Большая книга ужасов 41 Елена Нестерина Светлана Ольшевская Когда пробьет полночный час Не тревожьте покой мертвых, не ходите ночью на кладбище! Знали об этом трое мальчишек, что отдыхали в летнем лагере «Огонек». Знали — но сделали наоборот… Взошла над лесом полная луна. Вовка, Мишка и Андрей медленно двигались между старыми могилами… Тихо было вокруг, не доносилась даже громкая музыка, что гремела в лагере на дискотеке. И вдруг… Зашаталась и упала ветхая оградка, открылась одна могила, вторая, третья. Восставшие из земли мертвецы медленно, но верно отправились в лагерь! Неужели это мальчишки разбудили их? Что же делать? Как остановить покойников, которые уже принялись хватать живых людей и тащить их в свои могилы?.. За чертой страха Хотя Ника недавно познакомилась с этими ребятами, они стали ей как родные. Дружная компания собиралась в укромных уголках, слушала музыку… Пока один за другим они не стали пропадать. Подруга, исчезнувшая первой, говорила что-то о заброшенном бараке. Отправившись его исследовать, Ника едва смогла спастись! Но разве можно бросить это расследование? Ведь уже никого не осталось, все друзья пропали! Ника не хочет стать следующей жертвой похищения, а сидеть без дела не намерена. Возможно, она идет на верную гибель, однако если не попытается спасти их — никогда себе не простит! Большая книга ужасов 41 Елена Нестерина КОГДА ПРОБЬЕТ ПОЛНОЧНЫЙ ЧАС Глава I Королевская ночь Cтарое-старое кладбище доживало свой скорбный век рядом с летним лагерем «Огонек». Уже давно никого не хоронили на нем — кладбищенская церковь, где когда-то отпевали покойников, треснула, покосилась. В ней жили теперь дикие голуби, их тревожное гугуканье тихими летними вечерами было слышно на всю округу. Часто ни с того ни с сего чуткие голуби вдруг пугались чего-то. Они шумно срывались со своих мест, с громким свистом хлопали крыльями, встревоженно кричали — и, вылетев сквозь разбитые окна и проломы в куполе, долго-долго носились над округой. Их жалобные голоса до самой темноты раздавались в вышине. На одинаковом расстоянии и от заброшенного кладбища, и от лагеря стояла деревня. Дорога от лагеря к ней шла в объезд леса, что значительно удлиняло путь. Поэтому местные жители редко бывали в «Огоньке». Этого, впрочем, ребята, отдыхающие в лагере, и не замечали. С деревенскими они виделись лишь иногда — тогда, когда ходили купаться. Встречи в основном проходили мирно, воду местного пруда и его берег делить не приходилось. Путь на этот пруд пролегал как раз по кладбищу. Конечно, можно было не ходить мимо покосившихся памятников и гнилых крестов, а вдоль кромки леса обойти старый погост, но этого почему-то никто из отдыхающих не делал. Чтобы срезать дорогу и укоротить время пути, все ходили через кладбище. Не чуя под собой ног, неслись по нему малыши, стараясь не смотреть по сторонам; тоже торопливо, но то и дело косясь на могилы и тревожно оглядываясь, проходили более взрослые мальчишки и девчонки. Кладбище завораживало. Влажными вечерами между высокими кладбищенскими березами и широколапыми елями вился белый туман. Подергиваясь, он огибал деревья, садился на ржавые оградки, сумрачно вздрагивал, опускаясь на заросшие травой могилы. Многие из отдыхающих в лагере смотрели на него сверху — с горы, из окон второго этажа корпуса, повернутого торцом к кладбищу. Но выйти на кладбище вечером, а тем более ночью не решался никто. Выйти, побродить, окутавшись кладбищенским туманом, посмотреть на заброшенные могилы, постоять, подождать, послушать… А может, просто времени на это не было — ведь ни на минуту не затихала веселая жизнь в «Огоньке». До самой темноты гремела там музыка, шли дискотеки, проводились игры и конкурсы. Наигравшись и нагулявшись, все, от мала до велика, так уставали, что прямо валились с ног и засыпали сладким сном, едва коснувшись кровати. Ведь наутро их ждали новые развлечения. Вот и сегодня лагерь был наполнен огнями, празднично украшен, музыка неслась из установленных на дискотечной площадке и на крыше столовой динамиков особенно громкая. Королевская Ночь — конец второй летней смены, вот что праздновало население «Огонька»! Никто никогда не спит в Королевскую Ночь! Многие ради того, чтобы повеселиться на закрытии, терпеливо сидят в лагере всю смену. Ведь в Королевскую Ночь можно было ВСЕ!!! Уже почти стемнело, на улице горели яркие лампочки иллюминации, тут и там стояли лотки с пирожками и газировкой, которую наливали всем желающим работники пищеблока. Даже мороженое еще не закончилось — хотя некоторые так его объелись, что не могли уже двигаться и частично разбрелись по своим корпусам и завалились спать, а некоторые сидели на скамейках и вяло отмахивались от комаров. Завершился праздничный концерт — к нему готовились чуть ли не с середины смены, — но дискотека, которую прикрывали обычно в одиннадцать часов вечера, сегодня обещала затянуться далеко за полночь, и поэтому отплясывали там с особенным воодушевлением. С воплями и улюлюканьем гоняли по всему лагерю малыши своих воспитателей. Те бежали со всех ног, потому что знали: если малышня их поймает, то непременно изваляет в траве, вымажет зубной пастой, кремом от тортов и пирожных, мороженого набросает за шиворот — одним словом, поглумится на славу. Продуктов для этого было много, боевого задора у бывших уже подопечных несчастного воспитателя еще больше — вот бедные взрослые и носились теперь как угорелые. Воспитатель девятого отряда Натан, например, сегодня от отчаяния забрался на вершину сухой сосны без нижних веток, которая покорилась еще только одному человеку — несколько лет назад на нее взобрался такой же несчастный дяденька-физрук. Того, замучившего своей ежеутренней зарядкой и многокилометровым кроссом за призы в виде плакатов разонравившихся ему рок-певцов, дети гоняли особенно долго. Они разделились на группы, и, когда одна уставала бежать со зловещим улюлюканьем за вредным дядькой, за дело принималась другая. Так, зигзагами, и бегал физрук по территории. Его не могли спасти ни начальница лагеря, ни кто-нибудь из воспитателей — таков был закон Королевской Ночи. Физрук просил ребят остановиться и не бегать за ним, но тонкие детские голоса командовали: «Вперед! Кросс! Здоровье! Не сбавлять скорость! Не менять ритма!», и гонка продолжалась… Когда наконец физкультурный руководитель дошел до последней стадии усталости, обиды и отчаяния, на глаза попалась ему сухая сосна. В последнем мощном рывке оторвавшись от преследователей, он закричал по-обезьяньи и вскарабкался на вершину дерева. Там он и сидел, время от времени меняя место посадки — сухие ветки поскрипывали, угрожая треснуть и обломиться, ветер раскачивал сосну… Вернее, не ветер, а дети качали дерево, пытаясь стряхнуть с него физкультурного руководителя. Сосна выдержала, через некоторое время детишки убежали искать другие развлечения… А физкультурник сидел на сосне до розовых утренних облачков. Только тогда, осмелев, он кое-как спустился — и уже на следующей смене духу его в «Огоньке» не было. Говорили, что тиранический физрук подался в охранники, сопровождать бетонные изделия, которые перевозили из Сибири в пустынные районы недалекого зарубежья. Но никто в лагере об этом и не грустил. Его, вредного мучителя, гоняли в отместку. А всех остальных, в принципе, любимых воспитателей и воспитательниц, просто так, для поддержания традиции. Сколько же собирался сидеть на сосенке малоспортивный Натан, не мог спрогнозировать никто. Потому что загнать-то воспитателя на дерево загнали, но снимать его детишки явно не собирались. А пока подоспеет подмога из обслуживающего персонала… Сидеть и выть на большую круглую луну, взошедшую над лесом, — больше ничего запрыгнувшему на дерево дяденьке не оставалось… Взрослых ребят этим было уже не удивить. За всю смену они не отличались особым послушанием, так что отыгрываться на своих руководителях, которых они и так доводили изрядно, им уже было неинтересно. А тем более после того, как в голову одному из них пришла замечательная идея. — Пацаны, — обратился к своим приятелям Вовка, парнишка из четвертого отряда, — а слабо на кладбище пойти? Прямо сейчас! — Так мы же собирались девок наших пастой мазать, — удивился Мишка, подкидывая на ладони тюбик зубной пасты. — Я ее специально грею в кармане. — Намазать мы их успеем, — ответил Вовка. — Попозже. Так даже лучше — пока мы на кладбище, пока обратно, они спать точно улягутся. — Так еще дискотека даже не кончилась, — добавил Андрюшка. — А наши все на дискотеке. — Дискотека, может, всю ночь будет, — заметил Вовка. — Но не все же на ней останутся. Я хочу Никифорову намазать. Не думаю, что ее на всю ночь на дискотеке плясать хватит. Отправится же она на боковую. Вот тут-то я ее узорами-то и распишу. — И Петрушкина с дискотеки всегда рано уходит, Петрушкину тоже хорошо бы конкретно намазать, чтобы не выделывалась, — ухмыльнулся Мишка. — Намажем. Но сначала — на кладбище, — заявил Вовка. — Самое время сегодня. — Так за территорию же нельзя!.. — почесал затылок Андрюшка. — Сегодня Королевская Ночь, все можно! И за территорию бегать, и вообще! — воскликнул Вовка. — Так что ничего нам за это не будет. Из лагеря уже не исключат, домой не вышлют. Смена-то закончилась! — Ну да… — согласились ребята. — А чего там делать-то, на кладбище? — спросил Андрюшка. — Смелость свою проверить, — ответил Вовка. — Вот просто взять да и пройти все кладбище от начала до конца. — Ой, да это любой дурак!.. — воскликнул Мишка. И осекся. Странный вой донесся откуда-то. — Что это? А? — несмело пробормотал Мишка. — Не знаю, — чуть слышно ответил Андрюшка. — Кажется, со стороны кладбища… Глава II Если вой раздается все чаще… Вой повторился. Затих. Через несколько секунд вновь раздался в тишине. А потом из лагерных динамиков опять врезала лихая латиноамериканская музыка — и никакого воя стало не слышно. Как и не было. Словно тягостный звук и не нарушал веселья Королевской Ночи. — Неужели покойники с кладбища догадались, что мы к ним собираемся в гости наведаться? — удивился Вовка, задорно подмигивая приятелям. — Воют, зовут нас. Что, пацаны, погнали — посмотрим, как там ночью тухлятинка себя ведет. А заодно и выясним, кто из нас трусоват, кто в штанишки первым наложит. Мишка и Андрюшка подчеркнуто бодро согласились. Вовка считался самым отчаянным парнем в их отряде. Он нырял на пруду с раздрыганной вышки и ласточкой, и солдатиком, и с переворотом в воздухе — так даже ребята из первого отряда не могли. На спор в начале смены он прошел босыми ногами по битому стеклу и, хоть и порезался нещадно, даже виду не подал, что ему больно. А уж на какие деревья он взбирался, это и рассказывать нечего. И все время подначивал, когда ребята всем отрядом спешили на пруд по кладбищенской дорожке, в это самое место ночью прийти. Никто, конечно, не соглашался — уход за территорию карался высылкой из «Огонька». Да и просто-напросто страшно было ночью на старом кладбище… — Да вы что! — раздался вдруг голос. — Не надо! Не ходите туда ни в коем случае! Вовка и его приятели резко оглянулись. На дорожке, ведущей от дискотеки к их корпусу, рядом с ними толокся пацан из их отряда — Копыточкин Дима. Этот Дима казался странноватым: смотрел на все с открытым ртом, восхищался, радовался всему и во всех мероприятиях участвовал очень активно: удивлялся всяким пустяковым примочкам, был самым благодарным едоком в столовой, посещал ВСЕ кружки в «Огоньке». Объяснялось это просто — Копыточкин был истинным деревенским жителем, место его прописки было в той самой деревне за кладбищем. Он отличался тем, что в свои двенадцать лет впервые оказался в летнем лагере, а потому ему здесь все было в новинку. Папашку Копыточкина, механизатора со стажем, районное руководство решило поощрить — и ему выделили путевку на одного из пятерых его детей в летний лагерь. Обещали куда-нибудь на море, но затем предложили на выбор лагеря местного значения — и отец Димы, не колеблясь ни секунды, выбрал «Огонек». Его дети тянули жребий. Каждый из них надеялся оказаться обладателем путевки. Но счастливчиком мог стать только один… Выбор судьбы пал на Диму. И вот уже Дима Копыточкин, средний сын механизатора Копыточкина, гордо разгуливал по аллеям лагеря, сытно питался в столовой, сладко спал в тихий час и гонял на стареньком, часто зависающем, явно списанном компьютере примитивные игры в кружке «Компьютерная грамотность». До этого он часто с грустью смотрел из-за ограды на чужую радость, представляя, как, если бы он попал в «Огонек», веселился бы и развлекался на полную катушку, а не таскался бы по лагерю со скучающим лицом, как это делали многие ребята в «Огоньке», лениво пережевывая привезенные родителями гостинцы. Руководство «Огонька» просто нарадоваться не могло на такого послушного, покладистого и трудолюбивого мальчика. А городские лентяи, пацаны из одного с ним отряда, Диму не жаловали, смеялись над ним и дразнили Деревней. Дима привык к этому прозвищу и даже обижаться перестал. Надо сказать, девчонки его уважали и дразнили только для поддержания собственного имиджа — независимых девушек, не дающих спуску мужскому полу. Дима-Деревня записался в танцевальный кружок, рьяно учился танцевать, а на дискотеках всегда приглашал тех девчонок, которые оставались без кавалеров. И танцевал с ними уж куда лучше остальных мальчишек, которые девчонку-то если вдруг и пригласят на медленный танец, то дальше только топчутся на месте, да еще и на ноги то и дело им наступают. Копыточкин танцевал так, как его учили в кружке, с каждым разом у него получалось все лучше и лучше — так что танцевать с ним было одно удовольствие. Это вызывало еще больший шквал насмешек со стороны мальчишек: Деревня пляшет! Но Дима не обижался — лишь улыбался. И все. Не любил его и Вовка, хотя никогда особо не задирал. Но тут было другое дело: с вышки на деревенском пруду мог прыгать с двумя переворотами и прямо-таки ввинчиваясь в воду только Деревня. Никто, даже ребята из старших отрядов не могли повторить его трюк. А Деревня прыгал, вызывая восторги малышей и девчонок. Прыгали так и его старшие сестра с братом, которые тоже изредка приходили на пруд отдохнуть от своих нескончаемых деревенских дел. Они взбирались на шаткую вышку — и сигали в воду друг за другом! Красота, как на показательных выступлениях олимпийской сборной. А Вовка долго не мог наловчиться. Спрашивать у Деревни было нельзя — не круто это как-то. И Вовка упорно, до звона в ушах, до того, что живот от ударов о воду начинало немилосердно саднить, тренировался. Ничего не получалось — до тех пор, пока добрый Деревня не появился сам возле Вовки и не предложил объяснить, что и как надо делать. Вовка тогда гордо отказался — и всю смену, несмотря на запреты воспитателей, бегал мимо старого кладбища на пруд. И учился. Когда стало более-менее получаться, зарядили дожди. Игнорируя угрозу выдворения из лагеря за походы без воспитателей за пределы лагеря, упрямый Вовка прыгал и прыгал с вышки в пузырящуюся, мутную и холодную воду пруда. Когда погода наладилась, Вовка на глазах у изумленной публики красиво, а потому победоносно нырнул с вышки. Из воды и с берега раздались аплодисменты и крики одобрения — слава Вовки засияла от этого еще ярче. Вовка довольно хмыкнул и, выбираясь на пляж, искал взглядом Деревню — если сейчас тот нырнет вслед за ним, то, конечно же, переплюнет его мастерский прыжок. Но… Копыточкин, широко улыбаясь и хлопая наивными голубыми глазенками, сказал: «Ну, молодец, вообще!», выставил вперед руку с оттопыренным большим пальцем и, набросив на лицо выцветшую кепочку, улегся на песок. Вот за это благородство Вовка и злился на Деревню. Хотя, конечно, не за что было. А сейчас разозлился не на шутку. — Деревня, чего тебе надо? — недовольно протянул он. — Чего ты нас учишь, не пойму? — Не ходите на кладбище ночью. Не надо, — повторил Копыточкин, тревожно заглядывая в глаза Вовке, Мишане и Андрюшке. — А, Деревня, боишься? — сразу развеселился Мишка. — Боюсь, — честно признался Деревня. — Не любят у нас это кладбище. И не хоронят на нем уже давно, заметили? — Да уж не глупее тебя, — фыркнул Андрюшка. — Ну его, пацаны, — махнул рукой Вовка. — Идемте. Вовка попытался отодвинуть Копыточкина с дороги, но тот увернулся и, захлебываясь, быстро-быстро заговорил: — Ну не надо, не ходите! Мы ведь сами тут живем рядом и никогда не ходим через кладбище лунной ночью! А сегодня вон луна какая! Полнолуние! Он кивнул вверх, указывая ребятам на луну. Но ее на небе не было. Нет, может, она и была там, конечно, но сейчас не наблюдалась. Тучи ее загородили. Но не в этом дело… — Ночью, когда луна полная, это очень опасно! — продолжал Деревня. — От греха подальше, не надо там появляться ночью! Тройка друзей громко захохотала. — «От греха подальше»! — держался за живот Андрюшка. — Прямо как бабка… Иди, Деревня, в корпус, не смеши народ! — Наслушался у себя в коровнике деревенских преданий! — подхватил Мишка. — И теперь нас грузит. — Я не гружу! Честно! — воскликнул Деревня-Копыточкин. Но его слушать было уже просто смешно: он бормотал что-то, прыгая, точно воробей. К груди Дима Копыточкин прижимал целую кучу добра: тут были апельсины, шоколадки, коробки с игрушками, большой трансформер, запечатанный в пластик, даже длинноносая жестяная лейка. Все это навыигрывал Копыточкин в конкурсах, которые устраивались воспитателями-затейниками в Королевскую Ночь. Все то, что набрал Дима за смену: приз за первое место в конкурсе танцев, награду в беге на сто метров, сувениры, что вручались на викторине «Изучай родной край», даже апельсины, глазированные сырки и другие сладости, что выдавались всем в столовой на полдник, он собирал и передавал своим родственничкам. Они регулярно наведывались к своему брату-везунчику и охотно сгребали все, что он для них припрятывал. Так что сейчас Дима Копыточкин снова был обложен подарками. Поэтому, когда Вовка легонько толкнул его, чтобы освободить дорогу к будущему славному приключению, лейки-апельсины-коробочки посыпались из рук Димы. — Собирай-собирай, — поднимая с земли выигранную Копыточкиным злосчастную лейку и протягивая ее ему, проговорил Вовка. — И не плачь — мы скоро вернемся, — добавил Мишаня. — Ну, что? Погнали! — Оглянувшись еще раз на прыгающего по аллее Копыточкина, Вовка устремился под гору вниз, к металлической ограде лагеря. Можно, конечно, было выйти и в ворота, от них как раз до кладбища рукой подать — так обычно все ходили к пруду. Но если перемахнуть через прутья высокой ограды — то оно и совсем близко окажется. Андрей и Мишка переглянулись и поспешили за Вовкой. Ни одному из них не хотелось прослыть трусом. Возле металлического ограждения все трое остановились. Где-то продолжала играть музыка, слышались визг, смех, радостные вопли. А тот пугающий вой, наверное, просто показался мальчишкам… — Без пятнадцати полночь, между прочим, — заметил Вовка, глядя на свои наручные часы с подсветкой. — Предлагаю разделиться и всем по одному идти. Так страшнее. Но и почетнее. — Да уж, почетнее… — вздохнул Андрюшка. Хоть ему уже и шел тринадцатый год, но страшно было ему точно первокласснику. — А встретимся на другом конце кладбища, — продолжал Вовка. — И уже все вместе обратно пойдем. Если кто испугается — кричите и возвращайтесь в лагерь. Сами же помните, Копыточкин говорил — не ходите, стра-а-ашно… Ну, как вам план? — Нормально… — закивал головой Мишка. — Тогда вперед! С этими словами Вовка подпрыгнул, схватился руками за поперечную железку вверху ограды, подтянулся, закинул на железяку ногу, выпрямился — и спрыгнул с другой стороны. У Андрюшки и Мишки эта операция заняла более долгое время, Андрюшку пришлось даже подсаживать. Но вот и двое остальных участников экспедиции к центру кладбища оказались за территорией лагеря «Огонек». Кладбище находилось там, за деревьями. Его даже не видно было, потому что ночная темнота накрыла всю округу. Оно началось сразу, едва мальчишки вступили под деревья. Могила без ограды — вот что оказалось у них под ногами, как только они сделали всего лишь несколько шагов. — Нельзя на могилы наступать! — расталкивая дружков в разные стороны, зашипел Мишка. — Мне сестра старшая говорила! Нельзя! Надо стараться между ними ходить, а если пройти никак нельзя — перепрыгивать! — А что — покойнички обидятся? — усмехнулся Вовка, но все же с могилы ушел. — Обидятся. — Им все равно! Видимо, где-то на небе вышла из-за тучки луна, потому что ее слабый-слабый дрожащий призрачный свет упал на кладбище, ухитрившись пробраться сквозь густую листву высоких деревьев. Стало чуть лучше видно — этого было достаточно, чтобы разобрать, где могилы, а где намечается проход между ними. — Все, мы должны разделиться, — скомандовал Вовка. — Андрюха, иди влево, ты, Мишаня, забирай правее, а я по самому центру. Встретимся там, ближе к пруду… Андрюшка и Мишка осторожно стали пробираться мимо могил, один удаляясь влево, другой вправо. А Вовка постоял какое-то время, вглядываясь в кладбищенскую темноту. И пошел вперед. Никто не знал, что Вовка, за которым и в лагере, и во дворе, и в школе закрепилась слава бесстрашного, бесшабашного и невероятно шустрого и ловкого парня, очень боялся покойников. Боялся до такой степени, что даже когда вечером после отбоя кто-то из ребят рассказывал в темной палате страшную историю, просто-напросто затыкал уши, вжимался в подушку, да еще и голову старался втянуть в плечи как можно сильнее. И не слушал! Он старался не приближаться к городскому кладбищу, а когда ехал мимо него на троллейбусе, заранее вставал на другую сторону, чтобы не видеть его. Он бывал в «Огоньке» каждое лето по одной, а иногда и по две смены. Ходил вместе со всеми через кладбище на пруд, посмеивался, шутки-анекдоты про покойников рассказывал, в общем, — бодрился. И там, на пруду, как известно, показывал чудеса ловкости и смелости. Но когда Вовка тайком удирал на пруд тренироваться прыгать с вышки и потом возвращался в лагерь, он делал большой крюк, огибая кладбище! Старался миновать могилы и кресты. Он не боялся дремучего леса и болотной трясины с маячащими и приводящими к неминуемой гибели обманными болотными огоньками, бури на море не боялся, авиакатастрофы — но вид любого кладбища страшил его. Вовка должен был победить свой страх — потому-то он и потащил своих дружков ночью на погост. Что за фигура маячит впереди? Почему она колышется, почему так неясны ее очертания? Идти вперед — и наверняка встретиться с кем-то ЭТИМ?.. Или обойти — от греха подальше?.. Вовка напрасно дождался, когда затихнут шаги Мишки и Андрюшки. Когда знаешь, что где-то рядом находятся люди, как-то не так страшно. А в тишине и одиночестве… Вовка сделал несколько шагов. Фигуру, что маячила впереди, поглотила ночная темень. Вовка продолжал идти вдоль невысокой металлической оградки старой могилы. Если сейчас это нечто вновь появится из мрака или тот странный вой раздастся снова, сердце мальчишки просто-напросто разорвется. Но тихо было на кладбище. Ни звука не раздавалось в ночи. Даже своих шагов Вовка почти не слышал: мягкая трава, сухие листья и иголки — сосновые вперемешку с еловыми — скрадывали все звуки. А вдруг покойники чувствуют его, вдруг смотрят на него, пронзая взглядами толщу земли и заслоны из гробовых досок? Нравится ли им, что нарушают их покой, что топчутся вокруг могил? Ведь ночь — это их время… Самое страшное — пройти по кладбищу в самую полночь! А до полночи, как узнал Вовка, взглянув на светящийся циферблат часов, всего четыре минуты. Уже три… Мальчишка шел, одну руку вытянув перед собой, а другую засунув в карман. Там, в кармане, он сложил пальцы в фигу. Так учила его старая бабушка — чтобы не повредил ему чужой недобрый глаз. Может, это и для усмирения злобности покойников эффективно… Большой черный крест возник перед Вовкой так неожиданно, что тот резко отшатнулся, в испуге коротко вскрикнув. Все кресты на других могилах стояли вдоль, а этот вдруг очутился поперек. Вовка взмахнул рукой, пятясь назад и вскакивая на невысокий могильный холмик. Тут же попытался сбежать с него, наступил в какую-то ямку, для равновесия раскинул обе руки, вытащив вторую из кармана. И не упал, удержался-таки на ногах. Вовка замер, стараясь унять колотящееся сердце. Он стиснул зубы и сильно сжал мягкий теплый тюбик зубной пасты, который выхватил зачем-то из кармана только что. Так он и стоял около минуты. Дыхание его быстро восстановилось, сердце забилось ровнее. Вовка поднял голову, надеясь поймать дуновение ветра, чтобы охладить разгоряченное лицо. Снова показалась луна. Ее видно было сквозь ветви высокого дерева. Вовка не видел, как луч лунного света упал на белый медальон на полуосыпавшемся памятнике, не видел, как отразился он на блестящем боку его тюбика хорошей зубной пасты с отбеливающим эффектом. Заметил только легкую вспышку света — да и то всего миг какой-то продолжалось это мерцание. И все. Вновь луна исчезла то ли за ветвями деревьев, то ли за тучей — но опять стало темно. Громкие звуки лагерного веселья не доносились сюда. В этой тишине, на ощупь находя проходы между могилами, Вовка пошел вперед. Он не боится, не боится, конечно, — да и чего бояться тех, кто давным-давно умер, заколочен в гроб и засыпан землей? А раз не боится, значит, первым выйдет с кладбища по другую его сторону! Вовка заспешил, стараясь не оглядываться на кресты и памятники, не хвататься за оградки. Тихий далекий вскрик, а затем жалобное подвывание донеслись до его ушей… Кто это кричит и подвывает? Зверь? Человек? Или это просто голуби в старой кладбищенской церкви растревожились и теперь перекликаются в темноте? Звуки повторились. Нет, не похожи они на птичьи голоса, кто-то другой это кричал. Ребята?!! Как Вовка сразу не догадался?! Что с ними? С кем-то из них, с Андрюшкой или с Мишкой, что-то случилось?! И все из-за него, из-за «смелого парня» Вовки… Зачем он вообще потащил их за собой?! Понятно — зачем. Его храбрость должен был кто-то видеть: он не боится в полночь оказаться среди могил, он пройдет кладбище от края до края! А еще Вовка надеялся, что кто-то из его приятелей вообще испугается, вернется, станет дожидаться его у лагеря, а он сам благополучно выполнит намеченную операцию — такая победа будет еще приятнее! Забыв о собственном страхе, Вовка побежал в ту сторону, откуда послышался голос. Звать ребят или не звать? Нужно ли орать, своим голосом привлекая внимание того неведомого, что испугало Мишку или Андрюшку? Ведь этим криком можно только разозлить опасного врага еще больше… Для ускорения передвижения Вовка мчался, не разбирая дороги, прыгал с могилы на могилу — мертвякам все равно, а живым, его приятелям, угрожает опасность! Вот он остановился, чтобы перевести дух. Вокруг было тихо. — Мишка! — негромко позвал Вовка. — Эй! Андрюха! Никто не отвечал ему. Вовка крикнул громче. Никакого ответа. И вдруг что-то зашевелилось в нескольких шагах от мальчишки. Вздыбилась земля на невысоком холмике, качнулась, зашаталась и упала полусгнившая деревянная оградка. — А-а-а-а-а! — закричал Вовка и бросился прочь, уже совсем не разбирая дороги. Он кричал и бежал, бежал и кричал, не замечая, как ветви деревьев, опустившиеся низко к земле, били его по лицу, как попадались под ноги какие-то обломки, как ботинки цеплялись за упавшие кресты и повалившиеся оградки. — Стой! — вдруг услышал он резкий окрик. Цепкие руки схватили его за плечи… Глава III Девчонок нужно намазать! Вован, ты чего? — кажется, спустя вечность, услышал Вовка. — Да стой ты спокойно! Голос был знакомый — это Мишаня говорил, смешно выговаривая букву В. Так что вместо «Вован» у него всегда получалось «Фофан». Тьма разбавилась светом луны, и Вовка увидел, что находится на опушке кладбищенского леса. Перед ним широкое пространство — это пруд впереди. А за прудом лес, но уже обыкновенный… Все нормально… — Я первым вышел сюда, — сказал Мишка. — Смотрю, и Андрюха прямо сразу за мной из кустов выкатывается. А ты чего бегаешь и орешь, а, Вован? Увидел чего? — Да… — коротко ответил Вовка, с трудом приходя в себя. Он заметил, что по-прежнему сжимает в руке тюбик пасты. Деловито убрал его в карман и заявил: — Да я сначала тоже сюда вышел, вас еще не было. И хотел поприкалываться, пастой на крестах что-нибудь нарисовать. Вернулся на кладбище, но слышу, вы сюда идете, хотел выскочить, вас напугать. Да, блин, споткнулся, не получилось. Ну, говорите, страшно было? — Ой, Вован, страшно… — ахнул простодушный Андрюшка. — Я чуть с ума не сошел — думаю, иду вот, иду, а вдруг как вылезет из могилы покойник или вурдалак какой-нибудь, и на меня! Я поэтому быстро шел… — А воя вы никакого не слышали? — спросил Вовка. — Нет… — ответил Мишаня и тревожно оглянулся. — А я, кажется, слышал… — пробормотал Андрюшка. — Что это было? — Да ничего, не обращайте внимания, — весело сказал Вовка, но струйка холодного пота промчалась у него по спине и осела где-то в районе пояса джинсов. — Это я вас пугал, я выл. А вы молодцы, не повелись! Ну, погнали в лагерь! — Девок пастой мазать? — с энтузиазмом отозвался Мишка. — Ага, — подтвердил Вовка. — Через кладбище опять пойдем? — встревожился Андрюшка. — Ну, как договаривались, — спокойно сказал Вовка. Хотя страшно не хотелось ему этого. Он смог, он пришел сюда — так лучше уж не рисковать? Но надо все-таки закрепить результат, как говорила их школьная учительница математики, после объяснения новой темы заваливая класс целой кучей трудных примеров и задач. И тройка полуночников снова вошла на кладбище. Все уже по-другому было там — и это понял каждый мальчишка. Стараясь не показать друзьям вида, что боится, каждый молча и с достоинством брел между могилами. Вовка, как вожак и герой, шел впереди. Шел, вспоминал недавние события и размышлял. Что за шевеление он видел, кусты ли это высокого жирного кладбищенского папоротника заволновались, собака ли бродячая со своего лежбища поднялась и ограду повалила или вообще ему все это показалось — Вовка не знал. Ветер вдруг поднялся на кладбище, выл, свистел, мчась между памятниками, крестами и стволами деревьев, выдувая сиплые рулады в трещинах разрушающейся церкви. Ветер бросал в лицо жухлые листья, ветки, яростно трепал одежду. Вой и стоны, крики и рычание слышались мальчишкам в его завываниях. Гудел он, казалось, на тысячи голосов. Но на то он и ветер, чтобы гудеть — так решили для себя мальчишки. И шли, шли, не останавливаясь, натыкаясь в темноте на памятники и кресты. Да еще голуби, обитатели кладбищенской церкви, вдруг встрепенулись среди ночи, слетели со своих насиженных мест и в темноте с пронзительными испуганными криками заметались между деревьями. Иногда они задевали крыльями мальчишек, которые, не обращая больше ни на что внимания, пробирались к лагерю. И вот вышли наконец! Кладбище неожиданно кончилось. Но кончился и ветер!.. Словно и не было его только что. На низину лег плотный туман. Высоко на бугре виднелись огни веселящегося лагеря. Правда, идти к нему было далековато — все-таки Вовка, Андрюшка и Миша сбились с курса и вышли с кладбища, взяв сильно влево. Не сговариваясь, все трое бросились к лагерю бегом. Их исчезновения никто не заметил. В «Огоньке» продолжалось веселье. Неугомонная малышня на площадке играла в «Море волнуется — раз…», моталась на цепочных каруселях, которые всю смену ремонтировались и были открыты только сегодня — гогот и счастливые визги стояли такие, что могло показаться, будто дикие дети никогда в жизни до этого ни на каких аттракционах не катались. И дискотека продолжалась, хотя время перевалило за час ночи. — Кого же мазать, если никто не спит? — удивился Мишка. — А надо по палатам проверить, — уверенно заявил Вовка. И они побежали к корпусу своего родного четвертого отряда. Воспоминания о кладбищенских страхах постепенно стирались, жизнерадостная музыка вообще поднимала настроение. Вовка смотрел на своих приятелей и видел, что они точно так же, как и он, были довольны собой — и точно так же хотели рассказать другим ребятам о том, как они в полночь кладбище вдоль и поперек прошли. «Расскажем, — думал Вовка, — вот встретим кого-нибудь из наших и расскажем. Пусть обзавидуются! Другим-то точно слабо будет наш подвиг повторить!» И вот трое вооруженных тюбиками пасты мальчишек пробрались в одну из палат своего корпуса, населенную девочками. В первой палате, которую они посетили, никого не было. А здесь были. И, кажется, сладко спали: Катька Петрушкина дрыхла без задних ног — ее нельзя было ни с кем спутать из-за длинных толстых кос, которые сейчас разметались по подушке. Никифоровой не было. Вовка вспомнил, что она в другой палате жила. Зато на соседних коечках кроткими мышками посапывали белобрысенькие двойняшки — Таня и Маня Бердянские, самые примерные и тихие девочки в четвертом отряде. Они всегда ложились спать по первой же команде воспитателей, тут же засыпали, а на дискотеки не ходили вообще никогда. Над ними девчонки всегда смеялись и не воспринимали послушных двойняшек всерьез. Воодушевленные своим бесстрашием на кладбище, Вовка с приятелями принялись за работу. Легко ложилась на физиономии девчонок нагретая зубная паста — те ничего не чувствовали и не просыпались. Вовка расписывал одну из двойняшек — то ли Маню, то ли Таню, не разберешь. Андрюха гримировал ее сестрицу. А Мишка рисовал вавилоны на лице красотки Петрушкиной, которая почему-то проигнорировала дискотечные танцульки и в Королевскую Ночь улеглась спать. Скоро на ее лице не осталось практически ни островка чистой кожи — все было под слоем белой зубной пасты. — Супер! — глянув на Петрушкину, оценил Вовка и шепнул: — Ну-ка, еще вот тут загогульку надо добавить, и тогда полный порядок. С этими словами он открыл тюбик своей пасты и изобразил на лбу девчонки небольшую витиеватую закорючку, похожую на завиток крема на торте. Подошел Андрюшка, присмотрелся к его работе — и добавил красоты: на темно-каштановых косах Петрушкиной наставил ряд маленьких симметричных точечек. — Эх, ей бы эти косы еще к спинке кровати хорошо бы скотчем примотать, — вздохнул Мишка. — Ага, — согласились приятели. Но скотча не было. Да и оставаться в палате уже было рискованно. Ребята двинулись на выход. — Ну, спите! — махнул рукой Андрюшка, вслед за приятелями покидая девчачью палату. — Приятных сновидений. — Завтра они проснутся писаными красавицами! — добавил Вовка уже на улице. — Расписными! — поддержал его Мишка. И все трое весело засмеялись, довольные своей ловкостью. — Давайте проверим, кто где еще по палатам спит — и их тоже намажем! — предложил Андрюшка. — И пацанов тоже! — решил Вовка. — Ботаник наш наверняка дрыхнет! Парнишка по кличке Ботаник действительно спал. Одеяло почти совсем сползло с его тощего тельца. С большим удовольствием Мишка обвел ему, как Кощею Бессмертному, ребра дорожками пасты. Андрюшка нарисовал Ботанику на лбу звезду, а Вовка поставил крестики на стеклах очков — уснул Ботаник почему-то в своих окулярах. — Это прицелы — чтобы резкость на его биноклях наводить, — усмехнулся Вовка. Его приятели беззвучно засмеялись этой шутке и на цыпочках вышли из палаты. Время близилось к двум часам ночи. Глава IV Ночные гримеры Малыши, которые устали веселиться и улеглись в кроватки, тоже были желанной добычей для ночных гримеров Вовки, Андрюшки и Мишани. Их они мазали быстро, вдохновенно и не таясь. Всю смену каждая палата изо всех сил старалась не оказаться намазанной. Способов обезопасить себя от ночного гримирования зубной пастой было придумано множество: кто протягивал по полу тонкую веревочку или леску, зацепившись за которую ночные гости приводили в движение механизмы с падающими им на головы тяжелыми предметами; кто-то прикреплял к двери переворачивающие на входящего емкость с водой рычаги и пружины. Часто в ловушки попадали сами же обитатели палаты и часами, теряя драгоценное время сна, освобождались из них. Но утром гордо появлялись с чистыми лицами, тогда как над намазанными, а значит, потерявшими бдительность, смеялись все кому не лень. Вовке, например, очень хотелось намазать девчонку по фамилии Никифорова, которая в середине смены нагло пробралась к нему в палату и щедро расписала его под тульский пряник коричневой губной помадой. Она бы так и ушла — и все наутро увидели бы Вовку с помадой на лице и позором на светлом имени героя. Но чудом проснулся Вовкин дружок Мишаня, которому в глаз затекла зубная паста, что от всей души давила ему на физиономию никифоровская подруженция Катька Петрушкина. Мишаня вскочил, увидел миновавших заслоны и ловушки девчонок и забил тревогу. Никифорову и Петрушкину схватили, собираясь отомстить. Но пока выдирали у них из рук пасту и помаду, шустрые бестии вывернулись и умчались из палаты, опрокинув на пол большой таз с водой, который должен был служить ловушкой. Мишане, Андрюшке и Вовке утром пришлось воду тряпками собирать. А ночью Вовка с остервенением драил лицо мылом, чтобы смыть ядреную помаду, она, видимо, была у вредной Никифоровой долгоиграющей, то есть особо стойкой, которая чуть ли не двадцать четыре часа должна держаться, не смазываясь… Поэтому отомстить Никифоровой и расписать ее под гжель было делом чести. Вовка специально приберег для этого белоснежную пасту со слоем голубого цвета. Физиономия у Никифоровой должна получиться нарядная. А сегодня, в Королевскую Ночь, бдительность потеряли все. Намазанной бело-голубой пастой оказалась даже воспитательница самого младшего отряда Таисочка, которая, убедившись, что ее питомцы в полном составе лежат по кроваткам, тоже спать улеглась в своей крошечной комнатке между чемоданной и комнатой для игр. А уж про ее мелких подопечных и говорить нечего — все были красавцы расписные. Правда, в одной из палат Вовка с товарищами все-таки прокололись — угодили в ловушку, задели за натянутую между кроватями веревочку. И зазвенели-задребезжали пустые консервные банки, заставляя обитателей палаты немедленно проснуться. Кто-то из малышей был настоящим инженером, раз до такого додумался. Ох и быстро бежали Вовка и его дружки прочь из малышовского отряда! Намазанная мелочь переполошилась, тут и там в корпусе стал зажигаться свет. Бежали, улюлюкали сами себе, смеялись. И решительно направились на дискотеку — чтобы поймать Никифорову и забабахать ей такой макияж, какого у нее никогда не было! По пути им попались сидящие на скамеечке влюбленные из второго отряда. Бесстрашный Вовка подкрался и нарисовал им зубной пастой погоны — парню на правом плече, девушке на левом. Те даже ничего не заметили, они о чем-то тихо шептались, тесно прижимаясь друг к другу. В корпусе, который был ближе всех к дискотеке, они столкнулись с конкурентами — несколько человек, вооруженных зубной пастой, тоже прокрались в здание и собрались мазать спящих. Драка была недолгой — Вовка, Мишка и Андрюшка вышли победителями, корпус остался для их художественных работ. Вдобавок они наляпали пасты на лица побежденных. Те, ругаясь на чем свет стоит, ушли с поля битвы, стирая с себя пасту. … — Ага! — рявкнул Вовка, неожиданно представ перед Никифоровой, которая только что оттанцевала медленный танец с парнем из третьего отряда и соскочила с дискотечной площадки, чтобы посидеть на стульчике, специально вынесенном для этого из столовой. — Чего тебе надо? — фыркнула Никифорова. — Должок, — взвыл прямо ей в ухо Вовка. — Какой такой должок? — Никифорова, понятное дело, прикинулась дурочкой. — Чем тебя лучше намазать — пастой зубной? Или помадой необыкновенной красоты? — поинтересовался Вовка, нависая над девчонкой. Его дружки блокировали пути отступления, встав по бокам Вовки. Никифорова тоже поняла, что пути к бегству отрезаны. И заметалась на стуле, выискивая возможных спасителей. Но никого не было. Медленный танец сменился быстрым, изрядно поредевшая дискотека продолжала пляски. Без Алины Никифоровой, к которой пришла расплата. Бедная девочка с ужасом смотрела на мятый тюбик пасты, который маячил у нее перед носом. Замечательные румяна, тени и тушь делали лицо и особенно глаза Алины еще красивее, а перламутровая помада на губах вообще была просто супер-пупер-шик-модерн. — Вов, не надо, а? — пролепетала Никифорова. — Придется, — вздохнул Вовка и, поднеся зубную пасту к носу девчонки, надавил на тюбик. Бело-голубая колбаска аккуратно улеглась на красивом никифоровском носу. Девчонка завизжала, попыталась стереть дурацкую пасту. Но Андрюшка и Мишаня не позволили ей, грациозно подхватив под ручки. Несчастная девочка попыталась отбиваться ногами, но ребята так плотно прижали ее к стулу, что Никифоровой и этого не удалось. И осталось ей лишь, визжа и зажмуривая глаза, покориться, когда новый червячок зубной пасты — белый с голубой прожилкой — лег на щеку. Визга ее из-за музыки никто не слышал… И вдруг темная фигура отделилась от стены и, шатаясь, оказалась возле Никифоровой. Страшная сила отбросила в стороны и Вовку с зубной пастой, и Мишку с Андрюшкой, которые держали девчонку. Благодарно пискнув, Никифорова уже было хотела обратиться к своему спасителю со словами признательности… И остолбенела. Раскачиваясь, перед девочкой стоял мертвец, облаченный в ветхий, совершенно истлевший костюм. Череп, еще кое-где обтянутый кожей, ухмылялся крепкими зубами. Рука, теряя ошметки пиджака, в котором копошились шустрые червяки, протянулась к Алине… Склизкие пальцы крепко схватили ее за руку. — Пошли! — донесся до слуха девочки свистящий голос. Такое впечатление, что эти звуки издавала костяная дудка — так они проскакивали сквозь гниющую плоть. — Пошли со мной… Мертвец дернул Никифорову за руку — такой силы девочка у людей никогда не замечала. В ужасе глядя на выходца из могилы, который тащил ее за руку, Алина была вынуждена следовать за ним… — Куда! — не своим голосом закричал Вовка. — Стоять! Он первым пришел в себя и вскочил на ноги. Это создание не может быть настоящим мертвецом, вставшим из могилы! Это кто-то из старших отрядов, конечно же, переоделся — и пугает младших. А теперь вот куда-то намазанную его зубной пастой Никифорову потащил! Вот еще номер! Фигушки! И Вовка, не ожидая подмоги от товарищей, бросил ненужный тюбик на траву и смело бросился на переодетого гада. Удар еще более мощный вновь опрокинул его на землю. Так больно Вовке никогда не было! И обидно тоже. Поэтому он опять вскочил с земли, попытался резко повиснуть на руке похитителя и вырвать таким образом пленную девчонку. Но и это ему не удалось. Вовка разбежался и прыгнул — но снова больно стукнулся о твердые кости скелета. Несчастная Никифорова билась и громко кричала, а Вовка опять полетел на траву. Но мертвец, а теперь у Вовки отпали всякие сомнения относительно этого создания, тащил девчонку за руку с угрюмым упорством. Напрасно Вовка хватал его за истлевший пиджак — только склизкие куски ткани и шевелящиеся черви, пожирающие их, оставались у него в руках. Пахли они так, что сознание мальчишки мутилось. В очередной раз напав на похитителя, Вовка почувствовал, что схватился за позвоночник, который двигался в такт шагам ожившего мертвеца. И Вовка потерял сознание… Истошный крик Андрюхи и Мишани вернул его к реальности. — Уходит! — кричали они. — Уходит! Смотри, Вован! Он тащит Никифорову на кладбище! Глава V Игры оживших мертвецов От страшного удара завалилась на землю крепкая металлическая решетка ограды лагеря. По ней и прошел живой мертвец. Прошел и, не останавливаясь, двинулся на кладбище. Вовка и его друзья бросились вниз под горку, догоняя мертвеца и кричащую Никифорову. В темноте они спотыкались, падали, обдирая руки о жесткую влажную траву, ссаживая колени. Луна продолжала играть в прятки — в самые нужные моменты она исчезала за тучами, оставляя мальчишек, бегущих к кладбищу, в полной темноте. Но вот она появилась снова, когда Вовка, Андрюшка и Мишка уже прыгали между могилами. Всего в нескольких сантиметрах от глаз увидел Вовка толстую обломанную ветку — и если бы он сделал еще полшага вперед, то точно напоролся бы на нее и одним глазом у героя было бы меньше. Громким шепотом благодаря бога, небо, луну — все-все-все, что не позволило ему в этот миг наткнуться на острую ветку, помчался Вовка дальше. Туда, откуда еще доносились крики перепуганной девчонки. Ни Вовка, ни его приятели не представляли себе, как они будут спасать Никифорову, но продолжали бежать на ее голос. А могилы на всем кладбище шевелились. Падали, крошась и ломаясь, старые деревянные кресты, обваливались памятники, земля раздвигалась — и жуткие истлевшие мертвецы вставали из могил. Протягивая руки и поворачивая туда-сюда оскаленные черепа, покойники выбирались наружу и, не обращая внимания на пораженных мальчишек, двигались вон с кладбища. Луна бледным тревожным светом прокладывала им путь. И все они, вставшие из своих могил, шатающиеся молчаливые мертвецы, методично двигались в одном направлении. Их путь лежал в детский лагерь «Огонек». Что они собираются там делать, Вовку, Мишку и Андрея сейчас не интересовало. Потому что преследовали они только одного — того жуткого мертвеца, который утащил Никифорову. Его силуэт был сейчас хорошо виден в свете луны, которая висела между пышными ветвями высоких деревьев. Оживший покойник подобрался к разверстой могиле и, резко дернув Алину Никифорову за руку, толкнул ее в мрачный провал разрытой земли. Только легкий вскрик бедной девчонки донесся до Вовки и ребят — и дальше тишина. Лишь было слышно, как, скидывая в могилу комья земли и засыпая тем самым Никифорову, сипит оживший покойник: — Ну, полежи, полежи теперь в могиле вместо меня! А я пойду повеселюсь, потанцую! Вместо тебя, вместо тебя! Вот мы и поменялись местами, вот и пришло время!.. То-то же… Расправив плечи и явно приободрившись, покойник в последний раз столкнул в разрытую могилу пласт земли и крикнул туда: — Тебе не выйти из моей могилы! Я буду жить! Жить! После этих слов он, не разбирая дороги, заковылял прочь. Идти ему было тяжело — взрывая землю, раскрывались другие могилы, его собратья по несчастью, то есть давно и очень давно похороненные покойники, вставали из них. И тоже двигались к лагерю. — Никифорова! — закричал Вовка, подбегая к могиле, в которой лежала сейчас живая девочка. — Мы сейчас вытащим тебя! Ты меня слышишь? Тьма и тишина были ему ответом. Сюда не проникал лунный свет, ни звука, ни знака, ни шевеления не удалось мальчишке заметить. — Надо копать! — Андрюшка и Мишаня принялись выгребать руками могильную землю и бросать ее в стороны. — Она не должна задохнуться! Трое мальчишек, забыв обо всем на свете, рыли руками тяжелую влажную землю, отбрасывали ее. Через некоторое время земля в могиле зашевелилась. Алинка Никифорова подала голос. — Живая, живая! — обрадовались мальчишки и с еще большей решимостью стали хватать землю руками и выбрасывать ее прочь, чтобы Никифорова как можно скорее была свободна. Девочка и сама активно старалась выбраться. Она ворочалась под толстым тяжелым слоем могильной земли, пытаясь стряхнуть его, вот уже кисть ее руки стала видна. Но только Вовка схватил Никифорову за эту руку и потянул на себя, чтобы вытащить на поверхность, как земля сама собой вдруг посыпалась обратно в могилу, потекла, словно какая-то сила притягивала ее. Никифорова снова оказалась под землей. А Вовка, который, помогая девочке выбраться, спустился в могилу, просто вылетел оттуда и оказался на поверхности рядом со своими дружками. — Такого просто быть не может… — прошептал изумленный Андрюшка. — Тебя просто выкинули из могилы из этой!.. — добавил Мишка. — Но почему? И почему Никифорову туда прямо как затянуло? — Вовка, заглядывая в могилу, не находил ответов на свои вопросы. — Жуть… — Откопаем, — твердо заявил Вовка и по новой принялся выкидывать из развороченной могилы сырую землю с остатками полусгнившего гроба. Дружки помогали ему, помогала и бедная Никифорова, которая лежала под толщей земли и была все еще жива. И опять могила затянула ее в свои черные недра. Мальчишки принялись копать снова, уже с остервенением и ужасом — но история повторялась… — Накрой голову курткой! Прижми под ней руки к лицу и лежи так! — когда в очередной раз Алинка показалась на поверхности и вот-вот должна была снова провалиться под землю, крикнул Вовка и, стянув с себя плотную джинсовую куртку, накинул ее девчонке на голову. — Так ты там дышать сможешь, земля тебя не задушит! Он не знал, насколько это эффективно. Но ему хотелось верить, что так Никифорова останется жива. А земля тем временем вновь сползла в могилу… — Что же это такое происходит? — произнес Вовка. Хотел еще что-то добавить — и не договорил: пронзительные детские крики послышались с разных сторон. Где-то вдали между деревьями и могильными оградами стало заметным слабое движение — какие-то темные фигуры колыхались там. Вовка, Мишаня и Андрей бросились туда. … — Ложись в могилу, полежи вместо меня! А я по белому свету пойду гулять, отдохну, порезвлюсь… — скрежетала полуразложившаяся скрюченная покойница, закидывая в свою раскрытую могилу маленького мальчишку. И напрасно тот визжал и вырывался — на него полетели комья сырой земли, и скоро смолкли его жалобные крики. Крякнув и сладостно хрустнув косточками, мертвая бабка отправилась восвояси. В соседнюю могилу полетела малышка того же возраста, что и мальчик. Вовка вспомнил ее — меньше часа назад эту кудрявую девчушку он самолично намазал своей зубной пастой. А она спала себе сладко и даже улыбалась во сне. А столкнувший сейчас ее в могильный провал труп — совершеннейший скелет, даже без каких-либо намеков на одежду — развернулся и, светясь желто-белыми костями под лучами мрачной луны, зашагал бодрым шагом вдоль могил. — Что же они вытворяют, гады тухлые? — в сердцах воскликнул Андрюшка. — Что делают?! — Что делают, что делают… — буркнул Вовка. — Себя на живых меняют, вот что! Слышали, что они говорят? «Полежи вместо меня в могиле, а я погуляю вместо тебя…» — Да… — А с чего это они вдруг? — Не знаю… — Пацаны, надо в лагерь! — решил Вовка. Одновременно оглянувшись по сторонам, Мишка и Андрюшка согласились с ним. — Но Никифорова… — вспомнил Андрюшка. — Как же она там?.. — Это как раз для нее. Как именно возвращение в «Огонек» может пригодиться похороненной заживо девчонке, Андрей и Мишаня не поняли. Но охотно бросились вслед за предводителем. В лагерь. Глава VI Восставшие из гробов проходят мимо… Это было ужасающее зрелище. По территории веселого лагеря «Огонек», празднично освещенного яркими фонариками, тут и там мотались жуткие фигуры вставших из могил покойников. Дети и взрослые с криками разбегались от них в разные стороны, пытались спрятаться. Под кроватями, под ящиками возле столовой, внутри кухонных котлов, даже в помойных баках прятались они. И… странное дело: кого-то покойники старались выковырнуть из самого дальнего угла, из узкой неприметной бочки, стоящей в тупике за лагерной библиотекой. А кого-то, даже не успевшего спрятаться, упорно не замечали! Просто проходили мимо и не трогали — будь то дрожащая мелкая девчонка или ополоумевшая от страха воспиталка, взрослый парень из первого отряда или разгулявшийся на празднике толстый главный повар… Андрюшка, Мишаня и Вовка влетели в лагерь. Визг, крики ужаса и хриплое рычание мертвецов перекрывали музыку, которая неуместно бодрой волной продолжала литься из динамиков. Отпихнув в сторону Мишаню и Андрея, оказавшихся на асфальтированной дорожке, — так, что они попросту завалились на чуть отставшего от них Вовку, широким шагом прошел низкорослый корявый покойник. Он вертел гнилой черепушкой — явно кого-то выискивал. Ребята, схватившись друг за друга и сбившись в тесную кучку, замерли. И, не отрывая взглядов, следили за покойником. Вот он увидел кого-то вдалеке, вытянул костяную шею, присматриваясь… Радостно крякнул, раскинул руки — и быстро, поскрипывая подгнившими сухожилиями, зашагал куда-то. А куда — это ребята тотчас поняли. Туда, где от корпуса к корпусу промчалась маленькая девчонка. Убежать и спрятаться ей не удалось — через минуту, размахивая руками, покойник уже ловил ее. И напрасно кричала и отбивалась девочка, напрасно подбежали к ней Вовка, Андрюшка и Мишка и попытались помочь ей удрать. Оживший покойник отшвырнул мальчишек, схватил ребенка под мышку и заковылял к кладбищу. Мальчишки недолго, пока мертвец не растворился во мраке, могли наблюдать, как беспомощно колотят по его костям детские ручки, как маленькие ножки мелькают в воздухе… — Так чем мы-то его не устраиваем? — в ужасе от увиденного и в то же время недоумевая, спросил Андрюшка. — А ты что — в могилу хочешь? — удивился Мишка. — Чтобы тебя схватили и вместо себя в тухлый гробик уложили? — Не