Формула творения
Евгений Кимович Хейсканен








Молодой эмигрант из России, исследователь-философ Артур Салмио, живущий в хельсинкском пригороде Ванта, получает но электронной почте письмо от неизвестного отправителя-албанца с требованием предоставить ему некую «формулу творения». Не понимая, о чём идет речь, Артур вскоре узнаёт об убийстве отправителя, а также своего приятеля-библиотекаря, знавшего о письме. Чувствуя, что вокруг него смыкается невидимое кольцо, Артур бежит из Финляндии в Швецию. Постоянно ощущая за собой слежку, Артур неожиданно встречает в Стокгольме незнакомого ему выходца из Югославии, назвавшего себя сводным братом убитого албанца. Югослав сообщает Артуру о том, что в мире действует тайная террористическая организация исламистского толка «Инсайд», поставившая целью столкнуть Россию с Западом с помощью провокации, основанной на использовании оружия нового поколения — усовершенствованной электромагнитной бомбы…






Евгений Хейсканен

ФОРМУЛА ТВОРЕНИЯ


Светлой памяти моих родителей, Кима и Лии, ПОСВЯЩАЕТСЯ






Предисловие


Дни тонули в багряно-золотых листопадах. Леса и перелески, объятые ураганом пламенеющих листьев, вторили шафранно-жёлтым перспективам беспредельных полей. Вмещая в распахнутые дали напор западных ветров, холодное пространство дышало непостоянным и обманчивым покоем.

Буквально на днях, в хмурый октябрьский вечер 2013 года, он узнал, что Конгресс США обсуждает возможности предъявления России ноты протеста, а русские приводят свои войска в повышенную боевую готовность. Одновременно многомиллионная армия Китая проводит крупномасштабные военные учения у берегов Тайваня и Японии, а командование НАТО организует экстренные совещания стран — участниц блока. Франция в дипломатических баталиях пытается вернуться к доктрине генерала де Голля, претендуя на независимость от заокеанского патронажа, а руководство Евросоюза находится в абсолютной панике, не зная как воспрепятствовать скатыванию планеты в горнило мировой войны. А ведь вчера всё ещё было так спокойно!

Он с волнением смотрел на склоны Большого Кавказского хребта. Сегодня выдался ясный день. Отсюда, с крутого гребня, открывался великолепный вид на залитые солнцем снежные вершины, которые в этот раз полностью оправдывали своё древнее название. В переводе со скифского «Кавказ» означает «белоснежный». Когда-то тысячи лет назад здесь, в окрестных степях, двигались сотни племён, перемещались кибитки с женщинами и детьми, скакали на горячих лошадях степные воины — скифы, сарматы, гунны. Потом пришли половцы, а за ними их враги — монголы, создавшие огромную Золотую Орду. Шли века, гремели битвы, лилась кровь, степь наполнялась пылью от многотысячных табунов, взвивались в небо бесчисленные стрелы, а парящие высоко под облаками коршуны и орлы высматривали себе обильную и лёгкую добычу.

Многое видели эти горы и прилегающую к ним Великую степь, которые знали славу побед и полынную горечь поражений, а также были свидетелями не только военных подвигов, но иногда и бесславного бегства. Но потом пришли монголы и половцы, и никогда глубина падения не была так велика, как после их прихода. «Проклятые гяуры, аль-кяфирун, как по-арабски называются неверные, — подумал он о русских. Неужели за весь свой исторический путь они, захватившие такую гигантскую территорию, не могли пройти мимо Кавказа? Что влекло их сюда? Только ли неуемная страсть к завоеваниям? Или извечная тоска России по южным странам, нашедшая отражение в образном высказывании одного известного российского политика, предлагавшего русскому солдату омыть пыльные сапоги в водах Индийского океана? В любом случае Кавказ никогда не терпел завоевателей, особенно пришлых с Запада, — людей, чуждых древним горам своей религией и культурой, своим миропониманием. Тех, кто пытался навязать вольным горским племенам свои обычаи и язык. Тех, кого отвергли и будут отвергать ревнивые горы.

Теперь наступает новое время. Страны так называемого третьего мира уже не хотят быть не то что третьими, а даже и вторыми. Действительно, почему все блага цивилизации должны поглощаться пресловутым „золотым миллиардом“, в то время как почти четыре пятых населения планеты обязаны тяжко трудиться за бесценок? Люди безбожного Запада погрязли в роскоши и него, им глубоко безразлична судьба обездоленных. Они живут, словно колония бактерий: потребляют всё необходимое из окружающей среда и выбрасывают в неё свои отходы. Главное для них — сиюминутное процветание. При этом они непрестанно кичатся своей якобы высокой культурой и обвиняют в грубости и дикости других, за счёт труда и ресурсов которых и существуют».

Он вновь вспомнил о России. Она в последнее время всеми силами пыталась войти в элитарный круг развитых стран, с лёгкостью поправ былые цели построения коммунистического общества. Что ж, Россия никогда не была своей на Кавказе. И царская дореволюционная, и социалистическая, живущая по заветам своего ныне низвергнутого полубога — Ленина, и современная, вставшая на рельсы дикого капитализма. Не зря ещё в девятнадцатом веке русским так упорно сопротивлялся героический Шамиль, и не зря в веке двадцатом, буквально в годы войны, Сталин выселил с Кавказских гор целые народы. Видать, понимал, что лучше держать их подальше от Центральной России, где-нибудь в казахских пустынных пределах. Так надёжнее.

Но от судьбы не уйдёшь. Аллах не захотел несправедливости и вернул народы на своё исконное место.

На рубеже двадцатого и двадцать первого веков история вступила в новую фазу. После сентябрьского падения близнецов-небоскрёбов в главном оплоте зла, после провальных шагов западной коалиции в Афганистане, наконец, после американских проблем в Ираке и российских в Чечне — появилась надежда. Надежда на то, что корыстолюбивый Запад, возомнивший себя творцом общечеловеческой судьбы, уйдёт со сцены, прихватив с собой и столь преданную ему Россию. Дело Аллаха, дело чести правоверных восторжествует! И неверные, опозоренные и разгромленные, уступят место на планете новым силам, которые годами, нет — веками борьбы, доказали свою состоятельность и право на будущее.

И пусть нас не обвиняют в ограниченности. Мы признаём право других народов на духовное самоопределение; поддерживаем успехи Большого Китая, сочувствуем Индии и Латинской Америке. Мы готовы призвать под свои знамёна всех недовольных независимо от их национальности и вероисповедования! Ведь ислам — это только передовой отряд нашей всемирной антизападной дружины.

Во вселенной грядёт Эпоха Водолея, по предсказаниям древних — счастливейшая пора существования человечества. Но, как известно, тысячелетнее процветание должно предваряться очистительным огнём, когда погибнут отступники и недостойные. Время священного огня пришло.

Высокотехнологичное оружие шестого поколения доказало свою эффективность. После недавно совершённых нами шагов мир стоит у края пропасти. Рушатся правительства и падают знамёна, трепещут президенты и распускаются парламенты. Третья мировая война близка как никогда.

Что же касается России, то пусть она не заблуждается в том, что является своей в Европе. Европа слишком мала и упорядочена для России, а последняя, в свою очередь, чересчур сложна и непредсказуема для европейцев. Русские, конечно же, вышли из Европы, но больно далеко забрели на восток и в чисто географическом, и в ментальном смысле. Россия своего рода внебрачный ребёнок Европы, точно так же как и Америка, но последняя для европейцев куда более любимое дитя. И мы напомнили России об этом.

Стоя на краю обрыва, он гневно раздувал ноздри. На обветренном ветрами сухом лице лежала печать несгибаемого упорства. Кавказ сиял белизной снегов, отражая свет горячего южного солнца, и звал в небесную высь.

Скоро, очень скоро этому старому миру придёт конец. Та организация, к которой он имел честь принадлежать, словно барс, уже совершила решающий рывок. Всё идёт по намеченному сценарию, международная обстановка изменилась до неузнаваемости. Ещё чуть-чуть — и низ станет верхом, слабые сделаются сильными, а бедные — богатыми. И наоборот.

Он посмотрел на часы. Время, этот властитель перемен, не ждёт. Победит тот, кто сумеет подчинить его себе. Старому прогнившему миру подобные подвиги уже не под силу. Такое способны совершить лишь молодые хищники, не страшащиеся крови и жертв. Те, кто под зелёным знаменем пророка объединят силы антиглобализма и поведут в последний бой разноязыкий и пёстрый третий мир. Те, кому претит спокойствие затхлого и самодовольного болота. Те дерзкие и неустрашимые, кто ради победы способны на всё.


Богослужения торжественный зенит,

Свет в круглой храмине под куполом в июле,

Чтоб полной грудью мы вне времени вздохнули

О луговине той, где время не бежит

    

Осип Мандельштам











Глава 1


Ранняя весна 2013 года в Большом Хельсинки, представляющим собой агломерацию городов Хельсинки, Ванта и Эспоо, началась немного неожиданно. Ещё вчера можно было наблюдать мороз, а сегодня скороспелая оттепель уже праздновала свою победу, но чувствовалось, что завтра холодный северный ветер снова вернёт упрямой зиме потерянные позиции. Собираясь с силами, весна на юге Финляндии, как и в средней полосе России, начиналась неровно. Однако она постепенно, но уверенно пробивала дорогу долгожданному теплу и завораживающе яркому свету, беззаботным, как вольные бродяги, кучевым облакам и весело блестящим мириадами солнечных осколков и танцующих водоворотами ручьям. Мир воскресал на буйных ветрах и, богатея солнечным сиянием и голубизной оттаивающего от зимней стали неба, как всегда, скрывал неисповедимо таящуюся в поступи подбегающей весны смутную тревогу грядущих перемен.

Артур, молодой житель города Ванта, сравнительно малолюдного, но весьма просторного хельсинкского пригорода, проснулся непривычно рано в этот бесцветный пасмурный день; странное предчувствие чего-то необъяснимого и волнующего не покидало его. Одевшись, он долго смотрел в окно на медленно светлеющую тёмную панораму близлежащих домов и ещё по-зимнему голого парка. Ему было грустно. Нередко бывает, что ранняя весна в начале апреля чёрно-белой контрастной картиной напоминает позднюю осень: такая же серая графика заблудившегося в струях моросящих дождей дня, ещё не по-летнему долгие и тёмные ночи. Но сильный, решительно пробивающийся даже сквозь облачную пелену, лучистый поток нетерпеливого солнца заставлял всё же поверить, что весна — вот она, рядом с нами.

Задумавшись, молодой человек вспоминал свою жизнь, приезд в Финляндию яркой, празднично расписанной осенью 2001 года, свои первые впечатления о новой родине. Впрочем, для него с тех пор существовало две родины: новая — Финляндия и старая — Россия. Несмотря на кажущуюся двойственность, он не чувствовал в этом никакой противоречивости, органично соединив в своей душе два близких ему мира. Столь же легко сосуществовали в нём и диаметрально противоположные для многих интересы: философия естествознания и любовь к литературе. Несмотря на страсть к обобщению естественнонаучных категорий, Артур, бывало, с немалым вдохновением исписывал корявым почерком листы писчей бумаги, утешая себя тем, что в отличие от настоящего поэта-графомана, которому свойственно постоянное отсутствие зримого результата, он мог иногда создавать не просто одну лишь видимость поэтического текста.

Позавтракав, парень, по своему обыкновению, присущему многим финским безработным представителям умственного труда, собрался в библиотеку. Городская библиотека Тиккурилы, находившаяся в центральном районе города Вантаа, отличалась довольно большим количеством книг на русском языке, что способствовало большому притоку русскоязычных клиентов. Каждый мог найти себе книгу по душе, будь то детектив, любовный роман, фантастика, классическая проза или поэтическая антология. Артур же особенно любил жанр исторической новеллы или очерка, старался держаться в курсе современных литературных новинок. Начав увлекаться в юности историческими романами о средневековой Москве, он продолжил затем своё увлечение историей, читая подряд все произведения, касающиеся российского прошлого, которые только попадались ему под руку.

Почему-то Артура всегда интересовал вопрос о соотношении случайности и судьбы в истории; не будучи фаталистом и веря в большую роль свободы самоопределения в жизни, он, конечно, не мог не согласиться с огромным значением случая, «Господин случай», как называл эту категорию бытия один из его любимых поэтов. Читая исторические романы, поддерживая свою профессиональную осведомлённость в философских проблемах естественных наук, эмигрант Артур всё больше убеждался в том, что человеческая жизнь и история представляют собой зыбкую, но всё же в какой-то мере упорядоченную совокупность случайностей, поставленную на уровень закона малоисследованными организующими силами природы и космоса. Суммируясь, случайности рождают судьбу, а она, в свою очередь, определяет круг случайностей. Но рассуждая об этом, Артур, конечно же, и не подозревал, что нынешним утром он на практике убедится в непрогнозируемой парадоксальности нашей жизни, способной подчас преподносить нам неожиданные, да и не всегда желательные сюрпризы.

Приблизившись к стеллажам русского отдела библиотеки, наш герой заметил выставленную отдельно книгу с красочным заголовком, призывающим готовить запасы продовольствия в текущем, 2013 году, вследствие того, что конец света не за горами: календарь майя хоть и ошибся в предыдущем, 2012-м, но теперь уж землянам точно не отвертеться. Он скептически полистал её и отложил в сторону. Конец света был обещан много раз, но пока предсказателям не везло. Конечно, многострадальной Земле угрожает немало опасностей — падение массивного астероида или взрыв мощного вулкана вроде супервулкана Тоба на Суматре, будто бы едва не уничтожившего 75 тысяч лет назад популяцию человека разумного. Истреблением рода людского грозит и вспышка на Солнце, а также появление в результате мутаций или генетических экспериментов неистребимого вируса-убийцы — список можно при желании продолжить. Но всё это было весьма маловероятно. На страже стабильности цивилизации стояла теория вероятностей, утверждавшая очень малую возможность перечисленных бедствий, во всяком случае в ближайшее время. Несмотря на это нашлось немало желающих лицезреть в наступившем году Змеи неожиданный и страшный катаклизм. Ожидание трагических событий подкреплялось астрофизическими данными о колебаниях растущей солнечной активности, что в общих чертах соответствовало динамике одиннадцатилетнего цикла нашего светила. Всё же звёздная погода иногда демонстрировала сбои, свидетельствующие об её ненадёжности и ветрености. Артуру же, невзирая на все мрачные предсказания, слабо верилось в появление протуберанца, могущего сжечь земную биосферу, но он знал, что изменения в солнечной активности способны влиять на человеческую психику, ведь наука зафиксировала некоторую связь между годами активного солнца и политическими кризисами, ведущими к войнам и революциям. Об этом писал и знаменитый русский учёный Александр Чижевский. Таким образом, предвидеть все последствия того или иного космического явления, связанного со звездным огнём, было сложно. Как и вообще предвидеть, что бы то ни было. К тому же молодой учёный считал, что испытания, если и придут, то будут неожиданными по своей природе. И почему-то странное ощущение неясной угрозы почувствовал он в тишине библиотеки.

Чтобы разогнать неприятные эмоции, он ухватил с полки увесистый фолиант, повествующий о современной западной философии, и подошёл к библиотечному компьютеру, так как старый его домашний «Пентиум» приказал долго жить, а покупка нового ноутбука намечалась через пару дней.

Компьютерная система библиотеки функционировала таким образом, что пользователь мог просматривать необходимые ему сайты Интернета в течение 15 минут, после чего система перезагружалась и требовала повторного введения индивидуального пароля для продолжения работы. Это делалось для того, чтобы обеспечить доступ к компьютерам для достаточно большого количества посетителей, исключая возможность долговременной «узурпации» компьютерного ресурса одним из них.

Артур ввёл пароль и вдруг заметил, что окно для его ввода какое-то другое, необычное. Однако интернет-страница загрузилась, отображая обычный для подобного случая официальный сайт города Вантаа. Решив начать путешествие по Всемирной паутине с просмотра своей электронной почты, парень набрал привычный адрес «хотмейла». Почтовый ящик на этот раз открылся сам, без дополнительного набора требующегося кода доступа. «Надо же, наверное, в прошлый раз случайно щёлкнул мышью на окне перед фразой запомнить меня», — подумал Артур и, машинально нажав на первое же сообщение из папки «Входящие», вдруг обомлел. Текст сообщения, если опустить опечатки и неточности, гласил: «Нам нужно то, что Вам не принадлежит. Например, „формула творения“. Кто-то может пострадать. Прежде всего, именно вы! Так что не будьте легкомысленны. Дефрим К.». В письме имелись орфографические ошибки, выдававшие то ли безграмотность, то ли нерусское происхождение автора, на что указывало и вроде бы албанское имя Дефрим. Некоторое время молодой житель Ванта бессмысленно глядел на мутноватый монитор, затем перевёл взгляд на строку, где указывался адрес отправителя. Это ничего не принесло, так как неведомый автор загадочного сообщения скрывался за каким-то нелепым набором букв. Что-то вроде berverder или bervermer, Артур толком не разобрал, так как рябило в глазах, да и разрешающая способность дисплея не являлась идеальной. Впрочем, какая разница при подобной нелепице? Вдобавок внизу под страницей электронной почты появился странный значок, обозначающий нечто вроде маленького щита с нарисованным на нём мечом. Затем всплыло окно, предлагающее установку программы с антивирусной защитой. Цвет всего экрана изменился на ядовито-синий, а в его углу забегали какие-то цифры. Парню доводилось видеть некоторые примеры внедрения в компьютер вирусных программ. Сообразно своему опыту он быстро понял, что антивирусная программа, с невежливой настойчивостью рекомендующая немедленно установить саму себя, как раз и является натуральным вирусом. Один знакомый компьютерщик как-то объяснил Артуру, что существуют такие подлые программы, маскирующиеся под компьютерную защиту, а на деле представляющие собой инструмент для вымогательства денег. Постоянно выбрасывая окна, меняя цвет экрана, тормозя работу компьютера, грозя десятками страшных вирусов, готовых уничтожить процессор, такая программа в конце концов доводит пользователя до того, что он таки загружает её. Происходит ещё большее угасание функций несчастного компьютера и непомерное возрастание раздражения у пользователя, которому вдруг приходит новое сообщение, любезно предоставляющее возможность избавиться от программы-паразита. Разумеется, за плату и с указанием номера счёта. «Плёвый» размер плата, каких-нибудь 20 евро, гарантирует сговорчивость пользователя, одуревшего от борьбы за чистоту компьютерного обеспечения. Произнося хвалу в адрес неожиданных избавителей, горемыка — пользователь перечисляет указанные евро, удачно пополняя доходы ловких сетевых злоумышленников.

Посетитель библиотеки решил обратиться к работнику, чтобы указать на угрозу неисправности компьютерного обеспечения, ведь программа-паразит могла легко проникнуть в локальную библиотечную сеть. Оглядевшись, Артур сразу заметил одного знакомого библиотекаря. Это был поляк по имени Кшиштоф, которого он знал по курсам финского языка для эмигрантов. Финляндия всё больше превращалась в «маленькую Америку», и доля эмигрантов в населении стремительно росла. Русским собеседник владел плохо, поэтому Артур часто обращался к нему по-фински. Это было нормой в кругу местных иностранцев — выходцев из разных стран.

— Moi, mitä kuuluu?[1 - Привет, как дела? (финск.).] — задал Артур обычный при встрече вопрос.

— Moi-moi, kiitos, mutta ci erikosita. No mitä sinulle kuuluu?[2 - Привет, привет, спасибо, но ничего особенного. Ну а у тебя как дела? (финск.).] — осведомился библиотекарь. — Давно тебя не видел, Артур, — на ломаном русском добавил он, делая ударение в имени но-фински на первый слог, а в остальных словах, по-польски, на второй.

— Мой «хотмейл» словил вирус. Как бы он не попал к вам, нужно всё проверить, — ответил ему молодой человек и максимально доходчиво описал имевшую место ситуацию. — Тем более что я получил незнакомое сообщение на свой почтовый ящик.

— Se on tosi oudolta,[3 - Это действительно странно. (финск.).] — подытожил Кшиштоф и пообещал разобраться. Хотя, но его словам, компьютерная сеть библиотеки защищена, но необходимо её проверить. Мешая финские и русские фразы, Артур ещё немного поговорил с библиотекарем о недавних новостях и в завершение разговора, под обмен пожеланиями удачи, вышел наконец из библиотеки.

Смеркалось. Проходя по примыкавшему к зданию библиотеки парку, нага герой не мог освободиться от давящего чувства необъяснимой тревоги. По мнению Артура, существовало два варианта: либо сообщение отправлено по ошибке, на неверный адресат, либо это чья-то глупая шутка, о чём, кстати, могло свидетельствовать и дурацкое наименование е-мейла отправителя. Но почему-то в его невесть чем растревоженной душе медленно начинал копошиться тёмный мистический страх, тем более пугающий, что являлся совершенно необъяснимым с логической точки зрения. Недоумевая, Артур постарался быстрее успокоиться, но мысли постоянно возвращались в библиотеку. «Что за дребедень? — вертелось в его голове. — И развелось же всяких лоботрясов во Всемирной паутине! Уж если им делать нечего, так пусть хоть не пугают порядочных людей». Он попробовал юмором подавить беспокойство, посмеяться над нелепой фобией, взяв когда-то на вооружение этот испытанный психологический приём. Но на сегодня рекомендация Дейл Карнеги безвозвратно пропала в нём, не принеся облегчения.

