Один к двум Ольга Громыко Белорские хроники #4 Широка земля Белорская, и во все времена есть в ней место подвигу! Или хотя бы веселой байке. Стоит ли доверять гороскопам? Так ли безобидны младенцы? Продается ли удача? На что ловят некромантов? Как избавиться от конкурента? Что сильнее: магия, вера или дубовый дрын? Где водятся кентавры? Чего боятся боевые маги? Всевидящи ли пифии? Хотите получить ответ на эти вопросы, а также встретиться со старыми друзьями и познакомиться с новыми? Тогда эта книга для вас! Иллюстрации Олега Бабкина. Ольга Громыко Один к двум Косуля лежала на дне расселины, и Трию только и оставалось бессильно ругаться у обрывистого края. Узкий ручеек тянул из пятнистой тушки алые разводы, неестественно вывернутая голова злорадно пялилась на охотника остекленевшим глазом, заставляя усомниться, что послужило причиной гибели — безоглядный прыжок или торчащая в боку стрела. Вкрадчивый шепот осыпи заставил Трия отпрянуть. Вот проклятая тварь! Нашла где издохнуть. Он и так весь в мыле, а теперь придется тащиться домой за веревкой — час туда, час обратно, и то если его не припрягут к какому-нибудь делу на благо общины. Приметное черно-рыжее оперенье стрелы не убережет добычу от случайного прохожего, скорее наоборот. Трий и так имел право только на пятую часть туши, остальное придется отдать племенным: им, дескать, есть на что тратить силы… Нет, по такой круче он точно не спустится, все ноги переломает. Надо возвращаться. Трий закинул лук на плечо и потрусил прочь, не оглядываясь, чтобы не травить душу. Наискось пересек луг, выжелтив бабки липнущей к поту пыльцой, и двинулся вдоль леса, по самому краешку древесной тени. Строго говоря, не стоило бы вообще касаться ее копытами, но уж больно жаркий денек выдался — полоумному магу тоже вряд ли захочется вылезать из чащи и швыряться заклинаниями. Откуда он тут взялся, никто уже не помнил; ходили слухи о жуткой трагедии, подвинувшей его рассудком; о беглом чародее-ренегате времен знаменитого белорского Противостояния; об обете целомудрия, сохранять который легче всего в глуши и одиночестве. Была и вполне реальная версия, что маг прибыл сюда по распределению из Старминской Школы Чародеев, Пифий и Травниц, но быстро спился и одичал. Раз в месяц старикан в драной мантии выползал на опушку, пускал пару молний из посоха, привлекая внимание местных жителей, страшно бранился на всех языках сразу, грозил карой небесной, земной, водной и своей собственной, пророчил всякие гадости, после чего выменивал снадобья на хозяйственную утварь и зерно для кур, и с чувством выполненного долга убирался обратно в лес. Соваться в гости к самому магу никто не осмеливался, даже по жизненной необходимости. Обоим жившим по соседству народам проще было обозвать лес заповедным, одновременно избавляясь от необходимости ловить безумца и «сохраняя для потомков природные богатства родного края», как писалось в официальных документах. Наконец ели сменились кленами, и Трий вздохнул посвободнее: здесь «владения» мага заканчивались, можно нырнуть в тень поглубже. — Ну, как поохотился? Взгляд самым нахальным образом выхватил из явившихся ему прелестей высокую грудь в оковах черного дырчатого лифа. Засим последовали: львиная грива волос вокруг прелестного личика с томными лиловыми глазами, тонкая талия с бисерным пояском, лоснящийся круп и умопомрачительный хвост почти до самой земли. Короче, кобылица была прекрасна, как горная вершина под зимним солнцем: такая же белоснежная, манящая, холодная и недоступная. — Ээээ… привет, Кнарра, — отозвался Трий, с усилием сглотнув слюну. Задние ноги независимо от него исполнили несколько плясовых движений, а хвост распушился самым неприличным образом. Кобылица хитро прищурилась: — Вижу, ты рад меня видеть? «Безумно, — с досадой подумал жеребец. — Как нищий корчму: из окна едой тянет, а приходится мимо проходить». — Что ты здесь делаешь? — Гуляю, — мурлыкнула нахалка и в доказательство неспешно обошла вокруг замершего жеребца, будто невзначай задев его крупом. Трий стиснул зубы. — Что, неудачный денек? — Нормальный. — А где ж твоя добыча? — Кнарра, чего тебе надо? — напрямик спросил жеребец, стремясь поскорее покончить с приятным до отвращения обществом. — Да так, поболтать хотела. — Кобылица невинно пожала обнаженными плечиками. — А ты чем-то занят? — Нет, просто ты занята, — грубо ляпнул Трий. Вот привязалась! Ей забава, а ему хоть сквозь землю провались. — Ну-у, разве настоящего жеребца это остановит? — Кнарра провокационно махнула хвостом. Трий, не отвечая, пошел дальше. Ноги заплетались, что есть мочи противясь хозяйскому решению. С возрастом он люто возненавидел весну, чьи сладкие дары оборачивались для него ядом. Другие жеребцы с утра до ночи сражались за желанный приз на песчаном пляже Родового озера… а он не имел права даже подойти к берегу. — Они там, а ты здесь, — словно прочитала его мысли красотка. — Кто узнает? У Гитра в роду были гнедые… Жеребец приостановился в нерешительности. Кобылицы по весне тоже становились блудливее кошек, однако без мужского внимания не оставались даже самые старые и уродливые. Напротив — хуже всего приходилось молодым и красивым, которые хоть и гуляли с вожаком табуна, да вот беда: в компании еще дюжины. Жди еще, пока до тебя дойдет очередь, грызись с соперницами… Может, она и не шутит, а упускать такой случай… Кнарра уже стояла с ним бок о бок, прогнув спину и мелко, часто вздрагивая. Смотрела кобылица куда-то вверх, на невидимого под солнцем жаворонка — ничего не вижу, ничего не слышу, мало ли кто там сзади подкрался… В висках у Трия зашумело, глаза заволокло багровой пеленой. Он щелкнул зубами и взвился на дыбы, неуклюже подогнув передние ноги, но едва успел ощутить брюхом теплую спину кобылицы, как спаренный удар в круп опрокинул его на землю. Подняться ему тут же