал. — Вы понимаете, что это означает?

— Чёрт побери, вы еще спрашиваете! — Злость наконец нашла выход. — Вы еще спрашиваете! Кто-то предупредил их!

— Вот именно.

— Что «вот именно»? — заорал Иван, — Это один из ваших людей!

— Поясните.

Иван попытался собрать мысли воедино, но после пива получилось не очень хорошо.

— Они требовали, чтобы я не рассказывал вам о разобранной стене.

— Дальше.

— Сколько народу знало о том, что наша встреча всё-таки состоялась? Вы, трос ваших громил, я, Олег и Стас, Димка уехал раньше, он не знал наверняка, позвоним мы или решим лечь на дно. Валерка бал в больнице. Пётр вообще не в счёт. После встречи мы разъехались примерно через… — Иван напрягся, пытаясь верно оценить временной промежуток, — через полчаса. К этому времени «взломщики» обычно уже работали вовсю. Но никто из наших к телефону не подходил. Остаётесь вы и эти «гориллы». Информатор — один из ваших парней. К тому же откуда «взломщикам» известно, где будет проходить встреча? А ведь на то, чтобы сделать такую нишу при помощи газовой горелки, требуется как минимум две недели! Как минимум! Вы нас подставили. Ясно вам? Подставили!

— Это ваша проблема, — холодно отрезал Сергей Борисович. — Я заплатил очень большие деньги. И ты, и твои люди могли бы уехать куда-нибудь, на Канары, или на Мальорку, или к черту на рога и отсидеться там, пока всё не закончится. И не ори на меня, сука, иначе я сверну тебе шею раньше, чем это сделает кто-нибудь другой. — Иван перевел дыхание. Это была не пустая угроза. Люди, подобные Сергею Борисовичу, словами не разбрасываются. — Ты водку там лакаешь, что ли?

— Пиво.

— Слушай меня. Если хочешь выжить, забудь об алкоголе, понял? Тебя, му…ло, сейчас можно взять голыми руками.

— Ты хочешь ещё что-то сказать или остался, чтобы прочитать мне лекцию о циррозе?

На секунду в трубке повисла тишина, а затем мафиозо рассмеялся.

— Ты прав. Жить или умереть — личное дело каждого. Я действительно хочу кое-что спросить у тебя.

— Валяй, спрашивай.

Сергей Борисович как-то очень легко перешел на «ты». Иван тоже не считал нужным расшаркиваться. Этот человек был должен им больше, чем они ему. Гораздо, гораздо больше.

— Скажи мне, как мои люди могли предупредить «взломщиков» о состоявшейся встрече, если они всё время были у меня на виду и никто из них не брал трубку в руки?

— Откуда мне знать? — ответил Иван. В голове его со скрипом закрутились шестеренки. Он облизнул пересохшие губы.

— Кому вообще известно об этой квартире?

— Мне, охране, «гостям», — таково было условие встречи, — вам. Все, больше никому.

— А маклеру?

— Не было никакого маклера. Я снял квартиру сам. Лично.

— Как?

— Да очень просто. Пришёл к старушке жиличке и предложил большие деньги. Она не стала отказываться.

«Да, этого и следовало ожидать, — подумал Иван. — Как он сказал? Если я чего-то хочу, то обязательно это получаю. Может быть, не совсем точно, но верно по сути. Тогда… кто же эти „взломщики“? Не мысли же они читают?»

— И никто из твоих охранников никуда не звонил до самого визита в квартиру?

— Нет.

— Ты уверен?

— Абсолютно.

— Мистика, — пробормотал Иван в трубку.

— И я о том же, — подтвердил Сергей Борисович.

— Но я не верю в ясновидение и прочие штуки.

— Я тоже.

— Должно быть какое-то рациональное объяснение.

— Уверен, что оно есть. — Сергей Борисович помолчал, затем добавил спокойно: — Я всего лишь хотел предупредить тебя насчёт осторожности.

— Вы меняете квартиру?

— Нет.

— Напрасно…

— Не думаю. Здесь мы уже наладили охрану, обнаружили «взломщиков», проверили все прилегающие квартиры. На новом месте придется все начинать с самого начала. У нас нет времени.

— Нет времени на что?

— Это тебя не касается. Просто держись настороже, и всё. Заметишь что-нибудь неладное — немедленно звони мне.

— Хорошо. — Иван вздохнул. — Если что-нибудь замечу — позвоню.

— Отлично. Удачи.

— И тебе.

— Совет: не пей больше. Иначе не успеешь оглянуться, как отправишься на тот свет.

— Ладно.

— Всё. Пока.

В трубке запищали короткие гудки. «Телефонный марафон, — подумал Иван. — Кто-то в нем выигрывает, но явно не я». Итак, с чем же они оказались на середине дистанции? С мешком страха за плечами. С чем ещё? С глыбой непонимания в руках. Откуда «взломщики» узнали о квартире? Что вообще, черт возьми, происходит?

Истошно-радостно залился дверной звонок. Димка. Иван представил, как электронщик, нетрезво покачиваясь, давит и давит на кнопку, предвкушая скорое возлияние.

— Иду, иду! — заорал он и поплелся к двери.

Желание надраться пропало. Шестерёнки в голове вращались все быстрее. Откуда они узнали о квартире? Ответ: каким-то невероятным образом «взломщикам» удалось навести Борисыча на нужную квартиру. Нужную для чего? В какой момент квартира стала нужной? Иван потянулся к замку, замешкался, набросил цепочку и только после этого открыл. В дверях стоял Валера.

— Привет, — поздоровался компьютерщик. — Ты чего это на цепочку стал запираться?

— А-а-а… Где Димка?

— Не знаю. А что, он должен был приехать?

— Уже приехал, — упавшим голосом ответил Иван. В груди у него возникла холодная черная пустота. — За пивом пошёл.

— Давно?

Валерка ещё не знал о звонке Сергея Борисовича и поэтому не сильно встревожился. Чего нельзя было сказать об Иване.

— С полчаса.

— Может, в очереди стоит?

— У нас в палатке не бывает очередей!

— Может, он в магазин отправился?

— Нет. У него рублей нет. Только доллары. Не мог он с долларами в магазин пойти.

Валерка замялся.

— Что делаем-то?

— Пошли.

Иван потянулся за плащом, но тут сообразил, что плащ надел Димка. Осталась только куртка. Димкина турецкая «кожа», обшарпанная, старенькая, мешковатая.

— Что-нибудь не так?

— Димка мой плащ надел.

Иван натянул куртку, сунул в карман пачку долларов, сотовый телефон, затем погасил свет и выскочил из квартиры. В голове безумно крутилась одна и та же мысль: Стас говорил, говорил, говорил… Бежать надо было. Бежать и прятаться. Они уже тут. «Взломщики», не желающие убивать. Они совсем рядом. Кружат в темноте, словно волки, подстерегающие добычу.

— Осторожнее, — предупредил Иван Валеру. — Они могут быть где-то поблизости.

— Кто?

— «Взломщики».

— А при чём здесь «взломщики»?

Иван остановился на втором этаже, принялся осматривать из окна двор, по ходу дела объясняя компьютерщику ситуацию. Валера выслушал внимательно, кивнул.

— Ты думаешь, что… — Окончание фразы повисло в воздухе.

— Я ничего не думаю, только надеюсь. Может быть, в нашем ларьке не оказалось пива, и Димка решил прогуляться до следующего. Или ему доллары отказались обменять…

Иван знал, что это не так. Через дорогу от палатки располагался небольшой коммерческий магазинчик-павильон. Там-то баксы меняли без проблем. По сильно заниженному курсу, разумеется. Но Димке-то на курс было плевать. Он — мот и гулёна. Копейку не считает. Не стал бы он из-за нескольких тысяч топать к следующему ларьку. «Что-то случилось, — повторил Иван про себя. — Что-то случилось».

На первом этаже свет не горел. У подъезда тоже была темень.

— Темно, — произнёс Иван шёпотом.

— Я заметил, — ответил Валерка. — Ещё когда заходил, чуть не упал. Думал, физию себе расшибу о ступеньку.

Зато на подъездной дорожке ярко-голубым светил фонарь. Конечно, это могло ничего и не значить, но могло значить и очень многое. Иван достал из кармана зажигалку, чиркнул, поднял руку вверх. Дрожащее тёпло-жёлтое пламя высветило пустой патрон.

— Ну и что? — тоже шёпотом сказал Валерка. — Сейчас это нормально. Во многих подъездах лампочки выкручивают. Не только в вашем.

— В нашем ни разу не выкручивали. Публика не та.

— Выкрутили же.

— Смотри. — Они остановились у двери. — Человек, выходящий из подъезда, — с темноты на свет, — несколько секунд ничего толком не видит. Зато его видно очень хорошо. Фонарь освещает. Если поставить рядом с подъездом машину, выходящего можно перехватить мгновенно, он даже «караул» крикнуть не успеет. В темноте Валера посмотрел на Ивана.

— Да ты что, старик? Книжек детективных начитался, да? Зачем кому-то похищать Димку? Ну ладно, пригрозили убить. Во-первых, еще не факт, что действительно намереваются исполнить угрозу. Может быть, просто языком мололи. Надеялись, что мы сдрейфим. Во-вторых, если даже предположить, что они это серьёзно, то уж тем более похищать Димку не стали бы. Ну, пальнули бы у подъезда. При таком-то освещении — верняк. А похищать? На фига? Не, ты чего-то не додумал тут.

— А где машина? — спросил вдруг Иван.

— Какая машина?

— «Девятка» Петра тут стояла. Её нет.

— Может быть, эвакуировали? Я слышал, сейчас этим городские службы занимаются.

— Пошли, — наконец решился Иван.

Они вышли на улицу, огляделись. Ни души. Подъездная дорога была пустынна. В предночной темноте теплый ветер шелестел редкой листвой.

— Где эта ваша палатка? — спросил Валерка, отчего-то не повышая голоса. — Далеко?

— За пустырём, у остановки.

— А, помню. Видел.

— А Димку нет?

— Нет. Димки там не было, точно.

— Пошли.

Они направились к остановке. По дороге Иван постоянно оглядывался. Никто за ними не шел. Никаких странных теней, пьяных, «собачников» без собак.

Палаточка еще издали маячила животворным огоньком. На остановке в ожидании троллейбуса мялись несколько человек. Мирно прогуливались вдоль дороги двое молодых людей с косматым ризеншнауцером на поводке.

Последние метры до палатки Иван и Валера почти бежали. Отсюда уже можно было рассмотреть магазин-павильончик. Продавщицу за стойкой и полное отсутствие покупателей.

В палатке скучала молоденькая барышня, а на витрине стройными рядами вытянулись бутылки и пестрые жестянки с пивом.

— Дьявол! — рявкнул Иван и, наклонившись к окошку, поинтересовался: — Девушка, к вам минут тридцать назад не подходил молодой парень, блондин, пива купить? Он стодолларовую купюру предлагал.

Барышня лениво повернула голову и, не разжимая губ, откликнулась с оттяжкой:

— Н-но?

— Подходил, да?

— Н-но?

— Он пива купил?

— Мы за валюту не торгуем, — не скрывая патриотической неприязни ко всем владельцам зелёных портретистых купюр, ответила «многословная» продавщица.

— А куда он пошёл?

— В павильон. — Девица вновь отвернулась, потеряв к разговору всяческий интерес.

— Ну что? — спросил Валерка.

— Димка был здесь. Пива ему не продали, и он пошёл в магазин. Я говорил.

Если у Валерки и оставались сомнения, то сейчас они развеялись как дым. На лице его явно читалась тревога.

Продавщица магазина-павильона оказалась куда более общительной.

— Блондин? В плаще, да? Весёлый такой парень. Был. Минут двадцать пять как уехал.

— Уехал? — изумился Иван.

— Ну да. Он как раз пиво в пакет положил, и тут подъехала машина. Ваш друг увидел её, удивился так, а потом и говорит: «Это наши». Вышел, сел на заднее сиденье, и машина уехала.

— А марку машины не заметили?

— «Девятка». Вишнёвая «девятка». — Девушка не без некоторой тревоги посмотрела на чудаковатых посетителей. Не были эти двое похожи ни на «крутых», ни на «быков». Обычные ребята. Разговаривают нормально, пальцами не трясут. И блондин тот, о котором они спрашивают, ей понравился. Веселый. — А что, с вашим другом что-нибудь случилось?

— Девушка, — спросил Иван, наклоняясь вперёд, к самому лицу продавщицы, — вы ничего не путаете? Может быть, он не сам сел в машину? Может быть, его затащили?

— Нет. Сам. Водителя увидел и сел. Тот ему ещё помог, дверцу открыл. У вашего друга руки же были пакетами заняты. Я ещё удивилась. Как, думаю, этот, ну, водитель-то, машиной управляет?

— А что такое?

— У него же рука сломана.

— Рука сломана? — невольно понизив голос, спросил Валера.

— Да, — закивала девушка. — Правая. Она висела на бинтах. Ну так, знаете, когда руку ломают…

— Знаем, — хрипло выдохнул Иван. — И плечо перевязано, да?

— Этого я не видела, — призналась продавщица. — У него плащ был наброшен. Вроде бурки. — Она прикрыла глаза, вспоминая. — А знаете… да, точно. Правое плечо у него вроде немного толще, чем левое.

— Пётр, — прошептал Валерка. — Это был Пётр.

Иван достал из кармана телефон, лихорадочно набрал номер.

— Да, слушаю, — ответили на том конце провода.

— Сергей Борисович, это Иван.

— Да, Иван, слушаю вас внимательно.

— Вы можете позвонить своим людям в больницу?

— Разумеется. А в чем дело?

— Минут двадцать назад кто-то похитил одного из наших людей. Свидетельница утверждает, что видела Петра.

— Не может быть, — отреагировал мафиозо. — Если бы ваш компаньон попытался куда-нибудь выйти, даже на пять минут, мне бы об этом доложили. Впрочем, я сейчас все выясню. Перезвоните минут через десять.

— Хорошо. — Иван убрал телефон в карман, повернулся к Валере. — Он все выяснит.

— Что он выяснит? — неожиданно окрысился тот. — Иван, я не знаю, что происходит, я не знаю, кто и что будет выяснять, но одно я знаю точно: надо сматываться, пока нас всех не перебили как кроликов.

— Пойдём. — Иван потянул Валеру к выходу. — Пошли, пошли.

Они скатились по крутым бетонным ступенькам и остановились у крыльца.

— Может быть, позвонить в милицию? — спросил компьютерщик. — У Петра теперь машина приметная.

— Нет этой машины, — отрубил Иван. — Если это «подстава», от неё уже отделались. Если же за рулём действительно сидел Пётр, то отделались тем более. А что, — он посмотрел на собеседника, — с такими ранениями человек может управлять автомобилем?

— Хрен его знает!

Иван поплотнее сжал трубку.

— Пошли, я отдам тебе твою часть денег.

— Пойдём, — согласился Валера.

Они зашагали через пустырь.

* * *


Впервые за очень долгое время Сергей Борисович остался один. Оказалось, что он слишком сильно привык к присутствию Призрака. Теперь приходилось мириться с неуютной пустотой. Из глубины дома доносился звук работающего телевизора: двое охранников — временная замена амбала и Призрака — смотрели кино.

Сергей Борисович поглядел на часы. С момента первого звонка прошло чуть больше девяти минут. Когда секундная стрелка завершила десятый круг, телефон, стоящий на столе мафиозо, залился ласково мурлычущей трелью. Сергей Борисович снял трубку.

— Слушаю.

— Это Иван, — представился собеседник. — Вам удалось связаться с охраной?

«Для нервничающего человека он что-то слишком точен, — подумал мафиозо. — Пожалуй, даже неоправданно».

— Да, — ответил Сергей Борисович. — Я связался с ними. Они сказали, что Пётр Алексеевич все время оставался в палате.

— Этого не может быть, — пробормотал Иван. — Этого просто не может быть.

— Возможно, просто удачный грим? — предположил мафиозо.

— Нет. Я думал о «подставе». По словам свидетельницы, этот человек — Пётр — приоткрыл дверцу, помогая Димке сесть. Там достаточно много света. Они разговаривали. Димка мог ошибиться, если бы смотрел на фальшивого «Петра» секунду-две. Но не десять. И голос. Слишком сложно.

В трубке повисла длинная пауза.

— И что требуется от меня? — спросил наконец Сергей Борисович. — Что, по-твоему, я должен сделать теперь, когда ты мне все это сказал? Забрать твоего компаньона из больницы, спрятать в подвале и пытать до тех пор, пока он не сознается, что этим вечером похитил одного из твоих сотрудников? Ты этого хочешь? Если да — нет проблем. Он сознается быстрее, чем ты успеешь добраться до моего дома. Тебя это устроит? Нет. Тогда скажи, что именно я должен сделать, и я это сделаю. Выбить из охранников признание, что они оба куда-то отлучались и упустили раненого? Мои люди сказали, что Пётр больницу не покидал, и у меня нет причин не доверять им. Это факты. Отрицают очевидное только полные му…ки. Ты не производишь впечатления му…ка, иначе я бы с тобой не разговаривал. Что ещё ты хочешь от меня услышать?

— Ничего, — ответил Иван. — Я могу созвониться с Петром?

— Пожалуйста. Запиши номер телефона. — Сергей Борисович продиктовал. — Успел?

— Да, спасибо.

— Не за что. Если твой похищенный приятель объявится — дай мне знать.

— Хорошо.

Положив трубку, мафиозо откинулся в кресле, разглядывая телефон, словно именно в нём заключались ответы на все вопросы.

— Пётр в больнице, да? — поинтересовался хмуро Валерка.

— Да.

Иван нажал «сброс» и тут же набрал номер, названный Сергеем Борисовичем. Ответили мгновенно, словно человек на том конце провода ждал именно этого звонка.

— Алло!

Правда, нельзя сказать, что голос его прозвучал слишком уж дружелюбно.

— Э-э-э… Добрый вечер.

— Угу.

— Не могли бы вы передать трубку Петру?

— Кто говорит?

— Думаю, что вам мое имя ни о чем не скажет.

— Не твоя проблема.

— Меня зовут Иван.

— А отчество?

— Владимирович.

Голос размяк, как чёрствый хлеб в «паровой бане».

— Здрасьте, Иван Владимирович. Нас… это самое… предупреждали, что вы можете позвонить.

Надо же, парень, оказывается, умел разговаривать вежливо да еще сложноподчиненными предложениями.

— Твой «босс» очень предусмотрительный человек.

— Да, конечно. Поэтому он и «босс». Пётр Алексеевич, по-моему, спит. Это самое… Разбудить?

— Сделай одолжение.

Иван стиснул зубы. Наверное, это было не слишком милосердно по отношению к раненому, но ведь и Диму, очевидно, украли не для того, чтобы погладить по голове. В трубке послышались приглушенные голоса, а затем раздался сонный голос:

— Алло!

— Пётр?

— Сейчас.

Возникла довольно долгая пауза, а затем «наплыл» голос Петра:

— Кто? Конечно, поговорю. Спасибо, — и уже громко: — Иван?

— Здравствуй.

— И поздоровее видали. Сколько времени?

— Что-то около половины десятого. Как ты себя чувствуешь?

— Нормально. Ты разбудил меня, чтобы узнать, как я себя чувствую?

— Да.

— Спасибо. — Похоже, он обиделся. — Очень мило с твоей стороны.

Иван мог бы напомнить бывшему компаньону о том, что тот и сам не грешил чрезмерным чувством такта, но вместо этого произнес:

— Димку похитили.

— Кто?

— По-моему, те же люди, что стреляли в тебя.

— Та-ак… — Пётр уже не казался обиженным. — И что ты намерен предпринять?

— Один из похитителей был как две капли воды похож на тебя. И они приехали на твоей машине, — сообщил вместо ответа Иван.

— Ты хотел сказать, что машина была похожа на мою? — В голосе Петра прозвучала тревога.

— Нет. Я хочу сказать, что это была твоя машина. Её украли прямо со двора.

— Ты заявил в милицию?

— Нет пока. Думаешь, стоит?

— Черт его знает! Я ведь теперь не в курсе ваших дел. Если это как-то может помочь отыскать Димку — заявляй не раздумывая. Если нет, то, наверное, лучше не стоит. Слишком много хлопот.

Пётр, как всегда, оказался прав. Иван вздохнул. У милиции, конечно, возникнет куча вопросов. Кто, когда, каким образом? А почему заявляете вы, а не хозяин? С чего это такая забота о чужом добре? Ах, дру-у-уга, И что же это задруг такой? Где-где? В Склифосовского? С пулевыми ранениями? А ну-ка, голубчик, давайте-ка прокатимся с нами. Там все узнаете. Пройдемте, гражданин, пройдемте. Сказать им о Димке — после вчерашней-то пальбы? В лучшем случае возьмут подписку о невыезде. В худшем же — посадят в КПЗ. Хорошо, что до сих пор на свободе. В его положении так связывать себя — глупо. Черт, что ж такое? Куда ни ткнись — налетаешь на стену.

— Ладно, спасибо за совет, — сказал Иван.

— Не за что. Звони почаще.

— Хорошо.

Валерка, не дожидаясь окончания разговора, поднялся, аккуратно собрал пачки денег и рассовал их по карманам плаща.

— Я пошёл, — безапелляционно заявил он.

Иван поднял на него взгляд. В голосе Валерки ему почудились те же ноты, что и у Стаса. «Каждый сам за себя». Команда рассыпалась, как песочный замок под палящим полуденным солнцем.

«И чёрт с ними! — подумал Иван озлобленно. — Чёрт с ними! Пусть. Самому за себя отвечать легче, чем за всех». Его-то эти сволочи просто так не достанут. Он не даст себя «выкупить» на мякине.

— Пока. — Валерка застегнул плащ на все пуговицы.

Похоже, ему все-таки было немного неловко. Он хотел что-то сказать, прежде чем сжечь за собой мосты. Уходить всегда трудно. Еще труднее оправдать собственное предательство в глазах бывших друзей. Бросаешь все, зная, что прошлое уже не вернется. Те из них, кому посчастливится выжить, уже никогда не смогут снова стать единой командой. Прошлое будет жечь их тавром. Они никогда не смогут посмотреть друг другу прямо в лицо.

— Иди, — сказал Иван равнодушно. Сказать это оказалось гораздо легче, чем ему представлялось. Для него Валерка уже ушёл.

— Ты должен понять…

— Я всё понимаю.

— Чёрт побери! — прошипел компьютерщик. — Нечего строить из себя святого. Вы с Петром загребали деньги лопатой. С таким количеством долларов за душой самая большая головная боль, в какую страну свалить. Для тебя не проблема сорваться, как только начнёт припекать спину. А куда бежать нам? В Мухосранск какой-нибудь зачуханный? Так если мы подпустим их слишком близко, нас очень быстро найдут. Меня, Олега, Стаса. Один ты благополучно унесёшь ноги.

— Иди, Валера, — спокойно ответил Иван. — Решил идти — иди. Пожалеть себя можно и на лестнице.

— Ты, твою мать, сука! — Валера вдруг шагнул вперёд, сгрёб его за отвороты куртки. — Дима уже погиб. Тебе мало? Ты хочешь устроить погоню за призраками? Давай.

— Дима не собирался бежать, — равнодушно произнёс Иван, не делая попытки освободиться. — Он хотел остаться.

— Поэтому и погиб, — жарко выдохнул Валера. — Оставайся, если тебе нравится. Кроме тебя, дураков нет.

Он вышел в прихожую. Хлопнула дверь, в квартире повисла вязкая тишина. Она была душащей, словно полуночный кошмар. От бессилия и ярости Ивану захотелось заорать и кинуться на стену. Он стиснул зубы, сунул руки в карманы брюк и прошёлся по комнате.

* * *


«Знаете, это жуткое ощущение, когда сталкиваешься с чем-то непонятным. Что у меня было в руках? Ничего. Миф. Я на записи. Пётр, увозящий Димку. Предупрежденные кем-то „взломщики“, когда предупредить их было некому. Совершенно необъяснимо и здорово попахивало серой. Честное слово…

Во мне сонно зашевелился белый червь беспокойства. Что-то я забыл. Что? Червяк заворочался активнее. Где-то в сегодняшнем дне темнело пятно… не беспамятства, нет. Того, что в прекрасном романе Стивена Кинга называлось „мёртвой зоной“. Надо было вновь пройтись по событиям дня, чтобы выловить эту упущенную деталь.

Я заметался по комнате.

* * *


Что? Нет, не нервный. Я всегда расхаживаю, когда думаю. Привычка.

Мысль эта упущенная маячила в тени, дразня шутовскими гримасками. Утро. Я просыпаюсь, разговариваю с Ириной, пью кофе, еду на работу. Встречаю Стаса. Мы разговариваем, потом смотрим запись. Потом зво…

Я словно налетел на стену. Разрази меня гром! Запись! Пленка так и осталась в магнитофоне! Ах я тупица! У нас в офисе раньше не стоял видеомагнитофон. А все важные документы Пётр запирал в свой стол. У меня не успела выработаться привычка делать то, что делал Петр. Сработал подсознательно инстинкт „доброго дяденьки“ — кто-то это должен забрать. В результате пленка осталась в кассетоприёмнике.

Бах! — из нервозной сосредоточенности я рухнул в пропасть паники. После того, что случилось сегодня, Сергей Борисович может послать своих людей еще раз осмотреть офис. Зачем? Ну, например, в поисках каких-нибудь улик, способных вывести его на след „информатора“. Ей-Богу, я даже представить не в состоянии, ЧТО именно может послужить подобной уликой. С творческим воображением у меня все в порядке, а вот с дедукцией — швах. Это как талант: либо дано Богом с детства, либо улицы подметаешь. Хотя для подметания улиц тоже нужен талант. Своего рода.

Одно я сообразил четко: запись — улика что надо. Кстати, против меня. И что подумает Сергей Борисович, просмотрев ее, скажите мне? Он ведь получает ответы на все вопросы. Разом. Я разгромил офис. После отставки Петра именно моим было последнее слово в споре „звонить — не звонить“. А это означает, что я заранее ЗНАЛ, позвоним мы или нет, и, следовательно, мог предупредить „взломщиков“. А ещё это значило, что не было Димкиного похищения. Был я, позвонивший Сергею Борисовичу, чтобы отвести от себя подозрения. Вот когда мне стал понятен словесный оборот, раньше воспринимавшийся как обычный литературный штамп: страх пробрал до костей. Вот теперь я испугался по-настоящему. Все, что было до этого, показалось мне детской сказкой. Пионерским утренником. Теперь же страх, граничащий с ужасом, сковал мои мышцы, стянул мозг ледяной коростой. Запись необходимо забрать. Немедленно!

Я метнулся в прихожую и остолбенел. Плаща на вешалке не оказалось. Сердце испуганно екнуло и провалилось куда-то к пяткам. Где мой плащ? Куда делся? Куда я мог его положить? Чёрт!!! В нём же Димка ушёл! А куртка? Где тогда куртка? На мне. Фу-у-у. Перекрестись. И спокойно, спокойно. Возьми себя в руки. Без паники. Паника и страх — плохие советчики. Постарайся сосредоточиться. Я остановился посреди прихожей и несколько раз глубоко вздохнул. Вроде бы отпустило. Сердцебиение улеглось. Отлично. Главное — не суетиться. Суетящийся человек слишком заметен. Мне нельзя допускать ошибок, если не хочу закончить свой жизненный путь в лапах палачей Сергея Борисовича. Медленно и спокойно выходим из квартиры. Спокойно! Спокой… Идиот. Пожалуйста, запнулся о порог и едва не влетел мордой в дверь квартиры напротив. Спокойно, тебе говорят. Так. Запираем дверь на два оборота. Теперь прогулочным шагом из подъезда. Ну, вышел человек пройтись, прежде чем уснуть сном праведника. Посмотрим по сторонам. Вроде бы никого. Отлично. Через пустырь, к остановке. И не бежать. Главное — не бежать. А впрочем, лучше уж бежать, чем таким вот… марафонским шагом. Хорошо ещё троллейбусы ходят. За такси пришлось бы пешком топать к шоссе».

* * *


Иван пулей вылетел из стеклянных дверей метро в тот самый момент, когда практически пустой автобус подкатил к остановке. Хоть в этом ему повезло. Он забрался на заднюю площадку, навалился локтями на грязновато-желтый ребристый поручень и прижался разгоряченным лбом к холодному стеклу, оставляя на нем матовые пятна дыхания.

За окном проплывали яркие пятна освещенного фонарями асфальта. Торопливо обгоняли автобус опаздывающие куда-то машины. Никогда не меркнущий неон центральных улиц принёс некоторое успокоение. Казалось, здесь легче дышать. Немного потряхивало. Подкатывая к остановкам, водитель слегка притормаживал и, не обнаружив желающих выйти, вновь жал на газ. Вскоре за окном белокаменным мавзолеем проплыл театр Образцова. Иван нехотя отлепился от поручня и повернулся к двери. От остановки придется еще пройти пару кварталов пешком, но все равно получится быстрее, чем ждать в такой-то час троллейбуса.

Ему очень не хотелось покидать этот уютный, освещенный, такой безопасный салон. Вот если бы можно было остаться в нем навсегда. Забыть о Сергее Борисовиче с его костоломами, о «взломщиках», об исчезнувшем Димке и раненом Петре. О Сгасе и Валерке, в глазах которых он вдруг различил волчью готовность вцепиться в горло любому — другу, врагу, не имеет значения, — кто рискнет подойти ближе, чем на три шага. Это не могло быть воспитание. Скорее всего веяние времени и дрессура. Упорное вырабатывание звериных инстинктов увенчалось успехом.

Автобус остановился у школьного забора, со змеиным шипением распахнул пасти дверей. Иван без особого восторга спустился по ступенькам. «Полуночный экспресс» тяжко вздохнул и уплыл по черной реке ночи, мигнув на прощание красным огоньком поворотника. Иван вновь остался один на один с темнотой. Подняв повыше воротник куртки и ежась от ставшего вдруг холодным и неприветливым ветра, он быстро зашагал через дворы к офису. Костяшки его пальцев, стягивающие полы куртки, побелели от напряжения. Каждый шаг приближал к опасности. Иван подумал о том, что похож на козленка, бегающего на цепочке вокруг колышка. Круги. Ему кажется, что есть свобода выбора, когда и куда идти. На самом деле он слепо бежит по кругу, подчиняясь чьей-то воле. И Валерка, и Стас тоже уйдут ровно настолько, насколько позволит цепочка. Она может быть длинной, но не бесконечной. И когда цепочка эта невидимая зазвенит от напряжения, хозяин потянет ее из темноты, втаскивая очередного глупого козленка в пасть. Единственный шанс на спасение — сделать то, чего от тебя никто не ждёт. Кинуться в темноту самому.

Вот и нужный двор. Темный, тревожный. Свет в окнах уже погашен. Фонарь над входом в фирму сегодня включить было некому. Да и стоило ли? Это уже не офис. Это руины. Изувеченные останки неплохого, в сущности, прошлого. Ветер играл опавшими листьями. Ночь вдруг наполнилась шорохами. Иван оглянулся. Ему показалось, что вокруг в дикой, непристойной пляске проносятся странные, жутковатые тени. А ещё у него появилось ощущение, что кто-то невидимый наблюдает за ним из темноты. Чувство обжигающего спину взгляда было неприятным, пугающим.

Свет, падавший во двор из окон подъезда, был слишком слабым, захватывал только узкие пятачки посреди двора да высвечивал из гуталинового мрака обнаженные ветви деревьев, стыдливо прикрывавшиеся редкой желтой листвой. Двор казался вымершим.

— Это нервы, — пробормотал Иван, сделал пару шагов к знакомому козырьку над подъездом и… невольно попятился.

Потому что в самом углу двора, за одиноким серебристым гаражом-«ракушкой», вдруг увидел ещё одну машину. «Девятку». Она стояла именно там, где ее обычно оставлял Петр. Иван прижался спиной к стене. Грудь сдавила вновь нахлынувшая волна паники. Захотелось повернуться и побежать, помчаться сломя голову. Он подавил этот сумасшедший порыв и, досчитав до десяти, вновь медленно пошел вперед, стараясь оставаться в темноте. Между ним и «девяткой» высилась «ракушка». Иван надеялся, что ему удастся подобраться к машине вплотную и, если повезет, разглядеть тех, кто сидит внутри. Увидеть хоть одного из «взломщиков» — уже удача. Установить его личность Сергею Борисовичу не составит труда.

И ещё… Иван пока не хотел об этом думать, но мысли сами лезли в голову. Димка должен быть где-то здесь. Не зря же они приехали сюда. Нечего «взломщикам» делать в разгромленном офисе. Если… если только кто-то не сказал им о записи.

* * *


«Озарение, пришедшее в следующий момент, было необычайно ярким и настолько простым, что я даже застонал от злости на самого себя. Как же мне не пришло это в голову раньше! Дима уходил вчера из офиса последним! Что значит „ну и что“? Последним, ясно вам? Никто, КРОМЕ САМОГО ДИМЫ, не знал о видеокамерах и записи. А „взломщики“ заявились в офис загримированными под меня. Это могло означать только одно: к моменту визита им уже стало известно о камерах. Но… чёрт побери, откуда? Подобный грим занимает чертовски много времени. Они должны были заранее сфотографировать меня, чтобы правильно подобрать необходимые накладки на лицо. Им пришлось бы сделать хотя бы один пробный грим, чтобы сгладить особенности лица гримируемого, подогнать накладки, убрать неизбежные при таком сложном гриме дефекты. По всему получается, что они ЗНАЛИ о видеокамерах уже в тот момент, когда я сам еще не знал о них. Чертовщина какая-то. Тут, хочешь — не хочешь, начнешь подумывать о сверхъестественных способностях своих оппонентов. И про камеры они знали, и про квартиру каким-то образом выяснили.

Впереди маячил открытый участок. Свет, отражаясь от асфальта, создавал этакое тюлевое пятно. Не освещенное, но и не тёмное.

Я пригнулся и ринулся к „ракушке“. Присел на корточки, переводя дух. Если кому-нибудь из жильцов соседнего дома приспичит среди ночи попить или в туалет и они ненароком, проходя мимо окна, выглянут во двор, забавное же им предстанет зрелище. Некий психопат, согнувшись в три погибели, носится по двору, подбираясь к чужой машине. Еще милицию вызовут, чего доброго. Вот уж это мне совсем не на руку.

Я прислушался. Ничего. Не слышно разговоров. Не мурлычет приемник. И табаком не пахнет. Приподнявшись, я осторожно выглянул из-за „ракушки“.

Салон „девятки“ оказался пуст. А ещё… чуть отсвечивало стекло в правой передней дверце. То самое, которое вчера выбили пули, выпущенные из пистолета убийцы. Только теперь оно было целым и невредимым. На мгновение у меня даже возникло сомнение, та ли это машина. Мало ли в Москве вишневых „девяток“. Я, оглянувшись, выскользнул из-за гаража и нырнул за корпус „Жигулей“. Даже в темноте мне удалось разглядеть две рваные дыры чуть ниже окна. Именно сюда попали пули. А стекло? Как им удалось так быстро заменить стекло? Одного прикосновения оказалось достаточно, чтобы сообразить: стекло — чуть меньшего размера, чем „родное“ — просто вставлено в раму. Его не закрепили в подъемнике. При касании оно билось о жесть с неприятным суховатым стуком.

Приоткрыв дверцу, я пощупал сиденья. Холодные. Люди, приехавшие в „Жигулях“, ушли не меньше десяти минут назад. А капот? Едва тёплый. Значит, двигатель заглушили час, а то и полтора назад. И бросили машину, не посчитав нужным даже запереть.

Любопытно, подумал я, они всё ещё в офисе или ушли? Оставив „девятку“ во дворе? Почему бы и нет? Может быть, их ждала другая машина? Стоило ли тащить сюда Димку, чтобы потом пересаживаться в другую машину? Стоило, ответил я себе. Безусловно. Но только в том случае, если „взломщики“ работали, что называется, „на публику“. На меня и на Валерку. Зачем? Напугать. Напугать так, чтобы мы потеряли голову от страха, не понимая, что происходит. Трудно воевать с привидениями. Вот на это-то они и рассчитывали. Мы же, помнится, сошлись во мнении, что „взломщики“ — не убийцы. Если так, то в офисе никого нет. Будем надеяться, что им не удалось открыть… Я выматерился сквозь зубы. Ключи! Они остались у Димки в плаще! И если наш славный Димыч — один из них, значит, пленки мне уже не найти. И если „взломщики“ отошлют её Сергею Борисовичу, я — покойник. Гарантированно».

* * *


Дверь была приоткрыта. Совсем чуть-чуть. Иван огляделся. Ни палки, ни железяки, ни камня на худой конец. Ничего, что можно было бы использовать в качестве оружия. Черт бы побрал возродившийся из пепла отряд трудолюбивых дворников!

Иван прислушался, наклонившись к самой двери. А вдруг они еще там? Тишина казалась плотной, словно поролон. Даже ветер стих на несколько секунд. Ни шороха, ни сдавленного взволнованного дыхания. Хотя нет, что-то все-таки было. Какой-то странный, пугающий монотонной равномерностью, шелестящий звук. Словно под стрелу маятника положили газетный лист. Но это были не «взломщики». Аккуратисты вели бы себя осторожнее. Безбоязненные вообще не стали бы таиться. И потом… этот звук не показался Ивану естественным.

И тогда он совершил самый безрассудный поступок из всех, которые может совершить человек в подобной ситуации. Резко, ногой, распахнув дверь настежь, Иван вломился в темноту и гаркнул во всю силу легких:

— Эй! Кто здесь?

На мгновение в голове возникла четкая картина: из темноты на звук его голоса изумленно оборачиваются призрачные тени — Петр, он сам, еще кто-то безликий. Они переглядываются, спрашивая друг друга беззвучно, глазами: «Кто этот орущий придурок?» — «А-а-а, это я». — «Ты? А чего орёшь?» — «Боюсь, наверное». — «Ну тогда, может, врезать тебе… где он?., а вот… этим обломком по темечку?» — «Ну врежь». И черное привидение, подхватив с пола искореженную железяку, невесомо плывет к двери.

В ушах звенело комариным писком. Иван протянул руку, нащупал пальцами клавишу выключателя и вдавил ее в стену. Ярко — из-за разбитых плафонов — вспыхнул свет. Хлынул в разгромленное помещение, мгновенно заполнив комнаты, словно пробивший днище корабля потнк. Резанул по глазам как бритва.

Иван сморщился, отвернулся. Ему вдруг захотелось съежиться и опуститься на корточки. Он успел заметить ЭТО, прежде чем отвел взгляд. Шаркающий звук исходил от мысков мужских туфель, покачивающихся в полусантиметре от пола и задевающих уголок бумажного листа, торчащего из груды разбитой аппаратуры. А еще он успел зацепить самым краешком сознания плащ. Свой собственный плащ.

Иван пошел вперед, слепо, заслоняя глаза от яркого люминесцентного света ладонью. На просвет она была красной, словно вареный рак. Или кровь. Да, думать о крови сейчас было куда уместнее. Под подошвами его туфель, словно высохшие кости, хрустели обломки пластика, радиодетали, стекло.

Остановившись рядом с удавленником, Иван убрал от лица ладонь и поднял взгляд. На него уставились мутные, затянутые белесой плёнкой глаза, вылезшие из орбит. На почерневшем от крови лице выделялись фиолетовые губы и просунутый меж ними, прикушенный темный язык. На подбородке повешенного запеклись бордовые потеки крови. Это был Дима. Вокруг шеи электронщика змеей обвился черный глянцевый шнур. Он тянулся вверх, где второй его конец цеплялся за стальной полоз подвесного потолка.

«Ты ошибся, Димка, — подумал Иван. — „Взломщики“ оказались не только убийцами, но еще и убийцами безжалостными, жестокими». Димку не пытали — во всяком случае, одежда не была порвана. Электронщика просто казнили. Спокойно и деловито.

Ивану стало жутко. По его спине скользнула влажная, липкая ладонь страха. Он поймал себя на мысли, что вид мертвого тела не вызывает у него практически никаких эмоций. Ему даже не было жаль Димку в том смысле, в котором обычно понимают жалость. Не захотелось заплакать. Он не воспринял смерть как смерть. Что-то было не так. С ними со всеми произошло что-то ужасное. Привыкание к смерти — страшное привыкание. Он еще не был уверен, что у него хватило бы духу хладнокровно убить другого человека, но пропасть эта была всего в двух шагах.

Иван потянулся к Димке, намереваясь вытащить удавленника из петли, но тут же отдернул руку. Рано или поздно сюда приедет милиция. Нужно, чтобы к моменту их появления все оставалось на своих местах. Может быть, им удастся обнаружить отпечатки пальцев? Черт! Иван застонал от злости. Какие отпечатки? ЧЬИ отпечатки найдут эксперты на ЕГО плаще? Их, конечно, заинтересует, почему на повешенном чужой плащ. Но откуда им знать, что плащ чужой? Неоткуда. Но вот давешний капитан-следователь наверняка не сидел сложа руки, навел справки. Ему, несомненно, известно и о фирме «Холодок», в которой работает Иван, и сотрудниками он тоже наверняка поинтересовался. На предмет «запасных» подозреваемых. Прочитав оперативную сводку, капитан обязательно уцепится за убийство Димки. Значит, не поленится съездить в морг и, конечно, опознает плащ. Ведь именно этот плащ был вчера вечером на Иване. А уж увязать оба убийства — дело техники. Надо снять с Димки плащ. Другого выхода нет.

— Чёрт бы вас побрал, сволочи! — пробормотал Иван. — Чёрт бы вас побрал!

Вместо того, чтобы самому вызвать милицию, сесть и заплакать, а потом прийти на Димкины похороны и стоять у могилы с букетом гвоздик, ему приходится делать то, что в его понимании ассоциировалось с насилием. Можно ли назвать иначе то, чем он занимался? Эти сволочи вынуждают его делать то, чего он делать никак не хочет.

Иван огляделся. Вон он, стул, валяется в паре метров, ножками вверх. Вчера его тут не было. Им, конечно, пользовались убийцы, чтобы закрепить шнур. Иван подставил стул, взобрался на него, принялся распутывать узел. Это был очень толковый узел. Профессиональный. Он никогда не развязался бы сам по себе, однако стоило Ивану потянуть за торчащий сбоку лакированный хвостик, узел распустился. Произошло это очень быстро. Практически моментально. Иван оказался не готов к подобному повороту событий. Тело Димки вдруг навалилось ему на плечо. Оно было неимоверно тяжелым. Заляпанный кровью подбородок ткнулся Ивану в лицо. Тот инстинктивно подался назад и вдруг услышал, как угрожающе трещат ножки стула. Опора неожиданно накренилась, а затем и вовсе ушла из-под ног. Иван потерял равновесие, попытался уцепиться за балку, но она согнулась, с хрустом выворачиваясь из крепежа. Посыпалась штукатурка. Стул перевернулся, и Иван рухнул на груду обломков. Ударился затылком обо что-то острое, задохнулся от боли. Тело Димки упало сверху. Шум был настолько громким, что, наверное, разбудил полдома. Несмотря на плывущую перед глазами серебристо-красную дымку, Иван напрягся, оттолкнул удавленника и вскочил. Быстрее, быстрее! Его охватила волна паники. Если кто-нибудь придет, оправдаться уже не удастся.

Перевернув труп, он принялся стягивать плащ, бормоча себе под нос:

— Спокойно, спокойно, не нервничай. Не бойся. Никто ничего не слышал. Вчера вон как грохотало, и никто не вылез. А тут…

Наконец плащ оказался у него в руках. Иван с облегчением перевёл дух. Теперь куртка. Стянув с себя Димкину куртку, он кое-как надел её на труп. Всё. Вон отсюда. Только сначала надо забрать телефон и видеозапись. За этим ведь он и приходил. В голове, словно рой потревоженных пасечником пчел, крутились тревожные мысли, но Ивану, как он ни старался, не удавалось загнать их в улей понимания.

Он наклонился, осторожно, двумя пальцами вытащил компактную трубку из кармана куртки. Перевел дух. Теперь запись. Иван пошел к шкафу, размышляя на ходу.

Выходит, что Димка не работал на них? Или работал? Но тогда зачем было его убивать? Да еще демонстративно, напоказ? Эта смерть не имела смысла. Не имела ли? Нет, по всему выходило, что нет. Если он работал на «взломщиков». Пугали? Кого? И стоило ли так рисковать ради «испуга»? Забирать человека от магазинчика — это же гарантированный свидетель. Продавец. А собственно, что видел продавец? Петра? Пётр в больнице, и у него по крайней мере двое свидетелей, что он никуда не отлучался. Что же тогда? В этом убийстве, в выборе места должен быть какой-то смысл…

Иван открыл дверцу несгораемого шкафа, нажал кнопку «выброса» на видеомагнитофоне. Кассета плавно выехала из кассетоприёмника. Слава Богу, запись уцелела. Он сунул кассету в карман.

Вот и все. Хоть в этом ему повезло. В последний раз он оглянулся на мертвого, страшного Димку, пробормотал:

— Ну вот. Попили, блин, пивка, на фиг.

Не было в его голосе ни злости, ни горечи. Только крохотная капля боли. Немного, но всё-таки.

Иван ни разу ещё не оказывался в положении гонимой дичи и не знал, нормально ли то, что он чувствует, — а точнее, ничего не чувствует, — или это уже сумасшествие. Он вышел из подвала и, не таясь, побрел к выходу со двора. Ему хотелось вот так идти, идти, идти… То же самое чувство, что давеча в автобусе. Монотонный, нескончаемый шаг заключал в себе спасение от психопатии. На ходу Иван хлопнул себя по карману и обнаружил, что пачка долларов осталась в куртке. «Ну и хрен с ней, — подумалось безразлично. — Плевать». Он не мог вернуться. Не мог еще раз увидеть синюшное, отечное лицо Димки. Не мог обшаривать карманы куртки. Да и что такое деньги, в конце концов? Куча резаной бумаги. Нет, не мог он вернуться. Не физически. Морально. Иван усмехнулся слабо. Значит, живо еще в нем что-то от человека. Не успел он окончательно превратиться в скота.

Выйдя на Садовое кольцо, Иван достал мобильный телефон, подумал секунду и вновь спрятал в карман. Вошел в ближайшую телефонную будку, набрал «02» и, в ответ на далёкое-далёкое «Милиция» пробормотал:

— Девушка, произошло убийство… — назвал адрес и, торопливо повесив трубку, зашагал дальше.

Пусть. Они разберутся. Должны разобраться.




Глава 13


«Давешний капитан», Андрей Андреевич Строев, вошел в темный предбанник своего отделения, кивнул сидящему за толстым стеклом старшине и уже собрался было свернуть к кабинету, когда тот окликнул:

— Товарищ капитан, вам тут передали…

Андрей резко изменил направление движения. В дежурной части на обнесенной деревянным барьерчиком лавочке сидел небритый припухший мужчина, насквозь пропитанный водкой. Он вяло бормотал что-то себе под нос. Андрей покосился на него, спросил жестко, в пространство:

— Что, Семёнов, все никак не угомонишься? Не стыдно? Ты же боевой летчик, а ведешь себя, как шваль подзаборная.

— Да ладно стыдить, — пьяно и зло огрызнулся мужчина, поднимая голову и утирая слюни. — Хочу и выпиваю.

— Что этот герой теперь натворил, старшина?

— Дебош устроил у универсама, — ответил тот. — На «хлебушек» просил, а какой-то прохожий сделал замечание. Так наш лётчик ему физиономию расколотил — страшно смотреть. Если бы наряд не подоспел — и вовсе убил бы.

Мужик забормотал что-то матерно.

— Не хочешь, значит, по-хорошему? — Андрей подошёл к окошку, остановился, глядя на Семёнова. — Ну, тогда будем на тебя дело заводить. Уголовное. И на этот раз пятнадцатью сутками не обойдется. Пару лет я тебе обеспечу.

— Да ла-адно… — отмахнулся пьяный.

Андрей повернулся к дежурному.

— Что передали-то?

— Вот. — Старшина протянул сверток, крест-накрест перетянутый скотчем.

— Что это? — Андрей покрутил сверток в руках.

— Не смотрел, — пожал пухлыми плечами старшина, поднимаясь и цепляя с консоли связку ключей.

— Кто передал?

— Да тоже один из этих, — дежурный кивнул на Семёнова. — Климко, знаете?

— Знаю, — кивнул Андрей.

Фёдор Анисимович Климко, один из местных алкоголиков, как и Семёнов, постоянно ошивался возле универсама, стреляя у прохожих-«братков» на выпивку.

— От него сивухой перло — за километр. Отдал, сказал, вас это обязательно заинтересует.

— Так и сказал?

— Слово в слово.

— Непохоже на Климко. У него же словарный запас — десяток слов и тех не наберется.

— Ну, это уж я не знаю. — Старшина отомкнул дверь КПЗ; кивнул Семёнову: — Давай, герой, заходи. До выяснения. Вперед, шагом марш. — Тот поднялся, пошатываясь. Старшина покосился на Андрея, спросил тихо: — Так как, дело-то заводить?

— Заводи, заводи, — кивнул следователь рассеянно, разглядывая сверток.

— По двести тринадцатой будем оформлять?

— Точно.

Андрей вышел в коридор, направился к своему кабинету, на ходу ощупывая сверток. Не оружие. Похоже на коробку. По размерам вроде бы видеокассета. Если кассета, то скорее всего какой-нибудь компромат. Использовали местного алкаша — значит, хотели сохранить анонимность. Почему?

В кабинете Андрей плюхнулся на жесткий стул, взял со стола ножницы и аккуратно разрезал скотч. Развернул бумагу. Так и есть, видеокассета. Интересно, интересно. Придется топать в зал совещаний, но сначала поклониться в ножки начальству. Андрей вздохнул. А если отложить просмотр до вечера? Ну не любил он просить. Каждая просьба для него была хуже пытки. Нет, надо. А вдруг на пленке что-нибудь важное. Он выматерился сквозь зубы, запер кабинет и пошел к начальнику отделения. Ключ от зала совещаний тот хранил у себя.

Раньше зал совещаний назывался «ленинской комнатой», и телевизор с видеомагнитофоном стояли в нем. Почему не хранить ключ у дежурного, Андрей понять не мог. В упорствовании начальства по данному вопросу была какая-то малопонятная Андрею начальская логика, напрочь не поддающаяся анализу. Начальника отделения нет — ключа тоже нет. Как хочешь, так и крутись.

У нужной двери Андрей остановился, постучал и, услышав маловнятное «войдите», вошел.

Через десять минут он наконец получил желаемый ключ, а через двадцать уже вытаскивал кассету из кассетоприёмника корейского видеоплейера. На лице его ясно читалась досада. Только что он стал свидетелем разгрома какого-то офиса. Погромщика Андрей узнал. Иван Владимирович Диденко. У следователя не осталось сомнений и относительно помещения. Наверняка офис «Холодка». Да и причина погрома, в принципе, объяснялась легко. Человек крушит все в офисе, а затем вызывает милицию и говорит: «Смотрите-ка, братцы, как тут всё раскурочили. Не сомневаюсь, это те же гады, что ранили моего компаньона и лучшего друга».

Андрей сдал ключ от зала совещаний начальству, запер кассету в сейф и направился в дежурную часть. Семёнов буянил в камере временного заключения, разгоняя по углам «сотоварищей». Старшина пил чай и читал газетку. На носу его красовались большие очки в роговой оправе. Если бы не китель, дежурного вполне можно было бы принять за жизнерадостного профессора.

— Сергеич, — Андрей наклонился к окошку, — выясни-ка сводку по городу за сегодняшнее утро.

— Вот так всегда, — благодушно ухнул старшина, откладывая газету. — Новостей почитать не дадут. Одни хлопоты от вас, товарищ капитан. Что искать-то?

— Например, погром в офисе фирмы «Холодок».

— «Холодок»? — переспросил старшина. — Сейчас узнаем. — Он снял трубку телефона. — Центральная? Куппсин из триста двенадцатого беспокоит. Узнал, узнал. Степан, не в службу, а в дружбу, посмотри, не зарегистрировано ли каких происшествий в фирме «Холодок» этим утром. Ага, подожду. — Он прикрыл ладонью трубку, сообщил Андрею доверительно: — Хороший мужик. У нас дачи рядом. Через участок. И рыбак завзят… Да, слушаю тебя, Степан. Вон что… — Старшина посерьёзнел и поднял взгляд на Андрея. — И во сколько? Ага. Спасибо. Поедем, а как же. А на выходные. Я Клавдю уговорю. Ещё раз спасибо.

Старшина положил трубку на рычаг, достал платочек и утер со лба пот,

— И что? — терпеливо спросил Андрей. По опыту он знал, что с людьми вроде Сергеича лучше не ссориться. Через них частенько можно получить интересующую информацию на пару дней быстрее, чем по официальным каналам.

— Насчет погрома никто не заявлял, но в половине второго ночи на центральную позвонил какой-то мужчина и сообщил об убийстве. Некий Дмитрий Максимович Луник. Найден удавленным в офисе «Холодка». Эксперты говорят: сначала его ударили по голове и только потом повесили. Произошло это вчера около полуночи.

— Постой, так ударили или повесили? — спросил серьёзно Андрей. — Ты поясни, пожалуйста.

— Сначала ударили, потом повесили, но к моменту приезда наших сотрудников тело уже сняли.

— Отпечатки есть?

— Андрюша, — старшина посмотрел на молодого оперативника с жалостью и вздохнул, — ты ещё молодой и нетерпеливый. Есть отпечатки, есть. И на одежде покойника, и на балке, к которой крепилась верёвка. Сейчас с ними работают. Оперативник из местного отделения вместе с участковым обходит ближайшие дома, опрашивает жителей.

— Спасибо, Сергеич. — Андрей улыбнулся.

— Не за что. Работай, сыщик. — Старшина придвинул к себе газету и вдруг рявкнул зычно, на все отделение: — Семёнов, а ну кончай мне бузить там, пока на ручники на тебя не надел!

— Андрей вышел на улицу. Вот и появился повод навестить Ивана Владимировича Диденко. Он прикрыл глаза. Перед его мысленным взором, сменяя одна другую, проплыли статичные картинки: «чудом уцелевший» во время покушения компаньон громит собственный офис, вот он оборачивается на скрип открывающейся двери, быстро гасит свет, подбирает какую-то железяку и отходит в темноту, вот на пороге появляется ныне покойный Дмитрий Луцик, а вот он уже висит, агонизируя, а Иван Владимирович Диденко спокойно стоит рядом и с холодной змеиной улыбкой наблюдает за смертью своего сотрудника. М-да, неприятная картина, что и говорить. Ладно, разберёмся.

Андрей потянулся, похрустел с наслаждением суставами, сказал сам себе:

— Любопытно, любопытно. Чем же занимался гражданин Диденко этой ночью?..

* * *


Вторая встреча пятерки проходила в том же комплексе «Измайловский», только предосторожности ради они сменили корпус и номер. Никаких сложностей это не представляло. Их наниматель, судя по всему, был человеком не только денежным, но и влиятельным.

На сегодняшнюю встречу явился еще один человек. Посредник не считал нужным скрываться, так как зная всех пятерых в лицо. Именно он набирал исполнителей.

Сидя в удобном кресле «Измайловского» люкса, этот шестой раскладывал перед собой бумаги, извлеченные из кожаного кейса.

— Планы изменились, — вещал он громко, исподволь поглядывая на собеседников. — Операция переносится на завтра.

— Почему на завтра? Мы же говорили о субботе, — напомнил Рыхлый-Шустрик. Выражение лица у него стало плаксивым. Казалось, еще немного — и он разрыдается.

— Вас это не касается, — отрубил посредник. — Ваша головная боль — хорошо сделать своё дело.

— Так не пойдёт! — взвизгнул Шустрик, но Тонколицый остановил его взмахом руки.

— Помолчи. — Он повернулся к посреднику. — Мы не пойдём туда, пока вы не объясните причину переноса сроков. В конце концов, нам это может стоить жизни.

— Вам и так это может стоить жизни, — пробурчал посредник. Однако он знал характер Тонколицего лучше, чем кто-либо из присутствующих, и понимал: если тот сказал «нет», то это твердое «нет». — Хорошо. Я объясню, если вам непонятно. Подготовка к операции была обнаружена.

— Расскажите лучше то, что нам неизвестно, — поморщился тот.

— В таком случае вы должны понимать, — повышая голос, продолжал посредник, — что одной из сторон, участвующей в сделке, может прийти в голову поменять квартиру. Этого допустить нельзя. Иначе вся наша затея провалится к чертовой матери.

— Допустим, — кивнул Киноактер. — Что-то изменилось в охране? Количество людей, их расположение, смены постов, способы связи?

— С четвертого и второго этажей убрали по одному охраннику. Теперь они дежурят в квартире, где вы работали. Больше ничего.

— Хорошо, — кивнул Тонколицый. — Это обнадёживает. Какие-либо изменения в плане произошли?

— Нет. В двадцать один ноль-ноль, — посредник пододвинул к Киноактеру фотографию, — вы должны войти в квартиру. Устранить необходимо всех, кроме… — Он постучал согнутым пальцем по карточке. — Далее действуете по плану. Ровно в девять утра послезавтра мы встретимся в одном из номеров этой гостиницы. Вы отдадите мне бумаги, я вам — новые документы и деньги.

— Документы уже готовы? — поинтересовался Киноактёр.

— Разумеется.

— Хотелось бы увидеть их, прежде чем браться за дело. А то, кто знает, может быть, вы решите после дела вместо документов и денег выдать нам по пуле.

Киноактёр жестко умехнулся.

— Это не деловой разговор, — с такой же улыбкой ответил посредник. — Все строится на взаимном доверии. И потом, откуда мне знать, не планируете ли вы сами что-нибудь подобное?

— Разговор-то как раз очень деловой, — вновь взял слово Тонколицый. — Давайте-ка еще раз пройдемся по схеме обмена. Мы приезжаем сюда послезавтра ровно в девять. С вами один охранник. Больше никого. Мы будем ждать в машине неподалеку. Вы и ваш человек встретите вот его, — кивок на Киноактера, — в фойе. Убедитесь, что он один и проводите в ваш номер. При нём будет несколько бумаг. Вы проверите их подлинность. Затем он, проверив наличие и подлинность документов и денег, подаст условный сигнал. Мы подъезжаем ко входу. Охранник присматривает за нашим человеком, вы спускаетесь вниз, забираете оставшуюся часть бумаг, отдаете документы и наш гонорар и звоните своему «бультерьеру». Здесь — уж извините — мы присмотрим за вами. Охранник и наш человек спускаются на первый этаж, охранник убеждается, что с вами все в порядке, и мы производим обмен. Вас на него, — ещё один кивок в сторону Киноактера. — Предупреждаю сразу: стоит нам заподозрить подвох — и ваш заказчик никогда этих бумаг не увидит. Думаю, ему это не слишком понравится. Проще говоря, он спустит с вас шкуру. Да, и еще. Если наш парень не подаст сигнал в течение определённого времени или, допустим, что-то пойдёт не так, мы уедем. Но потом отыщем и вас, и заказчика. Надеюсь, вы понимаете, зачем?

— И ты согласился на такой дерьмовый расклад? — насмешливо спросил посредник, глядя на Киноактёра.

— Папаша, — ухмыльнулся тот, — умираем всего один раз. Иногда приходится рисковать.

— Ну что же. Вроде бы все нормально. Надеюсь, план операции вы сможете проработать без меня?

— Разумеется, — ответил Тонколицый.

— Отлично! — Посредник поднялся, забрал со стола фотокарточку и, ещё раз продемонстрировав её всем присутствующим, предупредил: — Отвечаете головой.

— Следовало бы взять с вас повышенный тариф. Вы здорово усложняете нам задачу, хотя, убейте меня, не пойму, зачем вам эта возня. Ну да ладно. — Рыхлый-Шустрик растянул толстые губы в улыбке, напоминающей гримасу плача. — Как говорится, клиент всегда прав.

Посредник спрятал фотокарточку в кейс.

— Постойте-ка, а как насчёт амуниции? — напомнил Киноактёр. — Если не ошибаюсь, эти хлопоты вы обещали взять на себя.

— Не ошибаетесь, — кивнул посредник и указал настоящий у кресла объёмный баул. — Здесь всё, что вы заказывали.

— Отлично. — Тонколицый улыбнулся. — С вашим работодателем приятно иметь дело.

Посредник не отреагировал на комплимент. Подхватив кейс, он обвел взглядом всех пятерых исполнителей.

— Учтите, рациями там пользоваться следует очень осторожно. Не приведи Господь, охрана поймает ваши переговоры.

— Мы помним, — ответил Тонколицый.

— До встречи послезавтра утром, — добавил посредник и вышел из номера.

* * *


В роскошном банковском кабинете Константин Георгиевич покосился на мрачного как туча Олялина, затем перевел взгляд на сына. Тот беспечно рассматривал собственные ногти. Волосы его, забранные в тонкий крысиный хвост на затылке, вызывали у Константина Георгиевича раздражение. Как, впрочем, все, что бы ни делал сын. Он невольно сильнее сжал телефонную трубку, которую держал в руке. Однако голос его звучал спокойно и ровно. Этот человек хорошо умел владеть собой.

— Я успею, — проскрипел Константин Георгиевич в трубку на вопрос собеседника. — Зарегистрировать сделку в реестре акционеров — не проблема. Можно оформить все в течение пяти минут. Меня больше волнуют продавцы и деньги.

— Это уже моя головная боль, — ответил Сергей Борисович. — Не волнуйся на этот счет. Продавцы сегодня вечером будут в Москве. Я отправил за ними своих людей. Насчет денег. Мы можем поступить следующим образом. Сейчас я подъеду к тебе и привезу всю сумму наличными. Мы зачислим деньги на нужное количество счётов, а затем переведем их на счета одного из немецких или швейцарских банков с условием осуществления любых дальнейших финансовых операций только при наличии буквенно-цифрового кода. У тебя есть германский или швейцарский банк, с которым ты работаешь?

— Разумеется, — ответил Константин Георгиевич. — И не один. Продолжай.

— При переводе денег часть кода введешь ты, вторую часть — я.

— Ты мне не доверяешь?

— Нет. Как, впрочем, и ты мне. Когда речь идёт о подобных суммах, я перестаю доверять даже себе самому. Поэтому-то и прожил так долго. На чем мы остановились?.. Ах да! Каждый полный код снабжается своим номером, соответствующим номеру продавца. Таким образом, мы не запутаемся в том, кто и какую сумму должен получить. Подтверждение о зачислении денег в этом варианте придёт в течение часа.

— Да, ты прав, — мрачнея, подтвердил Константин Георгиевич и снова покосился на молодого. — Но то, что легко спрятать, легко и найти.

— Ну, дорогой мой, странно, что я должен объяснять тебе такие вещи. — Похоже, Сергей Борисович улыбнулся. — На то, чтобы уничтожить все следы перевода денег, у тебя будет несколько дней. Конкретно — три дня, включая субботу. Если очень постараешься — успеешь. Впрочем, если хочешь, можем ждать до пятницы. Лично мне плевать.

— Нет, — отрубил Константин Георгиевич. — Сделка должна состояться завтра. Самое позднее. Если бы не финансовые вопросы, я бы вообще настаивал на том, чтобы провести ее сегодня.

— Я могу узнать, в чем дело? С чем связана такая спешка?

— Сегодня кое-кто из моих «коллег» созванивался с председателем правления завода. А мой друг присутствовал при беседе. Так вот, не знаю, каким образом, но всплыла моя фамилия. Кроме того, выяснилось, что ФСБ занимается розыском наших продавцов уже как минимум неделю. Это слишком много. Не стоит затягивать с покупкой. Никто не знает точно, что им удалось выяснить. Я решил не рисковать понапрасну. Ты понимаешь?

— Понимаю, — серьезно ответил Сергей Борисович. — Ну что же, завтра так завтра. Через три часа я приеду с деньгами.

— Отлично. Буду ждать. — Константин Георгиевич повесил трубку и повернулся к Олялину: — Твои люди готовы?

— Давно уже, — ответил тот.

— Прекрасно.

— На какой день назначено подписание договора с акционерами? — спросил молодой, откровенно зевая.

— На пятницу, — сказал Константин Георгиевич с нескрываемой неприязнью. — Но тебе-то зачем? Ты же ни хрена не понимаешь в том, как зарабатываются деньги. — Он вновь повернулся к Олялину, буркнул ядовито: — Вот наградил Бог сынком. Без чужой помощи шагу ступить не может.

Тот пожал плечами. Детей собственных «боссов» не обсуждают.

* * *


«Я проснулся. Эхо звонка всё ещё гуляло по квартире, но у меня возникло ощущение, что оно лишь отголосок моего ушедшего сна. Не знаю, как с вами, а со мной такое случается. Вскакиваешь, несешься как полоумный к двери и с удивлением обнаруживаешь, что площадка пуста. Неимоверным усилием я оторвал голову от подушки и взглянул на часы. Половина десятого! Проспал! И тут трель звонка прозвучала снова. Спросонья впечатление от нее было такое, будто кто-то сунул мне два пальца в череп и принялся выдавливать глаза из глазниц. Аж заныло в зубах.

— Иду! — крикнул я и принялся суматошно натягивать джинсы.

Наверное, память щадила меня, ибо события прошлого вечера и ночи вспомнились не сразу. Они проступали, как остов корабля из мелеющего моря. Там — шпиль грота, тут, — фока. Вот стал виден подгнивший борт, и наконец под темной водой проступили тревожные очертания всего корпуса. Я вдруг вспомнил, а вспомнив, остановился в нерешительности посреди коридора. Мне следовало быть более осторожным. А что, если это „взломщики“? Пришли по мою душу…

Наклонившись к глазку, я приподнял „шторку“ и приник к линзе. Нет, это были вовсе не „взломщики“. На площадке стояла Ирина. Меня несколько удивил её визит. Хотя, не стану скрывать, и обрадовал тоже. Я щелкнул замками, открыл дверь и отступил в сторону.

— Заходите.

Она смотрела на меня и не двигалась с места. Я описывал вам эту женщину? Сегодня она выглядела сто крат… удивительнее. И дело тут даже не в красоте, хотя Ирина и была привлекательной. Но благодаря какой-то внутренней искре ее лицо казалось светящимся изнутри.

— Что-то не так? — спросил я.

— Пётр звонил мне, — пояснила она.

— И что?

Я почувствовал противный холодок в животе. Неужели „взломщики“ добрались и до него? А как же охрана Сергея Борисовича? И на кой ляд ему было впутывать в это дело Ирину? Наши неприятности её-то точно не касались никаким боком. Эгоист чёртов.

— Он пытался всю ночь и все утро связаться с вами, но вы не подходили к телефону.

— Я… гм… наверное, спал. Он ведь звонил на сотовый телефон, да?

— Не знаю. Наверное. — Она продолжала стоять на пороге, как-то странно гладя на меня.

— У него очень тихий сигнал, а я обычно крепко сплю и…

По лестнице спускался сосед с четвертого этажа. Он изумленно посмотрел на меня, всклокоченного, заспанного Геркулеса-задохлика в брюках и шлепанцах. Представляю, что ему подумалось. Мы бормотнули друг другу неловкое „здравствуйте“, и он продолжил свой слаломный спуск, выворачивая неловко шею, чтобы как следует разглядеть заодно и даму. Раз уж представился случай.

— Может быть, вы все-таки зайдете? — предложил я. — А то стоим в дверях на радость соседям. Неловко как-то.

Ирина еще несколько секунд колебалась, а затем сделала шаг вперед, и мне наконец удалось закрыть дверь. Слава Богу! Не люблю, когда меня разглядывают, словно слона в зоопарке. Я принял плащ гостьи, пригласил:

— Проходите в комнату. Хотите кофе?

— Спасибо, — ответила она. — С удовольствием.

Пока варился кофе, я быстро умылся и даже успел напялить футболку, в которой обычно хожу дома.

— Итак, вас озаботило моё молчание, и вы — после смены! — приехали ко мне, — констатировал я, вплывая в комнату с чашками.

Она вновь помолчала, словно решая, насколько уместен ответ, но все-таки кивнула утвердительно.

— Это обнадёживает. Отрадно понимать, что ты хоть кому-то небезразличен.

Я быстро накинул на разобранный диван покрывало, плюхнулся в кресло. Ирина пила кофе маленькими глотками, почему-то глядя себе под ноги. У меня создалось впечатление, что она вообще меня не слышит. Во всяком случае, не слушает.

— А зачем я понадобился Петру? — В первую минуту нашего разговора данный вопрос мне просто не пришёл в голову.

— Не знаю, — ответила Ирина задумчиво. — Он упомянул, что у вас серьёзные неприятности. Я подумала… вдруг это как-то связано с тем происшествием?

Перед моим взором вновь проплыла жутковатая картина: неестественно вытянувшееся тело Димки, покачивающееся в проволочной петле. Если убийство можно отнести к разряду серьезных неприятностей, то мои неприятности были более чем серьёзными, хотя и не сравнимыми с Димкиными.

— Пётр преувеличил. — Я улыбнулся через силу. — Но мне всё равно приятно, что вы приехали.

Она подняла взгляд и изучающе посмотрела на меня.

— Почему вы… говорите мне неправда?

Похоже, эта женщина видела меня насквозь. В ней чувствовалась какая-то странная сила. Такое обычно ощущаешь рядом с человеком, очень много пережившим.

— Клянусь вам, я никогда не лгу.

— Ну да, конечно, — серьезно кивнула она и отвела взгляд, словно ей стало скучно. — А наши чиновники никогда не берут взяток.

М-да. Ирина, наверное, была отличницей в своём институте.

— Во всяком случае, мои неприятности не имеют отношения к вам.

— Хорошо. — Она отставила чашку и поднялась. — Полагаю, не имеет смысла отвлекать вас от дел.

— Бросьте. — Мне очень не хотелось отпускать её. — До пятницы я совершенно свободен. В нашей конторе каникулы.

Ирина осталась стоять в дверях.

— Я просто волновалась за вас, — тихо сказала она.

Ребята, если вы не верите, что женщина может свести с ума мужчину одним взглядом, словом, жестом, то глубоко заблуждаетесь. Вам просто не встречалась ВАША женщина. Ирина же была МОЕЙ женщиной. Ибо мой следующий поступок иначе как сумасшествием не назовешь. Да и не оправдаешь. Это головокружение вместе с частичной потерей разума. Неожиданно даже для самого себя я поднялся, подошёл к ней и, притянув к себе, неловко поцеловал. У неё оказались очень мягкие, податливые губы. Она вдруг прижалась ко мне и коснулась ими моей шеи. Чуть ниже щеки. Это был не поцелуй, а именно прикосновение. Очень приятное, интимно-нежное и какое-то невыразимо трогательное. — Я очень волновалась за тебя, — прошептала Ирина едва слышно. — Очень».




Глава 14


Андрей добрался до Главной лаборатории судебно-медицинской экспертизы к полудню. Впрочем, он и не пытался успеть раньше. Незачем. Во-первых, сейчас эксперты загружены не меньше, чем раньше. То есть дел у них невпроворот. Во-вторых, по интересующему его делу ждать результатов раньше полудня не стоило. Хорошо еще, если к обеду все будет готово.

Лаборатория размещалась на втором этаже старого особняка, еще дореволюционной постройки. На первом этаже вовсю шёл ремонт, и по зданию разносились ароматы свежей краски и олифы. На полу, подоконниках, ступенях лежал толстый слой пыли и побелки.

Оставляя четкие отпечатки обуви, Андрей поднялся на второй этаж и оказался в узеньком коридорчике. Опасливо посматривая на шелушащийся от времени потолок, он постучал в щербатую дверь со стеклянной табличкой: «Патолого-анатомические экспертизы».

Кое-кого из экспертов Андрей знал. Ему несколько раз доводилось приезжать сюда. В наши дни нередки случаи, когда преступления, совершенные в различных районах города, но связанные общим подозреваемым, проходят по разным отделениям. Двое сыщиков независимо друг от друга «копают» одну «яму». У каждого свои улики, доказательства, и каждому чуть-чуть недостает для того, чтобы отправить преступника «под статью». В наш компьютеризованный век, когда едва ли не в каждой третьей квартире стоит по компьютеру, в отделениях видеоплейеры все еще запирают на десять замков. Волка, конечно, ноги кормят, но о какой эффективности может идти речь? Хорошо, что Андрей получил видеокассету и поинтересовался насчет происшествий. А то сидел бы и ждал, пока Пётр Алексеевич Колесов изволит вспомнить, кому он наступил на любимую мозоль.

— А, Андрей, здравствуй, — кивнул эксперт. — Каким ветром тебя к нам занесло?

— Здравствуй, Слава, — улыбнулся Андрей. — Всё тем же.

Со Славкой Щербой они учились на одном курсе, пока тот не перевелся на отделение судебно-медицинской экспертизы. Удобно иметь знакомых экспертов. В случае крайней нужды через них можно выйти и на экспертов других профилей.

— Пойдём покурим, — предложил Слава. — Замаялся я что-то. — Они вышли на улицу, закурили. Эксперт покосился на мелькающих в окне строителей. Посетовал: — Скоро без помещения останемся.

— Что так? — спросил Андрей, затягиваясь.

— Откупил кто-то сарай наш. То ли банк, то ли фирма какая, хрен их знает. Бардак.

— Это верно, — согласился Андрей. — Бардак. У нас тоже бардак.

— У вас-то помещение не отбирают. А нам уже бумажку официальную прислали. «Просим освободить…» и так далее.

— Ясно. Слушай, — Андрей щелчком откинул «бычок», — к вам сегодня утром должны были повещённого привезти. В центре, в подвале повесили. Не помнишь такого?

— Почему не помню? — оскорбился Слава. — Помню. На шнуре электропитания повесили, да? Очень даже хорошо помню. Гришка «на него» выезжал. Он дежурным был.

— Я могу посмотреть предварительное заключение?

— Да пожалуйста. Посмотри, если нужно, — не спешно покуривая, ответил Слава. — Сейчас сходим, поглядим, что с твоим висельником. Если, правда, заключение ещё не отправили. — Он с ядовитой гримасой бросил окурок на крыльцо и раздавил башмаком. — Пошли.

Они вновь гордо прошествовали мимо разухабисто матерящихся строителей, поднялись на второй этаж и вошли в лабораторию. Слава порылся в стопках бумаг на столе, выдернул нужную, повернулся к Андрею.

— Пойдём в коридор, чтобы ребятам не мешать. Значит, так, — продолжил эксперт, когда они остановились на лестничной площадке у окна, — убийство, однозначно. Характерный странгуляционный след. Смерть наступила около двенадцати часов вечера в результате асфиксии. Кровоизлияние в мозг. Множественные переломы затылочной кости свода черепа. Разрывы кожного покрова и повреждения тканей в затылочной части головы. Проще говоря, парня ударили по голове чем-то тяжёлым — возможно, кастетом, обрезком трубы, короче, любым оружием с тупой ударной поверхностью, — и размозжили затылок.

— Металл?

— Пока неизвестно. Это я для примера сказал, чтобы ты представил, с чем имеешь дело. Нужно тщательный химический анализ проводить, а у нас сейчас времени… — Слава цыкнул зубом. — Да и с реактивами, честно говоря, не густо.

— Царапины и кровоподтеки на теле есть? — поинтересовался Андрей.

— Несколько царапин, но посмертных. Очевидно, труп ударился об обломки, когда обрушилась направляющая подвесного потолка.

— Ясно.

— Кстати, в момент смерти убитый находился в состоянии легкого алкогольного опьянения. Предположительно, пил пиво. Точнее можно будет сказать, когда закончим полную экспертизу. А это, судя по всему, произойдёт очень и очень не скоро.

— Насколько точно определено время?

— Ну-у… плюс-минус полчаса.

— Вещи его уже осмотрели?

— Да, осмотрели. Пятна крови на воротнике куртки, на рубашке и свитере.

— Можно? — Андрей взял заключение, внимательно прочел, вернул, бормоча себе под нос: — Так-так-так. Любопытно, любопытно.

— Ну, и последнее: кровь на полу и обломках аппаратуры той же группы, что и у убитого. — Слава закрыл заключение. — Вот и всё, чем я могу помочь тебе в настоящий момент.

— Это уже очень много, — сказал Андрей и улыбнулся.

— Ты знаешь что, съезди-ка в тамошнее отделение. Дактилоскописты должны были отправить им свое заключение пару часов назад. Насчет «пальчиков». — Става убежденно затряс головой. — Давай. У них, наверное, информации больше. Только на начальника старайся не попадать. Он того… не очень. И чужих не любит, если, конечно, они не генералы из министерства. А ребята там нормальные.

— Учту,

— Ага. Ну юг и давай. А я работать побегу. — Эксперт втянул носом воздух. — Фу, краской воняет. Терпеть не могу! — Он пожал оперативнику руку, улыбнулся. — Побегу, побегу, побегу. А то вот нас завтра выселят, столько дел незаконченных останется. Заходи, если что.

— Зайду, — серьёзно пообещал Андрей. — Обязательно.

* * *


Внешне Сергей Борисович выглядел рассеянным. Слушая Призрака, он глядел в окно. На деревья, растущие, казалось, прямо из крыш роскошных коттеджей, на небо, зависшее над верхушками голых берез и контрастно мохнатых сосен, на солнце, нежащееся в перине облаков.

Однако Призрак, прекрасно знавший привычки своего хозяина, знал также, что тот сейчас предельно внимателен и собран. Телохранитель читал бесстрастно и спокойно, не выделяя голосом факты, кажущиеся ему значительными, и не затушевывая события маловажные. Что важно, а что нет, предстояло определять хозяину.

Закончив читать. Призрак отложил свои заметки и молча посмотрел на Сергея Борисовича.

— Говоришь, ездил в «Измайлово»? — медленно и скрипуче произнес тот. Впечатление создавалось такое, словно голос мафиозо разбавлен швейными иглами. — Что он там делал?

— Этого я не знаю, — ровно произнес Призрак. — Но номер снят им еще несколько дней назад. Я пытался проследить за его «контактом», однако днем там слишком много народу. Одно могу сказать точно: помимо «объекта», в номере находилось не менее четырех мужчин.

— Откуда тебе это известно?

— Во-первых, я поинтересовался у коридорной. Она сказала, что незадолго до визита моего подопечного с небольшими перерывами прибыли пятеро мужчин. Они явно не проживают в гостинице, поскольку рассматривали номера на дверях. Но к коридорной за помощью не обратились, хотя это было бы вполне логично. Она не заметила, в какой номер вошли все пятеро, но двое постучали в одну и ту же дверь.

— Номер твоего «клиента», — прежним скрипучим голосом пробормотал Сергей Борисович. От былой мягкости в нем не осталось и следа. Лицо напряглось, на скулах заиграли желваки. — Я прав?

— Да. Во-вторых, за небольшое вознаграждение коридорная позволила мне осмотреть номер. В пепельнице оказалось очень много окурков, — продолжал Призрак. — Разговор длился не менее получаса. Окурки от сигарет четырёх сортов.

— Как выглядели эти пятеро, коридорная не заметила?

— Она сказала: официально, хотя и пытались «косить» под «простоту».

— Почему официально?

— Одеты вроде бы свободно, но стрижки у них, как у ментов.

— Или как у работников службы безопасности солидного банка, — задумчиво добавил Сергей Борисович.

— Это одно и то же, — пожал плечами Призрак. — В банке сидят те же менты.

— Ладно. Деньги уже погружены?

— Да. Ребята ждут.

— Сейчас поедем. — Сергей Борисович поднялся, спокойно подошел к встроенному шкафу, достал из него бейсбольную биту. — Он уже приехал?

— Примерно полчаса назад.

— Позови, пожалуйста, ЕГО сюда.

Мафиозо не назвал имени. Призрак и сам все понял. Кивнул и молча вышел за дверь. А Сергей Борисович остался стоять, повернувшись к окну. «Совпадение, — думал он. — Возможно, совпадение. Раньше ЭТОТ ЧЕЛОВЕК ни разу не был уличен в „стукачестве“. Но сейчас… кто его знает». Сергей Борисович не мог рисковать. Будь готовящееся дело менее масштабным или случись оно лет на десять раньше, он бы подождал, присмотрелся. Но не сейчас. Сейчас совсем нет времени. Никто не должен уличить его в слабости. Вожак остается вожаком до самой смерти. Ему следует быть уверенным в себе. Слабость чревата. Почуяв слабость противника, глупый немедленно бросается вперед, умный задумывается. Не играли? Не тонкий ли расчет? Нельзя давать им повода ни задуматься, ни броситься в атаку. «Всего несколько дней, — подумал мафиозо. — Нужно выиграть лишь несколько дней».

За его спиной едва слышно скрипнули дверные петли. Он знал, что в комнату вошел амбал, сопровождаемый Призраком. И, конечно, увидел биту. И испугался. Побледневший, разом взмокший громила оглядывается на телохранителя своего «босса» и натыкается на бесстрастный, как у японца, взгляд. Взгляд сквозь него.

— Садись, — не оборачиваясь, равнодушно приказал Сергей Борисович.

Загремел по паркету стул. Призрак усадил амбала и встал у него за спиной, готовый пресечь любое движение. Всем известно, даже шакал, будучи загнанным в угол, кидается на противника, кем бы тот ни был.

Сергей Борисович стоял, отвернувшись к окну, и слушал дыхание амбала. Оно было громким, прерывистым и сдавленным. Огромной бочкообразной груди громилы не хватало воздуха. Амбал хватал его, распахивая рот, жадно, с влажной хрипотцой. Его огромное бешено колотящееся сердце сдавило легкие.

— Я хочу знать, чем ты занимался сегодня утром? — наконец медленно проговорил Сергей Борисович.

— Я…

— В деталях, — не повышая голоса, добавил мафиозо.

— Проснулся, поел. — Голос у амбала дрожал. — Потом… потом поехал на квартиру, проверить, не появлялись ли «взломщики». Сменить людей.

— Дальше, — громко сказал Сергей Борисович и, обернувшись, уставился амбалу в глаза. Взгляд у него стал волчий. Немигающий, невыносимо тяжелый и холодно-пустой. — Дальше!

Под этим взглядом: амбал съёжился, словно из него выпустили воздух. Он старался вжаться в кресло. Лицо его стало цвета первого снега, в глазах заметался ужас,

— Я… там… и… и оттуда сразу сюда. Папа, клянусь тебе…

— Чем ты клянешься? — Сергей Борисович медленно двинулся вперед. — Поклянись моей жизнью.

Амбал сжался ещё больше. По мере того как мафиозо подходил ближе, он инстинктивно откидывал голову.

— Поклянись моей жизнью, — повторил: Сергей Борисович, останавливаясь у кресла и наклоняясь вперёд так, чтобы его лицо оказалось в нескольких сантиметрах от лица амбала.

Тот промолчал, отводя глаза. Амбал прекрасно понимал: не дай Бог сейчас пролепетать то, что просит Сергей Борисович. Смерть его будет медленной и ужасной.

— Почему ты молчишь? — спросил мафиозо, наклоняясь еще ближе.

— Папа, ты знаешь… я бы… никогда… — прошептал едва слышно амбал. — Я бы… даже…

— Тогда поклянись своей жизнью, — произнёс холодно Сергей Борисович, выпрямляясь и перехватывая поудобнее биту. — Я жду.

— Я… — Громила закашлялся. Теперь его лицо стало серым, а в глазах отразилась мольба.

— Поклянись своей жизнью!

— Я… клянусь… — упавшим голосом ответил амбал.

— Говори правду, ублюдок, — с отвращением произнёс Сергей Борисович. — Если хочешь жить, говори правду. Что ты делал в «Измайловском»?

— Не… я… — Амбад затрясся как осиновый лист на пронизывающем осеннем ветру.

— Что ты там делал?

— Мне… Я договорился с людьми… Они привозили мне…

— Что?

— Дурь. Большую партию. Я подумал, мы все можем на этом заработать… Папа, прости, я… больше не буду.

— Не лги мне, сука, — прошипел мафиозо, и на лице его вспыхнул пожар сумасшедшей ярости. — Кто эти люди?

— «Верблюды». Из Ташкента.

Сергей Борисович спокойно размахнулся. Бита с шелестом рассекла воздух и врезалась амбалу в голень, чуть ниже колена. Хрустнула, переламываясь, кость. Громила завопил и рванулся вперед, намереваясь зажать ногу руками, но Призрак бесстрастно вцепился ему в плечи. Этот худощавый невозмутимый человек обладал невероятной силой. Амбал, прижатый спиной к креслу, зарыдал.

— С кем ты встречался? — повторил Сергей Борисович. — И не вздумай мне лгать.

— Это были «верблюды», папа! — провыл громила.

Ещё один удар — и следом крик боли. Вторая нога переломилась, вывернулась внутрь, словно у амбала появилось еще одно колено.

— Кто это был?

— «Верблюды», папа.

Призрак взглянул на Сергея Борисовича. «А что, если парень говорит правду? — захотелось спросить ему. — Что, если он и вправду встречался с „верблюдами“ — перевозчиками „дряни“? Просто захотел срубить деньжат».

Удар по плечу. Рука громилы, сломанная в предплечье, повисла плетью. Амбал уже не кричал. Он подвывал, как умирающий пёс.

— Кто?

— Су-у-ука…

Сергей Борисович аккуратно примерился, широко размахнулся, скомандовал Призраку:

— Отойди-ка.

Бита со свистом пошла вниз. Глаза амбала расширились, рот принял форму и размер бублика. Беззвучный крик повис на губах. Громила вскинул уцелевшую руку, защищая голову. Бита ударила по запястью и, почти не потеряв скорости, обрушилась на висок амбала, разрубив череп до половины. Приглушённый чавкающий удар. Черно-серые брызги повисли на стене, на спинке кресла, на пиджаке Призрака. Кресло перевернулось, и амбал оказался на полу. Он подрагивал всем телом, пытаясь ползти к двери, однако Сергей Борисович сделал шаг вперед и вновь вскинул свое оружие. Еще один удар. Затылок громилы превратился в кашу. И снова свист биты, а затем удар. Амбал захрипел и перевернулся на спину. Мафиозо молотил по обезображенному лицу громилы битой, стервенея от вида крови. Вид у него был безумный. Остановился он только тогда, когда голова бывшего охранника превратилась в месиво. Ковер был залит кровью. Брюки и туфли Сергея Борисовича пропитались бурым.

Мафиозо швырнул окровавленную биту в угол, посмотрел на дергающегося в агонии амбала и сплюнул.

— А если это не он? — спросил спокойно, словно ничего не случилось, Призрак.

— Он, падло, — убежденно ответил Сергей Борисович, отдуваясь. — Больше некому. — Мафиозо посмотрел на забрызганный кровью и мозгом пиджак Призрака, прокомментировал: — Говорил же: отойди. Возьми мою рубашку и костюм какой-нибудь. А своё барахло отдай «быкам». Пусть сожгут. Ковер, кстати, тоже. И скажи, чтобы это г…о, — кивок на труп амбала, — убрали. Пусть зароют. И кровь тут затрут.

— Зря ты его мочканул, папа, — пробормотал Призрак. — Менты и так тебя «пасут».

Он никогда не позволял себе советовать шефу и никогда не давал оценок действиям папы. Но сейчас Призрак чувствовал: надвигается большая беда. С тех пор, как они ввязались в эту историю с акциями, в его мозгу поселилось дурное предчувствие. Один раз даже мелькнула дурная мысль — прикончить папу и сорвать когти. Призрак не понимал необоснованной жестокости шефа.

Сергей Борисович с удивлением посмотрел на телохранителя.

— Ты что это, советы мне решил подавать? — Он подошёл ближе, остановился в шаге от телохранителя. Тот смотрел мафиозо в глаза. — Я тебя спрашиваю. Ты решил мне подавать советы? — Призрак промолчал. Сергей Борисович отвернулся и уставился в окно. — Ты подаёшь мне советы?

— Я просто сказал, что его не стоило мочить сейчас, — вдруг медленно и четко проговорил Призрак. — Мы могли бы запереть этого козла в подвале, покалякать по-свойски, он бы всё выложил. Прихватили бы «взломщиков», узнали бы, кто их нанял. А так — себе больше мороки. Кровь не отмоешь. Если менты нагрянут, лет по пятнадцать и тебе, и мне, папа.

— Та-ак… — Сергей Борисович поджал губы. — Вот, значит, как дела обстоят? Вот кто теперь у нас «бугор»? Вот кто решает, что стоит, а что не стоит? Ладно. — Он вдруг резко повернулся, прошел к столу, достал из ящика пистолет, протянул Призраку. — Бери. Кончай меня и садись в моё кресло. Ты же, б…ь, умный. Сам теперь можешь дела вести. Давай. — Тот не шелохнулся. Несколько минут они смотрели друг на друга.

— Ты меня не так понял, папа, — наконец сказал Призрак.

— Поменьше мели языком! — рявкнул в ответ Сергей Борисович. — Твоё дело охранять, а не шептать на ухо. Я пока еще живой! Ясно? Живой. И у меня хватит сил завалить любого, кто попробует копать мне яму. Значит, я решаю, что лучше. Ясно?

— Ясно, папа, — произнес телохранитель.

— Этот ублюдок, — кивок на труп амбала, — не знал ничего такого, что не было бы известно нам. «Взломщиков» могли нанять только два человека. Я и Константин Георгиевич. Делай выводы.

— Так, может быть, «прихватить» его?

— «Прихватить» члена правительства? — Сергей Борисович усмехнулся. — Ты, и правда, не в себе. С этой бандой воевать — себе дороже. Я не самоубийца. И потом, кто откажется от трехсот миллионов долларов? Только не я. Теперь иди, переоденься и распорядись насчёт уборки.

— Хорошо, — ответил Призрак и вышел.

* * *


«— Ты так и не рассказал мне о своих неприятностях, — заметила она.

Сейчас, после бурной любовной сцены, я был меньше всего настроен говорить о своих проблемах. Одно воспоминание о них вызывало у меня дрожь. Я повернул голову и увидел ее глаза. Внимательные, с золотистыми искрами любопытства.

— Не думаю, что тебе следует это знать.

— Милый, я ведь психолог. — Ира улыбнулась и провела прохладной ладонью по моей заросшей щетиной щеке. — Возможно, мне удастся чем-то помочь тебе.

В моем положении помочь мог только револьвер с одним патроном в барабане.

— Справлюсь как-нибудь.

— И всё-таки? — Она натянула повыше одеяло, присела, согнув колени.

Я тоже присел, навалился спиной на стену, закурил. Есть ситуации, в которых проще согласиться, чем доказывать обратное. Мой бастион выбросил белый флаг. Я не рассчитывал впутывать её в наши опасные „игры“. Напротив, полагал, что, когда Ирина узнает обо всем, то решит держаться подальше от всего этого бреда сумасшедшего. Я ошибся.

Выслушав меня, она посерьезнела, кивнула:

— Я полагала, что Пётр преувеличивал степень не приятностей, но теперь считаю, что вы оба даже не представляете всей серьезности сложившейся ситуации.

„Так, — подумалось мне. — Любовь закончилась. Меня вернули с небес на грешную землю и — в который раз! — дали понять, что я ничего не соображаю. Может быть, устроиться в наш овощной грузчиком? Чтобы ворочать ящики, много ума не требуется“.

— А ты представляешь? — спросил я, ломая в пепельнице недокуренную сигарету.

— Да. Во-первых, ты совершил громадную ошибку, не обратившись в милицию сразу после того, как вашего Димку похитили, — сказала она. — Во-вторых, тебе не следовало ничего трогать в офисе. Милиция, несомненно; заинтересуется тобой. Хотя бы из-за отпечатков пальцев, которые ты оставил на месте происшествия в избытке. У тебя, в отличие от Петра, нет алиби. На месте следственных органов я бы не стала раздумывать. В принципе, мне и самому это было ясно, но в каждом даже безупречно выверенном с точки зрения логики деле существует человеческий фактор. Иногда эмоции толкают человека на совершенно непредсказуемые, более того, алогичные поступки.

— По-твоему, я должен был оставить Димку в петле?

— Да. От того, что ты снял его, никому лучше не стало.

— Мне стало лучше, — резко ответил я, через секунду пожалев о своем тоне, — Ирина-то тут при чем? — добавил: — А ты бы оставила его висеть?

— Не знаю, — ответила она, пожимая плечами. — Правда, не знаю. Мне никогда еще не приходилось принимать подобных решений.

— Ладно. Что сделано, то сделано. — Я подумал, оценивая перспективы, затем полюбопытствовал: — Ты полагаешь, меня посадят?

— Если не отыщутся настоящие убийцы — да, — ответила она, хмурясь.

— Намёк ясен.

— Нет, дорогой. Ты ничего не понял. Я вовсе не призываю тебя взять в руки лупу. Лучше все-таки доверить это дело милиции. Ты — уж прости, милый, — не производишь впечатления Шерлока Холмса.

Возможно, в иных обстоятельствах я с готовностью внял бы трезвому совету, но не теперь. Сейчас, при всех аргументах „за“ был один „против“, который перевешивал всё.

— Прости, если я правильно тебя понял, милиция не станет искать ДРУГОГО убийцу. У них и так есть подходящий кандидат.

— Всё верно. Значит, надо заставить их это сделать.

— Как?

— Пока не знаю. — Ира погасила сигарету, выбралась из постели и принялась одеваться. — Давай-ка лучше подумаем, почему именно вы? Чего добиваются от вас убийцы?

— Не месть, — сказал я, разглядывая ее ноги.

— Это очевидно. — Она кивнула утвердительно. — Слишком уж изощрённо. Смерть Димы не имеет отношения к мести. Хотя убийцам хочется, чтобы вы думали именно так. Попробуем понять, зачем им это нужно?

Кроме мести, ничего в голову не шло. Сейчас, во всяком случае. Когда перед вашими глазами красивые женские ноги, трудно сосредоточиться на деле. Мы провалили их план. Они, в свою очередь, хотят свернуть нам шею. Логично? Вполне. Хотя и неверно.

— В смерти твоего сотрудника есть один несомненный штрих.

— Да, то, что он умер, — машинально заметил я.

— Не надо злиться, милый. — Она чмокнула меня в щёку. — Внешний эффект. Эффект, в первую очередь рассчитанный на тебя.

— Почему на меня?

— Убийцы были уверены, что ты отправишься на поиски своего друга. Они сделали все, чтобы нанести удар по одному человеку. По тебе. Им известен номер сотового телефона Петра. Помнишь, ты сам говорил, что они звонили по нему. Значит, будет логично предположить, что им известно о вас многое. Они, конечно, знают о твоей роли в работе фирмы. Следовательно, понимают, что у тебя самое богатое воображение. Люди с богатым воображением, как правило, импульсивны и авантюристы по натуре. Что доказывают твои дальнейшие шаги. В отличие от остальных, здравомыслящих сотрудников, реально представляющих себе степень грозящей опасности, ты не пустился в бега. Авантюризм чистейшей воды. Убийцы, безусловно, рассчитывали именно на такой ход событий, иначе выбрали бы кого-то другого. Что они сделали дальше? Постарались тебя напугать. Причем нарочито напоказ. Если бы им хотелось просто убить Диму, то его похитили бы в каком-нибудь малолюдном месте. Зачем лишние свидетели? Но убийцам было нужно, чтобы тебе дали описание Петра.

Одевшись, она присела на диван, взяла еще одну сигарету. Я щелкнул зажигалкой.

— Всё верно. Олег предупреждал. Им нужно нас поссорить. Возможно, эти парни рассчитывали, что я кинусь за защитой к остальным и таким образом выведу их на ребят.

Ира засмеялась.

— Логика в твоих выводах присутствует, милый, но в скромных количествах. Если бы они хотели просто убить вас, то не стали бы предупреждать. Переловили бы поодиночке, на худой конец вломились бы в офис и перестреляли бы всех. Нет, их интересовало другое. Им нужна была твоя реакция авантюриста, обладающего воображением. Рвануть майку и ринуться грудью на амбразуру — вот поступок, характерный для авантюриста в подобной ситуации.

— В смысле?

— В смысле, их планы базировались на твоем самолюбии. Единственный человек, к которому ты мог обратиться, не ущемив своего самолюбия, — мафиозо. Сергей Борисович. Убийцы делали ставку на то, что ты позвонишь ему и расскажешь о происходящем. Именно это и произошло.

— Да, — подтвердил я.

Вообще это очень неприятный момент, доложу вам, когда понимаешь, что тобой элементарно манипулируют. Как марионеткой. Ты думаешь, что принимаешь решения самостоятельно, на деле же все твои действия заранее просчитаны и предсказаны. То самое, о чем предупреждал Пётр.

— Видишь, их расчёт был верен.

— Но зачем им это нужно?

— Очень просто. Они хотели, чтобы ты, перепуганный до смерти, ничего не понимающий, растерянный, убедил своего Сергея Борисовича в том, что план „взломщиков“ провалился.

— Но ведь он действительно провалился? — На сей раз мое недоумение было неподдельным.

— Видишь, ты в это веришь. А убеждающий, — особенно если дело касается такого человека, как Сергей Борисович, — должен быть абсолютно искренен. Для убийц очень важно, чтобы мафиозо поверил тебе.

— То есть? Ты хочешь сказать, что…

— Судя по всему, вы не только НЕ нарушили их планов, но еще и помогли им, хотя и не осознавая того. Заодно убийцы подставили тебя под удар.

Мои мысли заметались в тесном загоне, обнесённом колючей проволокой логики. Ирина, безусловно, права. Теперь, когда она все так убедительно разложила по полочкам, мне осталось только поражаться, как же я сам не сумел осмыслить происходящее? Ясно же как Божий день. Тупица. Идиот. Если мне удастся выбраться из всей этой передряги живым, брошу к чертовой матери работу. Стану книги писать. Безопаснее.

— Чёрт побери! Но каким образом они собираются проникнуть в квартиру?

— Этого я не знаю. Однако какой-то план у них, несомненно, есть. — Ира поднялась. — Мне пора, милый.

Я оторвался от размышлений, вскочил, завернувшись в одеяло.

— Ты вернешься?

— Я позвоню вечером, — ответила она и ещё раз чмокнула меня в щеку. — Боюсь, что в ближайшее время тебе будет не до меня.

— А я думаю как раз об обратном. Без твоего умения строить логические цепочки мне вообще не выбраться из этого болота.

Она засмеялась.

— Ты ведь режиссёр. Тебя учили логике. Все гораздо проще, чем кажется. Подумай пока вот над чем: у ваших „взломщиков“ каждый шаг расписан заранее. Они должны были убедиться в том, что цель достигнута. Как им удалось это сделать?

