Как делаются революции Журнал «Мир Фантастики» (МФ) Алексей Мальский Перечитывать сказки, знакомые с детства, — это всегда необычное ощущение. Иногда мы с удивлением замечаем, что история раза в три короче, чем нам казалось. Порой — к счастью, редко — изумляемся, как эта книга вообще могла нам понравиться. Чаще же всего между строк всплывают новые ассоциации и шутки, а сюжет предстаёт совсем в другом свете. Так сейчас читаются и «Три Толстяка» Юрия Олеши. С одной стороны, становится видна сложная структура истории, через которую рассказчик осторожно помогает пробраться читателю. С другой — бросается в глаза нарочито советское, плакатное описание революции. Перед нами по-прежнему красивая и добрая сказка, но она уже не кажется такой простой. Да и бывают ли вообще простые сказки? Вряд ли в наше время осталась хоть одна детская книжка, в которой не искали двойное дно… Закулисные интриги в «Трёх Толстяках» Редакция выражает благодарность экспертам-консультантам по истории Катурии: Людмиле и Александру Белаш, Тимуру Каирову, Виктору Цибиху и Алисе Кестенбаум. Как правило, при разборе книг первым делом присматриваются к жизни автора. Чтобы не отступать от традиции, напомним: Юрий Олеша родился в 1899 году в семье обедневших польских дворян — оттуда и его необычная фамилия. Вскоре после революции его родители эмигрировали, а сам он решил остаться в Одессе. Именно там собрался творческий кружок писателей, которые позже прославились на всю страну: вместе с Олешей начинали свой путь Катаев, Ильф и Петров. В 1922 году они все вместе переехали в Москву (там к компании присоединились Булгаков и Паустовский) и стали работать в газете «Гудок». Обычно рассказывают, что идея написать «Трёх Толстяков» пришла к писателю при встрече с девочкой, читавшей сказки Андерсена. Олеша тут же пообещал, что напишет ей сказку ничуть не хуже. Так в 1924 году появилась знакомая нам история, а четыре года спустя её наконец-то получилось издать. Наконец главным ключом к смыслу повести почти всегда называют имя Суок. Очень уж необычно оно звучит, очень уж трепетно Олеша описывает свою героиню… Это действительно неспроста. Среди близких друзей писательского кружка были три сестры из семьи австрийского иммигранта: Лидия, Ольга и Серафима Суок. Отношения в компании были запутанные, поэтому ходят слухи, что Олеша ухаживал едва ли не за всеми тремя. Не будем углубляться в богемные сплетни — скажем лишь, что на Ольге Суок писатель в конечном счете женился. «Трёх Толстяков» вообще обычно описывают как очень личное произведение — и притом мистическое. В нём находят детские впечатления Олеши, его сны, реверансы в сторону мистерий Гофмана… Доходит до того, что в истории с куклой наследника Тутти видят архетипическую историю про потустороннего близнеца. Говорят, что Суок проводит всю повесть в аллегорическом загробном царстве — именно поэтому её никто не узнаёт. Может быть, Олеша и правда хотел намекнуть на мифы, но сказка у него получилась такой яркой и карнавальной, что залезать в загробное царство совершенно не хочется. К счастью, наш журнал читают не только узкие специалисты-литературоведы и в своём расследовании мы вполне можем позволить себе небольшое «а что, если?». Что, если сказка на самом деле не настолько советская, какой кажется? Если вдуматься, история из «Трёх Толстяков», не считая мелких частностей, вполне правдоподобна — что-то похожее могло произойти на самом деле. Можно добавить второе «а что, если?» и допустить, что сюжет Олеша не придумал, а позаимствовал из малоизвестного дореволюционного труда по истории. Конечно, ему достаточно было просто знать, как обычно происходят народные восстания, вот только писатель избрал настолько гротескную — даже по меркам сказок — форму, что поневоле задумаешься: а уж не намёк ли это? Привычным для любого жителя нашей страны усилием мы скашиваем глаза и начинаем читать между строк — и вскоре оказывается, что ни трёх Толстяков, ни даже куклы наследника Тутти вообще не существовало… * * * …По декорациям легко понять, что дело происходило в XIX веке в небольшой европейской стране на берегу Средиземного моря. Место уточнить тоже несложно — достаточно взглянуть, как зовут героев. Имя «Гаспар» французское (в Италии он звался бы Гаспаро, а в Германии и Англии — Каспар или Каспер), а вот оружейник Просперо куда больше похож на итальянца. Такая смесь