Подняв воротник модного пальто, Артур побрёл домой, решив добраться до квартиры пешком, чтобы ходьбой сбросить лишний адреналин. Шумели задумчивые тополя и липы, а сознание русско-финского философа и поэта всё больше заполняла мысль об исключительно малой вероятности случайной встречи электронного письма странного содержания, сопровождаемого лжеантивирусной программой, с его личным мейлом. Артур укреплялся в уверенности, что история получит продолжение, и не ошибся.




Глава 2


Хельсинки, оттаявший после сраженной весенним солнцем зимы, монотонным шумом заполнял коридоры модернистского, украшенного коричневыми и голубыми панелями, здания на многолюдной Южной Эспланаде. За параллельными парковыми аллеями Эспланады в наполненном дымкой апрельском воздухе вырисовывалась прихотливым неоготическим силуэтом двуглавая церковь Йоханнеса, построенная в 1893 году шведским архитектором Адольфом Меландером. С двух других сторон, образуя с церковью Йоханнеса почти правильный равнобедренный треугольник, высились православный Успенский кафедральный собор и белоснежная лютеранская церковь Туомиокиркко — главные христианские храмы Хельсинки. Однако владельца одного из кабинетных апартаментов в доме на Южной Эспланаде, окруженной тремя церквями, мало заботило архитектурное обрамление из христианских святынь. Его прагматичный рассудок привлекала в жизни более приземлённая тематика.

Сухощавый, довольно невысокого роста и малопримечательной внешности человек средних лет сидел за тяжёлым письменным столом в просторном кабинете с ковровой дорожкой, гасящей звуки шагов. Только внимательно всмотревшись в данного персонажа, можно было догадаться о его восточном, вернее, ближневосточном происхождении. Несмотря на неброскую внешность, в мужчине смутно угадывалось нечто властное и весомое, о чём говорил нос с крупной горбинкой, сурово сжатые губы и умный, но надменный взгляд. Поэтому стоящий перед ним высокий молодой брюнет лет двадцати пяти испытывал невольную робость и, напрягаясь, ждал, что принесёт ему эта встреча.

— Привет, Дефрим, — вкрадчиво, с лёгким акцентом молвил по-фински хозяин кабинета, разглядывая визитёра.

— Здравствуйте, господин Фироз, — поёживаясь, как перед террариумом с питоном, ответил молодой посетитель.

Сквозняк от полуоткрытого окна зашуршал деловыми бумагами на маленьком журнальном столике в углу кабинета, и сидящий за столом человек вдруг напомнил Дефриму дремлющего дракона, способного в любой момент взмахнуть крыльями и взлететь под потолок, изрыгая оттуда потоки огня из дымящейся пасти. Молодой человек недоверчиво тряхнул головой и с фальшивой преданностью уставился на своего начальника.

— Дефрим, вы ведь видели моё сообщение? Я отправил его вам, когда находился в отъезде.

— Да, конечно, и немного удивлён, что вы меня вызвали. Я вполне готов взять то, о чём мы договаривались. Что-то случилось?

— Видите ли, Дефрим, необходимость в задуманном отпала. Ситуация действительно переменилась, и мы сейчас не будем торопиться. Всему своё время, и вы можете отдохнуть. Сейчас весна, вы так молоды, не стоит забивать себе голову всякой официальной чепухой. Скажите, юноша, погожие деньки, должно быть, часто напоминают вам родную Албанию?

— Напоминают, господин Фироз. Иногда жалею, что забрался сюда на скандинавский север. Холода, туманы, а вместо покрытых цветами гор — зеленеющие болота. Да и Финский залив — не Адриатическое море. Хорош, пожалуй, лишь для «моржей», — мужчина поморщился.

— Ну, не будьте столь строги. Когда-то Хельсинки был курортом Российской империи, и на финских водах прохлаждалась петербургская аристократия. А в сущности, верно! — начальник Фироз, жёстко сверкнув острыми тазами, с ностальгической миной махнул рукой. — Я здесь живу куда больше вашего и тоже скучаю. Но я же динозавр, за плечами полвека, не то что у вас. Юность должна веселиться.

— Постараюсь, — подчинённый мрачновато улыбнулся.

— Договорились. О задании я сообщу вам позже, — начальник встал.

— Хорошо, в таком случае жду от вас нового сообщения. Я могу идти? — молодому человеку не терпелось повернуться к двери. Фироз заметил это и слабо усмехнулся:

— Идите и не забудьте о сегодняшнем футбольном матче по четвёртому каналу.

Слегка склонив голову в полупоклоне, его собеседник вышел, испытывая смутное отвращение. «Ну и мерзавец всё-таки этот Фироз, — в который уже раз безотчётно подумалось ему. — Век бы его не видеть».

Молодой человек поднял воротник пальто и стремительно зашагал по улице. Идя по шумящей Эспланаде, Дефрим и не предполагал, что на сей раз его желание сбудется, и весьма скоро, причём в совершенно неожиданном для решительного албанца ключе.

Через пять минут после ухода молодого визитёра в кабинете Фироза мелодично пропел звонок телефона. Мужчина взял трубку. Короткий разговор происходил по-английски, хотя сторонний наблюдатель сразу бы заметил, что этот язык не родной для обоих собеседников.

— Господин Фироз! Будьте любезны объяснить программу будущих действий, — говоривший, изображая властные нотки в голосе, казалось, сам был не уверен в справедливости своего тона.

— Всё двигается, как мы в общих чертах и планировали. Ничего принципиально нового добавить не могу, — начальник был спокоен, как на церковной литургии.

— Тренд позитивный? — решил блеснуть терминологией собеседник Фироза.

— Да, не волнуйтесь. Всё идёт по благоприятному сценарию.

— А наша иная проблема? — голос на другом конце провода становился всё более нетерпеливым.

— Будет решена, — последовал уверенный ответ.

— Как?

— Быстро и эффективно. Мы же давно знаем друг друга.

— Никаких следов? — голос волновался.

— Абсолютно, — невозмутимо ответил руководитель и услышал, как его собеседник повесил трубку.

Со стороны их беседа могла показаться диалогом нервов и невозмутимости. По обитатель сумрачного кабинета знал — за эмоциями его телефонного партнёра скрывается всё что угодно, кроме раздражительной слабости, и потому был в особенности подчёркнуто корректен и спокоен.

Фироз посмотрел в окно. Вечерний ветер стремительно гнал в апрельском небе лохматые и разорванные облака; заходящее солнце отсвечивало и множилось в тройном финском стекле. Тень от чёрного кожаного кресла, в котором сидел мужчина, словно внеземной угловатый монстр, тянулась к голой крашеной стене. В углу на массивном комоде, отстукивая безвозвратно уходящие минуты жизни, тикали старинные антикварные часы с замысловато расписанным циферблатом.

Проблема уже решалась. Оставалось только немного подождать.




Глава 3


Через два дня Артур проснулся утром оттого, что почтальон с грохотом опустил свежие газеты в дверную щель. Эта финская особенность снабжения почтой всегда нравилась молодому человеку, так как не требовала необходимости бегать за газетами к почтовому ящику. Но в это утро он поморщился, как от зубной боли, и решил, что не мешает всё же поспать подольше: ночью его мучила бессонница. Однако сон упорно не шёл. Пройдясь по своей однокомнатной квартире, Артур подошёл к входной двери и подобрал рассыпанную на полу прессу. Первым подвернулся свежий выпуск «Vantaan Sanomat» — печатного органа города Ванта. Глаза, ещё не вполне отошедшие от сна, прыгали по строчкам, и Артур не сразу заметил маленькую статью, где, в частности, говорилось следующее: «Полиция обнаружила труп мужчины примерно 50 лет без признаков насильственной смерти. По оценке судмедэкспертизы, причиной летального исхода, очевидно, являлся внезапный сердечный приступ. Смерть наступила, как выяснилось, поздно вечером или ночью… числа сего месяца. Покойный был иммигрантом из Польши и работал в городской библиотеке города Ванта. Подробности происшедшего выясняются. Полиция утверждает, что оснований для возбуждения уголовного дела пока нет».

Русско-финский философ закрыл глаза. Что же это за жизнь такая? Происходит что-то чудовищное — вот только позавчера видел человека, говорил с ним, а сегодня его уже нет. В нервном возбуждении вышагивая по комнате, Артур вспоминал скупой полицейский отчёт. Мысли, взъерошенные, будто нечёсаные волосы, путались, и всё бы ничего, ведь никто не знает своей судьбы, но одно обстоятельство не давало ему покоя: скоропостижно умерший от сердечного приступа поляк отличался буквально лошадиным здоровьем.

Всего год прошёл со смерти отца Артура. Он тяжёло перенёс это трагическое событие. Отец Артура также был ученым, да и вообще их объединяло удивительное родство душ. Почему же так короток и ненадёжен человеческий век?

Позавчера днём Кшиштоф позвонил ему и сообщил, что помимо программы-паразита библиотечный администратор сети обнаружил следы компьютерного вируса-шпиона. К счастью, всё удалось быстро удалить и без последствий. Но откуда и, главное, — для чего, Артуру был послан вирус-шпион, аналог программ, позволяющих скачивать информацию из личных страниц и электронной почты? Ведь парень явно не относился к держателям швейцарских банковских счетов и, насколько он сам себя знал, не принадлежал к числу агентов ФСБ, ЦРУ, британской МИ-6 или израильского Моссада.

Невольно вновь вспомнился поляк-библиотекарь, этот высокий и плечистый мужчина, хваставшийся на курсах своей бывшей работой на стройке, где он поднимал штабеля с кирпичами, мешки с цементом и так далее. Артуру доводилось бывать у него дома и лицезреть здоровенный тренажёр, занимавший едва ли не половину гостиной, а также приличный набор гантелей. Вспомнилась и статуэтка Юзефа Пилсудского, стоявшая у Кшиштофа на полке. Как-то заметив, что Артур рассматривает статуэтку первого Маршала Полыни, Кшиштоф сказал на ломаном русском: «Это когда мы побили вас», видимо, имея в виду события 1920 года, связанные с разгромом поляками отрядов Красной армии под предводительством Тухачевского. Что ж, теперь некому будет хвастаться ни подъёмом штанги, ни победами Пилсудского…

Позавчера вечером Артур пытался дозвониться до Кшиштофа, но глас автоответчика нудно и нескладно пробубнил по-фински: «Hei! Olcn tapaamisessa Helsingissa. Jos se soittaa Artur, tässä on tietoja hänelle. Se on todella mielenkiintoinen työllistämisen ehdotus. Ajattele! Keskustelemme myöhemmin».[4 - Здравствуйте. Я на встрече в Хельсинки. Если звонит Артур, то есть информация для него. Это действительно интересное предложение по трудоустройству. Задумайся! Поговорим позже (финск.).]

В поздние вечерние часы или ночью он скончался. Не исключено, что это произошло сразу после встречи, которой так радовался библиотекарь.

Внезапно зазвонил мобильник. Артур невольно вздрогнул и посмотрел на телефонный экран. Там высветилась привычная для неопознанных звонков финская фраза tuntematon numero.[5 - Неизвестный номер (финск).] Поколебавшись, мужчина взял трубку. Тихий неприметный голос произнёс на довольно правильном русском:

— Господин Артур Салмио? — и ни секунды не дожидаясь ответа, голос продолжил: — Я представитель частной фирмы, специализирующейся на переводах трудов финских философов на русский язык. Нам стало известно о вашем существовании из одного опроса, касающегося профессиональной ориентации эмигрантов в Финляндии, который вы проходили в период обучения на курсах финского языка, Ведь вы профессиональный философ и вам нужна работа? Не так ли?

— Да, да… Было бы неплохо, — обескураженно выдавил Артур.

В ответ неизвестный предложил Артуру завтра прийти на собеседование и назвал адрес в Хельсинки, попутно пообещав поведать все подробности грядущего трудоустройства при встрече. Всё ещё плохо осознавая, кто и с какой стати с ним говорит, Артур пробормотал что-то вроде «Спасибо за предложение, приду» и нажал отбой.

Всё ещё держа в руках свой старый «Nokia», Артур невольно задумался. Слишком много совпадений в его до этого момента, в общем-то, монотонной жизни. Сначала странное и определенно угрожающее послание по электронной почте. Затем внезапная смерть приятеля по курсам. Наконец непонятный звонок с неожиданным приглашением на деловое собеседование. Но ведь и Кшиштоф был перед смертью на каком-то рандеву в Хельсинки, связанном с потенциальной работой! Артур силился привести в порядок нервы и рассуждать логически. Что всё это значит? Начнём с письма. По мнению его отправителей, Артур что-то знает. Причём такое, что ему «не принадлежит». И этот кто-то крайне озабочен его осведомлённостью. Но в чём? Сообщение не имело конкретного смысла. Вдруг Артура обожгло, как огнём: скончавшийся библиотекарь тоже знал о сообщении от самого Артура. Неужели между письмом, смертью поляка и звонком существует некая связь? Артур не обладал интуицией разведчика или контрразведчика, но и его внутреннее шестое чувство подсказывало ему: существует. Нельзя всё объяснять наличием случайных совпадений, потому что их слишком уж много. Не является естественной скорее всего и смерть библиотекаря. Гораздо более вероятно, что его кончина была результатом убийства. Артур почувствовал в спине неприятный холодок. Ощущение угрозы переставало быть просто предчувствием.

Совершенно ясно, что он встрял в некую не самую лучшую историю. Хуже всего то, что он абсолютно ничего не знает ни о своём противнике, ни о его, по-видимому, суетливых делах. Артур старался понять, стоит ли ему ехать на эту неизвестную встречу. То, что с аналогичного свидания не вернулся несчастный библиотекарь, сулило мало оптимизма. С другой стороны, если им известен мой официальный телефонный номер, раздумывал Артур, то, вероятно, они в курсе и моего домашнего адреса. Неизвестно, кто это и насколько далеко простираются его возможности. Но, главное, зачем он им?! Однако же библиотекарь мёртв! Почему?! И связана ли его странная смерть с этим электронным сообщением или же просто является совпадением? Артур заметил, что его мысли побежали по кругу. Такое часто случается у многих людей, когда перед ними возникает неразрешимая задача. Иногда бывает, что у сложных задач находятся простые решения: молодой человек поразмыслил, не обратиться ли ему в полицию. Но в такой демократической стране, как Финляндия, необходимо было представить вполне убедительные основания для обвинения и тем более преследования неизвестных, связавшихся с ним по е-мейлу и телефону. Никакой информацией об этих людях он не обладает. Его подозрения бездоказательны и спорны. Заявить о «телефонном» или «электронном» преследовании Артур, само собой разумеется, не смог бы. Обвинить неизвестного человека непонятно в чём — тоже. Поэтому, но мнению парня, визит в полицию не дал бы ему ровным счётом ничего: слишком сумбурными оказались бы его доводы. Вот если бы у него на руках находился реальный номер звонившего и более или менее определённый, с указанием фамилии, адрес автора электронного послания — тогда ещё о чём-то можно было бы рассуждать, но чего нет, того нет. Впрочем, даже если бы телефонный номер и высветился, это мало бы что принесло: в Финляндии можно совершенно спокойно купить в киоске телефонную сим-карту и без регистрации. Вот что значит демократия! А фамилию в электронном адресе кто угодно способен написать любую, лишь бы её только приняла программа. И в любой географической точке планеты. Был бы Интернет.

Размышляя подобным образом, Артур подавил поднявшуюся было в душе панику и твёрдо решил не терять головы, сохраняя хладнокровие. Недаром говорится — смелость города берёт. Заварив кофе, он уселся за стол. «Ладно, доживём до завтра, а там видно будет», — подумал он.




Глава 4


Дефрим почти ничего не почувствовал — шприц мягко вошёл в кожу спины. Поздним вечером на пустынной аллее хельсинкской окраины никого уже не было, некого было позвать на помощь, да он в любом случае и не смог бы этого сделать. Растительный курареподобный яд быстро сделал своё дело. Мир завертелся вокруг сумасшедшей каруселью. Падая в бессмысленную черноту, он ещё успел вспомнить Балканские горы, поля родного Косова, маленькую деревеньку на подступах к Приштине, где осталась его семья. Затем змеёй всплыла холодная усмешка Фироза, и всё погасло…

Между тем Артур не находил себе места от нервного напряжения. Проведя весь день дома в бесконечных сомнениях, и лишь ненадолго сбегав в ближайший продуктовый магазин, он в изнеможении заснул перед работающим телевизором. Приснившаяся покойная мать казалась задумчивой и молчаливой. В беспокойном сне поэт и философ пытался взять её за руку, но всякий раз встречал пустое пространство. Вдруг мама куда-то исчезла, и в надвинувшейся тихо звенящей темноте Артуру почудилось, что кто-то медленно подходит к нему сзади. Шаги были человеческие, но он твёрдо знал — это не человек. Отчаянно стараясь повернутся, Артур взмахнул рукой, вскрикнул и проснулся. Звенел сигнал окончания трансляции телевизионного канала; глухая ночь неодолимо окутывала улицу и комнату.

Заварив кофе и от волнения разбив кружку, он с трудом дождался рассвета. Засмотревшись из-за тонкой занавески на какого-то незнакомого пешехода, выгуливавшего в ранний утренний час маленькую собачонку, Артур подумал об утренних новостях по финским телеканалам. Надеясь немного отвлечься от неприятных размышлений о предстоящей встрече, он щёлкнул телевизионным пультом. Шли новости по первому каналу; Артур начал прислушиваться, стараясь вникнуть в смысл финской речи. Хотя он уже неплохо говорил по-фински, быстро произносимые слова всё же зачастую вызывали у Артура затруднения. После нейтральных сообщений об очередном заседании правительства диктор перешёл к освещению некоей странной кончины молодого человека, произошедшей прямо на улице прошлым вечером в Меллунмяках — одном из окраинных районов Хельсинки. Привстав с кресла, наш философ вслушивался в монотонный дикторский монолог, и постепенно до него стала доходить чудовищная суть случившегося. Говорилось, что скончавшийся по паспорту оказался неким Дефримом Красники, находившемся в Финляндии по туристической визе. При этом он имел на руках договор, заключённый с одной из хельсинкских частных фирм, занимающихся уборкой помещений. Однако уже на самом первом этане расследования полиция заподозрила, что гражданин самопровозглашённой республики Косово Дефрим Красники имел связи с мафией. «Общественные институты давно требуют более внимательного отношения к прошлому посещающих Финляндию мигрантов», — уверенным баритоном рапортовал диктор. Далее из сообщения следовало, что полиция пока не уверена в причине смерти, и в интересах следствия материалы судмедэкспертизы в настоящее время разглашаться не будут.

Жизнь обычно и заканчивается смертью, таков закон. В некоторые известные исключения, о которых повествуют, например, библейские тексты, верят, увы, не все. Иногда смерть приходит к человеку насильственным путём, от руки преступника. Подобными роковыми подробностями переполнены не только криминальные программы и сводки, но и обычные новости. Поэтому в услышанном сообщении не было бы ничего необычного для Артура, отлично представляющего себе, в каком жестоком мире живём мы, люди. Выбивалось из колеи чужого и привычно далёкого житейского трагизма лишь небольшое обстоятельство: погибший Кшиштоф упоминал имя и фамилию одного своего знакомого, но национальности албанца. Его звали Дефрим Красники.

Молодой человек подумал, что не зря в последнее время его мучило какое-то недоброе предчувствие. Кровавая нить странных убийств фатально тянулась к скромному молодому эмигранту, жителю хельсинкского пригорода. Разумеется, теперь не могло быть и речи о том, чтобы ехать на встречу с появившемся, как чёрт из табакерки, «работодателем». Мозаика подозрений складывалась в однозначную уверенность. Артур теперь опасался выходить на лестничную площадку, боялся даже включать свет в своей квартире на третьем этаже, подозревая, что за ним могут следить.

Ему захотелось оказаться как можно дальше от всего этого. Метеоритом упало спасительное решение. «А почему бы мне просто-напросто не сбежать?» — пронеслось в его голове. Несмотря на испытываемое потрясение, ему припомнилась смешная, когда-то слышанная им реклама, гласившая, что «при всём богатстве выбора иной альтернативы нет». Причём, в отличие от жизнерадостной рекламы, богатства выбора также не наблюдалось. Да, но куда бежать? И как? Кто бы подсказал. «В принципе, а что меня здесь держит? — спрашивал себя Артур. — Работы в данное время у меня нет, в моих периодических трудоустройствах в Хельсинкском университете произошёл некоторый перерыв. Так что никакого вреда для меня не будет, а скорее даже польза, если я на некоторое время уеду из города. Нет, не из города — из страны».

Первое, что пришло в голову Артуру — это выезд в Россию. Впрочем, он сразу же отмёл эту мысль. Ведь его российское происхождение наверняка известно таинственным злоумышленникам. Вдруг они догадаются? Попытаются преследовать его? Нет, такой план ему не подходит. А что если попробовать на несколько дней уехать в Швецию? Деньги у него на вояж по Балтийскому морю найдутся, визы на родину викингов не нужно, так как страна находится в шенгенском визовом поле и, кроме того, у Артура двойное российско-финляндское гражданство, а Финляндия входит в группу так называемых Pohjoismaat,[6 - Северные страны (финск.).] представляющих друг другу льготные условия для проживания граждан на своих территориях. «Перекантуюсь как-нибудь в Швеции, а там, глядишь, все, может быть, уладится само собой», — подумал Артур. Шестое чувство подсказывало ему, что надеяться на самостоятельное исчезновение проблемы сложно, и при данных обстоятельствах он не видел иного выхода.

Артур искренне удивился самому себе. Раньше он и не думал, что способен на такие авантюрные пассажи. Почему-то вспомнилась ницшеанская максима: «Всё, что нас не убивает, делает нас сильнее». Пора было, в самом деле, проявиться застоявшейся где-то в закоулках сердца решительности.