помогли — лишь затем, чтобы наградить еще одним ударом, на сей раз кулаком и под дых. — И что же ты, поганец, тут делаешь?! — Вороной Бронс был в ярости. Три дня назад лучшие жеребцы табуна сходились в смертном бою ради этого белого цветочка — и чтобы его походя сорвал какой-то недомерок?! Пока двое других жеребцов удерживали преступника за руки, вороной хорошенько поучил его уму-разуму, остановившись лишь когда у Трия подломились колени. Полюбовавшись на свою работу, Бронс ухватил гнедого за гриву на висках и прошипел ему в лицо, нарочно растягивая слова: — Ты, низший жеребец и сын низшего жеребца, в этом табуне нет твоих кобыл! Как ты посмел об этом забыть?! Трий бессильно выщерился в ответ, по подбородку потекла кровь. Кнарра гарцевала поодаль, пряча опущенные глаза в челке. Мнения кобылиц, от кого бы им хотелось завести жеребят, никто не спрашивал, зато и поднимать на них руку, а уж тем более копыто не смел даже вожак. — Возможно, — чалый Вройн выбился в племенные уже в зрелом возрасте и потому был настроен более миролюбиво, — девочка сама с ним заигрывала? Устоять перед обаянием весенней кобылицы не под силу даже мерину… — Я? С этим?! — Кнарра презрительно фыркнула и отвернулась. Трий похолодел и даже перестал вырываться. Признайся кобылица, что да, ей захотелось поддразнить молодого и горячего сотабунника — и тот отделался бы хорошей трепкой и парой недель насмешек. Самой Кнарре грозил лишь выговор от старшей кобылы, но она не пожелала поступиться даже такой малостью. — Ну, выбирай — задние или передние, — насмешливо предложил третий, пегий жеребец, вытаскивая из поясной сумки кривое ржавое шило. Трий отшатнулся, из-под нервно перебирающих копыт полетели комья вывороченной земли. Державшие его руки впились еще крепче. — А может, сразу… — Бронс сделал выразительное, стригущее движение пальцами. Если он хотел просто попугать Трия, то это ему удалось. Пленник решил, что терять ему уже нечего, и внезапно брыкнулся, попав пегому в колено. Тот взвыл и разжал пальцы, и Трий тут же заехал освобожденной рукой Вройну в нос, избавляя чалого от остатков симпатии к ослушнику. Кинувшийся на помощь Бронс оступился, подарив Трию секунду форы, по истечении которой племенные с возмущенным визгом бросились в погоню. Гнедой прекрасно понимал, что на лугу племенные догонят его в два счета и единственное его спасение — лес. Пробуравив кусты, как крот грядку, Трий запетлял между деревьями, словно давешняя косуля, о чьей плачевной кончине жеребец старался не думать. Более крупные, зато менее поворотливые племенные были вынуждены сбавить скорость. Угрожающие вопли раздавались все реже и тише, пока совсем не умолкли. Когда Трий в очередной раз оглянулся, вслед ему махали только еловые лапки. Жеребец озадаченно остановился. Эхо дожевало топот его копыт и брезгливо сплюнуло в чащу. Странно. Трий покрутился на месте, держа наготове лук с положенной на тетиву стрелой. Нет, послать ее в сотабунника он бы не решился, но они-то об этим не знают! Действительно, никого. Только тетерев в кустах булькает, не то увлекшись «пением», не то приняв жеребца за безобидного лося. Даже эта дурная птица вовсю наслаждается жизнью, а его за одну-единственную попытку чуть калекой или мерином не сделали! Где ж тут справедливость?! Обозленный на весь мир Трий подбросил крупом и что есть мочи лягнул ближайшую сосну. Засохшее и успевшее подгнить дерево только того и ждало, чтобы с треском ухнуть на малинник. Тетеревов там оказалось аж трое, перепуганные птицы шумно взвились вверх, а вбок с воплем вылетело нечто оборванное и бородатое, в котором Трий с ужасом опознал пресловутого полоумного мага. Злокозненный старец, тихо-мирно сидевший под кустиком в располагающей для раздумий позе, был, мягко говоря, недоволен. Он попятился, одной рукой придерживая спадающие штаны, а вторую выставил вперед, сыпля искрами, как точильный круг, и заверещал что-то неразборчивое. Ничего ему объяснить или хотя бы извиниться Трий не успел: невидимый великан ухватил его одной рукой за торс, второй за круп и с размаху хрястнул об колено. Невыносимая боль в спине стерла все мысли, а затем и сознание. Последнее, что увидел жеребец, — свой собственный хвост, исчезающий в столбе света… * * * Полуденное солнце раздвинуло листву и любопытно потыкало лучом в лежащее под деревом тело. Трий с трудом разлепил опухшие веки и увидел ползущего по травинке жука. Боли он больше не чувствовал. Как и задних ног. Жеребец отчаянно рванулся вперед. Встать удалось легко, даже слишком: Трий тут же снова зарылся в траву, уже носом. Прикосновение земли к груди и одновременно животу было неописуемо жутким, хребту табунника в жизни так не изогнуться. Что этот старый засранец с ним сделал?! Трий судорожно приподнялся на руках и увидел отпечатки копыт, ведущие обратно к опушке. Здесь был кто-то еще? Почему тогда не попытался ему помочь или добить? Следы были странно знакомыми. Еще плохо соображавший жеребец оглянулся через плечо и увидел чьи-то широко раскинутые ноги — эльфа или человека, у гномов намного короче, у троллей волосатее. Трий мутным взглядом попытался проследить, кому они принадлежат, и снова лишился чувств — на сей раз от ужаса. * * * — Гля, мертвяк! — Голос был грубый, с хрипотцой. — Где? — Да вон, под кустом! Свежачок, еще даже побелеть не успел. Интересно, откуда он здесь взялся? — Мне куда интереснее, кто его оприходовал, — проворчал второй, поопытнее и поопасливее, — и обобрать успел? — Не успел, вон лук лежит. Ого, кентаврийский! — восторженно завопил первый, окончательно вернув Трия в этот гнусный мир. Пальцы сжались на плече лука, как раз когда чужак вцепился в него с другого конца. Вторая рука нашарила ремень колчана и саданула им вора по загривку. Тот испуганно охнул и выпустил добычу, стрелы с сухим треском раскатились по земле. Трий открыл