неудивительна: вместо единой Италии в те годы было множество мелких провинций, часть из которых граничила с Францией. Легко предположить, что среди них могла затеряться ещё одна страна — крошечная, размером где-то с Корсику. Когда-то в той местности жило галльское племя катуригов, поэтому страну можно для простоты назвать Катурией. Где-то на этом берегу, между Ниццей и Генуей, затерялась столица Трёх Толстяков А что же насчёт даты? Олеша прямо указал только месяц: «Однажды летом, в июне…». Но примет времени в книге предостаточно. Первое, что бросается в глаза, — освещение: на улицах горят газовые фонари, герои пользуются керосиновыми лампами и стеариновыми свечами. Все эти изобретения вошли в обиход в первой половине XIX века. А вот с технологиями конца века — беда: электричества нигде не видно, да и вместо револьверов у революционеров одни пушки и ружья. Наконец, последняя и самая очевидная зацепка — сама революция. Раз речь о середине века, то произошла она во время так называемой «весны народов», когда по всем странам Европы прокатилась целая волна восстаний. Можно даже предположить, что маленькая Катурия взбунтовалась чуть раньше — случившийся перед «весной» экономический кризис должен был сильнее всего ударить по небольшим странам. Так что дата у нас тоже есть: июнь 1847 года. Казалось бы, кое-что про описываемую страну мы знаем точно: правил ей триумвират Толстяков. Но так ли это? Начать стоит с того, что никаких «толстяков» попросту не было — при переводе с катурийского в документы весьма кстати закралась ошибка. «Жирными» (в Италии — grasso, в Катурии — grasa{В роли катурийского языка выступает эсперанто.}) в те годы называли класс купцов и промышленников. Вполне естественно, что простой люд упорно именовал влиятельную троицу «толстяками». Как они на самом деле выглядели, увы, сейчас понять уже невозможно. Достоверно про них известно только одно: это олигархи, владевшие большим количеством ресурсов. Первый Толстяк так и говорит взятому в плен Просперо: «Всё принадлежит нам. Я, Первый Толстяк, владею всем хлебом, который родит наша земля. Второму Толстяку принадлежит весь уголь, а Третий скупил всё железо. Мы богаче всех! Самый богатый человек в стране беднее нас в сто раз». «Трёх Толстяков» несколько раз экранизировали и ставили на сцене, и в разных версиях роли Толстяков различаются. В фильме Алексея Баталова (1966) их называют «величествами»-скорее всего, это регенты при принце Тутти. Когда же сам Олеша написал пьесу-адаптацию, в ней троица стала Генералом, Мельником и Кардиналом. Так обычные олигархи превратились в символы военной, гражданской и церковной власти. Для экранизации нужны были такие Толстяки что даже Моргунову пришлось набирать вес Что ж, картина до боли знакомая. Но что же это за такая страна XIX века, в которой правит не монарх и даже не президент, а магнаты — да не один, а целых трое? Можно вспомнить про выборные традиции Венеции или Генуи, но куда более простым и очевидным выглядит другой ответ: Толстяки на самом деле вовсе не были правителями. И действительно, мы не найдём почти ни одной сцены, где они принимают какие-то государственные решения. Разве что в вопросах суда и казни они порой довольно неуверенно пытаются отдавать приказы — но истинный уровень их осведомлённости хорошо виден в диалоге с Просперо: — Скажите пожалуйста! — обиделся второй Толстяк. — И что же мы должны видеть? — Спросите ваших министров. Они знают о том, что делается в стране. Государственный канцлер неопределённо крякнул. Министры забарабанили пальцами по тарелкам. Настоящие представители власти в книге всё-таки есть — правда, в основном они предпочитают держаться в тени. Если задуматься, фигура государственного канцлера выглядит смутно знакомой: в других мирах и эпохах точно такими же незаметными казались Витинари, Мизинец с Варисом, Бургомистр из города, где правил Дракон… Толстяки влиятельны, но всё-таки к нужным политическим решениям их подталкивает именно негромкий голос серого кардинала. Обратите внимание на застольную беседу из той же сцены: — Через час на Площади Суда начнётся казнь, — сказал Первый Толстяк. — Первым, конечно, казнят оружейника Просперо? — спросил кто-то из почётных гостей. — Его не будут сегодня казнить, — ответил государственный канцлер. — Как? Как? Почему? — Мы пока что сохраняем ему жизнь. Мы хотим узнать от него