Он решил ехать в Швецию морем на теплоходе «Викинг Лайн». Справившись о ценах и заказав билеты, молодой авантюрист слегка приободрился и повеселел. Ни о какой встрече, любезно предложенной ему, Артур, естественно, уже не думал. Разве он враг себе, чтобы так бессмысленно рисковать в абсолютно чужом и непонятном для него деле? Набрав телефонный номер своей тёти, он сообщил ей, что будет отсутствовать некоторое время, так как хочет повидать одного старого друга за пределами столичного региона. Сказать всю правду он опять-таки не рискнул, боясь возможной прослушки и не желая невольно подставлять близких.




Глава 5


Фироз, исполняющий обязанности генерального директора фирмы с экзотическим названием «Technical Temple», нервно курил. Как раз пришло время перерыва научного совещания по улучшению условий технической модернизации метеорологического оборудования, проходившего в Хельсинки в рамках климатологической научно-практической конференции. Безвременно ушедший Дефрим Красники не вызывал у него никаких сожалений. «Мот и бездельник, сам напросился на такой финал», — размышлял Фироз. Вместе с тем сколько усилий было потрачено на переселение Дефрима и таких, как он, в Финляндию, на их адаптацию к агентурной сети, созданной Фирозом! В ответ-же на все заботы злополучный албанец едва не провалил всё дело. Но теперь это совершенно не важно. Доверять ему в дальнейшем было уже всё равно нельзя. Дефрим сам пригласил свою смерть.

Новое время диктовало свои правила борьбы, главным из которых было владение передовой информацией. Глава «Technical Temple» подумал об Артуре Салмио.

Будучи исключительно прагматичным человеком, Фироз никогда не пускал осуществление своих планов на самотёк, а то дело огромной важности, которым он занимался теперь, требовало особой тщательности и педантичности. Всё, что было нужно, он уже знал про Артура — и его домашний адрес, и номер телефона, и адреса ближайших родственников как в Финляндии, так и в России. Сверхсекретная организация, которую представлял Фироз, отнюдь не испытывала недостатка в средствах и возможностях. Скоро, очень скоро вся планета узнает о её мощи и влиянии. Настанет новый мир, очищенный от скверны политического великодержавного соперничества, и «цари земные принесут в него славу и честь свою»,[7 - Откровение Иоанна Богослова.] — вспомнилась ему библейская фраза.

Фироз Акджар родился в ливанской столице Бейрут в состоятельной семье иранских эмигрантов и получил хорошее образование в Москве в МГУ, где изучал историю Советского Союза и русскую литературу. Он не слишком интересовался сакральной сущностью ислама, во всяком случае, не был религиозным фанатиком. Несмотря на то что вера Акджара носила несколько светский характер с примесью европейского вольнодумства, он прекрасно понимал огромную силу религии в политической борьбе, особенно если в ней оказывались задействованы страны третьего мира. Фироз был хорошо знаком с известной теорией американца Самуэля Хантингтона, повествующей о так называемом столкновении цивилизаций. Согласно теории знаменитого американского профессора весь мир разделён на некие группы стран и народов, связанных между собой общностью истории и менталитета. Причём эти группы стран, называемые Хантингтоном цивилизациями, находятся в непрекращающемся противостоянии друг с другом. Всего на мировой политической арене американский геополитик выделял девять таких «континентов». Среди них особенный интерес для Акджара представляли Западная, Православная, Исламская и так называемая Синская (Китайская) цивилизации. Ведь именно они, по его мнению, определяют сейчас ход мировой истории. Разумеется, западная культура и экономика господствуют в мире, «золотой миллиард» процветает и хочет всё дальше распространять своё влияние. Именно в борьбе «золотого миллиарда» за новые блага виделась главе компании суть пресловутой глобализации, а вовсе не в стремлении Запада осчастливить и облагородить «заблудшее» человечество, что бы там ни говорили прекраснодушные идеологи объединения всех государств мира под эгидой мирового правительства. Поэтому антиглобализм во всех его формах, даже самых крайних, с точки зрения Фироза, являлся самым надежным и справедливым инструментом в противостоянии надвигающейся гегемонии Запада. Человек Востока, ненавидящий западную мораль и философию, со своего ливанского детства проникнутый неприязнью к «янки», Акджар Фироз считал только силу главным мерилом справедливости, основным аргументом в политической интриге. Да, только сила правит миром — не уставал повторять он своим союзникам. Разговоры же о нравах человека, гуманистических ценностях и прочих слезоточивых категориях — не более чем хитроумный политес, ловкая игра Запада на чувствах людей. Ведь сам-то Запад опирается не на что иное, как на силу. На мощь американской армии и натовских коалиционных войск.

В начале 1980-х годов Фироз был завербован ЦРУ. Американская разведка в те годы старалась создавать террористические организации для борьбы с Советским Союзом, особенно для противодействия Советам в Афганистане и на Ближнем Востоке. Именно тогда родилась у ливанца идея сформировать тайную организацию, напоминающую орден иезуитов, преследующую цель свергнуть геополитическое господство США и СССР. Будучи признан малоэффективным и неблагонадёжным сотрудником, чему сам по своей воле способствовал, он вскоре отошёл от деятельности осведомителя ЦРУ, многому тем не менее научившись у заокеанских педагогов.

Уйдя в тень, Фироз эмигрировал в Финляндию уже более 15 лет назад. Ему нравилась спокойная малонаселенная страна, толерантные властные структуры и ненавязчивое население. Никто не лез в его дела, а фирма, возглавляемая им, служила прекрасным прикрытием для осуществления действительной цели его жизни.

Либерализм скандинавов в начале двадцатого века помог скрываться в Финляндии и Швеции большевистскому вождю Ульянову-Ленину, также возглавлявшему секретную структуру, замыслившую и с блеском впоследствии воплотившую на практике анархическую идею разрушения мощнейшей в то время Империи. Теперь, как считал Акджар Фироз, финский жизненный уклад поможет и ему.

Под уютной крышей «Technical Temple» активно функционировала взлелеянная неудавшимся агентом ЦРУ таинственная международная группа «Inside» (Инсайд) — О её существовании не знал пока никто из посторонних. Именно организация Инсайд являлась тайным кулаком Фироза, призванным произвести в мире кардинальные перемены.

Практически все было готово, финансовые вливания в фирму «Текникал Темпл» со стороны различных иностранных единомышленников Акджара, маскирующихся под заинтересованных инвесторов и благотворителей, происходили успешно, не вызывая подозрений финской полиции, достаточно мало знакомой с методами организованной преступности. В глубине души Фироз, конечно же, не считал себя преступником. Вовсе нет, он считал себя благородным борцом с мировой несправедливостью, заступником угнетённых и обиженных по всей планете. Ну а прогнившее западное право, рисующее таких рыцарей, как глава «Technical Temple», в черных красках, вообще не должно заслуживать внимания.

Досадная заминка с Дефримом, само собой разумеется, не нарушит поступательного хода реализации задуманного. Артур Салмио вот-вот будет под рукой, а нужный человек в Российском посольстве Финляндии в Хельсинки уже извещён Фирозом по дипломатическому каналу связи и готов предоставить необходимую информацию об интересующем мужчину проекте. Тогда в его руках окажется ключ к невиданному могуществу, способному поколебать самые устои мирового порядка и воплотить заветную и давно лелеемую мечту в реальность.

Набрав номер мобильного телефона, Фироз позвонил своему агенту — связному с российским посольством.

— Как идут дела? — по обыкновению сухо осведомился Акджар Фироз. Он с московских студенческих лет хорошо говорил по-русски и при желании, следя за своей речью, мог в значительной степени нивелировать и без того малозаметный акцент.

— Отлично. Дела не стоят на месте, «всё течёт», как сказал классик.[8 - Имеется в виду роман Василия Гроссмана «Всё течёт».] И у меня есть для вас сюрприз, — с ноткой веселья ответил связной.

— Василий Гроссман мне нравится, а вот сюрпризов не надо. Я люблю плановость, а не диссидентскую непосредственность.

— Конечно, господин Фироз, однако Провидение на нашей стороне. Сделку, похоже, удастся заключить с меньшей ценой и с неменьшим результатом.

— Вот это хорошо. Работайте в том же духе. Как ваша жена, дочка? — Фироз решил привнести в разговор немного стандартной вежливости.

— О, спасибо, господин Фироз, всё замечательно, — с европейским политесом ответил вышколенный агент.

Произнеся ещё пару дежурных любезностей, русский ливанец повесил трубку. Итак, ясно одно. Из сообщения связного следовало, что финансовые затраты будут даже меньше, чем ожидалось, хотя это и мало интересовало Фироза. В конце концов, его организация была весьма далека от банкротства, а торговая сделка с русским дипломатом из посольства стоила на самом деле много дороже заявленных расходов.




Глава 6


Работник российского посольства в Финляндии, пожилой, но ещё крепкий и костистый высокий мужчина, Егор Сергеевич Рогатин, в последнее время пребывал в крайне приподнятом настроении. Бывший советский спецслужбист, участник боевых действий в Чечне, Рогатин наконец-то мог праздновать личную большую победу: сделка с представителем некой тайной антироссийской организации близилась к удачному завершению. Рогатин хорошо помнил, как один респектабельного вида господин с аккуратно подстриженной и слегка седоватой бородкой, неплохо владевший русским языком с небольшим прибалтийским акцентом, подсел к нему в маленьком финском кафе недалеко от центрального хельсинкского проспекта Маннергейминтие. Господин представился как Айвар Лаукгалс, работник фирмы «Текникал Темпл». Егор Сергеевич поначалу отнёсся к нему с недоверием, заподозрив какую-то провокацию со стороны «своих». «Вдруг захотели проверить?» — заполошно подумал Рогатин. Но респектабельный господин, тайно работавший на главу фирмы Акджара Фироза, сказал нечто такое, что сразу развеяло в пыль мнительность русского дипломата.

— Значит, речь идёт о тех самых заокеанских материалах. Много воды утекло с тех пор, как они пришли в Советский Союз, господин Айвар. Да и в СССР не дремали, а многое сделали в искомом направлении. Предоставляемые мною материалы отражают как американские, так и русские технические решения. Скажу одно: в любом случае я человек маленький со скромными полномочиями, — внимательно всматриваясь в собеседника, резонёрствовал Рогатин.

— Не ломайтесь, Егор Сергеевич, нам прекрасно известно, кто вы и каковы ваши возможности. Могу конфиденциально сообщить вам, что очень важные люди чрезвычайно заинтересованы в сделке. Ведь вы владеете не то что секретной — суперсекретной информацией. Причём ваше непосредственное начальство и не догадывается об этом, так как сведения, когда-то полученные вами, отнюдь не соответствуют вашему уровню в российской дипломатической и агентурной иерархии.

— Ну что ж, грубовато, но верно, — согласился Рогатин. — Впрочем, какое это имеет отношение к обсуждаемой тематике? Вам-то нужны материалы, а мне тривиальные дензнаки, извините за пошлость.

— Ну что вы, не извиняйтесь, любезный Егор Сергеевич. Просто нам, как всем нормальным людям, не мешало бы иметь хоть какие-то гарантии. Неосведомлённость вашего высокопоставленного начальства в ваших же делах, как бы это уместнее выразиться, развязывает нам руки. Достаточно чуть-чуть намекнуть и…

— Не угрожайте, я же вам, в конце концов, не возражаю, да и против сделки ничего не имею. Мои мотивы просты — деньги и месть, — зло сверкнув глазами, отчеканил сотрудник посольства.

— Мне импонирует ваш эмоциональный пафос. Вы меня недопоняли — никаких угроз, просто деловое партнёрство и небольшая толика надёжности на случай вашего внезапного разворота на 180 градусов.

— Этого не будет, можете мне верить, — устало произнёс Егор Сергеевич.

— Ну и прекрасно. В таком случае, как говорят в России, по рукам? — лучась добродушнейшей улыбкой, спросил Айвар Лаукгалс.

— По рукам. Не забудьте, главное, о своих собственных обязательствах, — последнее Рогатин произнёс, уже допивая свой кофе.

Его собеседник старорежимно и чопорно слегка наклонил подбородок, только что не щёлкнул каблуками. «Барин», — окрестил его Рогатин, выходя на шумящую потоками машин Маннергейминтие. Сев в свою машину, Егор Сергеевич в раздумье поехал на службу.

Российское посольство в Хельсинки всегда поражает монументальностью впервые видящих его. Мощное здание серого цвета, построенное в духе сталинского ампира, огороженное высоким решетчатым забором, занимает приличную площадь. На улице у консульского отдела часто можно видеть очередь посетителей, иногда довольно длинную, так как небольшая приёмная зала консульского отдела, контрастируя с общими достойными габаритами посольства, не в состоянии вместить сразу всех желающих.

Проезжая по улице вдоль посольского забора, Рогатин силился понять, где ему лучше назначить встречу для передачи материалов. Уж конечно, не в своём собственном кабинете, который мог и прослушиваться. Улочки, окаймляющие здание посольства, были не слишком людны за редким, пожалуй, исключением, но парковаться вблизи своей дипломатической альма-матер для передачи нелегальных сведений Рогатин счёл также неуместным. «Придётся, видимо, подыскать подходящее место где-нибудь в Хельсинки, — решил Рогатин, — лишь бы глупо не столкнуться с кем-либо из дипломатического корпуса». Егор Сергеевич был реалистом и понимал, что «законом бутерброда» пренебрегать нельзя и лучше перестраховаться, чем наоборот. Самое верное в таком деле — спонтанный непредсказуемый выбор. Ведь если сам он определит место спонтанно и случайно, без особых привязок, то вероятность успеха любого наблюдения над ним понизится во много раз.

«Освободим сознание от ненужных сведений и будем мыслить с чистого листа, без предвзятостей — как учил Эдмунд Гуссерль, германский философ рубежа девятнадцатого и двадцатого веков», — решил немного помечтать о высоком Рогатин. В сущности, его жизнь и должна теперь начаться совершенно по-новому, с того самого чистого листа. От «предвзятостей», как и от некоторых принципов, тоже придётся отказаться. Но он не винил себя: таково время. Он же вынужден приспосабливаться.

Через пару дней Лаукгалс дал знать, что заинтересованная сторона готова к встрече для осуществления сделки, и предложил определиться с местом её проведения. После некоторых размышлений Рогатин выбрал набережную Похъёйсранта, протянувшуюся по восточному побережью Хельсинки от пролива Силтавуоренсалми до полуострова Катаянокка, означающему в переводе на русский «Можжевеловый мыс». Набережная находилась на расстоянии не меньше километра от российского посольства, то есть достаточно далеко от него, но не настолько, чтобы случайный или не очень наблюдатель мог бы задаться вопросом, почему там находится консульский работник Егор Сергеевич Рогатин. К тому же на соседней с набережной улице находились Институт политической стратегии и Военный музей Хельсинки. В посольстве знали, что Рогатин консультировался в Институте политической стратегии по одному из вопросов российско-финляндских отношений, бывал он и в Военном музее, поэтому его пребывание вблизи набережной Похъёйсранта не могло вызвать ненужного пересуда. Засмотревшись на ажурные цветастые яхты, карнавальной вереницей обнимающие берег, Рогатин не сразу заметил неспешно подходящего к нему плечистого молодого человека в чёрной кожаной куртке. На его плече болталась сумка с изображением синего треугольника.

«Так, это хорошо, — подумал Рогатин, — выглядит, как и договаривались — здоровенный, в чёрной куртке и сумка соответствует описанию». Егор Сергеевич слегка развернулся к незнакомцу и небрежным тоном сказал по-фински:

— Mitä sinä voisit sanoa Suomenlinnasta?[9 - Что ты мог бы сказать о Суоменлинне? (финск.).]

— Аквапарка нет, зато рядом морс, — по-русски парировал громила.

Всё было в порядке — перед Рогатиным стоял посланец Фироза. Предстояло совершить обмен, а все детали были уже согласованы. Однако Рогатин ещё перед встречей позаботился о том, чтобы в случае необходимости затратить на выстрел минимум времени, заранее положив свой пистолет «гюрза» в широкий боковой карман плаща. Бронежилет также не был позабыт предусмотрительным Егором Сергеевичем. Он, конечно, не верил, что могущественный ливанец способен приказать убить его из жадности, но боялся погибнуть как ставший ненужным свидетель.

Впрочем, он опасался напрасно, и всё прошло идеально гладко. Крепыш забрал бумаги, Рогатин в одночасье стал обладателем неплохого состояния. Поскалив зубы друг другу напоследок довольными улыбками сытых тираннозавров, которым на сей раз не случилось отведать мясо себе подобных, Рогатин и его спутник неприметно разошлись.

Тихая же набережная Похъёйсранта с её яхтами и крайне малочисленными пешеходами так, кажется, и не поняла, какое судьбоносное для всего мира событие только что произошло в её спокойных пределах.




Глава 7


Момент отплытия корабля всегда волнителен. Облокотясь на поручни, Артур обозревал с самой высоты огромного шестипалубного лайнера «Викинг Лайн» картину побережья, будто написанную широкими мазками опытного мариниста, наслаждаясь открывающейся панорамой порта Хельсинки. Столица Финляндии, белая жемчужина Севера, как её часто называют, всегда поражала Артура удивительным сочетанием стрельчатой готики, реминисценций петербургских классических перспектив и своеобразного прагматично-жизнерадостного модерна. Всё это вместе, по-видимому, и создавало неповторимый ансамбль так называемого национально-романтического стиля, одновременно парадного и но-скандинавски непритязательного.

Основанный в 1550 году шведским королём Густавом Ваза, Хельсинки долгое время оставался сравнительно небольшим шведо-финским городом, не имея особого значения для шведской державы. Главным городом Финляндии того времени был Турку, шведский Або, большую роль играли Выборг и Порвоо (Борго), где в 1809 году имел место Боргоский сейм, регламентировавший появление Великого княжества Финляндского в составе Российской империи. Заложенная неподалёку от Хельсинки в 1748 году крепость Свеаборг сразу же стала способствовать росту соседнего города, в котором тогда же появились и первые каменные дома. В последующие века город активно разрастался, чему не могли помешать ни эпидемии чумы, ни частые русско-шведские войны, сопровождавшиеся неоднократными захватами Хельсинки русскими войсками.

Однако настоящее процветание Хельсинки началось уже в период Великого княжества Финляндского, входившего, как известно, в состав бескрайней Российской империи. Впоследствии финны много спорили — было ли это единое государство или же существовали две разные страны, объединённые личной императорской унией, по условию которой император всероссийский являлся также и Великим князем Финляндским. Некоторые финские историки утверждали и продолжают утверждать, что Финляндия как таковая не была частью России. Но в любом случае именно эпоха Великого княжества Финляндского оказалась наиболее плодотворной для становления финской нации и финских государственных институтов. В девятнадцатом веке возникло движение фенноманов, ратовавших за самобытную финскую культуру. Финский язык впервые в истории Финляндии обрёл равный статус со шведским, что было официально закреплено во время правления императора-реформатора Александра II, памятник которому стоит в центре Сенатской площади, главной площади города. Его более консервативные предшественники — Александр I и Николай I — всё же не ввели в Финляндии крепостного права, которым была охвачена как минимум половина российских земель. Провозгласив себя независимой в 1917 году и получив ленинское «благословение», Финляндия повторила своими очертаниями границы бывшею Великого княжества, ставшего своеобразной матрицей для отливки новоиспечённой финляндской государственности.

Стоя на высокой корме океанского лайнера, молодой поэт любовался видом исторического центра Хельсинки, белой ажурной громадой кафедрального лютеранского собора Туомиокиркко, органично сочетающегося со стоящим поодаль красным остроглавым православным Успенским собором, готическими куполами дальних церквей, весёлой и геометрически прихотливой чересполосицей башенок и шпилей старинных домов, ещё, возможно, помнящих эпоху российского правления.

Перед Артуром, радуя и одновременно успокаивая упорядоченностью своего художественного орнамента, простирался плацдарм исторического роста Хельсинки — полуостров Вирониеми. Перефразируя известное изречение, можно было бы сказать: отсюда пошла финская земля. По крайней мере, история новой Финляндии начиналась именно здесь.
		Северный берег, мыс Вирониеми,



		Густава Ваза у скал цитадель,



		И от Свеаборга к Рованиеми



		Финского духа истоки и цель,[10 - Стихи автора.] —








невольно вспомнилось Артуру его собственное четверостишие.

Происходя, если так можно выразиться, из русско-финской семьи, Артур не знал в детстве финского языка. Родители его отца, опасаясь сталинских репрессий, активно направленных против ленинградских и карельских финнов, не рискнули обучить своего сына языку предков, хотя сами прекрасно владели им. Ещё бы, ведь отец Артура родился весной 1938-го, когда вовсю гремели массовые ежовские расстрелы, а процент погибших среди ингерманландцев, к которым относились карельские и петербургские финны, был достаточно высок относительно общей ситуации по СССР.

По-настоящему Артур начал изучать финский язык уже после переезда в Финляндию. Ему тогда было уже около тридцати, а обилие надежей, многоступенчатые и нанизанные друг на друга слова, сложная лексика, наличие послелогов вместо привычных предлогов и прочие прелести финской грамматики невольно затрудняли дело. Но что всегда нравилось Артуру в финском языке, так это удивительное совпадение правописания и произношения. Ни в русском, ни в немецком, ни, тем более, в английском или французском языках подобного не наблюдается. Данное обстоятельство чрезвычайно умиляло Артура, по-российски благоговевшего перед системой «как слышится — так и пишется».

