Золото глупцов
Жанэт Куин-Харкин








Из роскошных апартаментов бостонского дома в палаточный городок переселенцев — таков путь Либби Гринвил, отправившейся на розыски мужа в Калифорнию. Брошенной на произвол судьбы, ей приходится противостоять наглым и грубым приставаниям старателей. Однако среди шайки этих негодяев нашелся один, пришедший ей на помощь в трудные минуты. И хоть он и подтрунивал над ее неуместно изящными манерами, но раз за разом спасал Либби от беды… и их взаимная симпатия переросла в страсть, заставляющую бешено колотиться сердце. …Но до Либби доносится весть — муж жив, он в опасности и нуждается в помощи! Отважной красавице предстоит жестокий и мучительный выбор…






Жанэт Куин-Харкин

Золото глупцов





1


В четверг, 18 апреля 1849 года, Хью Грен-вил сбежал из дома. Это было больше похоже на поступок маленького мальчика, чем отца семейства. Либби Гренвил записала в своем дневнике в тот вечер: «Хью сегодня сбежал».

После того как пришло письмо, Либби узнала, что что-то не так. Она сидела у зеркала в спальне родительского дома. Либби увидела своего мужа, вошедшего в комнату с письмом в руках. Через отражение зеркала она наблюдала, как он бросил взгляд на надпись на конверте, распечатал, прочитал про себя, поморщился и сунул конверт в карман.

— От кого это? — спросила она.

— Это неважно, — ответил Хью.

— А по-моему важно! — парировала Либби. — От любовницы, о которой ты хочешь, чтобы я не знала.

— Да нет, ну что ты! — сказал Хью.

— Письмо от моего брата, если уж ты такая любопытная.

— Это тот, что в Англии?

— Да.

— Но тебе давно никто не писал.

— Ну вот брат и сподобился.

— Ну?..

— Я тебе потом все объясню.

— Какой ты противный! — сказала Либби, вставая и подходя к нему. — А почему ты сейчас не можешь сказать?

— Потому что в этом доме слова нельзя сказать.

— Ах, дети! — голос матери Либби летел вверх по лестнице впереди ее тяжелых шагов.

Хью посмотрел на Либби:

— Ну, видишь, что я тебе говорил, а?!

— Детки, вы там? — прозвучал высокий голос матери Либби, и Харриет Парсон вошла, не дожидаясь ответа. Раньше, когда была помоложе, она, возможно, была похожа на теперешнюю Либби. У нее хорошо сохранился цвет лица. В ее огненно-рыжих волосах седины была самая малость. С годами из-за долгого сидения и пирожных с кремом она располнела и у нее появилась одышка.

— О, посмотрите на себя, вы еще не готовы, — сказала она с раздражением.

— Готовы? К чему? — спросил Хью.

— Я вчера напоминала тебе за обедом, что у нас ленч с Робертсонами. Я уже послала за экипажем.

Либби предостерегающе посмотрела на него.

— Сейчас поедем, мама, — сказала Либби.

— Если вы меня простите, мамуля, я пропущу этот ленч, — сказала Хью. — У меня что-то нет настроения быть на людях.

— Кэтрин Робертсон будет очень расстроена, — сказала Либби, улыбаясь.

— Как мне хочется, чтобы ты повлияла на Хью, — проговорила миссис Парсон, когда колеса отъезжающей кареты застучали по булыжной мостовой.

— Он просто не может продолжать отвергать такие приглашения. Они так полезны, ведь кузен мистера Робертсона издает журнал… ну, как он называется?

— Мам, это скучно. Ты предлагаешь, чтобы Хью писал статьи для журнала?

— По крайней мере, они хорошо платят.

— Мне неприятно думать о том, что Хью будет вечно от нас зависеть.

— А он и не зависит, — сказала Либби, — Хью поэт, а не заказной писака.

— Поэту нужно время, чтобы стать известным. Он займется чем-нибудь другим? Ведь твой отец предлагал ему неплохую работу, и у него много связей в мире бизнеса.

— Мам, ты можешь представить Хью в мире бизнеса?! — воскликнула Либби, смеясь.

— Да он забудет, в каком офисе работает, или увидит радугу и будет смотреть на нее часами, пока его стол не завалят работой. Он не такой, как отец, и никогда им не будет.

— Мне очень жаль, но очевидно, что твой отец разочаровался в нем.

— Если я не ошибаюсь, то папа был под впечатлением от него с самого начала, да и остальные тоже.

— Каждый говорил, что он покажет себя, — перебила миссис Парсон. — Откуда нам знать?

— Может, он раскроет себя, если у него будет больше свободы, — сказала Либби. — Ему нелегко жить в доме у других людей, ты же знаешь.

— Но если ты не будешь жить с нами, то будешь голодать, — отрезала миссис Парсон.

— Ведь так?!

— Ты постоянно об этом твердишь, — недовольно ответила Либби.

— Либби, дитя мое, я не хотела расстраивать тебя, — миссис Парсон положила свою пухлую руку на руку дочери.

— Я только хочу, чтобы моя маленькая девочка была счастлива!

— Я счастлива, мама, — сказала Либби, убирая свою руку. — Или я была бы счастлива, если бы ты поняла, что мне уже двадцать пять и я уже не твоя маленькая девочка, как тебе до сих пор кажется.

— Не сердись на меня, — сказала мать, поднося свой кружевной платочек к лицу, как будто собиралась расплакаться. — Это потому, что ты значишь для нас больше, чем весь этот мир, и мы хотим, чтобы у тебя было все самое лучшее. Мы хотим видеть тебя хорошо устроившейся в своем собственном доме, с хорошим будущим для наших внуков, но кажется, что Хью даже и не пытается…

— Я знаю, мама, — сказала Либби.

— Это для него сложно, но думаю, что вряд ли он добьется того, чтобы иметь известное имя в поэзии.

Экипаж оставил позади высокие кирпичные дома и приближался к более просторной части города.

Миссис Парсон снова вздохнула.

— Если бы ты вышла замуж за Роджера Кемпа. Он боготворил тебя, ты знаешь, и посмотри, где он теперь… — она помахала в направлении одного из особняков. — Или Эдвард Нотс. Семья Нотс гордится им. Его адвокатская практика процветает, как они говорят.

— Они оба были скучные, — сказала Либби.

— А ты была всегда упрямой. Ты всегда думала, что ты лучше всех все знаешь. Вспомни, что о тебе сказала мисс Дэнфорд.

— Она сказала, что я плохо кончу, — ответила Либби со смехом.

Мисс Дэнфорд была ее первой воспитательницей, очень строгой и без чувства юмора. Ее наняли, чтобы ока сделала из Либби королеву общества в Бостоне. Либби просто претило от подобной перспективы. Их противостояние продолжалось два года, и Либби вышла победителем, а мисс Дэнфорд капитулировала и уехала.

Либби улыбнулась при воспоминании о мисс Дэнфорд.

Экипаж повернул на подъездную дорогу, посыпанную гравием, и вскоре они обнимались, приветствуя друг друга, на веранде дома.

— Либби, я должна сказать, что ты замечательно выглядишь, — промолвила миссис Робертсон. — Такая юная, едва ли кто-нибудь вообразит, что ты мать двух маленьких девочек. Я знаю, что Кэтрин завидует твоей фигуре. Ей было трудно восстановить фигуру после того, как родился Освальд.

Либби улыбалась.

— Бедненькая Кэтрин, — сказала Либби.

Миссис Робертсон взяла ее за руку и повела в оранжерею, где среди растений были специально поставлены столы для ленча.

— Конечно, Освальд такой большой ребенок, — продолжала она, — больше десяти фунтов. Кэтрин и Роджер так счастливы, что у них родился ребенок. Полагаю, Хью хотел бы, чтобы следующим был мальчик, и у него будет прекрасное аристократическое английское имя. А где дорогой Хью?

— Работает над новой поэмой и приносит вам свои извинения, — сказала мать Либби.

— Вы должны сказать, где приобрести издание его поэмы. Я с удовольствием поражу своих гостей тем, что я на самом деле знаю живого поэта. Каждый думает, что все они поумирали.

«Как это Хью всегда удается избегать подобных визитов, а я что? — грустно размышляла Либби. — Но это же все-таки лучше, чем сидеть дома».

Кэтрин вошла в комнату, держа на руках Освальда.

— А где Хью? — спросила она, когда Либби поцеловала ее в щеку.

— Работает и приносит свои извинения, — ответила Либби.

Кэтрин отдала ребенка старшей тетушке и взяла за руку Либби.

— Давай прогуляемся перед ленчем по парку? — предложила она. — Нам с трудом удавалось видеть друг друга из-за этих домашних хлопот. Трудно вспомнить то время, когда мы были так беззаботны.

Открыв стеклянные двери террасы, они пошли по тропинке, выложенной камнем между цветочными клумбами.

Цвела сирень, и «свечки» конского каштана украшали большие тенистые деревья. В саду стоял опьяняющий весенний запах. Либби улыбалась Кэтрин. Бывало, ее забавляло, что родители считали их лучшими подругами, а они никогда ими не были. Они были конкурентками в борьбе за лучшее, были заклятыми врагами, но они вращались в обществе, где царили вежливость и светский лоск, и их словесные «дуэли» не досягали ушей окружающих.

— Посмотри на свою тонкую талию, — сказала Кэтрин. — А. я никак не могу восстановить свою фигуру после рождения Освальда. Но я не могу ждать, пока опять забеременею. По меньшей мере это было бы неплохим предлогом, чтобы не носить эти ужасные корсеты.

— Я бы лучше носила корсеты, — сказала Либби. — Мне было ужасно плохо при последних родах.

— Но это было четыре года назад, Либби, — укоризненно ответила Кэтрин. — Я не знаю, как тебе надолго удается избегать этого.

— Хью не хочет, чтобы я постарела до времени от вынашивания детей. Он говорит, что мы не животные.

— Тогда мой Роджер, должно быть, животное, — сказала Кэтрин и засмеялась. — Он не может ждать, чтобы не запустить в меня свои когти снова после Освальда. Но я полагаю, поэты — другие люди. Хью всегда был похож на книжных положительных героев. Я знаю, — добавила она, — он хотел бы повидаться с нами. Хью так хотел увидеть Освальда.

— Да, я тоже так думаю, — сказала Либби, пытаясь скрыть улыбку. Она чувствовала себя победителем, вспоминая о том, как Кэтрин хотела Хью.

Как-то семья Кэт пригласила Хью на литературный вечер в доме Либби. Отец Либби тогда весьма боготворил культуру и искусство.

— А вот талантливый молодой поэт, только что приехавший из Англии, — объявил отец Кэтрин.

Либби была в восторге и от Хью, и от его манер. Когда он читал свои стихи, его голос был так мягок и элегантен, что Либби была готова слушать всю ночь. Она наблюдала за ним: космы его мальчишеских волос, спадающие на лоб, его глаза — черные и немного затравленные. Тогда-то она самоуверенно и решила, что выйдет за него замуж. Но и Кэтрин тоже влюбилась в Хью. И как раз это подтолкнуло Либби к принятию быстрого решения.

Ей было семнадцать. Она была уверена в том, что знает все, что нужно знать о жизни.

Теперь, спустя восемь лет, ей было тяжело признать свою ошибку. Она подозревала, что Хью никогда не будет таким желанным, каким она когда-то его полюбила.

Он был даже более мечтателен, чем поэт, очаровательный малыш, который никогда не вырастет, человек не от мира сего.

На него было трудно сердиться, когда он поступал безответственно.

Как-то Хью купил ей кашемировую шаль, которую ей очень хотелось иметь.

Ему было безразлично то, что у них не было денег на шаль. Он поставил Либби перед выбором: либо вернуть шаль, не говоря ему об этом, либо выклянчить у ее родителей еще денег. Она терпеть этого не могла. Либби унаследовала от отца не только сильную волю, но и гордость.

Вернувшись после прогулки по саду в дом, Либби услышала, как ее мать говорила миссис Робертсон:

— Бедное дитя. Конечно, мы сделаем все, что сможем.

Либби поняла, что разговор идет о ней.

— Но ты знаешь, какая она — никогда никого не слушает. Отец пытается посоветовать ей…

«Слушай отца» — это были любимые слова матери.

Отец любил читать нотации по любому поводу: как правильно кормить малыша, как надо носить шляпку…

Для матери Либби отец был самый умный, самый обожаемый человек — она готова была слушать его часами.

Либби не была столь послушна, как мать, и часто выходила из комнаты, чтобы не разразился скандал.

Миссис Робертсон собрала всех за столом. Либби сидела между Кэтрин и полковником Хардвиком. Она вежливо отвечала на вопросы, но мысли ее были где-то далеко. Она опять вспомнила о письме. Почему Хью не поделился с ней? За все восемь лет их совместной жизни она не могла вспомнить, чтобы была хоть какая-то связь с родственниками мужа. Он говорил, что поругался после большого скандала и порвал с ними отношения.

Ленч затянулся, а когда они вернулись домой, оказалось, что Хью ушел на прогулку.

Только вечером в спальне, готовясь ко сну, она снова смогла спросить его о письме.

— Ну и что там в письме? Плохие новости? — спросила Либби.

— Наоборот — хорошие. Мой отец умер.

— Но это ведь…

— Я ненавидел отца. Он ненавидел меня. Когда я уезжал в Америку, его последние слова были: «Либо возвращайся мужчиной, либо вообще не возвращайся». Я был не таким, как он. Мне не нравилось убивать животных ради собственного удовольствия и заниматься другими неприятными мне вещами, которыми положено заниматься английским джентльменам.

Он засмеялся.

Воцарилась тишина. Либби ждала, когда он еще что-нибудь скажет. За закрытой дверью она слышала, как идут в холле часы, оставшиеся еще от деда. Их глубокий «тик-так» стал сердцем всего дома.

— Но он простил тебя перед смертью? — спросила Либби, не в состоянии терпеть тишину.

— Я не знаю, — ответил Хью. — Полагаю, он умер, думая, что я безнадежный неудачник.

— Ну, а каковы хорошие новости? — требовательно спросила Либби, исчерпав терпение.

— Мой брат получил наследство и думает, что ко мне отец был несправедлив. Брат предлагает мне собственность.

— Какую собственность?

— Вполне неплохую, — сказал Хью. — Крокхэм Хол в Вилтшире — милый, большой, элегантный дом. В таких живут англичане и такие копируют в Америке. Тебе бы понравился.

— Но это же здорово! Большой дом, подальше от родителей. Мир и тишина, чтобы тебе писать стихи. Разве ты не счастлив? На твоем месте я бы прыгала от радости. Разве ты не хочешь домой? Я думала, ты мечтаешь об этом?

— Но не так, как ты думаешь, — сказал Хью со вздохом. — Как я могу вернуться? Ведь я полностью зависим от тестя — в хлебе с маслом и в крыше над головой.

— Но отец знает и понимает, что поэты не становятся знаменитыми за ночь, — сказала Либби. — К тому же великие поэты имели своих покровителей, даже Шекспир.

— Да, но им удается что-то опубликовать по случаю, чтобы доказать этим, что они не зря получают деньги, — безнадежно сказал Хью. — Что я могу представить из работ, написанных за все время здесь, в Америке? Только пару незначительных стихов, напечатанных в таких же, никому не известных журналах?

— У тебя есть и дети — твое высочайшее достижение, — Либби подумала, что Хью рассмешат эти слова или он погладит ее волосы и скажет, что для него они дороже золота, но он отвернулся и уставился на стену.

— Я вернусь домой ни с чем, а люди будут шептаться за моей спиной, будут говорить, что вот человек, который обрек бы жену и детей на голод, если бы не его тесть.

— Ты сделал все, что мог, Хью, — сказала Либби. — Ты не подходишь для обычной работы. Я понимаю, и когда-нибудь ты им покажешь. Ты напишешь великое произведение, и они в один голос будут утверждать, что никогда в тебе не сомневались.

— Иногда я думаю, — мягко сказал Хью, — не обманываю ли я себя? Может, я и не гений, но одно я знаю точно — я не поползу за милостыней к своему брату.

— Значит, ты отвергаешь его предложение? — спросила Либби.

— Потише, Либби, — предупредил Хью, прикладывая палец к губам. — Я не хочу, чтобы нас услышали.

Либби вздохнула и опустилась на мягкие подушки.

— Я не возвращусь нищим. Если бы я знал, как мне стать равным брату, высоко держать голову, я бы поехал туда первым пароходом, но я не могу написать за вечер еще один «Потерянный рай» и вообще не хочу больше об этом говорить, — сказал Хью и перевернулся на другой бок.

Либби лежала, уставившись на тень от деревьев на потолке, качающуюся от ветра. Она осторожно повернулась и посмотрела на мужа, который притворился спящим. Дыхание было медленным и ритмичным.

«И что мне с тобой делать? — думала Либби. — Сколько это может продолжаться?»

Она прильнула к нему и обняла его. То, что он не шелохнулся, убедило ее, что либо он действительно спит, либо притворяется спящим. Либби вспомнила разговор с Кэтрин. Она не сказал Кэтрин правду. Хью всегда говорил, что у Либби хорошая фигура, а на самом деле у него отсутствовало желание заниматься сексом. После Иден — их первенца — он признался, что он больше создан из духа, чем из плоти. Либби, наоборот, обнаружила, что она полностью из плоти. Ночами она не спала, желая удовлетворения.

Либби крепче обняла его, но он продолжал мирно посапывать. У Хью была хорошая способность отстраняться от того, что ему не нравилось. Они могли спорить, говорить о кредиторах, больном ребенке, а через две минуты Хью уже спал мертвым сном в отличие от Либби, которая не могла успокоиться. «Один из нас реалист, — думала она, — хотя иногда казалось, что они поменялись местами. Я всей душой хочу начать новую жизнь, а Хью говорит о том, что он неудачник. У нас был бы свой собственный дом. В доме будет большой обеденный стол, за которым они будут веселиться, поднимать тосты и общаться с хорошими людьми». Либби улыбнулась и заснула. Проснувшись утром, она обнаружила, что Хью уже ушел.




2


Сначала исчезновение мужа не волновало Либби. Она предполагала, что он хотел уединиться и все обдумать. Он это уже делал раньше, блуждая часами по берегу реки Чарльза, чтобы пришло вдохновение, которое исчезало после очередной нотации отца на тему, как стать человеком.

Наступил вечер, а Хью все не появлялся, Либби инстинктивно проверила его шкаф. Часть вещей отсутствовала, но не все, чтобы подумать, что он ушел навсегда.

— Где папа? — спросила семилетняя Иден, когда Либби поцеловала девочек перед сном.

— Скоро вернется, — сказала Либби, взбивая подушку Иден.

— Я не засну, пока папа меня не поцелует, — проговорила Блисс. Она была упрямая, вся в мать, и всегда поступала по-своему. — Не засну, пока он не придет.

— Не глупи, — отрезала Либби. — У отца дела, и он может задержаться на несколько дней. Ты же не хочешь так долго не спать?

— Мне все равно. Он со мной не попрощался. Я надеюсь, с ним ничего не случилось!?

— Ничего плохого, спи. — Либби погладила ее по голове.

Если Блисс унаследовала от матери ее характер, то Иден унаследовала ее привычку обо всем волноваться.

Уже в семь лет у ребенка появились морщинки на лбу. Ссоры из-за денег, которые она не могла не слышать, расстраивали ее. Когда у младшей сестренки была ветрянка, Иден просидела у ее кровати три ночи и сама заразилась от нее.

Либби стояла в дверях, глядя на детей. Она думала, какие они красивые, и удивлялась, как ее тело смогло сотворить такие чудеса. У Иден были карие глаза, такие же большие, как у отца, а Блисс, спасибо Господу, не была такая рыжая, как мать, а была как блондинка с обложки рекламного журнала.

«Не волнуйся, все будет прекрасно», — успокаивала Либби себя.

Ей удалось скрыть волнение за семейным обедом. Ее родители любили компанию, вот и сейчас за столом сидело около двенадцати человек, и пустовало только одно место — место Хью.

— У Хью, возможно, какое-то дело, — объяснила Либби своему отцу.

— Дела? Какие дела? — скептически произнес отец.

— Он получил приятную новость из Англии. Оказывается, у него есть собственность.

— И где же? — удивленно спросила мать.

— Узнаем, когда он вернется, но думаю, это будет не сегодня, — сказала Либби.

Обед продолжался, и Либби ловила себя на мысли, что у нее на лице какая-то глупая, искусственная улыбка. Каждый раз, услышав шаги, она поднимала голову в надежде увидеть Хью. Молодой адвокат, друг семьи, Эдвард Персиваль Нотс рассказывал Либби какую-то историю об одном гарвардском шутнике.

Либби вежливо улыбалась. Эдвард встал.

— Вы не хотите прогуляться по саду, миссис Гренвил? Сегодня так тепло для апреля, и я даже отсюда чувствую запах жасмина.

Либби было трудно ему отказать.

— А теперь не скажете ли вы мне, что случилось, — сказал он, когда они уже были довольно далеко от дома.

— Что случилось? — спросила Либби. — А что должно случиться?

Эдвард улыбнулся. У него было такое чистое мальчишеское лицо даже сейчас, когда он причесал волосы на прямой пробор, как делали все адвокаты.

— Либби, я знаю тебя с тех пор, как ты хлестала меня морскими водорослями на пляже в Кэйп-Коде. Я видел, как ты росла. Ты кажешься спокойной, но глаза выдают тебя. Не могу ли я чем-нибудь помочь тебе?

— В этом случае, я не думаю… — начала она.

— Размолвка с мужем? Тогда это не мое дело.

— Да нет, не размолвка, просто Хью… — Либби не договорила.

— Да, а где старина Хью? — спросил он.

— Хотела бы я знать, — сказала Либби и положила свою руку на руку Эдварда. — Эдвард, я беспокоюсь за него. Он ушел утром, даже не оставив записки. Он взял кое-что из вещей…

Эдвард приподнял брови.

— Ну хоть кто-нибудь, может, знает, куда он отправился.

— Нет.

— Может, женщина?

— Тоже нет, — сказала Либби. — Он очень расстроился, получив письмо из Англии.

— Ты думаешь, он уехал в Англию?

Либби отрицательно покачала головой.

— Думаю, нет. Его брат просил Хью приехать домой, но он отказался обсуждать это со мной. Рассказывая о своей семье, он говорил, что не может предстать перед ними как неудачник. Боюсь, что он может покончить с собой.

Эдвард погладил ее ладонь, сжатую в его руке.

— Если он хотел убить себя, он не брал бы вещи.

— Да нет, — сказала Либби с волнением. — Он взял их, чтобы мы подумали, что он уехал.

— Но он же боготворит тебя! — сказал Эдвард. — Несомненно, он бы оставил прощальную записку. Имей мужество. Мне не верится, что Хью решил сделать то, чего бы ты не одобрила. Я думаю, что до конца недели он предстанет перед тобой, улыбаясь, как маленький мальчик, который пошалил и теперь вернулся домой.

— Полагаю, ты прав. Спасибо тебе, Эдвард. Ты настоящий друг, — сказала Либби.

Они пошли обратно к дому.

— Буду всегда рядом, когда ты будешь во мне нуждаться, Либби, помни это! — крикнул Эдвард ей вслед.

* * *


В течение двух недель о Хью не было никаких вестей. Либби постоянно ожидала услышать самое худшее.

Мать вбила себе в голову, что Хью вернулся в Англию, бросив Либби. Там он объявил себя холостяком и женился на дочери графа или герцога. Отец думал, что Хью ввязался в какое-то темное дело и прогорел и не мог показаться в Бостоне. Либби забавляли обе эти версии, но она думала, что ни та ни другая не проходят для ее сбежавшего мужа, но и она сама не могла предположить ничего путного.

Шестого мая пришло письмо от Хью. К счастью, она проходила через холл в то время, когда принесли почту. Либби сразу побежала наверх, заперла в ванной дверь, которая имела крепкий засов.

«Мои дорогие жена и дети, — писал Хью, — Сможете ли вы когда-нибудь простить меня за волнение, которое я вам доставил. Когда вы узнаете, что я предпринял, надеюсь, вы простите меня. Я решил попытать счастья и заранее знал, что вы и родители попытаетесь разубедить меня. Ты будешь удивлена, когда услышишь, что ваш ни на что не годный муж и отец уехал сколотить состояние, Либби, я среди тех сорокадевятилетних, кто рискнул отправиться на поиски золота в Калифорнию. Ты давно не была на набережной Бостона, а там только и говорят о богатстве, о золоте, которое лежит под ногами и ждет, чтобы взял тот, кто придет первым. Нельзя было терять времени. Мне жаль, но я взял наши деньги в банке, чтобы купить билет на Дикий Запад, но со временем это окупится.

Подумай об этом, моя малышка. Люди делают большое состояние за неделю. Когда я вернусь, мы сможем взять детей и жить в Англии как настоящие аристократы. Итак, будь терпелива. Обещаю вернуться, «на мою кучу», как здесь говорят.

Сейчас я в городе Индепенденс, штат Миссури. Это отправной пункт моего путешествия, и боюсь, что оставил цивилизацию позади. Это мир грубых, неотесанных мужчин. Я чувствую себя как рыба, выброшенная на берег, но стараюсь не трусить. Конечно, я боюсь, но очень хочу добиться успеха первый раз в своей жалкой жизни. Думай обо мне, дорогая! Поцелуй за меня обожаемые розовенькие личики наших детишек и почаще им напоминай обо мне. Одно утешение — твои родители присмотрят за тобой. Многие мужчины покинули своих жен, оставив их одних на фермах и почти без денег, и поэтому я чувствую хоть какое-то облегчение относительно твоего будущего. Я попытаюсь вернуться с рюкзаком, отвисшим от золота. Тогда попразднуем.

Вечно преданный тебе Хью Гренвил».

Либби, остолбенев, смотрела на письмо.

— О, Хью, ты — идиот! — громко сказала она, не зная смеяться или плакать. — Как ты сможешь выжить в дебрях Калифорнии!

Она уставилась на кафельные плитки, и у нее перед глазами поплыли круги.

— Нужно кого-нибудь за ним послать, пока не поздно. Его нужно спасти. Он заблудится по дороге в Калифорнию или еще что-нибудь. Но кого послать? Если бы у нее были братья или кузены, она бы их попросила разыскать его. Но у нее не было ни тех ни других, и ее единственные родственники были старые дяди да тети. Ей пришло на ум, что можно послать Эдварда Нотса, но она тут же отогнала от себя эту идею.

Я не могу послать за ним, чтобы его привели как мальчишку. Это унизит его, а он не заслуживает этого. С его стороны было довольно смело предпринять такую сумасшедшую, глупую поездку, только помешанный сделал бы такое. Бедный Хью, он в самом деле безнадежен.

Либби чувствовала за собой вину, как будто это она натолкнула его на эту мысль. В определенном смысле это было так. Если бы она не женила его на себе, он бы никогда не застрял здесь, в Бостоне. Хью не был человеком, которого можно было привязать к кому бы то ни было.

Вздохнув, Либби открыла дверь ванной и на цыпочках пошла в спальню. Окна были открыты, и кружевные шторы колыхались под порывами апрельского ветра.

Из окна она едва различала далекие зеленые поля. Либби всегда любила этот вид. Хью, вероятно, не выживет в холоде и опасностях Дикого Запада. И некого попросить спасти его, поэтому она должна попытаться это сделать сама.

Приняв решение, Либби, не теряя времени, спустилась вниз.

Отец читал, как всегда после завтрака, газету. Мама, сидя в красном вельветовом кресле, просматривала почту. Они высказывались о прочитанном, не обращая друг на друга внимания. Либби открыла дверь.

— О, как мило, у Софи новое платье для бала. Темно-зеленый вельвет…

— Глупцы в Вашингтоне. Не могут прямо сказать… показать им, кто здесь хозяин, вот что они должны делать.

Либби оглядела комнату, набитую мебелью, горшками с цветами, картины и украшения… Она глубоко вздохнула и закрыла за собой дверь.

— Наконец я узнала о Хью, — небрежно сказала Либби.

— И что? — потребовал отец.

— Он уехал в Калифорнию и заразился золотой лихорадкой.

— Вот дурак, — пробормотал отец.

— Что за язык, Генри? — ответила мать, несколько возмутившись.

Отец Либби отложил газету.

— Я говорил, что все изменится к лучшему. Я попрошу молодого Нотса расторгнуть брак.

Либби взглянула на него так, как будто он говорил на иностранном языке, который она не понимала.

— Что ты сказал? — спросила она.

— Я говорю, что мы можем сделать то, чего я ждал годами. Мы расторгнем брак. Он бросил свою семью — это будет хорошим доказательством. У тебя будет шанс начать все сначала, ты еще достаточно молода. Здесь, в Бостоне, так много молодых людей, а ты красива и у тебя хорошая фигура.

— Я не собираюсь разводиться, — прервала Либби, не зная, радоваться ей или сердиться. — Я поклялась быть с Хью в счастье и в несчастье, а это все временные трудности.

— Но, дорогуша, он же может не появляться годами, с него станется. Ты состаришься, ожидая его. Он может и не вернуться. А сейчас у тебя есть шанс, — успокаивающе промолвила мама.

— Я согласна с тобой и не хочу стать старухой, ожидая Хью. Место жены рядом с мужем. Я пришла сказать, что тотчас же уезжаю в Калифорнию.

Либби думала, что еще секунда — и отец разразится бранью. Его лицо стало свекольно-красного цвета, а глаза выпучились.

— Последовать за ним в Калифорнию? Ты что, с ума сошла?

— Я не ребенок. Я — замужняя женщина и я в здравом уме.

— Всегда знал, что этот парень негодяй и размазня, но я никогда не думал, что он опустится до того, чтобы просить тебя последовать за ним. У него нет ни гордости, ни совести.

— Папа, он не просил меня. Все, что он просил, это простить его. А я решила присоединиться к нему. Я думаю, что он долго там не протянет.

— И ты? — мать была готова расплакаться. — Мы что зря воспитывали тебя как леди, дав тебе прекрасное образование, чтобы потом ты стала рабыней? У тебя нет представления о положении женщины там.

— И ты тоже не знаешь, — сказала Либби.

— Не груби своей матери! — резко вмешался отец.

— Папа, я не ребенок, и не говори со мной так! Я решила, и ничто меня не остановит.

— Посмотрим! — сказал угрожающе мистер Пирсон.

— Чтобы добраться до Калифорнии, понадобятся деньги, а я задерживаю твое месячное жалованье с этого момента. Сомневаюсь, чтобы твой муженек оставил в банке достаточно денег для твоего путешествия.

— Я беру их с собой достаточно.

— Сейчас ты меня полностью убедила, что растеряла свои мозги! — закричал отец. — Ты не в своем уме! Ни одна мать не обречет безвинных малюток на такую тяжелую жизнь и страдания.

— Либби, ты это серьезно? — сказала мать, обнимая дочь.

— Она обезумела. У нее шок. Ей надо отдохнуть, отправиться на лето к океану, свежий воздух вылечит ее.

— Я совершенно здорова, спасибо, мама. Я знаю, что вас потрясла эта новость. Поймите, я взрослая замужняя женщина. Я больше не ваша драгоценная дочка, которую нужно нянчить и кормить из ложечки.

— Вы правы, мисс, — отрезал отец. — Если ты выработала такой глупый план, ты больше не наша маленькая дочка. Покинь этот дом и не рассчитывай на нашу помощь. И не думай, что мы будем сидеть и смотреть, как ты увозишь наших внучек. Я проконсультируюсь у адвоката и лишу тебя материнства. Нам не остановить тебя, но ты не возьмешь с собой детей.

Он выбежал из комнаты, столкнув на пол лампу, стоявшую на столике за дверью.

— Дорогая, ты так его расстроила, — мама Либби ринулась поднимать лампу, как будто это было в данный момент самым главным.

— Не волнуйся, — добавила она, — когда он успокоится, мы все решим.

Либби вышла из комнаты, поднялась на третий этаж и заперлась в детской. Она была пуста. Учебники лежали открытыми, на полу валялась кукла, а детей словно след простыл.

Либби запаниковала. Отец догадывался, что она что-то замышляет, и спрятал детей.

Она сбежала вниз по ступенькам и увидела экономку миссис О'Рурк, которая выходила из спальни, находившейся на первом этаже.

— Миссис О'Рурк, где дети? — спросила Либби.

Экономка удивленно посмотрела на нее.

— Гуляют с гувернанткой как всегда по утрам, — сказала миссис О'Рурк. — Что-нибудь случилось, миссис Гренвил?

— Нет, что может случиться? — ответила Либби, пытаясь сдержать свои эмоции. Она должна все продумать.

— Скажите маме, что у меня назначена сегодня встреча. У меня болит голова, и я немного отдохну.

Убедившись, что все слуги внизу, Либби устремилась в детскую и начала вынимать из ящиков вещи и запихивать их в дорожную кожаную сумку.

Она хотела побыстрее сбежать, чтобы отец не смог ее остановить.

Пытаясь застегнуть защелку сумки, она снова пришла в себя.

— Что я делаю? Неужели я могу решиться на это?




3


Около полуночи Либби поняла, что не заснет. Она лежала в поту в тесной каюте корабля. В голове проносились события последних дней. Либби бесшумно соскользнула с койки и накинула платок. Блисс стонала во сне на верхней койке.

— Все хорошо, дорогая. Твоя мама здесь, — прошептала Либби, поглаживая мокрое от пота лицо дочки.

Наконец Блисс успокоилась и заснула. Либби открыла иллюминатор в надежде проветрить каюту. Слабый бриз донес с невидимого в темноте берега смесь запахов гниющих овощей, острой пищи и опьяняющий аромат весенних цветов. Маленькие огни мелькали на противоположном берегу. Эта была первая ночь после того, как они отплыли из Нового Орлеана на судне «Красавица Миссисипи». Вечером они причалили к пристани маленького городка.

Либби хотелось, чтобы все это закончилось как можно скорее. За бортом были слышны странные звуки: плеск волн о борта причаленных лодок, кваканье лягушек, жужжание насекомых и вездесущих москитов. Либби смахнула волосы с лица и пришлепнула на лбу москита.

«Что я здесь делаю?» — думала она.

Все казалось таким простым, когда месяц назад она сбежала из дома на корабле в Новый Орлеан, потом вверх по течению в Миссури, затем на поезде в Калифорнию. Там она найдет мужа, поможет ему сколотить состояние, вернется в Бостон повидать родителей и уплывет с победой в Англию.

«Ну какая же я наивная», — думала Либби.

Эти три недели стерли в памяти Бостон с его жизнью. Она думала, что если бы отец не протестовал так резко, она, может быть, и не поехала бы. Они могли бы все обсудить и послать за Хью частного детектива. Это все из-за отца. Уверенность в том, что он ее остановит и она не сможет взять с собой детей, заставила Либби принять быстрое решение. Она не медлила ни секунды и, упаковав все драгоценности на сумму 320 долларов, забрала детей у удивленной гувернантки.

Первым же судном она уплыла из Бостонской бухты.

В начале путешествия все шло хорошо. Они плыли на корабле «С. С. Вентура», заходя в Чарльстон, Южную Каролину и Святую Августину во Флориде. Либби проводила время, сидя на палубе с детьми, обедая за капитанским столом с веселым джентльменом, который старался сесть поближе к ней и очаровал Либби своей лестью. Доплыв до Нового Орлеана, она была убеждена, что трудности такого путешествия были сильно преувеличены. На пристани она выяснила об отплытии вверх по реке колесного парохода. К сожалению, свободных мест не было.

— Если вас это не стеснит, то мы можем пристроить вас где-нибудь в уголочке, — проинформировал ее молодой служащий пароходства. — Да и каюты могут освободиться, — сказал он, улыбаясь. — Никто до конечного пункта не будет путешествовать на судне.

— Это как? — наивно спросила Либби.

— Они дерутся, грабят друг друга, проигрывают в карты, заболевают холерой, — ответил молодой человек. — Холеру разносят эти янки, направляясь по реке на поиски золота, — добавил он.

— Я уверена, что янки не виноваты, наши северные города очень чистые, — возразила Либби.

— Конечно, мэм, но в такой толпе легко заразиться, — вежливо сказал служащий.

— Я вернусь утром, — сказала Либби.

По улице тянулись груженые повозки и тележки. Либби с детьми протискивалась через этот поток, разглядывая незнакомый город. Она почувствовала запах готовящегося кофе, который смешался с ароматом цветов и менее приятными запахами, идущими из канав. В узком переулке на балконах висело белье. Негритянка крикнула на прохожего на каком-то непонятном для Либби языке и вылила грязную воду, обрызгав Либби.

— Плохо пахнет, — прокомментировала Иден.

— Сейчас найдем поблизости гостиницу, чтобы не опоздать на пароход, — сказала Либби.

— А скоро мы увидим папу? — спросила Блисс.

— Не скоро. Надо немного потерпеть, — ответила Либби.

На перекрестке они остановились. Справа была широкая улица с красивыми домами, площадью с памятником, садами — совсем как в Бостоне, с горечью вспомнила Либби. У нее не было здесь никого, к кому она могла бы пойти и переночевать.

— Сюда, — она повела детей по узкой улочке.

— Сейчас будет дождь, мама. На меня капнуло, — сказала Иден.

Раскаты грома загремели над их головой. Дождь полил как из ведра. Большие капли застучали по мостовой и железным крышам домов. Либби с девочками спряталась под балконом. В мгновение вода затопила сточные канавы. Вспоминая слова молодого человека в порту, она вспомнила о холере и в надежде посмотрела по сторонам. В двух шагах от нее была табличка «Гостиница Святой Петр». Они побежали и промокли до нитки.

— Мне нужна комната на ночь, — сказала Либби заспанной женщине, появившейся в вестибюле. — У вас есть свободные места? — добавила она.

— Я не знаю, — неуверенно ответила женщина.

— Это отель? — недовольно спросила Либби.

— Отель, но не для вас, идите в «Сент-Луис», — сказала женщина.

— У меня нет денег на «Сент-Луис», и, если я не переодену девочек, они могут простудиться, — отрезала Либби.

— Хорошо, следуйте за мной.

— Я помещу вас здесь. Ночью будет очень шумно на улице. Плата — один доллар, — сказала она, показывая комнату с окнами во двор.

— Я думаю, что заказывать чай и бутерброды нет смысла? — спросила Либби.

— Дождь скоро кончится. Недалеко от гостиницы есть кафе «Дюбуа», — сказала женщина.

Дождь вскоре кончился. Либби развесила мокрые вещи по стульям. Переодевшись, они пошли в кафе.

Поздно вечером девочки быстро заснули, а Либби стояла у окна. С улицы доносились звуки рояля, смех, крики…

Осторожно заперев дверь, она спустилась на первый этаж.

Либби вышла из гостиницы и осторожно пошла по невысохшим после дождя грязным улицам. Музыка доносилась из хорошо освещенного дома, в который входили и выходили люди. Какая-то девушка запела на французском языке и мужские голоса подхватили песню.

Трое мужчин обратились к Либби.

— Привет, дорогая. Ты свободна сегодня? — сказал один из них. Он искоса посмотрел на нее, дыхнув на нее перегаром.

— Конечно нет, — ответила Либби.

Другой схватил ее за руки.

— В чем дело, мы что не нравимся тебе? — вызывающе спросил он.

— Мы только что вернулись с моря. У нас есть деньги.

— Уберите свои руки, — Либби попыталась вырваться.

— Ведешь себя как королева, мы же видели, как ты вышла из «Святого Петра». Лучше нас ты сегодня никого не найдешь.

Он прижал к себе Либби и попытался поцеловать ее. Она отпрянула в ужасе. Другой подошел к ней сзади и обнял Либби.

— Я люблю, когда они такие неприступные, — сказал он.

— Ах ты, маленькая озорница, но мы добьемся взаимности. Давай, куколка, хватит дурачить нас. У нас еще целая ночь впереди.

— Отпустите меня, а не то я позову на помощь! — закричала Либби, дергаясь, когда один из них приподнял ее с земли.

Страх сменил гнев. Руки вокруг талии Либби сдавливали ее, другая рука сдавила ее грудь. Она беспомощно сопротивлялась и была не уверена в том, подойдет ли кто-нибудь, если она вскрикнет. Возможно, такие сцены были обычным делом здесь, в Новом Орлеане.

— Пожалуйста, — умоляла она. — Отпустите меня. Я не та, за кого принимаете!

— Оставьте ее в покое, — прозвучал тихий, ровный голос, и элегантно одетый мужчина появился в дверях.

— Но она вышла из «Святого Петра», я видел, — настаивал один из них.

— Посмотрите, как она одета. Она не из девушек Ивет. Она — леди. Это не то, что вы ищете, — продолжал тот же тихий голос.

— Извините, мэм, не обижайтесь, — пробормотал один из парней.

Либби поправила платье и повернулась к своему спасителю.

Он был высок ростом, одет в модную куртку, золотая цепочка от часов поблескивала в темноте. Джентльмен был аккуратно выбрит, в его руке была тросточка с набалдашником из золота или серебра.

— Спасибо большое, сэр, — запинаясь от волнения, проговорила Либби.

Высокий мужчина улыбнулся, слегка поклонившись.

— Я всегда рад помочь леди в беде, — сказал он.

— Я? Я не искала. Просто вышла прогуляться, — сказала Либби.

— Здесь неподходящее место для прогулок.

— Я остановилась на той стороне улицы в гостинице и не знала, нанимая комнату, что это опасный район, — пролепетала Либби.

— Вы остановились в «Святом Петре»? — улыбаясь, спросил ее спаситель.

— Да, а что? — удивилась она.

— Эту гостиницу, как это лучше сказать, используют девушки, посещая ее на ночь с молодыми людьми, — сказал он, усмехаясь.

Краска ударила в лицо Либби, когда до нее дошло, куда она попала. Она была даже рада, что на улице так темно и он не видит ее.

— Вы имеете в виду тех, кто приставал ко мне? — спросила она немного испуганно.

— Да, они видели, как вы выходили из «Святого Петра». Что они могли подумать? — спросил незнакомец.

Либби в ужасе воскликнула:

— Я оставила там своих детей!

— Вы не похожи на женщину, у которой есть дети. Простите меня за назойливость, но… — проговорил он.

— У меня две девочки, — сказала Либби.

— Одной четыре, другой семь лет.

Незнакомец засмеялся.

— Ну, тогда они в безопасности. Мужчины ищут подруг постарше. Но на вашем месте я возвратился бы домой, я провожу вас, если позволите.

— Я была бы благодарна, мистер, — сказала Либби.

— Габриэль Фостер к вашим услугам, мэм.

— Меня зовут Элизабет Гренвил, — сказала она. — Миссис Хью Гренвил.

— Я советовал бы вам переехать в более безопасное место, — произнес Габриэль задумчиво.

— Не стоит, я завтра отплываю вверх по реке, — сказала Либби.

— А, вы плывете на «Красавице Миссисипи»? — спросил Фостер.

— Если будет свободная каюта. Мне сказали, что все занято, — сказала она.

— Скажите капитану, что Гейб Фостер просит найти для вас каюту, думаю, проблем не будет, — улыбнулся Фостер.

— Спасибо, вы мой ангел-хранитель. Должно быть, вы имеете определенное влияние в этом городе, если даже капитаны слушаются вас, — сказала Либби.

Гейб просиял от удовольствия.

— Скажу так — есть много дверей, которые всегда открыты для Габриэля Фостера.

Около входа в гостиницу он предложил проводить Либби до номера. Либби согласилась, сказав, что ей посчастливилось встретить настоящего джентльмена. Он взял ее под руку.

— Удачного путешествия, миссис Хью Гренвил, — могу я вас называть Элизабет?

— Спасибо за все, мистер Фостер. Обычно меня зовут Либби.

— Либби. Вам идет это имя. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, мистер Фостер.

— Просто Гейб.

— Вряд ли стоит запоминать имена. Ведь мы не встретимся вновь.

Он кивнул головой.

— Мир меньше, чем вы думаете, — он приподнял шляпу, поклонился и вышел.

Либби посмотрела ему вслед и пошла вверх по лестнице.

Девочки спали. Они лежали рядышком, как два маленьких котенка.

Либби улыбнулась. Перед тем как ложиться спать, она написала в дневнике: «28 мая 1849. Сегодня вечером у меня был неприятный инцидент, но я повстречала очаровательного мужчину».




4


Оставшаяся часть ночи в этом сомнительном отеле прошла без происшествий. На следующее утро Либби убедилась, что на «Красавице Миссисипи» действительно нашлось место.

Большой колесный пароход отвалил от пристани и пошел на север против течения. Либби расслабилась, радуясь новым впечатлениям от путешествия. События ночи преподали ей хороший урок, и она решила быть в будущем более осторожной.

Либби наблюдала, как пароход, встретившись со встречным течением, двигался все медленней и медленней. Она почувствовала свободу, как будто проснувшись, как Рип Ван Винкл после долгих лет сна. Первый раз Либби ощутила, что ее решение пуститься в это путешествие было больше продиктовано желанием сбежать от тягостной атмосферы дома, чем для спасения Хью. Иден и Блисс радовались, впервые наблюдая, как гигантские лопасти с шумом врезались в мутную воду. Потом они облокотились на поручни и стали смотреть на проплывающий за бортом берег, махая рабам, работающим на хлопковых полях, и радовались, когда те махали им вслед. Большие деревья, обросшие испанским мхом, росли по берегам, наполовину закрывая большие белые особняки, утопающие в магнолиях.

— Посмотри, мама, деревья такие старые, что на них растут шишки, — прокричала радостно Блисс.

— Я бы хотела жить в одном из этих домов, — тихо произнесла Иден.

— Может, и будем, дорогая, — отозвалась Либби. — Найдем отца и заживем в таком доме, как этот.

— Правда? — взволнованно проговорила Иден. — А у меня будет такой собственный, да, мама? — спросила Блисс.

— Какая очаровательная семья, — произнес кто-то мягким голосом. Либби обернулась и увидела Габриэля Фостера.

— У вас прекрасные дети, хотя ни одна не унаследовала мамины красивые рыжие волосы.

Щеки у Либби залились румянцем. Мгновение Либби казалось, что это был не тот человек, который спас ее вчера ночью.

— Может, вы меня не узнаете при дневном свете? — продолжал он, казалось бы забавляясь ее смущенным видом. — Прошлой ночью мы встретились при менее приятных обстоятельствах. Габриэль Фостер к вашим услугам.

— Почему вы мне не сказали, что тоже едете на этом пароходе, — проговорила, заикаясь, Либби.

— Я и не собирался до вчерашнего…

— Надеюсь, вы решились на эту поездку, чтобы быть моим ангелом-хранителем? спросила Либби, вернув своему голосу бостонскую холодность. — Это бесполезно. Я сама о себе позабочусь и… Я хочу догнать своего мужа, — добавила она.

После такой речи Габриэль Фостер еще больше развеселился. Когда он улыбался, в его глазах были веселье и радость, и он просто очаровал Либби. Она заметила, что в волосах Фостера пробивалась седина.

«Ему, наверное, около тридцати», — подумала Либби.

— Я давно намеревался попутешествовать, а тут такая попутчица, — я не мог не поехать…

— Но судно битком набито.

Он расплылся в улыбке.

— Я же говорил, что капитан всегда найдет место для Гейба Фостера. — Вы не против того, чтобы прогуляться по палубе?

— Боюсь, что не могу оставить детей, — вежливо пыталась отказать Либби.

— Тогда, пусть и они прогуляются с нами.

Девочки посмотрели друг на друга и захихикали.

— О, простите меня, я совсем забыл, что леди не может общаться с джентльменом, пока их не представили друг другу.

Он подал руку Иден.

— Меня зовут Фостер, Габриэль Фостер.

— Иден Гренвил, — представилась Иден.

— Это что, прозвище? — Гейб вопросительно посмотрел на Либби.

— Нет, это мое настоящее имя. Его дал мне мой папа, он — поэт, — сказала Иден.

— А меня зовут Блисс, и мне четыре года.

— Ты уже совсем взрослая, — сказал Гейб.

Блисс захихикала.

— Ну вот, с формальностями покончено. Как насчет прогулки?

Он протянул руку, и Блисс тут же за нее ухватилась.

— Мистер Фостер, у вас дела в Сент-Луисе? — спросила Либби.

— Возможно, может, забудем мистера Фостера, ведь мы — компаньоны.

— Мне вряд ли нужно напоминать, что я замужняя женщина, и так как вы не друг нашей семьи, давайте соблюдать приличия.

— Откуда вы знаете, что не друг?

— А что, вы часто бываете в Бостоне?

— Да, я знаю его хорошо и могу поклясться, что видел вас, когда обедал у ваших родителей. Вы тогда были совсем крошкой. Большой кирпичный дом рядом с парком или речкой. На вас тогда было такое милое кисейное платье, или нет, из белого шелка. А в волосах черная ленточка. Не помните, как зовут ваших родителей?

— Мистер Фостер, вы уверены, что вы не ирландец. У нас в Бостоне говорят, что они искусно льстят, — засмеялась Либби.

— Я все-таки вас рассмешил, а то вы вчера так неважно выглядели.

— Для меня это нелегкое путешествие, ведь я с двумя детьми.

— Но вы скоро встретите мужа и все ваши страхи исчезнут.

— Не слишком скоро. Он не будет ждать нас на пристани в Сент-Луисе — он в Калифорнии.

— Боже мой! — воскликнул Гейб, изменившись в лице. — Я снимаю перед вами шляпу. Вы — мужественная женщина. Ваш муж, — продолжал он, — он что, уже сколотил состояние и теперь ждет вас?

— Сомневаюсь. Он уехал только месяц назад. Не думаю, что он сможет там выжить. Трудности дикой жизни — не для него.

— Счастливчик, должно быть, вы его сильно любите? — осторожно спросил Гейб.

— Это не любовь, а долг. Место жены рядом с ее мужем, и я буду с ним и в горести, и в радости.

— Я не думаю, что вы решились на это путешествие ради чувства долга. Я думаю, что только любовь движет вами.

— Любовь, долг?! Какая разница. Конечно, я люблю своего мужа и не собираюсь это обсуждать с незнакомцем.

Гейб уставился на Либби.

— Мы, южане, известны своей дерзостью.

— Будьте, пожалуйста, более сдержанным, — с улыбкой сказала Либби.

Гейб вскинул голову и громко рассмеялся.

— Вы мне подходите. Ум за ум…

— Мама, я нагулялась, — вмешалась Блисс и потянула Либби за руку. — Я запарилась, давай сядем.

Либби подняла ее на руки.

— Вы нас извините, мистер Фостер.

— Конечно, мэм. Не окажете ли вы мне честь пообедать со мной?

— Не откажусь, — ответила Либби.

После того как он ушел, Либби предложила детям пойти в каюту почитать.

— Ты можешь нам почитать и здесь, — сказала Иден. — А тебе нравится Фостер?

— А тебе?

— Он красивый.

— Ну, не такой красивый, как папа, — возразила Блисс.

— Да, папа красивый, — добавила Либби.

Уложив детей, она поднялась на палубу прогуляться, надеясь встретить там Гейба. Пассажиры суетились, и дул холодный вечерний бриз. В сгущающихся сумерках Либби увидела впереди городок. Люди с тюками и сумками готовились сойти на берег. Рулевой судна подводил судно все ближе и ближе. Кто-то глухим голосом выкрикивал команды. Матрос бросил конец на берег, другой зацепил, и борт мягко стукнулся о пристань.

Часть пассажиров решила прогуляться по берегу, а местные торговцы ринулись на борт. Опасаясь быть затертой в толпе, Либби поднялась на верхнюю палубу. Проходя через верхний салон, она заметила высокую шелковую шляпу, видневшуюся из-за стула у окна. Она всмотрелась и увидела затылок Гейба Фостера. Он сидел и играл с каким-то мужчиной в карты. Стоя в тени, она наблюдала за ним. Он мешал и раздавал, карты отлетали с такой грацией, что Либби прямо залюбовалась.

— Пару десяток! — воскликнул в сторону Гейба молодой веснушчатый парень.

— Сожалею об этой паре дам, — сказал Гейб, пододвигая к себе кучу денег.

Либби как громом поразило. Теперь было ясно, почему он гулял в той опасной части города и почему для него у капитана всегда была каюта. Она не могла поверить тому, что видела. Она видела его руки и была готова поклясться, что у него была дама, другая появилась из рукава с молниеносной быстротой, когда его глаза были обращены на того молодого человека. Либби повернулась и пошла к столу и села между старым полковником и грузной дамой. Чуть позднее появился Гейб. Он искал Либби глазами, а она притворилась, что занята едой.

После ужина она отказалась от приглашения полковника пойти в кафе. Либби выкинула Фостера из головы и решила держаться от него подальше до конца пути, но на следующее утро он внезапно появился перед ней.

— Вы что, вчера умирали от голода? А потом вы решили, что флирт с этим старым дураком меньшее искушение, чем общение со мной?

Пытаясь сдерживать себя, Либби сказала:

— Я думаю, что у нас с вами мало чего общего, и я не вижу смысла в продолжении наших отношений.

— Я что-то сделал или сказал что-то не так, что могло бы вас оскорбить?!

— То, что вы сделали, оскорбит каждого, у кого есть хоть капля чести и совести.

— Я соблюдал по отношению к вам правила приличия, не так ли?! — сказал Гейб.

— Я не имею в виду себя, а других.

— Что вы хотите этим сказать?

— Вам бы следовало сказать, что вы игрок.

Он посмотрел на нее с облегчением.

— Я зарабатываю на жизнь тем, что умею лучше всего. И делаю это при помощи своих быстрых рук, головы и одной из слабостей человеческого существа — жадности.

— Есть много других профессий, где вы могли бы использовать свои таланты и оставаться честным человеком, — сказала Либби.

— Все мужчины игроки в определенном смысле — разве не так, миссис Гренвил?! Ваш отец — прекрасный бизнесмен из Бостона, разве он не идет ва-банк, когда занимается бизнесом? А ваш муж? Разве он пустился бы в такое рискованное предприятие?

— Это совсем другое, — вставила Либби.

— Почему же?

— У нас не принято надувать, когда играешь в карты, — ответила она.

— Вы называете это надувательством, потому что я делаю это лучше других.

— Я видела, как вы это делаете.

— Неужели? Тогда у вас глаза острее, чем у других. Поклянитесь, что я вытащил карту из рукава!

— Сначала у вас была дама и семерка, а потом вдруг две дамы.

Лицо Фостера засияло.

— Вам надо запомнить одну вещь, если вы собираетесь путешествовать на Запад, то считается неприличным подглядывать в чужие карты. Здесь убивают и за более мелкие проступки.

Либби удивленно посмотрела на него.

— Вы даже не чувствуете за собой вины.

Гейб вздохнул.