глаза и рывком сел. Вставать он уже не пытался, разом вспомнив, что с ним приключилось. Табунники с людьми не враждовали, но держались отчужденно. Трию, как низшему жеребцу, приходилось общаться с купцами, и он хорошо знал всеобщий язык и более-менее разбирался в повадках этой расы. — Кто вы такие? — негромко, тщательно подбирая слова, спросил он. Люди, два мужика лет под сорок, как-то нехорошо переглянулись. Третий, с наброшенным на голову мешком и связанными впереди руками, воспользовался заминкой, чтобы рвануться в сторону, но натянувшаяся веревка быстро охладила его пыл. — Тих-ха! — прикрикнул хриплый. — Ты-то сам что за гхыр, а? Трий, привыкший, что к жеребцам, даже низшим, люди относятся с куда большим уважением, отвечать на вопрос тоже не стал. Незнакомцы с каждой секундой нравились ему все меньше и меньше. Насколько он знал, люди сейчас ни с кем не воевали, а значит, законно брать пленников не могли. Ох, что-то здесь нечисто!.. Насупленные лица мужиков, прокрутивших в головах примерно то же самое, остро заставили жеребца почувствовать себя четвертым лишним. — Говори, покуда добром спрашивают! — рявкнул второй, потянув из ножен длинную острую железяку. У Трия еще оставался шанс что-нибудь соврать, сослаться на мага или самому прикинуться полоумным, но тут из-под мешка пронзительно завизжали: — А-а, я говорила, что вам не удастся уйти от возмездия, гнусные разбойники! Убейте же их скорее, мой отважный спаситель! Никому из присутствующих эта идея не понравилась. Мужики грозно засопели, Трий попытался отползти назад, но быстро уткнулся в дерево. Юркнуть в него наподобие дриады, увы, не получилось. — Учтите, я буду защищаться! — неуверенно предупредил он. Мужики впервые одарили жеребца широкими улыбками. Полуголый, диковатого вида парень со спутанной копной волос и содранными в кровь коленями не показался им серьезным противником. У него даже меча не было. Табунники вообще не любили рубящее оружие, зато весьма преуспели в стрельбе, а также в метании камней, один из которых жеребец уже успел нащупать. Что стукнуло громче — увесистый голыш или соприкоснувшийся с ним лоб — Трий не разобрал. Подбитый мужик взмахнул руками, словно собираясь взлететь вместе с закружившимися перед глазами птичками, сделал красивый оборот на месте и рухнул в кусты, позволив Трию сосредоточиться на втором противнике. От удара по мечу лук сломался, но свою задачу — отвести клинок в сторону — выполнил. Лягаться пяткой оказалось намного больнее, чем копытом, но почти так же эффективно. Если знать куда, конечно. Когда удрученный такой подлостью мужик согнулся пополам, жеребец набросил ему на шею тетиву, перекрутил и дернул обломки дуги в стороны. Убивать человека он не собирался, выпустил, как только тот покладисто улегся рядом с дружком. Может, еще и оклемается. Третий человек так и остался стоять между двумя соснами, втянув голову в плечи. Трий перевел дух и присмотрелся. Кажется, это самка — только они обматывают ноги цельными кусками ткани. Как там ее?.. Человека? Людка?.. — Иди сюда, — устало позвал он, нашаривая на перекрутившемся поясе сумку и доставая из нее охотничий нож. — Зачем? — тут же насторожилась пленница, наперекор пятясь назад. — Ну, если тебе нравится ходить с мешком на голове… Людка призадумалась. Трий, привыкший к взбалмошности кобылиц, спокойно ждал. — А ты случайно не упырь? — Нет. — И не тролль-людоед? — С какой радости? — Ну, как-то уж больно легко ты с ними справился… — Людка недоверчиво покачала мешком. Трий так бы не сказал. У него до сих пор кровь в висках стучала. — …и тихо, — закончила подозрительная самочка. — Кажется, ты не мой рыцарь. — Я вообще не рыцарь, уж извини. — В смысле, не из тех, кого отправили на мои поиски. — Людка сделала пару шагов на его голос и снова замерла в нерешительности. — А я тебя вообще знаю? — Может, я все-таки сниму мешок и ты сама посмотришь? — Ладно, — наконец решилась привереда. — Ты где? — Пять шагов. Еще один. Нагнись. — А это зачем?! — Отскочить людка не успела. Трий, чьему терпению тоже имелся предел, сцапал ее за край тряпки и силой усадил на землю. Под мешком обнаружилась худенькая, симпатичная и очень сердитая мордашка с черной гривой, мало уступающей кобыльей. Жеребец и людка подозрительно уставились друг на друга, но ничего особо страшного не заметили. — Ну спасибо! — Зардевшаяся людка изящным жестом протянула Трию руку. — Ну пожалуйста, — буркнул жеребец, засовывая нож за пояс. Мужики пока не подавали признаков жизни, но на месте бывшей пленницы он бы поспешил убраться отсюда как можно дальше. О чем честно ей и сказал. — Как?! — округлила глаза людка. — Ты даже не проводишь меня до ближайшего села? Бросишь одну в этом темном и зловещем лесу?! — Нет, я покажу тебе пальцем на светлую и безопасную опушку, — жеребец тут же выполнил свое обещание, — за которой ты увидишь торговый тракт. Посидишь часок на обочине, какой-нибудь воз да проедет. — Но я слышала, как один разбойник говорил другому, что поблизости водятся кентавры! — драматическим шепотом сообщила людка. Трий поморщился. Он терпеть не мог этого дурацкого слова, которым люди называли его расу — видите ли, чтобы с обычными лошадьми не путать. Все бы ничего, но словечко было созвучно одному из табунниковых ругательств (видимо, именно его услышал от местных жителей первый ступивший на Шаккару человек). — И что с того? — Жеребец с ненавистью поглядел на ноги, кокетливо пошевелившие ему пальцами. — Съедят они тебя, что ли? — Нет, но сейчас же весна… — Людка смутилась и покраснела. — А они такие… такие… в общем, порядочной девушке вроде меня с ними лучше не встречаться! — И как ты себе это представляешь?! — вконец обозлился Трий. — Такую гхырню только людк… девушки придумать и могли, которым ихняя порядочность в одном месте жмет! — Хам! — Людка надула губки и