— Ты уже знаешь ответ?

— Нет. Но думаю, он лежит где-то у самой поверхности.

Она пошла к двери, и я, путаясь в одеяле, заторопился следом.

На прощание Ира еще раз поцеловала меня, провела пальцем по моим губам и серьезно добавила:

— Практически из любого положения есть выход. И учти: убийцы ничего не делают просто так. Всё, что с тобой произошло, имеет объяснение. Тебе нужно лишь пройти по событиям и сложить их в одну картинку. Конечно, это не просто, но и не так сложно, как представляется. У тебя должно получиться. Напрягись. — Она кивнула. — Побегу. Позвоню вечером.

Когда дверь за ней закрылась, я вернулся в комнату и тяжело плюхнулся на диван.

Вот это задача. Меня ушли логике? Конечно, учили. Логике разбирать УЖЕ написанные пьесы. Написанные и прочитанные от начала до конца. Искать логическую первопричину поступков персонажа, заранее зная, чем все закончится, просто. А попробуйте ПРЕДУГАДАТЬ следующий шаг…

Каким образом „взломщики“ получили подтверждение? Хороший вопрос, „Подслушка“? Но Димыч говорил, что закладок нет ни у меня, ни у ребят. Здесь все чисто. В офисе? Но зачем в таком случае было его громить? Понятно же, что после погрома мы не станем там работать. Снова не то. Ира сказала, ответ где-то на поверхности… Может быть, „жучки“ установлены у Сергея Борисовича? Слушают его телефон? Необходимо выяснить, проверяют ли кабинет мафиозо на предмет „закладок“.

Я потянул руку к телефону и застыл, так и не сняв трубку. Мне вдруг стало понятно, каким образом „взломщики“ узнали о моем звонке Сергею Борисовичу. Как же я сразу не сообразил?..»

* * *


Андрей прошёлся вокруг вишнёвой «девятки», заглянул в салон, выпрямился и захлопнул дверцу. Задребезжало стекло. Оперативник из местного отделения настороженно посмотрел на «чужака», спросил:

— Ну и что? Та?

— Та самая, — ответил Андрей.

За два часа он успел проделать кучу работы: побеседовать с оперативником, изучить заключение дактилоскописта: — «Отпечатки пальцев, обнаруженные на веревке, потолочной балке и на личных вещах потерпевшего идентификации не поддаются. Образцы прилагаются», — тщательно прочесть протокол осмотра места происшествия и опись личных вещей потерпевшего, просмотреть фотографии.

— Отпечатки сняли? — спросил Андрей, поворачиваясь к коллеге.

— В тачке-то? Сняли, ясный перец. На седле, стекле и дверной ручке со стороны пассажира. Отпечатки идентичны тем, что обнаружили на веревке.

— А на «баранке»?

— Чисто. Все стерли. — Оперативник усмехнулся криво. — Да ты землю-то носом не рой понапрасну. Картина и так ясная. Поддали они с убийцей, повздорили по пьянке. Тот схватил обломок или железяку какую-нибудь, хлобысь по черепу — потерпевший в ауте. Потом преступник испугался, что собутыльничка от правил к праотцам. Дай, думает, изображу международную мафию, чтобы ментов-дураков с толку сбить. Шнуров в этой помойке до хрена и больше валяется. Вздёрнул тело — и ноги в руки.

— Допустим, — терпеливо сказал Андрей. — Пойдём-ка ещё раз офис осмотрим. Предположим, ты прав…

— Ну!.. — довольно кивнул оперативник. — Остаётся установить, чьи пальчики на веревке, и можно дело в прокуратуру передавать. Ты говорил, у тебя вроде и подозреваемый уже есть?

— Есть, есть. Ты лучше скажи, а зачем он в милицию-то звонил?

— Говорю же: психанул, — убежденно выдал опер. — Испугался. Про отпечатки забыл. Уехать сам не мог — побоялся, что тормознут гаишники ночью-то, или он и вовсе водить не умеет, вот и надумал тачку бросить, а «пальчики» уничтожить. Но поскольку не профессионал, а гм… любитель, не доглядел. Забыл протереть верёвку и балку. И перекладину ненадежную выбрал, потому что не вешал никогда.

— Складно, — согласился Андрей.

— Ну! А я что говорю? Давай возьмем твоего кандидата в «смертники» за жабры и откатаем «пальцы». Если совпадут, я из него признание выбью, будь уверен. А там передадим дело в прокуратуру — и гора с плеч. Чудик этот пикнуть не успеет — уже на нарах будет париться. А нам с тобой по благодарности. Оперативно раскрыли такое делище. Убийство с отягчающими как-никак.

Они вошли в подвал. Андрей принялся внимательно осматривать ступени, обломки, стены. Оперативник же стоял над ним, увещевая доверительно:

— Меня начальство и так трахает по три раза на дню. Центр ведь. Вся шваль здесь пасется. Что ни день — то сюрприз. Оперов не хватает. Три человека, по пятнадцать дел на брата. У нас по отделению «висяков» небось больше, чем по всей Москве. Зашиваемся. А тут такое дело. Верняк. Заодно и отчетность улучшим. Вон тут это и случилось. Видишь, пятна крови самые крупные. И борозды от ног остались. Это когда убийца тело тянул. Как раз отсюда до места повешения.

— Интересно, — пробормотал Андрей, озираясь.

— Точно. Давай сейчас возьмем опергруппу и поедем к твоему подозреваемому. Задержим до выяснения, пока то да сё — заключение экспертизы будет готово. Остальное — дело техники. Расколется как пить дать. Он новичок да к тому же ещё и нервный. На второй день «поплывет», а может, и раньше.

— Заметил кровь под «виселицей»?

— Ну и что? — спросил опер, опускаясь на корточки. — Кровь как кровь. А что много, так ведь потерпевшему же башку разбили. Чего ты хотел-то?

Андрей продолжал изучать пол, затем перешел к стулу, осмотрел сиденье, спинку, ножки. Наконец выпрямился и отряхнул руки.

— Убийц было двое, — категорично заявил он.

— Почему? — Казалось, оперативник с размаху налетел на стену. — Почему двое?

— Если бы вешал один, то сиденье стула было бы залито кровью, а оно чистое. Значит, один держал тело, пока второй прилаживал петлю.

— А если убийца сперва надел ему на шею верёвку, а потом просто подтянул?

— Странгуляционный след был бы более широким, — ответил Андрей, не переставая озираться. — На шее остались бы кровоподтеки, царапины. Но их нет. Вывод: тело подняли, накинули петлю, а затем отпустили. Дальше. Удар по голове был очень сильным — затылочная кость раздроблена практически полностью. При таком ударе пострадавший должен был упасть вперёд и удариться лицом об обломки. Остались бы следы, а их тоже нет. Значит, либо его во время падения подхватили, либо убили не здесь. Ну и последнее: следы крови. Смотри. — Андрей указал на пятна, покрывающие обломки. — Видишь? Судя по каплям, пострадавшего ударили вот здесь, а затем подтащили к месту повешения. Все как ты и говорил. Но капли довольно крупные, а при таком ударе неизбежно должны остаться мелкие брызги. Убийца вымазался бы в крови с головы до ног. Остались бы следы, но и их нет! Что скажешь?

Оперативник скривился. Он смотрел на Андрея, и в глазах у него закипала злость.

— Скажу, чтобы ты не выпендривался. С тобой как с человеком говорят, объясняют ситуацию, а ты выёживаешься. Здесь вообще не твой участок. Я мог бы тебя на место происшествия и не водить без указания прокурора. Чья это «тачка» у входа, мы и без тебя установим. Не хочешь нормально сотрудничать — флаг тебе в руки. Сиди кукуй. Пусть начальство тебе пистон вставляет.

— Ты не понял? — нахмурился Андрей. — Убийц было как минимум двое. Один набросил жертве на голову пакет и, пока пострадавший пытался его снять, второй нанёс удар. Первый подхватил падающее тело. Они не хотели забрызгаться кровью, понимаешь? Эти двое принесли пострадавшего сюда, подняли, сунули голову в петлю, затем аккуратно сняли пакет и тут же отпустили тело. Потом залили все вокруг кровью, чтобы мы решили, будто никакого пакета не было, и спокойно ушли. Далее. Они не были уверены насчёт отпечатков и на всякий случай протерли салон полностью. Человек же, оставивший свои отпечатки, пришёл позже. Он узнал машину, возможно, заглянул в салон, а затем пощупал капот, чтобы выяснить, насколько остыл двигатель. Понял наконец?

— Ну и что? — зло спросил опер. — Чего ты хочешь от меня-то? Чтобы я тебя похвалил? Молодец. Доволен? Можем ехать за твоим подозреваемым?

— Да он-то скорее всего здесь ни при чём, — тоже завелся Андрей. — Парня элементарно подставляют. И машину здесь бросили для того, чтобы мы решили, будто это его рук дело. И плёнку мне подкинули затем же.

— Какую пленку? — не понял оперативник.

Андрей в двух словах рассказал ему о покушении и о пленке.

— Если бы на ней была запись убийства — одно дело. А так… «подстава». Четкая.

— Блин! — выругался серьезно опер. — Ну ты и олух! Да с такими уликами… Тут ведь и мотив готовый. Ну, допустим, допустим, «работнул» он этого фраера, пострадавшего, не один, а с подельником. Но ведь это же ничего существенно не меняет. Наоборот, надо побыстрее хватать этого ублюдка и «крутить» на предмет сообщника. И кстати, если твой подозреваемый просто нашёл труп, то почему не остался, а убежал? И откуда взялись его «пальчики» на веревке, на балке, на стуле, а? Скажешь, снимал тело? Ах, какой заботливый дядя! Опять же если он тут вовсе ни при чём, то почему до сих пор не заявил об угоне машины, а? Говорю тебе, ты усложняешь. А отпечаток на капоте… может, они машину ремонтировали. Давай захомутаем твоего подозреваемого, пока он не свинтил в какую-нибудь заграницу. На Украину или ещё куда. Возьмем его, а там и разберёмся, он это или не он, кто, зачем, почему и откуда. Отвечаю, этот гад у меня за день расколется.

— Да уж, у тебя расколется, конечно, — пробормотал Андрей. — Я тебе верю.

— Между прочим, — неожиданно успокоился опер, — с чего ты взял, что этой плёнкой тебя наводили именно на убийство?

— Ну как… — Андрей запнулся.

А действительно, с чего? С того, что пленка попала к нему именно сегодня утром? Так ведь это вполне может оказаться банальным совпадением. Или не совпадением? Может, одно плавно вытекло из другого? Прав опер?

— Ты знаешь, когда весь этот бардак учинили, а? Может, и не сегодня, а вчера. Смотри, — продолжал тем временем коллега. — Допустим, один из сотрудников — вот этот самый потерпевший — после покушения на своего начальника решает сам, тайно, заняться расследованием. Он ставит видеокамеры и подключает к ним магнитофон. Придя же утром на работу и обнаружив бардак, просматривает кассету. Что на ней, мы знаем. Совладелец предприятия собственноручно бомбит свой офис. Зачем? Да ежу понятно. Чтобы отвести от себя подозрения в покушении на убийство компаньона. Тогда потерпевший решает отнести пленку в милицию, но проговаривается о записи кому-то из коллег. А коллега — твоему подозреваемому. Может, из лучших побуждений, но скорее это был тот самый соучастник. Подозреваемый — парень не дурак — решает запись отнять, а ненужного свидетеля убрать. Под каким-то предлогом они с подельником заманивают потерпевшего в некое уединенное местечко — к себе домой, например, — где и просят отдать им пленку. Но потерпевший-то пленку уже отправил и полезен в этом деле быть не может. Тогда подозреваемый приходит в ярость — ещё бы, такое дело рушится, — хватает какую-то железяку — и тяп сотрудничку по башке. Вот тебе, кстати, причина отсутствия брызг крови. Тот — мордой в диван. Ни синяков, ни царапин. Затем убийцы берут первую попавшуюся машину, вот эту самую «девятку», — благо, во дворе стоит, тело далеко тащить не надо, — бросают в нее бесчувственного потерпевшего и привозят сюда. А может, уже и мертвого, кстати. Дома задушили, а тут только инсценировали повешение. Вот так. Бояться им нечего. Ночь, все спят. Никто ничего не видел. Свидетелей нет, а на нет и суда нет. Скажешь, не может быть? Да одно это помещение сейчас пол-«лимона» «зеленых» стоит. Так что подозреваемому твоему есть за что убиваться. — Он победно посмотрел на Андрея. — Вот и выходит, что рассуждения твои заумные — фигня на палочке.

— А почему они в таком случае обратно на машине не уехали, а бросили ее здесь?

— Да, Господи, рисковать не захотели. Тормознули бы их ночью, в чужой-то «тачке», — и трындец. Кто, откуда, куда, почему в чужой машине, то да се. В конце концов дело бы и до осмотра офиса дошло. А уж тут и гадать не пришлось бы, — и, предвосхищая следующий вопрос, он быстро добавил: — А сюда на ней приехали, потому что «тачки» другой под рукой не оказалось. Не такси же им было нанимать. И вот еще что. В кармане убитого нашли десять тысяч долларов в хрустящих стодолларовых купюрах. А эксперты, между прочим, говорят, что среди обломков — куча деталей от аппаратуры прослушивания, фрагменты аудио- и видеозакладок, параболические микрофоны и еще куча различных — очень недешевых, заметь, — приборов, при помощи которых можно прослушивать разговоры сквозь стены и производить запись. Странный ассортимент для фирмы, торгующей холодильниками. А? Тебе не кажется? Андрей кивнул.

— Я этого не знал. Их нужно хорошенько проверить. Кстати, есть один человек, который знает о записи больше других.

— Кто?

— Алкаш. Он кассету в отделение принес. Хочешь — поехали, пообщаемся с ним.

— Поехали, — согласился опер. — Но если окажется, что запись ему отдал потерпевший, то вызываем наряд и берём твоего подозреваемого тёпленьким. Идёт?

— Договорились, — кивнул Андрей.

* * *


«На моё счастье, Олег оказался дома. Он очень внимательно выслушал мой рассказ, повздыхал в трубку, затем сообщил:

— Ну ты и влип, Иван.

— Это мне уже известно. — Я старался, чтобы голос мой прозвучал по возможности легко и беспечно. — Только боюсь, что в одиночку я из этой передряги не выберусь.

— Так, ладно. Никуда не уходи. Скоро приеду.

Его „скоро“ растянулось на два часа. Он вошел, бодрый, энергичный, — позавидуешь, — стянул куртку, скомандовал громко:

— Кофейку налей. Привык к Танюшкиному кофе, уже и разговаривать без него не могу.

Я налил нам кофе. Олег устроился в кресле, хлебнул, вытянул с удовольствием ноги, сообщил:

— Значит, так. Был я в Склифе. Пообщался с сестричками. По их словам, Пётр из палаты отлучается только в столовую и в сортир. Но те двое „шкафов“, что несут вахту у дверей палаты, сопровождают его повсюду.

— Ещё бы. Если с Петром что-нибудь случится, Борисыч им головы поскручивает.

— Так вот, вчера они весь вечер простояли у палаты. — Олег попивал кофеек, рассуждал отстраненно, словно речь шла о каких-то пустяках. — Выходит, что Димку похитил не он.

— Вот об этом-то я и подумал. Димка видел своих похитителей и не мог не заметить подмены. Но раз он сел в машину, значит…

— Теоретически — его могли заставить, — возразил Олег. — Под стволом, например. Но скорее всего ты всё-таки прав. Димыч работал на „вхчомщиков“. Эти парни всё просчитали точно. Им достаточно было придать одному из похитителей отдалённое сходство с Петром и замотать ему руку. Продавщица-то Петра ни разу в жизни не видела. Как она могла его опознать? Тем более вечером, со света в полумрак. На это они и рассчитывали. Теперь, что бы ты ни сказал, все решат, что у тебя либо „крышу“ сорвало с корнем, либо ты тоже работаешь на „взломщиков“ и просто подставляешь того, кто ближе сидит.

— Одного не пойму, если Димыч работал на этих ребят, зачем он „нашёл“ дыру в стене? Это не имело смысла

— Ну да, не имело. — Олег засмеялся. — Ещё как имело. А если бы он эту дыру не нашел, а люди Сергея Борисыча потом обнаружили бы, а? На Димку нашего все подозрения. Это что же, мол, за работа такая, голуба? Взяли бы его за хобот и в подвал. Он бы все и рассказал. Глядишь, ещё решил бы Борисыч квартиру поменять, от греха подальше. Атак все чисто.

— Так ты тоже считаешь, что „взломщики“ по-прежнему намереваются забраться в квартиру?

— Конечно, — кивнул убежденно Олег. — Теперь считаю. Только не знаю как. Но если им это удастся, то мы можем считать себя покойниками.

— Bсё верно. Кстати, „взломщики“ действуют по наводке.

— В смысле?

— Их кто-то нанял. Наниматель — человек, который точно знает, что должно произойти в квартире.

— Сделка, — произнес Олег. — Это какая-то сделка. Наркотики, бриллианты, что-то, что легко можно унести. Купля-продажа. Сделка, которую Борисыч не хочет засвечивать. Совещаться они могли и в доме у Борисыча. Все „важняки“ у оперов под колпаком. Зачем им прятаться? Вот и выходит, что это какие-то посторонние люди. Отсюда и нейтральная территория.

— И мне так кажется, — согласился я. — В этой сделке, как и в любой другой, должно быть две стороны — покупающая и продающая. Одна из них и наняла „взломщиков“. Потому-то они и в курсе всех дел.

— Логично, — согласился Олег. — И что ты предлагаешь?

— Позвонить Борисычу и предупредить его.

— Не думаю, что это хороший ход. — Олег прикинул что-то в уме. — „Взломщиков“, во всяком случае, мы так не поймаем. Борисыч потребует доказательств, а их у нас нет. Если это очень выгодная сделка, то мафиозо от неё всё равно не откажется. Сдвинется дата, изменится адрес. Мм упустим их из виду. „Взломщики“ станут осторожнее, хотя, я уверен, своего так или иначе добьются. А в репу потом настучат нам. Выгоднее притаиться где-нибудь неподалеку и попытаться „срисовать“ этих ребят. А уж выяснить, кто они такие, — не проблема. Были бы деньги. У нас есть деньги?

— Навалом, — ответил я.

Мне понравилось предложение Олега. Конечно, оно было рискованным, но не сидеть же сложа руки в ожидании, пока придет большой злой дядя с топором.

— Хорошо. А узнаем, кто они, — узнаем, и кто их нанял. Не думаю, что здесь очень длинная цепочка. Заказчик — посредник — „взломщики“. Не длиннее.

— Постой-ка, — сказал я. — А как насчет меня?

— Что насчет тебя?

— Как быть с Димкой? Даже если мы узнаем, кто они такие и кто их нанял, это не снимет с меня подозрений в убийстве. — Олег допил кофе, заглянул зачем-то в чашку. — Там нет гущи, — добавил я. — Это растворимый.

— Спасибо. А то я не сообразил, — усмехнулся он. — Думаю, что в квартире „взломщики“ убивать ни кого не станут. Разве что охрану.

— Почему ты в этом уверен?

— Во-первых, если они убьют Борисыча, их станут искать. И будут искать до тех пор, пока не найдут. А когда всё-таки найдут, я им не позавидую. Во-вторых, вычислить их в этом случае не составит проблемы. Заказчика-то они убить не могут. Правильно? Через заказчика на них и выйдут. Тот сдаст „исполнителей“, как только на него надавят. А на него надавят, будь уверен. Пока же все живы, есть возможность свалить вину на партнёра. — Олег отставил чашку, посмотрел в потолок. — Узнаем, кто заказчик, — сообщим Борисычу. В качестве ответной благодарности потребуем их признание в убийстве Димки. Его парни возьмут „взломщиков“ и выбьют из них „чистосердечное“. За ними не заржавеет, можешь мне поверить. С подробностями, в дета…

В этот момент погас свет. Разом наступила темнота. Смолкла курлыкавшая в углу магнитола. Тишина показалась нам оглушающей. Соседка сверху, — глухо, как из могилы, — крикнула мужу: „Миш, посмотри, пробки, что ль, перегорели?“ Я с облегчением перевел дух.

— Олег!

— М-м-м?

— Это внизу предохранитель выбило. У нас такое случается.

— Часто? — почему-то шепотом спросил Олег.

— Не очень, но случается. Дом-то старый. Долгожитель, можно сказать. На капремонт по…

— Чш-ш-ш, — прошипел он, грациозно, по-кошачьи, поднимаясь.

Я вдруг увидел в его руке пистолет. В темноте трудно было разобрать модель. Похоже, обычный „Макаров“. За окном горел фонарь. Он освещал комнату, но не настолько хорошо, чтобы свободно двигаться. Олег неслышно, крадучись, пошел к двери.

Что? — Я тоже перешел на шепот. Помимо желания. Просто сработал инстинкт самосохранения.

— Слышишь?

— Я напрягся».

* * *


Иван застыл как вкопанный.

— Что?

Олег, не ответив, выскользнул в коридор, замер у двери. Что-то происходило. Иван попытался различить звуки, доносящиеся с лестницы. Он поймал себя на мысли, что практически не замечал, насколько богат их дом звуками. Вот где-то внизу хлопнула дверь. Кто-то что-то бубнил — далеко. Наверное, двумя этажами выше. Хлопнуло окно — видать, смотрели неугомонные жильцы, есть ли свет в соседнем подъезде или отрубили по всему дому. И… Иван наконец понял, о чем говорил Олег. Шаги. Вверх по лестнице. Быстрые, легкие, уверенные. Эх, спасибо строителям за слышимость нашу невероятную! За то, что на пятом можно, не повышая голоса, сказать «Будь здоров», когда на первом чихают, будучи уверенным, что тебя услышат и вежливо поблагодарят.

— Шаги? — спросил Иван едва слышно.

Олег кивнул утвердительно, медленно и аккуратно оттянул затвор, взводя курок.

— Ну и что? Мало ли кто это поднимается.

— Чш-ш-ш…

Шаги приблизились, став необычайно отчетливыми. Человек постоял мгновение, а затем подошел к нужной двери. Иван почувствовал, как сердце его пустилось в бешеный галоп. Незнакомец стоял за дверью, прислушиваясь к происходящему в квартире. Что-то приглушенно звякнуло. Олег быстро коснулся пальцами плеча Ивана, жестом показал: «В комнату». Тот понял, закивал торопливо и на цыпочках ринулся в темноту, соображая на ходу, что, если бы не Олег, быть бы ему через три минуты покойником.

Олег же, держа оружие на изготовку, отступил в глубь коридора, вошел в туалет и прикрыл дверь, оставив только узкую щель. Он надеялся, что «взломщики» — а кто еще это мог быть? — знают, к кому пришли, и не станут слишком уж осторожничать.

В темноте почти неразличимо щелкнул язычок старенького английского замка.

Иван нырнул за дверь, остановился, вжавшись спиной в стену, задыхаясь и слыша частые удары собственного сердца.

Лёгкое дуновение ветра — сквозняк — коснулось его лица, и сразу вслед за этим замок щелкнул снова. Незнакомец вошел в квартиру. Иван повернул голову. Через узкую щель между дверью и косяком он видел часть коридора и кухню. Секундой позже его слух уловил крадущиеся шаги. В поле зрения возникла темная бесформенная из-за мешковатого плаща фигура. На голове человека красовалась шляпа, надвинутая почти на глаза. Тень от полей мешала Ивану как следует рассмотреть лицо незнакомца. Чужак держался настороженно. В одной руке у него был пистолет, в другой, похоже, пластиковый пакет, наполненный темной жидкостью. Или, может быть, не пакет? В темноте и не различишь. Незнакомец сделал шаг вперед, остановился, прислушиваясь.

В этот момент истошно зазвонил телефон. Резкий, нервный звук произвел эффект взорвавшейся гранаты. Иван вздрогнул от неожиданности и коснулся двери. Незнакомец начал оборачиваться на звук. Это был тот самый момент, о котором говорят: «Потерял голову». Вспышка отчаяния. Осознание неминуемости грядущего выстрела. Иван толкнул дверь и ринулся вперед, чувствуя, как в груди все холодеет от страха и от сумасшедшего, смертельного восторга. Безумный боевой клич вырвался из его груди.

Реакция чужака была моментальной. Он отступил на шаг и что было сил ударил по распахивающейся створке ногой. Иван словно налетел на паровоз. Изогнутая медная ручка со страшной силой ткнулась ему в межреберье. Он задохнулся, жадно распахнув рот, и рухнул на колени. Незнакомец вскинул руку с оружием вверх, намереваясь нанести мощный удар по голове противника, но в этот момент его затылка коснулась сталь, и голос Олега спокойно произнёс:

— На твоём месте я не стал бы этого делать. — Незнакомец замер с поднятой рукой. — Сейчас ты медленно — медленно, слышишь? — отдашь мне пушку, — продолжал Олег. — И без фокусов, а то я могу испугаться и ненароком нажать на курок. Ты понял меня? И повернись-ка. Я хочу как следует рассмотреть твоё лицо.

Чужак кивнул. Он медленно опустил руку и через плечо протянул Олегу свое оружие. Иван, все еще сидя на полу, глотая вкусный ночной воздух, услышал, как тот озадаченно хмыкнул:

— Что это?

Незнакомец молча пожал плечами и едва заметно повернул голову. Олег разглядывал странное оружие: короткую дубинку с двумя жалами электродов на конце.

— Шокер, что ли?

Чужак внезапно кашлянул, затем еще и еще, наклонился вперед и… Иван даже не успел толком понять, что произошло. Незнакомец чуть присел, волчком развернулся на месте и ударил Олега по лицу зажатым в правой руке пакетом. Впрочем, это оказался не пакет, а воздушный шар. От удара тонкая резина лопнула, и темная жидкость брызнула на стены, на пол, на дверь, на людей. Олег отшатнулся, инстинктивно подняв руку с оружием к лицу. Долю секунды спустя мысок ботинка вонзился ему в живот. Следующий удар отбросил согнувшегося Олега в коридор.

Иван попытался вскочить. Но незнакомец, мгновенно развернувшись, ударил его ногой в грудь. Отточенно и сильно. Иван покатился по полу, опрокинув журнальный столик. С грохотом полетел на пол телефон. Упала на линолеум трубка, и сквозь ватный гул в ушах Иван отчетливо услышал далекий голос Ирины:

— Алло! Алло! Иван! Что случилось?!

Незнакомец действовал предельно собранно, четко. Он вышел в коридор, подобрал с пола шокер и ткнул им Олега в ногу. Затрещал электрический разряд. Стены осветились голубоватым всполохом. Олег захрипел и безвольно обмяк. Из расслабившихся пальцев выпал пистолет. Чужак подобрал «Макаров», затем деловито и быстро прошел к Ивану. Тот всё ещё барахтался на полу, не в силах восстановить дыхание. Чужак молниеносно ткнул противника шокером в руку и нажал кнопку. Электрическая дуга сорвалась с поблескивающих жал и скользнула по пальцам Ивана. Тот выгнулся дугой, глаза его закатились, на шее вздулись жилы. Тело расслабленно упало на пол. Незнакомец спокойно спрятал оружие в карман мешковатого плаща, опустился на корточки. Подняв трубку, он несколько секунд прислушивался к встревоженному женскому голосу, затем аккуратно опустил трубку на рычаг. После этого незнакомец достал из-под полы плаща обернутый тонкой полиэтиленовой пленкой обрезок водопроводной трубы и, сняв обертку с одного края, зажал металл в безвольных пальцах Ивана. Убедившись, что отпечатки получатся четкими, чужак содрал пленку окончательно. В блеклом свете фонаря стали видны бурые пятна, покрывавшие светлую крашеную поверхность. Зашвырнув обрезок трубы под диван, незнакомец перешел к следующему «номеру программы». Протерев рукоять «Макарова» полой плаща, он вложил пистолет в руку Ивана и плотно прижал его пальцы к ребристым «щечкам». Завернув оружие в освободившуюся пленку, незнакомец сунул «Макаров» в карман и поднялся.

Он внимательно огляделся, убеждаясь, что ничего не упущено, затем быстро прошел в коридор и, приоткрыв дверь, прислушался. На лестнице было тихо. Чужак выскользнул на площадку, аккуратно щелкнув замком, спустился на первый этаж и вставил в спрятанную под лестницей распределительную коробку извлеченный ранее им же предохранитель. Яркий свет залил лестницу.

Где-то наверху хлопнула дверь, и громкий мужской голос раздраженно произнес:

— Ну, слава Богу! Наконец-то!

Чужак усмехнулся и вышел на улицу. Подъездную дверь он придержал, прикрыл аккуратно, без хлопка. На дорожке его ждала машина, светлая «шестерка», за рулем которой сидел Молчаливый. Сзади вольготно расположился Киноактер.

Незнакомец нырнул на переднее пассажирское сиденье, и машина сразу взяла с места.

— Как прошло? — поинтересовался Киноактер.

— Нормально, — ответил чужак, снял шляпу и оказался Тонколицым.

— Почему задержался?

— Их там оказалось двое. Главный и с ним ещё какой-то тип. Ловкий, тварь. Спрятался в сортире, а потом ткнул мне «пушкой» в затылок. Пришлось их обоих вырубить.

— «Пушкой», говоришь? — изумился Киноактер.

— Не волнуйся. — Тонколицый усмехнулся. — Я у них игрушку отнял и «пальчики» главного на нее откатал.

Он достал из кармана завёрнутый в полиэтилен пистолет и протянул Киноактеру. Тот кивнул удовлетворенно.

— Молодец. Отлично. Считаем, что наш дружок влип. С трубой и этой «дурой» его как пить дать упрячут лет на двенадцать. А там, что бы он ни говорил, ему всё равно никто не поверит.

* * *


Возле местного универсама гужевалась кучка всеобщих «братьев». Завидев подходящего прохожего, один из них отпочковывался от компании и нетвердо устремлялся на перехват. Подойдя вплотную, начинал бормотать, доверительно дыша в лицо несчастного устоявшимся перегаром:

— Брат, выручай, а? «Штуки» не хватает. Та… это… а двух нет? Спасибо. А может… Куда пошёл? Пом, брат. Извини.

— Смирнов! — гаркнул Андрей, приближаясь. — Снова за старое?

Высокий одутловатый «брат» с опухшим синюшным лицом тихо матернулся через плечо и щербато осклабился черными пеньками зубов.

— Зрась, Андрей Андреич. Мы тут эта… вот… сигарет купить. Щас уйдём.

— Ну-ка топай сюда. — Андрей и его спутник остановились чуть в стороне. Смирнов опасливо приблизился. Он был похож на собаку, которая боится получить вместо обещанного мяса увесистый пинок.

— Случилось, что ль, чего, Андрей Андреич?

— А по-твоему, я специально пришёл профилактическую беседу с тобой проводить, да?

Андрей тяжело уставился на выпивоху из-под полуопущенных век.

— Ну дак… — Смирнов закашлялся хрипло, отхаркнул мокроту. — Чего такое-то, Андрей Андреич? Если соседка, сука, чего наболтала, так она, тварюга…

— Соседи на тебя давно уже жалуются, — согласился Андрей. — Со дня на день всю вашу шайку-лейку отправим на нары. За мелкое. Отдохнете там. По годику без водки проживёте — на пользу пойдёт.

— Ла-адно, — недоверчиво протянул выпивоха и сипло заперхал полусмехом-полукашлем.

— Где Климко?

— Федька-то? Да вон он спит.

Выпивоха кивнул в сторону универсама. Андрей повернулся и увидел спину, обтянутую серым от грязи пальто. Над воротником маячила кепка. Человек, сидя на подоконнике, клевал носом.

— Из-за него, да? — спросил Смирнов шепотом. — Натворил, что ль, Федька чего? — и, невзирая на молчание собеседников, затарахтел: — Я так и подумал. Он, почитай, со вчерашнего вечера киряет как чумовой. А откуда у него деньги, спрашыца? А? Я к нему подъехал, мол, бабки откель, а он мне говорит: «Пошёл на…» Типа, значит, не твоя забота. Во жук, да? — и со всем тихо добавил: — Что, мочканул, что ль, кого?

— Сутки, значит? — Андрей и Павел переглянулись.

— А я что тебе говорил? — пробормотал Павел. — Меньше надо детективов читать на сон грядущий.

— Пошли побеседуем с этим кадром.

Они миновали алюминиевые универсамные двери и приблизились к витрине.

Климко дремал. Грязное пальто, поношенные ботинки, потертая кепка, из-под которой торчал узкий подбородок, заросший трехдневной щетиной, никак не способствовали мысли о внезапно свалившемся наследстве.

Андрей пнул ногой по ботинку Климко.

— А ну-ка, рота, подъём! Выспались.

Тот забормотал что-то невнятно и поежился, плотнее заворачиваясь в пальто.

— Подъём, говорю. — На сей раз пинок был более чувствительным.

Выпивоха лениво приподнял кепку, приоткрыл один глаз, сонно глянул снизу-вверх на обоих милиционеров, расплылся пьяно:

— А-а-а, гражданин начальник. Наше вам…

— Проснулся? — Андрей продолжал стоять, засунув руки в карманы плаща. — Молодец. Слушай внимательно, Федор Анисимович. Сколько тебе заплатили за то, что ты отнес кассету в отделение? Отвечай быстро, не раздумывая.

Климко наморщил лоб, вздохнул и, с трудом поборов желание снова ткнуться подбородком в грудь, ответил, «не раздумывая»:

— А чё?

— Ничё, — сказал серьезно Андрей. — Ответишь и спи себе дальше. Не ответишь — вызываю наряд, везу тебя, голубчика, в отделение и оформляю срок. Скажем, годик. За мелкое. Или за кражу.

— За-а ка-акую кра-ажу? — слюняво протянул тот.

— Найдем, за какую. Откуда деньги, Климко? Ты ведь лет шесть уже не работаешь. А между тем, со слов твоих же собутыльников, пьёшь уже сутки без просыху. Ясное дело, украл. А кражи у нас каждый день случаются. И не по одной. Найдем, куда тебя втиснуть. — Андрей посмотрел по сторонам. — Так как, вызывать наряд?

— Да ладно, чё там… Ну, полтинник. Хотел двадцать пять, да я не согласился.

— Полтинник за то, что кассету отнес? — недоверчиво поднял брови Павел. — Не многовато?

— Кому многовато, а кому и в самый раз, — ответил выпивоха, презрительно смерив взглядом оперативника. — А тя я ваще не знаю. — Он мутно посмотрел на Андрея и закончил: — Хотел четвертаком обойтись, да я не согласился. На полтинничке сошлись. Идти-то эвон куда…

— Как выглядел этот человек? — спросил Андрей.

— Ну, такой из себя… высокий вроде. Брюн… этот… брюнет. Такой, знаешь, вроде учёный или профессор. Ну, лицо. А вообще-то точно не скажу. Выпимши был изрядно.

Павел опустился на корточки, достал из внутреннего кармана посмертную фотографию Дмитрия.

— Это он? Смотри внимательно. Он?

Климко уставился на фотографию. Взгляд его, сперва туманный, становился все яснее, словно алкоголь молниеносно улетучивался из крови.

— Не, начальник. Ты мне «мокротень» не шей, понял? Я никогда… это… не трогал.

— Никто тебе ничего не шьёт, — терпеливо бормотнул Андрей. — Если бы мы тебе что-то пытались пришить, ты бы уже сидел на нарах и заливался соловьем курским без водяры своей. Так тот это человек или нет?

Климко ещё раз внимательно посмотрел на фотографию и пожал плечами.

— Не помню. Вроде тот, а вроде и нет. Не, не помню я, начальник. Выпимши был крепко. Не скажу. Нет.

— Ясно. — Павел спрятал фотографию в карман и поднялся.

Когда они с Андреем вышли на улицу, он вздохнул:

— Вот и поработай тут. Тот — не тот. По описанию вроде подходит. Брюнет. Высокий.

— У тебя рост какой? — спросил Андрей.

— Метр семьдесят восемь.

— Ты высокий?

— Ну как… Не очень. Смотря для кого.

— Вот именно. А спроси сейчас Климко, скажет: «Под два метра. Высоченный». Он ведь сидел, а ты стоял. Да ещё близко. Так что, — Андрей развел руками, — сам видишь. Как ты думаешь, если это потерпевший, то почему он не отдал кассету дежурному сам, а послал ка кого-то алкаша?

— Может, боялся, что за ним следят. Кто его знает. Всё равно твоего подозреваемого надо брать.

— Давай-Ка сделаем вот что. Сейчас пойдем к нему домой, побеседуем, выясним, чем он занимался вчера вечером и ночью. Приглядимся. А там и посмотрим. Взять-то его недолго.

Павел вздохнул, покачал головой.

— Ну давай, если ты настаиваешь. Хотя, помяни мое слово, зря мы тянем.




Глава 15


Иван открыл глаза и тут же закрыл их снова. Мышцы ныли, а суставы ломило так, словно кто-то пытался их вывернуть. Он невольно охнул и закрыл лицо от яркого света.

— Вставай, вставай, — прозвучал над ним голос Олега. — Пора нам уматывать.

— А? — Иван посмотрел на него из-под ладони. — Чёрт, как всё болит! Ох ты!..

— Восклицание у него вырвалось непроизвольно, при виде лица Олега. Оно было густо залито кровью и казалось бурой маской с белыми прорезями рта и глаз. Хотя и эти прорези выглядели не слишком симметрично. Разбитая нижняя губа перекошена, левый глаз заплыл.

— На себя посмотри, — коротко прокомментировал Олег. — Тоже не Ален Делон. Вставай. Умываемся и уходим.

Иван оперся на руку, с трудом оторвал непослушное тело от пола и осмотрелся. Крови было много. Коричневато-вишневые потеки виднелись и на стенах, и да двери. На полу, у порога, застыла тёмная лужица. Крупные капли собирались у бежевых плинтусов и стекали на желтый линолеум.

— У этого парня в руке был пакет с кровью, — не внятно заметил Олег. — Он меня пакетом по физиономии и треснул. Зараза. И шпалер мой унёс.

— Зачем тебе пистолет? — без любопытства осведомился Иван.

— На всякий случай. Если такие вот ребята заявятся.

— Ну и как? Помогло?

Олег хмыкнул уважительно. Его чудом уцелевший в побоище глаз засверкал любопытством.

— Вы посмотрите на него. Мало ему морду набили. Он ещё острит. Силен, бродяга. Не ожидал.

Иван, покряхтывая, поднялся на ноги, пошатнулся, уцепился за стену, чтобы не упасть.

— А как ты хотел? — продолжал вещать, шлёпая разбитой губой, Олег. — Восемьдесят тысяч вольт — это тебе не двести двадцать от лампочки.

— Надо кровь замыть, — пробормотал Иван.

— Не надо, — отмахнулся Олег. — Зачем? Замывай — не замывай, кому надо — увидят. До капли всё равно не отмоешь. И поторапливайся. Если сюда, зажав в зубах ордер на обыск и арест, уже не несется целая свора ментов, значит, я идиот.

— Сейчас пойдём. Плесну в лицо, и пойдём, — пробормотал Иван и, пошатываясь, побрёл к ванной.

— Ты только пошустрее там. Мне тоже неплохо бы себя в порядок привести. А то куда мне с такой рожей на улицу соваться?..

* * *


Андрей и Павел подошли к нужному дому, остановились у подъезда.

— Вон те окна, на третьем этаже.

— Справа?

— Справа. Видишь, свет и в комнате, и в кухне. Дома, значит. Пошли?

— Ну пошли. — Павел достал из-под пиджака пистолет и переложил в карман плаща.

— Зачем это? — спросил Андрей, открывая подъездную дверь.

— Что значит «зачем»? А если этот тип и нам железякой по темечку надумает сгоряча поднести? Тогда как?

— Не надумает. На психа он не тянет. Возмущение, может, и разыграет, но оказывать сопротивление не станет.

— Ха! Станет — не станет. Этот пострадавший, Луцик, тоже небось так думал. И где он теперь? То-то.

Они поднялись на третий этаж. Андрей прислушался к происходящему за дверью.

— Ну? — шепотом спросил Павел. — Есть там кто-нибудь?

— Тихо вроде.

Андрей нажал кнопку звонка. Длинная трель прокатилась по прихожей. Никакого ответа. Андрей позвонил ещё раз. Долго и требовательно, затем забарабанил кулаком в дверь.

— Открывайте, милиция!

— А их никого нету дома, молодые люди, — прозвучал за их спинами дрожащий старушечий голос.

Андрей и Павел дружно обернулись. Дверь квартиры напротив была приоткрыта. Из узкой щели падал клин тусклого света, перечеркнутый надвое старенькой цепочкой. Из-за двери на оперов взирал выцветший до небесной голубизны слезливый глаз, обрамленный мелкими морщинами. Казалось, он существовал сам по себе. Плавал невесомо в пространстве. Чуть ниже глаза — упрямо поджатые, серые, что-то постоянно жующие губы, опять же существующие вне лица, как улыбка Чеширского кота, затем дряблая черепахо-тортилловая шея и, наконец, байковый, неуместно пестрый халатик. А над всем этим природным великолепием парила жиденькая прядь совершенно седых волос.

— А-а-а… м-да, — изумленно произнес Павел.

— Говорю вам, молодые люди, они ушли, — зашевелились бесцветные сухие губы старушки. — И прекратите наконец шуметь.

— Скажите, мамаша, а давно ушли-то? — нашелся Андрей.

— А вы кто такие будете? — подозрительно проскрипела соседка.

— Мы, собственно, из милиции.

— А документик у вас имеется? — Недоверие в голосе старушки переросло в неприкрытую враждебность.

— Конечно, пожалуйста, — ответил Андрей, предъ являя «корочки», и подумал, что им бы эту бабушку в отделение да допросы вести… или, ещё лучше, участковым, криминогенная ситуация в районе снизилась бы резко, раза в два.

— А у вас? — Подслеповатый взгляд, приветливый не более, чем ствол дробовика, уперся в лицо Павла.

— Да-да. — Тот тоже продемонстрировал удостоверение. — А скажите…

— Ну, а раз вы милиция, — ни с того ни с сего требовательно заскрипела старушка, — то почему дозволяете безобразить в подъездах? Седня вечером фулиганы опять свет выкрутили. А вчера вот полночи дверями хлопали, спать не давали. Всё ходють, ходють. А куда они посередь ночи ходють? Я уж сигнализировала, сигнализировала дежурному вашему, а он мне нагрубил. Сказал: ежели тебя, старая, бессонница разобрала, тады не мешай: другим людям. Не отвлекай…

— Гражданочка, — начал было Павел, но Андрей перебил его:

— В какое время, говорите, вчера ходили-то?

— Дык, поди же, всю ночь, у ентого, соседа маво, топотали. Сперва один придет, потом другой придёт. А двери-то за собой не придерживают. Всё хлопают, хлопают, спать не дают.

— А поточнее? — поинтересовался торопливо Павел. — «Всю ночь» — это до скольки? Раз вы не спали, то, наверное, и на часы смотрели?

— Так уж будь покоен, батюшка, — проскрипела старуха, и седой пучок волос утвердительно колыхнулся в воздухе. — Почитай, до четырех часиков спать не давали, ироды.

Андрей и Павел переглянулись, словно беззвучно говоря: что-то друг другу.

— Спасибо, мамаша. — Андрей многообещающе тряхнул головой. — А с соседом вашим мы обязательно побеседуем. Больше он не станет вас беспокоить. А если вдруг снова начнет шуметь — звоните мне лично.

Он вынул из кармана картонный прямоугольничек — визитную карточку — и отдал старухе. Та неожиданно цепко схватила карточку и, подслеповато щурясь, принялась читать, глухо бормоча себе под нос.

Павел тем временем обернулся к Андрею.

— Убедился теперь? Он или не он, конечно, предстоит уточнить, но то, что к убийству вчерашнему Иван Владимирович отношение имеет самое прямое, — несомненно. Или у тебя снова какие-то возражения?

— Никаких, — ответил Андрей. — Я и с самого начала ж возражал, только сомневался в его виновности. И до сих пор, кстати, сомневаюсь. Но побеседовать с ним нужно обязательно. И квартиру осмотреть тоже. Мне не нравится, что в квартире горит свет. Если он уходил спокойно, без паники, то почему свет не погасил?

— Так ведь и я о том же. Ломаем? — деловито поинтересовался Павел, кивая на дверь.

— Надо бы представителей местной жилконторы вызвать.

— Дозовешься их, как же. В такой-то час. Они уж небось десятый сон видят. Соберём понятых, — и все дела. А там — в зависимости от результатов осмотра. Или столяра вызовем, или опергруппу.

— Набрать понятых не составило труда. Достаточна было позвонить в первую попавшуюся дверь. Молодая пара легко согласилась поучаствовать в осмотре. Третьей вызвалась давешняя старушка. Она нахально оттирала молодых локтем, норовила сунуть нос во все углы и гари этом невнятно бухтела что-то сердитое.

Павел плечом высадил дверь и остановился на пороге, озирая залитый кровью коридор.

— Та-ак, — моментально отреагировал Андрей, — попрошу не расходиться, — и повернулся к коллеге: — Постой тут, я вызову опергруппу.

* * *


Сергей Борисович вошёл в роскошный банковский кабинет, спокойно протопал к столу и, накинувшись в кресло, улыбнулся:

— Приветствую.

Константин Георгиевич кивнул в ответ, с любопытством разглядывая телохранителя своего партёра:

— И тебе.

Кроме хозяина, в кабинете находились ещё трое. Молодой, с причёской крысиным хвостиком, устроившись у окна, рассеяно листал яркий журнал. Вторым был Олялин, стоявший рядам с креслом хозяина и внимательно наблюдавший за гостами. Третий — невзрачный тип в дорогом костюме и тонких золотых очках — сидел за столом справа, положив руки на клавиатуру готовою к работе ноутбука.

Следом за Сергеем Борисовичем в кабинет вошли пятеро парней, нёсших объёмистые чемоданы.

— Деньги, — объявил мафиозо и указал рукой на пол рядом со станом.

— Я могу взглянуть? — поинтересовался Константин Георгиевич.

— Разумеется.

Сергей Борисович кивнул одному из своих парней. Тот поднял чемодан, тяжело положил на стол, щелкнул замками и откинул крышку. В глазах присутствующих зарябило от обилия зеленых купюр.

— Здесь восемь миллионов, — пояснил Сергей Борисович. — Десять чемоданов. Если хочешь, можем пересчитать.

— Не надо, — махнул рукой Константин Георгиевич. — Это займет слишком много времени. Проверим на выбор.

Олялин подошел к чемодану, быстро пересчитал количество пачек, тыча в каждую пальцем, достал одну, с самого дна, выдернул из середины купюру, посмотрел на свет, затем проверил на детекторе. Закончив, вставил всю стопку в счетную машину. Зашелестели банкноты, и на индикаторе загорелась цифра «100».

— Всё в порядке, — объявил Олялин, поворачиваясь к Константину Георгиевичу.

— Вот и отлично. Тогда начнем. У нас не очень много времени. — Он кивнул невзрачному очкарику. — Банк будет американский.

— Мы вроде говорили о Швейцарии, — напомнил Сергей Борисович.

— Там сейчас ночь, — пояснил Константин Георгиевич. — А в Штатах только полдень. Успеем зачислить деньги на счета, перевести их и получить подтверждения. Не волнуйся. Выбор страны не играет решающей роли. Иностранные счета везде раскрывают только в случае возбуждения уголовного дела Интерполом. Нашим «конкурентам» на это понадобится дня четыре. Мы к тому времени уже все закончим. Леня, ты готов?

Невзрачный очкарик кивнул и не без некоторого подобострастия сообщил:

— Можем работать, Константин Георгиевич.

* * *


Олег шагнул от окна и пробормотал Ивану:

— Ну, что я тебе говорил? Смотри, разминулись всего секунд на двадцать.

Из подъездного окна дома напротив квартира Ивана просматривалась практически насквозь. Предложение устроить «праздничную иллюминацию» внес Олег.

— Менты приедут, увидят свет, решат войти в квартиру, — пояснил он. — Тут-то мы их и засечём.

Чтобы милиция не обнаружила, что за квартирой ведется наблюдение, они вывернули на лестничной площадке лампы. Теперь же, стоя у окна, Олег и Иван наблюдали за тем, как двое парней в штатском расхаживают по комнате. Минут через десять, озаряя двор голубыми вспышками «маячка», подъехал желто-синий милицейский «уазик».

Из машины выбрались четверо. В темноте Иван не разглядел их лиц. Зато он отлично рассмотрел тех двоих, что разгуливали по комнате. Рассмотрел и узнал по крайней мере одного. Того самого капитана, что снимал с него показания позавчера вечером.

— М-да, — протянул Олег и спросил: — Ты когда Димку нашёл, на нём много крови было?

— Хватало, — ответил Иван. — У него волосы были залиты на затылке. И ещё язык прокушен.

— Ясно, — кивнул удовлетворённо Олег. — Скорее всего на тебя «вешают» Димку. Вкупе с покушением на Петра не очень приглядная картина получается.

— Почему он пришел, когда мы были дома? — спросил вдруг Иван. — Не мог этот парень не видеть свет в окнах. Если хотел просто разлить кровь — заявился бы, когда дома никого не было. — Он попытался представить Ирину и «услышать», что сказала бы она. — Чего они добиваются?

— Дельно. Я думаю, «взломщикам» хотелось не про сто подставить тебя, но еще и напугать.

— В смысле?

— Смотри. Ты видел труп Димки, так?

— И что?

— С разбитым затылком.

— Ну и?..

— Затем кто-то приходит и разливает в твоей квартире литр крови. В том, что это убийцы Димки, надеюсь, ты не сомневаешься?

— Разумеется, нет.

— Вот. С точки зрения следствия, странно было бы обнаружить залитую кровью квартиру и не одной забрызганной веши, правда? Кровь должна быть и на твоей одежде. Так-то, братец. Менты, они тоже не дураки. Соображают. — Олег ухмыльнулся. — То есть посадить тебя старее всего посадили бы и так, но «взломщики» страхуются на тот случай, если дело попадёт к «честному менту». Принципиальному. Им нужно, чтобы всё было гладко. Без сучка и задоринки.

«Взломщики» ничего не делают зря, сказала бы Ирина. Именно. Одежда? Чепуха. Милиция вполне могла бы решить, что окровавленную одежду он выбросил, утопил, сжёг. Нет, здесь дело в другом.

— Я полагаю следующее. Они рассуждали так: я пойму, что меня подставляют. Раз уж разлили кровь — значит, рассчитывали, что её найдут те, кому по должности полагается заниматься подобными вещами. А чтобы нашли гарантированно — достаточно позвонить в милицию. Правильно?

— Пожалуй.

— Вот. Я как все нормальные люди, вовсе не горю желанием угодить за решётку.

— Уж конечно. Особенно в данный момент.

— Именно. Значит… Что я сделаю?

— Убежишь из квартиры…

— Верно. Этого-то от меня и ждали.

— Подучается, что мы сыграли на руку убийцам? — Олег усмехнулся.

— Мы сыграли ка руку себе. А то, что наши, интересы до поры до времени совладают, — это нормально. Такое случается сияешь и рядам. Сейчас мы наедем к нужному дому и понаблюдаем. «Взломщики» могут заявиться в любой момент. Мы не знаем, на чём строится их план, но было бы очень неплохо их «поймать».

— Их должно быть несколько человек. Минимально — трое.

Олег закурил, повернулся к окну, принялся наблюдать за действиями милиции.

— Нам необходимо узнать, кто они. Посмотрим, кто приходит, кто уходит. А заодно подумаем, каким образом эти типы намереваются проникнуть в квартиру.

— Почему именно сейчас? — спросил Олег. — Сделка ведь произойдёт в пятницу, то есть послезавтра.

— Мы не знаем, каков план «взломщиков». Может быть, они начнут готовиться к операции уже сегодня. Или завтра с утра.

* * *


«— Нам необходим по меньшей мере еще один человек, — пробормотан задумчиво Олег. — Вдвоём мы не сможем контролировать все подходы к дому. Для этого нужно как минимум трое. Каждый держит в поле зрения партнера. На всякий случай.

— У нас нет третьего человека, — сказал я. — Не возьмёшь же ты первого встречного с улицы.

— Зачем первого встречного? — Олег повернулся. — Вадим чем тебе плох?

— Понимаешь… — Мне не хотелось высказывать подозрении, тем более что они были слабо обоснованы.

— Что?

— Да нет, так. Вадим не подойдет.

— Да почему?

— Понимаешь, „взломщики“ должны были убедиться, что всё идёт по плану. В смысле, что я позвонил Сергею Борисовичу, он мне поверил, ну и так далее.

— Ну? И что?

— Так вот, когда я звонил, Вадим был рядом. Возможно, это ничего и не значит, но мы не можем рисковать.

— Понятно. — Олег казался разочарованным. — Стаса теперь тоже не дозовёшься. Димку убили. Гады! Выходит, мы с тобой вдвоём.

— Выходит. — Я кивнул в сторону окна. — Ты увидел всё, что тебя интересовало? Пойдём. Мне надо позвонить.

— Кому? — спросил Олег.

— Девушке, девушке.

— Что за девушка?

Поймав его вопросительный взгляд, я отрицательно покачал головой:

— Не-ет… И не думай. Её это не касается. Я не стану впутывать Ирину в наши дела.

— Чудак человек. Если тебя упекут за решётку лет на пятнадцать или, того лучше, убьют, ей, думаешь, станет легче? Я же не требую от твоей подруги ничего сверхъестественного! Под пули ей лезть не придется, вообще никакого риска. Постоит спокойно на тротуаре, понаблюдает, заметит что-нибудь подозрительное — подаст сигнал и уйдет себе преспокойненько. Дальше мы уж сами как-нибудь разберемся.

— Нет, — отрубил я. — Этого не будет. И не рассчитывай.

— Да ладно, ладно. — Олег поднял обе руки, словно заслоняясь от меня. — Не хочешь — не надо. Хотя и зря. Если она твоя девушка, значит, ей можно доверять. А нам сейчас крайне необходим человек, на которого можно положиться.

— Если ты ещё раз заговоришь об этом, я сверну тебе шею, — произнес я в пространство.

— Понял, понял, не кипятись. Как скажешь.

Мы вышли на улицу, зашагали к остановке.

— Там сложный дом, — продолжал вещать Олег на ходу. — Ты его не видел, а я там был и все осмотрел. Пойми, если нас будет двое, шансы упустить „взломщиков“ примерно пятьдесят на пятьдесят. Упустим — погибнем. Я вот еще молодой и не хочу погибать. Ты хочешь? Я — нет.

— Я тоже не хочу, но Ирину впутывать в это дело не дам.

— Что в лоб, что по лбу, — пробурчал Олег.

— Олег, — мы остановились в тени деревьев, — давай не будем больше поднимать эту тему, ладно?

Я достал из кармана телефон, набрал номер.

— Иван? — Казалось, Ирина на грани паники. — Что происходит? У тебя дома снимают трубку какие-то люди…

— Ира, подожди, — остановил я словесный поток. — Домой мне звонить не нужно. Меня там не будет.

— Почему?

— Сейчас ко мне вломился какой-то бугай с шокером и залил кровью всю квартиру.

— Ты что… его убил?

— Да нет же, чёрт возьми! Это была чужая кровь. Он принёс её в пакете.

— Какой ужас! Ты где?

— На улице.

— Что собираешься делать?

— Понаблюдаю за домом. Это единственное место, где „взломщики“ появятся гарантированно.

— Тебе нужна какая-нибудь помощь?

— Нет, — резко отрубил я.

Возникла напряжённо-неловкая пауза.

— Ну что ж… — наконец сказала Ирина. — Тебе виднее. Звони. — Тон её стал холодно-отстранённым.

— Позвоню. Завтра же утром и позвоню.

— Счастливо.

— Спасибо.

Я спрятал трубку в карман, посмотрел на Олега.

— Ну ты и дурень, братец, — сказал он, криво усмехаясь. — Эх! — махнул он рукой. — Дай-ка мне телефон.

— Зачем?

— Нам понадобится машина. Не угонять же. Позвоню знакомым, попрошу у них „тачку“ на пару дней. — Я протянул ему телефон. — Спасибо. Как он включается-то?.. Ага… Ты, знаешь что, — пробормотал Олег, прижимая трубку к уху, — попробуй пока поймать такси или частника.

— Куда? — спросил я.

— На „Маяковку“. Давай.

Час был ещё не поздний, машин хватало. Я перешёл на противоположную сторону улицы и принялся „голосовать“. Второй остановленный мною водитель согласился подбросить нас до площади Маяковского, заломив, правда, несусветную цену. Впрочем, деньги меня сейчас беспокоили меньше всего. Я помахал Олегу рукой. Он подошел к машине, на ходу заканчивая разговор. Забираясь на заднее сиденье, протянул телефон, сообщив довольно:

— „Тачка“ будет».

* * *


Через сорок минут Андрей и Павел уже знали доподлинно: кровь, обнаруженная на стенах и на найденном под диваном обрезке трубы, принадлежит убитому сутки назад Дмитрию Максимовичу Луцику. Отпечатки пальцев, обнаруженные на орудии убийства, — Ивану Владимировичу Диденко.

— Фрагменты тканей и волосяною покрова придётся изучить тщательнее, — лекторским тоном сообщил эксперт, рассматривая упакованный в прозрачный пластиковый пакет обрезок трубы, — но, полагаю, они также принадлежат убитому. Во всяком случае, цвет волос совпадает. Завтра к полудню смогу передать вам официальное заключение.

Павел, с момента, прибытия опергруппы стоявший в стороне, посмотрел на Андрея и тихо пробормотал:

— Вот винишь. Со слов соседки, мы с ними разминулись на какую-то минуту. Досадно, чёрт!

Андрею и самому было досадно. В том, что убийцам удалось ускользнуть, ему приходилось винить только себя. Если бы он не раздумывал так долго, не настоял. бы на разговоре с Климко, Диденко и его приятель-подельник уже были бы у них в руках.

— Ну что? — Павел достал из кармана пачку сигарет, закурил и спокойно поинтересовался: — Будем заявлять в розыск?

— Обязательно, — ответил Андрей.




Глава 16


— Ну что же, можно ехать. — Сергей Борисович сложил электронную записную книжку, в которую вносил свои фрагменты кодов, поднялся и посмотрел на часы. — Часть дела уже сделана. Остались сущие пустяки. Продавцы, уже подъезжают к Москве. Пора бы и нам.

Несмотря на бессонную ночь, мафиозо выглядел бодро. В банковском, кабинете царила расслабляющая сонливая умиротворенность.

Константин Георгиевич откинулся в кресле и, посмотрев на своего отпрыска с легким кадетом неприязни, скомандован:

— Ты же слышал. Время. Собирайся. — Затем, вновь повернувшись к мафиозо, добавил: — К восьми вечера я официально зарегистрирую сделки в Антимонопольном комитете и позвоню вам.

— Почему к восьми? — Сергей Борисович допил кофе и принялся натягивать плащ.

— Вы раньше не закончите. Пока удостоверитесь в подлинности банковских подтверждений и акций, пока проверите правильность составления бумаг, опять же продавцы непременно захотят убедиться в том, что на счетах именно заявленные суммы, — а это можно будет сделать не раньше семи вечера, когда в Штатах откроются банки, — пока подпишете необходимые документы, пока они сбросят деньги на другие счета… Освободитесь вы часов в десять, не раньше. — Константин Георгиевич смотрел на мафиозо из-под полуприкрытых век. — Да и мне сегодня предстоит многое сделать. Созвониться с газетчиками, договориться с моим другом, чтобы сделал запись в реестре.

— Вы еще этого не сделали? — поинтересовался мафиозо.

— Нет. Не хочу подвергать сделку ненужному риску. Думаешь, мои «коллеги» не догадаются проверить реестр? Ошибаешься. — Он вздохнул и потянулся. — Куча работы. Гора.

— Утешься, — тонко улыбнулся Сергей Борисович. — Завтра к вечеру ты станешь богаче на пятьсот миллионов долларов.

— Я? — Константин Георгиевич захохотал. — Нет. Банк станет. — Кивок на «крысинохвостого» отпрыска. — Он станет. Согласно законодательству я не могу совмещать работу в правительстве с коммерческой деятельностью. Хотя… с такими деньжищами плевать мне на правительство.

— А ты не боишься, что твоего сына вычислят? — спокойно спросил мафиозо, засовывая руки в карманы плаща и глядя на торопливо собирающегося молодого человека. — А вместе с ним и тебя. Газеты поднимут вой. Приедут мальчики с наганчиками и возьмут вас обоих за жабры.

— Никто ничего не докажет, — весело покачал головой Константин Георгиевич. — Этот парень, если я тебе еще не сказал, внебрачный ребёнок. Он носит фамилию матери и ни по каким документам в родстве со мной не состоит. Юридически тут ни к чему не подкопаешься. С точки зрения закона, я чище первого снега. — Видимо, и ему, и Сергею Борисовичу пришла в голову одна и та же мысль. — Не волнуйся. Допускаю, что этому сопляку, — неприятная усмешка скривила губы Константина Георгиевича, — не слишком по душе мои попытки сделать из него настоящего мужика, но «кинуть» меня ему не удастся. Все уже проработано. В понедельник — к облегчению коллег — я подаю в отставку, освобождая кресло для более молодых и перспективных, а со вторника работаю здесь, соучредителем. Соответствующие бумаги мы уже подписали. Вот так. И потом… Без меня его сожрут за одну секунду. Он, конечно, не слишком умен, но даже его мозгов хватает на то, чтобы это понять. Правильно я говорю? — жестко спросил Константин Георгиевич сына. — Хоть это-то ты понимаешь?

— Понимаю, папа, — ответил тот.

Голос у молодого оказался тихим. Говорил он робко, словно боялся нечаянно сморозить какую-нибудь глупость.

— Во-от. Поезжайте и займитесь своей частью работы, а я займусь своей.

* * *


«Машину действительно подогнали. Грязно-серую, изрядно поеденную ржой „трешку“ с тонированными стеклами. Водитель — лобастый парень явно уголовной наружности — о чем-то тихо переговорил с Олегом, попрощался за руку и ушел. На меня он не обратил абсолютно никакого внимания. Произошло это вчера ночью.

Мы припарковали машину метрах в двадцати от дома и до самого утра сидели в салоне, наблюдая за входом во двор.

— Для ночи нормально, — прокомментировал Олег выбор места. — Народу нет. Если они заявятся, то мы их заметим. А вот утром придется искать местечко поближе. Прохожих тут полно. Я думаю так. Ты встанешь вон в том подъезде. Оттуда хорошо просматриваются улица и переулок. Я припаркуюсь у противоположного угла, чтобы контролировать две другие стороны и вход во двор. Будем надеяться, что, когда эти парни появятся, мы их заметим.

— Ночью они не придут, — сказал я.

— С чего ты взял?

— Схему помнишь? Ту, что дал нам мафиозо. Вход во двор под контролем боевиков Борисыча. Если „взломщики“ заявятся ночью, их обязательно засекут. Утром в толпе войти незамеченными гораздо проще.

— Может быть, — согласился Олег. — Какие-нибудь соображения относительно способа проникновения в квартиру есть?

— Пока никаких.

— Вот и у меня тоже.

Я рассматривал улицу через тонированное стекло, окрашивающее мир в серовато-блеклые оттенки. Редкие прохожие спешили мимо нужного дома, а если и останавливались, то тут же фотографировались и заносились в журнал дежурным наблюдателем Сергея Борисовича. У меня вдруг возникла ассоциация с ночным морем и одиноким пловцом. Дом — пловец, вокруг которого кружит невидимая в темноте стая акул.

Странно ощущать себя знающим что-то, чего не знают другие. Возникает некое чувство превосходства.

— Ну, раз ты уверен, что они все равно не придут ночью, — пробормотал Олег, — то я, пожалуй, покемарю. Совсем без сна нам двое суток не протянуть. Толкни меня часика в три — сменю.

— Хорошо.

Он уснул, а я принялся мысленно анализировать возможности проникновения в квартиру, основываясь на тех сведениях, которыми мы располагали на данный момент. И чем дольше думал, тем ярче становилось впечатление, что у меня отказывает воображение. Ни одной путной мысли. То есть совсем. Я придумывал различные варианты, один невероятнее другого, взвешивал „за“ и „против“ и отбрасывал их как никуда не годные. Единственная мысль, всплывавшая раз за разом, — дыра. Сергей Борисович сказал, что они нашли три ряда кирпичей, а, Димка говорил о двух. Да и то второй был наполовину разобран. Почему три, а не два? Кто ошибся? Аппаратура не лжёт. Соврал сам Димка? Вряд ли. Не решился бы. С ним ведь был Олег. Значит, рядов было два, а стало три. Почему? „Взломщики“ добавили один ряд? Зачем? Сей странный факт разгадке не поддавался.

Я просидел до половины четвертого, пока Олег не проснулся сам. Он широко зевнул, сел, взглянул на циферблат встроенных часов, спросил сонно:

— Чего не разбудил?

— Задумался. Слушай, когда Димка проверял стену томографом, ты за ним смотрел?

— А то. Конечно, смотрел. Интересно. — Он покрутил головой, отгоняя дремоту. — А что?

— Сколько рядов оставалось разобрать „взломщикам“, ты помнишь?

— Полтора, по-моему. Точно, полтора.

Олег снова зевнул. Широко и смачно.

— А Сергей Борисович сказал: „Три“.

Он замер с открытым ртом, затем махнул рукой.

— Ошибся. Со всяким случается.

— Вряд ли. Они заходили в квартиру и видели дыру своими глазами. Если Борисыч говорит „три ряда“, значит, их там три.

— Ты кому больше веришь, мне или какому-то там Борисычу? Говорю тебе, там два ряда. Если бы было три, я бы сказал „три“, но если их там два, зачем мне врать? Сигнал-то разный. И то второй ряд уже наполовину разобранный.

— Кто-то из вас ошибся.

— Он, — категорично заявил Олег.

— Посмотрим.

Вдруг дико захотелось спать. Неимоверно. Я подумал, что у меня есть еще более суток, чтобы разгадать эту загадку, свернул плащ на манер подушки и откинул спинку сиденья.

Сон сморил меня, едва я закрыл глаза.

* * *


— Просыпайся! Да просыпайся же! Пробуждение было неприятным и далось непросто. Очень хотелось послать всё к чёрту и поспать ещё пару часиков, однако Олег усердно тряс меня за ногу, и пришлось подниматься, зевая и матерясь в уме. Чувствовал я себя преотвратно.

— Смотри, смотри!

Я с трудом поднялся, уставился, по-совиному раскрыв глаза, сквозь тонированное стекло на арку, ждущую во двор. И… сочный зевок встал у меня поперек горла. У кромки тротуара как раз остановилась кавалькада машин. Штук семь. Шикарные иномарки, из которых выбирались не менее шикарные люди. Солидные, хорошо одетые. От них так и веяло уверенностью в себе и в светлом будущем. „Новые богатые“.

— Это они, — пробормотал Олег. — Точно, они.

— Но Борисыч говорил, что сделка назначена на пятницу, — возразил я невнятно,

— Ага. А еще он тебе говорил, что в проломе три ряда кирпичей, — едко заметил Олег. — Кочумай, старик.

Прибывшие покупатели тем временем входили под арку. Впереди и за ними следовала охрана — богатырского сложения парни в свободных штанах и широких бесформенных кожанках. Такие куртки особенно удобны, если вам: необходимо скрыть оружие. Пистолет иди короткий автомат. Охранников было человек двенадцать. Очевидно, тут присутствовали как „гвардейцы“ Сергея Борисовича, так и личные „гориллы“ гостей.

— Упс, — произнёс я. — „Взломщики“ уже прибыли?

— Если бы прибыли, я бы тебя разбудил, — ответил Олег. — Никого не было.

— Ты их проморгал. Они должны быть здесь.

— Говорю тебе, их. erne нет. С утра пораньше сменилась охрана, потом приходила какая-то тётка. Уборщица, вероятно. Почтальонша. Мусорщики приезжали. Минут десять как уехали. Дворник ещё был. Потом заявились эти ребята. Всё.

— А Борисыч?

— Не появлялся.

— Тогда, может быть, это и не они.

— Да? А к кому тогда вся эта топ-компания притаила? — Олег, дернул подбородком в сторону отъезжающих иномарок. — К тётке на блины? И почему „тачки“ разъехались? То-то. Дуй на место. Помнишь, куда?

— Во-он в тот подъезд, — ответил я.

— Правильно, молодец. Иди. Если заметишь что-нибудь подозрительное, не проявляй героизма, не светись, не нарывайся на неприятности. Помни, этим ребятам человека положить — что Жеглову высморкаться. Стой спокойно, наблюдай, запоминай.

— Остряк, — буркнул я, выбираясь из машины.

Не хочу показаться эстетом, — шампанское и ванну по утрам не принимаю, — но умываюсь и чищу зубы обязательно. А сегодня мне пришлось обходиться и без того, и без другого. В довершение ко всему дико хотелось есть. О более интимных подробностях предпочитаю умолчать.

В подъезде пахло плесенью и было невероятно сыро. Казалось, стоит надавить на стену — и из нее начнет сочиться вода. Многие старые дома далеки от совершенства.

Я стоял в предбаннике, уныло созерцая пустынную улицу. Мое одиночество скрашивали две вещи — вялая муха, пытающаяся взобраться по дверному стеклу, и редкие, как оазисы в пустыне, прохожие. Пенсионер с сеточкой. Старушка, нагруженная пакетами. Молодая мама с бойким пацаненком лет четырех, „Что-то там делает Олег? — подумал я. — Приехал Борисыч или визит толстосумов — невероятное совпадение?“

Накатила томная зевота. Я открыл рот, и в этот момент где-то неподалеку что-то гулко грохнуло. Было похоже на чугунную „бабу“, которой ломают стены. Удар, несмотря на приличное расстояние, был довольно внушительным. От неожиданности я едва не поперхнулся. По улице как раз шли два паренька-школьника. Они остановились, инстинктивно втянув головы в плечи, и принялись озираться. Вверх, назад, по сторонам. Механически. Затем оба засмеялись. Бум! — грохнуло второй раз. Мальчишки прошли мимо и скрылись за углом. А я остался стоять, как и прежде, тупо глядя на серую полосу сырого асфальта. В моем воображении громадный чугунный шар-„баба“ с невероятным грохотом врезался в стену нужной квартиры. Брызнули осколки кирпича, взвилась рыжевато-бурая пыль, закрутилась миниатюрными смерчиками. Бум! Я почувствовал, как по спине побежал холодок. „Взломщики“ ничего не делают зря! Никто не ошибся. Когда Димка с Олегом „прощупывали“ стену, кирпичей было полтора ряда, а потом их действительно стало три. Все верно. Правы были оба. И Олег, и Сергей Борисович. Бум! Мир содрогнулся.

Я распахнул подъездную дверь и побежал по узенькому проулку. Впереди, словно искры бенгальских огней, мелькали машины. Машины, машины, много машин. Грязно-серая „трешка“ была припаркована слева, на углу. Я перешел на шаг и все повторял про себя: „Бежать нельзя“. Наблюдатели „срисуют“ меня, и потом будет сложно объяснить, каким образом мне „посчастливилось“ оказаться в нужное время в нужном месте. Я обычный прохожий, идущий, — быстро, но не бегом, как и принято в огромном мегаполисе, — по своим делам. Именно такое впечатление должно сложиться у наблюдателей.

Когда серая „трешка“ оказалась в двух метрах, я сбавил шаг и приготовился быстро нырнуть на переднее сиденье. Олег увидел меня и заранее приоткрыл дверцу. Хорошо, что поток прохожих был довольно плотным и моя фигура не слишком выделялась.

Поравнявшись с машиной, я резко принял вправо, к бровке тротуара, и забрался в салон.

— Ты почему ушёл? — резко спросил Олег.

— Олег, я понял, как они собираются проникнуть в квартиру! — выпалил я.

— Это, конечно, замечательно. — Он повернулся ко мне и уставился в глаза холодным немигающим взглядом. — Но ты понимаешь, что, пока ты рассиживаешься здесь, „взломщики“ могут войти в дом?

— Олег, скорее всего они уже в доме! — выпалил я. — Уже!

— С чего ты взял?

— Они собираются проникнуть в квартиру через дверь!

— Брось! Там столько охраны, что им и близко не удастся подойти. Я уж не говорю о взломе двери! Ты её видел? А я видел! Броня! И потом, стоит кому-то начать ковыряться в замке — охрана слетится, как мотыль на свет. Перестреляют всех.

— Не перестреляют! Не успеют.

— Почему это?

— Потому что охрана в момент проникновения будет занята другим,

— Чем это другим? „Санта-Барбару“, что ли, усядется смотреть?

— Им придется отражать нападение!

— Иван, опомнись. Говоришь, как бредишь. Какое нападение?

Я изложил ему свои соображения, так внезапно пришедшие мне на ум. Олег внимательно выслушал, подумал, потер подбородок, затем произнес пространно:

— Ну-у-у, допустим. А как, по-твоему, они планируют подойти к квартире?

— Черт их знает! Думаю, они уже где-то внутри дома. Может быть, в соседней квартире, на той же площадке. Но они там, поверь мне.

— Возможно. А возможно, и нет. Все, таз ты мне тут поведал, конечно, красиво и стройно, впечатляюще, но это всего лишь твои домыслы. Никаких доказательств нет. Ты можешь дать гарантию, что не ошибся? Не можешь.

— Олег, поверь мне, так оно и есть.

— Да я-то верю, но кто поверит ещё, кроме меня?

— Может быть, позвонить Сергей Борисычу? Изложить ему ситуацию, объяс…

— Поздно, — перебил меня Олег и указал на отплывающий от тротуара серебристый „Линкольн“. — Видишь эту машину? На ней приехал Сергей Борисович в компании со своим охранником и еще каким-то хлыщом. Пять минут назад они вошли в подъезд. Сейчас, должно быть, уже сидят в квартире. Ты опоздал со своими предположениями, братец. Минут на пять опоздал. Сделка пошла. Теперь тебя никто не станет слушать».

* * *


Охранник из новой смены, дежуривший на площадке первого этажа, лениво повернул голову на звук открывающейся подъездной двери.

Он узнал входящего. Видел несколько раз в своё дежурство. Профессор с шестого этажа. Сутулый седой старик лет семидесяти, Сегодня он выглядел несколько непривычно: закутан в шарф до самого носа, воротник плаща поднят. Пряди седых волос торчат из-под берета. Профессор кашлял и прикрывал рот рукой. Во второй руке он тащил объёмистый старенький портфель довоенного ещё образка. Очень примечательный портфель. Таких не делают уже, должно быть, лет двадцать, а то и больше.

За профессором следовал развязный подросток в кепке-бейсболке, мешковатой джинсовой куртке и широких джинсах. На ногах — грязноватые кроссовки. Красный от напряжения, парнишка держал на руках картонную коробку из-под компактного телевизора. Ступал подросток тяжело, отклоняясь назад и прижимая подбородок к груди. По лицу его катился пот, челюсти активно перемалывали «Орбит».

Консьержка, с уважением относящаяся к интеллигентному, тихому жильцу, посочувствовала:

— Простыли, Ифгень Семенч?

— Софья Лазаревна, голубушка, — невнятно начал тот и тут же закашлялся. — Кха… про… кжа-кха-кха… извините… а-кха… великодушно… кха.

— Простудился, — невнятно пояснил за профессора подросток сипловатым тенорком.

Старик слегка поклонился и потопал вверх по короткой лестнице к лифтовой площадке, на которой, как флюгер на крыше, торчала гороподобная фигура второго «секьюрити». Подросток, кряхтя под весом коробки, поспешил следам.

— Телевизор купили, Ифгень Семенч! — запоздало спросила вслед консьержка.

— Курсовики, на проверку, — не оборачиваясь, ответил подросток.

— Второй охранник открыл дверцу лифта, буркнул:

— Добрый день.

— Здравствуйте… а-кха… голубчик…

Профессор вошёл в кабинку. Подросток втиснулся следом.

«Секьюрити» захлопнул за ними дверцу и, когда кабина, утробно гудя, пошла вверх, достал рацию.

— Двое пассажиров на шестой, в двадцать седьмую, — коротко сказал он.

— Понял тебя. Двое на шестой, в двадцать седьмую квартиру, — отозвался динамик.

— Всё верно. — Охранник опустил передатчик и в ожидании ответного рапорта привалился могучим плечом к стене.

* * *


На четвёртом этаже высокий красавец, немного похожий на киноактера Василия Ланового, поднял голову и проследил за подъемом кабины. Он услышал, как заперхал кашлем профессор, подошел к самой сетке и задрал голову. Лифт поднялся до шестого этажа и остановился. Заскрипели петли, лязгнул, открываясь, замок.

— Сюда… а-кха… голубчик, прошу… а-кха-кха-кха…

В гулком подъезде голоса разносились очень хорошо. Киноактер усмехнулся. Он услышал, как зазвенели ключи, затем хлопнула дверь, и все стихло. Заработал мощный мотор, и кабина вновь пошла вниз. Так полагалось по инструкции. Киноактер легко и практически бесшумно взбежал вверх по лестнице. На площадке шестого этажа он достал из кармана обычный медицинский стетоскоп и, вставив наушники, прижал стальной микрофон к нужной двери. Покашливание и бормотание профессора — «Сюда… а-кха… голубчик… кха-кха… поставьте на стол… а-кха… благодарю…» — доносилось до него настолько отчетливо, словно он стоял в квартире. Что-то загрохотало, и голос подростка торопливо сказал: «Ой, извините, профессор. Я щас подыму…» На что последовал ответ: «Ничего… кха… страшного, го… а-кха… лубчик». Убедившись, что люди вошли именно в двадцать седьмую квартиру, Киноактер спрятал стетоскоп, спустился на четвертый этаж и доложил:

— Всё в порядке. Вошли в двадцать седьмую. Они там что-то опрокинули. Сейчас поднимают.

Охранник на первом этаже, кивнув удовлетворенно, ответил, прижимая микрофон передатчика к самым губам:

— Отлично. Отбой.

Он не знал этих парней. Ему их представили сегодня утром как очередную смену сотрудников службы безопасности охранного агентства. Все, как обычно, никаких отклонений от нормы. Каково было бы его удивление, если бы стало известно, что с сегодняшнего утра посты службы безопасности, расположенные в подъезде, сняты и переданы для охраны собственными силами заказчика. Но ещё больше он изумился бы, если бы узнал, что «бригадир» Володя, стоявший на следующей ступеньке иерархической лестницы после Сергея Борисовича и верного Призрака и лично подбиравший людей для обеспечения безопасности операции, ни о какой смене постов и слыхом не слыхивал.

Однако охранники, дежурившие на первом этаже, ничего этого не знали и не выказывали даже тени волнения. Для них все шло отлично. Спокойно и без суеты. Они были довольны.

* * *


В квартире номер двадцать семь «подросток» отлепился от дверного глазка и удовлетворенно кивнул «профессору».

Тот стянул шарф и берет. Затем он содрал с головы седой парик и скинул плащ, под которым обнаружились старые поношенные брюки и толстый свитер. На поясе «профессора», притороченный к широкому строительному ремню, висел небольшой барабан тонкого троса, несколько блоков-«катков», мешочек с дюбелями и строительными патронами. Спина «профессора» распрямилась.

Тем временем «подросток» скинул джинсовое облачение, под которым обнаружился черный комбинезон. Поверх комбинезона на «подростке» были надеты постромки. Что-то вроде кожаного жилета, но с дополнительными ремнями, туго охватывающими поясницу. На плечах, в лямках, два толстых стальных кольца. На каждом — карабин, оснащённый зажимом-стопором.

— Пошли, — неожиданно молодым голосом сказал «профессор» и кивнул в сторону кухни.

Теперь, без парика и шарфа, стало видно, что морщинистая, покрытая старческими пигментными пятнами кожа на лице — фальшивка. Искусная, отлично выполненная латексная маска.

— Жарко, — посетовал «профессор». — Физиономия зудит. Кстати, щёки плохо приклеены.

— Эта олухи всё равно ничего не заметили, — рассеянно ответит «подросток». Он прошел в кухню, выплюнул жвачку в раковину и опустился на корточки возле картонкой коробки.

— Боюсь, как бы не отклеились, когда стану натягивать респиратор.

— Не волнуйся, — заметки подросток, откидывая створки-«крылышки».

В коробке оказались компактный бытовой компрессор, две семилитровые ёмкости, наполненные бесцветной жидкостью и заткнутые чёрными резиновыми пробками, пустая пластиковая бутыль, свёрнутый шланг и пара импортных респираторов. Из портфеля был извлечён пневматический молоток для строительных работ, небольшая колонка, набор столярных инструментов, бухта чёрного провода, блок питания и серебристая нашлёпка магнитного стетоскопа.

* * *


Несмотря на тщательные поиски, им так и не удалось достать ТАКОЙ же портфель, поэтому пришлось выкрасть настоящий. Произошло это сегодня утром в одной из университетских аудитории, где настоящий профессор читал лекции по русской литературе, Взамен был подложен дорогой кожаный кейс. Возмущению хозяина не было предела. Он воспринял пропажу как дурацкий розыгрыш кого-то из молодых коллег — ничего не пропало, содержимое портфеля таинственным образом перекочевало в кейс — и, кипя от гнева, потребован, чтобы к концу лекций портфель вернули на место. Тем более что вечером ему ещё надлежало поехать в милицию, куда его, — надо же, какое совпадение! — вызвали телефонным звонком буквально три часа назад. Что-то там им необходимо уточнить.

«Профессор» подхватил компрессор и рывком вытащил его из коробки. Затем пришла очередь бутылок.

— Займись, — скомандовал он напарнику.

«Подросток» принялся разматывать шланг, соединяя его с подающим вентилем компрессора, накидывать стальные хомутики, укреплять на втором конце тонкий стальной патрубок с толстой резиновой прокладкой.

«Профессор» зарядил пневмомолоток и споро «прибил» к полу роликовый блок. Второй такой же блок он закрепил на стене, чуть выше люка мусоропровода. Затем пришла очередь двух стальных скоб, которые должны были служить опорами для ног. Проделав все это, «профессор» снял с пояса гаечный ключ и принялся ослаблять болты, притягивающие защитный кожух шахты мусоропровода.

Между тем «подросток» закончил возню со шлангом, подсоединил стетоскоп к шнуру, а шнур к колонке. Воткнул блок питания в розетку. На тумблере управления громкостью вспыхнул рубиновый огонёк. Паренёк поднялся. Достав из кожаного футляра на поясе передатчик «Моторола», он пощелкал тумблерами и подкрутил колесико настройки частоты. Затем нажал «вызов».

— «Чип» и «Дейл», для «Рокко». Мы на месте. Всё готово.

Тот, кому предназначалось сообщение, откликнулся немедленно:

— «Рокко», понял вас, ребята. Внизу все спокойно. Можно начинать.

— Слышал? — повернулся «подросток» к «профессору». — Можно начинать.

— Сейчас…

Тот справился с последним болтом, ухватился за ручку мусороприемника и снял кожух. В открывшемся прямоугольном отверстии загудел ветер. Потянуло протухшими овощами, кислятиной.

«Подросток» поморщился. «Профессор»- сунул голову в шахту, посветил себе фонариком, крякнул.

— М-да. Не лифтовая шахта, конечно.

— Ничего.

«Профессор» снял с пояса трос, пропустил один его конец через оба блока и закрепил в карабинах на плечах «подростка». Конец шланга он вставил в специальный зажим-«прищёпку» на поясе напарника. На пряжку-магнит подвесил стетоскоп. «Подросток» настроил рацию на нужную волну, надел наушник, придвинул лапку микрофона к самым губам и натянул поверх респиратор.

— Проверка связи, — пробормотал он.

«Профессор», доставший свой передатчик, кивнул удовлетворенно:

— Хорошо. Учти, внутри говорить только шепотом.

— Я помню, — ответил «подросток».

Из-за толстого стекла его голос звучал глухо, невнятно. Поверх респиратора он нацепил каску с фонарем, подхватил накидной гаечный ключ, головка которого крепилась на длинной гибкой ноге, и протиснулся в узкое отверстие мусорной шахты.

— Там болты уже ослаблены, — напутствовал напарника «профессор». — Так что особенно напрягаться не придется. Постарайся делать минимум движений.

— Хорошо. — «Подросток» улыбнулся. — Не переживай. Все закончится нормально.

— Надеюсь.

Чёрная фигура исчезла в темноте. «Профессор» тяжело опустился на пол, уперся ступнями в скобы-стремена и, отжав стопор барабана, начал понемногу стравливать трос.

«Подросток» пока молчал. Спуск давался с трудом. Мусорная шахта была чрезвычайно узка. И, хотя небольшое пространство для маневра всё-таки было, «подросток» не хотел шуметь понапрасну. Поэтому-то, забираясь в шахту, он сразу принял «рабочее» положение: правая рука опущена вниз, левая согнута в локте и прижата к груди. Все необходимые инструменты на ремне справа. Респиратор фильтровал воздух, но не мог полностью избавить от запаха тухнущих на стенках трубы остатков пищи. Однако в гнили имелся и своеобразный плюс. Осклизлая тухлятина служила превосходной «смазкой», и тело «подростка» проходило там, где обязательно застряло бы, будь труба идеально вычищена.

— Пятый этаж, — услышал «профессор» в наушнике голос напарника. — Осторожнее, как бы не зацепиться.

Мусоросборник, вспомнил он. Края немного выступают. Цена удобства.

«Подросток» опускался все ниже и ниже. На четвертом этаже в кухне разговаривали. Слов было не разобрать, но голоса доносились отчетливо.

— Третий этаж, — прошептал он, когда перед его лицом оказалась очередная пластина заглушки.

Наверху «профессор» заблокировал ход барабана и откинулся на спину. Он удерживал напарника своим весом. И если поначалу это казалось делом довольно легким, то через час-другой у него начнет ломить спину, а через три он проклянет все на свете. «Профессор» это знал. С неудобствами приходилось мириться ради успеха дела. Можно было закрепить барабан и на полу, но в таком деле важна каждая мелочь. Если сложится ситуация, при которой его напарник не сможет говорить, то придется обмениваться сигналами, дергая за трос. Барабан этого не почувствует, а его, «профессора», ноющая спина — вполне. Иногда приходится поступаться комфортом ради дела.

Повиснув в вонючей мгле, «подросток» опустил голову так, чтобы свет фонаря упал на крепеж заглушки. Болты должны быть ослаблены. Так это или нет, ему и предстоит выяснить. Правой рукой «подросток» нащупал мембрану стетоскопа и, отлепив ее от пряжки, прижал к заглушке. Тремя этажами выше «профессор» увеличил громкость колонки. Электронный стетоскоп — отличная штука, превосходно улавливающая голоса даже через стены полуметровой толщины. Здесь же все оказалось проще. Заглушка служила своеобразным резонатором, усиливающим звук. Динамик исправно выдавал разговоры гостей и «хозяев» квартиры. Те расположились в большой комнате. Иногда возникали другие голоса — охранников. Судя по всему, некоторые из них устроились в прихожей. Кухня, похоже, была «чиста».

— Работай, — прошептал он.

«Подросток» снял с пояса накидной ключ. Гибкое «жало» покачивалось из стороны в сторону. Левой рукой «подросток» поймал его и насадил на гайку. «Попробуем, — подумал он. — Если крепеж не ослаблен или ослаблен недостаточно, может, ничего и не получится». Сжав посильнее рукоять ключа, «подросток» повернул ее, и штат легко сдвинулся с места. Отлично.

Рукоять вращалась, и винты один за другим исчезали в темноте провала.

* * *


«Часам к семи у меня дико разболелась спина. Точнее, ныть она начала гораздо раньше, но сейчас стало совсем худо. Очень хотелось присесть. Но вы представляете себе человека, сидящего на полу подъезда? Милиция примчится минут через десять после того, как меня кто-нибудь заметит. Я зевнул, прикрывая рот ладонью, и с завистью подумал об Олеге. Сидит себе в машине целый день, слушает музыку. Хорошо ему, и тепло и уютно. Оставалось утешаться тем, что ждать недолго. Максимум три часа, а вернее всего, меньше.

Сырость пробирала до костей, пришлось поднять воротник плаща и периодически дуть на замерзающие пальцы. Осень ещё, а холодина — как зимой. Размеренный стук „бабы“ эхом отдавался в висках. Интересно, у этих строителей что, рабочий день ненормированный? Или у нас КЗоТ отменили? Всю ночь они собрались стучать, что ли?

Развлечения ради я стал наблюдать за окнами дома напротив. Где-то там, за занавесками, скрываются наблюдатели Сергея Борисовича. Где они? В какой-то момент мне показалось, что я заметил, как слегка колыхнулась штора… Или это был обман зрения? Нет, точно. Снова движение. Ясно. Не очень хорошо вы прячетесь, голубчики. На месте „взломщиков“ я бы вас быстро вычислил.

В этот момент из-за поворота на улицу вкатился ярко-рыжий „МАЗ“ с белой полосой через весь кузов. Мусоровозка. Грузовик остановился у противоположного тротуара и слегка сдал назад. Почти к самому повороту. Там и остановился.

Что-то в нем было не так. Поначалу я даже не понял что. Просто в груди возникло странное ощущение, очень редко испытываемое мною раньше. Сигнал тревоги. Не опасности, а именно тревоги. Что не так? Что? Человек в кабине? Нет. Лица водителя я не видел, поскольку опустившееся довольно низко солнце било в глаза. Хотя и без солнца не разглядел бы. Из-за стекла и большого расстояния. Фигуру тем более. Машина? С ней тоже вроде бы все в порядке. Что же тогда?

И тут я повял! Он один в кабине! Это же не Америка, где мусорщики катаются на кузове! Должен быть второй человек, но его нет. Зачем тогда машина? Приехал поужинать? Возможно. Но, если так, почему не выходит из машины?

Выйди! Выйди же на улицу, дай мне тебя рассмотреть как следует! Но водитель продолжая сидеть как ни в чем не бывало.

Я уже не сомневался, что передо мной один из „взломщиков“. И даже понял, зачем им грузовик. Они сообразили: выходить из подъезда с похищенным — значит, подвергать себя и — что не менее важно! — добычу неоправданному риску. Тогда „взломщики“ решили сбросить „товар“ в мусоропровод. Здесь его подберет „мусорщик“ и спокойно уедет. А остальные члены группы с пустыми руками спокойно выйдут из подъезда, заберутся в машину и — поминай как звали! Без добычи их брать не имеет смысла! Очень предусмотрительно. Даже если милиция появится слишком быстро, „мусорщик“ спокойно сможет закончить свою работу и убраться восвояси. Опять же встал он грамотно. Поворот, как и место стоянки, располагался в „слепой“ зоне, недоступной взглядам наблюдателей Сергея Борисовича. Значит, описания похитителя они дать не смогут.

Что же делать? Я был на грани паники. Мне дико захотелось выскочить из подъезда, подбежать к грузовику и вытащить этого парня на улицу — позыв совершенно безрассудный, начисто лишенный рационального зерна. Во-первых, „взломщик“ психологически был готов убить, а я — нет. Во-вторых, как вы уже поняли, мое телосложение весьма далеко от богатырского. Разные дзюдо и карате никогда не входили в список моих любимых видов спорта, а играть в шашки, шахматы и преферанс водитель мусоровоза наверняка откажется. Значит, вырубить этого парня мне вряд ли удастся. Что же остается?

Да очень просто. Последовать совету Олега. Стоять и смотреть. Не высовываться, не нарываться на скандал. Наблюдать. Я и наблюдал».

* * *


Время текло невероятно медленно. «Подросток», неподвижно зависший в шахте мусоропровода, скучал. Стараясь производить как можно меньше шума, он повернул руку и взглянул на циферблат часов. Половина девятого. Он висел в шахте уже больше семи часов. Не так уж и мало, учитывая, что ему практически не удавалось двигаться. Ныла спина и шея. Ломило охваченную ремнем поясницу. «Подросток» покрутил головой.

На пятом этаже с противным скрипом открыли мусоропровод. Через несколько секунд по каске «подростка» забарабанила картофельная шелуха, зашуршала бумага, что-то еще, не имеющее запаха, зато имеющее вес.

«Ладно хоть не бутылки», — подумал «подросток».

В этот момент в наушнике прозвучало тихое:

— Готовимся. Они начали.

* * *


— Готовность номер один, парни, — проскрипела рация. — У вас есть ещё примерно полчаса.

— Ясно.

Киноактер спустился на площадку третьего этажа. Стоявшие здесь Шустрик и Тонколицый вопросительно уставились на него.

— Полчаса, — сказал им Киноактер. — Мы войдём через полчаса,

— А почему не сейчас? — нервно поинтересовался Рыхлый.

— То тебя идти не заставишь, — ухмыльнулся Киноактёр, — то в бой рвешься, как лошадь Будённого. Охолони. Сказано — полчаса, значит — полчаса.

Подошёл Суровый, остановился на лестнице, достал из-под пятнистой куртки короткий «узи» с глушителем, передернул затвор. Вопросительно взглянул на Киноактера. Тот кивнул:

— Через полчаса.

— Отлично.

* * *


В шахте «подросток» надавил на крепежный болт. Тот тяжело, словно нехотя, вышел из паза. Через образовавшуюся щель ударил луч яркого света. «Подросток» вставил в отверстие стальную насадку, венчающую резиновый шланг.

— Готово, — сказал он едва различимым шепотом.

* * *


«Профессор» сел, дотянулся до компрессора, нажал кнопку «пуск». Упруго набирая обороты, загудел двигатель. Воздух со свистом втягивался в насос, прогревался в двигателе и под давлением подавался в шланг. Один конец шланга был заранее опущен в пластиковую емкость, заполненную прозрачной жидкостью — сжиженным эфиром. Под действием температуры и воздушного потока эфир испарялся, проходил по второму шлангу и выдувался тремя этажами ниже через стальную насадку в кухню нужной квартиры.

* * *


Какая-то часть газообразного эфира, несмотря на резиновый уплотнитель, все равно вытекала в шахту, однако сразу же утягивалась сквозняком вниз. Да и респиратор защищал «подростка» от действия дурманящего газа.

* * *


Когда болт со стуком покатился по полу, охранник, стоявший в коридоре у входной двери, настороженно повернул голову, спросил у напарника:

— Слыхал?

— Вроде упало чё-то, — пожал плечами тот, наблюдая за закрытой дверью гостиной.

— Пойду посмотрю, — через секунду сказал первый.

— Да брось.

— Пойду, — упрямо стоял на своем охранник.

— Ну иди, если скучно. — Второй поудобнее перехватил автомат.

Первый прошел по длинному коридору, жадно ловя любой звук со стороны кухни. Ничего необычного. За окном приглушенно шумят машины. Мощный поток, слышно даже здесь. Бубнят за спиной собравшиеся в гостиной люди. Охранник вошел в кухню и огляделся. Он почти сразу заметил болт. Тот выкатился на самую середину кухни. Покрытый темной смазкой, он выделялся на фоне светло-коричневой половой доски.

Охранник повернул голову. Вот откуда выпад болт. Крепеж заглушки мусоропровода. А что это торчит из дыры? Охранник шагнул вперед, наклонился… В следующую секунду мощная струя эфира ударила ему прямо в лицо.

Он мог бы предотвратить ограбление, если бы «профессор» включил компрессор чуть раньше. Охранник почувствовал бы характерный сладковатый запах еще в коридоре. Однако отравление было практически моментальным. В голове телохранителя помутилось. Пол плавно поплыл вправо и вверх. Охранник попытался позвать на помощь, но из горла вырвался лишь слабый хрип. Судорожно сжав автомат, телохранитель попытался нажать на курок. Палец слабо дернулся. Размякшие, безвольные мышцы отказывались повиноваться. Глаза охранника сами собой закрылись, а через долю секунды он уже лежал на полу, похрапывая и причмокивая во сне губами.

Эфир быстро заполнял свободное пространство. Пяти литров сжиженного газа в свободном состоянии хватило бы на то, чтобы усыпить и стадо слонов, однако похитители решили не рисковать. Когда первая бутыль опустела, «профессор» сменил ее на вторую. Компрессор исправно качал воздух. Пахло разогретым маслом.

На третьем этаже напарник уже уснувшего охранника почувствовал непривычный запах и озадаченно закрутил головой. Он был куда менее сообразительным и гораздо более молодым парнем. Ему ни разу не приходилось иметь дело с эфиром. Через секунду охранник почувствовал, как его охватывает странное чувство вялости. Что-то вроде приятного паралича. Ему не хотелось двигаться. Золотистая дымка окутала мозг. «Наверное, надо присесть, — подумал парень. — Станет получше». Он тяжело опустился на пол, привалился спиной к двери. Ещё через секунду охранник спал, приоткрыв рот и по-детски пуская слюни на подковообразный подбородок.

Тем временем эфир быстро заполнил кухню, коридор, прихожую, туалет, ванную. Межкомнатные двери были подогнаны идеально, и сладковатый газ едва просачивался в узкие щели между створками и косяком.

В гостиной Сергей Борисович рассеянно записал на пустой визитной карточке свою часть кода, протянул очередному продавцу и поднялся:

— Я оставлю вас на минуту…

Он пошел к двери, и вездесущий Призрак последовал за «боссом». На пороге мафиозо ещё раз оглянулся, затем озадаченно втянул носом воздух и — уже по инерции — потянул обе створки. Это был опрометчивый поступок. Тяжёлая волна невероятно густого, концентрированного эфира ворвалась в комнату. Приторно сладкий газ моментально заполнил доступное пространство.

Один из телохранителей рванул из наплечной кобуры пистолет, намереваясь выстрелом разбить окно, но застыл словно вкопанный, пошатнулся и рухнул грудью на стол. Оружие, выпавшее из разжавшихся пальцев, ударилось о паркет. У людей оставалось меньше секунды, чтобы что-то предпринять. Телохранители реагировали быстрее хозяев, но и им не хватило времени.

Через десять секунд все присутствующие спали. Кто растянувшись на полу, кто прямо в кресле. Сергей Борисович лежал в дверях. Призрак — рядом с хозяином.

* * *


— Всё, можешь идти, — услышал «подросток»- голос «профессора».

— Ты уверен, что они спят?

— Абсолютно. Ни одного звука. Иди.