— Вы слишком плохо знаете людей. Этот юнец, движимый жадностью, готов пойти на все что угодно. Он же и так много выиграл. Я ему дал выиграть, но он был убежден, что разденет меня догола, что он умнее, чем я. Я должен был ему доказать, что я не глупее его. Они не знают меры. Так и я делаю деньги, играя на человеческой жадности. Это плохо? Скоро вы поймете, что здесь не Бостон. В этом мире слишком мало чести. Только некоторым можно доверять. И нет гарантий, что завтра ты не получишь пулю в спину.

— На вашем месте я была бы хоть искоркой чести в этом черном мире, — сказала Либби. — Если бы я боялась смерти, я бы приготовилась встретиться с ней лицом к лицу.

— Я не боюсь смерти и готов ее встретить, как и многие другие люди, которых я знаю.

— Я не думаю, что картежникам есть на небесах прощение.

— Если и есть, то уверен, что там мрачно и холодно, а я люблю тепло.

— Вы неисправимы.

— Ну как, миссис Гренвил, теперь я вам больше не нравлюсь?

— К сожалению, у вас нет шанса, мистер Фостер. После этого путешествия мы никогда не увидим друг друга, — ответила она и прошла мимо Гейба в каюту.

Остальную часть времени на корабле Либби либо оставалась в каюте, либо общалась с другими женщинами и пыталась не сталкиваться лицом к лицу с Фостером.

В Сент-Луисе Либби с детьми, сразу сойдя на берег, начала разузнавать о ближайшем пароходе в Индепенденс.

Она сделала запись в дневнике: «30 мая 1849 года. Я получила хороший урок. Теперь я понимаю, как обманчива бывает внешность. Если я встречу еще одного такого человека, я уже буду начеку».




5


Следующий пароход был не похож на «Красавицу Миссисипи». Разговоры о трудностях и опасностях были не пустой болтовней. Прибыв в Сент-Луис, Либби была полностью уверена, что скоро путешествию придет конец. Скоро она найдет мужа, и они счастливо заживут. Увидев новое судно под названием «Амелия», Либби почему-то почувствовала, что тут-то все и начнется. На пристани испугавшийся мул оторвался от хозяина и громко ржал, выбираясь через горы багажа, которым была завалена вся палуба. С нижней палубы был слышен рев быков и ругань матросов. Либби с детьми, как багаж, затолкнули на палубу. Мужчины были обвешаны пистолетами и ножами. Они расталкивали друг друга плечами, пробираясь по мостику на судно.

Поток людей захватил их. Блисс разрыдалась.

— Разве ты не хочешь увидеть папу? — попыталась успокоить Либби.

— Я хочу домой к бабушке!

Либби взяла Блисс на руки, а она бешено колотила руками и ногами.

— Я хочу домой, мне здесь не нравится!

— Хватит, Блисс, веди себя как следует. Маленькие леди так не шумят на людях, — сказала Либби.

Либби с трудом пробивалась по забитому трапу. Люди с тюками проталкивались мимо Либби. Они с удивлением бросали в ее сторону косые взгляды. Взобравшись на палубу, она была готова упасть на тюки, которыми была завалена почти вся палуба.

Либби увидела человека в униформе.

— Вы меня не проведете в каюту, а то мне так трудно с детьми.

Человек в униформе с интересом посмотрел на нее.

— Я думаю, что вряд ли вы захотите спать в кабине вместе с мужчинами.

— А что же мне делать?

— На вашем месте я бы нашел местечко на палубе и стоял бы там или сидел на чем-нибудь.

— Вы что, хотите, чтобы мои дети ночевали на палубе?

— Последуйте моему совету — оставайтесь дома, пока это сумасшествие не пройдет. Все суда за последние два месяца перегружены. Думаю, половина штатов сейчас едет в Калифорнию.

— Я не могу — мне нужно найти своего мужа.

— Тогда, чем быстрее вы приучите спать своих малышек на открытом воздухе, тем лучше.

— Спасибо за совет. Дети, пойдем и найдем себе место, пока не заняли всю палубу.

Снизу послышался режущий слух рев быка. Блисс обхватила шею матери руками, чуть не придушив ее.

— Я хочу домой! — закапризничала она. — Не поеду на этом противном корабле.

— Мы должны держаться. Скоро все кончится, — успокаивала ее Либби. — Посмотри, мы можем разместиться под спасательной лодкой.

На судно грузились целый день, пока на палубе не осталось свободного места. Когда вечером «Амелия» отчалила, на берегу оставалась большая толпа тех, кому не удалось пробраться на судно. Они кричали и грозили кулаками.

Либби с детьми тихо сидела под лодкой, пока корабль не бросил на ночь якорь.

— Мама, я хочу есть! — сказала Блисс.

— Сейчас я пойду и узнаю, — выбираясь из-под лодки, ответила Либби. — Думаю, сумки здесь никто не утащит.

Спустившись вниз, она поняла, что сделала правильно, последовав совету остаться на палубе. Запах немытого тела был перемешан с ликером, было так накурено, хоть топор вешай. Громкие, пьяные голоса пели какую-то песню.

Либби прошептала девочкам: «Кажется, мы здесь не найдем ужина. Сейчас найду и спрошу стюарда — не принесет ли он нам несколько сандвичей».

Услышав просьбу, стюард рассмеялся.

— Здесь не Нью-Йорк. Мы готовим для всех в одном большом котле.

— Но мы можем пойти туда с девочками?

Стюард со страданием посмотрел на них.

— Я постараюсь принести немного хлеба, мяса, которое, наверное, уже остыло.

Она поблагодарила его.

Ночь прошла без неприятностей. Утром они причалили у небольшого поселения. Появился шанс сойти на берег. Девочки носились взад и вперед по деревянному настилу причала, а Либби удалось купить батон свежего хлеба, шесть сваренных вкрутую яиц и несколько сушеных яблок.

Пейзаж по берегам Миссури был более красив, чем у ее большой реки-сестры. Временами появлялись высокие желтые утесы. Местность была лесистая. Иден однажды заметила, как олень, выйдя к ручью, пьет воду. Она позвала маму, и тут все мужчины начали палить из ружей. Олень в испуге бросился бежать.

— Ужасные люди! Они стреляли в олененка!

— Здесь все по-другому, — сказала Либби, прижимая к себе Иден. — Они могут убить за кусок хлеба.

В середине следующей ночи Либби поняла, что спокойно им не доехать. Она проснулась под лодкой, после того как пара здоровенных ботинок простучали мимо ее лица. Потом послышались стоны и крики: «доктор», «умирает». Утром трое пассажиров лежали на палубе с закрытыми лицами.

— Что случилось? — спросила Либби, предполагая, что ночью была драка.

— Холера! — ответили ей.

— На корабле нечего есть и пить, — сказал кто-то.

— По крайней мере, у них хоть место красивое.

— Лучше, чем болото.

— Не все ли равно, где тебя похоронят. Мертвый есть мертвый!

Новость о холере сразу утихомирила гуляк. Стоны умирающих нарушали покой живых. Утром схоронили еще четверых. Либби поспешила на берег. Желание сойти с детьми преследовало ее.

Не зная, что предпринять, Либби купила хлеба и молока. Она вымыла детей перед тем, как вернуться на судно. Либби старалась держаться от других пассажиров как можно дальше.

За день до прихода в Индепенденс пароход сел на мель. Капитан спустил трап и приказал пассажирам спуститься на берег, чтобы облегчить судно. Канаты были привязаны к верхней палубе, и люди стали помогать матросам сдвигать с места судно. Одну команду сменяла другая. В середине дня им удалось снять «Амелию» с мели. Не желая рисковать, капитан приказал пройти людям по берегу. И только через милю река стала глубже, и все снова погрузились на судно. Еще ночь — и Либби с детьми сможет покинуть эту вонючую посудину.

Едва Либби удалось вздремнуть на жестких досках палубы, как Иден дотронулась до нее и сказала:

— Мама, Блисс, по-моему, плохо себя чувствует.

Либби вскочила как ошпаренная.

— Что? Моей малышке плохо?

— У меня болит живот, — сказала Блисс с искаженным от боли лицом. — Мама, помоги мне…

Либби прошиб холодный пот.

— Оставайся с ней, я пойду за доктором, — шепнула она Иден. Осторожно пробираясь между спящими людьми, она нашла доктора, сидящего у еще одной жертвы. У него уже начались конвульсии.

— Док, ты сообщишь моей жене? — с трудом проговорил он между приступами рвоты. — Меня зовут Айсон, я из Буффало. Я хотел как лучше… — тело его содрогнулось, и он умер.

Либби была в ужасе. В первый раз она увидела смерть так близко. Она набросила на плечи шаль и задрожала от холодного ветра, затем дотронулась до плеча доктора.

— Вы можете прийти? Моя малышка заболела.

Лицо доктора изменилось.

— Малышка, говорите вы?

Он быстро поднялся и последовал за Либби.

Блисс сжимала руками живот.

— Мама, мне больно!

Доктор наклонился, чтобы осмотреть ее.

— Были рвота, понос?

— Нет, — ответила жалобно Блисс.

Доктор встал и улыбнулся Либби.

— Она что-нибудь ела? — спросил он.

— Грушу в полдень, — ответила Либби.

— У нее обыкновенные колики. У вас есть пеперминт. Пару капель, и все пройдет.

— Спасибо тебе, Господи, — сказала Либби, прижимая к себе Блисс.




6


На следующий день пароход причалил недалеко от Индепенденса. Внимание пассажиров привлек не сам город, а красивая местность, густо усыпанная палатками.

Палаточный городок был такой большой, что его нельзя было охватить взглядом.

Дым от тысяч костров навис над лагерем. Длинная цепочка людей, набирая воду, проходила к реке и назад.

— Сколько же здесь народу?! Уйма! — произнес молодой человек, стоявший позади Либби.

— Что они там делают? — спросила Либби.

— Они ждут, чтобы присоединиться к партии.

— А как все это происходит? — спросила Либби, обрадовавшись, что нашла того, кто, казалось, хоть что-то знал.

— Вы записываетесь в партию, заранее сформированную, если, конечно, у вас нет людей для своей собственной, и, таким образом, вы добираетесь невредимым.

— И вы тоже собираетесь так поступить? — спросила она.

— Я собираюсь записаться в самую большую и лучшую партию. Тогда я буду хорошо питаться, и индейцы не снимут с меня скальп.

— И сколько это стоит? — Либби думала о деньгах: у нее осталось меньше двухсот долларов, которые она засунула во внутренний карман своей блузки.

— Говорят, для включения в список нужно 100 долларов.

— А вы не с фермы, случайно? — спросила Либби. Ее позабавило то, как на веснушчатом лице парня появилась растерянность.

Он кивнул.

— Из Южной Каролины — красивейшее место на всем Божьем свете. У меня появился шанс купить ферму рядом с фермой моего отца. Я собираюсь сколотить состояние как можно быстрее. А потом я поеду домой и женюсь на Бонни Бердвел.

— Удачи тебе!

— Она непременно нам понадобится, — сказал парень и сдвинул шляпу на затылок. Подошла его очередь спускаться по трапу. — Я уже потерял своего партнера, он умер от холеры, это был самый подходящий малый. Еще утром он смеялся и говорил, играл в салоне в карты, а на следующее утро мы спустились на берег, чтобы похоронить его!

Цепочка людей подтянулась к верху трапа.

— Буду счастлив помочь донести ваши сумки, вижу, что вы с малышками, — предложил молодой незнакомец.

Либби с благодарностью отдала ему сумки. Внизу он с почтением приподнял шляпу.

— Ну, до свидания, мэм. Рад был с вами поговорить. Мое имя Люк Холистер.

— А мое — Либби Гренвил. Может, еще увидимся в Калифорнии.

— Вы направляетесь в Калифорнию? Маленькая, хрупкая женщина, — запинаясь проговорил Люк. — Даже моя мать не хотела, чтобы я туда ехал.

— А сколько вам лет, Люк?

— Почти девятнадцать, — гордо ответил он.

— Может, Бог еще сведет нас в Калифорнии.

Сойдя на берег, Либби сразу же повела детей в город. Ей хотелось побыстрей устроить детей в хороший отель перед тем, как она начнет искать подходящую партию. До Индепенденса было около мили ходьбы по проселочной дороге, по бокам которой росли огромные дубы.

Тяжелые сумки оттянули ей все руки. Либби решила больше никуда не идти. Она сможет найти себе работу в Индепенденсе. Дети смогут жить в хорошем доме, а она напишет Хью, чтобы он как можно скорее приехал. Но ей уже нужно продолжать путешествие, ведь Хью не покинет Калифорнию до тех пор, пока не заработает денег. В первый раз она разволновалась, подумав, достиг ли он Калифорнии или нет.

Узнает ли она, если его вынесли завернутым в одеяло с парохода и похоронили где-нибудь в песке, или он умер незамеченным в этом палаточном городке. Ее терзали сомнения: не напрасно ли это путешествие, и увидит ли она когда-нибудь Хью.

«Ничего не остается как продолжать это опасное путешествие», — подумала Либби.

Они вышли на главную улицу — она была такая же многолюдная, как в Бостоне в неделю перед Рождеством. Сильно нагруженные экипажи катили по пыльным улицам, звуки кнута и проклятия возничих резали слух. Возничие пускали лошадей в галоп, умело объезжая другие экипажи и пешеходов. Люди с тюками и мешками шныряли туда-сюда.

Либби отказали в двух приличных отелях. Ей сказали, что она не найдет в этом городе и свободной койки, но в гостинице Ма Зеттель им повезло.

Ма Зеттель — полная женщина, волосы которой были собраны в клубок, а лицо было цвета дубленой кожи. Она была похожа на скалу, но когда она посмотрела на двух маленьких созданий, державшихся за юбку Либби, ее лицо расплылось в нежной улыбке.

— Ну разве они не прелестные создания?! — воскликнула она, наклонившись к Блисс.

Блисс протянула ей свою маленькую руку.

— Здравствуйте, меня зовут Блисс Грен-вил, — сказала она. — Я приехала сюда на большом корабле.

Ма Зеттель была растрогана. Она сказала Либби:

— Я не допущу, чтобы они спали с этими болотными людьми. Я вас куда-нибудь устрою.

Она провела их в маленькую мансарду, которую раньше использовали под склад.

— Сюда до конца дня принесут пару котлов, — сказала хозяйка, отодвигая в сторону кучу чемоданов своими здоровыми, как ствол дерева, руками. — По крайней мере вас здесь не будут беспокоить.

Либби поняла про котлы и благодарно ей кивнула.

Ма Зеттель с интересом посмотрела на новую жиличку.

— Ваш муж готовится к путешествию? — и, не дожидаясь ответа, добавила: — Если у него нет мулов, мой шурин может продать ему пару за сто двадцать долларов. Выгоднее здесь вы не найдете. Спросите любого.

— Мой муж не со мной, я только собираюсь присоединиться к нему.

— О, Боже! Вы с ума сошли. С такими малютками и без защитника?! Я видела, как партии отправляются в путь. Среди них были и женщины, и им удалось добраться до Орегона или Калифорнии с детьми, но их мужья — это же сущие дьяволы.

Либби засмеялась.

— Я крепче, чем выгляжу.

— Я в этом не сомневаюсь, моя дорогая. А теперь, что вы скажете насчет чашечки кофе? Я только что собиралась налить себе.

Либби с девочками спустилась в гостиную. Она расслабилась в прохладном кожаном кресле. Кофе восстановил ее жизненные силы.

— Я хочу попросить вас еще об одном одолжении, — сказала она, допив кофе. — Мне нужно присоединиться к партии, а я не знаю, как это сделать. Это не будет слишком, если я на время оставлю здесь детей?

— Нет проблем. Я возьму их с собой на кухню, они помогут мне готовить. Вам нравится готовить, мои лапочки? — спросила хозяйка.

— Да, конечно, — ответила Иден, смотря на Либби, как будто ей только что преподнесли подарок. — Дома повар нам никогда не разрешал готовить.

— Хорошо, пошли на кухню, — сказала Ма Зеттель. — Удачи вам, миссис Гренвил.

— Я найду партию, которая собирается отправиться, и узнаю, нет ли у них для меня местечка? — сказала она. — Есть ли какой-нибудь транспорт для путешественников?

— Да, вроде была контора по перевозкам, но, кажется, дело не выгорело. — Ты волнуешься, что не сможешь организовать свою собственную команду?

— Свою команду? — ужаснулась Либби.

— Они так и делают, создают команду и присоединяются к партии. И может, ты найдешь себе человека, чтобы он управлял лошадьми.

— Купить повозку? Это то же самое что заплатить вступительный взнос в партию в размере ста долларов.

— Да, вступительный взнос как раз идет на снаряжение и безопасность. У них у всех свои повозки.

— Должно быть, повозка стоит кучу денег?

— Да, цены сейчас подскочили, — ответила Ма Зеттель. — Большинство людей отдают все, чтобы пуститься на поиски золота. Ищи двести долларов за повозку и двести на команду.

— Я не могу позволить себе это.

— Тогда ты не сможешь отправиться в путь. Если только не найдешь у кого-нибудь местечка.

— О! — воскликнула Либби. — Пуститься в такое сумасшедшее путешествие, предварительно ничего не разузнав.

— Не падай духом, моя дорогая, — сказала хозяйка. — Я слышала о прекрасно оснащенной партии, которая отправляется на этой неделе. Ее ведет мистер Шелдон Райвл — жучила из Чикаго. У него дюжина повозок и много инструмента, на котором он хочет хорошо заработать, продав его в Калифорнии. Возможно, у него найдется местечко, хотя бы для детей, а вы смогли бы идти рядом — повозки движутся медленно, ведь в них запряжены быки.

— Спасибо, пойду и попытаюсь уговорить этого мистера Райвла взять меня с собой. Не знаете, где его лагерь?

— Лагерь? Он в доме «Независимости» — в лучшем отеле. Он занимает весь второй этаж.

У Либби появилась надежда. По меньшей мере, мистер Райвл — цивилизованный человек из Чикаго, бизнесмен, как и ее отец. Они могли бы поговорить по-деловому.

Клерк направил ее в ресторан, когда Либби спросила о нем.

— У него сейчас ленч. Вы его не пропустите — здоровяк, шикарный малый.

Либби пошла в ресторан. Он был просторный, по углам стояли пальмы в горшках, мраморные колонны завершали его помпезность. Она стояла за одной из них, высматривая Райвла. За одним из столов сидел мужчина, похожий на того, которого ей описал клерк. Ему, наверное, было лет под сорок. За один из подбородков, а их у него было три, была воткнута салфетка. Мистер Райвл несколько шумно хлебал суп.

Либби увидела блеск его золотых запонок и цепочку часов. Макушка головы начала седеть, хотя остальные волосы были черными, и Либби догадалась, что он красится. Рядом с ним сидели два жилистых парня, похожие на ковбоев.

Они внимательно слушали мистера Райвла, безостановочно говорившего и одновременно уплетавшего суп.

— Я не собираюсь потерять и мешка муки, вы слышите меня?! Вы получите свои деньги, когда мы въедем на улицы Хэнгтауна. Понятно?

— Да, сэр, — хором, как школьники, ответили парни.

Либби подошла к столу. Увидев ее, Райвл поднял глаза, суп стекал по его подбородку.

— Что вы хотите? — прорычал он.

— Здравствуйте, — вежливо сказала Либби. — Я — Элизабет Гренвил. Вы ведь скоро отправляетесь в Калифорнию?! Я путешествую в одиночку и думаю, что у вас, может, найдется местечко в одной из ваших повозок, я, конечно, заплачу.

Она чувствовала, как Шелдон Райвл оглядывает ее с головы до ног, облизывая губы.

— Спасибо, леди, но для меня более выгодно перевозить муку, чем забавных девочек. Мука сделает больше денег, чем вы.

— Как вы посмели? — едва сдержавшись, чтобы не дать ему пощечину, сказала Либби.

Шелдон Райвл был доволен собой.

— Почему леди едет в это время в Калифорнию? — спросил он. — На «развлечении» можно неплохо заработать, а?!

Он вложил двойной смысл в слово «развлечение», и оба парня, сидевшие с ним, расхохотались.

Либби покраснела от гнева.

— Мне бы хотелось, чтобы вы знали, что я уважаемая замужняя женщина из хорошей бостонской семьи и еду в Калифорнию, чтобы встретиться с мужем. Я не прошу милостыни и содержания, но не могу достать свой собственный фургон, и мне подумалось, что, может быть, у вас найдется для меня местечко.

— Как я уже сказал, — промямлил Шелдон Райвл, — мои повозки загружены до отказа. Мешок муки будет для меня стоить больше, чем то, что вы сможете мне предложить. И, кроме того, мешки тебе не перечат.

Он засмеялся, довольный своей остротой.

— Я вижу, что понапрасну теряю время, — сказала Либби. — Я думала, что буду иметь дело с цивилизованным человеком, а вижу, что разговариваю с обезьяной, хоть и хорошо одетой. Всего хорошего, мистер Райвл.

Она услышала хохот за ее спиной, когда повернулась, чтобы с достоинством выйти из ресторана. Либби холодно посмотрела на смеющихся и поразилась, увидев улыбающегося Гейба Фостера.




7


— Что вы здесь делаете? — вырвалось у Либби перед тем, как она вспомнила, что поклялась больше никогда не разговаривать с этим человеком.

Гейб весь сиял.

— Думал проехаться по Западу и увидеть самому, что из себя представляет граница. Он откинулся на спинку стула, радостно глядя на Либби.

— Кроме того, я слышал, что всем этим людям, сидящим здесь, нечего делать. И я думал предложить им мои услуги, позабавив их игрой в карты.

— Вы все такой же…

— А вы все также обворожительны, но меня интересует, как же вы выживете в этом диком месте. Я смотрел, как вы говорили со старым Райвлом. Это было великолепно!

— Он просто идиот! Хорошо, что мне посчастливилось хоть как-то узнать его до того, как я подписала бы с ним контракт, — сказала Либби.

— А мне показалось, что это он вам отказал, — улыбаясь, добавил Фостер.

— Поверьте, мистер Фостер, я бы не подписала с этим человеком контракт на любую цену, даже если бы он поехал в Калифорнию в золотой карете в сопровождении всей американской кавалерии.

— А что вы собираетесь делать?

— Подыщу другую партию, которая возьмет меня. Здесь много людей, чтобы найти хотя бы одного с хорошими манерами и добрым сердцем.

— Я бы не рассчитывал на это. Золото и доброе сердце вместе не уживаются.

— Прошу вас, не беспокойтесь обо мне, мистер Фостер. Я упрямая, самостоятельная женщина.

— Я не сомневаюсь в этом ни минуты и уверен, что вы пошли бы пешком в Калифорнию, если бы вам это было нужно. Но с вами девочки, за которыми нужно присматривать. Если хотите, я замолвлю за вас словечко.

— Я сама могу это сделать. Вы не последуете дальше за нами, ведь так?

— С чего это вы взяли? — засмеялся Гейб. — Мне стало жарковато в Сент-Луисе. Молодой человек, которого я избавил от половины его кошелька, оказался сыном судейского исполнителя, ведающего казнями. И я хочу, чтобы мои голова и шея оставались на своих местах. У меня достаточно своих забот, чтобы еще волноваться о такой мнительной, высоко моральной, холодной, как лед, женщине.

Либби вспыхнула.

— Тогда вам желаю всего хорошего, мистер Фостер, — сказала Либби.

— Я только что собирался обедать, — сказал Гейб. — Полагаю, что вы ко мне не соизволите присоединиться.

Либби нехотя посмотрела на белую скатерть, полированный серебряный столик и вспомнила о том, когда она в последний раз ела вкусную пищу в нормальном ресторане. Фостер был единственным здесь знакомым, но она презирала его.

— Мне жаль, но я оставила дочек одних. Я должна вернуться к ним. Я желаю вам успеха, мистер Фостер.

— А я вам, миссис Хью Гренвил.

Остальную часть дня она пробродила по стоянкам, узнавая, не хочет ли кто-нибудь взять трех пассажиров женского пола.

Один человек сказал, отворачиваясь от ее умоляющих глаз:

— Мы не можем взять вас. Если дети заболеют, я не смогу остановить фургон и найти доктора, и мне будет тяжело видеть, как умираете вы или ваши дети.

Она старалась убедить его, уверяя, что она вынослива, как любой мужчина, но было ясно, что он, как и другие, ее не возьмет. Все гнались за золотом и не хотели иметь такую обузу. Либби пошла назад ни с чем.

На следующее утро, идя с Блисс и Иден на утреннюю прогулку, Либби услышала, что кто-то кричит из верхнего окна.

Вначале она не придала этому значения, будучи уверенной, что это кричат не ей, но потом взглянула вверх.

— Я же вам кричу! — прогремел голос.

Это был Шелдон Райвл.

— Вы не хотели бы поехать с моей партией сегодня вечером?

Либби тянула с ответом, вспоминая, как она ни за что на свете не хотела ехать с ним, но вспомнила о вчерашних неудачах.

— Поднимитесь! Мы все обговорим! — закричал Райвл. — Это ваш выводок?

Либби кивнула.

— Оставьте их в фойе, не выношу, когда они хнычут.

Либби оставила детей, сказав Иден присмотреть за сестрой.

Либби пошла вверх по мраморной лестнице. Услышав стук, Райвл прорычал:

— Входите!

Открыв дверь, она увидела Райвла, сидящего за столом. Он не встал, но поклонился ей.

— Положение вещей изменилось. Мой повар слег от холеры.

— Очень жаль. Райвл пожал плечами.

— Глупый болван, говорил же ему не пить воду из реки. Вам подходит эта работа?

— Вы думаете, он не выкарабкается?

— Возможно, нет, немногим это удается. Во всяком случае, если выздоровеет, я не возьму его назад. Он может быть переносчиком болезни и отравит пищу. Полагаю, вы умеете готовить?

— Да, конечно, — сказала Либби, вспоминая те редкие случаи, когда ей разрешали испечь пирожные, особенно удававшиеся ей.

— Я люблю хорошо поесть и привередлив в пище, — сказал Райвл. — Моя экспедиция прекрасно оснащена, и я хочу в дороге хорошо питаться. У меня есть разведчики и китобойщики, возничие и еще Бог знает что, но никто из них не умеет приготовить ничего кроме бекона. Итак, вы согласны?

— На каких условиях?

Райвл сощурил глаза.

— Вы доберетесь до Калифорнии и получите пищу и кров. Будете есть то, что и я, и спать в своем фургоне.

— Хорошо, — сказала Либби.

— Но детишек вы оставите здесь.

— Что?

— У меня нет места еще для двоих.

— Вы хотите, чтобы я бросила детей?

— Либо они, либо моя мука, она мне дороже. Вы пристроите их в городе, а потом вернетесь за ними, или найдете человека, чтобы он их удочерил. Вы молоды и нарожаете себе еще кучу детей.

Либби открыла было рот, чтобы сказать, какой он мерзкий и отвратительный, но не стала. Она будет подыгрывать ему и…

— У вас нет выбора, — сказал Райвл. — Никто вас больше не возьмет в Калифорнию. Я слышал, как вы искали себе место. Если хотите попасть туда, соглашайтесь на мои условия.

— Хорошо, мистер Райвл, — сказала она. — Когда вы собираетесь отправиться?

— Завтра в десять. Найдите моего проводника, его зовут Джимми. Он скажет, где вам получить все необходимое.

— А теперь идите, мне надо заняться делами — договориться о дополнительных быках и мулах.

Либби покинула Райвла. Вместе с девочками она пошла по магазинам. Либби купила для каждой по одеялу, чтобы сшить платья, три мужские рубашки вместо курток. Еще она купила шляпки от солнца и рассмеялась, увидев, как девочки примеряют их.

— Теперь мы как настоящие первопроходцы.

Она ни словом не обмолвилась об условиях Райвла.

Вернувшись, она пошла искать проводника. Она быстро нашла его. Джимми следил за погрузкой бидонов с питьевой водой.

— Осторожнее! Убедитесь, что вы его хорошо поставили, — кричал он на группу крепких парней, возившихся с грузом. — Если груз сдвинется во время перехода, мистер Райвл вам устроит!

— Вы Джимми?

Он обернулся и посмотрел на нее с интересом. Джимми был высоким и стройным, гораздо моложе, чем Либби предполагала. Но он уже побывал в переделках и был не по летам опытен и расторопен.

Либби сказала, что она новый повар мистера Райвла. Джимми саркастически улыбнулся, не очень веря, что она справится со своими обязанностями.

— Положите здесь свои вещи, — он показал кивком на фургон, доверху набитый мешками и коробками с продовольствием. — Это фургон с его персональными продуктами.

— Прекрасные фургоны, — сказала Либби, стараясь наладить дружеские отношения с Джимми, ведь было бы неплохо иметь союзника в таком путешествии.

— Слишком хорошие. Я ему говорил, что понадобятся шесть быков на фургон, чтобы их вовремя менять. А вы, я вижу, путешествуете налегке?!

— Да, — сказала Либби. — Но я вижу, что это большое преимущество.

— А как вас зовут, — он по-мальчишески улыбнулся.

— Либби.

— Джимми протянул большую загорелую руку.

— Ну, Либби, добро пожаловать на борт. Я надеюсь, вы знаете, на что идете?

— Я тоже надеюсь, — смеясь, ответила Либби.

— Мы благополучно доедем, если Райвл будет меня слушать.

— Вы уже ездили по этой дороге?

— Нет, но я родился на границе и не раз ее пересекал.

— Если не возражаете, я осмотрю фургон с продовольствием. Мне нужно знать, что еще может понадобиться, — сказала Либби.

— О, я думаю, вы найдете там все, что нужно.

Либби забралась на высокую раму фургона. Она быстро осмотрела мешки мяса и песка, бочки с яблоками и картошкой, куски свиного сала, большие котлы, подвешенные на крюках. Потом она осмотрелась, убедившись в том, что никто за ней не следит, переложила провиант так, чтобы оставить место в середине фургона.

— Отлично, — крикнула она Джимми, слезая с фургона. — У него действительно хорошие запасы.

— Он еще берет с собой корову, чтобы были свежие сливки и масло. Умеете доить корову? — крикнул Джимми.

— О, Господи, нет.

Джимми рассмеялся.

— Это нетрудно. Один из парней покажет вам — большинство людей с ферм. Но Райвл не сможет получать много молока, ведь коровам предстоит проходить в день около двадцати миль.

Либби пошла к Ма Зеттель. Девочки, вымазанные мукой, замешивали тесто на большом кухонном столе.

— Молодцы, мои маленькие помощницы, — сияя, сказала хозяйка, когда увидела входившую Либби.

— Приготовили вполне приличный хлеб из кукурузной муки.

— Да, они могут больше, чем их мать. Боюсь, что у меня будут большие неприятности, когда Райвл узнает, как я готовлю. Вы не могли бы меня чему-нибудь быстро обучить?

Ма Зеттель рассмеялась.

— Я могу рассказать о моих рецептах. Конечно, готовка в дороге отличается от того, когда у вас под руками большая плита. Будешь выпекать хлеб в датской печке. Я думаю, рецепт приготовления есть в поваренной книге. Если хочешь, можешь ее почитать.

Либби с благодарностью взяла книгу и начала списывать рецепты. Жаль, что она раньше больше внимания уделяла домоводству.

Ведь мама пыталась доказать всю важность умения вести хозяйство — как заказывать продукты, составлять меню… Но Либби относилась к этому легкомысленно и проводила время в свое удовольствие, катаясь на лошадях или гуляя в парке. Теперь она с трудом пыталась восстановить в памяти, какие блюда ей нравились и что бы она сама могла приготовить для такого гурмана, как Шелдон Райвл.

— Я ему скажу, что он будет есть то, что я приготовлю, или ему придется голодать.

Ей казалось, что Райвл не будет столь щепетилен и не высадит ее в пути, если еда его не удовлетворит.

В полночь она разбудила и одела детей в полной темноте.

— Мы отправимся в увлекательное путешествие, — прошептала она. — Но вы должны быть молодцами и вести себя тихо.

Четыре больших глаза уставились на нее и без слов утвердительно кивнули головой.

Правильно ли она поступает, подвергая опасности их жизни? Конечно, Ма Зеттель присмотрела бы за ними, как предлагал Райвл. А потом она приедет с Хью и заберет их.

Либби осторожно повела девочек по лестнице. Потом они пошли по территории лагеря.

Затухающие костры хорошо освещали Либби дорогу. Собаки время от времени лаяли, но, почуяв детей, умолкали. Фургоны Шелдона Райвла белели в темноте как большие паруса, освещаемые тусклым светом луны.

— Будьте отважными девочками, — прошептала Либби. Я собираюсь спрятать вас в маленьком укрытии, потому что детям не разрешают отправляться в такое путешествие. Если они найдут вас, то нас высадят и мы никогда не найдем папу. Вы сможете там тихо побыть несколько дней? Мама будет подходить к вам, когда никто не будет видеть, и я буду спать вместе с вами.

— Хорошо, мама, — сказала Иден. — Я посмотрю, чтобы наша неженка молчала.

— Я и сама буду сидеть тихо, — громко добавила Блисс, приложив руки к губам.

Либби подошла к задней части фургона с провиантом и посадила туда детей.

— Ну как, удобно? — спросила Либби. — Ложитесь спать. Ваша мама пойдет в город, чтобы попрощаться с Ма Зеттель. Потом я вернусь, и утром мы уедем. Вы сможете смотреть по сторонам сквозь маленькое отверстие, которое я прорезала в холсте, а сама я буду идти рядом.

— А если мы захотим в туалет? — прошептала Блисс в ухо матери.

— В углу есть горшок, — ответила мама. Поцеловав девочек, Либби закрыла отверстие коробкой.

«Я уже наделала много глупостей в своей жизни, но эта была самая безрассудная», — подумала Либби.




8


На следующее утро, ровно в десять, фургоны покатили в путь. Шелдон Райвл появился в полдевятого. Он прогуливался мимо фургонов, проверяя их до того, как возничие займут свои места. Райвл был одет как бизнесмен: начищенные ботинки, золотая заколка в шелковом платке на шее, большая золотая цепочка часов блестела на солнце. Его глаза сузились, когда он увидел Либби, сидящую на подножке своего фургона.

— Думал, что вы не появитесь, — сказал Райвл.

— Я же вам говорила, — холодно ответила она.

— Избавились от своего выводка?

— Конечно.

— Умная женщина, вы знаете, что для вас лучше. Может быть, вы и справитесь.

Затем он отошел от Либби, у которой сердце выскакивало из груди.

В первый раз она увидела экспедицию мистера Райвла. Она в самом деле поражала: 12 фургонов, каждый обшит белым сукном и в каждый запряжено шесть быков, двое людей на фургон, 12 комплектов запасных быков, хорошо груженные мулы, несколько ездовых лошадей и… корова. По обеим сторонам фургонов ехали мужчины на лошадях. Их пожитки были привязаны к седлам, а ружья свисали с обеих сторон привязи. Либби поняла, что это охрана.

Фургоны двинулись.

Люди провожали глазами уезжающую партию. Они были поражены прекрасным снаряжением экспедиции. Они свистели, приветствуя проходящие фургоны и даже стреляли в воздух.

Либби прижалась к стенке внутри фургона, понимая, что будет, если увидят ее детей.

В глубине души она не хотела, чтобы ее увидел Габриэль Фостер. Сказав ему, что ни за что на свете не поедет с Райвлом, она не хотела, чтобы он злорадствовал по этому поводу.

Местность была холмистой, кругом были леса. Фургоны двигались медленно, и время от времени ей удавалось забираться внутрь и читать рецепты, списанные накануне. Она поглядывала с опаской на большие железные котлы. А если ее стряпня будет ужасной, они что, высадят ее?!

Подошло время привала, и Либби занервничала. Ей казалось, что Райвл не поднимет скандала из-за детей, если еда будет сносной, а если нет, то им придется пешком добираться до Индепенденса без перспективы присоединения к другой партии. Она решила, что если ей удастся стейк, то или картошка, или рис будут ужасны.

— Не говорите мне, что это миссис Хью Гренвил, — послышался знакомый голос. Либби увидела Фостера, сидящего на красивом белом коне. Он был похож на джентльмена из Бостона, который только что выехал на утреннюю прогулку в парк, чем на мужчину, совершающего поход в дикие земли. На нем была черная куртка и полосатые брюки, на голове шляпа из черного фетра с широкими полями.

Либби была рада и не рада, но все же испытала облегчение при встрече со знакомым лицом.

Гейб продолжал своим тихим, светским тоном:

— Конечно, это не миссис Хью Гренвил. Она поклялась, что лучше умрет, чем свяжет себя с таким человеком, как мистер Райвл. А вы в отличной форме. Поэтому я полагаю, что вы близнец миссис Гренвил.

Гейб снял шляпу и поклонился.

— Разрешите мне засвидетельствовать свое почтение близнецу миссис Гренвил.

Либби буквально испепелила его взглядом, которой заставил его выдавить улыбку.

— Неужели опять вы?! — сказала она. — Что вы здесь делаете?

— Как и вы направляюсь туда, где сбываются наши мечты.

— Вы в самом деле идете в Калифорнию?

Либби обрадовалась и чувствовала, что ему можно доверять.

— Кажется, все люди мира хотят посмотреть на слона — я тоже. Когда я думал о том, как они отправились туда, расставшись со своими последними деньгами, я решил, что смогу оставить их без состояния, после того как они его сделают.

Либби прикусила язык и не ответила.

— Вам нравится мой конь?

— Он замечательный, — ответила Либби. — Вы что же, впрямь присоединились к Шелдону Райвлу?

— Здравый смысл, — сказал Гейб. — Если вы хотите безопасно пересечь пустынные земли, присоединитесь к той партии, у которой больше провианта и оружия, а в этой как раз всего достаточно. Мой конь в вашем распоряжении. Вы можете сесть на него, как только устанете идти пешком.

— Спасибо, но я еду в фургоне. Я ведь повар самого мистера Райвла.

Гейб громко рассмеялся.

— Вы повар? Вы когда-нибудь пробовали готовить?

— Каждая женщина может готовить, — холодно ответила Либби. — Это у нас в крови.

— А как вы убедили Райвла взять вас с собой? Я постоянно рискую, моя жизнь — игра. Когда Райвл доберется до Калифорнии и сколотит капитал, продав лопаты и муку бедным старателям, он откроет игорный салон. Он хочет, чтобы я его инструктировал, ведь до сих пор он зарабатывал деньги, продавая свиные окорока, а мой бизнес для него в новинку, — он посмотрел вокруг. — Я не вижу двух обожаемых леди, с которыми я намеревался продолжить знакомство. Они отдыхают?

Либби посмотрела в глаза Гейбу, собираясь сказать правду, но не решилась.

— Мистер Райвл пожелал, чтобы я их оставила. Он не любит детей.

Гейб уставился на нее.

— Вы хотите, чтобы я поверил, что вы бросили детей в Индепенденсе?

— Это было непременное условие.

— Не сомневаюсь в этом. Этот Райвл — монстр. Однако после нашего мимолетного знакомства у меня осталось чувство, которое дает мне право усомниться в том, что вы оставили двух детишек, даже если бы появились их ангелы-хранители, чтобы присматривать за ними.

— Это мое дело, мистер Фостер.

— Либби, не бойтесь меня, — понижая голос, добавил Гейб. — Верите вы этому или нет, но я ваш настоящий друг, — он пришпорил коня и поскакал к началу колонны.

Партия остановилась в небольшой роще. Шелдон Райвл давал указания, как лучше поставить его палатку, напоминавшую огромный дворец из холста, установка которой требовала много сил.

— Я не нанимался сюда, чтобы ставить палатки, — проворчал кто-то себе под нос, когда Райвл наорал на него, что тот плохо закрепил канаты.

— Если не нравится, иди назад в Индепенденс и подыщи себе другую компанию. Хотя я сомневаюсь, что кто-нибудь сможет заплатить тебе такие деньги, как я.

Парень с ненавистью посмотрел на него и пошел помогать другим.

Райвл остался в своей палатке, прихватив бутылку бренди, а Либби начала готовить свой первый ужин. Она собирала валежник для костра, и тут появился Джимми с охапкой дров.

— Я помогу вам. Мистер Райвл терпеть не может ждать.

— Большое спасибо.

— Надо заготовить побольше дров, через пару дней вам придется обходиться без них, начнутся прерии.

— У нас есть маленькая спиртовая печка, — сказала Либби.

Джимми ухмыльнулся.

— Вы оптимистка, если верите, что сотню литров спирта хватит до Калифорнии. В плохую погоду на нем вообще невозможно готовить. В прерии вам нужно научиться готовить на «чипсах» буйвола.

— «Чипсах» буйвола? А как из буйвола делают «чипсы»? — Либби подумала, что Джимми смеется над ней.

— «Чипсы» — это вежливое название помета, мэм. Вы собираете эти «лепешки» и используете их как дрова. Они хорошо горят, правда, здорово воняют.

— Понимаю, — сказала Либби, все еще не веря его словам.

Костер быстро разгорался, и Либби решила делать рис со стейком. Она отрезала толстый кусок говядины, налила воду и засыпала рис в большую кастрюлю.

Стейк шипел и становился коричневым, и Либби чувствовала гордость за свое умение готовить. Посмотрев на рис, Либби увидела, что вода выкипела и рис начал подгорать. Она подлила воды, и рис превратился в огромную липкую массу.

Когда Либби попробовала, то он напоминал тесто. В порыве вдохновения она посолила, поперчила, а потом добавила красный перец, пытаясь придать хоть какой-то вкус, а сверху положила огромный кусок мяса.

Райвл спросил:

— Что это?

— Стейк, все джентльмены его любят.

— Да, если обедают у себя дома, а здесь это бесполезная трата мяса. Думаете его надолго хватит, если так готовить? С этого момента готовьте мне немного мяса с рисом.

— Да, сэр.

Он отрезал стейк и кивнул:

— Неплохо пахнет.

Затем проглотил рис и раскрыл рот.

— Что за черт с этим рисом. Он обжег мне рот, — Райвл сплюнул и запил бренди.

— Что с рисом? — Либби старалась казаться спокойной. — Я решила приготовить его по-бостонски, острым. Такое блюдо придает в пути силы.

— В самом деле? Тогда оставьте ваши бостонские штучки и готовьте мне нормальную пищу.

На следующее утро у всех в лагере болел желудок. Люди ходили, держась руками за живот, некоторые убегали в кусты, ругая повара и воду, которую пили. Шелдон Райвл выглядел отлично, прохаживался, давая указания. Он подошел к Либби, готовившей ему яичницу с ветчиной.

— В лагере только двое здоровых людей. Ваше бостонское блюдо сыграло плохую шутку.

Либби улыбалась и жарила оладьи по рецепту Ма Зеттель.

Райвл похвалил Либби за завтрак.

Либби протиснула в отверстие яйца и оладьи Блисс и Иден, в то время как свертывали лагерь. Либби уверяла себя, что все пройдет гладко. Теперь она могла в любой момент их показать Райвлу.

На следующий день, как только решили разбить лагерь, начался ливень. Либби только что начала тушить мясо, и вода залила кастрюлю. Она, быстро прихватив кастрюлю, скрылась в фургоне и зажгла керосинку. Дождь барабанил по крыше фургона.

— Мама, мне страшно, — тихо сказала Блисс.

— Не волнуйся, все нормально.

— А если ветер нас опрокинет? — шепотом спросила Блисс.

— Не опрокинет, вы же обещали быть храбрыми. Скоро можно будет выйти.

Едва Либби замолчала, как полог фургона приоткрылся. Либби обернулась и, увидев Джимми, подумала, не слышал ли он их разговор.

Он выглядел недовольным.

— Вы что, сумасшедшая? Готовить в фургоне, когда такой ветер? Леди, вы понимаете, что рядом с вами сто пятьдесят литров спирта. Один порыв ветра и вы взлетите на воздух.

— А что мне делать? — с облегчением спросила Либби. — Мистер Райвл хочет пообедать, а я не могу готовить снаружи.

— Скажите ему, что должны готовить в его палатке, — ответил Джимми, как будто для Либби это было то же самое. — Я бы не рисковал здесь с огнем.

Либби пришлось тащить посуду и керосинку в палатку Райвла. В палатке были все удобства: мебель, кровать, покрытая стеганым одеялом, складное кресло, стол…

Либби установила керосинку под насмешливым взглядом Райвла и боялась себя чем-то выдать.

— Должен сказать, что неплохо иметь рядом женщину. Она создает чувство домашнего очага.

— Вы женаты, мистер Райвл? — спросила Либби.

— Я? Женат? Зачем мне это? У меня есть экономка, куча слуг, которые делают то, что я им говорю, и не просят взамен новых шляпок. Что касается удобств, то их можно купить. Деньги покупают все. Я полагаю, вы это уже поняли.

— Не совсем, достоинство к примеру, не может быть куплено или продано.

— Когда дело касается достоинства, люди, которым надо выжить, теряют его. Вот мы доедем до золотоносных мест, и вы это поймете.

— Не хотелось бы в это верить, — сказала Либби.

— Или вы наивны, или хорошо играете свою роль.

— Что вы имеете в виду?

— Я вас не понял до конца, Элизабет Гренвил, — сказал Райвл, сощурив глаза.

— Или вы преданная жена и мать, или вы расчетливая леди, игрок, девушка из бара… ответьте мне?

— Я та, кем вам представилась.

— Вы оставили детей первому встречному, вы знаете Гейба Фостера…

— Я его встретила по дороге сюда.

— Понимаю, — усмехнулся Райвл. — Однако я склонен полагать, что вы с Фостером заодно.

— Абсурд! — отрезала Либби.

— Вы хотите доказать мне, что вас ждет муж, обливаясь от пота под калифорнийским солнцем.

— Думайте, что хотите, — Либби яростно замешала ложкой. — Там, где я живу, слову леди верят безоговорочно.

— Следите за супом, он закипает, — сказал Райвл.

Всю ночь лил дождь, ветер продувал все щели. Вода протекала там, где швы разошлись. Либби прижала к себе девочек.

Наутро дождь лишь моросил, но когда фургоны двинулись, то люди увидели перед собой не дорогу, а море грязи. Быки с трудом тащили повозки, возничие стегали их и кричали. Один за другим фургоны застревали в этой непролазной жиже.

Джимми подскакал к Райвлу.

— Я говорил вам не перегружать! — закричал он. — Вы должны хоть немного разгрузить повозки!

— Я не брошу ни грамма. Вы думаете, я тащу все это для своего удовольствия?! Снимите свои вещи и идите пешком! — завопил Райвл.

— Они и так все идут, все кроме Джексона, у которого лихорадка, — ответил Джимми.

— Холера? Тогда отойдите от меня.

— У него болотная лихорадка, он весь дрожит, — спокойно объяснил Джимми.

— Дайте ему мула, и пусть едет себе в Индепенденс, — заорал Райвл. — Мне не нужны больные пассажиры. Ты меня понял, парень?

— Но мистер Райвл… — начал Джимми.

— Я тебе плачу, так избавься от него и скажи всем, чтобы они сами тащили свои вещи.

— Мы не выберемся из грязи, — сказал проводник. — Каждая повозка разбивает за собой дорогу, делая ее непроходимой. Пойдемте за мной, вы скажете, что можно сгрузить, или я сделаю это за вас.

Они свирепо смотрели друг на друга как два бойцовых петуха. Райвл сказал:

— Мы все перераспределим.

Они подошли к фургону с провиантом. Либби затаила дыхание.

— Может, избавиться от части продуктов? — спросил Джимми. — Здесь и так слишком много для одного.

— Хорошо, — сказал Райвл.

Джимми запрыгнул в фургон.

— Что у вас здесь? — начал он, отодвинув мешок.

Либби воскликнула:

— Это мои дети! Я не могла их оставить!

Шелдон Райвл побагровел от гнева.

— Как вы посмели обмануть меня! Я же сказал — не брать свой выводок.

— Они не причинят вам беспокойства и пойдут пешком. Мы ничего у вас не просим.

— Ну да, конечно! Вы ни о чем не просите. Берите их и…

Он не успел докончить, как появился верхом Гейб Фостер и остановился между Райвлом и Либби.

— А вот и они — мои любимые маленькие леди. Я знал, что они далеко не ушли. Я рассказывал парням о вас. Они как раз хотели встретить пару красивых девчонок и с нетерпением ждут, когда вы им споете вечером у костра, — он повернул коня и поехал назад. — Даже вы не можете быть такой крысой, Райвл! — сказал Фостер.

Шелдон с презрением посмотрел ему вслед.

— Уберите их от меня! Если вы еще раз попытаетесь меня надуть, забудьте, что вы леди.

— Не беспокойтесь, пожалуйста, мистер Райвл, — сказала Либби.




9


Дневник Либби: «10 июня 1849. Нам не удается быстро продвигаться на юг. Мы завязли в грязи и разбиваем за собой дорогу, оставляем горы мусора. Так неприятно идти по липкой жиже, а москитам пришлась по вкусу наша светлая кожа. Дети и я все покусаны. Прикладываем грязь, чтобы как-то успокоить боль. Мы стали похожи на дикарей».

Прошло довольно много времени, когда часть товаров наконец была снята. Запрягли запасных быков. Одна за другой повозки с трудом продвигались вперед, по обеим сторонам дороги валялись мешки с беконом, одежда, железные плиты…

— Жаль, что у меня нет фургонов про запас, а то продал бы в Калифорнии их же собственные вещи, — сказал Шелдон.

Остановившись на ночь, люди так устали, что едва стояли на ногах, и даже Шелдон слишком устал, утомился и не вспоминал о еде. За день было пройдено только 12 миль.

В конце следующего дня добрались до первого парома. Повозки растянулись вдоль берега. Под лучами солнца мужчины ремонтировали колеса фургонов, шили из холста сумки, стирали белье в реке, стоя по пояс в воде.

Нужно было ждать три дня, пока подойдет их очередь переправляться.

Райвл предложил было взятку паромщику, но и это не помогло — слишком много вооруженных людей, чтобы пролезть без очереди. Наконец настала их очередь. Паром был сделан из восьми выдолбленных каноэ, связанных сверху досками. Либби казалось, что конструкция выглядела довольно скользкой. Она покрепче прижала к себе детей, когда волны захлестнули палубу. Но все обошлось — вся партия благополучно переправилась.

Леса кончились, и впереди лежали лишь бескрайние просторы степей.

Фургоны других партий виднелись на горизонте. Они и впрямь напоминали белые паруса на зелено-золотом фоне океанских вод.

Либби затосковала по дому: парусники в бухте Бостона, пляж в Кейп-Коде, пикники… Всю дорогу воспоминания терзали Либби. Как все сейчас было неопределенно: старая мебель, фотографии в больших рамках, мешки с инструментом или едой, могилы, которые были на каждой миле, только что захороненные с примитивными крестами и грубыми надписями: «Джозия Велдон из Буффало. Нью-Йорк. Умер 28 мая 1849 в возрасте 17 лет».

Либби внимательно читала каждую надпись, боясь увидеть имя Хью. Вдруг к ней пришла холодящая сердце мысль. Ей казалось, что скоро увидит имя Хью и ей не нужно будет больше подвергать опасности своих детей, и она сможет вернуться домой с чистой совестью.

— Бедняга, — послышался голос Гейба. — Подумать только, вероятно, его родственники в Нью-Йорке воображают, как он наполняет деньгами карманы. Все это сумасшедший дом.

— Но вы же решились на это!

Гейб улыбнулся.

— Разве вы не знаете, что дьявол всегда защищает своих.

— Не говорите таких вещей даже в шутку, — сказала Либби, увидев, как Гейб подъехал к девочкам, сидевшим на фургоне, — те рассмеялись, когда он что-то им сказал.

— Не знаю, что мне с вами делать, мистер Фостер. Я никогда не встречала человека, который смущал бы меня так, как вы.

В этот вечер Джимми расставил повозки кругом.

— Мы въезжаем на территорию Пони.

Шелдон Райвл добавил, что хотел бы видеть хоть одного, кто бы посмел напасть на них.

— Я не боюсь атаки нападения, а опасаюсь, что они могут увести ночью всех мулов, — объяснил Джимми.

Он подошел к Либби и сказал, что теперь ей пора собирать «чипсы» буйволов, потому что она не найдет ни одной деревяшки, пока они не достигнут гор. Либби позвала девочек, чтобы они помогли ей.

— Присматривайте за ними, чтобы они не наступили на гремучую змею.

— А здесь есть змеи? — спросила совершенно спокойно Либби.

Джимми улыбнулся.

— Они вам не причинят зла, если вы будете к ним миролюбивы.

Либби положила на землю пустой мешок и попросила детей остаться там поиграть.

— Мы будем осторожны, мама, — сказала Иден, — и останемся рядом с тобой.

— Ну, пошли, — сказала девочкам Либби.

Через полчаса они заполнили мешок «чипсами». Они были не такими отвратительными, как представляла себе Либби. От них пахло травами. Девочки, не зная, что это такое, весело набивали ими мешок.

Либби ушла чуть вперед, когда услышала вопль.

— Мама, меня укусила змея!

Либби рванулась назад и увидела прыгающую Иден.

— Куда?

— В ногу!

Либби сняла ей панталоны. Маленькие красные волдыри показались на ногах Иден.

— Это же муравьи, стой спокойно, я их смахну.

— Они кусаются, как змеи, — жаловалась Иден.

— А ты как думала?! — сказала Либби.

Она повела девочек назад в лагерь, радуясь, что не позвала на помощь.

Дни, как две капли воды, были похожи один на другой. Они шли с раннего утра и до полудня, пока жара становилась непереносимой. Потом, после полудня, начинали выбирать место для ночлега.

В дневнике Либби записала: «15 июня 1849. Мы между небом и землей, между Индепенденсом и фортом Керни. Я думала, что самое страшное, что будет в пути, — это непредвиденные опасные происшествия, а оказалось, что скука хуже любого врага. Солнце всходит и заходит, а мы так далеко и не ушли, как хотелось бы. Я хочу, чтобы это изматывающее однообразие будней хоть чем-то скрасилось. Не знаю, как я выдержу эти три месяца».

Солнце так нещадно палило, что шея и руки стали коричневыми. Либби прикрывалась шляпкой, стараясь сохранить бледный цвет лица, но заметила, посмотрев в зеркальце, что на носу уже появились первые веснушки. Она уже начала привыкать к путешествию. На ее ногах уже не набухали мозоли от непривычной ходьбы. Она научилась выпекать хлеб в датской печке и вообще она гордилась тем, как она все делает.

«Если бы отец увидел меня сейчас», — думала Либби.

Девочки тоже чувствовали себя неплохо. Они предпочитали идти пешком, чем ехать в фургоне. Либби фанатично следила за стерильностью пищи, ни на миг не забывая о могилах, умерших от холеры.

Время от времени они нагоняли другие группы, остановившиеся поменять колеса или оси. Незнакомцы иногда угощали их чашкой кофе, но Шелдон настаивал, чтобы они не останавливались.

Однажды они поравнялись с партией, в которой были больные. Райвл заставил погонщиков ехать как можно быстрее, а сам заткнул нос и рот платком и держал его до тех пор, пока они не проехали.

