Волчий тотем
Жун Цзян








Китай. Середина 60-х годов. Чень Чжэнь, представитель молодой китайской интеллигенции, попадает во Внутреннюю Монголию, одну из самых отдалённых и самобытных провинций Китая. Юноша поселяется в юрте старого монгола Билига. От него Чень Чжэнь узнаёт, что с незапамятных времён монголы поклоняются тотему волка, который, по их представлениям, символизирует победу харизмы над силами стихий и даёт возможность существовать в экстремальных условиях. Пожив среди холодных степей, Чень Чжэнь постепенно открывает для себя удивительный, но простой мир кочевника, построенный на противостоянии людей и волков…






Цзян Жун

Волчий тотем


Посвящается Джей






К читателю







Это удивительная и уникальная книга, описывающая причудливое сообщество, населяющее монгольскую степь. Здесь нам открываются сложные взаимоотношения волков и людей на пустынных просторах Внутренней Монголии, во многом остающейся для нас загадочным пятном в самом сердце Азии. К таким загадкам можно отнести и поклонение тотему в древней культуре, точнее, далёким отголоскам этого языческого культа, дошедшим до XX века. В большей степени эти представления о волках сохранились у монголов.

Такое развёрнутое эссе, где волки выступают главными эпическими героями, является бесценной находкой для любознательного читателя. Ведь волк имел мистическое значение не только для европейцев (вспомним древнегерманские мифы об оборотнях вервольфах), но и для китайцев, наших восточных соседей. На протяжении многих столетий в культуре Китая сохранялись, в русле конфуцианского учения, сложившиеся формы представления о волках, например: «что кормить волка, что тигра; ненавидеть волка — это большая беда». Подобные идиомы или метафоры становятся важной частью духовного мира любого народа. Для Китая такое явление особенно характерно.

Современная синкретическая культура Китая построена на сплаве многих традиций — это и рациональное конфуцианство, и иррациональный марксизм-маоизм, и древние народные поверья, и разноязычие (да-да, наречия в Китае тоже многое значат, их насчитывается более десяти, и они настолько разнятся, что сравнимы с родственными языками), и сегодняшняя утилитарная философия «потогонного» капитализма под красным флагом… Чтобы понять Китай, можно начать с элементов, и в этом окажет большую помощь повествование весьма образованного человека, волею судеб окунувшегося в недра во многом примитивной и в то же время великой культуры степи. «Волчий тотем» — само по себе звучит необычно и вызывающе, здесь речь идёт об осознании Китая как своеобразного плавильного тигля, внутри которого всё ещё вместе существуют разнородные традиции. Здесь нет точных, психологических портретов персонажей в тургеневском понимании, а описания природы этого сурового края также весьма скупы. Но грубая простота книги не должна отталкивать вдумчивого человека, это есть тот оптимально-минимальный знак культуры, который можно передать массовому читателю. Ведь сложно найти даже пару чудаков, которые станут изучать изящные стихотворные «рондо» Бо Цзюи или философско-социологические произведения Конфуция!

Следует выразить признательность автору книги Цзян Жуну. Тридцать лет назад он, будучи представителем молодой интеллигенции, в рамках программы так называемой «культурной революции» оказался в степи Элунь района Внутренней Монголии и в течение одиннадцати лет работал там в производственной бригаде. В 1979 году поступил в аспирантуру китайской Академии общественных наук. В степи он углубленно изучал волчьи логовища, взял на воспитание волчонка, вырастил его, постоянно общался с волками, очень к ним привязался. Со своим любимым волчонком вместе бывал в разных переделках, познал трудную участь кочевника.

Волк для многих народов, живущих в степи, — это животное-предок, призрак учителя, дух сражений и эталон поведения. Приручение волков монгольскими кочевниками и сохранение волками степи; тысячелетнее поклонение кочевых народов волкам; загадочный обычай монголов оставлять труп на съедение волкам; волчьи уши, волчьи глаза, пища волков, волчьи нападения, волчье знамя… Все подробности, имеющие отношение к волкам, привлекли внимание автора, потому он и окунулся в тридцать с лишним лет исследований и раздумий и написал этот роман, рассказывающий о людях и природе, людском и волчьем характере, о судьбе волков и об истине. После тридцати лет трудов исследователь Цзян Жун наконец поставил точку в своём колоссальном произведении, на которое потратил полжизни и много душевных сил, тем самым выполнив свою миссию под названием «Волчий тотем».

Данная книга состоит из нескольких десятков неразрывно связанных между собой «волчьих историй» с напряжённым и острым сюжетом, в нём есть оригинальность и мистика. Порой от чтения просто невозможно оторваться. Создаётся ощущение, что мистические степные волки в любое время появятся и позовут со страниц книги. Охотничья разведка волков, боевой порядок, нападения из засады, их выдающееся боевое искусство; хитроумное использование природных явлений и рельефа; их готовность идти на смерть и непоколебимость; их дружба и родственные отношения между собой; связь между волками и всеми существами, живущими в степи; упрямый маленький волчонок в трудном для него после утраты свободы подростковом возрасте — нет ничего такого, что не напоминало бы нам человеческое. Вспомните и поразмыслите над не разрешённым до сих пор вопросом в истории человечества: почему в Средневековье небольшая, всего в несколько сотен тысяч воинов, монгольская конная армия подмяла под себя половину громадной Евразии? Где глубинная причина образования столь обширной на сегодняшний день территории Китая? Как было на самом деле — цивилизация хуася (предки китайцев) покорила кочевые народы или кочевые народы влили свою кровь в ханьцев (китайцев), чтобы дать возможность китайской цивилизации существовать дальше? Почему те народы Китая, которые практически живут в седле, не поклоняются тотему лошади, а считают своим тотем волка? Не в том ли состоит причина непрерывности китайской цивилизации, что в Китае всё ещё поклоняются тотему волка? Наконец, насколько взаимопроникновение разных культур наложило отпечаток на каждую из них и какую роль в этом сыграл «тотем волка»? А самое главное на сегодняшний день — вопросы экологии: ведь неконтролируемое истребление волков вносит огромный пролом в цепь естественно сложившихся природных отношений живых существ в некоем пространстве!

В общем целый мир, ранее неведомый предстанет перед читателем, интересующимся историей и современностью великого Китая.

    

Ань Бошунь, март 2004 г.







Посвящается несравненным волкам и людям, живущим в степи

Посвящается некогда прекрасной великой степи Внутренней Монголии









1


В роду «собачьих воинов», так его назвали предки, сначала было две белых собаки.

    

Фань Фэньлань. «Краткая история Китая»






Чжоуский Му-ван пошёл карательным походом на жунов[1 - Тюркское кочевое племя. (Здесь и далее примеч. ред.)], добыл четырёх белых волков, четырёх белых оленей и вернулся домой.

    

«История династии Хань»






Зарывшись поглубже в свое снежное лежбище, Чень Чжэнь поймал в объектив подзорной трубы морду огромного волка. Будто на нож, он наткнулся на острый как лезвие взгляд хозяина монгольской степи. Волосы на теле Чень Чжэня словно зашевелились. Старик-монгол Билиг уже был рядом с ним. В этот раз Чень Чжэнь уже не чувствовал прежнего страха, однако всё равно покрылся холодным липким потом. Хотя прошло уже два года с тех пор, как он приехал в монгольскую степь, Чень Чжэнь всё-таки боялся местных волчьих стай. Эти глухие горы находились вдалеке от людских поселений, и когда он впервые оказался лицом к лицу с волчьей стаей, ему показалось, что мороз слабее того ужаса, от которого замерло его сердце. У Чень Чжэня и старика Билига на этот раз с собой не было ни ружья, ни длинного ножа, ни аркана, ни даже тяжёлых стремян, а только две палки. И если волки вдруг учуют человеческий дух, то им двоим, возможно, придётся предстать перед Буддой.

Дрожа, Чень Чжэнь снова вздохнул и только после этого повернул голову, чтобы посмотреть на старика. Билиг в это время разглядывал в свой бинокль волков. Понизив голос, старик сказал:

— Что, небось все внутри дрожит, как у овечки? Вы, китайцы, до печёнок боитесь волков. А если ты со мной не согласен, то почему же тогда, когда вы приходите в степь, всегда терпите поражение?

Чень Чжэнь промолчал, тогда старик, повернув к нему голову, прошептал:

— Сейчас главное — не паниковать, если будешь шуметь, будет уже не до игрушек.

Чень Чжэнь тихонько кивнул и сжал снег рукой так, что он затвердел и превратился в кусок льда.

Сбоку от склона горы, находившейся напротив них, стадо дзеренов[2 - Зобастые антилопы или сайгаки.] по-прежнему пощипывало травку и ещё не догадывалось о приближении волков. Тем временем стая всё ближе и ближе подступала к людям, сидящим в засаде. Чень Чжэнь не смел пошевелиться, он чувствовал, что почти превратился в ледяную статую…

* * *


Уже второй раз Чень Чжэнь столкнулся в степи с большой волчьей стаей. Теперь страх, который он испытал однажды, снова заставил содрогаться всё его тело. Чень Чжэнь не сомневался, что на его месте испугался бы любой человек.

Два года назад, когда Чень Чжэнь приехал из Пекина на эти приграничные пастбища работать в производственной бригаде[3 - Во время «культурной революции» в Китае многих представителей городской интеллигенции высылали на трудовое перевоспитание из городов в отдалённые сельские районы.], шла третья декада ноября и степь уже была покрыта сверкающим белым снегом. Отдельные юрты тогда ещё не выделяли, и ему по распределению пришлось жить в семье старика Билига и работать чабаном. Как-то раз, спустя месяц после приезда, он вместе со стариком отправился в деревню, находящуюся примерно в восьмидесяти ли[4 - 1 ли = 0,5 км.] за пределами пастбища, чтобы получить документы для учёбы и заодно прикупить некоторые предметы обихода. На обратном пути старика, который являлся членом революционного комитета, внезапно отозвали на собрание, а полученные документы нужно было срочно доставить в производственную бригаду. Чень Чжэню одному пришлось возвращаться назад. Перед тем как ехать, они со стариком поменялись лошадьми. Билиг дал ему свою, более резвую и хорошо чувствующую человека, и строго наказал ни в коем случае не сокращать путь, обязательно держаться большой дороги, по которой ездят машины, тогда ничего непредвиденного не должно случиться. А через двадцать ли уже появятся монгольские юрты.

Едва вскочив на лошадь, Чень Чжэнь почувствовал под собой сильного скакуна, рвущегося вперёд. Как только он взобрался по дороге на гребень горы, то сразу увидел вдали место расположения бригады. Чень Чжэнь тут же забыл о наказе старика и решил не делать крюк в двадцать с лишним ли по большой дороге, а выбрал более короткую маленькую тропинку.

Чем дальше он ехал, тем становилось холоднее. Чень Чжэнь преодолел приблизительно полпути, когда солнце, как будто съёжившись от мороза, скрылось за линией горизонта. Мороз крепчал, даже дублёнка встала колом. Когда Чень Чжэнь двигал руками или поворачивался, дублёнка издавала звук, похожий на полускрип-полувизг. Круп лошади тоже покрылся инеем, на копыта толстым слоем налип снег, и она шла всё медленнее. Один за другим по обе стороны тропы вырастали холмы, вокруг не обнаруживалось следов человеческого присутствия. Чтобы согреться, лошадь перешла на мелкую рысь, позволяя всаднику почувствовать себя удобнее, и пока не выказывала признаков усталости. Чень Чжэнь ослабил удила, разрешая ей самостоятельно определять скорость и направление пути. Он больше всего боялся, что налетит снежная буря, лошадь потеряет дорогу и он замёрзнет в этой степи, но при этом всё-таки помнил, что надо остерегаться волков.

Приближался вход в горное ущелье, лошадь оживилась и стала двигаться быстрее. Вдруг она навострила уши, подняла голову, и шаг её сбился. Чень Чжэнь в первый раз оказался один верхом на лошади в заснеженной степи. Он явно недооценивал грозящую ему опасность. Лошадь беспокойно раздувала ноздри, затем она самостоятельно изменила направление и решила пойти в обход. Но Чень Чжэнь не позволил этого: он покрепче натянул удила, развернув голову животного в сторону маленькой дороги. Чем дальше, тем шаг лошади становился более сбивчивым. Чень Чжэнь знал, что зимой особенно необходимо беречь лошадей, поэтому он не позволял лошади слишком разгоняться.

Лошадь почуяла незаметные для человека предупреждения об опасности и, повернув голову, внезапно укусила Чень Чжэня за сапог. Вдруг в испуганных глазах животного он увидел дикий страх. Но было уже поздно, и лошадь, дрожа, вошла в поросшее лесом тёмное ущелье.

Когда Чень Чжэнь, поворачивая голову, старался обозреть ущелье, он от страха чуть не лёг на спину лошади. На снежном склоне в сорока метрах от него, на фоне светлого от вечерней зари неба, откуда-то возникла большая стая свирепых монгольских волков с блестящей золотистой шерстью. Они шли по склону, их острые взгляды пронзали его словно иглы. Ближе всего к нему стояли несколько огромных волков, величиной почти с леопарда и раза в два крупнее тех, которых Чень Чжэнь видел в пекинском зоопарке. В это время все волки, сидевшие на снегу, фыркая, приподнялись. Их длинные хвосты встали торчком. Создавалось впечатление, что они обнажили боевые мечи, заняли выгодное положение и приготовились к атаке. В стае выделялся один белый волк, вероятно, их вожак; на его шее, груди и брюхе была серо-белая шерсть, которая отливала ослепительным бело-золотистым светом. Это были свирепые и гордые своей мощью хищники. В стае оказалось не меньше тридцати волков. Потом, когда Чень Чжэнь подробно рассказал Билигу об этом случае, старик, смахнув указательным пальцем со лба холодный пот, усмехнулся, что у волков, по-видимому, в тот момент было нечто вроде партийного собрания, потому что на противоположной стороне горы как раз пасся табун лошадей, и вожак строил диспозицию для внезапного нападения на него. К счастью, эта стая была не голодной, ведь если шерсть на волке светится, значит, волк сыт.

Чень Чжэнь к тому моменту уже почти потерял сознание. Его голову наполнил слабый, но ужасный звук, похожий на вибрирующий свист, который издаёт высокопробный серебряный юань, когда на него дуют, проверяя на чистоту. Этот звук наверняка издавала его душа, пытавшаяся выбраться наружу. Чень Чжэнь почувствовал, что жизнь на несколько секунд остановилась. В тот отрезок времени он представлял собой бренное тело, почти лишённое души, состоящее только из мяса и костей. Потом, много позже, вспоминая этот случай, Чень Чжэнь не раз в душе благодарил старика Билига и его лошадь. Она не дала ему упасть, а все потому, что была опытной, она пережила много столкновений с волками.

Когда беда была уже близка, к лошади вернулось самообладание. Она притворилась, что не видит волков или же просто не желает беспокоить волчье «партсобрание», и продолжала по-прежнему двигаться вперёд тем же шагом. Лошадь шла выпрямившись, ровно и тихо, не впадая в панику, и прочно удерживала в седле временного хозяина, как будто на выступлении в цирке. Так они въехали в волчьи владения.

Возможно, именно благодаря храбрости и мудрости лошади душа Чень Чжэня передумала и вернулась в тело, а может быть, на Небе она вдруг получила так необходимую ей любовь и ласку, которые смягчили её и вселили веру и спокойствие. После того как душа Чень Чжэня снова возвратилась в материальную оболочку, он обрёл силы и стал на удивление хладнокровен.

Чень Чжэнь с силой оперся на лошадь, чтобы сесть поровнее. Он, по примеру животного, собрал всю оставшуюся смелость, выпрямился и притворился, что не видит волков, хотя всем своим существом ощущал их близость. Чень Чжэнь знал, что несколько десятков метров, которые отделяли волков от него, они могли преодолеть всего за считаные секунды, ведь волки монгольских степей иногда развивали просто фантастическую скорость. Человек и лошадь всё ближе и ближе подходили к стае. Чень Чжэнь хорошо понимал, что нельзя проявлять малодушие. Только в этом случае сохраняется зыбкая надежда остаться в живых при встрече со степными убийцами.

Чень Чжэнь почувствовал, что вожак стаи вытянул шею, чтобы осмотреть склон горы, откуда они спустились, остальные волки тоже последовали его примеру. Было очевидно, что свирепые убийцы ждали приказа своего вожака. Но вид одинокого безоружного человека на лошади, с независимым видом подъезжающего к стае, вызвал у волков недоумение.

Вечерняя заря постепенно исчезла. Всадник на лошади ещё больше приблизился к волчьей стае. Можно сказать, что эти несколько шагов были самыми опасными и долгими в жизни Чень Чжэня. Лошадь прошла ещё немного, и он вдруг увидел, как один из волков побежал назад, к заснеженному склону. Чень Чжэнь понял, что это, скорее всего, разведчик, которого вожак отправил посмотреть, нет ли засады. Он почувствовал, как недавно вернувшаяся в тело душа готова снова покинуть его.

Поступь лошади тоже стала беспокойной. Ноги Чень Чжэня и тело животного одновременно задрожали, ещё больше заряжая друг друга страхом. Лошадь навострила уши, напряжённо прислушиваясь в направлении, куда побежал волк-разведчик. Вдруг он раскроет истинное положение вещей и они окажутся лицом к лицу с волчьей стаей? Чень Чжэнь представил своё горло в огромной волчьей пасти и съёжился. Лошадь начала потихоньку собираться с силами, готовясь к решающему броску.

Вдруг, чтобы спастись, Чень Чжэнь, подобно пастуху, находящемуся в степи в критический момент, стал взывать к Небу:

— О вечное Небо! О Тэнгри[5 - У монгольских племён, придерживающихся шаманства, значит «небо, небесный дух».]! Пожалуйста, протяни мне руку, помоги мне!

Потом он тихонько стал звать и старика Билига[6 - «Билиг» по-монгольски означает «мудрый и прозорливый».]. Чень Чжэнь надеялся, что старик сможет собрать всю мудрость монголов и донести до его сознания. Но в степи Элунь по-прежнему было тихо. Никто не откликнулся ни с небес, ни с земли. Он в полном отчаянии вскинул голову, чтобы напоследок взглянуть на прекрасное голубое небо.

Вдруг откуда-то сверху до него донеслись слова Билига: «Волки больше всего боятся ружья, аркана и стремян». Ружья и аркана у Чень Чжэня не было, а вот стремена: есть или нет? Тут его нога упёрлась во что-то стальное. Ноги Чень Чжэня задрожали, но уже от радости, его даже бросило в жар — есть[7 - Монголы часто ездят верхом без стремян, однако при этом имеют их на всякий случай в упряжи.]!

Старик Билиг, когда отдал ему свою лошадь, седло менять не стал. Выбрав большие стремена, старик как будто предвидел, что настанет момент, когда ими придётся воспользоваться. Билиг, ещё только начиная учить Чень Чжэня ездить верхом, приговаривал: «Если стремена небольшие, то и поступь у лошади неровная». Эти по сравнению с обычными были шире и тяжелее раза в три.

Пока волки ждали своего разведчика, всадник как раз поравнялся с ними. Он быстро вынул обе ноги из стремян, нагнулся и быстро подхватил руками железные дужки — теперь всё зависело от них. Чень Чжэнь напряг ноги, резко развернулся в направлении стаи и издал утробный рёв, потом поднял тяжёлые стальные стремена на уровне груди и начал трясти ими в направлении волков.

Стремена, ударяясь друг о дружку, издавали звук, в точности схожий с ударами молота о железный рельс. В безмолвной степи этот неестественный металлический лязг испугал волков сильнее, чем раскаты грома в грозу. Когда Чень Чжэнь ударил первый раз, волки сгрудились и задрожали. Тогда он ударил ещё и ещё. Волки под руководством вожака развернулись, прижали уши к голове, втянули шеи, как при пыльной буре, и все побежали в направлении горы. Даже их разведчик, не выполнив до конца задание, быстро развернулся и последовал вслед за остальными.

Чень Чжень не верил своим глазам: такая огромная, ужасная стая монгольских волков неожиданно отступила от звука ударяющихся друг о друга стальных страмян. К нему тотчас вернулась храбрость. Чень Чжэнь сразу же неистово подстегнул лошадь, чтобы та ускорила шаг, и, как это делают пастухи в степях, изобразил руками взывающий жест, громко крикнув по-монголски:

— Холэдэн! Холэдэн[8 - Быстрей! Быстрей! (монг.)]! Здесь много волков!

Возможно, увидев жест монгольских охотников, услышав и поняв смысл слова, волки решили, что охотники их окружают, и, испугавшись, они быстро развернулись и отступили. Но и, отступая, волчья стая по-прежнему сохраняла существующий ещё с древних времён боевой строй: впереди вожак, за ним наиболее свирепые и молодые волки, а замыкали строй самые крупные животные. Никто не вносил беспорядка в стройные ряды. Наблюдать это было удивительно и страшно.

В мгновенье ока волчья стая умчалась, и в ущелье остался только снег, туман и песок.

Небо потемнело, Чень Чжэнь уже ничего вокруг не различал. Выйдя из ущелья, лошадь быстро поскакала к хорошо знакомому ей лагерю. Морозный ветер забирался под воротник и под рукава всадника, и холодный пот, покрывающий всё его тело, почти превратился в лёд.




Спасшись от волчьей стаи, Чень Чжэнь впоследствии стал поклоняться вечному Небу, Тэнгри, так же как и народности, живущие в степи. Но и по отношению к монгольским волкам у него появилось смешанное чувство уважения и страха. Ведь волки не только затронули самые чувствительные струны его души, но и заставили её на мгновение-другое покинуть тело. Оказалось, что степные волки обладают огромной притягательной силой, которую нельзя увидеть или пощупать, а можно лишь почувствовать. Именно этой силе поклонялись люди в первобытные времена, а некоторые поклоняются и сейчас.

В последующие два года после этого случая Чень Чжэнь больше не встречал такую огромную стаю. Днём он пас овец, иногда вдалеке замечая одного-двух, самое большее — пятерых волков. Очень часто Чень Чжэню попадались загрызенные волками антилопы, коровы, лошади. Порой земля была густо усеяна трупами убитых животных. Намного реже ему встречались свёрнутые волчьи шкуры, которые пугалами висели на длинных шестах, словно знамёна поверженного противника.

Сразу после той памятной встречи с волками он понял, что люди в степи ежечасно, ежеминутно подвергаются риску. По утрам даже около входа в юрту на заснеженной земле виднелся ряд-другой больших свежих следов. На склоне горы, где находились травяные пастбища, их было ещё больше. Почти каждую ночь, особенно в морозную зиму, Чень Чжэнь видел двигающиеся, как призраки, волчьи тени. А в нескольких десятках ли от отары можно было заметить дюжину-другую пар зелёных волчьих глаз. Один раз со старшей невесткой Билига, бесстрашной Гасымай, они даже насчитали двадцать пять пар волчьих глаз.

В те старые времена зимой загон для овец состоял только из воловьей повозки[9 - Передвижная изгородь.] и большой, сооружённой из кошмы и защищающей от ветра, но не от волков стены полукруглой формы. С южной стороны загона огромную брешь прикрывали собаки и женщина, сторожившая по ночам антилоп. Иногда волки врывались в загон. Тогда между ними и собаками начиналось сражение; часто животные наскакивали на стену юрты и будили спавших людей. Кочевников порой отделяло от волков лишь два слоя кошмы. Чень Чжэнь и сам два раза просыпался от подобных ударов, и если бы не перегородка, то волк мог бы пробить ему грудь. Но пока Чень Чжэню ещё не выдался случай лично вступить в схватку с хищником. Прекрасно видящий в темноте монгольский степной волк всегда появлялся внезапно и так же неожиданно исчезал. Чень Чжэнь всегда старался спать чутко и, когда Гасымай по ночам уходила дежурить, просил позвать его, если волки станут врываться к овцам. Он мечтал прийти ей на выручку и помочь отбиться от хищников. Часто Билиг, покручивая бороду, улыбался и говорил, что никогда не слышал и не видел, чтобы против волков выступал такой отважный китаец. Старик, по всей видимости, был доволен ссыльным пекинским студентом.

На исходе первого года своего пребывания в степи Чень Чжэню наконец-то удалось вблизи увидеть ожесточённый бой человека и собаки с волком… Это случилось глубокой зимой в ветреную снежную ночь почти в кромешной темноте.

— Чень Чжэнь! Чень Чжэнь! — В ту ночь Чень Чжэнь неожиданно был разбужен криками Гасымай и бешеным лаем собак.

Быстро надев сапоги и халат на меху, схватив фонарик и кнут, он выскочил из юрты. Его ноги сильно дожали. Сквозь снег и ветер при свете фонаря Чень Чжэнь вдруг увидел, как Гасымай держит за длинный хвост волка размером почти с человека. Она пыталась вытащить его из овчарни, а зверь изо всех сил старался повернуть голову, чтобы укусить её. В это время напуганные и покусанные глупые овцы сгрудились у дальней стены. Волк царапал когтями землю, стараясь прорваться вперёд и схватить добычу, а Гасымай тащила его назад. Создавалось впечатление, что они перетягивают канат. Когда Чень Чжэнь подбежал, то в первый момент не знал, с чего начать. Позади Гасымай находились два больших пса, но, поскольку было тесно, они не могли пробраться к волку, единственное, что им оставалось, — это яростно лаять. Все соседские собаки тем временем вели жестокий бой с волками с восточной стороны лагеря. Собачий лай, рёв и вой сотрясали всё вокруг. Чень Чжэнь хотел было ринуться вперёд, чтобы помочь Гасымай, но его ноги так дрожали, что он не смог сделать и шага. Гасымай, поняв, что Чень Чжэнь собрался прийти ей на помощь, отчаянно закричала:

— Не подходи! Не подходи! Волк может тебя загрызть! Быстрее выгоняй овец! Давай сюда собак!

Гасымай изо всех сил тянула волка за хвост, у неё со лба лился пот. Двумя руками она заломила волку хвост, от боли зверь раскрыл большую окровавленную пасть и вдохнул морозный воздух. Было видно, как ему хотелось разорвать человека. Волк понял, что вперёд рваться бесполезно. Вдруг он резко отступил назад, наполовину развернулся и бросился на Гасымай. В мгновенье ока чуть ли не половина подола мехового халата оказалась в волчьей пасти. В глазах Гасымай вспыхнула ярость; в этот момент она напоминала самку леопарда. Несмотря ни на что, женщина не ослабила хватку и продолжала удерживать зверя за хвост, потом быстро отпрыгнула назад и изо всех сил потащила волка в сторону собак.

Чень Чжэнь был взволнован и в то же время удивлён такой битвой. Он высоко поднял руку с фонарём, направив свет на Гасымай и волка. Он боялся, что женщина плохо видит волка и тот может её схватить; одновременно Чень Чжэнь стал размахивать кнутом и бить овец по головам, пытаясь выгнать их из овчарни. Овцы были в панике, от страха они сгрудились в углу сарая. Чень Чжэнь решил оставить их в покое. Тут он увидел, что Гасымай больше не может удерживать волка, хищнику снова удалось на несколько шагов втянуть её в овчарню.

— Мама! Мама! — донёсся детский голос.

Это Баяр, девятилетний сын Гасымай, выскочил из юрты и, увидев, что происходит, громко закричал. Мальчишка подбежал к матери и тоже схватил волка за хвост. 

Гасымай с отчаянием в голосе приказала:

— Хватай волка за ногу! За ногу хватай!

Баяр сразу двумя руками вцепился в заднюю лапу волка и тоже изо всех сил стал раскачивать его; силы зверя заметно ослабли. В то же время с другой стороны зверя заметно ослабли. В то же время с другой стороны лагеря продолжалась жестокая схватка собак со свирепыми хищниками. Очевидно, чтобы усыпить бдительность, волки отвлекли основные силы собак на восток, прикрывая атаку своего соплеменника и его отступление. Но хищники не учли, что на западной стороне линию обороны будут держать два упорно сопротивляющихся человека — мать с сыном, которые не позволят этому огромному хозяину степи утащить овец через войлочные заграждения. Борьба за собственность — это любовь к жизни. У волков она своя, у людей — своя.

Старик Билиг уже тоже примчался к овчарне. Он отгонял овец и одновременно громко звал:

— Балэ![10 - Балэ — по-монгольски означает «тигр».] Балэ!

Это была самая большая во всём поселении собака, которая всегда билась с волками не на жизнь, а на смерть. Хотя длиной тела пёс заметно уступал волку, зато мощью явно превосходил его. Услышав зов хозяина, Балэ сразу же вышел из схватки на краю стойбища и примчался к старику. Остановившись, пёс открыл пасть и дохнул, почувствовался запах волчьей крови. Старик выхватил из рук Чень Чжэня фонарик и посветил в сторону овец на волка. Чуть замешкавшись и построив план своих действий, Балэ яростно затряс головой, потом вдруг прыгнул на спину овце, перебрался ей на голову и затем бросился на волка. Старик крикнул Чень Чжэню:

— Гони овец к волку! Сделай так, чтобы ему стало тесно! Не позволяй волку убежать! — Он дёрнул Чень Чжэня за руку, и уже вдвоём они двинулись на овец, направляя их в сторону Гасымай и волка.

Свирепый Балэ стоял перед Гасымай. Вол был зажат овцами в углу и уже не мог вырваться. Монгольская охотничья собака повела себя благородно: нельзя нападать на противника со спины. Балэ никак не мог найти места, чтобы перейти в атаку. Волнуясь, пёс беспорядочно лаял и рычал. Гасымай отпрянула назад, подняла ногу, двумя руками потянула длинный волчий хвост, упёрлась коленом в спину хищника, напряглась всем телом, потом громко крикнула и, как деревянный шест, переломила, а затем надорвала зверю хвост. Волк завыл от боли и ослабил когти, в этот момент мать с сыном поднатужились и выдернули хищника из кучи овец. Тело зверя свело судорогой, он повернул голову, чтобы посмотреть на свою страшную рану, но тут Балэ оседлал его, крепко надавил лапами на голову и грудь волка и перегрыз ему горло. Зубы собаки накрепко сомкнулись вокруг шеи хищника, фонтаном брызнула кровь. Одну-две минуты волк бился в агонии, потом ослабел, и из его страшной пасти вывалился окровавленный язык. Гасымай вытерла с лица волчью кровь. Чень Чжэню показалось, что женщина страшно замёрзла. Её лицо было почти цвета крови. Она выглядела как первобытная дикарка: сильная, отважная и красивая.

В воздухе витал запах крови убитого хищника. Лай собак на восточной стороне внезапно прекратился, волки один за другим убежали, быстро растворившись в темноте. Немного позже с северо-западного пастбища донёсся надрывный и горький волчий вой — так звери оплакивали погибшего в сражении бойца.

— От меня действительно мало толку, а храбрости как у овечки, — стыдливо пробормотал Чень Чжэнь. — Я трусливее собак, степных женщин и даже детей.

Улыбаясь, Гасымай покачала головой:

— Нет, нет, если бы ты не пришёл мне на помощь, волк обязательно бы задрал овцу.

Старик Билиг, усмехаясь, добавил:

— Хотя ты и студент, к тому же китаец, но способен помогать пасти овец, да ещё светить фонариком, такого я ещё не видел.

Чень Чжэнь наконец-то решился дотронуться до ещё тёплого волка. Он действительно сожалел, что ему не хватило смелости пойти и помочь Гасымай и что он оказался китайцем, который упустил шанс сойти в рукопашной с хищником. Ведь стаи волков в степи Элунь издревле наводили ужас на людей.

Чень Чжэнь погладил храброго пса, затем растопыренной пядью измерил длину тела волка. От кончика носа до хвоста получилось девять пядей, что было на несколько сантиметров больше его собственного роста. У Чень Чжэня даже перехватило дыхание, и он судорожно набрал полную грудь холодного воздуха.

Старик Билиг в это время при свете фонаря рассматривал отару. У четырёх овец были откушены хвосты. Старик заметил:

— Овечьи хвосты в обмен на большого волка. Что ж, в этот раз обошлось без убытков.

Билиг с Чень Чжэнем втащили тяжёлое тело волка в юрту, чтобы соседские собаки не испортили шкуру. Чень Чжэнь разглядел, что лапа волка была намного больше, чем у собаки. Он сравнил её со своей ладонью: она оказалась приблизительно того же размера. Теперь было неудивительно, что волк может одинаково быстро бегать как по заснеженной равнине, так и по каменистой поверхности.

— Завтра я научу тебя сдирать с волка шкуру, — сказал старик.

Гасымай вынесла из юрты блюдо мяса, чтобы накормить Балэ и других собак. Чень Чжэнь пошёл следом за ней, непрерывно гладя Балэ. Пёс начал объедать мясную кость, одновременно виляя большим хвостом в знак благодарности. Не вытерпев, Чень Чжэнь спросил Гасымай:

— Ты сейчас боялась или нет?

Смеясь, она ответила:

— Боялась, боялась. Что волк утащит овцу и мы лишимся трудовой единицы. Я старшая над женщинами, работающими на производстве, с меня и спрос. — Потом Гасымай добавила: — После праздника Весны я подарю тебе хорошего щенка. Кормить собаку — тоже большое искусство. Если ты хорошо воспитаешь его, то, когда он вырастет, станет как Балэ.

Войдя в юрту, Чень Чжэнь признался:

— Я был здорово напуган.

Старик ответил:

— В тот момент, когда я взял тебя за руку, я сразу это понял. Ничего, когда по-настоящему полюбишь степь, тогда станешь сильнее волка. Как-нибудь я возьму тебя с собой охотиться на волка, специально чтобы ты посмотрел на настоящих мастеров своего дела.

Чень Чжэнь покачал головой и сказал:

— Ну, в это я верю. Если Гасымай верхом на лошади ринется в сражение, наверняка окажется сильнее, чем Хуамулань[11 - Героиня Древнего Китая. Переодевшись мужчиной, она ушла воевать и одержала много побед.].

— Таких, как ваша Хуамулань, очень мало. А у монголов в каждой семье есть своя Гасымай, — и хрипло засмеялся, — резонно заметил старик.

После этого Чень Чжэню захотелось снова встретиться с волками, подойти к ним как можно ближе, больше узнать о них. Он смутно чувствовал, что между волками и местными жителями существует некая таинственная связь и, возможно, разобравшись в ней, удастся понять степь и живущих в ней людей. И волк как раз и являлся самым загадочным звеном в этой цепи. Чень Чжэнь надеялся, что когда-нибудь он сумеет проникнуть в сознание этих животных. Ему даже захотелось вытащить из логова волчонка, вырастить его, чтобы понять: можно ли приручить хозяина степи. Когда появилась эта мысль, Чень Чжэню даже стало страшно, его сердце начало бешено колотиться. Но по мере приближения весны желание заполучить маленького волчонка становилось всё сильнее.

Старик Билиг был самым знатным охотником в степи Элунь, но он очень редко выходил на охоту. А если это и случалось, то объектом преследования, как правило, становилась лисица, но не волк. Только зимой этого года, когда стада дзеренов вышли на пастбища, Билиг всё же наполовину выполнил своё обещание: взял его с собой в место, находящееся недалеко от логовищ волков. По словам старика, это было отличной проверкой на выносливость. Хотя Чень Чжэню и представился снова случай близко встретиться с волком, он не считал это настоящей охотой.

* * *


По-прежнему не двигаясь, старик Билиг лежал в снежном логове. Прищурясь, он не сводил глаз с дзеренов, пасущихся на склоне, и приближающихся к ним волков. Билиг тихо сказал Чень Чжэню:

— Потерпи ещё немного. Чтобы стать настоящим охотником, надо сначала научится терпению.

Находясь рядом со стариком, Чень Чжэнь всегда чувствовал себя спокойнее. Он стёр с ресниц иней, кивнул старику и стал подробно осматривать склон горы. Чень Чжэнь увидел, что волки пока всё же не решаются предпринять какие-либо действия…

Чень Чжэнь почувствовал, как Билиг тихонько толкнул его рукой и опять указал на гору. Чень Чжэнь поспешно навёл бинокль на заснеженный склон, антилопы по-прежнему пощипывали траву. Вдруг он увидел, как один волк вышел из линии окружения и побежал к западному подножию горы. Это навело его на размышление, Чень Чжэнь тихо спросил старика:

— Неужели волки не собираются нападать? Выходит, мы зря мёрзли здесь полдня?

Старик ответил:

— Стае жалко упускать такой редкий случай. Вожак увидел, что антилоп слишком много, и послал этого волка за подкреплением. Такой случай бывает раз в пять-шесть лет, похоже, что у них аппетит не слабый и они действительно собираются устроить настоящий бой. Я не зря взял тебя сегодня с собой. Ты потерпи ещё, и случай поохотиться представится…




Так и получилось, иначе просто не могло быть, ведь в степи хозяином чувствуют себя и человек и волк.




2


Шаньюй (глава государства гуннов) родил двух дочерей, очень красивых, все в государстве их боготворили. Правитель сказал: «У меня есть дочери, им пора выйти замуж, это надо сделать согласно воле Неба. Поэтому на севере государства, где никто не живёт, надо построить высокую башню, поместить дочерей туда. Попросить Небо само сделать выбор… Через год, появился один волк, который и днём и ночью дежурил там и выл, так как снизу башни было пустое пространство, дочери никогда не выходили оттуда. Младшая дочь сказала: «Мой отец поместил меня сюда, желает, чтобы всё случилось по воле Неба, но вот пришёл волк, наверное это необычный зверь, возможно посланник Неба. Так пусть будет согласно его воле».

Её старшая сестра в испуге ответила: «Ведь это же дикое животное, не надо позорить родителей». Младшая сестра не послушалась, стала женой волка и родила сына. Впоследствии они образовали государство. Поэтому когда их потомки поют песни, их голоса похожи на волчий вой.

    

«История гуннов»






…Появилось ещё семь волков. Они бесшумно присоединились к кольцу окружения. Чень Чжэнь прикрыл рот и нос мешочком из овечьей шкуры и тихо спросил:

— Билиг, наверное, в этот раз волки хотят устроить облаву?

Нужно подождать ещё совсем немного, вожак ждёт удобного случая. Волки готовятся к облаве более тщательно, чем охотники. Ты пока хорошенько подумай, почему вожак так поступает? — Билиг подвигал густыми седыми бровями и усами, чтобы скинуть иней. Под шапкой из лисьего меха, закрывающей лоб и опускающейся на плечи, виднелись только глаза старика, поблёскивавшие тёмно-янтарным светом, — тихонько ответил старик.

Чень Чжэнь и Билиг лежали в снежном логове уже полдня. Всё это время они наблюдали за антилопами, пасшимися на противоположном склоне горы. Дзеренов было около тысячи голов. Несколько антилоп с длинными чёрными рогами постоянно жевали траву, при этом успевали время от времени поднимать голову и озираться по сторонам, нюхая воздух. Остальные просто раскапывали снег и поедали траву.

В этой местности находилось два запасных зимних пастбища. В радиусе тридцати ли они были самыми большими. Трава здесь росла высокая, густая и сочная, а благодаря сильным ветрам её практически не заносило снегом.

Старик прошептал:

— Посмотри внимательно, и тогда поймёшь, что эти пастбища очень удачно расположены: они насквозь продуваются северо-западным ветром, поэтому снег там не задерживается. Когда мне было восемь лет, в степи Элунь разразилась большая снежная буря. Подобное случается раз в несколько сотен лет. Толстый слой снега скрыл почти все юрты. К счастью, большая часть людей и скота, ведомые несколькими стариками, на шаг опередили эту беду. Они собрали всех лошадей и коров и погнали их впереди себя, чтобы протоптать дорогу. Люди шли три дня и три ночи, по колено утопая в снегу, перегоняя овец и перевозя телеги. Лишь спустя время они смогли добраться до этих пастбищ. Здесь толщина снега была всего два чи[12 - 1 чи = 50-60 см (в разных системах).], местами из-под снега даже проглядывала трава. Полуголодные и замёрзшие коровы, овцы и лошади, увидев траву, бешено заголосили и рванули к ней. Люди бросились на заснеженную землю, заплакали и стали молиться Тэнгри, кланяясь так низко, что их лица оказались все в снегу. Здесь овцы и лошади могли, раскапывая снег, пощипывать траву, даже коровам, которые не умеют это делать, было чем питаться. Если бы не эти пастбища, то люди и скот степи Элунь все бы погибли. После этого им больше стали не страшны снежные бури. С тех пор, стоит только разбушеваться стихии, все перемещаются сюда и здесь пережидают её. — Старик тяжело вздохнул: — А это ведь Тэнгри пожаловал людям и скоту степи Элунь пастбища и этим спас им жизнь. Раньше пастухи каждый год ходили на вершину соседней горы, чтобы поклониться Тэнгри и горным духам. Но за эти два года, с тех пор как начались беспорядки[13 - Здесь имеются в виду революционные волнения.], ни один не осмелился туда пойти, хотя в глубине души люди всё ещё в это верят. Эта гора святая, но пастухи степи Элунь независимо от погоды не смеют приходить на это пастбище. Чтобы сохранить его, им приходится нелегко. Волки тоже всегда стараются оберегать эту гору. Лет пять-шесть тому назад так случилось, что они загрызли здесь несколько антилоп, как будто, подобно людям, приносили жертвы горным духам и Тэнгри. Эта святая гора не только спасает людей, но и волков тоже. Они более сведущи, чем люди. Пока люди со скотом только собираются, волки уже тут как тут. Днём они скрываются на вершине горы среди камней и снега. А как только опускается ночь, волки, разгребая снег, приходят полакомиться замёрзшими коровами и антилопами. Волку только дай поесть, и он не причинит хлопот.

Несколько пушистых белых облаков тихо плыли по воздуху. Старик поднял голову, чтобы посмотреть на голубого Тэнгри, глаза его были набожны. Чень Чжэнь подумал, что только на христианских иконах можно увидеть чистый взгляд.

В этом году снег на этом пастбище выпал рано. Нижняя часть стебельков ещё не успела пожелтеть, но уже была покрыта снегом. Спасаясь от снегопадов и голода, антилопы из соседней северной страны вынуждены были пересекать границу, чтобы попасть сюда. Это место казалось благодатным оазисом, оно пленяло ароматом своей зелёной травы, и животные больше не хотели менять пастбище.

Только вожак степных волков и старик Билиг предвидели, что стадо дзеренов будет здесь пастись.

Это стадо нельзя было назвать большим. Находясь в первый год в степи Элунь, Чень Чжэнь время от времени встречал стада, насчитывающие до десяти тысяч голов. По рассказам местных руководителей,в шестидесятые годы, в самые трудные для страны времена, солдаты из нескольких северных военных округов на армейских машинах приезжали в степь и расстреливали целые стада антилоп, чтобы пополнить запас мяса для пайков. В результате дзеренов перегнали за пределы границы. В эти годы военная обстановка на границе[14 - Имеется в виду граница с Монголией, где стояли советские войска.] была напряжённой, но масштабный отлов и убийство дзеренов всё же остановили. В широкой степи Элунь снова можно было наблюдать пасущихся антилоп. Иногда Чень Чжэню попадались такие огромные стада, что казалось — это песчаная буря, застилающая небо и землю.

Дзерены степи Элунь совершенно не слушались человека без ружья. Однажды Чень Чжэнь ворвался на лошади в самую гущу стада и попытался, воспользовавшись беспорядком, вытащить одну антилопу, чтобы попробовать мяса, но дзерены сразу бросились врассыпную. Чень Чжэнь тогда не знал, что они являются самыми быстрыми из степных копытных животных, даже самые резвые охотничьи собаки и волки не могут их догнать. Чень Чжэнь, стегая лошадь, врывался в стадо ещё несколько раз, но не смог ухватить даже клок шерсти. Антилопы продолжали носиться, как ветер, они бегали вокруг него на расстоянии нескольких десятков метров, затем опять собирались перед ним и потом снова продолжали двигаться. Как только Чень Чжэнь останавливался, антилопы тоже застывали на месте.

Пусть это стадо для хозяйственных руководителей считалось лишь средним по величине, но для нескольких десятков волков, далёких от соображений парт-актива, оно было очень большим. Все говорят, что алчность хищников не знает границ, Чень Чжэню хотелось знать, насколько велик аппетит и жадность волков и какие они охотники.

Волки очень внимательно и терпеливо относились к выпавшему на их долю случаю поохотиться, их движения были лёгкими и неторопливыми. Стоило лишь появиться дзеренам, которые, высоко подняв головы, начинали обозревать окрестности, волки сразу прятались в зарослях и сидели не шелохнувшись. Даже пар от их дыхания и тот становился почти незаметным.

Дзерены продолжали активно щипать траву, два человека тихо ждали. Вдруг старик произнёс:

— Антилопы всё же большие вредители степи, быстро перемещаются, едят много. Ты только посмотри, сколько они уничтожают отличной травы. Этот участок пастбища бригада скотоводов старательно охраняла, но прошло всего лишь несколько дней, и почти половина травы уже исчезла. Если ещё придёт несколько больших стад, её вообще не останется. В этом году снега много, не дай бог разразится стихия. И если этот участок не сохранить, то людям и скоту, случись что, и не выжить. К счастью, есть волки. За короткое время, в этом я уверен, они кого загрызут, кого прогонят, — ни одной антилопы здесь не останется.

Чень Чжэнь недоуменно посмотрел на старика:

— Неужели вы не будете убивать волков?

— Буду, но много убивать нельзя. Если волков истребить, то степь не сможет нормально жить. А если степь погибнет, то разве люди и скот смогут в ней жить? Вам, китайцам, никогда не понять этого, — ответил старик.

— Почему же? Я уже сейчас немного начинаю понимать.

Чень Чжэнь внутренне чувствовал непонятное волнение, он как будто смутно видел призрак волчьего тотема. За два года до того, как покинуть Пекин, он собрал и прочитал много книг о степи и степных народах. Он уже тогда знал, что они поклоняются тотему волка, но только сейчас как будто начал понимать, почему волка, которого больше всего ненавидят китайцы и другие народы, ведущие оседлый образ жизни, кочевники считают родовым животным и тотемом рода.

— Вы, пекинские студенты, уже больше года живёте в плохо утеплённой монгольской юрте. В этот раз мы раздобудем побольше антилоп, отвезём их на закупочный пункт, там обменяем на кошму, вам четверым будет немного теплее зимой, — с мягкой улыбкой произнёс старик.

— Это хорошо, а то в нашей юрте стены действительно очень тонкие, даже чернила в чернильнице замерзают так, что она трескается, — пробормотал Чень Чжэнь.

— Посмотри, вот эти волки сейчас преподнесут нам подарок, — засмеялся старик.

В степи Элунь замороженное мясо и шкуру с большой антилопы можно было продать за двадцать юаней, это составляло почти половину зарплаты пастуха. Шкура дзеренов являлась сырьём, из которого делали высококачественные кожаные подкладки. По рассказам приёмщиков на закупочных пунктах, одежду лётчикам шили именно из кожи дзеренов. Но китайским лётчикам ничего не доставалось. Ежегодно кожа дзеренов из степей Внутренней Монголии целиком шла на экспорт — в СССР, Восточную Европу — в обмен на стальной прокат, автомобили и оружие; мясо дзеренов, которое всегда считалось высококачественным сырьём для мясных консервов, тоже полностью отправлялось за границу. Впоследствии излишки стали оставлять в стране. Однако на продуктовых прилавках хошунов[15 - Административно-территориальная единица в Китае, примерно то же, что и уезд.] это был долгожданный, но редкий товар. К тому же он выдавался только по талонам.

Зимой этого года большое количество дзеренов перекочевало из-за границы, к огромной радости начальников пастбищ коммуны и уезда. Работники закупочных пунктов освобождали склады и готовились к приёму товара. Руководители, охотники и скотоводы, как рыбаки во время разлива рек, готовились к напряжённой работе. Охотники и погонщики быстрее всех вскочили на лошадей, прихватив с собой собак и ружья, и поскакали загонять дзеренов. А Чень Чжэнь целый день не отходил от своего стада и был без ружья. К тому же пастухам полагалось всего четыре лошади, у загонщиков их было не меньше восьми, причём все специально подготовленные. А представителям молодой интеллигенции только и оставалось, хлопая глазами, наблюдать за процессом охоты. Чень Чжэнь два дня назад заходил в юрту опытного охотника Ланьмучжабу, тогда дзерены только несколько дней как пришли, а он уже застрелил одиннадцать больших особей. Случалось, что одним выстрелом Ланьмучжабу убивал сразу двух антилоп. За несколько дней охоты загонщики могли заработать почти столько, сколько в обычное время за три месяца. Охотник довольно сообщил Чень Чжэню, что уже обеспечил себя на год вперёд вином и табаком, а если поработает ещё несколько дней, то купит себе полупроводниковый радиоприемник «Красный сигнал». Новый будет оставлять дома, а старый — брать с собой на работу в передвижную юрту. У Ланьмучжабу Чень Чжэнь впервые попробовал свежеприготовленное мясо дзерена и почувствовал, что это и есть настоящий дикий вкус степи. На теле дзеренов нет ни кусочка непригодного мяса, по своему вкусу оно не уступает мясу косули или телятине.

С того времени как антилопы ворвались в степь Элунь, молодая интеллигенция из производственной бригады вмиг почувствовала себя гражданами уже не второго, а третьего сорта. По прошествии двух лет они уже могли самостоятельно пасти коров и овец, но в охоте всё ещё оставались полными профанами. В районах Внутренней Монголии у степных кочевников охота занимала самое важное место. Предки монголов охотились в лесах провинции Хэйлунцзян, а позднее потихонечку перекочевали в монгольскую степь и начали заниматься ещё и скотоводством. Однако охота была в каждой семье основным источником доходов. Среди скотоводов степи Элунь загонщики всегда были в почёте, ведь опытный охотник во многом зависит от загонщика. Среди молодых людей мало кто мог работать загонщиком, но даже те, кому выпадала такая честь, считались всего лишь учениками, до хорошего загонщика им ещё далеко. Поэтому, когда наступило время большой охоты, уже считающие себя новыми скотоводами молодые пекинские интеллигенты обнаружили, что абсолютно ни к чему не приспособлены — из того, что необходимо для выживания в степи.

Чень Чжэнь наелся мяса антилопы, принял в подарок от брата Ланьмучжабу ногу дзерена и, тая в сердце гнев, побежал к Билигу в юрту.

Хотя представители молодой интеллигенции уже переехали в отдельную юрту, Чень Чжэнь по-прежнему часто заходил к старику. Юрта Билига была широкая, красивая, уютная и тёплая. На стенах там везде висели монгольские и тибетские ковры с религиозным орнаментом, а на полу лежал ковер с изображением белого оленя. Стоящие на низком квадратном столике серебряные чашки, медное блюдо и алюминиевый чайник были натёрты до блеска. Здесь, в глуши, бешеная волна «культурной революции» с лозунгами хунвейбинов[16 - Хунвейбины, или «красные охранники» — члены отрядов, созданных во время «культурной революции» из учащихся средних школ и студентов. Их использовали для расправы с политическими и общественными деятелями, чтобы сломать так называемые четыре старые традиции, а именно старые идеи, культуру, обычаи и привычки.] ещё не успела смести настенные и напольные ковры старика.

Все четверо молодых интеллигентов, включая Чень Чжэня, жили в одной юрте. Все они являлись студентами одного пекинского вуза. Трое среди них были детьми «приспешников капиталистической группировки "банда четырёх"» или «реакционных авторитетов в науке». Из-за схожей судьбы, общих взглядов, полной неприязни к радикально настроенным против интеллигенции хунвейбинам они в начале зимы 1967 года, составив друг другу компанию, попрощались с шумным Пекином и отправились в степь искать тихой и спокойной жизни, живя между собой в мире и согласии.

Юрта старика Билига была словно палатка вождя степного племени, там о Чень Чжэне заботились, и он получал много внимания и чувствовал себя в безопасности.

На протяжении последних двух лет все родственники старика считали его членом своей семьи. А два больших полных чемодана книг, которые Чень Чжэнь привёз из Пекина, особенно отечественные и зарубежные издания по истории Монголии, помогли сделать отношения между семьёй старика и их китайским «сыном» ещё более близкими. Билиг славился своим гостеприимством. У него было несколько друзей, которые умели хорошо петь и рассказывать. Они знали немало монгольских преданий и историю своей страны. Когда старик увидел книги Чень Чжэня, особенно с иллюстрациями и картами, он сразу заинтересовался китайскими, русскими, персидскими и другими писателями и историками, рассказывавшими о Монголии. Немного владея китайским, старик посвящал всё свободное время тому, чтобы учить Чень Чжэня монгольскому языку. Он хотел как можно быстрее передать монгольские легенды, которые знал, Чень Чжэню, а со своей стороны узнать, что написано о его стране в книгах. Прошло меньше двух лет, и монгольско-китайский диалог между стариком и молодым уже перестал быть препятствием для вольного общения.

Но Чень Чжэнь всё же не смел пересказывать старику содержание книг тех китайских и западных авторов, которые враждебно относились к монголам. Приехав в степь, он не мог снова декламировать и петь «Мань цзян хун»[17 - «Вся река красна» — название известной китайской мелодии.], не смел читать «Сяо тань»[18 - «Смешные разговоры» — название запрещённой книги.] и «Кэ инь»[19 - «Напиток от жажды» — название запрещенной книги.]. Ему очень хотелось глубже исследовать исторические предпосылки вражды между народами, ведущими оседлый образ жизни, и кочевниками, а также выяснить причины когда-то случившегося в истории человечества страшного раскола.

Чень Чжэнь вовсе не хотел покидать юрту старика Билига. Но в степи Элунь, богатой прекрасными пастбищами, становилось всё больше скота. Некоторые стада достигали более трёх тысяч голов и, разбредаясь по пастбищу, часто выходили из-под контроля пастухов. Стада пришлось делить, и Чень Чжэнь вынужден был покинуть юрту Билига и вместе с остальными товарищами поселиться в отдельной юрте. Они выбрали место неподалёку от двух лагерей, откуда хорошо были слышны голоса овец и собак, это было важно, особенно если рано уходить на работу и поздно возвращаться. После переезда Чень Чжэнь по-прежнему любил заходить к Билигу, чтобы продолжить прежние разговоры. Но в этот раз главной темой стали антилопы и волки.

Чень Чжэнь откинул занавес из толстой кошмы, на которой нитками из верблюжьей шерсти были вышиты узоры в виде добрых пожеланий, и сел на ковёр выпить чаю с молоком.

— Не завидуй, что люди убили так много антилоп, завтра я возьму тебя с собой, и мы привезём целую телегу дзеренов. За эти дни я обошёл гору несколько раз и знаю, где их можно раздобыть. Как раз у тебя будет возможность познакомиться с волчьей стаей. Разве ты не мечтаешь отблагодарить волков? Вы, китайцы, трусоваты, как овечки, щиплющие траву, а мы, монголы, — волки, которые едят мясо. Ты должен иметь хотя бы немного храбрости волка, — сказал старик.

На следующий день, на рассвете, Чень Чжэнь вместе со стариком добрались до юго-западного склона горы и притаились в засаде. Старик не взял с собой ни собаки, ни ружья, а только бинокль. Чень Чжэнь и раньше ходил со стариком охотиться на лис, но чтобы идти на охоту вот так, с голыми руками — это было впервые. Он несколько раз спрашивал старика, чем они будут бить антилоп — не биноклем же? Старик смеялся, но не отвечал. Он всегда любил, когда его ученик испытывал недоверие. Таким образом он пытался научить его стремлению к самостоятельному познанию мира.

Когда Чень Чжэнь увидел в бинокль, как волки потихоньку окружают антилоп, только тогда он понял, в чём состоит способ охоты Билига. Он обрадовался, а старик лукаво усмехнулся. Чень Чжэнь почувствовал, что он сейчас очень похож на старика-рыболова из пословицы «Когда кулик и устрица дерутся — выигрывает третий», но только Чень Чжэнь очень маленький старик-рыболов, а настоящий большой — это Билиг. Самый мудрый и смелый старый охотник степи Элунь взял его сюда с собой, чтобы Чень Чжэнь вернулся с добычей.

На пастбище в глухих горах воздух был безветренным, сухим и холодным. Ноги Чень Чжэня почти закоченели, живот тоже постепенно замерзал. Чень Чжэнь мечтал о том, как было бы хорошо постелить вниз волчью шкуру. Вдруг у него зародилось сомнение, и он шёпотом спросил:

— Все говорят, что подстилка из волчьей шкуры самая тёплая. Местные охотники и скотоводы убили немало волков, но почему же тогда в их домах нигде нет таких подстилок? Даже загонщики ночью никогда не используют волчью шкуру. Только в доме Даоэрцзи я видел такую подстилку, а ещё его отец наматывает поверх штанов из овечьей шерсти куски шкур, чтобы было теплее. Он говорил ещё, что это хорошо помогает при ревматизме ног. Билиг, старая Эцзи тоже ведь страдает ревматизмом ног, почему же ты не сделаешь ей такие шкурки?

— Семья Даоэрцзи — северо-восточные монголы, они всегда обрабатывали землю, а также они держат несколько овец и коров. Там много китайцев, и у них привычки стали как у китайцев. Семьи, которые пришли оттуда, давно уже забыли богов монголов, забыли свои корни. Когда они умрут, то их положат в деревянный гроб и опустят в могилу, а не скормят волкам, как это принято у монголов. Поэтому эти люди смеют пользоваться подстилками и одеждой из волчьей шкуры. В степи считается, что именно волчья кожа и волчья шерсть самая толстая и теплая. Даже две уложенные друг на друга овечьи не сравнятся с одной волчьей. Тэнгри тоже покровительствует волкам, он и дал им самую тёплую шкуру. Но степные люди никогда не делали из неё подстилок, монголы уважают волка. Не уважающий волка монгол — не настоящий. Монгол в степи, даже если будет замерзать, всё равно не ляжет на волчью шкуру, а те, кто позволяет себе это, топчут монгольских богов. Как их дух может вознестись к Тэнгри? Подумай хорошенько, почему Тэнгри оберегает волков? — сказал старик.

— Вы хотите сказать, что волк является духом степи, так? — спросил Чень Чжэнь.

Старик улыбнулся одними глазами и сказал:

— Верно, Тэнгри — это отец, степь — это мать. Живые существа, которых убивают волки, причиняют степи вред, как же может Тэнгри не оберегать волков?

Стая опять немного передвинулась. Люди поспешно направили бинокли на поднявших головы волков. Но хищники снова быстро опустили головы и перестали двигаться. Чень Чжэнь пытался рассмотреть, что делают волки в высокой траве, но тщетно.

Старик передал Чень Чжэню бинокль, позволив ему наблюдать за обстановкой. Сейчас бинокль был разобран и, по сути, представлял собой две отдельных подзорных трубы. Это был военный бинокль советского образца, старик нашёл его ещё двадцать лет назад на поле, где проходило сражение между советскими и японскими войсками[20 - Степь Элунь простирается от южного края хребта Аньлин и граничит с Монголией.]. С древних времён это был южный путь с северо-востока Китая в монгольскую степь. В разные эпохи тут сражались разные народы, здесь же земледельцы подвергались внезапным набегам кочевников. Во время Второй мировой войны через эту местность проходили советско-монгольские войска на северо-восток, и до наших дней в степи ещё сохранились колеи, проделанные танками, а также останки нескольких советских и японских танков и бронемашин. У старых скотоводов в тех местах почти у всех были японские или советские штыки, чайники, железные лопаты, каски, бинокли и другие использующиеся на войне предметы. Например, Гасымай привязывала бычка длинной железной цепью, которая осталась от советского грузовика. Среди всех этих предметов только бинокли высоко ценились скотоводами. Они стали самой важной вещью в степи Элунь.

Скотоводы степи Элунь, когда использовали бинокли, всегда любили разбирать их на два отдельных окуляра. Один — занимает меньше места, его удобнее носить с собой. Пастухи особенно бережно относились к вещам, которые сами не умели производить. Зрение у жителей монгольской степи очень хорошее, но всё-таки не может сравниться с волчьим. Билиг сказал, что когда в степи появились бинокли, то добыча охотников увеличилась, а потерявшихся лошадей стало проще находить. Но, по его же словам, зрение волков по сравнению с прошлым намного обострилось и, если наблюдать в бинокль за волком, находящимся на очень значительном расстоянии, иногда можно увидеть, что зверь не сводит глаз с объектива.

После того как Чень Чжэнь прожил в юрте старика, тот подарил ему вторую половину бинокля. Это вызвало зависть у сына Билига Бату, так как тот пользовался дешёвым китайским. Хотя этот советский бинокль был старым и его корпус уже очень сильно потёрся, тем не менее кратность увеличения была очень высокой. Чень Чжэнь не мог оторваться от него, он всегда бережно заворачивал прибор в красную шёлковую тряпочку и брал с собой, только когда помогал пастухам искать коров или загонщикам — лошадей, а ещё когда ходил с Билигом на охоту.

Чень Чжэнь, глядя в окуляр, выискивал место для охоты. За это время он всё же немного стал охотником, и в его сердце наконец пробудился охотничий инстинкт. Предки всех народов занимались охотой, и долгое время она играла огромную роль в их жизни, помогая им выживать. Когда Чень Чжэнь уезжал из Пекина, он думал, что, приехав в степь, сразу же приспособится к условиям, в которых жили предки. Он считал, что инстинкт охотника пробудился у него слишком поздно, и Чень Чжэнь сожалел, что является потомков земледельцев. Ему даже казалось, что много веков назад люди, кормившиеся растительной пищей, уже тогда утратили охотничий инстинкт и стали пугливыми, словно антилопы. А это привело к тому, что они стали объектами охоты более сильных племён.

Волки пока ещё не подавали признаков того, что собираются действовать. Чень Чжэнь потерял терпение.

— Волки сегодня начнут атаковать или нет? Они будут дожидаться темноты, чтобы начать действовать? — спросил юноша.

— Если идёшь воевать, а терпения не имеешь, откуда тогда взяться успеху? Удача в Поднебесной улыбается только терпеливым людям и зверям. Многочисленный и сильный враг тоже может потерять бдительность. Если взрослая лошадь задремала, то даже маленький волчонок может её загрызть. Не имеющий выдержки — это не волк, не охотник, ему никогда не добиться успеха. Вот ты сначала наберись-ка терпения и полежи хорошенько на земле, — тихо ответил старик.

Чень Чжэнь понял, что старик слегка рассердился, и не смел больше спрашивать. Он навёл бинокль на одного волка. Чень Чжэнь давно наблюдал за ним: зверь уже долгое время лежал как убитый и всё ещё не шевелится.

— Мы лежим здесь уже очень долго, — мягко сказал старик. — Подумай, чего ещё ждут волки?

Чень Чжэнь отрицательно покачал головой. Билиг ответил за него:

— Волки ждут, пока антилопы наедятся и заснут.

— Волки на самом деле такие умные? Они даже понимают, что надо подождать, пока антилопы объедятся и им будет трудно двигаться, и только тогда стоит начать нападение? — удивлённо спросил Чень Чжэнь.

— Вы, китайцы, совсем не понимаете волков. Они намного умнее, чем люди. Посмотри, вон тот большой волк может в одиночку схватить одного большого дзерена? — задал вопрос Билиг.

Немного поразмыслив, Чень Чжэнь ответил:

— Нужно три волка: двое будут загонять, а один находится в засаде и, когда появится возможность, схватить добычу. Но в одиночку это сделать невозможно.

Старик отрицательно покачал головой:

— Хочешь верь, хочешь не верь, но один здоровый волк может схватить дзерена.

Чень Чжэнь, снова удивлённо посмотрев на старика, спросил:

— Но каким образом? Я в самом деле не могу понять.

— У волка есть свои хитрости. Днём он держит на примете одну овцу, не сводит с неё глаз, но не трогает. Когда стемнеет, антилопа ищет место с подветренной стороны, где побольше травы, и устраивается на ночлег. В этот момент волк тоже её не беспокоит, потому что антилопа спит очень чутко. Малейший звук — и антилопа вскочит и убежит, и тогда он её не догонит. Целый вечер волк бездействует, он ждёт до тех пор, пока не рассветёт. Антилопа всю ночь не испражняется, и к утру её мочевой пузырь раздувается. В это время волк и набрасывается на неё. Антилопа пытается убежать, но мочевой пузырь у неё лопается, задние ноги сводит судорогой, и она уже не способна двигаться. Старые опытные волки знают, в какой момент можно схватить дзерена. Только очень аккуратная антилопа, которой не жалко оторваться от тёплого места, встанет посреди ночи, чтобы наполовину освободить мочевой пузырь, и тогда ей уже не страшна погоня. Охотники степи Элунь часто встают пораньше и идут отнимать у волков добычу. Они расказывали, что, вспоров дзерену живот, видели, что внутри сплошная моча.

— О Небо, я бы никогда до такого не додумался! Волки действительно умны! Но монгольские охотники ещё умнее! — тихонько засмеялся Чень Чжэнь.

— Монгольсике охотники — ученики волков, могут ли они быть глупыми? — приглушённо захохотал старик.

Большинство дзеренов наконец подняли голову. Их животы, похожие на барабаны, ещё больше раздулись. Некоторые объелись до такой степени, что уже не могли стоять прямо. Старик внимательно посмотрел в бинокль и сказал:

— Антилопы так наелись, что не могут двигаться, посмотри, волки сейчас начнут действовать.

Чень Чжэнь напрягся. Хищники уже начали бесшумно сжимать серповидное кольцо окружения: с трёх сторон от антилоп были волки, а с четвёртой — горный хребет. Чень Чжэнь предполагал, что, возможно, часть их уже находилась по другую сторону хребта. Потому что, когда начнётся генеральное наступление, волки погонят дзеренов через хребет, а те, что сидят в засаде, спокойно встретят утомившихся антилоп, схватят их и загрызут. Чень Чжэнь когда-то слышал от пастухов о таком способе охоты.

— Билиг, а сколько волков находится с той стороны хребта? Ведь если их мало, то они не смогут окружить столько дзеренов, — поинтересовался он.

Старик странно усмехнулся и ответил:

— С той стороны хребта нет волков, вожак не посылал туда гонцов.

Чень Чжэнь недоверчиво спросил:

— Тогда как же они собираются охотиться?

— На той стороне хребта находится известная занесённая снегом большая впадина, а склон, наискосок от него, — наветренный. Как только начинается метель, снег здесь не задерживается, его относит в сторону за хребет. Таким образом с той стороны горы образуется большая снежная впадина, с подветренной стороны глубина снега с краю в половину человеческого роста, а внутри, в самом глубоком месте, может даже исчезнуть флагшток. Волки, окружив с трёх сторон антилоп, погонят их через хребет, и те попадут в это углубление. Вот такой расклад.

У Чень Чжэня потемнело в глазах, как будто он упал в большую тёмную снежную бездну. Он подумал, что, если бы даже углубился в древнее военное искусство китайцев, определённо не смог бы разгадать столь изощрённого замысла. Чень Чжэнь как будто стал понимать, каким образом генерал Сюй Да из династии Мин, который внутри Китая провёл множество боёв и одержал сотни побед, как только вступил в степь, то сразу же потерял почти всю свою армию. Во времена династии Мин был ещё один военачальник — Цю Фу. Он со стотысячным войском вступил в монгольскую степь, дошёл до реки Кэлулунь, что во внешней Монголии, но с небольшим отрядом был отрезан от главных сил. Все эти воины погибли в сражении, дух армии был подорван, и остатки китайского войска были полностью разгромлены монгольскими всадниками…

— Что касается ведения сражений, волки умнее людей. Охотиться, устраивать облавы, воевать — всему этому мы, монголы, научились у волков. У вас, китайцев, нет волчьих стай, поэтому вы не умеете воевать. Всегда выводить всю многотысячную армию на открыток пространство нельзя. Победа или поражение в войне всецело зависят от того, волк или антилопа… — сказал старик.

Вдруг хищники начали общее наступление. Два больших волка, которые находились на самой западной точке, под началом вожака молниеносно прорвались к ближайшему от стада выступающему невысокому горному перевалу. Оказалось, что это был последний пробел в окружающем с трёх сторон антилоп кольце, и когда волки заняли эту часть, то кольцо полностью сформировалось. Этот бросок был как сигнал. Притаившиеся волки вдруг поднялись из густой травы и с трёх сторон бросились на дзеренов. Чень Чжэнь раньше никогда не видел такого ужасного нападения. Люди на войне, когда идут в атаку, все в один голос неистово кричат «Вперёд!» и «Ура!»; собаки — бешено лают и рычат, чтобы подкрепить свой авторитет и запугать врага. Но это скорее показная храбрость или самоуверенность. А волки нападают в полной тишине, без единого звука.

Волки со свистом мчались по высокой траве, прямо на стадо дзеренов.

Объевшиеся до такой степени, что были не в состоянии бежать, дзерены испугано таращились на волков. Скорость была их главным оружием, которого сейчас они лишились. Дзерены стали похожи на груды мяса, покрытого шерстью. Чень Чжэнь подумал, что сейчас антилопы наверняка напуганы намного сильнее, чем он, когда впервые столкнулся со стаей, и у большинства дух уже летит к Тэнгри. Многие дзерены стояли на прежних местах и дрожали, некоторые неожиданно упали на передние ноги, растерянно высунув языки и мелко тряся короткими хвостиками.

Чень Чжэнь пришёл к выводу, что волки действительно умны, терпеливы, организованны и дисциплинированны. Они так долго подавляли в себе чувство голода и жажду и терпеливо ждали случая, который выпадает раз в несколько лет.

В его мозгу промелькнула мысль: «А ведь великий Чингисхан, а также цюньжуаны, гунны, сяньбийцы, тюрки, монголы, чжурчжэни в большинстве своём были неграмотные, но смогли раздробить территорию великого Китая, который являлся родиной известного во всём мире полководца Сунь-цзы, написавшего книгу «Военный закон Сунь-цзы». И после этого произошла смена династий. Оказывается, у них были замечательные наставники, которые наглядно показали, как проводить боевые операции». Чень Чжэнь пришёл к выводу, что эти несколько часов наблюдения за волками дают намного больше, чем несколько лет чтения Сунь-цзы или Клаузевица[21 - Клаузевиц, Карл Филипп Готлиб (1780—1831), — немецкий военный теоретик и историк, известный своей формулой: «Война есть продолжение политики иными средствами».]. Он с детства увлекался историей и всё время хотел отгадать одну из самых больших загадок мировой истории: каким образом маленькое кочевое племя смогло покорить народы Азии, дойти до Европы и создать великую империю с огромной территорией? Откуда же всё-таки взялся у них воинский талант? Чень Чжэнь часто спрашивал об этом Билига. Хотя старик и не мог похвастаться хорошим образованием, тем не менее после бесед с ним Чень Чжэнь многое понял и проникся уважением к хозяевам степи и степному народу, поклонявшемуся волчьему тотему.

* * *


Тем временем наблюдение за сражением продолжалось.

Наконец дзерены с трудом начали двигаться. Только старые антилопы, прошедшие через долгие испытания в песках, смогли подавить соблазн полакомиться досыта прекрасной зелёной травой. Они контролировали наполнение своих желудков, чтобы сохранить скорость бега и не стать жертвой, и, инстинктивно развернувшись, помчались в направлении горного хребта, где не было волков, подав пример остальным антилопам. Выпятив вздутые животы, ступая по толстому слою снега, дзерены достигли крайней точки. Это была действительно большая резня, а по сути дела — наказание за глупость. С точки зрения Билига, волки осуществляли наказание по воле Неба, действуя во благо степи.

Они не тронули упавших на землю антилоп, даже не взглянули на них, а сразу же ринулись на тех, которые неподвижно стояли. Один волк атаковал нескольких дзеренов и быстро перегрыз им горло. Кровь била фонтаном, орошая траву. Морозный воздух сразу же наполнился густым ужасным запахом крови. Остальные дзерены были так этим напуганы, что из последних сил побежали в сторону горного хребта. Несколько животных, выполняющих роль вожаков стада, едва взбежав на вершину склона, сразу же остановились и стали взволнованно кружиться. Никто не решался бежать вниз. Очевидно, вожаки заметили внизу склона большую опасность — заснеженную впадину. Старые опытные дзерены тут же разгадали коварный план волков.

Внезапно сгрудившиеся на вершине склона антилопы, подобно камнепаду, устремились в обратную сторону. Десяток крупных самцов, похоже, решили, что лучше попробовать прорвать окружение волков и в схватке рискнуть жизнью. Дзерены сплотили ряды, низко наклонили головы, выставив острые, как штыки, рога, и понеслись на волков. Те оставшиеся антилопы, которые ещё могли быстро бежать, помчались следом за ними. Чень Чжэнь хорошо знал, какие мощные рога у дзеренов. Пастухи, когда обрабатывались кожу, прокалывали ими дырки. Рога дзеренов могли проткнуть даже шкуру коровы, не говоря уже о волчьей. Если дзерен пускает их в ход, это значит, что успех ему обеспечен. В линии окружения волков образовался пролом, сквозь который прорвалась жёлтая масса. Чень Чжэнь волновался, что волкам не хватило самой малости, чтобы довести дело до конца. Но очень быстро он обнаружил, что вожак уже стоит у пролома. Он вёл себя очень спокойно, словно рабочий, специально открывший ворота шлюза, чтобы выпустить излишки воды, переполняющие дамбу. Как только через брешь пробежали самцы, вожак тут же скомандовал волкам снова закрыть проход. В кольце блокады остались только глупые самки. Волки ринулись на них и напугали так, что они вновь устремились на горный хребет, а затем, храпя, все свалились в снежную впадину. Чень Чжэнь отчётливо представил, как эти антилопы падают в бездну, чтобы никогда уже оттуда не вернуться.

Дзерены и волки скрылись за горой. Тысячи антилоп умчались, залитая кровью долина, где происходила охота, неожиданно опустела. На поросшем травой склоне осталось всего лишь несколько трупов антилоп, ещё несколько раненых, которые бились в предсмертной агонии. Вся битва, начиная с атаки и заканчивая падением антилоп, продлилась не более десяти минут. У Чень Чжэня захватило дух, когда он наблюдал за этим, сердце бешено застучало, а пульс участился.

Старик приподнялся на руках, затем поджал под себя ноги и сел. Из сапога он достал трубку из зелёного нефрита, набил её табаком, поджёг, серебряным юанем вместо крыжки придавил разгоревшиеся и поднявшиеся листья табака и глубоко затянулся. Чень Чжэнь знал, что этот курительный прибор старик ещё в молодые годы выменял за двадцать лисьих шкур у одного командированного из Чжанцзякоу торговца. Все молодые интеллигенты говорили, что обмен невыгодный, но старик очень любил эту трубку. Он объяснял, что торговцам тоже нелегко: они едут в такую даль, по дороге часто сталкиваются с бандитами, всё время рискуют жизнью.

Старик ещё несколько раз затянулся и сказал:

— Табак весь кончился, возвращаемся домой.

— А мы не пойдём за перевал? Я очень хочу посмотреть, сколько же всего антилоп взяли волки. — взволнованно спросил Чень Чжэнь.

— Ты отважишься пойти? — сказал старик. — Даже не заходя туда, я знаю. Как минимум несколько сотен антилоп, исключая маленьких и худых и тех, которые смогли выйти из снежной впадины. Остальные отправились к Тэнгри. Ты не волнуйся, эта стая волков всё не сможет съесть, мы потом придём и заберём их добычу, да и то всё не утащим.

— Почему маленькие и худые антилопы смогут уйти? — спросил Чень Чжэнь.

Прищурившись, старик сказал:

— У них маленький вес, под ними не проламывается замёрзшая снежная корка, поэтому они могут убежать кружным путём, волки не будут их догонять. Эх, дети вы, дети, — засмеялся Билиг. — Волки могут не только вместо людей наблюдать за пастбищами, а ещё и преподносить людям новогодние подарки. Этот год мы можем хорошо встретить. Раньше убитых волками дзеренов возвращали их владельцу. После образования КНР всё остаётся у пастухов. Такое правило в степи Элунь: кто обнаружил добычу, тому она и достанется. Вы завтра оттащите в свою юрту то, что мы вдвоём нашли. Монголы ценят благодарность, но вообще-то тебе не стоит с китайцами и другими приезжими болтать о нашей охоте.

Чень Чжэнь радостно вёз домой телегу дзеренов.

— Уже два года, как я приехал в степь, достаточно натерпелся от волков, но и не думал, что смогу иметь выгоду от них.

— Волки приносят монголам намного большую выгоду. — Старик взял кнут и, указывая на дальнюю гору за плечом, продолжил: — За той горой есть ещё одна большая гора, за пределами нашего пастбища, но очень знаменитая. Старики говорят, что один из военачальников Чингисхана, Мухуали, вёл там сражение. Однажды он погнал несколько тысяч всадников из вражеского царства Цзинь в заснеженную впадину. На следующий год, в начале весны, хан послал человека проверить боевые доспехи, оставшиеся лежать на поле после сражения. Мечи, ружья, луки, стрелы, железные шлемы, сёдла и подковы лошадей — всё валялось в куче. Разве этому монголы научились не от волков? Если ты вспомнишь самые крупные сражения монголов, то поймёшь, что в половине из них они использовали методы волков.

— Верно! Верно! Сын Чингисхана Толэй, командуя войсками при битве в провинции Хэнань, имел всего лишь тридцать тысяч всадников, а разгромил более чем двухсоттысячную армию династии Цзинь, после этого сражения царство Цзинь погибло. Толэй, увидев армию противника в полном снаряжении, сразу не вышел на бой. Он, как волки, ждал случая. Когда начался сильный снег, Толэй приказал войскам укрыться в тёплом месте и ждать. Пока они сидели в тепле, дождались до того, что половина людей и лошадей неприятеля замёрзли, тогда он внезапно окружил их и нанёс решающий удар. Толэй действовал как волки — используя не оружие, а природные силы, он победил врага. Толэй действительно обладал волчьим аппетитом, терпением, злостью и храбростью. По сути, войска чжурчжэней из царства Цзинь вовсе не были бездарными, они победили династию Ляо и Северную Сун, завоевали половину Китая и взяли в плен двух китайских императоров. А Толэй всего лишь с несколькими десятками тысяч всадников отважился совершить такой манёвр. В китайском военном законе написано, что только при десятикратном превосходстве сил можно совершать окружение. Монгольские всадники действительно как волки — один стоит сотни. Я на самом деле в этом убедился… — согласился Чень Чжэнь, довольный возможностью продемонстрировать свою эрудицию.

Старик вытащил трубку и насмешливо сказал:

— Тебе тоже известно про это сражение? Но ты определённо не знаешь, что снег шёл три дня и три ночи. Откуда же он появился? Он был послан Тэнгри. В войске Толэя был шаман, он обратился с просьбой к Тэнгри. В сказаниях монголов именно так и говорится. Царство Цзинь было большим врагом монголов, его правитель и пособники татары убили отца Чингисхана Есугая и младшего брата отца Аньбахая. Только победив в этом сражении, монголы стали считать, что отомстили врагам. Ты посмотри, ведь действительно Тэнгри каждый раз покровительствует волкам. — Старик расхохотался, и грубоватые морщины на его лице стали похожи на колечки, словно шерсть у антилопы.

Когда они дошли до горного ущелья, лошадь старика, увидев хозяина, радостно закивала. Каждый раз, когда Чень Чжэнь видел эту лошадь, однажды спасшую ему жизнь, то всегда хотел похлопать его по лбу, чтобы выразить благодарность. Лошадь тут же клал голову на его плечо, благодаря в ответ. Но сейчас Чень Чжэню вдруг захотелось так же похлопать волка.

Чень Чжэнь и Билиг развязали путы из коровьей кожи, опутывавшие ноги лошадей, сели верхом и поскакали домой.

Старик поднял голову и, посмотрев на небо, сказал:

— Тэнгри действительно спасает нас, завтра не будет ветра со снегом. Иначе мы и одной антилопы не добудем.




3


Усунь-вана по-другому ещё называли Цземо, его отец был правителем маленького государства на западе от владений гуннов. Гунны напали на него и убили отца, Цземо остался жив. Осиротев, он долго скитался. Потом был принят в стаю и вскормлен волками. Шаньюй очень удивился этому чуду и взял мальчика на воспитание. Когда тот вырос,  ему доверили войско, он ходил в походы и возвращался с победами. Шаньюй вернул Цземо власть над его народом и отправил его защищать западные края… Когда Шаньюй умер, Цземо повёл свой народ в дальние земли, обрёл там свободу, поскольку не хотел покоряться гуннам. Гунны послали войско против него, но не смогли добиться победы. Они решили, что Цземо святой, и оставили его.

    

Сыма Цянь. «Исторические записки»






На следующий день рано утром действительно не было ни ветра, ни снега. Дым от очага в монгольской юрте походил на одиноко возвышающуюся берёзку, вершина которой устремляется прямо в небо, к Тэнгри. Коровы и лошади медленно пожёвывали траву. Солнечный свет уже прогнал морозный воздух зимней ночи, иней на телах коров и антилоп превратился в росу, а потом в тонкий белый туман.

Чень Чжэнь попросил соседа Гуань Бу попасти вместо него один день овец. Гуань Бу был владельцем скота. В своё время органы надзора лишили его права пасти. Но четыре молодых студента из Пекина, как только им представлялся случай, сразу же просили его попасти скот. Тогда Гасымай посчитала ему трудодни. Чень Чжэнь вместе с другим пастухом, Ян Кэ, запрягли волов в удобную и лёгкую повозку и поехали на ней к Билигу в гости.

Живший вместе с Чень Чжэнем в юрте его сокурсник Ян Кэ был сыном профессора известного университета в Пекине. У них в доме была огромная библиотека. Во время учёбы в высшей средней школе они с Чень Чжэнем часто менялись книгами, а после делились впечатлениями о прочитанном. Их взгляды всегда совпадали. В Пекине Ян Кэ был мягким и застенчивым молодым человеком, когда видел, что другие разговаривают, то всегда краснел. Он и не думал, что, приехав в степь, два года будет питаться бараниной, говядиной и соевым творогом. Находясь целыми днями на солнце, он и оглянуться не успел, как превратился в степного китайца крепкого телосложения. Кожа на его руках и лице, как у пастухов, сделалась красно-фиолетовой, а характер стал намного жёстче. Многое в человеческом мире определяется окружающей природой — впервые он понял это только сейчас.

В этот раз Ян Кэ был более оживлён, чем Чень Чжэнь. Сидя на повозке и одновременно погоняя палкой вола, он говорил:

— Вчера я всю ночь плохо спал, потому что Билигу снова захотелось на охоту. Ты обязательно должен попросить его, чтобы он взял меня с собой хотя бы раз. Пусть даже придётся два дня и две ночи лежать на снегу. Я выдержу. Оказывается, волки могут делать людям добрые дела, вот уж действительно ни разу не слышал о таком. Сегодня мне обязательно надо самому откопать дзерена, только тогда я смогу поверить… А мы на самом деле сможем притащить домой телегу антилоп?

— Старик сказал, сейчас трудно копать. Это значит, что мы первыми наполним телегу дзеренами. Потом, тех, что получше, поедим или поменяем на вещи и ещё докупим для нашей юрты побольше кошмы, — смеясь, сказал Чень Чжэнь.

Ян Кэ, махнув деревянной палкой, ударил лошадь так, что она вытаращила глаза.

— Видимо, ты не на шутку увлёкся волками, и в дальнейшем мне тоже надо хорошенько поучиться у них охотиться. Это конечно, не обязательно, но в случае войны тоже может пригодиться… Я согласен с тобой: если в этой степи долгое время вести образ жизни кочевников, то в конце концов рано или поздно станешь поклоняться волкам, как гунны, тюрки, монголы и другие народы, живущие здесь. В книгах тоже так пишут. Однако мы, китайцы, уже в степи несколько столетий, но всё-таки не поклоняемся волчьему тотему, — рассуждал Ян Кэ, качаясь из стороны в сторону.

— Не скажи! — Чень Чжэнь придержал лошадь и добавил: — Например, я уже сейчас верю степным волкам, а ведь прошло всего два с небольшим года, как живу в степи.

— Но подавляющее большинство китайцев — крестьяне. И менталитет у них крестьянский: раз они прибыли в степь, то для них очень уж удивительно, как это можно не содрать с волка шкуру. Ханьцы[22 - То есть китайцы.] — это нация земледельцев, они питаются растительной пищей, до мозга костей боятся и ненавидят волков, как же они смогут поклоняться тотему волка? То, чему поклоняются ханьцы, — это управляющий сельскохозяйственной жизнью Его Величество Дракон. Только ему они способны отвешивать низкие поклоны, трепетать перед ним, безропотно терпеть его. Где уж им, подобно монголам, учиться у волков и оберегать их, поклоняться и в то же время убивать? Только тотем может действительно определить дух людей и их характер. Земледельцы и скотоводы слишком разные. Прошлое, казалось, утонуло в безграничном океане времени, но, как только мы прибыли в степь, наша крестьянско-земледельческая сущность вся вылезла наружу. Ты не смотри, что мой отец профессор, на самом деле и дед отца, и бабка матери — все были крестьянами… — возразил Ян Кэ.

— В древние времена, хотя монголов по отношению к ханьцам был всего один процент, они оказали такое огромное влияние на мир, какое китайцам и не снилось. Даже на сегодняшний день Запад по-прежнему называет китайцев монголоидной расой, и китайцы приняли это. Однако во времена династии Цинь[23 - Период объединения Китая.] предки монголов даже не имели названия. Я переживаю за китайскую нацию. Китайцы с большим энтузиазмом начали строить Великую стену, занимались самовосхвалением, возомнили себя центром мироздания. Однако, по мнению западных историков, Китай всего лишь страна шёлка, фарфора, чая, даже в России всегда считали нас маленьким народом, и до сегодняшнего дня ничего не изменилось, — закончил Чень Чжэнь.

— По-видимому, волки действительно заслуживают особого внимания, — сказал Ян Кэ. — Мне тоже всё это интересно, я, как и ты, листаю исторические книги и не перестаю удивляться: на западе Китая — жуны, на востоке — и, на севере — ди, на юге — мань, куда ни посмотри, везде кочевники. Я чем дальше, тем сильнее хочу вступить в схватку с волком.

— Смотри-ка, ты тоже скоро станешь монголом.

— Я и вправду благодарен тебе, что ты уговорил меня поехать в степь. Ты знаешь, какая твоя фраза проникла тогда в моё сознание? Забыл? Когда ты сказал, что в степи многое осталось как в первобытные времена, и там настоящая свобода, — сказал Ян Кэ.

Ослабив удила у лошади, Чень Чжэнь произнёс:

— Я наверняка ничего такого не говорил, ты переврал мои слова.

Они оба рассмеялись, а повозка со скрипом продолжала ехать по снежной дороге.

Люди, собаки и повозки — все развернули в заснеженной степи оживлённую деятельность.

Вся производственная бригада, руководимая Гасымай, все четыре цзетэ[24 - Одна цзетэ — это две расположенные рядом монгольские юрты.], выделили людей и повозки. Повозки были гружены войлоком, длинными верёвками, деревянными лопатами, дровами и металлическими крюками на деревянных шестах. Все люди были одеты в старые кожаные халаты, с тёмно-жёлтыми заплатами из овечьей кожи. Люди и собаки радовались, словно древнее монгольское племя, которое после победы пришло убирать поле сражения и собирать трофеи. Всю дорогу все пили вино и пели песни, веселье распространялось на весь караван. В основном пели монгольские народные песни: боевые, застольные и о любви. Около пятидесяти монгольских собак, распушив шерсть, возбуждённо, как дети, бегали вокруг каравана, катались, дрались и кусались, находясь в крайне возбуждённом состоянии.

Чень Чжэнь с Бату и Ланьмучжабу и ещё с шестью пастухами столпились вокруг старика Билига, как племя вокруг вождя. Широколицый, с прямым носом и большими глазами, Ланьмучжабу обратился к Билигу:

— Я снова неплохо стреляю. Конечно, мне не сравниться с вами, вы не тратите патроны впустую, и благодаря вам все встретят Новый год в довольстве. Хотя китаец Чень Чжэнь — ваш ученик, не забывайте и о монголах. Я и не додумался, что вчера волки устроят там облаву.

Старик взглянул на него и сказал:

— В будущем, когда будешь собирать охотничьи трофеи, почаще вспоминай о старике и четырёх молодых китайцах из бригады, разрешай им не только нюхать аромат мяса, но и пробовать его. Я никогда не видел, чтобы ты кого-либо угощал. Разве монголы так встречают гостей? Когда Чень Чжэнь зайдёт к тебе в гости, подари ему баранью ногу. Когда мы были молодыми, каждый год первого убитого дзерена и сурка в первую очередь дарили старикам и гостям. А вы, молодёжь, начисто забыли обычаи, которые передавались от поколения к поколению. Я спрашиваю тебя, сколько ещё волков тебе не хватает, чтобы догнать того героя-охотника, истребителя волков Бухэ из коммуны «Бай инь гао би»? Ты действительно хочешь попасть в газету и на радио, чтобы получить тот приз? Если вы истребите волков, куда же полетит твой дух после смерти? Неужели ты собираешься, как китайцы, вскрыть кусок травяного дёрна и быть похороненным в земле, чтобы кормить червей? Тогда твой дух не вознесётся к Тэнгри. — Старик вздохнул и продолжил: — В прошлый раз я был в сомоне[25 - Монгольский уезд.] на собрании, все старики из нескольких южных коммун беспокоятся, они говорят, что там уже полгода не встречали волков, люди хотят перебраться в Элунь…

Ланьмучжабу сдвинул на затылок лисью шапку на меху и возразил:

— Вы спросите своего сына, Бату, на самом ли деле я серьёзно охочусь на волков? Когда приехал корреспондент из аймака и искал меня, Бату там тоже был, если не верите, спросите его, правду я сказал или нет.

Старик повернул голову и обратился к Бату:

— Было такое дело?

— Было. Но люди не верят, они на закупочном пункте слышали, что Ланьмучжабу продал много волчьих шкур. Я тоже знаю, что если принести им волчью шкуру соответствующего качества, то закупочный пункт в награду даёт двадцать патронов. Люди справились по бухгалтерской книге. Корреспондент, как вернулся в аймак, сразу же объявил по радио, что Ланьмучжабу скоро догонит Бухэ. Потом, боюсь, Ланьмучжабу придётся вместо себя посылать кого-нибудь другого продавать волчьи шкуры, — ответил Бату.

Старик нахмурил брови:

— Вы вдвоём бьёте слишком много волков, все так считают.

— То пастбище, где мы пасём лошадей, ближе всего к Внешней Монголии. Волков там очень много, если их не бить, то много придёт с той стороны границы, тогда в этом году останется мало жеребят, — мрачно заметил Бату.

— Почему вы оба тогда пришли, а Чжан Цзиюаня оставили одного охранять лошадей? — спросил старик.

— Ночью волков больше, мы вдвоём тогда и сменим его. Днём пойдём вынимать антилоп. Он ведь никогда этого не делал, у нас получится намного быстрее, — ответил Бату.

В степи зимой солнце, поднимается невысоко, и кажется, что оно находится очень близко к поверхности земли. Небо стало светлеть, и снег на поверхности немножко подтаял, образовав на поверхности небольшие лужицы. Люди, собаки и повозки мелькали, как призраки. Все мужчины надели тёмные очки, а женщины и дети стали прикрывать глаза рукавами. Несколько уже заболевших снежной слепотой пастухов крепко зажмурились, но у них уже непрерывно текли слёзы. Только большие собаки по-прежнему таращили свои огромные глаза, чтобы рассмотреть, не прыгают ли вдалеке зайцы, или, наклонив голову, вынюхивали свежие лисьи следы.

Недалеко от места волчьей облавы собаки, обнаружив что-то на заснеженном склоне, бешено лая, рванули вперёд. Несколько недосыта наевшихся собак подбирали и обгрызали оставшиеся кусочки растерзанных волками антилоп. Пёс Балэ и несколько других охотничьих собак насторожились, когда наконец учуяли на снегу испражнения волков. Они медленно вращали глазами, внимательно оценивая силы волков.

— Балэ знаком с большей частью волков, живущих в степи Элунь, волки тоже знают его, — сказал старик.

При этих словах загривок Балэ ощетинился, словно бы говорил людям, что волков немало и работы непочатый край.

Всадники один за другим въехали на пастбище и наклонили головы, внимательно изучая увиденное. На склоне большинство погибших антилоп были съедены волками, от них остались только головы и толстые скелеты. Билиг указал на следы волчьих когтей на снегу:

— Вчера ночью приходило несколько волков. — Он снова показал на клочки серо-рыжей волчьей шерсти. — Двое здесь подрались, видимо, волк с другой территории учуял запах антилоп и перешёл границу, с той стороны еды мало.

Караван наконец забрался на горный хребет. Люди как будто обнаружили рог изобилия, оживились, разговорились, замахали шапками тем, кто ехал сзади. Гасымай спрыгнула с повозки и стала погонять вола. Остальные женщины последовали её примеру. Повозки стали легче, и волы пошли быстрее.

Ланьмучжабу посмотрел на площадь у подножия горы, где происходило сражение, и глаза у него сразу расширились.

— Ого, да эти волки действительно страшны — засадить такое количество дзеренов. В позапрошлом году попались лошади, но тогда их было только тридцать с небольшим.

Старик Билиг остановил лошадь, достал бинокль и внимательно осмотрел заснеженное ущелье и вершину горы. Всё тоже перестали двигаться, смотрели вдаль и ждали, когда старик что-нибудь скажет.

Чень Чжэнь тоже достал бинокль. На участке внизу склона лежало огромное количество дзеренов. Эта заснеженная впадина выглядела как захоронение древних воинов. Посередине находился сравнительно ровный и обширный участок, похожий на покрытое льдом и снегом высокогорное озеро. А по бокам этого озера находились больше десяти участков с останками дзеренов. Больше всего удивляло то, что вопреки ожиданиям в этом самом озере виднелись восемь жёлтых точек и некоторые из них ещё шевелились. Чень Чжэнь рассмотрел, что это были попавшие в снежное озеро, но ещё не полностью провалившиеся под снег дзерены. На снежной поверхности самой ближайшей части снежного озера насчитывалось около десяти снежных ям, дальше их оказалось ещё больше. Это всё были оставшиеся следы от потерпевших бедствие антилоп. Снежное озеро не похоже на обычное. Все тяжелые предметы, которые утонули бы в обычном озере, здесь оставались на поверхности в виде отчётливых знаков.

Билиг обратился к сыну:

— Ты и ещё несколько человек оставайтесь здесь и лопатами расчищайте дорогу, чтобы могли проехать повозки.

Потом старик с Чень Чжэнем и Ланьмучжабу потихоньку пошли в глубь «озера».

— Сначала убедись, что видишь следы копыт или волчьих лап, и только тогда иди. В места, где нет травы, лучше не наступать, — сказал Чень Чжэню старик.

Трое людей на лошадях, осторожно ступая по снегу, спустились со склона. Чем дальше, тем снег становился толще, а травы всё меньше. Люди проехали ещё десять шагов, и на снежной поверхности сплошь и рядом стали видны маленькие отверстия, из которых торчали сухие желтые вершины стебельков травы. Ветер сдул с поверхности снег, и они вылезли наружу.

— Эти маленькие отверстия — отдушины, которые Тэнгри сделал для волков. Если бы не они, то при таком глубоком снеге волки не смогли бы унюхать, что под снегом захоронен мёртвый скот, — объяснил Билиг.

Чень Чжэнь, улыбаясь, понимающе кивнул.

Маленькие отверстия и вершины стебельков травы означали, что эти места безопасны. Они прошли ещё несколько шагов, и снежная поверхность стала абсолютно гладкой. Однако следы копыт дзеренов и волчьих когтистых лап ещё были видны. Сильные монгольские лошади, тяжело дыша, пробивали копытами твёрдую снежную корку толщиной в три пальца и увязали в глубоком снегу, шаг за шагом приближаясь к снежному озеру. Они шли к самому ближнему месту, где находились останки дзеренов. Вскоре лошади увязли. Трое людей слезли с лошадей и сразу же, проломив снежную корку, провалились в глубокий снег. Они стали изо всех сил вытаптывать для себя площадку, где бы смогли развернуться. У Чень Чжэня рядом с ногой оказалась объеденная антилопа, туша была перемешана со снегом, ещё там виднелась замёрзшая пережёванная и недопереваренная трава из желудков антилоп. Всего в этом месте было примерно сорок обглоданных волками животных. Видимо, здесь волки остановились.

Чень Чжэнь поднял голову и посмотрел вдаль, он никогда ещё не видел такой необыкновенной и трагической картины: около десятка больших и маленьких дзеренов, дрожа, стояли в сотне метров от них на снежном склоне и ещё дальше на поверхности снежного озера. Со всех сторон их окружала снежная впадина — место, где лежали трупы остальных дзеренов. Антилопы от страха не могли сделать и шагу, к тому же ещё сохранившийся твёрдый снежный участок в любое время мог обвалиться. Ещё было несколько антилоп, у которых все четыре тонкие ножки провалились в снег, но тело всё же поддерживалось толстой снежной коркой и оставалось на поверхности. Они были ещё живы, но уже не могли двигаться. Эти самые быстрые в степи животные практически замёрзли и испытывали жестокие мучения перед смертью. Самое ужасное, что над поверхностью снега торчали несколько голов дзеренов, а их тела полностью были скрыты под снегом. Чень Чжэню даже показалось, что они, открывая рты, зовут на помощь, но в воздухе не было слышно ни звука. К тому же те антилопы, которые замёрзли или задохнулись раньше, превратились в ледяные скульптуры.

На поверхности склона и снежного озера разлился красивый глянец, похожий на белый лёд, но он был коварен и бессердечен. Это снова Тэнгри жаловал степных волков и людей, сохраняя самое сильное оружие в степи — темноту и холод. Снежная корка на поверхности земли в степи Элунь была результатом работы ветра со снегом и солнечного света. Ветер дул от площадки к площадке и, словно сеятель, рассыпал рыхлые снежинки, похожие на снежный песок. Этот «песок», попадая на снежную поверхность, образовывал на рыхлом снегу твёрдую корку. На сильном солнце и в безветренную первую половину дня снежная поверхность ещё и подтаивала, а после полудня холодный ветер снова скреплял уже твёрдый снег. Поверхность преобразовывалась в корку толщиной в три пальца, внутри этой корки был лёд, смешанный со снегом, но твёрже обычного, ровный и гладкий, но разной толщины. Самое твёрдое место могло выдержать вес человека, но всё же проваливалось под ударами острых копыт дзеренов.

Вид этого места навёл на людей ещё больший ужас: все антилопы, которых волки могли достать, были выкопаны и вытащены ими из впадины. В глубоком снегу пролегал продольный снежный ров, это был след от трофеев, которые волки тащили по снегу с поля битвы. В начале этого рва находились своеобразные завивочные площадки и подобие столовой. Антилопы были обглоданы, но осталось много недоеденного. Волки выбирали лишь внутренние органы и самое хорошее мясо. Было видно, что волки услышали голоса людей и лай собак и только что ушли. Волчьи следы на снегу ещё не затвердели.

Монгольские степные волки в совершенстве владели мастерством вести сражения на снежном поле, они хорошо знали глубину снега. В наиболее опасные места, куда попали антилопы, волки не пошли. Даже не было видно следов волков-разведчиков. Вытащенных антилоп им хватило, чтобы насытиться, а те, которых полностью скрыл снег, волки оставили на будущее, когда придёт весна и всё растает. Эта обширная впадина и снежное озеро являлись большим природным холодильником для хранения пищи зимой. Старик Билиг говорил, что в степи Элунь повсюду есть снежные и ледяные хранилища, но здесь их было больше всего. Волки часто прятали здесь пищу, пока не наступит весенний голод. Эти мёрзлые туши упитанных антилоп действительно были спасением для голодных отощавших волков в весенние дни. Старик, показывая на снежную впадину, смеясь, сказал:

— Степные волки всё же более практичны, чем люди. Теперь скотоводы в начале зимы, когда антилопы и коровы нагуляли вес и ещё не потеряли его, забивают их, замораживают и хранят мясо всю зиму. Этому они научились у волков.

У Балэ и нескольких других больших собак, как только они увидели живых дзеренов, проснулся охотничий инстинкт. Изо всех сил они стали прыгать и карабкаться на место волчьей стоянки, но, как только забрались, не смели ступить и шагу и, напряжённо вытянув шеи, бешено лаяли в сторону дзеренов. Наиболее испугавшиеся антилопы, пренебрегая опасностью, двинулись в направлении «озера», но не прошли и нескольких шагов, как снежная корка проломилась, и антилопы с хрипом провалились в снежную впадину. Дзерены барахтались изо всех сил, но быстро ушли с головой под снег. Одна антилопа всё же зацепилась передними ногами за сравнительно твёрдый край снежной коры. Половина её тела уже провалилась, а другая ещё оставалась на поверхности.

Дорога была расчищена, и караван спустился с горного хребта.

Все мужчины подошли к Билигу.

— Посмотрите, с западной стороны снег замёрз и стал твёрдым, там нет снежных впадин. К тому же очень много следов копыт и кала дзеренов. Их много убежало в ту сторону, — объяснил старик.

— Я смотрю, волки тоже иногда просчитываются. Если бы вожак послал туда несколько волков, чтобы перекрыть эту дорогу, то антилопы не смогли бы убежать, — заметил пастух Сан Цзе.

— Если бы ты был вожаком, вы определённо померли бы с голоду. За один раз истребишь всех дзеренов, а на следующий год что будешь есть? Волки не такие жадные, как люди, они умеют просчитывать наперёд! — хмыкнул Билиг.

Сан Цзе посмеялся и сказал:

— В этом году дзеренов слишком много, даже если истребить ещё несколько тысяч, всё равно много останется. Я вот хочу побыстрее раздобыть немного денег, разбить новую юрту да жениться.

— Когда у вас уже будут дети и внуки, а в степи не останется дзеренов, что тогда делать? Вы, молодёжь, чем дальше, тем больше ведёте себя как чужаки, — ответил старик.

Он увидел, что женщины уже развьючили повозки, а также успели прокопать маленькую дорожку через глубокий снег к сделанной волками траншее, когда те тащили антилоп. Тогда он встал на снежную кучу лицом к голубому небу и начал что-то шептать. Чень Чжэнь догадался, что старик обращается с просьбой к Тэнгри, чтобы тот позволил людям вытащить из-под снега антилоп. Билиг снова закрыл глаза, подождал немного, только после этого снова открыл их и обратился ко всем:

— Под снегом полным-полно дзеренов, не жадничайте, после того как войдёте туда, сначала отпустите всех живых антилоп, а потом возвращайтесь откапывать замёрзших. Тэнгри не хочет, чтобы эти антилопы погибли, и мы, люди, тоже должны позволить им продолжать жить.

Старик снова опустил голову и уже обратился к Чень Чжэню и Ян Кэ:

— Чингисхан каждый раз после окончания осады всегда отпускал почти половину пленников. Монгольские воины проводили осады несколько сотен лет, почему же из года в год им это удавалось? Да потому, что они научились этому у волков, не истребляли всех полностью.

Старик Билиг распределил по участкам тех, кто будет вытаскивать антилоп из-под снега, чтобы каждый мог действовать самостоятельно. Все люди, согласно степным охотничьим правилам, оставили Билигу и двум студентам участки в снежной впадине, которые поближе и где сравнительно легче работать.

Билиг взял Чень Чжэня и Ян Кэ, и они вместе подошли к его повозке. Оттуда он вытащил два больших рулона толстого войлока, каждый из которых был приблизительно два метра в ширину и четыре в длину. Войлок, видимо, предварительно был облит водой и замёрз и отвердел. Чень Чжэнь и Ян Кэ потащили войлок по маленькой дорожке вперёд. Билиг нёс обеими руками длинный берёзовый шест, на конце которого был прикреплён железный крюк. Бату и Гасымай тоже взяли по большому куску войлока, а маленький Баяр нёс длинный крюк.

Дойдя до глубокого снега, старик велел студентам расстелить войлок на твёрдой снежной поверхности, а также сказал более крепкому и тяжёлому Ян Кэ первому пойти попробовать, выдержит ли снежная корка. Широкий, толстый и твёрдый войлок был как большая широкая лыжа. Когда Ян Кэ наступил на него, снежная поверхность под ним лишь издала тоненький скрип, но не просела. Ян Кэ снова попрыгал — поверхность войлока лишь немножко прогнулась, но не осела. Старик поспешно остановил его:

— Нельзя так своевольничать, вступив на войлок, человек становится подобен замёрзшей антилопе, и тут уже не до игрушек. Ну ладно, Чень Чжэнь легче тебя, я сначала попрошу его вытащить двух антилоп, а в следующий раз вы уже пойдёте вдвоём. Ян Кэ, тебе легче спрыгнуть, подсади меня, старика, помоги забраться, и ты, Чень Чжэнь, тоже залезай. Войлок выдерживает двух человек, даже если прибавить ещё двух антилоп, тоже проблем не будет.

Когда они вдвоём уселись на войлок, то совместными усилиями затащили второй кусок, а по первому лёжа проползли вперёд. Потом положили второй кусок войлока вперёд и переместились на него, затем проползли по нему, а первый кусок переместили ещё дальше. Так постепенно, словно на квадратной лодке, они передвигались по снегу и льду к месту, где находились живые дзерены.

Чень Чжэнь наконец сам очутился на этой удивительной монгольской волшебной лодке. Именно это средство передвижения и было изобретено степными народами. Оно противодействовало снежным бедствиям и позволяло передвигаться по глубокому снегу. В монгольской степи за сотни и тысячи лет бесчисленное число скотоводов ездили на такой лодке, и неизвестно, сколько жизней антилоп и собак было спасено таким образом; также неизвестно, сколько с помощью такой лодки из снежного озера вывезли охотничьих трофеев. Старик Билиг никогда не скрывал от китайского студента эту тайну монголов, да ещё лично научил его владеть этим странным предметом. Возможно, Чень Чжэнь получил счастье стать первым китайцем, который управлял этим древним монгольским средством передвижения.

Лодка из войлока чем дальше, тем продвигалась быстрее. Время от времени под войлоком можно было услышать, как скрипит снежная корка. Чень Чжэню казалось, как будто он сидит на сказочном ковре-самолёте. Среди снежного озера шестнадцать летящих ковров, разметали снежную пыль. Собаки лаяли, люди кричали, а Тэнгри словно улыбался. На небе вдруг появилось много облаков, мороз ослабел. Подтаявшая снежная поверхность затвердела, к ней прибавился слой наледи, это облегчало спасение антилоп. Люди сняли тёмные очки, раскрыли глаза, подняли головы и радостно воззвали:

— Тэнгри! Тэнгри!

После этого летящие лодки стали двигаться ещё быстрее и смелее. Чень Чжэнь в эти минуты как будто ощутил существование вечно живущего на Небе монгольского Тэнгри. Его душа снова была согрета любовью и лаской божества.

Вдруг со склона до него донеслись радостные крики Ян Кэ и Баяра. Чень Чжэнь повернул голову и услышал:

— Одну раскопали!

Чень Чжэнь посмотрел в бинокль и увидел, что Ян Кэ, на которого показывал Баяр, непонятно каким образом выкопал дзерена, и они потащили его за ноги к повозке. Оставшиеся на склоне люди тоже достали деревянные лопаты и побежали к глубокому снегу.

Лодка из войлока всё удалялась от безопасного места и всё ближе подходила к одному дзерену. Это была антилопа, самка дзерена. В её глазах мелькал страх и в то же время слабая надежда. Со всех сторон её окружала снежная впадина, а под копытами был только небольшой участок снежной корки площадью с поверхность стола, который в любой момент мог провалиться.

— Потихоньку продвигай ковёр, но не слишком медленно. Ни в коем случае не пугай её — в степи всем нелегко выжить, каждый должен оставлять другому путь к спасению, — сказал старик.

Чень Чжэнь кивнул, потихоньку протолкнул войлок вперёд к копытам антилопы, так что тот перешёл через впадину, снежная корка ещё не обрушилась. Неизвестно, принимала ли когда-либо эта антилопа помощь от людей, но ради находившегося в её утробе ребёнка ухватилась за последнюю ниточку к спасению. Одним прыжком она вдруг оказалась на войлоке. Плюхнувшись на него, она задрожала всем телом. Чень Чжэнь поглубже вздохнул, потом они вдвоём медленно подобрались к краю ковра, взялись и стали вытягивать его обратно, от впадины на твёрдую поверхность.

— Хорошо, отпустим её, пусть идёт. Если она опять попадётся, значит, на то воля Тэнгри, — проговорил Билиг.

Чень Чжэнь подошёл к антилопе и осмотрел её. Это была не просто самка дзерена, но и будущая мать. Она вытаращила на него испуганные глаза, Чень Чжэнь погладил её по голове, помог ей встать на ноги и сказал:

— Почему же Тэнгри не защищает этих ласковых, красивых и мирных животных, а постепенно занимает позицию жестоких убийц? Да, действительно, дзерены и вправду жалкие, а волки жестокие. Убивают, несмотря ни на что, и человека запросто могут разорвать на куски…

Лицо Билига внезапно изменилось. Чень Чжэнь осёкся: он решил, что глубоко задел душу старика, задел тотем степного народа. Но слов уже не вернёшь.

Старик уставился на Чень Чжэня и хрипло произнёс:

— А разве трава не живая? В степи трава — это одна большая жизнь, а все остальные — маленькие, даже волки и люди, маленькие жизни опираются на большую, и от этого зависит всё живое. Есть траву — это ещё большее зло, чем питаться мясом. Ты жалеешь антилоп, а траву тебе, значит, не жалко? У дзеренов четыре быстрые ноги, обычно они убегают, а догоняющие их волки от усталости харкают кровью. Дзерены, если их будет мучить жажда, могут убежать к реке и попить воды, а замёрзнут — поскачут на солнечный склон погреться. А трава? Хоть она и есть самая большая жизнь, но самая хрупкая. Её корни малы, а слой почвы тонок. Растёт в земле, каждый может наступить на неё, съесть, обгрызть, вытоптать. Моча одной лошади может сжечь большой участок травы. Если она растёт среди камней или на песке, там даже жалкого цветочка не распустится, не появится ни одного семени. В степи если и надо кого больше всех жалеть, так это траву. Монголы больше всего переживают за траву и степь. Дзерены убивают больше травы, чем сенокосилка, их стада изо всех сил грызут и жуют, её не это ли значит убивать живое? Если убить большую жизнь в степи, все малые жизни тоже погибнут! Дзерены творят бедствия, поэтому более страшны, чем волки. В степи бывает не только снежная стихия, но ещё и жёлтая. Когда приходит жёлтая стихия в виде дзеренов, то это ещё ужаснее.

Жидкие усы и бородка старика безостановочно тряслись, ещё сильнее, чем дрожала спасённая антилопа.

Чень Чжэнь был потрясён, каждое слово, произнесённое стариком, как барабанная дробь, проникала в сердце. Он понял, что степные народы умны не только в военном деле. По твёрдости и бесстрашию они намного превосходят земледельцев. К тому же их помыслы тоже были намного чище, чем у оседлых обывателей. Логика кочевников ухватила самую суть выражения «Не на жизнь, а на смерть», согласно которому на протяжении нескольких тысяч лет убивали и тех, кто ест мясо, и тех, кто питается травой. Только чтобы выжить. Слова старика задели его за живое. Чень Чжэню просто нечего было сказать в ответ. Всё, что он раньше считал важным, сейчас показалось ему совершенно незначительным. Чень Чжэнь волей-неволей признал, что сияющее Небо должно быть на стороне кочевников-скотоводов. То, что защищают степные народы, — это большая жизнь, жизнь степи и природы, а она более ценна, нежели человеческая жизнь. А земледельцы заботятся только о себе, им нет дела до всего остального. Чень Чжэнь часто думал об этом, и тогда душа его начинала болеть. Потом он вспомнил, как ещё в древности степные народы убивали земледельцев и всячески стремились превратить поля в пастбища[26 - Это перекликается с библейским преданием о Каине-земледельце и Авеле-скотоводе. Два брата, рождённые от Адама и Евы, принесли дары свои Господу, но тот презрел дары Каина и отдал предпочтение Авелю. Каин убил брата своего, в наказание чего Господь дал ему жизнь вечную в муках и так называемую Каинову печать. В широком смысле, у разных народов в разных концах планеты с глубокой древности существовали резкие противоречия между скотоводами и земледельцами.]. Раньше Чень Чжэнь всегда считал, что кочевники — это отсталый, дикий народ, но после слов старика он понял, что нельзя использовать определение «дикий», давая оценку тому, чем живут народы степи. Если ум — это логические рассуждения, то земледельцы постоянно губят природу, занимая под пашню поля и удобряя истощающуюся землю. А разве это не ещё большая дикость? На Востоке и Западе все говорят, что земля — это мать человечества, но разве убийство матери можно считать цивилизацией?

Чуть дыша, Чень Чжэнь обратился к Билигу:

— Но тогда зачем, отец, вы только что сказали, что надо вытащить живых антилоп?

— Дзерены привлекают волков — когда они охотятся за ними, то не таскают наших коров, овец и лошадей. Дзерены для пастухов также являются дополнительным источником дохода, многие монголы благодаря этому поставили себе юрты, женились, обзавелись детьми. Половина монголов — охотники, без охоты они не мыслят своей жизни. Охотясь, монгол сохраняет жизнь степи. Вы, китайцы, многого не понимаете. Ты прочитал много книг, но в них столько неправды! Книги, написанные китайцами, передают лишь их взгляды на жизнь. Беда монголов в том, что они не умеют писать книги. Если ты сможешь стать «монголом», то напиши за нас книгу, это будет здорово, — вздохнул старик.

Чень Чжэнь кивнул. Вдруг он вспомнил, как в детстве читал много рассказов и историй, где большой серый волк почти всегда был глупым, жадным и злым, а лиса, наоборот, — находчивой, хитрой и милой. После того как Чень Чжэнь приехал в степь, он вдруг обнаружил, что на самом деле в природе нет более развитого и совершенного из диких животных, чем волк. Оказывается, книги тоже часто вводят людей в заблуждение, особенно детские.

Остальные лодки тоже постепенно возвращались. Из снежного озера наконец были спасены все живые антилопы. Образовав маленькое стадо, они все ушли в сторону гор.

— Эти дзерены теперь опытные, в следующий раз волкам их не поймать, — авторитетно заметил старик.




4


Тюрки были ветвью гуннов. Один вождь по имени Ашина основал государство, которое было разрушено и разорено соседним государством, жители были полностью уничтожены. Из его рода остался только десятилетний сын, солдаты по своей прихоти не стали убивать его, а отрубили ему ноги и бросили посреди болот и лугов, но одна волчица кормила его мясом и спасла его. Когда он вырос, волчица от него забеременела. Правитель государства услышал, что он ещё жив, снова послал людей убить его. Посланные встретили волчицу, хотели и её убить, но она убежала в горы, в горах была пещера… она скрылась там и жила, родила десять сыновей, когда они выросли большие, то женились, и у них родились дети, у каждого была своя фамилия, и среди них — один с фамилией Ашина.

    

«История династии Чжоу». Глава «Тюрки»






Люди наконец-то смогли пойти получить подарки, преподнесённые им на Новый год волками. На снежном озере мороз всё крепчал, поверхность тоже всё больше твердела. Старик обратился к охотникам:

— Тэнгри торопит нас, давайте быстрее работайте.

Люди на снежном озере быстро разбежались по своим местам, работа закипела.

Старик взял Чень Чжэня с собой к одной средней величины снежной впадине и там остановился. Он сказал:

— Не надо искать слишком большую впадину, — если впадина слишком большая, то антилоп внутри очень много, от семи до десяти с лишним в одной куче, горячего воздуха от них достаточно, и снег внутри быстро замёрзнет так, что его не сдвинуть. Так много горячего воздуха собиралось там очень долгое время, животы антилоп уже были полны еды, кожа на животе тоже пропахла потом, так что часть мяса уже давно протухла. Сейчас  дзерены уже, можно считать, замёрзли, но замёрзшие они тоже довольно вонючие. Таких антилоп если принесёшь на закупочную станцию и за полцены не продашь, люди как посмотрят на кожу на животе, сразу будут предлагать цену как за второй сорт, дадут деньги только за кожу, а денег за мясо даже и части не будет. Зато полутухлых антилоп очень любят есть волки; об этих оставленных здесь антилопах волки степи Элунь будут помнить всю зиму. Поэтому мы лучше любимую волчью еду оставим им.

Старик лёг на ковёр и погрузил длинный деревянный шест с крюком в снежную впадину, она была глубиной больше двух метров. Он вдумчиво тыкал там шестом, немного погодя резко и сильно остановил его, а после этого сказал Чень Чжэню:

— Уже зацепил крюком одну, давай вместе вытаскивать наверх.

Они вдвоём с небольшими остановками стали вытягивать добычу по мере того, как вытаскивали, снег, осыпаясь, заполнял свободное пространство под антилопой, наконец, после продолжительных усилий, голова животного показалась над снежной впадиной. Железный крюк, хорошо зацепивший горло антилопы, нисколько не повредил её шкуру. Чень Чжэнь согнулся, обеими руками схватил голову дзерена и со всех сил вытащил антилопу весом двадцать пять—тридцать килограммов на войлочный ковёр. Она уже замёрзла и затвердела, кожа на животе не раздулась и не посинела; эта антилопа быстро умерла от лопнувшего мочевого пузыря.

— Это хорошая овца, первого сорта, её можно продать по самой высокой цене, — сказал старик и продолжил: — Там внутри ещё есть, ты пошарь крюком, когда нащупаешь, то резко дёргай, ни в коем случае не надо портить шкуру, а то её дёшево оценят.

Чень Чжэнь несколько раз — как положено — выразил кивком согласие, взял шест, погрузил его в снежную впадину, потихоньку стал щупать и обнаружил на дне, как ему показалось, двух дзеренов. Он потратил довольно много времени, прежде чем определил форму и расположение дзерена, затем медленно нащупал шею, дёрнул крюком и как будто зацепил. Наконец Чень Чжэнь из снежного степного озера выудил первую «большую рыбу» весом в двадцать пять—тридцать килограммов, к тому же это была такая охотничья добыча, которую не догонишь на быстрой лошади. Он возбуждённо закричал Ян Кэ:

— Посмотри, я тоже вытащил одну, очень большую! Как здорово!

Со снежного озера и с горного склона отовсюду доносились удивлённые возгласы. Одну за другой вытаскивали антилоп с хорошими шкурами, с нагулянным жирным мясом. Один за другим к берегу «подплывали» «плоты». Эта расторопная молодёжь уже начала вылавливать и заполнять лодки по второму заходу. Бату, Гасымай и Ланьмучжабу были в этом отношении особенно шустрыми, они зацепляли крюками дзеренов и аккуратно, но быстро вытаскивали их, если же им попадались средние или маленькие особи, начавшие тухнуть или с потемневшей кожей на животе, то есть те, которых нельзя продать по хорошей цене, таких они отправляли обратно в снежную впадину. В снежной долине сейчас происходила картина, которую можно было наблюдать только в третий месяц весны во время оказания ветеринарной помощи при ягнении. Волки, наблюдавшие издалека за всем этим с горной вершины, наверняка кипели от гнева. Волки, которые являлись самыми большими мастерами разбоя, вдруг подверглись тому же со стороны людей. Чень Чжэнь не мог сдержать своей радости.

Старик и Чень Чжэнь погрузили двух дзеренов и отвезли их к берегу. Войлочная лодка причалила, Ян Кэ и Баяр помогли старику сойти на землю. Чень Чжэнь столкнул дзеренов с плота, и они вчетвером отволокли их к своим повозкам. Чень Чжэнь заметил, что на двух других повозках уже лежат по несколько больших дзеренов, и сразу спросил, в чём же тут дело. Ян Кэ ответил:

— Мы с Баяром откопали только одну антилопу, остальные несколько подарены нам ранее пришедшими семьями. Они сказали, что это правило степи Элунь. Мы с уважаемым стариком действительно получили большую выгоду.

Старик посмеялся и сказал:

— Вы тоже уже стали степными жителями, на будущее надо запомнить это правило. — Старик устал, поджав под себя ноги, он сел рядом с повозкой и закурил, затем произнёс: — Вы вдвоём идите по одному, обязательно будьте осторожны. На случай, если упадёте, быстро упритесь ногами и подставьте плечи, напрягите все силы, тогда провалитесь не слишком глубоко. Те, кто на войлоке, быстро подставляйте крюки, только не пораньте лицо, а то потом за вас замуж никто не пойдёт.

Старик одновременно и кашлял, и смеялся. Потом позвал Баяра, чтобы тот принёс дров, развёл огонь и начал готовить обед.

Чень Чжэнь и Ян Кэ радостно пошли к войлочному плоту. Приблизившись к глубокому снегу на берегу озера, Чень Чжэнь вдруг обнаружил отверстие, похожее на тоннель, ведущее к более глубокому месту в снегу. Ян Кэ засмеялся:

— Только что отец был рядом, я не мог тебе сказать, это раскопали я и Баяр, ту овцу мы именно отсюда выкопали. Ох уж этот Баяр, маленький да удаленький, увидел, что вы ушли, раскрыл свой кожаный халат, залез на снежную поверхность, по снегу прополз вперёд, ведь снежная корка может выдержать его: он маленький и лёгкий. Он за пять-есть метров вперёд обнаружил снежную впадину, потом вернулся обратно, и мы стали вместе прокапывать тоннель, копали недолго и вот достигли цели, потом он пролез в этот тоннель, привязал верёвку к ноге дзерена, затем вернулся, потом я один вытянул её наружу. Баяр очень смелый, я действительно очень боялся, что снег обвалится и его засыпет…

— В этом я ещё раньше убедился, когда он голыми руками оттаскивал волка, как уж ему не залезть в этот снежный тоннель? Монгольские дети все такие смелые, а когда вырастут, так вообще просто ужас! — сказал Чень Чжэнь.

— Когда я говорил Баяру не соваться в снежный тоннель, он мне просто ответил, что даже в волчье логово лазил, а сюда уж как ему не залезть? Он сказал, что, когда ему было семь лет, он влез в волчье логово и вытащил оттуда волчонка. Ты давно хочешь завести волчонка, когда-нибудь мы возьмём с собой Баяра, — заметил Ян Кэ.

— Но я, наверное, не отважусь, посмотри на характер монголов, я им могу только позавидовать, — быстро ответил Чень Чжэнь.

Ян Кэ и Чень Чжэнь, два пекинских студента, ступили на монгольский снежный плот, на молодом лице Ян Кэ появились радостные морщинки, он сказал:

— Охотиться в степи действительно очень интересно, а с утра до ночи пасти овец очень скучно. Я обнаружил, что, когда имеешь дело с волками, жизнь в степи становится намного богаче и красочней, занимательной и возбуждающей.

— В степи пространство большое, а людей мало, в радиусе нескольких десятков ли можно не встретить ни одной монгольской юрты; если не иметь дело с волками, не выходить на охоту, то людям трудно выдержать. Ещё с детства я очень пристрастился к чтению и узнал, что степные народы поклоняются волчьему тотему, и это длится уже несколько тысяч лет, — заметил Чень Чжэнь.

Они вдвоём, ещё рано утром за чаем, наевшись тушёной в сое говядины, к этому моменту ещё не использовали свои физические силы. Они выпускали изо рта клубы пара, как участники соревнований на драконовых лодках, используя руки и ноги, попеременно гребя. Войлочный плот, как мотоцикл на снегу, скользил и летел. Ян Кэ наконец тоже собственноручно вытащил крюком дзерена, он от радости чуть не свалился в снег, у Чень Чжэня от испуга выступил холодный пот; он быстро удержал его. Ян Кэ, вытаскивая дзерена, громко закричал:

— Посмотрите, люди, я только что вытащил антилопу, это как будто сон, сейчас у меня словно пелена упала. Правда! Правда! Действительно, это хорошее дело. Спасибо вам, волки!

Ян Кэ крепко взял шест с крюком, не позволив Чень Чжэню принимать в этом участие. Чень Чжэнь и не настаивал: было слишком рискованно мериться с ним силами, ему осталось только исполнять роль «чернорабочего». Ян Кэ вытащил крюком подряд три больших дзерена, он вошёл во вкус и не желал сходить на берег.

— Мы сначала побольше добудем, затем двинемся обратно.

Сказав это, он аккуратно вытащил туши овец на твёрдую снежную поверхность.

Старик Билиг, докурив трубку, поднялся и позвал оставшихся на берегу людей, вокруг повозок расчистили большое пространство. Хозяйки из каждой семьи достали взятые с собой сломанные доски, негодные деревянные спицы от колёс телег и другие дрова и на расчищенном месте сложили в две большие кучи. Потом на пустом месте расстелили старую кошму, затем достали термосы, наполненные  чаем с молоком, а также чайники с вином, деревянные пиалы и банки с солью. Сан Цзе и один ребёнок закололи двух дзеренов, ещё не замёрзших, но только сломавших ноги о снежную корку. Пастухи степи Элунь никогда не едят дохлых антилоп, а эти две как раз вовремя попались им на завтрак. Собаки уже объелись остатками волчьей трапезы, и сейчас, когда с дзеренов сдирали кожу и вычищали внутренности, они остались к этому безучастны. Как только костёр разгорелся, Билиг с женщинами и детьми нанизали на железные и деревянные прутья свежую баранину, посолили и сели у огня жарить мясо, греться и пить чай. Соблазнительный аромат чая, молока, вина и мяса разлился над снежным озером, созывая охотников, чтобы отдохнуть и поесть.

Время приближалось к полудню, каждая лодка из войлока уже по два-три раза съездила туда-обратно и вернулась обратно с трофеями, на повозке каждой семьи уже лежало по шесть-семь больших дзеренов. Сейчас мужчины поменялись местами с женщинами и детьми, сытые и довольные женщины и дети гурьбой забирались на войлочные  плоты, чтобы продолжать выуживать антилоп.




Свежая жаренная на костре баранина — знаменитое лакомство в монгольской степи после удачной охоты. Прямо на месте разводят огонь, сразу же жарят мясо и сразу же едят. Так развлекались монгольские ханы и высшая знать в древности, а потом это превратилось в весёлые встречи простых степных охотников. Чень Чжэнь и Ян Кэ наконец-то явились на охотничий «банкет» на положении охотников. Они оба уже давно забыли про пекинские лавки и закусочные, где готовят обычное жареное мясо. Охотничье воодушевление и усталость возбудили аппетит обоих, Чень Чжэнь почувствовал, что он получает больше радости, чем монгольский хан, потому что это здесь недавно происходила дикая охота и везде валялись остатки загрызенных волками овец. Такая обстановка заставляет людей чувствовать себя во время еды хищниками, которые после охоты жадно набрасывались на еду. Чень Чжэнь и Ян Кэ вдруг осознали широкий размах личностной сложности и величия монголов, они дружно приняли чайник с вином из рук монгольских охотников, радостно пивших, евших и поющих дикие песни, и, запрокинув головы, стали пить.

Старик Билиг засмеялся:

— Пройдёт ещё год, и я не посмею показаться на глаза вашим родителям в Пекине, так как быстро переучил вас и вы стали дикими монголами.

Ян Кэ, дыхнув густым винным духом, сказал:

— Китайцам необходим монгольский дух, чтобы, управляя передовой машиной, пробить Великую стену, прорваться в большой мир.

— Отец! Отец! Отец! За уважаемого вождя племени! — воскликнул Чень Чжэнь.

Поднял чайник: с вином над головой и выпил.

Старик сделал три больших глотка и три раза произнёс в ответ:

— Мои дети, мои дети, мои хорошие дети.

Бату, уже навеселе, раскрыл большие ладони и, сильно хлопая Чень Чжэня по спине, говорил:

— Ты… ты, ты, можно считать, только наполовину монгол, ко…ко…когда ты, ты женишься на мо…монголке, и… и у тебя родится в юрте ребёнок, только тогда можно считать, что ты монгол. У… у тебя сил маловато, не… не… не… пойдёт. Монголки под… под одеялом очень сильны, сильнее даже… чем волки. Монгольские мужчины очень-очень их боятся, боятся прямо как овцы.

Санузе продолжил:

— К вечеру мужчины — овцы овцами, женщины — волки волками. Гасымай — самая свирепая из них.

Все охотники расхохотались.

Ланьмучжабу в возбуждении взял Ян Кэ и опрокинул на землю прямо на толстый снег. Ян Кэ собрался с силами, встал, но снова был брошен Ланьмучжабу так, что перекувыркнулся три раза. Ланьмучжабу засмеялся:

— Ты, ты… вы, китайцы, едите траву, овцы овцами, мы, мы, монголы, едим мясо, волки волками.

Ян Кэ стряхнул снег и сказал:

— Ну погоди! В следующем году я куплю быка, один буду есть. Я ещё вырасту, стану выше тебя на голову, придёт время, и ты будешь «овечкой из овечек».

Все охотники закричали:

— Хорошо! Молодец!

У монголов вина было не меньше, чем еды, семь-восемь больших чайников ходили несколько раз по кругу и полностью опустели. Ян Кэ как увидел, что вино кончилось, начал храбриться и крикнул Ланьмучжабу:

— В борьбе я не сравнюсь с тобой, давай посоревнуемся в винопитии!

— У тебя лисья хитрость, но в степи лисы не сравнятся по хитрости с волками. Ты погоди, у меня ещё есть вино, — сказал Ланьмучжабу.

Договорив, он быстро сбегал к своей лошади и из войлочного кармана на седле достал большую бутылку степной водки и два стакана.

Покачав бутылкой, он сказал:

— Это я оставил для встречи гостей, а сейчас испытаю тебя.

Все громко закричали:

— Испытай! Испытай!

Ланьмучжабу произнёс:

— Теперь ты послушай! Согласно правилам степи, сколько стаканов я скажу выпить, столько ты и выпиваешь. Когда-то раньше я сказал ошибочную фразу и был напоен одним корреспондентом, знатоком монголо-китайских отношений, в этот раз придётся тебе попробовать этот горький привкус.

После этого он наполнил стакан, поднял его и медленно произнёс на китайском поговорку-тост:

— Жаворонков пара летит, на каждом крыле по два стакана несут.

Ян Кэ, побледнев, сказал:

— Четыре крыла, и на каждом по два стакана! Всего восемь стаканов! Лучше бы на каждом крыле по одному стакану.

Ланьмучжабу усмехнулся:

— Если ты не держишь своё слово, то я скажу так: сто жаворонков несут на каждом крыле по три стакана.

Все, включая Чень Чжэня, в один голос закричали:

— Пей! Всё равно придётся пить!

Ян Кэ волей-неволей, с трудом пришлось один за другим выпить эти восемь стаканов. Старик, смеясь, сказал:

— В степи если с друзьями хитрить, то много можно потерять.

Чень Чжэнь и Ян Кэ получили от старика два шампура поджаренного им мяса, когда они ели, по уголкам ртов стекала недожаренная кровь. Им уже понравилось есть нежное жареное свежее мясо.

Старик Билиг больше всего любил слушать рассказы Чень Чжэня из истории, а послушав, он в ответ рассказывал монгольские притчи. Он говорил: «В степи, если ты не будешь есть пищу, которую едят волки, то нельзя считать, что ты настоящий степной монгол. Если бы не было пищи волков, то, наверное, не было бы и монголов. Раньше, если монгол попадал в безвыходное положение, он питался пищей волков и сохранял свою жизнь. Один из предков Чингисхана попал в глубокие горы, и ничего там не было, он жил как дикарь, чуть не умер с голоду. У него не оставалось другого выхода, как потихоньку идти вслед за волками. Волки поймают добычу, а он потихоньку ждёт, пока волки наедятся и уйдут, и он тогда подбирал остатки пищи и так кормился. Таким образом он в горах прожил несколько лет. Он дождался, пока его брат не нашёл его и забрал домой. Волки — это спасители и благодетели монголов. Если бы не было волков, то не было бы и Чингисхана и не было бы монголов. Пища волков вкусна, ты посмотри, какой богатый подарок на этот раз волки нам преподнесли…»

Две антилопы были съедены полностью, костёр постепенно затухал, но Билиг велел людям тщательно засыпать его снегом и утрамбовать.

Облака сгущались всё плотнее, на вершину горы ветром уже надуло снега, и он реял, словно флёровый платок. Самые здоровые мужчины от каждой семьи снова снарядились совершить бросок на войлочных плотах на снежное озеро. Им нужно было успеть до того, как ветер и снег заровняют снежные впадины, побольше заполнить добычей свои повозки. Выудить крюком ещё одного дзерена означало получить больше на шесть-семь кусков сычуаньского кирпичного чая, или около двадцати тяньцзинских сигарет марки «Хайхэ», или пятнадцать бутылок водки производства Внутренней Монголии.

Все плоты под руководством Билига переместились с больших глубин в места с меньшей глубиной, так как оттуда было всё же легче доставать дзеренов. Старик распределил людей на несколько групп, более опытные руководили теми, кто руками достаёт антилоп, мастера грести занялись перемещением плотов, перевозкой добытых овец. Войлочные плоты были от берега довольно близко, сыграли свою роль и длинные верёвки. Несколько рослых мужчин стояли на берегу и, словно трос на корабль, бросали длинные верёвки на нагруженные плоты, те, кто на плотах, закрепляли их за кошму, снова бросали верёвку на берег, а люди на берегу дружно подтягивали их плотик к себе. После этого помогали следующему плоту. Таким образом, работа намного ускорилась.

Наконец, когда тени людей на снежном озере поглотились большой тенью горы, все повозки были уже перегружены. Но часть охотников собралась остаться работать на ночь, вытащить дзеренов, сложить их на берегу и с оружием в руках охранять, а на следующий день снова пригнать повозки для вывоза добычи. Но Билиг громко приказал им остановиться:

— Тэнгри дал нам один хороший день и позволил взять только то, что мы взяли. Тэнгри справедлив, волки съели наших овец и лошадей, но им сейчас пришлось расплатиться. Сейчас начался ветер, Тэнгри желает, чтобы оставшиеся дзерены достались волкам. Кто осмелится не послушаться Тэнгри? Кто осмелится остаться в этом большом снежном логове? Если ночью будет снежная буря и одновременно придут волки, я посмотрю, кто из вас сможет устоять.

Никто не произнёс ни слова. Под руководством старика все стали собираться в обратный путь. Усталые, но довольные люди толкали тяжело нагруженные повозки, помогая им переехать через перевал, и после этого, сев на лошадей и на телеги, взяли направление в сторону лагеря, места расположения производственной бригады.

Всё тело Чень Чжэня было мокрым от холодного пота, и он безостановочно дрожал. На снежном озере и на его берегу, на дороге через перевал — везде остались человеческие следы: пепел от костра, окурки и бутылки, а также след колёс, который вёл прямо в лагерь. Чень Чжэнь пятками притормозил лошадь, подъехал поближе к Билигу и спросил:

— Отец, волки в этот раз понесли большой убыток, не будут ли они мстить? Разве вы не говорили, что у волков очень хорошая память, память на еду, на битвы и на врагов?