отвернулась. Подождала, полюбовалась комарами (сами насекомые любованием не ограничились) и с еще большим возмущением поняла, что извинений не дождется. — Эй, ты чего сидишь?! — А что я должен делать? — Ну… встать хотя бы! — Если бы я мог это сделать, то только бы ты меня и видела, — огрызнулся Трий, осторожно счищая иголки с расшибленных коленей. — Ой, — тон людки тут же поменялся на встревоженно-сочувственный, — что у тебя с ногами? Ты их поранил? — Нет, — сквозь зубы процедил Трий. — Они от меня сбежали! — Чего? Так вот же… — Их должно быть вдвое больше! — в сердцах брякнул жеребец. — А! — невесть что сообразила людка. — Сейчас. Девушка метнулась к зарослям орешника и, громко потрещав ветками, приволокла Трию две длинные палки. — Фот, — торжествующе сообщила она, на ходу отгрызая последнюю измочаленную, но не сдающуюся веточку. — Тфои нофые кофтыли! Мерфкие рафбойники, как они пофмели напафть на калеку! Жеребец, который совсем было вознамерился лечь и помереть прямо здесь, уставился на нее в полнейшем недоумении. — Давай, вставай! — Людка всунула палки ему в руки рогулинами кверху и услужливо подхватила Трия под мышки. — Раз, два… Гнедой не успел опомниться, как очутился на ногах. Он судорожно впился в палки и закачался на них, как новорожденный жеребенок. — Бедненький! — Девушка продолжала заботливо его поддерживать, только мешая сохранять равновесие. — И давно ты… такой? С детства, да? Заболел или спиной ударился? А… — Часа два, — буркнул Трий, глянув на солнце. — А что случилось? — Угораздило на мага наткнуться, он в меня каким-то заклинанием и засветил… — Тогда тебе срочно надо к придворному чародею! — вдвое против прежнего засуетилась людка, и без того напоминавшая жеребцу звонкого, вертлявого овода. — Вдруг оно какое-нибудь ползучее, к вечеру еще и руки отнимутся? — А вдруг оно еще и заразное? — вкрадчиво предположил Трий. Ну да, так этот чародей и кинется ему помогать! — Таких не бывает, — возразила людка (украдкой, впрочем, отряхнув руки о юбку). — Думаешь, ты один от этого мага пострадал? Да во дворец каждый год по дюжине жалобщиков приходит! Половина, правда, сами с головой не в ладах или нажиться хотят. Всем невинно пострадавшим король обещает бесплатное исцеление и моральную компенсацию, это все равно дешевле, чем постоянных лесников держать. Да и маг обычно по мелочи гадит: то икоту нашлет, то облысение… странно, чего это он на тебя взъярился? — Девушка подозрительно уставилась на жеребца. — Я его испугал, — признался Трий. — Нечаянно, правда. — Нечаянно не считается, — решительно возразила людка. — Пойдем вместе, я подтвержу, что ты невинный… ну, то есть жертва. К тому же ты меня спас, и тебе полагается награда! — Разбойников король тоже оплачивает? — удивился жеребец. — Нет, глупый! Он оплачивает меня, я его племянница! — О боги… — Трий слишком хорошо успел уяснить, что от племенных кобылиц лучше держаться подальше. Угораздило же снова нарваться! — Ты что, не рад?! — возмутилась девушка. — Да любой рыцарь нашего королевства спит и видит, как оказаться со мной наедине… эй, а где твои штаны?! Их что, тоже маг украл? — Угу, — буркнул жеребец, рассудив, что с мерзкого старикана не убудет, а признаваться людке, кто он, совсем не с копыта. — Старый извращенец! — с чувством сказала девушка. — Хм… думаю, вот эти тебе подойдут. И тут же так ловко содрала штаны с одного из разбойников, будто всю жизнь только этим и занималась. — Одевай! — Как? — Трий недоуменно уставился на протянутую ему тряпку. Девушка расценила его вопрос по-своему, отнеся к нынешней ситуации, а не к штанам вообще. — Поднимай ногу! Выше… еще выше… ой! Знаешь, я думаю, лучше сделать это лежа… Жеребец, который уже и так лежал, приподнял голову и поглядел на нее с предельно недружелюбным выражением, дозволенным в отношении кобылиц. — И безрукавка у тебя какая-то совсем жидкая, — продолжила девушка, хозяйственно ухватив разбойника за рукав. Трий хотел возразить, что он в ней даже зимой ходил, но спохватился, что его действительно познабливает. Хлипкому человеческому телу требовалась более теплая одежда, а заодно и обувь. Кошмар какой-то — не говоря уж о том убожестве ниже пояса… весенний задор как рукой сняло. Гнедой безропотно позволил натянуть на себя все, что девушка сочла нужным, и снова поставить себя на ноги. — Ну давай, пошли! — поторопила довольная людка. — Наш чародей мигом все исправит, обещаю! Жеребчик вздохнул и сделал первый неуверенный шаг. * * * Спустя три часа Трий понял, что погорячился насчет телег. Ни одна по тракту так и не проехала. Оставалось только надеяться, что они идут к жилью, а не от него. Гнедой более-менее приноровился ковылять на этом пятипалом убожестве, чувствуя себя большим калекой, чем если бы ему прокололи сухожилия. Пятки жгло углями, зверски болела поясница — спину приходилось держать по-другому, и хотя «стараниями» мага его позвоночник обрел нужные изгибы, жеребец постоянно забывался и откидывался назад, каждый раз еле избегая падения. Как выяснилось, самка человека мало чем отличалась от кобылицы. Разве что копыт к ее вздорному норову не прилагалось. — Так что, говоришь, с тобой случилось? — рассеянно переспросил Трий, вырванный из раздумий неожиданной паузой в людкиной трескотне. Девушка, только что закончившая излагать свою печальную историю, обвешанную подробностями, как утопленник раками, ошеломленно хватанула ртом воздух. Краткий, но эмоциональный пересказ уместился в трех словах: — Меня похитили разбойники! — Да ну? — удивился жеребец. — А с виду такие приличные люди… — Приличные?! — снова взвилась людка. — Ты называешь это приличным — набросить мешок на голову ничего не подозревающей девушке, перекинуть ее через седло и уволочь за тридцать верст от дома?! — Я видел здешних разбойников. — Трий деликатно умолчал, что он с ними еще и шашлыки из оленины