хочу, конечно, — замотал головой Андрюшка. — Но как-то странно все это… Вовка был с ним согласен. — Не понимаю, — сказал он. — Они явно кого-то выбирают, а не тягают всех живых подряд. Но кого? — Женщин, — предположил Мишка. Он сразу вспомнил про Никифорову, про девочку, которую утащили на кладбище только что. — Да нет… — не согласился с ним Вовка. — Пацанов они тоже в могилы таскают. — Да. — И Мишка, и Андрюшка это вспомнили. Утащенных мальчишек они тоже видели. — Тогда, может, только русских? — выдал версию Вовка. — Или только блондинов? Но и эта версия не подходила: маленькая девочка, которую утащил корявый мертвец, была то ли монголочкой, то ли буряточкой и совсем не блондинкой. Беленькой была другая девочка из младшего отряда, которую Андрюшка, Мишка и Вовка видели сброшенной в могилу. Да и тот мальчишка был не белобрысым, не чернявым, а рыжим… — Значит, и не брюнетов тоже… — прокрутив в голове картинки того, что он увидел во время нашествия мертвецов, проговорил Вовка. — Так кого же они выбирают? — Абсолютно здоровых! — крикнул Андрюшка. — А как они это определяют? — спросил Вовка. — У мертвых свой нюх на это… — А я чем тогда им не подхожу? — Вовка похлопал себя по животу. — Я здоровый как конь! — Да и мы не хуже, — пожал плечами Мишка. — Значит, больных они хватают! — воскликнул Вовка. — У кого какая-нибудь хроническая болезнь! Или просто слабеньких! Вот они нас и не трогают! Все трое вздохнули с явным облегчением. Как все-таки выгодно быть здоровым!.. — Петрушкина!!! — не своим голосом вдруг заорал Мишаня. И стыдливо зажал рот ладонью. — Что — Петрушкина? — переспросил Андрей. — Надо бежать посмотреть, как там Петрушкина! — Голос Мишани был взволнованным. — Она же… болела недавно. Катя Петрушкина действительно полсмены провалялась в изоляторе лагеря — простудилась на пруду. У нее была температура, заложило нос, горло распухло. Выписавшись из лечебной части, Петрушкина долго ходила по «Огоньку» бледненькой и вялой. Но мальчишек задирать и обсмеивать у нее сил хватало… — Побежали, пацаны! — и Мишаня бросился к родному корпусу. Вовка хотел было назвать Мишаню, вдруг проявившего такой интерес к борзой девчонке, петрушкиным женихом, но не стал — Мишка рванул в сторону корпуса четвертого отряда очень быстро, на бегу он все равно бы не услышал. И Вовка вместе с Андреем помчались за ним. Было уже не так страшно — покойники, что шатались по лагерю, их по-прежнему не трогали. Их было очень жалко. Еще час назад миленькой влюбленной парочкой они сидели на скамейке, обнимались, целовались, наверное, смотрели друг на друга с обожанием. И вот теперь две жуткие покойницы — одна сухая, будто мумифицированная, в длинном истлевшем платье и с хорошо сохранившейся высокой прической, другая разбухшая, бледная, с сине-серыми трупными пятнами, явно посвежее, — тянули парня и девчонку в разные стороны, разлучая их друг с другом. — Отпустите! — жалобно кричала девчонка, стараясь вырваться из ледяных мертвых рук, тронутых тлением. — Не отпущу! В могилу! В могилу мою отправляйся. Мой теперь белый свет! Мо-о-ой! Я тут жить буду! — выла бледная разбухшая мертвая тетка, сильной покойницкой рукой утаскивая девчонку за собой. — И я буду жить! И я! — чуть слышно шипела замумифицировавшаяся барыня с прической. Ее костяные пальцы так плотно сомкнулись на запястьях парня, что тот просто умирал от боли. Всеми силами он старался освободиться и прийти на помощь своей девушке. — Отпустите ее! — просил он. — Что она вам сделала? Ну пожалуйста, отпустите, я вас прошу! Но мертвечихи больше в разговоры не вступали. Силы у них были просто адские, а потому их, волокущих свои жертвы на кладбище, было не остановить. Ни просьбы, ни мольбы на них тоже, разумеется, не действовали. Не сговариваясь, Вовка, Андрюшка и Мишка бросились на злобных покойниц. Мишка и Андрюшка даже вдвоем на мумию прыгнули и повисли у нее на руке — надеясь, что мертвая иссохшая рука возьмет и оторвется. Разорвутся жилы и сухожилия, выскочат старые кости из суставов… Но она оказалась еще крепче — точно сухой канат из застывшей навек резины. Едва заметный взмах рукой — и оба мальчишки полетели в кусты, прочь от разозлившейся мумии. Как мячик отлетел от сизой тухлячки и Вовка. Девочка из второго отряда, которую покойница продолжала тянуть за руку, громко плакала, просила, умоляла ее отпустить, звала своего друга — но тот, увлекаемый иссохшей мумией, уже пропал во мраке. Это было просто невыносимо. Снова, не сговариваясь, трое мальчишек вскочили с земли, бросились к ближайшей покойнице и в один голос закричали: — Отпустите ее! Возьмите лучше меня! — Или меня! — Меня возьмите! — А их не трогайте! У них любовь! Бледная покойница остановилась, распухшее пятнистое лицо ее пошло буграми. Она открыла рот и… захохотала. — В могилу захотели? — громко спросила она, отсмеявшись. — Ха-ха! Вы не наши! Не для нас предназначены. Хотите, я вам просто помереть помогу? Помрете — и сами в могилы ляжете. Ну, давайте задушу-у-у-у… И она протянула в сторону ребят свою руку с непомерно большой, белой распухшей кистью с длинными синюшными ногтями. Толстые пальцы шевелились, синие ногти мелькали у самых глаз Андрюшки, стоявшего ближе всех к покойнице… Он отпрянул, попятились и все остальные. Разбухшая покойница перехватила руку девочки поудобнее и, не разбирая дороги, ломанулась прямо через высокие кусты шиповника. Ей-то, мертвой, было все равно, а вот бедной ее пленнице пришлось ой как худо. — Ну что ж это творится!!! — в бессильной ярости воскликнул Вовка. Он не привык к таким ситуациям, когда ничего нельзя было сделать. Вот просто ничего, как сейчас. Когда, главное, непонятно ничего! — Петрушкина! — снова заладил Мишаня и, потирая ушибленный бок, продолжил свой бег к корпусу. — Вы со мной? — С тобой! Глава VII Дискотека веселых покойников Корпус было тоже не узнать. Людей в нем не было, но разгром стоял жуткий. Валялись распоротые подушки, перья из них то и дело взлетали в воздух и медленно оседали на пол. Откуда-то раздавались рычание, писк, еще какие-то звуки… Мишка бросился в девчачью палату. Вовка и Андрей вслед за ним. Шлепнув по выключателю, Мишка зажег в палате свет. Петрушкина, знатно разрисованная зубной пастой, преспокойно спала, раскинув по подушке свои толстые каштановые косы в белых точечках узоров. Спала себе и не знала, что к ней, низко склонив голову и будто принюхиваясь, подбирается настоящий покойник, вставший из гроба!.. Вспыхнувший яркий свет ничуть не спугнул его. Покойник с выпирающим из прогнившего насквозь пиджака позвоночником даже не заметил этого и продолжал подбираться к спящей. Он вел себя как разведчик, как какой-то исследователь — словно выясняя, подходит ему Петрушкина или нет… — А ну стоять! — изо всех сил крикнул ему Мишка. — Пошел вон отсюда! А Вовка схватил стул, что валялся на полу, поднял его над головой (так, что задетая им люстра часто-часто закачалась, взбалтывая свет в комнате) и изо всех сил обрушил на спину живого мертвеца. Хрустнули кости, покойник крякнул и присел — но и все! Стул разлетелся на несколько частей, а мертвецу хоть бы хны! Но проснулась Петрушкина. Она открыла глаза, увидела покойника, склонившегося над ней. И-и-и… Нет, не завизжала. Она прижала руки к щекам, тут же их отдернула, почувствовав на своем лице что-то не то. Осмотрела внимательно ладони, вновь ощупала щеки, лоб, ногтями содрала с него целый пласт зубной пасты, которая успела засохнуть. Сдвинула брови, нахмурилась. Белый шматок засохшей пасты с голубоватой загогулькой посередине, точно посыпавшаяся штукатурка, отвалился с ее лба и упал на одеяло. На лбу показалась розовая чистая кожа. Вот теперь-то нахмуренная Катя Петрушкина и завизжала. — И-и-и, ты меня пастой мазать вздумал! Ах ты, скотина такая! Ну-ка катись отсюда, а то как сейчас по хохоталке-то наверну! Пошел отсюда, придурок! Пошел, пошел! С этими словами она резко вскочила, схватила тощую подушку и принялась лупить ею покойника по физиономии. Она лупила и орала, хмурясь и широко открывая рот, засохшая паста летела с ее лица во все стороны. А когда Катя увидела за спиной ожившего мертвеца остолбеневших Вовку, Андрюшку и Мишаню, то разъярилась еще больше — и швырнула подушку в них. Соскочила с кровати и, сверкнув оранжевой пижамой с рисунком «кошечки-собачки», помчалась куда-то вон из палаты. Послышался звук включенной на всю катушку воды в умывальнике — это Петрушкина смывала зубную пасту, возвращая себе прежнюю красоту. Покойник быстро пришел в себя (если так можно сказать про покойника), развернулся, вытянув вперед руки с полусгнившими пальцами. Шагнул вперед. Вовка, Мишаня и Андрей загородили ему дорогу. Но восставший из могилы мертвец и не собирался ловить Петрушкину. Сделав шаг в сторону, он направился туда, где, дрожа и плача, сидели, обнявшись и вжавшись в угол, кроткие двойняшки Таня и Маня Бердянские. Слезки текли по личикам девочек, смывая с них зубную пасту: с одного личика белую, с другого — голубоватую… Девочки плакали, а ходячий покойник приближался… В ужасе смотрели мальчишки на все это. Кого схватит сейчас покойник, кого потащит в могилу? Или ему нужны обе девочки? Зачем? Два раза жив не будешь, два раза не помрешь… Мертвые кости пальцев потянулись к Мане. Нет — к Тане… Или… Это было неважно. К той девочке с бело-голубыми разводами на лице, которая находилась чуть ближе к ходячему покойнику. Вовка сдернул с кровати Петрушкиной простынку. Андрюшка понял, что он собирается сделать, подхватил в руки два ее края. Мишка схватил одеяло. Раз! — подняли мальчишки простыню в воздух. Два! — и вот она уже накрыла ожившего покойника. Тот забарахтался там, задергал руками, путаясь в простыне. Три! — для полной картины Мишка обрушил на труп петрушкинское одеяло. Ходячий покойник — охотник за детьми — не удержался на своих мертвых ногах и повалился на пол. Андрюшка, Вовка и Мишаня не растерялись и принялись кидать на него все подряд: подушки, одеяла, стулья. — Кровать! — догадался Вовка. И вот уже они подняли легкую кровать с панцирной сеткой и поставили ее на скрытого под кучей вещей покойника. В этот момент в палату влетела разъяренная Петрушкина. — Так, теперь я с вами буду разбираться, — уперев руки в бока, грозно заявила она. — Мазать меня, значит, приперлись. Да еще с каким-то ряженым уродом. Совсем, что ли… Но договорить она не успела. Мальчишки вытолкнули ее в коридор и, подхватив за руки предобморочных сестер Бердянских, вылетели вслед за ней. С рычанием покойник поднимался с пола. Вот уже отлетела в сторону железная кровать, с грохотом обрушилась на спинку соседней койки — силища у покойничка была немереная. Теперь он сбрасывал с себя остальное барахло… А Вовка, Андрей, Мишаня и спасенные девчонки выбежали из корпуса. — Петрушкина, беги отсюда как можно дальше! — видя, что недовольная красотка Петрушкина вновь собирается возмущаться таким бесцеремонным с ней обращением, скомандовал Вовка. — Это сейчас в палате не человек был, а настоящий оживший покойник из могилы. Понимаешь? Точно такой же ходячий тухляк твою Никифорову живой в могилу закопал! — Врешь! — остолбенела Петрушкина. — Нет! — в один голос закричали трое мальчишек. — Мы сами видели! — Покойник из могилы вылез, а ее туда вместо себя забросил! — Землей ее засыпал! — И тебя сейчас поймают и в могилу запихают! — А вас?.. — Катя поняла, что мальчишки не шутят. — Нас не хотят! — развел руками Вовка. — Но вот вас… — И нас? — слабенько подала голос Таня (или Маня) Бердянская. — И вас! — обрадовал сестер Вовка. — Только мы им почему-то не нравимся, — добавил Мишка. — Везуха, — хмыкнула Петрушкина. — А почему это… Но договорить ей снова не дали. Вовка и Андрюшка развернули девчонку на сто восемьдесят градусов и подтолкнули в спину, настраивая ее на нужное направление и скорость. — И вы бегите! — подпихнул Мишка сестер Бердянских. Но тут крик, жуткий, заставляющий кровь леденеть и останавливаться в жилах, раздался из корпуса. Он перекрыл даже задорную музыку, которая продолжала играть в динамиках. Девчонки как вкопанные остановились, забыв о том, что им надо немедленно бежать спасаться. Распахнулась входная дверь корпуса. В ярком свете, плеснувшем из освещенного коридора, показался все тот же бодрый покойник. В вытянутой руке он держал бедного тщедушного Ботаника. Это он, несчастный тощий мальчишка, и орал так страшно. Очки с нарисованными на стеклах зубной пастой «прицелами» подпрыгивали у него на носу, вот-вот готовые упасть. Упадут — а Ботаник такой близорукий, без них он никуда… Хотя он и в очках сейчас никуда — во-первых, сквозь замазанные стекла вообще ничего не видно, «прицелами»-то резкость не наведешь, а во-вторых, что ему можно предпринять, если он в руках покойника?.. — Ботаник! — крикнул Вовка и смело бросился вперед, скомандовав девчонкам, чтобы стояли на месте. — Держись! Вовка и мальчишки вслед за ним помчались к разъяренному покойнику, который уходил прочь от корпуса. Ботаник орал и шевелящейся тряпкой болтался, крепко зажатый мертвой рукой. И не успели мальчишки подбежать к монстру и попытаться выдернуть у него из рук Ботаника, как еще один тухлый гражданин вышел из мрака. — А-а-а! — обрадовался он, но тут же угрожающе зарычал и двинулся на своего собрата, несущего Ботаника. — Отдай! — захрипел он и потянул мальчишку на себя. — Мое! — рявкнул первый. Завязалась потасовка. Вовка, Мишка и Андрей поневоле принимали в ней активное участие: вовремя они отскочить не успели и теперь летали от покойника к покойнику. Тех эта троица совершенно не интересовала — они отшвыривали мальчишек от себя и боролись лишь за беднягу Ботаника. Вот уже несколько раз он переходил из рук в руки. Наконец один схватил мальчишку за ноги, другой за руки, и принялись они тянуть его каждый в свою сторону. Ботаник, все еще пытаясь вырваться из ледяных рук, извивался, как большой плененный червяк. Вовка и его друзья-освободители вновь поднялись с покрывшейся росой травы и пошли в атаку. Видеть, как живого человека покойники методично разрывают на две части, было невыносимо. Они с криком бросились вперед, хватая за руки мертвяков. Ботаник дернулся; очки, сверкнув в лучах выползшей из-за тучи луны, улетели далеко в сторону. Ботанику было не до очков, хотя это была одна из самых важных его запчастей. Потому что покойники, испуганные громкими криками, тумаками и пинками Вовки, Андрея и Мишани, бросили его на землю, после чего удивленно и неторопливо стали удаляться. — Ага, смотались! — пока его приятели улюлюкали вслед покойничкам-драчунам, победным голосом крикнул Вовка. И успел еще вдогонку пендаль-ускоритель одному из них отвесить. Мишаня и Андрюшка долго шарили в мокрой траве, но все-таки отыскали окуляры Ботаника, оттерли с них зубную пасту и грязь. — Носи на здоровье, — протягивая их несчастному парнишке, сказал Андрей. Вовка и Мишаня подняли Ботаника с земли, отряхнули, поставили на ноги. Он дрожал крупной дрожью. Зубная паста, которой Вовкина команда щедро расписала его, перемешалась со слезами, грязью и песком. Пижамные штанишки — все, во что был одет мальчишка — разошлись по шву. Ботаник надел очки, осмотрел себя, ощупал — и удивился. — Чем это они меня? Что это такое? — бормотал он, обтирая с голого живота и ребер перемешанную с грязью пасту. И смешно Вовке стало, и грустно, когда он на все это смотрел. — Ты, это, прости… — несмело начал он. — Это… мы тебя намазали. — Вы? — Ага… — вздохнул Андрюшка. — Пастой. — А зачем? — робко спросил Ботаник, но тут же кивнул, вздохнул и произнес: — То есть понятно… — Ну, ты… Как бы это… — Вовке было действительно неловко. Ботаника и так все доводили, пинали, соли ему под простынку сыпали, чтобы он ночью под себя лужи лил, очки его с толстенными стеклами периодически прятали или разбивали — но у бедолаги Ботаника, наученного горьким опытом школьной жизни, в чемодане их, видать, запас был. В общем, издевались над парнишкой в лагере только так. И не как над Деревней, который на сельскохозяйственных работах силу мышц весьма приличную развил — если что, так навернет между глаз, мало не покажется… По-серьезному доводили тщедушного городского Ботаника. А он, дурачок, перестав плакать, хихикал, бежал к людям дружить и… опять нарывался на новую порцию насмешек и пинков. — Пойдемте, нас девчонки ждут, — сказал Вовка, и все четверо направились вперед по дорожке. — А ты зачем в очках-то спал? — поинтересовался у Ботаника Андрюшка. — А я всегда в очках тут, в лагере, сплю… — стесняясь, проговорил Ботаник. — Мало ли что случится… Опасность какая… Чтобы все видеть, в общем. — Опасность типа нас, — констатировал Вовка. — Ладно, прости уж нас… Прощаешь? Да? — Да. Идти в разгромленный корпус не хотел никто. И двойняшки, и Петрушкина категорически отказались укладываться спать и собирались провести ночь где-нибудь на улице — ведь уже утром, если весь этот кошмар закончится, автобусы повезут отдыхающих домой к родителям. А за некоторыми родители и сами приедут. Вот только бы закончился кошмар. Только бы… Тревожно оглядываясь — ведь ожившие покойники могли откуда угодно выскочить, группа ребят брела по ярко освещенной гирляндами аллее. По-прежнему играла музыка — никто не потрудился остановить дискотеку. Да, дискотека продолжалась — но что за дискотека!.. Ребята остановились и замерли, глядя на танцевальную площадку… Образовав круг, по центру дискотечной площадки плясали ожившие покойники. Все они были разной давности захоронения: одни совершенно сгнившие скелеты с лохмотьями истлевшей одежды на костях, и как только они могли передвигаться, такие трухлявые; другие — взбухшие, если лежали во влажной земле, и сухие, полумумии, кому повезло больше, если для их могилы вскопали сухой бугорок. Но веселыми мертвецы были все без исключения: с таким задором даже живые на дискотеках не танцевали. Гоп-гоп-гоп! — отплясывали они. В центре круга метался от одного покойника к другому ошалевший мальчишка. Явно живой — и Вовка, и все остальные ребята его знали. Живые мертвецы пинали его точно мячик. Рядом с резвящимся кружком топтались парочки — тоже покойники. Не в такт музыке одни пытались вальсировать, другие танцевали модный в шестидесятые годы прошлого века твист, что ли… Вовка разозлился. Недавнее спасение Ботаника придало уверенности и ему, и его друзьям. — Отобьем парня! — решительно скомандовал он. — Нас почти столько же, сколько их. Ну, по полтора трупа на человека получается. — Справимся, — подтвердил Андрюшка. — А девчонки — с нами? В бой? — спросил Мишка, косясь на Петрушкину. Петрушкина, конечно, могла бы сказать какую-нибудь гадость в силу своего вредного характера. Типа того: я девушка нежная, вот еще, с покойниками драться… Но вместо этого молча закатала рукава кошечно-собачной пижамки и подтолкнула в бок одну из двойняшек: вперед! Выстроившись «свиньей» — то есть клином, носом которого был самый мощный и бесстрашный Вовка, отряд двинулся на противника… — Ага! — Еще идут! — Ура! — сразу же раздались торжествующие голоса в кругу танцующих — и несколько живых трупаков бросилось в центр «свиньи». Даже не в центр, а к ее правому заднему краю. Этот край занимала то ли Таня, то ли Маня Бердянская. Чуть ли не с десяток пар костлявых рук схватили ее, вырвали из напрасно созданного военного построения… Привлеченные громкими криками соратников, откуда ни возьмись появились еще несколько ходячих покойников — но совсем других, не веселых, а озабоченных, злых, рычащих. Они расшвыряли всех, кто попался им на пути: и веселящихся, а потому не таких боевых и задорных братьев по могилам, и живых ребят — и вцепились в Таню-Маню. Не прошло и двух секунд, как они умчались в темноту — страшно ругаясь, споря и выдергивая бедную девочку друг у друга. — Ну и ладно! — Очень-то надо! — послышались голоса мертвых танцоров. Все так же веселясь, они вернулись на площадку и продолжили танцы. Правда, под шумок их мальчишка-мячик все-таки успел смотаться… — Таня! — не своим голосом закричала одна из сестер Бердянских — и вслед за невероятно быстро умчавшимися покойниками бросилась в темноту. Обычно пухленькая Маня (а раз утащили Таню, следовательно, осталась Маня) бегала медленно и нехотя. Но тут она неслась сломя голову. На кладбище неслась. В этом не было никакого сомнения. Куда же еще покойники могли живую девочку, ее сестру, потащить?.. — Бердянская! Стой! — крикнула Катя Петрушкина. — Не бегай за ними! Однако Маня не послушалась. И ребята, не сговариваясь, всей толпой побежали за Маней. Но тут же наткнулись на кого-то, вынырнувшего из кустов. Покойник? Нет. — Деревня… Фу-ты… — отмахиваясь от него, как от навязчивого призрака, охнул Вовка, на которого и налетел Деревня, в смысле Дима Копыточкин. — Ты чего тут шастаешь? — Перепугал, дурак! — фыркнула Петрушкина. Маня Бердянская молча бросилась бежать вперед. Но Деревня схватил ее за руку. — Не бегай туда! Не надо! — крикнул он. Вовка, в свою очередь, схватил его за шиворот: — Отвали, некогда нам. И хотел толкнуть его как следует в колючие кусты. Но Копыточкин закричал: — Вы за кем, за ними гонитесь? Не надо! Это знаете кто? Ожившие покойники!!! В ответ на его слова раздался надрывный смех. Даже Ботаник снисходительно хохотал над Деревней… — Знаем. Без сопливых скользко, — заявил Андрюшка. — Ну послушайте меня хоть сейчас, — взмолился Копыточкин. — Я знаю, в чем дело. Знаю, почему они из могил повыскакивали, понимаете? Я только что в деревне у себя был… Пришли туда мертвецы, походили, поискали что-то. Перепугали всех. Да и ушли все. Там, в деревне, сейчас все спокойно. И я сюда вернулся… — А чего ж там не остался? — ехидно заявила Петрушкина. — Сидел бы себе в покое. — Да, чего приперся, герой? — подхватил Вовка. — Я вас искал, — ответил ему Деревня. — Тебя вот, Вовка. Мишку, Андрюшку… — Это еще зачем? — Мишка выступил вперед. — Да, чего это ты к нам так приглядываешься? — перехватив изучающий взгляд Копыточкина, поинтересовался Андрюшка. — Я объясню, объясню сейчас… И Копыточкин, утерев кулаком нос, затараторил: — Они хватают живых людей и вместо себя в могилы укладывают, да? А в деревне им никто не приглянулся, хотя там тоже все живые. Не странно ли это? Ведь в лагере вон что устроили. — Да, тащат всех без разбора, — всхлипнула Маня Бердянская. — С разбором! Как раз с разбором! — воскликнул Дима. — Они выбирают только специально отмеченных людей! А почему, знаете? Потому что кто-то их пометил… — Пометил — каких можно брать, а каких нет? — удивилась Петрушкина. — Да! — подтвердил Копыточкин. — Вовка, зря вы меня не послушали, когда я просил не ходить на кладбище сегодня! Эх! Скажите, вы в самую полночь там находились? Аккурат в двенадцать ночи? — Наверняка да… — задумчиво кивнул Вовка. — Ну правильно! — взмахнул рукой Копыточкин. — Вот послушайте, что мне бабка с дедом рассказали… Но договорить он не успел — толпа оживших мертвецов окружила ребят, которые все забыли и потеряли бдительность, слушая рассказ Димы. — Это ты их навел?! — взвизгнула Петрушкина, увидев, как сжимается кольцо покойников. — Ты с ними заодно, Деревня?! Бежать не было никакой возможности. Живых мертвецов было много. — Маркеловна, послушай, а если мы всех подряд в могилы напихаем, быстрее молодеть будем? — послышался вопрос, который задала своей подружке костистая покойница в белом, явно новом платочке — или подобрала она его где-то, или с какой-то девочки только что сняла. — Наверняка да! — с задором ответила ей подружка. — Быстрее помолодеем! Хорошо-то как! Ой, лови тогда-а-а… — И покойница широко раскинула руки, стараясь ухватить кого-нибудь из ребят. Ребята присмотрелись — и даже при неровном свете разноцветных фонариков, переплетенных в гирлянды и развешанных вдоль аллеи, было заметно, что черепа многих ходячих трупов выглядят очень даже прилично — они стали обтягиваться молодой живой кожей. И кости пальцев начали плотью обрастать… — Не слушайте их! Побежали! — отчаянно зашептал Дима Копыточкин. — Под ногами можно проскочить! И за мной! Он плюхнулся на землю, ужом прополз между трупами — и бросился бежать. Остальные ребята последовали его примеру, прошмыгнули, поднялись на ноги, побежали — долго и громко хохотали и улюлюкали покойники им вслед. Или уже не покойники — раз молодеют и кожей с мясом обрастают?.. Глава VIII Вода скрывает следы Деревня быстро пробежал территорию лагеря, выскочил через пролом в ограде и мчался теперь вдоль кладбища. Изредка оглядывался — и призывал остальных не отставать. Но все и так бежали быстро, кроме Вовки, который буксировал Маню Бердянскую. Она была еще тот тормоз — и из-за того, что бегала медленно, и еще потому, что норовила заскочить на кладбище и начать искать свою сестру. Про то, боится ли сам он кладбища, Вовка сейчас даже не вспоминал… Несколько раз с кладбища вылезали жуткие, осклизшие покойники. Они кидались на ребят — но быстро теряли к ним интерес. И только два молчаливых трупа в непонятных лохмотьях медленно, но неустанно преследовали их. — В пруд! — скомандовал Деревня, к которому незаметно перешло руководство отрядом. — Надо доплыть до острова! Там нам точно ничего не угрожает! И он первым бросился в черную воду. Остальные остановились у кромки. Вода плескалась, точно морская. Кто ее так волнует? Может быть, из глубин тоже лезут утопленники — и именно в их скользкие руки манит их Деревня? Может, это вся деревенька у них такая — заманивают живых людей покойникам на расправу?.. Такие мысли бродили в головах у ребят. — Зачем на остров, если мертвецы, как мы поняли, нас вообще не трогают? — недовольный положением вещей и неизвестностью, крикнул Вовка. Деревня плюхнул по воде руками, разворачиваясь и собираясь что-то ответить, но тут показались два медлительных трупа-преследователя, и Маня Бердянская, истошно закричав: «Ой, мамочки! Вот они!», сиганула в воду и по-собачьи поплыла вслед за Копыточкиным. Остальные без слов последовали ее примеру. Это только потом, уже оказавшись на крошечном песчаном островке, Катя Петрушкина вспомнила, что совершенно не умеет плавать… Но доплыла! А могла ведь утонуть… Катя в изнеможении упала на песок… — Не бойся, Петрушкина, они сюда не приплывут! — похлопав ее по щекам, зашептал встревоженный Мишка. — Мертвецам, понимаешь, плавать-то тяжело. Да! Вода между костей гуляет, жира-то у них нет! А жир как раз на воде и держит, тонуть не позволяет! Ребята молча пытались разглядеть, как ведут себя покойники на берегу. Но тут был не иллюминированный по случаю Королевской Ночи лагерь «Огонек», а лесной пруд. Луна пропала, тьма стояла над водой хоть глаз коли. И тихо было. Очень… Только волна плескала иногда да далекие крики изредка раздавались. И голуби — потревоженные кладбищенские голуби проносились над прудом и громко перекликались… — Рассказывай, Деревня… В смысле, Копыточкин, — скомандовал Вовка. — Расскажу, — кротко ответил Деревня. Ух, до чего он был необидчивый, аж зло брало! Петрушкина или Никифорова за такую команду уже бы с ним, с Вовкой, дрались. А Деревня даже не заметил, что ему приказывают. Не хитрый ли он колдун?.. Вовку даже передернуло, едва он подумал, не колдун ли Копыточкин. Не друг ли он ходячих мертвецов? И не он ли все это затеял?! — Дурной славой пользуется это кладбище… — начал рассказывать Деревня. — Не хоронят тут уже давно никого. — Знаем. — Вовка хотел начать высмеивать его деревенские байки, но передумал. — Ну вот. — Копыточкин снова не обиделся. — А все почему? Вставали здесь из могил мертвецы — и шастали по округе. Они искали живых — тех, кого можно в свою могилу положить. А самим жить вместо него, живого человека. Если лежит вместо такого вставшего из земли покойника кто-то в могиле, то и покойник этот со временем живым становится — но только на вид. И кожа у него, как у живого, и глаза, и двигается, как обычный человек. Только души нет. Но живет он на земле наравне с живыми, не отличишь уж теперь. — Врешь, Деревня, — раздался вдруг спокойный и твердый голос. Все оглянулись — и не поверили себе: это Ботаник, забитый, зачуханный Ботаник вдруг решил выступить. — Если бы выходили мертвецы из могил и вместо себя живых укладывали, то люди бы пропадали, — продолжал он. Видимо, страх придал ему такой смелости. — А я каждый год в «Огонек» езжу. Никто и никогда у нас в лагере не пропадал. — Правильно! — даже как-то весело согласился Деревня. — Потому что и не поднимались они из могил много-много лет! А сегодня их кто-то вызвал оттуда! Дал команду. И они полезли! — Это как? — Нельзя ходить на наше кладбище в полнолуние! — Деревня со своим полнолунием уже замучил просто всех. — Когда-то давно, в позапрошлом веке, жил один человек, который научился оживлять мертвецов и руководить ими. Ну, в своих корыстных целях он их использовал. Для этого у него специальное устройство было, из особого состава сделанное. И если в полнолуние отраженный свет луны упадет на него — тут-то вся свистопляска и начинается. И выглядело оно, как мне бабка с дедом рассказали, как медальон на памятнике. Ну, «спи спокойно, дорогой товарищ» и даты жизни на котором пишут. Вызывал этот колдун того покойника, выходил тот из могилы, разыскивал человека, на котором колдун специальную метку сделал… — Какую метку? — вновь перебил рассказчика Вовка. Какие-то смутные сомнения начали закрадываться ему в голову. — А кому какую, — пожал плечами Копыточкин. — Бабка с дедом говорили, что вроде креста мелом на одежде. И мел тот, ну, именно тот кусок, которым рисовал, обязательно нужно на кладбище принести и поймать им отраженный от этого специального колдовского медальона свет луны. Или подкладывал часть мелка в карман. А кому-то осколок белой разбитой тарелки подсовывал — и перед этим, соответственно, саму эту тарелку на кладбище волок, чтобы, значит, колдовской свет луны ею отразить. Хитрый он был, много всяких уловок придумал. — А что, бабка с дедом твои колдуна этого видели? — спросила Петрушкина. — Нет, конечно, — ответил Дима. — Это им рассказывали. Но они видели тех, кто из могил встал… — Ходячих покойников? — Да. Брал колдун деньги с тех, кто своих врагов со свету сжить собирался. Подложит осколок или белый мелок в карман, или крестик, загогульку или полосочку нарисует. И все. А через некоторое время пропадал человек, исчезал, как и не было. А появляется на свете другой — мрачный, нелюдимый, исполнительный. Иногда люди своих родственников в таких мрачных личностях узнавали — родственников, понятное дело, давно умерших. С ума некоторые от этого сходили. Целая гвардия таких монстров, говорят, у колдуна была. — Зомби? — ахнул Мишка. — Вроде того, — ответил Копыточкин. — Они ему много богатства натаскали. И еще наверняка кучу тайных дел наделали. Сыщик один в те времена за ним все следил, на чистую воду злодея вывести собирался. — Поймал? — хлопая себя по мокрым плечам и дрожа от холода, с надеждой спросила Маня Бердянская. — Ну слушайте… — Копыточкин выдержал паузу. Но все и так слушали его, затаив дыхание. — Добрался колдун и до наших краев. Кого-то ему, видать, здешнего извести заказали, или покойник ему особенный понадобился — тут уж врать не буду, не знаю. Но пошел он на кладбище в самое полнолуние, встал у могилы со своими колдовскими инструментами, как полночь наступила. Но тут сыщик со своим помощником, а помощника он из деревни взял, как выскочит, как его схватит на месте совершения преступления! — Вот молодец! — обрадовался Ботаник, но тут же стыдливо зажал рот ладошкой. — Да. Принялись сыщик и помощник наручники на колдуна надевать. Да тот сильный оказался, сопротивлялся. Пистолет-то у сыщика выхватил да как пальнет в него… Убил, в общем. А помощник сыщика, пацан деревенский, местный, так расстроился, что бросился на того колдуна… Боролись они, боролись. Пистолет к парню в руки попал… А колдун его уже душить начал. Застрелил его тогда парнишка. Перепугался сам, в деревню побежал. Утром полиция нагрянула, разбираться начали — и засудили парнишку. За оба убийства. На каторгу сослали. Вернулся уже старым в деревню, всем рассказывать начал про колдуна и про то, что на самом деле случилось. Сыщик ведь и про все колдовские подробности узнать успел и помощнику своему поведал. Вот он и рассказывал… Кто верил, кто нет… Так и бабушка с дедушкой мои эту всю историю узнали. — Ужас! — ахнула Петрушкина. Все были с ней согласны. — Услышали бабушка с дедушкой про колдуна, еще когда маленькими были. Да и многие в деревне про это знают. Наверно, за страшилку принимают, везде же есть местные легенды. — Копыточкин перевел дух. — Так вот и было — верили — не верили… Но лет пятьдесят назад вновь появились живые мертвецы… Вот как раз с ними-то мои дед с бабкой и повидались… Хорошо, что многие помнили ту старую историю — и нашли на них управу. — Ну, что, что тогда сделали? — Вовка подскочил аж от нетерпения — и в воду плюхнулся. Островок-то был совсем крошечным, всем места не хватало. — И кто их вызвал из могил? — спросил Андрюшка. — Погодите, не перебивайте. — Копыточкин вел себя как настоящий лектор. И все слушали его, забыв о том, что они промокшие, замерзшие, перепуганные. — Свое главное орудие для вызывания покойников колдун тогда на кладбище выронил. Где-то оно затерялось, завалялось, видно, не нашла его тогдашняя сыскная полиция. Или даже не искала. Потому что не верила в такие колдовские страсти… Но в пятидесятые годы уже двадцатого века пошла везде мода памятники на могилах ставить. Такие солидные, из гранита, с портретами, надписями. Появились умельцы, которые наловчились старинные надгробия с никому уже не известных могил снимать, обтачивать, переделывать — и заново продавать. Вот такие же шустрые ребята старое надгробие на нашем кладбище присмотрели, утащили, а заодно и на этот медальон наткнулись. Решили, что он с какого-то другого памятника отвалился. Подобрали, отшлифовали, надпись написали, которую заказчик попросил, — и к памятнику прикрутили. — К какому памятнику? — Вовка все больше волновался. — Да я и сам не знаю. Не видел, — честно признался Копыточкин. — Я особо этой историей не интересовался раньше. Так, слышал просто от ребят деревенских да от деда и бабушки в общих чертах, но на всякий случай кладбище стороной обходил, особенно туда и не совался. А раз такое закрутилось сегодня, я и кинулся бабку с дедом трясти, все выведывать… Но вы дальше слушайте! В общем, стоит себе этот памятник и стоит, никого не трогает. А в церкви-то кладбищенской, которую при советской власти сразу закрыли, склад был. С фермы, которая вон там, неподалеку за пастбищем, молоко туда в больших флягах возили. В церкви холодно всегда, летом самая прохлада. Так вот на телеге везли как-то эти бидоны. Поздно уже везли, как раз с последней, с ночной дойки. Мимо этого памятника с медальоном, видимо, телега проезжала. И все совпало: ночь оказалась ночью полнолуния, вышла луна из-за тучи, в самую полночь упал ее луч на медальон, а от медальона свет отразился — и как раз в один из алюминиевых блестящих бидонов ударил… И начали с тех пор покойники по всей округе мотаться. — А хватали они тех, кто молока из этого бидона попил?! — вскочив на ноги, воскликнули одновременно Вовка, Андрюшка и Петрушкина. — Хватали и в могилы вместо себя укладывали? — Да! — кивнул Копыточкин. — И начали люди пропадать. Нету — и все. Стали их без вести пропавшими считать. Напрасно искала их милиция пятидесятых годов… А мертвецы шастают, никак не угомонятся. Они же и не виноваты ни в чем, эти бедные люди, которые умерли давно. Бабушки чьи-то, дедушки, герои войны да и так просто люди. — Да, а их покоя лишают, — дрогнувшим голосом произнес Ботаник. — Глумятся. — А живых-то как жалко! — заплакала Маня Бердянская. — В могилы. Живьем! И люди там… умирают? Да? Говори!!! Дима Копыточкин вздохнул. И ничего не сказал. — Деревня! — воскликнул Вовка. — То есть Копыточкин! Ты знаешь, что делать-то со всем этим? Как людей из могил вытаскивать? Живых в смысле! — Говори: знаешь или не знаешь?! — закричали все остальные. — Знаю, — ответил Дима. — И даже знаю, кто именно это должен сделать. Луна плыла по небу, и было это небо сейчас таким безоблачным, что лунного света хватало, чтобы осветить лица ребят. Дима так посмотрел на Вовку, что тот понял: именно он должен покойников остановить. — Я, думаешь? — взволновался он. — Но почему я? — А потому, что я догадался, — заявил Копыточкин. — И догадался тогда, когда бабушка с дедушкой мне эту историю рассказали. Они же комсомольцы, активисты были, мои бабка с дедом в молодости. И начали разведывать все. Эти ребята деревенские теперь уже старички, а тогда они шустро все разузнали. Парень, что бидоны на той телеге вез, как раз первым и догадался. Они сумели загнать покойников обратно в могилы — и больше никто их не тревожил. И люди перестали пропадать. Да только не поверил никто в такой разворот событий, особенно милиция. — Это неважно сейчас — поверил не поверил… — заявила Петрушкина. — Людей-то оживили? — Я не помню… — Копыточкин беспомощно развел руками. — Но делать надо вот что. Вы заметили, кого мертвецы в свои могилы тащили, а кого игнорировали? — Нас они игнорировали, — тут же ответил Мишка. — А нас, девочек, нет… — пробормотала Маня. — Неправда! — воскликнул Копыточкин. — Не только девочек! Но и мальчиков! Потому что они охотились за теми, кого пометили. А кто был на кладбище сегодня? Вы. Что вы там делали? — Ничего мы там, Деревня, не делали! Просто прошлись. Понял? — с угрозой в голосе произнес Вовка. И тут же догадался. — Да… Свет луны, говоришь, должен от колдовского медальона отразиться и на белый блестящий предмет упасть? Был у меня такой предмет… Паста моя зубная… — И кого мы ею мазали, того покойники и… — начал Андрюшка и, недоговорив, в ужасе зажал рот рукой. — Ой, мамочки! — Да… — Копыточкин кивнул, очевидно, собственным мыслям. — Я как увидел, что мертвецы только намазанных тащат, сразу начал понимать… — Умник какой! — фыркнул Андрей. — Но мы же и Петрушкину мазали, — заявил Мишаня. — Но она покойников не интересует. — А где на ней паста? — воскликнул Копыточкин. — Точно… Она ее смыла, — проговорил Вовка и посмотрел на Маню. — А она тогда почему?.. — Так мы ж ее другой пастой мазали! — догадались одновременно Андрюшка и Мишаня. — А твоя — с голубой прожилкой. Сразу стало понятно, почему Ботаника сначала схватили, а потом отпустили — как только очки с него, помеченные голубоватыми крестиками, соскочили, мертвецы его и рвать на части сразу перестали… — Вовка, пока луна не зашла сегодня, пока ночь не кончилась, иди найди этот медальон, поймай луч луны на тюбик своей пасты — и сделай так, чтобы он в тот медальон срикошетил! — взволнованно воскликнул Димка Копыточкин. — Тогда, может, все это остановится. — Минус на плюс поменять, то есть? — переспросил Ботаник. — Да! — Ты один должен там быть, когда все это будешь делать, — уверенно заявил Дима. И уже не так уверенно добавил: — А тогда-то ты один был или с ребятами? — Один, — ответил Вовка, пытаясь вспомнить, в какой момент он вытаскивал из кармана тюбик зубной пасты. И вытаскивал ли вообще… Он сунул руку в карман, пытаясь воспроизвести все так, как было на кладбище. В одном кармане пасты не было, в другом тоже… Нигде ее не было! — Потерял… — ахнул Вовка. И тут же в голос зарыдала Маня Бердянская. Она все еще была уверена, что сестру ее можно спасти. Но теперь… Да, не было злосчастного тюбика с пастой — наверное, или выпал он во время сумасшедшей гонки, и теперь, пока день не наступит, нечего и пытаться найти его. А день наступит — и будет уже поздно!.. Или выскользнул он, когда плыл Вовка в одежде по темному пруду… Один к одному выходит… — Капец… — хмуро произнес Вовка и нахохлился. Глава IX Вовка — колдун, герой и вредитель — Да ладно тебе — капец! — раздался у него за спиной голос Андрюшки. — Ты сам же пасту и бросил, когда мы Никифорову мазали! Да, в траву и бросил, когда покойник ее за собой потащил! — А я даже и не помню. — Вовка обрадованно вскочил. — Точно! Никифорову-то жалко было, мне уже и не до пасты!.. — Быстрее туда давайте! — Дима Копыточкин нетерпеливо хлопнул Вовку по спине. Но тот уже не возмутился такой фамильярности со стороны Деревни — не до этого было. Он бухнулся в воду и, изо всех сил работая руками и ногами, поплыл к берегу. И остальные ребята поплыли. Туда, где их поджидали ожившие покойники-шатуны… Они оказались даже не шатунами, а просто тормозами. Как только ребята вышли на берег и, не отряхивая воды, понеслись к лагерю, два покойничка вновь появились, выпав из кустов. Им, видимо, хотелось просто по земле помотаться, ни на какую жизнь после смерти они не претендовали. Табун детей среднего школьного возраста промчался мимо них, а они их даже напугать как следует не успели — протормозили. На свою беду, вылезшие из могил покойники медленно-медленно потащились за ними. А ребята не обращали уже на них никакого внимания. Марафон к дискотеке был утомительным. — Как только первый петух запоет, — на бегу вещал Копыточкин, — сами знаете, ночь закончится. Утро наступит… А у нас в деревне петухи ох какие ранние. Запоет петушок, кончится эта ночь — и все. Будут ходить по миру живые умершие. А те, кого они вместо себя положили в могилы… — Деревня, заткнись! — грубо оборвал его Вовка и даже не почувствовал укора совести: панику в их рядах нечего наводить! Димка охотно замолчал — и бежал, бежал, бежал вперед. Королевская Ночь превратилась в Ночь Мертвецкую. Покойники заняли лагерь. Они разгуливали по аллеям, мрачно танцевали под развеселую музыку дискотеки, сидели на лавочках, прыгали на «Гигантских шагах», катались на каруселях, рылись в мешке с призами для конкурсов. А люди… Люди попрятались кто куда — для них в детском лагере «Огонек» места больше не было. — Где тут Никифорова сидела? — подбегая к перевернутым стульям у дискотечной площадки, крикнул Вовка. — Здесь? Или здесь? — Ищите, ребята! — воскликнул Копыточкин. И все бросились шарить по траве. Найти злосчастный тюбик, вернуть обнаглевших покойников на их лежачие места — и забыть этот кошмар. Вот чего хотелось ребятам. Но… — Это чегой-то вы тут ползаете? — раздался скрипучий голос. Покойники снова окружили ребят. Они, наверно, хотели то ли напугать их до смерти, то ли поиздеваться — попинать как мячики. Но мальчишкам и девчонкам было уже не до них. — Нашел! — раздался тоненький голос Ботаника. Парнишка поднял руку и помахал в воздухе зажатым в ней мятым тюбиком пасты. — Она! Моя! — с облегчением вздохнул Вовка. — Что он нашел? — поинтересовался другой покойник. — Сейчас посмотрим… Покойники-ходунки заволновались и всей гурьбой двинулись на бедного Ботаника. — Это паста так на них действует! — взвизгнул Ботаник. — Она же колдовством заряжена! О-о-ой… — Бросай ее мне! — не растерялся Вовка. Ботаник размахнулся изо всех своих силенок — и метнул куда-то пасту. Совершенно не прицельно метнул — не разглядел из-за надвигающихся покойников, где именно Вовка стоит. Да и вообще видел он плохо — как еще он умудрился пасту в темной траве отыскать? На ощупь. Но Вовка поймал тюбик. Ходячие мертвецы, забыв о танцах и развлечениях, двинулись на него. Но он перекинул тюбик Копыточкину, Копыточкин Кате Петрушкиной, Петрушкина Мишке… — Беги! — закричал ему Копыточкин. Мишка находился ближе всех к пролому в лагерной ограде. Мишка побежал. Покойники нестройной толпой устремились за ним. Но ребята обогнали их, догнали Мишку. Вовка выхватил у него свой тюбик пасты — и операция «Памятник» началась! — Один. Ты должен быть там совершенно один, — сказал Копыточкин Вовке, когда они оказались на кладбище. — Мы будем все здесь. Мертвецов от тебя отгонять, чтобы не помешали. — Сколько времени? — спросила Катя Петрушкина, присматриваясь к часам на руке Вовки. Было уже без пятнадцати три ночи. — Между тремя и четырьмя часами петухи головы из-под крыла поднимают для первого кукареку, — авторитетно заявил деревенский житель. — Ну, Вовка, иди. И ничего не бойся. — Да не боюсь я. — Вовка дернул плечом, на которое, чтобы подбодрить товарища, положил руку Копыточкин. — Главное, чтобы луна никуда не делась, — прижав кулачки к сердцу, вздохнула Маня Бердянская и посмотрела на небо. Сквозь густые ветви кладбищенских деревьев лился на землю тревожный лунный свет. Это было хорошо. Зажав полупустой тюбик в руке, Вовка шагал по кладбищу. Где он, этот памятник с белым медальоном? Как его найти? Ведь Вовка совершенно не помнил, как именно он выглядел. А Копыточкин не знал, что это за памятник — по кладбищам гулять и интересоваться надгробиями он тоже был не любитель. Значит, придется искать. Только бы времени хватило, только бы не испугаться и с визгом не умчаться прочь. Но ведь ребята идут по кладбищу где-то недалеко от него! И тюха-матюха Бердянская Манюня, и даже забитый Ботаник. Который совсем даже не забитый, а нормальный такой парнишка… Кладбище было ужасно. Свет луны усиливал кошмарность картины: вывернутые на поверхность земли гнилые гробы, упавшие кресты и памятники. Вой и стоны неслись с разных сторон. Но кто воет, кто стонет — люди, заживо в могилы упрятанные? А может, восставшие из этих могил мертвецы, которые ищут покоя или жертв своих поджидают, томятся?.. Впереди, освещенный луной, ярко сиявшей в проплешине между ветвями высоких деревьев, показался большой памятник. Овальный медальон со стершейся фотографией был на нем отчетливо заметен. Золотые буквы и цифры, тоже наполовину осыпавшиеся, составляли когда-то имя умершего и годы его жизни. Тот или не тот памятник? Как узнать? Время-то идет. И Вовка решил ловить свет луны на все подряд белые медальоны памятников. Это оказалось не таким трудным делом. Лунный свет, сверкнув на мятой боковине тюбика, упал на могильный медальон. А может, ему это только показалось? Но он шел от памятника к памятнику, а они попадались редко — и часто скособоченные, завалившиеся… Часы показывали три часа ночи. И семь минут… А вдруг петух уже прокукарекал — Вовка просто этого не услышал. И ночь сменилась утром — а значит, все кончено? Или — наоборот: Вовка уже сделал свое дело, навел свет луны на нужный медальон и теперь все будет хорошо? Кто знает, кто знает… «А вдруг Деревня-Копыточкин все-таки пособник мертвецов и таким образом меня им на растерзание отправляет?» — трусливо подумал Вовка. Тяжкий вой прервал его раздумья. Свежевскопанная земля одной могилы, рядом с которой валялся на земле большой черный крест, зашевелилась — и оттуда показалась рука. Она судорожно цеплялась за комья земли, дрожала. «Это кто-то из нашего лагеря! — догадался Вовка. — Тот, кого я своей пастой намазал. И которого…» Он схватился за эту руку и потянул ее на себя. Нужно было помочь человеку вылезти из могильного плена. Но вместо этого рука сама потянула его. Ноги Вовки, наступившего на разрытую землю могилы, стремительно начали уходить вниз. Он проваливался, а рука все тянула и тянула его! — Отпусти! — взмолился Вовка, уходя в землю уже по колено. Он попытался выдернуть свою ладонь из удерживающей его руки. Но она не отпускала его, пальцы, прохладные пальцы ЖИВОГО человека крепко держали мальчишку и тянули в могилу! Зачем? Кто хочет помешать ему выполнить такое важное дело? Могильная земля шевелилась, Вовка, уйдя вниз почти по пояс, закричал не своим голосом и попытался выбраться — подтянулся на локтях, ведь обе руки его были заняты: за одну тянула лапа из могилы, в другой он сжимал заветный тюбик. Мальчишка немного прополз вверх. И вдруг прямо перед своими глазами увидел овальную белую плямбу. Низко, прямо у самой земли. На упавшем большом черном памятнике она выделялась особенно ярко — и никаких букв на ней не было, цифр, фотографий. Вовка волей-неволей узнал ее — ведь тогда, в полночь, она привлекла его внимание тем, что блеснула как-то необычайно ярко. «Неужели это он и есть?» Вовка не верил своим глазам. Рука из могилы тотчас отпустила его. Земля перестала проваливаться под ним. Вовка задрал голову к небу — где же луна? На месте, на месте она была, куда ей деться? Как — куда? За тучу может зайти или за горизонт, раствориться в светлеющем небе — куда она к концу ночи девается? Вовка вытянул взмокшие дрожащие руки вперед, принялся вертеть тюбик так, чтобы на него смог упасть неясный призрачный свет. Мятый-перемятый, давленый-передавленый тюбик уже не сиял так, как недавно. «Давай, милый, давай, дружок!» — как маленькая девчонка своему любимому плюшевому мишке, шептал Вовка тюбику. Слабый, едва заметный блик отскочил от белого бока тюбика, ударился в медальон, сделанный, как успел заметить Вовка, из какого-то совершенно непонятного, плотного и гладкого белоснежного материала. Такого многоголосого крика Вовка, бессильно упавший лицом в сырую могильную землю, не слышал никогда. Боль, страдание, прощание с жизнью слышались в этих голосах. Кто-то ревел, выл, заливался плачем. Какое-то движение заполнило кладбище. Заметались перепуганные голуби — но уже безмолвно, словно боясь помешать ужасным крикам. Вовка вскочил на ноги, вихрем слетел с могилы, которая снова зашевелилась. Стонущий и плачущий покойник, шатаясь и воздевая руки к небу, приблизился к этой могиле и принялся раскапывать ее. Земля полетела в разные стороны. Вовка оглянулся — соседнюю могилу тоже не оставил без внимания ходячий мертвец. Это была та могила, с которой завалился памятник колдовского медальона. Настоящий хозяин к могиле вернулся — в этом у Вовки не было сомнения. Он так деловито принялся рыть землю, что любо-дорого было смотреть. Такая же работа шла по всему кладбищу. Колдовство сработало. Что было делать теперь Вовке? Мимо роющих, стонущих и воющих мертвецов бежать обратно в лагерь? Или разыскивать по кладбищу ребят? Что с ними? Как-то не договорились они о том, что делать дальше… — Эй, Вовка! — услышал он вдруг. И не успел оглянуться, как все та же прохладная тонкая рука схватила его. Этого он уже вынести не смог. Да, он трус, он мелкий, мельчайший, микроскопический трусишка — ну ненавидит он кладбища, боится, боится! И не может больше видеть ни кресты, ни памятники, ни гнилых, но бодро ходящих покойников!.. Не разбирая дороги, помчался Вовка вон с этого кладбища. Пальцы его по-прежнему сжимали тюбик с пастой. А пальцы другой руки переплелись… все с той же рукой из могилы! — Вовка! — Никифорова! Алинка! — Вовка глазам своим не мог поверить. Он и Алинка Никифорова со следами зубной пасты и прилепившейся к ним земли на лице стояли у кладбища. — Спасибо, что ты меня оттуда утащил, — сказала Алина, так и не выпуская Вовкиной руки из своей. — Это ты… — Вовка постепенно приходил в себя. Рука из могилы оказалась никифоровской! Ну правильно — ведь это он просто плохо на этом кладбище ориентировался: могила, из которой он с мальчишками безуспешно откапывал Никифорову, и была той, откуда появилась рука и его потащила… А почему рука появилась — да наверняка это Никифорова таким образом знак ему подавала! Хотела, чтобы он обратил внимание на упавший памятник! Да… А без помощи руки из могилы, то есть без Никифоровой, так бы до третьих петухов искал Вовка памятник с колдовским медальоном. — Да это не я тебя вывел, это я просто… — начал Вовка, собираясь добавить, что он просто перенервничал на этом кладбище среди покойников-землекопов. Но он не успел этого сказать: сначала далеко-далеко, чуть слышно, точно пунктиром пропел в деревне за лесом петушок. Ему ответил еще один. Их голоса затихли. Но послышались другие голоса. Человеческие. И уже гораздо ближе. С кладбища один за другим выходили ребята. — Все получилось, Вовка! — Счастливый Копыточкин бежал к нему со всех ног. — Ты остановил мертвецов, ты вернул их в могилы! Все хорошо, слышишь? Ты покой им вернул! Вот! Смотрите — это он вас спас! К Вовке спешили Маня и Таня Бердянские. Взявшись за руки, подошли влюбленные из второго отряда — те, кому Вовка погоны своей чудо-пастой нарисовал. Воспитательница младшего отряда Таисочка вылезла из могилы и теперь собирала по темной долине своих мелких подопечных, которые тоже один за другим выбегали с кладбища. Все были живы. И, благодаря Вовку — победителя оживших мертвецов, двинулись в разгромленный лагерь. К Никифоровой подскочила верная подружка Катька Петрушкина и принялась ее обнимать. Вовку обступили приятели. Алинка Никифорова отряхнула от земли и подала Вовке его куртку. — Спасибо, — сказала она и с признательностью посмотрела на него. — Очень твоя куртка помогла. Я под ней в могиле дышала. Хотела, конечно, там ее оставить, но подумала, что нельзя вещи живого человека в могиле оставлять. Мало ли что. — Спасибо, спасибо. Нельзя оставлять, да, нельзя… — Вовка закивал, как лошадка пони. Вот это да!!! Никифорова — благодарная… Никифорова о его вещах заботится. Это просто супер что такое. Пока он радовался, Никифорову утащила с собой Петрушкина. Уж им было что обсудить… Вскоре целая команда стянулась со всей округи. Бывшие пленники могил торопились покинуть эти места и шустро взбирались на гору, к лагерю. — Давайте в лагерь пока не пойдем, тут, у ограды, посидим, — предложил Копыточкин. — Отсюда рассвет здорово наблюдать. А он уже совсем скоро. Светает — видите? Вовка с приятелями и намертво прилипший к ним спасенный Ботаник уселись на бугор возле упавшей решетки. И стали ждать рассвета, заставляя Вовку в подробностях рассказывать о том, как он загнал всех ходячих мертвецов по их могилам. И Вовка рассказывал. Ведь Вовка победил, Вовка был героем. А что — сам намазал, сам спас… Глава Х Но кто же это воет? Утро. Наконец-то наступило утро. Розовенькое, прохладное. Вовка открыл глаза. Да, утро, он не ошибся. В небе над лесом неярко, вполсилы сияло солнце. Рядом с Вовкой на бугорке зашевелился Копыточкин. Мишка, Андрюшка и Ботаник, который как сидел, ручки на коленочки, так и уснул, тоже были неподалеку. — Что такое? Чего это мы на улице? — сонно забормотал Андрюшка. — Ого, как забор-то своротили! — усмехнулся Мишка, глядя на упавший пролет металлической решетки. — Что тут было-то? — почесал голову Андрюшка. — Ах да… — Что — да? — В розово-золотых лучах солнца Вовка не мог поверить в то, что, как он сразу вспомнил, произошло ночью. — Ребят, а все это было или не было? — тихонько спросил Ботаник. Вовка хорошо помнил, как на его глазах ночью падал вот этот самый забор — под мощным ударом ожившего покойника. Покойника… Б-р-р! — Слушай, Дере… То есть… Дим, Копыточкин, ты как думаешь, — снова запнувшись о прозвище Копыточкина, спросил Вовка и кивнул в сторону кладбища под бугром, — а там… все закончилось? Мир и покой наступили? Они больше не полезут из могил? — Думаю — не полезут, — ответил Копыточкин. — А может, — предложил Андрюшка, — для перестраховки пойти на кладбище и закопать поглубже эту колдовскую хрень? Медаль эту в смысле? Чего раньше-то не додумались люди до этого? Любознательный сын механизатора Копыточкина пожал плечами. — Бабка с дедом сказали, что не надо, — ответил он. — Что-то вроде того, что его, медальон этот колдовской, земля не принимает. Надо ему быть на памятнике. Просто ходить на это кладбище никому не надо. Мы, деревенские, и не ходим. А вот вам все неймется… Вовка хотел было возмутиться, но тут вой — протяжный и скорбный — раздался в утренней тишине. Ботаник в ужасе обхватил голову руками. Его глаза стали больше стекол очков… — Все, говоришь! — зашипел в ухо Копыточкину Андрюшка. — Не полезут покойники из могил? А это тогда кто? Кто воет? — Эх ты, колдун-деревня… — Что делать-то? — Вовка и ребята оглядывались по сторонам, ожидая нападения ходячего мертвеца. Кошмар не закончился. В это же самое время, с трудом оторвав затекший зад от шипастой сухой ветки, решил слезть вниз с высокой сосны воспитатель Натан. Всю ночь тут просидел он, бедолага. Поначалу пытался громко звать на помощь, потом просто подвывал от жалости к себе, холода и неизвестности. А затем, когда ему сверху стало видно что-то такое ужасное, творящееся в «Огоньке», он выл и орал от ужаса… И вот сейчас, кажется, опасность миновала — да и на дороге, ведущей к лагерю, смог он разглядеть первый автобус. Который увезет его наконец отсюда. Подальше-подальше!.. Дрожащими ногами обхватив толстый ствол дерева, трясущимися руками держась за него, начал Натан свой спуск. Детей, загнавших его на сосну, внизу видно не было… Каждую секунду боясь сорваться, Натан горестно вздыхал — и представлял себе, как летит вниз, как бьется о землю, как ему больно, больно, больно… Он потихоньку спускался — и хныкал. — Смотрите — обезьяна! — показывая рукой куда-то вверх, негромко воскликнул Дима Копыточкин. — На сосне! — Откуда она здесь? — удивился Ботаник, настраивая на носу свои мощные очки и приглядываясь к копошению на дереве. — Может, тут где жила? Из зоопарка сбежала и скрывалась по лесам? — предположил Мишка. — Неужели ожившие покойники ее из тайного укрытия выгнали? — Нет, — покачал головой Вовка. — Или последний оживший мертвец на дерево забрался, чтобы в могилу не лезть! — ахнул Ботаник. Но мальчишки и с этим не согласились. Вовка и Дима Копыточкин, у которых было самое острое зрение, присмотрелись к обезьяне-покойнику повнимательнее… — Говорю же — ни то ни другое, — снова сказал Вовка. — Почему? Потому что никакая это была не обезьяна. И не забравшийся на дерево мертвец-отказник. Вскоре все мальчишки поняли это. Натан-обезьян продолжал осторожненько спускаться и подвывать, переживая о своем подорванном ночным бдением на вершине сосны здоровье. — Все понятно, кто это, — усмехнулся Андрюшка. — Поддадим ему веселья — для ускорения пробега до корпуса? — предложил Мишка. — Давайте! И как только нога Натана ступила на землю, раздалось задорное улюлюканье. Обезумевший воспитатель заметался, хотел вернуться на дерево, да сил уже не было, да и с разбегу это надо было делать. Завизжав, как молодой поросеночек, бросился он прочь от этого места — к воротам лагеря. Ведь туда сейчас должны въехать спасительные автобусы… — Да, ребята… — удивлялись водители автобусов, глядя на разгромленный лагерь «Огонек». — Такой Королевской Ночи еще ни одна смена не устраивала. Что же вы тут творили вчера? — Веселились… — односложно отвечали все — от мала до велика: и детишки из последнего отряда, и повара, и даже сама начальница лагеря. — Хорошо повеселились-то? — Да, с душой. И вот и мальчишки, и девчонки забрались в автобусы. Дима Копыточкин стоял на улице и смотрел на своих приятелей. В дальнем окне мелькали косы красотки Петрушкиной, ее подруга тоже иногда поглядывала на улицу. Стучал очками в стекло Ботаник, улыбался, махал ручонкой. Дима махал им всем. Ребята уезжали, а он оставался. Не в лагере, конечно, а в деревне своей родной. Заняв места, Вовка, Андрей и Мишаня выскочили из автобуса. — Ну пока, Димарик! — протягивая руку, сказал Вовка. — Ты тут давай не забывай. — Да разве забудешь, — улыбнулся он. — Я тут буду бдить. А вы приезжайте в августе на третью смену. Или на следующий год. Я к вам в гости буду в лагерь приходить. Да, и не рассказывайте никому про наше кладбище и про Королевскую Ночь. Все равно никто не поверит. — Да уж не будем, — хмыкнул Вовка. — Понятное дело — не поверят, — добавил Андрюшка. Автобус засигналил. Воспитательница окликнула ребят из двери. — Ну, побежал я! — Дима махнул всем рукой на прощание. И помчался в деревню, огибая притихшее кладбище. Там, в деревне, Димку Копыточкина ждали братья, сестры, бабка с дедом, родители, хозяйство. А заброшенное кладбище снова погрузилось в покой, который нарушали только дикие лесные голуби, с грустным гугуканьем влетая и вылетая из приютившей их старой кладбищенской церкви. Кто-то или что-то пугало их иногда. Но вот что это было такое — Диме Копыточкину непременно хотелось выяснить… Светлана Ольшевская ЗА ЧЕРТОЙ СТРАХА Пролог 1985 год Цветущая майская степь манила пестротой разнотравья. Эти холмы, перелески и овраги никогда не знали плуга, а до города было неблизко. Вот сюда-то и свернул с трассы старенький, видавший виды «жигуленок». Красивый ковер из цветущих растений скрывал под собой неровную, каменистую почву. Однако автомобиль мужественно отъехал от трассы на несколько километров и остановился. Из него вышли трое мужчин, с наслаждением вдыхая чистый степной воздух. Впрочем, приехали они сюда явно не за этим. — В этом ли месте мы свернули? — спросил самый старший из них, с сомнением оглядываясь по сторонам. — Конечно, в том, вон камень приметный, — ответил второй, молодой и худощавый, указывая на высокую отвесную скалу, возвышавшуюся над большим холмом подобно остатку какой-то выщербленной временем стены. — Я его даже с трассы заметил. — Вот только карта у Санька, он сейчас должен подъехать, — прибавил третий, коренастый мужчина неопределенного возраста. Не прошло и десяти минут, как все трое услышали шум приближающейся машины. Жизнерадостно пыхтя, к ним подкатил такой же потертый «Москвич». Едва автомобиль остановился, из него выскочил молодой мужчина и кинулся здороваться за руку с приятелями. — Привет, Санек! Карту привез? — А как же! — ответил тот и, повернувшись к своей машине, замахал рукой. С заднего сиденья шустро выбралась круглолицая веснушчатая девочка лет десяти. — Санек, что это за детский сад! Ты в своем уме — ребенка сюда тащить?! — возмутился коренастый. — А куда ее было девать, Серега? Жена в отъезде, а с бабкой она не уживается, — легкомысленно улыбнулся Санек. — Но вы не бойтесь, проблем с ней не будет. Наша Тася уже достаточно взрослая… — Да мы и не боимся, — хмыкнул тот. — Это тебе стоит поостеречься, как бы твоя взрослая Тася не начала рассказывать всем и каждому, что ее папа — черный копатель. — Ну, за это я вообще не боюсь, — беспечно ответил Санек, доставая бутылку пива. — Тася умеет хранить тайны, ей что угодно можно доверить. И что это за термин — черный копатель? Кладоискатель — мне больше по душе! — Да не пиво, а карту доставай, кладоискатель ты наш, — потеряв терпение, потребовал Серега. Тася молча полезла в машину и достала пакет с пожелтевшими бумагами. Карту разложили на капоте «жигуленка». — Это и есть твоя хваленая карта?! — разочарованно воскликнул самый старший. — Обычная трехверстовка! — А ты, Федор Иваныч, приглядись внимательнее, — посоветовал Санек. — Трехверстовка, да, но на ней есть кое-какие пометки. Все четверо склонились над картой. — Вот, чтобы долго не искали, наше местоположение, — ткнул пальцем Санек. — Без тебя видим, — огрызнулся стоящий рядом приятель. — Только что-то здесь ни курганы, ни населенные пункты не указаны. — Говорят тебе, Серега, смотри лучше, — вмешался третий. — Вот это видишь? Там, куда он показывал, Серега с трудом разглядел поблекший от времени, едва заметный кружок, нарисованный карандашом. В центре кружка располагался ромбик, а рядом проходили две непараллельные пунктирные линии, начерченные все тем же карандашом. — И что это? Санек молча указал пальцем на край карты. Там оказалась надпись, такая же полустертая от времени. Тут уж Серега не выдержал: — Вы с Вадиком такие умные, вот сами и читайте! — Ну и пожалуйста, — фыркнул Вадик и достал из кармана увеличительное стекло. — Слушайте: «Курган сей будет не то скифский, не то савроматский. Всем он виден, но никто не догадается, что это курган. Потому и не разграблен он доныне, и разграбленным ему не быть…» Все, дальше не видно, край карты истрепан. — Это, наверное, еще в девятнадцатом веке написали! — звонко прервала затянувшееся молчание Тася, протиснувшись между Серегой и Вадиком. — Да нет, написано уже в двадцатом, — возразил Вадик. — Ятей нет. — Но писал, наверное, какой-нибудь старенький ученый в двадцатые или тридцатые годы, — не унималась девочка. — А ну брысь отсюда, нашлась умная! — прикрикнул Федор Иванович. — И не лезь, когда старшие разговаривают! Тася смущенно отошла. — Не кричи на моего ребенка! — в свою очередь рявкнул Санек. — А ты, доченька, ступай пока, разбери вещи. Девочка кивнула и вновь полезла в отцовскую машину, а мужчины еще долго на повышенных тонах обсуждали вопросы воспитания детей, употребляя при этом не слишком приличные выражения. А когда немного утихомирились, стали выяснять, о каком же кургане идет речь. Местность вокруг изобиловала большими и маленькими холмами, и выбрать из них нужный было нелегкой задачей. Спор затянулся надолго, предлагали раскопать то один, то другой холм, речь зашла даже о том холме, посреди которого возвышалась скала. Но это предположение сразу же отмели — таким громадным, да еще со скалой в центре, курган быть не может. Тем временем вечерело. Тася успела не только нарезать бутерброды и сходить к рощице за сухими ветками для костра, но даже ухитрилась самостоятельно поставить палатку. В конце концов, охрипнув от спора, мужчины остановились на небольшом круглом холмике поблизости. Поскольку уже порядком стемнело, приступать к раскопкам решено было завтра с утра пораньше. А пока все уютненько расположились у костра и с аппетитом поужинали Тасиными бутербродами. Какое-то время еще поговорили о делах, а потом просто молча отдыхали, не торопясь идти в палатку. — Вот бы найти этот курган! — нарушил молчание Серега. — Мечтать не вредно, — заметил Вадик. — Хотя… бывают же на свете чудеса. Правда, Санек? — М-м, — Санек уже почти спал. — Подумать только — нетронутое скифское захоронение! — не удержался от алчных мыслей и Федор Иванович. — А если бы еще царское! Тогда бы мы обогатились, да-а… — Тут его взгляд упал на девочку, подбрасывавшую в костер сухие ветки. — Слышишь меня, Таська… Аська… Как там тебя? Вот нашли бы мы царский курган — получили бы гору золота. И ты бы вся в нем ходила, как принцесса. Скифские цари — они знаешь какие богатые были, сколько добра в землю зарывали! Тася ничего не ответила, и вновь воцарилось молчание. Каждый думал о своем, глядя на яркие звезды над головой. Эта теплая безлунная ночь, напоенная ароматами разнотравья, казалась девочке сказочной. Тася уселась у огня, обхватив руками колени, и любовалась огромным звездным небом, вдыхая неповторимый запах ночной степи. И думала. Она представляла воинственных скифов, киммерийцев, амазонок, о которых она часто слышала от папы. Особенно ей понравился рассказ о том, как скифы хитроумно и без боя победили могучую персидскую армию, тем самым спася свою страну от завоевания. Про Аттилу еще было интересно. Папа говорил, есть легенда о том, что когда-то Аттила нашел клад, а в нем — древний меч, наделяющий своего владельца силой и могуществом. Говорил, что есть и другие легенды о таких мечах, хранимых в земле с глубокой древности, и о могучих богатырях, владевших подобным оружием. Тася тогда засмеялась и сказала, что так героем может стать любой, надо только меч найти. Но папа ответил, что не каждому дано его взять, у таких кладов есть хранители, которые выберут только самого достойного. Но что это за хранители, объяснять не стал. «Вот бы мне нежданно-негаданно найти такой меч!» — подумала девочка и дальше в фантазии уже неслась вольной амазонкой на быстрой лошади, со сверкающим мечом в руке, способным сокрушить любых захватчиков… Тася подбросила веточек в костер, и он разгорелся сильнее — маленький огонек среди большой степи, он был виден издалека, но не мог рассеять черные тени, окружавшие спящие холмы. Никто не увидел, как тень скалы, маячившей на возвышенности, шевельнулась, поднялась, и вот уже это не просто тень, а высокая черная фигура в длинном плаще, словно сотканная из мрака. Странный незнакомец помедлил несколько мгновений и неспешно прошествовал между холмами, тяжело ступая, но ни одна травинка не шелохнулась под его ногами. Никем не видимый, черный человек беззвучно приблизился к костру. Прямо перед ним на расстеленных покрывалах отдыхали Вадик и Серега, они еще не спали. …одно и то же. Сколько их приезжает сюда, и всем нужно только одно. Золото, деньги, корысть… Неужели в Большой Степи перевелись настоящие воины? А ведь время на исходе. Когда-то все было по-другому, и бывало нелегко выбрать из претендентов самого достойного… Но теперь, что будет теперь, когда вновь воспрянет… Ни Вадик, ни Серега ничего не заметили, хотя смотрели на загадочную фигуру почти в упор. Вадик закрыл глаза, намереваясь спать, Серега лениво потянулся за сигаретами. Незнакомец сделал несколько шагов в сторону палатки, рядом с которой спал крепким сном Санек, все еще сжимая в руке бутылку из-под пива. …а вот у этого задатки есть. Но нет воли! Слаб оказался он перед вином, одурманил хмель его разум, а скоро и вовсе сведет в могилу. К тому же… пришел ведь он сюда все за тем же — за золотом. Недалеко от Санька расположился Федор Иванович. Он еще не спал, задумчиво вертя в руке травинку. …золото, золото, золото… Дни на исходе. Кому передать, кому?.. Еще несколько тяжелых, безнадежных шагов — прямо через костер. По ту сторону огня сидела девочка, маленькая, светловолосая, — и смотрела на него во все глаза. Смотрела с огромным удивлением, но без страха. …увидела! Неужели?.. — Дядя, вы кто? — изумленно прошептала Тася. — А ты кто? — донеслось до нее, словно порыв ветра. Голос был глуховат и звучал тихо, как будто издали. — Я? Тася. — Зачем ты здесь? — За папкой присматриваю, — бесхитростно ответила девочка. — Чтобы с ним опять не случилось чего-нибудь. — О чем ты сейчас думала? Вопрос озадачил. О разных вещах она думала, но сводилось все к одному… — О мече я думала, который в земле спрятан, — смущенно сказала Тася, снова помимо воли представив себя амазонкой. — Хотела его увидеть. Вот оно, предначертанное! — Ну что ж, смотри. Увидишь — возьмешь его. Девочка вскочила на ноги. Земля, окутанная ночной тьмой, внезапно преобразилась. Все окружающие Тасю холмы и овраги вдруг засветились глубинным, внутренним светом, стали прозрачными, будто из хрусталя. На их поверхности колыхались изумрудно-зеленые травы и ослепительной красоты цветы, и сквозь них необъяснимым образом все просвечивало. Тонкие ветвящиеся корни растений уходили далеко в глубину этого прозрачного великолепия. Все вокруг казалось живым, пульсирующим, дышащим, и Тася, онемев от изумления и восторга, боялась сделать шаг, чтобы не затоптать какую-нибудь травинку. Она ошалело смотрела по сторонам, разглядывая мир, ставший необыкновенным. «Да ведь он тот же самый, — подумалось девочке, — просто виден теперь по-другому». Но как же это было удивительно! Глубоко внизу, прямо под ногами, по темному узкому тоннелю пробегал быстрый водный поток, чтобы где-нибудь дальше, вырвавшись из-под земли, стать маленькой степной речушкой. Вон там, слева, на глубине были видны залежи какого-то красного камня, а еще глубже — другого, черного. Каждая из этих пород излучала свое, особое сияние. А справа, на той же глубине, шли две непараллельные полоски чего-то, светящегося ярким желтоватым светом. «Золото, наверное», — подумала Тася, переводя взгляд дальше. Там, на почти гладкой площадке, покоились останки каких-то древних воинов, — Тася разглядела ржавые доспехи, оружие. — Была здесь когда-то страшная, жестокая битва, — долетел до ее слуха знакомый глуховатый голос. И тогда девочка повернулась лицом к возвышенности, посреди которой красовался скальный выступ. Каким же нестерпимо красным светом он сейчас горел! Тася прищурилась, опустила глаза ниже и обомлела: на самом-то деле высокий, выщербленный со всех сторон камень представлял собой верхнюю часть огромного, уходящего в землю щита, какими их рисовали на картинках — овального, заостренного книзу… А у его основания, глубоко в земле, лежала целая груда сокровищ: россыпь монет, сияющие драгоценные камни, золотые блюда и кубки… И меч. Длинный, из какого-то темного металла, покрытый непонятными Тасе значками. И если сокровища казались чем-то обычным в этом сияющем мире, то меч был особенным. Его лезвие напоминало багряно-желтый луч, упруго-неторопливо струящийся от рукояти до кончика клинка, вихрясь и переливаясь подобно струе воды. Он притягивал взгляд, манил к себе, его хотелось взять в руки и взмахнуть над головой, оставляя сияющую дугу… — Я его вижу, вот он! — воскликнула Тася и повернулась к своему собеседнику. Он тоже выглядел теперь по-другому, казался обычным человеком, хотя и в странном наряде. На полинявшем запыленном плаще виднелась сложная вышивка и какие-то бляшки в форме солнц, наброшенный на голову капюшон не скрывал худого обветренного лица, обрамленного короткой, русой с проседью бородой. Правая рука с массивным перстнем филигранной работы на указательном пальце привычно лежала на рукояти оружия, скрытого под полой плаща. — Значит, возьми его. Тася на мгновение призадумалась: — Но… что я буду с ним делать? Мечтать — одно, но ведь это не для нашего времени оружие, сейчас таким не пользуются! — Главное — чтобы ты надежно сберегла его. А когда придет срок — ты поймешь, что с ним делать. Видишь, как горит алым светом щит, — это значит, близко время, когда вновь поднимется сила тайная, темная, страшная… Тогда только на тебя надежда. Потому что мои дни на исходе. — Что это значит? Вы… — девочка осеклась, не зная, как деликатно сформулировать вопрос. Но незнакомец все понял: — Нет. Я никогда уже не покину этих мест. Просто на исходе дни, когда меч может беспрепятственно взять живой человек. Еще немного, и его могут перехватить… Я слышу, как сила нечистая пробуждается в земле, беспокоится, и близок час, когда она воспрянет — может быть, через пару-другую десятилетий. Она уже теперь желает завладеть этим оружием, чтоб никто не смог ее одолеть. Ее слуги ищут его и могут найти. А я не в силах им помешать. Тут Тасе стало жутко, она втянула голову в плечи: — Но ведь я же не воин и вряд ли им стану. — Возможно, ты когда-нибудь станешь матерью воина. А до тех пор — береги меч от посторонних глаз. Тася не нашлась, что ответить. Она подумала о другом: когда меч будет в ее руках, весь этот сверкающий хрустальный мир снова станет обыкновенным. А поэтому хотела успеть увидеть как можно больше, чтобы запомнить. Она огляделась по сторонам — от края до края степь восхитительно и празднично светилась. Вдалеке виднелись яркие огни города, а с другой стороны чуть заметно мерцало болото, источая собственный голубоватый свет. Взглянув на стоящие рядом автомобили, Тася не смогла сдержать удивленного возгласа — покрывавшая их дорожная пыль теперь серебрилась, отчего машины казались призрачными… Вдруг среди сияющего раздолья взгляд девочки зацепился за нечто странное. Это было большое темное пятно, не излучающее никакого света; оно находилось глубоко в земле на порядочном расстоянии от Таси, ближе к городу, но все равно резко бросалось в глаза. Она не поняла, что это такое, но спрашивать не стала. Странный собеседник протянул Тасе руку: — Идем. Федор Иванович краем глаза заметил, что девчонка ушла куда-то в темноту, но решил, что он не обязан присматривать за чужими детьми. Когда через два дня черные копатели, так ничего и не найдя, собирались уезжать, Тася складывала вещи и незаметно положила на дно багажника отцовской машины что-то узкое, длинное и увесистое, завернутое в покрывало. Впрочем, на девочку почти не обращали внимания. Глава I Кладбище возле дома Нет, компьютеру я это не доверю. Техника устаревает, ломается, а рукописи в ряде случаев и правда не горят. События последних дней просто требуют, чтобы их зафиксировали во всех подробностях, и теперь, когда все закончилось, я это сделаю. Поэтому я сегодня купила красивую тетрадь в твердой обложке, по виду настоящую книжку — ей-то я и доверю свою тайну. Кто знает, вдруг когда-нибудь пригодится… Для начала, пожалуй, представлюсь. Меня зовут Ника Чернореченская, мне четырнадцать лет. Полное мое имя — Никандра, да, именно так. А все потому, что моя мама, наверное, чемпионка мира по странностям. Взять хотя бы этот переезд — ну кто бы еще придумал обменять квартиру в центре на такое захолустье! Это решение мама приняла, когда я в очередной раз из школы с фонарем под глазом пришла. Что поделаешь, не складывалась у меня дружба с одноклассниками. И если раньше это не очень заметно проявлялось, то начиная с прошлого года резко обострилось. Не совпали у меня с ними пристрастия в области музыки и других сфер жизни. Хотя и говорят, что на вкус и цвет товарищей нет, но все же общие интересы для дружбы очень важны. А если их нет… В общем, моя любимая музыка регулярно становилась поводом для насмешек, а почти все девочки в классе были влюблены в красавчика Лешеньку — карамельно-сладенького пупчика, чьи тупые шуточки приводили их в восторг. Пару раз я спрашивала, что они в Лешеньке нашли, и оба раза мне ответили: он «такой прикольный» и «такой лапочка», что, видимо, являлось для них идеалом мужчины. Что же до Лешеньки, то он встречался с ними по очереди, каждая новая любовь длилась недели две плюс-минус, и это, по-моему, всех устраивало. Так что его постоянно сопровождала свита верных поклонниц. И вот однажды принц решил удостоить чести меня, с присущим ему высокомерием заявив, что, так уж и быть, он согласен и со мной встречаться. Когда я просто отказалась, до него не дошло, и мне пришлось высказать все, что я о нем думаю. Ну не понимаю я такой логики. Им, девчонкам, радоваться бы, что у них одной конкуренткой меньше, а они, стоя рядом и услышав мою отповедь, так возмутились! В общем, в тот день я и пришла домой с синяком и расцарапанной физиономией. Сам Лешенька в драке участия не принимал, стоял рядом и подзадоривал. Да он вообще драться не умеет, большего труса и маменькиного сынка я в жизни не видела. Вы только не подумайте обо мне того же самого: с двумя-тремя такими дурочками я бы справилась запросто, я даже с мальчишками дерусь на равных. Но когда против целая толпа, включая Фимкину и Крыгину, которые ходят на какие-то единоборства, — тут уж, конечно, на победу рассчитывать не приходится. Наверное, поэтому Лешенька везде и таскает их с собой в качестве лучшей защиты от всяких наездов. Но половине его подружек после этой драки тоже пришлось долго фасад штукатурить… Мама, узрев меня в таком виде, даже слова не сказала, а собралась и куда-то ушла. Через пару часов она вернулась и молча приступила к домашним делам. Я весь вечер корпела над уроками, а потом стала привычно ставить будильник. — Не заводи, — будничным тоном сказала мама. — Отоспись завтра хорошенько. — Как, а школа? — В этой школе ты больше не учишься. — Не поняла? — Я забрала твои документы. — С какой это стати, да еще посреди учебного года?! — воскликнула я. — Октябрь на дворе! Свои школьные проблемы я решу сама, тебя никто не просил вмешиваться! — Да что ты! Я и знать не знаю ни о каких проблемах. Просто… э-э… м-м-м… просто мы переезжаем, вот! — Куда?! — иронично спросила я. Когда мама начинает чудить, то, кроме меня, ее остановить некому. А ее фокусы порой похлеще школьных проблем бывают! — Когда ты будешь прилично выглядеть, — с нажимом ответила мама, — мы с тобой поедем смотреть новую квартиру. — Но… я же не сдала учебники! — Мне запоздало подумалось, что, может быть, это очередная мамина шуточка. — И ты не могла сказать, пока я учила уроки? — Я заплатила за все учебники, — был ответ. — Учиться тебе в любом случае придется, и переезд — не повод для отлынивания от уроков! Ну и что ты будешь делать с такой мамой? Можно подумать, это мой первый фонарь! Да я уже забыла, сколько раз дралась со своими милыми одноклассниками, особенно когда им взбредала в голову идея поиздеваться над каким-нибудь третьеклашкой, отбившимся от стада… то есть, простите, от коллектива. Но это была не шутка. Когда неделю спустя мы с сотрудницей агентства ехали в какую-то безнадежную тьмутаракань смотреть квартиру, мама ободряюще сказала мне: — Принимать решение будешь ты. Понравится тебе квартира — переедем, нет — вернешься обратно в свою любимую школу. Квартира находилась на третьем этаже допотопного пятиэтажного здания невразумительной конструкции. Я прошлась по комнатам, собираясь озвучить заранее заготовленный отказ, но меня поразила величина квартиры. Три комнаты, причем две из них нешуточных размеров! И эти хоромы отдают в обмен на нашу крошечную двушку? А потолок какой высокий! Не то что у нас дома, где я каждый раз во время зарядки обязательно зацеплю рукой люстру. Тут еще до нее попробуй допрыгни! Потом я выглянула в окно. Передо мной раскинулся одноэтажный поселок — серые крыши старых домиков, голые деревья, заборы. Немного дальше из-за высокой ограды выглядывала островерхая крыша какого-то строения, тоже одноэтажного, но размерами гораздо больше всех остальных домишек. Окружающие его деревья великанами возвышались над поселком. Особенно мне бросилось в глаза одно дерево с идеально круглой кроной, очень темной из-за густоты веток. Подумалось, что приятно было бы смотреть на него, сидя у окна за столом. А уж когда оно весной зазеленеет… В итоге дерево победило. Когда мы собирали чемоданы, к нам повалили изумленные соседи. — Ты что это придумала, Анастасия, — менять квартиру в центре на какое-то захолустье?!! Примерно это они все говорили маме. Мы, оказывается, сошли с ума — ведь здесь же центр! Да весь мир из кожи вон лезет, чтобы переселиться в центр! Человечество делится на тех, кто живет в центре, и всех остальных! Признаюсь, меня их речи ввергли-таки в сомнение, но оно длилось ровно до тех пор, пока Алексей Иннокентьевич с третьего этажа мою маму идиоткой не обозвал. И ладно бы в шутку или по-дружески, а то пренебрежительно так, свысока. Наверное, в его понимании так и надо разговаривать с жителями захолустья, коими мы вознамерились стать. Тогда я, конечно, ответила ему, что если моя мама с ее высшим образованием и работой в институте идиотка, то его сын, изгнанный из ПТУ за двойки, вообще маргинал и деградант. Сосед побагровел и сказал, что рад будет с нами распрощаться, а моя мама широко заулыбалась и выразила взаимную радость. Что ж, теперь мне стало понятно, почему за крохотную квартирку в центре нам отвалили такие хоромы. Думаю, Алексей Иннокентьевич найдет взаимопонимание с новыми соседями. К слову, насчет маминой работы я выразилась неточно. Раньше она действительно преподавала в институте что-то связанное с геологией. Но уже довольно давно мама служит в каком-то закрытом учреждении, и, стыдно сказать, я ничего не знаю о ее работе. Но не потому, что я нелюбопытная, просто мама категорически не желает ничего рассказывать. Говорит — служебная тайна. В общем, под такие напутствия мы и сменили адрес. Знать бы заранее, что тебя ждет… Да уж, если бы я тогда знала… то все равно бы переехала! * * * — …Ой, вы знаете, со мной тоже однажды странная вещь приключилась, — задумчиво потерла подбородок Наташка Кремнева, худенькая смуглая девчонка из параллельного класса. — Никогда не верила в такие штуки, пока сама не увидела. Я теперь сама не своя, до сих пор страшно. Это случилось еще летом… — Летом? И ты молчала до сих пор! — сразу же перебили девчонки в два голоса. — Давай, колись, что там было? — Ой, нет, — нахмурилась Наташка. — Знаете, что-то мне подсказывает, что лучше об этом не болтать, так спокойнее будет. — Ну, знаешь ли! — Раз уж начала, так продолжай! — Рассказывай уже, не тяни! Но Наташка лишь покачала головой. Заинтригованные, ребята принялись ее уговаривать. Одна я молча сидела на бетонной плите, подперев кулаком подбородок, и думала о своем. Это были приятные мысли. Точнее, констатация факта: теперь у меня была своя компания, друзья, с которыми можно откровенничать безо всякого смущения. Вот и сейчас мы болтали, постепенно сведя разговор к странным случаям. Рассказывали семейные предания и кошмарные сны… Попробовал бы кто-нибудь в моей бывшей школе рассказать о своих ночных кошмарах или вообще о чем-то сокровенном — его бы подняли на смех, на их омерзительном языке это называется «оборжать» или «оборать», да еще и кличку позорную дали бы. Я лучше промолчу, как там любили издеваться над моей фамилией. А тут ее просто сократили, и теперь я гордо именуюсь Никой Черной, что меня устраивает — коротко и стильно. И школа здесь хорошая. Не сказать, чтобы все было замечательно, тоже хватает всякого, но по сравнению с прежней — просто курорт. Да еще и Дворец спорта через дорогу, в котором имеются довольно приличные секции. Я с первых же дней стала ходить на рукопашный бой, присматриваюсь и к другим видам борьбы, не исключено, что займусь еще чем-нибудь. Борьба всегда меня привлекала, а теперь появился шанс заняться ею всерьез. Расквасить когда-нибудь физиономии Фимкиной и Крыгиной — святое дело. Я и раньше занималась, но больше самостоятельно, бестолково. Повезло мне в новой школе оказаться за одной партой с Лилей Лыскиной, которая быстро стала моей лучшей подругой. А потом она познакомила меня с друзьями, и я совершенно неожиданно оказалась своей в этой дружной компашке, чему, кстати, немало посодействовал мой любимый фолк-рок, эти ребята тоже его уважают. Кроме нас с Лилей в компании еще пять человек. Колька Шаров и Таня Незванова учатся в нашем классе, а Наташка Кремнева и Егор Рюшин — в параллельном. Колька с Егором — неразлучные друзья с детства, их вечно тянет на подвиги, а чаще на какое-нибудь хулиганство. Зато Незванова — особа утонченная. Таня всегда спокойна, скромна, изъясняется исключительно на литературном языке, никогда не ругается и не любит грубых шуточек. Они с Наташкой Кремневой похожи на сестер — обе миниатюрные, хрупкие. Другое дело Лилька — рослая, спортивная, энергичная, любому хулигану накостылять может. Жаль, не было ее со мной в старой школе! И, наконец, Стас. Он на два года всех нас старше и учится в другой школе, я и фамилии его не знаю. Ох уж этот Стас… Высокий, загорелый, с правильными чертами лица и темными волосами, собранными в небольшой хвостик. Я почему-то сильно смущалась, когда он ко мне обращался, а он в ответ подшучивал. Наверное, считал меня глупой малолеткой. А может, я такая и есть, раз позволяла себе слишком много о нем думать: Стас, конечно, красавец, но в остальном такой же, как все мальчишки… Ну, да это просто к слову. В тот ноябрьский день мы тусовались на заброшенной стройке, которую ребята уже давно облюбовали для своих посиделок. — Наташа, обижаешь! Неужели ты нам не доверяешь? — вклинился Стас, до сих пор молчавший. Наташка смутилась, покраснела и сдалась: — Ну ладно. В общем, вы знаете, где я живу… — Я не знаю, — честно призналась я. — Ой, ты же недавно здесь, и я тоже. Мы купили квартиру этим летом, она мне еще так понравилась… Я живу вон в том доме. — Наташа показала рукой на одинокий девятиэтажный дом на отшибе, отделенный от остального жилого массива огромным пустырем с элементами свалки, чуть дальше за ним виднелся небольшой лесок. — А, у лесочка, — кивнула я. — Вот и мы думали, что это лес! — с досадой выпалила Кремнева. — А это оказалось кладбище! Старое, заросшее, со стороны и не видно, но между деревьями попадаются кресты и памятники. Я присвистнула: — Ничего себе соседство! — Но не об этом сейчас речь. Я кладбищ не боюсь и с удовольствием гуляла там с Жулькой. Тихо, спокойно, и никто не визжит: «Развели тут собак!» — а то у нас в доме имеются такие кадры. И вот однажды я с Жулькой пошла погулять туда вечером, где-то через месяц после того, как мы заселились… А, вспомнила, это как раз последний день лета был, тридцать первое августа. У меня еще настроение весь день было ниже плинтуса из-за предстоящей встречи со школой… Так вот. Погуляли мы какое-то время, а когда начало смеркаться, пошли обратно. Идем по тропинке, я точно уверена, что знаю дорогу, сколько раз там ходила, все знакомо. Уже пора бы лесочку кончиться, а впереди — сплошные деревья. Смотрю — дорожка под ногами золой посыпана, прямо как в частном секторе, где печки топят. Но у нас-то здесь — откуда? Жулька к ногам жмется и поскуливает… Наконец деревья расступаются, я думаю, что сейчас свой дом увижу. А впереди не мой дом, а барак какой-то деревянный, черный, в землю вросший… Я решила, что заблудилась, огляделась по сторонам. Уж согласитесь, мой дом издалека виден, к тому же в сумерках окна должны светиться. Да и в остальных девятиэтажках тоже. А ничего нет! Барак и пустырь, а больше вообще ничего не видно в темноте! Тут уже меня страх пробрал — как я домой попаду?! И прохожих нет, спросить не у кого. Возникла шальная мысль постучаться в барак и спросить у его обитателей, и я подошла к нему поближе. Это была длинная деревянная хибара с рядом заколоченных неровных окошек, сквозь щели между криво прибитыми досками пробивался тусклый свет. Вдруг вижу — идут двое со стороны барака: женщина и ребенок. Может быть, вышли из него, только я не видела, чтоб дверь открывалась. Думаю, спрошу у них дорогу. Подходят ближе, смотрю — это старуха, тощая, неопрятная, и лицо такое мерзкое! Наташка помолчала. — Ну, старухи редко бывают красавицами, — сказала я, чтоб только прервать паузу. — Тем более неопрятные. — Да не в этом дело! Выражение ее лица было настолько мерзким, что у меня пропало всякое желание о чем-то спрашивать. Она на меня взглянула молча, словно оценивая, и ухмыльнулась гаденько. Я перевела взгляд на ребенка. На вид ему было лет пять-шесть, он был коротко подстрижен и одет в какие-то обноски. Старуха дернула его за руку, и они быстро ушли куда-то в темноту… — Небось попрошайки какие-нибудь, — резюмировал Колька Шаров. — Так вот. После этого мне совершенно расхотелось приближаться к бараку. Мало ли кто там обитает. Я хотела развернуться и уйти, но тут… — Наташка замолчала. — Что? — Открылась дверь, проем осветился тусклым мертвенным светом, но людей я не увидела, внутри словно колыхалось какое-то марево. Мне стало так страшно, не передать, словно волны ужаса исходили оттуда. И тут… Вокруг смолкли все звуки, воздух стал затхлым, ватным, словно я не возле леса нахожусь, а в каком-то склепе. И в этой пустоте я услышала шепот, он заполонил все пространство и звучал в моих ушах громом, но все же это был шепот: «Иди! Иди сюда! Мы ждем тебя!» И я, как в трансе, медленно пошла к двери. Ни страха, ни каких-то других чувств, ни мыслей больше не было — я шла, как зомби… Вдруг Жулька как завизжит да как дернет поводок! Я пришла в себя, заорала и в панике бросилась бежать обратно в лес. Но через несколько шагов зацепилась за какой-то штырь, торчавший из земли, упала и ударилась головой, кажется, о дерево. Дальше, видимо, потеряла сознание. Очнулась — первым делом вижу перед собой свой дом. А я лежу на земле, как раз между лесочком и пустырем. Вокруг Жулька бегает, а рядом моя кроссовка валяется, порванная. Я до сих пор не могу понять, как там оказалась. Пришла в бреду, что ли? Или принес кто? Но это уже совсем глупости, тем более что кроссовка при падении с ноги слетела да так и валялась рядом. А когда вернулась домой, оказалось, что я недолго там и пролежала, во всяком случае, родители еще не начали беспокоиться. — Да, интересная байка, — одобрительно кивнул Егор. — Хорошо придумано. — Байка?! — возмутилась Наташка. — Ты мне не веришь?! — А что, разве нет? — осведомился Колька. — Разумеется, нет! Это было на самом деле! — Головой ударилась, вот и привиделась всякая чушь, — убежденно заявила Лиля. — Просто не думай об этом, и само собой забудется. — Как не думать, если с тех пор у меня начались кошмары! — возмутилась Наташка. — Стоит только задремать, как я вижу какое-то мрачное подземелье, из которого совсем нет выхода, и в нем медленными, безнадежными, размеренными движениями кружатся бледные тени, и становится тоскливо и страшно, каждый раз кажется, что я останусь там навсегда и стану такой же бледной тенью, для которой нет выхода… Иногда такое полночи тянется, а потом еще разная дрянь снится. Какие-то базары, телеги, толчея, люди с узлами и мешками. И в этой толпе нет-нет да и промелькнут мерзкая старуха и мальчик. У меня после этих снов состояние депрессии… Нет, даже хуже: кажется, будто я на самом деле нахожусь в этом подземелье, а реальный мир — только иллюзия. — Да, интересно, — задумчиво протянула я, только теперь обратив внимание на темные круги под глазами Наташки. — Случаются иногда странные вещи. Ты кому-нибудь об этом говорила? Родителям, например? — Да ну, ты что? — махнула рукой Наташка. — Моя мама такая мнительная насчет всяких болезней! Боюсь, она подумает, как Лиля, что я головой ударилась и в уме повредилась, и замучает меня всякими обследованиями. Еще к психиатру потащит — оно мне надо? Я только осторожненько маме сказала, что видела на той стороне леса уродливый деревянный барак, и спросила, неужели в таких до сих пор люди живут. Мама посмотрела на меня подозрительно и ответила, что бывала по ту сторону леса, но никаких бараков не видела, что там вообще строений нет, а только поля и огороды. — Значит, надо для начала сходить туда и посмотреть, — заявила я. — Попытаться найти эту хибару. — Если она в природе существует! — хмыкнул Егор. — Значит, Егор, ты считаешь, что я сумасшедшая?! — вспыхнула Наташка. — Нет, но… от удара головой могли случиться галлюцинации. — Это были не галлюцинации! — Знаете что, по-моему, Ника права — надо поискать это место, хотя бы выяснить, есть оно или нет, — вмешалась Таня Незванова. — Действительно, и я не могу понять, почему мы до сих пор этим не занялись?! Может быть, там и правда ничего нет, тогда Наташа убедится, что ей все это померещилось, и перестанет себя накручивать, — подхватил Колька Шаров. К этому времени я уже знала, что он неравнодушен к Наташке. — Тогда чего мы ждем? — воскликнула Лилька. — Пойдем туда и посмотрим! — Темнеет уже, — покачала головой Таня. — Такие дела лучше делать при свете дня. С этим трудно было поспорить. Мы договорились сходить туда завтра после школы, после чего отправились по домам. Я шагала вдоль трассы. По одну ее сторону красовались два ряда девятиэтажных новостроек, окруженных юными деревцами, детский сад, наша школа и несколько заброшенных строек, на одной из которых мы, собственно, и собирались. Это была самая окраина города, за ней начиналась степь. А по другую сторону дороги были разбросаны старые постройки разной этажности и давности, среди которых скрывалось и мое новое жилище — если его можно было назвать новым. Царя Гороха оно точно помнило. — Ника, подожди! Я резко развернулась — меня догоняла Наташка Кремнева. — Что случилось? — Да нет, ничего, — она остановилась, переводя дыхание. — Ника… Я вижу, ты поверила мне? Я недоуменно кивнула, не понимая, почему ей понадобилось меня догонять, ведь ее дом находился совсем в другой стороне. — Ребята хорошие и рады помочь, — продолжала Наташка, — но они не верят мне, а ты поверила! — Ну поверила, и что с того? — А то, что это ничем хорошим не кончится, — она перешла на шепот и боязливо оглянулась. — Это не просто сны, не просто кошмары! Я наяву видела эту старуху с мальчиком! — Где? — Один раз на улице, в толпе прохожих, она шла, пристально вглядываясь в лица. К счастью, меня она не заметила, я свернула в сторону и убежала. Другой раз я ехала в автобусе, смотрю, а она стоит на остановке, садиться в автобус не стала, а все на окна смотрит. Меня, меня она искала! Но я сразу присела, и она меня не увидела… А позавчера я ее видела в третий раз! Столкнулась с ней нос к носу возле детского сада. Там много людей шло, и тут она выныривает из толпы! Поймала мой взгляд, победоносно ухмыльнулась, а потом как схватит меня за руку и прижала к ладони железную штучку, похожую на какой-то знак. А руки холодные, скользкие, брр! Ну, я руку вырвала и бросилась бежать. Ника, мне так страшно! Со мной что-то должно случиться! Мне теперь кажется… ну, что большая часть меня уже находится в этом подземелье, и мне остается только отправиться туда… Как магнитом тянет, я не пойму, что это! Мне было искренне жаль подругу, но я не знала, что ей посоветовать и чем помочь. — Хочу, чтобы хоть ты знала: если вдруг со мной… что-нибудь… — она всхлипнула, — то ты знаешь причину! Меня искали и нашли… Я обняла ее, говорила какие-то утешительные слова. Наконец она немного успокоилась, вытерла слезы, мы распрощались и пошли по домам. Я шла темными дворами и раздумывала над происходящим. Верить или нет? Я с мистикой никогда не сталкивалась и привыкла всему искать разумное объяснение, но, с другой стороны, Наташка совсем не кажется сумасшедшей или выдумщицей. Да и темные круги под ее глазами появились отнюдь не после сегодняшних слез, они были и раньше, только я внимания не обращала. К тому же вспомнились мамины слова, что не стоит отрицать того, чего ты не понимаешь, а если ты во что-то не веришь, то это совсем не значит, что его нет. Глава II Неожиданное спасение На следующий день мы собрались на стройке, как обычно после школы, зайдя предварительно домой подкрепиться и бросить рюкзаки. Когда я пришла, все были в сборе, и только Наташка Кремнева запаздывала. Но ее можно было встретить и по пути — ведь поиски планировались рядом с ее домом. Поэтому я предложила: — Ну что, дамы и господа, отправляемся на разведку… Но мне не дали договорить. Одновременно со мной Лилька закричала: — Народ, мне сегодня принесли диск с новым концертом «Мельницы»! — Класс! Давай послушаем! — обрадовались ребята, и Стас привычно вытащил из сумки свою аппаратуру. Собственно, поэтому наша компания и собиралась на стройке — мы все любили музыку, да погромче, а в квартирах она вызвала бы недовольство соседей. Вот и теперь мы добрых полтора часа слушали новый концерт, это всем подняло настроение. Но Наташка так и не появилась, и мое беспокойство все больше росло. Когда музыку выключили, я поднялась и решительно сказала: — А теперь как хотите, а я иду туда, куда мы вчера собирались. — Так темнеет уже, — начала было Лилька. — Когда мы пришли, было светло! Не пошли при свете, значит, пойдем сейчас. Впрочем, не хотите — дело ваше, силком никто никого не тащит! — разозлилась я. После того как Наташка мне доверилась, я чувствовала себя в какой-то мере за нее ответственной. — И, кстати, где сама Наташка? — В школе ее сегодня не было, — брякнул Егор и вдруг схватился за голову: — Постойте-ка, ее мама вчера звонила моей, спрашивала, нет ли Наташки у нас! Просто наши мамы дружат… — Когда звонила?! — заорала я. — Вечером… Когда мы уже по домам разошлись, я и поужинать успел. Мама еще меня спросила, и я ответил, что мы с ней расстались полчаса назад. Поэтому-то я и не придал значения, а потом и вообще забыл, — виновато признался Егор. — Дурак! — чуть не набросился на него с кулаками Колька, но тут же вытащил мобильник, нажал кнопку и прижал его к уху. — Нет связи, черт… Лилька, Таня и Егор тоже по очереди звонили, но с тем же результатом. — Я вчера ее видела последней, — сказала я и в двух словах описала нашу встречу. — Мы попрощались, и она поспешила домой… Но за полчаса сто раз бы успела дойти. Она что же, домой не вернулась?! — Она была очень испугана, — сказал Стас. — Значит, ей было чего бояться. — Пошли к ней! — предложила Таня. — Может быть, она все-таки дома? Разумеется, мы пошли, если не сказать — побежали. От нашей стройки до Наташкиного дома было рукой подать, всего лишь пройти между двумя новенькими девятиэтажками и свернуть в сторону. Там, на отшибе, стоял Наташкин дом, а за ним чернела кромка зловещего леса. Но дома Наташки не было, как выяснилось, вчера вечером она действительно не вернулась домой. Была только ее заплаканная мама, сразу же обвинившая нас во всех земных грехах. — Это все из-за вас! — кричала она. — Пока Наташенька не связалась с вами, все было хорошо! Слоняетесь по заброшенным стройкам, занимаетесь там черт знает чем! Говорила я ей, чтобы не связывалась с вашей дрянной компанией… Оправдываться и спорить было бесполезно, и мы поспешили уйти. — Ну и что дальше? — убитым голосом спросил Егор, когда мы остановились у подъезда. — А дальше, Егорушка, те из нас, кто не трусит, пойдут в лес, искать этот барак. Остальные могут подождать здесь, — отрезала я. Тропинка между зарослями была одна, по ней мы и двинулись, логично предположив, что Наташка в тот роковой вечер шла именно так. Сначала лес выглядел как лес — березки, дубы, кустарник. Но потом стали попадаться старые, замшелые могильные камни и кресты, под разными углами наклона торчавшие из земли. Чем дальше мы шли, тем они встречались чаще, и в конце концов тропинка привела нас к небольшому старинному кладбищу. Старые оградки с облупившейся краской сохранились не везде, но было видно — за могилами здесь ухаживают. Неподалеку я увидела крошечный домик-сторожку, в маленьком оконце которого горел желтоватый свет. — Это и есть, что ли, тот барак? — поинтересовался Стас. — Нет, что ты! Это домик сторожа, там живет дядя Митя, уж Наташа бы не спутала! — ответил Колька. — Мы с ней иногда вместе выгуливали Жульку, я покажу вам маршрут, по которому она обычно ходила. — У такого заброшенного кладбища есть сторож? — удивилась Таня. — Ну, вообще-то он не совсем сторож, ему просто жить негде. Это мне папа рассказывал. Дядя Митя раньше на папином заводе работал, а потом его уволили. — За тунеядство или воровство? — брякнул Егор. — Нет, папа говорил, этот человек был честным и работал на совесть, но пил, за это и выгнали. Тогда он с горя стал еще больше пить, и у него однажды какие-то жулики квартиру выманили. Пьяного обмануть легко… Теперь он по рынкам то грузчиком, то уборщиком подрабатывает, а живет здесь. И, между прочим, он, когда трезвый, за могилами ухаживает. Хотя ему вряд ли за это платят. — Да, жалко человека, — вздохнула Лиля. Словно в подтверждение Колькиных слов, из сторожки вышел бомжеватого вида мужик, посмотрел на нас мутными глазами, пробормотал что-то неразборчивое и, шатаясь, ушел обратно в домик. Мы отправились дальше по дорожке, прошли весь указанный Колькой маршрут и вышли обратно к девятиэтажке. — Вот так Наташа обычно шла, — сказал Колька. — Здесь и выходила из леса. Я прошлась по опавшей листве вдоль тропинки и обо что-то споткнулась. Среди пожухлой травы и листьев торчал из земли ржавый металлический прут. — Так Наташа зацепилась, наверное, за эту штуку? Остальные пожали плечами. — Но ведь никаких бараков поблизости не наблюдается! — воскликнул Егор. — А может, она вышла где-то в другом месте? — предположил Колька. — А сюда потом в бреду дошла, или не знаю как… Давайте обойдем вокруг леса, чтобы уже сомнений не оставалось. Эта идея восторга ни у кого не вызвала, но предложение все же было принято. Быстрым шагом мы обогнули лесок слева — никаких строений. Однако лес оказался бо́льшим, чем мы ожидали, и на весь путь у нас ушло около двух часов. Когда мы, уставшие, вернулись к Наташкиному дому, было уже совсем темно. — Ну что, все убедились?! — сердито сказала Лиля, потирая ушибленную о корень ногу. — Ужастиков меньше смотреть надо! Уверена, все эти бредни тут ни при чем, а с Наташкой случилось что-то другое. Может быть, ее похитили преступники, а мы тут глупостями занимаемся. — С меня на сегодня хватит, — заявил Стас. — Засим я вынужден отланяться, у меня еще гора невыученных уроков. — Может, этот барак где-то в лесу? — упрямо предположила я. — Мы его обошли снаружи, а надо бы поискать в чаще, где кладбище заканчивается. — Давайте завтра, а? — миролюбиво сказал Егор. — Соберемся пораньше… А то как бы и нас не похитили преступники, раз уж они завелись в нашем районе. — Сомневаюсь, что мы что-то сможем сделать, пусть уж лучше этим полиция занимается, у них там профессионалы, — сказал Стас и первым поспешил распрощаться. Егор, Лилька и Таня быстренько последовали его примеру. У Наташкиного подъезда остались лишь я и Колька. Он нервно кусал губу и молчал. А я пыталась еще что-нибудь придумать, но не получалось. По правде говоря, мне и самой уже не верилось в существование злосчастной развалюхи. Однако отступать я ну очень не любила. — Слушай, есть идея! — озарило меня. — Банальная! Если не можешь чего-то найти, надо спросить у прохожих. Я тут живу недавно, но есть же и старожилы! — Ну, можно… — О, вон как раз подходящий экземпляр приближается! Но солидный дяденька, спешивший домой, понятия не имел ни о каком бараке, о чем и буркнул без излишней вежливости. Мы расспросили еще нескольких прохожих, но никто из них ничего не знал. Мы уже собирались идти по домам, но тут на дорожке появилась еще одна фигура. Когда она приблизилась, я увидела в свете фонарей, что это старая полноватая женщина с неприятным лицом и плотно сжатыми губами. — Ну уж нет! — пробормотал Колька, отступая в тень за подъезд. — Лучше к ней не подходить — это Наташина соседка, Архиповна, такая злая и противная, она меня просто ненавидит. Как увидит, так и начинает вопить, что я в лифте кнопки жгу и на стенах рисую. А я всего только пару раз… — Тогда к ней подойду я, меня-то она не знает. Я решительно шагнула к старухе, изобразив на физиономии самую приветливую улыбку: — Прошу прощения, нельзя ли у вас спросить дорогу? Я, кажется, не туда попала. — Вон туда иди, — махнула она рукой в сторону жилого массива. — Там автобус ходит. — Да нет, мне не автобус нужен, — защебетала я. — Мне нужен барак — старый, деревянный, вросший в землю, он где-то тут неподалеку… Наверное, если бы я бросила к ее ногам петарду, это произвело бы меньший эффект. Старуха буквально подскочила на месте, на ее лице отразились неподдельный испуг и возмущение. — Ты что, шутить надо мной решила?! — прошипела она. — Нашла что придумать на ночь глядя! — Что вы, нет! — изумилась я. — Что я такого