Старик ответил:

— Мы откопали лишь немножко антилоп, большая часть осталась волкам. Если бы моя жадность была очень велика, я бы мог во всех местах, где провалились дзерены, воткнуть деревянные шесты, снежная буря может заровнять эти впадины, но не засыпет шесты, и я таким образом могу вытащить всех оставшихся антилоп. Но если я так сделаю, Тэнгри потом не услышит мои молитвы. Я так не делаю и к тому же забочусь о пастбищах. В следующем году весной волки будут есть замёрзших сейчас антилоп и не будут доставлять скотоводам много хлопот. К тому же волки сделали для людей хорошее дело, а мы их подарок полностью не приняли. Успокойся, их вожак тоже всё просчитывает…

К вечеру намело много снега, молодые интеллигенты у себя в юрте жарко затопили печь. Чень Чжэнь закрыл «Тайную историю Монголии» и сказал Ян Кэ:

— Человек, о котором рассказывал отец Билиг, то, который питался остатками пищи волков и выжил, его звали Бэйдуаньчар, он был предком Чингисхана в девятом колене, род Чингисхана — это род Бэрчжицзинь, этот род вышел на историческую сцену именно из рода Бэйдуаньчара. Но потом последующие несколько поколений потерпели большие неудачи и изменились.

— Если так говорить, то если бы не было волков, не было этого волчьего боевого порядка, не было бы  и Чингисхана, не было бы мудрых и храбрых монгольских воинов. В таком случае влияние степных волков на монгольскую нацию чрезвычайно велико, — заметил Ян Кэ.

Чень Чжэнь согласился:

— Нужно сказать, что на Китай и на мир это влияние ещё больше. Со времён Чингисхана и подчинённых ему монгольских воинов история Китая, начиная с династий Цзинь и Южная Сун, тоже была полностью переписана. И история Центральной Азии, Персии, России, Индии и других стран тоже. Большой путь, открытый китайским порохом совместно с монгольской конницей, продвинулся на Запад, позже он пробил стены западных замков, устранил препятствия для возвышения капитализма. А потом пушки снова вернулись на Восток, открыли ворота в Китай, впоследствии превзошли монгольскую конницу, всё в мире перевернули вверх дном… Однако роль, которую сыграли волки в истории, из рассказов, написанных людьми, полностью вычеркнута. Если бы историю писал Тэнгри, то, определённо, он бы оставил имя монгольских степных волков на её страницах.

В оставшуюся половину зимы на пастбищах не произошло каких-либо значительных событий. Дзерены степи Элунь убежали далеко, и волки вслед за ними. Снежная стихия тоже больше не посещала степь.

В тоскливый последний месяц зимы Чень Чжэнь каждый день пас овец или дежурил по ночам, но когда было свободное время, он, словно охотник, везде разыскивал истории о волках в степи. Он больше всего истратил времени на поиски предания, касающегося «летающего волка». Это предание наиболее широко было распространено в степи Элунь, и время его возникновения не такое давнее, а территория возникновения — это как раз то место, где находилась производственная бригада. Чень Чжэнь решил прояснить для себя эту легенду, хотел понять, как в конце концов волки степи Элунь начали «летать» и что это вообще значит.

Молодые интеллигенты, как только приехали в степь, сразу услышали рассказ скотоводов о том, что степных волков Тэнгри послал с Неба на землю, поэтому волки умеют летать. На протяжении многих тысяч лет после смерти кочевников-скотоводов их тела попадают на небесное кладбище, на котором управляют волки. Однажды, когда волки полностью сгрызут все тела, небесного кладбища больше не будет. Основная мысль этого рассказа в том, что волки умеют летать, могут возвращаться к Тэнгри, беря с собой людские души, словно волшебный ястреб в Тибете. Однако когда молодые интеллигенты говорят, что это один из «четырёх пережитков прошлого», что это суеверие, скотоводы уверенно начинают отстаивать свою правоту, именно что волки умеют летать. И незадолго до их приезда произошёл такой случай. За три года до начала «культурной революции», небольшая группа волков залетела в овчарню с каменными стенами второй бригады, где ответственным был Цылэйдаоэрцзи, съела там десять с лишним овец, а больше двухсот овец загрызла. Волки, наевшись и напившись, улетели из каменной овчарни. Высота каменных стен у этой овчарни была шесть-семь чи, никто из людей не мог перелезть, если бы волки не умели летать, разве смогли бы проникнуть туда? Эта каменная овчарня ещё существовала. В тот день руководитель пастбищ Улицзи и все другие руководители пошли посмотреть, пришёл даже начальник отделения милиции Халабала. Они и фотографировали, и замеряли место происшествия. Стена овчарни очень высокая, волку не перепрыгнуть; по окружности тоже не имеет каких-либо дыр или проломов, волкам негде было пролезть. Исследователи проверяли несколько дней, никто не знал, как волки могли войти и выйти. Только скотоводы в душе всё понимали.

Эта история надолго сохранилась в памяти Чень Чжэня. Тогда Чень Чжэнь, чем дальше, тем больше интересующийся волками, ещё услышав и эту историю, сев на лошадь и проскакав несколько десятков ли, нашёл эту каменную овчарню, внимательно там всё осмотрел, но так и не прояснил, каким образом волки могли забраться в овчарню. Чень Чжэнь также нашёл старика Цылэйдаоэрцзи. Старик сказал, что не знает, который из его бездельников-сыновей обидел Тэнгри, но тот послал на него наказание, так что до сих пор люди его ругают. Но один из младших его сыновей, поступивший в среднюю школу, сказал, что причиной происшествия на их участке является нарушение производственных правил. В то время в степи Элунь ещё не было каменных овчарен, высшие руководители для экономии сократили трудовые единицы ночных сторожей, охраняющих скот. Чтобы обеспечить безопасность овец перед оказанием ветеринарной помощи при окоте, на нескольких участках пастбищ организовали построение каменных оград. Руководство считало, что если есть каменные ограждения, то волки не проникнут внутрь, и, следовательно, пастухам не нужно дежурить ночью, то есть каждую ночь они могут спокойно спать. В те дни семья старика Цылэйдаоэрцзи каждый вечер наглухо закрывала ворота и никто не дежурил в овчарне по ночам. Старик сказал, что в ту ночь он слышал, что собаки лаяли не как обычно, словно пришло много волков, но раз руководство сказало не дежурить, значит, так тому и быть, и он не вышел посмотреть, в чём дело. Откуда он мог подумать, что утром, как откроет ворота овчарни, то увидит там кучу мёртвых овец. Внутри овчарни весь пол был залит кровью, слой толщиной в два пальца, даже стены все были забрызганы. У каждой убитой овцы на горле виднелись четыре кровавых отверстия от клыков, кровь даже выливалась наружу из помещения. Также волки оставили много своего помёта… Потом руководство изменило производственные правила, велело привлечь людей из соседних монгольских юрт для дежурства по ночам и выделить для этого дополнительные трудоединицы. За эти годы овчарен с каменными ограждениями стало больше, люди там дежурили по ночам, но больше подобного происшествия не случалось.

Чень Чжэнь не успокоился, снова опросил множество пастухов, и все, независимо от того, женщина или мужчина, старый или молодой, говорили, что волки умеют летать. Или так: это именно умершие волки, а их души улетают, возвращаются к Тэнгри.

Потом начальник отделения милиции Халабала после проверки руководством сомона был восстановлен на прежней должности. Чень Чжэнь поспешно, взяв с собой хороших пекинских сигарет, пошёл к нему домой навестить его и прояснить, каким же образом волки «перелетели» через каменный забор. Начальник Халабала прошёл специальную подготовку в школе общественной безопасности Внутренней Монголии и свободно говорил по-китайски. Он сказал, что это дело уже давно закрыто, что, к сожалению, его научные заключения в степи не выдерживают критики, подавляющее большинство пастухов изначально ему не верят, они убеждены, что волки умеют летать. Только некоторых наиболее культурных и опытных охотников удалось убедить. Халабала смеялся:

— Если говорить с точки зрения уважения к национальным верованиям и обычаям, то волки проникли в овчарню, перелетев через ограду, и это тоже нельзя признать полностью ошибочным, потому что волки минимальный участок пути провели в воздухе. В тот день все пастухи на этом производственном участке пришли в смятение, все считали, что Тэнгри рассердился и послал на степь Элунь большое бедствие. Погонщики бросили лошадей в горах и все прибежали сюда смотреть на случившееся. Старики и женщины, стоя на коленях, отвешивали земные поклоны Тэнгри. Дети даже боялись плакать, страшась гнева и физического наказания со стороны взрослых. Руководитель пастбищ Улицзи боялся, что всё это отразится на производстве, и очень волновался, отдал мне строгое приказание, что дело необходимо раскрыть за два дня. Я начал организовывать всех руководителей участков, велел им обеспечить охрану вверенных им рабочих мест. Но место происшествия уже было испорчено. Земля за каменным забором, где можно было бы обнаружить какие-либо следы, уже была истоптана овцами и людьми. Мне только оставалось с помощью увеличительного стекла по сантиметру обследовать следы на стене. В конце концов я всё же на северо-восточном углу стены обнаружил неясный кровавый отпечаток когтей двух волчьих лап. Это и был ключ к разгадке. Ты догадайся, как волки проникли за забор?

Чень Чжэнь покачал головой.

Халабала объяснил:

— Я рассуждал так, что обязательно должен быть один самый большой волк, который встал во весь рост вертикально, передними лапами упёршись в стену, чтобы таким образом служить другим волкам трамплином. После этого другие волки, разбежавшись с некоторого расстояния, прыгали этому волку на спину и плечи и, отталкиваясь, перепрыгивали через ограду. Если посмотреть изнутри ограды, то разве не покажется, что волки действительно как будто залетали извне?

Чень Чжэнь долго находился в оцепенении, потом заметил:

— Волки степи Элунь действительно чрезвычайно умны. В степи только что начали строить каменные ограды для овчарен, а волки уже придумали способ, как с этим справиться. Степные волки действительно похожи на дьяволов… И то, что пастухи говорят об умении волков летать, действительно верно. Волк сначала лишь подпрыгнул, а остальной путь, который он был в воздухе, можно считать, что пролетел. А когда волки словно с неба свалились к овцам, те действительно испугались до полусмерти. В этот раз волки действительно вволю поживились, наелись в овчарне досыта. Только вот оставшемуся за стеной волку не повезло, ему ничего не пришлось поесть. Этот волк позаботился об остальных, наверняка это был вожак.

Халабала захохотал:

— Неверно, неверно. По моим рассуждениям, тот волк, который остался снаружи, тоже залетел туда и наелся вдоволь. Ты не знаешь, что у степных волков очень сильна коллективная спайка, они, как никто, всегда вместе, они не могут бросить своего собрата и члена семьи. Когда они все наелись, то так же, как зашли, отправили большого волка обратно, чтобы дать возможность тому проникнуть внутрь и поесть вдоволь. Те два кровавых следа на внешней стороне стены — от того уже наевшегося волка. Если нет, то откуда же? Первый волк, служивший трамплином, ещё не измазал лапы в крови, поэтому и не оставил следов. Верно? Ты просто поразмысли над той ситуацией. Волки просто обыграли людей. Они в большом количестве проникли в овчарню, устроили там резню. Люди построили каменную стену, чтобы преградить волкам путь к овцам, а получилось наоборот: они преградили путь собакам, которые стерегли овчарню снаружи. Собаки старика Цылэйдаоэрцзи, наверное, были вне себя. Собаки не могут, да и не умеют подражать волкам, не могут так же, как волки, перелетать через забор, чтобы сразиться с волками. Они намного глупее волков.

— Я тоже намного глупее волков. Я всё же никак не могу понять одного. Как волки могли в полном составе выйти обратно? То есть, я имею в виду, как быть последнему волку? Кто послужил ему трамплином? — усмехнулся Чень Чжэнь.

Халабала, развеселившись, сказал:

— Люди действительно глупее волков. Тогда все тоже не могли додуматься. Потом руководитель пастбищ Улицзи, обнаруживший широкий след овечьей крови, снова пошёл в овчарню и внимательно всё осмотрел и только тогда догадался. Оказалось, что у северо-восточного угла внутри каменной стены сложена большая куча мёртвых овец, как минимум шесть-семь. Все пришли к выводу, что самый последний волк был самым способным из всех, а также самым сильным. Он в одиночку перетащил мёртвых овец к забору и сложил их в кучу, соорудив себе трамплин, а затем перелетел через забор. Правда, некоторые говорят, что один волк не смог сделать такую тяжёлую работу, вероятно, последние несколько волков вместе перетаскали и сложили овец. А потом по одному вылетели наружу. Потом руководитель пастбищ Улицзи вызывал всех начальников бригад на место происшествия и показывал, каким образом волки перепрыгивали через ограду, на пастбищах после этого потихоньку все успокоились. Управление пастбищ не стало критиковать и штрафовать старика Цылэйдаоэрцзи. А вот руководитель Улицзи очень самокритично отнёсся к этому, он говорил, что был очень небрежен и недооценил силы волков.

Чень Чжэнь чувствовал, как мороз бежит по коже от этих рассказов. И хотя он полностью верил научным выводам Халабалы, всё же после этого волшебный образ летающих степных волков стал сниться ему по ночам, и он часто просыпался среди ночи в холодном поту.




Прошли дни, Чень Чжэнь снова стал принимать меры к определению местоположения небесного кладбища, которое, по рассказам людей, находилось в двух местах. Одно — на северной стороне горы Чаганьтаолэгань, а другое — на северо-восточной стороне горы Хэйшито, которую называли горой Чёрных камней. На первый взгляд два места небесного кладбища не имели особых отличий от других степных пастбищ, находящихся на горных склонах, но если внимательно присмотреться и проанализировать, то различия окажутся немалыми. Эти два места отстоят далеко от древнего пути переселения кочевников и их пастбищ, а также в пустынном, глухом секторе, близко к месту обитания волков, близко к Тэнгри, там, где душам удобнее возноситься на Небо. К тому же рельеф там слишком неровный, повозку сильно раскачивает при езде.

В степи Элунь на протяжении многих веков кочевники снимали с умерших всю одежду, заворачивали тело в кошму и крепко связывали; а были и те, которые не трогали одежду умершего. После этого тело клали на повозку. Затем к оглобле повозки горизонтально привязывали длинный деревянный шест. На рассвете двое старших мужчин этого рода, с двух сторон садились на лошадей, каждый держась за конец деревянного шеста, гнали повозку к небесному кладбищу, подстегивая кнутами животных, чтобы те бежали быстрее. Когда умерший от сильной тряски вылетал из повозки, тогда и в том месте, как считалось, его душа возвращалась к Тэнгри, это символизировало конец полной ухабов и неровностей жизни кочевника. Если умерший был завёрнут в кошму, то двое старейшин слезали с лошадей и разворачивали его, клали тело на траву лицом к небу, словно он (или она) только что пришёл на Землю, простой, чистый и спокойный. В это время умерший уже принадлежал к волкам, к святым. Что касается того, может или не может душа умершего вознестись к Тэнгри, то это зависит от количества добрых и злых дел, которые он совершил при жизни. Вообще говоря, через три дня уже известен результат, если через три дня тела умершего не остаётся, а лишь одни остатки от него, то значит, что его душа уже вознеслась к Тэнгри; если он ещё лежит там, то члены его семьи должны побеспокоиться. Но в степи Элунь много волков, Чень Чжэнь ещё не слышал, чтобы душа умершего не вознеслась к Тэнгри.

Чень Чжэнь слышал о тибетских небесных кладбищах, но до приезда в монгольскую степь совершенно не знал, что монголы тоже осуществляют подобный обряд, но не посредством огромной птицы (орла или ястреба), а посредством волков. Чем больше он узнавал, тем сильнее им овладевал страх и любопытство. Как только он услышал от одного из членов производственной бригады о примерном расположении небесного кладбища, он сразу же нашёл время сходить туда и проверить эти два места. Но из-за того, что было много снега, он не смог увидеть ничего особенного. Вскоре после того, как прошли сильные холода, он ещё раз пошел туда и обнаружил на снежной поверхности уходящие в сторону небесного кладбища следы конских копыт и колеи от колес повозки, он пошёл по этим следам и вскоре увидел умершего от болезни старика, как будто только недавно положенного на этом месте. Следы копыт лошадей и человека, колёс телеги, оставшиеся вокруг, были очень свежими, на них ветром ещё не нанесло снега. Старик лежал на снегу лицом вверх, спокойный и безмятежный, как новорожденный, весь уже покрытый тонкой-тонкой плёнкой снега, с очень набожным видом.

Чень Чжэнь, совершенно обезумел от страха, но постепенно ему передалось это ощущение святости и набожности умершего. Даже нельзя было и подумать, что это умерший, наоборот, казалось этот человек словно собрался к Тэнгри на парадный приём, как будто снова принимал обряд посвящения, шёл получать новую жизнь. Чень Чжэнь в первый раз поверил, что волчий тотем, которому поклоняются степные монголы, это реальность — именно в конце человеческой жизни, когда тело, которое уже покинула душа, становится объектом жертвоприношения, тем самым освобождение происходит полностью и уже исчезают последние сомнения в том, что в душах монголов так поддерживается искреннее благоговение и перед Тэнгри, и перед степными волками.

Чень Чжэнь не смел долго задерживаться на этой священной земле, он опасался потревожить душу умершего, проявить кощунство по отношению к святой вере степного народа, и почтительно поклонившись умершему старику, повёл лошадь прочь с небесного кладбища. Он обратил внимание на то, что на последнем отрезке пути след колёс телеги был искривлённым, как будто перед глазами возницы всё качалось. Чень Чжэнь своими шагами приблизительно измерил этот последний отрезок, получилось сорок-пятьдесят метров, и этот кусок представлял собой сжатый образ беспокойного и ухабистого жизненного пути человека. Человеческая жизнь так коротка, но Тэнгри вечен, для всех, от Чингисхана до каждого кочевника-скотовода, самый сильный призыв среди верующих, это: «О Вечное Небо! О Вечное Небо! Вечный Тэнгри!» А степные волки — это небесная лестница, по которой души степных людей поднимаются к Тэнгри.

Через три дня в семье умершего все были спокойны, у Чень Чжэня, словно камень с души упал. По обычаям этой местности после обряда похорон на небесное кладбище идут люди из племени с проверкой о возможном визите посторонних на запретную территорию кладбища, о чём они могут узнать по следам, но никто из пастухов не винил его. Но если душа умершего не вознесётся к Тэнгри, тогда он помещается в другие условия. Любопытство и интерес Чень Чжэня начало пересекаться и входить в конфликт с табу и тотемом степного народа, он работал, пас овец, но со всеми предосторожностями старался подойти поближе к местам, где он мог бы побольше удовлетворить своё любопытство, где, как он чувствовал, больше загадочного и благоговейного, касающегося этого народа.




В этом году весна пришла удивительно рано, почти на месяц раньше обычного, подул несколько раз тёплый ветер, и степь Элунь словно покрылась сверкающим золотом. Везде показалась сдавленная снегом и замёрзшая осенняя трава, некоторые направленные к солнцу и пригревшиеся склоны уже покрылись редкими зелёными ростками. Один за другим пошли тёплые дни с сухим ветром, когда настало время каждой производственной бригаде на своих участках пастбищ оказывать ветеринарную помощь при окоте. В последний месяц весны, люди должны были заботиться о предупреждении пожаров в степи и защите ягнят от засухи.

Гао Цзяньчжун, зимой не попавший на сбор добычи с места волчьей охоты и решивший сделать это весной, всё же слегка опоздал. Часть пришлых бродяг горожан-строителей из бригад основного строительства ещё раньше увидела, как производственная группа, руководимая Гасымай, продавала на закупочном пункте антилоп и какое там царило оживление, и они были очень возмущены. Они приставали к охотникам с расспросами, хотели узнать о месте нахождения дзеренов. Но все охотники говорили, что замёрзшие антилопы полностью выкопаны. Тогда они пошли с конфетами к Баяру, пытаясь что-нибудь выудить у него, но парень просто показал им другое, пустое ущелье. Потом эти пришлые, большинство которых было из северо-восточных монгольских крестьян, всё же нашли самое слабое место степных монголов — спиртное. Они взяли гаоляновую водку, напоили чабана Санузе, и у него выпытали действительное местонахождение захороненных под снегом дзеренов. Они опередили всего на один шаг волков и Гао Цзяньчжуна. Когда антилопы только-только показались из-под снега, они рядом с этим местом разбили лагерь и за один день смели подчистую все запасы, невзирая на то, хорошие они или плохие. Затем ночью на четырёх телегах с прицепами перевезли всё на закупочный пункт.

Погонщики лошадей из второй производственной бригады несколько ночей подряд слышали в горах плачущий и возмущённый непрекращающийся вой голодных волков, отдававшийся эхом в пустых ущельях. Погонщики лошадей все сразу напряглись, и ночью и днём охраняли пасущихся в горах лошадей, не смея отойти от них ни на шаг, их любимые, рассеянные в монгольских юртах, бесконечно долго ждали их, готовые выть, подобно волкам.

Прошло некоторое время, и управление пастбищ официально информировало о том, что возобновляется традиционная, проводившаяся раньше в степи раз в год, деятельность по поимке волчат и приёме на закупочных пунктах их шкур. Вознаграждение в этом году за шкуры было намного выше, чем в прошлом, это повышение цены было сделано специально по приказу военного представителя Баошуньгуя. Лёгкие, мягкие и красивые, благородные и диковинные шкуры волчат служили материалом для пошива высокосортных женских шубок. В то время они уже стали любимой одеждой жён руководителей нескольких северных провинций, а также твёрдой валютой на чёрном рынке среди нижестоящих чиновников.

Старик Билиг с утра до вечера молчал и курил трубку за трубкой. Вдруг Чень Чжэнь услышал, как старик произнёс себе под нос:

— Волки должны выпустить гнев.




5


Ещё говорится, что у тюрков раньше было отдельное государство, к северу от гуннов. Вождя их племени звали Аланбу, их всего было семнадцать братьев[27 - По другой версии, братьев было семьдесят.], одного из них звали Ичжини-Нишиду, он был рождён от волка. Нишиду обладал необыкновенными способностями, мог призывать ветер и дождь. У него было две жены: одна — дочь духа зимы, другая — дочь духа лета, говорят, что обе они обладали удивительными способностями. Родили четырёх сыновей… однако они всё же были потомками волка.

    

«История династии Чжоу». Глава «Тюрки»






Толстый слой чёрных туч вырвался с севера на линию горизонта, выплеснулся и закружился, закрыл голубое небо, словно плотный дым и лютый огонь. Тучи как будто проглотили тень от горы на сто ли, словно гигантская черная ладонь легла сверху и придавила пастбища на горе. Оранжевое заходящее солнце на западе пока ещё не скрылось, несущийся по густой снежной поверхности северный ветер мгновенно разметался по широкой степи Элунь. Разлетающийся горизонтально снег в пронизывающих его косых лучах солнца был точно миллионы голодной саранчи, машущей жёлтыми крыльями, слетающей и опускающейся на богатую едой землю.

Есть монгольская пословица: «волки несутся вслед за ветром». В течение нескольких десятков лет вне и внутри границы Китая постоянно происходит такое явление, как партизанское движение степных волков. Оно протекает холодной поздней весной, пересекая пограничные столбы, переходя через противопожарные траншеи, прорываясь через дороги пограничного патрулирования, уничтожая всё по обе стороны границы в степи Элунь. По ту сторону границы морозы сильные и температура низкая, травы там мало, так же как и антилоп, горы бедны кормом, и волки там тоже голодные. В этом году пища, запасённая под снегом волками, живущими по эту сторону границы, вся была украдена, за границей весенние полевые работы ещё более усугубили положение, так как волкам труднее стало догнать быстрых дзеренов на свободной от снега земле. Поэтому большое количество голодных волков сконцентрировалось у границы. Эти волки считались особенно злыми. Их уловки и трюки были очень жестокими, а аппетит — зверским. Почти каждый пришедший сюда волк питал надежду отомстить, пусть даже рискуя жизнью. Однако в степи Элунь внутри границы были спешно вырыты канавы против волков, для предотвращения проникновения их извне.

В середине и конце шестидесятых годов уровень предсказаний метеорологических явлений в степи был такой: когда сообщают, что будет дождь, — не видно ни капли воды, когда сообщают, что будет ясно, — не видно солнца. Руководитель пастбищ Улицзи говорил, что синоптики сами не знают, что говорят. Кроме старика Билига и нескольких таких же опытных старейшин, которые выражали беспокойство из-за переброски столь большого количества людей для рытья канав против волков и которые несколько раз отговаривали руководство пастбищ от этого, никто больше заранее не тревожился о нынешних поздних холодах и надвигающейся волчьей напасти. Даже постоянно оберегающие скотоводов и их производство офицеры и солдаты погранзаставы и те не могли предугадать и вовремя напомнить им об этом. А раньше они во время патрулирования контрольно-следовой полосы, как только обнаруживали следы волков, сразу же информировали об этом управление пастбищ и пастухов. Пограничные пастбища в степи Элунь расположены на низких холмах, где нет прикрытия, ураганы и снежные бури налетали туда частенько, и прекрасные синоптики — степные волки часто пользовались ураганами для организации успешных молниеносных набегов.

На северо-западе степи Элунь был прекрасный участок пастбища на солнечном склоне. В эти несколько дней только-только сбили новый табун лошадей. Из десяти с лишним табунов выбрали семьдесят-восемьдесят лошадей отборной породы, которые принадлежали некоторым высоким начальникам войсковых частей Внутренней Монголии. В эти дни ждали сведений о проверке, необходимо было знать, здоровы ли лошади, нет ли у них сапа, и можно ли на них ехать. Боевая подготовка тогда была очень напряжённой и серьёзной, и наблюдение за боевыми лошадями военачальников являлось чрезвычайно ответственной задачей. Представители военных на пастбищах и революционный комитет специально выбрали четырёх обладающих большим чувством ответственности, очень осторожных, смелых и квалифицированных погонщиков лошадей, наказали им разделиться на две смены и каждой смене дежурить по двадцать четыре часа, день и ночь, не спуская глаз, охранять лошадей. Командир роты Второй армии народного ополчения Бату был назначен руководителем группы. Для предотвращения побега лошадей в свой родной табун, Бату распорядился, чтобы ближайшие табуны отогнали на несколько десятков ли. В предшествующие дни погода стояла тёплая, безветренная, вода была чистая и трава густая, благодаря этим благоприятным условиям лошади и не думали о возвращении домой. Четверо чабанов старательно охраняли их, прошло несколько дней, и всё было тихо, без происшествий…

Сначала холодный ветер немного стих, и степная снежная буря с силой ветра, превышающей десять баллов, рассеялась. Волны с озера и проливной дождь обрушились на берег, и скот в полном составе прорвал ограду загона. Стоявшая на ветру монгольская юрта была опрокинута и, перевернувшись несколько раз, растрёпана ветром. С крытой войлоком телеги был сорван верх, который тут же улетел, подхваченный ветром. Люди, невзирая на снегопад вскочили на лошадей, не видя, где у лошади голова, а где хвост. Снежные зёрна, словно дробь, выпущенная из ружья, свистя, с большой скоростью летали вокруг, оставляя за собой миллионы белых следов, похожих на шрамы, почти всё небо напоминало пляску снежной бури. Старики говорили, что в древности у монголов был один шаман, который говорил: «Снежная буря — это нечисть с вырванными седыми волосами в припадке безумия». Меж небом и землёй, в степи нет такого скота и человека, который бы не боялся снежной бури. Люди кричат, лошади ржут, собаки лают, овцы блеют, все крики сливаются в один звук: безумный рёв снежной бури.

Те, кто копал рвы против волков, остались в ночную смену и находились далеко. Большая часть возвращавшихся охотников сбилась с дороги. Оставшиеся дома охранять скот в основном женщины, старики и дети почти все выбежали, стремясь во что бы то ни стало догнать вырвавшийся скот и загнать обратно в хлев. Живя в степи, можно потерять свои многолетние трудовые сбережения в один день или в одну ночь.

У перешедших границу волков первым объектом нападения были упитанные генеральские лошади. В тот день старик Билиг полагал, что эти лошади в определённое время будут отправлены, но, как началась снежная буря, он в душе порадовался. Только потом он узнал, что из-за проверки лошади задержаны на один день. Но сопровождающий проверку корреспондент в тот день вместе с военным представителем Баошуньгуем пошёл в горы добывать волчат. Весной этого года добытых волчат было исключительно много, около двадцати волчьих нор, больше ста волчат. Лишившиеся детей и горько воющие волчицы присоединились к волкам, что прибавило волчьим стаям жестокости.

Старик сказал, что этот благоприятный момент Тэнгри подарил волчьему вожаку. Это наверняка тот хорошо знающий степь Элунь белый волк, под руководством которого стая выбрала объект мести.

Как только поднялся ветер, Бату моментально выскочил из лёгкой маленькой юрты погонщиков лошадей. Этим днём он был в отдыхающей смене, так как несколько ночей подряд дежурил; люди и кони переутомились, но он всё же не мог заснуть, целый день не сомкнул глаз. Рослый Бату, постоянно находясь среди лошадей, неизвестно сколько убытка потерпел от снежных бурь и от волков. Поэтому после нескольких дней подряд подозрительной тишины его нервы натянулись, как струны на монгольской скрипке, стоило ветру немного подуть и траве колыхнуться, в его голове сразу звенело и жужжало. Погонщики лошадей все помнили написанное кровью на траве назидание: «В монгольской степи после тишины не бывает тишины, а после опасности бывает другая опасность».

Бату, как только выскочил из юрты, сразу же почувствовал запах надвигающейся снежной бури. Когда он взглянул на север на небо и определил направление ветра, его красное с фиолетовым отливом широкое лицо сразу посерело, а в янтарных глазах засверкал испуг. Он мгновенно развернулся и запрыгнул в юрту, пнул спавшего глубоким сном компаньона по имени Шацылэн, после этого быстро взял карманный фонарь, зарядил ружьё, достал кнут, надел меховой халат, загасил огонь в печке и не забыл прихватить для двух дежуривших сейчас чабанов две дублёнки. Бату и Шацылэн повесили за плечо ружья, длинные электрические фонарики и помчались к северу, туда, где находился табун.

Как только заходящее солнце скрылось за вершиной западной горы, в степи Элунь воцарился полный мрак. Две лошади только спустились на горный склон, как сразу окунулись в снежную бурю, словно в снежную лавину. Люди задыхались от ветра и снега, бивших в лицо, они не могли открыть глаза, лошади тоже были напуганы ветром. Обе лошади как будто почувствовали что-то, пришли в смятение, всё время поворачивали головы, спасаясь от ветра. Люди находились рядом друг с другом, но Бату даже не видел пальцев на вытянутой руке, он в волнении громко кричал, но не слышал ответного крика Шацылэна. Ветер со снегом ревели, поглотив всё вокруг. Бату натянул удила лошади, вытер со лба пот, превратившийся в иней, успокоился, после этого переложил кнут в другую руку, взял большой фонарь и включил его. Если в обычных условиях его свет можно было видеть более чем за сто метров, то сейчас луч света пробивал самое большее на десять метров. В луче света были лишь густые, летающие горизонтально «седые волосы» — оставляющие за собой белый след снежные хлопья, но вдруг показались заснеженные человек и лошадь, тоже направившие на Бату луч света. Таким образом, с помощью фонарей и понукая испуганных лошадей, они приблизились друг к другу.

Бату остановил Шацылэна, открыл его шапку около уха и прокричал:

— Стой и не двигайся, именно здесь и пересечёмся с лошадьми. Лошадей погонят к востоку, нужно опасаться попадания в болотистые места, иначе всё пропало.

Шацылэн тоже крикнул в ухо Бату:

— Моя лошадь испугана, как будто здесь волки. Как мы вчетвером сможем удержаться?

— Надо удержаться… — ответил Бату.

Закончив разговор, они высоко подняли фонари, направили свет на север и непрерывно перемещали лучи света, подавая сигналы своим товарищам с табуном лошадей.

Серая лошадь внезапно ворвалась в лучи света двух фонарей, снизила скорость и резко остановилась перед Бату, чуть не столкнувшись со своим спасителем. Серая лошадь была страшно испугана, часто дышала, внизу горла была рваная рана, по груди лошади текла кровь, которая пузырилась на шее. Лошадь Шацылэна, увидев кровь, сразу подпрыгнула от испуга, тут же наклонила голову, выпрямила и, невзирая ни на что, бешено поскакала. Бату только осталось пришпорить свою лошадь и догонять, та серая тоже сразу помчалась за ними.

Когда Бату схватил лошадь Шацылэна за вожжи, табун лошадей только-только появился рядом с ними. В неясном свете фонаря все лошади, которых можно было видеть, выглядели, как та серая, сильно, просто панически напуганными. Лошади ржали в один голос, скакали, крутясь в бушующих волнах снега, в свирепом, безумном потоке шквального ветра. Когда Бату и Шацылэн с тревогой направили лучи света на животных, почти рядом с каждой сбоку или сзади было по одному-два больших волка, старающихся их догнать и схватить. Все волки были полностью в снегу и все — белого цвета. Тела их, особенно в пояснице, от этого казались ещё толще. Эта стая злых белых волков, белых дьяволов, до смерти напугала чабанов. Обычно, увидев свет фонаря, волки в испуге разворачиваются и убегают, но сейчас у них в мозгах сидела только ненависть, все они были, как вожак и матери-волчицы, одержимы и бесстрашны.

Бату и Шацылэн пока ещё не видели других двух чабанов и прикидывали, не замёрзли ли они, или от страха вскочили на лошадей и ускакали. Те чабаны дежурили днём, у них не было ни ружей, ни фонариков, ни дублёнок. Бату в ожесточении сказал себе: «Бог с ними, надо спасать лошадей!»

Лошади ещё бешено скакали в свете фонаря Бату. Эти семьдесят-восемьдесят отборных скаутов для военного начальства были среди чабанов всех пастбищ особо оберегаемыми и дорогими. Это были чистопородные, самые известные в мире монгольские боевые лошади, ещё их называли тюркскими лошадьми. У них была красивая стать, все они могли переносить трудности и усталость, голод и жажду, жару и холод, могли быстро скакать и преодолевать большие расстояния. Обычно управление пастбищ берегло их для большого начальства. В этот раз — для военных. И вдруг в один прекрасный день их съедят волки или они утонут в болоте! Чабанам было крайне необходимо их сохранить.

Бату увидел, что Шацылэн колеблется, и сразу пришпорил лошадь и ударил его по голове деревянным шестом. Потом с помощью своей лошади не дал остановиться его коню, фонарём яростно посветил несколько раз в его лицо и прокричал:

— Если ты посмеешь убежать, я убью тебя!

— Я не боюсь, это моя лошадь боится! — ответил Шацылэн.

Шацылэн несколько раз сильно дёрнул поводьями, только после этого лошадь стала слушаться. Он включил фонарь и, размахивая кнутом, поскакал ближе к лошадям. Бату и Шацылэн вдвоём с помощью света фонарей управляли лошадьми, кнутами изо всех сил хлестали некоторых непослушных, бешено скачущих лошадей, прижимали табун к востоку. Бату прикидывал, что в этих местах чем дальше они скачут, тем ближе болота, до них приблизительно двадцать с небольшим ли. А эти отборные лошади для военных — кастрированы. То, что присуще обычным лошадям, — влечение к другому полу, рождение детёнышей — ничто их не отвлекает, и они исключительно быстры, с такой скоростью не пройдёт и получаса, как они залетят в трясину. Поэтому крайне важно эту тянущуюся с севера на юг полосу болот пересечь спереди, потому что если ветер переменится, то крайне трудно будет обогнуть топи. Бату представилось, что эти болота как огромный рот дьявола, который ждёт, когда чудовище-ветер и духи-волки подадут ему на парадный стол жирных лошадей.

Направление ветра ни капельки не изменилось, он дул строго с севера на юг, продолжая неистовствовать. Бату мог в темноте, только слыша поступь лошади, определить, высокий или низкий рельеф, географическое положение и направление движения, характер почвы, таким образом судить о своём местоположении и направлении движения. Бату чрезвычайно беспокоился, он понимал, что те волчицы, у которых вытащили из нор волчат, намного опаснее, чем вожак. Бату совсем не беспокоился, что сам попал в волчье окружение, что волки сейчас могут разорвать его лошадь, что сам он может очутиться один среди голодных волков. Он громко кричал и бешено стегал кнутом. У него осталась только одна мысль — сохранить этих лошадей для армии, собрать их, разбежавшихся в паническом беспорядке, и погнать прямо к югу, чтобы обогнуть болотистые места. Потом остановить табун у юрты и вместе с собаками и людьми дать отпор волкам.

Лошади под знакомым светом фонаря, под крики и удары кнутов не отстающих от них двух всадников постепенно пришли в себя и как будто даже обрели некоторую уверенность. Одна белая лошадь вызвалась, подняла голову, протяжно заржала, выпятила грудь и встала впереди нового табуна в качестве вожака. Бату и Шацылэн сразу же направили свет фонарей на головную лошадь. Когда появился вожак, у лошадей поднялось настроение, и они быстро сплотились, инстинкт, присущий монгольским боевым лошадям, и организовались в строй, в котором на протяжении многих сотен лет их предки противостояли волкам. Вожак вдруг издал протяжное ржание-приказ, и сначала беспорядочно скакавшие лошади быстро сгруппировались около него, плечо к плечу, живот к животу, так тесно, что даже ветер не пролетал между ними. Сотни копыт, точно сговорившись, увеличили динамику бега, сильнее стали топтать, топать, пинать. Волки совсем этого не ожидали, лютые хищники на время потеряли своё преимущество. Несколько зажатых внизу между лошадьми волков оказались окружены, как перилами ограды, стеной лошадиных ног, не имея возможности выбежать или выпрыгнуть оттуда. Некоторые волки сломали ноги, хребет, другим проломило голову, и они издавали протяжный горький вой, страшнее, чем вой бури. Бату вздохнул с небольшим облегчением: по его расчётам, как минимум два-три волка погибли от копыт лошадей. Он примерно запомнил это место, чтобы, когда ветер стихнет и погода прояснится, можно было вернуться и содрать с них шкуры. Лошади после первого отпора быстро перегруппировались так, что те, кто послабее, оказались внутри, а те, кто посильнее, — снаружи. С новым притоком сил, а также с помощью пугающих волков мощных копыт они организовали железную круговую оборону.

К болотистой местности было всё ближе, Бату испытал чувство удовлетворения от организованного лошадьми стабильного боевого порядка, этим порядком ещё можно было управлять, достаточно лишь контролировать вожака, и остальных лошадей можно было гнать в обход болота с востока. Но в душе Бату по-прежнему сохранялся страх, ведь эта стая волков была необычной, от обезумевших хозяев степи невозможно отбиться, чем больше их бьёшь, тем они злее, чем больше убиваешь, тем они безжалостнее, в степи нет человека, который бы не боялся мстительного сердца разъярённого волка. Те крики погибших волков наверняка услышали другие стаи, и предстоящий путь ещё грозил многими опасностями. Бату посмотрел на лошадей, немало из них были ранены волками. В этом табуне все лошади были как на подбор. Действительно, боевые лошади сражались не на жизнь, а на смерть с волчьей стаей, раненые лошади изо всех сил старались не отстать от табуна и не дать волкам возможности для нанесения удара.

Однако этот табун имел слабую сторону: все лошади были кастрированы, и им не хватало злости для борьбы, не хватало активных жеребцов, которые могли бы напасть на волков. В монгольской степи в каждом табуне есть десять-пятнадцать породистых лошадей, среди которых обязательно есть один жеребец. Такие выдающиеся, с длинной гривой, выше остальных лошадей на голову, бравые жеребцы были в табунах настоящими вожаками и убийцами. Как только они увидят волка, то табун под руководством жеребца занимает круговую оборону, кобылы и жеребята внутри, большие лошади снаружи, а жеребец вне табуна сражается с волком. Его длинная грива развевается, он раздувает ноздри и ржёт, встаёт на дыбы, как гора, возвышается над головой волка, потом резко опускается передней частью тела и огромными передними копытами бьёт волка по голове и туловищу. Если волк хочет убежать, то жеребец, наклонив голову, догоняет его, и самые большие, злые и сильные жеребцы могут захватить зубами волка, поднять его над землёй и швырнуть на землю, так несколько раз, пока волк не умрёт. В степи даже самый злой волк не соперник такому жеребцу. Неважно, днём или ночью, жеребец бдительно охраняет свой табун, и даже если лошади встретятся с волчьей стаей, так же как и с грозой или пожаром в горах, жеребец всё равно всегда впереди — защищает свою семью, изо всех сил старается, чтобы старые и малые как можно меньше пострадали, руководит табуном при отходе в безопасное место.

Сейчас Бату хотелось, чтобы здесь был такой жеребец. Но стоящий сейчас перед ним в эту бурю вожак табуна и все лошади были кастрированы, и хотя в теле были силы, но отвага уже пропала. Бату про себя опечалился, что регулярная армия уже много лет не приходила на пастбища подбирать себе боевых лошадей и почти все забыли про последствия того, когда в военном табуне нет настоящего жеребца. Некоторые подумали, что всё равно этих лошадей через несколько дней отправят, а когда их отправят, то они уже не будут иметь к пастбищу отношения. Это дало лазейку волкам. Бату волей-неволей преклонялся перед проницательностью вожака стаи, ведь тот наверняка уже обнаружил, что этот табун без жеребца.

Бату рванул вперёд и сбоку стал сильно стегать вожака табуна, вынуждая его повернуть к востоку, одновременно перевесил свою автоматическую винтовку на грудь, спустил предохранитель, но ещё не настал тот крайний момент, чтобы можно было стрелять. Эти лошади были новичками в боевом деле, поэтому если выстрелить, то вожак может испугаться так, что не только не сможет убежать от волков, но и передаст панику всем лошадям. Шацылэн, как и Бату, тоже сделал подобные приготовления. Буря была всё яростнее, плечи чабанов устали от постоянного подстёгивания длинными кнутами лошадей, болото всё приближалось, в обычных условиях здесь можно было почувствовать запах тины. Бату решил, чтобы вышибить клин клином, изо всех сил хлопать вожака по голове, а потом сильно свистеть. Понимающие человека вожак и остальные лошади как будто вняли его предупреждению, что к югу будет заболоченное озеро, куда лошади два дня ходили на водопой. Когда приходит весна, становится сухо, озеро мелеет, а по краям везде появляется слякотная трясина, только остаётся одно-два места, где скотоводами протоптаны дорожки и которые можно считать безопасными, остальные места становятся смертельной западнёй. Начиная с ранней весны уже немало голов крупного скота увязли в трясине — или утонули, или умерли от голода. Раньше, когда лошади ходили на водопой, то, всегда под свист пастухов, лошади могли только осторожно ступать по проверенной чабаном, безопасной для копыт дороге, пройти в глубь этого болотистого озера, чтобы утолить жажду. Даже днём ни одна лошадь не смела с такой скоростью, как теперь, влететь в это озеро.

Свист Бату в самом деле оказался эффективным, хорошо знакомые со степью лошади сразу осознали, что на юге их ждёт большая опасность. Лошади протяжно заржали, только немного приостановились и начали перегруппировку для поворота, против яростного бокового ветра, на юго-восток. С юга была опасная трясина, с севера — бешеный ветер и злые волки, оставался только юго-восток, единственная дорога к спасению. Каждая лошадь, смотря тревожно-печальными большими глазами, низко наклонив голову, бешено скакала, тяжело дыша, не издавал ни звука. Всех охватило напряжение и страх.

Как только лошади изменили направление, обстановка переменилась. Когда табун повернул на юго-восток, то самые слабые лошади оказались сбоку и сразу же стали уязвимы для нападавших попутно с ветром волкам, и самым незащищённым местом были их задние ноги. Сильные боковой ветер тоже заметно ослабил скорость табуна, оружие лошадей, которым они противостояли волкам. Но боковой ветер укрепил позицию волков. В обычной обстановке скорость стаи волков выше, чем табуна лошадей, по ветру либо против ветра — всё равно. Если по ветру, то скорость волка не ниже, чем у лошади, волк может сбоку запрыгнуть ей на спину и загрызть её, но не прыгнет сзади, потому что, если лошадь умная, она может резко увеличить скорость и скинуть волка под копыта, волк если не умрёт, то покалечится. Волк может добиться своего, лишь когда нападает сбоку от лошади. Но такое нападение волка влияет на его скорость. Если лошадь бежит очень быстро, то волк, когда прыгает сбоку, может не зацепиться когтями и зубами, он лишь оставит раны на теле лошади, но толку от этого мало.

Лошади издали длинное плачущее ржание, одна, потом другая были ранены волками в бок, брызнула свежая кровь. Запах крови крайне возбудил обезумевших волков и сделал их исключительно жестокими, они не обращали внимания ни на что другое, кроме свежей добычи, и, несмотря ни на что, кусали и рвали. Чем дальше, тем раненых лошадей становилось больше, а волки волнами, одна за другой, нападали, продолжали яростно атаковать лошадей. Каждый из нападавших в первых рядах, как вожак, так и его первые помощники, были особенно яростны и жестоки, они запрыгивали на лошадей, вцеплялись зубами в шкуру, после этого запрыгнувший волк, поджав под себя ноги и согнувшись в пояснице, с помощью когтей крепко удерживался на лошади, напрягаясь всем телом, словно натянутая стальная пружина, наполовину вися в воздухе, прокусывал и откусывал куски кожи вместе с мясом, затем быстро спрыгивал с лошади. Волк выплёвывал изо рта кусок, переворачиваясь кубарем по земле, затем вставал, делал несколько больших прыжков, потом запрыгивал на другую лошадь. Следующая за передовыми волками стая наперебой стремилась подражать им, каждый волк стремился внести свой вклад в общее дело, проявить чрезвычайную активность.

Лошади истекали кровью, она фонтанами разбрызгивалась на снег, уже замёрзшую кровь снова покрывала свежая. Многие тысячелетия повторяющаяся жестокость. Волчьи стаи в этом тонком травянистом покрове монгольского нагорья, растерзав огромное число добычи, оставляли от поколения к поколению кровавые следы.

В мутно-бледном свете фонариков два чабана снова воочию увидели почти ежегодно встречающуюся жуткую картину. Но в этот раз они её тем более не могли принять, потому что это были лошади, которые скоро должны попасть в армию, это была гордость степи Элунь, знаменитые счастливые лошади, которым удавалось раз за разом избежать нападения волков, те, ради кого чабаны так много лет рисковали жизнью, в выращивание которых было вложено столько души и сил. И вот так своими глазами видеть, как волчья стая терзает, убивает их одну за другой! Бату и Шацылэн даже плакать не могли, они только, сдерживая себя, негодовали и старались всем телом, ведь они должны были вытерпеть, сдержать, защитить, приложить все силы, чтобы сохранить остаток табуна. Бату всё больше и больше приходилось напрягаться, по своему многолетнему опыту он почувствовал, что эта волчья стая — вовсе не обычная стая, ими всеми руководит предусмотрительный и дальновидный, особенно хорошо знающий степь Элунь вожак. Пусть те волки-самцы, которые с ненавистью бросаются на лошадей и вырывают куски мяса, безумны, волчицы, оставшиеся без волчат, ещё более безумны, но вожак не такой. По тому, как волки постепенно вынуждали лошадей бежать на юг, уже можно было догадаться, что в конце концов собирался сделать вожак. У него была мысль, собрав все силы, любой ценой гнать лошадей, чтобы они попали в трясину, это была привычная для него схема действий. Бату всё больше и больше охватывал страх, он видывал, как волки загоняли в трясину дзеренов, коров и лошадей, но раньше не было такого количества хищников. Он раньше слышал от стариков, что волки заманивали целые табуны лошадей в трясину, так неужели сейчас он столкнулся с такой стаей? Неужели они действительно хотят съесть зараз целый табун? Ему даже было страшно об этом думать.

Бату светом фонаря подозвал Шацылэна, оба чабана, рискуя жизнью, с западного бока табуна рванули на восточный край, чтобы непосредственно препятствовать волкам, с помощью кнутов и света электрических фонарей бить волков и пытаться преградить им путь к лошадям. Волки боятся света, когда он слепит глаза. Два человека на лошадях при слабом освещении фонарей рванули вперёд, так или иначе прикрыли большую половину восточного края линии обороны табуна. Лошади потихоньку начали переводить дух от недавнего страха, быстро настроили беспорядочную перед этим поступь, схватились за последний шанс и понеслись в сторону к востоку от болотистого озера. Лошади понимали, что стоит только обогнуть озеро, и можно мчаться как ветер в лагерь к хозяевам. Так много монгольских юрт, знакомых людей, людской речи, яркого света, а ещё там есть друзья лошадей — злые собаки, которые завидя волков, будут на смерть биться с ними. Хозяева и друзья спасут их.

Всё же волки в степи самые терпеливые в поиске и выжидании удобного случая, поэтому из каждой возможности они максимально выжимают всё возможное, используют её целиком, любой ценой, не позволив ни одной лошади ускользнуть. Лошади уже добежали до граничащей с болотистым солончаковым озером травянистой отмели, тяжёлые лошадиные копыта стали вырывать лежащий снег, почву под снегом и ударившую в нос и в глаза смесь гнилостных испарений в сочетании с едкой солью. У людей и лошадей от этих испарений на глазах выступили слёзы, и сейчас они поняли, что находятся вблизи гибельного места. Кругом — тёмная степь, озера невозможно увидеть, но можно ощутить. Чабаны, не обращая внимания на бившие в нос запахи и плохую видимость из-за слёз, с напряжением открывая глаза, двигались вперёд. Если копыта лошади вырывали почву и испарения не резали глаза, то это означало, что лошади уже вступали в восточный край этого болотистого озера, тогда все животные быстро поворачивали от трясины и продолжали мчаться на юг.

Всадники, лошади и волки бешено мчались плечо к плечу, волки ещё временно останавливались для атак, Бату весь вспотел от напряжения, держа наготове ружьё, опыт десяти с лишним лет, что он пас лошадей, подсказывал ему, что волки обязательно предпримут последний, решительный удар, а если снова не атакуют, то больше у них случая не будет, а эта стая вовсе не собирается отказываться в этот раз взять реванш. Если бы испарения тоже резали и глаза волков, заставив их бежать вслепую за лошадями какой-либо участок пути, тогда, как только лошади заступили бы край трясины, он мог бы открыть стрельбу. Но это испугало бы лошадей, они бы повернули и быстро убежали, к тому же он бы убил или испугал волков, а ещё бы подал сигнал о помощи. Бату изо всех сил старался контролировать свои дрожащие руки, стал готовиться выстрелить в место скопления волков, Шацылэн тоже собрался вместе с ним открыть огонь.

Бату ещё не унял в руках дрожь, как табун издал долгое испуганное ржание, и у его собственной лошади как будто что-то стало мешать под ногами. Бату протёр глаза от слёз, посветил фонарём перед собой и увидел, что несколько больших волков рядом, тесно друг к другу, бежали впереди его лошади, замедляя бег и, не жалея себя, не обращая внимания на удары копыт, пытались преградить путь его лошади, остановить её. Бату повернул голову — Шацылэн тоже был позади группы волков, он изо всех сил пытался контролировать испуганную лошадь, а волки уже начали нападать, пытаться прыгать на седло. Бату немедленно покачал фонарём, подал Шацылэну знак, чтобы тот пробивался вперёд, но лошадь Шацылэна была до того испугана, что её совершенно нельзя было заставить двигаться, она лишь топталась на месте и лягалась. Несколько больших волков поочерёдно нападали на неё, кусали и рвали, на теле лошади было множество ран, полы дублёнки Шацылэна тоже были изорваны волками. Шацылэн от страха уже не обращал ни на что внимания, он выбросил ненужный кнут, а длинный электрический фонарик использовал как короткое боевое оружие, бил им волков, работал обеими руками, беспорядочно наносил удары по запрыгавшим на лошадь волкам. Фонарь был сплющен от ударов, головы волков пробиты, но осада не прекращалась. Один волк в конце концов прокусил лошади ягодицу, она от боли сипло заржала, больше не захотела рисковать вместе с хозяином, закусила сильно удила, выпрямила шею, наклонила голову, повернулась на юго-запад и быстро помчалась, спасая свою жизнь, Шацылэну оставалось только крепче ухватиться за её шею, чтобы удержаться в седле. Несколько волков, увидев, что один из мешающих им людей ускакал, немного пробежали за ним и быстро вернулись назад к табуну.

С табуном остался один лишь Бату, небольшая группа волков сразу же окружила его лошадь для нападения. Чёрный конь Бату храпел и раздувал ноздри, поднимался на дыбы, пинал, лягался, кусался, не обращая внимания на укусы и раны, сопротивлялся. Волков в окружении всё прибывало, нападали и спереди, и сзади, множество волчьих зубов жестоко рвали чёрного коня. Бату, попав в такую опаснейшую ситуацию, в душе понимал, что сейчас не убежишь, остаётся лишь сражаться. Он тоже выбросил свой драгоценный кнут, одной рукой схватился за переднюю часть седла на сильно трясущейся и подпрыгивающей лошади, другой рукой потихоньку стал отвязывать привязанную к седлу дубинку, с одного конца оплетённую железными обручами. Один конец дубинки, обделанный коровьей кожей, он прижал к запястью и крепко взял в руку. Он твёрдо решил быстро превратиться из чабана в монгольского воина, готового убивать волков, биться с ними не на жизнь, а на смерть. Он был готов использовать своё наследственное мастерство и умение сражаться с волками, которое давно уже не применял. Его дубинка была такой же длинной, как мечи у воинов-кочевников, она досталась ему по наследству от предков и специально использовалась как оружие, бьющее и убивающее волков, ему передал её Билиг. Толщиной дубинка была как черенок лопаты, на одну половину её были тесно набиты, накручены железные витки-обручи, в промежутках между витками сохранились чёрные грязные следы, это были следы крови, оставшиеся от волков, убитых несколькими предыдущими поколениями. Несколько больших хищников с обеих сторон поочерёдно запрыгивали на  чёрного коня; это было самое удобное место для того, чтобы бить волков дубинкой. Лишь в эти исчерпывающие моменты Бату мог уничтожать волков. Ключ к успеху заключался в смелости и точности удара.

Бату успокоился, глубоко вздохнул, потихоньку переместил свет фонаря назад, после этого поднял дубинку над головой, выждал момент и крепко ударил в самое сильное и в то же время самое тонкое, а также самое смертельное место волка — в его зубы. Один когтистый и зубастый большой волк запрыгнул, и тут же встречный удар дубинки выбил ему несколько зубов, дубинка Бату принесла волку сильную режущую боль и непоправимую потерю.

Волк свалился на снег, его рот был полон крови, поднял голову к небу и изо всех сил горько завыл, раздирающе и ужасно о том, что в его жизнь пришли мучения и страдания. В старой монгольской степи для волков зубы — это всё. У волков самое жестокое и острое боевое оружие — его четыре клыка, два верхних и два нижних. Если у волка нет клыков, то все черты, характеризующие волка, — его храбрость, лихость, мудрость, хитрость, жестокость, неудовлетворённость, безумие, дикость, дерзость, терпеливость, находчивость и сообразительность, осторожность, сила, выносливость — все они сводятся к нулю. Если волк слепой на один глаз, хромой на одну лапу или глухой на оба уха, то он ещё может существовать. Но если у волка нет клыков, то, по существу, он лишён своего господствующего права в степи — права отнимать жизнь, тем более что природой (Небом) ему предназначено убивать и питаться добычей. А если у волка нет зубов, то нет и его сути, предназначения. Волк, гордость и дерзость степи, занимающий уважаемое место, теряет всё. В этом случае он лишь может временно продлить своё жалкое существование, только наблюдая за своими собратьями, живущими полной жизнью. Потом ему остаётся лишь одна дорога — медленная, холодная, голодная и жалкая смерть.

Бату в ужасной обстановке, когда лошади одна за другой умирают, разорванные волками, так и хотелось, используя этот сильнодействующий способ, истребить половину волков и дать им испробовать злобу и жестокость степных людей. Он заприметил нескольких зверей, собирающихся нападать, потом улучил момент для действия, сильно ударил, но в этот раз не попал волкупо зубам, но зато попал по кончику носа. Кожа на всём носу отделилась от кости, волк кубарем покатился по снегу, от боли он свернулся в клубок. Благодаря мастерству Бату в битье волков и его силе,а также из-за раздирающего воя двух волков, нападение на его лошадь прекратилось, они поняли в чём дело и больше не прыгали, но по-прежнему тесно опекали лошадь спереди, мешая Бату приблизиться к табуну.

Бату, отразив атаки волков на себя, посмотрел в сторону табуна. Волки, нападавшие на лошадей, все сгруппировались с восточной стороны табуна, они как будто почувствовали, что время не терпит, вместе с тем они узнали о поражении собратьев сзади. Вся стая издала странный, похожий на завывание ветра в электрических проводах вой, пугающий так, что хочется бежать и спасаться. Под руководством вожака волки набрались храбрости, злобы и безумства, и вся стая пошла ва-банк, решив нанести самый последний, решительный и массовый удар по табуну лошадей. Один за другим большие волки, а особенно волчицы, лишившиеся волчат, стали бешено напрыгивать и вцепляться в место сбоку и сзади живота лошадей, где у них самая тонкая кожа, а потом всей тяжестью своего тела бросались на них со всех сил, любой ценой, всей тяжестью повисали сбоку живота. Это были и для волка, и для лошади чрезвычайно опасные действия. Что касается волка, то, когда лошадь бежит, нижняя часть его туловища попадает сбоку от задних копыт, испуганная лошадь, чтобы сбросить волка, может сильно лягать его, и в один прекрасный момент у волка неизбежно ломаются кости, рвётся кожа, живот вспарывается и кишки вылезают наружу. Только самым большим и жирным волкам с острыми клыками достаточно своего веса и остроты зубов, чтобы вспороть брюхо лошади, а волк после этого прыгает на землю, чтобы не рисковать жизнью. Что касается лошади, то для неё это ещё более опасно. Если она не сбросит волка, то, неся его на себе, может отстать от табуна и потом будет окружена и растерзана стаей.

Все, как убитые лошади, так и волки-самоубийцы, корчились в последних судорогах.

Из сброшенных волков большую часть составляли волчицы. Их тела легче, чем у самцов, которые все падали от собственной тяжести, им трудно было прокусить брюхо лошади, тем больше запрыгнуть на спину. Волчицы действительно очень рисковали жизнью, они совершали каждый стремительный прыжок к мщению, не боясь смерти, с открытым сердцем, и, невзирая на смертельную опасность, разрывали лошадям животы, предпочитая погибнуть вместе.

Один сброшенный лошадиными копытами на землю, со вспоротым брюхом, голодный до безумия волк-самец, оскалив зубы, съёжился на снегу и выл, но он всё же из последних сил пытался с помощью передних лап вскарабкаться на лежавшую на снегу, но ещё не умершую лошадь, съесть её живьём, не собираясь отказываться от этого самого последнего в жизни случая. Рот у него на месте, зубы на месте, но он уже не управляет своим животом, проглоченное не переваривается. Свежее конское мясо, проходя через глотку, попадает прямо на снег, а волк, не имеющий брюха, несомненно, самый жадный, самый голодный в мире волк и, конечно же, тот волк, который может съесть зараз больше всех мяса. Это самый радостный и самый скорбный, последний ужин волка на пороге смерти.

А те лошади, у которых волки вспороли животы, были сытыми, их желудки были наполнены первой зелёной весенней и прошлогодней осенней травой, животы сделались тяжёлыми и тянули вниз. И вот в один момент тонкая кожа на туго набитом животе под воздействием волчьих зубов разрывалась, и огромный желудок и кишечник лошади с клокотанием вываливались на заснеженную землю. По-прежнему бешено скачущая лошадь своими задними копытами пробивала свой желудок, наступала на кишечник. Мгновенно желудок распарывался, Пища выпадала. Перепуганная лошадь продолжала нестись, задние копыта затаптывали все её внутренности, Последними вываливались трахеи с лёгкими и сердцем. Лошадь может ещё затоптать свою печень и желчный пузырь, также она может наступить на сердце, на свои легкие. Её дыхание прекращается, и она очень быстро умирает. Смерть волков от вспоротых животов чрезвычайно жестока и мучительна, поскольку волк не может умереть так же быстро, как лошадь. Для него это ужасно.

Эта последняя бешеная и самоубийственная атака волков окончательно разрушила организованное противодействие табуна. Степь напоминала поле сражения, лошади с вытащенными внутренностями катались и дергались в судорогах на снегу, била фонтанами кровь, в красное были окрашены даже бешено летящие снежные хлопья. Тысячи кровавых снежинок летели горизонтально и били в убегающий лошадиный табун, чем дальше, тем ещё более зло мёл ужасный ветер.

У Бату при виде этого самоубийственного штурма от страха одеревенели руки и ноги, холодный пот, которым он покрылся, превратился в лёд. Он знал, что его карта бита и он уже не сможет спасти ситуацию. Но он по-прежнему хотел сохранить нескольких головных лошадей, поэтому он натянул удила своей лошади, сдержал её силу, потом сильно зажал ей бока, ослабил удила, лошадь со свистом перепрыгнула преграждавших ей впереди путь волков и рванула к головным лошадям. Но лошади уже быстро сдали свои позиции, все оставшиеся убегали, как ветер. Перепугавшись, они уже забыли, что на юге находится болотистое озеро, что они в самом конце влетят на большой скорости в трясину.

Примыкающий к болоту уклон придал скорости лошадям, сильный ветер, сметая всё на своём пути, тоже, и целый табун, словно грохочущий камнепад с горы, влетел в трясину. В один момент тоненький лёд проломился, глинистая полужижа начала пузыриться, лошади от отчаяния заржали, стали биться из последних сил. Страх и ненависть к волкам уже достигли высшей точки, они не знали, как быть, напрягали последние силы, но попавшие в трясину копыта засасывало всё глубже и глубже, но им уже было всё равно, лучше уж погибнуть в трясине, чем быть съеденными голодными волками, лучше уж не дать волкам в конце концов добиться своего. Эти кастрированные людьми лошади, у которых вырезали отвагу, дошли до крайней точки; они до самого последнего момента сопротивлялись, предпочли умереть в трясине, а не в волчьих зубах. Это и есть проза жизни старой монгольской степи.

Жестокая степь презирает слабых, даже в самом конце не оставляет ни малейшей капельки жалости. Когда наступила ночь, температура понизилась и на поверхности трясины быстро образовалась тонкая корка льда, но трясина внутри ещё не замёрзла. Когда лошади пробили лёд, их ещё сильнее засосала трясина. Снег, мороз и ветер сделали её более холодной и более вязкой, ещё сильнее сковывающей, от этого лошади ещё больше замерзали. В конце концов у них иссякли последние силы, они не могли даже двигаться. Когда лошади угодили в трясину, бежавших первыми засосало так, что на поверхности остались спина, шея и голова. У бежавших сзади полностью затянуло ноги, кожа живота прилипла к ледяной поверхности трясины, но тело осталось над её поверхностью. Все они были точно смертники на месте казни, связанные постепенно замерзающей жижей, крепко-накрепко. Желающие, но не имеющие возможности умереть лошади горестно и безнадёжно ржали, над болотом поднимался белесый пар. Лошади понимали, что сейчас их уже никто не спасёт, никто не преградит волкам путь к ним.

Бату осторожно подъехал к краю болотистого озера, его чёрный конь, наступив в трясину, сразу же испуганно раздул ноздри, наклонил голову, напряжённо стал всматриваться в заледеневшую и заснеженную топь, не смея ступить ни шагу. Бату посветил фонарём, но в снежной буре ничего почти невозможно было различить, только смутные, расплывчатые тени лошадей. Несколько лошадей, бессильно качая головами, умирая, взывали о помощи к своему хозяину. Бату каблуками сапог сильно ударил коня по бокам, вынуждая его пройти ещё вперёд. Чёрный конь очень осторожно сделал пять-шесть шагов, передние копыта пробили ледяную корку и погрузились в глинистую слякоть, испугавшись, он быстро вытащил ноги, отпрянул, вышел на твёрдую землю и встал. Бату снова хотел дубинкой заставить коня идти вперёд, но конь ни в какую не желал делать этого. Бату хотел слезть с коня, подползти поближе к лошадям и с помощью ружья попытаться спасти их, но если бы он сделал это, покинул лошадь и попал в окружение волков, то потерял бы то преимущество в борьбе с волками, которое он имел, сидя на лошади, и волки бы с ними справились поодиночке. К тому же у него было только десять патронов, а одним выстрелом можно убить лишь одного волка, невозможно перестрелять всех. Положим, он бы прогнал волков, но наступит время после полуночи, всё более и более холодная снежная буря занесёт всех лошадей и заморозит их вместе с трясиной. Может, ему быстро вернуться в лагерь, поднять всех на ноги и просить о помощи? В такую сильную бурю все сейчас изо всех сил пытаются сохранить овец, и в лагере не найдётся достаточно сил и повозок, чтобы вытаскивать лошадей из болота. Бату в слезах повернулся на восток, поднял голову к небу: «Тэнгри, Тэнгри, вечный Тэнгри, пожалуйста, дай мне разум, пожалуйста, дай мне силы, помоги мне спасти этих лошадей!» Но Тэнгри по-прежнему, надув щеки, бешено дул и ревел, в яростной снежной буре утопив звуки голоса Бату.

Бату вытер рукавом заледеневшие слёзы, ослабил ружьё за спиной, достал фонарик и стал ждать волков, сейчас у него осталась одна мысль — убить их побольше.

Прошло довольно долгое время, Бату уже замёрз и ёрзал от холода в седле. Вдруг волки, как неслышный ветерок, тихо из-за его спины подошли к трясине, остановились у её восточного края и скрылись в снежном тумане. Немного погодя один из волков вынырнул, и его было относительно ясно видно, он шёл к лошадям, каждый шаг делая осторожно, выбирая, где потвёрже. Бату не стал стрелять, так как волк был маленьким. Волк прошёл десять-пятнадцать шагов, вдруг поднял голову и, увеличив скорость, тихонько побежал к лошадям. Волк ещё не добежал до них, как вдруг со стороны берега в сторону завязшего табуна подул белый смерч, окутав весь табун, стал, завывая, кружить с огромной скоростью, захватив всё озеро, так что невозможно было различить, где земля, а где небо.

Бату был захвачен снегом и уже ничего не видел, он только чувствовал холод и дрожал всем телом. Чёрный конь Бату тоже весь был в снегу, он трясся от страха, наклонив голову и горестно ржал. Глубокая ночь снова накрыла снегом степь и место массовой трагедии.

Скоро замёрзший Бату онемевшими руками выключил фонарь, погрузившись в полную темноту, затем опустил голову, направил ружьё в сторону озера, но потом поднял дуло выше на полметра, медленно спустил курок — один выстрел, второй, третий…




6


Тюркское боевое оружие — это лук и стрелы с металлическими наконечниками, кольчуга, пика-трезубец и меч. На знамени была изображена золотая голова волка. Охранники знамени назывались волками, китайцы их называли волками. Вероятно, волк был их предком, этот знак — чтобы не забывать старину.

    

«История династии Чжоу». Глава «Тюрки»






Слабый свет пробился сквозь тонкий слой облаков и реявшую в воздухе снежную пыль, снег уже весь иссяк, и в воздухе не видно было снежных хлопьев, только несколько больших орлов медленно кружились под облаками. Тёплая погода ранней весны стала потихоньку проявляться на снежной поверхности, загустевший туман легко парил вместе с ветром. Стайка красно-коричневых рябчиков, хлопая крыльями, взлетела из густого ивняка, ивы заколебались, и с них осыпался белый, как пух с одуванчиков, иней. Граничащий со степью на севере горный хребет уже вошёл в ясную, солнечную полосу, одно-два белых облачка скользили на голубом небе над заснеженной горой. Небо быстро прояснилось, и над древней степью Элунь быстро восстановилось прежнее спокойствие.

Шацылэн и Чень Чжэнь, залечивая у Бату обмороженные места, находились рядом с ним целый день. Но когда Бату описывал страшную и жестокую чёрную степь, то её никак нельзя было сопоставить со стоящей сейчас перед глазами красивой и светлой местностью. И хотя каждый человек с пастбищ два дня и две ночи сражался в жестокой схватке со страшной снежной бурей, Чень Чжэнь по-прежнему не желал или не смел поверить в то, что пережил Бату.

Когда Чень Чжэнь вдохнул свежий морозный, несущий запах ранней весны степной воздух, настроение его немного улучшилось. Благодаря тому, что выпало так много снега, в этом году весенней засухи могло совсем не быть. Была надежда, что не будет дней, когда дует сухой ветер, который несёт сухую пыль, сухую траву, когда трудно открыть глаза. Когда растает снег, реки и озёра наполнятся чистой водой, станет расти весенняя трава, распустятся весенние цветы, у скота понемногу начнёт накапливаться весенний жир. Старик Билиг всегда говорил: «У скота жир накапливается три раза, но самый главный — это весенний жир». Если скот не получит весеннего жира, то летний жир не пристанет, а осенний — недостаточно нагуляется. Если осенью до пожелтения травы у овец на спине и в задней части не будет слоя толщиной в три пальца, то они не перенесут долгие семь месяцев зимних холодов, и руководству пастбища в таком случае остаётся лишь отдать их по низкой цене во внутренние районы. В годы тяжёлых бедствий перед приходом зимы частенько поголовье овец на пастбище наполовину уменьшается, а то и больше. В скотоводческих районах степи весна — решающее время года. Поэтому огромное количество снега весной только прибавляет скотоводам потерь.

Чень Чжэнь вместе с большим количеством народа из своей и других бригад, группой расследования аварий и стихийных бедствий пошёл на место происшествия, на болотистое озеро. По дороге руководство революционного комитета пастбищ, военный представитель Баошуньгуй, руководитель пастбищ Улицзи, чабаны Бату, Шацылэн и другие, — все были с мрачными лицами. Чем ближе к озеру, тем настроение всех омрачалось, никто не проронил ни слова. Чень Чжэнь как только подумал, что табун боевых лошадей, ещё не успев отправиться в армию, в полном составе утонул в болоте, что и военное, и местное руководство будет от этого в ярости, у него сразу стало очень тяжело на душе. Бату уже сменил лошадь, его чёрный конь был и сильно изранен, и утомлён, и уже был отправлен на ветеринарную станцию для лечения. У Бату всё лицо по-прежнему открытое, несмотря на холод было намазано мазью. Вся кожа на лице была отморожена и покрыта гнойниками. Один кусок кожи был содран, и там виднелось розовое мясо, которое особенно выделялось, бросалось в глаза на коричневом с фиолетовым отливом лице Бату. Из мешка за спиной торчала большая деревянная лопата, он безмолвно ехал рядом с Баошуньгуем, показывая всем дорогу.

Когда прошла ночь и полдня после начала снежной бури, Бату был найден Шацылэном на южной стороне болотистого озера, лошадь Бату в это время уже замёрзла так, что не могла двигаться, Бату тоже продрог до полусмерти. Шацылэн тянул за собой полуживого коня Бату и довёл его домой. Чтобы показать комиссии по расследованию, как было дело, Бату пришлось очень сильно напрячься и провести их на место происшествия. Других двоих чабанов, несмотря на то что они все обморозились, всё равно изолировали до завершения проверки.

Чень Чжэнь следовал рядом с Билигом, сбоку от всего отряда. Он тихонько спросил:

— Отец, как могут наказать Бату и остальных?

Старик вытер рукавом с редкой козлиной бородки собравшиеся капли воды, в глазах его читалось сочувствие. Он, не повернув головы, смотря на далёкую гору, медленно произнёс:

— А вы, молодые интеллигенты, как думаете, как нужно их наказать? — Старик повернул голову и добавил: — Управление пастбищ и военные представители очень уважают ваше мнение, в этот раз зовут вас, молодых, хотят послушать, что вы скажете.

— Бату молодец, за этих лошадей он чуть жизнь не отдал, но, к сожалению, ему не повезло. Мне кажется, от него не зависело, спасутся или нет лошади, он — выдающийся герой степи. Я в вашей семье жил год, и все знают, что Бату — мой старший брат. Я понимаю позицию Баошуньгуя, моё мнение пусть будет не в счёт. К тому же точки зрения у молодёжи разные. Я думаю, что вы являетесь представителем бедных чабанов, а ещё вы — член революционного комитета, все слушают вас, что вы скажете, то скажу и я, — сказал Чень Чжэнь.

— А другие молодые интеллигенты что говорят? — спросил старик заинтересованно.

— Подавляющее большинство нас, молодых, считает, что Бату герой. В этот раз ветер и снег да плюс ещё волки — эти три стихии были слишком ужасны, на его месте никто бы не выдержал, нельзя наказывать Бату. Но некоторые говорят, что, возможно, многие люди используют стихийные бедствия, чтобы вредить армии и революции, и что обязательно надо проверить происхождение тех четырёх чабанов.

Лицо старика Билига помрачнело, и он больше ничего не спрашивал.

Люди на лошадях обогнули озеро с востока, пришли к тому месту, где Бату в самом конце стрелял. Чень Чжэнь затаил дыхание, внутренне подготовился собственными глазами увидеть место кровавой бойни.

Однако не было видно ни капли крови, толстый слой снега в несколько десятков сантиметров скрыл следы ночной кровавой драмы. Единственное, что можно было увидеть, — это головы лошадей над поверхностью озера, но и то с трудом. На поверхности осталась только непрерывная череда снежных бугорков, между ними толщина снега была больше, за этими снежными бугорками протянулся занесённый снегом уклон, постепенно заравнивающий бросающиеся в глаза снежные насыпи, скрывшие туши лошадей. Люди безмолвно смотрели, никто не слез с лошади, никто не хотел открывать это снежное одеяло, только внутренне все представили, как всё происходило.

Старик Билиг заговорил первым, показывая палкой на восточный берег озера:

— Вы видите, если бы они пробежали небольшой отрезок, ничего страшного бы и не было. Бату было очень трудно гнать лошадей с северного участка на этот небольшой кусок земли. При таком сильном ветре и таком количестве волков разве можно считать, что человеку не страшно, а лошади — тем более. Бату с начала до конца всё время был при табуне, не на жизнь, а на смерть боролся с волками, он выполнил свои обязанности.

Старый монгол не любил оправдывать своего сына.

Чень Чжэнь сказал подошедшему Баошуньгую:

— Бату для защиты общественного имущества целую ночь один сражался с волками, чуть не отдал собственную жизнь. Этот геройский поступок надо отразить в газете…

Баошуньгуй глянул на Чень Чжэня и рявкнул:

— Какой геройский поступок! Вот если бы он спас лошадей, тогда бы был геройский поступок. — И, повернув голову к Бату, гневно добавил: — Ты тогда зачем направил лошадей к северу от озера, ты столько лет пасёшь лошадей, неужели ты не знаешь, что, когда подует ветер, он может погнать лошадей к озеру? Твоя самая главная обязанность не допустить этого!

 Бату не смел взглянуть на Баошуньгуя, он покачал головой и сказал:

— Это моя обязанность, да. Если бы я каждый день ночью гонял табун пастись к восточному пастбищу, то не случилось бы такого.

Шацылэн похлопал коня по животу, приблизился и мирно заметил:

— Если бы руководство разрешило нам пасти табун на том участке. Все же знают, что там осталось много осенней травы, да и весенняя вырастает раньше. Боевым лошадям просто необходима эта дальняя дорога, обязательно нужно обеспечивать боевых лошадей достаточной и сытной едой, чтобы они нагуляли немного жира, чтобы, как пришли в воинскую часть, бойцам было на них приятно смотреть. Я помню, что Бату на том собрании говорил об этом, что гнать пасти лошадей к северу от этого озера небезопасно. Но руководители пастбищ сказали, что весной в основном дует северо-западный ветер. Откуда же мог взяться этот северный ветер, который свирепствовал несколько дней? С этим вы ведь тоже согласны, так зачем же, сваливать ответственность за происшедшее только на голову Бату?

Несколько руководителей не сказали ни слова. Начальник пастбища Улицзи, прокашлявшись, стал каяться:

 — Шацылэн говорит правильно, именно так и есть. Все хотели только добра, хотели, чтобы боевые лошади питались лучше и стали крепче, не боялись долгого пути, перед службой накопили побольше сил. Кто мог предполагать, что случится такая снежная буря, да ещё северный ветер, да ещё появится такая большая волчья стая. Если бы не было этой стаи, Бату определённо смог бы довести лошадей в безопасное место. К стихийному бедствию добавилось волчье, сто лет не сталкивалось, сто лет. Я ответственный за производство, а значит и за это происшествие.

Баошуньгуй, показывая кнутом на Шацылэна, сказал:

— Твоя ответственность тоже не маленькая, Билиг правильно говорит, что, если бы табун прошёл ещё этот маленький отрезок, большой беды бы не было. Если бы вы трое не бежали с поля сражения, а вместе с Бату гнали табун, то тогда бы не случилось того, что случилось. Если бы ты после этого ещё не спас жизнь Бату, то я бы тебя уже раньше изолировал до окончания проверки.

Билиг своей дубинкой опустил кнут Баошуньгуя и строго сказал:

— Товарищ Бао, хотя ты монгол из крестьянских районов, но всё-таки должен знать обычаи монголов-скотоводов. В степи, когда разговариваешь с человеком, нельзя показывать на него кнутом, так только разговаривали раньше князья да богатые скотовладельцы. Если не веришь, можешь пойти спросить начальника вашего военного округа. В следующий раз он приедет с рабочей проверкой, так мы можем вместе пойти спросить.

Баошуньгуй опустил кнут, переложил его в левую руку и снова, показывая указательным пальцем на Шацылэна и Бату, закричал:

— Ты! Ты всё ещё здесь! Ты всё ещё не слез с лошади, чтобы разгребать снег! Я должен собственными глазами увидеть трупы, мне надо в конце концов посмотреть, насколько сильны волки, насколько велика их стая. Не думайте, что всю ответственность можно свалить на волков. Председатель Мао учил нас, что человеческий фактор — на первом месте!

Люди все слезли с лошадей, достали деревянные лопаты, которые взяли с собой, железные ломики, бамбуковые мётлы и начали расчищать снег с места происшествия. Баошуньгуй, сидя на лошади. достав фотоаппарат марки «Чайка», занял фотографированием для сбора доказательств и непрерывно громко кричал работающим людям:

— Разгребайте чище, обязательно разгребайте чище. Через несколько дней в аймаке, сомоне создадут комиссии для проверки, приедут сюда, на место происшествия с проверкой.

Чень Чжэнь, разгребая глубокий снег, вместе с Улицзи, Билигом, Бату и Шацылэном продвигался к самым ближайшим к озеру снежным бугоркам. Ледяная поверхность трясины, окружающей озеро, замёрзла достаточно прочно, снег под ногами издавал скрип.

— Достаточно увидеть близко несколько лошадей, которых откопаем, загрызены они волками или нет, и мы узнаем, насколько сильна волчья стая, — сказал старик.

Чень Чжэнь сразу же спросил:

— А как узнаем?

— Ты посмотри и подумай. Тогда было чем дальше вглубь, тем опаснее, там трясина только потом замёрзла. Волки тоже не хотели рисковать, забираясь вглубь, они обычно не рискуют. Если те несколько лошадей тоже загрызены волками, то можно сказать, насколько те волки сильны, — сказал Улицзи.

Старик, повернув голову, спросил Бату:

— Ты даже не стрелял по волкам?

Бату с горечью отвечал:

— Не стрелял, я взял с собой только десять патронов и все их потратил. Буря рассеяла все звуки выстрелов. Волки сначала, наверное испугавшись выстрелов, убежали, но после того, как закончились все патроны, они вернулись. Кругом темнота, в фонаре тоже почти не осталось электричества, я ничего не смог увидеть. Но тогда я не думал, чтобы их было очень много. Кругом темнота и снег, я ещё боялся, что конь помрёт. Я ещё надеялся, что ветер стихнет и озеро не замёрзнет, волки туда не пройдут. Тогда немало лошадей смогло бы выжить. Я помню, я направил ружьё выше на полметра.

Билиг и Улицзи облегчённо вздохнули.

Докопав до самого дальнего снежного бугорка, Бату немного поколебался, потом взял деревянную лопату и стал быстро раскапывать снег. Верхние половины лошадей над замёрзшей поверхностью трясины появились на свет. Чень Чжэню показалось, что тела лошадей не похожи на объеденные, а как будто внутри животов у них были снаряды, которые разорвались, оба бока полностью были открыты, кишечник и прочие внутренности разбросаны вокруг на расстоянии нескольких метров, половина ягодиц тоже отсутствовала, обнажив свежеобглоданные белые кости. На ледяной поверхности были только остатки конечностей и сломанные кости, порванная кожа и разбросанная шерсть, волки съели только сердце, печень и самые хорошие, жирные части мяса. Чень Чжэнь подумал: «Неужели люди, когда разрывают тела других людей на мелкие кусочки, когда они вытаскивают жилы и рвут кожу, как дикие звери, — неужели они этому научились у волков? Или проявление в характере человека звериных черт, а в характере зверей — волчьих черт имеют одно начало?» Он в первый раз воочию увидел столь невиданную жестокость, ему так и захотелось вдруг надеть волку петлю на шею, вытянуть жилы и снять с него шкуру. Неужели человек, имевший дело с волками, потом сам может превратиться в волка? Или стать человеком, в котором намного больше волчьего и звериного?

Люди все в оцепенении смотрели, Чень Чжэнь почувствовал в руках и ногах ледяной холод, пронизывающий насквозь.

Кровавую площадь уже почти наполовину расчичтили. Ледяная поверхность озера кишела трупами, мелкие кусочки конечностей были повсюду, словно на поле боя после многих разорвавшихся снарядов. Два чабана сидели на корточках на льду и одну за другой вытирали головы своих любимых лошадей рукавами тулупов, проливая слёзы. Все были одурманены страшной картиной, представшей их глазам. Чень Чжэнь и несколько молодых интеллигентов из Пекина, никогда раньше не видевшие  собственными глазами кровавого побоища, устроенного волчьей стаей, тем более были напуганы так, что лица их были белее снега, молча уставились они друг на друга.

Чень Чжэню вдруг представилась картина резни в Нанкине во время японской агрессии в Китае. Он вдруг увидел в волчьей природе фашистов, «японских чертей». У Чень Чжэня внутри всё кипело от негодования. Ему хотелось плеваться, ругаться, убивать волков. И у него снова сорвалось с языка перед Билигом:

— Этот табун постигла ужасная смерть, волки очень злы и жестоки! Ещё более, чем фашисты и «японские черти». Поистине похоже на массовую казнь!

У Билига лицо стало серо-белым, он глянул на Чень Чжэня и выдохнул:

— Японские фашисты пришли к нам из Японии и научились этому не от волков. Я бил японцев, я знаю, в Японии нет большой степи и нет больших волчьих стай, как они тогда могли видеть волков? Но ведь они убивали не моргнув глазом! Я в то время в советской Красной армии служил проводником, показывая дорогу, повидал дела японцев. Та дорога из камней в степи, по которой мы шли с наших пастбищ в провинцию Цзилинь, когда её строили, сколько народу там погибло? По обеим сторонам дороги — только человеческие белые косточки лежат. В каждом ухабе — по несколько десятков жизней, половина — монголы, половина — китайцы.

— Во всём этом нельзя винить только лишь волков, ведь люди отобрали у них запасы еды, да ещё утащили так много волчат, разве волки не могли за это не мстить? Если и винить, то только самих себя, что плохо за лошадьми смотрели. Волки дорожат жизнью, если их не вынудить, они не станут вступать в рискованную борьбу с людьми, ведь у людей есть собаки, ружья, арканы. В степи волки боятся людей, больше половины волков погибает от рук человека. А «японские черти»? Наша страна никогда не ходила на них с агрессией, да ещё мы оказывали им помощь, а они убивали китайцев даже не моргнув глазом, — вздохнул Улицзи.

Старик был заметно недоволен, мельком взглянув на Чень Чжэня, он сказал:

— Вы, китайцы, сидите на лошадях неустойчиво, плохо держите седло, стоит столкнуться с неровной дорогой, обязательно завалитесь на бок, можете споткнуться и упасть.

Чень Чжэнь редко подвергался упрёкам со стороны старика, его слова протрезвили его мозг, он услышал в них намёк. Он определил место волчьего тотема в душе старика, и смысл его слов был далеко не в том, что на монгольской лошади надо сидеть устойчиво. Тотемы диких животных, считавшихся предками у степных народов, пережили несколько тысячелетий резких перепадов, исчезновений одних народов и приходов на смену им других, неизвестно, сколько раз так происходило, это продолжается и до сегодняшнего дня, и, конечно, этого не может поколебать смерть нескольких десятков отборных лошадей, представшая сейчас перед глазами. Чень Чжэню вдруг пришло на ум: «Хуанхэ несёт сто бед, но она — колыбель китайской цивилизации», «На Хуанхэ установили дамбу, и люди вдруг стали подобны рыбам», «Хуанхэ — мать-река», «Хуанхэ — колыбель китайского народа»… Китайская нация вовсе не желает из-за того, что Хуанхэ натворила такое множество бед, поглотила огромное число крестьянских полей и человеческих жизней, не считать её своей матерью-рекой. Видимо, понятия «множество бед» китайскую нацию и поддерживала ли она в дальнейшем её существование и развитие. Волчий тотем у степных народов, должно быть, почитается, как мать-река у китайцев.

Баошуньгуй больше не рыдал, он, сидя на лошади, осматривал более широкое пространство вокруг места происшествия. Он совсем не предполагал, что волки степи Элунь обладают такой свирепостью, и даже не мог подумать, что такой большой табун лошадей может быть съеден волками полностью. Чень Чжэнь ещё увидел, как во время фотосъёмки руки его не переставая дрожали, приходилось всё время менять положение, чтобы установить контроль над фотоаппаратом.

Билиг и Улицзи среди кладбища лошадей в замёрзшей трясине копали то здесь, то там, где-то рыли снег, где-то тыкали лопатами, как будто искали какое-то важное доказательство. Чень Чжэнь немедленно пошёл помогать им искать и спросил Билига:

— Отец, а что вы сейчас ищете?

— Ищем путь волков, надо копать помедленнее, — ответил старик.

Чень Чжэнь тщательно выбрал место, согнулся и начал искать. Прошло немного времени, и люди нашли в снегу тропинку с волчьими следами, они были глубиной в четыре пальца, достаточно чёткие, хорошо замёрзшие на поверхности трясины, после расчистки с них снега можно было рассмотреть отпечатки волчьих когтистых лап величиной с коровье копыто, и отпечатки чуть побольше, чем следы среднего размера собаки. Каждый след имел сравнительно большой отпечаток подушечки «середины ладони», на некоторых сохранились следы крови лошадей.

Билиг и Улицзи созвали всех расчищать от снега эту волчью тропу. Билиг сказал, что, расчистив эту тропу, можно приблизительно определить величину стаи волков. Люди, расчищая, увидели, что эта тропа идёт не прямо, а изгибается, разгребли дальше, тропа снова изогнулась полукругом. Через час с небольшим они всё же расчистили тропу и обнаружили, что она представляет собой замкнутое ровное снежное кольцо, с багровыми пятнами, выдававшееся над ледяной поверхностью на толщину ладони, выделяясь среди остальной чёрно-красного цвета ледяной поверхности трясины. Эта дорожка была толщиной больше метра, длина её по окружности — примерно пятьдесят-шестьдесят метров, внутри этого кольца было наибольшее скопление трупов лошадей. На дорожке оказались сплошь волчьи кровавые следы. Люди были так напуганы, что дрожали от страха, всячески обсуждали, пытались истолковать увиденное:

— Мне за всю жизнь не приходилось видеть столько волчьих следов.

— Какая уж тут стая волков, это прямо стая нечистой силы.

— Эта стая настолько ужасна и страшна.

— Самое маленькое — наверное, сорок-пятьдесят волков.

— Бату, ты действительно безрассудный, разве может один человек с такой стаей в игрушки играть. Если бы здесь был я, то давно бы свалился с лошади от страха на корм волкам.

— Тогда было поздно, темнота и большой снег, почти ничего не видно. Откуда я знал, что стая настолько велика? — ворчал Бату.

— Да, теперь наша жизнь на пастбище будет сложнее.

— Кто из наших школьников сейчас рискнёт один идти в ночное?

— Те пришлые бродяги, которым управление оказывало помощь, действительно негодяи, начисто унесли оставленный волками на голодную весну корм, вот волки и вынуждены были побеспокоиться.

— Кому пришла в голову такая дурацкая мысль — отправлять столько людей в горы добывать волчат, разве волчицы могли не взбеситься? В прошлые годы волчат вытаскивали меньше, и с лошадьми не случалось такой беды.

— Управление пастбищ тоже должно заняться делом, организовать массовую охоту на волков. Если этого не сделать, то волки станут есть людей.

— Надо поменьше проводить собраний да побольше охотиться на волков.

— Наши руководители пастбищ вышли из крестьянских районов, ничего не понимают и стараются сделать какую-нибудь гадость, вот Тэнгри в наказание и послал нам волков, чтобы поучить нас.

— Хватит болтать глупости, ты, наверное, хочешь быть подвергнутым революционной критике.

Баошуньгуй с Улицзи и Билигом внимательно исследовали волчью тропу, фотографировали и время от времени разговаривали. Постоянно натянутое лицо Баошуньгуя стало всё же понемногу расслабляться. Чень Чжэнь предположил, что Билиг, возможно, развил мысль Баошуньгуя о том, что «человеческий фактор — на первом месте». Такая большая волчья беда и природная стихия, может ли человек противопоставить этому что-либо? Какие бы комиссии ни приходили с проверкой, стоит им только посмотреть на это масштабное побоище, и они вынуждены будут признать, что человек ничего не мог противопоставить такому бедствию, а в особенности невозможно было остановить массированное и одновременное нашествие волчьей стаи и снежной бури. Чень Чжэнь высказал свою мысль Улицзи и Бату, и их беспокойство понемногу улеглось.

Чень Чжэнь снова стал думать об этой кольцевой волчьей тропе. В его сознании накладывались одно кольцо на другое, одно подобное другому, как будто волки бегали в его сердце чудовищными кругами, так что ему стало трудно вздохнуть. Зачем волкам нужно было бегать по этому кругу? Что их к этому побудило? Какую цель они преследовали? Поступки степных волков оказываются непостижимыми для человеческого ума, каждый след, оставленный ими, является очень сложной, трудноразрешимой загадкой.

Или это они грелись? Согревались бегом? Возможно. Тогда ночью ветер был действительно очень холодным, волки пробежали без остановки очень долгий путь и, определённо, замёрзли до невозможности, поэтому, после того как они наелись, им нужно было всем вместе побегать, чтобы немного согреться.

Может быть, так они помогали пищеварению? Побольше и быстро переварить, освободить кишечник, чтобы потом ещё больше съесть? Тоже возможно. Поскольку волк не степной жёлтый суслик или бурундук и у него нет места, чтобы запасать пищу, чтобы её хватило на максимально долгое время, ему приходится, уже наевшись, ещё кушать дополнительно, объевшись, ещё больше объедаться. После этого с помощью быстрого бега ускорять пищеварение и обмен веществ, усваивать питательные вещества про запас, быстро освобождать желудок и снова максимально наполнять его пищей. Однако какой в таком случае должен быть желудок, разве что стальной, железный, растяжной, как пружина, резиновый или не имеющий слепой кишки, не боящийся аппендицита кишечник? Это ещё больше ужасает.

Академические познания молодого пекинского студента заработали в практическом направлении.

Может быть, это был парад войск или большой отбор воинов перед следующим сражением? Тоже возможно. Из следов на волчьей тропе видно, что в стае высокая организованность и дисциплина. Волчья тропа шириной в метр с небольшим от начала до конца, везде — примерно одинаковой ширины, следов, выходящих за пределы этой ширины, очень мало. Если это не смотр войск, их прохождение парадной поступью, то тогда что же? Волков-одиночек, выходящих на охоту, много; выходящих на охоту маленькими группами тоже, обычно по три-пять волков, составляющих группу; бывает, что охотятся по восемь-десять волков, это уже открытый разбой; но то, что было в этот раз, такое встречается крайне редко. Чень Чжэню было очень трудно понять, как волки, которые действуют как бы обособленно, вроде бы ведут партизанскую войну, вдруг смогли собраться в группу войск для ведения регулярной, манёвренной войны? Предположим, даже если одной из частей Восьмой армии Китая пришлось бы переформироваться и преобразоваться в новую группировку, это бы стоило ей неимоверных усилий. Неужели это умение у волков прирождённое? И опыт своих предков в диких кровавых битвах они наследуют из поколения в поколение? Однако с трудом поддаётся пониманию, что они так хорошо наследуют этот передаваемый поколениями опыт.

В таком случае, может быть, это празднование победы в успешно проведённой операции? Или это следы, оставленные от бурной и радостной церемонии перед большим праздничным обедом? Вероятность этого тоже велика. Волки преследовали и окружили табун, полностью его уничтожили, не дав ускользнуть ни одной лошади, отомстили, утолили жажду мести, то есть это можно назвать полной победой, где они в полной мере излили свой гнев. И вот, когда стая голодных волков загнала столь большой табун упитанных лошадей, разве это не повод для бурного веселья? Волки, конечно же, в своей радости неистовствовали и в крайнем возбуждении бешено прыгали и дико плясали вокруг наибольшего скопления лошадиных трупов. Их возбуждение наверняка продолжалось долгое время, поэтому на льду озера и осталась странного вида волчья тропа, похожая на знаки, нарисованные нечистью.

Чень Чжэнь заметил, что если судить о волках человеческими мерками, то многие сомнения в поступках волков можно, в общем, разумно объяснить. Собаки понимают человека, человек понимает волков, возможно, волк тоже понимает человека. Природа и человек — это единый организм, человек, собаки, волки не могут быть полностью отделёнными друг от друга. А если нет, то как могло оказаться так, что на этом поле битвы были обнаружены скрытые образы человека, следы, схожие с теми, что может оставить человек, причём любой — японец, китаец, монгол, а ещё проявило себя неизменное правило западного человека «человек человеку — волк». Возможно, исследователям людского характера нужно начинать с волков или, исследуя волков, нужно начинать с людей. Наука, изучающая волков, возможно, является составляющей науки о человеке.

Всадники, следуя за Бату, шли по этой дороге, но на север, против движения волков. Чень Чжэнь приблизился к Билигу и спросил:

— Отец, зачем же всё-таки волкам нужно было бежать по такой дороге?

Старик поглядел вдаль, подтянул вожжи и приостановил ход лошади, они пропустили вперёд людей и поехали позади отряда. Он тихо сказал:

— Я в степи Элунь живу уже больше шестидесяти лет и подобный волчий круг встречал несколько раз. Когда я был маленьким, то так же, как и ты, спрашивал отца. Он сказал, что степных волков послал сюда Тэнгри, чтобы они охраняли священные горы Байиньвола и степь Элунь, а если кто оскорбит горы или степь, то тогда Тэнгри и боги со святых гор могут разгневаться, пошлют волков в качестве наказания, а волки получат вознаграждение. После того как каждый раз волки получают награду от богов, они от радости начинают бегать без остановки по большому кругу, такому же вечному, как Тэнгри, как солнце и полная луна. Это кольцо — ответ волков Тэнгри, примерно такой же, как современные благодарственные письма. После того как Тэнгри получит ответ, волки могут кутить вовсю. Они любят, подняв голову, смотреть на полную луну, подняв кончик носа к небу, долго взывать к Тэнгри, а если около полной луны появляется одно светлое кольцо, то, значит, ночью будет ветер, и волки тогда собираются на охоту. Волки, в отличие от людей, умеют наблюдать за погодой. Раз волки могут смотреть на круги, рисовать их, то можно сказать, что они обладают выдающимися способностями.

Чень Чжэнь обрадовался, он всегда любил истории из народных легенд. Это объяснение старика Билига в отношении волчьей кольцевой тропы как будто бы нашло своё обоснование и в литературном смысле, и в то же время нельзя сказать, что здесь отсутствовала научность. Волки, возможно, в действительности за долгую практику охоты овладели такими природными законами и приметами, как «если камни влажные, то будет дождь», «если светлое кольцо вокруг луны, то будет ветер», и другими. Чень Чжэнь невольно воскликнул:

— Это так интересно, в степи вокруг солнца образуется светлое кольцо, вокруг луны образуется светлое кольцо, и скотоводы тоже, если хотят, чтобы кто-то подошёл, издалека сигнализируя руками, рисуют круг! Эти кольца и круги, действительно, как загадочные и удивительные знаки. Вы как рассказали, у меня сразу мурашки побежали по коже. Получается, степные волки настолько таинственны, что могут посылать сигналы Тэнгри, рисовать ему круги, и это пугает.

— Степные волки исключительно удивительные существа, я с ними всю жизнь имею дело, но никогда не боролся с ними. В этот раз случилось такое происшествие, я даже и не ожидал. Волки всегда появляются, когда их не ожидаешь, и там, где не ожидаешь, а если придут, так толпой. Ты скажи, без помощи Тэнгри могли бы они быть так сильны? — сказал старик.

Люди, ехавшие впереди, остановились, некоторые слезли с лошадей и стали копать снег. Чень Чжэнь вместе с Билигом подъехали к тому месту; перед людьми снова были трупы лошадей, но не сосредоточенные в одной точке, а разбросанные в длинный ряд. Издалека кто-то закричал:

— Здесь мёртвые волки! Здесь мёртвые волки!

Чень Чжэнь подумал, что это, наверное, место, о котором говорил Бату, где волки, рискуя жизнью, вспарывали животы лошадям. Это также была поворотная точка, после которой лошади все вместе попали в трясину. Его сердце сразу замерло и с болью бешено застучало.

Баошуньгуй сел на лошадь и, размахивая над головой кнутом, громко закричал:

— Не бегать тут толпой! Не затаптывать! Все назад! Вытащить этих двух лошадей — и хватит, сначала откапывайте лошадей, потом волков. Всем соблюдать три основных правила дисциплины и памятку из восьми пунктов. Все трофеи сдавать в коллектив! Кто ослушается, тот будет наказан!

Люди быстро собрались около двух лошадей и начали их откапывать.

Эти две лошади постепенно показывались из-под снега, у каждой из них кишечник, желудок, сердце, лёгкие, печень и почки — всё было оторвано собственными задними копытами и разбросано на несколько десятков метров. Эти две лошади после смерти явно не были изглоданы волками. Возможно, волки уже достаточно повеселились и утолили жажду мести в трясине, решили пощадить этих нескольких мёртвых лошадей. Чень Чжэнь копал и думал, что у этих животных со вспоротыми животами смерть ещё более несчастная, ещё более пугающая людей, чем у тех, что в трясине, тем более, что боль и страх, застывшие в их глазах, были заметны тоже намного сильнее.

Баошуньгуй в гневе кричал:

— Эти волки такие же жестокие, как «японские черти»! Эти волки действительно обладают духом этих японских самураев, смеют вести такую самоубийственную войну! Нет, монгольские волки слишком ужасны. Я обязательно должен их всех истребить!

Чень Чжэнь не выдержал и вставил:

— Но ведь такую самоубийственную войну нельзя представить только как несущую дух японских самураев. Китайские герои Дун Цуньжуй, Хуан Цзигуан, Ян Гэньсы тоже были сильными духом и погибли в борьбе с врагами и теперь вечно живут в сердцах людей. Кто воспримет дух самопожертвования волков, тот достоин восхваления; а извращённое восприятие — это тот же самурайский фашизм.

Баошуньгуй немного напрягся, хмыкнул и сказал:

— Однако, тоже верно.

Улицзи с тяжёлым и суровым лицом обратился к Баошуньгую:

— Как могли выдержать Бату и лошади? Бату всю дорогу с северного пастбища до этого места боролся с волками, это очень непросто. В этот раз не распрощался с жизнью — считай, что его Тэнгри спас. Пускай грядущая очная комиссия посмотрит. Я надеюсь, что они сделают правильные выводы.

Баошуньгуй кивнул. Он мягко спросил Бату:

— Тогда ты словно и не боялся, что волки и твоей лошади распорют живот?

— Я действительно боялся так, что ни на что не обращал внимания. Ещё бы немножко, и сам бы попал в трясину, действительно, совсем чуть-чуть, — просто ответил Бату.

Баошуньгуй снова спросил:

— Волки не бросались на тебя?

Бату вытащил свою обвитую железными кольцами дубинку и протянул Баошуньгую:

— Я этой дубинкой выбил одному волку четыре клыка, другому разбил нос. Если бы не дубинка, меня бы тоже разорвали волки. У Шацылэна и остальных не было ни такого товарища, ни способа защитить себя, поэтому нельзя считать, что они дезертировали.

Баошуньгуй взял дубинку, взвесил её в руке и сказал:

— Хорошая дубинка! Таким товарищем, да волку по зубам, — ну ты суров. Хорошо! В отношении к волкам чем жёстче, тем лучше. Бату, я вижу, что ты чрезвычайно храбр и умён. Когда придёт комиссия с проверкой, ты снова им хорошенько расскажи, как ты бил волков. Баошуньгуй вернул дубинку Бату, потом обернулся к Улицзи: — Я смотрю, у вас здесь волки удивительные, мозгов у них больше, чем у людей. Их методы нападения я тоже увидел и понял, их цель ясна, а именно — любой ценой загнать табун лошадей в трясину. Ты посмотри… Волки понимают природные явления, разбираются в рельефе местности, умеют выбрать время, хорошо знают и себя, и противника, понимают стратегию и тактику, отлично ведут ближний ночной бой, партизанскую, манёвренную войну, совершают стремительные броски, внезапные вылазки, блицкриги, умеют, используя преимущество концентрации войск, вести войну на полное уничтожение. И вот они смогли планомерно, целенаправленно, шаг за шагом осуществить свой замысел в сражении по полному уничтожению табуна лошадей. Это сражение просто может стать образцом для учебников по воинскому искусству. Мы оба — из семей военных, я смотрю, что кроме позиционной войны и окопной, которыми волки не владеют, все остальные элементы военного искусства, применявшиеся нашей Восьмой армией, они используют. Я раньше считал, что они могут только действовать напролом или заниматься мелкой кражей, задрать несколько овец и тому подобное.

— С тех пор как я переменил профессию и пришёл работать на пастбище, у меня всё время такое ощущение, что как будто я не покидал поле боя, круглый год сражаюсь с волками, каждый день хожу с ружьём. На сегодняшний день моё стрелковое искусство по сравнению со службой в армии стало лучше. Ты говоришь правильно, волки действительно разбираются в военном искусстве, могут самые важные его части использовать логично и убедительно. Я с волками имею дело уже десять с лишним лет и приобрёл немалый опыт. Если сейчас мне снова придётся принимать участие в карательной операции против бандитов, то я определённо буду там мастером, — сказал Улицзи.

Чень Чжэнь чем больше слушал, тем больше заинтересовывался и спросил:

— В таком случае военное искусство неужели люди переняли от волков?

Улицзи прищурил глаза и ответил:

— Верно, немало из военного искусства люди взяли от волков. В древние времена степные народы использовали опыт волков для ведения войны с земледельцами внутри Китая. Китайцы не только переняли у кочевников укороченные брюки для езды на лошади, умение сидеть в седле и стрельбу из лука, но и ещё научились немалому волчьей тактике. Я был несколько лет в Хух-Хото на курсах усовершенствования профессии скотовода и там прочитал немало военных книг, и мне кажется, что военное искусство Сунь-цзы не имеет больших различий с военным искусством волков. Например, «хорошо знать и себя, и противника», «скорость и быстрота — это самое важное в ведении боя», «застать противника врасплох», «нанести внезапный удар» и так далее. Это всё — коронные номера волков, именно то, чем они хорошо владеют.

— Однако в китайских военных книгах ни слова не сказано о кочевниках и степных волках. Как же это несправедливо! — заметил Чень Чжэнь.

Улицзи ответил:

— Монголы страдают из-за своей культурной отсталости, кроме «Тайной истории монголов» не оставили никакой значительной книги.

Баошуньгуй обратился к Улицзи:

— Видимо, чтобы в степи работать скотоводом, действительно нужно хорошенько изучить волков, а также военное искусство, иначе действительно понесёшь большой убыток. Однако уже поздно, пойдём с тобой туда, посмотрим мёртвых волков. Я сделаю ещё несколько снимков.




После того как два начальника ушли, Чень Чжэнь, оставив лопату, как бы оцепенел. Исследование нынешнего поля боя ещё больше пробудило в нём желание разыскать следы кочевников и Чингисхана. Почему Чингисхан и его сыновья с внуками, используя малое количество, всего лишь сто с лишним тысяч единиц боевой конницы, смогли завоевать Азию и Европу? Уничтожили мощную кавалерию в несколько сот тысяч всадников династии Западная Ся, миллионную армию династии Цзинь, миллион с лишним войск династии Южная Сун, объединённую армию русских и кипчаков, армии римских и тевтонских рыцарей; заняли Центральную Азию, Венгрию, Польшу, Россию, разгромили Персию, Иран, Китай, Индию. Кроме того, вынудили римского императора завязать дружбу с Китаем при помощи брака, принцессу Мари заставили выйти замуж за правнука Чингисхана. Именно монголы построили самую большую по территории в истории человечества империю. У них с самого начала даже не было своей письменности, железных наконечников стрел, это был кочевой народ, делающий наконечники для стрел из костей животных, древним, отсталым способом. Как же так получилось, что у них была такая огромная военная мощь и военная мудрость? Это уже стало одной из трудноразрешимых загадок древности. К тому же боевые успехи и чудеса Чингисхана и его потомков не являются победами большинства над меньшинством или победами с помощью силы, а как раз являются победами малых сил над большими, победами с помощью мудрости. Неужели то, на что они опирались, — это мудрость волков и скорость лошадей? Волчья природа и характер? А также питаемый и возбуждаемый волчьим тотемом бурлящий национальный дух?

Чень Чжэнь за эти два года, что имел дело с волками, собрал много рассказов про них, а также классические примеры боевых операций окружения и уничтожения стада дзеренов и полного истребления табуна лошадей, свидетелем либо исследователем на месте каковых он стал, он всё больше ощущал, что отклик чудесных боевых побед Чингисхана, возможно, находится именно в волках. Война является действием масс и их вооружённых сил, война и охота имеют отличия по своей сути. В войне есть нападение и есть оборона, в войне оба противника вооружены до зубов. А на охоте люди всегда находятся в положении нападающего, а подавляющее большинство животных — объекты охоты. Убивать зайцев, сурков, дзеренов — тоже считается охотой, но здесь — полное превосходство сильного над слабым, полностью исключено какое-либо серьёзное сопротивление, это в чистом виде охота, но не война. Несмотря на то что в процессе охоты действительно можно научиться некоторому военному мастерству, но только в настоящей войне можно в полной мере овладеть военным искусством.

Чень Чжэнь вновь и вновь думал: в монгольской степи нет стай тигров, леопардов, шакалов, медведей, львов и слонов, им всем очень тяжело существовать в степи, но даже если бы они привыкли к природным условиям, то всё равно не смогли бы приспособиться к ещё более жестоким условиям борьбы за существование в степи, они не смогли бы противодействовать жестоким и хитрым вылазкам на охоту и карательным операциям степных волков и людей. Степные люди и степные волки являются парой отборных игроков, вышедшей в финал в ожесточённой борьбе в монгольской степи из всех живых существ. И в таком случае из всех диких животных теми, кто может организованно вести борьбу за существование с людьми, являются именно волки. В учебниках написано, что выдающиеся военные таланты кочевых народов происходят от охоты — Чень Чжэнь в душе отрицал эту точку зрения. Более точный вывод должен быть таким: выдающиеся военные таланты кочевых народов происходят из долгой, жестокой и никогда не прекращающейся борьбы за существование между степными народами и степными волками, это — затяжная война равных по силе соперников, которая продолжается много тысячелетий. В этой затяжной войне люди и волки испробовали на практике почти все основные принципы и неизменные правила военной науки, такие как: «хорошо знать себя и противника», «скорость и быстрота — это самое важное в ведении боя», «на войне не пренебрегай никакой хитростью», «на небе познай астрономию, на земле — географию», «всегда быть начеку, создать видимость на востоке, а удар нанести на западе», «сконцентрировать силу войск и разгромить поодиночке», «раздробиться, спрятаться и избежать врагов», «застать врага врасплох, нападать внезапно», «если сможешь победить, то бей, если не сможешь победить, то уходи», «лучше сломать один палец, чем ранить все десять пальцев», «враг наступает — я отступаю, враг останавливается — я расстраиваю его ряды, враг устаёт — я наношу удар, враг отступает — я догоняю» и прочее. Волки распространились почти по всему свету, но нигде больше нет монгольской степи, земли основного их скопления, а также основного поля сражений между волками и людьми.

Чень Чжэнь продолжал с этими мыслями двигаться вперёд, он почувствовал, что сам как будто стоит у начала пятитысячелетней истории китайской цивилизации. На монгольском нагорье люди и волки находятся в ежедневной и еженощной битве, в каждый момент готовые к сражению. Частота этих сражений часто превышает все существующие в мире столкновения людей с волками и людей с людьми во всех странах мира с крестьянской цивилизацией. То есть можно сказать, что народы монгольской степи имеют абсолютные врождённые способности к военному делу по сравнению с другими крестьянскими и скотоводческими народами. Если посмотреть историю династий Чжоу, Цинь, Хань, Тан и Сун, крупных династий с абсолютным преобладанием крестьянской цивилизации, все они терпели поражения от маленьких кочевых народов монгольского нагорья, вместе с нанесённым ущербом падал и престиж страны. А после падения династии Сун монголы и вовсе стали хозяевами центральной части Северо-китайской равнины почти на целое столетие. Последняя феодальная династия Цин в Китае тоже была основана кочевым народом. Китайская земледельческая нация не имела талантливых военных инструкторов и взыскательных, заставляющих непрерывно тренироваться учителей-волков. Военное искусство Сунь-цзы, которое было у древних китайцев, — лишь теория, написанная на бумаге, к тому же военное искусство волков на самом деле является одним из источников прозрений Сунь-цзы.

Чень Чжэнь как будто нашёл истоки духов многих миллионов китайцев, невинно погибших за несколько тысячелетий существования китайской цивилизации в результате внешнего нашествия с севера, а также кредиторов государственной казны, сохранявших несколько тысяч лет Великую Китайскую стену. Он почувствовал, что ходу его мыслей вдруг открылась широкая панорама, и одновременно наступили глубокая тяжесть и подавленность. Отношения между причиной и следствием всех явлений в мире управляют человеческой историей и судьбой. Способность какой-либо нации с оружием защищать родину и домашний очаг является основой становления этой нации и её существования. Если бы в монгольской степи не было волков, то мир и Китай могли бы или нет иметь другой вид?




Люди, что-то бурча себе под нос, вдруг быстро куда-то побежали, Чень Чжэнь пробудился от мыслей и тоже, вскочив на лошадь, поскакал туда.

Из-под снега откопали двух мёртвых волков, это была цена, которую волки заплатили за то, чтобы вынудить табун повернуть в трясину. Чень Чжэнь подошёл к одному волку, Бату и Шацылэн как раз счищали с него снег, одного вида бока волка было достаточно, чтобы понять, что у волка разорвано брюхо. Это была худая волчица. Хотя нижняя половина тела была порвана ударами лошадиных копыт, можно было разглядеть несколько вздутых сосков. Выступившее молоко и кровь перемешались и застыли красно-розовыми ледяными шариками.

Старик Билиг сказал:

— Ах, бедная, наверняка все её волчата утащены людьми, вот эти волчицы и пришли в стаю, чтобы отомстить за детей, им самим уже не хотелось жить. В степи, делая какое-либо дело, никогда нельзя забирать всё, даже зайцы в сильном возбуждении кусают волков, а волчицы разве могли сейчас не отдать жизнь?

Чень Чжэнь обратился к нескольким молодым интеллигентам:

— В исторических книгах написано, что у степных волчиц сильнее всех развит материнский инстинкт, раньше они подбирали и выращивали немало человеческих детей, предки гуннов, тюрков и других кочевников были детенышами волков, вскармливались волчицами…

Баошуньгуй сделал несколько снимков мёртвой волчицы, потом велел погрузить её на телегу.

Потом люди пошли к другому мёртвому волку. Чень Чжэнь жил в степи уже два года, видел немало разных волков — мёртвых, живых, волчьи шкуры, — но в жизни не видал такого, какой лежал под ногами: его голова была величиной почти с голову тигра, грудь тоже почти такая же широкая и мощная. Когда с тела волка очистили снег, то показалась серо-рыжая густая шерсть, на шее и на спине была чёрная толстая мощная щетина, которая выступала из-под мягкой рыжей шерсти, острая, крепкая и высокая, как стальные иглы. Нижняя часть тела была разбита лошадиными копытами и вся в крови, на земле виднелся застывший кровавый лёд.

Бату легонько пнул замёрзшего волка, но не смог его даже пошевелить, он вытер пот и сказал:

— Этот волк был глуповат, он наверняка не вцепился зубами как следует, если бы схватился хорошо, то за счёт своего веса сразу же вспорол бы живот лошади, а сам бы спрыгнул на землю и спасся. Может быть, между зубов попала кость, вот ему и досталось.

Старик Билиг внимательно посмотрел, присел на корточки, раздвинул окровавленную шерсть на шее волка, на ней внезапно показались отверстия. Эти кровавые дыры были очень свежими, в степи на шее всех овец, загрызенных волками, обычно бывают точно такие же, по два с каждой стороны шеи, всего четыре, в этих местах волки перегрызают овцам артерию.

— Лошадь не добила копытами волка, а только тяжело ранила, этот волк добит другим волком, уже наевшимся конины, — сказал старик.

Баошуньгуй крепко выругался:

— Волки злобные, просто как бандиты! Смеют убивать раненого!

Билиг глянул на Баошуньгуя и ответил:

— Бандиты после смерти не возносятся на Небо, а волки возносятся. Вот этот волк, которому лошадь вспорола живот, умер, но не сразу, хотя и жить с такой раной уже невозможно, такое тяжелее вынести, лучше умереть. Живой волк увидел, что тому очень плохо, и перекусил ему горло, дал возможность умереть быстро и легко: тело не болит, а дух уже вознёсся к Тэнгри. Когда кто-то из вожаков так поступает, то это не бандитизм, а проявление милосердия и боязнь, что раненый волк попадёт в руки людей и будет терпеть оскорбления и унижение. Волк лучше умрёт, чем будет терпеть оскорбления, и вожаки тоже не хотят видеть, как их братья и сёстры терпят это. Ты родился в семье земледельца, сколько среди вас найдётся предпочитающих смерть позору? Природа волков заставляет стариков из степи сначала подумать, прежде чем лить слёзы.

Баошуньгуй, как будто поняв что-то, согласно кивнул:

— Да, когда войска ведут бой, то для размещения раненых бойцов необходимы носильщики, санитары, охранники, медсёстры, врачи, ещё нужны автомобили, госпитали и многое другое. Я служил несколько лет в тылу, и мы посчитали, что один раненый боец требует чуть ли не десять человек для его обслуживания, обуза очень велика. Во время войны использование столь большого количества персонала действительно оказывает влияние на боеспособность армии. Можно так сказать, что оперативность и скорость передвижения той волчьей стаи намного быстрее, чем у наших войск. Однако раненые бойцы в большинстве своём — храбрые офицеры, основа командования нашей армии. Если убивать раненых бойцов, то разве это не окажет влияния на боевую мощь армии?

Улицзи вздохнул и сказал:

— Волки могут так поступать, это их естественный закон. Во-первых, они хорошо размножаются. Как родится — так сразу семь-восемь, а то и десять-двенадцать детёнышей, и выживаемость тоже высокая. Одной осенью я видел, как мать-волчица перетаскивала одиннадцать волчат, все в два раза меньше головы матери. А маленькая волчица в два года уже может рожать. Когда корова телится, то каждые три года по пять телят. А когда волчица рожает, то сколько будет за три года? Я думаю, что самое меньшее — взвод. Количество волчьих бойцов пополняется намного быстрее, чем у людей. Во-вторых, волки быстро становятся годными к действию. Родившиеся весной волчата на следующий год становятся уже умеющими всё делать волками. Годовалая собака умеет хватать зайцев, годовалый волк — овец, а годовалый ребёнок только в лучшем случае умеет надевать штаны. Люди не как волки. Раз военных ресурсов много, то волки могут добивать своих раненых. Я думаю, что раз волк убивает волка, то, значит, их очень много, раз они отбрасывают лишних. А раз так, то, значит, каждый из них имеет планы на размножение. Они искусственно отбраковывают и оставляют только самых сильных. У степных волков боевой дух не уменьшился за тысячелетия, именно в этом их страшная правда.

Баошуньгуй разгладил концы бровей и заметил:

— Во время сегодняшней проверки я тоже удостоверился в силе и свирепости волков. Противостоять природным стихиям помогает прогноз погоды, кто же может предсказать волчье бедствие? Наши оценки и предположения о стихийном волчьем бедствии слишком выходят из рамок. В нынешнем происшествии при существующих силах людей мы не могли сопротивляться, если вышестоящая проверочная комиссия приедет на место и посмотрит, то это ей сразу станет ясно. Да и неважно, приедут они или нет, но мы тоже должны организовать широкомасштабную операцию по уничтожению волков, а иначе наши пастбища быстро превратятся в большую столовую для них. А мне надо заказать побольше патронов у вышестоящих контор.

Несколько молодых интеллигентов непрерывно спорили. Учащийся начальной школы из третьей бригады, раньше живший в Пекине, а потом ставший мелким руководителем среди хунвейбинов, по имени Ли Хунвэй, с большим энтузиазмом и оживлённо говорил:

— Волки — это действительно классовые враги, все реакционеры в мире являются алчными волками. Волки слишком жестоки, не считая того, что они истребляют людей и их имущество — лошадей, коров и овец, так они ещё истребляют своих сородичей. Мы должны организовать народ для их истребления, всем волкам устроим диктатуру пролетариата. Решительно и окончательно уничтожим всех начисто. Ещё надо решительно критиковать тех сочувствующих, потакающих волкам, после смерти оставляющих свои трупы на съедение убийцам — эти старые степные взгляды, старые традиции, старые привычки и старые обычаи…

Чень Чжэнь, увидев, что юноша собирается указать пальцем на старика Билига, сразу поспешил перебить его и сказал:

— Ты уж наговорил слишком и чересчур. На классы разделяются только двуногие существа, если волков причислить к какому-либо классу, то ты тогда кто будешь — волк или человек? К тому же, когда люди убивают людей, то это является или нет убийством своих сородичей? А людей, убивающих людей, намного больше, чем волков, убивающих волков: одна война, другая война — как убьют, так сразу несколько миллионов или несколько десятков миллионов. Люди, уже начиная с пекинского питекантропа, имеют такое свойство — истреблять сородичей, и если говорить о природе, натуре, сущности людей, то люди намного более жестокие, чем волки. Ты бы лучше побольше почитал книг.

Ли Хунвэй, рассердившись, поднял кнут и, показывая на Чень Чжэня, закричал:

— Ага, ты хвалишься тем, что окончил третий класс средней школы, ну и что в этом хорошего?! То, что ты читаешь, — всё это капиталистические, феодальные, неправильные книги! Ядовитые травы, сорняки! Ты подвержен глубокому влиянию твоего собачьего папы, в школе ты и слова не произносил, а сейчас, приехав в это первобытное и отсталое место, чувствуешь себя как рыба в воде, ты стал заодно с этими вонючими старыми «четырьмя пережитками»!

Чень Чжэню кровь ударила в голову, ему так и хотелось, подобно злому волку, броситься на юношу, укусить и сбросить с лошади. Но он ещё подумал о волчьей терпеливости, поэтому он посмотрел на Ли Хунвэя, потом повернулся и ушёл.

Начало смеркаться, уже пришло время ужина, и тело дрожало от холода. Все, и начальство, и народ, с погруженными на телегу мёртвыми волками, потихоньку повернули назад. Чень Чжэнь с Бату и Шацылэном двинулся искать драгоценные кнуты и снова хотел посмотреть на убитых лошадьми волков, к тому же он надеялся, что два храбрых чабана расскажут ему ещё истории про волков и искусство охоты.




7


«Мой приказ — это приказ серого волка!»

Перед восходом солнца небо просветлело, свет проник в шатер Уху-хана, в этом свете нарисовался светло-серый волк, который сказал Уху-хану: «…Я поведу тебя». После этого Уху-хан свернул лагерь и пошёл, светло-серый волк шёл впереди войск, войска следовали за ним.

После этого Уху-хан снова увидел светло-серого волка, волк сказал хану: «Вели войскам сесть на лошадей». Уху-хан сел на лошадь. Волк сказал: «Командиры и народ, я буду впереди, покажу вам дорогу». После этого все снова сели на лошадей и пошли за волком…

    

«Исторические стихи про Уху-хана»






В монгольской степи широкомасштабная облава и уничтожение волков проводились в начале зимы, в это время байбаки на всех холмах уже закрывали норы и входили в состояние зимней спячки. Байбак крупнее зайца, у него жирное мясо, и он является одним из любимых блюд волков и одним из источников их питания. Как только байбаки уходили в норы, волки начинали наступать на скот с удвоенной силой, и на пастбищах нужно было организовывать охотников, чтобы дать им отпор. В начале зимы у степных волков только что вырос ровный мех от холода, в это время кожа у волков вязкая, шерсть свежая, светлая, пушистая и толстая. Большинство высококачественных волчьих шкур добываются в это время, в приёмном пункте закупочная цена самая высокая. В начале зимы охота на волков — это, кроме основных трудоединиц скотоводов, важный источник дохода, их подсобный промысел. Облава — хороший случай, в котором молодые и взрослые араты[28 - Араты — монгольские пастухи-скотоводы.] тренируют и выставляют напоказ свою технику управления лошадьми, арканами и кнутами, свою смелость. Одновременно это возможность для организаторов скотоводческих бригад продемонстрировать свои боевые способности в разведке, выборе места, пастбища, времени, в организации, манёвренности, командовании и так далее. Проводить в начале зимы облавы на волков было в степи древней традицией, когда вождь племени, хан или каган проводили в своих войсках практические учения и манёвры. Тысячелетняя традиция, передававшаяся от них по наследству, продолжается до сих пор. Как только прекращается сильный снег, тогда и начинается облава. В это время на снегу волчьи следы проявляются очень ясно, и скрыть их невозможно. Хотя ноги волков длинные, но, ступая на свежий и мокрый снег, они проваливаются в него, ноги лошадей длиннее, и они бегают быстрее. Начало зимы — плохой сезон для волков, новый снег лишает их жизни. Пастухи-скотоводы пользуются этим случаем, чтобы отомстить волкам за страдания людей и скота.

Однако не только люди могут знать степной закон, но и волки тоже могут в совершенстве постичь его. В эти годы волки были ещё более сметливыми, они хорошо понимали, что люди били их раз в год. Как только они видели, что выпал новый снег, когда жёлтое пастбище становилось белым, они быстро перебегали границу, или забирались в глубину гор нападать на дзеренов или диких зайцев, или оставались в поле, среди заснеженных гор и там питались запасённым старым кормом. Они все ждали, когда затвердеет снег, все привыкали бегать по снегу, и когда люди уже уставали, только тогда они приходили разбойничать.

На собрании руководства пастбища Улицзи заявил:

— За предыдущие несколько лет мы устраивали облавы в начале зимы, но только всё истребляли средних волков, а больших убивали мало. В будущем нам надо поступать как волки, отходить от привычных правил и устраивать облавы беспорядочно, неожиданно, затишье — облава, облава — затишье. Тогда добьёмся победы, хотя это не отвечает военному искусству, но мы так сделаем для того, чтобы волки не уловили закономерности в наших действиях и не смогли всё предусмотреть. Весной мы обычно не устраивали облаву, сейчас мы нарушим старый порядок и нападём на волков весной внезапно. Хотя в это время шкура волков хуже, чем в начале зимы, линька закончится лишь через месяц с лишним, и пусть мы не продадим их дороже, но зато сможем получить наградные патроны. На собрании руководства пастбища решили так: чтобы ликвидировать вредные последствия того ужасного происшествия, убийства волками табуна лошадей, и исполнить директиву сверху об избавлении от волчьего бедствия в степи Элунь, из всего коллектива пастбищ мобилизуют скотоводов на масштабное уничтожение волков.

— Хотя сейчас весна, самый занятый сезон, так как люди оказывают помощь при окоте, и очень трудно перебросить рабочие силы, но не провести эту облаву на волков нельзя, так надо всем и объяснить. Если судить по прежнему опыту, после окончания большого сражения главные силы волков должны отступить. Они знают, что в это время люди определённо могут отомстить. Надо учитывать, что сейчас стая волков наверняка находится недалеко от границы, и что если что-нибудь произойдёт на пастбище, то стая сразу же убежит туда. Поэтому в эти дни нельзя наносить удар, оставим их в покое на несколько дней, подождём, когда лошадиное мясо переварится в их животах и они всё же заскучают по замёрзшему мясу мёртвых лошадей. Байбаки и крысы ещё не выходили из нор, и, когда волки проголодаются, они обязательно рискнут вернуться за лошадиным мясом, — предложил Баошуньгуй.

Билиг согласно кивнул и сказал:

— Я хочу сначала взять людей, пойти к мёртвым лошадям и около них поставить побольше волчьих капканов, для того чтобы ввести волков в заблуждение. Как только вожак стаи увидит их, он обязательно посчитает, что люди хотят только защищаться, а не наступать. Раньше, когда руководство пастбищ организовывало людей для охоты на волков, необходимо было брать с собой большое количество собак, и в первую очередь снимали капканы на волков, так как боялись, что собаки попадут туда. Если в этот раз перед облавой поставим капканы на волков, то даже самый умный вожак стаи запутается. Если в капканы попадутся несколько волков, то у остальной стаи закружится голова от вожделения, они издалека будут смотреть на лошадиное мясо, захотят съесть, но не посмеют, так как забоятся, а уйти тоже будет жалко. Тогда-то мы тихонько подойдём и неожиданно окружим их, обязательно сможем окружить немало волков и, вероятнее всего, убить несколько вожаков стаи.

Баошуньгуй спросил у Билига:

— Говорят, что здесь волки очень умные и хитрые, в местах, где подсыпали яд и ставили капканы, они совсем не попадались. Старые волки и вожаки стай делали вокруг ядовитого мяса надкусы, чтобы его пометить, а волчицы и волчата ели неядовитое мясо, которое лежало рядом. Некоторые вожаки волков могли даже нарочно выкапывать капканы, чтобы злить тебя, это правда?

— Не совсем так, яд, который продают в кооперативах по снабжению и сбыту, сильно пахнет, даже собаки чувствуют его запах, как же волкам не унюхать его? Я сам никогда не пользовался ядом, потому что можно отравить не только волков, но и собак. Я люблю ставить капканы, это мой козырь, и, кроме разве что необыкновенного волка, никто не сможет понять, где стоят капканы, — ответил Билиг.

Баошуньгуй почувствовал, что руководство пастбищ стало штабом командования. По-видимому, в прошлом, когда вышестоящие инстанции направили Улицзи, командира эскадрона, на работу начальника пастбища, это было совершенно правильно.

Баошуньгуй постучал ручкой по чайной кружке и постановил:

— Вот и договорились!

Руководство пастбищ приказало: никому, ни одной бригаде без его разрешения не позволять ходить на северную сторону пастбищ бить волков, в особенности стрелять и спугивать. Руководство организует широкомасштабную облаву для истребления волков. Все бригады после получения этой информации должны были быть немедленно готовы к действию.

Пастухи во всех бригадах начали подбирать лошадей, кормить собак, чинить арканы и кнуты, точить ножи, прочищать ружья, готовить патроны, — всё текло своим чередом, по порядку, как в апреле помогали окоту, в разгар лета подстригали овец, в осенний праздник Луны убирали траву, в начале зимы забивали овец, всё было тихо, без каких-либо происшествий.

Утром заслонивший небо слой облаков потемнел, низко навис, почти придавив дальние горы, тучи скрыли все горные вершины, из-за этого степь Элунь стала ещё более ровной и как бы зажатой, подавленной. Ветер был мягкий. Дымовые трубы на монгольских юртах, словно лёгочный больной, которому тяжело дышать, часто и неравномерно «кашляли», вдыхали и выдыхали дым. Этот оставшийся отрезок поздней весны, выдался холодным и длинным, и не видно было признаков лета.

Овцы тихо лежали в своей овчарне, лениво жевали запасы травы и совсем не хотели выходить наружу. Три большие собаки, охранявшие овец, пролаяли всю ночь и сейчас, замёрзшие и голодные, дрожали всем телом и тесно сгрудились у входа в юрту. Как только открыл Чень Чжэнь дверь, охотничий пёс Хуанхуан сразу бросился к нему, передние лапы поставил ему на плечи, лизнул его подбородок, изо всех сил вилял хвостом, прося что-нибудь поесть. Чень Чжэнь вытащил из юрты оставшееся мясо на кости и дал ему. Пёс быстро обглодал кость и лёг на землю, зажав её вертикально между двух лап, с наслаждением обгрызая её со всех сторон, в конце концов он съел даже весь костный мозг.

Чень Чжэнь вытащил ещё несколько кусков жирной баранины и дал сучке Илэ, покормил её отдельно. У Илэ шерсть чёрная и блестящая, как у Хуанхуана, как и подобает охотничьей собаке, голова, тело и ноги длинные, шерсть тонкая. У обеих собак сильный охотничий характер, высокая скорость, повороты тела быстрые, они умеют царапаться когтями и хорошо кусаться, как увидят добычу, так сразу же готовы в бой. Обе собаки — мастера хватать добычу, особенно Хуанхуан, это охотничье искусство ему передалось от его предков по матери. Лиса своим большим хвостом не сможет ввести его в заблуждение, она просто лишится его, а после этого, как бы лиса ни старалась, Хуанхуан всё равно достигнет её горла, причём мастерски, не повредив драгоценной шкуры. Хуанхуан и Илэ волка тоже не боятся, они обладают большой способностью сражаться с волками, и сражаются героически, к тому же не дают волкам покалечить себя.

Хуанхуана подарили Чень Чжэню старик Билиг и Гасымай, а Илэ принёс Ян Кэ от одного хозяина дома. Скотоводы степи Элунь всегда самое хорошее дарили пекинским студентам, поэтому, когда эти две собаки подросли, они оказались красивее и лучше своих братьев и сестёр. Потом Бату часто любил приглашать Чень Чжэня и Ян Кэ вместе охотиться, в первую очередь для того, чтобы посмотреть на этих двух собак. В прошлом году, как только наступила зима, Хуанхуан и Илэ уже схватили пять больших лис. Лисьи шапки, которые носили зимой Чень Чжэнь и Ян Кэ, тоже были подарками любимых собак своим хозяевам. После весны Илэ ощенилась шестерыми щенками. Троих подарили Билигу, Ланьмучжабу и ещё одному студенту. Сейчас осталось только три щенка, одна сучка и два кобеля, два рыжих и один чёрный, толстенькие и мясистые, как маленькие свинки.

Старательный по натуре Ян Кэ баловал Илэ и щенков сверх меры, почти каждый день кормил их супом из мяса и кашей из чумизы. Тогда интеллигентам в степи Элунь отпускали зерна по прежним, пекинским нормам, а именно 30 цзиней (15 киллограммов) на человека в месяц. Но распределение по сортам очень неравномерно: 3 цзиня жареного риса, 10 цзиней пшеничной муки, а остальные 17 цзиней приходились на чумизу. Большая часть чумизы шла на корм Илэ, каша из чумизы с мясом была очень хорошим кормом для собаки, это Гасымай научила их готовить. Молока у Илэ было очень много, поэтому щенки в юрте Чень Чжэня были крепче щенков других пастухов.

Другая большая чёрная, крепкая и сильная собака была местной, монгольской породы, возраст — пять-шесть лет, голова большая, грудь широкая, лапы длинные и тело большое, рычит словно лютый тигр, не на шутку. На теле этого пса — множество шрамов, на голове, груди и спине — дорожки из чёрной кожи, выглядящие ужасно и грозно. На его морде раньше были две рыжие круглой формы брови, величиной с собачьи глаза, но одна бровь была оторвана в схватке с волками, осталась лишь вторая которая похожа на третий глаз. Поэтому в самом начале Чень Чжэнь и Ян Кэ назвали Эрланшэнь (в честь одного из буддийских святых, имеющего третий глаз).

Этого пса Чень Чжэнь подобрал по дороге в ближайшую коммуну, в торгово-снабженческий кооператив, когда ходил покупать вещи. В тот день на обратном пути Чень Чжэнь всё время чувствовал за спиной какой-то холод, вол тоже нервничал. Когда он повернул голову, то увидел огромную, словно волк, уродливую собаку, высунувшую большой язык и без звука следовавшую за ним, испугавшую его так, что он чуть не свалился с телеги. Он пытался отогнать пса палкой, но пёс не убегал, а всё время бежал за повозкой, так и дошёл до дома. Несколько пастухов узнали его, сказали, что это очень злой пёс, что у него есть дурная привычка кусать овец, и за это хозяин выгнал его из дома, и что он скитается по степи почти уже два года, в снежные дни прячется в заброшенных худых овчарнях, а днём сам охотится, ловит диких зайцев, байбаков, питается мёртвым скотом, подбирает остатки за волками, а если нечего есть, то отбирает у одиноких волков еду, как дикая собака. Потом его брали к себе люди несколько раз, но из-за того, что он бросается на овец, его всегда выгоняли. Если бы пастухи не помнили, что он загрыз нескольких волков, они давно бы уже его убили. По степным законам собака, которая кусает овец, должна быть убита, чтобы она не превратилась в домашнего разбойника. Пастухи всё уговаривали Чень Чжэня прогнать этого пса, но Чень Чжэню стало его очень жалко, также он был очень удивлён, ведь пёс хотя и мог пристать к волчьей стае, однако продолжал жить один в жестоких степных условиях, а это уже немалое. К тому же с тех пор, как он переехал от старика Билига в новую юрту и покинул бравого, убивающего волков, свирепого Балэ, ему как будто недоставало способного помощника. И он сказал пастухам, что собаки в их студенческой юрте — все быстрые молодые, но действительно не хватает такого большого злого пса, чтобы охранять юрту и овчарню, поэтому лучше сделать так: временно оставить пса и понаблюдать за ним, если он снова будет кусать овец, то Чень Чжэнь возместит убыток.

Прошло несколько месяцев, Эрланшэнь не кусал овец. Но Чень Чжэнь заметил, что пёс очень терпелив и проявляет активность, находясь вдали от отары. Чень Чжэнь слышал, как старик Билиг говорил, что за эти несколько лет в степи появилось немало чужаков, и они быстро истребили почти всех бродячих собак в степи. Они заманивают диких собак в землянки, вешают их и убивают, потом снимают с них шкуры и едят мясо. Видимо, этот пёс тоже едва не был съеден, но, возможно, в самый последний момент он убежал. Он больше не хочет быть бродячим, не желает быть дикой собакой. Дикие собаки не боятся волков, которые едят овец, но боятся людей, которые едят собак. Этот большой злющий пёс ночью, когда охраняет овец, лает особенно свирепо, готов, жертвуя жизнью, разорвать, во рту его часто видна волчья кровь. Прошла одна зима, и овец, украденных или загрызенных волками, было немного. В степи главной задачей собак является ночная охрана и охота. Днём собаки не находятся вместе с овцами, когда те пасутся, тем более весной, когда овец загоняют в каменные овчарни для окота. Это тоже могло помочь злому псу понемногу меняться к лучшему.