Обозревая постепенно удаляющийся пейзаж хельсинкских набережных, живописных зданий и портовых сооружений, Артур испытывал приятное чувство погружения в захватывающий мир путешествия. Он никогда не был авантюристом, но в настоящий момент радость начала неожиданного предприятия и освобождение от накопившегося в последнее время страха не могли его не радовать. Артур решил расслабиться и хоть какое-то время не думать о своих проблемах. Однако тяжкий груз, висевший на сердце, подспудно давал понять, что это ненадолго.




Глава 8


На днях Фироз получил расшифровку содержимого почтового ящика покойного Дефрима. Злополучный албанец не вёл никакой секретной переписки в обход распоряжений Акджара Фироза, по крайней мере, с этого адреса. Но запись прослушки его телефонных разговоров, выполненная агентурой «Инсайда», говорила об ином. Дефрим явно хотел «соскочить». В приватных беседах он высказывался отрицательно о деятельности организации Фироза и о нём самом. Именно эти обстоятельства послужили причиной ликвидации Дефрима. Акджар прощал ошибки своим работникам, но не мог простить дезертирства, таящего потенциальную возможность разглашения секретной информации. Поэтому, как только Дефрим отошёл от слепого повиновения своему боссу, он был обречён.

Ливанец расслабленно глотал остывший кофе. Итак, сделка с Рогатиным состоялась. Дипломатический функционер неплохо заработал на продаже военных тайн своей родины. Ну и пусть наслаждается миллионами, убирать его нецелесообразно и бессмысленно сейчас. Фироз всегда старался воспитать в себе сугубо прагматическое отношение ко всему на свете. Политику ни к чему излишняя сентиментальность, тем более железному рыцарю исторической справедливости, вершащему высший суд. Главное, что оружие колоссальной силы теперь в его руках. Оружие нового поколения, интеллектуальная квинтэссенция военной мысли. Теперь можно действовать и доказать всем этим заморским вершителям судеб их собственную глупость, показать их отсталость, слабость и ничтожность. Он, Фироз, станет вождём нового могучего движения, поведёт народы в бой на цитадель возмутительной роскоши и грехопадения — на безбожный растленный Запад.

Акджар Фироз чуть не задохнулся от прилива восхитительного предощущения грядущей славы. Конечно, истинному праведнику не пристала гордыня. Однако наличие души, чувствующей и пылающей жаждой свершений, по мнению Фироза, составляло неотъемлемую часть настоящего хозяина жизни.

Он с волнением развернул пакет, в который были завёрнуты бумаги, полученные от Рогатина. Чертежи уже были просмотрены инженером-радиомехаником Олофсоном, работающим на Фироза. Пожилой специалист уверенно констатировал, что ранее не видел ничего подобного. Все известные аналоги уступали чертежу устройства по сложности и, как следовало думать, по мощности воздействия. Затейливое переплетение каких-то линий и заумных символов, не сказавшее главе компании ровным счётом ничего, привело в чистый восторг инженера-радиомеханика. Он с довольной улыбкой разглядывал хитроумную схему, словно получал удовольствие от созерцания некоего эталона красоты.

— Это настоящее произведение искусства, достойное воплощения на практике, бумага не должна одна быть обладателем такого чуда, — сказал он Фирозу.

— Да, всякая теория мертва, но зеленеет древо практики, — вольно процитировал тот в ответ изречение известного мыслителя. — Займётесь?

— Безусловно. Считайте, что с настоящего момента я в полном вашем распоряжении. Ларчик открывается относительно просто. Во всяком случае, для того, кто понимает.

— Прекрасно. Я искренне верю в вашу компетентность. Надеюсь, вы не стеснены в средствах? — заботливо спросил Фироз.

— Нет, ни в коем случае. Лаборатория у нас тоже имеется. Как вы и сами знаете, она расположена далеко за пределами столичного региона в крайне малолюдной местности. Официально участок земли в несколько десятков гектаров принадлежит частному владельцу-садоводу. Там есть где развернуться, — с убеждением ответил Олофсон.

— Однако речь может идти только об изучении технической документации с подбором некоторых комплектующих. Сборка самого устройства в готовом виде должна производиться в районе его испытания, это вы понимаете?

— Несомненно. Сейчас только соберём нужные детали и блоки.

— Вся надежда на вас. В свою очередь обещаю, что постараюсь создать вес возможности для вашей успешной работы. Помощники, приглашённые вами, надёжные люди?

— Конечно, господин Фироз. Кроме того, у всех у них немалая личная заинтересованность. У кого денежная, а у кого и идейная. Да ведь, если я не путаю, со всеми приглашёнными специалистами работал психолог? Так что мои слова — не просто выражение надежды, а констатация психологической экспертизы.

— Да, вы правы, — сказал Фироз. — И да будет над нами Божья воля.

Говоря так, он намеренно не произнёс «воля Аллаха», зная, что является вершиной многонациональной и, что ещё более важно, многоконфессиональной пирамиды «Инсайда». Идеология организации никогда не провозглашала религиозный экстремизм, роднясь таким образом конфессиональной терпимостью с масонскими ложами. Как и для масонов, религиозная принадлежность не имела решающего значения в компании. Гораздо важнее было другое — приверженность общему делу и способность исповедовать хоть какую-то религию. Руководство «Инсайда» считало, что атеистически мыслящий человек потенциально опасен в силу своей чрезмерной духовной независимости, близкой состоянию этического нигилизма. Маловерие может породить измену, считал глава «Инсайда» Фироз. Конечно, и верующий человек не застрахован от сомнений, а в некоторых случаях и атеист может верить в идею даже больше религиозных фанатиков, что доказывал хотя бы опыт большевистской партии в Советском Союзе. Фироз читал книгу «Как закалялась сталь» и был знаком с историей Павла Корчагина. Однако в условиях современного мироустройства с наступающей со всех сторон светской антирелигиозной моралью религия казалась пусть и небольшой, но всё же некоторой гарантией от полной этической вседозволенности. Очень требовались действительно верные люди, готовые даже к самопожертвованию. Кто знает, может быть, осуществляя решающую рокировку, организации придётся положиться на шахидов и камикадзе…

Между тем он набрал номер мобильного телефона. Вскоре отозвался знакомый келейно-спокойный голос.

— Вы на корабле, Айвар? — деловито спросил Фироз.

— Да, — послышался короткий ответ.

— Артур Салмио на месте?

— Недавно видел его около корабельного ресторана, — ответил Айвар Лаукгалс.

— Вы можете сейчас говорить?

— Всегда к вашим услугам, — ответил голос, — внимательно вас слушаю.

Фироз понял, что на другом конце радиоволны Лаукгалс буквально слился с трубкой и стало слышно его дыхание.

— Я думаю, что настало время выпустить джинна из бутылки.




Глава 9


Вот уже пару часов Артур сидел в своей каюте на корабле «Викинг Лайн» и его постепенно начинала одолевать скука. За иллюминатором, расположенным неожиданно высоко над водой, плескалось море, проплывали вдалеке финские шхеры. Молодой человек решил, что настало время подкрепиться. Билет на лайнер, купленный им в Хельсинки, включал стоимость обеда в ресторане, и Артур, выйдя из каюты, отправился туда. Проследовав по коридору, он поднялся затем по широкой лестнице, устланной ковровой дорожкой на третью палубу и, поплутав немного около каких-то корабельных магазинчиков и баров, очутился в ресторане, предполагавшем роскошный ужин в виде богатого шведского стола. Найдя свой столик, указанный в билете, Артур, подхватив тарелку, пустился на поиски кушаний. Из всех шведских столов, которые ему доводилось посещать, этот был самый что ни на есть ресторанный. Множество сортов красной рыбы горячего и холодного копчения, объёмистая бадья с чёрной икрой, изобилие мясных деликатесов. «Грузите апельсины бочками, братья Карамазовы», — вспомнилась парню старая шутка. Немного в стороне от длинного стола, уставленного блюдами, он разглядел столик поменьше с двумя краниками для красного и белого вина в розлив. «Вот и прекрасно: наесться, напиться и забыться, — с вдохновением решил Артур. — Задача ясна, осталось её только исполнить!» — сказал он себе, нагрузив тарелку до отвала красной рыбой, и, вооружившись заодно гранёным бокалом с белым вином, проследовал к своему столику.

Находясь в гуще людей, с азартом жующих и болтающих друг с другом, Артур не мог не почувствовать свою оторванность от людей, тем более что, как говорят многие, публичное одиночество чувствуется даже сильнее. Усевшись за столик, он заметал, что место, расположенное напротив, пустует, хотя и было сервировано. «Значит, кто-то придёт, может, кто-нибудь из русских», — подумалось ему. Хотелось разговора, нормальной здоровой застольной беседы, от которой он изрядно отвык за последние тревожные и пустые дни.

Рассеянно оглядывая многолюдный зал, молодой человек вдруг обратил внимание на высокую девушку с идеальной фигурой и в нарядном платье, идущую к его столику. Когда она подошла поближе и, слегка улыбнувшись, села перед ним, Артур мгновенно почувствовал, что душа поэта уже навряд ли сможет забыть когда-нибудь это очаровательное нежное лицо с большими миндалевидными зелёными глазами и мягко очерченным изгибом рта. Девушка слегка откинула набок длинные русые волосы, томно потягивая красное вино. Все её движения дышали непринуждённой грацией; она подняла глаза на заворожённого парня, и тёплый взгляд девушки как будто обещал быстро растопить неизбежный лёд прелюдии к знакомству.

Некоторое время они сидели молча, иногда посматривая друг на друга. Несмотря на презентабельную внешность и разносторонний ум, Артур всегда отличался некоторой бессознательной застенчивостью, не имевшей, впрочем, ничего общего с закомплексованностью. В прошлом у него, конечно, были женщины, но привитое с детства серьёзное отношение к людям, а также психологическая необходимость сначала привыкнуть к новому человеку, случалось, препятствовали проявлению с его стороны не только вульгарной фривольности, но и элементарной раскованности.

Молчание затягивалось, парень силился набраться смелости произнести хоть какую-нибудь дежурную любезность, как вдруг услышал приятный голос — девушка оказалась смелее его.

— Hi, do you speak Russia?[11 - Привет, вы говорите по-русски? (англ.).] — приветливо, но без кокетства спросила она.

— Говорю, и даже с удовольствием. Тем более что при жизни за границей не слишком часто это приходится делать, — румянясь от смущения, но с облегчением оттого, что разговор всё же сделал первый оборот, произнёс Артур.

— В какой же стране вы живёте? — с небрежным любопытством поинтересовалась девушка.

— Боюсь, что не сумею вас удивить. Я из весёлой компании горячих финских парней.

— Ах, вот как, — чуть усмехнувшись, сказала она. — А в вас что-то от них есть. Во всяком случае, в плохом аппетите и отсутствии жажды вас не заподозрить. — Она игриво перевела взгляд на его полную с горкой тарелку и пару бокалов с разными винами.

— Да, кстати, меня зовут Артур, — с деланой лёгкостью представился он.

— Милана, — колдовские зелёные глаза, словно два омута, притягивали его.

— Очень приятно, — опьянённый красотой девушки молодой человек вежливо улыбнулся.

— Взаимно.

— Между прочим, я раскрыл секрет своего происхождения, а вот вы пока нет, — попробовал сострить Артур.

— Я русская, но живу в Стокгольме. Так уж получилось.

— Да, наша жизнь полна сюрпризов, русские теперь живут по всему свету. Давно вы в Швеции? — от сытного ужина, выпитого вина и присутствия красивой незнакомки Артур начинал слегка «плыть».

— Прилично. Но надоесть страна мне не успела. Особенно интересно было в начале, знаете ли, заграница, Скандинавия, процветание. И это после наших лихих девяностых, когда не имеешь представления, что будет завтра с тобой и с твоей страной. Потом всё как-то примелькалось, но всё равно я рада, что живу там. Дочка растёт, ей скоро в школу.

«Так, ясно», — с небольшим огорчением подумал Артур. А вдруг она ещё и замужем? Правда, обручального кольца не видать.

Девушка, словно угадав мысли Артура, сказала с грустью:

— Год назад я потеряла мужа, — потупив глаза, она ещё более похорошела. Затем, после короткой паузы, торопливо и словно оправдываясь в чём-то, добавила: — Мой покойный муж был хорошим человеком, я многим ему обязана.

— Да, да, конечно… Извините, — смущённому поэту стало неловко. Не зная куда деть глаза, он смотрел на расстилающийся за окнами ресторана морской пейзаж.

— Да нет, ничего. Время лечит, как это ни пошло звучит, — она немного помолчала. Затем, уперев подбородок в ладонь левой руки, чуть насмешливо спросила: — Ну а вы? Отдыхаете от многодетной семьи и чрезмерно заботливой жены в морском круизе?

— Что вы, даже и близко нет. Я из породы застоявшихся холостяков, поэтому в свои тридцать шесть лет совершенно свободен, — в голове парня почему-то мелькнуло нелепое продолжение: «как орёл в облаках». Артур пытался развеселить себя, чтобы выглядеть естественнее. Ему очень хотелось понравиться этой молодой женщине. «Интересно, а сколько ей лет? Наверное, моложе меня». С наигранной бравурностью он произнёс:

— Знаете, холостяцкий образ жизни похож на солёный огурец с водкой: приятно немного выпить и закусить, но нужно вовремя остановиться. Да и похмелье не дремлет.

— Похмелье не дремлет всегда, но вы, по-моему, владеете собой, — смеясь, она казалась ему ещё милее. Когда-то парень вычитал, что если человеку приятно слышать чей-то смех, то это свидетельствует о лёгкости взаимопонимания с его обладателем. Утопая в ласковом лучистом взгляде, рассматривая аристократически правильные и одновременно трогательно-нежные черты женского лица, он ни минуты не хотел сомневаться, что всё это так.

— Знаете, мы всё-таки на Западе. Может, будем на «ты»? пошёл в наступление Артур.

— Конечно, я сама хотела предложить, — легко согласилась она.

— Помнишь свои первые впечатления о вожделенном забугорье? — спросил Артур.

— Я приехала в Швецию восторженной и наивной восемнадцатилетней девчонкой через год после знаменитого российского дефолта и была уверена, что попала в рай, — пальцы Миланы в задумчивости слегка вращали ножку изящного фужера.

«Так, ей примерно 31 или 32 года. Нормально. Ну а выглядит и того моложе», — натренированный за годы обучения на философском факультете ум молодого учёного мимоходом решил поставленную задачу, хотя возраст при такой внешности немного значил для него.

Ты меня превзошла, я прожил в Финляндии двенадцать лет. Что же касается заграничной жизни, то она, по-моему, подобна бутерброду: мазана маслом только с одной стороны, а именно с внешней, — с иронией заметил Артур.

— Суда по твоему куску хлеба, скучающему в тарелке, то она намазана чёрной икрой и вдобавок с обеих сторон.

На шутку Миланы оба засмеялись в унисон. Напряжённость, нередкая для стремглав влюблённого Артура в похожих ситуациях, безвозвратно улетучивалась. Он чувствовал необычайную лёгкость. Как часто бывает при обнаружении душевной близости, ему казалось, что он знаком с Миланой уже не первый день, а может быть, и месяц.

Шестым чувством Артур начинал понимать, что сегодняшнюю встречу он, возможно, ждал всю свою жизнь. «Что за высокопарные глупости? Тоже мне лирик малахольный. Неужели любовь с первого взгляда? Да ты с ума сошёл, ведь ты ж не мальчик-тинейджер!» — сумбурно мелькало в голове. Глядя на сидящую перед ним Милану, философ и поэт подумал, что непременно попробует предложить ей встретиться на корабле во время путешествия ещё раз.

«Да уж, чего мне всегда не хватало, так это здорового цинизма. Ну, нет бы просто увлечься и увлечь! Так нет же, приспичило влюбляться», — кувырнулась в закоулках извилин смешливая мысль. Однако счастье обретения чего-то очень важного и волнующего будоражило душу.

Словно аккомпанируя его размышлениям, в помещении ресторана зазвучала Love Supreme[12 - Любовь всей жизни (англ.).] в исполнении Робби Уильямса, одна из любимых несен романтичного молодого человека. Supreme и Милана… «Почему бы и нет?» — безотчётно спросил он себя.

Поговорив ещё немного о разных пустяках, они расстались легко и просто, как давние друзья. Артур был покорён, но ему показалось, что и Милана не осталась безразличной. Возникшее чувство, похоже, являлось взаимным. Они договорились встретиться на следующее утро в кафе, а потом пойти вместе погулять по городу. Парень пока не знал, где ему остановиться. Артур покинул Финляндию настолько поспешно, что не успел и подумать, куда он денет себя в шведской столице. А ещё кто-то говорил мне, что я лишён авантюризма; видать, и на старуху бывает проруха! Молодой человек неожиданно вспомнил, что в Стокгольме живёт его полузабытый друг юности Алексей, попросту Лёха, ездивший в девяностые годы в Швецию в рамках университетской программы по обмену студентами, да и оставшийся там, каким-то образом сумев связать узами Гименея прорусски настроенную молодую уроженку Стокгольма. Координат Лёхи у молодого философа не было, но чудом сохранился в записной книжке номер телефона его мамы, живущей в небольшом карельском городке Сортавала. Через неё можно найти и Лёху! Если, конечно, телефон сохранился тот же.

Простившись с Миланой у ресторана, Артур в самом лучшем расположении духа отправился к своей каюте. Спустившись по лестнице, он едва не столкнулся на повороте в коридор с каким-то респектабельным и с иголочки одетым господином высокого роста лет пятидесяти. Вежливо посторонившись, респектабельный джентльмен, похожий на подтянутого барина-англофила времён заката Романовской империи, поприветствовал незнакомого мужчину чопорным кивком головы. Артур невольно повторил его жест и, поспешив обойти незнакомца, мельком глянул на его холёное лицо с застывшей, ничего не значащей улыбкой и вздрогнул. Испуганный молодой человек, пожалуй, никогда прежде не встречал так близко от себя столь холодного и цепкого взгляда, начисто лишённого обаяния человеческой теплоты. Это был взгляд хищного зверя.

Заминка продолжалась не более секунды, и Артур, свернув в коридор, проследовал к своей каюте. Подойдя к ней, он оглянулся, но незнакомца уже не было.

Радужный туман, заполнивший душу от встречи с Миланой, рассеялся. Наедине с собой парень вновь вспомнил о причине своего авантюрного круиза, о неопределённости и опасности своего положения. Кто этот человек, встреченный им в коридоре лайнера? Не исключено, что это кто-то из той странной шайки, с чьей загадочной деятельностью он так случайно и без всякого желания соприкоснулся. Да что же им от него надо? Он же ничего не знает, более того — и не желает знать. Как хорошо было бы им забыть друг о друге!

В смутных раздумьях влюблённый поэт прилёг на койку и забылся тяжёлым, часто прерывающимся сном. Перед глазами замелькали разноцветные круги, и ему приснилась Милана. В сладкой эротической грёзе Милана находилась в его объятиях, ему казалось, что он страстно целует её. Внезапно наступила темнота и Милана пропала, а вместо неё в узком коридоре возникла внушительная мужская фигура и грозно двинулась на Артура.

Холёное лицо мужчины выражало улыбку, но, посмотрев на него внимательно, шокированный молодой человек готов был закричать от ужаса: лицо не имело глаз. Вернее, на их месте зияли два черных бессмысленных отверстия, точно дырки, проткнутые в закрытой картонной коробке, внутри которой только пустота и мрак.

Забившись в немом крике, не способном пробиться наружу, Артур проснулся. За иллюминатором висела глубокая ночь; судя по ручным часам, лежащим на столе, лайнер заходил в Марианхамину — портовый город и административный центр финских Аландских островов. Несколько лет назад «русский финн» видел открытки с изображением Аландов, по-фински Ахвенанмаа, что означает «страна окуней». На тех картинках ярко светило солнце, острова утопали в густой зелени и тонули в небесно-голубом летнем море. Сейчас же Артур видел в иллюминаторе лишь темноту и слышал какой-то скрежет. Очевидно, это было связано со швартовкой находившегося неподалёку неизвестного судна.

Поёжившись от ночного кошмара, молодой человек снова закрыл глаза, а когда наконец открыл их, уже наступило утро. Вспомнив о запланированной встрече с Миланой, он преисполнился энтузиазма и, приведя себя в порядок, быстро пошёл к выбранному ими вчера ресторанчику. Солнечным и ясным утром ночные тревоги казались чем-то далёким и несущественным. Ничего страшного, нет таких крепостей, которые бы не взяли большевики, — вспомнилась немного бородатая, но до сих пор крылатая цитата.

Ему удалось сберечь честь кавалера, придя на пару минут раньше Миланы, вызвавшей своим появлением новую волну восхищения у Артура. Модный топ и джинсы, плотно облегающие вверху бёдра, подчёркивали длинные ноги, соблазнительные формы и тонкую талию; волосы свободно ниспадали на плечи и спину. Приветливое лицо Миланы выражало одновременно дружеское расположение и почти незаметную дистанцию, призванную чуть скрыть её симпатию к новому знакомому. Как и многие женщины, красавица боялась открыто выраженной ранней взаимностью разрушить мужское любовное чувство.

Завтрак прошёл великолепно. Устав сидеть, Артур и Милана поднялись на палубу. Дул прохладный ветер. Лайнер, вспенивая воду острым носом, входил в широкий постепенно сужающийся фьорд, в конце которого и располагался Стокгольм.

Молодой человек, влюблённый и счастливый, давно не был в таком хорошем настроении. Он что-то рассказывал Милане, оживлённо жестикулируя от избытка чувств, как итальянец. Светило солнце, тёмный морской ультрамарин расстилался по обе стороны от теплохода. По берегам начинали появляться отдельные постройки приближающегося города.