«Подросток» упёрся спиной в заднюю стенку шахты, а предплечьями в заглушки и нажал что было силы. Стальная пластина с коробкой мусороприемника поддавалась с трудом. Сперва образовалась небольшая щель. «Подросток», захрипев от напряжения, нажал сильнее. В темноту посыпались пласты тухлого мусора. Заглушка сдвинулась еще на несколько сантиметров.

— Постарайся быстрее, — напомнил «профессор».

«Подросток» знал это. Воздух мощным потоком втягивался в шахту мусоропровода. Минут через десять концентрация эфира в квартире станет совсем незначительной. Еще через пять отравленный воздух утечет полностью. У охранников с нервной системой все в порядке. Кое-кто из «горилл» придет в себя. Правда, это произойдет не раньше чем через полчаса, но по плану и «подросток», и «профессор» должны уже быть на безопасном расстоянии от квартиры.

Толчок. Заглушка уступила еще сантиметр. Слишком медленно. Застонав от напряжения, «подросток» подтянул ноги, уперся в сталь коленями и нажал. Болты наконец выскочили из пазов, и полуметровая пластина тяжело грохнулась на пол.

— Я в квартире, — бормотнул «подросток» в микрофон.

— Поторапливайся. Уже семь минут.

— Я знаю.

«Подросток» отстегнул карабины от постромок и быстро направился к гостиной. Он точно знал, где и что искать. Акции все еще лежали на столе. Часть — рядом со спящим «крысинохвостым» юношей, часть — рядом с продавцами. Кое-что рассыпалось по полу. «Подросток» огляделся. Подобрав пистолет одного из охранников, положил на стол. Чтобы был под рукой. На всякий случай. Откинув клапаны накладных карманов, он извлек четыре аккуратно сложенных болоньевых сумки-баула.

Однако первым делом «подросток» обшарил карманы продавцов и выудил из них карточки с кодами. Продавцов было тринадцать, карточек — двадцать шесть. Сделка практически подошла к концу. На столе стоял включенный ноутбук. На экране мигал курсор. «Подэосток» склонился над компьютером. Ага, запрос уже набран. Великолепно. Подобные сюрпризы относятся к категории больших удач. Подарков судьбы. Он торопливо переписал электронный «адрес». Теперь им известны и название банка, и номера счетов, и коды. Впрочем, первое и второе они узнали бы и так, только чуть позже. Но… Своё лучше забирать сразу. Половина работы сделана. Подняв ноутбук, похититель грохнул его об пол и ударил каблуком по жалобно клацнувшей крышке. Пластиковый корпус компьютера раскололся. Отлично, отлично.

Расстегнув сумки, «подросток» принялся складывать в них акции. Сперва те, что на столе. Толстые стопки одна за другой исчезали в баулах. Первые три заполнились достаточно быстро. С четвертым пришлось повозиться. Собирая акции с пола, «подросток» прислушивался к монотонному счету «профессора». Тот засекал время. По плану на все отводилось пятнадцать минут. Прошло уже больше двенадцати. «Подросток» торопливо, комкая, хватал акции и засовывал их в баул.

— Тринадцать с половиной минут, — сообщил «профессор». — Уходи.

— Подожди, ещё не всё.

— Уходи! — рявкнул тот. — Нет времени.

«Подросток» огляделся. Часть бумаг пестрым ковром устилала пол. Но «профессор» прав. Если бы они лежали стопкой, а так… Чтобы подобрать все, уйдет слишком много времени.

— Четырнадцать минут, — нервно напомнил «профессор». — Бросай всё и уходи.

«Подросток» подхватил баулы и, согнувшись, волоком потащил их к мусоропроводу. Оказавшись на кухне, он поднатужился, перевалил первую сумку через край и спихнул вниз.

— «Рокко», это «Дейл». Принимай «посылку», — сталкивая второй баул в темноту, пробормотал «подросток».

— «Дейл», понял тебя. Первую посылку получил. Вторую… — В наушнике послышался звук приглушенного удара и сдавленный возглас: — Ха-к! Чёрт! Ты осторожнее бросай. Меня накрыло.

— Отправляю третью. — «Подросток» улыбнулся. — Можно?

— Валяй, кидай. Ловлю.

Третья сумка исчезла в шахте.

* * *


— Готовы?

Киноактер, сжимая в одной руке автомат, второй достал из кармана плоский пенал передатчика, положил большой палец на красную кнопку и оглянулся.

Тонколицый стоял у самой двери со связкой ключей в руках. Суровый и Шустрик чуть в стороне, держа «узи» на изготовку.

— Готовы!

— Раз, — на улице глухо ухала чугунная «баба», и её удары точно совпадали с ритмом счета. — Два, три!

Палец вдавил кнопку в корпус. Долей секунды позже запрятанная между вторым и третьим слоями кирпичей солидная порция аммонита, снабженная радиодетонатором, превратилась в облако раскаленной плазмы. Охрана, дежурившая в соседней квартире, ничего не успела понять. Висящий на стене ковер вздыбился и моментально вспыхнул. Из пролома брызнули осколки кирпича. Взрывная волна прокатилась по комнате, превратив обоих «секьюрити» в хорошо отбитые куски мяса. Тела охранников стали подобны желе, в них не осталось ни одной целой кости. Из ушей текла кровь — страшным давлением «секьюрити» разорвало барабанные перепонки. Плазма сожгла им лица, руки, одежду.

Людям, находившимся в соседней квартире, повезло больше. Основной удар взрывной волны пришелся на третий слой кирпича — в направлении наименьшего сопротивления. Остальная часть стены просто обрушилась. Фронт высокого Давления сбил продолжавших сидеть спящих людей на пол, прокатился по квартире и, ударив в окна, выбил стекла. На охранниках и продавцах, лежащих у самого пролома, вспыхнула одежда.

«Подросток» в кухне, как раз готовившийся сбросить последнюю сумку, упал. Его не достал огонь. Баул тяжёло шлёпнулся на пол.

* * *


— Чёрт! — пробормотал похититель озадаченно.

— Дьявол! — вторил ему «профессор». — Что там такое?

— Что-то взорвалось!

— Немедленно уходи!

«Подросток» уже понял это и сам. Он торопливо подхватил карабин и принялся продевать его в кольца постромок.

В это время Тонколицый открыл замок, и группа ворвалась в квартиру.

— У нас три минуты, парни! — гаркнул Киноактёр. — Вперед. Работаем быстро!

Он торопливо вошел в комнату. Ощущенные эфиром и взрывом, люди шевелились, стонали. Кто-то пытался подняться. Шустрик, шагавший следом за Киноактером, деловито нажимал на курок. То же самое делал Суровый. Шипящие выстрелы разворачивали раненых в воздухе, бросали безжизненные уже тела на пол. Оба киллера работали методично и ловко. Все пули ложились точно в цель. Грудь. Голова. Они не поливали комнату от бедра, веером. Стреляли одиночными, хоть и навскидку, но невероятно точно.

Тонколицый остался в прихожей. Он ждал? подняв оружие на уровень груди и прижавшись спиной к двери. Через несколько секунд на площадке послышались шаги — поднимались двое охранников с первого этажа. Их не удивило отсутствие постов. Взрыв раскатился по всему подъезду. Конечно, телохранители устремились на защиту своих подопечных. Ничего странного. Выхватывая на ходу пистолеты, охранники вбежали в квартиру и через долю секунды повалились на пол, срезанные автоматной очередью. Гильзы звонко покатились по кафелю. Тонколицый втащит оба трупа в квартиру, запер дверь и направился следом за остальными в гостиную. На ходу он засек время. Сорок секунд,

В кухне «подросток», чертыхаясь ж то и дело оглядываясь в сторону коридора, продевай трос через вторую петлю.

Киноактёр остановился посреди комнаты. На лице его отразилось недоумение. Он смотрел на разбросанные по комнате акции, на трупы охранников, на стену. Опустившись на корточки, Киноактер подобрал одну из акций, покрутил ее в руке, посмотрел на потолок, затем поднялся и решительно направился в соседнюю комнату. Бегло осмотрев её и не заметив ничего подозрительного, зашагал к коридору. Лицо его искривила злость. Губы чуть разошлись, обнажив плотно стиснутые белые зубы.

Стоявшие посреди гостиной Суровый и Рыхлый-Шустрик озирались. Суровый нахмурился ещё больше, Шустрик непонимающе таращил совиные глаза.

— А где бумаги-то? — поинтересовался он растерянно.

— Где-где, в заднице! — рявкнул Киноактёр на ходу. — Слямзили бумаги. Не понял ещё, валенок?

— Кто?

— Хрен в кожаном пальто! Вот кто!

Оказавшись в коридоре, Киноактёр свернул в сторону кухни.

— Две минуты, — напомнил Тонколицый.

— Я помню, — бросил тот через плечо. — Собирайтесь. Уходим.

«Подросток» наконец справился с карабином и торопливо полез в пролом. Шаги Киноактёра приближались. Похититель подёргал за трос. Говорить он не мог. Его услышали бы.

Наверху «профессор» разблокировал катушку и принялся вытраливать трос. Он крутил рукоять с таким остервенением, словно от того, насколько быстро удастся поднять «подростка», зависела его собственная жизнь.

* * *


«Уже начало темнеть. Я боялся, что сумерки наступят прежде, чем этот тип вылезет из своего грузовика. Тогда мне и вовсе не удалось бы разглядеть его. Проулок достаточно узок. Фонари только на углах. Когда их включат, лампы будут освещать не только водителя, но и меня. Между нами возникнет своеобразная световая завеса. Внезапно грузовик дрогнул и быстро покатил по улице. „Ближе, ещё ближе“, — приговаривал я про себя. Мне казалось, ещё несколько метров — и я смогу рассмотреть лицо. Однако, когда до этой заветной черты оставалось совсем чуть-чуть, грузовик снова остановился, а затем начал медленно сдавать задним ходом, одновременно поворачивая влево.

Я понял, что водитель пытается поставить машину задней стороной кузова к „мусорной комнате“. Со стороны это выглядело вполне естественно. Разумеется, если не учитывать, что грузовик торчит здесь уже второй час. Началось. Сердце у меня забилось учащенно, дыхание стало прерывистым. Вот оно! Олег должен заметить „взломщиков“, когда они будут выходить из подъезда, а я пока понаблюдаю за водителем мусоровозки. Машина как раз стояла водительской дверью в мою сторону. Далековато, конечно, детали — всякие там родинки, шрамы, татуировки — разглядеть вряд ли удастся, но хотя бы уловить внешность в общих чертах.

Сидящий за рулем мужчина надвинул пониже бейсболку, напялил солнцезащитные очки и потянулся влево. Зачем? Через секунду мне стало ясно, зачем. До моего „поста“ докатился звонкий хлопок закрываемой дверцы. Звук отчетливо разнесся между стенами домов. Я озадаченно хмыкнул. Водитель выбрался из машины с противоположной стороны! Почему? Прихоть, осторожность или… Или он знал, что за ним наблюдают?

Что, чёрт побери, происходит?

Может быть, выйти? Просто выйти, наплевав на предостережения Олега? И что тогда?.. Я попытался быстро просчитать последствия. Если меня не убьют сразу, то они будут знать совершенно четко, кто их выследил. Таким образом, мы сразу же превратимся в объект охоты. „Взломщикам“ нельзя оставлять свидетелей. Для них это равносильно самоубийству. Слишком серьезных людей они решили ограбить. Слишком.

И наблюдатели. Они, несомненно, засекут меня, если уже не засекли. Доложат Сергею Борисовичу. Тот, конечно, решит, что мы причастны к делу. Кто поверит, что мы пытались всего лишь вычислить настоящих грабителей? Верно, никто. Для Сергея Борисовича Олег в первую очередь — бывший зек, а я — разработчик трюков, подобных тому, который сейчас исполняют „взломщики“. Правда, разработчик-теоретик, но ведь от теории до практики один шаг. К слову сказать, нам была известна и вся система охраны. Ещё один балл не в нашу пользу. Стало быть, мы покойники. Как для одной стороны, так и дня другой. И не стоит заблуждаться насчёт нашего заказчика. Что с того, что схему охраны он нам вручил лично? Тем хуже для нас. Злоупотребили довернем такого человека… М-да…

Я прижался щекой к стене, надеясь разглядеть водителя, ж на секунду всё-таки увидел его. „Взломщик“ забрасывал в кузов машины что-то объемистое, красно-оранжевое. Мне показалось, что это была сумка, хотя с такого расстояния, да еще меньше чем за секунду, я вполне мог ошибиться.

Больше мне ничего увидеть не удалось, ибо в этот момент послышался приглушенный взрыв, слившийся с очередным ударом чугунного шара. Не хлопок, а именно взрыв, хотя и не очень сильный. Дождь осколков хлыщи на тротуар. Некоторые долетели до противоположного дома. Улица в мгновение ока оказалась усыпана битым стеклом. Через секунду, развеваясь в воздухе, на асфальт опустилась горящая тюлевая занавеска, следом — ворох тлеющих тряпок, дымящиеся ошметки то ли ковра, то ли паласа.

Я невольно поднял взгляд к окну и поэтому упустил момент, когда водитель рванул к кабине мусоровозки. Он довольно шустро нырнул за руль и сразу же ударил по газам. „МАЗ“ взревел мощным двигателем, повернул под умопомрачительным углом и покатил по улице, удаляясь от меня. Секунда. Грузовик свернул на параллельную улицу, и ж окончательно потерял его из виду.

Мои предположения оправдались. „Взломщики“ заложили стену взрывчатку с таким расчётом, чтобы причинить минимальный ущерб участникам сделки, не испортил, „товар“, но наверняка убить охрану, находящуюся в соседней квартире. Заодно они отвлекли внимание телохранителей от входной двери. Ловко, что и говорить».

* * *


Войдя в кухню, Киноактёр моментально сориентировался в обстановке. Он сунул голову в шахту и посмотрел вниз.

«Подросток» шустро выбрался из пролома и с явным облегчением перевел дух. Стоявший у самого мусоропровода «профессор» мгновенно набросил на отверстие плащ, не позволяя свету проникнуть в шахту.

* * *


Киноактёр, задрав голову, посмотрел вверх, но увидел лишь мглу,

— Только что. Пару минут назад. Эти ублюдки где-то в доме.

Тонколицый заглянул в кухню, кивнул за плечо.

— Уходим. Времени осталось в обрез. Через четыре минуты подъедет милиция, а нам еще надо все здесь закончить.

Киноактёр подцепил оставленную «подростком» сумку, забросил на плечо.

— Что там? — спросил не без любопытства Тонколицый.

— То, что должны были взять мы, а вместо нас взял кто-то другой. — Киноактер сплюнул сквозь зубы. — Ладно, мы этих гадов позже вычислим. Никуда не денутся.

— Вот именно, — подтвердил Тонколицый.

— Где наши?

— Я их отправил вниз.

— Клиент?

— Сними.

— Отлично, отлично, отлично, — пробормотал Киноактёр. — Пошли.

Он потрусил в коридор, придерживая сумку одной рукой. Оба налетчика уже стояли в прихожей, когда дверь открылась и в квартиру ввалился Суровый. На плече его болталась сумка-«визитка».

— Сколько? — спросил его Киноактер.

— Полкило, — ответил тот. — Достаточно. Разлетятся, как вороны, в разные стороны.

— Ставь.

Суровый работал четко и быстро. Чувствовалось, что ему уже не раз приходилось иметь дело со взрывчаткой. Бомба за стеной соседней квартиры тоже была собрана и установлена им. Положив сумку на пол посреди комнаты, Суровый закрепил электродетонатор, подключил к нему источник питания, обычный механический будильник, установил время на четыре минуты и сообщил:

— Вот и всё. Через четыре минуты рванёт.

— Отлично. — Киноактер криво усмехнулся.

— Парни, — внезапно ожила рация, — уходите не медленно. Менты на подходе.

Все трое вышли на площадку, закрыли за собой дверь, заперли её на все замки и побежали вниз по лестнице.

* * *


Покинув квартиру, «профессор» и «подросток» с полминуты стояли на площадке, ожидая, пока освободится лифт. Красный огонёк вызова горел, не переставая, и «подросток» уверенно постучал кулаком по двери.

— Осторожнее. Не следует привлекать к себе внимание, — напомнил ему «профессор».

— Сказать тебе, кто внизу? — вместо ответа спросил тот.

— Кто?

— Конкуренты.

«Подросток» постучал снова. Гулкий звук прокатился по подъезду. На сей раз внизу хлопнула дверь, и лампочка погасла моментально.

«Профессор», не мешкая, нажал кнопку вызова, и кабина поползла вверх.

Через полминуты парочка уже спускалась вниз. На третьем этаже за стеклом двери возникли силуэты троих мужчин. Они медленно уплыли вверх. «Профессор» глубоко вздохнул и спросил, не поворачивая головы:

— Знаешь, почему мне нравятся старые лифты?

— И почему же? — полюбопытствовал «подросток».

— Они не останавливаются на этажах.

Кабина, вздрогнув, остановилась, и парочка вышла на площадку. Охранников уже не было. Осталась лишь консьержка, похожая на потревоженную среди ночи курицу-наседку.

— Что случилось, Ифгень Семенч, не знаете?

«Профессор», кашляя, помотал головой, попытался что-то сказать, но вновь закашлялся и только махнул рукой.

— Газ где-то рванул, видать, — буркнул «подросток». — Вы бы, мамаша, аварийку вызвали.

— Так вызвала уже, Ифгень Семенч, — обращаясь почему-то к «профессору», проквохтала консьержка. — И милицию вызвала.

— Прально, — поддержал «подросток».

Они безбоязненно прошествовали мимо стола, вышли во двор и направились к арке. Справа, за мусорным баком и несколькими иномарками, стоял вишневый пикап-«четвёрка», возле которого возился пухлый низенький мужчина. Заметив движение, он выпрямился и оглянулся. Неприятный у него был взгляд. Несмотря на приспущенные края век, придающие рыхлому лицу плаксивое выражение, глаза смотрели внимательно, изучающе. Казалось, мужчина впитывает внешность прохожих. Запоминает детали. От него исходили флюиды опасности, и «подросток» невольно повел плечами, стряхивая накативший вдруг мерзкий холодок.

Уже у самой арки он чуть повернул голову, чтобы через плечо увидеть толстяка. Тот всё ещё смотрел им вслед, и это «подростку» очень не понравилось.

— Это один из них, — проворчал он, не разжимая губ.

— Я понял, — ответил «профессор». — Ты запомнил его?

— Не слишком хорошо.

— Чёрт с ним! Сейчас главное — унести ноги.

«Подросток» и «профессор» ступили под арку и, как только стена заслонила их от толстяка, прибавили шагу.

Шустрик проводил парочку взглядом и снова наклонился к машине. Он как раз заканчивал устраивать на заднем сиденье всё ещё бесчувственного «клиента». То и дело Рыхлый посматривал на часы, оглядывался на двери подъезда, прислушивался. Он старался уловить отзвуки милицейских сирен.

Через полминуты из подъезда вышли Тонколицый, Киноактер и Суровый. Они, не оглядываясь, прошли к «четверке» и забрались в салон. Причем Рыхлый и Суровый устроились на заднем сиденье, подперев «клиента» с двух сторон плечами. «Жигули» развернулись, заскрипев на весь двор тормозами, беспрерывно сигналя, выехали со двора и покатили к «Белорусской».

В ту же секунду от тротуара отвалила темно-синяя «пятерка». Она нагло, нарушая все правила, вклинилась в поток машин, притормозила, а затем и вовсе остановилась, отсекая возможных преследователей от стремительно удаляющегося пикапа. Возмущённо взревели клаксоны. Молчаливый, сидевший за рулем «пятерки», включил аварийный сигнал, приоткрыл окно и замахал рукой: «Поломка. Проезжай!» Выждав с минуту, он спокойно нажал на газ и покатил прочь, не реагируя на откровенно оскорбительные жесты других водителей.

Издалека донеслось истошное подвывание милицейской сирены.

* * *


— Вовремя убрались, — оценил ситуацию Тонколидый, подглядывая в зеркальце заднего вида.

Голубые всполохи мелькали уже в паре кварталов.

— Никого не видел? — спросил Киноактер, глядя на Рыхлого.

— Профессор выходил, — рассеянно ответил тот. — С этим, б…, шкетом.

— Больше никого?

— Нет.

Киноактёр посмотрел на Тонколицего, буркнул:

— Говорил же, они где-то в доме.

— Ну и что? — Тот пожал плечами, не отрывая взгляда от зеркальца. — Никуда не денутся. Приткнись туг где-нибудь. Посмотрим.

— Чего смотреть-то?

— Приткнись, говорю, — неожиданно зло рыкнул Тонколицый. — И кончай психовать, мать твою! У тебя что последний кусок изо рта вытащили?

Пикап резко взял к обочине, подрезав желтую «Волгу», ж остановился у тротуара.

— Последний кусок, говоришь? — едко оскалился Киноактёр. — А ты как думал? Ещё какой кусок. Эти гов…и унесли товар. Заказчик теперь нам башки пооткручивает.

— Этот, что ли? — Тонколицый равнодушно кивнул на бесчувственного «клиента». — Мы можем убить его прямо сейчас. Что дальше? Ограбление произошло? Произошло. Гладко? Гладко. Заказчик будет убежден, что это наша работа. Так мы ведь именно этого и добиваемся?

— Он дело говорит, — согласился с товарищем Суровый. — Всё равно мы не собирались отдавать товар. Тогда какая разница, кто его унес? Мы — они. Надо всего лишь найти этих уродов и забрать у них бумаги. А заодно и прибить.

— И я о том же, — кивнул Тонкояицый. — Заказчику нужны доказательства? Мы покажем им часть товара. Пусть проверяют. Только теперь изменим условия передачи. Пусть потанцуют под нашу дуду.

Неожиданно по улице прокатился грохот. Ощущение было такое, словно среди ясного неба грянул гром. Взвилось облако бурой пыли. Красиво переливаясь в лучах розовато-алого вечернего солнца, полетели ос-катки выбитых стекол. Над рядами машин выплеснулся длинный язык пламени. Будто гигантский дракон жадно облизывал добычу. Кто-то нажал на тормоз. Послышался звук удара и скрежет, заглушённый докатившейся взрывной волной. Во всем квартале взвыли многочисленные потревоженные «Клиффорды», «Пиранья», «Ягуары» и их собратья. Заревели клаксоны. Пикап слегка тряхнуло.

— Вот это дало, — усмехнулся Тонколицый. — Красиво.

— Направленный взрыв, ё-моё, — прокомментировал похвалу Суровый.

— Пускай теперь ищут, мля, чеченский след, — расплылся в зловеще-добродушной ухмылке Рыхлый. — Пускай, мля, побегают, лохи.

— Поехали. — Тонколицый кивнул Киноактеру. «Четвёрка» медленно поползла по магистрали, лавируя в потоке машин. — План действий тот же, что и раньше. Заберём деньги и документы и устраним посредника. Это первое. Второе: пока вся эта байда утихнет, постараемся отыскать похитителей и забрать товар. Возражения есть? — Ответом ему послужило молчание. — Отлично.

— Надо с Молчаливым поговорить, — напомнил Шустрик. — Он в «тачке» сидел, может, видел чего.

— Поговорим, поговорим, — согласился Тонколи-цый и покосился на Киноактёра. — Ну что, успокоился наконец?

— Нормально, — ответил тот.

— Вот и хорошо. Скажи теперь, ты своих людей можешь подключить к поиску?

Киноактёр задумчиво пожевал губами.

— Н-не знаю. Надо поговорить. Но за так тебе никто ничего делать не станет, сам понимаешь.

— А кто сказал, что «за так»? По сто «штук» гринов на брата их устроит?

— По двести устроит.

— Пусть не жадничают — подавятся. Они небось до сих пор за шестьсот «косых» горбатятся. А тут такие деньги.

— «Лимон» двести с прошлого ноября, — парировал тот.

— Подумать только, какое богатство, — засмеялся Тонколицый.

Рыхлый хохотнул визгливо. Даже Суровый улыбнулся.

— По сто пятьдесят для верности, — настаивал Киноактёр. — Если хочешь, чтобы быстро нашли, надо платить как следует.

— Жучара, мля, — пробормотал, посмеиваясь, Рыхлый-Шустрик. — Он своим парням небось штук по пятьдесят отвалит, а остальное — себе на карман.

— Не наша забота, — отрубил Тонколицый, серьёзнея. — Сколько человек можешь организовать?

— Сколько надо, столько и организуем.

— Человек семь. Сможешь?

— Надо поговорить, — уклончиво протянул Киноактёр.

— Поговори, голуба, поговори. Только завтра с утра ты мне должен дать ответ.

— Слушай, а с какой стати ты тут командуешь? — прищурился Киноактер.

— Хочешь — ты командуй. Я не возражаю. Давай. — Тонколицый кивнул ободряюще. — Мы тебя слушаем. Каковы будут наши дальнейшие шаги?

— Ладно, я пошутил. Нормально. Руководи дальше.

— Уговорил, — усмехнулся Тонколицый. — Значит, так, завтра утром…

* * *


«Олег остановил машину впритык к двери подъезда, замахал рукой:

— Залезай. Быстро.

Я не заставил себя просить дважды. Нырнул в салон, покрутил головой.

— Мощно рвануло. С ума сойти.

— Да уж, — подтвердил Олег, нажимая на газ. — Царствие небесное Борисычу и его гостям. Их останки теперь разбросаны по всему кварталу.

— Ты засек „взломщиков“?

— Полагаю, что да. — Олег посмотрел в зеркальце заднего вида.

— И кто они?

— Откуда мне знать? Я видел только машину, выезжающую со двора. Вишнёвая „четвёрка“. Парня одного разглядел. Не подробно, конечно. Вскользь. Такой… Как пончик. Пухлый.

— Номер машины заметил? — спросил я.

Он покачал головой.

— Нет, братец. Поток был слишком большой. Я мог бы, конечно, их догнать, прижать к обочине, сказать: „Подождите, ребята, пока я номер вашей „тачки“ срисую“, но не уверен, что они бы меня правильно поняли.

— Не поняли бы, — согласился я. — Это точно.

— А ты что видел?

— Мусоровозку. На ней „взломщики“ вывезли товар.

— Номер заметил?

— Нет. Далеко было, — и, предвосхищая следующий вопрос, добавил: — Водителя тоже не разглядел. Он все время был в бейсболке и солнцезащитных очках.

— Ясно, — Олег казался разочарованным. — Короче, имеем мы дырку от бублика и в нагрузку ухо от селёдки. Богатый набор.

Мы около получаса петляли по центру, проверяя, нет ли „хвоста“, пока наконец не припарковались в пустынном переулке. Сумерки становились гуще, небо окрасилось в лиловый цвет, зажглись фонари.

— Что будем делать?

Олег сидел напряженно-прямо, глядя в окно перед собой.

Я пожал плечами.

— Не знаю. Ей-Богу, не знаю.

— Думай, голова, думай. Должны быть какие-то зацепки.

Я вспомнил о том, как поставил грузовик водитель мусоровозки и как он выбрался из кабины с противоположной стороны, словно знал, что за ним наблюдают. Мне стало неуютно в присутствии Олега. Вдруг возникло ощущение, что он запросто может стукнуть меня чем-нибудь тяжелым по затылку и выбросить труп на тротуар. Местечко как раз подходящее. Тихо. Никаких свидетелей.

— Знаешь, о чем я думаю?

— О чём?

— Ты заметил, что взрывов было два?

— И что? Насчет твоей версии? — Олег медленно, словно нехотя, повернул голову и посмотрел на меня. Я же наблюдая за его реакцией. — Ты оказался прав.

— Я сейчас говорю не о том.

— А о чём же?

— Когда прозвучал первый взрыв, водитель мусоровозки тут же собрался и уехал.

— Правильно. Он понимал, что через пять минут примчится половина личного состава МВД.

— Дело не в этом. „Взломщики“ после взрыва должны были войти 8 квартиру, вырубить тех, кто остался на ногах, собрать товар, упаковать его, — хотя бы в сумки — и сбросить в мусоропровод. Так?

— Естественно.

— Как же получилось, что водитель уехал через десять секунд после взрыва?

Олег озадаченно хмыкнул.

— Действительно, странно. А ты ничего не напутал? Может, он после второго взрыва уехал?

— После первого, Олег. И сумку, но крайней мере одну, он погрузил.

— А со временем ты не мог ошибаешься?

— Нет. Горящая занавеска как раз падала. Тюль лёгкий. Третий этаж. Секунд десять ж получается.

— Это что же выходит?.. — пробормотал Олег. — А выходит, что в квартире была ещё одна группа. И эта вторая группа забрала товар. Так?

— Именно.

— Знать бы еще точно, какая из этих двух групп охотится на нас, — задумчиво протянул Олег. — Кто из них „взломщики“-то?

— Те, которых видел ты.

— Почему?

— С чего всё началось, помнишь? С пролома в стене. А взрыв — дело рук тех людей, что пришли вторыми.

— Правильно. — Он пожевал губами, цикнул языком и добавил: — Стало быть, я так смекаю. „Взломщики“ действовали по чьей-то наводке. А кто мог знать о предстоящей сделке? Только один из участников. Если товара настолько много, что его вывозили сумками, а с твоих слов получается именно так… Кстати, сколько этот водитель стоял у мусорника?

— Минут пять.

— Работал, значит, от минуты до полутора. Выходит, что там не одна сумка была, а несколько. Угу. Так, Если товар вывозят сумками — значит, его много. А много товара с лёту не продашь. Держать его у себя тоже смысла нет. Слишком опасно. Насчет всёх этих продавцов-покупателей сейчас такая буча пойдёт — только держись и успевай голову убирать. А „взломщики“ не дураки. И если не дураки, то рассчитывают избавиться от товара быстро. — Олег задрал голову, уставился в потолок и принялся кусать губу. — Через кого можно быстро и безопасно сбагрить такую уйму товара?

— Смотря что за товар, — вставил я. — Наркотики — это одно…

— Нет, братец. Не наркотики. Никто наркотики в таких количествах с собой не таскает. Да и вряд ли такой бонза, как Борисыч, стал бы лично заниматься „дрянью“. Я это проверю по своим каналам, но сдается мне, здесь что-то совсем другое. Со-овсем другое.

— Может быть, украли деньги?

— Может быть. Несколько сумок… Какие сумки?

— Типа баулов.

— Ох, — Олег покачан головой, — типа баулов. В баул, если с умом запихивать, влезет миллионов пять баксов. Сколько там было сумок? Три, четыре? Допустим, пять. Двадцать пять миллионов. Тринадцать человек. Выходит, немногим меньше, чем по два „лимона“ на брата. Нет, не годится.

— Почему?

— Продавцы приехали с минимальной охраной. А некоторые и вовсе без охраны. Побоялись бы они такие бабки наликом в одиночку везти. Борисыч вон, нам пол-„лимона“ тащил и то с двумя жлобами прикатил. С другой стороны, гости — мужики „крутые“, даже слепой заметил бы. Для каждого из них два миллиона долларов — не та сумма, чтобы хорониться, как Ленин в Разливе. Понимаешь? Сделки на два миллиона они, наверное, каждый день в офисе не таясь проворачивают. Для того чтобы такая гоп-компания сорвалась с места и дружно прикатила на какую-то частную хазу, повод должен быть очень веский. Версия с деньгами отпадает. Значит, не деньги и не „дурь“. „Рыжьё“? Столько золота, что в несколько баулов распихивать приходится? Маловероятно. Поехали, Иван. Мозговая атака.

Он посмотрел на меня. А я прикрыл глаза, вспоминая, что видел. Грузовик, рыжая сумка-баул, видны руки водителя… только руки, потому что он сильно отклоняется назад. Так носят большие тяжести. Не меха, не тряпки, ре цацки. Скорее всего бумага…

— Они ведь фирмачи? — медленно спросил я.

— Банкиры или вроде того, — подтвердил Олег. — Шмутьё на них очень дорогое было надето. Да и не стал бы Борисыч с шушерой разной дела крутить.

— Тогда, может быть, акции? Или облигации? Ценные бумаги, одним словом.

— Может быть, — согласился Олег. — В качестве рабочей версии подходит. Но акции просто так не продашь. В таком-то количестве. Правильно? Да и не нужны „взломщикам“ никакие ценные бумаги. Им их элементарно девать некуда, бумаги эти. Вывод?

— Товар похищался под чей-то конкретный заказ, — подвёл черту я.

— Точно. Существует некий заказчик, знавший о том, что за сделку, когда и где собрался проворачивать Борисыч. Смекаешь?

— Кто мог это знать, кроме человека, непосредственно участвовавшего в сделке?

— Точно. Он один из продавцов или покупателей.

— Но тогда его не могли убить.

— Правильно. Тот, кто выжил во всей этой передряге, и есть заказчик. Для него-то „взломщики“ и старались.

— Допустим. Но тогда откуда взялась вторая команда?

— А мне почем знать? Откуда-то взялась. Может быть, заказчиков было двое? — Олег махнул рукой. — Сейчас мы этого не узнаем. Стало быть, нечего ломать зря голову. Да и не всё ли равно? Мы ищем „взломщиков“. Нам нужны только они.

— Я знаю, как их можно найти.

— Как?

— Надо искать людей, укравших товар. „Взломщики“ тоже станут искать их. Где-нибудь да пересечёмся.

— Можно поступить ещё хитрее, — протянул Олег и вновь принялся кусать губу и таращиться в потолок.

— Как?

— Запустить на биржу липу о продаже акций. Не называя конкретно, что за акции. Просто ценные бумаги в большом объеме. Скажем, на сто миллионов долларов. Заказчик об этом обязательно узнает. Он ведь тоже рассчитывал их как-то продать. Шепнет „взломщикам“, и им придется выйти на нас. Самим. Не мы будем искать их, а они нас.

— Ты можешь запустить такую липу достоверно?

— У меня есть старые знакомые. Деловые-богатые. Надо спросить у них, как можно продать большое количество ценных бумаг „без пыли“ и за „чёрный нал“. Мол, боимся, как бы нас не „кинули“. А там положись на заказчика. Поверит он иди не поверит, это бабушка надвое сказала, но нами обязательно заинтересуется. А уж когда узнает, от кого „идет волна“, — считай, что дета в шляпе. Прискачет как миленький, кавалерийской рысью. Помяни мое слово.

„Нет, — подумал я. — Это не его работа. Мусорщик либо выбрался на другую сторону случайно, либо ему рассказал о слежке кто-то другой. Но кто мог рассказать, если, кроме меня и Олега, никто о нас не знал? С другой стороны, Олег предлагает дельный, но очень рисковый план. Иными словами, сам сует голову в петлю. Для похитителя такие выверты неоправданны. Работай он на эту вторую команду, начал бы меня отговаривать. Пешыташж бы залечь на дно, а он…“

Впрочем, уже секунду спустя мне пришла в голову совсем другая мысль. А что, если всё с точностью до наоборот? Олег работает во второй команде. И ребята в этой самой команде хитрее и отчаяннее „взломщиков“. Вместо того чтобы прятаться, они решают нанести упреждающий удар. Бумаги ведь станут искать. Станут искать и убийц Борисыча и компании. Эти парни подставят „взломщиков“ и только потом уйдут в тень. А сделать это они планируют посредством меня. Хотя… а мне не наплевать на их планы? Пока наши желания и возможности совпадают, может быть, поработать на них? Мне нужны „взломщики“, им тоже нужны „взломщики“. Причём мне не меньше, а может быть, и больше, чем им. Почему бы и не поискать их вместе? А если мои соображения ошибочны и Олег ни на кого не работает, я буду только рад,

— Ау! — Он помахал перед моим лицом рукой. — Ты не уснул?

— Задумался, — ответил я. — Отличный план. Давай действовать.

— Нет вопросов, братец. — Олег повернул ключ в замке зажигания и повел машину к бульварному кольцу. — Куда мы поедем сейчас? К тебе нельзя. На твоей квартире наверняка дежурят.

— Кто?

— Милиция. Забыл, что ли, уже? — Он засмеялся. — Хорошо, видать, живешь, братец. Беззаботно.

— И правда забыл. Может быть, к тебе?

— Можно, хотя и рискованно. Милиция после убийства Димки наверняка начнет шмонать нас всех. Валерку и Стаса они, конечно, не найдут и окрысятся ещё больше. До Петра тянуться недалеко. Но у него алиби — броня. Крупным калибром не пробьешь. Остались мы с тобой. На нас-то и насядут. Уцепиться им больше не за кого.

— Может, в „берлогу“ залечь?

— Давай попробуем. Там дверь стальная и черный ход есть. Эх, — Олег посмотрел в зеркальце заднего вида, — надо было на разворот уходить. Теперь через пол-Москвы тащиться придется, А ведь были всего в двух шагах.

— Мне надо позвонить, — сказал я.

— Кому это?

— Ире.

— Зачем?

— Она с ума, наверное, сходит. И вчера нехорошо как-то получилось.

— Я бы на твоем месте не звонил.

— Почему?

— Просто. На всякий случай.

— Нет. Я так не могу.

— Ну, — он осуждающе шевельнул бровями, — если совсем никак не можешь — позвони. Но только из „берлоги“. И долго не разговаривай. Две-три минуты максимум.

— Почему?

— Она, если не ошибаюсь, бывшая подруга Петра. Её „взломщики“ станут пасти в первую очередь. Это, кстати, тоже шанс. Только надо, чтобы они решили, будто мы прячемся.

— А мы не прячемся, можно подумать.

— Прячемся, конечно, но не от них.

— Хорошо, — покладисто согласился я. — Дольше трёх минут разговаривать не стану.

— Молодец.

Олег кивнул и прибавил газу».




Глава 17


Незаметно для самого себя Андрей задремал. Произошло это в кабинете, прямо за столом. День был тоскливо-нудным, точнее, никаким. Иван в своей квартире так и не объявился. На обрезке водопроводной трубы сохранились не только следы крови, но и фрагменты тканей и волосяного покрова, принадлежавшие убитому Дмитрию Луцику. Последние сомнения относительно орудия убийства развеялись. Приметы Ивана Владимировича Диденко передали в розыск, на этом все и застопорилось. Тупик. Они уперлись носом в стену.

Утром Андрей обзвонил сотрудников фирмы «Холодок» и не застал никого, кроме скучающей секретарши, объяснившей, что в связи с разгромом офиса все сотрудники распущены в оплачиваемый отпуск. Девица оказалась словоохотливой, однако толку от этого было чуть. Ничего стоящего от неё добиться не удалось.

Пётр Алексеевич Колесов до сих пор пребывал в Склифосовского и ничего нового рассказать не мог. Правда, завтра его обещали выписать для амбулаторного лечения, но у Андрея сей факт не вызвал приступа безудержного оптимизма. В больнице Колесов был в безопасности. Особенно если учесть, что у дверей палаты несли круглосуточную вахту два бугая тяжелоатлетической наружности. На вопрос Андрея относительно взаимоотношений между сотрудниками фирмы Пётр Алексеевич выразился кратко: «Отличные». Вот так. Отличные — и все тут. А убивают они друг друга исключительно из чувства безграничной симпатии, думал Андрей, засыпая. Кстати, может быть, и остальных сотрудников уже нет в живых. Отпуск — хороший повод для исчезновения. Кто знает, возможно, убийство Луцика совершено вовсе не из корыстных побуждений. Просто у Диденко «крыша» ушла в отпуск вместе с хозяином.

На самой грани сна и бодрствования Андрей вдруг увидел Ивана. Тот, покрытый с ног до головы кровью и грязью, висел в воздухе посреди кабинета, поджав ноги и скалясь веселой улыбкой безумца. В руке Диденко держал обрезок водопроводной трубы, покрытый бурой коростой. Маньяк-убийца из дешевого американского «ужастика».

Зазвонил телефон. Андрей вздрогнул, подбородок его соскользнул с ладони, и он едва не влепился физиономией в стол. Открыл глаза, сорвал трубку.

— Строев! Слушаю!

— Андрей, — послышался в трубке возбуждённый голос. — Это Павел!

— Я узнал. — Андрей широко зевнул, прикрыв рот ладонью, и посмотрел на часы. Черт, почти одиннадцать. Что он здесь делает? Надо идти домой, на боковую. — Ты чего такой радостный? На скачках выиграл?

— Почему на скачках? — озадачился Павел.

— Да так, к слову пришлось.

— Слушай, ты про взрыв уже знаешь?

— Про какой взрыв?

— На Маяковке. Человек двадцать разнесло в клочья.

— Нет, не слышал еще. Только не говори мне, что это тоже работа Диденко.

— Выходит, что так.

— Да брось! — Андрей недоверчиво усмехнулся. — Взрыв-то ему на кой ляд устраивать?

— Ты послушай. Один парень из РУОПа мне сказал, что среди погибших — некий Сергей Борисович Тучков. Знакомая фамилия?

— Знакомая. Сергей Борисович Тучков по прозвищу Туча. Ну и что? При чем здесь наш подопечный? Диденко — мелочь, шелупонь. Таких Туча на километр к себе не подпускает.

Андрей снова зевнул, пробормотал торопливое «извини», которое Павел пропустил мимо ушей.

— Ты слушай дальше. Наши ребята, снимавшие показания с жильцов дома, где располагался «Холодок», говорят, что Туча дважды посетил офис фирмы. Позавчера и позапозавчера. То есть первый раз он там был в тот самый день, когда стреляли в Колесова. Второй — в день убийства Луцика. Так вот, на лестничной площадке у дверей взорванной квартиры сапёры нашли пистолет. «Макаров». Мы сразу же отправили его на экспертизу. Знаешь, чьи «пальчики» на рукоятке?

— Диденко, — ответил Андрей, начиная скучать.

— Верно.

— И что дальше?

— Вот я и подумал: а что, если «холодки» работали на Тучу? — скороговоркой зачастил Павел. — Когда работа была сделана, Тучков решил устранить свидетелей и нанял дня этих целей Диденко.

— Говоришь, как бредишь. На кой ляд ему Диденко? У него дата подобной работы «профи» имеются. И потом, Паш, тебе все это не кажется странным? Диденко, получается, какой-то совсем уж безмозглый. Ну, сам посуди. В машине подельник его отпечатки стер, а Диденко почему-то забыл. На веревке тоже. Кровь в квартире даже не попытался замыть. Луцику на голову пакет набросили, чтобы машину не запачкать, а квартиру изгваздали до самого потолка. Словно там кабана резали.

— Снова ты за своё. Не успели они квартиру отмыть.

— Что, за сутки даже тряпку не удосужились в руки взять? Брось, это смешно.

— Может быть, поняли, что не смогут отмыть всё, — предположил Павел.

— Зачем тогда устроили спектакль с офисом? Если они также умные, что сумели завалить Тучу, то должны были понимать: к компаньону, тем более после неудачкого покушения на Колесова, придут в первую очередь. Им бы спрятать труп Луцика понадёжнее, так нет, они его, как нарочно, выставляют напоказ. Орудие убийства зачем-то закатили под диван. Пистолет Диденко опять же посеял. Ну прямо супермен-придурок какой-то, ей-Богу!

— Ладно, даю другой расклад. Со всеми своими микрофончиками-наушничками Диденко и его шатия-братия нарыли какую-то «компру» на Тучкова. Потребовали деньги. Тот приехал разбираться. Втолковал им, чего они стоят. И тогда Диденко решил его убрать. Луцик участвовать отказался. Диденко инсценировал налет на офис, — мол. Тучи работа, — затем порешил строптивого сотрудника и взорвал Тучкова. Как тебе такой вариант?

— Не слишком гладко.

— Почему это? А по-моему, как раз наоборот.

— Если бы «холодки» следили за Тучей и собирали на него компромат, то они знали бы, с кем имеют дело, и поостереглись бы даже близко к «клиенту» подходить. Понял?

— Ну, парень, на тебя не угодишь.

— Угодишь, угодишь. Можно осмотреть место происшествия?

— Завтра, наверное, можно будет. Сейчас там куча разного народа ошивается. Пожарные, взрывники, эмвэдисты. Мэр приехал, ещё какие-то шишки.

— Ладно, — согласился Андрей. — Завтра так завтра. Тем более что очень спать хочется.

— Вот и давай. А я тебе утречком, часиков в девять, звякну — съездим.

— Хорошо. До завтра.

— До завтра. — Павел повесил трубку.

Андрей несколько секунд сидел неподвижно, затем тоже положил трубку на рычаг и тяжело поднялся. Заперев сейф на ключ, он натянул куртку, погасил свет и вышел из кабинета.

* * *


Константин Георгиевич Фролов казался раздавленным. Он неподвижно стоял посреди кабинета, тупо глядя на кресло, где ещё несколько часов назад сидел его инфантильный отпрыск.

Олялин застыл в дверях, наблюдая за начальником. Пять минут назад ему пришлось сообщить Константину Георгиевичу страшную новость: сделка сорвалась. Все, кто находился в квартире, погибли. Бумаги исчезли.

Его не могло обмануть внешнее состояние Фролова. Олялин отлично знал своего «босса» и теперь следил за ним из-под полуопущенных век. Константин Георгиевич по характеру напоминал железо. Чем дольше держишь в огне, тем крепче выходит клинок.

— Там должны были быть наблюдательные посты, — неожиданно ровно произнёс Фролов. — Туча говорил о том, что подъезды к дому просматривают.

— Да, — подтвердил Олялин. — Там были наблюдательные посты.

Константин Георгиевич идеально спокойно прошёл к бару, достал бутылку коньяка, большой бокал, наполнил его до краев, опрокинул, не закусывая, поморщился.

— Они должны были видеть убийц, не так ли?

— Конечно, — подтвердил Олялин. — Я уже выяснял насчет них. Тут есть маленькое «но».

— Меня не интересуют никакие «но», — отрезал Константин Георгиевич резко и выпил второй фужер. — Я хочу, чтобы ты нашел убийц моего сына. И акции, разумеется.

— С этим «но» придется считаться, — ровно заметил Олялин, немного расслабляясь. Он ожидал взрыва, крика, ярости, но не увидел ни первого, ни второго, ни третьего. — Наблюдатели — сотрудники охранной фирмы. Становясь свидетелями преступления, они обязаны оказать содействие органам правопорядка. Журнал наблюдений, видеозаписи и фотоснимки уже в милиции.

— Плевать, — отмахнулся Константин Георгиевич. — Заплати ментам и просмотри материалы.

— Это будет дорого стоить. — Олялин выразительно посмотрел на шефа.

Тот прошёл к столу, тяжело плюхнулся в кресло, снял трубку телефона и набрал номер.

— Дежурный? Фролов беспокоит. — Константин Георгиевич не стал называть имя-отчество. Он был уверен, что дежурный и так поймет, кто звонит. — Здорово, здорово. Генерал Ивлев не ушел еще? Работает? Соедини-ка меня. Артемий Филиппович? Приветствую тебя. Фролов. Как поживаешь? Слыхал о твоем назначении, слыхал. Поздравляю. Да мне-то за что? По заслугам и награда. Что там насчет сегодняшнего взрыва? Теракт? Дожили. Когда такое было? В самом центре города, посреди бела дня. Согласен. Согласен. Слушай, Артемий Филиппович, требуется твоя помощь. Мне лично. Хорошо. Одному человечку нужно ознакомиться с документами. Ясно, с какими. С теми, что тебе передали по этому самому теракту. Так ведь слухами земля полнится, Артемий. Что значит — не могу? А ты постарайся. ФСБ забрала? Неужели вам даже копии не оставили? Вот и чудненько. Нам оригиналы и не требуются. — Тон Константина Георгиевича стал жестким. — Ты, за…ц, кончай мне голову морочить. Не забыл, благодаря кому в генеральское кресло уселся и штаны с лампасами надел? Если бы не я, бегал бы в полкашах до самой пенсии. А хоромы четырехэтажные в Никольском заповеднике ты за чей счет выстроил? Участочек в пять гектаров кто тебе помог приватизировать? Помнишь? А кто импортные стройматериальчики завёз, рабочих на строительство выделил, черепичку, песочек, блокибетонные на забор? Ты ведь, ж… генеральская, сам ни копейки в это дело не вложил. Не по зарплате отстроился. И кресло не по заднице. Смотри, я ведь и осерчать могу. Как бы не слететь тебе тогда с тепленького насеста да не угодить под статью о коррупции. Хорошо, что все понимаешь. А коли понимаешь — отрабатывай на совесть. Сделаешь для моего человечка копии всех материалов, а он тебе через часок перезвонит. Я сказал: всех и немедленно. Меня твои проблемы не волнуют. Когда погоны генеральские цеплял, небось о проблемах не думал? Вот и ладненько. Значит, через час. — Константин Георгиевич рассеянно положил трубку, помассировал пальцами лоб, сказал, не глядя на Олялина: — Г…но, конечно, но человек полезный. Свяжешься с ним через часок. Только звони из телефона-автомата. Встретитесь где-нибудь на нейтральной территории. Он передаст тебе копии материалов. Необходимо разыскать убийц в течение суток. Максимум — полутора.

— Думаете, ФСБ подключили ваши коллеги?

— А кто же еще, в рот им ноги? Ты, кстати, поинтересуйся там, как дела обстоят. Сам ведь из этих…

— Поинтересуюсь.

Фролов поднялся, покряхтывая. Прошел к бару, подхватил бутылку, бокал, вернулся за стол, выпил.

— Тебе не предлагаю. — Он вперился взглядом в Олялина, Глаза у Константина Георгиевича стали характерно маслянистыми. — Найдёшь мне убийц?

— Не волнуйтесь, найду. — Олялин серьёзно кивнул.

— Найди. А я долгов не забываю.

— Доставить их вам?

— Да, доставь. Я хочу видеть глаза этих ублюдков, когда ты станешь подвешивать их за… — Константин Георгиевич посмотрел на пустой бокал, затем на бутылку, в которой уровень тягучей коричневой жидкости опустился уже до половины. На лице его отразилось недоумение. Фролов цепко схватил бокал, наполнил бокал, поднес к губам. — И не забудь про бумаги.

— Не забуду.

— Вот и молодец. Молодец. — Константин Георгиевич пьянел на глазах. — Действуй как считаешь нужным. Подключи своих парней. Если возникнут проблемы с властями, я вас прикрою. Только принеси мне бумаги. Если принесешь, отдам тебе этот банк.

— Я всё понял. — Олялин сунул руку под пиджак, поправил висящий в кобуре пистолет. — Не волнуйтесь, Бумаги будут. И убийцы будут.

— Хорошо.

Константин Георгиевич вновь обратил взор на бутылку.

В принципе, Олялин мог понять своего «босса». Потеря единственного — даже внебрачного — сына способна вывести из равновесия самого сильного человека. Особенность организма Константина Георгиевича заключалась в том, что, сколько бы Фролов ни выпил, с утра он все равно оказывался трезвее стеклышка. Ни малейших следов вчерашних возлияний. Плюс к тому Фролов всегда помнил, что он говорил и обещал во время «отдыха». И всегда держал слово. Так что Олялин не волновался. Если шеф сказал, что в случае удачи отдаст банк, значит, так оно и будет. Пока же трезвый Константин Георгиевич ему и не нужен. Сейчас его, Олялина, черед действовать. Отрабатывать обещанный гонорар.

Выходя из кабинета, Олялин услышал, как за его спиной зазвонил телефон, но оборачиваться не стал. Он остановился у стола секретарши, вдавил кнопку селектора.

— Бобров? Обзвони ребят. Чтобы к половине восьмого утра все были здесь. Есть срочная работа.

* * *


Когда Молчаливый вошёл в квартиру, все дружно повернулись в его сторону.

— Как дела? — спросил Тонколицый. Молчаливый прошел к кровати, плюхнулся на неё прямо в ботинках, достал из кобуры пистолет и положил его рядом с собой.

— Что это за макулатура? — спросил он, кивая на раскрытый баул, стоявший в самом центре комнаты.

— Это? — Киноактер весело засмеялся и потряс пачкой акций. — Сертификаты акций Смоленского автозавода. Тут знаешь на сколько?

— Ну?

— Без малого на девятнадцать миллионов долларов.

— Понятно. — Молчаливый равнодушно перевёл взгляд на Тонколицего.

— Не впечатляет? — спросил тот.

— Не очень. Я думал, будет больше.

— Их и было больше. Нас опередили. Основную часть акций прихватили какие-то парни.

— Я знаю, кто это сделал. — Молчаливый вынул из пистолета обойму, принялся выщёлкивать патроны.

— Откуда?

— Видел одного из этих ребят. Он уехал на мусоровозке. — Молчаливый зевнул.

— Ну чего ты тянешь-то? — раздраженно выкрикнул Киноактер. — Говори давай!

— Не ори, — устало ответил тот, откинулся на подушку и, закрыв глаза, стал катать патроны между пальцами. — Их было трое. Первый — Олег. Вор. Он вёл грузовик. Второй — Иван. Этот, судя по всему, страховал похитителя. Третий — женщина. У Ивана в последнее время как раз появилась подруга.

— Ты уверен? — спросил Суровый.

— Как в себе. Олега я видел собственными глазами. Насчёт Ивана догадаться несложно. Ты должен знать не хуже меня. В «Холодке» именно он занимался разработкой розыгрышей и прочих подобных вещей. Это ограбление как раз в его стиле. А женщина… Тут всё проще пареной репы. Отверстие мусоропровода слишком узкое, чтобы в него пролез мужчина. Значит, похититель — либо подросток, либо женщина.

— Точно, — вскинулся Киноактер. — Старик и пацан вошли в подъезд и поднялись на шестой этаж.

— Пацана брать слишком рискованно, — продолжал вещать, не открывая глаз, Молчаливый. — У него могут сдать нервы. Остаётся женщина, загримированная мальчишкой. У Ивана женщина. Здесь тоже женщина. По поводу старика… Иван — режиссёр. Если не ошибаюсь, гримом в «Холодке» тоже ведал он. Вывод, на мой взгляд, очевиден.

— Сука! — зло прищурился Суровый. — Надо их взять за жабры и узнать, где спрятаны акции.

— Успеется. — Молчаливый открыл глаза и сел. — Никуда они не денутся. Во всяком случае, в ближайшие пару дней.

— Почему? — весело поинтересовался Тонколицый.

— У Ивана дома менты. — Он зевнул. — Я позвонил, проверил. Трубку снял какой-то незнакомый мужик. У Олега никто не отвечает, но к нему идти слишком опасно. Есть только одно место, где они могут отсидеться несколько дней сравнительно спокойно.

— «Берлога»! — воскликнул Суровый.

— Правильно, «берлога». О ней знал Сергей Борисович, но его сейчас отскребают со стен соседних домов. Бояться им нечего.

— Так надо поехать и отбить им печенки, — предложил радостно Рыхлый. — Я могу заняться, если хотите.

— Не суетись. Ни к чему поднимать шум раньше времени. Думаешь, мы одни ищем этих ребят? Сперва надо забрать документы и деньги у посредника и только в последнюю очередь эти бумажки. — Молчаливый кивнул на баул. — Заодно пока проверим, что с ними.

— А что с ними? — непонимающе шевельнул белесыми бровями Рыхлый-Шустрик. — Акции как акции.

— Ты думаешь, зря такая суета поднялась вокруг «фантиков», которым на бирже цена — ломаный грош в базарный день? Зря мафиозо такую деятельность развил? Зря нам десять «лимонов» долларей платят? Нет, парни. С этими бумагами определенно не всё чисто. Что-то тут есть.

— Если есть, выясним, — пообещал Киноактер и потянулся к телефону. — Я сейчас позвоню, поговорю со своими ребятами. Заодно попрошу поинтересоваться.

— Пока он звонит, — Тонколицый посмотрел на остальных, — давайте обсудим, как действовать дальше…

В просторном кабинете тяжелого здания на Лубянке седоголовый полковник снял трубку с гербового телефона. Слушая длинные гудки, он заметно нервничал, но, когда абонент снял трубку, голос его зазвучал уверенно и ровно:

— Валентин Валентиныч? Маков беспокоит. Неизвестные сегодня устроили взрыв на Маяков… Слышали? Да нет, я не стал бы беспокоить вас так поздно по пустякам… Но в комнате, куда подложили бомбу, мы обнаружили несколько бумаг из тех, о которых вы упоминали. Нет, никакой ошибки. Те самые акции. Нет, немного. Очевидно, основную часть бумаг успели вынести. Точное число погибших устанавливается. Сложно, Валентин Валентинович. По самым скромным оценкам, полкилограмма тротила рвануло. Много ли там могло остаться? Конечно, работаем, Валентин Валентинович. Как раз сейчас опрашиваем жильцов. Не беспокойтесь. Раз уж они объявились — найдем обязательно. — Полковник покивал, улыбаясь. — Спасибо, Валентин Валентинович. Спасибо. Стараюсь. Заявление для прессы уже готово. Мафиозные разборки. Проведём очередную операцию, «зачистим» южан. Думаю, много времени не понадобится. Дня три-четыре от силы. Конечно, и «минеры» найдутся. — Он засмеялся. — Свято место пусто не бывает. Виновных отыскать нетрудно. Был бы повод. Хорошо, Валентин Валентинович. Как только что-нибудь выяснится, сразу сообщу. Незамедлительно. И вам, Валентин Валентинович, всего наилучшего.

Полковник положил трубку и тут же снова набрал номер, но уже по другому аппарату.

— Коновалов? Ну, что у тебя? Есть какие-нибудь зацепки? Консьержка? Хорошо, молодец, хвалю. Какой профессор? Ах, вон что!.. Бери машину, сажай этих двоих и немедленно к нам. Не-мед-лен-но! Галопом, я тебе говорю! И скажи своим парням, пусть подготовят заявление для газетчиков. Бандиты, разборки, не мне тебя учить. Вот и давай. И пусть твои ребята повнимательнее поработают. Землю, говорю, пусть носом роют, а результат должен быть! Да. Кстати, отряди пару людей потолковее снять показания с этих свидетелей. Не волнуйся, милиция мешать не будет. Да, распоряжение есть. С самого верха. Они и близко теперь не подойдут. Все, выполняй!

Полковник положил трубку, вздохнул, отёр лоб. Слава Богу, нашлись акции. Хоть тут ему повезло. Еще бы теперь похитителей оперативно поймать, вообще было бы замечательно. Чем чёрт не шутит, может, улыбнется ему удача на этот раз? Хорошо бы. А то в последнее время у него все наперекосяк идет. Так можно и звездочки лишиться.

Полковник, как и мафиозо, внезапно почувствовал азарт. Острая, интереснейшая игра с высокими ставками. На одной чаше весов — путь на самый верх, на второй — падение в бездонную пропасть. Что получит Маков в итоге, зависит от него самого. Главное — не ошибиться. Делать свои ходы точно и вовремя. Тогда в конце ждет справедливая награда.

Полковник достал из ящика стола чистый лист, взял ручку и принялся набрасывать план первоочередных мероприятий. Надо ведь было ещё определить кандидатов в «подрывники». Взрыв в самом центре Москвы — это вам не шутки. Это дело серьёзное.

* * *


«Иногда чувствуешь, что судьба к тебе благоволит. Бывает и наоборот. Что бы ты ни делал — становится лишь хуже и хуже. В нашем случае фортуна скроила безразличную мину и уселась читать газету.

Мы благополучно добрались до „берлоги“, поставили машину в соседнем дворе и поднялись в квартиру. Слежки вроде бы не было.

„Берлога“ — большая двухкомнатная квартира — выходила окнами на аэровокзал, что на Ленинградском проспекте, между метро „Динамо“ и „Аэропорт“. Место достаточно людное и до центра недалеко. Снимали мы ее без заключения договоров, внося деньги за полгода вперед. Это было удобно, поскольку наши фамилии не фигурировали ни в каких документах.

Оказавшись в безопасности, я первым делом позвонил Ирине. Сказать, что она была взволнована, значит не сказать ничего.

— Что случилось? — спросила Ирина, словно и не было вчерашнего разговора, закончившегося нелепой обидой. — Я звонила тебе домой, ответил незнакомый голос.

— Это, наверное, милиция, — ответил я. — Не бери в голову. Лучше скажи, у тебя все в порядке?

— У меня-то в порядке, а как насчет тебя? Ты где?

— Да мы тут… на одной квартире.

— В „берлоге“?

— Откуда ты знаешь?

— Пётр её так называл. Мы с ним приезжали туда один раз. Он объяснил предназначение этой квартиры.

Некоторые женщины любят вспоминать о своих похождениях в разговорах с очередным мужчиной, однако Ирина к их числу не относилась. Но о посещении „берлоги“ она рассказала без тени смущения. Даже не замешкалась.

— Как ты догадалась, что мы именно здесь?

— Очень просто. Вам некуда больше пойти. Понятно, что сотрудников фирмы милиция станет проверять в первую очередь. Значит, и к твоему приятелю вы пойти не могли.

— Мы тоже так подумали.

— Я ждала твоего звонка целый день. Где ты пропадал?

Можно было бы соврать. Сказать, что пил пиво с приятелем в ларьке или еще что-нибудь, но… во-первых, мне не хотелось начинать наши отношения с вранья, а во-вторых, будучи психологом, Ирина скорее всего поймала бы меня на какой-нибудь мелочи. Не люблю, когда ловят на слове. Ощущение при этом такое, словно ударили тебя физиономией о стену. Да и сил на то, чтобы изворачиваться, у меня уже не было. Пришлось рассказывать правду. Об ограблении, о взрывах, о парне в мусорной машине.

— Я же говорила, — как-то странно сказала она, выслушав мой рассказ. — Этим должна заниматься милиция. Хорошо, если тебя не заметили наблюдатели вашего мафиозо. А если заметили? Или Олега твоего эти „взломщики“ увидели бы? Вам мало неприятностей?

По нервной дрожи в голосе я понял, что она готова заплакать. В ней что-то надломилось. Мне стало стыдно. Черт меня побери! За нашими „мужскими играми“ я совершенно забыл о том, что где-то обо мне помнят и волнуются. Мог бы выбрать время и позвонить в течение дня. Телефон-то все время в кармане.

— Ир, да ла-адно тебе. — Не умею утешать. Особенно когда самому стыдно. — Ничего же не произошло. Всё нормально.

— Нормально? Милицейский пост у тебя дома — нормально? Бандиты какие-то прибить хотят… И это ты называешь „нормально“?

У меня даже возникло такое чувство, будто я уже женат. Хотя и был бы не против.

Олег, послушав начало нашего разговора, покачал головой и деликатно удалился. Я слышал, как он проверял, надежно ли заперты двери, входная и черного хода, плотнее задергивал тяжелые шторы на окнах, ставил чайник. Заворковал в соседней комнате телевизор, загремел, открываясь, шкаф. В нем мы хранили два помповых „ремингтона“. Разумеется, зарегистрированных. Оружие на короткой дистанции едва ли не более опасное, чем автомат. Это уж на самый крайний случай, когда реально встанет вопрос: или — или.

Олег появился в дверях с двумя помповиками в руках, грохнул один на стол, — очевидно, для меня, — сообщил деловито:

— В холодильнике колбаса есть. Докторская. Бутерброд будешь?

Я махнул рукой: „Отстань“. Он пожал плечами и вновь канул в коридорную темноту.

— Ты просто не понимаешь, чем вам это грозит, — продолжала Ирина.

— Ирк, я все отлично понимаю, — соврал я, не моргнув глазом. Легкая ложь и далась мне легко. — Мы в полной безопасности.

— В таком случае, — вдруг решительно заявила она, — я сейчас приеду.

— Куда приедешь?

Сказать по правде, я несколько оторопел. Ничего подобного мне и в голову не приходило. Обычный разговор принял опасное направление.

— К вам. В „берлогу“. Ты ведь сказал, что там вы в полной безопасности? Значит, и мне ничто не угрожает.

— Постой, постой. — Мне пришлось идти на попятный, и ощущал я себя при этом крайне неловко. — Тебе не стоит сюда приезжать.

— Почему?

— Ну-у-у, мало ли чего.

— Тем более. Вам может понадобиться моя помощь.

Ирина повесила трубку. Что ни говорите, а она была очень решительной женщиной.

„Какая помощь? — захотелось завопить мне. — О какой помощи идет разговор?“ Я принялся лихорадочно набирать номер. Занято. Еще раз. Снова занято. Ирина поможет нам расправиться со „взломщиками“, когда они заявятся за чертовыми бумагами? Или что? К тому же… я вдруг вспомнил слова Олега: „Она бывшая подруга Петра. Ее телефон станут прослушивать“. Дьявол меня разбери! Заботливый ухажер, называется. Герой-любовник. Зачем я ей позвонил? Зачем, зачем, зачем? Мне захотелось изо всех сил стукнуть себя по лбу. Идиот, тупица, кретин. Прав был Пётр. Сто раз прав. Мне рыбу надо ловить где-нибудь в тихом уголке Подмосковья. Сидеть себе с удочкой и не лезть со своими потенциально опасными для окружающих советами. Опять занято!

— Твою мать!

— Что случилось?

Олег возник на пороге беззвучно, словно привидение. В одной руке у него был зажат бутерброд с колбасой, во второй — стакан с чаем. Ружьё лежит на предплечье, стволом вниз. Приклад зажат под мышкой.

— Ирина едет сюда.

Олег осмотрел бутерброд, словно выбирал, с какого края удобнее откусить, решил, впился зубами, проговорил невнятно:

— Что я могу сказать тебе, братец? Скорее всего не доедет. Перехватят по дороге.

— Ты очумел, что ли?

Должно быть, у меня здорово вытянулось лицо, потому что Олег усмехнулся жестко.

— А ты, когда собирался ловить „взломщиков“, думал, что мы в игрушки будем играть? Детские забавы с водяными пистолетами, да?

— Не думал, но нельзя же так…

— Можно. — В голосе Олега не прозвучало ничего, кроме равнодушия. — Я бы на твоем месте, братец, про неё забыл. Можешь воспринимать мои слова как дружеский совет.

— Иди к чёрту! — Я пошел в прихожую и принялся натягивать плащ.

— Постой-ка, куда это ты собрался?

— Хочу поехать к ней.

— Никуда ты не поедешь.

— Да?

— Да.

— И кто мне может помешать?

— Я, например.

— И каким же это образом?

— Очень простым. — Олег отставил стакан, положил сверху недоеденный бутерброд, аккуратно поставил „ремингтон“ к стене, отряхнул руки. — Стукну тебя по темечку и выбью дурь из башки.

— Чёрта с два!

Я потянулся к замку, но Олег вдруг быстро шагнул вперед, сгреб меня в охапку и, развернув, припечатал спиной к стене. Его предплечье легло на мое горло, перекрывая доступ воздуха в легкие. Признаюсь честно, испугался я не на шутку, потому что увидел в глазах Олега ярость.

— А теперь послушай меня, друг ситный, — зашипелон. — Ты никуда не пойдешь. Мне наплевать, что случится с этой девицей. Одно скажу точно: ты ей уже не поможешь. Если она такая дура, что срывается и летит сюда, значит, ей не дорога жизнь. Ни своя, ни наша. Я влез в это г…о не потому, что мне оно нравится. С пятьюдесятью „штуками“ баксов мог бы загорать сейчас на пляже в Сочи, пить пиво и любоваться на девочек. Я же вместо этого валандаюсь здесь с тобой, как полный кретин. Если ты сейчас заявишься к своей подруге домой, тебя тоже сцапают. За ее квартирой наверняка следят. В одиночку мне не выпутаться, так что никуда ты не пойдешь. Расхлебаем кашу — ищи свою Иру, или как ее там, сколько влезет. Но до этого ты и шагу не ступишь без моего согласия. Дело касается не только тебя. — Он ослабил хватку, и я начал жадно глотать воздух. В ушах звенело, перед глазами плыли круги, по спине ползли капли пота. Первый раз я видел Олега таким. Страшным. — Что ты для нее? Что она для тебя? Сколько вы знакомы? День? Два? И ты уже готов за нее умереть? Не смеши меня.

— Ты мне чуть шею не сломал, — просипел я.

— Да что ты говоришь? Надо же! — Он усмехнулся, взял стакан с чаем и начал пить, одновременно следя за мной из-под ресниц. — Плохо не то, что ее возьмут у дома. Плохо то, что ее могут взять у дверей „берлоги“. Она приведет „взломщиков“ прямо сюда, а мы об этом так и не узнаем, пока нам не всадят по пуле в голову.

— Что ты предлагаешь?

— Забудь о ней. Для тебя эта женщина больше не существует.

— Я люблю её, — сказал я, глядя Олегу в глаза.

— Какие нежности! Об этом тоже забудь. — Он несколько секунд смотрел на меня, затем выматерился. — Если „взломщики“ нащупают твой слабый позвонок, то быстро заставят тебя плясать под свою дуду. И в конце концов сломают тебе хребет. Да и ее убьют, не раздумывая. Не с собой же им твою Иру таскать. А вот если ты к ней равнодушен, тогда и убивать ее не имеет смысла. Понял наконец?

— Понял, — ответил я.

— Молодец. А теперь сядь и успокойся. Приди в себя. Мне напарник-психопат не нужен. — Не снимая плаща, я прошёл в комнату и рухнул в кресло. Олег поднял помповик, снова положил его на руку и привалился плечом к косяку, буравя меня взглядом. — Так-то лучше. Теперь я буду звонить своему приятелю, а ты послушаешь. Внимательно послушаешь. Потому что от нашей внимательности и собранности сейчас зависят жизни. Моя, твоя и твоей женщины».

* * *


К тому моменту, когда Ирина вышла из метро «Аэропорт», прохожих на улицах почти не осталось. Свет фонарей заливал Ленинградский проспект. Жиденьким потоком мчались машины.

Женщина оглянулась и быстро зашагала в сторону «Динамо». Нужный дом находился в пяти минутах ходьбы. Она отлично помнила дорогу. Зрительная память никогда еще не подводила ее.

Ирина успела отойти метров на двадцать, когда из дверей метро появился среднего роста плечистый человек. До сего момента он сидел на деревянной лавочке в центре платформы, словно бы ожидая кого-то, и наблюдал за прибывающими поездами, внимательно изучая пассажиров. Плечистый спокойно, будто невзначай, оглянулся, а затем с беспечным видом последовал за женщиной. Шпик ни разу не посмотрел Ирине в спину, однако и не выпустил ее из поля зрения. Время от времени он замедлял шаг, а то и вовсе останавливался, чтобы посмотреть на пестрые витрины киосков, затем вновь быстро сокращал дистанцию. У самого поворота на улицу Супруна плечистый внезапно ускорил шаг, почти побежал. В то же самое время идущий по Ленинградскому проспекту тёмно-синий «Шевроле-Капри» сбросил скорость и, перестроившись в крайний правый ряд, включил поворбтник. Ирина, уже начавшая переходить улицу, замедлила шаг, а затем и вовсе остановилась. Широкая иномарка с черепашьей скоростью начала поворачивать. Переднее стекло опустилось, и сидящий на месте водителя парень громко поинтересовался:

— Девушка, не подскажете, где тут улица Пилота Нестерова?

«Шевроле» остановился, отрезав Ирину от тротуара.

— Нет, — ответила она. — Я не знаю.

За спиной у нее уже вырос плечистый.

— Там где-то музей авиации должен быть, — продолжал допытываться парень.

— Извините, не могу вам помочь.

Внезапно задняя дверца иномарки распахнулась, и из салона выпрыгнул мощный детина с внешностью заправского громилы. Плечистый толкнул Ирину прямо в объятия дружка. Женщина не успела даже сообразить, что происходит. Детина легко втащил ее в салон. Дверца захлопнулась, и иномарка, заурчав двигателем, рванула с места. Плечистый же оглянулся на окна домов, на сияющие яркими огнями витрины киосков и, засунув руки поглубже в карманы плаща, прогулочным шагом двинулся вдоль проспекта.

Ирина рванулась, но громила держал ее крепко.

— Успокойся, цыпа, — ухмыльнулся он. — Не суетись. Целее будешь.

— Не дури. — Сидящий на переднем пассажирском сиденье человек обернулся. Это был довольно симпатичный мужчина лет тридцати пяти с обаятельной улыбкой и грустными темными глазами. — Тебе всё равно не вырваться, пока мы сами тебя не отпустим.

— Кто вы такие? — задыхаясь, спросила Ирина.

— Считай, что тебя пригласили в гости.

Говорящий вновь отвернулся, но зеркальце заднего вида было повёрнуто таким образом, что женщина все время видела его глаза. В тоне мужчины не слышалось враждебности, и это несколько успокаивало.

— Главное, не делай глупостей, и все закончится хорошо.

— Куда вы меня везете? Что вам нужно?

— В гости. — Мужчина вновь улыбнулся вполне дружелюбно. — Как я и говорил. А нужно нам самую малость. Чтобы твои друзья вернули то, что они должны вернуть.

— Я не понимаю.

— И хорошо. Зачем тебе? Много будешь знать — скоро состаришься.

— И помрёшь, — гоготнул детина.

Ирина повернулась к нему. Лицо её стало холодно-бесстрастным.

— Че? — спросил громила. — Да не шугайся. Будешь хорошо себя вести — ничё с тобой не случится. Поразвлечёмся маленько и отпустим. Ещё и денежек на такси дадим. «Зелёных».

Ирина вдруг подалась вперёд, почти прижавшись к амбалу грудью, и впилась ему пальцами в лицо. Судя по всему, метила она в глаза, но бугай успел отпрянуть. Неожидав такой прыти от худенькой женщины, он разжал хватку, заревел:

— Су-ука!

Ирина рванулась, намереваясь выскочить из машины. Ей даже удалось распахнуть дверцу, но пальцы бугая болезненно-сильно сомкнулись на её плече. Второй рукой громила зажимал щеку. Сама не желая того, женщина угодила ему в нервный узел над верхней челюстью. Лицо амбала перекосило от злобы.

— Тварь! — рявкнул он и вдруг коротко и точно ударил Ирину в солнечное сплетение.

Женщина задохнулась от боли и переломилась пополам, закашлялась. Амбал ударил ее еще раз, по голове. Уже не примериваясь, а так, наотмашь, сверху вниз. Она застонала.

— Хватит, хватит, — остановил бугая обаятельный. — Убьёшь ведь.

— Хрен с ней! — Громила зло уставился на всё ещё согнувшуюся Ирину. — Сука, я бы её прям щас замочил.

Обаятельный повернулся к женщине.

— Ну зачем ты так? Я же сказал: «В гости». Ты не знаешь слова «гости»? Посидим, выпьем хорошей водки. Ты пьёшь водку или предпочитаешь что-нибудь послабее? — и, не дожидаясь ответа, продолжил: — Шашлык вкусный покушаем. Любишь шашлык? Я так и думал. Подождём, пока твои друзья принесут бумаги. И всё. Потом отвезем тебя домой. Это называется «гости».

Голос звучал спокойно, увещевающе, смешиваясь с монотонным бурчанием мотора. Непонятно было, издевается мужчина или это его обычная манера разговора. Ирина выпрямилась, стараясь отдышаться. По лицу ее текли слезы. Мужчина посмотрел в зеркало, обернулся и, достав из кармана платок, принялся вытирать женщине щеки, приговаривая:

— Видишь, ничего страшного. Мы обычные люди. Такие же, как и все остальные. Тебе нечего бояться. Вот если бы ты пригласила меня в гости, я бы не боялся и не убегал. Ты пригласишь меня в гости? Пригласишь? — Женщина кивнула. Теперь она почувствовала за его внешней умиротворенностью нечто другое, не передаваемое обычными словами. Нечто ватно-жуткое, переживаемое только в душных ночных кошмарах. — Вот и хорошо. Мы еще будем друзьями, увидишь. Ты любишь друзей? Я, например, люблю и стараюсь их не огорчать.

— Я не буду… огорчать… — едва слышно произнесла Ирина.

Она пока ещё не совсем оправилась после ударов громилы.

— Прекрасно. — Мужчина снова улыбнулся. У него была хорошая улыбка. Аленделоновская.

Повернувшись, он опустил стекло и выбросил платок в окно.

* * *


«Телефон затрезвонил часа в три ночи. Ирина должна была бы давно приехать. Я жадно ловил гул лифта, ожидая, что вот сейчас кабина остановится на нашем этаже, лязгнет тяжело сетчатая дверь, а затем по прихожей раскатится веселенькая трель. Лифт упрямо проползал мимо. Трели не было. Ирина так и не появилась. В двенадцать я забеспокоился. К часу начал здорово нервничать. Теперь же находился на грани паники. Олег вновь оказался прав, и это меня напугало. Он, несомненно, знал ТОТ мир лучше меня, неплохо разбирался в его тонкостях, мог заранее спрогнозировать, чего следует ожидать и бояться, откуда придут неприятности и как себя вести, когда они, неприятности, случатся. Сказал „твою женщину украдут“ — украли. Но ещё Олег сказал, что Ирину убьют…

Сейчас он сидел напротив, в стареньком кресле, положив винтовку поперек живота, и наблюдал за мной. Я же расхаживал по комнате из угла в угол. Когда телефон разразился неприятной, режущей трелью, Олег кивнул:

— Возьми трубку. Только спокойно, спокойно, без суеты. Не давай им понять, что ты взволнован. — Я смотрел на телефон словно загипнотизированный. Как будто и не телефон это был вовсе, а бомба замедленного действия, отсчитывающая последние секунды наших жизней. — Переведи дыхание. Так, хорошо. Теперь медленно снимай трубку. Давай.

Я протянул руку, коснулся кончиками пальцев трубки, и на мгновение мне показалось, что она раскалена докрасна.

— Алло!

— Иван Владимирович? — Собеседник, в точности как Сергей Борисович, был спокоен и корректен. Что-то странное происходит с бандитами в последнее время. Или только с их „боссами“? Хотя… это только дундуки орут на дундуков. Вот такая ледяная, безупречная вежливость производит куда более сильное впечатление. — Доброй ночи.

— Ну, доброй, — ответил я с вполне оправданным раздражением человека, которого вытащили из тёплой кровати. — И что дальше.

— Ваша Ирочка у нас в гостях. Она просто чудо.

Человек засмеялся. Не издевательски, а в точности как добряк и умница, сообщающий лучшему другу о крупном выигрыше в лотерею. Сердце мое ухнуло в пропасть. Тело сковало оцепенение.

— Какая Ирочка? — старательно „не понимая“, спросил я.

Олег вдруг зевнул, широко и смачно. Через секунду сам собой распахнулся и мой рот. Олег улыбнулся, кивнул удовлетворенно и показал большой палец.

— Ива-ан Владимирович, не надо. Вроде бы умный, образованный человек, а разыгрываете какой-то дешёвый спектакль. Впрочем, вы режиссер, вам простительно. На первый раз. Так вот, Ирочка погостит у нас, пока вы не вернете наши акции.

— Какие еще акции? — Возмущение получилось у меня вполне натурально. — Слушайте, вам что, делать нечего? Если не перестанете хулиганить, позвоню в милицию.

Я бросил трубку.

— Молодец! — Олег выглядел довольным. — Хорошо говорил. Убедительно. — Телефон затрезвонил снова. — Теперь будь осторожен. Не переигрывай.

— Ну в чём дело? — сорвал я трубку.

— Иван Владимирович, не стройте из себя идиота, — резко произнес звонящий. — Иначе через минуту услышите предсмертный крик вашей подруги.

— Убивайте хоть сию секунду, плевать я хотел на неё.

— В самом деле? — Человек неприятно засмеялся. — Умный ход. Не думал, что вы настолько упрямы. Ладно, попробуем иначе. Если не ошибаюсь, Туча обещал убить вас, если кто-нибудь проникнет в квартиру. Верно?

— Я не знаю, о чем идет разговор. Кто такой Туча и кто, собственно, вы?

— Туча — прозвище покойного Сергея Борисовича. Я — его преемник. Можете звать меня Тимофеем. Вас это устраивает?

— Допустим. Откуда у вас информация о нашей договорённости и об акциях?

— Есть человечек, поделился секретом.

— Что за человечек?

— Да вы его видели. Он приезжал к вам в фирму вместе с Сергей Борисычем. Володя — „советник“.

— Я могу с ним поговорить?

— Не думаю. Он уже уволен. — Собеседник снова засмеялся, но на сей раз смех прозвучал зловеще. — Так вот, ваша договоренность меня не касается. Но Сергей Борисович заплатил за акции деньгами, взятыми из „общака“. Сумма, как вы понимаете, не маленькая. Я обязан вернуть либо деньги, либо акции и наказать тех, кто посягает на нашу собственность. Найдите этих людей, принесите бумаги — сохраните жизнь себе и своей подруге.

— Интересное дело. Ну, бумаги ещё туда-сюда, а как, по-вашему, я найду похитителей?

— Это уж меня не касается. Думайте. Надеюсь, мы друг друга поняли. Выясните насчет акций — звоните. Номер „связного“ телефона вам известен. Да, ещё одна мелочь. Человек вы рисковый, да и работа у вас опасная, всякое может случиться. Так вот, чтобы дело не дошло до беды, мои люди за вами присмотрят. Доброй ночи.

Не дожидаясь моего ответа, он повесил трубку. Олег с любопытством поинтересовался:

— И что?

— Это не „взломщики“.

— Как не „взломщики“? А кто же?

— Преемник покойного Сергей Борисыча. Требует акции и похитителей в придачу. Иначе грозится убить и меня, и Иру. К тому же за нами теперь следят.

— Масштабно мыслит дядечка. Ну да ничего. Объявились мафиозо — объявятся и „взломщики“.

— Как бы они не объявились на моих похоронах, — буркнул я.

После разговора с „преемником“ пылу у меня поубавилось.

— Не волнуйся. — Олег весело подмигнул. — Мы их поймаем раньше».




Глава 18


Всю ночь Олялин просидел в своем кабинете, изучая фотографии и видеозаписи, сверяя увиденное на экране с заметками в журнале наблюдений. Дело осложнялось тем, что для получения полной картины ему приходилось синхронизировать записи сразу двух постов. В конце концов он выжал из них практически все возможное. Если бы сейчас спросили, кто и в какой момент появился у дома, Олялин, пожалуй, ответил бы не задумываясь. Но его интересовали только люди, ВХОДИВШИЕ в дом, а таких было не слишком много. Будни. С самого начала он предположил, что похитители должны были появиться за несколько часов до ограбления. Особое внимание Олялин уделял мужчинам.

В десять минут седьмого он позвонил одному из бывших коллег «по цеху» и попросил выяснить для него подробности вчерашнего взрыва. Не бесплатно, разумеется. В половине восьмого к нему в кабинет постучали.

Олялин выключил видеомагнитофон, повернулся к двери, гаркнул:

— Войдите!

Гость оказался мужчиной в летах, с наружностью, о которой принято говорить: «ничем не примечательная». Пухловатый бородач обычного сложения с обычной походкой. Всё обычное и даже слишком.

— Здравствуй, Миша. — Олялин поднялся и пожал гостю руку.

— Боря, — взмолился тот, — я тебя умоляю, никаких имен, ладно?

— Что-то ты дерганый, — заметил хозяин кабинета.

— Станешь тут… — Миша подсел к столу. Однако устроился не вольготно, а на краешке стула. — Вокруг дела, которым ты интересуешься, такая возня идёт — страшно становится. Всё списывают на мафию, но ты понимаешь…

— Понимаю, — кивнул Олялин. — Большие шишки интересуются.

— Очень большие, дорогой. Очень. — Миша понизил голос. — Пашем как проклятые. Отдыхаем прямо в кабинетах. Начальство каждые полчаса с рапортом наверх бегает. Вот так, дорогой.

— Ладно, расскажи, что вам удалось выяснить.

— Предположительно похитителей было девять человек. Работали двумя группами. Вероятные схемы: три — шесть либо пять — четыре. Какая из групп забрала акции — неизвестно. Использовали пять стволов. Всё оружие «чистое». Пятеро похитителей вошли в дом под видом охраны. Двое — как один из жильцов и его гость. Восьмой вывозил груз на мусоровозке. Девятый координировал действия похитителей, прикрывал.

— Профессор и женщина, — констатировал Олялин.

— Подросток, — поправил Миша. — Откуда информация?

— У меня свои источники.

— Очень опасные источники, Боря. Я бы на твоём месте это дело бросил. Слишком важные люди в нём завязаны.

— Мусоровозку нашли?

— Нашли. В двух кварталах от дома. «Пальцев» нет и акций тоже нет. Наши эксперты облазили его сверху донизу. Пару ниточек нашли. Сейчас работают.

— Рассказывай дальше. Удалось установить личности похитителей?

— Одного. Некий Диденко Иван Владимирович, владелец фирмы «Холодок». Он выронил «пушку» на площадке, очевидно, когда убегал. На «щёчках» остались его «пальцы».

— Что за фирма?

— Трудно сказать. Официальная легенда — торгуют холодильниками, но по нашим каналам несколько раз всплывала различная информация… Словом, есть подозрение, что «Холодок» не брезговал вымогательствами и промышленным шпионажем. Вот так, дорогой. Один из сотрудников фирмы убит два дня назад. На второго совершено покушение. Офис разгромлен. Местонахождение остальных пока неизвестно. Двое из них раньше работали у нас.

— Кто? Фамилии можешь назвать?

— Могу, но только, Боря…

— Обещаю, информация никуда не пойдёт.

Гость покачал головой.

— Ездишь ты на мне, Боря, ездишь. Деньги зарабатываешь.

Намёк был не слишком тонок. Олялин достал из кармана тонкую пачку стодолларовых купюр, положил на стол.

— Фамилии?

Миша выудил из кармана лист бумаги с нацарапанными на нем фамилиями, адресами, телефонами и протянул Олялину.

— Держи, мироед. Там все сотрудники. Наших я пометил крестиками.

Олялин подтолкнул к гостю банкноты. Миша с ловкостью фокусника подхватил их и спрятал в карман.

— Ещё что-нибудь есть?

— По показаниям свидетелей, как раз в момент взрыва рядом с местом происшествия находилась группа туристов. Человек двенадцать. У них с собой была видеокамера, так что они засняли все от начала и до конца. Есть мнение, что на пленке могут быть зафиксированы похитители.

— Что за туристы? Иностранцы? Наши?

— Наши. Пацанва какая-то и с ними один взрослый. Бородатый мужчина лет сорока. Примет, конечно, никто не запомнил. Одеваются они сейчас все одинаково. Что провинциалы, что городские. Ребята шерстят гостиницы, проверяют билетные кассы вокзалов и аэропортов. Ищем, дорогой, ищем.

— Всю «контору», что ли, на уши поставили?

— Так я же говорю: народу задействовано — тьма.

— А кто работать остался?

Гость усмехнулся.

— Да никто. Сейчас все брошены на этот теракт. Проводятся массовые облавы, ищут виновных, МВД подключили.

— МВД? С каких это пор «контора» и МВД работают вместе?

— Не вместе. Их тоже близко не подпускают. Так, подай-принеси. Нам, чтобы такую операцию за короткий срок провернуть, понадобилось бы вдвое народу на работу нанять.

— Трупы опознали?

— Человек пять всего. Еще восемь лежат, ждут своей очереди, фрагментами. От кого нога, от кого рука, от кого только палец или ухо. А с остальными даже возиться не стали. Не с чем.

— Есть среди убитых Сергей Борисович Тучков?

— Туча? Лично не опознали, но в этом, как ты понимаешь, ничего удивительного нет. Зато опознали его личного телохранителя. А Тучков-то без этого парня даже в сортир не ходил. Так что можешь быть уверен — Тучков отправился к праотцам.

— А парень двадцати пяти лет, худощавый, рост — метр семьдесят восемь, длинные волосы, собранные в хвостик?

— Не припомню.

— Понятно. — Олялин просмотрел список, отданный ему Михаилом. — Значит, так. Я тебе дал пять «штук». Получишь еще втрое, если предупредишь меня о туристах, когда их найдут. Или о личностях похитителей. Только я должен узнать об этом самым первым. Понятно?

— Понятно-то понятно, дорогой. Да только это уж не от меня зависит. Нет, я бы, конечно, с удовольствием. Мне лишние деньги не помешают, но не все в моих силах. — Миша поднялся, задвинул стул. — Побегу. Отлучаться надолго нельзя.

— Беги, — теряя к собеседнику интерес, сказал Олялин, вновь углубляясь в список. Когда гость открыл дверь, он, не прерывая чтения, произнёс громко: — Втрое.

— Я помню, — подтвердил Миша и вышел.

Когда через несколько минут в кабинет вошли сотрудники безопасности банка — «личная гвардия», Олялин поднялся и резко, быстро принялся отдавать команды:

— Ты и ты — группа номер один. Вы двое — группа номер два. Вы — третья группа. Бегом по гостиницам среднего класса. Опросите всех регистраторов. Старайтесь не привлекать к себе излишнего внимания. Ищем группу туристов, предположительно провинциалов либо ленинградцев, приехавших в Москву максимум два-три дня назад. Человек двенадцать ребят, возможно, пара девочек. С ними один взрослый мужчина. Ты, ты и ты — по крупным музеям. ЦДХ, Третьяковка, музей истории Рублёва и так далее. Музей Высоцкого обязательно. Ты — в музей Станиславского. Если были подобные группы, выясните, кто и когда заказывал экскурсию. Был ли автобус. Может быть, кто-нибудь из смотрителей их запомнил, разговоры услышал.

— Почему с театральным уклоном? — поинтересовался высокий парень с непомерно широченными плечами.

— Что это за группа такая: много подростков и один — один! — взрослый? Наверняка тамошняя интеллигенция. Небогатые, на дорогую одежду свидетели обратили бы внимание. Да богатых и не отпустили бы с одним взрослым. Не из области. Из области проще выбраться в Москву — не было бы смысла тащить видеокамеру. Фотоаппарат — да. Камеру — нет. Люди, не испорченные цивилизацией. Романтики. Девяносто против десяти — какой-то местечковый подростковый театр. Куда они пойдут первым делом? Станиславский, Высоцкий, Рублёв, Третьяковка. На столичные театры у них денег нет, конечно. Равно как и на приличные гостиницы. В своём «мотеле» они не сидят. Мотаются по экскурсиям. Нам важно узнать, где они проживают, выяснить, куда поехали на экскурсию сегодня, найти их и перехватить видеозапись прежде, чем это сделает милиция или ФСБ. Тому, кто обнаружит группу, премия — две «штуки» баксов. От меня лично. Тому, кто принесет запись, — три. Вы, — Олялин повернулся к свободным людям, — займетесь вот этими ребятами, — на стол лёг принесенный Михаилом список. — Я хочу знать о них все. Где они сейчас, что делали вчера в течение дня. Подробно. Остальные остаются в качестве мобильных групп. По командам разобьётесь сами. Ты — координатор. Если поиски проведёшь быстро и, главное, результативно, — «штука». — Олялин хлопнул в ладоши. — За работу, парни. У нас очень мало времени.

* * *


— Половина восьмого. Пора.

Тонколицый поднялся, проверил обойму и с резким щелчком загнал её в магазин «узи». Оснащенное глушителем оружие он сунул в специальную наплечную кобуру. Сегодня Тонколицый был одет необычно. Тяжелые ботинки на толстой каучуковой подошве, широкие штаны, однотонная светлая куртка и полосатый свитер навыпуск. Талию перепоясывала массивная сумка-кошель. За плечами — джинсовый рюкзачок. На голове, обручем, цветастый платок. При помощи пены Тонколицый зачесал волосы гладко назад и разделил на отдельные пряди. Глаза скрывают большие солнцезащитные очки. Короткие, едва касающиеся острых скул бачки. Над верхней губой тонкий росчерк щегольских усиков. Лицо и руки благодаря тональному крему приобрели коричневато-жёлтый оттенок. Словом, внешность его претерпела значительные изменения.

— Значит, действуем как договорились. Никаких отступлений.

Киноёктер, затянутый в привычный классический костюм, голубую рубашку и галстук, выглядел довольно уверенно, несмотря на то, что именно ему предстояло идти на встречу с посредником и он не мог взять с собой оружия. Молчаливый, одетый в тёмно-серые штаны, такую же куртку и высокие башмаки, передернул затвор, поставил автомат на предохранитель и бросил в небольшую сумку, которую закинул на плечо.

Тонколицый повернулся к Рыхлому.

— Ты помнишь, что должен сделать?

— Да, конечно, — кивнул тот. — Подберу его парней, — он мотнул головой в сторону Киноактёра, — и мы все вместе закупорим «берлогу».

— Отлично. Что делаешь ты? — Тонколицый повернулся к Суровому.

— Смотрю, чтобы эти придурки никуда не смылись.

— Если они все-таки попробуют уйти до приезда подмоги, как ты поступишь?

— Да помню я все, не мальчик, — не без раздражения отмахнулся Суровый.

— Как ты поступишь? — терпеливо повторил Тонколицый.

— Свяжусь по телефону с Шустриком, а потом с вами.

— Правильно. Где мы встречаемся, если что-то пойдёт не так?

— В «Измайлове», — ответил Шустрик.

— В семь вечера, — добавил Суровый.

— Все верно. Ну, — Тонколицый обвел взглядом компанию, — с Богом, ребята. Поехали.

Они спустились во двор, где расселись по машинам. Молчаливый, Киноактёр и Тонколицый в вишнёвую «четвёрку», Суровый и Шустрик, — в светло-серую «трёшку». Киноактёр отсалютовал им через стекло. Машины покатились к выезду со двора и здесь разъехались в разные стороны.

* * *


Посредник оглядел своих людей. Их было семеро. Они расселись по комнате — кто в кресле, кто на кровати, смотрели на посредника внимательно, ловя каждое его слово.

— Схема простая, — спокойно вещал тот. — Коля и Митя — «закрываете» номер; Толик и Сергей — блокируете стоянку с правой стороны; Антон и Сема — с левой. Ты, Веня, останешься со мной. Все помнят свои задачи? Как только я войду в гостиницу, можете начинать. Желательно подойти максимально близко и стрелять наверняка. Ни один из них не должен уйти.

Киллеры закивали. Они все помнят. Никто — так никто.

— Ты думаешь, эти парни приедут все вместе? — поинтересовался Митя.

— Конечно. Полагаю, они не слишком доверяют друг другу. Когда речь идет о таких деньгах, доверять можно только себе самому. Да и то лучше не рисковать. — Вся компания засмеялась. — Проверяем оружие, ребята. И помните, эти парни — волки натасканные. Случится осечка — можете смело записывать себя в покойники. Они сориентируются в ситуации мгновенно. Дадите им время очухаться, взяться за оружие — не досчитаетесь троих, а то и четверых.

Из сумок появились две короткие автоматические винтовки с оптическими прицелами. Убийцы проверяли наполненность магазинов, щелкали затворами, навинчивали на стволы глушители. Каждый из них был уверен в оружии, но проверка никому и никогда не мешала. Как говорится, надеяться — надейся, а сам не плошай.

— Готовы? — Посредник посмотрел на часы. — Двадцать минут девятого. Пошли, пора. Надо занять позиции заранее, пока наши «друзья» не появились.

Они вышли из номера и направились к лифтовой площадке, шагнули в кабину. Внизу, в холле, было шумно. Толчея. Оно и понятно, суббота и воскресенье — базарные дни. В столицу съезжается много самого разного народа. Не каждый может позволить себе «Метрополь», «Савой», «Асторию» и даже «Интурист». С другой стороны, не пойдут же уважающие и уважаемые люди в Дом колхозника? «Минск», «Москва» и «Россия», ввиду неменяющейся близости к центру, оккупированы постояльцами со времен Ноя и до второго пришествия. Тотально. Да и хлопотно там. Власть имущие — плохие соседи, беспокойные. Из-за них крутятся рядом многочисленные представители МВД и ФСБ. То проверку паспортного режима затеют, потому что какому-то депутату не понравилось, как на него в буфете залетный южный гость посмотрел. То облава случится. Доказывай потом, что ты не верблюд и приехал торговать не анашой, а всего лишь безопасными ананасами и киви, выращенными «э… на своем огороде, вот этими руками. А он говорит, что я не работаю, э…»

Потому-то в «Измайлове» всегда много народу. Местечко спокойное. Набеги милиции случаются нечасто. А что еще нужно честному гражданину? На это рассчитывал посредник. На это же рассчитывал и Тонколицый.

Убийцы пробились через толпу к дверям и здесь разделились. Четверо направились к дверям, посредник и трое плечистых ребят — к стойке администратора. Правда, остановились они, не доходя. Стояли, наблюдая за товарищами, не замечая, что за ними, в свою очередь, тоже наблюдают. Высокий легкомысленно одетый мужчина. По виду из-за загара, тонких усиков и баков — похожий на испанца.

Тонколицый, расположившийся в кресле, метрах в десяти от убийц, держал в руке сотовый телефон, но, несмотря на гомон, говорил довольно тихо. Так, что его плохо слышали даже сидящие рядом. Во второй руке он держал ручку и по ходу дела «заполнял» гостиничную анкету.

— Выходят. Четверо, — почему-то на английском языке бубнил «испанец». — Видишь их?

— Ага, вижу, — откликнулся собеседник. — По-моему, собираются блокировать стоянку. Точно. Заказчик намеревается нас убрать.

— Очевидно, мы нужнее ему мертвыми, чем живыми. А ты думал, будет иначе?

— Надеялся. Вот и верь честным людям после этого, — вздохнул сидящий за рулем пикапа Молчаливый, прижимая к глазам бинокль. — Мы «сняли» их «тачки».

— Хорошо.

— Внутри много народу?

— Трое и посредник. У каждого, конечно, по «стволу» за пазухой.

— Справишься?

— Думаю, да.

— Смотри, поосторожнее там.

— Вам тоже удачи. Отбой.

Тонколицый сложил телефон, сунул в карман и, повернувшись к сидящему рядом пожилому южанину, спросил с непередаваемым акцентом:

— Скажьитье, пожалюста, я прафилна написат сдиес?

* * *


Лифт остановился на шестом, а затем на девятом этаже. Дело осложнялось тем, что, помимо посредника и трех убийц, в кабину вошли две женщины. Тонколицый аккуратно сложил анкету, подхватил рюкзак и поднялся. Беспечно насвистывая, он вошел в освободившуюся кабинку и нажал кнопку девятого этажа.

* * *


На стоянке в салонах двух «девяток» с затененными стеклами Антон и Толик примеривались к винтовкам. Через оптические прицелы они разглядывали машины, выверяя сектор обстрела.

Сема, сидящий за рулем одной из машин, повернулся к Антону, спросил не без любопытства:

— Достанешь?

— Без проблем, — ответил тот.

Линия огня была очень удачной. Незанятыми оставались лишь два места, и каждое из них простреливалось практически полностью. Исполнителям придется припарковаться на одном из них. «Цели», сидящие в салоне, будут как на ладони.

— Пустяковая работа. Для начинающих, — добавил Антон.

* * *


Тонколицый вышел из кабины лифта и, широко, белозубо улыбаясь, направился к столику коридорной.