Остальные молодые интеллигенты тоже относились к Эрланшэню по-дружески, всегда кормили его досыта. Однако Эрланшэнь никогда не был близок с людьми и к новому хозяину, оказавшему ему благодеяние и приютившему его, тоже не выражал особой благодарности. Он не играл с Хуанхуаном и Илэ, даже когда видел хозяина, то лишь слегка махал хвостом для выражения радости. Днём, во время отдыха, он часто один бродил по степи или лежал в траве близко от юрты, смотря вдаль, погружённый в свои мысли, в прищуренных глазах его было мечтательное выражение степного жителя.

Иногда Чень Чжэнь вдруг осознавал, что этот пёс похож не на большую собаку, а на волка. Предки собак были волки, один из самых ранних народов северо-западных степей Китая — это цюаньжуны, а иероглиф цюань переводится как «собака», сами они считали, что их далёкие предки — это две белые собаки, и именно поэтому тотемом цюаньжунов является собака. Чень Чжэнь чувствовал к этому недоверие: почему же такой лихой степной народ поклоняется такому одомашненному животному, как собака? Возможно, что несколько тысяч лет назад степные собаки были необыкновенно злобными, с крайне диким нравом или даже не уступали в свирепости волкам, то есть были наполовину волками? Белые собаки, которым поклонялись древние цюаньжуны, вполне возможно, были белыми волками. Чень Чжэнь подумал; неужели этот большой злой пёс, которого он подобрал, вдруг и есть собака с волчьим характером? Или волк с наполовину собачьей природой?

Чень Чжэнь часто с интересом общался с ним, садился возле него на корточки, гладил по шерсти, чесал, но пёс почти не реагировал. Его в безразличный взгляд был неясный, мутный или, хвостом он вилял почти незаметно, только Чень Чжэнь мог это почувствовать. Он как будто бы не нуждался в человеческой ласке, не нуждался в симпатии собак, Чень Чжэнь не знал, что он вообще хочет, не знал, каким же образом можно его вернуть к нормальной собачьей жизни, такой, какой жили Хуанхуан и Илэ, — работа, еда, забота людей, охрана, жизнь без печалей. Чень Чжэнь ещё часто думал: неужели он совсем не привязан к нормальной собачьей жизни и собирается возвратиться в волчий мир? Но почему тогда он как увидит волка, то сразу бросается на него, словно это его смертельный враг? Если посмотреть со стороны, то он полностью собака, чёрная шерсть на теле отделила его от волков, у которых она серо-рыжая. Но ведь волки в Индии, России, Америке, Древнем Риме, а также монгольские степные волки когда-то вскармливали человеческих детёнышей, так неужели они не могли выкормить щенков собак? Но если он примкнёт к волчьей стае, то лошади, коровы и овцы будут терпеть ещё большие бедствия. Что касается этого пса, то возможно, что самое мучительное заключается в том, что ни одна из его сторон — ни волчья, ни собачья — не принимают его, или же он сам не хочет идти ни тем, ни к другим. Чень Чжэнь иногда думал, что он собака с характером волка хотя и лютая, но всё же по природе своей — собака. Или, возможно, очень редкостный волк с характером собаки или наполовину собака, наполовину волк. Чень Чжэнь так и не смог распознать его, но он чувствовал, что надо хорошо обращаться с ним, потихоньку «гранить и полировать» его. Чень Чжэнь надеялся, что сможет стать хорошим другом для пса. Он решил впоследствии не называть его Эрланшэнь, а звать Эрлань, что созвучно с «эрлан», т.е. «два волка».

Чень Чжэнь, пока ждал Ян Кэ и Гао Цзяньчжуна, встал с кровати, вышел из юрты и продолжил кормить собак, позабавлял щенков, потом погладил не отвечавшего на ласку Эрланя.




Четверо одногруппников уже больше года как поселились в отдельной юрте. Из них один пас лошадей, один — коров, двое — овец.

Сильный и дельный Чжан Цзиюань, вместе с Бату и Ланьмучжабу пас табун, насчитывавший около пятисот лошадей. Лошади едят много, и, чтобы они не отнимали корм у коров и овец, нужно было пасти лошадей вдалеке от них. Эти пастбища находились в глухих горах, там, где скрываются волки, вдалеке от лагеря. Жить им приходилось в маленькой юрте, где помещаются только два человека, они готовили еду на маленькой железной печке, которая топилась лошадиным помётом, условия для жизни были близкими к первобытным. Работа пастуха лошадей очень опасна, трудна и ответственна, но их место среди прочих пастухов самое почётное, и этим они очень гордятся.

Заарканить лошадь — красивое и очень трудное искусство, которое также может быть использовано для поимки волка, и, значит, является выдающимся военным искусством. С древности до сегодняшних дней пастухи лошадей из степных народов приучались ловить лошадей, используя длинный аркан. Хороший арат, бросив аркан, промахивается очень редко. Это искусство используют и в охоте на волков, лошади проворны, расстояние сокращается быстро, да ещё помогают охотничьи собаки, таким образом, можно справиться с волком. После этого разворачивают лошадь, сильно затягивают верёвкой волка, до смерти, или напускают на него собак, чтобы те его загрызли. Степные волки днём особенно боятся аркана, как увидят арата, то сразу удирают или ложатся и скрываются в траве. Чень Чжэнь часто думал, почему волки боятся охотиться днём, а охотятся ночью. Возможно, из-за этого. История охоты с арканом в монгольской степи насчитывает по крайней мере несколько тысяч лет, такого долгого периода достаточно, чтобы природа и характер монгольских степных волков изменились.

Деревянные ручки у арканов, которые повидал Чень Чжэнь в степи Элунь, были сделаны очень красиво, изысканно и тщательно, они были более длинные, более искусно вырезаны и более удобны, чем те, которые он видел на фотографиях в уездных журналах. Пастухи лошадей степи Элунь с гордостью говорили, что арканы в этой степи — самые лучшие в Монголии, самые жёсткие и прочные и что у них самые красивые ручки. Северная часть бассейна реки Мацзюйхэ, которая является очень известным местом Внутренней Монголии, — это одно из самых важных «месторождений» монгольской породы лошадей, называется Учжумуциньма. Лошадь — это самый важный партнёр и боевой товарищ в жизни монголов, и аркан, конечно, не может решить всех вопросов. Арканы, которыми пользуются араты степи Элунь, очень длинные и удивительно прямые, гладкие и удобные. Длина деревянной части достигает пяти-шести, иногда шести-семи метров, особо длинные из них в большинстве сделаны из двух берёзовых шестов, скреплённых вместе. Чем длиннее шест у аркана, тем легче поймать лошадь или волка. Прямые — значит, шест по всей длине гладко обструган. На верхнем конце этого длинного шеста ещё прикреплён маленький шест длиной полтора метра и толщиной в палец, к нему приделана сплетённая из конского волоса коса, к косе привязана верёвка, так что она не может соскочить. Верёвка здесь особенно крепкая и не растягивается, она сделана не из полосок воловьей кожи, а из кишок овец, по очень сложной технологии, из всего аркана это единственная вещь, которую нельзя сделать самостоятельно, а нужно покупать в снабженческо-сбытовом кооперативе. Когда шест готов, берут свежий овечий помёт и натирают, полируют им его, чтобы превратить из белого в коричневый, после того, как помёт высохнет, шест натирают мягкой тряпкой до блеска и цвета старой меди, длинный шест аркана становится при этом похожим на древнее металлическое непобедимое боевое оружие.

Когда араты, сидя на лошадях, в одной руке держат аркан, конец шеста может от тяжести верёвки обвиснуть, и верёвка образует петлю. Тогда весь шест в такт движениям лошади колышится, как живая змея. Все степные волки видели заарканенных с лошади и погибших своих собратьев. И возможно, что в глазах волков этот инструмент напоминает жуткое чудовище, полузмею-полудракона. Днём в степи, даже если в совершенно пустынном поле или в глухих горах вдалеке покажется одинокий всадник и если у него в руке будет аркан, неважно, кто он — мужчина или женщина, старик или ребёнок, этот будет, как священный знак от Тэнгри, означать свободный проезд среди волков.

Чжан Цзиюань проработал один год пастухом лошадей, но его техника набрасывания аркана всё время была слабой, он часто по несколько раз подряд не попадал, и из-за этого лошадь под ним уже не могла догнать добычу. Он часто менял лошадь, на которой скакал, но это тоже не помогало, и тогда ему приходилось просить Бату заменить его. А то, бывало, заарканит горячего скакуна, но не в подходящий момент, сместится назад, за седло своей лошади, и, чтобы не упасть, держится за седло. Пойманная лошадь вырвет аркан и убежит, волоча его за собой, и в один момент аркан, на изготовление которого было затрачено несколько дней, попав под копыта лошади, переламывается на несколько частей. Тренироваться набрасывать аркана, Чжан Цзиюань часто пытался на овцах, но только пугал их, а у беременных чуть не случался выкидыш, и лишь после строгого внушения Билига прекратил это занятие. Потом Билиг посоветовал ему в качестве тренировки накидывать аркан на оглобли повозок, и после этого он добился большого прогресса. Чжан Цзиюань очень мало появлялся дома, за месяц мог находиться в юрте меньше недели, каждый раз, как приходил, ложился спать, а проснувшись, рассказывал своим товарищам множество историй про людей, лошадей, волков.

Табунщики передвигаются быстро, видят и узнают много. Скотоводческая бригада выделяет им в специальное пользование восемь-девять лошадей и, кроме того, лошадей, рождённых в табуне, неслужебными скакунами они тоже могут пользоваться. В какую бы юрту они ни прискакали, везде у людей к ним просьбы: поменять лошадей, передать письмо, захватить вещи, позвать врача, рассказать новости с дороги. Табунщикам также достаётся наибольшее количество улыбок девушек, тем самым вызывая зависть у пастухов овец и коров. Но пасти лошадей в степи — это самая трудная и самая опасная работа: если ты не сильный и крепкий, не смелый и находчивый, не умный и не осторожный, не терпеливый и не выносливый, то производственная бригада не доверит тебя работать табунщиком. Из четверых молодых ребят на эту работу был взят только один, остальным оставалось только надеяться на это в будущем. Многие рассказы про волков, которые собрал Чень Чжэнь, принёс ему именно Чжан Цзиюань. Каждый раз, когда тот приходил в юрту отдохнуть, Чень Чжэнь готовил ему поесть и попить, и они очень любили обсуждать «волчьи вопросы». Пастбище лошадей — это первый рубеж, отделяющий места, где скрываются и живут волки, от людей, и волчье поведение там весьма противоречиво. Чень Чжэнь, Чжан Цзиюань и Ян Кэ часто спорили допоздна. Когда Чжан Цзиюань возвращался к табуну, то брал с собой у друзей одну-две книги, чтобы не было скучно.

Гао Цзяньчжун работал пастухом коров. В стаде, которое он пас, было более ста сорока голов. Пасти коров в степи — самая лёгкая работа, в степи есть поговорка, что «пастух коров не поменяется даже с начальником уезда». Коровы утром выходят и вечером возвращаются, сами знают пастбище и знают дом. Телят привязывают недалеко от дома верёвкой из конского волоса, и коровы-матери могут в определённое время прийти и покормить телёнка молоком. Только волы надоедливы, они всегда бегут туда, где хорошая трава, и не хотят возвращаться домой, самое трудное для пастухов — это именно найти коров и загнать их домой. Когда коровы начинают упрямиться, то их бесполезно бить, они вытягивают шею, моргают глазами, ложатся на землю и не двигаются с места, раздражая пастухов. Но свободного времени у пастухов коров больше всего, и пастухи овец иногда просят у них помощи.

Чень Чжэнь и Ян Кэ пасли овец, более тысяча семисот голов. Большая часть — это известные в стране элуньские овцы с большими хвостами, размером с голень человека. Как говорил Улицзи, среди пастбищ всего уезда на элуньских пастбищах качество травы самое хорошее, поэтому и овцы степи Элунь тоже самые лучшие. В древние времена это был драгоценный продукт для императорской семьи. Когда Хубилай занял Пекин, то мясом этих овец питались исключительно члены императорской семьи. Или вот сейчас, когда руководители государства принимали глав арабских исламских стран, то стали подавать баранину именно из длиннохвостых овец степи Элунь, и руководители арабских стран, когда интересовались достижениями Китая, спросили про то, где выращивают таких овец. Чень Чжэнь часто думал, что сообразительные волки степи Элунь тоже питаются овцами с длинными хвостами. Хотя был и другой вид — это улучшенная порода синьцзянских овец, шерсть у них отличная, рождаемость высокая, цена тоже высокая, по сравнению с местными обычными выше в четыре-пять раз, но мясо не такое вкусное, никто из пастухов не любит его есть.

А ещё есть дикие горные козы, и их очень мало, они составляют одну двадцатую или одну тридцатую от общего количества овец. Хотя дикие козы сгрызают траву до корней и наносят большой вред пастбищам, но их пух очень ценится, кроме того, большинство козлов имеют острые рога и даже смеют сражаться с волками. Некоторое количество диких козлов пасётся вместе с овцами, и они часто сдерживают отдельно приходящих волков, которые хотят утащить овец. Поэтому в отаре вожаками стада часто являются несколько диких горных козлов. Вожакам знакомы пастбища, и они сами знают, где лучше пастись, — если приходят на место с хорошей травой, то остаются там, если травы недостаточно, то быстро уходят оттуда. Горные козлы по сравнению с овцами имеют одно преимущество, а именно: как только они встретят стаю волков, то сразу начинают блеять, звать на помощь. Не то что овцы, которые и трусливы, и глупы, их волки грызут, а они ни звука не издают, позволяя волкам спокойно делать своё дело. Чень Чжэнь обнаружил, что монгольские пастухи очень хорошо взвешивают ситуацию, они очень сильны в использовании особенностей различных степных явлений, могут сопоставить самые противоречивые факты и с минимальным для себя вредом извлечь максимальную выгоду.

Из двоих чабанов один пас овец днём, другой охранял их ночью. За дневную работу записывали десять трудоединиц, за ночную смену — восемь. Они вдвоём могли работать посменно, постоянно меняясь, как им удобно. Если собаки толковые и овчарня хорошая, то в весенний сезон ночью даже можно поспать. Но если волки ведут себя очень люто, то загородка вообще не спасёт, и всю ночь нужно постоянно обходить с фонариком вокруг овчарни и вместе с собаками, надрывая горло, шуметь до рассвета. Улицзи сказал, что в ночную смену самое основное — это защита от волков, что ежегодная оплата за ночные смены составляет треть от общих выплат. В ночных сменах у монголов в основном работают женщины, они круглый год не высыпаются. Люди работают днём, волки охотятся ночью; люди переутомляются, а волки энергичны, степные волки с утра до вечера мешают людям, переворачивают им всё с ног на голову, не дают спокойно поесть и поспать, и так тянется из поколения в поколение, особенно это влияет на женщин. Поэтому монгольские хозяйки в большинстве своём болеют и живут недолго. У степных волков потомство очень большое, а у людей невелико. Оттого в монгольской степи никогда не было переизбытка населения, а также проблем с их питанием и осваиванием земель под пахоту. Всё шло своим чередом, когда волки косвенно контролировали жизнь людей в степи.

Овцы — это основа скотоводства в степи, ведь тот, кто выращивает овец, имеет мясо для еды, овечьи шкуры для одежды, овечий помёт для отопления, то есть всё то, чем жили древние кочевые народы. Но работа чабаном овец скучна и однообразна — с раннего утра до вечера находиться в безбрежной зелёной или белой степи. Не с кем поговорить, нельзя сосредоточиться на чтении, всё время следишь за тем, как бы не пришли волки и не своровали овец. Чень Чжэнь часто стал ощущать, что он душевно состарился, по сравнению с поэтом Су Ши, у которого есть стихи про одиночество. За многие тысячи лет степь совсем не изменилась, и люди, как и первобытные кочевники-скотоводы, в боях с волками сражаются очень жестоко, в чрезвычайно трудной борьбе добывают победу. Чень Чжэнь часто чувствовал себя человеком, спустившимся в степь из горной пещеры под названием Пекин и встретившим врагов — волков. Если бы в какой-либо день степь накрыл туман и из него навстречу Чень Чжэню вдруг вышел поэт Су Ши с посохом или первобытный человек, одетый в шкуры диких животных, то он бы совсем не испугался. Возможно, если бы они стали разговаривать и обсуждать какую-либо тему, то этой темой были бы волки. Время в степи Элунь застыло, в нём нет деления на секунды и часы. Что же заставляет степь оставаться такой неизменной, сохранять свой первобытный вид? Неужели опять же волки?

Работа пастухом овец принесла Чень Чжэню пользу. Когда он находился один в степи, у него было время подумать в тишине, мысли, словно небесные лошади, самостоятельно парили в воздухе. Он привёз с собой из Пекина два чемодана книг, плюс один чемодан взял Ян Кэ, и он, пася овец, спокойно мог переваривать их содержание, так же как овцы переваривают траву. Вечером при свете масляной лампы он читал книги; днём, пася овец, обдумывал их содержимое, тщательно пережёвывал. Но это всё — только когда вокруг не было волков. Как говорил старик Билиг, если думаешь о степи, о монголах, то думаешь и о волках. Неужели сохранившаяся за многие тысячелетия степь и степные народы в долгом и трудном процессе своего развития — всё имеет отношение к волкам? Он думал, что это вполне возможно. Но нелегко раскрыть загадки. Люди на виду, а волки скрыты от глаз, волчий вой далеко, и невозможно подойти к ним поближе. В эти дни Чень Чжэнь особенно хотел поймать волчонка и принести его в юрту, чтобы вырастить, наблюдать за ним с утра до вечера, с младенчества до зрелости, чтобы лучше понять волков, и эта мысль чем дальше, тем становилась навязчивее.




Он снова припомнил ту волчицу, несколько дней назад унёсшую барашка. В какой же пещере, в каком логове скрываются её волчата?

В тот день он только что обошёл с проверкой вокруг овец, удостоверился, что всё в порядке, и лёг на траву отдохнуть, смотря в голубое небо. Вдруг он услышал в стаде овец всплеск движения, быстро вскочил и увидел, как большой волк вклинился в стадо, в пасти он держал за шкирку ягнёнка, потом мотнув головой, забросил ягнёнка к себе на шею и умчался в сторону гор, только его и видели. Ягнята обычно любят кричать, голос у них и звонкий, и жалобный, как закричит от страха, так по цепной реакции сбегается много ягнят и овец, тревожится вся округа. Но этот ягнёнок, которого утащил волк, а вернее, волчица, не издал ни звука. Подавляющее большинство овец так и не узнали, что произошло, возможно, даже мать этого малыша не поняла, что потеряла детёныша. Если бы у Чень Чжэня слух был похуже, то он, как и та глупая мать-овца, обнаружил бы пропажу только при проверке после полудня.

Когда Чень Чжэнь перевёл дух, он сел на лошадь и поскакал в ту сторону, куда убежала волчица, и обнаружил, что там в земле есть углубление и в нём трава вся прижата. Очевидно, волчица не издалека подползла к овцам, но Чень Чжэнь смог обнаружить только это. Волчица ещё раньше схоронилась в траве в этой ямке, всё время ждала и дождалась, когда овцы подойдут поближе, и только после внезапно выскочила. Чень Чжэнь посмотрел на солнце, немного прикинул и понял, что волчица сидела в засаде самое меньшее три с лишним часа. В это время года схватить и унести живого ягнёнка может только волчица, это живой материал для обучения волчат охоте, живой реквизит, а также пища для кормления ещё не открывших глаза, но уже не питающихся молоком детей.

Чень Чжэнь очень рассердился и обиделся, но в то же время про себя порадовался. В эти дни они с Ян Кэ каждые три-пять дней обычно теряли ягнят, они оба мучились вопросом, кто это их уносил, коршун или степной беркут.

Эти крылатые злодеи перемещаются очень быстро, застают людей врасплох, хватают ягнёнка и взмывают в небо. Однако, когда коршун хватает ягнёнка, он пикирует на малой высоте, и угроза очень велика, он пугает целое стадо овец и обращает их в бегство, и при этом стерегущий овец человек не может не обнаружить его. Они вдвоём долго не могли прояснить эту загадку. Только когда Чень Чжэнь собственными глазами, увидел, как уносят ягнёнка и эту ямку в траве, он раскусил волчий план. А иначе эта волчица могла бы продолжать безнаказанно уносить ягнят.

Неважно, как бы пастухи ни напоминали и ни наставляли, Чень Чжэнь всё равно не мог избежать ошибок. Война не приемлет одинаковых решений, степные волки всегда используют разнообразные методы ведения боевых действий. У волков нет крыльев, как у беркута, но в степи настоящим летающим злодеем является именно волк. Волки заставляют вас раз за разом цепенеть от их проделок, но при этом набираться мудрости.

Чень Чжэнь тихонько почесал шею Эрланя, однако тот не выразил ни капли благодарности.

В воздухе реяла снежная пыль, Чень Чжэнь вошёл в юрту, вместе с Ян Кэ и Гао Цзяньчжуном встал около железной печки, выпил утреннего чая, съел мяса и принесённый Гасымай соевый творог. Пользуясь моментом отдыха, Чень Чжэнь снова стал уговаривать двоих товарищей пойти вместе с ним добыть волчонка, он сам считал свои доводы весьма убедительными:

— У нас потом будет немало сражений с волками, поэтому только вырастив волчонка, можно будет понять волчий характер, а значит, узнать и себя, и противника.

Гао Цзяньчжун, жаря на печке мясо, с непонятным выражением лица сказал:

— С этим шутить нельзя, несколько дней назад Ланьмучжабу с товарищами пошёл с помощью дыма вытаскивать волчат из логова, так к ним вылезла волчица, они очень рисковали жизнью, она чуть не перекусила ему плечо. Их было трое, с ними семь-восемь больших собак, и то они истратили много сил, прежде чем убили её. Волчьи норы очень глубокие, они сменили две группы людей, копали два дня, прежде чем вытащили волчат. Защищающая ягнят овца тоже бодает людей, а защищающая волчат волчица разве не отдаст свою жизнь? У нас даже нет ружей, только с лопатами и дубинками разве можем справиться? Раскопать волчью нору — тоже нелёгкая работа, в прошлый раз я помогал Сан Цзе копать, работали два дня, но так и не докопали до конца, оставалось только зажечь огонь и заполнить дымом нору, а кто знает, останутся ли живыми волчата и не задохнутся ли в дыму. Сан Цзе сказал, что волчица может перегородить собой дым, а в норе может быть ещё запасной выход… Найти нору с волчатами тоже очень трудно, разве ты не знаешь о волчьей изощрённой хитрости? Пастухи говорят: «Волчья нора — десять нор, девять пустот», да ещё волки постоянно переезжают из одной в другую. Если уж бывалым пастухам трудно раскопать нору с волчатами, то мы разве сможем это сделать?

Ян Кэ, наоборот, успокоил Чень Чжэня:

— Я пойду с тобой. У меня есть железная дубинка, очень удобная, конец заострённый, как штык у винтовки. Если столкнёмся с волчицей, я не верю, чтобы мы не могли её победить. Ещё возьмём нож и несколько петард. Если удастся завалить большого волка, то будет действительно отлично.

— Хвастовство. Хитрый волк цапнет тебя, и ты станешь одноглазым драконом, да ещё заразит тебя бешенством, а если ты будешь бешеным, твоя маленькая жизнь закончится, — съязвил Гао Цзяньчжун.

Ян Кэ почесал в затылке:

— Ничего, судьба благосклонна ко мне, в тот раз в школе в силовой схватке из пяти человек нашей бригады четверо были ранены, так что мне не страшно. При любом деле вначале не надо бояться волков, а в конце не надо бояться тигров. Китайцы именно потому, что такие, как ты, позволили кочевникам войти на китайскую равнину. Ланьмучжабу всегда говорит, что я — это овечка, щиплющая траву, а он — волк, который ест мясо. Если мы сами, без их помощи вытащим волчонка из норы, то я посмотрю, как он посмеет говорить, что я овечка. Я лучше пожертвую глазом, но сделаю это назло всем.

Чень Чжэнь кивнул:

— Хорошо! Договорились? А то как бы не пришлось раскаиваться!

Ян Кэ поставил на стол чашку с чаем и громко сказал:

— Да, ты говоришь, когда пойдём? Надо быстрее! Если опоздаем, то руководство пастбищ заставит нас идти участвовать в общей облаве на волков. В этой битве я хочу поучаствовать.

— Тогда доедим и пойдём, сначала поразведаем обстановку, — сказал Чень Чжэнь.

Гао Цзяньчжун, вытирая рот, пробурчал:

— Хорошо, но ещё надо попросить Гуаньбу вместо вас двоих попасти овец, у нашей юрты опять одного трудодня не хватает.

— В прошлый раз мы с Чень Чжэнем притащили целую телегу дзеренов, это заменяет трудодни за сколько месяцев? Всё время мелочатся, просто неинтересно! — заметил Ян Кэ.

Пока Чень Чжэнь и Ян Кэ готовили сёдла, прискакал Баяр на большой жёлтой лошади и сказал, что дедушка просит Чень Чжэня прийти к нему в юрту. Чень Чжэнь решил: «Раз отец просит меня прийти, значит, у него ко мне срочное дело».

— Наверняка связано с облавой на волков, ты иди быстрее, и как раз можно со стариком поговорить о волчатах, — сказал Ян Кэ.

Чень Чжэнь быстро вскочил в седло. Баяр был маловат росточком, он не мог с земли запрыгнуть на лошадь, Ян Кэ хотел помочь ему, но маленький молодец не позволил, он сам подвёл большую лошадь к повозке и с неё забрался на лошадь. Двое всадников быстро умчались.




8


Во времена Восточной Династии Хань императора Мин-ди к западу от горы Вэньшань белые волки играли на деревянных музыкальных инструментах… всего было около миллиона трёхсот тысяч семей, шести миллионов человек, сами они были среди них. Они сочинили стихи и преподнесли императору… назывались стихи «Песня белого волка», и содержание песни было таково: «Правитель белый волк… преклоняемся перед твоей мудростью…»

    

Чжан Чуаньси. «Черновики по древней истории Китая»






Чень Чжэнь ещё не слез с лошади, а уже почувствовал из юрты старика густой запах сырого мяса, не похожий на запах баранины. Он очень удивился, быстро слез с лошади и вошёл в юрту. Старик сразу крикнул:

— Потише, потише!

Чень Чжэнь поспешно остановился и увидел, что восточная, северная и западная стороны ковра закатаны, на широком ковре разложена свежая шкура лошади, а на ней железные волчьи капканы, самое меньшее — семь-восемь штук. В центре юрты, на печке стоял большой котёл, воздух был горячий, пахло сырым мясом, в котле варился тёмного цвета жирный суп. Гасымай, вся потная от жары, подбрасывала помёт в печь, поддерживая огонь. Её пятилетняя дочь Цицигэ играла на полу с кучей бараньих бабок. Бату сидел с краю и протирал волчьи капканы, он ещё оставался дома и залечивал раны, на лице его уже нарастала новая кожа. Старый друг и компаньон Билига — старик Эцзи — тоже протирал капканы. Интересно, что сейчас варил старик? Билиг освободил место рядом с собой и пригласил Чень Чжэня сесть.

Чень Чжэнь шутливо спросил:

— Что вы сейчас варите? Может быть, наживку для волчьих капканов? Ваши зубы всегда были крепкими.

Старик, смеясь, прищурил глаза и сказал:

— Ты наполовину угадал, я сейчас варю волчьи капканы. Однако мои зубы не годятся, а вот зубы у капканов хорошие, ты посмотри, разве рот этого капкана не полон стальных зубов?

— А зачем вы варите волчьи капканы? — удивлённо спросил Чень Чжэнь.

— Капканы-то? Там в котле лошадиное мясо, это я принёс из той трясины. Приготовим в большом котле лошадиный суп, потом в нём сварим волчьи капканы, ты знаешь, для чего это? А для того, чтобы уничтожить металлический запах.

Чень Чжэнь понял и сразу же с интересом заключил:

— Хорошо, и таким образом волки попадутся в капканы, значит, они не смогут победить людей.

Старик пригладил бело-жёлтую бородку и сказал:

— Если ты так будешь думать, то не победишь волков. У волков нюх тоньше, чем у собак, и если есть хоть малейший запах ржавчины или человека, то ты только без толку потратишь силы. Один раз я очень хорошо почистил капканы, ни малейшего запаха ржавчины или человека не было. Но ни одного волка не попалось. Я долго думал, прежде чем догадался, что в тот день, закончив ставить капканы, я неосторожно кашлянул мокротой! Если бы я захватил снег с мокротой и унёс, то тогда бы ничего страшного, но я наступил ногой и растащил мокроту по снегу, думал, что не страшно, но волки всё же унюхали.

Чень Чжэнь хотел задать ему вопросы о волчьих предках и духах, но тут старик наклонился, достал из котла капкан и положил его на жирный холщовый мешок, потом опустил в котёл ещё один капкан и сказал:

— Вчера я просил всех своих родных протирать капканы, я сначала сварил их один раз, это уже второй. Но они ещё не готовы, надо немного подождать, а потом конским волосом, намазанным жиром конского кишечника, хорошенько натереть два раза. Только тогда можно использовать их. Вплоть до установки капканов их надо нести в перчатках, а ещё сверху прикрыть сухим конским навозом, ведь в борьбе с волками как на настоящей битве, если тщательно не подготовишься, то успеха не добьёшься. Надо быть более старательным, чем женщины, более предусмотрительным, чем Гасымай!

Старик засмеялся.

Гасымай посмотрела на Чень Чжэня и, показывая на чашки на столе, сказала:

— Я знаю, ты хочешь попить чай с молоком, который я приготовила, но у меня руки жирные, ты сам налей.

Чень Чжэнь не любил жареный рис, а любил сделанную Гасымай молочную простоквашу из соевого творога, поэтому положил себе в чашку четыре-пять кусков, взял чайник с горячим чаем и налил полную чашку.

— Раньше отец брал с собой Бату ставить капканы, но сейчас он с таким лицом не может выйти из дома, поэтому хочет, чтобы ты пошёл с ним, — добавила Гасымай.

Чень Чжэнь обрадовался:

— Как только дело касается волков, отец не забывает меня, верно?

Билиг посмотрел на Чень Чжэня и сказал:

— Эх, парень, я смотрю, ты очарован волками. Что ж, неплохо. Я уже стар и это дело хочу передать тебе. Только надо быть повнимательнее, и тогда поймёшь волка. Ты должен запомнить мои слова, что волки посланы Тэнгри на землю, чтобы охранять степь, если волки исчезнут, то степь не выживет. Если волки исчезнут, то души монголов тоже не попадут на Небо.

— Отец, если волки — это божества, охраняющие степь, то почему же вы их собираетесь бить? Говорят, что на собрании управления пастбищ вы тоже согласились на большую охоту! — спросил Чень Чжэнь.

— Когда волков слишком много, они уже не святые, они уже превращаются в нечисть, а люди убивают нечисть, и это правильно. Если все коровы и овцы будут съедены нечистью, то люди тоже не выживут, тогда и степь погибнет. Мы, монголы, тоже посланы Тэнгри на землю, чтобы оберегать степь. Если не будет степи, не будет и монголов, а не будет монголов — не будет и степи, — объяснил старик.

Чень Чжэнь был несколько ошарашен и спросил:

— Вы говорите, что волки и монголы призваны охранять степь?

Глаза старика вдруг стали внимательными и чужими, он посмотрел Чень Чжэню в глаза и сказал:

— Верно, однако вы… вы, китайцы, не понимаете этой истины.

Чень Чжэнь немного смешался, потом произнёс:

— Отец, вы знаете, что я против большой китаизации и не поддерживаю политики освоения крестьянами земель в степи.

Морщины на лице старика понемногу разгладились, натирая жирным конским волосом капкан, он продолжал:

— Монголов так мало, и сохранить такую большую степь так трудно. Если не бить волков, монголов будет меньше; а если бить слишком много, то монголов будет ещё меньше…

Старик иногда говорил очень загадочно, и нелегко было понять его слова, и Чень Чжэнь некоторые свои сомнения и вопросы оставлял при себе.

Все капканы были уже готовы, и старик сказал Чень Чжэню:

— Когда пойдёшь со мной ставить капканы, тебе надо хорошенько посмотреть, как я это делаю.

Старик надел парусиновые перчатки и дал Чень Чжэню пару. Потом он взял один капкан и перенёс его в стоявшую около юрты повозку, в телеге была постелена пропитанная жиром из кишечника лошади рваная кошма. Чень Чжэнь и Баяр тоже взяли и перенесли капканы, как только вынесли капканы из юрты, жир на них сразу же застыл, превратился в жирную корку и совсем стал не похож на железный. После того как перенесли в телегу все ловушки, старик ещё вынес мешочек с сухим конским навозом и тоже положил в телегу. Когда всё было готово, они втроём сели на лошадей. Гасымай, выйдя из юрты, крикнула Чень Чжэню:

— Чень Чжэнь, ставить капканы надо очень осторожно, капкан может запросто переломить руку!

Балэ и несколько больших собак как увидели волчьи капканы, так им сразу же тоже захотелось пойти на охоту вместе с людьми. Бату быстро схватил Балэ за загривок, Гасымай тоже, нагнувшись, удержала ещё одну собаку. Билиг громко крикнул на собак, потянул за оглоблю лошадь, запряжённую в телегу, и трое всадников вместе с повозкой медленно двинулись в сторону болотистого озера.

Облака по-прежнему низко нависли над горами, в воздухе начал кружиться легкий снежок, мягкий и сухой. Старик поднял лицо навстречу снегу, и сразу же на его лице образовались светлые капельки воды, он их стёр рукавицей, снова собрал в руку немного снега, вытер лицо и сказал:

— За эти дни так был занят, что не умывался, очень приятно умыться снегом. Долго находился у печки, и лицо пропиталось запахом дыма. А когда умываешься снегом, то запах уходит, потом лучше работается.

Чень Чжэнь тоже вслед за стариком умылся и потом понюхал рукав, но ощутил только запах дыма от овечьего навоза, но ведь это может свести на нет все усилия людей. Он спросил старика:

— А запах дыма на теле сильный?

— Не очень сильный, по дороге выветрится. Запомни, когда приедем туда, то не касайся одеждой замёрзшего лошадиного мяса и жира, и тогда ничего страшного, — ответил старик.

— Когда борешься с волками, действительно устаешь. Вчера вечером волки и собаки лаяли всю ночь, лаяли особенно зло, так, что я всю ночь не мог заснуть, — сказал Чень Чжэнь.

Билиг усмехнулся:

— В степи не то что у вас внутри Великой стены, там каждую ночь китайцы могут спать спокойно. А степь — это поле сражения, монголы — воины и рождены, чтобы сражаться. Тот, кто хочет спать спокойно и безопасно, не будет хорошим воином. Тебе надо научиться: как только лёг — сразу заснул, собаки залаяли — сразу открыл глаза. Когда волки спят, то уши у них слушают, малейшее движение — сразу же вскакивает на ноги — и бежать. А твой отец Билиг и есть старый волк. — Старик хрипло засмеялся: — Могу есть, могу бить, могу спать, целый мешок способностей, ещё могу полудремать-полуспать. Волки степи Элунь все меня ненавидят. Когда я умру, они всего меня съедят без остатка, вместе с костями. И я попаду к Тэнгри быстрее, чем любой другой. Ха-ха…

Чень Чжэнь, зевнув, сказал:

— Среди нас, молодых интеллигентов, всё больше становится слабых духом, как женщина родит уже больного, так его отправляют в Пекин. Если так пойдёт дальше, то через несколько лет половина из нас будет загнана волками внутрь Великой стены. Когда я умру, то моё тело не съедят волки, а сожгут, и так будет лучше.

Старик, не останавливаясь, смеялся:

— Ха-ха-ха… вы, китайцы, слишком расточительны, слишком суетливы. Когда человек умирает, ещё нужен гроб, а сколько древесины и повозок.

— Когда я умру, мне не нужен будет гроб, меня сожгут и рассеют пепел, — ответил Чень Чжэнь. 

Билиг хихикал:

— Тогда понадобится много дров для костра, расточительность есть расточительность. Мы, монголы, экономя на всем, ведём борьбу и изменяем жизнь, умершего кладут в телегу и едут на восток, когда и где он вылетит из телеги, там, значит, и будет ждать, когда его съедят волки.

Чень Чжэнь тоже засмеялся:

— Однако, отец, волки доставляют дух умершего к Тэнгри, не для того ли, чтобы экономить древесину? По причине того, что в степи мало деревьев?

— Кроме того, для экономии древесины, а ещё более для того, чтобы «есть мясо и возвращать мясо», — задумчиво ответил старик.

Есть мясо и возвращать мясо? Чень Чжэнь это услышал впервые, сразу не смог понять смысла сказанного и спросил:

— Что значит «есть мясо и возвращать мясо»?

— Люди, которые живут в степи, съедают мясо, а соответственно и убивают определённое количество живых душ за свою жизнь, а это грех. Когда люди умирают, то они возвращают своё мясо степи, и это справедливо, и души тогда не будут плакать и смогут вознестись к Тэнгри, — ответил старик.

Чень Чжэнь криво усмехнулся:

— Это действительно очень справедливо. Если я потом не буду побеждён волками и из-за этого возвращён в Пекин, то я, определённо, скормлю себя им, и порядок. Когда волки съедают человека, они делают это ловко, и им не требуется особого мастерства. Скормить волкам, возможно, быстрее, чем сжечь в огне.

Но тут на жёстком лице Билига появилось страдальческое выражение.

— В степи Элунь никогда раньше не было китайцев, все пастбища насчитывали сто тридцать-сто сорок монгольских юрт, семьдесят-восемьдесят человек, и все — монголы. Когда настала «культурная революция», пришло более ста человек вас, молодых интеллигентов из Пекина, сейчас ещё прибавилось, но все или служат в армии, или работают шофёрами, извозчиками, строят дома. Они все ненавидят волков, всем им нужны волчьи шкуры, потом как начнут стрелять, и волки пропадут, ты захочешь покормить волков, но не сможешь.

— Отец, вам не надо беспокоиться, наверняка в будущем состоится большое сражение, без патронов, люди и волки умрут вместе, никто никого не будет кормить, — заметил Чень Чжэнь.

Скоро достигли самой северной части болотистого озера, места гибели нескольких лошадей, старик Билиг остановил лошадь, велел Баяру остановить повозку и ждать. Потом он вытащил два капкана, маленькую железную кирку, мешок с сухим конским навозом и другой инвентарь, взял с собой Чень Чжэня и они направились к мёртвым лошадям. Старик ехал на лошади медленно и постоянно останавливаясь, везде всё осматривал. Несколько трупов уже явно были сдвинуты с места, тонкий слой свежего снега немного скрыл кусаные раны, около трупов были видны когтистые следы.

— Волки снова приходили сюда? — спросил Чень Чжэнь.

Старик не ответил, а продолжал внимательно осматривать. Только оглядев этих нескольких лошадей, он сказал:

— Волки ещё не приходили, Улицзи оценил всё очень правильно, волчья стая ещё на севере от приграничного шоссе. Эта стая действительно может долго терпеть.

— Отец, а эти когтистые следы — что это такое? — Чень Чжэнь показал на снежную поверхность.

— Большинство из них — это следы лисы, также есть следы волчицы. Здешним волчицам с волчатами надо выращивать детей, приходится действовать в одиночку. Я сначала думал схватить вожака стаи и больших волков, однако сейчас тут мешаются эти лисицы, действительно нелегко поймать матёрых волков, — объяснил старик.

— В таком случае разве мы не зря тратим силы?

— Я так не считаю, наша главная задача — это напустить туман, ввести волков в заблуждение, они считают, что если люди ставят капканы, то, значит, не будут устраивать облаву, а если наоборот, то можно прийти поесть лошадиного мяса. Стоит только стае прийти, как мы тут же появимся.

Старик развернул лошадь дважды и выбрал место для первого капкана около одной мёртвой лошади. Чень Чжэнь поспешно слез с лошади, стал расчищать снег. Старик сел на корточки и маленькой железной киркой выкопал в замёрзшей земле круглую ямку диаметром в две пяди и глубиной в одну пядь. В центре этой ямки он ещё сделал другую маленькую ямку. Потом он надел пропитанные жиром лошадиного кишечника перчатки и поставил капкан внутрь круглой ямки, затем двумя ногами наступил на капкан и сильно вдавил его в землю, после с силой раскрыл челюсти капкана, так что зубы были направлены вверх, закрепил капкан на земле, подготовив большой круглый хищный рот к действию. Затем взял кусок материи и осторожно положил его между капканом и маленькой ямкой, вставил металлический фиксатор.

Чень Чжэнь с замиранием сердца смотрел, как старик заканчивал выполнять эти опасные, требующие сил действия. Стоило чуть-чуть упустить стальной капкан, и можно было сломать руку. Старик снял ноги с капкана, сел на корточки и вздохнул, рукавом осторожно вытер пот, опасаясь, что пот упадёт на тело лошади. Старик первый раз взял Чень Чжэня ставить капканы, и Чень Чжэнь почти понял, как работает ловушка. Только лапа волка наступает в пустоту под материей, материя проваливается, маленький металлический фиксатор соскальзывает с неё, тут же стальная пружина с силой в несколько сотен цзиней захлопывает стальные челюсти капкана, и попавшая лапа волка ломается и зажимается в капкане. Неудивительно, что волки так боятся стальных ловушек, этот инструмент действительно ужасен! Если бы волки не боялись звука капканов, то Чень Чжэнь, случайно оказавшийся в первый раз рядом с волчьей стаей, давно бы уже был на том свете.

Всё, что теперь осталось сделать, так это прикрыть и замаскировать капкан, эта операция тоже не допускает ни малейшей ошибки. Старик Билиг, передохнув, сказал:

— Эти капканы нельзя накрывать снегом, снег слишком тяжёлый, может продавить материю в пустоту, или, если снег растает под солнцем, капкан внутри замёрзнет и застынет и тогда не сработает. Дай мне лошадиный навоз.

Старик взял мешок, зачерпнул пригоршню сухого лошадиного навоза, аккуратно рассыпал его по поверхности тряпочной прокладки. Сухой и лёгкий навоз полностью закрыл челюсти капкана. Матерчатая прокладка по-прежнему была натянута и не провисала, и к тому же не было опасения, что поверхность стальной ловушки покроется льдом. Потом старик зацепил цепь с крюком от капкана за скелет мёртвой лошади и только после этого сказал, что можно засыпать снегом. Он указывал Чень Чжэню, где тот должен засыпать стальную основу капкана и цепь, а потом свежим снегом осторожно прикрыть конским навозом, потом худой овечьей шкурой тихонько разровнять поверхность, так чтобы всё вокруг было ровно, без щелей и швов.

Мелкий снег всё ещё шёл, и через некоторое время невозможно стало отличить какие-либо следы. Чень Чжэнь спросил:

— Почему этот капкан только на волка, а не на лису?

Старик объяснил:

— Я поставил железный фиксатор немного поглубже, а лиса лёгкая, если наступит, то не сдвинет его. А волк большой, как наступит, то точно попадёт.

Старик осмотрелся по сторонам, потом шагами измерил расстояние и примерно в двух шагах снова выбрал место для капкана.

— Этот капкан ты сам поставь, а я посмотрю, как ты ставишь, — сказал он.

— Почему два капкана друг от друга так близко? — спросил Чень Чжэнь.

— Ты не знаешь, но некоторые волки к себе самим тоже очень жестоки, и, если волк лапой попал в капкан, он может даже перекусить кость и мышцы, хромая на трёх лапах, убежать. Я ему поставлю два капкана, и, если он попадёт одной лапой, он будет от боли со всей силы тянуть цепь, вращаться волчком вокруг себя, тогда-то и попадёт другой лапой во второй капкан. А если он попадётся по очереди двумя лапами и перекусит их обе, то как он убежит на оставшихся двух?

Чень Чжэнь как представил себе эту картину, у него волосы встали дыбом. Война между людьми и волками в степи действительно крайне жестокая. И волки, и люди используют ужасные методы для нанесения удара, для мести, для предупреждения удара противника. Если вести такую жестокую войну, то это ещё более озлобляет обе стороны, сердце становится каменным, бесчувственным. Чень Чжэнь хотя и ненавидел свирепость волков, но сейчас, когда ему собственными руками надо было поставить такой хитроумно-зверский стальной капкан, его руки непроизвольно задрожали.

Старик захохотал:

— Что, мягкосердечие появилось? Не забывай, что степь — это поле боя, тот, кто не может видеть крови, — не боец. Волки с помощью хитроумного плана уничтожили целый табун лошадей, у тебя сердце не болит? Разве могут люди, не используя коварных планов, победить волков?

Чень Чжэнь успокоился, тяжело вздохнул и с тяжёлым сердцем стал разгребать снег и выкапывать яму. Вплоть до самой установки ловушки его руки немного дрожали, в этот раз он боялся, что из-за неосторожности сломает руку, всё-таки он первый раз ставил капкан на волка. Старик с одной стороны наставлял, но одновременно держал толстую дубинку внутри пространства замыкания челюстей капкана для страховки. Чень Чжэнь чувствовал по всему телу жар, при подстраховке старика его руки перестали дрожать, он первый раз ставил капкан — и поставил успешно. Когда Чень Чжэнь вытирал пот, он увидел, что старик вспотел ещё больше него.

Старик облегчённо вздохнул и сказал:

— Ну, мальчик, я вижу, что ты уже и без меня справишься, ты сможешь.

Чень Чжэнь устало кивнул. Они вместе со стариком вернулись к телеге и достали ещё два капкана, выбрали место, и он аккуратнейшим образом их установил. Остальные четыре капкана они разделили пополам, каждый поставил по два. Старик ещё велел Баяру помочь Чень Чжэню.

Вечерело, но по-прежнему было ясно. Старик Билиг тщательно проверил поставленные Чень Чжэнем капканы и радостно сказал:

— Действительно не видно, если бы я даже был старым волком, то всё равно бы попал в него. — Он снова внимательно посмотрел на Чень Чжэня и спросил: — Время уже не раннее, сейчас мы что должны сделать?

Чень Чжэнь подумал и ответил:

— Наверное, надо замести свои следы, а ещё проверить инвентарь, который взяли с собой. 

Старик удовлетворённо сказал:

— Ну вот, ты и научился.

Они втроём с самой северной стороны потихоньку всё прочесали и проверили, вплоть до повозки. Чень Чжэнь, собирая инструмент, спросил:

— Отец, мы поставили столько капканов, сколько же волков мы на них сможем поймать?

— На охоте нельзя спрашивать о количестве, если загадаешь количество, то ни один не попадётся. Люди знают о прошлых делах, а о будущих знает только Тэнгри, — ответил старик.

Они сели на лошадей, потянули повозку и двинулись вперёд.

— Мы уже завтра утром придём собирать волков? — спросил Чень Чжэнь.

— Неважно, попадутся или нет волки, в любом случае нельзя приходить собирать их. Если попадутся, то пусть сначала стая придёт и посмотрит. Только если они не увидят людей, пришедших за волками, сомнение их усилится, и они будут ходить кругами вокруг мёртвых лошадей и думать. Задача, поставленная руководством пастбищ, состоит не в том, чтобы поймать нескольких волков, а чтобы привлечь всю стаю. Если волки не попадутся, то нам надо ждать. Ты завтра не приходи, а я приеду и издалека посмотрю.

Трое всадников расслабленно ехали домой. Чень Чжэнь вспомнил о волчонке и собрался спросить у старика об искусстве добычи волчат. Добыча волчат из волчьей норы является опасным, трудным и требующим большого искусства видом охоты в степи. В одной норе может быть от семи-восьми до десяти с лишним волчат, пищи для волков в степи Элунь много, и волчата развиваются быстро. Если вытащить из норы одного волчонка, то в стае станет меньше на одного волка. Волки для сохранения своих детей используют всю мудрость и умение. Чень Чжэнь слышал немало историй на эту тему, и он уже давно окончательно решил готовиться к такому промыслу. Прошло уже две весны, но никто из ста с лишним молодых интеллигентов со всех пастбищ самостоятельно не ходил за волчатами. Он не смел надеяться, что сам сможет достать волчонка, он только собирался дождаться случая, чтобы несколько раз сходить вместе с Билигом за волчатами, поучиться этому мастерству. Однако после происшествия с табуном лошадей старик уже не обращал внимания на волчат. Он устал. Чень Чжэню оставалось лишь робко просить старика поделиться опытом.

Чень Чжэнь сказал:

— Отец, когда я несколько дней назад пас овец, одна волчица на моих глазах утащила за шкирку живого ягнёнка, утащила к северо-востоку, в сторону гор Чёрных камней. Я думаю, что там наверняка есть волчья нора, а в ней должны быть волчата. Я хочу завтра с утра пораньше пойти поискать, я всегда хотел, чтобы вы взяли меня с собой…

— Завтра я не смогу пойти, здесь дел много, управление пастбищ ещё ждёт от меня письма. — Старик повернул голову и поинтересовался: — Волчица действительно ушла к тем горам?

— Ну да! — ответил Чень Чжэнь.

Билиг пригладил бороду и спросил:

— Ты в тот раз на лошади почти догонял её или отстал?

Чень Чжэнь ответил:

— Нет. Она убежала слишком быстро, невозможно было догнать.

Старик сказал:

— Ну, тогда хорошо. Иначе волчица обязательно бы обманула тебя. Если люди гонятся за нею, то она прямо в нору не побежит. — Он немного подумал и добавил: — Эта волчица действительно очень умная, в позапрошлом году весной в том месте только вытащили волчат из трёх нор, и в этом году никто не ходил туда за волчатами, никто и не додумался, что волчица может устроить там нору. Тогда ты завтра быстро пойди поищи, возьми с собой людей и собак. Обязательно найди нескольких храбрых и опытных пастухов и возьми с собой, вдвоём ни в коем случае не ходите, слишком опасно.

— Когда добываешь волчат, в чём главная трудность? — спросил Чень Чжэнь.

— Когда залезаешь в нору, то трудностей очень много, а найти волчью нору ещё труднее. Я расскажу тебе об одном способе, как можно найти нору. Ты завтра вставай, когда ещё темно, когда доберёшься до горы, то ляг. Подожди, когда рассветёт, осторожно рассмотри всё в бинокль, в это время волчица, потрудившись где-то всю ночь, должна возвращаться в нору кормить волчат молоком. Посмотри в какую сторону она идёт, там наверняка есть нора. Тебе надо тщательно искать, возьми хороших собак, которые тоже будут помогать, тогда, скорее всего, найдёшь. Если найдёшь, то выкапывать тоже очень трудно, больше всего бойся волчицы, которая в норе. Вы должны быть крайне осторожны.

Глаза старика вдруг помрачнели, и он сказал:

— Раз волки истребили такой большой табун лошадей, я больше не разрешу вам идти за волчатами, добыча волчат — это дело, которое старики степи Элунь очень не любят…

Чень Чжэнь больше не посмел спрашивать. Старик очень сильно негодовал на нынешнее широкомасштабное Движение по добыче волчат, и Чень Чжэнь думал, что если он продолжит спрашивать, то старик запретит ему идти. Однако добыча волчат — это очень глубокая и тонкая наука, а его цель — взять себе волчонка на воспитание, и если сейчас упустить момент, дождаться, когда у волчицы кончится молоко или у них откроются глаза, то тогда трудно будет приручить. Обязательно надо брать себе ещё не открывшего глаза волчонка, чтобы, когда он откроет глаза, сразу очутился в мире людей. Чень Чжэнь опасался, что дикую природу волка очень трудно покорить или переделать. Чень Чжэнь собрался ещё хорошенько расспросить Бату, который был известным мастером по добыче волчат, но, потерпев несколько дней назад такую большую неудачу, он сейчас был в сильном раздражении и поэтому про это дело вполне мог рассказать.

Когда вернулись в юрту старика, было уже темно. Войдя в юрту, увидели, что красивый ковёр уже был приведён в первоначальный порядок, три лампы с фитилями на овечьем жиру ярко освещали юрту, на низком квадратном столике стояли две миски с только что сваренными бараньими внутренностями и мясом, которые пахли очень вкусно, — целый день трое людей ничего не ели, и их животы начали уже урчать. Чень Чжэнь быстро снял дублёнку и сел за стол. Гасымай уже наложила тарелку мяса, специально выбрала самые любимые Чень Чжэнем кишки и поставила перед ним, потом ещё принесла тарелку и поставила перед стариком, он больше всего любил есть грудинку с позвонками. После этого дала Чень Чжэню пиалу пекинского соевого соуса с грибами, Чень Чжэнь очень любил есть мясо с соусом, к степному вкусу прибавился пекинский, этот соус в их двух юртах всегда был под рукой. Когда Чень Чжэнь принялся за еду, он даже почти забыл о волчатах. Кишки степных овец — это лучший продукт из приготавливаемого мяса, длиной всего один чи. Хоть и называются жирными, вовсе не такие, внутри они заполнены совсем не жирными, нарезанными полосками мышцами живота, тонким кишечником и мышцами диафрагмы. Овечьи кишки обычно идут на выброс, но в монгольской кухне из них готовят блюдо с незабываемым вкусом.

— Монголы, когда едят овец, действительно экономят, даже диафрагму и ту не выбрасывают, а всё же как вкусно, — сказал Чень Чжэнь.

Старик степенно кивнул:

— Когда голодный волк ест овцу, он даже шерсть и копыта съедает. Когда в степи бывает стихийное бедствие, людям и волкам очень трудно найти еду, тогда съедают овец подчистую.

— Тогда можно сказать, что, монголы, которые едят овец, и едят почти полностью, этому тоже научились у волков? — заметил Чень Чжэнь.

Все громко засмеялись и одновременно сказали: «Вот-вот!». Чень Чжэнь продолжил есть и съел три порции кишок.

Гасымай смеялась от души. Чень Чжэнь помнил, как Гасымай когда-то говорила, что она любит гостей, которые едят как волки. Ему стало немножко неудобно, потому что в этот момент он был очень похож на голодного волка. Он не мог больше есть, потому что знал, что вся семья Билига любит овечьи кишки, а он в один момент съел их больше половины. Гасымай наклонилась, отрезала ножом ещё свежих кишок и, смеясь, сказала:

— Я не знала, вернёшься ты или нет, поэтому пожарила мало кишок. Тот кусок весь доедать тебе, я экономлю как волки, ничего не должно остаться.

Все снова засмеялись. Баяр быстро подцепил отрезанный кусок кишечника и положил себе на тарелку. Уже прошло два года, а Чень Чжэнь ещё не определил отношения с поколением Гасымай. Если судить по-нормальному, то она для него как жена старшего брата, но Чень Чжэнь иногда чувствовал, что Гасымай ему как старшая сестра, иногда как тётя, а иногда как младшая сестра, иногда как старшая тётя. Её весёлость и доброта широки и открыты, словно степь.

Чень Чжэнь, съев кишки, налил ещё себе чаю с молоком и, выпив полчашки, спросил Гасымай:

— Баяр такой смелый, что смеет хватать волка за хвост, лазить по волчьим норам за волчатами, скакать на диких лошадях, ты не боишься за него?

Гасымай засмеялась:

— Монголы с детства все такие. Бату в детстве был ещё смелее Баяра. Когда Баяр лазил в волчью нору, там не было взрослых волков, а волчата не кусаются, он вытащил волчонка — ну и что такого. А Бату когда лазил в нору, то столкнулся с большим волком, то есть с волчицей, так он её вытащил из норы.

Чень Чжэнь очень удивился и спросил Бату:

— Почему ты до сих пор не рассказал мне эту историю? Побыстрее расскажи.

Бату посмеялся, настроение его улучшилось. Он сделал большой глоток вина и стал рассказывать:

— В том году мне было тринадцать лет, однажды отец с товарищами несколько дней искали и наконец-то нашли волчью нору с волчатами, очень большую и глубокую, а копать было невозможно, отец опасался волчицы, поэтому сначала зажгли огонь и стали выкуривать её оттуда. Потом, когда дым уже рассеялся, волчица всё равно не вышла, и мы подумали, что внутри нет взрослых волков, и тогда я, взяв с собой спички и мешок, полез в нору за волчатами. Я и не думал, что когда залезу на глубину примерно трёх метров, то увижу глаза волка, всего лишь в двух чи от меня, от страха я чуть не описался. Я быстро зажёг спичку и осветил всё вокруг, и увидел, что волк тоже трясётся от страха, вид у него как у испуганной собаки, хвост поджат. Я лежал не двигаясь, как только огонь погас, волк сразу ринулся на меня, а я и отступить не могу, про себя думаю, что сейчас конец мне настал. Откуда я знал, что он не хотел загрызть меня, а просто перепрыгнуть через мою голову и убежать. Тогда я ещё боялся, что люди снаружи не готовы к встрече волка, боялся, что волк накинется на отца, и даже не знаю, откуда взялась смелость. Сильно ухватив тело волка, я хотел остановить его, и не думал, что моя голова упёрлась ему в горло, я ещё напрягся и голову волка прижал к верху норы. Таким образом, волчица не могла ни выбежать, ни убежать и начала в беспорядке царапать лапами, располосовала всю мою одежду. Я тоже подумал: «Либо всё, либо ничего», быстро присел, со всей силы прижал головой горло и нижнюю челюсть волчицы, не позволив ей кусать меня, ещё я схватил её передние лапы, истратил на это немало сил, но всё же хорошенько держал её лапы. Так волчица не могла ни укусить, ни поцарапать меня, но я тоже, застряв там, совсем не мог двигаться, и уже не осталось сил.

Те, кто был снаружи, видят, что я долго не возвращаюсь, и не знают, случилось что-нибудь или нет. Отец, волнуясь, тоже залез в нору, зажёг спичку и увидел, что я головой припёр голову волчицы, и это его очень испугало. Он подполз вплотную и велел мне не отпускать голову волчицы, потом обнял меня за пояс и потихоньку потащил к выходу. Я одновременно подпирал голову волчицы и тащил её за передние лапы, чтобы она одновременно со мной двигалась наружу. Отец крикнул тем, кто снаружи, чтобы потихоньку вытаскивали его за ноги. Только когда подтащили его к выходу из норы, они узнали, в чём дело. Все с ножами и дубинками ждали у входа в нору. Как только мы подтащили голову волчицы к самому выходу, люди снаружи сразу же вставили нож ей в пасть и прижали её голову к верху норы, потом несколько человек вытащили её и убили. Потом я, набравшись сил, снова залез в нору, проход был чем дальше, тем уже, пролезть мог только ребёнок. В самой внутренней части норы было очень свободно, снизу на земле валялись прохудившаяся овечья кожа и овечья шерсть, а сверху свернулись калачиком волчата, всего их было девять, всё ещё живые. Та волчица для защиты детей отгородила место, где они спят, насыпав заграждение из земли, причём засыпала больше чем наполовину, а сама осталась снаружи. Волчица не задохнулась от дыма, потому что в норе ещё было несколько маленьких отверстий, и дым уходил через них. Потом разрыл землю, залез туда и вытащил волчат, сложил их в мешок и вылез наружу…

Чень Чжэнь слушал затаив дыхание. Остальные члены семьи как будто забыли всё это и тоже обратились в слух. Чень Чжэню показалось, что эта история и рассказы других людей о добыче волчат неодинаковы, и он спросил:

— Я слышал, как другие рассказывали, что волчицы очень сильно охраняют своих детей, все, рискуя жизнью, защищают их, почему же эта волчица не была так яростна?

Старик ответил:

— На самом деле все степные волки боятся людей. Кто может убить волка в степи — это только человек. Как только волк увидит, что его выкуривают дымом, а ещё видит, что в руках у человека огонь и он осмеливается залезть в его нору, разве он может не бояться? Не то чтобы эта волчица была не очень смелой, просто, я думаю, это была ещё молодая, двухлетняя волчица, и это были её первые роды. Жалко. Сегодня, если бы ты не спросил об этом деле, никто бы не захотел вспоминать.

Баяр вдруг сказал Гасымай:

— Чень Чжэнь с товарищами завтра рано утром хочет идти за волчатами, я хочу помочь им, у них рост большой, и они не смогут залезть внутрь. Сегодня вечером я пойду к ним в юрту, а завтра утром вместе с ними пойдём в горы.

— Хорошо, иди, только будь осторожен, — хладнокровно отвечала Гасымай.

Чень Чжэнь поспешно замахал рукой:

— Не пойдёт он! Не пойдёт! Я боюсь, что что-нибудь случится. Ты всё же такой драгоценный ребёнок!

Гасымай заметила:

— Нынешней весной наша бригада добыла только одного волчонка, ещё не хватает трёх. Если ещё не добудем, то Баошуньгуй снова будет на нас рычать.

— Всё равно я не могу позволить Баяру идти, — упрямо буркнул Чень Чжэнь.

Старик обнял внука и сказал:

— Баяр действительно не пойдёт. В этот раз мы поймаем в капканы одного-двух волков, сдадим не шкуры волчат, а шкуры взрослых волков, и порядок.




9


Первопредок династии Юань был рождённым Небом светло-серым волком, он спаривался с белой оленихой, они вместе переплыли через реку Тэнцзисы, пришли к истоку реки Вонань, жили перед горой Буэрхань, олениха родила ребёнка, назвали его Батачихань.

    

«Тайная история монголов»






Бодуаньчар (предок Чингисхана в девятом колене)… ехал на лошади вдоль реки Вонань. Приехав на остров Балэчжунь, там соорудил дом… когда у него не было еды, выслеживал зверей, которых волки окружали в скалах, каждый раз стрелял их, потом ел вместе с волками или подбирал и ел остатки еды от волков…

    

«Тайная история монголов»






На рассвете, в три часа, Чень Чжэнь и Ян Кэ, взяв с собой двух больших собак, потихоньку поднялись на верхушку маленькой горы вблизи от гор Чёрных камней. Двух лошадей они связали путами из бычьей кожи и оставили пастись в укрытии позади горы. У Эрланя и Хуанхуана охотничий инстинкт очень сильный, раз так рано встали, обязательно будет охотничья обстановка. Две собаки молча лежали ничком на снегу, сторожко осматриваясь кругом. Облака заслонили свет луны и звезд, в темной степи было необычно холодно и ужасно, в радиусе несколько десятков километров были только они двое, а это время — как раз для нападения скрывшихся где-то волков. Гора Чёрных камней, словно группа диких зверей, давила на них двоих сзади и заставляла Чень Чжэня чувствовать холод на спине, из-за этого он начинал беспокоиться об оставленных лошадях, а также боялся и за себя.

Вдруг с северо-востока донёсся волчий вой, он разошёлся по всей тёмной степи и ущелью, отзвук его колыхался, как звук сяо[29 - Вертикальная китайская флейта из бамбука.], как звук свирели, длинный, заунывный и дальний. Через несколько минут, когда вой волков постепенно исчезал, в тихой степи ещё был слышен далёкий вой собак. Рядом с Чень Чжэнем две собаки по-прежнему молчали, они понимали правила охоты: когда дежуришь по ночам у овчарни, нужно бешено лаять и рычать, но на охоте в горах необходимо молчать, затаить дыхание. Чень Чжэнь засунул одну руку в меховую подмышку передней ноги Эрланя, чтобы погреться, а другой рукой обнял его за шею. Перед выходом из дома Ян Кэ накормил их не досыта, во время охоты охотничьим собакам нельзя наедаться или быть слишком голодными; если собаки объедятся, то у них не будет боевого духа, если они голодны, то у них мало сил. Еда уже подействовала на собак изнутри, и руки у Чень Чжэня быстро согрелись, так что он даже смог согреть холодный нос пса своими тёплыми руками, и Эрлань тихонько завилял хвостом. Эта собака, которая может уничтожать волков, находилась рядом, и хотя бы поэтому на душе Чень Чжэня стало спокойнее.

Несколько дней подряд Чень Чжэнь мучился, уже почти дошёл до полного изнеможения. Позавчера вечером Ян Кэ зашёл к нескольким друзьям из молодых скотоводов и пригласил их пойти с ними вытаскивать волчат, но никто не поверил, что в горах Чёрных камней ещё есть волчья нора, никто не хотел вместе с ними вставать рано, да ещё уговаривали их двоих не ходить туда. Рассердившись, они решили сами пойти на гору. В это время у них было только две своих собаки, они были в одиночестве, ни силы, ни поддержки.

Ян Кэ крепко обнял Хуанхуана и тихо сказал:

— Ой, даже Хуанхуан немного боится, он непрерывно дрожит, не знаю, не почувствовал ли он запах волков…

Чень Чжэнь похлопал Хуанхуана по голове и шепнул:

— Не бойся, не бойся, скоро рассветёт, днём волки боятся людей, мы ещё взяли с собой аркан.

Руки у Чень Чжэня тоже задрожали вместе с телом Хуанхуана, но он принял спокойный вид и сказал:

— Мне кажется, что мы оба очень похожи на секретных агентов: вклиниваемся глубоко в тыл противника, вырываем зубы из волчьей пасти. Сейчас я совсем не хочу спать.

Ян Кэ тоже набрался храбрости и ответил:

— Бить волков — значит сражаться, мериться физическими силами, энергией, соперничать в уме и мужестве, тут надо использовать все тридцать шесть стратегий, кроме той, где участвует красивая женщина.

Небо постепенно светлело, горы Чёрных камней уже становились не похожи на статуи огромных зверей, высеченных из камня, постепенно проявлялся истинный вид огромных камней. Свет на востоке через редкие облака медленно опускался на степь, полоса света становилась всё шире. Люди и собаки продолжали лежать на снегу, Чень Чжэнь взял бинокль и посмотрел вдаль, воздух на земле очень плотный и в объективе смутный. Он очень беспокоился, что если под прикрытием темноты волчица тихо вернётся в нору, то окажется, что люди и собаки зря мёрзли полночи. К счастью, мгла на земле быстро рассеялась и превратилась в лёгкий и прозрачный туман, который двигался по степи, как волны. Если животное пройдёт, то оно потревожит туман и легко сможет обнаружить себя.

Вдруг Хуанхуан повернул голову на запад, ощетинился, весь напрягся и пополз к западу, Эрлань тоже повернул голову к западу. Чень Чжэнь сразу же осознал, что случилось, и быстро навёл объектив в западную сторону на луг. Во впадине между косогором и лугом под горой кругом растут сухие камыши, и они тянутся по подошве горы на северо-восток. Это излюбленное место волков, где они могут укрыться от ветра, эти заросли являются отправной базой, откуда волки начинают вести с людьми партизанскую войну в степи. Старик Билиг часто говорил: «Зимой и весной в сухих камышах волки перемещаются, скрываются и спят, и это также место, где охотники с собаками охотятся на волков. Возможно, собаки услышали, как в камышах пробежал волк. Время правильное, и направление тоже правильное, и Чень Чжэнь подумал, что это наверняка волчица возвращается в нору. Он внимательно стал рассматривать край поля камышей, ожидая, когда волчица появится. Земля под камышами низменная, весной, как снег растает, там всё затапливает водой, волчица не станет там копать нору. Волчья нора обычно находится на возвышении, где водой не затопит».

Обе собаки вдруг стали смотреть, не отводя глаз, в одну точку в камышах, Чень Чжэнь тут же взглянул туда, и его сердце сразу сильно забилось. Большая волчица высунулась наполовину из камышей и посмотрела по сторонам. Две собаки сразу прижали головы к земле, люди тоже лежали ничком. Волчица внимательно осмотрела косогор и только потом выпрыгнула из камышей и побежала к северо-востоку в горный овраг. Чень Чжэнь непрерывно следил за волчицей в бинокль, она была немножко похожа на ту, которую он видел прошлый раз. Волчица бежала быстро, но с трудом, должно быть, ночью она украла чью-то овцу и объелась. Он подумал, что если сегодня здесь только она одна, то не надо бояться: два человека с двумя собаками, особенно с Эрланем, безусловно смогут справиться с этой волчицей.

Волчица забралась на маленький склон. Чень Чжэнь подумал, что если увидит, куда она дальше побежит, то они смогут определить местоположение норы. Но в это время волчица неожиданно встала на вершине маленького склона, поворачиваясь, посмотрела то на восток, то на запад, потом долго не отводила глаз от направления, где скрывались люди и собаки. Люди боялись дышать от напряжения. Место, где стояла волчица, было намного выше, чем поле камышей. Когда она была в зарослях, то не могла увидеть людей, но, стоя на этом маленьком склоне, очень даже могла. Чень Чжэнь почувствовал недостаток опыта. Когда волчица убегала на склон, они с собаками должны были отступить на несколько метров, и тогда было бы всё нормально, но кто же ожидал, что волчица настолько подозрительна. Волчица с напряжением вытянула переднюю часть тела, чтобы быть ещё выше и проверить наличие возможных врагов. Она беспокойно повернулась вокруг себя два раза, минуту поколебалась, потом повернула голову к востоку по отлогому склону, подбежала ко входу в нору и скрылась.

Хорошо! Есть вход! В этот момент они осознали, что могут добыть и волчицу, и волчат. Ян Кэ захлопал в ладоши и закричал.

Чень Чжэнь тоже возбуждённо вскочил и крикнул:

— Быстрее, быстрее на лошадей!

Собаки крутились вокруг Чень Чжэня туда-сюда, от волнения громко дышали, высунув языки, ждали команды от хозяина. Чень Чжэнь в суете забыл дать собакам приказ, потом рукой показал в направлении норы и сказал: «Вперёд!», и две собаки понеслись с горы, прямо к волчьей норе на восточном склоне. Люди тоже быстро побежали к лошадям, развязали, путы, вскочили в сёдла, ноги всунули в стремена и тоже поскакали к норе, громко крича. Когда они прискакали к месту, то увидели, что Эрлань, как бешеный, оскалив клыки, запрыгнул в нору, потом выскочил обратно, потом снова заскочил, он не осмеливался забираться слишком глубоко. Хуанхуан стоял рядом с норой и, подбадривая его, лаял и непрерывно копал, так что земля и снег разлетались в разные стороны. Люди спрыгнули с лошадей, подбежали к норе и как глянули, так и подпрыгнули от испуга: внутри круглого, семидесяти-восьмидесями сантиметров диаметром, входа в нору та самая волчица яростно атаковала, кусала и выгоняла пытавшегося проникнуть в нору здоровенного Эрланя, сражалась не на жизнь, а на смерть.

Чень Чжэнь бросил аркан, обеими руками поднял лопату и хотел ударить волчицу по голове. Волчица среагировала мгновенно и, не дожидаясь, пока лопата отсечёт ей полголовы, скрылась в норе. Когда снова, оскалив зубы, волчица ринулась вперёд, Ян Кэ ударил железной дубинкой, но опять удар был вхолостую. Так продолжалось несколько раз, наконец Чень Чжэнь сильно стукнул её по голове, а Ян Кэ добавил ещё. Но так как волчица была в большой ярости, она вдруг скрылась в нору на глубину примерно один метр и, когда Эрлань ринулся туда, сильно укусила его в грудь, у него вся грудь оказалась в крови, и вход в нору тоже весь в крови. Глаза у Эрланя побагровели от ярости, он рявкнул несколько раз и снова рванул в нору, снаружи только торчал его большой хвост.

Чень Чжэнь вдруг вспомнил про аркан и быстро поднял его с земли. Ян Кэ как посмотрел, так сразу понял замысел Чень Чжэня и сказал:

— Правильно, мы её заарканим.

Чень Чжэнь расправил верёвку и приспособил полукруглую петлю у входа в нору. Только волчица появится, он сразу же и затянет петлю у неё на шее, а в это время Ян Кэ будет действовать дубинкой, да ещё две собаки, наверняка они завалят волчицу. Чень Чжэнь напряжённо ждал у входа. Однако не успел он хорошо настроить аркан, как выскочил Эрлань, вторично укушенный волчицей, и его задние лапы запутались в верёвке. Сразу же следом за ним выскочила волчица с окровавленной мордой, но петля уже была запутана собакой. Волчица, увидев аркан, как будто наступила на электрический провод, от страха со свистом скрылась обратно в нору и больше даже головы не показывала. Ян Кэ в сердцах громко прокричал три раза в нору, глубокая нора поглотила его крики. Чень Чжэнь в расстроенных чувствах сел на землю и вздохнул со всхлипом:

— Я действительно глуп. Если бы раньше вспомнил об аркане, мы бы её уже поймали. Когда борешься с волками, то реакция должна быть очень быстрой, недопустима даже малейшая ошибка.

Ян Кэ расстроился ещё больше, он положил остроконечную железную дубинку на землю и возмущённо сказал:

— Её мать, эта волчица пользуется тем, что у нас нет ружья. Если бы у меня было ружьё, то её дух уже бы улетел на небо.

— Сейчас руководство пастбищ издало приказ, что поскольку идёт подготовка к войне, то никто не должен носить оружие, даже если ты его имеешь, всё равно не можешь использовать, — сказал Чень Чжэнь.

— Раз уж так случилось, то с чего же нам начать? Я думаю, давай лучше мы запустим петарду!

— Но это всё же не то, что ружьё, — неожиданно спокойно продолжал Чень Чжэнь. — Если мы спугнём волков, которые на севере, то мы сорвём план облавы, и народ с пастбищ будет нас ругать. К тому же петарда не убьёт волка.

— Взорвётся, но не убьёт волка, зато может испугать её до полусмерти, да ещё дыму напустит. Здесь от приграничной дороги шестидесяти-семидесяти ли, волки вряд ли услышат. Если ты беспокоишься, то я сейчас сниму дублёнку, возьму петарду и брошу её в нору, а дублёнкой закрою вход в нору, снаружи совсем не будет слышно, — мрачно сказал Ян Кэ.

— А если волчица не выйдет, то как быть? — спросил Чень Чжэнь.

Ян Кэ, развязывая пояс, прорычал:

— Обязательно выйдет! Я слышал, как пастухи говорили, что волки особенно боятся звука выстрелов и запаха пороха. Если мы бросим туда три петарды, то раздастся шесть взрывов, в норе ещё эхо многократно усилит эти звуки, напугает волчицу до смерти. В норе пространство узкое, а дым от петард особенно густой и едкий. Я сделаю заслон, дым пойдёт туда, и волчица наверняка вылезет от этого едкого дыма. А ты держи наготове аркан. Я думаю, что за ней ещё могут вылезти и волчата, тут-то мы их и возьмём.

— Ну хорошо, так и сделаем. В этот раз мы должны быть готовы намного лучше. Но я должен сначала посмотреть, нет ли поблизости от норы запасных выходов. Хитрые зайцы и то имеют по три выхода в норе, а у хитрой волчицы наверняка тоже не один этот вход. Волки слишком коварны, и люди никогда не могут предусмотреть всех возможных вариантов их хитрости, — сказал Чень Чжэнь.

Чень Чжэнь сел на лошадь, взял собак и стал внимательно исследовать пространство вокруг входа в нору, чёрный лаз на белом снегу должен обязательно быть хорошо виден. Однако в диаметре ста метров ни Чень Чжэнь, ни собаки не обнаружили запасного входа. Чень Чжэнь слез с лошади и отвёл лошадей подальше, привязал их там. Потом он снова вернулся к норе, разложил аркан, лопату, железную дубинку. Он увидел, что Эрлань, потративший много сил, наклонил голову и зализывает раны, на его груди был вырван кусок кожи толщиной в два пальца. Хоть Эрланю и было больно, но он по-прежнему не издал ни звука. Они оба не взяли ни лекарства, ни бинтов, оставалось только смотреть, как он лечит раны своим традиционным собачьим методом, удаляя языком грязь, кровь, боль. Только после возвращения они смогли бы дать ему лекарство и перевязать. По-видимому, потому, что раны на его теле большей частью получены от волков, он, как увидит волка, сразу свирепеет. Чень Чжэнь почувствовал, что сам ошибочно определил его натуру, Эрлань по-прежнему оставался собакой, монгольской собакой, ещё более свирепой, чем волки.

Ян Кэ уже всё подготовил, он развернул дублёнку, взял три петарды большой мощности, а во рту держал уже зажжённую тлеющую ароматную палочку. Чень Чжэнь, смеясь, сказал:

— Ты похож не на охотника, а больше на «японского чёрта» с настоящего поля боя.

Ян Кэ захохотал:

— Вступая в чужую страну, учитывай её обычаи. Я думаю, что у волков совсем нет противогазовой защиты!

— Хорошо, бросай снаряд! Посмотрим, как он сработает, — сказал Чень Чжэнь.

Ян Кэ от ароматной палочки поджёг одну петарду. Как только начал гореть фитиль, он с силой забросил её в нору, сразу же подпалил и бросил ещё две петарды и после этого закрыл дублёнкой вход в нору. Почти сразу же в норе раздались глухие взрывы, всего шесть, у подножия горы они прозвучали как тихий раскат грома, внутри наверняка слышно было очень сильно, волчьи норы монгольских степей, наверное, никогда не слышали таких взрывов. К сожалению, они не услышали, как в глубине заплакали духи и завыли волки. Они только почувствовали, как изнутри вышло наружу их общее негодование. Ян Кэ, от холода обхватив руками плечи, спросил:

— А когда откроем?

— Подождём немного. Сначала сделаем маленькую дырочку, выйдет дым, а потом откроем полностью, — сказал Чень Чжэнь.

Чень Чжэнь приоткрыл маленький угол дублёнки, там был сплошной дым, и он снова закрыл отверстие. Он увидел, что Ян Кэ дрожит от холода, и стал расстегивать пояс, чтобы дать ему свою дублёнку. Ян Кэ остановил его:

— Будь осторожен, волчица сейчас выйдет! Ничего страшного, я потерплю.

Вдруг, когда они разговаривали, Хуанхуан и Эрлань неожиданно вскочили и, вытянув шеи, стали смотреть на северо-запад, издавая негромкие скулящие звуки и явно волнуясь. Люди посмотрели в том направлении и увидели, как примерно в двадцати метрах к северо-западу из-под земли появился голубоватый дымок. Чень Чжэнь подскочил на месте:

— Плохо, там есть ещё выход, я стерегу здесь, а ты пойди туда посмотри…

С этими словами Чень Чжэнь схватил лопату и побежал в направлении дыма, собаки рванули за ним. В это время, как только появился дым, показалась и голова волчицы, и, как снаряд из-под земли, она выскочила на поверхность и бешено помчалась к западному подножию горы, к камышовым зарослям, и в одно мгновение скрылась в камышах. Эрлань сразу же бросился её догонять и тоже скрылся в камышах, продолжив движение на север. Чень Чжэнь, опасаясь, что это ловушка, сразу же закричал, чтобы тот вернулся. Эрлань явно слышал крик Чень Чжэня, но он продолжал преследование. Хуанхуан подбежал к краю камышей, но не посмел зайти внутрь, полаял немного для вида и вернулся обратно.

Ян Кэ, надевая тулуп, пошёл к только что появившемуся дыму, подошёл и Чень Чжэнь. Когда они приблизились к этому входу, они очень удивились: он находился под снегом и был свежевырытым, разбросанные камни и земля были свежими. Видимо, волчица только что дорыла один из прикрытых выходов. В обычное время здесь была обычная ровная земля, но в боевых условиях она стала запасным выходом.

Ян Кэ закричал в негодовании:

— Эта обречённая на смерть волчица ещё играла с нами!

Чень Чжэнь глубоко вздохнул и сказал:

— Три норки хитрого зайца хотя и скрыты, но всё равно всегда обнаруживаются. Но вот волк хитрый, — никогда не знаешь, сколько у него нор. Месту этого выхода надо уделить серьёзное внимание, посмотри, снаружи норы крутой склон, а под склоном — камыш. Как только волчица вышла из норы, два-три шага — и она уже в безопасном месте. Эта нора сделана умно и искусно, более пригодна, чем восемь или десять нор хитрого зайца. В прошлый раз Баошуньгуй говорил, что волки умеют вести разные виды войны, в этот раз мы видим, что он должен к ним добавить войну под землёй и войну в зарослях, а также комплексно использовать оба вида. Волки действительно первые воины в Поднебесной.

Ян Кэ по-прежнему был в возмущении:

— В фильмах приукрашивают все эти сражения, как будто всё это изобрели в Китае, а в действительности это изобретение волков много тысяч лет назад.

Когда они вдвоём подошли к выходу из норы, из неё ещё выходил дым, но он уже был слабее, однако запах был ещё едким и бил в нос.

Ян Кэ посмотрел внутрь и заметил:

— Маленькие волчата должны бы уже вылезти, ведь такие сильные взрывы и такой едкий дым, могут ли они выдержать? Не задохнулись ли они внутри?

Чень Чжэнь кивнул:

— Я тоже так думаю. Мы немного подождём и посмотрим, подождём полчасика, если ещё не выйдут, тогда нам придётся трудно. Как раскапывать такую глубокую нору? Я думаю, что труднее, чем выкопать глубокий колодец. Здесь нам вдвоём работать три дня и три ночи, и то не докопаем до конца. К тому же, если волчата уже умерли, то какой смысл раскапывать?

Ян Кэ вздохнул:

— Если бы с нами был Баяр, он наверняка смог бы залезть внутрь.

Чень Чжэнь тоже вздохнул и сказал:

— Но я не разрешил Баяру идти, ведь кто может гарантировать, что внутри нет других больших волков? Монголам действительно хватает трудностей, а у Гасымай такой драгоценный ребёнок, ей совсем не хочется разрешать Баяру хватать волка за хвост, лазить в волчью нору.

«Если жалко ребёнка, то не одолеешь волка» — эта старая китайская фраза, должно быть, принесена из монгольской степи. Монголы всё же сильно повлияли на Китай в ближайшие столетия. Я раньше ещё не мог объяснить смысл этой фразы, разве использовать ребёнка в качестве наживки, чтобы поймать волка?

Если так поступать, то это слишком не соответствует здравому смыслу. Только потом я понял, что смысл в том, разрешать или нет ребёнку рисковать жизнью для добычи волчат. В эту глубокую и узкую волчью нору только ребёнок и может залезть. Если бы монголки, так же как и китаянки, баловали своих детей, их нация, возможно, уже бы заглохла, а монгольские дети вырастают храбрыми и крепкими.

— Степные волки размножаются тоже очень лихо, намного сильнее китайцев, однако для рождения детей им приходится прорывать такие глубокие и сложные помещения, боюсь, что мы много пророем впустую… А не лучше ли нам сначала немного поесть, я очень проголодался. А?

Чень Чжэнь подошёл к лошади, отвязал сумку от седла и снова вернулся к норе. Хуанхуан как увидел эту жёлтую сумку, сразу завилял хвостом, разинул рот и, часто дыша, подбежал к хозяину. Это была специальная сумка для еды, которую он брал с собой на охоту. Чень Чжэнь открыл сумку, достал мяса и дал Хуанхуану, а остаток сохранил для Эрланя, тот ещё не вернулся, и Чень Чжэнь немного волновался. Зимой и весной камышовые заросли являются зоной господства волков, и если та волчица приведёт Эрланя в стаю, то мало будет шансов на хороший исход.

Хуанхуан, поедая мясо, помахивал хвостом. Он был очень смекалистым псом, как встретит зайца, лису, дзерена, по дерзости и бесстрашию ему равного нет. А как увидит волка, то смотрит по обстановке, если собак много, а волк один, он яростно рвётся на битву; если же нет поддержки, он совсем не проявляет себя, не пойдёт один на один сражаться с волком. Он сейчас в самую решающую минуту отступил и не побежал помогать Эрланю догонять волчицу, потому что боялся, что в камышах скрываются волки. Хуанхуан был мастером беречь себя. Чень Чжэнь обожал умного Хуанхуана, несмотря на то что тот не очень предан долгу, но после наступления весны он всё больше и больше стал любить Эрланя. Его звериный инстинкт, кажется, был намного сильнее. В жестоком мире конкуренции нации в первую очередь нужен такой геройский и сильный характер. Если не будет этой основы, то мудрость и культура народа сойдут на нет. Характер нации ослабнет, и можно будет только полагаться на брачные союзы, строительство Великой стены, капитуляцию и роль вассала, останется только цель самовыживания. Он встал, посмотрел в бинокль на северо-запад в камышовые заросли, надеясь увидеть Эрланя.

Но Эрлань не появлялся. Чень Чжэнь достал с груди мешочек из овечьей кожи, это ему подарила Гасымай для еды, достал печёную лепёшку, мясо и несколько кусков соевого творога и поделился с Ян Кэ. Они оба не знали, что им делать дальше. Ели и раздумывали.

Ян Кэ, отломив большой кусок лепёшки и засунув её рот, пробурчал:

— Эта нора настоящая или обманная — мы не знаем, обычно норы с волчатами находятся в совершенно неожиданных местах, и в этот раз мы с трудом нашли одну, и поэтому нельзя упустить их. Если они не задохнулись, мы можем залить туда воды, но тогда можем их утопить!

Чень Чжэнь сказал с иронией:

— Горные районы в степи — это пески и камни, если ты даже подтащишь телегу с водой, вода сразу уйдёт в песок.

Ян Кэ подумал и согласился:

— Верно, всё равно в норе нет взрослых волков, а разве мы не можем послать Хуанхуана в нору, чтобы он вытащил волчат за шкирку одного за другим? Нам надо попробовать, и на это не надо тратить много сил.

Он подозвал Хуанхуана к норе, внутри дым уже наполовину рассеялся. Ян Кэ руками показал внутрь норы, Потом крикнул «вперёд». Хуанхуан сразу понял план Ян Кэ и от страха отступил назад. Ян Кэ зажал пса между ногами, руками захватил его две передние лапы и с силой затолкнул его в нору. Хуанхуан от страха поджал хвост и заскулил, упираясь изо всех сил, жалобно посмотрел на Чень Чжэня, надеясь, что тот отменит это дело. Чень Чжэнь сказал:

— Ну что, не пытайся. Если затолкнуть трудно, то вытащить обратно будет ещё труднее. Собака боится волков. Собака может только выродиться и стать слабой, ленивой, глупой. Человек — точно так же.

Ян Кэ отпустил Хуанхуана.

— К сожалению, Эрланя нет, его нюх на волков особенно сильный, без сомнений, он сможет залезть в нору, — сказал он.

— Если он залезет в нору, то наверняка перегрызёт всех волчат. А мне надо взять живого.

— Да, действительно. Этот товарищ как увидит волка, так сразу хочет загрызть.

Хуанхуан доел мясо и отошёл один недалеко прогуляться, принюхиваясь и прислушиваясь, временами поднимая заднюю ногу и делая пометки в разных местах. Он отходил всё дальше, а Эрлань ещё не вернулся. Чень Чжэнь и Ян Кэ сидели около норы, тупо смотрели и ждали. Внутри норы не было ни одного движения, уже прошло более получаса, но волчата по-прежнему не появлялись. А двое друзей сидели и гадали: а вдруг они все там задохнулись от дыма; а вдруг их там с самого начала не было.

Как раз когда люди собрали вещи и собрались возвращаться домой, они вдруг отдалённо услышали, как Хуанхуан безостановочно лает где-то к северу за горой, как будто обнаружил какую-то добычу. Они быстро вскочили на лошадей и рванули туда. Забравшись на вершину этой маленькой горы, они только слышали, как лает Хуанхуан, но по-прежнему не видели его самого. Они направили лошадей на звук, но не проскакали и нескольких шагов, как встретили под снегом беспорядочное нагромождение камней, и им пришлось остановить лошадей. Перед ними был горный овраг и заросли травы, которая торчала над снегом в беспорядке, а на снегу отпечатались следы разных зверей, можно было различить следы зайца, лисы, корсака, мышей, а также были волчьи следы. Под снегом были только камни, из-под них пробивались поросли терновника и вьюна, высотой в человеческий рост. Люди осторожно контролировали лошадей с помощью удил, копыта лошадей стучали по камням и скользили по ним. Тут не было пастбищной травы, и скот не мог зайти в это место, Чень Чжэнь и Ян Кэ тоже никогда не были здесь.

Лай Хуанхуана был всё ближе, но люди всё ещё не видели его.

— В этом диком месте много следов, наверное, Хуанхуан поймал лису. Пойдём быстрее, — сказал Чень Чжэнь.

— Ну да, тогда мы, можно считать, не зря сюда пришли.

Так они обошли колючий кустарник, спустились на дно оврага, сделали ещё поворот и наконец-то увидели Хуанхуана. В этот раз они подпрыгнули от испуга: Хуанхуан, вопреки ожиданиям, залез в ещё большую и тёмную волчью нору, так что торчал только его хвост, и бешено лаял. В овраге мрачно и страшно, густой волчий дух, дует холодный ветер, и кожа на голове Чень Чжэня сразу же онемела. У него было такое чувство, как будто бы он по ошибке попал в волчью засаду и бесчисленное множество волчьих глаз из невидимого укрытия осматривает его. От страха волосы на его теле поднялись и стали жёсткими, как свиная щетина.

Они вдвоём слезли с лошадей, опутали их и, взяв необходимое, пошли к норе. Эта нора смотрела входом на юг, вход высотой примерно один метр, шириной шестьдесят сантиметров. Чень Чжэнь никогда ещё не видел такой большой волчьей норы, больше, чем входы в подземные окопы времён антияпонской войны, которые он видел в провинции Хэбэй, когда учился сельскохозяйственному делу. Эту нору, запрятанную в овраге среди камней и зарослей, было очень трудно обнаружить. Хуанхуан, увидев своих хозяев, очень обрадовался и воодушевился, стал кружиться вокруг них, подпрыгивать, бегать.

— Это наверняка настоящая нора, наверное, Хуанхуан только что видел волчат, ты посмотри, как он выражает радость от успеха. Волчий запах очень сильный, явно есть волки! — воскликнул Чень Чжэнь.

— Да, я смотрю, похоже на то, здесь, наверное, и есть настоящая нора, тёмное страшное место, — ответил Ян Кэ.

Чень Чжэнь осмотрел следы на площадке около норы, она была сделана из груды камней после выкапывания, чем больше нора, тем больше площадка. Эта площадка имела размер двух ученических парт. На ней не было снега, но было много следов когтей, ещё валялись разгрызенные кости. Сердце Чень Чжэня застучало, это действительно было именно то, что он ожидал увидеть. Он велел Хуанхуану выйти на эту площадку и встать там вместо них на дозоре. Хуанхуан уже успел затоптать следы на площадке, но люди всё же различили среди них отпечатки двух-трёх взрослых волков и пяти-шести волчат. Следы волчат были похожи на цветы сливы мэйхуа, очень маленькие и милые. Они были свежие и отчётливые, как будто волчата только что выходили поиграть, но, увидев собаку, быстро убежали обратно в нору. На этой площадке ещё валялись обглоданные кости ягнят и кусочки шкурки, а на костях остались следы зубов волчат. Рядом с площадкой они ещё обнаружили свежий кал детёнышей, толщиной с палочки для еды, длиной примерно два сантиметра, чёрный и блестящий.

Чень Чжэнь сильно хлопнул ладонями по коленям и воскликнул:

— Волчонок, которого я хочу найти, именно в этой норе! Мы, два взрослых человека, были обмануты той волчицей.

Ян Кэ тоже вдруг осенило, он топнул ногой по площадке:

— Верно, та волчица сначала бежала в этом направлении, но когда она была на горе, то увидела нас и резко изменила путь, и привела нас в ту обманную нору. Она обманывала по-настоящему и с собакой сражалась на смерть, как будто там действительно были волчата!

Чень Чжэнь вспомнил:

— Когда она изменила направление, я сначала немного засомневался, но потом она так натурально притворялась, что все сомнения у меня исчезли. Она действительно умеет здорово приспосабливаться. Если бы ты не бросил туда три петарды, она могла бы водить нас за нос до темноты, — уж действительно обманула так обманула.

— А две хорошие собаки оказались нам очень кстати, без них мы бы проиграли это сражение.

— Но сейчас стало ещё труднее, эта волчица задала нам сложную задачу, заставив нас трудиться впустую полдня, да ещё истратить зря три «газовых снаряда». Эта нора ещё глубже в горах по сравнению с той, поэтому ещё сложнее.

— Времени мало, зарядов нет, — как будто действительно больше нечего делать. Я лучше пойду посмотрю, есть ли у этой норы другой выход, а потом мы перекроем все входы-выходы, а завтра соберём побольше людей и будем искать способ, ты также можешь спросить отца, его советы наиболее ценны.

— Это наша последняя возможность, давай попробуем. Я смотрю, что эта нора большая, почти как подземные ходы в месте Пиншань провинции Хэбэй, в те ходы мы могли залезать, так почему же мы не можем залезть сюда? Всё равно Эрлань сейчас бьётся с этой волчицей, и я думаю, что здесь нет других взрослых волков. Привяжи пояс к моей ноге, и я потихоньку полезу. Может быть, достану волчат. А если не достану, то хотя бы собственными глазами посмотрю строение норы.

Ян Кэ послушал и помотал головой:

— Тебе не надо рисковать, наверняка внутри ещё есть большой волк. Я уже так обманут волками, что боюсь, а ты утверждаешь, что это нора той самой волчицы? А вдруг это нора другой волчицы?

Более чем двухлетнее желание Чень Чжэня достать волчонка вдруг вырвалось наружу, и он, стиснув зубы, процедил:

— Даже монгольские дети могут залезать в волчьи норы, а мы не можем, разве это не позорно? Я не могу не пойти. Ты помоги мне, я возьму фонарь и железный острый штырь, если действительно встречу взрослого волка, то придётся сразиться.

Ян Кэ ответил:

— Ну если ты так думаешь, давай тогда я первый слазаю, ты худее меня, но я посильнее!

— Это как раз для меня, в норе очень узко, и через какое-то время ты можешь застрять. Давай сейчас не будем спорить. Кто толще, тот и остаётся снаружи, — сказал Чень Чжэнь.

Чень Чжэнь снял дублёнку, Ян Кэ достал фонарик, железный штырь и сумку и дал ему, затем длинные пояса от дублёнок привязал к обеим ногам Чень Чжэня, а потом ещё и к его пояснице.

Чень Чжэнь лёг на землю и пополз в нору, которая уходила под уклоном в сорок градусов вниз, в норе стоял густой запах волков, он бил в нос, так что Чень Чжэнь не мог глубоко дышать. Он потихоньку пополз вперёд, стены лаза были довольно ровные, только на некоторых выступающих камнях висела серо-рыжая волчья шерсть. На земле было много отпечатков следов лап волчат. Чень Чжэнь был очень возбуждён и про себя думал, что ещё проползёт несколько метров и, возможно, увидит волчат. Он уже полностью заполз в нору, Ян Кэ потихоньку отпускал пояса и всё время голосом контролировал, надо или нет отпускать дальше.

Примерно через два метра от входа тоннель начал потихоньку поворачивать, он прополз ещё немного, и свет снаружи пропал и перестал освещать путь. Чень Чжэнь включил фонарь, пространство, которое можно было видеть, было ограничено лучом фонаря. После поворота, уклон в норе стал выравниваться, но проход вдруг стал очень узким, пришлось наклонить голову и съёжиться, и только так можно было протиснуться. Чень Чжэнь обследовал пол и стены хода, здесь стены были ещё более гладкими, чем у входа, ещё более прочными, не похожи на то, что их прорыл волк, а более напоминали пробуренную скважину. Ему было очень трудно поверить, что волк своими когтями в такой твёрдой каменистой горной почве смог прорыть столь глубокую нору. Поверхности камней боковых стен тоннеля были стёрты и отполированы, словно галька. Если судить по степени стёртости, то возраст этой норы явно не менее ста лет, и неизвестно, сколько разных волков, больших и малых, проходили по этой норе. Чень Чжэнь почувствовал, что он полностью вошёл в волчий мир.

Чень Чжэнь полз и полз, чем дальше, тем было страшнее. Под его носом было несколько следов, оставленных большими волками, и в случае, если здесь действительно есть взрослый волк, сможет ли он одолеть его этим железным штырём? Нора очень узкая, и волку, возможно, будет неудобно схватить его зубами, но передние волчьи лапы с когтями могут быть как ножи, и тогда он может быть просто располосован волком. От этого даже волосы у него встали дыбом. Чень Чжэнь остановился, поколебался. Если ногами дернуть за пояса, то Ян Кэ быстро вытянет его наружу. Но он подумал о возможной близости волчат, и ему стало жалко отступать, и он, сдержавшись, не стал дергать за пояс, а продолжил ползти вперёд. Стены лаза уже почти полностью зажали его тело, и он почувствовал, что сам похож не на охотника, а на разбойника, раскапывающего могилу. Воздух был чем дальше, тем разрежённее, а запах волков — тяжелее и гуще, он боялся, как выдержит в этой норе, — археологи во время раскопок часто обнаруживают умерших во время копания воров, не выдержавших в таких узких и имеющих мало воздуха пространствах.

Впереди появилась маленькая перегородка, через этот перегороженный проход могла проползти только волчица, но взрослый человек не проникнет; ясное дело, что это было специально сооружено для дополнительной защиты от врагов. Это сооружение было дополнительной преградой, и оно остановило Чень Чжэня, он стал железным штырём ковырять стенку, чтобы пролезть через проход. Но Чень Чжэнь немного поковырял стену и бросил, так как она почти вся была из больших камней с трещинами между ними, по виду очень прочными. Чень Чжэню стало трудно дышать и не осталось сил копать, даже если бы у него и были силы и он пролез дальше, то он мог запросто оказаться добычей волка.

Чень Чжэнь глубоко вдохнул волчий запах, всё-таки там было немного кислорода. Он упал духом, потому что знал, что дальше уже невозможно лезть за волчатами. Однако он не мог сразу же возвращаться обратно, ещё хотел посмотреть, каково строение этой преграды с обратной стороны, а вдруг он увидит одним глазком маленьких волчат. Он собрал последние силы и протиснул в этот лаз голову и правую руку, потом плечо, осветил фонарём. То, что открылось его глазам, заставило его окончательно разочароваться: на той стороне оказался медленно идущий вверх тоннель, больше ничего не было видно. Хотя наверху наверняка были более удобные условия для разведения потомства волков, но ему оставалось только вздохнуть.

Чень Чжэнь повернул голову и внимательно прислушался, в норе не было ни единого звука, возможно, что маленькие волчата все заснули, или же они имеют врождённые способности скрываться и терпеть, как услышали лай собаки, так скрылись в нору — и ни звука. У Чень Чжэня в конце концов закружилась голова и перед глазами пошли круги, он собрал последний остаток сил и подёргал ногой за пояс, Ян Кэ сразу же, с воодушевлением, применив огромную силу, как будто перетягивал канат, с большой скоростью выдернул его из норы. Чень Чжэнь был весь в пыли и в земле, он сел около норы и глубоко дышал, одновременно рассказывая:

— Не получилось, прямо как заколдованная нора, никак невозможно дойти до конца.

Ян Кэ накинул дублёнку на Чень Чжэня.

Немного отдохнув, они снова походили вокруг норы в радиусе двухсот метров и поискали около получаса, и только обнаружили другой выход из волчьей норы, выковырнули несколько тяжёлых больших камней, которые волкам не сдвинуть, и завалили ими оба входа в нору, а щели засыпали землёй. Перед тем как уходить, Чень Чжэнь, ещё не успокоившись, демонстративно воткнул железную лопату у главного входа, словно ясно сказал волчице: завтра они приведут много людей и применят новые, более действенные способы.

Уже смеркалось, а Эрлань ещё не вернулся, та волчица, коварная и хитрая, возможно, используя ярость пса, сладила с ним, и они очень переживали за Эрланя. Чень Чжэню и Ян Кэ только осталось взять с собой Хуанхуана и возвратиться домой. Скоро показался лагерь, уже темнело, Чень Чжэнь предложил, чтобы Ян Кэ сначала отвёз инструмент и собаку домой, рассказал всё Гао Цзяньчжуну, а потом сразу же приехал в юрту к старику Билигу.




10


В древних монгольских исторических документах говорится: …Тайичиути происходил от сына Хайду-хана (предок Чингисхана в шестом колене) Чалахэ…

У Хайду-хана было три сына; старшего звали Бошэнхор (предок Чингисхана в пятом колене), один из прадедов Чингисхана происходил от него; второго сына звали Чалахэ; после смерти его старшего брата Бошэнхора он женился на жене старшего брата, она была матерью Чуньбинай-хана (предок Чингисхана в четвёртом колене)… Она родила двух сыновей: одного звали Цзяньду-Чина, другого звали Улукэ Чень-Чина… смыслы вышесказанных двух имён были «волк» и «волчица»… люди, рождённые от этих двух сыновей, назывались «чинасы» («чина» по-монгольски — волк, «чинасы» — волки, то есть стая волков).

    

Латот. «Летописи по истории». Т. 1






 Старик, куря трубку, не перебивая, выслушал рассказ Чень Чжэня, а после строго отчитал его. Больше всего его рассердило то, что два китайских студента взорвали очень сильные петарды в волчьем логове, не зная, что петарды могут произвести такой мощный эффект. Старик, держа в пальцах круглую чашечку трубки, постучал по ней, потом, дрожа, сказал Чень Чжэню:

— Грех, грех… Вы несколько раз взорвали свои заряды там, у волчицы. Вы, китайцы, намного ужаснее нас, монголов, вы можете разжигать огонь, напускать дым, и у волчицы даже не было времени сделать в тоннеле пробку. Монгольские волки больше всего боятся запаха пороха. Если бы вы взорвали всё в норе с волчатами, то они все обязательно вылезли бы наружу, и вы бы их схватили. Так убивать волчат — не надо много времени и усилий, и степных волков уже бы всех извели. Волков надо бить, но не так. Иначе Тэнгри рассердится, и степь тогда кончится. В следующий раз больше не взрывайте свои петарды в волчьей норе и ни в коем случае не говорите другим, что вы пользовались петардами. А то они тоже начнут повторять за вами…

Чень Чжэнь и не думал, что старик так рассердится, его слова также заставили его задуматься о том, что последствия его действий могут быть тяжёлыми. В степи никогда не было праздников, где традиционно запускают петарды и взрывают хлопушки, они завезены в степь бродягами и молодыми интеллигентами. В степи стрельба из ружей подлежит жёсткому контролю, но в отношении петард ограничений нет, и тех, кто приезжает в степь, не проверяют на этот счёт, и провезти боеприпасы очень легко. Если всё количество петард, привезённых в степь, собрать воедино и использовать их против волков, то господствующих несколько тысяч лет в степи волков постигнет большое несчастье, и они, вероятнее всего, исчезнут из степи. Порох для степи, по-прежнему находящейся в первобытно-кочевом этапе развития, имеет значение абсолютно убийственное, зачёркивающее целую эпоху. Если тотем нации будет истреблён, то дух этой нации тоже может быть загублен. Тогда степь, существующая совместно с монгольским народом, тоже, возможно погибнет…

Чень Чжэнь примирительно заговорил:

— Отец, не сердись, я обещаю Тэнгри, что больше не буду взрывать петарды в волчьих норах, мы также обещаем, что не скажем об этом другим, не научим их этому методу…

Чень Чжэнь специально поклялся. В степи репутация, доброе имя является основой жизни монгольских пастухов, одним из главных начал. Эти обещания имеют очень большой вес, и степные племена всегда верили этим словам. Хотя порой монголы, бывало, в пьяном состоянии давали какое-нибудь обещание, а потом после этого теряли хорошую собаку, хорошую лошадь, хороший нож, хороший аркан или дубинку, доходило до того, что теряли собственную жену. Но это только иногда.

Мышцы на лице старика начали расслабляться, и он, посмотрев на Чень Чжэня, сказал:

— Я знаю, что ты бьёшь волков, защищая лошадей и овец, но защищать степь важнее, чем защищать скот. Сейчас эти молодые пастухи каждый день, соревнуясь, убивают волков, не понимая сути дела… А по радио прославляются герои, бьющие волков. Люди из крестьянских районов. которые приходят руководить степными скотоводческими районами, действительно управляют вслепую. Пройдёт немного времени, и степные люди станут жертвами этих преступников…

Гасымай дала Чень Чжэню баранины с консервированными лапшой и овощами из банки, потом поставила старику пиалу лапши.

— Я верю вам, отец, — сказал Чень Чжэнь. — Если не будет волков, то в степи легко всё нарушится. Очень далеко на юго-востоке есть одна страна, которая называется Австралия. Там есть большая степь, там никогда раньше не было ни волков, ни зайцев, потом люди привезли туда кроликов, и некоторые кролики убежали в степь, но так как там не было волков, то кролики стали жить вольготно, одичали и превратились в зайцев. Их становилось всё больше и больше, они перекопали всю степь, наделав своих норок, а траву для скота почти всю съели, тем самым причинив огромный ущерб австралийскому скотоводству. Австралийское правительство применяло разные методы для избавления от этих зверюшек, но ничего не помогало. Потом сделали железные сетки для ограждения и расставили их по степи, трава растёт, а зайцы не могут до неё добраться. Они думали, что все зайцы помрут от голода. Но этот способ тоже оказался негодным, ведь степь слишком большая, а правительство не предоставило достаточно железных оград. Я раньше считал, что если степь во Внутренней Монголии так хороша, то зайцев обязательно должно быть много, но после того, как я прибыл сюда, я обнаружил, что их здесь не так много, и теперь я думаю, что это, конечно же, работа волков. Когда я пас овец, я много раз видел, как волк хватает зайца. А уж два волка — обязательно схватят.

Старик слушал очень увлечённо, взгляд его постепенно смягчился, и он задумчиво повторял:

— Австралия, Австралия, Австралия. — Потом велел: — Завтра принеси мне карту, я хочу посмотреть на Австралию. Потом, если кто скажет, что волков надо всех истребить, я им расскажу про Австралию. Зайцы ужасно опустошают степь, а рожают несколько раз в год, а один выводок зайчихи больше, чем выводок волчицы. Когда приходит зима, байбаки и мыши забиваются в норы и не выходят наружу, но зайцы выбираются в поисках пищи, зайцы — это зимняя еда волков, а когда волки едят зайцев, то они меньше охотятся на овец. И хотя они таким образом истребляют зайцев, те всё же полностью не выводятся. А если в степи не будет волков, то люди будут через каждые три шага наступать на заячьи норы.

Чень Чжэнь торопливо сказал:

— Я завтра принесу вам карту. У меня есть большая карта мира, смотрите, сколько хотите.

— Хорошо. Ты устал за эти дни, пораньше иди домой и отдохни. — Старик увидел, что Чень Чжэнь ещё не хочет уходить, и добавил: — Ты, наверное, хочешь спросить меня, как вытащить этих волчат из норы?

Чень Чжэнь немного поколебался и кивнул:

— Это первый раз, когда я пошёл за волчатами, отец, ведь вы всегда меня хорошо учите.

— Научить-то тебя можно, но потом не надо этим злоупотреблять.

— Ну конечно! — воскликнул Чень Чжэнь.

Старик глотнул чаю с молоком и загадочно усмехнулся:

— Если бы ты не спросил меня, ты бы больше не пошёл в эту нору за волчатами. Я думаю, что тебе бы лучше пощадить ту волчицу, — когда делаешь дело, не надо вычерпывать всё полностью.

Чень Чжэнь взволнованно спросил:

— Тогда я так и не добуду маленьких волчат?

Старик, смутно улыбнувшись, ответил:

— В той норе вы произвели взрывы, в эту нору уже лазили, везде остался человеческий запах, да ещё вы завалили входы туда. Волчица сегодня ночью наверняка залезет в эту нору и перенесё волчат в другое место, а потом там выроет временную, чтобы схоронить волчат. Там, где не нашли бы её люди.

Сердце Чень Чжэня бешено забилось, и он спросил:

— А эту временную нору легко найти?

— Людям не найти, а вот собаки могут отыскать. У тебя есть рыжий пёс, ещё две чёрные собаки, этого достаточно. Я вижу, ты железно решил довести это дело до конца?

— Отец, может быть, вы взяли бы нас с собой, Ян Кэ говорит, что он боится, волчица его обманет.

Старик засмеялся:

— Мне завтра ещё надо пойти прогуляться в сторону севера. Вчера в один из капканов, которые мы поставили, попался волк, но я не трогал его. Волки, которые на севере, голодные, и они ещё вернутся. Завтра надо обязательно освободить капкан. За эти два дня тебе обязательно надо выспаться как следует, готовиться к облаве. А о твоём деле лучше всего поговорим, когда пройдёт облава.

Чень Чжэнь побледнел от волнения. Старик посмотрел на него и продолжал:

— Если хочешь, вы вдвоём завтра сходите туда посмотреть, запах от волчьей норы сильный, возьмите собак и сделайте несколько кругов, возможно, и найдёте. Новые норы обычно неглубокие, если волчица перенесла волчат в другую, то не очень тщательно выкопала её. Добыча волчат ещё зависит от удачи. Если не достанете, то потом я помогу. Если я пойду, то возьму с собой Баяра, чтобы он залез в нору.

Маленький Баяр заявил с деловым видом:

— О какой там загородке в норе вы говорите, я наверняка могу пролезть всюду! В нору надо залезать быстро, только тогда будет успех, а если нет, то придётся долго ждать. Если бы вы сегодня взяли меня с собой, я наверняка бы уже смог вытащить волчат.

Вернувшись в юрту, Ян Кэ всё ещё ждал его. Когда Чень Чжэнь два раза пересказал ему беседу с Билигом и основные мысли, у Ян Кэ был очень неспокойный вид.

Посреди ночи Чень Чжэнь был разбужен яростным лаем собаки. Оказывается, это вернулся Эрлань, — видимо, волкам не удалось заманить его в ловушку. Чень Чжэнь услышал, как он по-прежнему шумно бегает около юрты и бдительно охраняет овчарню, и ему сразу же захотелось выйти, покормить его и перевязать раны, но он уже устал так, что не мог подняться.




Когда Чень Чжэнь проснулся, он увидел, что Ян Кэ, Гао Цзяньчжун и Даоэрцзи сидят около печки, пьют чай, едят мясо и обсуждают тему добычи волчат. Даоэрцзи работает пастухом коров в третьей бригаде, ему было лет двадцать пять, он предприимчивый и основательный, доучился до начальной средней школы, а потом вернулся в семью работать пастухом и одновременно был бухгалтером в производственной бригаде. Его отец прибыл из близкого к северо-востоку наполовину земледельческого, наполовину скотоводческого района, его семья была в бригаде одной из нескольких семей монголов, пришедших с северо-востока. В степи Элунь нравы и обычаи монголов с северо-востока и местных монголов имеют большие отличия, очень малое количество из них между собой соединяются в браке. Монголы с северо-востока все умеют бегло говорить на северо-восточном диалекте китайского языка, они являются первыми переводчиками и учителями пекинских студентов. Но подобные Билигу старые скотоводы с ними почти не общаются, а молодые интеллигенты тоже не хотят вмешиваться. Ян Кэ с утра пораньше позвал Даоэрцзи в гости, наверное, боялся ещё раз остаться в дураках или потерпеть неудачу, и поэтому пригласил Даоэрцзи в качестве советника и телохранителя. Даоэрцзи — опытный охотник и может помочь вытащить волчат.

Чень Чжэнь быстро встал, оделся и поприветствовал Даоэрцзи. Тот тоже встал навстречу Чень Чжэню и, улыбнувшись, сказал:

— Ты, мальчишка, посмел залезть в волчью нору? Тебе надо в следующий раз быть осторожнее, волчица учуяла твой запах, и потом, куда бы ты ни пошёл, она может пойти за тобой.

Чень Чжэнь вздрогнул от испуга, даже запутался, надевая пуховик, и спросил:

— Тогда нам действительно надо убить ту волчицу, а то неизвестно, выживу ли я?

Даоэрцзи рассмеялся:

— Я же в шутку напугал тебя! Волки боятся людей, на самом-то деле она, учуяв твой запах, не посмеет встречаться с тобой. Если бы у волков были такие большие способности, меня бы давно уже съели. Когда мне было лет четырнадцать, я тоже лазил в волчью нору, вытаскивал волчат, а сейчас я разве не жив и здоров?

Чень Чжэнь облегчённо вздохнул и спросил:

— Ты сейчас хороший охотник на волков, скажи, за эти годы ты сколько убил их?

— Не считая волчат, всего шестьдесят-семьдесят волков. А если считать волчат, то надо прибавить ещё семь-восемь выводков.

— Семь-восемь выводков — это самое меньшее пятьдесят-шестьдесят волков? Тогда общее число скоро достигнет ста двадцати-ста тридцати, а они тебе не мстили?

— Как же не мстили? За десять лет волки загрызли семь-восемь моих собак, а сколько овец — вообще не сосчитать.

— Ты убил столько волков, а если всех их истребить, то как быть, когда будут умирать люди?

— Мы, пришедшие сюда монголы, почти как вы, китайцы, когда человек умирает, не скармливаем его волкам, а хороним в гробу. А здешние монголы слишком отсталые.

— Покойника скармливают волкам — это здешний обычай, а в Тибете когда человек умирает, то его скармливают орлам. Если ты истребишь всех местных волков, то здешние жители разве не будут тебя ненавидеть?

— Волков в степи Элунь слишком много, разве их перебьёшь всех? Правительство призвало пастухов бить волков, говорит, что убийство одного волка сохраняет сто овец, если вытащить волчат из десяти нор, то это спасёт десять стад овец. Я не считаю, что бью много волков. В коммуне «Бай инь гао би» есть такой герой, так он в позапрошлом году весной разорил пять волчьих нор, примерно столько же, сколько я за десять лет. В этой коммуне много пришлых семей, много монголов с северо-востока и, соответственно тех, кто убивает волков, тоже много, поэтому там у них мало волков.

Чень Чжэнь надел дублёнку и вышел наружу посмотреть на Эрланя, тот в это время около овчарни дожёвывал мёртвого ягнёнка, с которого содрали шкуру. Весной через три-пять дней после рождения всегда бывает несколько заболевших, замёрзших или умерших от голода ягнят, и ими хорошо кормить собак, в степи собаки едят только мёртвых ягнят с ободранной шкурой и никогда им не дают живых. Но Чень Чжэнь обнаружил, что Эрлань, поедая мёртвого ягнёнка, одновременно смотрит на овчарню на живых ягнят. Чень Чжэнь окликнул его, но он, не поднимая головы, лежал на земле и продолжал есть, только тихонько вильнул хвостом. А Хуанхуан и Илэ уже раньше подбежали и прыгали, ставя лапы на плечи Чень Чжэня. Ян Кэ с товарищами забинтовали раны Эрланя, но ему уже надоели бинты, и он старался их снять зубами и языком зализывать раны. Судя по его виду, его хоть сейчас можно было снова брать с собой в горы.

Попив утреннего чая и поев мяса, Чень Чжэнь снова пошёл попросить соседа-чабана попасти вместо них овец. Гао Цзяньчжун, увидев, что Чень Чжэнь и Ян Кэ как будто хотят пойти за волчатами, захотел получить такое же удовольствие и тоже пошёл просить сына соседа попасти за него один день коров. В степи Элунь вытащить волчат из логова считалось почётным делом.

Итак, четверо людей, взяв инструмент, припасы еды и двух собак, направились в сторону гор Чёрных камней. Весна в этом году была холодной, в самом начале было много снега. Потом прошло четыре-пять дней, и солнечные лучи наконец прорвались сквозь толстый слой туч, мрачная степь наконец позволила пастухам получить немного тепла, а стебли травы под снегом постепенно пожелтели, как лук-порей зимней выгонки, когда с него сняли покрывало. Зелёного хлорофилла там ни капли не было, и даже овцам трава не нравилась. Даоэрцзи посмотрел на как будто рваные облака и с радостью на лице сказал:

— В эти дни погода была холодной, и у волков в животах пусто. Вчера ночью собаки в лагере лаяли очень яростно, наверное, появилась большая волчья стая.

Люди прошли по следам, оставленным день назад двумя товарищами, за два часа, добрались до оврага с колючим кустарником, железная лопата всё ещё торчала у входа в нору, на ровной площадке около норы было несколько свежих волчьих следов, но камни и земля, которыми был завален вход, были не тронуты. Видимо, волчица, увидев лопату у входа, испугалась и убежала. Собаки, как только достигли входа в нору, сразу оживились, наклонив головы, везде нюхали, искали. Эрлань особенно нервничал, в его глазах зажёгся огонёк мщения. Чень Чжэнь высунул руки и показав на склон поблизости, крикнул два раза: «Вперёд! Вперёд!». Собаки сразу же рассредоточились по двум направлениям, каждая, нюхая следы, начала индивидуальный поиск. Люди подошли теперь к другому входу в нору, около него тоже были свежие волчьи следы, камни и земля, завалившие вход, были нетронуты. Даоэрцзи сказал остальным ещё по отдельности походить поискать третий вход в нору, друзья ещё не сделали и двух кругов, как услышали, как из-за северного склона доносится громкий лай Эрланя и Хуанхуана. Люди уже перестали обращать внимание на всё остальное, Чень Чжэнь быстро вытащил воткнутую лопату, и все вместе побежали к северному склону.

Как только достигли вершины склона, они увидели, как собаки внизу склона бешено лают, а Эрлань ещё одновременно роет землю, Хуанхуан тоже пытается помогать Эрланю копать, при этом земля летит во все стороны. Даоэрцзи громко закричал:

— Нашли волчат!

— Четверо товарищей в радостном возбуждении, не обращая внимания на беспорядочно лежащие камни, мешающиеся под копытами, быстро рванули к собакам. Они кубарем скатились с лошадей, собаки продолжали рыть землю, Эрлань даже иногда пытался просунуть свою морду туда, где копал, и яростно выхватывал пастью оттуда какие-то куски. Чень Чжэнь подошёл к Эрланю, обхватил его руками и выдернул оттуда. Однако представшая перед ним картина привела его в уныние: на ровной поверхности земли был только маленький ход диаметром около тридцати сантиметров, намного меньше раньше виденных им волчьих нор. Перед входом также не было ровной площадки, а была только скользкая почва, рыхлая и рассеянная на оставшемся снегу, две собаки уже растоптали эту горку насыпанной почвы.

Гао Цзяньчжун как посмотрел, так, скривив рот, сказал:

— Да где же здесь волчья нора, самое большее, это норка зайца, если не байбака.

Даоэрцзи поспешно возразил:

— Посмотри, эта нора свежевырытая, земля точно недавно набросана, наверняка волчица перенесла волчат в эту нору.

Чень Чжэнь тоже выразил сомнение:

— Новая волчья нора не может быть такой маленькой, как в неё залезть большому волку?

— Это только временная нора, волчица худая и может пролезть, она на время поместила туда волчат, пройдёт несколько дней, и она выроет нору побольше, уже в другом месте, — ответил Даоэрцзи.

Ян Кэ, размахивая лопатой, усмехнулся:

— Неважно, волчья она или заячья, но сегодня надо поймать какое-нибудь животное, и тогда мы, можно считать, не зря пришли. Вы отойдите, я буду копать.

Даоэрцзи придержал:

— Дай я сначала посмотрю, насколько глубока нора и есть ли в ней кто-нибудь.

Он взял аркан и развернулся, потихоньку просунул толстый конец деревянной ручки в нору, на глубину более метра. Даоэрцзи обрадовался и, подняв голову, сказал Чень Чжэню:

— Слушай, здесь есть что-то, мягкое, пойди попробуй.

Чень Чжэнь взял шест и тихонько потыкал, и действительно почувствовал какую-то мягкую и упругую субстанцию. Есть что-то, если волчата, то здорово. Ян Кэ и Гао Цзяньчжун тоже попробовали и в один голос сказали, что определённо есть что-то живое.

Даоэрцзи потихоньку вытащил шест из норы, поставил на землю по направлению движения его в нору, примерил точное место, потом встал там и, тихонько топнув ногой по вымеренному месту, уверенно сказал:

— Копать надо здесь, только осторожнее, не пораньте волчат.

Чень Чжэнь забрал лопату у Ян Кэ и спросил:

— Какая примерно глубина?

Даоэрцзи измерил двумя руками и сказал:

— Примерно пятьдесят-шестьдесят сантиметров. Волчата тёплым дыханием разогрели и размягчили почву, так что не применяй слишком много силы.

Чень Чжэнь разгреб лопатой остаток снега, потыкал лопатой в землю, тихонько наступил ногой, немного нажал, и земля вдруг со скрипом осела. Две собаки, точно сговорившись, рванулись ко входу и залаяли. Чень Чжэнь ощутил, как кровь прилила к голове, он почувствовал, что это его ещё больше взбодрило, чем если бы на раскопках он откопал могилу Вана из династии Хань. Среди земли и песка вдруг сейчас появятся серые маленькие волчата. Волчата! Волчата! Трое пекинских молодых интеллигентов постояли несколько секунд и потом бешено закричали и запрыгали. Они не могли поверить, что их долгие ожидания сейчас увенчаются успехом.

— Я сейчас чувствую, что я будто во сне, эти волчата, действительно, заставили нас столько натерпеться, — сказал Ян Кэ.

Гао Цзяньчжун съязвил:

— Я и не думал, что вы, два пекинских слепых котёнка, всё-таки столкнётесь с живыми монгольскими волчатами.

Чень Чжэнь сел на корточки, осторожно очистил закрывавшую волчат сверху землю, медленно посчитал волчат, всего их было семь. Маленькие волчата были немного больше ладони, чёрные маленькие головы тесно прижались друг к другу, они все сгрудились в одну кучу и не двигались. У них всех глаза были уже открыты, но их застилала тонкая серая плёнка.

— Я искал вас так долго и наконец-то нашёл, — сказал Чень Чжэнь.

— Этим волчатам, наверное двадцати дней от рождения, глаза скоро совсем откроются, — заметил Даоэрцзи.

Чень Чжэнь спросил:

— А волчата что, спят? Почему они не двигаются?

— Волки, они такие, с младенчества уже хитрые. Только что и собаки лаяли, и люди кричали, вот они от испуга и замерли, не двигаются, притворились мёртвыми. Если не веришь, то возьми и посмотри.

Чень Чжэнь первый раз в своей жизни взял в руки живого волка, он немного поколебался, не посмел сразу взять волчонка за тело, а осторожно зажал между пальцами его уши и вынул его из ямы. Волчонок всё же не двигался, четыре лапки его были свешены, даже совсем не показал когти, и он вовсе не был похож на волчонка, а скорее — на котёнка. Чень Чжэнь вдруг обнаружил, что между волками и домашними собаками очень большие отличия. У щенков шерсть ровная и блестящая, самое первое впечатление у людей то, что они очень милые; у волчат же вместе с серой мягкой шерстью ещё растет длинная и жёсткая чёрная щетина, шерсть короткая, а щетина длинная, и получается неровно, как иголки у каштана, колет руки. Голова у волчонка чёрная и блестящая, как мокрый асфальт. Глаза у него ещё не совсем открылись, но маленькие зубки уже растут, клыки выходят за губу, обнажая звериную суть. У вытащенных из земли волчат сохранился запах земли и волчий запах, нет никакого сравнения с чистенькими щенками.

Чень Чжэнь, вынув волчонка, продолжал держать его, и тот по-прежнему притворялся мёртвым, не оказывал никакого сопротивления, не издавал ни звука. Но когда он пощупал волчонка, сердце его билось сильно, видимо от страха.

— Ты положи его на землю и посмотри, — сказал Даоэрцзи.

Стоило Чень Чжэню только положить волчонка на землю, как тот вдруг ожил, изо всех сил стал карабкаться по земле, со скоростью игрушечной машинки. Хуанхуан потихоньку догнал его и только хотел схватить, как все вместе крикнули на него. Чень Чжэнь быстро подбежал и взял волчонка, положил его в сумку. Хуанхуан весьма недовольно посмотрел на Чень Чжэня, видимо, он хотел сам загрызть нескольких волчат, дать волю своей ярости. А Эрлань был в каком-то оцепенении, он только вяло помахивал хвостом.

Чень Чжэнь открыл сумку, трое ребят были возбуждены, как три озорника, которые пошли в пригород Пекина вытаскивать яйца из птичьих гнёзд. Они взяли волчат за уши, немного посмотрели на них и потом положили в сумку. Чень Чжэнь застегнул сумку, повесил её на седло, и они собрались возвращаться домой.

Даоэрцзи огляделся и сказал:

— Волчица, наверное, где-то недалеко, когда будем возвращаться, сделаем большой круг, а то она может прибежать в лагерь.

Только сейчас все трое осознали, что в сумке у них не птичьи яйца, а настоящие волки!




11


После смерти старшего брата Чацыхайлинху женился на его вдове, она родила двух сыновей, одного звали Гэндучина; другого звали Юйлюйчжэньчина. Часть «чина-сы, то есть потомков волка» была после двух сыновей.

«Чинасы», как повествует «История династии Юань» («Генеалогия членов императорского рода»), — это значит «стаи волков».

    

Хань Жулинь. «Исследование "13 крыльев" Чингисхана»






Трое поспешно запрыгнули на лошадей, вслед за Даоэрцзи пересекли поле камышей на запад, затем с юга объехали вокруг солевой отмели, специально проехали по той дороге, на которой почти не остаются следы лошадиных копыт, и быстро направились домой. По дороге трое пекинских молодых интеллигентов всё время волновались, что не только не чувствуют победу, а наоборот, есть неуверенность, как у вора, который заходил в богатую семью. Они боялись, что после этого обезумевшая волчица будет их преследовать, рискуя своей жизнью.

Но Чень Чжэнь подумал о ягнятах, попавшихся в зубы волчицы, и тогда немного успокоился, что он, овчар, всё же отомстил за убитых ягнят. Опустошить нору волка — значит сохранить отару овец, если бы они не нашли и не вытащили этих семь волчат из норы, то неизвестно, сколько ещё скота в будущем пострадало бы от них и их потомства. Опустошить нору волка — это действенный боевой приём в войне за жизнь между народами монгольской степи и степными волками. Опустошить волчью нору — значит уничтожить маленькую стаю волков, и хотя вытащить этих волчат из норы было очень трудно, но это всё-таки намного легче, чем уничтожить семь больших волков. Однако почему же степные народы давно открыли этот быстрый боевой способ уничтожения волков, но всё ещё не уменьшили волчьего бедствия? Чень Чжэнь задал Даоэрцзи этот вопрос.

Даоэрцзи ответил:

— Волки очень умные, когда они рожают, то выбирают время. Все говорят, что волки и собаки десять тысяч лет назад были одной семьёй, но на самом деле волки намного умнее собак, просто не сравнить. Каждый год, через полмесяца после китайского Нового года, у собак рождаются щенки, но когда волчицы рожают волчат, то они делают это в начале весны, когда снег только что растаял и у овец родились ягнята. Весна — время оказывать помощь при окоте, и для монголов это самое хлопотное и важное время в году, отара тогда разделяется на две, все рабочие руки заняты там. Люди так устают, что даже не хотят есть, так где им ещё взять силы опустошить волчью нору. Как только они заканчивают оказывать помощь при окоте, то волчата уже вырастают и не живут в норах. Волки обычно не живут в норах, волчицы используют норы только тогда, когда родили. Как волчатам исполняется месяц, то они открывают глаза, а проходит ещё месяц с лишним, и они уже могут бегать везде вслед за волчицей. Если в это время пойти добывать волчат, то нора уже будет пустой. Если бы волчицы рожали летом, осенью или зимой, когда у людей есть свободное время, то все пошли бы вытаскивать из нор волчат, и все волки давно были бы уничтожены людьми. В начале весны волчицы рожают с пользой для себя: они могут украсть ягнят, кормить и учить детёнышей. Нежная баранина — действительно вкусная еда для волчат, если у них есть баранина, то волчицы не беспокоятся о недостатке молока, и хотя они рожают иногда больше десяти волчат, то всё равно могут прокормить их…

Ян Кэ хлопнул ладонью по седлу и воскликнул:

— Волк, волк, я преклоняюсь перед тобой, ты ещё выбираешь время для рождения! В самом деле, весной оказывая помощь при окоте, мы очень устали, я следовал за отарой овец, у которых родились ягнята, каждый день я носил большой войлочный мешок с ягнятами на спине, за раз по четыре-пять ягнят, обёртывался туда и обратно больше десяти раз за день, уставал до полного изнеможения. Если бы мы не опустошили нору волка в первый раз, а погнались за новым, то кто мог бы найти столько физических сил! В будущем я больше никогда не пойду опустошать волчью нору. И сегодня как приду, то сразу лягу спать.

Ян Кэ непрерывно зевал. Чень Чжэнь вдруг почувствовал, что он тоже очень хочет вернуться в юрту и сразу прилечь. Но ему жалко было обрывать начатый разговор о волках, он с трудом собрался с силами и спросил:

— Тогда почему здешние старые скотоводы не очень-то любят вытаскивать волчат из нор?

— Здешние скотоводы все исповедуют ламаизм, а раньше почти в каждой семье был лама. Лама делает добро, не разрешает без разбору убивать животных, если уничтожать волчат больше необходимого, то это тоже может уменьшать продолжительность жизни. Я не исповедую ламаизм и не боюсь, что моя продолжительность жизни уменьшится. Мы, монголы с северо-востока, когда человек умирает, никогда не скармливали его волкам, и поэтому, даже если уничтожат всех волков, я не буду бояться. После того как мы, северо-восточные монголы, научились обрабатывать землю, мы, так же как и вы, китайцы, тоже стали верить, что хоронить в земле лучше, — сказал Даоэрцзи.

Всё дальше они уходили от опустошённой норы, но Чень Чжэнь всё время чувствовал, что за спиной тёмный дух, как призрак, следит за ним, заставляя его в дороге чувствовать себя беспокойно. В глубине его души притаились страх и беспокойство. В большом городе, где он вырос, он раньше не имел никакой связи с волками, а тут вдруг, оказывается, решил судьбу семи монгольских волчат. Волчица из этой норы очень лютая и хитрая, поэтому эти волчата могут быть потомками вожака, или это потомство лучшей, чистой породы степных волков. Если бы не его страсть, то этих волчат обязательно миновало бы бедствие, они бы выросли и потом стали грозными богатырями степи. Однако из-за его приезда судьба волчат круто изменилась, с этого времени он неразделимо связался со степными волками и по этой причине нажил себе вечного врага. Весь род волков степи Элунь под руководством мудрых и настойчивых волчиц тёмными ночами теперь будет приходить к нему и требовать расплаты, бесконечно кусать и грызть его душу. Он начал осознавать, что, возможно, совершил большую ошибку.




Все вернулись в юрту уже после полудня. Чень Чжэнь повесил сумку с волчатами в юрте на стене. Все четверо сели у печки, разогрели чай, стали есть мясо и одновременно обсуждать, что делать с волчатами. Даоэрцзи сказал:

— И разве это ещё нужно обсуждать? Как попьём чаю, приходите ко мне и посмотрите, что сделаю я, две минуты — и готово.

Чень Чжэнь знал, что перед ним стоит сложная задача — вырастить волчонка. Когда он начинал об этом думать, то предвидел возражение и сопротивление почти всех пастухов, руководителей и молодёжи. Неважно, с какой стороны посмотреть — с точки зрения политики, верований, религии, межнациональных отношений или психологии, производства, безопасности — с любой стороны, выращивание волчонка — это абсолютно непредсказуемое и бессмысленное дело. В начале «культурной революции» в пекинском зоопарке работники взяли одного тигрёнка от тигрицы, у которой не хватало молока, и поместили его в клетку с кормящей сукой, и сразу возник большой политический вопрос, сказали, что это пропаганда реакционной, классово-примиренческой теории, и служащие были подвергнуты революционной критике. Таким образом, выращивание волка среди овец, коров и собак разве не является явным неумением отличить друга от врага, позволением считать врага другом? В степи волк всегда считался врагом пастухов, а также почтенно вскармливаемым священным духом и тотемом скотоводов, в особенности среди стариков, средством вознесения их душ на Небо. Этот священный дух или тотем мог быть только объектом поклонения, поэтому как же можно было его держать дома словно раба или собаку? Если рассуждать с точки зрения религиозной психологии, безопасности производства, то «выращивание тигра — это болезнь, выращивание волка — это бедствие»; если он действительно станет растить волчонка, то возможно, что отец Билиг перестанет считать его своим сыном.

Перед тем как вытаскивать волчат, он очень долго думал и наконец нашёл один на первый взгляд очень разумный довод: выращивание волка — это научный эксперимент для того, чтобы выращивать собак-овчарок. Овчарки хорошо известны в степи Элунь. Причина в том, что пограничники имеют пять-шесть таких боевых собак, огромных и злых, очень быстрых. Когда охотятся на волков, то они хватают их быстро и наверняка. Один раз начальник погранзаставы отправился на лошади, взяв двух бойцов и двух собак, поехали они в скотоводческую производственную бригаду проверить работу своих бойцов, а по дороге эти две овчарки моментально схватили подряд четырёх лис, вся бригада просто остолбенела. Потом скотоводы все захотели выращивать у себя овчарок, но в то время овчарки были очень редкими и только боевыми животными, и хотя отношения между армией и народом были хорошими, но пастухи всё же не получили щенков овчарок на развод. Чень Чжэнь подумал: «А разве овчарки не являются далёкими потомками волка и собаки, и если вырастить большого волка, а потом скрестить его с собакой, то нельзя ли получить в результате овчарку? К тому же степные волки являются самыми лучшими волками в мире, и если опыт будет удачным, то можно будет вырастить ещё лучших овчарок, чем немецкие или советские боевые собаки[30 - Имеются в виду кавказские овчарки.]. Таким образом, в монгольской степи можно будет создать и развить новую отрасль — питомник для выращивания диких животных для нужд скотоводов».

Чень Чжэнь поставил чашку с чаем и сказал Даоэрцзи:

— Ты можешь делать с шестью волчатами что хочешь, только оставь мне одного самого крепкого самца. Я буду выращивать его.

Даоэрцзи сначала обомлел, потом волчьим взглядом посмотрел на Чень Чжэня и спросил:

— Ты хочешь выращивать волка?

Чень Чжэнь подтвердил:

— Я действительно хочу выращивать волка. Когда он вырастет большим, спарим его с собакой, наверняка можно вывести овчарку лучше, чем пограничные собаки. А когда родятся овчарки, они будут охранять пастухов.

У Даоэрцзи глаза засветились, как у охотничьей собаки, увидевшей добычу. Он воскликнул:

— Эта мысль действительно неплохая! Очень даже может получиться! Если у нас будут овчарки, то охотиться на волков и лис станет намного легче. К тому же мы сможем продавать щенков овчарок и хорошо разбогатеть!

— Я боюсь, что бригада не разрешит мне выращивать, — заметил Чень Чжэнь.

— Мы будем выращивать волка, чтобы бороться с волками и оберегать общественное имущество. Если кто будет возражать против этого, то потом, когда появятся щенки овчарки, тот не получит щенков, — сказал Даоэрцзи.

Ян Кэ засмеялся:

— Ага, ты тоже хочешь выращивать волка?

Даоэрцзи решительно сказал:

— Если вы будете выращивать, я тоже выращу одного.