жарил; ребята были очень компанейские и уверяли, что они не бандиты, а знахари пущи — должен же кто-то взять на себя эту неблагодарную работенку! — В лесу с банями и портными не густо, знаешь ли. А твои похитители выглядели так, словно ехали на званый ужин. — Ну, не знаю, — неохотно сбавила тон людка. — Но их способ знакомства мне все равно не понравился! И где это они ужинать собирались? У кентавров? Трий с трудом представлял себе эту картинку. Табунники вообще бы не выпустили эту компанию из леса, все переговоры с людьми велись на их земле. Особенно весной, когда племенные жеребцы приходили в ярость даже при виде собаки, приближающейся к их гарему. — Тебе виднее, это ж тебя украли. — Наверное, они хотели получить за меня выкуп, — поразмыслив, предположила девушка. — Или уже получили. Авансом, — не удержался от шпильки гнедой. — Чего?! Ах… ты… да дядя во мне души не чает! Я, между прочим, его единственная племянница, а детей у него нет. — Так он же вроде еще не старый, — припомнил Трий купеческие рассказы о нынешнем короле. — Нет, но жениться во второй раз не хочет, — с искренним сожалением вздохнула девушка. — А тетя семь лет назад умерла… — Выходит, ты еще и его единственная наследница? — Ни за что в жизни! — пренебрежительно отрезала девушка. — У меня есть дела поинтереснее, чем протирать юбки на троне. — Например? — Ну… писать картины. И у меня отлично получается, я даже на выставку в Стармин их возила! — торопливо добавила людка. Трий, вопреки ее подозрениям, не рассмеялся. Художники, способные остановить мгновение, запечатлев на холсте летящую птицу или цветок-однодневку, искренне его восхищали. Вот только у табунников подобное занятие считалось пустой тратой времени. Впрочем, рисовать они и не умели. — А я луки делаю, тоже вроде неплохие. Жалко, мой сломали, а то я бы тебе показал. — Жеребец прикусил язык, спохватившись, что «кентаврийский» лук от человеческого отличит даже ребенок. — Ух ты! — Девушка посмотрела на него куда уважительнее. — Обожаю рисовать оружие. У дяди огромная коллекция, всех известных мастеров. Поговори с ним, может, он тебя в поставщики для войска возьмет! А ты откуда родом? — Оттуда. — Трий неопределенно махнул рукой назад. — С побережья? — удивилась его спутница, без раздумий вычеркнув с мысленной карты земли табунников. — Вроде того… — Ты ведь не коренной шаккарец, да? У тебя такой интересный акцент! — О, смотри! — Показавшееся впереди село спасло Трия от скользкой дорожки, на которую свернул разговор. Вдвойне вовремя: уже начинало смеркаться и от леса расползался туман, под покровом которого любили охотиться мантихоры. Людка величественным жестом поправила прическу (точнее, намекнула, что обычно она там имеется), одернула платье и смело направилась к первому же дому. — Э-эй, извините! — А? — Хозяин, лысый кряжистый мужик лет пятидесяти, был занят: пытался пропихнуть сквозь дыру в плетне застрявшую там свинью. Свинья не лезла и очень по этому поводу возмущалась. — Мы хотим попросить вас об одной услуге. — А?.. — Нам нужна ваша помощь… — А?.. — Я племянница самого короля! Я желаю переночевать в этом доме! — А?.. — Мужик не выдержал и по-простому дал свинье пинка под зад. Та пробкой вылетела из забора, для порядка повизжала еще несколько секунд и умолкла. — Ну, чего вам? Девушка, успевшая вспотеть и сорвать голос, уставилась на него с невыразимым упреком. Прежде чем ей удалось отдышаться, Трий порылся в сумке и протянул мужику тяжелую монету. — За стол и ночлег. — Так сразу бы и говорили. — Хозяин попробовал деньгу на зуб и махнул рукой, приглашая в дом. Селяне уже успели поужинать, но для гостей стол накрыли заново. — Лесса, — представилась девушка, когда селянин назвал свое имя и вопросительно поднял брови. — Трий. — Очень приятно! — Путники переглянулись и рассмеялись, спохватившись, что за несколько часов трепа так и не удосужились познакомиться. Человеческая еда была пресноватой и слишком горячей. Но табунники в общем-то ели все, а низшим жеребцам привередничать и вовсе не приходилось. В общине Трий был чуть ли не самым мелким и неказистым — хуже своего отца, которому все-таки удалось заслужить кобылицу (тоже не великую красавицу, что отразилось на сыночке не лучшим образом). Для человека же он оказался выше среднего роста, а по поведению хозяйских дочерей заключил, что не лишен привлекательности. Сначала жеребчик подумал, что, видно, не разбирается в местных обычаях и подобное внимание принято оказывать любому гостю, но потом заметил кислое выражение Лессиного лица и чуть не рассмеялся. Не-эт, все женщины совершенно одинаковы! Художница, гордо усевшаяся во главе стола, с негодованием обнаружила, что места на лавке по обе стороны от гостя пользуются куда большим почетом. Хозяин постоянно гонял дочерей то в кладовку, то во двор по хозяйственным нуждам, но они неизменно возвращались, как осы к миске с вареньем. Мрачно поерзав на стуле, девушка заявила, что у окна ей слишком жарко, и, подхватив миску, пересела к Трию под бок. Помогло это ровно наполовину: соперницы стали по очереди пристраиваться с другой стороны жеребца. Тогда Лесса начала незаметно, но решительно теснить Трия к краю лавки, пока чуть совсем не сбросила. Зато и для «цыпочек» насеста не осталось. Теперь уже помрачнели селянки. — Мягкий у тебя, парень, характер, — укоризненно заметил мужик, когда Лесса на минутку выскользнула во двор. — Баб в строгости надо держать, у меня бы она — у-у-у! Трий философски пожал плечами. Жеребцов с детства приучали относиться к кобылицам как к чему-то стихийному вроде ливня и урагана, и по сравнению с ними Лесса была приятным грибным дождиком. Напротив, тихая и покорная хозяйская жена вызывала у Трия оторопь. * * * Наутро жеребчик сам умудрился встать с постели и после некоторых колебаний оставил костыли прислоненными к стене. Чувствовал