На девятый день езды в прериях, уже недалеко от форта Керни, их первого пункта на карте, они натолкнулись на группу из двадцати измученных человек, направлявшихся назад в Индепенденс. У них была пара быков да несколько мулов.

— Если вы больны, держитесь от нас подальше! — закричал Райвл, когда они поравнялись с ними.

— Болезнь — это самое меньшее, чего стоит опасаться. Когда голова отделена от тела, то больше не надо беспокоиться о холере и тому подобном.

— О чем ты говоришь? — подъехал поближе Джимми.

— Разве вы не слышали, что пони на тропе войны. Они уже уничтожили группу из семидесяти эмигрантов.

— Откуда новости?

— Из форта Керни, там все об этом знают. Мы решили вернуться. Нам не светит быть зарезанными этими дикарями.

— Кучка трусов! — просопел Райвл. — Пусть удирают, нам больше золота достанется.

— Вы сами решите, кто трус, а кто нет, когда вам будут снимать скальп.

— Вы знаете, сколько у меня боеприпасов и охранников? Пусть пони молятся. Мы идем вперед, — гордо сказал Райвл.

Незнакомец пожал плечами и подхлестнул быков. Либби с сожалением посмотрела им вслед. Она бы могла благополучно с ними вернуться. К ее страхам добавились теперь и индейцы.

— Они верят в то, что говорят? — спросил Райвл.

Джимми сдвинул шляпу и сказал:

— Эти слухи часто распространяются в пути. Думаю, что они не осмелятся напасть на целую партию. Нас много, и в этом наше спасение.

В эту ночь Райвл впервые расставил часовых.

До этого места прерия была безжизненной. Любая стайка вспорхнувших куропаток или голубей тут же оказывалась в котле. Каждый день люди высматривали буйволов, рассказы о которых будоражили сознание. Вдруг кто-то крикнул:

— Буйволы, их тысячи!

Не теряя ни секунды все схватились за ружья и понеслись.

Когда пыль от копыт рассеялась, Либби поняла, что обоз остался практически без защиты.

Иден и Блисс беззаботно играли камешками, сидя в тени фургона, и Либби решила набрать «чипсов» для костра. Она держалась поближе к дороге, чувствуя каждый запах и прислушиваясь к каждому шороху. Издали донеслись крики и топот. Она наклонилась, чтобы поднять мешок, а когда выпрямилась, то увидела трех индейцев, разглядывающих ее.

Она слышала, что индейцы утаскивают белых женщин и берут их в жены. Было бы лучше, чтобы ее убили сразу или сняли скальп.

Либби старалась сохранять присутствие духа и не бежать. Трое незнакомцев тоже были спокойны. Они так загадочно и бесшумно появились из травы, что трудно было предугадать, что они предпримут в дальнейшем.

Либби кивнула им, надеясь, что они уйдут. Они, наоборот, подошли к ней, разговаривая друг с другом глубокими гортанными голосами. Один из них прикоснулся к ее голове, сказав что-то. Сердце бешено заколотилось. Она подумала, а что будет, если закричать. Поможет ей кто-нибудь, или индейцы ее сразу убьют.

Через мгновение Либби увидела Гейба Фостера с пистолетами на поясе. Вместо того чтобы стрелять, он начал жестикулировать, пытаясь заговорить с ними. Индеец показал на голову Либби. Гейб кивнул.

— Вы спасете меня? — не выдержала она.

— Через минуту, что за спешка?

— Вы хотите посмотреть, как с меня снимут скальп?

— Им понравился ваш черепаховый гребень, они хотят поменяться.

— Ох! — у Либби отлегло от сердца. — Как вы можете говорить с ними, если никогда с ними раньше не встречались?

— О, это просто, если у вас есть дар, — сказал Гейб.

— Я иду в лагерь.

— Разве вы не хотите узнать, на что они хотят поменять ваш гребень?

Либби вытащила его, и волосы рассыпались по плечам.

— Вот! — она бросила ему предмет обмена и ушла в сторону лагеря.

Немного спустя вернулся Гейб с двумя волчьими шкурами.

— Вот, — сказал он, бросая шкуры на землю. — Они согреют вас во время перехода в горах.

— Это за один гребень?

— Я выменял три, одну оставил себе как комиссионные. Вы будете рады услышать, что ваш гребень теперь в волосах одного из их вождей.

Он рассмеялся, когда Либби пошла к фургону.

— Посмотрите, что у меня есть! — громко закричала Либби.

Иден выползла из-под повозки.

— А где неженка? — спросила Либби.

— Она пошла к тебе, чтобы помочь.

— Блисс! — завопила она.

Либби беспомощно рванулась в заросли, еле соображая, что ее там нет. В панике Либби подбежала к Гейбу.

— Гейб, вы должны мне помочь! — умоляла она. Блисс исчезла. Может, это индейцы?

Гейб побежал к коню.

— Не волнуйтесь, мы ее найдем. Ищите ее около тропы, может, она потеряла ориентацию.

Гейб пустил коня в галоп. Вдруг Либби услышала крик Гейба. Он подъехал к ней вместе с Блисс, в руках которой был огромный подсолнух.

— Почему ты ушла? — спросила Либби, снимая Блисс с седла и прижимая ее к себе.

— Осторожней, ты помнешь подсолнух.

— Обещай, что впредь ты не отойдешь без меня от фургона ни на шаг, — сказала Либби.

— Прости, мамочка. Я больше не буду.

Либби благодарно посмотрела на Гейба.

— Спасибо! Я навек у вас в долгу.

— Не волнуйтесь, вы так забылись, что зовете меня по имени, а это уже большой прогресс.

— Вы меня бесите! — отрезала Либби, рассмешив Гейба.

Она испугалась и не могла успокоиться, когда земля задрожала под ногами. Либби подумала, что индейцы сообщили своим, что фургоны остались без защиты, и теперь начали атаку. Она закричала дочкам, чтобы они забрались в повозку, а сама схватила первое попавшееся ружье и встала наготове. Когда облако рассеялось, Либби увидела стадо буйволов, мчавшееся прямо на них. Это так ошеломило ее, что она не успела испугаться. Они быстро приближались и, когда уже казалось, что они сметут фургоны, буйволы внезапно повернули в сторону.

Прозвучали выстрелы, и Либби увидела, что по бокам стадо сопровождают всадники.

Один из буйволов отвернул от стада и помчался через стоящие фургоны, преследуемый людьми, которые вопили как настоящие индейцы. Они скакали к быку с разных сторон, и в конце концов тот упал, изрешеченный пулями, а всадники кружили вокруг него, паля в воздух.

Либби была возбуждена и подавлена этим зрелищем. Ей было жалко быка, такого величественного, несправедливо убитого людьми.

Люди радовались добыче, похлопывали друг другу по плечу, каждый кричал, что это он попал в быка и отвел стадо в сторону. Вдруг в суматохе появился Шелдон Райвл.

— Вы знаете, как разделывать быка? — спросил он Либби.

— Сделаю, если мне покажут, — ответила она.

— Просто обещайте, что у меня на обед будет стейк.

В этот вечер Либби записала в дневнике: «21 июня я хотела перемен и новых ощущений, и сегодня я их получила».




10


Прерии кончились, впереди был скудный пейзаж со странными по форме горами, уходящими в небо и напоминающими замки, которые дети лепят из песка.

Пыль сменила грязь. Она повисла в воздухе как облако, обволакивая лица и одежду. Все постоянно прочищали горло и часто сплевывали. Блисс это забавляло, и Либби пришлось попросить ее не плеваться.

— Но ведь все так делают. У меня во рту тоже пыль, — сказала Блисс.

— Тогда закрой рот платком. Леди не плюются, — пояснила Либби.

— Я не леди. Я хочу быть ковбоем.

— Она права, мама. Здесь нет леди. Им все равно, кто мы, — вмешалась Иден.

— А я — леди, — нахмурясь, сказала Либби, — и всегда ей буду, и вы тоже. Мы рождены как леди, мы ими и останемся, в какой бы ситуации мы ни оказались, не забывайте об этом.

— Не забудем, — ответила Иден, улыбаясь, я взяла за руку Блисс. — Пойдем неженка, мистер Фостер прокатит нас на лошади.

Либби покачала головой. Оставшись в одиночестве, она залезла в фургон, открыла свой дневник и записала: «21 июля 1849. Самое трудное — это быть постоянно в одиночестве. Здесь не с кем поговорить, ни чьему совету нельзя доверять. Сейчас я с удовольствием послушала бы одну из папиных нотаций».

Она вспомнила свой дом в Бостоне: отец курит свою трубку, цепочка от его золотых часов свисает с живота. Он бывало говорил: «Обрати внимание на эту молодую леди», — и показывал матери на нее трубкой.

Либби продолжала писать в дневнике: «Как тихо мы жили. Для нас было событием, если на шляпке порвалась ленточка, или когда не было на обед омаров. Все, что они желали, это отдать меня замуж».

Либби закрыла и отложила дневник в сторону. Опасности слишком часто их подстерегали. Ежедневно они проезжали мимо других партий. Однажды в одной из них им повстречалась женщина. Она выглядела уставшей и старой, хотя Либби подозревала, что незнакомка ненамного старше ее. Женщина склонилась над кроваткой с умершим ребенком.

— Он выпал из фургона и попал под колеса, — сказала она Либби.

В ее глазах была пустота и беспомощность.

— Я посадила его в повозку, потому что он постоянно убегал. Мы уже потеряли и другого сыночка. Он умер от холеры в Индепенденсе. Осталась только Алиса, — женщина украдкой посмотрела на десятилетнюю девочку, сидевшую в углу.

Либби была потрясена и напугана. Она принесла женщине немного мяса, яиц и бренди.

— Может, это хоть как-то поможет вам, — предложила Либби.

Женщина улыбнулась.

— Вы так добры. Только молитва поможет нам сейчас. Надеюсь, Бог знает, что творит.

Ее голос был слабым. Девочка встала и подбежала к ней.

— Не расстраивай себя, мамочка, — она обвила ее шею руками.

Либби отошла из-под навеса, чтобы найти Райвла, который пошел узнать причину задержки. Он был в ярости, когда узнал, что Либби отдала продукты.

— Если вы будете раздавать милостыню каждому нищему, мы все подохнем с голоду. Это — Запад. Здесь каждый сам за себя.

— Хорошо! Но там умирает ребенок. Я не буду есть несколько дней, если вы так трясетесь за свою еду. И пошла прочь от него.

— Мы больше не будем останавливаться. Это приказ! — крикнул Райвл ей вдогонку.

Только теперь они начали понимать, что такое идти не первыми. Впереди идущие партии скормили лошадям всю траву. Дорога была усеяна всевозможными отбросами.

Единственным источником воды оставалась река Плате, протекающая позади экспедиции. Выкопанные на местах стоянок колодцы были мутными и небезопасными. Свирепствовала холера. На каждой миле они встречали мертвых или умирающих мулов и быков, загнанных в дороге.

Иден плакала, глядя на лежащего быка, который мотал головой и мычал на проезжающие повозки.

Либби было больно смотреть на мучающееся животное, и она взяла немного воды, чтобы напоить быка, зная, что зря тратит воду и не спасет его от смерти, но она почувствовала какое-то облегчение. И тут она поняла, как им повезло, что запасы Райвла у них под рукой. Вода из его бочек была чистой и приятной на вкус, в то время как остальные брали воду в мутных реках и жаловались, что их пища пропитана грязью. Либби ухитрялась стирать во время стоянок. Нижние юбки и панталоны почернели от грязи. Она только что разложила их сушить на крыше фургона, как к ней подошел Райвл.

— Пойдемте. Мне нужно кое-что постирать.

— Вы наняли меня поваром, а не прачкой, — гордо ответила Либби.

— Я взял ваших детей, — добавил он, пуская ей в лицо дым от сигары. — Если хотите я могу вас выкинуть из обоза.

— Вы не посмеете!

— На вашем месте я не подвергал бы это сомнению. Возьмите одежду в моей палатке.

Кипя от гнева, не смея больше испытывать терпение Райвла, Либби взяла его грязные вещи. Она никогда не стирала мужское нижнее белье, и ей было противно держать в руках вонючие, потные трусы и рубахи.

Выстирав и высушив белье, Либби отнесла их Райвлу.

— Не взыщите, что они не такие белоснежные, как раньше. Здесь отвратительная вода.

Она отшатнулась, так как, войдя без стука, Либби застала Райвла в чем мама родила, правда, на поясе было полотенце.

— О, простите, — пробормотала она.

— Ваш муж ложится в кровать в одежде?

— Мой муж джентельмен до мозга костей. Он всегда ложится спать в пижаме.

Райвл расхохотался.

— Какие нежности! У него, наверное, и трусы в кружевах. Так кто же сделал вам детей? Молочник? Свечник?

— Ваша одежда, сэр, — Либби бросила ему в руки выстиранное белье.

— Вам разве неинтересно посмотреть на других мужчин?

— Всего хорошего, мистер Райвл, — Либби выскочила из палатки.

Ей показалось, что он хотел ее унизить, и решила в будущем держаться от него подальше, особенно, когда она будет с ним наедине. А это было не так-то просто, так как ночи становились все холодней, и Шелдон Райвл большую часть времени проводил в своей палатке, выпивая и обжираясь. Остальные сидели вокруг костров, но Райвл к ним никогда не подходил, и приглашал к себе только Гейба Фостера. Когда Либби принесла обед, Райвл редко упускал шанс съязвить, говоря ей грубости, глядя на нее своими лягушачьими глазами.

— Расскажите мне о своем муженьке, — попросил Райвл, наливая себе бренди.

— О муже?

— Да, о том, из-за кого вы рветесь в Калифорнию. Тот, в кружевах. Он знает, что у него там под пижамой? Он любят кидать палки?

— Прошу прощения? — спросила Либби.

Райвл хрипло захохотал.

— Вы знаете, о чем я говорю, не притворяйтесь оскорбленной. Я имею в виду кидать палки в огонь. В огонь, который ниже пояса у женщины. Ему это нравится?

— То, что творится у меня в постели — это мое личное дело! — отрезала Либби в замешательстве. — И джентльмен никогда не позволит себе об этом говорить.

Райвл рассмеялся.

— Вы же сказали, что я не джентльмен. Здесь нет джентльменов. Мы в стране, где берут, что могут, и стреляют того, кто взял это первым. Готов поспорить, что ваш муженек при виде первой барменши стягивает свои трусы. Здесь нет кружевных пижам.

— Я уверена в своем муже.

— Должно быть, он маменькин сынок. Ни один мужик не выдержит несколько месяцев, чтобы не трахнуться, да и женщина тоже. И вы, кстати, тоже.

— Я больше не войду в вашу палатку, если вы будете вести себя так грубо и отвратительно.

— Вот видите, я вас поймал. Вы не отрицаете, что упустите такой момент. Все, что вам нужно, это то, чтобы вас трахнул настоящий мужчина.

— Я вам дам знать, если такой повстречается, — холодно ответила Либби и попыталась выйти из палатки.

— Что за спешка? — Райвл взял Либби за руку.

— Все мужчины одинаковы.

— Хорошо. Мы сегодня же играем в покер, и Джейк открывает новую бочку рома. Как насчет этого?

— Убирайтесь! — Либби оттолкнула его.

Всю ночь она думала об этом разговоре. Хуже всего было то, что Райвл был прав. Она скучала по мужчине, но не по нему. Она поймала себя на мысли, что думает о Фостере, о том, как он смотрит на нее. «Нет, а как же там Хью», — сказала себе Либби. Как он удивится, увидев ее, но когда она пыталась вспомнить его лицо, то оказалось, что она уже плохо помнит — черты его лица были неясными, как в тумане.




11


Широкое, огромное, пыльное плато стало сужаться, и они стали въезжать в унылую холмистую местность. Река здесь начинала бурлить, с грохотом обрушиваясь в узкое русло, и каждый ручеек становился здесь труднопреодолимым препятствием. Иногда людям приходилось приподнимать фургоны, чтобы вода не залила вещи. Трудно было справляться с быками, которых сносило в стороны быстрым течением, но здесь они могли хоть вдоволь напиться.

Либби с девочками решила идти рядом с фургоном. Блисс и Иден любопытно разглядывали все вокруг. Им очень нравилось ехать на лошади Гейба, рассказывая потом, как они видели оленя или антилопу. Почти ежедневно Гейб предлагал Либби ехать верхом, но она отказывалась.

— Не знаю, почему тебе не нравится мистер Фостер. Самый милый человек, которого я встречала, — сказала Иден.

— Какие глупости ты говоришь. Твой отец работает в поте лица ради нас. Да, мистер Фостер добр к вам, но когда мы вернемся в Бостон, он станет человеком не нашего круга.

— Но мы не в Востоке, мама, — сказала Иден. — Ты можешь здесь общаться с кем хочешь.

— Хватит, Иден. Я начинаю думать, что надо было взять мисс Хаммершем, чтобы она за вами следила. Вы становитесь дикарями, а мы ведь всего два месяца как уехали.

— Ты тоже становишься дикаркой, — сказала Иден. — Посмотри на свое платье, ты даже корсет не носишь.

— Мне так удобно, — ответила Либби, — но в душе я остаюсь леди.

Либби подняла глаза и увидела Гейба.

— Мам, мы можем покататься с мистером Фостером?

— Нет, идите в повозку и делайте уроки, — строго приказала Либби. — Ваш отец будет разочарован, узнав, что вы забыли то, чему вас учили.

Гейб подъехал к Либби и сказал, что лучше бы давать девочкам побольше свободы, чтобы они научились переносить трудности, а держать их весь день около юбки — большая глупость.

— Мистер Фостер, — холодно сказала Либби, поворачиваясь к нему. — Я верю, что мы выживем, если будем придерживаться своих норм чистоты и морали. Я хочу видеть по возвращении своих детей в высших кругах общества и собираюсь доставить их целыми и невредимыми.

— Вы собираетесь следить за каждым их шагом? — спросил Гейб.

— А вы предлагаете, чтобы я их потеряла или чтобы они вывалились из фургона, как тот малыш в колыбели?

— У вас однобокое представление о жизни. Вам кажется, что в ней существуют только развлечения и выгода. Постарайтесь держать свои взгляды при себе.

Гейб поднял шляпу и, пожелав всего хорошего, отъехал.

В конце дня обозу необходимо было переправляться через реку Плате. Около парома мормонов стала колонна фургонов. Шелдон Райвл, не желая и здесь застрять, поехал вперед на переговоры. Он вернулся с лицом красным, как свекла.

— Проклятые жулики. Называют себя верующими. Да они — дешевое жулье. Они требуют пять долларов за фургон. 60 долларов только за одни фургоны, — он спешился и отдал поводья рядом стоящему парню. — Найдите Джимми и скажите, что мы будем сами переправляться прямо здесь. Я не собираюсь платить такие деньги.

Джимми не обрадовала перспектива переправы через реку своими силами, но Райвл не стал его слушать. Было нелегко заставить возничих преодолеть такое быстрое течение и привязать канаты по обеим берегам.

Когда, наконец, это удалось, они сняли с повозок колеса и залили смолой щели в кузовах. Затем, спустив фургоны на воду, поставили двоих людей на повозки, чтобы держать канаты. Либби прижала крепко дочек, наблюдая, как первый фургон начал эту сумасшедшую переправу. Мулы и быки стонали от ударов, пытаясь идти в холодной, как лед, бурлящей воде. Одного из навьюченных мулов смыло течением.

— Нам нужно переправляться таким образом? — прошептала Иден, цепляясь за юбку матери.

— Другого способа, кажется, нет, — ответила Либби.

Гейб подъехал и предложил перевезти девочек на его лошади. Потом он пустил лошадь в воду и благополучно выбрался на противоположный берег. Все, что Либби могла сделать, это переправиться в повозке, пытаясь скрыть свой страх быть смытыми течением, когда канаты не выдержат и ледяная вода начнет поступать через плохо заделанные щели к ее ногам. Когда, наконец, они добрались до берега, Гейб помог снять с повозки детей и подал ей руку.

— Спасибо, мне не нужна помощь, — сказала Либби и, приподняв юбку, зашла по колени в холодную воду, чтобы добраться до берега.

— Хорошие лодыжки, — прокомментировал Гейб.

Либби расправила скомканную юбку, смерив его ледяным взглядом.

Переправившись, партия продолжала свой путь, оставляя позади долину. Местность становилась все более дикой. Здесь не росли ели на горах, и вся растительность сводилась к одиноким кустарникам, которые животные не могли есть. Жара была невыносимая.

Мужчины сняли рубахи и ехали по пояс голыми.

Либби с завистью смотрела на них. Она уже осмелилась снять корсет и носила только одну нижнюю юбку. Девочки резвились, одетые в легкие пижамки. «Надо бы и мне что-то подобное сшить», — подумала Либби.

Воды не было. Мужчины облизывали сухие, потрескавшиеся губы и с ненавистью смотрели, как Райвл пил из своей бочки, наполненной чистейшей водой. Он даже плесканул себе на лицо, демонстрируя, что хозяин здесь он.

Когда солнце уже заходило за остроконечные вершины гор, путешественники увидели блестевшее недалеко озеро. Запряженные животные ринулись к воде, не слушаясь возниц.

— Остановите их! — завопили они друг другу.

Либби удивилась — почему они так орут? И тут почувствовала вонь и машинально закрыла рот рукой. Вокруг озера лежали полусгнившие кости мертвых животных, разложившееся мясо кишело червями. Нескольким запасным быкам все же удалось немного попить — их оттащили, но было уже поздно. Через пару минут они бились в агонии, кровь текла из ноздрей.

— Что это? — в ужасе спросила Либби одного из мужчин.

— Щелочные озера. До родника «Сладкая вода» мы не встретим ни одного источника, а до него пара дней.

Потребовалось полчаса, чтобы заставить животных сдвинуться с места, но два быка так устали, что отказались идти, упав на землю.

— Идиоты! — завопил Райвл. — У меня осталось три запасных комплекта быков. Как мы пересечем долину?

— Нужно еще оставить часть груза! — орал Джимми. Он обливался потом. — Мы должны сбросить еще часть муки и лопат.

— Ты с ума сошел?!

— Тогда мы сбросим твои продукты, и ты будешь есть вместе с нами кашу из заплесневевшей муки.

— Делай что надо. Выкинь часть лопат и закопай их. Устроившись в Калифорнии, я вернусь за ними. Замаскируй их под могилу, чтобы никто не украл.

— Никто их не возьмет, — злобно сказал Джимми. — Кому нужен лишний груз.

Либби пыталась приготовить обед на ветру. Он был такой сильный, что того и гляди, огонь перекинется на сухие листья, и Либби обложила костер камнями. Она решила приготовить быстро бекон и пожарить сало с яйцами и хлебом.

— И что это будет? — спросил Райвл. — Это похоже на завтрак в семь часов утра, — добавил он.

— Попробуйте на таком ветру что-нибудь приготовить, — отрезала Либби.

В эту ночь, лежа в фургоне, она слушала, как завывает ветер, проникая сквозь его щели и занося мелкий песок. Язык и губы раздулись от нехватки воды. Горячая ванна, бурлящий ручей, нежный плеск волн в Кейп-Коде, охлажденные кувшины с лимонадом — все это проплывало перед ее глазами. Она все еще держала данное детям обещание есть вместе с ними и отдавать им почти всю воду.

Ветер не стих и наутро. Протирая красные и опухшие глаза, люди сворачивали лагерь.

— Если мы сегодня пройдем пятнадцать миль до захода солнца, то достигнем родника «Сладкая вода», — успокаивал Джимми.

Либби посадила детей в фургон, а сама, обмотав лицо шарфом, пошла пешком. Временами они были как в тумане, и фургон казался кораблем-призраком, плывшим по невидимому океану. Либби с завистью посмотрела на фургоны: не дует, все закрыто, там, должно быть, хорошо, и тут же обратила внимание на быков, с трудом тащивших грузы. В ноздрях у животных показалась пена.

В середине дня пыльная буря усилилась, затмевая солнце и заставляя всех закрыть рты платками. Люди шли, покачиваясь, кашляя и ругаясь. Вдруг Либби увидела лежащего человека.

— Подождите! — закричала она, но крик ее потонул в шуме ветра, и никто не остановился.

Она подбежала и увидела мертвое тело, наполовину засыпанное песком. Либби подбежала к Шелдону и сказала ему об этом.

— Ну, и что я могу сделать? — спросил тот.

— Труп надо похоронить, а не оставлять волкам.

— Мертвому все равно, я не остановлюсь. Если мы не доберемся до «Сладкой воды», мы все умрем.

Повозки продолжали двигаться. Помедлив, Либби схватила кусок полотна.

— Что случилось? — спросил Гейб, проезжая мимо.

— Надо прикрыть труп.

— Я поеду с вами, — сказал Фостер.

Гейб склонился над телом, а Либби, вспоминая червей на костях у озера, закрыла глаза.

Гейб закричал, что он еще жив, и попросил Райвла задержаться на минутку.

— Я не остановлюсь! — заорал Райвл. — И не возьму его! Может, у него холера? Продолжать движение!

Либби принесла кружку воды, и Гейб приподнял ему голову, пытаясь влить ему в рот воду, затем вытер распухшие губы платком. Человек кашлянул, облизнулся и уставился на Гейба и Либби.

— Молчи и пей, — сказал ему Гейб.

Он сделал пару глотков и пробормотал:

— Да благословит вас Бог.

Либби стала всматриваться в лицо парня.

— Люк? — спросила она, припоминая его задорную мальчишескую улыбку.

— Вы его знаете? — спросил Гейб.

— Встречала на пароходе — он из Южной Каролины.

Услышав свое имя, парень с трудом посмотрел на Либби.

— Бонни? — озадаченно спросил он. — Я думал, ты на пути в Южную Каролину. Я найду золото для тебя.

— Бонни? — спросил Гейб, вопросительно глядя на Либби.

— Это девушка, на которой он хочет жениться. Он думает, что она — это я, — пояснила Либби.

— Меня ранило, и они ушли без меня, — говорил Люк.

Либби посмотрела на песок, почерневший от крови.

— У них не было выбора, не было воды, а мне сейчас лучше. Скоро я их догоню. Все будет хорошо, — добавил Люк.

Либби посмотрела в глаза Гейба. Он отвел ее в сторону и велел идти к фургонам.

— Вы не сможете его поднять один, — запротестовала Либби.

Гейб отрицательно покачал головой.

— Он долго не протянет — потерял много крови.

— Мы не можем его здесь бросить. Может, мы встретим партию, в которой будет доктор… Может ему… поможет хорошая еда?

— Я видел много умирающих людей. Его нельзя трогать. Идите вперед. Я останусь до конца.

— И я тоже, — возразила Либби.

— Вам лучше держаться поближе к фургонам. Пусть умрет один, а не трое, — он погладил ее руку.

— Я накрою его и дам ему немного воды. Это все, что мы можем сделать. Он не протянет и дня, — прошептал Гейб. — Идите к колонне, или вы заблудитесь в этой круговерти.

Люк лежал спокойно, глаза его были закрыты. Она склонилась над ним.

— Я должна идти, Люк, — сказала Либби, нежно целуя его в лоб. На его лице появилась улыбка. Либби встала и пошла к удаляющимся фургонам.

Они остановились на ночь у минерального источника. Вода была непригодна для людей, но все вокруг было истоптано копытами и не было никаких трупов, поэтому Джимми решил попоить немного скот. Люди пытались кипятить воду, но бесполезно, и они допивали то, что у них оставалось во флягах.

Разводя костер, Либби ждала Гейба. Уже стемнело, и она начала волноваться. А что, если буря замела следы, ведь в этом аду так легко заблудиться.

Шелдон Райвл пожаловался, что Либби пролила кофе на хлеб, когда несла поднос, но она не слышала его, надеясь услышать стук лошадиных копыт.

Умывшись в ручье, она уложила девочек спать, но Гейба все не было. Люди устраивались на ночь вокруг костров, кто-то пел песню под звуки банджо, изредка слышался смех. В палатке Райвла, который выпивал в одиночестве, тускло горела лампа.

Догорал последний костер, а Либби не могла найти себе места, борясь с желанием попросить послать людей на поиски. Либби улеглась рядом с девочками. Она не могла заснуть и тихо лежала, глядя на луну и слушая, как завывает ветер. После полуночи ей показалось, что по тропе кто-то идет. Либби вскочила и увидела темную фигуру, спускающуюся к ним. Присмотревшись, она увидела человека, ведущего за повод коня.

— Слава Богу, — пробормотала Либби, задернув занавеску.

Послышался звон уздечки, дыхание Коня и звук шагов Гейба, проходившего мимо фургона.




12


Они пришли на источник «Сладкая вода» на следующий день.

Люди, буйволы и лошади жадно пили холодную чистую воду. Кто-то поймал и отдал Либби две прекрасные форели. Она поджарила их, у них был очень аппетитный вид.

«Этот старый бык должен похвалить меня», — думала она, накладывая рис и подавая его парню, который должен был отнести это Шелдону. Он принес блюдо назад наполовину съеденным.

— Мистер Райвл плохо себя чувствует, — сказал парень, ставя перед Либби тарелку. — У него сильный жар, и он хотел бы выпить еловый отвар.

Либби поставила греть воду и потом отнесла отвар Райвлу. Он лежал в своей кровати, одетый в пижаму. Его лицо раскраснелось, увидев Либби, он нахмурился.

— Ну, наконец-то. Я думал, что умру, пока вы сюда дойдете.

— Нужно время, чтобы вскипятить воду.

— Мне нужна компания, — сказал Райвл. — Человеку так плохо, когда он один, да еще и болен. Потрогайте мне лоб, у меня, кажется, жар.

Либби поставила чай и потрогала лоб Райвла.

— Небольшая температура. Говорят, что это от высоты, на которой мы находимся, — сказала Либби.

— Высота?! Это вы принесли болезнь, остановившись у умирающего. Я никогда не болею, а тут… Либо вы меня заразили, либо отравили своей стряпней.

— Я ведь тоже ем и совершенно здорова, — сказала Либби. — Вы слишком много пьете, может, от этого?!

— Вздор. Я всегда много пил и ничего. Мне как раз нужен бренди, а не еловый отвар. Дайте мне бутылку.

— На вашем месте я бы воздержалась.

Райвл заорал:

— Бутылку, черт побери!

— Осторожней, вы свалитесь с кровати, — она наклонилась и подхватила Райвла.

Он оперся о ее плечо и почувствовал, что рядом женщина, а его рука лежит на мягкой и нежной коже. Его жадные глаза поползли вниз по ее телу.

Либби не застегивала верхние пуговицы на платье из-за жары и, когда она наклонилась, Райвл неожиданно схватил ее, пытаясь засунуть руку ей под платье, Либби открыла рот, чтобы закричать, но не издала ни звука. Она старалась убрать его руку, а он только смеялся, когда она пыталась застегнуть платье другой рукой.

— Так мягко… Вы знаете, как долго я жил без… — он потерял терпение и рванул платье так, что пуговицы разлетелись во все стороны.

Платье разорвалось, и его рука скользнула к ее груди.

— Прекратите, отпустите меня! — Либби пыталась оттолкнуть его.

— Давай не играй со мной. Не притворяйся, что ты этого не хочешь. Он пытался затащить ее под себя и навалился на нее всем телом, а когда она попыталась крикнуть, Райвл поцеловал ее, держа одной рукой ее грудь, а другой пытаясь содрать юбку. Он уже залез на нее и стонал от нетерпения.

За дверью послышался голос.

— Мистер Райвл.

— Пошел прочь! — закричал Райвл.

— Я точно помню, что вы приглашали меня поиграть в карты в девять. Вот я и пришел, — Либби узнала голос Гейба. — Но я вижу, что вы сейчас заняты. Доброй вечер, мэм, — спокойно сказал Гейб.

— Исчезни, Фостер! — Райвл уставился на него.

Либби удалось освободиться от Шелдона и сесть.

— Прочь от меня, животное! — чуть не плача сказала Либби.

— Вы же сказали в десять, а я знаю, как вы цените пунктуальность.

— Не будьте дураком, Фостер. Разве вы не видите, что мы заняты, — произнес Райвл.

— Мне показалось, что леди не хочет быть занятой, как вы.

— Она — моя собственность, Фостер. Занимайтесь лучше своими делами.

— Я не знал, что в обязанности повара входит и это.

— Я сказал, убирайся, Фостер! Вы забыли, на кого работаете?!

Пальцы Гейба постукивали по пистолету, висящему на поясе.

Щелчок предохранителя встревожил Райвла.

— Кончай дурить, достаточно одной пули, чтобы успокоить тебя.

Райвл неохотно отодвинулся от Либби.

Либби встала, оправив юбку и придерживая разорванный лифчик.

— Я провожу вас до фургона, — сказал Гейб.

— Я сама, — стыдливо сказала Либби.

Гейб не слушал и пошел за ней.

— Вы в порядке? — нежно спросил он.

— Да, спасибо, не провожайте меня.

— Я, как обычно, преклоняюсь перед вашим величеством.

— А у меня было чувство, что вас позабавило, что со мной произошло.

— Немного, но я собирался вас спасти.

— Вам не приходило на ум, что я в этом не нуждаюсь?

— Вам что, это понравилось?

— Я имела в виду, что я в состоянии постоять за себя. Я как раз собиралась облить его горячим отваром.

— Либби, вы не в Бостоне. Здесь нет джентльменов и бесполезно взывать к приличию. Здесь любой добьется от тебя силой того, чего он хочет, даже этот слабак Шелдон. Вам нужно иметь в виду, что вы уязвимы, вы — женщина, — Гейб сжал ее руку. — Либби, вы ведете себя так, как будто сделаны из камня. Вам, вероятно, нужно смириться.

Либби долго держалась, но тут заплакала.

— Я не могу смириться, — задыхаясь, сквозь слезы сказала она. — Если я смирюсь, я сломаюсь, — и убежала.




Они шли около недели вдоль по ручью «Сладкая вода» и к концу июля пересекли Великий раздел.

— Южный проход, — сказал Джимми, подъезжая к колонне на стройном пегом жеребце, которого он выторговал у индейцев.

— Приятно узнать, что мы прошли половину пути, — радостно сказал Джимми.

— Половину? — спросила Либби.

— Разве вы не знаете, что горы — это середина нашего пути? Нам нужно спуститься вниз, там самая тяжелая часть нашего пути.

— О, Боже! — воскликнула Либби.

Ей уже казалось, что она полжизни прожила в этих диких местах. Она с вожделением мечтала о благах цивилизованной жизни, но в то же время Либби вспомнила, как ее раздражала мелочность и ничтожность той прошлой жизни.

«Чего я хочу? Где мое место?» — думала она.

Рассказав девочкам на ночь сказку, Либби пошла побродить.

Желтый диск луны поднялся над горами. Было тихо и безветренно. У Либби появилось желание убежать куда-нибудь далеко-далеко. Она начала взбираться по склону холма, потом остановилась и посмотрела на красные языки костров. Черное небо, усыпанное звездами, темнело над головой Либби.

«Кому мы нужны? — спросила себя Либби. — Никто в мире не знает, что мы здесь, есть ли кто-нибудь там, на звездах, кто думает сейчас о том же, что и я? Хью, наверное, сейчас думает, что я в Бостоне и спокойно сплю в своей кровати». Но сейчас Хью и родители казались такими далекими и не настоящими. Либби села на валун и подняла голову. Прямо над ней простирался Млечный Путь. Она вспомнила, как мисс Дэнфорд, ее гувернантка, говорила, что звезды — это трещины в небесах. Это ее всегда утешало, когда она была маленькой. Потом Либби посчитала, что все это глупость и ребячество. Сейчас она не была до конца уверена, что Дэнфорд была не права.

«Да, — думала Либби, — именно она предсказала ей плохой конец».

Она не могла себе представить, что такое одиночество, но здесь, наверху, страх и безнадежность готовы были поглотить ее. Либби укуталась в шаль и пошла вниз к кострам. Внезапно она увидела фигуру, поднимавшуюся к ней. «Никто не услышит, если она закричит», — размышляла Либби, у нее не было с собой ничего для защиты. Она подняла камень и сжала его в своей руке.

— Кто там? — громко спросила Либби.

— Либби, это вы? — спросил Гейб. — Я не знал, что вы здесь. Пришел посмотреть на звезды, захотелось побыть одному.

— Я тоже решила побыть в одиночестве, но сейчас пойду вниз.

— Если это из-за меня, то я найду другое место, — сказал Гейб.

— Нет, я в самом деле возвращаюсь. Здесь так одиноко, — объяснила она.

Гейб сел на валун.

— Да, эта пустота пугает, Ведь вокруг ни души. Но как прекрасны здесь звезды. Они, кажется, так близко, что хочется потрогать их руками.

— Я лучше оставлю вас наедине со звездами.

— Вы всегда убегаете от меня. Я же не монстр!

— Нет, конечно.

— Но вы все еще злитесь за то, что я тогда вмешался?

— Нет. Я вам благодарна. Просто… — вздохнула Либби.

— Что просто?

— Почему вы картежник, Гейб? Вы добрый и умный. Почему вы не хотите, чтобы вас уважали?

Гейб рассмеялся, и его смех разнесся эхом по горам.

— Вы прямо как моя мать. Она хотела, чтобы я стал клерком в банке. Мой отец умер, и мы жили, как это лучше сказать, в стесненных условиях. Вы знаете, что это означает. Надо притворяться, что вы не бедны. Когда кто-нибудь заходил на чай, мы притворялись, что не голодны, потому что у нас было только одно пирожное только для гостя. Мать пристроила меня в банк младшим клерком. Я терпел это три месяца. Представьте себе: накрахмаленные воротнички, колонки цифр. Да, мистер Блейкли, нет, мистер Блейкли. Фостер, ты опоздал на две минуты. Опаздывать нельзя. Я чувствовал, что задыхаюсь.

— И что вы предприняли? — спросила Либби.

— Я пробовал себя на многих работах: был юнгой на пароходе, начал играть в карты и понял, как глупы и жадны люди. Они всегда себя выдавали, думая, что им повезет, и не могли вовремя остановиться. Я решил, что более легкого пути зарабатывания денег не существует.

— Но это же не так легко, — сказала Либби. — Вам пришлось бежать от суда. Нося оружие, вы думаете, что его придется когда-то применить?!

— Мне все равно. Я не боюсь опасности. Опасность делает жизнь интересней. Больше всего я боюсь скуки, однообразия, мелочности и скованности. Но я должен признать, что одиночество тоже трудно выдержать. Никто не хочет быть рядом с игроком, потому что его жизнь — это постоянные переезды.

Он замолчал, и они оба стали смотреть на звезды.

— Расскажите мне о Хью, — наконец попросил Гейб. — Должно быть, он настоящий человек, если вы отправились за ним так далеко.

— Хью?.. Хью — другой. Вы когда-нибудь видели полотно Пака «Сон в летнюю ночь»? Вот это и есть Хью. Его не прельщает реальность. Деньги у него не задерживаются, они у него — вода в решете. Он мог забыть забрать меня от модистки, потому что писал сонет. Он не практичен и раздражителен. Вот поэтому я и еду к нему. У него нет и капли представления о том, как выжить в лагере золотоискателей. Хью даже не знает, как искать золото. Он не рожден для труда.

— А вы?

— Я рождена быть сильной. Еще девочкой я была упряма. Моя гувернантка сказала, что я плохо кончу.

Гейб засмеялся.

— Увидев вас здесь, она бы сказала, что была права. Значит, вы хотите спасти непрактичного, раздражительного человека, который тратит деньги и пишет сонеты. У него, должно быть, какие-то достоинства или вы решили избавиться от него и ищите замену?

— Одно из его достоинств — кудрявые волосы.

— Интересно, пересек ли хоть один человек континент из-за кудрявых волос?

— Он смотрит на меня, как будто я самое лучшее, что есть на земле. Он обожает детей и ведет себя так, как будто кроме него никто не давал жизнь детям. Не каждая женщина может похвалиться, что муж, прожив с ней семь лет, обожает ее так же, как и раньше.

— Я бы сказал, что он счастливчик. Не каждая женщина отважится пройти полмира, чтобы найти мужа, — тихо сказал Гейб.

— И, как я вам уже говорила, я воспитана на долге и верности, хотя, если бы знала о том, что меня ждет впереди, вряд ли бы решилась на такое путешествие.

— Однажды, решив ехать, вы не свернули с пути. Вы — самая упрямая женщина, которую я встречал в своей жизни.

— Это оскорбление или комплимент, мистер Фостер?

— Мы прошли вместе не одну сотню миль. Зовите меня просто Гейб.

— Хорошо, Гейб, — мягко сказала Либби. — Я хочу поблагодарить за Люка. Вы были так добры, и меня это обрадовало.

— Значит, мы больше не враги.

— Мы ими не были.

— Тогда я предлагаю вам свою дружбу, по меньшей мере, до конца пути?

— Думаю, что было бы глупо ее отвергать, — сказала Либби.

— Пожмем руки? — Гейб протянул руку.

Либби почувствовала какое-то странное, но приятное чувство от этого рукопожатия.

— Мне нужно идти, а то девочки могут проснуться, — сказала Либби.

— Я пойду с вами.

Они спустились, не говоря друг другу ни слова.




13


Либби записала в дневнике: «5 августа 1849. Наконец мы движемся с хорошей скоростью, стало холодно, но воды достаточно. Я была подавлена, когда узнала, что прошли только половину пути, но сейчас настроение у всех хорошее.

Не могу не согласиться, что спускаться с холма лучше, чем, подниматься. Пейзаж вокруг удивительный: заснеженные пики гор, причудливые горные образования. Мужчины вовсю стреляют дичь. Мне надо научиться ее ощипывать и снимать шкуру с кроликов. Раньше за меня это делали другие.

Дни, проведенные в горах, были самыми приятными. Мы забыли о холере, и все, кажется, привыкли к разреженному воздуху. Корма для скота достаточно, и каждый думает, что до Калифорнии совсем недалеко, если они будут продвигаться быстрее.

Незаметно все вокруг изменилось. Ручьи исчезли, приходится часто преодолевать крутые спуски. Пришлось застопорить задние колеса фургонов, чтобы те не сорвались».




Наконец обоз дошел до спуска к Гусиному ручью, на который было даже страшно смотреть, не говоря уже о том, чтобы спускаться.

— Должен быть другой спуск! — закричал Райвл.

— Если и есть, то никто его еще не нашел. Нужно идти вдоль долины, — сказал Джимми.

— Позаботься о моем грузе! Ты слышал? — крикнул ему вдогонку Райвл.

К первой повозке решили привязать веревки, чтобы поддерживать ее сверху. Ее спуск показался вечностью. То ли канаты перетерлись, то ли груз был слишком тяжелым, но веревка лопнула — фургон покатился вниз. Людей, держащих веревку с другого бока, потащило вниз. Фургон ударился о скалу и понесся дальше. Быки, запряженные в него, жалобно мычали, вода из бочек лилась ручьем.

Шелдон был вне себя от ярости.

— Идиоты, что вы наделали! Моя вода, — завопил Райвл. Он даже не обратил внимания на умирающих быков, выползших из-под разбитого фургона.

— Тебе заплатили, чтобы ты в сохранности доставил мой груз! — закричал он на Джимми. — Будь я проклят, если заплачу тебе хоть цент!

— Вы не доживете до конца пути, если не заплатите людям то, что вы им задолжали. Они сделали все, что смогли. Фургон был перегружен. Будете пить воду вместе со всеми из ручьев.

В лагере царило уныние. Все жалели о разбитом фургоне с водой. Никто не мог утверждать, что они найдут воду. А если и найдут, то в чем ее везти. Шестерых быков, задавленных повозкой, застрелили, и теперь жесткое жилистое мясо тушилось на костре.

Отправившись снова в путь, люди выбивались из сил, стараясь как можно быстрее дойти до реки Гумбольдта, но они доберутся до нее только в конце августа, и это тяготило людей. Река оказалась мутной и соленой, в некоторых местах очень узкой. Воду из нее нельзя было пить.

День за днем Либби чувствовала, как дисциплина в отряде ослабевала. Мужчины ругались друг с другом. Вперед послали разведчика, чтобы найти место для привала с хорошей водой. Позднее его обнаружили лежащим в горах со стрелой в груди. Его коня не было. Все шептались о горных индейцах. Охрана была удвоена. Ходили слухи, что эти племена под покровом темноты пробирались в лагеря, убивая во сне людей или уводя лошадей, тем самым обрекая людей на верную смерть. Они передвигались по горам бесшумно и без труда проходили через посты.

— На них надо охотиться как на животных. Надо отплатить им за Джо, — сказал один из мужчин.

— Не будь дураком, — сказал Джимми. — Они знают эти места как свои пять пальцев. Ты будешь искать их месяцами и не найдешь.

Гейб принес одеяло и седло к фургону Либби и сказал, что лучше спит, когда не шумят над головой. Либби поняла, что он хочет охранять ее и детей. В последующие дни охрана скакала взад и вперед колонны, но индейцы не показывались. На дороге лежало много трупов животных, сдохнувших скорее всего от истощения, чем от стрел.

Партии, идущие впереди, избавлялись от лишних фургонов. Чувствовался запах испорченных продуктов, смешанный с разлагающимися трупами животных.

— Мам, как плохо пахнет, — сказала Блисс.

— Оставайся в фургоне и закрой нос платком.

Река Гумбольдта впадала в соленое болото. Животные пытались пить, но отходили в сторону. Надо было продолжать путь дальше — другого выхода не было.

В конце дня путешественники увидели впереди огромное озеро, залившее полдолины. В лучах заходящего солнца пики гор отражались розовым цветом в озере. Люди попрыгали с фургонов и побежали вперед, крича, как школьники в последний день занятий.

— Вернитесь! — заорал Джимми, пришпоривая коня. — Это только мираж.

Солнце закатилось, и озеро исчезло. Люди вернулись, еле волоча за собой ноги. В эту ночь у костров не было песен и смеха. Встав утром, Либби поняла, что что-то случилось. Уже рассвело, но никто не разводил костров и не варил кофе на завтрак.

Из палатки Райвла была слышна ругань. Люди были напуганы.

— Что случилось? — спросила Либби.

Один из мужчин ответил:

— Это Джонсон и его друг. Они это сделали.

Либби, ничего не понимая, поспешила к палатке Шелдона.

— Почему вы их отпустили? — завопил Райвл.

— Я ничего не знал, — голос Джимми дрожал от гнева. — Я не могу караулить всю ночь.

— Я приказал тебе расставить посты!

— Охрана ушла с ними, — сказал Джимми. — Это все Боб Барклай — он друг Джонсона.

— Что они смогут сделать одни? — кричал Райвл.

— По-видимому, они думают, что мы продвигаемся слишком медленно. Они решили налегке, без повозок, пересечь пустыню. Парни думают, что вы не заплатите им в Калифорнии, и поэтому взяли еду и мулов.

— Что они взяли?

— Всех мулов, запасные ружья, пару мешков муки и сушеное мясо.

— Чтоб они сдохли! — сплюнул Райвл. — Надеюсь, что мы увидим их сгнившие трупы, чтоб они в ад попали!

— Говорите, что хотите, но мы потеряли десять человек. Поэтому нам надо бросить часть фургонов.

Райвл выскочил из палатки и чуть было не наскочил на Либби.

— Вы сможете править лошадьми?

— Думаю, что да, — сказала она.

Либби давно смотрела, как правят возницы, и была уверена, что это не так уж сложно. Кроме того, измученные животные еле тащились, и она думала, что все, что нужно, чтобы править — это хлестнуть их пару раз кнутом.

— А Фостер тоже сбежал? — сказал Райвл.

— Нет. Фостер здесь, — сказал Джимми.

— Последуйте моему совету — надо двигаться ночью, а днем отдыхать, — устало сказал Джимми.

— А что, если мы собьемся с пути и пройдем в темноте мимо реки Карсона?

— Дойдя до гор, мы не сможем ее пропустить, — объяснил Джимми.

Весь день люди лежали в тени повозок, спасаясь от невыносимой жары. Как только село солнце, они поехали. Иден и Блисс радовались, что матери разрешили управлять быками. Они сидели рядом с ней, наблюдая за каждым ее движением. Либби вспомнила малыша, упавшего под колеса, и потребовала, чтобы они сели внутрь фургона.

— Мама, я хочу пить, — жалобно пропищала Блисс. — У меня во рту пересохло.

— Нужно потерпеть, дорогая, — успокаивала Либби. — Вода скоро будет.

Гейб подошел к Либби и спросил, справится ли она с быками.

— Вы можете послать Райвла ко всем чертям и ехать в моей повозке.

Либби выдавила улыбку.

— В детстве я управляла повозкой с пони в нашем парке.

Гейб покачал головой.

— Это совсем другое.

— Я справлюсь, — сказала она.

— Хорошо. Я поеду впереди вас, не отставайте.

Либби кивнула и ударила плетью кнутов быков, которые нехотя сдвинулись с места. Было совсем темно и становилось трудно различить фургон, движущийся впереди.

У Либби было так сухо во рту, и казалось, что ее язык распух и стал вдвое больше. Сначала желание управлять фургоном казалось Либби вполне оправданным, но когда тьма сгустилась, она поняла, как было легко съехать с дороги и заблудиться в этих диких местах.

Ночью стало так холодно, что руки озябли и было трудно держать поводья.

Либби напрягла зрение и увидела впереди еле различимую фигуру. Послышалась жалобная песня «Не плачь, Сюзан, обо мне. Я в Калифорнии с лопатой в руке». Либби не раз слышала эту песню. Она узнала голос Гейба, улыбнулась и подстегнула быков, чтобы его догнать. Голос Гейба не давал заснуть Либби всю ночь.

Либби даже обрадовалась, что так холодно — это не давало ей заснуть. Когда Гейб замолкал, она начинала петь сама или читала стихи, заученные в детстве вместе с мисс Дэн-форд.

Так она и дождалась рассвета. Огромный, ярко-красный шар всплывал над горами на востоке. Вскоре вся долина залилась солнечным светом. Наткнувшись на воду, обоз остановился. Либби спустилась и подошла к воде. Это был горячий источник, бивший из-под земли, валил пар, а в воздухе повис запах серы.

— Неужели здесь останавливаться? спросил Райвл. — Разве нет места получше?

Джимми отрицательно покачал головой.

— Воды больше не будет до самой реки Карсона.

— Нужно двигаться! — приказал Райвл.

— Все животные передохнут, — сказал Джимми.

— Но они не могут пить это!

— Мы наберем воду во что сможем и подождем, пока она остынет.

Блисс подошла к матери.

— Я хочу пить, мама.

— Нужно подождать, милая. Вода очень горячая, — ответила Либби.

Мужчины ругались, когда тащили в котлах кипящую воду. Райвл увидел Либби, которая вместе с детьми стояла в тени.

— Постирайте мне белье! — приказал Райвл.

— Если вы хотите, чтобы я управляла всю ночь фургоном, то дайте мне выспаться.

Либби заметила, как Гейб одобрительно подмигнул ей.

— Мне понравилось, как вы пели, мистер Фостер, — сказала она. — Хотя я предпочитаю оперные арии этой кабацкой пошлятине.

— Мои извинения, — поклонившись, сказал Гейб. — Я не думал, что меня кто-нибудь слушает. Надеюсь, я не побеспокоил вас?

— Напротив, мне это помогло скоротать ночь, — сказала Либби, улыбаясь в ответ.

Вода плохо пахла пока не остыла до конца, но это было лучше, чем ничего. Весь день люди пролежали в тени, плеская в лицо теплой водой, чтобы хоть как-то спастись от жары.

С заходом солнца колонна снова двинулась. Вторая ночь была непереносимой, так как Либби не смогла уснуть весь день, и голова просто раскалывалась, и она с трудом держала вожжи. Один из быков споткнулся, и фургон накренился, чуть не свалив Либби, — она успела схватиться за подножку, чуть не упав под копыта. Испуг прогнал на время дремоту, но с приближением восхода солнца ее все больше и больше клонило ко сну. Либби проснулась. Свет забрезжил на востоке. Колонна остановилась, и впереди были слышны только крики, эхом разносившиеся в горах.

К Либби, размахивая руками, бежал человек. Это был Гейб.

— Что там происходит? — спросила Либби.

— Мы дошли до реки Карсона. Все как будто сошли с ума. Бежим к воде!

Гейб снял ее с фургона. Либби почувствовала на талии его руки, которые он, кажется, не собирался убирать.

— Отпустите меня, Гейб, — смеясь, сказала она. — Я еще могу стоять на ногах.

— Я это заметил, — ответил Гейб, отпуская Либби.




14


Все радовались воде. Быки зашли в воду и жадно ее пили, люди, раздевшись до пояса, брызгались как мальчишки. Либби тоже хотела присоединиться к ним, но она неудобно чувствовала себя среди мужчин, которые, не видев женщин два месяца, были как бы не в своей тарелке.

Либби принесла ведра к фургону и начала умываться вместе с девочками.

— Нам нужно хорошо выглядеть, — сказала она. — Мы уже почти в Калифорнии. Мы поднимемся вверх по реке, переправимся через нее и через пару дней найдем нашего папу.

Либби посмотрела на них. Они неплохо выдержали это путешествие и теперь были не похожи на бледных, пухлых девочек, которых Либби взяла у гувернантки в саду. Иден казалась такой взрослой — настоящая женщина!

«Надеюсь, Хью не хватит удар, когда он увидит девочек. Нужно стирать их платья, чтобы они нормально выглядели. Должно быть, я дико выгляжу», — подумала она и дотронулась до волос, которые были уложены в пучок.

Ей пришло в голову, что Хью тоже мог стать дикарем. Нет, вряд ли. Он, вероятно, золото копает в белой рубахе с кружевными манжетами. Нужно столько дикости, чтобы Хью забыл, что он джентльмен. В дороге она о нем не думала, а теперь, когда до Калифорнии было рукой подать, Хью не выходил у нее из головы. Как он ей был нужен. Как она хотела вернуться к нормальной жизни.

Пару дней люди ждали, пока отдохнут быки, и они смогут продолжить путь вниз по реке Карсона. Наконец горы кончились. В начале сентября дорога резко пошла вверх, и для людей опять наступило нелегкое время: вначале проход между горами Роки был легко преодолим, но, достигнув гор Сьерры Невады, пришлось опять пробираться среди валунов величиной с фургон. Люди с трудом держались на ногах. Быки скользили и мычали, их приходилось постоянно подгонять ударами кнута. Конца пути не было видно, но люди продолжали идти, чувствуя, что Калифорния рядом.

Они были уже три месяца в дороге, которая никак не кончалась. Теперь все боялись снега, как раньше жары. Мужчины рассказывали байки о парнях, которых завалило лавиной, о людях, умерших от холода, не дойдя пару миль до Калифорнии.

— Пока нет снегопадов и лавин, нам не о чем волноваться, — говорил Джимми.