планы мятежников, имена главных заговорщиков. Между прочим, о судьбе канцлера во время штурма дворца нам не говорят ни слова. Петергофские конюшни, изображавшие в экранизации замок Трёх Толстяков, строились примерно в те же годы — с 1848-го по 1855 Конечно же, остаётся ещё наследник Тутти. Наследником его именуют упорно и последовательно — вот только обоснование для ЭТОГО довольно странное. Толстяки, не имевшие детей, похитили какого-то ребёнка из родного дома, а потом ещё и пытались вживить ему железное сердце. Чистая фантастика! Понятно, что наследники бывают прежде всего у династий — жаль только, что другие представители семьи в книге не появляются. По тексту сказки можно даже восстановить их фамилию. Подсказка скрыта в послании учёного Туба: «Прости меня, Тутти, — что на языке обездоленных значит: „Разлучённый“…» Туб явно покривил душой, поскольку по-итальянски Тутти (tutti) означает «все», а перевода «разлучённый» у этого слова нет ни в одном языке. Но не мог же учёный так ошибиться? Значит, здесь явно таился намёк — можно предположить, что учёный таким образом зашифровал родовое имя Тутти (настоящее, не исключено, что неизвестное самому мальчику). Тогда паззл складывается: на катурийском «разлучённый» — disigitulo, а учитывая, что «ди» — обозначение дворянского рода, мы получаем вполне правдоподобно звучащее родовое имя Ди Сигитуло. Здесь пора вспомнить, что в большинстве революций XIX века можно было заметить интересный парадокс: народ неизменно бунтовал против богачей, аристократов, церковников — но редко кто всерьёз предлагал упразднить монархию как таковую. Так, после восстания 1830 года во Франции герцог Луи-Филипп был коронован и правил 18 лет до следующей революции, а в 1849-м в Сардинии король под давлением народа отрёкся в пользу собственного сына. Там же, где устанавливалась республика, кто-нибудь из аристократов нередко становился президентом — так пришёл к власти Наполеон III, впоследствии объявивший себя императором. Наполеон III, самый обычный президент самой обычной республики. Что вы, монархия давно свергнута! В «Трёх Толстяках» видно то же самое: почти никто в народе не испытывает к Тутти ненависти. Все его жалеют, и будь мальчик чуть постарше — наверняка попытались бы посадить его на престол. Из общей картины выбиваются только революционные гвардейцы, которые внезапно ворвались во дворец, обругали принца последними словами и зачем-то сломали его чудесную куклу. И вот тут-то начинается самое подозрительное. Перед нами предстаёт главный революционный миф — местный крейсер «Аврора» под испанским безоблачным небом. У крейсера огромные выразительные глаза и милое розовое платье — как можно не поверить в такую сказку? Как живая! Не в каждом киберпанке умеют делать таких кукол… («Три Толстяка». 1966) Многие говорят, что кукла, которая растёт подобно живой девочке, — это единственный по-настоящему волшебный элемент в «Трёх Толстяках». Остальные события порой поданы абсурдно, но ничего фантастического в них нет. Что ж, остаётся только вспомнить самые первые слова, с которых и начинается сказка: Время волшебников прошло. По всей вероятности, их никогда и не было на самом деле. Всё это выдумки и сказки для совсем маленьких детей. Просто некоторые фокусники умели так ловко обманывать всяких зевак, что этих фокусников принимали за колдунов и волшебников. Похоже, автор прямым текстом говорит нам: не верьте. Учёный Туб мог создать такую куклу только в одном случае: если профессорскую степень он получил в области литературы. Но ещё больше настораживает, что доктор Гаспар Арнери, увидев куклу впервые, сразу же принимает её за живую: — Скажите, чем больна эта девочка? Неужели дифтеритом? — Нет, у неё дыра в груди. — Вы хотите сказать, что у неё не в порядке лёгкие? — У неё дыра в груди, — повторил чиновник. Доктор из вежливости не спорил. — Бедная девочка! — вздохнул он. — Это не девочка, а кукла, — сказал чиновник. Заметьте, как он настойчив. Можно было бы списать всё на близорукость господина Арнери, ведь дело происходило в сумерках. Но учёный рассмотрел девочку достаточно хорошо, чтобы отметить её нездоровый вид и даже предположить диагноз! Да и после куклу то и дело принимают за живого человека. Тётушка Ганимед, зажим! Скальпель! (Художник — Александр Лебедев) Картина складывается не по-сказочному мрачная. Похоже, одно в этом диалоге правда: перед нами всё-таки девочка с раной в груди. Выходит, у Тутти действительно была сестра, на которую напали революционные гвардейцы. Погибла она сразу или же была надежда, что доктор Арнери её спасёт, — уже не так важно. Выходить принцессу не получилось, и тогда канцлер совершил роковую ошибку: вместо того чтобы объявить девочку мученицей, он решил скрыть её гибель. Может быть, происшествие и правда удалось бы замять, но канцлер не учёл, что доктор Арнери тесно связан с подпольем. Заметим на полях, что кандидатуру учёного предложил министр народного просвещения. Характерная деталь: в том диалоге он единственный из Государственного совета назван по должности. Значит, министр чем-то важен. Уж не тем ли, что тайно помогает революционерам? Но случайно ли произошло нападение? Получается, что нет. Девочка не могла стать жертвой народного гнева: к Ди Сигитуло никаких претензий не было. Зато у революционеров благодаря покушению появилась невероятно удобная возможность посадить во дворец собственную фигуру — циркачку Суок. Может, были и другие причины: принцесса могла стать слишком своевольной или же следовало как следует припугнуть самого Тутти. При этом революционерам даже не надо было рассчитывать на ошибку канцлера: циркачи отлично умели работать с общественным мнением и легко убедили бы народ, что Суок — это и есть принцесса. Так начался классический карнавал с переодеваниями, из которого потом выросла легенда о кукле. Похожие мифы ходили во многих странах: например, в Бастилии когда-то якобы сидел брат-близнец Людовика XIV, который потом успешно и тайно захватил трон. Ещё лучше мы знаем историю царевича Димитрия, якобы чудом спасшегося от убийц в Угличе: он возвращался аж дважды, и оба раза родные искренне радовались встрече. Выдать обычную цирковую артистку за наследницу ничуть не сложнее, не требуется даже внешнего сходства. Метод всегда один: нужно лишь намекнуть нужным людям, что не признавать самозванку — себе дороже. После этого Суок и Тутти стали героями восстания — отличный задел для будущей политической карьеры. Но за всей этой суетой нам толком не показали, как же на самом деле происходила революция. Здесь Олеша подбросил читателям ещё одну очевидную подсказку: главными повстанцами у него выведены… циркачи. Конечно, в окрестностях Италии всегда ценили хороший карнавал — вот и революцию срежиссировали в совершенно театральном духе. Что ни событие — то символ. Гвардейцы надевают алые кокарды, зрители закидывают помидорами правительственных пропагандистов… Самая показательная сцена — проход Тибула по канату. Публика, конечно, в экстазе рукоплещет — какое шоу! Но разве так меняют власть? Если взглянуть на любую настоящую революцию (а в последнее время далеко смотреть не надо), то будет ясно, что самое важное происходит за кулисами. Постоянно идут напряжённые переговоры. Кто-то пытается выторговать себе гарантии, кто-то ищет новых союзников и финансы… Конечно, в таких спорах народные волнения — очень серьёзный аргумент, но всего лишь один из многих. А в «Трёх Толстяках» нам даже не сказали, кто именно эти переговоры вёл: если с одной стороны удалось вычислить канцлера, то про другую неизвестно ровным счётом ничего. Не упоминается даже, кто в итоге пришёл к власти! Можно предположить, что временное правительство возглавил Просперо (хотя и об этом нигде прямо не говорится), но обычно такие революционеры в мирное время отходят на задний план. Что ж, придётся повнимательнее присмотреться к главным героям — лидерам восстания. Сложнее всего с Тибулом: его происхождение и роль в революции не раскрываются. Почему вдруг спортсмен пошёл в политику? И какой он хотя бы расы, простите за бестактность, — откуда вдруг взялась эта странная история с перекраской в негра? Не иначе как историки позднее пытались составить воедино разные версии событий или даже разных персонажей. Скорее всего, именно Тибул был в труппе режиссёром-постановщиком и заодно отвечал за агитацию. Можно привести в пример его словесный поединок с силачом Лапитупом, а можно вспомнить, что именно он инструктировал Суок перед спецоперацией: — Ты говорил мне: «Алле!» — значит, надо было быть спокойной и ничего не бояться. — Ну вот, — сказал Тибул, — теперь я тебе тоже говорю: «Алле!». Ты будешь куклой. — Я буду куклой. — Она будет куклой? — спросил доктор Гаспар. — Что это значит? Даже доктор