— Страстфуйтье.

— Здравствуйте, — улыбнулась ему в ответ девушка. — Чем могу помочь?

— Долшны пыли прийти дфе шеншин. Мой кароший снакомый. Они ест?

— Две женщины?

— Си. Щас екать лифт. Я фидеть. Ние успеть докнат.

— Да. Они только что поднялись. Проживают в девятьсот сорок втором номере. По коридору направо.

— Грациес. — Тонколицый посмотрел в потолок, словно вспоминая, а затем, улыбнувшись ещё шире, радостно произнес по слогам: — Спа-си-по.

— Пожалуйста, — улыбнулась девушка.

Тонколицый прошел к нужному номеру, постучал. Из-за двери донеслось раскатистое, уверенное:

— Шо надо?

Створка приоткрылась. Тонколицый улыбнулся. Они самые, родимые, провинциальные покорительницы столицы. Здрась…

— Исфинитие. Я очипся.

— Да ничо. — Хозяйка номера с любопытством разглядывала гостя. Симпатичный. — Мир, дружба, а? — припомнила она интернациональный лексикон времён «холодной войны».

— Си. Мьир. Трюнша. Очипся. Исфинитие.

— Пока. Заходи, если шо.

— Грациес.

Тонколицый вернулся к столу коридорной, развел руками.

— Очипся. Это по-рюсски… Опостал. Ся.

— Обознался, — поправила девушка, улыбаясь.

Она с самого начала так и подумала. Что может быть общего у этого «фирмача» с двумя хабалками?

— Си.

Тонколицый вызвал лифт, повздыхал для виду. Когда двери открылись, вошел в кабину и нажал кнопку с цифрой «семь». Дальше придется спускаться по лестнице. Не стоит раньше времени светиться перед коридорной.

* * *


Шустрик подобрал ребят Киноактера у метро «Краснопресненская». Их оказалось семеро. Компанейские парни, общительные, но с легким налетом пренебрежительности, свойственной «профи». Они умели отнимать жизни, и эта «работа» не вызывала у них нравственных мучений. В плане убийства все семеро были на голову выше простых обывателей. Это давало им внутреннее право смотреть на рядовых граждан немного свысока. Приехали на двух машинах. Стояли поодаль, болтали. Рыхлый подошел к компании, остановился, поглядывая из-под бровей, позвал, ни к кому конкретно не обращаясь:

— Александр!

Один из парней обернулся, шагнул навстречу, но руки не протянул:

— Ты Шустрик?

— Для кого Шустрик, а для кого и Геннадий Ефимыч.

— Ну хорошо, Геннадий Ефимыч. Бабки с тобой?

— А ты работу сделал, что о бабках спрашиваешь?

Александр усмехнулся, прищурился:

— Деловой, да?

— Вроде тебя. — Рыхлому они не понравились. Слишком молоды, а значит — беспринципны. Он не любил беспринципных. — Так мы едем? Или ты целый день намерен болтать?

— Ладно, — согласился Александр, решив что-то для себя. — Показывай дорогу.

Вся компания расселась по машинам.

* * *


Андрей и Павел выбрались из служебной машины у площади Маяковского, остановились на пересечении Садового кольца и Тверской. Андрей, прищурившись, посмотрел на стены домов, спросил:

— Далеко?

— Нет. Всего квартал.

— В какую сторону?

— Налево. — Они зашагали к Белорусскому вокзалу. — Во-он, видишь на той стороне дом? Восьмиэтажка, вокруг окон копоть.

— Вижу, — ответил Андрей. — Сильно рвануло?

— Нормально. В квартире всегда сильно получается. Хорошо ещё, дом «сталинский». В современном, блочном, весь подъезд бы просел. А тут всего две квартиры.

Они перешли Тверскую по подземному переходу в двадцати метрах от нужного двора. У арки стоял милицейский пост. Два сержанта, видать, только что окончивших школу милиции.

— Привет, коллеги, — поздоровался Павел, демонстрируя удостоверение.

Сержанты уставились на него.

— Здравия желаю, товарищ старший лейтенант, — буркнул один.

— Как служба?

— А-а-а! — Один из постовых безнадежно махнул рукой.

— Что так?

Говоря, Павел разглядывал интересующие его окна. Ни одного стекла. Остаток обгоревшей занавески колышет ветер. Тряпки какие-то на деревьях болтаются.

— Фээсбэшники забодали уже, — с готовностью посетовал сержант. — Мотаются туда-сюда всё время.

— Пройти можно? — Андрей показал свои «корочки», кивнул в сторону подъезда.

— Да пройти-то можно. — Постовые почему-то переглянулись. — До подъезда.

— Почему до подъезда?

— А там «костюмы» дежурят. Дальше первого этажа никого без паспорта с пропиской не пускают.

— Вон что! — Павел вытянул губы трубочкой, покрутил ими вправо-влево, хмыкнул. — А в чем дело, не сказали?

— Не. Приехал какой-то полковник из управления, — поделился постовой, — сказал, что имеется распоряжение министра. Дело передается в ведение «конторы».

— Интере-есно, интересно. Вы давно здесь стоите?

— Со вчера. В девять сменят.

— Скорей бы, — вздохнул второй. — Опухли уже.

— А кто первым на место происшествия вчера прибыл, не в курсе случайно?

— Почему не в курсе? В курсе. Сначала наряд ППС приехал, потом ребята из отделения примчались. «Скорые», «пожарки», саперы. А уж минут через двадцать только спецы из Антитеррористического центра подкатили. Ну тут и началось. Опера «конторские», чины всякие. Наших сразу в оцепление поставили и больше в квартиру, — ну ту, где взрыв был, — не пускали.

— А пистолет на лестнице кто нашел?

— Наши нашли, из патруля. И сразу отправили на экспертизу.

— Говорили вроде бы, что это саперы расстарались?

— Ну да, — вдруг зло оскалился один из сержантов, — они скажут. Их послушать, так выйдет, что только «костюмы» да саперы работали, а наши хреном груши околачивали.

— А больше ничего не находили? Вещдоки какие-нибудь, оружие?

— Бумажки еще какие-то нашли, — озадачился сержант.

— Что за бумажки?

— Кто их знает. То ли акции, то ли облигации какие. «Мавродики» или ещё чего. Мы не в курсе, не видели. Да вы, товарищ старший лейтенант, с ребятами из ППС поговорите. Они точно скажут.

Павел записал в блокноте номер машины и фамилии патрульных, первыми прибывших на место происшествия, поблагодарил постовых, прежде чем уйти, еще раз кивнул в сторону подъезда:

— Так что, не войти?

— Не войти, — ответил сержант.

— Ну ладно. Спасибо за информацию.

— Не за что, — ответили постовые хором.

Андрей и Павел уже отошли от дома метров на тридцать, когда их догнал парень в строгом костюме. По виду — типичный «конторский» служащий. Впечатление не было ошибочным. Согласно служебному удостоверению, парень гордо носил звание капитана Федеральной службы безопасности. Вкупе со звучной фамилией Иванов звание производило впечатление.

— Предъявите ваши документы, граждане, — потребовал «капитан Иванов».

— А волшебное слово? — игриво поинтересовался Павел.

Иванов оглянулся через плечо, прошипел, понижая голос:

— Я те, блин, щас устрою волшебное слово. Документы, быстро, кому сказали?

— Знаешь, капитан, не был бы ты при исполнении… — душевно начал Павел, но Андрей предостерегающе поднял руку.

Он заметил в глазах капитана недобрый огонек. Да и движение руки к лацкану тщательно отутюженного пиджака от него не укрылось.

— Спокойно, капитан. Спокойно. Паша, покажи ему «корочки».

— Ты тоже, — с откровенным вызовом сказал капитан.

— Среди «костюмов» вежливость больше не пользуется популярностью, да?

Павел продолжал улыбаться, но уже без тени веселья. Достав документы, он продемонстрировал их фээсбэшнику. Тот переписал место работы, фамилии, звания и только после этого вернул «корочки» владельцам.

— Цель визита?

— А мы к вам, собственно, не собирались, — серьёзно ответил Павел.

— Зачем приходили, о чем расспрашивали постовых? — с ледяной ненавистью повторил капитан.

— Послушайте… — начал Андрей, но тот перебил:

— Сейчас говорю я, капитан. Зачем приходили на место происшествия? О чем расспрашивали постовых?

— Видите ли, на пистолете, найденном вчера на месте происшествия, отпечатки пальцев человека, проходящего по уголовному делу, которым занимаемся мы с лейтенантом. — Андрей постарался сохранить на лице дружеское выражение. — Насколько я понимаю, методы оперативной работы у всех одинаковы. Вместе делаем одно дело.

— Значит, так, капитан, — произнёс фээсбэшник. — Никакого дела больше нет. Вы ничего не ведёте. Все материалы, так или иначе относящиеся ко вчерашнему происшествию, переданы в наше ведомство. Вместе с подозреваемым, которым вы так интересуетесь. Это ясно?

— Почему?

— Не задавайте лишних вопросов, капитан. Спокойнее будете спать. Всего доброго.

Последняя фраза далась ему с явным трудом. Парень повернулся и зашагал прочь. Проходя под аркой, он остановился и категоричным тоном, с отчетливыми нотками брезгливости, приказал сержантам:

— Если не хотите неприятностей, никаких разговоров, касающихся вчерашнего взрыва. Ни с кем. Понятно?

— Так точно, — с не меньшей ненавистью ответили те.

— Если еще кто-нибудь станет интересоваться — отправлять к нам. Вздумаете болтать — пойдете под статью о разглашении оперативной инормации.

Не говоря больше ни слова, он направился к подъезду, на ходу вынимая из кармана пиджака мобильный телефон. Такими телефонами были оснащены все группы, причастные к сегодняшней операции.

* * *


Противно заверещал зуммер селектора. Полковник отложил листы, поиграл секунду бровями, стараясь унять резь в глазах, — уже сутки на ногах, без сна, без отдыха, — вдавил клавишу.

— Да?

— Товарищ полковник, к вам Коновалов.

— Пусть заходит.

Коновалов оказался невысоким юрким мужчиной лет сорока, похожим на мышь-альбиноса. Он проскользнул в дверь, остановился у порога.

— Что у тебя? — хмуро поинтересовался полковник.

— Товарищ полковник, звонил один из моих ребят.

— Нашли что-нибудь?

— Пока нет, но, похоже, у нас возникла проблема.

— Ну так реши проблему! — вдруг рявкнул Маков. — Я, что ли, ее решать должен? Вот наградил Господь Бог помощничками. Ничего сами сделать не могут. Ты мне не о проблемах, а о результатах докладывай. Лезешь, понимаешь, со всякой ерундой.

— Я просто подумал…

— Подумал он. Думальщик, етить твою мать! Ну давай, что там у тебя?

— Только что у взорванного дома объявились двое оперов эмвэдэшных. Задавали вопросы. В частности, интересовались насчет сертификатов.

— Кто такие?

— Обычные оперативники. Я зафиксировал данные.

— Ну и что ты от меня-то хочешь?

— Понимаете, я подумал, вдруг они как-то причастны к делу?

— Отправь за ними «наружку». Если выяснится, что причастны, — поступай согласно полученным инструкциям. А непричастны, так пусть гуляют.

— Но… они задают вопросы. Боюсь, как бы не просочилась какая информация. Вы ведь сами говорили, что…

Полковник скривился.

— Я помню, что говорил. А вот ты, похоже, забываешь. Может, тебя пора на пенсию отправлять, а? Если ты даже с двумя ментами сам разобраться не можешь.

От начальственного окрика Коновалов невольно прогнулся в пояснице.

— Всё ясно, товарищ полковник. Понял.

— А понял, так выполняй. И учти, майор, если хоть крупица информации просочится в печать, я лично с тебя шкуру спущу. Понял?

— Так точно, товарищ полковник. Ясно.

— Иди. — Когда за подчиненным закрылась дверь, полковник скривился и пробормотал озлобленно: — Служака, мля. Сам шаг ступить боится.

* * *


Когда Олег проснулся, Иван стоял у окна и, отодвинув занавеску, смотрел на улицу. В узкую щель проникал утренний солнечный свет. Гудели машины, звенел трамвай, урчали грузовики, орали воробьи, стараясь перекричать шум проспекта. Звуки города. Олег потянулся, первым делом схватился за «ремингтон» и, выбираясь из кресла, спросил, позёвывая:

— Что-нибудь интересное увидел? — Иван пожал плечами. — Понятненько. А чего смурной-то такой?

— Есть повод веселиться?

— Всё зависит от того, какой смысл ты вкладываешь в слово «веселье». Никто не звонил?

— Нет. Должны были?

— Приятель мой с биржи обещался. — Олег бросил взгляд на настенные часы. — Опаздывает. Странно. А ведь слыл пунктуальным. Вот что время и деньги делают с людьми.

— Сам позвони.

— Нет, братец. Толич — мужик деловой, я говорил. Раз сам не звонит, значит, пока не с чем. Объявится. Он если обещает — делает. — Олег усмехнулся. — Знаешь, среди людей, с которыми я общался раньше, за слово принято отвечать.

Иван вздохнул, отлепился от стены.

— Кофе будешь?

— Налей, если нетрудно.

— Нетрудно. — Он пошел в кухню ставить чайник.

В это время к дому с Ленинградского проспекта свернули три машины. Первой шла тёмно-синяя «пятёрка».

* * *


Посредник и Веня появились в фойе гостиницы в то самое мгновение, когда на стоянке затормозил вишневый пикап. Киноактер выбрался из салона, подмигнул сидящему за рулем Молчаливому.

— Счастливо.

— Удачи, — ответил тот, поглядывая на «девятку» убийц.

Молчаливый не мог видеть их через темное стекло, но зато кожей ощущал взгляды. Он спокойно, положив левую руку на дверцу и придерживая руль правой, выехал со стоянки. Ему не составило большого труда найти брешь в плане устранения. Убийцы выбрали отличное положение для прицельной стрельбы. Но, как известно, на каждое «хорошо» имеется и своё «плохо». Машины друг друга они видели максимум до середины.

Свернув к корпусу «Г», Молчаливый заглушил двигатель и выбрался из салона. Деловито и спокойно он зашагал назад, на ходу расстегивая сумку и сбрасывая предохранитель «узи».

Посредник, заметив входящего Киноактера, широко улыбнулся и шагнул вперед, протягивая руку для пожатия:

— Рад видеть. Наслышан, наслышан. Образцы бумаг у вас с собой?

— А деньги и документы? — вопросом на вопрос ответил Киноактёр.

— Как договаривались.

— Договаривались: бумаги против денег.

Посредник кивнул.

— Это верно. Пойдемте.

Они прошли к лифтам. Надо отдать должное Киноактеру, на его лице застыло безмятежное спокойствие.

— Остальные ждут вас в машине? — словно бы между делом осведомился посредник.

— А вас это волнует? — На уголках губ Киноактёра повисла странная, загадочная усмешка.

— Разумеется, нет. Меня волнует наличие бумаг.

— Успокойтесь. Бумаги в машине.

Все трое вошли в кабину, но, как только начался подъем, Веня нажал «стоп» и рванул из-под пиджака пистолет.

— Повернись спиной и упрись руками в стену. Ноги на ширину плеч.

Киноактёр усмехнулся, однако выполнил приказание.

— Ты, друг, в ментовке не работал? — спросил он, пока убийца ощупывал его одежду. — Навыки у тебя уж больно профессиональные. И физиономия, кстати, тоже.

— Он чист, — выпрямился Веня, пропуская издевку мимо ушей.

— Я был в этом уверен, — вновь улыбнулся посредник и похлопал Киноактера по плечу. — Мы привыкли верить друг другу. Можете повернуться.

Киноактёр повернулся, одернул пиджак. На его губах вновь появилась туманная улыбка.

— Чему вы улыбаетесь? — полюбопытствовал посредник.

— Думаю, какой удачный сегодня день.

— Чертовски удачный. Чертовски.

* * *


Стоя на лестнице, Тонколицый услышал, как прозвенел звонок, сигнализирующий о прибытии лифтовой кабины. Звук был далёким, но вполне различимым. Чуть приоткрыв дверь, Тонколицый услышал мужской голос. Этот голос он запомнил очень хорошо. Голос посредника.

— Работа у нас тонкая, нервная, — весело вещал тот. — Впрочем, что я вам говорю. Сами все знаете. Надежные люди ценятся на вес золота. Думаю, теперь мы будем встречаться гораздо чаще.

Тонколицый усмехнулся. Отвлекаем внимание? Заговариваем зубы? Болтовня — отличный способ заморочить голову. Но действует только на новичков и дураков. Киноактер же не был ни тем, ни другим. Однако как убедительно врёт, стервец. Если бы посредник сказал ему, Тонколицему, что он, Тонколицый, пять минут назад забрал гонорар и уехал, — поверил бы, не задумываясь. С таким талантом надо работать в театре или в кино. Или в правительстве.

Голос приближался. Тонколицый прикрыл дверь, оставив щель шириной не больше пяти миллиметров, и отступил в сторону от проема. Щелкнул замок. Совсем близко, буквально в паре шагов. Последний или предпоследний номер, решил Тонколицый. Двое убийц, которых он видел в холле, наверняка в соседнем номере.

Открылась дверь. Тонколицый быстро заглянул в щель и тут же отпрянул. Так и есть, крайний. Троица вошла в номер. Дверь закрылась, повернулся в замке ключ.

* * *


Молчаливый оказался у самой стоянки. От первой «девятки» его отделяли пять корпусов. Вторую загораживал микроавтобус. Невозмутимо он перешагнул через цепочку, болтающуюся на уровне колен, и, пригнувшись, побежал к нужной машине. «Вольво», «Фольксваген», «Волга», «Жигули», ещё «Жигули», а вот и мы. Он резко выпрямился, выхватывая автомат из сумки. В зеркальном заднем стекле выросло его собственное отражение. Молчаливый нажал на курок, полосуя самого себя поперек груди, ближе к шее. «Узи» задёргался в руках, выплевывая фонтан золотых гильз. На стекле вспыхнули сразу восемь «солнц», в центре каждого зияла угловатая дырочка. Гильзы с жестяным стуком ударялись о багажник соседней машины, падали на асфальт и откатывались в сторону. Под днище, к бордюру, под ноги стрелку. Следом за первой очередью Молчаливый выпустил еще одну, чуть ниже. Из среза глушителя вырывались мутные фонтанчики раскаленных газов, но пламени не было. Жирные плевки автомата смешались с треском осыпавшегося стекла.

Молчаливый спокойно спрятал автомат в сумку, сделал шаг вперед и заглянул в салон «девятки». Оба убийцы были недвижимы. Один привалился к дверце, второй упал грудью на рулевое колесо. Из распоротых пулями спинок сидений торчали поролоновые внутренности. Желтоватые клочки поролона валялись по всему салону. На приборном щитке повисли капли крови.

Затененные стекла сослужат хозяевам плохую службу, подумал Молчаливый. Разбитое заднее стекло-то со стороны стоянки не видно.

Слабый ветерок унес пороховой дым, но в салоне еще витали сизые облачка. Порывшись в сумке, Молчаливый отыскал солнцезащитные очки и нацепил на нос. Затем нащупал фальшивый жетон сотрудника платной парковки и повесил на грудь. Скорее всего у работников стоянки совсем другие значки, а то и вовсе значков нет, но это не имеет болыдого значения. Во-первых, убийцы вряд ли присматривались, а во-вторых, блестящая побрякушка сама по себе оказывает завораживающее воздействие. По меньшей мере секунды три у него будет.

Молчаливый прошел через всю стоянку, держась позади автомобильного ряда, и вынырнул из-за микроавтобуса в паре метров от второй «девятки». Выходя, он повернулся и громко сказал:

— И учти, пятнадцать минут. Потом будешь доплачивать за весь час, понял? Мне, что ли, за тебя платить, ара?

Конечно, они встревожились! Убийцы ведь, не пекари. Хоть и не слишком профессиональные, но все-таки. Молчаливый считал про себя. Секунда — они насторожились, тянутся за оружием, пальцы на спусковых крючках. Вторая — оценивают форму и замечают значок. Еще секунда — он говорит громко, не боясь привлечь к себе внимание, значит, не убийца. Четвертая — в руках жезл. Нелепее не придумаешь. Ни один «профи» не станет в подобной ситуации занимать руки чем-либо, кроме оружия. Вывод: какой-нибудь бывший армеец. «Лох», строящий из себя «крутого». Настоящие «крутые» на платных стоянках не подвизаются. Настоящие «крутые» зарабатывают большие бабки. Они успокаиваются и снимают пальцы с курков. Пошлые ухмылки. Сотрите их с губ, твари. Смерть уже рядом с вами. Сидит на заднем сиденье.

Он проходит мимо, шаг его сбивается, голова опускается. Он якобы читает номер. Спокойно, не торопясь, лезем в сумку. Не станут же эти парни палить? Молчаливый весь на виду, с крыльца гостиницы его видно как родного. Играем «лоха». Достаем блокнотик, листаем так, чтобы эти двое увидели исчерканные страницы. Главное — двигаться, двигаться, пусть смотрят на руки. Человек инстинктивно обращает внимание на движение. Закон. Им, конечно, показывали фотографии жертв. Но он не предоставил им возможности рассмотреть как следует свое лицо. Шаг вперед, к кабине, но не нагибаться. Ты спокоен, уверен в собственной силе и правоте. Как всякий «лох». Теперь постучим жезлом по стеклу.

— Э, ара!

Стекло опускается, но до половины. Они ждут, что «халдей» нагнётся. Не тут-то было, ребята. Один из них кладёт руку на дверцу, интересуется миролюбиво:

— В чём дело, командир?

Так, теперь нужно держать фасон.

— А то сам не знаешь? У вас когда время вышло? Или доплачивайте, или уматывайте.

— Командир, твой напарник сказал: расчет при выезде.

— Вы, блин, все умные такие, куда деваться! Если думаешь, что ты здесь правила устанавливаешь, то забирай свою колымагу и мотай отсюда, понял? Если стоишь не больше двух часов, тогда и платишь при выезде, а вы сколько пасетесь? Короче, ара, или плати, или выматывайся.

— Ты полегче, мужик, — неприязненно подает голос водитель «девятки».

— Кому ты это говоришь, ара, э? Понаехали, блин, хозяева жизни. А ну, у…вайте отсюда. Чтобы через пять минут вас не было. Иначе «тачку» свою будете по запчастям собирать, ясно?

Они не могут позволить себе такую роскошь, как скандал. В любой момент могут подъехать жертвы. Или шеф выйдет. Если все сорвется, их обоих спустят в Москву-реку с бетонным грузилом на ногах.

— Ладно, командир, все. Извини. Мы погорячились, — сказал пассажир примирительно. — Сколько с нас?

— Известно. Час — пятнашка. Неполный за полный.

Убийца кивнул, соглашаясь; отсчитал деньги, протянул в окно. Для этого ему пришлось опустить стекло еще на треть.

— Это чё? — возмутился Молчаливый, рассматривая деньги, но не беря купюры из рук пассажира. — Чё ты мне даешь, ара?

— За три часа, — терпеливо принялся объяснять тот.

— За какие, на хрен, три часа? Вы уже почти пять стоите!

— Мужик, — остервенело гавкнул водитель, — у тебя вообще чердачина поехал, я не пойму? Кончай базарить. Бери бабки и иди с миром, пока тебе в голову не настучали.

— Я тебе сказал: еще за два часа! — Молчаливый полез в сумку. — У меня зафиксировано!

Они поняли, что попались, когда он поднял сумку к пояснице, для упора и выставил ее чуть вперед. Так не достают блокноты. Так держат оружие. Первая пуля прорвала дешевый дерматин, обуглив края, вошла пассажиру между глаз и вышла через затылок, забрызгав лицо водителя кровью. Тот инстинктивно вскинул левую руку к глазам, а правой полез за отворот куртки. Но ему мешало обмякшее тело мертвого приятеля. В тесной кабине второму убийце никак не удавалось выхватить оружие. Молчаливый без всякой жалости вогнал ему пулю в лицо. Силой удара водителя отбросило на дверь, затем он завалился на бок, уткнувшись лбом в руль. Кровь частыми каплями падала ему на брюки, оставляя неряшливые кляксы. Молчаливый спокойно спрятал в сумку жезл, значок, захлопнул дверцу и, насвистывая, зашагал через стоянку в том же направлении, откуда пришел пять минут назад. Самая опасная часть работы была уже позади.

* * *


Деловой, от которого Олег так ждал звонка, — Толич, — заворачиваясь в шелковый халат, сидел в кресле и с некоторой растерянностью поглядывал на незваных гостей. А гости — двое мужчин в строгих костюмах — стояли посреди комнаты и смотрели на него. Еще один застыл у входной двери. Этот был в щеголеватых зеркальных очках. Явно работал «под фирму».

Толич сдержал слово. Сорок минут назад он позвонил своим людям, работающим на бирже, и приказал разузнать насчёт продажи большого пакета акций. За «чёрный нал» и без излишнего шума. А ровно две минуты назад в его квартиру позвонили.

— Федеральная служба безопасности, — представились входящие, демонстрируя удостоверения. — Добрый день, Анатолий Васильевич.

Сейчас Толич лихорадочно просчитывал возможные варианты развития событий. С акциями что-то не так, это он понял, когда разговаривал с Олегом. Но ему и в голову не могло прийти, что НАСТОЛЬКО не так. Если уж «костюмы» нагрянули… М-да, есть о чём подумать.

— Итак, Анатолий Васильевич, кто попросил вас узнать о возможности продажи акций? — спросил один из гостей.

Толич пожевал губами.

— Да, понимаете, приятель один позвонил. Древний. Познакомились, когда я благодаря следственной ошибке чалился. Почитай, лет пять уж не виделись, а тут объявился.

— Что за приятель? — быстро осведомился второй.

— Да… — Толич почесал в затылке, разыгрывая озадаченность. — Понимаете, фамилию запамятовал. А звать Олегом.

— Где сидели? Срок, статья? — накинулись на него фээсбэшники.

— У меня?

— У Олега этого.

— Срок у него был два с полтиной, по-моему. За что? И не припомню уже. А мотали в Новгороде. Который Нижний.

— В каком отряде был этот твой Олег?

— Во втором.

Фээсбэшник повернулся к напарнику.

— Проверь.

Тот достал телефон, набрал номер и вышел в коридор.

— Как вы договорились поддерживать связь?

— Он должен позвонить, — качнул плечами Толич,

— Когда?

— Когда надумает.

Фээсбэшник подошел, оперся туфлей о край сиденья между ногами Толича.

— Чтобы ты сидел и ждал, пока какой-то «малёк» тебе позвонит?

— Это верно, — согласился Толич. — Сидеть и ждать не стану. Пусть ловит.

Гость, не меняя позы, вдруг быстро и хлестко ударил Толича открытыми ладонями по ушам. Тот охнул, завыл, качнулся вперед, и тогда фээсбэшник ловко ударил его ногой в грудь.

— Номер телефона. Живо.

— Обалдел, что ли, начальник? Говорю же, сам дол жен позвонить.

Фээсбэшник ударил еще раз. Отточенно и ловко. Толич не успел уклониться.

— Уй, дурак! — заорал, рванулся, но гость отпихнул его в кресло.

— Еще добавить? Это можно. Всё равно расскажешь. Только себе хуже сделаешь.

Второй фээсбэшник вошел в комнату.

— Был во втором отряде Олег.

— Тот самый? Романов? — обернулся первый.

— Тот. «Холодок».

— Отлично. — Второй вновь повернулся к Толичу. — Хоть тут не соврал. Давай быстренько номер, и мы пойдем. — Тот подвывал тихо, зажав ладонями уши и раскачиваясь из стороны в сторону. — Я жду.

— Сам должен позвонить, — проскулил Толич.

— Ну смотри. — Фээсбэшник достал из кобуры пистолет, щелкнул затвором. — Если ты номера не знаешь, значит, и толку от тебя никакого.

Мгновенно забыв о боли, Толич уставился на пистолет.

— Да ты что, начальник? — Он недоверчиво посмотрел фээсбэшшжу в лицо и увидел у того в глазах приговор. Съёжился от страха. — Постой. Я, может быть, вспомню.

Гость приставил ствол к голове хозяина, пробормотал безразлично:

— У тебя есть три секунды.

— Все, начальник, уже вспомнил. — Толич торопливо продиктовал номер, по которому просил перезвонить Олег.

— Где-то в районе «Аэропорта», — озадачился второй, вновь раскрывая телефон.

— Он тебе сказал, что это за акции? — Фээсбэшник наклонился к лицу Толича.

— Н-нет. Говорит, ценные бумаги надо продать. На сто миллионов баксов. Я подумал: нормально. Бумаги. Помогу, может, и мне чего обломится.

— Точно не сказал? — Ствол пистолета переместился к центру груди, упёрся в китайский шёлк.

— Да точно, начальник, точно! — закричал Толич.

— Хорошо.

Ствол поплотнее вдавился в тело, гася хлопок выстрела. Щелк начал тлеть, запахло плавящейся тканью и жженой кожей. Толич захрипел, выгнулся дугой, забился. Из раны хлынул фонтан темной, почти черной крови. Умирающий колотился в конвульсиях. Фээсбэшник отпрянул, и Толич свалился на пол. Голова его билась об пол. Тело извивалось.

Второй фээсбэпшик, не прерывая разговора, достал пистолет, шагнул вперед и дважды нажал на курок. Умирающий Толич прогнулся, а затем обмяк. Агония прекратилась.

Стрелок, поглядев на коллегу, укоризненно покачал головой: «Снайпер, блин. Даже в сердце попасть не можешь».

Тот, что караулил у дверей, вошел в комнату, посмотрел на распростертое тело, поинтересовался без всякой жалости:

— На хрена ты его? Он ведь все равно ничего не знал.

— Мы бы ушли, а этот урод своему Олегу тут же принялся бы названивать, — пояснил первый. — Гад, все ботинки кровищей залил.

Фээсбэпшик зло пнул мертвого Толича в бок.

— И на штанах пятно, видишь? — указал очкарик.

— Чёрт, отстирывать теперь, — совсем расстроился первый и пнул труп ещё раз. Затем он повернулся ко второму, буркнул: — Сообщи дежурному, пусть зафиксирует. Вооруженное нападение на сотрудников, находящихся при исполнении. Вынуждены были открыть огонь на поражение. Нападавший убит на месте.

— Чем это он вооружён был? Членом, что ли? — Очкарик засмеялся.

— Ножом! Можно подумать, в доме ножей нет! — Первый, громко матерясь, пошёл в кухню, проворчав на ходу: — Сейчас принесу какой-нибудь.

* * *


Тонколицый осторожно проскользнул в коридор, прошел мимо первой двери и остановился у следующей, прислушиваясь к звукам, доносящимся из номера. «Узи» он держал под курткой. Предохранитель снят, палец на спусковом крючке. В номере было идеально тихо. Тонколицый даже засомневался, правильно ли он рассчитал? Возможно, убийцы в номере напротив? Ему нельзя ошибиться. Ошибка означала гибель, и не только его собственную. Киноактер погибнет тоже. Как дважды два. Тонколицый отступил в сторону и привалился плечом к притолоке. Стучать не имело смысла. Это только в кино доверчивые до кретинизма бандиты открывают дверь, даже не спросив кто. Эти непременно поинтересуются. Орать же в коридоре нельзя — посредник и его «горилла» услышат. А у Киноактера оружия нет. В любом случае ждать ему недолго. Минут пять. От силы — семь.

* * *


Посредник остановился посреди номера, повернулся к гостю:

— Итак, бумаги?

— Деньги и документы — на стол, — потребовал Киноактёр и покосился на замершего у дверей Веню.

Посредник выдвинул из-за кровати две объемистые дорожные сумки, потянул «молнию» на одной из них, перевернул. Тугие пачки стодолларовых купюр, перетянутые банковскими ленточками, посыпались на ковёр.

— В каждой сумке по пять миллионов. Документы во второй. Но, прежде чем мы продолжим, мне хотелось бы убедиться в наличии бумаг, — спокойно сказал он.

Киноактер достал из кармана несколько акций, бросил на стол. Посредник взял их, развернул, принялся внимательно рассматривать, отойдя к окну. Посмотрел на свет, дабы убедиться в наличии водяных знаков. Собственно, это были не акции, а сертификаты на десять тысяч акций каждый. Золотая рамочка. Бумаги на предьявителя. Внизу — тончайшая золотая нить. Не пожалели денег при печати. Но это именно то, что требовалось. Заказчик будет доволен. В сложившейся ситуации было одно «но», однако его можно обдумать и позднее. Когда все закончится.

Пока посредник разглядывал акции, Киноактер раскрыл вторую сумку. Она так же, как и первая, оказалась заполнена пачками банкнот. В боковом кармане он обнаружил документы. Тугие корочки загранпаспортов, в каждый из которых были вложены права. Киноактер достал документы, перелистал.

— Отличная работа, — похвалил он, разглядывая собственную фотографию. — Каков красавец, а? Смотри-ка, и визы проставлены. Ага, Греция, Турция, Испания, Англия, Франция, Мексика… А Мексика зачем?

— Оттуда вам будет проще въехать в США, — пояснил, терпеливо улыбнувшись, посредник. — Все документы подлинные. Зарегистрированы. Визы, конечно, поддельные. В Англию и Францию ехать с ними не нужно, но для Турции, Греции и прочих — сойдёт.

— А зачем проставили, если въехать нельзя?

— С открытыми визами этих стран вам будет проще легально въехать в другие. Поверьте, это срабатывает безотказно.

— Отлично. — Киноактер выбрал наугад одну пачку, распечатал, взял пару купюр, посмотрел на свет.

— Настоящие, — произнес посредник.

— Если бы я вам сказал то же самое про акции, вы что, отказались бы от проверки?

— Разумеется, нет.

— Вот и я, разумеется, нет. Надеюсь, это вас не обидит.

— Нисколько. — Посредник подождал, пока Киноактер закончит проверку, затем снял с телефонного аппарата трубку и протянул гостю. — Если всё в порядке…

— В полном.

— Тогда звоните. Как договаривались. Я иду вниз, вы остаетесь здесь с моим человеком.

Киноактёр взял трубку, набрал номер.

— Это я. Всё в порядке. Деньги и документы в наличии. Можете подъезжать. — Он повесил трубку и вы прямился. — Мне одному два таких тюка не унести. Ваш мордоворот поможет?

Посредник, набирая номер, пожал плечами.

— Это не понадобится. Николай? Всё нормально. Можете идти.

Киноактёр наигранно вскинул брови.

— Та-ак. Доверие, говоришь? — спросил он и усмехнулся. — Это и называется честной игрой?

— В любой работе есть свои издержки, — философски заметил посредник. — Мне очень жаль, но таково желание клиента. А клиент всегда прав.

За спиной Киноактёра щёлкнул взводимый курок. Он оглянулся и увидел Веню, державшего в правой руке пистолет.

— Вы не правы, ребята, — пробормотал Киноактёр и покачал головой. — Ох, как вы не правы!

— Правота — понятие сложное, — улыбаясь, протянул посредник. — Как известно, прав не тот, кто прав, а тот, у кого больше прав. В данный момент их явно больше у нас.

— Это как посмотреть, — серьёзно произнёс Киноактёр.

— Да как ни смотри, — подал голос Веня.

— Ты думаешь?

* * *


Услышав металлическое клацанье проворачивающегося в замке ключа, Тонколицый достал «узи» из-под полы и перебросил в левую руку. Это ему не мешало. Он одинаково хорошо стрелял с обеих рук. Дверь открылась. В проеме появилась темная фигура. Убийца как раз поворачивал голову, намереваясь убедиться, что в коридоре никого нет, когда Тонколицый вынырнул из-за стены. Абсолютно синхронно оба парня запустили руки под пиджаки.

Он любил такое состояние. Что-то вроде эйфории, когда в теле возникает необычная легкость, а скорость течения мыслей увеличивается неимоверно. За секунду успеваешь проанализировать десятки возможных вариантов развития ситуации. Так было и сейчас.

Тонколицый шагнул вплотную к выходящему из номера парню, обвил рукой крепкую шею и резким движением, на себя и вниз, сломал тому шейные позвонки. Одновременно он вскинул оружие и нажал на курок. С начала атаки прошло не больше секунды. Грудь второго убийцы вспенилась кровавыми фонтанчиками. Четыре пули легли точно в десятисантиметровый круг, перерезав пижонский, с отливом, галстук и раздробив верхнюю пуговицу пиджака. Убийца отлетел к окну и сполз на пол. Тонколицый быстро оглянулся, втащил второго парня в номер и, аккуратно уложив у встроенного шкафа, прошил безвольное тело короткой очередью. На всякий случай.

Затем он подобрал ключ, вышел в коридор и, заперев за собой дверь, постучал в соседний номер.

* * *


— Сейчас я спущусь вниз, а вы пойдёте следом. Кстати, не советую делать глупости. Ты ведь хочешь умереть быстро и безболезненно? — Посредник только успел закончить немудреный монолог, когда в дверь постучали. — Это мои ребята. Пусть приглядят за тобой. А то ещё попробуешь убежать. Впусти, — скомандовал он подручному.

Веня открыл дверь. На глазах изумленного посредника спина «гориллы» превратилась в кровавое месиво. От попадания пуль тот дергался, словно через его тело пропустили электрический ток. Когда же Веня рухнул, громко ударившись головой о ковер, посредник к своему ужасу увидел на пороге не Колю и Митю, а Тонколицего, сжимающего в руке «узи». Из среза глушителя лениво сочился дымок.

— Тук-тук, — недобро улыбнулся Тонколицый, входя. Небрежно отпихнув ногой труп Вени, он запер дверь. — Всем, кого не видел, доброго утра.

Посредник молча наблюдал за Тонколицым. Тот прошёл к столу, заглянул в сумки, опустился в кресло и, достав сигареты, закурил. Автомат он положил себе на колени. Слишком низко, чтобы посредник смог мгновенно дотянуться.

— До сих пор глупости делали вы, — растянул в ухмылке губы Киноактер. — Теперь наша очередь. Не возражаете? Да вы присаживайтесь, присаживайтесь. Не стесняйтесь. Чувствуйте себя как дома.

Посредник послушно присел в предложенное кресло, — чересчур мягкое, быстро не вскочишь, — и тоскливо посмотрел в сторону окна. Парни должны встревожиться, что он не появляется слишком долго. У них хватит ума сообразить: дело неладно. Вчетвером-то они уж как-нибудь завалят этих двоих проныр.

— Вы совершенно напрасно ждете своих друзей, — продолжал издеваться Киноактёр. — Я имею в виду тех ребят, что остались караулить нас в двух «девятках». Ве-нечка, должно быть, как раз их догнал. Спросите у него.

Киноактер кивнул на труп и засмеялся. Тонколицый, однако, не разделял веселья приятеля.

— Ближе к делу, — спокойно сказал он. — Мы хотим знать четыре вещи. Первая: что это за акции? Вторая: кто заказчик? Третья: вчера в квартире была ещё одна группа. Нам хотелось бы узнать, кто ее послал? И, наконец, четвертая: кто тот парень, которого мы вывезли вчера из квартиры?

— Он жив? — не теряя самообладания, поинтересовался посредник.

— Разумеется, жив. Мы, в отличие от вас, держим слово.

— Я тоже его держу. Не моя вина, что заказчику понадобились ваши головы. Заказчика, как вы понимаете, я вам назвать не могу. Насчет второй группы не имею ни малейшего понятия. Акции? Акции как акции. Обычные ценные бумаги — это все, что мне известно. Фотографию парня мне прислали по почте. Его следовало оставить в живых.

Посредник сообразил, что теперь нужно полагаться только на себя. Никто ему не поможет. Никто не придет на помощь.

— Почему нас пытались убить?

— Вам известно про акции. Вероятность того, что вас найдут, невелика, но она есть. Заказчик не хочет рисковать.

— Кто этот человек?

— Я его не знаю, — покачал головой посредник. — Мы ни разу не встречались лично. Обычно он звонит по телефону.

— Судя по качеству документов, — вставил Киноактёр, — это большой парень. Шишка.

— Может быть, не знаю, — пожал плечами посредник. — Наверное.

— Как он передал тебе деньги? — Тонколицый пнул ногой сумку.

— Положил в камеру хранения на Курском вокзале. Я забрал. Утром.

— Номер ячейки и код, — потребовал Тонколицый.

Посредник порылся в кармане, достал замусоленную бумажку, протянул собеседнику.

— Вот. — Он подумал и добавил: — Вам всё равно не удастся продать акции. Их слишком много. Сделка сразу всплывет. Вас найдут прежде, чем вы получите деньги. Давайте так. Берите документы и эти десять миллионов долларов, отдайте мне акции и уезжайте. А я скажу, что вы на том свете. Подумайте. Десять миллионов — большие деньги. В той же Греции на два миллиона можно жить рантье.

— Видишь ли, старик, — медленно произнес Тонколицый. — Я согласен с тобой. Нам не удастся продать акции. Но не потому, почему ты думаешь.

— А почему же? — не понял посредник.

— Да потому, что у нас их нет. — Киноактер снова засмеялся.

— Как нет? — изумился посредник.

— Очень просто. Нет — и все. Акции забрали ребята из второй группы. Мы же сумели перехватить только часть. На какую сумму там было?

— Восемьдесят миллионов долларов.

— Вот видишь. А мы взяли только на девятнадцать.

— Если не будет бумаг, вас убьют, — прошептал, сникая, посредник.

Он понял, что и его убьют тоже. Если не исполнители, то люди заказчика. Никто не поверит басням о какой-то там второй команде. Подумают, что он, посредник, решил толкнуть бумаги и положить деньги себе в карман. Но, даже если поверят, убьют все равно. На всякий случай, как исполнителей. Ему ведь тоже известно про акции.

— Нас и с бумагами собирались убить, — хмыкнул Киноактёр.

— Кстати, — Тонколицый посмотрел на посредника, — если ты рассчитываешь, что тебя пощадят, то ты самый тупой парень из всех, кого я когда-либо видел.

— Да. Меня тоже убьют.

Посредник окончательно скис. Он не заблуждался относительно возможностей заказчика. За восемьдесят миллионов долларов — точнее, за значительную часть этой суммы — его найдут в любой точке земного шара. Даже в бразильской сельве.

Тонколицый наблюдал за ним, положив руку на автомат.

— У нас есть только один выход: убить заказчика прежде, чем он доберется до нас. Тут два варианта: либо ты нам помогаешь и остаешься жить, либо нам придётся тебя пристрелить.

— А гарантии?

— Ты до сих пор жив, — усмехнулся Тонколицый. — Какие ещё гарантии тебе нужны?

Посредник подумал, кивнул.

— Хорошо. Согласен.

— Отлично. Когда должен звонить заказчик?

— В десять, — пробормотал тот. — Ровно.

— Ну что же, подождём. — Тонколицый откинулся в кресле, повернулся к Киноактеру. — Звякни Молчаливому. Пусть поднимается.




Глава 19


Три машины въехали во двор и остановились под самой стеной так, чтобы их не было видно из окон. Первым выбрался Шустрик. За ним — семеро «наемников». Остановились, болтая, перешучиваясь. Из подъезда соседнего дома показался Суровый. Широким, быстрым шагом он подошел к Рыхлому.

— Дома? — спросил тот, понижая голос.

— Дома. Только что занавеска колыхалась. Пасут, твари.

— Ну, и куда теперь, отцы? — подошел к ним Александр. — Давайте показывайте, где клиенты.

— Это они? — полюбопытствовал Суровый.

— Они самые, — кивнул Рыхлый-Шустрик.

— Заносчивые больно для «профи», — заметил Суровый.

— Какие есть.

— Значит, так. — Суровый посмотрел на Александpa. — Четверо пойдут вот с ним, — кивок на Шустрика. — Трое, включая тебя, со мной. Мы — с парадного входа, они — с чёрного. В парадном дверь стальная. Ее за две минуты не вышибешь. А с чёрного — обычная, деревянная.

— Слушай, отец, просто назови номер квартиры, покажи, где черный ход, и постойте в сторонке, пока мы работу закончим. Лады?

— Четверо с ним, трое со мной, — спокойно повторил Суровый, пропуская реплику «наёмника» мимо ушей. — По возможности меньше шума. А то начнёте на лестнице орать, супермены хреновы, жильцы со всего подъезда сбегутся. Ты всё понял?

Александр прищурился.

— Ты тоже, что ли, из наших?

— Наши таких, как ты, за пивом гоняли. Я спросил, всё понял?

— Все, отец, все. Сколько народу в квартире?

— Два человека.

— И всего-то?

— Тебе хватит. Разберись со своими людьми и давай работать. Не до ночи же нам тут стоять.

— Лады.

* * *


«Фортуна всё-таки была на нашей стороне. Иначе Олег не подошёл бы к окну. Или подошёл бы, но слишком поздно. Да мало ли что могло случиться.

Но Олег отодвинул занавеску и посмотрел на улицу. И тут же отступил от окна. Лицо его мгновенно стало напряженным. На щеках проступил лихорадочный румянец.

— Они здесь, — сказал, отступая.

— „Взломщики“? — Я едва не выронил кружку с кофе, которую держал в руках. — Ты уверен?

— А ты ждешь кого-то еще? — Олег щелкнул затвором „ремингтона“ и снова посмотрел в окно.

— Сколько их?

— Человек шесть вроде. Разве что под самой стеной кто-нибудь еще стоит. Я пока вижу только этих.

— Что делать будем?

Я взял со стола второе ружье, покрутил в руках. Никогда еще мне не приходилось стрелять в людей. Собственно, мне вообще не приходилось стрелять. В особенности из помповых ружей. Не думаю, что с партнером вроде меня Олегу удастся организовать эффективную оборону. Хорошо еще, двери стальные. Конечно, остановить „взломщиков“ они не смогут, но задержать — вполне. А в нашем положении и пять минут — вечность.

Я бросился к телефону, начал набирать номер.

— Ты что делаешь? — спросил Олег.

— Звоню.

— Кому?

— Тимофею, преемнику Сергея Борисовича. Он хотел получить похитителей акций? Вот пусть приезжает и забирает.

— Дельно, — согласился Олег. — Давай, пусть присылает бригаду. А я пока подготовлю пути отхода.

Он подхватил второе ружье и выскочил в коридор. Хлопнула дверь ванной. Потом загремел стул в кухне. Что он там делает? Спросить я не успел, поскольку на том конце провода сняли трубку.

— Алло!

— Алло! — завопил я. — Мне срочно нужно поговорить с Тимофеем.

— К сожалению, его сейчас нет. Что передать?

— Передай, что звонил Иван. Люди, которых он ищет, стоят на пороге квартиры и очень хотят войти. Если Тимофей немедленно не пришлет сюда своих парней, через пять минут нас убьют, а акции растворятся в тумане! Так и скажи.

— Что за квартира? Адрес?

— Он знает.

Я брякнул трубку на рычаг. В этот момент в комнату ворвался Олег. Он двигался со скоростью курьерского поезда.

— Эти… ещё стоят?

— Не знаю, не смотрел.

Олег промчался к окну, заглянул в щель, чертыхнулся:

— Ушли. Ладно, их ждет сюрприз. Помчались.

— Куда?

— На кудыкину гору! На балкон, конечно. Попробуем спуститься. Или ты хочешь лично пожать этим ребятам руки?

Мы потрусили в соседнюю комнату, из которой был выход на крохотный, метр на метр, пузатый балкончик.

— А где верёвка?

— Нету. Всю израсходовал.

— Слушай, — окликнул я Олега на ходу. — Забыл предупредить. У меня с детства гипсофобия.

— Это еще что за дрянь?

— Боязнь высоты.

— Чего? — Он уставился на меня, как на девятое чудо света. — Поздравляю. Ты выбрал самый удачный момент, чтобы сообщить об этом. И что теперь?

— Полагаюсь на твою смекалку.

— Можно, конечно, предложить им уносить ноги подобру-поздорову, — пробормотал Олег, открывая шпингалеты. — Но я бы не стал сильно рассчитывать на положительный результат. — Кивнув на узкие деревянные перильца, он спросил: — Кто полезет первым? Ладно. Не дети, препираться не будем, лезь ты.

— Кто? Я? Ты с ума сошёл. „Сталинский“ дом. Потолки три с половиной метра. Перекрытия ещё по пол метра. Итого — двенадцать метров. Подходящая высота для первого полета.

— Да? Ну и оставайся, если жить надоело. — Олег перелез через перила и, повернувшись, протянул мне руку. — Давай, братец. Времени нет.

Из глубины квартиры донесся мощный удар. Ломали дверь черного хода. Послышался звук трескающегося дерева. Я, не мешкая больше ни секунды, перебрался на ту сторону. Встал на узком бортике, как часовой у Мавзолея, судорожно сглатывая и стараясь не смотреть вниз.

— Здравое решение, — похвалил Олег. — Теперь повисни на руках, раскачайся и прыгай на нижний балкон. Там невысоко. Метра два останется.

— Ни за что в жизни.

— Прыгай, говорю. Через минуту они войдут в квартиру.

— Нет уж. Сначала ты.

— А, чтоб тебя!.. — Олег ухватился одной рукой за изогнутый прут, поддерживающий перила, второй впился в моё запястье. — Висни. Я помогу.

— Говорю же тебе, у меня с детства боязнь…

— Да провались ты пропадом со своей боязнью! — завопил Олег. — Висни, пока держу!

Была не была. Умру гордо, как горьковский буревестник, черной молнии подобный. Я встал на колени и медленно, обдирая живот о жестяной бортик, начал сползать в пустоту.

— Быстрее, быстрее, — торопил Олег.

— Тебе легко…

Я собирался сказать „легко говорить“, но в этот момент мое тело ухнуло вниз, и слова застряли в горле вместе с сердцем.

— Мне легко? — хрипло возмутился покрасневший от напряжения Олег. — Руку! Вторую руку отпусти!

Ох, как тяжело было разжать пальцы! Я не мог заставить себя сделать этого, и тогда Олег… впился зубами мне в кисть. Истошный крик прокатился над двором, заглушив и рев машин на проспекте, и чириканье тысячи наглых воробьёв. Вы, конечно, уже догадались, кто кричал.

Олег принялся раскачивать мое тело в воздухе. Все сильнее и сильнее. Я невольно посмотрел вниз и зажмурился. Зубы сами собой сжались так, что заныли скулы. Под ногами издевательски моталась туда-сюда крыша тёмно-синих „Жигулей“. Голова закружилась, глаза полезли из орбит.

— Олег, это та самая машина… — прохрипел я.

— Хрен с ней! На счёт „три“ прыгаешь, — просипел Олег в ответ. За его спиной вдруг гулко плеснул выстрел. — Они вошли! Три!

Я почувствовал, что пальцы, мертвой хваткой сдавливающие мое запястье, разжались. Полет продолжался считанные доли секунды, но эти доли показались вечностью. Ветер страшно засвистел в ушах, а затем я ударился ногами и упал на бок. В животе что-то перевернулось. Не было даже сил подняться. Но глаза мне все-таки удалось открыть.

Над головой маячили жухлые цветы в длинных деревянных ящиках, а над ними, на фоне голубого неба, болтались ноги — Олег торопливо сползал следом за мной. Я услышал какой-то грохот, ещё один выстрел, а затем торопливые шаги».

* * *


Они поднимались почти беззвучно, прижимаясь к стенам, выставив оружие перед собой. Впереди Шустрик, за ним четверо наемников.

— Эта, — шепотом сказал Рыхлый, указывая на нужную дверь. — Открывается внутрь. Ведет в кухню.

— Посторонись, дядя.

Один из наемников, плечистый румянощекий малый, небрежно отодвинул Шустрика к стене и что было сил ударил ногой по двери на том уровне, где обычно расположен замок. По черной от грязи створке пробежала длинная тонкая щель.

— Там накидной крюк, — сообщил Шустрик.

— Чего же ты раньше молчал, дядя? На каком уровне петля?

— Примерно вот здесь. — Тот ткнул пальцем в дверь. — Или чуть выше.

— Ясно. — Наемник достал из-под куртки «клин» и вдавил курок.

Трескучая очередь вспорола непроницаемую тишину черного хода. Полетели щепки. Пули, высекая искры из металла, увеличили петлю. Наконец тяжелый крюк звонко лязгнул. Наемник мгновенно сменил обойму и, подняв оружие стволом вверх, ударил ногой по двери. В следующую секунду из кухни грохнул оглушающий выстрел помповика. Язык пламени достал почти до самой двери. Двенадцать девятимиллиметровых картечин превратили внушительный кусок створки в труху, а грудь наемника — в месиво из деревянной щепы, осколков костей и обрывков плоти. Силой выстрела плечистого приподняло в воздух и отшвырнуло к противоположной стене. Оставив темную смазанную полосу, тот рухнул на лестницу и сполз на пару ступеней головой вниз. Наемники мгновенно опустились на колени, укрываясь кто за стеной, кто за ступенями.

— У них что, помповики есть? — спросил один у Шустрика.

— Ну есть, наверное, раз из них стреляют.

— Твою мать! — выругался наемник. — Надо было с вас в два раза больше брать. За тебя, дурака.

— Я не знал о ружье.

— Ты припомни, — зло прошептал парень, поднимаясь в полный рост, — у них случайно ПТУРСы не завалялись? Или пулемет станковый?

Осторожно, по стенке, наемник шагнул к развороченной двери и, резко выставив перед собой автомат, исчез в кухне. За ним вошел второй, потом третий. Шустрик был последним. Он сразу увидел ловушку — «ремингтон», привязанный бельевой веревкой к стулу. Один конец веревки удерживал курок, второй — тянулся к дверной ручке.

Наемник зацепил веревку пальцем, оглянулся и указал товарищам в сторону коридора. Те медленно, держа оружие на изготовку, пошли вперед, прислушиваясь и замирая при малейшем шорохе. Ванная — чисто. Туалет — тоже. Прихожая — никого.

Один из наемников быстро шагнул к входной двери, повернул засов, нажал на ручку. В образовавшуюся щель проскользнули еще четверо.

Александр вопросительно шевельнул бровями: «Где?» Наемник показал ему на запертые двери комнат: «Там». Кто-то встал за стену, сбоку, кто-то перед дверью. Шустрик и Суровый отошли в сторону. Александр поднял руку, повел отсчет, оттопыривая пальцы: «раз» — указательный палец, «два» — средний, «три» — безымянный. Два удара прозвучали практически одновременно. Створки пушечно грохнули о стену. Мгновение спустя из полумрака комнаты полыхнул еще один выстрел. Александр был готов к подобному «сюрпризу», да и реакция у него оказалась отменной. Он рухнул пластом на пол и откатился в сторону. Картечины ударили в стену и раскрошили кирпич, подняв облако рыжей пыли.

— Стоять! — заорали в соседней комнате. — Вон он, вон, на балконе!

Сухо треснул одиночный выстрел. Суровый побежал к балконной двери. Шустрик же направился в соседнюю комнату. Он быстро прошел к окну, осмотрел все углы, заглянул в шкаф, вышел в коридор. Туда же вышел Суровый.

— Ну что?

— Нет. Ничего здесь нет. Они, наверное, спрятали товар в другом месте.

— Ты внимательно посмотрел?

— Конечно. Мебели мало, а баулы — это тебе не булавки, под обои не спрячешь.

— Пошли вниз, — скомандовал Суровый.

— Подстрелили?

— С балкона сорвался придурок.

Из комнаты вышел Александр, кивнул наёмникам.

— Идите с ними. Мы с Ленчиком останемся, гильзы подберём. С минуты на минуту менты могут нагрянуть.

* * *


В кабинете полковника заверещал селектор. В его сигнале, противно-нудном, гундосом, полковнику ус-лышалось что-то тревожное.

— Да? — Он вдавил в панель клавишу интеркома.

— Товарищ полковник, Коновалов на второй линии.

— Соедините.

— Товарищ полковник? — Голос Коновалова звенел от восторга. — Мы только что получили информацию от одной из групп. Сегодня утром некий Олег Романов, сотрудник фирмы «Холодок», осужденный ранее за карманную кражу, пытался через своего старого дружка, тоже бывшего зека, зондировать почву на фондовом рынке на предмет продажи большой части акций за неучтённую «наличку».

— Дальше? — резко сказал полковник, чувствуя, как его лоб от волнения покрывается испариной.

Им удалось подобраться к похитителям акций настолько близко, что он почувствовал тяжесть генеральских звезд на погонах.

— Наши сотрудники установили источник информации и сумели получить адрес. Допрашиваемый, правда, кинулся на них с ножом, так что пришлось его…

— Да хрен с ним, с допрашиваемым! — оборвал полковник. — Пристрелили, и слава Богу. Что с этим Романовым? Его уже задержали? Акции нашли?

— Я послал туда бригаду.

— Какого дьявола бригаду? А если бумаги там? Хочешь, чтобы с нас головы сняли вместе с погонами? Быстро туда! И чтобы никто ни сном ни духом про эти акции! Ни милиция, ни наши! Ты понял?

— Так точно, товарищ полковник.

— Немедленно! И как только доберешься, сразу же свяжись со мной.

— Так точно, товарищ полковник.

— Действуй.

Маков отпустил клавишу, подумал секунду и нажал снова.

— Слушаю, товарищ полковник.

— Запросите информацию на Олега Романова, — не знаю по батюшке, — сотрудника фирмы «Холодок». Что-то у нас вроде бы проходило совсем недавно.

— Хорошо, товарищ полковник, — ответила секретарша.

Селектор замолчал. Полковник откинулся в кресле и отёр пот со лба. Самое главное, дело сдвинулось с мёртвой точки. Маков не сомневался: через несколько часов, максимум через день, акции и похитители будут давать показания, в его, Макова, личном кабинете.

* * *


«— Стоять! — закричали над самой головой. — Вон он, вон, на балконе!

Олег сделал страшное лицо. Он прогнулся, качнулся вперед, затем назад. Я так и не понял, что произошло дальше. Увидел только, как пальцы Олега оторвались от изогнутых балконных прутьев. Двенадцать метров — высота очень приличная. Если же учесть, что внизу асфальт, шансов уцелеть у него практически не было. В фильмах человек, падающий с третьего этажа, обязательно кричит. Я тоже ожидал услышать крик, но не услышал. Олег падал матча, по почти идеальной вертикали. Он здорово владел телом. Как-то странно прогнулся, вытянулся в струну, подняв руки вверх. Когда его локти оказались на уровне деревянных цветочных ящиков, Олег попытался уцепиться за них. Опора была слишком ненадежной для семидесятипятикилограммового веса. Это понял даже я. Но уже через секунду мне стал ясен замысел: использовать ящики, как амортизаторы. Замедлить падение. Послышался громкий треск. Мне на лицо посыпались подсохшие лепестки, какая-то полусгнившая трава, ржавчина с перил. Ящик оторвался, но не отлетел, а потянул за собой следующий. Звонко, словно гитарные струны, рвался проволочный крепеж. Одно кольцо за другим. Фанерная цепочка помогала Олегу спуститься живым и невредимым. Приподнявшись, я видел, как черная влажная земля сыплется из ящиков ему на куртку, на волосы, за воротник.

До земли оставалось ещё метра четыре, когда ящики все-таки оторвались. Олег сгруппировался, приземлился на крышу „жигуля“, промяв ее почти до сидений. И тут же на него посыпалась спасительная цепь фанерных ящиков. Он как-то очень ловко, по-кошачьи, опрокинулся на спину, избегая удара, перекатился через голову на капот и, сделав еще один кувырок, оттолкнувшись руками от капота, оказался на ногах. Вот это был трюк, доложу я вам. Ничего подобного мне еще видеть не приходилось. Не дожидаясь, пока по нему начнут стрелять, Олег нырнул под стену.

— Чёрт!.. — изумленно выдохнул человек над моей головой. — Ловкий, тварь.

Я не поверил своим ушам. Вне всяких сомнений, это был голос Стаса. Хмурого гэбиста, радевшего за справедливость и подававшего на общих советах версии одна нелепее другой.

— Ничего, догоним, — произнес кто-то незнакомый.

— А второй куда делся? — поинтересовался следующий. Его я тоже не узнал. — Ты вроде говорил, что их должно быть двое. Может, тоже с балкона сиганул?

— Может. А может, и не было его. Это мы думали, что их тут двое. Вполне мог оказаться и один.

— Блин, мужики, так нельзя. То двое, то один. У вас семь пятниц на неделе.

Пронесло, подумал я. Слава Богу, никому из них не пришло в голову перегнуться через перила и заглянуть на нижний балкон. Внизу заурчала въезжающая во двор машина. Скрипнули тормоза. Может быть, кто-то из жильцов догадался вызвать милицию? Только бы не „мои“ хозяева. Не стоило мне сейчас попадать в милицию.

Я с трудом поднялся и подергал балконную дверь. Заперто. Выбить стекло? Акробатический этюд Олега мне, пожалуй, повторить не удастся. Значит, придется бить стекло. Я нащупал в кармане пачку купюр, вытащил одну. Будем по крайней мере честными.

Прямо надо мной хлопнула дверь. Эх, была не была! Натянув потуже рукав плаща, я что было сил саданул локтем в стекло. Оно треснуло и осыпалось на кафельный пол. Никогда не думал, что разбитое стекло производит СТОЛЬКО шума.

— Эй! Второй этажом ниже! На балконе! — заорали сверху.

Вот попал, так попал. Значит, не все ушли, кто-то остался. Я лихорадочно просунул руку в комнату и принялся поворачивать запорные рукояти. Торопился, порезался осколком, но зато с замками справился в рекордный срок. Пронесся через квартиру как метеор, бросил купюру на кухонный стол, врезал изо всех сил ногой по крюку, удерживающему дверь черного хода. Тот как будто прирос. Еще разок, с футбольным замахом. Крюк вылетел из петли словно снаряд, описал круг и взрезался в стену, сбив кусок краски. Я ударил плечом в дверь, выскочил на лестницу и помчался вниз, перепрыгивая сразу через три ступеньки. А следом уже громыхали шаги. И казалось мне, что, кроме этого дробного топота, других звуков в природе не существует. И я бежал от своих линчевателей, обуреваемый только одним чувством — всепоглощающим, безграничным ужасом. Это был ужас гонимого животного. Зверя, со всех ног удирающего от настигающей его стаи волков.

Затрещали выстрелы. С визгом застучали о ступени пули, вышибая крохотные осколки. Я шарахнулся к стене и побежал, молясь только об одном — не споткнуться, удержаться на ногах. Врубился всем телом в дверь и вылетел на улицу. Помчался мимо служебного входа в магазин, мимо череды машин и подъездов, мимо окон, из которых, как театральные зрители из ложи, выглядывали жильцы. И сквозь монотонный, набатный гул в ушах вдруг услышал, как ревет, набирая обороты, за спиной автомобильный двигатель, а за домами воет милицейская сирена.

— Стой! — закричали где-то позади. — Стой, стрелять буду!

Был ещё хлопок выстрела и подворотня, стены которой как-то подозрительно раскачивались, словно хотели упасть и придавить меня к мокрому асфальту. И проспект, маячащий пестрыми эмалевыми росчерками в полукруглом арочном проеме. А потом появился Олег. Он протягивал руку и что-то кричал мне в лицо. Но вот что, этого я уже не слышал».

* * *


— Через две минуты, — сказал посредник, выкладывая на стол сотовый телефон.

— Он не опаздывает? — спросил Тонколицый.

— Никогда. Всегда звонит минута в минуту, — торопливо пробормотал посредник.

Теперь, когда договоренность с недавними жертвами была достигнута, он очень старался продемонстрировать собственную ценность. В принципе, для исполнителей смысл его присутствия исчерпывался звонком заказчика. Дальше перебежчик становился обузой. Его спокойно могли убить, немного потеряли бы. Это посредник понимал.

— Как он тебя нашёл? — спросил Молчаливый.

— Позвонил. Сказал, что слышал обо мне. Предложил работу. Я согласился.

— Давно занимаешься этим делом?

— Таким? Ни разу не занимался. В основном передаю деньги. — Посредник закурил, отметив, что пальцы у него ходят ходуном. — Знаете, если кому-то не хочется рисковать или светиться, на «стрелку» берут меня. Я отношу деньги или товар. От машины до машины, от машины до квартиры, от квартиры до машины. По-разному.

— Если что-то срывается, первая пуля — твоя, — констатировал Киноактер. — Опасная работенка, к тому же пыльная. И сколько за неё платят?

— Все зависит от степени риска. В среднем пятнадцать процентов.

— Негусто, — покачал головой Киноактер.

— На хлебушек с икоркой хватает. И на коньячок остается. И даже на чёрный день получается откладывать.

— А сколько обещал заплатить заказчик за наши головы?

— Пол-«лимона». Но это за всё.

— Что-то дешево они нас оценили, — повернулся к остальным Киноактёр. — А, мужики? По-моему, наши головы стоят дороже.

В этот момент зазвонил телефон. Тонколицый потянулся, кивнул посреднику:

— Ответь.

— Понял. — Посредник торопливо схватил трубку, пролепетал: — Алло? — и тут же передал телефон Тонколицему.

— Ты всё сделал? — услышал тот спокойный мужской голос.

— Во всяком случае, он попытался, — ответил Тонколицый.

Несколько секунд на линии висело молчание, затем заказчик поинтересовался:

— Кто это?

— Один из тех, кого ты приказал убить.

— Вот как?

— Да вот так уж.

— Акции у вас?

— Конечно, у нас.

— Чего ты хочешь?

Тонколицый вслушивался в голос и пытался представить себе говорящего, ловил нюансы интонации, манеру произношения отдельных звуков и сочетаний, тембр.

— Поскольку ты первым нарушил наше соглашение, мы оставляем за собой право изменить условия.

— Что ты имеешь в виду?

— Сумму гонорара. Тебе придётся заплатить штраф.

— Разумно. И каков же размер штрафа?

— Вдвойне.

— Двадцать миллионов долларов? — Заказчик хмыкнул, подумал секунду, спросил: — А вы не боитесь?

— Чего?

— За такие деньги я могу нанять целую армию надёжных ребят.

— Одних ты уже нанял. И где они теперь?

— Вы устранили всех?

— Почти всех. Один еще жив. К тому же нужные тебе акции до сих пор у нас.

— Вы не сможете их сбыть.

— Верно, но мы можем их сжечь. Или пропустить через измельчитель бумаг. Восемьдесят миллионов долларов — слишком большая сумма, чтобы рисковать.

— Разумно. Когда вы хотите получить деньги?

— Чем быстрее, тем лучше.

— Надеюсь, вы понимаете, чтобы собрать двадцать миллионов наличными, понадобится время.

— Сколько?

— Минимум день.

— Устраивает.

— Предлагаю следующую схему обмена. Вы абонируете пару ячеек в автоматической камере хранения на Курском вокзале. В одну из них кладете акции. Скажем, две сотни. Я проверяю, все ли с ними в порядке, и, если да, кладу в названные вами ячейки требуемую сумму.

— Мы дадим даже больше, чем ты просишь. Получишь четверть акций от общего количества. Проверяй сколько душе угодно. Но учти, если ты не положишь деньги или купюры окажутся фальшивыми, распрощаешься с остальной частью акций. Заметим кого-нибудь из твоих псов рядом — уберем их, а потом отыщем тебя. Не за тем, чтобы отдать бумаги, конечно. Так что не советую наступать на одни и те же грабли дважды.

— Разумеется. Вы проверите деньги и положите в ячейки остальные акции. Я перезвоню по этому же номеру через три часа. Вы сообщите мне номера ячеек и коды. Устраивает?

— Вполне. Только учти, никаких фокусов с прослушиванием и тому подобными штучками. У тебя в запасе один десятисекундный звонок. Потом мы выбросим трубку, и ты о нас больше не услышишь.

— Отлично. Надеюсь, я по-прежнему могу вам доверять?

— Если с деньгами все будет в порядке — безусловно. Мы не удрали с акциями и десятью миллионами долларов в кармане, а дождались твоего звонка. По-моему, этого вполне достаточно.

— Разумно. Хорошо. Через три часа я перезвоню.

— Кстати, что нам делать с посредником? Не таскать же с собой такую обузу?

— На ваше усмотрение.

— Понятно.

Тонколицый поднял автомат и нажал на спуск. Крик посредника отозвался в трубке. Заказчик усмехнулся.

— А вы крепкие ребята, верно?

— Ты еще сомневаешься?

— Уже нет.

Запищали короткие гудки. Тонколицый спрятал трубку в карман и повернулся к бледному как сама смерть посреднику, над головой которого в стене темнела чёрная пулевая дыра, сказал:

— С тобой вопрос решённый. Собирай манатки и уматывай. Попадёшься нам на глаза — убьем. Попадёшься на глаза заказчику — убьёт он. Всё. Ясно?

— Я все понял. Не беспокойтесь.

— А кто тебе сказал, что мы беспокоимся?

Тонколицый, Молчаливый и Киноактер поднялись.

— Бесплатный совет, отец, — ухмыльнулся последний. — Перетащи труп в соседнюю комнату, сдай ключи и беги со всех ног. Эти игры — не для таких, как ты.

Они вышли из номера. Посредник откинулся в кресле, закрыл лицо руками и заплакал.

* * *


Андрей и Павел вошли в местное отделение милиции. Всё как обычно. Гомон в коридоре, кто-то приходит, кто-то уходит. Бубнит что-то рация, на столе у дежурного трещит телефон. В клетке напротив окна человек десять кавказцев, среди которых молодая женщина. Стоят у решётки, смотрят на вошедших. Может, за ними кто. Свои не бросят.

По предбаннику медленно прохаживается белобрысый парень в «бронике» с «АКМС» в руках. Скучно ему. И то сказать, четыре шага от двери до «дежурки» да три от «дежурки» до «обезьянника» — вот и все его «царство».

— Вы по какому вопросу? — заметив посетителей, шагнул навстречу парень.

— По служебному. — Те предъявили удостоверения. — Насчет вчерашнего взрыва.

— Володь, тут насчет взрыва интересуются, — крикнул парень дежурному и мотнул головой: — Вон! К нему обратитесь.

— Кто интересуется? — выглянул в окошко расхристанный лейтенант.

Запарился. Галстук съехал набок, китель расстегнут.

— Мы интересуемся. — Андрей толкнул дверь «дежурной части», держа раскрытое удостоверение в руке.

— Здравь, товарищ капитан, — изучив «корочки», поприветствовал коллегу дежурный.

— Слушай-ка, лейтенант, вчера после взрыва ваш экипаж первым прибыл на место происшествия?

— Вчера-то? Наш. Мухинский. А что?

— Этот Мухин, он здесь еще? Или уже ушел?

— Здесь, — вздохнул лейтенант. — Теперь разве уйдёшь? Неделю будем торчать, пока всё успокоится.

— Я могу с ним поговорить?

— Пожалуйста. — Лейтенант взгромоздился животом на стол, позвал белобрысого: — Вить! Ви-ить!

— Ау! — откликнулся тот. — Чаво?

— Мухина найди!

— А где он?

— Да в восемнадцатой, по-моему. У Свиридова.

— Щас позову.

Белобрысый потопал по узенькой лестнице на втог рой этаж.

— А что, товарищ капитан, — полюбопытствовал лейтенант, — разве это дело не передали в ФСБ? Я вроде бы слышал, что передали.

— Правильно слышал. Передали.

— А чего ж вы тогда… это… — Дежурный улыбнулся смущённо.

— Так ведь, лейтенант, у «конторы» свои дела, а у нас — свои, — уклончиво ответил Андрей. — Волка ноги кормят.

— Понятно, — улыбнулся тот, хотя на самом деле ничего ему понятно не было.

Разговор исчерпал себя. Андрей терпеливо ждал, поглядывая на лестницу. Наконец вернулся белобрысый. Следом за ним топал низенький коренастый мужичок, похожий на Антошку из известного детского мультфильма. Типично деревенская фактура. Широкий в кости, с большими крепкими ладонями и длинными руками. Рыжие вихры торчат во все стороны. Мухин прищурился, отчего вокруг глаз собралась сеточка морщин.

— Это вы меня спрашивали? — поинтересовался сержант, на ходу застегивая китель.

— Они, они, — кивнул белобрысый.

— Здравствуйте, сержант. — Андрей шагнул на встречу. — Давайте отойдём в сторонку, поговорим. Чтобы людям не мешать.

— А что такое случилось?

— Насчёт вчерашнего взрыва, — сообщил громко белобрысый.

Павел бросил на него такой взгляд, что не в меру разговорчивый «солдат Фемиды» мгновенно умолк. Втроем они прошли в коридор, остановились у курилки — крохотного закутка с одинокой урной.

— Нам сказали, что ваш экипаж вчера первым прибыл на место происшествия, — начал Андрей.

— Так точно. — Мухин вздернул белые, почти бесцветные брови, ожидая продолжения.

— Расскажите, что вы увидели.

— Что увидел? — Сержант уставился в какую-то точку на стене, собираясь с мыслями. — Да в общем-то там уже и смотреть не на что было. Несколько погибших, трупов то есть, обгорелых. В кухне, в прихожке, в зале. Потом — окна выбиты. Мусоропровод снят был.

— В каком смысле снят? — спросил Павел.

— Ну, кожух снят. В трубе дыра. Там горело всё. Окна-то выбиты, вот сквозняком и раздуло. Мы вызвали пожарных, «скорую» и выскочили с ребятами на площадку. Огонь, тарищ капитан. С ним шутки не шуги, — поделился Мухин ценным наблюдением. — А потом уж приехали тарищи из службы безопасности. Нас выставили в оцепление.

— Скажите, сержант, — взял слово Павел. — А вы случайно не заметили в квартире акций?

— Чего?

— Ну, бумаг таких.

— Почему не заметил? Заметил. Их там много валялось. Штук двадцать или тридцать. Я сперва подумал, может, облигации какие. Сбербанка, например. Многие сгорели, почитай, до половины. Я так подумал, что пока пожарные приедут, их и вовсе спалит. Один пепел останется. Вообще полыхало знатно. Вы ж небось сами видели, коли интересуетесь.

— А как эти бумаги выглядели? Чьи они? Какого предприятия? На чье имя? Не заметили?

Мухин подумал, посмотрел в стену.

— Смоленского автомобильного завода вроде. На чьё имя… нет, не припомню. А как выглядели… Я вообще-то рассказывать не мастак. Если вам очень нужно, могу показать.

— Как показать? — изумился Павел.

— У вас есть акция? — Андрей чуть не упал.

— Ну, я парочку прихватил, — почему-то смутился Мухин. — На память, как грица. Это ж не преступление, правда? Они все одно сгорели бы. А так, думаю, может, пригодятся еще. Вот вам, например, понадобились.

— А товарищи из службы безопасности вас об акциях не спрашивали?

— Почему не спрашивали? Спрашивали. Вот как вы. Не заметил ли, мол. Я им-то одну и отдал. Может, думаю, надо для следствия. А вторую оставил. Но у неё уголок обгорел.

— Покажите нам бумагу, — попросил Андрей.

— А, конечно. Сейчас. — Сержант сунул руку во внутренний карман кителя и выудил акцию.

Бумага была смятой, но аккуратно расправленной и сложенной вчетверо. Один уголок действительно тронул огонь, но совсем чуть-чуть. Осталось лишь жёлтое пятно.

Андрей развернул бумагу. Сертификат на десять тысяч акций. Золотая кайма. На предъявителя. Смоленский автомобильный завод.

— Сержант, — Андрей протянул бумагу Павлу, — мы можем взять эту бумагу?

— Возьмите, — ответил тот, хотя и с явной неохотой. — Только верните потом. Может, ещё кому понадобится.

— Обязательно вернём, — весело пообещал Павел, пряча сертификат в карман.

— Скажите, тарищ капитан… — Мухин снова замялся. — А деньги по этой бумажке получить можно?

* * *


Они столкнулись на лестнице. Трое спускающихся наемников и девять поднимающихся «бойцов» Тимофея. И те, и другие торопились, но остановились словно вкопанные. У «бойцов» «АКМ» со спиленным прикладом, помповые «моссберги», китайские «ТТ», у наемников короткие «клины». Растерянность длилась какую-то долю секунды, а затем все начали кричать. Одновременно, стараясь перекрыть друг друга:

— Стоять! Бросай оружие!

— Сам бросай, падло!

— Брось, бля, ствол, на хрен, кому сказал!

— Витек, держи правого!

— Брось оружие, сука, или стреляю!

Гомон стоял невообразимый. На крик из квартиры выбежали Александр и Ленчик. Оба держали автоматы на изготовку. Наемников было меньше, и «бойцы» вели себя адекватно ситуации. То есть агрессивно.

— Положи «пушку», падло, или я тебе мозги из ж…. вышибу!

Кто-то, — специально или от нервов, — надавил на спусковой крючок. Сухо щёлкнул выстрел. Наёмника, стоявшего на нижней ступеньке, словно толкнули в плечо. Этот выстрел и послужил сигналом к началу бойни. Зарокотал разом десяток стволов. Мощно ухали помповики. Жестяно стучал «АКМ», трещали «клины», сухо били «TT».

В общую какофонию вносили свою лепту десятки гильз, одновременно падающие на дешевый кафель. По подъезду летели клочья краски и кирпичного крошева. Где-то, — похоже, этажом выше, — кто-то закричал. Громко и отчаянно. Страшно. Александр видел, как упал один из его «бойцов». Тот, что стоял ниже всех. Завалился людом вперед и покатился с лестницы, сметая телом латунные бутылочки гильз. Александр выпустил очередь, срезав автоматчика, и нырнул за стеновой выступ. По кирпичу с противным визгом заклацали пули. Теперь сменить магазин на полный. В старом еще осталось, должно быть, с пяток выстрелов, но потом может просто не быть времени.

Ленчик по его примеру рванул вперёд и угодил под огонь. В его спине образовалось несколько дыр величиной с добрый кулак.

Внизу кто-то стонал. Обрушилось стекло. Хлопнул одиночный выстрел.

Александр уже пожалел, что позволил Суровому и Шустрику уйти через чёрный ход. Надо бы их, гадов, сюда, под стволы. Да и двое его ребят, ушедшие вместе с ними, очень бы сейчас пригодились. Александр вновь высунулся из-за выступа и нажал на курок. «Клин» завибрировал в руках, выплевывая огненные струи, густо сдобренные металлом. Он видел, что почти каждый выстрел достиг цели. Один из «бойцов» задергался, пока раскаленная сталь рвала его тело в клочья. Интенсивность стрельбы резко стала стихать. Александр с удовлетворением отметил, что бьет по меньшей мере еще один «клин»: Значит, кому-то посчастливилось уцелеть.

Вот замолк «моссберг». Александр пригнулся и кинулся вперед. Здоровый, бритый наголо «бык» торопливо доставал из карманов куртки ружейные патроны. Второй стоял чуть ниже, у лифта, держа «ТТ» в вытянутых руках. Третья темная фигура — за сеткой. Лица не различить. Автомат перезаряжает? Автомат — это плохо. «Клин», в сущности, игрушка, «АКМ» — мясорубка. Жуткая штуковина, способная в руках грамотного стрелка перерезать пополам автобус или автомобиль. Остальные лежат на полу, там, где настигла их смерть. Александр помчался вперед, запрыгнул на перила и, сильно оттолкнувшись, перескочил на следующий пролет. Хороший, грамотный прыжок. На лету вскинул автомат и нажал на курок, влепив разинувшему от изумления рот бритоголовому пулю точно в центр лба. Приземлился он рядом со вторым «бойцом». Чуть со-гауж ноги, смягчая толчок и восстанавливая равновесие, развернулся вокруг оси, нанося противнику удар ногой в голову и, для верности, перерубил тому, уже падающему, гортань ребром ладони. Последний уцелевший «боец» бросил только что поднятый «АКМ», попятился, оступился, едва не упал, но ухватился за стену. Пролепетал жалко:

— Командир — всё. Сдаюсь, — и бросил пистолет. — Сдаюсь, командир.

— Раньше надо было сдаваться, сука, — сказал Александр, поднимая «клин». — Когда предлагали.

Он нажал на курок и удерживал его до тех пор, пока не опустела обойма. «Боец» уже давно лежал, не подавая признаков жизни.

Александр опустил оружие и, повернувшись, тяжело пошел вверх. Рядом с каждым из своих он останавливался, опускался на колени, пытался нащупать пульс. Мертв. Мертв. Третий тоже мертв, даже пульс щупать не надо. Картечь попала в голову.

Александр присел на ступеньку, положил руки на колени, а подбородок на ладони. По подъезду плыли терпкие запахи разогретого масла и пороха, к которым примешивался сладковатый аромат свежепролитой крови. Сизый туман висел в воздухе.

Хлопнула подъездная дверь, послышался топот десятка ног. Кто-то торопливо бежал вверх по лестнице. В просвете между лестничными маршами замелькала серо-черная пятнистая форма, тёмные плащи.

— Не двигаться! — Молодой паренек в аккуратном костюмчике целил в Александра из служебного «Макарова». — Бросай автомат!

Александр положил автомат, сказал негромко:

— Спокойно, спокойно. Я свой.

— Не шевелись!

Следом за молодым на лестнице показались еще несколько мужчин в штатском и десяток «штурмовиков» в спецоблачении. Все еще держа Александра на мушке, они осторожно, короткими перебежками, поднимались по лестнице, выбирая наиболее широкий сектор обстрела.

— Где же вы раньше были, парни? — спросил Александр со вздохом.

— Тамбовский волк тебе «парень»! — рыкнул один из «штурмовиков». — Лицом вниз, руки за спину. Быстро!

Александр повиновался.

— Документы в нагрудном кармане, — прохрипел он.

— Разберёмся.

«Штурмовики» вбегали в квартиру, растекались по комнатам, проверяли каждый закуток. Но единственное, что они нашли, — ещё один труп на лестнице черного хода.

Двое дюжих «штурмовиков» вывели Александра на улицу, отконвоировали к чёрной «Волге» с маячком на крыше. У подъезда выстроилась вереница карет «Скорой помощи». Поодаль, перекрывая въезд во двор, стояли желто-синие машины ППС местного отделения.

Из салона «Волги» выбрался Коновалов, хмуро посмотрел на Александра, буркнул, не скрывая раздражения:

— Рассказывайте, лейтенант, подробно, что вы и члены вашей группы делали в этой квартире?

Александр оглянулся на подъезд, из которого мед-братья выносили накрытые окровавленными простынями носилки, на окна квартиры и устало ответил:

— Мы получили агентурную информацию, что поэтому адресу могут находиться лица, причастные ко вчерашнему взрыву. Поскольку не было второго источника, могущего подтвердить данные сведения, я, как старший группы, принял решение произвести проверку квартиры самостоятельно. При штурме погиб один из моих людей. Мы вошли в квартиру и проверили комнаты…

— В ней кто-то был? — нетерпеливо поинтересовался Коновалов.

— Так точно, товарищ майор. Двое неустановленных лиц. Им удалось спуститься с балкона.

— Почему вы не оставили человека внизу? — повысил голос майор.

— У меня было слишком мало людей, а здесь всё-таки не первый этаж, — спокойно ответил Александр.

— Вам следовало вызвать группу усиления!

— Я подумал, что нецелесообразно отрывать людей от поисков. Информация могла оказаться «пустышкой».

— Вы что-то очень много думаете, лейтенант, — неприязненно заметил Коновалов.

— Вам виднее, товарищ майор.

— Что было дальше?

— Когда стало ясно, что в квартире именно те люди, которых мы ищем, — продолжал Александр, — я отразил шестерых ребят в погоню, а сам остался, чтобы вызвать группу поддержки.

— Почему же не вызвали? Опять передумали?

— Просто не успел. Очевидно, люди, заказавшие вчерашний взрыв, хорошо позаботились о прикрытии террористов. Началась стрельба, ну и…

— Ясно. Налицо явное нарушение служебной субординации. Честно говоря, лейтенант, у меня возникли большие сомнения в вашей компетентности. — Коновалов посмотрел в лицо Александра долгим и, как ему казалось, пронзительным взглядом. — В общем так, лейтенант. Сейчас возвращайтесь в управление и со ставьте подробнейший рапорт о произошедшем. Опишите всё, вплоть до деталей.

— Так точно, товарищ майор.

— Снимите с него наручники, — приказал Коновалов «штурмовикам». — Кстати, лейтенант, вы не заметили, когда преступники убегали, у них не было с собой каких-нибудь сумок, портфелей или чемоданов? Не было?

— Нет, товарищ майор. Не было.

— Вы это точно видели?

— Точно, товарищ майор.

Коновалов как-то сразу поскучнел.

— Свободны, лейтенант. И чтобы через полтора часа ваш рапорт лежал у меня на столе.




Глава 20


Олялин ждал. Он, как опытный рыбак, закинул удочки и сейчас терпеливо наблюдал за поплавком. Самое сложное — ждать. Олялин знал: иной раз можно неделями искать нужных людей. Важно только хорошо понимать, КАК и КОГО ищешь, а уж тогда поймешь. Рано или поздно эти туристы всё равно объявятся. Раз человек жив — обязательно оставит след. Тут важно не ошибиться. Похоже, кому-то в правительстве очень хочется получить акции. В «беге на длинные дистанции» его крохотная армия не может состязаться с мощной машиной федеральных служб. Вон какие силы брошены на поиск пленки. А вот на дистанции короткой, «спринтерской», у его парней неплохие шансы. Например, то, что они не гэбисты. В иных ситуациях слабость может обернуться преимуществом. Главное — темп.

ФСБ ищет группу туристов, а его ребята — КОНКРЕТНУЮ группу туристов. Большая разница.

Олялин не сомневался: в их распоряжении не больше двенадцати часов. Дальше поиски теряют смысл. ФСБ перехватит пленку. А сейчас пленка абсолютно необходима ему, Олялину. Он первым должен найти похитителей.

Звонки от мобильных групп приходили один за другим. Нет, нет, нет, не появлялись. Три раза его парни наталкивались на похожие группы, проверяли и убеждались, что след ложный. Обнадеживало то, что треть гостиниц сотрудники ФСБ пока еще «отработать» не успели. Очевидно, они обходили гостиницы одну за другой, по списку.

Первая ласточка объявилась около двенадцати.

— Шеф, мы нашли похожих ребят, — сообщил диспетчер. — Двенадцать подростков, из них трое девочек, остальные — пацаны, в возрасте до пятнадцати лет! С ними один взрослый. Бородатый мужнина лет сорока трех. Интеллигенция. Пробыли три дня. Все, как вы и говорили. С утра до ночи мотаются по музеям. Посетили музей Высоцкого, Рублева, ПДХ, Поклонную гору. Новодевичий. Ни шума от них, ни беспокойства. Все цивильно. Описание сходится, шеф. Администраторша сказала: группа из Курска. Сегодня последний день в Москве. Выписались из гостиницы час назад.

— Превосходно, — искренне похвалил Олялин. — Где они в данный момент?

— Поехали в Останкино.

— Башню смотреть? Или усадьбу Останкинскую?

— Она точно не знает, но говорит, у группы на три часа запланирована последняя экскурсия в Третьяковку. Старший заказывал лично, через экскурсионное бюро гостиницы.

— Ясно. Пошли людей на Королева, пусть заберут запись.

— Насчет силовых методов, шеф?

— Никаких силовых методов. Купите пленку, отвезёте группу на вокзал, посадите в ближайший поезд и отправите в Курск. И смотрите, на вокзале поосторожнее. Там крутятся фээсбэпшики.

— А если они откажутся продавать пленку?

— Значит, предложите такие деньги, чтобы не смогли отказать. Если старший полезет, давите на пацана — хозяина камеры. Камера его — значит, и пленка его.

— Ясно, шеф. Теперь насчет экскурсии?

— Какой экскурсии?

— В Третьяковку.

— Экскурсии не будет. Компенсируете деньгами.

— Какой суммой мы можем оперировать?

— Любой. Меня интересует запись.

— Ясно, шеф.

Олялин повесил трубку, придвинул к себе лист бумаги и принялся вычерчивать замысловатый узор. Получив пленку, они оторвутся от конкурентов на голову. Работали похитители одной группой или двумя — неважно. Вместе с записью они получат «портреты» всех, кто участвовал в деле. Можно считать, место директора банка у него в кармане. Или лучше взять деньгами? Надо хорошенько подумать, как выгоднее разыграть «козырную карту».

Коновалов неловко, бочком протиснулся в кабинет полковника, остановился у двери.

— Ну, проходи, докладывай. — Маков был мрачнее тучи. Он уже знал о перестрелке и теперь предвкушал разнос от начальства. — Как твои гвардейцы, мать их, умудрились так вляпаться да еще и упустить преступников?

— Товарищ полковник. — Коновалов неловко, странным, скользящим шагом, подошел к столу, но не подсел, а почтительно остался стоять. Знал, что виноват. — Объективно сложилась неуправляемая ситуация. Наши люди ничего не могли сделать. Пришлось стрелять на поражение. В целях самообороны.

— Что-то у твоих ребят уж больно много трупов сегодня, — со зловещим спокойствием заметил полковник. — И во всех им приходится стрелять «в целях самообороны».

— Группа попала в засаду. Это может подтвердить жиличка с четвертого этажа. Она как раз вышла на площадку и все слышала. Ее показания запротоколированы. Наши предлагали преступникам бросить оружие. Первый выстрел прозвучал с той стороны. Экспертиза это докажет, я не сомневаюсь. Ребятам пришлось стрелять в ответ. В том, что возникла перестрелка, нашей вины нет.

— Ладно, оставим в покое эту пальбу. — Маков сцепил пальцы обеих рук в один кулак — верный признак раздражения. — Центр оцепили? Эти «бегунки» ведь далеко уйти не могли.

— Так точно, товарищ полковник. Я дал команду. Крупные магистрали уже перекрыты практически полностью, сейчас пытаемся блокировать мелкие.

— Хорошо. Что с личностью преступников? Если уж твоим гвардейцам оказалось не под силу их взять, хоть рассмотреть-то «бегунков» они успели?

— Конечно, товарищ полковник. Во всяком случае, одного. Олег Романов, о котором я вам докладывал раньше. Кстати, на записи, предоставленной нам наблюдателями охранной фирмы, его личность имеется. Он приезжал на место взрыва несколько дней назад вместе с неким Дмитрием Максимовичем Луциком. Так вот, этот самый Луцик через день был найден мертвым в разгромленном офисе «Холодка». По агентурной информации, он занимался спецсредствами прослушивания и видеонаблюдения.

— Ты думаешь, кража акций — дело рук «Холодка»?

— Ни малейших сомнений. У хозяина «Холодка», Ивана Владимировича Диденко, в квартире обнаружен обрезок водопроводной трубы, которым убили Луцика, и следы крови, также принадлежащие покойному.

— По поводу записи. Приметы «профессора» и «подростка» удалось снять?

— Приблизительно, товарищ полковник. Там был очень сложный ракурс. Определить что-нибудь точно не представляется возможным. Но мы обратили внимание на машину. Тёмно-вишнёвые «Жигули» четвертой модели. Пикап. Номер «НЯ XXX М». Машину поставили во двор накануне похищения. А сразу же после взрыва пикап укатил. Мы объявили его в угон. Номера, естественно, оказались фальшивыми. Посты ГАИ сейчас проверяют все темно-вишневые «четверки», но пока безрезультатно.

Маков кивнул раздумчиво.

— Ещё какая-нибудь информация есть?

— Мы разыскали владельца квартиры, где произошла перестрелка. Ее снимал тот же Диденко. Его участие в деле не вызывает сомнений.

— Та-ак. — Полковник с силой сжал пальцы. — А скажи мне, майор, каким образом этот Диденко намеревался сбыть акции? Это ведь тебе не эскимо в электричке «пихнуть».

— Именно об этом я и собирался доложить… — Коновалов улыбнулся победно. — В связи с перестрелкой появилась версия, что похитители работали на мафию. Конкретно — на группировку Тимофея Лукашкина, кличка Тема. Тогда становится ясно, зачем понадобилось убивать Тучкова. При любом другом раскладе убийство «авторитета» Диденко не простили бы. Он должен был это понимать. Теме не составит большого труда продать акции.

— Допустим. — Полковник был настроен более скептически. — Тогда ответь-ка мне на один заковыристый вопросик. Откуда у Диденко информация о ценности акций и о метле заключения сделки?

— От заказчика, Темы.

— Тема рассказать этого не мог. Туча не стал бы болтать о подобных вещах. Он мужик осторожный. И вообще, если бы кто-нибудь из участников сделки обмолвился о том, где и когда состоится продажа акций, мы бы об этом знали. Но нам, — за две недели, заметь, — не удалось выяснить даже местонахождение держателей акций. Полная секретность. Отсюда вывод…

— Да?

— Заказчик — не Тема. Тема просто решил подсуетиться и извлечь из сложившейся ситуации максимальную выгоду. Заказчик — совсем другой человек. Возможно, один из участников сделки, — рассуждая, полковник смотрел в стоя, но тут он поднял взгляд. — И что же из этого следует?

— Что следует? — эхом повторил Коновалов, преданно заглядывая «хозяину» в глаза.

— А из этого следует, что люди Темы, возможно, пришли не прикрывать Диденко, а, наоборот, брать его. И наткнулись на наших парней. Вот таким, понимаешь, аллюром.

— Тогда они болыяе не сунутся. Испугаются.

— Майор, ты идиот, если так думаешь. Когда речь идёт о таких деньгах, перестают пугаться даже инфузории. Понятно тебе?

— Так точно. И что нам теперь делать?

— Искать Диденко. Он может вывести на заказчика.

— Думаете, акции уже успели передать?

— Вот ты и выясни, когда поймаешь всех этих «леденцов-холодков».

— Так точно, товарищ полковник.

— Давай. И учти, Коновалов, у тебя в запасе сутки.

— Так точно, товарищ полковник.

— А через двадцать четыре часа, Коновалов, ты либо наденешь погоны подполковника, либо снимешь свои майорские. Я об этом позабочусь. Ты все понял?

— Так точно, товарищ полковник.

— Кстати, насчёт Темы. Найди-ка доказательства его причастности к взрыву. Там ведь разборка произошла? Разве нет?

— Так точно.

— Вот тебе и подозреваемые. Один «авторитет» решил убрать с дороги другого «авторитета». Организовал взрыв. Подходящий мотивчик для прессы?

— Вполне подходящий, товарищ полковник.

— Вот и проработай эту линию. И пусть пресс-служба составит соответствующее заявление. Мол, в результате операции «Сеть», проводимой совместными силами МВД и ФСБ… Ну и так далее. Кстати, и остальные трупы туда же «подвесь». Нам все эти ковбойские штучки твоих гвардейцев, мать бы их за ногу, тоже ни к чему афишировать.

— Понял, товарищ полковник.

— Ну, а раз понял, выполняй.

Коновалов козырнул и уже бодрее вышел из кабинета. Грозы удалось миновать. Маков же остался листать дело Олега Романова, которое ему полчаса назад принесла секретарша. Он мог оценить проделанную работу объективно. Кольцо вокруг похитителей сужалось. То, что не удалось обойтись без стрельбы, плохо. Стрельба всегда подразумевает шумиху в прессе. Но сейчас это было не главным. Им простят любую стрельбу-пальбу, если она повлечет за собой результат. Те, кто интересуется акциями, — Маков не имел доступа к этим людям, но понимал, что цепочка тянется очень высоко, — сумеют замять любой шум. Да и то сказать, трупы-то бандитские. Против фактов не попрешь. Своеобразная санитария города, вполне укладывающаяся в выбранную ими «легенду». Посмотрим, посмотрим, что за птица такая Олег Романов.

Полковник перевернул первую страницу дела.

* * *


— Ты веришь, что этот придурок отказался от мысли убить нас? — поинтересовался Киноактер, когда они втроём вышли из гостиницы и направились к машине.

— Я что, похож на идиота? — спокойно ответил Тонколицый. — Конечно, нет. Но его всё равно придётся убить. Так что лучше сделать вид, будто мы поверили, и передать акции. Пусть заказчик убедится, что бумаги у нас, положит деньги, а там видно будет.

— Он тоже не похож на идиота и понимает, что мы не детсадовские сосунки и не купимся на липу, — буркнул Молчаливый.

— Верно. Но в одном этот парень будет уверен.

— В чем?

— В том, что мы придем за деньгами. Иначе не стали бы вообще с ним разговаривать. Так зачем ему рисковать? Он будет действовать наверняка. Положит деньги на случай, если на вокзале окажется наш наблюдатель, подманит нас поближе и постарается прихлопнуть без спешки, не потеряв при этом бумаги.

Они забрались в салон пикапа, неторопливо выехали со стоянки и покатили к Щелковскому шоссе.

— Рисковая игра, — подал голос Молчаливый.

— Не то слово, — подтвердил Киноактер. — Но она стоит лишних двадцати миллионов долларов.

— По-твоему, заказчик не пришлет на вокзал своих псов сейчас? — Молчаливый покосился на сидящего рядом Тонколицего.

— Нет, — покачал головой тот. — Наблюдателя — может быть. Псов — нет. После того, что произошло утром, побоится спугнуть. Они постараются перехватить нас позже, когда будут уверены, что акции никуда не денутся. И поэтому мы поступим умнее.

— А именно?

— Сыграем с ними по их правилам. Пошлем своего человека относить сумки с «акциями». Наблюдатель будет ждать, что тот вынесет деньги, но наш человек уйдёт с пустыми руками, просто переложив деньги в другие ячейки. Его не тронут, потому что не сразу сообразят, в чем дело. А когда сообразят, заказчик пойдёт проверить, что же наш человек принёс.

— А если не пойдет? Или пойдет не сам?

— Пойдёт. — Тонколицый усмехнулся. — Захочет убедиться, что акции все и что они не поддельные. Чего ему-то бояться? Вокруг полно охраны, да и условия вы держаны им честно.

— Ну, а вдруг это всё-таки будет другой человек? — спросил Молчаливый, выворачивая руль и заезжая на мост.

— Тогда это будет человек очень близкий к заказчику. Мы просто пойдем за ним и найдем того, кого ищем. — Тонколицый откинулся на сиденье, прикрыл глаза, спросил с улыбкой: — Парни, вы слышите шуршание купюр? Считайте, что они уже у нас в кармане.

* * *


«— Ты цел? — спросил Олег, увлекая меня в сторону метро.

— Что?

Честно говоря, я плохо соображал. Даже не сразу понял, о чем он спрашивает.

— Ты цел?

— Не знаю.

— Пошли быстрее. — Олег оглянулся.

— Все равно они нас догонят. — Мне пришлось как следует тряхнуть головой, чтобы отогнать дурной туман, плывущий перед глазами.