Измотавшись вконец, путешественники разбили лагерь на высокогорном лугу. После захода солнца стало холодно.

В эту ночь ей снилось, что она на концерте в Бостоне. Стучали барабаны, звучали трубы, и, наконец, зал взорвался аплодисментами. Либби открыла глаза. Вспышка осветила фургон, и Либби села.

— Что это, мама? — спросила Блисс.

— Гроза, дочка, — ответила Либби, приходя в себя ото сна.

Блисс поближе пододвинулась к матери. Ветер натягивал обшивку фургона, а дождь неистово барабанил по крыше. Под ударами молнии где-то упало с треском дерево.

Либби вновь легла и, когда проснулась, обнаружила, что буря утихла и наступила давящая тишина.

— Мне снилось, как люди хлопают в ладоши. Это был дождь? — спросила Иден.

— И мне снилось то же самое, — сказала Либби.

— Как холодно, — сказала Блисс, выглядывая из фургона. — Посмотри, мама, снег пошел!

Снег уже завалил фургоны. Ветки сосен сгибались под тяжестью снега.

— Нам можно слепить снеговика? — умоляюще попросили девочки.

— Нам нужно ехать, — сказал подскакавший Джимми. — Боюсь, что завалит дорогу. Мы можем здесь застрять, нам нужно рискнуть. Еще одна такая снежная буря, и мы будем отрезаны надолго от мира.

— Почему снег? Ведь сейчас сентябрь?

Джимми пожал плечами.

— Мы высоко в горах, хотя для снегопадов | еще слишком рано.

Быки так измотались, карабкаясь в гору, что сейчас отказывались подниматься, они лежали, засыпанные снегом, и, как ни старались люди, все усилия были тщетны.

— Прекратите! — закричала Либби, увидев кровь от ударов. — Разве вы не видите? Они не могут идти.

В конце концов пришлось бросить часть фургонов. Райвл согласился лишиться своего собственного фургона с припасами, оставив Либби повозку с мукой. Его личные продукты заняли столько места, что Либби с детьми едва хватило места. Она накрыла мешки тряпками и взобралась на них. Впереди были горы Сьерры. Дорога была кошмарная: быки скользили и спотыкались, боясь идти по заснеженному пути. Снег залепил глаза, проникал внутрь повозок. Мешки с мукой промокали. Ботинки после долгой дороги готовы были развалиться.

В полдень мужчины стали лопатами откапывать фургоны, пока Либби варила кофе на спиртовой горелке. Спирта почти не осталось, еще одна ночь и они здесь все перемерзнут. Иден и Блисс сидели, укутавшись в одеяла и волчьи шкуры, которые выменял Гейб. Если бы знать, как они понадобятся, она бы отдала даже свое зеркальце. Либби не чувствовала ни рук, ни ног. Она разлила в кружки кофе и понесла их мужчинам, разгребавшим завалы.

— Классно, мэм! — сказал один из мужчин, вытирая пот со лба.

Немного погодя колонна начала движение.

Партия расположилась на ночь на лугу, похожем на предыдущий. Просушив одежду на костре, люди заснули, забыв обо всем. Наутро погода улучшилась. Небо стало чистым, снег идти перестал.

— Дорога идет вниз! — закричал кто-то, и все торопливо начали сворачивать лагерь.

Видеть дорогу стало легче. Кое-где она проходила по мостикам над пропастями, по которым мог проехать только один фургон.

Камни с шумом сваливались в пропасть, путая людей.

Либби ошиблась, думая, что все опасности позади. Она крепко сжимала в руках поводья, молясь, чтобы быки не споткнулись и повозка не свалилась в ущелье.

Фургон впереди поехал быстрее, и ее упряжка понеслась вдогонку исчезающей повозки. Либби дергала за поводья, и скорость увеличилась так, что из-под задних колес посыпались искры. Она пыталась сдержать быков, но не смогла. Фургон стал наезжать на быков, и один из них споткнулся. Одно из колес, крутясь, повисло над пропастью. Либби спрыгнула с фургона.

— Помогите! — закричала она. — Иден! Блисс! Прыгайте ко мне!

Фургон медленно стал сползать назад. Мужчины бежали к нему со всех сторон.

— Дети! — закричала Либби.

— Мама, моя кукла! — завопила Блисс, пытаясь залезть в фургон. Либби схватила ее за юбку.

— Забудь про куклу, прыгай к маме!

Кто-то подхватил Иден. Либби прижала детей к себе.

Измотанные быки не могли вытянуть повисший фургон.

— Обрежь поводки! — закричал кто-то.

Фургон накренился и со скрипом полетел в пропасть, увлекая за собой быков. Он с грохотом развалился. Либби чуть не стошнило, и она закрыла рот рукой. Еще секунда и Блисс с Иден погибли бы.

Блисс плакала.

— Где моя кукла?

— Не плачь, у тебя будет новая, — успокаивала ее Иден.

Либби била неуемная дрожь.

— Вы в порядке! — подбежал к ней Гейб.

— О, Гейб, — Либби уткнулась ему в плечо.

Он обнял ее.

— Все позади, — говорил Гейб, гладя ей волосы.

— Что вы сделали с моим фургоном? — закричал задыхавшийся от бега Шелдон Райвл.

— Была только одна упряжка, и они не удержали, — объяснил кто-то ему.

— Это что? Ее фургон? — завопил Райвл. — Бестолковая баба! Где мои мука и картошка?

Либби отошла от Гейба и закричала:

— Ваша мука?! Да мои дети чуть не погибли! Вы не человек, а чудовище! Единственное о чем я жалею, так о том, что в той повозке не было вас!

Она подхватила детей и сказала, что не останется с ним ни минуты, и сама найдет дорогу.

— Мама, куда мы идем? А как же мистер Фостер? Мы не выберемся отсюда! — закричала Иден.

Либби быстро повела детей к сосновому лесу. Через несколько минут она услышала позади цоканье копыт. Гейб догонял ее.

— Подождите. Вы идете слишком быстро.

— Что вы здесь делаете? — спросила Либби.

— Оберегаю вас.

— Я в этом не нуждаюсь.

— А где вы будете спать? Вы взяли что-нибудь поесть?

— Мы же в Калифорнии и до вечера найдем какое-нибудь поселение, — ответила Либби.

— Джимми говорит, что до ближайшего жилья три дня пути, — сказал Гейб. — А вдруг вы встретите медведя-гризли или бандитов. Кто вас защитит? Вам не дойти.

— А как же фургон?

Гейб улыбнулся:

— Да я лучше буду сидеть на скале до второго пришествия. Пусть этот Райвл сам впрягается и тащит свое барахло.

Либби и Гейб расхохотались.

Посадив девочек на коня, они прошли довольно большое расстояние. Ночлег был устроен под соснами. Гейб подстрелил кролика, и они поджарили его на костре. К концу следующего дня местность стала другой. Холмы с дубовыми рощами заменили сосны и гранитные горы. На западе были видны дымки от костров — это вселяло им надежду.

— Завтра мы доберемся до цивилизации, — сказала задумчиво Либби.

— До людей, но не до цивилизации, — добавил Гейб.

— Когда же все это кончится?! Нет сил больше ждать.

— Да через пару дней вы встретите Хью, который намыл кучу золота и живет сейчас в уютной маленькой хибарке, и вы тут же забудете про мое существование, — медленно проговорил Гейб.

— Никогда, без вас я бы не добралась сюда, — ответила Либби.

— Представьте, я выхожу из казино и встречаю вас с детишками, идущей за покупками. Вы притворитесь, что не знаете меня и пройдете мимо.

— Нет, я вас не забуду, — заулыбалась «Либби.

— Я хочу попросить, могу ли я поцеловать вас?

— Вот этого не надо, мистер Фостер.

— Куда же делся Гейб?

— Мы возвращаемся в большой мир, — сказала она и отвернулась.

— Я ведь замужем, а вы не друг нашей семьи.

Она взглянула на улыбающегося Гейба.

— Если бы вы боялись того, что скажут люди, вы бы никогда не решились на такую рискованную поездку.

— Я думаю не о себе, а о Хью, — сказала она. — Всю дорогу я читала имена на могилах. Надеюсь, что он цел и невредим. Представьте, как ему будет больно, если он узнает, что его жена забавляется с карточным игроком, пока он вкалывает, как раб.

— Я по-прежнему надеюсь, что вы не прогоните меня. Только один поцелуй! Разве я прошу многого? Вы считаете меня отвратительным? — Гейб взял ее за руки. — Жаль, что вы разбудили во мне чувства, которые лучше бы спали, — нежно сказал он.

Он осторожно взял ее за подбородок и наклонился, чтобы поцеловать.

— Думаю, что я не могу ожидать большего, — в глазах Гейба засветился огонь. — Этот поцелуй останется со мной на долгие годы.

Либби чуть не всхлипнула, но затем улыбнулась, обвила руками шею Гейба и жадно его поцеловала.

Они стояли вместе, не двигаясь, и казалось, что губы их навечно слились в поцелуе. Потом неохотно они отпустили друг друга.

— Этот поцелуй, несомненно, продлит мою жизнь, миссис Хью Гренвил, — сказал Гейб.

В ту ночь Либби не спала. Она смотрела на звезды, которые виднелись сквозь филигрань листьев и ветвей. Ее тело стонало от желания. Целовать и тонуть в таких сильных руках, быть столь желанной — это была какая-то сладострастная пытка.

«Я не буду любить вас, Гейб, — думала она. — Но без вас я никогда не получу удовлетворения».




15


Дорога шла вниз. Теплый воздух встречал их запахом сажи, смешанной с морским воздухом. Либби шла впереди, а Гейб вел коня, на котором уютно устроились Иден и Блисс. Они шли, скрываемые ветвями от солнца. Голубые сойки и соколы кружили в небе над головой. Из ветвей слышался щебет птиц и крики соек — это было непривычно после долгого путешествия через пустыни.

Потом послышались звуки от ударов кирки и крики людей. Они наткнулись на хижину и, заметив маленькую тропу, пошли по ней. В полдень, вдалеке, показались палатки и лачуги, разбросанные по берегу ручья.

На другой день Либби и Гейб уже шли по главной улице Хэнгтауна.

— Добро пожаловать в цивилизацию, — насмешливо сказал Гейб, поглядывающей по сторонам Либби, которая ожидала увидеть старенький, чистый городишко, похожий на те, в которых она бывала.

Хэнгтаун напоминал палаточный городок в Индепенденсе. Это были не жилища, а сооружения, представлявшие собой деревянные каркасы, обитые брезентом и еще Бог знает чем. Такого же типа был и отель.

На крыльце отеля сидели несколько небритых и грязных мужчин, которые пили что-то прямо из горлышка бутылки. Один из них наклонился и сплюнул. На земле были горы мусора: пустые банки из-под сардин, бутылки из-под шампанского и еще много такого, чему и названия-то нет.

Казалось, что никто не замечает вновь прибывших: Либби, Гейба и детей.

На самом деле не было никакой улицы, а была дорога, вдоль и поперек изрытая ямами, в которых с завидной настойчивостью возились искатели золота.

— Я говорил, что найду! — заорал один из землекопов, показывая что-то в своей руке.

Пьющих на крыльце как ветром сдуло. Через минуту они уже копали, надеясь, что и им повезет.

— Мне нужно оставить детей в так называемом отеле и навести справки о Хью. Говорят, что все новости знают здесь, и я думаю, что такого, как Хью, не могли здесь не заметить. А что вы будете делать? — Либби вопросительно посмотрела на Гейба.

— Надо осмотреться. Может, тоже останусь на пару дней в отеле. Узнаю, играют ли здесь в карты?

Разговор прервало цоканье копыт. Всадник остановился, спрыгнул и закричал:

— Они поймали ее и ведут сюда!

— Правдивую Инджан. Она призналась? — спросил один из землекопов, опершись на лопату.

— У нее под матрацем нашли сумку с золотым песком, и Толстый Джо клянется, что одна сумка Пита, — взволнованно сказал всадник.

— Она уверяет, что выиграла ее в карты, — добавил другой.

Через мгновение вся площадь была заполнена людьми. Многие шли как на гулянку, потягивая виски из бутылок.

Гейб остановил одного парня и спросил:

— Что здесь происходит?

— Поймали Розу Монтез. Эта девка из казино, убившая старину Питсбурга? Она хотела смыться, но ребята рассердились из-за того, что Пит погиб.

Приближающийся рев был слышен чуть не за полмили. Либби взглянула на Гейба, и он отвел в сторону коня с девочками под козырек к одному из недостроенных зданий.

Бурлящая толпа бородатых мужчин в красных и синих рубахах приближалась к отелю. Люди орали и палили в воздух.

Либби вначале приняла их за бандитов. Из отеля вынесли и поставили на середине улицы стулья и стол, покрытый красным ситцем. После многочисленных споров и ругани они наконец уселись, и к столу подтащили красивую молодую женщину.

Это была загорелая, черноглазая, с длинными темными волосами до плеч девушка, одетая в красное сатиновое платье. Она нервно огляделась по сторонам, когда ее подтолкнули к столу.

— Хотела убежать к Алмазным ручьям, — сказал высокий усатый мужчина, одетый с ног до головы во все черное.

— У нее были при себе деньги?

— Нет, но мы нашли у нее под матрацем эти сумки, — сказал один из парней.

— Я его не убивать! — воскликнула мексиканка. — Он хороший человек. Платить много денег.

— Спорю, что ты думала, что не сможешь из него выжать больше, и ты решила помочь себе. Есть свидетели, готовые поклясться, что Пит пошел к тебе в спальню.

— Это разве плохо? Он мне платил, — завизжала она. — Зачем мне его убивать в кровати?

— Если ты его не убивала, то зачем убегала, когда мы пришли за тобой?

— Я знала, что вы не верить мне. Я — мексикано, а вы думаете, что все мексиканцы плохие.

— Кому еще нужно было убивать Пита? — спросил человек в черном. — Она никудышная шлюха и не упускает ни цента.

Мужчина за столом посмотрел по сторонам и спросил.

— Вы думаете, что нужны свидетели? Кто-нибудь видел, как Пит выходил из отеля?

— Нет, Док. Мы услышали все, что хотели, — сказал человек в черном. — Мы хотим, чтобы справедливость восторжествовала.

— Правильно! Повесить ее! — послышались возгласы.

Седой мужчина за столом посмотрел на компаньонов.

— Если они этого хотят, то надо делать, или они повесят ее сами, — пожал плечами один.

— Давайте хоть позовем священника, — настаивал седой мужчина.

Либби, стоявшая в тени под навесом, не понимала, что происходит, пока не появился палач с веревкой.

Либби, не веря своим глазам, уставилась на зрелище. Затем быстрым шагом подошла к столу.

— Вы не можете казнить эту женщину так просто, без свидетелей.

Ее слова мгновенно подействовали. В толпе воцарилась тишина, и был слышен только шепот. Либби чувствовала, как сотни глаз впились в нее, как будто она была джинном, появившимся из бутылки.

— Это же женщина! — крикнула она толпе.

Седой мужчина встал и поднял шляпу.

— Прошу простить, мэм, но эти люди не видели настоящей женщины месяцами, тем более такой леди, как вы.

— Тогда я вовремя приехала, — сказала Либби, пытаясь определить настроение этой грязнолицей толпы.

— Вы здесь совсем одичали, если хотите без суда повесить леди.

Один из мужчин, сняв шляпу, вышел вперед.

— Мои извинения, мэм, — сказал он, — но это не леди. Это картежница из казино Фандандго.

Мексиканка умоляюще посмотрела на Либби.

— Скажи им, что я ничего не делать. Я не убивать.

— Если я не ошибаюсь, то Калифорния остается частью Соединенных Штатов, и ее нужно судить по законам нашей страны. Где городской судья?

Смех покатился по рядам мужчин.

— Здесь закон для нас не писан, — сказал кто-то. — У нас свой закон, а кому не нравится, пусть катится отсюда.

— Пожалуйста, мэм, отойдите в сторону, — сказал седой мужчина. — Я не хочу, чтобы и вам досталось. У ребят чешутся руки повесить мексиканку.

— Повесьте ее на дереве, — закричал кто-то. — Давайте покончим с этим и выпьем по рюмочке на деньги старины Пита.

Толпа заревела.

Поток людей смел в сторону Либби, и она услышала вскрики и ругань мексиканки, которую поволокли по улице.

— Подождите! — Либби пыталась пробиться, но рука Гейба остановила ее.

— Пусть будет что будет. Мы ничего не сможем сделать. Это пьяные скоты так развлекаются, — добавил он.

— Но это ужасно, — содрогнулась Либби.

Один из парней крикнул на бегу другому:

— Ставлю один к десяти, что она не умрет в течение пяти минут.

Кто-то повернулся и крикнул Либби и Гейбу:

— Не переживайте, она заслуживает смерти, даже если и не убивала.

— Эти картежники бессовестно обманывают старателей, отбирая у них с трудом добытое золото, — он замолчал и сплюнул. — Мало их вешать…

— Теперь мы знаем, почему они назвали его Хэнгтаун — город, где вешают, — сказал Гейб. — Я бы себя лучше чувствовал где-нибудь в другом месте.

— Гейб, — сказала она, нежно дотрагиваясь до его руки. — Ты опять станешь играть в карты?

— А чем мне еще заниматься, — с улыбкой ответил он. — Гнуть целый день спину, моя золото в ледяном ручье, то золото, которое я могу выиграть в карты одним движением руки. Не волнуйтесь обо мне. Старый Ник позаботится обо мне. Все будет прекрасно.

— Надеюсь, не все поселения похожи на это? — спросила задумчиво Либби.

— Если да, то я уеду в Сан-Франциско. Там я буду как дома, говорят, это город денежный и там масса развлечений.

Либби хотела сказать, чтобы он не ездил и не бросал ее, но она сдержалась.

— Нужно зайти в отель, — сказала она, — а вы занимайтесь своими делами.

Они стояли, смотря друг на друга.

— Я останусь, если вы хотите… Останусь, пока вы не встретите своего мужа, — наконец сказал Гейб.

— Не надо, а то люди распустят слухи, что вас видели со мной. Вам будет лучше уехать прямо сейчас.

— Если вы этого хотите, — сказал Гейб, глубоко вздохнув. — Я подыщу себе ночлег. Вы уверены, что справитесь? — спросил он Либби.

— Да, я думаю, найти Хью не составит труда, и все будет нормально.

Еще мгновение и Либби почувствовала, что расплачется.

— У вас есть деньги? — спросил Гейб и полез в карман. — Вы ведь все бросили по дороге.

— Есть, — быстро ответила она. — Деньги всегда при мне. Вполне хватит, чтобы заплатить за номер в отеле.

Гейб побежал к своей сумке, прикрепленной к седлу.

— Вот волчьи шкуры, которые я выменял раньше. Не хочу, чтобы вы мерзли зимой, возьмите их. Меня скоро будут часто приглашать в мягкие теплые кровати.

Либби засмеялась и взяла шкуры.

— До свидания, миссис Хью Гренвил. Мне было приятно с вами познакомиться.

Либби пожала ему руку.

— До свидания, мистер Фостер. Счастья вам.

— И вам тоже, — Гейб подошел и снял с коня детей, целуя их.

— Пока, принцессы. Присматривайте за мамочкой.

Иден уцепилась за его пальто, ее губы дрожали.

— Вам в самом деле нужно уезжать?

— Боюсь, что да. Скоро вы найдете своего папу, и я вам буду не нужен.

Он прыгнул в седло, пришпорил коня и ускакал.

Либби с детьми пошла в отель.

— Мне нужна комната на пару дней, — сказала она огромному детине в кожаном переднике. Я из Бостона, чтобы присоединиться к своему мужу, — объяснила она.

— А это разве не ваш муж? — спросил он с лукавым взглядом.

— Нет, это попутчик, спасший в пути мне и девочкам жизнь.

— Вы в одиночку пересекали плато? — поразился он.

— Нет, мы шли с партией, но потом самостоятельно.

— Вам нужно хорошо поесть и принять ванну, — предложил он. — Что вы закажете на обед?

— А что, есть выбор? — изумилась Либби.

— Вы получите все, что хотите: устрицы, ветчина, груши… Устрицы с ветчиной и яйцами — любимое блюдо старателей.

— О, я попробую. И сварите яйца для девочек, — попросила Либби.

Вскоре они уже сидели в своей комнате, в которой кроме кровати ничего не было. На окнах были красные ситцевые занавески. Слуга-китаец принес таз с горячей водой. Либби с интересом его разглядывала. Она с трудом могла вспомнить хоть одного китайца. Его широкие шаровары и косичка просто очаровали Либби.

— Пора мыться, — сказала она, раздевая Блисс.

— Не хочу мыться, мне нравится быть грязной, — запротестовала она.

— Если не помоетесь, папа вас не узнает.

Вымыв девочек, Либби завернула их в полотенце, а сама дала себе расслабиться, сидя без одежды в теплой, чистой воде. «Жаль, что нет чистого белья», — подумала она.

— Завтра идем за покупками, — объявила Либби.

— Мне нужна кукла. Ты обещала, — попросила Блисс.

— А мне новое платье, — добавила Иден.

— Нам нужно экономить деньги, пока мы не встретили папу, — сказала Либби.

— Тебе же мистер Фостер предлагал деньги, — укоряюще сказала Иден.

— Мы не можем брать деньги у незнакомых людей, — сказала Либби.

— Мистер Фостер не незнакомец.

— Мы все равно не можем принять его деньги, да ему и самому они нужны.

Либби с девочками спустилась в столовую. Владелец гостиницы, представившийся как Большой Джордж, уже ждал ее.

Либби не могла вспомнить, когда она ела такую вкуснотищу. Сырые устрицы пахли морем, острая ветчина вместе со свежим хлебом и яйцами напомнили ей жизнь в Бостоне. Либби и дети не оставили ни крошки.

Либби забылась и стала рассматривать столовую. Стены тоже были обиты красным ситцем, в углах стояли папоротники в горшках, хоть немного оживляя мебель, состоящую из стульев и маленького столика. На двери висела табличка с меню: «Устрицы — 1 доллар за штуку, яйца — 75 центов, шампанское — 10 долларов за бутылку».

— Это что — шутка? — спросила она, вставая из-за стола.

Либби подошла к Большому Джорджу.

— Вы довольны едой? — спросил Джордж.

— Да, вам сейчас заплатить или это войдет в общий счет?

— Как вам угодно, — ответил хозяин гостиницы.

— Хорошо, сколько я должна?

— По моим подсчетам десять долларов пять центов.

— За один обед?

— Все поначалу удивляются, но здесь такие цены. Старатели платят, чтобы почувствовать себя как дома. Груши поставляются из Чили, устрицы из Хорна, и мне приходится накручивать цены. Где вы еще так поедите?!

— Понимаю. Включите это в счет, — сказала Либби. Звук шагов заставил ее обернуться. В столовую рвалась веселая компания.

— Я же говорил, что в городе есть настоящая женщина, — прошептал кто-то.

— И кому она принадлежит? — спросил другой.

— Спроси, свободна ли она?

— Да, я забыл, как с ними говорить.

Либби, воспользовавшись их замешательством, улыбнулась и сказала, что ее зовут миссис Хью Гренвил и что она приехала искать своего мужа, которого зовут Хью. На их лицах появилась усмешка.

— Что здесь смешного? — спросила она.

— Извините, мэм, но никто здесь не знает друг друга. Мы все — Френси Джо и маленькие Джимми.

— Но моего мужа легко найти, — сказала Либби. — Он — джентльмен.

— Ты знаешь такого, Френси?

— Нет, но если мы увидим его, то скажем, что вы здесь.

— Спасибо, — сказала Либби.

Компания вывалилась из гостиницы. Либби подошла к Большому Джорджу и спросила:

— Если они разнесут весть обо мне, мой муж ведь скоро найдется? Да?

— Я бы не очень рассчитывал на это, — сказал он, покачав головой. — Шансы малы. Даже если они его знают, то не скажут ему. Слишком много мужчин сбежало сюда от своих жен, и вам лучше не вмешиваться.

— Тогда я буду искать сама. Я слишком долго сюда ехала и не собираюсь сдаваться.




16


Спустя неделю Либби поняла бесполезность своих поисков. Ей казалось, что золотая жила проходит в одном месте, и старатели, как горняки, скопившись в одной угольной шахте, ищут золото. Теперь она узнала о существовании 1 000 таких поселений, уже основанных и возникающих с приходом новых партий. Каждый участок реки был так забит немцами, шведами, французами, англичанами, китайцами, американцами, что найти Хью было невозможно. Людей здесь звали не иначе как Англичанин Джо, Луи из Лондона, Френси или Зауэркраут. Либби пыталась отогнать от себя чувство безнадежности, когда она блуждала глазами по карте, висевшей в гостинице, ставя себя на место Хью. Если он отправился из Индепенденса, то он обязательно попал в Хенгтаун. Отсюда он мог уйти туда, где обнаружили жилу. Либби спрашивала Джорджа, но он мало что знал и утверждал, что золотоносные участки открывают каждый день.

Либби решила нанять лошадь. Она пошла в конюшню и выбрала большого гнедого коня.

Она решила не оставлять детей в городе, хотя днем Хэнгтаун был пуст, но беспорядки могли вспыхнуть в любую минуту: мужчины брались за оружие почти по любому поводу. Либби не могла поверить своим глазам, когда с дороги убирали трупы как мусор. Из бара только и было слышно: «Бедняга, ему сегодня здорово досталось». Потом кто-то говорил, что ему нечего было дергаться и все было бы о'кей.

Каждый день Либби уезжала из Хэнгтауна, стараясь встретить побольше людей, чтобы расспросить их. Дорога то спускалась, то резко поднималась вверх, и Либби с трудом держалась в седле. «Хорошо, что я выбрала хорошую лошадь», — думала она, когда приходилось переходить вброд реку или идти по узкому крутому переходу. Большинство поселений днем пустовали. Каждый человек, способный держать в руках лопату, был на своем участке, и Либби могла поговорить с очень немногими, только с теми, кто был болен или получил травму.

Старатели спешили набрать побольше золота, и когда она задавала им вопросы, они только пожимали плечами и продолжали копать. Поэтому Либби вскоре убедилась в справедливости Джорджа. Здесь был закон — ничего не спрашивать и ни о ком не расспрашивать. Проездив шесть дней под жарким сентябрьским солнцем, Либби стана думать, что делать дальше. Девочки спали, и она осторожно разложила на кровати оставшиеся деньги. После оплаты счетов за номер и еду, у нее осталось денег на пару недель пансиона в гостинице.

«Я не могу вернуться, — твердила себе Либби, — у меня нет денег на дорогу, я не хочу снова рисковать жизнью детей. Все, что остается — это сидеть и ждать здесь». Либби посмотрела на спящих детей и подумала, что они сами будут искать золото, чтобы выжить.

Утром она пошла искать Джорджа.

Увидев ее, он первым делом спросил:

— Есть ли какие новости о вашем муже?

— Пока нет, — ответила Либби. — Вы можете подсказать, где я могу найти более дешевое жилье? Я могу сама готовить.

— Есть пара заведений с меблированными комнатами, но в них живут по десять человек в комнате. Людям все равно, где спать — в палатке, бочке или под деревом. Но когда пойдет дождь, все будет забито, — он с сожалением посмотрел на Либби и добавил: — Здесь нет места для женщины, а тем более для маленьких детей. Я советую вам переехать в Сан-Франциско, который скоро станет настоящим европейским городом.

Либби хотела сказать, что она бы так и сделала, если бы у нее были деньги, но вместо этого она гордо посмотрела на Джорджа.

— Я не уеду, пока не найду мужа, — сказала она. — И я смогла бы это сделать, если бы мне кто-нибудь помог.

— Почему бы вам не подождать мужа в Сан-Франциско или в Сакраменто?

— Мы останемся, даже если мне придется копать землю, чтобы платить за жилье, — сказала Либби.

— Вы не сделаете этого! — ужаснувшись, воскликнул Джордж.

— Почему? Я не боюсь работы, — сказала она с надменным видом.

— Думаю, вы не совсем понимаете, куда вы попали. Сейчас никто не может запросто прийти и начать намывать золото. Каждый клочок земли застолбили, по крайней мере, в тех поселениях, куда вы можете добраться. Люди перелопачивают тонны земли, чтобы добыть хоть крупицу золота, просеивают ее и кидают в сторону, ваша спина не выдержит такой работы.

— Ну а что вы можете предложить? — зло спросила Либби, потому что она уже видела, как работают золотоискатели, и в глубине души была уверена, что эта работа не для нее. — Вам в отеле нужна помощница?

Джордж отрицательно покачал головой.

— Леди, от вас у меня голова лопнет. Мне придется стоять у вашей двери с пистолетом и отгонять пьяных старателей. Если вы будете здесь работать, то они подумают, что вы девочка для развлечений, а мне кажется, что вы этого не хотите. Но если вам это подходит, то вы сколотите здесь состояние.

— Конечно, нет! — Либби выскочила из комнаты.

Она бродила по городу, пытаясь успокоиться. Пройдя полгорода, она наткнулась на новый тент с табличкой: «Торговая лавка мистера Хопкинса». Вокруг были сложены бочки и мешки, а внутри ящики со сковородками, лопатами, табаком, ботинками и грубыми хлопковыми комбинезонами. Ее глаза встретились с глазами человека с бородкой.

— Бог мой, как вы меня напугали, — улыбаясь, сказал незнакомец. — Я думал, что, будучи оторванным от мира, я начал сходить с ума и у меня начались галлюцинации. Как вы сюда попали?

Либби чуть удивилась, что незнакомец высок, строен и слишком хорошо выглядит, чтобы быть владельцем лавки.

— Я здесь всего неделю, — сказала Либби, — приехала искать мужа, но пока безрезультатно. Она пробежала глазами по ценникам: лопата — 15 долларов, штаны — 12 долларов.

— Вы в здравом уме торговать по таким ценам?! — не удержавшись, воскликнула Либби.

— Знаю, что цены немыслимые, — согласился он, — но здесь везде так. Золото — всему голова. Пока есть золото, они будут платить любые деньги. Я собираюсь неплохо заработать, продавая и поставляя сюда товары, — он протянул Либби руку: — Марк Хопкинс, к вашим услугам.

— Либби Гренвил из Бостона. Я ищу мужа. Его зовут Хью, он англичанин, высокий, стройный мужчина с кудрявыми волосами. Не попадался ли вам такой?

— Они здесь все на одно лицо: бороды, шляпы, надвинутые на глаза, — сказал Хопкинс. — Я мог обслужить здесь и обезьянку, не заметив этого. А. где вы остановились.

— В отеле, но собираюсь переезжать, там слишком дорого.

Хопкинс улыбнулся.

— Уверен, вам уже предлагали постель и содержание, но уверен, вы отказались.

Разговаривая с приятным, доброжелательным человеком Либби поняла, что все время была в напряжении, боясь чужих людей. Внезапно она ощутила тяжесть, лежащую все эти месяцы на ее плечах. Раньше она не знала, что такое ответственность. Домом управляли ее родители. Либби только выбирала гувернанток для девочек, да еще выбрала Хью. Ни гувернантки, ни, возможно, Хью не были хорошим выбором.

— Вам не нужна помощница? — в надежде спросила Либби.

— Нет, сейчас нет. У меня только одна повозка с товаром. Когда все продам, то поеду в Сан-Франциско и привезу уже две, потом четыре, пока не сколочу нужную мне сумму. Позднее мне понадобятся люди, но сейчас нужно экономить каждый пенни.

Он улыбнулся в замешательстве.

— Я бы хотел вам помочь, но сейчас вы должны выкарабкиваться сами.

— Понимаю, — сказала она, уходя.

«Что я буду делать, когда кончатся деньги?» — думала она.

— Знаете, что я вам скажу, — послышался за спиной голос Хопкинса. — Я бы мог дать вам брезент, чтобы можно было сделать навес. Ваши вещи с собой?

— Все, что у меня было, исчезло вместе с фургоном, свалившимся в пропасть.

— У меня есть хорошая датская печка и пара одеял. Я продам их вам по оптовой цене.

— Мне не нужна ваша милость.

— Я бизнесмен, а не чудовище, — сказал он, доставая рулон брезента.

— Мне еще нужного много вещей, но я лучше заплачу полную цену, — сказала Либби. — У меня нет ножа, топора, тарелок, чашек и продуктов.

— Насчет продуктов, — сказал Марк, — вам нужно обратиться к Герру Отто. Он здесь монополист по провианту, у него связи с Чили. Один капитан переправляет ему товары по морю.

Марк дал Либби большой острый нож.

— Им можно резать пищу и защищаться, если кто-нибудь нападет. Либби пропустила последнее мимо ушей. Неужели ей придется отбиваться от хищников и бандитов. Если бы вернулся Гейб! Едва ли он вернется в город, где так просто вешают, да еще эти слухи о картежных шулерах.

Либби с вещами поплелась назад в отель. По дороге она решила не ставить палатку в городе, где так много стрельбы и пьяных. Она хотела найти более безопасное место, но не знала где.

Счет в отеле составил 125 долларов. Заплатив деньги, Либби связала вещи, сделав два узла — для себя и девочек.

— Ведите себя как взрослые и помогайте маме, — сказала она.

— Мы и так уже большие, — сказала Блисс, взяв мешок в руки и стараясь забросить его на плечо. Либби засмеялась, ласково погладив ее по голове.

— Ну пошли, — сказала ока.

Выйдя из города, они направились вверх к лагерю золотоискателей.

— Когда мы увидим папу? — спросила Блисс.

— Скоро, — вздыхая, ответила Либби. — А сейчас будем строить себе маленький домик.




17


Когда они дошли до поляны, окруженной дубами и высокими соснами, Либби бросила на землю тяжелые узлы.

— Думаю, что здесь неплохо. Давайте попробуем соорудить какой-нибудь навес.

— Мы будем жить как индейцы? — весело спросила Блисс.

Либби улыбнулась и подумала, как хорошо, когда тебе только четыре года. После того, как она натянула брезент на колья, Либби отправилась с детьми в город покупать продукты. Она решила не спрашивать о работе у толстого немца-торговца с неприятным лицом, который курил огромную сигару и был похож на Шелдона Райвла.

Либби купила только самое необходимое: немного риса, муки, сахара и фасоли. Когда продавец насыпал муку, Либби вскрикнула:

— Что это? — спросила она, отпрянув в ужасе.

— Червяки, — как ни в чем не бывало ответил Герр Отто.

— Мне не нужна такая мука с плесенью! — воскликнула Либби.

— Пока мы сюда ее довезем, в ней разводятся червяки, но добытчикам они нравятся, — они, мол, заменяют им мясо.

— Отвратительно! — фыркнула Либби.

Герр Отто застыл с совком в руках.

— Вы будете брать или нет?

— У меня нет выбора, — ответила она со вздохом.

— Хорошо, — ухмыльнулся Отто.

Когда Либби попросила картошки, то он с такой осторожностью вытащил из-под прилавка одну картофелину, как будто у него в руках был самородок необыкновенной величины.

— Это стоит доллар.

— Доллар за картошку? — вскрикнула Либби. — Она же проросла!

— Вы ее здесь больше нигде не найдете. Ее переправляют морем и она прорастает в трюмах. Что я могу сделать?

— А другие овощи у вас есть? — спросила она.

— Лук — доллар за головку. Все скоро раскупят, не теряйте времени.

— Обойдусь без овощей, — ответила Либби.

Дети думали, что жить под тентом очень увлекательно. Они радостные с удовольствием бегали и прыгали по лесу. Либби поначалу боялась, когда они поднимали шум, потому что кругом было столько диких животных, но со временем успокоилась и разрешала девочкам бегать и лазать по деревьям сколько душе угодно.

В тот вечер Блисс подбежала к матери и сказала:

— Мам, я нашла маленького котенка.

Заинтригованная Либби поспешила вслед за дочкой и скоро она увидела пробирающегося между деревьев рысенка. «Хорошо, что Блисс не взяла его на руки», — с ужасом подумала Либби.

Ночи были холодные, и волчьи шкуры очень пригодились. Либби не могла заснуть, думая о том, а что же будет завтра…

«Надо смириться — я никогда не найду Хью, — сказала она себе. — Он либо выжил, либо сдался и вернулся в Калифорнию, либо погиб».

Она думала, как будет обидно, если он уже в Бостоне и узнает, что она с детьми поехала за ним в Калифорнию.

«Какая я дурочка», — повторяла Либби. Но лучше было не думать о Хью, а, не теряя времени, готовиться к зиме, которая здесь, говорят, суровая, и тент не спасет их от холода.

Вернется ли она домой? Примет ли ее отец? Но у нее не было этих немыслимых денег на дорогу.

Все бы было хорошо, если бы Либби не волновалась за будущее. Место, где они расположились, было как будто создано для пикников. Кругом росли большие деревья, пахло сосновой смолой, земля была усыпана еловыми иголками. У Либби не было денег на фонарь, и с заходом солнца наступала такая темнота, хоть глаз коли, и ночи казались вечностью. Утром она испекла оладьи и заварила чай. «Да, на такой диете мы долго не протянем», — думала Либби, глядя на дочек, уплетавших завтрак.

Она с отвращением думала о том, на что намекал ей владелец гостиницы. Нет, она ни за какие деньги не продаст свое тело. Она будет стирать белье и зарабатывать таким образом деньги. Здесь все заросли в грязи. Либби представляла потные, запачканные грязью лохмотья и содрогалась при мысли, что их надо будет брать в руки, но за это будут хорошо платить, уверяла она себя.

Однажды она пришла в лагерь добытчиков и подошла к работающим мужчинам.

— Доброе утро, мэм, — вежливо поздоровались они. — Что слышно о вашем муже?

— Ничего, — сказала Либби. — Не надо ли вам что-нибудь постирать.

— Да, конечно, — сказал человек, которого считали здесь старожилом.

— С тех пор как он здесь появился, он не менял штанов, — прокомментировал молодой парень, и вся компания дружно захохотала.

Если вы захотите что-нибудь постирать, обращайтесь ко мне. Я живу около дороги в Колому.

Точно также ее встретили и в других местах, и она уже собиралась идти назад, когда Блисс и Иден, игравшие около ручья, подбежали к ней и закричали:

— Мама, мы нашли много золота! Мы — богатые! Тебе не надо будет стирать.

Либби побежала за детьми. «Должно быть, это чужой участок», — подумала она.

Двое старателей побежали вслед за ними посмотреть на находку.

— Посмотри на дно ручья! — крикнула Иден, показывая на песчинки, блестевшие на солнце.

Либби подумала — кажется, это место никто не застолбил. Ни инструментов, ни признаков разработки. Она наклонилась и набрала полную горсть песка. Золотые песчинки смывало водой.

— Это не золото, — сказал один из подбежавших мужчин. — Это — ложное золото.

— Ложное золото?

— Пирит. Мы зовем это золото для глупцов. Оно ничего не стоит. Его легко можно отличить. Оно запросто смывается водой в отличие от настоящего золота, которое намного тяжелее.

— Понимаю, — сказала Либби. — Спасибо за разъяснение. Девочки, идем домой.

В воскресенье ее разбудил кашель за палаткой.

— Мама, там чужой дядя, — прошептала Иден.

Либби поискала глазами нож.

— Что надо, — закричала она.

— Постирать, — послышались грубые голоса. — Мы все меняем белье и одежду по воскресеньям.

Либби выглянула из палатки и увидела большую кучу грязного белья.

— Даже старого Бака заставили снять его грязные штаны, — улыбаясь, добавил он. — Он сейчас сидит голым под деревом, как сойка, и ждет, пока вы их постираете. Будем надеяться, что они не развалятся при стирке.

— Я все сделаю, — сказала Либби.

Когда все ушли, Либби понесла белье к ручью, развела костер и поставила кипятить бак с водой. Одежду нужно было долго выпаривать и тереть, пока не появится ее первозданный цвет. Либби стирала целый день. Получив за работу двадцать долларов, Либби пошла в город и купила яиц, масла и немного материи, чтобы сшить девочкам платья.

В следующее воскресенье она опять стирала горы грязной одежды. Либби не могла взять больше, так как знала, что не справится. Каждый раз мужчины спрашивали о муже. Она слышала, что о ней ходят слухи, что сбежавший муж — настоящий английский принц или что она убила мужа и сейчас скрывается в Калифорнии, что она вдова, ищущая богача, чтобы женить его на себе. Но Либби продолжала свои поиски и спрашивала о Хью каждого встречного. Она поняла, что Хью ее щит и меч. Как замужняя женщина, муж которой ищет золото, она была защищена от всякого посягательства. Мужчины уважали верных жен. Общаясь с ними, Либби старалась держать себя со старателями так, как ее отец с кучерами — вежливо, но холодно. Либби познакомилась с несколькими хорошими людьми. Между собой мужчины звали ее леди Маки, ей, в общем-то, это нравилось.

Однажды один парень подошел к ее палатке и сказал:

— Я слышал об англичанине в Келси, по-моему, похож на вашего кудрявого мужа.

— Это — он! — воскликнула Либби. — А далеко до Келси?

— Пару миль, за холмом.

— Я вам так благодарна, — взволнованно сказала она. Она позвала детей и сказала, что они скоро увидят своего папочку. А что, если он не обрадуется мне? Может, он просто сбежал? — подумала она.

Либби спросила первого встречного:

— Говорят, у вас здесь работает англичанин. Я его жена, где мне его найти?

— «Честная Инджан»! — сказал парень, расталкивая своего приятеля.

— Эй, Чарли, проснись, к тебе тут пришли, — он подмигнул своему соседу. — Сейчас его удар хватит.

— Кто меня тут хочет видеть? — спросил молодой человек.

— Твоя женушка здесь! — крикнул кто-то.

Либби посмотрела на Чарли и сказала:

— Это не он.

— Это не моя леди, — сказал англичанин.

Либби держалась всю обратную дорогу, и только в палатке она бросилась на кровать и зарыдала от разочарования и безнадежности.




18


В середине октября ветер нагнал с океана густые черные тучи. Всю ночь дождь неистовствовал. Утром Либби не смогла зажечь костер, чтобы согреться. Блисс начала кашлять, а буря продолжалась весь день. Вода текла ручьями и угрожала смыть палатку. Дорогу размыло, и Либби не смогла на следующий день пойти в город.

Вода в реке начала подниматься и заливать палатки и участки золотоискателей. Целыми днями они пели песни, ожидая, когда сойдет вода. Никто больше не просил постирать, да при такой погоде это было бесполезно.

Ночью у Блисс начался жар. Она лежала в забытьи, стеная и ворочаясь.

— О, Боже, прости меня за мою гордость и безрассудность. Накажи меня, но спаси детей, — проговорила Либби.

Наутро, как выяснилось, ее молитвы были услышаны. Буря утихла, и небо стало вновь голубым. Мужчины взялись было за работу, но вода смыла инструменты. От вынужденного безделья начались ссоры и драки. Однажды Либби шла за водой и вдруг наткнулась на двух ругающихся парней.

— Я тебя предупреждал! — заорал один из них.

— Это мой участок! — упорствовал другой.

— Докажи, где инструменты?

— Их смыло водой. Я знаю свой участок.

— У тебя крыша поехала. У тебя никогда не было участка здесь, внизу ручья.

— Был, вон у той большой сосны.

— Не было.

— Ты что, хочешь сказать, что я вру?

Первый из споривших выхватил револьвер.

Второй сделал то же самое.

— Да ты не сможешь выстрелить, — нехотя сказал первый.

Это был невысокий, сухощавый человек с длинными усами.

— Ты же струсишь!

— Убери пушку, — сказал человек с веснушчатым лицом.

— Ты сказал, что я трус?!

Прозвучали выстрелы, и Либби увидела два лежащих тела. Она закричала и побежала к ним, но было поздно. Усатый был убит наповал. Либби склонилась над вторым, и он, открыв глаза, пытался разглядеть ее.

— Он попал, — пробормотал парень.

— Ты тоже не промахнулся. Он убит, — сказала Либби.

Слабая улыбка показалась на его лице.

— Ты шутишь, а они все говорили, что я мазила.

Он застонал от боли и закашлял.

— Тебе нужна помощь, — сказала Либби. — Где работают твои друзья?

— Оттащи меня в мою каморку, — прошептал он и попытался встать на ноги, опираясь на ее плечо.

Либби с трудом удалось дотащить его до лачуги.

Либби положила его на кровать.

— У тебя есть компаньон? — спросила она.

— Нет, я сам по себе. Мой партнер умер от холеры по дороге сюда, — сказал он.

— Лежи здесь, а я сбегаю за помощью. Попытаюсь найти доктора.

Парень покачал головой.

— Не поможет, мне конец. Ты побудешь со мной?

— Конечно, — сказала Либби и нагнулась над парнем.

Он схватил ее руки и прошептал:

— Ты можешь кое-что сделать для меня? Тебе я доверяю. У меня в матраце три мешочка золота, пошли их моей жене.

— Где она живет? — спросила Либби.

— Хэтти Джакобсен, ферма «Подснежник» на окраине Харрисбурга в Пенсильвании. Сделай это.

— Не волнуйся, все будет в порядке.

— Обещаешь? — потребовал он.

— Ты можешь на меня рассчитывать.

— Хорошо, — кивнул он. В его больших голубых глазах была грусть. — Жаль, что приходится умирать, когда пошло золото. А почему бы тебе его не взять. Там груды золота…

Он закрыл глаза и открыл снова.

— Где это место?

— Внизу рядом с большой старой… — и парень смолк.

Либби накрыла его и пошла искать людей, чтобы вырыть могилу.

Когда они пришли в лачугу, оказалось, что его никто не знает. «Он был одиночка и не любил пить», — сказал кто-то из них. Если кто и знал, где его участок, то не сказал Либби, которая пыталась хоть что-то узнать.

Парня похоронили на берегу рядом с другими могилами. Люди быстро разошлись, оставив Либби в одиночестве.

«Надо послать его жене золото», — подумала она.

Либби распорола матрац и вытащила три мешочка. «Интересно, сколько здесь унций», — размышляла она. В голову Либби пришла мысль не отсылать мешочки. Ведь никто не знает о них, а она с девочками может добраться до Сакраменто, чтобы там перезимовать. А потом, если они решат вернуться в Бостон, она пошлет этой женщине то, что останется.

Либби вспомнила лицо умирающего парня, его умоляющие глаза. Что она тогда сказала? «Ты можешь на меня рассчитывать».

«Нет, в любой ситуации я не изменю своим правилам. Я не сделаю этого, даже если от этих денег будет зависеть жизнь моих детей».

Потом к ней на ум пришла новая мысль которая ее порадовала. Она не возьмет золото, но ведь есть пустая лачуга. Либби посмотрела на печку и мешки с мукой, на кровать и стол. Она побежала за детьми. И через несколько минут Блисс уже лежала на кровати, укутанная в шкуры, а Либби возилась у печки, разделывая кролика, которого она нашла на плите.

Через пару дней Блисс выздоровела. Либби написала письмо вдове парня и пошла в город, чтобы послать его, прихватив с собой золото, которое она собиралась переправить через контору Уэлса Фарго. Золото оценили в тысячу долларов. Когда взвешивали мешочки, Либби смотрела и размышляла о том, что бы она сделала с таким богатством. Но потом решила, что лачуга — это тоже немало. Теперь у нее был свой дом.

После палатки лачуга действительно казалась дворцом. Кровать представляла собой раму, поверх которой были натянуты полоски из сыромятной кожи. Она была маленькая, и Либби с детьми едва хватило места. Стол спасал продукты от крыс, а на стене, над печкой, висела полка, на которой были табак, патроны, кофе, чай и сахар. На стене у кровати висело ружье. Либби покрыла стены брезентом от палатки, и теперь при горящей печке в хижине было очень тепло.

— Мы здесь всегда будем жить? — спросила Иден. — А папа?

— Мы найдем его. Сейчас мы не можем двинуться в путь из-за плохой погоды, — объяснила ей Либби.

— Я хочу домой к бабушке, — сказала Блисс, сидя на кровати.

— Я скучаю по игрушкам и хочу мороженого, — губы ее дрожали, и она была готова расплакаться.

Либби тоже была близка к этому. Она хотела сказать, что тоже, как и Блисс, скучает по дому, людям, которых Либби так любила. А что будет, если Хью не появится? Грея руки над плитой, Либби первый раз в жизни поняла, что, возможно, она никогда в жизни не увидит Хью, но у нее не возникало чувство потери или одиночества. Конечно, она будет по нему скучать, но больше всего Либби боялась, что никого не будет рядом с ней.

Она подошла к Блисс, улыбаясь ей.

— Нас ждут дома.

— Мы найдем папу, а потом поедем в Англию. Мы купим пони, горы игрушек.

— А кукольный домик? — спросила Блисс.

— Конечно, — сказала Либби.

Убрав со стола, она села за шитье. Она уже почти сшила девочкам новые платья, но сейчас Либби делала двух кукол из лоскутков красного ситца и клетчатой материи.

Куклы вышли замечательные. Блисс сразу назвала одну из них Аннабел в честь той, что осталась дома в детской. Она носила ее с собой и не расставалась с ней ни на минуту. Иден, наоборот, клала свою куклу спать на весь день и сидела возле нее. Иден стала мало говорить и никогда не выдавала своих мыслей, и Либби поняла, что дочь беспокоит их будущее. Она задавала вопросы, а в ответ Либби только покусывала губы.

— Что мы будем делать, если нечего будет стирать? — спросила она однажды. — Что мы будем есть?

— У нас есть бочка с мукой и много фасоли, — отвечала Либби.

— Терпеть не могу фасоль.

— Я тоже. Но это лучше, чем голодать. Может, я смогу подстрелить кролика, — добавила Либби.

Она думала, что сможет поймать какое-нибудь животное, когда шла к реке набрать воды. Либби часто видела всякую живность: белок, голубей, перепелов.

Наступил ноябрь. Когда не было бурь, погода была мягкая и теплая, и казалось, что вернулось лето. В хижине стало так жарко, что Либби пришлось снять брезент, чтобы проветрить помещение.

Как-то в полдень Иден подбежала к ней.

— Мама, я нашла ягоды. Они съедобные?

— Ты их не пробовала? — волнуясь, спросила Либби и посмотрела на ягоды в руке дочери.

Она посмотрела на них и успокоилась.

— Почему они такие темные? Должно быть, поздние, — предположила Либби. — Покажи, где ты их нашла. Мы сможем испечь хороший пирог.

Она обняла ее, и Иден засияла от радости.

Через час пирог уже был на столе, издавая аппетитный запах. Легкий ветер, наверное, донес аромат до людей, потому что через минуту появился один из старателей.

— Вы его только что испекли, миссис? — спросил он. — С чем он?

— Из ежевики, — ответила Либби.

— Я дам вам за него самородок, — сказал он и вытащил кусок размером с небольшую шишку. — Весит около унции.

— Вы хотите отдать его за пирог? — удивленно спросила Либби.

— Моя жена пекла точно такие. Я так скучаю по дому. Пирог стоит этого золота, — добавил старатель.

— Тогда он ваш, — Либби отдала ему тарелку, попросив принести ее потом. Она ощупывала в кармане самородок, не верив случившемуся.

— Мам, ты продала наш пирог? — спросила Блисс чуть не плача.

— Теперь мы разбогатели. Он дал ей кусочек золота. Да, мама? — сказала Иден.

— Не разбогатели, но деньги все же есть. Мы будем собирать ягоды и испечем столько пирогов, сколько сможем, — задумчиво проговорила Либби.

Ягод набрать удалось еще на четыре пирога. И Либби, продав их, выручила золота на пять унций. Либби вышла от Уэлса Фарго с 75 долларами в кармане. Она увидела пустую лавку Хопкинса, который уехал в Сан-Франциско за новым товаром.

Он выполнял второй пункт своего плана. Либби радовалась и в то же время опечалилась, что нет человека, на которого можно было бы положиться. На главной улице строили новое здание, стены которого были уже не брезентовые, а бревенчатые, и на окнах не было занавесок из красного ситца.

— Самый большой отель в этой местности, — пояснил прохожий. — У хозяина, наверное, денег куры не клюют.

— Везучий, — сказала Либби и направилась в продуктовый магазин немца, подсчитывая, что она может купить.

— Все еще нет овощей? — спросила она.

— Сейчас только картошка. Мулы не доходят из Сакраменто, дороги размыло.

— А цена, как и раньше?

— Да, доллар за картофелину.

Либби представила себе проросшие клубни, и странная идея родилась у нее в голове.

— Дайте мне пятьдесят, — сказала она.

— Пятьдесят? А деньги у вас есть?

Либби положила пятьдесят долларов на прилавок и пошла домой.

— Картошка? — спросила Блисс. — Мы сварим ее.

— Нет, у меня другая идея, — сказала она. Потом, взяв лопату, Либби проработала целый день, сажая картошку.

Дети с ужасом следили за своей матерью.

— Не сажай ее, мы хотим есть.

— Я могу оставить одну, — смягчаясь, объяснила Либби. — Если дело выгорит, у нас больше не будет проблем с едой.




19


Теперь мысли Либби были полностью заняты огородом. Она не знала, как выращивать овощи, но помнила, как в детстве она следила за садовником бабушки.

— Хочешь увидеть чудо? — спрашивал садовник.

Либби широко открытыми глазами смотрела, как он из земли вытаскивал большую картофелину.

— Брось ее в землю, и, когда придешь сюда вновь, увидишь, что чудо свершилось.

Спустя несколько месяцев, снова приехав к бабушке, Либби пришла к садовнику. Улыбаясь, он поманил ее за собой. Потом копнул лопатой и вытащил кучу новых картофелин.

— Как это произошло? — спросила она, как будто на самом деле произошло чудо.

Теперь Либби оставалось только уповать на то, чтобы урок в детстве не прошел даром.

Если весной что-нибудь вырастет, то она больше не будет волноваться о еде. И если Хью не объявится, то они, заработав достаточно денег на картошке, уплывут в Бостон. Либби ощущала себя ребенком, играющим в игрушечный домик, и в то же время понимала, что это ее первое жилище, в котором она живет самостоятельно. Она пыталась улучшить его — смастерила скамейку и решила сделать вторую кровать.

Приближалась зима. На улице холодало, и скоро мороз сковал речушку. Часть старателей уехали зимовать в Сакраменто. Другие не могли себе позволить этого и, засев в своих хижинах, проводили там целые дни, играя в карты, вырезая фигурки из дерева, выпивали, болтая друг с другом. Либби не просили больше стирать, и основной проблемой становился голод. У Либби были запасы муки и фасоли, но она волновалась за детей, которым нужны были хорошие продукты. В одно утро, увидев как несколько мужчин тащили оленя, она предложила им испечь пирог с олениной в обмен на часть мяса.

— Мы бы вам помогли, но нас еще пятеро там, в хижине. А все олени будто сквозь землю провалились, — сказал один из них.