Чень Чжэнь хлопнул ладонями и ответил:

— Это отлично, две семьи вместе будут растить, вероятность успеха будет намного выше! — затем подумал и произнёс: — Однако я немного сомневаюсь: когда волк вырастет большим, то сможет ли он спариться с собакой?

— Это, наверное, нетрудно. Я знаю один хороший способ. Три года назад у меня была отличная сука, и я хотел её спарить с самым быстрым и самым злым кобелём. Но у меня дома десять собак, и восемь из них — кобели, есть и хорошие, и плохие, и не хотелось, чтобы она сначала спарилась с плохим кобелём. Потом я придумал способ. Когда подошло время случки, нашёл наполовину невыкопанный сухой колодец шириной с юрту и глубиной в два человеческих роста. Я в этот колодец поместил хорошего кобеля и суку, а также положил им мёртвую овцу, оставил их там и через несколько дней добавлял им еды и воды. Через двадцать дней я их вытащил из ямы, смотрю — а сучка беременная. Весной собака вывела потомство, всего восемь щенков, четырёх сучек я умертвил, а оставил четырёх кобельков и всех их вырастил. Сейчас у меня дома десять с лишним собак, и из них эти четыре кобеля — самые крупные, самые быстрые, самые лютые. За этот год, когда я охотился на волков и лисиц, большую часть добычи принесли эти четыре кобеля. Если мы воспользуемся этим методом, то обязательно сможем вывести овчарку, ты только запомни, что надо с детства растить вместе щенков с волчонком, в одной общей куче, — сказал Даоэрцзи.

Чень Чжэнь и Ян Кэ в один голос согласились.

Сумка с волчатами задвигалась, наверное, они устали от давления друг на друга или проголодались и наконец-то перестали притворяться мёртвыми, начали вырываться, желая вылезти через щели в сумке. Однако из этих семи маленьких волчат пятеро должны были умереть, и у Чень Чжэня стало тяжело на сердце. Действительно, не надо было брать с собой Даоэрцзи и Гаоцзяньчжуна. Но если бы они вдвоём не пошли, смог бы он добыть волчат и вернуться домой? Наверное, нет.

В этот момент у Чень Чжэня заболело сердце. Он обнаружил, что на самом деле уже давно полюбил этих волчат. Он думал о них два года, но в действительности считал, что они все останутся. Но реально это совершенно невозможно, для семи волчат нужно столько пищи, чтобы их прокормить. У него вдруг промелькнула мысль: а не сесть ли на лошадь и не отвезти ли остальных пятерых волчат обратно в нору? Однако, кроме Ян Кэ, никто с ним не пойдёт, а он один тем более не посмеет пойти, туда и обратно четыре с лишним часа, а сил уже потрачено много. А та волчица около пустой норы, наверное, сейчас бешено воет. Сейчас пойти — значит отправиться искать свою смерть.

Чень Чжэнь взял сумку и медленно вышел наружу. Он сказал:

— Наверное, лучше через несколько дней всё снова обсудим, я хочу ещё раз хорошенько посмотреть на них.

— Чем ты их будешь кормить? — буркнул Даоэрцзи. — Погода такая холодная, а они целый день не ели, могут умереть от голода.

— Я подою корову и покормлю их.

Гао Цзяньчжун недовольно воскликнул:

— Так не пойдёт! Этих коров я выращиваю, а молоко для людей, волки едят коров, а ты хочешь их кормить молоком от коровы, где это видано? После этого руководство не позволит мне пасти коров.

Ян Кэ примирил стороны:

— Лучше пусть Даоэрцзи о них позаботится, потому что Гасымай сейчас печалится о недовыполненной задаче, и если мы передадим им пятерых волчат, то можем им втереть очки, а также потихонечку вырастить детёнышей. А иначе все из отряда придут смотреть на живых волчат, и ты даже одного не сможешь себе оставить. Пусть Даоэрцзи ими распорядится, а то всё равно я не смогу этого сделать, а ты тем более, а просить Даоэрцзи снова тоже нелегко.

Чень Чжэнь уже очень устал. Он глубоко вздохнул:

— Остаётся только так сделать…

Чень Чжэнь вернулся в юрту, достал ящик с сухим коровьим навозом, высыпал его на свободное место, а волчат из сумки переложил в деревянный ящик. Они сразу расползлись в разные стороны, но, добравшись до углов, снова притворились мёртвыми. Каждый из волчат дрожал, как будто по ним проходило электричество. Даоэрцзи, как зайца, за уши вытащил одного волчонка, приподнял его голову, направив на Чень Чжэня и сказал:

— Четыре мальчика и три девочки. Этого, самого большого и самого крепкого, оставляем тебе, а вот этого мне!

Даоэрцзи с сумкой отошёл на пустое место около юрты, вытащил из сумки одного, посмотрел на его маленький живот и сказал:

— Это девочка, пускай же она пораньше отправится к Тэнгри.

С этими словами он подбросил волчонка высоко, по направлению к Тэнгри, точно так же, как весной пастухи поступают с лишними щенками, отправляя на Небо их души, потому что падает обратно на землю лишь их телесная оболочка. Чень Чжэнь и Ян Кэ уже много раз видели эту страшноватую старинную церемонию, и ещё раньше они всё время слышали, что степные пастухи использовали этот способ для умерщвления волчат, но они двое всё же в первый раз видели своими глазами, как это делают с волчатами, которых вытащили они сами. Лица Чень Чжэня и Ян Кэ стали серо-белого цвета, как грязный снег перед юртой.

Подброшенный волчонок как будто не желал так рано отправляться на Небо, всё время притворявшийся мёртвым и неподвижным, когда его подбросили, вдруг собрал все свои силы, растопырил лапки, распустил коготки и стал беспорядочно барахтаться в воздухе, как будто хотел зацепиться за тело мамы или шею папы или хотя бы за какой-нибудь волосок. Чень Чжэнь как будто увидел, как плёнка, закрывавшая глаза волчонка, растворилась и обнажила чёрные глаза с прилившей к белкам кровью. У бедного волчонка раньше времени раскрылись глаза, но он по-прежнему не смог увидеть Тэнгри на ясном голубом небе, так как небо было закрыто тёмно-серыми тучами — и ещё кровь, прилившая к глазам, мешала видеть. Волчонок раскрыл рот  и, долетев до определённой черты, полетел вниз, на твёрдую землю без снега.

Волчонок, как маленькая тыква, ударился о землю, не успев схватиться лапами за что-нибудь, и уже не двигался. Изо рта, носа и глаз выступили маленькие капельки розовой крови, как будто кровь смешалась с молоком. У Чень Чжэня защемило сердце, и других чувств как будто не было. Три собаки рванулись было к волчонку, но Даоэрцзи громко рявкнул на них и несколькими большими шагами перегородил им дорогу, он боялся, что собаки разорвут и испортят шкуру волчонка. В тот момент Чень Чжэнь неожиданно заметил, что Эрлань рванулся не к волчонку, а к своим партнёрам-собакам, при этом рыча, наверное, чтобы преградить Хуанхуану и Илэ путь к волчонку. Обладающий генеральскими манерами, Эрлань не вымещал злость на мёртвом, он даже как будто немного сочувствовал волчонку.

Даоэрцзи вытащил из сумки ещё одного щенка, этот волчонок как будто уже учуял запах крови своей сестры, он как попал в руку Даоэрцзи, сразу перестал притворяться мёртвым, а начал изо всех сил биться в руке, маленькими коготками пытаясь царапать обратную сторону ладони Даоэрцзи, оставляя белые полосы. Он только хотел подбросить, но вдруг остановился и сказал Сень Чжэню:

— Давай ты попробуй. Если собственноручно умертвишь волка, то станешь храбрее. Кто из чабанов в степи не убивал волка?

Чень Чжэнь отступил на шаг и буркнул:

— Да лучше уж ты.

Даоэрцзи засмеялся:

— У вас, китайцев, мало храбрости! Так ненавидеть волков, а потом даже не посметь убить волчонка? Неудивительно, что вы истратили столько сил, чтобы построить Великую стену в десять тысяч ли. Смотри на меня…

Договорив, он подбросил волчонка к небу. Не успел приземлиться этот, как и другой уже взлетел. Даоэрцзи всё больше оживлялся и одновременно повторял слова:

— К Тэнгри, туда к нему идите блаженствовать!

Чень Чжэнь понял, что его храбрость не только не возросла, а наоборот, её сильно поубавилось. Он глубоко почувствовал огромное психологическое отличие между крестьянским и кочевым народами, теми, кто использует нож для разделки скота или серп и косу. Почему древние китайцы внутри своей нации не сохранили кочевников, воспринявших китайскую культуру? Ведь на традиционной территории Китая ещё есть степи для кочевников, и вполне можно было воспитать китайских кочевников.

Пять бедных волчат, пять телесных оболочек вернулись на землю. Чень Чжэнь сгрёб их всех в совок, потом долго смотрел на облачное небо, надеясь, что Тэнгри сможет принять их души.

Даоэрцзи как будто был очень доволен, он, нагнувшись, вытер свои сапоги и сказал:

— Таких случаев, когда за один день можно убить пять волков, немного. Люди в этом отношении намного отстают от волков, один свирепый волк может при случае за один раз загрызть сто-двести овец. Я убил пять волчат — ну о чём тут говорить. Однако уже поздно, мне надо возвращаться к коровам.

Договорив, он хотел пойти взять своего волчонка, но Чень Чжэнь попросил:

— Ты пока не уходи, помоги нам снять с них шкуры.

— Это хорошо, помогать — так помогать до конца, сейчас всё доделаем, — ответил Даоэрцзи.

Эрлань стоял около совка с волчатами и охранял его насмерть, два раза яростно рявкнул на Даоэрцзи и приготовился броситься. Чень Чжэнь быстро обхватил его шею рукой. Даоэрцзи привычно, как с ягнят, снял с волчат шкуры, при этом приговаривая: «Шкуры у волчат очень маленькие, и их не надо сворачивать в трубку». Когда все шкуры были сняты, он ровно развесил их на юрте, потом сказал:

— Эти все шкурки высшего сорта, если бы было сорок штук, то можно бы было сделать из них маленькую шубу, лёгкую, тёплую и красивую, истратишь кучу денег, да ещё не купишь такую. — Даоэрцзи помыл снегом руки, потом подошёл к телеге, достал железную лопату и добавил: — Ничего-то вы не знаете, уж я лучше помогу вам всё доделать. Собаки никогда не едят волчьего мяса, поэтому сейчас надо быстрее закопать трупы волчат, да закопать поглубже. А иначе, если волчица учует запах, то к вашим овцам и коровам придёт большая беда.

Они все вчетвером отошли на несколько десятков метров к западу от юрты, выкопали яму глубиной в один метр и закопали в неё волчат, заровняли поверхность, а потом сверху рассыпали порошок гексахлорана, чтобы отбить запах.

Ян Кэ спросил:

— Нужно ли волчонку выкопать отдельную нору?

— Лучше уж выкопайте, пусть он живёт отдельно, — ответил Даоэрцзи.

Чень Чжэнь и Ян Кэ в 10-15 метрах к юго-западу от юрты выкопали квадратную яму в 60 сантиметров глубиной и полметра шириной, на дне постелили рваную овечью шкуру и ещё насыпали немного земли, потом поместили туда волчонка.

Маленький волчонок, как только соприкоснулся с почвой, сразу оживился, стал везде всё обнюхивать, сделал в яме несколько кругов, как будто снова вернулся в свой родной дом. Он постепенно успокаивался, в углу на овечьей шкуре свернулся калачиком, но всё время оставался настороже, как будто искал своих братьев и сестёр. Чень Чжэнь вдруг подумал, что другой его брат тоже жив и может ему стать хорошим компаньоном. Однако Даоэрцзи быстро взял предназначенного ему волчонка, сунул его за пазуху, вскочил на коня и ускакал. Гао Цзяньчжун холодно взглянул на волчонка, тоже сел на лошадь и поехал к своим коровам.




Чень Чжэнь и Ян Кэ сидели на корточках около ямы и с беспокойством смотрели на волчонка. Чень Чжэнь сказал:

— Я даже и не знаю, сможем ли мы вырастить его большим. Предстоят большие хлопоты.

— Мы взялись за это дело. О хорошем деле никто не знает, а весть о плохом разносится на тысячу ли. Ты подожди. Сейчас вся страна поёт «Пока не истребил шакалов и волков, не покидай поле боя». А мы, наоборот, вопреки ожиданиям, начав выращивать волка, врага превращаем в друга, — заметил Ян Кэ.

— Здесь до Неба высоко, а до императора далеко, кто узнает, что мы растим волка. Я больше всего боюсь, что Билиг запретит…

— Коровы уже вернулись, я пойду подою, волчонок ведь ужасно голодный.

Чень Чжэнь замахал руками:

— Лучше пусть собака кормит его, пусть Илэ кормит, ведь собаки вскармливали тигрят, так могут вскормить и волчонка!

Чень Чжэнь вытащил волчонка из ямы и обеими руками прижал к груди. Волчонок целый день ничего не ел, животик его был пустой, лапки были холодными, как маленькие камешки под снегом. Голодный и холодный, он сильно дрожал, вид у него был очень увядший, почти безжизненный. Чень Чжэнь быстро спрятал его на груди, чтобы тот согрелся.

День близился к вечеру, пришло время Илэ кормить щенков, и они вдвоём пошли к щенячьему гнезду. Они уже давно выкопали это гнездо в большой куче сухого коровьего навоза, внутри постелили толстый слой драных овечьих шкур и завесили вход лошадиной кожей, это и было тёплое гнездо для Илэ и её троих щенят. Ян Кэ покормил Илэ рисовой кашей на мясном бульоне, потом она подбежала к своей норе, протиснулась в неё и легла. Трое маленьких щенков сразу же стали искать её соски и начали сосать молоко.

Чень Чжэнь потихоньку подошёл к Илэ, сел на корточки, начал ласкать и гладить её голову, стараясь отвести её взгляд. Илэ любила ласки хозяина, она радостно тёрлась об ладонь Чень Чжэня. Ян Кэ вытащил одного щенка, рукой взял за сосок Илэ и выдавил немного молока, нацедил его в пригоршню другой ладони, Чень Чжэнь в это время вытащил волчонка из-за пазухи. Дальше Ян Кэ намазал молоком морду, спину и лапы волчонка, этот старый способ применяли пастухи для подкидывания ягнят к овцам. Однако собака оказалась умнее овец и сразу всё почувствовала. Если бы её щенки все умерли или были разобраны людьми, она, возможно, могла бы признать волчонка, но у неё сейчас было трое своих детей, и она определённо не желала принимать волчонка. Как только волчонок был помещен в её гнездо, это сразу же отразилось на Илэ, она изо всех сил старалась поднять голову и проверить своих детей. Чень Чжэню и Ян Кэ только и оставалось, что применять метод кнута и пряника, не позволяя Илэ поднять голову и встать.

Волчонок, оказавшись перед сосками и узнав запах молока, вдруг, как большой волк, учуявший запах крови, проявил свою волчью свирепость. Волчонок родился позже щенков на полтора месяца, и он был меньше их по размеру, тело было короче на голову. Но силой он превосходил щенков. У собаки на животе было два ряда сосков, поменьше и побольше, и молока в них было разное количество. Чень Чжэня и Ян Кэ заставило удивиться то, что волчонок не спешил пить молоко, а сначала, как безумный, прошёлся по ряду сосков, попробовав каждый. Щенки, сосущие молоко, по одному были оттеснены, в один момент между ними как будто пронёсся ураган. Маленький волчонок пихал их всех по очереди, отбрасывая в сторону, потом, проверив все соски, наконец выбрал один, самый большой и самый полный, взял его в рот и начал яростно пить. Он пил из одного, а лапкой с коготками надавливал на другой большой сосок. Трое щенков были разогнаны по разным сторонам.

Двое товарищей оцепенели от удивления.

— Да, природа волка действительно страшна, этот маленький мерзавец ещё глаза не продрал, а уже такой деспот. Неудивительно, что из семи волчат он самый крупный, — сказал Ян Кэ.

Чень Чжэнь смотрел на все это, погрузившись в свои мысли, прошло немного времени, и только тогда он пробудился от них, потом ещё подумал и произнёс:

— Нам надо всё же получше наблюдать за ним, здесь для нас есть очень много, чему стоит поучиться. Я только что вспомнил одну фразу из Лу Синя, он считает, что «в западных людях больше дикой природы, от диких зверей, а в китайцах больше от домашних животных»… — Он показал на волчонка и сказал: — Это и есть дикая природа… — Потом показал на щенков и проговорил: — А это домашние животные. Современные западные люди в подавляющем большинстве своём являются потомками кочевников и охотников из тевтонцев, германцев, англосаксов. Великие цивилизации древних греков и римлян развивались одну-две тысячи лет, а они вышли из леса, как дикие звери, и уничтожили Древний Рим. Они едят ножами и вилками, едят говяжьи котлеты, сыр и сливочное масло. Современные западные люди сохранили свою дикую природу по сравнению с крестьянскими народами намного больше. За последние сто с лишним лет характер китайцев, сравнимый с домашними животными, конечно подвергался обидам западных дикарей. А за прошедшие несколько тысячелетий великая китайская нация всегда страдала от нападений малочисленных кочевых народов, так что нечего удивляться.

Чень Чжэнь погладил волчонка по голове и продолжил:

— Характер мало того что определяет судьбу человека, он ещё определяет и судьбу нации. Крестьянских народов с характером домашних животных много, этот тщедушный характер и определил судьбу этих народов. В мире было четыре великих древних цивилизации, их государства были полностью крестьянско-землепашескими, так три из этих древних цивилизаций уже исчезли, китайская ещё нет, видимо, потому, что имеет самые большие в мире две реки, очень удобные для развития сельского хозяйства, — Хуанхэ и Янцзы, на которых выросло самое большое в мире население. А ещё, возможно, и потому, что степные кочевые народы внесли в китайскую цивилизацию большой вклад… Однако этими отношениями я ещё не полностью проникся, в степи живу два с небольшим года, и чем дальше, тем сильнее чувствую, что здесь пространство большое, и имеет скрытый смысл…

Ян Кэ покачал головой и сказал:

— Эге, видимо, когда растишь волка, кроме его изучения, можно изучить человеческий характер, характер диких и домашних животных. В городе или в сельскохозяйственных районах для этого нет условий, максимально — это понаблюдать за людьми и домашними животными…

— Однако эти два разных характера нельзя изучать вместе и сопоставлять. Определённо, из этого исследования не будет толку.

Ян Кэ рассмеялся:

— Верно. Видимо, первый день вскармливания волка приносит успехи. Мы его обязательно должны вырастить.

В щенячьем гнезде щенки, обиженные волчонком, грустно заскулили, заставив Илэ ещё раз попытаться проверить, в чём дело, и она напряглась, пытаясь вытащить передние лапы. Чень Чжэнь боялся, что она распознает волчонка и загрызёт, и он сильно прижал её голову, тихонько назвал по имени, дурачил и ласкал её, до тех пор пока пузо у волчонка не округлилось, и тогда отпустил собаку. Илэ повернула голову и сразу обнаружила, что у неё стало больше на одного щенка, она беспокойно понюхала и очень быстро нашла волчонка, возможно, потому, что на его теле был запах её молока. Она некоторое время колебалась, но всё же хотела носом вытолкнуть волчонка и напряглась, захотев встать, выйти наружу и осмотреть место вокруг.

Чень Чжэнь снова её остановил, он хотел заставить Илэ понять замысел хозяина, надеялся, что Илэ сможет принять это, подчиниться и не противиться. Илэ начала строптиво скулить, она как будто уже знала, что появившийся в её семействе лишний щенок именно и есть волчонок, только что принесённый с гор, а хозяин к тому же заставляет её кормить этого смертельного врага. Степные собаки тоже ведь не как обычные собаки, у обычных собак представления о жизни ограниченны, они не видели волков и тигров, такой собаке подсунь тигрёнка, она и будет его вскармливать. Но у здешних степных собак с волками идёт непримиримая борьба, так как же собака может принять волка за друга? Илэ несколько раз пыталась встать и отказаться кормить молоком, но Чень Чжэнь всё время её останавливал. Илэ возмущалась, нервничала, переживала, злилась, но она не могла обидеть хозяина, в конце концов ей осталось только лечь и не двигаться.

В степи люди полностью контролируют право собак на жизнь или смерть, люди опираются на грубую силу, соблазняют едой и приручают диких собак. Любая храбрая, не признающая хозяина собака, будучи выгнана в степь, умрёт там от голода, холода или будет съедена волками, то есть изначальной причиной её смерти будет человек. Собаки уже давно похоронили свою независимую дикую природу и стали полностью домашними животными, неспособными существовать самостоятельно, без человека. Чень Чжэнь почувствовал, как Илэ глубоко переживает.

Вместе с тем, что касается человеческого общества, если специально и систематически оказывать большое давление, люди тоже могут постепенно похоронить свою дикую природу, постепенно стать «одомашненными» и покорными. Если покорных граждан много и внутри одной нации господствуют тоже покорные, то в один прекрасный день они могут подвергнуться агрессии со стороны внешней силы и тогда точно потеряют способность к сопротивлению.

В собачьей семье постепенно воцарилась спокойная обстановка. Илэ была первой собакой, которую вырастили Чень Чжэнь и Ян Кэ. Когда она была беременной, рожала и кормила щенков, они от начала до конца проявляли большую заботу о ней. Её молоко было особенно хорошим, а кроме того, как они отдали нескольких щенков, то его всегда было в избытке. В это время, когда стало больше на одного, молоко у нее было, с этим не возникло проблем. Трое щенков хотя и были оттеснены волчонком к более маленьким соскам, однако тоже постепенно наелись. Потом щенки стали забираться на спину и шею матери, покусывать друг друга за хвост и уши и играть. Но волчонок продолжал старательно пить молоко. Чень Чжэнь подумал, что в волчьей норе все семеро волчат — это маленькие разбойники, кто не отнимет у других молоко, может умереть с голоду. Хоть это и самый большой волчонок из всех, но там он не мог наесться вдоволь. Здесь, попав в собачью семью, он смог развернуться. Он одновременно ел и радостно охал и совершенно не обращал внимания на вместимость своего живота.

Чень Чжэнь посмотрел на него и почувствовал, что это уже нехорошо, его пузо стало превосходить размером животы других щенков. Он пощупал живот волчонка и подпрыгнул от испуга: кожа на животе сильно натянулась. Он забеспокоился, что живот волчонка может прорваться, и стал потихоньку оттаскивать его от еды, но волчонок не хотел отпускать сосок, не разжимал рот и оттянул на 2 цуня[31 - 2 цуня равны примерно 6,6 см.], от боли Илэ даже заскулила. Только после того, как Ян Кэ надавил на челюсти волчонка, тот открыл рот.

Ян Кэ заметил:

— Пастухи все говорят, что у волков резиновый живот, в этот раз я действительно убедился в этом.

А Чень Чжэнь невольно засиял от радости:

— Посмотри, какой у него хороший аппетит, а жизненная сила такая мощная, растить его будет нетрудно, потом ещё дадим ему вдоволь поесть!

Чень Чжэнь вдруг сейчас собственными глазами увидел страшную силу и упорный характер зверя и смутно почувствовал на примере этого волчонка глубокую и крепкую волчью природу.




Небо уже стало тёмным. Чень Чжэнь отнёс маленького волчонка в приготовленную ему яму, потом взял маленького щеночка-девочку и положил с ним вместе, чтобы, когда волчонок откроет глаза, он привыкал к собакам и рос вместе с ней, чтобы они были друзьями с детства. Они обнюхали друг друга, запах молока матери-собаки примирил их, они прижались друг к другу и заснули. Чень Чжэнь повернул голову и увидел, что Эрлань непрерывно стоит около него, наблюдает за волчонком и за каждым шагом хозяина и даже слегка помахивает хвостом Чень Чжэню, и амплитуда этих взмахов немного больше, чем раньше, как будто он приветствует то, что хозяин решил выращивать волчонка. Для предохранения и защиты Чень Чжэнь притащил старую кухонную доску и накрыл яму, потом нашёл большой камень и придавил им её.

Добрый пастух Гуаньбу уже пригнал овец и загнал их в овчарню, он услышал, что Чень Чжэнь с товарищами вытащили волчат из норы, и тут же решил прийти посмотреть. Увидев на юрте шкуры волчат, он удивлённо сказал:

— В степи Элунь китайцы добыли волчат, никогда такого не было, никогда такого не было, я поверил…

Три товарища, окружив железную печку, ели баранину с лапшой, в это время из-за двери донёсся лай собак и учащённый конский топот. Чжан Цзиюань приоткрыл дверь и заглянул в юрту. В руке он держал поводы двух лошадей, которые остались снаружи, и прямо от двери сказал:

— Оказывается, управление пастбищ издало приказ. Волчьи стаи, которые были около границы, уже разделились и идут сюда, завтра три больших отряда со всех пастбищ в трёх разных местах начнут облаву. Наш большой отряд отвечает за северо-западный участок, руководство также выделило немного охотников из других отрядов, чтобы поддержать наш отряд. Нами всеми руководит Билиг. Информирую вас, что завтра на рассвете собираемся у Билига. Руководство говорит, что, кроме стариков и маленьких детей, которые остаются пасти коров и овец, все обязаны принять участие в облаве. Все чабаны, пасущие лошадей, должны предоставить лошадей тем, у кого их нет, а также заранее объехать и наметить места засады. А вы сейчас ложитесь спать, я поехал, вы ни в коем случае не проспите!

Чжан Цзиюань закрыл дверь, сел на лошадь и умчался.

Гао Цзяньчжун поставил чашку с едой и не без сарказма заметил:

— Только появился маленький волк, а тут же ещё большие волки пришли, скоро они нас замучают до смерти.

Ян Кэ откликнулся:

— Ещё проживём несколько лет в степи, и сами превратимся в волков!

Они втроём начали готовиться к завтрашнему сражению. Гао Цзяньчжун сбегал на пастбище и привёл лошадей, потом зашёл в овчарню, вытащил сена и дал лошадям. Ян Кэ достал из корзины из ивовых прутьев баранины с костями и накормил собак, потом тщательно проверил седло, ремни и аркан, затем вместе с Чень Чжэнем нашли два ошейника для собак. Они вдвоём раньше участвовали в небольшой облаве и знали, что ошейник и поводок у собаки во время охоты не должны быть надеты небрежно. Чень Чжэнь надел ошейник на Эрланя, потом просунул поводок в кольцо на ошейнике и взял оба конца поводка в руку. Он провёл Эрланя на поводке несколько шагов, показал ему в направлении к северу от овчарни крикнул:

— Вперёд! — и одновременно отпустил один конец поводка. Эрлань рванул вперёд, освободившись от поводка и оставшись только в ошейнике, а длинный поводок повис у Чень Чжэня в руках. Если на охоте много людей с собаками, это позволяет избежать того, что собаки случайно запутаются в поводках, что повлияет на их скорость.

Ян Кэ тоже надел Хуанхуану ошейник, просунул поводок, тоже прорепетировал один раз. Две охотничьи собаки слушали приказы, в действиях их хозяев тоже не было изъянов.




12


В своём наставлении Чингисхан велел, чтобы князья тренировались в охотной облаве, потому что она считается тренировкой перед войной. Когда монголы не воюют с людьми, то должны воевать с животными. Поэтому начало зимы — время большой охоты. Тогда монголы и отправляли войска на облаву… Начинал облаву Чингисхан с женой и наложницами. Со свитой они стреляли много птиц и зверей для развлечения… Они так провели некоторое время, пока птиц и зверей не оставалось мало, тогда некоторые из старейшин подошли к Чингисхану, попросили сохранения избытка добычи и потом отпустили их, чтобы они размножились для следующей облавы.

    

«Монгольская история» (пер. Фэн Чэнцзюня)






Князья совместно договорились, что каждый со своими войсками по принципу охотничьей облавы будет продвигаться вперёд, захватит с боем страны, попавшиеся на пути. Мэнгэхэхань (юаньский Сянь-цзу) со своими войсками шёл вперёд по левому берегу реки Дон.

    

Исторический сборник (перс, автор, пер. и коммент. Чжоу Лянсяо)






Крупный отряд людей и лошадей с охотничьими собаками быстро ехал в непроглядной степи вслед за стариком Билигом в северо-западном направлении. Почти каждый человек вёл собаку, некоторые даже двух. Ветер дул с северо-запада, не мягкий и не жёсткий. Густые облака над степью так закрыли небо, что не было видно ни луны, ни звёзд. Вокруг была глубокая темнота, даже остатки снега под лошадиными копытами тоже были чёрные. Чень Чжэнь изо всех сил широко открыл глаза, но всё равно ничего не видел, как будто ослеп на оба глаза. Уже пробыло больше двух лет, и Чень Чжэнь много раз проходил по ночной дороге, но по такой тёмной ему не приходилось идти. Ему всё время хотелось чиркнуть спичкой и проверить, в порядке его глаза или нет.

Чень Чжэнь на слух приблизился к Билигу и тихо сказал:

— Отец, можете ли вы позволить мне включить фонарик в рукаве? Мне кажется, что у меня нет глаз.

Старик усмехнулся:

— Что ты, только попробуй!

В его тоне слышались напряжение и беспокойство. Чень Чжэнь не осмелился больше спрашивать, а слепо шёл вслед звуку лошадиных копыт.

Караван лошадей перевалил через верх склона, потом ускорил шаг, крупный отряд людей и лошадей идёт тихо и быстрыми шагами, не слышно шума и веселья женщин и детей, весь караван лошадей, как регулярная кавалерия, исполняет военную задачу. А на деле этот отряд только временно был составлен из разношёрстных воинских частей, включал в себя также старых и слабых людей, женщин и детей. А если степные молодые и зрелые бойцы на здоровых лошадях составят степную регулярную кавалерию? Чень Чжэнь почувствовал всеобщее распространение такой замечательной военной природы и военного таланта на всех монголов. «Всеобщее вооружение народа» — это только лозунг или идеалы на центральной части Северо-Китайской равнины, а в монгольской степи это уже стало реальностью несколько тысяч лет назад.

Чем ближе к назначенному месту, тем в отряде атмосфера становилась более напряжённой. Недавно стая волков полностью уничтожила табун боевых лошадей, уже выиграв одну партию, но люди степи Элунь собрали все силы, и исход этого сражения был ещё неизвестен. Чень Чжэнь тоже начал беспокоиться, не является ли использование разных видов боевых действий, которыми так хорошо владеют волки, внезапного нападения и облавы, чтобы справиться с хорошо и далеко слышащими волками, бахвальством перед настоящими профессионалами в этой странной и страшной войне? Раньше пастбища устраивали ежегодные крупномасштабные облавы, но боевые успехи были посредственными, из десяти облав — пять неудачные.

То, что в прошлый раз целый табун лошадей был уничтожен волками, оказало отвратительное влияние, и, если в этот раз облава на волков не будет удовлетворительной, руководящий коллектив пастбища в полном составе может быть сменён. По словам руководства, сверху поступил намёк, чтобы готовились из нескольких паст6ищ-коммун, в которых наиболее эффективно уничтожают волков, перебросить сильных кадровых работников для усиления руководящего состава пастбищ степи Элунь. Поэтому Улицзи, Билиг, а также многие чабаны с пастбища — все готовились показать своё умение хорошенько поубавить спесь волков степи Элунь. Билиг на прошедшем перед облавой собрании сказал, что в этот раз надо содрать и сдать шкуры по меньшей мере с пятнадцати-двадцати волков, а если не получится, то герои с других пастбищ-коммун придут сюда управлять ими.

Вокруг было темно и холодно, предрассветный трескучий мороз и темнота не позволяли людям нормально дышать и сглатывать.

Вдруг до них донёсся холодный приятный запах, Чень Чжэнь распознал сладко-горький лекарственный аромат жёлтой полыни с солонцовой отмели, густой, морозный и освежающий. И когда проезжали по этой полыни, старик Билиг вдруг осадил лошадь, и весь отряд тоже остановился. Билиг тихо обменялся несколькими фразами с следовавшими за ним командирами бригад и охотниками, и они, взяв с собой людей каждый из своей бригады, разъехались в разные стороны. Отряд всадников в сто с лишним человек быстро преобразовался из колонны в шеренгу, в длинную рассредоточенную боевую цепь. Чень Чжэнь по-прежнему оставался рядом со стариком.

Неожиданно в глаза Чень Чжэню ударил сильный свет большого электрического фонаря, который включил Билиг, и тут же с двух сторон цепи были включены ещё фонари, свет от которых освещал обширное пространство. Старик помахал фонарём три раза, и лучи с двух сторон стали ещё длиннее.

В это время старик вдруг выкрикнул чистым и громким горловым звуком:

— О!.. Хэ!..[32 - Ого-го!.. Ого!.. (монг.)]

Звук сотряс воздух и рассеялся. И тут же по степи пробился всеобщий гул мужских и женских голосов:

— О-хэ… И-хэ… А-хэ…

Голоса и лучи света вдруг заполнили большое пустое пространство между людьми и собаками. За короткое время люди, лошади и собаки, образовали общую, могучую охотничью сеть, через которую ничто не могло просочиться и которая двигалась на волков.

Боевой дух у людей достиг пика, крики сотрясали небо. Чень Чжэнь в общем определил своё настоящее местоположение, к востоку от трясины, где некогда погиб табун боевых лошадей. Билиг их привёл точно к восточному краю от болотистого озера и только после этого расставил охотничью сеть. В это время люди с лошадьми и собаками уже окружили озеро и в северной части длинного и узкого водоёма быстро развернули цепь окружения.

Билиг быстро поскакал на лошади вдоль цепи; наклонив голову, с фонарём напряжённо освещал землю, ища на снежной поверхности волчьи следы. Он одновременно проверял охотничью цепь и расставлял людей. Чень Чжэнь следовал за стариком и наблюдал. Старик осадил лошадь и глубоко вздохнул:

— Волки прошли недавно, и их много, я смотрю, здесь много следов, и все они свежие. В этот раз считай, что окружили стаю, людям не придётся зря мёрзнуть полночи.

— Почему вы волков окружаете не в этом болоте? — спросил Чень Чжэнь.

— Волки во вторую половину ночи в самое тёмное время пришли доставать замёрзших лошадей. Когда начнёт светать, то они как раз будут уходить. Если их окружить в темноте, то как ловить только лишь при свете фонарей? И собаки тоже плохо будут их видеть, и волки рванут в разные стороны, ни одного тогда не поймаем. А если окружить во вторую половину ночи и гнать их перед тем, как начнёт светать, то, когда уже рассветёт, как раз они и попадут в окружение…

Подавая в разные стороны сигналы фонарём, Билиг вскочил на лошадь, постоянно отдавая приказы руководителям бригад. Его сигналы были длинные и короткие, горизонтальные и вертикальные, крестообразной формы и формы круга, с помощью языка световых сигналов передавалась разная информация. Охотничья цепь в форме полумесяца в строгом порядке быстро отошла назад, лучи света от множества фонарей в воздухе и на снегу образовали форму верхушки веера.

Чень Чжэнь удивлённо спросил:

-— Какой приказ вы сейчас отдали?

Старик, подавая световой сигнал, ответил:

— Чтобы люди на западной стороне шли помедленнее, а на восточной стороне — побыстрее, поспешить соединиться с теми, кто в горах. Ещё нужно, чтобы средний отрезок цепи медленно отступал, но не спешить: если погоним рано или припозднимся, то не получится.

Чень Чжэнь поднял голову к небу, краешек небосвода уже начал светлеть, уже можно было смутно разглядеть, как облака двигались на юго-восток, между ними почти стал проглядываться серо-белый свет.

Собаки уже почувствовали волчий запах, и их рычание стало ещё более злобным. Эрлань уже начал грызть длинный поводок, изо всех сил натянул его, злился и рвался вперёд. Чень Чжэнь со всей силы сдерживал поводок, длинным арканом тихонько постучал пса по голове, чтобы тот слушал команды.

Цепочки крупных волчьих отпечатков большей частью вели к северо-западу, было немного следов, уходящих в других направлениях. Билиг непрерывно проверял следы и после этого продолжал отдавать приказы.

— Раньше, когда здесь у вас в степи не было электрических фонарей, то как же проводили облавы? — спросил Чень Чжэнь.

— Пользовались факелами. Факелы делались из деревянной палки с навёрнутым на неё войлоком, войлок пропитывался говяжьим жиром. Когда они горели, было очень ярко, волки их очень боялись, можно было, встретившись с волком, ударить его факелом, поджечь ему шерсть, — сказал старик.

Небо уже просветлело, и Чень Чжэнь вдруг узнал лежащую перед ним степь, он раньше здесь несколько месяцев пас овец. Он вспомнил, что на северо-западе есть с трёх сторон окружённая горами и отлогим склоном широкая долина. Место охоты, о котором говорил Билиг, возможно, именно здесь. Чабаны спрятались с другой стороны горной гряды, только волки будут пригнаны на эту площадку, люди с лошадьми и собаками появятся из-за гор и перекроют выход. Чень Чжэнь привязал к седлу длинную дубинку, которая пристёгивается к запястью, он ещё хотел поучиться у Бату мастерству убивать волков дубинкой, однако плечи у него всё же немного дрожали.

Северо-западный ветер постепенно усилился, тучи двигались всё быстрее, сквозь тучи чуть забрезжил свет. Когда подошли близко к горному проходу, люди вскрикнули от удивления, в слабом свете раннего утра они увидели больше двадцати волков, которые то шли, то останавливались, прислушиваясь и осматриваясь, направляясь в эту горную расселину. Около расселины смутно можно было увидеть другую группу волков, которые топтались в нерешительности и как будто побаивались окружающего их рельефа. Билиг рассчитал, что когда волки смогут распознать рельеф и охотничью цепь, то кольцо охотников уже сомкнётся. Волки действительно были окружены, охотничья цепь формы полумесяца уже замкнулась. Несколько вожаков, оценив обстановку, тут же, нимало не колеблясь, развернулись назад. Эта стая волков только что наелась конины, боевой дух у них был на высоте, они были готовы к броску, со всей свирепостью и кровожадностью. Люди пронзительно закричали, чабаны, размахивая арканами, ринулись в сторону волчьей стаи. Люди с двух сторон тут же заполнили образовавшиеся пустоты.

Волки изменили направление движения, они повернули в сторону наименьшего количества людей с арканами и туда, где больше всего было женщин, и продолжали двигаться. У Гасымай и ещё нескольких стоявших рядом с ней монгольских женщин и девушек ни один мускул на лице не дрогнул, они моментально поднялись на стременах в рост и громко закричали, по-прежнему заграждая путь волкам, но у них в руках ещё не было арканов, и волки, используя это слабое звено в охотничьей цепи, сгруппировав силы, яростно вклинились туда. Чень Чжэнь забеспокоился, что там нужна помощь, и у него замерло сердце.

Как раз в этот момент старик Билиг привстал в седле, поднял руку к голове, махнул ею резко вниз и громко закричал: «Спустить собак!» В длинной охотничьей цепи сразу же пронеслась череда звуков: «Вперёд! Вперёд! Вперёд!». Все, у кого были собаки, почти одновременно отпустили поводки. Более ста рвущихся свирепых собак налитыми кровью глазами, с трёх сторон — востока, юга и запада, освободившись от верёвок, понеслись к волкам. Балэ, Эрлань и ещё несколько самых крупных из всего отряда, страшных собак-убийц прямиком рванули к волчьим вожакам. Все остальные собаки, бешено лая, мчались за ними следом.

Люди заново упорядочили строй охотничьей цепи, размахивая арканами, подстёгивая кнутами лошадей, поскакали за собаками. Копыта лошадей выбивали из-под снега почву, лихие монгольские всадники с устрашающими боевыми криками мчались к волкам.

Волчья стая была потрясена столь сильным натиском. Вожаки резко остановились, потом развернулись и повели стаю к горному проходу, и эта стая быстро соединилась с той, что находилась у прохода, они прошли вместе один отрезок и рассредоточились по нескольким дорогам, по трём направлениям для прорыва окружения, стремясь спешно занять командные высоты, а потом подняться на вершину и уйти окольным путём или прорываться с боем вниз через горы.

Охотничья цепь наконец-то выстроилась в ровную линию, плотно заперла горный проход, и две волчьи стаи были загнаны по плану Билига в то самое место охоты, в горную впадину.




Сзади гор, которые окружали место охоты, находились руководитель пастбищ Улицзи и военный представитель Баошуньгуй, они спрятались в зарослях травы и напряжённо следили за ходом операции, разглядывая место охоты и очень переживая. Баошуньгуй, возбуждённо ударив ладонью по снегу, восклинул:

— Кто говорит, что Билиг защищает волков? Ты посмотри, он в установленное время такую большую стаю загнал в заранее задуманное место, и место очень подходящее, просто волшебство, я раньше никогда не видал таких больших стай. Я считаю, что за его усердие надо поставить вопрос о награждении.

Улицзи ответил:

— Пришедших сюда волков будет примерно сорок-пятьдесят, в прошлые годы во время облав мы захватывали десять-двадцать, и считали, что это неплохо. Билиг среди людей степи — сам по себе старый волк. Каждый год когда на пастбищах организуются облавы, и он не руководит ими, то большинство людей идёт неохотно. В этот раз волки истребили табун лошадей, и старый Билиг не на шутку рассердился. — Улицзи развернулся к Бату и сказал: — Скажи всем, что никто не должен стрелять, даже вверх, сегодня людей много, не дай бог ранит другого.

— Я уже предупреждал всех несколько раз, — сказал Бату.

Чабаны и охотники за склоном горы уже все сидели на лошадях, все уже были готовы к действиям, только ждали приказа. Они все были охотниками на волков высшего класса, специально отобранными с разных пастбищ, их верховое искусство, искусство заарканивать и действовать дубинками было намного выше, чем у обычных охотников, каждый из них умел мастерски заарканивать волков и убивать их. Хотя они уже услышали боевые звуки на охотничьей площадке, однако не смели открыть рот и не издали ни звука, только смотрели боковым зрением на хозяев.

Улицзи и Баошуньгуй медленно наклонились, готовясь отдать приказ.

Волки сосредоточили свои главные силы для прорыва окружения на северо-западном направлении. В степи забирающиеся на вершину люди, лошади и собаки абсолютно не могут быть соперниками волкам. Степные волки, намного превосходящие всех по силе, терпению и выносливости, обычно используют быструю скорость и рывок, чтобы броситься на врага, сбросить его и догонять. На равнине бегающие быстрее волков охотничьи собаки и лошади, когда им приходится забираться на склон, не могут догнать волков. Волки одним рывком взлетают на вершину, за короткое время волк скрывается из поля зрения преследующего его врага, прячется в каком-нибудь овраге или горном ущелье и пережидает там. А когда люди на лошадях и собаки уже заберутся на вершину, то волка и след простыл, а если уж его и видно, то волк быстро удаляется на безопасное даже от выстрела расстояние.

Волки, почти не снижая скорости, взбежали на горную вершину, а огромный отряд всадников и собак постепенно начал отставать. Впереди стаи бежало несколько самых быстрых волков, за ними по бокам — вожак и несколько огромных волков. Улицзи показал на волка с бело-серой шерстью на шее и на груди и сказал Бату:

— Именно этот волк! Руководил стаей при уничтожении лошадей наверняка именно он! Ну, начинаем!

Стая волков уже пробежала около двухсот метров. Бату отступил на несколько шагов, оттолкнувшись шестом, сел на лошадь. Улицзи тоже вскочил на лошадь и громко закричал: «В атаку!». Бату яростно поднял аркан, как знамя. Все чабаны выкрикнули: «Вперёд! Вперёд!», и около двадцати больших собак и быстрых лошадей в несколько мгновений взлетели на склон, собаки, как выпущенные торпеды, понеслись на волчью стаю. Большинство чабанов старались обогнать друг друга и занять выгодную позицию на середине склона горы, образовать там цепь окружения полукруглой формы, чтобы соединиться с цепью, руководимой Билигом. А одна треть, мастера арканов, непосредственно понеслись на волков.

С самого начала настороженные волки с большой тревогой обнаружили засаду, и в их рядах произошёл переполох. Волки попали в такое положение, какое они сами были большие мастера устраивать, они попали в окружение охотников. В этот раз в их рядах была ещё большая паника, чем у дзеренов, которые тогда были окружены ими, и теперь волкам было ещё более досадно. Волки от злости ещё раз круто развернулись и на свой страх и риск подготовились к сражению с людьми и собаками со своей занятой командной высоты. Волки все источали злобу. Прорваться сквозь строй собак и спастись бегством, столкнуться и опрокинуть большинство собак — в этом спасение. На заснеженном склоне началось большое сражение, клыки волков против клыков собак, комья снега и клочки шерсти летали в воздухе, собаки скулили, волки выли, кровь собак и волков — всё перемешалось в беспорядке. Молодые городские интеллигенты никогда не видели столь жестокой и кровопролитной битвы собак и волков и от изумления не могли произнести ни звука.

Бату с тех пор, как забрался на вершину холма, не отрывал глаз от белого волка-вожака. Он как двинулся вниз по склону, так сразу, размахивая арканом, погнался за белым волком. Но вожак вовсе не стал вместе со всеми волками спускаться с горы, а без малейшего колебания помчался вбок на запад. Четыре-пять охраняющих его огромных волков, окружив его сзади и спереди, следовали вместе с ним, чтобы прорвать окружение. Бату, взяв с собой трёх охотников и четырёх больших собак, неотступно гнался за ними. Однако, прекрасно знающий рельеф и уже заранее имеющий запасный план на случай отхода, вожак выбрал крайне опасный участок дороги. Под оставшимся весенним снегом было полно скользких маленьких плоских камней. Когда на них наступал волк, камни соскальзывали в разные стороны, но волки могли, наступая своими мощными, когтистыми лапами на эти скользкие камни, быстрыми прыжками, не снижая скорости, продвигаться дальше, и их тела не скользили вниз вместе с камнями. У собак же подушечки лап намного меньше, чем волчьи, но всё же способны за счёт силы и прыжков догонять волков; однако ровные и крепкие лошадиные копыта не могут закрепиться и пройти по скользким плоским камням. Четыре всадника только подошли к этому скользкому пути, и он вроде был не очень длинный! Один чабан попробовал проехать с краю, но вместе с лошадью скатился со склона, шест от аркана разломался на три части, другие, испугавшись, осадили лошадей и спешились.

Бату, одержимый жаждой мести, быстро спрыгнул с лошади, взял аркан, используя шест как посох, воткнул один конец в щель между камнями, опёрся на посох, потом подтянул за собой лошадь и стал погонять. Громко крича, стал забираться на гору. Перейдя через горный перевал, Бату услышал громкий лай собак, он быстро вскочил на лошадь и продолжил погоню, через некоторое время он увидел одну загрызенную волками и уже умирающую собаку. У другой собаки было откусано ухо и вся голова в крови, остальные собаки, с ощетинившейся шерстью, от страха возвращались обратно. Волки, увидев аркан, сразу ушли к западу и скрылись далеко в камышовых зарослях. Бату ещё с одним охотником и тремя собаками погнались за ними.

Улицзи видел, что Бату перешёл через перевал, тогда он взял Баошуньгуя, добежал до средней части линии окружения и отдал приказ в едином порядке потихоньку сжимать линию окружения. Любой опытный монгольский охотник имел общее представление об обстановке и понимал свою собственную ответственность. И охотники во время облавы, хотя каждый, и охотники, и собаки, действовали по обстоятельствам, стремились получить побольше добычи, но ни один человек не покинул самовольно своё охотничье место. Стоило только какому-либо волку прорваться через охотничью цепь, как из внешней цепи несколько человек тут же встречали его, или захватывали, или же загоняли обратно во внутреннюю цепь. А так как за охотниками тут же образовывалась брешь, то другие сразу же закрывали её, чтобы обеспечить полную непроницаемость.

Посередине горной впадины люди, лошади, собаки, волки — все перемешались вместе, несколько лежащих на земле собак и волков уже перестали биться в агонии, из смертельно раненных мест сильно лилась кровь. Более сорока волков были окружены ста семьюдесятью собаками, волки стояли плечом к плечу, спина к спине, хвост напротив хвоста, зубы постоянно оскалены, все вместе в смертельной схватке. С собаками просто не разнимешь. Сразу за собаками шли воинственные и храбрые мастера с шестами, у них всех они были длинные, ими они хлестали ближайших волков. Собаки и волки бросались друг на друга, перекатывались, кусали и драли когтями, так что невозможно было разобрать, где волк, а где собака. Охотники даже часто не имели возможности ударить волка шестом, боясь попасть в собаку. Охотники также не могли опрометчиво начинать непосредственную атаку, так как в окружении волков слишком много, и силы их далеко не иссякли, а потерь у волков мало, малейший беспорядок от атаки будет только на руку волкам. При атаке люди и собаки тоже рассредоточатся, образуются дыры, через которые волки могут просочиться.

Несколько самых опытных, владеющих шестами охотников держали над волками на весу длинные шесты и как только появлялся момент, так сразу били шестом по волку, и неважно, куда попадали, всё равно прижимали волка, затем набрасывали на него петлю, затягивали и оттаскивали его, тут же собаки-убийцы перегрызали волку горло.

Молодые интеллигенты и женщины с детьми по распределению находились во внешнем кольце. Чень Чжэнь и Ян Кэ были определены Билигом стоять в юго-западной части половины склона горы, здесь рельеф был достаточно высокий, и можно было обозревать всё поле сражения, от этого у них поджилки тряслись ещё больше, чем у зрителей Древнего Рима, наблюдавших бои гладиаторов и диких зверей. Они вдвоём ожидали, что представится случай, если какой-либо волк прорвёт оцепление в их направлении, поймать и связать его, поэтому очень беспокоились, смогут или нет заарканить волка, так как скорость и реакция волков высоки, а они ещё неопытны. К счастью, несколько рядов охотников и собак внутренней цепи по численности намного превосходили число волков, и волкам прорвать эту цепь было чрезвычайно трудно.

Охотники постепенно захватывали и вытаскивали из общей битвы волков с помощью арканов, а потом их догрызали злые собаки. Волки издавали хриплый бешеный рёв, они сразу изменили тактику, не подпрыгивали, чтобы схватить зубами, а, наклонив голову, намертво вцеплялись в собак, чтобы их не могли заарканить.

Чень Чжэнь в бинокль внимательно осмотрел поле боя и увидел, что волки хотя и попали в гибельное место, однако по-прежнему не потеряли разума, они хотя и терпели большие потери, но вместе с этим и уносили с собой основные силы противника — охотничьих собак. Волки сражаются вместе группами по три-пять, хватали зубами быстро и злобно, один-два укуса — и собака в крови. У больших и огромных волков ещё такой метод: специально подставляют незначительные для ран части тела, когда собака вцепится, сразу хватают её за горло или за живот. У этих волков было много ран, они все в крови, но серьёзных ран мало, и одна за другой собаки попадают под их челюсти, убывают с поля боя, везде слышится горький плач раненых собак. После десяти с лишним схваток волки, вопреки ожиданиям, постепенно добились своего, охотничьи собаки струсили перед лицом врага, и волки сгруппировались, чтобы предпринять прорыв.

Как раз в это время находившийся во внутреннем кольце и руководивший Билиг вдруг закричал, сделав резкий жест:

Чень Чжэнь сразу поняли замысел старика и тоже закричал:

— Эрлань! Эрлань! Вперёд! Вперёд! Вперёд!

Две большие злющие собаки-убийцы с красными глазами поняли крики и жесты своих хозяев и мгновенно, за несколько прыжков достигли поля сражения, рявкнули несколько раз, понеслись в то место, где был самый большой волк. У Эрланя скорость оказалась быстрее, он первым столкнулся с волком, волк отлетел на три-четыре метра, но не опрокинулся, а остался стоять на ногах. В это время злющий и огромный Балэ, как толстое бревно, которым выбивают двери, со всей силы ударился в волка. Волк от удара перекувыркнулся три раза, и, не дожидаясь, когда волк поднимется и другие собаки поддержат его атаку, Эрлань смаху, словно меч, вонзился в волка, оказавшись сверху, тотчас перегрыз ему горло, кровь фонтаном сразу же окатила голову Эрланя. Умирающий волк в агонии всё же пытался беспорядочно действовать когтями и на груди Эрланя процарапал несколько кровавых полос. Но это только ещё больше разозлило Эрланя, и он сильнее прижал волка, пока тот совсем не перестал дышать. Волки все как будто уже поняли этих больших злых собак и, узнав их боевой бросок, отступили на несколько шагов и боялись сближаться. Балэ увидел опрокинутую им добычу, но перехваченную у него из-под зубов Эрланем, и ему стало досадно, но было некогда гневаться, а оставалось только терпеть и ждать следующей добычи.

Волки как будто бы уяснили, что большие собаки являют собой пример для подражания. По одному они с силой опрокидывали волков. Эти две собаки-убийцы положили начало убийствам волков, и с этого момента в волчьей стае образовалась большая брешь, охотники воспользовались этим случаем для нападения, заарканивания волков, Разделения и рассеивания хищников.

Волки, увидев, что их карта бита, собрались с силами, Полагаясь каждый на свои силы, стали пытаться прорваться поодиночке, с разных сторон прорвать цепь окружения. Но сразу же каждого волка захватывали несколько охотников при помощи собак и убивали. Люди из внешнего кольца окружения громко кричали, и, подбадриваемые этими криками, охотники арканили волков.

Ланьмучжабу, стоявший во внутренней цепи, увидел, как несколько собак схватили большого волка, быстро рванулся и накинул петлю на заднюю часть туловища волка, затянул её и поднял шест, верёвка обвилась сильнее. Затем он оттащил волка, как большой тяжёлый джутовый мешок, у волка не было никакой возможности встать, он только яростно мог царапать когтями землю, и от его лап на снегу остались две борозды. Ланьмучжабу, таща волка, одновременно криком звал собаку-убийцу.

В степи заарканить волка трудно, но убить его ещё труднее. Шея у степных волков короткая и толстая, волки умеют быстро, мотая головой, сбрасывать петлю. А если волк не сумел сбросить петлю, то крепко его прижать тоже трудно, например, попадались такие волки с особо толстой шеей, что как будто не на шею надел петлю, а на толстое дерево, и только начинаешь его тащить, как петля сразу соскальзывает. Поэтому опытные охотники любят арканить волка за заднюю часть туловища, за таз, это место на теле волка самое уязвимое, стоит только крепко затянуть петлю, и волк уже точно не вырвется. А вот убить волка действительно трудно: если захватить его за шею, то можно, посильнее затянув, убить, но если захватить за заднюю часть туловища, то, сильно затянув, его не убьёшь. Если человек один против волка, то убить особенно трудно. Остаётся только слезть с лошади, но волк тогда может вскочить на ноги и прыгать в направлении шеста к человеку, тонкий конец шеста может обломиться, в конце концов волк может выскочить из петли или, ранив человека, убежать, только самые храбрые и искусные охотники могут слезть с лошади и, не дав волку вскочить, быстро затянуть петлю и оттащить волка и потом, быстро достав дубинку или нож, убить его. Многие охотники не осмеливаются в одиночку убивать волка, часто им приходится жертвовать его шкурой и тащить туда, где есть люди или собаки-убийцы, и только с их помощью расправляться с ним.

Ланьмучжабу отволок волка на толстый снег, ища при этом собаку-убийцу. Несколько собак, обступив волка, беспорядочно лаяли и кусали его, кусали и отскакивали, не смея соваться в опасное место. Ланьмучжабу вдруг увидел, как Эрлань перегрыз горло большому волку, он узнал этого большого злого пса и тут же двинулся в направлении Эрланя, одновременно крича: «Убей! Убей!» Эрлань услышал, что человек требует от него убить волка, сразу бросил ещё не полностью издохшего волка и побежал на зов, он загрыз этого заарканенного волка мастерски, подбежал к волку сбоку-сзади, передними лапами прижал голову и грудь волка, яростно схватил челюстями и умело перекусил волку шейные позвонки. Волк пытался изо всех сил лапами сопротивляться, но никак не мог достать Эрланя. Ланьмучжабу закричал:

— Быстрее тащите волков сюда, этот пёс ещё свирепее волка!

Недалеко от этого места Балэ тоже загрыз заарканенного волка, и тут же несколько охотников потащили к этим двум собакам захваченных волков, чтобы те завершили дело.

В этом сражении, кроме двух свирепых, убивающих волков псов, была ещё одна пушистая, симпатичная большая собака. На самом деле это была известная убийца волков, известная на все пастбище, из дома Даоэрцзи. У него дома было восемь собак, и их функции разделялись, но в бою все действовали сообща. И в этом бою они все вместе нападали на одного волка, расправившись с ним, нападали на другого и уже за короткое время убили трёх больших волков.

На месте охоты охотники тоже сгруппировались по три-пять человек и действовали сообща, только один заарканивал волка, как другие сразу же слезали с лошадей, растягивали хвост и лапы волка в разные стороны и потом били тяжёлой дубинкой по голове. Два волка были заарканены и брошены на землю, они вскакивали и пытались бежать, но тут же снова их переворачивали и бросали. Шацылэн бросил аркан и прыгнул волку на спину. Не дожидаясь, когда волк повернёт голову, он, сидя на его спине, крепко схватил его за уши и сильно ударил головой о землю, рот и нос волка все были в крови. Потом подбежали ещё несколько охотников и помогли зарезать волка. Другой волк тоже был с лёгкостью забит тремя молодыми чабанами, предварительно послужив для них игрушкой.

Чень Чжэнь, Ян Кэ и другие молодые интеллигенты все опустили свои арканы. Здесь уже много лет не было успешной облавы, и сейчас им приходилось быть только зрителями. Больше всего они сожалели о том, что единственный из них допущенный на охотничью площадку молодой чабан Чжан Цзиюань так и не заарканил ни одного волка, неожиданно на крутом повороте промахнулся и проскакал мимо, да ещё чуть не сломал шест. Другие два молодых стояли во внешнем кольце и смотрели, когда один волк неожиданно прорвался сквозь оцепление и убежал.

Старик Билиг, видя общую ситуацию, подошёл к Чень Чжэню и Ян Кэ.

Старик сказал, смеясь:

— Вы, десять пришедших сюда молодых, тоже имеете заслуги, вы занимали немало мест, а иначе я не смог бы отрядить столько охотников для захвата волков. Ваш злой пёс сегодня совершил много подвигов, я посчитал, он в одиночку загрыз двух больших волков да ещё помог охотникам убить ещё нескольких. Вам полагается две большие волчьи шкуры, а другие две шкуры по правилам охоты надо отдать тем охотникам, которые захватили волков.

Говоря это, старик повёл их обоих с собой спуститься с горы вниз.

На этой охоте, кроме шести-семи быстрых, умных и удачливых больших волков, которые смогли убежать, остальные все были убиты.

Люди и лошади спускались с трёх сторон гор после облавы, посмотреть добычу на месте охоты. Билиг уже сказал людям, чтобы двух убитых волков притащили к юрте Чень Чжэня и Ян Кэ, и засучил рукава, чтобы вместе с ребятами снять с волков шкуры. Гасымай уже тоже позвала людей, чтобы помочь ей снять шкуры с загрызенных Балэ волков, а также с волков семьи Сан Цзе. Они их и сняли.

Чень Чжэнь уже научился у старика свежевать волков и сейчас начал передавать опыт Ян Кэ. Сначала острым монгольским ножом надрезают шкуру у рта и отделяют её от костей, потом отрезают голову волка и затем, ножом отделяя кожу от мяса, снимают её всю, от головы до хвоста, словно шерстяное трико, наконец отделяют лапы и хвостовую кость. В это время кожа находится снаружи, а шерсть внутри, затем её всю снова выворачивают, и можно считать, что шкура снята.

Старик посмотрел и сказал:

— Снято, считайте, что чисто, не захвачен волчий жир. Когда вернётесь домой, набейте шкуру сухой травой, потом повесьте на конец деревянного шеста, после этого люди будут считать, что вы охотники.

Чень Чжэнь вытащил из-за пазухи конфеты, дал собакам как приз, Эрланю три конфеты, а Хуанхуану две. Он уже раньше предчувствовал, что собаки на этой охоте должны проявить себя. Оба пса положили шоколад на землю и стали медленно его лизать и есть, иногда специально поднимая голову и гордясь, чтобы другие собаки глотали слюни. Съев конфеты, они даже вылизали обёртки. С тех пор как студенты приехали в степь из Пекина, все степные собаки узнали, что в мире, оказывается, есть такая редкая и вкусная вещь. Быть обладателем таких невиданных сладостей считалось среди собак удостоиться самой большой чести.

На охотничьей площадке поднимался горячий белый пар: от трупов волков, от тел лошадей, от собачьих ртов, от дыхания людей. Люди, разделившись по семьям, снимали с волков шкуры. Добычу распределяли по охотничьим правилам, не возникало никаких противоречий. Профессиональная память пастухов хорошо фиксировала, какого волка какая собака загрызла или какой охотник заарканил, ошибок не возникало. Только лишь насчёт одного совместно заарканенного волка возник небольшой спор. Старик Билиг одной фразой восстановил мир: «Продайте шкуру, возьмите вина и выпейте пополам». Те охотники и пастухи, кто не стал добытчиком, с большим интересом смотрели, как другие снимают шкуры, на снятые шкуры и на поведение собак. Некоторые шкуры были хорошими и не испорчены собаками, а на других было много дырок. Те, кто добыл много шкур, в приподнятом настроении приглашали других к себе домой попить вина.




На охотничьей площадке постепенно воцарилась тишина, люди возвратились по домам отдыхать.

Во время охоты больше всего переживали женщины. В основном им приходится лечить и перевязывать собакам раны. Мужчины используют собак только во время охоты, а женщины каждый день стоят с ними в ночь. Собаки женщинами же и выращиваются с щенячьего возраста до взрослого состояния, и если собака ранена или умирает, то у женщин больше всего болит сердце. Несколько убитых в бою собак лежали на земле, в степи, на месте сражения, месте, откуда их души возвратятся на небесное кладбище к Тэнгри, а осуществлять церемонию доставки их на небесное кладбище будут их смертельные враги — степные волки.

Старик Билиг сказал:

— Это справедливо. Собаки должны благодарить волков. Если бы в степи не было волков, пастухам не нужно было бы выращивать столько собак, и рождённые щенки все бы сразу же подбрасывались высоко и отправлялись к Тэнгри.

Погибшие собаки лежали на поле боя. В степи нет ни одного монгола, который мог бы использовать красивую, густую и пушистую собачью шкуру. Собака в степи — боевой товарищ человека. Существование человека в степи основано на двух главных профессиях — охоте и скотоводстве. Степные люди на охоте и когда стерегут овец, опираются на собак, собаки — это более важное орудие производства и охранники скота, чем быки, применяемые для пахоты крестьянами на центральной части Северо-китайской равнины. Собаки также больше, чем быки или коровы, понимают человеческий характер.

В монгольской степи пространство огромное, а людей мало, окружающая обстановка опасна, собаки также удивительным образом могут подавать сигналы об угрозе жизни. Гасымай всегда вспоминает, как Балэ спас ей жизнь. Однажды глубокой осенью она выгребала золу из печки, а в затушенной водой золе осталась одна маленькая горошина тлеющего овечьего помёта, в тот день северо-западный ветер был очень сильным, через некоторое время раздул из искры пламя, которое распространилось по траве, трава перед дверью вся выгорела. В то время в юрте была только она, старый Эцзи и ребёнок, она в это время шила и нисколько не подозревала о том, что происходит снаружи. Вдруг она услышала, как Балэ бешено лает и скребётся в дверь, и, когда она выбежала из двери и посмотрела, огонь от ямы с золой уже разошёлся на двести шагов, шириной в пятнадцать шагов, а дальше впереди — пастбище, трава высокая и густая, мгновенно разгорится, и никто не остановит пожар. Балэ вовремя её предупредил и сохранил ей драгоценное время, она, ни секунды не теряя, притащила мокрую кошму и рванула к огню, завернулась в неё и стала кататься по огню, еле затушив пожар. Гасымай говорит, что если бы не Балэ, то она бы пропала.

Ещё Гасымай рассказала историю, что, когда мужчины в степи пьют вино или водку, часто бывает, что всадники напиваются так, что падают с лошади и замерзают в снегу и умирают. А если человек не замёрз, то благодаря собаке. Собака прибегает домой и приносит жене сумку хозяина, приводит людей, чтобы вытащили хозяина из глубокого снега и спасает ему жизнь. В степи Элунь во всех семьях бывали разные случаи, когда собаки так выручали, и везде есть спасённые мужчины или женщины.

Поэтому убить собаку, съесть собаку, содрать с неё шкуру и сделать из неё подстилку в степи считается поступком неблагодарноыми, непростительным злодеянием. Из-за этого скотоводы и не дружат со многими пришлыми из крестьян монголами и китайцами.

Старик Билиг рассказал, что в древние времена, когда китайские войска вошли в степь, то убили много собак и ели их мясо и этим рассердили кочевников, заставили их всячески сопротивляться. Теперь собаки пастухов тоже часто бывают украдены и съедены пришлыми бродягами, а шкуры этих собак продаются на северо-восток и в центр Китая. У монгольских степных собак шкуры большие, шерсть густая, северные китайцы очень любят делать из собак шапки и матрасы. Старик возмущённо говорил: «Хотя китайцы и пишут книги, но никогда ещё не понимали этой тонкости».

Билиг и члены его семьи часто задавали Чень Чжэню затруднительный вопрос: почему китайцы ненавидят, ругают, убивают собак и ещё едят собачье мясо? Чень Чжэнь думал очень долго, прежде чем смог найти объяснение.

Однажды вечером Чень Чжэнь сказал собравшейся вокруг печки семье Билига так:

— У китайцев нет скотоводческой жилки, а также нет большого количества охотников, потребность в еде заставляет китайцев есть всё подряд, и китайцы не знают о пользе собак. Китайцев много, им не скучно и не грустно, и не требуется, чтобы пришла собака и составила им компанию. В китайском языке есть несколько десятков ругательств с упоминанием собаки: «как свинья и собака», «чушь собачья», «хуже собаки», «загнанная собака и на стену полезет», «нахальничает собака, потому что хозяин у неё с положением»… Сейчас ещё появились политические лозунги типа «Разбить собачью голову Лю Шаоци», «Свергнуть собаку Лю Шао», западные люди тоже не понимают, почему китайцы всегда используют собаку в ругательствах.

Почему китайцы ненавидят и ругают собак? Основная причина, скорее всего, в том, что собака не вписывается в их обычаи. Вы, наверное, знаете, что в древние времена в Китае жил святой человек по имени Конфуций. Даже китайские императоры всех династий и те все хотели ему поклониться. Он установил для китайцев множество поведенческих правил, и с тех пор в основном все китайцы живут по этим правилам. Каждый грамотный китаец имел цитатник с его изречениями, подобно современному «красному цитатнику». А кто не жил по этим правилам, тот, значит, считался диким человеком, варваром, и самых злостных нарушителей обезглавливали.

Однако недостаток собак как раз не соответствовал старым правилам Конфуция: во-первых, Конфуций учил, что обязательно должно быть приличие, надо быть гостеприимным и уважать гостей, однако собаки, когда увидят незнакомца, независимо от того, богатый он или бедный, старик или ребёнок, далеко не уважительно встречают его, а бросаются и облаивают, при этом человек забывает о всяком ритуале и вежливости, теряет лицо и очень сердится. Во-вторых, Конфуций учил, что мужчины и женщины не должны распутничать и вести кровосмешение, а если они это совершат, то подвергнутся наказанию. Ну а собаки, им неважно, что это их братья-сёстры или же родители, они все случаются беспорядочно, допускают кровосмешение. И китайцы боятся, что люди начнут учиться этому у собак. В-третьих, Конфуций учил, что люди должны чисто одеваться, есть чистую пищу. А собаки любят есть человеческий кал, и людей от этого просто тошнит. А ещё среди китайцев есть бедные, которые держат собак, но ведь им самим не хватает еды, где уж накормить собаку. Однако именно богатые могут держать собаку, чтобы она охраняла дом, но они к тому же часто выпускают собак, чтобы они кусали бедных, и из-за этого огромное число бедных тоже ненавидят собак. Поэтому китайцы ругают собак, убивают собак, едят их мясо, и это неудивительно, к тому же люди, пробовавшие собачье мясо, говорят, что оно очень вкусное. Китайцы говорят, что если свиней можно убивать и есть, овец можно убивать и есть, то почему же с собаками нельзя делать то же? Это все люди, которые выращивают скот… Китайцы ненавидят, убивают и едят собак, и основной причиной этому является то, что они — крестьяне, а не кочевники-скотоводы и всегда думают, как бы свои привычки навязать другим.

Старик Билиг и Бату, выслушав, долго потом молчали, но к разъяснению Чень Чжэня у них не было особой неприязни. Старик немного подумал и сказал:

— Эх, сынок, если бы было побольше таких людей, как ты, понимающих различия между китайцами и монголами, то было бы хорошо.

Гасымай вздохнула и возмущённо ответила:

— Когда собаки приходят жить в ваши места, они действительно, как будто пропитываются ядом, не извлекают из этого никакой для себя пользы, собачьи недостатки полностью переняты вами, китайцами. Если бы я была собакой, то никогда не побежала бы туда к вам жить, лучше уж пусть меня съедят волки, но всё же останусь в степи.

Чень Чжэнь продолжил:

— Я тоже понял всё только тогда, когда приехал в степь. Ведь собаки лучше всех животных понимают людей, действительно они лучшие друзья человека. Только отсталые и бедные крестьяне едят вещи, которые нельзя есть, даже собак не пропустили. Может, в будущем, когда китайцы разбогатеют и у них будет в избытке еды, тогда они, возможно, станут с собаками хорошими друзьями и тогда не будут ненавидеть их и есть собачатину. Я, когда прибыл в степь, сразу особенно полюбил собак, если день не увижу свою собаку, то на сердце пусто. Сейчас если кто тайком убьёт наших собак, то мы с Ян Кэ так его отделаем, что мало ему не покажется…

Чень Чжэнь, ещё не сказав эту фразу, сам почувствовал испуг, он верил, что благородный муж должен побеждать разумом, а не физической силой, и вдруг выдал слова, соответствующие волчьему характеру.

Гасымай сразу же спросила:

— А тогда в будущем, когда ты вернёшься в Пекин, ты заведёшь собаку?

Чень Чжэнь засмеялся:

— Я всю жизнь буду любить собак, как и ваша семья. Не скрою, что у меня осталось немного конфет, привезённых из Пекина, мне самому жалко есть, даже тебе и Баяру тоже жалко дать, это всё оставил для своих собак.

Билиг и вся семья рассмеялись до слёз, Бату хлопнул Чень Чжэня по спине и сказал:

— Ты больше чем наполовину монгол…

С того разговора о собаках прошло уже больше чем полгода, но Чень Чжэнь не забывал о своём обещании.




Итак, на охотничьем поле боя наступила тишина, тяжело раненные и умирающие собаки очень страдали, некоторые были окружены трупами своих собратьев, испуганно нюхали их, пытались отвернуться от них. Один ребёнок лежал на земле, никак не мог покинуть свою мёртвую собаку, взрослые пришли уговаривать его, но он начал плакать. Слёзы капали на тело собаки и на землю и исчезали. У Чень Чжэня перед глазами тоже помутнело.




13


Правитель области Лулун генерал-губернатор Лю Жэньгун хорошо знал положение дел у киданей[33 - Кидани — древний монгольский народ.], часто сам отбирал и тренировал войска. Осенью они вклинились глубоко на территорию противника, перешли через хребет Чжайсинлин и напали на киданей. Кидани очень боялись их. Каждый раз, когда выпадал иней, Жэньгун отправлял солдат жечь дикие травы внизу крепости, и много лошадей киданей умерли от голода.

    

Сыма Гуан. «Общая оценка управления и службы. Правление танских императоров»






Из монгольских обычаев и права: «Человек, который осуществляет строительство и тем самым мешает росту трав в степи, который поджигает степь, подвергается казни со всей семьёй».

    

(Сун) Пэн Дая. «Монгольские записи»






После того как Баошуньгуй и Улицзи отвели нескольких человек из руководящих кадров посмотреть на добычу на месте облавы, они пришли к Билигу. Баошуньгуй слез с лошади и радостно сказал старику:

— Блестящая победа! Ведь блестящая победа, а! В этой победе твоя самая большая заслуга. Я буду просить вышестоящее начальство наградить тебя.

Договорив, он вытянул руки для рукопожатия. Но старик развёл ладони, испачканные в волчьей крови и сказал:

— Стыдно, стыдно, давай лучше не будем.

Баошуньгуй, однако, взял руку старика со словами:

— Испачкать руки кровью, да ещё от заслуженного героя, совершившего большой подвиг, для меня честь!

Лицо старика вдруг потемнело, и он буркнул:

— Не надо говорить о подвиге, ведь чем больше подвиг, тем больше мой грех. В будущем нельзя так уничтожать волков. Если так продолжать, то волков не останется, и дзерены, мыши, зайцы, байбаки разведутся в большом количестве и уничтожат степь, и тогда Тэнгри разгневается, а овцы, коровы и лошади за нас понесут возмездие.

Баошуньгуй неловко улыбнулся, повернулся к Эрланю и дал волю своим чувствам:

— Это, наверное, и есть тот самый дикий пёс? Да, действительно страшный. Я со склона наблюдал его умение драться, действительно храбрый воин, когда он рванулся в стаю и загрыз одного волка, то заставил волков отступить от страха. Сколько он всего загрыз их?

— Четырёх, — ответил Чень Чжэнь.

Баошуньгуй продолжил:

— Молодец, молодец! Я уже слышал, что вы держите большого дикого пса, который загрызает овец. Люди говорили, что вы нарушаете степные правила, просили меня застрелить этого пса. Сейчас я отвечаю: нет, вы можете продолжать держать его у себя, да ещё надо его получше кормить. Если он и потом загрызёт овцу, то всё равно не убивать его. Однако овечью шкуру надо сдать государству, а за мясо вы можете сами заплатить.

Чень Чжэнь и Ян Кэ несколько раз радостно дали обещание.

Чень Чжэнь добавил:

— На этой облаве мы, молодёжь, не убили ни одного волка, мы не сравнимся с собаками, а тем более с этим диким псом.

Все покатились со смеху, даже молодые интеллигенты.

Улицзи, смеясь, покачал головой:

— Я как услышал эти твои слова, так подумал, что они совсем не похожи на слова китайца.

Старик Билиг тоже развеселился:

— Да, этот парень очень внимателен к степи, потом обязательно станет большим мастером.

— Говорят, что вы вдвоём ещё вытащили семейство волчат? — спросил Улицзи.

Ян Кэ кивнул:

— Это было вчера, их оказалось всего семь. Если бы отец Билиг не подсказал нам, то разве мы смогли бы это сделать?!

— Неплохо, семь волчат! В ближайшие дни шкурки сдайте мне, я заплачу самую высокую цену да ещё дам вам патронов. — Он поднял с земли две волчьи шкуры и заметил: — Я посмотрел, эти две шкуры лучше всех, у них шерсть длиннее, я тоже у вас их попрошу и заплачу самую высокую цену. У меня есть один знакомый старый руководитель, раньше на войне ему часто приходилось лежать ничком на льду и снегу, и теперь у него ревматизм ног, он давно хочет сделать штаны из волчьей шерсти, я ему хочу почтительно преподнести эти шкуры, — сказал Баошуньгуй.

Чень Чжэнь усмехнулся:

— Пусть они повисят у нас над дверью несколько дней. Я хочу снять с нашего пса ложные обвинения.

— Хорошо, через пять-шесть дней я приду и заберу шкуры.

На месте охоты везде были свежие следы крови и волчьи трупы, только вот волки лишились своих шкур. Баошуньгуй призвал охотников, чтобы они стащили трупы волков в одно место, а также чтобы сложили трупы два продольно, два поперечно, как колодезный сруб, друг на друга. Вскоре больше тридцати трупов волков были сложены в одну большую башню из трупов высотой в рост человека. Баошуньгуй настроил фотоаппарат и сделал несколько снимков этой башни, потом распорядился всем охотникам со снятыми ими волчьими шкурами встать с двух сторон от этой большой кучи трупов, получилось два ряда. Тридцать с лишним человек высоко подняли шкуры, при этом волчьи хвосты почти все доставали до земли, в переднем ряду все шкуры были в шрамах, охотничьи собаки-убийцы, покрытые пятнами волчьей крови, сидели на земле, выдыхая пар. Баошуньгуй попросил Чень Чжэня сфотографировать, а сам, высоко подняв самую большую и длинную волчью шкуру, встал в середине, подняв её выше всех остальных. А старик Билиг, повесив волчью шкуру на правую руку, наполовину склонив голову, горько улыбался. Чень Чжэнь сделал подряд два снимка.

В самом конце Баошуньгуй взмахнул рукой и прокричал:

— Пока не истребим шакалов и волков, не покинем поле боя! Это движение по истреблению волков только началось, и мы имеем твёрдую уверенность в том, что степь Элунь полностью и окончательно очистится от волков!

Кроме Даоэрцзи с семьёй и нескольких молодых, мало кто откликнулся на его лозунг. Баошуньгуй дал приказ разойтись, сел на землю отдыхать, поджав под себя ноги, ждать Бату.

Он продолжал разглагольствовать:

— Сейчас на границе очень напряжённо, вышестоящее начальство всё время торопит меня организовать отряды из народа для обучения военному делу. Я и не думал, что эта охота будет так кстати!

Улицзи кивнул:

— Степные монголы по своей природе — бойцы, действительно, стоит только начать сражение, спустить курок, как все сразу идут в бой. Сегодня ты и вправду получил двойную пользу: и побил волков, и потренировал войска. И теперь ты можешь написать два отчётных итоговых доклада, начальники наверняка будут довольны.

Молодые интеллигенты все собрались посмотреть на волчьи шкуры у юрты Чень Чжэня и Ян Кэ, все гладили шкуры и завидовали.

— Если бы у вас не было этой дикой злой собаки, мы, молодые, очень сильно бы осрамились, прямо просто бы оказались у монголов в подчинении, — сказал Ван Цзюньли. — Но кочевые племена хотя и часто входили на срединную равнину как хозяева, да ещё два раза правили всем Китаем, но в конце концов они разве не были покорены передовой китайской культурой? Степные народы хотя и являются баловнями судьбы, однако до сих пор только и знают, что из лука стрелять беркутов, и все их военные успехи напрасны.

— С древности боевые успехи и храбрость у нас, китайцев, были несравнимо хуже, чем у кочевых народов. Ты просто пренебрегаешь оружием и ценишь только культуру. Но если взять любую правящую династию в истории, то видно, что без боевых заслуг невозможно прийти к власти. Если нет боевых успехов, то блестящая культура тоже может превратиться в груду развалин. Цивилизованное управление династий Хань и Тан было построено на базе военных достижений. В мировой истории множество великих цивилизованных держав разве не были полностью уничтожены отсталыми нациями с сильной боевой мощью? Ты говоришь, что китайская культура покорила отсталые степные народы, но это тоже не совсем верно, монгольский народ уже долгое время сохраняет свой собственный язык, веру в тотемы, народные обычаи, до настоящего времени сохраняет степь. Если бы монгольский народ воспринял сельскохозяйственную культуру китайской нации, то монгольская степь уже была бы освоена и превращена в большое пахотное поле, а китайская цивилизация на центральной части Северокитайской равнины уже давно бы была поглощена песками. Хрущёв тоже хотел с помощью великого русского сельского хозяйства и промышленности покорить культуру кочевого народа в Казахстане, ну и какой результат? Оказывается, если покорять дикие степи, то они превращаются в пустыню… — возразил Чень Чжэнь.

Девушка из молодых интеллигентов Сунь Вэньцзюнь перебила:

— Хорошо, хорошо. В обычное время, когда пасёте овец, вы разделены несколькими десятками ли, и очень трудно собраться вместе, но как встретитесь, так начинаете спорить. Вы закончите или нет?

Эрлань, увидев, что так много народу пришло изучать его добычу, подошёл к ним поближе. Сунь Вэньцзюнь посчитала, что собака студентов не укусит их коллег, и из-за пазухи достала два куска соевого творога, чтобы наградить его:

— Эрлань, Эрлань, молодец…

Эрлань не издал ни звука, даже не махнул хвостом, посмотрел злыми глазами и пошёл на людей.

Сунь Вэньцзюнь немного испугалась, даже отступила на несколько шагов. Чень Чжэнь закричал:

— Назад!

Но было уже поздно, он увидел, как Эрлань рявкнул один раз и бросился на ребят, от страха Сунь Вэньцзюнь села на землю. Ян Кэ сердито закричал: «Дурак!», достал дубинку и хотел было начать действовать, но Эрлань остановился и встал в позу, означавшую, что скорее он будет бит, чем убежит. Ян Кэ испугался, что этот пёс одним махом загрызший четырёх волков вдруг проявит свою волчью природу, и не посмел ударить его, осталось только опустить дубинку.

Ван Цзюньли недовольно сказал:

— Кто захочет приходить к вам в гости? Если бы он не убивал волков, то я бы снял с него шкуру и съел его мясо.

Чень Чжэнь тут же извинился:

— Это удивительный пёс, в нём много от волчьего характера, плохо понимает человека, вы почаще приходите, и он привыкнет, будет узнавать вас.

Большинство молодых разошлись. Чень Чжэнь похлопал Эрланя по голове и сказал ему:

— Эх ты, посмотри, все наши соученики быстро из-за тебя разбежались.

— Завёл себе злого пса, и люди уже в страхе разбегаются, а если… если волчонок вырастет, то кто захочет к нам тогда приходить? — прошептал Ян Кэ.

Чень Чжэнь бросил на него полный упрёка взгляд:

— Ну не придут, ну и что, животные интереснее некоторых людей, мы тогда будем дружить с собаками и волками.




Баошуньгуй собрал всех охотников в большой круг, пригласил старика Билига в центр и попросил его рассказать всем о плане этого сражения. Старик, собрав на земле маленькие кусочки овечьего помёта и большие — конского, разъяснил всем ход прошедшей операции[34 - В данном случае фрагменты помёта представляют собой аналогию с фишками на боевой карте.]. Все слушали очень внимательно. Баошуньгуй иногда и задавал вопросы, часто одобрительно восклицал: «Это сражение действительно можно записать в учебник по военному искусству, оно эффектнее, замечательнее того, когда волки уничтожили табун лошадей, Вы, отец, действительно великий полководец». Чень Чжэнь тоже вставил слово:

— Если бы дело происходило во времена Чингисхана, то отец Билиг обязательно был бы большим военачальником, он не уступает трём самым великим военачальникам того времени.

Старик отмахнулся:

— Нельзя так сравнивать, если так превозносить меня, то Тэнгри рассердится. Те трое, о ком ты сказал, — совершенномудрые, святые у монголов. Они как начали вести войну, так и покорили семь-восемь стран, около двадцати городов, сто тысяч войска. Если бы не они, то великая монгольская степь уже давно была бы освоена другими, а я только старый невольник, как можно с ними сравнивать.

Время близилось к полудню, а Бату ещё не вернулся, все уже собирались возвращаться в лагерь. В это время появился всадник с северо-западной стороны и очень быстро подскакал к народу, чабан Бухэ, запыхавшись, крикнул Улицзи и Баошуньгую:

— Бату просит вас срочно бежать к нему, вы ещё утром окружили много волков, но большая часть перед рассветом ускользнула из окружения, и они спрятались в камышовых зарослях на северо-западе от горы!

Билиг взглянул на него и спросил:

— Неужели так много?

Бухэ, превозмогая волнение, объяснил:

— Мы с Бату долго искали в камышах, на снегу много волчьих следов, все свежие. Бату не сомневается, что там более двадцати волков и тот белый волк как будто тоже среди них, а ведь именно он организовал убийство лошадей. Бату сказал, что нельзя не схватить его.

— Люди и лошади голодные, ночь и полдня ничего не ели, среди собак тоже много раненых. Те заросли камыша, я знаю, слишком большие, площадь несколько тысяч му[35 - 1 му = 1/15 гектара.], и мы с таким малым количеством народа вряд ли сможем окружить их, я думаю, что на сегодня достаточно, — обратился Улицзи к Баошуньгую.

Баошуньгуй с сомнением посмотрел на Билига и сказал:

— Некоторые приезжие сюда семьи и молодые интеллигенты сказали мне, что ты поддерживаешь волков, так ты в этот раз разве не специально привёл волков в эту засаду? С помощью этих людей и собак, которых мы взяли, нужно обязательно окружить и уничтожить стаю!

Улицзи стал лавировать:

— Как ты сказал, это будет не очень удобно. Волков, Которых мы окружили сегодня утром, не много и не мало, то есть как раз мы слепили один большой пельмень, а если волков будет больше, то оболочка пельменя наверняка лопнет.

Баошуньгуй мрачно сказал Билигу:

— Я думаю, что ты наверняка нарочно подогнал ко мне этих волков.

— Окружить волков, — это не то что выловить лапшу! Сейчас уже темнеет, да и расстояние между людьми при окружении будет слишком большое, разве можно не упустить некоторых волков? Если ты сейчас возьмёшь отряд для окружения волков, то, вероятнее всего, даже ни одного не поймаешь, — ответил Билиг.

Лицо Баошуньгуя из тёмно-зелёного превратилось в бело-красное, потом в фиолетовое. Он ударил кнутовищем по своей ладони и закричал:

— Хотя людей, лошадей и собак недостаточно, но разве у нас нет азарта?! Неважно как, но в этот раз волки объявились в зарослях камыша, и я не могу упустить их, сведения о противнике — это состояние войск, этим боем я буду лично руководить!

Баошуньгуй поскакал на возвышенность и объявил всем присутствующим:

— Товарищи, на северо-западе в зарослях камыша обнаружилась ещё одна стая волков. Разве мы можем, пока нас ещё немало, упустить волчьи шкуры? Молодые интеллигенты, разве вы не роптали на руководство, что они не позволяют вам быть в первой линии окружения? В этот раз я разрешу всем вам быть в первых рядах. Товарищи, мы должны не бояться усталости, продолжать поддерживать свой боевой дух, полностью истребить этих волков!

Среди людей нашлось несколько молодых интеллигентов и несколько охотников, которые были готовы действовать.

Баошуньгуй громко сказал:

— Сейчас оглашаю мой план, здесь не надо затрачивать слишком много сил. Все окружаем камыш, потом поджигаем его, волки от огня выбегут, а мы будем их стрелять, не жалейте патронов.

Скотоводы и охотники как услышали, что надо поджигать камыш, все подпрыгнули от испуга. В степи поджог — это табу, страшный запрет. Охотники, кроме того, что они разводят небольшие костры для копчения, никогда не разжигают огонь на больших площадях. Все начали всячески обсуждать это.

— Жечь степь — это нарушать закон Неба, это значит — коптить лицо Тэнгри, разве сможет Тэнгри после этого порадовать людей? Заразите чёрным, испортите воду в реке, божество после этого разве сможет каждый год давать пить людям и скоту? Шаманы и ламы не разрешают разжигать в степи огонь. Раньше монгольские ханы велели казнить тех, кто это делал, да ещё всю семью нарушителя. Сейчас политика государства тоже не позволяет жечь степь, — сказал Балиг.

Гасымай от ярости раскраснелась:

— Огонь, огонь — это погибель степи! Обычно детям надирают задницу за игру с огнём, и это правильно, а тут взрослые пришли с этими играми. Если потом дети будут играть с огнём в степи, а потом скажут, что научились у военного представителя Баошуньгуя, ты будешь за это нести ответственность?

— В древности только китайцы со своими войсками поджигали монгольскую степь, это самый сильный и гадкий приём. Ну а сейчас, раз даже китайцы не смеют, то как же монголы могут поджигать степь? Товарищ Бао, ты всё же монгол или нет? — прокричал Ланьмучжабу.

— Сейчас ещё лежит снег, и сезон пожаров ещё не настал. Однако если разжечь огонь в степи, то потом потушить будет трудно. К тому же, если подпалить, то шерсть волков тоже сгорит, и тогда их шкуры не будут иметь никакой ценности, — сказал Сан Цзе.

Шацылэн грустно вздохнул:

— Если огнём палить волков, то будет очень большой ущерб. Земля вся сгорит, да ещё там будут трупы волков, что с ней потом делать? Степь будет вонять до невозможности, потом ещё пойдёт эпидемия, будут умирать люди. Если истребим всех волков, то разведутся мыши и дикие зайцы, как в пустыне.

— Мы, три чабана, пасём лошадей и сейчас вышли на охоту на волков, а лошади по-прежнему в горах пасутся уже целый день и ночь. Чтобы волки снова не напали на лошадей, нам надо идти обратно, к лошадям. А если что случится, то я ответственный, — твёрдо сказал Чжан Цзиюань.

Баошуньгуй закричал:

— Тихо! Тихо! Никому не уходить! Мы боремся с волками как с вредителями народного имущества. Нападение — это лучшая защита, только если полностью истребим волков, волки забудут к нам дорогу. Мы бьём их не только для того, чтобы получить шкуры, даже мёртвый волк с сожжённой шерстью — это трофей. Я хочу соорудить ещё одну гору из волчьих трупов и сделать несколько фотографий, чтобы руководители посмотрели на наши великие боевые успехи! Кто не подчинится приказу, того я отправлю на перевоспитание! Все выходим!

Ланьмучжабу вытаращил глаза и завыл, как волк:

— Делай что хочешь, но я не пойду! Мне надо гнать назад лошадей!

Несколько табунщиков тоже закричали:

— Возвращаемся! Возвращаемся!

Баошуньгуй яростно стегнул по воздуху кнутом и заревел:

— Кто осмелится бежать с поля боя, того я уволю с должности чабана! И ещё уволю всех руководителей, кто поддерживает вас!

Старик Билиг посмотрел на Улицзи, потом безнадёжно махнул рукой и сказал:

— Не надо зря ругаться, я руковожу этой охотой и говорю, что на сегодня достаточно, каждый чабан возвращается на своей лошади, а оставшиеся люди идут с Баошуньгуем. На этом и порешим!

Ланьмучжабу обратился к Чжан Цзиюаню:

— Тогда я возвращаюсь к табуну, а ты закончишь дело и поезжай домой, отдохни пару дней. И он ускакал с несколькими чабанами.




Отряд людей на лошадях с собаками вместе с Баошуньгуем перешли через перевал по трём дорогам, под горой были широкие заросли серебристого камыша. Вокруг камыша лежал оставшийся весенний снег. Ван Цзюньли и другие пять-шесть молодых столпились около Баошуньгуя, сказали, что это именно и есть тот самый камыш. Ван Цзюньли в порыве поэтического вдохновения продекламировал строфу стиха:

— «Надо уничтожить вожака, для этого необходимо поджечь, всё уже готово, хватит и западного ветра».

Бату подъехал к Баошуньгую и Улицзи и сказал:

— Я не беспокоил волков, там большая стая, все внутри камыша.

Баошуньгуй, показывая кнутом на камыш, приказал:

— Слушайте, все руководители групп! Одна группа на восток, вторая на запад, третья на север — с трёх сторон окружить камыш. Четвёртая группа подходит с юга, поджигаем сначала на юго-востоке, отрежем волкам путь к отступлению, когда огонь разгорится, то распространится по ветру в дальнее место. Как только люди из первой, второй и третьей групп увидят на юге дым, то сразу поджигают с трёх сторон. Все люди на лошадях с собаками стоят и ждут, как только выбегает волк, сразу спускают собак и стреляют. Выполнять!

Молодёжь из четвёртой группы первыми помчались выполнять приказ, чабаны поехали за ними. Другие группы тоже разъехались по местам.

Чень Чжэнь вслед за Билигом въехал в камыш, внимательно посмотрел вокруг. Это была большая площадь зарослей камыша, на которой много лет не было пожара, камыш был высокий и толстый.

— Сейчас волки внутри камыша наверняка слышат людей и собак, но они не боятся. Камыш такой густой, что собаки там не могут бежать быстро, и люди тоже не в состоянии действовать арканом, внутри темно и мрачно, если лошадь пойдёт в камыш, то будет слышно, волки будут знать, куда направляется человек. В камыше много маленьких волчьих тропинок, поэтому люди с собаками как зайдут туда, волки сразу окажутся у них за спиной и убегут. Зимой и весной камыш — это родное место волков, поэтому войти в камыш и схватить там волка трудно. Волки степи Элунь раньше страдали от диких пожаров, но они не могут предположить, что люди могут поджечь камыш, в степи никогда такого не было. Это только у пришлых возникают такие злобные идеи, и этим волкам считай, что конец, — сказал старик.

Вдруг кто-то громко закричал: «Поджигай! Поджигай!». Чень Чжэнь и старик быстро вышли из камыша. С юго-востока повалили клубы чёрного дыма, и сразу же на севере, западе и востоке одновременно разожгли огонь. После того как подожгли камыш, подул ветер, густой камыш с маслянистой кожей на стеблях под ветром разгорелся в один момент, клубы густого дыма бушевали в воздухе. Несколько тысяч му камыша превратились в море огня. Баошуньгуй на высоком склоне громко радостно кричал.

Среди кружившего и распространявшегося огня на западе камышовых зарослей старик Билиг вдруг встал на колени лицом к востоку и к небу, лицо его было в слезах, он долго так стоял, бормоча какие-то слова. Чень Чжэнь не расслышал, но мог догадаться, что говорил старик.

Направление ветра вдруг поменялось, чёрный дым повалил в сторону старика. Чень Чжэнь и Ян Кэ поспешно подняли старика и под руки вывели из дыма на снежную поверхность. У старика всё лицо было в чёрной копоти и в слезах. Чень Чжэнь посмотрел на Билига, в душе он как будто попал в безмолвный резонанс с ним. Перед глазами тоже как будто поднялся страшный и священный волчий тотем, поднялся в воздухе над густым дымом и диким огнём высоко к Тэнгри, и там носились забранные им упорные и настойчивые души монголов. А их братья, и сестры, и внуки, последующие поколения продолжали жить в монгольской степи и творить счастье и несчастье, принося степной нации гордость и процветание.

Ветер погнал огонь волнами, старые камыши загорелись, толстый слой пепла летал в воздухе. Пожар бушевал долго, ветер разогнал огонь, не забыв ни одного камыша. Когда искры наконец погасли, то несколько тысяч му камыша превратились в пепелище. Однако ни с одной стороны не донеслось лая собак или выстрелов.

Сильный ветер сдул дым, сожжённая земля постепенно начала охлаждаться. Баошуньгуй приказал всем вместе с собаками прочесать площадь, искать волчьи трупы — как результаты операции. Прикидывали, что должно сгореть более двадцати волков, а некоторые думали, что число волков даже должно превышать тех, которых убили в утренней операции. Баошуньгуй настаивал, что неважно, сколько подгоревших или поджаренных, всё равно найти надо всех, сложить в одно место, а он их сфотографирует, нельзя давать неверные сведения о военной обстановке. Он хотел, чтобы в уезде и в провинции знали, что это только лишь называется действительным истреблением волчьего бедствия, а не проводится для охотничьей добычи волчьих шкур.

С самого краю отряда Чень Чжэнь, стоя рядом с Билигом, тихо спросил:

— Отец, как вы думаете, сколько сгорело волков?

Старик печально сказал:

— Поджигать — это ваше, китайское дело, монголы больше всего боятся огня, откуда знать, сколько волков можно убить этим способом? Я боюсь, что Баошуньгуй, спалив камыш, снова захочет заняться этим делом…

Они вдвоём вместе с отрядом медленно пошли, прочёсывая пепелище. Когда встречалась куча потолще, они внимательно разгребали её шестами. Но всё время под разгребённой кучей была ровная земля, и больше ничего, старик каждый раз долго вздыхал.

Ветер уже ослаб, но, когда лошади наступали на сожжённую землю, у всех лились слёзы, отовсюду слышался кашель, даже собаки начали закашливаться. Некоторые псы, наступив на ещё не истлевшие кучи, скулили от боли. Прочесав половину площади, люди по-прежнему не нашли ни одного трофея. Баошуньгуй в раздражении кричал:

— Тщательнее! Тщательнее! Не пропускать ни одной кучи!

Чень Чжэнь, не выдержав, спросил Билига:

— Волки, наверное, ещё раньше убежали? Если нет, то как-нибудь найдём одного-двух. А может, и не было никаких волков?

Старик с полными глазами надежды сказал:

— Наверное, Тэнгри снова помог волкам.

Вдруг вдалеке кто-то закричал:

— Здесь есть мёртвый волк!

Лицо старика потемнело, и они вдвоём быстро погнали лошадей на крик. Весь отряд тоже подбежал туда. Баошуньгуй уже был в центре круга, он в возбуждении попросил Билига приблизиться и распознать.

В чёрном пепле лежал обгоревший труп, всё его тело обуглилось, в нос бил дым и запах сгоревшего мяса. Все стали обсуждать, Ван Цзюньли радостно воскликнул:

— Операция прошла успешно! Нашли одного, значит, сможем найти и других.

— Это не похоже на волка, волк не может быть таким маленьким, — сказал Шацылэн.

— Волк как поджарился, естественно, уменьшился, — возразил Баошуньгуй.

Ван Цзюньли согласно кивнул:

— Точно, это маленький волк.

Билиг слез с лошади, перевернул палкой обгоревший труп, но тот так сгорел, что совсем не осталось шерсти. Оказалось, что это животное пожар застиг внутри большой кучи камыша и полностью прогорело. Старик сказал:

— Какой же это волк, посмотрите на его пасть, у волка клыки длиннее, чем у собаки, и острее. Если ты не веришь, то отправь фотографию в газету, но осторожно, а то понимающие руководители скажут, что ты дезинформируешь их, выдаёшь им мёртвую собаку за волка.

Баошуньгуй беспокойно приказал:

— Воткните здесь метку, если ещё найдём нескольких, то разберёмся, где волк, а где собака.

Старик, осматривая труп собаки, вздохнул:

— Эта старая собака уже сама знала, что никуда не годится, поэтому пришла сюда, чтобы помереть. Здесь сторона подветренная, волков много. Жалко, почему волки не нашли её?

— Увеличить расстояние и продолжать искать! — закричал Баошуньгуй.

Всадники снова выстроились в цепь. Люди разгребали кучу за кучей, но по-прежнему ничего не находили. Молодёжь начала чувствовать, что здесь что-то неладно. Участвовавшие во многих охотах, но никогда не принимавшие участия в поджогах охотники тоже были удивлены, неужели Бату обманул их?

Бату отвечал окружающим его волнующимся охотникам:

— Клянусь именем председателя Мао, клянусь именем Тэнгри. Мы с Бухэ собственными глазами видели свежие следы волчьей стаи!

— Тогда получается очень странно, неужели у волков выросли крылья и они улетели? — сказал Баошуньгуй.

Старик Билиг, грустно улыбнувшись, ответил:

— Знай, что волки умеют летать. Волки очень необычны, без крыльев, а умеют летать.

— А тогда утром как нам удалось убить столько волков? — злобно спросил Баошуньгуй.

— Убив тех волков, мы как раз отомстили за табун лошадей. А больше убивать не позволил Тэнгри, Тэнгри самый справедливый, — сказал старик.

Баошуньгуй перебил его:

— Какой тут Тэнгри или не Тэнгри, это всё старые пережитки! Последний оставшийся участок весь исследовать тщательнейшим образом.

Вдруг идущие впереди два чабана закричали:

— Эгей! Здесь два быка сгорело!

Весь отряд поскакал к тем двум чабанам; у всех чабанов и охотников были напряжённые лица.

В монгольской степи быки являются самыми самостоятельными и почитаемыми в стадах животными, они отбираются старыми чабанами из телят и специально выращиваются с детства. Кроме того, что в сезон случки их спаривают с коровами во всех дворах, в остальное время они находятся вне стада и свободно гуляют, где хотят, по степи и не требуют, чтобы за ними следили и кормили их. У быков толстая шкура, короткая и толстая шея, много силы и свирепости, на морде растёт красивая шерсть, на голове торчат толстые, острые и прямые рога, оружие, наносящее смертельные раны в ближнем бою, ранящее сильнее, чем короткие мечи у древних римских воинов. Господствующие в степи волки и не помышляют трогать быков, даже и стая голодных волков всё равно не прокусит толстую шкуру быка, да и не сравнится с быком в физической силе.

Поэтому быки — это скот, не имеющий в степи смертельных врагов. Они обычно пасутся по двое, днём выбирают самый хороший участок пастбища и едят траву, к вечеру уходят куда-нибудь и прячутся, чтобы поспать. Быки — это священные животные, в степи являются символом мощи, мужской силы, размножения, мужества, свободы и счастья. Мастера монгольской борьбы называются «бухэ», так же как быки. Монгольские мужчины очень завидуют быкам, потому что один бык может оплодотворить целое стадо коров и, не заботясь о семье, снова спокойно уйти гулять и веселиться. Монгольские мужчины очень любят имя Бухэ. Обычно быков мало, примерно один на стадо коров. Пастухи как услышали, что в огне погибли быки, сразу переполошились, как будто услышали кошмарную весть о чьей-либо смерти, и все быстро собрались.

Пастухи все слезли с лошадей, безмолвно окружили обгоревших животных. Быки лежали на обожённой земле, шерсть обгорела, кожа обуглилась и стала чёрного цвета, а из трещин в коже выступил жёлто-белый жир, языки наполовину вылезли, изо ртов и носов ещё вытекала чёрная жидкость. Пастухи и женщины по рогам определили, что это за быки, все сразу пришли в негодование.

Гасымай закричала:

— Мы беду натворили, это лучшие два быка в нашей производственной бригаде, в нашем звене половина коров принесла от них телят! Разве можно в степи жечь огонь!

Старик Билиг мрачно сказал:

— Эти два быка — самые отборные, из старой породы, красавцы степи. Коровы, отелившиеся от них, всегда давали больше молока, и мяса от телят было больше всего, и качество мяса самое высшее. Об этом деле мы не можем не сообщить уездному руководству! Если организуют проверку, мне тоже необходимо будет идти вместе с руководителями. Вред, нанесённый людьми, намного сильнее вреда, нанесённого волками! Несколько лет назад уездное управление хотело забрать у нас этих двух быков, но всем было их жалко, потом отдали взамен только двух произведённых от них молодых бычков. Да, это ущерб немалый. В камышах нет ветра, и быкам там лежать очень хорошо, а тут вдруг большой огонь. Быки бегают медленно, где уж им было убежать от огня. Такой большой чад, они надышались и задохнулись. В степи раньше никогда не было такого дела, чтобы люди убивали скот огнём. Не веришь в Тэнгри, вот и получаешь за это возмездие.

Обгорелая чёрная кожа быков всё ещё трескалась, и на огромных их телах выступили страшные, как будто потусторонние узоры. Женщины от испуга, закрыв рукавами лица, выбежали из круга, люди, как чумного, сторонились Баошуньгуя. Баошуньгуй одиноко стоял перед трупами быков, весь в пепле, с потемневшим лицом. Вдруг он заскрежетал зубами и заревел:

— Сожгли быков, ну и ладно, запишем на счёт волков! Неважно, что вы говорите, но я, пока не истреблю всех волков степи Элунь, не сложу оружия!

Вечерняя заря уже потемнела, и холодный воздух ранней весны в степи, как сеть, покрыл всё вокруг. Голодные, уставшие и замерзшие люди, лошади и собаки, свесив головы, в похоронном настроении возвращались в лагерь, как потерпевшее поражение войско. Никто не понимал, как могла стая волков с белым вожаком всё-таки убежать из окружения и моря огня. Люди рассуждали об этом с трепетом и в страхе, все говорили, что волки улетели.

Чабаны быстро поскакали к своим табунам лошадей. Чень Чжэнь и Ян Кэ вспомнили о маленьком волчонке, оставшемся дома. Они позвали Чжан Цзиюаня и Гао Цзяньчжуна и вчетвером покинули отряд, чтобы скорее попасть домой.

Ян Кэ по дороге с сомнением сказал:

— Ночью перед выходом я дал волчонку два куска вареной баранины, не знаю, сможет ли он есть мясо. Даоэрцзи сказал, что должно ещё пройти месяца полтора, прежде чем можно перестать кормить его молоком.

— Ну, тогда ничего, вчера он очень сильно наелся, поэтому точно не будет есть мясо и с голоду тоже не помрёт. Я беспокоюсь вот о чём: нас целый день нет дома, и охранять некому, а если волчица обнаружила наши следы, тогда беда, — ответил Чень Чжэнь.

Когда четверо товарищей возвратились домой, Эрлань и Хуанхуан встали у пустых мисок, ожидая еды. Чень Чжэнь спрыгнул с лошади и первым делом дал собакам по несколько больших кусков мяса на костях. Чжан Цзиюань и Гао Цзяньчжун зашли в юрту умыться и подогреть чаю, собираясь после еды и чая лечь поспать. Чень Чжэнь и Ян Кэ быстро побежали к яме, где был волчонок. Когда они открыли доску и посветили фонарём, то увидели, что волчонок, свернувшись калачиком на овечьей шкуре, спокойно спит.

Чжэнь и Ян Кэ внимательно посмотрели на дно ямы, но двух кусков варёной баранины не было видно, а животик волчонка раздулся, около рта и носа блестели жирные следы. Ян Кэ обрадовался:

— Этот маленький обжора проглотил оба куска.

Чень Чжэнь тоже облегчённо вздохнул:

— Видимо, матери-волчице сейчас не до нас.




14


Одного монгола звали Минхули, у него была отара овец. Однажды ночью волки подкрались к отаре, убили и изранили больше половины овец. На другой день этот монгол пришёл во дворец правителя, рассказал об этом. Правитель Хэхань спросил, куда пошли волки. В это время борцы-мусульмане как раз поймали живого волка, связали его и принесли к правителю. Хэхань купил волка за 100 балиши[36 - 100 балиши ≈ 2 лянам серебра или 4 серебряным рублям.], и сказал монголу: «Убийство этого животного для тебя бесполезно». И он приказал дать ему тысячу овец и сказал: «Я освобожу волка, скажи своим друзьям о происшедшем, чтобы они ушли в другие места». После освобождения волк повстречался с собакой и был разорван ею на мелкие клочья. Узнав, что собака убила волка, Хэхань сильно разгневался и приказал поскорее убить собаку. Хэхань вернулся в дворец, сокрушался про себя и задумался, потом сказал царедворцам: «Я освободил этого волка из-за своего слабого здоровья, хотел спасти это животное от смерти, думал, что Всевышний пожалует мне благо, что я смогу заслужить прощение. Но раз даже волк не избежал смерти от собаки, то мне тоже трудно избавиться от беды».

    

Исторический сборник (перс, автор, пер. и коммент. Чжоу Лянсяо)






Солнечный свет проник сквозь потолок монгольской юрты. Чень Чжэнь открыл глаза и наконец-то увидел весеннее холодное голубое небо степи. Он быстро повернулся и вскочил, надел дублёнку и вышел из юрты наружу и сразу побежал к яме, где находился волчонок. Как только он вышел из юрты, так сразу в глаза ему ударил режущий солнечный свет нагорья, и Чень Чжэнь зажмурил глаза.

Гуаньбу уже выгнал из овчарни стадо овец с ягнятами, им не требовалось, чтобы их гнал чабан, они сами медленно пошли на склон, поросший травой, напротив овчарни, другое стадо овец с ягнятами тоже паслось на лугу неподалёку к западу, поедая траву. Ещё не родивших овец уже осталось немного, они двигались очень медленно.

Чень Чжэнь увидел, что старый Гуаньбу как раз учил Ян Кэ и Чжан Цзиюаня набивать волчьи шкуры, две шкуры уже лежали развернутыми на пустой телеге. Чень Чжэнь быстро повернулся и подошёл к ним. Гуаньбу достал маленькую охапку сена, свернул её в моток и осторожно запихнул в шкуру, потом аккуратно утрамбовал, чтобы та приняла свою старую форму.

— Таким образом можно предохранить внутреннюю часть шкуры от усадки и склейки, сохранить хорошее качество шкуры, — сказал старик.

После того как обе шкуры были набиты, Гуаньбу тихонько проткнул волчьи ноздри и продел через них тонкий кожаный шнурок.

Гуаньбу спросил Чжан Цзиюаня, нет ли у того запасного берёзового шеста, из которого делают аркан. Чжан Цзиюань ответил, что есть, и повёл старика к телеге. Старик выбрал из нескольких шестов самый длинный и прямой, примерно семь метров длиной. Потом привязал верёвки, продетые через ноздри волчьих шкур, к верхней части шеста, затем около входа в юрту выкопал яму глубиной три-четыре метра, погрузил шест вертикально в яму, закопал и утрамбовал. Две волчьи шкуры, таким образом, оказались висящими на длинном берёзовом шесте, высоко в воздухе, словно два развевающихся на ветру сигнальных флага.

Старик Гуаньбу пояснил:

— Так они будут сушиться на ветру и одновременно показывать проходящим мимо людям об охотничьих успехах хозяев юрты. Раньше, если висели такие волчьи флаги, то даже воры лошадей и разбойники не смели подходить. Сейчас эти высоко висящие флаги показывают, что вы крепко стоите на ногах как хозяева.

Два волчьих флага колебались под свежим весенним ветром. Пышная волчья шерсть то прижималась ветром, то распушалась, и две волчьи шкуры были как живые, бешено несущиеся в степи два боевых волка.

— Волки умерли, но волчья форма и дух нет! Прямо как настоящие, у меня даже поджилки трясутся! — воскликнул Ян Кэ.

Чень Чжэнь горестно вздохнул и сказал товарищам:

— Глядя на эти два волчьих флага, я вспомнил о боевых знаменах тюркских воинов древних времён, где серебром были вышиты головы волков. Под этими знаменами по степи бешено мчались на конях кочевники, в которых кипела кровь степных волков, они несли с собой дерзость, свирепость и мудрость, которым научились у волков, ведя войну против других народов. Если вспомнить историю, то западные тюрки были изгнаны с территории Китая танскими войсками[37 - Во времена династии Тан.], но они постепенно встали на ноги и через несколько столетий, неудержимо увлекаемые вперёд, сделали то, чего даже не смогли сделать монголы, объединили центральную и западную Азию и основали великую Османскую империю, охватившую части Азии, Европы и Африки, перекрыв торговый путь и обмен товарами между востоком и западом. Сто лет продолжалось османское иго на западе. Все передовые культуры были задавлены, западные лесные волки были вытеснены восточными степными волками во внутреннее море, а потом и в океан, и превратились в ещё более сильных морских волков. В результате возникли морские пираты, охотившиеся за кораблями, ищущие новые торговые пути, потом нечаянно открыли Америку и другие неизведанные земли… В результате западные морские волки набрали мощи и превратились в огромных мировых волков, капиталистических волков, промышленных волков, научно-технических волков, волков культуры, и они нанесли ответный удар по Востоку и разгромили Османскую империю, в конце концов разбили восточных старых степных волков…

— Я сейчас почувствовал, что учение о волках — это большая наука, неудивительно, что ты так увлечён волками, — сказал Чжан Цзиюань.

Гуаньбу встал под шестом с волчьими шкурами и с уважением посмотрел на них вверх, долго не уходил.

Старик сказал:

— Когда ветер расчёсывает волчью шерсть, то всю грязь выдувает из неё, она становится чистой, и волоски не выпадают. После трёхдневного ветра шерсть будет ровной и красивой, можно продавать… Посмотрите, волки ожили и пошли, пошли к Тэнгри… Счастливого пути, — произнёс старик. Он ещё постоял немного и пошёл чистить овчарню. Ребята долго благодарили его.

Сильный степной весенний ветер донёс до Чень Чжэня звук, напоминающий то ли на музыку, то ли на отдалённый плач волчьей стаи, ещё похожий на звук органа в католическом храме в Пекине, этот звук наполнил его сердце печалью. Две волчьи шкуры почти горизонтально развевались на ветру, на солнце они блестели сочным светом, имели торжественный вид. Два волка перед Тэнгри на фоне голубого неба плечом к плечу, слегка обгоняя друг друга, забавлялись и играли, непрерывно перекувыркивались, им было легко и свободно. Совсем не чувствовалось, что они набиты травой, напротив, внутри как будто жила боевая мощь и сила. Белый дымок, поднимавшийся из юрты, порхал на ветру под ними, как будто два больших волка развевали облака и разгоняли туман, привлекая ветер. Они летели к Тэнгри, они летели к волчьей звезде к свободному небесному царству, которому все поклоняются в земной жизни, и забирали с собой души степных людей.

Чень Чжэнь смотрел вверх на небесного волка и уже не видел окружающих гор, юрты, повозки и овчарни. В его глазах стоял только развевающийся на древке волк, как на шпиле готического храма. Неужели степные народы на протяжении тысяч лет привязывали высоко на шесты волчьи шкуры только для того, чтобы сушить их на ветру и показывать свои боевые трофеи? Неужели не было древнего традиционного шаманского способа, когда использовали волка для спасения души умершего? Разве это не священный ритуал степного народа тотему, которому он поклоняется? Чень Чжэнь вдруг обнаружил, что то, что он сам остановился и смотрит вверх, тоже своеобразный ритуал, что он, сам того не замечая, стоит под тотемом, на месте преклонения. Дух степи и верование степи, как воздух, окружают тебя, и только если у тебя беспокойная и жаждущая душа, ты можешь почувствовать и узнать…

Когда Эрлань увидел, что загрызенные им волки снова двигаются — причём в небе, ему стало досадно. Он непрерывно поднимал голову и рычал, вставал на задние лапы к шесту и пытался достать их, но волки нисколько не боялись его, продолжая танец в воздухе. Ему только и оставалось смириться с этим и смотреть на них. Немного посмотрев, он привык, и взгляд его начал смягчаться.

Овцы с ягнятами уже ушли далеко. Ян Кэ взял мешок для помощи при окоте, сел на лошадь и двинулся догонять овец. Овцы расположились на склоне, пока ещё в поле зрения людей.

— Ты всё беспокоишься, как бить волков, пойдём, лучше посмотришь на волчонка, — сказал Чень Чжэнь Чжан Цзиюаню.

Они вдвоём подошли к яме, где находился волчонок, Чень Чжэнь отодвинул камень, деревянную доску, щенок продолжал спать на овечьей шкуре и совсем не беспокоилась о том, что надо поесть. Но маленький волчонок уже сидел на дне ямы, подняв, голову, и, волнуясь, ждал, когда будут кормить. Как только яркий дневной свет осветил яму, волчонок сразу взбодрился и встал на задние лапы, попытался карабкаться по стенке наверх, но, забравшись на несколько сантиметров, он скатился вниз, на дно. Скатившись, снова встал и продолжил карабкаться, тратя силы, цеплялся коготками за стенку ямы. Земля на стенке ямы осыпалась, и он снова скатился кубарем на дно в тень, рассердившись, громко чихнул, как будто эта тень не дает ему забраться наверх.

Чжан Цзиюань тоже в первый раз увидел живого волчонка и был очень удивлён. Он захотел взять его в руки и получше рассмотреть.

— Пока лучше не трогай, посмотрим, сможет он вылезти или нет. Если сможет вылезти наверх, то мне придётся выкопать яму поглубже, — сказал Чень Чжэнь.

Волчонок скатился ещё два раза, больше не захотев лезть по прежнему месту, он начал ходить кругами по дну ямы и слушал, как будто придумывал способ. Сделав несколько кругов, он вдруг обнаружил щенка, тогда он быстро взабрался щенку на спину, после этого поднял нос вверх, наступил щенку на голову и снова стал карабкаться по стене. Земля, сыпавшаяся от его усилий, сыпалась на щенка, от этого щенок проснулся, охнул и встал, чтобы отряхнуть землю, и волчонок снова скатился вниз. Он сердито перевернулся и повернулся к щенку, оскалил зубы, попытался зарычать.

Чжан Цзиюань засмеялся:

— В этом маленьком зверьке уже с младенчества чувствуется волчий характер, да ещё, похоже, он очень умён!

Чень Чжэнь заметил, что прошло только два дня, а плёнка на глазах сильно истончала. И волчонок как будто бы уже мог смутно различать предметы перед глазами, что отражалось на его движениях. Чень Чжэнь раскрыл ладонь, повёл ею к востоку, и мордочка волчонка тоже повернулась на восток; ладонь к западу, волчонок тоже повернул голову на запад. Чтобы раздражать реакцию волчонка, Чень Чжэнь каждый раз медленно ему говорил: «Вол-чо-нок, вол-чо-нок, пора… есть, пора… есть». Волчонок поворачивал голову, поднимал уши, как кошка, и изо всех сил слушал, пугаясь и удивляясь.

Чжан Цзиюань усмехнулся:

— Я хочу посмотреть, остались ли у него впечатления от его прежней семьи.

После этого он сложил ладони в форме раковины, приложил ко рту и завыл, как волк: «у-у…оу, у-у…оу…». Волчонок вдруг нервно задрожал, как безумный, наступил на щенка и стал карабкаться по стене, свалился один раз, потом ещё раз, потом обиженно свернулся в клубок в самом углу ямы, как будто бы нашёл объятия мамы-волчицы. Оба товарища почувствовали, что сделали что-то жестокое, и решили не допускать, чтобы волчонок снова слышал звуки из мира волков.

— Я думаю, что этого маленького волчонка здесь будет трудно вырастить, к тому же здесь не пекинский зоопарк. Как наступает ночь, отовсюду слышен волчий вой, можно ли изменить волчью природу? Когда волчонок вырастет, он не может не ранить людей, и ты действительно должен быть осторожен, — сказал Чжан Цзиюань.

— Я никогда не собирался, выращивая волка, уничтожать его дикую природу. Если не будет дикой природы, то будет неинтересно. Я только хочу непосредственно соприкасаться, общаться с живым волком, узнавать волчий характер. Не зайдя в волчье логово, не достанешь волчонка. А достав волчонка, тем более не надо бояться, что волк укусит. Я больше всего боюсь, что пастухи не позволят мне держать волка, — возразил Чень Чжэнь.

Волчонок снова собрался с силами и полез на стенку, Чень Чжэнь взял его за шкирку и вытащил из ямы. Чжан Цзиюань обеими руками обхватил его, поднял перед глазами и внимательно осмотрел. Потом одной рукой тихонько погладил волчонка: сначала против шерсти, затем как обычно; когда он отпустил руку, то жёсткая шерсть волчонка снова вернулась на место.

— В мировой истории те восточные народы, которые смогли дойти с завоеваниями до Европы, были кочевыми, и те, кто сильнее всего потряс Запад, это были три поклоняющихся тотему волка степных кочевых племени — гунны, тюрки и монголы. Но пришедшие с ответным ударом на Восток западные народы тоже были потомками кочевых племён. Основатели Древнего Рима — это братья, вскормленные волчицей. Волчица вместе с Ромулом и Ремом выгравированы на гербе Рима. Последующие тевтоны, германцы и англосаксы были ещё более лихими, у сильных наций в жилах течёт волчья кровь. А китайцы со слабым характером очень хотят добавить и обогатить свою кровь этим диким мужественным нравом. Без волков мировая история была бы иной. Тот, кто не понимает волков, не поймёт дух и характер кочевых народов и тем более не поймёт разницу между кочевыми и крестьянско-землепашескими народами, — заметил Чень Чжэнь.

Чень Чжэнь прижал волчонка к груди и пошёл к собачьему гнезду. Когда Илэ обнаружила, что волчонок сосёт её молоко, воспользовавшись, что Чень Чжэнь не готов, быстро вскочила и хотела повернуться, чтобы схватить волчонка зубами. Но волчонок по-прежнему крепко держал во рту её сосок, не выпуская его, как большая пиявка, повис на её животе. Илэ повернулась несколько раз вокруг себя, волчонок, болтаясь в воздухе, поворачивался вместе с ней. Илэ потратила много сил, но так и не смогла укусить волчонка.

Два товарища смотрели на эту сцену одновременно смеясь и негодуя. Чень Чжэнь поспешно разжал рот волчонка и отнял его от соска, как клеща.

Чень Чжэнь успокоил Илэ, дал волчонку наесться досыта. Он решил, что надо, чтобы волчонок и собаки играли вместе. Товарищи отнесли маленьких пухлых щенят на траву. Потом Чень Чжэнь положил волчонка среди щенков, тот, как только соприкоснулся с землей, сразу же помчался как мог туда, где не было людей и собак. Его маленькие лапки ещё плохо держали его тело, а животик волочился по земле, он был похож на большую птицу-черепаху с шерстью. Один щенок догнал волчонка и побежал рядом с ним, волчонок повернул голову и оскалил зубы, издав угрожающий звук.

Чень Чжэнь про себя испугался: «Когда голодный, то признает мамку с молоком, а когда наелся, то она и не нужна. Хотя его глаза ещё не открылись, но нос уже чувствует различия, я представляю, насколько сильный нюх у волчицы».

Возможно, всё то, что он понюхал, было помечено собаками, тогда он пошёл дальше, продолжая нюхать. Люди за ним проследовали больше ста метров и обнаружили, что он вовсе не идет наугад. Его цель была ясна, а именно от монгольской юрты и лагеря, от овчарни и людского духа, от собачьего духа и дыма, подальше от всего чуждого.

Чень Чжэнь почувствовал, что этот ещё не открывший глаза волчонок уже обладает определёнными способностями, он имеет более страшный и сильный характер, чем другие животные. Из всех животных Чень Чжэнь больше всего преклонялся перед воробьями: воробьи славятся тем, что их не вырастишь в неволе. Когда Чень Чжэнь был маленьким, он ловил много воробьев и пытался их вырастить дома. Но воробьи, как только их ловили, закрывали глаза и отказывались от еды и питья. Если несвободен, так лучше уж умереть. Чень Чжэнь так и не вырастил ни одного.

Но волк не такой, он дорожит свободой, но и ценит жизнь, если поймать волка, он и ест, и спит нормально, не только не отказывается от пищи, а, наоборот, ест изо всех сил, набивая живот до отказа, поев и поспав вдоволь, строит планы, как убежать, чтобы получить новую жизнь и свободу. Чень Чжэнь как будто увидел тех бойцов КПК, находящихся в жестокой тюрьме гоминьдановцев, обладающих таким же характером и качествами[38 - Речь идёт о пленных коммунистических бойцах (армия КПК), захваченных армией Гоминьдан под руководством Чан Кайши в годы гражданской войны в Китае и впоследствии частично вывезенных на Тайвань, где Чан Кайши организовал альтернативное государство.]. Они во всякой нации встречаются, как крупинки золота в песке, а такой характер для волка является обычным. Он дан ему природой и передаётся из поколения в поколение. А обладающий таким характером волк является для монголов тотемом, животным-основателем рода, божеством войны и учителем. Сила этого образца неисчерпаема, а сила духа тотема намного выше, чем образец, он занимает место святого.




15


Чингисхан высоко ценил охоту, он часто говорил, что охота — это служебная обязанность для командирского состава войск, что воины обязаны получать полезные навыки, они учатся, как гнаться за дичью, как строиться в боевом порядке, как по наличному количеству людей проводить облаву… Когда они не воевали, они очень жаждали охоты и воодушевляли свои войска на это. Всё это не только для того, чтобы охотиться на зверей, но и для того, чтобы привыкать к охотничьей тренировке, хорошо знать лук и лошадей, воспитывать выносливость и трудолюбие.

    

Чжи Фэйни. «История покорителей мира». Т. 1






Тёплый и влажный весенний ветер повеял в степи Элунь, большие белые облака летали на небе на небольшой высоте и резали глаза. Монотонная степь вдруг оживилась, становилась то яркой, то тусклой, иногда белой, как в движущемся диафильме. Когда белые облака заслоняли солнечный свет, Чжан Цзиюань чувствовал, что холодный ветер пробивает сквозь ватник, делалось очень прохладно. Но когда облака пролетали, яркий солнечный свет снова согревал, как солнце в начале лета, и лицо и руки сразу нагревались так, что выступал пот, и даже поверхность ватника отражала запах и дух солнечного света. Как только он захотел расстегнуть медные пуговицы, чтобы проветриться, то облака снова закрыли солнце, образовав большую тень, и он снова вернулся в пасмурный холодный весенний день.

Лёд размягчился, снег растаял, и снова показались большие участки жёлтой травы, появившиеся раньше весенние росточки уже под снегом пожелтели, только самые их кончики были ярко-зелёными. В воздухе плыл запах залежалой и прелой травы, маленькие канавки заполнялись водой от растаявшего снега, а если посмотреть со склона горы вниз на луг, то бесчисленные впадины все были заполнены водой. Тысячи больших и маленьких временных водоёмов отражали реявшие в небе облака, вся степь Элунь как будто бы летала и кружилась.

Чжан Цзиюань и Бату сидели, спрятавшись, на склоне в высокой траве уже больше часа, они всё это время ждали волков. К одному происшествию с табуном лошадей добавилось ещё одно — «дезинформация» о волках в камышовых зарослях, и из-за этого Бату не мог спокойно смотреть другим в глаза. Всё своё раздражение он хотел выместить на волках. А Чжан Цзиюань из-за неудачи на охоте тоже хотел поймать волка, чтобы восстановить свой авторитет. Они вдвоём после нескольких дней отдыха надели на спины полуавтоматические винтовки и вернулись на склон горы недалеко от болотистого озера. Бату пришёл к выводу, что остальным волкам будет жалко, если мёртвые лошади все полностью утонут в трясине, хотя снег растаял и вода прибыла, но мёртвые лошади, находившиеся на границе трясины и отмели, были вполне доступны волкам, и для волков было соблазнительно, снова не прибегая к боевым вылазкам, попользоваться старыми запасами.

То яркие, то тусклые водоёмчики горного склона продолжали слепить им глаза, они вытирали слёзы и внимательно осматривали в бинокли противоположный склон, каждую подозрительную чёрную, серую или жёлтую точку. Бату, наклонив голову, прошептал:

— Посмотри слева на склоне. — Чжан Цзиюань направил туда бинокль и затаил дыхание, но не смог успокоить своё бешено бьющееся сердце, он увидел, как из-за склона медленно вышли два больших волка.

Чабаны уставились на добычу. Волки только высунулись из-за склона и остановились, внимательно осмотрели все подозрительные предметы. Волки больше не пошли вперёд, а залегли в зарослях высокой травы, спрятались так, что совсем не было заметно каких-либо следов, как будто они сами на охоте. Два человека и два волка, скрылись в высокой вьющейся траве, выжидая удобного случая. Чжан Цзиюань обнаружил, что степные охотники даже выбирать место засады и то научились от волков.

В тот момент люди и волки спрятались очень мастерски, волки не могли увидеть людей, и люди тоже не могли прицелиться, чтобы убить волков, но волки всё же раньше были замечены людьми. Бату ещё колебался, и Чжан Цзиюань тоже начал беспокоиться, после того, как они только что спрятались во вьющейся траве, не могли ли они в это время уже быть обнаружены ранее спрятавшимися в траве волками? Когда в степи имеешь дело с волками, то надо понимать: «что возможно, то обязательно может произойти». Это базовая статья воинского устава, которому научили монгольских бойцов степные волки.

Бату поразмышлял и, не двигаясь, продолжал наблюдать за рельефом на противоположном склоне и сказал Чжан Цзиюаню, чтобы тот запомнил его особенности с боковой стороны. Потом они потихоньку отступили за склон, поближе к лошадям, распутали лошадей и медленно повели их вниз со склона, потом тихо направились в юго-западную сторону. Когда волки были уже далеко, они сели на лошадей, объехали место, где схоронились волки, и пошли к ним с подветренной стороны. Лошади ступали неслышно, да ещё ветер покрывал издаваемые людьми и лошадьми звуки. Чжан Цзиюаню показалось, что они оба были как воры, идущие красть овец.

Бату по пути изучал в подробностях рельеф; через полчаса люди обогнули гору и максимально приблизились к волкам за склоном горы. Бату ещё раз убедился по приметным камням и зарослям травы, что они на том месте, и только потом слез с лошади, медленно потянул лошадь за собой вверх. Когда уже было очень близко к вершине склона, он остановился, но не спутал ноги лошади, а сделал свободную петлю. Чжан Цзиюань всё понял и сделал то же самое.

Они ждали, когда утихнет ветер. Бату три раза наставлял Чжан Цзиюаня: как только он выстрелит, тот тоже спускает курок. Чжан Цзиюань в это время не должен быть напряжён, и если даже промахнется, то Бату может сразу же снова выстрелить и попасть. Бату — известный стрелок на всём пастбище, добыче в пределах двухсот метров трудно убежать от него. Многие охотники говорят, что волки степи Элунь, как увидят человека с ружьём, находясь за пятьсот или четыреста метров, не убегают, но за триста метров — убегают. Эта привычка у них появилась из-за Бату. В тот момент до волков не было и двухсот метров, и Чжан Цзиюань спокойно прицеливался в эту тихо лежащую цель.

Тут ветер ослаб, трава распрямилась, и волки показались в просвете между травой, справа от цели вдруг появился худой волк и пошёл вниз по склону, он как раз прошёл перед теми двумя. Этих двух словно змея укусила, они со свистом подскочили с земли, втянули шеи и наклонили головы и быстро рванули за ним вниз по склону на северо-запад. Оказывается, этот худой волк был часовой и охранник тех двоих волков, предостерегающий их об опасности с других сторон, и, когда люди смогли рассмотреть волков, часовой уже раньше, до этого обнаружил людей. Имеющие волка-охранника вовсе не являлись простыми волками, а как минимум вожаками. Трое волков выбрали для побега самый крутой спуск с горного склона и скрылись.

Бату подпрыгнул, громко закричал и побежал к лошадям. Чабаны быстро понеслись вниз со склона, сняли с лошадей путы и вскочили в седло и поскакали за волками.

Проскакав вершину склона, очутились у этого крутого спуска. Чжан Цзиюаню показалось, как будто это пропасть, он инстинктивно остановился, чтобы слезть с лошади, но Бату закричал:

— Поддерживай седло и спускайся! — Бату нисколько не смутился, а, наоборот, набрался храбрости, отодвинул вбок голову лошади и двинулся вниз.

У Чжан Цзиюаня мелькнула мысль: «Храбрость и трусость сейчас вместе!» Он взял себя в руки, ослабил удила и пошёл на спуск. При спуске с крутого склона на лошади нужно её особенно сильно и искусно сдерживать, особенно в диких местах, если не знаешь, где могут попасться норы байбаков, зайцев или мышей, а то если лошадь наступит в нору, то покатится кубарем вместе с всадником. Один из молодых интеллигентов, работающий чабаном лошадей, при спуске с крутого склона не сдержал лошадь, лошадь оступилась, он слетел с неё и перевернулся в воздухе, свалился и ударился плечом об землю, переломал себе кости, а перевернувшаяся лошадь упала на него, и сейчас он находился в пекинской больнице. А если бы ударился головой об землю, то никогда не вернулся бы в Пекин.

Чжан Цзиюань любил работу чабана — погонщика лошадей, он считал, что это специальность храбрых и мужественных монголов. Монгольские чабаны-кочевники — это бойцы в мирное время, храбрецы в сражениях. И хотя храбрость и смелость монгольских женщин в общем превосходит китайских мужчин, однако в степи Элунь по-прежнему нет ни одной женщины-чабана. За много тысяч лет кочевой жизни в степи настоящие монгольские табуны лошадей укомплектованы двумя чабанами в каждом, но после того, как прибыли молодые «интеллигентные» ребята, пасти табуны добавили ещё по одному человеку. Но прошло уже два года, и из четырёх чабанов второй бригады убыли двое: один получил травмы и был увезён в больницу, а второй не выдержал трудностей и написал заявление, чтобы его перевели на другую работу; сейчас нет ни одного молодого интеллигента, которого бы можно было считать настоящим монгольским чабаном (аратом), они лишь только могут помогать чабанам в их работе.

За два с лишним года Чжан Цзиюань углубил свои знания, навыки и умение и уже смог научиться трудному искусству выпаски лошадей, не хватало только смелости монгольских чабанов укрощать горячих лошадей, их злости, с которой они борются с хитрыми и свирепыми волками. Он ясно помнил, что, когда у него дрогнула рука и он не заарканил волка, у него перед этим ёкнуло сердце.

Чжан Цзиюань напрягался изо всех сил. Он старался стать настоящим чабаном. В этот момент ему надо было собрать весь свой опыт, чтобы посмотреть, сможет ли он восстановить тот дух китайцев времен династий Хань и Тан, когда они вымели из Китая гуннов и прогнали тюрков.

Лошади спускались со склона очень быстро, словно падали с отвесной скалы, всадники так приникли к лошадям, что, если посмотреть сбоку, как будто бы их там не было, тело полностью прилипало к спине лошади. Ноги с двух сторон крепко обхватили тело скакуна, это самый трудный, но сохраняющий жизнь способ сидения на лошади. Если в этой ситуации дать лишь маленькую слабину, то все надежды тут же вернутся обратно к Тэнгри. Через несколько дней, когда Чжан Цзиюань снова проходил по этому пути, он обнаружил там не меньше шести-семи нор мышей и байбаков, и его прошиб холодный пот. Бату, однако, говорил, что Тэнгри любит смелых людей и он специально перемещает и открывает эти норы.

Лошади степи Элунь тоже не любят проигрывать. Эти две лошади сразу же рванули вниз по склону и сократили на одну треть расстояние до волков, в азарте лошади могут разгоняться до скорости дзеренов.

Бату посмотрел на волков и на рельеф местности и покачал головой:

— Волки сейчас разбегутся в разные стороны, на того маленького не обращай внимания, а гонись за этими большими. Подожди и посмотри, в которого буду бить я, а потом сразу стреляй по плоскому камню перед волком, сначала надо бить правого.

Они вдвоём вскинули ружья и приготовились. Лошади неслись быстро, но их тела не тряслись, и это благоприятствовало хорошему прицелу. Трое волков действительно уже услышали, что их догоняют враги, и тоже прибавили скорость и понеслись к горному склону, который виднелся впереди. Через какое-то время погони на бешеной скорости Бату дождался, что один волк свернул вбок с основного направления, его тело стало горизонтально по отношению к людям и появился удобный момент для выстрела.

Вдруг Бату закричал:

— Слезаем с лошадей! — и натянул удила. Лошади, на которых обычно работают чабаны, все обладают несравненным мастерством останавливаться на полном скаку, это в них и заложено природой, и воспитано тренировками, и это сейчас было как раз очень кстати. Обе лошади через несколько шагов резко остановились, люди чуть не слетели вниз. Бату быстро спрыгнул на землю и вскинул винтовку, изо всех сил сдержал дыхание и нацелился на вершину склона. Чжан Цзиюань тоже лёг и наставил ружьё.

Бешено нёсшийся волк вдруг перестал слышать за спиной звуки копыт, это послужило ему сигналом, и он резко затормозил. У волка шея короткая, и, чтобы посмотреть назад, ему надо полностью развернуть тело, к тому же волку, бегущему вверх на склон, тоже надо перевести дух и потом хотя бы одним глазом посмотреть, где находится враг, чтобы противостоять. И в это время силуэт волка на вершине склона стал отчётлив. Так часто бывает, что охотнику представляется единственный уникальный случай в погоне за волком, но из-за разных причин волк не даёт охотнику воспользоваться этим случаем. Однако Бату это удалось, он резко притормозил лошадь, чтобы возбудить у волка сомнение, и вынудил того остановиться и развернуться, чтобы проверить, в чём дело.