Сердце было готово захлебнуться. Я задыхался. Не столько от быстрого бега, сколько от ужаса. В меня еще ни разу не стреляли. За мной никогда не шли по пятам. Ощущение того, что каждую секунду тебя готовы убить, заставляло меня втягивать голову в плечи и затравленно оглядываться через плечо. Я очень не хотел умирать. Хотя этого никто не хочет.

— Скорее. Самое главное — постоянно находиться в толпе и не давать им подходить близко, — бормотал Олег. — В толпе они стрелять не станут.

Хорошо говорить. Мы же не можем бегать вот так до скончания жизни… Я вдруг очень четко осознал, что это самое „скончание жизни“ может оказаться гораздо ближе, чем мне думается.

Взгляд за плечо. Вон они. Я увидел их среди прохожих. Стаса, смотрящего на меня ледяным, безразличным взглядом, рыхлого, похожего на деревенскую доярку, толстяка и бесцветного парня в плаще. Этот третий был, наверное, моложе меня. Все трое торопливо продирались следом за нами через толпу.

— Олег… — прохрипел я.

— Вижу, — коротко ответил он. — Ещё один в машине. Оранжевая „Нива“.

Я бросил взгляд через толпу влево-назад. Точно. Оранжевая „Нива“ ползла вдоль тротуара с абсолютно не оправданной для проспекта черепашьей скоростью. За рулем широкоплечий здоровяк. Он тоже смотрел на нас, очевидно, ожидая, пока Стас и компания всадят нам по пуле в спину.

— Бегом, к метро, — выдохнул мне в самое ухо Олег.

Мы побежали, довольно неучтиво распихивая прохожих, „собирая“ ругательства и возмущенные крики спинами. Но уж лучше ругательства, чем свинец.

Преследователи тоже ускорили шаг. Судя по всему, им действительно не хотелось стрелять, когда вокруг так много свидетелей. За пальбу в спину двоим безоружным людям по головке не гладят. Половина милиции Москвы сразу же ринется искать этих деятелей. Да и „портреты“ свои им „обнародовать“ не с руки. Олег прав. Самое главное — не дать убийцам подойти близко. „Взломщики“, твою мать!.. Теперь понятно, откуда они знали о видеокамерах и о визите Сергея Борисовича в квартиру. Стас, скотина…

Когда до дверей метро оставалось не больше двадцати метров, все трое дружно запустили руки под плащи. Я мысленно перекрестился. Перекрестился бы и по-настоящему, но не мог. Боялся окончательно сбить и без того не слишком ровное дыхание.

Взвыл клаксон. Олег оглянулся, а следом оглянулся и я.

Стас, Рыхлый и Бесцветный стояли возле „Нивы“ и о чем-то переговаривались с водителем. Что еще они придумали? Разговор происходил в быстром темпе. Фраза — кивок — ответ — фраза. Троица вдруг сорвалась с места и побежала следом за нами. Хоть руки из-под плащей вытащили — и то хлеб.

Толкнув дверь метро, мы скатились по ступенькам. Олег хлопнул себя по карманам.

— Чёрт, у меня ни одного жетона. Я же на колёсах… — Он рванул к кассе. — Товарищи, пропустите, пожалуйста, срочное дело. Беременную жену в роддом везу.

— Беременную на машине надо возить, чайник, — громко сообщил кто-то из очереди.

Однако пропустили и завертели головами, высматривая беременную жену.

— Два жетончика, пожалуйста. — Олег вывалил на тарелку горсть купюр. — Сдачи не надо. Спасибо.

Стас и компания уже спускались по лестнице в холл.

— Помчались! — гаркнул Олег и рванул меня за рукав.

— Э-э, козёл! — донеслось сзади. — На каком месяце твоя жена?

Проскочив турникеты, мы вылетели на платформу, чуть сбавили шаг и быстро зашагали к противоположному концу платформы. Бежать здесь не следовало. Мог остановить какой-нибудь особо ретивый страж порядка. Пока, правда, их не видать, ну да пойди разберись, откуда они берутся? А нам сейчас в милицию никак нельзя.

Стас и Рыхлый проскочили через турникеты, а вот Бесцветный остался наверху. Он явно не торопился. Впрочем, я тут же понял, почему. Ждет, пока мы уедем, чтобы засечь направление и сообщить водителю „Нивы“. Так они и станут нас гнать. От станции к станции. Стас и Рыхлый внизу, Бесцветный и Водитель поверху. Это тупик, подумал я. Рано или поздно нам либо придется подняться на поверхность, где будет поджидать оранжевая „Нива“, — а это означает верную смерть, — либо Стас и Рыхлый настигнут нас прямо в поезде. Это тоже смерть. Как ни крути, а выхода нет. Внизу нас убьют, наверху нас тоже убьют. Остается выбрать, где нам больше нравится умирать. Лично я предпочел бы свою собственную кровать…

Первым подошёл поезд, идущий в центр. Двери открылись, выпустив пассажиров. Народу в вагонах не то чтобы очень уж много, но есть.

Я оглянулся на преследователей. Убийцы шагали спокойно, внимательно наблюдая за нами. Конечно, куда им спешить? Они не клоуны, смешить никого не собираются. Они собираются стрелять.

Ей-Богу, на меня накатило что-то вроде головокружения. Неужели такое возможно? В конце двадцатого века, в самом центре дорогой моей Москвы. С ума сойти!

— Осторожно, двери закрываются, — приятным женским голосом предупредил поезд.

— Заходим! — рявкнул Олег. — Быстро!

Мы нырнули в состав. Стас и Рыхлый сделали то же самое. Нас разделял всего один вагон.

— Пропустите, пожалуйста. — Олег потащил меня в противоположный конец вагона. Обернулся на ходу. — Как ты?

— Нормально. Оклемался немного. А ты?

— Ничего. В норме.

— Как ты грохнулся с балкона… — ухмыльнулся я. — Думал — расшибешься.

— А-а-а, ерунда. Пригодился опыт героя-любовника. Посмотрел бы ты на меня в прежние времена. Такие штуки проделывал — эта детской сказкой покажется. Слушай. — Он посмотрел через плечо, словно боялся, что Стас и его приятель могут каким-то образом проходить сквозь стены. Вагонные в том числе. — Идея такая. На следующей остановке вылетаем из вагона и — пулей наверх.

— А „Нива“?

— Пока они найдут разворот, пока на светофоре постоят, мы уже будем далеко. А с этими двумя, — он кивнул за спину, — я уж баш на баш разберусь. Как идея?

— Бог её знает.

Я действительно не представлял, насколько хорош предложенный Олегом план. Никогда еще мне не доводилось „обрубать хвост“. Да и места эти я знал плохо. Какая следующая? „Динамо“? Там вроде рынок…

— Станция „Динамо“, — еще более любезно сообщил поезд.

— Ходу! — гаркнул Олег.

Мы выскочили из вагона и понеслись к эскалатору, оглядываясь на ходу. Стас и Рыхлый поспешали следом. Сердце плавно подкатило под горло. В легких словно граната разорвалась. До эскалатора оставалось не более трети пути, когда я заметил Бесцветного. Он спускался вниз, спокойно рассматривая встречных пассажиров. Вот мы и попались, мелькнуло у меня в голове. Но каковы сволочи, а? Понятно, что Бесцветный сообщил напарнику, в какую сторону мы едем, и спустился вниз, чтобы зажать нас прямо в составе. Перейти на другую ветку нам не дадут, а водитель „подстрахует“ наверху.

— Чёрт! — выдохнул Олег. — В вагон, живо.

Мы шмыгнули в вагон. После небольшой паузы нам вновь сообщили, что двери закрываются. Это чтобы мы не вздумали подставлять под них физиономии.

— Умные, твари.

Я заметил в глазах Олега затравленность. Не сомневаюсь, что и он видел в моих то же самое. И уже давно.

— Что будем делать?

— Идем по составу, перебегая из вагона в вагон.

— Зажмут.

— Конечно, но не раньше „Маяковки“, я прикинул. До хвоста ещё вагонов пять или шесть. На „Маяковке“ выскакиваем — и наверх.

— А смысл? Там, наверху, уже будет этот… на „Ниве“.

— Может, ещё и не будет. Центр, разгар дня. Как раз у „Маяковки“ поворот на Садовое и пост гаишный. Ему придётся постоять изрядно. Правила нарушать он не станет, а и захотел бы, так вряд ли сможет. В центре мы оторвёмся от машины. Самое главное.

— А Стас и компания?

— В центре народу полно. Сразу палить они не решатся, а пока будут раздумывать, нам, глядишь, удастся вырубить одного или даже двоих. — Олег повернулся к межвагонной двери. — Стоят. У-у-у, волки!

Я тоже невольно перевел взгляд. Почти прижимаясь лицом к стеклу, на нас смотрел Рыхлый, и в глазах его не было ничего. Ни ненависти, ни радости от вида близкой добычи, ничего. Идеально пустые глаза.

Олег вдруг показал ему язык. Рыхлый усмехнулся уголками губ, поднял руку и прицелился в нас пальцем. Это было сродни сумасшествию. Я почему-то поверил, что он ДЕЙСТВИТЕЛЬНО сможет выстрелить и инстинктивно отшатнулся, когда палец дёрнулся наподобие пистолетного ствола.

Олег внимательно посмотрел на меня, но ничего не сказал.

— Станция „Белорусская“, — ехидно сообщил нам динамик.

— Приготовься, — тихо сказал мне Олег. — Как только откроется дверь — выскакиваем.

— Хорошо.

В груди у меня что-то тоскливо сжалось. Показалось, что не хватает воздуха.

— Спокойно, спокойно, — пробормотал Олег.

Двери с шипением раскрылись, и мы оба пулей вылетели из вагона. Четырьмя вагонами впереди показался Бесцветный. Он смотрел прямо на нас, и на губах его играла улыбка. Убийца шагал нам навстречу. Мы успели пробежать пару вагонов и нырнуть в дверь третьего. Сказать по правде, я надеялся, что убийцы замешкаются и двери захлопнутся перед их носом. Не тут-то было. Стас и Рыхлый вбежали в соседний вагон, за спиной, Бесцветный — в тот, что впереди.

— Нас зажали, Олег, — сказал я, отдуваясь.

— Сам видел, не слепой, — ответил он.

— Может, попробуем перейти в другой состав?

— Не стоит. Во-первых, неизвестно, удастся ли нам дождаться этого состава живыми, а во-вторых, чем дальше от центра, тем меньше народу, а значит, больше возможностей нас прикончить. — Он усмехнулся зло. — Иван, запомни, никогда не меняй планы на ходу.

— Уже запомнил.

Стучали колеса, покачивался вагон. Пассажиры читали, глазели отстраненно перед собой, подремывали. Интересно, подумал я, как бы они повели себя, если бы узнали, что рядом с ними убийцы? Не гипотетические бандиты, а киллеры. С натуральными автоматами под плащами. Впрочем, странно, что я сейчас об этом думаю. Надо шкуру спасать, а не рассуждать на отвлеченные темы.

— Готов? — спросил Олег. За окном уже мелькали мраморные розово-белые колонны „Маяковки“, — Ты готов, спрашиваю?

— А, да. Готов, — торопливо затряс головой я. — Готов, конечно.

— Отлично. — Состав замедлял ход. — Самое главное — не мандражируй.

— Да я и не…

Больше мне ничего не удалось сказать. Двери открылись, и мы выпрыгнули на платформу. Я ожидал увидеть Бесцветного, но не думал, что он окажется настолько близко. Растерялся. Убийца шагнул из соседней двери, и я едва не налетел на него. Мне удалось даже разглядеть тонкий белесый шрам у верхней губы и точки угрей на носу. Бесцветный сунул руку в карман. Что у него там было? Нож? Или пистолет? Чёрт его знает! Похоже, потаскуха-судьба уже определила место и время моей смерти. Здесь. Сейчас. Я ощутил, что не могу сдвинуться с места. Ноги словно приросли к полу.

И вновь, в который раз, выручил Олег. Изо всех сил он ударил убийцу по колену. Бесцветный, замкнувшись на мне, не успел среагировать. Произошло это за доли секунды, но для меня время растянулось в невообразимо длинную паузу. Убийца взвыл и рухнул словно подкошенный.

— Бежим, чего встал!

Олежка вдруг закатил мне затрещину. В ушах у меня зазвенело, но подзатыльник оказал почти магическое действие. Я еще жив! Черт возьми, что со мной происходит? Я ведь ещё жив!

Это и была точка перелома. Словно открылось второе дыхание. Нельзя сказать, что мне стало невыносимо легко, нет. Но пропал панический ужас перед этими людьми. Ему на смену пришло глубинное, внутреннее осознание: те, кто гонится за нами, точно такие же люди, как и мы. Они смертны и чувствительны к боли. Также, как и мы, чего-то боятся и время от времени совершают ошибки. Значит, с ними можно бороться. Можно.

Мы бежали, лавируя в толпе, к эскалатору. За нами, с отрывом, быстро шагали Стас и Рыхлый. Пятью метрами позади, прихрамывая и бормоча под нос беззвучные ругательства, шел Бесцветный. Теперь в его глазах горела ненависть. Неплохо. Лучше ненависть, чем вообще ничего.

„Чудо-лестница“ понесла нас вверх. Мы помчались по ступенькам. Олег впереди, я сзади. Дистанция между нами и убийцами возросла ещё метров на пять. Рыхлому с его комплекцией было тяжело взбираться по лестнице. Он запыхался. Бесцветный с подбитой ногой тоже не поспевал. Стас же не рискнул слишком отрываться от приятелей. Очевидно, понимал, что мы в порыве отчаяния вполне можем кинуться в драку. Наверное, он справился бы с нами, но не на эскалаторе. Опять же народу вокруг слишком много. Это будет бой не в ограниченном пространстве, а в слишком ограниченном. Собственно, и боя-то никакого не получится. На движущейся лестнице да в толчее ногами-руками особенно не помашешь. Оступишься ненароком, скатишься вниз колобком — ни одной целой косточки не останется.

Мы пулей вылетели из метро, оглянулись. Оранжевой „Нивы“ пока не видно. Отлично.

— Пошли, — скомандовал Олег. — Не торопись. Идём спокойно.

Легко сказать. Попробуйте идти спокойно, зная, что за спиной три парня, готовые при первой же возможности вцепиться вам в горло. Мы чуть сбавили шаг, приноравливаясь к целеустремленной рыси толпы».

* * *


Оранжевая «Нива» притормозила у метро в тот самый момент, когда трое убийц вылетели из стеклянных дверей и принялись крутить головами, выискивая взглядом беглецов. Водитель нажал на клаксон. Стоящий у перекрестка гаишник насупился и бодрой трусцой направился к машине. Подошел одновременно с убийцами. Открыл рот, кинул руку к козырьку и тут же наткнулся взглядом на фээсбэшные «корочки», которые, не поворачиваясь к окну, продемонстрировал водитель.

Гаишник, не задавая вопросов, козырнул, развернулся на сто восемьдесят градусов и потопал на место, кляня в душе «костюмов», обнаглевших прямо-таки до беспредельности. Весь город сегодня в их руках. Короли хреновы.

— Ты их видел? — спросил Стас, открывая дверцу.

— Как раз в пробке стоял, когда они вышли, — ответил водитель и двинул подбородком в ту сторону, куда ушли Иван и Олег. — К центру идут. Там народу много, надеются затеряться в толпе.

— Понятно, — кивнул Стас. — Мы с Шустриком идем пешком, вы на машине.

Бесцветный, морщась, полез на переднее сиденье.

— Гад, по колену шарахнул.

Водитель хмыкнул:

— Они тебе?

— Конечно. Там народу до хрена из поезда выходило. Разве уследишь. Да как сильно, сволочь, ударил-то.

— Трещины нет?

— Нет вроде бы. Ну ничего. Они оба у меня попляшут, твари.

Бесцветный повернулся и взял с заднего сиденья что-то завернутое в тряпки. Он не стал разворачивать, просто сдвинул несколько тряпок так, чтобы открылся оптический прицел, курок и глушитель.

— Я им, блин, устрою райскую жизнь.

— Райскую смерть, — поправил водитель и засмеялся.

— Какая, на хрен, разница!

«Нива» неспешно вырулила во второй ряд. Поток машин был довольно плотный, движение не слишком быстрое, рывками. Проехав метров триста — триста пятьдесят, автомобили замедляли бег, останавливались. Через полминуты ещё триста пятьдесят — и снова стоп.

Тем не менее «Нива» постепенно настигала беглецов.

* * *


«На ходу Олег оглянулся.

— Видишь их?

Я тоже посмотрел через плечо. Хорошо, что Рыхлый обладал слишком броской фактурой. Такого даже в толпе заметишь.

— Вижу.

— Где они?

— Метрах в пятидесяти.

Мы немного ускорили шаг. Пока еще есть надежда, что убийцы нас не заметили, поэтому не стоит бежать и привлекать к себе внимание. Но как четко они сориентировались. Пошли именно за нами, не по Садовому, хотя мы вполне могли направиться в сторону Кудринской площади или Каретной. Ясновидящие они, что ли? За Стасом, во всяком случае, ничего подобного раньше не замечалось.

Мы как раз прошли Благовещенский переулок, когда они выстрелили первый раз. Хлопка я не слышал. Его заглушил шум моторов. Очевидно, на это-то убийцы и рассчитывали. Просто прожужжал совсем рядом стальной шмель и ударил в шикарную витрину „Бокаловиста“. Точнехонько в роскошную хрустальную люстру. Брызнули в разные стороны осколки стёкла и хрусталя. Осыпалась витринка, как и не было её здесь. Толпа разом сбилась с размеренного шага, распалась на отдельных людей, изумленно остановившихся, раскрывших рты. Они смотрели на витрину, мы с Олегом в противоположную сторону — на дорогу.

Я видел, как Бесцветный чуть переместил винтовку и вновь нажал на спуск. Из глушителя вырвалось облачко дыма, но звук потонул в реве моторов. Мы пригнулись инстинктивно и кинулись бежать. Теперь уже таиться смысла не было. Нас заметили. Выскочивший из магазина охранник, получив в грудь предназначенную кому-то из нас пулю, ввалился обратно в зал, распахнув телом тяжёлую стеклянную дверь. Прохожие все еще не понимали, что происходит. Вот если бы началась пальба, тогда да, а так…

— Ложитесь! — кричал Олег, размахивая рукой. — Ложитесь!

Он нёсся, согнувшись в три погибели, укрываясь за правым рядом машин, а я мчался следом, тоже согнувшись и втягивая голову в плечи. Прохожие испуганно шарахались от нас, принимая, наверное, за умаяишенных, и оборачивались, глядя вслед.

Фонг! — нам на спины рухнул здоровенный пласт штукатурки.

Фонг! — пуля угодила в витрину ларька, разбив вдребезги пару бутылок с ликером. Яркий пахучий ручеек потек на асфальт.

Справа вынырнула афиша ТЮЗа.

Фонг! — словно щелкнули линейкой по картону. В тумбе появилась аккуратная дыра.

Я шарахнулся было в переулок, но Олег удержал меня.

— Сдурел? Зажмут! Прямо!

Бег „гусиным шагом“ под огнем утомлял куда больше, чем кросс по пересечённой местности.

Фонг! — лопнуло толстое стекло в двери магазина „Сигары — вина“, раскололось на две здоровенные части, одна из которых тут же вывалилась на ступени и разлетелась сотней мелких осколочков.

Фонг! — сидящий в зальчике „Русского бистро“ мужчина перестал жевать кулебяку и, обернувшись, с изумлением уставился на аккуратную дырку в витринном стекле. У самой его головы.

Народ тоже начал пригибаться и почему-то задирать головы вверх. Кроме, конечно, Стаса и его толстого напарника. Теперь мы проигрывали им в скорости. Где-то в районе Пушкинской они нас догонят. Очевидно, на это-то и рассчитывал стрелок. Гады, ничего не боятся.

Фонг! — очередная пуля угодила в забор Музея революции и рикошетом ушла в небо.

Я оглянулся. Рыхлый и Стас были уже метрах в тридцати от нас. На лине толстяка читалось откровенное злорадство. Стас же, как и прежде, казадся идеально спокойным. Только испарина выступила у него на лбу — от быстрого бега, должно быть.

Я отчётливо понял, что нам не уйти. Если, конечно, не выпрямиться в полный рост. Риск, но в противном случае нас настигнут через полминуты. Я выпрямился и заорал:

— Бежим!

Пронёсся мимо Олега со скоростью метеора. Он тоже оглянулся, а через секунду топотал у меня за спиной, бормоча:

— Вот дураки! Ну и дураки!

О ком это он?

Теперь выстрелы следовали один за другим. Осколки кирпича сыпались на нас безостановочно, Бесцветного не смущало даже то, что вокруг полно народу. Споткнулся и рухнул лицом вперед „денди“, болтавший на ходу по сотовому телефону. Завалился на асфальт мужчина, стоявший у остановки с букетом гвоздик в руках. Вскрикнула женщина и, побледнев, зажала простреленное плечо рукой. По наманикюренным пальцам протянулись кровавые дорожки.

— Твари! — выдохнул Олег, оглянувшись в очередной раз. — Падлы позорные! Их что, стрелять не учили?

Он нечасто употреблял подобные выражения — наследие „славного боевого“ прошлого. Но уж когда начинал употреблять, значит, спокойного Олежку разозлили чрезвычайно.

Поток машин ускорил движение. Сито светофора на пересечении Тверской и Страстного бульвара просеяло очередную порцию „железных коней“, отловив руками гаишника самых дорогих.

— К площади! — завопил я. — На бульвар уйдём!

Выстрел. Бабулька, торговавшая цветами, мимо которой мы пробежали полсекунды назад, неловко подвернула ногу и кулем повалилась на заплёванный асфальт. Цветы рассыпались по ступенькам подземного перехода. Народ, поднимающийся из метро, останавливался, оглядывался и… проходил мимо. Вот женщина опустилась на корточки рядом с упавшей торговкой.

— Вам плохо, гражданочка?

Олег вдруг остановился, развернулся на сто восемьдесят градусов. Я по инерции проскочил ещё несколько метров и только потом оглянулся.

— Ты чего?

— Беги, — скомандовал он. — Беги, я догоню. А если не догоню, встретимся в офисе.

— Постой, — я заметался, — а как же ты? Что ты будешь делать?

В кабине „Нивы“ Бесцветный снова приник к прицелу. Линза ослепительно сверкнула на солнце.

— Беги! — крикнул Олег. — Беги и уводи „стрелков“! Вместе не оторвёмся!

Иногда случаются моменты, когда от тебя требуется немедленное, порой чрезвычайно жесткое решение. Такие минуты перекраивают всю дальнейшую жизнь на иной лад, заставляют смотреть на мир, людей и самого себя совсем другими глазами. Глазами нового человека. Какое бы решение ты ни принял, — даже если оно было самым здравым, — потом все равно приходится мучиться, что поступил именно так, а не иначе. Вы ведь понимаете, о чём я говорю?»

* * *


— Беги!

Олег запустил руку в карман и достал складной нож. Обычный дешевый отечественный нож с пластмассовой ручкой в виде прыгающей то ли белки, то ли какого другого зверя. Подобные ножи можно найти едва ли не в каждом втором магазине. Спрятав руку за спину, Олег двумя пальцами подцепил темное, местами покрытое ржавчиной лезвие.

— Чёрт! — Иван стиснул зубы. — Черт, твою мать!

Пуля, выпущенная Бесцветным, прочертила у него на щеке кровавую полосу.

И тогда Иван побежал, а Олег остался стоять, тускло глядя из-под полуопущенных век на приближавшихся убийц. На лице бывшего вора застыло странное, отрешенное спокойствие. В это мгновение он напоминал тореадора, сосредоточившегося перед последним, решающим ударом.

Стас и Шустрик перешли с тяжелой рыси на валую трусцу, а затем и вовсе на шаг. Остановились в метре.

— Ну что, тварь, — осклабился толстяк. — Надумал характер показать, а?

Олег, по-прежнему держа руку за спиной, шагнул им навстречу.

— Осторожней, — предупредил напарника Стас. — Этот мозгляк — бывший урка.

— Я таких блатных десятками в свое время дуплил, — откликнулся Рыхлый и растянул пухлые губы в улыбке. — Может, повяжем? Поговорим по-нашему?

— Не стоит. Давай быстрее да пойдём уже. Нам ещё второго догонять.

— Ладно, как скажешь. — Шустрик сунул руку в карман и тоже вытащил нож. Не такой, как у Олега, а длинный, с узким трёхгранным клинком. — Спокойно, корешок. Не рыпайся, тогда умрешь быстро. — Он шагнул к жертве, держа сгинет лезвием вниз. — Не боишься, что ли? Молодец.

— Разбей понт, мусор, — тихо ответил тот.

Их явно озадачивало поведение Олега. Он не бежал, но и в драку не лез. Стояв спокойно, словно чего-то ждал. Убийцы не понимали, в чём дело. Поэтому и замешкались. Медлили. Выжидали.

Шустрик сделал ещё шаг, резко выкинул руку вперёд. За долю секунды до того, как узкое лезвие коснулось его живота, Олег неуловимым движением прогнулся, пропустив удар слева, а когда толстяк по инерции начал валиться вперед, вонзил свой старенький ржавый нож в горло убийце по самую рукоять. Провернул резко и рывком извлек из раны, шепнув быстро Шустрику на ухо:

— Умри ты сегодня, я — завтра.

Глаза у Рыхлого стали круглыми и удивленными. Он выпустил стилет, поднял руки, чтобы зажать страшную рваную рану, из которой фонтаном била кровь, да так и завалился. Сперва на колени, а затем уж лицом на асфальт. Захрипел, испуская последний вздох.

Олег посмотрел на Стаса.

— Твоя очередь, ублюдок.

Бесцветный краем глаза заметил, как упал Шустрик. «Нива» в очередной раз остановилась, и он получил возможность спокойно прицелиться. Совместил перекрестие со светлым пятном — плащом Олега — и нажал на спуск.

Пуля вошла бывшему вору в спину, толкнула того вперед. Изо рта Олега вылетел темный сгусток. Он пошатнулся, но остался стоять. На губах у него пузырилась кровь, и от этого Олег выглядел особенно жутко.

Стас спокойно обошел раненого и вновь потрусил вдоль дороги, слыша за спиной гомон:

— Вот этот того ножиком пырнул.

— Да нет же. Сначала тот его в спину, — видите, пятно, на плаще, — а уж потом этот того.

«Тот-этот-того-зтого». Пусть едет родная милиция. Десяток свидетелей-доброхотов понарасскажут такого — у любого столичного Шерлока. Холмса ум за разум зайдёт.

Когда Стас оглянулся в последний раз, Олег уже лежал. Светлое пятно на сером асфальте. Никому не интересное, кроме разве что жалкой кучки любопытных. Кто вспомнит о нем завтра? Как, впрочем, и о Шустрике.

Мимо медленно проехал изумрудно-зелёный «БМВ». Машина притормозила. Водитель, не опуская стекла, несколько секунд смотрел на мёртвого Олега, а затем поехал дальше.

* * *


Андрей и Павел вошли в подъезд кирпичного четырнадцатиэтажного дома, остановились на узкой лестнице в ожидании лифта.

— Четырнадцатый этаж, квартира сто двенадцать. Он хороший парень, — говорил Павел, нетерпеливо поглядывая на мигающий индикатор над дверьми. — Раньше в ОБХСС лямку тянул, теперь в налоговой полиции работает.

— Не пойму только, чем этот твой приятель нам поможет? — пожал плечами Андрей.

— Да ты что? — Павел, похоже, обиделся. — Стёпка во всех этих делах, знаешь, как разбирается, — и похлопал себя по груди, где в кармане пиджака покоился сертификат. — Получше любого брокера.

— Да ладно.

— Точно тебе говорю.

— Надо было на биржу съездить, пока время есть.

— Ну-ну.

Павел с независимым видом встал впереди у дверей, заложил руки за спину, замурлыкал модный шлягер. Андрей вздохнул. У него вдруг испортилось настроение. Прорезалось что-то такое мутное под сердцем. Причин для беспокойства вроде бы не было. Наоборот даже. Всё интереснее и интереснее становилось «дело о покушении». Затягивало. Ежу понятно, каша заварилась из-за этих сертификатов. Оставалось распределить действующих лиц, каждого на свое место. Впрочем, место Диденко он уже для себя определил. Хорошее место, никогда не остающееся вакантным. Место «козла оптущения», «стрелочника», «приговоренного». Называйте как хотите. Суть дела от этого не меняется.

Хлопнула дверь подъезда, по ступеням короткой лестницы прошаркали шаги. Андрей лениво покосился на вошедших. Мужчина средних лет с внешностью типичного работника ЖЭКа и довольно молодой парень, помладше Андрея лет на пять. Оба в грязноватых оранжевых безрукавках, надетых поверх рубашек. Встали за спиной справа, тоже ждут лифт. Чистенькие, не то что раньше. Придет такой дядя Вася-шаромыжник, перегаром от него на всю квартиру, и шляется за тобой, шатаясь, цыганит пятерку на бутылку. Целую философскую базу под жажду свою неуемную подведет. Дослушаешь до конца, и докторскую можно защищать. На тему. «Положительная роль алкоголя и опохмелки в психологическом состоянии и ударном труде работников советского ЖЭКа». И ведь пока пятерку не дашь — пальцем о палец не ударит, зараза. А теперь? Приятно посмотреть. Брюки отглаженные. Туфли начищенные.

Вроде бы скрипнула внизу вторая дверь, на лестницу. Прошел кто-то? Или показалось? А может, ветер озорует? Что-то долго. Кабина застряла на четвертом этаже и ни с места. Уснул там кто-то, что ли?

Андрей отвернулся, вновь задумался о своем. Диденко. Скорее всего Диденко попытаются убить. Не оставлять же его в живых. А улики подбрасывают специально, чтобы ни у кого потом вопросов не возникло. Кто убил, за что. Ясно, за что, за бумаги эти. «Лапша». Кража сертификатов, да еще с групповым убийством, — дело серьезное. И сработали его «профи». А «профи» пистолеты не теряют. Если только сами этого не хотят, конечно. Скажи об этом Павлу, сразу вскинется: «Диденко — не „лох“, а „профи“, „косящий“ под „лоха“». Да только это фигушки. Не стал бы «профи» пистолет бросать. Ни к чему это.

В шахте загудели, закрываясь, створки. Заурчал мотор. Андрей вздохнул, шумно выдохнул. Снова покосился на жэковских работников. Скользнул по ним взглядом и… почувствовал, как у него неприятно заныло под ложечкой. Обшлага у рукавов их рубашек едва ли не белоснежные — ладно. Брюки без жирных пятен и пузырей на коленях — тоже Бог с ними. Туфли, сияющие, как будто по ним бархоткой только что прошлись — в середине-то рабочего дня! — можно допустить, хотя это уже из области невероятного. Но руки! Ни чемоданчика, ни сумки. Ногти чистые, без налета трудовой грязи и непременных заусенцев. Да и кожа не задубевшая, мягкая, сразу видно. Ни следа въевшейся смазки.

Андрей вроде бы невзначай провел рукой по пиджаку, расстегивая пуговицы, завозился, незаметно сбрасывая клапан кобуры. Поинтересовался лениво, вроде бы от скуки:

— Случилось чего, ребят?

«Ребята» переглянулись. Не ожидали, что с ними заговорят.

— Да вот… — буркнул неохотно тот, что постарше.

— Лифт барахлит, — живо вставил молодой.

Поперёд батьки в пекло? Ну-ну. А Павел даже не обернулся со своей обидой. Эх, голуба! И ведь никакого сигнала ему не подашь. Дернуть за рукав? Себе же хуже. Начнут эти двое шмалять с двух стволов — мало не покажется. Ладно, если у них пистолеты только, а ну как и помощнее чего, поскорострельнее. «Клины» те же или «кипарисы», например. А в лифте наверняка еще кто-то. Потому-то и встали «жэковские работнички» не прямо за спиной, а чуть правее, чтобы под пули своих же «коллег по цеху» ненароком не угодить. Эх, говорил, надо было на биржу ехать.

Индикатор мигал цифрами. Четвертый этаж, третий, второй. Чуть отступили «жэковцы» или показалось? Точно, отступили. Андрей быстро сунул руку под пиджак, сжал рукоять пистолета. Первый. Свободной рукой он схватил Павла за плечо, толкнул за узенький кирпичный выступ. Двери лифта начали открываться, и Андрей увидел в кабине еще двоих. В таких же оранжевых тужурочках, как и двое за спиной. По лестнице поднялись, сволочи. Те, что в кабинке, молодцевато вскинули автоматы. Да не какие-нибудь там «клины» с «кипарисами», а натуральные «хеклеры» с глушителями. «Кто они такие, эти ребята?» — подумал Андрей, нажимая на курок.

Под пиджаком выстрелы прозвучали приглушенно. Бок опалило огнём. Загорелся плащ на спине. «Жэковцы» не ожидали выстрелов, не успели среагировать. Молодой отлетел к стене, с грохотом вломившись в ряд почтовых ящиков, кувыркнулся по лестнице вниз. Павел тоже запустил руку под пиджак. Андрей присел, одновременно вытягивая пистолет из кобуры. Шелестящая автоматная очередь прошла над его головой. Пули сухо затрещали по пластику. Андрей вскинул оружие, поймал на мушку одного из автоматчиков, дважды нажал на курок и нырком ушел в сторону. Грохнулся боком на затоптанный пол, под ноги уцелевшему «жэковцу», перекатился с плеча на спину, выстрелил дважды, практически по отвесной, снизу вверх. Яркий пример нехитрой народной мудрости: «Хочешь жить — умей вертеться». «Жэковёц» с криком отпрянул, сбил-таки многострадальные почтовые ящики, рухнул. Бели пуля выпущена с расстояния пятнадцать сантиметров, то уже безразлично, из какого оружия. Слабенького ли «макарки» или убойного «питона» — все одно мало не покажется. Стариковский «стечкин» упал всего в паре сантиметров от Андрея. Тот подхватил пистолет, рывком вскочил и гигантским прыжком укрылся за стеной. А пока прыгал, увидел Павла, изрешеченного пулями. Оперативник полусидел, навалившись спиной на стену. Голова склонилась к плечу, остекленевшие глаза смотрят в пол. Плащ в крови.

«Ублюдки, — подумал Андрей озлобленно. — Все из-за какой-то бумажки?» Взгляд вниз. Четыре гильзы. Две его — две, очевидно, «стечкинские». Значит, в запасе как минимум восемнадцать выстрелов.

Лязгнули двери лифта. Кабина пошла вверх. Что, боишься, когда страшно? Привыкли, позорники, иметь дело со стадом.

Андрей выскользнул из-за укрытия, скатился по лестнице, выбежал из подъезда. Носиться по лестнице без толку. За лифтом не утонишься. Было бы их двое, еще туда-сюда, а один на один убегающий всегда переиграет догоняющего. Выскочит на лестницу парой этажей выше да врежет очередью от бедра. Нет, это скачки для дураков и бешеных собак.

Андрей огляделся. Где их машина? Вон те синие «Жигули», припаркованные у зарослей жухлой сирени? Вроде бы не было их когда они проходили мимо. Андрей подбежал, пощупал капот. Так и есть, горячий. Вот за куст-то мы и спрячемся. Не в салон. Это только в кино посреди дороги вдруг выныривают из-под заднего сиденья. «Здрась». А по правде? У водилы от напряжения да неожиданности обширный инфаркт, и, глядишь, через полсотни метров догорают оба в кювете вместе с машиной. На такие дешевые штуки покупаются только откровенные дундуки. А автоматчики на дундуков не похожи. Засаду, во всяком случае, они устроили вполне грамотно. Только не ожидали, что по ним стрелять начнут. Не привыкли. У нас народ приучен при виде оружия по стойке «смирно» вытягиваться. За долгие годы советской власти рефлекс выработался не хуже, чем у собаки Павлова.

Андрей наблюдал за подъездом. Вот вышел молодой мужик. Невысокий, полноватый, хотя и не толстый. Румяный, куда там красному яблочку. Без тужурки, правда, но осторожно вышел, озираясь. И рука в кармане куртки. Автомат придерживает, конечно, чтобы не вывалился из-под полы ненароком. Постоял, осмотрелся. Чего ждешь, голубь? Топай сюда, потолкуем. Андрей сунул «макарку» в кобуру, приготовил «стечкин». Повнушительнее, а значит, и психологическое воздействие посильнее. Мужик пошел к машине, то и дело оглядываясь через плечо да посматривая внимательно по сторонам. Нервничал, понятное дело. Ситуация для него невыгодная. Противника он не видит, а тот, не исключено, наблюдает откуда-нибудь, и как удобный момент выпадет — выстрел. Иди, иди, не бойся, мысленно приговаривал Андрей. Ты мне мертвый не нужен. Ты мне живой нужен. Да побыстрее, пока милиция не понаехала. А то ведь и поговорить не дадут.

Мужик подошел к «Жигулям», достал из кармана ключ, отомкнул дверцу, прыгнул за руль. Оглянулся ещё раз. Боится? Значит, есть чего. Андрей, пригнувшись, рванул, как пьяный лось, через кустарник, выскочил у самой машины. Автоматчик заметил его, воздух жевать не стал, а полез за «хеклером». Ну уж нет, подумал Андрей, сокрушая стекло рукояткой «стечкина». По второму разу этот номер не пройдет, не надейся. Он перегнулся через дверцу, ткнул стволом в румяную щеку, сказал тихо, внушительно:

— Сиди смирно, сука. Руки на затылок, быстро. — Толстяк замешкался, стрельнул глазами в окно. То ли кого-то высматривал, то ли играл, надеясь отвлечь. — Я троих твоих дружков завалил, — напомнил Андрей, — и тебя в случае чего не побрезгую. Мне терять нечего, сам видишь. Быстренько положи руки на затылок. Считаю до трёх.

Мужик нехотя выполнил приказание. Андрей расстегнул ему куртку, вытащил «хеклер», откинул за спину, в кусты.

— Казённый же, — проследив за автоматом глазами, сказал мужик.

— Переживешь. — Андрей, не отводя ствол от лица толстяка, отомкнул замок, отступил на шаг, продолжая выцеливать водителя, открыл дверцу свободной левой рукой, сел на пассажирское сиденье. — А теперь мы с тобой поговорим, — сообщил он водителю.

— О чем? — усмехнулся мужик и прищурился, как сытый кот.

— О многом. О тебе, например. О жизни твоей интересной. Об автоматах ваших. О засаде. Еще тему подкинуть?

— Ни о чем я с тобой разговаривать не стану, — хмыкнул мужик и уставился Андрею в глаза.

— Конечно, станешь.

— Не стану. — Румяный усмехнулся. — И что ты сделаешь? В отделение меня отвезешь? Валяй, вези. Прокатимся. Я люблю на машине кататься.

— Не станешь, значит? — Андрей почувствовал нестерпимое желание нажать на курок.

— Нет.

— Ну смотри, сам напросился. Как надумаешь говорить, скажи.

Андрей резко наклонился вперёд, положил левую руку на шею толстяку, прижав его голову к подголовнику и что было сил саданул пистолетом по округлой коленной чашечке.

— Уй-я! — взвыл хрипло румяный. — Охренел, что ли? Больно!

— Это ещё не больно, — прошипел яростно Андрей. — Больно было Пашке, когда ты в него стрелял. Я тебе сейчас покажу, что значит — больно. Ты у меня узнаешь, что такое больно.

Ещё один удар, не менее сильный, чем первый.

— Уй, дурак!

— Кого ты назвал дураком, скотина?

Третий удар. Под рукоятью что-то хрустнуло, и румяный заверещал как поросенок, которого поднимают за уши. Из-за сдавленного горла визг получался хриплым, надрывным.

— Пусти, сволочь, фашист! — дёргался румяный. — Пусти, гад!

— Вот это — больно, — процедил Андрей зло. В тот момент он плохо понимал, что делает. В нём жило только одно желание: молотить этого румяного пистолетом по голове до тех пор, пока тот не забьется в агонии. — А бывает ещё больнее. Сейчас я тебе продемонстрирую.

— Не надо! — В побелевших глазах румяного мелькнул ужас. — Не надо, не бей! Пожалуйста.

— Боишься? — Андрею пришлось приложить усилие, чтобы не ударить. Толстяк утвердительно закивал. — Правильно делаешь. Потому что сейчас мне первый раз в жизни захотелось убить. Тебя. И знаешь, за что? — Снова усердное мотание головой: «Нет», — Видишь, ты даже не понимаешь. Да за то, что вы, животные, заставляете остальных быть похожими на вас. Жить по навязанным вами законам. Рычать, скалить зубы и пользоваться правом сильного. Люди такими не бывают. Знаешь что, я не стану тебя больше бить. — На потном, залитом слезами лице толстяка отразилось невероятное облегчение. Андрей аккуратно взвел курок. — Не хочу окончательно превратиться в скота. Если ты сейчас же не начнёшь говорить, я тебя просто застрелю. Ты хорошо меня понял? — Румяный усердно замотал головой. — Говори.

— Что? — прохрипел тот.

— Кто ты такой?

— Капитан Гончар, ФСБ.

— Кто приказал нас убить?

— Не знаю. Приказ пришел сверху. Можно мне снять руки с затылка? Колено затекает.

— Снимай, — разрешил Андрей. — Только без глупостей.

Толстяк медленно опустил руки и обхватил пальцами ногу чуть выше треснувшей чашечки.

— За что?

— Не знаю.

— Должна же быть какая-то причина?

— Правда, не знаю. Честное слово. Вся ФСБ на ушах стоит. — Толстяк поморщился, шмыгнул носом. — Кого-то ищут. Что-то там у них пропало. То ли бумаги какие-то секретные, то ли документы. Нам не объясняют.

— Это из-за вчерашнего взрыва?

Румяный замотал головой: «Да».

— Как на нас вышли?

— «Вели». От места происшествия. Один из сотрудников вызвал подмогу. Мы перехватили вас у отделения.

— Кто-нибудь еще поблизости есть?

— Нет. Нас четверых послали. Сказали — обычные менты. Рядовая работа. Убрать — раз плюнуть.

Андрей почувствовал, как голову окутывает жар безумия. Толстяк говорил о смерти, но в его голосе не было ничего, кроме боли. Ни тени эмоций.

— Ты женат?

— Семнадцать лет уже.

— Дети есть?

— Двое. Машенька и Алешка.

— И ты, ублюдок, так спокойно рассуждаешь об убийстве?

Румяный испугался, глянул с прихлынувшим ужасом. Решил, что его сейчас снова будут бить. Промямлил:

— Работа такая.

— Работа, — повторил Андрей, сатанея. — Твоя жена и Машенька с Алешкой станут плакать, если я тебя убью?

— Да. — Голос толстяка стал сиплым от волнения и страха. Вновь хлынули слезы. — А Алешка маленький ещё. Ему всего два годика. Он не понимает. — Толстяк захлебнулся рыданиями. — Будут плакать, конечно.

— Помни об этом. — Андрей распахнул дверцу, передуман, повернулся и скомандовал буднично: — Наклони голову, выродок.

Толстяк медленно наклонил голову, втянул в плечи, зажмурился в ожидании выстрела. Андрей без всякого сожаления удариж пистолетом по коротко стриженному затылку. Не настолько сильно, чтобы проломить череп, во достаточно, чтобы румяный минут двадцать

Он сделал это не от злости. Просто понимал: стоит ему уют, и толстяк вызовет, — будет вынужден вызвать, — подмогу. Андрей же не хотел больше стрелять. Хватит, достаточно.

Выбрался из машины, увидел автомат, повисший на ремне а кустах. Подобрал, огляделся: куда бы его? Не дай Бог, найдёт кто. До беды недалеко. Кинул в машину, под сиденье. Зашагал к подъезду. Поднялся по лестнице, собрал оружие убитых фээсбэшников. Лифт всё ещё стоял открытым — створки начинали закрываться, ударялись о ноги автоматчика и распахивались снова. Автомат ж «стечкины» Андрей сбросил в шахту. Целее будут. «Макарку» Павла сунул ему же в кобуру. Осторожно, двумя пальцами вытащил акцию, спрятал в карман плаща. Коснулся ладони Павла, сжал её. Что-то вроде прощального рукопожатия. Проделав это, Андрей выпрямился, подошёл к двери первой попавшейся квартиры, надавил на кнопку звонка. Тихо. Ещё один звонок. Кто-то, стараясь ступать беззвучно, подошел к двери. Мелькнула тень в глазке.

— Кто? — спросил напряженный женский голос.

— Вызовите, пожалуйста, милицию, — сказал он громко. — В подъезде четверо убитых.

Замок тотчас щелкнул. Бледная женщина выглянула из квартиры, вытянув шею, посмотрела на лестницу, увидела тела, кровь, ойкнула, прикрыла рот ладонью и прошептала испуганно: «Господи!»

Правильно, ни с того ни с сего озлобился Андрей. Скажи: человеку плохо или помощь какая-нибудь требуется — ни за что не откроют. В угол забьются от страха. А четыре трупа — пожалуйста. Будьте любезны. Трупов уже не боятся. Труп безопасен. Скоро начнём говорить, как генерал Шеридан: «Хороший человек — мертвый человек». Привыкли к крови. Того и гляди, шерсть на хребте расти начнет.

— Вызовите милицию, — с неожиданной даже для самого себя злостью повторил он. — И дверь закройте.

Женщина испуганно посмотрела на него, юркнула в квартиру и торопливо защелкала замками. Через полминуты из-за двери доносился её голос:

— Милиция? Милиция, срочно приезжайте. У нас четверо убитых. Адрес?..

Андрей повернулся, вышел на лестницу и побежал вверх, перепрыгивая через ступеньку.

* * *


Тонколицый окинул взглядом стоянку перед вокзалом. Киноактёр, расположившийся на заднем сиденье, наклонился вперед, положив руки на спинки передних кресел.

— Ну что?

— Не вижу, — пробормотал Тонколицый. — Вряд ли они здесь. Скорее всего в зале ожидания.

— Кто пойдёт?

— Тонколицый дёрнул плечом.

— Без разницы. Пока мы ничем не рискуем.

Молчаливый, не обращая внимания на их разговор, достал из кармана телефон и набрал номер. Подождал секунд двадцать и, чертыхнувшись, повесил трубку.

— Не отвечают? — не поворачивая головы, поинтересовался Тонколицый.

— Нет. Может быть, что-то случилось?

— Что могло случиться? — пробормотал Киноактёр. — Я послал к ним семерых ребят. Не думаешь же ты, что твоим «обмылкам» удалось завалить всех девятерых?

— Нет, конечно, — ответил Молчаливый. — Но могло произойти что-нибудь ещё.

— Что, например?

— Откуда мне знать? — резко сказал Молчаливый и отвернулся к окну.

Его не оставляло чувство тревоги. Оно, словно неприметный червь, устроилось глубоко под сердцем и грызло изнутри. Самое плохое, что Молчаливый даже не мог отыскать причину тревоги. Вроде бы все шло как по маслу. Стас и Шустрик исчезли, но это не давало повода для паники. Вероятно, виной всему — неизвестность. Молчаливый терпеть не мог ждать непонятно чего. Он во всем любил конкретность. Опасность, имеющая конкретный облик, не так уж страшна. Её можно избежать, попытаться нейтрализовать, в конце концов, кинуться навстречу. Неизвестность же держит в постоянном напряжении. Деморализует.

— Сходи прогуляйся, — кивнул ему Тонколицый. — Ты вроде бы малость не в себе, я смотрю. Заодно и продышишься.

— Со мной все нормально, — ответил Молчаливый.

— Сходи, — уже не предложил, а приказал Тонколицый.

— Чёрт! — Молчаливый вздохнул, открыл дверь. — Ну, где эти, мать их, акции?

Подхватив сумку, он забросил ее на плечо и, засунув руки поглубже в карман плаща, побрел к вокзалу, попыхивая на ходу сигаретой. У дверей зала ожидания украдкой оглянулся, бросил окурок в урну и шагнул внутрь.

Народу, как и всегда, много. В такой толпе, пожалуй, за человеком и не уследишь. Наблюдатель заказчика, если, конечно, он есть, должен занять позицию либо на балконе, либо, что более вероятно, непосредственно у камер хранения. Молчаливый, словно прогуливаясь, прошелся по залу, рассматривая стоящих на балконе людей. Никого похожего на соглядатая. Может быть, и правда не прислал заказчик своего человека? Решил не рисковать? Ладно, потом проверим. Молчаливый решительно свернул к эскалатору, спустился этажом ниже. Здесь народу даже больше, чем наверху. Толчея такая — яблоку упасть негде.

Молчаливый продрался к автоматическим камерам хранения, купил два десятка жетонов, пошел вдоль шкафчиков-камер. В самом дальнем углу он наконец обнаружил именно то, что искал. Четыре пустых гнезда, совсем рядом друг с другом. Проследить, не обнаружив себя, кто и в какую ячейку кладет багаж, практически невозможно. Отлично.

Молчаливый засунул в первую ячейку баул, установил код и захлопнул дверцу. Опустил жетоны. Со второй, третьей и четвёртой ячейками он проделал те же манипуляции с той разницей, что они остались пустыми. Записал номера ячеек и коды на двух листках и спрятал их в разные карманы. Главное, не перепутать.

Подергав для верности дверцы, Молчаливый зашагал обратно, поднялся на первый этаж, вышел на стоянку, забрался в салон пикапа.

— Ну как? — спросил Тонколицый.

— Нормально. — Молчаливый протянул один из листков. — Вот. Номера и коды.

— Отлично.

* * *


Олялин вставил кассету в видеомагнитофон, «воспроизведение» и «перемотку». Кадры замелькали в ускоренном режиме. Музеи, снова музеи, прогулка по вечерней Москве, гостиница — клоповник, прости Господи. Девчонки, пацанва дурачится. Щёлкает внизу таймер, отсчитывая минуты и секунды. Проплывает на экране чья-то жизнь. Не отрывая взгляда от телевизора, Олялин спросил у стоящего рядом парня:

— Группу отправили?

— Конечно. Все, как вы сказали.

— Молодцы. Сколько заплатили?

— Двадцать тысяч. Они очень не хотели продавать. Сказали, что у них копии нет, а эта запись — единственная память о Москве.

— Копии нет — это хорошо, — задумчиво пробормотал Олялин, открыл стол, достал две пачки купюр, прибавил к ним ещё одну, протянул охраннику. — Бери. Компенсация расходов и вознаграждение. Как наговаривались.

Парень принял деньги, рассовал по карманам пиджака, но не ушел, а продолжал переминаться с ноги на ногу в нерешительности.

— Что? — не поворачивая головы, спросит Олялин.

— Борис Палыч… насчёт группы…

— Что? — По непривычному обращению Олялин понял: случилось что-то плохое. Нажал «паузу», неожиданно резко для его медвежьей комплекции повернулся в кресле. — Да говори же!

— Группа ездила в Останкино не за тем, чтобы осматривать башню или дворец.

— А зачем?

— Отвозить пленку.

— Кому? — понижая голос до утробного рыка, спросил Олялин.

— Для новостей. На первый канал. И на шестой тоже. И в ТВ-Центр отдали.

— Та-ак… — Под тяжёлым взглядом начальника парень потупился. — Почему сразу не сказал?

— Так я пытался…

— Ладно, свободен. Ребята могут отправляться по домам. Оставь пару человек. Они мне могут понадобиться. И дежурные смены, конечно.

— Понял.

Охранник вылетел из кабинета словно на крыльях. Должно быть, испытав большое облегчение. Все знали: когда шеф в плохом настроении — лучше под руку ему не попадаться.

Олялин снова включил запись. Задумался, положив по привычке тяжелые руки на колени. Он зря разволновался раньше времени. Определенно. Пока еще неизвестно, есть ли что-нибудь существенное на записи. А если и есть, то ведь всегда можно обратиться к Мише. Бывшему коллеге, за деньги продающему все и вся, но жутко пугающемуся при этом даже собственной тени. На самый крайний случай… Но до самого крайнего пока далеко. Стоп! То что надо.

На экране осыпались осколки. Камера метнулась вбок, переместилась влево. Отсюда лучше просматривались выбитые окна. Голоса как сквозь вату. Дерьмовенький, видать, микрофончик у них на камере. Да и сама камера не из дорогих. Цвет плохо держит, автофокус медленный. Олялин подался могучим телом вперёд. Тяжелая челюсть выдвинулась, отчего лицо приобрело совершенно звериное выражение. Пальцы автоматически мнут ладони, да так, что хрустят суставы. Вот. Из-под арки вышли «профессор» и «подросток». Обоих то и дело заслоняли прохожие. Лица смазанные, ни черта не разберёшь. Как нарочно, ей-Богу! Снимать не умеют, гады, не брались бы. Камера снова дернулась вверх, на окна, за которыми потрескивал огонь. На долю секунды лица «профессора» и «подростка» стали видны совершенно отчетливо. Олялин нажал «паузу», перемотал запись, включил «покадровый просмотр». Осторожно перещёлкивал кадр за кадром, пока не дошел до нужного. «Подросток» что-то говорит «профессору». С «профессором» все ясно. Латексная маска. Хорошая маска, раз даже вблизи не отличили фальшивку. Рост не выдающийся. Этого скорее всего опознать так и не удастся. А вот второй… Олялин перещелкнул следующий кадр. «Подросток» как раз повернул голову, оказавшись к снимающему в профиль. Объектив поднялся ещё на сантиметр, но в кадре остались глаза «подростка». Красивые женские глаза.

— Чтоб тебя! — процедил Олялин зло и включил нормальный режим воспроизведения.

Ладно посмотрим, что дальше. Оператора толкали немилосердно, и он сместился еще левее. Внизу в кадре мотались чьи-то вихры. Вплыл и снова сгинул мальчишечий затылок. Вот из-под арки выехал вишневый пикап. Объектив захватил его практически полностью. Лица как на ладони. Похитители и «клиент». Твою мать! Олялин зарычал от злости. Эти дерьмовые интеллигенты со своей ср…й камерой явно оказались не в то время и не в том месте. По-хорошему бы их следовало убить. Повезло ребяткам, что вовремя унесли ноги. Однако в гостинице остался адрес. А это означает, что рано или поздно группу отыщут. Промелькнула крыша светло-серой «трешки». Машина свернула в переулок. Не то. Олялин невольно напрягся. Темно-синяя «пятерка» закупорила движение. Камера «гуляла», машина то и дело попадала в кадр. А вместе с ней и водитель. Спокойный, уверенный. При аварии так себя не ведут.

Олялин снял трубку телефона, набрал номер.

— Миша? Это Борис.

— Боря… — Похоже, Михаил не на шутку встревожился. — Я же просил тебя…

— Миша, — жестко оборвал Олялин, — помолчи. У меня к тебе дело, не терпящее отлагательств. Миша, мои парни нашли группу, о которой ты говорил. Собеседник от изумления поперхнулся.

— Где нашли, Боря?

— В одной из тихих гостиниц. А теперь скажи, Миша, ты можешь изъять из журнала регистрации проживающих их данные?

— Нет, Боря, — торопливо забормотал Миша. — Нет, не могу. Никак не могу. Ты что! Нет. Если такое всплывёт, меня же с работы моментально… Нет. Что-нибудь другое, ты знаешь, Боря, я всегда, а это, извини, не могу.

— Пятьдесят тысяч долларов, Миша.

— Нет, Боря. Дело не в деньгах.

— Сто,

— Не могу. За сто я для тебя сделаю все что угодно, но это мне не под силу, Боря.

— Ладно. Бог с ним, с адресом. Запись с телевидения ты можешь изъять?

— Как-кую запись, Боря?

— Ту самую, Миша, ту самую! — взревел Олялин. — Что ты лепишь из меня идиота? Запись с места происшествия!

— Ты нашел запись?

— Я спрашиваю тебя, — отчеканил, разделяя слова, Олялин, — ты можешь забрать плёнки с телевидения?

— Нет, Боря. — В голосе Михаила прорезались нотки независимости. — Этого я тоже не могу. Извини, мне пора.

— Миша, если ты заберешь записи, я заплачу любые деньги.

— Любые… — повторил Михаил эхом. — Куда они отнесли запись?

— Первый канал, шестой, ТВ-Центр точно. Возможно, ещё куда-то.

— Ты просишь слишком много, Боря. Слишком.

В трубке запищали гудки. Олялин выругался. Он ни на секунду не усомнился в следующих шагах «друга» Миши. Сдаст, сволочь. Как пить дать. Олялин набрал второй номер, подождал и, когда сняли трубку, бросил отрывисто:

— Ты мне нужен. Срочно. Да, контракт. Крупный. Мы уже договаривались об одном? Так вот, к нему прибавились ещё двое. Встретимся у Курского вокзала. Через час.

Ещё один набор номера. Голос Олялина стал властным.

— Это я. Вы положили акции? Номера ячеек? Коды? Хорошо. — Он торопливо записал номера и коды в блокнот. — Завтра к десяти утра деньги будут на месте. Сертификаты положите в те же ячейки. Всё.

* * *


Когда ласково прокурлыкал телефон, Константин Георгиевич как раз наливал себе очередную порцию из почти опустевшей бутылки. Он уставился на аппарат, буркнул: «Заткнись!» Но тот упрямо заливался трелями. Константин Георгиевич витиевато выматерился, отставил стакан, рванул трубку, едва не опрокинув аппарат на пол, рявкнул:

— Да! Алло! Слушаю!!!

Через секунду спина его стала мокрой от пота, потому что в трубке прозвучал тихий шелестящий шепот:

— Слушай меня внимательно и не перебивай.

— Кто говорит?! — выкрикнул Константин Георгиевич.

— Неважно — кто, важно — насчет чего. Ты хочешь получить сертификаты? Тогда запиши номера ячеек и коды. Пошли своего человека на Курский вокзал. В одной из ячеек — сумка с акциями. Проверь и убедись, что с ними все нормально. Код не меняй. Завтра в восемь утра ты приедешь на вокзал и положишь в указанные ячейки двадцать миллионов долларов. Мы проверим их. Если купюры будут не мечеными и не фальшивыми, через два часа заберешь из тех же ячеек остальные сертификаты. Ты все понял?

— Да, — сипло ответил Константин Георгиевич.

— Согласен?

— Конечно.

— Отлично.

— Но…

— Что «но»?

— Могу ли я вам верить? Вдруг вы заберете деньги и скроетесь?

— Нам эти ср…е бумажки ни к чему. Не в сортире же ими подтираться. Все. Будь. Да, в качестве подарка. Твой драгоценный отпрыск жив и здоров. Мы отпустили его. Он уже должен быть дома. Позвони, порадуйся. Пока. И смотри, без фокусов. Если надумаешь шутить с нами, акций не увидишь.

В трубке запищали истеричные гудки. Константин Георгиевич несколько секунд смотрел на нее, затем медленно положил на рычаг, отодвинул в сторону бутылку и стакан, вдавил клавишу переговорного устройства.

* * *


На интеркоме замигал сигнал вызова. Олялин нажал нужную клавишу.

— Слушаю.

— Зайди немедленно, — возник в динамике голос Фролова.

— Иду, — ответил Олялин.

Он открыл вмонтированный в стену кабинета сейф, где хранил деньги на непредвиденные расходы, и принялся доставать тугие бандерольки. Деньги Олялин укладывал в «дипломат». Действовал он быстро и целенаправленно. В движениях его сквозило злое напряжение. Взяв со стола фотографию в рамке, вытащил её, разорвал на две половины, одну из которых также положил в чемоданчик. Затем из верхнего ящика стола достал несколько карточек, заготовленных им заранее, выбрал две и кинул поверх обрывка. Закрыв крышку «дипломата», поставил его к столу, поправил пиджак и зашагал к двери.

* * *


«Я успел увидеть, как упал Олег. Словно кукла. Просто рухнул на асфальт, под ноги зевакам, и они кольцом сомкнулись над ним. Не опустились на корточки, не попытались помочь. Просто стояли и обсуждали его смерть, как… результат футбольного матча, например. В этом их плотоядном интересе было что-то ужасное, наводящее на мысль о стервятниках. Вот именно. На стервятников-то они и были похожи.

Фонг! — пуля с жестяным стуком продырявила водосточную трубу и ушла куда-то к „Макдональдсу“.

Этот выстрел и привел меня в чувство. Я повернулся и побежал со всех ног, уже не оглядываясь. Слева рычали машины, за спиной топотал Стас.

С платной стоянки выползал черный „Мерседес“. Я налетел прямо на него, споткнулся и силой инерции перекатился через капот. Никогда не понимал, как это проделывают герои боевиков, а тут — на тебе. Приземлился на ноги, но потерял равновесие и шлепнулся на пятую точку. Немного зашиб плечо, но в целом ничего страшного. До свадьбы, конечно, заживет. Если мне самому посчастливится до нее дотянуть.

Хлопнула дверца.

— Ты чё, мужик, о…л? — заорал, вылезая из салона, парнишка лет двадцати. Признаться, немного да, того самого. В голове маленько звенит. — Блин, лезет под колёса, как к себе в квартиру, на фиг!

Я торопливо поднялся.

— Извини, брат.

Стас был уже метрах в семи. Дышал он легко и ровно, словно и не бежал за нами от самой „Маяковки“. Мне вдруг стало ясно, что до трагического финиша этого марафона осталось совсем чуть-чуть. Ну, метров сто — сто пятьдесят я, наверное, еще протяну, а больше — нет. Вот что значит сидячий образ жизни. Спортом надо было заниматься. Бегом на длинные дистанции.

Я затравленно озирался по сторонам. Как сказал один из великих: „Умный всегда найдет выход из безвыходной ситуации“. Правда, еще он добавил: „А мудрый в нее не попадет“. Это уже не про меня. Это про кого-то другого.

Неужели я позволю им убить себя? Такой день. Люди вокруг. Соберутся кружком и станут обсуждать мою смерть, как только что обсуждали смерть Олега. С хищным интересом шакалов. Не хочется, честно говоря.

Я пулей пролетел мимо газетного ларька и остановился на ступенях перед фонтаном. Может, рвануть по бульварному кольцу? Всё равно Стас меня догонит. Позвать на помощь? Кто подойдёт-то? Разбегутся все, как муравьи под дождем.

Внизу, у подножия лестницы, спортивного вида девица усаживала на замученного пони мальчугана лет двух с половиной. Тот ревел и отчаянно сопротивлялся. Рядом суетились фотограф и счастливые родители. А в паре метров переминался с ноги на ногу старый коняга. Наверное, пожалели отправлять на колбасу, дали шанс самому заработать на пропитание. Это и было мое спасение. Когда-то в институте нас несколько раз возили в манеж, учили держаться в седле. За эти три несчастных занятия профессионального жокея из меня, конечно, не сделали, но с лошади, во всяком случае, я падать перестал. И потом у меня все равно не было выбора.

Я скатился со ступенек, сунул девице стодолларовую купюру и потрусил к коню. Здесь, внизу, Бесцветный меня не видел и стрелять не мог. Более того, убийцы вполне могут решить, будто я повернул на бульвар, перестроятся в правый ряд, свёрнут, и… счастливого пути. Разворот только у Арбата. А верхом оторваться от Стаса мне раз плюнуть.

Я полез на лошадь. Лошади это явно не понравилось. Она попыталась убежать, но я железной хваткой умирающего ковбоя вцепился в узду и волей-неволей побежал следом, чмокая губами, успокаивая упрямое животное. Народ вокруг начал откровенно веселиться. Даже стоящий на ступеньках Стас улыбнулся. Наверное, со стороны это выглядело забавно. Впереди бодрой будённовской рысью мчимся мы с лошадью, за нами бежит девица, выкрикивая:

— Гражданин, вы куда? Гражданин!

Я куда? Спросила бы лучше у лошади. Она меня волокла, а не наоборот. Проклятое четвероногое нарезало круги вокруг фонтана с таким апломбом и прытью, словно участвовало в скачках и норовило взять первый приз. При этом оно мотало головой, стараясь отделаться от меня, а я, соответственно, волочился сзади. Девица остановилась, подождала, пока мы с лошадью завершим очередной круг, и ловко поймала узду. Лошадь, очевидно, признав хозяйку, встала как вкопанная. Но я-то встать не успел и поэтому налетел на девицу со скоростью курьерского поезда. Врезался так, что дыхание перехватило, и рухнул на землю, подняв облако бежевой пыли.

Когда мы поднялись, Бесцветный уже стоял рядом со Стасом и смотрел на меня. Народ вокруг хохотал, даже пацана под шумок усадили на пони, а вот мне было совсем не до смеха. Надежды мои не оправдались. Оранжевая крыша „Нивы“ маячила над лестницей. Почему-то эти ребята спокойно припарковались в неположенном месте, а гаишник не сказал им ни слова. Именно данный факт, а вовсе не то, что они позволяли себе стрелять по толпе, окончательно убедил меня в могуществе этих людей. Кто те двое, что едут в машине? Тайное подразделение, работающее на правительство? Но какое отношение имею к ним я и тем более „взломщики“? Мафия? Ерунда. Тимофей предупредил бы нас. Да и не похожи они на мафию. Фасон не тот.

— Гражданин, вы слышите меня? — орала девица мне в ухо.

— Да-да, слышу. Разумеется, — рассеянно ответил я, наблюдая за убийцами.

Стас с Бесцветным переглянулись и начали спускаться по ступенькам. Не торопясь, спокойно. Убьют прямо тут, на глазах у трех десятков свидетелей? Или оттащат куда-нибудь? А если я не пойду? Нет ничего проще. Объявят меня психопатом. Вон как за лошадью носился. Разве здоровый так станет бегать?

— Что же вы в седло пытаетесь сесть, раз ездить не умеете?

— Да умею я, умею. Раньше здорово катался. Просто не практиковался давно. Поможете?

— Ставьте ногу в стремя, — скомандовала с тяжким вздохом девица.

В её облике отчетливо читалось безграничное презрение ко всем, кто не умеет даже поставить ногу в стремя.

Я, словно бы между делом, обошел конягу так, чтобы она оказалась между мной и убийцами.

— В стремя? Сейчас. Это мы запросто.

— Лучше с этой стороны, — сказала девица, глядя на меня, как на полного кретина.

— Да нет, уж лучше тут. Я… ногу зашиб, когда падал.

— Я тоже. — Она вдруг улыбнулась. — Ставьте правую в стремя. Та-ак. Не бойтесь, уверенней. Ласточка у нас вообще-то смирная. Не знаю даже, что это с ней сегодня случилось. — Зато я знал точно. Если бы мне кто-нибудь попробовал на спину запрыгнуть, я бы тоже взбесился, хоть и не буйный. — Хорошо, — продолжала командовать девица. — А теперь левую перебрасывайте через спину.

Правое колено прострелило болью. Я едва не рухнул. Убийцы остановились в паре метров и насмешливо наблюдали за мной.

— Ну, может, хватит? — наконец произнес Стас. — Слезай, Иван, приехали.

Я всё-таки взгромоздился в седло, тряхнул поводьями:

— Н-но!

Лошадь и ухом не повела. У нас с ней явно было разное представление о галопе.

— Товарищи, — покосилась на убийц девица, — отойдите в сторонку, пожалуйста. Лошадь нервничает.

И не одна она. Я тоже нервничал здорово.

— Девушка, — вместо того, чтобы отойти, Бесцветный, наоборот, шагнул еще ближе и протянул девице красные „корочки“. — Помогите-ка этому пижону слезть.

Она повернулась ко мне, и на лице ее была написана растерянность. Девушка явно пребывала в замешательстве.

— Что у них там написано? — намеренно громко спросил, почти прокричал я.

— ФСБ, — почему-то шепотом ответила девица.

— Не верьте, у них удостоверение поддельное. Граждане, позовите, пожалуйста, милиционера. Позовите, позовите.

Я ожидал, что убийцы хотя бы смутятся, но они только посерьезнели. Зеваки не восприняли мой крик всерьёз. Снова заулыбались. Смотрите, мол, этот полоумный сейчас опять начнет номера откалывать.

— Ну ладно, Иван, хватит, — резко и зло сказал Стас, шагнул вперёд и вцепился в стремя».

* * *


«БМВ» остановился у светофора. Водитель словно раздумывал, ехать прямо или свернуть. Когда загорелся зелёный свет, «БМВ» пересёк Тверской бульвар. У «Армении» водитель остановил машину и вышел из салона. Встав на углу бульвара и Тверской, этот человек спокойно наблюдал за развитием событий. На лице его отражалось некоторое напряжение, но в целом он не привлекал к себе излишнего внимания…

* * *


«Лошадь фыркнула и пошла боком. Хорошо, а то я уж начал подумывать, не уснула ли она.

— Товарищ, — девица шагнула к Стасу и вцепилась ему в запястье, — оставьте лошадь в покое.

— Слезай, Иван, — глядя на меня снизу вверх, процедил Стас. — Слезай, иначе будет хуже.

Интересно, что он понимает под словом „хуже“? Если я слезу, они меня убьют. А если нет, тогда что? Пристрелят вместе с лошадью? „Гринпис“ рыдает.

— Слезай, мля, — угрожающе понизив голос, продолжал Стас. — Или я тебя сброшу. Считаю до трех.

Лошадь попятилась, повернулась боком. Ей не нравилось, что Стас дёргает стремя. Она слегка толкнула убийцу крупом. Тот отступил. Теперь он стоял слева, в центре я на Ласточке, а справа — девица и Бесцветный. А где третий?

Неестественно вывернув шею, я посмотрел через плечо и увидел оранжевую „Ниву“. Водитель, наблюдая за мной краем глаза… мирно болтал с гаишником. Черт побери! Бесцветный — фээсбэшник. Стас — бывший фээсбэшник. Водитель треплется с гаишником, припарковавшись в неположенном месте. Логично предположить, что и он из той же компании. Господи, ну ФСБ-то мы чем не угодили?

— Слезай, тебе говорят!

Стас рванул стремя. Девица ударила его по руке. Кто-то из зевак, заподозрив неладное, поднялся.

— Всем оставаться на местах! — крикнул Бесцветный, вытягивая „корочки“. — ФСБ!

А я… Я вытащил ногу из стремени и что было сил лягнул Стаса. Если этого не сделала лошадь, почему бы не сделать мне?

Правда, метил-то я в плечо, а попал по лицу. Стас отшатнулся, ухватился за разбитый нос. Из-под ладоней брызнула кровь. Как нас учили, дай Бог памяти?..

Эх! Я вонзил пятки Ласточке в бока. Видимо, подобный приём был ей хорошо знаком. Она заржала и встала на дыбы. Мне пришлось вцепиться в короткую гриву, чтобы не полететь вверх тормашками. Стас отшатнулся, вскинул руку, прикрывая голову. Даже девица отступила на шаг. Если бы Ласточка сейчас ударила убийцу копытами и размозжила ему голову, клянусь, я даже не повернулся бы. Согласитесь, трудно жалеть человека, который искренне жаждет вашей смерти.

Ласточка резво прыгнула вперед, сбив грудью Стаса в пыль. Он покатился, словно детский мячик. Лошадь шла вполне приличным галопом. Ощущение было совершенно фантастическое. Я мигом отбил себе задницу, зато уяснил на будущее, что скакать верхом уже разучился, а галоп — это вам не хухры-мухры. Впрочем, в седле я все-таки держался довольно сносно. Спасибо инструкторам.

Взгляд через плечо. Бесцветный помогает Стасу подняться. Отлично. Нам удалось выиграть секунд пять. Мы пронеслись к выходу из сквера и вылетели на проезжую часть. Мне повезло, Ласточка не пугалась машин. Судя по всему, привыкла. Слева надвигался сплошной поток. Нас разделяло метров двадцать. Ха-ай! Я изо всех сил ударил лошадь пятками в бока. Правду сказала девица. Умница, а не лошадь. Она поняла, что от нее требуется, взмыла над черной оградкой сквера. И приземлилась хорошо, ровно. Я потянул левый повод. Следовало держаться людных мест. Значит, по центру. Взгляд влево. Стас и Бесцветный бегут к машине. Гаишник смотрит на меня, раскрыв рот. Даже зеваки повскакивали с лавочек, обернулись. Кто-то поднял повыше ребенка, чтобы лучше видел. Тоже мне, театр нашли. Мы вылетели на пятачок у сквера. Ласточка заметалась на месте, не понимая, куда ей бежать. Я оглянулся. Стас уже сидел в салоне, Бесцветный как раз забирался на переднее сиденье. Сейчас он возьмёт винтовку — и тогда всё. Нам не уйти. Или они предпочтут догнать меня выше по Тверской? Там ведь им не придётся сбрасывать скорость. Светофоров нет до самого Камергерского переулка.

Водитель развернул „Ниву“ полубоком. Он словно бы намеревался вклиниться в автопоток и одновременно давал Бесцветному возможность вести прицельный огонь. Мы как раз оказались бы открытыми для снайперского выстрела. Можно не сомневаться, если я немедленно чего-нибудь не предприму, пуля в спину мне обеспечена.

Справа и слева несся поток машин. Водители немного сбрасывали скорость, с удивлением разглядывая человека, гарцующего в центре города на коне.

Была не была. Я не знал, насколько реален трюк, который собирался проделать. Просто видел в каком-то фильме — или, может быть, читал? — что это возможно. Хотя, наверное, квалификация наездника должна быть раз в сто выше моей. Ну да ладно. Смерть — хороший побудительный мотив к безрассудным действиям.

Наклонившись к самому уху лошади, я прошептал: „Давай, родимая“, развернулся и послал Ласточку вперед. Пятачок был узкий, особенно не разгонишься. Мысленно я поклялся, что, если несчастная лошадь поможет мне спастись, ей никогда больше не придется возить остолопов вроде меня. Приникнув к шее Ласточки, я посмотрел вправо, на дорогу. Слава Богу, джипов не видно. Одни легковые.

Завизжали истошно тормоза. Не обращая на них внимания, я в который раз ударил бедное животное каблуками, словно шпорами. На мгновение мне показалось вдруг, что Ласточка испугается движущегося барьера, остановится и я, пролетев десяток метров по воздуху, грохнусь об асфальт и сломаю себе шею. Но отступать уже поздно. Еще один удар. Сильнее первого. Ха-ай!

Это был королевский прыжок. Не сомневаюсь, никто из невольных зрителей ничего подобного не видел ни разу в жизни. Нам посчастливилось, что машина оказалась сравнительно узким „жигулем“. Через более широкий „Москвич“ или; того хуже, иномарку Ласточке перескочить не удалось бы. На взлёте она задела задними копытами крышу машины, но каким-то чудом выровнялась и пустилась галопом по Тверской к Красной площади. За моей спиной визжали тормоза. Глухо ударил металл о металл, посыпалось стекло. Оглянувшись через плечо, я увидел, что на перекрестке образовался приличный затор. Бесцветный, стоя на подножке „Нивы“, смотрел мне в спину.

У меня не возникло сомнений в том, что убийцы найдут способ объехать внезапно возникшую на их пути преграду, однако на это у них уйдет минуты три. А это означает, что разрыв между нами увеличится как минимум до полукилометра.

Да, я знаю, надо было бросать лошадь и убегать во дворы, но в тот момент мной руководило вовсе не рацио, а элементарная боязнь за собственную жизнь. Страх нашептывал на ухо: уноси ноги так далеко, как только можешь. Время — главный козырь. И потом, ФСБ — организация очень могущественная. Если им понадобится, они оцепят центр за несколько минут. Мышеловка захлопнется. Мое спасение — толпа. Всё время среди людей, избегать пустынных и даже малолюдных мест. Только в этом случае я могу рассчитывать на спасение.

Откуда мне было знать, что оранжевый автомобиль уже проскочил Тверской бульвар, свернул на Никитскую и несется, настигая нас, со скоростью больше сотни километров в час к Газетному переулку. На крыше машины вращается голубой „маячок“, ж другие водители прижимаются к обочине, уступая дорогу „сумасшедшему ездоку“.

А тем временем на Манежной площади, перекрывая Тверскую, разворачивалась серая милицейская цепь».

* * *


Как только всадник промчался мимо, водитель «БМВ», прихрамывая, прошёл к машине, сел за руль и ударил по газам. Напротив мэрии он снова остановился. Отсюда ему хорошо была видна вся улица до самой Манежной площади.

Андрей нажал кнопку звонка, несколько раз глубоко вдохнул, успокаивая тяжелое дыхание. Открыли почти сразу же. Белобрысый худосочный, хотя и жилистый парень, наверное, ровесник Андрея, смотрел прямо, не скрывая настороженности.

— Что нужно? — не слишком приветливо поинтересовался хозяин.

— Вы — Степан?

— Ну, предположим.

— Павел вам звонил, — начал Андрей.

Парень улыбнулся. Улыбка у него была приятная, открытая.

— Ты — Андрей, да?

— Андрей.

— Проходи. — Степан шагнул в сторону. — А где Пашка?

— Его… — Андрей замялся. Он не очень-то хорошо представлял себе, как станет объяснять Степану, что Павла несколько минут назад застрелили. Здесь, в подъезде. Не поворачивался у него язык. — Его задержали на работе. Что-то важное.

— А, ну ясно.

Квартира у Степана оказалась приличной «двушкой», с вместительной прихожей и довольно большой кухней. В кухню хозяин и пригласил гостя.

— Понимаешь, старик, в комнате Машка с малым нянчится. Да и кофе удобнее в кухне заваривать. Всё близко. Не приходится с кружками носиться туда-сюда. Ты проходи, проходи, не стесняйся. — Степан сгрёб с пластмассового стула газеты, бухнул их на подоконник. — Присаживайся. А что за дело-то? Пашка толком ничего не сказал:

Хозяин поставил на огонь кофейник, подсел к столу, закурил.

— Тут, старик, вот какая свистопляска. — Андрей вытащил из кармана сертификат, положил на стол. — Вчера взрыв на Маяковской был, слышал?

— Что-то такое говорили в новостях, но я краем уха только и зацепил. Теракты ведь не по нашей части. А тут пеленки надо гладить, то, се. Телек бурчит так, для фона. — Он снял кофейник, разлил напиток по кружкам. — Ну, и что там со взрывом этим?

— Да, понимаешь, ребята из ППС, первыми прибывшие на место происшествия, нашли во взорванной квартире несколько таких вот сертификатов. — Андрей придвинул Степану бумагу. — Павел сказал, ты по ценным бумагам специалист. Может, объяснишь, что это за акции, сколько стоят, что они могли делать в той квартире? Хотя бы предположительно.

Степан придвинул сертификат, покрутил в руках, проверил на свет, хмыкнул.

— Ну, что тебе сказать. Бумага, которую я держу в руках, на сегодняшний день стоит примерно семь с половиной тысяч долларов. Смотря где продавать. Правда, в Москве с такой суммой никто связываться не станет. Тут работают крупнее. Сертификат на десять тысяч акций, на предъявителя. Такие бумаги выпускают, чтобы снизить расходы на печать. Напечатать акцию тоже ведь денег стоит. И не маленьких, скажу тебе. А тут сразу десять тысяч. На предъявителя, для удобства клиента и для снижения стоимости. На каждого покупателя новые акции шлепать — никаких денег не напасешься. Разоришься за год. Что же касается курса, то он явно занижен, но с этим ничего не поделаешь. Правления предприятий частенько проделывают похожие штуки.

— Зачем?

— Объясняю. Кофе еще хочешь? Нет? Ладно. Смотри. Я директор завода, запускаю через своих людей информацию, что в скором времени завод подписывает контракт с… ну, скажем, с «Мерседесом». Буржуи ставят свои линии, привозят комплектующие, работают их специалисты. Иначе говоря, с конвейера сходит натуральный «мерс». Акции сразу же подпрыгивают в цене. И очень значительно. Я продаю свою часть акций, навариваю на этом колоссальные деньги, а потом говорю: «Какой „Мерседес“? Какой контракт? Кто сказал эту чушь? Никакого контракта. Выпускали, выпускаем и будем выпускать только передовой „Запорожец“». Это так, к примеру. Акции снова падают, и я скупаю их назад, но уже по прежней цене.

— А зачем скупать?

— Чтобы восстановить свой пакет. Какой же я директор без пакета? У меня и права голоса тогда не будет. Меня собрание акционеров запросто может отстранить. В итоге акции снова у меня, а разницу в курсах кладу себе в карман. С одной такой операции можно озолотиться. Так ведь это еще и без налогов.

— Как? Они что, налоги не платят?

— Нет, конечно. Как их проверишь? Директор ведь не станет все зги свои махинации в реестр акционеров вносить. Он этот реестр контролирует целиком и полностью.

— А как иначе?

— Да очень просто, запишет, что те, у кого он купил, продали акции тому, кому он продал. У него-то на руках прежний пакет. Чтобы его поймать, надо очень и очень постараться.

Андрей подумал, поболтал в чашечке остатки кофе.

— А с этим Смоленским заводом чего?

— Да то же самое. Не так давно, может быть, пару месяцев назад, прошёл слух, что с кем-то из штатовцев собираются заключать договор о партнерстве, но курс подрос, потом снова опустился. И всё. С тех пор тишина.

Степан покуривал, наблюдал за гостем.

— Скажи, а если бы такой договор был подписан, что произошло бы с акциями?

— У-у-у, старик, для акционеров наступил бы вечный праздник.

— Для всех?

— Абсолютно.

— Почему?

— Да потому, что импортяги настояли бы на реальном курсе. То есть правлению завода пришлось бы во всеуслышание объявить обоснованную цену акции, которая включает в себя кучу самых разных активов.

— И какова же обоснованная стоимость смоленских

— Порядка пятнадцати долларов. А уж когда с конвейера сойдет первая машина, акции поднимутся долларов до двадцати, я думаю.

Американские линии тоже вошли бы в стоимость.

— А сейчас торгуют по восемьдесят центов?

— Точно.

— Сволочи!

— Ну, старик, никто не идеален. Сейчас время накопления первичного капитала. — Степан отпил кофе, прикурил новую сигарету. — Плюс к тому правлению пришлось бы разрешить пространственный арбитраж.

— Это ещё что такое?

— А это значит, что я и ты могли бы скинуться, купить акции здесь, в России, а продать уже за бугром, за «зелёные». Наверное, правительство установило бы определённый максимум возможного количества продаваемых за бугор акций, но те же существующие двадцать процентов — это и так очень много. Целое состояние.

— Ладно. Такой вариант. Допустим, подобная сделка с иностранцами действительно имеет место быть. Как тогда станут развиваться события?

— Ну, для начала ни ты, ни я ничего об этом не узнаем.

— Почему?

— Да потому, что информацию закроют самым строжайшим образом. Никакой утечки. Брокеры — люди ушлые. Просочится слушок — считай, что всё накрылось.

— Что накрылось?

— Скупка. Или ты думаешь, правление завода и люди в правительстве, знающие о контракте, будут сидеть сложа руки и наблюдать, как дядя Вася с завода богатеет? Да ничего подобного. Они сами постараются скупить максимальное количество бумаг, прежде чем история получит огласку. У нас не Штаты. За подобные манипуляции уголовной статьи не предусмотрено.

Андрей поджал губы.

— Скажи, а что будет, если правление и те самые люди в правительстве узнают, что кто-то начал скупать акции в обход них?

— Старик, точно ответить на этот вопрос тебе смог бы только человек из правления или правительства. Но думаю, что для начала они постараются выяснить, кто этот скупщик, откуда у него информация и сколько он уже успел захапать. Речь ведь идёт даже не о десятках, а о сотнях миллионов долларов.

— Подключат ФСБ?

— Возможно.

— А когда найдут и всё выяснят?

— Старик, существует тысяча способов вывести человека из игры. Можно упрятать в психушку, наслать бандитов или налоговых инспекторов, обвинить в контактах с криминалитетом, под этим соусом изъять всю финансовую документацию и заморозить счета. Пока всё восстановят — два года пройдет. Но в одном можно быть уверенным — акции у него изымут. Как акции или как вещественные доказательства. Суть дела не меняется.

— А могут убить, — утвердительно сказал Андрей.

— Смеёшься, старик? — Степан прищурился недобро. — У нас в стране законопослушные граждане никого не убивают. У нас гибнут от рук бандитских киллеров, попадают в катастрофы, тонут во время купания, пропадают без вести, наконец. Но правительство, как ты понимаешь, к этому никакого отношения не имеет.

* * *


На первом этаже жиличка, вызвавшая милицию, преданными песьими глазами смотрела на двоих представительных мужчин в штатских костюмах. Время от времени она косилась на людей в белых халатах, выносящих трупы.

— Эти трое, — с легким напряжением в голосе говорил один из штатских, — сотрудники ФСБ. Выполняли задание по задержанию особо опасной группы торговцев наркотиками. Теперь вы понимаете, почему для нас так важны ваши показания?

— Да я, Господи, чем могу… — Женщина зябко куталась в халатик.

— Опишите еще раз, как выглядел человек, с которым вы разговаривали.

— Ну, симпатичный, высокий. Повыше вас, наверное. Или такой же. Шатен. Мужественное лицо.

— А как он был одет, не запомнили?

Женщина наморщила лоб.

— В костюме, по-моему. Сером… или синем? Нет, всё-таки в сером. И в плаще, таком… — она потеребила лацкан халата, — с широкими лацканами. Цвет — кофе с молоком. На левом боку, под мышкой, пятно… такое, знаете, обгорелое…

— Хорошо, — вступил в разговор второй фээсбэшник. — А в какую сторону он пошёл, не заметили?

— А он из подъезда не вышел, — зашептала женщина. Глаза её стали испуганными. — Знаете, я ведь специально в окно смотрела.

— Почему?

— Ну… как вам сказать… — Женщина поглядела на фээсбэшников, словно надеялась, что они прочтут её мысли. — Это трудно описать словами.

— А вы всё-таки попытайтесь.

— Понимаете, я его никогда здесь раньше не видела. Мы ведь с колясками все время у подъезда. Жизнь дома, можно сказать, на наших глазах крутится. И этого парня я раньше не видела, точно. Вот и подумала, почему именно он ко мне позвонил? Думаю, присмотрюсь повнимательнее, на всякий случай. Милиции ведь могло понадобиться…

— Да-да, это понятно, — кивнул фээсбэшник. — Продолжайте, пожалуйста.

— Ну и пошла к окну. А его все нет и нет. Вот я и подумала: куда это он делся? А теперь вспомнила. Вы вот спросили, я и вспомнила. Дверь же хлопнула.

— Какая дверь?

— Да на лестницу же. Эти двери прямо замучили уже. Когда их не придерживают, как по голове бьёт. Вот и он хлопнул. Я только сейчас вспомнила, что дверь-то хлопнула, а из подъезда никто не вышел.

— Угу. — Фээсбэшники переглянулись. — Спасибо. — Один из них улыбнулся женщине. — Пожалуйста, пройдите пока в квартиру.

— Хорошо, конечно, я понимаю.

Женщина поспешила к своей квартире, оглядываясь на ходу. Зашлепали по кафелю задники разношенных тапочек.

— Товарищ майор, — к штатским подошёл невысокий человек в очках, — он оружие в лифтовую шахту сбросил.

— Так достаньте, — резко ответил майор и повернулся к коллеге.

— Что будем делать? — спросил тот, понижая голос.

— Да все ясно. Надо позвонить в управление, пусть поднимут список жильцов дома. Они же к кому-то пришли, не просто так.

— Может быть, вызвать РУОП?

— С ума сошел? — поморщился майор. — Тебе мало шума? Не надо никакого РУОПа. Ты к менту этому людей уже отправил?

— К какому?

— К тому, который им сертификат дал?

— А-а-а, да, отправил.

— Надежные парни?

— Да, всё сделают как надо.

— Отлично. Пойдём. Пусть эксперты тут заканчивают, а мы в машине посидим пока. Заодно, кстати, в управление позвоним.

* * *


Докладные записки легли на стол Макову в половине второго дня. Полковник, не глядя на стоящего у стола Коновалова, просматривал их по диагонали, не особенно вникая в суть. Он искал упоминание об акциях. Буркнул раздраженно:

— Работнички, двух ментов завалить не смогли. Кто отбирал людей?

— Я, товарищ полковник, — неуверенно откликнулся Коновалов. — Не волнуйтесь. Никуда этот второй не денется. Он где-то в доме. Наши его возьмут, когда выйдет из подъезда. Не до старости же будет там сидеть? Я отправил группу поддержки.

— Ты, мля, только группы отправляешь, а толку — хрен с прованским маслом. Сертификата нет, акций нет, одни мертвяки. Вот эти, например, на Пушкинской…

— Мы тут ни при чём, товарищ полковник, — быстро вставил Коновалов. — Это без нас. Романов вместе со своим подельником Диденко открыли огонь по преследовавшим их сотрудникам. Те не стали стрелять в ответ, поскольку боялись зацепить кого-нибудь из граждан, находящихся вокруг. Диденко и Романов убили двоих граждан и еще двоих тяжело ранили. Рядом случайно оказался наш бывший коллега, попытался задержать преступников, ну они и его… Ножом в горло. А потом, очевидно, Диденко понял, что вдвоем им не уйти от преследования, и пристрелил Романова.

Объяснение было притянуто за уши, но для отчета вполне годилось. А именно это и требовалось.

— Оружие, из которого стреляли, нашли? — хмурясь, спросил полковник.

— Ищем, товарищ полковник.

— Значит, плохо ищете. Чтобы через полчаса оружие лежало у меня на столе.

— Так точно.

— Что с этим постовым?

— С которым?

— Ты мне дурочку-то не валяй, Коновалов. С тем, который набил карман сертификатами.

— Тут все нормально. Патрулировали участок, заметили пьяную драку, полезли разнимать, ну и… кто-то ткнул в сутолоке осколком бутылки. Задета артерия. Даже до больницы не довезли.

— Эт’ хорошо, — задумчиво произнёс полковник. — То есть, я имею в виду, ничего хорошего, конечно. Ты, Коновалов, надави там, чтобы пенсию супруге, как положено. Порекомендуй товарищам из ОВД.

— Хорошо, товарищ полковник, обязательно порекомендую.

— А с милиционером этим, которого в подъезде…

— Тут тоже всё в порядке. — Коновалов едва заметно улыбнулся. — В отделении знают, что он вместе с коллегой проводил операцию по задержанию опасной группы торговцев наркотиками. А на операции, сами знаете, всякое случиться может.

— Они не удивились насчет операции?

— Никак нет. Мы это под дело об убитом Дмитрии Луцике подвели. Мол, убитый был посредником в группе, его за что-то повесили, а милиционеру этому случайно удалось выйти на всю группу. Погибли двое сотрудников МВД.

— Почему двое?

— Ну так… второй-то тоже будет выходить? А в заключении время и причину смерти поставим те, которые надо.

— Что значит «которые надо»? — нахмурил густые брови полковник. — Ты что, Коновалов, с ума сошёл? У тётки на блинах, что ли? «Которые на-адо», — передразнил он. — Тут тебе не частная лавочка, а правительственное учреждение, понимаешь. Не которые надо, а которые на самом деле. Мне твоя липа не нужна! Мне правда нужна. Понял, Коновалов? Прав-да! Ещё раз услышу такое, ты у меня враз под статью пойдёшь!

— Так точно, товарищ полковник. А я разве сказал… Конечно, правду и запишем. Мол, погибли в перестрелке с особо опасной группой торговцев наркотиками.

— А то — «которые надо». Совсем обалдели, понимаешь. — Полковник полистал бумаги, буркнул: — Сертификат нашли?

— Нет. Он, очевидно, у того, второго.

— А с Диденко что?

— Возьмем в ближайшие полчаса.

— В смысле?

— Да он лошадь на Пушкинской площади угнал.

— Что он угнал? — искренне изумился полковник.

— Лошадь. И сейчас направляется в центр, мушкетёр хренов. Мы все перекрыли. Никуда ему теперь не деться.

— Как возьмете, сразу ко мне.

— Хорошо, товарищ полковник. У нас ещё одна новость.

— Ну?

— Один из наших сотрудников доложил следующее: им получены агентурные сведения о том, что разыскиваемая нами группа отвезла пленки на телевидение.

— Куда? — Полковник ддже подскочил от изумления.

— На телевидение. Сама-то группа якобы уже отбыла в Курск, домой, но копии пленок успели передать на ОРТ и еще несколько каналов.

— Что за сотрудник? — поинтересовался полковник.

— Капитан Стеклов. Михаил Стеклов.

— Поощрите за отличную работу. Благодарность в приказе я вынесу. Учись, Коновалов. Один сотрудник с хорошей агентурной сетью сделал больше, чем все твои живоглоты вместе взятые.

— Так точно, товарищ полковник, — вытянулся во фрунт тот.

— Отправь людей на телевидение, пусть просмотрят плёнку и снимут копию.

— Может быть, наложить запрет на выпуск материала в эфир?

— Не стоит. Вой поднимется. Как же, ФСБ нарушает закон о СМИ! Газетчиков ведь хлебом не корми, дай только пасть поразевать. Распустили, понимаешь. Так что плёнки не трогать. Только снять копии и немедленно ко мне.

— Ясно, товарищ полковник.

— И живо. Одна нога здесь — другая там.

— Так точно.

— Действуй.

Как только Коновалов вышел, полковник закурил и отодвинул от себя бумаги. Кому охота забивать себе голову всякой чушью? Вот если вызовут «на ковер» к большому начальству, тогда и захватит с собой. А прочитать всю эту галиматью можно и по дороге.

* * *


Выслушав рассказ шефа, Олялин задумчиво кивнул:

— Двадцать миллионов долларов… Огромные деньжищи.

— Это немного, если учесть, какие деньги можно выручить впоследствии за акции, — спокойно произнёс Константин Георгиевич.

— Как бы не было подвоха.

Олялин с удовлетворением отметил, что к шефу вновь вернулось прежнее спокойствие и уверенность. Несмотря на изрядное количество выпитого, Константин Георгиевич выглядел практически трезвым.

— Нет. Похитители — не дураки, — покачал головой он. — Им, конечно, было известно заранее, что именно они похищают. Значит, должны были сообразить, что сбыть акции не удастся. Думаю, они играют в открытую.

— В любом случае… Когда отнесем деньги… — Олялин намеренно держал длинные паузы, — …оставим у камер нашего человека. Пусть проследит, кто придёт их забирать.

— Хорошее предложение, — Константин Георгиевич придвинул Олялину бумажку, на которой были записаны номера ячеек и коды. — Мне бы очень хотелось узнать, от кого они получили информацию о сделке. А пока пошли кого-нибудь из своих парней на Курский вокзал забрать сумки с акциями из камеры хранения.

— Лучше поеду сам. Если эти… ублюдки оставили наблюдателя, я его засеку.

— Да, — кивнул Константин Георгиевич. — Это отличная мысль. Конечно, поезжай лично.

Через двадцать минут серебристый «Линкольн-Таункар» припарковался на стоянке у Курского вокзала. Олялин не стал выходить из салона. Он уже заметил человека, которому назначил встречу, но тот не спешил подходить. Соблюдал осторожность. Стоял, подпирая стену вокзала плечом, и смотрел по сторонам. Шмель — именно так звали человека — всегда славился чрезвычайной осмотрительностью и фантастическим, звериным чутьем на опасность. Кроме этого, Шмель обладал еще одним очень ценным качеством.

Он умел стрелять из снайперской винтовки. Само по себе это качество не могло поразить воображение, если не знать, на какие дистанции стрелял Шмель. От километра и больше. Снайпер никогда не подходил к жертве ближе. Считал это чересчур большим риском. Когда же выстрел произведен с большого расстояния, поймать стрелка практически невозможно. На одни только поиски орудия убийства уходит от двенадцати часов до нескольких суток. По мере удаления от цели количество возможных позиций возрастает в геометрической прогрессии.

Наконец Шмель отлепился от стены, вразвалочку подошел к машине и забрался на переднее сиденье. Знаменитая походочка являлась следствием инвалидности. Шмель был безногим. Сперва он не мог найти работу и «с голодухи» взялся выполнить заказ. Для форса свалил мишень с расстояния тысяча шестьсот метров. Талантливого стрелка приметили. Очередной заказчик обеспечил его отличными импортными протезами. С тех пор карьера Шмеля быстро пошла в гору.

— Привет, командир, — глухо поздоровался он, захлопывая дверцу.

— Привет, Шмель. Как живется-можется?

— Ничего себе. Без работы не сидим.

— Рад за тебя.

— И я за себя рад.

Олялин усмехнулся, достал с заднего сиденья чемоданчик и передал собеседнику. Шмель щёлкнул замками, приоткрыл крышку, спросил безразлично:

— Сколько здесь?

— Сто пятьдесят.

— Жертвы? — Убийца взял фотографии. — Все трое?

— Точно.

— Я теперь меньше, чем по семьдесят за рыло, не беру, командир. Цены на квалификацию растут. Тем более, насколько я понял, твой заказ срочный.

— Очень срочный. Но мне ты сделаешь скидку. Как оптовому заказчику и твоему бывшему командиру.

Шмель подумал несколько секунд, кивнул:

— Договорились. Когда и где?

— На обороте написано. Времени у нас мало, поэтому я не стал выписывать всё. Но в указанных местах они появятся точно. Третья жертва, — Олялин постучал согнутым пальцем по фотографии, — ещё не окончательна.

— В смысле?

— Возможно, удастся уладить дело без твоей помощи. Если я позвоню тебе завтра вечером, заказ на третью жертву аннулируется. Деньги оставишь себе. Если нет — придется поработать.

— Лады. — Шмель ответил всё с тем же безразличием. — Если ты не позвонишь завтра вечером, я «работаю» всех троих.

— Совершенно верно.

— Это всё?

— Всё.

Шмель кивнул.

— Тогда я пошёл.

— Иди. Счастливо.

— И вам умереть в собственной постели, командир.

На губах убийцы возникла ледяная улыбка, которая, впрочем, так же быстро пропала. Снайпер выбрался из «Линкольна» и зашагал вдоль стоянки к своей машине, припаркованной десятью метрами дальше.

Олялин же закрыл свою иномарку и широким шагом направился в вокзал. Ему еще предстояло забрать акции.

* * *


«Ласточка летела стрелой. На морде у нее выступила пена, и я испугался, что загоню несчастное животное. Справа промелькнуло здание мэрии, слева — князь Долгорукий. Наша половина улицы, ведущая к центру, была пустынна. Зато вереница машин по второй половине вытянулась до самого Камергерского переулка. Выли клаксоны, шум стоял ужасный. Иной раз шарахалась даже привыкшая Ласточка. На тротуарах стояли пешеходы и с детским восторгом на лицах указывали на нас пальцами. Цокот копыт отражался от стен домов. За моей спиной развевался мятый, перепачканный пылью плащ. Волосы трепал ветер. Феерическое зрелище!