Либби с девочками пошли в лес, надеясь найти съедобные травы. Под дубом она нашла несколько желудей, и они втроем их съели. Желуди оказались вкусными, но к вечеру у них схватили животы. На следующее утро Либби смотрела на прыгающих по деревьям белок, думая, сможет ли она их подстрелить или нет. Потихоньку она начала учиться стрелять. Однажды Либби увидела стайку перепелов около хижины. Очаровательные пухлые птички с черной грудкой, с хохолками на голове — она не могла их упустить. Взяв осторожно кусок материи, Либби подкралась к ним и бросилась на них. Многие упорхнули, но парочка попалась. Она осторожно просунула руку, крепко взяв перепела, чувствуя бьющееся сердце птицы.

— Как мне их убить? — спросила она себя. Сердце забилось так же, как у птицы. Большими указательными пальцами она обхватила горло и сжала его. Либби не могла поверить, что это так легко.

Запеченные в тесте перепела оказались потрясающими на вкус. Хотя хижина была на отшибе, Либби — до одного случая — не чувствовала одиночества или страха. Как-то, когда стемнело, Либби услышала сопение рядом с хижиной. Она выглянула и увидела в темноте огромного медведя-гризли. Либби увидела длинные когти и здоровые лапы. Один удар его лапы, и он разнесет хижину в пух и прах. Либби схватилась было за ружье. А что, если она его ранит, а не убьет?! Стараясь не паниковать, она подкинула в огонь дров и с замиранием сердца ждала, пока они загорятся. Потом осторожно приоткрыла брезент, закрывавший вход, и пошла к медведю. Тот, увидев ее, встал на задние лапы. Он был по меньшей мере восьми футов росту.

— Уходи отсюда! — закричала Либби, размахивая головешкой. На секунду, казалось, все замерло. Медведь помялся на лапах и быстро заковылял в лес. Вернувшись в хижину, Либби упала, трясясь от пережитого страха, на пол.

— Я не могу все время оставаться одна, — зарыдала она. — Я не выдержу. Мне нужно, чтобы кто-нибудь меня защищал.

Либби вспомнила Гейба. «Где он сейчас? — думала она. — Наверное, сидит в баре в окружении красивых мексиканок, его карманы набиты золотом и он напрочь забыл о ней».

Рождество прошло незамеченным. Только пение пьяных старателей напоминало о празднике.

Мысли Либби были далеко в Бостоне. Ее родители всегда устраивали праздник с традиционным гусем и сливовым пудингом, гостями, подарками и веселыми играми. Слезы покатились из ее глаз.

В первый день нового года Либби увидела, что все покрыто снегом, и большие хлопья его продолжали тихо падать на землю.

На крыше был метровый слой снега, и ветки сосен согнулись под его тяжестью.

Горы и кусты было трудно узнать. Снегопад продолжался весь день. Иногда поднимался ветер, наметавший сугробы у деревьев.

На следующее утро Либби с трудом выползла из хижины.

— Нужно подождать немного, пока погода улучшится, — сказала она девочкам, вернувшись с кастрюлей снега, чтобы разогреть воду.

— Я хочу поиграть на улице, — сказала Блисс.

— У вас нет теплой одежды и ботинок, — уверяла Либби.

— Ну немножко, — умоляла Иден.

Девочки, замерзнув, быстро вернулись. Они, войдя в хибару, были с ног до головы облеплены снегом. Либби с тревогой посмотрела на дочерей. Им не хватает витаминов — они так худы и бледны.

— Скоро я схожу в лагерь и постараюсь добыть мяса в обмен на готовку или шитье, — сказала она.

Темнело быстро, и ночи были длинными. Либби часто не спала по ночам. Она лежала и смотрела на огонь. А если снег будет идти месяцами, как в Бостоне? Протянем ли мы на фасоли и рисе? И если кончатся дрова? Тени от огня напоминали беснующихся демонов. Снегопад продолжался третью ночь. Либби, уложив детей спать, чинила одежду при свете колыхающейся свечи. Она не хотела рано ложиться и пыталась отогнать от себя грустные мысли.

За стеной послышался шум, хрустнул снег. «Медведь? Нет, в такую погоду они не шляются». Либби затаив дыхание, взяла ружье и осторожно выглянула. Какой-то человек осторожно ходил вокруг хижины. Либби щелкнула предохранителем, и человек обернулся.

— Что вы здесь делаете? — спросила Либби.

— Ищу главный вход.

— Здесь нет главного входа.

— А куда же мне стучать?

— Кто вы и что вам нужно? — выпалила Либби, нервы которой были на пределе.

Незнакомец подошел поближе. Он был весь в снегу, с сосульками на усах.

— Я Санта-Клаус, простите, что немного опоздал.

— Не приближайтесь. Оно заряжено, — угрожающе сказала Либби.

— Я вижу, что за последние месяцы ваш характер так и не улучшился. Или вы совсем меня забыли? — спросил он.

— Гейб? Это вы? — дрожащим голосом сказала Либби.

— Вижу, что помните.




20


— Что вы здесь делаете? — спросила Либби, не скрывая радости.

— Хотел узнать, живы вы или нет? У меня сейчас пальцы отвалятся. И долго вы собираетесь держать меня на пороге?

Либби засмеялась.

— Заходите, только тихо. Дети уже спят.

Гейб приложил палец к губам.

— Как мои маленькие принцессы?

— Спасибо, слава Богу, они здоровы. Привыкли к этой жизни. Они, такие же выносливые, как и их мамочка.

— Здесь так уютно, — сказал, пройдя в хижину, Гейб. — Только не говорите, что своими руками построили это жилище. Я знаю, что вы замечательная женщина, но построить этот дом одной просто невозможно.

— Мне досталось это по наследству, — сказала Либби. — Снимайте вашу одежду и садитесь у огня. Хотите кофе или чаю?

— Унаследовали? От кого? Хью ее построил? — держа руки над печкой, спросил Гейб.

— Я его не нашла, но не отчаиваюсь.

Либби поставила на огонь котелок с водой.

— Снегопады смешали все карты, — добавила она.

— Они для меня не помеха, — сказал Гейб.

— Что вы здесь делаете в такую непогоду? — Либби радостно разглядывала Гейба.

— Я был в Сакраменто, да вода поднялась до моего второго этажа. Я решил вернуться сюда, думая, что от нечего делать здесь режутся в карты. Приехал в Хенгтаун и спросил о вас. Молодой человек, работающий в лавке, сказал, что вы живете в одиночестве в миле от города, и я решил нанести визит, чтобы просто убедиться в том, что у вас все в порядке.

— Вы шли всю дорогу пешком?

— Верите или нет, но в городе нет снега, и если бы я знал, что здесь творится, то ни за что бы не пошел.

— Я рада, что вы пришли, — сказала Либби.

— Я полагал, что это будет обычная прогулка после обеда. Хороша же миля. Мне показалось, что я прошел двадцать.

— Так мило, что вы пришли, Гейб!

— Я очень милый человек, — сказал он и подошел к столу, чтобы освободить сумки, несмотря на свою плохую привычку играть в азартные игры. — Ну, как вы здесь живете, с тех пор как мы расстались?

— О, ничего, привыкли, — весело ответила Либби. — Вначале жили в палатке, и я начала заниматься стиркой.

— Вы прачка? Всем расскажу в Бостоне, — засмеялся Гейб.

— Я пекла пироги, штопала рваную одежду. И все пошло хорошо, когда мы очутились в этой хижине.

— Так чья она? Расскажите мне.

— Это была удача или судьба, как хотите. Два золотоискателя, рассорясь, застрелили друг друга. Я принесла сюда умирающего хозяина этой хижины. Потом он умер, и все осталось мне.

— А не вы ли подстрелили его из этого ружья? — спросил Гейб.

— Я научилась хорошо стрелять и даже как-то попала в кролика.

— Теперь вы сами можете за себя постоять, — Гейб сунул руку в сумку. — А я вам принес кое-что из Хенгтауна, — он заулыбался и извлек из сумки несколько свертков — сушеное мясо, яблоки и банка устриц.

У Либби загорелись глаза.

— Не знаю, что и сказать! Вы настоящий Санта-Клаус! Откроем прямо сейчас устрицы?

— Конечно, — ответил Гейб. — Вы ешьте, а я посмотрю. — Он снова покопался в сумке и сказал: — У вас найдется пара стаканов для шампанского?

— Французское шампанское? — радостно воскликнула Либби.

— Пить французское шампанское считается среди золотоискателей хорошим тоном, даже если в своей жизни они пили только пиво да виски. Шампанское — признак удачи и богатства.

Либби подошла к полке и взяла две кружки.

— Бокалов нет, представим, что они хрустальные.

— Нет проблем, — Гейб обернул платком пробку, открыл бутылку и с удовольствием начал разливать.

Либби наблюдала за ним и не могла оторваться ни на секунду. Она заметила, что Гейб пришел в дорогом пальто с большим меховым воротником. В манжетах его белоснежной сорочки блестели золотые запонки.

— Должно быть, ваши дела идут неплохо, если вы позволяете себе шампанское? — сказала она.

Гейб взглянул на нее.

— Недурно, как здесь говорят. На следующее лето я поеду в Сан-Франциско и куплю там участок земли. Сейчас этот город испытывает бум. Понаехало столько богачей, — Гейб вытащил из кармана нож, открыл банку устриц и выложил их на тарелку.

— У вас хорошие планы, — сказала Либби.

— А вы чем будете заниматься летом?

— Буду снова искать и работать. Когда накоплю достаточно денег, поеду по всем лагерям или найму кого-нибудь для поисков.

— Будете искать Хью?

— А кого же еще?

— Значит, вы не собираетесь бросать его?

Либби посмотрела на Гейба.

— Пока у меня не будет доказательств его смерти, я останусь его женой.

— Похвально, — сказал Гейб, поднося кружку ко рту.

Либби казалось, что это сон. Она сидит рядом с Гейбом, ест устрицы и пьет шампанское, а наутро она снова проснется на узкой кровати и будет есть холодную фасоль на завтрак.

— И куда вы теперь? — спросила Либби немного дрожащим голосом.

— Если доберусь до Хенгтауна и не погибну в этих снежных завалах, я направлюсь на южные прииски. Говорят, там теплее и нет снегопадов. Не вздыхайте. Леопард не станет питаться травой. Вы же не хотите из меня сделать святошу, тем более сейчас, когда я попал в места, где полным-полно желающих просадить свои деньги. Значит, есть места, где картежникам неплохо живется?

— Пуля однажды уже сбила мою шляпу, но в целом у меня сложилось мнение, что здесь можно неплохо заработать. В один день, однажды, мне удалось сделать пять сотен. Сейчас на приисках все хотят играть, здесь не церковь. Разве Библия не учит, что промедление смерти подобно, — смеясь, добавил Гейб.

— А я думала, что это сказал Бенджамин Франклин, — тоже засмеялась Либби.

— Вы в самом деле рады меня видеть? Я это вижу по вашим глазам.

— Сейчас я рада каждому знакомому, — осторожно сказала она. — Побудьте здесь в одиночестве с девочками — не знаю, что еще отколют старатели.

— Между прочим, вы знаете, как вас называют в городе? — спросил Гейб. — Леди Мак.

— Я знаю, мне это нравится.

— А почему?

— Они долго считали меня высокомерной особой, и я была ограждена от нежелаемого внимания. Леди Мак и Хью — мои защита и опора.

Гейб сделал большой глоток шампанского.

— Если вы не найдете мужа в это лето, вы вернетесь домой?

— Думаю, да. Это не место для женщины, а тем более для детей.

— Ваш отец может вас не принять.

— Может, мое отсутствие смягчит его, — сказала Либби. — Я уверена, что мать только и ждет, чтобы я вернулась.

Она уставилась на огонь.

— А вы вернетесь в Новый Орлеан, когда заработаете кучу денег?

— Не думаю, мне незачем туда возвращаться. Здесь я смогу стать уважаемым бизнесменом, если до этого меня не настигнет пуля.

— Нет! — ужаснулась Либби.

— Давайте не будем о будущем, — сказал он. — Вы совсем не едите устриц, — Гейб подцепил устрицу вилкой и сказал: — Откройте шире рот.

Жест был настолько интимен, что Либби от удовольствия зажмурила глаза.

— Вам ведь не нужно спешить домой? — спросила она. — В хорошую погоду отсюда целый час ходьбы.

— Вы ведь не собираетесь выгнать меня среди ночи?

— А что скажут люди? Они ведь знают, что вы пошли ко мне, и если вы не вернетесь до утра, пойдут разговоры.

— Пусть говорят! — ответил Гейб.

— Вы не понимаете, если они узнают, что я провожу время с вами, они тоже могут напроситься в гости.

— Пусть они будут удачливее меня, — сказал он.

— Мне не до смеха, — сказала Либби и подошла к висевшему на стене пальто Гейба. — Я здесь одна и мне некому помочь. Уходите, пожалуйста. Идите по своим следам, пока их не замело.

Гейб подошел и взял свою шляпу.

— Хорошо, как вам угодно. Возможно я найду дорогу, хотя начался снегопад. Если я попаду в завал или сверну не туда, то вы найдете утром мой замерзший труп, но не волнуйтесь — это еще одна моя жертва ради вас. Прощайте, миссис Гренвил.

Он взял у нее из рук пальто и направился к выходу.

— Нет, подождите, — хватаясь за его руку, сказала Либби.

— Вы не хотите, чтобы я уходил?!

— Да… нет, я не знаю, но не хочу, чтобы с вами что-то случилось, но я боюсь с вами оставаться.

Гейб сощурил глаза.

— После тех ночей в пути, когда я мог забраться к вам в фургон, вы все еще не доверяете мне?

— Не в этом дело, — отворачиваясь, чтобы Гейб не видел, как она покраснела, сказала Либби. — Я сама себе не доверяю.

— Значит, леди Мак тоже человек — хоть какое-то утешение. Разве негуманно оставить промерзшего человека переночевать на полу? — спросил Гейб и взял у нее свое пальто. — Я лягу в углу калачиком.

Он медленно расстелил пальто и подошел снова к печке.

— Давайте еще поговорим. Думаю, вы соскучились по хорошим собеседникам и по кое-чему еще.

— Да, — сказала Либби и осторожно села на край кровати.

— Иногда устаешь от разговоров с детьми.

Гейб рассмеялся.

— Посмотрите на себя, расслабьтесь, Либби. Давайте веселиться, пока мы вместе. Такого случая может больше и не представиться.

— Я знаю, — сказала она. — Разве я этого не понимаю, Гейб. Мне тяжело сидеть рядом с вами и думать о Хью.

— Хью здесь нет. Здесь только я, — сказал Гейб. — Я много о вас думал, Либби Гренвил. Не могу забыть тот поцелуй.

Либби посмотрела на мерцающие угли.

— Я тоже старалась выкинуть вас из головы.

— Либби, — нежно сказал Гейб и взял ее за руку, — вы так великолепны в отблесках огня. Ваши волосы блестят как золото. Что вы со мной делаете?

Либби отдернула руку.

— Не надо, Гейб, пожалуйста, — она встала и закрыла лицо руками.

— Хорошо, не волнуйтесь. Я не хотел вас расстраивать и вернусь в свой угол, если вы хотите.

Она чувствовала теплоту его руки.

— Мои желания часто не совпадают с тем, что надо делать. Я все еще замужем.

— Либби, — сказал он и погладил ее по щеке, — вы вся дрожите!

Когда он обнял ее, она дернулась. Либби почувствовала, как его руки расстегивают на платье пуговицы, и была не в силах сопротивляться. Она никогда не испытывала такого желания. Гейб осторожно положил ее на пол. Он жадно целовал ее шею.

— Я хотел тебя, когда впервые увидел, — прошептал Гейб.

Либби не чувствовала ни жесткого пола, ни ветра, сквозившего через щели. Она никогда не чувствовала ничего подобного, так он ее возбудил…

— Мама, ты здесь? — послышался голос.

Либби вскочила и одернула платье.

— Что случилось, дорогая?

— Плохой сон, — сказала Блисс. — Мне страшно. Ложись со мной. — Либби посмотрела на Гейба, виновато улыбаясь.

— Не судьба.

— Они скоро заснут, — прошептал он.

— Я не могу, не здесь, Гейб. Я не знаю, что со мной.

— А я знаю — вы почувствовали себя снова женщиной.

Она дотронулась до его руки.

— Не сердитесь, попытайтесь понять.

Гейб встал и сказал, что, наверное, ему лучше уйти. Надел пальто и, взяв шапку, вышел из хижины.




21


Буря оказалась последней в эту зиму. Через пару дней начал таять снег, и с запада подул теплый ветер. Холмы начали постепенно покрываться зеленым ковром. Начались дожди, но скоро они стали редкими, и в небе часто было ни облачка. Солнце припекало, и Либби с девочками сняли теплую одежду.

На приисках уже было тепло и сухо, а здесь, по реке, еще шел ледоход. Те, кто мыл золото на этом участке реки, по-прежнему бездельничали, выпивая и ругаясь друг с другом. Другие стали переступать закон, превратились в разбойников, грабили более богатых и удачливых золотоискателей.

Каждый день Либби слышала выстрелы, не зная, охотятся ли старатели, выясняют ли отношения или просто разбойничают.

Продукты опять стали проблемой. Мясо Гейба закончилось, а белки или случайно подстреленного перепела на троих не хватало. Либби не так уж хорошо стреляла, чтобы этим прокормиться. Девочки стали какими-то безразличными.

— Почему вы не играете? — спрашивала озабоченная Либби.

— Не хотим.

Озабоченность сменилась тревогой, когда Либби увидела, что у Иден кровоточат десны.

— У меня ножка бо-бо, — жаловалась Блисс. Приподняв ей юбчонку, она увидела, что нога вся в синяках и ссадинах. У Либби у самой на голени появилась язва, и впервые она почувствовала себя плохо. Она старалась быть спокойной и не показывать виду. «Нужно достать продуктов, но денег не было и не будет, пока золотоискатели не начнут снова работать», — думала она. Участки около реки по-прежнему пустовали, и у мужчин было достаточно времени, чтобы стирать, штопать и готовить.

«Надо найти работу», — твердила себе Либби.

Оставив детей в хижине, она пошла в Хенгтаун. Дорога была размыта, и местами приходилось идти по холодной воде. Город заметно разросся. Палатки заменили крепкие деревянные сооружения. Открылись еще два салона и новый отель. Марк Хопкинс теперь торговал в большом деревянном магазине.

— Я смотрю, что вы успешно осуществляете свой план, — глядя на забитые товаром полки, сказала Либби.

— Все будет в порядке, если только в реках спадет вода и старатели будут снова работать. Я потратил на товар все до цента, а вы представить себе не можете, сколько берут за перевозку.

— Столько, сколько вы берете за эти штаны, — приподнимая десятидолларовую бирку, сказала Либби.

— О, это необыкновенные штаны. Они прочны, и обратите внимание на клепки и швы. Они выдержат все, так мне обещал в Сан-Франциско хозяин фирмы.

Либби посмотрела на пустынную улицу.

— Вам все еще не нужен помощник? — спросила она.

— Покупателей пока нет. А как вы поживаете?

— Нормально, вот только нет свежих фруктов и овощей.

— Не только у вас, — сказал Марк. — Всю долину внизу затопило. С Рождества сюда не может добраться ни одна повозка. Сходите к Отто. Он вам предложит испортившуюся свинину. Он даже продал консервированные груши по два доллара за штуку.

— Ох, я надеялась найти хоть какую-нибудь работу, чтобы купить еды.

— Скоро подсохнут дороги, — сказал торговец, — да и в городе открылось много новых заведений. Хотя я не могу представить вас в роли барменши в салоне или казино.

— А в новом отеле?

Хопкинс пожал плечами.

— Его хозяин уехал набирать персонал в Сан-Франциско. Денег, которые он платит своим китайским служащим, хватает только на комнату и еду. Хозяина зовут Райвл. Довольно неприятный тип.

— Шелдон Райвл? — переспросила Либби. — Я ехала сюда в его обозе. Вот где он появился.

— Он уже заработал кучу денег от продажи в Травяной долине и сейчас строит отели и казино во многих городках. Похоже, что он пытается прибрать к рукам всю Калифорнию.

— Надеюсь, что нет, — сказала Либби. — Он самый отвратительный человек, которого я встречала в своей жизни. Хорошо, что я не пошла просить работу в отеле.

— На вашем месте я бы не боялся столкнуться с ним. Его заведениями управляют менеджеры, а он только проверяет их время от времени. Райвл построил себе огромный особняк под Сакраменто, подальше от этих приисков.

— И подальше от меня. Я им сыта по горло за время путешествия, — добавила Либби.

Она вышла от Хопкинса и пошла вниз по улице. Хоть в городе многое изменилось, нищету и убогость Хенгтауна не удалось прикрыть новыми салонами и отелями.

Обрывки одежды, сломанные инструменты, банки из-под сардин и ямы, в которых неустанно копались люди, надеясь найти золото, — все оставалось прежним. Не было воды, чтобы промывать песок, и поэтому часть ям пустовала. Но золотоискатели: не сдавались. День и ночь они сооружали деревянные желобы, чтобы подводить воду, куда было нужно. «Да, должно быть, строительство обойдется в кучу денег», — глядя на желобы, размышляла Либби. Добывать золото стало так выгодно, что стали возникать предприятия, приносящие огромные прибыли. Пройдя немного, Либби почувствовала пьянящий запах от ладана, исходящий из китайского квартала. Либби с интересом разглядывала людей с востока, которые, казалось, не замечали ее присутствия. Некоторые расчищали ямы, брошенные другими старателями. Стоя на коленях, они копали, просеивали, снова копали, отбрасывая в сторону землю.

Либби услышала, как один парень радостно закричал и показал довольно большой самородок. Сразу к нему подбежали другие китайцы и начали копать около его ямы. На крыльце отеля появились несколько человек, которые подошли к китайцам.

— Эй, китаезы, что нашли?

Парень, нашедший золото, подозрительно посмотрел на них.

— Покажи, что там у тебя? — вытаскивая пистолет, спросил один из них.

Парень неохотно разжал кулак, показывая самородок.

— Хорошо, узкоглазый. А я думал, что вы можете только просить чаевые. Этот участок слишком хорош для грязных иностранцев. Так, ребята?

Другие, улыбаясь, навели оружие на попятившихся китайцев.

— Это не твой участок. Они все были брошены, — сжимая в руке самородок, выкрикнул парень.

— Не брошены, а оставлены на время.

— Он мой, я его нашел! — смело настаивал китаец. — Закон Соединенных Штатов защищает право собственности на землю.

Смех прокатился среди вооруженных парней.

— Закон Соединенных Штатов для американцев, а не для грязных китайцев.

— Извините, но китайцы не грязные. Они моются чаще, чем белые.

— Ты, вонючка. Убить китайца — то же самое, что убить оленя. Если ты не отдашь этот самородок, я выдерну для начала тебе ноги.

Китаец разжал пальцы и отдал самородок.

— А теперь вали отсюда. Если еще раз увижу тебя здесь, получишь пулю.

— Это Америка? — спросил китаец и получил удар по голове рукояткой пистолета.

— От него одни неприятности. Лучше сделать так, чтобы он их нам больше не доставлял.

Либби стала свидетельницей этой ужасной сцены, и она не могла оставаться безучастной.

— Оставь его! — закричала она.

Китаец, пытаясь спастись от ударов, закрыл лицо руками.

Либби, забыв об опасности, схватила парня, расправляющегося со своей жертвой.

— Прекрати! Это отвратительно! Ты позоришь Штаты! — закричала она.

Мужчины остановились и посмотрели на нее.

— Это сама леди Мак. Жаль, что вы стали свидетелем этой сцены, мэм. Но эти маленькие лисы берут то, на что не имеют право.

— Отпустите его! Вы и так получили целый самородок.

Она подошла к китайцу и протянула ему руку.

— Поднимайся и уходи скорее.

Парень, качаясь, поднялся и под хохот и удары поплелся по дороге.

— По крайней мере, хоть на пару бутылок наскребли, — послышался голос одного из нападавших.

Всю дорогу Либби не могла избавиться от ощущения, что ее преследуют. За спиной был слышен хруст веток, звук падающих со склона камней. Но когда она оборачивалась, ничего и никого не было.

Либби боялась, что кто-то из парней решил отомстить ей, и когда она добралась до хижины, то первым делом зарядила и положила рядом ружье. Иден и Блисс, съев фасоль с черствым хлебом, пошли спать. Их послушание больше всего беспокоило Либби. Казалось, что жизнь покидает их. Вымыв тарелки, она выплеснула грязную воду на улицу и, услышав шум, бросилась в хижину за ружьем. Между деревьев метнулась тень.

— Я знаю, что ты там. Выходи, а то буду стрелять, — крикнула она.

— Не стреляйте, — умоляюще попросил кто-то, и Либби увидела китайца, которого она только что спасла.

— Это вы? Что вам надо? — удивилась она.

Китаец благоговейно поклонился.

— Вы спасли мне жизнь. Ах Фонг благодарит мисс. Я останусь здесь у вас.

— Где здесь? У меня очень тесная хижина, — изумилась Либби. — Где ты будешь жить?

— Не волнуйтесь, — сказал Ах Фонг. — Я построю себе жилище и полностью буду принадлежать вам.

— Что ты хочешь этим сказать? — озабоченно спросила она.

— Вы спасли меня, и теперь моя жизнь принадлежит вам, — настаивал китаец. — Я — хороший слуга.

— Но мне не нужен слуга, мне нечем платить.

— Ах Фонгу не нужно платить. Ах Фонгу нужна только пища.

— Но у меня нет для тебя пищи, Ах Фонг. Я сама с детьми ем только фасоль, от которой мы часто прибаливаем.

— Да?

Ах Фонг положил на землю узелок и сказал, что он сделает все что нужно.

Либби вошла в хижину, оставив китайца на улице. «Уже темнеет и ему пора в город», — подумала она. Либби дала ему тарелку с рисом и фасолью. Она увидела, что китаец уже наполовину сделал небольшое укрытие от дождя. Он взял с уважением тарелку и поклонился.

На следующее утро китайца нигде не было видно.

В полдень Ах Фонг снова появился и вошел без стука в хижину. Он расстегнул рубашку и вывалил из-за пазухи на стол кучу разных растений.

— Ешьте, — сказал он, показывая на маленькие круглые листья.

— Что это? — спросила она.

— Хорошая еда, — сказал он и начал демонстративно жевать листья. Будете снова здоровы.

Потом показал на еловые ветки и сказал, что из них можно заварить для детей чай. Он отвел в сторону Либби, налил воды в котел, стал крошить туда еловые иголки. Детям чай не понравился на вкус, но на следующий день они выглядели лучше, и десны Иден прекратили кровоточить.

Потом Ах Фонг опять куда-то ушел, но вскоре появился с новыми листьями и корнями и провел остаток дня, расставляя вокруг хижины ловушки. К концу недели в ловушки попались кролик и белка, и Либби с ее новым соседом с удовольствием пожарили их.

Ах Фонг не сел обедать вместе с Либби, а взял тарелку с мясом и пошел есть в свою лачугу. Либби чувствовала себя неудобно, что ее сосед жил в таких условиях, хотя ей и нравилось, что китаец держится от нее на расстоянии. Он был слуга и жил как слуга. Она смотрела, как он ест палочками рис. «Настоящий джин из бутылки», — думала Либби, и это сравнение напоминало сказку об Аладдине и волшебной лампе, которую ей часто читала гувернантка перед сном.




22


Вскоре Либби убедилась, что Ах Фонг, когда он считал нужным, не боялся высказывать свое собственное мнение и теперь прямо говорил Либби, когда она была не права.

— Почему вы испортили кролика, перетушив его?

— Чтобы получился бульон.

— Бульон — да, но мясо стало как кожа.

Потом он отрезал от кролика кусок, посыпал его чесноком и положил салат. Вкус был потрясающий.

— В следующий раз, когда пойдете в город, зайдите к китайцам и возьмите у них специй, которые я вам запишу, и пища будет вкусной.

Ах Фонг стал заниматься готовкой. Девочки вскоре поправились, и у них появился на щеках румянец. Вначале они его боялись, но потом привыкли.

— Давай поиграем в лошадки, Ах Фонг, — попросила Блисс и залезла ему на спину. Ах Фонг быстро поскакал.

— Хватит, Блисс. Ах Фонг устал, — сказала Либби.

— Нет, Ах Фонг любит катать маленькую мисс.

Он стал следить и за огородом. Он ужаснулся, когда увидел грядку, на которой Либби что-то посадила.

— Что здесь вырастет? Нужен навоз для удобрения.

Они вместе с Либби ходили и собирали лошадиные лепешки. И вскоре на зеленых ростках появились белые цветки.

С приходом Ах Фонга все стало гораздо лучше.

Однажды Либби пошла стирать к ручью, протекавшему рядом с хижиной. Найдя тихую заводь, Либби начала полоскать белье в холодной воде. Место было поистине идиллическим. Ветви ивы почти касались воды, на одной из них сидел зимородок. Казалось, он наблюдал за Либби. Солнце стало припекать, и Либби захотелось искупаться. Она сняла платье и вошла в воду. Либби смеялась и прыгала в воде, брызгаясь во все стороны.

Ноги и руки начинало сводить от холода, и она вышла на берег. Либби улеглась на берегу и увидела четырех парней из города, которые разглядывали ее. Там они вели себя вежливо, но теперь в их лицах было что-то звериное.

— Посмотрите, парни, — сказал один из них, оценивающе глядя на тело Либби. Это был здоровенный детина с пистолетом на серебряном мексиканском поясе.

— Что мы сегодня поймали?

— Похожа на русалку, — добавил другой.

Либби оставалась спокойной.

— Вам не скучно здесь одной? — спросил один из парней.

— Ей нужна небольшая мужская компания, — произнес другой.

Пьяные парни глупо улыбались.

Либби прижала к груди стопку белья и попыталась уйти.

— Спасибо, скоро вернется мой муж, — сказала она, делая ударение на слове муж.

— Какой муж? — спросил парень с серебряным ремнем.

— Вы здесь одна, а мы давно живем без женщин.

— В городе есть официантки, — холодно сказала Либби. — Они с удовольствием вас развлекут.

— Да, но они стоят денег, — возразил самый молодой из парней.

— А деньги у нас появятся лишь тогда, когда сойдет вода.

Один из парней схватил Либби за юбку, когда она хотела уйти.

— Зачем платить за то, что можно взять так, — он дыхнул на нее винным перегаром.

Парень попытался схватить Либби, но споткнулся и упал.

Либби в страхе побежала к хижине.

Хижина оказалась запертой, и Ах Фонга с детьми не было.

«Наверное, пошли собирать травы», — подумала Либби, когда дрожащими руками открыла полог. Оказавшись внутри, Либби схватила ружье и зарядила его — это придало ей уверенности.

Она услышала шаги приближающихся мужчин.

— Не стесняйся, маленькая леди, тебе понравится.

— Не подходи! — закричала она, стоя за пологом. — Предупреждаю, у меня ружье и я пристрелю любого, кто войдет!

— О, у нее ружье?! Ну разве она не мила? — шутливо сказал кто-то из парней.

— Мы так боимся!..

— Мне нравятся горячие женщины, люблю, когда они сопротивляются.

Чья-то рука открыла полог, и мужчина в черном вошел в хижину.

— Ну же, лапочка, ты же не пристрелишь старого Барта?!

— Уходи, или я стреляю! — закричала Либби.

— Она не убьет и… — он хотел сказать муху, но выстрел прервал его.

Ожидание на его лице превратилось в удивление. Схватившись за живот, он свалился на пол. Другие остановились, ошеломленные. Либби, широко расставив ноги, целилась в них.

— У меня хватит патронов на всех вас. Забирайте своего дружка и уматывайте отсюда!

Очумелые парни вытащили бездыханное тело своего товарища и поплелись в сторону Хенгтауна.

«Я, наверное, убила его», — подумала она.

У Либби не было ни страха, ни чувства вины. Отложив в сторону ружье, она начала вытирать с пола кровь. Закончив уборку и попив чаю, она услышала голоса детей, вбежавших в хижину.

— Посмотри, что мы нашли! — закричала Блисс. — Ах Фонг говорит, что эти листья очень вкусные.

— Мам, я нарвала цветов, — добавила Иден, протягивая матери большой букет. Либби взяла его и улыбнулась.

— Что случилось, мисс? — почувствовав что-то, спросил Ах Фонг.

— А что могло случиться? Все прекрасно, — сказала она так громко, что китаец ушел, не говоря ни слова.

Около трех часов послышался цокот копыт.

Либби прислушалась. С четырьмя она справилась, но сколько их будет теперь.

— Залезайте под кровать, — скомандовала Либби детям, — и не вылезайте, пока я вам не разрешу.

Ах Фонг посмотрел на нее с удивлением.

— Держись в стороне, — сказала она ему.

Всадники выехали на поляну.

— Мы знаем, что вы там! — закричал кто-то. — Подними руки и выходи.

— Уходите отсюда! — крикнула Либби. — Я не знаю, кто вы, но вы меня не обманете. Мое ружье заряжено.

— Не глупи, ты окружена, выходи, пока не поздно.

— Что вы хотите?

— Это она? — спросил старший.

— Она.

— Поехали с нами. Ты арестована за убийство Барта Джексона.

— Но он напал на меня! — Это была самооборона, — гневно сказала Либби.

— Это вы скажете в суде, а теперь следуйте за нами.

Либби посмотрела на Ах Фонга.

— Позаботься о девочках.

— Не волнуйтесь, миссис. Закон на вашей стороне, — сказал китаец.

Ее посадили на коня, и они поскакали в город.

Либби везли как мешок картошки. От постоянной тряски все тело покрылось синяками. Наконец они въехали на центральную улицу Хенгтауна.

— Вот она! Мы ее схватили!

Всадники стреляли в воздух, и на улице начала собираться толпа. Кто-то вытащил стол со стульями. Либби сняли с коня и подтолкнули к столу. «Такой суд я уже видела, когда сюда приехала», — подумала она. Либби вспомнила мексиканку, на лице которой был страх и ужас, когда та поняла, что хотят с ней сделать. Либби посмотрела на столпившихся мужчин. Похоже, что они собрались на какое-то спортивное соревнование. И она поняла, что они жаждут увидеть еще одну казнь.

Пятеро судей заняли свои места. В центре сидел доктор, который в прошлый раз пытался вершить правосудие. Либби посмотрела на толпу, надеясь увидеть, хоть одно знакомое лицо.

— Назовите свое имя.

— Элизабет Гренвил.

— Элизабет Гренвил, вы обвиняетесь в убийстве Барта Джексона. Имеются свидетели, видевшие, как вы его убили. Слим здесь?

Один из людей сделал шаг вперед.

— Я вместе с Билли Бобом и Голландцем был там, — сказал он. — Она хладнокровно выстрелила в Барта.

— Это неправда, — начала Либби.

— Заткнись, пусть он говорит. Придет и твой черед.

— Как это случилось?

Мужчина посмотрел на Либби.

— Мы шли вдоль ручья. Барт предложил нанести ей визит, ведь она была одна, и мы решили узнать, как идут у нее дела. Мы крикнули ей, и она тоже что-то крикнула. Не знаю что, я не расслышал. Барт открыл дверь, вошел к ней и получил пулю, не успев сказать ни слова. Мы подбежали, а он уже лежит на полу мертвый, а она стоит с ружьем в руках. Она крикнула нам: «Забирайте его отсюда, или я прикончу и вас. Клянусь Богом».

Либби подбежала к столу.

— Не слушайте его, все было не так. Они хотели меня изнасиловать у реки и были пьяны в стельку. Я убежала в хижину и схватила ружье. Я говорила мужчине в черном, чтобы он не входил, а он только рассмеялся и сказал, что я не обижу и мухи. Он хотел выхватить у меня ружье, и я выстрелила. Я не хотела его убивать — это была самозащита.

Голос Либби задрожал.

— Это правда? Слим? Билли Боб? — спросил доктор.

Трое парней посмотрели друг на друга.

— Мы просто развлекались и не хотели причинять ей вреда. Это было убийство. Повесьте эту сучку.

— Вздернуть ее! — завопила толпа.

— Если это была самозащита, — кричал доктор, — женщина имеет право защитить свою честь!

— Да ее и пальцем никто не тронул! — заорал Слим. — У нее была навязчивая идея, что ее хотят изнасиловать.

— Если ее отпустить, она выстрелит в любого, кто на нее посмотрит.

— Правильно. Ее нельзя отпускать, — поддержала толпа.

Либби понимала, что они хотят ее повесить. Им не терпелось увидеть еще одну казнь. Неважно, виновна она или нет. «Дети останутся с Ах Фонгом», — подумала Либби. Узнает ли Хью о том, что она сделала ради него.

— Тащите ее к дереву! — послышались крики.

Они потонули в раздавшихся выстрелах и стуке лошадиных копыт.

Чьи-то руки схватили Либби и потащили, подняв над землей. Толпа приближалась к дубу. Кто-то уже закидывал веревку на сук.

— Подождите! Выслушайте меня! — кричала Либби. Но ее голос снова потонул в реве толпы.

Веревку наконец закрепили.

— Тащите ее сюда! — крикнул парень, держащий в руке лассо.

Либби с силой толкнули в спину, и она с трудом удержалась на ногах. Вспомнив лицо мексиканки, она поправила волосы и с ненавистью посмотрела на своих палачей.

— Вы животные! Здесь нет ни одного настоящего мужчины!

— Заткнись, много болтаешь! — послышался пьяный голос.

Кто-то накинул на ее шею петлю.

— Давай! — скомандовал кто-то. Вдруг пуля просвистела у ног палача.

Гейб Фостер встал с двумя пистолетами, закрывая телом Либби.

— Никто не двинется, пока я не договорю.

— Уберите его! Мы уже наслушались!

Гейб оставался спокойным.

— Я думаю, вы знаете, как я стреляю. Помолчите и выслушайте меня, — добавил он.

В толпе воцарилась тишина.

— Кто-нибудь из вас сталкивался с этой женщиной раньше? Ну и какое у вас от нее впечатление?

— Забитая и не любящая шутить со старателями… — пробормотал кто-то.

— Другими словами, — сказал Гейб, — она была тем, что вы называете настоящей леди. Я правильно говорю?

Из толпы раздались голоса.

— Но она убила Барта.

— А вы ожидали, что настоящая леди будет вести себя по-другому, если к ней пристанет банда пьяных мужчин? Разве она не имеет права на защиту своей чести? — глаза Гейба бегали по лицам старателей. — Вы здесь все одичали. Представьте, что на ее месте ваша сестра, мать. Вы хотите, чтобы они прошли через то, что испытала эта женщина? Вы обвиняете леди Мак за то, что она спасла себя от унижения и позора. Она жила одна с двумя маленькими детьми, и никто не помогал и не защищал ее, — он снова посмотрел на толпу. Несколько человек стояли, потупив головы.

— Эта леди не преступница, и вы это знаете, — продолжал Гейб. — Умоляю вас, не совершайте этой ужасной ошибки. Если вы не предотвратите это, тогда однажды Бог все увидит, и ваша дочь, сестра или мать будут также страдать, и вы поймете, что пришел ваш Судный день. Господь сказал: «Зло не остается безнаказанным!» Вы что, хотите поспорить с ним?!

Доктор протолкнулся сквозь толпу и подошел к Гейбу.

— Вы слышали его. Он говорит дело. Кто согласен, что она не виновна, поднимите руки, — сказал он.

Лес рук поднялся над толпой.

— Кто против?

Наступила тишина. Доктор подошел к Либби и снял петлю.

— Миссис, вы свободны, — сказал он.




23


Толпа стала расходиться. Либби стояла под деревом, не зная, что делать дальше, куда идти. Доктор, успокаивая, гладил ее по плечу.

— Я так рад за вас! Эту пьяную толпу невозможно убедить.

Он обернулся и посмотрел на Гейба.

— Благодарите этого джентльмена, что он спас вам жизнь.

Либби посмотрела на Гейба, глаза которого засветились от улыбки.

— Вы настоящий ангел-хранитель! — воскликнула она. — Как вы узнаете, что нужны мне?!

Гейб вложил пистолет в кобуру.

— Вы же знаете нас, ангелов. Мы парим над землей, играя на арфе, но в трудную минуту спускаемся вниз к людям.

— Почему вы так задержались на этот раз? — спросила Либби, не зная, радоваться или плакать. — Еще пару минут, и я бы болталась на суку.

— Нужно было снять крылья и белый балахон, — сказал Гейб и обнял Либби. — На самом же деле я спал у себя: в отеле и услышал крики на улице.

— Вы остановились здесь в отеле? — спросила она. — Это же отель Шелдона Райвла, — с отвращением добавила Либби.

— Да, он попросил меня устроить здесь казино.

— Но я думала, вы презираете этого человека.

— Конечно, — сказал Гейб и повел Либби к отелю. — Но он предложил хорошие деньги, и я не вижу причин, чтобы не избавить Райвла от части его денег. У меня прекрасный номер, бесплатное питание и доля от игорного бизнеса. Я собираюсь пригласить вас туда. Вам необходим стаканчик бренди, чтобы прийти в себя.

Либби не возражала, и вскоре они очутились в роскошном вестибюле с пальмами, кожаными креслами и медными плевательницами. В углу вестибюля разместился бар.

— Бутылку лучшего коньяка в мою комнату, Карло! — крикнул Гейб бармену.

— Хорошо, мистер Фостер.

Поднявшись по лестнице, Либби очутилась в хорошо обставленном номере. Она осторожно села на софу, обитую красным плюшем, и Гейб подкатил к ней маленький столик.

— Что вы хотите поесть в своей новой жизни? Устрицы, стейк, форель?

Либби закрыла лицо руками и истерически захохотала.

— Этого не может быть! Пару минут назад у меня на шее была петля, а сейчас вы предлагаете устриц!

— Нужно, пока можно, радоваться жизни. Мне кажется, что вы это поняли. Что же заказать Карло? Устрицы, стейк, бренди?

— Гейб, мне нужно идти к детям. Они так напуганы. С ними только Ах Фонг.

— Ах Фонг?

— Это мой слуга-китаец, — сказала Либби. — Он живет рядом с моей хижиной с тех пор как я спасла ему жизнь.

— Ну тогда все в порядке, — заулыбался Гейб. — Когда придет Карло, я попрошу его послать кого-нибудь в вашу хижину и сказать, что вы немного задержитесь. Хорошо?

Либби кивнула головой. Скоро появился Карло с коньяком, и Гейб отдал нужные распоряжения.

Он поднес к губам Либби бокал с янтарным коньяком.

— Вам будет лучше, после того как вы осушите его.

Либби поперхнулась, но послушно выпила коньяк, и Гейб встал, чтобы зажечь свечу. Либби заметила, как на столе появился серебряный поднос с супницей на белой салфетке. Гейб откупорил шампанское и налил в бокалы.

— Лучшее лекарство от расшатанных нервов — это ужин с шампанским, — сказал он.

— Удивительно, но мои нервы в порядке, — сказала Либби, — несмотря на события этого дня.

— Если бы я знал, что вы сделаны из другого теста, я бы никогда к вам не подошел в Новом Орлеане, — улыбаясь, сказал Гейб. — Пусть же все беды останутся позади, — поднимая бокал, продолжил он.

Они ели молча, но когда Либби подняла голову, то увидела, что Гейб не сводит с нее глаз.

Острый стейк, чипсы с морковью и груши в бренди, коньяк — все это казалось каким-то сном.

Мерцавшие свечи делали происходящее еще более неправдоподобным.

Да, она была на волосок от смерти, и сейчас чувствовала себя как человек, который чуть не утонул, и для которого каждый глоток воздуха казался чудом.

— Думаю, что подкрепившись, вы прочтете свою обычную речь о морали и долге и сбежите от меня, — сказал Гейб.

Либби встала и подошла к окну.

Вдалеке виднелись очертания холмов на фоне серого неба: то тут, то там вспыхивали и затухали огоньки костров золотоискателей.

— Я жила со своим моральным долгом, но он не защитил меня, — решительно проговорила Либби. — Я бы умерла страшной смертью, если бы вы не рискнули ради меня, — она обернулась и посмотрела на Гейба. — Ах Фонг сказал, что его жизнь принадлежит мне, потому что я спасла его. Может, это и правильно. Тогда моя жизнь принадлежит вам.

Гейб облокотился на спинку стула.

— Если вы хотите остаться здесь из чувства благодарности, то лучше вам этого не делать. Вы мне ничем не обязаны, Либби.

Она медленно подошла к нему.

— Вы знаете мои чувства к вам, — сказала она. — Вы правы, завтра нас может и не быть, и этот вечер, может больше не повториться. И если я уйду, то буду жалеть об этом всю свою оставшуюся жизнь.

Она начала медленно расстегивать пуговицы платья. Гейб остановил ее.

— Я сам это сделаю. — Потом в нетерпении произнес: — Почему у вас, женщин, так много пуговиц?

— На вашей рубашке их тоже немало, — смеясь, сказала Либби.

— О, я могу ее снять через голову, не расстегивая их, — сказал он и одной рукой сбросил сорочку.

Либби восхитилась его обнаженным торсом, с удовольствием рассматривая его мышцы и волосатую грудь. Она улыбнулась и сбросила платье.

— И почему вы, женщины, носите так много одежды. Может, вам холодно? — его руки жадно спускались к ее поясу.

— Я раньше никогда не разрешала мужчинам видеть меня голой, — отвернувшись, сказала Либби. — Хью всегда был такой деликатный, и мы всегда переодевались в своих спальнях.

— Наверное, это скучно, — смеясь, сказал Гейб. — Но такого тела, как у тебя, нельзя стесняться.

Он положил ей на плечи руки и повернул Либби к себе.

— Зачем скрывать то, что доставляет столько удовольствия, — Гейб дотронулся кончиком пальца до соска и начал расстегивать ремень от своих брюк.

— Извини меня за нетерпеливость, не могу больше ждать, — он приподнял ее, как пушинку, и понес на кровать.

Либби никогда не испытывала ничего подобного. У нее все горело внутри. И она изгибалась, прижималась к его груди, целуя его подбородок, шею, уши. Она вскрикнула, не понимая, приятно ей или больно. Потом забылась в огне страсти, смеясь, чувствуя, что мир разлетается вдребезги. Гейб тяжело вздохнул и упал на Либби.

Они лежали как одно целое, потом Гейб, опершись на локоть, нежно посмотрел на нее.

— Ты всегда смеешься, когда занимаешься любовью?

— Нет.

— И даже с Хью? — спросил Гейб.

— Никогда! Я раньше не знала, что от этого можно получить такое удовольствие, — сказала она.

— Мастерство приходит со временем, — сказал Гейб. — В следующий раз у тебя лучше получится. Я с удовольствием стану твоим учителем, — сказал Гейб. — То, чему я тебя научу, продлит твою жизнь, — сказал он. — Как мы могли бы вместе зажить, Либби! Я скоро разбогатею, брошу играть и построю дом в Сан-Франциско. Мы сможем путешествовать. Тебе не кажется это замечательным?!

— Очень! — ответила Либби. — Но я не смогу сказать «да», пока не найду Хью.

— Но ты любишь меня. Разве ты чувствовала что-нибудь подобное с Хью.

— Не чувствовала. У меня такое впечатление, что я спала всю жизнь, и только сегодня проснулась и поняла, что такое настоящая любовь.

Он наклонился и поцеловал ее в лоб.

— Я много раз говорил, что люблю, но это была ложь. Сегодня я могу сказать правду. Я люблю вас, Либби Гренвил, и не хочу с тобой расставаться. Утром я заберу твои вещи из хижины, и мы будем жить здесь.

Либби закрыла рот ему ладошкой.

— Не будем о будущем. Кто знает, что будет завтра.

— Но я могу увезти тебя туда, где ты будешь в безопасности? — спросил Гейб.

— А как же моя картошка? Я собиралась на ней сколотить «состояние». Здесь гнилая картофелина стоит доллар.

Гейб засмеялся.

— Нажить состояние на картошке? Мне это нравится. Кто кроме моей сумасшедшей Либби мог до этого додуматься? Мы попросим твоего преданного китайца присмотреть за ней, если она тебе так необходима.

— Быть с тобой — вот что мне необходимо, — она положила голову ему на грудь, и он обнял ее.

— Я никогда тебя больше не покину, — сказал Гейб.




24


Либби раскрыла глаза от яркого солнечного света, залившего всю комнату, не понимая, где она находится. Она повернулась и потрогала одеяло — Гейба не было.

— Гейб, — тихо позвала она, с трудом вспоминая события прошлой ночи.

Она на самом деле лежала с ним в объятиях, и он говорил, что никогда ее не бросит. Ей снова хотелось быть рядом с ним.

«Я прожила жизнь, не зная, что значит быть по-настоящему счастливой и удовлетворенной. Он самый замечательный человек», — подумала Либби.

Обойдя комнаты, она заметила, что все прибрано. Одежды Гейба не было, и Либби вспомнила, как, не сказав ни слова, сбежал Хью.

«А может, я ему уже неинтересна? Нет, — покачав головой, улыбаясь, сказала Либби. — Он не тот человек, чтобы сбежать, не попрощавшись. Гейб не скрывает того, что любит меня и хочет меня».

Либби старалась не думать о будущем и, закончив осмотр номера, снова легла на мягкие, пуховые подушки. Через мгновение появился Гейб с подносом.

— Ты уже встала, а я хотел разбудить тебя поцелуем.

— Ну тогда я снова засну, если ты хочешь, — улыбаясь, проговорила Либби и закрыла глаза.

— Ну вот, я уже сплю.

Гейб поставил поднос и осторожно на цыпочках, наклонившись, поцеловал Либби в лоб. Она открыла глаза и поцеловала его в губы.

— Я принес завтрак, милая, — сказал Гейб, ускользая от ее объятий. — Не возбуждай меня, а то яичница с ветчиной остынет. Кроме того, — продолжал он, приподнимая Либби, — в приличных домах этим не занимаются перед завтраком. Ты помнишь Бостон.

Он потянул ее с кровати.

— Гейб, я без одежды, я не могу встать.

Гейб рассмеялся, дал ей свой шелковый халат и потащил ее в гостиную.

— Надеюсь, вам это нравится, мадам?!

— После фасоли все кажется замечательным.

— Забудем о фасоли, — серьезно сказал Гейб. — После завтрака мы наймем лошадь и съездим за детьми.

Либби открыла рот, но Гейб приложил палец к ее губам.

— Никаких или, но… это — приказ. Оставь тебя без присмотра, ты тут всех перестреляешь. Оставлять тебя одну опасно для населения. Я собираюсь взять тебя под свою опеку, пока мы решим, что делать дальше. Не говори о том, что подумают люди. Пусть думают то, что им хочется. Здесь ты будешь чувствовать себя в полной безопасности.

— Надеюсь, ты не собираешься быть моим боссом?

Гейб рассмеялся.

— Если это будет касаться твоей безопасности, то да.

Либби притворилась, что занята завтраком.

«Он любит меня и хочет обо мне заботиться», — она готова была расплакаться.

Умывшись теплой водой с мылом и вытеревшись полотенцем, она наконец вспомнила, что такое цивилизация. Ей хотелось одеть какое-нибудь новое платье, а не эти самодельные тряпки. «Я правильно поступила, — подумала Либби. — Побывав в лапах смерти, я стала другим человеком, который не задумываясь принимает решения и строит планы».

Либби расчесала волосы и связала их сзади ленточкой, замечая, что она стала похожа на школьницу с веснушками и большими, задорными глазами. Так она выглядела перед тем, как выйти замуж за Хью. Гейб пошел осмотреть лошадей, сказав ей, чтобы она догоняла его. Когда Либби проходила мимо ресторана, она увидела двоих мужчин с седлами в руках. Один из них догнал ее и спросил:

— Извините, мэм, вы не та женщина, которая ищет англичанина?

— Да, — покраснев, ответила она, думая, что они видели, как она поднималась в номер Гейба.

— Вы его нашли?

Она отрицательно покачала головой.

— У меня есть для вас новость, — заулыбался небритый парень. — Я еду с юга из Соноры и, когда ночевал в одном лагере Ангела, то слышал историю о парне, сломавшем ногу. Он пролежал всю зиму. Рассказывают, что он настоящий джентльмен, но такой худой, что ветер, того и гляди, сдует его. Его прозвали джентльмен Джим. Это он?

У Либби забилось сердце, и она не смогла сказать ни слова.

— Да, похож…

— Тогда вы сможете найти его в отеле лагеря Ангела, — сказал золотоискатель.

— Спасибо вам, — пролепетала Либби.

Мужчины приподняли шляпы.

— Всегда к вашим услугам, мэм. Мы думаем, что он будет счастлив вас увидеть.

Она отошла от незнакомцев и, оказавшись на улице, побежала в конюшню. Гейб как раз выводил двух красивых жеребцов. По ее лицу он понял, что что-то произошло.

— Что такое? — поддерживая споткнувшуюся Либби, спросил он.

— Я только что говорила с людьми, которые видели Хью.

— Точно его?

— По описанию похож, — ответила она. — Они сказали, что у него сломана нога и он пролежал в кровати всю зиму. Он находится на юге в лагере Ангела.

— Лагерь Ангела? Я был там. Хорошее игорное место.

После небольшой паузы Гейб спросил:

— И что ты собираешься делать.

— Я должна ехать.

Гейб кивнул.

— Да, должна.

— Все это было сном, чтобы быть реальностью.

— Может, это не сон, — сказал Гейб.

— Может, но я поеду.

— А я только что нанял коня. Какая удача, уезжай прямо сейчас.

— Мы можем дать знать Ах Фонгу, что меня не будет пару дней?

— Я сам к ним поеду, — сказал Гейб.

Либби очертила круг на земле носком ботинка.

— Ты не хочешь поехать со мной?

— А ты хочешь?

— Да, это же так далеко.

— Либби, ты слишком многого от меня хочешь. Я не хочу привозить женщину, которую люблю, к ее мужу.

— Я знаю, что прошу многого, — плача, проговорила Либби. — Это потому, что я хочу оставаться с тобой как можно дольше.

Гейб с тоской посмотрел на нее.

— Ты знаешь, что ради тебя я готов на все, поехали, у нас впереди еще два дня пути. Я только пошлю кого-нибудь в твою хижину.

Гейб отдал ей поводья, а сам пошел в отель.

Либби смотрела ему вслед, думая, а сможет ли она без него жить?

День выдался хороший. Молодая травка покрыла холмы, и под лучами солнца они были как на картинке. Оранжевые головки мака покрыли склоны холмов, а гигантские золотые и черные бабочки неустанно порхали над ними. В кронах высоких сосен и вековых дубов раздавалось пение птиц. Либби и Гейб скакали под сияющим солнцем, и их тени то сливались, то расходились, когда кто-нибудь из них пришпоривал коня.

Гейб пристально смотрел вдаль. Она знала, что не следовало просить его ехать вместе с ней, но отпустить Гейба не было сил. Впереди показалась равнинная местность, и Либби с ужасом вспомнила, как им приходилось преодолевать горы и ущелья, когда они добирались до Калифорнии. Временами пейзаж напоминал Новую Англию с коровами и овцами, пасшимися на полях, и маленькими белыми церковками, гнездившимися в низинах.