В этот момент волк и попал точно в прицел. Когда Бату выстрелил, он увидел, что волк упал вперёд.

— К сожалению, очень далеко и ранение не слишком тяжёлое, но он всё же не сможет убежать. Быстрей вперёд! — сказал Бату.

Люди продолжили погоню, но когда забрались на вершину склона, то увидели только жёлтую траву и разбитые камни и кровь на них, а от волка не было видно и тени, когда посмотрели в бинокли вокруг, тоже не обнаружили ничего движущегося, и им только осталось продолжать погоню по кровавым следам.

Чжан Цзиюань вздохнул:

— Если бы взяли собаку, то было бы хорошо.

Чабаны, наклонив головы, внимательно смотрели. Пройдя небольшой участок, Бату сказал:

— Я прострелил волку переднюю лапу, видно, что он идёт на трёх, а на четвёртую не может наступать. — Бату посмотрел на часы и добавил: — Это всё же один из вожаков, опытный волк, если он найдёт глубокую волчью нору и забьётся туда, то как тогда его схватить? Надо побыстрее догонять.

Следы крови то были видны, то пропадали, люди уже преследовали больше часа. В одном месте, раздвинув траву, они обомлели: блестя свежей белой костью, на земле лежала откушенная передняя лапа волка, на кости и на шкуре были видны следы волчьих зубов.

— Посмотри, волк, убегая, отбрасывает то, что ему мешает, он сам перекусил лапу, — продолжил Бату.

У Чжан Цзиюаня заныло под ложечкой, словно он сам был оцарапан волчьими когтями, и он поинтересовался:

— Верно говорят, что храбрый боец переламывает руки, то есть твёрдые и решительные мужчины могли отрубать себе руки, раненные отравленными стрелами, однако такого я никогда не встречал. Но уже видел два раза, как волки перекусывают себе лапы, это третий раз.

— Люди все разные, а волки одинаковые… — ответил Бату.

Люди продолжали погоню. Они постепенно обнаружили, что после того, как волк откусил лапу, кровавых следов стало меньше, а шаги стали заметно шире. Больше всего людей беспокоило то, что волк быстро двигался к приграничному шоссе, а к северу от шоссе была запретная зона.

— Этот волк действительно силён, нам не надо идти за ним, как дурачкам, — сказал Бату.

И они направили лошадей к пересечению с шоссе.

К северу трава становилась всё выше, серо-жёлтый луг был похож на огромную волчью шкуру. Чжан Цзиюань почувствовал, что на этой «волчьей шкуре» искать волка такого же цвета наверное, труднее, чем среди стада овец маленького ягнёнка. Хромой волк может идти по следу, но два человека на лошадях ничего не увидят. Чжан Цзиюань ещё раз представил себе волков и степь, глубокие отношения между волками и Тэнгри: каждый волк, находящийся в решающий момент между жизнью и смертью, всегда может спрятаться и убежать в степи. Если волк оказывается в трудном положении, то степь, как наседка, расправляет свои крылья, чтобы волк мог спрятаться под её крылом. Широкая монгольская степь как будто ещё сильнее любит и оберегает волков, они как неразлучные старые супруги, тысячу лет вместе, в полном согласии. Но монголы, непоколебимо верные степи, даже ещё больше, чем волки, как будто по-прежнему ещё не заняли места степных волков, не обладают их положением. А к югу, ближе к собственно китайским районам, уже начинаются распаханные поля, и монголов, которые из скотоводов превратились в крестьян, чем дальше, тем больше. Чжан Цзиюань не мог и подумать, что волк на трёх лапах может пробежать так долго и так далеко, потому что оставил позади себя самых быстрых всадников. Чжан Цзиюаню больше не хотелось догонять волка.

Чабаны на лошадях, поискав, притормозили, немного восстановили силы и снова прибавили в скорости. На севере горный хребет был всё ближе, и здесь пограничная линия проходила как раз вдоль подножия этого хребта. По словам скотоводов, эти горы были высокими, а ущелья глубокими, холодными и бесплодными, самое последнее убежище волков, в котором не было их врагов. Но если волк попадёт туда, то как он будет там жить? Он вдруг представил себя на месте волка. Люди в конце концов могут истребить волков, но нет сил, которые могли бы уничтожить твёрдый и несгибаемый характер и волю монгольских степных волков.

Наконец-то люди на лошадях вступили на приграничное шоссе. Это только говорилось — шоссе, на самом деле это была грунтовая дорога для объезда и патрулирования границы, а строго говоря — дорога из песка. По ней ездили военные джипы и грузовики, перевозящие грузы, по сути дорога представляет собой длинный извилистый жёлоб с песком, похожий на огромного жёлтого дракона.

Чабаны быстро поехали по дороге на восток, но нигде не было видно волчьих следов. Обогнув один небольшой склон, они вдруг увидели, как впереди в тридцати с лишним метрах появился волк, он изо всех сил пытался перелезть через крутой край дороги. В обычное время он мог бы одним махом перепрыгнуть такую преграду, но сейчас он не мог её преодолеть. Хромой волк снова не смог перелезть и кубарем скатился вниз, обрубок лапы воткнулся в песок, и волк скорчился от боли.

Слезли с лошадей. Чжан Цзиюань напряжённо наблюдал за Бату и повесил свою дубинку на седло. Однако Бату не взял дубинку и больше не пошёл вперёд, он ослабил вожжи у лошади и отпустил её поесть траву, а сам сел на высокой кромке дороги, достал папироску и закурил. Чжан Цзиюань посмотрел сквозь папиросный дым в глаза Бату. Потом тоже отпустил лошадь, сел рядом с Бату и тоже закурил.

Волк из канавы у дороги снова со всех сил забирался наверх, лез потихоньку, по шагам, оставляя кровавые следы, непокорная и гордая голова волка была как раз напротив двух врагов. Волк не забыл своё происхождение и привычки, он с усилием отряхнулся от травы и земли, поддерживая свой грозный вид в чистоте. Но он всё же не мог совладать с болью, его непрерывно била дрожь. Потом у волка в глазах появилась яростная решимость, он глубоко вдохнул и собрал все свои последние силы.

Бату затушил папиросу, задумчиво посмотрел на волка, в глазах его промелькнул стыд и беспокойство, как у ученика, который ранил учителя. Хромой волк не смотрел на преследователей, а работал, развернувшись телом, одной лапой он цеплялся за землю. До верха дороги осталось всего немножко, тридцать сантиметров серо-чёрной земли. Он наконец добрался до поверхности с травой, один кусок вместе с почвой отвалился и стал падать вниз, волк оттолкнулся от него и забрался на ровную поверхность и потом, как большой кенгуру, на трёх лапах поскакал-побежал за противопожарную полосу и пограничные столбы.

Противопожарная полоса находилась вне пограничных столбов, вспаханная тракторами, шириной примерно сто метров. Земля постоянно очищалась от травы. Только с этой вспаханной противопожарной полосы и мирятся скотоводы степи Элунь, старики говорят, что это единственная полезная пахотная земля.

Хромой волк бежал и отдыхал, бежал и отдыхал, и скоро скрылся в степи.

Бату встал и безмолвно посмотрел вперёд, потом наклонился и поднял окурок, брошенный Чжан Цзиюанем затушил его в слюне, вырыл во влажной земле ямку и закопал оба окурка, потом сказал:

— Надо воспитывать в себе привычку! В степи не допускается малейшая небрежность. Пойдём, пойдём поищем недавно убитого волка.

Они сели на лошадей и поспешили к тому горному склону, откуда приехали. Был слышен только звук копыт, они вдвоём всю дорогу молчали.




16


Наследник престола Чэнцянь (сын танского Тай-цзу) предавался плотским удовольствиям и любил охотиться… ещё любил подражать тюркским языкам, нарядам и украшениям, выбирал нескольких человек, которые внешне походили на тюрков, их было примерно пять человек. Они носили косы и пасли овец, сделали боевые знамёна с пятью головами волков, соорудили юрту. Наследник престола сам жил в ней, убивал овец и готовил их, вынимал нож, резал мясо и кушал. Он сказал своей свите: «Я попробую умереть, как хан, а вы сделаете вид что присутствуете на моих похоронах». Он как окоченевший лежал на земле, люди узнали его и рыдали, ездили на лошадях вокруг него. Наследник престола сказал: «Если я буду править страной, то я поведу конницу охотиться на западе в Цзиньчэне (городе Лотоса), а потом мы развяжем волосы, станем тюрками»…

    

Сыма Гуан. «Общая оценка управления и службы»






После весеннего дождя на лугу на склоне горы недалеко от лагеря, где оказывали помощь овцам при окоте, под горячими лучами солнца в воздухе рассеялась густая вонь. Это разлагались трупы скота, замёрзшего в зимний период, останки загрызенных волками копытных, чёрная трупная жидкость и кровь пропитали землю. Полёгшая осенняя трава вбирала в себя жёлто-чёрную гнилостную жижу, повсеместно лежащий овечий и коровий, собачий и волчий, мышиный и заячий кал, растворившиеся в воде.

Эта весенняя вонь нисколько не ухудшила настроение Чень Чжэня, старой степи необходима такая вода. Все эти разлагающиеся компоненты дают почве особо ценный перегной, органические вещества и кальций. Улицзи сказал: «Руководители и корреспонденты, которые приезжают с проверками из города, все любят нюхать запах весенних цветов, а я больше всего люблю нюхать весеннюю вонь». Одна овца выделяет до 1500 цзиней испражнений в год, это помогает вырастить столько травы. «Коровий навоз холодный, лошадиный навоз горячий, овечий навоз прибавляет сил за два года».

Весной в степи Элунь от большого количества удобрений трава начинает расти бурно, за полмесяца тёплых дней новая трава покрывает зелёным ковром всю старую. Луга на склонах все становятся зелёными. Появляется много цветов, которые тоже бурно распускаются на плодородной почве. Чень Чжэнь, сидя на рыжей лошади старика Билига, легко скакал, по дороге любуясь обновлённой зелёной степью, он представил, что находится на широкой степной сцене, где происходит непримиримое соревнование между людьми и волками, где все они потом поворачиваются к своей матери-степи, смотрящей на них любовным взглядом.

Овечьи вымя наполнились, шерсть у ягнят побелела, везде раздавалось мычание коров, лошади начали линять, сбрасывать старую толстую шерсть. Скот, перенеся зимние лишения, наконец-то дождался весенней зелени. Степь Элунь снова столкнулась с неурожайным годом. В этом году ранней весной от морозов хотя и погибло от холода немало ягнят, но коэффициент приживаемости ягнят при родах в производственной бригаде превысил сто процентов. Кто бы мог подумать, что овец, родивших двойни, будет так много, в каждом стаде прибавилось самое меньшее до тысячи ягнят, и на не очень избыточные пастбища легла очень большая нагрузка.

Чень Чжэнь вместе с Улицзи и стариком Билигом поехал разведать новые пастбища. Старик специально дал Чень Чжэню свою быструю и выносливую лошадь. Улицзи прихватил полуавтоматическую винтовку, старик Билиг взял с собой Балэ, Чень Чжэнь — Эрланя, а Хуанхуана оставил стеречь дом. Когда охотники-пастухи отправляются в дальний путь, никогда не забывают взять с собой оружие и собак. У этих двух свирепых псов всегда охотничье настроение, по дороге они всё высматривали и вынюхивали, бежали расслабленно, легко и радостно. Старик засмеялся:

— Собаки застоялись и соскучились.

— Спасибо, отец, что взяли меня с собой развеяться, — сказал Чень Чжэнь.

Старик ответил:

— Я всё время боюсь, что ты за чтением испортишь глаза.

К северо-востоку от пастбищ находилась дикая гора, в окружности 70-80 ли. По словам Улицзи, на этой горе никогда не селились люди, там очень плодородная почва и густая трава, есть маленькая речка и большой болотистый водоём, трава растёт бурно и высотой больше метра. Из-за того, что много воды и травы, там огромное количество комаров, летом и осенью их так много, что могут съесть корову. Как только подойдёшь к подножию горы и ступишь на эту землю, так их появляются десятки тысяч, страшно, словно наступил на мину. Люди и скот все боятся ходить туда, а старая трава там слишком толстая, и каждый год новой траве трудно пробиться и вырасти, поэтому она тонкая и длинная, скот её не любит есть, а поев, не нагуляет много жира.

Когда Улицзи стал начальником, он всё время хотел открыть новые площади пастбищ, он ещё раньше предвидел, что если проводить политику на увеличение количества, а не качества, то степь Элунь будет перегружена. Много лет он постоянно думал об этой горе, он хотел осенью запалить там большой огонь, чтобы полностью выгорела старая трава, потом на следующий год весной на эту площадь пригнать большое количество скота, чтобы протоптали этот сгоревший слой и освободили почву, съели всю новую траву, и потом держать под контролем её рост на этом участке. Если так сделать, то и земля освободится, и почва будет более плодородной, трава будет ниже, и комаров поубавится. А пройдёт несколько лет, и этот участок дикой горы превратится в прекрасное летнее пастбище, таким образом можно разгрузить степные пастбища.

В предыдущие несколько лет пожары несколько раз посещали степь Элунь, но, к сожалению, не доходили до этого места. Вплоть до конца осени прошлого года только один пожар дошёл до дикой горы, но потом пошёл дождь и пожар потух. Улицзи наконец решился реализовать свой план, он получил в этом полную поддержку Баошуньгуя, но встретил противодействие многих пастухов, все боялись тамошних комаров. Улицзи оставалось только попросить старого друга Билига помочь ему, попросить его вместе поехать туда, провести разведку на месте, а после того, как старик согласился, можно было поручить его маленькой бригаде первыми осваивать это новое пастбище.




Они стали забираться на высокий склон, вдалеке вдруг открылись несколько неестественно зелёных гор. Когда они ехали к горе, хотя везде и появилась весенняя зелень, но всё-таки к ней примешивался жёлтый цвет, захватывая остатки осенних красок. Но горы вдалеке были как покрашенные зелёным цветом декорации на театральной сцене или как рай, показанный в мультфильмах.

Всадники перешли через два горных перевала и вступили на полностью зелёный горный склон. Аромат травы чем дальше, тем был гуще. Немного понюхав, старик Билиг почувствовал, что что-то немножко неправильно, наклонив голову, стал внимательно изучать землю. Собаки тоже как будто обнаружили следы добычи, наклонив головы, нюхали, бегали мелкими шагами, беспорядочно что-то искали. Старик наклонился, исследовал молоденькую нежную траву около лошадиного копыта, потом поднял голову и сказал:

— Вы ещё раз хорошенько понюхайте.

Чень Чжэнь принюхался и вдруг почувствовал свежий аромат травяного сока, как будто осенью на сенокосе. Он спросил:

— Неужели кто-то только что косил здесь траву? Но кто же это мог быть?

Старик слез с лошади, поворошил палкой молодую внимательно поискал. Потом вдруг достал из травы жёлто-зелёную вещь, покрутил её в руке, потом снова понюхал и сказал:

— Это помёт дзеренов, они только что были здесь.

Улицзи и Чень Чжэнь тоже слезли с лошадей и посмотрели на помёт дзерена в руке старика. Весенний помёт дзеренов очень сырой, не разделённые горошинки, а слепленный вместе кусок. Они оба удивились, ещё прошли несколько шагов, большой участок свежей травы перед ними как будто был выкошен.

— В этом году во время ягнения я что-то не видел дзеренов, а оказывается, они прибежали сюда полакомиться свежей травкой. Они чисто поедают траву, и ровнее, чем сенокосилка, — сказал Чень Чжэнь.

Улицзи загнал патрон в патронник винтовки, закрыл предохранитель и тихо сказал:

— Каждый год весной дзерены прибегают на пастбища к ягнящимся овцам и едят вместе с ними траву, а в этом году не придут, всё из-за этого нового пастбища, а здесь трава лучше, чем на том пастбище. Дзерены вместе со мной надумали идти сюда.

Старик Билиг ехидно сощурился:

— Дзерены лучше всего ищут траву, те участки, что они находят, пастухи со скотом, к сожалению, не посещают, и в этот раз ты снова прав.

— Не надо, когда ты посмотришь водоёмы на той стороне, тогда и будем говорить, — сказал Улицзи.

Чень Чжэнь забеспокоился:

— Но сейчас ягнята ещё маленькие, они не смогут дойти так далеко. Если ждать, когда ягнята подрастут, самое меньшее пройдёт месяц, но тогда этот участок уже будет объеден дзеренами.

— Не беспокойся, волки умнее людей. Если пришли антилопы, то волки разве могут не прийти? Сейчас самки дзеренов ещё все не разродились, дзерены с детёнышами бегают не быстро, и это действительно лучшее время в году волкам охотиться на дзеренов. Не пройдёт и нескольких дней, и волки обязательно прогонят всех дзеренов.

Затем они сели на лошадей и дошли до небольшого горного перевала, Улицзи напомнил об осторожности, что сейчас перед ними откроется большое поле. Он предполагал, что волки и дзерены сейчас должны быть здесь.

Зайдя на вершину перевала, они слезли с лошадей, потихоньку пошли, прячась за огромными камнями. Собаки знали, что предвидится добыча, и шли рядом с хозяевами. Приблизившись к скале, они оставили там лошадей, спутав им передние ноги, потом, выглянув немного из-за большого камня, легли в траву, достали бинокли и стали обозревать новое поле.

Чень Чжэнь наконец увидел красивое девственное место в степи, возможно, самый последний степной нетронутый участок, такой, что он не смел дальше сделать шаг. Он долго смотрел перед собой и даже забыл про волков. Там было всё — и окружавшие поле горы с горными впадинами, и маленькая речка, вытекающая с юго-восточной стороны горной впадины, и прекрасное озеро, которое можно увидеть только во сне, в котором плавали белые лебеди.

Улицзи и Билиг непрерывно смотрели в бинокли, выискивая цель. Старик легонько постучал кнутом по ноге Чень Чжэня, чтобы тот посмотрел на третий изгиб реки на правый её берег. Чень Чжэнь еле очнулся ото сна, от любования прекрасным видом и всё же посмотрел, куда велел Билиг. Там он увидел двух дзеренов, передняя часть их туловищ вылезла из воды, а задняя была ещё в воде. У этого изгиба реки на берегу уже лежали больше десяти дзеренов с распоротыми животами… Чень Чжэнь внимательно посмотрел в высокую траву, и сердце его бешено запрыгало: несколько уже давно им не виденных волков схоронились в траве недалеко от трупов дзеренов и дремали. У реки трава сравнительно высокая, и Чень Чжэнь не смог сосчитать, сколько их там было.

Улицзи и Билиг тем временем внимательно осматривали каждый участок впадины, юго-восточный склон горы, там дзерены уже раньше рассеялись, по двое, по трое поспешно ели траву, самки в большинстве были с ягнятами. Чень Чжэнь увидел, как одна самка облизывает только что родившегося ягнёнка, оближет — поднимет голову и беспокойно осматривается, а ягнёнок изо всех сил старается встать на ноги, а как только встаёт на ноги, то сразу начинает бегать, да так быстро, что собака не догонит. Но эти несколько минут, когда он встаёт, как раз и есть отрезок времени, касающийся его жизни или смерти.

— Ты посмотри, волки даже могут поспать, потому что знают, что люди их там не достанут. Отсюда очень далеко, и даже выстрел не долетит. А если мы обнаружим себя, и волки, и дзерены сразу все убегут, — сказал Билиг.

— Однако эти несколько дзеренов, которые уже не могут бежать, как раз попадут к нам, на обед, — сказал Улицзи.

Они слезли с лошадей и побежали к берегу реки. Как только люди, лошади и собаки появились на горизонте, волки тут же, как серые стрелы, врассыпную бросились в горы в восточном направлении и быстро затерялись в зарослях кустов и камыша. Дзерены тоже быстро умчались в горы, остались только несколько увязших в иле дзеренов и самка, облизывающая своего ягнёнка.

Люди приблизились к излучине реки. Излучина имела площадь всего 1 му, с трёх сторон окружена водой, сама речка шириной была 4-5 метров, а глубиной примерно 1 метр, вода чистая, видно дно. В некоторых местах на дне был песок, в некоторых — глина. Берег речки был высотой больше метра, крутой. Некоторые речные излучины имели песчаные отмели, и берег сравнительно пологий. На траве, которая росла на излучине реки, лежало десять с небольшим маленьких дзеренов, у большинства из них внутренности живота были съедены, один дзерен завяз в глине и не мог оттуда вылезти, ещё были несколько, которые медленно шевелили ногами, а из ран на шее всё ещё сочилась кровь. Старик Билиг мрачно вздохнул:

— Рано утром дзерены пришли сюда попить воды и попали в волчью засаду.

Чень Чжэнь уже много раз видел примеры волчьих засад, но то, что волки использовали с трёх сторон водную преграду, он видел впервые. Он, сидя на лошади, обдумывал их тактику.

— Ты посмотри, как волки умно всё сделали. Они наверняка вчера вечером, заранее спрятались здесь в траве, и, когда дзерены пришли сюда попить воды, одним рывком перегородили вход в излучину, и дзерены, находившиеся там, оказались в ловушке, очень экономичная операция. Излучина реки как большой мешок, волки загородили вход — и вот им пожалуйста, мешок, полный мяса, — сказал Улицзи.

Старик улыбнулся:

— В этот раз ты снова увидел, что Тэнгри помог волкам. Посмотри на эту речку, извивается туда-сюда, сколько у неё таких подобных притоков, окружённых водой с трёх сторон мест. Я скажу, что волки — это любимое дитя, драгоценность Тэнгри, ведь это действительно так, да?

Чень Чжэнь кивнул:

— Такого хорошего места для ловушки нигде не найдёшь, и не подумаешь, что здесь возникнет их сразу несколько десятков, Тэнгри очень хорошо всё продумал за волков. А волки тоже очень умные, Тэнгри дал им такое хорошее место, а они сразу же воспользовались, да очень умело.

— Способности волков использовать погоду и рельеф намного выше, чем у людей, — сказал Улицзи.

Собаки увидели, что вокруг повсюду лежит сырое мясо, и вовсе не торопились есть, эти два гордых пса не удостоили и взглядом дзеренов, которых уже погрызли волки. Балэ, нисколько не церемонясь, подошёл к ещё дышавшему, целому дзерену, сдавил его горло и посмотрел на Билига. Старик кивнул и сказал:

— Ешь, ешь.

Балэ наклонил голову и одним махом перекрыл дыхание дзерена, потом от задней ноги дзерена яростно отгрыз большой кусок свежего мяса и начал громко жевать. Эрлань как увидел целую большую площадь, покрытую свежей кровью, сразу шерсть на всём его теле встала дыбом, в нём проснулся убийца, и он побежал к двум завязшим в реке дзеренам, но Чень Чжэнь и Билиг криком остановили его. Эрлань неохотно повиновался, встал двумя передними лапами на мёртвого дзерена, тем самым став повыше, осмотрелся по сторонам, наконец увидел недалеко в излучине реки ещё живого дзерена, прыгнул в воду и поплыл. Старик велел Чень Чжэню, чтобы тот не останавливал его:

— У этого пса очень дикая натура, пусть немного поубивает диких животных, тогда не будет грызть домашних овец.

Трое людей пошли на берег реки. Старик достал кожаный шнур и сделал петлю. Чень Чжэнь снял сапоги, засучил брюки, вошёл в воду и накинул верёвку на шею дзерена, после этого Билиг и Улицзи вытащили дзерена на берег и потом связали его ноги. Потом они достали второго дзерена и стали искать место для пикника.

— Мы одного съедим, а другого возьмём с собой, ясно? — сказал старик.

Улицзи достал нож, чтобы зарезать дзерена, а Билиг посмотрел кругом на склоны, и они с Чень Чжэнем пошли за дровами. Они набрали сухих веток с абрикосовых деревьев, когда вернулись назад, то Улицзи уже ободрал кожу с дзерена. Они запалили костёр и сделали шашлык из мяса дзерена, приправив его набранным неподалёку диким луком-пореем. Затем Билиг и другие распрягли лошадей, обрадованные лошади пошли к реке и стали пить.

Когда поджарили мясо, во время трапезы довольный старик сказал:

— Вот, пройдёт дней двадцать, когда ягнята подрастут и смогут далеко бегать, можно всей бригадой и переехать сюда, так и решим.

— Вся бригада сможет с тобой прийти? — осторожно спросил Улицзи.

— Дзерены и волки пришли, разве могут люди не прийти? А если бы трава была плохая, то дзерены разве бы направились сюда? А когда дзеренов мало, то волки разве придут? Я беру с собой этого дзерена, ведь завтра у меня дома будет собрание руководителей нашей бригады, угощу всех его мясом. Они когда узнают, что здесь хорошая, проточная вода, все захотят переехать. Летом на пастбище недостаточно только хорошей травы, ещё нужна чистая вода. Летом самое плохое — это стоячая вода в болотистых озёрах, её мало, и она грязная, скот попьёт и заразится. Летом ещё необходимо питание от воды, а если вода плохая, то какой от неё прок?

— А пройдёт ещё четыре-пять лет, и нам снова придётся осваивать новые пастбища? — спросил Чень Чжэнь.

— Нет, — ответил Улицзи. — На севере граница, на западе и юге — другие коммуны. Если пойти на северо-восток, там много каменистых гор, я уже ходил туда два раза, больше нет площадей, которые можно использовать.

Чень Чжэнь хмыкнул:

— А тогда как же быть?

— Остаётся только регулировать численность скота и повышать качество, ну, например, выращивать синьцзянских овец улучшенной породы, они дают шерсти больше в три раза, качество шерсти лучше, и, соответственно, продавать их можно дороже. А ведь овечья шерсть — это самый главный доход от наших пастбищ. Однако в Китае очень большое население, я думаю, что пройдёт ещё несколько лет, и наших степных пастбищ будет недостаточно. Когда мы, старики, уйдём на пенсию, я действительно не знаю, что вы будете делать! — сказал Улицзи.

Билиг, пристально глядя на него, произнёс:

— А тебе бы лучше довести до сведения руководства, чтобы бригаде не спускали слишком высокий план, а если будут сверху давить, то Небо рассердится, и на земле будут происходить бедствия.

Улицзи покачал головой:

— Кто будет нас слушать? Сейчас у власти в руководстве стоят кадры из крестьян. У этих крестьянских руководителей культурный уровень выше, и говорят они умнее, обоснованно. К тому же и начальники из скотоводческих районов тоже сейчас постепенно становятся на позицию истребления волков и не понимают местных степных руководителей.

Лошади уже наелись досыта и, выпрямив шеи и прикрыв глаза, дремали. Эрлань тоже вернулся, всё тело мокрое, голова в крови, с большим наевшимся животом, он встал на расстоянии десяти с лишним шагов от людей и не двигался. Балэ как будто бы знал, куда тот ходил и что делал, смотрел на него глазами, полными сожаления, зависти и ревности, и тут же две большие злющие собаки схватились друг с другом. Чень Чжэнь и старик Билиг поспешно подбежали к ним и кое-как смогли их разнять.

Улицзи повёл их дальше осматривать пастбищные участки в горной впадине, по дороге обсуждая со стариком место расположения лагеря для четырёх групп производственной бригады. Чень Чжэнь по дороге жадно любовался прекрасными видами природы, сомневаясь, а не попал ли он в сады Эдема или в степь, которая находится в Эдеме? Но откуда бы тогда в Эдеме взялось яблоко, которым Змей соблазнял первых людей — Адама и Еву?

Вернувшись на прежнее место, они втроём закололи овцу, сняли с неё шкуру, нарезали мясо. Чень Чжэнь, у которого все руки были в крови, не выдержал и спросил старика:

— Волки зимой убивают дзеренов для того, чтобы оставить запасы еды на весну, а зачем же летом они убивают так много дзеренов? Ведь здесь ещё остаётся немало мёртвых антилоп, через несколько дней они протухнут, и их уже не съесть? Волки очень любят чрезмерно убивать.

— Волки убивают так много дзеренов не для забавы и не для того, чтобы утвердиться, а для того, чтобы была пища для слабых, больных и старых членов стаи. Почему тигры или леопарды не появляются в степи? Почему волки так господствуют в степи? Именно потому, что волки, в отличие от тигров и леопардов, живут коллективно. Тигр убьёт добычу и сам всю её съедает, не обращая внимания на тигрицу и тигрят. Волки не так, волк с добычей заботится и о себе, и о стае, а ещё о тех старых, хромых, одноглазых, маленьких, больных волках и о волчицах, которые кормят потомство. Ты не смотри, что мёртвых дзеренов здесь так много, сегодня вечером вожак только прикажет, и половина волков степи Элунь придут сюда и за одну ночь всё съедят. Если волк заботится о других волках, то волки тоже заботятся о нём, только волчьи стаи живут так коллективно; только такой волчий коллектив столь силён на охоте. Иногда вожак кинет клич и может собрать на битву больше ста волков. Я слышал от стариков ещё моего поколения, что раньше в степи жили тигры, но впоследствии все они были изгнаны волками. Волки даже больше людей заботятся о семье, более сплочённы, чем люди.

Старик вздохнул и добавил:

— Монголы только во времена Чингисхана хорошо изучили волков. Вожди всех монгольских племён объединялись как одно мощное железное колесо, как пучок стрел, хотя людей мало, зато большая сила, каждый охотно мог отдать жизнь за монгольскую матушку-степь. А если не так, то как они могли завоевать полмира? Последующие поколения монголов раскололись, братья-вожди Золотой Орды враждовали друг с другом. Каждый вождь был словно одинокая стрела, и их по одному всех переломали. Людской характер уступает волчьему, они дружнее, волчьему искусству ведения войны научиться можно, но волчьей сплочённости научиться очень трудно, монголы учились несколько сотен лет, но так и не смогли собрать войска. Ну ладно, хватит говорить, а то сердце болит.

Чень Чжэнь осмотрел ещё раз прекрасный вид равнодушной природы и погрузился в свои тяжёлые мысли.

Старик завернул разделанное мясо дзерена в шкуры и положил в два мешка. Они запрягли лошадей и поехали в обратный путь, к лагерю.




17


Мы знаем тюрков — по древней легенде монголов, их первопредок был волком. По записям в «Тайной истории монголов», первопредок монголов был синим волком; по записям в «Исторических записках Угусы», первопредок тюрков был серым волком: «Из луча света вышел большой волк с серой шерстью и щетиной».

    

Лэни Гэлусай. «Степная империя»






Вышестоящее руководство довело до руководителей пастбища Баолигэ степи Элунь своё решение относительно происшествия с табуном боевых лошадей. Ответственному за производство на пастбище Улицзи записали строгий выговор, расформировали руководящую группу пастбища и направили их на работу в низшие организации. Бату, Шацылэну и ещё четырём чабанам объявили по строгому выговору, Бату сняли с руководящей должности командира роты. Назначили новых руководителей пастбища, главным начальником пастбища стал Баошуньгуй, который уже закончил все формальности, связанные с его назначением, он стал нести главную ответственность за революционную и производственную работу на пастбище.

Когда Улицзи покидал управление пастбищ, Баошуньгуй и Чжан Цзиюань поехали его провожать в скотоводческую производственную бригаду. Из багажа у Улицзи был только маленький заплечный мешок, меньше, чем дорожные мешки, которые берут с собой охотники на охоту. Перед «культурной революцией» Улицзи любил устраивать свой рабочий кабинет в скотоводческой производственной бригаде или в одной из её маленьких групп. Он имел одежду и обувь на все сезоны, хозяйки из нескольких юрт постоянно заботились о нём, чинили его одежду. На протяжении многих лет, понижали или нет его в должности, он всегда работал добросовестно. Авторитет и влияние Улицзи оставались неизменными, но сейчас, поскольку в связи с более низким положением его лошади были тоже похуже, скорость его передвижения снизилась в два раза. Улицзи ездил на старой белой лошади, уже наступил конец весны, а лошадь всё ещё мёрзла, и шерсть с неё ещё не опала, прямо как у старика, который и летом всё ходит в ватнике.

Чжан Цзиюань хотел поменяться с Улицзи лошадьми, отдать ему свою, быструю лошадь, но тот не согласился, а поторопил его быстрее садиться на лошадь и уезжать, чтобы тот не опаздывал на работу, сопровождая его.

Баошуньгуй ехал на прежней лошади Улицзи, специальной руководительской лошади, высокой и сильной пегой масти, ему всё время приходилось сдерживать её, чтобы Улицзи не отставал от него. Лошадь непрерывно кусала удила, не привыкнув ещё к новому хозяину. Иногда она замедляла шаг, смотрела на ехавшего рядом старого хозяина и издавала слабое ржание.

Баошуньгуй сказал:

— Старина Улицзи, я приложил максимальные усилия, надеялся, что ты останешься в руководящей группе. Я не разбираюсь в скотоводстве, но я родился и вырос в деревне, и вышестоящие руководители обязали меня отвечать за этот большой участок пастбищ, а я действительно не знаю, справлюсь или нет. Скоро год, как я прибыл сюда, скотоводство труднее организовать, чем сельское хозяйство. Если снова случится одно-два происшествия, то меня тоже снимут… Некоторые хотели послать тебя заниматься капитальным строительством, а я подал идею, чтобы тебя направили во вторую бригаду, так как ты очень в этом разбираешься. Если у меня случится какая ошибка, мне легко будет тебя найти, посоветоваться.

У Улицзи лицо просветлело, и он спросил:

— А революционный комитет о управлению пастбищами утвердил, что второй бригаде надо осваивать новые пастбища, или как?

— Управление пастбищ приняло это решение под мою ответственность и под конкретную ответственность Билига, когда переезжать на новое место, как устроить лагерь и распределять пастбища — всё это определяет Билиг. Но среди управления пастбищ много возражений: дорога очень дальняя, в горах много волков, много комаров, нет никаких сооружений, да мало ли какой вопрос возникнет, а я несу ответственность. Поэтому я решил вместе с вами поработать, взять с собой бригаду капитального строительства, устроить там бассейн для купания, склад для хранения овечьей шерсти, временное управление производственной бригады и временный ветеринарный пункт, ещё надо отремонтировать некоторые участки горной дороги, — ответил Баошуньгуй.

Улицзи только и сказал «Ого!» и призадумался.

— Это дело лучше делать вместе с тобой, ты тоже хорошо видишь будущее. В стране не хватает говядины и баранины, в этом году руководство снова поставило перед нами задачу, для четырёх производственных бригад пастбищ недостаточно, и если не осваивать новые, то мы задачу выполним, — продолжил Баошуньгуй.

Улицзи перевёл разговор:

— Ягнята ещё маленькие, надо подождать немного, прежде чем переезжать, а за эти несколько дней ты что собираешься делать?

Баошуньгуй без колебания ответил:

— Снарядить хороших охотников и дать бой армии волков и собрать всех остальных, чтобы обучались. Я уже заказал у руководства тучу патронов, обязательно нужно истребить волчье зло в степи Элунь. Недавно я посмотрел показатели принесённого ущерба на пастбищах за десять лет, и на всех ежегодно больше половины потерь — от волков. Эти потери превышают ущерб от ураганов, засухи и болезней. Если мы хотим, чтобы у нас повысилось поголовье скота, нужно активно браться за два дела, первое — это истребление волков, а второе — это освоение новых пастбищ. На новых пастбищах волков много, и если их там не уничтожить, то мы не сможем открыть новые площади.

Улицзи перебил его:

— Но так не пойдёт. Да, волки наносят ущерб, но если истребить всех волков, то пастбища постигнет большое бедствие, и потом оно будет только увеличиваться и увеличиваться.

Баошуньгуй поднял голову и посмотрел на небо, потом сказал:

— Я ещё раньше слышал, что ты и Билиг, да ещё некоторые старые пастухи изо всех сил защищаете волков, а сегодня ты и раскрылся, и безо всякого опасения…

Улицзи прочистил горло и изложил свою точку зрения:

— А какие у меня могут быть опасения, мои опасения — это степь, предки оставили такую хорошую степь не для того, чтобы она погибла от моих рук. А о том, что касается волков, я уже говорю больше десяти лет, и имею право говорить… Я работаю на пастбище давно, за это время поголовье скота увеличилось больше, чем в два раза, а сдача коров и овец по сравнению с другими пастбищами — более чем в три раза. Самое главное — сохранить пастбища, а это основа скотоводства. Сберечь пастбища — очень трудно, самое важное — это жёстко контролировать загруженность их скотом, особенно — табунами лошадей. Коровы и овцы могут жевать жвачку и вечером не есть траву. Но у лошадей большая прямая кишка, на них больше всего уходит травы, если лошади вечером не поедят травы — то не поправятся, они должны есть и днём, и вечером. Одной овце в год требуется двадцать му пастбища, а одной лошади — самое маленькое двести му. Копыта лошадей больше всего вытаптывают степь, если табун лошадей останавливается на каком-то участке на десять-пятнадцать дней, то этот участок становится пустынным. Летом, если дождей много, трава растёт быстро, на каждом участке нужно находиться недолго и затем переходить на другое место, и нельзя где-либо съедать всё под корень. Коровы тоже уничтожают пастбища, они тоже имеют недостаток, каждый день, когда возвращаются домой, то не рассеянно, а всегда большим стадом. Коровы тяжёлые, копыта у них крепкие, не проходит и нескольких дней, как протаптывают на пастбище дороги, а если пастбище недалеко от юрты, в один-два ли, то пространство сплошь покрывается канавами. Если добавить ещё и овечье стадо, которое топчет каждый день, то не пройдёт и двух месяцев, в округе лагеря в радиусе двух ли трава уже не растёт. В скотоводстве нужно всегда давать пастбищам передохнуть. Пастбища больше всего боятся вытаптывания, перегрузки скотом.

Улицзи посмотрел, что Баошуньгуй внимательно слушает, вздохнул и продолжил:

— Кроме того, ключ в опыте сохранения пастбищ в том, что нельзя слишком истреблять волков. В степи диких животных, уничтожающих траву, слишком много, самые серьёзные вредители — это мыши, дикие зайцы, байбаки и дзерены. Эти все животные являются настоящим бедствием для степи. Если бы не волки, только одни мыши и зайцы за несколько лет перепахали бы всю степь. Но волки контролируют своих врагов, и те не могут развернуться как следует. Если степь сохранена, то её противостояние стихиям тоже велико. Например, снежной буре. Наши пастбища сталкивались с этой стихией достаточно часто, в других коммунах как пройдёт снежная буря, так очень большие потери скота. Но на наших пастбищах потери всегда небольшие, а в чём причина? Потому что здесь большие запасы травы, каждую осень заготавливаем много сена, за эти годы нам добавили сенокосилок, не проходит и месяца, а мы уже заготовили запасы на случай стихийных бедствий. Если пастбища хорошие, то не происходит эрозии почвы, источники и реки не пересыхают, и даже при засухе скот будет иметь воду для питья. Трава хорошая — и скот крепкий, за эти годы у нас не было болезней. Производство повышается, ие сть силы и возможности покупать новое оборудование, рыть колодцы и строить овчарни, лучше противостоять стихиям.

Баошуньгуй кивал:

— Это верно, верно. Сохранение степи — это основа скотоводства, я понимаю…  Однако, чтобы, опираясь на волков, сохранять пастбища — этого я не понимаю. Чтобы волки играли такую большую роль?

Улицзи увидел, что Баошуньгуй вроде бы проникся его рассказом, на его лице появилась лёгкая улыбка, и он продолжал:

— Ты действительно не знаешь, что одно семейство мышей за год съедает травы больше, чем взрослая овца, жёлтый суслик осенью таскает траву к себе в нору, делает запасы на зиму. Я осенью раскапывал несколько нор сусликов, так в одной норе — несколько больших охапок сена, да к тому же хорошей травы и семян. У жёлтого суслика способность к размножению самая большая, за год выводит четыре-пять потомств, в каждом потомстве по десять с лишним особей, из одного гнезда за год их становится десять. Ты посчитай, сколько за год прибавляется сусликов и сколько травы они при этом съедают, скольких овец заменяют в этом деле? Дикие зайцы точно так же в году приносят несколько потомств, в одном потомстве — большая куча зайчат. Норы байбаков ты уже видел, байбаки могут перекопать большую гору до пустот внутри. Я примерно подсчитал, сколько все эти грызуны за год съедают травы, получилось в несколько раз больше, чем сто тысяч голов скота со всех наших пастбищ. Наши пастбища большие, площадь их сравнима с площадью уездов центральных районов Китая, а населения мало, едва наберётся тысяча человек. И разве можем мы такими малыми силами бороться со столь большой армией грызунов?

— Однако за этот год я не видел даже нескольких зайцев, кроме большого количества мышей недалеко от управления пастбищ, в других местах я не встречал столько грызунов, однако нор байбаков видел немало. А вот дзеренов очень много, стада больше десяти тысяч голов я видел несколько раз, я ещё подстрелил троих-четверых. Дзерены — действительно настоящее бедствие, сгрызают траву подчисту, прямо больно смотреть, — сказал Баошуньгуй.

— Здесь у нас, в степи Элунь, хорошо, трава высокая и густая, поэтому и грызуны незаметны, ты невнимательно смотрел, поэтому и не видел. Вот когда придёт осень, ты сможешь увидеть, что в степи везде горки и бугорки из травы, это суслики сушат траву, а как высушат, так таскают в норы. Дзеренов нельзя считать самым большим злом, хотя они подчистую съедают траву, но зато не роют нор. А вот жёлтые суслики, дикие зайцы и байбаки — они и поедают траву, и роют норы, и особенно сильно размножаются. Если не будет волков, то не пройдёт и нескольких лет, как они объедят и перекопают степь Элунь и всё превратят в пустыню. Если ты будешь усиленно истреблять волков, через три-пять лет тебя снимут с этой должности.

Баошуньгуй захохотал:

— Я только знаю, что кошки ловят мышей, коршуны ловят мышей, змеи тоже едят мышей, но никогда не слышал, чтобы волки ловили мышей. Даже для собаки ловля мышей — это чуждое занятие, а волк разве будет заниматься такой ерундой? Волки едят овец и лошадей, а мышь, такая мелочь, просто проскочит у него между зубов. И зачем волку ловить их, я вправду не верю.

Улицзи вздохнул:

— Вы, пришедшие из крестьянских районов, действительно не понимаете этого. Если вы не проверите чего-либо, то действительно можете наделать больших ошибок. Я вырос в степи и очень хорошо знаю волков. Волки действительно любят есть всякого рода скот, дзеренов и прочую крупную добычу, но за ними всеми смотрят люди. Если не удаётся поживиться какой-нибудь скотиной, а жизнь надо поддерживать, дзерены бегают быстро, и их нелегко поймать, остаётся только ловить мышей. Раньше в степи бедные люди в тяжёлые годы тоже ели мышей, чтобы не помереть с голоду. Я в детстве был в рабстве, и когда недоедал, то ловил жёлтых сусликов. У степных желтых сусликов жирное мясо, маленький имеет длину двадцать сантиметров, вес — два-три ляна[39 - 1 лян ≈ 50 г.], большой — длиной тридцать пять сантиметров, весом примерно полкило, съешь трёх-четырёх — и уже наелся. Если поймаешь больше, то всё не съешь, снимешь шкуры, высушишь мясо на солнце, оно вкусное, да ещё можно сделать запас. Если не веришь, как будет время, я поймаю нескольких, поджарю и дам попробовать. Мясо вкусное, в своё время и Чингисхан ел сусликов.

Баошуньгуй смутился, а Улицзи, не обращая внимания, всё продолжал рассказывать:

— В какой-то год один руководитель приехал с проверкой на погранзаставу, он был из провинции Гуандун. Тогда я как раз был на заставе и беседовал с солдатами о зонной защите, и он спросил меня, вкусны ли степные суслики, я сказал, что да, он как услышал, сразу сказал, что на обед не будет есть ничего другого, а чтобы принесли ему мяса сусликов. Я взял одного бойца из скотоводов, и мы пошли в степь, нашли несколько сусликовых нор, затопили их водой, не прошло и часа, как мы наловили их больше десяти, а как сняли шкурки, там было жирное белое мясо, этот руководитель посмотрел и одобрил. И вот мы втроём поели на обед жареного сусликового мяса, а все остальные смотрели на нас. Тот руководитель сказал, что в степи трава чистая и суслики, которые её едят, тоже чистые, ещё он сказал, что никогда раньше не ел таких вкусных сусликов, их мясо намного вкуснее, чем в провинции Гуандун. Если поехать в Гуандун и там продавать этих сусликов, то сразу возникнет очередь и моментально всё раскупят. Но, к сожалению, Гуандун слишком далеко, на поезде сусликов живыми не довезёшь, а то можно было бы каждый год поставлять из Внутренней Монголии в Гуандун большое количество этих грызунов, это была бы и польза для степи, и денег можно было бы заработать, и поставлять в Гуандун высококачественный продукт питания…

Баошуньгуй засмеялся:

— Интересно, значит, если мы будем продавать сусликов в Гуандун, то доход может быть больше, чем от продажи шерсти и мяса овец. Да, а жёлтых сусликов легко ловить?

— Легко! Можно затапливать их норы водой, можно вытаскивать верёвкой, можно выкапывать лопатой, а самый простой способ — это запускать туда специально обученных собак. Степные собаки очень любят играться с сусликами, суки, когда учат своих щенят ловить диких зверей, начинают обучение с этого. Степных собак всегда кормят говядиной или бараниной, и они никогда не едят сусликов. Но волки не так разборчивы в еде, как собаки. Степные суслики и жирные, и большие, и их легко ловить, поэтому весной, летом и осенью именно жёлтые суслики стали основной пищей волков. Однажды, когда нам нужно было сильно поднять производство, волки всё время таскали у нас овец и лошадей. Потом мы с пастухами убили несколько волков, я увидел, что волки что-то слишком крепкие, и засомневался, распорол одному волку брюхо и посмотрел, внутри были сплошные суслики, их мясо уже переварилось, а вот головы и хвосты ещё нет, я посчитал — у одного волка в животе было больше двадцати голов и двадцати хвостов сусликов и ещё одна голова байбака. Ты скажи, сколько один волк может съесть в год сусликов? Каждый раз, когда приезжают руководители из уезда, я им рассказываю об этом деле. Волк имеет большой опыт в истреблении степных грызунов. Но начальники не очень верят, у крестьян изменить старую точку зрения на волков — очень трудно, — сказал Улицзи.

Чжан Цзиюань чем больше слушал, тем больше возбуждался. Не выдержав, он вмешался в беседу начальников:

— Я работаю два года пастухом лошадей и часто видел, как волки хватают сусликов. Они более способные, чем собаки, в этом деле. Они ловят их везде и потом проглатывают. Поймавший десять сусликов волк, считай, наполовину наелся. Потом они ещё раскапывают норы, волки — мастера высшего класса по раскапыванию нор, волки копают вместе, одновременно все выходы из норы и, конечно, добираются до добычи.

— Волчицы с волчатами больше всего любят есть жёлтых сусликов. Перед тем как волчата прекращают питаться молоком, волчица должна их научить хватать живую добычу, и первой их добычей становятся именно суслики и байбаки. — Улицзи, повернув голову, посмотрел на Баошуньгуя, увидел, что тот терпеливо слушает, и продолжил: — Когда волчата немного подрастают, волчица забирает их в безопасное и далёкое от людей место, чтобы они учились охотиться на сусликов. При этом она не только приучает их хватать живую добычу, но и они наедаются досыта. Когда волчата вырастают больше чем полметра в длину, они ещё не могут бегать со стаей на большие расстояния и тогда самостоятельно охотятся на сусликов, хватают их ловчее, чем кошка мышку. А летом появляются маленькие, только научившиеся бегать зайчата, но где уж зайчонку убежать от волчонка, поэтому волчата ещё ловят и зайчат, оттачивая своеё мастерство. Одно семейство от семи до десяти с лишним волчат, пока подрастёт, сколько сможет съесть всяких грызунов? Если бы не волки, то люди и скот в степи столкнулись бы с такой бедой. Когда в степи случаются стихийные бедствия, например снежная буря, погибает много скота, а после того, как снег растает, мёртвый скот лежит и гниёт, и от этого возникают эпидемии, от которых умирают и люди, и животные. Но если волков много, они быстро очистят степь от мёртвого скота, и тогда не случится никакой эпидемии. В древние времена в степи сражения случались часто, когда пройдёт большое сражение, на поле остаётся много мёртвых людей и лошадей. Кто может убрать столько трупов? Только волки. Старики говорят, что, если бы в степи не было волков, монголы все бы уже погибли от эпидемий. В степи Элунь всегда чистая вода и сочная трава, всё благодаря волкам. Если бы не волки, то в степи Элунь не было бы такого развитого скотоводства. В южных коммунах волки истреблены начисто, и степь там сразу погибла, и скотоводство больше не возобновится…

Баошуньгуй не проронил ни слова. Трое всадников вступили на вершину горного склона, внизу виднелся луг, весь покрытый свежей зеленью, распространяющий аромат травы и цветов. В небе звонко пели жаворонки, они то резко падали в густую траву, то снова взмывали в небо, и опять зависали в воздухе и пели.

Улицзи глубоко вздохнул и сказал:

— Вы только посмотрите, какая красивая здесь степь, как будто несколько тысяч лет назад. Это самая красивая степь в Китае. Люди и волки для того, чтобы сохранить эту степь, провели несколько тысяч лет в сражениях, и она никак не должна погибнуть от наших рук.

— Вам надо для молодых интеллигентов из всех производственных бригад устроить учебные курсы и хорошенько рассказать о степи и о волках, — заметил Чжан Цзиюань.

— Я руководитель, которого понизили в должности, какие там могут быть курсы. Сами понимаете. Вы лучше побольше учитесь у старых скотоводов, они понимают намного больше меня.

Перешли ещё через один горный склон, и Баошуньгуй наконец заговорил:

— Старина Улицзи, о твоих чувствах к степи знают все, а более десяти лет успешной работы тем более нельзя отрицать. Но твои мысли отсталые, несовременные. То, о чём ты говоришь, — это всё прошлые дела, современная эпоха не такая, Китай подошёл к изготовлению ядерного оружия и не останется в первобытном обществе. Я, когда прибыл на эти пастбища, тоже очень долго думал. У нас одно пастбище по площади больше, чем уезд в центральных районах Китая, но работает здесь очень мало людей, не больше населения одной деревни центральных районов. Это ж какое расточительство! Если мы хотим принести партии и стране больше богатств, то надо обязательно - прекратить этот отсталый, первобытно-скотоводческий образ жизни. За это время я провёл некоторые проверки, на юге наших пастбищ есть немало земель с чёрными песками, несколько больших участков, каждый участок имеет площадь по несколько тысяч му, а один участок — более десяти тысяч му. Я покопал там лопатой, там почва очень жирная, больше полуметра глубиной, такую хорошую землю очень жаль использовать под скот. Я на собрании уезда запрашивал мнение специалиста сельскохозяйственного управления автономных районов, он сказал, что на этой земле вполне можно выращивать пшеницу. — Баошуньгуй прокашлялся и продолжил: — Я ещё проверил воду, очень удобно, стоит прорыть только небольшой канал, и вода из реки пойдёт на поливные площади. На наших пастбищах очень много коровьего и овечьего навоза, а это очень хорошее удобрение. Если там посадить пшеницу, не пройдёт и нескольких лет, как продукция сельского хозяйства нашего пастбища возрастет намного, и после этого мы уж точно не будем слишком злоупотреблять скотоводством. Пройдёт какое-то время, и мы не только будем себя обеспечивать зерном, но и посылать зерно на экспорт. Я слышал, что на юге в нескольких коммунах пастбищ недостаточно, и скотоводство там не поддерживается, они решили распахать часть плодородной земли и заниматься сельским хозяйством. Я думаю, что только это и является выходом для монгольской степи.

Лицо Улицзи внезапно изменилось, он тяжело вздохнул и сказал:

— Я уже давно знал, что когда-нибудь придёт такой день. Вы, пришедшие из других районов, сначала, не заботясь о пастбищах, перегружаете их скотом, увеличиваете его поголовье, а ещё изо всех сил истребляете волков, а когда трава на пастбищах сгрызена так, что уже больше не растёт, то вы распахиваете её и засеваете зерном. Я знаю, что районы, откуда вы пришли, несколько десятилетий назад тоже были скотоводческими, а потом стали крестьянскими, но людям всё равно не хватает еды. Здесь уже граница. Когда ты эти хорошие пастбища тоже распашешь, как в твоих родных местах, то что будешь делать дальше? Пустыни Синьцзяна по площади уже больше целых провинций центральных районов, Гоби — это сплошные пустынные земли, а людей там почти нет, ты скажи, эти земли тоже используются расточительно?

Баошуньгуй строго заметил:

— Ну насчёт этого ты успокойся, я могу перенять опыт своих родных мест, там строго определяется, какие земли можно распахивать, а какие нельзя. Сплошное скотоводство не годится, сплошное крестьянство тоже не годится, а вот совмещение крестьянства со скотоводством лучше всего. Я приложу все усилия, чтобы сохранить хорошие пастбища и там заниматься разведением скота. Как только взойдут посевы, будем удобрять. А если не будет удобрений, то откуда же быть урожаю?

— Ну а ты всё же собираешься бить волков? — сердито спросил Улицзи.

Баошуньгуй ответил:

— Ты действительно совершаешь большую ошибку, так нерешительно борясь с волками, но я не пойду по твоему пути. Если волки ещё раз уничтожат целый табун, меня тоже, как и тебя, снимут с должности.

Вдалеке уже был виден дымок лагеря. Баошуньгуй покинул их. Улицзи сказал Чжан Цзиюаню:

— У него манера работать — это натиск, всё проводить в жизнь немедленно и со всей решительностью, всегда быть на первой линии, если это применять в крестьянских районах, то там он обязательно станет передовиком, но он приехал в скотоводческие районы, и чем сильнее его рвение, тем это опаснее для степи.

— Если бы я только что приехал в степь, я бы обязательно поддержал точку зрения Баошуньгуя. В деревнях центральных и восточных районов Китая действительно немало людей голодает, а в степи при этом так много свободных земель. И среди молодёжи тех, кто его поддержит, немало. Но сейчас у меня другое мнение. Я тоже считаю, что ваша точка зрения более дальновидна. Крестьяне не понимают, что такое перегруженность степных пастбищ скотом, перегруженность земли людьми, тем более не понимают связи «большой жизни» и «маленьких жизней». Чень Чжэнь мне сказал, что в степи за много тысяч лет создалась своя простая степная логика, которая соответствует объективному закону развития. Он считает, что политика относительно степи, проводимая маньчжурами во времена Цин, в их начальный и средний период, была мудрой, в степь не допускали в большом количестве крестьян, но это, возможно, повлияло на то, что сейчас мы платим такую высокую цену.

Улицзи к понятию «степная логика» проявил большой интерес, он повторил его несколько раз. Потом сказал:

— Когда пришёл поздний период Цин, степные правители не выдержали давления населения из «внутренних земель», и степь шаг за шагом сжалась в северном направлении, а потом и в северо-западном, скоро, наверное, встретимся с пустыней Гоби. Если к северу от Великой стены уже образовалась пустыня, то как потом быть Пекину? Даже монголы и то с болью переживают, Пекин всегда был для монголов большой столицей, столицей мира…




18


Владычествующей расы, нации, которая создала империю, в итоге совсем мало. Кого можно сравнить с римлянами — это только тюрки и монголы.

    

Лэни Гэлусай. «Степная империя»






Чень Чжэнь непрерывно перемешивал густую молочно-мясную кашу, из миски с кашей поднимался густой аромат молока, мяса и риса, собирая к двери всех собак в округе. Чень Чжэнь приготовил эту кашу специально для волчонка, этому он научился у Гасымай, когда она варила её для щенков. Перед тем как щенки перестают пить молоко и после этого, их необходимо кормить кашей. Гасымай сказала, что это ключ к хорошему росту и укреплению организма щенков. От того, что они будут есть в последующие три-четыре месяца после того, как прекратят питаться молоком, зависит, насколько они вырастут большими и сильными, потому что в этот период времени у щенков растёт и укрепляется скелет. Собаки, которых кормили в этот период усиленно, вырастают в два раза больше тех, которые питались как попало. А собаки, которые плохо питались, не смогут одолеть волка.

Однажды, когда группа из производственной бригады таскала камни, чтобы строить овчарню, Гасымай показала на худую и низкую, со спутанной шерстью собаку из другой семьи и тихонько сказала Чень Чжэню, что это родной брат Балэ, они родились одновременно, но какая большая между ними разница. Чень Чжэнь даже не поверил, что может быть такое различие между родными братьями-близнецами. Поэтому как только он начал кормить волчонка, он не допускал небрежности и следовал в этом деле опыту Гасымай.

Он ещё помнил, как Гасымай говорила, что после того, как волчата прекращают питаться молоком, волчица начинает ловить сусликов, байбаков и ягнят, чтобы кормить детей и ещё чтобы обучать волчат ловить добычу. Хотя у волчицы нет ни печки, ни огня, ни котелка, чтобы сварить кашу, она, используя свой рот и слюну, пережёвывает мясо пойманной добычи и такой тёплой пережёванной кашей кормит волчат, и они очень любят есть эту смесь и от неё растут быстро, как весенняя трава. Монгольские женщины в степи обычно дежурят с собаками в ночь, охраняют скот, и именно они кормят своих собак. Трудолюбивые женщины выращивают больших собак, а ленивые женщины выращивают слабых и маленьких собак. В степи достаточно увидеть, какая собака в семье, чтобы понять, хорошая здесь хозяйка или нет. Потом Чень Чжэнь часто хвалил Балэ и Гасымай, он всё время хотел вырастить такую же огромную собаку, как Балэ, а сейчас ещё сильнее захотел вырастить волка, более крепкого и выносливого, чем вырастают у волчиц.

С тех пор как он начал воспитывать волчонка, Чень Чжэнь изменил многие из своих привычек. Чжан Цзиюань издевался над ним, что Чень Чжэнь вдруг первратился в маму, ещё более кропотливую, чем настоящие. Чень Чжэнь и сам почувствовал, что стал более старательным и добросовестным, чем волчица или Гасымай. Он каждый день делал домашние дела, и Гао Цзяньчжун позволил ему доить корову. Он готовил из мяса фарш для волчонка, поскольку растущему организму молока было недостаточно и нужен был ещё кальций. Когда Чень Чжэнь был маленький, мама тоже ему добавляла несколько лет в еду кальций, и в этой области у него были кое-какие знания, поэтому в фарш он добавлял немного говяжьих и бараньих хрящей. Потом один раз он в больнице управления пастбищ достал банку кальция в таблетках, после этого толок их и добавлял в еду. Об этом-то ни волчица, ни Гасымай наверняка не знали. От каши шёл настолько аппетитный запах, что ему самому хотелось поесть, но ещё были три щенка, и ему оставалось только глотать слюнки.

Волчонок всегда наедался так, что живот округлялся, как у весёлого и сияющего маленького Будды.

Чень Чжэнь почувствовал, что он как будто многодетный отец-одиночка, перед которым большая семья его любимых сыновей и дочерей, которых он обожает и постоянно балует. Он привязался к волчонку, но и за своих любимых собак тоже постоянно переживал. Он постоянно ласкал их, играл с ними, но после того, как появился волчонок, он стал проявлять к ним намного больше внимания и любви, а иначе собаки могли обнаружить, что хозяин всё своё внимание перенёс на волчонка, и из ревности загрызть его. Чень Чжэнь и подумать не мог, что в кочевых условиях выращивать резвящегося маленького волчонка — это всё равно, что охранять пороховую бочку, каждый день проживаешь с трепетом и в страхе, не случилось бы что-нибудь. Но сейчас, во время окота, когда все были заняты работой, пастухи очень редко ходили в гости, и большинство не знали, что он растит волчонка, и не приходили к нему. Ну а потом как быть? Кто сидит на тигре, тому трудно с него слезть, с волка слезть ещё труднее.

Погода становилась всё теплее. Волчонок чесался об дверь и ещё иногда грыз её. Ему исполнился месяц, и он был около полметра, маленькие лапки уже распрямились, он по форме стал походить на волка. Самое примечательное, что голубоватая плёнка на глазах полностью исчезла, обнажив серо-жёлтого цвета глаза и чёрные, острые как иголка зрачки. Мордочка его удлинилась, уши встали торчком, как у кошки, и тоже стали вытягиваться. Лоб ещё был круглым, как половинка мяча. Волчонок уже находился среди щенков десять дней, он мог с ними вместе бегать и играть. Но когда он не был под присмотром людей и на ночь, Чень Чжэнь относил его в его волчью яму, чтобы тот не убежал.

Хуанхуан и Илэ с трудом приняли его в семью и всячески сторонились и отгораживались от него. Как только волчонок приближался к Илэ, вставал на задние лапки, чтобы дотянуться до соска, она сталкивала его своим длинным носом и уходила или просто сбрасывала его, и тот катился кубарем. Только Эрлань относился к волчонку по-дружески, волчонок когда угодно мог залезать на его живот, на его спину или голову, прыгать и карабкаться по нему, кусать его за шерсть или таскать за уши, тот ничуть не сопротивлялся. К тому же Эрлань часто облизывал волчонка, носом переворачивал его на земле и вылизывал ему шерсть на животе, как будто был его родителем. Жизнь волчонка была словно в волчьей семье. Он рос быстро, и с собаками не было особой разницы. Но Чень Чжэнь заметил, что волчонок, ещё прежде чем открыть глаза, почувствовал, что здесь не его настоящая семья.

Чтобы выработать у волчонка условный рефлекс, Чень Чжэнь перед кормлением стал громко и отчётливо говорить: «Вол-чо-нок, вол-чо-нок, пора есть». Ещё не закончилась фраза, как тот уже поднимал голову, и реагировал живее, чем собаки. Чень Чжэнь тогда ставил миску с кашей на землю, а сам садился рядом, держа миску в вытянутой руке, чтобы волчонок не перевернул её.

Вообще, только волки являются животными, которые действительно едой измеряют жизнь. Человек только в момент крайне сильного голода может принимать хищный и злой вид и жадно есть, но этот маленький сытый волчонок каждый день, во время каждой кормёжки по-прежнему оставался дикарём, как будто ест последний раз в жизни, как будто сейчас время остановится. Когда волк ест, он никого не узнаёт, никаких родных и друзей. Волчонок никогда не выразил даже малейшего чувства признательности к Чень Чжэню, кормившему его, наоборот, он считал, что тот сейчас будет отнимать у него еду, как будто перед ним был враг.

За месяц всё же произошёл сдвиг в сближении Чень Чжэня с волчонком, он мог его брать, щупать, гладить, обнимать, тискать, поднимать и класть на голову и на плечи, мог даже свои пальцы безбоязненно класть волчонку в рот. Но во время приёма пищи он не прикасался к нему, а только сидел на корточках недалеко и, не двигаясь, наблюдал. Как только он делал малейшее движение, волчонок сразу же обнажал свою хищную натуру, ощетинивался, оскаливал зубы и издавал рычание, напрягал задние лапы и принимал боевую позу, как будто сейчас бросится. Чтобы немножко изменить его характер, Чень Чжэнь взял гаоляновый веник и, протянув руку, веником дотронулся до его хвоста. Но только он протянул руку, волчонок моментально яростно бросился на веник, крепко схватил его зубами, со всей силы дёрнул на себя и вырвал у Чень Чжэня. От испуга Чень Чжэнь даже отступил на несколько шагов. Волчонок стал яростно грызть этот веник, как будто ягнёнка, и очень быстро от веника осталось только несколько веточек. Чень Чжэнь не успокоился и попробовал ещё несколько раз, но всё повторялось, волчонок считал веник своим смертельным врагом.

В этот раз Чень Чжэнь приготовил каши больше, чем обычно, в два раза, надеясь, что останется, и он ещё покормит щенков. Но он увидел, что волчонок с большой скоростью съел всё, ничего не оставив. Чень Чжэнь понял, что сейчас у волчонка проявилось свойство всех волков, выработанное с древности, с постоянных сражений с людьми: есть — словно вести войну, до конца. Отсюда Чень Чжэнь понял ещё одну сложную сторону существования степных волков. Волки, способность к размножению которых высока, выживают примерно один из десяти. Старик Билиг говорил, что Тэнгри иногда наказывает волков, например, случаются большие снегопады — многие волки замерзают и умирают от голода, или, скажем, большой пожар, при котором тоже погибает много волков. После стихийных бедствий голодные до безумия волки также могут загрызть своих же братьев. Кроме этого, пастухи весной вытаскивают волчат из нор, осенью и в начале зимы устраивают облавы, а глубокой зимой просто охотятся. От такой нелёгкой жизни волков остаётся мало. Ещё старик говорил, что степные волки — это потомки голодных волков, их предки, у которых было вдоволь еды, впоследствии потерпели поражение от тех голодающих волков, бежавших сюда от стихийных бедствий. Монгольская степь всегда была полем сражений, и только те самые крепкие, умные, голодные и умеющие драться волки, которые, даже когда наелись досыта, помнят о том, как бывает плохо, только те смогли здесь выжить.

Чень Чжэнь постепенно заметил, что волки монгольской степи имеют много священных неизменных правил, и самое основное из них — это «питаться изо всех сил и быть свободным». Во время кормления волчонка он заметил, что тот абсолютно не имеет понятия ни о какой признательности, и в его сознании не остаётся никаких воспитываемых человеком чувств и рефлексов, он не пойдёт, как собака, только увидев хозяина, к миске с едой и не будет махать хвостом в знак признательности. Волчонок, наоборот, считал, что миска с едой добыта им самим, а не дана ему Чень Чжэнем. И он изо всех сил защищал эту самую свою добычу. В отношениях между Чень Чжэнем и волчонком не возникало и мысли о дружбе, просто волчонок был как бы временно посажен в тюрьму. Когда волчонок изо всех сил защищал свою еду, у Чень Чжэня холодок пробегал по спине, и он не знал, сможет ли он оставить его дальше и вырастить из него большого волка.

Наконец Чень Чжэнь перестал трогать волчонка во время еды, решив уважительно отнестись к драгоценной волчьей природе. Впоследствии он во время кормления сидел на корточках, не двигаясь, в трёх шагах от него, чтобы волчонок спокойно проглатывал пищу, а сам в это время внимательно наблюдал за ним.

За очень короткое время волчонок наполнял живот до такой степени, что он, казалось, вот-вот лопнет, тогда скорость поглощения пищи снижалась, но по-прежнему голова была в миске и он продолжал самозабвенно есть. Чень Чжэнь заметил, что волчонок, когда уже объелся, начинал подбирать разбросанную пищу, он подбирал все кусочки, вылизывал дочиста. Видя, что волчонок не наелся, он добавил ещё мяса, волчонок и это всё съел. После этого Чень Чжэнь пошёл кормить голодных собак, которые уже заждались его. Чень Чжэнь тут почувствовал все невзгоды и трудности жизни скотовода, кормить собак — это ведь тоже трудоёмкое дело, а тут ещё прибавился волк, ему стало ещё сложнее справляться с такой работой.

Когда волчонок объелся до того, что даже не мог двигаться, он лёг на землю и издалека наблюдал за щенками, которые доедали свою кашу. Сытый волчонок всем был доволен. Чень Чжэнь приблизился к нему, ласково назвал его по имени: «Волчонок, Волчонок». Волчонок перевернулся на спину, лапки с коготками кверху, живот к небу, голова на земле, озорно глядя на Чень Чжэня. Чень Чжэнь взял его на руки и высоко поднял, и так пять-шесть раз, волчонок и испугался, и обрадовался, хотя рот был радостно открыт, но хвост был поджат между задними лапами, и лапы мелко дрожали. Но волчонок как будто уже привык к этим полётам в воздухе, он, кажется, понимал, что это дружеский жест со стороны Чень Чжэня. Чень Чжэнь посадил его на голову, а потом на плечи, но волчонок очень испугался и крепко вцепился когтями в воротник.

Опустив его на землю, Чень Чжэнь сел по-турецки, положил волчонка к себе на колени животом вверх и стал массировать ему живот. Эту работу матерей волчиц и собак, которые массируют животы своим детям для улучшения пищеварения, сейчас выполнял Чень Чжэнь. Волчонок от удовольствия охал, рыгал и выпускал газы. В этот момент он превратился в послушного щенка, он обнял передними лапами указательный палец Чень Чжэня и непрерывно его облизывал, а также тихонько покусывал. Взгляд волчонка в это время был мягким, глаза его улыбались, как будто он считал Чень Чжэня своей мачехой. И тогда Чень Чжэнь наклонился, чтобы потрогать своим носом мокрый нос волчонка, а тот, словно щенок, лизнул его в нижнюю губу. Это было первое выражение признательности волчонка, оно показало, что они немного сблизились. Чень Чжэнь почувствовал неразрывную связь своей собственной жизни с глубокой древностью, в какой-то момент ему даже показалось, что он очень сильно постарел, но всё ещё сохраняет первобытную детскую душу молодых поколений времён зарождения человечества.

Эрлань уже съел свою порцию и потихоньку подошёл к Чень Чжэню. Когда Чень Чжэнь подбрасывал волчонка на руках или когда он массировал ему живот, Эрлань всегда подходил и удивлённо смотрел на это акробатическое представление, а потом иногда лизал живот волчонку. С тех пор как у Чень Чжэня появился волчонок, Эрлань тоже стал теплее относиться к нему. Неужели в нём тоже есть волчья природа? И он учуял своего дальнего родственника? Если так, то получается очень интересно: один проникнутый дикой волчьей природой человек, один пёс с диким волчьим нравом, и ещё добавился настоящий дикий волк, и их совместная жизнь наполнена дикой волчьей степью.

Чень Чжэнь почувствовал, что с момента, как он начал знакомство с волками, присущая изначально его телу слабость как будто уменьшилась, а в его жилах начала течь незнакомая ему прежде волчья кровь. Его жизнь стала более крепкой и устойчивой, он почувствовал, что приобрёл новые знания о жизни, стал больше беречь и любить жизнь. Он постепенно понял, почему новелла Джека Лондона «Любовь к жизни» связана вместе со стоящими на краю гибели волками. Почему Ленин перед смертью просил свою жену прочитать ему именно этот рассказ? Его душа, вероятно, тоже была перенесена вольчим тотемом из чужих племён, перенесена прямо в марксизм[40 - Переселение душ, или реинкарнация, официально принятым марксизмом-ленинизмом никогда не признавалась.]. Даже обладающие самыми большими жизненными силами в мире великие люди тоже нуждаются в возвращении к первобытному в дикую степь, к волкам в поиске дополнительных жизненных сил, а что уж говорить о простых людях.

Волчонок заёрзал на коленях Чень Чжэня, и тот понял, что тот захотел облегчиться. Он отпустил его, волчонок облегчился и пошёл играть к Эрланю. Эрлань лёг на землю, волчонок забрался к нему на спину. Щенята тоже подбежали и стали карабкаться на Эрланя, а волчонок их скидывал. Так произошло несколько раз, затем два щенка одновременно схватили волчонка, один за ухо, а другой за хвост, и кубарем все вместе скатились с Эрланя. Вдруг Чень Чжэнь услышал, как один щенок жалобно заскулил, у него из одной лапки потекла кровь. Это волчонок неожиданно проявил свой истинный характер.

Чень Чжэнь быстро оттащил волчонка от щенка, взял его за шкирку и показал, мол, что тот наделал, но волчонок вёл себя так, как будто не совершил никакого проступка. Щенки от испуга убежали к маме, Илэ рассердилась, она сначала вылизала лапу щенку, а потом подбежала к волчонку и гневно рявкнула два раза, раскрыла рот и хотела укусить его. Чень Чжэнь быстро взял волчонка на руки и стал успокаивать Илэ. У него появился ещё один вопрос, он думал, что когда-нибудь две собаки, когда он не будет их контролировать, загрызут волчонка. Он ещё погладил Илэ, и она вроде успокоилась. Он поставил волчонка на землю, но она не обращала на него внимания, взяла с собой щенков и ушла с ними играть подальше. А волчонок снова пошёл карабкаться на Эрланя, и, что удивительно, душа всегда злобного Эрланя была открыта для волчонка.




Закончив кормить животных, Чень Чжэнь стал приводить в порядок телегу. Вдруг он увидел, как старик Билиг гонит свою повозку по направлению к его юрте, везя на ней дрова. Чень Чжэнь быстро слез с телеги, схватил волчонка и посадил его в отведённую ему яму, накрыл деревянной доской и придавил камнем. Сердце его прыгало от волнения.

Хуанхуан и Илэ с щенками, виляя хвостами, побежали встречать старика, Чень Чжэнь тоже поторопился, чтобы помочь старику тянуть вола, и взял у старика тяжёлый мешок с инструментами. Чень Чжэнь с замиранием сердца произнёс:

— Ох, отец, я бы сам починил телегу, в следующий раз вы мне не помогайте.

— Сейчас очень много забот по переезду, ведь путь длинный, нормальной дороги не проложили, и надо проверить, чтобы у всех повозки были в порядке, — сказал старик.

Чень Чжэнь поклонился:

— Пожалуйте в юрту, выпейте немного чаю, а я освобожу телегу, которую надо починить.

— Вы завариваете чай крепко, я так не люблю.

Договорив, он вдруг пошёл к волчьей яме, приваленной доской, и хладнокровно сказал:

— Я сначала посмотрю волчонка, которого ты растишь.

Чень Чжэнь перепугался, быстро вскочил и загородил старику дорогу:

— Вы сначала попейте чаю, не смотрите пока.

Старик сердито крикнул:

— Уже месяц с лишним он у тебя, и ты не хочешь мне показать!

Чень Чжэнь упавшим голосом сказал:

— Отец, я хочу вырастить волчонка, а потом скрестить с собакой…

Старик с гневным лицом громко стал его поучать:

— Безобразие! Полное безобразие! Другие волки любых стран могут скрещиваться с собаками, но монгольский волк никогда не сможет. Разве может монгольскому волку понравиться собака? И он скрестится с ней? Сказки! Ты дождёшься, что волк съест собак! — Он всё больше и больше сердился, каждый волосок на его козлиной бородке гневно дрожал. — Вы чем дальше, тем меньше слушаете, что вам говорят. Я в степи прожил больше шестидесяти лет, но никогда не слышал, чтобы человек выращивал волка. Как человек может вырастить волка? Разве волк может расти вместе с собаками? И что такое собака в сравнении с волком? Собака ест человеческий кал, а волк ест человеческие трупы. Собака ест человеческий кал, потому что она раб человека; волк ест человеческие трупы, потому что он сопровождает души монголов к богу Тэнгри. Волки и собаки — одни вверху, на Небе, другие внизу, на земле, можно ли их собрать в одну кучу и растить вместе? Да ещё составить пару из волка и собаки? Если мы, монголы, в пару вашему китайскому Его Сиятельству дракону поставим свиноматку, то, что вы на это ответите? Это оскорбление родоначальника монголов! Оскорбление Тэнгри! Вы за это должны получить возмездие, даже я, старик, тоже требую возмездия…

Чень Чжэнь раньше никогда не видел старика в таком гневе. Волчонок был пороховой бочкой, и эта бочка в конце концов взорвалась, и взрывом раскололо сердце Чень Чжэня. Старик в этот раз, подобно старому волку, был серьёзно настроен, Чень Чжэнь боялся, что старик в гневе ударит по большому камню ногой и повредит себе ногу, а ещё бросит камень и убьёт волчонка. Старик говорил всё жёстче, нисколько не ослабляя напор:

— Услышав, что вы взяли волчонка, я подумал, что это кто-то из вас, китайцев, не понимающий степных законов, не знающий степных табу, так просто, новичок, решивший поиграться. Потом я узнал, что Даоэрцзи тоже взял одного, и собирается скрестить с собакой, и действительно выращивать. Этого не выйдет! Ты сейчас же, при мне, должен с этим волчонком что-то сделать…

Чень Чжэнь знал, что он сильно набедокурил. За многотысячелетнюю историю в степи никогда не держали волков. Воинов можно убивать, но нельзя оскорблять. Волков можно убивать, можно им поклоняться, но нельзя их держать дома. Какой-то молодой китаец пришёл в степь, в степи, на родине предков монголов, где монголы приносят жертвы Тэнгри, поклоняются и приносят жертвы первопредку-животному, родоначальнику, богу войны и охранителю степи — волчьему тотему, на этой священной земле вдруг, словно собаку, стал выращивать волчонка, это было совершенно против всяких правил и противоестественно. Если бы это дело произошло в степи в древние времена, то Чень Чжэнь был бы казнён, как злодей, самой жестокой казнью. А сейчас он был человеком, нарушившим государственную политику по отношению к национальным меньшинствам, нарушивший своим поступком их национальные чувства. Но его самого больше всего пугало то, что он глубоко задел и ранил старика Билига, монгола, который ввёл его в тайную область волчьего тотема, которому поклоняются монголы, и к тому же этот взятый из норы волчонок был тоже добыт благодаря подсказке и наущению старика. Он не мог никак отстаивать своё мнение и спорить со стариком. Он, дрожа, сказал:

— Отец… Отец…

Старик отмахнулся и закричал:

— Не называй меня отцом!

Чень Чжэнь, плача, стал умолять:

— Отец, отец, это моя ошибка, это потому, что я не понимаю степных законов, оскорбил вас… отец, скажите, скажите, как мне поступить с этим бедным волчонком.

Из его глаз не останавливаясь текли слёзы.

Старик обомлел, твёрдо посмотрел на Чень Чжэня и сейчас уже не понимал, что надо сделать с волчонком. Старик определённо знал, что Чень Чжэнь взял волчонка не для того, чтобы скрестить его с собакой, а чтобы познать тайну степных волков. Он был ему как сын, китайский сын. И с таким делом он ещё никогда не сталкивался, и никогда не решал раньше таких проблем.

Старик посмотрел наверх, вздохнул и сказал:

— Я знаю, что вы, китайские студенты, не верите в богов и не обращаете внимания на собственные души. Хотя за эти два года ты очень полюбил степь и волков, но сердце отца ты всё же не понимаешь. Отец уже старый и не такой крепкий, как раньше. В степи и горько, и холодно, монголы, как дикие люди, сражаются в степи от поколения к поколению, монгольские старики все уже больны и долго не протянут. Пройдёт время, и твой отец уйдёт к Тэнгри. И как ты можешь волка, который понесёт дух твоего отца к Тэнгри, растить вместе с собаками? Раз ты так делаешь, значит, твой отец преступник, и Тэнгри, наверное, не нужен будет дух твоего отца, и он поместит меня в вонючий и тёмный ад в пустыне Гоби. Если бы в степи все, подобно тебе, так же относились к волкам, как к рабам, дух монголов давно бы канул в бездну…

Чень Чжэнь стал тихо оправдываться:

— Отец, да я разве отношусь к волчонку как к рабу? Я сам стал его рабом! Я каждый день, как слуга у монгольского его величества, прислуживаю ему, кормлю молоком, варю кашу с мясом. Боюсь, как бы ему не было холодно, как бы он не заболел, как бы его не загрызли собаки, как бы не ударили люди, как бы не утащил коршун или не пришла бы волчица обратно за ним, даже сплю неспокойно. Даже Гао Цзяньчжун всё время говорит, что я стал рабом волчонка. Из всех китайцев я больше всех уважаю волков. Тэнгри всё видит, Тэнгри справедлив, он никак не посчитает вас преступником.

Старик снова удивился. Если Чень Чжэнь отдаёт свою душу, словно правителю, маленькому волчонку, то это оскорбление духа или уважение духа? Старику, кажется, трудно было решить. Если не брать во внимание, что он не соответствовал старым монгольским степным традициям, он всё же в душе оставался честным. А для степных монголов самое главное — это душа человека. Жёсткий, как у волка, взгляд старика постепенно смягчился. Чень Чжэнь надеялся получить благосклонность мудрого и прозорливого старика, дать ему собой пример китайца, уважающего тотем волка.

Перед Чень Чжэнем забрезжила надежда, он вытер глаза, глубоко вздохнул, собрался с силами и стал говорить:

— Отец, я взял выращивать волчонка, чтобы в реальной обстановке в степи изучить его характер и поведение, я хочу узнать, почему волки такие сильные, умные, почему степные народы так поклоняются волку. Вы не знаете, что китайцы настолько ненавидят волков, что самых злых и коварных людей называют волками, говорят про них, что у них волчье сердце и собачьи лёгкие, про самых жадных людей говорят, что у них дикое сердце волчонка, американских империалистов называют дикими волками, а взрослые, пугая детей, говорят, что сейчас придёт волк…

Чень Чжэнь, видя, что старик уже спокоен, как будто не кричал только что на него, продолжал:

— В глазах китайцев волк — самое злое и самое жестокое животное, а монголы считают его священным и в жизни учатся у волков, а после смерти кормят собой волков. Вначале я не понимал, почему так происходит. Но за два года жизни в степи, если бы вы часто не просвещали меня, не рассказывали бы часто истории про волков и степь, не брали бы меня на охоту на волков, то я бы так не пристрастился к волкам и не мог бы так понимать логику вещей. Но я приехал издалека, где волков нет, и увидел их, и самый лучший способ проникнуться и понять — это взять и выращивать волка с самого детства, поближе посмотреть на него, каждый день с ним общаться. За тот месяц с небольшим, что он находится у меня, я понял много вещей, которые раньше не понимал. Чем дальше, тем я больше понимаю, что волк — очень необычное животное и действительно стоит того, чтобы его уважать и ему поклоняться. Но до настоящего времени большая половина молодых интеллигентов ещё не изменила свой взгляд на волков, они ещё не понимают их. А тогда те миллионы китайцев, которые не были в степи, как им понять волков? Чем дальше, тем больше китайцев будут прибывать в степь, и если действительно они истребят всех волков, то как будет себя чувствовать степь? Монголы тогда потерпят бедствие. Я сейчас действительно очень волнуюсь, я не могу, чтобы у меня на глазах погибла такая прекрасная степь…

Старик достал кисет с табаком, собрался закурить. Чень Чжэнь быстро принёс спички и дал старику. Тот закурил, сделал несколько затяжек и сказал:

— Эхе-хе… Это отец довёл тебя до этого… ну а сейчас что делать? Эх, сынок, ты взял растить волчонка и сейчас думай не об отце, а подумай об Улицзи и о бригаде подумай. Улицзи понизили в должности, четырём чабанам объявили строгие выговоры, а почему? А потому, что руководители говорят, что Улицзи защищает волков, никогда не организует хорошую охоту на них, а ещё говорят, что твой отец — старый волк, вожак всей бригады, а наша вторая бригада — это волчье логово. Но это ладно, а вот самое главное, что в нашей бригаде молодёжь взаправду вздумала выращивать волчонка. А почему в других трёх бригадах студенты не выращивают? Разве это именно не доказывает то, что ты подвергся плохому влиянию? Кроме того, к волчонку может прибежать его мать, а она приведёт стаю волков. Волчицы в нашей степи оберегают своих детей, а обоняние у них очень острое. Я думаю, что волчица, если увидит своего ребёнка, обязательно придёт в лагерь отомстить тебе. Волки могут совершить что угодно, разве в нашей бригаде ещё мало происшествий? Если ещё что-нибудь произойдёт, то всех руководителей точно сместят. Если волки нападут на твоих овец и истребят полстада и из-за этого будет нанесён ущерб общественному имуществу, тогда тебя точно посадят в тюрьму… а ты ещё держишь волчонка.

Старик грустно, кутаясь в клубах табачного дыма, продолжал:

— Баошуньгуй сейчас наш начальник, он тоже монгол, но давно уже забыл монгольских родоначальников. Он ещё больше ненавидит волков, чем китайцы, если он не будет бить волков, то не удержится на этом посту. Ты подумай, может ли он позволить тебе выращивать волка?

Чень Чжэнь предпринял последнюю попытку и сказал:

— Но вы-то можете ему сказать, что мы выращиваем волка для того, чтобы лучше справляться с волками, что это научный эксперимент.

— Это ты сам иди к нему и говори, сегодня он придёт ко мне, а завтра ты иди к нему. — Он встал, обернулся и усмехнулся: — Ты держишь волчонка, а не боишься, что он, когда вырастет, будет загрызать овец? Загрызёт тебя, а потом загрызёт других? У волков клыки опасные, как щёлкнет зубами, и если ты не готов, то, считай, пропал. Я сегодня не буду смотреть на него, а то взгляну и опять стану переживать. Я пойду, надо чинить телегу, — ответил старик.

Старик, когда чинил телегу, не проронил ни слова. Чень Чжэнь ещё не был готов расстаться с волчонком, но он не мог позволить себе, чтобы из-за него у Билига и Улицзи добавилось проблем…




Когда старик с Чень Чжэнем починили две повозки и собирались чинить третью, все три собаки стали бешено лаять. Прискакали на лошадях Баошуньгуй и Улицзи, и Чень Чжэнь торопливо успокоил собак. Баошуньгуй, как слез с коня, сразу сказал Билигу:

— Мне сказали, что ты здесь, а я как раз собирался посмотреть волчонка, которого держит Чень Чжэнь. Революционный комитет пастбищ уже решил разрешить Улицзи остаться жить у Чень Чжэня в юрте, они отменили решение управления пастбищ отправить его на тяжёлые работы.

У Чень Чжэня сердце заколотилось от волнения, степные новости всё же быстрее лошадиных копыт.

— О, это ты сделал неплохо, — отозвался старик.

— Это дело об открытии новых пастбищ очень всполошило уездное начальство, и они его очень поддерживают и настаивают, чтобы у нас уже в этом году были успехи. Если сможем освоить столь большие новые участки, загруженность пастбищ уменьшится в два раза, это действительно хорошее дело. Этим займётесь вы вдвоём, поэтому Улицзи будет жить у тебя, так вам будет удобнее заниматься исследовательской работой, — сказал Баошуньгуй.

Они ещё поговорили о производственных проблемах, затем Баошуньгуй сказал Чень Чжэню:

— Те две шкуры волков, что ты мне сдал, я ещё обработал и отправил моему старому руководителю. Он очень обрадовался и говорит, что и не думал, что интеллигент из Пекина тоже может завалить таких больших волков, ты действительно молодец, тебе от него большое спасибо.

— Зачем вы говорите, что это я его убил, когда известно, что это сделал мой пёс? Я не могу присваивать себе заслуги моего пса! — воскликнул Чень Чжэнь.

Баошуньгуй похлопал его по плечу:

— Раз твоя собака убила, значит, ты убил. Заслуги нижестоящих всегда записывались в книгу заслуг вышестоящих, это военная традиция. Ладно, позвольте мне познакомиться с волчонком.

Чень Чжэнь посмотрел на старика Билига, но тот по-прежнему молчал. Тогда Чень Чжэнь сказал:

— Я уже не собираюсь его растить, держать дома волка — это нарушение обычаев скотоводов, а также очень опасно, если придут волки, я не вынесу такой большой ответственности.

Говоря это, он отвалил камень и поднял доску.

Волчонок сразу стал вылезать из ямы, но как увидел, что наверху много людей, то сразу забился в угол, оскалил зубы, но шерсть на всём теле мелко задрожала. Баошуньгуй громко воскликнул:

— Ха! Такой огромный волчонок, а всего лишь чуть больше месяца, да его шкура в три раза больше тех шкур волчат, что ты сдал. Если бы я раньше знал, то велел бы тебе их всех вырастить, подождём, когда подрастет побольше, а потом убьём. Из десяти с лишним шкур можно сделать маленький полушубок. Посмотрите, какая красивая шерсть у этого волчонка, по сравнению с теми волчатами намного толще…

Чень Чжэнь горько сказал:

— Ну тогда я не берусь выращивать, волчонок очень ест, в день съедает большую миску каши на мясе, а ещё выпивает пиалу молока.

— А как же ты не подсчитал прибыль, просо в обмен на большую шкурку. А? В будущем году, когда пойдут на добычу волчат, издам приказ, чтобы сразу не убивали их, а сначала вырастили бы в два-три раза больше, а потом сдавали шкуры, — заметил Баошуньгуй.

Старик холодно улыбнулся:

— Какое уж тут экономное дело, перед тем, как кормить кашей, его прежде собака вскармливала молоком. Чтобы выкормить такого большого волчонка, где ты найдёшь столько кормящих собак?

Баошуньгуй подумал и кивнул:

— Пожалуй, так.

Чень Чжэнь протянул руку и погладил волчонка по шее, вытащил его из ямы, волчонок изо всех сил брыкался и дрожал всем телом. Степные волки по своей природе боятся людей и только в крайней необходимости нападают на них.

Он поставил волчонка на землю. Баошуньгуй протянул ладонь, пощупал его и довольно сказал:

— Я в первый раз трогаю живого волка, да-да, какой толстый, интересно, интересно.

— Чень Чжэнь, по-видимому, за этот месяц ты истратил немало сил. В диких условиях волчата никогда не вырастают такими большими, ты это делаешь даже лучше, чем может волчица. Я уже раньше слышал, что ты очень заинтересовался волками, как встретишь кого, так просишь рассказать историю про волков, но даже и не думал, что ты начнёшь растить волчонка. Сейчас я думаю, что, раз этот парень истратил столько сил, он хочет провести научный эксперимент, — сказал Улицзи.

Баошуньгуй как будто почувствовал к волчонку интерес, он подумал и величественно произнёс:

— Этого волчонка сейчас убить будет ошибкой, и из одной шкурки ничего не сделаешь. Чтобы вскормить волчонка таким большим — это нелегко. Я думаю так: раз вырастил, то попробуй продолжать. Выращивать волчонка для проведения научного эксперимента — это тоже неплохо. Председатель Мао сказал, что надо изучать врагов, чтобы потом было легче их уничтожить. Я тоже хочу побольше изучать волков, потом мне действительно надо почаще приходить сюда наблюдать за волчонком. Я слышал, что ты ещё хочешь скрестить волка с собакой?

Чень Чжэнь кивнул:

— Да, хотел, но отец говорит, что это не получится.

Баошуньгуй спросил Улицзи:

— Такое дело кто-нибудь когда-нибудь проводил в степи?

— Степные народы уважают волков и поклоняются им, как можно скрестить волка с собакой? — сказал Улицзи.

Баошуньгуй резюмировал:

— Ну тогда можно попробовать, это будет научный эксперимент. Если нам удастся скрестить степного волка с собакой, то наверняка эта собака будет сильнее и злее, чем выведенная в Советском Союзе. Ведь монгольские волки самые злые, жестокие и лихие во всём мире, и выведенная собака-волк тоже должна быть соответствующей. Руководство сверху наверняка заинтересуется этим делом, и если удастся, то нам не нужно будет тратить деньги, чтобы покупать собак за границей. Если у пастухов такие собаки будут стеречь овец, то волки точно не посмеют к ним соваться. Я думаю так: если потом пастухи будут против, то вы говорите, что проводите научный опыт. Однако, Чень Чжэнь, ты запомни, что надо строго следить за безопасностью.

— Старина Бао говорит, что можно вырастить. Но я тебе сначала скажу, что если что-нибудь случится, то это — под твою ответственность, не надо старине Бао доставлять лишних хлопот. Я думаю, что так держать его очень опасно, обязательно надо сделать железный поводок и цепь, а то волк покусает людей и овец, — сказал Улицзи.

— Это верно, ни в коем случае нельзя позволять волку ранить людей, а если покалечит кого-нибудь, то я сразу же умерщвлю его — поддержал Баошуньгуй.

Чень Чжэнь с бешено бьющимся сердцем воскликнул:

— Конечно! Конечно! Однако у меня есть ещё одна просьба. Я знаю, что пастухи все будут против этого дела, вы не могли бы помочь мне справляться с моей основной работой?

— Пусть твой отец лучше скажет, его слова в сто раз весомее моих, — ответил Улицзи.

Старик покачал головой и сказал:

— Да, я обучил этого ребенка, это моя ошибка, мне и отвечать.

Старик сложил инструмент в мешок и отдал Чень Чжэню, потом взял свою повозку и пошёл домой. Баошуньгуй и Улицзи тоже уехали.

Чень Чжэнь был словно в начале выздоровления после тяжёлой болезни, в приподнятом настроении и, как парализованный, сидел около волчьей ямы. Он обнял волчонка, но тот поднял морду и оскалил зубы. Чень Чжэнь тут же почесал его за ушами, волчонок сразу же расслабился, закрыл глаза и, с приоткрытым ртом, улёгся головой на ладонь Чень Чжэню.




19


Ханьский император У-ди говорил: «…как говорят гунны, Китай очень большой, но не может терпеть голод и жажду, потерял одного волка, убежали тысяча овец. Генерал Эрши потерпел поражение, офицеры и солдаты были убиты, ранены и рассеялись, горе вселилось в моё сердце».

    

Сыма Гуан. «Общая оценка управления и службы»






Баошуньгуй взял с собой Бату, Шацылэна, ещё пятерых охотников и Ян Кэ, кроме того, ещё семь-восемь собак, и они двинулись на новое неосвоенное пастбище. Две повозки, нагруженные палатками, боеприпасами и всевозможной посудой, двигались за ними.

Когда поднялись на новое пастбище с западной стороны горы, Баошуньгуй и остальные охотники достали бинокли, внимательно осмотрели каждый овраг и каждую складку большой горной впадины, все изгибы реки, травяные склоны и луга, а вдруг где-нибудь обнаружится волк или дзерен. Но лишь на озере посреди горной впадины кучковались дикие утки, гуси и несколько больших лебедей.

Когда спускались с горы, запах трав ударил всадникам в нос, воздух был исключительно чистым. Если бы захотели найти здесь пыль, то это было труднее, чем отыскать золотой песок. Ноги лошадей и колёса повозок все окрасились травяной зеленью, даже концы шестов арканов, и те позеленели. Лошади изо всех сил жевали удила, очень им хотелось наклонить головы и поесть свежей травки.

Баошуньгуй, словно почувствовав большой золотой прииск, громко закричал:

— Это действительно ценное место, прямо яшмовый рог изобилия, надо сначала пригласить военное начальство на несколько дней, чтобы отдохнули и понаслаждались, постреляли лебедей с утками, а потом бы развели костерок и поели жареного мяса!

Ян Кэ как услышал, ему вдруг представился балет «Лебединое озеро» и летящая над ним на чёрных крыльях нечистая сила.

Отряд потихоньку спустился с горы, проехал один маленький отлогий склон, и Баошуньгуй, понизив голос, сказал:

— Смотрите налево, в том овраге находятся лебеди, прямо вам готовая еда. Мы быстро рванём туда и подстрелим одного! Договорив, он с двумя охотниками быстро ушёл. Ян Кэ не успел задержать его, и ему осталось только бежать за ними. И действительно, слева в горном овраге было видно большое белое пятно, словно маленькое стадо белоснежных ягнят, это были те самые ослепительно-красивые лебеди. Ян Кэ отдышался, у него не было ружья, а то бы он нарочно выстрелил, чтобы спугнуть лебедей. Лебеди не двигались, и Ян Кэ почти уже хотел громко закричать. Как раз в это время охотники вдруг остановили лошадей, сняли ружья и что-то громко стали говорить друг другу. Баошуньгуй тоже остановил лошадь и вытащил бинокль. Ян Кэ последовал его примеру, и, когда его настроил, он тут же оцепенел. Он не мог поверить своим глазам: это большое белое пятно, похожее на стадо ягнят, вдруг стало зарослями диких белых пионов. В прошлом году в начале лета он один раз видел на старом пастбище дикие белые пионы, но их было поменьше, и росли они пореже. Но такого большого участка пионов он ещё не видел. Предполагаемые лебеди в один миг превратились в пионы.

Баошуньгуй нисколько не потерялся, наоборот, он громко воскликнул:

— О боже мой! Я никогда не видел столь красивых пионов, они намного красивее тех, что выращивают в городских парках. Пойдём побыстрее, посмотрим!

И они все быстро поскакали.

Когда они очутились перед цветами, у Ян Кэ просто закружилась голова. Пионы были высотой в метр, с толстыми стеблями. На них были огромные белые цветы, закрывавшие собой полностью листья, неудивительно, что издалека они были похожи на лебедей.

Баошуньгуй тоже смотрел обалдевшими глазами и удивлённо произнёс:

— Действительно интересно. Если их отвезти в город и там продать, то сколько же денег можно получить! Я думаю, что надо пересадить несколько штук к моему военному начальнику, пусть он тоже порадуется. Старые руководители не любят деньги, но все любят красивые цветы. Послать им цветы, и будут довольны. Ян Кэ, у вас в Пекине около гостиниц для почётных гостей тоже, наверное, нет таких богатых пионов?

Ян Кэ рассмеялся:

— Что там говорить о гостиницах, я думаю, что в императорских дворцах за границей едва ли увидишь такое.

Баошуньгуй был очень рад, он повернулся и сказал охотникам:

— Вы слышали, эти цветы драгоценные, их надо строго охранять, когда мы поедем обратно, нарубим рогатин от дикого абрикоса и огородим цветы.

— Если мы потом сюда переедем, то как быть? Я боюсь, что люди будут их воровать, — заметил Ян Кэ.

Когда они спустились к реке, то охотники быстро нашли несколько мест охоты волков, там были лишь обглоданные кости дзеренов, оставшиеся от них рога и копыта, но даже черепов не осталось.

Бату сказал Баошуньгую:

— Ты сейчас видел пользу от волков. Если бы не волки, то такого хорошего нового пастбища уже давно бы не было, дзерены бы всё поели и загадили. Наши овцы, когда приходят на пастбища, как почуют испражнения дзеренов, то ни одной травинки не хотят жрать. А это пастбище действительно хорошее, я думаю, нам лучше выбрать место и поставить палатки, потом напоить лошадей и собак, а завтра пойдём в горы, посмотрим.

Ян Кэ больше всего беспокоился за лебедей на озере, но ему волей-неволей пришлось идти вместе с Бату, а озеро с лебедями оставить вблизи от палаток. Чтобы пойти посмотреть озеро с лебедями, он два дня приставал к Баошуньгую и Билигу, чтобы взяли его с собой в этот поход, и только после ему разрешили. Сейчас он увидел, что лебединое озеро красивее, чем описывал его Чень Чжэнь.

Чень Чжэнь не бывал к востоку от реки, здесь рельеф высокий, можно видеть далеко вокруг, и лебединое озеро глубоко западает в сердце. Он сел на склоне, достал бинокль и смог рассмотреть всю картину. Вдруг рядом он услышал звуки лошадиных копыт.

Баошуньгуй радостно закричал ему:

— Эй, ты всё рассматриваешь лебединое озеро? Пойдём вдвоём на берег озера и подстрелим одного лебедя, полакомимся. Эти скотоводы не едят дичь, даже курицу не едят. Я позвал их с собой, но никто не пошёл. Они не едят, так мы поедим.

Ян Кэ повернул голову и увидел, что Баошуньгуй держит в руках ружьё.

Ян Кэ немного растерялся, замахал руками и, заикаясь, сказал:

— Лебеди… но ведь это же драгоценные и редкие животные, ни… ни в коем случае нельзя убивать! Я прошу… Я с детства люблю смотреть балет «Лебединое озеро». В трудное время я, чтобы посмотреть приехавший к нам советский балет, пропустил один день занятий, зимой голодный отстоял большую очередь, прежде чем купил билеты. «Лебединое озеро» действительно очень красивое, многие великие и культурные люди мира хотели, но не могли попасть на это представление, и как можно, увидев настоящее лебединое озеро, стрелять лебедей, чтобы их съесть? Я скорее самого себя убью.

Баошуньгуй не думал, что столкнётся с таким неблагодарным человеком, его, находившегося в приподнятом настроении, как будто ледяной водой окатили. Его глаза мгновенно налились кровью, и он стал поучать:

— Какое там к чёрту лебединое озеро или не лебединое озеро, твоя голова полна буржуазных мыслей, разве ты не студент вуза? Мой уровень образования не ниже твоего. «Лебединое озеро» не выгнали со сцены, а «Красных женщин-бойцов» можно поставить?

Шацылэн увидел, что Баошуньгуй собирается идти с ружьём к озеру, быстро преградил ему дорогу и сказал:

— Лебеди у нас, монголов, — священные птицы, их нельзя убивать, нельзя. Кстати, командир Бао, а разве ты не хотел бить волков? Ты как выстрелишь, все волки в окружающих горах разбегутся, и тогда мы, можно сказать, зря проехали сюда.

Баошуньгуй обомлел, остановил лошадь, повернулся к Шацылэну:

— Спасибо за напоминание, если бы не ты, большое дело бы пошло насмарку. — Он передал ружьё Шацылэну, потом сказал Ян Кэ: — Тогда пойдём со мной сначала на берег озера, разведаем.

Ян Кэ поправил седло, сел на лошадь и поехал с Баошуньгуем к озеру. Когда они приехали на берег, с озера поднялось много диких уток, гусей и прочих водоплавающих птиц, пролетев у них перед носом, обрызгав их водой. Баошуньгуй вскочил в седло и проводил их взглядом. Как раз в этот момент два лебедя раздвинули тростник и просунули свои длинные шеи, раскрыли большие крылья и пролетели метрах в трёх над головой Баошуньгуя. От удивления Баошуньгуй снова сел в седло. Его лошадь от испуга рванула вперёд, так что он чуть не слетел с неё. Лебедь как будто не боялся людей, он спокойно летал над озером, сначала взмывая в небо, а затем опускаясь к воде, потом скрылся далеко в густых зарослях камыша.

— Я родился в деревне, в крестьянской семье, больше всего уважаю практическую сторону жизни. Сокровище — это тогда, когда человек может его получить, а если получить не может, то это не сокровище. У пионов нет ног, они не убегут. А у лебедя есть крылья, человек только подошёл, он раскрыл крылья — и улетел, вот уж действительно сокровище из котла советского и монгольского ревизионизма… — сказал Баошуньгуй.

— Раз люди считают лебедя сокровищем, значит, недопустимо убивать его для еды, — заметил Ян Кэ.

Баошуньгуй ожесточенно возразил:

— Если бы я раньше знал, что ты не понимаешь логику вещей, я не взял бы тебя с собой! Да, вот посмотри, я быстро превращу это самое лебединое озеро в речку для водопоя лошадей, в озеро для купания коров…

Ян Кэ оставалось только вздохнуть, ему очень хотелось достать ружьё, выстрелить в воздух над озером, чтобы распугать всех лебедей, чтобы они улетели далеко отсюда…

Шацылэн знаками призывал, чтобы они быстрее возвращались, и они поспешили к лагерю. Сан Цзе вернулся с юго-восточного склона, он рассказал, что Бату с товарищами поймали там в овраге нескольких диких свиней, он попросил, чтобы пригнали телегу погрузить их и привезти сюда, ещё просил командира Бао пойти посмотреть. Баошуньгуй весело похлопал его по спине:

— В степи ещё есть дикие свиньи? Вот уж действительно не думал. Наверное, они вкуснее домашних. Ян Кэ, пойдём быстрей.

Ян Кэ раньше слышал, что охотники убивали диких свиней, но в степи их ни разу не видел, и он быстро поскакал вслед за Баошуньгуем.

Ещё не доехав до Бату, они увидели поле, перекопанное дикими свиньями. На берегу реки, внизу горного склона, в горном овраге примерно несколько десятков му земли было изрыто, сверху виднелся сплошной чернозём, как будто прошлось стадо буйволов. Травы как не бывало, как будто вся была съедена, а некоторые участки были похожи на перекопанные картофельные грядки. Баошуньгуй, как увидел, крепко выругался:

— Эти чудовища, свиньи! А если потом посадить зерновые, и они опять всё уничтожат!

Они теперь не могли быстро ехать, им пришлось тихонько двигаться к Бату. Бату сидел у подножия горы и курил, собаки лежали у убитых свиней и ели, Эрлань и Балэ выбрали себе две больших свиных ног. Эти дикие свиньи были намного меньше домашних, в длину всего метр с небольшим, тело их поросло редкой серо-жёлтой толстой щетиной, а пятачки длиннее, чем у домашних свиней, более чем в два раза. Клыки, торчащие изо рта, были не слишком длинными и не очень страшными. У обеих свиней на шее были дырки от собачьих зубов.

Бату, указывая на дальний горный овраг, сказал:

— Эти две собаки учуяли волков и пошли по следу, набрели на тот горный овраг, там мы увидели остатки костей трёх-четырёх свиней, съеденных волками. Собаки побежали не за волками, а за свиньями, привели нас в этот овраг, здесь оказались свиньи. Собаки не могли догнать больших свиней. Я тоже не решился стрелять, боясь спугнуть волков. А свиней, которые не успели убежать псы загрызли, и вот я ими покормил собак.

Баошуньгуй наступил ногой на жирную тушу поросёнка и произнёс:

— Вы сработали неплохо, сегодня вечером разожжём костёр, поедим и попьём. Видимо, здесь волков действительно немало, завтра, если вы ещё поймаете нескольких, будет совсем хорошо.

— Эти свиньи прибыли из леса, что за несколько сотен ли, там диких свиней полно, они по реке пришли. Если бы здесь не было столько волков, свиньи давно бы здесь все перекопали, — заметил Бату.

— Свинина — это хорошая штука, потом соберём побольше народу, поохотимся на свиней, ведь не только говядиной и бараниной нам питаться. Мы, те, кто пришли из крестьянских районов, очень любим свинину, а вот говядину и баранину меньше, — сказал Баошуньгуй.

Сан Цзе пригнал повозку, они погрузили свиней и поехали обратно к палаткам. Бату с собаками остался на прежнем месте, ждал, когда они догрызут свиные ноги. Разделали свиней, развели костёр и стали жарить свинину. Скоро запах от жареной свинины распространился вокруг. У костра Баошуньгуй предлагал всем вина и говорил о том, какое вкусное может быть лебединое мясо, но охотники только качали головами, и ему стало неприятно. Скотоводы степи Элунь охотятся только на зверей и не трогают птиц, они уважают тех, кто летает, кто может возвыситься к Тэнгри.

Собаки доели свою добычу и вернулись в лагерь, стали бдительно охранять палатки. Люди, наевшись и напившись, встали от костра, собрали хорошие остатки свинины и положили их в железную миску, а внутренности, кроме печени, оставили на земле собакам.

На следующий день охотники овраг за оврагом стали исследовать восточную гору, искали целый день, но ничего не нашли. На третий день они зашли в глубокие горы, к полудню люди и кони переутомились, вдруг Бату, Баошуньгуй и Ян Кэ услышали, как недалеко раздался выстрел. Они пошли на звук и увидели на восточном горном перевале двух волков. Эти два волка только-только забрались туда. Потом увидели людей на лошадях с собаками, которые тоже со всех сил забирались на гору. Бату посмотрел в бинокль и сказал:

— Волчья стая уже давно убежала, а это два старых волка, которые отстали от стаи.

Баошуньгуй возбуждённо воскликнул:

— Неважно, старые волки или не старые, снять с них шкуры — это уже будет удача!

Собаки и охотники с двух сторон быстро поднимались на гору. Волки были большой и поменьше. Тот, который крупнее, не мог распрямить левую переднюю лапу, как будто она у него была покалечена в бою. Та, что поменьше, похоже, была старая волчица, крайне худая, шерсть от старости наполовину седая. Балэ, Эрлань и другие собаки, увидев, что волки старые и хромые, не только не прибавили в скорости, а, наоборот, стали колебаться. Лишь одна молодая, недавно подросшая собака, считая, что предстоит лёгкая добыча, резко рванула вперёд.

Волки вступили на открытый каменистый участок, рельеф там был сложный, возвышались огромные камни, щебень наслаивался друг на друга. С каждым шагом из-под лап волков вырывались камни и с шумом катились вниз. Лошадям уже было трудно идти, охотники постепенно стали слезать с лошадей, взяли ружья и дубинки. Закалённые в боях Балэ и Эрлань двигались медленно, а лаяли громко. Только та молодая и неопытная собака догоняла со всех сил, её звали, но она не откликалась. Большой волк, запрыгнув на огромный квадратный камень, неожиданно развернулся на 180 градусов, напугал собаку, и она сорвалась вниз, но застряла между двумя камнями, и, хотя рана была небольшой, люди с трудом достали её оттуда и оставили там сидеть и скулить. Другие собаки напряглись и ощетинились, а волчица, воспользовавшись удобным моментом, юркнула в какую-то нору между камнями.

Старый волк забрался на скалу, на площадку размером с два обеденных стола, на ней с трёх сторон были скалы, а с четвёртой стороны — крутой склон. Волк спиной упёрся в скалу, свирепый взгляд его помутневших старых глаз был направлен на людей, он вздохнул, готовясь к последней битве. Собаки окружили это место полукольцом, яростно лая и рыча, но никто из них не осмеливался сближаться с волком. Люди тоже подошли и окружили волка. Баошуньгуй увидев эту картину, радостно закричал:

— Никому не двигаться, смотрите на меня!

Он разомкнул штык-нож, зарядил ружьё и приготовился сближаться.

Баошуньгуй вышел за собачью цепь, волк вдруг наклонился телом и прыгнул со скалы вниз, на склон, сильно ударился о камень и остался там лежать, в положении, как будто полз вверх по склону; большие и маленькие осколки камней скатились на его тело и частью покрыли его.

Люди осторожно подошли к краю скалы, посмотрели вниз, только пыль поднималась над ним. Баошуньгуй спросил:

— В чём дело? Волк упал и разбился или убежал?

Бату с грустью ответил:

— Неважно, живой он или мёртвый, всё равно ты не достанешь его шкуру.

Баошуньгуй долго стоял в оцепенении, не говоря ни слова.

Шацылэн и Сан Цзе быстро пошли к камням, у которых стояли собаки, они взяли собак за задние лапы и оттащили их от камней. Шерсть у собак стояла дыбом, так что видно было кожу.

Охотники подошли к каменной норе, эта нора была естественно образована горной породой, обработанной и разрушенной ветром, и стала временным прибежищем для зверей. Камни были нагромождены в большом беспорядке, Баошуньгуй внимательно осмотрел место и в раздумье почесал затылок:

— Ах, её мать, и раскопать-то нельзя, как начнёшь копать, так всё осыплется; выкуривать — тоже не выкуришь, весь дым рассеется через щели. Бату, как думаешь, что делать?

Бату потыкал шестом от аркана внутри норы, посыпались камни. Он покачал головой и сказал:

— Не стоит этим заниматься, чуть не так стронешь камни, они могут осыпаться и поранить людей и собак, а всё равно не достанем.

— Эта нора глубокая? — спросил Баошуньгуй.

— Глубина-то небольшая, — ответил Бату.

— Я думаю, лучше выкуривать дымом, идите все копать дёрн, разожжём огонь, а где будет выходить дым, там станем затыкать. Я взял перец, я не верю, чтобы волки не боялись дыма с перцем. Быстро! Быстро! Всем работать! Мы с Ян Кэ остаёмся сторожить выход. Вот взял вас, нескольких мастеров-охотников, поохотились три дня, даже одного волка — и того не можем достать, вернёмся — все будут смеяться, — сказал Баошуньгуй.

Охотники разошлись собирать дрова и дёрн, а Баошуньгуй с Ян Кэ сели у входа в нору сторожить.

Баошуньгуй положил в огонь перец, дым, приправленный перцем, вскоре заполнил нору. Охотники при этом нарочно оставили две маленькие щелочки, чтобы дым выходил. Вдруг в норе послышался резкий кашель волчицы, все охотники сразу приготовили дубинки, а собаки встали в боевую стойку. Кашель становился всё громче, как будто кашлял старый человек, болеющий бронхитом, кашлял так, словно выворачивало лёгкие. Но всё же волчица не высовывала головы. У Ян Кэ от этого страшного дыма потекли слёзы, он просто не мог поверить, что волчица настолько боится людей.

Вдруг камни в одном месте заскрипели и сразу осели на полметра, из образовавшихся щелей пошёл густой дым. Потом вылезли несколько камней и покатились вниз с горы, чуть не задев одного охотника. У людей от испуга выступил холодный пот. Баошуньгуй закричал:

— Нора осыпается, осторожно, посторонитесь!

Кашель внутри норы затих, и больше не было никаких звуков. Дым поднимался к небу, каменная нора больше не вмещала в себя дым. Бату сказал Баошуньгую:

— Считай, что мы её удушили, ещё один волк-самоубийца. Она сама осыпала нору, сама себя похоронила, даже шкуры тебе не дала.

Баошуньгуй озлобленно закричал:

— Сдвигайте камни! Я обязательно должен откопать волка.

Усталые за несколько дней похода охотники сели на камни, никто не двигался. Бату достал пачку хороших сигарет и угостил охотников, предложил Баошуньгую и сказал:

— Все знают, что ты бьёшь волков не ради шкур, а для того, чтобы их истребить. Сейчас волки уже мертвы, разве этого не достаточно? Мы боимся, что будем копать до завтрашнего утра и не раскопаем. Все могут засвидетельствовать, что ты в этот раз на охоте прогнал стаю, а также убил двух больших волков, один из которых спрыгнул со скалы, а другой завален в каменной норе. К тому же летом волчьи шкуры плохие, их не продашь. Вы все можете засвидетельствовать?

Все хором сказали:

— Можем!

Баошуньгуй тоже смертельно устал, он глубоко вздохнул и ответил:

— Хорошо, отдыхайте!

Ян Кэ остолбенело стоял перед грудой камней, его душа словно была придавлена огромным камнем. Потом он подошёл к Бату и попросил сигарету, сделал несколько затяжек, потом обеими руками поднял горящую сигарету, три раза поклонился куче камней, затем почтительно вставил сигарету в щель между камнями. Груда камней стала похожа на каменную могилу, вся в дыму, тихонько поднимающемся вверх, уносившем непокорный дух старой волчицы к голубому небу, к Тэнгри.

Охотники все встали, но не последовали примеру Ян Кэ. Сигареты, которые курили люди, считаются у монголов нечистыми, и их нельзя использовать для поклонения, но они не осуждали поступок Ян Кэ. Они затушили сигареты, встали ровно, лицом к Тэнгри и помолчали, проводив дух волчицы на Небо. Даже Баошуньгуй не посмел больше сделать ни одной затяжки.

Бату сказал Баошуньгую:

— Ты сегодня видел, вот так же раньше воины Чингисхана, как и эти два волка, даже своей смертью наводили на врага ужас. Ты тоже потомок монголов, и твои корни ещё в степи, ты тоже должен уважать дух монголов…

Ян Кэ вздохнул:

— Смерть тоже имеет огромную силу в сражении, волчий тотем вырастил много не боящихся смерти монгольских воинов. Древние китайцы хотя числом и превосходили монголов в сотни раз, но в душе считали, что лучше плохо жить, чем хорошо умереть, и этот практический опыт и жизненную философию потомки китайской крестьянской нации смогли донести до сегодняшнего дня. Эта формулировка выражает дух нации, и этот дух породил столько предателей и марионеток, что заставил кочевников бояться. Во времена средней и поздней Тан китайцы потерпели окончательный крах, часто превращались в рабов погибшей страны, и куда же делись прежние герои империй Цинь и Хань? Неужели это всё оттого, что во времена средней и поздней Тан китайцы истребили волков на центральной части Северо-Китайской равнины?

У Ян Кэ возник новый вопрос, который можно было обсудить с Чень Чжэнем.

Когда вернулись к палаткам, Баошуньгуй сказал Бату:

— Вы поставьте кипятить воду, а я пойду на озеро подстрелю лебедя, вечером поедим и попьём.

Ян Кэ сразу закричал:

— Командир Бао, я прошу вас, лебедя нельзя убивать.

Баошуньгуй, даже не повернув головы, ответил:

— Мне обязательно надо убить лебедя, чтобы немного развеяться!

Ян Кэ бросился к нему, хотел преградить путь, но Баошуньгуй быстро ускакал на озеро. На озере было много диких уток, а из камышей взлетели семь-восемь лебедей, они парили в воздухе, размахивая большими крыльями, над головой Баошуньгуя проносились огромные тени. Не дожидаясь, пока Ян Кэ догонит его, Баошуньгуй выстрелил подряд три раза, огромная белая птица упала перед лошадью Ян Кэ. Лошадь от испуга шарахнулась и сбросила Ян Кэ в траву на берегу озера.

Белый лебедь лежал на земле в крови и бился в агонии. Ян Кэ много раз видел сцену балета о смерти лебедя, но тут перед его глазами всё случилось по-настоящему, лебедь лежал, совершая последние движения в своей жизни. Из груди у него сочилась кровь, Ян Кэ пытался её остановить, но не смог, кровь текла и уходила в землю…

Вечером у костра за ужином никто из охотников не разговаривал с Баошуньгуем. В воздухе над озером летали лебеди, и всю ночь, не прекращаясь, были слышны их скорбные крики.

Посреди ночи Ян Кэ был разбужен лаем собак, которые услышали вдали волчий вой. Когда собаки, полаяв, замолчали, Ян Кэ смутно услышал, как с восточной дальней горы доносится унылый и печальный волчий вой. Ян Кэ про себя подумал: «А вдруг это тот волк, который спрыгнул со скалы, не умер, а собрал остатки сил и забрался на гору, но тут увидел могилу своей жены-волчицы и сейчас скорбит по ней, говорит ей последнее «прости».

У Ян Кэ из глаз, не прекращаясь, текли слёзы, до самого рассвета.

Через несколько дней, когда Шацылэн вернулся из управления пастбищ, Баошуньгуй нагрузил полтелеги диких пионов и повёз их в город.




20


Рыцари моего отца, великого хана, были доблестные, как волки, а вот противники были трусливые, как овцы.

    

«Надпись на памятнике Цюэ тэ цинь». Цит. по: Лэни Гэлусай. «Степная империя»






Солнечные лучи начала лета осветили плывущие в воздухе острова облаков и сделали их ярко-белыми, так что нельзя было на них смотреть широко открытыми глазами. В воздухе висел запах дикого лука-порея, который принесли с собой овцы и ягнята. Людям время от времени приходилось моргать, увлажнять слегка свои зрачки. Чень Чжэнь обозревал новое пастбище и новый лагерь, он очень боялся, что волчица придёт за своим волчонком и будет мстить за него.

Больше тридцати монгольских юрт второй производственной бригады расположились в северо-западной части горной впадины, на отлогом склоне. Здесь монгольские юрты стояли намного ближе друг от друга, чем раньше, так распорядились Билиг и Улицзи. Так было удобнее охранять пастбища от волков.

Несколько десятков коров, овец и лошадей уже перешли на новые пастбища, девственная степь в один день превратилась в большое природное пастбище. Кругом раздавались песни, лошадиное ржание, овечье блеяние и коровье мычание, обширная впадина наполнилась голосами людей и скота.

Овцы, которых пасли Чень Чжэнь и Ян Кэ, устали после долгого перехода, они рассеялись по полю горного склона позади юрты и ели траву. Чень Чжэнь горестно сказал:

— Это летнее пастбище очень сильно отличается от прошлогоднего, я горжусь тем, что мы являемся открывателями новых земель, так приятно и легко на душе. Иногда кажется, что мы как будто путешествуем во сне, пришли пасти овец в сады Эдема.

— Я чувствую то же самое. Это действительно какая-то неземная степь, лебединая степь. Если бы не было Баошуньгуя, молодых интеллигентов и пришлых крестьян, то было бы совсем хорошо. Пастухи степи Элунь наверняка могли бы тех белых лебедей оберегать, чтобы те остались здесь. А как романтично пасти овец, когда над тобой в небе летают белые лебеди. Даже в садах Эдема, наверное, не было белых лебедей, — ответил Ян Кэ.

— Если бы не было интеллигентов… А ты разве не молодой интеллигент? — спросил Чень Чжэнь.

— После того как я стал искренне поклоняться волчьему тотему, я, считай, стал монголом. Для степных монголов действительно большая, общая жизнь важнее их собственной, маленькой жизни. Когда я прибыл в скотоводческий район, я почувствовал, что люди, пришедшие из крестьянских районов, какие-то очень злые, недаром, видимо, скотоводы на протяжении нескольких тысяч лет вели с ними войны. И если бы я родился в древнюю эпоху, я бы обязательно принял участие в этой войне, за степь, за Тэнгри, за Небо, — сказал Ян Кэ.

Чень Чжэнь засмеялся:

— Зачем сражаться? Ведь за всё время войн эти народы то сражаются, то дружат. Таким образом мы, возможно, являемся более поздними потомками от смеси народа Срединной равнины и степного народа. Меня вот что волнует: хватит ли сил у Улицзи и Билига, чтобы противостоять грабительскому отношению к степи.

Ян Кэ задумчиво проговорил:

— Однажды я слышал, как мой отец говорил, что будущее Китая в том, чтобы сократить это сельское население до пятисот миллионов человек и меньше. Но кто может остановить этих злых и многочисленных китайских крестьян? Даже монгольский Тэнгри и китайский царь небесный не имеют никаких соображений на этот счёт. За эти двадцать лет крестьянство постепенно превратилось в рабочих, городских жителей и городскую интеллигенцию, а так и хотелось бы взять и погнать всех горожан в деревню, чтобы стали там вторым сортом крестьян. Разве мы, несколько миллионов молодых интеллигентов, не были выгнаны в один момент из городов? И вот Улицзи и Билиг с такими малыми силами… даже хуже, чем богомол, который решил колесницу остановить.

— Видимо, волчий тотем ещё не стал твоим действительным тотемом, не проник в сердце! Что такое волчий тотем? Это огромные, мощные духовные силы, когда один стоит десяти, сотен, тысяч человек. Тотем волка стоит на страже степи, этой большой жизни, в Поднебесной всегда было так, что большая жизнь управляет маленькими жизнями, Небо управляет человеком, а человеческая маленькая жизнь — это что по сравнению с этим! Если действительно поклоняешься волчьему тотему, то надо стоять на стороне Неба, природы, степи — этих больших жизней, и даже если ты остался один, всё равно надо продолжать бороться. Надо верить в естественный закон, что любая вещь запросто может превратиться в свою противоположность, Тэнгри обязательно отомстит за степь. Если ты защищаешь большую жизнь, то самый плохой результат — это когда погибнет большая жизнь и ты вместе с ней, но потом души всё равно вознесутся к Тэнгри. Человеческая жизнь может иметь такой финал, и тогда погибнут все, — сказал Чень Чжэнь.

Ян Кэ не сказал ни слова.

Волчонок был очень возбуждён и удивлён сменой обстановки. Он то наблюдал за идущими на водопой к речке коровами, то за пасущимися овцами, то смотрел вдаль на озеро, на больших и малых птиц. Он смотрел во все глаза, так как до этого никогда не видел столько разных предметов. Во время переезда по дороге его посадили в ящик с коровьим навозом, и он два дня ничего не видел. А когда его снова вытащили на солнечный свет, мир предстал ему в таком виде. Волчонок прыгал в разные стороны, и если бы не цепь, он мог бы резвиться с собаками на траве.

Чень Чжэню пришлось послушаться совета Улицзи и посадить волчонка на железную цепь. Он надел зверьку ошейник из коровьей кожи, к нему пристегнул железную цепь и прикрепил её к деревянному столбу. Эта конструкция была такая же крепкая, как и та, которой привязывали коров или телят. Чень Чжэнь посадил его на цепь ещё до переезда, но тогда цепь была короче, всего полтора метра, и волчонок мотался на ней, как маленький преступник. Чень Чжэнь с болью в сердце смотрел, как тот рвался и боролся с цепью целую неделю, грыз её зубами. Но перегрызть её он не мог и потихоньку смирился. На новом месте Чень Чжэнь удлинил цепь до трёх метров, и волчонку оставалось так и проводить свои дни в этой трехметровой в диаметре тюрьме. Когда Чень Чжэнь подходил к нему, он с радостью, словно собака, встречал его, но чем дальше, тем больше терпеть не мог щенков, и если они подбегали, то волчонок всегда их кусал, и они со скулёжем убегали. Только Эрлань мог в любое время спокойно подходить к волчонку, а иногда просто специально ложился рядом отдыхать, позволял тому лазить по нему и играть, кусать его за уши, лап и хвост.

Самое важное днём для волчонка было — это следит за тем, когда наполнят едой его миску. Чень Чжэнь не знал, мог или нет осознавать волчонок действительную причину того, отчего он оказался в заключении на цепь он часто видел в глазах волчонка негодование: почему собаки могут гулять как хотят, а он нет? Поэтому он часто вымещал на щенках свой гнев, кусая до крови. Чень Чжэнь и Ян Кэ начали беспокоиться этим крайне неравноправным положением, и что это может оказать плохое влияние на волчонка.

В степи наступил сезон осеменения коров, несколько мощных и крепких, свободно гуляющих по степи быков вдруг в одну ночь почувствовали коровий запах и быстро прибежали на новые пастбища, нашли себе пару. Волчонок, когда близко увидел огромного быка, очень испугался, задрожал и спрятался в траву. А когда бык яростно оседлал сзади корову, то волчонок от испуга подпрыгнул и затянул свою цепь так, что чуть не удушил себя. Он часто забывал, что привязан.

Вообще, он уже привык к своему новому месту, даже начал иногда кататься и валяться в траве, которая здесь была высокая и хорошая. По сравнению с прежним местом, где присутствовала только песчаная сухая почва, здесь было намного приятнее. Он валялся на траве мордой вверх, перекатывался на бока, кусал и грыз траву. Подрастающий и полный сил волчонок в этом своём маленьком мире находил себе те движения, которые были возможны в неволе. Также он начал многократно бегать по кругу, насколько позволяла цепь, причём с максимальной скоростью, на какую способен.

После бешеного бега он вдруг резко тормозил и, развернувшись, мчался в другую сторону. Устав, он ложился на траву, как собака, раскрыв рот и высунув язык, распустив слюни и тяжело дыша. У него вдруг начала облезать шерсть. Билиг заметил, что волчонок первый раз меняет шерсть намного позже, чем взрослые волки.




Вдруг с востока донёсся звук лошадиных копыт, это прискакал Чжан Цзиюань, бросалась в глаза у него на лбу белая повязка. Все удивились и пошли его встречать. Чжан Цзиюань закричал:

— Нет! Нет! Не подходите. — Его маленькая лошадь была очень возбуждена, и близко к ней было подойти нелегко. Тут только они заметили, что он приехал на только что прирученном диком жеребёнке. Они быстро посторонились, чтобы он улучил момент и слез с лошади.

В монгольской степи характер у лошадей своенравный и дикий. Укротить дикую лошадь можно только, когда она ещё не достигла трёх лет, ранней весной. Если прозевали этот временной отрезок и лошадь достигнет четырёх лет, то на неё уже не надеть седло и узду. И если даже всё же это удастся, она всё равно не покорится человеку, и такая лошадь так и останется среди своих диких собратьев.

Каждый год весной пастухи пригоняют диких, но не с очень крутым нравом трёхлетних жеребцов и распределяют их между теми, кто пасет коров и овец, чтобы те их объезжали, кто объездит лошадь, тому её отдают в бесплатное пользование на год. Если через год человек чувствует, что эта лошадь хуже, чем его, он возвращает её в табун. Потом этой новой объезженной лошади дают имя. В степи Элунь лошадям дают имена традиционным способом: к имени объезжавшего её человека прибавляется цвет. Например: Билиг-красный, Бату-белый, Ланьмучжабу-чёрный, Шацылэн-серый, Ян Кэ-жёлтый цветок, Чень Чжэнь-синий цветок и так далее. В степи Элунь среди кличек лошадей очень мало повторяющихся. Если лошади даётся имя объездившего её человека, то это является наградой для него. Те наездники, именами кого названо большое количество объезженных лошадей, пользуются повсеместным почётом и уважением.

В степи лошади — это жизнь людей. Если недостаточно хороших лошадей, то невозможно будет убежать от разных стихий или догнать врагов, доставить врача или лекарства, тогда не успеть на помощь к войскам или к терпящим бедствие; не догнать волков, не догнать сбежавший скот.

Если чабан хочет иметь хорошую лошадь, то он сам должен её объездить. Степному человеку стыдно брать себе коня, объезженного другим. Лучшие чабаны всё делают это сами, лошади у них всегда хорошие. Это вызывает зависть и восхищение молодых чабанов.

Самые сильные и норовистые из диких необъезженных трёхлетних жеребцов в большинстве своём приручаются табунщиками. Самые искусные наездники из них объездили очень много лошадей, они могут даже ездить на полудиких лошадях. Однако встречаются такие удивительно сильные дикие лошади, которые сбрасывают с себя наездников, так что те разбивают лицо и ломают кости. Но в степи чем более силён и велик дикий нрав лошади, тем она более быстрая и выносливая. Это лошадь высшего сорта, и если её оседлают, то она становится неизменным спутником человека в сражениях и победах. В степи у кого больше хороших лошадей, тем выше его положение в обществе, тем больше у него славы и любовниц.

Чжан Цзиюань одновременно чесал шею лошади и потихоньку вынимал ногу из стремени. Вытащив ногу, он ловко спрыгнул на землю. Лошадь стала лягаться, чуть не скинув со спины седло. Чжан Цзиюань быстро за повод притянул лошадь к себе, чтобы избежать ударов копытами, истратил много сил, прежде чем подвёл лошадь к телеге и привязал к колесу. Горячая лошадь яростно стала грызть вожжи так, что телега поскрипывала.

Чень Чжэнь и Ян Кэ глубоко вздохнули. Ян Кэ сказал:

— Ты, парень, действительно молодец, смеешь удерживать такую дикую лошадь!

Чжан потёр лоб и ответил:

— Сегодня утром она меня лягнула, копытом попала по голове, прямо в лоб, у меня в глазах потемнело, спасибо Бату, он в это время был рядом. Когда ещё не выросла молодая трава, я уже обуздывал её два раза, потом ещё пытался раза два и вроде немного усмирил. Откуда я мог знать, что, поев свежей весенней травы, нагуляв немного жира, она снова начнёт беситься. Хорошо ещё, что маленькая лошадь и копыта не такие тяжёлые, не сломала мне переносицу, а были бы потяжелей, я бы и не выжил.

Лошади после водопоя потихоньку подошли на луг, что на склоне, недалеко от юрты Чень Чжэня. Высокие красивые жеребцы сразу привлекли внимание Чень Чжэня и Ян Кэ. Они уже полностью поменяли шерсть, теперь она лоснилась и сверкала. Когда жеребцы начинали двигаться, мышцы под кожей плавно перекатывались. Жеребцы выделялись из табуна своей длинной гривой, как львы отличаются от львиц, грива им закрывала глаза и часть шеи. Когда они наклонялись и щипали траву, грива закрывала половину тела, получалось чудовище без головы и морды. Когда они мчались с поднятой головой, грива развевалась на ветру, словно знамёна степных кочевников, устрашающие своих врагов. Характер у жеребцов был лютый, не было в степи человека, который мог бы их объездить, никто не мог их заарканить, никто не мог оседлать этих дикарей. Жеребцы в степи выполняли две основные функции: занимались воспроизводством и охраняли свой табун. Если, к примеру, бык после случки с коровами уходил снова гулять на все четыре стороны, то жеребец — нет, он в степи был самым добросовестным и доблестным кавалером для своих кобылиц.

Прошло не так много времени, и начались беспощадные бои между лошадьми. Все жеребцы в табунах вступили в ожесточённую битву между собой, не на жизнь, а на смерть. Люди наблюдали за ними, волчонок тоже сидел на краю своей территории, не двигаясь, следил за битвой, шерсть у него дрожала, как у голодного волка зимой. Волчонок боялся лютых жеребцов, но всё же внимательно смотрел.

Среди пятисот с лишним лошадей в табуне было более десяти семей, и каждый жеребец возглавлял какую-то одну. Каждая семья состояла из кобыл. В жестоких условиях степи, чтобы сопротивляться волкам и продолжать своё существование, чтобы повысить качество рода, лошадям приходилось исключать случку между единоутробными особями. Поэтому в каждый летний сезон маленькие трёхлетние кобылицы, которые уже достигли половой зрелости, выгонялись жеребцами из собственной семьи. Этот источающий ярость и бешенство жеребец, словно волк, кусал рождённых от него кобыл, выгоняя, их из своего табуна. Маленькие лошади при этом жалобно ржали, и в табуне царил в это время беспорядок. Как только молодые лошади пытались возвратиться к своим, злобный жеребец тут же снова налетал и снова их прогонял. Маленькие лошади, пошатываясь, убегали за пределы семьи, жалобно ржали, прося его проявить милосердие. Но жеребец яростно раздувал ноздри и ожесточённо рыл копытом землю, не позволяя им вернуться. А если кто из лошадей пытался заступиться за них, то тут же получал удары копытами от жеребца. В конце концов им оставалось только смириться.

Во время битвы жеребцов изгнанные из семей лошади возвращались к своим и тоже становились наблюдателями противостояния. Те во время битвы поднимались на задние ноги во весь свой рост, так что становились выше в два раза. Их большие и тяжёлые передние копыта становились в это время боевым оружием, превращались в огромные молоты. Копыта звучно сталкивались, зубы скрежетали, слабые лошади пускались наутёк, сильные бились так, что не разнимешь. Если передние копыта не действовали, в ход шли зубы, если зубами не помогало, то жеребец разворачивался и лягался задними ногами. у некоторых лошадей от этого были разбиты головы, грудь, некоторые уже хромали, но у жеребцов и мысли не было об окончании схватки…

— Жеребцы в степи — первые предводители, кроме того, что волки нападут на кобылиц, они больше ничего и никого не боятся. Я часто думал, как древние люди приручали лошадей. И вот моя версия: возможно, древние степные народы сначала нашли способ поймать раненных волками маленьких жеребят, потом вылечили им раны и потихоньку стали приручать. Но когда те вырастали, то на них не могли ещё ездить верхом… Потом ещё ловили раненных волком жеребят и снова приручали. Неизвестно, сколько поколений делали таким образом, пока наконец начали их объезжать. В общем, этот процесс усмирения и приручения лошадей был долгим и сложным. Кто знает, сколько людей поломало кости, а то и погибло, прежде чем наконец удалось объездить дикую лошадь. Это — величайший шаг вперёд в истории развития человечества, и произошло это намного раньше, чем четыре великих китайских изобретения, и оно намного важнее их. Если бы не было лошадей, то жизнь человечества в древние эпохи невозможно было бы себе представить, так же как современность без автомобилей, поездов, танков, — сказал Чжан Цзиюань.

Чень Чжэнь возбуждённо перебил его:

— Я согласен с тобой! Приручение лошадей степными народами всё же намного труднее, чем окультуривание дикого риса древними земледельцами. Ведь дикий рис, как минимум, не умеет бегать, лягаться, не может людям разбить голову, ударить и убить. Окультуривание диких растений по сути своей — мирный труд, но приручение диких лошадей или быков — это битвы, во время которых льётся пот и течёт кровь. Земледельческие народы до сегодняшних дней пользуются великим результатом труда кочевых народов.

— Кочевники действительно молодцы, они умели и сражаться, но ещё и трудиться, и учиться. Хотя уровень цивилизации кочевых народов был ниже, чем у крестьянско-земледельческих народов, они очень скоро догнали их в развитии. Хубилай, Канси, Цяньлун — эти императоры очень быстро переняли китайскую культуру, причём намного быстрее, чем большинство китайских императоров, и их успехи и достижения были тоже намного выше. К сожалению, они изучали и перенимали только древнюю китайскую культуру, а вот если бы они изучили и переняли культуру Древней Греции или Древнего Рима, то было бы намного больше достижений, — заметил Ян Кэ.