Живое заграждение выросло впереди настолько внезапно, что я даже не успел удивиться. „Горбатая“ улица достигла пика, и от магазина „Вольво“ я увидел далеко внизу фигурки людей. Самые худшие мои опасения сбывались с такой стремительностью, что впору было записать себя в ясновидящие. Ласточка неслась к заграждению, а я лихорадочно пытался найти выход. Раз улицу перекрыли в этой точке, значит, наверняка закупорили и ближайшие переулки, и Тверскую за спиной, отрезая мне все пути к бегству. Я проскакал мимо Газетного переулка, успев заметить приближающуюся на бешеной скорости оранжевую „Ниву“. Визжа тормозными колодками, машина начала поворачивать. Силой инерции ее выбросило на встречную полосу, и она со скрежетом ударилась в борт черной „Ауди“, выбив боковые стекла. Теперь-то мне точно сворачивать нельзя. Убийцы вряд ли упустят возможность зажать меня в сравнительно малолюдном переулке. Свидетели — свидетелями, но гражданские лица — это одно, а милиция всё-таки немного другое. „Нива“, потерявшая при ударе скорость, вновь устремилась вперед. Расстояние между нами стремительно сокращалось. Усталая лошадь против автомобиля — это игра в одни ворота. Пролетели Камергерский. Можно было бы попробовать свернуть в Георгиевский и выскочить на Дмитровку, но поворот оказался отрезан вереницей машин.

Ласточка понеслась на цепь милиционеров. Прикрытые прозрачными плексигласовыми щитами, они смотрели на нас и, похоже, думали о том, что было бы очень неплохо пристрелить лошадь, а заодно и меня. Не помню точно, в какой книге, но я читал, что пешие воины, кроме разве что арбалетчиков, не могут устоять против кавалерии противника. Вот и выпал случай проверить сие утверждение на практике.

Я направил лошадь в центр строя. Туда, где стояли „ушастые“ курсанты с пустыми погонами. Во мне теплилась надежда, что „альтернативники“ не слишком горят желанием расставаться со здоровьем.

— Расходитесь! — заорал я, замахал рукой и едва удержался в седле. — Уходите!

Мой расчет оправдался. Когда живое заграждение оказалось метрах в пяти от нас, цепь дрогнула. Солдаты кинулись врассыпную, толкая друг друга, цепляясь щитами, спотыкаясь и падая. Они, в отличие от своих начальников, мгновенно представили, что может сделать с человеком несущаяся во весь опор лошадь. Мы с Ласточкой пролетели мимо и помчались к памятнику товарищу Жукову.

„Нива“ притормозила, осторожно объезжая упавших, и тут же вновь увеличила скорость.

У Воскресенских ворот мне все-таки пришлось бросить Ласточку, хотя и было жаль. Дальше мне придётся передвигаться на своих двоих».

* * *


Оранжевый вездеход пролетел мимо гостиницы «Москва» и возле памятника Жукову резко ударил по тормозам. Трое убийц выскочили из машины. Бесцветный кивнул на бегущих следом милиционеров, скомандовал водителю отрывисто:

— Отвлеки этих долбо…в и догоняй.

Он и Стас побежали следом за беглецом, а водитель, смачно плюнув себе под ноги и буркнув: «Оно мне надо?» — направился навстречу бегущим милиционерам, вытаскивая из кармана «корочки» и выкрикивая на ходу:

— Кто старший, мужики? Старший, спрашиваю, кто?

* * *


Изумрудный с отливом «БМВ», заложив крутой вираж, свернул в Камергерский переулок, пересек Дмитровку и, спустившись до Петровки, направился к Театральному проезду. Через полминуты он уже был на Лубянской площади и здесь свернул на Никольскую. Под лобовым стеклом «БМВ» висело разрешение на проезд по центру. Водитель вел машину не торопясь, успевая рассмотреть спешащих мимо людей. Нужного человека среди них не было. Вскоре машина оказалась у Богоявленского переулка. Здесь водитель и остановился. Никольская — улица достаточно людная. Если тот, кто ему нужен, хочет выжить, то не станет сворачивать в Ветошный и на Ильинку. Там его обязательно настигнут и убьют. Остается только Никольская.

Водитель закурил и откинулся в кресле. Ему было тяжело сидеть прямо.

«Я пробежал через ворота и, перейдя на быстрый шаг, направился к Красной площади. В голове билась одна только мысль: „Не дать убийцам себя догнать“. Возможно, они и не отважатся стрелять среди толпы, хотя у меня имелись очень большие сомнения на этот счет. С другой стороны, им никто не мешает оттащить меня в тихий закуток и пристрелить там. ФСБ как-никак.

На ходу я посмотрел через плечо. Стас и Бесцветный поспешали за мной. Пройдя ворота, они разделились. Бесцветный, словно бы торопясь по каким-то своим делам, побежал вправо и вперед, обходя меня и отрезая от площади. Стас же продолжал преследование. Ловушка была элементарной: я сворачиваю на Никольскую, где уже поджидает, — или будет поджидать через пару секунд, — водитель. Скорее всего он пойдет через переход, связывающий площадь Революции и Никольскую. Как бы вы поступили на моем месте?

Вот и я поступил точно так же. Свернул к ГУМу. Бесцветный изменил направление движения и устремился к одной из боковых дверей. Стас побежал за мной. Настоящий капкан, каждую секунду готовый захлопнуться. Они, уже предчувствуя легкую добычу, перекладывали оружие в карманы плащей».

* * *


Водитель «БМВ» заметил мелькнувшего в толпе Стаса. Он осторожно повернулся, поднял подушку пассажирского сиденья и достал из тайника пистолет «беретта-93». Проверил обойму, передернул затвор и поставил пистолет на предохранитель. Спокойно навинтил на ствол глушитель, сунул оружие в карман плаща и выбрался из машины. Небрежно нажал кнопку на брелоке. Пискнула, включаясь, сигнализация. Сами собой опустились замки на дверях. Водитель зашагал к ГУМу, посматривая по сторонам. Всех троих убийц он видел раньше, на бульваре, и без труда узнал бы в толпе. Его же видел только один из них. Поэтому водитель не боялся быть узнанным

* * *


«Я влетел в торговый зал и сразу же свернул на лестницу. Стас, бегущий следом, наверное, заметил мой нехитрый маневр, но Бесцветный видеть не мог, а это несколько упрощало мою задачу: обойти убийц и выскочить с противоположной стороны, оставив их за спиной. Стас тоже свернул на лестницу. Мы поднялись на второй этаж. Я — впереди, он — метрах в пяти сзади. Пришлось ускорить шаг. Стас сделал то же самое. На середине балкона я увидел Бесцветного. Он стоял внизу и озирался недоуменно, очевидно, не понимая, куда мы делись.

— Эй! — позвал Стас. — Мы здесь.

Бесцветный поднял голову, заметил нас и улыбнулся. „Ты ещё не набегался?“ — прочел я по его губам. Секундой позже в зале появился и водитель. Он вырос в дверях, квадратный, внушительный, покрутил головой и потрусил к Бесцветному. На ходу они о чем-то пошептались и потрусили вперед. Понятно, хотят подняться по лестнице и зажать меня на балконе в „коробочку“. Нет уж, ребята, подобного удовольствия я вам не доставлю. Побежал сам. Это напоминало игру в прятки. Кто первым домчится до „водящего столба“. И летишь сломя голову, потому что от твоей резвости зависит, кому водить в ел едущий раз. Сейчас правила изменились. Успевшему первым достается жизнь. Мне — своя, им — моя. Хорошенький расклад. Стас бежал следом. Не очень быстро, соблюдая правила приличия. Правильно, ему-то куда торопиться?

Задыхающийся, трясущийся от напряжения, я свернул на лестницу и, прыгая сразу через две ступеньки, побежал вверх. Ну, не вниз же мне было бежать. А по прямой догнали бы, несомненно. Внизу уже топотали скорые шаги. Двужильные эти парни, что ли?

Третий этаж, наверх ведет еще одна короткая лестница. Я встал на цыпочки и быстро пробежал эти несколько ступеней. Уперся в обитую жестью дверь. Осторожно нажал ладонью. Так и есть. Заперто.

Услышал быстрые шаги. Убийцы остановились этажом ниже. Вроде шепчутся? Или мне это уже со страху кажется? Быстрые удаляющиеся шаги. Разошлись в разные стороны? Потеряли? Отлично. У меня появился шанс. Я ткнулся было вниз и… заметил водителя. Тот стоял на лестнице спиной ко мне и крутил головой. Назад! Я поспешно взлетел наверх. Казалось, сердце бьется прямо во рту. Спина покрылась липким горячим потом. Солёные капли заливали лицо. Вот и все. Это называется — сам себя поймал. Стас с Бесцветным обойдут этаж и поднимутся сюда. Конечно, поднимутся. Я посмотрел на дверь. Что им стоило оставить замок открытым? Нет. Подергаем на всякий случай. Точно, заперто. В каком-нибудь западном боевике герой вытащил бы откуда-нибудь булавку, отомкнул бы злосчастный замок — и только его и видели. Улетел бы на вертолете. Откуда вертолёт? Да Бог его знает, откуда они в боевиках берутся.

Я прислушался. Вроде бы тихо. Ну да, на третьем этаже ведь Дом моды. За две минуты не осмотришь. Чёрт, вспомнил бы раньше, побежал бы туда. Да чего теперь-то… Все мы сильны задним умом.

Стоп! Я посмотрел на дверь. Ну точно, открывается внутрь. Снаружи ведь лестница, а площадочка совсем узкая. Может быть, попробовать ударить по ней как следует? Всем весом не получится, места для разбега маловато, а вот ногой вполне можно. С другой стороны, если я не сумею открыть ее с первого же удара, мне конец. Водитель услышит грохот и примчится посмотреть, не я ли это. Окажется, что и вправду я. То-то, наверное, парень обрадуется.

Мои сомнения были прерваны дружным топотом.

— Его здесь нет, — проговорил, отдуваясь, Стас. — Дом моды, народу — толпа. Ему бы не удалось проскользнуть незамеченным.

Я уцепился за перила и что было сил ударил ногой по двери. По косяку пробежала трещина. Створка с пушечным грохотом распахнулась.

— Ты верх не проверил, что ли? — крикнул кто-то. Наверное, Бесцветный. — Я же тебе сказал: посмотреть на лестнице!

— Я смотрел, — возразил водитель.

Очевидно, он путал „посмотреть“ и „присмотреть“. Что ж, мне от этого хуже не стало. Последнюю фразу я услышал уже на бегу. Помещение хоть и длинное, но узкое и темное. Второй двери не видно. Если она и есть, то скорее всего тоже открывается внутрь, так что ее не выбить. Зато впереди, очерченная узкими полосками дневного света, ещё одна дверь. Мне показалось, что на ней навесной замок. На уточнение времени не оставалось. Я, не сбавляя скорости, понёсся на неё, словно таран. Врубился плечом так, что створка распахнулась настежь, и я… вылетел на крышу. Впереди, словно застывшая волна, стеклянная галерея, расчерчённая на квадраты стальными рамами, за ней следующий ярус крыши, над которым округлый стеклянный же купол.

Надо добежать до противоположного края крыши. Возможно, удастся перепрыгнуть на соседний дом.

Я помчался к галерее. По самому верху тянулись деревянные мостки с невысокими перилами. В центре — подъем. К нему-то я и побежал. Лесенка и перила выглядели вполне надежными.

За спиной звонко хлопнул выстрел. Пуля взвизгнула над самым ухом. Я оглянулся. Тёмный силуэт на фоне лучащегося светом дверного проема. Человек стоит, подняв пистолет.

— Стой! — крикнул он.

Стоять? И не подумаю.

Стас выскочил на крышу и понесся следом за мной. У мостика-перехода я оказался секунд на пять раньше. Господи, помоги мне! Я же боюсь высоты! Осторожно перешел через галерею, раскинув для равновесия руки. Устремился к стене следующего яруса. Еще один выстрел. Пуля с треском вонзилась в стену, отколов от нее несколько крупных кусков. Уцепившись за край крыши, я забил ногами по стене, пытаясь найти опору. Нащупал подошвой лепной цветок, оттолкнулся не без труда, взобрался на следующий ярус и поспешил дальше. Однако время было уже упущено. Стас, подготовленный куда лучше меня, взлетел по полутораметровой стене одним мощным рывком и крикнул:

— Стоять! Или всажу пулю в башку.

Я уже был у самого купола. Он, как и галерея, оказался опоясан мостками, но до них еще предстояло добраться. Ветер дул мне в лицо, заставляя щуриться и отворачиваться.

Я обернулся. Стас стоял на краю крыши, держа пистолет в вытянутых руках. Плащ раздувало ветром. Ни дать ни взять — кадр из боевика. Бесформенно-трепещущая фигура на фоне голубого неба и кремлевских башен.

— Стой и не шевелись! — крикнул он.

Как бы не так! Интересно, Стас действительно рассчитывал на то, что я остановлюсь? Мне бы только перебраться через купол. Склоны, правда, слишком скользкие. С разбегу мне удалось бы взбежать по ним до самых мостков, ашагом… Все равно, надо попытаться. Стас ведь так и так меня пристрелит…

Я осторожно ступил на край купола. Здесь ветер ощущался куда сильнее. Представляю себе, что творится с той стороны. Шажок. Еще шажок. Стекло вроде бы толстое, однако неизвестно, рассчитано ли оно на то, чтобы выдержать вес взрослого мужика. „Только не смотри вниз, — сказал я себе. — Не надо смотреть вниз“. К горлу подкатила тошнота, голова закружилась, во рту правился привкус окислившегося железа. Колени у меня ходили ходуном. В этот момент я боялся высоты даже больше, чем пули. Ещё шаг. Стекло дребезжало под ногой немилосердно. Неужели они всегда так звенят? Какой ужас!

— Иван, брось валять дурака! — крикнул Стас. — Ты же упадёшь! Стекло не выдержит! Спускайся! Мы тебя не убьём. Скажешь, где акции, и иди на все четыре стороны.

Да-да, звала щука пескаря на обед.

— Иван! — снова позвал Стас, перекрикивая ветер. — Я знаю, это вы были в квартире! Ты, Олег и эта девчонка!

— Мы там не были! — проорал я в ответ. — Оставьте меня в покое!

— Иван, посмотри вниз! Какая высота! Метров пятнадцать! Ты не боишься упасть? Если свалишься — разобьёшься в лепешку. Даже мокрого места не останется!

Это он прав. Я невольно опустил взгляд. Далеко-далеко внизу бродили маленькие, словно игрушечные, человечки. Чуть правее — серебристый фонтан размером с чайное блюдце. Перед глазами у меня все поплыло. Я пошатнулся и замахал руками, стараясь сохранить равновесие. Стас захохотал.

— Ты боишься высоты? Боишься, Иван?

Господи, ну почему Олег убил Рыхлого, а не этого ублюдка?

— Знаешь, что будет дальше? — продолжал орать Стас. — Сейчас мои друзья спустятся на второй этаж, прицелятся хорошенько и разнесут тебе башку.

Расскажи об этом кому-нибудь другому, урод. Если бы они просто хотели прострелить мне башку, то не пошли бы вниз. Да и ты сам мог бы нажать на курок. Нет, они хотят поймать меня живым в надежде, что я расскажу про какие-то акции. Клянусь, если бы я знал местонахождение этих чертовых акций, я рассказал бы не задумываясь. Никакие акции не стоят таких мучений.

— И ты полетишь вниз! — надрывался Стас. — Пятнадцать метров свободного полёта. Представь себе, Иван.

— Заткнись! — заорал я. — Заткнись, прошу тебя.

Он засмеялся.

— Страшно? Посмотри вниз! Посмотри! У тебя кружится голова! Ты сейчас упадешь! Если как следует ударить по стеклу, оно разобьётся! А ячейки достаточно широкие, чтобы в них прошел человек твоего сложения.

Чтоб тебя разорвало, гнида! У меня действительно кружилась голова, а мир вращался вокруг с меланхоличной медлительностью. В глазах стоял странный туман. И все-таки я шаг за шагом приближался к мосткам. В тот момент мне почему-то казалось, что, перебравшись на ту сторону, я обязательно спасусь. Ветер трепал по щекам, толкал в грудь, мешая идти.

— Иван! Где вы спрятали бумаги?

— Я тебя не слышу! Не слышу!

— Где бумаги? Если не скажешь, мы будем вынуждены тебя застрелить! Потом мы найдем эту сучку, и она-то нам все расскажет как миленькая! Спаси свою жизнь! Скажи, где акции?

Сердце у меня екнуло. Я ни на секунду не усомнился в том, что они действительно достанут Ирину. Вызовут ОМОН, О ДОН и прочие РУОПы, повяжут всю банду Тимофея и… Что будет потом, даже подумать страшно. О „гуманизме“ наших правоохранников в народе и сейчас ходят легенды. Станут ли они церемониться с Ириной, потому что она женщина? Не думаю.

— Где акции, Иван? Куда вы их спрятали?

— Я тебя не слышу!

— Твою мать! Ты идиот! Хочешь в долю? Скажи, где акции, получишь двадцатую часть и уйдёшь живым!

Стас медленно пошёл вперед, не опуская, однако, оружия.

— Я-а тебя-а не слышу-у!!!

Бант! — стекло перед моими ногами лопнуло. Словно фонтанчик ударил. Бант! — второе, справа. Бант! — третье, слева! Я развернулся. Бант! — сзади. Все пути к отступлению отрезаны. С моей-то гипсофобией через метровый пролом да на такой высоте не перепрыгнуть.

— Кретин! — крикнул Стас. — Если ты сейчас же не скажешь, куда вы спрятали акции, я не смогу их остановить! Следующий выстрел будет тебе под ноги! Ты упадёшь! У тебя есть тридцать секунд.

Я инстинктивно посмотрел вниз. Покупатели разбегались, прячась от падающих осколков. Бесцветный, очевидно, использовал оружие с глушителем. Никто не слышал выстрелов, но зато все видели сумасшедшего, стоящего на крыше и бьющего стекла. Я покачнулся, инстинктивно присел и раскинул руки в стороны.

— Двадцать секунд, Иван! Потом ты упадешь!

— Стас, — в моем голосе помимо воли сами собой прозвучали просительные нотки, — честное слово, я понятия не имею, о чём ты говоришь. Никаких акций я в глаза не видел! И ни в какой квартире не был!

— Дурак! Олега видели, когда он уезжал на мусоровозке!

— Человек, сказавший вам это, — лжец!

— Это сказал Пётр! — рявкнул Стас. — И я ему верю!

— Пётр? — Я подумал, что ослышался. — Он был с вами?

— Разумеется. Скажи, где акции, и останешься жив! У тебя пять секунд! Ну? Быстрее!

— Чёрт вас побери, мне ничего не известно ни о каких акциях!

Стас смотрел на меня, я — на него. Стекло едва заметно подрагивало».

* * *


Водитель «БМВ» вошёл в зал и остановился, озираясь. Он искал не лица, а движение. Бегущий человек выделяется даже на фоне толпы. Вокруг сновали люди, много людей, но того, кто ему нужен, здесь не было. Он пошёл вдоль витрин. Быстрый шаг давался значительными усилиями, на лбу у него выступила испарина, лицо стало бледным. Сжимая в кармане рукоять пистолета, мужчина автоматически отметил, что ладонь стала мокрой от пота. Такого раньше не случалось. Его организм начал давать сбои.

Мужчина дошел до центра зала, остановился. На лице его отразилась тревога. Если тот, кого он искал, выбежал на Ильинку, можно смело идти в церковь и заказывать по нему заупокойную молитву. Если же этот человек всё ещё в магазине, то, чёрт возьми, где же он? На первом этаже эти трое зажали бы его быстро. Избежать ловушки можно, только используя мостки второго этажа. Мужчина перешел на вторую линию, оттуда на первую, вновь вернулся на третью. Его волнение становилось все более очевидным.

Ладно, решил он, попробуем пройти по второму этажу. По ближайшей лестнице мужчина поднялся на балкончик, подошел к перилам и остановился, оглядывая второй этаж. Никакой чрезмерной суеты. Ничем не нарушенный ритм крупного столичного магазина. И все же он не терял надежды. Мужчина прошел к центру зала, остановился над фонтаном. Бах! — где-то над головой послышался звон битого стекла.

Мужчина поднял голову и туг же увидел Ивана. Тот стоял почти на самой вершине стеклянного купола, раскинув руки крестом. Совсем как статуя Христа над Рио. Бах! — второе стекло взорвалось градом осколков. Посетители на первом этаже кинулись в разные стороны. Бусины осколков стучали по полу, падали в струи фонтана. Мужчина закрутил головой. Где? Стреляли снизу, без сомнения. Стоя на крыше, невозможно разбить стекла вокруг жертвы, не зацепив при этом саму жертву. А Иван всё ещё стоит. Единственный вопрос: какого дьявола его понесло на крышу? Через несколько минут магазин будет нашпигован сотрудниками ФСБ. В этом мужчина не сомневался. Он перегнулся через перила. Где же стрелок, мать его? Бах! Плечистый здоровяк, стоящий спиной к перилам. Из-за его плеча вырвалось лёгкое облачко дыма. Понятно. Один стреляет, второй закрывает стрелка от любопытных глаз. Бах! — четвертый выстрел.

Мужчина бросил ещё один взгляд вверх. Теперь Ивана с четырех сторон окружала пропасть. Впрочем, через неё несложно перепрыгнуть. Надо только оттолкнуться посильнее и, приземлившись, сразу отбежать в сторону на случай, если стекло не выдержит удара.

Мужчина приближался к стрелку. Он не смотрел на убийц. Опустил глаза. Пристальный взгляд настораживает. Стрелок стоял вплотную к прикрывающему, словно говоря что-то тому на ухо. Мужчина подошел совсем близко. Он вполне смог бы дотянуться до стрелка и схватить его за воротник. Подходящая дистанция для выстрела. Мужчина остановился, спокойно достал из кармана пистолет, приставил к затылку стрелка и нажал на курок.

Стрелка толкнуло вперед. Он был уже мертв, когда пистолет выпал из его пальцев и глухо ударился об пол. Заливаясь кровью, стрелок начал сползать вниз. Мужчина, не меняя позы, взвел большим пальцем курок и, как только открылось лицо здоровяка, всадил пулю ему в лоб. Того откинуло назад. Затем прикрывающий переломился в пояснице и мешком завалился на бок.

Мужчина спокойно спрятал пистолет в карман и зашагал к выходу. Когда за спиной завизжала какая-то женщина, он даже не обернулся.

— «Скорую»! «Скорую»! — завопил сочный басок.

— Вызовите кто-нибудь милицию! — это уже надломленный, полный ужаса баритон.

Мужчина усмехнулся. Сегодня у милиции много работы. На один день город превратился в джунгли, в которых не было места сантиментам. Сильные пожирали слабых, здоровые добивали раненых, хитрость побеждала глупость. Впрочем, когда было иначе? Просто сегодня кое-кто, почуяв богатую добычу, содрал мешающую маску цивилизованности, став на время тем, чем являлся на самом деле. Самим собой. Животным. Хищником. И это закономерно. Все рано или поздно возвращается на круги своя.

Мужчина вышел из магазина и направился к своему «БМВ». На ходу отключил сигнализацию, сел за руль. Он видел, как из перехода вывалилась толпа запыхавшихся ребят, одетых в стереотипные, средней стоимости, костюмы и плащики. Гости с Лубянки пожаловали. Он нажал на газ, и машина покатила вперед. Предстояло подобрать Ивана. Если тот, конечно, сумеет выбраться. Мужчина, честно говоря, на это рассчитывал, хотя и оценивал шансы на удачу как пятьдесят на пятьдесят.

* * *


Андрей побарабанил пальцами по столу. Вот, теперь пришло время сказать Степану самое главное.

— Что? — Тот оказался парнем понятливым.

— Понимаешь, старик, Павел НЕ задержался на работе.

Андрей чертыхнулся про себя. Плохо начал. Получилась эдакая театральная многозначительность. И из-за этой дурацкой многозначительности Степан встревожился.

— Как не задержался? А что с ним?

— Его убили.

— Когда? Где?

Степан начал привставать со стула. Даже про тлеющую в пальцах сигарету забыл.

— Сядь, старик. Не дай Бог, жена твоя войдёт, испугается.

— Когда убили? — повторил Степан, опускаясь на стул.

— Тридцать минут назад. В твоем подъезде, на первом-этаже, у лифта.

— Кто?

— ФСБ.

Степан кивнул, затянулся глубоко, до самого дна лёгких, выдохнул:

— За что?

— Вот за этот самый сертификат. — Андрей постучал по бумаге.

— А тебя почему не убили?

Степан напрягся. В его тоне прорезалась подозрительность.

— Хотели, да не получилось, — ответил Андрей уклончиво. Он не горел желанием описывать перестрелку в деталях. Да и не помнил в деталях-то. Все отдельными фрагментами. Кадриками застывшими. Поди склей. — Я успел выстрелить первым.

— А Пашка не успел?

Андрей не ответил. Посмотрел в чашку, допил остатки кофе, сказал, не глядя на собеседника:

— Я вызвал милицию. Но они будут обязаны сообщить о происшествии в ФСБ. Те поднимут список жильцов. Возможно, уже подняли. И, конечно, им не понадобится много времени, чтобы установить, к кому мы приходили. Так вот, когда они придут, не говори им, что я был здесь. Иначе они убьют и тебя, и твою жену.

Степан в упор смотрел на него. Андрей подсознательно ожидал упреков, может быть, даже проклятий на свою голову, но вместо этого собеседник спросил:

— И всё из-за этой гов…й бумажки?

— Всё из-за гов…й бумажки, — повторил Андрей.

Степан кивнул, словно ответ удовлетворил его целиком и полностью. Он сунул ладони между колен, сжал их, посмотрел в потолок, затем заявил с абсолютной уверенностью в голосе:

— Они будут ждать внизу, пока ты выйдешь. Если уж заварилась такая каша, то скорее всего эти парни разделятся. Одна группа пойдет по дому, вторая останется караулить внизу. Машунь! — громко позвал Степан. — Маш!

В кухню заглянула высокая симпатичная девушка лет двадцати. Андрей даже удивился. Степан парень обаятельный, безусловно, но писаным красавцем его не назовешь, а жена — словно с обложки «Космо» сошла.

— Чего кричишь? Степка только уснул.

Голос у нее оказался приятным, ровным, насыщенным.

— Степан Степаныч — это мой бутуз, — пояснил Андрею Степан. — Герой, весь в отца. Два месяца уже, — и снова повернулся к жене. — Машунь, сходи в магазин. У нас хлеб кончился.

— Как кончился? — удивилась Машуня. — Ты же вчера вечером два батона принес.

— Сходи, говорю, в магазин, — строго сказал Степан. — Муж я или хозяин в доме? Заодно и Степку прогуляешь. Вот Андрюха тебя проводит до парка. А я туда подойду через полчасика.

Маша пожала плечами. Степан поднялся, кивнул гостю:

— Пошли. — В комнате он достал из шкафа джинсы, клетчатую рубаху-шотландку, снял с вешалки кожаную куртку, бросил на постель. — Одежду только верни потом.

— Да я в своем, — возразил было Андрей, но Степан остановил его движением руки.

— С горелой дырой на плаще? Не смеши. Да и видеть тебя могли. У нас народ любопытный. А значит, описание твоих шмоток ФСБ уже имеет. Так что переодевайся.

* * *


Майор заглянул в список жильцов с обозначенным возрастом и местом работы, ткнул пальцем в фамилию Сидоренко, напротив которой красовалась цифра «112», сказал капитану:

— Смотри, сотрудник налоговой полиции. Вот к нему-то они и приходили. Голову даю.

Он оглянулся. Группа поддержки состояла из восьми человек.

Майор подошёл к машинам, скомандовал:

— Значит, так, парни. Занимаем сразу оба лифта. Трое идут в сто двенадцатую. Скорее всего «объект» там. Держаться предельно осторожно. Он вооружен и терять ему нечего. Полчаса назад этот парень завалил троих наших. Ещё двое осматривают чердак и спускаются по лестнице до первого этажа. Ты — у лифта на первом. Вы двое — у подъезда. Мы будем рядом, для подстраховки. Предупреждаю: имеется приказ начальства — ввиду особой опасности подозреваемого разрешается открывать огонь на поражение без предупредительного выстрела. Всё ясно?

Люди из группы поддержки закивали. Конечно, ясно. Чего же тут не ясного? «Мочить» эту сволочь без разговоров.

— Вперед, — скомандовал майор. — Все переговоры только на специальной волне. С Богом, парни.

Хлопнули дверцы машин. «Парни» выбрались на гашу и двинулись к подъезду.

* * *


Андрей натянул чужие вещи, подвернул штанины. Куртка была мешковатая, так что размер не играл решающей роли. Степан тем временем записал на клочке бумаги пару телефонов, протянул гостю:

— Держи.

— Что это?

— Телефоны одного моего приятеля. Макс его зовут. Он в РУОПе работает. Если понадобится поддержка — позвони, я предупрежу его.

— Спасибо, — кивнул с благодарностью Андрей.

— Не за что. Маш, где у нас еще молодые пары живут? С дитём? — спросил Степан, глядя почему-то в потолок.

— Лена с Юрой, на одиннадцатом.

— Во, — кивнул Степан. — Если вдруг вас остановят, скажешь, что вы с одиннадцатого. Из девяносто восьмой. Лена и Юра Ушимцевы. Девчонке вашей три месяца. Зовут Наталья. Ты работаешь на «скорой», фельдшером. Жена — временно безработная. Понял?

— Понял, — кивнул Андрей.

Он навесил кобуру, сунул в нее пистолет. Акцию — в карман рубашки. Документы — во внутренний карман куртки.

— Красавец, — оценил Степан. — Машунь, ну ты скоро?

— Ребенка дашь запеленать?

— А-а, сам запеленаю. Ты одевайся давай.

Через десять минут Маша и Андрей вышли из квартиры. Степан, стоя на пороге, подмигнул:

— Удачи. Держи хвост пистолетом.

— Спасибо, — улыбнулся Андрей. — Ты мой плащ в мусоропровод спусти. На всякий случай.

— Да уж не бойся, не пожалею. Старик, у меня, между прочим, мания: вещи в мусоропровод спускаю. До одиннадцатого по лестнице, — напомнил он и, улыбнувшись, добавил: — На всякий случай.

Проходя мимо лифтовой площадки, Андрей автоматически отметил, что кабины движутся. Правда, вверх или вниз, разобрать не смог.

Они вышли на лестницу. Андрей подхватил коляску спереди, под дно, Маша — сзади, за ручку. Спустились на три этажа, вышли в лифтовый холл. Вызвали кабину.

Человек, стоящий на первом этаже, поднял голову и посмотрел на индикатор.

* * *


Фээсбэшники появились на площадке четырнадцатого этажа как раз в тот момент, когда из сто двенадцатой квартиры вышел голый по пояс парень в затертых до невообразимой белизны джинсах. В руке парень держал мусорное ведро.

— Минуточку, — шагнул вперед один из фээсбэшников, загораживая парню дорогу. — Вы — Сидоренко?

— Предположим. — Степан обвел взглядом визитёров. — И что дальше?

— Степан Александрович?

— Допустим.

— Не допустим, а потрудитесь ответить на вопрос, — официальным тоном сказал фээсбэшник.

— Ну, Степан Александрович, и что дальше?

— Проживаете в сто двенадцатой квартире, работаете в налоговой полиции. Все правильно?

Степан поскреб затылок, оглянулся на дверь квартиры, сказал задумчиво:

— Вроде проживал до сегодняшнего утра. А что, меня уже уволили и решили выселить?

— Нет пока, — ответил холодно фээсбэшник. — Нам известно…

— Минуточку, — остановил его Степан и поставил ведро. — Кому это «нам»?

— Федеральной службе безопасности. — Говорящий продемонстрировал удостоверение. — Так вот, нам стало известно, что примерно сорок минут назад к вам заходил некий Андрей Андреевич Строев.

— Ребят, — Степан усмехнулся, — вам много чего известно. На то вы и ФСБ.

— Он до сих пор у вас?

— Кто?

— Строев.

— Да не знаю я никакого Строева.

— Конечно, знаете.

— Ну вы посмотрите. — Степан повернулся к коллегам собеседника. — Я ему: «Стрижено», он мне: «Кошено». Я: «Стрижено», он: «Кошено». Друг, — вновь посмотрел Степан на главного, — иди посмотри, если хочешь. Там открыто. А я пока мусор вынесу. Воняет.

Фээсбэшник взглянул на ведро. Бумаги, сигаретные пачки, кофейная гуща, картофельные очистки. Мусор.

— Пошли, — кивнул он коллегам.

Все трое вошли в квартиру, а Степан поспешил к мусоропроводу, мысленно благодаря Бога, что не забыл присыпать плащ мусором.

Когда он вернулся в квартиру, фээсбэшники стояли в комнате и… разглядывали брюки Андрея. Дверь в комнату Степки-маленького нараспашку, балконная дверь — настежь. Сволочи!

— Вы бы хоть обувь сняли, — скрывая замешательство, с неприязнью заметил Степан. — В комнату всё-таки входите, не в конюшню. А у нас маленький, между прочим.

— Чьи это брюки? — спросил фээсбэшник, резко поворачиваясь.

— Мои, — без тени смущения соврал Степан. — Чьи же ещё.

— Рост маловат, — язвительно сказал собеседник.

— Вырос, раздобрел малость. А брюки решил не выбрасывать. В хозяйстве сгодятся. Ремонт в квартире сделать или ещё чего. Не пачкать же выходной костюм.

Фээсбэшник пристально смотрел на хозяина, а тот, так же пристально, — в ответ. Старший группы сомневался в том, что брюки эти действительно принадлежат разыскиваемому. Иначе и разговор велся бы совсем в ином ключе. Можно было бы пристрелить этого чересчур разговорчивого мента, как говорится, для надёжности, но насчёт него прямого приказа не поступало. А за самодеятельность в их ведомстве по голове не гладят. И даже наоборот. Вполне могут и оторвать эту самую голову.

— Ладно. — Фээсбэшник бросил злосчастные брюки на диван, вытер руки. — Поверим пока вам на слово.

— Коллегам вообще надо на слово верить, — заметил Степан.

— Какой ты мне коллега, — брезгливо скривился тот.

— Ну, раз я тебе не коллега… — Степан открыл платяной шкаф, порылся на верхней полке, вытащил «макаров» и ловко щелкнул затвором: — Пошли вон из моей квартиры! А если захотите прийти сюда ещё раз — прихватите санкцию прокурора на обыск.

— Ты…

Один из подручных шагнул вперед, но Степан мгновенно переместил ствол, и тот уставился прыткому фээсбэшнику в живот.

— Попробуй подойди, — насмешливо сказал Степан. — Я в тебе мигом дырок понаделаю.

— Пошли, — кивнул главный, не сводя настороженного взгляда с пистолета. — Эти придурки из МВД все чокнутые.

Фээсбэшники бочком протиснулись к двери, вышли на площадку. Степан быстро захлопнул за ними замок, перевёл дух. А ведь прав был Андрей. Пожалуй, и убили бы, если бы были уверены, что ему известно об акции. Что-то такое мелькнуло в глазах у их главного.

Степан принялся торопливо одеваться.

* * *


Андрей и Маша вышли из лифта на первом этаже и, сопровождаемые пристальным взглядом фээсбэшника, спустились по лестнице. У дверей стояли ещё двое. Один из них загородил парочке дорогу, поинтересовался вежливо:

— Прошу прощения. Вы проживаете в этом доме?

— А вы сами не видите? — вдруг неприязненно спросила девушка. — Устроили из дома проходной двор.

Фээсбэшник улыбнулся.

— Назовите, пожалуйста, свое имя, фамилию, этаж и номер квартиры.

— Ну да. — На губах Маши возникла саркастическая усмешка. — Мы с мужем уйдём, а вы прямиком к нам домой. Да?

— Зачем вы так? — спросил фээсбэшник, словно предположение девушки его чрезвычайно обидело. Достав из кармана «корочки», он продемонстрировал их девушке, затем Андрею. — Надеюсь, теперь всё в порядке?

— Надейтесь, — дернула плечом Маша.

Андрей вдруг вспомнил о женщине с первого этажа. О той, которую он просил вызвать милицию. А что, если она сейчас смотрит в окно? Узнает ведь. У нее было время рассмотреть его хорошенько. Андрей повернулся так, чтобы оказаться спиной к окну. Примирительно бормотнул:

— Нормально все, командир. Мы же понимаем. Работа. Я — Юра. Она — Ленка. Ушимцевы мы. Пацанку Наташкой назвали. А живём на одиннадцатом. В девяносто восьмой.

Фээсбэшник сверился со списком, кивнул удовлетворенно. Спросил, но уже без особого интереса, для проформы:

— Ваше место работы, пожалуйста?

— Шоферю я. На «скорой».

— Извините за беспокойство. — Фээсбэшник отступил в сторону. — Всего доброго.

— Да уж, доброго, — продолжала ерничать Маша. — Всё настроение испортили. Я ещё вашему начальнику жалобу напишу. И в газету.

Фээсбэшник вздохнул, пожал плечами: мол, что же делать, пишите, — не без сожаления посмотрел на «Юру». Жаль парня. Такая стервоза досталась — за руль на чулках удавит. То-то он — шоферюга, а заморенный, как студент-вечерник.

Когда они отошли от подъезда на достаточное расстояние, девушка перевела дух, сказала спокойно:

— Я так испугалась, передать не могу.

— А держалась просто отлично. Молодец. Тебе в театре надо с таким талантом работать.

— А я и работаю, — ответила девушка и туг же поинтересовалась: — Они тебя ищут?

— Меня, — честно ответил Андрей. — Спасибо, что выручила.

— Пожалуйста.

Она кивнула, даже не спросив, за что же, собственно, ФСБ ищет нового знакомого. Очевидно, была абсолютно уверена в порядочности мужа.

* * *


«Это был настоящий кошмар. В голове застыла статичная картинка: лопнувшее стекло под ногами и я, вскинувший руки, падающий, уже постигший смерть. На лице — выражение запредельного ужаса, глаза огромные, рот — буквой О.

Стас тоже ждал. Мы смотрели друг на друга, а выстрела все не было и не было. Он поднял руку, посмотрел на часы, оглянулся. Снова посмотрел на меня. В нем отчетливо боролись два желания: первое — поскорее спуститься вниз и узнать, что случилось; второе — остаться и все-таки выяснить, где спрятаны акции.

Наконец Стас решился, поднял пистолет, прицелился мне под ноги. Конечно, зачем ему стрелять в меня? Пулю извлекут, начнутся допросы-расспросы. А так, упал себе и упал. Его-то все равно никто на крыше не видел.

— Иван, спрашиваю последний раз! — проорал он. — Где акции? Попробуешь снова морочить мне голову — стреляю.

Я собрался с духом.

— Не знаю!

— Кретин?

Он нажал на курок. И в этот момент я прыгнул в сторону. Знали бы вы, какого усилия воли стоил мне этот прыжок. Стекло за спиной лопнуло, взлетели в воздух осколки, закружились в воздухе пыльным дождём. Стас чертыхнулся и принялся палить раз за разом. Стёкла хрустели и лопались у меня под ногами. Я пытался петлять, но на скользком, покатом куполе это было очень непростым занятием. Подо мной колыхалась пропасть. Ветер толкал в плечо. Я понимал: самое главное — перебежать на ту сторону, чтобы Стас не мог стрелять прицельно. Но одно дело — понимать и совсем другое — осуществить задуманное.

Трещину я так и не заметил. Она была слишком тонкой, а у меня от ветра слезились глаза. Просто, ступив на очередной квадрат, я вдруг почувствовал, что опора исчезла прямо из-под ног. Сердце ухнуло в пятки. Если бы мне удалось моментально изменить направление движения, оттолкнуться второй ногой, прыгнуть в сторону, был бы шанс избежать падения. Но у меня не хватило на это ни сил, ни ловкости. Сила инерции тащила вперед. Я окончательно провалился в пустую ячейку, сильно ударившись грудью о стальную раму, перевернулся в воздухе и полетел вниз.

Мне никогда не забыть этого полета. Мимо лица промелькнули какие-то тросы, покрытые бахромой жирной пыли. В ушах свистел ветер. Мраморный пол, балконы, зеркальные колонны неслись навстречу. В голове возникла абсолютная пустота. Из груди словно выпустили весь воздух. Меня охватило странное ощущение эйфории. Тело стало идеально лёгким, невесомым. Я заорал во всю глотку, и в крике этом ужас смешался с восторгом».

* * *


Посетители магазина смотрели, как человек, размахивая руками и ногами, падает вниз. Молодая девчонка зажала рот рукой, отвернулась и уткнулась лицом в плечо патлатому кавалеру. По толпе пронесся дружный вздох.

Падающий приземлился точно… на натянутый между балконами транспарант «Тефаль». Захрустела, разрываясь, материя. Человек скорее инстинктивно, чем благодаря ловкости, вцепился в транспарант мертвой хваткой и перевернулся в воздухе. Мелькнуло белое перекошенное лицо, на котором горели безумные глаза. Материя лопнула под весом человеческого тела. На обрывке транспаранта, словно на качелях, мужчина пронесся над полом, взмыл на пару метров вверх и шлёпнулся в фонтан, подняв тучу зеленоватых брызг. Он сидел по шею в воде и растерянно озирался.

Кто-то захлопал в ладоши. Отдельные хлопки перешли в аплодисменты.

Мужчина, покряхтывая и морщась, поднялся. Вода текла с него ручьем. Он посмотрел по сторонам и… поклонился. Затем, перебравшись через бортик фонтана, побежал к выходу. За ним тянулась мокрая дорожка.

* * *


Увидев, что Иван исчез в проломе, Стас сунул пистолет в карман и побежал к выходу с крыши. Его насторожил тот факт, что Бесцветный и водитель не стали стрелять. Однако он ни на секунду не допускал мысли, что с ними могло случиться что-то серьёзное. Сотрудники ФСБ сегодня все равно что боги. Стрельба в магазине? Чушь. Здесь никто не стрелял. Этот несчастный идиот сам бил стекла. Наверное, сошел с ума. Кто докажет обратное? Мог бы Иван, но он уже мертв. Лежит внизу, идиот чертов, с расколотой башкой. Что касается самого Стаса, он ни за какие деньги не согласился бы подыхать. Наплевал бы и на акции, и на все остальное.

Стас перебрался через галерею, прошёл через чердак, свернул на лестницу и остановился, увидев троих мужчин. Те, подняв оружие, выцеливали маячащую в проеме фигуру.

— Стоять! — рявкнул один из мужчин. — Руки на голову, быстро!

— Я свой, мужики, — сказал Стас, поднимая руки и опуская ладони на затылок.

Пока двое держали Стаса на прицеле, третий обшарил его одежду, вытащил пистолет и, хмыкнув, сунул себе в карман.

— Свой, говоришь? — зло спросил он.

Стас почувствовал, как ему выворачивают руки за спину и защелкивают на запястьях наручники.

— Пошли, тварь.

Его довольно жестко ухватили за воротник и подтолкнули вперед. На лестнице процессия встретила четвёртого фээсбэшника. Тот покосился на задержанного и сказал негромко:

— На балконе второго этажа двое наших. Оба мертвы. По пуле в голову.

Стас оторопел. Бесцветного и водителя убили? Кто? Неужели за ними шел еще кто-то? Он нахмурился.

— Что, озаботился, гнида? — Конвоир весьма чувствительно ткнул его под рёбра. — Правильно. Подумай. «Вышак» тебе обеспечен. Если раньше не загнёшься. Пошли.

— На крыше был парень, — пробормотал Стас. — Он сорвался вниз. Эти двое — его работа.

— Кто сорвался? Если бы кто-нибудь сорвался с крыши, то разбился бы в лепешку. — Конвоир повернулся к одному из своих. — Ты не заметил внизу ничего такого?

— Нет, — покачал головой тот.

— Вот так, — снова ткнул конвоир Стаса. — И не грузи нам тут. Это ты был на крыше. Я хорошо тебя рассмотрел.

— Ты ошибся, — ответил Стас.

— Мы никогда не ошибаемся. — Конвоир усмехнулся и ударил задержанного в третий раз, но теперь настолько сильно, что тот рухнул на колени и принялся глотать воздух. — Хватит рассиживаться, пошли.

Стаса рывком подняли на ноги и потащили вниз по лестнице.




Глава 21


Олялин вошел в кабинет и грохнул объёмистый баул прямо на стол. Константин Георгиевич торопливо открыл сумку, достал пачку сертификатов, выдернул один, посмотрел на свет.

— Подлинная, — пробормотал он. — Никаких сомнений.

— Лучше проверить, — подал голос Олялин.

— Я и так вижу, — отмахнулся Константин Георгиевич. — Они не смогли бы сделать такую качественную фальшивку. Видишь, тут голограмма в углу. И вшитые волоски. Их не берет даже самый лучший ксерокс. И принтер их не пропечатает. Эти сертификаты заказывались в ФРГ. Вне всяких сомнений. Это не подделка. Да и слишком много пришлось бы подделывать. Говорил же, они играют в открытую! Олялин пожал плечами.

— Дело ваше, шеф.

— За тобой не следили?

— Нет, — покачал головой Олялин. — Никого.

— Ты уверен?

— Я бы заметил слежку.

— Отлично. — Константин Георгиевич бросил сертификаты обратно в баул, застегнул «молнию». — Скажи своим людям, чтобы взяли из хранилища двадцать миллионов долларов и перенесли в мой кабинет. Поставь охрану. Хорошую охрану! Сильную! Чтобы муха не пролетела!

Олялин отметил, что Константин Георгиевич сказал не «этот кабинет», не «кабинет сына», а «мой кабинет». При всей своей практичности и меркантильности он уже пребывал мечтами в светлом завтра. Ну что же…

— Я вернусь через два часа, — добавил Константин Георгиевич, поднимаясь.

— Возьмите пару моих ребят, — предложил Олялин. — На всякий случай.

— Своими обойдусь.

— Где вас искать, если что, шеф?

— У Виктора, — ответил Константин Георгиевич и посмотрел на Олялина. — Удивлен? Да-да. Мой сын жив.

— Как это? — На лице Олялина отразилось удивление.

— Похитители акций увезли его с собой и потом отпустили. Эти подонки — хорошие психологи. Они с самого начала просчитали, что лучше и безопаснее иметь дело со мной, чем с бандитами или ФСБ, и сохранили Виктору жизнь. Хотя им ничего не стоило его убить.

— Шеф, — Олялин нахмурился еще больше, — что-то мне это все не нравится.

— Что тебе не нравится? Что Виктору повезло уцелеть? Этим ты недоволен? Или тебе не нравится то, что они оказались хитрее и ты упустил банк?

Олялин молчал. Он вдруг понял, что, несмотря на кажущуюся трезвость, Константин Георгиевич мертвецки пьян.

— Приготовь к моему возвращению деньги! — рявкнул Фролов и вышел из кабинета, оставив Олялина в гордом одиночестве.

* * *


«Я выбежал из ГУМа и… тут же замёрз. Ветер хоть был и не слишком сильным, но мокрая насквозь одежда — далеко не лучший теплоизолятор. Это ещё у Перельмана в „Занимательной физике“ описывалось. Втянув голову в плечи и лязгая на ходу зубами, я побежал по Никольской.

* * *


Что? Какое там, к бесу, не привлекать внимания. И так все оборачивались.

* * *


Хоть согреюсь. У Богоявленского переулка стояла шикарная иномарка. При моем появлении водитель мигнул фарами. Впрочем, я не обольщался относительно своего внешнего вида и поначалу решил, что он подает знак кому-то другому. Дверца внезапно открылась, и человек выбрался из машины. Увидев его, я невольно сбавил шаг, а затем и вовсе остановился как вкопанный. На мгновение у меня даже появилась мысль, что это галлюцинация. Возможно, тряхнул слишком сильно что-то в голове, когда летел с крыши.

— Садись в машину и побыстрее, — скомандовал мне человек и полез за руль.

Ладно. В машине хотя бы тепло. Я нырнул на пассажирское сиденье и захлопнул дверцу. Он тут же ударил по газам, свернул в Богоявленский, оттуда — на Ильинку и покатил в сторону Старой площади. Здесь мы повернули направо, к Варварке.

— Куда мы едем? — поинтересовался я.

— А тебе не всё равно? Главное, подальше от твоих друзей. Через пару минут весь центр будет оцеплен.

— Почему?

— Потому что они поймут, что взяли не того, за кем бегали.

— Вы имеете в виду Стаса?

— Именно его я и имею в виду, — ответил Сергей Борисович Тучков.

Выглядел он совсем неплохо. Для покойника, разумеется. Бледноват, но мертвые бывают и побледнев.

— Как вы уцелели во время взрыва? — спросил я.

— Я не был в квартире в момент взрыва, — спокойно ответил Сергей Борисович.

— А где же вы были?

— На лестнице, в соседнем подъезде.

— Каким образом?

— Сперва „взломщики“ пустили эфир, и все, кто находился в квартире, уснули. Я лежал у дверей и поэтому первый взрыв меня почти не задел. Зато когда эти ублюдки вошли в квартиру, они принялись палить во все стороны. Мне досталось две пули. — Сергей Борисович повернул голову. — Дай сигаретку.

— У меня нет.

— У меня есть. В бардачке. Достань, прикури и дай мне. Левая рука плохо работает, — пояснил он. — Пистолет удержать могу, но на курок нажать уже нет. И, чтобы обойму вставить, приходится попотеть. Я бы и сам взял сигарету, правой рукой, но чем тогда вести машину?

Я достал пачку, прикурил, сунул сигарету ему в рот.

— Спасибо, — кивнул он. — Две пули — не самая большая беда. В моей жизни случались веши и похуже. Но эти уроды, сами о том не подозревая, спасли мне жизнь.

— Каким образом?

— Эти две пули привели меня в чувство.

— А остальных?

— Все реагируют на эфир по-разному. Меня он практически не берет. Но здесь была слишком высокая концентрация. Так вот. Я пришел в чувство. Подождал, пока они уйдут. Встал и вышел из квартиры через пролом в стене. — Сергей Борисович жадно затягивался, не вынимая сигареты изо рта. — Спустился вниз. Переждал второй взрыв и ушёл. То, что все считали меня погибшим, играло мне на руку. Иначе я не протянул бы и суток. — Он покосился на меня. — Деньги. „Общак“. За него мои же подручные закопали бы меня живьем.

— Если вы пришли в себя, когда эти люди… „взломщики“ находились в квартире, значит, вы их видели?

— Конечно, видел. Троих я не знаю, а четвёртым был твой приятель Стас. Поэтому я и не убил его в магазине. Он не заслуживает легкой смерти. А в ФСБ с такими разговаривают жестко.

Сергей Борисович усмехнулся. От этой его ухмылки мне стало нехорошо. Образец жестокости.

— Не убили в магазине… — повторил я.

— Я следил за вами от самой „берлоги“. Хотел подобрать тебя раньше, но ты все время делал какие-то глупости. Невозможно было подойти. А перед ФСБ мне сейчас „сиять“ не с руки. Пусть думают, что я погиб.

— А Пётр?

— Что Пётр?

— На крыше Стас сказал, что с ними был Пётр.

— Нет. Петра в квартире не было. — Сергей Борисович неловко взял окурок левой рукой и протолкнул его за окно. — Ты не спрашиваешь, почему я тебя спас?

— Сами скажете, если захотите.

— Верно. — Он снова усмехнулся. — Я не в лучшей форме. А ты мне остался должен. К тому же я спас тебе жизнь. Получается вроде дважды долг, а дважды долг красен двойным платежом. Ты поможешь мне прижать одного человека.

— Какого человека? — Сказав, что это известие меня очень обрадовало, я бы солгал.

— Того, кто все это организовал. Нанял „взломщиков“. Приказал им убить меня. И тебя, кстати, тоже.

— Кто он?

— Фролов Константин Георгиевич. Член правительства. Я собираюсь прихватить этого урода и вытрясти из него свои акции.

— Вы с ума сошли.

— Напротив, — покачал головой Сергей Борисович.

Машина свернула на Москворецкую набережную и вскоре вылетела на мост.

— Чтобы добраться до этого ублюдка, не надо искать его самого. Надо всего лишь найти сынка и заставить позвонить папочке, А чтобы попасть к сынку домой, надо скрутить их начальника охраны. Есть такой Олялин. Боря. — Это „Боря“ прозвучало издевательски. — В одиночку я, пожалуй, с ним теперь не справлюсь.

— Но я…

— Ты можешь держать пистолет, — отрубил Сергей Борисович. — Этого достаточно.

— Но…

— Слушай. — Он резко нажал на тормоз, и машина остановилась посреди улицы. — Неужели ты думаешь, что меня волнует твоя дерьмовая жизнь, а? Ты думаешь, если бы твоя долбаная башка разлетелась как арбуз, ударившись об пол магазина, я бы заплакал? Ты думаешь, мне больше нечем было заняться и поэтому я полез спасать твою задницу, а? Ты это думаешь?

Он наклонился к самому моему лицу и говорил, почти кричал так, что я невольно вжимался в кресло.

— Отвечай, мать твою!

Две пули не слишком изменили характер этого человека. Казалось, он стал ещё сильнее.

— Нет.

— Отлично. А теперь слушай и мотай на ус. Меня не интересует, что ты хочешь, а чего ты не хочешь. Ты, твою мать, мне должен и поэтому будешь делать то, что я говорю. А если попробуешь еще раз открыть рот, я сломаю тебе руку. Для начала. На это у меня сил хватит. Ясно? Я спрашиваю: ясно?

— Да, конечно.

— Вот и хорошо. — Сергей Борисович вновь нажал на газ.

— Вы сказали: „акции“… Стас тоже спрашивал о каких-то акциях.

— В квартире проходила сделка по продаже-покупке акций Смоленского автозавода, — прокомментировал мафиозо. — Похищенные бумаги через день будут стоить почти миллиард долларов.

Вот, значит, из-за чего такая суета поднялась.

— Почему вы думаете, что акции у этого Фролова?

— Я не думаю. Я знаю. Точно знаю.

— Откуда?

— Уходя, „взломщики“ забрали из квартиры его сынка. Ты можешь ответить на вопрос: за каким хреном им понадобился этот сопляк? А я тебе скажу. Папашка приказал не трогать своего дерьмового отпрыска. Вот и всё. И потом о сути сделки знали только два человека — я и Константин Георгиевич. Меня попытались убить, а его даже не было в квартире.

— Там были две группы, — сказал я.

— Что?

— В квартире было две группы. Судя по всему, акции забрала первая группа. А вторая — „взломщики“ — ушла с пустыми руками. Без добычи. Если пользоваться вашей логикой, то первую группу должны были прислать вы.

— Откуда тебе все это известно? — насторожился мафиозо.

— Мы с Олегом были возле дома в момент ограбления. Пытались выяснить, кто же эти „взломщики“.

— Выяснили?

— Нет. Мы так и не поняли, каким образом они попали в дом.

— Под видом охраны.

— Вашей охраны?

— В подъезде дежурили парни из охранного агентства. Но тут мы ничего не узнаем, не надейся. Ты даже порог не успеешь переступить, а уже примчатся соколы с Лубянки. Их хозяева тоже хотят получить бумаги. И им наплевать, прав ты или виноват. Тебя убьют только за то, что ты что-то где-то услышал краем уха. Да и все материалы, касающиеся взрыва, наверняка уже изъяла ФСБ. Так что… — Мы петляли по улочкам, удаляясь от центра. — В двух заказчиков я не верю. Прежде всего потому, что сам никого не нанимал. Либо ты ошибся, либо Константин Георгиевич нанял сразу две группы.

— Зачем? — спросил я.

— Он должен был отдать мне сорок два процента от вырученной суммы. А ему, разумеется, этого не хотелось. — Это-то меня как раз не удивило. Думаю, и самому Сергею Борисычу не очень хотелось делиться с кем бы то ни было своими доходами. — Кроме того, как потенциальный кандидат на отставку, он уже не мог получить такого масштабного допуска к правительственным финансам. Банком своего сына этот урод пользоваться тоже не хотел, чтобы не засветить себя. Следовательно, ему нужен был источник финансирования. Тогда Константин Георгиевич пришел ко мне, и я купился на его сказку как последний „валет“. Затем он нанял вторую группу похитителей.

— Для чего? — спросил я. — Ему вполне хватило бы и одной.

— Нет. Не хватило бы. Пойми, после взрыва в квартире ФСБ сразу кинулась бы искать похитителей. Так? Это самое опасное место в разработанном Константином Георгиевичем плане. Преследователи будут слишком близко. А ему нужно по меньшей мере сутки, чтобы забрать акции у исполнителей, расплатиться с ними, а затем спокойно продать бумаги за границу. Только после этого он окажется в относительной безопасности. Так вот, согласно плану, в течение этих суток кто-то должен был отвлекать внимание ФСБ от его скромной персоны. Думаю, если бы мы смогли поднять документацию охранного агентства, то выяснилось бы, что подмена организована при непосредственном участии либо самого Константина Георгиевича, либо его сына. Кто ослушается члена правительства?

— Но ведь после продажи акций ФСБ не прекратит поиски?

— Верно. За этим-то и нужна лишняя группа. Константин Георгиевич „подставит“ одного или нескольких „взломщиков“ ФСБ, и те расскажут о второй группе, укравшей акции. Он же спокойненько понаблюдает за тем, как служба безопасности роет носом землю в поисках несуществующего заказчика. ФСБ ведь интересуют не люди, взорвавшие квартиру, — этого добра у них навалом, целая картотека, — а бумаги! И только бумаги! Понятно?

— Сложно, но понятно.

— Ничего сложного.

Машина вкатилась во двор и остановилась у зачуханного подъезда старенькой пятиэтажки.

— Где это мы? — спросил я.

— Здесь моя „берлога“, — усмехнулся Сергей Борисович. — Поешь, обсохнешь, переоденешься. В мокром ты привлекаешь слишком много внимания.

— Слушай. — Неожиданно для самого себя я перешёл на „ты“, но мафиозо воспринял это как должное. — Твой дружок Тимофей похитил мою женщину. Он сказал, что убьет ее, если я не принесу ему акции.

— Убьет обязательно, — согласился Сергей Борисович. — Но, если ты принесешь ему бумаги, он убьет вас обоих. Этот ублюдок „валит“ всех, кто ему не по душе. Его самого давно бы „мочканули“, но за ним стоят серьезные люди.

— Ты поможешь мне освободить Ирину, а я тебе — заполучить Фролова.

Он прищурился и, улыбаясь, посмотрел на меня.

— А если нет?

— А если кет, то можешь убить меня прямо здесь и сейчас. Я никуда не пойду. Отправишься сам „доставать“ своего Борю. Правда, с простреленной рукой сделать это тебе будет очень нелегко.

— Смотри-ка, а ты, оказывается, умеешь тявкать. Может, всё-таки сломать тебе руку, а? — Мафиозо усмехнулся. — Ладно, хрен с тобой. Вытащим твою Ирину. Она кто? Жена? Невеста?

— Тебя это не касается.

— Не скажи. Интересно узнать, ради кого приходится лезть под пули.

— Ты полезешь под пули ради своего Бори и своих акций.

— Тоже верно, — согласился Сергей Борисович. — Чего сидишь? Вылезай, деятель. Приехали.

Я выбрался из машины. Сергей Борисович включил сигнализацию, и мы зашагали к подъезду. Впервые за этот бесконечный день я почувствовал себя в безопасности. Относительной, разумеется».

* * *


Андрей прошёл через парк, нырнул в метро, спустился на платформу. Метро он любил. Под монотонный стук колёс ему хорошо размышлялось, а сейчас было над чем подумать.

Не вызывал сомнения факт, что ФСБ охотится именно за акцией. Причем она всеми силами старается сохранить объект интереса в тайне. Почему? Ответ очевиден. Приводя пример со скупкой акций, Степан угодил в самое яблочко. Схема выстраивалась довольно простая: скупка — частное лицо, покупающее акции в обход правительства, — ФСБ, разыскивающее скупщика, — похитители. Последнее звено в этой цепи было самым интересным, Без сомнения, имело место именно похищение…

Андрей вошёл в поезд, присел в уголке.

Потому-то ФСБ так и переполошилась. Похитители, конечно, действовали по наводке. Кто предоставил им информацию? Что это за люди? На кого они работали? Логично предположить, что сделка, проходившая в квартире, была строго засекречена. Иначе ФСБ давно бы о ней знала и никакого взрыва, естественно, не допустила бы. Им лишний шум без надобности. Взяли бы всех по-тихому — и дело с концом. Но, раз утечки информации не было, значит, похитителей навел кто-то из своих. Человек, знавший о сделке все, возможно, подготовивший ее. И его, разумеется, нет среди мертвых. Он жив и празднует победу.

Андрей вдруг поймал себя, на том, что приглядывается к входящим в вагон пассажирам. Но не с любопытством, а с той особой настороженностью, с которой смотрят на пробегающую мимо бездомную собаку. Не укусит ли? «Это и есть ИХ образ жизни, — подумал про себя Андрей. — И они навязывают его нам. Мы стали бояться друг друга и не верить друг другу».

Он постарался немного расслабиться, прикрыл глаза, восстанавливая ход рассуждений.

Исполнители, подумаем о них. Иван Владимирович Диденко здесь ни при чем, это ясно. Для такой работы не нанимают ротозеев, прячущих орудие убийства под кровать и теряющих пистолеты по подъездам. Диденко в квартире не был. Однако он знаком с одним из похитителей очень близко. Кто он? С чего все началось? С выстрелов у подъезда. Стреляли в Петра Колесова. Но Колесов все время лежал в больнице. Его выписали только вчера днем, и за ним постоянно присматривали охранники Тучи. А сам Туча погиб. Взрыв произошел вечером. Туча погиб. Взрыв вечером.

Андрей поерзал на сиденье. А что, если Туча нанял людей из «Холодка»? Не за холодильниками же он туда приезжал, в самом деле? Кстати, надо бы выяснить, не всплывало ли упоминание о «Холодке» в оперативных сводках раньше. По линии РУОПа, например. А нанял их Туча, возможно, затем, чтобы украсть акции. Тогда ясно, почему охранники усердно подтверждали алиби Петра, хотя его могло в больнице и не быть. Дальше. Один из сотрудников фирмы решает «сработать» квартиру на свой страх и риск. Он понимает, что такие фигуры, как Туча, мелочевкой не занимаются! Значит, в квартире что-то очень ценное! Возможно даже, Туча рассказал им о том, какой товар его интересует. Этот некто набирает команду, скажем, близких друзей и разрабатывает план ограбления. Благо, что всю информацию о квартире и охране ему уже предоставили. Затем в процессе ограбления похитители убрали Тучу, маскируя это под массовое убийство. Взрыв. Так. Хорошая версия, стройная. В таком случае Луцика могли убить за то, что он отказался участвовать в деле. Так? Возможно, возможно. Кого ещё не нашли? Олег Романов, Станислав Фокин, Вадим Ожин. Всё. Колесов, само собой.

Андрей хмыкнул.

Страшно подумать. Устроить такую мясорубку из-за груды резаной бумаги! Кошмар! «Хотя… — подумал он. — Дело не в бумагах, а в желании набить карман. Самый страшный и опасный зверь в природе вовсе не лев, а дорвавшийся до денег жлоб».

Что дальше?

Времени у него мало. Очень мало. Что предпринять в первую очередь? Понятно, что ни на работу, ни тем более домой ему ехать нельзя. Там, конечно, его уже поджидают. РУОП? Знакомый Стёпки? Пожалуй, это самый оптимальный вариант. Заодно попробуем проверить Петра А потом…

Андрей не обольщался. До похитителей добраться практически невозможно. Те, кто рассчитывает положить акции себе в карман, сделают все, что в их силах, лишь бы избежать огласки. Всё, что в их силах. А в их силах ВСЁ. Волк не церемонится со стадом. Пастух тоже. А когда и тот, и другой совмещаются в одном лице…

Впрочем, как свидетель его устроит и сержант-пэпээсовец. Он был в квартире, видел акции. Хотя, конечно, лучше бы заполучить кого-нибудь из похитителей, но… чем богаты, как говорится.

Состав подходил к центру. Андрей поднялся, приблизился к двери, взглянул на собственное отражение в тёмном стекле, спросил сам себя мысленно:

«Куда ты лезешь, старик? Жить надоело?»

И сам же себе ответил:

«Так? Надоело. Вспомни, хоть ты и влез уже в это дерьмо по самые уши, однако не убил сегодня этого фээсбэшного мужика. Почему? Да потому как раз, что надоело».

Впрочем, за его голову объявлена награда. Новое звание. Новая должность. Премия. И, если он хочет спасти свою жизнь, есть только один способ: найти свидетеля, видевшего акции, — но не одну, а много, кучу, всё, — и предать эту историю огласке.

Ладно. Он знает, что делать сейчас.

* * *


Коновалов выглядел озабоченным. Казалось бы, задержали особо опасного преступника и… пришлось отпустить. А он-то уже ощутил тяжесть новой звезды на погонах. Стоя в дверях кабинета, майор походил на нерадивого школьника, забывшего выучить урок.

Полковник, наклонившись вперед и сцепив пальцы обеих рук в кулак — в точности, как Олялин, — в который уже раз просматривал запись.

— Подходи ближе, майор, садись, — кивнул полковник. — О, смотри-ка! — Он нажал клавишу «пауза». — Видишь?

На экране застыл кадр: выезжающая из-под арки «четверка». В салоне пятеро мужчин.

— Видишь? — спросил полковник. — Знаешь, кто это?

— Наш задержанный, — промямлил Коновалов, ничего не понимая. — Значит, он всё-таки… А зачем же мы его тогда отпустили, товарищ полковник?

— А затем, майор, что нам неизвестно, как они поддерживают связь между собой. Может быть, Фокин не позвонит в назначенный час, остальные снимутся с места и улетят как птички в теплые края вместе с акциями. Спугнем, а с нас за это погоны снимут. — Полковник, в отличие от подчиненного, пребывал в приподнятом настроении. Он уже предвкушал скорую развязку. — То-то. А знаешь, майор, кто вместе с Фокиным в машине сидит?

Маков подошел к телевизору и принялся указывать пальцем:

— Вот этот, с. тонким лицом, видишь? Капитан Сланцев. Из наших, кстати. Вот этот, красавчик, старший лейтенант Томилин. Он из «наружки». Вот этот, полный, капитан Корягин. И он из бывших. Работал в «конторе», когда ты еще в армии служил.

— Это же его убили сегодня на Пушкинской? — вспомнил Коновалов.

— Верно, — кивнул полковник. — Его самого. И хорошо, что убили. Одной заботой меньше.

— А в центре кто? Тоже наш?

Коновалов указал на дремлющего парня с гладкими волосами, собранными на затылке в хвостик.

— Это, майор, самый интересный фрукт. Владелец крупного банка. Внебрачный сын Фролова Константина Георгиевича. Слыхал про такого?

— Конечно. — Коновалов посерьёзнел и кивнул: в потолок. — Фигура. А что он делает в машине? Эти сволочи его заложником, что ли, взяли?

Полковник посмотрел на майора, фыркнул, затем еще раз и наконец захохотал уже открыто, охая, всхлипывая и шлёпая себя ладонями по объёмистым ляжкам. Отсмеявшись, он вытер слезинку, повисшую в уголке глаза, покачал головой.

— Ну, майор, уморил. Уморил. Ты это серьёзно насчёт заложника?

— Так я подумал, что… — Коновалов растерялся. — Сын члена правительства… всё-таки. Не станет же он…

— Молодец, майор. Вот этой легенды и будем придерживаться. Бандиты захватили в заложники директора крупного банка, В течение двух суток заложник был освобожден силами УФСБ по Москве и области. Организуй «утечку» информации. Но чтобы слова «член правительства» не фигурировали ни в каком виде, понял?

— Так точно, товарищ полковник.

— А про наших… Не будем выносить сор из избы. Начальство уже в курсе. Для широкой общественности на записи: момент освобождения заложника. Освобождения, а не захвата, понял?

— Так точно.

— Молодец.

Маков перемотал запись вперед и остановил пленку, когда в кадр попало лицо Молчаливого.

— А этого узнаешь?

— Так точно. Пётр Колесов. Сотрудник фирмы «Холодок». Как и Фокин.

— Верно. Ну, а теперь давай свои соображения.

— Они все — бывшие наши сотрудники.

— Блестящая догадка, — усмехнулся полковник. — Майор, и за что ты только свое звание получил, а? Заказчик похищения — не уголовник, а человек, который привык иметь дело с «конторой». Понял?

— Так точно. Думаете, это Фролов?

— Дошло наконец, — вздохнул с облегчением Маков. — Поздравляю,

— Так надо брать его — и весь разговор. Провести обыск дома…

— Брать члена правительства? — понизил голос полковник. — Ты в своём уме, Коновалов? Понимаешь, что говоришь? И думать забудь. У тебя доказательства есть?

— Никак нет,

— То-то и оно. И не пори ерунду. Это же додуматься надо до такого: брать, обыск, С ним пусть свои разбираются, а мы без специального сигнала сверху и пальцем шевельнуть не можем. Вот так. Нам какую задачу поставили? Бумаги найти и похитителей поймать. Этим и займёмся. Я послал за Фокиным «наружку». Раз они до сих пор здесь, значит, и акции все еще у них. «Послушаем», может, и всплывет что. А вот когда они акции заказчику передавать станут, тут-то мы их и накроем.

— И Фролова? — спросил хмуро Коновалов.

— Майор, ты что, совсем бестолковый? Я же тебе русским языком сказал: с Фроловым свои разбираться будут. Слишком уж высокого полета птица. На это Генеральная прокуратура имеется, Верховный суд, наконец. Пусть отрабатывают. А то как жрать — у всех рот здоровый и ложка огромная, а как в дерьме ковыряться, так все в сторону норовят улизнуть.

— На плёнке пятеро, — буркнул Коновалов. Получив втык, он не рискнул больше лезть с вопросами, — А эксперты, изучавшие запись охранного агентства, вроде бы говорили, что похитители работали двумя группами. И что их было как минимум восемь человек.

— Помню я, что эксперты говорили. Вот, посмотри. — Маков перемотал пленку назад. — «Профессор» и с ним девица. Наши компьютерщики «почистили» картинку. Насколько возможно, конечно.

Коновалов вгляделся в статичный кадр.

— Удалось установить, кто они?

— Это я у тебя должен спросить, — снова хохотнул полковник. — Поди поработай с такими кадрами. Нет, надо всё-таки тебя на пенсию отправлять. Надо. Вот с акциями закончим и… Да не бойся, не бойся. Шучу я.

Коновалов подхватил смешок на излёте. Задребезжал тонко, давая понять, что шутку оценил. Маков откинулся в кресле.

— С «профессором» — дохлый номер. Фигуру его камера так ни разу толком и не взяла. По окружающим ориентирам, рост около метра семидесяти пяти. Плюс-минус пять сантиметров. Описание не ах. Подходит и Романову, и Диденко, и еще половине мужиков Москвы. Парик. Маска. А вот с девицей дело обстоит получше. Ирина Валентиновна Трофимова. Жена Виктора Константиновича. Невестка Константина Георгиевича Фролова.

— Я пошлю людей? — вскинулся майор.

— Послали уже, пока ты бегал. В квартире Трофимова её нет.

— А муж?

— Муж дома. — Маков выключил видеомагнитофон, повернулся к подчиненному. — Тут вот какое дело… У неё есть сын. Три года. Живет с отцом. Вот я и подумал… Если, скажем, с сыном что-то случится… Допустим, похитят. Что сделает мать?

— Ну как… — Коновалов расплылся в улыбке. — Прибежит как миленькая. Тут-то мы ее и того… возьмём.

Маков кивнул. Не хотелось ему с ребенком возиться, но что поделаешь?

— Значит, пошли парочку сметливых ребят, пусть возьмут пацана и отвезут на одну из наших квартир. Понял?

— Так точно.

— Кстати, что там с нашим милиционером? Давай докладывай. Угомонили его наконец?

— Товарищ полковник… «Объекту» удалось уйти.

— Уйти? — Веселость с лица полковника словно стёрли. Как мел со школьной доски.

— Товарищ полковник, честное слово, ума не приложу… Мы весь дом вверх дном поставили. Ускользнул, гнида.

— Коновалов, — голос Макова стал зловеще-спокойным, — подними все контакты этого мента. И контакты второго тоже подними'. Задействуй всех свободных людей. Носом землю рой, на пупе крутись, делай что хочешь, но завтра к трем часам дня ты должен избавить меня от этой занозы в заднице! Понятно тебе? И смотри, Коновалов, теперь я уже не шучу. Или в пятнадцать ноль-ноль на мой стол ляжет отчет о его задержании, или в одну минуту четвертого я подпишу рапорт о твоей отставке. Ты хорошо меня слышал, майор?

— Так точно, товарищ полковник.

— Ты, мля, только козырять и умеешь! — вдруг хлопнул ладонью по столу Маков. — Ни хрена больше не делаешь! Я за тебя должен и похитителей ловить, и мента ср…го искать? Чтобы завтра к трем я на этого за…ца некролог в газете прочел. Или в четыре на тебя самого придется некролог составлять. Понял? Думал, тебе все хиханьки да хаханьки? Есди этот мент, не дай Бог, пасть свою вонючую раскроет, нас с тобой обоих на следующий день вперед ногами понесут! С музыч-кой и ружейным салютом. Ты, мля, забыл, с кем дело имеешь? Этим людям тебя раздавить все равно что блоху! Даже под ноги не посмотрят! В порошок сотрут и по ветру развеют. Козыряла ср…ый.

— Так точно, товарищ полковник. Я… всё сделаю! Найду, к завтра… обязательно.

Коновалов перепугался не на шутку. Это уже были не постоянные разговоры об отставке и пенсии. Не подначки. Тут пошло всерьез. Такого всплеска ярости у начальника Коновалов не видел еще ни разу. Ему стало страшно до дрожи в коленках.

— Пошел вон! — рявкнул Маков. — И чтобы завтра к трем на мента уже натягивали белые тапки!

— Так точно.

Майор пулей вылетел из кабинета и только за дверью решился остановиться и перевести дух.

* * *


Стас постучал в номер гостиницы «Измайловская». Посмотрел на часы. Семь. Пришлось почти два часа блуждать по улицам в ожидании назначенного часа. Иначе ответом на стук могла стать автоматная очередь в живот.

— Кто? — спросили из-за двери.

— Это я.

Щелкнул, проворачиваясь в замке, ключ. Створка отодвинулась сантиметров на десять. Тонколицый оглядел Стаса, открыл дверь шире.

— Заходи.

Стас шагнул в номер. За его спиной вновь щёлкнул замок. Киноактёр и Молчаливый стоят, у каждого в руках оружие. Стас прошёл к столу, плюхнулся в кресло.

* * *


В это же время в коридоре появились трое мужчин. Каждый из них нес в руке пластиковый кейс. Они быстро переговорили с горничной, предъявив удостоверения, взяли у неё запасные ключи и зашагали к нужному номеру. Отомкнув дверь, прошли в комнату. Здесь троица деловито и быстро принялась распаковывать «багаж». Электронный стетоскоп, усилитель сигнала, подавитель фонового шума, компактный магнитофон. Пока один из мужчин подключал аппаратуру, второй вышел на балкон и, перегнувшись через перила, посмотрел на окна соседнего номера. Заметив между шторой и рамой небольшую щель, он вернулся в комнату, извлек из второго чемоданчика миниатюрную видеокамеру и моток тонкого черного шнура. Кроме того, в кейсе обнаружился видеомагнитофон, рассчитанный на использование компакт-кассет, и, в специальном отсеке, монитор размером с сигаретную пачку. Мужчина соединил камеру и монитор шнуром, щёлкнул тумблером. На экране возникло изображение номера. Мужчина вновь вышел на балкон, достал из кармана крохотную пластинку-штатив, регулирующую угол наклона камеры. Саму камеру он закрепил на верхушке переборки, между балконами. Глядя на монитор, отрегулировал, камеру так, чтобы объектив захватывал максимально возможный участок соседнего номера. Затем мужчина вернулся в комнату, подключил видеомагнитофон, нажал клавишу «запись».

Первый, прикрепив серебристую нашлепку стетоскопа к стене, сделал то же самое. Дрогнули и закрутились валики кассеты, наматывая чужой разговор. Динамик исправно выдавал голоса «подопечных». Они звучали настолько четко, словно четверо похитителей разговаривали прямо здесь, в номере.

* * *


— А где Шустрик? — спросил Тонколицый у Стаса.

— Умер твой Шустрик, — хмуро ответил тот. — Улегся в центре с ножом в горле.

— Кто его? — с любопытством поднял брови Киноактёр.

— Олежек постарался.

Стас достал из кармана плаща две бутылки пива, поставил на стол, с одной сковырнул пробку и принялся пить прямо из горлышка.

— Ты бы хоть стакан взял, — пробормотал Молчаливый.

— И нам бы предложил, — подхватил Киноактёр.

— Перебьёшься, — отреагировал Стас, отрываясь от бутылки. — Вы в «тачке» сидели, когда я в «конторе» загорал.

— А что ты делал в «конторе»? — прищурился Тонколицый.

— Что-что. Повязали меня, вот что.

— Почему? Как?

Тонколицый говорил спокойно, но Стас уловил прозвучавшее в голосе напарника напряжение. Прежде чем ответить, он вновь приложился к бутылке. Ему было необходимо несколько секунд на то, чтобы обдумать сложившуюся ситуацию. Стас не сомневался: эти трое убьют его, если заподозрят, что он ведет двойную игру.

— В ГУМе. Я этого придурка Ивана на крышу загнал. Он вниз сорвался. Кто-то вызвал ФСБ.

— А мои парни что же? — в упор уставился на Стаса Киноактёр.

— М…ки твои парни. Их убили.

— Кто?

— Да откуда мне знать! — рявкнул Стас. — Святой дух, вот кто.

— И что же? — вновь взял слово Тонколицый. — Иван рассказал тебе что-нибудь интересное, прежде чем упасть?

— Ни хрена. Он ничего не знает. Если бы знал — сказал бы.

— Вон как! — Тонколицый прошел к балкону, отодвинул занавеску, посмотрел на плещущийся в неоне вечерний город. — Значит, твоих помощников убили. Шустрика убили. Иван сорвался с крыши, А ты чудом остался жив и здоров. Попал в «контору» и вышел оттуда целым и невредимым через пару часов. Вот так у тебя ловко все сложилось.

Он вернулся к креслу, наклонился вперед, уперся ладонями в подлокотники, замыкая Стаса в кольцо.

Тот пожал плечами.

— Как случилось, так я тебе и рассказываю.

— А знаешь, Стас, по-моему, ты врёшь, — улыбнулся Тонколицый. — Что-то Иван тебе всё-таки наговорил перед смертью. Поэтому-то ты и убил Шустрика. И его ребят, — кивок на Киноактера.

Стас покачал головой, взял вторую бутылку, откупорил, отхлебнул.

— Ты ошибаешься.

— Возможно. — Тонколицый выпрямился, отошел от кресла. — Возможно, я ошибаюсь. А возможно, и нет.

Он повернулся, и Стас увидел в руке бывшего напарника «узи». С громким хлопком из глушителя вырвалось облачко газа. Стас даже не успел оторвать бутылку от губ. Подавился пивом. Янтарный напиток, шипя и пенясь, потек по плащу. Стас выгнулся дутой и тут же обмяк в кресле. Бутылка с глухим стуком покатилась по ковру, оставляя за собой мокрую тёмную дорожку, покрытую белыми хлопьями.

— Надо было сначала узнать, что сказал ему Иван, — буркнул Молчаливый.

— Какая разница! — скривился Тонколицый. — Теперь это уже не имеет значения. Плевать. Завтра утром заберём деньги, кончим заказчика и смотаемся от греха подальше.

— Не нравится мне, что этот кретин в «контору» угодил. — Киноактер кивнул на мертвого Стаса. — А ещё больше не нравится, что его оттуда так быстро выпустили. — Он повернулся к Тонколицему. — Может, ну их на фиг эти бабки? У нас и так по три «лимона» на каждого выходит. Чего рисковать-то зря.

— Ты тоже так думаешь? — Тонколицый посмотрел на Молчаливого.

Тот выдержал взгляд.

— Пожалуй. Стас мог притащить за собой «хвост». И если он притащил «хвост», а тем более если его «колонули», завтра на вокзале нас повяжут. Пятьдесят на пятьдесят, но… Стоит ли рисковать? Куда проще сорваться прямо сейчас. Деньги у нас есть. Документы тоже. Пока «контора» спохватится, мы уже будем загорать на пляже в Рио.

— А теперь послушайте, что я вам скажу. — Тонколицый остановился посреди комнаты, закурил. — Допустим, за Стасом пришел «хвост». Допустим, его «колонули». Ну и что? Что он мог им дать? Наше описание? И что с того? Ни в какой квартире мы не были, ни всяких акциях и слыхом не слыхивали. К взрыву никакого отношения не имеем. Стас — параноик. Мало ли чего он мог им наплести. Продулся нам в карты, вот и решил оговорить, чтобы долг не возвращать. Пошел же не в РУОП, а в «контору», потому что раньше в ней работал. Коллеги. Нас трое — он один. Чьи показания перевесят? Опять же на Курском каждый день столпотворение. Пять тысяч человек в верхнем зале и втрое больше — в нижнем. Торговки, молодняк, рыночники, кого только нет. Входов-выходов много. Человек с сумками в глаза не бросается. Так что засечь нас «конторе» будет непросто.

— С какими сумками? — спросил Киноактер.

— Обычными. Дорожными. Но, даже если нас засекут, задерживать все равно не станут, пока заказчик не объявится. Побоятся спугнуть. И даже к ячейке не подойдут близко. Опять-таки, положим, взяли нас. И что? Почему на вокзале? На юг собрались поехать. Всей компанией. Это криминал? Нет. Что делали в камере хранения? Да сумки с вещами клали. Хотели до поезда погулять по центру, не с собой же их носить. А тут как раз вы, родные. Показать сумки? Нет проблем. Открываем ячейки и достаем сумки с вещами. Что дальше? Ни о каких деньгах знать не знаем. Ни о каких акциях даже краем уха не слышали. А что с заказчиком в одно время на вокзале оказались — так это, господа, чистейшей воды совпадение. Думаете, они станут все ячейки вскрывать? У них на это три года уйдет. Но даже если вскроют и найдут-таки сумки с деньгами… Мы их первый раз видим. Отпечатков наших на них нет. Всё. Больше нам вменить нечего.

— А откуда сумки с вещами появятся? — непонимающе спросил Киноактёр.

— Завтра утром мы прокатимся по магазинам, накупим шмоток, упакуем их в сумки и положим в камеру хранения. Но, — Тонколицый развел руками, — если вы так боитесь, я не возражаю. Давайте на вокзал не пойдём. Поделим десять «лимонов» и разбежимся прямо сейчас. Хотя по мне ради двадцати миллионов стоит рискнуть.

— Стоит, — согласился Молчаливый. — Только давай договоримся. Раз уж ты у нас такой рисковый парень — забирать деньги пойдешь ты. А мы тебя прикроем.

Тонколицый посмотрел на него пристально, затем кивнул:

— Идёт. Только я в таком случае заберу из этих двадцати «лимонов» десять, за риск, а вы — по пять. Устраивает расклад?

— Вполне.

— Отлично. — Тонколиаый спрягая автомат под плащ, подхватил сумку с деньгами, сказал Киноактёру: — Ты сейчас спустишься вниз, сдашь ключи от номера и оплатишь еще пять дней. Потом выходя на стоянку. Мы будем ждать тебя в машине.

— Почему в машине? — не понял тот.

— Если Стас привёл с собой «хвост», лучше поводить их как следует. Авось они и «проявится». А если и не привёл — береженого Бог бережёт. — Молчаливый поднялся. Тонколицый повернулся к нему. — Спрячь труп под кровать и спускайся вниз, Да не забудь табличку на дверь повесить, чтобы не беспокоили.

* * *


В соседнем номере трое мужчин спешно сворачивали аппаратуру. Они не волновались, что «подопечным» удастся оторваться. На стоянке дежурила машина «наружки» Фотографии подозреваемых, снятые с любительской пленки при помощи видеопринтера, у «хвоста» имелись. А самое главное группа прослушивания уже выяснила. Передача акций произойдёт завтра на Курском вокзале. На подобное везение сотрудники ФСБ даже не надеялись. Максимум, чего они ожидали, — фраза-наводка, при помощи которой — возможно! — удастся сориентироваться по месту. А тут такой подарок. Им было чему порадоваться.

* * *


Двое парней, одетых почти одинаково — широкие свободные штаны и свободные же кожаные куртки — подошли к подъезду одного из престижных домов в Крылатском.

В будке у подъезда дежурил милиционер. Капитан. Стоял, скучая, осматривал торец дома и размышлял о лучшей жизни. Он считая, что в последние полгода ему везёт. Взять хотя бы эти дежурства. Не пыльно. Три раза в неделю сидишь в тёплой будке, особенно не напрягаясь, получаешь приличную денежку. Пятьсот баксов в месяц — поди плохо? У нас торговцы на рынках зарабатывают всего вдвое больше, а как бегают?

Парни направились к будке. Капитан их видел впервые, но особенно не встревожился. А чего? Район спокойный. Всем известно, кто живет в доме. Не так себе. Вот и остерегаются лезть. Раньше, правда, случалось. Пёрла алкашня разная, но эти-то двое на алкашей не похожа. Может, пришли к кому из знакомых?

Парни остановились у самой будочки. Один предъявил фээсбэшное удостоверение, сказал, улыбаясь:

— Привет, капитан. Трофимов Виктор Константинович в каком подъезде обитает?

— Да во втором, — признав коллег, расплылся капитан. — А что такое?

— Да ничего особенного в. общем-то. Парочку вопросов задать ему надо. Он с семьей сейчас?

— Насчёт семьи не скажу, не знаю. — Капитан задумался, сдвинул фуражку на затылок. — Сын-то дома. А вот жену его я не видел. Давно уж. Домработница приходит, а жена… — Он покачал головой. — Нет.

— Домработница-то дома сейчас? Мы в смысле, чтобы скандала не возникло. Мол, к сыну члена правительства ФСБ пожаловала. Понимаешь?

— А то. — Капитан кивнул. — Понятно, Разговоры могут пойти. Нет, нету её сейчас. Ушла часа два как. Константин Георгиевич: приехал, она и ушла.

— Ага. А Константин Георгиевич, он наверху? Нам бы, кстати, с ним тоже повидаться.

— Нет. Разминулись вы с ним, ребятки. Минут десять назад уехал. Вам бы на четверть часика пораньше приехать.

— Спасибо, капитан.

Говоривший шагнул в сторону, и милиционер увидел второго парня. Тот сжимал в руке короткий пистолет с неимоверно толстым стволом. Выстрел прозвучал практически бесшумно. Только клацнул механизм, выбрасывая стреляную гильзу. Капитан охнул, схватился обеими руками за грудь, со всхлипом втянул воздух широко открытым ртом и осел на пол. Второй фээсбэш-ник нагнулся, поднял гильзу, кивнул, пряча оружие в кобуру:

— Пошли?

— Сейчас.

Первый протиснулся в будку, выдвинул из-под узенького столика табуретку и усадил капитана, привалив спиной к стене. Нахлобучил фуражку. Отступил, любуясь работой, сказал;

— Вот теперь пошли.

Они быстро вошли в подъезд, поднялись на четвертый этаж, позвонили в дверь нужной квартиры. За дверью послышались шаги. Испуганный голос спросил:

— Кто?

— Виктор Константинович, откройте, пожалуйста. Мы из Федеральной службы безопасности, — произнёс спокойно первый, доставая из кармана куртки электрошоковое устройство. — Нам нужно задать вам несколько вопросов.

Зазвенела цепочка, щелкнул замок, дверь приоткрылась. Парень посмотрел на визитеров, сказал:

— А-а-а… Будьте добры, предъявите удостоверения.

— Конечно. — Оба продемонстрировали удостоверения.

Юноша кивнул, снял цепочку. В следующую секунду первый фээсбэпшик шагнул вперед и ткнул хозяина шокером в плечо. Затрещала электрическая дуга. Юноша рухнул, словно из него разом вытащили все кости.

Второй достал из кармана газовый баллончик и направился в глубину квартиры, отыскивая мальчишку.

* * *


Макс — Максим Топин — оказался довольно высоким неулыбчивым парнем, больше похожим на «быка», чем на руоповца. Круглое лицо его было сплошь усыпано веснушками. Тёмно-рыжие волосы подстрижены коротким ёжиком. Мощная шея и квадратная фигура придавали ему сходство с ротвейлером.

Выслушав приветствия Андрея, он кивнул:

— Степан звонил насчёт тебя. Проблемы?

— Есть маленько, — согласился Андрей.

— Пошли в кабинет, — пригласил Макс.

«Кабинет» оказался крохотной комнатушкой, примерно два на три метра. Стол, пара стульев, на спинке одного из которых висел бронежилет. Андрей никогда не считал, что избалован «метрами», но по сравнению с кабинетом Макса его собственный просто поражал буржуйской роскошью.

— Присаживайся. — Макс кивком, указал на стул. — Выкладывай, что стряслось.

— Нужна кое-какая помощь и информация.

— Это понятно. — Макс промокнул краешек: глаза мизинцем. — Иначе бы ты не пришел. Давай-ка поконкретнее. Что за помощь, что за информация?

Андрей начал рассказывать. Макс слушал, подперев подбородок ладонью и отстранённо глядя в окно. Периодически создавалось ощущение, что он погружен в собственные мысли, не имеющие отношения к делу. Когда Андрей закончил говорить, руоповец вздохнул, сказал скучно:

— Короче, все ясно. И когда это нужно сделать?

— Сегодня, — ответил Андрей.

Его задел равнодушный тон Макса, но он постарался не подавать вида. Наверняка у этого парня и своих забот выше крыши, а тут ещё какой-то отделенческий опер работу подкидывает. И ладно бы близкий друг, а то ведь так, знакомый знакомого моего знакомого едва знакомого. Что же ему теперь, от радости джигу плясать прикажете?

— Посиди, — сказал Макс, выбираясь из-за стола.

В тесном кабинетике он производил впечатление того самого нарицательного слона, мило резвящегося в посудной лавке. Когда за Максом закрылась дверь, Андрей вздохнул с облегчением. Все же руоповец подавлял одним только своим присутствием. «А теперь представь, как должны чувствовать себя новоиспечённые „братки“, попадая в этот кабинет», — подумал он.

Макс вернулся через полчаса с компьютерной распечаткой в руках.

— «Холодок», да? — спросил он с порога. — Центральный округ.

— Да, — подтвердил Андрей.

— Было тут кое-что. — Макс уселся на стул и принялся перечитывать сводку, словно видел её впервые. — Так. Подозрение на промышленный шпионаж. Проверка ничего не выявила. Подозревались в вымогательстве.

— Конкретнее можно?

— Можно и конкретнее. Полтора года назад от гражданина… ну, это неважно… Ага, на место передачи денег выехала группа задержания… Это тебе тоже не интересно… На место передачи денег вымогатели не явились, но радом с машиной потерпевшей! был замечен некий Колосов П. А., директор фирмы «Холодок». Понятно. — Макс отложил распечатку. — Задержанного пришлось отпустить. Проверка фирмы «Холодок» криминала не выявила. Одним словом, по нашей линии на них ничего нет.

— А чем занималась фирма, помимо торговли холодильниками?

— Устраивали розыгрыши для богатых, добывали разного рода информацию, — ответил Макс. — Возможно, вымогательство, шантаж. Но это все не доказано. Мы передали сведения в налоговую полицию, те устроили проверку и ничего не обнаружили.

— Они чисты?

— Просто у их директора лапа в ФСБ. Этот Кодесов — из бывших гэбистов. Связи остались, помогают. Обычное дело. — Макс сказал об этом буднично, словно речь шла о баловстве.

— Что, поймать их никак нельзя?

— Да можно, наверное, если постараться. Только возиться неохота. Их предупредят, мы начнем искать того, кто предупредил, чтобы перекрыть каналы утечки, эти ребята из «Холодка» насторожатся, притихнут — нам придется задействовать кучу народу, ну и так далее. — Макс махнул рукой. — Затрат — на рубль, отдача — на копейку. У нас и поважнее дела есть. Пусть гуляют. Насчёт «быков», которыми ты интересовался… — Он выдвинул ящик стола, достал пистолет, проверил обойму, передернул затвор и, поставив пистолет на предохранитель, сунул в наплечную кобуру. — Они обычно в «Загородке» по вечерам сидят. Поехали, что ли?

— Вдвоём? — изумился Андрей.

— Прикажешь туда полк тащить? — хмыкнул Макс, поднимаясь. — Из-за двух каких-то заср…цев? Управимся. «Броник» наденешь?

— А ты?

— Я его только на крупные операции надеваю. Он же тяжёлый, как холодильник. Была охота столько железа на себе таскать.

— Ну, тогда и я не буду, — покачал головой Андрей.

— Как хочешь, — равнодушно пожал плечами Макс. — Тогда поехали.

* * *


«Вечер становился всё гуще. Будто кто-то добавлял чернила в родниковую воду небосвода. По горизонту ещё тянулась ярко-алая, с примесью рыжины, полоска заката, но и она с каждой минутой казалась все менее отчетливой. Растворялась в темноте грядущей ночи.

По проспектам и улицам потекли длинные реки красных огоньков — „стоп-сигналов“ автомобилей. Водители включали фары, насыщая вечернюю сырость электричеством. — Город отдавал накопленную за день энергию. Рекламы и вывески вспыхивали неоном. Жёлтый свет окон лился на тротуары. Даже темные от осенних дождей стволы деревьев уже не производили впечатления ущербности, как днём. Напротив, в желтом неоновом мареве они казались стройнее и благороднее. Над городом повисло золотистое зарево, словно бы старавшееся отпугнуть черного всадника ночи.

Я смотрел сквозь поднятое стекло „БМВ“ на спешащих людей. Их лица стали совсем иными. Из глаз исчезало напряжение ушедшего дня. Они, как бабочки, стряхивали с себя кокон замкнутости и настороженности.

— О чём ты думаешь? — спросил садящий за рулем машины Сергей Борисович.

— О том, как вечер преображает людей, — ответил я.

— Да? — Мафиозо притормозил, посмотрел в окно и усмехнулся. — Чепуха. Дешевая романтическая ерунда. Это тебе только кажется. Они точно такие же, как и раньше. Абсолютно такие же, если не хуже. Им сейчас страшно даже больше, чем днем, поэтому-то они и стараются выглядеть „крутыми“ и смелыми. Никто из них не любит ходить по улицам вечером.

— Ты циник, — ответил я.

Мафиозо усмехнулся и резко свернул к обочине. Остановил машину:

— Давай попробуем подойти к кому-нибудь из них. Увидишь, сразу ускорят шаг. Эти их храбрые позы рассчитаны на недотёп, вроде тебя. Настоящего „крутого“ парня они не обманут.

— Поехали. — Я смотрел прямо перед собой.

— То-то. — Он нажал на газ, и „БМВ“ послушно набрал скорость. — Ты готов драться? — спросил Сергей Борисович, поглядывая на меня в зеркальце заднего вида. Я промолчал. — Мне не нравится твое настроение, — продолжал мафиозо. — Я хочу быть уверен, что там, когда придется делать дело, ты не наложишь в штаны и не распустишь нюни, а будешь вести себя, как настоящий „крутой“ мужик.

— Смотря что ты понимаешь под словами „крутой мужик“, — ответил я.

Зачем спрашивать, когда ответ известен заранее? Я хорошо понимал, что имел в виду Сергей Борисович. И, признаюсь честно, предстоящее мероприятие — „дело“ — пугало меня. Внутренне я не был готов к тому, чтобы выстрелить в человека, даже если он бандит, удерживающий в заложниках женщину. Любимую мною женщину.

На словах все довольно просто. В кинофильме герой укладывает „плохих парней“ пачками, походя, а после того, как все уже умерли, начинает разбираться, кто там среди них действительно „плохой“, а кто просто под руку подвернулся. А потом он идет домой, сытно ужинает, рыгает, цыкает зубом и спокойно ложится спать. Его не мучает совесть, ему не снятся кошмары. Он — образец клинического идиота. Бах! Бах! Гора трупов и море крови. В книгах, как правило, та же схема. Могуче-узколобый морской пехотинец — афганец — десантник — спецслужбист — раскаявшийся бандит мчится, словно параноик, по городу — лесу — морю и палит во всё, что способно шевельнуться и сказать „мяу“. А эти, „павшие“ — надо же, какое совпадение! — оказываются редкостными ублюдками. Даже если и не бандитами. Всё равно их не жалко. Исключения крайне редки. Закрывая книгу или выходя из кинозала, понимаешь, что ждал только одного: пока этот единственный моральный урод переколошматит всех остальных персонажей, включая почтальона, аптекаря, двух кошек и стаю бродячих псов, и на экране появится надпись: „Конец“.

Я отдавал, себе отчёт в том, что мне, в отличие от „убойных“ книга- и. кино персонажей, будет очень и очень не просто нажать на курок. Однако признаться в этом Сергею Борисовичу я не мог. В конце концов, идея с освобождением Ирины принадлежит мне. Мафиозо всего лишь согласился помочь.

— Вижу, — сказал вдруг Сергей Борисович. — Не волнуйся. В реальности все гораздо быстрее и проще, чем в фантазиях. Просто перестань воспринимать жертву как личность. Думай о ней, как о картонной мишени в тире. Или попробуй представить, что парень, которого ты собираешься пристрелить, — ублюдок, садист, растлитель малолетних девочек. Подумай о том, что он минуту назад насиловал твою Ирину. Увидишь — палец сам нажмет на курок. И потом, если ты его не пристрелишь, он пристрелит тебя. И не поперхнется. Все очень просто. Убей, если не хочешь быть убитым сам.

Это-то как раз я представлял себе очень отчетливо. Мне стало тоскливо. Хорошо подавать советы, когда у тебя самого не возникает проблем с совестью. По правде сказать, я рассчитывал на то, что обойдётся без стрельбы. Что мы как-нибудь хитро прокрадемся в дом, свяжем охрану и вытащим Ирину. Но мафиозо с самого начала оказался настроен иначе. И, чего я совсем не понимал, он был весел.