Дорога то спускалась, то поднималась на холмы. Местами приходилось преодолевать бурлящие потоки, у которых работали раздевшиеся до пояса старатели. Время от времени попадались поселения, некоторые из них состояли из палаток, а некоторые, такие как Эльдорадо и Плимут, уже превратились в настоящие города. Одни были пусты, а в других было много бездельников, сидящих у отелей или копавших прямо на улицах.

Либби заметила нескольких женщин. Их усталые, загоревшие лица выглядывали из палаток и кричали на детей. На одной из больших палаток была табличка: «Меблированные комнаты Ма Вайта. Все удобства. Умеренные цены». Внутри каморки были забиты золотоискателями. Около маленькой печки на столе месила тесто женщина средних лет. Она устало улыбнулась Либби и вытерла рукой тесто, прилипшее к лицу.

Во второй половине Либби и Гейб доехали до Саттера, в котором было много отелей. Гейб критически взглянул на отели, которые занимали чуть ли не всю улицу.

— Какой тебе нравится? — спросил он.

— Ты не против, если мы перекусим немного, а потом поедем дальше.

Ты что, так уж хочешь сегодня добраться до места? Мы не успеем, даже если будем гнать лошадей.

Либби улыбнулась ему.

— Я просто не хочу видеть эти отели, незнакомых людей. Погода теплая, и мы можем переночевать под открытым небом подальше от всей этой суеты.

— Как хочешь, — сказал Гейб.

Поев, они снова пустились в путь и скакали, пока солнце не стало заходить, заливая долины блестящим розовым светом.

— Сакраменто, должно быть, там, — сказала Либби.

— Немного дальше, на север, — ответил Гейб.

— Такая громадная пустошь, — сказала она. — Столько земли и не вспахано.

— Здесь ничего не растет, — ответил Гейб. — Весной вода все заливает, а летом нет ни капли дождя. Все калифорнис держат скот и даже не пытаются ничего сажать.

— Калифорнис?

— Так прозвали мексиканцев, которые первыми здесь появились. У них здесь большие земли, хотя сейчас они пустуют. Все бросились за золотом.

Либби вздохнула.

— Я бы хотела иметь здесь свой дом. Тут себя чувствуешь так, как будто ты на краю земли.

— Слишком далеко от цивилизации, — сказал Гейб. — Чем я здесь буду зарабатывать на жизнь?

Поднялся ветер, и Гейб придержал рукой шляпу, чтобы не сдуло.

— Остановимся здесь, а то скоро стемнеет, — предложил Гейб.

— Давай разложим одеяла под тем дубом и будем сидеть и смотреть на заходящее солнце.

— Ваше желание для меня закон, — галантно произнес Гейб.

Он спрыгнул с коня, снял Либби и повел их к дубу. Расседлав коней, он пустил их пастись, а сам принес седла и положил их у искривленного ствола дерева.

— Удобно? — спросил он, когда они оба сидели, подложив седла под спину.

— Так удобно, как только может быть. Гейб, мне не нужно было просить тебя ехать со мной. Я — эгоистка, у меня не было права…

Гейб потянулся и взял ее за руку, не сказав ни слова.

Красный шар солнца исчезал в дымке за горизонтом. Небо меняло свой цвет, становясь то розовым, то светло-голубым. Деревья потонули в сгущающихся сумерках.

— Надеюсь, что ты не жалеешь? — спросил Гейб.

— Думаю, что да, но мне же нужно ехать как можно быстрее.

— Я имею в виду ночевку. Ведь еще ранняя весна и еще довольно холодно.

— У меня есть ты, чтобы меня согреть. Обними меня покрепче, Гейб.

Он взял Либби за плечи и прижал ее к себе. Либби положила ему на плечо голову. Помолчав немного, Либби сказала:

— Гейб, я хочу сказать тебе, что не любила и не полюблю никого так, как я люблю тебя. Что бы ни случилось, помни об этом.

— Тогда почему же мы едем к твоему мужу? — спросил он. — Мы не в Бостоне. Здесь всем наплевать, разведена ты или нет.

Либби горько вздохнула.

— Гейб, я не могу ничего решить, пока не увижу его.

— Если мы рождены для счастья, друг для друга, то зачем отказываться от этого.

— Я люблю тебя, Гейб, но долг иногда превыше счастья. Многие солдаты хотели бы уйти с фронта, но они остались, потому что это был их долг.

— Черт возьми, Либби, не ханжествуй. Он от тебя убежал, и ты ему ничего не должна. Если бы ты осталась дома, ты уже нашла бы ему вполне достойную замену. А может, он уже сошелся с какой-нибудь мексиканкой.

— Не надо, Гейб, — отстраняясь от него, сказала она. — Я действительно пока не знаю, как поступить.

— Все очень просто, — ответил Гейб. — Если мы найдем Хью, то ты должна сказать, что любишь другого человека и будешь жить с ним в Сан-Франциско.

— Я бы хотела, чтобы все было так просто. А если он возьмет детей в Бостон, а я останусь с тобой, не имея на них никаких прав?

— Я не знаю, — сказал Гейб и ударил кулаком по седлу. — Надо что-то решить, мы ведь любим друг друга!

Он поцеловал ее в губы так сильно, что Либби вскрикнула от боли. Они легли на траву.

— Я не могу отпустить тебя, — шепнул ей в ухо Гейб. — Обещай, что скажешь ему все.

— Я сделаю все, что могу, я тоже не могу жить без тебя.

Обнявшись, они уснули.

В полдень на следующий день они уже спускались по холму к лагерю Ангела. В городе действительно было несколько отелей, множество магазинчиков и деревянные тротуары.

— Я был прав, когда говорил, что здесь золото течет рекой, — сказал Гейб.

Гейб посмотрел на игральные столы с девушками-крупье.

— Совсем неплохое местечко.

Либби ничего не сказала.

Гейб соскочил с коня.

— Подожди здесь, я постараюсь что-нибудь разузнать.

Либби кивнула головой, и Гейб пошел в бар. Скоро он появился и, помахав ей рукой, закричал:

— Отель Ангела на той стороне улицы!

— Неплохо, — сказал он, подводя коней к новому зданию с балконами и ковровой дорожкой у входа.

Гейб помог Либби сойти с коня.

— Я присмотрю за лошадьми, — сказал он. — В таких местах никому нельзя доверять.

Либби глубоко вздохнула и пошла к отелю. Она позвонила.

— Чем могу служить? — спросила миловидная женщина, вытирая руки о передник, как будто ее оторвали от стирки.

— Я знаю, что у вас живет англичанин и думаю, что это мой муж, я приехала сюда, чтобы присоединиться к нему. Вы знаете его имя?

Женщина улыбнулась.

— Они не называют имен. Его здесь знают как Джима. Вам лучше самой его увидеть. Он сейчас на крыльце, вон там.

Либби последовала за ней.

— Я знаю, что он сломал ногу, — сказала Либби.

— Да, он был между жизнью и смертью, когда его принесли сюда. Он был без сознания и у него был сильный жар. Я присматривала за ним, но у него началась гангрена. Ногу хотели отрезать, но появился замечательный доктор и вылечил его. Сейчас Джим ходит с палочкой.

Либби открыла дверь и посмотрела на долину, видневшуюся вдали. У стены стоял ряд плетеных кресел. На одном из них сидел молодой человек, который казался спящим. Его перебинтованная нога лежала на стуле. Черные кудри свисали ему на глаза.

Либби остолбенела.

— Это он, — прошептала она. — Хью, — Либби прикоснулась к его руке.

Он проснулся и открыл глаза.

— Что вы хотите?

— Хью, это я, Либби.

— Либби? — озадаченно спросил он.

Либби жалобно посмотрела на хозяйку отеля.

— Доктор сказал, что при сотрясении мозга он потерял память.

Либби была в смятении. «Он даже меня не помнит. Я свободна и могу вернуться к Гейбу, но я не могу бросить его в таком состоянии. Я его жена и нужна ему как никогда». И в Либби Гренвил, урожденной Парсон, победило чувство долга. Она снова дотронулась до него.

— Хью, это я — твоя жена!

Хью сморщил лоб, пытаясь вспомнить.

— Либби? — он потряс головой. — Моя жена в Бостоне.

Либби взяла его за плечи.

— Хью, посмотри на меня. Разве ты меня не узнаешь?

Он пристально разглядывал ее лицо.

— Либби? Это в самом деле ты? Что ты здесь делаешь? Не могу поверить своим глазам, — Хью снова затряс головой, чтобы убедиться, не спит ли он.

— Я мечтал тебя увидеть. Умирая, я надеялся, что ты придешь и спасешь меня.

— Вот я пришла, я чувствовала, что тебе нужна моя помощь. Я искала тебя целую зиму.

— И как ты меня нашла? — засмеявшись, сказал Хью. — Это — чудо. Не смотри, что я плачу. Я думал, что никогда не выберусь, потому что мне некуда было идти.

— У меня есть хижина, — сказала Либби. — Я пришла забрать тебя домой.

По щекам Хью текли слезы, и он не утирал их.

— Это чудо! Я думал, что не увижу больше тебя. Я думал, что умру как дурак и неудачник, и тебе будет лучше без меня.

— Не говори так, — мягко сказала Либби.

— Мы выберемся отсюда, и ты выздоровеешь.

— Да, теперь у меня есть для чего выздоравливать. Мы вернемся в Бостон к нашим девочкам.

— Они не в Бостоне, они со мной, — сказала она.

— Иден и Блисс здесь? — Хью закрыл руками лицо. — Это все ради меня…

— Собирай вещи и поедем домой. Ты можешь скакать на лошади?

— С тобой я все могу, — с трудом поднимаясь, ответил Хью. Отмахиваясь от помощи, он подошел к двери и обернулся.

— Ты не исчезнешь? Я не могу в это поверить!

Либби смотрела, как он поднимается вверх по лестнице, и когда он завернул за угол, она вышла из отеля и увидела сидевшего на скамейке Гейба.

Он встал и, посмотрев ей в лицо, понял все.

— Это он? — спросил Гейб.

— Да, он чуть не умер. Я не могу его оставить в таком состоянии. Его нужно отвезти домой.

— Понимаю.

— Нет, ты не понимаешь, — недовольно сказала Либби и схватила его за рукав. — Я чувствую, что разрываюсь. Я не хочу терять тебя и не могу оставить его. Пойми…

— Я пытаюсь.

— Если ты меня любишь, уходи лучше сейчас.

— Хорошо, — сказал Гейб. — Прощай. Ты меня больше не увидишь. Я уеду из Хенгтауна.

— Куда? — спросила Либби.

— В мире есть много мест, где карточный игрок может заработать. Здесь тысячи городков старателей, а Сан-Франциско, говорят, что это вообще город греха.

— Я никогда не забуду тебя, Гейб! И никогда не перестану думать о тебе.

— Я тоже, Либби. Мы уже попрощались прошлой ночью, и мне нечего больше сказать.

Он отвязал лошадь и прыгнул в седло. Пустив коня в галоп, он исчез в облаке пыли.

Либби вернулась в отель.

— Я забираю его домой, — сказала Либби хозяйке.

— Я посмотрю, сколько он мне должен, — открывая книгу посетителей, сказала она. — Четыреста сорок долларов.

— Четыреста сорок? — ужаснулась Либби.

— Он находился здесь четыре месяца.

— А когда он сюда попал, у него были деньги?

— Когда его нашли, у него было немного золота, но все ушло на оплату доктора и лекарства.

Либби посмотрела на потолок, собираясь с духом.

— У меня нет таких денег. Я могу отработать.

Слабая улыбка показалась на лице хозяйки.

— Я помогла бы вам, но не я владелица отеля. Я управляла им раньше, но один джентльмен с Востока сделал мне хорошее предложение, оставив меня присматривать за ним. И он приказал без уплаты никого не отпускать.

— Вы хотите сказать, что вы не отпустите Хью, пока мы не заплатим.

— Так говорит мистер Райвл.

— Шелдон Райвл? Он владелец?

— Вы его знаете? — спросила хозяйка. — Говорят, что он скоро станет самым богатым человеком на приисках. Он все здесь скупил, но до чего ж тяжелый человек.

— Где его можно сейчас найти? — спросила Либби. — Может, мы с ним договоримся?

— Может, — с сомнением сказала женщина. — Как он скажет, так я и сделаю. Он был здесь пару дней, а сейчас уехал куда-то в Колумбию скупать новые земельные участки.

— Это далеко? — спросила Либби.

— Около двадцати миль. Вы можете обернуться за день.

— Тогда я еду. Где комната мужа, мне нужно ему сказать, что я уезжаю.




25


Колумбия представляла собой большой лагерь, расположенный в небольшой долине в окружении холмов. Въезжая в город, Либби услышала звук работающих машин, который доносился с гор. Шелдон Райвл, как всегда с сигарой во рту, наблюдал, как бригада рабочих устанавливала металлический рельс. Подходя, Либби снова почувствовала отвращение к этому мерзкому человеку. В отличие от взъерошенной, усталой Либби, Райвл выглядел почти аристократом. Она не привыкла много ездить верхом и, сойдя с лошади, еле держалась на ногах.

На его лице появилось подобие усмешки, когда он узнал Либби.

— А я гадал, где и когда вы появитесь. Удивлен, честно говоря. Нашли мужа?

— Да, спасибо, — с холодной вежливостью ответила Либби.

— Вы меня искали или это совпадение?

— Мне нужно с вами поговорить о муже.

— А что с ним?

— Он живет в вашем отеле, и управляющая говорит, что он не уедет, пока не заплатит четыреста долларов.

— Ох, должно быть, он ел и пил больше, чем мог себе позволить, ну, да это его проблемы.

— Мистер Райвл, все, что я прошу, это подождать немного. Он не сможет заплатить такую большую сумму.

— Тогда пусть идет и работает, как другие, — фыркнул Райвл.

— Где?

Райвл вскинул голову.

— Посмотрите, старатели копаются на каждом клочке земли. Добыча золота скоро станет самым выгодным делом. Уже сейчас мы научились добывать золото в горах. Я установлю машины и буду добывать золото. Ваш муж может работать в моей шахте.

— Не будьте идиотом! Я же сказала, что он чуть не умер, и сейчас еле ходит и не сможет работать в шахте, — не в силах сдерживаться, выпалила она.

— Мистер Райвл, разрешите мне взять его домой, а я дам вам расписку, что выплачу деньги.

— Как?

— У меня есть идеи, как заработать кучу денег.

— Богатый золотом участок?

— Почти. У меня скоро будет урожай. Вы знаете, сколько здесь стоят овощи?

Райвл рассмеялся.

— Вы ошибаетесь, если думаете, что я такой мягкосердечный. Овощи, вы говорите? Буря, нашествие кроликов или мышей, и вашему урожаю конец. Леди, на них вы денег не сделаете.

— Может, я одолжу денег у того, кому моя идея не покажется бессмысленной, — сказала она. — Подождите немного, это все, что я прошу. Работа сейчас убьет моего мужа, и тогда уж вы точно никогда не получите своих денег.

Райвл критически осмотрел Либби.

— Я всегда смогу использовать вас.

— Где? В шахте? — спросила Либби.

Райвл громко рассмеялся.

— Нет, в одном из моих салонов. У меня не хватает девочек по вызову. И когда старатели намоют золото, они захотят того, о чем так мечтают, вкалывая день и ночь!

Либби, глядя на Райвла, думала, что есть люди, которых можно так смертельно ненавидеть. Если бы у нее в эту минуту был пистолет, она, не задумываясь, пустила бы ему пулю в лоб.

— Вы предлагаете мне стать проституткой?

— Конечно, — сказал Шелдон. — Вы не уродина. Если вас приодеть и напомадить, вы будете неплохо зарабатывать. Кроме того разнообразие тоже не помешает, а то здесь одни мексиканки, а некоторые любят кожу цвета лилии.

— Какой вы отвратительный человек. Вам, наверное, доставляет удовольствие, когда кто-нибудь мучается.

— Признаюсь, что мне будет приятно видеть королеву, которую поставили на место. Не ломайтесь. Пришло время посчитаться. Я получу большое удовольствие, когда увижу, что вас будет иметь любой, у кого есть деньги.

— Я уезжаю домой, — сказала она, — и вернусь с деньгами. Я лучше убью себя, чем буду работать в одном из ваших притонов.

— А ваш друг, Гейб Фостер, так не считает, — Райвл улыбался, наблюдая за реакцией Либби. — Он — разумный человек, и когда дело касается денег, Фостер идет на все. Он и сейчас работает на меня.

— Скоро вы узнаете, что он ушел от вас, — радуясь удивлению Райвла, сказала Либби.

— Кто это сказал?

Либби улыбнулась.

— Мистер Райвл, вы думаете, что все знаете?! Это не так. Я скоро верну вам деньги.




26


В Хенгтауне Либби решила получить в банке кредит. Но ей сказали, что кредит могли дать под участок, но не под грядку овощей.

«Интересно, Гейб у себя в номере или уже уехал?» — подумала Либби. Она боролась с искушением подняться к нему в номер, но потом решила заглянуть к Марку Хопкинсу.

— Рад, что ваша голова при вас, — улыбаясь, сказал Марк. — Я был по делам в Сакраменто, а когда вернулся, то все говорили, что вас тут чуть не повесили — не могу в это поверить.

— Было дело, — ответила она. — Но сейчас у меня опять неприятности.

Она рассказала ему всю историю.

Марк с состраданием посмотрел на нее.

— Я знаю этого Шелдона Райвла. Он хотел купить мой магазинчик, а я вежливо попросил его убраться.

Марк переминался с ноги на ногу.

— Я бы помог вам, но мне надо ехать в конце месяца в Сакраменто, чтобы встретить пароход и разгрузить, заплатив за перевозку наличными.

— Вы можете мне одолжить денег? — спросила Либби. — Я верну их к концу месяца.

— Но ваша картошка не вырастет так быстро.

— Я найду денег, только бы заплатить Райвлу и забрать мужа. Клянусь, я найду выход.

Марк Хопкинс посмотрел на Либби.

— Вся наша жизнь — игра. Если вы вернете деньги, мне не нужно будет отправлять в Сан-Франциско ящики с лопатами.

— Я не подведу вас, мистер Хопкинс, — сказала она. — Вы знаете, что это для меня значит.

Через пару дней Хью уже был в хижине с детьми.

— Ты меня поражаешь, Либби, — оглядывая хижину сказал он. — Ты все это сама сделала? Никто в Бостоне не поверит.

— В Бостоне мой папа всегда говорил мне, что делать, и посылал маму присматривать за мной, — Либби устало улыбнулась. — А здесь это вопрос жизни или смерти.

Хью потянулся и взял Либби за руку.

— Как я мечтал об этом моменте, — сказал он, продолжая держать ее руку, как будто тонет. — Лежа при смерти, я слышал, как они говорили, что мне надо отрезать ногу. Я сказал себе, брось бороться и умри до того, как это начнется, но думая о вас с девочками, я твердил себе, что надо жить.

Либби сжала ему руку. Она накрыла его одеялами, решив не говорить ему о деньгах. Хью даже не представлял, что она его выкупила.

— Они были очень добры ко мне в лагере Ангела, — сказал он. — Хозяйка ухаживала за мной как за сыном. Я хочу ее как-нибудь отблагодарить. Будет здорово, если мы пошлем ей немного шелка или шаль из Англии, когда мы туда доберемся. А сейчас я напишу ей записку или даже сочиню поэму. У тебя есть бумага?

— Бумага? — едва сдерживаясь, спросила Либби.

Казалось, что Хью не заметил, что Либби вспыхнула, и, откинувшись на подушку, продолжал:

— Странно, но я не написал ни строчки, пока болел. Единственным моим стихотворением, которое я сочинил за четыре месяца, была эпиграмма на самого себя:









Поэт Хью Гренвил стал кормом червей,

засыпан землей под тенью ветвей.








Не слишком здорово, но прямо в точку. Им действительно пришлось меня откапывать. Может быть, я смогу написать книгу, описав то, что я испытал. Да, я начну прямо сейчас. Бумагу, Либби!

«Хью думает, что здесь только тем и занимаются, что сочиняют стихи. Мы здесь чуть не умерли с голоду». Не ответив ему, Либби пошла смотреть огород.

— Есть надежда, что она вырастет за пару недель? — спросила она Ах Фонга.

— Сейчас картошка как горох. Нужно подождать еще месяц.

— Нужно как-то заработать деньги, — добавила Либби. — Мы сможем наловить перепелов и кроликов.

— Я пытаюсь, — ответил китаец, — но лес забит старателями, которые постреляли всю живность.

Либби начала трудиться с утра до ночи: она выпекала хлеб и каждое утро продавала его золотоискателям, пекла пироги из дичи, которые Ах Фонг продавал, стирала и штопала по ночам.

— Ты себя убиваешь, — сказал ей Хью, когда Либби заснула с рваной рубахой в руках. — Тебе не следует так много работать.

— А что мне делать? — не выдержав, спросила Либби.

— Что ты имеешь в виду?

— То, что кто-то должен выплатить деньги за твое проживание в отеле. И только я могу это сделать, — жалея о сказанном, добавила Либби.

Его лицо омрачилось.

— Ты хочешь сказать, что моего золота не хватило? Участок давал хорошие деньги, пока я не начал копать песок, которым засыпало меня после обвала. Когда я попал в отель, у меня была сумка с золотом.

— Его не хватило, — сказала Либби. — Не беспокойся, это не твоя вина.

На следующее утро Либби узнала, что он пошел намывать золото. Смертельно устав, Хью вернулся. Повязки были в крови, и Либби с трудом сдерживалась, чтобы не разрыдаться.

— Не делай больше таких глупостей, — сказала она и подала ему кружку с чаем. — Тебе еще рано начинать работать.

— Ты права. Вся река забита народом. Вся земля на несколько миль застолблена под участки.

— Постарайся выздороветь, — добавила Либби.

— Но я хочу помочь. Меня ужасает, что ты работаешь как простая кухарка.

— Это то, что я сейчас и есть, ничего не поделаешь.

— Лучше бы ты осталась в Бостоне. Жила бы как нормальный человек.

— Что бы ты тут без меня делал? — спросила Либби.

— Вкалывал бы в шахте Райвла, пока не умер. Я бы работал, как проклятый, лишь бы ты оставалась дома. Ты меня, наверное, ненавидишь, Либби?

Она вспомнила лицо Гейба, но постаралась его забыть.

— Господи, как я рада, что ты жив!

Хью посмотрел на нее с восхищением.

— Ты прекрасно выглядишь, — сказал он, — Такая цветущая и полная сил, — он посмотрел на свернувшихся калачиком, спящих на полу девочек. Либби уложила Хью на кровать, а сама легла в углу за печкой.

— Они тоже выглядят замечательно, — Хью посмотрел на Либби. — Не ложись сегодня с ними, — обнимая ее, проговорил он. — Я хочу снова почувствовать, что значит держать тебя в своих объятиях.

— Но твоя нога! — запротестовала Либби.

— Ничего, — прошептал он и положил голову ей на грудь.

— Так хорошо, — прошептал он.

Лежа ночью с Хью, Либби пыталась заставить себя что-нибудь к нему почувствовать. «Через пару дней Хью поймет, что между ними больше нет взаимности», — ужаснувшись, подумала она.

«Ты мой муж, и я поклялась перед алтарем, что буду любить тебя, но мне было восемнадцать тогда, и я не знала, что говорю, неужели Господь наказал меня за то, что я хочу жить по-своему», — размышляла Либби.

В последующие дни Хью, несмотря на протесты с ее стороны, начал готовить и стирать, иногда, усложняя работу еще больше.

— Я хочу чувствовать, что я еще на что-то годен. Дай мне еще раз замесить тесто. У меня получится, — говорил он.

Несмотря на работу семь дней в неделю, денег еще не хватало, а месяц уже заканчивался.

Либби снова вспомнила предложения Райвла и Большого Джорджа. «Будет ли это большим грехом, если она продаст свое тело, чтобы выплатить долг?! Все равно Гейб уехал, и с ним умерло мое тело», — думала Либби. Пусть мужчины забавляются с трупом. Эта мысль не покидала ее, когда она замешивала и взбивала тесто, или стирала и шила.

«Работаю с утра до ночи, выбиваясь из последних сил, а денег не хватает. А здесь пару ночей в кровати, и кошелек полон».

Она слышала, что девочки из салона зарабатывают по сотне за ночь.

Либби решила идти к Большому Джорджу. По крайней мере, по калифорнийским стандартам, он — приличный человек. Он отберет ей приличных клиентов, и никто об этом не узнает.

Утром она оделась и причесалась.

— Ты уходишь? — спросил Хью.

— Да, у меня дела в городе.

— Какие дела?

— Нужно договориться об отстрочке долга, — отрезала она.

Вдруг вбежал Ах Фонг и закричал:

— Посмотрите на картошку! — китаец начал танцевать как сумасшедший. — Я выкопал ее, она уже выросла.

Либби подбежала к грядке, на ней лежали коричневые картофелины, величина которых была больше гусиного яйца.

— Картошка! — вскрикнула Либби. — Как здорово! А еще есть?

— Сейчас выкопаем и остальную.

Либби набрала картошки и пошла в город продавать.

Уже из первых двух лагерей золотоискателей Либби вернулась с 35 долларами в кармане. Огород стал давать хороший доход, и в последний день апреля Либби полностью выплатила долг Марку Хопкинсу.

Ах Фонг не разрешал выкапывать всю картошку сразу, так как хотел держать цену на нее.

Новость о картошке быстро распространилась по лагерям, и люди стали приходить сами. Только что выкопанная картошка тут же продавалась. Китаец решил сторожить огород по ночам, чтобы никто не позарился на картофелину ценой в один доллар.

— Мы останемся на зиму без картошки, — пожаловался Ах Фонг.

— Тогда надо что-нибудь вырастить летом, — сказала Либби. — Что будет лучше расти в таком климате?

— Дыни — они растут как сорняки. Лук еще хорошо растет, — подумав, сказал он.

— Схожу к Марку и узнаю, где здесь можно раздобыть семян.

— Может, у моих земляков есть семена? — предложил Ах Фонг. — Я схожу в город.

Китаец вернулся с семенами.

Либби решила посадить семена фасоли, оставшиеся от ее запасов, и скоро над землей показались новые зеленые ростки. Марк Хопкинс сказал Либби, что все овощи по-прежнему поступают из Чили, но в Сакраменто есть брокер, который может помочь.

— Нужно еще что-нибудь посадить, — сказала Либби Ах Фонгу. — Марк сказал, что я могу купить семена в Сакраменто.

— Нужно больше земли. Нет смысла покупать мало. Больше посадим, больше вырастим и продадим.

— А где я возьму землю? Мы почти все засадили!

— Копайте вокруг хижины, — ответил китаец. — Я все сделаю.

Взяв деньги, Либби отправилась в Сакраменто.

Сакраменто был похож на все города, которые она здесь видела, правда, он был немного больше. В центре построили ряд больших зданий, но в основном город состоял из хижин и палаток. На стенах домов остались следы грязи от весеннего половодья, а на улицах валялись куски водорослей, гнившие под палящим солнцем. Пристань была забита судами, среди которых были большие речные пароходы, шхуны и лодки. Все вокруг было завалено грузами. По-видимому, часть непроданного товара испортилась, и теперь гниющие куски мяса, груш и рыбы своим запахом привлекали крыс и мух. Когда она проходила в поисках продавца мимо этого смрада, Либби чуть не вырвало.

Брокер построил склад, чтобы хоть как-то спасти портящиеся продукты, но, войдя внутрь, Либби поняла, что это было бесполезно, потому что внутри деревянного здания было еще жарче, чем на улице.

— Вам нужны семена? У меня есть только кукурузные. Правда, они уже долго лежат и вряд ли они взойдут.

Либби купила то, что он посоветовал: фасоли, гороху и луку. Оставшиеся деньги пошли на покупку двух мешков муки, яблок и груш, которые так хорошо шли в пироги прошлой осенью. Жара стала невыносимой, и у Либби на лбу появилась испарина — ей стало плохо. Все поплыло, и Либби упала в обморок. К ней сразу подбежало несколько человек.

— Вы в порядке, миссис? — спросил молодой человек.

— Да, — сказала Либби.

— Вам лучше полежать в комнате — там прохладнее. После паводка появляются вспышки холеры и тифа, — добавил старик.

Либби села.

— Я лучше поеду побыстрей домой. Мне стало лучше, — сказала она.

Всю дорогу страх заболеть не оставлял ее. Либби преследовал тот же липкий, тошнотворный запах, который она почувствовала перед тем, как упасть в обморок. «Я не могу позволить себе заболеть», — думала она. — Теперь, когда все в порядке и дела идут хорошо, не хотелось бы свалиться от какой-нибудь холеры».

Стало прохладней. Подбадривая себя, Либби добралась до хижины, почувствовав себя опять здоровой.

Ах Фонг обрадовался и уже показывал, где они посадят кукурузу, а где лук. В последующие дни все пятеро сажали семена. Вечером, когда было все сделано, Ах Фонг пел песню о семенах, а девочки пританцовывали. Либби устало улыбалась, глядя на них.

— Отдохни, — сказал Хью. — Может, теперь будет полегче.

— Я буду стирать и шить. Нельзя надеяться на овощи, — вздохнув, сказала она.

Она так устала, что готова была проспать целую неделю. Еще этот липкий запах.

«Нужно все же сходить к доктору, — решила Либби, — а то заражу кого-нибудь из своих». И она отправилась в Хенгтаун.

— Счастлив вас видеть. Наша предыдущая встреча была в менее приятной обстановке. Какие-нибудь жалобы на здоровье? — спросил доктор.

Либби описала обморок в Сакраменто и странное чувство, преследующее ее.

— Мне нужно знать, не больна ли я. У меня дети, и я не хочу их заразить.

— Каждый микроб переносится здесь рекой, а вода только что сошла, — объяснил он.

Он тщательно осмотрел Либби, и когда она снова оделась, он показал ей жестом сесть.

— У вас нет лихорадки. Скажите, когда у вас в последний раз была менструация?

— Что? — покраснела Либби. — Нерегулярно, давно не было.

Доктор покачал головой и, улыбаясь, добавил:

— У меня для вас приятная новость.

Либби с удивлением посмотрела на него.

— Вы хотите сказать, что у меня будет ребенок?!

— Дорогая, разве это сюрприз?! Вы встретили своего мужа после долгой разлуки… Поздравляю вас, — протягивая для пожатия руку, добавил он.

— Да, — стараясь улыбаться, проговорила Либби. — Спасибо, доктор.

— Надеюсь, что я вас увижу через восемь месяцев? — весело спросил он.




27


Новость, что у нее будет от Гейба ребенок, ошеломила Либби, но она почувствовала какую-то радость. Она трогала рукой живот.

— Теперь я буду всегда о тебе помнить, — произнесла она вслух.

Через месяц Либби сказала о ребенке Хью, который очень обрадовался. «Хорошо, что мы с ним занимались любовью, и он будет думать, что ребенок от него», — размышляла Либби.

— На этот раз будет мальчик, — сказал Хью. — Я уверен в этом.

Либби иронически улыбнулась. Все устроится в этом мире, но только сердце не сможет привыкнуть.

«Овощи растут, дети растут, Хью выздоравливает, малыш уже бьет ножкой — все живет. Все — кроме меня».

Дни становились длиннее и теплее, и Либби с Ах Фонгом все время проводили на огороде, который буйно рос и давал надежду на высокий урожай.

Узнав о ребенке, Хью запретил жене стирать. Через месяц появились ростки кукурузы, дыни, а лук начинал цвести. Фасоль уже продавали, и у Либби появились постоянные клиенты. Ах Фонг следил за огородом как за ребенком. Он постоянно пропалывал грядки. Для подвода воды китаец прорыл ложбины от ручья, протекавшего чуть выше.

Пироги, которые пекла Либби, готовы были купить оба отеля Хенгтауна, но иногда ей не удавалось их донести, потому что старатели раскупали их по дороге.

— Если бы у нас была большая плита. Может, я куплю кирпич, чтобы построить новую, когда продадим урожай, — говорила она Хью.

— Но, Либби, эти овощи должны избавить тебя от такого труда. Ты же не хочешь всю жизнь печь пироги?

— Я хочу твердо стоять на земле, — сказала она. — Овощи капризны. Одна буря или животные могут оставить нас без огорода. А мои пироги сейчас идут очень хорошо. Сейчас надо делать то, что можешь.

— Но в твоем положении нужно отдыхать, — настаивал Хью.

Либби вышла из хижины, оставив его сидящим на кровати.

— Либби, подумай о себе, — сказал он вдогонку. — Ты так изменилась — в Бостоне ты была такая веселая, беззаботная.

— Мне не надо дома было думать о том, что моя семья может умереть с голоду.

Хью подошел сзади и обнял ее, целуя в шею.

— Скоро все будет хорошо. Если будет хороший урожай, мы сможем, продав его, уехать в Англию. У нас будет свой дом, и мы воспитаем наших детей настоящими аристократами.

— Это было бы неплохо, — вежливо согласилась она.

— Ты хочешь этого? — спросил он.

— Я не знаю, чего хочу, — сказала она.

— Ты кажешься несчастной. Ты что, не рада ребенку?

— Нет, я очень его хочу!

— Уверен, родится мальчик, — Хью снова обнял ее и начал гладить живот.

— Не надо.

На лице Хью промелькнула обида, и Либби почувствовала за собой вину. Она подошла и взяла его за руки.

— Прости, Хью. Я на пределе и не знаю, как расслабиться.

— Либби, скоро все кончится, и мы будем вспоминать об этом, как о страшном кошмаре, — Хью посмотрел на проходившего мимо хижины Ах Фонга, напевавшего режущую слух китайскую песню.

— Надо построить Ах Фонгу хороший дом, — сказала она. — Я присмотрю старые материалы в городе, а то эта хижина хороша только летом, а зимой в ней не очень приятно, особенно когда ее продувает ветер.

— Ты думаешь, что мы не уедем отсюда этим летом? — спросил Хью.

— Нам нужно приготовиться к худшему, — сказала она. — Путешествовать с грудным ребенком будет трудно.

— Как ты хочешь, только бы не волновалась.

«Если бы ты знал…» — подумала Либби.

Нога Хью заживала, и он начал перевозить урожай, привязывая коробки с овощами к мулу.

То, что не брали золотоискатели, скупалось в отелях. К середине августа у хижины появились новые стены из бревен, и уже можно было навесить настоящую дверь. Ах Фонг построил позади грядок небольшой домик, а на счету в банке было уже три тысячи долларов.

Хью узнал о расписании отплытия судов из Сан-Франциско. Либби разрывалась на части. Одна ее часть не хотела всю жизнь прозябать в хижине, а другая не могла допустить мысли, что она никогда больше не увидит Гейба, если они уплывут в Англию.

Когда Либби слышала, как Хью рассказывает детям о новой жизни, о том, как они будут кататься на пони и учиться танцевать, Либби уходила в огород помогать Ах Фонгу вырывать сорняки.

Август выдался на редкость жарким и сухим. Ручей высох, и для полива огорода приходилось носить воду с речки. Впятером они выстраивались в цепочку и передавали ведра как по конвейеру.

Часть урожая уже собрали, и Либби думала, смотря на освободившуюся землю, что бы еще посадить.

Она в своем положении тяжело переносила жару. Узкие и вспотевшие платья прилипали к телу, затрудняя движения.

— Нужно себе купить что-нибудь попросторнее, — сказала она Хью.

— Не волнуйся, перед отплытием в Сан-Франциско мы сошьем тебе в ателье прекрасное платье. Тебе пора привыкать к цивилизации.

— Снова носить корсеты, — задумчиво сказала Либби.

— И делать прически, — добавил Хью. — А то с такими волосами ты выглядишь на пятнадцать лет старше.

— Будет трудно опять ко всему привыкать.

Тут Хью взялся и за девочек.

— Либби, ты их портишь, — возмущался он.

— Пусть они будут здоровы и счастливы, — сказала она.

— Они не будут несчастны от того, что я их попрошу есть с закрытым ртом и не хватать пищу как звери. Сиди прямо, Блисс. Английская леди не должна сутулиться.

— Я не хочу, — уставилась на него Блисс. — Мне больше нравится мистер Фостер. Жаль, что он не наш папа.

— Кто этот Фостер? — заикаясь, спросил Хью.

— Это человек, помогавший нам всю дорогу, — ответила Либби.

— Он все еще живет здесь?

— Не имею ни малейшего понятия, — сказала Либби, пытаясь выглядеть безучастной.

Хью уловил что-то в ее голосе и спросил:

— Он — джентльмен?

— Нет, если смотреть с твоей точки зрения, он картежник.

— Не удивительно, что он не навестил нас, с тех пор как я здесь. Женщине с твоим воспитанием невозможно общаться с картежником.

Инцидент был исчерпан, и Хью больше не вспоминал о Гейбе. Он стал вырабатывать у девочек хорошие манеры.

— Не волнуйся об этом, — сказала Либби. — Они всему научатся в Англии, привыкли общаться с золотоискателями и думают, что так и надо себя вести. Увидев английского джентльмена, они захотят быть похожими на него.

— Надеюсь, — вздохнул Хью.

Блисс, сверкая пятками, понеслась по тропинке. За последние месяцы она здорово выросла и совсем не походила на ту бледную, худую девочку из Бостона.

— Посмотри на нее, — говорил Хью. — Она как индейский ребенок бегает босиком. Ее тетки в Англии умрут от разрыва сердца, когда ее увидят.

— Мама, папа, к нам скачут всадники, — на бегу крикнула Иден.

— Как они выглядят? — нервно спросила Либби. Они никогда не рассказывала о том, что ее чуть не повесили.

— Они с оружием и в форме, — доложила дочь.

— Может, это новая партия золотоискателей? — предположил Хью.

— Я слышал, что они часто одеваются по-военному. Пора везти овощи в город, пока они не испортились под солнцем. — Он подошел к мулу и стал прикреплять к нему коробки и мешки.

Лязганье уздечек и топот от копыт были слышны совсем рядом. И через мгновение группа хорошо вооруженных людей появилась рядом с хижиной.

Либби увидела, что позади одетых в форму всадников была разношерстая компания, скакавшая на худых лошаденках и мулах.

— Мы сюда не за овощами приехали, — сказал стройный человек с обветренным лицом. — Мы приехали за вашим мужем.

— Муж, что он сделал? — удивилась Либби.

— Ничего. Он нам нужен на время. Индейцы на Севере начали войну, — добавил другой. — Они убили несколько поселенцев и сожгли пару городов. Мы собираем отряд, чтобы дать урок этим шалопаям.

— Думаю, что Хью не пойдет. Он был болен и теперь хромает.

— Это тот, который разводит овощи? — сухо спросил человек в форме.

Либби утвердительно кивнула.

— Скажите ему, чтобы он собирался.

— Он не пойдет с этими индейцами. Поищите кого-нибудь другого.

Человек в форме подвел поближе коня и показал значок.

— Кавалерия Соединенных Штатов, — сказал он. — Я уполномочен набирать в случае необходимости рекрутов. Скажите мужу, чтобы он собирался.

В этот момент появился Хью.

— Что случилось, Либби?

— Хью, они хотят, чтобы ты воевал с индейцами.

— Нет уж, увольте, — ответил он.

— А я вас и не прошу, — сказал офицер. — Вас забирают в приказном порядке в армию, мистер, собирайтесь.

— Я гражданин Великобритании и не имею обязательств перед вашим законом.

Офицер сунул руку в карман и вытащил бумагу.

— В приказе сказано: «Любой годный к строевой службе». Они не указывают на гражданство. Собирайтесь, или я пристрелю вас на месте.

— Вы не понимаете! Он не совсем здоров! — хватая за уздцы его коня, закричала Либби.

— Мэм, все будет кончено через пару дней. Я не прошу его ехать на Северный полюс. Если соберем побольше сил, мы быстро разобьем этих дьяволов, и все благополучно вернутся домой… Но если мы спустим этому племени, то другие его поддержат, и я не могу ручаться за безопасность ваших детей.

Хью подошел к Либби и отвел ее в сторону.

— Все нормально, дорогая. Если я должен, то пойду.

— Возьми ружье, — сказала Либби.

— Мы его сами вооружим, — сказал офицер. — Все что нужно, это стрелять.

Когда Хью вышел из дома, его лицо стало бледным, но спокойным.

— Не волнуйся, — сказал он. — Я уверен, что это ненадолго. Присмотри за девочками и… за нашим сыном.

— Хорошо.

Хью нежно поцеловал ее и забрался на мула.

Колонна двинулась, он обернулся и послал Либби воздушный поцелуй.

Неделю спустя Либби сообщили, что индейская стрела выбила Хью из седла, и он погиб под копытами лошадей.




28


Либби с удивительным спокойствием восприняла новость о гибели Хью. Но все же чувство вины за смерть мужа, с которым она прожила девять лет, мучило Либби. Она жалела его и скучала, но сердце ее не было разбито. «Такая бесполезная, глупая смерть», — думала она. Либби в сопровождении кавалерийского офицера съездила на могилу мужа, похороненного в каньоне среди холмов и гор. Офицер предложил перезахоронить останки мужа в месте, которое она выберет.

«Бедный Хью», — думала она, глядя на крест и свежий бугорок земли.

Либби решила перевезти тело мужа в Англию, но потом передумала. Ведь он хотел вернуться с триумфом или вообще не возвращаться.

Либби потеряла к огороду всякий интерес.

— Вы собираетесь бросить эту землю, когда я положил туда столько навоза? — спросил Ах Фонг.

— Возможно, что мы скоро уедем, а поэтому бессмысленно выращивать овощи.

— Бессмысленно давать расти сорнякам. Может, мы посадим капусту, тогда зимой будут деньги.

— Делай что хочешь, Ах Фонг, — сказала Либби.

Смерть Хью тронула всех жителей. Люди останавливались по дороге в город и выражали свое соболезнование, некоторые что-то дарили, иногда даже самородок.

— Для девочек, — говорили они.

Либби привезли дров и дали вместо утерянного мула нового.

Среди посетителей-соболезнующих был и Марк Хопкинс. Он выглядел очень презентабельно — хороший костюм, золотые часы на цепочке.

— Вернувшись в город, я узнал о случившемся, — сказал Марк. — Мне очень жаль. Я надеялся, что наконец-то у вас все будет нормально.

— Спасибо, что вы пришли.

— Что я могу для вас сделать?

— Я там буду чужой, — сказала Либби, — снова носить корсеты.

Марк засмеялся.

— Понимаете, о чем я? — спросила она. — Я уже привыкла к этой жизни без запретов и формальностей светской жизни. Я даже забыла, как есть вилкой.

— Вы останетесь здесь?

— Не знаю, — ответила она. — Это неподходящее место для воспитания детей. Нет даже школы, все так далеко.

— Сейчас здесь золотой бум, — добавил Марк, — но скоро все отсюда разъедутся.

— И что вы предлагаете?

— Сан-Франциско. Я как раз еду туда и пришел с вами попрощаться. Магазин я продал. У меня теперь база в Сакраменто — оттуда я буду поставлять сюда товары. А сейчас ищу место в Сан-Франциско и хочу вложить деньги в бизнес. Я советую вам сделать то же самое.

— Собственность в Сан-Франциско? — спросила Либби.

— А почему бы и нет. Сейчас там можно купить землю за гроши, а потом, когда разрастется, мои участки, которые я собираюсь купить, будут стоить миллионы. Либби посмотрела на него в восхищении.

— Вам действительно нравится рисковать.

— Это единственный способ, который доказывает, что ты живешь. Риск, конечно, есть. Для начала нужно иметь на плечах голову, а я думаю, что она у вас есть.

Либби улыбнулась, с удовольствием приняв комплимент.

— Но я слышала, что Сан-Франциско — это коррупция и насилие.

— Это скоро пройдет, — сказал Хопкинс. — Я уверен, что вы получили этим летом хорошую прибыль. Разрешите мне превратить ваши деньги в миллионы. Я думаю, вы удивитесь тому, как быстро они удвоятся, а потом утроятся.

— Не знаю, не могу решиться. Когда я сюда приехала, я была решительной и упрямой, но после смерти мужа мне кажется, что я превратилась в мумию.

— Я понимаю. Время — лучший доктор, — мягко сказал Хопкинс.

— Мне кажется, что я могла бы уговорить их тогда. Хью был слишком слаб, чтобы скакать на коне. Я должна была попросить доктора дать справку об освобождении от военной службы.

— Эта страна не для таких, как Хью. Таких, как он, она сжирает и выплевывает кости. Он должен был быть таким, как мы, чтобы выжить.

— Мне казалось, что я выносливая, но теперь я не знаю, что хочу. Мне сейчас все безразлично.

— Дайте время. Родите ребенка, а потом решайте. Я вам оставлю свой адрес в Сан-Франциско. Найдите меня, если решитесь туда ехать. Может быть, вам в вашем положении будет лучше перезимовать там? Хорошие доктора, хорошие продукты, комфорт.

— Может, вы и правы, — сказала Либби. — Я подумаю.

— Только недолго.

Марк пожал ей руку.

Однажды она увидела струйку дыма, поднимающуюся над долиной внизу. Для обычного костра он был слишком велик.

— Ах Фонг, посмотри! Огонь!

Китаец подбежал и посмотрел на дым.

— Это в городе. При таком ветре он быстро распространится. Дым становился то черным, то белым, то серым. Либби почувствовала запах горелой древесины, который донес до нее ветер.

— Мне это не нравится, огонь идет в нашу сторону, — сказал Ах Фонг.

— Наверное, его затушат, — сказала она.

Либби услышала звон колокола, ржание лошадей, треск падающих стен и крики людей. Она все еще раздумывала, когда к ней подскакал человек и закричал:

— Весь Хенгтаун в огне, и он распространяется так же быстро, как я скачу. Уходите, пока не поздно.

— Куда? — завопила Либби.

— Спускайтесь к ручью! Там все перекопано и нет растительности! По меньшей мере, вы сможете зайти в воду, если подступит огонь.

Он ускакал, чтобы предупредить остальных.

— Девочки у ручья? — спросила Либби у китайца.

Они там нашли небольшой пруд и пропадали целыми днями.

— Да, мисс, — ответил Ах Фонг и уставился на приближающийся пожар.

— Беги к ним. Ты помнишь мель в середине. Там можно встать, — сказала Либби. — А я в хижину.

— Не оставайтесь здесь долго. Огонь движется быстрей, чем скачет лошадь.

Либби решила все бросить, — она взяла ружье, остаток патронов и волчьи шкуры, подаренные Гейбом, и побежала вниз по склону.

— Мам, огонь ведь не дойдет до нашей хижины? — спросила Иден.

— Надеюсь, что нет, — она посмотрела вокруг в тревоге. — А где Блисс?

— Она там, играет в камешки.

Либби оглядела пляж.

— Блисс! — закричала она и услышала звук приближающегося огня. — Где она может быть?

— Может, она побежала к своей кукле? — сказала Иден и испуганно уставилась на мать. — Она спросила о том, сгорит ли наш дом или нет, а потом сказала, что не хочет, чтобы и ее кукла сгорела.

— И ты ей разрешила уйти.

— Я не видела, как она ушла, — плача, сказала Иден.

— Ах Фонг, я иду, — сказала Либби.

— Мисс, вы не ходить, я ходить для вас! — закричал китаец.

Не поднимая юбок, Либби пошла по воде, потом, тяжело дыша, вскарабкалась на холм, осматривая кусты, которые росли рядом с тропинкой к хижине.

Огонь подступал, и уже был слышен треск горящих деревьев.

Казалось, что вся долина превратилась в ад.

— Блисс, иди к маме! — хрипло закричала Либби и побежала к хижине.

Дверь была открыта, и Либби увидела сидящую на полу Блисс.

— Я не могу найти ее туфель, — держа в руках куклу, жаловалась малышка.

— Быстро со мной!

— Но у куклы нет туфельки, — уворачиваясь от Либби, сказала Блисс. — Ее надо найти.

— Ты что, хочешь сгореть? — Либби шлепнула ее.

Блисс захныкала, и Либби с трудом выволокла упиравшуюся дочь из дома. Огонь преградил путь к реке и уже охватил полполяны. Она осмотрелась в панике, опустив Блисс на землю.

— Не оставляй меня! Я буду слушаться! — вскрикнула Блисс.

Либби сбегала в дом и вернулась с ведром воды. Облив дочь и себя, она подбежала с дрожащим ребенком к дуплу дуба. Протолкнув внутрь дочь, Либби залезла сама. Языки пламени жадно лизали ствол дерева. Накрывшись мокрой тряпкой, Либби и Блисс спасались от искр и дыма, который проникал во все щели. Одна из веток упала с треском на землю. Либби чуть не потеряла сознание и, чтобы глотнуть воздуха, сняла тряпку. Огня не было, одна выжженная земля чернела вокруг.

— Все в порядке, Блисс. Огонь прошел, — сказала она.

Выбравшись, Либби посмотрела в сторону хижины. На ее месте остались только плита и груда обгоревших бревен.

— Все сгорело, — плача сказала Блисс.

Либби тоже заплакала.

«Я не плакала, когда умер муж, а плачу теперь, потому что потеряла свой дом», — думала Либби.

Она понесла босую Блисс к ручью.

— Я говорил, что не нужно волноваться, — сказал Ах Фонг, и Либби заметила, что он смахнул рукой слезу, думая, что она не видит.

В эту ночь они спали на отмели, не зная, куда идти. Никого не было видно. Она не смогла заснуть и теперь лежала, думая о будущем.

«Лишь бы не потерять ребенка», — успокаивала себя Либби, чувствуя острую боль в животе. К утру боль утихла, но в боку по-прежнему кололо. Она смотрела на восходящее, солнце с чувством радости, как будто она только что выиграла долгую и тяжелую битву. Она чувствовала, что ребенок жив.

Утром перед ними предстала опустошенная картина. Везде чернели обгоревшие стволы деревьев и кустов. Только на одном из больших дубов остались зеленые листья. В воздухе чувствовался запах горелой древесины. Либби с детьми и Ах Фонгом пошли к хижине.

— О, мама, все, ради чего ты работала, исчезло, — сказала Иден. Слезы катились по ее черным от копоти щекам.

— Не плачь, дочка. У нас еще есть деньги в банке, чтобы все начать сначала.

— Миссис собирается построить новый дом? — спросил Ах Фонг.

Либби увидела видение: она и Гейб стоят на холме и смотрят вдаль.

— Нет, только не здесь, — сказала она. — Мы найдем другое место. Поедем на юг, туда, где еще не пробовали моих пирогов. Там есть много городков, да и климат мягче. Мы подыщем там место для постройки дома.

— Значит, мы не поедем в Англию? — спросила Иден.

— Это тебя расстраивает?

Иден сжала губы.

— Я хочу увидеть папин дом и пони, но не буду учиться светским манерам.

Либби рассмеялась и прижала дочку к себе.

— Ты так же думаешь, как и я, — проговорила она.

— Конечно, если мы останемся здесь, надо будет нанять для вас гувернанток, а то вы совсем одичаете.

— Хорошо, — сказала Иден. — Если не надо будет носить туфель… если ты вырастишь много овощей, то купишь мне пони.

Либби опять улыбнулась.

— Мы вырастим столько овощей, что сможем накормить всю Калифорнию. И станем самыми богатыми женщинами штата.




29


От Хенгтауна почти ничего не осталось. Только большой сейф в конторе Фарго, да кирпичные трубы возвышались над почерневшей землей. Глядя на наскоро поставленные тенты, Либби почувствовала, что все действительно ушло в прошлое. «Слишком много радости и горя довелось здесь испытать», — подумала она с грустью.

— Если хочешь, то оставайся здесь со своими земляками, — сказала она, обратившись к Ах Фонгу.

— Вы не хотите рядом Ах Фонга? — с удивлением спросил тот.

Либби рассмеялась.

— Конечно, хочу. Без тебя я бы не выжила, но я хочу, чтобы ты знал, что ты свободен и можешь сам распоряжаться своей судьбой.

— И куда я пойду? — спросил китаец.

— Не знаю, может, снова искать золото.

— Зачем мне это делать? — поджав губы, спросил он. — Здесь нет места для китайцев. Нам разрешают копать там, где уже все перекопано. А я люблю выращивать овощи. Как вы будете работать без меня на новом огороде?

— С трудом, — улыбнулась Либби. — Но с этого момента ты не мой слуга, а управляющий фермой, понятно? И будешь получать хорошую зарплату.

Пару дней спустя они уже спускались в только что купленной повозке дорогой, по которой Либби ездила раньше с Гейбом. Она не могла себе представить, как это трудно ехать по дороге, где каждый метр земли связан с воспоминаниями. Здесь они видели зимородков, а здесь остановились, чтобы напоить лошадей, и Гейб так осторожно снял ее с седла, как будто она была хрустальной.

— Если бы он был здесь, — вслух сказала Либби, вспомнив, что он говорил о приисках на юге. — Не из-за него ли я так стремлюсь туда? Могу ли я надеяться на многое? — спрашивала она себя.

Либби без труда нашла место, где они переночевали с Гейбом в прошлый раз. Вздыхая, она смотрела на равнины, открывающиеся внизу.

— Здесь будем строить дом? — спросил Ах Фонг.

— Да, а что? Ведь здесь так красиво…

— Плохая почва, но мы попробуем, — ударяя землю носком ботинка, сказал китаец.

— Мы только что прошли ручей, который не засыхает даже в такую сушь.

— Нам нужна ровная земля, чтобы на ней оставалась вода — надо спускаться вниз.

— Но я хочу здесь построить дом, — настаивала Либби.

— Мы спустимся вниз и найдем ровную поверхность, а вы можете построить дом немного выше, — вздыхая, сказал он.

Либби улыбнулась.

— Хорошо, так и сделаем.

Либби, осторожно управляя повозкой, спустилась по холму и выехала на поляну, окруженную ивами.

— Это, должно быть, подойдет, Ах Фонг. Ровная, как раз для огорода, а дом я построю рядом с рекой. С одной стороны он будет смотреть на ивы, а с другой на равнину.

— Когда весной река выйдет из берегов, она может затопить дом. Посмотрите, вон как в этом году размыло! — Он показал размытый участок берега, на несколько метров превышающий уровень воды.

— Все будут думать, что это твой дом, а не мой, — устав от спора, отрезала Либби.

— Ну стройте здесь! Желаю вам благополучно добраться до Сакраменто, — отворачиваясь, сказал китаец.

— Хорошо, делай по-своему.

Они бродили вверх и вниз вдоль реки, пока не нашли более или менее приемлемое место, которое было достаточно высоко, чтобы его не затопило.

— Нужно узнать, как официально закрепить за нами это место, — сказала она. — Я не хочу, чтобы кто-нибудь пришел и начал копать у моего порога, хотя я думаю, что здесь золота нет.