— По сути дела, в современном мире самые прогрессивные народы в большинстве своём являются потомками кочевников. Они все до настоящего времени сохранили привычку пить молоко, есть сыр, говяжьи котлеты, прясть шерсть, обкладывать землю травяным дерном, держать собак, устраивать бои быков и лошадиные скачки, спортивные гонки, а ещё они горячо любят свободу, демократические выборы, уважают женщин и так далее, то есть перенесли и сохранили привычки и обычаи кочевников с древнейших времён… — вздохнул Чень Чжэнь.

— После того как я стал чабаном, я осознал глубокую разницу между монголами и китайцами. Раньше, когда я учился в школе, я всегда считал себя самым выдающимся и замечательным, но, как прибыл в степь, понял, что слаб, как котёнок. Я изо всех сил заставлял себя измениться и только потом обнаружил, что в нас как будто заложена неполноценность от природы… — сказал Чжан Цзиюань.

Чень Чжэнь снова вздохнул:

— Именно неполноценность от природы! Крестьянская экономика хуася — это мирный труд, боящийся конкурентной борьбы, конфуцианская философия — это вышестоящий-нижестоящий, отец-сын, она подчёркивает, что вышестоящие уважаемы, нижестоящие всегда находятся в подчинении, в безропотном повиновении. Эта их мирная крестьянская экономика и конфуцианская культура размягчили национальный характер. Хотя китайцы и построили блистательную древнюю цивилизацию, но это было сделано с помощью кочевых племён и при последующей их мощной поддержке. Когда мировая история прошла низший отрезок крестьянской цивилизации, Китай понял, что его ждёт поражение. Однако, можно считать, у нас счастливая судьба, нам довелось жить в самом последнем отрезке первобытной кочевой жизни монгольской степи, но неизвестно, сможем ли мы найти тайну возвышения западных народов?

Происходившей на лугу битве лошадей не было видно конца. Ян Кэ спросил Чжан Цзиюаня:

— А вы, чабаны, не можете повлиять на лошадей, чтобы те быстрей прекратили сражение?

— А как повлиять? Как подойдёшь, они прекращают, а как уйдёшь, снова возобновляют битву. Мы никак не можем остановить их драки, это у лошадей битва за жизнь, и так продолжается тысячи лет. Целое лето будет идти эта битва, жеребцы будут оспаривать своё право на кобылиц, и так каждый год, до начала осени, и только осенью они могут отдохнуть. К тому времени самые свирепые жеребцы могут взять себе в семью наибольшее количество молодых кобылиц, самым слабым жеребцам достаются лишь совсем никудышные кобылки, а самые несчастные жеребцы даже ни одной кобылы не могут захватить. В этой летней жестокой битве лошадей выявляются самые доблестные, и потомки их будут самыми сильными, быстрыми, умными и свирепыми. С каждым годом путём отбора эти качества возрастают, и благодаря этому род процветает. Эти битвы, кроме того, являются тренировками перед битвами с волками. Если бы не было таких ежегодных сражений, то лошади вряд ли смогли бы существовать в монгольской степи, — сказал Чжан Цзиюань.

— Эти потрясающие монгольские лошади, видимо, тоже волками были вынуждены производить столь строгий отбор, — предположил Чень Чжэнь.

Чжан Цзиюань кивнул:

— Конечно, степные волки воспитали не только монгольских воинов, но и монгольских боевых лошадей. Власть в Древнем Китае тоже имела колоссальную конницу, но лошади китайцев в большинстве своём были выращены в конюшнях. Мы работали в деревне и разве не знаем процесс выращивания лошадей? Лошади гуляют внутри загона, а люди им приносят воды и зерна, а вечером ещё добавляют сена на ночь. Разве тамошние лошади видели когда-нибудь волков? И к тому же никогда не участвовали в сражениях лошадей. И жеребцы-производители никогда не бьются за кобылиц, люди берут весь этот процесс под контроль: привёл лошадь, привязал к столбу, привёл жеребца — и готово. Лошади с центральной части Северо-китайской равнины годятся только для тяжёлой работы, они днём работают, а ночью спят, подобно своим хозяевам крестьянам, никакой разницы. Поэтому китайцы — это трудовые крестьяне и трудовые лошади, конечно, они не смогли победить монгольских бойцов и их боевых лошадей.

Ян Кэ вздохнул:

— Разве могут дурные лошади не проиграть в сражении? Но основная причина того, что они дурные, — это глупость людей.

Чжан Цзиюань продолжал с назиданием, на которое имел право:

— Боевой дух всё же важнее мирного трудового характера. В мире самое большое количество труда было вложено в Великую стену, но всё равно она не защитила от конницы самого маленького народа. Что такое уметь только трудиться, но не уметь воевать? Это именно те кастрированные лошади, у которых одна задача — трудиться и возить людей, а как столкнулись с волками, то наклонили головы — и бежать, нет чтобы, как жеребцы, кусать и бить копытами волков. Находясь долгое время при табуне, я обнаружил, что там немало кастрированных коней, так их рост и вес, зубы и копыта лишь чуть-чуть поменьше, чем у жеребцов, и если они решатся биться с волками, то волк такого коня не одолеет. Так почему же большинство меринов при виде волков сразу убегает? Причина в том, что лихой героический характер и храбрость были тоже выхолощены.

Чень Чжэнь воскликнул:

— Я думаю, что образование, которое мы получили в прошлом, слишком восхваляет труд. Труд создал человека, труд создал всё! Трудолюбивые китайцы больше всего любят слушать эту истину. На самом деле только один труд не может создать человека. Если бы человекообразные обезьяны умели только трудиться, но не умели сражаться, они все бы были съедены дикими зверями. Первобытный человек изобрёл каменный топор, так скажите, это орудие труда или боевое оружие? Или два в одном? — Чень Чжэнь засмеялся и продолжил: — Труд почётен, труд священен. Трудолюбие — это преимущество китайского народа, это мощная основа для будущего расцвета нации. Но труд не универсален и не безвреден, среди труда есть ещё и рабский труд, труд под властью диктатуры, исправительно-трудовые работы. Этот труд почётен и священен? Можно его восхвалять? Только рабовладельцы и феодалы больше всего любят и восхваляют его. Сами не работают, а только эксплуатируют других, но зато одновременно сочиняют и поют песни, восхваляющие труд.

— Кого я больше всего ненавижу, так это таких людей. Действительно, хочется взять каменный топор и хорошенько проучить их всех, — сказал Ян Кэ.

— Ещё существует неэффективный труд, бесполезный труд и разрушающий. Две тысячи лет назад труд, который создал один из императорских дворцов, вырубил в провинции Сычуань целый лес, и вот такой труд очень вреден. Результатом труда множества крестьян во всём мире по освоению пахотных земель является превращение их в пустыню, а в конце концов и народ, и его цивилизация погибают. К тому же наиболее важные вещи в мире не могут быть созданы трудом, например, мир, безопасность; труд не может создать свободу, демократию, равноправие и так далее. Не умеющий сражаться трудовой человек — всего лишь рабочая сила, рабочий скот. И свобода, демократия и равноправие не могут стать его лозунгом… — задумчиво произнёс Чень Чжэнь.

Жеребцы наконец временно прекратили бой и пошли подкрепиться травой. Маленькие кобылицы снова вернулись к своим матерям, те тут же стали зализывать им раны. Но дочери, увидев, что их свирепые отцы зло косятся на них и храпят, тут же быстро убегали в свои новые семьи.

— Потом мне тоже надо будет пойти в табун, посмотреть и поучиться. В своё время выдающиеся монгольские герои все получали образование в табунах, где, заканчивая обучение, становились высококлассными специалистами, — искренне сказал Ян Кэ.

Гао Цзяньчжун радостно возвращался, гоня воловью повозку, и громко кричал:

— У нас прибыток! Я нашёл много яиц дикой утки!

Они все подбежали, сняли с телеги тяжёлое ведро, внутри которого было не меньше полсотни продолговатых яиц дикой утки, некоторые из них были разбиты.

Ян Кэ спросил:

— Где же это ты столько набрать умудрился?

— Ван Цзюньли с ребятами тоже там набрали. Это юго-западе на берегу озера, недалеко от речки, там мног гнёзд, в каждом гнезде по десять с лишним яиц. Те, кто раньше ходил, уже утащили по несколько вёдер. Лошади туда ходили на водопой, много гнёзд подавили, — ответил Гао Цзяньчжун.

Затем Гао Цзяньчжун, увидев, что недалеко от юрты пасутся лошади, сказал Чжан Цзиюаню:

— Что ты лошадей пасёшь около дома, они съедят всю траву, и коровам будет нечего есть, ты бы их отогнал подальше.

— У него лошадь ещё полудикая, норовистая, залезать и слезать ему нелегко, пусть сначала поест яиц, а потом идёт, к тому же продолжим слушать рассказы про лошадей, — ответил Чень Чжэнь.

Когда ребята начали трапезничать, аппетитный запах распространился вокруг, созвав собак, которые подбежали к входу в юрту, пуская слюни и виляя хвостами. Волчонок тоже заскрипел своей железной цепью, показав, что он хочет есть. Чень Чжэнь отрезал кусок от импровизированного омлета и пошёл покормить волчонка, чтобы проверить, станет ли тот его есть.

Когда четверо ребят поедали жареные яйца, они услышали снаружи голос Гасымай:

— Ага, сами тут едят вкуснятину, а меня даже не позвали.

Они её пригласили, и Гасымай сказала:

— Я ещё из дома почувствовала этот аромат, распространили запах, понимаешь, на ли вокруг.

И Гасымай вместе с Баяром с радостью принялись за еду.

Скотоводы степи Элунь еду, которую готовят китайцы, называют гуаньцзы (закусочная), все её любят. В последнее время среди блюд скотоводов начали появляться продукты, приправы. Скотоводы полюбили соевый соус и лук, а некоторые — и острый перец, но никто из скотоводов не любит уксус, чеснок, имбирь, анис и другие приправы, они говорят, что эти приправы «вонючие».

— В следующий раз, когда мы приготовим гуаньцзы, обязательно позовём вас попробовать, — сказал Чень Чжэнь.

Гао Цзяньчжун ещё специально для Гасымай пожарил порцию из шести яиц.

— К сожалению, отец не ест эти вещи. Он говорит, что это принадлежит Тэнгри и это нельзя трогать. Я уж лучше буду к вам приходить есть, — ответила Гасымай.

Чень Чжэнь возразил:

— Я в прошлом году видел, как отец в одной семье в управлении пастбищ приобрёл более десятка куриных яиц, это как понимать?

— Это только потому, что лошадь заболела, у неё был внутренний жар, он зажал нос лошади, заставил её поднять голову и разбил два яйца об её зубы, так что они потекли в рот. После нескольких таких процедур лошадь выздоровела, — объяснила Гасымай.

Ян Кэ тихо сказал Чжан Цзиюаню:

— Плохо дело. Когда мы сюда приехали, скотоводы начали вместе с нами есть то, чем раньше не питались. Так через несколько лет здесь не то что белых лебедей, но и диких уток не останется.

В юрте стоял запах жареного сала и густой аромат приготовленных блюд, шесть человек объелись до икоты и только тогда положили палочки в пиалы. От яиц, которые принёс Гао Цзяньчжун, осталось меньше половины.

Гасымай поспешила уйти, поскольку они только что переехали и в доме было очень много дел. Она громко рыгнула, повернула голову, засмеялась и сказала:

— Вы только не говорите отцу. Через несколько дней приходите в гости, я буду вас угощать молочными пенками и жареным рисом.

Чень Чжэнь подошёл к Балэ и дал ему большой кусок жареных яиц. Балэ сначала выплюнул кусок на землю, посмотрел на него, потом понюхал, облизал, убедился, что эту вещь только что ели хозяева, и только после этого взял в рот, пожевал и потихоньку проглотил, потом подошёл к Чень Чжэню, виляя хвостом и благодаря его.

Люди разошлись, Чень Чжэнь заскучал по своему волчонку и быстро пошёл к нему.

Он посмотрел, но волчонка нигде не было видно, он поискал получше и нашёл: волчонок лежал, спрятавшись в высокой траве. Видимо, только что приходившие люди и собака напугали его. Оказывается, у волчонка от природы были способности к маскировке. Волчонок посмотрел и, только убедившись, что незнакомые люди и собаки ушли, вскочил с земли, везде стал нюхать ароматный запах еды, непрерывно облизывал жирные руки Чень Чжэня.

Чень Чжэнь быстро пошёл в юрту, взял яиц, овечьего сала и поджарил для волчонка и собак яичницу. Хотя собаки не могли наесться столь малым количеством, но он решил дать им попробовать. Степные собаки некоторые лакомства любят ещё больше, чем основную пищу, и иногда кормить их лакомствами — значит способствовать большему сближению хозяина с собаками. Пожарив яичницу, он разделил её на четыре больших куска и три маленьких, большие дал собакам и волчонку, а маленькие — щенкам.

Чень Чжэнь сначала накормил собак и когда те, довольные, ушли восвояси, он отнёс большой кусок волчонку. Все пошли посмотреть, будет ли он есть яичницу, ведь степные волки никогда не ели этих вещей. Чень Чжэнь позвал:

— Волчонок, Волчонок, кушать подано.

Как только он поднёс миску с едой волчонку, тот, словно голодный, жадно проглотил всё за одну секунду.

Люди разочарованно посмотрели, Чжан Цзиюань усмехнулся:

— Несчастные волки, им главное набить живот — и они уже довольны. В словаре волков нет такого понятия, как «дегустация».

— Действительно, зря извели на него хорошие утиные яйца, — сказал Гао Цзяньчжун.

Чень Чжэнь как бы в оправдание произнёс:

— Наверное, волки чувствуют вкус только тогда, когда дойдёт до желудка.

Все засмеялись.

Потом стали расходиться по своим рабочим местам — кто к коровам, кто к овцам, кто к лошадям.

— Если тебе нужно помочь подержать лошадь за уши, чтобы сесть на неё, ты скажи мне, — предложил Чень Чжэнь Чжану Цзиюаню.

— Не стоит, эти молодые полудикие лошади очень умные. Она как только увидит, что я собираюсь вернуться в табун, сразу начинает слушаться.

— Ты сейчас ездишь на этой ещё маленькой лошади, так зачем же её менять? Она может, когда вырастет, остаться твоей?

— Табунщики обычно имеют по две взрослых смирных лошади, ты им только крикни или проведи шестом от аркана по ягодицам, сразу остановятся, не будут нестись. Если у чабанов не будет таких послушных лошадей, то наездника могут даже скинуть дикие лошади, и табун убежит, а это беда. А если это случится зимой, можно замёрзнуть в глухих горах.

Чжан Цзиюань переоделся, взял у Чень Чжэня книгу Джека Лондона «Морской волк» и вышел из юрты.

Чжан Цзиюань спокойно сел на лошадь, в табуне пересел на другую и погнал табун к горам в юго-западном направлении.




21


В 429 году, когда Тоба Тао (вэйский Тай-У-ди) решил предпринять военные действия против племени Жужу[41 - Жужу — предположительно племя тюркской группы.] в восточной пустыне Гоби, его некоторые советники предупреждали, что китайцы, пользуясь удобным случаем, могут связать его военные силы. Он ответил просто: «Китайцы — это простая пехота, а мы рыцари. Стадо жеребят и телят разве может сопротивляться шакалам и волкам».

    

Лэни Гэлусай. «Степная империя»






 Чень Чжэнь увидел, как несколько стад овец медленной чередой покидали берег озера, и он потихоньку погнал свою отару к озеру. Когда увидел, что овцы уже начали двигаться, он на лошади ринулся вперёд к озеру. Камыш на северо-западной части озера был начисто вырублен, и обнажилась искусственно сделанная людьми песчаная отмель, специально для того, чтобы скот мог заходить здесь на водопой. Один уже напившийся табун лошадей всё ещё стоял в воде, лошади, закрыв глаза, отдыхали и не собирались возвращаться на берег. Дикие утки и другие водоплавающие птицы по-прежнему находились в воде, несколько красивых птиц и даже не мотали хвостами. Только лебеди не хотели подплывать к ним, они находились вдали от замутнённой лошадьми воды, в центре озера и на противоположном берегу, в камышах.

Вдруг берег озера и склон горы всколыхнуло блеяние овец, которых гнал Чень Чжэнь, они почувствовали воду. Летом овец поят один раз в два дня. Истомившиеся жаждой за два дня овцы волновались и теперь быстро бежали к озеру. Ещё не прошло и десяти дней, как люди со скотом переехали на новое пастбище, а большой участок травы перед озером уже был вытоптан до состояния голой земли. Овцы быстро вошли в воду, расположились около лошадей и даже под ними, наклонили головы и стали жадно пить воду.

Когда овцы напились и только-только вышли из воды на берег, на берегу снова раздалось громкое блеяние уже другого бегущего на водопой стада овец, поднимающего за собой жёлтую пыль.

На расстоянии двух ли от озера уже были поставлены четыре палатки горожан-строителей, несколько десятков рабочих копали рвы. Под руководством Баошуньгуя люди сооружали бассейн для купания с лекарственными травами, склад для овечьей шерсти и временное помещение для штаба. На дальнем склоне рабочие уже раскопали огромную яму и сейчас вытаскивали из неё камни, уже нагрузили несколько телег рыжего цвета плоскими кусками камней и везли их на строительную площадку. Чень Чжэню, по правде, не хотелось смотреть, как поверхность девственной степи изрывают ямами и канавами, и он погнал овец к северо-западу.

Овцы перешли через горный перевал и зашли на пастбище во впадине. Билиг требовал от всех работников, чтобы скот не слишком обгладывали траву на пастбищах, летом день длинный, и надо стараться ходить на дольние пастбища, чтобы к концу лета и началу осени не переезжать снова. Овцы Чень Чжэня разбрелись полумесяцем и тихонько перемещались по западному склону.

Под солнцем белые ягнята выглядели, словно белые хризантемы, контрастируя с зелёной травой, они особенно слепили глаза. Шерсть у ягнят уже стала очень пушистой, ягнята всё ещё питались молоком, но также и молодой травкой, их толстые хвосты росли особенно быстро, некоторые по толщине догнали хвосты матерей, исхудавшие от кормления. Дикие жёлтые хризантемы, занимающие весь склон, только-только распустились, Чень Чжэнь сидел на земле, и перед глазами у него всё пожелтело. Он и не думал, что дикие цветы, растущие в девственной степи, могут быть такими крупными, намного крупнее посаженных людьми.

Чень Чжэнь поднялся и сел на лошадь, поехал в место перед стадом овец, где цветы росли ещё плотнее, и стал собирать бутоны. Хризантемы в это время стали одним из сезонных лакомств для пекинских студентов, ими можно было приправлять мясо, добавлять в фарш для пельменей, в салат из зелени вместе с луком-пореем, во время приготовления супа. Зимой, когда не хватает овощей, можно использовать засушенные хризантемы, так же как скот ест зимой сено. Они сделали открытие для скотоводов, однако тем не нравился запах хризантем. Утром перед выходом на работу, Гао Цзяньчжун приготовил для Чень Чжэня две пустые сумки. Он сказал, чтобы они с Ян Кэ сейчас, когда пасут овец, не читали книги, а изо всех сил постарались собрать побольше хризантем, вернувшись домой, обварили их кипятком и высушили на солнце, чтобы сделать запас на зиму. За несколько дней они уже заготовили полмешка хризантем.

Овцы за его спиной, наклонив головы, ели густую траву, а Чень Чжэнь потихоньку срывал бутоны хризантем и вскоре набрал одну сумку. Собирая, он обнаружил под ногами волчий помёт, быстро сел на корточки и стал внимательно изучать. Помёт был серо-белого цвета, и хотя уже засохший, но, видимо, оставленный несколько дней назад. Он вдруг представил, как несколько дней назад на этом самом месте отдыхал волк. Для чего же он сюда приходил? Он осмотрел землю вокруг, но не увидел ни остатков костей, ни волчьей шерсти, — очевидно, это не то место, где волк ел добычу. Здесь трава густая и высокая, и овцы часто здесь проходят, возможно, это место маскировки волка, место, откуда он может совершить нападение. Чень Чжэнь немного напрягся, он быстро встал и осмотрелся. Вблизи, расположившись повыше, сидели пастухи и, отдыхая, наблюдали, а его овцы были сзади в половине ли. И он снова сел.

Чень Чжэню был знаком волчий помёт, но до этого у него не было возможности изучить его более подробно. Он разломил кусок пополам и обнаружил, что внутри почти сплошь жёлтая шерсть дзеренов и белая шерсть овец, но совсем нет крошки от костей, только несколько кусков мелких зубов степных сусликов. Он ещё помял немного помёт, но больше не обнаружил никаких твёрдых компонентов. Оказывается, всё, что проглатывает волк, — и мясо, и кожа, и кости, и жилы — всё переваривается, причём почти без остатка. И даже из шерсти осталась непереваренной только толстая шерсть, а тонкая и подшёрсток переварились. Для сравнения, способности собаки в этом отношении намного ниже, в помёте собак часто остаются непереваренные кости или даже зёрна кукурузы.

Чем больше Чень Чжэнь смотрел, тем больше удивлялся, волки действительно являются главными уборщиками в степи, они начисто убирают трупы коров, овец, лошадей, дзеренов, байбаков, диких зайцев и мышей и прочих грызунов. Через рот, желудок и кишечник волков проходят и впитываются все питательные вещества, в конце остаётся лишь шерсть и остатки зубов, для бактерий не остаётся ни капли питательных веществ.

Чень Чжэнь погрузился в мысли. Уже много тысяч лет степные народы не хоронят людей в могилах и не делают надгробных памятников и тем более дворцов-усыпальниц. Как волки, так и люди рождались, жили, воевали, умирали. Какой была степь, когда они приходили, такой она и оставалась, когда уходили. Разрушались царства и города, но всё это было для степи малозначительным, как гусиное пёрышко… Степные люди посредством степных волков также начали к этому относиться, и в конце концов возвращались к великой природе. После того как они исчезают физически, они сливаются с ней воедино.

Овцы прочёсывали, словно гребень, поле цветов, медленно поднимаясь на горный склон. Чень Чжэню стало жалко выбрасывать волчий помёт, и он положил его в другую сумку в качестве трофея, сел на лошадь и поехал к стаду.

Недалеко на макушке горы было несколько огромных камней, издалека они были похожи на сигнальные вышки на Великой стене, а если посмотреть ещё дальше, то эта горная часть степи была похожа на древние остатки развалин Великой стены. Ему вспомнились истории о военной операции, проводимой в древности, и о том, как на сигнальных вышках волчьим помётом разжигали сигнальные огни. Он подумал: «Как же можно разжечь волчий помёт, неужели он содержит какие-то особые компоненты? Ведь «волчий дым», разжигаемый из помёта, особенно едкий». Чень Чжэнь решил побольше собрать волчьего помёта, чтобы потом самому попробовать его разжечь.

Сомнения у Чень Чжэня всё росли. Ведь на Великой стене, в частности в пустынной её части, очень много сигнальных вышек, и где набрать столько волчьего помёта, чтобы подать дымовые сигналы? Чень Чжэнь пробежался несколько раз туда-сюда, но больше помёта не нашёл. Потом он объехал стадо овец и рванул на вершину горы к огромным камням.

Когда достиг подножия камня, он поднял голову и посмотрел вверх, камень был величиной в два человеческих роста, рядом было несколько камней поменьше, которые могли служить каменной лестницей. Он забрался по каменным ступеням на вершину камня, прихватив с собой несколько сухих дров. Вершина камня была ровная, площадью примерно как два кабинетных стола, там валялось много белого цвета помёта коршунов.

Время уже приближалось к полудню, овцы залегли в траву отдыхать. Чень Чжэнь достал бинокль и внимательно осмотрел всё вокруг, ни одного волка он не обнаружил. Другое ближайшее стадо овец находилось на расстоянии трёх ли, так что он не боялся, что стада смешаются. Он сложил кучу из дров, а сверху положил весь собранный волчий помёт. Время в начале лета не было пожароопасным, везде росла сочная молодая трава, к тому же он собирался развести огонь на большом камне, а увидевшие издалека могли подумать, что кто-то из чабанов жарит еду.

Чень Чжэнь достал спички и разжёг огонь, сухие дрова быстро и с треском разгорелись, и он с замиранием сердца ждал, подтвердится ли эта взятая из истории крылатая фраза. Однако, когда дрова разгорелись, волчий помёт не произвёл никакого особо сильного действия. Помёт из серо-белого цвета превратился в чёрный, и дыма от него было мало. Когда дрова начали полыхать, помёт загорелся, едкий дым ударил в нос. Но густого чёрного дыма не было, а другой оказался довольно слабеньким.

Чень Чжэнь спустился с камня вниз, костёр догорал, но волчий помёт всё же никак не проявил себя. Вокруг продолжалась спокойная, размеренная жизнь, и разожжённый огонь не оказал ни на кого никакого влияния.

Чень Чжэнь глубоко разочаровался, он думал, что выражение «волчий дым» — не просто пустое название, а оказывается, буквальное его толкование — ошибочно. Эксперимент подтвердил, что «волчий дым» происходит не из волчьего помёта. Видимо, он получался путём разжигания сухих дров, смешанных с сырыми дровами, и ещё с добавлением жира или масла. Это выражение лишь вводит в заблуждение людей, это вранье, придуманное трусливыми китайцами.

Чень Чжэнь был очень раздражён и разозлён словарным толкованием этой фразы. Познания китайцев относительно культуры народов северных степей слишком-поверхностны, в этом плане китайцы тоже очень невежественны. Неужели нельзя было проверить на опыте такой простой факт, прежде чем опубликовывать его? И почему с древности до наших дней среди сотен миллионов китайцев не было человека, который бы проверил это? Чень Чжэнь подумал ещё: «Ведь оказывается, на первый взгляд такое простое дело получается не совсем простым». Несколько тысячелетий китайская крестьянская цивилизация непрерывно развивалась и расширялась, волков всех истребили, и откуда тогда китайцам было взять волчий помёт для экспериментов? Тем старикам, которые собирали помёт и навоз, попадался коровий, овечий, лошадиный, собачий, в крайнем случае человеческий, но никак не волчий, а если бы им и встретился волчий помёт, то вряд ли бы они его распознали.

Чень Чжэнь продолжал размышлять над этим вопросом. Раз густой дым, который разжигали на сигнальных вышках, был не из волчьего помёта, тогда почему же его назвали волчьим? Неужели волчий дым — это сигнал о том, что пришли волки? Но Великая стена полностью отгораживала и защищала от волков. Видимо, под словом «волки» имелось в виду что-то другое, не волчья стая, а волчьи головы на знамёнах тюркских конных воинов; это были поклоняющиеся волчьему тотему и несущие голову волка в качестве символа, взявшие на вооружение волчью стратегию и тактику, волчью мудрость и свирепый характер гунны, сяньбийцы, тюрки, монголы и другие степные воины с волчьим характером. Степные народы с древности и до наших дней поклоняются волчьему тотему; они всё время сравнивают себя с волками, а китайцев — с овцами; всё время говорят о том, что один степной доблестный воин равен по силе и доблести сотне человек крестьян с овечьим характером. А древние китайцы, этот крестьянско-земледельческий народ, всё время считают степных конников самыми страшными «волками». И поэтому, разжигая сигнальные огни на вышках, китайцы в первую очередь предупреждали о приближении кочевников, поклоняющихся волчьему тотему.

«Волчий дым» стал символом вторжения, нанесения удара самого страшного для китайцев степного народа, обнажив тем самым овечью природу и характер земледельцев. После того как маньчжуры вошли в Китай и основали династию Цин и благодаря политике, проводимой цинским двором, оберегающей степь, временные разногласия между степными народами и китайцами постепенно рассеялись. Но главное противоречие между двумя цивилизациями не разрешилось. «Волчий дым» со стороны степных народов полностью улетучился, но крестьянский густой дым, дым освоения пахотных земель навис над степью. Это было пострашнее «волчье дыма», и эта самоубийственная война была намного серьёзней саморазрушения Великой стены. Чень Чжэнь вспомнил слова Улицзи, что, если к северу от Великой стены степь превратится в пустыню и встретится с моингольской большой пустыней, получится одно большое пустынное пространство, тогда что же станет с Пекином? Чень Чжэнь вздохнул, потому что это сейчас уже становилось реальностью. Крестьянская нация — это вовек не ронявшая слёз нация; когда маньчжуры вошли на Срединную равнину, они постепенно ассимилировались крестьянской цивилизацией, которая была закрыта от внешнего вторжения, сопротивлялась проникновению передовой западной цивилизации и проведению реформ…

Чень Чжэнь посмотрел на костёр, который ветер сдул к подножию камня, он уже полностью догорел.

Летнее солнце на нагорье к полудню стало печь со всей силы, оно сожгло траву на склоне так, что она стала короче на три цуня, а в огромных камнях от жары образовались новые трещины. Чень Чжэнь собрал остатки веток и угольков и засунул их в трещину в камне. Овцам от жары стало нехорошо, они легли в траву спиной к солнцу, положив головы на землю, прячась в своей собственной тени, и всё стадо погрузилось в послеобеденный сон.

Чень Чжэнь укрылся в тени огромного камня, тоже хотел немного поспать, но побаивался, здесь всё же было место, где он только что обнаружил присутствие волков. Очень возможно, что волк где-то недалеко сейчас схоронился и наблюдает, только и ждёт, когда ты утомишься под жарким солнцем и заснёшь. Чень Чжэнь сделал несколько глотков простокваши, самого лучшего средства чабанов для утоления жажды летом, и ему стало намного легче.

Послышался звук лошадиных копыт, это приехал Даоэрцзи. Его бронзовое от загара лицо было всё в поту, он обтёрся и сказал:

— А, это ты! Я только что видел на камне дым от костра и подумал, кто-то из чабанов поймал байбака, а сейчас жарит байбачье мясо, а я тоже голоден.

Чень Чжэнь засмеялся:

— Где уж мне поймать байбака, просто немного захотел спать и разжёг огонь, чтобы отвлечься. А где твои овцы?

Даоэрцзи показал на только что появившихся на северном склоне отару и сказал:

— Овцы все поспали. Я тоже хочу спать, но в то же время не могу, и вот пришёл к тебе поговорить. С моими овцами ничего не случится, я попросил чабанов с той стороны присмотреть за ними, они вдвоём там как раз сейчас играют в шахматы.

Он сел у подножия камня.

Чень Чжэнь знал, что среди степных чабанов распространены игры, это монгольские каменные шахматы, где волки хватают овец, или обычные шахматы, привезённые некоторыми монголами с Запада, однако среди чабанов не было людей, кто бы умел играть в настоящие китайские шахматы. Старик Билиг говорил, что в китайских шахматах на фишках написаны иероглифы, которые монголы не понимают. На западных шахматах их нет, там фигуры, которые всем понятны, особенно лошади, которые похожи на верхнюю часть грифа монгольского народного музыкального инструмента под названием матоуцинь[42 - Цинь с головой лошади.]. Монголы очень любят шахматы, в которых есть голова лошади. Чень Чжэнь часто думал, что монгольская степь до сегодняшнего дня ещё сохранила реликвии, свидетельства и влияние, которые древние монголы распространили в мире. Степные народы намного раньше китайцев соприкоснулись с шахматами, которые тоже оказались среди добычи, попавшей к ним. Чень Чжэнь, очутившись в степи, тоже научился играть в обычные шахматы.

В монгольской степи летом день очень длинный, в три часа утра уже светлеет, а темнеет лишь в девять вечера. Обычно овец не выгоняют из овчарни слишком рано, т.к. ещё лежит роса, а овцы боятся артрита, их выгоняют часов в восемь-девять, когда роса высохнет под солнцем. Однако пригоняют домой после наступления темноты. Чабаны все боятся летнего сезона в степи, утром, лишь попив чаю с молоком, они выходят с овцами, и так до вечера. Целый день голодный: и жара, и хочется спать, и жажда, и голод. А в середине лета, когда появляются комары, степь просто превращается в место пытки. Приехав в степь, пекинские студенты узнали, что лютая зима по сравнению с жарким летом в степи просто благодатный сезон, когда можно неплохо отдохнуть и поправиться.

Пока не появились комары, Чень Чжэнь думал, что труднее всего выносить голод и жажду. Пастухи очень хорошо это переносят, но у них часты болезни желудка. Студенты в первое лето работы в степи брали с собой сухой паёк, но постепенно привыкли обходиться без него.




Когда были произнесены слова «жареное мясо байбака», желудки Чень Чжэня и Даоэрцзи издали голодные звуки.

Даоэрцзи объяснил:

— На новых пастбищах байбаков много, на западном, горном перевале сплошь байбачьи норы, сегодня мы получше разузнаем, а завтра, когда выгоним овец, до полуд ня наверняка сможем поймать несколько байбаков и пожарить на обед.

Чень Чжэнь сразу же согласился, если они действительно смогут поймать байбаков, то можно будет утолить и голод, и усталость.

Даоэрцзи посмотрел на овец, жующих траву, взял с собой Чень Чжэня, и они пошли на северо-западный склон, спрятались за огромными камнями белого кварца, здесь можно было и смотреть за овцами, и наблюдать за байбачьими норами на горном перевале. Они вытащили бинокли и стали внимательно изучать гору. На перевале было видно несколько десятков нор байбаков, вокруг блестел кварцевый песок. В степи Элунь норы байбаков очень глубокие, байбаки даже могут камни внутри горы перемещать наружу. Некоторые чабаны на ровных площадках возле нор байбаков даже находили кусочки хрусталя и медной руды. Это дело даже заинтересовало государственные поисковые отряды, и, если бы степь Элуиь не была около границы, она уже превратилась бы в один колоссальный рудник.

Скоро с горного перевала донеслись поскрипывающий крики байбаков: «ди-ди, га-га»; это предупредительно-разведывательные сигналы, и только если снаружи никакого отклика, байбаки все вылезают из нор. Снова немножко покричали — и вот на поверхности появились более десятка больших и маленьких байбаков. Почти у каждой площадки стояла большая самка и внимательно осматривалась вокруг, одновременно крича, что вокруг всё спокойно, после этого сразу же повылезали детёныши, которые разбежались на несколько метров от норы и стали есть траву. Все они испуганно осматривались вокруг. Когда вблизи появлялся враг, самка сразу пронзительно кричала: «ди-ди-ди-ди», — сигнал опасности, и все малыши быстро скрывались в нору, чтобы переждать, когда враг пройдёт, и снова вылезти наружу.

Даоэрцзи дотронулся до Чень Чжэня и тихо сказал:

— Посмотри, внизу у самой северной одинокой норы сидит волк, мы с ним пришли вместе, все хотят пожрать байбаков.

Чень Чжэнь как услышал о волке, так его усталость сразу как рукой сняло, и он стал смотреть в том направлении. Он увидел, что на ровной площадке около той норы стоял большой самец-байбак, две его передние лапки свисали около груди, он осматривался по сторонам и даже не смел покинуть своё место, чтобы пойти поесть травы. Норы больших самцов обычно делаются на возвышенности, чтобы был полный обзор. Вокруг этой норы была только трава, из которой выступали несколько серо-жёлтых камней.

— Что-то я не вижу волка, только камни, — сказал Чень Чжэнь.

— Так около тех камней и сидит волк. Я долго смотрел туда, — усмехнулся Даоэрцзи.

Чень Чжэнь снова вгляделся и только тогда различил половину волчьего тела, потом спросил:

— У меня зрение хорошее, так почему же я сразу не увидел его?

— Если ты не знаешь, как волк хватает байбаков, даже если у тебя хорошее зрение, всё равно не увидишь волка. Волк подкрадывается к байбаку с подветренной стороны, ложится в углублении в зарослях травы у его норы. Волку схватить байбака нелегко, поэтому он охотится обязательно за большим самцом. Ты посмотри, этот байбак очень большой, почти как ягнёнок, если съесть такого, то наешься досыта. Если хочешь обнаружить волка, то ищи отдельно стоящую нору самца-байбака, потом смотришь, где подветренная сторона, и внимательно ищешь… — ответил Даоэрцзи.

Чень Чжэнь обрадованно сказал:

— Сегодня я ещё кое-чему научился. Когда же этот байбак будет есть траву? Я очень хочу посмотреть, как волк схватит его. Кругом ведь норы, волк только высунет голову, и байбак сразу же юркнет в ближайшую, и волк останется ни с чем.

Даоэрцзи кивнул:

— Глупый волк, конечно, не схватит байбака, только опытный волк может его поймать. У волков есть хитрый способ, чтобы не позволить байбаку скрыться в нору, ты, подожди и посмотри, как он будет это делать.

Два чабана повернулись и посмотрели на овец, те по-прежнему лежали не двигаясь. Они стали терпеливо ждать.

— Жаль, что сегодня не взяли собак. Если бы взяли, дождались бы, когда волк схватит байбака, потом бы пустили на него собак, сами бы сели на лошадей, тогда бы могли отнять у него байбака и наесться досыта, — сказал Даоэрцзи.

— Давай подождём и попробуем догнать его на лошадях, без собак.

— Наверняка не догоним, посмотри, волк наверху перевале, он уже спустится с горы, а мы только поднимемся, где уж тут догнать? Волк как только перемахнёт через перевал, ты его больше и не увидишь. К тому же на горе очень много байбачьих нор, лошадям нельзя быстро идти.

Большой самец-байбак смотрел, как другие сородичи поедали траву, не выдержал и наконец спустился с ровной площадки около норки, пробежал метров десять до зарослей травы и стал быстро есть траву, немного поел и быстро оглянулся на свою норку, потом громко закричал.

— Ты посмотри, этот байбак не ест траву, которая в углублении, осторожничает, — прокомментировал Даоэрцзи.

Чень Чжэнь напряжённо следил за волком, он предполагал, что волк из своего укрытия не может непосредственно видеть байбака и только по звукам в состоянии определять его местоположение и перемещения, поэтому он лежал вжавшись в землю.

Байбак пробежался несколько раз туда-сюда, увидел, что нет никакой опасности, и ослабил внимание, затем поспешил к участку с высокой и густорастущей травой. Прошло примерно пять-шесть минут, и волк вдруг неожиданно поднялся. Чень Чжэня очень удивило то, что волк сразу не бросился на байбака, а с силой сгрёб осколки камней, так что несколько покатились вниз по склону, грохот при этом был немаленький. Чень Чжэнь увидел находившегося примерно в двадцати метрах от норы байбака, который, услышав ужасный грохот, развернулся и стал возвращаться в свою нору. В этот момент волк молнией метнулся к норе, оказавшись там одновременно с байбаком. Байбак захотел изменить направление и спрятаться в другую ближайшую нору, но уже не успел, волк, не дожидаясь, когда тот улизнёт, схватил его зубами сзади за шею, ударил о землю и перегрыз ему горло. Потом, высоко подняв голову и держа байбака в зубах, быстро скрылся за перевалом. Всё это произошло очень быстро, с начала прыжка волка до того, как он скрылся, прошло всего полминуты.

На склоне горы теперь не было видно ни одного байбака. Люди поднялись, у Чень Чжэня перед глазами всё ещё стояла картина этого броска. Действительно, искусство волков глубинно и недоступно, волки в охоте были прямо как волшебники.




Солнце уже стало жёлтым, овцы поднялись и принялись есть траву, переместились при этом на два ли к северо-западу. Чабаны перекинулись несколькими фразами и собрались возвращаться к своим стадам, потому что уже было пора возвращаться домой. Когда они уже садились на лошадей, Чень Чжэнь обнаружил какое-то движение в своём стаде. Он быстро посмотрел в бинокль и увидел слева от стада в густой траве волка, тот прижал к земле овцу, придавил её и перегрыз ей горло. Чень Чжэнь побелел от испуга, и только хотел встать и закричать, но тут же был остановлен Даоэрцзи. Чень Чжэнь сдавил свой крик и смотрел, как волк поедает заднюю ногу овцы. Овцы, когда их хватает волк, не произносят ни звука и только бьются в агонии, не в пример горным козлам, которые сразу же начинают сильно кричать, подают сигнал об опасности.

— Мы от стада слишком далеко, если помчимся, всё равно не спасём овцу. Пусть он ест, когда он наестся и будет медленно двигаться, тогда и догоним его. — И хладнокровно добавил: — Какой мерзавец этот волк, ведь хватило смелости прямо из-под носа утащить овцу, смотри у нас! — сказал Даоэрцзи.

Они вдвоём сели у камня, боясь заранее спугнуть зверя.

Очевидно, это был смелый и ужасно голодный волк, он увидел, что чабанов долго нет около стада, и, воспользовавшись густым полем цветов, подкрался близко к стаду, затем сделал бросок и захватил жирную овцу. Он уже раньше видел двух человек с лошадьми на горном перевале, но не убегал. Он наблюдал за людьми, примерно рассчитал расстояние до них, когда ему убегать, с точностью до секунды и сколько он может за это время съесть. Чень Чжэнь подумал: «Неудивительно, что его волчонок каждый раз, когда ест, как будто участвует в сражении. В степи время — это пища, и волки это хорошо понимают».

Чень Чжэнь слышал о том, что чабаны делают обмен: убитых овец меняют на пойманных волков. Этим способом можно было воспользоваться и сейчас, потому что, если посчитать, один волк в год может съесть более десяти овец, не считая жеребят и лошадей. И поэтому при таком обмене чабаны не только не подвергаются критике и штрафу, но и ещё получают премию. Но его беспокоило то, что волк уже съел почти всю заднюю ногу овцы, и ещё оставалось только надеяться, что голодный хищник не съест овцу целиком. Два чабана потихоньку приблизились к лошадям, распутали их ноги и застыли в ожидании.

Овцы, как только волк схватил одну, сначала шарахнулись, но потом восстановили прежний порядок, только глупо топали копытцами, даже приблизились к волку и смотрели, как он ест добычу. При этом овцы не издали ни единого звука, а потом даже окружили волка, поедавшего овцу, но при этом не нашлось той, которая пошла бы против волка.

Чень Чжэнь содрогнулся. Эта картина была похожа на ту, что описывал Лу Синь, когда японцы во время войны убили множество китайцев. Неудивительно, что кочевники называют китайцев овцами. Волк ест овцу, а остальные стоят и смотрят и боятся подойти и вступиться.

На лице Даоэрцзи было странное выражение. Известный во всей производственной бригаде охотник вдруг взял да и приказал молодому интеллигенту бросить своё стадо овец, не охранять его от волков, а пойти ловить байбаков, и это позволило волку средь бела дня утащить овцу, а без овцы ягнятам негде поесть молока, и они не поправятся, а поэтому не переживут зиму. За такое происшествие в бригаде привлекут к ответственности, Чень Чжэню сильно попадёт, и Даоэрцзи к этому причастен. А самое скверное то, что найдутся люди, которые скажут, что эти два выращивающих волчат человека идут против линии партии, то есть почему это происшествие случилось именно в присутствии этих двух человек, которые держат дома волков? Эти люди мыслями не с овцами, а с волками, а волки им ещё мстят за то, что они держат волчат. В производственной бригаде все восстанут против них, наверняка используют этот случай, чтобы написать донос. Чень Чжэнь чем больше думал об этом, тем больше боялся.

Даоэрцзи беспрерывно наблюдал в бинокль за волком, он как будто держал ситуацию под контролем.

— Эта овца на моём счету, но волчью шкуру возьму я. Я её сдам Баошуньгую, и он прославит нас двоих, — глухо сказал он.

Волк наблюдал за людьми, одновременно заглатывая большими кусками. Даоэрцзи усмехнулся:

— Даже умный волк, если голодный, может опростоволоситься. Он даже не подумает, как ему потом придётся бежать. Я думаю, что этот волк — глупый, не может поймать байбака, наверняка он несколько дней ничего не ел.

Чень Чжэнь, увидев, что волк уже проглотил половину овцы и его пузо округлилось, спросил:

— Наверное, пора действовать?

— Не рвись, ещё подождём. Потом будем действовать быстро! Мы подойдём с юга, погоним волка к северу. Там есть чабаны, они тоже помогут нам, — сказал Даоэрцзи.

Даоэрцзи посмотрел ещё немного, наконец скомандовал:

— По коням!

Чабаны быстро вскочили на лошадей и стремительно понеслись к южному склону. Волк заранее был готов к побегу, он как увидел людей на лошадях, ещё пару раз куснул мясо, потом бросил оставшуюся половину овцы и побежал к северу. Но, пробежав несколько десятков метров, он вдруг пошатнулся, как будто обнаружил свою ошибку, затормозил и, наклонив голову, сел на землю.

Даоэрцзи закричал:

— Плохо, давай ещё быстрей! Волк хочет срыгнуть; всю пищу.

Чень Чжэнь увидел, как волк выгнул спину и, вобрав живот, постепенно стал срыгивать только что съеденное мясо. Люди бешено мчались к волку, быстро сокращая расстояние.

Чень Чжэнь знал, что волки могут срыгивать пищу, чтобы кормить волчат, но он и подумать не мог, что волк может использовать этот метод, чтобы освободить желудок и быстро убежать. И вовсе этот волк не глупый. Если волк быстро освободит желудок, то сможет убежать. Они бешено мчались, Даоэрцзи громко кричал, чтобы испугать волка и одновременно призвать чабанов с северного склона. Даоэрцзи быстро приближался, и волку пришлось прекратить срыгивать пищу и бежать, его скорость сразу возросла в два раза. Чень Чжэнь, проносясь, увидел окровавленное мясо из волчьего желудка и ещё сильнее погнал лошадь.

Поскольку в животе волка ещё осталось много пищи, он всё же бежал не максимально быстро. Лошадь Даоэрцзи постепенно гнала волка, пробежала ещё отрезок, и тот, увидев, что враг не отстаёт, вдруг повернул к крутому склону. В это время чабан Сан Цзе появился из-за склона, размахивая арканом, и сразу же преградил волку путь. Волк задрожал от страха, и, только немного поколебавшись, принял решение и изменил направление внезапно побежав к ближайшему стаду овец. Этого Чень Чжэнь не ожидал, волк хотел навести панику в стаде и воспользоваться этим, чтобы убежать от догоняющих его лошадей и чтобы враги не смогли его заарканить.

Но из-за своих колебаний волк потерял время, и Даоэрцзи на своей быстрой лошади уже был совсем близко от волка, Сан Цзе также приблизился уже к стаду. Волк снова хотел изменить направление, но увидел у бешено несущегося Даоэрцзи аркан, на длинном шесте висящую и качающуюся петлю, которая тут же была накинута на толстую шею волка. Не дожидаясь, пока волк втянет шею и скинет петлю, Даоэрцзи сильно затянул верёвку и стянул его горло. Даоэрцзи не дал волку ни малейшего шанса, резко развернул лошадь, убрал аркан за спину, перевернув волка, и поскакал.

Волк уже не мог сопротивляться, его тяжёлое тело волочилось по земле, и петля затягивалась всё сильнее, язык волка вылез наружу, он раскрыл окровавленный рот и сильно хрипел, во рту была только кровавая слюна. Даоэрцзи направил лошадь вверх по склону, так давление на волка было ещё сильнее. Чень Чжэнь двигался вслед за волком, он видел, что тот уже начинал дёргаться в предсмертных судорогах. Чень Чжэнь наконец-то облегчённо вздохнул, в этот раз за происшествие, можно считать, не будет наказания. Но он нисколько не был рад, он смотрел на ещё живого волка, который через несколько минут уже будет мёртвым. Всё же степь безумно жестокая, и требования, которые она предъявляет к любым существующим в ней жизням, беспощадны.

Когда лошадь достигла середины склона, тело волка уже не дёргалось, но из пасти ещё продолжала идти кровь. Даоэрцзи слез с лошади, не отпуская аркана, сильно ударил волка дубинкой по голове, достал из-за седла монгольский нож и воткнул его волку в горло. Когда Чень Чжэнь слез с лошади, волк уже не дышал. Даоэрцзи пнул волка по лапам, увидел, что реакции нет, тогда он вытер пот, сел на траву и закурил.

Подскакал Сан Цзе, перекинулся двумя фразами с Даоэрцзи, посмотрел на мёртвого волка и отправился к овцам.

— Я первый раз вижу, как на моих глазах заарканивают и убивают волка. Как ты всё точно рассчитал! — сказал Чень Чжэнь.

Даоэрцзи засмеялся:

— Я уже раньше заметил, что это глупый волк, умного и опытного было бы трудно заарканить.

Чень Чжэнь вдруг вспомнил, что у Даоэрцзи тоже есть волчонок, и он спросил:

— В эти дни я всё время был занят, все никак не зайду к тебе посмотреть на волчонка. Как он там у тебя? Люди не ругаются?

Даоэрцзи покачал головой:

— Лучше и не говори! Два дня назад я его убил.

У Чень Чжэня стало тяжело на сердце, и он взволнованно спросил:

— Как это ты его убил? Почему? Что случилось?

Даоэрцзи вздохнул и ответил:

— Если бы я так же, как ты, привязал его на цепь, всё было бы в порядке. Мой волчонок размером был меньше твоего и дикий характер не очень сильно проявлял, и я держал его вместе с щенками. Потом волчонок стал быстро расти и поправляться, намного быстрее, чем щенки, все в доме очень привязались к нему. Волчонок больше всего любил играть с моим маленьким сыном. Сыну всего четыре года, он тоже очень полюбил волчонка. Но кто же мог подумать, что он, играя с сыном, вдруг укусит его в живот, причём до крови, да ещё содрал кусок кожи. Ребёнок испугался, от боли заревел. А волчьи зубы острые, острее собачьих, я от испуга два раза ударил его дубинкой и убил. Потом скорее отвёз сына в санчасть сделать два укола, вроде всё обошлось, но только вот у ребёнка живот до сих пор опухший.

— Да, здесь нельзя быть небрежным, в эти несколько 4 дней нужно ещё сделать несколько уколов, а то может заболеть бешенством, а сделаешь уколы — будешь в безопасности, — сказал Чень Чжэнь.

— Об этом у нас все знают. Если укусила собака, то надо делать уколы, а уж если укусил волк — то тем более. Волки с собаками действительно не одинаковы, люди говорят, что нельзя растить волка. Я попробовал — и действительно нельзя, волчью дикую природу невозможно исправить, в любой момент может что-нибудь произойти. Я тебе советую тоже не держать его, твой волчонок большой, дикий, зубы острые, допустишь неосторожность — и можешь распрощаться с жизнью, — ответил Даоэрцзи.

Чень Чжэнь подумал и сказал:

— Я буду осторожен, нелегко вырастить волчонка, мне его очень жалко.

Овцы уже ушли далеко. Даоэрцзи снял с волка шкуру, положил её на седло, сел на лошадь и поскакал догонять стадо.

На следующий день Даоэрцзи обменял волка на овцу, Об этом случае говорили во всей бригаде. Баошуньгуй, получив шкуру волка, очень хвалил Даоэрцзи, объявил его героем и наградил тридцатью патронами. Через несколько дней один молодой чабан из третьей бригады тоже захотел таким образом заманить волка и его на овцу. Он тоже отошёл далеко от стада, но волк оказался хитрым и опытным, он утащил овцу и съел только одну её ногу, а больше не стал, наелся, но не переел. Когда он убегал, то скорость его нисколько не снизилась, и он легко скрылся, только его и видели. Этот молодой чабан был подвергнут критике и поучению со стороны Билига и всей бригады, а также был оштрафован. Ему месяц не разрешали есть баранину.




22


…Священный чёрный волк, перед которым преклоняются некоторые шаманы из маньчжуров, дауров, орочонов, эвенков, он храбрый и непобедимый защитник святых и помощник шаманства, он не любит ненависть, удаляет зло, отгоняет зверство. Всякий раз, когда встречают опасную, хитрую и коварную нечисть, которая применяет грубую силу ночью, ему всегда поручают с помощью своего мужества и мудрости проглотить её в темноте. Он не только сумасшедший волк, но ещё и уничтожающий злой дух.

    

Фу Юйгуан. «О шаманстве»






Снова пришла очередь Чень Чжэню дежурить по ночам. Когда Эрлань охранял стадо, Чень Чжэнь мог на дежурстве или поспать в юрте, или при свете масляной лампы читать или писать дневник. Чтобы не мешать двум своим товарищам спать, он поставил низкий столик около двери, а двумя толстыми книгами отгородил лампу. На пастбищах было всё спокойно, без звуков, воя волков не было слышно, три собаки за всю ночь даже не залаяли, но ушки держали на макушке, бдительно охраняя овец. Он тоже только один раз вышел ночью из юрты, пройдясь с фонариком вокруг, Эрлань всегда лежал с северо-запада от овец, и Чень Чжэнь успокоился. Он погладил Эрланя по голове, выразив благодарность. Вернувшись в юрту, он всё же не мог расслабиться и сомкнуть глаз, почитал книгу и только после этого смог заснуть. На следующее утро он, проснувшись и выйдя из юрты, первым делом пошёл покормить волчонка.

После того как они переехали на летние пастбища, волчонок с самого рассвета всегда, спрятавшись, следил за дверью в юрту, стерёг свою миску с едой. В его глазах эта миска с едой была его живой добычей, он, как большой волк, терпеливо ждал благоприятного момента для атаки, ждал, когда добыча приблизится к нему, и потом внезапно делал бросок и хватал её, таким образом, это был его трофей, а не принесённый ему людьми. Так волчонок по-прежнему сохранял свою волчью независимость. Чень Чжэнь тоже притворялся, что боится его грозного вида, осторожно отступал на несколько шагов, но часто не выдерживал и смеялся.

В нагорьях Внутренней Монголии перед наступлением летнего сезона дождей стоит жаркая и засушливая погода, в этом году этот период был жарче, чем в прошлые годы. Палящее солнце высушило молодую траву около юрты так, что она превратилась почти в солому. Комары ещё не проявили себя, но в степи появилось много больших мух, появившихся из личинок, живущих на остатках мяса, они кружились над людьми и скотом, кусались, не давая им покоя. Они жалили и людей, и скот, садились на глаза, лезли в нос и рот, также забирались на висящие внутри юрт куски мяса с кровью. Люди, собаки и волчонок непрерывно отряхивались и отмахивались от мух. Хуанхуан, часто клацая зубами, ловил летающих перед его глазами насекомых, затем, пожевав, выплёвывал. Через какое-то время перед ним на земле лежала уже солидная горка из мёртвых мух.

Солнце пекло всё сильнее, парило, вся горная впади с пастбищами была как большой котёл с разогрето-высушенным зелёным чаем, трава вся превратилась в сено. Собаки лежали к северу от юрты в её узкой тени, широко раскрыв пасти, высунув языки и тяжело дыша. Чень Чжэнь обнаружил, что Эрланя нет вместе со всеми, Чень Чжэнь позвал его два раза, но Эрлань не показался, наверное, куда-нибудь пошёл погулять. Ночью Эрлань дежурит очень ответственно, но днём куда хочет, туда и ходит, однако так же, как Хуанхуан и Илэ, охраняет дом.

На площадке у волчонка трава тоже вся выгорела и к тому же вся уже была им вытоптана и превратилась в жёлтый песок. Волчонок оказался не только заключенным, но ещё и мучился под палящим солнцем, подвергался наказанию жарой.

Волчонок как увидел, что открылась дверь, сразу встал, натянул цепь, так что его чуть не придушило. В это время самое главное, что ему было нужно, — это не трава и не вода, а еда. Пища была для него главнее всего. За эти дни Чень Чжэнь обнаружил, что от жары у него совсем не пропадает аппетит, наоборот, он возрастает ещё больше.

Чень Чжэнь забеспокоился. В степи, когда наступает летний сезон, по обычаям скотоводов главной пищей становятся молочные продукты, а количество мяса уменьшается, блюда состоят в основном из мучных изделий, чумизы, риса и различного вида соевого творога, сливочного масла, молочных пенок и др. Однако молодые интеллигенты ещё не научились готовить молочные продукты, и к тому же были определённые трудности. Ведь действительно, кто захочет вставать с рассветом доить коров, а на следующий день выжимать, резать, сушить — то есть выполнять очень хлопотную работу по приготовлению этих продуктов. Они лучше поедят что-нибудь другое, но не будут готовить. Когда летом пастухи готовили продукты из молока, молодые пекинцы ходили собирали дикорастущие травы, такие как дикий лук, чеснок, хризантемы, одуванчики и другие. Однако в этот летний сезон, когда мяса мало, монгольские скотоводы всё же обменивались со студентами продуктами, взаимно обогащая разные кухни.

Монгольские скотоводы летом очень мало режут овец, летом мясо трудно хранить: слишком жарко, слишком много мух, мясо полежит два дня — и уже заводятся личинки. Скотоводы делают мясо следующим образом: нарезают его толстыми полосками, обваливают в муке, чтобы мухи не могли отложить личинки, и подвешивают на верёвке в юрте в прохладном месте и таким образом сушат. Каждый день для еды отрезают с того места, где уже засохло. Вторая причина в том, что летом овцы только нагуливают жир, так называемый «водный» жир, а после него, когда придёт осень, им надо будет ещё нагулять настоящий «жировой». Пока они не нагуляли эти жировые прослойки, мясо у них нежирное, не очень вкусное, и пастухи не любят его есть. К тому же летом овец стригут, и если в это время зарезать овцу, то шкура её ничего не будет стоить. Билиг говорил, что летом резать овцу — это позор.

Ну, людям-то без мяса ещё ничего, а волчонку как быть?

Чень Чжэню при кормлении волчонка пришлось идти на всякие хитрости. Сварив кашу, он добавил туда не мяса, которого не было, а овечьего жира для запаха. На овечьем жире обычно горела лампа, с которой они ночами читали во время дежурства. Сейчас, в голодный без мяса сезон, он сгодился для еды. Он добавил жира в кашу, понюхал, запах вроде соответствовал мясному, и отнёс волчонку, поставил миску и отошёл на несколько шагов. Волчонок был вполне удовлетворён этой едой.

При кормлении волчонка необходимо каждый день учиться, каждый раз звать его. Чень Чжэнь надеялся, что волчонок сможет запомнить его добро, когда он кормил, самое меньшее, хотя бы будет считать его любящим другом. Чень Чжэнь часто думал, что придёт день, когда он женится, у него родятся дети, но, возможно, он не будет так волноваться и переживать за своих детей. Он верил, что у волков есть волшебные силы, в голодной степи или лесу волчица может вскормить человеческого детёныша, и волчья стая может позаботиться о нём или о ней и воспитать его или её волком. Если бы не было такой волшебной силы чувств, которая стоит над людьми и волками, то не могли бы появиться и эти легенды. Когда-то ещё в средней школе Чень Чжэнь прочёл рассказ советского писателя, в котором говорилось, как один охотник спас волка, взял его к себе домой, ухаживал за ним, вылечил ему рану и потом отпустил в лес. Потом однажды утром он открыл дверь и увидел, что у двери на снегу лежат семь диких зайцев, а ещё на снегу отпечаталось несколько рядов волчьих следов…[43 - Рассказ Михаила Пришвина, в котором описываются дружеские отношения между человеком и волком.] Хотя в других повестях и фильмах было совсем по-другому. В большинстве рассказывались страшные истории, как волки утаскивали и поедали овец или крали ребёнка и съедали его сердце и печень, вплоть до того, что известный писатель Лу Синь тоже описывал подобную страшную историю о волках. Поэтому Чень Чжэня так тронул этот рассказ советского писателя, ведь прошло немало лет, а он его не забыл. Он часто во сне становился тем охотником, уходил по снежной дороге в лес и играл вместе с друзьями-волками, боролся с ними на снегу…

Чень Чжэнь заметил, что в его жилах как будто тоже бешено несётся кровь кочевых народов. Хотя его прадед и был самым настоящим крестьянином, но он чувствовал, что он не чистый потомок крестьян, он не похож на китайских конфуцианцев и крестьян-единоличников. И поскольку Чень Чжэнь наполовину осуществил свою рискованную мечту, ему следовало ещё, проявив желание и героизм, продолжать идти дальше, чтобы мечта сбылась до конца.

Волчонок наконец вылизал миску начисто. Он уже был длиной более полуметра и с наевшимся животом выглядел ещё могущественнее, он был уже больше щенков на полголовы. Чень Чжэнь убрал миску к юрте, подошёл к волчонку, настало время чесать его за ушами. Чень Чжэнь взял волчонка, перевернул его животом кверху и положил на колени, тихонько стал массировать ему живот. Обычно в степи волки и собаки не позволяют обнажать перед кем-либо свой живот, поскольку это их самое уязвимое место, только перед самыми близкими, теми, кому доверяют. Хотя Даоэрцзи и убил своего волчонка за то, что тот ранил его ребёнка, Чень Чжэнь всё же дал свой палец волчонку в рот, позволяя его лизать и покусывать, словно он играет родными братьями и сёстрами, легонько и не до крови. Раз волчонок доверяет ему своё самое уязвимое место, живот, то почему же он не может доверить волчонку свой палец?

Уже было близко к полудню, стояла невозможная жара, и волчонку было очень трудно выносить её, он раскрыл рот, высунул язык, часто дышал. Чень Чжэнь из юрты наблюдал за ним и не знал, нужно или нет помогать ему. Волки в степи самые неприхотливые животные, они не боятся ни мороза, ни жары, но, когда жара слишком сильная, они всё же скрываются в укромном месте, например, в тени за каким-нибудь камнем. Чень Чжэнь слышал, как старик Билиг говорил, что летом, когда пасёшь овец и тебе встретится прохладное место, не позволяй сразу овцам ложиться и отдыхать в прохладе, а сначала посмотри, не скрылся ли где-нибудь в зарослях травы волк.

Чень Чжэнь не знал, как помочь волчонку лучше перенести жару, и сначала решил проверить, насколько сильно терпение волчонка. Ветер, который продувал юрту, тоже стал нагреваться, коровы на пастбище совсем не ели траву, а все лежали на берегу реки. Дальнее стадо овец тоже залегло на склоне горы, большинство из них спали. Чабаны устроили временные треугольные «навесы», сооруженные из шестов арканов, воткнутых в норы байбаков, и навешенной на них одежды, у каждого такого навеса было по два чабана, когда один спал под навесом, другой в это время следил за обоими стадами.

Волчонок уже не мог ни стоять, ни лежать спокойно под палящим солнцем. Он постоянно переворачивался, искал щенков, когда увидел одного, спрятавшегося в тени под телегой, тоже захотел пойти туда, но цепь не пускала. Чень Чжэнь вышел из юрты, он беспокоился, что, если такая жара будет продолжаться, у волчонка случится солнечный удар, а пастбищный ветеринар не станет его лечить. Как же быть? В степи ветер сильный, а один плащ не сможет послужить волчонку зонтиком от солнца. А если подкатить телегу, то волчонок может в ней запутаться и удавиться цепью. Пожалуй, лучше всего соорудить ему такой же треугольный навес, как делают чабаны. Но опять же, этого он сделать не мог. Все пастухи жарятся под солнцем, а некоторые тут сооружают для волка навес, это что за «классовое сознание»? Тогда вся бригада ополчится на него, будет сильно ругать и критиковать молодых интеллигентов.

Чень Чжэнь налил в миску воды и поднёс волчонку, тот сунул морду в миску и в один момент выпил воду. Потом он быстро спрятался в тень, отбрасываемую фигурой Чень Чжэня. Чень Чжэнь постоял немного, почувствовал сзади на шее боль, это был уже солнечный ожог. Ему только осталось принести побольше воды и вылить её около волчонка на землю. Вода тут же впиталась в песчаную почву. Волчонок вдруг обнаружил, что температура почвы в этом месте стала намного ниже, и сразу же лег туда отдыхать. Он пролежал подряд несколько часов. Но земля потом снова нагрелась, и волчонок снова стал вертеться от жары. Чень Чжэнь не знал, что делать, он не мог постоянно лить воду, ведь когда придёт его очередь пасти овец, что тогда делать?

Чень Чжэнь зашёл в юрту, ему не читалось, он очень беспокоился, что волчонок от жары заболеет, исхудает, даже может умереть. Он не мог и подумать, что, выращивая волчонка, обеспечивая при этом безопасность окружающих, совершенно невозможно обезопасить жизнь самого волчонка. Если волчонка держать на цепи, то самый минимум, где он может укрыться — это в тени от какой-нибудь стены. Неужели в условиях жизни древних скотоводов действительно нельзя было держать волка? Даже старик Билиг и тот не знает, как растить волка, у него нет никакого опыта, который он мог бы передать.

Волчонок продолжал непрерывно вертеться на цепи, его мозги как будто тоже постоянно вращались и думали, он как будто понял, что за пределами цепи, в траве, температура намного ниже, чем внутри. Он лёг так, что всё его тело оказалось за пределами радиуса цепи, только голова и шея остались внутри круга, в траве не так пекло, и он таким образом мог немножко отдохнуть. Чень Чжэнь искренне порадовался за умный поступок волчонка, и это дало ему некоторую надежду на будущее. Он тоже придумал метод спасения волчонка от жары: когда наступит самое сильное пекло, он просто поменяет территорию для волчонка, переместит его туда, где есть трава. Чень Чжэнь вздохнул: «Способности и сила волков всегда превосходят представления людей о них, даже волчонка, которого растят без матери, сама природа учит справляться с возникающими трудностями». Чень Чжэнь вошёл в юрту и полулежа стал читать книгу.

За пределами юрты раздался звук копыт: две лошади, взвивая пыль и песок, скакали по тропе в нескольких метрах от юрты. Чень Чжэнь подумал, что это чабаны проезжают мимо, и не обратил внимания, кто это. Он и не подумал, что они резко повернут к юрте, прямо к волчонку. Волчонок от испуга поджал задние ноги, натянул цепь. Тот, кто был впереди, быстро накинул аркан на шею волчонку, затянул петлю и стал сильно тянуть к себе. Волчонок упал на землю, в это время другой человек кнутом стегнул волчонка так, что тот перевернулся. Первый остановил лошадь, достал дубинку, приготовившись спрыгнуть с лошади и ударить. Чень Чжэнь от испуга громко закричал, схватил скалку для теста, выскочил словно сумасшедший. Эти двое увидели, что у Чень Чжэня такой решительный вид, поэтому быстро вскочили лошадей и ускакали. Он только услышал, как один из них громко выругался:

— Волки утаскивают жеребят, а он ещё растит волка! Когда-нибудь я убью этого волка!

Хуанхуан и Илэ выскочили и яростно лаяли, их тоже ударили палкой. Эти два всадника ускакали в направлении табуна лошадей.

Чень Чжэнь не разглядел, что это были за люди, он предполагал, что один из них тот чабан, которого критиковал Билиг, а другой — из четвёртого звена. Они приехали выместить злобу и решили убить волчонка. Чень Чжэнь сам ощутил злость и страх перед местью монгольских конников.

Чень Чжэнь подбежал к волчонку, тот поджал хвост, полумёртвый от страха, лапы его дрожали, так что он неуверенно стоял на них. Когда он увидел Чень Чжэня, то бросился к нему, как к родной маме. Чень Чжэнь взволнованно ощупал шею волчонка, к счастью, она не была сломана, но полоска шерсти на шее была содрана верёвкой, и осталась глубокая кровавая линия. Сердце волчонка бешено билось, и Чень Чжэнь с большим трудом унял свою и его дрожь. Он снова вошёл в юрту и вынес отрезок сушёного мяса, успокаивая, дал волчонку. После того как тот съел мясо, он поднял волчонка и ощупал его грудь и горло, сердце волчонка постепенно успокоилось. Он смотрел, смотрел на Чень Чжэня, а потом лизнул его в нижнюю губу. Чень Чжэнь приятно удивился, он во второй раз получил поцелуй волчонка и в первый раз — его благодарность.

Чень Чжэнь с той поры, как взял волчонка, почувствовал, что отношение к нему со стороны пастухов изменилось, все охладели к нему и отдалились, даже старик Билиг стал реже заходить. Все стали относиться к нему как к Баошуньгую или к строителям, которые уничтожают степь. Волк для степного народа — это тотем, а во плоти — злейший враг. Неважно, по духу или во плоти, но степной народ не разрешает держать дома волка. А раз он держит волка, то он оскорбляет чувства верующих, потому что держит злейшего врага. Он, по сути, нарушил условия, предначертанные Небом, нарушил табу степных народов и их культуры. Он сейчас не знал, можно ещё или нет сохранить волчонка и продолжать держать его дома. Он везде искал Эрланя, но тот ещё не вернулся. Если бы он был дома, никто, кроме людей его звена, не посмел бы подойти к дому близко. Эрлань обязательно укусил бы незнакомых и обратил их в бегство, и они наверняка, только увидев, что Эрланя нет рядом, осмелились подойти.

Солнце ещё не достигло зенита, волчонок по-прежнему от жары вертелся на месте. Чень Чжэнь занялся домашними делами. Когда он поднял голову посмотреть на волчонка, он остолбенел от изумления — волчонок изо всех сил стал выкапывать себе нору, только земля летела во все стороны. Чень Чжэнь быстро вытер руки и выбежал проверить. Волчонок копал нору в центрально-южной части своего круга, половина тела уже вошла в выкопанную яму, хвостик дрожал, земля непрерывно вылетала из-под волчонка. Через какое-то время он вылез из ямы, сгрёб землю в кучу назад. Он весь был перемазан в земле, в его взгляде было много дикости и пафоса, как будто он сейчас раскапывал сокровища.

Волчонок ещё покопал, его глаза блестели, как у разбойника. Чень Чжэнь не выдержал и тихо сказал:

— Волчонок, копай помедленнее, осторожно, не сломай когти. — Волчонок взглянул на Чень Чжэня, как бы улыбаясь, он словно был очень доволен своим поступком.

Чень Чжэнь подумал: «Волчонок действительно очень умный, он сам выкапывает ограждающую его от света, жары, людей и опасности яму или нору». Чем дальше углублялся волчонок, тем внутри солнечные лучи становились всё слабее. Он уже почувствовал радость тени, начал приближаться к своей предполагаемой цели. Волчонок копал всё ожесточеннее. Прошло ещё двадцать минут, и над ямой остался только кончик его хвоста, а тело полностью погрузилось в прохладную тень выкопанной им ямы. Чень Чжэнь сразу вспомнил пословицу: «Дракон рождает дракона, феникс рождает феникса, мышь рождает детей, умеющих рыть норы». Ведь волчонок совсем не видел мать-волчицу, никто его не обучал этому, так откуда же у него это умение? У Чень Чжэня от изумления пробежали мурашки. Этот маленький, которому всего чуть более тёх месяцев, волчонок, без родителей и без того, мог бы его научить этому, в одиночку решил жизненно важный вопрос. Он, получается, умнее собак, а может, же и людей. Наследие — это основа, но у волков ещё очень большие способности.

Чень Чжэнь сел на корточки, посмотрел на вырытую волчонком землю и подумал, что он выращивает не просто маленькое животное, но учителя, которого надо уважать и перед которым надо преклоняться. Он верил, что этот маленький зверёк ещё может научить его многим вещам: храбрости, мудрости, терпению, любви к жизни, неуспокоенности, непокорности. Он ещё подумал, что если бы у китайцев кроме тотема дракона был ещё и волчий тотем, то это было бы исключительно. Тогда китайский народ смог бы терпеть унижения и оскорбления вплоть до утраты своей национальной независимости?

Волчонок уже почти докопал до предела, железная цепь с ошейником не позволяла ему рыть ещё глубже. Чень Чжэнь тоже больше не собирался удлинять цепь. Докопав, он стал пятиться и вылезать обратно, железная цепь сдавила ему горло и затронула рану на шее, от боли он даже открыл рот. Волчонок лёг на свеженасыпанную горку земли, тяжело дыша, немножко отдохнул, нагнув голову, он смотрел в глубь выкопанной ямы, и Чень Чжэнь не знал, что он может ещё придумать.

Волчонок снова стал копать. Чень Чжэнь наклонился посмотреть, что он ещё там делает, оказалось, что он теперь расширял свою нору, чтобы можно было лечь в полный рост. Чень Чжэнь в очередной раз изумился, он просто не поверил своим глазам: этот процесс рытья норы до её окончательного расширения он проводил без каких-либо остановок, без лишних затрат, этот процесс был единым. Чень Чжэнь просто не мог понять, откуда у него это умение. Возможно, именно эта невозможность понять и заставляет степные народы с древности и до наших дней превращать волка в тотем.

Докопав, волчонок улёгся в своей норе, угрюмо глядя, совсем как настоящий дикий волк. Он как будто бы вернулся в свою родную нору где-то там на воле, к маме под грудь, к своим братьям и сёстрам. Сейчас волчонок уже был спокоен, он наконец-то обособился от людей и скота, уединился там, где должен быть волк, в мире волков. Наконец-то он мог спокойно спать и видеть прекрасные волчьи сны. Чень Чжэнь утрамбовал землю перед норой. Волчонок, можно считать, уже имел новый безопасный дом.

Вечером, когда Гао Цзяньчжун и Ян Кэ вернулись домой и увидели недалеко от юрты волчью нору, они обомлели.

— Когда пас овец, солнце так пекло, так хотелось пить, я боялся, что волчонок не перенесёт это лето. Я и не думал, что у него такие сверхъестественные способности, — сказал Ян Кэ.

Эрлань гулял где-то целый день и тоже вернулся. Его живот раздулся, рот был масляным, никто не знал, на кого он ещё охотился в горах.

Волчонок услышал, что Эрлань вернулся, и вылез из норы. Он облизал жирный рот Эрланя. Эрлань удивился, увидев новую нору волчонка, обошёл вокруг неё несколько раз, затем радостно лёг у её входа, сунул нос внутрь и нюхал, что там внутри. Волчонок сразу стал обрадованно забираться на Эрланя, на его спину и шею.

Чень Чжэнь рассказал Ян Кэ о происшедшем, а потом добавил:

— Надо придумать, где бы раздобыть мяса, иначе волчонок вырастет слабым, и если не будет Эрланя, тогда будет слишком опасно.

— Сегодня я в горах ел жареного байбака, его поймал Даоэрцзи. Если он наловит побольше, мы попросим у него и покормим собак и волчонка, однако, когда много чабанов и овец, байбаки боятся вылезать из нор, — заметил Ян Кэ.

Чень Чжэнь озабоченно сказал:

— Я сейчас больше всего боюсь, что волки придути утащат овец. Летом волчицы свирепствуют, особенно если они потеряли детёнышей. А если они сюда ещё приведут стаю, то нам придётся туго. В этом году люди вытащили много волчат, и эти волчицы наверняка жаждут мести. Чабаны хотят убить нашего волчонка, наши коллеги-студенты тоже все против того, чтобы мы держали волчонка. Считай, нас обложили со всех сторон…

Ян Кэ похлопал его по плечу:

— Ничего, будем продолжать. Я тут придумал способ, как защититься от волков. Волки, как и кочевники, очень боятся взрывов. Как только мы услышим, что Эрлань за лаял на волков, мы кинем несколько зарядов в стаю и так можем их спугнуть.

Чень Чжэнь, вздохнув, сказал:

— Получается, что твой волчий характер и его проявления сильнее, чем мой…




23


Дун Чжуншу ответил: «…Династия Цинь брала пример с законов таких учителей, как Шэнь Бухай, Шан Ян, осуществила учение Хань Фэй-цзы, ненавидела правила отдельных правителей, считала жадного волка презренным…»

    

Сыма Гуан. «Общая оценка управления и службы. Правление ханьских императоров»






Ян Кэ стоял спиной к шумной стройке и смотрел на озеро с белыми лебедями в середине горной впадины. Он не смел повернуть голову и посмотреть на стройку. С тех пор как Баошуньгуй убил и съел лебедя, он видел во сне лебединую кровь, а озеро под голубым небом окрашивалось в красный цвет…

Более тридцати рабочих, приехавших из крестьянских районов Внутренней Монголии, с большой скоростью сооружали для себя глинобитные дома. Эти сезонные рабочие, работающие в скотоводческих районах, имели предков-скотоводов, а следующие поколения уже были полукрестьяне-полускотоводы. Когда пришло их поколение, то многие пастбища распахали под поля, и земля не могла их кормить, и они, как перелётные птицы, прилетали в степь. Они говорили бегло и по-монгольски, и по-китайски, понимали словечки скотоводов и могли работать земледельцами, в степи разбирались лучше, чем пришлые из внутренних районов Китая крестьяне, могли обходиться любыми местными ресурсами. Такая строительная деятельность имела свою особую специфику. Чень Чжэнь и Ян Кэ каждый раз, когда водили скот на водопой, по дороге заходили к строителям посмотреть и поговорить. Ян Кэ заметил, что поскольку сроки стройки были очень сжатыми и Баошуньгуй отдал приказ до начала сезона дождей её закончить, то рабочие трудились не покладая рук, не обращая внимания ни на что, и уж тем более на лебедей на озере.

Чень Чжэнь и Ян Кэ в эти дни часто обсуждали политику старого китайского правительства о «колонизации целинных земель военными переселенцами и защите границ», «переселении людей к границе», а также о политике конца династии Цин «освоения пахотных земель безземельными крестьянами». Эта политика постепенного вытеснения скотоводов продолжалась до сих пор. Ян Кэ не мог понять, почему газеты и радио постоянно критикуют Хрущёва за чересчур интенсивное освоение степи, за то, что он превратил большие площади в пустыню и принёс степным народам огромные бедствия, а в собственной стране никак не прекратят подобное? Ян Кэ не пошёл на северо-восток Китая или в Синьцзян, где основаны военные сельскохозяйственные районы, а в конце концов выбрал степь, потому что он читал русские рассказы, смотрел русские фильмы и картины о лесах и степях, слушал длинные и протяжные русские песни про лес и степь. Великие русские писатели, артисты, художники, музыканты и танцоры все очень горячо любили русский лес и русскую степь, и Ян Кэ подпал под влияние этой культуры.




Ян Кэ должен был признать искусство строителей в сооружении зданий. Когда он пришёл туда в первый раз, там была только ровная земля, на следующий день там была уже толстая стена высотой в человеческий рост. Они использовали две телеги, выкапывали из земли огромные камни, которые были больше и толще камней, составляющих Великую стену, примерно в два раза. Из отмели на берегу реки они копали глину, затем вытаскивали корни и стебли травы и перемешивали их с глиной, придавали этой смеси форму кирпичей и высушивали. Получались кирпичи из глины и травы[44 - Так называемый саманный кирпич, весьма распространённый в Центральной Азии.], из них и возводили стены. Ян Кэ пнул ногой эту стену на пробу, — получилось действительно довольно прочное сооружение.

На новых степных пастбищах вдруг образовался ряд глиняных домов, и эти дома серого цвета выглядели уродливо и безобразно на фоне красивого степного пейзажа. Ян Кэ никак не мог этого вытерпеть, и ему осталось только подойти к бригадиру рабочих и попросить их покрасить дома хотя бы мелом, то есть одним цветом с юртами. Старик бригадир, смеясь, сказал, что ты, мол, купи мела, тогда я покрашу. Ян Кэ был обескуражен, ведь в степи не продавался мел, ни за какие деньги нельзя было его достать. А то, что строителям не выделяли средств на покраску, ему не сразу пришло в голову.

На горных склонах было много месторождений камней. Камни выдавались прямо на поверхность, это была щебёнка, нижний слой — обточенные ветром плоские камни, большого и малого размера. Их можно было доставать только с помощью рычажной дубинки и совсем не нужно было долбить киркой или использовать взрывчатку. Семь-восемь рабочих добывали и вытаскивали из разработки камни, и вскоре зелёный склон превратился в горки из жёлтых камней, выглядевших словно захоронения.

Через несколько дней после того, как строительство на новых пастбищах развернулось, приехало ещё более двадцати рабочих. С некоторыми рабочими были также их жёны и дети, они несли с собой домашнюю птицу, которую обычно разводят на северо-востоке. Ян Кэ с грустью сказал Чень Чжэню, что это прекрасное живописное пастбище скоро превратится в обычную деревню, как на северо-востоке Китая. Чень Чжэнь с горечью ответил, что для народа с избытком населения поддержание существования является самой главной задачей и в этом деле ничего не может быть лишним. Потом Ян Кэ слышал, что Баошуньгую так и хотелось перетащить в степь чуть ли не полдеревни из своих родных мест.

Прошло несколько дней, и Ян Кэ увидел, что несколько семей рабочих уже перекапывают землю в оврагах, начинают возделывать и засевать её, устраивая огороды. Ещё через несколько дней уже появились всходы капусты, редиски, редьки, кинзы, огурцов, лука, чеснока, всевозможной зелени, привлекая молодых интеллигентов бригады приходить и покупать овощи из родных мест.

Естественно образованная извилистая степная дорога для повозок была выровнена тракторами, по ней на тех же тракторах привозили различных людей —  родственников из управления пастбищ, специалистов по сбору овечьей шерсти, миндаля, лекарственных трав, лука-порея. Землю только ещё начали осваивать, а уже появилось много бродяг из крестьянских районов, везде уже можно было слышать северо-восточный диалект с монгольским акцентом. Чень Чжэнь сказал Ян Кэ, что китайская крестьянская цивилизация за двести-триста лет ассимилировала маньчжуров династии Цин, и поскольку родные места маньчжуров находились в трёх обширных северо-восточных провинциях Китая, где был чернозём, то можно сказать, что ассимилировали подобную культуру с «подобными корнями», и это не было слишком большой проблемой. Но если китайская культура ассимилирует «тонкую» монгольскую степь, то результатом такой ассимиляции станет «жёлтое бедствие».

Баошуньгуй постоянно находился на стройке, он уже разглядел потенциал развития этого нового пастбища и собирался на следующий год перевезти сюда четыре производственные бригады, предоставить летние пастбища для них, а где есть чернозёмные песчаные почвы, там возделывать землю и заниматься сельским хозяйством. Через какое-то время если нужно будет зерно, то он его достанет, нужно мясо — будет мясо, у него ещё было много родственников и друзей в родных местах, и их можно перевезти сюда, в этот крестьянско-скотоводческий комплекс. Требования Баошуньгуя на этом строительном объекте были жестокими и кабальными, но рабочие нисколько не роптали.

Старик Билиг и несколько старых скотоводов целыми днями ругались с рабочими, заставляя их заравнивать канавы и траншеи, которые те выкопали, потому что уже были случаи, когда лошади ночью попадали в эти канавы. Канавы заравнивались, но потом возникали земляные насыпи в половину человеческого роста. Улицзи ходил с печальным видом, казалось, что он раскаивается, что открыл это новое пастбище.




Ян Кэ стоял спиной к шумной стройке, он долго любовался лебединым озером, чтобы надолго сохранить этот образ. Ян Кэ беспокоился, что через год на противоположном берегу озера и реки расположатся ещё три бригады, а также организует ещё более масштабную стройку. А если со всех сторон озера вырубят камыш, то лебедей здесь тоже не останется.

Он сел на лошадь и поехал к озеру, хотел посмотреть, появились или нет у лебедей птенцы. Ведь в этот сезон у лебедей должны уже быть гнёзда. К счастью, сейчас, кроме нескольких коров, на озере больше не было скота, течение реки унесло муть, которую наделал скот после водопоя, и дало чистую воду из лесного источника, вода озера снова стала прозрачной. Водоплавающие птицы могли наконец получить временное спокойствие.

Вдруг вспугнутые птицы поднялись в воздух и полетели на другой край озера. Ян Кэ быстро вытащил бинокль. Неужели кто-то снова охотится на лебедей?

Прошло более десяти минут, и вдалеке на воде образовалось движение. В окуляре появился плот, маскирующийся, словно во времена войны против Японии. Плот тихонько выплыл из камышей, на нём было два человека, они были одеты в камуфляж и шапки из камыша, на плоту лежала большая куча камыша, весь плот был так замаскирован, что не отличался от зарослей. Видно было, что люди на плоту собирали урожай, один из них держал в руках железную лопату, которой он действовал как веслом, и плот медленно продвигался к берегу.

Когда плот пристал к берегу и люди вышли на берег, Ян Кэ узнал в одном из них старика бригадира рабочих по имени Ван, второй был его племянник Эршунь. Они вытащили свеженарезанный камыш, затем железный таз, полный разной величины птичьих яиц. Среди них были два больших. У Ян Кэ сжалось сердце, и он горестно воскликнул:

— Лебединые яйца! — Но его ещё больше привело в ужас то, что под камышом лежал белый лебедь, на перьях которого были следы крови. Кровь ударила в голову Ян Кэ, так, что ему захотелось пойти и перевернуть этот плот, но оставалось только горестно наблюдать. Убитого лебедя уже не воскресишь, но эти два лебединых яйца, неважно как, нужно спасти.

Когда плот пристал к берегу, Ян Кэ рванулся к нему и громко закричал:

— Кто вам позволил убивать лебедей и вытаскивать лебединые яйца! Сейчас пойдёте со мной в управление пастбищ!

Старик бригадир спокойно произнёс:

— Это командир Бао разрешил, а тебе что до этого?

— Все китайцы знают, что только жаба может есть лебединое мясо. Ты всё же китаец? — зарычал Ян Кэ.

Старик холодно усмехнулся:

— Именно китайцы и не позволяют лебедям улететь к русским. А ты хочешь, чтобы их съели русские?

Ян Кэ уже раньше заметил, что бродяги остры на язык, ему нечего было возразить.

Когда они вытащили лебедя на берег, он увидел, что в груди у лебедя торчит стрела, а на плоту лежит сделанный из бамбука лук и несколько маленьких неиспользованных стрел, неудивительно, что он не слышал звука выстрела. Оказывается, эти двое использовали такое древнее первобытное оружие. В эпоху огнестрельного оружия он впервые увидел лук, и этот лук, сейчас оказался даже эффективнее ружья, так как не спугивает других птиц и его можно применять много раз.

Ян Кэ некоторое время подавлял внутренний гнев, с очень большим трудом изменил настроение, взял в руки лук и сказал:

— Да, хороший лук, да к тому же крепкий. Вы именно из этого лука и убили лебедя?

Старик увидел, что Ян Кэ сменил тон, и, хвастаясь, произнёс:

— А чего мне обманывать? Этот лук я сам переделал из старого, он очень сильный, человека запросто может застрелить.

Ян Кэ взял стрелу и спросил:

— Можно мне попробовать?

Старик Ван вольготно уселся на корягу и заметил:

— Сделать стрелу, однако, занимает достаточно времени, много пришлось испробовать, прежде чем сделать как следует.

Ян Кэ внимательно изучил лук и стрелу. Сам лук был в палец толщиной и три пальца шириной, тетива была сделана из коровьей кожи, толщиной в карандаш, стрелы — из ивовых веток, с другого конца приделаны гусиные перья. Самое удивительное, что наконечник был из жести для консервных банок, вырезанный ножницами в виде треугольника. Ян Кэ попробовал пальцем наконечник, он был и твёрдый, и острый, как штык от винтовки. Он примерно взвесил в руке стрелу, она была лёгкая, но острый конец потяжелее, чтобы стрела в полёте летела ровно.

Лук был очень жёстким, Ян Кэ приложил достаточное усилие, прежде чем натянул его на пять-шесть сантиметров. Он натянул тетиву, прицелился в чурбан, пустил стрелу, но промахнулся, и стрела воткнулась глубоко в землю рядом с чурбаном. Ян Кэ подбежал, осторожно вытащил стрелу, отряхнул её от земли, наконечник остался таким же, как был.

Он подошёл к старику и спросил:

— Когда ты стрелял в лебедя, какое было расстояние?

— Примерно семь-восемь шагов.

— Так близко от лебедя. Что же он не увидел тебя?

Старик Ван набил трубку и сказал:

— Позавчера мы в камышах искали лебедя, долго искали, прежде чем нашли. Сегодня с самого раннего утра мы нарубили камыша, замаскировались и тихо подплыли. К счастью, был сильный туман, и лебедь не увидел нас. У него гнездо ростом с человека и спрятано в камыше, лебедиха в гнезде сидит на яйцах, а лебедь около гнезда плавает туда-сюда и охраняет.

— Но ты кого убил, самца или самку?

— Мы вдвоём лежали низко, не доставали до гнезда и дожидались самца. Ждали очень долго, когда он подплыл близко к плоту, тогда я и выстрелил, он немножко поколотился и умер. А самка как услышала шум, так сразу и улетела, ну а мы тут и вытащили из гнезда два яйца.

Ян Кэ погрузился в мрачные раздумья. Жизнь этих переселенцев и их разрушительные способности — действительно дело нешуточное. Нет ружья, так сделали лук; нет лодки, так смастерили плот. А ещё умеют маскироваться, терпеливо ждать в засаде и метко стрелять. А если у них есть оружие, порох и техника, то во что они тогда превратят степь? Их предки изначально все были скотоводами, но после того, как были ассимилированы китайской крестьянской цивилизацией, они превратились во врагов монгольской степи.

Эршунь освободил плот и сел отдохнуть. Ян Кэ больше всего сейчас беспокоили те два лебединых яйца. Раз самка лебедя ещё жива, значит, надо их обязательно вернуть в гнездо, чтобы позволить им вылупиться и улететь с их мамой далеко отсюда, в Сибирь.

Ян Кэ через силу улыбнулся:

— Ты молодец, старик, потом я у тебя поучусь твоему умению.

Старик Ван довольно засмеялся:

— Да я, кроме того, что ловить птиц, байбаков, ставить капканы на волков, копать лекарственные травы, собирать грибы и другое, больше ничего не умею. А эти вещи все умеют делать. А у нас там, в родных местах, китайцев много, земли не хватает, да диких зверей всех поели, хорошо, что здесь такое раздолье. Да, кстати, я слышал, что у вас в юртах много овечьего жира, которым вы разжигаете лампы, ты не мог бы нам продать немного для добавления в пищу, а то у нас с едой плохо, только овощи да коренья, ничего мясного, да и зерно приходится покупать по высокой цене.

— Это можно, у нас в юрте ещё две банки жира. Я смотрю, эти два лебединых яйца очень красивые, давай так, полбанки овечьего жира меняю на эти два яйца, годится? — спросил Ян Кэ.

Старик Ван воскликнул:

— Годится! Просто мы тогда съедим немного поменьше. Бери и неси.

Ян Кэ сразу же взял яйца, осторожно их завернул и сказал старику Вану:

— Завтра я принесу тебе овечий жир.

— Вы, китайцы, раз сказали, значит, сделали, я верю, — ответил старик.

Ян Кэ вздохнул:

— Сейчас ещё рано, можно я возьму твой плот, поеду посмотрю лебединое гнездо?.. Ты только что говорил, что гнездо высотой в человеческий рост, что-то мне не верится, пока не увижу собственными глазами.

Старик Ван посмотрел на лошадь Ян Кэ и сказал:

— Хорошо, я дам тебе плот, а ты мне лошадь, мне надо довезти лебедя до дома, а то он для меня очень тяжёлый, почти как овца.

Ян Кэ встал:

— Ну, так и договорились… Подожди, скажи мне, где это гнездо.

Старик тоже встал и показал на камыш:

— Двигайся к востоку, потом поворачивай на север, там есть небольшой заливчик, много камыша, придётся лечь, чтобы проплыть. Греби по фарватеру, и по дороге увидишь. Ты умеешь управлять плотом?

Ян Кэ сел на плот, лопатой сделал несколько гребков, получилось нормально. Он сказал:

— Я в Пекине в парках часто катался на лодках и плавать умею, не утону.

Старик кивнул:

— Тогда ты, когда вернёшься, поставь плот на прежнее место.

Он взвалил лебедя на седло, сел сам и потихоньку поехал в направлении стройплощадки. Эршунь пошёл пешком за ним.

Когда они двое удалились, Ян Кэ слез на берег, яйца, завёрнутые в одежду, положил на плот и поплыл искать гнездо.




Ян Кэ долго плыл среди лабиринта камыша, любуясь первозданной красотой природы, пока вдруг не увидел огромный жёлто-зелёного цвета штабель из камышей, высотой больше двух метров, а в диаметре больше метра. Сердце его застучало как барабан: вот оно! Это именно то, чего он не видел раньше ни на картинах, ни в фильмах, — это гнездо лебедя. Он протёр глаза, просто не смея поверить, что это правда.

Ян Кэ глубоко вздохнул, руки его задрожали. Он потихоньку подплыл к гнезду, опёрся на него, осторожно встал на носки, вытянул шею, чтобы посмотреть внутрь. Но гнездо было слишком высоким, и он не смог заглянуть в него, но на ощупь понял, что гнездо внутри было пустым.

Месторасположение гнезда было очень красивым и удобным, здесь находились самые густые заросли камыша, и ещё в глубине водного залива, это было как бы озерцо посреди озера. Пара лебедей свила здесь гнездо, чтобы удобнее скрываться, также рядом была вода и достаточное количество пищи, удобно для того, чтобы самец постоянно патрулировал около гнезда. Если бы не эти два хитроумных рабочих, замаскировавшихся и подплывших на плоту, практически невозможно было бы обнаружить его.

Ян Кэ попробовал толкнуть гнездо руками, но это было как будто толстое дерево, совсем не поддавалось. Хотя оно находилось и на воде, но как будто корнями уходило вглубь озера. Видимо, пара лебедей сначала нашла достаточно густой камыш и на его основе послойно стала строить своё гнездо. Ян Кэ лопатой померил глубину озера в этом месте, она оказалась полтора метра, в таком случае высота гнезда получалась около четырёх метров. Поистине грандиозная постройка! Стебли зрелого камыша были твёрдыми, как бамбук, и под водой совсем не поддавались гниению. Ян Кэ попробовал потыкать его под водой лопатой — действительно очень прочный и твёрдый.

Ян Кэ тогда решил попытаться залезть на гнездо, он носком ноги нащупал щель между слоями камыша, приподнялся, потом ещё и ещё, постепенно возвысился более чем на полметра и наконец-то смог рассмотреть «родильную палату» самки лебедя. Внутри гнездо напоминало мелкую тарелку или блюдце, а не пиалу, как у обычных птиц. Там был постелен слой листьев камыша, набросаны перья и пух, чтобы было мягко и удобно.

Ян Кэ спустился на плот, поднял голову и ещё раз полюбовался гнездом лебедей. Да, умные и трудолюбивые лебеди создали столь глубоко продуманную и эстетичную постройку. Подул небольшой ветер, весь камыш на озере в такт ветру стал качаться, но огромное гнездо лебедей по-прежнему было неподвижно, оно стояло словно трон императора среди склоняющихся придворных. Благородные лебеди с небес на землю вечно несут священную чистоту и красоту. Если бы в мире не было белых лебедей, то разве у человечества мог бы появиться балет «Лебединое озеро» и могла ли быть тогда балерина Уланова? И смог ли Чайковский написать такую музыку? Разве могли бы тогда прекрасные надежды людей уноситься высоко в небо? Ян Кэ стоял и смотрел на гнездо лебедей, и ему очень хотелось, чтобы на площади перед большим театром в Китае соорудили большой памятник-гнездо лебедей, и ему очень хотелось, чтобы эта памятная колонна стала лебединым тотемом, которому бы поклонялись люди, а пара лебедей — тотемом любви и красоты, которому бы поклонялись во всём мире.

Ветер на озере постепенно похолодел, и зелёный цвет камыша немного потемнел. Ян Кэ взял два лебединых яйца, положил их за пазуху, затем осторожно влез на гнездо и тихонечко положил их одно за другим на их прежнее место. Он верил, что эти два больших яйца будут видны с высоты, как два больших драгоценных камня, и королева-лебедь их с высоты увидит.

Через какое-то время в небе показалась белая точка, Ян Кэ быстро отвязал верёвку плота и потихоньку отплыл обратно, гребя лопатой и раздвигая камышовые стебли и листья. Он надеялся, что на это месте, где люди вырубили камыш, быстро вырастет новый и закроет эту протоптанную людьми дорогу к лебедям. Когда Ян Кэ выплывал из залива, он увидел, что большой белый лебедь снижался в заросли камыша, а когда он подплыл к берегу, лебедя в небе уже не было видно.




Когда Ян Кэ пришёл в строительную бригаду к старику Вану, его племянник Эршунь сказал, что тот поехал на лошади в третье звено купить лекарство для коровы. Кухня у них была устроена прямо на земле, там стоял и большой котёл, в котором уже варились разделанные лебеди. Кругом на земле валялись лебединые перья. У котла хлопотала молоденькая девушка, добавляя в котёл различные приправы, лук, соевый соус. У Ян Кэ сразу закружилась голова, и он облокотился на телегу. Девушка сказала Эршуню, чтобы тот звал гостя в дом, угостил его супом из лебедя. Ян Кэ оттолкнул Эршуня, ему хотелось перевернуть котёл, но он взял себя в руки. Он действительно не мог выносить этот запах, идущий из котла, но не смел сердиться. Всё же эти люди были бедными крестьянами, а он отправленным на перевоспитание «образованным щенком». Ему только оставалось успокоиться, а потом он решил дождаться случая и уничтожить тот плот.

Грязные и потные рабочие непрерывно трудились. Но тут, почуяв аромат, они все прибежали, глотая слюни, окружили котёл, напевая и крича:

— Жаба съела мясо лебедя, жаба съела мясо лебедя!

— Съела мясо лебедя, это разве может быть жаба?

— А тогда кто?

Толпа людей, видя, что мясо ещё не готово, побежала к берегу озера. Несколько людей залезли на плот и погребли к середине озера. Некоторые, кто умел хорошо плавать, попрыгали в воду и тоже поплыли к середине, создавая волны. Ян Кэ не понимал: эти монголы из крестьян, почему же они так быстро забыли монгольские обычаи поклонения божествам воды? Когда он ещё был в Пекине и не приехал в степь, руководители, посылавшие его и других молодых интеллигентов, строго наказывали, что, когда приедете в степь, надо уважать народные обычаи и верования монголов. Среди этих обычаев важное место занимает поклонение божествам воды, нельзя, например, в реке или озере стирать одежду, тем более запрещается самому мыться. В древности из-за того, что в исламе есть обычай купаться в реке или озере, между монголами и мусульманами рекой текла кровь. За эти два года те из молодых интеллигентов, кто любил купаться, отказались от этой привычки. Но он и не мог подумать, что эти пришедшие из крестьянских районов монголы так просто нарушили степной закон.

Ян Кэ не выдержал и встал, он хотел пойти к себе в юрту побеседовать с Чень Чжэнем о политике, но только сделал несколько шагов, как увидел около глиняного домика пять-шесть больших корневищ. Он очень удивился, вспомнил о больших белых пионах, которые были издалека похожи на лебедей. Он никогда ещё не видел корневища пионов, они были величиной с голову овцы или как огромные клубни батата. Стебли с цветами были все срезаны, остались лишь небольшие участки стеблей.

Ян Кэ сразу же спросил Эршуня:

— Это корневища пионов? Откуда их выкопали?

— Да, это белые пионы, всё равно росли где-то в горах, а где выкопали, не могу сказать тебе. Несколько дней назад только увезли полтелеги, всё продали в город, в лавку китайских лекарств, — ответил Эршунь.

Ян Кэ и не мог подумать, ведь Баошуньгуй выкопал тогда только малую часть пионов, а этот строительный отряд сгребает всё подчистую. Воистину этим людям ничего не жалко.

Ян Кэ вернулся домой, рассказал Чень Чжэню и Гао Цзяньчжуну о том, что видел и чувствовал…

Когда друзья беседовали, снаружи бешено залаяли собаки.

— Наверное, старик Ван привёз лошадь, — сказал Ян Кэ.

Злющий Эрлань не давал старику слезть с лошади, угрожая наброситься. Ян Кэ криком остановил собаку и пригласил старика в юрту, после этого расседлал лошадь. Лошадь после долгой дороги была вся в поту, седло было сырое, от лошади шёл горячий пар. Ян Кэ сердито открыл дверь и вошёл в юрту. От старика несло спиртным и чесноком, рот его блестел от жира, — наверное, мясо лебедя было вкусным. Чтобы не вспугнуть его раньше времени, Ян Кэ пришлось сдержать свой гнев и достать ему овечьего жира. Старик Ван, прижимая к груди полбанки жира, радостно ушёл. Ян Кэ подумал, что лебедь, который ещё только утром летал высоко в небе, сейчас находится вперемешку с вонючим чесноком в животе у этого старика, и ему захотелось плакать.




На следующий день на рассвете Ян Кэ, Чень Чжэнь и Гао Цзяньчжун были разбужены звуками выстрелов со стороны озера. Друзья даже топнули ногами от отчаяния. Ян Кэ, словно сумасшедший, вскочил на лошадь и рванул к озеру, Чень Чжэнь попросил Гуаньбу попасти овец, а сам вместе с Гао Цзяньчжуном тоже помчался к озеру.

Они с тревогой ждали, когда плот пристанет к берегу. Глазам их открылась ужасная картина, на плоту лежали мёртвый лебедь и несколько диких гусей и уток, а ещё те два лебединых яйца, которые сверху были все в крови. Они, очевидно, убили ту самую самку лебедя, которая сидела на яйцах, и сейчас она отправилась к своему супругу. Её голова была размозжена выстрелом, она была убита, когда высиживала яйца, и кровь покрыла ещё не вылупившихся детей.

У Ян Кэ всё лицо было в слезах. Если бы он не положил яйца обратно в гнездо, она бы не вернулась и её не постигла бы эта ужасная участь.

Когда старик Ван сошёл на берег, там собрались рабочие, скотоводы и молодые интеллигенты. Толпа рабочих радостно, словно справляли праздник, собрала добычу и ушла в свои дома. Скотоводы же с сомнением и возмущением глядели на них, они не понимали, почему эти одетые в китайскую одежду монголы столь жестоки, что осмеливаются убивать и пожирать священных поднимающихся к Тэнгри птиц. Старик Билиг, очевидно, тоже в первый раз столкнулся с подобным. Его борода дрожала от гнева, он ругал старика Вана за полное нарушение божеских и человеческих законов, за то, что тот совершенно не уважает священную птицу шаманов, забыл монгольские корни! Докатился до того, что перестал быть монголом! Старик Ван не стал глотать ругательства и пробурчал:

— Какие там шаманы, мы там у себя даже Будду разбили, а ты говоришь «шаманы!». Всё это — старые пережитки, всё надо ломать!

Старик Билиг настолько был шокирован словами старика Вана, что даже никак не мог вспомнить цитату председателя Мао, подтверждающую неблаговидность его поступка.

Началось большое противостояние между чабанами и рабочими. Когда дело почти дошло до драки, прискакал Баошуньгуй и дико закричал:

— Всем молчать! Кто посмеет распустить руки, будет иметь дело со мной. Всех отправлю на перевоспитание!

После этого все немного притихли.

Баошуньгуй слез с лошади, встал перед Билигом и сказал:

— Лебедь — это любимая игрушка советских ревизионистов. В Пекине уже запретили играть лебедей, даже главная роль и то была подвергнута критике. Если мы здесь будем защищать их и об этом деле узнают наверху, то у нас будут большие проблемы, это политический вопрос… Мы всё же верим в революцию, поэтому должны бороться за производство. А если хотим ускорить процесс производства, то надо дать возможность рабочим получше питаться мясом. Ну а если бригаде жалко продать им овец, а они вынуждены сами добывать себе еду, разве это не выгодное дело? — Он повернулся к рабочим и добавил: — Ещё полно работы, а вы здесь что делаете? Всем идти работать!

Толпа рабочих быстро рассосалась.

Ян Кэ в полном гневе быстро вернулся на лошади в юрту, достал три петарды, прискакал на озеро и все их там взорвал. Бах, бах, бах… от сильных взрывов все птицы на озере в страхе разлетелись.

Разозлённый Баошуньгуй прискакал на склон и, указывая кнутом на Ян Кэ, стал ругаться:

— Ты что, хочешь лишить нас еды, думаешь, умнее всех? Не забывай, что твоя реакционная деятельность может быть приравнена к бандитской! Ты сначала побывай в шкуре этих бедных крестьян, а потом выступай! Эти рабочие, да и я, все мы из бедняков!

— Приехав в степь, я в первую очередь вхожу в положение скотоводов! — ответил Ян Кэ.

Билиг и несколько чабанов, положив руки на плечи Ян Кэ, увели его. Старик сказал:

— Ты в этот раз пустил петарды и этим меня внутренне порадовал.

Через несколько дней Гао Цзяньчжун пригнал коров домой. Он по секрету сказал Ян Кэ и Чень Чжэню:

— Корову, которую купил старик Ван, утащили и съели волки, прямо там недалеко от них.

Друзья опешили, потом Ян Кэ произнёс:

— Правильно, у этой банды рабочих ведь нет собак, это большой недостаток.

— Я видел, эта корова была привязана в десятке с небольшим шагов от их дома, от неё остались только голова, копыта и кости, мясо всё обглодали. Старик Ван сильно ругается, говорит, что полмесяца работал на неё. Вообще, у этой больной коровы не особо сильная-то и болезнь была, всего лишь в животе паразиты. Старик купил для неё лекарство, чтобы их вывести, он думал на хорошей воде и траве вырастить её толстой, но, как только корова начала поправляться, тут же досталась волкам, — сказал Гао Цзяньчжун.

Ян Кэ злорадствовал:

— У этой банды бродяг из крестьянских районов совершенно нет осторожности, как у пастухов, ночью они спят как мёртвые свиньи. А волки очень умные. Они как увидели, что здесь можно поживиться, так прямо от дверей и утащили корову. Разве они не обидели бедных крестьян? Никто не посмел, а волки посмели!

— Это они не обидели, а отомстили, — заметил Чень Чжэнь.

Ян Кэ вздохнул:

— В эпоху огнестрельного оружия месть волков уже не имеет слишком большой силы…




24


Циньский Му-гун… уничтожил двенадцать маленьких стран западных народов, расширил территории на тысячи километров, стал правителем западных народов. После гибели династии Западное Чжоу северные и западные народы жили вместе на бывшей территории Западного Чжоу… культура этой династии включала в себя обычаи побеждённых северных и западных народов и культуру эпохи Шан. Царство Цинь использовало эти отсталые режим (включая и то, что после смерти старшего брата младший брат наследовал место правителя) и культуру, и хотя Цинь уже стало крупным царством, но все китайские князья считали его страной северных и западных народов и не позволяли ему участвовать в союзах.

    

Фань Вэньлань. «Сокращённое издание общей истории Китая»






Летними ночами на нагорье во Внутренней Монголии мгновенно становится холодно, как будто пришла глубокая осень. Страшные тучи комаров быстро переходят в наступление, это были последние несколько спокойных ночей. Только что подстриженные овцы лежали тесно рядом, жуя жвачку. Эрлань и Хуанхуан время от времени поднимали головы, бдительно нюхая воздух, а с северо-западного края стада прогуливалась Илэ с щенками.

Чень Чжэнь взял электрический фонарь, маленький кусок кошмы и пошёл на северо-западный край стада, нашёл ровное место, постелил его там и сел по-турецки но никак не мог лечь. С тех пор как переехали на новое пастбище, навалилось очень много дел, и он не высыпался. Стоило только ему лечь, как сон тут же окутывал его, и, несмотря даже на бешеный лай собак, он всё равно не мог пробудиться. Ему бы следовало воспользоваться периодом спокойствия, когда не было комаров, и побольше поспать, но он по-прежнему не смел допустить халатности: степные волки были большими мастерами находить свой счастливый случай.

После того как волки утащили и съели больную корову у рабочих, нервы у троих ребят были натянуты. Вол съели корову — и это был сигнал для чабанов, это означало, что волки с охоты на дзеренов, байбаков и сусликов перешли на крупный скот. Молодые дзерены уже стали бегать словно ветер, байбаки тоже усилили бдительность, голодным волкам стало недостаточно питаться одними сусликами, и их взоры обратились к скоту. Здесь, на новых пастбищах, люди и скот ещё не укрепились, Билиг несколько раз проводил производственные собрания, призывал всех не допускать небрежности, а быть как волки — во время сна глаза закрыты, а уши всё слышат. В степи Элунь начался новый этап сражения между в волками и людьми.

Чень Чжэнь каждый день основательно вычищал территорию волчонка, старался, чтобы не оставалось волчьего помёта и вообще волчьего запаха, для этого нужно было посыпать всё тонким слоем песка — не только для обеспечения гигиены, но и для того, чтобы его запах не привлекал внимания. Чень Чжэнь постоянно пребывал в напряжении, постоянно ожидал, что волчица учует запах волчонка и нанесёт удар по его овцам. Его утешало то, что при переезде он посадил волчонка в измазанный коровьим помётом ящик и не выпускал его по дороге, поэтому на дороге не должно остаться его запаха и следов. И если она учует его следы на старом месте, то всё равно не будет знать, куда он исчез.

Щенки бегали около Чень Чжэня, он наклонился, чтобы их погладить, Хуанхуан и Илэ тоже подбежали к нему поласкаться. Только Эрлань оставался на своём боевом посту, он по-прежнему патрулировал с северо-западного края стада. Он лучше обычных собак понимал волчью натуру и поэтому всегда был бдителен, словно волк.

Ночной ветер становился всё холоднее, овцы сгрудились ещё теснее, стадо сжалось примерно на одну четверть. После полуночи потемнело так, что Чень Чжэнь не различал белых овец рядом с собой. Во вторую половину ночи ветер стих, но воздух был холодный. Чень Чжэнь прогнал собак на их посты, где им надлежало быть, а сам встал и надел дублёнку, включил фонарь и обошёл два раза вокруг стада.

Когда Чень Чжэнь только сел обратно на кошму, со склона, что недалеко, донёсся протяжный волчий вой: «оу… оу… оу…», концовка была очень протяжной. Вой ещё не затих, а с севера, юга и востока понеслись ответные низкие звуки, в ущелье, во впадине, на озере и на лугу, и все они слились вместе с шелестом камыша и дуновением ветра в одну мелодию. Эта мелодия была чем дальше, тем холоднее, унося ход мыслей Чень Чжэня в далёкую и загадочную Сибирь.

Чень Чжэнь внимательно прислушивался к звукам этой волчьей песни, его непроизвольно охватил озноб, и он покрепче застегнул дублёнку, однако по-прежнему чувствовал этот страшный, словно из глубины льда доносящийся морозный звук, который пронзал тело, мышцы, с макушки головы проходил через весь позвоночник до самого копчика. Чень Чжэнь подозвал Хуанхуана и прикрыл его дублёнкой, чтобы было немного потеплее.

Печальная долгая мелодия потихоньку отдалилась, теперь несколько волков стали выть высокими голосами. В этот раз волчий вой поднял на ноги всех собак бригады, которые стали бурно лаять. Все собаки Чень Чжэня тоже, окружив стадо овец, учащённо лаяли. Эрлань сначала лаял в одну сторону, потом, подумав, что волки могут подойти с другой стороны, побежал туда и там продолжал лаять. Весь вытянутый в длину, словно змея, лагерь чабанов включил фонарики, более ста собак бригады изо всех сил лаяли более получаса, прежде чем постепенно стихли.

Стало ещё темнее, а холод сильнее. Как только собаки успокоились, в степи стало так тихо, что был слышен шелест камыша. Через какое-то время снова зазвучала та самая песня волков. Прямо рядом, с севера, запада и юга, понеслись ещё более мощные волчьи мотивы, как будто стеной окружившие лагерь с трёх сторон. Собаки со всего лагеря залаяли сильнее прежнего. Снова во всех юртах зажгли фонари, стали светить в темноту в направлении волчьего воя, одновременно все, дежурившие в ночи, большей частью женщины, стали изо всех сил кричать: «а-хэ…, у-хэ… и-хэ…». Резкие крики, волна за волной возвращаясь эхом, звучали ещё пронзительнее.

Чень Чжэнь тоже постоянно кричал, но по сравнению с общим криком он чувствовал себя маленьким и слабым телёнком, голос которого сразу же потонул в общем гвалте. В степи давно не предпринималось таких столь масштабных звуковых и световых заградительных мер. Волчий вой под давлением общего крика стих. Благодаря организованным предупредительным мерам волкам дали понять, что им будет очень трудно что-либо придумать.

Чень Чжэнь вдруг услышал звяканье цепи и быстро побежал к волчонку. Обычно прятавшийся в своей нор от солнца и от людей волчонок сейчас был очень возбуждён, он, оскалившись, прыгал, звенел цепью, непрерывна бросался на воображаемого противника, пытаясь его схватить зубами, яростно рвал цепь и стремился в бой.

У любящего темноту волка, как только наступа ночь, жизненные силы во всём теле неизбежно пробуждались; у любящего битву волка, как только приходя ночь, возникала потребность в сражении. Ночь для степных волков — это время открытого разбоя, лучшее время для получения добычи. Но цепь не пускала маленького волчонка, сдерживала его естественные инстинкты, как горячий пар в котле, который в любое время мог взорваться. Он не мог перегрызть или порвать цепь и от этого бесился и был вне себя.

Когда Чень Чжэнь подошёл к волчонку, тот отступил на несколько шагов и выжидал. Чень Чжэнь, немного боясь, сделал несколько шагов к волчонку, только присел на корточки, как волчонок, словно голодный тигр, прыгнул на его колени, открыв рот, будто собираясь укусить. Но Чень Чжэнь был заранее готов, он быстро вытянул руку и фонарём остановил волчонка, упираясь ему в нос и заставив того закрыть пасть. Чень Чжэнь в душе немного переживал. Видимо, волчонок сильно натерпелся и уже не мог сдерживаться.

Псы со всей производственной бригады снова бешено залаяли. Собаки Чень Чжэня бегали и лаяли, иногда пробегали близко от волчонка, но потом снова быстро удалялись к северному краю стада, совершенно забыв о существовании волчонка. Волчонок же, наклонив голову и видя, что вокруг него бегают собаки и бешено лают, решил попробовать подражать им, то есть залаять. Он раскрыл рот, напрягся и истратил много сил, но у него получались только какие-то странные дыхательные звуки, совсем не похожие на собачий лай. Волчонок совсем раздосадовался, он явно был недоволен. Он пробовал ещё и ещё, но по-прежнему получался не собачий и не волчий шипящий звук.

Чень Чжэнь посмотрел на волчонка и подумал, что тот ведь ещё маленький, он ещё по-волчьи-то не умеет выть, а уж лаять по-собачьи и подавно. И хотя волки и собаки имеют общих далёких предков, но собаки значительно больше эволюционировали, чем волки. Другое развитие. Большинство собак умеют выть как волки, но волки никогда не учились лаять по-собачьи. Однако сейчас, когда волчонок находился среди собак, он пытался лаять, ещё не понимая свою истинную природу.

Чень Чжэнь, видя, что волчонок очень нервничает, подошёл к нему и почесал за ухом, потом сам несколько раз гавкнул, как собака, подавая пример волчонку. Волчонок почти понял «хозяина», в глазах у него читалась неловкость, как у глупого ученика, и вместе с тем обида. Подбежал Эрлань, встал перед волчонком и тихонько гавкнул высоким голосом, словно терпеливый учитель. Вдруг Чень Чжэнь услышал от волчонка звуки в том ритме, как лают собаки, но не совсем похожие на лай. Волчонок от возбуждения подпрыгнул на месте, подбежал к Эрланю и лизнул его в нижнюю губу. Потом он через каждые пять минут тренировался, отчего Чень Чжэнь смеялся до боли в животе.

Эти не волчьи и не собачьи звуки, которые издавал волчонок, привлекли щенков, которые тоже заинтересованно прибежали к нему, а потом и большие собаки, щенки стали передразнивать его, издавая подобные звуки. Чень Чжэнь просто катался со смеху. Через несколько минут все собаки прекратили лаять, и волчонок тоже не стал один солировать и замолчал.

Как только собаки прекратили лай, с трёх сторон с гор снова понёсся волчий вой. Вой был ещё сильнее, чем в предыдущие разы. Однако собаки и люди уже устали и не отвечали, фонарики тоже не включали. А вой стал ещё более протяжным. Чень Чжэнь подумал, что в нём наверняка скрыт какой-то замысел, возможно, что волки поняли, что линия обороны людей и собак слишком плотная и сильная, и решили применить тактику широкомасштабного устрашения, подождать, когда духовные силы противника истощатся, и только тогда нанести удар.

Чень Чжэнь устроился на кошме, позволив Хуанхуану лечь в голове и служить ему подушкой. Люди не кричали, и собаки не лаяли, и Чень Чжэнь мог внимательно послушать звуки и мелодию волчьего воя. После того как; он приехал в степь, Чень Чжэнь всё время интересовался волчьим воем. Китайцы всегда отождествляли волчий вой с плачем нечистой силы. В степи этот вой для Чень Чжэня стал привычным, но он всё же не мог понять, почему вой всё время такой унылый и печальный, словно жалоба на долгую душевную рану? Или как будто вдова на могиле оплакивает своего умершего супруга. Когда Чень Чжэнь впервые услышал волчий вой, он очень удивился, почему у столь жестоких и беспощадных степных волков на сердце так много горести и печали? Неужели существование степных волков такое трудное и их слишком много умирает от голода, холода и рук охотников, они воют о своей горькой участи? Чень Чжэнь однажды почувствовал, что, сильные и злые по наружности, волки имеют ранимое сердце.

Но за два с лишним года общения с волками Чень Чжэнь постепенно изменил эту точку зрения. Он почувствовал, что волки более сильные, крепкие и жёсткие по характеру, каждый из них является железным воином и бьётся всегда до конца, умрёт, но не склонит головы, а если, например, мать-волчица потеряет детей или волк получит рану и перегрызет себе лапу, это временная боль затем преобразуется в месть, ещё более жестокую и безумную. Чень Чжэнь, выращивая несколько месяцев волчонка, ещё более стал придерживаться этой точки зрения. Он ещё ни разу не видел, чтобы волчонок проявил слабость или мягкость, кроме состояния сна, глаза волчонка всегда сверкали, он был воодушевлённым, бойким и подвижным. Даже после того, как чабаны его чуть не задушили арканом, он сразу же вернулся к своему нормальному состоянию.

Чень Чжэнь ещё немного послушал волчий вой, в нем явно обозначался безумно пугающий смысл. Но почему же для того, чтобы запугать людей и скот, нужно использовать такой печальный плачущий мотив? Ведь в ближайшее время волки не терпели никаких сильных ударов от людей или стихий, как будто бы не было оснований для такой горечи и печали. В чём же тогда причина? Чень Чжэнь подумал, что хотя сильные волей волки и печальны, и огорчены, но этот их печальный плач происходит не в любое время и не в любом месте, не в любой обстановке. Печальный вой вовсе не является лейтмотивом волчьего характера.

Послушав полночи волчий вой и лай собак, разум Чень Чжэня всё более просветлялся, ведь частое сравнение и сопоставление и является ключом к разгадке тайны. Он вдруг осознал, что в различии между воем волков и лаем собак может скрываться ответ, он вновь и вновь многократно сравнивал эти отличия, короткий и отрывистый собачий лай и длинный протяжный волчий вой. Расстояние, на которое они разносились, тоже было не одинаковым, волчьи звуки слышны намного дальше.

Чень Чжэнь постепенно сделал вывод, что волки намеренно выбрали эту тональность в процессе долгой эволюции. Они постепенно обнаружили, что этот горько плачущий тон является самым чистым звуком и разносится на самое далёкое расстояние, подобно звукам дицзы[45 - Дицзы — китайская флейта.], которые не сравнятся с долгими протяжными завываниями китайской дудки сяо. Древние степные кочевники тоже использовали длинные низкие звуки для передачи сигналов на далёкие расстояния, они извлекали их из дудок, сделанных из коровьих рогов.

Чень Чжэнь подумал ещё, что одной из главных причин одомашнивания собак была тоже краткость и отрывистость их лая, ведь они не могли передавать информацию на далёкие расстояния и, таким образом, не могли выдержать конкуренцию с волками в борьбе за существование. Из-за этого они перешли под крылышко людей, стали жить под их началом, подчиняться им. Степные волки свободны и независимы, имеют дерзкий и упорный характер и почти сверхъестественные способности, что стало основой их природы…




Волчий вой постепенно успокоился. Но вдруг его тихое и нежное подобие донеслось с места вблизи юрты. Чень Чжэнь испугался: неужели волк нашёл лазейку к овцам? Эрлань вместе с другими собаками с рёвом рванулся к тому месту, Чень Чжэнь тоже вскочил, схватил дубинку, фонарик и метнулся туда. Прибежав к месту перед юртой, он увидел только Эрланя и других собак с щенками, стоявшими за территорией волчонка, они в изумлении смотрели, как волчонок пытается выть.

В свете фонаря Чень Чжэнь увидел, что волчонок сидел около деревянного столба и задрав нос к небу, выл, этот звук сам вылетал из его глотки. Маленький волчонок неожиданно завыл по-волчьи? Этот протяжный стон волчонка Чень Чжэнь услышал в первый раз, а раньше он думал, что волчонок не завоет, пока не станет взрослым. Чень Чжэнь в возбуждении хотел сильно прижать волчонка к груди и поцеловать. Но ему не хотелось прерывать его первую песню, а хотелось вблизи насладиться трелью своего сокровища. Чень Чжэнь сейчас был более взволнован, чем папаша, который впервые услышал, как ребёнок назвал его «папа». Он не выдержал и погладил волчонка по спине, волчонок радостно лизнул его руку и продолжал свою песню.

Собаки все были сбиты с толку, они не знали, то ли его надо загрызть, то ли просто остановить. На линии обороны овец от заклятых врагов вдруг появился вражеский вой, собаки оказались просто в замешательстве. Собаки соседа Гуаньбу тоже вдруг прекратили лаять и прибежали к юрте Чень Чжэня, посмотреть, что же всё-таки происходит. Только Эрлань радостно зашёл на территорию волчонка, облизал его голову, а потом лёг рядом с ним и стал слушать его вой. А Хуанхуан и Илэ с ненавистью смотрели на зверька, потому что за несколько месяцев существования у них его статус был неясным, а сейчас стало ясно, что это не собака, а самый настоящий волк. Но в то же время они видели, как хозяин улыбается и гладит волчонка, и молча сердились. Несколько соседских собак увидели, что люди, собаки и волчонок находятся в состоянии мирного сосуществования, и им сразу стало непонятно, кто это — собака или волк, они покрутили в недоумении головами, посмотрели на это чудо и вернулись домой.

Чень Чжэнь сел рядом с волчонком на корточки и продолжал его слушать. Он внимательно следил за движениями волчонка. Когда тот начинал выть, то морду поднимал носом кверху, под лунным светом это выглядело особенно красиво. Чень Чжэня вдруг осенило, что волчонок делает так, когда воет, потому что, таким образом звук разносится намного дальше, на все стороны света. Степные кочевники с бычьими рогами тоже трубили, направляя рога вверх, к Небу, к Тэнгри, подавая таким образом сигналы, разве это можно назвать простым совпадением? Видимо, древние степные жители уже давно проявляли интерес к волчьему вою и тщательно исследовали его природу. Степные волки научили степные народы очень многим искусствам и умениям.

Кровь разогрелась во всём теле Чень Чжэня. В условиях жизни степных скотоводов, в самом глухом месте монгольской степи, наверное, не было ни одного человека, который мог, слушая волчий вой, гладить при этом волка по спине. За эти несколько месяцев волчонок не раз пугал Чень Чжэня, но в этот раз Чень Чжэнь был просто ошеломлён. Волчонок не научился лаять по-собачьи, а вместо этого завыл по-волчьи — сразу видно, что это волк.

Волчонок вдруг собрался с силами и издал самый сильный и протяжный звук.

На этот долгий вой никто из людей, собак или волков не откликнулся, все они оказались к этому неподготовленными. Волки тоже прекратили свою песню, в некоторых местах вой резко оборвался на полутоне, словно был проглочен. Чень Чжэнь подумал, что волки, услышав, как со стороны лагеря доносится их родной звук, пришли в замешательство. Особенно вожаки и старые волки, раньше никогда не сталкивавшиеся с таким делом, они, наверняка, никак не могли дать ответа на возникший у них вопрос: неужели маленький волчонок по ошибке пробрался в лагерь людей? Но это неправильно, потому что если он туда зашёл, то собаки тут же разорвут его. Но почему же тогда не слышно злобного лая собак? А волчонок по-прежнему в безопасности и, не прекращая, радостно воет.

Но в таком случае, может быть, это не волчонок, а какой-нибудь умеющий выть по-волчьи щенок? Чень Чжэнь пытался строить предположения с точки зрения волков. Но старые опытные волки, вожаки никогда не слышали, чтобы собака могла имитировать так точно волчий вой, это умеют только волки. Тогда неужели люди держат дома волчонка? Этой весной люди с собаками вытащили немало волчат из нор, но в то время волчата ещё не умели выть, волчицы тоже не могут определить, чей это ребёнок.

Волки определённо оказались в замешательстве. Чень Чжэнь предположил, что они сейчас сидят, вытаращив глаза, и не могут произнести ни звука. Приехавший из Пекина студент вдруг нарушил нормальное течение жизни в степи, просто одурачил волков. Однако волки рано или поздно могли всё же определить, что это был настоящий волк, и те волчицы, у которых весной пропали детёныши, всё же могли лелеять какую-то надежду найти их. Волчонок нежданно-негаданно сам себя обнаружил, что вызвало большое беспокойство у Чень Чжэня.

Вторыми, кто откликнулся на вой волчонка, стали собаки производственной бригады. Только начавшие отдыхать псы вдруг услышали в лагере волчий вой и немало удивились. Они решили, что волки, воспользовавшись усталостью людей и собак, напали на стадо овец, и собаки со всего отряда собрались и стали бешено лаять, причём так, будто небо и земля перевернулись вверх дном. Собаки готовились к смертельному сражению и давали знак хозяевам, что полностью готовы к битве.

Самая слабая реакция на происходящее была у людей. Большинство из дежуривших в ночь были женщины, уставшие и крепко спавшие, они не слышали вой волчонка и были разбужены только бешеным лаем собак. Женщины дико завизжали бесчисленное количество фонарей стало шарить лучами света в воздухе и на склонах. Кто же мог подумать, что перед масштабным нашествием комаров волки преждевременно предпримут вылазку.

Чень Чжэнь был очень напуган таким массовым собачьим лаем, что называется, нажил себе новую неприятность. Он не знал, как ему придётся держать ответ перед обвинениями на следующий день. Он действительно боялся, что чабаны придут к нему и отправят волчонка к Тэнгри. Однако волчонок не прекращал выть и был так рад, как будто отмечал праздник. И совершенно не хотел заканчивать, он немного попил воды, смочил горло и с новой силой начал долгую песню. Небо уже полностью потемнело, женщины, которые не дежурили в ночь, уже вставали доить коров, и Чень Чжэнь уже хотел остановить волчонка, он левой рукой закрыл его пасть, насильно заставив замолчать. Но как волчонок мог стерпеть такую обиду? Он вдруг напрягся всем телом и яростно стал вырываться. Волчонок уже подрос. Чень Чжэнь и не думал, что у него столько сил, он одной рукой уже не мог сдержать волчонка, но не мог и разжать его пасть, иначе наверняка был бы укушен.

Волчонок отчаянно сопротивлялся, он перестал знаться с человеком, его глаза источали ярость, два маленьких черных зрачка сверлили и кололи Чень Чжэня. Он пытался освободить пасть от руки Чень Чжэня, беспорядочно помогая при этом передними лапами. Одежда Чень Чжэня была порвана, обратная сторона ладони — расцарапана до крови. Чень Чжэнь стал звать Ян Кэ. Дверь открылась, и вышел Ян Кэ. Они вдвоём, приложив немало усилий, прижали волчонка к земле. Тот всё равно бесновался и вырыл лапами в земле две маленькие ямки.

Из руки у Чень Чжэня шла кровь, они на счёт «раз, два, три» отпустили волчонка и отпрыгнули с его территории. Волчонок не сдавался, он резко прыгнул, но был остановлен железной цепью. Ян Кэ быстро забежал в юрту и достал лекарство и бинт, забинтовал Чень Чжэню рану. Гао Цзяньчжун тоже был разбужен шумом, вышел из юрты и стал ругать волчонка:

— Ах ты, волк! Все вы всё равно остаетесь неблагодарными! Ты каждый день ухаживаешь за ним, а он тебя кусает! Если вы не можете, так я могу, давайте я убью его!

Чень Чжэнь замахал руками:

— Нет, нет, не надо, в этот раз он не виноват! Это я закрыл ему рот рукой, разве он смог терпеть?

Небо уже немного посветлело, волчонок бесился и пока не собирался успокаиваться. Он прыгал в разные стороны, не переставая пыхтел и сопел, но потом сел на границе своей территории и непрерывно стал смотреть в северо-западном направлении, потом поднял голову и снова собрался выть. Но он и не думал, что после только что произошедшей борьбы он, ещё хорошо запомнивший, как правильно выть, забыл, как он это делал только что, и не смог издать ни одного звука. Он попробовал несколько раз, но в результате выдал странный звук, не похожий ни на собачий, ни на волчий. Эрлань завилял хвостом, три человека тоже издали радостные звуки. Волчонок от обиды разъярился и вдруг прыгнул на Эрланя, сморщив нос и оскалив зубы.

Чень Чжэнь печально сказал:

— Волчонок научился выть, только что он выл вместе с волками, и многие люди из бригады наверняка слышали это. В этот раз у нас будут большие проблемы, как же быть?

Гао Цзяньчжун стоял на своём:

— Надо быстро его убить, а иначе волки каждую ночь будут нас окружать и выть, сто с лишним собак будут лаять в ответ, а люди на дежурстве — кричать, разве можно будет другим выспаться в таких условиях? А если ещё украдут овцу, то вообще плохи будут твои дела.

Ян Кэ предложил компромисс:

— Нет, лучше не убивать, мы лучше потихоньку его отпустим и скажем, что он перегрыз цепь и убежал.

Чень Чжэнь, сжав зубы, процедил:

— Не надо ни убивать, ни отпускать! Прошёл день — и слава богу. А даже если отпускать, то не сейчас, потому что кругом полно собак, они сразу же догонят его и загрызут. В эти дни ты каждый день паси овец, а я буду дежурить в ночь, а днём его охранять.

— Только это и остаётся сделать, — кивнул Ян Кэ. — Но если бригада издаст приказ убить его, то мы должны будем подчиниться, тогда мы его быстро отпустим, отвезём далеко-далеко, где нет собак.

Гао Цзяньчжун вздохнул:

— Вы вдвоём всё стараетесь как лучше, ну подождите, скоро чабаны обязательно придут. Я из-за него не выспался сегодня ночью, голова болит ужасно. Мне тоже хочется его убить!

Они ещё не закончили пить утренний чай, как услышали за дверями стук копыт. Чень Чжэнь и Ян Кэ торопливо вышли наружу. Это приехали Улицзи и Билиг, они, не слезая с лошадей, сразу же объехали вокруг юрты, ища волчонка, сделали круг, прежде чем увидели, что цепь тянется в нору. Старик слез с лошади, наклонился, посмотрел и сказал:

— Неудивительно, что его не видно, схоронился здесь.

Чень Чжэнь помог привязать лошадей и, не говоря ни слова, приготовился слушать неприятные слова.

Улицзи и Билиг присели на корточки над волчонком, посмотрели внутрь норы. Волчонок лежал на боку и отдыхал, недовольно смотря на надоедливых незнакомых людей, он издал угрожающий звук, в его глазах была злоба.

Старик сказал:

— Ого, этот волчонок уже вырос таким большим, больше, чем дикие волчата. — Потом повернул голову к Чень Чжэню и добавил: — Ты, наверное, слишком балуешь его, какую прохладную нору ему выкопал. Я сейчас ещё подумал, ты держишь волчонка на жаре. Не надо людям убивать его, он умрёт от жары.

Чень Чжэнь осторожно начал:

— Отец, эта нора не мной выкопана, это он сам сделал. В тот день он прямо умирал от жары, много вертелся на месте, вот выдумал способ.

Старик удивлённо вытаращил глаза, посмотрел на волчонка, немного помолчал и проговорил:

— Без матери, которая бы его научила, он сам выкопал нору? Наверное, Тэнгри пока не позволяет ему умереть.

— У него действительно хорошие мозги, намного лучше, чем у собак, а то и лучше, чем у людей, — заметил Улицзи.

Сердце у Чень Чжэня сильно билось, он вздохнул:

— Я тоже… тоже не знаю, что и подумать, откуда у этого волчонка такие способности? Ведь когда мы его сюда привезли, у него ещё не были открыты глаза, он даже свою маму не видел.

— У волков немалые умственные способности. Если мама не научила его, то почему Тэнгри не может его научить? Вчера ночью ты видел, как он вдруг завыл. Все животные, когда издают звуки, не поднимают морды к небу, только волки так делают, а почему? Разве я не говорил, что волки — это любимая мозоль Тэнгри, у волка в степи много бед, поэтому он и поднимает голову к Небу, просит у Тэнгри помощи. А такие выдающиеся способности у волков — всё это от Тэнгри, они сначала получают, а потом отчитываются за них. Степные народы тоже сталкиваются с большими трудностями, и они тоже обращаются с просьбой к Тэнгри. Из всех живых существ в степи только волки и люди почитают Тэнгри, — объяснил старик. Потом увидел, что взгляд волчонка немного смягчился, и сказал: — Степные народы, поклоняясь Тэнгри, тоже научились этому у волков. Монголы ещё не пришли в степь, а волки ещё раньше здесь каждый день выли на Небо. Жить в степи очень трудно, а волкам особенно. По ночам, когда старики слышат волчий вой, они часто пускают горькие слёзы. — Старик повернулся и спросил Чень Чжэня: — Что прячешь руку, небось волчонок оцарапал? Вчера вечером я всё слышал. Эх, сынок, ты думаешь, что я прискакал убить волчонка… Сегодня рано утром ко мне пришли несколько чабанов и рассказали о том, что у тебя происходит, хотят, чтобы бригада постановила убить его. Мы с Улицзи посоветовались, ты пока продолжай растить его, только будь предельно осторожен. Да, действительно я никогда не видел таких, как ты, китайцев, так искренне увлечённых волками.

Чень Чжэнь подождал несколько секунд, потом удивлённо проговорил:

— Я тоже очень боюсь из-за этого принести бригаде убыток и вам доставить неприятности. Я хочу сейчас сделать волчонку намордник, не позволяющий ему выть.

Улицзи сказал:

— Поздно, мать-волчица и все волки уже знают, что у тебя живёт волчонок. Я предполагаю, что сегодня ночью волки обязательно придут. Однако мы организуем побольше людей, собак и оружия, так что волкам будет неудобно нападать. Я вот только боюсь, что осенью, когда вернёмся на старые пастбища, лагерь будет разбросан, и в твоей юрте будет намного опаснее.

— К этому времени у нас три щенка вырастут, всего будет пять больших собак да ещё наш убийца волков Эрлань, я думаю, что мы ночью выстоим, а ещё можем взорвать петарды, и тогда нам волки будут не страшны, — ответил Чень Чжэнь.

— Придёт время — посмотрим, — сказал старик.

— Отец, так много людей требовали, чтобы вы приказали убить волчонка. Как вы с ними разговаривали? — спросил Чень Чжэнь.

— В эти дни волки утащили жеребят, для чабанов большой убыток. Если волчонок привлечёт внимание волков к себе, то им будет спокойнее. Поэтому у них с лошадьми больше не должно быть происшествий, — сказал старик.

— Вот ты выращиваешь волчонка, а от этого польза для лошадей… Только ты больше не позволяй волчонку кусать тебя, с этим нельзя шутить. Недавно какой-то рабочий украл у чабанов сухой коровий навоз, из-за этого собаки его покусали, он чуть не заболел бешенством и не умер. Ты обязательно сходи в управление к врачу, — заметил Улицзи.