он себя так, словно вчера галопом обскакал Шаккару вдоль побережья. — О, тебе уже лучше! — обрадовалась Лесса. — Может, чародей и не понадобится? — Понадобится, — сквозь зубы процедил Трий, путаясь в дырочках сапожной шнуровки. — Тебе виднее, — не стала спорить девушка. — Я договорилась насчет телеги, нас отвезут прямо к королевскому дворцу. Новость слегка подняла гнедому настроение, и со вторым сапогом он закончил в считаные минуты. До столицы они добрались без приключений. Наоборот: дорога была такой скучной и нудной, что Трий несколько раз слезал с телеги и шел рядом, разминая ноги. Те вели себя прилично, но с копытами, конечно, сравниться не могли. Раньше он трусцой обогнал бы эту клячу, как стоячую, а теперь еле за ней успевает. Жеребчик впервые видел человеческий город и с ходу не смог решить, нравится он ему или нет. Народу уйма, дома стоят плотно, воняет, как на помойке, но при этом столько всего нового и интересного, что не успеваешь головой по сторонам крутить. Дворец и вовсе поражал воображение, белой скалой возвышаясь над домами. Стражники у ворот телегу внутрь не пустили, но отдали Лессе честь и помогли слезть на землю, не выказав особого удивления. Видимо, шебутная королевская племянница заявлялась сюда и не в таком виде. К Трию стражники пригляделись внимательнее, однако вместе с девушкой пропустили беспрепятственно. Навстречу гостям с радостным лаем кинулись два рыжих пса. Лесса присела и сгребла их в охапку, как здоровенные меховые игрушки, позволив вылизать себе все лицо. Трию псы вежливо помахали хвостами, дав осторожно себя погладить. Как только путники поднялись по ступеням высокого крыльца, вышколенные слуги распахнули перед ними двери. Девушка даже не замедлила шага, уверенно направившись к широкой мраморной лестнице. Во дворце было тихо и прохладно, послы и челобитчики уже разошлись по домам, а придворные — по покоям или городским трактирам. Вдоль всей лестницы висели картины, но не геральдические портреты, а изображения монстров, такие красочные и достоверные, что слуга, ночной порой спускающийся по ступеням со свечкой в руках, рисковал очутиться у входной двери с седыми, стоящими дыбом волосами. — Что это? — Трий кивнул на особенно поразившее его воображение полотно. — Гарпия, кружащая над умирающим рыцарем, — с кровожадным блеском в глазах сообщила девушка. И с надеждой дернула гнедого за рукав: — Тебе нравится? Я ее три месяца рисовала. — Безумно, — с содроганием поддакнул жеребчик. Талант у Лессы определенно имелся — только к нему надо было привыкнуть. — Похоже, твой дядя от них тоже в восторге? — Ага. — Польщенная художница бережно поправила покосившуюся картину. — Когда они висели в его спальне, он собственноручно завешивал их простынями, чтобы полотна не выгорали. Правда, вечером постоянно забывал открывать, поэтому в конце концов велел перенести их сюда, пусть народ любуется. — Мудрое решение, — одобрил гнедой, поскорее проковыляв мимо зеленой, как будто всплывающей из проруби-рамы утопленницы с желтыми змеиными глазами. — Хочешь, я тебя нарисую? — окончательно расцвела девушка. — Э-э… не хочу тебя утруждать. Думаю, у тебя и так много заказов. — Ну, не так уж, но хватает, — с гордостью призналась Лесса. — Обычно в подарок знакомым заказывают, хотя бывает, что и для себя. Вон посмотри на ту, в золоченой раме! Это наш канцлер. — Который, синий или рогатый? — Нет, с плавниками. Честно говоря, — девушка понизила голос, — я уже не знала, как от него отвязаться. И пяти минут не мог спокойно постоять, начинал грудь выпячивать и комплиментами сыпать! А мне он нужен был в профиль и вообще с оскаленными зубами… так что пришлось потом дяде немножко попозировать. — А канцлер не оби… почему он ее не забрал? — Сказал, хочет, чтобы его изображение осталось в нашей галерее, постоянно напоминая мне о нем, — низким торжественным голосом передразнила Лесса. — Как будто я его живьем каждый день не вижу! А как тебе вон тот эльф? Эльф был хорош, даром что повешенный на сосне. Под его полуобглоданными ногами радостно скакали вурдалаки. К счастью, девушка решила отложить подробную экскурсию на потом и, подойдя к высоким двустворчатым дверям, дернула их за бронзовые кольца. В тронном зале сидели два человека (один собственно на троне, другой на подлокотнике), с двух концов изучая длинный, испещренный рунами свиток и негромко споря. Мужчины были примерно одного возраста, типичные шаккарцы — темноволосые и светлоглазые, еще и одеты почти одинаково, в темные неброские костюмы. На скрип двери тот, что обосновался на троне, поспешно с него вскочил, а второй туда уселся. — Фу, Леська, это ты! — облегченно выдохнул король, откидываясь на спинку. — Хоть бы постучалась, что ли… — Дядя! — Девушка взбежала на тронное возвышение, на ходу распахивая объятия. Его величество горячо расцеловал Лессу в обе щеки и с легким изумлением вытащил изо рта рыжую шерстинку. — До чего ж славная у меня племяшка, — заметил он своему собеседнику. — Всего три дня не виделись, а сколько радости! Девушка слегка отстранилась и удивленно наморщила лобик: — Разве меня так часто похищают? — Ты о чем, солнышко? Лесса негодующе отпрянула и по-селянски уткнула руки в бока. — Я думала, ты уже всю Шаккару на уши поставил, а оказывается, ни сном ни духом?! Мужчины оторопело переглянулись. — Ну, деточка, — виновато забормотал король, — ты же иногда по две недели во дворце не появляешься! Я был уверен, что ты собираешься осчастливить мир новым шедевром, — с содроганием пояснил он. Король глянул в сузившиеся глаза племянницы и поспешил исправиться, загремев в полный голос: — Кто посмел покуситься на особу королевской крови?! Назови мне имена этих нечестивцев, и они пожалеют, что родились на белый свет! — Да не надо уже, — смягчилась Лесса и, торжественно указав на Трия, объявила: — Вот он, мой