Идя вниз, Ах Фонг напряг слух и сказал:

— Всадники! Скачут сюда!

Либби, прикрыв от солнца глаза, посмотрела в сторону, куда показывал китаец. Вспомнив рассказы о бандитах, она вытащила ружье. Всадники хорошо сидели в седле, и казалось, что они одно целое. Серебро, сверкающее на всадниках, и кони, облитые солнечным светом, придавали им вид языческих богов. Застыв, Либби смотрела на приближающиеся фигуры, и только когда они, подъехав, наставили на них ружья, она почувствовала страх.

— Что вам здесь нужно? — закричал по-английски с акцентом один из них.

Либби поняла, что это были мексиканские калифорнис. На них были кожаные куртки с бахромой, отделанные серебром. Шпоры, седла и поводья были тоже в серебре. Либби не помнила, когда в последний раз видела такую экзотику.

— Мы просто путешественники! У нас нет золота! — закричала она.

Один, помоложе, сказал что-то своему спутнику, и они опустили ружья.

— Наши извинения, сеньора, — сказал человек, лицо которого от постоянного солнца стало похоже на кожу, а в волосах пробивалась седина.

«Молодой парень, должно быть, его сын. Он — точная копия этого седого мексиканца», — подумала Либби.

Либби засмеялась.

— Мы что, похожи на бандитов?

Мексиканец тоже улыбнулся.

— Нет, конечно, но мы не можем доверять каждому незнакомцу. Эти гринго, которые пришли сюда за золотом, воруют наш скот. Уже утащили половину стада, застрелив моего лучшего пастуха.

— Это ваша земля? — спросила Либби.

Мексиканец кивнул.

— Двадцать пять лет назад правительство Мексики даровало мне землю от реки Козумнес до южной границы.

— Я не знала, что вторгаюсь в ваши владения, и искала место для дома, и это показалось мне идеальным.

— Зачем вам здесь дом? — спросил сын мексиканца. — Ваш муж ищет золото?

— Мой муж мертв, а я зарабатываю деньги, выращивая овощи. Моя хижина сгорела от пожара.

— А сколько вам нужно земли? — медленно спросил старик.

— Для начала немного. Нас только двое, и мы не сможем много обрабатывать.

Старик сказал что-то сыну. И сын, кивнув, пришпорил коня и понесся галопом.

— Меня зовут дон Мигуэль Флорес.

— А я Элизабет Гренвил.

Последовав за мексиканцем, они скоро оказались в долине. Он ехал тихим шагом, и конь под ним нетерпеливо гарцевал. Либби скоро увидела возвышающийся среди трав дом с красной крышей, вокруг которого росли высокие деревья. Через десять минут они уже въезжали в белые ворота, рядом с которыми росли огромные, свирепого вида кактусы. Куры рассыпались в разные стороны, испуганные лошадьми, а пес, привязанный к дереву, залаял, встав на задние лапы.

Ах Фонг подозрительно посмотрел на дом.

— Я подожду с лошадьми, — сказал он.

— Спасибо, Ах Фонг. Надо их напоить.

— Прошу в дом, — сказал мексиканец. — Моя мать будет счастлива увидеть женщину, да еще с детьми. — Он отворил массивную кованую дверь, и Либби ступила на каменный пол. Комната была большая с углубленными окнами. Мебель была из черного дерева. Пол покрывали шкуры животных. На стене висела великолепная пара рогов и красивая пятнистая шкура. Либби ахнула, чувствуя прохладу.

— Что-то не так?

— Нет, здесь замечательно. Просто здесь очень прохладно.

Улыбка удовлетворения появилась на лице Флореса.

— Здесь всегда прохладно. Стены выложены из обожженного кирпича, который не пропускает жару. — Кончита, где ты?

Вытирая о передник руки, вышла невысокая женщина. Она нервно улыбнулась Либби.

— Моя жена, дона Кончита, — сказал Флорес. — Кончита, это сеньора Элизабет Гренвил.

Увидев детей, она раскрыла от удовольствия глаза и начала что-то говорить им по-испански.

— Вы должны простить ее. Она совсем не говорит по-английски, — сказал хозяин. — Но она так рада детям, потому что дочери уже выскочили замуж, и остался только один сын.

Он повернулся к сыну, который, выйдя за матерью, сказал:

— Как я найду жену, когда весь день провожу с коровами.

Дон Мигуэль подмигнул Либби.

— Хотите что-нибудь выпить? — спросил он. — Пойдемте во внутренний дворик.

— Может, я отнесу попить моему слуге?

— Пусть он тоже приходит, — сказал Флорес. — Мануэль, пригласи слугу синьоры.

Пройдя через угловую дверь в сопровождении дона Мигуэля, Либби оказалась во внутреннем дворике.

— Замечательно, ну прямо настоящий рай! — воскликнула она.

Стены дворика были обвиты виноградной лозой, с которой свисали огромные гроздья. Под деревом стоял стол со стульями, обтянутыми кожей. У другой стены росло дерево, на котором было множество плодов.

— Это лимоны? — удивляясь, спросила Либби.

— Си, лимонз, — радостно сказала Кончита. Она стала наливать из кувшина детям лимонад.

— Хотелось бы вырастить такое же дерево, когда построю дом. Думаю, здесь все хорошо растет.

Мануэль перевел ее слова матери, которая засмеялась и сказала что-то в ответ.

— Жена говорит, что вы вырастите здесь хорошего, сильного ребенка, — извиняясь, — сказал хозяин.

— Незачем извиняться. Я надеюсь, что он родится сильным. Он так сильно бьет ножками.

Дон Мигуэль пододвинул один из стульев, и Либби села.

— Моя жена говорит, что сожалеет о потере вашего мужа, — продолжал дон Мигуэль. — Вы ей очень понравились, и она хочет, чтобы вы построили дом недалеко от нас.

— Вы в самом деле этого хотите? — смутившись, спросила Либби.

Дон Мигуэль кивнул.

— Я буду счастлив, если вы будете жить здесь. Сейчас все пустует, и я совсем не держу скота, значит, не нужно много земли. Стройте дом и берите все что нужно.

— Вы так добры, дон Мигуэль, — сказала Либби, чуть не заплакав. Она давно не встречала такой доброты, внимания.

Иден и Блисс пошли за Кончитой на кухню и скоро радостно выбежали оттуда.

— Посмотри, мама! Эта добрая леди дала нам пирожков! — закричала Блисс.

— У них есть котята, — добавила Иден. — Можно мы одного возьмем?

Дон Мигуэль снисходительно улыбнулся.

— Спросите маму, не разрешит ли она выбрать одного котенка?

— Мне можно? В самом деле? — сияя, спросила Иден. — Я всегда мечтала о таком.

— А у тебя никогда не было котят?

— Никогда. В Бостоне мы жили с бабушкой и дедушкой, которые не любили домашних животных.

Через пару минут на коленках девочек уже спали два котенка. Пахло цветущим лимоном. Кончита принесла тарелки с мясом, помидорами и хлебом, который дон Мигуэль называл салза. Он налил Либби красного вина.

— Мы сами его делаем, — сказал он.

— Живите в нашем доме, пока не построите свой. Мы вам будем рады.

У Либби было впечатление, что больше всех будет рад он.

— Я не могу вас стеснять. Неизвестно, сколько времени потребуется, чтобы построить дом. Здесь есть отели?

Обменявшись словами с женой, мексиканец сказал:

— Моя жена думает, что вам с детьми лучше оставаться здесь. У нас спокойно, хорошая еда, никакой стрельбы.

— Я думаю, что вы правы, — сказала Либби. — Я бы с удовольствием осталась, но я не знаю, когда будет готов наш собственный дом.

— Синьора, здесь много людей, у которых нет ни золота, ни денег. Если вы наймете плотников, то я думаю, они построят быстро и много не возьмут.

— Какой дом вы хотите?

— Такой, как у вас, — посмотрев на крышу из красной черепицы, ответила Либби.

Отец и сын рассмеялись.

— Тогда вы действительно надолго у нас останетесь. Этот дом из кирпича. Мы его сами построили. Брали у реки глину, смешивали ее с соломой и обжигали. Эта работа займет много времени. Вначале мы жили в деревянном доме, а потом не спеша строили этот.

— Я тоже вначале построю деревянный, а потом вы мне покажете, как делать кирпичи.

— Но эта работа не для такой леди, как вы, — в ужасе сказал Мануэль.

Либби засмеялась.

— За последний год я сама себе удивляюсь, но кирпичи подождут. Для начала я посажу картошку и хотела бы вырастить такой виноград, как у вас, и лимон. Я хочу быть уверенной, что золотоискатели будут покупать овощи у меня, а не ждать, пока их привезут из Чили.




30


Недостатка в людях, как и предсказывал дон Мигуэль, не оказалось. Уставшие, голодные люди были готовы работать за гроши.

Либби наняла опытного плотника и отобрала десятерых желающих людей ему в помощь. Отбросив мысли о постройке такого особняка, как у Флореса, Либби решила построить маленький, двухкомнатный домик с закрытым входом в кухню и к дому Ах Фонга, который чуть не заплакал, когда узнал, что она и ему будет строить.

— У меня будет свой дом?

— Конечно, — улыбаясь, отвечала Либби. — У моего менеджера должен быть свой собственный дом.

— Пойду напишу в свою деревню в Китай. Пусть мой отец подыщет мне невесту, — сияя, доложил он.

— Ты женишься, и твои дети будут играть вместе с моими.

До начала дождей все было готово. И Либби вместе со своими новыми соседями восхищалась постройкой.

— Теперь осталось купить мебель, посуду, кровати и можно въезжать, — размышляла Либби.

— Может, рабочие сами смогут смастерить что-нибудь, — предложил Мануэль.

— Нет уж, я уже наспалась на самодельных кроватях. Мне нужна настоящая мебель. Я поеду в Сан-Франциско и все там закажу.

— И вы отважитесь на такую поездку? — глядя на ее живот, спросил дон Мигуэль.

— До родов еще три месяца, я успею.

— Но в дороге будет сильно трясти.

— Я поеду не спеша, — сказала Либби.

— Но синьора Либби…

— Я достаточно вынослива, дон Мигуэль. Все будет в порядке.

До отъезда Либби она наняла людей землекопов, которые вскопали ей огород.

— Может, мы и дальше будем на вас работать, — предложил один из них.

— Весной ваша помощь мне понадобится, — сказала Либби. — Но зимой делать нечего.

Ах Фонг подошел к Либби и сказал:

— Миссис, я бы с радостью поехал с вами. В городе я нашел бы своих земляков, китайцев, чтобы они помогли нам весной. На этих белых нельзя полагаться.

— Они вроде неплохо работают, — сказала Либби.

Ах Фонг затряс головой.

— Нет, миссис. Они не слушаются Ах Фонга. Они думают, что китайцы ничего не знают. Они думают, что китайцы — не люди, а так — дерьмо.

Либби подумала над сказанным.

— Хорошо. Ты поедешь со мной, и сам отберешь рабочих.

Взяв с собой девочек, они отправились в путь. Сакраменто продолжал строиться: для защиты от наводнений была построена дамба, на улицах выросли новые кирпичные здания. Завершалось строительство торгового дома «Марк Хопкинс и Хатчинсон». Один из рабочих сказал Либби, что Хопкинс уехал в Сан-Франциско. Плыть из Сакраменто в Сан-Франциско было куда приятней. Либби, сидя в кресле на палубе, смотрела на проплывающий за бортом пейзаж, на парящих в небе чаек. Дети, радуясь стаям уток и гусей, собравшихся на юг, носились по палубе, крича и пугая пассажиров. Корабль проплывал мимо крутых берегов. В бухте Сайсун пассажиры собрались на палубе, пытаясь разглядеть приближающийся город. Пароход подходил все ближе и ближе, и Либби уже видела маленькие домишки, ютившиеся на таких крутых холмах, что, казалось, будто они повисли друг над другом. Корабль проплывал мимо доков с гниющими мачтовыми судами, моряки которых пошли искать счастья на приисках. Весь Сан-Франциско бурно строился.

Один из палубных матросов рассказал Либби, что месяц назад здесь был большой пожар, и теперь все строят дома из кирпича и железа. После тихой, уединенной жизни, Сан-Франциско просто ошеломлял. На каждом шагу были отели и казино, отовсюду слышна была музыка, создавая такой шум, что было трудно разговаривать. Люди с тюками и чемоданами, спотыкаясь, сходили на берег, в то время как другие с нетерпением ожидали, когда они смогут погрузиться на корабль. Вся пристань была забита товарами. Некоторые из них уже начали гнить, и запах испорченных продуктов, перемешанный с дымом и морем, был просто невыносим.

Либби наслаждалась панорамой богатых кварталов. Огромные высокие здания врывались в небо на улицах Монтгомери и Керни. Мимо проносились экипажи с модно одетыми людьми. В летних ресторанах скатерти ослепляли своей белизной. Рядом гнездились старые; одноэтажные деревянные дома с меблированными комнатами. Но была и пара шикарных отелей, фойе которых были залиты светом. Либби решила зайти в отель «Святой Франциск», расположенный недалеко от центральной площади на улице Клэй, а Ах Фонг, исчезнув в потоке на улице Дюпон, направился в китайское поселение. Либби чувствовала себя неловко в своем поношенном, самодельном платье.

Она поспешила с девочками к портному и заказала себе целый гардероб, с нетерпеньем ожидая, когда будет готово первое платье. Либби узнала имя одного чилийского бизнесмена, привозившего в Штаты овощи и фрукты, и договорилась с ним о встрече на следующий день. Вторую половину дня она провела, покупая мебель местного производства, потому что привезенную на кораблях мебель было смешно покупать из-за невообразимо высоких цен.

Вечером Либби забрала у портного первые готовые платья, в которых, как думала, выглядит довольно элегантно.

Теперь, приодевшись, она осмелилась послать записку Марку Хопкинсу. Ответ пришел с приглашением отобедать в отеле Брауна. Марк приехал в шикарном костюме и белоснежной накрахмаленной рубашке. Официант сразу узнал его, а это говорило о том, что Марк стал важной персоной. Хотя Либби была одета неплохо, и в ее волосах блестели перламутровые гребни, она чувствовала себя не совсем уверенно, когда Марк проводил ее к столику в беседке. Вокруг все оживленно разговаривали, потягивали шампанское, закусывая устрицами. Рядом с ними Либби чувствовала себя как деревенская простушка, приехавшая в город первый раз. Она посмотрела на соседний столик, чтобы узнать, какой вилкой пользоваться.

— Что-то не так? — спросил Марк Хопкинс.

Либби покраснела.

— Это звучит глупо, но я так давно не ела в приличных заведениях, что уже забыла, что надо делать.

Марк рассмеялся.

— Зачем волноваться? Здесь никто не знает, каким ножом и вилкой что надо есть. Посмотрите на этого старика, — Марк кивнул в сторону пузатого мужчины, сидевшего в окружении двух красивых молодых женщин в шикарных платьях со страусовыми перьями в волосах.

— Посмотрите, чем он ест устрицы.

Либби увидела, что он держит нож как кинжал и разрезает устрицу, перед тем как есть.

— Эти девочки из Родового дворца за углом. Они получают сто долларов за ночь, — прошептал Марк.

У Либби разбежались глаза, когда она увидела у одной из них изумруды на шее.

— Посмотрите на женщину, которая только что вошла, — продолжал Марк.

Либби поглядела на ее платье, которое сидело как влитое, с ее плеч ниспадал бархатный плащ, который развевался при ходьбе.

— Сейчас она строит себе особняк на северном пляже. Говорят, она лучшая картежница в городе.

Слово «картежница» напомнило Либби о Гейбе. Она уставилась на задымленный зал, гадая, увидит ли когда-нибудь его снова. И вдруг — о, чудо — Либби увидела Гейба, не веря глазам своим. Гейб стоял у двери, ведущей в другой зал, и выглядел еще более красивым, чем Либби его помнила. На нем был шикарный костюм и белая гофрированная сорочка, а в галстуке сияла булавка с бриллиантом. Гейб направился к ней, и Либби, затаив дыхание, смотрела на него. Он подходил все ближе, и Либби готова была закричать, когда наконец он посмотрел на нее. На его лице появилось удивление, и он, поклонившись, прошел мимо.

Либби встала.

— Извините, я на минуточку. Только что увидела знакомого.

Либби догнала Гейба, когда он входил в фойе отеля.

Она хотела позвать его, но в эту минуту, поднявшись с красного кожаного кресла, к нему подошла женщина. Улыбаясь, она взяла его под руку и взглянула на него. Гейб нежно поцеловал ее, и они вышли на улицу. Либби молча стояла, щеки ее пылали, как будто ей дали пощечину.

Либби немного успокоилась только тогда, когда села за столик.

— Вы повидались с вашим другом? — спросил он.

— Нет, я ошиблась, — взяв в руку вилку, сказала она. — Цыплята такие вкусные, надеюсь, они не остыли, пока я уходила.

Провожая после обеда Либби, Марк спросил:

— Вы решили покупать землю? Пока еще есть пара выгодных сделок.

— Я последую вашему совету, — решительно ответила она. — Я пошлю вам деньги, и вы купите — уверена, что на вас можно положиться.

— Вы — мудрая женщина, и вы не будете об этом жалеть. Если бы я был помоложе и с деньгами, я бы попросил вас выйти за меня замуж, но сейчас, я уверен, вы не хотите быть связанной с мужчиной, которому почти сорок.

Либби улыбнулась, тронутая его добротой.

На следующий день она встретилась с синьором Альфонсо, чилийским торговцем. Это был немного располневший человек с тонкими усами и добрыми глазами. Он был похож на безобидного щенка, но после первых его слов Либби поняла, что это хитрый и, возможно, могущественный человек.

— Мои дела идут неплохо, — сказал он. — Как я могу быть уверен, что вы не станете мне конкурентом?

— Синьор Альфонсо, я всего лишь одинокая женщина и выращиваю овощи для себя и своей семьи. Как я могу угрожать вашему бизнесу?

— Хорошо, Альфонсо подумает, что он может для вас сделать. Только скажите, что вам надо?

Либби заказала саженцы яблонь, груш, вишни, лимона и винограда. Удовлетворенная переговорами, она пошла с девочками за покупками, разрешая им выбирать игрушки и сладости, а себя баловала, покупая мыло, духи, заколки и другую мелочь.

Поздно вечером они уплыли в Сакраменто.

В ноябре Либби уже обставила мебелью и свое новое жилище.

Ей нравилось, когда к ней заходили ее новые мексиканские соседи, и она с удовольствием училась у Кончиты испанскому, а та в свою очередь начала изучать английский. В первый раз в своей жизни Либби почувствовала умиротворение, если бы не пустота в ее сердце.




31


Пошли дожди. И когда река, выйдя из берегов, хлынула в долину, сметая все на своём пути, Либби была рада, что послушалась Ах Фонга. Часами она проводила время, греясь у камина и наблюдая за дочками, играющими или делающими уроки.

Либби хотела написать матери, но вспомнила угрозы отца отобрать у нее детей и засадить ее в сумасшедший дом. Пусть они лучше ничего не знают.

Ей так хотелось домой, особенно теперь, когда приближались рождественские праздники с подарками, сладостями и играми.

Либби к Рождеству напекла пирогов и приготовила пудинг. Комнаты она украсила сосновыми ветками.

Под кроватью стояла коробка с сахарными мышатами, китайскими чашечками, апельсинами и орехами, ленточками — все это Либби купила для подарков дочкам.

«Хоть они будут рады Рождеству», — думала Либби.

В канун праздника она вдруг почувствовала сильную боль и вскрикнула.

— Что с тобой, мама? — спросила Иден.

— Позовите Ах Фонга, — стараясь казаться спокойной, сказала она.

Через минуту появился Ах Фонг.

— Что случилось? — спросил он.

— Ах Фонг, сходи за доной Кончитой.

— Прямо сейчас? — спросил он.

— Да, кажется, ребенок пошел.

— Я возьму мула?

— Да, бери, — с трудом ответила Либби. Она пошла в свою комнату и остановилась, так как боль стала невыносимой. Начались схватки. Обливаясь потом, она старалась не кричать, чтобы не пугать детей. Она чувствовала, как будто на ее живот надет стальной пояс, который сжимается, не давая продохнуть. Когда боль стала невыносимой, Либби легла и старалась не кричать.

Дети, увидев среди бела дня мать, лежащую на кровати, поняли, что что-то происходит.

— Мам, тебе что-нибудь принести? — с озабоченным видом спросила Иден.

— Мам, хочешь, мы сядем рядом с тобой? — добавила Блисс.

— Будьте послушными и оставьте мамочку. Все будет хорошо. Скоро вернется Ах Фонг с тетей Кончитой, — задыхаясь, ответила Либби.

Шли часы, а помощь все не появлялась. Либби чувствовала, как липкая кровь начала стекать по ногам, а ребенок все не шел. Наступил вечер, и за окном стемнело.

— Мам, пора ужинать, — сказала Иден. — Блисс проголодалась.

— Зажги лампу, — тихо попросила Либби. — И вместе с неженкой идите на кухню.

— Хорошо, мама, — согласилась дочь.

В первый раз она подумала, что может умереть, так и не увидев ребенка, и дети останутся без матери. Либби молилась, чтобы Кончита позаботилась о них. Она потеряла сознание. Ей казалось, что она стала куском железа, который под ударами молота сплющивается, приобретая невообразимые формы. Она почувствовала последний удар, расколовший ее. Потом перед ее глазами поплыли огни, и чьи-то головы, освещенные лунным светом.

— Грациас Диос, — Либби услышала отдаленный голос и плач ребенка. Кто-то взял ее за руку и вытер лоб.

Либби осторожно открыла глаза, боясь смотреть, не зная в аду она или в раю, и очень удивилась, увидев из окна зимнее солнце.

— Дон Мигуэль?!

Либби узнала его.

— Моя драгоценная синьора Либби, — сказал он.

— Сейчас день?

— Си. Навидад, Рождество. У вас рождественский малыш, — сказал дон Мигуэль.

— У меня малыш?

— Да, он сейчас спит. Замечательный мальчик, — просияла Кончита.

— У меня сын! — Либби закрыла от удовольствия глаза.

— Моя жена боялась, что мы приедем слишком поздно. Когда мы пришли, то нашли вас лежащей без чувств. Ребенок только что вышел. Жена всю ночь просидела у вашей кровати.

— Спасибо вам, — Либби дотронулась до ее руки.

Кончита принесла ребенка и дала его Либби.

— Как мы его назовем? — спросил дон Мигуэль.

— Он родился под Рождество.

— Иисус хорошее имя, — с благоговением предложила Кончита.

Либби улыбнулась.

— Я не могу назвать его Иисус. Представьте, я открываю дверь и кричу: «Иисус, пора завтракать».

— У нас так многих называют, — настаивала Кончита.

— Его будут дразнить в школе, но я могу назвать его Ноэль в честь дона Мигуэля.

— А почему не в честь отца? — удивился мексиканец.

— Его отец уехал, — сказала Либби. — Нужно забыть прошлое и думать о будущем.




32


Дожди прекратились, и пришла весна с теплым солнцем и новой зеленой травой. Ноэль Майкл рос день за днем. Он лежал на одеяльце, глядя на свою мать и сестер. Его черные глазки бегали, он улыбался, когда кто-нибудь к нему подходил. Либби готова была часами смотреть на него. Хватая своими маленькими ручонками за палец, малыш был само совершенство, и Либби думала, как она смогла родить такое чудо. Девочки играли с ним как с куклой. Они его таскали, завертывали в одеяло и надевали шляпку.

Ах Фонг с большим усердием ухаживал за огородом. Ах Фонг нанял четырех китайцев, которые уже собрали и продали первые кочаны капусты и на их место посадили семена овощей.

Из Сакраменто привезли саженцы фруктовых деревьев, сучковатую, кажущуюся засохшей, виноградную лозу, мешки с семенами кукурузы, помидоров, арбузов и перца.

У Либби возникло сомнение насчет перца.

— Купит ли его кто-нибудь?

— Все старатели любят джалапенос, — сказала Кончита, показывая на перец.

Лимонные деревья решили посадить рядом с домом. Дон Мигуэль предложил обсадить дом кактусами, чтобы скот не забредал на ее огороды, но Либби пропустила это мимо ушей.

— В один прекрасный день вы пожалеете об этом, — сказал он.

Дон Мигуэль подарил ей щенка, будущего сторожевого пса, целыми днями гонявшимся за котятами, которые спасались от него на крыше, где он не мог их достать. Щенок привязался к Либби и бегал за ней целыми днями.

Старатели опять вернулись к работе после трудной и тяжелой зимы. Те, кто приехал осенью, не смогли намыть в прошлом году золота и теперь были на грани голода. До Либби доходили слухи о грабителях и мародерах, но, занятая своими делами, она не обращала на них внимания. Иногда к ним забредали сбившиеся с дороги путники.

Однажды, развешивая белье, Либби услышала стук копыт. Она обернулась и увидела дона Мигуэля с сыном.

— Спасибо Господу, что вы в порядке. Мы думали, что бандиты и до вас добрались, — проговорил он.

— Бандиты? — заволновалась Либби.

— Мы перегоняли скот, и вдруг появились вооруженные люди, — сказал Мануэль.

— Они наставили на нас пистолеты, и я думал, что нам конец, но бандиты скрылись, угнав двадцать коров, и обещали вернуться, когда они их съедят, — добавил дон Мигуэль.

— Ужасно! — сказала Либби. — Но это не может продолжаться, надо ехать к шерифу в ручей Саттера! Вы запомнили их лица?

Дон Мигуэль отрицательно покачал головой и горько улыбнулся.

— Он палец о палец не ударит. Он янки, как и эти бандиты, и может, даже их друг. Здесь нет правды для калифорнис.

— Отец, мы должны собрать побольше людей и сами будем день и ночь охранять скот, — сказал Мануэль.

— Не люблю стрелять и убивать, и не хочу нести ответственности за кровопролитие, — сказал дон Мигуэль.

— Тогда что же делать?

Дон Мигуэль пожал плечами.

— Не знаю, сынок. На все воля Божья, — он повернулся и посмотрел на Либби. — Больше всего я волнуюсь за вас, синьора Либби. Пусть дети побудут у нас, пока все не успокоится.

— Спасибо, дон Мигуэль, — ответила Либби. — Но я не могу оставить свои поля. Я уже наняла четырех китайцев. Нужно снять урожай и поехать на рынок. Все мои деньги в банке, и в доме у меня нечего брать. Кроме того, я всегда держу наготове ружье, и Бастер лает, если что-то почует.

— Думаю, малыш Бастер не защитит вас от бандитов, — улыбаясь, сказал мексиканец, собираясь уходить.

Либби смотрела им вслед, чувствуя свою беспомощность. Так несправедливо, что такие люди, как дон Мигуэль, могут стать жертвой любого бандита, который называет себя янки. Вернувшись домой, Либби тщательно осмотрела ружье и проверила патроны, подумав, не надо ли вооружить своих китайских рабочих.

Однажды вечером, когда Либби стирала белье, Бастер вдруг залаял. Она посмотрела на горизонт и услышала стук лошадиных копыт. Бастер продолжал лаять, его шерсть поднялась дыбом.

— Ну что, мальчик? — Либби опустила корзину с бельем на землю. Приглядевшись, она увидела растущие точки людей, приближающиеся к ее дому. Это были небритые, с шляпами, надвинутыми на глаза, мужчины. Либби взяла Бастера за ошейник.

— Что вам нужно? — закричала она.

— Добрый день, мэм, — с южным акцентом сказал один из них. — Мы ищем работу. У вас есть что-нибудь для нас?

— Спасибо, у меня уже есть помощники.

— Нас четверо, и мы очень голодны, — добавил другой, — и готовы съесть все, что вы дадите.

— Я посмотрю. Вы можете подождать на улице?

Либби, взяв с собой Бастера, зашла в дом, пытаясь убедить себя, что это просто голодные люди, но чувствовала, что это не совсем так. На кухне Либби подошла к Ах Фонгу.

— Быстро скачи к дону Мигуэлю, расскажи о бандитах.

— Вы останетесь здесь одна?

— У меня ружье, — прервала его Либби.

Выходя из кухни, Либби ахнула, увидев, что парни стоят у самой двери.

— Мы готовы съесть все, что вы дадите, — подходя к ней, сказал один из них.

Бастер зарычал и оскалился.

— Хороший песик, когда он вырастет, будет неплохой защитой, — парень замахнулся на пса. — Заткнись!

Бастер отпрянул, продолжая рычать.

— Я же просила вас не заходить. Вы напугаете детей, — недовольно сказала Либби, пытаясь разглядеть незнакомца.

— Вы живете здесь одна? — медленно сказал высокий, длинноногий парень в рваных штанах.

— У меня есть работники. Они живут за моим домом и скоро вернутся с поля.

— А мы никого не заметили в поле, да, Бо?

Либби снова вошла в дом.

— Кухня здесь, мэм, или я ошибаюсь? — спросил один из них.

Она поднялась по ступенькам, сняла со стены ружье и прикрыла его шалью.

— Оставайтесь здесь, — шепнула она детям.

— У вас здесь уютно, — послышался голос.

И Либби увидела стоявшего за спиной высокого парня.

— Наверное, плохо без мужчины, тем более с такой пуховой кроватью? — улыбаясь, сказал он.

Ноэль заплакал, и парень с удивлением посмотрел на Либби.

— Вы все же смогли найти мужчину, когда он вам понадобился, и вы сможете найти еще одного.

— Оставьте мой дом, — сказала Либби. — Я хотела вас накормить, а вы меня оскорбляете. Забирайте своих друзей и убирайтесь.

Парень засмеялся.

— Никто не заставит меня выйти.

Либби сдернула шаль и наставила на него ружье.

— Я уже однажды пристрелила одного, и теперь моя рука не дрогнет.

— Не надо злиться, — сказал парень. — Я только собирался вас развеселить. Мы с Вилли поедим и уйдем.

Он повернулся и пошел вниз.

Не спуская глаз со своих непрошеных гостей, Либби поставила на пол принесенные из кухни тарелки с мясом.

— Берите это и уходите. Убирайтесь с моей земли и не возвращайтесь.

Бо забрал тарелки.

— Премного благодарен, — пробурчал он и, отдав тарелку своему компаньону, рванулся к Либби. Прозвучал выстрел, но пуля прошла мимо.

Бастер схватил парня за колено, и Бо завопил, выпустив ствол ружья, который он все-таки успел схватить. Либби мгновенно перезарядила ружье.

— Убирайтесь, пока вы живы! Считаю до пяти и стреляю!

На счет три мужчины встали и пошли. Послышался стук копыт. Парни в тревоге посмотрели на приближающихся мексиканцев.

— Мои рабочие возвращаются! — крикнула вдогонку Либби.

— Вы в порядке? — спросил дон Мигуэль.

— Да, — ответила Либби, не вдаваясь в подробности.

Мануэль развернул лошадь и поскакал за парнями.

— Они как стервятники нападают на тех, кто не может защититься. Думаю, они не вернутся, — проговорил он.

Либби подумала о том, сколько же еще таких бандитов шастает по окрестностям, грабя и убивая ни в чем не повинных людей. Она решила обучить своих работников обращаться с ружьем и попросила дона Мигуэля посадить кактусы. Теперь ночью Либби спала с ружьем.

Однажды, когда Либби выпекала хлеб, Бастер вдруг залился лаем. Выйдя из кухни, она увидела черную фигуру, подъезжающую верхом к дому. Шляпа у него была надвинута на глаза. Либби, не говоря ни слова, сбегала за ружьем и встала с ним на крыльце, глядя на незнакомца, который спрыгнул с коня и направился к ней.

— Я ищу Либби Гренвил, — сказал он. — Вы не знаете, как ее найти?

Либби узнала его.

— Боже, да это же Эдвард!




33


— Либби? Я с трудом вас узнал! Вы так изменились!

— Может, это из-за того, что я не в платье из бархата?!

— Не могу поверить своим глазам. Загар, растрепанные волосы и ружье в руках. Вы как пограничник.

— А я и есть пограничник, — сказала Либби. — Как вам удалось меня разыскать?

Эдвард Нотс подвел коня и привязал его. По его уставшей походке было видно, что он не один день проскакал в седле.

— Что вы здесь делаете? — спросила Либби.

— Ищу тебя, — ответил Эдвард и вытер платком пот со лба. Он был весь в пыли.

— Твой отец просил меня разыскать тебя и, если бы знал, что за поездка меня ожидает, наверное, вряд ли бы на нее решился, даже ради вас.

— Дорога была тяжелая?

— Тяжелая это неподходящее слово, — сказал Эдвард. — Это была настоящая пытка. Пища была невыносимой — ни фруктов, ни овощей, одно тушеное мясо и пудинги. Я страдал морской болезнью. Да в завершение ко всему, эти ужасные дни в Сан-Франциско. Это не город, а настоящий ад. Я заплатил за коня немыслимые деньги.

— Бедный Эдвард! Сколько вы перенесли!

— Я думаю, вы тоже через это прошли, — добавил он.

— Нет, мы добирались по суше, и я не страдала морской болезнью.

— Будь проклята эта качка, — не слыша сарказма в голосе Либби, сказал Эдвард.

Он покачал головой и добавил:

— Какое чудо, что вам удалось выжить. Вы неплохо, кстати, выглядите. Отец думал, что вы нищенствуете.

— Напротив, — сказала Либби. — Я владею землей здесь и в Сан-Франциско и собираюсь неплохо заработать на продаже фруктов и овощей, если они уродятся в этом году, я смогу построить себе в Сан-Франциско дом, в котором буду жить зимой.

Эдвард побледнел.

— Вы собираетесь остаться здесь?

— Думаю, да, — ответила она. — Мне нравится эта страна. Я думаю, у нее большое будущее.

— Но здесь нет цивилизации!

— У меня хорошие соседи, и я могу ездить в Сан-Франциско.

Эдвард осмотрел комнату.

— Вы живете одна. Так и не нашли беднягу Хью?

— Нашла, но его убили потом во время индейского восстания.

— Должно быть, это было настоящим потрясением для вас.

— Я привыкла к потрясениям.

— А где девочки?

— Они на полях с рабочими. Им так нравится копаться в земле. Скоро они прибегут на обед, пойдем, выпьем кофе.

— Здесь действительно очень уютно, — добавил Эдвард.

— В доме только две спальни и нет, к сожалению, комнаты для гостей. Вам придется спать на диване. Я настолько занята полем, что на дом не остается времени. Мы решили построить кирпичный, когда будет время и деньги. Кухня у нас на улице. Надо попросить Ах Фонга поставить вашего коня в загон.

Последовав за Либби, Эдвард сказал:

— Вы не только выжили, но и процветаете. Никогда бы не поверил.

— Может, я была создана для этой жизни. Там, в Бостоне я не была удовлетворена, — Либби сняла с печи чугунок и стала наливать кофе.

— Вы не думали снова выйти замуж?

— У меня есть один мужчина.

— Я его знаю?

— Нет.

— А где он?

— Он сейчас спит, но будет рад вам.

— Подожди Либби… Я имел в виду… — пролепетал Эдвард, когда Либби пошла в дом. Через несколько секунд она появилась с Ноэлем на руках.

— Познакомьтесь, это Ноэль Гренвил.

Нотс очень удивился.

— Ты родила здесь? Хью увидел его перед смертью?

— Нет. Хью погиб за четыре месяца до его рождения.

— Судьба иногда наносит тяжелые удары, — мягко сказал Эдвард.

— Мой отец, наверное, скажет, что так мне и надо. Я удивляюсь, что отец все еще меня ищет.

— Они ужасно скучают по тебе.

— Бедные, для них это тяжелое испытание.

— Для всех нас, не зная, где вы и живы ли. Я уверен, что отец не может забыть сказанных им слов при расставании.

— Теперь Эдвард, вы сможете заверить их, что их хрупкий, маленький цветочек превратился в крепкую виноградную лозу, — я напишу им письмо.

Послышался лай собаки и крики бегущих девочек.

— Мама, мы видели змею. Ах Фонг отсек ей мотыгой голову, а Ли собирается сварить из нее суп.

Увидев Эдварда, они замерли. Нотс поднял их на руки, и они с недоверием посмотрели на него.

— О, небеса! — глядя на загорелых, босоногих девочек, сказал он.

— Девочки, вы помните мистера Нотса. Он часто приходил к нам в Бостоне.

— Я помню, — сказала Иден. — Вы часто играли с нами в крокет.

— Правильно, и ты всегда побеждала. Вы, наверное, здесь в него не играете.

— У нас нет площадки, — ответила Иден.

— Лучше построим теннисный корт, — сказала Либби.

— И с кем мы будем играть? — сказала Иден. — Дон Мигуэль слишком стар, а Кончита толстая. Остается Мануэль и китайцы.

— Помойте руки перед едой, а потом поможете мне накрыть на стол, — сказала Либби.

Ляжка оленя, коптящаяся над огнем, украсила бы любой стол, и когда Ах Фонг поставил на стол большую тарелку с олениной, глаза у Эдварда расширились от удивления и удовольствия.

— Она была просто замечательной, — не оставляя ни куска в тарелке, сказал Нотс.

— Нам повезло, что соседи подстрелили оленя. Если бы вы приехали немного попозже, вы бы увидели здесь настоящий праздник. Я спрошу Ах Фонга, выросла ли картошка? О помидорах, клубнике и винограде говорить пока рано. Мы собираемся поставлять их в Сакраменто и Сан-Франциско.

— Боже! — сказал Эдвард. — Кто бы мог подумать? Вы всегда были в детстве такой упорной. Наверное, поэтому у вас все и ладится. Помните, как вам запрещали гулять по скалам около берега? Вас тогда все же смыло волной.

— А вы меня вытащили на берег, — смеясь, сказала Либби. — Дорогой Эдвард, вы всегда выручали меня из беды.

— Наверное, это мое призвание, — согласился Нотс.

Уложив Ноэля спать, Либби с Эдвардом поехали в поле. Эдвард притворился, что заинтересован, и вежливо слушал Либби, когда она рассказывала, как будет расти лоза и как они собираются перевозить по реке в Сан-Франциско клубнику.

На ужин у них было несколько небольших картофелин, и когда дети заснули, Либби и Эдвард присели на крыльце поговорить.

— Расскажи мне о том, что с тобой случилось после твоего отъезда, — попросил Эдвард.

Либби рассказывала, думая, как ей трудно выкинуть Гейба из этого мелодраматического рассказа. Она преподнесла все в лучшем свете, рассказав и про глупую, никому не нужную смерть Хью, и про сгоревшую при пожаре хижину.

Эдвард с такой жалостью и пониманием, не отводя глаз, смотрел на Либби, что та чуть не рассмеялась. Он напоминал спаниэля, который в детстве сидел и смотрел на нее своими огромными, преданными глазами.

— Расскажите мне теперь о том, что творится в цивилизованном мире, — сказала Либби.

Пытаясь ничего не забыть, Нотс стал рассказывать о втором сыне Кэтрин, о новом доме своего друга, новом экипаже другого, о политических скандалах и любовных интригах.

— Вы помните Джинни Бенсон? Открылось, что она крутила любовь за спиной своего мужа. Только когда у нее родился мальчик с черными волосами, ведь все в семье светлые, люди вспомнили о красивом учителе музыки, который был брюнетом. Шансы ее мужа получить высокий пост стали равны нулю.

Либби отвернулась и посмотрела на птицу пересмешника, щебетавшую на заборе. «Как узок и мал этот бостонский мир», — подумала она. Она хорошо помнила веселую, любившую танцевать Джинни и ее солидного, среднего возраста мужа Тоби, который был такой зануда. Не удивительно, что Джинни загуляла с учителем музыки. «Что бы подумал обо мне Эдвард, если бы узнал правду?» — размышляла Либби.




34


Дни шли, а Эдвард все не уезжал в Сан-Франциско. Они катались вместе на лошадях, и Либби обедала с ним у дона Мигуэля. Она показала ему расположенные поблизости лагеря золотоискателей, и он попробовал намыть золото.

— Полагаю, что вы останетесь до того, как созреет клубника? — дразня его, спросила Либби.

— Я не уезжаю, потому что мне нравится быть рядом с вами. Вы для меня — глоток свежего воздуха, — нежно ответил Эдвард.

Либби засмеялась, но была тронута.

Когда она укладывала детей спать, Иден спросила:

— Это правда, что у меня раньше был в Бостоне целый шкаф платьев, и мы ели ежедневно мороженое?

— Думаю, да. Это мистер Нотс рассказал тебе о Бостоне?

— Да, — краснея, ответила Иден.

— И что он еще сказал?

— Он спросил, не хотим ли мы туда вернуться. И я ответила, что, может, когда-нибудь мы так и сделаем. Я так хочу потанцевать и съездить на побережье на пикник. Мам, а ты хочешь домой?

— Иногда скучаю. Мне хочется быть беззаботной и веселой. Но я думаю, что после нынешнего урожая у нас появятся деньги, и мы будем делать, что захотим. Если вдруг надумаем, то съездим в Бостон.

— Я хочу увидеть бабушку и дедушку, — сказала Блисс. — Как ты думаешь, они обрадуются Ноэлю?

— Конечно. Он такой веселый и красивый, — ответила Либби. — Но ему еще рано в такую поездку.

Лежа в кровати, Либби слышала дыхание спящего в гостиной Эдварда. А что, если и в самом деле вернуться туда, где покой, где не придется волноваться о еде, бандитах, об отсутствия доктора. Туда, где к тебе относятся как к китайскому фарфору, сопровождают и открывают перед тобой дверь, поднимают с пола платки. Я скучаю больше всего о мужчине, который меня будет ждать и любить. Почему среди всех мужчин, которых просил отец найти меня, согласился только Эдвард Нотс?

На следующий день Либби с Эдвардом прогуливались по берегу речушки. Маленькие рыбешки носились в кристально чистой воде.

— Вы похожи на русалку, — сказал Эдвард. — Сейчас вы начнете расчесывать свои длинные волосы и пением зазывать корабли на скалы.

Либби улыбнулась.

— Эдвард, вы первый мужчина, обращающийся со мной как с женщиной. Не могу передать словами, как я вам рада.

— И я, — сказал Эдвард. — Когда я узнал, что Хью мертв, я должен был сожалеть, но мое сердце говорило мне: «Она снова свободна». Я давно собирался набраться мужества и сказать вам, — он подошел поближе к Либби. — Я знаю, что вы не можете меня любить, как вы любили Хью, но ведь вам со мной хорошо. Я стану вам хорошим мужем и отцом ваших девочек.

Он осторожно взял Либби за пальцы правой руки.

— Выходите за меня замуж, и мы поедем в Бостон. Теперь вы можете вернуться домой с поднятой головой.

— Я очень тронута, но мне нужно время подумать, — сказала она.

Это прекрасно, — краснея, сказал Эдвард. — Это гораздо лучше, чем сразу сказать «нет». Я буду надеяться.

«Домой», — вернувшись в комнату, подумала Либби. Только где дом? Она посмотрела в окно на Эдварда. Он прогуливался между холмов. Такой положительный и солидный, он будет хорошим отцом. Даже, если она его не полюбит, он будет всегда ей предан. Он был последним шансом возвратиться в тот мир, где продукты из магазинов и самая большая трудность состоит в подборе цвета шляпки. Где она еще найдет такого мужа. Аргументы были неоспоримы. Дети заслуживают лучшей участи. Гейб исчез навсегда. Наверное, женился на ком-нибудь или на этой женщине из отеля.

— Вы еще не решили? — за обедом спросил Эдвард. — Давайте вернемся в Бостон. У вас будет время подумать.

Либби засмеялась.

— Какой вы милый, Эдвард. Я все еще не могу забыть, что вы совершили ужасное путешествие, чтобы найти меня.

— Если вы за меня выйдете, я навечно стану вашим рабом, — сказал он. — У нас будет самый лучший дом, и может быть, небольшой коттедж у океана. Мы построим его на том самом месте, где вы тогда упали. Я постараюсь купить дом на окраине, где много садов, и вы сможете выращивать овощи, раз вам это так нравится.

— Все это стоит больших денег, — сказала Либби. — Должно быть, ваша практика процветает, и вы, вероятно, сколотили себе состояние.

Эдвард покраснел.

— Я не нищий, Либби, и вы тоже не без денег. Ваш отец намекал… — Эдвард умолк. — Я говорю о планах на будущее, которые потребуют времени, чтобы их осуществить.

«Неужели его интересуют мои деньги, — заметив его замешательство, подумала Либби. — Может, отец заключил с ним сделку, по которой, вернув меня домой, он попросит руки и получит все деньги отца».

Либби представила, как он, сидя у камина, строит планы на будущее.

Не в состоянии заснуть, она пошла в комнату девочек. Три ангелочка тихо спали. «Им лучше будет с отцом в Бостоне», — подумала Либби.

Иден открыла глаза и посмотрела на мать.

— Ты собираешься в Бостон? — спросила она.

— С чего ты взяла? — спросила Либби.

— Мистер Нотс сказал, что мы скоро все уедем. Он сказал, что дедушка очень хочет нас видеть.

— Понимаю, — тихо сказала Либби. — Мистер Нотс плохо меня знает, — она наклонилась и поцеловала Иден, которая обняла мать руками и прошептала:

— Значит, мы не едем с ним?

— А ты хочешь?

— Нет, если снова нужно будет носить туфли.

Либби рассмеялась.

— Однажды, туфли тебе понадобятся, как и мне корсеты.

Утром Либби подошла к Эдварду.

— Я не могу выйти за вас. Спасибо за ваше предложение, Эдвард. Я не могу выйти замуж без любви. Если я и соглашусь, это будет лишь способом избавиться от ужасного бремени ответственности за будущее моих детей. Я хочу доказать отцу, что я чего-нибудь да стою.

— Вам нельзя оставаться здесь. Ваши дети будут расти, вы простите меня, как дикари.

— Я скоро собираюсь подыскать им гувернантку, — сказала Либби. — Они мои дети, и только я вправе решать, как их воспитывать.

— Это не совсем так, — сказал Эдвард.

— Что вы хотите этим сказать?

— Ваш отец собрал все документы, чтобы стать официальным опекуном детей.

— Что он сделал?

— Пожалуйста, успокойтесь, Либби. Взгляните на вещи трезво. У меня инструкции привезти домой девочек, хотите вы этого или нет. Ваш отец их законный опекун.

— В штате Массачусетс, может, но не здесь, — сказала Либби.

— Я думаю, здесь тоже есть суд, — сказал Эдвард.

— Эдвард, вы в самом деле сделаете это? Отнимите моих детей?

Эдвард кашлянул.

— Я надеялся, что до этого не дойдет. Как адвокат вашего отца, я боюсь, что должен представить эти документы в ближайшем суде.

— Проклятый Эдвард, ты не сможешь отнять у меня детей. Здесь один закон, закон силы. Если вы еще здесь объявитесь, вы получите пулю! Вы хотите через суд отобрать детей?

— Это не требование. Я действительно хочу жениться на вас. Если бы я не любил вас, я никогда бы не приехал сюда, — побледнев, сказал Нотс.

— В самом деле? А я подозреваю, что это была большая сумма денег, которая вызвала ваше чувство, — она отвернулась от него. — Если я когда-нибудь и выйду замуж, то это будет человек, которого нельзя купить ни за какие деньги.

— И вы собираетесь найти его в этой глуши?

— Да, не удивляйтесь — здесь можно найти мужа. Теперь упаковывайте свои чемоданы и уезжайте.




35


В течение нескольких недель после поспешного отъезда Нотса Либби не отпускала от себя девочек и не расставалась с ружьем. Она рассказала о случившемся дону Мигуэлю и Мануэлю, и те были готовы увезти и спрятать детей в любой момент.

Пришло лето, но так никто и не появлялся. Либби начала думать, что Нотс не выиграл дело в калифорнийском суде. «Скажет ли он, что не нашел меня, когда вернется в Бостон?» — думала Либби.

Она написала в своем дневнике:

«28 апреля 1851. Я едва избежала опасности. Не могу поверить, что я собиралась выйти замуж за Нотса. На какую бы жалкую жизнь я себя обрекла. Его, того и гляди, ветром сдует, а он хочет на мне жениться».

Либби еще раньше купила в Сан-Франциско новую тетрадь в кожаном переплете и теперь начала в ней вести дневник после рождения сына. Казалось правильным начать новый дневник с рождением новой жизни. Что касается событий, произошедших после потери первого дневника, то их Либби решила не записывать, потому что они были записаны в ее сердце. Отец стал ее врагом, и теперь все пути домой были закрыты. Наверное, он не любил меня, решила Либби, иначе бы он не пытался сыграть за моей спиной такую ужасную штуку. Либби перестала волноваться. Все шло как нельзя лучше. Сад цвел, овощи поспевали. Китайцы собирали урожай, а Либби ежедневно объезжала местные магазины и каждую неделю ездила к Хопкинсу в Сакраменто.

Когда она вернулась из Сакраменто, голова ее была забита планами об увеличении площадей под овощи и фрукты. Рынок готов был поглотить все, что она производила. Если купить быстроходные фургоны, то овощи и фрукты будут доходить неиспорченными. Только подумать, сколько они готовы заплатить за свежую клубнику. Строительство собственного дома из кирпича казалось Либби не за горами.

— Пора нанимать больше рабочих и сеять на новых землях, Ах Фонг, — сказала Либби, когда они вместе проходили мимо кукурузного поля. — Ты сможешь съездить со мной в Сан-Франциско нанять новых рабочих?

Китаец не ответил сразу.

— За три месяца ни капли дождя, — сказал он.

— Но в реке постоянно вода, и еще каналы.

— В них с прошлой недели почти нет воды.

Они подошли к каналам. Там, где обычно бурлила вода, теперь был только маленький ручеек.

— Но река не может пересохнуть. Она в прошлом году не пересыхала до октября. А ведь тогда дождя не было шесть месяцев. Надо выяснить, наверное, что-то случилось, — сказала Либби. — Седлай коней.

Они поднялись на холм, проехали мимо обросших мхом скал и увидели, что уровень воды под мостом был всего лишь несколько дюймов.

— Что-то случилось, Ах Фонг. В прошлом году здесь было полно золотоискателей.

Там, где раньше были лагеря, теперь чернели лишь камни, да ветер гулял, продувая брошенные хижины. Казалось, какая-то злая сила смела все живое.

Либби открыла от удивления рот и увидела высокую земляную дамбу.

Тропу преградила стена из камней и грязи, и им пришлось ехать через мост, проходящий над долиной. С моста было видно огромное пространство, залитое водой, которая с шумом и грохотом срывалась вниз. Ах Фонг взглянул на Либби.

— В моей стране это назвали бы кознями демонов.

Либби кивнула с пониманием.

— Здесь они тоже, видно, поработали.

Она пришпорила коня и начала спускаться по заросшему травой склону. Внизу Либби увидела людей, копошащихся, как муравьи. Либби с китайцем наконец доехала до озера, которое, казалось, было здесь всегда. На берегу стоял прекрасный особняк с башенками и фронтоном. Подъехав к нему ближе, Либби встретила человека.

— Что вы хотите? — грубо спросил он.

— Вы хозяин этого дома? — спросила Либби, глядя на него, как она раньше глядела на слуг. — В таком случае, ваше богатство, очевидно, превосходит ваше воспитание и манеры.

— Я не хозяин, а просто здесь работаю.

— А хозяин принимает посетителей? — спросила она. — Передайте, что к нему с визитом явилась соседка.

— Вы сами можете ему об этом сказать. Хотя, я думаю, что он слишком занят, чтобы пить с вами чай.

Либби спрыгнула с коня и, собрав все свое мужество, начала подниматься по ступенькам. Войдя в холл, отделанный мрамором, Либби увидела великолепную мебель.

— Есть кто-нибудь дома? — крикнула она.

Открылась дверь, и кто-то проворчал:

— Что такое?

Либби увидела двойной, отвисший подбородок, поросячьи глаза и сигару в углу рта.

— О, господи — недовольно сказала она. — Я должна была догадаться, Шелдон Райвл.

Райвл сощурил глаза, увидев Либби. На его лице появилась самодовольная улыбка.

— О, какая встреча! Наша отважная, маленькая первооткрывательница! Выжили, значит?!

— Не благодаря вам, — сказала она. — Я выращиваю овощи в долине.

Его улыбка почти растворилась в складках кожи.

— А, да, слышал.

— Вы перекрыли воду и сделали это преднамеренно.

— Дамба не появится за ночь. Конечно, я ее построил. Но ты, женщина, ничего не сделаешь. Я уже и забыл про твое существование.

— Спорю, что вы сделали это нарочно, — сказала Либби. — У вас, Шелдон, есть отвратительная привычка, которая появилась, когда вы наконец-то уяснили, что вы не один в мире. Вы губите мой бизнес, только для того, чтобы у вас был вид на озеро.

— Неправда, — сказал Райвл. — Это чистейший бизнес. Я вам говорил, что времена одиночек прошли, и теперь я добываю золото гидравлическим способом, используя водяную пушку, разрушающую каждый час тонны гранита. Для ее работы мне нужно много воды. А прекрасный вид из окна — это только так, небольшая премия.

— Вы не можете перекрыть всю реку, — отрезала Либби.

— А кто мне запретит. Посмотрите кодекс, там написано, что главной собственностью является право на воду.

— Право, да?! — крикнула Либби. — Но это не значит, что вы можете забирать себе всю воду.

— Могу, если вы это не докажете, — сказал Райвл. — И я должен сказать, что вам предстоит долгая борьба. В этом штате большинство судей — это мои товарищи по ложе. Вы разве не знаете, что я вхожу в ложу «Странные братья». А брат помогает брату.

— Тогда я обращусь в Верховный суд в Вашингтоне.

— Успехов вам. Ваши поля засохнут до первого слушания дела.

Райвл показал ей на дверь, как будто выгоняя ее.

— Мой вам совет, возвращайтесь туда, откуда приехали. И выращивайте там свои овощи.

— А я вам советую катиться ко всем чертям! — разбушевавшись, крикнула Либби. — И не думайте, что сможете так легко от меня отделаться! Я найду выход и верну себе воду!

Она повернулась и направилась к двери.

— Если вы собираетесь подкопать мою дамбу лопатой, то помните, что у меня вооруженная охрана, — закричал ей вслед Райвл и громко захохотал над своей шуткой.

Либби вскочила в седло и по дороге все рассказала Ах Фонгу.

— Хотите, я проникну к нему в дом и перережу ему глотку.

— Хотела бы, — сказала она, — но я тебе этого не позволю. Если Райвл ведет себя как подлец, это не дает нам права вести так же, как он. Мы будем с ним бороться и победим.

— Кто поддержит маленькую женщину против человека, который владеет отелями, казино и имеет кучу денег.

— Я найду лучшего адвоката штата, который представит меня в суде, — сказала Либби.

— Это стоит денег.