Первый поцелуй произошёл просто и естественно, как нечто давно ожидавшееся: в какое-то мгновение Милана очутилась совсем рядом, и он с нежностью обнял её, прижавшись ртом к её губам. Прелестная девушка ответила на его внезапный порыв, и на короткий миг он увидел в её глазах отражение своего счастливого лица.

Артур был весь поглощён новым знакомством. Он начал очередной монолог, призванный продемонстрировать Милане знание парнем шведской истории и прерываемый иногда заинтересованными вопросами девушки. В самый его разгар молодой человек снова увидел неприятного незнакомца. Он мелькал в толпе пассажиров, прогуливавшихся по палубе, и, казалось бы, не выказывал никакого внимания к Артуру, но тот не мог отделаться от ощущения, что появление этого неприятного типа поблизости отнюдь не случайно. Незнакомец располагался на приличном расстоянии, близко не подходил, но поэт несколько раз заметил чужака и, поймав его беглый взгляд, понял, что находится под наблюдением.

Итак, всё оказалось зря. Его бегство за море не прошло бесследно. Артур сознавал, что его вычислили. Оставалось надеяться, что он сумеет уйти от слежки в Стокгольме. Ну, а если нет? Но, что, в сущности, они могут сделать? Неужели вот так просто возьмут и убьют? За что? Право, смешно, если б не было так грустно… Гибель библиотекаря и безвестного Дефрима доказывали, что убийство — для этой компании не проблема. Оставалось довольно-таки неясным одно: где и в чём он перешёл им дорогу.

Посвящать Милану в такую темную историю он, конечно же, не хотел. Они только познакомились, что девушка подумает про него? К тому же очень не хотелось её пугать. Оставалось одно — положиться на удачу в Стокгольме и постараться запутать возможного преследователя, сбив его со следа. Разумеется, молодому человеку было ясно, что осуществление на практике столь незамысловатого, на первый взгляд, плана скорее всего окажется чрезвычайно затруднительным. Посмотрев, будто прощаясь, на стоящую рядом Милану, Артур предоставил себя своей судьбе.




Глава 10


Лайнер причалил к берегу в 11 часов по местному времени. Артур и Милана с вещами спустились по трапу и вместе с другими пассажирами вышли на набережную. Влюблённый решил, что будет лучше отойти пешком на какое-то расстояние и затем определиться что делать. Не стоит торопиться, как говорят: поспешишь — людей насмешишь. Он предложил Милане прогуляться, сказав, что это его первая прогулка по шведской столице, и та охотно согласилась. Выходя на улицу, Артур несколько раз оглянулся, пытаясь увидеть своего соглядатая. На длинной дороге, ведущей по краю набережной к центру города, людей было немного. Упустить из вида заметного своим ростом и внешним видом преследователя было бы сложно. Но ничто не указывало на его присутствие. Непринуждённо рассуждая на тему мягкости и полезности доя здоровья скандинавского климата, но не зная, как скрыть своё беспокойство, влюбленный увидел приближающегося к ним высокого темноволосого человека лет сорока пяти. В его чёрной бороде блестела ранняя седина. Напрягшись, Артур приготовился ко всему. Всмотревшись в мужчину, он, впрочем, сразу понял, что это не его преследователь на теплоходе. Новый незнакомец отличался ярко выраженной южноевропейской внешностью. Его, пожалуй, можно было бы принять за грека или югослава.

Поравнявшись с молодым человеком, незнакомец заговорил по-английски и первые же его слова привели того в полное изумление.

— Извините, что беспокою. Вы Артур Салмио? — спросил он.

— Да, это действительно я, — ответил парень, с подозрением вглядываясь в южанина.

— Моё имя Велимир.

«Надо же, как поэт Хлебников», — чуть было не вырвалось у Артура.

— Приятно, — сказал он, подумав иное, и добавил: — У меня законный вопрос: откуда вы меня знаете?

— О, это долгая история. Но надеюсь, имя Дефрим вам что-то говорит? Вижу, что да. В таком случае можем ли мы где-нибудь уединиться? Тогда я расскажу вам всё.

— Возможно. Но мы, как видите, только что приехали и не успели толком осмотреться.

— Я знаю, жду вас здесь уже больше часа. Не беда. Если вам угодно, могу пригласить вас к себе. Недалеко отсюда я снимаю небольшую квартиру, — незнакомец говорил по-английски с акцентом, но очень уверенно. Его басистый голос и резковатая манера разговаривать тем не менее почему-то сразу располагали к себе. Чувствовалось, что этот человек вспыльчив, но искренен и уж, по крайней мере, вряд ли способен на подлость.

— Ваше предложение, как бы сказать точнее… — замялся Артур. — Оно связано с убийством упомянутого вами человека?

— И с ним тоже. Давайте не будем говорить здесь, моя квартира безопаснее. Там нет посторонних глаз и ушей.

«А кто тебя знает, безопаснее или нет», — подумал Салмио, всматриваясь в чернобородого. И где гарантия, что этот южанин не из той же славной когорты? Артур уже собирался отказаться, но помешало быстро возникшее доверие к незнакомцу. Кроме того, Артура просто распирало от любопытства. Интуитивно он уловил в словах южанина скрытую боль и как будто даже мольбу. У него не было ничего общего с хитрым и железным исполнителем заказного убийства. «Если я пойду с ним, быть может, я действительно наконец-то узнаю правду», — принял решение Артур Салмио.

Оставалось поговорить с Миланой. Влюблённому без ума молодому человеку очень не хотелось менять свои планы и расставаться с девушкой даже на полдня. К тому же он опасался расстроить её и ожидал вполне обоснованной обиды. Но, с другой стороны, он боялся за неё и решил, что целесообразнее было бы сначала разобраться со своими проблемами; узнать хоть что-то, а уж затем идти с ней на свидание.

Артур был польщен, с каким непритворным сожалением она приняла его просьбу увидеться чуть позже. Краем уха Милана, конечно, уловила некоторые подробности разговора со встретившим их неизвестным. Но опасения поэта и философа, что это оттолкнёт её, не оправдались. Наоборот, девушка, видимо, уже успев увлечься своим знакомым по круизу, выразила обеспокоенность по поводу его непонятных трудностей и озабоченно спросила, не угрожает ли ему какая-то опасность. «Какой замечательный характер, совсем не похожа на некоторых нынешних эгоисток, которым нет дела до человека и на всё плевать, кроме денег! Выходит, мне повезло», — сделал Артур философский вывод.

Он поспешил успокоить Милану, пообещав ей, что сразу же позвонит, как только выяснятся интересующие его подробности, и дал понять, что дело, в сущности, не стоит выеденного яйца. Так, мелочь. Скорее всего просто ошибка: его приняли за кого-то другого. Возможно, что Артур и сам преувеличил в своё время якобы грозящую ему опасность, а быть может, нашёл естественное оправдание для круиза, позволяющего хоть ненадолго порвать с надоевшей ему обыденщиной. Отпустив на прощание пару шуточек, плохо гармонировавших с его бледным и взволнованным лицом, Салмио договорился созвониться с Миланой и отправился в путь с невозмутимо дожидавшимся чуть поодаль Велимиром, который свободно ориентировался в извилистых средневековых закоулках старого города.

Съёмная квартира незнакомца выходила на одну из старых стокгольмских улочек, возможно, являвшуюся современницей разрушителя Кальмарской унии с Данией и создателя новой независимой Швеции, короля Густава Ваза, прославленного в Финляндии основателя Хельсинки. Освободившись в шестнадцатом веке стараниями короля от датского господства, Швеция быстро превратилась в одну из самых преуспевающих стран Европы, столкнувшись затем через сотню лет на просторах Балтики с нарастающей мощью петровской России. Швеция не стала сверхдержавой, но отсутствие в её прошлом крепостного нрава, высокий уровень жизни, развитая культура, а также знаменитый шведский капитализм, он же и социализм, всегда привлекали внимание российской интеллигенции.

Загадочный Велимир предложил кофе и Артур, ответив согласием, весь превратился во внимание и слух. К счастью, его собеседник отлично владел русским, так как происходил из бывшей братской советской Югославии, что предполагало хорошее взаимопонимание.

— Так значит, если я правильно понял, вы знаете о той злополучной истории с загадочным убийством человека по имени Дефрим. Про польского библиотекаря вы тоже в курсе?

— Да, разумеется. Вы сейчас связали обе смерти воедино и правильно сделали. Они действительно связаны одна с другой.

— Каким же образом? И как вы узнали, что всё это коснулось меня? — с нетерпением спросил молодой человек.

— Я двоюродный брат Дефрима. Мы были очень близки, делились подробностями своей жизни. Он мне всё рассказал незадолго до своей трагической кончины: о Кшиштофе и о том, что писал вам письмо по электронной почте, — ответил Велимир.

Артур сидел, как поражённый семью громами второго пришествия. Так вот в чём дело! Обнаружился брат Дефрима, весёленькое дело… Но какое отношение имеет он, Артур Салмио, к их братской любви? Помолчав и справившись с первой волной удивления, он сказал:

— Ясно. Примите мои искренние соболезнования. Но простите за нескромность, дело в том, что не так давно я выяснил через Интернет этническую принадлежность имени Дефрим. Это определённо албанское имя. Но вы, насколько я понимаю, не албанец?

— Нет, я серб, моя фамилия Обрадович, а Дефрим был албанцем только по отцу; его и моя мамы — родные сёстры. Моя славянская родня осудила мать Дефрима за её брак с албанцем. Родственники со стороны её мужа, в свою очередь, не одобрили его выбор. В общем, Монтекки и Капулетти. Вы же знаете, как албанцы и сербы относятся друг к другу на югославской земле. Наверное, именно поэтому судьба моего брата оказалось столь сложной и противоречивой, что и привело его в объятия «Инсайда».

— «Инсайд»? Что вы имеете в виду под этим английским словом?[13 - Внутри (англ.). Также означает процесс, связанный с какой-то секретной информацией.] — с недоумением спросил Артур.

— Речь идёт о секретной интернациональной террористической организации, созданной и руководимой человеком с восточным именем Фироз Акджар. Как рассказал мне Дефрим, «Инсайд» ни много ни мало собирается противодействовать влиянию Запада с антиглобалистких позиций.

— То есть Фироз как вы его назвали, соединил антиглобализм с терроризмом? Да, да, понимаю. Эдакая разновидность экстремизма плюс идеология противостояния глобалисткому Западу. Впрочем, в определенной степени подобная организация уже существует: достаточно вспомнить Аль-Каиду. Выходит, «Инсайд» можно назвать её близким родственником? — подытожил парень.

— В том-то и дело, что нет. «Инсайд» — организация нового, ещё небывалого для международного терроризма, уровня. Когда-то один известный организатор революции в вашей стране изрёк фразу, ставшую революционным афоризмом: мы пойдём другим путём. Так вот, Фироз Акджар — такой же новатор в теории и технике международного терроризма, каким был Владимир Ленин в сфере стратегии и тактики революционной борьбы. Фирозу нравится Че Гевара, но он пойдёт значительно дальше. Если хотите, его цель можно определить как антиглобалисткую мировую революцию, а искрой, главным инструментом возгорания должна стать тонко продуманная и умело подготовленная террористическая провокация, возможно, с использованием самых современных технических средств. Фироз Акджар к ним крайне неравнодушен.

Артур был поражён услышанным и подавлен масштабностью происходящего. Он-то боялся, что каким-то фантастическим образом понадобился безвестным бандитам-беспредельщикам, что само по себе было бы немало, но всё выходило гораздо серьёзнее.

— Значит, их цель — война, причём в мировом масштабе? — спросил поэт и философ.

— Не исключено.

Они помолчали. Неугомонное солнце играло на выцветших сатиновых занавесках.

— Как вы думаете, Велимир, почему ваш брат был убит? — нарушил затянувшуюся паузу Артур.

— Всё просто. Дефрим попал в «Инсайд», будучи совсем ещё юнцом. Знаете ли, своеобразный перл протестной молодёжной психологии: он совершил проступок по принципу не «за», а «против». Позже он осознал истинную сущность этой организации, напоминающую средневековый орден, её железную дисциплину, не терпящую политического инакомыслия, размах её деятельности и откровенную агрессивность. Дефрим как раз должен был получить важное задание от Фироза и, не желая его выполнять, решил покинуть «Инсайд». Но такие объединения отпускают своих участников только ногами вперёд.

Лицо брата Дефрима помрачнело, и он отвернулся к окну.

— Извините, но очевидно, что с упомянутым вами заданием Фироза и было связано то самое трижды необъяснимое сообщение в моём почтовом ящике электронной почты? — внезапно догадался молодой человек.

— Браво, да вы, Артур, не чужды дедуктивному методу. Действительно, письмо вам написал Дефрим по распоряжению руководства «Инсайда». Вопреки приказу Фироза мой брат намеренно составил письмо в угрожающем духе: так он надеялся вызвать у вас подозрения и тем самым предупредить об опасности. Программа-паразит, запущенная им, должна была дополнительно привлечь внимание. Несколько неловко, но в его положении трудно было придумать способ лучше.

— Он мог просто ничего не писать, — не без досады заметил парень.

— Ошибаетесь. Они все равно бы вышли на вас и заманили в ловушку.

— Получается, Дефрим на самом деле с определённого момента работал против «Инсайда». Вы говорили о важном задании, которое Фироз хотел ему доверить. Чем оно являлось?

— Задание касалось покупки чертежей электромагнитной бомбы колоссальной мощности у некоего российского дипломата. Не исключено, что наш разговор подслушали, что и явилось причиной ликвидации моего брата.

У Артура захватало дух. Электромагнитная бомба? Будучи профессиональным философом, специалистом по теории познания в сфере естественных наук, он немного знал, что это такое.

— Однако зачем они обратились ко мне? Почему, в конце концов, я? — молодой философ искренне смотрел на югослава, надеясь, что тот сумеет разъяснить ему этот ребус.

— Возможно, хотели использовать некоторые ваши связи. Например, родственные. Что вы думаете на этот счёт? — в глазах Велимира мелькнул колючий огонёк и тут же погас.

Артур на секунду задумался. Родственные связи? С кем?! Неужели же… Догадка, словно молния, мелькнула в его голове, но нелепость явившейся мысли сбивала с толку.

— У меня был дядя, по профессии физик, занимавшийся секретными разработками в бывшем Советском Союзе. Его звали Александр Покров, — видя удивление, промелькнувшее в глазах югослава, и сообразив, что тому явно знакомо это имя, Артур Салмио неспеша продолжил: — У него были несколько проблемные взаимоотношения с властями — его считали диссидентом. Но всё это времена давно минувших дней. К тому же, я не физик и плохо осведомлён в деталях дядиной работы.

— Постарайтесь припомнить. Александр Покров был известным человеком, и неудивительно, что террористы заинтересовались его наследием. Может быть, дядя что-то сообщал вам, показывал важную документацию, называл цифры или имена? — Велимир подался вперёд и внимательно смотрел на задумавшегося Артура. Тот озадаченно покрутил головой.

— Вообще-то, нет. Хотя минутку, — уснувшая память постепенно пробуждалась. — Дядя говорил о иском человеке, проживающем в… — Салмио запнулся и нерешительно взглянул на югослава. — Велимир, вы можете иронизировать по поводу моей принципиальности, но дело в том, что дядя взял с меня слово: никому не сообщать имени этого человека. С ним связана какая-то загадка. Я точно не знаю — что-то касающееся то ли дядиного научного триумфа, то ли, наоборот, провала.

— Я уважаю ваши принципы, но вынужден констатировать: упомянутый вами человек проживает в Швейцарии, в Женеве. Впрочем, не волнуйтесь: больше мне ничего не известно. — Видя на лице Артура застывший немой вопрос, югослав коротко рассказал, что получил эти сведения опять же от Дефрима и, значит, «Инсайд» владеет той же информацией.

За окном смутно шумел Стокгольм. День открытий продолжался, и Артур Салмио, обескураженно сидя на чёрном потёртом диване в квартире Велимира Обрадовича, был бы очень рад поверить, что всё случившееся с ним — не более чем затянувшийся сон, после которого наступит здоровое пробуждение. Однако ему не суждено было этого дождаться.




Глава 11


Они проговорили ещё с полчаса и поставленный в необычное положение парень, волнуясь, сообщил, что никогда не считал серьёзным услышанное от дяди. Только сейчас, видя всеобщую заинтересованность, он с удивлением осознал, какое, оказывается, значение придаётся этой, казалось бы, ненужной информации. Ведь имя швейцарца как-то совершенно случайно всплыло в давнишнем разговоре с дядей, и физик впоследствии, видимо, сожалел о том, что его племянник стал совладельцем опасного секрета.

— Не беспокойтесь, Артур. Моя цель — отомстить Фирозу за гибель моего несчастного брата и ваши тайны меня мало интересуют. Берегите на здоровье суверенитет своего мадридского двора. Однако для пользы дела скажу: раз «Инсайд» так стремится к обладанию идеями Александра Покрова или его швейцарского коллеги, постарайтесь молчать и ни с кем не делиться вашими сведениями.

Голова у Артура шла кругом. Давно позабытое имя швейцарца теперь явственно вспомнилось ему, но в чём именно состояла лютая заинтересованность таинственных террористов, он по-прежнему абсолютно не понимал.

Чтобы сменить неприятную для него тему, молодой человек перевёл разговор в другое русло, решив порасспросить Велимира об электромагнитной бомбе — новой надежде воинствующих антиглобалистов. Он спросил:

— Насколько я знаю, электромагнитная бомба поражает в основном технику. Живые организмы, и в том числе люди, напрямую не затрагиваются, не так ли?

— Верно. Впрочем, вам виднее. Я ведь заканчивал исторический факультет и одно время немного интересовался историей физической науки. Действительно, электромагнитная бомба не должна убивать людей напрямую. Хотя косвенно она может быть причиной отдельных смертей вследствие выхода из строя различной аппаратуры, необходимой для нормальной жизнедеятельности.

— Конечно. В любом случае мы имеем дело с террористами, готовящими громкую акцию. Но зачем она им?

— К сожалению, конечный пункт их манипуляций мне не известен. Дефрим также не был в курсе. Ясно одно — планы у «Инсайда» весьма далеко идущие. Фироз Акджар не разменивается на всякие мелочи. К примеру, я не слышал о каких-нибудь терактах, ответственность за которые взял бы на себя «Инсайд». О самой организации мировой общественности ровным счётом ничего не известно. Официальная же деятельность Фироза связана с руководством фирмы «Текникал Темпл», расположенной, как ни странно, в Хельсинки. Под её прикрытием «Инсайд» ищет технологические ноу-хау везде, где только может, чтобы применить их в своей террористической практике.

— Что вы собираетесь делать, Велимир? Признаться, для меня ответ на такой же вопрос начисто отсутствует, и я в полной растерянности, — Артур Салмио мрачно смотрел на невозмутимого собеседника.

— Постараюсь помешать им. Вижу ваше удивление. Вы спросите — как? Пока не знаю. Кое-что я уже сделал — через сербское посольство в Стокгольме поставил в известность Интерпол. Но ответа пока не получил, да боюсь, что его и не будет. Вероятно, убедить полицию и спецслужбы в справедливости моих слов будет трудновато, так как доказательствами я не располагаю, а живой свидетель, мой брат, зверски убит по приказу могущественного Фироза. Остаётся искать дополнительную информацию по «Инсайду» и попытаться как-то скомпрометировать эту преступную контору. Можно попробовать опереться на независимую прессу. Порой методы журналистского расследования способны принести больше пользы, чем деятельность полицейского отдела. Необходимо дать знать миру о существовании воинственной и амбициозной террористической структуры. Знаю, что вам тоже угрожает опасность. Артур, вы поддержите меня? Получается, что от победы над «Инсайдом» зависит и ваша жизнь.

Поэт задумался. Он попал в эту передрягу, словно «кур во щи». Дорого же обошлась ему непродуманная дядина откровенность. Хотя несложно допустить, что «Инсайд», охотящийся за техническими разработками по всему миру, в любом случае мог бы выйти на племянника учёного, памятуя о диссидентстве талантливого физика, которое было способно обернуться сокрытием некоторых научно-технических идей от советской власти.

Но всё-таки вряд ли скромный философ-эмигрант годился на должность борца с преступным миром. Да и что могут сделать два героя-одиночки против разветвлённой и влиятельной организации? Она, без сомнения, пойдёт на многое ради реализации своих планов. Что сделал бы другой на его месте?

— Объясните мне, Велимир, одну вещь. В чём, собственно, должна заключаться моя роль? — Артур бросил пробный шар.

— Для начала постарайтесь добыть как можно больше сведений об оружии, на которое они возлагают такие надежды. Вы человек, знающий естественные науки, и поэтому можете выяснить, какие типы электромагнитного оружия существуют, и какие из них было бы удобнее использовать именно «Инсайду». Проанализируйте задачу, поройтесь в литературе и в Интернете, пообщайтесь со знакомыми физиками, если они у вас есть. Нам нужно знать, что конкретно готовит Фироз со своей компанией. И по возможности меньше светитесь в публичных местах.

— Хорошо, я постараюсь. Ну а вы?

— Я займусь сбором компромата. Если нам удастся найти хоть какое-то слабое место в броне их секретности и подобраться к недобрым делишкам главы компании, мы сможем рассчитывать на перемену погоды в нашу пользу. Кроме того, безусловно, важно понять, для чего им нужна провокация с электромагнитной бомбой. В чём суть интриги? В общем, чтобы обломать когти «Инсайду», требуется исчерпывающая информация.