спаситель! На сей раз история Подлого Злодеяния, дополненная Чудесным Избавлением, заняла каких-то полчаса, но ноги у Трия все равно успели затечь — под пристальным взглядом короля он не осмеливался даже шелохнуться. — Ну, выглядите вы совсем неплохо, — изволил пошутить его величество. — Надеюсь, нанесенный вашему здоровью ущерб не столь велик, как мерещится моей впечатлительной племяннице. — Дядя! — возмутилась девушка. — Я же просила! — Все, больше не буду, — покладисто согласился король и повернулся к стоящему с другой стороны трона мужчине. — Знакомьтесь: мой придворный чародей, архимаг-практик. Вы не представляете, скольких уговоров и денег мне стоило переманить его из Стармина! Зато это лучший специалист на Шаккаре. — Его величество хочет сказать, что до сих пор мне везло, — с улыбкой уточнил маг, не чинясь, спустился с тронного возвышения и протянул гнедому руку. — Можете звать меня просто Верес. — Трий. — Жеребец ответил на рукопожатие. Придворный маг сразу ему понравился: спокойный, деловитый и ироничный, ничего общего с тем полоумным из леса. — Вижу, у вас тоже есть собака? — С чего вы взяли? — удивился Верес. — У вас вся одежда в шерсти. Серой. — Трий ткнул пальцем в целый пучок прилипших к рубашке волосков. — А-а, — неожиданно смутился тот, делая неубедительную попытку отчистить материю. — Ну да, есть у меня… собачка… — Большая? — из вежливости уточнил жеребец. — Очень, — с чувством сказал маг и поспешил вернуться к делу. — Так что с вами случилось, уважаемый? Трий покосился на девушку, поманил Вереса пальцем и, смущаясь и оговариваясь, изложил ему на ухо свою проблему. Маг действительно оказался профессионалом: он лишь слегка изменился в лице, соорудив из бровей две аккуратных галочки. — Одну минутку, — вежливо сказал он, — мне надо посоветоваться с королем. Девушка с растущим беспокойством наблюдала, как Верес, сохраняя задумчиво-загадочное выражение, неспешно поднимается по ступеням и склоняется уже над монаршьим ухом. — Ага, — протянул король, в точности скопировав интонацию чародея, — ага… Понятно. Мои извинения и искренние соболезнования, я и подумать не мог!.. Но, может, вам лучше побеседовать наедине? Похоже, тут дело достаточно интимное… Девушка уже готова была рухнуть в обморок, а Трий — провалиться сквозь землю от смущения. — Да, пожалуй, — торопливо пробормотал он. — Пойдемте. — Маг махнул рукой в сторону неприметной двери за троном, и жеребец, неловко поклонившись королю, поспешил скрыться с глаз долой. В кабинете у Вереса было просторно и уютно, в камине горел ровный, не дающий жара (куда еще в такую погоду!) огонь, вокруг квадратного дубового стола стояло несколько глубоких кресел, на полу лежала невесть чья впечатляющих размеров шкура, а с тридцатисвечной люстры свисал черный кружевной лифчик, изумительно вписывающийся в обстановку. — Вина? — Пожалуй. — Трий ожидал, что маг щелкнет пальцами и у него в руках очутится по наполненному бокалу, но Верес по-простому подошел к стенному бару и зазвенел бутылками. — Так, говорите, вы видели свою убегающую… половину? — Чародей указал на кресло, но Трий отрицательно помотал головой. Он никак не мог привыкнуть к человеческой привычке садиться при каждом удобном случае, у табунников это считалось постыдной слабостью. — Очень хорошо. Это означает, что имело место разделение, а не трансформация с невосполнимыми потерями. — Что ж здесь хорошего? Как представлю, что оно так там безголовое и бегает… — Трия передернуло. — Ну, у вас же выросли человеческие ноги, — резонно заметил маг, — значит, и… э-э-э… нижняя часть внакладе не осталась. Возможно, ей даже перепал кусочек вашего разума. — Так, выходит, у меня и с головой не все в порядке?! — Исчезло то, что относилось к управлению… эээ…. четвероногим телом, некоторые примитивные, животные инстинкты, — успокоил жеребца маг. — Думаю, из него вышел неплохой… хм… конь. — А из двух неплохих нас как-нибудь можно снова сделать одного хорошего меня? Верес всмотрелся Трию в глаза, поводил ладонями вдоль тела, уделив особо пристальное внимание месту, с которого начиналось новоприобретенное безобразие, и заключил: — Думаю, да. Мне понадобится пара дней, чтобы составить контрзаклинание, а вы пока поймайте беглую… беглеца и приведите сюда. Жеребец растерянно переступил на месте. Где искать удравшую — любезничать с самим собой не было смысла — задницу, он понятия не имел. Ее уже сто раз могли сожрать волки, а то и полоумный маг. — А другую… то есть другого коня туда присобачить нельзя? — Увы, — развел руками чародей, — это все равно что просить пришить вам чужую ногу. Трий, успевший представить себя мускулистой зверюгой на пядь выше Бронса, вздохнул еще печальнее. Маг наконец заметил лифчик и, воровато покосившись на уставившегося в бокал гостя, сдернул люстряное украшение и сунул в карман. Вызванный Вересом писец тщательно занес в свиток приметы «любимого королевского жеребца редкой кентаврийской породы» и пообещал, что островные глашатаи проорут их на всех перекрестках еще до наступления темноты. — Ничего, — чародей ободряюще похлопал Трия по плечу, — если конь еще жив, то его быстро найдут. Лошади не любят одиночества, он наверняка прибьется к чьему-нибудь табуну, а обещанная королем награда заставит селян прочесать все леса. Думаю, конь будет у нас еще до конца недели. Погуляйте пока по городу, развейтесь… — А вам я больше не нужен? — Да нет, — пожал плечами маг. — Я уже снял слепок вашей ауры, вот прямо сейчас и приступлю к работе. — Зачем тогда было идти к вам в кабинет? Все это можно было сделать и в зале. — Как это зачем? — Верес неожиданно проказливо улыбнулся. — Чтобы дядюшка с племянницей могли посплетничать в свое удовольствие! — Отсюда второй выход есть? — вконец упавшим голосом осведомился Трий. Он предпочел бы повторно столкнуться с полоумным магом, чем с