— Я готова отдать все свои сбережения, чтобы победить. Я лучше умру, чем дам себя ему унизить.

— Даже с хорошим адвокатом потребуется много времени.

— Я знаю, — вздохнув, сказала Либби.

— А как мы добудем воду?

— Не знаю, Ах Фонг.

— Другой воды нет, и Ах Фонг не может прорыть канал длиною в несколько миль.

Лицо Либби внезапно повеселело.

— Мы будем возить воду на повозках из реки Сакраменто.

— Вы действительно сумасшедшая! — воскликнул китаец. — Сколько, вы думаете, понадобится повозок, чтобы полить всю землю?

— Много, — ответила Либби. — Я готова все отдать, чтобы посадки не погибли. После урожая надо вырыть пруд. Что ты на это скажешь?

На лице Ах Фонга появилась улыбка.

— Я скажу, что вы сумасшедшая женщина.




36


Либби, не теряя времени, поехала в Сакраменто к Хопкинсу, чтобы посоветоваться в выборе адвоката. Он сказал, что может порекомендовать одного человека в Сан-Франциско, но добавил, что все адвокатские конторы летом закрыты.

— Значит, мы начнем не раньше сентября, — с досадой в голосе сказала Либби.

— Если вы сможете доказать, что Райвл не имеет прав на землю, которую он залил, то ему тогда придется спустить воду.

— Я надеюсь на это, — сказала Либби. — Такое ощущение, что он появился на этой земле, чтобы постоянно вредить мне.

— Не только вам, — сказал Хопкинс. — Многие люди желают ему смерти. Я бы сказал, что ваш лучший выбор, это нанять хорошего стрелка.

Либби рассмеялась. Эти слова так не шли к аккуратному и вежливому Хопкинсу.

— Надеюсь, вы шутите? — спросила она. — Если все пройдет удачно, то вдруг обнаружится, что у этого Райвла целая шайка сыновей в Чикаго, которые сразу же прилетят на папино добро, и они доставят мне еще больше неприятностей. Быстро это дело не решить. Я лучше еще найму быков с повозками и найду ближайшую дорогу к воде.

— Удачи вам! — крикнул ей вслед Марк. Все лето длинная цепочка повозок, загруженная бочками, спускалась к воде рано утром и в полдень, проделав двадцать миль, возвращалась на поля. Каждую бочку переставляли на ручную тележку, которую рабочие увозили для поливки.

К тому времени уже собрали клубнику, перец, арбузы, кукурузу, и Либби сконцентрировала все внимание на фруктовых деревьях и винограде. От продажи части урожая Либби заработала большие деньги.

— Меня бесит то, что приходится тратить столько денег на доставку воды.

— Еще два месяца и пойдут дожди, — сказал китаец. — Вы наймете людей, чтобы выкопать пруд. И станете такой же богатой, как этот дьявол Райвл.

— Озеро под окнами моего дома — совсем неплохая идея, — улыбнулась Либби. — Можно будет кататься на лодке.

— Когда у вас будет свободное время, — усмехнулся Ах Фонг. — Вы ведь так много работаете. Может, мне лучше было бы вернуться с Нотсом в Бостон? А может, это Господь меня наказал?

— Что вы будете делать в этом городе? — спросил Ах Фонг. — Сводить кого-нибудь с ума?

— Вполне возможно, — ответила Либби. — Пойдем лучше посмотрим, созрели ли помидоры.

Сентябрь выдался жарким, и Либби выдерживала расписание по доставке воды. Она наняла землекопов для рытья пруда, и соседи пришли посмотреть на их работу.

— Теперь остается только молиться, чтобы пошел дождь, — глядя на яму, сказала Либби.

— Ради вас я буду молить Бога, чтобы он послал на землю дождь, — сказал дон Мигуэль. — Но думаю, что дождь не сможет помочь моей семье.

— Что вы имеете в виду? — спросила Либби.

— Разве вы не слышали о новом законе на землю, который приняло правительство штата.

— Что-то слышала, но я думала, что они просто официально закрепляют дарованную испанскую землю.

— Боюсь, что это не так.

— Теперь мексиканцам придется доказывать свое право на землю в американском суде. Если янки захотят завладеть землей, то их претензии могут удовлетворить.

— Да нет же, — сказала Либби. — Наш суд справедлив, и у вас должны же быть какие-нибудь документы на землю.

— Все, что у меня есть, это письмо, написанное рукой одного из провинциальных губернаторов в 1825 году. Тогда этого было достаточно, а вот подойдет ли это сейчас, не знаю.

— Я помогу вам найти адвоката, если хотите. Мне он тоже нужен, и я думаю, что он защитит нас обоих.

Дон Мигуэль печально улыбнулся.

— Будем надеяться, что на этой земле есть справедливость.

— Если бы была на свете справедливость, Шелдона Райвла уже давно бы разнесло из его водяной пушки, — сказала Либби. — Он расстроил все мои планы, и в следующее лето, наверное, тоже не будет воды. Никогда не думала, что так буду ждать дождей.

В октябре было тепло, и Либби радовалась, что скоро ноябрь и ее дело будет заслушано в территориальном суде Сакраменто.

— Я выиграю это дело, — сказала она дону Мигуэлю, у которого самого стало плохо с водой, она высохла в каналах, где поили скот. — Меня убивает, что я могу потерять доход из-за Райвла. Хочу увидеть его рожу, когда он заплатит за мои убытки.

— А если вы проиграете, синьора Либби? — спросил дон Мигуэль.

— Как я могу проиграть? Правда на моей стороне. Вода принадлежит всем людям. Один человек не может лишить воды всю долину. Не волнуйтесь, дон Мигуэль. Если потребуется, я очарую судью и растоплю лед в его сердце.

— Ваш адвокат честный человек?

— Говорят, что да, — ответила Либби. — Я с ним только переписывалась, но я поняла, что он смышленый и честный, что нередко сочетается в людях такой профессии.

— Я попрошу вас оказать мне большую услугу.

Дон Мигуэль мял в руках свою шляпу.

— Поговорите с ним о моем деле.

— О подтверждении права на владение землей?

Мексиканец покачал утвердительно головой.

— Я говорил с женой, и мы решили, что вы действительно правы. Нам нужен адвокат янки, чтобы заставить слушать судью янки.

— Я буду счастлива помочь вам. Я думаю, он не откажет.

За неделю до начала дождей Либби предстояло явиться в суд. Как-то вечером похолодало, ветер нагнал облака и небо потемнело. Утром Либби проснулась от звука дождя, барабанившего по крыше.

Она выбежала из дома и, не боясь промокнуть, с наслаждением встала под падающие капли.

— Дождь! — дико танцуя, закричала Либби. — Пусть его будет побольше!

И небеса, как будто услышав ее просьбы, полили как из ведра. Либби побежала обратно в дом. Она промокла насквозь, и теперь, переодеваясь, с удовольствием слушала шум барабанившего дождя.

Едва она успела переодеться, как появился Ах Фонг.

— Дождь не собьет деревья, ты к ним привязал колышки?

— Вы же сами мне помогали, когда я их ставил, — отозвался китаец. — Но если хотите, я схожу проверить.

— Я тоже пойду, — согласилась Либби. Набросив сверху плащ-накидку, они пошли, спотыкаясь и поскальзываясь, по размытой дождем земле.

Ветер был такой сильный, что трудно было дышать. Они перебирались от одного дерева к другому, затягивая веревки на кольях и поднимая, согнувшиеся от дождя, молодые деревца.

— Ни один человек не поухаживает за миссис, — сказал Ах Фонг. — Увидев такой ливень, он развернется и опять побежит в дом.

— Ты прав, — сказала она. — И твоя невеста не приехала из Китая, потому что решила тоже вернуться назад из-за непогоды.

Китаец и Либби посмотрели друг на друга и рассмеялись.

— Ах Фонг, я так рада, что ты со мной. Без тебя я бы ничего не сделала.

— Я знаю, — без ложной скромности, как всегда, ответил он. — Примите горячую ванну, чтобы не заболеть.

Дождь не ослабевал, и пруд стал наполняться водой. Проснувшись утром, Либби с Ах Фонгом увидели, что воды заметно прибавилось.

— Если будет так лить, то за пару дней вода дойдет до краев, — сказала она. — Никогда не видела, чтобы дождь шел так долго.

— В Китае такое считается обычным делом, — сказал Ах Фонг. Начинается наводнение, гибнут люди.

— Хорошо, что мы построили дом над долиной. Интересно, разлилась ли река в Сакраменто.

— Вот когда вода потечет с гор, — сказал китаец, — тогда будет опасно.

— Интересно, не затопило ли еще мистера Райвла?

— Может быть, в эту минуту вода хлынула в его дом, — предположил Ах Фонг.

Шел второй день, а дождь все не кончался. Куда ни глянь, везде была серая масса. Небо слилось с землей, превращенной в грязь.

— Если это продлится, я, наверное, не смогу поехать в Сакраменто, — сказала Либби дону Мигуэлю, приехавшему узнать, как идут дела. — С какой иронией будут рассматривать мой иск о воде, когда я сама не появлюсь из-за того, что ее так много.

— Господь часто смеется над нами, — сказал мексиканец.

— Я думаю, что Бог наслал на нас непогоду, — возразила Либби. — Если небеса не хотят, чтобы я ехала в Сакраменто, я не поеду, хотя, если я застряну с повозкой, придется скакать на муле.

В конце недели дождь стал моросящим. Иногда появлялось солнышко и становилось теплее.

— Надо рискнуть ехать, — сказала Либби. — Не хочу, чтобы кукуруза здесь заплесневела.

— Вы как торговка с китайского рынка, — сказал Ах Фонг. — Сходите с ума, если нечего продавать.

Поцеловав детей и натянув клеенку поверх одежды, Либби покатила в Сакраменто. Дорогу размыло, кое-где встречались целые озера воды, и фургон стал похож на плывущий по волнам корабль. Пару раз фургон застревал, и Либби пришлось подкладывать под колеса мешки, чтобы выбраться из грязи.

Платье до колен было залеплено грязью, и Либби с облегчением вздохнула, зная, что ее дело будет заслушано в суде только на следующий день.

Под вечер Либби добралась до города. Дождь прекратился, и над мокрыми полями была белая дымка, освещенная красными лучами заходящего солнца. Над самим городом нависла туча смога, черневшая на фоне голубого вечернего неба. Огни от костров были видны на каждой улице города. Новая дамба спасала Сакраменто от наводнений, хотя на улицах было по колено грязи, от которой исходил неприятный запах.

Конь упирался и не шел вперед, чувствуя неприятный запах, от которого просто мутило, и Либби пришлось спрыгнуть на землю и тащить его под уздцы.

Либби обрадовалась, увидев магазин Хопкинса. Новый магазин «Хопкинс и Хатчиксон» выглядел внушающе и цивильно, благодаря кирпичному фронтону и фонарям. Марк Хопкинс выбежал на улицу, чтобы встретить Либби.

— Моя дорогая, как я рад вас видеть, — воскликнул он.

— У вас все хорошо, я надеюсь, — спросила Либби.

Марк улыбнулся.

— Все идет как нельзя лучше. Собираюсь построить дом в Сан-Франциско в эту зиму. Но что заставило вас приехать в такое плохое время. Должно быть, что-то важное, раз вы пошли на такой риск.

— Что вы подразумеваете под плохим временем.

— Вы разве не слышали, что в городе вспышка заболеваний тифом и холерой из-за дождя и наводнений.

— Вот почему горят костры.

— Да, они думают, что огонь остановит распространение болезней, — сказал Хопкинс. — На вашем месте я бы не оставался здесь и на ночь, если только вам это действительно необходимо.

— Боюсь, что я должна остаться, — сказала она. — Завтра утром слушание моего дела в суде. Я собираюсь после принятия в отеле ванны сразу же встретиться с моим адвокатом.

— А нельзя отложить? Положение серьезное, и ради победы в суде не стоит рисковать жизнью.

— Не могу слишком долго я этого ждать. Вы же решили тоже остаться.

— Я не ем и не выпиваю в людных местах и жгу москитов в своей комнате. Говорят, это помогает.

— Воспользуйтесь моим советом не есть в ресторанах и поменьше общаться с людьми. Здесь открылся новый отель с высококлассным штатом сотрудников.

— Неужели? Как он называется? — спросила Либби.

— Отель «Орлеан». Его сконструировали в Новом Орлеане, а затем по частям перевезли сюда по морю, — пояснил Хопкинс. — Качество отделки и сервиса на высочайшем уровне. Либби, что с вами? Вы хорошо себя чувствуете?

— О да. Все хорошо, — с трудом проговорила она.

Как она может объяснить, какие воспоминания вызвали его слова об отеле? Либби случайно вспомнила узкую улочку с лужами и высокого брюнета, появившегося, чтобы спасти ее.

— Погода нас не балует, — продолжал Марк. — Такая влажность и этот ужасный смог. На вашем месте я бы не высовывался, а сидел в «Орлеане» и заказывал обед в номер. Избегать людных мест — вот мой девиз.

— Вряд ли я смогу провести суд в моем номере, — улыбаясь, сказала Либби. — Но я воспользуюсь вашим советом и покину город как можно скорее.

Уйдя от Хопкинса, Либби раздумывала, идти ей в «Орлеан» или нет. «Переночевать в хорошем отеле, доставленном прямо из Нового Орлеана… Все это бред, — подумала она. — Надо забыть прошлое. Я — деловая женщина, приехавшая сюда выиграть дело в суде. Все остальное не имеет значения».

Либби добралась до отеля. Огромные полированные медные светильники освещали вход, к которому вели мраморные ступени. Либби с одобрением осмотрела фойе, в котором была стойка для приема посетителей, выполненная из черного дерева, и медные горшки с папоротником. Либби позвонила. Вышла приятная женщина, одетая в черное платье.

— Не лучшее время для путешествия, мэм, — давая книгу для посетителей, сказала она Либби.

— Я завтра же уеду.

Печать заботы отразилась на лице незнакомки.

— Мы делаем все, что можем, чтобы поддерживать наше заведение в надлежащем виде. Я ежедневно заставляю горничных натирать мебель и дополнительно кипятить простыни, но болезням это нипочем. В начале недели поселился один джентльмен. Он жаловался, что плохо себя чувствует, и на следующий день слег в лихорадке. Мне пришлось отвезти его в больницу, беднягу. Нельзя было его здесь оставлять.

Либби сделала запись в книге и пробежала глазами по странице, застыв как параллизованная. По спине пробежали мурашки, когда на верху страницы она увидела жирную запись: «Габриэль Фостер, приехал из Сан-Франциско…»




37


Либби не могла оторваться от завитушки росчерка росписи Гейба, пока к ней не вернулось спокойствие. Она повернулась к хозяйке.

— Этот джентльмен, случайно, не тот, кого увезли в больницу.

Женщина облокотилась на стойку, чтобы прочитать имя.

— Да, это он. Бедный мистер Фостер. Такой милый человек, вы его знаете?

— Да, он был один?

— Совсем один, — ответила хозяйка. — Из-за этого и возникли трудности. Я спросила его, могу ли я связаться с кем-нибудь, чтобы его забрали, но он сказал, что у него никого нет. И мне пришлось везти его в переполненный госпиталь.

— Как мне туда добраться? — спросила Либби. — Мне нужно его срочно увидеть.

— Простите меня, вы не собираетесь туда ехать сама? — запинаясь, проговорила хозяйка. — Леди опасно там появляться, я подождала бы до утра. Там такая грязь, что пару дней назад в ней утонул один пьяный.

— И тем не менее я поеду, — твердо сказала Либби. — Расскажите, как туда добраться?

Двухэтажная больница располагалась вдали от домов богатых коммерсантов на улице Джеймса. И Либби в полной темноте пришлось пробираться по грязи мимо открытых тентов, салонов и игорных домов, из которых слышался хрипловатый смех и пение. Она спряталась за деревом, когда увидела двух парней, плетущихся ей навстречу. Они снова напомнили ей мокрые улицы Нового Орлеана, звуки музыки из бара и пьяных мужчин, от которых спас ее Гейб.

— Нет, я не дам тебе умереть, Гейб Фостер, — собираясь духом, говорила Либби.

Она сразу узнала госпиталь, но не по табличке, а по страшному запаху дегтя, который не мог забить запах смерти. Либби закрыла рот платком, когда поднималась по лестнице. Открыв дверь, она очутилась в холодной комнате, освещаемой одной слабой лампой. Из полумрака доносились стоны и крики больных, кого-то рвало. Либби дрожала, держась за дверь, как будто она оставалась ее последней связью с этим миром.

Вниз по лестнице бежал мужчина с большим тазом в грязном фартуке.

— Что вы здесь делаете? Сюда нельзя, — сказал он.

Либби показалось, что он похож на мясника.

— У вас лежит мистер Габриэль Фостер? — спросила Либби.

— Леди, здесь сейчас триста человек, — вытирая рукой лоб, сказал мужчина. — Их приносят быстрее, чем мы можем найти им кровать, и они обычно не протягивают и пары дней.

— Здесь есть кто-нибудь, кто мне может сказать, где он лежит?

— Есть доктор, он где-то в здании, но он очень занят. Я лучше посмотрю журнал записей. Как его имя?

— Фостер, — сказала Либби. — Габриэль Фостер.

— Вы его жена?

— Нет, близкая родственница.

Санитар подошел к высокому столу и открыл книгу с загнутыми углами, читая так медленно имена, что у Либби появилось желание ударить его. Мужчина с довольным видом поднял голову.

— Да, это он.

— Он еще здесь?

Мужчина улыбнулся.

— Да, он еще не умер. Его имя не зачеркнуто. Он внизу, в палате для больных оспой.

— Оспа? — пробормотала Либби. — Я могу его видеть?

— Я же сказал, никаких посетителей.

— Я должна увезти его отсюда. Можно мне только взглянуть на него?

— Это будет стоить больше, чем я получаю.

Поняв смысл слов, Либби открыла сумочку и вытащила пять долларов.

— Вы сами себя хороните.

— Я рискну. Отведите меня к нему.

— Идите туда, — санитар кивнул головой и поплелся в сторону спускающейся вниз лестницы.

В конце коридора на двери висел кусок бумаги и пахло карболовой кислотой.

— Стойте здесь. Я найду его. Как вас зовут? — сказал санитар.

— Скажите, что здесь Либби.

Санитар исчез за занавеской. Сердце ее готово было разорваться на части, пока она ждала. Через пару минут санитар появился и сказал:

— Он не хочет вас видеть.

— Он так сказал? — удивилась Либби. — Вы уверены в этом?

— Я сказал, что Либби хочет вас видеть, а он сказал, чтобы вас не впускали.

— Вздор! — отталкивая его, сказал Либби. — Я вам не верю! Где он?

Санитар попытался схватить ее, но Либби уже ворвалась в палату. Она представляла собой большую комнату с разбитым окном, в которое проникал с улицы смог и дым. Весь свет исходил от лампы, стоящей на столе в углу. Пол был забит матрацами, набитыми соломой, на которых лежали стонущие, забинтованные и похожие на мумии больные.

Когда Либби проходила мимо одного из них, он закричал, размахивая забинтованными руками.

— Чешется, — прошептал санитар Либби. — Мы их бинтуем и привязываем, чтобы они не чесались, а то это сводит их с ума.

— Где мистер Фостер? — спросила Либби.

— Вон там, третий от конца, — санитар показал на тело, полностью завернутое в одеяла.

Либби ахнула и пошла к кровати.

— Он не мертв? — дрожащим голосом спросила она.

— Пока нет, — ответил из-под одеяла Гейб. — Ради всего святого, уходите.

Человек, лежащий на соседней кровати, вскинул в припадке руку, ударив Либби в бок.

В другом конце комнаты кого-то рвало.

Либби глядела на кровать, не зная, что делать.

— Я считаю, вам лучше уйти, мисс, — сказал санитар, — а то подцепите чего-нибудь.

— Хорошо, я ухожу, — громко сказала она. — Я пришла помочь старому другу и вытащить его отсюда, но вижу, что моя помощь ему не нужна.

— Не глупи, Либби — послышался глухой голос Гейба. — Выбирайся отсюда, пока жива. Здесь смерть.

— Хорошо, я уйду, если ты даже не хочешь посмотреть на меня и попрощаться.

Она направилась к двери. Либби заметила, что Гейб задвигался, но она не оборачивалась. За дверью, вручив санитару еще пять долларов, она сказала:

— Я вернусь утром, чтобы забрать мистера Фостера. Я увезу его туда, где он выздоровеет.

Либби вернулась в отель, и хозяйка спросила:

— Есть какие-нибудь новости о вашем родственнике?

— Да, он жив. Вы были правы, что это ужасное место. Я собираюсь его оттуда забрать. Где мне найти комнату, чтобы ухаживать за ним?

— Вы не найдете никого, кто согласился бы принять у себя в доме больного оспой, — сказала она. — Они забирают больных, не спрашивая согласия родных. Я видела ужасные сцены, когда матери цепляются за руки своих больных детей, которых выносят. Вам лучше самой поскорее уехать. Говорят, они мучительно умирают.

Эту ночь Либби не могла спать. Она ходила по номеру из угла в угол, обдумывая, что должна сделать на следующий день. Либби твердо решила не оставлять Гейба в больнице. Если не найдется места в Сакраменто, она отвезет его домой. Либби написала записку Марку Хопкинсу, что оставляет ему деньги и просит его заключить сделки по ее овощам, потому что она, воспользовавшись его советом, уезжает из города.

Либби уже почти забыла, ради чего сюда приехала, но, к счастью, вспомнив, она появилась в суде в десять часов. Теперь цель побить Шелдона Райвла переместилась на второй план. Если Гейб умрет, победа над Шелдоном станет никчемной. То, что Гейб не хочет ее видеть, утешало Либби, вселяя надежду, что он не умрет в одночасье. «Если бы он умирал, то попрощался бы со мной», — думала Либби. Нежелание видеть ее говорило о том, что его гордость и упрямство не убавились от болезни. Как это похоже на Гейба! Как она по нему скучала!

Рано утром Либби пошла в суд, где встретилась со своим поверенным Ионом Фейрбэнксом. Как и описывал его Хопкинс, он был высоким, стройным, опрятно и со вкусом одетым, с аккуратно подстриженной бородой.

— Сколько времени займет разбирательство? — думая о Гейбе, спросила Либби.

— Дело простое, судье понадобится не более часа. Это зависит, какие свидетельства представит защита. Если у них много свидетельств, которые нужно проверять…

— Какие у них могут быть свидетельства? — недовольно спросила Либби.

— В системе правосудия Соединенных Штатов Америки перед законом равны обе стороны, — сказал он. — Но думаю, что наши противники так просто не согласятся снести дамбу.

— Но любой судья увидит, где ложь, а где правда, — сказала она. — Нельзя же так просто оставить всю долину без воды.

— Мы надеемся это доказать.

— Мы должны это доказать. Я вас ради этого и наняла.

— Умоляю, миссис Гренвил, не расстраивайтесь. Я сделаю все, что в моих силах, а вы лучше успокойтесь. Этим вы только поможете делу.

— Как я могу оставаться спокойной и слушать, как Шелдон Райвл будет лгать, — отрезала Либби.

— Тогда, наверное, вам лучше выйти из зала суда — я представлю вашу сторону. Или останьтесь, но держите себя в руках, когда будете разговаривать с судьей.

Либби поняла, что он думает, что она беспокоится о своей безопасности из-за эпидемии, оставаясь в этом городе, но не стала его переубеждать.

На часах пробило десять, и Фейрбэнкс провел Либби через дубовую дверь в зал суда. Она ожидала увидеть Шелдона Райвла, но вместо него сидели двое, носы которых напоминали клювы, что делало их похожими на стервятников. Они сразу ей не понравились. У судьи, напротив, было доброе, розовое лицо. Либби улыбнулась ему, когда занимала свое место. Дело зачитали, и Фейрбэнкс приготовился излагать аргументы Либби. Один из людей Райвла попросил слово. Он говорил о недостатках законов штата по вопросу прав на воду, указывая, что все реки были изрыты золотоискателями и многие из-за этого вообще сейчас текут по другому руслу.

— Но они ведь не перестали течь вообще, — не в состоянии оставаться спокойной, выпалила Либби.

Судья сделал ей предупреждение, а Фейрбэнкс нахмурился. Поверенный Райвла представил судье документы о регистрации участков.

— Это является прецедентом в Калифорнии, что воду можно использовать в целях добычи золота, а моему подзащитному необходимо постоянно иметь большие запасы воды.

— И моим овощам тоже, — сказала Либби.

В этот раз судья пригрозил ей пальцем.

— Еще один раз, и я вас удалю из зала, — сказал судья.

Либби сжала губы, а судья продолжал просматривать бумаги.

Судья поднял голову и спросил:

— В каком году вы поселились на своей нынешней земле, миссис Гренвил.

— В октябре 1860-го, ваша честь, — ответил за нее адвокат. — Моя клиентка живет там около года, и уже имеет неплохой доход от продажи овощей и фруктов, которые требуют много воды.

— Понимаю, — сказал судья.

— Почему вы выбрали именно это место, миссис Гренвил?

— Потому что там всегда есть вода, — ответила Либби.

Судья отложил документы.

— Полагаю, что вы не советовались с властями?

— Я думала, что это не нужно, потому что купила землю у ее владельца.

— Если бы вы взвесили все «за» и «против», то должны были бы знать, что мистер Райвл владеет землями прямо на холмах над вами, который уже получил разрешение в комиссии по добыче золота на разработку его гидравлическим способом.

Либби подозрительно посмотрела на судью.

— Когда я поселилась, он еще не строил дамбу.

— Но он говорил о своем намерении это сделать в присутствии нескольких свидетелей, от которых мы имеем письменные подтверждения, — сказал судья. — У меня, кроме всего прочего, есть карта вашего штата, на которой, миссис Гренвил, ваша река не обозначена.

— Но это не говорит о том, что ее нет, — не сдержавшись, сказала Либби.

— Конечно, нет, — сказал судья. — Но это только облегчит мою задачу, гак как река официально не обозначена как источник воды. Я симпатизирую вам, вы вложили так много сил в свое дело, но у меня нет другой альтернативы, кроме как решить дело в пользу мистера Райвла.

Прозвучал удар молотка, и Фейрбэнкс предложил ей руку, чтобы идти.

— Большое спасибо, вы и так уже помогли, — холодно сказала она.

— Я сделал то, что мог, — сказал Фейрбэнкс. — Боюсь, что мы столкнулись с непреодолимыми разногласиями.

— Что вы имеете в виду?

— Законы, регламентирующие добычу золота, только создаются, и в комиссии штата есть люди, которые не гнушаются брать взятки за подпись на документах.

— Вы хотите сказать, что документы были фальшивыми?

— Я говорю о тех людях, которых можно купить. Я не хотел говорить вам, что мы ввязались в битву, исход которой был заранее предрешен. Когда я увидел, кто у нас судья, я знал, что мы зря теряем время. Шелдон Райвл стал могущественным человеком, а его метод добычи золота делал его еще богаче каждую минуту. Только дурак захочет стать его врагом.

— Тогда, я, должно быть, дура, — сказала Либби. — Я обращусь к законодательной власти и заставлю их изменить законы. Я обращусь в Верховный суд.

Фейрбэнкс осторожно дотронулся до ее руки.

— Дорогая, здесь столько земли, которая только и ждет, чтобы ее обработали. Вы найдете еще лучше землю, и все начнете сначала. Мексиканцы будут умолять вас купить участок, и это будет дешево стоить.

— Недорого же вы оценили мои принципы и чувство собственного достоинства, — сказала Либби.




38


Из отеля Либби сразу же отправилась в больницу. При дневном свете черное, кирпичное здание больницы еще больше удручало своей запущенностью.

Либби вошла во внутрь и натолкнулась на женщину, которая сказала, что посетителей не пускают.

Она попыталась описать своего знакомого санитара, но женщина ее не слушала.

— Освободите помещение! — сказала женщина, указывая Либби на дверь.

Когда, стоя под окнами, Либби думала, как добраться до Гейба, ко входу подкатил фургон и из него вынесли трое носилок с больными. Они вернулись за четвертым, но один из носильщиков закричал:

— Не трогайте его, он уже готов. Везите его в морг.

Преодолев себя, Либби проскочила вперед санитаров с носилками. Женщина, записывая новых больных, не заметила ее. Либби завернула за угол и направилась к палате больных оспой.

Кровати рядом с Гейбом были пусты, и в палате была тишина. Гейб лежал, не подавая признаков жизни. Его красное лицо было наполовину забинтовано. Либби на цыпочках подошла к нему, заметив, что он еще дышит. Она вышла из палаты и, поблуждав по пустому зданию, набрела на дверь, ведущую скорее всего в морг. Двое парней в масках, в которых они походили на бандитов, вышли оттуда. Либби подбежала и схватила одного из них за руку.

— Мой муж здесь, а мне не разрешают забрать его домой. Я его только что нашла. Вы не могли бы отвезти его ко мне на ферму. Если он здесь останется, то умрет.

— Что вы хотите, чтобы мы сделали? — спросил один из них.

— Если бы вы только его вынесли. Притворитесь, что несете его в морг. У меня на улице повозка, и я хорошо заплачу.

Либби порылась в сумочке и вытащила пачку долларов.

— Хорошо, мэм. Кого из них?

Либби подогнала фургон к глухой торцовой стене больницы и через пару минут увидела двоих парней, несущих на носилках забинтованного человека. Из-под одеяла слышались протестующие крики:

— Стойте, я пока еще не умер.

— Тише, ваша жена хочет забрать вас.

— У меня нет никакой жены! Вы хотите меня похоронить!

— Бедняга, кладите его сюда, — быстро сказала Либби, показывая внутрь фургона. Санитары положили его на мешки.

— Нет, не хороните меня. Я жив, — застонал Гейб.

— Хватит разговаривать, Гейб, — прошептала Либби. — Никто не собирается тебя хоронить.

— Либби? — вопросительно промямлил он, когда она откинула одеяло с его лица.

— Все будет хорошо, — пытаясь улыбаться, проговорила она, глядя на искаженное болезнью лицо Гейба. — Я отвезу тебя домой, и ты поправишься.

Гейб закрыл глаза и улыбнулся.

— Это хорошо, — сказал он и потерял сознание.

Гейб свалился с мешков, потому что повозку кидало из стороны в сторону, и Либби с трудом остановилась и попыталась устроить его поудобнее. Прикоснувшись к Фостеру, она почувствовала, как он весь горит.

Либби ударила кнутом, и кони понеслись. Она оборачивалась и смотрела на красное от температуры лицо Гейба. Довезу ли я его? Только когда впереди показалась знакомая ограда из кактусов, Либби вспомнила о том, что она проиграла дело в суде и ей придется отсюда уехать.

Ах Фонг бежал к ней навстречу.

— Не подходи близко! — завопила она. — У меня в фургоне мистер Фостер, он болен оспой!

— Вы привезли его сюда? — испуганно спросил китаец.

— Давай положим его в дальнем коттедже, а рабочие будут спать под навесом, пока он не выздоровеет.

Ах Фонг закричал что-то по-китайски, и через мгновение работники уже появились с вещами.

— Ах Фонг, помоги мне. Я не могу его вытащить одна.

— Хорошо, мисс, — он наклонился над стонавшим Гейбом, который все еще был без сознания. Вдвоем они донесли его до кровати.

— Ему необходим хороший китайский суп из цыпленка.

— Хорошая идея, Ах Фонг. Заруби курицу.

Либби сидела у кровати стонущего и начавшего бредить Гейба.

— Не дай им похоронить меня, я не мертвый, — стонал он, когда она до него дотрагивалась.

Либби пыталась влить ему в рот несколько ложек куриного бульона, который приготовил Ах Фонг.

Она не спала более двух ночей, боясь, что Гейб умрет, когда она заснет.

Под утро на третий день он очнулся и спросил испуганно:

— Они копают? Я слышу, они копают на улице?

Он ухватился за руку Либби.

— Не дай им меня похоронить, пока я не умру, — попросил он.

— Ты не умрешь, — сказала Либби и протерла ему полотенцем лоб. — Я позабочусь о тебе, ты выздоровеешь.

Гейб посмотрел на нее удивленными глазами.

— Либби, это в самом деле ты?

— В самом деле.

— Не оставляй меня, — пробормотал он.

— Я буду рядом с тобой, не волнуйся.

Его веки снова сомкнулись, и лицо приняло спокойный вид. Либби вскочила и прислонила ухо к его груди. Услышав спокойный ритм сердца, она поняла, что Гейб заснул.

С первыми лучами солнца появился Ах Фонг.

— Отдохните, — сказал он. — Я подежурю за вас.

Либби не соглашалась.

— Я не хочу подходить к детям, не будучи уверенной, что тоже не заразилась. Принеси мне таблетки. Я буду спать здесь на стуле.

— Упрямая женщина, — сказал Ах Фонг, но послушался ее.

— Опять дождь. Скоро пруд будет полон, и вы утрете нос этому чертову Райвлу.

— Я хотела бы. Но воды в пруду все равно не хватит на все лето. Если я не заставлю Райвла убрать плотину, то нам придется уезжать.

Ах Фонг понимающе закивал и посмотрел на небо.

— Хороший дождь. Осенний урожай даст нам хорошую прибыль, и вы сможете купить себе дом в Сан-Франциско.

— Не думаю, что буду жить там весь год. Мне нужно чем-то заниматься, — сказала Либби.

— Вам нужен человек, который будет вас оберегать, — сказал Ах Фонг, поглядывая в комнату, где спал Гейб. — Он выздоровеет?

— Не знаю, пока рано об этом говорить, — ответила она.

Умывшись горячей водой, Либби обмыла Гейба, там где смогла. Его рубашка почернела от пота, но она не решилась ее снять.

Дождь опять разошелся. Либби сидела на стуле и смотрела на серый, печальный пейзаж за окном. На ветвях деревьев еще оставались последние пожелтевшие листья.

— Боже, люблю это место! Неужели все, что люблю, должно уходить от меня! — произнесла с сожалением Либби.

Над холмами прогремел гром. Она посмотрела на небо, полагая, что дождь стихает, но внезапно ударила молния, за которой последовали новые раскаты.

Открыв дверь хижины, Либби выбежала во двор, вдыхая свежий воздух. Она посмотрела на холм и увидела бегущего по склону Ах Фонга.

— Посмотрите, миссис, — завопил он.

Либби посмотрела в его сторону.

Над холмами виднелась черная полоса, которая росла, приближаясь к долине. Через мгновение она поняла, что это была вода.

— Ты взял Ноэля? — вскрикнула она. — Не приближайтесь к реке.

Либби повернулась и побежала по тропинке к коттеджу Гейба, выбрав ту, которая была ближе всего к реке. Поток с ревом обрушивался на долину, сметая все на своем пути. Вода догнала Либби у самого порога, снеся все кактусы и сорвав с фундамента дом, стены которого рассыпались как картонный домик. Либби с трудом встала на ноги и, пытаясь добраться до развалин дома, увидела сносимое водой тело Гейба.




39


Придя в себя, Либби подняла голову и увидела, что ее дом уцелел. Вода залила только два первых коттеджа, ограду и подъезд к дому. Многие деревья были вырваны с корнем, но дом стоял на месте. Грязь, камни и вырванные бурей деревья покрыли всю долину. По склону к Либби бежали Иден и Блисс. Ах Фонг с Ноэлем на руках едва поспевал за ними.

— Спасибо Господу! — Либби с трудом поднялась на ноги, голова ее кружилась.

Гейб лежал без движения, напоминая тряпичную куклу.

— Должно быть, он умер… — прошептала она.

И когда Либби стала тащить его из воды, Гейб открыл глаза и уставился на нее.

— Я не собирался принимать ванну, — недовольно сказал он. — Вода слишком холодная.

— Я и не думала тебя мыть, я просто вытащила тебя из воды, а то бы ты мог захлебнуться.

Казалось, Гейб пытается разглядеть ее.

— Либби, где я нахожусь?

— На суше, — ответила она, сдерживаясь, чтобы не рассмеяться. — Нас чуть не затопило.

— Где? — спросил Гейб. — Последнее, что я помню, это ужасную головную боль и что нахожусь я в одном из отелей Сакраменто. Почему я здесь?

— Ты заболел оспой, — сказала Либби. — Я нашла тебя в больнице и привезла к себе домой.

— Ты что, сошла с ума, привезти домой больного оспой?

— Если бы я тебя не вытащила оттуда, ты бы умер.

— Ты не должна была так рисковать, подвергая опасности свою семью. Что скажет твой муж, когда узнает об этом?

— Во-первых, я держала тебя в стороне от семьи в одной из хижин, — сказала она, — а во-вторых, у меня нет больше мужа. Хью давно умер.

Ах Фонг и двое рабочих подбежали к ней, радостно крича.

— Вода залила даже крыльцо! Хорошо, что вы не построили дом, где хотели. Сейчас вы плыли бы вместе с домом в направлении Сакраменто, как я и говорил, — радостно сказал Ах Фонг.

— Да, Ах Фонг, да, — тихо сказала она. — А сейчас, Бога ради, отнеси мистера Фостера в одну из хижин, переодень и обмой его.

— Вам тоже не мешало бы переодеться, — сказал китаец. — А то вы выглядите как мокрая крыса.

— Разве я тебе не говорила, что ты слишком дерзок для слуги? — спросила Либби.

— Вы говорил, что Ах Фонг менеджер.

— Тогда ты дерзок для менеджера, — смеясь, сказала она.

Ах Фонг заулыбался.

— Я пошел. Заварю горячего чая, а лучше принесу бренди.

Гейба устроили в одной из хижин и переодели во все сухое. Завернутый в одеяла Гейб попивал горячий чай с бренди. В другой комнате Либби переоделась, накинула шаль, но так и не смогла согреться.

— Надо попить твоего бульона, Ах Фонг. Приготовь на всех и скажи детям, что я в порядке, но пока не могу их видеть.

Она подлила в чашку с чаем бренди, и маленькими глотками начала пить, сидя рядом с Гейбом.

— Я бы не прочь еще попить этого чаю, а то я замерз, — сказал он.

— Хорошо, что хоть пот сбил жар, — взяв из его рук чашку, сказала Либби. — У тебя все утро был жар.

— Ты в самом деле пришла навестить меня в той большой, черной комнате? Я не хотел тебя видеть, чтобы не заразить тебя. Это было на самом деле?

— Да, — ответила Либби. — Я пришла в больницу, чтобы забрать тебя, а ты не хотел. Ты всегда был упрямым, Гейб Фостер.

— И ты тоже, — сказал он. — Я не могу понять, как ты решилась привезти меня сюда, не боясь заразиться оспой.

— А ты думаешь, что я могла бросить тебя умирать?

Гейб замолчал и затем сказал, чтобы Либби рассказала о Хью.

— Мы были с ним вместе пару месяцев. Он погиб после того, как я привезла его домой.

— Но я видел тебя в ресторане Брауна в Сан-Франциско? Это была ты? — удивленно спросил он.

— Да, я обедала со своим другом Марком Хопкинсом.

— Ты знаешь Хопкинса? А я думал, кого он мне напоминает, потому что Марк был слишком стар для Хью.

— Странно, что ты вообще меня заметил. Ты спешил встретиться с прекрасной блондинкой, как я помню.

— А, Марселла, — сказал с улыбкой Гейб. — Ты следила за мной?

— Просто хотела поздороваться, но ты был слишком занят.

— Я не хотел нарушать твой покой, когда увидел твоего мужа. Как бы ты объяснила ему знакомство со мной?

— О, Гейб, если бы ты знал…

— Ну так что же случилось с Хью?

— Его призвали на подавление индейского восстания, но он не был в состоянии воевать, так как был еще нездоров.

— Старина Хью погиб в бою с индейцами? — с удивлением спросил он. — Прости, что я заставил тебя вспомнить об этом ужасе.

— Я пережила, — сказала Либби. — Мне много чего довелось пережить за это время.

— Ты многого добилась, — сказал Гейб. — У тебя работники, свой дом, бизнес.

— Я много боролась за все это. Тебе лучше отдохнуть до того, как будет готов бульон, — сказала Либби. — Мне это тоже не помешает. Я не спала последние две ночи, а теперь еще и эта холодная ванна.

— Спасибо, Либби, ты — ангел, — закрывая глаза, сказал он, и она на цыпочках вышла из комнаты.

Гейб стал быстро поправляться. Дошли известия о том, что случилось на холмах из-за нескончаемых дождей. Озеро Райвла вышло из берегов, и бурлящая вода хлынула к его дому. Он собрал людей, и они укрепили плотину, но все это было бесполезно. Водная лавина разрушила плотину, людей его смыло, и некоторых из них так и не нашли. Одному или двоим удалось избежать смерти — они выплыли, зацепившись на плавающих деревьях. Тело самого Шелдона Райвла не могли обнаружить целую неделю. Наконец его нашли застрявшим в ветвях дерева. Тело так распухло, что Райвла невозможно было узнать.

Гейб выздоровел, и Либби надеялась соединиться с ним, но она почувствовала, что между ними возникла какая-то холодность, которой раньше никогда не было.

Либби однажды попыталась это выяснить.

— Гейб… у тебя кто-нибудь есть в Сан-Франциско, кому нужно сообщить, что ты здесь?

— Не думаю — сказал он. — В Сан-Франциско был один инцидент — дуэль, и мне пришлось покинуть город, который мне уже тогда наскучил. Я собирался проехаться по приискам, а потом… ничего не помню. Интересно, что случилось с моим конем?

— Я могу одолжить тебе своего, — сказала Либби. — Если ты действительно хочешь уехать.

Он почувствовал скрытый смысл ее слов.

— Ты и так много для меня сделала, Либби. Я не могу тебя больше стеснять.

— Ты думаешь, что ты стесняешь меня?

Гейб отвернулся.

— Мне не нужна твоя жалость.

— Ты что думаешь, что я сделала это из жалости?

— Я не глупец и знаю, как выглядят больные оспой, а те, кому удается выжить, становятся неузнаваемыми. Не притворяйся, я ведь страшен как черт.

Либби села к нему на кровать.

— Когда-то ты мне сказал, что я не знаю, что такое любовь, — тихо проговорила она. — Теперь я говорю тебе, что ты сам не имеешь о любви ни малейшего представления. Я люблю тебя, Гейб. Неужели ты думаешь, что если у тебя не будет ноги или глаза, то я буду меньше тебя любить?!

— Но если Бог послал человеку красивую внешность, разве не больно чувствовать, что всю оставшуюся жизнь люди будут смотреть на него с отвращением, — глядя на стену, сказал Гейб. — Я не хочу всю жизнь думать о том, что ты заслуживаешь лучшей…

— Габриэль Фостер, ты самый тщеславный человек из всех живущих на планете людей? — смеясь, сказала Либби. — Подожди, я сейчас вернусь.

— Куда ты, Либби? Вернись, — крикнул он вдогонку.

Либби побежала в главный дом и вскоре вернулась с зеркалом в руке.

— Посмотрись, — сказала она.

— Я лучше не буду.

— Трус.

— Хорошо, — сдаваясь, сказал он. Медленно, Гейб поднес зеркало к лицу, потом с радостью выпалил: — Нормальное, — не веря своим глазам, проговорил он. Гейб взял ее за руку.

— Конечно, нормальное, — рассмеялась Либби.

— А я все время думал, что я самый страшный * человек на свете, — хохоча вместе с Либби, сказал Гейб. — Я чувствую себя заново рожденным. Мне дали второй шанс в жизни. После всего, что произошло, я верю даже в чудеса. Ты знаешь, что я хотел в тот момент, когда увидел тебя в Новом Орлеане, — сказал он. — Я знал, что ты создана для меня. Я не мог думать о тебе. Один Господь знает, как я пытался выкинуть тебя из головы.

— А я тебя, — отозвалась Либби.

Гейб дотронулся рукой до ее щеки и вытер рукой слезу.

— Это глупо, я ни разу не всплакнула, а сейчас не могу удержаться.

— Любимая, теперь не надо будет плакать. Мы прошли этот долгий, тяжкий путь. Мы все начнем сначала.

— Ты бросишь играть в карты и будешь вести нормальную жизнь? — улыбаясь, спросила она.

— Все что хочешь, чтобы только сделать тебя счастливой, — ответил он. — Я даже могу стать миссионером.

— Я люблю тебя таким, какой ты есть, Гейб Фостер.

— А я тебя, Либби Гренвил, — нежно сказал он. — Как ты думаешь, я уже достаточно выздоровел, чтобы ты рискнула и разрешила мне тебя поцеловать?

— Я рискну, — сказала она и наклонилась над Гейбом.

Губы сплелись в нежном поцелуе, а в их открытых глазах светилась нежность. Кажется, что прошла вечность, прежде чем они отпустили друг друга.

— Хватит на сегодня. Не забывайте, мистер Фостер, что вы были очень больны.

Гейб рассеялся.

— Ты — лучшее укрепляющее средство, миссис Гренвил, — его лицо стало серьезным. — Мне не нравится твоя фамилия. Фостер гораздо лучше и надежнее.

— Если вы просите моей руки, мистер Фостер, то я жду предложения.

— Хорошо, — Гейб встал с кровати и упал на колени. — Я никогда этого не делал. Прости, если я скажу не те слова.

— Нет неподходящих слов, — сказала Либби и взяла его за руки.

— Либби Гренвил, окажите мне честь стать моей женой!

Либби пыталась ответить, но ком подкатил к горлу. Она кивнула головой, и слезы покатились по ее щекам.

— Это нужно отметить! Я здоров, чтобы выйти из моей тюрьмы и увидеть моих принцесс?!

— Думаю, да, — сказала Либби. — Они умирают от желания увидеть тебя. Ах Фонгу пришлось как сторожевому псу отгонять их от дома. Я попрошу его поставить тебе стул на улице.

Вскоре Гейб уже сидел, обернувшись одеялом, в кресле-качалке.

— Твой дом впечатляет, — я думал, что у тебя хижина, похожая на ту, в которой я лежал. Я не знал, что женюсь на богатой землевладелице. Все будут думать, что я женюсь из-за денег, и они… — он не договорил до конца, увидев бегущих девочек, которые визжали от восторга.

— Мама не разрешала нам раньше! — завопила Блисс. — Вы не заразны? — спросила она.

— Не заразен, — засмеялся Гейб. — А вы так выросли, что я с трудом вас узнал. Вы превратились в прекрасных леди.

Из дома послышался плач.

— Это Ноэль, мам, можно я его принесу, — спросила Иден.

Либби кивнула, Гейб взглянула на Либби.

— Ноэль?

Иден появилась с ребенком.

— Он только что научился ходить, — объяснила Блисс.

— Иди к маме, — сказала Иден.

Ноэль, качаясь, побежал к Либби. Он открыл рот и уставился на Гейба.

Либби подняла его на руки.

— Вам нравится наш братишка? Правда, он хорошенький? — спросила Блисс.

Гейб нахмурился.

— Ему скоро год, — добавила Иден.

Либби почувствовала, что краснеет.

— Ну-ка, дайте мне мистера Ноэля, — сказал Гейб. — Чем быстрее мы узнаем друг друга, тем лучше.




40


В доме было тихо. Либби накинула халат и подошла к окну. Солнце еще не взошло, но в небе за холмами уже виднелось зарево. От дома до холмов была пустая земля, поросшая травой. «Как велик и необъятен мир. Эта земля не место для людей, как Хью. Бедняга Хью, на что он решился. Как говорил Хопкинс? Калифорния съедает таких, как Хью, на завтрак и выплевывает кости. Хорошо, что я такая неудобоваримая», — улыбаясь, подумала Либби. Она посмотрела на кровать, Гейб спал, лежа на белой кружевной подушке. «Правильно ли я поступаю, пытаясь привязать тебя к себе, — думала она, с нежностью глядя на Гейба. — Будем ли мы счастливы?»

Гейб привстал.

— Что ты встала? — спросил он. — Сколько времени?

— Закрой глаза, жених не должен видеть невесту в первое утро перед свадьбой, — сказала она.

Гейб засмеялся.

— Если ты думаешь, что я буду ходить с закрытыми глазами, пока не приедет судья, то тебе стоит еще подумать. Гости будут прибывать все утро, и я не могу встречать их с закрытыми глазами.

Либби села на край кровати и взяла Гейба за руку.

— Я пойду за тобой на край света. Нужно закатить пир на весь мир, ведь все знают, что ты живешь у меня уже три месяца.

— Не моя вина, что судья так долго сюда добирается, — сказал Гейб. — Мы будем хорошо жить, Либби. Я уже нагреб кучу денег, как они здесь говорят. Мы сможем путешествовать, поедем в Европу, одним словом, все что ты хочешь.

Вдруг раздался топот бегущих ног, и через минуту в комнату вбежали девочки.

— Мам, угадай, кто приехал? На улице фургон, полный льда. Продавец льда дал мне кусок.

— Это для шампанского, — сказала Либби. — Почему он так рано приехал? Пойду покажу, куда разгрузить.

К середине дня собралось много народу. Погода была слишком теплая и солнечная для января. Либби поручила своим рабочим роль официантов. Ах Фонг в новом костюме хорошо вошел в роль метрдотеля.

— Откуда появились все эти люди? — спросил Гейб у Либби. — Мы их всех пригласили?

— Я сама удивляюсь, — ответила Либби. — Не знала, что у нас столько друзей.

Кончита суетилась вокруг столов, расставляя тарелки, пока Либби не остановила ее.

— Ты тоже гость, сиди и развлекайся.

Кончита нервно засмеялась.

— Я счастлива, когда что-то делаю. Я не знаю, как говорить этим людям.

Дон Мигуэль подошел к Либби.

— Когда у вас будет свободное время, я хочу кое-что обсудить с вами.

Судья приехал ровно в два часа. Церемония была короткой, прозвучали тосты, и все сели за свадебный стол.

С помощью дона Мигуэля удалось сделать вертел, на который нанизали и зажарили молодого барашка.

— О чем вы хотите поговорить? — спросила Либби, когда обед уже подходил к концу.

— Мне жаль портить вам праздник плохими новостями, — сказал мексиканец. — Сегодня мы попрощаемся с вами.

— Вы уезжаете? — удивленно спросила Либби.

Дон Мигуэль кивнул головой.

— Мы едем в Мексику, в деревню моего тестя.

— Что случилось? Адвокат не смог помочь доказать ваше право на владение землей?

Дон Мигуэль пожал плечами.

— Он пытался. Он хороший человек, но…

— Он дурак! — сказала Либби. — Вы наняли жулика! Надо попытаться нанять хорошего адвоката.

— Слишком поздно, — сказал дон Мигуэль. — Теперь эта земля янки. Они сказали, что моя бумага не доказательство. Я должен съездить в Мехико и получить документы, подтверждающие, что мне действительно подарили эту землю, а это потребует времени и денег. Если янки захотят мою землю, ему стоит прийти, сесть на ней на корточки и сказать, что она его. Здесь нам жить нельзя. Кончита хочет спокойно умереть в своей постели.

— Очень жаль, дон Мигуэль. Вы были настоящим другом. Я буду очень скучать по вас и вашей семье. Мне стыдно, что законы моей страны так несправедливы.

— Это на протяжении всей истории, — сказал он. — Сильный пожирает слабого. Америка — сильна, а» Мексика — слаба. Моя жена будет счастлива там; на родине.

— А что же со всем тем, что вы здесь построили?

— Вот об этом я и хочу с вами поговорить, — сказал мексиканец. — Вы хотите купить мой дом? Пусть это пойдет вам, чем этим продажным янки.

— Мне нужно посоветоваться с мужем, — глядя на Гейба сказала Либби. — Но думаю, что мы примем ваше предложение.

Вечером, когда часть гостей разъехалась, а другие пошли гулять вдоль речки, Либби смогла поговорить с Гейбом.

— Если хочешь, то покупай, — сказал он, обнимая ее. — Я не собираюсь вмешиваться в твои дела после того, как ты показала такие способности делать деньги. Все, что избавляет меня от работы по изготовлению кирпичей, не кажется мне плохой идеей.

Либби улыбнулась.

— Как будто ты когда-нибудь занимался физическим трудом.

— Но сейчас я другой человек, — серьезно добавил Гейб. — Я бросил распутный образ жизни и теперь собираюсь стать честным фермером, в поте лица зарабатывающим на жизнь.

— Вот это да, Гейб Фостер. Если я хотела бы выйти замуж за нудного, честного фермера, я бы это сделала уже давно. То, что ты не будешь часто посещать игорные притоны, не означает, что ты не будешь использовать свои замечательные способности.

— Что ты имеешь этим в виду? — дразня ее, спросил он.

— Ты знаешь, что я имею в виду. У тебя есть собственность в Сан-Франциско, а у меня есть участки под застройку. Ты станешь земельным бароном.

Гейб кивнул.

— Думаю, это мне подойдет. Я думаю, что мы должны купить скот дона Мигуэля. Мне нравится играть в ковбоев.

— Интересно будет на тебя посмотреть, — рассмеялась Либби. — По меньшей мере, ты будешь хоть при деле, хотя тебе это скоро надоест.

— Как будто ты мне можешь надоесть? — сказал Гейб. Он обнял Либби и поцеловал ее в волосы.

— Вы можете делать все, что хотите, Либби Гренвил-Фостер, но вы никогда мне не наскучите.

Либби засмеялась, потом встала и увидела человека, идущего по тропе.

— Это Марк Хопкинс. Он может посоветовать, что делать с участками в Сан-Франциско.

— Прекрасная страна, — подходя к ним, сказал Марк. — Все это пространство ждет, чтобы его заселили.

— И эти поселенцы будут покупать продукты в вашем магазине, — добавил Гейб.

Марк кивнул.

— Магазин только открывается. У меня куча планов.

— Даже больше магазинов? — спросил Гейб.

— Коммуникации, — сказал Хопкинс. — Зимой дороги здесь непроходимы, и коммерция замирает. Калифорнии нужна железная дорога, которая свяжет нас с внешним миром.

— Вы думаете, что возможно построить дорогу через горы?

— Со временем, — сказал Марк. — Это будет трудно. Я уже говорил с инженерами, и они считают это возможным. Только подумайте, как они изменят Калифорнию.

— Будут приезжать новые поселенцы, — сказала Либби.

— По железной дороге вы сможете перевозить свою продукцию, — добавил Марк. — Ваши дыни и груши будут есть в Нью-Йорке.

— Ну, а что с этими участками, которые вы купили для меня. Они ценятся?

— Ценятся. Они подорожали втрое, — ответил Марк.

— Тогда нужно продавать?

— Ни в коем случае. Покупайте еще, если у вас есть деньги. Через пять лет они будут стоить в десять раз больше того, что вы заплатили за них, и тогда вы вложите деньги в железную дорогу, которая сделает вас миллионерами.

— Тогда все скажут, что я женился из-за денег, — сказал Гейб.

— Это Калифорния, — сказала Либби, смеясь. — Здесь всем все равно, что о тебе говорят.




Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.