Случная Велимира, парень в поисках решения бессознательно обратился в мыслях к далёкому прошлому. Когда-то давно, ещё в советские времена, дядя Артура Салмио работал в секретном городе Арзамас-16. Его работа была овеяна ореолом таинственности, не хуже деяний «Инсайда». Александра Покрова очень ценили в СССР. Эксцентричный и прославленный Давид Ландау был высоко мнения о нём. Академики Анатолий Александров и Мстислав Келдыш часто хвалили и поощряли его. Продолжателем ряда своих научно-технических разработок называл его академик Андрей Сахаров, который, кстати, тоже некоторое время занимался проблемой создания электромагнитной бомбы, хотя был более известен в качестве одного из главных творцов советского термоядерного оружия. Исключительно талантливый учёный, которого нередко именовали гением, дядя Артура был привлечён к исследованиям, связанным с синтезом разнообразных и зачастую противоречащих друг другу физических концепций. В частности, одной из его задач являлась интерпретация малоизвестных открытий Никола Тесла с позиций атомной физики и квантовой механики. Любопытно, что сам Тесла отнюдь не высоко оценивал достижения современной ему теоретической физики. Не проявлял он и особой солидарности с идеями теории относительности, хотя и удостоился поздравления в день своего семидесятипятилетия от Альберта Эйнштейна. Но дядя был уверен, что идеи и практические результаты Никола Тесла способны привнести в научный багаж квантовой механики новую, исключительно плодотворную волну.

Исследования Никола Тесла прямиком касались использования электромагнитного поля и перемещения его на значительные расстояния. Большую роль в его разработках играла теория эфира, столь противоречиво оцениваемая в настоящее время. В Арзамасе-16 имелась сверхсекретная лаборатория по изучению электромагнитных эффектов в атмосфере и влиянию их на технические и живые объекты. Душой этой лаборатории, её мозгом и двигателем и был Александр Покров, к сожалению, не доживший до нынешнего времени и скончавшийся ещё в девяностых годах. Если бы спросить у него! И тут на чуть не приунывшего было Артура снизошло озарение. Эврика! Но ведь жив Вильям Гармов, дядин ближайший друг и бывший однокурсник по Бауманскому институту! Артур порылся в памяти: обязательно должен был сохраниться где-то в старых записных книжках его телефон. Дядя давно, лет пятнадцать назад, познакомил племянника, тогда ещё подающего надежды студента философского факультета Санкт-Петербургского университета, с другом своей студенческой юности. Молодой философ с удовольствием общался в те годы с Вильямом Гармовым, чувствуя в нём остро отточенный ум и огромную заинтересованность в научных изысканиях. «Возможно, он не откажется проконсультировать меня», — подумал Артур. Оставалось только внимательно просмотреть старый список телефонных номеров.




Глава 12


В холодный вечер 30 апреля Джеймс Гольдман, глава Генерального секретариата Интерпола, засиделся допоздна в своём кабинете фешенебельной штаб-квартиры Международной организации уголовной полиции, находящейся во французском городе Лионе. Среди бурного потока корреспонденции, поступающей на адреса Интерпола, его крайне заинтересовало одно письмо, написанное при поддержке сербского посольства в Стокгольме неким выходцем из бывшей Республики Югославия Велимиром Обрадовичем. В письме излагались некоторые соображения и, как настаивал автор письма, факты, касающиеся деятельности будто бы террористической организации «Инсайд», работающей под прикрытием коммерческой фирмы «Текникал Темпл», аккредитованной в Хельсинки. Проживающий в Швеции Велимир Обрадович особо подчёркивал огромную опасность, исходящую от «Инсайда» для всего мира, сравнивая новоявленно открытую им террористическую группу аж с Аль-Каидой. Причём в отличие от Аль-Каиды, недавно лишившейся своего знаменитого предводителя, Усамы бен Ладена, новая тайная «Медуза Горгона» терроризма, по словам Обрадовича, имеет хорошо скоординированный руководящий центр и признанного лидера.

Джеймс Гольдман, являющийся одним из руководящих чиновников мощнейшей международной полицейской структуры, не привык мыслить безотносительно конкретных доказательств, а вот как раз их-то в письме, но его мнению, и не доставало. Конечно, не составило особого труда пробить по базе данных официально существующую фирму «Текникал Темпл», но, как и предполагал глава Генерального секретариата Интерпола, данная проверка результатов не принесла. Фирма, абсолютно официально зарегистрированная в Хельсинки с соблюдением всех необходимых формальностей, не обвинялась ни в отмывании денег, ни в неуплате налогов. Тем более отсутствовала какая-либо информация, связанная с её причастностью к покровительству террористическим группировкам, а о секретной организации под названием Инсайд, в чёрных красках расписанной вышеупомянутым Обрадовичем, вообще не существовало никаких сведений.

Самым любопытным для Гольдмана в письме Обрадовича было упоминание об электромагнитной бомбе, будто бы главном козыре в криминальных планах этого сказочного «Инсайда», собирающегося устроить теракт с её использованием. О конкретных целях террористической группы югослав ничего не сообщал, ссылаясь на своё неведение и предлагая Интерполу взять на себя функцию разоблачителя террористов.

Разумеется, Гольдман со своим более чем двадцатипятилетним стажем работы в полиции повидал самые разнообразные случаи преступной человеческой деятельности. Да и сама руководимая им интернациональная полицейская структура, первая попытка создания которой относится ко времени проведения Конгресса криминальной полиции в 1914 году, возникла под влиянием довольно экстравагантного случая ограбления князя Монако Альберта Первого, собственно, и явившегося инициатором создания знаменитой ныне Организации международной уголовной полиции, в просторечии именуемой Интерполом. Дело в том, что невеста по-юношески незадачливого князя, молодая красивая немка, оказалась наводчицей воровской шайки, что привело к утрате злополучным женихом его фамильных драгоценностей. Князь обратился к лучшим сыщикам мира, ряд из которых откликнулись на его призыв. Собравшись, полицейские активисты образовали общий банк данных и наметили программу совместных действий, но помешала разразившаяся Первая мировая война. В 1923 году состоявшийся в австрийской столице, Вене, полицейский конгресс учредил Международную комиссию криминальной полиции; ее телеграфный адрес звучал как «Интерпол».

В истории криминального мира хватало невероятных событий, рождённых на свет пороками человеческой натуры: что и говорить: люди — не ангелы. И вес же педантичный Джеймс Гольдман не торопился с выводами, поручив заодно установить точнее и личность самого Велимира Обрадовича. Требовалось отмести заранее все ненужные сюрпризы.




Глава 13


Сидя в своём кабинете на Лубянской площади, директор ФСБ Леонид Борский в который уже раз перечитывал аналитический отчёт о некоем запутанном анонимном сообщении, переправленный ему Антитеррористическим центром ФСБ. Автор письма, отправивший его на электронный адрес Федеральной службы безопасности, оставался неизвестен. Специалисты Антитеррористического центра не смогли установить личность владельца почтового ящика. Сканирование электронного адреса неопознанного отправителя показало, что письмо, прежде чем попасть к нему, передавалось по сети каких-то других адресов. Исследование хоста компьютера отправителя, его IP и установление провайдера подтвердило сразу же возникшую у аналитиков версию о создании сообщения на компьютере общего пользования, что дополнительно затрудняло идентификацию авторства.

Текст странного сообщения гласил:

«Уважаемые россияне! Над вашей Родиной нависла страшная опасность. Заклятый заокеанский враг России снова готовит против вас войну. Мы располагаем неоспоримыми фактами. На сей раз он использует новейшее неядерное оружие последнего поколения. Удар обрушится со стороны Ледовитого океана. Не зря существует и станция ХААРП на Аляске. Граждане! Братья и сёстры! Не верьте Америке! Защищайте свою Родину. Особенно хотим обратиться к российской политической элите. Господа, ваша наивность и дипломатическая близорукость очень дорого обойдутся России. Укрепляйте ОДКБ.[14 - Организация договора коллективной безопасности. Военно-стратегический союз России и некоторых азиатских государств, включая Казахстан и Китай.] Расширьте полномочия ФСБ. Стремитесь к союзу с народами Евразии! Нет проискам США и продажной Европы. Ваше будущее на Великом Востоке!

Друзья России».

По мнению аналитиков Антитеррористического центра ФСБ, текст послания напоминал многочисленные анонимные призывы и воззвания, которых они насмотрелись в Интернете, и не только в нём, сотнями. Пафосно и вычурно, например, смотрелось восходящее к И. Сталину словосочетание «братья и сёстры», да и многое другое выглядело не слишком умно. В аналитическом докладе выражалось сомнение в необходимости волноваться из-за какого-то полубезумного американофоба. В то же время отмечалось, что содержание письма более предметно, нежели те анонимные тесты, которые наводняли интернетовские блоги. Психологов Антитеррористического центра смущали два пункта в сообщении — упоминание о ХААРП,[15 - HAARP (анга. High Frequency Active Auroral Research Program — программа высокочастотных активных авроральных исследований) — американский научно-исследовательский проект по изучению полярных сияний.] новейшем неядерном оружии и направлении, откуда следовало ожидать удар. Последнее свидетельствовало о знакомстве автора со стратегией американских ракетных войск и российской ПВО, так как, действительно, кратчайший путь от Северной Америки до России пролегает через акваторию Северного Ледовитого океана, если, конечно, не предполагать, что вражеский подводный ракетоносец способен войти в Балтийское море и даже в Финский залив.

Публика, ассоциирующая себя с крайне левыми и ультраправыми, зачастую не отличается чрезмерным воображением; такие люди мыслят обычно несколько стереотипно, за исключением, может быть, их идейных вождей, и то не всех. Неизвестный же аноним рассуждал чуть менее банально. Вместо привычного и психологически эффектного упоминания о готовящейся атаке межконтинентальными и крылатыми ракетами с ядерными зарядами сообщение намекало на какие-то последние военные разработки. Но какие? Современное нелетальное информационное оружие? Климатическое оружие, якобы связанное со станцией ХААРП на Аляске? Это оставалось неизвестным.

Во всём же остальном экзотический опус, по мнению аналитиков, особой оригинальностью не страдал. Изощренными и громкими призывами в духе антиамериканизма и квасного патриотизма никого в России не удивить: наслушались вволю. Ну а туманный намёк на новейшее оружие ничего, в сущности, удивительного не являл. Вычитал аноним упомянутые сведения где-то в книге или в Сети, вот и все дела. То же самое касается и ХААРП, знаменитой теперь станции по изучению верхних слоёв атмосферы, построенной американцами на Аляске. Никаких существенных доказательств, что за чисто научным геофизическим проектом скрывается развёртывание климатического оружия, способного через ионосферу влиять на климат, получено пока не было.

Пройдясь по красной ковровой дорожке и окончательно взвесив все обстоятельства дела, Леонид Борский позвонил по телефону внутренней связи и, вызвав секретаря, передал ему аналитический отчёт с написанной от руки краткой резолюцией: ничего серьёзного, сдать в архив.

Его занимал сейчас другой любопытный вопрос. Из посольства России в Финляндии сообщали, что старый знакомый Борского, дипломатический работник, в прошлом военный, Егор Сергеевич Рогатин уволился с работы в посольстве и отпросился на пенсию, хотя ему ещё не было и шестидесяти лет. Более того, приехав в Питер, Рогатин явился в консульство Бразилии и подал заявление на визу. Горячее стремление к быстрому выезду из России ещё вчера весьма ответственного работника МИДа не могло не вызвать удивления Леонида Борского.

В прошлом он хорошо знал Егора Сергеевича. Кадровый офицер ГРУ, Егор Сергеевич Рогатин принимал участие во многих спецоперациях и был связан с технической разведкой, имея доступ к секретным материалам государственного значения. В девяностые годы во время Первой чеченской войны Рогатин служил в Чечне, где с ним произошёл странный и трагический инцидент. Диверсионная группа, возглавляемая Егором Сергеевичем, была обнаружена чеченцами и попала в окружение к боевикам Шамиля Басаева. Начался бой.

Груши медленно отступала по направлению к расположению российских войск, теряя бойцов. Рогатин запросил помощь, но вертолёты, посланные штабом командования федеральных сил в Чечне, опоздали. Причина опоздания, как и провала диверсионной операции, осталась невыясненной несмотря на тщательное расследование. Уже тогда появился слух, что нити случившегося тянутся высоко наверх к одному из опальных в будущем олигарху, игравшему тогда чуть ли не ключевую роль в некоторых властных структурах. Практически не оставалось сомнений — Рогатина подставили, точнее, предали, причём с благословления верхов. Видимо, кого-то абсолютно не устраивало чересчур скоропалительное завершение чеченской войны, с кровавой жатвы которой этот «кто-то» снимал богатый навар. Та самая пресловутая партия войны, многократно упомянутая в прессе и на телевидении, боролась за свои доходы и влияние, не желая отступать перед миротворцами. Действия же спецподразделений препятствовали затягиванию военного противостояния, хотя бы потому, что ставили под угрозу жизни руководителей мятежной Ичкерии. Рогатин попал под раздачу, фактически своей деятельностью оказавшись в числе оппонентов партии войны.

Ему удалось выйти из окружения в одиночестве. После того памятного происшествия Рогатин уволился из армии и перешёл на дипломатическую работу. Ему хотелось попасть в США или Великобританию, но не выгорело, и волею судьбы Егор Сергеевич оказался в российском посольстве в Финляндии.

Размышляя о судьбе Рогатина, Борский вызвал своего помощника и отдал распоряжение тщательно проследить за дальнейшими действиями злополучного дипломата. Что-то подсказывало ему — это необходимо было сделать.




Глава 14


Телефон Вильяма Гармова нашёлся быстрее, чем можно было бы ожидать. Сидя на диване в квартире Велимира, Артур достал свою сумку и, открыв ее, стал нетерпеливо перебирать содержимое. На глаза ему попалась старая записная книжка и, порывшись в ней, он сразу нашёл необходимого адресата. Набрав номер, парень стал прислушиваться. После долгах гудков раздался немного измененный расстоянием, но всё же по-прежнему знакомый голос.

— Здравствуйте, Вильям Антонович. Я Артур Салмио, если вы помните ещё такого.

— Добрый день, добрый день, конечно же, помню, как не помнить такого умного и целеустремлённого молодого человека, — раздался в трубке весёлый бас Вильяма. — Как у тебя дела? Как поживаете?

— В общем, хорошо, решил вот в Швецию прокатиться, — стараясь придать своему тону непринужденность, сказал Артур.

— Замечательно, прекрасно. Нам нужно в жизни побольше отдыхать, а то всё трудимся, пашем, а ради чего? Как говорят в Туманном Альбионе, работают лошади, а люди должны жить, и никак иначе!

— Верно, ваша правда, Вильям Антонович, только я тут за границей наотдыхался вволю. Чертовски, знаете ли, хочется поработать, — по-ленински картавя, насмешливо ответил Артур.

— Ну, это важно, не спорю, — протянул его собеседник, — а знаешь что? Ты теперь иностранец, а у вас там, на гнилом Западе, принято без всяких отчеств обходиться, любите вы где ни попадя в демократию играть. Зови меня просто Вильям, ладно? Я воспользуюсь случаем лишний раз себя молодым почувствовать.

— Хорошо, раз вам так удобнее, — Артур Салмио думал, как лучше перейти к главному. — Я, собственно, вот о чём вас хотел спросить, Вильям. В последнее время моя работа в Хельсинкском университете была связана с изучением методов теории познания некоторых специфических явлений электромагнетизма, — слегка приврал он. — К примеру, тех, которые возникают при использовании электромагнитных излучателей и бомб. Я ведь всего лишь несчастный философ, жалкая доля которого — обобщать чужие открытия и разбираться, как они совершались.

— Ого, теперь я понимаю, чем вы в Хельсинкском университете занимаетесь! А ведь и не подумаешь — вроде такие тихони, не слышно и не видно, — Вильям всегда любил чуть-чуть поиронизировать. — Что именно тебя занимает, молодой человек?

— Меня интересует, какие возможности у этого нового электромагнитного оружия, существуют ли какие-нибудь новейшие разработки? Вы, Вильям, занимались сходной темой, не правда ли?

— Да, но давно. Впрочем, охотно сообщу тебе все, что мне известно. Но ведь твой покойный дядя и мой ближайший друг Александр Покров занимался делом, очень близким к тому, о чём ты сейчас говоришь. Он тебе ничего тогда не рассказывал? — с ноткой удивления спросил Вильям.

— Плохо помню. Видите ли, я тогда интересовался несколько иными вещами, — замялся Артур, — поэтому если вы освежите мне память бесплатной консультацией, то я буду просто в восторге. Получить, не заплатив ни цента, великолепную информацию прямиком от одного из ведущих специалистов по интересуемой теме, простите за слабость и сребролюбие — это прекрасно.

— Уломал, не надрывайся, мой дорогой, — Вильям смеялся. — Спрашивай, что хочешь!

— Прежде всего, меня интересуют ударно-волновые излучатели, потому что именно они, если не ошибаюсь, являются на настоящее время наиболее эффективным электромагнитным оружием.

— Верно, частота генерируемого ими излучения составляет сотни гигагерц. Вся электроника предполагаемого противника выходит из строя. Это исключительно мощные устройства, да. У них большое будущее, — голос Вильяма стал впервые за весь разговор серьёзным.

— Как вы думаете, Вильям, легко ли изготовить такой ударно-волновой излучатель?

— Безусловно, нет, это очень сложное дело. Необходима огромная точность при изготовлении всех комплектующих такой бомбы. Малейшая неаккуратность выделки деталей сильно понизит мощность взрыва. Так что если ты имеешь в виду кустарный промысел, то он тут совершенно не годится. Нужна соответствующая заводская база. Уж не решил ли ты сам изготовить ударно-волновой излучатель? — со смешком добавил Вильям.

— А вы как думали? Заняться-то нечем, а кипучий ум требует приложения, — шутканул молодой философ.

— Твой ум да в мирных целях, не было бы ему цены.

— Особенно, если соединить его с вашим, Вильям, — отбивался Артур.

— Пришёл, сказал и убедил. Мы, несомненно, так и поступим. Только чуть погодя. Послушай, Артур, извини, но должен сказать тебе — у меня скоро деловая встреча, не серчай. Но я буду рад пообщаться с тобой в дальнейшем. Кстати, у тебя есть «Скайп»?

— Конечно, Вильям. Когда вам будет удобнее продолжить разговор?

— Давай через денек. Надеюсь, тебя не затруднит моя просьба? Уж прости старику его капризы и деланую занятость.

— Ну что вы, никаких проблем. Замётано — звоню через день.

— Рад был вас услышать, молодой человек, искренне рад! — но голосу Вильяма ощущалось, что он улыбается. — Тогда — до встречи.

— До встречи, — Артур отсоединился.

Велимир на протяжении всей беседы деликатно отлучился на кухню и подчёркнуто включил воду для будто бы кулинарных затей.

Позвав его, Артур рассказал о разговоре. Немного подумав, Велимир сказал:

— Ты говоришь, электронная бомба создаёт радиоизлучение в сотни гигагерц. Это, кажется, много?

— Конечно. Представь волну, которая совершает в секунду сотни миллиардов колебаний. Такие волны в сотни тысяч раз более энергетичные, чем, например, исходящие от мобильных телефонов.

По удивлённому лицу собеседника Артур понял, что его слова произвели впечатление.

— О’кей, продолжай в том же духе! — изрёк Велимир. — Таким образом, друг твоего покойного дяди просветит тебя насчёт ударно-волнового излучателя, а я, как и обещал, займусь выяснением подноготной «Инсайда» и его лихого босса. Даст Бог, у нас что-нибудь получится. Дорогу осилит идущий.

Условившись связаться в ближайшее время, как только появятся новые данные, они расстались и Артур, разведав телефонный адрес однокурсника Алексея, созвонился с ним, с готовностью откликнувшись на радушное приглашение погостить денёк-другой-третий.

Идя по улице, Артур услышал мелодичную трель мобильника. Взглянув на табло, он увидел надпись «Милана» и с удивлением — надо же, первая позвонила, взял трубку.

— Привет, Артурчик. Ну, как ты? — она была сама непринуждённость.

— Привет, Милана! Я в порядке, как любят говорить американцы. Буквально только что собирался тебе позвонить.

— А, понимаю, просто я угадала твои мысли и решила опередить.

— Милана, ты ещё не против со мной увидеться? — спросил он, по неистребимой российской привычке отталкиваясь в вопросе от противного.

— Нет, я только «за», — нежный голос сделал плавный обертон.

— Тогда буду ждать тебя на набережной недалеко от королевского дворца. Как преданный рыцарь свою королеву.

— Даже так? Ты не просто рыцарь. Ты мой принц и даже больше — король! Король Артур. Поэтому я принимаю твоё светлейшее предложение, — весело ответила она.




Глава 15


Расположенный на парадной набережной острова Стадхольмен в центре Стокгольма королевский дворец вмещал 608 комнат и являлся крупнейшим в мире среди зданий такого рода. Заложенный как Стокгольмский замок в тринадцатом веке Биргером Ярлом, знаменитым противником Александра Невского, дворец приобрёл элегантный облик королевской резиденции в шестнадцатом веке при короле Юхане III. В 1697 году дворец был уничтожен пожаром, начавшимся, как ни странно, в покоях брандмейстера, и был отстроен только к 1760 году. Архитектура прекрасного дворца оказалась способной совместить разные стили — от барокко и рококо до густавианского неоклассицизма. В настоящее время дворец существует как действующая резиденция шведских королей. Гуляя по Стокгольму вдоль берега моря, невозможно не заметать спокойно-торжественный и архитектурно упорядоченный королевский чертог, составляющий органичное целое с окружающим городским ландшафтом исторического центра.