Они уехали, а Чень Чжэнь смотрел им вслед, не зная, расслабиться ему или переживать.




25


Государство Цзинь находилось в районе, где жили кочевые северные и западные народы, правитель Чэн пожаловал младшему брату (у них была общая мать) по имени Шуюй титул танского князя. В государстве Тан управление происходило по обычаям западных народов, соответственно, по обычаям северных и западных народов распределили пастбища, не так, как в земледельческих районах царств Лу и Вэй распределили пахотные земли по законам Чжоу. Сын Шуюя по имени Се-фу изменил название династии на Цзинь.

    

Фань Вэньлань. «Сокращённое издание общей истории Китая»






Чень Чжэнь достал две последние полоски мяса, которые были дома, затем добавил немного овечьего жира и сделал волчонку мясную кашу. У волчонка аппетит всё возрастал, полной миски каши уже явно не хватало. Чень Чжэнь вздохнул и пошёл в юрту немного поспать, подготовиться к дежурству этой ночью. В час с лишним дня он был разбужен криками и выскочил из юрты.

Чжан Цзиюань с навьюченными на лошадь вещами подошёл к юрте, у лошади передняя часть туловища была вся в крови. Собаки окружили человека с лошадь и махали хвостами. Чень Чжэнь протёр заспанные глаза и подпрыгнул от удивления: оказывается, на седле лошади Чжан Цзиюаня был раненый жеребёнок. Лошадь встала, жеребёнок от боли поднял голову и дёргался, на груди и на шее было несколько ран, из которых всё ещё лилась кровь, которая залила и седло, и лошадь. Лошадь смотрела большими испуганными глазами, раздувала ноздри, непрерывно рыла передним копытом землю. Чжан Цзиюань сидел сзади седла, и ему трудно было слезть, к тому же он боялся, что раненый жеребёнок упадет с лошади прямо под копыта лошади, и он продолжал сидеть. Потом с помощью Чень Чжэня он всё же осторожно слез землю, чуть не упав при этом.

Они с двух сторон наклонили лошади голову и сняли жеребёнка на землю. Лошадь повернулась, горестно посмотрела на жеребёнка и заржала, потрогала его передним копытом, но он не вставал.

— Ещё можно спасти? — спросил Чень Чжэнь.

— Бату уже осмотрел раны, он сказал, что уже точно не спасёшь. Мы давно не ели мяса, давай используем его, пока живой, быстрее зарежем. Шацылэн тоже только что послал Билигу раненого жеребёнка, — ответил Чжан Цзиюань.

Чень Чжэнь немного замешкался, потом дал Чжан Цзиюаню таз с водой, чтобы тот помыл руки, потом спросил:

— В табуне снова происшествие? Большой убыток?

Чжан Цзиюань уныло ответил:

— Не говори, вчера вечером в табуне у нас с Бату волки загрызли двух жеребят, а одного ранили. А в табуне у Шацылэна ещё хуже, за несколько дней волки утащили пять-шесть жеребят. Как в других табунах, пока не знаю, но убыток явно немаленький, всё начальство пошло в табуны проверять.

— Вчера ночью волки окружили весь лагерь и выли всю ночь. Волки все собрались у нас здесь, как же они очутились там у вас в табунах? — поинтересовался Чень Чжэнь.

Чжан Цзиюань объяснил:

— А это и называется военной стратегией волков, все собрались здесь, пустили пыль в глаза. Вой на востоке, а удар на западе, полная взаимная поддержка. Отвлечение внимания к голове от хвоста. — Потом, помыв руки, добавил: — Давай скорее зарежем жеребёнка, а то если он умрёт, то кровь не выпустишь, она вся останется в мясе, и мясо будет невкусным.

— Правильно говорят, что волчья натура у табунщиков проявляется более полно. Ты уже приобрёл их повадки, и чем дальше, тем больше. Даже немного от жестокой силы древних степных воинов-кочевников, — сказал Чень Чжэнь.

Чень Чжэнь достал нож и передал его Чжан Цзиюаню:

— Лучше уж ты режь, я не могу.

— Этот жеребёнок убит волками, а не людьми, к жестокости людей никакого отношения не имеет… Ладно, хватит, я решил, значит, я режу. Давай договоримся, я только перерезаю горло, а ты будешь разделывать остальное, — предложил Чжан Цзиюань.

Чень Чжэнь согласился.

Чжан Цзиюань взял нож, наступил жеребёнку сбоку на грудь, прижал его голову, потом по степной традиции направил глаза жеребёнка к Тэнгри. После этого ножом перерезал ему горло. Кровь у жеребёнка уже не била фонтаном, но ещё лилась. Собаки пускали слюни и махали хвостами, а щенки выбежали вперёд и стали слизывать кровь с земли. Волчонок почуял запах свежей крови и тоже уже заранее вылез из своей норы, натянув цепь, стоял и смотрел жадным злым взглядом.

Чжан Цзиюань сказал:

— Несколько дней назад я уже зарезал одного жеребёнка, но мяса было очень мало. Мы с чабанами сделали фарш для пельменей и за два раза всё съели, мясо очень нежное и вкусное. Пельмени из мяса жеребят давно славятся в степи.

Он помыл руки, сел на телегу и стал смотреть, как Чень Чжэнь разделывает жеребёнка.

Чень Чжэнь, сняв кожу с жеребёнка, радостно воскликнул:

— Да тут мяса немало, прямо как у большой оцы. В этом месяце я совсем забыл вкус мяса.

Чень Чжэнь, разделывая жеребёнка, отрезал несколько кусков мяса, чтобы дать собакам, те радостно махали хвостами в ожидании, только хвост Эрланя оставался прямым, как меч, не двигаясь, он смотрел, как Чень отрезает кусок. Волчонок, много дней тоже не евший свежего мяса, завертелся, волнуясь, стал издавать звуки, похожие на собачий лай.

Чень Чжэнь, раздав мясо собакам и подождав, когда они разойдутся, взялся за волчонка. Он позвал:

— Волчонок, Волчонок, кушать! — и пошёл к нему. Он положил мясо в миску и поставил её волчонку, тот, как дикий голодный большой волк, набросился на мясо, оскалившись в сторону Чень Чжэня, чтобы тот уходил и не мешал. Чень Чжэнь вернулся к телеге и продолжил разделывать мясо, иногда наблюдая за волчонком. Тот, проглотив мясо, настороженно смотрел на людей и собак.

— А чабаны едят внутренности жеребят? — спросил Чень Чжэнь.

— У жеребят, которых ранили волки, пастухи не едят внутренности, — ответил Чжан Цзиюань.

Тогда Чень Чжэнь вынул кишки, желудок, сердце, почки и печень и положил в миску для собак, потом спросил:

— Неужели у вас, тех кто пасёт лошадей, совсем нет возможности захватить волка?

— Вот уже более двух лет я здесь работаю, и я понял, что самое слабое звено здесь — это именно табуны. В одном табуне четыреста-пятьсот лошадей, а пасут их всего два чабана. Сейчас прибавились мы, бывшие студенты, но этого недостаточно, два-три человека меняют друг друга днём и ночью, при этом только один смотрит за табуном, разве можно всё углядеть, — ответил Чжан Цзиюань.

— Тогда почему для табунов не снарядят побольше чабанов? — поинтересовался Чень Чжэнь.

— Табунщики — это «лётчики» в степи, у них работа повышенной сложности. Воспитать и обучить такого соответствующего нормам специалиста нелегко, нужно затратить немало времени. В степи никто не может без подготовки пасти лошадей, если неумело работать, за год можно потерять полтабуна. Кроме того, мы очень рискуем. Зимой ночью в снежную бурю, при морозе тридцать-сорок градусов весь табун часто находится в загоне всю ночь, тогда надеваешь три слоя дублёнок, и то мороз пробирает. А летом комары могут высосать вообще всю кровь у людей и лошадей. Многие чабаны после восьми-десяти лет больше не могут работать, они или меняют специальность, или по состоянию здоровья уходят в отставку. В нашей производственной бригаде из четырёх молодых интеллигентов, которые пасут лошадей, не прошло и двух лет, остался я один. Табуны передвигаются очень быстро, скорость большая. В табуне в основном кобылы, жеребята да кастрированные, они трусливые, очень легко напугать. Бывает, только в юрте приготовишь поесть, а лошади уже побежали куда-то. А если потеряешь табун, то можешь искать потом несколько дней, голодный и не спавший. За эти несколько дней волки могут догнать и утащить жеребят. В прошлый раз из четвёртой брига одного чабана сбросила лошадь, и он поранил голову, а табун убежал за границу. Так управлению пастбищ пришлось обращаться на погранзаставу, прошло две недели, прежде чем удалось вернуть табун. А за эти дни без надзора убыток, естественно, ещё больше.

— Отношения между странами напряжённые, они не могли не вернуть лошадей? — спросил Чень Чжэнь.

— Нет, этого быть не может, между странами есть соглашение о возврате лошадей, причём каждая сторона должна выделять людей для сопровождения лошадей обратно.

— Я вот одного не пойму: почему лошади всё время бегают сломя голову?

Чжан Цзиюань ответил:

— Тут причин много. Зимой бегают, спасаясь от холода; весной лошади линяют, бегают, чтобы обдувало; летом спасаются от комаров; осенью — чтобы перехватить лучшие пастбища у овец и коров. Так круглый год и бегают, способность к перемещению у них высокая. Как приходит ночь, если нет охраняющих собак, то пастух следит за самыми трусливыми лошадьми, где уж тут уследить за всеми. Если ночь безлунная, волки потихоньку подкрадываются и нападают. Если волков немного, то пастух и жеребец могут противостоять им и сберечь табун, а если волков много, а лошади пугливые, волки нападают неожиданно, и пастух с жеребцом вдвоём, естественно, не справляются. Я сейчас догадываюсь, почему Чингисхан со своими конниками так быстро передвигался, просто лошади были вынуждены волками мчаться с огромной скоростью и на большие расстояния. Я часто видел в табуне сражения волков с лошадьми, очень жестокие битвы…

Чень Чжэнь нарезал мясо длинными кусками, зашёл в юрту, подвесил в прохладное место и сказал Чжану Цзиюаню:

— Ты уже больше года пасёшь лошадей, скоро станешь профессионалом. Всё то, о чём ты говоришь, очень важно. Снаружи жарко, заходи в юрту, я сейчас буду делать пельмени.

— В эти дни я всё думал о лошадях. Я думаю, что волки монгольской степи подготовили самых выносливых и неприхотливых в мире монгольских лошадей, а также кочевников, потрясших мир: гуннов, тюрков и монголов. В мире есть немало известных пород лошадей, такие как арабские скакуны, илийские лошади и другие, но почему войска западных районов Центральной Азии, русские и арабские, и даже европейские войска все потерпели поражение от монголов? Монголы дошли на Запад вплоть до Польши, Венгрии и Австрии, а также до Египта. Гунны потом расселились по всей Европе, вплоть до Франции. Боевые лошади какой ещё страны мира имеют большие силы и выносливость?

— В исторических книгах написано, что в древние времена в монгольской степи людей было мало, а лошадей много, когда отправлялись в поход, то каждый воин брал с собой ещё четыре-шесть лошадей, пересаживался на них в пути, и таким образом они проезжали многие сотни километров. Поэтому монголы имели мобильные войска, предназначенные для нанесения молниеносных ударов, а также могли использовать раненых лошадей в пищу, голодные ели конину, если жажда — то пили лошадиную кровь, у них даже не было службы тыла, — сказал Чень Чжэнь.

Чжан Цзиюань, смеясь, кивнул:

— Верно. Я помню, ты говорил, что, начиная с цюаньжунов, гуннов, сяньбийцев и тюрков и вплоть до современных монголов, все эти народы понимают тайну и цену волков. И мне чем дальше, тем больше кажется, что это правда. Монгольские степные волки дали степным народам самый сильный боевой характер, самую выдающуюся военную мудрость и самых замечательных боевых лошадей. Это и есть тайна и причина покорения мира монголами.

Чень Чжэнь задумался и спросил:

— Однако я ещё не могу прояснить одну вещь: кроме того, что волки догоняют табуны и набрасываются на жеребят, у них ведь ещё есть какие-то способы охоты на лошадей?

— Этих способов много. Лошади ведь каждый раз пасутся в совершенно разных местах, и я всегда нахожусь в напряжении. Волк может просто ничком лежать в траве, не поднимая головы, и только носом и ушами определять местоположение лошадей. Лошади часто ржанием зовут своих жеребят, и волк, основываясь на этом, может определить, где находится жеребёнок, а после этого потихоньку подкрасться. И стоит жеребцу отлучиться подальше от жеребёнка, как волк быстро нападает и сразу перегрызает ему горло, оттаскивает его в укромное место и там съедает. Но если лошадь и жеребец обнаружат его, волк быстро убегает, ведь лошади не забирают с собой мёртвого жеребёнка, а волк подождёт, пока лошади уйдут, потом всё равно приходит обратно и съедает его. А иногда волк скроется в траве, перевернувшись на спину, выставит вверх только лапы и тихонько ими качает в такт траве. Жеребёнок глупенький, только недавно родился на свет, ему удивительно, что это за живая вещь торчит из травы, не похожая на животное, тем более на волка или собаку, может быть уши зайца. Он, любопытный, подходит, и волк тут же прыгает и перегрызает ему горло, — ответил Чжан Цзиюань.

— Иногда мне кажется, что волк не животное, а какая-то нечистая сила, — сказал Чень Чжэнь.

— Верно, верно, именно нечистая сила! Вот смотри, днём стадо пасётся, и табунщик при нём, и то не в состоянии уследить, где может возникнуть проблема, а ночью силы волков увеличиваются, если сможет, то украдёт, не украдёт, так совершит нападение. Жеребцы стараются кобыл с жеребятами прятать в середину табуна, а сами за пределами яростно сражаются с волками, и волки обычно не могут одолеть жеребца. Но бывают дни в плохую погоду, когда встречается голодная волчья стая, один жеребец не может выстоять, тогда ещё вступают в битву табунщики с оружием, в этом случае волки могут погнать табун и во время погони задрать лошадей. А летом у волков подрастают волчата, нужно больше еды, за дзеренами они не могут угнаться и поэтому снова перекидываются на лошадей.

— Сколько же жеребят теряют табуны каждый год? — спросил Чень Чжэнь.

Чжан Цзиюань подумал и произнёс:

— В нашем с Бату табуне в прошлом году родилось сто десять жеребят. Сейчас к лету осталось сорок с лишним, то есть пропало около семидесяти — годовой убыток составил шестьдесят процентов, но среди остальных бригад это ещё считается хорошим показателем. В других бригадах доходит до восьмидесяти процентов.

Чень Чжэнь удивился:

— Какой высокий процент смертности среди жеребят! Неудивительно, что чабаны, пасущие лошадей, так ненавидят волков.

— Это ещё не всё. Жеребята, достигнув двух лет, всё ещё продолжают оставаться объектами охоты волков, лишь только достигнув трёх лет, они могут противостоять им. Однако, если встретится голодная волчья стая, они всё же не выстоят, — сказал Чжан Цзиюань.

Чжан Цзиюань помыл руки, стал помогать Чень Чжэню лепить пельмени, при этом продолжая рассказывать:

— Однако при всех этих бедах без волков тоже нельзя. Бату сказал, что если не будет волков, то качество породы лошадей будет снижаться. Если не будет волков, то лошади будут ленивыми и толстыми, не смогут бегать. Монгольские лошади очень низкие и маленькие, и, если у них не будет скорости и выносливости, их нельзя будет продать по хорошей цене, и тогда они не смогут быть боевыми лошадьми. К тому же, если не будет волков, то табуны будут быстро расти, подумай, один табун в год приносит сто-двести жеребят, если большинство не выживает, то остается всё же процентов двадцать-тридцать, таким образом через три-четыре года число лошадей в табуне может возрасти вдвое. В обычной ситуации лошадь живёт четыре-пять лет, прежде чем её продают, при этом большая часть лошадей до четырёх лет продолжает расти в табуне. А лошади больше всех уничтожают траву в степи. Улицзи говорил мне, что, кроме всяких грызунов, лошади являются самыми большими вредителями степи. Лошади едят очень много травы, одна лошадь съедает в год травы столько, сколько несколько десятков овец. Сейчас пастухи потихоньку переводят лошадей на пастбища, где пасутся овцы и коровы, этак пройдёт немного лет, и овцам и коровам нечего будет есть, и степь Элунь будет напоминать пустыню…

Он вздохнул и продолжал:

— Но сейчас здесь руководители из бывших крестьян, они постоянно вредят степи, всё им подавай только цифры, цифры и цифры! В конце концов наверняка одним махом наделают вреда: не будет ни волков, ни скота не останется, а в нашей большой степи будет кататься жёлтый песок, овцы с коровами помрут с голоду, а мы вернёмся в Пекин…

Чень Чжэнь после некоторого раздумья сказал:

— Сегодня я всё же понял, почему народ, который практически живёт в седле, считает не лошадь своим тотемом, а врагов лошадей — волков. Я действительно проникся этой темой. В этой противоестественной логике содержится глубокая истина. Это потому, что лошади — это покорные ученики степных волков и степных народов, а как ученик может стать объектом поклонения и почитания своих же учителей? А степные волки тоже никогда не покорялись людям, волчий характер и множество волчьих способностей люди изучали несколько тысяч лет и до сих пор до конца не поняли. Волки в степи на самом деле контролируют всё, стоят на самой верхней точке сложных переплетений в степи…

— Я чувствую сожаление по поводу того, что цюаньжуны и гунны исчезли. Они настолько выдающиеся народы, ведь это они самыми первыми стали поклоняться волчьему тотему, и от них всё это перенеслось сюда, до настоящего времени, и не прекратилось, — произнёс Чжан Цзиюань.

— Волчий тотем — это более древнее поклонение и верование, чем конфуцианство у китайцев, оно имеет ещё большую естественную продолжительность и жизненную силу. В системе конфуцианской мысли, например, основные положения уже давно начали устаревать и гнить, а ядро и дух волчьего тотема распускаются и цветут, как весной. Тотем волка монгольского степного народа должен стать драгоценным духовным наследием для всего человечества. И если китайцы смогут привнести к себе в загнивающее конфуцианство ростки тотема волка и таким образом укрепить характер народа, то у Китая ещё есть надежда. Но, к сожалению, тотем волка — это просто священная система, не записанная китайскими иероглифами, слабость степного народа в незнании китайской иероглифической культуры. И китайские конфуцианские историки за несколько тысяч лет общения со степными народами тоже нигде не зафиксировали письменно культуру волчьего тотема. Поэтому нам сейчас найти что-либо о тотеме волка в китайских исторических книгах — всё равно что искать иголку на дне моря.

— Однако, что там ни говори, после основания КНР правительство всегда поддерживает и награждает тех, кто истребляет волков, в степи «герои» охоты на волков скоро станут новыми национальными героями. Молодые монголы, а особенно школьники, скоро не будут знать, что такое тотем волка. Ты скажи, мы сейчас здесь это исследуем, а какая от этого польза? — спросил Чжан Цзиюань.

Чень Чжэнь ответил:

— В настоящем научном исследовании не спрашивают, есть польза или нет, есть только любопытство и интерес. К тому же можно прояснить для себя некоторые вопросы. Разве это бесполезно?

Пельмени уже были готовы, и друзья стали их есть, нахваливая:

— Вкусно, вкусно! Мясо и нежное, и ароматное! В следующий раз будет раненый жеребёнок, надо снова притащить домой.

Чень Чжэнь остудил несколько пельменей, вышел из юрты и направился к волчонку:

— Волчонок, Волчонок, кушать! — и показал ему пельменину. Волчонок испугался и скрылся в нору, а пельмени подобрали собаки. Чень Чжэнь сказал, что волчонок никогда не видел пельменей и наверняка подумал, что это камни, — недавно мимо проходили монгольские ребятишки и забросали его камнями и землёй, поэтому он испугался.

— Я хочу потискать его, он такой милый, — сказал Чжан Цзиюань.

Но Чень Чжэнь предупредил:

— Осторожнее, он к себе подпускает только меня и Ян Кэ.

Чжан Цзиюань наклонился над норой и позвал волчонка:

— Смотри, это я, тот, кто принёс тебе мяса! Мясо!

Но волчонок только оскалил зубы и не выходил из норы. Тогда Чжан Цзиюань потянул за цепь, чтобы вытащить его, только он это сделал, как волчонок с рёвом выскочил из норы, с раскрытым ртом, чтобы схватить его. Чжан Цзиюань от испуга отскочил и сделал два больших кувырка. Чень Чжэнь быстро обнял волчонка за шею и остановил его, потом погладил его по голове, чтобы тот успокоился. Чжан Цзиюань встал и отряхнулся, затем выдавил улыбку и сказал:

— Ну вот, он злой, как самый настоящий волк. Когда вырастет, то вообще не подходи. В следующий раз когда приду, то обязательно принесу ему мяса.

Чень Чжэнь рассказал о том, как волчонок выдал себя волкам своим воем.

— По моему опыту, думаю, что сегодня ночью они обязательно придут сюда. Будь осторожен, не позволяй волкам унести наше сокровище. Если волки будут нападать, вы взорвите петарды, — предупредил Чжан Цзиюань и, сказав это, ускакал к своему табуну.




26


Чень Гуан сказал: Ханьский император У-ди жаждал покорения малых народов со всех четырёх сторон. Императорский дворец наполнился храбрыми, которые пренебрегли смертью, он расширил территорию, все без исключения были довольны. Потом он перестал воевать и стал серьёзно относиться к земледелию… народ получил пользу от него. У этого императора прежний и последующий интерес и увлечение резко отличались, но талантливые люди всегда достигают гармонии, если бы император У-ди имел способности сяского Юя, шанского Тана и чжоуского Вэнь-вана, чтобы возродить период мира и процветания времен Шан и Чжоу… Чень Гуан сказал: Сяо У (Ханьский император У-ди)… почти ничем не отличается от императора Цинь Шихуана.

    

Сыма Гуан. «Общая оценка управления и службы. Правление ханьских императоров»






После ужина Баошуньгуй пришёл от Билига в юрту Чень Чжэня. Он щедрым движением передал Чень Чжэню и Ян Кэ большой фонарик на шести батарейках, раньше такое оборудование имели только табунщкики. Баошуньгуй объяснил задачу:

— Если волки появятся около овечьего загона, сразу надо включать фонарь, не надо взрывать петарды, пусть собаки окружат волков. Я уже предупредил ваших ближайших соседей, как увидят, что вы зажгли фонарь, они все с собаками придут к вам на помощь. — Потом улыбаясь, продолжил: — Я и не думал, что от того, что вы держите волчонка, будет такая польза. Если в этот раз можно будет заманить волчицу с волчьей стаей и завалить при этом семь-восемь волков, то это будет наша большая победа. Даже если убьём двух волчиц, и то хорошо. Чабаны говорят, что сегодня волки обязательно должны прийти, они все хотят, чтобы я убил волчонка, чтобы снял с него шкуру, а потом отвёз в горы и положил в горах, чтобы волки съели его сердце. Но я не согласен. Я им сказал, что можно с помощью волчонка привлечь больших волков, ведь когда ещё будет такой случай. В этот раз волки могут попасть впросак, вы оба будьте поосторожнее, такой большой фонарь может ослепить на несколько минут, а волки боятся света. Однако вам ещё надо подготовить железные дубинки и лопаты, надо быть полностью готовым к обороне.

Чень Чжэнь и Ян Кэ согласились. Баошуньгуй поехал в другие юрты распределять обязанности, запретил стрелять, чтобы не спугнуть волков и не ранить людей и скот.

На этом пастбище вроде пока ещё не было нападений волков. Хотя дальнейший результат было трудно предсказать, однако очевидно, что хлопот чабанам прибавилось много. Было несколько наиболее смелых волков, которые приближались к дверям юрты, разведать обстановку и рельеф, но потом они убегали. Один чабан сказал:

— Волчицы особенно берегут своих детей, они знают, что волчонок здесь, обязательно придут, чтобы украсть. Волчица один раз понесла убыток, второй раз нести такие потери она не хочет.

Чень Чжэнь и Ян Кэ с тяжёлым сердцем сели на кошму недалеко от волчонка и задумались. Ян Кэ сказал:

— Если в этот раз убьют волчицу, то это на самом деле будет ещё больший ущерб. То, что вытащили волчат из норы, этого недостаточно, ещё хотят использовать материнскую любовь, чтобы и волчицу убить, потом мы всю жизнь будем раскаиваться.

Чень Чжэнь, повесив голову, вздыхал:

— Я сейчас уже начал сомневаться в себе, думаю, что, взяв волчонка, мы с самого начала сделали ошибку. Чтобы достать волчонка, вытащили ещё шестерых волчат, потом сколько ещё убьют — неизвестно… Но у меня нет обратного пути. Научная практика иногда бывает похожа на резню. Старику Билигу защищать степь тоже очень трудно, слишком большое давление на него. С одной стороны, надо выдержать печаль того, что убивают волков, а с другой стороны — горечь того, что волки убивают скот и всё это залито кровью. Но для того чтобы это всё выдержать, чтобы удержать равновесие между этими сторонами, нужно каменное сердце и железная воля. Я сейчас хочу попросить Тэнгри, чтобы он не велел волчицам сегодня приходить и завтра тоже, не лезть самим в петлю, и ещё дать мне немного времени, вырастить волчонка, а потом отпустить его к матери…

В первую половину ночи старик Билиг приходил один раз, проверял готовность ребят к бою. Он сел рядом с ними, закурил, потом то ли студентам, то ли себе низким голосом сказал:

— В эти дни, как только появятся комары, лошадям будет тяжело. Если не убить немного волков, то в этом году может вовсе не остаться жеребят, и Тэнгри не поможет.

Ян Кэ спросил:

— Отец, как вы думаете, волчица сегодня придёт или нет?

Старик покачал головой:

— Трудно сказать, я сколько живу на свете, но ни разу не использовал такую ловушку. Баошуньгуй под давлением чабанов устраивает такую засаду, волки съели много жеребят, и если не поубивать хотя бы несколько волков, то как тогда развеять их злобу?

Старик ушёл. Во впадине воцарилась тишина, только было слышно, как овцы жевали жвачку, да ещё жужжание комаров. Первые комары уже начали появляться, но только маленькие комары-разведчики, не было ещё массового нашествия полчища насекомых.

Друзья немного поговорили и решили спать по очереди. Чень Чжэнь лёг спать первым, Ян Кэ посмотрел на светящийся циферблат часов, взял фонарь и пошёл проверить ситуацию вокруг, запасшись ещё сумкой с петардами.




Наевшись жеребячьего мяса, волчонок целый день до вечера сидел, натянув цепь, на северо-западном краю своей территории, вытянув шею, поставив торчком уши, весь во внимании и не двигаясь, напряжённо ждал и надеялся услышать знакомый ему звук. Глаза его горели, и взгляд был направлен к горному ущелью.

Как только минула полночь, снова донёсся волчий вой. Волки снова начали голосовую осаду с трёх сторон горных склонов, вой был яростный. Все собаки отряда стали громко лаять, и волчий вой внезапно прекратился, но, только собаки прекратили лай, волки завыли ещё сильнее. И так несколько раз. Пролаявшие всю прошлую ночь собаки решили, что снова впустую угрожают им.

Чень Чжэнь быстро вышел из юрты к Ян Кэ и волчонку, при неясном свете звёзд проведать его. Цепь зазвенела, волчонок взволнованно крутился туда-сюда. Он только хотел попытаться снова завыть, как ему помешали залаявшие собаки. Волчонок, волнуясь, тоже издал полусобачий звук, он возненавидел себя за это и затряс головой. За несколько месяцев существования вместе с собаками ему очень захотелось избавиться от собачьего лая и найти свой собственный природный голос.

Эрлань вместе с другими собаками напряжённо патрулировали около овчарни, непрерывно лая, словно обнаружили врага. Скоро с северо-западного направления донёсся волчий вой, в этот раз вой был намного ближе к Чень Чжэню и его овцам. Лай других собак потихоньку стал стихать, а волки как будто стали потихоньку собираться на северо-западном склоне недалеко от юрты Чень Чжэня. У Чень Чжэня губы немного задрожали, и он прошептал:

— Волки собирают основные силы, чтобы направить удар на нас. У волков хорошая память.

Ян Кэ, держа в руке большой фонарь, тоже немного испугался. Он нащупал петарды в сумке и сказал:

— Если волки скопятся для нанесения удара, я не выдержу, пока ты будешь подавать фонарём сигнал, я всё-таки брошу в них петарду.

Лай собак наконец прекратился. Чень Чжэнь тихо скомандовал:

— Быстрей! Быстрей садись и смотри, волчонок сейчас завоет!

Когда собаки молчали, волчонок мог внимательно послушать вой волков. Он расправил грудь, поставил торчком и, закрыв рот, внимательно слушал. Волчий по-прежнему возбуждал волчонка, он взволнованно поворачивал голову то на север, то на запад, откуда доносился вой. Если вой был одновременно с разных сторон, он беспокойно вертелся на месте.

Чень Чжэнь обнаружил, что в прошлую ночь вой был каким-то одиноким, а в эту ночь, наоборот, отличался многоголосием, были звуки и выше, и ниже, в нём как будто был вопрос, попытка выяснить что-то. У Чень Чжэня всё тело даже похолодело. Он подумал, что вот сейчас матери-волчицы, весной потерявшие детей, все собрались здесь, в душе надеясь найти и узнать своего ребёнка. Они прекрасно понимали, что здесь расположен лагерь скотоводов, что здесь скопление людей с оружием и собак и что им угрожает огромная опасность, но они решили рискнуть. Чень Чжэню даже хотелось сейчас отпустить волчонка, чтобы он убежал к своим, но он не смел этого сделать, потому что боялся, что соседние собаки тут же догонят и загрызут его.

В это время волчонок сел поудобнее и начал пытаться издавать звуки в северо-западном направлении. Он наклонил голову и издал звук «у-у-у», потом замолчал, медленно поднял голову, и звук «у» преобразовался в «оу». «У-у-у… … оу… оу…» — у волчонка наконец получился правильный волчий вой. Волки со всех трёх сторон замолчали, как будто соображали, что означает только что произнесённое им «у-у-у… оу… оу…». Волки, не определившись, продолжали ждать. Чень Чжэнь увидел, что сам волчонок тоже был в недоумении, ему самому было непонятно, что означал тот изданный им вой.

Он подождал немного и, не дождавшись ответа, снова наклонил голову, собрался с силами, потом поднял голову и издал протяжный звук. В этот раз волчонок наконец полностью восстановил самый высокий уровень звука прошлой ночи. Волчонок был очень удовлетворён своим воем, он не стал дожидаться ответа волков и снова завыл, но конец этого звука был немного покороче. Его голова поднялась ещё выше, кончик носа смотрел прямо на Тэнгри, в небо. Чем дальше он выл, тем правильнее у него получалось, пока он выл, его рот принимал форму трубки духовых музыкальных инструментов. Он радостно напевал «горький и печальный мотив», радостно и в приподнятом настроении соответствовало выражению «черти плачут и волки воют».

Чень Чжэнь шёпотом заговорил:

— Я теперь, послушав волчий вой, понимаю, почему песни монголов столь протяжны и переливчаты. Характер монгольских песен очень сильно отличается от китайских. Я предполагаю, что этот мотив принесён от гуннов и от поклонения их волчьему тотему. Об этом даже есть свидетельства в исторических книгах… Мы, китайцы, тоже любим слушать монгольские народные песни, протяжные и печальные, широкие, как степь, но никто не знает, что истоки монгольских напевы — это волки. Однако современные монголы из Внутренней Монголии не хотят признавать, что их напевы — это изменённые волчьи песни. Я спрашивал многих скотоводов, некоторые говорят, что нет, а некоторые говорят, что не знают. Это и неудивительно, сейчас в ходу другие, и кто осмелится говорить, что волки — родоначальники монгольских песен? Иначе их бы просто запретили, а певцов объявили реакционными элементами. Но факты есть факты, и это не просто удивительное совпадение.




Эрлань вместе с другими собаками снова рванул на северо-западный край и там стал бешено лаять. Когда собаки прекратили лаять, волчонок снова завыл, издавая уже нормальные волчьи звуки. Он выл непрерывно пять-шесть раз, потом замолчал, побежал к миске, попил водички и снова побежал на прежнее место и продолжил. Повыв несколько раз, он снова остановился, поставил уши торчком и стал слушать ответ. Прошло довольно длительное время, пока волки, видимо, были в замешательстве, вдруг с западного склона донёсся грубый и грозный вой. Этот звук походил на голос вожака или его помощников, вой содержал приказ, он был недлинный, краткий и ясный. Чень Чжэнь и Ян Кэ были напуганы этим так, что не могли произнести ни слова.

Волчонок сначала оцепенел, но потом вдруг радостно подпрыгнул. Он заволновался, но не знал, как ему отвечать, разве что пытаться подражать тому вою. Хотя звук голоса волчонка и нежный, но окончание звука вполне соответствует обычному волчьему. Волчонок пытался подражать несколько раз, но такого грозного воя, который он только что слышал, у него не получилось.

Все бывшие там волки наверняка страшно волновались, за многие тысячи лет существования монгольской степи они никогда не сталкивались с таким необычным волчонком. Наверняка он находится в лагере людей среди собак и овец и, как ни в чеём не бывало, какие звуки хочет, такие и произносит. Тогда, в конце концов, он волк или нет? Если да, тогда какое он имеет отношение к вечным врагам волков — людям и собакам? Послушав его ещё немного, волки подумали, что он как будто там живёт неплохо, и его не обижают ни люди, ни собаки, и голос вроде сытый и довольный, однако что с ним собираются делать люди и чего он хочет сам?

Вдруг донёсся ещё один волчий вой, по всей вероятности, это была волчица, этот звук был тёплым и мягким, наполнен материнской болью, любовью и надеждой, в конце этот звук долго дрожал. Чень Чжэнь подумал, что он может означать: «Сынок, ты помнишь маму? Я твоя мама… Я скучаю по тебе, я ищу тебя давно… Все тебя ждут…» Чень Чжэнь не смог сдержать слёз, у Ян Кэ тоже глаза были влажные.

Волчонок от этого зова очень забеспокоился, почти взбесился, стал яростно и свирепо натягивать цепь, сильнее, чем перед кормлением. Волчица снова скорбно завыла, через некоторое время к ней присоединились и другие волчицы, и над степью полилась печальная скорбная песня, она длилась и длилась, потрясая небо и землю, заставляя плакать чертей. Волчицы словно перенесли тысячелетнюю скорбь и боль по пропавшим детям в настоящее время.

Затем на горном склоне образовалась тишина. Чень Чжэнь подумал, что наверняка те скорбящие и надеющиеся волчицы сбиты с толку и возмущены: ведь, может быть, этот маленький хулиган не является тем родным дитём, которого они так ищут, а возможно, это и не их собрат. То есть вся стая сильно сомневалась насчёт происхождения волчонка. Вдруг он является приманкой хитрых скотоводов? К тому же в степи никогда ещё не держали дома волков, те охотники, которые весной приезжали и искали норы и вытаскивали оттуда волчат, а затем увозили их, сразу же у своих юрт подбрасывали их высоко и отправляли к Тэнгри. И когда волчицы возвращались к своим разорённым норам, они могли учуять направление, куда увезли волчат, а потом даже находили зарытые трупы без шкур. Но неужели настолько ненавидящие волков люди могут растить волчонка?

Волки также могли рассудить, что эта маленькая штука, издающая такие звуки, не есть волк, а может быть собакой. Волки часто видели в степи Элунь охотников с ружьями, одетых в зелёную маскировочную одежду, которые брали с собой больших собак, с очень похожими на волчьи ушами, и этих собак они вполне могли научить волчьему вою. Те собаки намного более свирепы, чем местные, каждый год несколько волков бывают загрызены ими. Скорее всего, этот умеющий выть по-волчьи маленький хулиган и является щенком такой «собаки с волчьими ушами».

Волки полностью погрузились в молчание.

В тихой и спокойной степи только привязанный цепью волчонок протяжно выл, выл изо всех сил. Но его долгий вой только ещё больше повергал в сомнение волков. Волки больше не пытались производить никаких выяснений и больше не обращали внимания на его горькие взывания о помощи. В этот раз диалог между волчонком и стаей окончился неудачей.

Чень Чжэнь почувствовал, что волки, как от эпидемии, быстро разбежались, удалились с отправного пункта своего предполагаемого удара.




Чень Чжэнь и Ян Кэ ни на минуту не заснули, они всё время обсуждали, почему произошло именно так.

Как только небо начало светлеть, волчонок прекратил свою долгую песню. Он потерял надежду и был очень опечален. Он тихо лёг на землю, проглядев все глаза на поднимавшийся на северо-западном склоне туман. Когда туман рассеялся, то там по-прежнему была неизменная степь, которую он видел каждый день, и больше никаких теней и никаких других звуков, не было его собратьев, которых он надеялся увидеть. Волчонок очень устал и закрыл глаза, как будто умер от потерянной надежды. Чень Чжэнь тихонько погладил его, чтобы хоть немного успокоить его сердечную тоску.

Во всей производственной бригаде всё прошло без происшествий, никто не подвергся нападениям волков, коровы и овцы все остались целы. Люди строили предположения, почему волчицы, которые готовы отдать жизнь за своих детей, вдруг взяли да и отступили, не стали нападать? Даже старики и те качали головой. Это было и для Чень Чжэня совершенно необъяснимым.

Баошуньгуй и те чабаны, которые были готовы убить несколько волков, остались ни с чем. Баошуньгуй, как только стало светать, примчался к Чень Чжэню в юрту, он рассмеялся и сказал, что пекинские студенты провели красивую операцию без боя, заставив отступить врага. Он в награду подарил им этот большой фонарь и сказал, что надо передать их опыт по всей бригаде. Чень Чжэнь и Ян Кэ облегчённо вздохнули, поскольку им было разрешено продолжать растить волчонка.

Во время утреннего чая к ним пришли Билиг и Улицзи, сели с ними попить чаю и поесть пельменей из жеребятины.

Улицзи всю ночь не сомкнул глаз, но цвет лица у него был здоровый. Он сказал:

— В эту ночь многие перепугались, как только волки завыли, я тоже очень напрягся. Примерно несколько десятков волков с трёх сторон окружили вашу юрту, когда они были ближе всего — примерно в ста с лишним метрах. Все боялись, что волки всю вашу юрту съедят, очень опасно было.

Старик Билиг покачал головой:

— Если бы я не знал, что у вас есть много петард, я точно бы приказал всем вместе с собаками бежать к вашей юрте.

— Отец, как вы думаете, почему волки не предприняли нападение на овец или чтобы утащить волчонка? — спросил Чень Чжэнь.

Старик глотнул чаю, затянулся сигаретой и пожал плечами:

— Я думаю, скорее всего, потому, что волчонок говорил не на совсем волчьем языке и поэтому заставил волков сомневаться…

— Вы часто говорили, что у волков большие умственные способности, почему же Тэнгри не подсказал им суть дела? — снова спросил Чень Чжэнь.

Старик сказал:

— Хотя вы втроём с несколькими собаками не устояли бы против стаи волков, но всех людей с собаками вполне бы хватило, сил было бы достаточно, и если бы волки предприняли серьёзный удар, то понесли бы большие потери. Командиру Бао в этот раз не удалось обвести Тэнгри. Тэнгри не захотел, чтобы волки понесли большие потери, и поэтому дал приказ им разойтись, — ответил Билиг.

Чень Чжэнь и Ян Кэ засмеялись: Тэнгри действительно мудр.

— С таким делом волки ещё не сталкивались. Они, наверное, считают волчонка пришедшим откуда-то извне. В степи у каждой стаи волков есть своя территория, по-другому не бывает, и они очень хорошо контролируют свою территорию, борются между собой за неё. Возможно, волчонок говорил не на местном «диалекте», и волчицы с волками не стали рисковать из-за пришедшего откуда-то волчонка. Этой ночью вожак тоже приходил, вожак очень хорошо понимает и искусство строить западни, он видит, что волчонок живёт среди людей и собак, и у него возникли ещё большие сомнения. Вожак семь раз всё взвесит, прежде чем рисковать. Он беспокоится о своих волчицах и не позволит, чтобы с ними случилась беда, — сказал Улицзи.

В следующие два дня вокруг лагеря не было слышно волчьего воя, только волчонок посылал свои звуки в степь, надеясь услышать ответ, но ответа не было. Через неделю волчонок постепенно успокоился, стал вялым и почти перестал выть.

После этого овцы и коровы второй бригады больше не подвергались нападениям волков. Женщины, выходившие дежурить в ночь, с радостью говорили студентам, что теперь они ночью могут спать спокойно, до рассвета.




27


Ли Бай, в нём текла тюркская кровь, это подтверждается именами его детей. Его сына звали По Ли, что невозможно объяснить с помощью китайского языка, на самом деле это транскрипция слова «волк» в тюркском языке. Волк — это тотем для тюрков. По Ли в имени человека означает то же, что у китайцев — «дракон». Его дочь зовут Мин-юэ. Сейчас у уйгуров многих девочек зовут Аинур, Аи — значит луна, Нур — значит свет…

    

Мэн Тобэй. «Степная культура и история человечества»






То мясо жеребёнка, что принёс Чжан Цзиюань, подошло к концу. В эти дни и волчонок, и собаки наедались досыта, но мясо таяло на глазах, и Чень Чжэнь с грустью смотрел, как волчонок доел последний кусочек.

Два дня назад Чень Чжэнь слышал, как Гао Цзяньчжун говорил, что на юго-западном склоне была гроза и молнией убило большого вола, щипавшего там траву. На следующий день с раннего утра Чень Чжэнь, взяв с собой монгольский нож и мешок, поехал туда, но немного опоздал, на склоне остались только большие кости, рога да копыта, которые не могли съесть волки, волки не оставили даже немного мяса. Он сел рядом с костями вола и долго, внимательно смотрел и заметил, что в верхней части костей остались следы маленьких зубов волчат. Один старый чабан из третьей бригады тоже пришёл сюда, этот обглоданный вол, кажется, был в его стаде. Старик сказал Чень Чжэню: «Волки не пошли нападать на овец, так Тэнгри приготовил им подарок в виде вола. Ты посмотри, раньше не убило, и позже не убило, а убило в аккурат перед ночью. Все степные правила и законы устанавливает Тэнгри, а если закон нарушается, то потом случается возмездие». Старик огорчённо сел на лошадь и медленно поехал к своему стаду.

Чень Чжэнь подумал, что скотоводы часто упоминают о степных правилах и законах, это, наверное, и есть природные, естественные законы, устанавливаемые нам свыше, из космоса, но тогда то, что он в кочевых, скотоводческих условиях взялся растить дома волчонка, — это, конечно же, вносит беспорядок в жизнь и производственные дела скотоводов. Волчонок уже причинил им немало хлопот и новых проблем. И он не знает, сколько их ещё предстоит пережить… Мысли Чень Чжэня были в расстройстве, он поднял голову к Тэнгри, вечное Небо было голубым и широким, очень чистым. Под этим чистым небом на ветру колыхалась зелёная трава, и не было видно волков. В степи волки были словно призраки, приходили без тени, уходили без следов; очень часто слышны их голоса, часто видны результаты их дел, но очень трудно увидеть их самих, и чем дальше, тем загадочнее.

Чень Чжэнь пошёл на строительную площадку и купил там по высокой цене полмешка чумизы. Вернувшись домой, он только собирался поспать, как трое щенков, радостно лая, побежали к западу от юрты. Он вышел из юрты и посмотрел вдаль, и увидел, как со склона горы возвращаются Эрлань, Хуанхуан и Илэ, они шли с гордо поднятыми головами, а в зубах несли какую-то добычу. Когда они приблизились, Чень Чжэнь разглядел, что Эрлань и Хуанхуан несли в зубах по байбаку, а у Илэ был маленький жёлтый суслик. Чень Чжэнь в первый раз видел, чтобы домашние собаки несли добычу в дом. Хуанхуан и Илэ с победным видом положили добычу у ног хозяина и начали радостно прыгать вокруг Чень Чжэня, всем видом показывая, что это они принесли ему. Чень Чжэнь похлопал собак по голове и похвалил их: «Молодцы! Молодцы!»

Эрлань же вовсе не положил добычу рядом с Чень Чжэнем, а сделал круг и побежал в сторону волчонка. Чень Чжэнь увидел, что его байбак самый большой и жирный, он быстро догнал Эрланя и схватил его за хвост, потом взял из его рта байбака. Эрлань нисколько не рассердился, а только несколько раз тихо махнул хвостом. Чень Чжэнь взвесил байбака в руке, он весил приблизительно 6-7 цзиней, шерсть была гладкая и блестящая. Это был только что загулявший жир большой самец. Чень Чжэнь решил оставить этого байбака, чтобы поесть самим, он и его товарищи давно не ели степной добычи.

Чень Чжэнь взял всю добычу и понёс её в юрту, все собаки шли вслед за ним. Он зашёл в юрту и закрыл дверь. Щенки, раньше никогда не евшие байбаков, нюхали воздух со всех сторон, они сами ещё не умели снимать шкуру и есть мясо.

Чень Чжэнь распределил так: самку байбака, которую принёс Хуанхуан, он разделил между щенками, суслика решил отдать волчонку, чтобы тот попробовал любимой волками пищи и потренировался сам сдирать с него шкуру. Щенки, увидев уже поделённое мясо, стали его есть, очень довольные, что не надо делить и отнимать друг у друга.

Три большие собаки были уже сыты, но надо было обязательно их наградить, это есть военный закон, закон степи. Чень Чжэнь вынес из юрты четыре куска сахара, сначала два куска дал Эрланю. Эрлань стоял не двигаясь и смотрел, что будет дальше. Потом Чень Чжэнь дал по одному куску Хуанхуану и Илэ, только тогда Эрлань удовлетворённо стал есть сахар, и, хотя у двух других собак было на один кусок меньше, они не имели никаких возражений. У Чень Чжэня возникли сомнения, вероятно, всю эту добычу поймал Эрлань, а Хуанхуан и Илэ только помогали ему их перенести.

Волчонок от запаха свежего мяса в возбуждении вскочил на задние лапы, передними бешено махая в воздухе. Только после того, как он разделил мясо между щенками, Чень Чжэнь понёс к волчонку суслика.

Суслики похожи на белок, только у них не такой большой хвост, но такие же огромные глаза. Они являются самыми главными вредителями степи. Старики говорят: чтобы сохранить степь, в первую очередь надо защитить её от жёлтых сусликов. Монголы часто ловят желтых сусликов и тренируют на них своих детей, это тоже приобретенная от волков привычка, так как волчицы начинают тренировать волчат охотиться именно с сусликов: ловить сусликов легче, чем байбаков. В древние времена в степи волчата и монгольские дети радостно играли с сусликами, ловили их. Сколько же каждый год воспитывалось на этом хороших воинов? А сколько было побито сусликов? И сколько при этом было сохранено степи? Монголы исповедовали не только «единство природы и человека», но и «единство Неба, степи, животных и человека», а это глубже и ценнее, чем китайская формулировка «единство природы и человека».

Чень Чжэнь держал суслика за хвост, из раны суслика текла кровь. Он встал на границе территории волчонка и громко позвал:

— Волчонок, Волчонок, кушать!

Волчонок смотрел на суслика удивлёнными глазами, он никогда не видел ещё такого животного, но запах крови говорил ему, что это очень вкусная вещь. Чень Чжэнь немного подразнил волчонка, тот несколько раз со всей волчьей свирепостью подпрыгнул за сусликом, прежде чем получил его. Чень Чжэнь даже немного испугался. Волчонок подцепил зубами суслика и подбросил его так, что тот улетел на метр. Когда суслик упал, волчонок стал наблюдать за ним, он смотрел на него минуту-другую. Потом вдруг изогнул тело, приготовившись к прыжку, потоптался на месте и вдруг прыгнул и схватил суслика зубами, потом резко отпрыгнул назад. Он посмотрел немного, суслик не шевелился, он снова прыгнул и укусил, снова отпрыгнул и остановился, глаза его всё время непрерывно смотрели на суслика, он ещё подпрыгнул три-четыре раза и потом внезапно успокоился.

В это время Чень Чжэнь увидел, что глаза волчонка были полны какого-то странного блеска, от прежнего он отличался как небо и земля, как будто это были два разных волка. Волчонок тихо подошёл к суслику, встал от него сбоку, немного помедлил, потом почтительно лёг рядом с сусликом, перевернулся, подошёл с другого боку и опять почтительно лёг и снова перевернулся рядом с сусликом.

Чень Чжэнь с удивлением наблюдал, он не знал, что хочет волчонок делать дальше, и ещё не знал, откуда научился волчонок этим движениям.

После того как волчонок закончил свои сложные перемещения, он отряхнулся, позвенев цепью, снова подбежал к суслику с левого бока и снова начал повторять те же движения, то с одного бока, то с другого, весь этот комплекс движений он повторил ещё два-три раза. Чень Чжэнь подумал: «Почему, когда раньше волчонок получал свежее, ещё с кровью мясо, он не исполнял столь сложных движений, неужели это сложный волчий ритуал празднования победы над добычей? Или это ритуал после убийства добычи перед приёмом пищи? Такие почтительные движения, как у верующих перед вкушением святой ритуальной трапезы. Вероятно, такая пища, которая имеет и кожу, и шерсть, относится у волков к высокоценной, живой пище, а те куски мяса с раздробленными костями, которые волчонок раньше получал, — это всё же еда от человека».

Тогда откуда же ему известны эти ритуальные движения, ведь он никогда не был в стае и не видел их? Причём он повторил весь комплекс движений три раза. Видимо, какой-то строгий наставник незримо руководил им. Другого объяснения Чень Чжэню в голову не приходило.

Волчонок вздохнул и решил пока ещё не есть добычу. Он отряхнулся и, когда весь уже очистился, вдруг стал двигаться вокруг суслика. Он в возбуждении прищурил глаза, рот его был полуоткрыт, язык наполовину высунут, он медленно поднимал передние лапы и медленно их ставил на землю, словно лошадь в цирке. Волчонок со всей тщательностью медленно пробежал несколько кругов, потом вдруг прибавил скорость, но неважно, медленно он бежал или быстро, круги всё равно получались одинаковой величины, на земле осталось большое количество его следов, которые образовали правильный круг.

У Чень Чжэня пробежали мурашки по коже, он вдруг вспомнил раннюю весну и загадочный, наводящий ужас волчий круг вокруг горы трупов бывшего табуна военных лошадей. Там была вытоптанная нескольким десятком волков дорожка в форме круга, словно знаки, нарисованные нечистой силой. Старики верят, что это степные волки выражают свою благодарность и почтение Тэнгри… Тот волчий круг был правильной формы, круг, который сейчас нарисовал волчонок, тоже очень правильный, а в середине обоих кругов — целая, с кожей и шерстью добыча.

Неужели волчонок не смог сразу же съесть такую свежую и вкусно пахнущую добычу, потому что ему тоже необходимо было выразить свою признательность Тэнгри?

Чень Чжэнь чувствовал, что с помощью понятий «инстинкт» и «врождённое наследство» невозможно объяснить это удивительное поведение волчонка. Он уже много раз обращался к волчьим поступкам, но их очень трудно объяснить людскими методами мышления.

Волчонок по-прежнему возбуждённо бегал по кругу. Однако он уже целый день не ел мяса и сейчас был очень голодным. Обычно, когда голодный волк видит мясо и кровь, он становится безумным. Но почему же в таком случае сейчас он совершает столь необычный поступок? Неужели в мире волков тоже существует религия в её первобытном виде, которая побуждает души волков совершать такие ритуалы? И даже такого, только недавно родившегося и не побывавшего в стае волчонка? И ещё Чень Чжэнь спросил себя: неужели первобытная религия первобытных людей пришла в их мир из мира животных? Неужели люди и волки первобытного общества обменивались религиями? Таинственная степь имеет ещё столько загадок, которые людям необходимо разгадать…

Волчонок наконец остановился. Он сел перед сусликом, отдышался, два раза облизнулся, в глазах его возникло дикое жадное выражение, и он мгновенно из первобытного верующего превратился в хищного голодного волка. Он прыгнул на суслика, схватил его когтями, прокусил его грудь, откусил голову и яростно содрал шкуру с половины тела суслика, при этом обнажилось мясо с кровью. Волчонок задрожал всем телом, стал жевать и глотать. Он съел с одного бока мясо с костями, потом вытащил все внутренности. Он не стал вычищать весь съеденный и переваренный сусликом мусор из желудка и кишечника, а проглотил всё это вместе с органами.

Волчонок чем дальше ел, тем был грубее и возбуждённее, он издавал при этом удовлетворённые радостные звуки, ел всё без разбора: мясо, кости, шкуру. За очень короткое время от упитанного суслика остались лишь голова и кончик хвоста. Волчонок на этом не успокоился, он взял передними лапами голову суслика, подбросил её вверх, затем прыгнул на неё, взял зубами, разгрыз и проглотил и даже не выплюнул зубы суслика. Даже кончик хвоста с шерстью ему было жалко оставлять, он раскусил его пополам и потом проглотил по частям. На земле осталось только немного крови и следы мочи, как будто суслика и не было. Волчонок посмотрел на Чень Чжэня. Увидев, что в руках у него больше ничего нет, он недовольно прошёл несколько шагов и лёг на землю.

Чень Чжэнь пошёл в юрту готовить мясо байбака. Нагулявший жир байбак занимал половину железного котелка, этого хватит, чтобы наесться троим.

Волчонок быстро бежал впереди Чень Чжэня, который еле поспевал за ним. Удивительно, что, как наступало время прогулки, волчонок любил без разбора направления бежать с Чень Чжэнем куда попало, но в последние несколько дней волчонок всё время тянул его в северо-западную сторону, откуда он той ночью слышал вой волчицы. Чень Чжэнь заинтересовался этим и решил пойти исследовать те места. Он с волчонком уже пробежал большой участок пути, намного дальше, чем обычно. Когда пересекли горный овраг, волчонок потянул Чень Чжэня на крутой горный склон. Чень Чжэнь обернулся и посмотрел, от юрты уже отошли на три-четыре ли, он немного забеспокоился, но, так как с ним были Эрлань и Хуанхуан, а в руках железная дубинка, он не стал разворачивать волчонка назад. Пробежали ещё половину ли, и волчонок сбавил темп и везде стал всё вынюхивать: траву, кучу костей, кучу земли, коровий помёт, камни, каждый выступающий предмет.

Когда он достиг зарослей высокой травы, он только сунул нос понюхать, как сразу всё его тело напряглось, шерсть встала дыбом, словно иглы у ежа. Он ещё понюхал и сунул голову в эти заросли, потом вдруг поднял её и, смотря на западный склон, длинно завыл. Вой был протяжный и наполнен зовом к своей матери и родственникам, в нём была жалоба долгого томления на цепи…

Эрлань и Хуанхуан тоже понюхали заросли травы, и шерсть у них тоже поднялась дыбом, они начали яростно рыть землю и тоже посмотрели в северо-западном направлении и бешено залаяли. Чень Чжэнь догадался: волчонок и собаки унюхали волчий помёт. Он раздвинул траву ногой и увидел, что нижняя часть стеблей травы полита волчьей мочой, а в нос ударил её запах. Чень Чжэнь забеспокоился, это была свежая моча, видимо, волки совсем недавно были тут. Чень Чжэню совсем захотелось встретить здесь волков, и он быстро развернул волчонка, намереваясь возвращаться домой.

Как раз в этот момент волчонок поднял заднюю ногу и тоже пометил траву. Чень Чжэнь, испугавшись, быстро потащил волчонка, ведь волчица всё ещё помнит о волчонке, а он предоставляет ей сведения о себе. Но волчонок стал упираться, он не захотел возвращаться и к тому же оскалился и схватил Чень Чжэня за ногу. Чень Чжэнь, охнув, сел на землю и ткнул дубинкой в нос волчонка, но тот словно обезумел и не разжимал пасть.

Две большие собаки подпрыгнули от изумления, Хуанхуан сжал в своей пасти шею волчонка сзади и стал сильно тянуть. Эрлань грозно подошёл к волчонку и зарычал ему прямо в ухо, и только после этого волчонок разжал челюсти. Собаки продолжали держать волчонка, в любой момент готовые его загрызть.

Чень Чжэнь остановил собак, и они отпустили волчонка. Пора было возвращаться домой. Волчонок дрожал всем телом. Чень Чжэнь стал его ругать:

— Волчонок, ты что, ослеп? Ты ещё смеешь кусать меня?

Волчонок услышал знакомый голос и только после этого пришел в себя, как бы пробудился от охватившей его дикости. Он как будто потихоньку стал узнавать Чень Чжэня. Однако в глазах волчонка не было и тени сожаления.

У Чень Чжэня из раны лилась кровь. Он потихоньку двинулся домой, за собой на цепи тащил волчонка. Вернувшись в юрту, он принял лекарство, а Гао Цзяньчжун, увидев следы клыков волчонка, заставил Чень Чжэня пойти сделать укол. Чень Чжэнь сел на лошадь и поехал к лекарю, который сделал ему укол, попросил его не говорить другим, что его укусил волчонок. А вернувшись домой, Чень Чжэнь услышал, как Ян Кэ и Гао Цзяньчжун обсуждают это событие…

На следующий день рано утром, перед тем как погнать пасти овец, Чень Чжэнь и Ян Кэ пошли к волчонку, они решили провести одну операцию: обточить клыки, чтобы они были не так опасны. Сначала они его покормили и, когда к нему вернулось хорошее настроение, стали с ним играть, перевернули его на спину, открыли ему рот. Волчонок был привычен к этим играм и ничего не подозревал. Стоило только убрать острые концы клыков, и можно было не опасаться в будущем сильных ранений со стороны волчонка.

Чень Чжэнь сначала дал понюхать щипцы волчонку и немного даже поиграл ими с ним. Когда волчонок расслабился, Ян Кэ раскрыл рот волчонка и откусил острые концы клыков, укоротив их примерно на одну четверть, причём так, что волчонок этого и не заметил. Вся операция длилась не более минуты, не причинив никакой боли волчонку. Волчонок только облизнулся, но даже не понял, что всё-таки произошло.

Чень Чжэнь и Ян Кэ облегчённо вздохнули: теперь волчонок не сможет серьёзно ранить людей. Однако они долго находились в подавленном состоянии.




28


Когда Шиминь (танский Тай-цзу) сам вёл войска в бой, он участвовал в десятках сражений, часто шёл впереди своих солдат, вместе с лёгкой кавалерией вклинивался глубоко в ряды противника, хотя много раз оказывался в опасности, не был ранен.




…Шиминь убивал десятки противников, в руках его было два ножа с зазубринами, все его рукава обагрились кровью, но он продолжал воевать. Его войска снова воодушевились.




Танский император Тай-цзу сказал: «…Таково любое правило командования, в благоприятном случае должно быстро наступать, в неблагоприятном случае должно быстро отступать».

    

Сыма Гуан. «Общая оценка управления и службы». Т. 184, 190, 196






После большого дождя все речки степи Элунь стали полны водой, поверхность озера расширилась, а отмели у берегов озера превратились в болотистую местность, увеличив пространство для множества водоплавающих птиц. В это время появились огромные и наводящие ужас на всех тучи комаров.

Что касается пекинских молодых интеллигентов, то для них комариное бедствие самое страшное из всех, страшнее тайфунов, снежных бурь, ветра, пожара, засухи, болезней и волков. В степи Элунь комары словно воздух, то есть где воздух, там и комары. Если не надеть противомоскитную сетку, то, как ни вдохнёшь, обязательно ртом или носом засосёшь несколько комаров. Приграничная степь в восточной части Внутренней Монголии, возможно, является районом наибольшей концентрации комаров, здесь много рек и озёр, трава очень густая, и после того, как комары спокойно перезимуют в норах байбаков и сусликов, их здесь становится особенно много. Комары пьют кровь не только волков, людей и скота, но и всех имеющихся в степи живых существ: сусликов, зайцев, лис, змей, байбаков, дзеренов — всех.

На новых пастбищах прошлогодние комары благополучно пережили зиму, и их здесь было особенно много, выносить их поэтому было ещё тяжелее.

После полудня Чень Чжэнь в юрте поизучал немного книгу, потом надел на голову противомоскитную сетку, взял в руку метёлку из конского хвоста, чтобы отгонять мух и комаров, и пошёл проведать волчонка. Это была середина дня, и комары только готовились к массовому нападению. Как только Чень Чжэнь вышел из юрты, сразу был окружён сплошным гудящим звуком тучи комаров.

Большой жёлтый комар степи Элунь хотя и не имеет мудрости волков, но зато обладает ещё большей убойной силой, чем волки. Этим комарам стоит только учуять запах животного, они сразу моментально налетают и жалят, без разбора, без какой-либо военной стратегии и тактики, причём кусают куда попало, и неважно, сколько их убивают хвостом лошади или коровы, — новые полчища снова тут же садятся на их место.

Чень Чжэнь поднял голову и внимательно рассмотрел комаров, он обнаружил, что эти комариные тучи не только очень плотные, но и сами комары пугающе большие. Комары непрерывно летали, мелко дрожа крылышками, застилая перед глазами всё, так что ничего не было видно, а всё, что было видно, — это только комары, большие, как шкурки от лущёных и сушёных раков. Ему даже показалось, что как будто он находится на дне озера, а вокруг и сверху — косяки маленьких креветок.

Чень Чжэнь подошёл к своей белой лошади, она стояла на рассыпанном овечьем навозе, здесь не было ни одной травинки и поэтому комаров было сравнительно мало, однако тело лошади всё равно покрывалось толстым слоем жёлтых комаров, как будто к телу был приклеен слой рисовых отрубей. Чень Чжэнь обмахнул метёлкой лошадь, и та благодарно закивала. Но комаров становилось всё больше, только был удалён один слой, как тут же прилетел другой.

Чень Чжэнь особенно беспокоился о волчонке и быстро побежал на его территорию. У волчонка нора была наполовину залита дождевой водой, и он не мог спрятаться в нору от комаров. Его ещё слабенькая шерсть совсем не защищала от их укусов, а те места, где нет шерсти, — тем более. Волчонок был совершенно вымотан комарами, так, что казалось, он сейчас сойдёт с ума. Волчонок лежал на траве и время от времени перекатывался, пытаясь хоть как-то спастись от мучителей, иногда сворачивался в клубок. Однако в его глазах по-прежнему был острый блеск, а взгляд по-прежнему был наполнен силой и свирепостью.

Становилось всё более душно, и тучи комаров прижимались книзу. Чень Чжэнь обмахнул метёлкой волчонка, потом ладонью похлопал по его голове и телу, как хлопок — так везде кровь. Волчонок начал радостно слизывать свою кровь, а потом стал бешено чесаться, оставляя на коленях Чень Чжэня клочки кровавой шерсти. Волчонок считал Чень Чжэня своим спасителем, и в глазах его светилась благодарность. Чень Чжэнь подумал, что волкам тоже приходится несладко от комаров, ещё хуже, чем сейчас волчонку, ведь в степи трава гуще и комаров больше, и никуда от них не спрячешься: залезешь в нору — они залетают в нору, если убегать — то на новом месте тоже тучи комаров. К тому же байбаков не поймать, а если одного и поймаешь, то им не восполнишь такой большой убыток от потери крови. Билиг говорил, что после комариного бедствия начинается волчье бедствие, потому что комары делают волков голодными и злыми до безумия, и люди со скотом получают тогда наибольший ущерб. Степь больше всего боится одновременно двух бедствий, особенно комариного и волчьего сразу. В эти дни на сердцах людей было очень тревожно.

Перед сумерками огромное стадо овец возвращалось с гор домой, Ян Кэ ехал рядом на лошади. Он так устал, что уже не оставалось сил держать аркан. Овцы несли с собой с гор тучи комаров, стадо как будто пылало желтым огнём. Четыре тысячи ушей от двух тысяч овец постоянно стряхивали насекомых, всё время были слышны странные звуки. Больше всего доставалось недавно подстриженным овцам. Овцы бешено блеяли и подпрыгивали, не обращая внимания на кнут Ян Кэ. Чень Чжэню пришлось выйти и помочь, и только с помощью большого шеста он привёл в порядок стадо и помог направить его к овчарне.

В загоне Чень Чжэнь быстро запалил несколько костров из полыни, дым на сухом навозе хорошо отпугивал комаров, эти костры он расположил вокруг загона для овец. Ядовитая туча комаров столкнулась с ещё более ядовитым драконом из дыма и немного рассеялась. Спасительный дым окутал всё стадо, постепенно опускаясь на землю. Стадо в дыму немного успокоилось, овцы были так измотаны, что даже не жевали привычную жвачку. Ян Кэ тяжело спрыгнул с лошади. Он сразу же повёл облепленную комарами лошадь в дымовую зону, войдя, сразу скинул противомоскитную сетку, расстегнул одежду и облегчённо закричал:

— Как здорово! Сегодня я чуть не умер. Завтра ты паси овец, готовься к пытке.

— Я здесь тоже подвергся небольшой пытке, завтра, когда я буду пасти овец, ты приготовь шесть тазиков полынного дыма, а ещё подыми немного над волчонком, — сказал Чень Чжэнь.

— Ну, это без проблем.

— Ты пока не ходи к волчонку. Он сейчас забился и спит в дыму.

Ян Кэ с сомнением спросил:

— Разве волки больше всего не боятся дыма с огнём?

Чень Чжэнь засмеялся:

— Но волки ещё больше боятся комаров. Он, как увидел, что собаки прячутся в его дым, сразу быстро смекнул, что это хорошая штука. Я смеялся до боли в животе, очень жаль, что ты не видел эту комедию.

Ян Кэ быстро побежал к волчонку, волчонок лежал на боку на земле, вытянув все четыре лапы и крепко спал. Услышав знакомые шаги, он только чуть-чуть приоткрыл глаза, и так на них и смотрел.

Целую ночь Чень Чжэнь сооружал дымовые завесы. Каждые полчаса ему надо было подкладывать сухой навоз, только дым ослабевал, он прибавлял полыни. Если ветер изменялся, приходилось менять местоположение костров. Иногда приходилось ходить к овцам и проверять корову, которую поместили на время к овцам. Хотя кожа у коровы толстая, но нос, уши и глаза очень чувствительны к комарам, и она могла навести панику среди овец. Пришлось один из дымовых костров поместить прямо перед головой коровы. Для того чтобы поддерживать все дымовые костры, Чень Чжэнь всю ночь не сомкнул глаз. Три собаки ни на минуту не забывали о своих обязанностях, они постоянно обегали стадо, осматривали дымовую зону.

В эту ночь все дворы устраивали у себя дымовые завесы от комаров. Под светом луны дым выглядел как извивающийся и танцующий дракон; или словно первобытная степь вдруг вошла в промышленную эпоху.

Обширная степь тоже имеет свойство размягчать плотный дым. Плотный дым, поднимающийся от разных дворов, уже превратился в равномерное облачное море. Это море покрыло комариные тучи, поднимаясь и выгоняя их к горам и к луне. Когда этот «оборонительный дым» рассеялся, степь снова вернулась в своё тихое и прекрасное состояние.

Чень Чжэню вдруг пришли в голову строки из стихотворения Ли Бо… Чень Чжэнь со средней школы любил стихи Ли Бо, этот поэт родился в западных районах Китая и впитал в себя западный тюркский дух и обычаи и, конечно же, свободолюбивый дух волков. Под светом первобытной степной луны Ли Бо писал свои стихи, у Чень Чжэня в груди вдруг возник тот широкий размах, как у Ли Бо, и он вспомнил давно мучивший его вопрос: ведь все китайские поэты преклоняются перед Ли Бо, но не стоят за то, чтобы учиться у него, говорят, что Ли Бо слишком гордый, никого не учил. И сейчас Чень Чжэнь предположил, что так легко летящие стихи Ли Бо так трудно поддаются овладению ими потому, что воспринял поклоняющийся волчьему тотему тюркский характер и душу волков, бешено пробегающих по степи. Стихи и песни Ли Бо уносятся к Небу, и они стоят на вершине китайской классической поэзии. Какой из конфуцианцев может одной фразой взлететь на десять тысяч ли, в одном иероглифе подняться до девятого неба… Какой конфуцианец посмеет безумной фразой высмеять пустых совершенномудрых?..

Ближе к рассвету степь приняла свой обычный спокойный вид. Выпал туман, у комаров от него намокли крылья, и они не смогли больше летать. Костры постепенно потухли, но собаки по-прежнему оставались бдительны и начали патрулировать с наиболее опасных сторон. Чень Чжэнь рассчитал, что сейчас, когда женщины пойдут доить коров, волки уж наверняка рассеются. Он взял дублёнку, чтобы положить её под голову, и пошёл спать. Бессонные день и ночь прошли, и осталось отдыхать ещё более четырёх часов.




На следующий день Чень Чжэнь выдержал жестокую пытку в горах. Перед сумерками, когда он гнал овец домой, он обнаружил, что его дом как будто встречает дорогого гостя: на вершине юрты колышаться только что содранные две овечьи шкуры. Собаки сосредоточенно грызут и едят каждый свою порцию мяса с костями. Когда он вошёл в юрту, то увидел, что у стены висит много полосок овечьего мяса, а на печке в котле что-то варится.

— Прошлой ночью на самом севере в семье у Эрдуня произошло ЧП. Они тоже, как и Даоэрцзи, пришли с северо-востока Китая. Они ещё неопытные, и его жена имеет привычку хорошенько поспать. Ночью горело три костра, она охраняла полночи, а потом около овец и заснула. Костры погасли, овцы взбесились от комаров и побежали, и несколькими волками было загрызено почти двести овец и ещё много ранено. Собаки залаяли, разбудили хозяев, те вскочили на лошадей и с ружьями кинулись вслед волкам, застрелили одного из них. Если бы очнулись немного позже, то от овец вообще бы ничего не осталось, — сказал Ян Кэ.

— Сегодня Баошуньгуй и Билиг целый день в делах, они организовали людей, чтобы те сдирали шкуры с овец. Сто восемьдесят мёртвых овец, половину увезут на грузовике в управление пастбищ к начальникам, остальную половину оставят бригаде, каждой семье достанется по несколько, денег не берут, только надо сдать шкуры. Мы притащили двух овец, одну мёртвую, другую раненую. Сейчас так жарко, а тут вдруг подвалило так много мяса, как мы всё съедим? — поинтересовался Гао Цзяньчжун.

Чень Чжэнь радостно ответил:

— У нас ведь есть волчонок, и разве мы не сможем использовать всё мясо? Кстати, а как Баошуньгуй собирается поступать с этой семьей?

— Каждый месяц они будут выплачивать по ползарплаты, пока всё не выплатят… Баошуньгуй ругается, говорит, что они опозорили всех монголов, пришедших с северо-востока. А вот для строительной бригады это большая радость, треть овец отдают им бесплатно. — Гао Цзяньчжун открыл бутылку степной водки: — Под такую закуску надо выпить, давайте попьём и поедим как следует.




29


В нашей крови, особенно в императорской и дворянской, скрыт кочевой дух, несомненно, у их потомства он занимает большую часть, и он заставляет каждую страну при первой же возможности расширить свою территорию и распространить свои интересы по всему миру, от края до края.

    

Герберт Уэллс. «Краткая история мира»






Бату и Чжан Цзиюань уже четыре раза сменили лошадей, потратили два дня и одну ночь, прежде чем догнали табун на северо-западном перевале. Там ветер был неслабый, но они всё же посчитали, что не надо беспокоиться, что лошади развернутся и побегут навстречу ветру. Они оба так устали постоянно быть в седле, что трудно было слезть с лошади, и, только глубоко вздохнув и собравшись с силами, кубарем свалились на землю. Теперь можно было расстегнуться и проветриться от пота.

Северо-запад — это направление, куда дует горный ветер, а на юго-востоке в центре горной впадины находится озеро. Весь табун рассыпался по совершенно круглой макушке горы. Вокруг табуна летало и звенело огромное множество комаров, крайне утомлённые лошади сделали на склоне горы два-три круга, затем развернулись, собираясь спуститься с горы к озеру на водопой.

Бату и Чжан Цзиюань не ожидали, что лошади будут спускаться с горы, они уже расстегнули одежду, намереваясь немного поспать. Комары облепили шеи людей, но сейчас люди уже не реагировали на них, хотя жала у комаров были огромные. С той поры как наступило комариное бедствие, они за семь дней поспали от силы три часа. Комары сделали из табуна лошадей дикий, больной и бешеный сброд, лошади не слышали криков, не боялись кнутов и арканов, даже волков и тех не боялись. В безветренную погоду табун бежал искать ветра, а когда был ветер, то бешено мчался ему навстречу. Несколько дней назад лошади чуть не перебежали границу, и если бы ветер не переменился, то табунщикам, возможно, пришлось бы идти на погранзаставу и договариваться о передаче табуна обратно. Один раз ночью они с огромным трудом отогнали лошадей обратно на своё пастбище, но опять налетели комары, и среди лошадей снова возник беспорядок, и они разбежались. Табунщикам пришлось потратить день и ночь, чтобы собрать около двадцати лошадей вместе, но потом, посчитав их, обнаружили, что ещё не хватает более двадцати. Бату поручил Чжану Цзиюаню охранять табун, а сам сменил лошадь и только через день в сорока километрах на песчаных почвах обнаружил лошадей. Однако среди этих лошадей не осталось ни одного жеребёнка, волки тоже обезумели от комаров и изо всех сил охотились за лошадьми, чтобы пополнить силы, которые отняли у них комары. Бату даже копыт и шерсти от жеребят не нашёл.

Томимые жаждой, лошади спустились к озеру на водопой, они специально зашли поглубже, чтобы смыть с себя комаров. Прохладная вода омывала их, а лошади пили воду, пили много, а после того, как напились, сначала извалялись в глине, чтобы создать на шкуре защитный слой, потом встали на более мелкое место в озере, немного поспать. На озере наступила тишина, лошади стояли с закрытыми глазами, а два табунщика крепко спали на вершине горы.

Неизвестно, сколько прошло времени, оба чабана вдруг одновременно проснулись от голода. Люди и лошади вот уже несколько дней ничего не ели. Бату и Чжан Цзиюань побежали к ближайшей монгольской юрте. Попив холодного чая и кислой простокваши и поев мяса, они снова заснули мёртвым сном. Табун, тоже проголодавшись, вышел на берег, и лошади стали щипать траву. В защитном слое глины и песка на шкурах уже образовались трещинки, и комары снова стали атаковать лошадей через них. Трава на берегу озера уже была почти вся объедена коровами и овцами, и лошади переместились в другое место, где трава была густая и одновременно дул ветер, который хоть немного спасал от комаров.




У Билига дома проходило собрание всех руководителей производственной бригады.

— Облака на небе не густые и не тонкие, и дождь, скорее всего, не пойдёт, а ночью будет ещё более душно, за эти несколько дней комары особенно сильно терзают лошадей. В бригаде пастухов не хватает, вот и в стаде овец недавно было происшествие, и невозможно выделить людей, чтобы помочь табунщикам. Баошуньгуй и я решили заменить молодых пастухов и студентов, пасущих лошадей, на наших чабанов, чтобы пережить этот самый трудный период одновременного нашествия комаров и волков, — сказал старик.

Уже крайне уставший Чжан Цзиюань, однако, вовсе не хотел идти пасти коров, неважно как, но ему надо было остаться на передовой. Он понимал, что стоит только пережить этот самый тревожный и опасный период, и он после этого будет считаться самостоятельным, соответствующим монгольским степным стандартам табунщиком, который может пасти лошадей. Чень Чжэнь и Ян Кэ поддерживали его в этом. Они тоже надеялись, что в монгольской юрте, где живут молодые интеллигенты, выращивающие волчонка, также может быть и такой замечательный табунщик.

После полудня становилось всё более душно, не было намека, даже на маленький дождик, и веры осталась мало. Степь и надеется на дождь, и боится его. После большого дождя комары уже не могут летать, однако нарождаются новые тучи комаров. Насосавшихся волчьей крови комаров всё больше, и они передают будущим поколениям комаров волчий характер и волчьи боевые способности.

Билиг с Бату и Чжан Цзиюанем погнали табун в юго-западном направлении на тридцать-тридцать пять километров к песчаным почвам, где мало воды и комаров тоже немного поменьше. Остальные три табуна бригады тоже переместили согласно распоряжению Билига на другие песчаные, почвы.

Билиг сказал Чжану Цзиюаню:

— Юго-западные песчаные почвы в степи раньше считались хорошими пастбищами, тогда там была маленькая речка, а рядом — болотистое озеро, трава для скота была хорошая, питательная. — Старик посмотрел на небо и вздохнул: — Сколько лет прошло, а теперь вот всё приобрело безобразный вид, от речки даже канавы не осталось, всё скрыли пески.

Чжан Цзиюань спросил: — А как же так получилось?

Старик показал на табун и ответил:

— Всё лошади истребили, а ещё люди из внутренних районов Китая… В то время, когда только что образовалась КНР, в стране почти не было машин, и военные передвигались на лошадях, перевозили разные грузы тоже на лошадях, везде использовали лошадей, а откуда взять столько? В природе их больше всего в монгольской степи. Для того чтобы производить побольше хороших лошадей, сверху был спущен приказ отдать лучшие пастбища для выращивания лошадей. Приехали люди из внутренних районов выбирать, опробовать и докупать лошадей, и всё на этом пастбище. Люди приходили, лошади уходили, пастбище скоро превратилось в бог весть что. Раньше, в течение нескольких сотен лет, какой бы правитель ни был, всем было жалко использовать это пастбище под лошадей. А тут вдруг сразу такое большое количество лошадей, и пастбище оказалось всё вытоптано и превратилось в пустыню. Но сейчас от этого места своя польза, во время комариного нашествия здесь комаров мало, и для лошадей это сейчас самое лучшее место. Но Улицзи приказал, чтобы, пока здесь не начнёт что-нибудь расти, никто не должен использовать это место, он хотел посмотреть, сколько пройдёт времени, пока из пустыни снова не восстановится прежний вид пастбища. Но в этом году бедствие очень сильное, лошадям сейчас особенно трудно, и Улицзи согласился пустить сюда табун.

— Отец, сейчас машин и тракторов всё больше и больше, а в военных действиях участвуют танки, в будущем не нужно будет столько лошадей, ведь возможно, что через некоторое количество лет степь восстановится? — спросил Чжан Цзиюань.

Старик покачал головой:

— Однако когда слишком много людей и техники, это ещё хуже. Боевая подготовка на случай войны чем дальше, тем напряжённее, в степи сейчас будут организовывать и создавать боевые корпуса, это уже решено руководством. И большие группы людей и техники уже скоро будут прибывать в степь Элунь.

Чжан Цзиюань от удивления долго молчал, он и не думал, что слухи о строительстве боевых корпусов разносятся с такой большой скоростью.

Старик продолжал:

— Раньше степь больше всего боялась крестьян, мотыг и сжигания травы на земле, а сейчас больше всего боится тракторов. Когда-то старина Улицзи призвал всех старых чабанов всем вместе написать письмо к руководителям района с просьбой не превращать степь в сельскохозяйственные поля. Кто знает, имело ли это пользу?..

Табун постепенно вступил на песчаную почву. Если лошади не едят ночью траву, то они не поправятся, но здесь действительно не осталось какой-либо травы, которую могли бы есть лошади. Но на песчаной почве всё же было удивительно мало комаров, по сравнению с предыдущими местами лошади могли здесь отдохнуть.

Прискакали на лошадях Улицзи и Баошуньгуй. Старик Билиг обратился к ним:

— Сейчас можно только так: ночью лошади поголодают здесь, а как рассветёт, так вести их на пастбище. А как прилетят комары, то снова вести их сюда. Хотя они не нагуляют жира, зато можно сохранить жизнь.

— Я только боюсь, что волки уже давно здесь поджидают лошадей. Если до чего-то додумались люди, разве волки не смогут до этого додуматься? — спросил Улицзи.

Чжан Цзиюань с тремя руководителями забрались на самое высокое место этой территории, обозрели все стороны. Билиг немного озабоченно сказал:

— В этом году воды от дождей много, и здешняя пустынная трава выросла такой большой, волкам в ней очень удобно прятаться.

— Обязательно надо созвать всех табунщиков, — добавил Баошуньгуй.

Старик заметил:

— Только спокойный табун не будет бежать в беспорядке, и жеребцы могут противостоять волкам.

Наверх подъехали две повозки. Табунщики установили на возвышенности две палатки, достали утварь и продукты.

Ночью на песчаных почвах, особенно на возвышенности, очень сыро и прохладно. Комары, которые прилетели вместе с табуном, большей частью были убиты лошадиными хвостами. Новых комаров не прибавилось, утомившиеся за много дней лошади наконец-то получили покой. Ночью монгольские лошади выглядели как боевые кони, уши их постоянно беспокойно двигались, как будто они находились в боевой обстановке. Еды вокруг не было, единственное, что осталось, — это горькая колючая пустынная трава. Чжан Цзиюань, патрулируя ночью лошадей, заметил, что некоторые наиболее яростные жеребцы и лошади знаменитых чабанов даже кусали собственные животы от ярости.

В первую ночь комаров было мало, волки тоже не пришли, и люди с лошадьми хорошо отдохнули. Жеребцы отлично следили за табуном, и, когда кто-либо из лошадей намеревался уйти, они окликали её ржанием и возвращали в стадо. Так прошло несколько дней.

Всё это время выжидающие и прячущиеся в удалённых от табуна местах в траве волки уже тоже изголодались, особенно когда они почуяли запах готовящейся еды в котлах, им было особенно трудно терпеть. Но волки терпели и выжидали подходящего момента для удара. Бату предположил, что, наверное, половина волков степи Элунь уже схоронилась вокруг этой пустынной территории, только они не хотят просто так, наобум начинать действовать. Прибыло много чабанов с оружием, другие табуны тоже были пригнаны сюда, и свирепые жеребцы бдительно охраняли свои табуны.

После ужина Бату взял с собой Чжан Цзиюаня специально пройтись в отдалённое от табуна место и поискать волчьи следы. Они сделали несколько кругов, но так и не обнаружили свежих волчьих следов. Бату почувствовал скрытое беспокойство, потому что в предыдущие несколько дней он видел вдалеке две волчьи тени. Он знал, что, когда волки готовятся к решительному нападению, они нарочно стараются отойти подальше от объекта нападения.

Чжан Цзиюань тоже испытывал неясное внутреннее напряжение от такой тишины. Они вдвоём одновременно посмотрели на небо, звезд не было видно, небо покрыто густыми тучами, они развернулись и быстро поскакали обратно. Бату заметил, что в других табунах не хватает одного табунщика, он спросил об этом у других, некоторые сказали, что он поехал в управление получать батарейки для фонарей, а некоторые — что заболел и поехал к врачу. Бату гневно воскликнул:

— Я знаю, куда они пошли. Если сегодня ночью случится происшествие, а их нет на месте, то придётся сообщить в управление. — Потом, показывая на табунщиков, добавил: — Сегодня ночью никому не спать, каждый пусть возьмёт свою лучшую лошадь, и всю ночь дежурить, обязательно всех лошадей держать в табуне, не позволять лошадям спускаться на луг, сегодня ночью, возможно, придут волки!

Табунщики заложили в фонари новые батарейки, зарядили ружья, надели плащи от дождя и поскакали к табунам менять лошадей, чтобы быть готовыми к бою.

В первую половину ночи над песчаной территорией с табунами послышались крики, зажглись фонари, табунщики и жеребцы бдительно патрулировали и охраняли табуны. Лошади как будто почувствовали дух волков и перестроились так, что жеребята и слабые лошади оказались внутри табуна. Во вторую половину ночи, после сильного ветра, в воздухе вдруг грянул сильный гром, потрясший землю, как будто взорвался пороховой склад. Лошади от испуга заржали, около двух тысяч лошадей стали беспорядочно метаться внутри своих табунов. Жеребцы все стали пытаться наводить порядок внутри своих табунов и загонять испуганных и пытающихся убежать лошадей обратно. Табунщики тоже стали бешено кричать и бить лошадей, помогая жеребцам наводить порядок. Однако скоро снова грянул сильный гром, небо осветила молния и ударила совсем рядом, начался ливень, который полил стеной, и сразу же линия обороны, которую держали жеребцы и табунщики, была прорвана, лошади, не выдержав нервного напряжения, побежали в разные стороны.

Среди грома, криков людей, ржания лошадей и выстрелов, в свете молний, перекрывающем свет фонарей, вдруг стали видны серо-серебристого цвета волки, со всех сторон окружившие лошадей. Табунщики сразу вскинулись, Чжан Цзиюань закричал: «Волки пришли! Волки пришли!». Волки в свете молний разгневанного Тэнгри собрались для нанесения удара, они походили на чудовищные войска, посланные Небом, мстящие за степь, пришедшие уничтожить лошадей, которые погубили эту степь.

Только что до смерти напуганные ударами грома и молнией лошади, да ещё к тому же окруженные волками, — что им ещё оставалось делать? Только одно — убегать, спасая свою жизнь. Войска в панике подобны обрушению горы, напуганные лошади — тем более. При поддержке грома и молний среди ночи волки, как запущенные стрелы, вонзились в центр табуна и, только оказавшись в центре, моментально развернулись и стали нападать из центра, в разные стороны, в пух и прах расстроив табун, погнав лошадей в разных, нужных волкам направлениях.

Главной целью удара волков были жеребята. Многие жеребята, которые раньше никогда не слышали звуков грома и не сталкивавшиеся с грозой, сразу остолбенели от испуга и стояли как истуканы. Волки по одному накинулись на каждого жеребёнка и моментально их всех загрызли. Всего через несколько минут более десяти жеребят лежали на земле. И только самые храбрые и осторожные жеребята прижимались близко к своим матерям и убегали вместе с ними; не нашедшие мать побежали искать отцов и скакали рядом с жеребцами.

Всё же большая часть лошадей разбежалась. Натерпевшиеся и изголодавшие волки сейчас уже ни во что не ставили табунщиков — те светили фонарями, но это было не сравнить со светом молний; если те действовали арканами, то в темноте совершенно не попадали в волков; если те кричали и стреляли, то всё равно гром перекрывал все звуки. Табунщики совершенно потеряли всякую способность контролировать лошадей, через полчаса люди даже друг с другом потеряли связь. Бату то и дело подавал фонарём сигналы другим чабанам, громко кричал: «Не надо догонять на юго-восток, все соберитесь и догоняйте лошадей на северо-запад! Преградите им путь к границе!».

Чабаны резко развернулись и понеслись на северо-запад.

Под ливнем, при ударах грома и вспышках молний лошади понеслись в разные стороны на луга. После того как ветер стих, Бату увидел звёздное небо. Он закричал находившимся вдалеке Чжан Цзиюаню и ещё нескольким табунщикам: «Быстрее перерезайте путь головным лошадям, быстрее! Скоро взлетят комары!».

Табунщики бешено поскакали.

Успешное начало операции возбудило у волков ярость и аппетит. Они использовали благоприятный момент для атаки и развивали его изо всей силы, выжимая всё, что можно. Волки не только загрызали медленно бегущих и потерявших матерей жеребят, но и догоняли тех испугавшихся и растерявшихся двух- и трёхлетних молодых лошадей. Сначала волки нападали один на одного; а потом вдвоём-втроём на одну лошадь. Одна за другой эти молодые лошади падали на землю, и волки сразу перегрызали им горло, кровь била фонтаном, другие лошади от страха бешено мчались в разные стороны.

Гром и молния постепенно утихли, гроза прошла. Чабаны, крича и сигнализируя фонарями, постепенно стали восстанавливать свою командно-контролирующую роль, пытаться собирать лошадей вместе, жеребцы тоже стали созывать членов своих табунов, они помчались перекрывать лошадям путь. Три-четыре десятка яростных жеребцов, после того как перекрыли путь мчащимся на юг лошадям, свирепо развернулись для нападения на волков. Волки сразу же отступили, как ветер, исчезли в юго-восточном направлении.

Бату и несколько табунщиков поскакали к табуну пересчитать лошадей, ещё не вернулась треть жеребцов. Бату поехал в конец табуна и приказал четырём табунщикам искать лошадей в одном направлении, а другим велел догонять оставшихся лошадей.

В это время пришла другая беда — появились комары. Они стали кусать самых главных держателей порядка в табунах — жеребцов, они словно специально садились жеребцам на глаза, в пах, самые уязвимые места, после чего жеребцы совершенно обезумели, стали бешено носиться, сметая всё на своём пути. Табунщикам тоже досталось, все руки, лица, шеи облепили комары, глаза у них опухли, так что стало очень трудно видеть, пальцы раздулись до того, что стало трудно держать арканы. Люди и лошади почти потеряли способность сражаться, лошади бешено помчались в поисках ветра, совсем потеряв контроль. Комары яростно кусали, лошади бешено мчались, волки свирепо нападали. Гроза, комары, волки — всё это обрушилось в один миг на табун лошадей в степи Элунь. Чжан Цзиюань в полной мере ощутил трудности жизни степных народов.

Бату в погоне за лошадьми кричал: «Прижимать табун к западу! Там ещё есть песчаные почвы, прижимать туда! Ни за что не позволять им бежать к границе!». Чжан Цзиюань услышал крик боли, это лошадь одного из табунщиков споткнулась передними ногами, и он вылетев из седла, упал на землю. Никто не слез с лошади, чтобы помочь ему, все продолжали погоню, не снижая скорости.

Но как можно было догнать взбесившихся от комаров и гонимых голодными волками лошадей? Табунщики просто не имели возможности прижать табун к западу. Последняя надежда была потеряна, но Бату с остальными чабанами с криками всё же продолжали…

Вдруг из-за дальнего горного склона появилось множество лучей фонарей. Бату закричал: «Люди из бригады идут нам навстречу!» Табунщики сразу все включили фонари и направили их на табун. Всадники из-за горы сразу же пошли на пресечение пути мчащемуся табуну, и он вынужден был развернуться. После этого табун сгруппировался теснее.

Старик Билиг, словно вождь племени, командующий своими войсками, оказался в самый ключевой момент в самом ключевом месте. Волки от внезапно появившегося нового отряда людей, от криков и лучей фонарей развернулись и отступили, и их цель сейчас была ясна: поскорее вернуться к тем лошадям, которые уже мёртвые и быстро набить животы мясом, а потом быстро скрыться в горах.

Билиг, Баошуньгуй, Улицзи и ещё около двадцати чабанов быстро погнали табун на песчаные почвы, а также отправили двух человек помочь раненому табунщику. Чень Чжэнь подъехал к Чжан Цзиюаню и стал расспрашивать о случившемся и сказал, что Билиг, предвидя это дело, организовал отряд помощи. Чжан Цзиюань вздохнул:

— Вовремя, иначе бы от всех табунов ничего не осталось.

Когда прибыли на песчаную почву, на возвышенность, уже начало светать. Разбежавшихся лошадей уже вернули, но потери для табунов были тяжёлыми. Общий урон составил более семидесяти лошадей, из них больше всего жеребят — более пятидесяти. Баошуньгуй страшно ругался и клял волков, сказал, что, если услышит, что кто-либо поддерживает волков, того он подвергнет наказанию.

Старик Билиг, положив ладони одна на другую, смотрел на голубое небо, губы его при этом тихонько дрожали. Чень Чжэнь и Чжан Цзиюань могли только догадываться, что он говорил…

Бату сказал:

— Жеребят каждый год убывает больше половины, но сейчас такой большой убыток. В следующий раз нам надо быть ещё внимательнее…

Баошуньгуй громко рявкнул:

— Не надо так говорить, эти все лошади загрызены волками. Комары, хотя и свирепы, разве могут загрызть лошадь? Если бы раньше истребили всех волков, то разве бы случилось такое? Командиры военных бригад в эти дни в управлении пастбищ, если они увидят столько мёртвых лошадей, то сместят меня с должности. Волки слишком свирепы, потом надо усилить деятельность по их истреблению, если мы их полностью не выведем, то люди и скот не смогут жить спокойно! Войска скоро придут на пастбища, раз вы не бьёте волков, то я их попрошу это сделать! У них много грузовиков, джипов, пулемётов!

Чабаны пошли обрабатывать трупы лошадей и погружать их на телеги, чтобы потом распределять по дворам. Волки остались голодными, ведь они не могли в присутствии стольких людей воспользоваться плодами своей деятельности. Чень Чжэнь подумал: «А в следующий раз, что будет в следующий раз?».




30


В 494 году император династии Северная Вэй Сяовэньди возглавлял знать, сотни чиновников по гражданской и военной части, двести тысяч войск сяньбийцев, он перенёс столицу из Пинчэна в Лоян. Общее количество населения было не меньше миллиона человек, включая членов семьи и рабов.

В династиях Суй и Тан китайцы, которые жили в бассейне реки Хуанхэ, на самом деле ассимилировали многие северные и западные кочевые народы.

    

Фань Вэньлань. «Сокращённое издание общей истории Китая»






Холодный осенний дождь внезапно завершил летний сезон в монгольской степи и заморозил степных комаров с волчьим характером. Чень Чжэнь задумчиво обозревал степь Элунь, он, кажется, понял причину такой бешеной ожесточённости комаров и волков — в степи лето короткое, а осень ещё короче. Как пройдёт осень, наступит более чем на полгода зима. Это мёртвый сезон для многих животных, поэтому комарам, спрятавшимся в норы байбаков, больше полугода приходится находиться в состоянии анабиоза в ожидании прихода тепла. Степные волки без нагулянного жира и толстой шерсти никак не смогут пережить зиму, суровая степная зима убивает худых, старых, больных и раненых волков. Поэтому комары изо всех сил цепляются за этот короткий летний сезон, старается побольше напиться крови для поддержания своей жизни; волкам тоже нужно больше пищи для поддержания жизни, эти кровавые бои им требуются для того, чтобы пережить зиму и дожить до весны.

От распределённого в юрту Чень Чжэня мёртвого жеребёнка остались только уже начавшие пахнуть две передних ноги и внутренние органы; волчонок всё это время жил сыто, полностью обеспеченный едой, а оставшегося мяса ещё хватало на несколько дней. Его нос подсказывал ему, что в доме ещё есть продовольственные запасы, поэтому в эти дни он был радостным. Волчонок любил свежее мясо и кровь, но ему нравилось и протухшее, вплоть до того, что даже образовавшихся на тухлом мясе червей он со смаком проглатывал. Гао Цзяньчжун говорил: «Волчонок скоро станет нашим мусорным ящиком, большую часть мусора из нашей юрты можно запихивать ему в брюхо».

Больше всего поражало Чень Чжэня то, что, насколько тухлое мясо волчонок бы ни ел, он никогда не болел. Чень Чжэнь и Ян Кэ крайне преклонялись перед стойкостью волчонка к морозу, жаре, голоду и жажде, тухлым продуктам, бактериям, перед крепостью его организма. Животные, прошедшие многотысячелетний жестокий естественный отбор, впечатляли людей. К сожалению, Дарвин никогда не бывал в монгольской степи, а иначе монгольские степные волки наверняка бы его увлекли и дали бы ему дополнительный обширный материал для исследований.

Волчонок уже вырос, он стал мощным и красивым, настоящим большим волком. Чень Чжэнь поменял ему цепь на более длинную. Он хотел поменять ему имя и вместо Волчонок называть его Волк, однако тот не хотел откликаться на новое имя. Но как только слышал «Волчонок», так сразу радостно выбегал к Чень Чжэню, облизывал ему руки, тыкался носом в колени, в живот и ложился рядом на землю, открывая свой живот, чтобы Чень Чжэнь почесал его. Чень Чжэнь смеялся: «Ты действительно дурачок, когда вырастешь большим, неужели тебя всё время звать «волчонком»?»

Больше всего Чень Чжэнь любил любоваться волчонком, особенно его ушами. Он любил играть его ушами, оттягивая их назад, потом отпускал, и они снова вставали вертикально. Этим красивым мужественным ушам, кроме Эрланя, завидовали все остальные собаки, ревновали и относились враждебно. У собачьих далёких предков тоже были крепкие и высокие уши, но после одомашнивания они, возможно, вытянулись и обмякли, и слух стал хуже, чем у волков. Возможно, первобытные люди не любили дикую природу собак и поэтому часто разминали их уши, и таким образом изменили их внешний вид, превратив их в рабов и слуг.




С течением времени Чень Чжэнь потерял последнюю надежду ясно представить себе тот последующий очень трудно решаемый вопрос — сможет или нет он отпустить волчонка обратно в степь, а если да, то возможно ли будет потом проведывать его в степи в качестве друга. Этот вопрос было трудно решить, это была его романтическая мечта, и он не хотел его отпускать, но вместе с этим сейчас губилась свобода любимого волчонка. С другой стороны, растущий дома волчонок совсем не имел никакого практического опыта степной жизни, и степные волки могли посчитать его пришлым чужаком и не оставить у себя в стае, а загрызть. Чень Чжэнь вдруг почувствовал, что он не является нормальным разумным исследователем, мечты и чувства часто порождают у него ненависть к «исследованиям». Ведь волчонок всё же не белая мышь в медицинских опытах, которой вскрывают живот и исследуют внутренние органы, а его друг и учитель.




Степные жители с тревогой ждали официального прибытия Производственно-строительного армейского корпуса Внутренней Монголии. Коллективное письмо Билига, Улицзи и других монгольских старейшин возымело своё действие, и армейское руководство решило, что степь Элунь по-прежнему останется скотоводческим районом, элуньские пастбища преобразуют в скотоводческие комплексы, где скотоводство станет главной отраслью, но одновременно будет развиваться сельское хозяйство. Большую часть других пастбищ и коммун преобразуют в сельскохозяйственные комплексы, а знаменитый в монгольской степи район разведения боевых лошадей известной породы превратят в широкие сельскохозяйственные поля. Небольшую часть пастбищ преобразуют в наполовину сельскохозяйственные, наполовину скотоводческие комплексы.

Грандиозные планы руководства армейского корпуса уже перенеслись в древнюю степь Элунь. Основной план был такой: как можно быстрее покончить с первобытным и отсталым кочевым скотоводческим методом производства в степи, построить там большое количество поселений. Они намеревались вложить в этот план большие средства, привезти много оборудования и инженерных бригад, построить для скотоводов кирпичные дома, крытые черепицей, а для скота — загоны из бетона, сделать механизированные колодцы, построить дороги, школы, больницы, почты, магазины, кинотеатры и пр. Кроме этого, собирались освоить подходящие посевные площади и посадить злаковые культуры и овощи, провести полную механизацию всех процессов, построить технические станции. Полностью уничтожить все бедствия: волков, болезни, вредителей-насекомых и грызунов. Активно противостоять всевозможным стихиям: снежным бурям, засухам, ураганам, пожарам, комарам и всему прочему.

Молодёжь пастбищ, а также некоторые женщин и дети надеялись, что армейский корпус быстро осуществит описанную их руководителями и Баошуньгуем картину. Но старики и опытные скотоводы только отмалчивались на сей счёт. Чень Чжэнь пошёл спросить об этом Билига, и старик вздохнул:

— Пастухи надеются, что их дети смогут учиться в школе, что к врачу не надо будет ехать на телеге в уезд. В степи Элунь нет больниц, и поэтому умерло много людей, которых можно было спасти. Ну а самой степи как быть? Степь такая уязвимая, а сейчас скот сильно давит на неё. Сейчас по ней ездят только деревянные повозки, да ходят люди и скот, а если приедет вся эта техника, то степь вся будет поднята вверх дном. Перероют степь. Вы, китайцы, можете уехать к себе домой, а нам, скотоводам, как быть?

Но Чень Чжэня больше всего заботило то, что будет со степными волками. Как придут крестьяне, то лебедей, уток, гусей и всех прочих птиц поубивают и съедят, а оставшиеся просто улетят. Ведь степные волки не перелётные птицы, они из поколения в поколение жили в степи Элунь в стаях, неужели их всех тоже истребят или прогонят далеко от их родины? Во внешней Монголии (Монгольской Народной Республике) климат намного холоднее и суровее, горы выше, людей и скота меньше, мало волков, и должно быть, волки там ещё более свирепые, чем в степи Элунь, так как пищи там не хватает. Если волки отсюда уйдут туда, то там их воспримут как чужаков…




Четверо друзей изредка собирались вместе приготовить пищу, поесть, поговорить. Сегодня приехал Чжан Цзиюань и привёз живого зайца, которого он поймал. Зайца отдали на съедение волчонку и долго наблюдали, как тот расправляется с ним. Чень Чжэнь налил Чжан Цзиюаню чаю и спросил:

— Ты так и не рассказал нам, как тебе удалось его поймать?

Чжан Цзиюань сделал интригующую паузу, помолчал и потом сказал:

— Ха, этого зайца мне волк подарил.

Трое друзей удивились, а Чжан Цзиюань начал рассказывать. Сегодня в полдень он и Бату отправились искать лошадей, на полпути, только перешли один небольшой склон, вдалеке увидели волка, который, задрав свой зад, копал землю. Они скорее пересели на быстрых лошадей и рванули вперёд. Волк сразу же скрылся за склон, они подъехали к месту, где копал волк, и увидели маленькую нору, снаружи она была уже немало раскопана волком. Эта нора была очень скрытно расположена, спрятана в зарослях травы. Если бы не новая земля, то её было бы очень трудно обнаружить. Бату как посмотрел, так сразу сказал, что это нора зайца, но не жилище его семейства, а просто временное укрытие. Степные дикие зайцы, кроме основной норы с тремя-четырьмя выходами, ещё выкапывают множество временных нор в пределах поля своей територии, как увидят врага, сразу же прячутся в ближайшее укрытие. Чабаны больше всего ненавидят эти норы, так как часто в них попадают ноги лошадей, и наносятся увечья и лошадям, и людям. В прошлом году лучшая лошадь Ланьмучжабу именно в норе зайца сломала себе переднюю ногу, пришлось ему её бросить. В этот раз, когда они обнаружили такую нору, они быстро слезли с лошадей и решили обязательно достать этого зайца. Нора была чуть более метра глубиной, попробовали шестом от аркана — внутри что-то мягкое, то есть действительно живой заяц. Волки очень хорошо умеют копать, поэтому тот волк бы раскопал в один момент и вытащил зайца.

Но волк убежал, а чабанам как раскапывать? Бату сказал, что знает способ, он отвязал петлю от конца аркана, расщепил шест, в расщепление вставил толстый стебель, получилась небольшая вилка, и её он поместил в нору. Когда расщепление достигло зайца, стебель выпал, и шкура зайца оказалась защеплённой, тогда он стал крутить шест, наматывая на него шкуру зайца, и потихоньку вытягивать его из норы. Заяц постепенно приближался к выходу, и, когда из норы показалась его голова, удалось схватить его за уши.

Трое друзей даже закричали:

— Браво! Это просто высший класс!

Гао Цзяньчжун сказал:

— В прошлый раз я тоже увидел, как заяц спрятался в нору, но я никак не мог его вытащить. Сегодня я ещё кое-чему научился. Видимо, скотоводы всё же намного умнее крестьян. Действительно, какая профессия, такие и люди. Раньше я совершенно не понимал, чего нам, китайцам, в конце концов не хватает, в своей стране со всеми обращаются так, что мало не покажется, а сражения вне страны всё проигрывают. Такая большая страна с таким огромным населением, а даже маленькая Япония здесь хозяйничала восемь лет, и если бы не советские войска и американские атомные бомбы, то не знаю, на сколько лет они ещё бы здесь задержались. И эта маленькая Япония не так давно оправилась от поражения, а я уже слышал, по радио говорят, что она превратилась в экономически сильную державу. Ах уж эти японские морские пираты, и не говорите, характер у этой нации действительно выдающийся.

Все рассмеялись. Ян Кэ подмигнул Чжан Цзиюаню:

— Ты передвигаешься быстро, знаешь все новости, расскажи нам об армейском корпусе.

Чжан Цзиюань сказал:

— Наше управление пастбищ уже преобразовалось в управление армейского корпуса, первая группа руководителей уже назначена половина монголов, половина китайцев. После создания этого армейского производственного корпуса первым делом будет, возможно, истребление волков. Эти новые руководители как увидели, сколько жеребят загрызли волки, у них сразу настроение испортилось. Они говорили, что как только прибудет военный отряд, то в первую очередь будет помогать чабанам в борьбе с волками, войска должны помогать народу бороться со злом. Народ к ним доброжелателен, но монгольские старики переживают, говорить с этими военными из крестьян о пользе волков разве не то же самое, что метать бисер перед свиньями?




31


Ли Юань происходит из знати. Его мать — дочь сяньбийского князя Дугу Синя, двоюродная сестра императрицы суйского Вэнь-ди.

    

Чжан Чуаньси. «Черновики по древней истории Китая». Т. 2






Если говорить о кровном родстве императорского рода по материнской линии времён основания династии Тан, например: мать Гао-цзу (прапрадед танского Гао-цзу Ли Юаня) госпожа Дугу; мать Тай-цзуна (прадед танского Тай-цзуна Ли Шиминь) госпожа Доу, или госпожа Гэ Доулин; мать Гао-цзуна (дедушка танского Гао-цзуна Ли Чжи) госпожа Сунь, — все они являются потомками северных кочевых народов, а не китайцев. …Это известно во всём мире…

    

Чень Инькэ. «Рукописи обозрений политической истории династии Тан»






Ранним утром недалеко от юрты Чень Чжэня остановились два военных джипа. Волчонок увидел сидевших там чужих людей, потом учуял незнакомый запах машинного масла и от страха забился в свою нору. Все собаки выбежали, окружили джип и без остановки лаяли. Чень Чжэнь и Ян Кэ сразу же вышли из юрты, прикрикнули на собак и прогнали их на место.

Дверь машины открылась, и оттуда вышли Баошуньгуй и четверо военных, они направились прямо на территорию волчонка. Чень Чжэнь, Ян Кэ и Гао Цзяньцжун не знали, что произошло, и быстро пошли к ним. Чень Чжэнь успокоился, взял себя в руки и сказал:

— Командир Бао, командование решило прийти посмотреть волчонка?

Баошуньгуй улыбнулся:

— Давай, давай, я сейчас вас познакомлю. — Он пожал ему руку, а потом, показывая на двух офицеров средних лет, сказал: — Эти два офицера пришли на смену прежнему руководству нашей бригады, это офицер Сюй, а это офицер Батыр, или офицер Ба. — Потом, показывая на двух водителей, добавил: — Это Лао Лю, а это Сяо Ван. Они собираются потом остаться здесь жить, когда здесь построят новые дома, они привезут сюда свои семьи. В этот раз руководство прислало их нам в помощь в охоте на волков.

У Чень Чжэня сердце стучало так, словно он спасался бегством от волков. Он пожал руки военным и сразу же, по обычаю, пригласил их в юрту попить чаю.

— Сначала посмотрим волчонка. Давай быстрей позови его, офицеры специально приехали, чтобы посмотреть на него, — сказал Баошуньгуй.

Чень Чжэнь засмеялся:

— Вы так интересуетесь волками?

Офицер с выговором провинции Шэньси[46 - Здесь имеется в виду так называемый «мандаринский язык» (гуаньхуа), являющийся обязательным государственным языком в Китае.] мягко сказал:

— Здешние волки слишком свирепые, командование приказало нам здесь бить волков, вчера заместитель командира корпуса товарищ Ли приехал лично. Но мы двое ещё не видели собственными глазами волков в степи, и Бао взял нас с собой сюда, чтобы мы посмотрели.

Офицер Ба с северо-восточным говором пояснил:

— Старина Бао нам сказал, что вы очень разбираетесь в волках, два раза ходили за волчатами, а ещё специально выращиваете волчонка, исследуете его характер — действительно очень смелое и полезное занятие. Когда мы будем бить волков, то будем просить у вас содействия.

Офицеры были приветливы и совсем не заносчивы. Чень Чжэнь увидел, что они пришли сюда не убивать его волчонка, и немного успокоился. Он уклончиво проговорил:

— Волки… наука о них большая, за несколько дней и ночей всего не изучишь, лучше понаблюдать за волчонком. Подождите немного, вы сначала отойдите на несколько шагов назад, не подходите к его территории, волчонок, увидев незнакомых людей, может укусить, в прошлый раз чуть не укусил одного руководителя из уезда.

Чень Чжэнь принёс из юрты два куска мяса, ещё один кусок оставил на старой кухонной доске, потихоньку пошёл к норе волчонка, сначала положил доску около норы, потом громко позвал:

— Волчонок, волчонок, кушать.

Волчонок сразу вылез из норы и схватил кусок мяса. Чень Чжэнь тут же взял доску и преградил ему путь в нору, потом выскочил с его территории. Обычно он кормил волчонка до полудня или после полудня, но в такую рань ещё никогда. Волчонок был вне себя от радости, он захватил мясо с костью и начал быстро грызть. Баошуньгуй и офицеры быстро отошли на несколько шагов.

Чень Чжэнь показал жестом, и гости подошли к самой границе территории волчонка, сели на землю полукругом. Сразу пришли столько незнакомых людей и принесли столько незнакомых запахов, для волчонка это было очень необычно, он не мог, как раньше, бросаться, чтобы укусить, поэтому повесил хвост, сжался, захватил мясо и убежал подальше, там положил его, потом прибежал за другим куском. У волчонка встала дыбом шерсть, он быстро проглотил мясо и был недоволен, что пришло так много людей наблюдать за ним. Он, как только съел один кусок, вдруг повернулся к наблюдавшим мордой, сморщил нос и оскалив зубы, резко пошёл к военным. Его движения были быстры и яростны, трое военных от испуга отвернулись. Волчонок был остановлен железной цепью, когда был от людей всего в метре.

Офицер Ба снова сел по-турецки, отряхнул ладони и сказал:

— Да, сильно, сильно! Он ещё более свирепый, чем овчарки в военной части. Если бы не цепь, то он мог бы и нами попитаться.

Офицер Сюй сказал:

— Волчонок, родившийся этой весной, уже такой большой, примерно как взрослая овчарка. Товарищ Бао, это правильно, что вы сегодня привели нас посмотреть на волка, я теперь сам имею о них представление. Движения волков более быстрые, внезапные и скрытые, наносят удар очень быстро!

Офицер Ба кивнул. Волчонок вдруг опустил голову и подошёл к мясу, при этом издавая угрожающие рычащие звуки, он стал снова есть мясо.

Два офицера издалека внимательно осматривали волчонка, сравнивали величину различных частей тела и всё время говорили, что они очень большие.

Офицеры осматривали его очень профессионально. Баошуньгуй с довольным видом сказал:

— Все скотоводы и большинство молодых интеллигентов против того, дескать, чтобы держать дома волчонка, но я им разрешил. Чтобы победить в сражении, надо знать не только себя, но и врага. Этим летом я уже приводил сюда руководителей смотреть на волчонка, всем интересно, даже если боятся, говорят, что этот намного красивее, чем в зоопарке, ещё говорят, что это очень редкий случай, когда можно в степи вблизи посмотреть на волка, во всей Внутренней Монголии нет другого такого. Потом, когда руководители будут проверять бригаду, я их сначала привезу сюда, чтобы они познакомились с великим и известным монгольским волком.

Офицеры сказали, что если руководители услышат об этом, то обязательно захотят прийти посмотреть. Офицер Сюй с усмешкой посоветовал Чень Чжэню:

— Надо обязательно почаще проверять цепь и столб, к которому она прикреплена.

Баошуньгуй посмотрел на часы и сообщил:

— Сегодня у нас много серьёзных дел, начали с самого раннего утра, первое — это посмотрели волчонка, а второе — кто-нибудь из вас пойдёт с нами на охоту на волков. Эти два офицера из кавалеристов и стреляют очень точно. Руководство специально послало их для помощи нам в уничтожении волков. Вчера офицер Сюй по дороге подстрелил ястреба, а тот ястреб летел очень высоко, с земли был виден размером с фасоль, офицер Сюй как выстрелил, так сразу попал… кто из вас двоих так может?

Чень Чжэнь угрюмо сказал:

— В степи Элунь волков сейчас встретить трудно. Здесь ездят джипы и военные стреляют, крестьяне стали стремительно расширять свои владения, и в конце концов волки отступили к границе. Те, кто пасёт лошадей, намного лучше нас двоих знают привычки волков, и им известно, где сейчас волки, вы лучше попросите их сопроводить вас.

— Старых не допросишься, а молодые тоже не годятся, опытные табунщики вместе с табунами ушли в горы. Сейчас надо идти кому-нибудь из вас. Офицеры всё же специально прибыли для этого, в следующий раз не буду вас просить, — ответил Баошуньгуй.

— А почему ты не возьмёшь Даоэрцзи? Он во всей бригаде известный охотник, — спросил Чень Чжэнь.

Баошуньгуй сказал:

— Даоэрцзи уже пошёл с заместителем командира корпуса товарищем Ли. Товарищ Ли очень хорошо стреляет, как услышал про охоту, сразу загорелся желанием. Они поехали на советском «газике»: и быстро, и удобно, и в него помещается больше, чем в джип.

Баошуньгуй снова посмотрел на часы и добавил:

— Ну, хватит попусту тратить время, надо двигаться!

Чень Чжэню отступать было некуда, и он сказал Ян Кэ:

— Может, ты пойдёшь?

Ян Кэ понурился:

— Ты лучше меня разбираешься в волках, лучше… лучше ты иди.

Баошуньгуй нетерпеливо воскликнул:

— Я решил, идёт Чень Чжэнь! Ты только не финти! Если ты, как Билиг, будешь водить нас за нос и мы вернёмся с пустыми руками, то я убью твоего волчонка! Не будем понапрасну говорить, быстро пошли!

Чень Чжэнь инстинктивно шагнул, загораживая волчонка, и сказал:

— Я пойду, пойду, я уже иду.

Два военных джипа поехали к западу, оставляя за собой на дороге два огромных хвоста из пыли и песка.

Осеннее солнце слепило глаза. Чень Чжэнь сидел рядом с водителем, сильный ветер чуть не сдувал с него шапку. Он как будто скакал на самой быстрой лошади, оба джипа были совершенно новыми, мотор ревел не сильно, руль вращался хорошо, и мощность оказалась приличная. Опыт у водителей имелся большой, и они вели машины уверенно и быстро — что по горам, что по равнине.

Чень Чжэнь подумал, что надо обязательно дать им возможность увидеть волков, но оттуда, куда они заехали, волки наверняка все отступили и скрылись. Он повернулся к Баошуньгую:

— Я знаю место, где есть волки, но там везде крутые склоны и заросли камыша, джипам там не проехать.

Баошуньгуй недоверчиво посмотрел на него и сказал:

— Ты только с нами не шути. Сейчас в камышах много комаров. Как волки могут скрываться среди комариных мест? Я уже более полугода борюсь с волками, но ещё такого не слышал.

— Я-то говорю что… Не надо лезть на горы и в камыши, а надо только пойти на песчаные почвы, где мало комаров и забраться на крутой склон, — начал Чень Чжэнь.

— После того как на песчаных почвах случилось происшествие, чабаны оттуда прогнали всех волков. Вчера мы там сделали несколько кругов, но не увидели ни одного волка. Я думаю, ты сегодня не хочешь помогать нам? Только ты слышал, что я говорил! Вчера мы не убили ни одного волка, у нас уже кончилось терпение и накопилась злость, — сказал Баошуньгуй.

Баошуньгуй закурил и выпустил дым в затылок Чень Чжэню.

Чень Чжэнь понял, что ему не удастся обмануть этого опытного партийного кадра, и сказал:

— Я знаю ещё одни песчаные почвы, там, к северо-западу. Там место подветренное, песков много, а травы мало. Там достаточно мышей, байбаков и прочих грызунов, волки не смогли съесть жеребят, и им осталось только искать места, где много грызунов.

Место, о котором говорил Чень Чжэнь, хотя было хорошим для выпаса лошадей из-за малого количества комаров, но оно было близко к границе, и табунщики не могли гнать лошадей туда. Чень Чжэнь надеялся, что когда они прибудут туда, то смогут увидеть волков, а волки в свою очередь смогут вовремя убежать за приграничную дорогу.

Баошуньгуй улыбнулся и кивнул:

— Правильно, там действительно должны быть волки, я об этом даже и не подумал. Лао Лю, поезжай на север по той дороге, там мы ещё не были, давай побыстрей!

— Охотиться на волков лучше всего пешком. Джипы очень шумят, я боюсь, если волки услышат джипы, сразу убегут в степь на луга, в этом году дождей много, трава выросла высокая, и им там легко скрыться, — добавил Чень Чжэнь.

— Ты только позволь нам увидеть волка, и то хорошо, а за остальное не беспокойся, — сказал офицер Сюй.

Чень Чжэнь почувствовал, что он, возможно, допустил большую ошибку.

Джипы мчались с большой скоростью, разгоняя насекомых и ласточек. Чень Чжэнь вдыхал пьянящий аромат осенних трав. Он внимательно смотрел на дорогу, трава росла здесь бурно, после расположившегося отряда производственной бригады здесь не встречалось ни одной монгольской юрты.

По дороге им встретились пробегающие в степи дзерены. Офицер Сюй, как ястреб, осматривал степь, потом заметил:

— Охоту на дзеренов не сравнить с охотой на волков, слишком просто. Ружья и методы скотоводов здесь не годятся, слишком отсталые, да ещё нет грузовиков. Подождите, будущей весной вы посмотрите на нас. Мы будем на машинах да с автоматами и пулемётами, хоть будет десять тысяч дзеренов — всё равно не страшно. Я на востоке Внутренней Монголии охотился на дзеренов, это лучше всего делать вечером с машины, они боятся темноты, все бегут перед машиной в свете фар, за вечер можно подбить до несколько сотен. Здесь есть дзерены, и это очень хорошо! Будет чем кормить начальство.

— Смотри! — вдруг шёпотом вскрикнул Баошуньгуй и показал налево.

Чень Чжэнь посмотрел в бинокль и сказал:

— Это лиса, можно и догнать.

— Да, действительно лиса, не будем догонять. — Потом посоветовал уже вскинувшему ружьё и прицелившемуся офицеру: — Не стреляй, не стреляй! Волки очень чутки на слух, мы их можем распугать, и тогда считай, что зря проездили.

Офицер Сюй, успокоившись, сел на место и в предвкушении произнёс:

— Видимо, сегодня неплохая удача, если увидели лису, значит, увидим и волка.

Чем ближе они подъезжали к песчаным почвам, тем больше им встречалось различной дикой живности, только к названиям этих животных надо было прибавлять слово «песчаный»: песчаные ласточки, песчаные рябчики, песчаные лисы, песчаные суслики. Особенно много было рябчиков, как взлетают — получается огромная стая. Чень Чжэнь показал на дальний горный перевал и сказал:

— Как проедем этот перевал, скоро появятся песчаные почвы. Старики говорят, что на этих песках раньше были хорошие пастбища, а ещё родник. Несколько десятков лет назад в степи Элунь долго была большая засуха, озера и реки пересохли, колодцы тоже, остался только этот родник. Тогда весь скот, лошади, овцы и коровы, все приходили к этому роднику на водопой, с утра до вечера пили воду. Не прошло и двух лет, как всё вытоптали, и образовались пески. Родник тоже засыпало, сейчас, правда, степь здесь понемногу восстанавливается, но ещё понадобится не менее нескольких десятков лет, чтобы вернулся прежний вид. Степь слаба, если её сильно перегрузить скотом, то она не выдерживает и превратится в пустыню.

Послышался писк полевых мышей, из-под колёс выбежало несколько мышей. Чень Чжэнь показал на них:

— Мыши и прочие грызуны ещё большие вредители степи, чем скот, а волки истребляют их. Подождите, если мы поймаем волка и вскроем ему живот, вы увидите, сколько там у него в животе грызунов.

— А я ещё не слышал, что волки охотятся на мышей. Вот собаки этим развлекаются, а разве волки тоже? — спросил офицер Сюй.

Чень Чжэнь закивал:

— Волчонок, который живёт у меня, особенно любит есть мышей и сусликов, он всё съедает, вплоть до хвоста. В степи Элунь пока не случалось мышиного бедствия, а это потому, что скотоводы не до конца уничтожают волков. Если вы уничтожите всех волков, то разные грызуны очень быстро размножатся и на степь спустится мышиное бедствие…

Баошуньгуй перебил его и сказал:

— Соберитесь и внимательно смотрите!




Когда джип постепенно приблизился к горному перевалу, офицер Сюй взволнованно встал и вышел из машины. Он осмотрел местность, а затем приказал водителю, чтобы он загнал джип в овраг. В овраге была узкая дорога, проделанная телегами, слева находилась гора, а справа — песчаная возвышенность. Офицер внимательно посмотрел в бинокль и вдруг тихо воскликнул:

— Слева впереди на горном склоне вижу двух волков!

Он повернулся к джипу и жестом сделал знак. Чень Чжэнь тоже увидел двух волков, они медленно бежали на запад, до них было примерно три-четыре ли.

Офицер Сюй сделал распоряжения водителю, потом сказал:

— Подойдём к волкам с фланга.

Чень Чжэнь вдруг заметил, что этот офицер имеет ещё и хороший практический опыт, он приказал джипу ехать по дороге, как будто это была только проезжающая машина, не приехавшая специально за волками. Волки раньше часто видели патрулирующие военные машины. Сейчас на грунтовой дороге росла редкая трава, под ней был мокрый песок, и шины не издавали сильного шума. Поэтому волки по-прежнему бежали медленно, иногда останавливаясь, чтобы посмотреть на джипы, а потом продолжали не спеша бежать дальше. Однако путь волков постепенно уходил вбок от дороги. Чень Чжэнь понял намерение волков: если джипы — просто проезжающие машины, то они будут продолжать бежать вдоль дороги; если джипы приехали специально за ними, то они быстро перейдут через перевал, и джипы их тогда не догонят.

Джипы постепенно поравнялись с волками, расстояние между ними сократилось с полутора километров до семисот-восьмисот метров. Волки как будто немного напряглись и потихоньку прибавили в скорости. Но джипы, двигаясь с постоянной скоростью, совершенно сбили с толку волков, и те по-прежнему так и не насторожились по-настоящему. В это время два стрелка вытащили ружья и стали прицеливаться. У Чень Чжэня сердце готово было выпрыгнуть из груди. Он напряжённо следил за движениями офицера Сюя, надеялся, что во время выстрела джип затормозит и у волков будет возможность убежать.

Джипы наконец совсем поравнялись с волками, до них было метров четыреста-пятьсот. Волки снова остановились, посмотрели на джипы и наверняка увидели, что из машин торчат ружья, потому что сразу прибавили в скорости. Одновременно с этим Чень Чжэнь услышал два выстрела, и волки один за другим сразу же упали на землю.

— Хорошие выстрелы! Великолепно! — закричал Баошуньгуй.

Чень Чжэня прошиб холодный пот.

Джипы съехали с дороги и помчались к песчаной возвышенности. Офицер Сюй, руководя водителем, даже привстал на сиденье, при этом обозревая песчаные земли. Он вдруг увидел вдалеке двух маленьких волков, и два джипа по отдельности погнали на север в двух направлениях. Чень Чжэнь посмотрел в бинокль и заметил, что на северной стороне было примерно четыре-пять больших волков. На северо-западе находилось примерно восемь-девять волков, из них, кроме двух больших, остальные были ещё молодыми. Офицер Сюй приказал водителю:

— Жми строго на север!

Он указал ехавшему за ним джипу гнаться за другой стаей, что на северо-западе.

Джипы, словно рычащая смерть, неслись к волкам, после двадцати минут погони мелкие, словно кунжутное зерно, волки сначала стали по размеру «фасолью», а потом «соевыми бобами», но офицер Сюй пока не стрелял. Чень Чжэнь подумал: «Раз он подстрелил ястреба размером в фасоль, то почему он не стреляет сейчас?».

— Наверное, можно стрелять? — спросил Баошуньгуй.

Сюй проворчал:

— Ещё далеко, если выстрелим, они все разбегутся. Лучше подъедем ближе, тогда можно будет застрелить наверняка двух и не испортить шкуру.

— Сегодня надо бы побольше убить, чтобы было на человека по волку, — заметил водитель.

Сюй сказал:

— Сосредоточься на управлении машиной, если перевернёмся, то сами пойдём на корм волкам, — сказал Сюй.

Лао Лю ничего не ответил, а только продолжал прибавлять скорость, однако, как только миновали песчаную возвышенность, вдруг перед ними возникла преграда в виде набросанных коровьих рогов и костей, они торчали, как пики. Волки спокойно перепрыгнули их и побежали дальше, но джип так не мог. Шофёр от испуга резко повернул, так что проехал на двух левых колёсах, как каскадёр, джип чуть не перевернулся, и сидевшие в нём люди подскочили на сиденьях и чуть не вывалились из машины, закричав от испуга. Машина, чиркнув о коровьи кости, проехала их. У Чень Чжэня душа от страха ушла в пятки, и после того, как машина выровнялась, он долго не мог прийти в себя. Он понимал, что волки, зная местность, специально побежали здесь, и у них был план, что если машины перевернутся, то люди погибнут. Баошуньгуй, побледнев, закричал:

— Сбавь скорость! Сбавь скорость!

Лао Лю вытер холодный пот со лба и сбросил скорость, волки снова немного отдалились. Офицер Сюй тогда крикнул:

— Прибавь скорость!

Джип прибавил скорость, на дороге снова вдруг возникли заросли травы, Чень Чжэнь здесь пас когда-то овец и имел представление о рельефе этой местности. Он воскликнул:

— Впереди будет впадина, там ещё легче перевернуться, быстрей сбавляй скорость!

Но офицер Сюй не волновался за это, он вцепился обеими руками в ручки машины, сам прижался к стенке и непрерывно вопил:

— Прибавь скорость! Прибавь скорость!

Они чудом перелетели эту впадину, джип ударился о землю и продолжал нестись дальше, во время удара все внутренности у Чень Чжэня чуть не перевернулись. Водитель страшно ругал волков, но офицер Сюй прикрикнул:

— Не время для пустых разговоров! Это настоящий бой!

В таком бешеном темпе ещё пронеслись семь-восемь ли, перед глазами снова появилась впадина, в ней были заросли толстой, словно деревья, травы. Но сейчас джип въехал на равнину, удобную для проезда. Шофёр чуть повернул руль, и джип, объехав впадину, оказался сбоку от волков. Выстрел — и самый большой волк упал на землю, пуля попала ему в голову, волки от страха побежали в разные стороны. Снова выстрел, и второй волк упал. Почти сразу же после этого остальные волки все исчезли в траве, и больше не было возможности стрелять. Волки рассеялись в зарослях, ведущих в сторону приграничного шоссе. Выстрелы с северо-западной стороны тоже затихли, и джип затормозил около впадины. Офицер Сюй вытер пот и сказал:

— Здешние волки слишком хитрые, а иначе бы я уложил ещё нескольких!

Баошуньгуй показал два больших пальца и воскликнул:

— Отлично! За полчаса подряд убили трёх волков, я за полгода ещё ни одного собственноручно не прикончил.

Офицер Сюй ответил:

— Здесь рельеф слишком сложный, отличное место для нападения волков. Неудивительно, что вы здесь их никак не выведете.

Чень Чжэнь хотел вскрыть живот волка и показать им, сколько грызунов он съедает, но подумал, что, даже если он сделает это, всё равно ничего не докажет радостным от удачной охоты начальникам и не убавит их желания дальше уничтожать волков.

Лао Лю подвёл джип к первому убитому волку, у него пулей был пробит череп, пуля вышла сзади, передней части морды почти не осталось, мозги с кровью вытекли на землю. Чень Чжэнь взволнованно посмотрел, но не нашёл на волке белой шерсти, значит, это не вожак, и он облегчённо вздохнул. Но определённо это был один из помощников вожака, видимо, он охранял стаю и с несколькими быстрыми волками отвлекал врагов. Но, увы, у него не хватило опыта и подготовки, чтобы противостоять новым метким стрелкам и джипам.

Лао Лю и Баошуньгуй вытерли кровь и мозги с волка и радостно загрузили его в машину. Потом они вытерли травой руки, сели в джип и поехали искать другой с офицером Ба.

Когда два джипа встретились, они остановились. Офицер Ба, показывая на большой мешок в машине, сказал:

— Там густо растут ивы, на джипе очень трудно проехать. Из трёх выстрелов убил только одного маленького волка. Эта стая вся состоит из волчиц и детёнышей, похоже на одну семью.

— Здешние волки действительно как черти, те самцы послали волчиц и детей по лучшей дороге, — вздохнул офицер Сюй.

Баошуньгуй громко воскликнул:

— Ещё одного убили! Большая победа, ведь большая победа! Сегодня самый радостный для меня день с тех пор, как я приехал сюда. Пойдём к тем двоим убитым, я взял хорошей водки и еды, мы сначала выпьем и повеселимся.

Чень Чжэнь быстро залез в машину, он хотел посмотреть на того убитого маленького волка. Он развязал мешок и взглянул, этот волк был похож на его волчонка, только немного больше. Он и не думал, что его волчонок, которому всего несколько месяцев, чуть-чуть не догнал по размерам этого, видимо, уже годовалого волка…

Джипы подкатили к первому месту, два взрослых волка лежали в крови, большие мухи уже сидели там. Чень Чжэнь не мог больше смотреть и отошёл, сел на траву и смотрел вдаль. Если отец Билиг узнает, что это он привёл эти джипы сюда, что он подумает? У Чень Чжэня на сердце была тяжесть и пустота, он не знал, как он будет потом смотреть старику в глаза… Придёт ночь, и волчицы с волчатами вернутся сюда искать своих родных и найдут лишь только их следы. Сегодня ночью они будут горько выть…

Потом Баошуньгуй достал водку и закуски, и Чень Чжэню пришлось выпить вместе с офицерами, поскольку те благодарили его за помощь. Он очень сильно переживал, так что хотелось плакать…

Офицер Сюй похлопал Чень Чжэня по спине и сказал:

— Эх, Сяо[47 - «Сяо» по-китайски может означать «маленький», «неважнецкий», «слабенький» и т.д.] Чень, мы убили немало волков, но ты не переживай… Я понимаю, что ты выращиваешь волчонка и проникся чувствами к волкам, и также подвергся влиянию скотоводов. Волки ловят зайцев, мышей, дзеренов и байбаков, то есть приносят степи большую пользу, но это всё первобытные методы. Сейчас люди запускают в космос спутники, и мы вполне можем использовать научные методы для сохранения степи. Армейская бригада сейчас собирается разбрасывать с самолётов ядохимикаты и отраву для вредителей, чтобы полностью истребить мышей…

Чень Чжэнь слегка оцепенел, но тут же откликнулся, он поспешно сказал:

— Да нет, так нельзя! Если травить мышей, то всех остальных животных в степи разве мы тоже не истребим?..




32


Человек + звериные инстинкты = западный человек… разумеется, не нужно также говорить, что этих звериных инстинктов не видно в лицах китайцев, что их первоначально не было или в настоящее время они уже устранились. Если бы они устранились, то люди бы постепенно так очистились, что осталась бы только человеческая сущность, они только постепенно становились приручаемыми. Дикий буйвол стал домашним буйволом, кабан стал свиньей, волк стал собакой, Дикий нрав исчез, но это радует лишь пастухов, а собственно для остальных нет никакой пользы. Человек, однако, есть человек, и он не смешивается больше ни с кем, и, конечно, лучшего не придумаешь. Во всяком случае, я считаю, что лучше иметь звериные инстинкты, и если это будет соответствовать следующему арифметическому выражению, то, наоборот, это будет не очень интересно: человек + инстинкты домашнего животного = некий человек.

    

Лу Синь. «Просто сборник. Краткое описание лиц китайцев»






Как только закончился пикник, Баошуньгуй и офицер Сюй немного пошептались, и два джипа быстро поехали в северо-восточном направлении. Чень Чжэнь сказал:

— Направление неверное, надо возвращаться по прежней дороге.

— Возвращаться в бригаду нам больше чем сто сорок ли, такая долгая дорога, жалко её проезжать впустую, — заметил Баошуньгуй.

Офицер Сюй постановил:

— В тех трёх местах, где мы уже охотились, не поедем, потому что там наверняка уже не встретим волков. Поедем по другому пути, вдруг там встретим волка, а не волка, так лису, и то хорошо. Мы продолжим нашу моторизованную охоту, увеличим наш успех.

Джипы быстро въехали на широкие зимние пастбища, поросшие сейчас густой травой, это пастбище было намного выше других, а высота травы была около семидесяти сантиметров. В обычные годы зимой снег не засыпает это пастбище, а в самые снежные зимы трава всё равно торчит наполовину из-под снега, обеспечивая корм для скота. Зима в степи Элунь длится семь месяцев, и сохранят ли свой жир и жизнь овцы и прочий скот, целиком зависит от этого и подобных зимних пастбищ.

Джипы с большой скоростью неслись дальше, офицеры-стрелки были в состоянии лёгкого опьянения, но по-прежнему смотрели в бинокли, внимательно выискивая волков.

Чень Чжэнь погрузился в свои мысли, он никогда раньше не был на зимнем пастбище в отсутствие людей и скота и, проезжая с бешеной скоростью, не обозревал первозданную красоту степи в этих местах. Сейчас здесь не было ни человека, ни лошади, ни коровы, ни овцы, никаких людских построек, всё вокруг было зелёным, и ему на ум тут же пришло сравнение со степью в романе «Тихий Дон». Он читал его несколько раз и смотрел фильм. Потом, когда он уехал из Пекина, снова сравнивал этот роман и другие касающиеся степи произведения со степью Элунь.

Путём некоторых логических умозаключений о происхождении человечества и животных и их эволюции, Чень Чжэнь сделал вывод, что удивительно прекрасная степь не только является родиной китайской нации, но и родиной и колыбелью всего человечества. Степи всего земного шара являются отправной точкой начала прямохождения человека. Обширная степь — это самая древняя мать, можно сказать, первоматерь человечества, Чень Чжэнь почувствовал, что испытывает самые теплые чувства и что они исходят от каждого листочка, от каждой травинки степи и плотно окутывают его. Но одновременно с этим есть враги в лице крестьян, которые разрушают эту прекрасную степь.




Джипы ехали по старой дороге, поросшей короткой травой, на восток. Песчаная дорога была твёрдой, но скотоводы вместе со скотом при переезде на другие пастбища оставили много помёта и мочи, и поэтому короткая трава всё же выросла, она была сочного зелёного цвета.

Неожиданно Чень Чжэнь на не очень далёком расстоянии в зарослях травы увидел три чёрные точки, он понял, что это была лиса, она стояла на задних лапах, передние держа перед собой и высунув половину тела из травы, и наблюдала за джипами. Жёлтые послеполуденные солнечные лучи освещали её голову, шею и грудь, и всё казалось одним жёлтым цветом, но три чёрные точки выделялись, это были уши и нос лисицы. Каждый раз, когда Чень Чжэнь охотился вместе с Билигом на лисиц, особенно зимой, старик всегда обращал его внимание на «три чёрные точки», опытный охотник сразу стрелял в них. Маскировка и смелость хитрых степных лис не могла остаться незамеченной для степного охотника, но могла даже очень меткого стрелка с орлиным глазом обмануть так, как будто он ослеп. Чень Чжэнь ничего не сказал, он не хотел снова увидеть кровь, тем более что красивые и хитрые лисы тоже уничтожали степных грызунов. Джипы постепенно приближались к «трём чёрным точкам», «чёрные точки» постепенно опустились и исчезли в зарослях травы.