сказала? Просто, э-э… я возле этого барака ключи потеряла, а теперь не могу его найти. — Ключи?! Да что ты чудишь! Сколько лет, как война закончилась! Нет больше ни барака, ни этого ирода… Ты кто такая вообще, говори прямо, что тебе нужно? И тогда я решилась: — Ну хорошо, я скажу правду, бабушка, вы только не сердитесь. Я… то есть моя подруга… видела это строение не так давно. И я решила узнать, есть оно тут или нет. Бабка посмотрела на меня сердито: — Что ты городишь, какая еще подруга, когда она могла его видеть?! — Тридцать первого августа, — отчеканила я. — А подругу зовут Наташа Кремнева, ваша соседка, и вчера она пропала, если вы еще не в курсе! Старуха на миг застыла. Потом выронила сумку и неистово перекрестилась: — О господи! Неужели действительно?.. За что это нам… Бормоча что-то бессвязное, она подхватила сумку и, на ходу достав ключи, быстро засеменила в подъезд. — Подождите, пожалуйста… — кинулась я следом, но она захлопнула дверь подъезда так поспешно, словно за ней гналась нечистая сила. Колька вышел из-за угла. — Значит, это правда! Барак существует! И в нем обитает некий, хм, нехороший человек… — Существовал, — поправила я. — Слышал же, их больше нет. — А чего она тогда так испугалась? Значит, не все так просто, тем более что Наташа это видела. — Значит, надо бабку расспросить. Мне кажется, что она способна пролить свет на нашу тайну. Ты знаешь, в какой квартире она живет? — На шестом этаже она живет, по соседству с Кремневыми. Но со мной точно не будет разговаривать. — Значит, это завтра сделаю я. Сейчас ее уже не стоит тревожить. — Смелая ты, Ника! — с небольшой долей зависти сказал Колька. — Я бы ни за что не рискнул подойти к Архиповне… Мамочки, уже почти одиннадцать! Меня дома заждались! Я посмотрела на свой мобильник. Было не почти, а точно одиннадцать. Мы распрощались, и Колька бегом побежал домой. Будь моя мама дома, я тоже бы поспешила. Но она, как это часто бывало, задерживалась на своей таинственной работе до полуночи. Да это еще ничего, порой она там пропадала сутками. Я огляделась по сторонам — прохожих больше не было, лес высился рядом. Меня назвали смелой… хм, приятно такое слышать! Вообще-то я стараюсь по возможности закалять свой характер, вечно берусь с этой целью за трудные и рискованные дела… Да чего скрывать, люблю я риск. Вот и теперь — не молодец ли я! — сумела немного прояснить эту непонятную историю. Наташин рассказ все сочли бредом, а я стояла на своем и оказалась права: барак все же существовал! Ну что ж, раз у меня есть немного времени, можно сходить еще раз на место событий — вдруг там все же найдется что-то интересное. Вокруг не было ни одной живой души, среди деревьев царила непроглядная тьма, но я не испытывала никакого страха. Правду говорила мама, как человека называют, таким он и становится. По крайней мере, сегодня мне море по колено! Вот это место, если, конечно, Колька показал правильно. Я прошла немного между деревьями и развернулась, чтобы выйти из леса, так же как Наташка тогда… Что это? Плотный туман странным белесым маревом возник передо мной так внезапно, что я даже не успела ничего сообразить и замерла на месте. Он клубился, полз по сухой траве и поднимался вверх, метр за метром образуя непроницаемую стену. Вот уже не стало видно освещенных окон Наташкиного дома. Темнота вокруг на глазах заменялась этим мерзким белесо-серым цветом, и я не сразу сообразила, что стоять на месте нельзя, нужно бежать немедля. Потому что стена зловещего тумана смыкала кольцо вокруг меня, еще немного, и не останется выхода! Бежать! Бежать бы, да только мои ноги стали словно ватными — то ли от шока, то ли оттого, что мне перестало хватать воздуха. Неожиданно стало очень душно, Наташка говорила — как в склепе, но в склепе хоть какой-то воздух есть, а здесь его становилось все меньше, у меня начала кружиться голова, потемнело в глазах, я понимала, что сейчас упаду, и тогда… «…За год по стране пропадает без вести до десяти тысяч человек», — отчеканил в голове равнодушный механический голос. «…Ника, деточка, собери игрушки и садись ужинать!» — голос был похож на мамин, но с какими-то глумливыми интонациями. …и тогда чья-то сильная рука обхватила мое запястье и, рывком сдернув с места, быстро повлекла к уменьшающемуся на глазах выходу. Стараясь не попасть в клубы тумана, я буквально вылетела наружу из гибельного кольца… О, долгожданный глоток воздуха! Правда, на бегу — мы мчались через лес со всех ног, я и мой неожиданный спаситель, которого я толком и не разглядела. Зато успела увидеть, как сомкнулось кольцо тумана за моей спиной, сомкнулось и побагровело. Дальше я не смотрела. Вокруг царила темнота, я думала только о том, чтобы не переломать ноги о корни на такой скорости. Однако незнакомец, по-прежнему крепко сжимавший мое запястье, видимо, в этой темноте хорошо ориентировался, так что я ни разу не упала. Способность мыслить вернулась чуть позже. Кто этот человек и откуда он здесь? В темноте трудно было что-то разглядеть, тем более что я бежала позади, и если бы он не держал меня за руку, давно бы отстала. Я успела только увидеть, что его длинные волосы собраны в хвост. Стас?! Вот бы хорошо было! Но как он здесь оказался, он же так спешил домой? Лес закончился, впереди лежали поля и огороды. Мы остановились, я восстанавливала дыхание, согнувшись и хватая ртом воздух. Вообще-то я неплохо бегаю и стометровку, и кросс, но такая бешеная скорость далась мне тяжело. Стас же, похоже, даже не запыхался. — Стас, спасибо тебе, — отдышавшись, пробормотала я, не зная, что еще следует сказать приятелю, который ни много ни мало спас мою жизнь. Он меж тем стоял ко мне спиной и пристально всматривался в черноту леса, как будто мог там что-то рассмотреть. Так ничего и не придумав, я спросила: — Ты не знаешь, что это было? Там не хватало воздуха, я чуть не задохнулась, представляешь! Он медленно повернулся ко мне и констатировал самым мрачным тоном: — За год по стране пропадает без вести до десяти тысяч человек. Одни потом находятся живыми, других находят мертвыми, а большинство не находят вообще. Это был вовсе не Стас! Как я могла спутать, он даже ростом выше и определенно старше, я бы сказала, что ему слегка за двадцать, а уж голос и близко не похож. И лицо совсем другое, с тонкими чертами, приятное и очень своеобразное; по контрасту с черными волосами оно казалось слишком бледным. Этот человек, несомненно, был красивым, уж точно не хуже Стаса, но вместе с тем каким-то странным, хотя я так сразу не могла сказать, в чем эта странность выражалась. — Ой! — вырвалось у меня. — Извините, я ошиблась… — Ты ошиблась в том, что пришла сюда. И в том, что вообще ввязалась в это дело. — А откуда вы знаете, в какое я ввязалась дело? — спросила я, запоздало припоминая, как мы с ребятами громко обсуждали события — и на стройке, и в лесу. Если бы кто-то захотел, запросто мог бы услышать… Он не ответил, только многозначительно кивнул, как будто прочел мои мысли. — А что это было? — снова спросила я. Наверное, мне не следовало быть такой настырной, но я понимала — этот человек в курсе всех событий. А он посмотрел на меня хмуро и после долгой паузы ответил: — Недобрые дела здесь творятся, детка. Не ходи сюда больше ночью, это не место для развлечений. Детка?! Это слово меня возмутило, неужели я выгляжу такой уж малолеткой? Впрочем, он же не знает моего имени, поэтому подобное обращение вполне логично. И все равно неприятно! — Никандра, — сказала я. — Меня зовут Никандра, и я никакая не детка. Сама не знаю, почему мне захотелось назваться полным именем, когда весь белый свет зовет меня Никой. Наверное, это была глупая попытка выглядеть взрослее… На мгновение в темных глазах незнакомца промелькнуло удивление. — Никандра… — повторил он. — Так вот, Никандра, я не хочу твоей гибели. Не возвращайся больше сюда. Ты и так навлекла на себя огромную опасность, узнав слишком много. — Много? Да я практически ничего не знаю! Что здесь такое творится? — Есть вещи, которые знать очень опасно. Могу только сказать, что здесь тебя ждет не просто гибель, а нечто куда худшее. — Что может быть хуже? — поразилась я. — Да, а как же Наташка? Она пропала вчера вечером, я хочу найти ее… — Ты не найдешь ее, — покачал он головой. — И никто не найдет. — Вы знаете, где она?! Она жива? — Боюсь, что знаю, — угрюмо ответил незнакомец. — И думаю, что пока жива. Вот только ей уже вряд ли можно помочь. Я хотела потребовать разъяснения, но он жестом остановил меня. — Теперь вам бы постараться самим уберечься, тебе и твоим друзьям. Вы рискуете, и сильно. Вам надо сидеть тише воды ниже травы и ни в коем случае не показывать заинтересованности в этой истории. Не болтать о ней и не разгуливать по улицам в потемках. Хотя я не знаю, спасет вас это или нет… Лучше всего, конечно, было бы уехать отсюда подальше, и как можно скорее. — Уехать? Но это нереально, — развела руками я. — Это невозможно! Середина учебного года — как тут уедешь! Школа, родители… — Ты заблуждаешься, — возразил мой собеседник. — Ты, видимо, еще не знаешь, что такое «невозможно»… Если тебя не держат под замком, если у тебя есть ноги — уйти всегда можно. Только мы порой оцениваем свои шансы лишь после того, как их упускаем. Что хуже — стать бездомной бродяжкой в каком-нибудь чужом городе или погибнуть? Я понимала, что он прав, но мой мозг упорно отказывался воспринимать всю сложность ситуации, активно надеясь, что все это окажется недоразумением или дурацкой шуткой. Может, Наташка, к примеру, обиделась на родителей и сбежала в другой город к бабушке… Ну или попала в аварию и потеряла память, мало ли! — Что, все настолько плохо?.. — с изрядной долей скептицизма начала я и запнулась на полуслове, встретившись с ним взглядом. Это длилось пару мгновений, но я успела уловить в его глазах и неподдельную тревогу, и грусть, и, может быть, я себя накручиваю и фантазирую, мелькнула в его взгляде какая-то застарелая тоска и боль, как если бы он лично пережил что-то такое, о чем сейчас говорил. Какие-то странные картины одна за другой стали возникать и исчезать в моем сознании, но я ничего не успевала запомнить… — Так и передай своим друзьям, если хочешь спасти их, — вывел меня из задумчивости голос моего собеседника. — Ты им, понятное дело, и так все расскажешь, но сделай это, пожалуйста, в закрытом помещении, наедине, а ни в коем случае не на улице. И прошу тебя еще раз: оставь это, не пытайся ничего разгадать, твое вмешательство приведет только к худшему! — он немного помолчал, я тоже не знала, что сказать. — А теперь иди вон по той тропинке, она тебя как раз к жилым домам выведет. — А вы… — Я снова запнулась и, понимая, что это наглость с моей стороны, все равно спросила: — А вы не проводите меня хотя бы до этих домов? — Нет, — ответил он таким тоном, что настаивать мысли у меня не возникло. — Прошу прощения, я не то хотела сказать, — я почувствовала, как краска заливает мои щеки. — Разумеется, я вполне дойду и сама… Хочу сказать, спасибо вам огромное! И… можно узнать ваше имя? Ведь я же представилась! Наверное, я выглядела идиоткой и несла бред. Честное слово, так смущаться и теряться мне в жизни приходилось крайне редко, но я в этот момент вообще не понимала, что со мной происходит. Он чуть заметно улыбнулся и отбросил растрепавшиеся волосы со лба: — Вилор. А теперь иди. Я прошла немного в указанном направлении, потом оглянулась, собираясь помахать на прощание рукой… Мой новый знакомый со странным именем отступил к чернеющему лесу и словно растворился в темноте. А я, погруженная в невеселые мысли, поспешила домой, только теперь почувствовав усталость. Особенно гудели ноги, они сегодня явно перетрудились. Глава III Почему не приехал лифт? Я долго не ложилась спать, сидела в полутемной комнате, облокотившись о подоконник, и смотрела на черные очертания деревьев и огни в чужих окнах. Глаза моментально нашли мое любимое дерево с круглой кроной. Что же мне теперь делать? Действительно ни во что больше не ввязываться и сказать ребятам, чтобы уезжали? Ага, а они так меня и послушают! Да если и послушают, то вряд ли убедят своих родителей в необходимости отъезда. Или ничего не говорить, прикинувшись валенком? Нет, это уже свинство: если исчезла Кремнева, стало быть, мы тоже находимся в опасности, и я просто обязана предупредить об этом ребят! Ладно, к утру придумаю, что им сказать. А потом мои мысли перекинулись на Вилора. Красивый парень и такой необычный! И внешность, и манера держаться, — все так своеобразно и вместе с тем безупречно. Я, конечно, видела его совсем недолго, но и этого мне хватило, чтобы… понять: никого похожего я в жизни не встречала. Интересно, его действительно так зовут или это он на ходу придумал, чтобы я от него отстала? И есть ли вообще такое имя? А вдруг он сейчас то же самое о моем имени думает? Хи-хи! Ну да ладно, имя — это не главное, меня больше мучил вопрос, кто он такой и как там оказался. Причем он однозначно в курсе событий. И как он с ними связан? Вилор, Вилор… Я то и дело ловила себя на мысли, что хочу его увидеть снова. Он так и не сказал мне, что это был за туман и что там вообще за чертовщина творится. Что и говорить, веселое местечко! Я уже знала, что обязательно пойду туда снова. И почему старая Архиповна так испугалась? Завтра непременно с ней поговорю. Конечно, она мне не будет рада, придется прибегать к тонкостям дипломатии. Потому что я все равно доберусь до правды, как бы ее ни пытались от меня скрыть, да! От избытка эмоций я стукнула ладонью по столу. Со стороны кухни послышались шаги, и в мою комнату заглянула мама: — Что ты делаешь, решила среди ночи грушу побоксировать, что ли? Должна сказать, моя большая комната вместила все, что прежде было доступно только в спортзале — шведскую стенку, пару тренажеров и даже боксерскую грушу, которую я теперь регулярно избивала — то с целью потренироваться, то в минуты ярости. — Да нет… Мама, ты случайно не знаешь, есть такое имя — Вилор? — Есть, — кивнула мама. Вот как, значит, все-таки есть! — Мам, а оно русское или иностранное? — Ни то ни другое, — мама подошла к груше и скотчем приклеила фото какого-то дядьки. Она его постоянно туда лепит, от моих упражнений фото падает, а мама снова клеит. Кто изображен на фото, я не знаю, но подозреваю, что именно ради этого она мне грушу и купила. — Это как же? — не поняла я. — А так, — мама плюхнулась на мое компьютерное кресло и принялась кататься по комнате. — Это, Ника, в шальные послереволюционные годы была мода — выдумывать детям «революционные» имена, а то и свои менять. Такими именами часто становились сокращения: Ким — Коммунистический Интернационал Молодежи, Владлен — Владимир Ленин, забыла, какие еще. Вот и Вилор из той же серии. — Понятненько. Но все равно звучит неплохо. — А кто это? — тут же среагировала мама. — Да так, случайно в разговоре услышала, — ответила я и бесцеремонно выкатила кресло вместе с мамой из своей комнаты. Пора было ложиться спать. Утром я, разумеется, проспала. И не просто проспала, а добрых полтора урока прошло, прежде чем я разлепила глаза. Первым делом я кинулась спешно собираться-одеваться, но потом осадила себя: все равно я уже опоздала по полной программе, и теперь лишних десять-пятнадцать минут ничего не изменят. Из дома я вышла в отвратительном настроении. Мало того что в школе предстоит нагоняй, так еще и с ребятами надо что-то делать. Рассказать-то я им все расскажу, но спорю на что угодно — никто никуда не уедет… Сама-то я точно не поеду, даже если бы и было куда. Я шла медленно, не спеша, терять уже было нечего. А навстречу мне двигалась определенно знакомая личность. Да это же Лешенька, красавчик Лешенька из моей бывшей школы! Расфуфыренный, как павлин, надутый, как индюк, — все как всегда. Только одно отличие — сегодня он без толпы поклонниц. Ну да, поклонницы все в школе, а он, видно, решил подышать свежим воздухом. Но что Лешенька тут делает? Ладно, какая мне разница, надо пройти, отвернувшись, а то заметит и опять начнет свои тупые шуточки… Эх, поздно, он меня уже увидел. — Кого я вижу — чернохвостая! Что же ты от нас убежала в такое захолустье? Вообще правильно, для тебя эта дерёвня в самый раз! — громко и язвительно сказал он. На нас оглянулись несколько прохожих. — Подожди, Леша, знаешь что? — добродушным тоном произнесла я, подходя поближе. Он притормозил с пренебрежительным видом. — А вот что! — и я от всей души заехала кулаком в его надутую физиономию. Лешенька тонко завизжал и со всех ног пустился бежать. О чем он только думал, когда обзывался, явившись сюда без своего бойцового гарема? Теперь пусть не обижается! — Только появись еще здесь, красавчик напомаженный! — крикнула я ему вслед. — Сиди в своем центре да носик пудри! Лешенька скрылся за углом ближайшего дома. Нет, ему точно не стоит ходить здесь одному! А носик пудрить, я уверена, он сегодня будет. Да еще расскажет своим воздыхательницам, как на него напала банда головорезов, а он их всех одной левой! В школу я явилась, опоздав минут на десять на третий урок. Ругали меня долго. Оказалось, в школу явились сотрудники полиции в связи с исчезновением Кремневой и теперь всех опрашивали, не знает ли кто чего-нибудь. Кто-то из ребят и брякнул, что я видела Наташку последней, поэтому мое отсутствие на первых уроках тоже наделало переполоха. Дело в том, что мой мобильник, который я опять забыла зарядить, отключился, и дозвониться до меня не смогли, уже домой идти собирались, так что вовремя я явилась. Меня тоже допросили, но сомневаюсь, что это чем-то помогло следствию. Остаток учебного дня прошел в суете, и возможности собрать своих друзей и рассказать им о вчерашнем у меня не было. К тому же Стас-то учился не в нашей школе, и я решила, чтобы не повторяться дважды, поговорить с ребятами после уроков на стройке. Конечно, я помнила о предупреждении Вилора насчет закрытых помещений, но подумала, что стройка расположена достаточно уединенно и там нас никто не услышит. На худой конец, решила я, можно будет позвать ребят ко мне домой. С такими мыслями я и возвращалась в тот день из школы, намереваясь бросить рюкзак, наскоро перекусить и помчаться на стройку. * * * А дома меня поджидал сюрприз: пришла в гости мамина подруга тетя Рита с маленькой Ирочкой, и пришлось битых полтора часа забавлять Ирочку, пока мама с тетей Ритой пили чай и обсуждали свои дела. Раньше-то я с удовольствием возилась с этой малявкой, но сегодня это было очень некстати. К счастью, Ирочка в конце концов задремала, и я уложила ее на диван, после чего незаметно выскользнула в коридор, натянула ботинки и куртку и тихонько прикрыла за собой входную дверь. Все бы хорошо, но пригласить ребят домой теперь никак не получалось… Ребята были на стройке. Не откладывая, я рассказала им все, да только вышло скомканно, сбивчиво, к тому же я сильно смущалась, рассказывая о Вилоре. Мне не хотелось привлекать к нему внимание — еще начнутся всякие шуточки да подколы, как я это ненавижу! Подколов не было, однако я заметила, что девчонки хитро переглянулись, а Стас как-то странно посмотрел на меня. Я постаралась переключить их внимание на другое: — В общем, вы поняли? Нам рекомендовали не ввязываться, а лучше уехать куда подальше. — Ну, ты даешь, Ника! — протянул Егор. — Куда можно уехать среди учебного года? — Неужели это правда? — подключилась Лиля. — Про туман? — Ага, как-то не слишком верится. Может, обычный туман сгустился, а ты испугалась, — согласился с ними Стас. — Не поняла? — подскочила я. — Сперва вы не верили Наташке, теперь не верите и мне?! Ну и кто еще должен исчезнуть, чтобы вы поверили? — Я, наверное, — вдруг спокойно сказал Колька. — Я видел эту старуху. — Как?! — ахнули несколько человек одновременно. Колька рассказал, как возвращался сегодня из школы. По дороге решил свернуть к Наташиному дому, надеясь непонятно на что. Свернул, постоял у подъезда, зайти в квартиру не решился и стал бесцельно бродить по пустырю. Он шел, глубоко задумавшись, поэтому, когда отвратительного вида бабка возникла у него на пути и, гаденько улыбаясь, заглянула в глаза, был шокирован. — Еще один умник любопытный выискался, суешь нос, куда не просили! — прошипела старуха, хватая его за руку. — Теперь ты наш, сам к нам придешь, деваться тебе некуда, хе-хе-хе! — Тут я и догадался, кто она такая, — продолжал Колька. — И понял, что Наташа говорила правду. По крайней мере насчет старухи. Преступники там или какой-то мистический туман, но без этой бабки не обошлось. Воцарилась немая сцена, потом все разом загалдели, обсуждая услышанное. — Она тебе тоже прижала что-то к руке, как Наташке? — в ужасе воскликнула Таня. — Не помню, — признался Колька. — Все так быстро случилось… — Слушай, но ведь это серьезный повод для беспокойства! — сказал Егор. — Вдруг тебя тоже похитят? Наверно, стоит сказать родителям… ну, хотя бы, что тебе угрожали. После пропажи Кремневой тебе поверят и, может, действительно отправят куда-нибудь к деревню к бабушке… — У меня нет бабушки в деревне, — ответил Колька. — А в том, что поверят, — не сомневайся. Посадят под домашний арест или будут везде за ручку водить, как маленького, только этого мне не хватало! Нет, я не против того, чтоб прогулять пару недель школы, но находиться круглые сутки под одной крышей с моим дедушкой… Это выше всякого терпения. — Зато цел будешь. — Я кое-что другое придумал. Мама очень переживает из-за моих частых бронхитов и настаивает, чтобы я лег в больницу на обследование. Я раньше отмазывался под всякими предлогами, а теперь, наверное, соглашусь. Все же это лучше, чем с дедушкой сидеть. — Но ведь больница в нашем городе, — сказала я. — Думаешь, тебя там не достанут? — Знаешь, Ника, я скорее склонен видеть за этим реальных преступников, чем какую-то мистику. А я не настолько важная персона, чтобы из-за меня соваться в больницу, где куча народа. И если все-таки меня похитят… может быть, я смогу чем-то помочь Наташе… — Это уж точно глупости! — возразила я. — А чтобы помочь Наташе, сейчас мы с тобой пойдем поговорим с Архиповной. К Наташиному дому мы отправились всей гурьбой, и мне стоило немалых усилий уговорить ребят подождать внизу. Мы с Колькой поднялись на шестой этаж, и он указал мне на дверь квартиры с номером двадцать два. — Вот тут живет Архиповна. А в двадцать первой — Кремневы. Только можно я к ней не пойду! — заявил Колька и спрятался за шахту лифта. Я подошла к квартире и позвонила. Запиликал внутри звонок, но больше оттуда не донеслось ни звука. Подождав немного, я позвонила второй, а затем третий раз, но с тем же результатом. — Ее дома нет, — констатировал Колька, выходя из-за лифта. — Может, к вечеру появится. Мы вернулись на стройку, где и проболтали до вечера. Еще пару раз наведывались к Архиповне, но в двадцать второй квартире по-прежнему никто не отзывался. Около восьми наша компания разошлась, предусмотрительно проводив Кольку до дома. Я после этого еще зашла к Лильке — она просила меня помочь разобраться с алгеброй — и незаметно для себя просидела у нее два часа, не столько с алгеброй, сколько в Сети. Соскучилась я по Интернету, потому что в нашу квартиру его все никак не удосужатся провести… Около десяти часов вечера старшие Лыскины ненавязчиво дали мне понять, что пора и честь знать. Я вышла на улицу. Слабо моросил ноябрьский дождик, вокруг не было ни души. Хотелось сломя голову броситься домой, но я немного подумала и, осторожно оглядываясь, зашагала к Наташкиному дому. Поднявшись на шестой этаж, я снова позвонила в двадцать вторую квартиру, и снова тишина была мне ответом. Значит, Архиповна не пришла домой ночевать, ладненько, придется перенести разговор на завтра. Я вышла из дома и медленно побрела по тропинке через пустырь, внимательно глядя по сторонам. Может быть, встречу Архиповну. «Эх, Ника, что ж ты врешь, — ехидно зашептал противный внутренний голос, — совсем не старушку ты мечтаешь сейчас увидеть… Да-да, и вовсе не ради встречи с ней ты пошла сюда в такую пору, хи-хи!» Неожиданно мое внимание привлек лежащий на земле предмет. Я подошла ближе, наклонилась и разглядела женскую сумку, определенно знакомую. Да это же сумка Архиповны, с которой я ее вчера видела! Но почему она здесь валяется? Не осознав толком зачем, я обошла сломанный куст и гору строительного мусора… Архиповна была там. Она лежала в такой позе, словно споткнулась и упала. Я бросилась к ней, опасаясь самого худшего, стала трясти за плечо. Послышался тихий стон. Жива! В этот момент у меня зазвонил телефон — какое счастье, что я догадалась зарядить его у Лильки! Звонила мама, интересовалась, где я до сих пор слоняюсь. Я, как могла, обрисовала ей ситуацию с Архиповной, и мама вызвала «Скорую помощь». Пока мы ждали, старушка потихоньку приходила в себя, но была очень слабой и не могла даже сесть. Я подложила ей под голову ее сумку. Что же с ней случилось — может, инфаркт? Или инсульт, или что еще бывает… Ладно, это пусть врачи выясняют, а мне понять бы, почему сумка оказалась на дорожке, а сама Архиповна — именно здесь? Сомневаюсь, что она просто так пошла гулять по пустырю, бросив на дороге сумку. Возможно, на нее напали, и она, уронив сумку, бросилась бежать через пустырь. Но кто мог напасть? Грабители забрали бы сумку… Свет фар осветил дорожку — приближалась машина «Скорой помощи». Я замахала руками, привлекая внимание водителя. — Это… девочка… — простонала Архиповна. — Все будет хорошо, — повернулась я к ней. — «Скорая» приехала, сейчас вам помогут! — Ключи в сумке… возьми. Там кошка осталась… двадцать вторая квартира… Я поняла. Осторожно расстегнув боковой кармашек сумки, я вынула оттуда ключи. В том же кармашке лежали деньги. Значит, старушку точно не пытались ограбить! — Конечно, я позабочусь о вашей кошке. А что с вами случилось, на вас напали? — Ох… Опять они… Знала я… Не к добру ты меня вчера спросила… про этот ужас, — с трудом ответила Архиповна. — Пожалуйста, я вас прошу, скажите, что это был за барак и… Больше я ничего не успела сказать, так как люди в белых халатах вышли из машины и направились к нам. Архиповну положили на носилки и увезли, а я осталась стоять с ключами в руках. Пожелала мысленно — пусть ее вылечат! Старушка поначалу показалась мне неприятной, но теперь я думала о ней с уважением: находясь в таком тяжелом состоянии, она беспокоилась первым делом о кошке и ради нее доверила ключ от своей квартиры незнакомому человеку! Пришлось вернуться в дом. Голодным мяуканьем меня встретила серая кошечка, малышка месяцев трех от роду. Я нашла в холодильнике кусок колбасы и покормила ее. Затем полила три горшка герани на подоконнике, немного постояла в раздумье, разглядывая квартиру. Обычное жилье одинокой старушки — старая мебель, допотопный телевизор, черно-белые фотографии на стене, стойкий запах корвалола… Да, наверняка у Архиповны что-то с сердцем. Она может пробыть в больнице долго, и мне придется каждый день заходить сюда, кормить котенка и поливать цветы? Немного подумав, я решила взять котенка к себе, а цветы можно будет поливать и раз в два-три дня. Сунув кошечку под куртку, я вышла из квартиры. Вот уже второй вечер подряд я возвращаюсь домой к полуночи. Хорошо хоть завтра выходной и можно отоспаться! Позвонила мама, она была встревожена: — Ты где? С тобой все в порядке?.. Как там старушка, жива?.. Увезла «Скорая»? Вот и хорошо. Котенок? Ладно, можешь забирать. Слушай, Ника, что-то у меня предчувствия нехорошие… Ты подожди меня там, в доме, я приду и заберу тебя, одна не ходи! Я задумалась. Еще не хватало, чтоб моя мама в одиночестве по улицам бегала! Самой мне не слишком страшно, а вот за нее я опасаюсь. Можно было бы переночевать в квартире Архиповны, но оставаться там мне очень уж не хотелось — среди этих старых фотографий и запаха сердечных капель… — Нет, мама, никуда не ходи, я дойду, ничего со мной не случится! Я нажала кнопку лифта, но вопреки ожиданиям не услышала знакомого громыхания. Немного подождала, еще несколько раз нажала кнопку — из шахты по-прежнему не доносилось ни звука. А ведь я приехала сюда в лифте несколько минут назад. Странно! Не только в шахте лифта, но и во всем доме царила мертвая тишина. Я заметила это и почувствовала, как мою душу начинает окутывать страх. В многоквартирных домах такой тишины просто не бывает, даже ночью! Может, все-таки вернуться, заночевать у Архиповны? Неожиданно я осознала, что идти домой по безлюдным дворам мне не так страшно, как возвращаться в эту квартиру. Хотя в ней, казалось бы, нет ничего ужасного… Да что это такое! Нужно держать себя в руках, а то как маленький ребенок! Ну, сломался лифт, и что? Не безногая, спущусь пешком. Я пошла на лестницу, она находилась за двумя поворотами и дверным проемом. Лампочек, как водится, не было, одна горела где-то этаже на восьмом, еще одна внизу, и все. Только ночное небо синело в окнах лестничных пролетов. Едва я сделала несколько шагов вниз по лестнице, как за стенкой снизу вверх поехал лифт. Что за чудеса! Может, его кто-то удерживал? Мне снова стало страшно. Кто и зачем его мог держать? Так, спокойно, Ника, все хорошо! Может, лифт для чего-то отключали на несколько минут, а теперь снова включили, и он едет по моему вызову. Не самое умное объяснение, но ничего лучше в голову не приходило. Пятый этаж. Я услышала, как лифт остановился тоже на пятом, открылись двери. Нет, это не по моему вызову! Раздались тихие, еле слышные крадущиеся шажочки. Но не в сторону квартир, а сюда, к лестничной площадке. Кто-то — или что-то? — направлялся ко мне. Котенок за пазухой встрепенулся, зашипел и попытался вырваться. Я сильней прижала его к себе и что есть духу бросилась вниз по ступенькам. Через пару этажей набралась смелости оглянуться. На лестнице позади себя я ничего не увидела, но успела заметить чуть выше мелькнувшую тень и услышать в гулкой пустоте подъезда все те же тихие шажочки. Некто — или нечто — преследовавший меня находился на этаж выше, еще мгновение — и он вынырнет из темноты за моей спиной… Котенок рычал и царапался, я со всех ног неслась вниз. На втором этаже горела лампочка, а внизу, на первом, царила темнота. Возникла мысль: а вдруг меня там кто-то поджидает? Но выбирать не приходилось, и я, возложив всю надежду на быстроту своих ног, пулей пронеслась от лестничной площадки до выхода и, не сбавляя скорости, помчалась по дорожке прочь от дома. Отбежав немного, я оглянулась. Никто за мной не гнался, и я перешла на шаг, чтобы отдышаться. Я усадила котенка поудобнее и окинула взглядом дом, пустырь, лес — нет, никого не было видно. Все в порядке? Я еще раз оглядела окрестности, перевела взгляд на дом, и по телу прошла нервная дрожь. Освещенные лестничные окна второго и восьмого этажей синхронно погасли и через пару секунд зажглись, потом опять погасли и зажглись, и в этот момент я увидела в окне второго этажа черный силуэт. Невозможно было рассмотреть детали — просто черная фигура, прильнувшая лицом и руками к стеклу и вглядывавшаяся в темноту. Потом окна снова погасли. У меня закружилась голова. Я взяла себя в руки и поспешила прочь, не оглядываясь. Котенок угомонился, и это внушало оптимизм. На полпути меня встретила мама и без слов обняла так, будто уже не ожидала увидеть. Мы шли домой, и я понемногу успокаивалась. Потому что там, где мама, нет места ужасам. Глава IV В библиотеке На следующий день я встала около восьми — для субботы неслыханно рано. Но следовало действовать, и я сразу же взялась за телефон. Первым делом позвонила в справочную «Скорой помощи» и выяснила, в какую больницу отвезли Архиповну. Потом связалась с больницей. Как я и предполагала, у старушки стало плохо с сердцем, но, по счастью, ее жизни теперь ничего не угрожало. А вот навестить ее, увы, пока не разрешили. Ну и что теперь делать? Ждать у моря погоды? Расстроившись, я уселась в свое любимое кресло и уставилась в окно, созерцая хмурое ноябрьское утро. Мне на колени тут же запрыгнула кошечка, которую мама уже успела окрестить Клотильдой, и принялась играть моими волосами. Засмотревшись на Клотильду, я не сразу заметила, что мама стоит у двери и вопросительно смотрит на меня. Точнее, не вопросительно, а подозрительно. — Доченька, тебе не плохо? — Нет, а что? — Точно нет? — прищурилась мама. — Ну, значит, у тебя какие-то дела, о которых ты мне, разумеется, опять не расскажешь. — А это ты с чего взяла? — прищурилась я. — А вот с чего, — принялась перечислять мама. — Два дня, точнее, две ночи подряд ты возвращаешься домой после двенадцати, хотя я знаю, что твои друзья расходятся гораздо раньше. Потом, эта старушка, которую ты нашла за грудами мусора на пустыре, — сомневаюсь, что ты просто так там гуляла. И наконец, сегодня ты встала рано, и это учитывая, во сколько мы вчера легли! Последнему факту есть только два объяснения: либо тебе нездоровится, либо у тебя есть какое-то важное дело. Первый вариант ты отрицаешь… — И что? — хмуро спросила я. — Ну, раз не отвергаешь второй, значит, он верен. Уф, а я уж испугалась, что ты заболела! — с облегчением вздохнула мама. Я только криво улыбнулась. Знала бы ты, мамочка, чего на самом деле стоит бояться! — Так вот, — продолжала она. — Я не собираюсь вмешиваться, но, может быть, могу тебе чем-нибудь помочь? — А не могла бы ты попросить, чтобы мне разрешили встретиться со вчерашней старушкой в больнице? — молниеносно среагировала я. — Увы, нет. Если врачи не разрешают, значит, делать этого не стоит. Ты, как я понимаю, желаешь у этой старушки что-то спросить? Или сообщить? — Спросить. — Может быть, есть другой способ получить ответ на твой вопрос? Я призадумалась. М-да, в проницательности маме не откажешь, вероятно, она действительно способна помочь? — Слушай, мама, можно ли как-нибудь узнать о прошлом нашего города? Я искала вчера у Лильки в Интернете, но там только про центр, дворцы и памятники архитектуры… — Понятно, а тебя интересуют окраины и лачуги? — Да! — Что ж, это сложная задача. Хотя… Итак, прошлое? Я кивнула. — Сейчас, погоди… Мама вышла в кухню и позвонила кому-то по мобильнику. — Алло. Ирочка, привет, ты на работе?.. Вот и хорошо!.. — донесся до меня ее голос. Минут через десять мама вернулась в мою комнату. — Собирайся и поезжай. — Куда? — Моя подруга Ира, для тебя — Ирина Максимовна, работает в центральной городской библиотеке. Вход по читательским билетам, но она тебя пропустит. Там имеются подшивки разных газет за двадцатый век, есть и более ранние. Город наш, если ты не знала, молодой, ему и двух столетий еще нет, это он сейчас так разросся, а начинался с рабочих поселков, и в местных газетах обязательно должны были рассказывать о строительстве новых районов. То, что сейчас называют лачугами, прежде могло считаться хорошим жильем… Ирина Максимовна оказалась милой общительной женщиной. Поведав, какая умничка Настя, то есть моя мама, и как хорошо, что сегодня нет начальства, она проводила меня в библиотечное хранилище. — Вот, пожалуйста. Подшивки всех газет, по годам рассортированы. Просьба обращаться аккуратно. Если буду нужна — я в читальном зале. — Ого! Сказать, что газет было много — значит ничего не сказать. Ими были заполнены несколько стеллажей высотой чуть ли не до потолка. И это все мне предстояло перерыть! Хорошо хоть условия для работы имелись. У входа стоял стол с несколькими стульями, над которым горела лампочка, а ряды стеллажей терялись в полумраке огромного помещения без окон. Немного постояв в раздумье, я решила, что просматривать нужно далеко не все. Архиповна упомянула войну, стало быть, потребуются газеты довоенные. Спортивные и детские издания пропускаем сразу, да и то, что издавалось по всему Союзу, тоже не стоит пока трогать. Итак, меня интересуют местные газеты, лучше всего районные. Я сходила в читальный зал и уточнила у Ирины Максимовны, как они называются. Она написала на листке пять названий, и я взялась за дело. Уже через полчаса у меня зарябило в глазах. Если хотя бы примерно знаешь, что искать, то глаз зацепится за нужное слово. А тут — все эти ударные стройки, съезды, пленумы… Муть! Открылась дверь, и на пороге появилась Ирина Максимовна: — Ника, к тебе помощники пришли. Она посторонилась, и в комнату вошли Стас, Егор и Лиля с Таней. — Только, пожалуйста, не шуметь и обращаться с изданиями бережно, — предупредила Ирина Максимовна и вышла. — Ребята, какими судьбами? — удивилась я. — И где Колька? — Он не пошел с нами, дома остался, — ответил Егор. — Предпочел общение со своим дедушкой. — Его не положили в больницу? — осведомилась я. — Нет, сейчас же выходные, в понедельник собираются. — У меня такое ощущение, что он вообще из дома побоялся выйти, — откровенно призналась Лиля. — Выглядел каким-то отстраненным и замученным. Знаешь, мы поняли, что были не правы насчет всех этих ужасов… — И решили тебе помочь, — продолжил Стас. — А то ты одна над этим бьешься, а мы словно одолжение делаем. — Дошло наконец, — буркнула я. Неожиданно я осознала, что сейчас совершенно не смущаюсь, разговаривая со Стасом. А еще пару дней назад начала бы краснеть и лепетать какую-нибудь чушь… — От помощи не откажусь, видите, сколько нужно перелопатить, — нарочито небрежно кивнула я на стеллажи. Полюбовалась произведенным эффектом и спросила: — А как вы меня нашли? — Мы пришли к тебе домой, и твоя мама сказала, что ты в библиотеке. Спросила, не хотим ли мы тебе помочь, и когда мы согласились, она позвонила и договорилась, что нас сюда пустят, — ответил Стас. Ах, каким было бы счастьем, если бы он сам пришел ко мне в гости пару дней назад… А теперь я восприняла этот факт почти без эмоций, занятая совершенно другими мыслями. — Не будем терять время даром, — заявил Егор и взял с полки первую попавшуюся подшивку. — Как я понимаю, надо искать информацию о каком-то бараке, в котором… — В котором совершались преступления, — договорила Таня. — Значит, ищем все, что касается криминала, причем в довоенных или военной поры газетах, — сказала я. — И в первую очередь в местных изданиях. Егор, положи эту подшивку на место, в «Мурзилке» ты точно ничего не найдешь. Егор посмотрел на то, что держал в руках, хихикнул и положил на полку. Мы распределили объем работы между собой и взялись за дело. Спустя полчаса молчаливой и напряженной работы Стас подал голос: — Ну как, никто ничего не нашел? — Нашел криминала — валом! — проворчал Егор. — Антиобщественные элементы, враги народа, троцкисты какие-то. А еще кулаки, занимавшиеся вредительством и воровавшие зерно с колхозных полей после уборки урожая… — От голода люди уцелевшие колоски собирали, если перевести на нормальный язык, — прокомментировала Таня. — Да, много тут интересного. Но того, что надо, я не нашла. — Я нашла, — тихо сказала Лиля. Когда мы все повернулись к ней, она смущенно продолжила: — Конечно, не совсем то, что мы искали, но, может быть, и это пригодится. Вот. Она раскрыла пожелтевший «Кировский вестник» на середине и стала вслух читать статью. В характерной манере того времени статья повествовала о борьбе с пережитками буржуазного общества и такими недопустимыми явлениями, как пьянство, воровство, тунеядство. — И что? — перебил ее Стас. — Я нашел кучу таких статей, но не читать же их все до конца! — А я вот читаю, — возразила Лиля. — Здесь говорится о необходимости сноса стихийных поселков, в которых находят приют воры, бандиты и прочий сброд. И приведен такой пример: «Особенно это касается так называемой «нахаловки», поселка, который находится на южной окраине города, возле Сиротинского кладбища и базара, стихийно образовавшись неподалеку от барака бывшего царского рудника. Наша газета уже писала о том, как в этом поселке был выявлен и обезврежен воровской притон. Нельзя допускать, чтобы в нашем районе процветали уголовные и антисоветские элементы! Руководство планирует в следующем году ликвидировать стихийный поселок…» Ну, дальше уже к делу не относится. — А с чего ты взяла, что это относится? — пожал плечами Егор. — Тебе компас подарить? — вспыхнула Лиля. — Мы живем как раз на южной окраине Кировского района в частности и города вообще! Разумеется, упомянутый тут поселок до наших дней не дожил, зато кладбище мы своими глазами видели. Спорю на что угодно, это и есть то самое, Сиротинское! — Интересно! — загорелись глаза у Егора. Он взял газету: — Еще упоминаются базар и какой-то царский рудник… — Был и базар, — тихо и зло сказала Таня Незванова. — Такой же стихийный, как и этот проклятый поселок! И такой же криминальный. — Не понял, чем вызван такой гнев? — прищурился Стас. — Давай, Тань, колись, что ты об этом знаешь? — Прабабушка рассказывала. Там не только обворовать, там и убить могли. Наверняка из того же поселка «специалисты» и действовали. Мой прадедушка еще до войны на этот базар пошел и пропал без вести. Прабабушка всю жизнь по нему горевала… — А ты-то почему нервничаешь? — пожал плечами Егор. — Ты не знал мою прабабушку! Она была добрым, мягким человеком, все ее любили, и мне всегда становилось так жалко, когда она плакала! Она говорила, что с тех пор часто слышала во сне голос любимого, который твердил, что он в беде, и звал на помощь. — Таня смахнула выступившие слезы и сказала уже спокойно: — По словам прабабушки, этот базар находился там, где сейчас новостройки. Его убрали перед самой войной. — А поселок? — спросила я. — Вот насчет поселка не знаю. — Значит, ищем дальше, — вынес вердикт Стас. — У меня уже голова кругом идет от этих газет, — признался Егор. — Все эти давно минувшие события, фотографии людей, которые уже умерли… — А я, наоборот, люблю прикоснуться к истории, — улыбнулась Лиля. — Эти люди, может, и умерли давно, а на фотографиях навсегда остались живыми и улыбающимися, они смотрят на меня из прошлого, и я будто знакомлюсь с ними. А события тоже интересные, я тут о многом прочитала. В общем, я рада, что сюда попала. — Я тоже, — подхватил Стас. — Ведь как бывает — произойдет какое-нибудь событие, незначительное, ерунда, пройдет и забудется. А через какое-то время, может быть, годы спустя, обнаруживаются его потрясающие последствия! Так что я люблю узнавать разные детали из прошлого, кто знает, вдруг пригодятся! — И мне интересно, — сказала Таня. — У меня такое ощущение, что наши предки — это наши корни, наше начало, а мы — вроде как продолжение. Иногда кажется, что во мне хранится их память. Фантазия, конечно, но все равно интересно узнавать о том, как жили люди когда-то. — Приятно такое слышать, молодые люди! — раздался вдруг от двери звучный мужской голос. Признаюсь, последние события изрядно расшатали мои нервы, так что я вскочила и резко развернулась, опрокинув стул. И напрасно, ничего страшного там не было. В дверях стоял благообразный пожилой мужчина в старомодных очках и улыбался приятной улыбкой. — Ой… Здравствуйте, — растерянно пробормотал Егор, а следом и мы все вразнобой поздоровались. — Простите, что прервал вашу беседу, — продолжил этот человек. — Но пришел я, похоже, как раз вовремя. «Вот уж не было печали, — подумала я. — Начнет сейчас мозги компостировать!» — Давайте познакомимся: меня зовут Александр Генрихович, я историк-краевед, — церемонно представился он. — Я нередко захожу сюда поработать с историческими материалами, и вы, как мне кажется, тоже интересуетесь прошлым родного края. — В общем-то, да, — за всех ответил Егор. — Великолепно! Может быть, я могу помочь вам в ваших поисках? Что вы тут изучаете? О, тридцатые годы! Замечательная была пора! — мечтательно протянул Александр Генрихович. — Хоть и называют их мрачными временами, но нельзя отрицать очевидного — тогда наш город строился и ширился! В бедных рабочих поселках, где прежде процветали антисанитария и пьянство, появились больницы, электричество, водопровод, кинотеатры. А со временем эти поселки, деревеньки и хутора сливались в новые районы нашего ныне большого и славного города! Он увлеченно рассказал пару интересных историй. Одну о том, как у некоего начальника конфисковали дачу, и это прекрасное здание стало лучшим в городе детским садом. А еще о старенькой, затрапезного вида больничке, которая за свою жизнь успела поочередно побывать жандармерией, военным госпиталем, складом, приютом для беспризорников, больницей, немецкой комендатурой, потом опять военным госпиталем, школой и снова больницей. — Ничего себе! — присвистнула Лиля. — Надо же было весь этот список запомнить! — Вы ничего не пропустили? — улыбнулся Стас. — Нет, молодой человек, — с достоинством ответил Александр Генрихович. — Я знаю о нашем городе много такого, чего вам больше не расскажет никто. Но, возможно, вас интересует что-то конкретное? — Интересует! — сказала Таня. — Поселок Нахаловка и весь криминал, с ним связанный! Ученый рассмеялся: — «Нахаловками», деточка, или «шанхаями», называли в народе все стихийные поселки из землянок и хибар, населенные разным сбродом. На территории нашего города их существовало десятка два, не меньше. И уж криминала там было!.. — Нас интересует поселок, о котором говорится вот здесь, — Стас подал Александру Генриховичу газету. Тот бегло просмотрел статью. — О-о, так вот вы до чего, оказывается, докопались, — он нахмурился и окинул нас пристальным взглядом. — Не думал я, не гадал, что кто-то вспомнит эти давно минувшие события… Да, ребятки, я об этом деле знаю достаточно. Достаточно, чтобы не болтать о нем зря. Поверьте, есть вещи, о которых лучше не знать. Это как раз тот случай, когда любопытство может погубить. Давайте я вам лучше расскажу о чем-нибудь другом, я знаю массу интересного… — Расскажите нам, пожалуйста, об этом поселке, — твердо попросила я. — Это для нас очень важно! — Разумеется, в случае моего отказа вы будете искать другие источники информации? — осведомился ученый. — А кто ищет, тот, как известно, рискует найти. Правильно? Мы, не сговариваясь, кивнули. — Ну что ж, я вас честно предупредил. Но раз вы настаиваете, то я, так уж и быть, открою вам то, что знаю. О руднике, о бараке, о зловещей дате и об одной премерзкой особе… Но — не здесь и не сейчас. Сегодня вечером, в семнадцать тридцать, я жду вас всех у себя дома, — с этими словами Александр Генрихович написал на листке адрес и положил на стол перед нами. — Да это же наш микрорайон! — воскликнул Егор Рюшин. — Мы соседи! — Тем лучше, — улыбнулся ученый. — Ну что же, тогда нам и рыться тут больше не надо! Мы сложили подшивки на место, попрощались и ушли, а Александр Генрихович остался в хранилище, занятый своими делами. — Классно! — воскликнул Стас, едва мы оказались на улице. — Это называется — повезло! — Подозрительный он какой-то, — вслух подумала я. — И вообще все это подозрительно. Что-то мне сегодня все, словно сговорившись, жаждут помочь. — Да ладно, что в нем подозрительного? — отмахнулась Лиля. — По-моему, милый старичок. Нам действительно повезло. Конечно, у меня оставались сомнения. Слишком уж удачно мы встретились с этим знатоком, и это настораживало: вдруг тут кроется обман или ловушка? Но выбирать не приходилось. «К тому же мы придем всей компанией — чего нам бояться? — подумала я. — На всякий случай я оставлю маме адрес, куда иду». Мы вышли из маршрутки и договорились встретиться в пять вечера здесь же, на остановке, после чего пошли по домам. Большинство ребят жили в новостройках, одной мне нужно было перейти дорогу и углубиться в старые кварталы. Но я по школьной привычке проводила Лилю до дома и только после этого пошла к трассе. Я шла и думала о наших проблемах. Сначала Наташка, теперь вот Колька… нет, сначала был Танин прадедушка с похожими обстоятельствами и неизвестно кто еще. Мы, получается, пренебрегли советом Вилора, и чего теперь ожидать? Но, с другой стороны — что же нам, запереться по домам и жить затворниками? А со школой что сделать? Я, как и всякая ученица, школу, мягко говоря, недолюбливаю. Но все же предпочту посещать ее, родимую, а не сидеть в четырех стенах, боясь выйти на улицу, потому что из толпы прохожих может вынырнуть мерзкая бабка… Я окинула взглядом этих самых прохожих и увидела… Нет, не зловещую старуху. Красавчик Лешенька шел навстречу собственной персоной! Правда, он был далеко и еще не видел меня. А одет-то! Скромненькие джинсики — и это на Лешеньке! Черная куртка с надвинутым на глаза капюшоном! Куда поклонницы смотрят?! Темные очки… Ну, это как раз неудивительно. Надеется, что я его не узнаю? Ага, размечтался! Чтобы быть неузнанным, ты бы, голубчик, сменил свои попугайские кроссовки! «Отвернуться, что ли, типа, не заметила? Да, наверное». Поздно. Он уже увидел, что я на него смотрю. И, не надеясь на свою маскировку, бросился в сторону, пересек газон, прыгнул через невысокое ограждение и побежал вдоль торцевой стены девятиэтажного дома, в котором жила Лилька. Немного не добежав до угла, Лешенька оглянулся и, видя, что я не собираюсь его преследовать, крикнул: — Дура черноротая! После чего гордо свернул за угол. Гнаться за ним я не собиралась, но тут мне в голову пришла одна идейка. Дело в том, что Лилькин дом был большой полукруглой «китайской стеной», и я знала тайну одного из его подъездов. И, пока Лешенька шествовал (или бежал, не знаю) с внешней стороны здания, я бодрым марш-броском миновала внутреннюю и нырнула в тот самый подъезд, благо я знала цифры кода. Еще бы мне их не знать, если это как раз Лилькин подъезд! Да-да, вы угадали, подъезд был сквозным. Я вышла с другой стороны и притаилась за ажурной беседкой детской площадки. А вот и Лешенька. Бежит все-таки, да прямиком ко мне. Двигается неспешно, в этакой вычурной манере, имитируя движения древнегреческих атлетов, старательно обходя многочисленные лужи… — Лешенька, — вкрадчиво сказала я, ангелом смерти материализуясь из-за беседки, — от судьбы не уйдешь. Ему бы проскочить мимо и бежать себе дальше, не стала бы я за ним гнаться. Но он от неожиданности так затормозил своими попугайскими кроссовками, что, ей-богу, даже дымом запахло, и резко развернулся, чтобы удрать в обратном направлении. «Счастливого пути», — подумала я и мощным пинком придала Лешеньке такого ускорения, что он растянулся на тротуаре. Правда, тут же торопливо вскочил и убежал, даже никак меня напоследок не назвав. Интересно, что ему в нашем районе нужно? Глава V О руднике, бараке и зловещей дате В пять вечера все как штык стояли на остановке. — Я хотел Кольку с нами позвать, а он не пошел, — сказал Егор. — Правильно сделал, — ответила Таня. — Пусть дома сидит, раз такое дело. — Ой, народ, что я сегодня видела! — воскликнула Лилька, когда мы направлялись к дому ученого, находящемуся недалеко от нашей школы. — Пришла, значит, я из библиотеки, через несколько минут вижу в окно — бежит вдоль нашего дома какой-то спортсмен-любитель. Ну, пусть бежит, мне-то что. Вдруг из моего подъезда выруливает Ника Черная прямиком наперерез бегуну да как пнет его, он аж растянулся на дорожке! Я думала, он сдачи ей даст, а он вскочил и убежал прямо по лужам — шлеп-шлеп-шлеп! А она ему вслед: счастливого пути! Ага, значит, я свое пожелание все же высказала вслух, глядя, как этот урод скачет по лужам. А он-то сначала так старался, эти лужи обходя, чтобы штаны не забрызгать! Но после знакомства с моей кроссовкой и тротуаром терять ему было уже нечего. Пришлось рассказать ребятам, кто такой Лешенька и за что я с ним, бедненьким, так жестоко поступила. Хохотали всю оставшуюся дорогу… Александр Генрихович встретил нас приветливо и, как мне показалось, был доволен самим фактом нашего визита. Мы поздоровались и представились, и он провел нас на большую сверкающую кухню, где уже дымился крепкий чай. После чаепития все перешли в гостиную. Это была настоящая квартира ученого: многочисленные полки с книгами, стопки папок, картины на стенах — красивые, в богатых золоченых рамах, на которых были запечатлены какие-то неизвестные мне исторические сюжеты. Окно было завешено тяжелыми коричневыми портьерами, такие же портьеры закрывали две двери напротив окна. Мы уселись на диван и уставились на Александра Генриховича в немом ожидании. — Да, ребятки, дал я маху, — задумчиво проговорил он. — Если хочешь, чтобы что-то было сделано, запрети детям это делать. А если хочешь подогреть их интерес к знаниям — дай понять, что эти знания опасны. — Совершенно верно! — не утерпела я. — Ну что ж, я вас предупредил. Скажите, молодые люди, верите ли вы в сверхъестественное? — Да так себе. — Ну… может быть, что-то и есть такое. — Не знаю, как-то не очень… Так отвечали ребята, а я промолчала. После случившегося поневоле пришлось поверить, но рассказывать об этом я не собиралась. — Значит, скорее не верите, чем верите. Что ж, это здравый подход. По