Побродив около классических перспектив шведских памятников венценосного градостроительства, Артур и Милана решили отправиться пешком на расположенный неподалёку остров Юргорден, соединённый с городом ажурными мостами и знаменитый тем, что являлся местом расположения Юнибакен, музея сказок популярной в России Астрид Линдгрен. Не спеша блуждая по аллеям Юргордена, влюблённые оживлённо беседовали, радуясь красивой местности и близости друг другу. За чередой разнообразных безделиц разговор неожиданно коснулся науки, так как Милана продемонстрировала интерес к её новинкам, расспрашивая своего любимого о его работе. По-видимому, Милана принадлежала к тому незаменимому типу женщин — подруг и жён научных сотрудников, характеризующихся тем, что даже не разбираясь глубоко в тонкостях заумного ремесла своих спутников жизни, они способны внимательно и заинтересованно слушать своих высокообразованных мужей, давая им возможность разрядить в словах накипевший исследовательский энтузиазм.

— Значит, ты у нас великий философ, специалист по законам мироздания? — шутила Милана. И серьёзно добавила: — Очень люблю поговорить о науке. Нет, правда, не удивляйся.

— Да какое там, великий! — отмахивался Артур. — Так иногда симулирую какие-то знания, которые лишь усиливают у меня ощущение собственного невежества. Великим был Гегель, открывший законы диалектики.

— Скромность — сестра истинного таланта! Я знаю, что ничего не знаю, как сказал бы Сократ. Но согласись, людям давно пора к этому что-нибудь добавить.

«Умная, значит, — решил Артур. — Что ж, чудесно, я и не сомневался».

— Добавили уже сполна. Причём все, кому не лень. Многие известные учёные питали слабость к философии. Вот тот же физик Нильс Бор, живший в соседней скандинавской столице, Копенгагене, взял да и открыл принцип дополнительности, — сказал Артур, подумав: «Сейчас проверим, небось такого ты и не знаешь».

— Это когда для описания одного и того же явления необходимо использовать, казалось бы, взаимно исключающие характеристики, которые словно бы дополняют друг друга? Кстати, я очень хорошо училась в школе, — игриво добавила она.

Артур с нескрываемым изумлением воззрился на девушку.

— Ты знаешь, глядя на тебя, я невольно вспоминаю нашего именитого провинциального врачевателя, известного под именем Антона Павловича Чехова, — полушутя сказал он.

— Почему же? — она лукаво улыбнулась, будто угадав, чем он продолжит.

— В человеке всё должно быть прекрасно: и душа, и мысли, и… — он сконфуженно остановился.

— И тело? — пришла на помощь Милана. — И я не вписалась в ваш с Чеховым идеал? — смешливые искорки в её глазах виделись Артуру отражением солнца.

— Как раз наоборот, — выдавил он и приобнял девушку за плечи. — У Казановы, наверное, было лучше с умением делать комплименты.

— Мне и не нужен Казанова, это не мой тип мужчин. Мне нужен ты, мой неуклюжий философ.

— Правда?

— Да!

Она отбежала на десяток шагов и обернулась к нему, смеясь.

— Догоняй, увалень! — она задорно помахала ему рукой.

— В два счёта! Или ты, дитя эмансипации, думаешь, что мужчина и думает, и бегает не быстрее женщины и мне тебя не догнать?! — Артуру давно уже не было так хорошо.

— Ещё бы! И не надейся, — она расхохоталась. — А вообще-то, правда в том, что я всегда восхищалась учёными, научными сотрудниками вроде тебя.

— Льстить изволите? — усмехнулся Артур Салмио.

— Нет, просто констатирую факт. Ведь я художница, поэтому наука для меня как откровение для язычника. Иногда путает, но, по большей части, восхищает и завораживает.

— Знаешь, Милана, мне кажется, науку можно сравнить с музыкой, а формулы — они как нотный стан, словно мелодия. Хотя, может быть, это и звучит немного выспренно. Но не зря же «наше всё», Пушкин А. С. сказал, что в геометрии вдохновение требуется не меньше, чем в поэзии, — говоря это, Артур опасался предстать перед Миланой эдаким безнадёжным идеалистом. Но она вновь будто угадала его мысли.

— Ты реалист и романтик одновременно. Полностью согласна с Пушкиным и с тобой тоже. И ещё я уверена, что в твоём интересе к науке есть что-то семейное. Угадала? Такое часто бывает, ведь дети наследуют положительные способности и качества родителей.

— Мой отец действительно был учёным, доктором наук, правда, он был не философом по профессии, а геологом. Исследовал самые ранние геологические эпохи, когда формировались древнейшие на Земле горные породы, и ещё не было ни динозавров, ни даже рыб и растений, а жили одни бактерии и примитивные водоросли. Начинал же он свой путь в геологии через прикладную математику, обладал прекрасными математическими способностями. Мой же покойный дядя был физиком и занимался сложнейшими вопросами теории электромагнетизма. Причём его исследования были как-то связаны с идеями Никола Тесла, — Артуру доставляло удовольствие рассказывать о своих заслуженных родственниках.

— Да ну? Ой как интересно! Можешь рассказать поподробнее? — Милана с неподдельным любопытством приготовилась слушать.

— А тебя не утомят скучные рассуждения высоколобого «ботаника»? — с иронией спросил Артур.

— Ты не «ботаник». Ботаник — что-то такое слабосильное и некрасивое. Я же вижу перед собой видного, мужественного и умного мужчину, — она прямо посмотрела на него и быстро добавила: — Не сомневайся.

— Перед тобой не устоять. Впрочем, да, современная российская ментальность в слове «ботаник» всего лишь нашла новый, приятный для неё синоним к старому слову «интеллигент». «А от скромности я не умру», — подумалось «ботанику и интеллигенту».

Согласно кивнув головой, Милана засмеялась. Они присели на скамейку в тени огромного тополя. Артур откинулся на спинку. В мозгу снова, как недоброе видение, шевельнулось воспоминание об «Инсайде». Следя за прихотливо волнующимися на ветру цветами в роскошной клумбе, Артур мрачновато заметил:

— Сколько же на Земле зла от того, что люди делят друг друга на «своих» и «чужих»! — она сочувственно кивнула головой, и он продолжил: — Представь себе, Милана, я когда-то видел одну прелюбопытную фотографию. Там запечатлены некоторые известные физики, и среди них стоящие рядом Альберт Эйнштейн и Никола Тесла. При виде фотографии первое, что мне пришло на ум: вот пример двух идейных антагонистов, никогда не опускавшихся до критики друг друга и взаимно уважавших огромный вклад в науку каждого из них. Они поздравляли друг друга с юбилеями, отмечали обоюдные достижения в физике. Но в космологии и физической теории являлись диаметрально противоположными полюсами. Если Эйнштейн поначалу вовсе отрицал существование эфира и считал, что в бесконечной и замкнутой на себя вселенной в космической пустоте существуют острова плазмы и вещества, образуя галактики, туманности и звёзды, то Тесла, напротив, полагал, что вещество и его образования — разряжения в сверхплотном эфире. Такой вот философский пердимонокль.

— Действительно в единомыслии их не заподозришь. Но какая корректность! Ни разу не покритиковать оппонента, — удивилась девушка.

— Они даже не нуждались в подобных ярлыках.

— Что ж, есть чему поучиться, — с убеждением подытожила Милана. — Очень часто люди, наоборот, стараются любым способом уничтожить инакомыслящего.

— Вот-вот. Наша современность такая же. Кто-то верит в одно, кто-то в другое, а истины не ведает никто. Как сказал один известный писатель: несходство заблуждений.[16 - Игорь Губерман «Штрихи к портрету».] При этом все готовы передраться за лишний жирный кусок и стараются всячески обосновать свои якобы более чем законные права на него, используя чуть ли не научную аргументацию.

Милана слушала. По заливу медленно перемещался большой белый корабль с бирюзовой надписью на нём «Silvia Line», приближаясь к портовым терминалам Стокгольма.

Скандинавский воздух наполнял душу миролюбием. Бесшумно падали минуты в бездонную копилку времени.

— Всё-таки учёные больше ценят этику, чем другие люди, или я заблуждаюсь? — задумчиво спросила девушка. Её собеседник обрадовался вопросу.

— Большим умам было нередко присуще осознание ответственности за свой вклад в сокровищницу мировых знаний. Можно вспомнить тот же манифест Эйнштейна-Рассела о нераспространении ядерного оружия, под которым подписались многие видные учёные тех лет.

С минуту он помолчал и добавил:

— Между прочим, мой дядя мечтал совместить идейные и инженерные находки Тесла и теоретическую глубину физико-математических построений Эйнштейна и творцов квантовой механики — Шрёдингера, Гейзенберга, Луи де Бройля и других гениев теоретической физики двадцатого века. Хотя и сам Тесла имел очень интересные и глубокие представления о физической реальности, чего стоят хотя бы его предположения об эфире. Впрочем, есть данные, что и сам Эйнштейн признал впоследствии идею эфира или какого-то его аналога необходимой, в том числе и для существования теории относительности. Ведь, в конце концов, современная физика отрицает существование пустоты. Считается, что вакуум, как называют в физике таинственную космическую пустоту, это какая-то материальная субстанция, похожая на электромагнитное поле.

— Природа пустоты не терпит, — Милана чуть кокетливо блеснула изумрудом задумчивых глаз. — Права народная мудрость: свято место пусто не бывает. Однако всё-таки сколько неопределённого в нашей жизни!! Но скажи, — продолжая разговор, она откинула волосы на одно плечо, заинтересованно и серьёзно глядя на Артура. — Твой дядя был только физиком-теоретиком или занимался и практическими исследованиями?

— В том-то и дело, что он умел быть как теоретиком, так и практиком. Прикладные исследования ему давались не хуже, чем абстрактные выкладки. В частности, он занимался такой экстравагантной вещью, как электромагнитное оружие, — Артур многозначительно подбросил на руке тополевый листик. — Такая вот хохломская роспись.

— Признаюсь, я плохо рублю в этой теме, но жутко интересно! Смутно что-то слышала раньше, расскажешь?

— Это связанно с лучевым воздействием на электронику противника. Ты, быть может, удивишься, но первые электромагнитные бомбы проектировались в Советском Союзе под руководством знаменитого Андрея Сахарова — того самого, который внёс решающий вклад в создание советской водородной термоядерной бомбы и в том числе спроектировал страшную пятидесятимегатоннуто бомбу «Кузькина мать», взорванную в шестидесятых годах двадцатого века над Новой Землёй. Её ещё называли царь-бомбой.

— Занятное совпадение. Начал он с бомб, а потом сделался диссидентом и миротворцем, — Милана улыбнулась. Война и мир идут под руку.

— Мне кажется, что в данном случае права Елена Боннэр — вдова покойного академика Сахарова. Она утверждала, что разработка советской термоядерной бомбы была нужна для сохранения шаткого равновесия между СССР и США. Необходим был паритет — равенство сил, чтобы ни у кого не появилось соблазна использовать слабость и уязвимость противника. Чёрный юмор, но в эпоху биполярного мира одним из главных миротворцев была водородная бомба, так как в войне с её использованием не было бы победителей. Даже при нехватке элементарного гуманизма и милосердия к противоположной стороне все понимали безумие взаимного уничтожения. Вот с электромагнитной бомбой абсолютно другое дело: здесь соблазн использования велик, так как огромные человеческие жертвы будто бы и не предвидятся.

— Я ошибаюсь, или ты говорить о плодотворной роли страха? — тихо спросила Милана.

— Ни в коем случае. Страх — плохое, гадкое чувство. С другой стороны, церковь часто вспоминает страх Божий, но воспринимает его скорее не в качестве эмоции, а как неприятие самого зла в его метафизическом смысле.

— Приятно иметь дело с философом, к тому же профессиональным. Но, надеюсь, ты не циник Диоген или как его там — киник?[17 - Киники — школа древнегреческих философов, восходящая к Диогену.]

— Цинизм, как и эгоизм, сужает сознание, поэтому я не циник. Тот же, о ком ты упомянула, был певцом равнодушия. Но я другой, живу не в бочке и предпочитаю более просторные апартаменты. А вот мозги запудрить могу, кому хочешь! — засмеялся Артур. — Давай-ка опустимся с небес на землю. Мне жаль, что такая очаровательная девушка вынуждена внимать скучным высоким материям.

— Не повторяйся. Мне было очень интересно. Высоким материям я тоже не чужда. И, по-моему, мы не закончили. Ты обещаешь рассказать мне о своём дяде? Я так рада, что тебе было интересно со мной, ведь правда, милый? — без тени кокетства спросила Милана.

Растроганный философ Салмио порывисто обнял девушку и прижал к себе. Они нежно поцеловались. В темнеющих кронах вязов и тополей играли блики предзакатного солнца, сине-золотой мозаикой отражаясь в балтийских водах. В соснах шумел вечерний бриз.

— Конечно, дорогая, — он не находил слов, потом после маленькой заминки, скрывая смущение, шутливо прибавил: — Обещаю выложить всё, как есть. Мы, очкарики, и впрямь обожаем, когда с трепетом внимают нашим многомудрым излияниям. А ты познакомишь меня со своей дочерью? — последнюю фразу он произнёс уже серьёзно.

— Да, я как раз вспомнила о ней, — ответила Милана. Обязательно познакомлю! Думаю, ты ей понравишься.




Глава 16


Переночевав после свидания с Миланой у Алексея, своего гостеприимного приятеля дней туманной юности, поэт Артур отправился на запланированную встречу с Велимиром, сообщавшим о новых важных подробностях распутываемого ими дела. Они встретились в квартире югослава, так как она находилась немного в стороне от центра и была затеряна в дебрях улочек старого Стокгольма, что затрудняло возможную слежку. Намеренно поплутав по разным средневековым закоулкам и не обнаружив ничего похожего на «хвост», Артур поднялся по широкой лестнице и позвонил в знакомую дверь.

Велимир был взволнован и, заперев за парнем замок, прежде всего спросил, не заметил ли Артур какой-либо слежки. Получив отрицательный ответ, он пригласил приятеля в комнату, где уже дымились на журнальном столике две чашки крепкого кофе и на подносе лежали горкой круассаны.

— Получается круче, чем мы ожидали, Артур! У «Инсайда» существует начальство выше того самого Фироза, — начал без обиняков Велимир.

— Вот так дела! Кто же это? Кто-нибудь из власть имущих?

— Пока не знаю. Но мне стало известно, что Фироз часто консультируется с кем-то, и это лицо находится за пределами Финляндии и вообще Скандинавии.

— Позволь спросить, откуда такие ошеломляющие сведения? — недоверчиво поинтересовался Артур. Незаметно для себя они оба перешли на «ты».

— Один информированный источник, как принято говорить в наше время. Имя тебе всё равно ничего не скажет.

— Пусть так. Но ты хотя бы уверен в предоставленной тебе информации и в надёжности источника? — немного пригубив из чашки, Салмио разочарованно поставил кофе на стол: такая крепость была ему не по вкусу.

— Уверен, не сомневайся. Я имею дело с надежными людьми. Таким образом, наш Фироз — не вершина айсберга, и не вполне понятно, насколько высоко тянутся нити от нашей злополучной конторы. Нечего и говорить, ведь «Инсайд» является международной организацией, и нет ничего удивительного в том, что его руководящие круги могут располагаться достаточно высоко, — Велимир исподлобья посмотрел на Артура.

— Как в анекдоте про женские ноги — чем выше, тем интереснее, неловко сострил Салмио. По смешно не получилось; перед ним ясно обозначилась непосильность ранее поставленной Велимиром задачи. Кто знает, с чем они имеют дело. Быть может, с организацией, уже срастившейся с властными структурами разных стран. Своеобразный «спрут» из старого итальянского сериала про комиссара Катани. Или того хуже — «спрут» интернациональный.

Словно почувствовав настроение Артура, Велимир в задумчивости заговорил:

— Ты прав. Драйв нам обеспечен. Но не волнуйся: наша ситуация стала просто интереснее, и не более. Мы можем, должны суметь предотвратить это. Кто, если не мы? Не исключено, что нам выпала честь не допустить мировой катастрофы. Не думаю, что это только высокие слова. Мне кажется, «Инсайд» планирует крупномасштабную провокацию.

Сведения моего информатора подтверждают такую догадку. Видимо, потому и потребовалась электронная бомба. Вряд ли они собираются где-нибудь взорвать ее, чтобы шантажировать общественность, выдвигая свои требования. Слишком банально. Наверняка Фироз Акджар и его предполагаемая «крыша» придумали нечто поэкстравагантнее. Зная масштабность и, так сказать, «идейность» «Инсайда», убеждён, что это всё-таки провокация: они хотят стравить между собой некие могущественные силы, например, Запад и Восток, никак не меньше, а потом пожинать плоды. В случае их удачи над мировым сообществом нависнет страшная опасность.

Молодой человек, как заворожённый, слушал откровения своего нового товарища. По какой-то причине, скорее всего из осторожности, он не открыл Артуру имя источника сенсационной информации. Однако рассуждая логически, Артур Салмио допускал мысль, что сказанное Велимиром напоминает правду: действительно, бомба нужна, чтобы её взорвать. Таинственность и необычность «Инсайда» служили гарантией нетривиального сценария событий. При таком раскладе провокация представлялась весьма вероятным механизмом крушения мировой цивилизации. Произвести взрыв и на кого-то свалить вину. Воспользовавшись общей свалкой, нажить огромные политические дивиденды, найти новых сторонников. Ослабить главных геополитических игроков на планете. Наконец, прибрать рухнувшую власть себе. Рискованно, катастрофично, почти абсурдно. Но, как известно, кто не рискует, тот не пьёт шампанского. Здесь же при условии победы призом может стать не просто шампанское и даже не ящик «Хеннесси», а власть над миром. Несмотря на то, что все предшественники «Инсайда», боровшиеся за мировое господство, начиная с Александра Македонского и Чингисхана и заканчивая Наполеоном и Гитлером, не достигли своей цели, у «Инсайда», возможно, есть шанс. Мы живём в эпоху мирового хозяйства, глобализации, всеобщей интеграции. Во времена Чингисхана не приходилось говорить о мировом сообществе. Теперь же это состоявшийся факт. Процессы, происходящие в одной точке планеты, стремительно передаются в другие её части, рождая новые волны взаимных преобразований. Человечество становится единым организмом, нервной системой которого является структура коммуникаций — радио, телевидение, Интернет, проводная и мобильная телефонная связи, а кровеносной системой — финансовые потоки. Уже трудно говорить об индивидуальной судьбе национального государства. Всё больше приходится обращаться к судьбам наднациональным и мировым. Позитивные достижения зачастую становятся всеобщим достоянием, но и негативные изменения также не удаётся загнать в географически узко очерченные рамки. Например, тот же финансовый кризис, разразившийся в 2008-м. Начавшись в сфере рынка американской недвижимости, он быстро распространился на всю планету. Деструктивные процессы распада, как цунами, могут обрушиться на людей, незаметные вначале и чудовищные на финишной прямой. Так размышляя, и не спеша натягивая из чашки финской фирмы «Arabia» крепчайший кофе, Артур Салмио убеждался в справедливости сказанного Велимиром.

Естественно, Салмио не был профессиональным специалистом в политике, но всегда знал и любил её, иногда цитируя некоторым политически индифферентным друзьям известный афоризм: если ты не интересуешься политикой, то рано или поздно она заинтересуется тобой. Дожевав круассан, Артур сказал:

— Велимир, говорят, в жизни всегда есть место для подвига, но буду откровенен: я не слишком верю в нашу победу. Тем не менее другого пути у нас нет. Постараемся сделать всё возможное. Власти, скорее всего, нам не поверят, и всё же попробуем убедить хоть кого-нибудь. Плесень и гниль любят тёмные места. Нужно пролить свет на планы «Инсайда», предотвратить осуществление его разрушительных планов. Как ты думаешь, не использовать ли нам Интернет? На телевидение доступ у нас отсутствует, а мировая Паутина, слава богу, не столь подцензурна, как «голубой экран».

— Я придерживаюсь того же мнения и уже кое-что предпринял. Один мой приятель готовит открытие страницы в сети, посвящённой разоблачению «Инсайда» и Фироза Акджара. Я надеюсь избежать голословных утверждений в своём блоге и сделать упор на факты. В конце концов, Фироз немного наследил, совершив ряд убийств. Мы попробуем связать всё воедино. Там, где не хватит фактов, их недостаток восполнит логика. Неплохо бы узнать к тому же о «крыше» «Инсайда», о его главном покровителе, чтобы бить вернее. И последнее — насколько велики их возможности в плане использования электронной бомбы? Вот тут надежда на тебя. Ты будешь созваниваться со своим знакомым спецом?

— На днях.

— Хорошо. Дерзай. Как гласит русская пословица, смелость города берёт, — Велимир слабо улыбнулся.

Салмио, похлопав себя по карману ветровки, вытащил оттуда небольшой рифлёный портсигар и протянул его югославу.

— Когда я покупал эту вещицу в ювелирной лавке, продавец-китаец сказал, что она приносит везение тому, кому будет подарена. Возьми, пригодится!

— Тронут, спасибо, — засмеявшись, югослав блеснул белоснежными зубами. — Теперь Фортуна не посмеет от меня отвернуться.

— Удачи тебе, Велимир.

— Тревлиг реса.[18 - Доброго пути (шведск.).] И не забывай одиннадцатую полузабытую ныне заповедь Моисея, которую вспоминал великий физик Альберт Эйнштейн: не бойся!