Облачившись же в темные джинсы, чёрную рубашку, чёрную куртку и темные кроссовки, я почувствовал себя и вовсе отвратительно. В моем понимании так одевались ребята, собирающиеся под покровом ночи перерезать горло двум-трем десяткам отпетых бандитов. Суда по всему, именно так дело и обстояло. С одной лишь разницей: я не был ни диверсантом, ни командос, ни морским пехотинцем.

— Держи. — Сергей Борисович открыл бардачок и вытащил оттуда странный пистолет. Я таких еще не видел. С удлиненной рукоятью и выступающим стволом. — Это „беретта“, модель „девяносто три“. Отличное оружие. Прекрасные боевые качества. В магазине двадцать выстрелов. Ещё один — в стволе. Смотри. Когда у тебя закончатся патроны и затвор зафиксируется в заднем положении, ты: нажимаешь экстрактор… — Он указал ка кнопку в рукояти. — Нажми. Нажми, говорю. — Я послушно нажал. Обойма легко выскользнула из магазина и шлепнулась на пол. Пришлось нагибаться и искать её под креслом. — Нашёл? Молодец. Теперь вставляешь полную обойму, отводишь затвор до упора, назад, отпускаешь. Всё. Оружие готово к стрельбе. Потренируйся. — Я начал послушно вынимать и вставлять обойму. В конце концов стало получаться весьма прилично и быстро. — Две запасные обоймы возьми в бардачке. Вон они, справа. — Я достал обоймы и сунул их в карман куртки. Шестьдесят выстрелов? С ума сойти. Мы что, третью мировую войну собираемся развязать? — Не ковбойствуй, — продолжал Сергей Борисович. — Курок не дергай, жми плавно. Целься в центр корпуса. В голову тебе вряд, ли удастся попасть. — Я скептически вздохнул. — Эй! Эй! — Он вдруг закатил мне внушительную оплеуху. Ничего подобного я не ожидал и едва не ударился головой о лобовое стекло — Прекрати раскисать. Ты слышишь меня? Я хочу, чтобы ты перестал демонстрировать мне страдальческую морду и что-нибудь спел, пока едем.

— Спел? — переспросил я, потирая звенящее ухо.

— Спел. Знаешь что-нибудь народное?

— „Степь да степь кругом“.

— Вот её и пой.

Фокус не хитрый. В театре им пользуются довольно часто. Мафиозо пытался отвлечь меня от мысли о предстоящем побоище.

— Ладно, — вздохнул я. — Не стоит. Со мной всё в порядке.

— Я что, непонятно выражаюсь, мать твою? — Лицо его вдруг стало злым и напряженным. — Или ты думаешь, раз у тебя в руках пистолет, так мне уже не удастся свернуть твою дерьмовую шею? Я говорил: ты будешь делать то, что тебе сказано. Больше повторять не стану. Просто сломаю тебе мизинец. Пой!

Я нескладно затянул первый куплет, и… Сергей Борисович запел вместе со мной. Так мы и горланили, пока „БМВ“ пожирал километр за километром. Довольно скоро машина проскочила кольцевую автодорогу и помчалась по полупустому шоссе, удаляясь от Москвы. Сергей Борисович неожиданно чисто подтягивал вторым голосом и выглядел очень довольным. Мы спели „Ямщика“, затем „Мороз“ и „Колокольчик“. Потом перешли к „По Дону гуляет“. Когда я бодро затянул третий куплет, Сергей Борисович внезапно замолчал и сказал:

— Приехали.

Надо сказать, чувствовал я себя гораздо лучше, чем в начале нашей поездки. Пение, может быть, и не, прибавило мне сил, но зато сняло волнение. Коленки перестали дрожать. Пальцы лежали на рукояти пистолета гораздо увереннее.

„БМВ“ свернул с шоссе на широкую подъездную дорогу.

— Осталось километра три, — объявил мафиозо. — Приготовься. В бардачке лежит глушитель. Навинти на ствол.

— Глушитель? — опешил я.

— Ну да. Ты же не хочешь устроить переполох, еще не успев войти в дом, верно?

— Пожалуй.

— Поэтому я и предлагаю тебе надеть на пистолет глушитель. Давай.

Я порылся в бардачке, отыскал глушитель и неловко принялся накручивать его на ствол. Вместо нескольких секунд у меня это отняло три минуты.

— Отлично. Теперь передерни затвор. Молодец. Обоймы у тебя где?

— В кармане куртки.

— Переложи в джинсы. Из куртки они могут выпасть, когда нам придётся бежать.

— Нам придется бегать?

— Вообще-то мы не на прогулку сюда приехали. Во время перестрелки лучше двигаться быстро. Но, если тебе очень надоела жизнь, можешь, конечно, ходить пешком.

— Чёрт! А где твоё оружие?

— В багажнике.

Я вспомнил, как в гараже он достал из тайника, устроенного в стене „ямы“, что-то длинное, завёрнутое в кусок брезента.

— Ружьё?

Сергей Борисович посмотрел на меня и улыбнулся.

— Нет, Иван. С ружьем охотятся. Это автомат.

— Автомат?

— „АК-74“. Хорошая машинка.

— Тоже с глушителем?

— Где ты видел автомат Калашникова с глушителем? — Мафиозо засмеялся.

— Я их вообще не видел.




— А в армии?

— Я не был в армии.

— Почему? Ты что, болен чем-нибудь?

— Нет. Просто я там никого не знаю. — Он засмеялся ещё громче. Мне же было не до смеха. — Как ты собираешься стрелять из автомата с одной рукой?

— Я же не сказал, что мне отрезали вторую руку. Я сказал, что она плохо работает. Но поддержать автомат смогу:

— Будет много шума?

— Ещё сколько.

— Зачем тогда нужен глушитель на пистолете?

— Чтобы спокойно войти в дом. Не задавай дурацких вопросов.

— В доме много народу?

— Не думаю. Человек пятнадцать, не больше. Если застанем их врасплох, управимся за несколько минут.

Голос мафиозо звучал хотя и деловито, собранно, но довольно обыденно. Сергей Борисович словно обсуждал со мной вопрос быстрой разгрузки вагона. Или покраски стены в квартире. Этот человек делал РАБОТУ, к которой привык и которая давно уже не вызывала у него эмоций.

Дом Тимофея стоял в стороне от других. Это оказался шикарный трехэтажный коттедж, крытый белой черепицей. Выдержанный в готическом стиле, он был облицован серой мраморной плиткой. Внушительные окна-арки, небольшая мансарда и башенка-пристройка довершали картину. Если бы не спутниковая антенна-тарелка, дом казался бы совершенным. Обнесенный высоким бетонным забором, он сиял огнями. Где-то у крыльца лаяла собака.

— Кавказ, — спокойно сказал мафиозо. — Здоровенная зверюга. Специально на людей натасканная. Осторожнее. Не подпусти ее близко, иначе глотку порвет.

Остановив „БМВ“ метрах в двадцати от ворот, он обошел машину, открыл багажник и достал из него автомат. Настоящий „Калашников“. Щёлкнул затвором. Затем мафиозо повесил его на шею, сдвинул на бок, скрывая оружие полой плаща, кивнул мне.

— Ну, пойдем, рыцарь печального образа. Дульсинея, наверное, тебя заждалась уже. — На его губах появилась улыбка. — Что белый-то такой? Боишься? Это нормально. Перед серьезной потасовкой все боятся.

— Ты тоже?

— А по-твоему, я не человек, что ли? Боюсь, конечно. Только меньше, чем ты. А ещё я умею держать себя в руках. — Он подмигнул мне. — Успокойся. Скоро тебе станет не до страха. Пошли.

Я выбрался из машины, захлопнул дверь. Со стороны водителя дверца так и осталась открытой. На мой вопросительный взгляд Сергей Борисович хмыкнул:

— Здесь не воруют.

Мы зашагали к воротам. Подойдя совсем близко, я заметил укреплённые над воротами телекамеры, дёрнул мафиозо за рукав.

— Смотри.

— Вижу, — кивнул он. — Поменьше волнение своё демонстрируй. Охрану переполошишь, — и добавил: — Эти парни ни хрена ничему не учатся.

— В каком смысле?

— В полукилометре отсюда есть один коттеджик. Уж на что там охрана была мощная. И сигнализация тебе, и камеры, и примочки разные электронные, и охранников два десятка, а все равно, нашлись ловкие парни, ковырнули коттедж.

— Это ты к чему?

— Да к тому, что высокий забор и обилие телекамер ещё никого от беды не спасали. Если у хозяев не слишком много в голове, то и телекамеры не помогут.

Мы подошли к воротам, Сергей Борисович нажал кнопку звонка, выдохнул, надув щеки, посмотрел прямо в объектив телекамеры. Даже подмигнул, по-моему. Щелкнул замок. Калитка открылась, в проеме обозначилась квадратная фигура. Я мог бы поклясться, что вижу перед собой оживший колосс Родосский, В парне было не меньше двух метров с хвостиком, а что касается мускулатуры… Как это говорят сейчас? Шварценеггер отдыхает. Вопреки моим ожиданиям, в руках у человека не было оружия.

— Папа? — изумленно проговорил „привратник“. — Ты жив? А мы тебя хоронить намылились.

— Когда? — вместо приветствия спросил Сергей Борисович, проходя во двор.

Я шагнул следом, спрятав пистолет за спину. Так делал герой одного из виденных мной боевиков.

— Послезавтра. Вместе с Тенью. Его-то даже в гроб упаковать смогли.

— Поторопились, — спокойно ответил, мафиозо, глядя в сторону дома. — Девчонка здесь?

— Какая девчонка? — изумился „привратник“, но изумление его было деланным. Я в этом немного разбираюсь. Хотя сыграл он на удивление талантливо, — О чём ты, папа?

— Хорош грузить, Ляпа, — сказал Сергей Борисович, по-прежнему глядя на окна первого этажа.

Я тоже посмотрел в сторону дома. 8 окне первого этажа маячили несколько фигур. Две — прямо у стекла, трое или четверо — в глубине комнаты. Они о чем-то переговаривались и даже вроде бы жестикулировали. Хотя за последнее не ручаюсь. У дверей еще двое парней, рядом с которыми огромный лохматый пес. Овчарка сидела, вывалив язык, и недобро поглядывала в нашу сторону. На середине дорожки четвертый охранник. Он тоже наблюдал за нами. Очевидно, Сергея Борисовича здесь знали и поэтому оружие открыто не держали, однако я не сомневался: малейший подозрительный жест — и „пушки“ мгновенно окажутся у них в руках,

— Девчонка здесь, спрашиваю? — Сергей Борисович уставился „привратнику“ в глаза, хмыкнул удовлетворенно. — Здесь. Где она? Наверху, внизу? Где?

— Папа, ты знаешь, ~- посерьезнел „привратник“, — я, в натуре, дальше кухни и гостиной не хожу. Знаю, что здесь, но сам не видел, б… буду.

— Тимоха в доме?

— В доме, — ответил колосс и двинул в мою сторону могучей челюстью. — А это кто?

— Мой друг, — сказал Сергей Борисович и тоже посмотрел на меня.

— Папа, я, конечно, тебе доверяю, но ты знаешь правила. — Видно было, что „привратник“ ощущает себя несколько неловко. — Придется обыскать тебя и твоего кореша. Никаких волын, ты знаешь.

— Я знаю, — подтвердил серьезно Сергей Борисович и кивнул в мою сторону. — Его можешь шмонать, а я не фраер и не сявка.

— Папа, правила…

— Клал я на ваши правила, — спокойно отвернулся мафиозо. — Ты не мент, я не в стойле. Всё. Будешь моего корефана шмонать — шмонай быстрее. Нет — мы пошли в дом.

„Привратник“ подумал, вздохнул, сказал мне примирительно:

— Брат, подними руки.

Я невольно посмотрел на Сергея Борисыча. Он же насмешливо смотрел на меня, хотя и не выпускал из виду тех, что стояли на дорожке.

— Подними руки, брат, — миролюбиво повторил „привратник“ и шагнул ближе.

Спина у меня покрылась холодным потом. Я поплотнее сжал в руке пистолет. Сергей Борисович покачал головой, подошел ко мне, ваял пистолет и со словами: „Это делается вот так“, — всадил пулю „привратнику“ между глаз. Я увидел, как вместо головы колосса возникло розовое влажное облако. Брызги попали мне на лицо. Волосы охранника на мгновение взметнулись, образовав подобие темного ореола. „Привратник“ механически шагнул назад, затем колени его подломились, и он завалился спиной на дорожку. Сергей Борисович бросил пистолет и рванул из-под плаща „Калашников“, поворачиваясь лицом к охранникам.

Длинная очередь разорвала тихий вечер. В свете фонарей блеснули гильзы, улетая в темноту. Ощущение было такое, словно над самым ухом лупят стальным прутом по громадному листу жести. Я никогда не думал, что выстрелы звучат НАСТОЛЬКО громко. Уши заложило, словно в каждое напихали по упаковке ваты. Волной подкатила к горлу тошнота. Отступив к воротам, я сложился пополам, и меня вывернуло. Хрипло, с надрывом, залаял пес, и тут же лай сменился визгом.

Когда я поднял голову, все трое охранников и псина уже лежали на дорожке, а Сергей Борисович лупил из автомата по окнам, плавно поворачиваясь справа налево. От мраморной плитки облачками летела пыль и осколки. Зазвенело, осыпаясь, стекло. Тех, что стояли у окна, словно сдуло внезапным порывом ветра. Они просто исчезли. Только что стояли, и вот их уже нет. А Сергей Борисович продолжал нажимать на гашетку, и россыпь стреляных гильз на дорожке росла. Я вяло удивился, почему это у него до сих пор не закончились патроны? И тут жуткий, раздирающий барабанные перепонки


 грохот стих. Мафиозо зажал автомат под мышкой, снял использованный рожок, отшвырнул его в сторону и достал из кармана плаща новый. Я не видел, когда он успел столько положить. Наверное, пока рылся в багажнике. Мафиозо повернулся ко мне и что-то крикнул. Из-за звона в ушах я не расслышал ни единого слова. Смотрел, как Сергей Борисович немо раскрывает рот. Он вытянул руку в сторону дома, затем зажал автомат под мышкой и, схватив меня за воротник куртки, потянул вверх. Я с трудом выпрямился. Живот скрутило болезненным спазмом, словно в нем засела игла. Налетевший порыв ветра принес облегчение. И вдруг как будто издалека наплыл звук. В доме кто-то кричал. Не звал на помощь, а просто тянул бесконечное, хриплое: „А-а-а!“ В этом крике звучало столько боли и страха, что захотелось снова заткнуть уши. Сергей Борисович поглядывал в сторону окон, держа автомат в одной руке, и приговаривал:

— Ну, оклемался наконец? Бери „пушку“, пошли.

Я поднял пистолет. Надо идти. Туда, в дом. Там Ирина.

Сергей Борисович быстро зашагал по дорожке. Он не бежал, а шёл, поглядывая на окна, держа „Калашников“ на изготовку. В окне второго этажа мелькнула тень. Мафиозо мгновенно нажал на курок. Очередь — посыпались выбитые стекла.

— Живее, живее, — приговаривал Сергей Борисович. — Сейчас эти твари оклемаются, и тогда начнется потеха…

Я вдруг подумал, что, говоря „твари“, он имеет в виду своих вчерашних подручных. Так ведь может быть и со мной. Сейчас я для мафиозо „свой“, а завтра тоже перейду в разряд „тварей“.

— Только в дверь не лезь, — предупредил он меня. — Пристрелят. Ты, я смотрю, в нашем деле вообще „лох“.

— Тебе виднее.

Мы встали по обе стороны двери.

— Постреливай, но только не высовывайся. Пали из-за стены куда попало, понял?

Я закивал. „Слава Богу! — подумалось мне. — Если в кого-нибудь и попаду, то не увижу этого“. Сергей Борисович коротко ткнул ногой в створку, и она распахнулась настежь. И тотчас из дома ударили очереди. Более сухие и четкие, чем у „Калашникова“. Захлопали пистолетные выстрелы. Мафиозо кивнул мне: „Давай“, скатился с крыльца и нырнул за угол. Я выставил руку с пистолетом и принялся лихорадочно дергать курок. Пистолет стрелял гораздо тише, чем автомат, но мне и этого хватило. В комнате что-то зазвенело, посыпалось с грохотом. И тотчас снова открыли огонь охранники. Я зажмурился и отпрянул за стену. Пули взвизгивали совсем радом, ударяли в косяк, отбивая щепу. Мраморная пыль лезла в глаза, мешала дышать. Я закашлялся и сквозь кашель услышал, как внушительно и мощно зарокотал „Калашников“. Из дома донеслись крики, Сергей Борисович появился на крыльце, кивнул:

— Пошли, я все уладил, — и добавил практически без перехода: — Говорят тебе, не дёргай курок. Нажимай на него плавно и аккуратно. Тогда пуля ляжет именно туда, куда ты целишься.

Мы вошли на первый этаж. Я опасливо озирался. Больше всего меня тревожило отсутствие реального опыта огневых контактов. Я не умею определять, где прячется враг, откуда он появится, как поступит в следующую секунду. Мафиозо делал это безошибочно. У него было звериное чутье на опасность.

Комната оказалась практически полностью разгромлена. Стены изрешечены пулями, на полу отбитые куски лепнины, осколки люстры и бра, обломки мебели. На уцелевшем столике разбитая ваза и несколько гвоздик, лежащих в луже воды. Капли быстро, с глухим стуком, падали на ковер. У окна двое. Один мёртв, пуля попала ему в голову. Второй шевелится и едва слышно стонет. Сергей Борисович, почти не глядя, подошел к раненому, приставил ствол автомата к его голове и нажал на курок. Я отвернулся. Хлопнул одиночный выстрел.

— Пошли дальше, — раздался над самым моим ухом голос мафиозо. — Здесь никого нет.

Стараясь не смотреть в сторону окна, я быстро прошел вперед, обогнул перевернутый, распоротый автоматной очередью диванчик, из которого торчали пружины, и увидел еще четверых мертвых охранников. Они прятались за диваном, который для „Калашникова“ не являлся серьезной преградой. Деревянное основание напоминало дуршлаг. С той лишь разницей, что здесь дыры были рваными и из них торчали измочаленные щепки. Ковер залит кровью. Среди охранников я увидел паренька лет двадцати — двадцати двух. Сергей Борисович спокойно переступил через них и зашагал дальше. Я плелся за ним, прекрасно понимая, что героя из меня не вышло. Буркнул на ходу:

— Не пойму, зачем тебе понадобился я? Мне кажется, что ты бы мог скрутить Борю и в одиночку.

— Если бы он был нужен мне мертвым, я бы справился без тебя, — не оборачиваясь, ответил Сергей Борисович, пинком открывая очередную дверь и выпуская очередь веером. — Но проблема в том, что он нужен мне живым и только живым.

Следующая дверь. И снова очередь от пояса. Пули вышибли стёкла, разорвали занавески, изрешетили мебель. Третья комната. Мафиозо вдруг остановился, прислушался. Отступил на шаг и открыл ураганный огонь прямо по двери, Я невольно присел на корточки и отвернулся. Пороховой дым стелился по коридору слоями. Во все стороны летели осколки дерева. За несколько секунд створка превратилась в решето. Кусок ее, источенный пулями словно термитами, повис, покачиваясь на петлях. На секунду мне показалось, что я слышу вопли, но они быстро стихли. Закончив стрелять, мафиозо вновь сменил обойму и, даже не заглядывая в изувеченную нулями комнатушку, мотнул головой.

— Наша экскурсия подходит к концу. Их осталось немного.

Через десять минут дом выглядел так, словно пережил нашествие варваров. В какое-то мгновение я почувствовал, что готов убить самого Сергея Борисовича. Он шествовал по комнатам с абсолютно бесстрастным видом и стрелял практически без остановки. Когда закончились патроны к „Калашникову“, мафиозо забрал у меня пистолет, предоставив мне тащить бесполезное уже оружие.

Не моргнув глазом, без всякой жалости, Сергей Борисович добивал раненых, даже если они не представляли опасности. Один из уцелевших охранников при нашем приближении попытался бежать. У него в руках не было оружия, я видел это отчетливо, и все-таки мафиозо всадил ему пулю между лопаток, а затем добил выстрелом в затылок. Это была не просто жестокость, а жестокость, возведенная в абсолют. Она не воспринималась как бессмысленная. В ней чётко прослеживалась уродливая, но жесткая логика. Однако я этой логики не понимал, как ни старался. Мафиозо же было совершенно наплевать на то, что я думаю. Он просто переходил из комнаты в комнату и продолжал убивать до тех пор, пока в доме не осталось ни одного живого человека. Кроме Тимофея и Ирины.

Мне казалось, что мы оба покрыты кровью с ног до головы. От нас пахло потом, пороховым дымом и смертью. Это был самый страшный вечер в моей жизни. Душащий кошмар. Горячечная фантазия. Бред сумасшедшего.

Мы обошли второй и третий этажи, затем спустились в гостиную. Наконец Сергей Борисович остановился и совершенно спокойно, даже с нотками равнодушия, сказал:

— Здесь должен быть подвал. И они в подвале. Больше им прятаться негде. Иначе мы бы уже их нашли.

Против логики возражать трудно. Да и не слишком хорошо я соображал в тот момент. Голова болела, в ушах все еще стоял грохот выстрелов, глаза слезились. С другой стороны, в моем „убийственном просвещении“ наметился явный прогресс. Меня уже не тошнило при виде трупов. Быстро, однако, я начал привыкать к крови. Глядишь, еще немного — и смогу сам нажать на курок.

Вход в подвал обнаружился под лестницей. Мы спустились по крутым ступенькам и оказались в маленьком предбанничке с бетонными стенами. Прямо перед нами темнела грубая деревянная дверь, в которой было прорезано крохотное окно. Только чтобы прошла тарелка с пищей.

Сергей Борисович подошел ближе, стукнул в створку кулаком и крикнул, подняв голову вверх:

— Тимоха! Вылезай, гаденыш!

За дверью загрохотали выстрелы. Пули впивались в толстое дерево и вязли в нем, не причиняя нам ни малейшего вреда. Представляю, что должна чувствовать сейчас Ирина. В маленьком закрытом помещении даже пистолетный выстрел может свести с ума. А когда рядом с тобой перепутанный до смерти параноик, вооружённый пистолетом…

— Уйди! — заорали истерично за дверью. — Уйди, б…я, на х…й! Уйди или я пришью эту сучку!

— Тимоха, открой дверь! — гаркнул Сергей Борисович. — Или я сам открою, только тогда тебе лучше приберечь пулю для себя!

— Я для этой суки приберегу!

Ещё два выстрела. Черт бы их всех побрал! Если бы я всего четыре дня назад набрался мужества отказаться от „заманчивого“ предложения, то ничего этого сейчас не было бы. Сидел бы в офисе с Олежкой, Димкой и остальными, пил бы „капуччино“…

— Оставь, — согласился Сергей Борисович. — Мне на неё плевать. Ты знаешь мои правила. Ради бабы я и пальцем не шевельну. Убей ее, а потом я войду и перережу тебе глотку.

Бах! Бах! Бах! — при каждом попадании пули дверь содрогалась и хлопала о косяк, словно в нее били ногой. Восемь выстрелов!

Сергей Борисович повернулся ко мне, сказал шепотом:

— Когда войдем, держи его на прицеле.

— У меня патронов нет.

— Это неважно. Просто подними автомат и потихоньку обходи этого ублюдка слева. Постарайся повернуть его ко мне боком.

— Хорошо.

Мафиозо стукнул ладонью в дверь. Выстрелы загремели один за другим. Очевидно, Тимофей совсем потерял голову от страха и нажимал на курок, будучи не в силах справиться с охватившей его паникой. Я сбился со счета. Едва выстрелы стихли, Сергей Борисович шагнул вперёд и что было сил ударил в дверь ногой. Она неожиданно легко распахнулась, и мы ворвались в помещение. В свете тусклой сорокасвечовой лампы я разглядел крошечную комнатку, больше похожую на собачью конуру. Мебель тут отсутствовала, зато на стене висели самые настоящие кандалы. Единственный стул валялся на полу, в двух шагах от двери. Только теперь я сообразил, что это камера, а в камерах не бывает запоров изнутри. В камерах запоры только снаружи. Тимофей просто подпёр дверь стулом. Сергей Борисович понял это и заставил бывшего дружка стрелять в створку, чтобы постоянные толчки расшатали подпорку. Он наблюдал за шириной хода двери, а я, дурень, считал выстрелы.

У дальней стены стояла Ирина, а за её спиной возвышался высокий красивый парень лет тридцати трёх, одетый в шикарный темно-зеленый костюм и белую сорочку. По бледному лицу Тимофея катились крупные градины пота. Я разглядел их даже от двери. Одной рукой он прижимал к себе Ирину, во второй держал пистолет. Ствол ходил ходуном. Увидев, что противник не один, Тимофей растерялся еще больше. Он то прижимал пистолет к виску Ирины, то наводил его на нас. Словом, нервничал ужасно. После бойни, устроенной Сергеем Борисовичем наверху, я понимал этого парня. Ему было чего бояться.

Ирина тоже выглядела не лучшим образом, но держалась изо всех сил. Хотя, похоже, ей досталось. На щеке кровоподтек, из уголка губы тоненькой струйкой сочится кровь. Блузка на груди разорвана, и на ней видны алые пятна. Тем не менее взгляд у нее оставался твердым. Она, не отрываясь, смотрела на меня, а я целился в Тимофея из незаряженного автомата и чувствовал себя полным идиотом,

— Привет, Тимоха, — сказал Сергей Борисович, отходя вправо. — Давно не виделись. По-прежнему белые рубашечки предпочитаешь? Франт. Ты, я слышал, уже собрался меня хоронить?

— Ты умер, Туча. — Тот нервно облизнул пересохшие губы.

— Да, — со вздохом подтвердил мафиозо. — Я умер.

Сергей Борисович даже опустил пистолет, Он и разговаривал как бы сам с собой, глядя в пол.

Я, держа автомат наперевес, сделал несколько коротких шажков влево. Тимофей тут же направил оружие на меня, крикнул:

— Туча, скажи этому сявке, чтобы не двигался! Иначе я его замочу.

— А ты сам ему это скажи, Тимоха, — предложил Сергей Борисович, медленно шагая вдоль стены. — У тебя ведь его баба. Лично я думаю, что у этого парня руки чешутся спустить с тебя шкуру. Он пару минут назад в одиночку завалил всех твоих „быков“. И горел желанием найти тебя. У него, Тимоха, автомат, и стреляет он как бог. Мне таких стрелков видеть еще не приходилось. С сотни метров из этой „пушки“- комару яйца отшибает. — Еще пара шагов. — Скажу тебе честно, Тимоха, тут дело уже не в бабе. Дело в принципе. Этот парень прилюдно поклялся, что завалит тебя лично и заспиртует твою отрезанную башку в банке. А он слов на ветер не бросает, поверь мне. Знаешь, чей это парень? Это парень Жнеца. Помнишь еще? А Жнец, как тебе известно, дерьма не держал. Так что, думай, Тимоха, думай. По мертвенной бледности, моментально залившей лицо Тимофея, я понял, что прозвище Жнец ему знакомо и, более того, вызывает у парня животный страх. Правда, самому мне ни разу не приходилось слышать об этом человеке, и все же я приосанился. Надо было держать фасон. Ствол пистолета в руке Тимофея задрожал сильнее.

— Я не знал, что ты человек Жнеца, — пробормотал Тимофей, глядя на меня. — Если бы знал, не стал бы забирать твою бабу, клянусь…

Я шагнул к нему, и он тут же снова поднял пистолет. Видать, Жнец и его люди пользовались дурной славой. Тимофей уже понял, что рассчитывать на жизнь не приходится, но, как мог, пытался оттянуть момент гибели.

— Слушай меня. — Я старался, чтобы мой голос звучал внушительно и ровно. — Если ты сейчас же отпустишь женщину, то, возможно…

Мне хотелось сказать „я сохраню тебе жизнь“, но по неуловимо изменившемуся лицу Сергея Борисовича я понял, что именно этого-то говорить не следует. Не поверит Тимофей в мою „доброту“. А не поверив, начнет стрелять, и поляжем мы все. В лучшем случае отделаемся ранениями. Очевидно, Жнец был слишком страшным человеком и не отягощал себя сантиментами.

— …Я пожалею тебя и убью быстро. Если нет, пеняй на себя.

Сергей Борисович сделал еще один шаг вперед и оказался практически на линии огня. Он двигался как-то… очень мирно. В нём не было угрозы. Так кошки смотрят совсем в другую от заинтересовавшей их живности сторону. Пока не придет время. Мафиозо с безразличным видом привалился плечом к стене. Ему нужен еще один шажок, понял я. Один крохотный шажок. Надо потянуть время.

— Можешь её убить, это уже не имеет значения. Я пришёл за твоей головой.

Тимофей буравил меня взглядом, но в его глазах не было жизни. Глаза истекающего кровью животного — вот что я видел. Он умер раньше смерти.

— Я убью тебя, — сказал наконец Тимофей. — А с Тучей мы как-нибудь договоримся.

Его палец лёг на курок. И в этот момент Сергей Борисович быстро шагнул вперед, мгновенно вскинул оружие и выстрелил. Девятимиллиметровая пуля прошила голову Тимофея насквозь, разбрызгав по стене кровь, мозги и клочки волос. Ирина закричала, и я, отшвырнув бесполезный автомат в сторону, бросился к ней, обнял и прижал к себе.

Тимофей еще несколько секунд стоял у стены, тараща на нас бессмысленные мёертвые глаза, а затем мягко завалился на бок.

Ирина дрожала всем телом, а я гладил ее по непослушным волосам и бормотал:

— Всё. Всё. Всё уже кончилось. Всё уже хорошо. Всё позади.

Господи, как же я люблю эту женщину!

Она вдруг схватила мое лицо в ладони и начала целовать, жарко и быстро. Щёки, губы, подбородок.

— Я знала, что ты придешь, — шептала Ирина сквозь слёзы. — Я все время знала. Я так ждала тебя.

Сергей Борисович опустил пистолет, из ствола которого вился дымок и, подойдя к убитому, поднял его оружие. Щелкнул затвором. Выброшенный патрон отлетел в сторону и звонко ударился о стену.

— У него оставался ещё один выстрел, — сказал мафиозо. — Иван, он мог тебя убить.

— Кто этот человек? — спросила Ирина, поворачиваясь и настороженно глядя на Сергея Борисовича.

— Это… мой хороший знакомый, — подумал я и добавил: — Я ему должен. Очень много должен.

— Я не понимаю… — Ирина растерянно смотрела то на меня, то на Сергея Борисовича.

Мафиозо покрутил пистолет в руках, бросил его на пол и сказал:

— Ну вот что, мальчики и девочки. Вечер вопросов и ответов проведете чуть позже. Скоро здесь будет очень много народу. Нам надо уходить.

Я посмотрел на Ирину, кивнул:

— Пойдём. Он прав.

Мы поднялись наверх. Ирина плохо держалась на ногах, и мне приходилось поддерживать её за плечи. Она с ужасом смотрела на следы бойни, иногда отворачивалась и утыкалась мне лицом в грудь.

Сергей Борисович шагал впереди с пистолетом в руке и внимательно посматривал по сторонам. В его походке, фигуре, в том, как он держал голову, отчетливо сквозила ленивая грация зверя, обходящего свои владения.

Мы вышли за ворота и направились к машине.

Уже выезжая на шоссе, я заметил вдали отблески синих „маячков“.

— Чёрт! — невольно вырвалось у меня.

Сергей Борисович посмотрел в зеркальце заднего вида и усмехнулся:

— Не волнуйся.

— Еще бы мне не волноваться. Нашу машину могли заметить, — сказал я.

— Конечно. Скажу даже больше: её НАВЕРНЯКА заметили.

— И ты так спокойно говоришь об этом?

— Разумеется. Свидетели ничего не скажут милиции.

— Почему?

— Они понимают: может наступить день, когда уже им придется нажимать на курок. Жизнь — престраннейшая штука. К ней очень быстро привыкаешь, а она начинает выбрасывать коленца. Так вот, когда им придётся взять в руки пистолет, их тоже кто-нибудь увидит. Понимаешь меня?

— Нет, — я покачал головой. — Не понимаю. Проблемы можно решать иначе. Без помощи оружия.

— Перестань говорить глупости, — поморщился Сергей Борисович. — От кого я это слышу? От человека, который только что устроил настоящую резню? — Ирина вся сжалась и обняла меня крепче. — Как ты думаешь, если бы мы пришли за твоей женщиной без оружия, что с нами сделали бы? Не знаешь? А я тебе скажу. Нас бы подвесили за яйца в том самом подвале, где теперь валяется этот кретин Тимоха. На нас мочились бы все кому не лень. Нас трахнули бы в задницу и, возможно, не но одному разу…

— Послушай…

— Нет, это ты послушай! — Сергей Борисович резко нажал на тормоз, остановил машину посреди шоссе и повернулся ко мне. — В жизни каждого мужика наступает момент, когда ему приходится брать в руки пистолет, чтобы защитить свой дом, свою жену и ребёнка, себя, наконец.

— Но не все же хватаются за оружие.

— Конечно. Те, которые хватаются, потом попадают в тюрьму или в психушку. Но остаются мужиками. А тех, которые не хватаются, трахают такие, как Тимоха! Трахают их самих, их жен, их детей. Приходят к ним в дом и трахают. С улыбочкой. Поверь мне, этих Тимох совершенно не волнует, чью задницу они имеют. Ср…го моралиста или дерьмового труса. Важно, что этот парень без пистолета. И не имеет значения, во что этот Тимоха одет. В форму или фрачную пару. Он просто приходит и берёт то, что хочет. — Сергей Борисович щёлкнул пальцами. — Вот так. Очень просто. Люди, которые живут в коттеджах по соседству, вовремя сообразили: можно взять в руки пистолет и при этом оставаться на свободе. Поэтому они и будут молчать.

— Это логика животного.

— Может быть. — Сергей Борисович нажал на газ. — Но животного с крепким хребтом и чувством собственного достоинства. Я никому и никогда не позволю трахать себя. Думаю, что и ты тоже. После сегодняшнего вечера. А что касается животных… Все мы, по большому счету, животные. Только ходим на двух ногах. И ты полный м…к, если до сих пор этого не понял.

Он отвернулся и замолчал. На протяжении всего оставшегося пути мафиозо не проронил ни слова. „БМВ“ на полной скорости несся к городу».

* * *


Из дверей ресторана доносилась музыка. За заборчиком маячили обвешанные разноцветными гирляндами беседки. Само здание ресторана — кирпичное двухэтажное — притулилось за черными деревьями. Когда-то здесь, похоже, был отличный сад, но со временем его запустили. Ветки переплелись между собой, и деревья начали умирать. Медленно, но верно. Очевидно, через пару лет сад придет в полную негодность и будет смотреться жалко, как его ни украшай.

Макс остановил свою «пятёрку» у самых ворот, заглушил двигатель и, посмотрев на стоящие чуть поодаль машины, заметил:

— Здесь они. «Тачки» сплошь бандитские.

Андрей тоже взглянул на ряд иномарок различной степени престижности, выбрался из салона.

Макс запер машину, посмотрел по сторонам и кивнул Андрею.

— Пойдём. Как опознаешь тех самых, покажи мне.

Они прошли через узкую калитку, пересекли короткую выложенную плиткой дорожку и, поднявшись на крыльцо, постучали в дверь.

Открыл им немолодой мужик в потертом смокинге. Из зала потянуло табачным дымом, запахами кухни и алкоголя. Музыка ударила по ушам. Это явно был не оркестр. Гуляли под магнитофон.

— Мест нет, — нагловато сообщил «смокинг» и попытался захлопнуть дверь, но Макс придержал створку.

— А мы поищем.

— Не понял, что ли? Говорят тебе, спецобслуживание!

«Смокинг» стрельнул глазами себе за плечо, полагая, что новоявленные гости достаточно сообразительны, чтобы схватывать намёки на лету.

— И у нас спецобслуживание.

Макс резко дёрнул дверь, и «смокинг» едва не вывалился на улицу. Пробежал по инерции пару метров, остановился, буркнул в спину:

— Дураки, блин. «Братва» гуляет.

Макс шагнул в ресторан. Андрей последовал за ним. Атмосфера небольшого обеденного зала мгновенно поглотила их. Они словно растворились в табачном дыму. Вопреки ожиданиям Андрея, компания была всего одна, но богатая. За сдвинутыми вместе столиками сидело человек двадцать. В основном преобладала мускулатура. Плечистые, с бычьими шеями, парни гомонили, перекрикивая музыку, льющуюся из могучих колонок, ржали откровенно и громко, глотали водочку, заедали салатиком, осетринкой и шашлычком, запивали кто пивком, кто лимонадом. Курили, стряхивая пепел на пол и гася «бычки» в полупустых тарелках. До пепельниц, видать, руки уже не дотягивались. Цыкали на преувеличенно бесстрастных официантов. Те мгновенно уносили тарелки и приносили новые. В общем жеребячьем хоре прорезались и женские голоса. Не много, но были.

— Которые? — спросил Макс с порога, поглядывая на Андрея через плечо.

— Вон те. — Андрей указал на двоих квадратных парней, сидящих в середине стола.

— Понятно, — кивнул Макс. — Ты стой тут и без нужды не суйся. В случае чего пугани их «пушкой».

— Хорошо.

Андрей остался у двери. Мимо него бочком протиснулся «смокинг» и, стараясь остаться незамеченным, скользнул к кухне. Нырнул в перламутровое сияние кухонного света. Исчез. Растворился.

Макс спокойно подошёл к нужным парням, постучал по плечу. Андрей обратил внимание, что даже на фоне накачанных «братков», руоповец выглядит настоящим гигантом.

— Вы двое, поднимайтесь и на выход. Без шума.

Один из парней медленно повернул голову. Второй даже не пошевелился. На Макса уставились осоловевшие глаза, в которых сознания теплилось не больше, чем в оловянных ложках.

— Чё? — спросил парень.

Он не нарывался на скандал. Просто был настолько пьян, что сказанное Максом не достигло его ушей.

— Я сказал: тихонько поднимайся и на выход.

— Ты кто?

— Хрен в кожаном пальто. Говорю в третий раз, а потом разобью морду, понял? — Макс недобро поджал губы. — Быстренько встал и вышел на улицу. И кореша своего прихвати.

— А-а-г! — Парень махнул рукой и отвернулся.

Макс вздохнул и легко шлепнул собеседника ладонью по затьшку. Тот ткнулся лицом в тарелку, забурчал что-то возмущенно, попытался вскочить, но руоповец, ухватив парня за волосы, впечатал его лицом в стол. Сильно впечатал, от души. Андрей даже от двери услышал, как захрустела, ломаясь, носовая перегородка. На замызганную скатерть брызнула кровь. Зазвенели, переворачиваясь, тарелки. Гомон мгновенно смолк, только магнитофон продолжал орать, рожая «городской» шансон. Все повернулись к незваным гостям. Макс же, не обращая внимания на взгляды, вздернул голову парня за волосы и мирно попросил:

— Выйдем, а? По-хорошему.

— Э-э, ты че, мля, мужик? — Кто-то начал подниматься из-за стола.

Андрей поплотнее сжал рукоять «Макарова», напрягся, приготовившись выхватить пистолет из кобуры, но, как выяснилось, его помощь пока не требовалась. Макс поднял взгляд на храбреца и едва слышно приказал:

— Сидеть, падло.

В голосе его прозвучала такая сила, что тот смутился, оглянулся растерянно.

— Пацаны… — воззвал храбрец к «общественности».

— Сядь, м…ло, — тихо буркнул кто-то. — Не видишь, что ли? РУОП это.

— Ну и чё? Их же всего двое, пацаны. Валить надо псов.

— Заткни хлебало, Малява, — зло шикнул сидящий рядом бугай с фигурой борца-тяжеловеса. — Это их здесь двое. А на улице небось полный автобус поджидает. Отму…ют — неделю кровью с…ть будешь.

Храбрец ещё несколько секунд стоял, оглядываясь, пока Макс не повторил чуть громче:

— Тебе сказали, дятел, брось ж… на стул.

Тот растерянно сел, а руоповец, наклонившись к самому плечу жертвы, спросил:

— Ну так как? Ты идешь? Или еще добавить?

— Иду я, — забормотал тот, моментально трезвея и вскакивая. Из сломанного носа парня текла кровь, глаза быстро заплывали. — Уже иду… эт’ самое…

— Умница. Этот был с тобой в больнице? — Макс ткнул пальцем в плечо соседнего громилы.

— Да. Он.

— Вот и бери его с собой.

Парень подхватил приятеля под мышки, забормотал торопливо:

— Вставай, мля, Сизый. Да вставай же. Начальник… он того. Отключился.

Макс спокойно сжал ладонями голову спящего и принялся тереть уши. Тот замычал, попытался вырваться, но руоповец держал крепко. Громила открыл глаза, замахал руками, гаркнул мутно:

— Вы ох…и? Убью, мля!

И тогда Макс легко, словно нехотя, ударил его по ушам. Громила охнул, закрыл голову руками, нагнулся к столу. Руоповец спокойно достал из кармана наручники, завернул тому руки за спину и защелкнул «браслеты» на запястьях бандита. Повернувшись, предупредил второго:

— Вздумаешь дурить — пристрелю. Давай на выход.

Они зашагали к двери. Впереди хлюпающий сломанным носом парень, поддерживающий мычащего дружка. За ними Макс. Здоровый и невозмутимый. Андрей посторонился, пропуская бандитов на улицу, вышел следом. Макс же, стоя на пороге, обернулся, сказал спокойно:

— Закончили гулянку. Мы вернёмся через полчаса. Если кто-нибудь ещё будет здесь — придётся проехать с нами.

Никто и не подумал возразить. Даже не шелохнулись.

Макс вышел на улицу, громко хлопнув дверью.

* * *


Улица шла код уклон, и Шмель сразу оценил, что самая выгодная позиция для стрельбы — на крыше. Однако гостиница не имела крыши как таковой. Широкий балкон просматривался из верхних номеров. Значит, придется снимать номер, а это — засветка. К тому же, выбрав в качестве стрелковой точки гостиницу, Шмель нарушал одно из основных правил своей работы — никогда не приближаться к жертве меньше чем на километр. В его случае расстояние от точки выстрела до цели составляло немногим более шестисот метров. И все-таки Шмелю пришлось рискнуть.

Он снял комнату на двенадцатом этаже гостиницы «Москва» сразу после того, как получил от Олялина фотографии жертв и гонорар, но пришел в номер незадолго до контрольного времени. Перед этим Шмель полдня мотался по городу, присматривался, нет ли «хвоста». Поднявшись в номер, запер за собой дверь на ключ и первым делом приоткрыл окно. Потянул «молнию» большой дорожной сумки, из-под кучи белья достал кожаный футляр, щёлкнул замками. В футляре покоилась винтовка «грендел». Разложив приклад, Шмель укрепил сошки и оптический прицел, навинтил на ствол глушитель. Вложив в обойму три патрона, вставил ее в магазин, щелкнул затвором. Он никогда еще не промахивался. Всегда поражал жертву первым выстрелом, но и на старуху бывает проруха. Установив сошки на подоконник, прижался щекой к прикладу, разглядывая площадь через диоптрику телескопического прицела. Сколько времени ему пришлось тренироваться, прежде чем он добился идеальной точности попадания при стрельбе с глушителем!

Шмель выбрал фигуру наугад, совместил перекрестие с центром груди. Пощёлкал колёсиком, добиваясь того, чтобы тело человека от верха головы до поясного ремня плаща уложилось в две риски вертикальной нити. Баллистический эксцентрик автоматически сместил ось прицела по вертикали. Шмель сделал поправку на ветер и характеристики полета пули. Он использовал патроны общего назначения германского производства, фирмы «Armscor». На дистанции шесть сотен метров пуля калибра 7,62 со стандартным весом 9,27 грамма при начальной скорости 850 метров в секунду дает горизонтальное отклонение около двухсот миллиметров. Учитывая силу, скорость и направление ветра, а также то, что дистанция примерно на сорок метров больше, отклонение составит порядка двухсот тридцати миллиметров. Плюс-минус миллиметр. Шмель подкрутил колесико. Оторвался от приклада, посмотрел на часы. Через две минуты жертва должна появиться в визоре его прицела. Стрелок обладал отличной зрительной памятью. Мужчина лет сорока пяти. Бородатый, круглолицый, жизнерадостный. Рост средний. Как будет одета жертва в момент выстрела, Шмель не знал, поскольку этого не знал и Олялин. Однако человек все равно повернется лицом. Этого вполне достаточно.

Капитан Михаил Стеклов вышел из здания ФСБ в обычное время. Десять часов вечера. Он очень гордился своей пунктуальностью. Постоял, закуривая, и направился к метро «Лубянка».

В объектив телескопического прицела Михаил Стеклов — Миша — попал, как только вышел за дверь. Пламя зажигалки высветило его лицо, облегчив Шмелю задачу. Капитан успел сделать четыре шага, прежде чем снайпер плавно потянул спусковой крючок.

Пуля преодолела расстояние шестьсот сорок метров меньше чем за секунду. Шмель знал, что сердце у человека, вопреки расхожему мнению, расположено вовсе не слева, а почти по центру груди. Именно в эту точку он и послал пулю.

Миша словно споткнулся на ходу. Схватившись за грудь, он пошатнулся и рухнул лицом вперёд на серый асфальт. Глаза его так и остались открытыми. Прохожие останавливались, оборачивались недоуменно и спешили дальше. Так продолжалось несколько минут, пока кто-то не заметил, что из-под лежащего человека медленно выползла тёмно-бордовая лужица. Прохожий принялся звать на помощь, хотя так и не рискнул подойти ближе.

К тому моменту, когда на зов подбежали несколько сотрудников ФСБ, Шмель уже трясся в вагоне метро, уносящего его от «Охотного ряда» в сторону окраины. Сложенная винтовка лежала в большой дорожной сумке.

Шмель не чувствовал ни волнения, ни удовлетворения. Работа как работа. Очередной день прошёл. Очередная жертва легла на землю с пулей в сердце. Сколько их было! Сколько их ещё будет!..

* * *


«До Москвы мы добирались без малого час. Сергей Борисович четко выдерживал скорость восемьдесят километров. И к дому Ирины мы поехали не через город, а по кольцевой. Слежки не было. По правде говоря, я ожидал чего-то вроде киношной погони, с воем сирен, всполохами проблесковых „маячков“ и стрельбой по колесам. Но, как выяснилось, мафиозо лучше знал обитателей коттеджного городка. Они, похоже, действительно не сказали милиции ни слова. Поначалу меня немного трясло. Элементарный шок после пережитого стресса. Кровь перенасыщена адреналином. Ирина тоже дрожала словно в лихорадке. Так мы и сидели, будто зайцы во время грозы.

Я прижимал Ирину к себе и старался хоть немного соответствовать ситуации. То есть напускал на себя безразличный вид „крутого“ парня, которому ровным счетом ничего не стоит уложить полтора десятка человек, а потом небрежно закурить сигаретку. Глупо, конечно, но в тот момент ничего умнее мне в голову не приходило. Продолжалось это до тех пор, пока Ирина не погладила меня по щеке и не прошептала на ухо:

— Милый, не надо. Я же вижу, как тебе страшно.

А страшно действительно было. И еще как. Я потерял логическую цепочку происходящих событий. Перестал соображать, что будет дальше. Мне виделся только следующий шаг, а за ним — непроглядная темнота. Мы поедем к этому Борису? Куда? Как мы станем его „вязать“? Куда потом этого Бориса везти? Чем всё может закончиться? Ни на один из этих вопросов я не знал ответа. Более того, чем дальше, тем сильнее крепла во мне уверенность, что ничего хорошего из нашей затеи не выйдет. Я вспомнил о „взломщиках“. Допустим, мы поймаем заказчика. У меня на этот счет были определенные сомнения, но — допустим. Означает ли это, что „взломщики“ перестанут меня преследовать? Скорее всего нет. Да тех пор, пока не отыщутся акции. А акции украли совсем другие ребята. И они вряд ли принесут бумаги на тарелочке с голубой каемочкой, даже если я очень попрошу их об этом. Однако прежде чем попросить, похитителей придется найти, что, конечно, очень и очень не просто. Но теперь мое положение было менее чем завидным. За мной станут охотиться до тех пор, пока я не отдам бумаги либо пока меня не убьют.

Стас, вздёргивающий Димку в проволочной петле. Картина, вставшая перед моим мысленным взором, была настолько реальной, что я вздрогнул. Пётр? Сергей Борисович сказал, что Петра среди „взломщиков“ не было. А Стас говорил, что был. Возможно, он просто не заходил в квартиру? Где в таком случае Пётр мог находиться в момент ограбления? Да Господи, где угодно. Например, на улице.

И всё-таки это ничего не доказывает. Мне надо найти Петра. Скрутить его, набить морду, если понадобится. Где он может быть? Вроде бы Пётр собирался улетать за границу?.. Точно. Когда? Я напряг память. Что-то он говорил об этом. И день называл, и время отлёта даже… Когда? Не помню.

Я посмотрел на Ирину. Похоже, она задремала. Чёрт! Мне не хотелось её будить, но… Я осторожно тронул её за плечо.

— Ира… Ир…

Она мгновенно открыла глаза.

— Что, любимый?

— Ир, ты не помнишь, когда Пётр собирался улетать?

— Пётр? Куда улетать?

— Он говорил, что собирается улетать в Штаты. — Я немного смутился. Мне не хотелось, чтобы Ирина подумала, будто я лезу в ее прошлую жизнь. Да и самому стало немного стыдно. Всё-таки увёл женщину у друга-компаньона. — По-моему, после того, как… сделает тебе предложение.

— Пётр сделает мне предложение? — Ирина отстранилась и недоверчиво посмотрела на меня. — Ты шутишь?

— И не думал шутить. Он мне сказал, что собирается жениться на тебе. Потом, что улетает в Штаты и, насколько я понял, хочет взять тебя с собой.

— Пётр? — Ирина прижала руку к груди и засмеялась. — Да у нас с ним были чисто дружеские отношения. Ничего близкого. И потом, если бы я собиралась лететь с ним в Штаты, то хотя бы уволилась с работы. Ни о чём подобном и речи не заходило. Но, насколько мне известно, Пётр в ближайшие дни никуда улетать не планировал.

— Нет?

— Нет, — покачала головой она.

— Ты уверена?

— Абсолютно.

— Та-ак.

— Что-то случилось?

— Похоже на то, — ответил я. — Скажи, а когда вы с ним познакомились?

— Да какое это имеет значение, милый?

— Может быть, и никакого, а может быть, наоборот.

— Примерно две недели назад.

— Где?

— Он зачем-то приходил в нашу больницу. Столкнулись случайно в коридоре. Вежлив, хорошо одет. Твой компаньон произвёл на меня приятное впечатление, но не более того. Пригласил пообедать. Пришёл с цветами. — Она снова посмотрела на меня, и в глазах у неё плясали золотые искорки. — Ты что, ревнуешь, милый?

— Да какое, к чёрту… Нет, ревную, конечно, — спохватился я. — Немного.

— Нет, не ревнуешь. — Ирина отодвинулась ещё дальше. — Что случилось?

— Это он предложил поехать ко мне в гости?

— Да, — кивнула Ирина. — Я отказывалась. Мы с ним едва знакомы, а он приглашает меня в гости к кому-то из своих приятелей. Но Пётр настоял. Впрочем, я рада, что согласилась.

Она снова придвинулась ближе, коснулась ладонью моей щеки. А я в тот момент думал совсем о другом. Пётр пригласил Ирину ко мне. Зачем? Он никогда ничего не делает зря. Почему именно Ирину? Свидетель покушения? Но свидетелем покушения был я. Этого достаточно. При чем же здесь Ирина? Какой во всем этом смысл? Этот парень, милиционер в штатском… показания. Разгадка была где-то рядом, но мне никак не удавалось ухватить её за хвост. Я почему-то вспомнил свою физиономию на записи. Продавщицу, говорящую: „У него была сломана рука“… Ирину, стоящую в дверях: „Вы похожи на римского патриция“.

Я едва не заскрипел зубами от досады. Чёрт! Мысль, нужная и очень важная, скользила по самому краешку сознания. Возможно, мне удастся поймать её позже.

„БМВ“ миновал пост ГАИ — я этого даже не заметил, — свернул на Волгоградский проспект и понесся к центру, набирая скорость.

Минут через десять Ирина сказала:

— Притормозите, пожалуйста. Вот здесь направо и во двор.

Двор был тёмный. Ни один фонарь не горел, свет падал только от подъездов. Справа армией немых уродцев стояли голые тополя.

Я почувствовал, что мне не хочется оставлять Ирину одну. На душе появилось странное тяжелое ощущение. Мне никогда раньше не доводилось испытывать ничего подобного. Наверное, именно это и называется дурным предчувствием.

— Будет лучше, если она поедет с нами, — сказал я, наклоняясь вперед.

Мафиозо отрицательно качнул головой:

— Нет. Будет лучше и безопаснее, если твоя женщина останется дома. Запрет дверь и не станет никому открывать и отвечать на телефонные звонки. Безопаснее и для неё, и для нас.

— Я так и сделаю. — Ирина улыбнулась Сергею Борисовичу, затем посмотрела на меня. — Третий подъезд, тридцать шестая квартира. Возвращайся скорее, любимый. Я буду тебя ждать.

Она закрыла дверь, и Сергей Борисович тут же нажал на газ.

— Ты не понимаешь, — начал я, но он перебил меня:

— Это ты не понимаешь. Твоя Ирина будет нам только мешать! Ты станешь все время следить, как бы с ней чего не случилось, и не сможешь сосредоточиться на реальной опасности! А если тебя убьют, у меня не будет ни единого шанса! Тебе хотелось освободить эту женщину? Похвальное желание. Теперь она в безопасности. Чего ты еще от меня хочешь? Чтобы теперь я опекал вас обоих? Нет уж, уволь. Мне достаточно и тебя одного.

Я промолчал. Спорить с ним — все равно что доказывать правоту автомату по розливу газированной воды. Надрывайтесь сколько угодно. Толку из этого — ноль.

— Так-то лучше, — кивнул он.

— Куда мы едем? — спросил я, глядя в окно.

— К банку.

— Зачем?

— Боря часто задерживается допоздна. Посмотрим, там ли он. Подождём, пока выйдет, и перехватим по дороге.

— Он не возит с собой телохранителей? — поинтересовался я.

Сергей Борисович покосился на меня в зеркальце, усмехнулся.

— Слышу речь не мальчика, но мужа. Ему не нужны телохранители. Он сам телохранитель.

— Как же мы его обезвредим?

— Просто. Я отвлеку, а ты врежешь по голове ломиком.

— Ломиком?

— Фомкой. У меня есть, в багажнике.

Новость меня не обрадовала. Я попытался представить, как бью человека ломиком по затылку, и… поёжился.

— Не волнуйся. Все пройдет как надо, — приободрил меня мафиозо и добавил: — Всё будет просто отлично. Вот увидишь».

* * *


Маков нажал кнопку перемотки. Видеомагнитофон зажужжал, словно собирался взлетать. Полковник, держа пульт в руке, смотрел в подернувшийся рябью экран. Он уже знал, что похитители акций встречаются завра утром на Курском вокзале. Двадцать минут назад оперативная группа вынесла труп из номера гостиницы «Измайловская». Горничным сообщили, что с одним из постояльцев случился сердечный приступ. Сработано было чисто и четко. Никакого чрезмерного интереса со стороны обслуживающего персонала.

Маков поджал губы. Все закончится завтра. Эта дурацкая, бессмысленная гонка наконец подойдет к концу. Ему стало спокойно. Он даже почувствовал что-то сродни равнодушию.

Полковник понимал, что им просто повезло. Очень и очень повезло. Первый раз за день. «Наружка» могла бы кататься за похитителями всю ночь и ничего не узнать. Конечно, утром вокзал так или иначе «всплыл» бы, но ФСБ не успела бы стянуть туда ни РУОП, ни ОМОН, Риск упустить похитителей возрос бы неимоверно. Сын Фролова мог отправить своего пацана за «бугор», или в квартире оказалось бы полно народу и сотрудники не смогли бы увезти мальчишку. Пацан у них — значит, и мамаша явится. По крайней мере домой. Как только узнает об исчезновении сына, так и придет. Теперь все должно пройти гладко. Маков в это верил,

Коновалов стоял у дверей, не рискуя подходить к столу. Выглядел майор бледной тенью, Он уже отправил своих людей по выявленным контактам сбежавшего милиционера, но результат оказался нулевым. Треклятый мент словно сквозь землю провалился. Допрос парня из налоговой полиции тоже ничего не дал. Маков подумал о том, что если беглец не проявит себя завтра к утру, то придется применить к налоговому полицейскому допрос третьей степени. Он отдавал себе отчет в том, что после подобной акции допрашиваемого придется устранить. «Однако лучше уж самому устранить кого-то, чем ждать, пока кто-то устранит тебя», — размышлял полковник.

Он перемотал запись, нажал «воспроизведение», спросил, не поворачивая головы:

— Плёнку уже пустили в эфир?

— Так точно, товарищ полковник. В одиннадцати часовом выпуске.

— Свяжись с ОМОНом и РУОПом. Завтра утром нам понадобятся их люди. К шести утра пусть подъезжают на Курский вокзал. Инструктаж в шесть пятнадцать в вокзальном отделении. Ясно?

— Так точно, товарищ майор.

— Действуй, Коновалов. И подбери трёх-четырёх головастых ребят.

— С какой целью, товарищ полковник?

— Возможно, им придется завтра с утра пораньше доставить сюда этого… из налоговой полиции. Степана… как его там?

— Сидоренко, — подсказал Коновалов.

— Вот-вот. Его самого. Если, конечно, раньше твоего мента не прихватим.

— Понял, товарищ полковник. Всё будет сделано. Людей подберу.

— Подбери, майор, подбери. И вот ещё что. Организуй-ка объявление по телевидению. Мол, в такое-то время от дома номер такой-то по такой-то улице пропал мальчик, звать так-то. И обязательно фотографию.

— Так точно, товарищ полковник. Отличная идея.

— И объяви своего мента во всероссийский розыск. Возьмите дома или по месту работы фотографию, размножьте и чтобы в каждое отделение, каждому сотруднику. Особо опасный убийца. Рецидивист. Пользуется удостоверением сотрудника милиции. Просим, мол, принять меры к задержанию. И добавь ещё, что он вооружён. При попытке сопротивления открывать огонь на поражение. И телефончики наши впиши.

— Хорошо, товарищ полковник.

— Что хорошо-то, Коновалов? Хорошо неделю назад было.

— В смысле, разрешите выполнять, товарищ полковник?

— Давай, — полковник уже не злился, — выполняй.

Напряжение, в котором он находился весь день, начало спадать. У него сложилось интуитивное ощущение, что ситуация давно переломила ход и развитие её приняло необратимый и, что хуже, неуправляемый характер. Все их действия, кажущиеся осмысленными и правильными, в реальности не давали никаких результатов. Оставалось стиснуть зубы и реагировать на происходящее хотя бы как-то. Им так и не удалось перехватить инициативу. Снежный ком катился сам собой, набирая скорость и втягивая все новых и новых лиц. Маков был человеком здравомыслящим и понимал: невозможно заставить замолчать всех. Когда информационный сгусток достигает определенной критической массы, он взорвется и выплеснется на экраны телевизоров и страницы газет. Без сомнения, корреспонденты — люди отнюдь не глупые — сумеют собрать из отдельных кусочков общую картину. У них не будет только одною: МОТИВА. Мотив же определяет виновного. И если в эту секунду под рукой окажется этот самый милиционер — пиши пропало. Акции, будь они прокляты.

В какой-то момент у него появилось дикое желание: прямо сейчас, немедленно, написать рапорт об отставке, запереть кабинет на ключ и уйти, чтобы никогда больше не возвращаться. Это было малодушием. Он знал, что не сможет уйти. Уход расценили бы как измену ГОСУДАРСТВЕННЫМ интересам, поскольку дело касалось ГОСУДАРСТВЕННЫХ лиц. Мир, в котором он жил, устроен чрезвычайно жестко. Войти в него трудно, но выйти еще труднее. Все повязаны круговой порукой. Слишком многое тебе известно. Кто, когда л из какой кормушки ел. Слабость простить могут, измену не простят ни за что. Слабый — жалок. Изменник — опасен. Априори. Слабого отшвырнут, изменника… Что сделают с изменником — понятно. Маков знал многое, поскольку часто выполнял особые поручения. А значит, был опасен потенциально.

«Мотив, — подумал Маков. — Все упирается в мотив. Всю эту беготню, стрельбу на улицах, кровь можно как-то объяснить. Максимум, что ждет меня — почетный выход на пенсию. Пожурив для вида, дадут откупного. Участок в престижном Подмосковье с неплохим домом. Персональную пожизненную пенсию. Это не только благодарность за оказанные в прошлом услуги. Это еще и плата за молчание. Но если всплывет мотив…»

* * *


Значит, беглец-милиционер и непосредственные участники похищения. Им всем предстоит умереть. Всем.

— В ОМОН и РУОП не забудь позвонить, — напомнил Маков, по-прежнему не поворачивая головы.

— Так точно. — Коновалов вытянулся во фрунт.

— Иди.

— Есть, товарищ полковник.

— Я сказал: иди.

— Так точно.

Коновалов пулей вылетел за дверь, а Маков остался сидеть, слепо глядя в экран телевизора, по которому лвигались размытые фигурки людей.

* * *


Макс припарковал машину в каком-то темном переулке и кивнул Андрею.

— Спрашивай. Что ты хотел узнать?

Тот посмотрел на обоих «братков». Первый, со сломанным носом, поглядывая настороженно в ожидании дальнейших действий со стороны руоповцев. Второй, с ушами алыми и похожими на вареники, мирно посапывал, привалившись к дверце.

— В течение трёх дней вы охраняли в больнице раненого, — сказал Андрей. — Так?

— Охраняли, — подтвердил тот, что с разбитым носом. — А он что, это самое, натворил, что ль, чё-нибудь? Так мы, начальник, тут ни при чём. Старший сказал: охранять, мы и, это самое, охраняли.

— К этому раненому приходил кто-нибудь?

— Это самое, никто не приходил. Звонили только.

— Кто?

— Не знаю, начальник. В натуре, это самое, не знаю. Мы трубку сразу передавали.

— Ты сам раненого видел?

— Ну, видел, эт’ самое. Нам его показал парень, который до нас стоял.

— Как показал? Пальцем в него ткнул?

— Нет, ну не пальцем, эт’ самое. Он спал, этот мужик. Нам показали койку. Мол, вон он и, эт’ самое, всё.

— И потом вы ориентировались только по койке?

— Ну да.

— А сколько народу в палате?

— Двое.

— Второй часто отходил?

— Второй-то? Да, эт’ самое, постоянно где-то гуляя.

— А ваш, значит, нет?

— Наш только в сортир да в столовку. Дальше мы его, эт’ самое, не пускали. С ним ежели чего случилось бы, нас Туча живьём зарыл бы.

— Ясно. — Андрей повернулся к Максу. — Поехала

— Куда?

— В Скяифосовского.

— В Склифосовского так в Склифосовского, — пробурчал Макс, утапливая педаль газа.

* * *


Их долго не хотели пускать. Квадратный охранник с недоверием разглядывая удостоверение Макса, потом «корочки» Андрея, затем кивнул на бугая с разбитым носом.

— А этот?

— Этот с нами, — проворчал Макс. — Ну так что, брат, ты нас впустишь или так и будешь, как коньяк, выдерживать?

Охранник впустил их только после того, как подошел дежурный врач. Они поднялись на нужный этаж. Открыли дверь палаты. Одна койка была аккуратно за-праыена, на второй лежал мужчина лет сорока и читал газету. Услышав звук открывающейся двери, он повернул голову и уставился на вошедших.

— Это он? — спросил Андрей у бандита. — Он?

— В натуре, — шмыгнув носом, ответил тот. — Его мы и охраняли, это самое.

— Как Пётр разговаривал по телефону?

Андрей подошёл к койке. Макс подтолкнул в спину бугая.

— Входи, не стесняйся.

— Я не понимаю… — начал было мужчина, но руоповец, посмотрев на часы, хмуро спросил, указывая на хлюпающего носом бугая:

— Видишь нос этого парня? Если не ответишь, у тебя будет такой же. Даю тридцать секунд. И так много времени потерял.

— Ну… он мне дал телефон. Такой, без проводов. Показал, куда нажимать. Сказал, если будут спрашивать Петра, нажимать кнопки. Там комбинация особая есть. Говорит, мол, подруга у него недалеко, а тесть у не го страсть какой ревнивый. Мол, попользуюсь случаем. И денег мне за это дал.

— Много? — поинтересовался Макс.

— Денег? Двести баксов. Спокойствие, говорит, дороже. Я посмотрел, парень тертый. Не знаю, может, он я не по бабам бегал вовсе. Но и звонили ему не так чтобы очень часто, я не перетрудился.

— Понятно. — Андрей повернулся к Максу. — Пошли. Больше здесь ловить нечего.

Они спустились на первый этаж, вышли на улицу. Макс открыл заднюю дверь «пятерки», вытащил второго громилу, отомкнул наручники. Кивнул:

— Свободны. На своих двоих доберетесь, — и, посмотрев на Андрея, добавил: — Садись.

Андрей забрался на переднее сиденье. Он размышлял. Строил логические цепочки. Его предположение не оправдалось. Если бы Петра нанял Сергей Борисович, он бы создал своему подопечному максимально удобные условия для работы. Как минимум это была бы одноместная палата. Значит, это не Туча. Но тогда кто? Вторая сторона? Кто был второй стороной? Тринадцать банкиров, большинство из которых иногородние? Они все погибли. Хотя… Возможно, среди них находился и четырнадцатый человек… Нет, для банкира это не имело смысла. Как только выяснится, что он остался жив, ему в загривок сразу же вцепится целая куча народу. Основная проблема, стоящая перед заказчиком, — сбыт акций. Если к делу подключилась ФСБ, сбыт акций превращается практически в неразрешимую задачу. Практически. Вот именно. Заказчик и намеревался воспользоваться этим самым «практически». Есть какая-то лазейка. Знать бы ещё, в чём она заключается? А что, если заказчик — человек не со стороны продавцов, а со стороны покупателей? Кто сказал, что Туча действовал один? Допустим, был некий человек, помогавший ему в сделке. Компаньон! Тогда этот компаньон вполне мог организовать похищение бумаг! Мотив? Да самый примитивный. Не захотел делиться деньгами. Сумма-то не маленькая! Кем мог быть этот второй покупатель? Кто имеет доступ к подобной информации? Кто может свободно залезть в реестр акционеров и выяснить, каким именно пакетом владеет каждый из них? И при этом ещё не возбудить подозрений? Андрей закусил губу. Чёрт возьми! Ответ напрашивался сам собой. Ответ, объясняющий если не все, то практически все. Это был человек из правительства. Хитрый дядя, решивший обвести вокруг пальца всех. Абсолютно всех. Понятно, каким образом он собирался продать акции. ФСБ к нему и близко не подойдет. Побоятся. А пока его «коллеги по работе» на что-нибудь решатся, он сумеет продать бумаги, после чего физическое устранение теряет всякий смысл. Кстати, подписание контракта уже состоялось. Возможно, похитители ещё не знают, но у них в руках баснословное состояние.

— О чём задумался? — спросил Макс.

— Обо всем понемногу.

— Понятно, — кивнул руоповец, словно ответ его действительно удовлетворил. — Ты все узнал, что хотел? Я тебе больше не нужен?

— Нет, — кивнул Андрей. — Спасибо, ты мне очень помог. Даже не представляешь как.

Макс усмехнулся.

— Ты мне это потом за бутылочкой расскажешь.

— Идёт.

«Пятёрка» остановилась напротив известного здания на Петровке.

— Ты завтра работаешь? — спросил Андрей.

— А что? — поинтересовался в ответ Макс, вынимая ключи из замка зажигания.

— На всякий случай спрашиваю. Вдруг срочно понадобится подмога. Если не напрягу, конечно.

Макс запер все четыре дверцы. Посмотрел на ярко освещённые окна МУРа, пожал могучими плечами.

— Кто его знает. Может, и напряжёшь. Пойдем выясним.

Они прошли через проходную, миновали узкий дворик, поднялись на нужный этаж, и через пару минут Андрей уже вновь восседал на стуле в крохотном кабинете. Словно и не уезжали никуда. Вот только за окнами стало совсем темно. Макс вернулся через несколько минут, развел руками.

— Завтра тебе придется воевать одному. Нас с самого утра ФСБ собирает на Курском. Что-то там у них срочное намечается.

— Что? — насторожился Андрей.

Возможно, это было простое совпадение, а вдруг нет? Что, если ФСБ разнюхала, где похитители прячут акции? Нет, не может быть. Это даже для везения чересчур хорошо.

— Кто их знает. Темнит «контора». И ОМОН вызвали. Причем строжайшее указание: всем явиться в штатском. — Макс щелкнул пальцами. — У меня дли тебя есть хорошая новость. В одиннадцатичасовьгх новостях показывали вчерашний взрыв.

— А почему ты мне это говоришь? — насторожился Андрей.

— Степан упомянул в разговоре, что ты это дело крутишь. Не уточнил, правда, зачем оно тебе. Сказал: захочешь — сам расскажешь.

Руоповец смотрел выжидательно. Он явно намеревался услышать от Андрея подробный рассказ о его злоключениях. Тот подумал, закурил, вздохнул:

— Макс, не могу я тебе ничего сказать. Пока не могу. Потом, может быть. Не обижайся.

— Как знаешь, — снова пожал плечами руоповец. — Не можешь — не надо. Заставлять не буду.

Похоже, он все-таки немного обиделся.

— Макс, у меня к тебе одна просьба. Завтра у вас наверняка будет инструктаж какой-нибудь. Так?

— Будет, конечно, — мотнул головой тот. — Не вслепую же работать.

— Я завтра с утра приеду на Курский вокзал. Буду прогуливаться по первому этажу, где-нибудь неподалёку от электронного табло. Так?

— И что?

— Если в процессе инструктажа всплывёт фамилия Колесов, Пётр Колесов, или упомянут о вчерашнем взрыве, дай мне знать. Хорошо? Просто кивни.

Руоповец посмотрел на Андрея, присел на стул, потер кулаки, сказал словно нехотя:

— Ладно. Чёрт с тобой! Была бы это наша операция, фиг бы ты от меня чего-нибудь дождался. А с «пиджаками» так уж и быть. Не люблю я их.

— Спасибо, брат. — Андрей поднялся, протянул руку для пожатия.

Макс обхватил его ладонь своей могучей лапищей и несколько раз энергично тряхнул.

— Ты вот что, братуха, — сказал он раздумчиво. — Не знаю, как там у тебя завтра, сложится — не сложится, но, если вдруг будут серьезные неприятности, звякни. Мне или Степке. Он знает, где меня можно найти.

— Я учту, брат. Удачи.

— И тебе счастливо.

Андрей спустился на первый этаж, показал на вахте «корочки» и вышел на улицу. Постоял, озираясь, вдыхая полной грудью свежий ночной воздух, и зашагал к Садовому кольцу. Там он надеялся взять такси до вокзала.

* * *


«Мы припарковались возле банка. Здание было мрачноватым, и от него за версту веяло консерватизмом. Тяжелая отделка коричневым камнем. Огромные буквы на фронтоне под самой крышей. Подсвеченные галогеновыми прожекторами, они невыносимо ярко сверкали фальшивым золотом. На последнем, шестом, этаже горело пять или шесть окон, затянутых полосками жалюзи, и еще несколько светящихся окон я увидел на углу пятого этажа. Но в общем банк казался вымершим. Правда, в холле, за стеклянными дверьми, прогуливались двое охранников. Издалека я не мог разглядеть, чем они вооружены. Видел только дубинки, пристегнутые к поясам.

— Видишь? Окна на шестом этаже — кабинет хозяина, — принялся объяснять Сергей Борисович. — На пятом — кабинет Бори. Олялина. Он-то нам и нужен.

— Пойдём внутрь? — спросил я.

— Ещё чего. Там знаешь сколько охраны? Как в целой армии какого-нибудь африканского государства. Мы же не самоубийцы. Подождем, пока сам выйдет. Покемарь пока, — предложил Сергей Борисович. — Если что, я тебя разбужу.

Только сейчас я понял, насколько устал. Мое тело словно налилось свинцом. Веки опускались сами собой. Еще бы, так-то бегать, да с моим-то пузом „римского патриция“…

Я, опустил спинку кресла, вытянул ноги, — какое счастье, что „БМВ“ — не „Жигули“! — и… сам не заметил, как провалился в сон».




Глава 22


Утро было по-летнему ярким и тёплым. Солнце лениво выползло из-за домов и, хитро прищурясь, принялось разглядывать город, отражаясь в оконных стеклах. Сыто, как коты, урчали голуби, шныряя под ногами спешащих куда-то прохожих. Ничего не боялись сизые. Обнаглели. Заходились в оре вороны. Город постепенно наполнялся звуками. Машины пробуждались от спячки, выкатывались на улицы, вливаясь в мощный поток себе подобных. Всхлипывали сирены «скорых», спешащих на вызовы, басовито-страдальчески завывали «пожарки», истерично орали «милицейские».

А на вокзале к какофонии города примешивалось постоянное монотонное бухтение людских голосов да нагоняла дремоту девушка-диспетчер:

— Скорый поезд номер …дцать, Симферополь — Москва, как всегда, безнадежно опаздывает и прибудет на второй путь примерно в конце следующей недели.

Андрей с трудом разлепил веки. Ему дико хотелось спать. Он так и не сомкнул глаз. Слонялся по залам ожидания, нет-нет да и поглядывая на часы. Скоро ли утро? Около шести он вышел на улицу и остановился, оглядывая подъездную дорогу, покуривая и зябко кутаясь в плащ. Прохладно ночью-то. Не май месяц. Ровно в шесть Андрей заметил разномастную группу, появившуюся со стороны Сыромятнического переулка. Человек сорок мужчин самого разного сложения, роста и возраста. Внешность и вовсе сочеталась самым парадоксальным образом. Интеллигентный бородач шагал рядом с волосатым студентом. Единственное, что роднило каждого члена группы, — некая общая то ли настороженность, то ли легкое напряжение, сквозившее в походке. Макс шагал в числе замыкающих. Он заметил Андрея, но не подал вида. Не доходя до вокзала, группа свернула вправо. К отделению, сообразил Андрей. Значит, инструктаж будет проходить там. Отлично.

Он надеялся, что Макс найдет убедительный предлог пройти через вокзал. Андрею вдруг совершенно расхотелось спать. В груди, натягиваясь, зазвенели струны предвкушения драки. Эти парни придут сюда сегодня. Конечно, придут. Андрей вернулся в зал, принялся прогуливаться у электронного табло. Возможно даже, они уже где-то здесь, среди пассажиров. Может быть, не все. Кто-то один. Наблюдатель. Изучает обстановку. И люди заказчика тоже могут быть на вокзале. Надо внимательнее смотреть по сторонам. Андрей повернулся, оглядел зал, но не заметил ничего подозрительного. Снова принялся расхаживать взад-вперед. Десять шагов налево, столько же направо. Телевизор, запаянный в железный ящик так, что только экран и видно, бухтел что-то неразборчивое. Первая программа. Диктор немо, по-рыбьи, открывает рот. В углу меняются какие-то титры. И вдруг… Андрей невольно замедлил шаг, а затем быстро пошел к телевизору, остановился в полуметре, глядя на экран снизу вверх. На экране сыпались осколки, мелькнуло что-то, падающее на асфальт. Сомнений не было. Позавчерашний взрыв! Что там говорит диктор за кадром? Освобождение заложника? Какого, к дьяволу, заложника? Кто-то вышел из-под арки. Лиц не разобрать. Вроде бы старик и молоденький парнишка. Хотя точно сказать трудно. Десять секунд назад прогремел взрыв. Его слышало полдома, а они идут себе спокойно. Не остановились и даже не замедлили шаг, не посмотрели на окна, что было бы вполне естественно. Андрей приоткрыл рот от изумления. Чёрт побери, что-то во всем этом не так! Почему старик и парень торопливо прошмыгнули мимо? В кадре появился тёмно-бордовый пикап. На мгновение оператор опустил камеру, и лица сидящих в салоне машины людей стали видны очень отчетливо. Вот они! Смотри, впитывай, запоминай! Пятеро. Но… Петра среди них нет! Где же он? Ага, вот. Закупорил движение, отрезая уходящую машину от возможного преследования. Однако сейчас Андрея больше занимали старик и парень. Кто они? Почему ушли так быстро? В чем тут дело?

— Смотришь? — прозвучал за его спиной голос Макса. Очевидно, руоповец делал вид, что тоже смотрит телевизор, и говорил, не разжимая губ. — Не оборачивайся. Парни, которых мы будем брать, — те, кого ты ищешь. Приедут на «Жигулях» четвёртой модели, пикап. Цвет: спелая вишня. И ещё… не светись тут особо. На тебя ориентировка из ФСБ пришла. С сегодняшнего утра ты в розыске. В дежурной части твоя фотография на полстены. Особо опасный преступник. Убийца-рецидивист. И всякое такое. В случае сопротивления разрешается открывать огонь на поражение. Видать, ты кого-то сильно достал, браток. Слушай дальше. Мы стоим внизу, по правой стороне. Учти. Левую сторону закрывает ОМОН. Повяжут.

Андрей нахмурился. Вот это была по-настоящему плохая новость. Теперь он не сможет предъявлять «корочки», его схватит первый же внимательный постовой. Коллега. Значит, исчезла возможность маневра. Загоняют по всем правилам.

Так. Что же делать? Он примерно понял расстановку сил. Очевидно, вокзал взят в кольцо. Оно состоит из двух половин: правую сторону вокзала, включая подземный этаж, контролирует РУОП, левую — ОМОН. Само же задержание скорее всего ФСБ оставила за собой.

Андрей лихорадочно просчитывал варианты. Постепенно у него в голове сформировывался план действий. ФСБ действовала агрессивнее и жестче, чем он мог предположить. Значит, и ему следует вести себя так же. Нагло и напористо. Они предполагают, что Андрей побежит? А он поступит с точностью до наоборот. В груди появился тугой комок дикого, сумасшедшего крика. С таким криком солдат бросается в штыковую атаку. Андрей спустился вниз, подошел к столику, торгующему газетами, и купил одну.

— За вчерашнее число, — предупредил сонно продавец.

— Неважно. Спасибо.

— Не за что. — Продавец положил подбородок на ладонь и закрыл глаза.

Андрей пошёл наверх искать телефонный автомат.

* * *


«Спая я крепко, без сновидений. Ближе к утру сон, перешёл в стадию поверхностной дремоты. Организм не желал отдавать ни минуты отдыха, но в то же время все органы чувств функционировали практически в режиме бодрствования. Я слышал, как мягко щёлкнула, открываясь, дверца машины. Сергей Борисович куда-то уходил, потом вернулся. Не знаю, сколько времени он отсутствовал. Может быть, две минуты, а может быть, полчаса. Я хотел спросить, куда он отлучался, но не смог открыть глаз. Впрочем, возможно, мне это просто приснилось.

Проснулся же я оттого, что Сергей Борисович тряс меня за плечо.

— Просыпайтесь, граф, — приговаривал он. — Рассвет уже полощется.

Я зевнул, приоткрыл глаза и тут же снова закрыл их. Какой рассвет? День давно уже на дворе. Подтянувшись, сел, поежился, снова зевнул.

— Не выспался? — спросил Сергей Борисович, нажимая на газ.

— Бог его знает. Вроде бы выспался. Но спать хочется.

— Ничего, ночью отоспишься.

Я потер глаза, посмотрел по сторонам. „БМВ“ нёсся по Садовому кольцу в сторону Курского вокзала.

— Куда это мы едем?

— Не знаю. Похоже, на вокзал, — ответил Сергей Борисович. — Отличное, кстати, место для товарообмена. Акции — деньги — акции. Почти по Марксу.

— А где Боря?

— Вон его машина. — Сергей Борисович кивнул на ждущий пятью корпусами впереди „Линкольн-Таункар“.

— Он катается на такой шикарной машине?

— Удивлен? — усмехнулся мафиозо.

— Признаться, да.

— А ты сам подумай, кто такой Боря? Начальник охраны. Отвечает и за безопасность „босса“, и за сохранность его денег. Короче, бережет жизнь. Стоит ли такому человеку платить мало? То-то. Странно, что он на личном вертолёте не летает до сих пор.

— Мог бы себе позволить?

— Не напрягаясь.

„Таункар“ шёл плавно и ровно. Толстые тёмные стекла не позволяли видеть людей, сидящих в салоне.

— Куда ты ходил? — спросил я, зевая и прикрывая рот ладонью.

— Я? Никуда, Тебе приснилось.

Я так и думал. Приснилось так приснилось.

Мы проскочили мимо Курского вокзала, свернули на Николо-Ямскую, а оттуда в Костомаровский переулок. Здесь нам пришлось притормозить. Машин немного, обнаружить себя — раз плюнуть. „Таункар“ ушел далеко вперед. Когда впереди, за забором, выросла белая коробка Курского вокзала, я мысленно перекрестился. Не дай Бог, потеряли бы заветный „Линкольн“, кто знает, что пришло бы в голову Сергею Борисовичу. Заставил бы еще банк штурмом брать. С него станется.

У поворота мафиозо и вовсе сбросил скорость до минимума. „БМВ“, плавно качнувшись, переполз через трамвайные пути и выехал на площадь. Я сразу увидел тех, кто нам нужен. „Таункар“ как раз парковался на стоянке. Мы прижались к тротуару, остановились, не глуша двигатель.

— Вон там есть место, — сказал я, указывая на просвет между машинами.

— Вижу, — сосредоточенно ответил Сергей Борисович. — Мы не будем здесь парковаться.

— Не будем?

— Нет.

— Почему?

Мафиозо пожевал губами, не переставая наблюдать за „Линкольном“, спросил:

— Видишь двоих парней на углу? Пирожки жрут.

Я посмотрел в указанном направлении. Действительно, двое ребят стоят, жуют беляши. Треплются „за жизнь“. Нормальные парни. Ничего особенного. В джинсах, в коже.

— Ну и что? — спросил я.

— А теперь посмотри чуть правее. Интеллигент с „дипломатом“. Засёк?

Действительно, стоит симпатичный бородач с кейсом, поглядывает на часы. Ждет, видать, кого-то.

— И что? — не понял я.

— Посмотри на его куртку. Только внимательно посмотри.

Я посмотрел и вдруг увидел то, о чем говорил мафиозо. Пола короткой куртки-пиджака чуть отошла в сторону, и под ней на мгновение мелькнул светло-желтый ремень наплечной кобуры.

— Двое у вокзала тоже из РУОПа, — спокойно объяснил Сергей Борисович. — Я их знаю. Приходилось сталкиваться. Тут этих парней, как тараканов в „хрущёвке“. Что-то не так.

Дверцы „Таункара“ распахнулись. Сперва выбрались четверо ребят. Каждый напоминал сложением Геракла.

— Ты вроде бы говорил, что Боря ездит без охраны, — напомнил я мафиозо.

— Говорил. — Он озадаченно хмыкнул. — Не пойму, в чём дело.

Охрана сгрудилась у задней дверцы. Из салона выбрался мужчина. Подтянутый, стройный, с благородной сединой. Охранники вытащили из салона большие и, похоже, очень тяжелые сумки. Из группы кучкующихся неподалёку носильщиков выскочил один, подбежал, спросил что-то. Седоголовый кивнул. Мигом появилась тележка. Сумки уложили на нее, и все двинулись к вокзалу. Впереди носильщик, за ним седоголовый, окружённый охраной.

— Это и есть твой Боря? — спросил я.

— Нет, это не Боря. Это Константин Георгиевич Фролов. Член правительства и мой временный компаньон.

Я заметил, как один из пожирателей беляшей что-то пробормотал, чуть отодвинув полу куртки. Ясно. Передатчик. Бородатый интеллигент повернулся спиной к площади, наклонил голову,

— А в сумках — деньги, — продолжал раздумчиво говорить Сергей Борисович. — Думаю, миллионов двадцать.

— Долларов? — изумился я.

— Ну не рублей же. Деньги — плата за акции. — Мафиозо оглянулся. — Мне только непонятно, что здесь делают все эти менты?

— Может быть, он их сам пригласил?

— Зачем?

— Схватят „взломщиков“. Этот банкир имеет и деньги, и акции, а РУОП — преступников особо опасных.

— Нет, — покачал головой Сергей Борисович. — Ему это невыгодно. Напротив, он всеми силами старается избежать огласки. Для него лучше заплатить и взять бумаги без головной боли. Ладно, подождём — увидим. Честно говоря, меня сейчас больше занимает другой вопрос: где же Боря? Фролов без него по важным делам не ездит».

* * *


Андрей повернулся к стоящему рядом парню. На груди парня висел фотоаппарат, увенчанный длиннофокусным объективом. Видоискатель этой камеры представлял из себя крохотный экран, позволявший снимать практически из любого положения. Андрей оценил предусмотрительность фотографа.

— Успел лицо снять? — спросил он.

— Класс! — Тот расплылся в довольной улыбке и помотал головой. — Это ведь Фролов, да?

— Не знаю.

— Точно, Фролов. Из правительства. Как ты и говорил, старик. Наши ребята его снимали на каком-то открытом заседании.

Парень работал штатным фотографом в одной из очень популярных газет. Это и был «ответный ход», придуманный Андреем.

— А что в сумках? — повернулся к Андрею фотограф.

— Судя по всему, деньги, — ответил тот. — Плата за акции.

— Старик, потом давай поедем к нам в редакцию. Это же бомба, старик. Ядерная! Ураган!

— Нет, — покачал головой Андрей. — У меня нет доказательств. Как только они появятся — приеду сам.

— Старик, только не затягивай, ладно? Это надо горяченьким подавать, прямо из печки. Хорошо, старик?

Фотограф оказался на редкость разговорчивым.

— Пошли вниз, — скомандовал Андрей. — Им, чтобы в камеру хранения попасть, придется полвокзала обходить. Только ты слишком уж не маячь — схватят.

— Кто схватит, старик? — напрягся фотограф.

— ФСБ, ОМОН, РУОП. Я же тебе говорил.

— А, помню. — Фотограф улыбнулся беспечно. — Фиг с ними, старик, пусть хватают. Морду набьют, так первый раз, что ли?

— Ну уж нет, — сказал Андрей, пока они шагали к эскалатору. — Ты должен снять все. Понимаешь? Всё. Включая момент задержания. А то Фролов потом скажет, что он просто вещи на вокзал закинул. В отпуск собирался.

— Они в отпуск на поездах не ездят, старик. Они на самолётах летают, — нравоучительно сообщил фотограф.

— А он скажет, что поехал. Решил не транжирить народные денежки. Ещё один борец с коррупцией. И что ты ему возразишь на это?

— Может быть, ты и прав, старик. Может быть, ты и прав.

Они ступили на эскалатор и поехали вниз.

— Не может быть, а точно, — ответил Андрей. — И потом, для тебя это работа, а для меня вопрос жизни и смерти. Вот так.

— Да, прости, старик, совсем забыл.

— Снимай, только осторожно.

— Хорошо.

Они вошли в подземный зал, остановились, оглядываясь. Андрей заметил Макса. Тот с двумя какими-то парнями стоял чуть поодаль, у ларьков, видимо, перекрывая вход в метро. Руоповцы держали в руках бутылки с пивом, однако уровень жидкости в них не убавлялся ни на кашпо. Камуфляж, подумал Андрей. Макс тоже заметил его, указал глазами влево.

Андрей слегка повернул голову. С другой стороны эскалатора, увлеченно «изучая» книжный лоток, стояли двое крепких ребят в плащах и костюмах. С виду типичные бизнесмены.

Андрей посмотрел на фотографа.

— Справа от меня, у книжной точки, двое в плащах. Это ФСБ.

— Где? — На лице фотографа вспыхнул восторг, смешанный с настороженностью.

— Справа, говорю. Учти, они не должны заметить, что их снимают. Иначе тебе голову оторвут.

— Да я что, не понимаю, что ли, старик? Мы осторожненько.

Фотограф рассеянно повернулся вправо, не поднимая фотоаппарата к лицу, нажал «спуск». Защелкал автоматический затвор.

— Есть, есть, — пропел сквозь стиснутые зубы фотограф. — Класс, старик! Просто класс! Ураган! Пунами!

— А ещё дальше, — продолжал Андрей, — у стены, пьют пиво трое. Эти парни из РУОПа. Только не вздумай их снимать.

— Всего один кадр, старик.

Парень начал поворачивать аппарат в нужном направлении. Андрей посмотрел на Макса. Тот нахмурился, покачал головой: «Нет». Андрей двинул бровями: «Что поделаешь». Руоповец пробормотал что-то беззвучно. Андрей прочёл по губам: «Вашу мать!» Макс наклонился к своим парням, и те быстро повернулись к фотографу спиной, словно бы разглядывая что-то интересное. Щелчок. Ещё один. Третий.

— Отлично, старик. Мы их на снимке кружочком обведём, — захлебывался эмоциями фотограф. — Вот это масштаб, старик. Вот это да! А наши-то тебе не поверили, когда ты звонил.

— Я догадался.

— Ага. А я думаю: съезжу на всякий случай. Всё одно без дела сижу. Класс, старик! Просто бомба! Они, дураки, будут локти кусать от зависти, когда я эту плёночку привезу! Старик, бутылка коньяка с меня!

Андрей повернулся к камерам хранения и тут же заметил Константина Георгиевича, вынырнувшего откуда-то из-за угла. Вокруг сосредоточенно шагала охрана.

— На грузовом лифте спустились, — пояснил Андрей фотографу. — Снимай живее.

Затвор защелкал с сумасшедшей скоростью.

Группа прошла к камерам хранения. Двое охранников остались у будки дежурной, Фролов же вместе с остальными нырнул в проход между шкафами-стойками. Катушка наматывала пленку. Фотограф снимал, опустив голову и глядя в окошко видоискателя.

— Эх! — приговаривал парень. — Надо было две камеры брать. Перезаряжать некогда, и плёнка, как назло, кончается. Если на него сейчас ФСБ накинется, а у меня плёнка закончится, я застрелюсь, утоплюсь, повешусь.

Фролов вышел из камеры хранения. На лице его было написано благодушие. Он остановился, поглядывая по сторонам, и направился к эскалатору. Фотограф успел сделать еще два снимка, а затем отвернулся. Фролов оказался в двух шагах от них. Андрей подумал, что если охранники заметят фотоаппарат, то, вероятно, попытаются отнять его. Придется драться. Подоспеет ФСБ. Ладно, черт с ними! Главное, чтобы этот болтливый парень успел удрать. Иначе затея потеряет смысл. Фролов прошел мимо. Кто-то из охранников даже зацепил Андрея плечом. Тот еще не успел опомниться, а затвор камеры уже вновь щелкал вовсю. Фээсбэшники проводили Константина Георгиевича взглядом.

— Пошли наверх, — торопливо зашептал фотограф, извлекая кассету из камеры и вставляя новую. — Они его, наверное, там брать будут.

— Они его вообще брать не будут, — тихо сказал Андрей. — До тех пор, пока другие ребята не привезут акции.

— Эти другие, они скоро приедут?

— Откуда я знаю! Может быть, через час. А может быть, уже приехали.

— Пойдём наверх, — зашептал фотограф. — Я хочу снять, как он идет к машине. Шапка, представь, крупным жирным шрифтом: «Хроника одной операции». А ниже, на целый разворот, снимки. И внизу твоя фотография в одну четверть и рассказ про все эти акции или что там… Это же бомба, старик! Самая настоящая бомба!

— Помолчи, ради Бога, пару минут.

* * *


Шмель вошел в административное здание МПС, остановился у пропускного пункта, за которым сидел грузный мужик в форме охранника. Сегодня снайпер был одет в серый комбинезон с надписью «ООО „Аркадия“» на спине и груди. На голове красовалась бейсболка. Глаза скрыты зеркальными очками-«каплями». В руке он держал сумку.

— Отец, — обратился Шмель к охраннику, — к кому тут по поводу мытья окон?

— Каких окон? — насторожился тот.

— А я знаю каких? — Шмель полез в карман, вытащил накладную. Чистый бланк он купил ещё вчера в книжном магазине на Тверской. Печать ему изготовили за час сегодня утром. — Вот. Читай сам. Мытьё окон, двадцатый и двадцать первый этажи. Число, подпись. Оплачено… тут неразборчиво. Число, печать, подпись, смотри.

Шмель протянул охраннику накладную. Тот взял бумагу, прочёл её два раза, протянул задумчиво:

— Кто оплачивал-то? Что-то тут фамилия непонятная.

— Это диспетчера фамилия, село. Ваши-то небось по «безналу» оплачивали? Отец, ну ты быстрее соображай. Время-то тикает, а мне ещё два десятка окон полировать. Если не заказывали, я поехал. Мне лично ни жарко ни холодно. Работы меньше. Главное, что оплачено.

Охранник подумал о том, что если мытье окон действительно заказывали и тем более ОПЛАТИЛИ, то его, заверни он парня, ждет большой нагоняй. Потом фирма эта скажет: наш сотрудник приезжал, а какой-то ваш охранник дал ему от ворот поворот. Скандала не миновать.

— Ладно. Паспорт есть? — спросил охранник, воз вращая накладную.

— Смеешься, что ли? Только служебная карточка.

Охранник помялся, махнул рукой.

— Давай карточку.

Шмель протянул ему ламинированный картонный прямоугольник со своей фотографией. Охранник переписал данные в журнал, выдал Шмелю пропуск, на котором проставил время посещения, махнул рукой в сторону холла.

— Лифты справа. Поднимешься на двадцатый этаж, найдёшь двести тридцатую комнату. Спросишь Окунева. Он тебе скажет, чего и где. Понял?

— Понял. Двести тридцатая комната, — восхищенно пробормотал Шмель. — Во наплодили, на свою шею.

Он поднялся на двадцать первый этаж и пошёл по правой стороне коридора, заглядывая в каждый кабинет и спрашивая:

— Окунев здесь? Здесь Окунев?

Очевидно, ввиду утреннего часа народу было много. В каждом кабинете по нескольку человек. Шмель матерился беззвучно и поглядывал на часы. До контрольного времени оставалось чуть меньше пятнадцати минут. На крайний случай он мог подняться на балкон, но это лишние хлопоты.

Шмель постучал в очередной кабинет. Тихо. Осторожно нажал на ручку двери. Заперто. Отлично. То что надо. Достав из кармана длинную, заточенную на конус 486 стальную пластину, Шмель вогнал ее между створками, налег плечом, и… дверь распахнулась. Снайпер вошел в кабинет, аккуратно прикрыл за собой дверь. Комнатка была не слишком большой и принадлежала, видимо, чиновнику средней руки. Распаковывая сумку, Шмель подошел к столу, взглянул на перекидной календарь. Самой первой записью было «10–10. Итальянцы». Итальянцы — это серьезно. Иностранцев у нас любят даже больше, чем раньше, во времена великих застолий.

Шмель открыл окно, поставил сошки на подоконник. Расстояние до цели — тысяча четыреста метров. Он произвел корректировку с учетом горизонтального и вертикального отклонений. Вложил три патрона в обойму. Передернул затвор. Площадь как на ладони. Единственное неудобство — практически не видно лица, но в этом случае у Шмеля было описание жертвы. Рост, цвет волос, фигура.

Шмель оторвался от прицела и посмотрел на часы. Пять минут.

* * *


Бордовая «четверка» медленно въехала на стоянку, подкатилась к самому вокзалу и остановилась у тротуара. Тонколицый повернулся к Молчаливому и улыбнулся:

— Ну что, мы готовы?

— Готовы, — ответил тот.

— Как только я встану на эскалатор, поезжайте прямо и припаркуйтесь у выезда со стоянки. Если заметите что-нибудь подозрительное, немедленно уезжайте. Понятно?

— Понятно, понятно. — Киноактёр кивнул и указал через стекло: — Вон то — не его тачка стоит?

— Может быть, его, — согласился Тонколицый, открывая дверь. — Ничего страшного. Он захочет убедиться, что акции на месте, и будет ждать, пока мы выйдем с его сумками. Ему ведь неизвестно, как мы выглядим. Может быть, я скромный южный торговец анашой? — Тонколицый засмеялся. — Всё. Тронулся.

— Давай. — Молчаливый перебрался за руль.

Тонколицый вышел из машины, открыл заднюю дверь, вытащил две объёмистые сумки и зашагал к вокзалу.

* * *


«Я подался вперёд, кивнул:

— Это они. Пётр на переднем сиденье. Я его узнал.

— Погоди, не суетись. — Сергей Борисович внимательно поглядывал вокруг. — Так, наши друзья зашевелились. — Он посмотрел в зеркальце заднего вида. — Ты, помнится, говорил, что акции сперла другая группа?

— Говорил, — согласился я.

— Тогда что, по-твоему, у него в сумках?

— Ума не приложу.

— Твоя версия ошибочна.

Ошибочна ли? Не знаю. Мусоровозку я видел собственными глазами и четко заметил, что она уехала сразу после первого взрыва. Если же „взломщики“ проникли в квартиру раньше, то зачем им вообще понадобилось взрывать стену? Чтобы милиция побыстрее подъехала? И потом… Еще неизвестно, что у них в сумках. Может быть, белье из прачечной или старые газеты… Чёрт побери!

— Я знаю, что у него там! — вырвалось у меня.

— Что?

— Резаная бумага! Вот что! Газеты, тряпки. Они просто морочат заказчику голову, понимаешь? У них ничего нет. Но заказчик не знает о второй группе и считает, что бумаги у них. Этот банкир привёз им деньги, а они ему — липу.

— Нет, — покачал головой Сергей Борисович. — Фролов не такой „лох“, как ты думаешь. Его на туфту не купишь. Он ни за что не привез бы деньги, не убедившись, что акции у похитителей. Эти парни сперва должны были что-то ему предъявить. Ну, может быть, не все акции, но хотя бы часть. Фролов даже десятку бумаг не поверит. Ему надо показать штук сто, а лучше двести. Тогда да, он привезет деньги. Ты ошибся.

— Нет. Тут что-то не так. Они его провели.

Сергей Борисович посмотрел на меня внимательно, ткнул пальцем в сторону удаляющегося Тонколицего.

— Ты его видишь?

— Вижу.

— Что у него в руках?