крайней мере, пока лично с подобным не столкнетесь. И Александр Генрихович принялся рассказывать. Правда, рассказ его звучал местами занудно, с разными историческими отступлениями и не слишком понятными терминами, поэтому я постараюсь передать его суть покороче. До революции недалеко от Сиротинского кладбища располагался угольный рудник. И вот однажды, прокладывая под землей очередной тоннель, рабочие наткнулись на большое подземное помещение, стены которого были сложены из каменных плит. Шахтеры пробили одну из них и проникли внутрь. Вдоль стены стоял ряд длинных каменных ящиков, покрытых непонятными письменами. Рабочие отодвинули крышку с одного из ящиков, надеясь найти сокровища. Но то, что они там увидели, повергло их в ужас. Каменные ящики на самом деле были гробами, но в них лежали не просто скелеты. Там оказались отлично сохранившиеся мумии, глаза которых были открыты и казались живыми. Кроме того, вид они имели весьма странный… В общем, в тот день работа в руднике была сорвана из-за немалого переполоха. — Любознательный владелец рудника дал знать о своей находке, и из столицы прибыла группа ученых, — продолжал Александр Генрихович, — которые были шокированы не меньше шахтеров. Конечно, их поразило отличное состояние останков, таких живых глаз у мумий просто не бывает. Но не меньшей странностью был маленький рост мумий — около метра. Причем ни детьми, ни лилипутами, ни какими-нибудь африканскими пигмеями эти мертвецы не были. Это было… нечто странное, какой-то особый вид, жаль, фотографий не сделали, поэтому я не могу описать подробнее этих… эти существа. Ни с чем подобным наука до тех пор не сталкивалась. Начать уже с того, что долго не могли выяснить, какой век и какой народ в данном случае имели место быть, потому что в захоронении не наблюдалось никаких атрибутов — ни оружия, ни керамики, даже одежда на существах сохранилась очень плохо. А подземное помещение напоминало не могилу или склеп, а скорее большой зал с высокими каменными потолками, очень хорошо укрепленными. В одной из стен имелась массивная металлическая дверь. Правда, ее так и не открыли, она была заперта снаружи. Выручили ученых найденные на стенах и каменных гробах письмена, они оказались рунами, которыми пользовались древние германцы в самом начале нашей эры — век приблизительно второй или третий. — А они что, бывали здесь? — удивилась я. По моим представлениям, германцы должны были жить в Германии. — Жаль, что вы этого не знаете, молодые люди! — глаза Александра Генриховича загорелись. — Они не только бывали здесь, но и основали великое и славное государство… Лилька больно наступила мне на левую ногу, а справа я получила толчок локтем от Тани. Они были правы: теперь нам предстояло выслушивать лекцию по истории! Впрочем, ученый заметил эти ноты протеста: — Ладно, не буду отвлекаться. Но все же я хочу, чтобы вы об этом знали, поэтому пообещайте мне, что позже мы вернемся к исторической теме. Мы, разумеется, пообещали, и он продолжил: — Так вот. Ученые скопировали письмена, и было решено пару мумий увезти в столицу для подробного изучения. Но когда одну из них подняли наверх, она странным образом рассыпалась прахом. Рабочих это повергло в шок, кто-то из них тут же начал вопить об упырях… Так ученые и уехали ни с чем, увезя с собой лишь один из каменных ящиков да скопированные письмена. Дыру в стене заложили камнем, тоннель завалили, и все вздохнули спокойно. Несколько десятилетий о странной находке никто не вспоминал. Но незадолго до революции к владельцу рудника явились трое господ. Назвавшись учеными, они попросили разрешения вновь получить доступ к захоронению. Но в этот раз владелец рудника, не желая лишних проблем, указал визитерам на дверь. — Однако эти трое и не подумали уезжать! — воскликнул Александр Генрихович. — Они поселились неподалеку и целыми днями занимались раскопками в степи вокруг рудника. Наверняка они искали вход в подземелье снаружи и, полагаю, все же нашли. Ученый замолчал, мы тоже молчали в ожидании. В наступившей тишине я услышала негромкий шорох за одной из портьер, скрывавших двери в другие комнаты. Отчего-то мне стало жутковато, но я одернула себя: наверное, там находится кто-то из домочадцев или домашнее животное. Что за глупый испуг! Хозяин не беспокоится, значит, все в порядке. — И что было дальше? — подала голос Лилька. — А дальше была революция, за ней — Гражданская война, и тогда уже стало не до научных разработок. Но трое ученых не покинули эти места, они не собирались приносить науку в жертву войне. За что двое из них и поплатились — однажды одного из них нашли буквально растерзанным где-то неподалеку от рудника, а второй исчез бесследно. Это никого не удивило — война есть война. Уцелел лишь самый младший из ученых. Вскоре обедневший рудник закрыли, а шахту засыпали. Бараки, в которых прежде жили рабочие с рудника, сгорели, только один чудом уцелел. Вокруг него настроили землянок, мазанок — словом, образовался стихийный поселок, так называемая «нахаловка», о которой вы говорили. И обитала там в основном публика, промышлявшая в те шальные годы воровством и грабежами. Опасным было это место, равно как и базар, столь же стихийно образовавшийся неподалеку. Там запросто могли не только обчистить карманы, но и лишить жизни. — Куда же милиция смотрела? — удивился Егор. — А у милиции, ребятки, в двадцатые годы и без того забот хватало, тут тогда такие банды орудовали! Так вот. Обитала в поселке, в том самом бараке, некая Фаина, такая милая старушка. Никто не знал, откуда она явилась, но все сошлись во мнении, что она явно «из бывших». — А это как? — полюбопытствовала Лилька. — Из бывших сословий, которых не стало после революции: дворяне, купцы, помещики… Эта женщина часто изображала нищенку, но хорошо сохранившаяся изящная фигура и манеры выдавали ее происхождение, — ученый немного помолчал, словно вспоминая. — Это была страшная женщина. Она не знала милосердия и не брезговала ничем, что приносило прибыль. Она могла мошенничать, изображая из себя приличную даму, а могла шарить по карманам или попрошайничать на рынке в лохмотьях, прихватив с собой для убедительности какого-нибудь ребенка… — Ребенка?! — подскочила я, но тут же выкрутилась: — У нее что, было много детей? — После Гражданской войны было много сирот, — пояснил Александр Генрихович. — Они нередко попадали в лапы к подобным Фаинам, которые заставляли их воровать или просить милостыню… — Ужас! — воскликнули разом трое ребят. — Не то слово, — искренне согласился ученый. — И это далеко не весь список ее преступлений. Картежные игры, перепродажа краденого, об остальном лучше не говорить. В бараке жило немало народа, но фактической хозяйкой была Фаина. Эта женщина льстиво улыбалась, сладко говорила, но горе было тому, кто ей верил… Говорят, Фаины боялись даже уголовники. И вот к этой-то особе обратился в начале двадцатых годов молодой ученый, единственный уцелевший. Как он сумел с ней договориться — неизвестно, но старуха предоставила ему помещение для научных изысканий, выгнав из половины барака его обитателей и отгородив ее стенкой. За этой стенкой через некоторое время стало твориться что-то странное. Днем в бараке стояла тишина, а ночью его окна озарялись слабым светом, в них мелькали многочисленные тени, слышались какие-то странные звуки… В конце концов остальные жильцы разбежались кто куда, и барак остался полностью во владении Фаины и ее квартиранта. Шли годы. Барак приобрел недобрую славу. Однажды Фаина зачем-то позвала к себе с десяток бродяг-гробокопателей, пообещав им хороший заработок. Они пришли, и с тех пор их больше не видели. Но спрашивать о чем-то Фаину никто, разумеется, не рискнул. И вот однажды — было это июльской ночью сорокового года — случилось жуткое событие, очень сильно напугавшее жителей поселка. Среди ночи, незадолго до рассвета, все они проснулись от непонятного гула и вибрации в воздухе, от которых закладывало уши. Люди выскакивали из своих жилищ на улицу и видели ужасающее зрелище: над зловещим бараком клубился странный светящийся туман, становясь то почти прозрачным, то багровым, то пугающе черным. Он порой сжимался, а порой разрастался на полнеба, так что казалось — он заполонит все окрестности. Синхронно с этим то стихал, то нарастал низкий монотонный гул, почти на грани слышимости. Казалось, пространство кривится и корчится в этом тумане, и земля стонет от такого святотатства. Потом все накрыла кромешная тьма, без единого лучика света, гул стал чудовищно громким, и дальше мало кто что запомнил. Скорее всего, люди теряли сознание… — Прошу прощения, Александр Генрихович, — вклинился Стас. — Вы так рассказываете, как будто сами видели. — Видеть не видел, — улыбнулся тот. — Но в молодости, лежа в больнице, имел разговор с одним стариком, который жаждал кому-нибудь излить душу. Этим кем-то оказался я. История, конечно, вызывала сомнения, но заинтересовала меня, и я решил проверить данные. Пришлось правдами и неправдами добраться до милицейских архивов, потом я нашел нескольких живых свидетелей… Так вот, ребятки, это такая же правда, как то, что я сейчас с вами говорю! Искреннему тону Александра Генриховича трудно было не поверить. Кроме того, про туман я и без того кое-что знала. — И что, все умерли? — подала голос Таня. — Наверное, был переполох на весь город! — Нет, Танечка, никто не умер. И переполоха тоже не было. Поселок-то на отшибе стоял, город тогда еще сюда не дотянулся. И вообще, о произошедшем старались не болтать. Но последовало продолжение событий: в окрестностях стали пропадать люди. Собственно, такое там и раньше случалось, поселок-то криминальный… Но тут за месяц исчезло больше двух десятков человек, и почти обо всех одна и та же информация: ушел на базар и не вернулся. Я покосилась на Таню. Смертельно бледная, она смотрела на ученого, не мигая. А он продолжал: — Вот тогда за этот рассадник преступности взялись всерьез. Пропавших так и не нашли, но выяснили: все следы ведут к бараку. Однажды ночью его окружили сотрудники милиции и уже хотели ворваться внутрь, но вдруг дверь распахнулась, и на пороге предстал тот самый ученый. Он выглядел жутко: кожа его была неестественно белой, а глаза горели дьявольским огнем, и в них светились красные искры. — О, что я вижу — за мной, наконец, пришли! — его голос был каким-то неестественным, в нем не было и тени страха, слова звучали глумливо. — Глупые людишки! Вы не сможете причинить мне никакого вреда, потому что я — я! — совершил великое открытие, которое изменит мир, я нашел ключ к бессмертию! Я открыл проход в такие глубины, которые вам и не снились, жалкие вы ничтожества! Но раз уж пришли, то заходите, полюбуйтесь на то, что мне теперь подвластно. Он отступил внутрь, словно приглашая гостей войти. Все дальнейшее случилось молниеносно. Два милиционера ворвались в барак первыми, остальные замешкались, что их и спасло. Неожиданно обстановка внутри стала меняться, деревянный пол, закопченные стены — все поплыло, искривилось, как смятая картинка, и через несколько секунд перед глазами оторопевших милиционеров предстало совсем другое зрелище: прямо перед ними разверзлась бездонная пропасть, в которой клубился туман. Волну ужаса, исходящую оттуда, ощутили все. По другую сторону провала стоял ученый, пренебрежительно ухмыляясь, а за его спиной… За его спиной милиционеры увидели ряд лежащих человеческих тел, принадлежавших мужчинам, женщинам, подросткам… Один из милиционеров впоследствии уверял, что двое или трое из них смотрели на него живыми глазами… Пройти в это логово было невозможно, и в ученого несколько раз выстрелили. Но он продолжал стоять и улыбаться — похоже, пули то ли не причиняли ему никакого вреда, то ли вовсе не долетали… А потом он взмахнул рукой, и воздух завибрировал, исполняясь необъяснимой угрозы… Милиционеры отступили. Они увидели, как окна барака загорелись ярким светом, а потом вдруг погасли, и воцарилась тишина. Было непонятно, что случилось с их товарищами, которые вбежали внутрь. Поэтому, выждав какое-то время, милиционеры решили пойти на переговоры. Они распахнули дверь, входить, разумеется, никто не стал, и посветили фонариками. Но говорить было не с кем: перед ошеломленными стражами порядка предстал обыкновенный захламленный барак. В нем не было ни души, и от зловещей ямы тоже не осталось и следа. Обыск ничего не дал, и некоторые заговорили о дьявольщине. «Глупости! — заявил капитан, руководивший операцией. — Наверняка этот ученый спрятался где-то в тайнике, сейчас мы его выкурим». Хлам посреди барака сгребли в кучу и подожгли. Милиционеры вышли наружу и окружили здание, готовые схватить любого, кто выскочит из огня. Однако то, что случилось дальше, назвал дьявольщиной даже этот суровый капитан. Огонь еще не успел охватить барак, как вдруг земля под ногами затряслась, ночную темноту озарила ярчайшая вспышка, на миг всех ослепившая, а где-то поблизости раздался истошный женский крик, тут же резко оборвавшийся. Когда к людям вернулось зрение, оказалось, что ни огня, ни дыма больше нет, а здание медленно окутывает белесый, слегка светящийся в темноте туман. Земля под ногами дрожала, милиционеры, шатаясь и спотыкаясь, отходили подальше от страшного барака — и вовремя. В считаные минуты не стало видно ни стен, ни крыши, остался только огромный кокон из белесого тумана, который колыхался, клубился и разрастался. Потом он побагровел, почернел и слился с ночной темнотой, а милиционеры услышали голос. Это был негромкий, казалось бы, шепот, который тем не менее услышали все: «Что, испугались, жалкие людишки? Неужели вы возомнили, что сможете чем-то помешать мне! Но ваша дерзость заслуживает наказания, и вы будете наказаны. Нет, я не стану убивать вас сейчас — живите, ничтожества, и бойтесь. Сегодня, помнится, тридцать первое августа? Последний день лета… Ну что же, значит, для каждого из вас он рано или поздно станет последним. Черная дата, которая навсегда страшным проклятием нависнет над этим местом и над вами, — тридцать первое августа!» Шепот смолк, и люди очнулись. Повернулись к бараку… Барака не было. Не было и места, где он мог бы стоять — был поселок, и было кладбище вплотную к нему, а того участка между ними, где прежде стоял барак, как не бывало… Не знаю, что они доложили своему начальству, но в считаные дни были уничтожены и базар, и поселок. Жителей поселка расселили. Двух пропавших милиционеров так и не нашли, а вскоре началась война… — А как же Фаина, что с ней стало? — вспомнила Лилька. — Еще одна загадка. Исчез барак, исчезла и Фаина. Милиционеры предположили, что услышанный ими женский крик был издан ею. Из этого сделали вывод, что Фаина тоже стала жертвой преступника. Уж о ней-то никто не жалел, все только вздохнули с облегчением. Но после этого о Фаине стали ходить страшные истории, находились люди, которые ее якобы видели то здесь, то там, причем это длилось едва ли не до перестройки! — А что это были за истории? — полюбопытствовал Егор. Ученый тяжело вздохнул: — Ну, какие бывают страшилки? Про злую бабку, которая детей ворует и ест, про упыриху, восставшую из могилы, про ведьму, встреча с которой сулит смерть… Но это только истории, подтверждение отсутствует. Ох, ребятки, знали бы вы, скольких людей мне пришлось разговорить, чтобы выведать подробности! Старик, рассказавший мне эту историю, был одним из тех милиционеров. Он считал, что скоро умрет, говорил о существующем проклятии. Говорил, что он последний из оставшихся свидетелей, что все его товарищи, которые заходили в этот барак, мертвы, причем погибли они насильственной смертью — в разные годы, но одного и того же числа. — Тридцать первого августа, — выдохнул Егор. — Да. Потом меня выписали, а вскоре я решил пойти его проведать и узнал, что умер он тридцать первого августа. На какое-то время воцарилось молчание. Вид у Александра Генриховича был мрачный, казалось, он хочет еще что-то добавить, но не решается. — И все? — спросила я. — По-моему, тут нет ничего опасного. Когда-то что-то было, кстати, мало похожее на правду, но нам-то теперь чего бояться! Это была банальная провокация: если ученый еще что-то знает, то сейчас он это нам и выложит. Так и есть. Он вскинулся, нервно заходил по комнате. — Мало похожее на правду?! — его тон был не возмущенным, а скорее грустным. — Ах, дорого бы я дал, чтоб это не было правдой! Последняя фраза явно вырвалась непроизвольно. Мы уставились на него с любопытством. — Да, да, я в это верю! — воскликнул ученый. — Пришлось поверить, когда увидел своими глазами! — Что же вы увидели? — пискнула Таня. — Выслушав рассказ старика, я стал собирать информацию, расспрашивал свидетелей, копался в архивах. Это было нелегко, но во мне проснулся охотник: чем недоступнее добыча, тем она желаннее. Так вот… Лет тридцать назад это было. Я возвращался зимним вечером домой, и ко мне на улице подошел какой-то человек. Спросил, не я ли интересуюсь историей царского рудника. Говорю — я. Он тогда предложил мне пройти с ним, есть-де интересная информация, и я, как последний болван, пошел, даже не спросив, откуда он обо мне узнал. Мы перешли дорогу — тогда здесь еще не было этих девятиэтажек, только голая степь, — и я увидел невысокое деревянное строение. Незнакомец подошел к нему, распахнул низкую деревянную дверь и говорит: «Милости прошу, господин ученый! Сегодня вы узнаете об интересующем вас вопросе все!» Вы, наверное, этого не знаете… В советские времена обращение «господин» было, мягко говоря, не принято, и я, советский человек, сразу насторожился. Окинул взглядом строение и стоявшего у двери незнакомца… и внезапно все понял. Да, передо мной был старый деревянный барак, каких к тому времени уже не осталось в городе, а этот человек… О, лучше бы я его не видел! Он преображался на глазах — стал заметно старше, крупнее, а его демоническое лицо с бледной кожей и горящими красноватым светом глазами повергло меня в дрожь. А внутри, за черным проемом двери, я заметил какое-то шевеление… В испуге я оглянулся вокруг — нигде не было ни души, некого было позвать на помощь. Я хотел броситься бежать, но неожиданно понял, что не владею своим телом, и вместо бегства, послушный чьей-то чужой воле, сделал шаг к двери. Никогда не забуду этого ужаса! Ученый немного помолчал, все так же нервно расхаживая по комнате. За портьерой снова раздался какой-то шорох и несколько тихих шажков. — Я не помню, что было дальше и как я оттуда выбрался. Помню только, как уже шел домой в темноте. — Главное, что все хорошо закончилось и с вами ничего не случилось, — сделал вывод Стас. — Не случилось? — задумчиво переспросил ученый. — А вот в этом я не уверен. — Как?! — Я же вам сказал: не помню, как оттуда выбрался! Понимаете, я не помню целого отрезка своей жизни! А значит, в течение этого времени со мной могло случиться что угодно. — Но ведь вы остались живы и здоровы? — Это да, но… — Что? — загорелись наши глаза любопытством. — А то, что с тех пор такие кратковременные провалы в памяти стали повторяться. Порой я оказываюсь в каком-нибудь неожиданном для себя месте и совершенно не помню, как и зачем туда попал. Причем не просто попал, а читал там какие-то книги или еще что-нибудь делал, о чем опять же совершенно не помню. И обязательно — обязательно! — я там что-то конспектирую или покупаю, а куда потом деваются эти конспекты и купленные предметы — опять же, не помню. Кроме того… В общем, я давно уже пришел к выводу: с того самого случая я живу какой-то не совсем своей жизнью. Мне порой словно кто-то диктует, что я должен делать и чего хотеть. Это сложно объяснить, а еще сложнее этому сопротивляться. Я даже к врачам обращался, но никаких отклонений у меня не нашли. Сказали: с моей психикой и памятью можно в космос летать. Кстати, в библиотеке, где мы с вами встретились, я тоже не помню, как очутился. Так что сами видите — интерес к некоторым вещам чреват последствиями. Думаю, я рассказал достаточно, чтобы вы поставили для себя крест на этой теме. А на будущее знайте — если вы интересуетесь запредельным, то может статься… вами тоже заинтересуются. Вот на такой жутковатой ноте и был окончен рассказ. Мы вежливо поблагодарили Александра Генриховича, девчонки заверили его, что обязательно внимут разумному совету, и все направились в прихожую. — Да, а вы собирались нам еще что-то на историческую тему рассказать? — напомнила Таня. Ребята, как ни странно, закивали. Они что, правда историей заинтересовались? Хм… Впрочем, не хотелось обижать милого старичка, и я тоже кивнула. — Конечно-конечно! — сразу просветлел лицом ученый. — Заходите ко мне завтра, примерно в это же время. Глава VI Забытая страница истории На улице стояла темень и моросил дождичек. Ребята раскрыли два зонта, нахлобучили капюшоны и медленно побрели по тротуару. — Народ, а вы уверены, что у него все в порядке с головой? — первым заговорил Егор. — Уверены! — отрезала Таня. — По крайней мере, в рассказанное им я верю. — Да, вот это Наташка влипла, — задумчиво протянул Стас. — И Колька… — Как бы мы все не влипли! — мрачно сказал Егор. — С этими расследованиями… Ребята обсуждали услышанное, а я шла сзади, не вмешиваясь в разговор. Зонта у меня не было, да и не люблю я их — капюшон надела, и достаточно. Мне даже нравится немного намокнуть под таким дождиком, а потом с наслаждением обсыхать в теплой уютной квартире. Не простудилась, кстати, из-за этого ни разу. Мысли, конечно, были невеселыми. Выходит, опасность грозит в первую очередь тем, кто пытается приблизиться к этой тайне, это же мне пытался втолковать и Вилор, а я, вместо того чтобы внять его совету, веду активные поиски и уже дважды едва не влипла… И кто теперь скажет, за каким углом меня подстерегает опасность? Я огляделась по сторонам. Кроме нас, вокруг не было ни души. Что и говорить — окраина. В эту пору прохожие здесь редки, а уж в такую погоду — и вовсе никого. Вдруг мой взгляд выхватил из темноты стоящую у стены дома черную фигуру, буквально в нескольких метрах от меня. Это был явно не случайный прохожий, я ощутила на себе его внимательный взгляд. Кто это?! Страх полоснул по моим напряженным нервам, я открыла было рот, чтобы окликнуть приятелей… но тут же закрыла его и для верности зажала ладонью, так и не издав ни звука. Притормозив, я дождалась, пока ребята отойдут подальше, и только тогда выдохнула: — Вилор!.. Стоявший у стены человек накинул на голову капюшон куртки и шагнул мне навстречу — это действительно был он. — Добрый вечер, Никандра. Простые, казалось бы, слова, но как необычно они прозвучали! Никто раньше не называл меня полным именем, я и не знала, что оно звучит так красиво. Или все дело в этом глубоком и вместе с тем мягком баритоне, который я так жаждала услышать снова… — Привет! — смущенно улыбнулась я и зачем-то брякнула: — Хорошая погодка! — Любишь такую погоду? — он с удивлением приподнял бровь. — Да, люблю, — кивнула я. — Она ведь тоже для чего-то предназначена, и у меня для нее особое настроение, как и для любой другой. Видишь, гуляю без зонта и предаюсь размышлениям. В прошлый раз я, кажется, называла его на «вы»… А, ну и ладно. На лице Вилора промелькнула чуть заметная улыбка, и оно вновь стало серьезным. Понятное дело, он ждал меня явно не затем, чтобы поговорить о погоде. Вилор оглянулся по сторонам, немного задержав взгляд на арке между домами, из которой мы с ребятами только что вышли. — Вот как? Тогда предлагаю пройтись, оставаться здесь, хм, не стоит. — А… — Тише. Он подал мне руку, помогая подняться на две ступенечки, ведущие к небольшой аллее. Сердце мое затрепетало от этого прикосновения; его рука оказалась очень холодной. Впрочем, в такую погоду неудивительно. Мы молча шли по аллее, усаженной молодыми пирамидальными тополями. Когда-нибудь они станут огромными, и место здесь будет тенистым, как дворы в моем квартале, но это произойдет еще не скоро. Тем не менее местные жители добросовестно называют эту дорожку аллеей. Оптимисты, однако. Я понимала, что где-то поблизости может ждать опасность, но думала не об этом. Я украдкой поглядывала на своего спутника, и мое сердце билось все сильнее. Безуспешно я пыталась одернуть себя, заставить думать о свалившихся на мою голову проблемах и даже пару раз оглянулась назад, ничего, впрочем, опасного не увидев. Мы свернули с аллеи на узкую полузаброшенную дорогу между домами и степью. Когда-то по ней ходил автобус, но в эту сторону мало кто ездил, и маршрут изменили. А возле дороги сиротливо доживала век никому уже не нужная остановка — навес на четырех столбах и узкая лавочка под ним. — Присядем? — предложил Вилор. — Здесь мы можем поговорить более-менее спокойно. Боже мой, его манеры и голос буквально завораживали меня. Иногда раньше, устав от хамства своих сверстников, я мечтала перенестись куда-нибудь век в девятнадцатый, когда у людей, судя по фильмам и книгам, было совсем другое, благородное воспитание. Сейчас мне казалось, что именно это со мной и произошло… Так, спокойно! Надо разбираться с происходящим, а романтическим мыслям предамся позже. Кроме того, я сейчас не должна, просто не имею права выглядеть глупо! — Может быть, ты хоть теперь расскажешь, что происходит? — спросила я, усаживаясь. — Между прочим, я кое-что сама узнала. И про рудник, и про поселок, и про Фаину… — И чему ты радуешься? — он резко помрачнел и пристально посмотрел мне в глаза. — Я же предупреждал! Пару дней назад ты еще имела возможность выпутаться, но теперь… Он говорил что-то еще, кажется, отчитывал меня за легкомыслие присущим ему ровным тоном, не повышая голоса. Но смысл слабо доходил до меня. «Да, Вилор, ты прав, — подумала я, глядя в его бездонные, исполненные тревоги глаза. — Пару дней назад я еще могла бы выпутаться, а теперь пропала, пропала окончательно и бесповоротно…» — Откуда ты это узнала? — Нам ученый рассказал, Александр Генрихович. — Даже так? Что именно? Я пересказала услышанную сегодня историю. Хотела в общих чертах, а получилось достаточно подробно. Вилор внимательно слушал, не перебивая, хотя по выражению лица было понятно, что все это ему хорошо известно. А когда я напоследок сообщила о своих вчерашних приключениях в подъезде Архиповны, он прищурился: — И после всего этого ты продолжаешь собирать информацию, хотя знаешь, чего тебе это может стоить?! — Да, продолжаю! — с вызовом ответила я. — Пропала моя подруга, понимаешь?! И другие в опасности, как и я сама. Если тот, кто знает, не желает делиться со мной информацией, я буду искать другие источники и докопаюсь до правды, вот! — М-да, — протянул он. — Нечасто такое встретишь, большинство людей забились бы в норку… Ладно, Никандра, будь по-твоему. Расскажу тебе кое-что об этой истории, раз уж ты все равно не угомонишься. Да и поздно теперь отступать… В его голосе не было осуждения, а напротив, я уловила что-то похожее на скрытое одобрение. — Ты задала ученому хороший вопрос, Никандра, — задумчиво сказал Вилор, когда я уставилась на него выжидающе. — Я имею в виду — о древних германцах. — Это я просто так спросила. — И попала в цель. — Они что, имеют к этой истории какое-то отношение? — Самое прямое. Если помнишь, началось все со странного захоронения… — Ах да, там же были германские письмена! — вспомнила я. — Ну, ничего, завтра мы снова пойдем к Александру Генриховичу, и он нам про них расскажет. Он столько всего знает! — Надо отдать должное трудолюбию этого человека, он действительно посвятил свою жизнь изучению истории нашего края… Но он не расскажет тебе самого главного. Да и вряд ли найдется ученый, который бы знал эту страничку истории. — А ты… знаешь? — полюбопытствовала я. — Признаться, меня очень заинтриговали мумии в подземелье, и я хотела бы знать, откуда они взялись. Но если об этом не знает никто, то откуда известно тебе? — Так получилось, — Вилор отвел глаза в сторону. — Ты вообще знаешь, что здесь было в древности? — Проходной двор для кочевников всех времен и народов, так говорил Александр Генрихович. — Хорошее сравнение. Дикое поле — вот как это называлось. Народов, кочевых и не очень, здесь действительно проживало множество. И было в этих краях одно место, которое все, не сговариваясь, обходили стороной. Само упоминание о нем всех наполняло суеверным ужасом. — Что за место? — Где оно находилось — теперь уже никто не знает. Единственная зацепка — непроходимый лес и скалы. И обитал там странный народец. Это были люди (если их можно так назвать) невысокого роста, необычной внешности, с неестественно длинными руками и пальцами и с безобразными лицами. Жили они в пещерах в глубине леса, уединенно. Но все соседи, ближние и дальние, боялись этого леса как огня. — Но почему? Вилор немного помолчал, пристально вглядываясь в темноту, потом ответил нехотя: — Это, Никандра, были страшные колдуны, владевшие сильной магией. Они имели невероятную при таком росте силу и жили неестественно долго. Если уж доходило до боя, то эти странные создания не знали ни усталости, ни пощады, обладали удивительной неуязвимостью, да еще и могли запросто… м-м, полакомиться плотью поверженного врага. — Фу! — поморщилась я. — Действительно, от таких надо держаться подальше! — А еще, как говорилось в одной летописи, обитатели пещер могли призвать некую темную силу. Тогда солнце меркло и небо становилось черным, деревья усыхали, а люди падали замертво. Так вот, во все времена соседи боялись их, приносили к опушке леса дары, приводили жертв. Тем более что взамен иногда можно было получить заговоренное оружие, бьющее без промаха, волшебную целительную воду, талисманы… Так было век за веком, одни народы сменяли другие, но для обитателей зловещего леса ничего не менялось — к ним относились со страхом и уважением. Пока однажды не произошла катастрофа… Вилор замолчал, все так же внимательно глядя в ту сторону, откуда мы с ним пришли. Я посмотрела туда же, но ничего особенного не заметила. Дождь прекратился, и сквозь рваные, быстро несущиеся облака время от времени просвечивал серпик молодой луны. Звонок мобильника заставил меня не просто вздрогнуть, а подскочить. Какая резкая все же на нем мелодия, надо будет поменять… Хотя при чем тут звонок, это скорее нервы лечить надо. — Ника, ты куда исчезла?! — услышала я в трубке возмущенный голос Лильки. — Шла-шла и пропала! — Быстро же вы спохватились! — хмыкнула я. — Я уже к дому подхожу, а они только сейчас пропажу заметили. Как говорится в одной детской сказочке про пьяного Ивана-царевича: километра через два до него доперло, что скакать без коня очень неудобно!.. Да, да, задумалась и забыла попрощаться… Все, пока. Так что там случилась за катастрофа? — я сунула телефон в карман и повернулась к Вилору. — Катастрофой стало вторжение в наши края тех самых германцев, о которых с таким восторгом вспоминал ваш ученый. С огнем и мечом пришли они сюда. Захватив эти земли, готы сделали попытку напасть и на обитателей леса… — Кто-кто, готы? — удивилась я. Вообще-то при этом слове я каждый раз вспоминала свою интернет-знакомую Машеньку, относящуюся к данному молодежному течению. — Я понял, о чем ты, — ответил он. — Нет, готы нынешние не имеют ничего общего, кроме названия, с древнегерманским народом. Но довольно отступлений. В общем, нападение закончилось для готов плачевно: те немногие, кто вернулся к своему королю, выглядели так, что он пришел в ужас и велел подданным держаться от этого места подальше. Потом готы создали здесь свое государство… — Ага, Александр Генрихович еще так им восхищался! — добавила я. — …рабовладельческое и весьма кровавое. — Ну, чего еще ждать от тех времен! — Даже по тогдашним понятиям… зашкаливало. Одни казни чего стоили… Забыли, давно забыли у нас те жестокие времена, да только через века отдаются они болью в скандинавских сагах и славянских сказках… Особенно с тех пор, как к власти пришел один готский король. — Какой еще король? — не поняла я. — Который не побоялся войти в заклятый лес. Вошел он туда с тремя товарищами, а вышел несколько дней спустя один. Живым и невредимым. Что там было, неизвестно, а только вынес он оттуда огромную боевую секиру, с которой впоследствии не расставался. Правил этот король жесткой рукой, завоевал много народов, наводя страх на всех, особенно нашим предкам, славянам, досталось, он их ненавидел лютой ненавистью. Самым странным было то, что король этот практически не старился. Он уже миновал столетний рубеж, а дряхлым стариком совсем не выглядел. По-прежнему руководил военными походами и брал себе новых жен. — Да ну, не может такого быть! — Найди любую информацию о восточных готах, и ты обязательно увидишь имя этого короля, прожившего сто десять лет и погибшего в бою. Когда он выходил на поле боя — это выглядело поистине страшно. Никто не мог его одолеть, противники падали десятками, впрочем, подданные его боялись не меньше. Видимо, однажды ему надоело покорять мирные племена, захотелось чего-нибудь этакого… В общем, решился он на небывалый шаг — истребить жуткое племя из заклятого леса. Это выглядело безумием — еще не бывало таких смельчаков, которым бы удалось избежать поражения. Но правитель, видимо, знал некую тайну… И вот на рассвете к лесу направился огромный вооруженный отряд под предводительством самого короля. Что и как там было — осталось неизвестным, но когда король вернулся с немногими уцелевшими воинами, то велел повсюду трубить о своей победе. А ночью люди короля, взяв повозки, вернулись к пещерам и вывезли оттуда тела погибших. Своим собратьям они устроили подобающее погребение, тела пещерных жителей сожгли, но не все: несколько десятков аккуратно опустили в подземелье крепости, бывшей тогда королевской резиденцией. Для них в спешном порядке были сделаны каменные ящики, что вызвало у всех недоумение и страх. Подземелье это держалось под замком, туда имели доступ лишь несколько жрецов и сам король. Но с тех пор удача отвернулась от короля. Он, наводивший прежде ужас на всех вокруг, неожиданно оказался бессилен перед новым грозным врагом — гуннами. Когда началась роковая битва, король видел, что его державе приходит крах. Вот тогда он бросился в подземелье и совершил там некий омерзительный кровавый ритуал, после которого начертал посреди подземелья своей секирой круг и призвал темную силу… Я поражалась: история напоминала сказку и мало походила на правду, но Вилор рассказывал ее как реальный случай. Неужели такое могло быть? — И тогда померкло солнце, и жуткая туча нависла над землей. А потом на поле битвы вышел сам готский король, безжалостный и страшный в своей силе. Одним взмахом он лишал жизни сразу нескольких воинов, а когда вокруг него образовалось пустое место, он вдруг размахнулся и ударил своей секирой в землю. На этом месте разверзлась бездонная яма, из которой, клубясь, выползал белесый туман, а за ним поднимались огромные черные тени, бестелесные фигуры, отдаленно напоминавшие людей. Король шагал вслед за полосой тумана, а они беззвучно двигались за ним, и на их пути усыхала вся зелень, а люди, оказавшиеся поблизости, задыхались и падали замертво. Страх и паника охватили противника, все бросались врассыпную, и казалось, исход битвы предрешен. Но вдруг случилось неожиданное. Перешагивая через убитых, навстречу королю стремительным шагом бесстрашно шел никому не знакомый человек — молодой, почти мальчишка, державший руку на рукояти меча в ножнах. Подойдя почти вплотную к стелющейся полосе тумана, он рывком выхватил из ножен меч, тут же засиявший в темноте. Тогда король вздрогнул и остановился, а черные тени за его спиной замерли. А парень, не теряя ни секунды, кинулся в бой. Он отражал удары сокрушительной секиры, словно это было самое обычное оружие. А потом нанес свой удар. Очертив сияющую дугу, меч вонзился королю в бок, пробив доспехи. Король рухнул на землю, и в этот же момент под ногами дрогнула земля, и через несколько минут черные тени и мрак, пришедший с ними, словно растаяли в воздухе. Загадочный победитель исчез с поля боя так же незаметно, как и появился. Раненого короля приспешники унесли в укрытие. И уже там увидели, что перед ними — седой, немощный, донельзя дряхлый старик. Вскоре он умер, а его государство перестало существовать. Пещеры с тех пор опустели. Были их обитатели полностью истреблены или просто разбежались — неизвестно, но больше о них никто не слышал. Вот такая история. Где похоронили самого короля, она умалчивает, а среди славянских народов на произношение его имени был наложен запрет, который держался долгие века. — И что это за имя? — Знаешь, Никандра, произносить его действительно не стоит. Уж наши предки знали, что делали. Вилор вдруг резко поднялся, пристально глядя в ту сторону, откуда мы пришли. — Убирайся вон! — негромко и властно произнес он. — Падаль… Сказано это было, конечно же, не мне, а кому-то, затаившемуся в темноте, кого я, как ни старалась, не могла увидеть. Ответа не последовало, только где-то поблизости каркнула ворона. Или, может быть, это был короткий хриплый смешок? — Кто там? — повернулась я к Вилору, отчаявшись что-то разглядеть. — Уже никого, — он с невозмутимым видом уселся на место и, предваряя мои расспросы, сказал: — Давай сделаем вид, что это была собака. Большая, злая, возможно, бешеная. Но теперь ее там нет, и довольно об этом. Тут я вспылила: — Ты считаешь меня глупой маленькой девочкой, чью хрупкую психику следует щадить?! — Если бы я так считал, — задумчиво отозвался Вилор, — то не рассказывал бы тебе всего этого. Просто не стоит отвлекаться на всякую дрянь. Последние слова он произнес громче обычного, из чего я заключила, что эта самая дрянь не так уж далеко ушла. Но такой ответ мне пришелся по душе. Глава VII Сторожевой знак — Если я правильно понимаю, — вернулась я к изначальной теме, — некий ученый в начале двадцатого века нашел захоронение, расшифровал письмена и решил воспользоваться попавшим ему в руки ключом к могуществу? — Верно, — кивнул Вилор. — Когда-то он был действительно великим ученым и неплохим человеком, но теперь… Теперь это чудовище. — Теперь? А ученый что, до сих пор жив? — Можно и так сказать, — Вилор невесело усмехнулся. — И чем это чревато для нас? — Ничем хорошим. Он одержим идеей достичь того же могущества, что было у готского короля. Ты понимаешь, какие мысли и планы могут быть у фанатика? — Что, мечтает покорить весь мир? — Насчет всего мира — не скажу, но вот о возрождении готской державы он говорил. Прямо бредил… Но входит это в его планы или нет, а себя показать — святое дело. Так, чтобы все увидели и навек запомнили. Ученый уже многого достиг. И будь уверена: если он получит возможность поднять древнюю темную силу, то сделает это. Из множества вопросов, теснившихся в моей голове, я ухитрилась выбрать самый разумный: — То есть пока он не получил такой возможности? — Ах да, я же не сказал — секира… Именно в ней заключался секрет могущества готского короля, а в том роковом бою она была потеряна. Долгие годы этот ученый искал ее, но безуспешно. А теперь есть информация, что секира обнаружена, но в руки к нему еще не попала. Вилор снова посмотрел в мои глаза долгим, испытывающим взглядом. — Ты могла бы мне помочь? — Могла бы, — улыбнулась я. — Есть предположение, что она находится в доме у одного человека, который некогда был черным археологом. Так вот, это нужно проверить. «Он хочет, чтобы я залезла в чужой дом и устроила обыск?!» — изумилась я. Нет, к такому криминальному заданию я готова не была! Ехидный внутренний голосок тут же зашептал: «А сам он что же, боится, на тебя сваливает весь риск?» Вилор, должно быть, прочел мысли по моему выражению лица. — Нет, Никандра, — ответил он, как будто я ему что-то сказала, — сам я никак не могу этого сделать. И не потому, что боюсь, просто… есть на это причины, о которых мне бы очень не хотелось говорить. Хотя, пожалуй, ты права, с моей стороны было глупостью просить тебя об этом. — А кто тебе сказал, что я отказываюсь?! — подскочила я. — Просто мне нужно было подумать. Но раз это важно, придется все-таки рискнуть. — Риск минимален, домик сейчас стоит запертый, хозяева в нем живут только в теплое время года. Но свои находки этот человек хранит именно там. — Предлагаешь пойти прямо сейчас? — посмотрела я на мобильник. Дисплей показывал почти девять вечера и два пропущенных звонка от мамы. И как я их не услышала? Ах да, я же поставила мобильник на виброзвонок и сразу об этом забыла! Пришлось перезвонить маме. Она требовала, чтоб я немедленно шла домой. Я ответила, что нахожусь в гостях у Лильки и уже скоро приду. — Прямо сейчас пойти не получится, — ответил мне Вилор, когда я положила трубку. — Хотя бы ради того, чтобы не тревожить твою маму. Встретимся завтра вечером, если ты не передумаешь. — Давай встретимся здесь, — предложила я, вставая. — А далеко это? — Не очень, — Вилор назвал улицу. Насколько я знала, это была маленькая улочка в дебрях частного сектора. Я слышала о ней от Лильки, у которой там жил какой-то приятель. — Ой! — спохватилась я. — Мы же с ребятами завтра вечером собирались к Александру Генриховичу! Ну что же, значит, пойдут без меня. — К Александру Генриховичу? — Вилор нахмурился. — Зачем? — Он хотел нам что-то из истории рассказать. Судя по всему, про то же самое государство, что и ты. Он просто жаждал поделиться информацией, ну, мы и решили не огорчать старичка, пообещали прийти. — Даже так… Наверное, Никандра, тебе стоит пойти с ними. А уже потом придешь сюда. Но прежде я должен дать тебе одну вещь. Она у меня не с собой, так что давай пройдемся. Он тоже поднялся, и мы пошли обратно к городским огням. — Да, Вилор! — спохватилась я. — Ты мне скажешь или нет, что это был за туман? Меня хотели убить? — Не убить, а выкрасть, как и твою подругу. Болтали вы слишком много, нос совали, куда не надо. — Выкрасть при помощи тумана?! — Это, Никандра, на самом деле не совсем туман. Это своеобразная оболочка, создающая вход в иное пространство, как сейчас говорят. Если бы она окружила тебя полностью, ты бы оказалась там, откуда самостоятельно ни за что бы не выбралась, — во власти этого злодея. Это недобрый, страшный мир, по нашим меркам, находящийся где-то глубоко под землей. Твоя подруга сейчас там, — он поднял руку, предваряя мои вопросы. — Скорее всего, жива, но что с ней, я толком сказать не могу. Мало ли что придет в голову сумасшедшему фанатику… — Так что же, этот туман может появиться где угодно и утащить человека к этому негодяю?! — По счастью, не где угодно, а только вблизи входа в его владения, а тебя нелегкая понесла как раз туда. Для более дальних маршрутов у него есть слуги… Дождь прекратился. Мы шли вдоль трассы, потом свернули на проселочную дорогу, ведущую к нескольким пустующим одноэтажным домикам, предназначенным под снос. И снова мне стало не по себе — что же я делаю? Иду с фактически незнакомым человеком неизвестно куда, ввязываюсь в сомнительные авантюры, — может, стоит сбежать, пока не поздно? Хотя, с другой стороны, будь у Вилора недобрые намерения — что ему мешало до сих пор?.. Мы подошли к заброшенному домику с выбитыми окнами и провалившейся крышей. Вилор привычным движением открыл дверь и шагнул внутрь, а я остановилась на пороге: — Только не говори мне, что ты здесь живешь! — Живу? Да ну, разве это жизнь! — ответил он словами из анекдота. — Просто нужная нам вещь находится именно здесь. — Может, ты сам ее вынесешь? — поежилась я. — Терпеть не могу слоняться по заброшенным домам! Вилор покачал головой: — Я бы с удовольствием. Но дело обстоит так, что взять ее можешь только ты. И не меня тебе следует бояться. Идем. Нет, не мог обманывать человек с таким взглядом! И я, отбросив страх, вошла внутрь. Насчет своей нелюбви к заброшенным домам я откровенно соврала — прежде я их охотно исследовала. И этот ничем не отличался от других — тот же запах нежилого помещения, хлам повсюду. Три двери, судя по всему, вели в разные комнаты. Вилор толкнул одну из них, и мы очутились в крошечной кухне с полуразвалившейся печью. — Тебе придется сунуть в нее руку, — сказал он. Я посмотрела на печь, потом на свою куртку, прикинула, насколько она измажется в саже. Вилор, поняв мое замешательство, резким движением оторвал от печи одну из металлических плит, покрывавших ее сверху. Плита с тяжелым грохотом упала на пол. — Так ты меньше запачкаешься. Я, насколько получилось, закатала рукав и сунула руку в образовавшуюся дыру. Пальцы нащупали небольшую квадратную коробочку. Я вынула ее, отряхнула от золы. Это была плотно закрытая резная шкатулочка, судя по всему, очень старая. Я хотела немедленно ее открыть, но Вилор поднял руку в предостерегающем жесте. — Нет! Не сейчас. Откроешь, когда придешь домой. — А что там? — Сторожевой знак. Он предупредит тебя об опасности. Повесь его на нитку и носи на шее. — А, талисман какой-то? — я протерла шкатулочку влажной салфеткой и сунула в карман. — Не просто талисман. Это древний охранный знак. Ему, чтоб ты знала, не одна тысяча лет. Когда-то, очень давно, он был выкован шаманом одного кочевого племени, обитавшего в этих краях. Племя было небольшим, и в дикой степи им приходилось опасаться не только диких зверей или вооруженных врагов, но и нежити. То, что сейчас стало полузабытыми сказками, тогда было реальной опасностью — тут в древние времена такое водилось, что лучше тебе не знать. Так вот, сторожевой знак стал для племени спасением, он предупреждал своего хозяина об опасности, подкрадывающейся из ночной тьмы или при свете дня. Мог разбудить спящего. Теперь, Никандра, он твой. Если поблизости будет опасность — особенно это касается нежити, — он даст тебе знать. — Как? — Сама поймешь, и боюсь, очень скоро. Не пропустишь, гарантирую. Да, и вот еще что: никому никогда не позволяй его носить и тем более не дари. Иначе он потеряет силу. Сторожевой знак передается новому хозяину только после смерти старого, и это условие соблюдалось всегда. — Ты это все серьезно? — не поверила я. — И почему тогда ты сам не носишь такое чудо? Зачем хранишь его в этой печке? — Ну, надо же было где-то спрятать, — улыбнулся Вилор. — А носить — обстоятельства не позволяют. Скажем так, аллергия, причем взаимная. А теперь, если не возражаешь, я провожу тебя домой, — добавил он поспешно, не желая, видимо, углубляться в тему. — Но почему сейчас открывать нельзя? Вилор отвел глаза: — Просто не надо… Возможно, завтра, когда мы встретимся, ты это поймешь. И он галантно подал мне руку, помогая переступить через пролом в полу. Конечно же, я была рада пройтись с ним до дома. Теперь, когда мои опасения оказались напрасными, я чувствовала себя на седьмом небе от счастья. И завтрашнего мероприятия уже не боялась, напротив, была рада новой встрече с этим странным человеком. Интересно, я ему нравлюсь или он со всеми девушками так учтив? Хотелось бы знать, есть ли у него дама сердца? Но спросить я не решилась. По дороге у нас сам собой завязался непринужденный разговор о всякой всячине, и остатки моей робости и смущения незаметно улетучились, — мы болтали, как старые приятели. Видимо, Вилор, как и я, был рад ненадолго отвлечься от мыслей о грозящей беде. Правда, у меня создалось ощущение, что он тщательно избегает разговора о себе, а я и не настаивала. Когда мы подошли к моему дому, я, прежде чем распрощаться, спросила: — Слушай, я не поняла, какую роль во всем этом безобразии играет Фаина? Наверное, не следовало так резко менять тему. Лицо Вилора словно окаменело, как это бывает, когда человек скрывает раздражение или ненависть. — Ты в карты играть умеешь? — задал он ответный вопрос. — Конечно. Но при чем здесь это? — И какие карты есть в колоде? — Ну… Короли, тузы, дамы. — А еще? — Семерки, шестерки… — Стоп! — поднял руку Вилор. — Вот на этом слове и остановимся. — Какое оно имеет отношение?.. — Это наиболее емкий ответ на твой вопрос. Когда до меня дошло, я расхохоталась: — Эта страшная женщина играет роль шестерки?! — Сама-то она думает иначе, — улыбнулся он. — Ты ее не бойся. Для тех, кто поддался страху, она действительно опасна, но если не бояться ее, то ничего она тебе не сделает. Тебе сейчас смешно? Так вот, если встретишь — вспомни этот момент и посмейся над ней. Я хотела спросить, как старуха дожила до наших дней, но Вилор неожиданно поднес палец к губам и надолго прислушался. — Иди домой, — сказал он наконец. — И не выходи до утра за порог. — А зачем мне выходить? — пожала я плечами. — Я сегодня больше никуда не собираюсь. — Что бы ни случилось — не выходи! Это серьезно. Завтра увидимся. На мое предложение обменяться номерами телефонов он ответил, что у него мобильника нет. — Мне просто некому звонить, — улыбнулся он на прощание. С этим я и поплелась вверх по лестнице, слегка шокированная. В наше время жить без мобильника — нонсенс! Но, с другой стороны, мне ясно дали понять — девушки у него нет. И это хорошо, как говорит незабвенный Стас. — Где ты бродишь?! — услышала я недовольный голос мамы, едва переступив порог. Так, это уже серьезно. Раздраженной моя мама бывает крайне редко и только в заслуживающих этого ситуациях. Что же случилось? Причину я поняла несколько секунд спустя, когда мама вышла из спальни в куртке, шапке и даже сапожках. — Ты что, меня искать собиралась? — осведомилась я. — Хуже! На работу срочно вызвали! Возможно, меня не будет сутки. Машина уже ждет у крыльца, если ты не заметила! — Так и ехала бы. Что я, сама домой дорогу не найду? — пожала плечами я. — Нет, я не могу уехать, пока не буду знать, что мой ребенок дома и с ним все хорошо! Выслушав привычные в таких случаях наставления, я проводила маму и заперла за ней дверь. После чего сразу же, сбросив куртку и кроссовки, открыла таинственную шкатулочку. На дне лежал небольшой предмет. Это оказалась пластина из темного металла неправильной овальной формы. Ее украшали какие-то черточки и знаки, настолько истертые, что сложно было что-то разобрать. У самого края пластины имелось малюсенькое отверстие. Я хотела вдеть в него цепочку, но она не влезла, потом куплю тонкую, а пока пришлось повесить пластину на суровую нитку. Я подошла к зеркалу и надела кулон на шею. Выглядело это, конечно, стильно, и неожиданно словно теплая волна прокатилась по всему моему телу, приятно согрев его, и на душе стало как-то спокойнее и уютнее. А кулон заискрился, знаки на нем проступили тонкими светящимися линиями, — но всего лишь на миг, после чего снова стали неразборчивыми и затертыми. Мелькнула мысль, что кулон, то есть, как он по-настоящему называется — сторожевой знак, признал хозяйку. Снимать знак я не стала. Пустую коробочку старательно почистила, сложила в нее свою немногочисленную бижутерию и поставила на полочку. Старое, темное дерево притягивало взгляд, резко выделяясь среди других безделушек. Загадочный подарок от загадочного человека… Порядком устав за этот суматошный день, я пораньше улеглась спать. Глава VIII Наедине с ужасом Проснулась я среди ночи от боли: в мою руку, свесившуюся с кровати, казалось, вонзились иглы. Снизу вверх на меня смотрели два светящихся глаза, и слышалось шипение. Я дернула за шнурок ночника и тут же обругала себя паникершей: это, разумеется, была Клотильда, а мне спросонья почудилось непонятно что! Только что это с ней? Ладно, повисла у меня на руке, бывает, но почему она так напугана — шипит, шерсть дыбом?! Мне это сразу же напомнило ту жуткую ночь, когда я несла ее домой… Я попыталась взять кошку на руки, но она отбежала к двери, призывно глядя на меня. Я встала, сунула ноги в тапочки и пошла за ней. Мне знакомы истории о животных, которые предчувствовали беду и давали об этом понять хозяевам, тем самым спасая им жизнь. Может быть, и Клотильда что-то такое учуяла? Вдруг сейчас землетрясение начнется, и дом рухнет? Или пожар случится? Видя, что я иду за ней, кошечка выбежала из комнаты в гостиную… и зашипела, глядя на что-то за моей спиной. Одним прыжком я выскочила за дверь и развернулась посмотреть, чего испугалась Клотильда. В комнате не было ничего пугающего — незваных гостей не наблюдалось, а все вещи лежали на своих местах в уютном розоватом полумраке ночника… Окно! На фоне синего ночного неба виднелся черный силуэт — голова и две руки, прижатые к стеклу. А ведь у нас третий этаж! Я скорее захлопнула дверь и подперла ее креслом. Хорошо хоть форточка заперта. Что же делать? Бежать к соседям? Эх, знала бы, что такое будет, — попросилась бы ночевать к Лильке или Тане… А Клотильда нисколько не успокоилась и теперь с настороженным видом смотрела на большое окно гостиной. Закрыть его немедленно! Я метнулась к окну и в один миг задернула левую штору — правая была