догадывается обо всём далеко не сразу. Как бы мы ни восхищались Тибулом, кажется, круг подозреваемых в убийстве только что резко сузился. Не потому ли ради его поимки гвардейцы жгли целые кварталы? Чуть проще обстоит дело с самим доктором Гаспаром. Его превозносят как специалиста по всем наукам, но в описании его фантастических достижений прячется одна очень подозрительная оговорка: Как из камня сделать пар, Знает доктор наш Гаспар. В детстве мы почему-то не задумывались, насколько зловещий смысл кроется за этими словами. Как из камня сделать пар? Взорвать, разумеется. Оказывается, революцию у нас поддерживает крупнейший специалист по военной химии. Если верить тексту книги — поддерживает исключительно в глубине души, а сам не был и не привлекался. По чистому совпадению в первой же главе бомбисты взрывают здание прачечной, а в последней штурм дворца начинается с артобстрела. Теракт, вандализм и уничтожение памятников архитектуры! Так в Катурии взрывают прачечные Наконец, легче всего разобраться с Просперо. Его роль даже не скрывается; он оружейник, идеальный напарник для доктора. Более того, Просперо сам во всём признаётся — он так и заявляет Толстякам: «Пятнадцать лет я учил народ ненавидеть вас и вашу власть. О, как давно мы собираем силы!». Значит, начало его карьеры приходится на 1832 год — самый разгар итальянских подпольных движений. К тому времени тайное общество карбонариев могло похвастаться уже десятилетним опытом, а в разных городах возникали многочисленные ячейки общества «Молодая Италия». Цель у них была общая: свергнуть власть и объединить итальянские земли. Можно ли представить лучшую «школу жизни» для молодого Че Гевары того времени? Не исключено, что в те же годы Просперо познакомился с одним из главных вдохновителей итальянских восстаний — Джузеппе Гарибальди. Вот тут-то всё и встаёт на свои места. С самого начала нашего расследования где-то поблизости бродила Италия. То она проявлялась в именах, то в местных традициях, то в происхождении героев… Теперь-то наконец понятно, кто был второй стороной в переговорах и зачем карбонарии устраивали в маленькой приморской стране такой изысканный карнавал. Дело в том, что с самого начала XIX века Сардинское королевство упорно пыталось объединить вокруг себя все прочие итальянские земли — ради этого долгие годы велись и революции, и многочисленные войны с Австрийской империей. Наконец, в 1861 году труды сардинцев увенчались успехом. Катурийская республика присоединилась к Италии мирным путём, после голосования в парламенте. Какое-то время шли прения между партиями «циркачей» и «толстяков» (так в этой стране стали называть левых и правых), но два молодых талантливых оратора — двадцатишестилетние Тутти и Суок — разгромили всех оппонентов. В народе их помнили не только как героев революции: в последние несколько лет Тутти и Суок прославились на всю страну разъезжая с цирковыми гастролями и лишь в 1860-х заявили о своём намерении пойти в политику. Неудивительно, что чаша весов вскоре склонилась в их пользу. Король Италии Виктор-Эммануил II объявил, что воля катурийского народа для него закон, и даже Гарибальди, отошедший от дел из-за разногласий с королём, прислал своему старому другу Просперо письмо с поздравлениями. Что ж, история в очередной раз показала нам, что любая революция — это часть куда более глобальных процессов. Как в XIX веке шла к объединению Италия, так и в наше время продолжают стираться границы между регионами Европы. Сейчас Италия — высокоразвитая индустриально-аграрная страна, достаточно влиятельная сторона в Евросоюзе… Вполне возможно, что катурийцы и в самом деле не прогадали. * * * Вот так в простой на вид сказке обнаружились политические страсти похлеще, чем в «Игре престолов». А ведь всего-то стоило немного задуматься… Вопрос «правда ли это?» после таких рассуждений принято подвешивать в воздухе: дескать, разумный читатель и сам с нами согласится. Но мы ответим честно: какая разница, прятал ли Олеша в своей книге второе дно или мы придумали его сами? Зато теперь у нас есть по меньшей мере две книги под одной обложкой: добрая сказка и хитроумная историческая повесть. А главное — появился новый повод перечитать одну из любимых детских книг и заочно поздравить циркачей и толстяков с круглой датой: повести о них исполнилось девяносто лет. Как сказали бы в Катурии, niaj gratuloj!