Проехали ещё один отрезок дороги, в зарослях травы вдруг появился заяц, который тоже наблюдал за машинами. Он весь скрывался в траве, но длинные уши выдавали его.

— Впереди огромный жирный заяц, большой вредитель степи, будете стрелять? — спросил Чень Чжэнь.

— Пока не будем, сначала постреляем волков, потом примемся за зайцев, — решил Баошуньгуй.

Заяц высунулся ещё выше, он совершенно не боялся джипов и, только когда машины были от него на расстоянии около двадцати метров, скрылся в траве. Аромат трав был чем дальше, тем насыщеннее, и росли они словно море. Джипы достигли осенних пастбищ, здесь трава была сравнительно короткой, но в ней сохранилось много семян, и они содержали жиры и белки, а потому эта трава была очень питательной. Она была гарантией того, что овцы смогут пережить зиму и у них весной будет молоко, чтобы кормить ягнят. Чень Чжэнь думал, что семена скоро созреют и скотоводам придётся переезжать на осенние пастбища.

Джипы ехали быстро, но Баошуньгуй вдруг заметил на дороге свежий волчий помёт. Стрелки-охотники снова оживились, а Чень Чжэнь загрустил. Это место от предыдущего места охоты находилось в шестидесяти-семидесяти ли, и если здесь были волки, то они могли не остерегаться того, что люди вдруг так быстро преодолеют такое расстояние.

Джипы только проехали один крутой склон, вдруг три человека, сидевшие в джипе, в один голос воскликнули: «Волк! Волк!». Чень Чжэнь протёр глаза, прямо и немного наискосок перед машиной на расстоянии немного более трёхсот метров возник огромный, как леопард, волк. В степи такие огромные волки сражаются очень яростно, реагируют очень быстро, часто бьются с собаками в одиночку, отдельно от стаи.

Этот здоровенный волк как будто только что проснулся, но, услышав звуки машины, немало удивился и со всех сил бросился бежать к горному оврагу с густой травой. Лао Лю прибавил газу и взволнованно закричал:

— Уже так близко, и ты ещё хочешь убежать!

Джип со свистом стал пересекать дорогу волку, волк быстро изменил направление и быстро побежал вперёд на вершину склона, он бежал почти со скоростью дзерена, но тут же был прижат джипом офицера Ба. Две машины с разных сторон зажали волка и быстро приближались к нему. Волк нёсся со всех сил, но скорость джипов была ничуть не меньше.

Два метких стрелка перекрикивались друг с другом. Офицер Сюй закричал:

— Твоё место лучше, ты стреляй!

Офицер Ба отвечал:

— Твоё ружьё лучше пристреляно, лучше уж ты!

Баошуньгуй, махая руками, громко закричал:

— Не стреляйте! Никому не стрелять! Сегодня нам нужно захватить непростреленную волчью шкуру. Мне нужен живой волк, потом сдерём с него шкуру. Шкура с живого волка намного лучше, шерсть блестящая, и продать можно намного дороже.

— Отлично! — почти в один голос воскликнули офицеры и водители.

Лао Лю сказал Баошуньгую, указывавшему пальцем:

— Смотри, я сейчас ударю волка сзади!

Сяо Ван ответил:

— А я тогда ударю его по зубам!

Ровная местность была на руку джипам, им было там удобно совершать манёвры, к тому же они зажали волка и у него почти не осталось возможности бежать. Много тысяч лет господствовавшие в степи звери сейчас оказались более жалкими, чем зайцы. У Чень Чжэня в мозгу вдруг мелькнула поговорка: «Отсталые подвергаются побоям, а передовые сами бьют». О великий Тэнгри, неужели ты действительно такой бесчувственный?

Преследование волка продолжалось долго, джипы двигались, загоняя волка с двух сторон, волк бежал быстрее — и они быстрее, волк бежал медленнее — и они чуть притормаживали. У волка уже не хватало дыхания, у рта появилась пена, а местность была ровная, и волку негде было спрятаться. Чень Чжэнь надеялся, что волк сейчас взлетит и скроется от своих преследователей, но это были только мифы, летающий волк перед достижениями науки и техники превратился в обычного волка.

Преследователи на двух джипах раскраснелись от выпитой водки и от возбуждения. Баошуньгуй кричал:

— Этот волк больше, чем все предыдущие волки, из одной шкуры можно сделать хороший матрац!

Офицер Сюй отвечал:

— Мы его шкуру не будем продавать, а пошлём в подарок командиру армейского корпуса.

Баошуньгуй тут же согласился:

— Верно! Именно подарим командиру, пусть он знает, какие большие здесь бывают волки и как тяжело нам с ними бороться.

Два джипа наконец загнали волка на длинный ровный склон. Здесь не было ни оврагов, ни возвышенностей, ни канав — ничего такого, где волк мог бы скрыться. Джипы начали громко сигналить. У несчастного волка уже плохо слушались конечности, душа наполовину вылетела, он стал бежать гораздо медленнее. Водители, несмотря ни на что, продолжали гудеть, ещё больше давя на нервы волка.

Баошуньгуй взял ружьё и выстрелил два раза в нескольких сантиметрах от него, пули чуть не коснулись шерсти волка. Это был самый страшный для волка звук, он из последних сил рванулся, пробежав половину ли, и захрипел, задыхаясь. Потом вдруг остановился, собрал последние силы и сел.

Два джипа остановились от волка в трёх-четырёх метрах. Баошуньгуй с ружьём слез с машины, постоял несколько секунд, увидел, что волк не двигается, но для страховки достал нож и с ружьём подошёл к волку. Всё тело волка дёргалось в судорогах, взгляд был рассеян, зрачки расширены. Баошуньгуй подошёл ещё ближе, но волк по-прежнему не шевелился. Он вставил дуло от ружья волку в рот, волк всё равно не двигался. Баошуньгуй, смеясь, сказал:

— Мы его загнали.

Сказав это, он вытянул руку и погладил волка по затылку, как собаку, но волк по-прежнему никак не откликался, он сидел на земле, словно каменное изваяние…




Чень Чжэнь, словно преступник, вернулся домой. Он Просто не мог проникнуть в пространство юрты. Он немного поколебался, но всё же вошёл в собственный дом.

Его друзья как раз обсуждали проблему массовой кампании по истреблению волков, и Чжан Цзиюань всё больше сердился:

— Сейчас все военные, от высоких до низких чинов убивают волков, сдирают с них шкуры без зазрения совести. Охотятся с разных машин — и грузовиков, и джипов, стреляют их вместе с народными ополченцами, бензина и патронов у них в достатке. Даже врачи и санитары в военных частях принимают в этом участие, они привезли из Пекина много различных ядов, шприцами впрыскивают их в костный мозг мёртвых овец и разбрасывают кости на земле, таким способом они убили немало волков.

Ещё более жестоки приехавшие вместе с войсками строители, они подкладывают взрывчатку, которой взрывают горную породу, а сверху кладут кости, волк хватает кости, и взрывом ему сносит голову. Строители везде разбросали такие ловушки-взрывчатки, при этом собак у скотоводов тоже подорвалось немало. Степные волки вступили в безграничный океан войны людей против них. Везде слышны лозунги: «Пока не истребим волков и шакалов, не закончим войну». Говорят, что скотоводы уже подали иск на военных…

Гао Цзяньчжун говорил:

— Наши строители за последние несколько дней тоже приложили к этому руку, недавно убили около пяти-шести волков. У этих вышедших из пастухов крестьян способности к убийству волков ещё выше. Я истратил две бутылки водки, прежде чем узнал, как они бьют волков. Они тоже ставят капканы, но они намного хитрее, чем наши пастухи… Старик Ван сказал, что этим способом они истребили всех волков на его родине…

Чень Чжэнь не стал дальше слушать. Он толкнул дверь и вышел к волчонку, тихо позвал его. Он целый день его не видел, волчонок тоже соскучился, он уже раньше, волнуясь, стоял на границе своей территории, махая хвостом и приглашая Чень Чжэня войти к нему. Чень Чжэнь сел на корточки и крепко обнял волчонка… Осенние ночи в степи стали холоднее, скоро надо переезжать на осенние пастбища. Чень Чжэнь больше не волновался, что волчица придёт искать волчонка, хотя сейчас ему очень хотелось, чтобы волчицы пришли и забрали волчонка с собой, прямо через северную границу…

Он услышал за спиной шаги. Ян Кэ подошёл и сказал:

— Ланьмучжабу говорил, что видел белого вожака со стаей, переходящих приграничное шоссе, военный «газик» их не смог догнать. Я думаю, белый волк больше не вернётся в степь Элунь.

Чень Чжэнь всю ночь ворочался и не мог заснуть.




33


Для мира христиан трёхвековой период с начала XIII века до конца XV века — это период упадка. Эти несколько веков — времена кочевых монгольских наций. Пришедшие из Средней Азии кочевники быстро овладели уже известным в то время миром. В начале этого периода монголы или тюрки, которые имеют одинаковые корни и традиции, господствовали над Китаем, Индией, Персией, Египтом, Северной Африкой, Балканским полуостровом, Венгрией и Россией.

    

Герберт Уэллс. «Краткая история мира»






Медведя, тигра, льва можно вести в поводу, слона тоже можно. Но монгольского степного волка не поведёшь.

Волчонок скорее готов был удушиться, чем идти на поводке по дороге за повозкой.

Овцы и коровы производственной бригады, как только небо посветлело, тронулись в путь, нагруженные повозки тоже уже перевалили через западный горный перевал, перемещаясь к осенним пастбищам. Но шесть повозок молодых интеллигентов пока ещё не тронулись, Билиг и Гасымай уже два раза посылали людей, чтобы поторопить.

Чжан Цзиюань за эти дни специально приезжал помогать. Но для того, чтобы волчонок не удушился на цепи по дороге, они ничего не могли придумать. Чень Чжэнь и не помышлял, что выращивать волчонка, раз за разом будет всё труднее, теперь ещё добавился переезд на новые пастбища.

Когда переезжали с весенних пастбищ, волчонок был ещё маленьким щенком, только-только прекратившим питаться молоком, длиной он был около сорока сантиметров, и во время поездки его посадили в деревянный ящик на повозке. Но прошла половина весны и целое лето, он усиленно питался, рос, и к началу осени он уже достиг средней величины волка. Дома невозможно было сделать для него железный ящик или клетку, чтобы его перевезти. Кроме того, не нашлось пустой телеги, чтобы посадить волчонка, все телеги были перегружены.

Чжан Цзиюань, волнуясь, сказал:

— А что ты раньше делал? Надо было подготовиться, потренироваться.

Чень Чжэнь раздражённо махнул рукой:

— Как я мог готовиться? Раньше он был лёгкий, и его можно было тянуть, а сейчас кто его может сдвинуть с места? Летом всегда он тянул меня, но никогда не позволял мне этого, когда я тянул, то он злился и даже кусался. Волк не собака, ты хоть убей его, всё равно не будет слушать тебя. Волк — это не тигр или лев. Ты видел когда-нибудь в цирке дрессированного волка? Даже самый сильный дрессировщик не сможет выдрессировать волка. Ты же видел больше меня волков, неужели ты ещё их не знаешь?

Чжан Цзиюань предложил:

— Давай я попробую, если не получится, я потяну посильнее.

Он взял дубинку, подошёл к волчонку, взял у Чень Чжэня цепь и начал тянуть. Волчонок сразу же оскалил зубы и открыл рот, злобно зарычал и стал тянуть обратно, всеми четырьмя лапами упёршись в землю, напряг шею и не позволил продвинуться вперёд ни на шаг. Чжан Цзиюань попробовал тянуть со всей силы, но так и не смог сдвинуть волчонка. Тогда он повернулся, положив цепь на плечо, стал дёргать. Сейчас волчонок немного сдвинулся, когти его прочертили на земле небольшую дорожку. Волчонок разозлился от этого, вдруг прыгнул вперёд, чтобы укусить. Только он ослабил цепь, Чжан Цзиюань от неожиданности упал лицом вперёд на землю, и волчонок прыгнул на него сверху, пасть волчонка оказалась рядом с его горлом. Чень Чжэнь испуганно бросился вперёд и остановил волчонка, обхватив его за шею. Волчонок Чень Чжэня лишь оскалил зубы и раскрыл когти на Чжан Цзиюаня, но не стал его кусать.

Лица у обоих побелели, они еле перевели дух.

— Да, ну и забот нам прибавилось, в этот раз переезжать придётся два-три дня. Можно в первый день поехать со всеми, а его оставить здесь, а потом на второй день вернуться с двумя пустыми телегами и придумывать способ. Три дня пути — это туда-обратно получится четыре-пять дней. Склады с овечьей шерстью и та банда рабочих не переезжают. Если волк останется тут привязанным, то они его убьют, либо это сделают военные. Я думаю, что нам, неважно как, надо его обязательно заставить идти, если не получится, то тянуть с помощью телеги, — сказал Чжан Цзиюань.

— Телегой? Я несколько дней назад пробовал, не годится, едва не задушил.

— Я буду внимательно следить. Я буду рядом идти с собакой, чтобы подавать ему пример.

Чень Чжэнь покачал головой:

— Это я пробовал, тоже не годится.

Чжан Цзиюань не поверил:

— Давай попробуем ещё раз.

После этого они подогнали телегу, надели собаке на шею верёвку, другой конец которой привязали к телеге. Чжан Цзиюань прогнал повозку по кругу по территории волчонка, собака послушно шла за телегой. Чжан Цзиюань шёл и, глядя на волчонка, говорил ему: «Нам надо ехать в далёкое место, вот так, надо идти вместе с повозкой, посмотри как, это очень легко и просто, ты же гораздо умнее собак, почему же даже не хочешь научиться идти по дороге, давай, давай, давай, хорошенько посмотри…».

Волчонок непонимающе смотрел на собаку, подняв голову. Чень Чжэнь потянул волчонка, чтобы тот шёл вместе с собакой, волчонок сделал несколько шагов, совсем как раньше, когда ходил с Чень Чжэнем. Но он только потому пошёл вместе с этой маленькой собакой, что очень её любил, а вовсе не потому, что хотел идти. Они прошли ещё один круг, и Чень Чжэнь прикрепил цепь к телеге, надеясь, что волчонок сможет идти рядом с телегой. Как только он прикрепил цепь, волчонок сразу же сильно натянул её, намного сильнее, чем обычно.

Чень Чжэнь посмотрел вокруг на степь, уже не осталось ни одной монгольской юрты, ни одной овцы. Если пойти позже, то можно было до ночи не успеть к временной стоянке, дорога очень длинная и сложная, и можно заблудиться. И как тогда стадам Ян Кэ и Гао Цзяньчжуна разбить лагерь? Где они смогут попить чаю и поесть? К тому же к вечеру люди все устанут, и как ночью они будут без собак? Если что-нибудь случится, то главной причиной обязательно будет волчонок.

— Если его отпустить, то он погибнет; если насильно его тащить, то он тоже может умереть, но его можно будет ещё спасти. Пойдём! Пойдём и потащим его! Ты управляй повозкой, дай мне свою лошадь, я поеду на ней, буду смотреть за телегой и за волчонком, — твёрдо сказал Чень Чжэнь.

Чжан Цзиюань вздохнул:

— Видимо, в кочевых условиях действительно не вырастишь волчонка.

Повозки потихоньку тронулись с места. Волчонок и удивился, и рассердился, он стал упираться всеми лапами, так что перевернулся на земле и потом стал карабкаться. Потом, пробежав несколько шагов, снова стал хвататься лапами за землю. Быки тянули повозки и прибавили в скорости, волчонок снова напрягся, но цепь продолжала тянуть его вперёд, он перевернулся и упал на землю, а повозка продолжала его волочить по земле. Потом, когда петля уже совсем сдавила ему горло, язык вывалился изо рта, а глаза стали вылезать из орбит, Чень Чжэнь уже хотел крикнуть, чтобы остановили повозку, но тут волчонок собрался с силами и поднялся. Он пробежал вперёд несколько шагов. Но это он сделал для того, чтобы потом ещё сильнее потянуть назад. Когда цепь снова натянулась, он упёрся ещё сильнее и сильнее сдавил себе шею, лёг на землю, упёршись лапами. Впереди него образовалась преграда из земли и травы. Потом он снова пробежал несколько шагов вперёд и снова упёрся.

Собака, бежавшая рядом, с сочувствием смотрела на волчонка и тихо поскуливала. Она, видимо, говорила ему: «Беги как я, иначе задушишься». Но волчонок совершенно не обращал внимания на собаку и не хотел быть её компаньоном, а продолжал изо всех сил упираться…

Чень Чжэнь почувствовал, что его знания о волках очень поверхностны. Прошло уже много времени, и он всё время считал, что волки на первое место ставят еду и поимку добычи. Оказалось, что совсем не так, эта точка зрения чисто человеческая. Для волков не важны пища и убийство добычи, это не их цель, а главное для них — это свобода, независимость и достоинство. Скотоводы, поклоняющиеся волкам и считающие их священными, со всей душой отдают себя после смерти, чтобы те сопроводили их на небесное кладбище, надеясь, что их души будут такими же свободно парящими, как души волков в степи…

Волчонка таким образом протянули четыре-пять ли, его шерсть на загривке наполовину стёрлась, а на коже выступила кровь, подушечки задних лап тоже стёрлись до крови. В последний раз он так затянул петлю и так долго не вставал, что Чень Чжэнь от испуга остановил повозку, взял волчонка, прошёл с ним вперёд несколько шагов, чтобы ослабить цепь. Волчонок отдышался, у Чень Чжэня на руках осталось кровь. Когда волчонок дышал, во рту у него пузырилась кровавая слюна.

Подошёл Чжан Цзиюань, посмотрел и ахнул:

— Что же этот парень такой упрямый? Не ищет ли он смерти? Что же делать? Ещё только полгода прошло, а мы не можем его перетащить. А через месяц надо будет переезжать на зимние пастбища, тогда как быть? Я думаю, давай лучше мы его отпустим, пусть сам ищет дорогу…

Чень Чжэнь громко сказал ему:

— Ты волчонка не выращивал, ты не понимаешь! Сам ищет дорогу? Это не всё равно, что отпустить его на смерть? А мне он нужен! Я обязательно выращу его большим волком!

Сказав это, Чень Чжэнь вытряхнул стоявший на телеге ящик с сухим навозом…

Чень Чжэнь хотел посадить волчонка в ящик и перемещать в нём. Он отвязал цепь от телеги и собирался подвести волчонка к ящику, но, как только Чень Чжэнь сделал несколько шагов, волчонок раскрыл рот и укусил Чень Чжэня за руку, и только когда Чень Чжэнь ослабил цепь, он отпустил его руку. Чень Чжэнь посмотрел на рану, там не было крови, но отпечатались фиолетовые полосы от зубов.

Чжан Цзиюань испуганно сказал:

— Хорошо, что мы сточили ему острые концы зубов, а иначе бы он прокусил тебе руку.

— Не вспоминай об этом деле. Если бы зубы не были подточены, то я бы уже отпустил его в степь. Сейчас он уже взрослый волк, а его зубы даже не могут прокусить мне руку. Если его отпустить, то как он будет жить? Я нанёс ему ущерб, я и должен его растить до старости… — буркнул Чень Чжэнь.

Чжан Цзиюань закивал:

— Хорошо, хорошо, я снова задел тебя… Но сейчас нам надо двигаться, как же заставить его залезть на телегу? Ты ранен, давай я попробую.

— Давай уж лучше я, он тебе не позволит. Если он укусит тебя, то не будет очень церемониться, — сказал Чень Чжэнь.

Им всё-таки удалось затащить волчонка в ящик из-под навоза. Сначала Чень Чжэнь дал ему два кусочка мяса, и, когда волчонок ел и не ожидал, Чень Чжэнь обхватил его и приподнял над землёй. Волчонок сначала не понял, что произошло, потом хотел укусить, но не знал, куда. За эти несколько секунд Чень Чжэнь быстро поместил волчонка в ящик, а Чжан Цзиюань накрыл ящик кошмой, так волчонок оказался в плену. Чень Чжэнь перевёл дух, он весь вспотел и сел рядом на землю, у него совсем не осталось сил. Волчонок перевернулся в ящике, и Чень Чжэнь снова вскочил, приготовившись не дать ему вылезти наружу.

Уже снова пора было двигаться, но Чень Чжэнь чувствовал, что такой тонкий ящик, а вернее, корзина из ивовых веток никак не сможет удержать сильного и яростного зверя. Он тогда срочно принёс несколько кусков мяса к месту временного заточения волчонка. Потом стал тихим, мягким голосом утешать его и позвал всех собак сопровождать волчонка. Чжан Цзиюань сидел на передней повозке и погонял быков, чтобы шли быстрее. Чень Чжэнь взял палку и шёл рядом с телегой, чтобы не дать выпрыгнуть волчонку. Он боялся отъехать от повозки даже на полшага. Как может не терпящий даже цепь волчонок вынести пленение его в ящике?

Однако, когда повозки двинулись, волчонок не предпринимал каких-либо резких движений внутри ящика, в глазах его возникло никогда не виденное раньше Чень Чжэнем паническое выражение. Он, наклонив голову, выгнув спину и поджав хвост, с трепетом стоял внутри ящика. Чень Чжэнь наблюдал за ним в щели между прутьями, волчонок в страхе стоял в трясущейся телеге. Чем дальше, тем ему было страшнее, он был как ощетинившийся ёж.

Полгода наблюдая за волчонком, Чень Чжэнь каждый раз с трудом находил объяснения его поступкам, не понимая, зачем волчонок делает то или другое.

Укушенное место на руке Чень Чжэня снова начало болеть, но он нисколько не обвинял волчонка, а, наоборот, благодарил его за то, что он в нужное время и в нужном месте просветил его. Неважно как, но он обязан вырастить из волчонка большого волка, потому что тот обязательно должен оставить потомство.

Как быть? Особенно когда волчонок станет взрослым. Неужели всё время придется запихивать его в ящик? К зимнему сезону, наверное, придётся выделять ему специальную телегу с едой, чтобы он отвлекался, но просто телеги недостаточно. А когда нет сухого навоза, то не на чем готовить по дороге еду и чай. Не будешь же всегда ходить к Гасымай брать взаймы.




Когда повозки вышли из горного ущелья летних пастбищ, подъехал грузовик, волоча за собой клубы пыли. Когда он подъезжал, Чень Чжэнь разглядел в кабине двух военных с оружием, а в кузове было ещё несколько и один монгол-скотовод. Скотовод помахал ему рукой, и Чень Чжэнь узнал в нём Даоэрцзи. Чень Чжэнь снова заволновался: неужели Даоэрцзи снова ведёт военных охотиться на волков?

— В той стороне только горы, а посередине — озеро и маленькая речка, там грузовик не проедет, как тогда можно охотиться? Наверное, едут помогать переезжать складам, — предположил Чжан Цзиюань.

Как только проехали луг, спереди появилась быстрая лошадь. Когда она подъехала, друзья увидели на лошади старика Билига.

— Вы не видели Даоэрцзи на только что проехавшей машине?

Они ответили, что видели. Старик попросил Чень Чжэня:

— Съезди сейчас со мной к старому месту лагеря. — А потом повернулся к Чжан Цзиюаню: — А ты гони повозки пока один, мы скоро вернёмся.

Чень Чжэнь обратился к Чжан Цзиюаню:

— Ты почаще оглядывайся на волчонка, если он выпрыгнет, то останови повозки и подожди меня, а там решим.

Они поскакали с Билигом обратно по дороге.

— Даоэрцзи точно взял людей на охоту. За эти дни военные его привлекали с собой много раз. По-китайски он говорит хорошо, а большинство офицеров китайцы, вот он с ними и ездит. За это время они подбили много волков, — сказал старик.

— Ведь там только горы и реки, как они там проедут и как будут бить? Я не понимаю, — спросил Чень Чжэнь.

Старик ответил:

— Они пошли на бывшее место каждого двора разбрасывать отраву и ставить капканы. В степи Элунь ещё остались старые, больные, хромые волки, которым приходится в одиночку добывать себе еду, и они обычно подбирают остатки за людьми и собаками. Когда люди переезжают, то они обычно оставляют много мусора, в том числе и кое-что съедобное, и эти волки приходят всё это подъедать. Старые чабаны все знают про это. Чабаны исповедуют ламаизм, у них доброе сердце, они все знают, что волки, приходящие к остаткам пищи, очень жалкие, и никогда не ставят там капканы и не кладут отраву. А некоторые даже просто специально оставляют пищу, когда переезжают. — Старик вздохнул: — Но Даоэрцзи тоже из пришлых монголов, и он всегда любит во время переезда ставить капканы и оставлять мёртвых овец с ядом, а через пару дней он возвращается и снимает с волков шкуры. Почему он всегда больше других продаёт шкур? Именно потому, что его семья не исповедует ламаизм, не уважает волков, какой способ придумают, тот и применяют, убивают всех волков, и старых, и больных. Вот и скажи, где уж волку до жестокости человека…

Чень Чжэнь никак не мог успокоить душевную рану этого старого скотовода. Никто не остановит жестокость этого разбухающего крестьянского населения, прекратить их разграбление степи. Он только сказал:

— Я могу перевернуть их капканы.

Старик усмехнулся:

— Разве ты один сможешь это всё обезвредить? Таких мест очень много. Они обошли пять-шесть бывших стоянок, и везде я обнаруживал капканы и подложенные отравленные остатки овец, при этом капканов меньше, а отравы больше. Капканы в основном были засыпаны золой, Даоэрцзи не трудился закапывать их.

Дальше они не пошли, боясь быть обнаруженными Даоэрцзи с помощниками.

Старик развернул лошадь, про себя бормоча: «Если спасать волков, то надо сделать хотя бы так». Они подошли к одной бывшей стоянке, и старик слез с лошади, осторожно подошёл к вонючим остаткам овцы, потом вытащил из-за пазухи мешочек из овечьей кожи. Из мешочка он вынул несколько белых кристаллов. Чень Чжэнь узнал их, это был сильнопахнущий, но слабодействующий яд. Он понял план старика, такой запах не почует разве что самый глупый волк или лиса, а обычные волки обязательно унюхают. Старик вложил этот яд поверх хорошей наживки, таким образом, получилось, что Даоэрцзи понапрасну потратил время и силы.

Чень Чжэнь подумал: «Да, старик силён». Потом спросил:

— А если ветром рассеет этот запах, то как быть?

— Ничего, когда запах рассеется, то люди не почувствуют, но волки всё равно учуют, — ответил старик.

Старик нашёл несколько капканов. Он сказал Чень Чжэню, чтобы тот их обезвредил с помощью бараньих костей. Так они обошли ещё несколько стоянок, где делали то же самое, и только потом повернули в обратную сторону.

Когда они перешли через перевал, в воздухе послышался тревожный крик дикого гуся, с надеждой искавшего своих собратьев, он в одиночку кружил в воздухе. Старик остановил лошадь, поднял голову и со вздохом сказал:

— Даже гуси, улетая на юг, не могут собраться в стаю, тоже все ими съедены.

Билиг повернулся и оглядел пастбище, которое он сам открыл, и его глаза были полны слёз.

Чень Чжэнь вспомнил, как они со стариком в первый раз пришли на это новое пастбище, какой им открылся прекрасный пейзаж.

Прошёл всего лишь один летний сезон, и красивые луга с лебединым озером уже превратились в кладбище лебедей, гусей, уток и степных волков. Он сказал:

— Отец, мы вроде бы делали хорошее дело, а получилось, как будто совершили преступление. Прямо хочется плакать…

Старик твёрдо ответил:

— Плачь, плачь, сынок…

Он поднял голову к Тэнгри, его глаза были в слезах, он заплакал, словно старый белый волк…




Волчонок, терпя боль, стоял в ящике два дня. На второй день к вечеру они наконец приехали на осенние пастбища и остановили повозки. Все, кто прибыл, сразу же стали ставить свои юрты.

Чень Чжэнь, Чжан Цзиюань и Ян Кэ подошли к волчонку. Они вдруг обнаружили, что волчонок прогрыз стенку ящика из ивовых веток, на этом месте осталось немало следов крови. Волчонок уже спрыгнул на землю и сидел на траве, Чень Чжэнь быстро отвязал другой конец цепи, и волчонок примостился рядом с юртой. Ян Кэ сразу же выкопал яму, вбил хороший деревянный столб и потом закрепил цепь волчонка на столбе.

Чень Чжэнь открыл пасть волчонка и осмотрел её. Он заметил, что количество крови в глотке уменьшилось, но подточенные клыки и другие зубы кровоточили. Ян Кэ потрогал зубы волчонка и сказал:

— Зубы шатаются, а этот зуб, наверное, выпадет.

Чень Чжэнь, услышав, вспомнил, как ему самому вырывали зуб, — боль нестерпимая. Это значит, что два дня волчонок постоянно грыз ивовые прутья и тянул их зубами, вот его зубы и расшатались. Волчонок непрерывно облизывал свои больные зубы, видимо, они у него сильно болели. Ян Кэ снова осторожно помазал лапы волчонка лекарством.

После ужина Чень Чжэнь сделал волчонку суп из лапши с мясом, волчонок так изголодался, что моментально съел целую миску, но Чень Чжэнь заметил, что ему очень больно глотать. Кроме того, после еды волчонок начал кашлять, и из глотки вместе с кашлем вышло обратно некоторое количество съеденного вместе с кровью. У Чень Чжэня стало тяжело на сердце: значит, у волчонка не только испортились зубы, но ещё ранены глотка и пищевод, однако какой ветеринар захочет идти его смотреть?

На следующий день утром Чень Чжэнь заметил, что кал волчонка вместо обычного серо-белого стал чёрным. Он осмотрел его глотку, она всё ещё кровоточила. Он сказал Ян Кэ, и тот войлоком на палочках смазал глотку волчонка лекарством, однако более глубоко лекарство не прошло. Двое друзей пожалели, что раньше они не пошли учиться на ветеринаров.

На четвёртый день кал волчонка постепенно посветлел, и волчонок оживился, Чень Чжэнь и Ян Кэ с облегчением вздохнули.




34


Все долгоживущие цивилизации росли и развивались по пути монархии, то есть по пути абсолютной монархии. По каждому монарху и династии нам видно, как будто это был естественный процесс, то есть от стремления к обновлению страны шли к роскоши, лености и упадку и в конце концов покорились более прогрессивным формам правления.




Мы видим, что все кочевые народы одинаковые, независимо от того, арабы они или монголы, в сравнении с оседлыми нациями в личном плане их характеры более охотно повинующиеся и волевые одновременно.

    

Герберт Уэллс. «Краткая история мира»






Старика Билига больше не приглашали на производственные собрания руководителей военного корпуса, Чень Чжэнь часто видел его сидящим дома, молча делавшим какую-нибудь работу в юрте.

Кожаная амуниция, с помощью которой запрягают лошадей, после летнего сезона дождей размягчилась и почти пришла в негодность, а после сушки на солнце стала очень твёрдой и неудобной в пользовании. Поэтому Билиг сейчас обрабатывал кожу, делал новый инвентарь, и трое молодых интеллигентов приходили к нему поучиться этому делу. Широкая юрта старика Билига превратилась в мастерскую по изготовлению кожаных изделий. По всей юрте стоял густой запах кожи. Самой последней необходимой операцией в этом процессе было — намазать готовые кожаные изделия байбачьим жиром.

Байбачий жир — это удивительный и высококачественный животный продукт. В лютые зимы на монгольском нагорье любой жир застывает, но байбачий жир остаётся жидким, при температуре минус тридцать градусов он спокойно выливается из банки. Байбачий жир — это особый продукт, драгоценность в семьях скотоводов. Зимой, особенно во время стихий, они намазывают его на лицо, чтобы не обморозиться. Также байбачьим жиром можно лечить ожоги, эффект не хуже, чем от барсучьего жира.

Когда скотоводы бьют байбаков, они продают их шкуры, но байбачий жир большинству продавать жалко, ведь этот жир имеет широкий спектр применения, и расходование его тоже большое. Одно из мест применения — это кожаные изделия. Когда их намажешь жиром, они приобретают глубоко коричневый цвет, становятся красивыми и мягкими, продлевается срок жизни изделия, кожа не лопается[48 - Подобным жиром — норковым, барсучьим или байбачьим — даже в настоящее время предохраняют днища автомобилей от коррозии при езде в зимнее время года, что происходит за счёт высокого содержания там особых низкомолекулярных жирных кислот.].

Старик посмотрел на пол юрты, заполненный кожаными изделиями, и сказал Чень Чжэню:

— В доме осталось всего полбанки байбачьего жира, да и я давно не ел мяса байбаков, а сейчас оно самое вкусное… Завтра пойдём с тобой ловить байбаков.

— Отлично, в этом году мне тоже надо побольше запасти байбачьего жира, нельзя же всё время у вас просить… — обрадовался Чень Чжэнь.

Вечером Чень Чжэнь с друзьями пригласили всю семью Билига к себе в гости отведать жареных пирожков с бараниной и луком. Все ели, пили и пели песни. Старик вдруг поставил пиалу и сказал:

— В военном корпусе говорят, что для уменьшения количества болезней среди скотоводов и снижения трудностей, связанных с выпасом скота, впоследствии надо будет заставить скотоводов жить оседло. Сделать это совсем непросто, а, скорее всего, невозможно. Как вы думаете, оседлая жизнь — это хорошо или нет? А разве вы, китайцы, не любите жить в домах?

Ян Кэ пожал плечами:

— Мы не знаем, можно ли скотоводов, ведущих уже несколько тысяч лет кочевую жизнь, заставить жить оседло. Мне кажется, что нет. Ведь степь очень ранимая, боится перемен. Люди и скот только из одного лагеря много раз пройдутся туда-сюда, и через один-два месяца уже надо переезжать на новое место, а если жить оседло, то округи на несколько ли не хватит и на год, всё вытопчут, превратят в пустыню. К тому же где выбирать место для оседлой жизни? Тоже непонятно.

Старик покачал головой:

— Те, кто хочет устроить оседлую жизнь в монгольской степи, действительно слепцы и глупцы. Прибывшие из крестьянских районов не понимают степь, и раз каждый из них любит сидеть на месте, то обязательно надо заставить других делать то же самое, что они. Всем известно, что жить оседло — это во многом удобно, но в монгольской степи скотоводы из поколения в поколение кочевали, таковы правила, установленные Тэнгри. А если говорить о современных пастбищах, то пастбище каждого сезона имеет свою отдельную пользу, и если при смене сезонов не переехать на соответствующее сезону пастбище, то пользы на одном и том же месте уже не будет никакой.

Все согласились с Билигом. Чень Чжэнь подумал, что оседлая жизнь имеет только одну пользу — это хорошо для выращивания волчонка, но он сейчас не посмел этого сказать.

Старик выпил немало водки и поел тоже хорошо, но его настроение не улучшилось.

На следующий день рано утром Чень Чжэнь, которого сменил Ян Кэ, отправился вместе с Билигом ловить байбаков. У старика за седлом был подвешен мешок, внутри которого было несколько ловушек для байбаков. Устройство ловушки для байбаков очень простое: один деревянный клин сантиметров пятнадцати-двадцати, к которому привязана скрученная из восьми тонких жилок проволока, на конце которой сделана петля. Когда ставится ловушка, деревянный клин втыкается около норы байбака, а петля кладётся вокруг входа в нору. Но петля не должна лежать на земле, а находиться на расстоянии двух пальцев над землёй, и только таким образом байбак, вылезая из норы, может попасть шеей или тазовой частью в петлю. Чень Чжэнь раньше ставил такие ловушки, но эффект был очень маленьким, попалось всего лишь несколько маленьких байбаков. В этот раз он решил поучиться у старика.

Лошади двигались на восток. Осенняя трава уже наполовину пожелтела, но нижняя часть травинок ещё была зелёная. Байбаки в эту пору чаще выходят из нор и питаются последней травой, чтобы побольше запастись на зиму жиром. Они уходят на семь месяцев в спячку, и если запасённого жира будет недостаточно, то до весны можно не дожить. Поэтому в это время байбаки наиболее жирные.

Старик по дороге рассказал Чень Чжэню секреты установки ловушек, чтобы попадались в них большие байбаки, а потом сказал:

— Сынок, ты должен запомнить только одну вещь: лови только больших самцов или самок без детей, если попадутся кормящие самки или детёныши, то их надо отпустить. Мы, монголы, уже много сотен лет ловим байбаков; хотя они и являются вредителями степи, но приносят нам немало пользы, и мы не должны нарушать законы предков. Раньше бедные скотоводы только промыслом байбаков и выживали. Сколько байбаки спасли бедных монголов, вы, китайцы, и не знаете.

Они проехали какое-то время, и старик Билиг, показывая палкой на видневшиеся впереди несколько гор, сказал:

— Это и есть горы байбаков степи Элунь, здесь байбаков много, все они большие, жирные, и шерсть у них хорошая. Это драгоценные горы нашей бригады. К югу и к северу ещё есть две горы, байбаков там тоже немало. Через несколько дней все пойдут сюда охотиться на них, в этом году ловить байбаков легко.

— Почему?

Старик вздохнул:

— Потому что волков стало меньше. Осенью волки, в основном питаясь жирными байбаками, нагуливают себе жир, волку без жира тоже не перенести зиму. Волки специально ловят только больших байбаков и не ловят маленьких, поэтому год от года у них остаются байбаки для питания. В степи только монголы и монгольские волки понимают степные законы, которые установил Тэнгри.




Они потихоньку приблизились к горе. Вдруг в горной долине они увидели две установленные палатки, рядом поднимался дым от костра, ещё рядом стоял прицеп, водочерпалка и ещё кое-какое рабочее оборудование.

Как скверно! Они сделали несколько шагов, старик Билиг помрачнел, глаза гневно засверкали, и он направился к палаткам. Ещё не приблизившись к ним, они почуяли запах байбачьего мяса и жира. Они слезли с лошадей и увидели, что перед палатками на костре стоит большой котёл, больше половины его заполнено коричневым жиром байбаков, тушки байбаков тоже варятся в котле. Старик Ван и ещё один рабочий сидели на деревянных ящиках, на других стояли соевый соус, перец, соль, уксус и лук. Рабочие пили водку и ели варёное мясо байбаков и были вполне довольны.

В другом котле рядом с ними лежали только что снятые шкурки животных, большая часть из них была от маленьких байбаков. Рядом на траве валялась сетка, сплетённая из ивовых прутьев, которая была застелена большими и маленькими шкурками байбаков, их было около сотни. Около палаток находилась бензиновая бочка высотой более метра, наполовину заполненная жиром байбаков, а на земле ещё стояли несколько маленьких чайников и бочек для жира.

Старик Билиг подошёл к железному тазику, дубинкой вытащил на поверхность несколько маленьких байбаков и обнаружил на дне ещё одну худую самку. Он гневно ударил дубинкой по железному тазику и крикнул старику Вану:

— Кто позволил вам убивать самок и маленьких байбаков? Они принадлежат бригаде. Скотоводы степи Элунь из поколения в поколение всегда стараются оставлять байбаков, а вы осмелились, не спросив у бригады, убить их так много!

Старик Ван, уже будучи изрядно пьян, развязно сказал:

— Но разве это твоя земля? Все, даже твоя бригада, сейчас под началом военного корпуса. Я тебе скажу, это начальство корпуса послало меня за байбаками. Командир Сунь сказал, что байбаки наносят вред пастбищам, а ещё являются основной пищей для волков перед зимой, и если истребить байбаков, то разве волки смогут пережить зиму? Армейский корпус издал приказ, что большая борьба с волками включает в себя истребление байбаков. Доктор из управления говорил, что байбаки переносят заразу, а сейчас сюда приехало столько людей, и если они будут заражать друг друга, то ты будешь отвечать?

Старик Билиг долго сдерживался, потом закричал:

— Даже если армейский корпус приказал, всё равно это не годится! Если вы их всех истребите, то чем скотоводы будут работать? Если уздечка оборвётся, лошадь упадёт и покалечит человека, то кто будет отвечать? Вы вредите производству!

Старик Ван глотнул водки и раздражённо произнёс:

— Начальство велело мне их убивать, естественно, кто-то из них и несёт ответственность, а если у тебя такие взгляды, то иди к начальству и говори им, а что ты нам, рабочим, тут бубнишь, то это без толку! — Он посмотрел, что к седлу лошади Билига привязан мешок, и спросил: — А разве ты сам не пришёл бить байбаков? Тебе бить можно, а почему мне нельзя? Дикие животные не у вас в домах выращены, кто убил, тот и забирает.

У Билига от гнева усы и борода стали топорщиться, и он воскликнул:

— Ты подожди, я сейчас пойду и вернусь с чабанами, и эти шкуры и жир — ты всё отдашь нам в бригаду!

— Эти мясо и жир пойдут в столовую армейской бригады, завтра нужно всё им доставить. Если ты сейчас всё это отнимешь, то потом люди с тобой рассчитаются. А эти шкуры уже ждут офицеры, даже командир Бао лично мне заказал принести ему товар, — возразил старик Ван.

Старик Билиг опустил руки и больше не произнёс ни слова.

— У вас не маленькие способности, за один раз набили столько байбаков! И маленькие, и большие байбаки, вот только в течение года вы что будете делать? — холодно возразил Чень Чжэнь.

— А разве вы не называете нас бродягами, «перемещающимися вслепую, куда придётся», а ещё волнуетесь, что будем делать в будущем году, где будет еда, туда и пойдём, и так год за годом. Вы беспокоитесь о байбаках, а кто позаботится о бродягах? — спросил старик Ван.

Чень Чжэнь знал, что с ними совершенно бесполезно говорить. Он только хотел узнать, как они смогли убить такое большое количество байбаков. Неужели ставили ловушки? Чень Чжэнь изменил тон и спросил:

— Каким способом вы поймали так много байбаков?

Старик Ван довольно ответил:

— Хочешь научиться у нас? Поздно! На этой горе уже не осталось ни одного байбака. Три дня назад мы уже отправили в управление целую телегу байбачьего мяса и жира… Хочешь узнать, как ловили их? Залезь на гору и поизучай, но всё равно уже поздно, и ты ничего не увидишь.

Билиг с Чень Чжэнем поднялись на гору. Там они увидели нескольких рабочих, один из которых, наклонившись, что-то делал. Подойдя поближе, они почувствовали запах дыма и резкий запах перца. Рабочий стоял над норой байбака, в руках у него были спички. Остальные выходы поблизости от норы байбака были заткнуты камнями. Другой рабочий держал за хвост маленького живого байбака. Способ заключался в следующем: рабочие разжигали костры, добавляя туда перец, получался очень едкий дым, и с помощью его выкуривали из нор байбаков. Старик Билиг от гнева уже ничего не мог говорить. Он посмотрел на часы и уже начал беспокоиться за байбачью гору на северной стороне. Они с Чень Чжэнем сели на лошадей и двинулись к приграничной дороге.

Только они проехали две горы, как смутно услышали за спиной звук взрыва петарды.

— Плохо! Опять мы попали впросак, — сказал Билиг.

Они развернули лошадей и поскакали назад. Только взобравшись на вершину горы, они увидели, как старик Ван снова руководит рабочими, и они продолжают убивать байбаков. Около норы уже лежала куча мёртвых зверей. Из норы непрерывно выходил едкий перечный дым, байбаки только вылезали из нор, как сразу же их били дубинками насмерть. Эти люди, словно морские разбойники, взяли более десяти байбаков и сложили их в мешок, бросили на телегу и потом быстро спустились на повозке с горы и уехали.

Чень Чжэнь с тяжёлым сердцем сказал:

— Вы, отец, не сердитесь, мы лучше, когда вернёмся, придумаем противоядие.

Но старик очень переживал.

— Почему здесь не было видно Даоэрцзи? Я думаю, что он с людьми пошёл на северную байбачью гору. У них есть машина, они двигаются быстро, всегда успевают перед нашим носом. Пошли скорей!

И две лошади поскакали к северной горе, они проехали несколько крутых склонов и увидели большой горный хребет на территории внешней Монголии, у подножия этого хребта и проходила государственная граница.

Старик показал на дальние горы и произнёс:

— Раньше можно было ходить туда за байбаками, а сейчас обстановка напряжённая, нельзя. Сейчас комаров мало, волки наверняка туда ушли охотиться. Волки понимают ситуацию, Даоэрцзи тоже.

— А пограничники их не трогают? — спросил Чень Чжэнь.

— Там гор много, и пограничникам тоже нелегко их обнаружить. Если и найдут, то их машину, но самое большое — это скажут несколько фраз, и ладно, — сказал старик.




Когда они уже почти приблизились к маленькой байбачьей горе, вдруг изнутри гор услышали звуки «бах, бах», но не похожие на звуки выстрелов и на взрывы петард, и после этого снова стало тихо. Старик снова вздохнул и произнёс:

— Офицеры армейского корпуса избрали Даоэрцзи своим компаньоном по охоте на волков. Где волки, там, значит, и он. Даже в самое последнее место, спокойное для волков, — он и сюда пришёл.

Они поскакали вперёд, из ущелья выезжал военный джип. Они остановили лошадей, джип тоже притормозили перед ними, в машине сидели два метких офицера и Даоэрцзи. Офицер Сюй вышел из машины, Даоэрцзи сидел сзади, у него в ногах валялся грязный в крови мешок, сзади в машине стоял открытый ящик. Взгляд старика сразу привлекло оружие, которое держал офицер Ба. Чень Чжэнь сразу узнал автоматическую винтовку, старик никогда не видел такого диковинного оружия и всё время смотрел на неё.

Офицеры поздоровались со стариком, офицер Ба спросил:

— Вы тоже идёте бить байбаков? Не ходите, я подарю вам двух.

Старик удивился:

— Почему не ходить?

— Те, которые были снаружи — я всех поубивал, а те, которые внутри, не смеют вылезти, — ответил офицер Ба.

— Что это за штука у тебя в руках? Ствол почему такой длинный? — спросил старик.

— Это оружие для охоты за утками и прочей дичью, и патроны длинные, как палочки для еды, очень удобно бить байбаков. Калибр маленький, не портит шкуры, посмотри… — ответил офицер Ба.

Чтобы показать старику действие винтовки, Ба вылез из машины, посмотрел вокруг. В двадцати метрах на склоне он увидел суслика, который стоял у своей норки и пищал. Офицер Ба прицелился, выстрелил и пробил суслику голову, тот упал около норки. Старик задрожал всем телом.

Офицер Сюй засмеялся:

— Волки все убежали за границу. Сегодня Даоэрцзи привёл нас сюда, мы долго охотились, но не видели ни одного волка. Хорошо, что взяли эту винтовку, побили немало байбаков. Здешние байбаки очень глупые, к нему подойдёшь на пятнадцать шагов, он и то не убегает в нору, ждёт, когда его застрелят.

Даоэрцзи с притворным вздохом сказал:

— Эти два офицера с пятидесяти метров пробивают байбаку голову, мы по дороге, как видим, сразу же стреляем. Это намного быстрее, чем ставить ловушки.

Джип уехал, оставляя за собой клубы пыли. Старик Билиг стоял в оцепенении, как будто он сейчас был не здесь, в привычной для него осенней степи. Возможно, он вспоминал эту удобную и лёгкую длинноствольную винтовку. Прошло всего чуть больше месяца, а появилось так много ужасных людей со страшным оружием, с новыми оборудованием и методами вторжения в степь, что старик уже совсем ничего не понимал. Когда джип скрылся из глаз, старик развернул лошадь, не говоря ни слова, ослабил поводья и предоставил лошади самой идти к дому.

Чень Чжэнь медленно шёл рядом со стариком. Он думал о том что, император в конце века сильно страдал, но в конце этого века старик скотовод страдает ещё больше. Исчезновение первобытной степи, существовавшей десять тысяч лет, больнее для людей, чем исчезновение династий, существовавших сотни и тысячи лет. Тело старика вдруг обмякло, как будто это его только что прострелили из этой маленькой длинноствольной винтовки, он стал меньше наполовину, крупные слёзы текли по его щекам, высыхая потом на солнце.

Чень Чжэнь даже не знал, как он может помочь старику, залечить его душевную рану. Они немного проехали молча, и Чень Чжэнь, заикаясь, сказал:

— Отец, в этом году трава выросла очень хорошая… степь Элунь такая красивая… а в будущем году, возможно…

Старик металлическим голосом ответил:

— Будущий год? В будущем году не знаю, что ещё может случиться… Раньше даже слепые старики и то видели красоту степи, а сейчас степь обезобразили. Если я ослепну, будет и то лучше, чтобы не видеть, во что она превращается…

Старик закрыл глаза, в горле у него возник беспорядочный дряхлый и охающий звук, который покрыл степную траву и растущие хризантемы. Чень Чжэнь услышал слова чистой и красивой детской песенки:
		— Жаворонок пропел, весна пришла.



		Байбаки закричали, орхидеи распустились.



		Серый журавль запел, значит, пришли дожди.



		Волчата завыли, луна взошла.








Старик пел снова и снова, мотив песенки становился всё мрачнее, слова тоже становились всё более неясными. Как будто маленькая речка, пришедшая откуда-то издалека, которая протекала через степь и затерялась где-то в степных лугах. Чень Чжэнь подумал: «Возможно, дети цюаньжунов, гуннов, сяньбийцев, тюрков, киданей, а может быть, и дети Чингисхана тоже пели эту песню? Однако следующие поколения, живущие в степи, смогут ли они услышать и понять её? Тогда они, возможно, спросят: Что такое жаворонок? Что такое байбаки? Серый журавль? Волки? Что такое орхидеи?..».




35


У императора Ян-ди была фамилия Цзян… фамилия Цзян — одна из рода цянов (северо-западные малые народы Китая) западных наций, она раньше всех вошла в центральную часть Китая.

    

Фань Вэньлань. «Сокращённое издание общей истории Китая»






Западные Цяны… считают гибель на поле боя счастьем, а смерть из-за болезни — несчастьем. Они терпят невзгоды и лишения, как птицы и звери, и когда женщина рожает ребёнка, то она не укрывается от ветра и снега. У них характер волевой и дерзкий, его называют «золотым духом» западных народов.

    

«История поздней династии Хань. Западные цяны»






Первый снег в начале зимы, который выпал в этом году, быстро растаял и очень сильно увлажнил воздух, на равнине стало холодно и сыро. Как только люди покинули новые летние пастбища, шум и оживление лагеря остались в прошлом, и каждая маленькая бригада снова отстояла от другой на расстоянии нескольких десятков ли, и даже лая собак ближайших соседей не было слышно. Трава в степи вся пожелтела, и только степной воздух был наполнен глубоким осенним запахом, небо было почти чистым, облака редкими, словно мелкие барашки волн на поверхности озера. Степные беркуты летали ещё выше и казались меньше, чем ржавые пятнышки на зеркале. Они не могли схватить уже спрятавшихся в норы байбаков и сусликов, и им оставалось только парить у самых облаков, чтобы с ещё большей высоты искать диких зайцев, а сменившие цвет монгольские дикие зайцы спрятались в высокой траве, так что лисицам трудно было обнаружить их. Старик говорил, что с наступлением зимы много беркутов умирают от голода.

Чень Чжэнь достал моток железной проволоки, чтобы заделать дыру, прогрызенную волчонком в ящике из ивовых веток, который находился на повозке. Ещё он потратил целый день, чтобы смастерить из проволоки крышку для ящика. Эта проволока толстая, и Чень Чжэнь надеялся, что волчонок не сможет её перегрызть. Зимой снег покроет большую часть пастбищ, и травы для скота останется совсем мало, поэтому скотоводам придётся снова переезжать на другое место, на те пастбища, где зимой есть трава. Но зимой скотоводы переезжают на небольшие расстояния, обычно приблизительно на полдня пути. Волчонок при переезде может сопротивляться, и если захочет прогрызть ящик, то это будет почти невозможно. Чень Чжэнь вздохнул; он мучительно думал полмесяца, как сделать переезд для волчонка не таким тяжёлым.

Чень Чжэнь и Ян Кэ часто садились рядом с волчонком и одновременно гладили его и разговаривали. В эти моменты волчонок как бы прислушивался к друзьям, поставив вертикально уши и вытянув шею. Но потом он уставал, клал свою голову и шею на колени, чтобы его почесали. Друзей всегда беспокоило будущее их и волчонка, Ян Кэ говорил, что если от волчонка родятся щенки, то он точно не захочет убегать, волки всегда заботятся о своей семье, все волки — это примерные мужья, тогда можно будет не держать его на цепи, чтобы погуляв в степи, он всё равно потом вернётся к семье.

Чень Чжэнь качал головой: «Если так, то это уже не волк, я вообще-то не хочу оставлять его здесь… Я всегда мечтаю иметь дикого волка другом. Допустим, я на лошади поеду на северо-запад на приграничную дорогу, зайду там в горы и крикну: «Волчонок, Волчонок, кушать!». И он прибежит вместе со всей своей семьёй, у них ни у кого не будет ошейников, их клыки острые, здоровье крепкое, и они будут кувыркаться со мной на траве, лизать мне лицо, но ни в коем случае не будут меня кусать… Но теперь у волчонка клыки не острые, мои мечты остаются только мечтами…».

Возвращаясь к действительности, Чень Чжэнь и Ян Кэ больше всего беспокоились о ранах волчонка. Его стёртые подушечки лап уже почти зажили, но почерневшие зубы сильнее расшатывались, а дёсны всё больше опухали. Он уже не мог, как раньше, со всей силы вгрызаться в пищу, иногда, набрасываясь на еду, забывал о зубной боли, яростно захватывал, но потом отпускал её, открывал рот и вдыхал прохладный воздух и непрерывно облизывал больные зубы, и только когда проходила боль, он мог потихоньку есть следующий кусок.

Но ещё больше Чень Чжэня беспокоила его рана в глотке, которая тоже никак не заживала. Он продолжал во время еды давать волчонку лекарственный порошок, заставляя его проглатывать. Рана больше не кровоточила, но когда волчонок глотал пищу, то она проходила с трудом, к тому же он часто кашлял. Чень Чжэнь не мог пригласить ветеринара, и ему пришлось достать несколько медицинских книг и самому изучать их.




Зимой в степи дни короткие, каждый день пасут овец по шесть-семь часов, это в два раза меньше, чем летом, и если не бывает снежных бурь, то зимний сезон — это время отдыха для пастухов. Чень Чжэнь собирался уделять всё время воспитанию волчонка, чтению книг и упорядочению своих записей. Он хотел дождаться, когда выпадет снег, и любоваться волчонком на снегу. Чень Чжэнь верил, что непокорность, мудрость и таинственность волков является фонтанирующим источником степной жизненной пьесы и волчонок уж точно даст ему до конца досмотреть её.

В долгую морозную зиму убежавшие к границе волки обязательно столкнутся с ещё более суровыми условиями существования, а волчонок, напротив, будет обеспечен пищей. Зимняя шерсть волчонка уже стала длинной и ровной, совсем как у взрослого волка, но под шерстью ещё был мягкий подшёрсток, который был короче на пять пальцев. Если сунуть руку в шерсть, то температура там как в маленькой печке. Маленькая собака, из подросших щенков, часто прибегала к волчонку и играла с ним.

Выпавший в третий раз снег, ко всеобщей радости, не растаял. Маленькая бригада, руководимая Гасымай, словно древнее степное племя, постепенно подготовилась к переезду по широкой степи. Чень Чжэню снова предстояло перевозить волчонка на новое место, туда, где нет посторонних людей, — на зимнее пастбище.




Чень Чжэнь и Гао Цзяньчжун тщательно расчистили снег деревянными лопатами и нагрузили полную телегу сухого коровьего навоза, затем освободили подходы к овцам, коровам, к волчонку, убрали снег вокруг юрты. У Чень Чжэня было хорошее настроение, потому что у них была ещё одна телега, специально для волчонка.

На следующий день рано утром они сложили юрту и погрузили на телегу, потом перед самым отъездом подогнали эту «спецповозку» к волчонку и хитроумным способом, придуманным Чень Чжэнем, погрузили волчонка в ящик на телеге. Волчонок сначала в гневе укусил несколько раз стенку из железной проволоки, но зубная боль заставила его больше не делать этого. Как только повозка тронулась, он от страха наклонил голову, вжал в себя шею, полуприсел, поджав хвост, и так, не двигаясь, всю дорогу стоял, пока не приехали на новое место.

После того как они успешно выгрузили волчонка, Чень Чжэнь дал ему вкусной еды — варёных жирных коровьих хвостов, чтобы волчонок немного пришёл в себя. Чень Чжэнь специально порезал их, чтобы волчонку легче было глотать. Больные зубы и глотка оказывала влияние на дух и темперамент волчонка: если раньше он за два-три укуса заглатывал жирный коровий хвост, то сейчас ему требовалось для этого семь-восемь подходов. Чень Чжэнь из-за этого очень сильно переживал, он не знал, сможет ли окончательно затянуться эта рана…

Волчонок всё больше подрастал, и цепь становилась для него всё более короткой. Он ощущал небольшую «диспропорцию» между своими размерами и длиной цепи, он, наверняка, чувствовал себя узником, и это могло его бесить и вызывать чувство протеста; он со всей силы тянул цепь, рвался на ней. Необходимо было удлинить цепь, потому что иначе волчонок мог себя просто удушить, не обращая на это внимания, тем более что рана в глотке волчонка ещё не заросла. Чень Чжэню пришлось удлинить цепь ещё на двадцать сантиметров, он понимал, что этого очень мало, но не мог сделать её ещё длиннее, так как сила натяжения цепи в этом случае становилась больше. Чень Чжэнь волновался, что цепь когда-нибудь может перетереться и оборваться.

Каждый новый сантиметр свободного пространства был для волчонка дорог, и поэтому, когда ему удлинили цепь, он был несказанно рад. Подушечки на лапах у него уже не болели, и он бешено носился по своей новой расширенной территории, как ветер, круг за кругом, словно бегущая стая из десятка волков.

Чень Чжэнь, наблюдая за выступлениями волчонка, обнаружил, что тот бегает не только от радости, но он как будто имеет план и цель. Чень Чжэнь почувствовал, что волчонок инстинктивно тренирует свою скорость для побега из тюрьмы, и его желание сорваться с цепи была намного больше, чем летом и осенью. Этот всё более мужавший и крепнувший волчонок проглядел все глаза на бескрайние степные просторы, на свободную степь, как будто мог поглотить эту свободу. Чень Чжэнь понимал настроение и желание волчонка, но он не мог сейчас дать ему эту свободу, и это, возможно, было самое жестокое наказание. Тем не менее волей-неволей Чень Чжэнь продолжал заставлять волчонка терпеть, и волчонок по-прежнему бегал по своему замкнутому кругу. Он непрерывно сильно затягивал цепь, что плохо отражалось на никак не заживающей ране в глотке. Когда Чень Чжэнь смотрел на волчонка, его сердце сжималось от боли. Ему только оставалось чаще проверять цепь, чтобы предотвратить замыслы волчонка о побеге, побеге туда, где он один не выживет…

Чень Чжэнь глубоко ушёл в сомнения и тревожные мысли относительно своего поступка. Надо было бы почитать книги на эту тему, но он всё время колебался и задумывался, он почувствовал, что его собственная душа как будто прониклась теми же, что и у волчонка, симптомами болезни. Он постепенно, шаг за шагом, отдалялся от волчонка, он не знал, что ещё мог сделать для него.

Характер в конце концов определил судьбу волчонка.

Чень Чжэнь считал, что в эту холодную зиму он окончательно потерял волчонка, и это было неизбежное распоряжение Тэнгри, наказание Тэнгри, и оно будет всегда лежать на его совести.

Обида волчонка вдруг усилилась, в бескрайней степи не было ни звука, волки ушли, а кроме волков, зимой в степи скотоводов не тревожил никто, и лая собак, соответственно, тоже не было слышно. Стояла безветренная, безлунная, беззвёздная ночь. Нигде не было ни единого признака жизни.

Во второй половине ночи Чень Чжэнь вдруг был разбужен яростным звоном цепи. Чень Чжэнь проснулся и прислушался. Издалека, где-то со стороны границы, доносился очень слабый, иногда прерывающийся волчий вой, словно звук духового музыкального инструмента, трескучий и горестный. Возможно, эти изгнанные со своей территории волки, попав на территорию других, более жёстких стай, подвергаются их ударам, и оставшиеся в живых белый вожак и несколько раненых волков вернулись с юга границы в безлюдный район. Однако они не могут прийти на родную землю, ещё не высохшую от крови их братьев. Вожак беспокойно выл, как будто созывал остатки своих рассеянных войск, готовясь ещё раз предпринять штурм, вступить в последний смертный бой.

Чень Чжэнь уже больше месяца не слышал в степи Элунь волчьего воя. Этот отдалённый слабый вой принёс ему сообщение, наполнившее его волнением. Он подумал, что старик Билиг, наверное, сейчас плачет, — этот слишком уж жестокий вой, по сравнению с полным безмолвием, заставил людей потерять последнюю надежду. Самые лихие, свирепые и мудрые волки степи Элунь очень быстро оказались истреблены специально нанятыми меткими стрелками. После того как степь покрылась снегом, джипы уже не ездили, но те стрелки пересели на быстрых лошадей и продолжали свою охоту. И волки, похоже, не имели уже силы снова пойти и кровью пробить себе дорогу, чтобы обосноваться на новой территории.

То, о чём что больше всего беспокоился Чень Чжэнь, наконец случилось. Давно подзабытый волчий вой вдруг возбудил у волчонка надежду, порыв, сопротивление и желание бороться. Он сразу стал нервным и бешеным, превратился в заряженный и готовый вырваться патрон, в волнении хотел послать ответный вой. Однако его глотка была изранена, он уже не мог передать сообщение своим собратьям, он занервничал и, не обращая внимания ни на цепь ни на столб, стал бешено прыгать, не думая, что может сломать себе шею, он хотел порвать цепь, вырваться из ограничивавшего его круга со столбом в центре. Чень Чжэнь своим телом ощутил яростные удары, сотрясавшие замёрзшую землю. Прыжок, ещё прыжок; чем больше волчонок прыгал, тем больше свирепел.

Чень Чжэнь от испуга вскочил, быстро оделся и выбежал из юрты, включив фонарик. На снегу повсюду были следы крови, у волчонка изо рта пузырилась кровь, от многократных прыжков цепь затянула его, как удавка, на груди замёрзли кровяные подтёки. Снег был в багровых пятнах, в воздухе стоял запах крови, поднимался дух смерти.

Чень Чжэнь, не обращая внимания ни на что, побежал и хотел обнять волчонка, но только он протянул руки, как волчонок укусил его — и из дублёнки был вырван кусок кожи. Ян Кэ тоже выскочил как сумасшедший, но они вдвоём не могли приблизиться к волчонку, он, задыхаясь, совсем взбесился и был похож на дьявола с налитыми кровью глазами или просто на жестоко убивающего себя бешеного волка. Тогда они взяли толстую и крепкую кошму и накрыли волчонка, пытаясь остановить его, сильно прижали его к земле. Волчонок в бешенстве грыз землю, кошму, всё, что мог достать, и всё время дёргал головой, затягивая цепь. Чень Чжэнь почувствовал, что сам скоро сойдёт с ума, но он продолжал терпеливо ласково звать волчонка: «Волчонок, Волчонок…». Неизвестно, сколько прошло времени, волчонок наконец обессилел и потихоньку обмяк. Друзья словно пережили битву с диким волком, рухнули на землю и стали вдыхать свежий воздух.

Небо уже стало светлее, они открыли кошму и посмотрели на результат бешеного сопротивления и жажды свободы: больные зубы полностью выпали, и из дёсен кровь лилась не прекращаясь. Из горла тоже шла кровь, ещё сильнее, чем тогда при переезде, видимо, открылась старая рана, но к ней прибавилась новая. Казалось, что крови вокруг так много, даже больше, чем тогда, когда волки уничтожили табун лошадей, кровь везде превратилась в лёд. Ноги у Чень Чжэня от ужаса обмякли, голос дрожал. Заикаясь, он пробормотал:

— Конец, в этот раз, видимо, конец…

— По-моему, половина крови волчонка на земле, а если дальше так пойдёт, то она вся выльется… — ответил Ян Кэ.

Друзья не знали, как остановить волчонку кровь. Чень Чжэнь вскочил на лошадь и поскакал к Билигу. Старик, увидев окровавленного Чень Чжэня, подпрыгнул от испуга, потом они быстро поскакали обратно. Старик сказал Чень Чжэню, чтобы тот достал кровоостанавливающее лекарство. Когда Чень Чжэнь нашёл лекарство, старик вошёл в юрту, отрезал от висевшей туши барана кусок лёгкого, размягчил его в горячей воде, отпилил от него все жёсткие части и разделил кусок пополам. Потом он вкрапил лекарство в куски лёгкого и отдал Чень Чжэню, чтобы тот дал волчонку. Волчонок с трудом проглотил кусок. Когда кусок прошёл через горло, вместе с ним хлынула кровь, и он чуть не подавился. Лекарство немного остановило кровотечение.

Старик покачал головой:

— Наверное, не выживет, он потерял слишком много крови, и рана в жизненно важном месте — в глотке. Сейчас кровь вроде остановили, а в следующий раз он опять услышит вой волков, ты сможешь остановить? Бедный волчонок не дал тебе вырастить его. Я думаю, это тяжелее пережить, чем ножом по горлу…

— Отец, я хочу дальше его растить, посмотрите, может быть, его ещё можно спасти? Научите меня вашим методам лечения… — горько сказал Чень Чжэнь.

Старик вытаращил глаза:

— Ты ещё хочешь его выращивать? Ты так и не понял, что это волк и в нём волчья свирепая сила? Его надо скорее убить, позволить ему погибнуть, как настоящему волку! Не сравнивай его с больной собакой! Помоги отойти его душе!

У Чень Чжэня задрожали руки, он никогда не думал, что ему надо будет когда-нибудь убить волчонка, это было выше его сил, и он попросил ещё раз:

— Отец, послушайте меня, как я могу его убить… Если есть хоть малейшая надежда, я хочу его спасти…

Старик помрачнел, сердито кашлянул несколько раз, плюнул на снег и произнёс:

— Вы, китайцы, никогда не поймёте монгольских волков!

Сказав это, он сердито запрыгнул на лошадь, хлестнул её кнутом и помчался к своей юрте. Ян Кэ, наклонив голову, молвил:

— Я никогда не видел старика в таком гневе… Волчонок уже не маленький, он вырос, он теперь готов бороться с нами за свою свободу, только волки действительно «лучше умрут, чем покорятся». А в такой ситуации волчонок действительно не выживет. Я думаю, что лучше послушать отца, воздать волчонку последние почести…

У Чень Чжэня слёзы на лице превратились в лёд. Он вздохнул и сказал:

— Ну как я могу не понять слова отца? Но исходя из собственных чувств я не могу так поступить. Волчонок для меня словно сын… Дай мне ещё хорошо подумать…

Потерявший много крови волчонок, шатаясь, встал, пошёл на границу своей территории, лапой наскрёб себе снега и стал его есть. Чень Чжэнь в волнении обнял его и спросил Ян Кэ:

— Волчонок, наверное, снегом уменьшает свою боль. Разрешать ему есть снег или нет?

Ян Кэ сказал:

— Я думаю, что он хочет пить. Потеряв так много крови, разве можно не мучиться жаждой? Я думаю, что сейчас он пусть сам решает, сам думает, что ему нужно делать.

Чень Чжэнь отпустил руки, волчонок с трудом глотал снег. У ослабевшего волчонка боль сопровождалась ознобом, и он сильно дрожал. В конце концов он не смог больше стоять и повалился на снег, с трудом свернулся в клубок, большим хвостом закрыв свою морду. Волчонок продолжал дрожать с каждым вдохом, при выдохе дрожь немного ослабевала. У Чень Чжэня болело сердце. Он никогда не видел ещё волчонка таким слабым и беспомощным, он достал кусок толстой кошмы и накрыл волчонка. Тут он смутно почувствовал, что душа волчонка потихоньку покидает его тело.

Наступил полдень, Чень Чжэнь сварил волчонку кашу из бараньих хвостов, остудил немного в снегу и пошёл покормить волчонка. Волчонок собрал последние силы, показал всем видом, что очень голоден, однако он уже ел не так, как едят волки. Он ел и останавливался, ел и останавливался, во время еды кашляя кровью. Но когда он глотал кашу, кровь всё же прекращалась, Чень Чжэнь кормил его три раза в день.

Два дня подряд Чень Чжэнь и Ян Кэ днём и ночью непрерывно, по очереди дежурили и ухаживали за волчонком. Но волчонок раз от раза ел всё меньше, в самый последний раз он почти ничего не смог съесть, а проглатывал в основном только свою кровь. Чень Чжэнь взял с собой три бутылки водки в качестве подарка и поскакал за врачом, чтобы тот посмотрел волчонка. Врач приехал и сказал: «Не тратьте напрасно силы и время, это ещё волк так долго держится, собака бы на его месте давно концы отдала».

Врач даже лекарства не дал, сел на лошадь и ускакал к другим своим пациентам.




На третий день рано утром Чень Чжэнь вышел из юрты и увидел, что волчонок сам открыл кошму и лежит на земле мордой кверху и учащённо дышит. Они с Ян Кэ подбежали посмотреть и чуть не упали от испуга. Шея волчонка распухла так, что ошейник врезался в нее, и, только лежа на спине, он мог ещё немного дышать. Чень Чжэнь быстро ослабил ошейник, волчонок глубоко вздохнул, долго дышал неровно, потом вдруг вскочил в агонии, друзья раскрыли рот волчонка и увидели, что глотка похожа на огромную опухоль, поверхность которой уже начала гноиться.

Чень Чжэнь, потеряв надежду, сел на землю, волчонок изо всех сил поднялся на передних лапах, сел перед лицом Чень Чжэня, наполовину открыв рот, наполовину свесив язык, капая кровавой слюной. Он, словно старый волк, смотрел на Чень Чжэня пронзительно, как будто хотел что-то ему сказать, однако не смог издать ни звука. У Чень Чжэня слёзы лились ручьями, он обнял шею волчонка, в последний раз упёршись головой в его лоб. Волчонок как будто больше не мог терпеть, оттолкнулся передними лапами и резко встал.

Чень Чжэнь вскочил, побежал к юрте, взял железную лопату и вернулся обратно, неся её за спиной. Он большими быстрыми шагами подбежал к волчонку. Волчонок по-прежнему сидел и тяжело дышал, передние лапы дрожали ещё больше, было видно, что он сейчас упадёт. Чень Чжэнь подошёл к нему сзади, высоко поднял лопату, собрал все свои силы и ударил волчонка по затылку. Волчонок не издал ни звука, мягко осел на землю. Как настоящий монгольский степной волк, он твёрдо держался до последнего вздоха…

В этот момент Чень Чжэнь почувствовал, словно его душа тоже покинула тело. Он как будто снова услышал этот звенящий звук вылетевшей души, в этот раз она тоже не хотела возвращаться. Чень Чжэнь, как белый ледяной столб, застыл возле волчонка…

Все домашние собаки, не зная, что случилось, выскочили посмотреть, увидев уже мёртвого волчонка на снегу, обнюхали его, а потом испуганно убежали. Только Эрлань яростно и без остановки стоял и лаял на своих хозяев. Ян Кэ, глотая слёзы, сказал:

— Осталось ещё одно дело. Сделаем так, как учил Билиг. Я сниму с него шкуру, а ты иди в юрту успокойся.

Чень Чжэнь тупо пробормотал:

— Мы вместе вытаскивали его из норы, вместе и снимем с него шкуру, и отправим его к Тэнгри…

Друзья, сдерживая дрожь в руках, осторожно сняли с волчонка шкуру, шерсть у него, как и прежде, оставалась густой и блестящей, но на теле почти не осталось жира. Ян Кэ повесил шкуру волчонка на верхушку юрты, Чень Чжэнь взял чистый мешок и положил в него тело волчонка привязал к седлу лошади. Они поехали в горы, нашли несколько камней, на которых остался помёт беркутов, расчистили снег и положили тело волчонка на землю. Так они похоронили волчонка по обычаям степных народов…

Они вдвоём, не сговариваясь, посмотрели на небо, там уже парили два беркута. Они снова наклонили головы и посмотрели на волчонка, его тело уже покрылось тонкой корочкой льда. Чень Чжэнь и Ян Кэ быстро сели на лошадей и поехали обратно. Когда доехали до луга, то обернулись, беркуты уже снизились и сели на вершину недалеко от места, где лежал волчонок. Значит, он не замёрзнет, а быстро унесётся на небесное кладбище, с помощью степных беркутов поднимется к Тэнгри.

Когда они вернулись домой, Гао Цзяньчжун уже снял шкуру с юрты и набил её сухой травой, положил перед входом в юрту. Потом друзья выстругали берёзовый шест, закрепили на нём шкуру волчонка и воткнули в глубокий снег около юрты.

Холодный северо-западный ветер сильно раскачивал шкуру на шесте, основательно её проветривая. Над юртой из трубы поднимался белый дымок, он развевался под шкурой волчонка. Волчонок уже уносился в заоблачные дали, сейчас на его шее уже не было ошейника с цепью, а под ногами — притягивающей его земли.

Чень Чжэнь и Ян Кэ долго смотрели на развевающегося в воздухе волчонка, на Тэнгри. Чень Чжэнь низким голосом пробормотал: «Волчонок, волчонок, Тэнгри расскажет тебе о твоей прошлой жизни и о настоящем. Укуси меня в моём сне, укуси сильно-сильно…».




Эпилог


После исчезновения в степи Элунь степных волков, через год ранней весной командование производственно-строительного корпуса приказало уменьшить количество собак в степи, чтобы экономить дорогие говядину и баранину для снабжения ими хозяйственного корпуса, которому не хватало питания. В первую очередь это отразилось на щенках. Почти всех новорожденных щенков в степи отправили к Тэнгри. В степи Элунь везде были слышны душераздирающие вопли сук, кроме того, можно было видеть, как собаки выкапывали щенят, потихоньку закопанных хозяевами, и, держа в зубах мёртвых детёнышей, кружились как сумасшедшие. Женщины в степи громко рыдали, а мужчины безмолвно плакали. Степные домашние и охотничьи собаки день ото дня стали худеть.

Через полгода Эрлань ушёл далеко от юрты, и, когда он как-то раз горевал в зарослях травы, он был застрелен одним из бойцов военного корпуса с грузовика и увезён. Чень Чжэнь, Ян Кэ, Чжан Цзиюань и Гао Цзяньчжун с исступлением бросились к командованию корпуса, но те никак не хотели искать убийцу. Все пришлые китайцы объединились и собрались заодно, они вместе ели собачатину и прятали убийцу.

Через четыре года на рассвете началась снежная буря, один старик и один средних лет человек на лошадях запрягли воловью повозку и поехали к приграничному шоссе. На воловьей повозке было тело старого Билига. В бригаде два из трёх небесных кладбищ уже были заброшены, некоторых скотоводов после смерти уже похоронили, как китайцев, в земле. Только старый Билиг наказал после смерти отвезти его туда, где, возможно, ещё есть волки. Он завещал двум своим дальним братьям переправить его в безлюдный район севернее от приграничного шоссе.

По словам младшего брата старика, той ночью к северу от приграничного шоссе волчий вой не прекращался всю ночь, волки беспрерывно выли до рассвета.

Чень Чжэнь, Ян Кэ и Чжан Цзиюань все считали, что у отца Билига была горькая и в то же время счастливая судьба. Потому что он — возможно — был последним монгольским стариком, душа которого вознеслась к Тэнгри. По степному обычаю его труп оставили на съедение волкам или степным беркутам. После этого стая степных волков больше не возвращалась в степь Элунь.

Впоследствии Чень Чжэнь, Ян Кэ и Гао Цзяньчжун поочерёдно были вызваны в управление роты. Ян Кэ стал учителем в начальной школе, Гао Цзяньчжун пошёл работать трактористом в тяговой отдел, Чень Чжэнь трудился кладовщиком, только Чжан Цзиюань ещё остался пасти лошадей по просьбе скотоводов. Илэ вместе с её щенятами остались в семье Бату и Гасымай, а преданный Чень Чжэню Хуанхуан вместе с Чень Чжэнем поехал в управление роты. Но когда Гасымай на повозке вместе с собаками приезжала в управление, Хуанхуан играл вволю вместе со своей подругой Илэ, а потом, когда они уезжали, он бежал за ними к скотоводам, и хотя все старались задержать его, но не могли, и каждый раз он жил там по нескольку дней, а потом сам возвращался к Чень Чжэню. Несмотря на то что скотоводческий отдел переезжал очень далеко, более, чем за сто ли, он всё время возвращался. Но каждый раз после этого ходил в мрачном настроении. Чень Чжэнь беспокоился, что с Хуанхуаном что-нибудь случится на полпути, но видел, что каждый раз он благополучно возвращался, к тому же ему было жалко лишить его свободы и радости общения с родными и со степью.

Однако через год Хуанхуан всё же потерялся. Степные люди все знали, что степная собака могла заблудиться и попасть в пасть волку. Степь Элунь уже исчезла, но хотя бы стая волков там ещё существовала. Тем не менее в степи никогда не было прецедента, когда стая волков перехватила и уничтожила бы одинокую собаку. Перехватить и убить Хуанхуана на полпути могли только люди, те, которые не из степных…

Чень Чжэнь и Ян Кэ снова вернулись в круг китайцев, которые строго придерживаются оседлого образа жизни. Вокруг большинство — демобилизованные и члены их семьей из внутренних районов, а также бойцы корпусов учащейся молодёжи из городов Тяньцзинь и Таншань. Но они оба чувствовали, что не могут по-настоящему вернуться к китайскому образу жизни, как раньше. В свободное от работы и самообразования время они оба часто поднимались на вершину небольшой горы недалеко от управления роты, долго смотрели вдаль в северо-западную сторону неба, в ослепительных и высоких облаках пытаясь найти волчонка, черты лица и контуры фигуры отца Билига…

В 1975 году монгольский производственно-строительный армейский корпус был официально распущен. Но бассейн реки Мацзюньцзы, где раньше были богатые и красивые луга, уже превратился в пески. Дома, машины, тракторы, а также большинство служащих и рабочих, с их взглядами и образом жизни ещё остались на степи. Степь Элунь из года в год вырождалась. Если слышали, что в какой-либо юрте овца была загрызена волком, то люди обязательно обсуждали это несколько дней, но больше говорили о том, что лошадиные копыта попадали в крысиные норы, и люди с лошадьми разбивались.

Через несколько лет, перед тем как Чень Чжэнь вернулся в Пекин для сдачи вступительных экзаменов в аспирантуру, он взял лошадь и поехал проститься с семьей Бату и Гасымай, а потом специально навестил ту столетнюю старую нору, где родился волчонок. Древняя нора всё ещё была глубокая и крепкая, на глубине пятнадцати-двадцати сантиметров в норе уже сплелась паутина, и две тонкие и длинные зелёные саранчи барахтались на этой паутине. Раздвинув траву, Чень Чжэнь просунул голову и посмотрел в нору, из норы шёл запах земли, а прежнего волчьего запаха, который бил в нос, видимо, давно уже не было. Перед старой норой осталась ровная открытая площадка, на которой семь волчат играли и грелись на солнце, но она уже позарастала высокими стеблями травы… Чень Чжэнь долго сидел у норы, у него не было волчонка, не было охотничьей собаки, никого.




Летом, в тридцатилетнюю годовщину того, как пекинские молодые интеллигенты отправились в степь Элунь для работы в производственной бригаде, Чень Чжэнь и Ян Кэ поехали из Пекина на синем джипе в степь Элунь.

После окончания аспирантуры при Институте общественных наук Чень Чжэнь исследовал общеполитическую обстановку и реформу политической системы, работая в институте при университете. Получив учёную степень бакалавра юридических наук, Ян Кэ, кроме того, стал магистром, а после — адвокатом, потом он создал адвокатскую контору, ставшую очень известной в Пекине. Эти два старых друга, которым уже по пятьдесят с лишним лет, всё ещё скучают по степи, но в то же время боятся снова вернуться туда. Однако в тридцатилетнюю годовщину, эту важную веху жизни, когда люди уже крепко стоят на ногах, они оба решились съездить в степь Элунь. Они вдвоём решили навестить их степных «близких», хошун Учжумуцинь, который они боялись ещё раз увидеть, ту родную нору волчонка в горах Чёрных камней. Чень Чжэнь ещё хотел поехать в степь, чтобы испытать и проверить свои положения в научно-исследовательских статьях.

Когда джип миновал границу Внутренней Монголии, всё небо было чистое и тёмно-синего цвета. Однако только те, кто долго жил в степи, знают, что Небо — уже не тот старый Тэнгри, на жарком и сухом небе нет ни одного облака. Степное небо почти стало песчаной пустыней. Там уже нельзя увидеть густой зелёной травы, между сухими и жёлтыми песками и редкой растительностью — огромные пространства затвердевших песков, как будто всё обложено огромными кусками грубой наждачной бумаги. На наполовину закрытом сухими песками шоссе грузовики с железными клетками, где томятся коровы и овцы, один за другим поднимая жёлтую пыль, едут навстречу. По дороге они почти не встретили ни одной юрты, ни одного табуна, ни одного стада коров. Иногда попадала отара, шерсть у овец была грязная и чёрная, сами они были худенькие и маленькие, даже хуже прежних оставшихся овец в степи Элунь… Чень Чжэнь и Ян Кэ оба почти отказались от намерения продолжать ехать вперёд. Но им стало жаль, что воспоминания о красивой изумрудной степи в сердце будут засыпаны сухой пылью, что наждачная бумага будет их тереть.

Ян Кэ остановил машину у дороги, стряхивая с себя пыль, и сказал Чень Чжэню:

— Больше десяти лет назад я был очень занят, у меня не было времени вернуться в степь. Однако сейчас мои подчинённые все могут справиться самостоятельно с работой, и теперь я смог найти время. Но, говоря по правде, в душе я ещё боюсь смотреть в степь. Весной этого года Чжан Цзиюань приезжал в степь Элунь один раз, он много мне говорил, что степь постепенно превращается в пустыню. Я очень долго морально готовился, но не думал, что степь так быстро изменится, действительность превзошла моё воображение.

Чень Чжэнь похлопал по рулю и попросил:

— Дай мне поуправлять машиной… Отец Билиг умер больше двадцати лет назад, и мы своими глазами увидели дурные последствия, предсказанные им. Мы оба действительно должны вернуться в степь Элунь почтить его память. Та нора волчонка уже, может быть, действительно засыпана песками. Старая нора — единственный памятник в мире, оставленный волками, которые господствовали в степи тысячи и тысячи лет.

— Столетняя старая нора — самая крепкая ещё несколько сотен лет не обвалится, а прошло только чуть больше двадцати лет. Она такая глубокая, даже пески её не засыпят, — вздохнул Ян Кэ.

Чень Чжэнь тоже пригорюнился:

— Я ещё скучаю по Улицзи, очень хочу увидеть его, а ещё хочу обратиться к нему за советами по поводу теории изучения степных волков. К сожалению, он уж очень печалился о степи. После пенсии он сразу покинул степь, уехал в город, живёт у дочери и лечит свои болезни. В Китае нет демократического механизма в науке для конкурсного отбора достойных, честным и лучшим учёным не дают дорогу. И единственный специалист в Китае, который занимался изучением воинов, и тот уже не может работать. По-моему, пески государственной системы более страшны, чем жёлтые пески степи, именно они и являются настоящим источником гибели.

Джип проехал больше тысячи километров по сухой пыли и под жарким ветром, руки путников обгорели и болели, лишь тогда только они оба приблизились к степи Элунь. На другой день джип въехал в Элунь, они всё же увидели редкие пастбища. Степь Элунь была зелёная, но если чуть наклонить голову, то видно, что трава на пастбище очень редкая, можно разглядеть песчаную пыль и гравий на поверхности земли. А в прошлом под густыми травами был перегной из старозалежных трав, овечьего и лошадиного навоза, и даже ещё росли тонкие и длиные грибы с серыми шляпками. Чень Чжэнь вдруг вспомнил древние стихи о начале весны в степи, и он с горечью их продекламировал:

«Смотришь вдаль — видишь цвет травы, а близко — ничего не видно».

Они знали, что если поедут дальше, то там будет тысячелетняя древняя река, где вода по лошадиное колено, а иногда даже доходит до лошадиного живота. Прежде только грузовики могли перейти реку вброд, военные джипы проскакивали реку лишь по инерции, когда со всей мощью мчались к реке. Когда в степи наступал сезон дождей, эта река часто прерывала связь внешнего мира с пастбищем, иногда на целый месяц. Чень Чжэнь и Ян Кэ начали обсуждать, как перейти реку, но джип уже доехал до берега реки, когда они посмотрели вниз, то сразу обомлели. Когда они уезжали из степи, в старой реке ещё было стремительное течение, сейчас она обмелела — обнажились камни, на русле реки остался лишь мокрый крупный речной песок и щебень, поверхность пересохла, и было только несколько тонких извилистых ручейков, блестящих земляных червей. Джип легко перешёл реку, но у них на сердце стало ещё тяжелее.

Прошло немного времени, Чень Чжэнь с Ян Кэ как будто вошли на степное поле сражения: на широком пространстве Элунь везде были расставлены цементные сваи и железные сетки. Джип, как оказалось, шёл в проходе, образованном сооружениями. Чень Чжэнь внимательно смотрел сквозь железные сетки и заметил, что каждое пастбище, окружённое ими, занимает площадь в несколько сотен му, там трава выше, чем снаружи, но всё же по-прежнему просматривается песок:

— Вот это то, что называется «склад травы». После того как пастбища отдали в семейный подряд, каждая семья огородила пастбище для того, чтобы там рождались ягнята, а летом, осенью и зимой они не переезжали на сезонные пастбища, — сказал Ян Кэ.

Чень Чжэнь усмехнулся:

— На сколько хватит этого небольшого количества травы?

— Я слышал, что в эти годы все скотоводы стали уменьшать поголовье своего скота, некоторые уже уменьшили в два раза, — ответил Ян Кэ.

Ещё они проезжали мимо нескольких «складов травы», и оба заметили, что между каждыми были построены три-четыре дома из кирпича и с черепичными крышами, а также круглые сараи для ягнят. Но сейчас в домах никого не было, трубы не дымили, перед дверями не было собак и телят. Скотоводы, возможно, переехали на бесхозные пастбища в глубине гор, отогнали туда скот. Глядя на железные сетки в степи, Чень Чжэнь с тяжким раздумьем сказал:

— На этом пастбище, где разводят самых известных монгольских боевых лошадей, в прошлом ведь никто не боялся и не ставил железных сеток?

Друзья продолжали двигаться вперёд, они хотели скорее увидеть людей. Однако, обогнув хорошо знакомый горный хребет, достигнув мест, где раньше было управление пастбищ, увидели, что там везде пески и растёт редкая трава, беспорядочно снуют мыши, кругом мышиные норы, похожие на змеиные, около нор повсюду насыпаны кучки песка. Бывших строений из кирпичей уже не осталось. Кругом были только пески и мыши.

Чень Чжэнь вздохнул:

— В степи без волков королями стали мыши. Копают глубокие норы, запасают зерно. Кто говорит, что мыши не могут стать тиранами? Китайцы хотя и кричат, что их надо убивать, но подсознательно уважают мышей, ведь мышь среди зодиакальных знаков стоит на первом месте, и очень схожа по кругозору с маленьким крестьянским сознанием, способности к размножению и твердолобости.

Вдруг по дороге им попался монгольский парень лет пятнадцати-шестнадцати, ехавший на мотоцикле. Мотоцикл поравшялся с джипом и остановился. Чень Чжэнь с удивлением обнаружил, что у парня за спиной висит малокалиберная винтовка, а к мотоциклу сзади привязан убитый беркут, с которого ещё капает кровь. У Чень Чжэня в памяти промелькнул тот день, когда отец Билиг впервые увидел такую винтовку у офицеров. Он даже не мог подумать, что монгольские дети уже носят с собой такое оружие.

Ян Кэ спросил у парня, где живут Бату и Гасымай, и тот показал им в сторону границы:

— Проедете приграничное шоссе, увидите самую большую каменную овчарню — это и есть их дом.

Сказав это, он развернулся и помчался в другую сторону.

Джип поехал дальше по уже знакомой им двоим дороге. Когда проезжали гору, Чень Чжэнь пытался искать взглядом байбаков.

— Разве можно встретить хотть одного байбака, когда даже дети носят с собой малокалиберные винтовки? — спросил Ян Кэ.

Чень Чжэнь отвернулся.

Джип проехал мимо нескольких домов, где живут люди, выбегавших собак было очень мало, всего две-три. Это не то, что раньше, когда жили в юртах, — в каждой семье их было по семь-восемь больших собак. Чень Чжэнь вздохнул:

— Я вспомнил Эрланя. Если бы он был сейчас жив, эти худые травинки по сравнению с ним разве можно было бы назвать собаками?

— Когда в степи не стало волков, все остальные звенья цепи этого живого организма расслабились, ужались и сократились. Без волков свирепые собаки превратились в послушных домашних животных, а боевые лошади в бутафорию и транспорт для путешественников, — сказал Ян Кэ.

Как только джип заехал на приграничную дорогу, сразу можно было увидеть длинную пограничную полосу. У друзей глаза слегка расширились от удивления. Ранее незаселённая десятикилометровая полоса сейчас уже была полностью освоена скотоводами и превратилась в цветущие пастбища. После того как они проехали более пятисот километров, появилось первое и единственное место, которое можно было назвать степными пастбищами. Хотя трава здесь была наполовину короче, чем в прошлом, всё равно, как прежде, густая и зелёная. На этих приграничных землях, на которые раньше было запрещено селиться в течение нескольких десятков лет, всё благоухало. Дома из красного кирпича и каменные овчарни один за другим стояли вдоль границы, каждый дом находился на относительной высоте по отношению к окружающей местности. На пастбищах было множество коров и овец, около десяти разных стад, стада были крупные, каждое от трёх до четырёх тысяч голов. Скотоводы здесь превратились из кочевых в оседлых.

Ян Кэ достал бинокль, внимательно посмотрел и заметил:

— Здешние овцы к тому же и очень огромные, мы с тобой тогда ещё не пасли таких больших овец, эти здоровее раза в два. Как чабаны не устают?

— Раньше овцы были общественные, а сейчас, когда их распределили по хозяевам, каждый и откармливает как следует, — сказал Чень Чжэнь.

Чень Чжэнь, увидев такие процветающие оседлые пастбища, однако почувствовал в душе какую-то пустоту. Раньше, когда пасли скот в разные сезоны на разных пастбищах, скотоводы не беспокоились, что трава будет съедена без остатка. Но сейчас, кроме «склада травы», больше нет других пастбищ. Им хотелось узнать, как скотоводы собираются жить дальше? Чень Чжэню показалось, что это последний, «фальшивый» расцвет монгольской степи.

Навстречу джипу приближались два мотоцикла и быстрая лошадь. Наконец-то Чень Чжэнь увидел всадника. Мотоциклы всё же опередили лошадь, затормозили перед машиной. Чень Чжэнь и Ян Кэ радостно закричали:

— Баяр! Баяр! — Они вылезли из машины и стали обнимать Баяра, как родного.

Баяр кричал:

— Чень Чжэнь! Чень Чжэнь! Мама, как увидела машину, сразу сказала, что это ты приехал, она послала встретить тебя! — Потом обнял Ян Кэ и произнёс: — Мама сказала, раз Чень Чжэнь приехал, то ты тоже обязательно приедешь. Давайте скорей к нам домой.

Двое молодцев слезли с лошади и мотоцикла, подошли к друзьям. Баяр объяснил, что это его сыновья, одному на вид было шестнадцать-семнадцать, а другому — четырнадцать-пятнадцать лет. Баяр сказал, что их сейчас отпустили на летние каникулы, они только что приехали из уезда.

Дома встреча была радостной, все обнялись и расцеловались. Их семья сейчас имела огромную каменную овчарню, больше раза в три, чем раньше в производственной бригаде. Внутри овчарни была отдельная комната, где находилась телевизионная антенна и ветряной двигатель. Около западного окна дома стоял накрытый тентом джип старой модели. Вокруг дома и овчарни на расстоянии одного ли был сплошной песок и росла очень редкая серая трава высотой в половину человеческого роста.

Чень Чжэнь и Ян Кэ вынесли из машины много угощений, еды и питья, сигарет, подарков. Гостиная у Бату и Гасымай была не меньше сорока квадратных метров, хорошо обставлена. На стене висел большой ковёр с портретом Чингисхана, он со стены обозревал своих потомков и гостей Чень Чжэнь почтительно встал перед портретом.

— Один из родственников отца из внешней Монголии, когда навещал нас, принёс ковёр в подарок. Ещё он сказал, что здесь очень богатый край, дороги очень хорошие, и образование, и пастбища тоже, не сравнить с тем, что там… Родственник из внешней Монголии ещё рассказывал, что у них там есть специальная зона, защищённая от волков, и что там запрещено их бить… — сказала Гасымай.

Все сели за стол, стали пить и есть.

Небо уже слегка потемнело, снаружи донёсся звук копыт овец. Чень Чжэнь и Ян Кэ поспешно выбежали из дома, овцы шли словно большое половодье. Чабан, одетый в китайскую одежду, гнал овец. Чень Чжэнь догадался, что это, наверное, наёмный рабочий, из тех, что появились в степи Элунь. Они помогли ему загнать овец. Бату улыбнулся:

— Вы, чабаны, ещё не забыли свою старую работу. Двадцать с лишним лет прошло, а ещё помните, что сытых овец нельзя быстро погонять.

Чень Чжэнь засмеялся:

— Степные дела я никогда не забуду. А сколько у тебя овец?

Бату ответил:

— Больше чем три тысячи восемьсот голов.

Ян Кэ быстро посчитал:

— Итак, если каждая овца по сто пятьдесять-сто семьдесят юаней, тогда твоё имущество можно оценить в шестьсот-семьсот тысяч юаней, плюс ещё стадо коров, дом, машина, мотоциклы. Так ты уже стал миллионером!

— На песчаных почвах богатство не задерживается. Если эти пастбища впоследствии превратятся в пустыню, как те, которые у пришлых бывших крестьян, мы сразу станем бедными скотоводами, — сказал Бату.

— На той площади, что вам выделили, сколько овец можно выращивать? — спросил Ян Кэ.

Бату закрыл овчарню и сказал:

— Если дождей достаточно, то больше двух тысяч голов; если погода засушливая, то только тысячу. Последние годы были засушливыми, сейчас вырастить тысячу и то трудно.

Чень Чжэнь удивился:

— Тогда почему у тебя так много овец?

— Я держу так много всего лишь полгода. Когда выпадет снег, я продам две тысячи голов, из них тысячу четыреста взрослых ягнят, несколько сотен козлов и всех старых овец. А оставшиеся овцы проведут зиму здесь. В конце лета и начале осени я погоню овец в горы на бесхозные пастбища. В эти годы погода сухая, комаров много, а овцы в горах могут нагулять немного жира… — ответил Бату.

Вернувшись в гостиную, друзья продолжили пировать.

Чень Чжэнь, глядя на хозяйство Бату и Гасымай, почувствовал некоторую веру в будущее и сказал:

— Я увидел, как вы живёте, и очень рад за вас.

Гасымай покачала головой:

— Степь испортилась, и наше пастбище тоже не выдерживает. Степь засохла, Тэнгри не даёт дождя, и у нас год на год не приходится. Мне сейчас надо отправлять четверых детей в школу, ещё оставить детям на свадьбу, ещё лечить, ещё надо оставить на случай стихийных бедствий… Сейчас у детей всё перед глазами, что увидят, то хотят купить… Монголы тоже теперь должны планировать рождаемость, детей стало больше, степь столько не выдержит. Эти два мальчика, если не поступят в вуз, вернутся в степь пасти овец, потом женятся и отделятся от нас, стадо тоже разделим… А если на таком маленьком участке пастбищ ещё понастроить домов, то степь не выдержит такого давления…

Потом приехали ещё старые друзья-чабаны: Ланьмучжабу, Шацылэн, Сан Цзе и другие, все пришли повидать Чень Чжэня и Ян Кэ.

После трёхдневного распития спиртного у друзей поднялось давление, сердце стучало учащённо, но изобилие на столе свежих овощей и различных приправ спасало их, иначе было бы ещё хуже…

На пятый день рано утром Чень Чжэнь и Ян Кэ на машине поехали к горам Чёрных камней.

>Рациональное исследование: цикл лекций и диалог о волчьем тотеме


Когда джип проехал приграничное шоссе, на юго-востоке сразу стала расплывчато виднеться гора Чёрных камней. Ян Кэ медленно вёл машину по степной грунтовой дороге.

Чень Чжэнь вздохнул:

— Степной волк — экологический показатель существования степи. Волк исчез, степь тоже потеряла свой дух. В настоящее время степная жизнь уже переродилась, и я действительно скучаю по прежней изумрудной девственной большой степи. С точки зрения современного человека, на Срединной равнине Китая самое неприятное — это воспоминание о прошлом. Как начинаешь вспоминать — сразу представляешь крестьян, феодалов, самодержавие и «общий стол». Но что касается степи, то здесь возникают самые противоречивые чувства у современного человека.

Ян Кэ кивнул:

— Я тоже часто думаю о прошлом, и, как только попадаю в степь, у меня в голове только сцены из жизни древних скотоводов. Дела двадцати- или тридцатилетней давности как будто бы произошли только вчера. После того как мы вернулись из степи в город, каждый из нас занялся своими делами. Ты упорно работал много лет, сейчас расскажи мне о своих исследованиях.

— За эти годы у меня появилась совершенно новая точка зрения и позиция, с которой я по-новому рассмотрел китайскую крестьянско-землепашескую культуру и китайский национальный характер. Смог по-новому узнать ту спасительную роль, которую оказали кочевые народы на китайскую цивилизацию. Таким образом, можно полностью прояснить корень понятия «китайская болезнь». «Китайская болезнь» — это «болезнь овец», она принадлежит к категории «болезней домашнего скота». — Повысив голос, он продолжил: — Корни китайской болезни именно в крестьянах и в крестьянском характере. Раньше интеллигенция тоже так считала, но их критика была неглубокой и встречала различного вида противодействия и антикритику. Я считаю, что эта идеологическая борьба, имеющая отношение к судьбе Китая, не только потому непрерывно продолжается последнее столетие, что крестьянский характер Китая слишком силён, но и потому, что критика ещё не нашла более мощного орудия для своего выражения. Критиковать урывками недостаточно, необходимо применять исторический, системный анализ, всё обосновывать. Ключ в том, что надо применять более давнее, по сравнению с историей крестьянства, более жизненное и более боеспособное орудие кочевого духа. Тот кочевой дух, о котором я говорю, не только включает в себя дух степных кочевников, а ещё и дух морских «кочевников», а кроме того, дух космических «кочевников». В истории этот большой кочевой дух не только разрушил дикую систему рабовладения в Риме, а в Средние века — мрачную феодальную систему, расширил огромный заморский рынок и «пастбища», но сейчас активно вторгается в космос, чтобы увеличить богатые и обширные «космические пастбища», получить для человечества дополнительные широкие жизненные пространства, и в этом кочевом духе лихой характер кочевников, а особенно характер волков является основой. Степные «летающие волки» в конце концов полетели к Тэнгри, в космос, — сказал Чень Чжэнь.

Чень Чжэнь достал из сумки папку с отпечатанными на компьютере листами и, прочистив горло, произнёс:

— Мой цикл лекций сравнительно длинный я не взял с собой рукопись, а только конспекты и несколько карточек. Я сейчас хочу тебе немного рассказать и послушать твоё мнение, может, ты что-то дополнишь.

— Это с удовольствием, — пообещал Ян Кэ.

— Мне кажется, что печальный порок китайской крестьянской цивилизации заключается в том, что в глубине её существования нет более обширной, чем классовая борьба, борьбы за существование.

Ян Кэ кивнул:

— Однако в кочевой цивилизации, как раз наоборот, конкуренция внутри кочевой жизни слишком жестокая и слишком распространена. А в крестьянской цивилизации где уж взять такую непрекращающуюся и отчаянную борьбу за существование, как в степи? И если сравнивать условия существования этих двух цивилизаций, то надо сравнивать именно различия в характерах их народов. И это — действительно различие между волками и овцами. Неудивительно, что степные народы ассоциируют себя с волками, а крестьянские народы — с овцами… И нас, когда мы только что приехали в степь, тоже называли ягнятами.

— Тогда мы действительно никуда не годились, даже когда прожили несколько лет в степи, и то с нас не упали шапки с названием «овцы», а что тогда говорить про сотни миллионов китайцев? То, что монголы называют себя волками, а китайцев овцами, поразило тогда меня до глубины души, может, именно поэтому я начал изучать волков и овец, дух и характер двух народов…

Джип проехал то место, где под руководством Билига когда-то проводили большую облаву на волков. Чень Чжэнь спросил:

— А ты не думал, почему в эпохи Чжоу, Цинь, Хань и Тан китайцы тоже в пух и прах разгромили цюаньжунов, шаньжунов, гуннов и тюрков? Б эпохи Хань и Тан они провели несколько сотен жестоких сражений и уничтожили или изгнали сильных северных гуннов и западных тюрков. Тогда были времена самого расцвета Древнего Китая. И в культурной жизни тогда тоже наблюдался значительный взлёт и расцвет. Почему же в те времена китайцы были такими сильными? Я считаю, потому, что в те времена в крови китайцев присутствовала наибольшая концентрация «волчьей крови», а «овечьей крови» было меньше всего… Вообще, без наполовину варварской не может быть и непрерывно процветающей, прогрессирующей цивилизации. Путь развития, по которому идут западные народы, сохранил свою наполовину варварскую природу, а китайская крестьянская цивилизация следует «неварварским» путём. Образно говоря, западные народы следуют путём «цивилизации волков», а китайцы — «цивилизации овец». Люди плавно переходят от «древних варварских волков» к «древним цивилизованным волкам» и превращаются в «современных цивилизованных волков», а сейчас уже почти приблизились к подлинному «цивилизованному человеку». А мы прошли неизвестно сколько отрезков, а всё ещё «запрягаем коня хвостом вперёд».

— Я не совсем понимаю, почему Китай в древности избрал себе такой путь? Разве в эпохи Чжоу, Цинь, Хань и Тан дорога была плоха? — спросил Ян Кэ.

Чень Чжэнь стал объяснять:

— Самое начало пути народа в основном определяется объективной обстановкой. Жизнь китайцев больше, чем какого-либо другого народа в мире, соответствует развитию сельского хозяйства, ведь они живут в бассейнах двух великих рек — Янцзы и Хуанхэ. Эти бассейны намного больше, чем бассейн Нила в Египте, район Междуречья в Вавилоне, бассейн Ганга в Индии. Поэтому китайская нация получила самое большое в мире пространство, пригодное для сельскохозяйственных работ, самые большие удобные пахотные земли. А национальный характер китайцев, соответственно, не мог не определяться этим самым крестьянско-землепашеским характером существования. У западных народов населения мало, в некоторых районах люди живут близко к морю, также много пастбищ, пахотное хозяйство не стало там преобладающей отраслью. Там одновременно развивались охота, скотоводство, предпринимательство, торговля, морские отрасли; степные, лесные, горные, материковые и морские волки всё время жили свободной жизнью.

Сильный кочевой дух и настойчивый характер западных наций сохранялся, и, кроме того, в тысячелетних предпринимательских, морских и торговых сражениях он непрерывно укреплялся, а потом, в острой и жестокой борьбе за существование в современных экономических условиях, его волчий характер проявился с особенной силой, нисколько не ослабевая. Существование народа определяет его характер, а характер его ещё и определяет судьбу. С древности история крестьянской нации протекает как процесс варки в собственном соку, когда сами производят для себя всё необходимое. Они создали цветущую древнюю цивилизацию. Но кочевые народы и их потомки вторглись в их районы, воспользовались их изобретениями и разрушили их государство или сделали своим придатком, и этот процесс продолжается и по настоящее время. Крестьянская цивилизация в своём развитии чем дальше, тем слабее, и, конечно, это большой недостаток национального характера…

Джип подъехал к пастбищам к югу от приграничного шоссе. Чень Чжэнь полистал свои рукописи и продолжил:

— Бассейн Хуанхэ не является единственной колыбелью китайской культуры. Северные и западные степи, в особенности монгольская, ещё более являются колыбелью древней китайской культуры. Согласно «Исторической географии Внутренней Монголии», археологические раскопки свидетельствуют, что на территории Внутренней Монголии были найдены следы человеческой деятельности ещё времён палеолита. Эти раскопки были произведены к северо-востоку от города Хух-Хото, там были обнаружены каменные орудия труда первобытного человека. Период времени, который они предположительно охватывают, примерно с начала палеолита и вплоть до его позднего периода, то есть несколько сотен тысяч лет. Самые ранние из найденных следов отстоит от наших дней примерно на семьсот тысяч лет, и это раньше, чем появился пекинский питекантроп, на сто-пятьсот тысяч лет. В эпоху неолита человечество на территории Внутренней Монголии осуществляло более широкую деятельность, там обнаружено более ста мест со следами деятельности человека эпохи неолита, и форма орудий труда и характер раскраски керамики здесь отличается от яншаоской и луншаньской культур Срединной равнины… Самые древние предки степных народов с помощью своего воспитанного в жесткой борьбе за существование кочевого духа и характера, а также из-за особенностей их передвижения постепенно вошли в степь и освоили её, а также оказали большое влияние на формирование и развитие китайской цивилизации на центральной части Северо-Китайской равнины. Императоры-первопредки китайской нации Янь-ди и Хуан-ди сами произошли из северо-западных кочевых народов. Китайский историк Фань Вэньлань, обобщив записи в исторических документах, пишет, что фамилия Янь-ди была Цзян, а это одна из ветвей народа цян (общее название западных некитайских племен), а точнее, западных жунов.

Они потихоньку перекочевали на китайскую Срединную равнину и начали заниматься земледелием, так что цяны являются одними из первопредков китайцев. У западных цянов характер волевой и героический, и это не миф, а реальность. Цяны не только включают в себя племена цюаньжунов, «белых собак», «белых волков» и другие племена западных жунов, но и другие, вплоть до тибетцев, кроме того, одна из ветвей цянов вошла в монгольские степи и участвовала в формировании кочевых народов монгольской степи. Это подтверждают и лингвистические исследования: корни некоторых слов тибетской группы языков берут начало из языка цянов.

По преданию, императоры Янь-ди и Хуан-ди сражались не на жизнь, а на смерть с тёмными силами и не с первого раза победили демонов, территориально это было на бывших северных скотоводческих районах центральной части Северо-Китайской равнины, как раз примыкавших к монгольской степи. Именно тогда они и решили почитать Небо, или Тэнгри, которому поклонялись кочевники монгольской степи. Все кочевые народы, от гуннов до тюрков и вплоть до нынешних монголов, все поклонялись Тэнгри, и этот процесс не прерывался. И если бы император Хуан-ди тогда не поклонялся бы Небу (Тэнгри), которого чтили северо-западные кочевые племена, то как бы они могли тогда считать его Сыном Неба? А ведь об этом сказано в «Исторических записках».

Благодаря своему происхождению от кочевых народов Хуан-ди (Жёлтый император) имел характер дикого зверя, похожий на волчий, в «Записях о пяти императорах» его сравнивают с бурым медведем, а его доблестные войска — с тиграми, но среди диких кровожадных зверей, с которыми сравнивается император и его войска, нет упоминания о волках. Причина в том, что волков невозможно приручить, и даже полусвятой-получеловек Жёлтый император не смог бы этого сделать. К тому же поклоняющиеся степному волку кочевые народы совершенно не пытались приручать волка, которому поклоняются.

Поэтому китайцы в самом деле являются поздними потомками северо-западных кочевых народов, а сейчас то, что китайцы пренебрежительно относятся к скотоводам, свидетельствует лишь о том, что они просто-напросто забыли своих предков. И из кочевых корней китайцев следует то, что в их жилах ещё течёт волчья кровь и у них волчий характер, и это в будущем может послужить источником возрождения китайской нации…

Джип подъехал к подножию горы Чёрных камней, внизу росла редкая короткая трава и жёлто-зелёные камыши.

— Ты ещё помнишь нору волчонка? — спросил Ян Кэ.

— Как ученик может забыть дом своего учителя? Я остановлюсь здесь, у подножия, дальше вверх придётся идти пешком, — ответил Чень Чжэнь.

Сердце Чень Чжэня сильно забилось, ему показалось, что он, как военный преступник, сейчас пришёл на могилу просить прощения, а в этой могиле захоронены семь отнятых им жизней волчат… Более двадцати лет прошло с тех пор, он чем дальше, тем больше понимал, почему степные люди, которые убивают волков, при завершении жизненного пути отдают свои тела им на съедение. Это не только для того, чтобы вознести свои души на Небо, и не только следуя принципу «есть мясо, отдавая мясо», но ещё, возможно, здесь содержится глубокий стыд и искренняя любовь к степным волкам… Однако в сегодняшней степи уже нет небесных кладбищ.

За эти двадцать лет его любимый и несчастный волчонок не раз приходил к нему в снах и в мыслях, однако он никогда не кусал Чень Чжэня и не мстил ему. Волчонок всегда радостно подбегал к нему, или обнимал его своими лапами, или садился к нему на колени, лизал его руки, подбородок. За двадцать с лишним лет было много таких ситуаций во сне…

Ян Кэ, увидев эти беспорядочно разбросанные по склону горы камни, тоже вспомнил те давным-давно минувшие события.

Когда они забирались на склон, то увидели, что густая трава, ранее скрывавшая беспорядочно разбросанные камни, пропала, склон стал голым, внизу склона тоже не было ни камышей, ни другой растительности. Когда они добрались до норы, то сначала им показалось, что она стала больше, но потом поняли, что это из-за того, что нет травы. Нора выглядела почти такой же, только беспорядочные осколки камней вокруг. Чень Чжэнь посветил фонарём внутрь и посмотрел, тот крутой поворот внутри был почти наглухо засыпан землёй…

Друзья протянули руки к небу, направили свои взоры к Тэнгри, дым от костра, разведённого ими, поднимался вверх, в надежде отыскать души волчонка и отца Билига…




Когда они вернулись к машине, то уже изрядно проголодались, достали продукты, Чень Чжэнь вытащил бутылку китайской водки «Эрготоу», они помянули отца Билига и волчонка…

На степь Элунь опустилась ночь, в далёких, видных отсюда оседлых жилищах скотоводов зажглись слабые огоньки. Хотя Чень Чжэнь уже рассказал Ян Кэ всю философски переосмысленную им китайскую историю и место в ней кочевых народов, у Ян Кэ всё ещё остались вопросы. Чень Чжэнь постучал по компасу и засмеялся:

— Пора возвращаться, а то Бату приедет на машине искать нас. Если у тебя ещё есть вопросы, мы можем поговорить по дороге в Пекин, у меня ещё есть много чего рассказать.

— Тотем волка и кочевой дух — это действительно узловой вопрос в происхождении китайской цивилизации, у меня ещё действительно остаётся много вопросов, — сказал Ян Кэ.

Друзья вышли из машины, попрощались в темноте с норой волчонка на склоне горы, потом ещё долго стояли и не могли уйти.

— Волчонок, мне надо возвращаться в Пекин, потом я как-нибудь приеду к тебе… — произнёс тихо Чень Чжэнь.

— Нам действительно нужно около норы волчонка поставить памятную плиту, а лучше это будет столб волчьего тотема, — сказал Ян Кэ.

Чень Чжэнь вздохнул:

— Я бы тоже хотел, но не посмею. Сейчас в степи кругом одни выходцы из крестьян, если они увидят, то разве не сломают тут же? А ещё хуже — они засыплют нору волчонка. Пусть уж лучше нора останется невидимой глазу. Что я ещё больше хочу сделать, так это оставить в сердцах людей памятный столб о волчьем тотеме, тотеме его духа. Ведь тотем волка первоначально был одним из самых важных тотемов китайской нации в первобытном обществе, он уступал только тотему дракона. Однако я считаю, что вопрос здесь не совсем простой. Согласно новейшим археологическим исследованиям и моему анализу, изначально тотемы волка и дракона, очень возможно, были единым тотемом, а впоследствии тотем дракона стал просто усовершенствованной формой тотема волка.

Ян Кэ очень удивился:

— Эта гипотеза важна для понимания изменения национального характера китайцев, ты доскажи мне про это, а потом поедем.

Чень Чжэнь вздохнул и продолжил:

— Образ дракона возник уже пять тысяч лет назад. В тысяча девятьсот семьдесят первом году в местечке Саньсин во Внутренней Монголии откопали яшмового дракона, он известен под названием «первый китайский дракон» и относится к хуншаньской культуре неолита. В то время предки китайцев ещё не стали земледельческим народом, а занимались охотой, собирательством, скотоводством, были полускотоводами-полукрестьянами. Тотем дракона первоначально был тотемом первобытных китайцев, а потом стал тотемом земледельцев. Я внимательно изучил того нефритового дракона, и меня очень удивило, что не похож на привычных китайских драконов. Это был дракон с волчьей головой и драконьим телом. На теле этого дракона не было чешуи, также у него не было когтей, голова и шея были в точности как у волка. Глаза тоже как у волка, на глаза нашего волчонка очень похожи. Я в волках ведь хорошо разбираюсь. Этот нефритовый дракон на самом деле — нефритовый волк. Однако некоторые учёные считают, что голова этого нефритового дракона похожа на голову свиньи. Но мне кажется, что, исходя из характера кочевников, свинья, будь она домашней или дикой, не могла быть объектом поклонения, тотемом северных кочевых народов, потому что северо-западные и северные-кочевые народы не могли выбрать своим тотемом домашнее животное или то, которое можно приручить. И только те, кто совсем не понимает характера кочевников, может думать по-другому.

Потом, приехав в Пекин и увидев фотографию этого нефритового дракона, я тогда очень взволновался, как будто увидел нашего волчонка. В первобытных условиях была вырезана такая красивая нефритовая фигура с головой волка и телом дракона, и это позволяет сделать вывод, до какой степени наши предки знали волков и поклонялись им. К тому же место, где нашли нефритового дракона, находится во Внутренней Монголии, а это родина степных волков, где их больше всего. Также это место, где впоследствии жили кочевники-скотоводы, поклоняющиеся волчьему тотему и здесь же ходит больше всего легенд о «летающих волках». Всё это навело меня на мысль о непосредственной связи тотема волка и тотема дракона, и я продолжил изучать это.

Согласно моим исследованиям, тотем волка и тотем дракона имеют по меньшей мере семь сходств.

Первое: самые ранние тотемы волка и дракона обнаружены в степи Внутренней Монголии или в местах, близких к монгольской степи. Монгольская степь всегда была родиной и главным местом обитания огромного количества самых свирепых в мире волков, между людьми и волками велась постоянная борьба не на жизнь, а на смерть, и одновременно они совместно существовали в степи. Поэтому дух и характер волков оказал наибольшее влияние на степные народы, намного сильнее, чем волки Северного полярного круга или лесные волки России, где очень редко можно встретить поклонение волчьему тотему.

Второе: самые ранние тотемы волка и дракона имеют одинаковые голову и шею, удлинённые тела их тоже похожи, и археологические находки подтверждают это. А так как тело тотема дракона не имеет рыбьей чешуи, то это свидетельствует о том, что тотем дракона не является видоизменённым тотемом рыбы или змеи. В то время, возможно, эти два тотема не разделялись, а народы, которые им поклонялись, все жили в степи.

Третье: и в тотеме волка, и в тотеме дракона эти священные животные перемещаются по воздуху. Согласно преданиям, неважно, в монгольской степи или на китайской равнине, оба тотема — летающие. В степи тотем волка улетает на небо, унося души людей к Тэнгри, а китайский тотем дракона — в заоблачные дали, своей магической силой он вызывать бури и ливни.

Четвёртое: оба тотема, и волка, и дракона, хотя и умеют летать, но не имеют крыльев. В преданиях и легендах китайцев есть летающие тигры, летающие лошади и другие мифические персонажи, у других народов есть летающие змеи, но все они крылаты. Так почему же тотем дракона не имеет крыльев? Я думаю, потому, что и тотем волка не имеет крыльев, а соответственно и производный от него тотем дракона тоже бескрылый. А тотем волка не имеет крыльев, потому что первобытные степные люди верили, что священный волк, который возносит души на небо, не нуждается в крыльях, он и так умеет летать.

Пятое: оба этих тотема имеют самую тесную связь с наивысшим поклонением народов Китая — с поклонением Небу. Степные народы верят, что волки — это посланники Неба, Тэнгри, они посланы оберегать степь, а ещё могут возносить души тех людей, которые поклоняются Тэнгри, на Небо. А на китайской равнине крестьяне-земледельцы тоже считают, что дракон — это перевоплощение или олицетворение Неба, а император — это Сын Неба, символ которого — дракон, и на него нельзя посягать.

Шестое: тотем волка и тотем дракона — оба являются страшными, свирепыми животными. В мире у разных народов существуют разные тотемы, некоторые — дикие свирепые животные, некоторые — наоборот, послушные домашние. Например, многие народы выбрали своим тотемом быка или корову. Но почему же китайцы тогда взяли себе страшного, свирепого дракона? А всё потому, что предки китайцев — выходцы из кочевых племён, тогда они ещё не были спокойными и миролюбивыми крестьянами-земледельцами, а подавляющее большинство кочевников, из которых произошли китайцы, поклонялись волчьему тотему. А потому и образованный из волка дракон тоже принял страшный и свирепый образ.

Седьмое: ни волка, ни дракона нельзя приручить. В мире много тотемов, животных которых можно приручить, даже таких диких, как медведи, тигры, львы, орлы, слоны. Но монгольские степные волки не приручаются. А так как волк неприручаем, то и образованный от тотема волка тотем дракона тоже не может быть приручён.

Вот согласно этим вышеописанным признакам тотемов волка и дракона, этим сходствам, я предполагаю, что китайский тотем дракона есть производное понятие от тотема степного волка, подобно тому как китайская крестьянская нация произошла от кочевых народов. Поскольку кочевники никогда не покидали степь, то и волчий тотем у них продолжал оставаться неизменным, с древности и до настоящего времени. Но в глубокой древности часть скотоводов покинула степь и пришла в китайские землепашеские районы, они и принесли с собой поклонение Тэнгри и волчьему тотему на китайскую равнину. Но поскольку условия жизни здесь были уже другие, то и характер бывших кочевников тоже изменился, смягчился, соответственно возникла необходимость преобразовать объект поклонения, что постепенно и произошло: свирепый волк потихоньку превратился, согласно крестьянским условиям существования, в более мягкого дракона.




Когда они сели в машину, Чень Чжэнь посмотрел на часы, потом в свои записи и сказал:

— Есть ещё один заслуживающий исследования вопрос, это тот загадочный мифический хищный зверь таоте из китайских легенд. Я считаю, что этот зверь тоже, что очень возможно, является подобием волка, а впоследствии этот зверь преобразовался в дракона. В толковом словаре говорится: «Таоте — это хищный зверь из китайских преданий, очень жадный до пищи. В древние времена изображение его головы выгравировывали на бронзовых сосудах».

Из вышеописанного есть три вопроса, на которые стоит обратить внимание.

Первое: таоте — это «хищный зверь», но не рыба и не пресмыкающееся. В толковом словаре есть картинки с изображением этого зверя на бронзовых сосудах, стоит только взглянуть и сразу можно узнать, кто такой этот хищный зверь. Он очень похож на волка.

Второе, таоте очень жаден до еды. Этот признак ясно указывает на особенность волчьей природы, волчьего характера. Это одна из самых отличительных способностей волка, и мы можем привести много примеров.

И поэтому, исходя только из этих двух признаков, можно заключить, что хищный зверь таоте, очень вероятно, именно волк.

Третье: изображения таоте были вырезаны на бронзовых сосудах эпох Шан и Чжоу, и это приводит к новому ряду вопросов, которые необходимо изучать. Но главный вывод, вытекающий отсюда, — это то, что, возможно, между тотемами волка и дракона был ещё один промежуточный тотем этого хищного зверя таоте. Таоте обладал лютым волчьим характером, но одновременно имел уже внешность последующих драконов.




Друзья доели все имевшиеся в машине запасы, почти как волки, Ян Кэ включил все фары машины и повёл джип к северо-западу к приграничному шоссе. Когда обогнули высокий склон, вдалеке они увидели столбик света, направленный вверх, это, наверное, Гасымай с фонарём в руке очень долго ждала их. Чень Чжэнь в зеркало заднего вида посмотрел на оставшуюся, освещённую лунным светом вдали гору волчонка. Он не знал, когда теперь сможет снова вернуться сюда…




Весной 2002 года Бату и Гасымай позвонили Чень Чжэню из степи Элунь и сказали, что восемьдесят процентов пастбищ уже превратились в пески, пройдёт ещё год, и останутся только загоны для овец и коров, скотоводам придётся урезать свои хозяйства…

Чень Чжэнь ничего не мог сказать.

Через несколько дней за окном разразилась закрывшая всё небо пыльно-песчаная буря, не было видно солнца. Весь Пекин оказался в песке и пыли.

Чень Чжэнь отошёл от компьютера и встал около окна, он смотрел на север. Рождается ли там что-то новое? Волки уже давно стали историей, а степь — воспоминанием, кочевая скотоводческая цивилизация завершилась, даже последние следы волков в монгольской степи — эта старая волчья нора тоже засыпана песками.




1971-2003 гг. Степь Учжумуцинь — Пекин




Вместо послесловия[49 - В статье частично использованы материалы официальных и неофициальных китайских СМИ, а также статьи Г.Б. Бедненко «Образ волка у индоевропейцев».]


Те, кто внимательно прочитал книгу, наверняка понял, что она не совсем китайская, не совсем о волках, не совсем о монголах и не совсем о так называемой «вниз посланной молодёжи», движении, придуманном Мао во времена культурной революции. Обо всём этом уже достаточно много написано в других книгах. По словам известного китайского литературного критика Мэн Фаньхуа, «книгу «Волчий тотем» можно читать как роман или повесть и тогда он покажется проникнутым историей и преданием; можно считать еёе произведением литературной антропологии, тогда она станет предметом авторского воображения. Но в любом случае, и это очевидно, автору чудесным образом удалось объединить свои знания антропологии с литературными способностями. Это большая книга, в которой переплелись вымысел и правда и в которой заложен глубинный смысл».

«Волчий тотем» — это скорее гимн кочевым народам, которые живут так же, как и их предки, практически игнорируя все достижения цивилизации, живут в гармонии с природой, с самими собой и счастливы. Ведь истинное счастье заключается не столько в материальном благополучии, отсутствии подавленности и страданий, сколько в ощущении радости, удовлетворения и восхищения жизнью. Безусловно, в жизни бывают мгновения, когда мы сталкиваемся с личными трагедиями и потерями, и они не могут не вызывать вполне естественные печаль, горе и разочарования. Однако должно существовать что-то, с помощью чего можно справиться с этими переживаниями и очень часто можно превратить жизненные испытания и бедствия в победы.

В литературной среде Китая ходит много слухов, кто может быть автором бестселлера, который стал таким популярным в Поднебесной.

Автор не разрешает публиковать роман под своим настоящим именем. Возможно, потому, что он долгое время находился в оппозиции, а возможно, из-за своей убеждённости, что китайцам можно многому поучиться у волков посредством кочевых народов, которых ханьцы всегда считали варварами и злейшими врагами. Монголы, в свою очередь, тоже не очень благоволили к ним. Для того чтобы понять причину этого, обратимся к истории. Автономный район Поднебесной Внутренняя Монголия расположен на границе Китая, среди раскинувшихся бескрайних степей. Его площадь составляет 12 процентов территории Китая. Этот район был создан 1 мая 1947 года. Здесь проживает практически всё монгольское население Китая. Почти 2/3 территории занимают скотоводческие районы, располагающие обширными естественными пастбищами. Разводят крупный рогатый скот, овец и коз, лошадей и верблюдов, а в земледельческих районах — свиней. Внутренняя Монголия ежегодно поставляет на внутренний рынок Китая значительное количество шерсти и шерстяной пряжи, а также мясо и кожсырьё.

В своё время Внутренняя Монголия сыграла значительную роль в завоевании Китая маньчжурами, которые на протяжении многих веков, вплоть до начала XX века, безраздельно властвовали в Поднебесной. Войска владетельных князей Внутренней Монголии принимали активное участие в завоевательных походах маньчжуров. Национально-освободительное движение, развернувшееся по всей Монголии в начале XX века, привело к созданию теократического государства Богдо-Ханской Монголии во Внешней Монголии в 1911 году. Все 49 хошунов Внутренней Монголии изъявили желание добровольно присоединиться к вновь образованному Монгольскому ханству. Правительство Богдо-хана отправило войска во Внутреннюю Монголию, чтобы изгнать войска Китайской Республики. Но Кяхтинский договор трёх государств — Монголии, России и Китая 1915 года вынудил Монголию отказаться от планов присоединения Внутренней Монголии. По понятиям Российской империи, только Внешняя Монголия была в её сфере влияния согласно договору с Японией. Таким образом Внутренняя Монголия окончательно отошла к Китайской Республике.

Всем известно, что монголы — кочевой народ и живут, в основном, охотой и скотоводством. А для кочевых народов тотем волка олицетворяет активного человека, любящего бороться в экстремальных условиях, не боящегося никаких опасностей, человека чести. Это означает победу харизмы над силами стихий, возможность выживания в экстремальных условиях. Волк — это посредник между небесным и подземным миром, а также проводник в загробное царство, покровитель воинских сообществ. Известно, что жизнь волков во многом ритуализирована. Для них важна своя размеченная территория, в результате чего он получает чёткое ощущение пространства и понимает, где именно он в каждый момент времени находится и какие тут правила. Интересно то, что у волков существует довольно сложная система передачи информации (движение головы, ушей, хвоста, взгляд и пр.). Это очень похоже на знаки и жесты, которыми обмениваются воины, подбирающиеся к врагу. Также и ходить волчья стая старается след в след, так что сложно определить, сколько именно волков тут прошло. Вой волка — его яркая особенность. Своим воем они могут сообщать что-либо или просто выражать свои эмоции. Общество волков основано на иерархии. У каждого зверя есть своё место и свои функции в рамках стаи. Среди самцов, как и среди самок, существует своя элита. Они редко выясняют разногласия друг с другом посредством боя. Обычно хватает взгляда, позы или рычания. Обычно волки не любят демонстрировать превосходство, однако умеют с успехом это делать. В людях эта сила тоже бывает заметна, даже если человек ничего особенного вроде бы и не делает. Волк учит развивать в себе силу, уверенность и спокойствие, которые не требуют демонстративных доказательств. Волчья стая — особое объединение. Иногда она целиком подчиняется авторитету вожака, иногда в ней царит «народовластие». Именно за счёт такой гибкости стае обычно удается выжить. Соблюдается определённое равновесие между единоначалием и демократией. Потому волк как союзник может научить отдельные общества находить подобную гибкую устойчивость, а конкретного человека — способности подчиняться или выходить из подчинения в зависимости от ситуации. Волк также учит, как ни странно, быть дисциплинированным и свободным одновременно. Волки моногамны. Они выбирают себе пару на всю жизнь, что говорит о том, что они способны на сильную и постоянную эмоциональную привязанность. Волки очень чадолюбивы. О волчатах зачастую заботятся не только их прямые родители, но и другие члены стаи. Волки во время охоты способны преодолевать большие расстояния, спокойно унося на спине тяжелую добычу. Волк очень практичен, беспокоится о себе впрок. Это очень осторожный зверь. При появлении новых видов добычи волки какое-то время — порой около нескольких лет — не трогают незнакомых зверей. Они очень умны и способны к своеобразному сотрудничеству с другими существами. А волк, как и любой зверь, учит возвращаться к природе. Не правда ли, все вышеперечисленные качества присущи людям, точнее лучшим из них.

Конечно, все слышали, что означает слово «тотем», но не все знают, что помимо того, что тотем служит предметом почитания для общины, носящей его имя, тотемизм включает в себя ещё и элементы экологического сознания, т.е. это значит, что, сталкиваясь с какой-то проблемой, люди начинают вначале искать её решение во внешнем мире, пытаясь изменить его, и лишь потом, убедившись в неперспективности такого одностороннего подхода, обращают взгляд внутрь самих себя.

В 2007 году отмечалось 60-летие образования автономного района Внутренняя Монголия. На его территории открыли музей, где собрано большое количество экспонатов, представляющих культуру и искусство народов, живущих в северных районах Китая: монголов, маньчжуров, дауров, орочонов и др. Это было сделано с целью привлечь внимание правительства к проблемам малых народов, а также к экологической обстановке, сложившейся во Внутренней Монголии.

В КНР книгу детально обсуждали на телешоу. О самом авторе неизвестно практически ничего, только лишь то, что в 1967 г. он, как и главный герой, добровольно поехал в степь Элунь во Внутреннюю Монголию работать в производственной бригаде. В 1978 г. вернулся в город. В 1979 г. поступил в аспирантуру при Академии общественных наук КНР. В 1971 году, когда он находился в восточной части степи Учжумуцинь аймака Симэн автономного района Внутренняя Монголия, он начал вынашивать замысел романа. В 1997 году в Пекине была создана первая редакция романа «Волчий тотем». В конце 2003 года был готов окончательный текст романа. В апреле 2004 года книга была издана. До этого автор не давал никаких интервью корреспондентам, не проводил никакой рекламы, даже не присутствовал на собрании по обсуждению его книги. О его биографии неизвестно ничего, фотографий тоже никто не видел, лишь некоторое время назад из взятых в Google и «Байду» (китайская система поиска в Интернете) нескольких сотен статей и материалов и их анализа стало понятно, что даже Цзян Жун — это псевдоним.

Как сказал писатель и литературный обозреватель Чжоу Тао: «Это удивительная книга, из которой можно познать философию, существующую у кочевых народов и взятую ими от волков. Она прямо указывает на слабые места в глубине характера литературной и искусственной нации конфуцианской школы. Эта книга говорит об опыте, мудрости и смелости автора, а кроме того, показывает великий дух, благодаря которому мы смотрим в глаза своим слабостям».

Хочется верить, что, несмотря на всю яркость и многообразие современной переводной прозы, уследить за новинками которой практически невозможно, «Волчий тотем» Цзян Жуна займёт достойное место среди лучших образцов мировой литературы. Тем более учитывая, что неуклонно растёт число людей, интересующихся Китаем и современной китайской прозой. К этой стране всегда было приковано особое внимание человечества. Древняя и вечно юная цивилизация. Изысканная культура. Китай до сих пор остается загадочным и непонятным, а всё, что с ним связано, всегда сулит что-то новое, ранее неведомое.

Евгения Новикова,

январь 2008 г.


notes



Примечания





1


Тюркское кочевое племя. (Здесь и далее примеч. ред.)




2


Зобастые антилопы или сайгаки.




3


Во время «культурной революции» в Китае многих представителей городской интеллигенции высылали на трудовое перевоспитание из городов в отдалённые сельские районы.




4


1 ли = 0,5 км.




5


У монгольских племён, придерживающихся шаманства, значит «небо, небесный дух».




6


«Билиг» по-монгольски означает «мудрый и прозорливый».




7


Монголы часто ездят верхом без стремян, однако при этом имеют их на всякий случай в упряжи.




8


Быстрей! Быстрей! (монг.)




9


Передвижная изгородь.




10


Балэ — по-монгольски означает «тигр».




11


Героиня Древнего Китая. Переодевшись мужчиной, она ушла воевать и одержала много побед.




12


1 чи = 50-60 см (в разных системах).




13


Здесь имеются в виду революционные волнения.




14


Имеется в виду граница с Монголией, где стояли советские войска.




15


Административно-территориальная единица в Китае, примерно то же, что и уезд.




16


Хунвейбины, или «красные охранники» — члены отрядов, созданных во время «культурной революции» из учащихся средних школ и студентов. Их использовали для расправы с политическими и общественными деятелями, чтобы сломать так называемые четыре старые традиции, а именно старые идеи, культуру, обычаи и привычки.




17


«Вся река красна» — название известной китайской мелодии.




18


«Смешные разговоры» — название запрещённой книги.




19


«Напиток от жажды» — название запрещенной книги.




20


Степь Элунь простирается от южного края хребта Аньлин и граничит с Монголией.




21


Клаузевиц, Карл Филипп Готлиб (1780—1831), — немецкий военный теоретик и историк, известный своей формулой: «Война есть продолжение политики иными средствами».




22


То есть китайцы.




23


Период объединения Китая.




24


Одна цзетэ — это две расположенные рядом монгольские юрты.




25


Монгольский уезд.




26


Это перекликается с библейским преданием о Каине-земледельце и Авеле-скотоводе. Два брата, рождённые от Адама и Евы, принесли дары свои Господу, но тот презрел дары Каина и отдал предпочтение Авелю. Каин убил брата своего, в наказание чего Господь дал ему жизнь вечную в муках и так называемую Каинову печать. В широком смысле, у разных народов в разных концах планеты с глубокой древности существовали резкие противоречия между скотоводами и земледельцами.




27


По другой версии, братьев было семьдесят.




28


Араты — монгольские пастухи-скотоводы.




29


Вертикальная китайская флейта из бамбука.




30


Имеются в виду кавказские овчарки.




31


2 цуня равны примерно 6,6 см.




32


Ого-го!.. Ого!.. (монг.)




33


Кидани — древний монгольский народ.




34


В данном случае фрагменты помёта представляют собой аналогию с фишками на боевой карте.




35


1 му = 1/15 гектара.




36


100 балиши ≈ 2 лянам серебра или 4 серебряным рублям.




37


Во времена династии Тан.




38


Речь идёт о пленных коммунистических бойцах (армия КПК), захваченных армией Гоминьдан под руководством Чан Кайши в годы гражданской войны в Китае и впоследствии частично вывезенных на Тайвань, где Чан Кайши организовал альтернативное государство.




39


1 лян ≈ 50 г.




40


Переселение душ, или реинкарнация, официально принятым марксизмом-ленинизмом никогда не признавалась.




41


Жужу — предположительно племя тюркской группы.




42


Цинь с головой лошади.




43


Рассказ Михаила Пришвина, в котором описываются дружеские отношения между человеком и волком.




44


Так называемый саманный кирпич, весьма распространённый в Центральной Азии.




45


Дицзы — китайская флейта.




46


Здесь имеется в виду так называемый «мандаринский язык» (гуаньхуа), являющийся обязательным государственным языком в Китае.




47


«Сяо» по-китайски может означать «маленький», «неважнецкий», «слабенький» и т.д.




48


Подобным жиром — норковым, барсучьим или байбачьим — даже в настоящее время предохраняют днища автомобилей от коррозии при езде в зимнее время года, что происходит за счёт высокого содержания там особых низкомолекулярных жирных кислот.




49


В статье частично использованы материалы официальных и неофициальных китайских СМИ, а также статьи Г.Б. Бедненко «Образ волка у индоевропейцев».