закрыта. Я ничего не успела увидеть в окне. Слышала только, как громыхнул жестяной подоконник — с ним такое бывает при сильном ветре, да что-то ощутимо пару раз царапнуло по стеклу. Может, ветка? Ага, нет там никаких веток! Мороз прошел по коже, а кулон на шее стал теплым-теплым, как будто полежал на солнышке… Решено, иду к соседям. На втором этаже под нами живет тетя Ксеня, приятная старушка, мы с ней в хороших отношениях, даже в гости друг к другу ходили, думаю, она меня не прогонит. Скажу, что боюсь оставаться одна. Я накинула поверх пижамы куртку, взяла на руки Клотильду — не бросать же ее тут! — и повернула ручку двери… Ах да, верхний замок заперт, сейчас я его открою. Словно гром прозвучали в голове слова Вилора: «Что бы ни случилось — не выходи за порог!» Неспроста это было сказано, он явно что-то знал. И вечно эти тайны от меня! Я замерла в раздумье. И тут прямо над ухом что-то задребезжало — в дверь звонили. Клотильда спрыгнула с рук на пол, зашипела и куда-то убежала. Может быть, мама вернулась? Преодолевая страх, я припала к глазку и увидела освещенную тусклой лампочкой пустую площадку. Никого. Но кто-то же звонил! Стоп! Шагов снаружи после звонка слышно не было, а значит… значит, он все еще здесь. За дверью. Я отшатнулась назад и уперлась спиной в стену, шаря взглядом по сторонам в поисках еще чего-то ужасного. Но в квартире все было по-домашнему спокойно и мирно. Вот только дверь в кухню открыта, а там наверняка форточка настежь, и это напрягает. Послышалось мне или нет, но в кухне что-то скрипнуло… или стукнуло, и подоконник громыхнул. В этот же момент снова задребезжал дверной звонок. Ужас сковал мое тело, я хотела куда-то бежать, что-то делать — сама не знаю что, — но от страха не могла сдвинуться с места. Если сейчас под дверь начнет просачиваться уже знакомый мне туман, то я ничем не смогу себе помочь. Эх, где ты, Вилор… Ручка двери стала медленно-медленно поворачиваться вниз. — А-а-а-а!!! — услышала я свой крик словно откуда-то со стороны. Да, я орала во все горло, и в моей ситуации это, пожалуй, было логичным. Но орала я не от страха. Дело было в кулоне: он внезапно раскалился, словно утюг, и обжег мою кожу. Это встряхнуло меня, вернуло возможность двигаться и… мыслить. До сих пор мой ум был скован ужасом, превращавшим меня в тупую жертву, неспособную защищаться, а теперь я почувствовала себя другим человеком. Нельзя, нельзя поддаваться страху, надо действовать, искать средства спасения! Я должна, я смогу, я достаточно сильна для этого! Сторожевой знак так же резко остыл, как и накалился. Теперь понятно, как он действует. Ужас отступил, его сменила холодная рассудительность. Итак, мы имеем дело с нежитью. А что из доступных мне средств лучше всего помогает против нежити? Святой воды, чеснока и осиновых кольев у меня нет, так что остается? Наверное, молитвы. Хотя я не знала ни одной, но помнила, где у мамы лежит молитвослов. Мама нечасто им пользовалась, но на книжной полке он всегда лежал сверху. Я метнулась к шкафу, схватила молитвослов. Открыла где попало, вернулась к входной двери и начала читать с верхней строчки. Конечно, если б мне предложили в школе прочесть подобный текст, я бы сказала, что не умею и не понимаю. Но выбирать не приходилось. Ошибаясь и запинаясь, я тем не менее старательно читала текст погромче и нараспев и вскоре с удивлением обнаружила, что почти все понимаю. Удивительная легкость и спокойствие охватили меня, а страх вскоре совсем исчез. Странные, незнакомые до сих пор чувства охватили меня. Я понимала, что благодаря такому удивительному состоянию, в котором я сейчас нахожусь, никакой нежити не удастся ко мне даже приблизиться, не то что причинить вред. В каждом человеке дремлют великие силы, думалось мне… Я читала и читала и больше не замечала никаких попыток вторжения извне. А может, их и не было… В конце концов я почувствовала усталость и прилегла на диван в гостиной, положив книгу рядом с собой. Ко мне тут же пришла Клотильда и улеглась рядом, мурлыча. Дальше я ничего не помнила. Утро встретило меня веселыми солнечными лучами, пробивавшимися сквозь не слишком плотную штору. И кто ее закрыл, терпеть не могу задернутые занавески! А почему это я в гостиной, да еще в куртке поверх пижамы? Ах да, ночью же… Хотелось еще поваляться, но пришлось встать, чтобы раздвинуть занавески, снять дурацкую куртку и посмотреть на часы. Восемь утра, нереальная рань для воскресного подъема, однако ложиться досыпать я уже не стала, а пошла обследовать квартиру, попутно вспоминая пережитый ночью ужас. В моей комнате так и горел ночник, его неяркий свет терялся в солнечных лучах, щедро льющихся в окно. Давненько уже такого яркого солнышка не было! Ничего странного в квартире не обнаружилось. Жаря яичницу, я размышляла о планах на сегодняшний день. Вечер будет насыщенным, а вот чем занять утро? Ребята проспят до полудня, одна я встала как самая умная! Внезапно вспомнилась Архиповна. Вчера навестить ее не разрешили, а как насчет сегодня? Я позвонила в больницу, назвалась соседкой, и молодая медсестра — не та, что была вчера, — не возразила против моего визита. Спускаясь по лестнице, я вдруг услышала за спиной: — Ника! Соседка тетя Ксеня стояла в проеме своей двери. — Здравствуйте! — кивнула я и хотела идти дальше. — Подойди, пожалуйста, — попросила она. Я вернулась по ступенькам. Хорошо, что она первая со мной заговорила, надо спросить разрешения прийти к ней переночевать, если опять останусь одна. То есть не если, а когда. Она кивком пригласила меня в квартиру. — Вообще-то я спешу в больницу, — пробормотала я. — Я тебя не лясы точить зову, — сказала тетя Ксеня. — Просто о некоторых вещах на лестнице не болтают. Я пожала плечами и вошла. Женщина прикрыла дверь. — Недобрые гости к тебе приходили ночью, — проговорила она. — Ты об этом знаешь? — Еще бы не знать! — поморщилась я. — Ой, а вы их видели?! — Есть вещи, которые необязательно видеть, чтобы знать об их существовании, — уклончиво ответила соседка. — Опасное это дело, девочка. — Знаю, — вздохнула я. — Только не знаю, как от него избавиться. Если честно, ночью мне помог… помогла молитва, — я решила не болтать о сторожевом знаке. — Молитва — это хорошо, — кивнула тетя Ксеня. — Но раз уж такое творится, надо при себе иметь соль освященную. Есть у тебя? — Нет. — Ну так я тебе дам. — Женщина вынула из шкафа пакетик. — Вот, держи всегда при себе. Если идешь куда-нибудь — клади в карман. И крестик носи обязательно. — Ну дела, — не удержалась я. — Святая вода — это я знаю, но чтобы соль… — И плохо, что не знаешь таких простых вещей, — строго сказала тетя Ксеня. — Соль тоже освящают, для этого особая молитва есть. Считается, что четверговая соль — так ее еще называют — помогает при болезнях, телесных и духовных. А уж твои ночные гости боятся ее сильнее, чем ладана! Вообще-то я в такие вещи не верила, но за последние дни мне пришлось сильно пересмотреть отношение к вере. К тому же не хотелось обижать добрую женщину. — Спасибо, — сказала я, принимая пакетик. — А крестик у меня есть, вот — серебряный! — Если что — приходи ночевать ко мне, — сказала тетя Ксеня на прощание. — Уж сюда-то никакая погань не залезет. В палате, кроме Архиповны, никого не было. — Ой, девочка! — искренне обрадовалась она, приподнимаясь на постели. — Как хорошо, что ты пришла! А то все на выходные по домам разбежались, одну меня не пустили. Как тебя хоть зовут? Я представилась и сообщила, что с кошкой все в порядке и она в данный момент находится у меня. — Ох, и хорошо, а то каково ей одной-то там сидеть! — ответила Архиповна и неожиданно прищурилась: — Знаю, знаю я, зачем ты пришла: не про кошку рассказать, а про то давнее дело разузнать! — Понимаете, это очень важно… — Еще бы не важно, раз вы опять его видели! Эх, ладно, слушай. Только это… Дверь прикрой и глянь, окна закрыты? Значит, так. Лет десять мне было, а помню, как вчера, натерпелись ужаса! В поселке мы жили, возле рудника. Как стемнеет, все люди по домам, на улицу и нос высунуть боязно. Была там одна, Фаиной звали, ох и ужас что за баба! Хозяйничала в бараке, и там такое творилось, что и рассказывать не хочу. А потом она к себе квартиранта пустила, а остальных выгнала. Вот тут и начался самый ужас. Водил жилец дружбу с нечистым, людей ему в жертву приносил, сколько их там сгинуло! Конечно, малообразованной старушке то, что происходило в бараке, безусловно, казалось происками дьявола. Я хмыкнула. — И нечего смеяться! — обиделась Архиповна. — Там всякая чертовщина творилась, огни какие-то дьявольские в окнах сверкали, свист да завывание доносились. А потом, когда у него еще уродцы эти появились, так из поселка куча народа разбежалась… — Какие уродцы?! — подскочила я. — Ой, страхолюдины — ужас! Говорят, было там какое-то захоронение уродцев, а он их раскопал и оживил, дружил-то с нечистой силой. Старики говорили — упыри, а я не знаю, так или нет. В общем, это были мелкие хитрые твари, которых он посылал жертв для себя добывать или еще для чего. Сам-то он никуда не ходил. Они старались людям на глаза не попадаться, но разве же в поселке скроешь что-нибудь? О них даже говорить боялись, потому что пару раз такое было: кто о них заговаривал, тот вскоре исчезал. Скрытный был этот гад, не любил, чтобы о его делишках знали. Можешь себе представить, в каком страхе весь поселок находился?! Такое там творилось, веришь? — Верю. Я немного знаю об этом. — Вот как? Так, может, ты знаешь, как его хотели арестовать, а двое милиционеров пропали, и барак тоже? — Да. И о проклятии тридцать первого августа. Одного не пойму, что случилось с Фаиной? Она что, до сих пор жива? — Да как тебе сказать… Думали, она погибла в ту ночь. Но потом ее стали встречать те, кто раньше знал, да и другие тоже. Тогда умные люди сказали: на ней столько грехов и зла, да и умерла она такой нехорошей смертью, что ее злобная душа никак не может успокоиться и людям гадостей не делать. Она ведь что делала, Фаина-то: идет человек, ни о чем не подозревает, вдруг бац — появляется она, словно из-под земли, руку протягивает, как за милостыней, а сама ухмыляется, да так смотрит, что можно со страху упасть. Было раз, шла одна знакомая моей матери на базар, а Фаина тут как тут, протягивает руку: «Подай копеечку, вдовушка!» А тетка была не вдовушка, десять минут назад с мужем виделась. Возвращается домой — у мужа инфаркт, еле выходили. Или другой знакомый тоже шел вечером и встретил Фаину, а он знал ее еще по поселку. Увидел, испугался, а она и говорит: «Ну что, Федя, за тобой или за братом твоим раньше прийти? Ладно, приду за братом». И через несколько дней его брата в шахте завалило. Это лишь два случая, а подобных много было. А случалось, что она напророчит, да ничего не сбудется, но люди ждут и боятся, а ей, наверное, только этого и надо. К Ковалихе как-то подошла, прямо возле ее дома. «Подай милостыню, бабушка! А впрочем, не надо, ничья ты не бабушка!» А у Ковалихи как раз незадолго до этого первый внучок появился. Так она месяца два от него не отходила, не ела, не спала. С внучком ничего не случилось, зато сама заболела, потом все нервы лечила, да так и не вылечила. Кроме того, Фаина еще и раздоры сеять мастерица. Может сказать, например, какому-нибудь ревнивцу, что жена влюблена в его лучшего друга… — Вот дрянь! — воскликнула я. — А что за мальчика она водит с собой? — Не знаю, не видела. Хотя стоп, кажется, кто-то говорил и про мальчика… Но я понятия о нем не имею. При жизни она вечно с собой какого-нибудь ребенка таскала. — Наверное, ее все видят такой, как при жизни, а ребенок, так сказать, входил в комплект? — догадалась я. — На самом деле его нет, а людям кажется, что есть? — О, точно, хорошо сказала! — одобрила Архиповна. — А может, ей удалось захватить чью-то невинную душеньку… Вроде тебя, Ника! Ты если встретишь ее, так не верь ничему. Будь то предсказания или сплетни — не верь! И это… спасибо тебе за помощь! Ты и «Скорую» вызвала, и кошку мою приютила… — Хорошая у вас кошка, — ответила я, вспомнив ночные события. — Моя мама ее Клотильдой назвала. — Да? А я Муськой кликала. Сидел котенок у дороги, пищал. Я никогда не держала ни собак, ни кошек, а эту пожалела и взяла. И такой она мне стала родненькой, как ребеночка на руках держишь! А она льнет ласково, мурлычет. Эх, одна я живу, разве что внучок иногда в гости приходит, да и то возится в комнате со своими вещами, а до бабки ему и дела нет. Я собралась с мыслями и спросила: — Значит, людей похищают эти, как вы говорите, уродцы? И на вас тоже они напали? — Они, окаянные. Иду впотьмах, а впереди четверо… Я сразу поняла, кто это такие, в детстве видела. Вот ведь, сколько лет молчала, и все хорошо было, а как брякнула тебе про барак… Так по мою душу и явились. Ну, я бежать кинулась, да плохо мне стало, а они, наверное, подумали, что я померла на месте, вот и убрались. И вообще, они всегда только молодых утаскивали, зачем им старуха? Померла — и ладно. Мы еще немного поболтали, и я, собираясь прощаться, невзначай сказала: — Вы стали лучше выглядеть, даже как-то моложе. Вас, наверное, хорошо лечат. — Лечат-то как всех, — ответила Архиповна. — Таблетки, уколы. Но здесь вольготнее, чем дома, даже дышится легче. Глядишь, и правда помолодею. А домой и возвращаться неохота. Я говорила вполне искренне. Не сказать, чтоб старушка помолодела, но выглядела куда веселее и бодрее, чем в нашу первую встречу. А жить в ее квартире лично я под дулом пистолета не согласилась бы. Глава IX Старуха с мальчиком Когда я вернулась домой, часы показывали всего-то полдесятого, и мне снова было нечего делать. Ладно, отдохну пока. После обеда встретимся с ребятами на стройке, потом пойдем к ученому. Интересно, зачем Вилору понадобилось, чтобы я туда пошла? Поживем — увидим. Внезапная боль заставила меня вздрогнуть — я пролила на себя горячий чай. Фу ты! После того как ночью мой кулон раскалился, на коже остался небольшой ожог, неприятно саднивший. А теперь еще и чай! Но жаловаться глупо: хоть сторожевой знак и обожег меня, зато помог побороть страх и заставил действовать. Кто знает, что бы со мной было без него! Спасибо тебе, Вилор… Вечером я его увижу. Мы пойдем к чужому дому, в который он сам по каким-то загадочным причинам не может войти. Это нужно для дела, тут все понятно. А хотелось бы пройтись с ним просто так, поболтать о чем душа пожелает, не думая об опасности за спиной. Зайти в кафе, поесть мороженого, потом сходить на дискотеку… Нет, не то! Этот человек словно из другого мира, его совершенно невозможно представить в какой-нибудь забегаловке или на прокуренной дискотеке. Мне представился большой старинный зал с колоннами, паркетом и тихой музыкой, и я дала волю мечтам… Хотелось бы знать, нравлюсь ли я ему? Похоже на то, но как узнать точно? Я подошла к зеркалу, посмотрела на себя. Потертые джинсы, простенький свитер, коса — таких девчонок пруд пруди. Я с прискорбием признала, что до сих пор относилась к своей внешности наплевательски. А что, если он действительно пригласит меня куда-нибудь? У меня есть, конечно, приличные вещи, но все они… не совсем то, что надо. Красивые, да, но хочется надеть что-нибудь такое сногсшибательное! Собственно, что мне мешает? Дело в том, что есть у нас с мамой один родственник. Если судить по месту жительства, то близкий, если по родству, то не очень, а если по тому, как мы с ним общаемся — совсем уж дальний. Просто он очень состоятельный и с тех пор, как разбогател, общаться с родней почти перестал. Возможно, ему просто некогда, не знаю. Но однажды, года два назад, он неожиданно нагрянул ко мне на день рождения. Пришел не совсем трезвый и долго жаловался на жизнь, а потом взял и подарил мне большую сумму денег, после чего поспешно удалился, не став слушать возражения. Я хотела подарок маме отдать, но она лишь буркнула: тебе подарили, ты и распоряжайся. Родственник больше не показывался, а деньги так и лежат у меня. Я не стала их тратить на мелочи, решив, что когда-нибудь они понадобятся на что-то серьезное. И вот, кажется, этот момент настал. Я вынула заветную коробочку… В двух бутиках, имевшихся в нашем районе, ничего подходящего не нашлось. И сидели вещи хорошо, и красивые были, а все равно не то. Поняв, что ничего здесь не найду, я решила выбрать время и съездить в центр, а пока просто прогуляться, изучить район получше. Ноги сами привели меня в старенький универмаг, который явно не ремонтировали с доперестроечных времен. Я ничего не собиралась покупать, просто прошлась по этажам. В отделе одежды я задержалась перед нарядными манекенами. — Что-нибудь хотите? — обратилась ко мне молодая продавщица. — Я ищу платье, — сказала я, лишь бы что-то ответить. Уж если в бутиках ничего подходящего не нашлось, то здесь и спрашивать не стоило. — Какое? — уточнила она. — Красивое. Не успела продавщица больше ничего сказать, как за ее спиной послышался негромкий голос: — О, я вижу, этой барышне действительно нужно платье. Продавщица посторонилась с немалой почтительностью, и я увидела маленького, сухонького старичка, чинно приближавшегося ко мне. — Барышне нужно платье, да не какое-нибудь, — с приятной улыбкой повторил он, — а именно то самое, главное в жизни каждой девушки, которое покажет всему миру, а в первую очередь ему, единственному, какова эта девушка на самом деле. А то ведь он может и не подозревать, кто скрывается под будничной маской. Я оторопело хлопала глазами: — А откуда вы знаете?.. — Я, милая девушка, долго живу и многое видел, и давным-давно не ошибаюсь в людях. Так вот, я уже знаю, какое платье предназначено именно вам. Идемте со мной, и ты, Ирочка, тоже — поможешь с примеркой. Вконец обалдевшая, я вошла вслед за старичком в небольшое помещение без окон, с зеркалом высотой почти до потолка. Он вынул из шкафа нечто малиново-красное, завернутое в полиэтилен, и протянул мне. — Прошу, примерьте, — церемонно сказал он и вышел. Ирочка проводила меня за ширму и ловко помогла переодеться. Это было платье оригинальной модели, подчеркивающее талию и красивыми складками спадающее ниже колен. Переодевшись, я вышла к зеркалу и… не узнала себя. Тысячу раз прав был старик!.. Мамочки, я и не подозревала, что у меня такая крутая фигура! Прежде я считала свою внешность обычной среднестатистической в отличие от внешности тех, кого природа наделила высоким ростом и длинными ногами. А ведь это им далеко до той красавицы в зеркале. Нет, наряд не был слишком навороченным или вызывающим, и вообще, красивым было даже не само платье — хороша была я в нем! Я распустила косу, и темные волны упали на плечи, — так я смотрелась еще лучше. — Ну как, нравится? — усмехнулась продавщица. — Да, — только и выдохнула я. — Иван Григорьевич, заходите! — крикнула она. Вошедший старичок посмотрел на меня одобрительно, но без удивления. — Это платье было создано для вас, — констатировал он. — К нему подойдут лаковые туфельки на среднем каблучке. И не злоупотребляйте косметикой — ваши выразительные зеленые глаза с черными ресницами макияж только испортит. — Я, собственно, редко крашусь… А сколько стоит платье? Признаться, я ожидала услышать заоблачную цифру, ведь вещь того стоила. Но цена оказалась невысокой, и я тут же расплатилась. В соседнем обувном отделе нашлись подходящие туфли, и обе покупки мне уложили в фирменный пакет с надписью «Универмаг «Лебедь». — Вижу, милая барышня, вы тревожитесь, и у вас есть на это причины. Но я вам говорю, и уж поверьте, — придет время, вы это платье наденете, — добрым отеческим тоном сказал мне на прощание Иван Григорьевич. — Обещаю. Я зашагала к дому. Сердце учащенно билось, спутанные мысли лезли в голову. Таких продавцов я еще в жизни не встречала! Везет мне в последние дни на странные знакомства, везет… — Распустила Дунька косы, а за нею все матросы! — неожиданно раздалось сзади, и я почувствовала, как сторожевой знак резко потеплел. Но не обжег, значит, пока опасность невелика. Я обернулась и увидела сзади тощую старуху, держащую за руку мальчонку лет пяти. Старуха была неопрятной, тем не менее в ней чувствовалось какое-то изящество, а худое, гаденько ухмыляющееся лицо хранило следы былой красоты и всевозможных пороков… — Фаина?! — вырвалось у меня. — Наряды покупаешь, кукла?! Было бы для кого рядиться! — злобно прошипела она. Я почувствовала, как сердце мое оборвалось и ухнуло куда-то вниз… Так, ее нельзя бояться и ей нельзя верить! Я вспомнила совет Вилора и бросила как можно пренебрежительнее: — Сгинь, нечисть! — Ха, это я-то нечисть?! — осклабилась мерзкая старуха. — А Витька твой — не нечисть? Хи-хи-хи! А ты спроси его, спроси! — она тоненько и злорадно захихикала. Я удивилась — какой еще Витька? Среди моих знакомых не было ни одного Виктора. А чего еще ждать от Фаины, было же сказано — она врунья и сплетница! Думая, что бы ей такое ответить, я перевела взгляд на мальчика. Маленький, худенький, чахоточно бледный, он стоял, глядя в землю, а рука Фаины крепко держала его за запястье. Может, злая ведьма украла этого ребенка? Меня охватили жалость и злость, и я бросилась вперед с намерением отнять малыша у негодяйки. Схватила мальчика за свободную руку, дернула на себя… …и поняла, что держу в руках пустоту. Фаина с ребенком просто растаяли в воздухе у меня на глазах! Боже, бедный мальчик! Я поплелась домой, с трудом сдерживая слезы, так мне было его жалко. Такой маленький, хороший и находится во власти этой ведьмы! И главное — не понять, призрак он или живой? Призрак я не схватила бы за руку, они ведь неосязаемы, а живой не растаял бы в воздухе… Немного успокоившись, я подумала: а вдруг существует какой-то промежуточный вариант? Или мне просто показалось, что я схватила его за руку, сработало внушение? Что же, если встречу Фаину еще раз, то дам ей в глаз, вот тогда и проверим! Около двух часов дня мы с ребятами встретились на стройке, и на этот раз к нам присоединился Колька. Правда, был он бледным и каким-то замученным, но хорохорился, пытаясь делать вид, что все в порядке. Да и ребята выглядели грустными и встревоженными. Поболтав с ними немного, я поняла, что мучает их не грусть и не тревога, а страх — противный подсознательный страх, который они, возможно, сами толком не уловили. Впрочем, общение всем улучшило настроение, во всяком случае, никто не жаловался ни на какие неприятности. — Я завтра с утра ложусь в больницу, а сегодня напоследок решил с вами прогуляться, — объявил Колька, и в его голосе чувствовалась напряженность. — А там меня уже никто не достанет! Ну что, Ника, как расследование, много еще информации нарыла? Немного пораздумав, я рассказала им о полученном от Вилора сторожевом знаке и ночных происшествиях, а также о встрече с Фаиной, умолчав, конечно же, о покупке платья — кому какое до этого дело! — Фи, как некультурно! — захохотал Колька. — Что же ты так невежливо с бедным призраком! — Если я этого бедного призрака еще раз встречу, дам по морде. И мальчика все же отберу, призраки они там или кто! Еще немного обсудив эту тему, мы решили пройтись. Но едва покинули стройку и добрели до угла, как я услышала шепот Лильки: — Смотри, Ника, там тот чувак, которому ты вчера пинка дала! Я посмотрела в указанном направлении. Точно, между домами важно шествовал Лешенька. — Да, это он, — кивнула я. — Ну его, не обращайте внимания. — Ну как это — не обращайте! — возмутился Колька. — Будут всякие лешеньки по нашему району разгуливать! — И на нашу Нику наезжать! — подмигнул Стас. Не успела я ничего сказать, как все трое мальчишек сорвались с места. — Эй, пацан, ты из какого района? — растягивая слова, прогнусавил Егор, вместе с Колькой возникая у Лешеньки на пути. Тот растерянно замотал головой и обернулся в поисках пути к отступлению. Но сзади в тот же миг материализовался Стас и интеллигентным голосом осведомился: — Закурить не найдется? Надо было видеть физиономию Лешеньки! Он испуганно вертел головой, открывая и закрывая рот, и не знал, что говорить и что делать. Внезапно мне стало противно. После такого начала мальчишки просто обязаны его побить. Вряд ли до этого дойдет, но если он сейчас начнет плакать и умолять… Ненавижу, когда кто-то кого-то унижает, я с такими людьми дружить потом не смогу! И тут меня осенила идея. — Спокойно, мальчики, это ко мне! — громко сказала я, с царственным видом прошествовала между Колькой и Егором и подошла вплотную к Лешеньке. Я остановилась, развернула его за плечи и снова, как вчера, пнула от души. — Все, свободен, можешь идти! Лешенька бросился бежать, а вслед ему неслись дружный хохот, свист и обидные шуточки. Отбежав немного, он оглянулся и, видя, что его не преследуют, крикнул: — Ну, подождите, очень скоро вы за это поплатитесь! Вот стану я наследником… тогда всем вам плохо придется! — Унаследуешь миллионы — поделись! — крикнула Лилька, а Егор засвистел. Глава X Что-то за портьерой В ларьке мы купили по бургеру и оккупировали лавочку у подъезда ближайшего дома. Какое-то время молча трапезничали, а потом Таня Незванова вдруг сказала: — Ребята, а мне сегодня прадедушка снился. Тот самый, который пропал без вести. Я его только на фотке видела, но сразу узнала — он был молодой, красивый, только очень грустный, и находился в какой-то яме. А я подошла к ее краю, смотрю вниз, а он руками машет, кричит: уходи! Тут меня кто-то в спину толкает, я лечу вниз и просыпаюсь. — А меня сегодня во сне расстреляли! — выпалил Егор. — И я тоже падал в какую-то яму. Вижу, мы попали с этими поисками! Оказалось, всем сегодня снились похожие кошмары. Я внимательно слушала, но сама молчала. Меня напрягал тот факт, что мы ведем такие беседы на улице, где нас любой может услышать. Но теперь у меня был кулон, способный нагреваться в случае опасности, а в данный момент он был холодным, даже слишком. Стоп! Я ведь еще плохо знаю его свойства! Вдруг он при одной опасности нагревается, а при другой становится холодным? Я потянула за нитку и вытащила сторожевой знак наружу. И хотя ребята его сегодня уже видели, все сразу повернулись ко мне: — Дай посмотреть! — Таня протянула руку и осторожно дотронулась до металлической пластины, лежащей у меня на ладони. И тут я почувствовала, как пластина, до этого холодная, теперь стала просто ледяной. Как же это объяснить-то… — Предлагаю прямо сейчас пойти к Александру Генриховичу! — поднялась я. — А то у меня сегодня вечером неотложное дело. Никто не стал возражать. Ученый действительно был доволен нашим приходом. Он проводил нас в гостиную, а сам отправился в кухню ставить чайник. Оставшись одни, ребята стали рассматривать картины, а я прошлась по комнате, разминая ноги. Сейчас, пожалуй, можно ненадолго и расслабиться. Пусть Александр Генрихович сколько угодно восторгается готской державой, я прикинусь валенком… Что это? Сторожевой знак нагрелся так стремительно, что я чуть не закричала. Нет, он не раскалился, как ночью, но был к этому близок. Я замерла на месте и обвела взглядом комнату. Мебель, картины, книги… Все мирно и спокойно, а спрятаться в комнате негде. Я обернулась. За моей спиной находилась дверь, завешенная тяжелой портьерой. Рядом была еще одна дверь, но именно из первой, я просто кожей чувствовала, исходила угроза. А ребята рассматривали картины, тихо переговаривались и не смотрели в мою сторону. О неведомой опасности знала только я… Ничего не поделаешь, надо было рискнуть. Я покосилась на коридорчик, ведущий в кухню, и быстро отодвинула край портьеры. Нет, мне не показалось. Комнатка, похоже, была спальней. В тот момент, когда я отдернула портьеру, кто-то маленький, ростом не выше семилетнего ребенка, метнулся под кровать, застеленную длинным покрывалом. Я не разглядела в полутьме, кто это был, успела лишь засечь мелькнувшую в воздухе руку с неестественно длинными пальцами. Если это ребенок, то очень странный! У меня возникла мысль броситься туда, заглянуть под кровать, но я сдержалась. И хорошо сделала — в это время Александр Генрихович пригласил всех пить чай. Чай оказался отменным, но мне было не до него: сторожевой знак и не думал остывать, и я то и дело напряженно поглядывала на дверь. Ученый заметил мое беспокойство: — Что-нибудь не так? — Да нет, — беспечно соврала я. — Просто кошка у вас такая пугливая, я ее звала, но она ко мне так и не вышла. — Какая кошка? У меня нет животных. — А кто же тогда шуршал в комнате за портьерой? Я внимательно смотрела в глаза ученого, пытаясь понять, в курсе ли этот знаток родного края, что происходит в его собственной квартире. — Ты слышала шорох в комнате? Неужели опять завелись мыши? Ох уж этот первый этаж! Я-то их не слышу, у меня под старость лет со слухом неважно стало. Похоже, не знает. А проблемы со слухом кое-что объясняют… После чаепития мы вернулись в гостиную, и ученый заглянул в обе комнаты: — Нет, никого постороннего. А я уж подумал, вдруг там вор притаился. Значит, все-таки мыши. Помню, он что-то рассказывал, но я не повторю из его рассказа ни слова. На меня накатило странное состояние, что-то вроде транса. Я сидела с заинтересованным выражением лица, даже, кажется, задавала вопросы по теме, но сознание заволокла мутная пелена. С ребятами, похоже, происходило то же самое, да и сам Александр Генрихович что-то вещал с совершенно отсутствующим видом. Зря я его подозревала — источником опасности является не он, нет, что-то странное скрывается за портьерой, я едва ли не кожей ощущала волны ужаса, исходящие оттуда. И запах какой странный в этой квартире, такой сладковатый с примесью старой пыли. Наверное, на полках есть старинные книги… Вчера я на этот запах внимания не обратила, а сейчас он просто бьет в нос. Странный запах резко усилился, вместе с этим мой кулон нагрелся до критической точки и опять обжег кожу. Наваждение мигом пропало, сменившись активностью. Я снова заорала во всю глотку, но не так, как кричат перепуганные девчонки, а скорее как боевой командир: — Па-адъем!!! Нас окружили! Уходим! Ребята словно просыпались — трясли головами, терли кулаками глаза. Александр Генрихович встал в оцепенении. — Быстрее, быстрее! — закричала я и первой схватила свою курточку. Ничего не понимая, остальные, включая хозяина квартиры, последовали за мной. Мы сгоряча пробежали мимо трех домов, после чего остановились, и ребята потребовали у меня объяснений. — Кулон нагрелся, — попыталась объяснить я. — Что-то было в спальне. А еще этот запах, разве вы не чувствовали, как он усиливается? — Какой запах? — удивилась Таня. — Не было никакого запаха, — поддержал ее Колька. — Ну, пахло чем-то старым, пыльным, — ответила я. — В квартире полно старинных фолиантов, — недовольно заявил ученый. — А в спальне нет никого и ничего постороннего, я при вас проверял! Я решила признаться: — Извините, пожалуйста, Александр Генрихович, мою нескромность, но я, услышав в спальне шорох, заглянула за портьеру. И видела, как кто-то, отдаленно похожий на ребенка, спрятался под кровать. Я успела заметить его руку с длинными пальцами… — Так, наслушалась страшилок! — повысил голос ученый. — И я тоже хорош — глупо рассказывать такие вещи слабонервным девицам! — Я не слабонервная! — обиделась я. — Кроме того, я и вчера из этой спальни слышала какие-то тихие шаги… — Вчера там точно никого не было. Впечатлительная у вас натура, милочка! А я-то развесил уши… Счастливо оставаться! Зря я вообще с вами связался. Он быстро удалился, не став никого слушать. Ребята тоже пошли по домам, немного сконфуженные. Как оказалось, никто из них не ощутил запаха и не заметил ничего странного, и теперь им было неловко за меня. Но я не испытывала неловкости. Потому что знала, что я поступила правильно, даже если этого никто и не оценил. А теперь вперед, на заброшенную остановку. От мыслей о предстоящем мероприятии мне было немного не по себе, но в предчувствии новой встречи с Вилором сердце мое сладко сжималось. Вот и остановка. Хотя уже и было темно, но свет из окон домов позволял мне разглядеть ее покосившиеся столбы и знакомую высокую фигуру, неподвижно стоявшую, прислонившись к одному из них. Вилор уже ждал меня, хотя мы вчера забыли договориться о времени. — Привет! — тень улыбки скользнула по его лицу. — Быстро ты пришла. — Еще бы не быстро! — воскликнула я. — Там такое было!.. Мы шли между домами. Выслушав мой эмоциональный рассказ о происшествии в квартире ученого и о событиях минувшей ночи, Вилор нахмурился: — Вот оно что…Ты все правильно сделала и спасла себя и своих приятелей… — Это все кулон! — похвасталась я. — Ты был прав, он действует так, что не ошибешься. Боюсь, эти два ожога еще долго будут заживать! Машинально я нащупала сторожевой знак сквозь одежду, отчего он сдвинулся как раз на обожженное место. Неожиданно я поняла, что он теплый, причем нагрелся только что! Но не сильно. Как мне подсказывал приобретенный за последние сутки опыт, это означало, что какая-то нечисть находится неподалеку, но опасности не представляет. Может быть, за нами следит Фаина? Я оглянулась по сторонам, но ничего не увидела. — Тебя что-то напугало? — мягко спросил Вилор. — Знак… Он теплый! Какая-то нечисть бродит поблизости! Вилор несколько секунд помолчал, а потом ответил, глядя прямо перед собой: — Не бойся. Эта нечисть не причинит тебе вреда. — Да сколько ее тут! — воскликнула я. — До сих пор жила себе спокойно и ничего потустороннего не замечала. А теперь прямо нашествие какое-то! — Надев сторожевой знак, ты уже не можешь оставаться прежней, счастливой в своем неведении школьницей. Тебе придется узнать мир с иной стороны. Нежить порой приобретает совершенно необычные формы, умело маскируется, но тебе будет под силу распознать ее под любой личиной. Ты права, увы, ее на свете больше, чем хотелось бы. — Очень хорошо! — хмыкнула я. — Рад, что не ошибся в тебе, — сказал вдруг мой спутник. — Встретив, как мне казалось, просто легкомысленную девушку, я не ожидал от нее такой решительности и упорства. — А как же Наташка! — возмутилась я. — Плюнуть на нее было, да? — Как тебе сказать, Никандра… Для многих людей собственная безопасность важнее Наташкиной жизни. Но ты меня поразила. Оба раза при встрече с опасностью ты принимала самые оптимальные решения. И теперь я вопреки всем доводам разума начинаю надеяться. Видишь ли, в одиночку мне не остановить этого сумасшедшего, но если ты поможешь… Сердце мое бешено застучало от этих слов, лицо залилось краской. Стыдно сказать, но я первым делом услышала в этих словах похвалу в свой адрес. Конечно, обычно девчонкам делают совсем другие комплименты, но теперь-то ясно — я ему все-таки нравлюсь! «Уймись, — осадила я себя, — сейчас речь идет совсем о другом!» — То есть я принята в команду? — Если это можно так назвать, — улыбнулся Вилор. Наверное, его позабавил мой глуповатый вид, и я попыталась сделать мину посерьезнее. — И каковы наши планы? — Первым делом — добыть секиру готского короля. — Да мы за ней и идем! Кстати, я сегодня Фаину видела! Ох и кикимора! — Она тебе что-то говорила? — Вилор насторожился. — Да ерунду всякую несла про какого-то Ваську… или Витьку… Не помню. А я ее обозвала нежитью и попыталась отобрать мальчика. — Что попыталась?! — Мальчика отобрать, который с ней был, мне его так жалко стало. Но ничего не получилось. Сначала я его схватила, а потом он растаял в воздухе. Он живой, интересно, или призрак? — Это сложно объяснить… — Так я и думала! — торжествующе заявила я. — Промежуточный вариант! Еще раз я ее встречу — дам в глаз, а мальчика все же заберу! Будет призрак с фингалом… — Вряд ли это у тебя получится, — мягко перебил меня Вилор. — И все же спасибо тебе. — За что? — не поняла я. — Просто никто никогда не пытался отобрать этого мальчика у Фаины. Все видели, но никто не пробовал. — Да кто он? Но Вилор покачал головой: — Давай об этом в другой раз. Тем более что мы уже пришли. Глава XI «Ты попрощалась с друзьями?» За невысоким забором стоял одноэтажный, давно не ремонтированный домик. Калитка была заперта, и мы перемахнули через забор. Оказавшись в чужом дворе в качестве незваной гостьи, я смутилась и стала оглядываться, не видят ли меня соседи. Но в соседних дворах было пусто. — Значит, я должна туда проникнуть? — спросила я шепотом, указывая на входную дверь с большим навесным замком. — Вот только воровского опыта у меня нет! Вилор открыл дверь ближайшего сарая, пошарил рукой по стенке и вытащил ключ. — Воровской опыт и не нужен, — ответил он, отпирая замок. — Ты войдешь через дверь, как обычная гостья. А я буду здесь и позабочусь, чтоб тебе никто не помешал. Твоя задача проста — обойти все комнаты, просто обойти. Если где-то там находится секира, то сторожевой знак обязательно среагирует. Вот тогда и ищи. Я вынула из сумки перчатки и фонарик, припасенные с утра. Лицо Вилора вытянулось: — А говоришь, нет воровского опыта! — Зато есть немного ума! — ответила я и вошла внутрь. Домик как домик, небогатый, но просторный. Четыре комнаты, не считая кухни, коридора и многочисленных кладовочек. Я надела перчатки и приступила к поискам. Мне все равно было не по себе — теперь к ночным страхам добавилась еще и боязнь быть пойманной в чужом доме. Свет, разумеется, зажигать было нельзя, и я светила себе фонариком. Очень медленно я обходила одно помещение за другим. Кто его знает, как знак должен среагировать — то ли раскалиться, то ли чуть-чуть потеплеть, то ли вообще заледенеть. Последняя из комнат была забита всяким скарбом — коробки, тюки, мешки громоздились кучами. Я обходила их вокруг, а сама то и дело оглядывалась на черный дверной проем за спиной. Мне все время казалось, что там кто-то есть и из тьмы за мной следят чьи-то недобрые глаза. Хорошо хоть кулон холодный, а значит, нежити поблизости нет. Стоп, кулон холодный… А всю дорогу был теплый! Не значит ли это… За дверью что-то скрипнуло. Я с трудом сдержала панический крик. Что это, что мне делать, куда деваться?! В испуге я бросилась за груду мешков, опрокинув на ходу коробку. — Никандра! — раздалось от входной двери. Ну конечно же, это Вилору надоело ждать! — Разве можно так пугать! — сердито воскликнула я. — Так и с ума сойти легко! — Прости, пожалуйста, — донесся его голос. — Но нам пора уходить. Ты все обошла, сторожевой знак холодный? — Да. — Значит, в доме секиры нет. Идем. — Сейчас, только вещи в коробку соберу. — Идем, бросай все! — в голосе Вилора звучала тревога. Я сунула в карман фонарик и выбежала наружу. Вилор торопливо защелкнул висячий замок, а я направилась к калитке. — Нет! Туда нельзя! — Почему? — испугалась я. Он не стал отвечать. Вслед за ним я побежала в противоположную сторону, где за трехметровым каменным забором виднелся внушительных размеров особняк. — Ты что, собираешься здесь перелезть? — изумилась я, но не успела договорить. Обхватив меня одной рукой за талию, он невероятным прыжком оказался на заборе, а потом осторожно спрыгнул на другую сторону. — Ничего себе! — я поправила куртку. — Ты случайно не в цирке работаешь? — Нет. Ты в порядке? Я кивнула. — Тогда пошли скорее отсюда! — Да что такое?! — воскликнула я, чувствуя, что кулон снова теплый. — Всего лишь то, что не мы одни заинтересовались этим домиком. Помню, уходили мы какими-то огородами, я боялась дворовых собак, но все обошлось. Пару раз они пытались нас облаять, однако почему-то сразу же замолкали. Остановились мы невдалеке от моего дома. — Секиру мы не нашли, — сказала я. — И что теперь? — Возможно, хозяин домика забрал ее в квартиру, где он теперь живет. Я сейчас наведаюсь туда и проверю. — Моя помощь не нужна? — осведомилась я. — В эту квартиру войти ты тоже не в состоянии? — Почему же, как раз в состоянии. Там живут люди, и они, уж будь уверена, меня впустят. Для этого у меня, — он чуть заметно улыбнулся, — свои методы. — А кто тебя в домик не пускал? Ключ-то был! Ничего не понимаю! — И не надо, — ответил Вилор не терпящим возражений тоном, а потом добавил добродушно: — Иди лучше домой, отоспись как следует, устала небось. Я вспомнила вчерашнюю ночь, и мысль о том, что придется пережить еще одну такую же, сразу лишила меня остатка сил. — Не хочу домой! Лучше я с тобой пойду! Или… или зайди ко мне в гости, я тебя чаем угощу. А то страшно одной… — Нет уж, Никандра, я ни за что не стал бы компрометировать ни одну девушку таким визитом. К тому же — посмотри на свои окна. Я подняла голову и обмерла: в окнах горел свет! — Ой, мамочки, что это?! Кто-то забрался в квартиру! — Всего лишь твоя мама, — улыбнулся Вилор. Ура, мама вернулась! Мне не грозит страшная ночь в одиночестве! Однако стоит позвонить для проверки. — Алло, мама? Ты уже дома?.. Ура!.. Где я? Бегаю по задворкам, забираюсь в чужие дома, слоняюсь непонятно где и непонятно с кем — все как всегда в твое отсутствие! — ответила я несерьезным тоном. — Ну хорошо, хорошо, иду домой. На следующий день в классе царило странное уныние. Точнее, класс был как класс, но вот Лиля и Таня ходили невеселые, что выглядело весьма странно, учитывая их характеры. Встретив на перемене Егора, я заметила, что то же самое творится и с ним. Впрочем, поводов для тревоги было более чем, и я, наверное, тоже выглядела тучей. А Кольки не было. По словам Егора, его с утра увезли в больницу, но не в центральную, как собирались, а в неврологическую, в нашем же районе. — Какой-то он смурной стал до невменяемости, ну, его родаки и испугались, — прокомментировал Егор. — Говорят, какое-то нервное истощение. После школы мы собрались и пошли в больницу проведать Кольку. Но нас к нему не пустили, сказав, что в его средней тяжести состоянии нужен покой. — Пойдем на стройку? — без энтузиазма предложила Лилька. — Постойте, — спохватилась я. — Мне надо у Архиповны цветы полить. Квартира Архиповны встретила меня неприятным затхлым воздухом. А ведь пустует совсем недолго… Пока я поливала цветы, любопытный Егор сунул свой нос поочередно в ванную, в кухню и во вторую комнатку, которую я в прежний свой визит и не заметила. — Ух ты, какая посуда! — раздался оттуда его голос. — Ничего там не трогай! — прикрикнула я. — Это чужая квартира, еще не хватало тут что-нибудь разбить! — Вы посмотрите, красота какая! — не унимался Егор, и ребята один за другим просочились к нему. Услышав хор восторженных возгласов, я сама поспешила туда. Комнатка была небольшая, в углу стояла старая кровать, рядом диван и письменный стол с разбросанными школьными принадлежностями. Всю противоположную стену занимал большой шкаф со стеклянными дверцами. На верхней полке красовался чайный сервиз, вызвавший восторг у всех, да и было на что посмотреть. Белоснежный фарфор с позолотой и тончайшим рисунком казался чем-то неземным и невесомым. Егор открыл дверцу и взял одну чашку. На донышке обнаружился золотой вензель, свидетельствовавший об изготовлении этого сервиза в 1864 году. Все снова восхищенно заахали. Я отобрала у Егора чашку и поставила на место. И только после этого обратила внимание на другие полки огромного шкафа. А там, оказывается, располагался целый музей — на полках была коллекция старинных вещей. Табакерки и трубки, пуговицы и ножи, какие-то ржавые металлические штуки непонятного назначения, посуда опять же, но глиняная и не всегда целая… Имелись также парочка немецких касок и ржавый автомат времен Второй мировой войны. Неожиданно я почувствовала, что мой кулон нагревается. Медленно и не очень сильно, но как-то нехорошо, — сама не знаю, как я это распознала, видно, обладание таким талисманом обострило чутье. Вчера, когда мы с Вилором шли «на дело», кулон был теплее, чем сейчас, но страха это почему-то не вызывало. А тут… Словно из меня что-то древнее и злобное медленно, капля за каплей, выпивало кровь, душу, жизнь… Я поторопилась выпроводить всех из квартиры. Что же здесь творится? Немудрено, что Архиповна не хочет домой возвращаться. В прошлый раз мне и без кулона было не по себе. Ладно, приду сюда с Вилором, тогда и разберемся. — Ай да бабулька, — хихикнула вдруг Лилька. — Сколько лет прожила, а все попсу слушает! — С чего ты взяла? — удивился Стас. — А вы что, не видели постеры у нее на стенах? Я запоздало вспомнила, что на стенах комнатки-музея красовались плакаты популярных групп. И школьные принадлежности на столе… — Постойте, — вспомнила я. — Архиповна говорила, что к ней в гости ходит внук, у которого в квартире есть вещи. Наверное, эту комнату она отвела ему. — А-а. Мы пошли на стройку и бестолково и бездарно провели там около часа. Не слушали музыки, даже почти не болтали — любой разговор угасал в зародыше. Все думали об одном, и мысли эти были нехорошими. Вскоре мы решили идти по домам и делать уроки. Хотя я была уверена, что за уроки сегодня вряд ли кто-то возьмется. Тень беды нависла над нами, и это чувствовали все, независимо от степени суеверности. Поэтому домой мы шли медленно, словно пытаясь отсрочить беду. Сперва проводили всей толпой Таню, потом направились на другую окраину, где жил Егор. На обратном пути довели до дома Лильку, и остались мы вдвоем со Стасом. Он вызвался проводить меня, а я отказалась. — Но, Ника, уже темно, — попытался он настаивать. — И что? Все время ходила одна, никто не провожал, а теперь что вдруг случилось? — равнодушно ответила я. — За меня не переживай, мне с кулоном бояться нечего. Не знаю, обиделся он или нет, но холодно попрощался и ушел. Мелькнула мысль: может быть, Стас хотел за мной поухаживать? Поздно, голубчик. В те дни, когда одного его теплого взгляда хватило бы мне для полного счастья, ему было не до того, он торопился учить уроки. Учи теперь, Стасик, старайся, может, отличником станешь… Да уж, если бы мне неделю назад сказали, что я откажусь пройтись вдвоем со Стасом, я бы не поверила. А вот как в жизни бывает! Вдруг Вилора встречу, что он подумает? Ах, Вилор… Как я раньше вообще могла думать о Стасе, дуреха?! С такими мыслями я дошла до светофора и приготовилась перейти на ту сторону. Красный свет, как это часто бывает, когда спешишь или мерзнешь, горел слишком долго, и когда зажегся желтый, несколько человек, ожидавших вместе со мной, дружно двинулись через дорогу, а я замешкалась. Рядом со мной осталась лишь сгорбленная старушка, тяжело опиравшаяся на палочку. — Деточка, пожалуйста, помоги перейти дорогу, а то я плохо вижу, — тихо попросила она. Я хотела взять ее под локоть, но едва протянула руку, как кулон несильно потеплел — не так, как при опасности, но предостерегая. Я застыла, потом резко отстранилась от старухи. И не зря: бабка резко выпрямилась, отбросила клюку, и вот уже передо мной скалилась в ухмылке мерзкая Фаина. Старая ведьма захохотала. — Ага, испугалась, испугалась, смелая ты наша! Переве-е-ди-и-ите бабушку через доро-о-огу! — стала она кривляться, а потом состроила страшную рожу — в ее исполнении это вышло реально жутко. — А ты с друзьями-то своими попрощалась, любительница лезть не в свои дела? Вот и хорошо, потому что одного из них ты больше не увидишь! Сегодня уйдет первый, а там не забудь обнять на прощание и остальных, хе-хе! Я лихорадочно соображала. Один из друзей сегодня уйдет, но кто?! Все уже сидят по домам… Стас! Ему же далеко добираться! Воображение живо нарисовало зловещий туман, окутывающий его плотной стеной, и мерзких уродцев, выскакивающих из темной подворотни… Не обращая больше внимания на Фаину, я развернулась и помчалась в обратном направлении. Догнать, предупредить, спасти… Вслед мне донесся короткий каркающий смешок. Пулей пролетела я расстояние до того места, где мы со Стасом простились, и свернула в сторону дальнего поселка, где он жил. Адреса я не знала, поэтому надеялась догнать его по дороге. Впереди замаячила знакомая фигура. — Стас!!! — Ника? В чем дело? — Он обернулся. — А в том, что сегодня я тебя провожу. И не спорь! — Иногда командный тон получается у меня очень хорошо. У него хватило ума не возражать. Мы молча дошли до его пятиэтажки. Я поднялась с ним до квартиры. Недоумевая, Стас открыл дверь и пригласил меня зайти. — Нет, — тем же тоном ответила я. — А теперь слушай: за порог — ни шагу! Я сейчас встретила Фаину… Возвращаясь назад, я немного успокоилась. Все дома, с родителями, ничего плохого не должно случиться по определению. Чтобы окончательно успокоиться, я позвонила поочередно Тане, Лильке и Егору и рассказала им о встрече с Фаиной. С ребятами все было в порядке, и все как один заверили меня, что до утра не переступят порога. Глава XII Уйти туда, где нет ни боли, ни страха Я облегченно вздохнула. Говорили же мне — Фаине верить нельзя! То-то она хихикала, видимо радовалась, что обманула. Ну и шуточки у нее, заикой можно стать. Я миновала школу, Лилькин дом и собиралась снова идти к дороге. Нет, к светофору не пойду, ну его, лучше перейду в другом месте, машин сейчас мало… Да и людей негусто. Двое-трое прохожих встретились, и все, улица пустынна. Хотя нет, вон бредет какой-то пацан. Что-то в нем меня привлекло, знакомый, что ли? Ничего, сейчас подойдет — увижу. Но парень не дошел до меня, а свернул на уходящую в сторону дорожку, в освещенный круг фонаря. Что это?! Лицо его казалось застывшей маской: неестественно белое, с темными пятнами остекленевших глаз. И шел он, словно механическая кукла — в этом движении совершенно не было жизни. Но самым ужасным было то… …что это был Колька Шаров! Я не ошиблась. Похожий на себя прежнего не больше, чем гипсовый памятник на живого человека, тем не менее это был он. — Коля! Ноль внимания. — Колька-а! И снова никакой реакции. Он что, убежал из больницы? Похоже на то, поверх тренировочного костюмчика, которые часто заменяют мужчинам больничные пижамы, небрежно накинута куртка, шапки нет… Но почему он не отвечает? Может, его так обкололи успокоительным, что он впал в состояние полного равнодушия? В любом случае его надо догнать и проводить домой. Но куда это он направляется? Колька сворачивал на дорожку, ведущую через пустырь к дому Наташки Кремневой. Верный поклонник, елки-палки, он что, забыл, что Наташки нет? Пока я раздумывала, он удалился от меня довольно далеко. Я бросилась следом: — Коля, подожди! Он будто не услышал, шагая своей механической походкой к Наташкиному дому. Но свернул не налево, к подъезду, а направо, к какому-то одноэтажному строению, и исчез за его углом. Куда это он?! Не знаю, почему я посмотрела под ноги. Дорожка, посыпанная золой, начиналась в полуметре от меня, а под моими ногами шла обычная грунтовка. Постойте, да ведь возле Наташкиного дома не было никаких строений! И золы на дорожке тоже не было. А значит, это могло быть только одно… Сдуру я подняла ногу, собираясь ступить на золу, но резко потеплевший кулон не позволил мне этого сделать. Он словно предупреждал — туда нельзя, опасно! Я отступила, огляделась и только теперь заметила — там, где кончалась грунтовка и начиналась зола, по земле стелилась чуть заметная в темноте полоса зловещего белесого тумана. Граница, проход… Еще шаг, и я бы ушла туда! Несколько секунд я стояла в нерешительности, глядя под ноги и думая, не броситься ли мне спасать Кольку. А когда подняла глаза… Ни строения, ни золы на дорожке, ни тумана как не бывало — все стало таким, как всегда. Только Кольки не видно нигде… Секунду спустя до меня дошло: да ведь это меня пытались заманить в ловушку! И если бы не кулон, в который уже раз меня спасший, неизвестно, где бы я была сейчас! * * * У меня просто не повернулся язык на следующий день сообщить друзьям жуткую новость. Впрочем, за меня это сделали сотрудники полиции, снова явившиеся в школу. Оказалось, что Колька исчез из больницы, и никто не мог понять, как это произошло. Нам задали общие вопросы, и, услышав от каждого «не видел, не знаю», полицейские удалились. После их ухода возобновить в нашем классе учебный процесс уже не получилось: все бурно обсуждали случившееся, а Лилька неожиданно громко разрыдалась, и к ней тут же присоединилась Таня. Слезы, как и смех, дело заразное, и вскоре половина девчонок в классе вытирали глаза. Учительница тоже немного всплакнула и в конце концов отпустила всех с последнего урока по домам. — А говорят, молодежь сейчас эгоистичная и бездушная! — пробормотала она нам вслед. — Вон как по товарищу убиваются… Одной мне было понятно, что Лилька с Таней не только оплакивают друга, но и боятся за собственную жизнь. И зачем только я им рассказала об угрозах Фаины! Одна из них сбылась, вдруг сбудется и вторая? Надо теперь не спускать с ребят глаз, водить чуть ли не за руку! А поможет ли? И Вилор исчез куда-то. Обещал зайти, но как в воду канул. Мы вышли из школы, и девчонки перестали плакать. Они просто шли с отрешенными лицами, напоминавшими лицо Кольки вчера вечером. В конце концов я не выдержала: — Девчата… Я вчера