разгневанной кобылицей — тьфу! — девушкой. — Разумеется! — Чародей отдернул портьеру и услужливо распахнул перед жеребцом потайную дверь, куда более захватанную, чем главная. * * * Трий брел по улице, чувствуя себя последним идиотом. Ну почему он сразу не признался Лессе, кто он такой?! На нее в тот день и так куча шишек ссыпалась — одной больше, одной меньше. Зато сейчас бы не пришлось переживать. Хотя в чем он, собственно, виноват? Трий и не утверждал, что он человек. И вел себя вроде бы достойно, придраться не к чему… Леший, и все равно — как ей теперь в глаза посмотреть? Одно хорошо: жеребец внезапно обнаружил, что двух ног ему вполне хватает и шагают они уверенно, уже не требуя присмотра. Более того, Трий стал куда ловчее и проворнее, без труда поднимаясь по узким крутым ступенькам или разворачиваясь на месте. К тому же исчез страх перед переломами, вечно терзающий его соплеменников. Кости ног у взрослых кентавров срастались так плохо и медленно, что калеки предпочитали уйти из жизни по своей воле. — Эй, ты! Трий поднял глаза и понял, что где-то этого типа уже видел. Только тогда у него были рыбьи плавники и хламида из водорослей, а не бархатный костюм с белоснежными кружевами и золотой вышивкой. — Это ты, бродяга, нашу стеномазку спас? — с ленцой поинтересовался канцлер, словно бы невзначай держа руку на изящном оголовье клинка при поясе. Смотрел он куда-то над плечом Трия, словно брезгуя самим жеребчиком. Гнедой оглянулся: сзади приближались еще трое, перегородив переулок. — А в чем дело? — Сейчас тебе все объяснят, — пообещал высокородный хам, отступая и пропуская вперед еще одного приспешника. — Ты, чужак, — гнусаво и пренебрежительно заявил тот, — в этом городе нет твоих женщин! Понял? Поэтому либо ты до заката убираешься отсюда… И тут Трий озверел. Мало того что в табуне его считали кем-то вроде мерина, так теперь еще какие-то плюгавые людишки смеют ему указывать?! — …либо мы по частям выносим тебя прямо сейча-а-ас… Если третий вариант и существовал, то жеребец его не дождался, привычно развернувшись и лягнув подкованным сапогом. * * * Во дворец Трий вернулся уже затемно, грязный, окровавленный и в одних штанах. В драках с племенными ему случалось пострадать намного сильнее, так что чувствовал он себя неплохо, а с учетом победы — и вовсе отлично. Жеребец тихонечко проскользнул в отведенную ему комнату, собираясь наскоро ополоснуться над ведром и завалиться спать, но не тут-то было. В комнату ворвалась Лесса, раздраженно, как кошка хвостом, помахивающая колючим прутом — чайной розой, с которой девушка нервно оборвала не только лепестки, но и листья. Вряд ли она безвылазно сидела у окошка на караульной башне — видимо, ее оповестила стража у ворот. Слуги, как Трий успел заметить, любили королевскую племянницу: скандальную, но добрую и справедливую. Пока жеребец лихорадочно соображал, поздороваться или сразу спрятаться под стол, девушка выронила прут и с неподдельным ужасом воскликнула: — О боги! Что с тобой случилось?! Мигом сориентировавшийся Трий закатил глаза и умирающим лебедем рухнул на так удачно стоящую рядом кровать. Через пять минут вокруг его «смертного ложа» бестолково носилась целая орда служанок с тазиками теплой воды, бинтами и чистой одеждой. Гнедой с удовольствием наблюдал за ними сквозь ресницы, не забывая душераздирающе постанывать. Спешно поднятый с постели чародей (судя по его бодрому и вместе с тем недовольному виду, лежал он там не ради сна) осмотрел раны Трия, проницательно ему подмигнул и включился в хор оханий и причитаний. Мужская солидарность сделала свое черное дело. К тому моменту когда каждая царапина была забинтована, а все синяки густо намазаны холодящим снадобьем, Лесса не только не сердилась на гнедого, но и сама, заламывая руки, раз десять извинилась перед ним за свою назойливость. Рассказ о канцлере, возмечтавшем о королевском троне, вызвал бурю негодования. Верес сообщил, что занятый полоумным магом лес — единственное место на Шаккаре, куда не проникает магический поиск. Злоумышленникам оставалось только подождать, пока король хватится племянницы и объявит ее розыск, а там уж явится «отважный рыцарь» и торжественно ее спасет. Следующим пунктом плана была «внезапная» смерть короля, так что рассвет канцлеру (и без того лишившемуся трех зубов) предстояло встретить в застенках. — И ты их победил?! — с замиранием уточнила Лесса. — Всех пятерых? — Ерунда, — отмахнулся жеребец, удобно развалившись на подушках. — Это были всего лишь люди. — А ты сейчас кто? — Об этом я как-то забыл, — признался Трий. — Но мне и в табуне частенько приходилось драться с более сильными жеребцами… точнее говоря, все они там были сильнее меня. Приходилось брать ловкостью, чтобы хотя бы остаться в живых. Лесса неожиданно наклонилась к жеребчику, чмокнула его в губы и, окончательно смутившись, выбежала из комнаты. Верес одобрительно подмигнул изумленно глядящему ей вслед Трию. * * * Коня привели на пятый день — четверо мужиков, отчаянно спорящих, как они будут делить награду. Животное жевало узду, стригло ушами и взирало на собравшихся с мрачным презрением. Как Верес и предрекал, конь получился отличный: лоснящийся, длинноногий, с шелковистой гривой и светло-голубыми глазами. Трий зачарованно обошел вокруг животного, сердито рывшего землю копытами. Вон та проплешинка на боку — шрам от копыта вожака, а вот здесь его цапнул волк, прежде чем жеребец сбросил хищника с крупа и затоптал… Трий обернулся и увидел шесть пар с надеждой уставившихся на него глаз: придворного чародея, которому не терпелось опробовать новое заклинание, удачливых ловцов, уже слышащих звон королевского золота, и самого короля, тщательно скрывающего любопытство. Лесса, прикусив губу, смотрела в землю. Трий печально потрепал коня по шее и покачал головой: — Увы, совершенно не похож!