— Сумки.

— Терпеть не могу людей, которым не хватает мужества признать, что они ошибаются.

Что на это можно ответить? Когда такой человек, как Сергей Борисович, уверен, убежден в своей правоте, не стоит утруждать себя поисками аргументов. Я вздохнул и отвернулся».

* * *


Фотограф щёлкал камерой. Ему было не слишком удобно. «Жигули»-пикап перекрывались алюминиевыми стойками рам. Вот мимо, держа в руках две увесистые сумки, прошел Тонколицый. Фотограф щёлкал затвором не переставая. Тонколицый идёт через зал. Тонколицый подходит к эскалатору.

— Я его взял, старик, — бормотал фотограф. Чистейшие эмоции без всяких примесей. — Кадр просто классный! Ракурс, перспектива! Этого парня сегодня по телевизору показывали, да? Точно, старик? Показывали?

— Показывали, показывали, — торопливо кивнул Андрей. — Ты снимай давай.

— Побежали вниз, старик! Он ведь в камеру хранения пошёл.

— Стой тут. Следи за машиной Фролова. Ты понял?

— Понял, конечно. Хорошо, старик. Ты прав. Ты прав. Буду смотреть за «Линкольном».

Андрей спокойно, стараясь не слишком торопиться, зашагал к эскалатору. Он заметил, как вишневый пикап медленно покатился вдоль вокзала и свернул к выезду со стоянки.

ОМОН должен был засуетиться, подумал Андрей. Ничего подобного они не предусматривали. Наверняка их начальство полагало, что двое обязательно дождутся третьего. Да и то, куда ему деваться с полными сумками денег? Андрей спустился в подземный этаж, направился к камерам хранения. На ходу поймал встревоженный взгляд Макса. Кивнул едва заметно: «Все в порядке». Оба «книголюба» по-прежнему стояли у лотка с книгами и искоса поглядывали на проход между стойками. Андрей прикрыл лицо ладонью, как будто отирая лоб, и проскочил мимо. Внутренне он собрался, ожидая, что вот сейчас ему на плечо ляжет тяжелая рука и негромкий, но уверенный голос скажет: «Гражданин, пройдёмте с нами. И без шума, пожалуйста».

Андрей прошел между высокими стойками, поглядывая направо-налево.

Тонколицый обнаружился у самой стены. Он сидел на корточках перед открытой сумкой-баулом и озадаченно разглядывал содержимое. При появлении Андрея Тонколицый вскочил. В руке его словно из ниоткуда появился пистолет.

— Спокойно, спокойно. — Андрей поднял рукираскрытыми ладонями вверх. — Я друг.

Тонколицый несколько секунд смотрел на него, затем поинтересовался холодно, не опуская оружия:

— Какого хрена тебе тут надо, друг?

— Вокзал оцеплен силами ФСБ, ОМОНа и РУОПа. Вам не дадут уйти.

— Когда это они успели оцепить весь вокзал?

— Им стало известно о передаче акций ещё вчера вечером.

— Откуда?

— Не знаю.

— Будет мне баки забивать. ФСБ нечего нам предъявить. Я просто клал вещи в ячейку. Личные вещи. Понял? Никто ничего не докажет.

— У них есть любительская видеозапись, на которой вы покидаете место ограбления. Ваши лица сняты очень чётко. Эту запись уже успели прокрутить по всем каналам.

— Твою мать!

Тонколицый поджал губы. Андрей попытался заглянуть в сумку, но собеседник ловко запахнул её.

— Ладно. Допустим, ты не врёшь. Ну и зачем ты пришёл, друг?

— Я хочу тебе помочь.

— Понимаю. — Тонколицый язвительно усмехнулся. — Сдайся без шума — и тебе зачтётся при вынесении приговора. Так?

— Нет. Никакого приговора не будет. Скорее всего вас убьют при задержании. Им не нужны свидетели.

— Свидетели чего?

— Свидетели, видевшие акции. Знающие, из-за чего вся эта заваруха.

— Да. Это похоже на методы родной «конторы». — Тонколицый заметно побледнел, однако не потерял присутствия духа. — Ну и что же ты мне хочешь предложить, друг?

— Бежать. Здесь, на нижнем этаже, в оцеплении мой знакомый. Возможно, удастся вырваться. Не гарантированно, но возможно. А вот если ты поднимешься наверх — считай, что тебя уже убили.

— А тебе-то что за толк помогать, не пойму?

— Ты должен будешь пойти со мной в газету и подтвердить, что вы украли акции. Расскажешь всё с самого начала. Как, что, когда.

Тонколицый усмехнулся:

— И умру героем, да?

— Если все получится, им будет не до тебя.

— А зачем ты все это делаешь? Что тебе нужно? Борец за правда'? Робин Гуд?

— Нет. Я в такой же ситуации, как и ты. Мне известно, с чего все началось. И меня так же хотят убить, как и тебя. Если не больше. Думай быстрее. ФСБ уже, наверное, нервничает, почему это тебя долго нет.

— Это они забрали деньги?

— Какие деньги?

— Из ячейки! Заказчик должен был положить в ячейку деньги. Двадцать миллионов долларов.

— Фролов клал их, я видел.

— В этих сумках? — Тонколицый пнул ногой баул.

— Нет, в других.

— В ячейке нет других сумок. — Тонколицый распахнул дверцу пошире. — Хочешь убедиться? Смотри. Здесь нет ни одного ср…го доллара.

— А что в сумках?

— Да акции, мать их! Две сумки, битком набитые акциями!

* * *


Шмель снова посмотрел на часы. Пять минут лишних. И каждая минута увеличивает риск быть застигнутым здесь, в этом чертовом кабинете. Он заметил «клиента» и теоретически мог выстрелить через лобовое стекло. Но на излёте — и глушитель, отсекающий пороховые газы, играет в этом не последнюю роль — пуля потеряет скорость, станет слишком подвержена влиянию посторонних факторов. Если бы не глушитель, Шмель, возможно, рискнул бы выстрелить, но не сейчас. На дистанции полторы тысячи метров лобовое стекло превращается практически в непроницаемую преграду. Трудно предсказать, как поведет себя пуля после столкновения. Тем более что попадание придется по касательной, хоть и на снижающейся траектории. Он не может рисковать. Один-единственный промах может испортить с таким трудом наработанную репутацию. Остается только ждать удобного момента.

Шмель еще раз посмотрел на часы. Десять. Без десяти секунд.

В этот момент в дверь постучали.

* * *


«Вишнёвый пикап медленно прополз по стоянке и свернул на выездную дорогу. Он остановился метрах в ста пятидесяти от нас.

Я покосился на молчащего Сергея Борисовича.

— А если РУОП схватит Фролова и заберет акции? Что тогда?

— А тогда, — мафиозо хмыкнул, — сыночку придётся расплачиваться по папочкиным счетам.

В его голосе прозвучала такая решимость, что у меня мурашки побежали по спине. Я ни за какие деньги не поменялся бы местом с этим сыночком, когда Сергей Борисович примется выколачивать из него деньги. Но если что-то случится с Фроловым, то… скорее всего и его сынок отправится следом за папочкой. Не думаю, чтобы мафиозо сильно стремился афишировать свое чудесное воскрешение.

— Знаешь, с сыночком, пожалуй, я тебе не помощник.

Он посмотрел на меня ледяным взглядом и сообщил:

— Конечно, ты будешь помогать, даже если для этого мне придется переломать тебе все кости. Надеюсь, ты не забыл, что всё ещё должен?

— Но ты ведь собираешься убить его?

— Ради того, чтобы вытащить твою женщину, мне пришлось убить пятнадцать человек, а ты, заср…ц, и пальцем в это время не шевельнул. Так что заткни пасть и сиди смирно.

Чёрт побери! Мафиозо, похоже, вообще не слышал о таком понятии, как человечность.

— Смотри, — сказал Сергей Борисович, наклоняясь вперёд всем телом. — Похоже, ребятки из РУОПа ре шили действовать.

Я посмотрел в лобовое стекло. Фролов и его верные телохранители выбрались из „Линкольна“ и зашагали к вокзалу. В ту же секунду от стоянки отъехали два такси. Они катились спокойно, неторопливо. Внутри, по-моему, сидело человек по пять. От угла вокзала отделились двое крепеньких ребят и, оживленно болтая, двинулись к вишневому пикапу.

Даже наши „знакомые“ — любители беляшей и интеллигентный бородач — снялись с места и пошли к стоянке».

* * *


Стук повторился. Шмель запустил руку под куртку, достал пистолет с глушителем, который постоянно носил с собой как раз на подобный случай, не оборачиваясь, сказал негромко:

— Войдите.

В кабинет вошла молоденькая девица, — очевидно, секретарша, — остановилась изумлённо на пороге, оглядываясь.

— А где… Арсений Петрович? — спросила она.

— Встречается с итальянцами, — коротко ответил Шмель.

— А вы кто?

— Я-то? — Снайпер одним движением большого пальца взвел курок пистолета. — Дверь закройте, пожалуйста.

— Что? — не поняла девушка.

— Дверь, пожалуйста, закройте.

Она прикрыла створку, и тогда Шмель, резко повернувшись, спустил курок. Пуля попала девице в грудь. Секретарша отшатнулась, схватилась руками за франтоватый жакет, набухающий кровью, а уже через секунду повалилась на пол. Ковер заглушил звук падения.

Шмель бросил пистолет и вновь приник к прицелу.

Он опаздывал…

* * *


А в здании вокзала фотограф оживлённо щёлкал затвором камеры, приговаривая себе под нос:

— Класс! Просто класс! Вот это будут снимочки!

Он просто не мог сдерживать обуревавших его эмоций.

* * *


— Ну, что ты надумал? — спросил Андрей. — Идёшь? Или остаёшься?

— Так ведь от тебя иначе не отвяжешься, — хмыкнул тот. — Пошли.

— Бери сумку, — кивнул Андрей. — Бери, бери. Найди свободную ячейку.

— Да есть тут свободная. — Тонколицый набрал код, открыл дверцу. — Я должен был в неё деньги переложить и выйти налегке.

— А теперь мы положим в нее часть акций. Давай.

Андрей вытаскивал из баула стопки сертификатов и бросал их в ячейку. Переложив около двухсот штук, установил код, закрыл дверцу.

— Достаточно.

— Зачем они тебе? — полюбопытствовал Тонколицый.

— Для статьи в газете понадобятся доказательства.

— Тебе виднее, — заметил Тонколицый и усмехнулся.

Андрей взвалил сумку на плечо и вышел в проход, обернулся.

— Пойдём.

— Как скажешь.

Они зашагали между стоек к выходу. Отсюда просматривалась почти треть зала. Андрей внутренне напрягся. Один из фээсбэшников толкнул второго локтем. Оба уставились на идущую парочку, а Андрей смотрел на них. На ходу он вытащил из сумки пачку сертификатов и швырнул ее вверх. Золотисто-розовые плотные листы рассыпались над их головами словно праздничный фейерверк. Один из фээсбэшников наклонил голову и что-то сказал в рацию. Лицо у него было довольно растерянным. Андрей бросил еще одну пачку акций. Люди вокруг смотрели, как толстые стопки распадаются в воздухе на отдельные листы и, кружась, опускаются на пол. Гул голосов мгновенно стих. В зале наступила тишина. Андрей скользнул взглядом по толпе и заметил Макса. Тот с окаменевшим лицом говорил что-то двоим товарищам.

Третья пачка взлетела вверх. Пол был усыпан розовым ковром. Фээсбэшники озирались. Они не могли стрелять, потому что все, кто находился в зале, смотрели на странную пару, расшвыривающую акции. И вдруг немота прорвалась ропотом. Едва различимый вначале, он быстро набирал силу. Кто-то шагнул вперёд. И тут же стоящий рядом тоже сделал шаг. Затем третий, четвертый, и вот уже несколько сотен человек, расталкивая друг друга, побежали к камерам хранения. Андрей же швырял все новые и новые стопки бумаг. Под конец он поднял опустевшую до половины сумку и подкинул её вверх. Розово-жёлтый дождь обрушился на головы толпы. Люди вытягивали руки, ловя сертификаты на лету. В кутерьме фээсбэшники потеряли Андрея и Тонколицего. Они приподнимались на цыпочки, отчаянно крутили головами, но те как сквозь землю провалились. Наконец, отчаясь увидеть что-либо в такой толчее, оба спецслужбиста выхватили оружие, врубились в толпу, распихивая путающихся под ногами людей и озираясь.

Макс тоже выискивал взглядом своего недавнего знакомца. Ему повезло больше. Он увидел, как Андрей и Тонколицый, пригнувшись, проскользнули за эскалатор, укрывшись от фзэсбэшников. Когда же те пошли вперед, беглецы во весь дух помчались к входу в метро.

Макс отвернулся, будто ничего не замечая. Двое его товарищей поспешили «на помощь» коллегам из «конторы». Они тоже «ничего не увидели». Да и мудрено ли? Столько народу вокруг.

Андрей и Тонколицый скатились по эскалатору и вбежали в вагон поезда. Остановились, переводя дыхание. Тонколицый прищурился, выдохнул, оттопырив нижнюю губу, пробормотал:

— А ты мастак, как я погляжу. Тоже из наших?

— Из каких это «ваших»?

— Из «конторы».

— Нет. Я из другого ведомства.

— МВД? Понятно. С вашим братом больше всего хлопот. — Тонколицый улыбнулся. — И куда мы теперь направляемся?

— В газету.

— А-а-а. Ну, поехали в газету. Только есть одна загвоздка, парень.

— Какая ещё загвоздка? — не понял Андрей

— Дело в том, друг, что я вряд ли смогу быть тебе чем-то полезен. Мы акций не крали.

— Как не крали?

Сказать, что Андрей был изумлен, — значит, не сказать ничего. Он был раздавлен.

— Очень просто, — усмехнулся Тонколицый. — Не крали — и всё. Нас наняли, чтобы украсть БУМАГИ.

— Но ведь там были акции?

— Это ты так думаешь. И я так думаю. Но мы можем думать всё, что нам угодно. Слушай меня внимательно. Акции спёрли другие ребята. Половчее нас. Когда мы пришли, бумаг в квартире уже почти не было. Нам досталась лишь одна сумка. А всего таких сумок было четыре. Посредник говорил. Но только кто подтвердит, что речь шла именно об акциях? Нет, пойдем в газету, я не отказываюсь. Но, допустим, я расскажу, что нас наняли, чтобы влезть в квартиру и украсть бумаги. А дальше? Ты предъявишь две сотни акций как подтверждение твоей правоты? А «контора» заявит, что как раз эти-то две сотни и были украдены неделю назад у одного из акционеров. Из машины. А остальные находятся у владельцев. И что ты сделаешь дальше? Ну ладно, положим, нам даже удастся убедить всех, что эти сертификаты были похищены из квартиры. «Контора» же заявит, дескать, один богатый дяденька продавал две сотни акций другому богатому дяденьке. Почему в квартире? Да кто же их, богатых, разберет? У них свои причуды. Продавали и водку пили. Попутно. Это не криминал. Тебе нужен реальный похититель акций — вот что я скажу. Только человек, укравший бумаги, может подтвердить, сколько их было на самом деле. Двести акций — это одно. А десять тысяч — совсем другое. Правда, им и это глаза не разъест, но все-таки. А еще лучше найти заказчика. Вот это было бы действительно да.

Андрей вдруг вспомнил фрагмент записи. Старик и мальчишка. Вторая группа. Вторая…

— Ты знаешь, кто мог украсть бумаги?

— Пётр говорил…

— Кто такой Пётр? — перебил Андрей. — Пётр Колесов?

— Он самый. Так вот, Пётр сказал, что акции спёрли двое его парней и девчонка. Одного, Олега, он видел собственными глазами, когда тот уезжал от дома на мусоровозке. Второго зовут Иван. А имени женщины я не знаю.

— Зато я знаю, — сказал Андрей задумчиво.

— А ты знаешь, о чём я думаю? — спросил серьезно Тонколицый.

— О чём?

— Откуда взялись эти бумаги в камере хранения? И куда же всё-таки делись доллары, мать их?

Сойдя с эскалатора, Константин Георгиевич остановился. На него словно напал столбняк, Он стоял и смотрел, как сотня людей собирает с пола акции. Его акции.

— Сволочи… — прошептал Константин Георгиевич серыми от напряжения губами. — Сволочи, твари, суки! — Впрочем, он быстро взял себя в руки. Повернулся к охране. — Забираем остальные бумаги и уходим. А этих тварей я потом найду. Я их… Я им…

Он не думал о том, что в ячейке лежит еще половина акций, суммарная стоимость которых намного превышает сумму выкупа. Он думал о деньгах потерянных. Причем думал с такой злобой, словно эти деньги были вырваны у него изо рта.

С трудом пробившись к камерам хранения, Константин Георгиевич отыскал нужную ячейку и, тщательно сверяясь с запиской, набрал код. Дверца открылась. В ячейке стояла сумка, набитая так, что бока оттопыривались. Константин Георгиевич кивнул одному, из охранников:

— Забери сумку. Пошли.

Дюжий молодец подхватил баул, и они зашагали к выходу. Константин Георгиевич отпихивал путающихся под ногами людей, матерился громко и яростно. Как он ненавидел всю эту шваль! Идиоты безмозглые, готовы глотки друг другу перегрызть…

Они ступили на эскалатор и поднялись на первый этаж. Стоявшие до сих пор внизу Макс вместе с двумя коллегами тоже зашагали к эскалатору. Спокойно, не торопясь. Они всего лишь выполняли функцию заслона.

Константин Георгиевич гордо, не глядя по сторонам, вышел на стоянку и направился к машине. За его спиной, отгороженная толстым стеклом, надрывалась щелканьем фотокамера. До «Линкольна» оставался всего один шаг, когда со всех сторон словно призраки из тьмы появились крепкие ребята в штатском. Один из охранников попробовал продемонстрировать пару приемов карате и тут же улегся лицом в пыль, придавленный коленом между лопаток. Второго грохнули физиономией о капот «Таункара», ткнули пистолетом в затылок, чтобы охолонул маленько. Остальных распластали у машины — ноги в стороны, руки на голове. Фролов повернулся, спросил холодно:

— В чём дело, товарищи?

К нему шагнул невысокий кряжистый мужчина в мешковатом плаще. Отутюженный костюм сидел на фээсбэшнике, как на вешалке.

— Полковник Маков, — представился мужчина.

— В чем дело, полковник? — Голос Фролова начал набирать силу и наливаться возмущением. — Что вы себе позволяете? Эти люди, — он указал на плененных охранников, — мои помощники. Вам известно, кто я?

— Известно, Константин Георгиевич. И давайте обойдёмся без крика, ладно? Через десять минут вас отпустят.

В это время на другом конце стоянки хлопнул выстрел. Маков быстро обернулся.

* * *


«Фролова скрутили мгновенно. Я даже глазом не успел моргнуть. Вообще-то мне доводилось пару раз видеть подобные штуки по телевизору, но оперативная видеохроника — это одно, а наблюдать воочию — совсем другое.

— Хорошо работают, — оценил Сергей Борисович.

По его тону я догадался: мафиозо был бы куда больше доволен, если бы Фролову удалось скрыться.

Однако в тот момент меня больше занимало другое — Пётр и его приятель, оставшиеся в машине. Как только фээсбэшники побежали к „Линкольну“, оба такси резко прибавили газу и, подлетев к пикапу, попытались заблокировать его с двух сторон. Одна машина, развернувшись на сорок пять градусов, перекрыла дорогу спереди, но, прежде чем вторая успела повторить этот нехитрый маневр, человек, сидевший за рулем „четверки“, дал задний ход. Пикап ударил такси в правое переднее крыло, и празднично желтый „Москвич“ развернуло почти на сто восемьдесят градусов. Завизжали тормозные колодки. Дверцы обоих такси синхронно распахнулись, и из салонов выскочило человек шесть. Все в штатском и с оружием в руках. Пикап ни на секунду не сбросил скорость. Наоборот, понёсся ещё быстрее. Водитель сориентировался мгновенно. Он собирался выехать на Земляной вал с противоположной стороны стоянки.

— Ух ты! — пробормотал Сергей Борисович. — Крепкие парни. Этих просто так не возьмешь. Это им не рыба-Фролов. Тут дело серьезное. — Он покосился на меня, кивнул: — Учись. Они тоже из… животных.

Я его не слышал, завороженно наблюдая за происходящим. На мгновение у меня возникло ощущение, что я смотрю кино на экране лобовика. Так все было… красиво, если здесь уместно это слово. Да, чертовски красиво! Казалось, ещё немного — и пикап вырвется за оцепление, однако человек, планировавший операцию, предусмотрел подобное развитие событий и подстраховался. Наперерез пикапу, перегораживая дорожку, выкатились две „Волги“. Тяжелые машины. „Жигулю“ их не столкнуть.

Люди, направлявшиеся к стоянке такси, кинулись врассыпную, бросив на дороге несколько сумок и здоровый пластиковый чемодан. Пикап проехал прямо по нему, оставив на лопнувшей крышке чёткий след протектора. На асфальт посыпались мужские рубашки. Высунул кончик змеиного языка темный полосатый галстук.

Один из пассажиров пикапа поднял оружие и нажал на курок. Лобовое стекло „четверки“ покрылось сетью трещин. Машина вильнула, ударилась багажником в ограждение и остановилась. Из салона, зажимая рукой грудь, вывалился Киноактёр. С другой стороны выскочил Петр. Его-то я узнал сразу. Очевидно, Киноактер не был ранен, просто ударился о приборную панель. Он выхватил из-под плаща автомат. Короткий „узи“. Пётр тоже достал оружие, но повернулся спиной в другую сторону. Таким образом, они вдвоем контролировали все окружающее пространство.

Фролов шагнул вперед, с интересом глядя на „взломщиков“.

— Никому не двигаться, падлы! — заорал Киноактёр, обводя безумным взглядом собравшихся на стоянке фээсбэпшиков.

Пассажиры такси остановились. Они не просто встали, а словно замерли на бегу. Как будто остановили кадр у кинопленки.

— Спокойно, ребята, спокойно, — крикнул кряжистый в мешковатом костюме и сделал шаг вперед. — Давайте поговорим. Все обсудим. Спокойно, без нервов и крика. Стоянка блокирована моими людь…

— Заткни фонтан! — рявкнул Киноактер. — В случае чего ты помрешь первым. Понял? Это я тебе обещаю. А если кто рыпнется — полосну очередью но окнам вокзала. Там народу до хрена. Одного-двоих да положу.

Фролов сделал, еще шаг, и полковник, повернувшись к нему, предупредил без особой приязни в голосе:

— Константин Георгиевич, отойдите за машину».

* * *


Теперь Шмель видел жертву отчётливо. Описание соответствовало идеально. Снайперу показалось, что он даже разглядел лицо человека. Шмель медленно и осторожно потянул спусковой крючок. На такой дистанции любой, даже самый незначительный толчок может отправить пулю на полметра в сторону. Этого нельзя допустить. Отдача резко толкнула Шмеля в плечо. Но за мгновение до выстрела он понял, что попал. У жертвы оставалось полторы секунды жизни. Полторы секунды, за которые пуля пролетит расстояние от кончика ствола до середины груди. Шмель продолжал наблюдать.

Когда человека отбросило назад, снайпер улыбнулся и, выпрямившись, начал складывать ружьё.

* * *


— Ну-ну, парни. — Маков шагнул ближе и поднял руки открытыми ладонями к похитителям. Это был момент триумфа. Он делал НАСТОЯЩУЮ работу. Ту, которую всегда должен был делать. Не поручение пузатых важных дядечек, а серьёзная схватка. — Давайте без глупостей. Никто не хочет вам плохого. Опустите оружие и поговорим. Бах!

— «Я вздрогнул. В груди Петра словно взорвалась крохотная граната, выбив из плоти облачко розовых брызг. Полковник раскрыл от удивления рот. Фролов шарахнулся за машину и присел на корточки.

— Снайпер, — оценил Сергей Борисович. — Откуда стрелял, стервец? — Он пригнулся пониже, вглядываясь в окна зданий, наконец хмыкнул: — Неужели из МПС? Тут ведь километра полтора, не меньше. Силен парень. Профессионал.

А я смотрел, как падает мой бывший компаньон. Сперва он ударился о борт „жигуля“, затем у него подломилась одна нога. Пётр опустился на колено, качнулся и упал к ногам „мешковатого костюма“. И тогда Киноактер, заорав то ли от ужаса, то ли от ярости что-то нечленораздельное, повернулся к „мешковатому“ и нажал на курок. Того силой удара опрокинуло на капот „Линкольна“. Оставляя на белой эмали смазанную темно-красную полосу, „костюм“ сполз на асфальт. А Киноактер уже разворачивался, намереваясь полоснуть по огромным стеклам вокзала. И отхлынула толпа любопытных, ломанулась, давя друг друга, к соседнему залу. Самые сообразительные же попадали плашмя на пол, закрывая собой детей и женщин.

И тогда все, кто был на стоянке, принялись палить в Киноактера. Тот буквально скрылся в вихре свинца. Тело его разлеталось клочьями. А он все не падал. Стоял и орал, раскинув руки и подняв голову к небу. То ли пули ею держали, то ли очень сильный человек попался. Но зрелище было ужасным.

* * *


Вы видели когда-нибудь первую часть копполовского „Крёстного отца“? Сцену убийства Санни помните? Тогда вы должны понимать, о чем я. Но… Знаете, что я подумал в ту секунду? Наверное, именно так и должно умирать сильное ЖИВОТНОЕ. Стоя, выкрикивая проклятия. Это был момент, когда я окончательно утвердился в страшненькой мысли: мафиозо прав. ЖИВОТНОЕ, как бы оно ни выглядело, всё-таки сильнее ЧЕЛОВЕКА.

* * *


В мгновение ока и человек, и пикап превратились в решето. Пули вышибли все стекла и выстукивали сумасшедший ритм по дырявой жести. От Киноактера осталось только ужасное месиво. Жуткое подобие человеческой фигуры, каким-то чудом удерживающееся на ногах. И когда он все-таки упал, я буквально услышал вздох облегчения, прокатившийся над стоянкой. И понял: вся эта ватага испугалась. По-настоящему испугалась. И подходили к уже упавшему осторожно, бочком, выставив оружие перед собой, словно боялись, что вскочит он сейчас и начнет рвать их зубами. Хотя чего было бояться? На нем живого места не осталось.

— Крепкий парнишка попался, — раздумчиво заявил Сергей Борисович, и в голосе его прозвучало неподдельное уважение.

— Поехали, — сказал я. — Ей-Богу, самое время убираться отсюда. Сил больше нет на это смотреть.

— Пока рано.

Мафиозо наблюдал за фээсбэшниками. Они кучей собрались вокруг пикапа, стояли, обсуждая что-то. Я заметил, как один из них пнул мертвого Петра ногой. Слегка так, в плечо. Противно. Кто-то опустился над телом „мешковатого“. А двое, по виду постарше и поглавнее остальных, отошли в сторону, поставили сумку на капот одной из „Волг“. Открыли „молнию“. Переглянулись.

— Вот теперь поехали, — сказал мафиозо и начал сдавать машину назад, в Сыромятнический переулок.

Не прошло и пяти минут, а „БМВ“ уже летел по Садовому кольцу в сторону Сухаревки.

— Что ты там увидел? — спросил я.

— Акции, — ответил мафиозо спокойно. — В сумке были акции, — и, выдержав небольшую паузу, добавил: — А ты обратил внимание, что Бори-то Олялина с Фроловым не было?»

* * *


Шмель упаковал оружие в сумку. Затем оттащил тело секретарши за стол и вышел из кабинета. Коридор был пуст. Шмелю везло.

На первом этаже он вернул пропуск охраннику.

— Уже всё вымыл? — удивился тот.

— Нет, командир. — Шмель усмехнулся криво. — Действительно, диспетчер ошибся. Вернусь в контору, задам жару. Охота была концы мерить.

— Я же говорил, — понимающе хмыкнул охранник.

— Да, говорил, — подтвердил Шмель. — Надо было тебя послушать и сразу оглобли заворачивать. Столько времени потерял. Ладно, командир, помчусь я. Счастливо.

— И тебе, — улыбнулся тот.

Шмель толкнул тяжелую дверь и спокойно вышел на улицу.

* * *


Андрей и Тонколицый огляделись. Уже здесь, у метро, народу толклось порядком. Всероссийский выставочный комплекс, самый огромный базар страны, притягивает словно магнит и москвичей, и приезжих. Из палаток неслась музыка. Дикая какофония звуков. Со всех сторон. Вкусно пахло съестным. В ближайшем ларьке Андрей купил пару беляшей и проглотил их с большим аппетитом. Хоть голод заглушил чуть-чуть.

Тонколицый наблюдал за ним серьезно, без улыбки. Андрей спохватился.

— Тебе купить пирожков?

— Спасибо, не стоит. Мы утром в ресторане перекусили, — ответил тот с легкой насмешкой. — Лучше скажи, что ты собираешься делать?

— Сейчас поедем на телевидение.

— Зачем?

— Пленку посмотрим. Схемку набросаем. Кто, откуда, куда. Устраивает такая программа?

Тонколицый пожал плечами.

— Ты у нас главный, тебе и сдавать.

— Только сначала я в газету позвоню.

— Кому?

— Фотографу одному.

— Ты уверен, что он не «стучит»? «Контора» своих людишек везде имеет, ты учти.

— Не «стучит», — ответил Андрей резко.

Ему самому мысль о «наушниках» почему-то до сих пор в голову не пришла. Оставалось только перекреститься в душе, что, позвонив в газету, он попал не на «стукача». Иначе, пожалуй, не стоял бы сейчас здесь, а валялся бы в вокзальном сортире или под платформой с пулевой дырой в голове.

Он купил пару жетонов, зашел в телефонную будку, набрал номер. Фотограф, к счастью, уже пришел. Услышав знакомый голос, он завопил во все горло с пулеметной скоростью:

— Старик, там такое было! Материал привез — на вес золота.

— Погоди…

— Да чего там годить, старик! Это не просто бомба! Это водородная бомба! Ураган, старик! А ты куда пропал? Я тебя по всему вокзалу искал, а ты умчался, даже не предупредил.

— Погоди. Фролова взяли?

— Взяли, взяли. И тех двоих, в пикапе которые заявились, обоих ухайдокали. А вот третьего упустили. Но, старик, я такие снимки потрясные сделал — закачаешься.

— Да погоди ты! Что значит «ухайдокали»? Застрелили, что ли?

— Ну да. Я и говорю. Старик…

— Да помолчи же ты хоть минуту-то, Господи! Кто их убил?

— Первому в грудь попали. Снайпер, похоже. Только я так и не просек, откуда он стрелял. А второго — фээсбэшники. Слушай, из него прямо решето сделали. Лупили в двадцать стволов — хоть глаза закрывай. Страшно смотреть. Старик, я все снял. Подгребай, сам увидишь.

— Не сейчас. Может быть, завтра. Или послезавтра. Как с делами разберусь.

Фотограф сразу сник.

— Старик, завтра нельзя. Такой материал пропадёт. Его надо сегодня же в печать отправлять. Я уже плёнки проявил. Висят вот, сохнут. Старик, а сегодня никак?

— Слушай, я у вас в газете штатным корреспондентом не работаю. Мне жизнь надо спасать, а ты про погибающий материал «заправляешь». Я тебе вот зачем звоню. Скажи, а что за парень с грабителями в машине ехал? На заднем сиденье. Ты не в курсе случайно? Ты вроде бы говорил, что смотрел запись.

— Смотрел, да. А насчёт парня… Парень, парень… Ах, парень! Так бы сразу и сказал, старик. Все, вспомнил. У меня зрительная память знаешь какая?

— Кто это был? — рявкнул Андрей.

— Банкир! Такой молодой, да? Банкир. Сын этого Фролова. Про него еще в «Коммерсанте», по-моему, статья была. Или в «Деньгах»? Не помню точно, но выходила статья. В конце прошлого года.

— Значит, банкир и сын, так? Ладно. Спасибо. После позвоню.

— Старик! — завопил в трубку фотограф. — Только ты надолго не пропадай, иначе придется материал без твоего комментария давать, а я уже договорился…

— Хорошо. Пока. — Андрей повесил трубку, помотал головой. — Вот человек! Ты ему слово, он тебе десять.

— Бывает, — согласился Тонколицый. — Ну что, поехали?

* * *


«„БМВ“ остановился почти в том же месте, откуда мы начали свой путь сегодня утром.

Сергей Борисович выбрался из машины. Захлопнул дверь. Поправил пистолет за поясным ремнём.

— Пойдём, — кивнул он мне энергично.

Мы подошли к светофору, остановились, поджидая, пока включится зеленый свет. Я всё пытался осмыслить увиденное. Мысли роились в голове, и мне казалось, что, если собрать все известные факты и расставить их в правильном порядке, сложится полная картинка. Только вот как расставить эти факты, с чего начать, я не знал. С прихода в „Холодок“ Сергея Борисовича? С убийства Димки? С моего двенадцатичасового стояния в подъезде, пока в квартире шел процесс продажи акций? Или сразу прыгнуть дальше? Во вчера, например? Где отправная точка? Я вновь увидел Петра, стоящего на одном колене у пикапа в окружении сотрудников ФСБ. И вдруг меня словно громом ударило. Снайпер! Вот это и есть отправная точка! Ну конечно! Как же я сразу-то не сообразил, еще на стоянке! Откуда взялся снайпер? Зачем было кому-то стрелять в Петра? Зачем нанимать для этой цели снайпера?

Загорелся зеленый свет. Машины остановились. Мафиозо шагнул на мостовую, обернулся и хлопнул меня по руке.

— Иван, проснись. Я понимаю, что ты не выспался, но потерпи уж самую малость.

— Да, конечно, извини. — Я рванул вперед бодрой кавалерийской рысью и едва не угодил под машину.

Оказывается, успел снова зажечься красный. Завизжали тормоза. Водитель наклонился и постучал пальцем по виску.

— Ты о чём думаешь, а? — с досадой спросил Сергей Борисович.

— Это он, — сказал я.

— Кто он? Что он? Ты уж, будь любезен, выражайся понятнее.

— Твой Боря! Олялин! Он и есть заказчик! Он, а не Фролов.

— С чего ты взял? — прищурился мафиозо.

— Ну конечно, Господи! Поэтому-то он и не поехал сегодня на вокзал! Понимаешь? Он знал, что там ждёт ФСБ, и отправил Фролова на своей машине. Этот Боря мог разыгрывать любую комбинацию. С исполнителями он мог разговаривать от лица заказчика, а с Фроловым от лица исполнителей. Понимаешь? Скорее всего оставшиеся акции у него, Вторая группа уже передала ему бумаги. Я с самого начала не верил в двух заказчиков. А заказчик и в самом деле был только один. Боря. Он мог позвонить Фролову и передать ему часть акций на проверку! Если, по твоим словам, Фролов его слушал, то Боря Олялин мог, прости за выражение, „втюхивать“ ему то что нужно. Манипулировать, как душе угодно, под видом обеспечения безопасности. Он все рассчитал с самого начала и нанял две команды. Одна воровала акции, вторая убирала свидетелей. Вас. И эту вторую команду он решил подставить ФСБ, понимаешь? Вместе с Фроловым. Отправив утром Фролова, он садится в метро и тоже едет на вокзал. Там он забирает деньги, которые принес Фролов, а вместо них кладет пару сумок с акциями. Гениально просто. Понимаешь? ФСБ получает акции, заказчика и исполнителей сразу. Все. Работа закончена. Что бы Фролов ни говорил, ему никто не поверит. Факты же налицо. Все видели, как он вносил деньга и выносил акции. Финита! А то, что части акций недостает, так это издержки. Может быть, они сгорели во время взрыва. Может быть, ещё что-то. Таким образом, Боря Олялин получил часть акций и двадцать миллионов долларов.

— Откуда ты знаешь сумму? — вдруг подозрительно спросил мафиозо.

— Так ты же сам сказал, на вокзале, в машине. Забыл уже?

Признаться, в первую секунду я растерялся.

— И ты это все только что придумал?

— После того, как снайпер застрелил Петра. Зачем было его убивать? Да затем, что заказчик хотел быть уверен, что Пётр никому ни о чём не расскажет.

— О чём это „ни о чём“?

— Да ни о чем. Когда грабили квартиру, Петра в ней не было, так? Ты сам сказал, что его не видел.

— Ну да, не было.

— Вот. Значит, он был координатором. Но координатором не одной команды, а двух, понимаешь? Он работал в обеих командах! Пётр вполне мог отогнать машину подальше от дома, чтобы твои наблюдатели его не видели, и пересесть в мусоровозку. Затем, забрав бумаги, он перегрузил акции в свою машину и вернулся. А когда „взломщики“ вышли, он уже был на месте. Но потом Пётр подставил нас. Меня и Олега. „Взломщики“ бегам за нами, мы бегали от „взломщиков“, а у ФСБ складывалось ощущение, будто мы и есть похитители.

— Ну, раз уж ты у нас такой умный, может быть, скажешь, кто входил в первую команду?

— Думаю, что еще одного человека могу назвать.

— И кто же он?

— Олег.

— А это ты с чего взял?

— Во-первых, винты заглушки мусоропровода. Их мог ослабить только человек, побывавший в квартире. Олег или Дима. Второе: только Олег знал, где я стою. А водитель мусоровозки выбрался из кузова с противоположной стороны, чтобы я не мог увидеть его лицо, понимаешь? Он знал, что за ним наблюдают. Но поначалу я принял это за обычное совпадение. И потом, Олег поставил меня таким образом, чтобы я не видел его до тех пор, пока он сам не появится, понимаешь?

— Олег? — Сергей Борисович хмыкнул. — А ведь этот парень спас тебе жизнь.

„Поэтому и говорю, — захотелось сказать мне. — Был бы Олежка жив, я бы и рта не раскрыл“.

Как иногда странно работает мозг! Одна мысль тянет за собой другую. Срабатывают самые невероятные ассоциации. Они поворачивают поток мыслей, а следовательно, и воспоминаний. Я вдруг увидел Олега, стоящего на пороге комнаты с ружьем на согнутой руке. Он смотрит на меня и говорит: „В холодильнике колбаса есть“. На него падает свет настольной лампы, и от этого Олег не выглядит настороженным, а, даже наоборот, кажется спокойным и мирным. „Да мы тут… на одной квартире“. Квартире… квартире… Слова эхом звучали в ушах, а моя спина покрывалась холодным потом. „В „берлоге“?“ — „Откуда ты знаешь?“ — „Пётр её так называл…“ Из груди Петра выплескивается розоватое облачко, он отшатывается и ударяется спиной о пикап. „Как ты догадалась, что мы именно здесь?“. — „Вам некуда больше пойти…“ Олег перебрасывает ружье с руки на руку. Пётр опускается на колено, цепляясь одной рукой за борт пикапа, а второй закрывая рану на груди. „Сотрудников фирмы милиция начнёт проверять в первую очередь. Значит, и к твоему приятелю вы пойти не могли“. Все верно. Мы не могли пойти к Олежке, сотруднику фирмы. Но дело в том, что я ни разу не сказал Ирине, С КЕМ я. Она не могла знать, что мой напарник — СОТРУДНИК ФИРМЫ. Но сказано это было с такой уверенностью и естественностью, что я ни на секунду не усомнился в точности и ПРАВОМОЧНОСТИ подобной уверенности. Знать же про Олега Ирина могла только в одном случае: если она была третьим членом команды похитителей.

— Что такое? — спросил Сергей Борисович. — Ты чего такой бледный?

Я торопливо покачал головой.

— Н-нет, ничего. Все нормально. Просто голова закружилась.

— Понятно.

Пока мы разговаривали, светофор уже успел смениться раз пять, если не шесть. Мафиозо дождался, пока вновь загорится зеленый, и пробормотал многообещающе:

— Ну, пойдём, потолкуем с этим хитрым бычком.

Мы перебежали Садовое кольцо и направились к банку. Сергей Борисович шагал с такой целеустремленностью, что лично я на месте прохожих поостерегся бы вставать у него на пути. Вопреки моим ожиданиям, мы вошли не через главный, а через боковой вход. Мафиозо обернулся и буркнул:

— Если Фролов поехал на машине Бори, значит, Боря должен был уехать на машине Фролова, но фроловский „мерс“ на месте. Нам повезло. Сейчас выясним, кто, что и у кого заказывал.

Мы взбежали по коротенькой служебной лестнице и вошли в узкий коридорчик. И сразу же дорогу нам преградил охранник, вооруженный коротким автоматом. Приподняв подбородок, он спросил почти не разжимая губ:

— К кому?

— Боря здесь? — быстро осведомился Сергей Борисович.

— А кому он нужен?

— Ну не тебе же. Я спрашиваю, Боря еще здесь? — с нажимом повторил мафиозо.

Видно, охранник прочел в его глазах что-то не очень приятное, передвинул на всякий случай автомат на грудь и спросил, но уже гораздо вежливее:

— Как доложить?

— Доложи, что его давний друг пришел. Сергей Борисович.

— Хорошо, одну минуточку. — Охранник снял с пояса рацию, пробормотал что-то в микрофон, подождал, снова пробормотал. Сказал вроде бы даже виновато: — Не отвечает что-то.

— Пошли, — кивнул мафиозо.

— Куда?

— К начальнику твоему. Живо.

— Я не могу. У меня пост.

— Вызови замену.

— Так я…

Сергей Борисович вздохнул, шагнул к охраннику, так, чтобы его не видели камеры наблюдения, и, рванув из-за ремня пистолет, прижал его к подбородку парня.

— Пошли, милый. Не заставляй просить себя дважды. Вызывай замену, и пошли. И, кстати, вот еще что. Попробуешь схватиться за свою дуру — завалю.

Парень быстро забормотал в рацию. Через минуту в коридоре появился второй бугай. Копия первого. От пятнистой формы у меня зарябило в глазах.

— Что случилось?

— Миш, постой здесь. Посетитель к шефу. Проводить надо.

— А-а, ну проводи, — согласился второй и повернулся боком, пропуская нас к лифтам.

Мы вышли в холл, остановились у лифтовой площадки. Охранник впереди, справа от него Сергей Борисович. Я сзади. Томно пропел звуковой сигнал. Мы вошли в кабину, и охранник нажал кнопку пятого этажа. „На пятом три окна. Кабинет Бори Олялина“, — вспомнилось мне. Лифты в банке были отличные. Скоростные. Не успел тронуться, уже затормозил. Я почувствовал, что меня начинает поколачивать от волнения. Или это вестибулярный аппарат забарахлил?

Небольшой холл, из которого ведет длинный коридор. Двери по обе стороны. Но народу никого. То ли гуляли все, то ли работали. Второе, конечно, вероятнее. Не государственная богадельня все-таки. Кабинет Олялина размещался в самом конце коридора. Мы остановились перед дверью, охранник деликатно постучал. Никто не ответил. Нервы мои сплелись в один туго натянутый канат. Охранник постучал еще раз, затем нахал на дверную ручку, сказал:

— Шеф, к вам тут… — и смолк испуганно.

Сергей Борисович резко оттолкнул его в сторону и шагнул в кабинет.

Мерцал подёрнутый серой рябью экран телевизора. На столе, под рукой, лежал пульт дистанционного управления. Сам Боря Олялин сидел в кресле. Голова его склонилась на грудь, вместо лица — месиво, из которого жутко таращился совершенно черный, налитый кровью глаз да белели остатки зубов, не тронутых пулей. Если и дальше придерживаться моей версии, пришлось бы признать, что Олялина замучила совесть, и он, раскаявшись в содеянном, покончил жизнь самоубийством, но… Тут было одно „но“. Я мало что понимаю в суициде, нсьодно о самоубийцах мне известно совершенно точно: они никогда не стреляют себе в затылок».




Глава 23


«Мафиозо повернулся, схватил белого как мел охранника и втянул в кабинет.

— Постой-ка здесь, приятель.

— Я должен вызвать…

— Вызовешь, вызовешь. Чуть-чуть попозже. Думаю, что Боря на тебя за это не обидится. Просто стой и не делай глупостей. Хорошо? — Охранник закивал торопливо и отвернулся к стене. — Молодец. Умница.

Мафиозо пошел по кабинету, внимательно осматриваясь и комментируя свои наблюдения:

— Он хорошо знал убийцу. Пропустил его к себе за спину. Видишь капли крови на столе? Значит, стреляли от стены. Убийца вошёл, пересек кабинет, — Сергей Борисович пересек кабинет и остановился за спинкой кресла, — встал вот здесь и выстрелил. Та-ак, голова у убитого была поднята, пуля вошла в затылок и вышла над верхней челюстью. Видишь, у него половина зубов выбита. Значит, убийца был примерно вот такого роста. — Мафиозо поднял руку, обозначая рост. — Где-то метр семьдесят пять. Дальше. Когда он вошел, Боря сидел и… оп-па!.. — Сергей Борисович опустился на корточки перед аппаратной стойкой. — Смотри-ка, а видик-то работает. Просто запись кончилась. Ну-ка, ну-ка, посмотрим, что тут у нас интересненького.

Он нажал клавишу перемотки. Экран телевизора недолго оставался серым. Вскоре по нему пробежали полоски, а затем возникла картинка. Улица, люди, комично двигающиеся задом наперед. Машины, едущие задним ходом.

— Это же съёмка ограбления, — выдохнул я.

— Я уж понял, — подтвердил Сергей Борисович. Похоже, его абсолютно не трогало, что за спиной сидит труп. — Скорее всего Боря показывал пленку заказчику. Что-то тут есть. — Он посмотрел на магнитофонный таймер. — Сорок минут успело прокрутиться. Значит, убийца был здесь не так давно. Максимум сорок минут назад. — Мафиозо повернулся к охраннику. — Кто приходил в последние полчаса?

— Я не видел… — Парню, по-моему, было плохо.

— Ты не видел? Дружок, напряги-ка память, — жестко сказал мафиозо. — Давай. Кто приходил?

— А-а-а… Директор, по-моему, приезжал.

— Сынок? — прищурился Сергей Борисович.

— Виктор Константинович. Но он сказал, что к себе в кабинет.

Я смотрел на экран. Вот из-под арки вышли „профессор“ и „подросток“.

— Так… — Сергей Борисович остановил запись и начал прощёлкивать кадр за кадром. — Это и есть вторая команда, да, Иван?

— Да, — сказал я.

— Ну-ка, посмотрим.

Картинка дёргалась, сдвигалась, „профессор“ и „подросток“ перемещались по экрану. Мутные, размытые пятна. Лиц не видно совершенно. Я перевел с облегчением дух. Понимаю. От того, опознаем мы их или нет, могла зависеть наша жизнь, но мне не хотелось, чтобы Сергей Борисович узнал Ирину.

— Оп-па! — Мафиозо нажал „паузу“, и я с ужасом увидел чёткие, отменно резкие женские глаза. Единственный кадр на записи, и все-таки этот монстр „нащупал“ его. Да, в сообразительности ему не откажешь. Сергей Борисович поманил охранника: — Сынок, иди-ка сюда. — Тот подошел на нетвердых ногах, остановился, стараясь не смотреть на труп. Мафиозо ткнул пальцем в экран. — Посмотри внимательно. Ты узнаёшь эту женщину?

Охранник, тяжело дыша, уставился на статичную картинку, затем кивнул:

— Да. Это жена… Виктора Константиновича. Директора.

— Её зовут Ира, да? Сынок, посмотри на меня! — Охранник побледнел еще сильнее, и Сергей Борисович шлёпнул его по лицу, приводя в чувство. — Не смотри на Борю. Смотри на меня. Её зовут Ира?

Охранник сглотнул.

— Да. Ирина Валентиновна.

Вот это и была зацепка. Ради этого Пётр и познакомил меня с Ириной. Чтобы потом ни у кого не возникло вопросов, откуда у меня информация о времени и месте сделки. Она же жена директора банка и могла быть в курсе его дел. Пётр понимал, что процесс снятия показаний затянется не на один час, следовательно, Ирине придется остаться у меня на ночь. Те, кто станет искать похитителей акций, должны будут поверить в любовную связь. Несчастный дурак. Он готовил мне ловушку, не зная, что уже попался в неё сам.

— Хорошо. Отойди к окну, продышись, — скомандовал мафиозо охраннику. — Что-то ты совсем поплыл, я смотрю. Ступай. А ты, Иван, иди сюда.

На сей раз голос его прозвучал довольно жестко. Что-то случилось. Я почувствовал, как сердце моё провалилось в пятки. Когда мафиозо начинал разговаривать вот так, жестко и напористо, жди неприятностей. Тем не менее я подошёл.

— Покажи-ка, друг ситный, где ты стоял? — Сергей Борисович прищурился. — Смотри, как хорошо снято. Весь переулок просматривается. Не надо много говорить. Просто ткни пальцем.

Переулок действительно был снят отлично. И подъезд, в котором я стоял, виден. Из-под арки выехал вишневый пикап, но при этом краешек переулка все-таки оставался в кадре.

— Вот в этом подъезде. — Я ткнул пальцем в экран.

— Ага. Отлично, отлично. А уехали вы сразу после второго взрыва? Так ты вроде говорил. Или я что-то путаю?

— Ничего ты не путаешь. Все правильно. Просто Олегу понадобилось время, чтобы снять грим и скинуть шмотки „профессора“. Латексные маски, как правило, приклеивают. Не мог же он приехать за мной с килограммом клея на физиономии.

На экране полыхнул второй взрыв. Отблеск пламени отразился в асфальте и стеклах машин. Через пару минут серая „трёшка“ свернула в переулок. Она появилась на самой границе экрана. „Слава Богу, — подумал я, — что оператор схватил переулок хотя бы краем объектива. Неизвестно, чем бы все закончилось. Глядишь, Сергей Борисович еще застрелил бы меня для гарантии. Теперь я становлюсь для него обузой. Он знает, КТО участвовал в похищении. С этими людьми ему ничего не стоит справиться и в одиночку. Но… если он попробует тронуть Ирину хотя бы пальцем, я его убью“. Во мне проснулась абсолютно непоколебимая уверенность в том, что мне удастся нажать на курок. Мафиозо прав. В жизни большинства мужчин случаются ситуации, когда приходится браться за пистолет, чтобы защитить дом, ребёнка или любимую женщину. Я уже был готов к этому.

Камера переместилась, и на мгновение переулок пропал из вида, но уже через секунду оператор повернулся, и мы увидели человека, садящегося в „трёшку“. Надо же, на экране моя фигура смотрится вполне пристойно. Сутулый немного, но в целом очень ничего.

Сергей Борисович промотал запись вперед и поднялся.

— Я не сомневался. Просто решил проверить. На всякий случай.

— Я понял.

— Ты ошибся с заказчиком.

— Да.

— Сынок, — Сергей Борисович повернулся к охраннику, — можешь вызывать подмогу, — и снова мне: — Поехали.

— Куда?

— К Ирине твоей.

— Зачем?

Он посмотрел на меня внимательно, буркнул:

— Не за тем, чтобы убивать, конечно. Просто она единственный уцелевший человек в компании похитителей. Виктору Константиновичу, сынуле, осталось устранить только её, и всё будет шито-крыто. Понял?

— Поехали, — кивнул я.

Мы пробежали по коридору. Я шагнул было к лифту, но мафиозо остановил меня:

— Не стоит. Кто-то поднимается. Спустимся по лестнице. Так безопаснее.

Сергей Борисович был прав. Если бы охрана нас заметила, то задержала бы до прибытия милиции, а там еще два часа объяснений. К тому же у мафиозо был при себе пистолет, что тоже не играло нам на руку.

Лестница находилась в конце коридора, за широкой стеклянной дверью. Мы едва успели выскочить, когда из лифта дружной гурьбой вывалилась охрана. Затопотали по коридору.

Сергей Борисович засунул пистолет под ремень, одернул пиджак. Парой пролетов ниже весело щебетали какие-то девушки. Мафиозо повернулся ко мне.

— Спокойно. Спускаемся не торопясь.

Мы пошли вниз, преисполненные начальственного достоинства. На третьем этаже столкнулись с парочкой юных курильщиц. Они стрельнули в нас глазками, на что мафиозо отреагировал адекватно:

— Та-ак, почему курим во время рабочего дня? — Девицы переглянулись озадаченно и снова посмотрели на нас. — Ты смотри, какой бардак развели, — продолжал внушительно громыхать Сергей Борисович, — Ну ничего, мы это исправим. Человек пять уволить — сразу отучатся перекуривать во время работы.

Девицы шустро погасили окурки и скрылись за дверью.

Мы спустились на первый этаж, независимо прошествовали мимо охранника, вышли на площадь и здесь ускорили шаг. Перебежали Садовое кольцо, нырнули в машину. Сергей Борисович вставил ключ в замок зажигания. Двигатель заурчал мерно, и мафиозо ударил по газам. Обернувшись, я посмотрел на площадь. Из дверей банка выбежали двое парней в пятнистой форме. Они озирались, явно отыскивая кого-то взглядом. Хотя… какое там кого-то. Нас они разыскивали, нас. Им не повезло. К тому моменту мы уже влились в плотный поток машин».

* * *


— А очистить изображение никак нельзя? — спросил Андрей, наклоняясь к самому экрану.

Он и Тонколицый вот уже полтора часа сидели в монтажной студии телерадиокомпании «Останкино». Молодой, но уже совершенно седой парень по имени Артём явно скучал, однако дело свое делал. Исправно прокручивал пленку, останавливал в нужных местах в соответствии с пожеланиями «визитёров», отматывал назад, давал пояснения по уже смонтированному материалу.

Тонколицый устроился у двери, сидел, забросив ногу на ногу, и, улыбаясь, наблюдал за Андреем.

Артем, отлаживая изображение, Доглядывал на Тонколицего, а затем поинтересовался у Андрея:

— А чего он всё время улыбается-то?

— Он? — Андрей повернулся, тоже посмотрел на Тонколицего и дернул плечом. — Настроение, видать, хорошее.

— Смотри. — Артём передвинул несколько «ползунков» на огромном пульте, повернул манипулятор, заставляя запись идти кадрами. — Чище не сделаешь. Материал, откровенно говоря, тот еще.

— А увеличить изображение можно?

— Смотря какой фрагмент. Зерно крупное. Нечетко получится.

— Всё равно. Вот здесь, на краю экрана.

Андрей торопливо набросал схематичный план улицы, дома. Стрелочками расчерчивал передвижение прохожих, проставлял время с разрывом в пять секунд. Кто, откуда и куда двигался. Где остановился. Записал перемещения оператора. Схему движения машин. Время блокировки движения темно-синей «пятеркой» Петра. Под конец он озадаченно хмыкнул.

— Этот фрагмент? — Артем вывел изображение на монитор компьютера, выделил нужный участок кадра курсором.

— Да. Этот. Только пониже еще захвати. Во, отлично.

Артём щёлкнул «мышкой». Изображение нужного участка стало крупным, но практически неразличимым. Курсор ткнулся в «инструментальную панель», нашел нужный пункт меню. Щелчок «мыши». Изображение подернулось рябью. От верхней границы кадра побежала полоса.

— Сейчас очистится, — сказал Артём. — Но предупреждаю, качество все равно будет не телевизионное. Камера-то любительская. Даже не «Бетакам», а обычная восьмимиллиметровка…

Изображение стало чище. Оно по-прежнему оставалось подернутым дымкой, но на нем стали различимы лица людей.

Андрей записал что-то в листке. Протянул монтажеру ручку, поднялся.

— Спасибо.

— Да не за что, — ответил Артём без энтузиазма. — Заходи, если вопросы возникнут.

— Спасибо еще раз.

— Счастливо, — ответил тот и отвернулся.

Через десять минут Андрей и Тонколицый сидели в такси, которое мчало их по проспекту Мира в сторону центра.

— Ты всё узнал, что хотел? — спросил Тонколицый.

— Почти.

— И куда мы теперь?

— Сам увидишь.

— В газету, что ли?

— В газету после. Пока в другое место.

* * *


В кабинете у Макса зазвонил телефон. Руоповец снял трубку:

— Слушаю, — усмехнулся. — Привет. Ну ты устроил, братец, сегодня переполох. Сейчас свободен. Что узнать? — Макс придвинул блокнот, записал. — Хорошо, выясню. Если какая-то информация есть, поднимем. Перезвони через полчасика. Эй, погоди, не вешай трубку! У тебя все нормально? Все? Молодец. Тогда звони.

Макс повесил трубку, вырвал из блокнота лист и вышел из кабинета.

* * *


В другом кабинете другого здания новый назначенец нажал кнопку селектора. Теперь Коновалова было не узнать. Куда подевалось прежнее подобострастие! В полковничьем кресле сидел начальник. Пусть майор, пусть временно исполняющий обязанности, но ведь от майора до полковника один шаг. Как и от ВРИО до полноценной должности.

На вызов явились незамедлительно. Штатский приоткрыл дверь, шагнул в кабинет, остановился у стола.

— Вызывали, товарищ майор?

— Что у нас по беглому милиционеру? — строго, не глядя на подчиненного, поинтересовался Коновалов.

— Товарищ майор, наш источник в газете сообщает, что милиционер контактировал сегодня с одним фото корреспондентом. Они присутствовали на вокзале и даже отсняли несколько плёнок.

— Чёрт! — На щеках Коновалова заиграли желваки. — А этот, мать его, источник раньше почесаться не мог? Чтобы мы смогли этого мента на вокзале взять? А? Учишь вас, учишь. Пленка теперь ещё какая-то…

— Товарищ майор, да ничего страшного. Снимки ничего компрометирующего не содержат. А то, что Фролов на них, так это даже к лучшему. Нам на руку. И начальство, думаю, одобрит.

— Ладно, — устало согласился Коновалов. — Но смотри, чтобы больше никакой самодеятельности. А то ведь, сам знаешь, за мной не заржавеет. У меня не побалуешь. Я вам не Маков. Короче, так. Чтобы завтра к полудню на этого мента некролог в газете появился. Ясно? Или я в двенадцать ноль-ноль читаю твой рапорт, или в одну минуту первого подписываю приказ о твоей отставке, понял?

— Так точно, товарищ майор. У меня предложение. А что, если наш человек изымет пленки и тем самым вынудит мента приехать в газету? Беглец, кстати, уже созванивался с этим фотографом, контакт налажен, как говорится.

— Дельно, капитан. — Коновалов нахмурился и принялся деловито листать бумаги. — Вот и работайте. Подключи всех. Носом рой землю, но чтобы завтра к двенадцати я забыл про этот геморрой. Ясно?

— Так точно. И еще, товарищ майор. Наши парни из «наружки» доложили, что Трофимов покинул дом, ездил в банк и теперь направляется в район Кузьминок — Выхино. Мы полагаем, что он едет к жене.

— А раз сообщили, так чего вы сидите? Высылай группу поддержки. Пусть берут эту суку и к нам, на допрос.

— Ас ребенком что теперь делать?

— С каким еще ребенком?

— Ну, с мальчишкой Трофимовых? Он ведь до сих пор на нашей «конспиративной» квартире.

— А, ты об этом. Ну, не знаю. Напортачили, а я за них разбирайся теперь. Не знаю. Отправь пару людей, пусть отвезут пацана домой. Нам он теперь ни к чему. Оставьте соседям, я не знаю. Постовому. Объясните, что, мол, подобрали на улице. Всё, действуй.

— Так точно, товарищ майор.

Капитан четко развернулся, вышел из кабинета, закрыл за собой дверь и только после этого дал волю чувствам. Сморщивщись в злой гримасе, капитан прошептал:

— М…к, прости Господи!

Больше он ничего не сказал. На Лубянке, всем известно, и у стен растут уши.

* * *


«Мы въехали во двор и остановились. Сергей Борисович пробормотал:

— Похоже, мы успели.

Он посмотрел на окна нужной квартиры. Затем оглядел двор. В дальнем конце стояла серая „Волга“, в кабине которой сидела парочка. Молодой парень и девушка. Ещё несколько машин припаркованы у деревьев. Мафиозо хмыкнул:

— Скорее всего она ещё жива.

— Ты думаешь? — с надеждой спросил я.

— Если бы кто-то стрелял, уже поднялся бы переполох. — Сергей Борисович открыл дверцу. — Посиди в машине. Я поднимусь один.

— Почему один? — вскинулся я. — Пойдём вместе.

— Нет, — отрубил он. — Если Виктор всё-таки там, вы там поднимите визг, а он перепугается и спустит курок. А учить тебя нет времени. Сиди. Если он там и у нас что-то не заладится, я запущу в окно чем-нибудь тяжёлым. Тогда уж беги со всех ног.

— А если все пойдет нормально?

— Тогда Ирина сама к тебе выйдет. Ей не следует оставаться в квартире. А я подожду Виктора. Мне нужно будет пообщаться с ним по-мужски. С глазу на глаз.

Мафиозо выбрался из машины и быстро зашагал к подъезду. Вот он скрылся в полумраке, а я остался сидеть в салоне, наклонившись к лобовому стеклу и наблюдая за окнами.

Секунды тянулись, как мёд, капающий со стола. Вот вроде бы движение в окне кухни? Или мне это кажется? Чёрт! Я открыл дверцу, чтобы лучше слышать звуки улицы. Тихо. Снова какое-то движение на кухне?

В этот момент с улицы во двор свернул новенький „Вольво“. И за рулём сидел тот самый парень, которого я видел на записи. Его увозили „взломщики“ из взорванной квартиры. Виктор Константинович Трофимов. Иномарка пронеслась по двору, остановилась, завизжав тормозами, ткнулась передком в голый куст сирени.

Виктор выбрался из салона, захлопнул дверь и побежал к подъезду. На бегу он сунул руку в карман плаща. Черт побери! Я ни на секунду не усомнился в том, что там. Конечно, оружие. Только этого нам не хватало! Я нажал на клаксон. Громкий гудок прокатился над двором, но к окну так никто и не подошел. Почему? Дьявол! Я нажал на клаксон еще раз. Очевидно, резкий звук достиг слуха Виктора. Он посмотрел на „БМВ“ через стекло и поспешил дальше. А вот Сергей Борисович не выглянул. И вдруг я всё понял…

С чего я взял, что заказчик именно Виктор? Потому что с ним связан Олялин? Но, судя по рассказам мафиозо, он тоже неплохо знал Олялина. И почему бы не допустить, что не Виктор приехал устранять последнего свидетеля, а…

Дьявол! Я выскочил из машины и помчался к подъезду, проклиная себя за тупость. Почему я не настоял на своем? Надо было идти вместе с мафиозо! То-то он уговаривал меня остаться. Зачем ему свидетели? Наверняка именно он устроил так, что Виктор приехал к Ирине. Каким образом мафиозо это сделал — ума не приложу, но сделал! Сначала Ирина — она наиболее опасный свидетель. Затем Виктор и, наконец, я. Я ведь для него — ничто. Кролик!

— Виктор! Виктор!!! — Я влетел в сырость подъезда, помчался наверх.

Тремя этажами выше хлопнула дверь, а через несколько секунд, — я не мог ошибиться, — грохнул выстрел. Затем еще один. И еще.

Я бежал, перепрыгивая через две ступеньки, и молился только об одном: успеть! успеть! Номера квартир: 30… 32… 34… Дверь тридцать шестой была заперта. Слава Богу, что она не железная. Железную бы мне ни за что не выбить. Я разбежался и ударил в створку плечом. Косяк треснул вдоль. От него откололась длинная щепка. Но дверь осталась на месте. Ещё разбег и удар. У меня в плече что-то хрустнуло, резкая боль прострелила грудь. Наверное, ключица. Другим плечом. Створка распахнулась, и я вошёл в квартиру…»

* * *


Иван, зажимая ноющее плечо здоровой рукой, вошёл в квартиру. В маленькой прихожей гулял сквозняк. Узенький короткий коридорчик сворачивал к кухне. Иван сделал шаг вперед, в комнату, и тут же увидел Ирину. Она лежала на полу ничком. Одна рука поднята вверх и согнута в локте, словно прикрывая голову. На медно-рыжих волосах повисли крохотные капельки крови. Очевидно, Ирина слышала звук подъехавшей машины, выглянула в окно и увидела нас. Собралась выйти, надела плащ… Теперь плащ был залит красным, а в самом центре пятна чернела рваная пулевая дыра.

Сам мафиозо лежал у стены в позе эмбриона, поджав колени к груди. На спине его огромное, в кулак величиной, пулевое отверстие.

В комнате слишком много крови. Слишком. Ивану даже показалось странным, что её столько. Но это восприятие было восприятием оглохшего и ослепшего человека.

Иван медленно прошел вперед и опустился на колени. Протянув руку, коснулся пальцами рыжих прядей и вдруг понял, что они пропитаны кровью до самых корней. Выстрел в затылок. Как в случае с Олялиным. Стрелял, без сомнения, один и тот же человек.

— Она была красивой, — прозвучал чей-то голос.

— Ветер, врываясь через открытое окно, раздувал бордовые занавески, и из-за них Иван не сразу заметил Виктора. Тот стоял у окна и смотрел на улицу.

— Она была красивой. Даже сейчас, — повторил Виктор и обернулся. В руке он держал пистолет. «Беретту-93». Это был пистолет Сергея Борисовича. — Ты опоздал, — медленно добавил Виктор. — Какое ты имел право опаздывать? Молчишь? — Он несколько секунд смотрел на Ивана, затем спросил: — Скажи, тебе приходилось убивать раньше?

Иван промолчал. Он положил ладонь на окровавленные волосы и провел по ним пальцами. Виктор проследил взглядом за движением руки.

— Так ты убивал когда-нибудь?

— Я? Нет. — Иван покачал головой. — И ни разу об этом не пожалел.

— Я тоже. — Виктор улыбнулся бледно и вымученно. — Мне всегда казалось, что это, должно быть, очень трудно — спустить курок, когда смотришь человеку в глаза. А выяснилось, что очень и очень просто. Гораздо проще, чем думаешь. Важно только знать, ради чего ты это делаешь.

— Ты знаешь?

— Мне так казалось… Хотя какое это имеет значение сейчас? Я не хочу тебя убивать, но у меня теперь нет другого выхода.

Ствол «беретты» описал в воздухе плавную дугу и тупо уставился Ивану в грудь. Тот посмотрел в глаза убийцы и не увидел в них ничего, кроме безумия. Горящего жёлтым огнём, четко различимого безумия. Иван услышал, как щелкнул взводимый курок.

— Соседи услышат выстрел, — сказал он, лихорадочно отыскивая ту единственную фразу, которая способна тронуть искалеченный разум умалишенного. — Прибегут люди. Тебя схватят.

Виктор усмехнулся тускло, но глаза его запылали еще ярче. Сумасшествие, живущее в них, полыхало пожаром, разрастаясь с каждой секундой все сильнее.

— Пусть, — ответил он. — Мне всё равно.

— Постой, — сипло выдохнул Иван. — Подожди…

— Не надо слов.

Виктор потянул спусковой крючок, и в этот момент Иван кинулся на него, попытался вцепиться в руку. Громыхнул выстрел. Гильза, перевернувшись в воздухе, ударилась о стену и, отскочив, упала на ковер рядом с телом Сергея Борисовича.

Иван ощутил, как жар опалил лицо. Жуткой силы удар откинул его на середину комнаты. Пол вдруг пошатнулся и поплыл из-под ног. Он попытался удержать равновесие, но кто-то невидимый гнул его вниз, заставляя лечь. Наверное, так и надо поступить. Лечь и немного полежать.

Иван попытался опереться об пол, но рука подломилась, и он упал, перевернулся на грудь и затих. Глаза его еще были открыты и ресницы едва заметно подрагивали. Однако сознание уже меркло. Наступал холодный вечер. Последнее, что он расслышал сквозь сгущающийся мрак, — человеческие шаги. Какие-то люди вбегали в квартиру. Их топот отдавался в голове тупой гулкой болью.

«Не надо, — захотелось сказать ему. — Не надо шуметь. Тут так тихо. Перестаньте».

Иван даже разлепил губы, но так и не смог произнести ни слова. Дальше уже не было ничего. Только темнота.




Глава 24


— Вот так. Этот парень оказался просто-напросто сумасшедшим. Самым натуральным психом. И лично я думаю, что его папаша сыграл в этом не последнюю рать. Ведь сумасшествие не начинается сразу. Оно зреет постепенно. Его надо подкармливать, питать. Что и делал с успехом Фролов-старший. Константин Георгиевич сам вырастил в сыне ЖИВОТНОЕ, постоянно унижая и оскорбляя его. А потом подвернулся удобный случай, и психопатия Виктора нашла выход. Он продумал ограбление до мельчайших деталей. Это, кстати, свойственно сумасшедшим. Только дураки полагают, что сумасшедшие — сплошь слюнявые кретины. На самом деле у них очень жесткая логика. Все наши расчёты крутились вокруг акций, а Виктору не нужны были деньги. Он хотел только одного — уничтожить отца. Как морально, так и физически. Втоптать в грязь человека, до сих пор топтавшего его самого. Это и было его главной задачей.

— Всё верно, Иван Владимирович. — Улыбчивый мужчина в штатском, сидевший на потрёпанном стульчике у больничной койки, поднялся. — Мы пришли практически к тем же выводам. Виктор с ловкостью сумасшедшего манипулировал Олялиным и Петром, а те уж управляли действиями остальных. Правда, на разных уровнях. Вам очень повезло, что в момент… несчастного случая рядом оказались наши сотрудники. Если бы не они, вы могли бы истечь кровью. Пуля задела артерию. Но теперь, надеюсь, всё будет нормально.

— А что с Ириной?

— Мне очень жаль. Приехали ее родственники из Ленинграда, и мы… Вы должны понять правильно. После выстрела в затылок на человека бывает страшно смотреть. Одним словом, тело было кремировано. Ребёнка забрали родители Ирины. Будут оформлять опекунство.

— Какого ребёнка?

— У Ирины и Виктора был сын. Три годика. А вы что, не знали?

— Нет. А с Виктором что?

— При появлении наших сотрудников он начал стрелять, ну и нашим ребятам ничего не оставалось, кроме как… По-человечески его, конечно, жаль. Несчастный парень. Но, если абстрагироваться отличных симпатий и антипатий, то Виктор был опасным сумасшедшим. Неизвестно, как бы он повёл себя дальше. — Мужчина понизил голос. — Между нами, я считаю, что это было для него лучшим выходом. Со своей стороны рад сообщить, что все обвинения, выдвигаемые против вас, сняты. Дело об убийстве Дмитрия Максимовича Луцика прекращено за отсутствием состава преступления. Кстати, знаете, что мы нашли в кармане у Петра Колесова?

— Что?

— Вашу расписку на имя Виктора Константиновича Трофимова. Очевидно, он собирался подбросить ее Виктору, но не успел. Вот так. Вам действительно очень и очень повезло. Говоря по чести, если бы не эта любительская запись, вы могли бы оказаться на скамье подсудимых. Но, к счастью, все обошлось.

— М-да… И на том спасибо, — ответил я, глядя на него. — Скажите, а вам не говорили, скоро меня намерены выписать?

— Скоро, — ответил он. — Думаю, это не секрет, вы уже пошли на поправку. Состояние вашего здоровья больше не вызывает опасений. Во всяком случае, так утверждают врачи.

— Хорошо.

Я действительно порадовался. Мне очень не нравилось ощущать себя спеленутой куклой. На плече гипс, грудь в бинтах. Тело болит так, словно меня неделю били палками.

— Рад за вас. Вы проявили себя как смелый и мужественный человек. Пожал бы вам руку, но… Надеюсь, вы понимаете, что не стоит распространяться об этой истории на каждом углу. Прославиться не прославитесь, но неприятностей наживёте.

Это было сказано с милой улыбкой, за которой сквозила угроза.

— Да я и сам не слишком горю желанием вспоминать о ней. Мне это не доставляет удовольствия.

— Вот и отлично. А когда выпишетесь, позвоните вот по этому телефончику. — Он достал из кожаной папки визитку и положил на прикроватный столик. — Ценные подарки теперь не практикуются, но мы всё-таки попробуем отправить вас для окончательного восстановления сил на какой-нибудь заграничный курорт. Майами, конечно, не обещаю, но на Золотые пески вполне можете рассчитывать.

— Спасибо.

— Да, Господи, не за что! Поправляйтесь скорее.

Он улыбнулся, пошел к двери и уже взялся за ручку, но мой вопрос остановил его.

— А что с Фроловым? Будет суд?

Мужчина поджал губы. На мгновение его лицо стало серьёзным.

— К сожалению, он не представил нам подобной возможности. В день задержания Константин Георгиевич Фролов покончил жизнь самоубийством, выбросившись из окна своего кабинета. Шестой этаж, «сталинское» здание. Сами понимаете… Желаю скорейшего выздоровления.

Он быстро вышёл, очевидно, избегая дальнейших расспросов.

Пусть идёт. Я ведь так и не сказал ему самого главного. Выбравшись из койки, я выглянул в коридор. Никого. Отлично. Очевидно, стараниями ФСБ меня определили в отдельную палату. Мои вещи — джинсы, рубашка и куртка — висели на вешалке в стенном шкафу. Кроссовки стояли тут же. Кряхтя и охая от боли, я принялся одеваться. В мои планы вовсе не входило валяться здесь ещё неделю или две. Вещи, думаю, опять-таки благодаря стараниям товарищей чекистов, оказались выстираны и даже выглажены. Правда, дырка от пули осталась. На новый костюм Лубянка не расщедрилась. Но и на том спасибо. Я с большим трудом просунул больную руку в рукав. Со второй дело обстояло куда лучше. Затем пришла очередь джинсов. С ними я справился легко, а вот с кроссовками пришлось повозиться. Завязывать шнурки одной рукой я так и не научился. Пришлось их просто выдернуть и забросить под кровать. А где мой телефон? Чёрт!

Куда они дели мой телефон? А-а-а, вот он, в тумбочке. Аккумуляторы совсем сели. Плевать. Куплю новые. Набросив сверху куртку, я шагнул к двери и… застыл как вкопанный. Кто-то нажимал на ручку с той стороны. Сам не знаю, почему, я лихорадочно обернулся, ища выход. Но выхода не было. И на помощь некого позвать. Палата-то одноместная. А сестра… Войдёт, увидит меня одетым…

В этот момент дверь открылась, и в палату вошёл… «давешний капитан». Тот самый, с которым мы беседовали у подъезда в день «покушения» на Петра. Но, Боже мой, что у него был за вид! Щеки запавшие, в глазах нездоровый блеск.

— Привет, — сказал он, прикрывая дверь. Голос у капитана остался прежним. Сильным. — Рад, что ты всё ещё жив.

— А что, со мной что-то должно случиться? — спросил я, не двигаясь с места и оценивая свои шансы.

Их было чертовски мало.

— Не должно, но может, — сказал он и опустился на стул. — Садись. Мне необходимо с тобой поговорить.

— Поговорить? О чём?

Я покосился на сигнал вызова медицинской сестры у кровати. Присел рядом. Так, чтобы в случае нужды дотянуться до кнопки. Капитан уставился на меня тяжелым взглядом. Думаю, эти дни он тоже не терял времени даром.

— Так о чем ты хотел со мной поговорить?

Как легко я начал обращаться с ним на «ты»! Что-то во мне происходит. Что-то меняется. К лучшему или худшему — увидим.

— Это ведь ты украл акции, — произнес он спокойно, но очень веско.

— Я? — Улыбка далась мне с большим трудом. — Ты с ума сошёл!

— Ты. Я знаю, — продолжал капитан. — Не перебивай, у нас мало времени. Говорить буду только я. Схема была правильной. Заказчик один. Но только им был не Фролов и не его сын. Им был ты. Каким-то образом тебе удалось познакомиться с Ириной Трофимовой. От неё ты и узнал о готовящейся сделке. Мне удалось выяснить, что Ирина собиралась разводиться с мужем, но Фролов настаивал, чтобы их общий сын остался с отцом. На эту удочку тебе и удалось ее поймать. Я съездил в больницу, где она подрабатывала в последнее время, и выяснил…

— Что ты выяснил? — спросил я, уже зная ответ.

— Тебя там помнят. Ты пару раз приезжал за Ириной, около полутора месяцев назад. Кстати, насколько я понял, Ирина не любила Виктора никогда. — Он достал сигарету, закурил и продолжил, глядя мне прямо в глаза: — До своего замужества она жила в Питере, где и зарабатывала на жизнь в качестве женщины лёгкого поведения. Эти данные есть в базе РУОПа. Их легко проверить. В Питере Ирина познакомилась с Виктором. Виктор в неё влюбился и, несмотря на протесты Фролова-старшего, предложил выйти за него замуж. Ты знал, что Виктор любит девушку, и умело использовал это. Я внимательно изучил видеозапись, и мне показалось, что в отдельных моментах оператор, пренебрегая более зрелищными моментами, снимал «нужные» планы.

— Ты хочешь сказать, что я специально нанял этих пацанов с камерой?

— Снимал не пацан. В кадре видны головы ребят. Оператор был значительно выше ростом. Странно, не правда ли? Камера одного из мальчишек, а снимал взрослый. Я поехал в гостиницу и узнал данные старшего группы. Потом отправился в институт, где ты учился, и выяснил, что этот человек учился с тобой в одной группе. Более того, вы часто даже сидели на лекциях за одним столом. Согласись, что для совпадения это слишком невероятно.

— Допустим, — ответил я с лёгкой улыбкой. — И что дальше?

— А дальше я через РУОП и налоговую полицию поднял данные на проданные железнодорожные и авиационные билеты и выяснил еще одну любопытную деталь. Двое ваших сокурсников были в Москве в день ограбления квартиры. Причём в институте вы четверо были в одной компании. Думаю, на записи один из этих двоих, сидя за рулем серых «Жигулей» третьей модели, как раз подбирает второго. Я опросил жильцов подъезда, и все они сказали, что действительно видели человека, стоящего на первом этаже, но этот человек поднял воротник плаща, так что никто не сумел рассмотреть толком его лицо. Пойдем дальше. Оставалось решить два вопроса: зачем тебе понадобилось громить офис и ради чего, собственно, все затевалось? На второй вопрос ответ нашелся достаточно быстро: в квартире, помимо акций, присутствовали еще и деньги, о которых почему-то все забыли. Плата за акции. Я не знаю, в какой именно форме — дорожные чеки, номера банковских счетов, на которые сбросили требуемую сумму, или что-то другое, — но они там были. Ты оказался даже умнее, чем я полагал с самого начала. Тебе ничего не стоило оставить себе часть акций. Но ты не стал рисковать и вернул все. Две сумки на вокзале в камере хранения, ещё одну обнаружили у Фролова в кабинете, четвёртую — у Виктора дома. Ты же оставил себе только деньги. Восемьдесят миллионов долларов, взятые из квартиры, и двадцать миллионов наличными, которые привёз Фролов. По поводу погрома мне пришлось поломать голову. Но в конце концов я нашел ответ и на этот вопрос. Тебе было необходимо свободное время для подготовки ограбления. Люди, ищущие деньги и акции, обязательно поинтересовались бы, работали ли вы в день происшествия. Им не составило бы труда установить, что ни вас, ни Петра, ни Олега в этот день в офисе не было. И тогда ты решил устроить «каникулы». Я позвонил вашей секретарше и выяснил, что насчет установки камер ты распорядился еще днем по телефону, а ваша Таня передала распоряжение Дмитрию Луцику. Просто тебе и в голову не пришло, что твое лицо попадет в кадр.

— Так, может, и Димку убил я? — В моём голосе сам собой прорезался сарказм.

— Нет. Луцика убили не вы. Его убили люди из второй группы. Стас, Пётр и остальные. Но в его смерти ты виноват тоже. Хотя и косвенно.

— Почему?

— Да потому, что ты и есть заказчик. Точнее, изначально-то вас было трое, но теперь остался ты один, и схема ограбления, насколько я понимаю, принадлежит тоже тебе. Я прав?

— Это сделали Петр, Ирина и Олег, — ответил я. — Спасибо за поучительный рассказ. Но, боюсь, мне пора идти.

— В таком случае я отправлюсь в газету и изложу эти соображения там. — Капитан усмехнулся. — Я бы никогда не стал разговаривать с тобой, но у нас возникла проблема. Мы сняли арест Фролова на вокзале и убийство «взломщиков», однако пленки украли. Полагаю, это сделала ФСБ. И теперь мне нужен свидетель. Человек, который мог бы подтвердить, что акции действительно украли, рассказать о том, сколько их было, а самое главное — кто и кому их продавал.

— Боюсь, что ничем не смогу быть вам полезен, — сказал я.

Знаете, а ведь этот сукин сын был абсолютно прав. В его рассказе имелись только две неточности: акции украли действительно мы, но только вместо Петра был Олег. Я, Ирина и Олег. И второе: ни один из нас не мог быть заказчиком хотя бы по одной причине — ни у кого из нас не было десяти миллионов долларов, чтобы втянуть в эту авантюру «взломщиков», а без денег ничего бы не получилось. Заказчика же, настоящего заказчика, я не знаю и не знал. Но он существует, и, я уверен, этот человек до сих пор жив. Зачем ему понадобилось затевать такую катавасию, не имею ни малейшего понятия. Акции мы положили в камеру хранения. Кто и когда их забрал — не знаю. Но то, что акции были возвращены, — факт. Коды же и номера банковских счетов остались у нас. Они до сих пор лежали в одной из ячеек. Только не на Курском, а на Ленинградском вокзале. Так что смысла всей этой аферы для заказчика я и сам не понимал. Но, как бы там ни было, что сделано, то сделано.

В целом, мне было жаль капитана. Похоже, он действительно влип в неприятную историю, но… если бы я открыл рот, меня бы убили. Так же, как скорее всего убьют его. Рано или поздно до капитана дотянутся. Когда вступаешь в схватку с животными, нельзя играть по людским законам. Приходится быть готовым ко всему и просчитывать свои ходы заранее, иначе ты обречен.

— Мне нечего добавить, — сказал я.

— Как ты думаешь, если все, о чем тут говорилось, появится в газете, — неожиданно зло спросил капитан, — удастся ли тебе дотянуть до завтрашнего вечера? Ведь мафия до сих пор ищет украденные Тучей деньги. Ух ты! Вот это уже разговор не человека, а животного. Значит, он все-таки принял их правила? Я подумал, затем спросил:

— Чего ты хочешь от меня?

— Тебе придётся рассказать всё.

У-у-у, братец! Уже, значит, не «нужно», а «придется». Когда человек начинает разбрасываться чужими жизнями ради навязчивой идеи, он перестает быть человеком и становится фанатиком, потенциально опасным для окружающих. А капитан, судя по всему, собирался броситься жизнью. Моей и своей.

— Если я скажу хотя бы слово, за меня возьмутся и мафия, и ФСБ разом. Так что, парень, иди в газету.

Я поднялся и прошел мимо него к двери. Капитан вскочил, метнулся следом и поймал меня за руку. За больную, кстати, руку.

— Ты пойдёшь со мной! — рявкнул он. В его голосе прозвучали интонации, уже слышанные мною от мафиозо.

— А иначе что? Ты сломаешь мне руку? Или пристрелишь? — Помимо желания мои губы растянулись в жёсткой улыбке. — И чем же тогда ты будешь отличаться от них? Какой смысл помогать тебе, если ты всего-навсего их антипод? Они по одну сторону, ты — по другую. Действуете-то вы одинаково. Только у тебя меньше возможностей.

Я вышел из палаты и заковылял вниз. Странно, но никто не обращал на меня ни малейшего внимания. Я вышел на улицу, поймал такси и поехал на Ленинградский вокзал. Уплатив пятнистым вахлакам, рэкетирующим встречающих-провожающих у входа в залы ожидания, я прошел к камере хранения, нашел нужную ячейку и, набрав код, открыл дверцу. Ячейка была пуста. Абсолютно. Для верности я даже ощупал её. Коды словно испарились. Подобного удара мне не доводилось испытывать еще ни разу в жизни. Вот и выяснился мотив заказчика. Деньги. Банальность. Очевидно, лицо у меня было несамое веселое, поскольку прогуливающийся неподалеку милиционер подошел и участливо поинтересовался:

— Гражданин, у вас что-то случилось? — Я непонимающе посмотрел на него. Он тоже заглянул в ячейку, посуровел. — Вещи украли? Да?

— Нет-нет. Ничего, — пробормотал я. — Всё в порядке.

И, повернувшись, побрел к выходу. Мы все остались в дураках. Все. Заказчик обвел вокруг пальца не только «взломщиков», Фролова, Сергея Борисовича и ФСБ, но и нас. Теперь уже только меня.

На привокзальной площади я остановился, закурил и поднял воротник куртки. Моросил мелкий противный дождик. Небо было низким. Хмурым, словно моя душа.

С готовностью подскочил ловчила-таксист. Ехать? Куда? Куда я могу теперь ехать? Впрочем… Есть, пожалуй, одно место.

Я сел в машину и назвал адрес Ирины.

* * *


Андрей и Тонколицый вышли из метро, остановились, озираясь. Тонколицый хмыкнул весело:

— Слава Богу! Я уж думал, мы никогда в эту газету не пойдём. Четвёртый день маринуюсь.

Они направились к пешеходному переходу. Андрей, высматривающий кого-то на противоположной стороне улицы, наконец улыбнулся хмуро, кивнул.

— Вон парень, видишь? У забора.

Тонколицый поискал взглядом, о ком идёт речь, увидел, спросил:

— В джинсе, что ли? Это и есть твой фотограф?

— Это и есть, — подтвердил Андрей. Фотограф тоже заметил их, помахал рукой. Вспыхнул зелёный свет. Андрей и Тонколицый начали переходить через улицу. Внезапно лицо у фотографа вытянулось. Он увидел, как на перекрестке, за спинами парочки, притормозил «Москвич». Номера машины были густо замазаны грязью. Из салона, с заднего сиденья, выбрался молодой парень в кожаной куртке и широких штанах. В то же время с перпендикулярной улицы начала поворачивать черная «Волга». Она притормозила, загораживая Андрею и Тонколицему путь. Парень в коже, оказавшись в двух шагах от беглецов, быстро вытащил из-под полы увенчанный глушителем пистолет и дважды нажал на курок. Хлопки потерялись за шумом двигателей. Андрея бросило вперед. Он ударился о дверцу «Волги» и упал в небольшую лужицу. Тонколицый же рухнул на колени и закричал, зажав простреленную голову руками. Он почему-то не умер сразу. Очевидно, пуля прошла через голову вскользь, не задев мозг. Парень спокойно приставил глушитель к затылку раненого и нажал на курок еще раз. Тот рухнул на асфальт. Сделав по два контрольных выстрела, убийца быстро сунул оружие под куртку и нырнул на заднее сиденье «Москвича». Обе машины, быстро набирая скорость, покатили в противоположных направлениях и скоро пропали из виду.

Автомобили притормаживали. Водители и пассажиры прилипали к окнам. Мгновенно образовалась пробка длиной в полкилометра. Завыли клаксоны.

От перекрестка уже спешил гаишник.

Фотограф протянул руку за камерой, вспомнил, что оставил ее в редакции, махнул рукой и, повернувшись, побрёл прочь. Под тонкими струйками дождя его фигура выглядела несчастной.

А два тела остались лежать на перекрестке. Им не было никакого дела до остальных. Для них всё уже кончилось.

* * *


Такси остановилось у нужного подъезда. Я порылся в карманах, выудил остатки былой роскоши — три стодолларовые купюры, отдал одну водителю. Тот изумленно взял бумажку, покрутил ее в пальцах, посмотрел на свет и изумленно протянул:

— Ну ты даёшь, командир. Тебя не надо подождать?

— Подожди, — согласился я.

— Ага, понял. — Он даже расцвел. — Я только машину разверну.

— Разворачивай.

Я вошел в подъезд, поднялся на четвертый этаж, остановился у нужной квартиры. По всей высоте двери наклеены полоски бумаги, на которых красуются синие печати. Так всегда и бывает. За официальной печатью стоит кровь. Я принялся срывать их одну за другой, содрал все. Налег на дверь здоровым плечом. В груди сразу проснулась боль. Жгущая, разрывающая легкие словно когтями. Я остановился, унимая дыхание. По спине и лицу градом катился пот. Я видел, что косяк никто не ремонтировал, трещина осталась, надо только нажать посильнее. В этом ведь нет ничего предосудительного. Мне нужна всего лишь фотография, одна-единственная карточка, хранящая в себе воспоминания о женщине, которую я любил и люблю до сих пор. Попробуем еще раз. Косяк затрещал, щель на мгновение стала шире, но дверь не поддалась. В этот момент щелкнули замки соседней квартиры. Створка приоткрылась, и из нее выглянула похожая на сказочного колобка старушка. Странно, все эти бабушки производят почти одинаковое впечатление. У меня у самого такая живёт напротив. Вроде бы и разные, а как сёстры-близнецы.

— А вы тоже к Лидочке? — спросила старушка, подслеповато щурясь. — Так её нет.

— Нет, — покачал я головой. — Не к Лидочке. А кто эта Лидочка?

— Так она же эту вот квартиру снимала, — сказала старушка и сощурилась еще больше. — А вы кто? Что-то я вас раньше здесь не видела.

— Да. Я… недавно.

— Так вы знаете Лидочку? Какая девушка, золото! Всегда и по дому поможет. И в магазин сходит, коли попросишь или приболеешь. И за лекарствами. И врача вызовёт. И бывалоча денег одолжит, ежели пенсию долго не несут. Тихонькая такая, но красавица. За ней же все парни ходили. Вот и обормот Васька с соседнею двора приходил. Уж сколько их переходило сюда, и в подъезде ждали, и даже раз, помню, в окно к ней пытались залезть. Вон как. Один на машине подвозил, — понижая голос, сказала словоохотливая старушка. — На этой… иномарке. Вот. Но она девушка строгая. Домработницей в один приличный дом устроилась. Все никак нахвалиться не могла. И платят хорошо, и хозяева, мол, такие добрые. Я ей сказала тала: ты смотри, мол, у богатых, у них характер переменчивый. Седня им все блины сладки, а завтра волком смотрят. Так и вышло.

Я почувствовал, как комок встает у меня в горле.

— Что вышло? — спросил сипло.

— Хозяйка настояла, чтобы Лидочка подстриглась и покрасилась точь-в-точь как она. У Лидочки-то нашей знаешь какая коса была? Ух! Видать, зависть-то хозяйку и одолела. Вот и озлобилась. Уж как Лидочка убивалась, а косу-то пришлось срезать. Деньги ей очень нужны были, — торопливо объяснила старушка. — И в рыжий цвет покрасилась. Как хозяйка эта… тьфу! А недавно приходит вся не своя от радости. Что такое, спрашиваю? А она мне и отвечает: мол, хозяйка с хозяином скоро в Америку едут и её собой берут. За сынком ихним там присматривать. Они бизьнесьмены, вот, какие-то важные. Хозяйка и документы её взяла, паспорт-то… этот… для Америки выхлопотать. Видать, и уехали.

— А как хозяйку звали, Лидочка не говорила? — мертвея, спросил я.

— Как же, говорила. Ирина и Виктор их звали. А вчера-то тут сколько народу было… Ох, сколько народу! — Старушка пожевала губами. — Все топотали, топотали. Гремели чем-то. Не иначе как жильцы новые. Эх! — Она вздохнула, посмотрела на меня с любопытством. — Может, и не въедут ещё, а? Может, не глянется им квартира-то?

— Не глянется, — медленно ответил я.

— А как думаешь, скоро Лидочкины хозяева-то вернуться надумают? Ато тяжко без нее. Помочь некому…

Я покачал головой.

— Нет. Думаю, вовсе не вернутся теперь.

— Ох ты! — Старушка всплеснула руками. — Как же? Что ж теперь-то? А Лидочка как?

— Ей сейчас лучше, чем нам. Намного лучше.

Я повернулся и пошёл вниз по ступеням. Сумерки стали уже тёмно-серыми и зажглись фонари на улицах. А дождь всё капал и капая. Страдал, должно быть, по чему-то утраченному.

— Я вышел на улицу, и таксист посигналил, а затем несколько раз включил и выключил фары.

— Командир! — гаркнул он весело.

Я повернулся, подошёл к машине, достал вторую сотенную и протянул ему.

— Старик, извини. Я, пожалуй, пройдусь. Он посмотрел на купюру, протянул обратно.

— Что, бросила, да? — спросил понимающе. — Возьми деньги-то.

— Оставь.

— Может, ты это… выпить хочешь? Так у меня есть. — Он достал из бардачка бутылку. — Русская. Нормальная, можешь не беспокоиться. А насчёт того, что бросила, ты не переживай, командир. Вернется. Они всегда возвращаются.

Я взял водку, сунул в карман, сказал:

— Не вернётся. Она не вернётся.

— Тебе куда сейчас?

— Домой, — ответил я.

— Так, может, все-таки отвезу?

— Спасибо, старик. Пройдусь.

Таксист пожал плечами, спросил:

— Так тебе точно ехать не надо, командир?

Я, не ответив, вышел на улицу, остановился, откупорил бутылку и глотнул прямо из горлышка. Такси медленно проползло мимо, шофёр опустил стекло, сказал:

— Ну, так, может, и хрен с ней тогда? Бросила и бросила. Неизвестно ещё, кому больше повезло.

— Да, — кивнул я. — Неизвестно.

Дождь мерцал в свете фонарей косыми росчерками. Сползал каплями по волосам, лицу, шее, настырно лез за воротник. А я шёл себе и шёл, время от времени останавливаясь и прикладываясь к бутылке.

* * *


В кабинет Коновалова постучали. Тот как раз заканчивал составлять докладную записку об успешном окончании операции «Сеть», буркнул, не отрываясь от листа бумаги:

— Войдите.

Капитан приоткрыл дверь, подошел к столу, сказал спокойно:

— Товарищ майор, только что звонили из больницы. Диденко ушёл.

— Куда ушёл? — спросил занятый своими мыслями майор.

— Пока не ясно, товарищ майор.

— Так отправь к нему домой пару ребят. Домой-то он вернётся. Никуда не денется.

— И что? Обратно в больницу?

— Куда он ходил, ты знаешь?

— Нет, товарищ майор. Недоразумение вышло. Мы не ожидали, что… Вроде бы всё было обговорено. Он понял. Сказал, что не станет поднимать волну.

— Ты вот что, капитан. — Коновалов оторвался от записок, посмотрел на подчиненного снизу вверх. — Ты сделай что-нибудь, чтобы исключить всякие недоразумения. Понятно?

— Так точно, товарищ майор.

— Всё, свободен.

* * *


В аэропорту Шереметьево-2 Ирина прошла таможенный контроль. Деньги, двадцать миллионов долларов, она передала родителям, для сына. Когда все утрясется, она вызовет его туда, в другой мир. Не ради нее же все это затевалось, ради сына. Там ему будет лучше. Сколько ей пришлось подстилаться под слюнтяя мужа, вытягивая из него нужные сведения! Сколько раз пришлось переспать с этим ублюдком Олялиным, прежде чем он согласился помочь ей достать из хранилища десять миллионов долларов. И не за просто же так… Директором банка мечтал стать, скот. Директор банка Олялин. Нет. Ее сын не должен пережить ничего из того, что довелось пережить ей. У него должно быть другое будущее. Совсем другое. Чистое. Без жестокости и крови. Без того, чего в ее жизни было даже с избытком. Он будет жить по-другому. Так, как должны жить люди. Люди, а не звери…

* * *


Шмель открыл окно гостиничного номера. Вот уже второй раз он нарушает свои принципы. А ведь это, как известно, до добра не доводит. Но этот раз — последний. Честное слово самому себе. Приняв заказ, уже нельзя отказаться. Это тоже принцип. А принципам надо следовать железно.

Жаль, что командир не позвонил. Шмель надеялся, что удастся обойтись без третьей жертвы. Он установил сошки на подоконник, приник к прицелу. Сколько до цели? Метров триста. Не больше. Лайнер здоровый, словно стоит в метре от него, Шмеля. И трап хорошо виден. Переместить ствол вправо. Вот и балкон «прощания». Крупно, как на ладони. Шмель оторвался от прицела, посмотрел на фотографию, Красивая девчонка. Жаль, нельзя оставить фотку на память. Интересно, она-то чем хозяину помешала? Снайпер бросил взгляд на часы. Время. Он снова склонился к прицелу и положил палец на спусковой крючок. Задержал дыхание. Фигурки людей на балконе «прощания». Кто-то оглядывается. Кто-то нет. Одни останутся. Другие вернутся. Она оглянулась. Шмель подождал. Он хотел увидеть её лицо. Живое лицо.

* * *


У подъезда я остановился и, задрав голову, мутно посмотрел на окна собственной квартиры. В комнате и на кухне горел свет. Почему? Разве я не выключил его сегодня утром? Ах да, я же не был сегодня утром дома.

Бутылка, зажатая в руке, показалась мне неимоверно тяжёлой, и я её бросил. Просто разжал пальцы. Она грохнулась на асфальт и покаталась к бордюру. Там вроде бы ещё оставалось на самом дне… Чёрт с ней, не жалко! У меня в кармане целая сотня долларов. Переоденусь, сброшу тряпки, невыносимо напоминающие о любви и смерти, и…

И, пожалуй, схожу куплю ещё пару бутылок. Да. Так и сделаем. Утопим прошлое в алкоголе. Кто-то называет это тягой к раскрепощению… Ах да! Об этом я вам уже говорил, ребята…

Я вошёл в подъезд и нетвёрдо зашагал: по ступеням. Дома! — стучало в висках. Дома. Дома. Дома. К тому моменту, когда я добрался до своего этажа, мне уже и правда поверилось, что ничего не было. Ни-че-го. Сегодня напьюсь, а завтра с самого утра поеду на работу, в офис. Заниматься взрослыми играми. Розыгрышами. Я достал из кармана джинсов ключи, сунул в замок.

А в офисе меня будут ждать Танюшка со своим дурацким кофе, безалаберный Димыч, серьёзный Валерик, весёлый, резкий на правду Олежка, вечно хмурый Стас и прирождённый лидер Пётр. Разве мы не одна команда? Кто это сказал?

Я наконец справился с замком, открыл дверь и сквозь золотистую муть алкогольного тумана увидел человека. Он стоял в прихожей и целился мне в лицо из пистолета с глушителем…

* * *


Ирина окинула взглядом зал. Прошлое позади. Жирный чёрный крест. Впереди только свет и голубизна чужого неба. И всё-таки самую малость щемит под сердцем.

Она улыбнулась краешками губ. Мечтательно. Шмель тоже улыбнулся, словно бы ей в ответ, и плавно потянул спусковой крючок. С такого расстояния невозможно промахнуться, верно?