видела, как Колька ушел. — И что? — равнодушно ответила Таня. — Мы тоже уйдем. — И очень скоро, — кивнула Лилька. — Да вы что несете?! — заорала я. — Прекратите так шутить сейчас же! — А мы не шутим, — бесцветным тоном сказала Лилька. — Для нас здесь все уже кончено. Шокированная, я смотрела в равнодушные глаза своих еще недавно полных жизни подруг. Что с ними? Это даже не депрессия, а куда хуже… — Что с вами случилось? Кто сделал вас такими?! Две пары равнодушных глаз устремились на меня. — Можем рассказать, — пожала плечами Таня. — Позавчера ты убежала первая, а мы шли и разговаривали. К нам подошла цыганка… — Это была Фаина! — воскликнула я. — Может, и так, — продолжила Лилька. — Она предложила нам предсказать будущее, отводила по одному в сторонку и гадала по руке. При этом каждому она приложила к ладони какую-то металлическую штучку с выдавленным на ней непонятным знаком так, что знак впечатался в ладонь. И пообещала скорое избавление от всех проблем, а что еще — не помню. Все было как в тумане. — Теперь мы не принадлежим миру живых, — окончила рассказ Таня. — Да что же это такое! — схватилась я за голову. — Почему вы об этом молчали?! Да разве это повод, чтобы готовиться к смерти? Девочки! Вы же плакали сейчас в классе, а разве мертвые плачут? Вас просто одурманили… — Мы оплакивали себя, — сказала Лилька. — Это был последний всплеск эмоций. — А что касается времени, — Таня посмотрела на часы, — то у нас его осталось совсем немного. Ты была хорошей подругой, Ника. Было около двух часов дня, лужи почти высохли, из-за туч выглядывало солнышко. Мы шли втроем в полном молчании, и походка девчонок все больше напоминала мне Колькину, которую я наблюдала вчера. Мое сердце разрывалось от отчаяния, умом я отказывалась верить, что среди белого дня могут твориться такие страшные дела. Я постараюсь удержать ребят, не дать им уйти к зловещему бараку. Если понадобится — оглушу и свяжу их… Мяуканье котенка раздалось из-за угла магазина, мимо которого мы проходили. Магазин под прямым углом прилегал к высотному дому, вот там и мяукал котенок. — Котенок, — сказала Лилька. Я знала, как она любит животных, потому ухватилась за идею: — Наверное, он бездомный, голодный и замерзший. Давайте возьмем его домой, накормим! Лилька кивнула, и они с Таней поспешили за магазин. Шнурок. Проклятый шнурок на моей кроссовке развязался именно в этот момент. Я присела, завязала его, поднялась и тоже зашла за угол. В углу между магазином и домом никого не было. Ни Лильки, ни Тани, ни котенка. Только голый асфальт и стены. Пару раз мяуканье раздалось откуда-то издали, а в третий раз оно вышло протяжным и завершилось коротким каркающим звуком. Переведя взгляд немного в сторону, я увидела, как исчезают, тают в воздухе остатки зловещего белесого тумана… Мне хотелось бежать, кричать, биться головой о стены. Я сжала кулаки и завыла от бессилия. Неужели они умерли? Нет уж, я их мертвыми не видела и верить в такое не собираюсь! Но выглядело это странно — почему девчонок забрали, а меня нет? Ведь на этот раз я не получала никаких предупреждений! Стоп! Егор, Стас, что с ними?! Я направилась к школе. Наш класс отпустили раньше, но ведь Егор должен был еще один урок отучиться, подожду его у входа. Прозвенел звонок, и из школы повалил народ. Я внимательно смотрела на выходящих, но Егора среди них не было. Увидев его одноклассниц, я обратилась к ним: — Вы Рюшина не видели? — Представляешь, Рюшин сбежал с последнего урока! Попросился выйти и сбежал. Вещи его в классе остались, курточка в раздевалке, а сам он так и не вернулся. Мои ноги стали ватными. Егор… Было понятно, что искать его бесполезно. Как и Таню с Лилькой. Эх, запереться бы сейчас в своей комнате, уткнуться носом в подушку и представить, что это всего лишь кошмарный сон. Что мои друзья живы-здоровы, ждут меня на стройке… Но их нет. И Стаса я не спасу, как бы ни старалась. Может, его уже тоже нет? Ноги сами понесли меня к его дому. Стас как раз выходил из подъезда. Вместо привычного длинного плаща на нем была какая-то старая рваная куртка, волосы были растрепаны, а глаза остекленело смотрели вперед. — Стас! Ты уже вернулся из школы? — умнее вопроса я не придумала. — Я не был сегодня в школе. Зачем она мне теперь? — ответил он равнодушно. — Последний день можно и прогулять. — Ты хочешь… уйти? — Моего желания не спрашивали. В любом случае за мной придут. — Кто? — Не знаю. Но придут обязательно. Все равно я уже большей частью… не здесь. — Стас… — взмолилась я. — Пожалуйста! Останься! — Ты мне нравилась, Ника, хотя я и не решался об этом сказать. Но тебе милее этот твой… Впрочем, уже без разницы, тело, лишенное души, не может любить. Прощай. Он прошел мимо меня и скрылся за домами. Я не осмелилась его остановить. Совершенно убитая, я приплелась домой, упала на свою кровать и долго лежала без движения. В случившемся была и моя вина. Зачем я тогда ушла, оставив их одних? Зачем втянула в это темное дело? Зачем… Зачем… И, странное дело, почему меня не тронули, ведь я, по логике, активнее всех совала нос в эти тайны! Только ли сторожевому знаку я обязана своим спасением, или, может, насчет меня у злодея особые планы? Я мучила себя этими мыслями, пока не забылась тяжелой дремотой. Мне привиделось глубокое-глубокое подземелье. И тени, кружащиеся в мерном, тоскливом танце. Отсюда нет выхода. И никогда не будет. Не помню, сколько я так пролежала. Когда я очнулась, было уже темно. Мамы дома не было, она предупреждала, что вернется поздно. Клотильда ласково терлась о мою руку, призывая встать. Я поднялась, накормила ее. Выглянула в окно, надеясь увидеть в свете фонаря высокую фигуру Вилора. Как он мне сейчас нужен! Но его не было. Может, его тоже забрали? Я ведь ничего о нем не знаю… И тут ехидный внутренний голос шепнул: «А если подумать? Подумай, Ника, хорошо подумай, а то ведь за романтическими мыслями ты многого не замечала». Да все я замечала, просто выводы сделать ума не хватало. Вилор знает о происходящей здесь чертовщине все — откуда? Неожиданно всплыли его слова о том, что заваривший эту кашу фанатик раньше был действительно великим ученым и… неплохим человеком! Откуда такая информация?! Сведения, полученные от местных жителей, отпадают, ведь они считали ученого едва ли не дьяволом. Вывод приходил в голову только один: на рудник явились трое ученых, один из которых погиб, а второй пропал без вести. А что, если он сбежал, испугавшись сделанного открытия, а свою тайну передал по наследству, и Вилор, должно быть, его внук или правнук? Тогда все сходится. Ах, Вилор… Эти его манеры, это старомодное воспитание — не станет он компрометировать девушку поздним визитом! Скажите такое нашим мальчишкам — они просто не поймут, о чем идет речь. Сразу видно, что вырос в интеллигентной семье. Не удивлюсь, если вместо школы его обучали гувернеры! Так, это я уже загнула. И вообще, не об этом сейчас надо думать, а о нашей общей беде, случившейся из-за того, что мы сунули нос не в свое дело. А Вилор? Ведь он знал куда больше нашего, так, может, и его забрали тоже? Или он залег на дно и не рискует появляться? Хорошо бы, но где его теперь искать? Единственная зацепка — это тот заброшенный дом, где был спрятан кулон. Пойду туда прямо сейчас, вдруг в этом доме есть какая-то подсказка! А все дело в проклятой секире. Нашел он ее или нет? И тут меня осенила догадка. Одна из тех смелых, необоснованных догадок, которые в итоге оказываются верными. Итак, секира находится у некоего черного археолога. На даче ее нет… Я вспомнила, как ходила по дому этого археолога, пытаясь уловить, нагреется ли где-нибудь кулон или нет, но он не подал признаков жизни. И сразу после этого мой мозг посетило другое воспоминание: квартира Архиповны, комнатка, похожая на музей. Ребята разглядывают антикварную посуду, а я чувствую, как кулон дает мне понять: в квартире находится что-то весьма нехорошее и опасное и это что-то начинает медленно, капля за каплей, выпивать мою жизнь. Тут стоит подумать: раз квартира Архиповны превращена в настоящий музей, половина экспонатов которого явно выкопана из земли, стало быть, кто-то в этой семье занимался археологией. Может быть, сын или зять Архиповны, он же отец ее внука. А находки складировал у старушки. Вот с какими вещами любил возиться внучок, позабыв про бабушку! И если верить моему кулону, там находится что-то крайне опасное. Вдруг это и есть секира! С другой стороны, в мире существуют тысячи археологов, «черных» и «белых», и если я нашла одного из них, то не факт, что он тот самый! Ладно, иногородних не считаем, но сколько их в нашем городе? Наверное, много, город-то миллионный. И согласно теории вероятностей… К черту теорию вероятностей, срочно туда! Это хоть и небольшой — согласно той же теории вероятностей, — но шанс! Кулон неспроста сработал! Темно уже, правда, да еще и дом… Наташкин. Может, утром? Я резко вскочила на ноги. Что за позорные мысли! С моими друзьями беда, а я изображаю кисейную барышню?! Нет уж, надо — значит, надо. Только сначала в заброшенный домик, он ближе. Глава XIII Секира готского короля До домика я дошла без приключений. Открыть дверь мне удалось с трудом, чуть приподняв ее за ручку. Что же, у старых перекошенных дверей свои особенности, но мне вспомнилось, как легко и ловко открывал ее Вилор. Похоже, он не раз бывал здесь. Я вошла, прислушалась, потом зажгла фонарик. Похоже, домик пуст. В кухне первым делом мне в глаза бросилась печь, на которой все плиты были на своих местах. А ведь когда мы уходили, одна из них так и оставалась валяться на полу. Странно! Вилор вернулся и приладил ее на место — зачем? Вряд ли эту печь еще когда-нибудь будут топить. Я прошлась по комнатам. Выбитые окна, старый хлам и ничего интересного. Я хотела уже уходить, но напоследок снова заглянула в кухню. Нет, не зря он возвращался, что-то здесь должно быть. Точно. То, что я приняла за зашторенное окно, на самом деле оказалось низенькой дверью, завешенной портьерой. Странно — нигде никаких тряпок не уцелело, а тут портьера, старенькая, но чистая… С замиранием сердца я отодвинула ее и распахнула дверь. При этом я ощутила, что металлическая ручка двери гладкая, чего нельзя было сказать о ржавых ручках других комнат. Ею часто пользовались! Внутри небольшой кладовки без окон никого не было. На полу лежал старый матрас, накрытый сверху покрывалом — похоже, это было чье-то жилище, мало ли бомжей? Я повернулась, чтобы уйти, но краем глаза заметила висящую на стене куртку. Знакомая мне черная, с кожаными нашивками, это была куртка Вилора! Где же он сам, что здесь случилось?! Если бы вещи умели говорить! Я пошарила по карманам куртки, но ничего не нашла. Тогда я подошла к печке и с трудом сдвинула плиту. И точно — на пол упал белый прямоугольник свернутого вчетверо листа. Дрожа от волнения, я развернула записку. «Никандра! Надеюсь на твою сообразительность — ты догадаешься заглянуть под плиту, положить листок на видное место никак нельзя. Я побывал в квартире человека, когда-то нашедшего секиру. Он хранил ее у себя, но теперь она исчезла. А это означает только одно — наш враг получил ее. Ты знаешь, что за этим последует. Беги, Никандра! Покинь эти края, ты уже ничего не сможешь сделать и никому не поможешь. Меня выследили. Светает, и я не смогу от них скрыться или отбиться. Зайди в кладовку и посмотри — если моя куртка там, значит… мы больше не увидимся. Боюсь, твои друзья тоже обречены. Нет, они не умрут сразу, их существование протянется еще долго, но место, где они находятся… оттуда не возвращаются. Что же касается тебя, то сторожевой знак предупредит об опасности, но не предотвратит ее. Ты слишком много знаешь, чтобы тебя отпустили с миром. Поэтому беги прямо сейчас, еще должно быть время. Прости, что не могу помочь тебе. Прощай!» Далее стояла витиеватая подпись и вчерашнее число. Стон, похожий на вой, вырвался из моей груди. Еще и Вилор! Это было больнее всего. Но, может, не все потеряно, вдруг секира действительно находится в квартире Архиповны? Вилор мог не знать об этом. До Наташкиного дома я добралась бегом. Вот и квартира Архиповны, комнатка-музей, стол с линейками и тетрадками. Одна из них привлекла мое внимание. …Вот это да! Как я в прошлый раз прошляпила?! На всех тетрадках была написана фамилия Лешеньки — Проклов! А также школа и класс. Это как же понимать? Лешенька — внук Архиповны?! Других версий не остается. Теперь понятно, что он делал в нашем районе! Вдруг я услышала, как в замочной скважине заскрежетал ключ. Сторожевой знак резко нагрелся, и мое сердце ухнуло вниз. К счастью, я сдержалась и не закричала, потом оглянулась по сторонам, выключила в комнате свет и нырнула под кровать, застеленную длинным покрывалом. Какое счастье, что в квартире старушки сохранилась эта старая кровать на высоких ножках! — И кто в прихожке свет не выключил? — донесся знакомый голос. — Наверное, эта дура, которой бабка доверила за квартирой смотреть. Прошу, входите. Да, Лешенька, та самая, подумала я. Тут же у меня возник вопрос: почему Архиповна доверила последить за квартирой незнакомому человеку, а не родному внуку? Наверное, потому, что хорошо его знала! Послышался густой, звучный бас: — Вот как живут нынче люди, давненько я к ним не заглядывал. Ну-с, показывай, та самая ли у тебя секира? — Конечно же, та, Владимир Петрович, это точно! У папаши есть знакомые, классные эксперты, но даже они не смогли установить, что это за металл! Он хотел ее продать, а я из дома унес и здесь спрятал. — А если бы твой отец нашел ее? — Да вы что, он сюда ни ногой! Он с бабкой всегда был на ножах. Я тут много чего храню, а он и не знает, куда это девалось! — Показывай! — властно сказал бас. В комнате зажегся свет, и я увидела две пары ног, подошедших к стеклянному шкафу. Лешенькины кроссовки сложно было не узнать, а его спутник носил добротные кожаные ботинки. Лешенька залез на стул, и я услышала, как громыхнуло что-то тяжелое. — О да, — тихо и торжественно произнес бас. — Это она! — Ура! — завопил Лешенька. — Теперь мы обретем могущество, и я стану наследником великого короля! И мы захватим весь мир! Ай да мечты у мальчика, подумала я. Одним словом, Лешенька. — Да, конечно, — в ответе послышалась хорошо скрытая ирония, которую Лешенька явно не заметил, продолжая бурно радоваться. — Идем… наследник. Они ушли, не выключив в комнате света. Я слышала, как уехал лифт, и только после этого покинула свое убежище, ругая себя последними словами. Упустила последний шанс, дуреха! На автопилоте я выключила свет и вышла из квартиры. В лифте я вынула записку и перечитала. Значит, ребята еще живы, а если так, то и Вилор, возможно, тоже. Они ждут моей помощи и наверняка думают: раз Ника на свободе, значит, есть надежда. И если я ничего не предприму, то возненавижу себя на всю оставшуюся жизнь… Я вышла из подъезда. Зловещее место по-прежнему выглядело простым пустырем. Оттуда не возвращаются… А как насчет того, чтобы попасть туда? Может, это было ненормально, но страха я больше не испытывала. Наверное, так бывает с людьми, которым уже нечего терять. Я обошла пустырь, несколько раз прошлась там, где чуть не попала в ловушку ядовитого тумана, даже выкрикнула в адрес хозяина барака что-то не очень культурное. Тишина была мне ответом. Походив еще немного, я вернулась домой, вывалила кошке весь пакет корма и подкрепилась сама, ответила на несколько звонков встревоженных родителей моих друзей и поговорила с мамой, сказавшей, что она опять задержится на работе неизвестно насколько. Потом я выключила свет и приготовилась ждать. Не отпустят с миром, значит? Что ж, пусть приходят, поговорим. Если будут звонить в дверь — открою. Хватит бояться! Но едва я уселась в кресло, как меня сморил сон. Казалось бы, прошла минута, но открыв глаза, я увидела на часах почти полчетвертого ночи. Тогда я встала и подошла к окну. Черная фигура старухи стояла в свете фонаря. Мальчика на сей раз с ней не было. Фаина смотрела прямо на меня и злорадно улыбалась. — Пришла посмеяться? — сквозь зубы процедила я. — Ну, дрянь, держись! Набросив на себя куртку и обув старые ботинки, я захлопнула дверь и понеслась вниз по лестнице. Сейчас я ей точно вломлю! Когда я выбежала из подъезда, Фаина стояла на прежнем месте с таким же наглым видом. — Не понимаю, тебе чего надо — кулаки почесать или вход в подземелье найти? — старуха подмигнула. Я остановилась. Как мне раньше в голову не пришло — ведь эта ведьма должна знать дорогу! Впрочем, верить ей нельзя. — Врешь ты все! — ответила я. — Никакого подземелья нет, и вообще, я тебе не верю. — Да ну! — Фаина изобразила оскорбленную добродетель. — С чего это вдруг? Разве я тебе когда-нибудь врала? — Про какого-то Витьку или Митьку бред несла… Да все знают, что ты врунья! — Есть такое дело, — просто призналась она. — Но тебя я не обманывала. А у Витьки своего сама спроси, кто он на самом деле. Тут до меня наконец-то дошло, что под Витькой Фаина подразумевает Вилора. Ах, вот оно что! — Он жив?! — вырвалось у меня. — Все они живы, — вкрадчиво произнесла гадкая старуха и тут же добавила: — Пока! А остальное зависит от тебя. Оттуда, как ты уже знаешь, просто так не возвращаются. — Ни за что не поверю, что ты решила бескорыстно мне помочь. — Просто ОН желает тебя видеть! — подобострастно произнесла Фаина, и в ее глазах мелькнуло фанатичное обожание. — Ух, и позабавилась бы я с тобой, если бы не ЕГО запрет! Но не велено тебя и пальцем трогать. А велено кланяться поясно да в гости звать, как великую цацу! Но раз не хочешь, я не настаиваю. Счастливо оставаться, гуляй себе да радуйся жизни, никто тебя не тронет! И я сдалась. Понимала, что совершаю огромную ошибку, но так же ясно было и то, что я перестану быть собой, если откажусь от этого шанса. — Показывай! — бросила. — Ты уверена, что согласна? — на лице Фаины вновь возникла ехидная ухмылка. — А вдруг я тебя обманываю, хи-хи! До сих пор я с трудом сдерживалась, чтоб не дать ей по физиономии, но теперь мое терпение иссякло. Я размахнулась… — Ой, боюсь, боюсь! — раздался ее противный голос откуда-то сбоку. — Ладно, идем, не отставай. И Фаина вроде бы не спеша пошла в сторону дороги. Но успевала я за ней с трудом. Казалось бы, она идет рядом, а вот уже где-то впереди маячит… Я думала, что мы пойдем к пустырю, но нет — Фаина свернула на заброшенную дорогу между крайними домами и полем, а оттуда — на еле заметную тропинку, ведущую через огороды в степь, прочь от города. «Куда я иду?! — звучало в голове. — Ночью, никому ничего не сказав, да еще с этой особой! Ни мобильника не взяла, ни записки не оставила!.. Так я думала, а сама спешила, чтоб не отстать от старухи. Идти пришлось довольно долго, огни города остались далеко позади, а вокруг царила сплошная темнота. Наконец Фаина остановилась. — Вот тебе и дверь, милости прошу в гости, заходи — не бойся! — бросила она и пропала. Тогда я достала фонарик (какое счастье, что хоть он оставался в кармане куртки!) и посветила вокруг. Никого и ничего, голая степь с пожухлой, прибитой дождями травой и несколькими кучами строительного мусора. Это у Фаины снова шуточки такие?! Луч фонарика осветил большое железное кольцо, видневшееся среди травы. При внимательном осмотре оно оказалось ручкой крышки квадратного люка, частично заросшего за давностью лет. Не буду вдаваться в подробности, как я при помощи подручных средств расчищала люк, как долго не могла открыть крышку. Но в конце концов среди хлама нашелся замечательный металлический стержень непонятно какого назначения, который я просунула в щель под крышкой и изо всех сил надавила. Тяжелая крышка люка упала на траву, и передо мной открылось большое черное отверстие. Стержень я выронила, и он долго звякал, падая вниз по лестнице. Луч фонарика высветил пару верхних ступенек. Даже мысль о том, что придется спускаться в эту преисподнюю, казалась крамольной. Кому я поверила — Фаине?! На секунду мне представилось заплаканное лицо мамы, узнавшей, что ее дочь пропала без вести. Но рядом с мамой тут же возникли другие лица — Наташки, Лильки, Стаса… Вилора. Они были бледными, словно обескровленными, и только живые глаза смотрели на меня с надеждой и ужасом. И неожиданно мне вспомнились слова, сказанные недавно мамой. Только моя мама могла такое ляпнуть! Она сказала: «Мы, мамы, век бы качали вас в колыбельке и вытирали носы, но вам надо расти и становиться настоящими людьми. Поэтому, доченька, когда тебе придется выбирать между голосом совести и голосом маменьки, требующим беречь себя и плевать на всех, прислушайся лучше к первому! А маменька все поймет и простит, по крайней мере твоя!» — добавила она с гордостью. Словно знала о предстоящем! Я мысленно попросила у нее прощения и осторожно опустилась на первую ступеньку. Глава XIV В подземном дворце Каменная винтовая лестница оказалась очень длинной. Ступеньки были разной высоты, не всегда ровные, но хуже всего обстояло дело с перилами — они истлели, с них сыпалась труха, а потому держаться было не за что. Больше всего пугала мысль, что сейчас я услышу сверху глухой удар закрываемого люка. И еще неизвестность впереди. Закончился спуск внезапно. Вместо очередного витка лестницы передо мной оказалась дверь, а за ней — большое помещение. Посветив по сторонам, я поняла — это тот самый зал, где было захоронение. Мрачные каменные стены, сложенные из грубо отесанных камней, в некоторых местах были расписаны какими-то значками, а вдоль одной из стен стояли в ряд каменные ящики. Я подошла ближе. Все они были пусты, каменные крышки валялись на полу. Да, похоже, здесь произошло что-то грандиозное. Однако где же искать ребят? Я обошла зал, но никаких других дверей или лазеек не было. Так я и думала — Фаина просто решила поморочить мне голову! А сама небось хихикала, глядя, как я с крышкой люка мучаюсь! Хотя, собственно, она показала, как и обещала, вход в подземелье. Не соврала, только от ее правды никому не легче! Делать здесь нечего, надо выходить. Я повернулась к массивной железной двери, открытой внутрь, и машинально взялась за большую кованую ручку… Из темного угла за дверью высунулась бледная рука с неестественно длинными пальцами и шлепнула меня по ладони. От неожиданности я вскрикнула и бросилась в дверь, но тут же отскочила обратно. По лестнице ко мне приближалась пара красных светящихся точек, за ними живо появилась еще одна и еще… Я помчалась в глубь зала, крепко зажав в руке фонарик, и увидела существо, прятавшееся за дверью. Брр! Ростом с ребенка, оно имело такие длинные руки, что могло, не нагибаясь, дотронуться до пола. На нем была одежда, но я не обратила внимания, какая именно, потому что не могла отвести глаз от лица существа: оно было морщинистым, узким, с безобразно вздернутым носом и небольшими глазками, которые реально светились в темноте красноватым светом. А еще существо имело курчавую светлую бороду и большие слегка заостренные уши. Но при всем его человекоподобии сразу было понятно: это не человек. Не карлик, не мутант, а что-то совершенно иное… Тем временем со стороны лестницы появилось еще несколько подобных созданий. Я схватила с пола обломок камня и запрыгнула на ящик, на котором наискосок лежала крышка. Пусть только подойдут, так по головам и получат! Но они явно были способны мыслить. Окружили меня полукольцом, слишком близко не подходя, и остановились в ожидании, дескать, посмотрим, сколько ты там простоишь. Наверняка это они были теми ночными гостями, которые заглядывали ко мне в окна. Я вспомнила о подарке тети Ксени, так и лежащем у меня в кармане. Не знаю, поможет ли освященная соль отпугнуть эту нечисть, но даже если просто бросить солью в глаза, то никому мало не покажется. Я бросила камень, переложила фонарь в левую руку, а правую сунула в карман, открыла пакет и зачерпнула немного соли (эх, жаль, мало ее). Попробую с ее помощью прорваться к лестнице, что мне еще остается? Я метнула соль по окружности и спрыгнула на пол. Ага, не понравилось! Бросились назад даже те, до кого соль долететь не могла. Значит, все-таки боятся освященных предметов! Окрыленная таким открытием, я смело пошла через зал к двери, держа кулак с солью перед собой. Существа не решились ко мне приближаться, разбежались подальше. И только дойдя до середины помещения, я поняла, что не все так просто, как хотелось бы. Туман. Зловещий туман преградил мне дорогу небольшим облачком, которое в несколько мгновений выросло в неприступную стену. На этот раз не было ни удушья, ни галлюцинаций. Я просто отключилась, и все. Последней мыслью было осознание того факта, что на сей раз кулон оставался просто теплым, не накаляясь. Хотя нет, самая последняя мысль была о том, что я иду к тем, кого искала, а значит, все нормально… Пробуждение оказалось не самым приятным. Так, и где это я? Лежу на мраморном полу, в одной руке так и зажата горстка соли, а в другой — фонарик. Ну, здесь он не нужен, выключаем. Не то чтобы было совсем светло, а так, полумрак, какой бывает в кухне, когда свет горит в прихожей. Хотя помещение меньше всего напоминало кухню — это был настоящий дворцовый зал с изящными колоннами и роскошной лепниной, жаль только, что без окон. Я встала и прошлась, разминая затекшее тело. Хотела высыпать соль обратно в пакетик, но передумала: мало ли кого встречу. Но все же — где я?! Куда меня занесло этим дьявольским туманом? Наверное, в самое логово врага, то есть того ученого, который был когда-то неплохим человеком, а стал чудовищем. Фаина говорила, что он желает меня видеть — ладно, пусть увидит. И друзья мои, по идее, должны быть где-то здесь. Что ж, пойду искать. Зал впечатлял размерами и красотой. Какие там были мозаичные узоры из разнообразных камней на полу и стенах, какие колонны из белого мрамора с причудливой резьбой, о лепнине вообще говорить нечего! Трудно было оторвать взгляд от любого участка стены — каждый сантиметр поражал тонкостью работы… Кстати, источник света так и не обнаружился, ничего похожего на люстру или свечи я не заметила, однако в помещении царил равномерный полумрак. Пройдя весь зал, я увидела две двери. Одна была явно парадная, украшенная выше всяких похвал, за ней начинался столь же великолепный коридор, тоже без окон. Вторая дверь находилась в углу и была гораздо скромнее и меньше. Когда я к ней подошла, то сторожевой знак тревожно затеплился, словно пытался не подпустить меня даже близко к этой двери. Значит, нам сюда. За скромной дверцей оказался темный коридор, ведущий к другой двери, из-под которой пробивался слабый свет. На цыпочках я подошла к ней и остановилась. Что же делать? Кулон внушал тревогу, и открывать дверь я не решалась. — Войди! — громко и властно раздалось изнутри, и я — сказалась школьная муштра! — послушно открыла дверь и зашла внутрь, остановившись у порога. И словно перенеслась в девятнадцатый век… Передо мной предстал небольшой, уютно обставленный кабинет. Инкрустированная мебель на изогнутых ножках, два темных дубовых шкафа до потолка, забитых книгами, кожаный диванчик в углу — все это было массивным, добротным и явно старинным. В глубине кабинета на круглом столике горели свечи и стояло блюдо с фруктами, а у стены лицом ко мне, закинув ногу за ногу и скрестив руки на груди, восседал хозяин кабинета. Слегка прищурившись, он с интересом смотрел на меня. Я в свою очередь воззрилась на него. Кабинет с обстановкой позапрошлого века был совершенно под стать своему хозяину, словно сошедшему со старинного портрета. Это был человек средних лет с правильными чертами лица, стального цвета глазами и аккуратно уложенными светлыми волосами и бородкой. Да, современные мужчины много потеряли, в массе своей отказавшись от бород. По крайней мере, с этим человеком мало кто сравнится… Человеком? Как я понимаю, передо мной тот самый ученый, которого Вилор назвал чудовищем и которому на данный момент не меньше сотни лет. Так человек ли он или… нечто иное? — Вот ты какая, — он поднялся и шагнул мне навстречу. Я должна сказать, старинный костюм удивительно шел его статной фигуре. — Упорная девочка, что и говорить! Если вдуматься, ты — первый человек, пришедший сюда добровольно, без применения силы, обмана или внушения. Эти слова привели меня в боевую готовность, помогли избавиться от дурацких посторонних мыслей. Передо мной — враг, коварный и безжалостный, у которого находятся мои друзья. А значит, надо быть осторожной, не показывать страха и… держаться на равных. — Здравствуйте, — уверенно сказала я. — Меня зовут Ника Черная, можно просто Ника. — М-да, — чуть иронично протянул он. — Вынужденное одиночество приводит к тому, что порой забываешь о хороших манерах. Ну да, надеюсь, милейшая барышня простит старого отшельника? Я стояла молча. — Можешь звать меня Владимиром Петровичем, хотя теперь мое имя звучит несколько иначе. Присаживайся, пожалуйста, угощайся, — он придвинул ко мне фрукты и сел напротив. Мне ничего не оставалось, как занять ближайшее кресло, но, разумеется, было не до угощения. — Теперь осмелюсь спросить: чем обязан визиту? — У вас мои друзья, — твердо ответила я. — Отпустите их! — Ну что же, — ответил он, откидываясь на спинку кресла. — Похоже, разговор нам предстоит долгий, и до этого момента мы еще дойдем. Для начала совершим небольшой экскурс в историю. Знаешь ли ты, девочка, что здесь происходило семнадцать столетий назад? — Знаю, можете не повторять. И про короля, и про секиру. И что она сейчас у вас… Владимир Петрович. Так вас, кажется, и Лешенька называл? — Хорошо. Я-то думал, что имею дело с маленькой девочкой, а передо мной, оказывается, серьезный противник! — тут он улыбнулся. — Да, помню, ты спряталась в той комнате, и даже догадываюсь где. Наверное, стоило заглянуть под кровать, а? Кстати, прошу заметить, со мной там были игги, и если бы я им позволил… — А это еще кто? — Те милые существа, которых ты видела в подземелье. Не знала, как они называются? — Нет, — просто ответила я. — А кто они? — О, эти уродцы — потомки выродившегося давным-давно славного племени иггов. Да, детка, когда-то игги — это звучало гордо. Они владели магией, рядом с которой нынешняя — просто детский лепет. Они могли вызывать духов своих древнейших предков, и это было жутким и смертельным зрелищем. Говорят, эти самые предки на заре человечества вступили в связь с некими темными божествами, которые и наградили их род магическими талантами. Но самое главное — игги всегда пили чужую кровь! — Владимир Петрович поднял палец, и глаза его сверкнули. — Это скрепляло их договор с темными божествами и наделяло нечеловеческими способностями — силой, неуязвимостью, долголетием. Но все на свете имеет обратную сторону. Магия противна природе, и природа такого не прощает. Потомки когда-то рослых и красивых людей со временем вырождались, они всегда не слишком-то любили солнечный свет, а сейчас вообще его не переносят. А однажды среди них прошлась непонятная болезнь, истребившая старшее поколение… — А потом готский король добил остальных! — не утерпела я. Владимир Петрович хитро прищурился: — Не знаю, как ему это удалось, но готский король совершил величайшее открытие: оказывается, кровь иггов наделяет людей теми же невероятными силами! Ну, может, не совсем в такой степени — все-таки между врожденными и приобретенными способностями есть разница. Поэтому, как ты знаешь, король прожил больше сотни лет в полном здравии и боевой готовности. — Он стал вампиром?! — дошло до меня. — Смотря что этим словом назвать. — Как что? Вампиры — это те, кто питается чужой кровью. Которые боятся солнца и осиновых кольев, не могут войти в дом без приглашения, не отбрасывают тени и не отражаются в зеркале… Владимир Петрович терпеливо выслушал мою речь и сказал: — Вампиры, детка, разные бывают. Есть высшие, есть простые. Есть и просто кладбищенское упырье, даже вампирами зваться недостойное. Что касается готского короля, то он солнца не боялся, а в чужие дома и города легко врывался без приглашения. Он был умен и во всем строго знал меру — потому получил могущество, но не стал вампиром в полном смысле этого слова. К сожалению, большую часть своих знаний он унес в могилу. Я задумалась: если готский король стал вампиром, то кто же тогда Владимир Петрович?! Силой воли я подавила панику. Спокойно, он ведь не бросается на меня и не кусается, а ведет мирную беседу. Зачем бы ему разговаривать с будущим ужином?.. Он, видимо, все же заметил мое беспокойство и подначил: — Среди прочих способностей вампиров ты забыла упомянуть чтение мыслей. Кстати, насчет отсутствия тени и отражения — вранье полнейшее! Тут он встал и прошелся по комнате — тень была, как полагается. Тем самым он тонко дал понять — мои догадки верны. Как ни странно, я успокоилась. Послушаем, что он еще скажет. Я непринужденно откинулась в кресле, лениво протянула левую руку, взяла с блюда грушу и надкусила. — А ты молодец, Ника, — с удивлением и даже, как мне показалось, уважением произнес собеседник, усаживаясь на место. — Большинство людей, с которыми мне доводилось, хм, беседовать здесь, вели себя совсем по-другому. Они боялись, плакали, заранее соглашались на что угодно, лишь бы сохранить свою драгоценную жизнь… С тобой же приятно иметь дело. Знай, что ты разговариваешь с величайшим из ученых! Да-да, скажу без ложной скромности. Я сумел вернуть к жизни иггов, подчинить их себе, и главное — обучился их магии, мне теперь подвластно многое. Помнится, весь здешний поселок окутала тьма, когда я открыл проход в этот мир, в эти глубины! Жаль только моих коллег, не смогли они разделить со мной радость этих достижений! — А это не вы их, часом?.. — набралась наглости я. — Наука требует жертв, — пожал плечами ученый. — Когда игги, оголодавшие после долгой летаргии, вырвались наружу, один мой коллега, увы, не успел скрыться. А второй испугался и сбежал, прихватив с собой кое-какие документы. Больше я с ним не виделся, но не терял из виду ни его, ни его потомков. Дело в том, деточка, что это был мой родной брат. Он, кстати, не был ученым, просто составил мне компанию. Ах, какие у меня были планы! Я мечтал воссоздать готскую державу, какой она была когда-то, но грянула война, и я понял, что этого делать не стоит. Знаешь, Ника, что такое была эта война? Это была попытка воссоздать ту самую державу по старым планам, только в больших масштабах! Слишком кровавым делом это оказалось даже для меня, да и не могло долго прододолжаться, не то сейчас время! Нет, теперь нужно действовать по-новому, старые приемы нынче не в чести. И я готовился. Правда, людишки то и дело совали нос куда не следует. Тайну нужно было хранить, поэтому любопытные всякий раз либо гибли, либо становились для меня подопытным материалом. Но сейчас, скажем так, все готово к представлению. — И каковы… ваши планы? — Планы? Ах, оставь. Как говорится, хочешь насмешить судьбу — поделись своими планами! Сколько ни планируй, а жизнь всегда вносит свои коррективы, и выигрывает тот, кто умеет хорошо импровизировать по ходу действия. Я — величайший ученый, и уж не сомневайся, что стану величайшим правителем, каким был в свое время готский король! Каким образом это произойдет — возможны варианты. Начать, пожалуй, стоит с прихода темных сил, как их здесь издавна называли. Много крови, много страха, пожалуй, придется пожертвовать двумя-тремя населенными пунктами, такими, как этот город. Но зато эффект будет потрясающим. Люди либо поклонятся темным силам, то есть мне как их повелителю, либо сплотятся против них, и эту борьбу возглавлю я же! Тут я вспомнила, что с сумасшедшими лучше не спорить, а уж с фанатиками тем более. А этот человек однозначно был тем и другим в одном лице. То есть не человек, а кто он теперь… — Понятно, — бесцветным тоном сказала я. — Только я пришла сюда совсем по другому поводу. Мне нужны мои друзья. — А не интересует ли тебя, почему я выдаю тебе свои тайны? Сердце мое снова упало. В самом деле, не потому ли он передо мной откровенничает, что не намерен меня отсюда выпускать?! Мертвые не болтают… — Не бойся, — неожиданно тон Владимира Петровича стал почти ласковым. — То, о чем ты подумала, пока не входит в мои планы. Дело в том, что мне нужен наследник, а детей, так вышло, у меня нет. Тяжело быть одному, не имея себе равных, а хочется, чтобы рядом был товарищ, помощник, соратник. Чтобы стремиться к одной цели, вместе вершить дела… — Ах да, Лешенька, — вспомнила я. — Вы называли его наследником. — Ты имеешь в виду Алексея Проклова? — поморщился Владимир Петрович. — Да, называл. Потому что он — прямой потомок готского короля. — Серьезно? — хмыкнула я. — Наверное, король в гробу переворачивается! Собеседник расхохотался: — Совершенно с тобой согласен! Мне такое… ах, едва не выругался при даме! В общем, мне такой наследник не нужен. Тем более что времена готского короля давно прошли, теперь наступает мое время! А у меня есть своя родня. — Поздравляю, — пожала плечами я. — Кто бы мог предположить, что у моего трусоватого и не слишком умного братца будет такая правнучка! — продолжал он. — Говорю же, я не терял его семью из виду и однажды решил просто посмотреть на последнего потомка, тем более что девочка с присущей ей настырностью волей судьбы приблизилась к моим тайнам и оказалась близко от входа в мои владения. Увы, попытка захватить ее не удалась, а девчонка, вместо того чтоб испугаться, стала вести себя просто вызывающе, нарочно подвергаясь опасности. Тогда я решил ее немного припугнуть, чтобы она поумерила свое любопытство. Просто припугнуть, пускать в расход свою родственницу я не намеревался. Но девчонка вновь не испугалась, мало того, пыталась защищаться. И тогда я подумал, что из нее может выйти достойная помощница в моих делах, и решил с ней побеседовать. Я мысленно посочувствовала незнакомой девчонке, которой «повезло» с таким родственничком. — Но для этого нужно было встретиться, мало того, нужно было все устроить так, чтобы девушка поняла: она имеет дело действительно с великим ученым, а не с каким-то болтуном. Конечно, я мог бы запросто захватить ее силой, но здесь принципиально важен добровольный приход. Разве может дружба начинаться с применения силы? Вряд ли она просто так захотела бы зайти ко мне на чай. Пришлось применить старый как мир прием: захвати близких такого человека, и он сам к тебе придет. Что и случилось, как видишь. Я ошалело смотрела на него. — Еще не поняла? Моя наследница, потомок моего брата — это ты. И пришла ты сюда совершенно добровольно, без угроз и принуждения. — Я?! Вы хотите сказать, что мой прадедушка — ваш брат? — Если быть точным — прапрадедушка. Да-да, он действительно был моим родным братом. Знаешь ли ты свою родословную? Нет? Ты, как я понимаю, даже отца своего не знаешь. Это было правдой. Я когда-то спрашивала маму об отце, а она ответила, что сбежала от него еще до моего рождения, но не пожелала вдаваться в подробности. Обсуждать это с посторонними я не собиралась, поэтому сменила тему: — То есть вся эта чертовщина — ваших рук дело? И ради того, чтобы увидеться со мной, вы так поступили с моими друзьями?! — Не совсем. Это чистое совпадение. Твоя подружка случайно увидела то, чего посторонним видеть не положено. Видишь ли, у магии тоже имеются, как говорят сейчас, издержки производства. Когда-то давно, чтобы людишки мне не докучали, я перенес барак, в котором производил опыты, в недоступное для них пространство. То есть он стоит на том же месте, где и был, но для обычных людей это место недоступно, для них его просто нет. Вот скажи, ты видела барак на пустыре возле кладбища? — Нет. — А между тем он там стоит и, по сути, является входом в мои владения. Так скажем, промежуточное звено. Так вот, перенес я его в последний день лета, тридцать первого августа, и каждый год в этот день он на небольшой промежуток времени становится виден всем. С этим я ничего не могу поделать, остается только следить, чтобы он не привлек ничьего пристального внимания. Обычно так и бывает, никому не интересна старая хибара, но твоя подружка прямо напросилась. Сама пришла, сама бы и зашла, если бы не ее собака. Ну что же, биологического материала у меня на тот момент было достаточно, и я подумал, что не произойдет ничего страшного, если эта девчонка останется на свободе, — при условии, разумеется, что будет молчать. И, прошу заметить, пока она молчала, никто ее не трогал. А потом у меня появилась причина забрать и ее, и остальных твоих дружков, тем более что они слишком много узнали. Я, знаешь ли, не люблю оставлять свидетелей, которые болтают лишнее. — Где ребята? Они живы?! — Могу показать, если хочешь. — Разумеется! — Тогда прошу сюда. Он подошел к стене и открыл небольшую дверь. Дальше последовали коридоры и деревянная лестница, поднявшись по которой мы оказались в длинном темном помещении. Окна в нем были заколочены, коптила тусклая свечка, а вдоль стены я увидела длинный наклонный стол, уходящий в глубь помещения и теряющийся в темноте. На нем в ряд лежали тела, много тел… Глава XV «Верните мне Вилора!» Я зажала рот ладонью, чтобы не закричать. Вон Стас, каким я его в последний раз видела — в старой куртке и с растрепанными волосами, вперил неподвижный взгляд в потолок. За ним несчастная Наташка, лицо заострилось, глаза запали. Колька с Егором, неразлучные друзья, так и лежат рядом. Лилька, Таня… Дальше были незнакомые мне люди, все до единого молодые, лежащие так же неподвижно. Среди них я, к своему удивлению, узнала Лешеньку. Вот какое ему «наследство» досталось в обмен на украденную у отца секиру! Я подошла ближе и заметила, что все тела опутывает густая паутина из проводков… хотя нет, это не проводки, а скорее какие-то корни или жилы. Я хотела притронуться к ним, но Владимир Петрович остановил: — Не трогай здесь ничего! Если они проснутся, им будет только хуже. Тогда я пошла вдоль стола, пристально глядя на лежащих. Больше никто не был мне знаком. — Возвращайся, куда пошла? — услышала я голос хозяина этой «комнаты страха». — Там тебе больше узнавать некого. — Где Вилор? — злобно спросила я, вернувшись. Он удивился не на шутку: — Вилор? А зачем он тебе? Я восприняла это как грязный намек и заорала: — Верните мне Вилора!!! Иначе я вообще с вами разговаривать не буду! Среди лежащих послышался негромкий стон, некоторые зашевелились. Тогда этот сумасшедший ученый схватил меня за руку и выволок в боковую дверь. Мы снова оказались в его кабинете. — Вот так-то лучше, — спокойно сказал он. — Не стоит их будить. Они сейчас находятся там, где царит вечный покой, где нет ни боли, ни страха, и пробуждение будет им неприятно. — Вы пьете их кровь? — в упор спросила я. — Кровь? — Он вальяжно откинулся на спинку кресла. — Открою тебе, детка, еще одну тайну. Высшим вампирам необходима не столько кровь, сколько жизненная сила человека, которую принято называть энергией. Это только кладбищенским вурдалакам лишь бы набить брюхо, а чем ранг вампира выше, тем больше ему требуется энергии. Боль, слезы, страх жертвы — вот что нужно истинному вампиру. Бывают гурманы, обожающие издеваться над влюбленными в них дурочками и упиваться их страданиями. Есть такие, кто устраивает у себя настоящие пыточные камеры. Что до меня, то я отношусь к жертвам гуманно — сама видишь, они спят и не страдают. Мало того, я думаю, ты в курсе, что они сами ко мне пришли. А в кровопитии я практически не нуждаюсь. То, что ты, наверное, приняла за проводки, на самом деле является особой биологической формой — мое изобретение! По ним жизненные силы жертв перетекают частично ко мне, а большей частью — вниз, под землю, туда, где ждут своего пробуждения великие предки иггов. А жертвы остаются живыми долго, потому что мое изобретение позволяет снабжать их тела питательными веществами. Мне больше не нужно лить кровь на алтарь, как это делали прежде. Кстати, угадай, кем являлись языческие божества, которые требовали кровавых жертвоприношений? Ха-ха, да они мне, почитай, родня! Между прочим, среди живых людей тоже полно вампиров, да-да! Только не говори, что ты их не встречала. — Вы говорите о маньяках и садистах? — Да, но не только. Бывают еще скандалисты, стремящиеся довести жертву до нервного срыва, домашние или начальствующие тираны, вечно ноющие жалобщики — у каждого свой метод, а итог для жертвы один. Кстати, проверено многократно — после встречи с энергетическим вампиром у жертвы резко понижается гемоглобин. Владимир Петрович был прав — подобные личности попадались в немалом количестве. Особенно в моей прежней школе от таких спасения не было. — Как же от них защищаться? — вырвалось у меня. — Как и от прочих вампиров — серебряными пулями, — усмехнулся он. — Хотя, если нет серебряных, сойдут любые, главное — стрелять без промаха. Годится и старый добрый осиновый кол. Опять же, если нет осины… Вампир сделал паузу и, поймав мой злой взгляд, сказал: — Так и быть, если мы с тобой поладим, я отдам тебе этих шестерых. Подумаешь, других найду. — Этих шестерых и Вилора! — твердо потребовала я. На его лице расплылась ироничная улыбочка: — Тебе так нужен Вилор? А знаешь ли ты, что он тоже вампир? Я была ошарашена. Так вот оно что! Теперь понятно, почему в присутствии Вилора нагревался кулон, понятными стали и его слова, что «эта нежить ничего плохого тебе не сделает»… Это он о себе говорил! Вот почему он не мог войти в чужой дом и сбежать от преследователей на рассвете! Мне вспомнились его сильные холодные руки и бездонные черные глаза, в которых сквозила давняя боль… Владимир Петрович между тем наблюдал за выражением моего лица — ожидал, наверное, разочарованно-брезгливой мины. Ага, разбежался! Кем бы Вилор ни был, бросать его я не намерена. Я сделала вдох, широко улыбнулась и ответила: — Да, точно, все сходится. И как я сама не догадалась! Ну и ладно. — Ладно? — прищурился тот. — Да ведь он вампир самый низший, ниже только упыри! — Меня ваша иерархия мало волнует. — Тебя не волнует, что он по-настоящему пьет кровь?! — Лишь бы не водку! — отрезала я. — Может, прекратим этот глупый разговор? Верните мне Вилора! — Нет уж, милая, Вилор останется здесь, — ответил он жестко. — У меня к нему свои счеты, тебя это совершенно не касается. — Тогда и разговора у нас с вами не получится! — Ну что ж, — Владимир Петрович поднялся, теперь его взгляд был ледяным и недобрым. — Ты отвергла мое предложение. А раз так… Глупо было ждать, пока он докончит угрозу, претворив ее в жизнь. Освященная соль так и оставалась в моей правой руке, я подскочила и метнула ее прямо в лицо вампира. Оно резко побагровело, раздался дикий вопль, а я выскочила в ближайшую дверь, не дожидаясь расправы. Кто его знает, как тут все устроено! Вроде эта дверь вела в комнату, где находились мои друзья, но нет, передо мной возник длинный коридор, по которому я и помчалась, не зная, куда он ведет. Потом были еще какие-то многочисленные залы, лестницы, ходы-переходы, я неслась как угорелая и с горечью осознавала глупость своего поступка. Наверное, надо было применять дипломатический подход и не нарываться на конфликт. Долго ли я пробегаю, прежде чем меня схватят? А главное, как отсюда выбраться? Если я правильно понимаю, этот дворец находится глубоко под землей, а то и вовсе в ином измерении. Был ведь шанс спасти хотя бы ребят, а так — обрекла всех на гибель. Но какой ценой это предлагалось — самой стать вампиршей, что ли? Ни за что на свете! Они возникли на моем пути неожиданно — три низкорослых уродливых существа со светящимися красными глазами. Впрочем, я ожидала погони и держала в руке новую порцию соли. Подпустив их поближе, я швырнула эту соль. Ага, испугались, отскочили! Эх, жаль, мало ее осталось. Я снова сунула руку в карман, но тут пара сильных, холодных ладоней из-за спины ухватила меня за шею и повалила на пол. Дальше я помню плохо: кого-то я от души пинала ногами, кто-то заламывал мне руки, один раз даже удалось вырваться, но эти мерзкие создания были невероятно сильными… В конце концов меня крепко прижали к стене, лишив возможности двигаться, и я услышала из мрака знакомый голос: — Что ж, насильно мил не будешь. Была бы честь предложена! Ладно, детка. Ты хотела видеть Вилора, так изволь, хм, насладиться его обществом. А жаль, право, жаль. Судя по интонации, это был смертный приговор. Далее последовала пауза, рассчитанная, видимо, на мольбы о пощаде. Я думаю, он бы долго и с наслаждением их слушал, а потом, уж так и быть, оставил меня жить в обмен на верную службу. Но я этот «спасительный шанс» с презрением проигнорировала. Сейчас для меня существовало только одно: я увижу Вилора! При этой мысли сердце радостно сжалось. Как бы там ни было, вместе мы не пропадем. — Предложите лучше такую честь Лешеньке! — нагло ответила я. — Он вам больше подойдет, да и общего у вас очень много! — Уводите! — рявкнул вампир. Меня потащили по темным коридорам, затем куда-то вниз по лестнице. Хорошо хоть, не волоком, я шла своими ногами, по две твари держали меня за каждую руку, и еще одна — за шею. В конце концов я не утерпела: — Многоуважаемые игги, могли бы вы на мне не висеть? Честное слово, я не убегу и солью кидаться не буду. Как ни странно, меня послушали и отпустили, просто пошли рядом, двое впереди, трое сзади. Маленькие существа в темноте казались детьми и теперь вызывали у меня простое любопытство. — Вот видите, — продолжала я. — Иду спокойно и не убегаю. — Конечно, — послышался тоненький скрипучий голос. — Бежать тут некуда. — Ой, вы можете разговаривать?! — изумилась я. — То есть простите, конечно, можете, чему же удивляться… Вы ведете меня к Вилору? — Да, — ответ прозвучал так мрачно, что возникла мысль: а вдруг Вилор мертв и меня тоже ведут, чтобы убить! — Он жив? — выдавила я из себя. — Ага, если это можно так назвать, — проскрипело в ответ одно из созданий, и все они хрипло засмеялись. Ах, ну да… Впереди послышался шум воды. По мере продвижения он становился все громче, и скоро мы вошли в просторную пещеру, потолок которой терялся где-то в высоте. Здесь все было видно благодаря загадочному скрытому освещению, такому же, как в зале. По прорубленному наклонному желобу вдоль одной стены сбегал сверху водный поток. На высоте около пяти метров желоб заканчивался этаким длинным карнизом вдоль всей стены, и вода, равномерно распределяясь, падала сплошным тонким занавесом с высоты в водосток, вырубленный в полу. Выглядел такой рукотворный водопад очень красиво. Мой «почетный караул» повел меня прямо к нему. Подойдя ближе, я увидела, что водосток в полу был очень глубоким, а вода, сбегая по нему, с клокотанием уходила в широкую расселину у самой стены. Что со мной хотят сделать, неужели бросить в эту дыру?! Но у моих сопровождающих, похоже, были другие планы. Один из них проворно вскарабкался на небольшой выступ в стене и повернул какой-то рычаг. Заскрежетал механизм, что-то лязгнуло, ухнуло, и карниз, с которого ниспадала вода, принял наклонное положение. Водный занавес сразу исчез, весь поток устремился в одном направлении, прямиком в дыру. Я увидела то, что скрывалось за этим занавесом: в стене пещеры зиял черный проем, закрытый ржавой решеткой. Меня заставили перейти через водосток по переброшенной доске, открыли в зарешеченном проеме дверцу, втолкнули меня туда и заперли на большой амбарный замок. После этого снова раздался скрежет, и водный занавес вернулся на место. Только теперь я поняла, насколько хочу пить. Я просунула руку сквозь решетку, дотянулась до струи, набрала в ладошку. Вода была холодной и необычайно вкусной. Я повторила манипуляцию несколько раз и огляделась. Это была узкая темная пещера — или, может быть, начало подземного хода? Достав фонарик, я убедилась, что он не пострадал в драке и по-прежнему готов мне служить. Пещера оказалась извилистой. Я внимательно смотрела по сторонам, с напряжением минуя каждый новый поворот. Ничего страшного не было, вот только кулон мой чуть-чуть потеплел. Куда этот ход ведет? Какие еще испытания подготовил мне ученый-фанатик? Ход закончился неожиданно — я свернула за очередной поворот, а там оказался тупик. Только теперь мне стало по-настоящему страшно. Меня решили замуровать здесь заживо и уморить голодом?! Даже воду предоставили, чтобы продлить мучения! Какая бесчеловечность… Да ведь бывший ученый и не человек, чему удивляться. У, гуманист проклятый! Так, спокойно, Ника, без паники. Может быть, удастся сломать камнем ржавую решетку, камней-то тут много. Я посветила вниз, чтобы выбрать подходящий, и вдруг увидела распростертое на полу тело. Мне не нужно было сильно присматриваться, чтобы понять… Вилор! Это был он. Спутанные длинные волосы разметались по камням, черная шелковая рубашка была изорвана, смертельно бледное лицо с запавшими щеками застыло неподвижной маской. И никаких признаков жизни. Я упала на колени рядом с ним, схватила за запястья — они были холодны как лед. Здесь холодно, а он так легко одет… Оставил куртку, чтобы меня предупредить, и замерз в этой пещере! Я прижалась ухом к его груди и ничего не услышала. Ах да, он же… А я ничего об этом не знаю. У вампиров сердце бьется или нет? Дышат ли они? В книжках много чего написано, а что на самом деле? Если верить книжкам, то он должен сейчас вскочить и укусить меня за шею. Да пускай, лишь бы только ожил! — Вилор! — закричала я. Бесполезно. Может, это все же от холода? Я села, стащила с себя куртку и укутала его, а голову положила к себе на колени, обхватив ладонями. Несколько напряженных минут всматривалась в неподвижные черты лица… Все зря. Он был мертв. Отчаяние и безнадежность захлестнули меня, и я не удержалась, впервые дав волю слезам. Я рыдала вслух, кого-то проклинала, выла и кричала во всю глотку, а потом, сорвав голос, просто долго плакала, прижимая голову любимого к груди, и никак не могла остановиться. Плакала до тех пор, пока силы не оставили меня. Очнулась я в той же пещере. Голова болела адски, я чувствовала себя абсолютно разбитой, но едва вспомнила последние события, как начисто забыла о больной голове. К тому же я обнаружила, что моя куртка снова на мне, а Вилор, живой и невредимый, держит меня на руках, словно маленького ребенка. — Ты… живой? — не веря глазам, прошептала я. — Нет, — мрачно ответил он, ставя меня на ноги. — Ты еще не догадалась… — Представь, сама не догадалась! — глуповато улыбнулась я. — Мне этот, как его, Владимир Петрович объяснил. А я ответила — ну и ладно! Вилор, я до сих пор в себя прийти не могу, думала, что ты умер! — Тебе все же не удалось скрыться, — задумчиво констатировал он. — Да я и не пыталась! Наоборот, сама пришла сюда. — Зачем? Ты понимаешь, как рисковала?! — Так ведь пропали все: и ты, и ребята, — смущенно ответила я. — А теперь еще и ты… Каждый год несколько десятков человек находили здесь вечный покой, а теперь жертв понадобилось намного больше. Все делается очень осторожно, исчезновения происходят в разных концах города, или исчезают приезжие. Чтобы не привлекать внимания. — Знаю. Людей так много! Там такое деревянное помещение… — Барак. Тот самый барак, который видела твоя подружка. Вальдемар всегда держал жертв там. — Как ты его назвал? — Вальдемар. Это имя он взял, когда был одержим идеей воссоздать готскую державу. Оно означает власть над миром, равно как и Владимир. Только одно наше, а другое немецкое. — А мне он предлагал стать его наследницей, представляешь! И обещал за это отпустить ребят. В общих чертах я пересказала недавние события. — Ему необходим помощник в его мерзких ритуалах, — ответил Вилор. — В одиночку это сложно. Да, ты правильно поняла, он сделал бы тебя вампиром, правда, повременя до более зрелого возраста. Но, согласившись, ты бы уже не смогла отвертеться. — А я и не ждала ничего хорошего, — ответила я и стала приводить в порядок свои растрепавшиеся волосы. Вилор стоял, прислонившись к стене, мрачно глядя в одну точку. — Вот, значит, как, — немного погодя тихо сказал он. — Я не думал, что ты ради меня так бросишься в штыки… — Ну, знаешь ли! — фыркнула я. — И тебя не смущает то… что он обо мне сказал? — Если бы речь шла о ком-то другом, я бы, конечно, держалась от него подальше. Но с тобой мы, кажется, друзья? Во всяком случае, после того как ты спас мою жизнь, я в твоем присутствии за нее спокойна. — Я всего лишь предотвратил твое похищение. Кстати, знаешь, почему тебя бросили именно сюда? — Нет. Его слова звучали как смертный приговор… — Это и был приговор. Он рассчитывает полюбоваться омерзительным зрелищем… — Не поняла? — Он думает, что с наступлением темноты я поднимусь, озверевший от голода, и наброшусь на тебя. — Что-о?! Он совсем идиот?! — К сожалению, нет. Если вампир слишком долго голодает, то в конце концов наступает момент, когда он перестает владеть собой и превращается в зверя, для которого существует лишь одна цель… А мне пришлось голодать достаточно долго, плюс еще ранение… — Какое? — А, уже зажило, хотя крови я потерял много. — Вилор оглядел свою порванную в нескольких местах рубашку. — С приходом рассвета я был слаб, как цыпленок, но, думаешь, сдался без боя? — Ой! — испугалась я. — Ты… тебе, наверное, плохо? — Было очень плохо, я действительно был близок к черте… Но теперь я могу держаться, и за это спасибо тебе, Никандра! — Мне? Но за что? — Я очнулся от того, что получил мощный прилив жизненной энергии, а это ничем не хуже крови. Кроме тебя, здесь никого не было. Что ты со мной сделала? — Ничего, — удивилась я. — Просто закутала в куртку, и все. — Но тебе, наверное, было страшно? Ты боялась, переживала, плакала? Я нехотя кивнула. — Вот и результат. Этим ты дала мне силы. Сама, наверное, чувствуешь себя выжатой, как лимон? — Я думала, ты умер, вот и не сдержалась! Вилор виновато посмотрел на меня: — Это был дневной сон, мало отличимый от смерти, и прервать его можно разве что тем способом, который применила ты. Я действительно был инициирован как низший вампир, но неужели он считает, что я таковым и остался? А, пусть считает, как хочет. Пойди к входу, умойся и выпей воды, это поможет тебе восстановить силы. Она здесь не простая, этот поток течет из святого источника, известного своей целебностью еще с древних времен. Ну, иди. И больше никогда так не делай. — А это уже мне решать! Водные процедуры действительно вернули мне бодрость. По ходу дела я осмотрела решетку — она оказалась порядком проржавевшей. — Вилор! — помчалась я обратно. — Может быть, у нас вдвоем получится сломать решетку и бежать? — Решетка — ерунда, ее сломать легко. — Так почему ты до сих пор этого не сделал? Сломал бы и ушел! — Дело не в решетке. Я тебе уже сказал: вода, которая сплошной завесой отделяет нас от выхода, — из святого источника, она просто уничтожит меня! — Ах, вот оно что! — хлопнула я себя по лбу. — Слушай, так ведь можно ее отвести в сторону! Я видела, как это делается. Ты ломай решетку, а я выберусь и открою проход. — Так мы и поступим, — кивнул он. — Но всему свое время. До заката осталось еще около двух часов, если мы сбежим раньше времени, то я не смогу выйти наружу, и нас поймают. Хотя не стоит и медлить — к закату Вальдемар непременно явится сюда, и тогда нам точно не уйти. Думаю, стоит подождать примерно час. — Ладно, подождем. А у тебя часы есть? Я свой мобильник дома оставила. — Не беспокойся, приближение заката я чувствую без всяких часов. Глава XVI На свободу Усевшись на большой камень недалеко от входа, мы стали ждать. Плеск воды умиротворял, и мне вскоре стало казаться, что ничего страшного больше не будет, мы просто сидим у водопада и отдыхаем… — Как ты нашла это место? — нарушил молчание Вилор. — Ты не поверишь, воспользовалась помощью Фаины. Может, она и врунья, но меня привела честно. — Она тебе обо мне ничего не говорила? — Какую-то чушь несла, Витькой называла, но чего еще ждать от Фаины? — Фаины… — Лицо Вилора застыло, в глазах сверкнула ненависть. — На самом деле она не Фаина, а Нонна. Она в юности, хоть и была благородных кровей, вытворяла такое, за что в прежние века могли сдать в монастырь или выгнать из дома. Но ее родители поступили иначе: нашли ей старого богатого муженька да и спровадили с глаз долой. Муж после свадьбы прожил недолго, а молодая вдовушка через некоторое время родила сына. После чего продала имение, поменяла имя и уехала туда, где ее не знали. А когда сын подрос, маменька устроила его учиться в престижное столичное учебное заведение, надеясь с помощью сыночка войти в высшее общество. Да только любимый сын в столице завел дружбу с марксистами, участвовал в подпольном революционном движении и однажды, приехав к ней в гости, представил маменьке свою новоиспеченную супругу. Это была девушка неблагородного происхождения, сирота, тоже исповедовавшая революционные идеи. Надо ли говорить, каким шоком это стало для Фаины! Она привыкла подавлять сына своим авторитетом и рассчитывала женить его на богатой и знатной девушке, которую, разумеется, выберет сама! Обругав невестку непотребными словами, она поставила сыну ультиматум: или она, или я. Сынок ответил, что он уже не мальчик, которым можно помыкать, поэтому остается с женой. Вскоре у молодой пары родился сын, а спустя некоторое время грянула революция. Очень скоро Фаина лишилась всего, и из светской дамы ей пришлось переквалифицироваться в попрошайку. Как она проклинала всех, кто участвовал в перевороте, а особенно окаянную невестку, сбившую с пути ее любимого «мальчика»! Все это время Фаина надеялась, что сын бросит «эту аферистку» и вернется к мамочке. И он однажды действительно приехал к мамочке. За революцией последовала Гражданская война, и через какое-то время случилось, как в известной песне: «Дан приказ: ему на запад, ей в другую сторону — уходили комсомольцы на Гражданскую войну». Так-то оно так, но куда ребенка девать? Ему тогда было около пяти лет, сдать его в приют в то голодное время означало верную погибель, а родственников, кроме Фаины, не было. И тогда сын решился обратиться к маменьке, исходя из расчета, что не зверь же она все-таки. А маменька, укрепившись в криминальной среде, к тому времени жила в известном тебе бараке. Что он ей говорил, не знаю, но уговорил все-таки присмотреть за ребенком, пока они с женой не вернутся с войны. Маменька, видимо, поняла, что если откажет, то потеряет любимого сына навсегда. — А что, тогда и женщин на войну призывали? — удивилась я. — Не призывали, они шли сами! Такие это были женщины — большевички, революционерки, комиссарши, для них дело революции было важнее всего — семьи, детей и даже собственной жизни. Так вот. Пока от сына приходили вести, Фаина еще кое-как ухаживала за ребенком. Но война затянулась, и однажды пришло известие: погибли оба, и сын, и невестка. Обозленная на весь белый свет маменька, и без того винившая невестку во всех смертных грехах, теперь срывала злобу на ее ребенке. Тот факт, что это ее родной внук, ее не волновал, главное — он сын этой… Лучше я не буду рассказывать о том, что ему пришлось пережить за те несколько страшных месяцев; она была мастерицей на такие дела… А потом у нее появился квартирант. — Вальдемар? — Тогда его звали Владимиром Петровичем, и он еще был человеком. И по-своему неплохим человеком. Если остальные обитатели барака видели, как она над ребенком издевается, и предпочитали не вмешиваться, то он в первый же день предложил Фаине продать мальчишку ему. — Продать?! — Именно так. От денег Фаина никогда не отказывалась и со словами «все равно сдохнет» согласилась на сделку. — Вот тварь! — вырвалось у меня. — Надо отдать ученому должное, он сумел поставить заморыша на ноги. Мальчик не отходил от своего благодетеля, став второй его тенью, старался всячески угодить. Владимир Петрович занимался своими изысканиями, попутно дав подопечному хорошее образование. Мальчик стал помогать ему во время опытов, часто пугающих или мерзких. Некоторые из них на нем и ставились… Между тем Владимир Петрович искал путь к бессмертию, постигал тайны магии иггов, открыл проход в это потаенное место. Но чем большего он добивался, тем меньше в нем оставалось от человека. А потом случилось непоправимое. Для того чтобы получить власть над великими предками иггов, требовалось инициироваться их кровью, что он и сделал, не задумываясь. В результате чего и стал… тем, кто он теперь. Но нужны были и человеческие жертвы. Он и их принес не колеблясь, в этом ему помогла Фаина. — Я слышала, она зазвала гробокопателей… А этот мальчик, его помощник? — Мальчик тогда уже вырос и большую часть времени проводил в городе, где в тот момент учился. У него были друзья, любимая девушка. Но приходилось выполнять и поручения Вальдемара, как тот с недавних пор велел себя называть. Жертвоприношение Вальдемар совершил без помощника, но вскоре парень вернулся и увидел обескровленные тела, которые ему было велено убрать. Вот тут он и не выдержал, сказал, что не будет участвовать в преступлениях. Слово за слово, они поссорились, помощник назвал Вальдемара убийцей и объявил, что уходит от него. На что тот ответил: «Ах, я убийца, а ты святой? Посмотрим, что ты запоешь, когда сам станешь таким, как я!» — И он его сделал вампиром? — ужаснулась я. — Да. Вальдемар полагал, что теперь парень никуда не денется, освоится с новой ролью, войдет во вкус и проникнется его идеями. А он сбежал, как только это стало возможно. С новой ролью так до конца и не свыкся и простить такого не смог. Поэтому, если выпадала возможность помешать Вальдемару захватить очередную жертву или как-то еще перебить его планы… Я хлопнула ладонью по лбу от запоздалой догадки: — Вилор, это был ты?! Вот откуда революционное имя… — Тебе не давал покоя вопрос, какое я имею отношение к этой истории? — невозмутимо сказал он. — Могла бы и прямо спросить. — А… что дальше было? — Ничего хорошего. С учебой и всеми, кого знал и любил, пришлось распрощаться. Самым тяжелым ударом было осознание того факта, что доброго человека Владимира Петровича, который прежде был для меня всем, больше нет. Он умер; теперь вместо него — злодей Вальдемар. — Ничего себе, доброго — ставил на тебе опыты… — Он и себя не жалел. Наука требует жертв — была его любимая фраза… Я хотел умереть, чтобы не оставаться больше в этом проклятом теле. И наверняка бы решился, если бы однажды не увидел, как трое выпивших молодчиков тащат девушку в лес. Как ты уже, думаю, догадалась, больше этих троих никто и никогда не видел. — Ну и правильно! — воскликнула я. — Этот случай немного примирил меня с моей новой сущностью. Таких молодчиков вокруг всегда хватало, и я пытался утешать себя тем, что, убивая одних, спасаю других. Было видно, что ему неприятно об этом говорить, и я сменила тему: — Слушай, а Александр Генрихович… — Этот ученый благодаря своему любопытству тоже едва не стал жертвой. Спасла его возможность доступа к разным научным источникам — Вальдемару постоянно нужна новая информация, и он использует ученого для ее получения. Тот, бедный, даже не догадывается… — Догадывается. Но не решается поверить. Так, а что все-таки за мальчика Фаина таскает с собой? — На самом деле с ней нет никакого мальчика — это фантом, иллюзия, которая по желанию Фаины может даже быть осязаемой. Фаина выглядит так, как когда-то при жизни, а в ее жизни ведь много чего было. Она предпочитает период, когда с ней был этот мальчик. Просто она знает, что я иногда ее вижу, вот и рада напомнить. — Я ее убью, — пообещала я. Какое-то время мы сидели молча, думая каждый о своем. Наконец Вилор поднялся: — Пожалуй, пора. От нескольких коротких ударов решетка с треском сломалась. Мне предстояло пересечь линию воды. Я стащила с себя куртку и свитер, подошла к водяному занавесу. В тоненькой блузке мне сразу стало холодно, и мысль о том, что сейчас придется лезть под этот водопад, не внушала оптимизма. Да еще водосток… В ширину он чуть больше метра, перепрыгнуть теоретически несложно. Но не смоет ли меня струей воды в эту жуткую дыру? Брр! Однако выбирать не приходилось. Собравшись с силами, я зажмурилась и прыгнула. А-ах! Ледяной поток обжег меня, с силой ударив сверху, но я благополучно долетела и приземлилась на ноги. — Ты как? — раздался голос Вилора. — Нормально. Отлично! Просто прекрасно! — воскликнула я. Происходило что-то странное — я больше не чувствовала холода, вместо него меня охватила невероятная легкость и эйфория, я словно заново родилась. Неужели этот небывалый подъем сил вызван простым холодным душем? Когда-то я пыталась обливаться холодной водой, но ничего подобного и близко не было… Легко взобравшись на выступ, я повернула рычаг. Вроде правильно… Правильно. Раздались лязг и скрежет, и карниз наклонился, отводя поток в сторону, а я спрыгнула с уступа. Вилор шагнул мне навстречу и протянул мою одежду. Я перекинула ее через руку: — Пойду так! Знаешь, после этого купания так классно! — Знаю. Мне случалось тут окунаться… в свое время. Этот источник не просто так считается святым. Посмотри, твои ожоги исчезли. В самом деле, кулон не раз обжигал мою кожу, но теперь от этого не осталось и следа. Мне стало стыдно. Демонстрирую свою радость — перед кем… Между тем Вилор вернул водный поток в исходное положение, после чего сломал рычаг. Я направилась было к выходу в коридор. — Не туда, — окликнул меня Вилор. В самом дальнем углу пещеры обнаружилось небольшое темное отверстие. Я зажгла фонарик. Лезть в эту нору, к тому же уходящую куда-то вниз, очень не хотелось. — Так безопаснее. Здесь нас вряд ли будут искать, — Вилор вошел первым и подал мне руку. Тогда я все же натянула на себя свитер и куртку и пошла за ним. Ход действительно напоминал нору. Извилистый, разветвленный, он вел то вверх, то вниз, но чаще все же вниз. Встречались расселины, пропасти, попадались очень крутые подъемы или спуски, и тогда Вилор подхватывал меня одной рукой за талию и невероятным образом преодолевал опасные места. Поначалу я пугалась, потом привыкла. Наконец мы вышли в просторный подземный зал. Я посветила вокруг фонариком — пещера как пещера, но что-то здесь было не так. Каменный пол был ровный и гладкий, а посередине возвышалась полусфера высотой около метра. Я подошла ближе и почувствовала, как недавний подъем сменился жуткой усталостью. К тому же сторожевой знак превратился в ледышку и стал тяжелее, даже нитка врезалась в шею. — Что здесь такое? — Запомни это место, Никандра. И запомни дорогу отсюда, по которой мы выйдем. А что за место… Послушай. Я так и сделала, прижалась ухом к полусфере. Сразу я ничего не услышала, но через несколько мгновений… Это было что-то среднее между белым шумом и протяжной, заунывной музыкой. А потом сквозь этот звук стали пробиваться отдаленные голоса, сначала тихо, потом громче и разборчивее. Я слышала обрывки слов, просьбы о помощи, чьи-то имена, тихий плач. Сначала голоса были одинокими и разрозненными, постепенно к ним присоединялись все новые и новые, и в конце концов все это слилось в монотонный хор, такой же заунывный, как и музыка. Один раз я услышала свое имя, а голос был похож на Наташкин… Перед глазами возникла картина — темное, мрачное подземелье с низким потолком, из которого нет выхода, и бесплотные тени кружатся в унылом танце, как раз под стать этой музыке… Я вопросительно посмотрела на Вилора. — Те, кто оказался в бараке, не получают свободу даже после физической смерти. Их души остаются в заточении, не имея выхода, — мрачно пояснил он, — под этой полусферой. — Но как же так?! А если разбить ее? — Невозможно, я пробовал. Это не простое место. Оно находится слишком близко к тем самым глубинам, где дремлет тьма. Где-то здесь наш мир граничит с другим — страшным, лишенным света, в котором нет места ничему доброму. Именно его обитатели и стали предками иггов. — Идем отсюда… Выход был один. Идти пришлось все время прямо и вверх, и этот путь оказался очень долгим и выматывающим. Наконец мы попали в коридор, показавшийся мне знакомым. — Ну, Никандра, остался последний рывок, — прошептал Вилор. — Если мы доберемся до конца коридора — считай, вырвались. До конца коридора? Я внимательно посмотрела вперед. Казалось бы, коридор был пуст, но вдруг мой кулон стал медленно и неуклонно нагреваться. А далеко впереди возникло еле заметное, но такое знакомое белесое свечение. — Нас пытаются перехватить, бежим! Так я не бегала даже в день нашего с Вилором знакомства. Он снова держал меня за запястье, а впереди так же, как и тогда, разрасталась стена зловещего тумана. Чем ближе мы подбегали, тем страшнее мне становилось: нам что, придется через нее пробежать? А вдруг опять не станет воздуха? Нет, не хочу!.. Вилор, не сбавляя скорости, дернул меня к себе, ловким движением перебросил через плечо и невероятным прыжком пронесся над туманом. Я даже испугаться как следует не успела, настолько быстро это случилось. Вилор свернул за угол, взлетел по гулкой лестнице и только после этого остановился и поставил меня на ноги. — Выход отсюда только один, — пояснил он. — Через барак. Войти в него без воли Вальдемара нельзя, а выйти — пожалуйста. Главное — добраться до него, что мы уже практически сделали. — А за нами не гонятся? — я с сомнением покосилась назад, на лестницу. — Гонятся, — ответил Вилор с недоброй улыбкой. — Еще как гонятся! Игги все еще мечутся по пещерам, пытаясь найти, куда мы делись. Только вот прыгают они недостаточно хорошо, и им еще долго придется оттуда выбираться. А Вальдемар… Сейчас он поймет, что перехват не удался, и поспешит сюда лично, собрав оставшихся иггов. Это он сделает быстро, очень быстро… Нарочито медленно Вилор подошел к деревянной стене, с треском выломал несколько досок, и я увидела за ними выступающий край огромного каменного круга с углублением, игравшим, видимо, роль ручки. Вилор ухватился за это углубление и изо всех сил надавил на него, пытаясь повернуть круг по часовой стрелке. Сначала он не хотел поддаваться, но потом, со скрипом и визгом, все же сдвинулся с места. — А теперь, Никандра, закрой уши… Я не успела выполнить команду, да это и не помогло бы. С жутким грохотом тяжеленная металлическая плита рухнула, перекрыв проем, отделявший лестницу от коридора. Откуда-то издали раздался грохот, видимо, от еще одной упавшей плиты, а потом, с интервалом в несколько секунд, донеслись еще пять или шесть подобных звуков — тихо, на грани слышимости. — Вальдемар, конечно, выберется, — спокойно, будто речь шла о какой-нибудь ерунде, пояснил Вилор. — Но очень не скоро и только пройдя тот же путь, что прошли мы. Конечно, можно помечтать, что одна из этих плит упала ему на голову, но будем реалистами — вероятность такого счастливого события равна нулю. Жаль, тут рычаг не сломаешь, — с сожалением покосился он на каменный круг. Мы свернули за угол, и перед нами оказалась старая деревянная дверь. — Где это мы? — оглянулась я. — В бараке, — ответил мой спутник, и в его глазах опять сверкнула ненависть. От души размахнувшись, он одним ударом ноги разнес дверь в трухлявые щепки. — Ребята! — бросилась я вперед. Это была та самая комната, где находились жертвы вампира. Ребята лежали там же, где я их видела в прошлый раз, и сеть проводков-жил по-прежнему опутывала их с ног до головы. Я хотела сорвать эту гадость, но Вилор перехватил мою руку. — Не трогай! — Почему?! Надо разбудить их и увести отсюда. — Даже если ты их разбудишь, это вряд ли поможет. Здесь только тела, а души заключены внизу, и нам их не освободить. А тела, как сейчас говорят, на искусственном питании. Снимешь эти проводки, и они умрут. — Что же делать?! — Боюсь, Никандра, теперь за них можно только молиться. — А если я пойду к Вальдемару… Скажу, что согласна на его условия… Он отпустит их? Вилор мрачно покачал головой. — Он дважды не предлагает, и если ты снова попадешь к нему в руки… то тоже окажешься здесь. Возможно, есть способ им помочь, я попытаюсь разобраться. Но сейчас надо бежать отсюда, пока нас самих не поймали. Они живы, и мы, может быть, сумеем что-нибудь предпринять. Я стояла в растерянности, не решаясь уйти. Слезы текли по моим щекам. Неужели я сейчас уйду и оставлю ребят здесь?! И в то же время не верилось, что им можно помочь. Вилор бережно взял меня под руку и повел к выходу. Небольшие сени, за ними — входная дверь, которую мы, не сговариваясь, вышибли вместе. Чистым влажным воздухом и звездным небом встретил нас знакомый, привычный мир. Я огляделась вокруг — мы стояли на пустыре возле Наташкиного дома, а барака нигде не было. Только какие-то полуистлевшие деревяшки валялись на месте выбитой двери. — Что же теперь? — спросила я. — Теперь — домой. И спасибо тебе, — он нежно посмотрел в мои глаза. — Да ну, за что? — смутилась я. — Если бы ты не полезла за мной в эту преисподнюю, мне бы худо пришлось. Идем, я провожу тебя. — А не опасно ли туда возвращаться? — обеспокоилась я, пока мы шли по направлению к трассе. — Нет, Никандра. Дома ты будешь в безопасности, но вот гулять по ночам в ближайшее время тебе точно не стоит. — А ты? Слушай, пошли ко мне! — Нет. Этой ночью у меня много важных дел. — А, понимаю. Сама голодна, как волк, — брякнула я и тут же устыдилась своей бестактности. Но Вилор спокойно ответил: — Твои друзья — в руках Вальдемара, и секира тоже у него. Вдобавок он обозлен до крайности и, насколько я его знаю, осуществит свой зловещий замысел в самое ближайшее время. Возможность этому воспрепятствовать у нас практически равна нулю. Что теперь делать — ума не приложу. Поступим, наверное, так. Я постараюсь добыть кое-какую информацию, вдруг шанс все же есть. Для этого мне придется ненадолго уехать. — А это не опасно? Ты ведь вернешься, да? — Не волнуйся, больше я такого дурака не сваляю. Все эти годы он раз за разом пытался меня поймать, а получилось только теперь, — Вилор внимательно посмотрел мне в глаза и улыбнулся. — Да, Никандра, я обязательно вернусь! У подъезда мы попрощались. Я пошла домой, а Вилор растворился в темноте ночи. Глава XVII Меч и секира К счастью, мама ничего не узнала о моем суточном отсутствии, так как вернулась с работы позже меня. Зато уже все соседи знали, что пропали несколько ребят из нашей школы. Это произвело в районе переполох, и была мобилизована вся полиция на поиски серийного преступника. Правда, пришлось сказать маме о пропущенном учебном дне, и она написала для учительницы записку, что я отсутствовала в школе, так как в эту школу ходить опасно. Впрочем, родители многих школьников были теперь такого мнения. Два дня прошли в тревожном ожидании. Я ждала Вилора, я ждала страшной катастрофы. Неужели сумасшедший фанатик действительно решится уничтожить наш город? По словам Вилора, он это мог, а если верить самому Вальдемару — этим бы не ограничилось… По ночам мне снились тревожные сны. Я видела бледные лица неподвижных ребят, бегала по каким-то коридорам и тоннелям, не в состоянии найти выход, бродила по базару, заставленному телегами с мешками, а потом вдруг посреди этого базара открывалась бездонная яма, куда падали люди… И за всем этим наблюдала темная, мрачная тень, в которой я признавала готского короля. Мою тревогу не могла не заметить мама, но она все объясняла переживаниями из-за исчезновения друзей и молча страдала вместе со мной. А я не решалась ничего ей рассказать. Эти два дня не прекращался сильный ветер с дождем, иногда падал мокрый снег и тут же таял. А на третий день неожиданно воцарилось затишье, словно ветер кто-то выключил. Но мне почему-то стало еще тревожнее, вспоминалась поговорка о затишье перед бурей. С утра я металась по квартире из угла в угол, не находя себе места. Мама должна была вернуться вечером, и я ждала этого с нетерпением, как маленькая девочка — все-таки рядом с ней всегда спокойнее. А предчувствие усиливалось, казалось — вот-вот случится что-то страшное… Вконец измучившись, я села в кресло и попыталась расслабиться. Как ни странно, это у меня получилось: едва я откинулась на спинку, как глаза сами собой закрылись. То, что за этим последовало, могло в равной степени называться и сном, и видением. Словно наяву, перед моими глазами возникла степь, какой она бывает весной — холмистая, зеленая, покрытая мягким ковром из трав. Земля неожиданно стала прозрачной, и я увидела под зеленым ковром подземные глубины, скалы и катакомбы. И вдруг черная точка, возникшая в самой глубине, стала стремительно подниматься вверх, увеличиваясь в размерах и угрожающе набирая скорость. Еще немного, и это страшное нечто достигнет поверхности, пробьет мягкий покров травы! Вот оно уже совсем рядом… Земля содрогнулась. Этот толчок не просто разбудил меня, но и сбросил с кресла. Я вскочила и огляделась по сторонам. Нет, мне это не приснилось — я четко слышала, как задребезжали стекла и посуда в шкафу, а люстра все еще качалась. Клотильда носилась по квартире и мяукала. Я вышла из комнаты и увидела, что в прихожей стоят мамины сапоги. Из ванной доносился шум воды. — Мама! Ты слышала?! — Что? — донеслось из ванной. — Что это ухнуло? — Не знаю, — отозвалась мама. — Может быть, авария где-нибудь, а может, отзвук далекого землетрясения. Но ты не бойся — в нашем равнинном краю подземных катаклизмов не бывает. Не бывает… Сторожевой знак не нагрелся и не заледенел, он начал вибрировать, как будто трубил тревогу! Я быстро обулась и, как была, без куртки, в свитере, выбежала из квартиры и понеслась вниз по лестнице. В окружающем меня мире что-то явно было не так. Тучи рассеялись, звезды мерцали, обещая мороз, ярко светила висящая над горизонтом молодая луна, но с небом творилось что-то неладное. Я добежала до открытого места между домами и увидела. С юга, из-за окраины города, вырастала угольно-черная туча, закрывающая звезды. Внезапный порыв ветра едва не сбил меня с ног. За ним последовал другой и третий, они нагибали деревья, срывая последние уцелевшие листья и ломая ветки. Я видела, как прохожие указывали пальцами на страшную черноту на юге и что-то испуганно кричали. Но большинство жителей города сейчас отдыхали в своих домах с ярко освещенными окнами, знать не зная об опасности. Может, так и лучше — погибнуть в неведении, быстро и без мучений… — Никандра! Высокая фигура Вилора возникла из темноты. Я бросилась ему навстречу: — Вилор, что это? Та самая сила?.. — Да, Никандра. На самом деле это родоначальник иггов. К сожалению, я ничего не смог предпринять. Иди домой, забирай свою маму, и бегите отсюда! — А ты? — Я подожду вас здесь. — Где ты была? — спросила мама, когда я влетела в квартиру. Она стояла перед зеркалом в махровом халате и сушила феном волосы. — Мама, быстро одевайся, и бежим! — выпалила я. — Зачем бежим, куда бежим? — иронично спросила она. — Это серьезно! Я тебе по дороге объясню, наш город могут уничтожить! — Кто? — мама и не думала пугаться. Как же тяжело бывает убедить в чем-то взрослых! — Мама! — в отчаянии закричала я. — Поднимается древняя темная сила, вызванная сумасшедшим фанатиком! Ее ничем нельзя остановить! Тут лицо мамы стало серьезным. Она отложила фен. — Поднимается темная сила, говоришь? Ну что же, иди-ка сюда, — мама добродушно улыбнулась и пошла в кухню, шаркая своими растоптанными тапочками. — Да не разувайся, иди прямо в ботинках. Недоумевая, я пошла за ней. Мама подошла к полкам, уставленным разными разностями, и взобралась на табуретку. С самой верхней полки она бережно сняла несколько банок с вареньем и переставила на стол. — Что ты делаешь? — спросила я. — Сейчас, подожди, — мама переставила на стол статуэтку и керамическую вазочку, а потом взяла у самой стенки что-то длинное, завернутое в старое запыленное покрывало. — Ну, держи, — сказала мама, спрыгивая с табуретки. Покрывало медленно сползло на пол, а в маминых руках сверкнула длинная полоска стали, покрытая густой вязью… — Откуда?! — мне показалось, что я сплю или схожу с ума. — У хорошей хозяйки все должно быть под рукой! — хихикнула мама. Повинуясь непонятному порыву, я взяла меч из маминых рук и сделала взмах. Никогда в жизни я не держала в руках такого оружия, но тут вдруг ощутила себя с ним единым целым, словно он был продолжением моей руки. Теплая волна прошла по телу, наполняя его неведомой прежде силой и восторгом… Мама смотрела и улыбалась. — На каждую темную силу всегда найдется сила светлая, — сказала она, провожая меня до двери. Надевать теплую куртку я не стала, чувствуя себя так же легко и счастливо, как после купания в подземном водопаде. Я ограничилась легким плащиком, и то только для того, чтобы спрятать под ним меч, и, вихрем слетев по ступенькам, выскочила из подъезда. Вилор, шагнувший было мне навстречу, резко отшатнулся. — Откуда у тебя это?! — ошарашенно прошептал он. — На каждую темную силу всегда найдется сила светлая, — пояснила я. — Это меня мама снарядила. — Как Вальдемар его искал! — говорил Вилор, пока мы шагали к трассе. — Чуть ли не носом землю рыл, а потом пришел к выводу, что оружие это навсегда утеряно. А может, и вовсе не существовало… — Я сама чуть в обморок не упала, когда увидела, — призналась я. — Тяжело тебе придется, — беспокоился Вилор. — А я, увы, ничем не смогу помочь, мне нельзя даже прикоснуться к этому оружию. — Ничего, справлюсь сама! Мы перешли дорогу и двинулись к окраине, мимо остановки, в степь. Вилор был мрачен и молчалив, меня же охватил веселый азарт. А черная туча поднималась перед нами, закрыв уже полнеба, и это была вовсе никакая не туча, а зловещая бесплотная фигура, отдаленно напоминающая человека… Степь раскинулась вокруг нас, прямо как в моем сне. Сильные порывы ветра едва не вырывали с корнем сухие травы и кустарник. Чернота впереди росла медленно и неуклонно, мало-помалу закрывая небо. Но теперь я ее не боялась, как не боялась и приближающихся красных точек, в которых узнала глаза иггов. Да сколько их! Десятка два, нет, больше. Я выхватила из-под плаща меч, и он засиял в темноте, казалось, рассыпая в воздухе искры. Удивительно, но, держа его в руке, я осознала, что умею с ним обращаться, и умею хорошо, как если бы всю жизнь только этим и занималась. Игги попятились. — Ну что, голубчики, подходи по одному! — весело крикнула я. — Не проливай их крови! — осадил меня Вилор, широким шагом направляясь в сторону иггов. — Запомни, этого ни в коем случае нельзя делать. Ты должна поразить их хозяина, тогда они и сами разбегутся. — Какого хозяина? — не поняла я. — Вальдемара! Главная твоя цель — Вальдемар, от этого зависит все! Иди вперед, я их задержу. Я видела, как он вклинился в толпу иггов, и началась потасовка. Это было невероятное зрелище. Маленькие длиннорукие существа поодиночке и скопом кидались на высокую человеческую фигуру и тут же летели от нее прочь, словно мячики. Конечно, они были очень сильны для своего роста, но тяжелее от этого не стали, а уж Вилору в силе явно уступали. Он с невероятной ловкостью отражал атаки и в то же время ухитрялся останавливать тех иггов, которые намеревались броситься в мою сторону. — Иди же! — закричал он, видя, что я остановилась. И я пошла. Держа меч перед собой, я не чувствовала страха, удивительное оружие наполняло меня необычной силой, и ожидание боя не пугало, а радовало. Где же Вальдемар? По идее, он должен быть где-то здесь. Луна ярко светила, еще не скрытая черной тенью, и внезапно я увидела его. Он стоял вдали, высокий и дородный, и на нем были надеты внушительного вида доспехи, словно взятые из какого-то произведения в стиле фэнтези. В руках он держал секиру — огромную, черную, устрашающего вида. И, похоже, собирался ударить ею в землю. Если я все правильно поняла, нельзя допустить этого удара, открывающего проход в глубины и выпускающего на поверхность их страшных обитателей. Подняв меч перед собой, я направилась к своему врагу. Неожиданно вокруг воцарилась странная, мертвая тишина, я подумала было, что оглохла, но спустя пару мгновений в этой тишине раздался вкрадчивый, зловещий шепот. Он, казалось, не имел источника, а звучал сразу везде, вползая в уши и звуча в голове: — Неужели ты, деточка, возомнила себя настолько сильной, чтобы иметь дело со мной? Никакое оружие не сделает воином слабую, неподготовленную девчонку! Но я готов отдать должное твоей смелости и все еще помню о нашем родстве. К чему тебе гибнуть во цвете лет? У тебя впереди блестящее будущее, подумай, сколько всего ты сможешь сделать, придя к власти! Вкрадчивый голос гипнотизировал, завораживал, мне стоило немалых усилий отогнать наваждение. Озарила догадка: да ведь он боится меня, вот и юлит! А раз так, значит, я могу его одолеть! Ни слова не отвечая, я продолжала двигаться вперед. Вальдемар взмахнул своим оружием, и земля снова дрогнула. Я оглянулась по сторонам, ожидая увидеть бездонную яму, но произошло нечто иное. Почва в тот же миг покрылась сетью широких трещин, и я увидела ужасное зрелище: из трещин высовывались тощие, костистые руки, черепа в ржавых шлемах злобно зияли пустыми глазницами, мертвецы в остатках старых доспехов выбирались из земли и, размахивая ржавым оружием, приближались ко мне. Я взмахнула мечом вокруг себя, очертив круг, но он не причинил мертвецам никакого вреда. Еще несколько взмахов — меч проходил через них, словно через воздух… Неожиданно до меня дошло: сторожевой знак-то холодный! Точнее, еле теплый, учитывая оставшихся позади иггов, но при близкой опасности он должен обжечь! А значит, это иллюзии, фантомы, которыми решили напугать маленькую глупую девочку. И я просто пошла им навстречу, держа, правда, меч перед собой. Дошла до первых и… прошла через них насквозь! Точно, иллюзия! — Эй, где вы там! — закричала я весело. — Бейтесь сами со своими шутами гороховыми! Мои слова возымели действие, только не то, какое хотелось бы. Вокруг меня завязался призрачный бой — мелькало оружие, двигались человеческие фигуры в доспехах, вставали на дыбы кони… Казалось, будто я вижу какое-то кино о древних временах, только здесь, в отличие от кинематографа, все было действительно таким, как когда-то в древности. Я даже засмотрелась на происходящее, пытаясь запомнить копии древних событий. Тут сторожевой знак стал чуть-чуть теплее. Совсем немного, но я правильно поняла предупреждение: нельзя отвлекаться на постороннее, нужно искать своего врага! Где же он? В мелькании многочисленных фигур трудно было что-то разглядеть. Может быть, на это и был сделан расчет — отвлечь мое внимание? Это было наитие. Держа правой рукой меч, я левой вынула из-под одежды серебряный крестик и подняла на уровень лица… И все сразу исчезло. Неожиданно земля так содрогнулась, что я еле устояла на ногах. Я увидела черную разверзшуюся яму, край которой был совсем близко от меня. Туман выползал из нее, и в нем маячила фигура Вальдемара. А за туманом из ямы поднимались черные, жуткие тени, медленно двигавшиеся в мою сторону… Вальдемар поднял над головой свою громадную секиру, а я направила на него меч. Медленно и уверенно мы пошли навстречу друг другу. Я взмахнула мечом над стелющимся по земле белесым веществом, и оно растаяло, как самый обычный туман. Вальдемар размахнулся… Вот это был удар! Меч и секира столкнулись в воздухе, и я вопреки собственным ожиданиям выстояла. Мало того, поняла, что мой противник не сильнее меня, несмотря на свои вампирские возможности. Наверное, дело было в мече, которым когда-то сразили готского короля. Интересно, кому он принадлежал и кем был изготовлен? Ладно, потом у Вилора спрошу, а сейчас — получи! Меч свистел в воздухе, с лязгом сталкиваясь с секирой. Создавалось впечатление, что он действует сам, по ходу обучая меня сложному искусству боя. Между тем я заметила, как черная тень, разросшаяся на полнеба, опускается ниже, и это определенно не сулило ничего хорошего. Мне стало жутко, и я в отчаянии, изловчившись, чиркнула кончиком меча Вальдемара по горлу. Он дернулся и выронил секиру, схватившись за шею. Черная кровь бежала между его пальцами, он скорчился и упал на землю. Тени за его спиной замерли, словно в нерешительности, а потом медленно отступили и словно нехотя исчезли в яме. И лишь одна тень — высокая, кряжистая, стоявшая чуть поодаль, словно случайный прохожий, неспешно отошла в сторону и растворилась во мраке ночи. Я подошла к Вальдемару и увидела, что кровь из раны уже не текла, а сам он на моих глазах превращался в дряхлого старика. От неожиданности я отскочила, запоздало припоминая подробности гибели готского короля. Король… Не его ли тень я сейчас видела? Схватив секиру, я с трудом дотащила ее до ямы и бросила в нее. Тело Вальдемара тем временем обратилось в скелет и рассыпалось прахом. Чернота сверху опускалась все ниже, и надо было уходить. Я оглянулась в поисках Вилора и увидела, что он спешит ко мне. — Никандра! — Он встал передо мной, устремив мрачный взгляд на меч. — А теперь ударь меня, пожалуйста. — Ты что, с ума сошел? — опешила я. — Жить надоело? — Нет, жить-то как раз хочется… Но выслушай меня, — быстро заговорил Вилор, глядя вверх. — Пойми, это нужно. Видишь сама, древнее оружие способно избавить от вампирского проклятия, освободить душу… — Да, чтобы ты тоже состарился и умер?! — закричала я, дурацким девчоночьим жестом пряча меч за спину. — Это будет лучше того, что мне предстоит. Вальдемара больше нет, игги получили свободу и разбежались, а сейчас уйдет и их родоначальник, — Вилор указал взглядом наверх. — Но уйдет он не просто так. Вальдемар магическим путем заполучил над ним власть. Для этого он инициировался кровью десяти иггов. Предок никому не прощает убийства своих потомков, он утащит убийцу с собой в страшный нижний мир, откуда вернуться невозможно. Тебе ничего не грозит, ты иггов не трогала, а вот мне… — При чем здесь ты? — При том, что меня тоже инициировали кровью игга. Одного, но он был убит моей рукой, хоть ее и держали силой… — Так ты же не виноват! — Боюсь, ему, — Вилор указал вверх, — это без разницы. Он склоняется именно за мной! Там, в нижнем мире, смертный человек просто умрет от голода, тоски, безысходности, но вампиру такое счастье не светит. Мы ведь не умираем сами, нас только убить можно, и то определенным способом, который в нижнем мире недоступен! Я не смогу ни умереть, ни выбраться, оттуда не возвращаются! Пожалуйста, Никандра, убей меня, пока не поздно! Он взял меня за плечи и с отчаянием посмотрел в глаза. Я почувствовала, что сейчас хлопнусь в обморок, как кисейная барышня. Своими руками убить Вилора?! Или обречь его на то, что хуже смерти? Никому никогда не пожелаю стоять перед таким выбором! Я занесла меч, крепко зажмурилась… И опоздала. Что-то адски холодное упало сверху, сделав ледяным весь воздух, и я несколько секунд не могла ни открыть глаза, ни шевельнуться. А когда открыла — мир вокруг был обычным реальным миром, и не было больше ни черноты на небе, ни зловещей ямы. Только меч светился у меня в руке. — Вилор!!! Его нигде не было. Я не плакала. Слезы приносят облегчение, а мое горе запеклось в груди болезненным сгустком, и я знала, что он останется там навсегда. — Вилор, прости! — орала я пустой равнодушной степи. — Я найду тебя, Вилор! Обязательно найду и выручу, где бы ты ни был!!! «Спасибо, Никандра, за доброту твою, — прозвучал вдруг в голове голос, его голос! — Это, конечно, безумие, но один раз ты уже спускалась за мной в подземные глубины, и я вопреки разуму осмелюсь надеяться… Если, конечно, ты не забудешь обо мне в ближайшем будущем. Я же буду помнить о тебе всегда. А сейчас спасай своих друзей, разбей полусферу, освободи заточенные души…» Голос звучал все тише, последние слова я вообще едва разобрала. Я не удивилась. Если он мог читать мысли, то что удивительного в умении их передавать? Огромным усилием воли я снова взяла себя в руки. Нужно действительно идти спасать ребят. Хотя бы их… Куда идти — вопросов не возникало, Вилор не зря советовал мне запомнить дорогу до подземного зала с полусферой. Единственным входом, как он говорил, является барак. И теперь, когда Вальдемара нет, в него, наверное, можно зайти свободно? Барак стоял на пустыре и казался обычной деревянной постройкой, которую забыли снести еще полвека назад. Остатков выбитой нами двери на траве уже не было. Я вошла внутрь. Теперь у меня не имелось с собой фонарика, но меч продолжал светиться в темноте, и я почти без труда отыскала дорогу. Вперед и вниз, никуда не сворачивая. Войдя в подземный зал, посреди которого возвышалась полусфера, я замерла: красные глазки иггов сверкали в темноте, они были здесь, похоже, в полном составе. Когда я вошла, они испуганно попятились. Ни слова не говоря, я прошла к полусфере и изо всех сил ударила по ней мечом. Я думала, мое оружие отскочит от камня, а вместо этого услышала грохот — камень, из которого была сделана полусфера, треснул, как яичная скорлупа, только осколки посыпались. Полусферы больше не существовало, и я заглянула в пролом. Оттуда исходил бледный, тусклый свет, и я сразу узнала подземелье, виденное в кошмарах. — Эй, там! — крикнула я. — Выбирайтесь, выход есть! Конечно, никого я там не увидела. Но уж услышала! Словно легкий теплый ветерок устремился снизу, касаясь моего лица, и в нем были слышны тихие вздохи, тоненький смех, обрывки слов… Теперь, думаю, все, кто находится в бараке, очнутся, а души тех, кто в нем умер, обретут покой. Что ж, я рада за них. Только мне от этого не легче… Повернувшись, чтобы уйти, я столкнулась с одним из иггов, подкравшимся ко мне сзади. — Что, жить надоело?! — я замахнулась мечом. Игг с достоинством отступил и сказал: — Тебе спасибо, конечно, но больше ты сюда не ходи! Это наши владения. — Нужны они мне! — сквозь зубы процедила я. — Вот и хорошо, — закивали они все. А первый продолжал: — Прощай. Мы перекроем сюда путь, чтоб люди больше не приходили. Я не стала больше ничего говорить, а просто направилась к выходу. Добравшись до барака, я услышала шум и голоса. Мои приятели и остальные жертвы вампира пришли в себя и пытались выяснить, где они находятся, попутно срывая с себя остатки проводов-жил. Мое появление с сияющим мечом в руках заставило всех замолкнуть. Недолго думая, я в общих чертах обрисовала им ситуацию. Многие отнеслись к моему рассказу недоверчиво, а Колька с Егором тут же пошли посмотреть на вход в подземные чертоги. Напрасно — хода в подземелье больше не было, игги сдержали свое обещание. Эпилог Мы ушли, а барак так и остался стоять на пустыре — старая деревянная хибара, никому не нужная и больше не страшная. Правда, недолго простояла — вскоре ее повалило ветром, и она рассыпалась в труху. Я не стала ничего скрывать от мамы, рассказала все в подробностях. Мама слушала внимательно, не охала и не ахала, только иногда задавала вопросы, а под конец всплакнула вместе со мной. — И почему лучшие уходят первыми?! — вздохнула она. Я поняла, что сейчас снова разревусь, и решила сменить тему: — Кстати, Вальдемар был прав: я ничего не знаю о своем отце. Не пора ли… — На твоего Вилора не похож ни капельки! — сердито выпалила мама. — Впрочем, нет, одно сходство имелось, угадай какое! Уф, больше не буду эту тему затрагивать… — Кстати, мама, откуда у тебя взялся этот меч? — Он у меня давно. Мой отец, твой дедушка, был молодым, но подающим большие надежды научным сотрудником. Он просто бредил историей, даже написал несколько книг на исторические темы. Но потом начал пить, из-за чего потерял должность, и связался с какими-то сомнительными людьми… Так вот, у него были старинные карты, доставшиеся ему еще от его деда. Мамин рассказ длился долго. Оказывается, меч ей вручил хранитель, предположивший, что она когда-нибудь станет матерью воина, который убережет наш край от катастрофы. Пару лет назад мама вспомнила это предсказание, поехала туда, где получила меч, и повинилась перед хранителем. — Говорю: не оправдала я твоих надежд, не стала матерью воина, у меня вообще сыновей нет, только одна дочь. А он щурится хитро и отвечает: а ты свою дочь хорошо ли знаешь? Я подумала… И решила, что надежды все же оправдались. Вот это и стало причиной нашего переезда сюда, — завершила мама свой рассказ. — На самую южную окраину города, поближе к тому месту. А ты думала, это из-за твоей школьной драки? — Да, мама, а почему ты, когда рассказывала, называла себя Тасей? Ты же Настя! — Я Анастасия, а сокращать можно по-разному. Тасей звал меня отец, жаль, ушел рано. Не стоило ему пить… Кстати, видеть сквозь толщу земли я при желании и сейчас могу. Ой, это служебная тайна! — мама засмеялась. Кстати, меч мама у меня забрала, а на следующий день, невзирая на мои протесты, увезла и вернула хранителю. «Такое оружие должно находиться в надежном месте, ведь может статься, столетия спустя кто-то вновь поднимет темную силу, такое уже бывало не раз. И тогда будет жизненно важно, чтоб оно досталось достойному человеку, а не угодило в какую-нибудь частную коллекцию, где почили с миром многие артефакты», — так она сказала, и я сдалась. Этот случай расследовали сотрудники полиции, и они пришли к выводу, что в городе действовал маньяк, похищавший парней и девушек и державший их в наркотическом сне. Правда, с непонятными целями, ибо физически никто не пострадал. Зато имелся один морально пострадавший. Как записали в протоколе, один из похищенных, Алексей Проклов, по возвращении объявил себя наследником великого короля, рвался покорять весь мир и был направлен на лечение в психиатрическую больницу. Правда об этой истории для широкой публики так и осталась тайной. Ни мои приятели, ни остальные находившиеся в бараке люди не стали никому рассказывать то, что услышали от меня, справедливо полагая, что им никто не поверит. Разве что Лешенька в расстроенных чувствах выдал следователю все, что знал, обвиняя во всех бедах меня. Помимо всего прочего, я была виновата в том, что помешала ему стать наследником великого короля и захватить весь мир. Вот после этого рассказа, собственно, его и определили в психушку, сделав вывод, что это обида на меня за те злосчастные пинки разрослась в его больном воображении до таких чудовищных фантазий. Архиповну из больницы выписали, и теперь она ездит проведывать непутевого внучка. Былые подружки его забыли, наверное, считают позором общаться с пациентом дома скорби. А Клотильда вернулась к своей хозяйке и снова стала Муськой. Несколько дней спустя мы с ребятами снова встретились на стройке. Мои друзья, отлежавшись, были веселы и полны жизни. Наташка, Колька, Таня — как я рада была снова их всех видеть живыми и здоровыми! Стас притащил музыку, все с удовольствием слушали. Все было как прежде, и я была почти счастлива. Почти. Потому что для меня уже ничего не будет как прежде. Я сама уже не прежняя. Конечно, я стараюсь этого не показывать, смеюсь, когда смешно, улыбаюсь людям, незачем им знать, какая тоска угнездилась в моей душе. Хотя друзья, конечно, кое-что заметили, говорят, я стала серьезнее и мрачнее. И в моем гардеробе как-то для меня самой незаметно стал преобладать черный цвет. Когда мне об этом говорят, я отшучиваюсь: я же Ника Черная, надо соответствовать! Но у меня всегда лежит наготове малиново-красное платье. Потому что цепляюсь, как утопающий за соломинку, за слова старого портного, что когда-нибудь я его все же надену. Интернет нам наконец-то провели. Я нашла восточных готов и узнала имя их короля, не к ночи будет помянут. Да, действительно, был такой готский король, проживший сто десять лет и погибший от ран, полученных в бою. Его, кстати, считают прототипом Кощея Бессмертного. Правда, пишут о нем каждый свое, порой противоречат друг другу, а об особой кровожадности этого народа вообще ничего не сказано. А еще я долго искала информацию о нижнем мире, перерыла множество мифов. Оказывается, упоминание о нем есть в легендах почти у всех народов, и все сходятся во мнении — это не ад, не загробный мир и не какие-нибудь катакомбы вроде тех пещер, где мы с Вилором побывали. Нет, у всех народов это — страшное подземное царство, где проживает жуткая нечисть, злые духи, изгнанные в доисторические времена с лица земли. Теперь на земле осталась так, мелочь всякая, а самые страшные скрылись в том самом нижнем мире, в подземном царстве. Очень сильно подозреваю, что это тоже какая-то параллельная реальность, куда просто так, если бурить землю, не попадешь. Но в тех же легендах сохранились предания о богатырях и, как ни странно, о богатыршах, спускавшихся в нижний мир и побеждавших живущих там демонов. Это вселяет в меня очень большую надежду. Рукопашным боем и борьбой я теперь занялась всерьез. Не знаю, пригодится ли это мне там, или потребуется что-то другое, но не помешает уж точно. В конце концов, Крыгина и Фимкина из моей бывшей школы терпеливо ждут своей очереди, и, смею уверить, дождутся. Недавно Стас предложил мне встречаться. Я отказалась. Он настаивал, и я спросила, будет ли ему приятно, что я нахожусь рядом с ним, а думаю о другом? Он сказал, что все понимает и подождет. Чего подождет, спрашивается?! Что я забуду Вилора? Глупый. Я ведь знаю, что Вилор жив, и чувствую, когда он думает обо мне. Порой я обращаюсь к нему мысленно — мало ли, вдруг услышит, мысли на расстоянии прочтет… Но ответа пока не было. А иногда, оставшись одна, я вспоминаю его и рыдаю во весь голос, как когда-то в пещере, до полного упадка сил. Ведь это помогло ему тогда, может, и теперь сработает? Вилор, ты уж держись там, пожалуйста… Не может быть, чтобы судьба когда-нибудь не предоставила нам шанса, просто не может быть! Это говорю тебе я, твоя Никандра.