Глава 17


Рогатин бежал по Невскому проспекту Санкт-Петербурга. Подтверждая постоянство ежегодных повторений «черёмухиных холодов», случающихся в середине мая, резкий ветер дул в лицо. Страх, давно терзавший Егора Сергеевича, словно локомотив, гнал его вперёд. Бразильская виза задерживалась, и Рогатин решил ехать в Бразилию без визы — на сравнительно непродолжительный срок это разрешалось без лишних проблем. Уйти, затеряться в Южной Америке, где иностранные разведки Советского Союза, Израиля и Великобритании с трудом находили когда-то даже беглых нацистских преступников вроде повинного в холокосте Адольфа Эйхмана и врача-маньяка Йозефа Менгеле, «крысиной тропой»[19 - Название маршрута бегства нацистов за пределы Европы.] пробравшихся на южноамериканский материк из разгромленного Третьего рейха. Некоторых, например, шефа гестапо Генриха Мюллера, так и не нашли. Хотя, к слову, противники гипотезы исчезновения Мюллера в Латинской Америке утверждают, что он, будучи завербован, по разным версиям, НКВД или ЦРУ, умер в послевоенные годы в США или в Москве. Конечно, сравнение с судьбой Мюллера, вызванное игрой воображения, казалось Егору Сергеевичу чисто символическим, но незнакомое ранее сомнение в собственной порядочности не покидало его. Как угодно, но законопослушные люди не сбегают «крысиными тропами» в Латинскую Америку и не терзаются мыслями о справедливом возмездии.

Как бы то ни было, южноамериканские страны представлялись Рогатину наиболее приемлемым местом для убежища. Особенно нравилась ему огромная Бразилия с ее многолюдными городами, с одной стороны, и почти не исследованными районами тропических лесов, с другой. Там легко затеряться, лечь на дно. Итак, вперёд по следам несостоявшийся мечты незабвенного Остапа Бендера о солнечном Рио-де-Жанейро!

Рогатин грустно улыбнулся. Кто и что он теперь? Куда ему до Остапа Бендера! Жалкий изгой, продавший за тридцать сребреников то, что ему было раньше дорого. Но инстинкт самосохранения всё же не давал сложить руки и предаться бездействию. Необходимо было попытаться спастись.

Егор Сергеевич опасался предательски непредсказуемого руководства «Инсайда». Вдруг они всё же захотят избавиться от нежелательного свидетеля, каким теперь является Рогатин? Не исключено, что они не рискнули сделать этого в Финляндии под носом у финской полиции и в непосредственной близости от расположения «Текникал Темпл», боясь дискредитации. Можно было попробовать остаться в Финляндии, однако и это ничего ему не гарантировало, да и не хотелось оставаться. Во-первых, он жаждал долгожданной свободы и независимости от московского ненавидимого им начальства. Во-вторых, боялся как-то случайно выдать себя или быть подставленным «Инсайдом». Наконец, возникало обоснованное желание насладиться полученными немалыми деньгами, что в Финляндии, да и в России в его случае было бы непросто.

Обуреваемый сомнениями, Рогатин сел в автобус. Такси не для него; таксисты виделись ему переодетыми агентами ФСБ или «Инсайда», организаций, в равной степени страшных теперь для беглого дипломата. Егор Сергеевич не был чужд того, чтобы подозревать связь между некоторыми их представителями; не исключено, что «Инсайд» и ФСБ могли обменяться резидентами. Он чувствовал странное раздвоение в душе. Перед его мысленным взором промелькнули годы службы, полученные звания и награды. Почему так случилось, что верный России офицер сделался предателем? Ему трудно было ответить на этот вопрос.

В который раз он вспоминал то горное ущелье, где его отряд блокировали боевики, его бессильную злость и отчаяние загнанного в ловушку зверя. Почему его бросили? То, за что он боролся, оказалось скользким и ненадёжным, едва не стоив ему жизни. «Родина сама предала меня, стараясь успокоить взбаламученную совесть, — размышлял Рогатин. — Она, как древнегреческий Крон, способна пожирать своих детей. Но я не хочу быть принесённым в жертву, будто библейский Исаак. И ради чего? Ради финансового и политического процветания кучки ничтожеств, сделавших чеченскую войну источником доходов? Большая часть этих подлецов так и не понесла заслуженного наказания!»

Рогатин вспомнил подробности своего невероятного спасения. Тогда жарким южным вечером, отстреливаясь от наседавших басаевцев, он заметил неприметный лаз в каменистой земле и, втиснувшись туда, сумел задвинуть проход камнем, просидев в расщелине до утра. Басаевцы, видимо, решили, что он сорвался с кручи и, попав под камнепад, был погребён под обломками. Егора Сергеевича спасло то, что камнепад, вызванный рвущейся вниз по склону толпой боевиков, действительно случился неподалёку…

Именно тогда, вернувшись в Москву, Рогатин почувствовал глубокую ненависть к правящей власти. Он знал, что немало офицеров МВД и спецорганов, разочаровавшись в неудачной карьере и маленькой зарплате, ушли в коммерческие и криминальные структуры. Но он захотел большего, решив, что раз родная страна сделала гешефт на нём, то теперь настало его время вернуть утраченное с процентами. Дальнейшая встреча с «Инсайдом» была всего лишь удачным совпадением, позволявшим реализовать задуманное.

Помимо мести и денег был у Егора Сергеевича и другой, можно было сказать, идейный мотив, которым он в глубине души пытался оправдать собственные злопамятность и корыстолюбие. Способствуя реализации геополитических интересов «Инсайда», что неминуемо должно было вести к, мягко говоря, охлаждению взаимоотношений России и Запада, он надеялся изменить таким образом саму Россию. Как и ряд его коллег по спецслужбам, Рогатин считал, что приход в Россию западных ценностей и моделей поведения стал причиной краха былой великодержавной и патриотической ментальности. Запад, победивший Россию в холодной войне, смог сделать это лишь благодаря внедрению своей нечистой на руку собственнической морали, разложившей русский народ и его правящую элиту. По мнению людей, подобных Рогатину, Михаил Горбачёв своей прозападной перестройкой дезориентировал советских людей, что и привело к распаду СССР. Пожалуй, Егор Сергеевич не был сталинистом, но всё же испытывал некоторую симпатию к более чем решительным делам великого «отца всех народов», считая его образцом настоящего державника. Поэтому, стремясь очистить душу и плоть России от несвойственных ей, как он полагал, буржуазных наслоений, Рогатин видел осуществление планов «Инсайда» вполне позитивным для Российского государства. Продажа «Инсайду» схемы устройства сверхмощной электромагнитной бомбы была своеобразным вкладом Егора Сергеевича в дело евразийского антизападного преобразования России, его собственной маленькой, но серьёзной по возможным последствиям политической игрой, чем бывший офицер ГРУ и дипломат втайне гордился.

Выйдя из автобуса и пройдя в здание аэровокзала Пулково, Рогатин попал в плотную толчею. Видимо, готовились к отлёту сразу несколько рейсов. Разномастная толпа, увешанная пакетами и котомками, напирала, и Рогатин, протискиваясь сквозь живую баррикаду, пытался отойти хоть немного в сторону. Вокруг него мелькали лица, спины и головные уборы, а оживлённый говор смешивался с дружным перестуком колесиков многочисленных сумок и чемоданов, которые волокли по цементному полу.

В последний момент инстинкт опытного спецназовца заставил Егора Сергеевича быстро обернуться. Ещё не успев осознать, что именно происходит, он внутренним чутьём понял, почувствовал грозящую ему опасность. Но было уже поздно — убийца тоже отличался неплохой сноровкой. Неизвестно, успел ли Рогатин увидеть своего врага, но в следующий момент прозвучал почти неслышный в общем шуме глухой выстрел, сделанный практически в упор из пистолета с глушителем, и Егор Сергеевич, будто споткнувшись, неестественно взмахнул руками, заваливаясь на заляпанный тысячами ног грязный пол. Толпа шарахнулась, и когда всё её внимание обратилось на лежащего в растекающейся луже крови человека, высокий мужчина в плаще, не ускоряя шагов и не оглядываясь, спокойно вышел из здания аэровокзала.

В строгом и просторном кабинете за несколько сотен километров от Пулкова раздался звонок. Человек, сидевший в кресле, неторопливо взял трубку и услышал голос, чётко, как на плацу, отрапортовавший:

— Дело сделано. Аэропорт Пулково.

— Давно? Ах, вот оно что… Буквально полчаса назад? Ясно. Ждите дальнейших указаний, вам сообщат.

Повесив трубку, Леонид Борский протянул руку к аппарату внутренней связи и вызвал к себе руководителя Антитеррористического центра: похоже, события приобретали новый, но вполне предвиденный им оборот.




Глава 18


Сообщив Милане о запланированной беседе с Вильямом Гармовым, Артур был обрадован, что она изъявила желание присутствовать при общении по «Скайпу» двух учёных мужей. Он уже не раз убеждался в остром и находчивом уме прелестной девушки и надеялся, что её присутствие поможет разговорить маститого знатока электромагнетизма. Найдя в ближайшем к квартире своего друга, Алексея, парке место потише, Артур и Милана расположились на скамейке с ноутбуком. Поэт, физик и философ включил «Скайп» и стал звонить Вильяму. Тот не заставил себя ждать, и вскоре на экране ноутбука появилось солидное, обрамлённое седыми волосами, пожилое лицо с внимательными, лукавыми глазами и лёгкой, чуть насмешливой полуулыбкой.

— Итак, к вашим услугам, юноша, — осведомился Вильям Гармов. — О, да я вижу рядом с тобой прекрасную молодую спутницу! Не угодно ли тебе её представить?

— С удовольствием. Знакомьтесь, это Милана, верная подруга новоиспечённого варяга, вашего покорного слуги. Её художественный вкус поможет нам не сбиться с пути в дебрях бездушного Логоса. Ну а там, на голубом экране, — Салмио обратился к девушке, — один из столпов современной теоретической физики, Вильям Антонович Гармов. Прошу любить и жаловать. Так что теперь вы не чужие друг другу.

— Вильям Антонович, очень приятно. Я действительно знакома с одним небезызвестным вам варягом финского происхождения и немного фривольного обхождения. Последнее, думаю, для вас не секрет.

— Не секрет, — Вильям благосклонно сощурился, рассматривая красавицу Милану. — Взаимно, я тоже рад знакомству. Насчёт столпов теоретической физики — это игра воображения вашего друга. Зовите меня просто Вильям. А этому варяжскому отпрыску и жуиру мы пока простим его фразёрство, правда? Пусть ещё поживёт — поработает.

— Пускай, — Милана засмеялась. — Что ж, предоставляю вам и Артуру возможность обсудить последние новости относительно тайн мироздания и превращаюсь в признательную слушательницу.

— В присутствии такой девушки любая тайна мироздания приобретает какой-то особенно поэтический колорит. — Вильям Антонович подчёркнуто любезно склонил голову в поклоне. — Тогда с вашего позволения поинтересуюсь у нашего морского скитальца, что на сей раз взволновало его трепетную душу, — Гармов воззрился на Артура, напоминая профессора-экзаменатора перед нерадивым студентом-младшекурсником.

— Да все то же, Вильям. Всё новое, как ни печально, рискует оказаться давно забытым старым. Вы, если не ошибаюсь, обещали просветить меня насчёт ударно-волнового излучателя или, как его ещё называют, взрывомагнитного генератора. Насколько я понимаю, в общем и целом это сравнительно нехитрое устройство.

— В общем и целом многое не столь уж хитро, ведь, как известно, дьявол — в деталях. Но, но сути, ты прав, — в глазах Вильяма зажглась известная Артуру острая увлечённость любимым делом. Словно читая лекцию перед внушительной аудиторией, физик продолжил: — Ударно-волновой излучатель, или последняя модификация электромагнитной бомбы, представляет собой сферический кожух из металла, в котором, прилегая с внутренней стороны к стенкам и симметрично располагаясь по краям, находятся магниты в форме усечённых конусов, направленных в центр сферы. Далее следует второй сферический слой, заключённый в мембрану из пластмассы и состоящий из взрывчатого вещества с высокой степенью детонации, а в самом центре системы ударно-волнового излучателя располагается монокристалл йодида цезия, где и собирается магнитное поле. Тебе, Артур, как знакомому с содержанием естественных наук, наверное, известно, что цезий, относящийся к химически очень активной подгруппе щелочных металлов, характеризуется свойством легко терять электроны под воздействием внешней силы. Например, он имеет ярко выраженную способность к потере электронов под действием излучения. Это то, что мы называем «фотоэффектом». Что касается взрыва электромагнитной бомбы, то происходит следующее. Взрывчатое вещество второго сферического слоя взрывается и, грубо говоря, сплющивает магнитное поле, создаваемое магнитами первого слоя, в том месте, где находится монокристалл йодида цезия. Взрывчатка и детонаторы размещаются столь точно, что внутри бомбы возникает сферически симметричная ударная волна, формирующая давление порядка ста гигапаскалей. Это около миллиона атмосфер, то есть в миллион раз больше, чем обычное атмосферное давление на уровне моря. В монокристалле также возникает ударная волна, распространяющаяся в нем со скоростью десять километров в секунду, что больше первой космической скорости, составляющей, я напомню, восемь километров в секунду. Вот такие цифры.

Заворожённые монологом физика молодой человек и Милана переглянулись.

— В итоге магнитное поле в монокристалле йодида цезия претерпевает мощное сферически симметричное сжатие. Способность цезия к фотоэффекту, а значит, к отдаче электронов приводит к увеличению проводимости на фронте ударной волны. Таким образом, сжатию подвергается ионизированное вещество, возникает особый эффект, приводящий к сплющиванию магнитного поля в очень маленьком объёме, в тысячу раз меньшем, чем первоначальный объём монокристалла, что ведёт к резкому увеличению напряжённости магнитного ноля… Вам всё пока ясно? — спохватился Вильям Антонович Гармов.

— Да, вполне. Так сказать, в общих чертах, — внимательно слушавший Артур Салмио подался вперёд. — А дальше? Возникает импульс электромагнитного ноля?

— Именно. Если ударно-волновой излучатель собран правильно и симметрично, то возникающая в нём ударная волна сходится в одну точку, а затем, меняя направление на обратное, идёт в сторону стенок кожуха. В этот момент магнитное поле уменьшается. В результате таких колебаний возникает импульсное радиочастотное электромагнитное излучение. Проще говоря, мощный импульс радиоволн высокой частоты в сотни гигагерц.

— И выходит из строя вся имеющаяся по соседству электроника, — продолжил Артур.

— Совершенно правильно. Погибают компьютеры, разрушаются микросхемы в mp3 файлах и мобильных телефонах, мерцают даже выключенные телевизоры, глохнут моторы автомобилей. Причём общее действие на живые организмы мало изучено, но, скорее всего, негативно. Ведь мозг — тот же компьютер с электрохимическими реакциями и, следовательно, может испытать некий сбой, аналогичный тому, который происходит в электронных устройствах. Вероятно, летальный эффект не обязателен, но нельзя исключать и каких-то отрицательных последствий для организма, например кратковременной потери сознания.

— Так что всё не столь безобидно, — Салмио чуть помолчал. — Но насколько я понимаю, это новейшее, хотя и стандартное, устройство, уже известное наиболее продвинутым производителям военной техники.

— В общем и целом, но таковых немного, — подумав, ответил Вильям.

— Какова мощность электромагнитного оружия? — спросил Артур.

— Она варьируется, но может быть и очень большой. Зона поражения способна накрыть даже мегаполис. Кстати, по признанию американских военных специалистов, применение электромагнитного импульса считается одной из самых серьёзных угроз для системы безопасности США, так как от него крайне сложно защититься. Существует так называемая ячейка Фарадея — замкнутый электропроводный контур из проводов, обладающий свойством задерживать нежелательное дои техники электромагнитное излучение. Однако поле от взрывомагнитного генератора может проникнуть в любой компьютер и через воздушную среду, и через кабель, да и каждый процессор не оденешь в ячейку Фарадея. Тем более что это касается линий электропередач, систем мобильной и проводной связи, а также живых организмов, включая людей.

— Всё сказанное впечатляет, — Артур перевёл дух. — Следует полагать, что разработчики стремятся дополнительно усилить описанный вами ударно-волновой излучатель и, наверное, у них есть перспективы?

Наступила небольшая пауза. Вильям Антонович внимательно посмотрел на Артура, словно перебирая что-то в уме, и медленно произнёс:

— Нет предела совершенству. Такие исследования, дорогой Артур, велись всегда, но оценка их результата страдает некоторой противоречивостью.

— Немного туманно, Вильям, уж извините. Можете пояснить свои слова?

— Охотно. Бомбу можно усилить, и это стараются сделать, но данные, по большей части, засекречены. Серьёзные разработки по интересующей нас теме были пока только у США и России, хотя похожие работы, правда, в меньшем масштабе, ведутся в таких странах, как Великобритания, Германия и, как ни странно, Южная Корея. В любом случае информацию о последних шагах в модернизации электромагнитного оружия новейшего поколения никто из его создателей разглашать не торопится. Отвечая же на твой вопрос об усилении, скажу, что задача состоит в том, чтобы увеличить действие составляющих ударно-волнового излучателя, то есть взрывчатки и электромагнитов. Нужно получить как можно более сильное магнитное поле и сжать его посредством мощной взрывной волны. Как этого можно достигнуть? Видимо, по-разному, например, подбирая более производительные источники тока для электромагнитов. Большие надежды возлагаются на высокотемпературные сверхпроводники, способные помочь в генерации сильных магнитных полей, но повторяю — подобные разработки в значительной степени засекречены. — Вильям, мельком глянув на Милану, вдруг спросил: — Скажи-ка, Артур. Разве твой дядя не делился с тобой результатами исследований? Он сделал многое. Не исключаю, что его идеи могли бы помочь тебе осознать то, чем ты интересуешься.

— Вы знаете, Вильям, я думаю, что это несколько отдаляет нас от темы. Дядины исследования носили более абстрактный характер. Да и сложно мне о них судить. Я всё-таки философ, почти гуманитарий, а не физик-теоретик. Постараюсь порыться в кладовых своей памяти, но результата не гарантирую.

Вильям не настаивал. Артур поблагодарил физика за ценные сведения, и разговор вскоре принял более светский характер. Поговорив немного на тему приближающегося, по некоторым прогнозам, жаркого лета и обсудив в духе салонной беседы знатоков-интеллектуалов, столь любимой Вильямом, новые инициативы совета Россия — НАТО, они расстались.

Несмотря на некоторую двусмысленность концовки разговора, Салмио стало ясно, что электромагнитная бомба — грозное оружие, умелое применение которого «Инсайдом» вполне способно толкнуть мир на край пропасти.

Провожая Милану к её квартире, Артур временами поглядывал на тёмное, затянутое рваными тучами небо и слышал раскаты грома майской грозы — первой в этом году. В наэлектризованном воздухе, пронизанном сухими вспышками молний, ощущалось приближение бури.




Глава 19


Велимир давно замечал слежку за собой. Поначалу он боялся признаться в этом самому себе, но, поразмыслив, решил, что рано или поздно необходимо взглянуть правде в глаза: появление высокого и плечистого незнакомца то около его дома, то в толпе людей на улице, то даже в супермаркете не могло быть случайностью. Мужчина хорошо запомнил его и не спутал бы с кем-то другим. Незнакомец и не слишком-то скрывал своё присутствие, и Велимир понял — враг ждал от него оплошности, паники, чтобы, воспользовавшись его суетливыми и непродуманными действиями, выйти на возможных сообщников объекта их слежки. «Не дождёшься», — со злостью подумал Велимир, приняв решение не показывать обеспокоенности и держаться как ни в чём не бывало. Тем не менее требовалось незаметно для соглядатая всё же поменять адрес своего проживания, пусть и на непродолжительное время. Создание сайта, призванного скомпрометировать «Текникал Темпл» и пролить свет на деятельность «Инсайда», шло полным ходом, и мужчина надеялся, что совсем скоро компромат поступит в Интернет и станет доступен для читателей.

Подогрев в микроволновке пирожки, купленные в ближайшем продуктовом магазине, взбудораженный Велимир осторожно подошёл к окну и взглянул в щель между занавеской и рамой. Подозрительный субъект был на месте, изображая какое-то ожидание и прогуливаясь по двору с сигаретой, так что в какой-то момент нагло взглянул прямо в окно квартиры югослава.

«Совсем страх потеряли, уже готовы действовать практически в открытую», — подумал мужчина, отстраняясь от окна и в смятении садясь на старый облупленный табурет — он давно уже мало обращал внимание на убранство квартиры, не следил за своим питанием, кое-как кормясь дешёвыми мясными пирожками и наскоро приготовленными бутербродами.

«Во-первых, необходимо предупредить Артура: вдруг он без уведомления сунется непосредственно сюда», — спешно поглощая завтрак, соображал изрядно напуганный Велимир. Но как, ведь «Инсайд» прослушивает его мобильный? А это очень даже реально при их-то технических возможностях. Впрочем, можно купить в киоске сим-карту без регистрации. В России такое было бы невозможно, по крайней мере, официально, но здесь в Западной Европе, не представляло проблемы. Такая сим-карта имела нормальный номер, видимый стороне, принимающей звонок, но не требовала предоставления конфиденциальной информации продавцу карты в киоске от человека, который её и купил. Сделав звонок с карточки в какой-то части города, предварительно отключив свой «официальный» номер, можно было затем сразу избавиться от незарегистрированной карты, просто выкинув её в ближайший мусорный ящик. Но для начала необходимо было хоть на некоторое время освободиться от слежки.

При имевших место встречах с Артуром Велимир, конечно, не стал рассказывать ему обо всех деталях своей биографии.

Зачем, например, было знать молодому человеку о гэбэшном прошлом своего нового товарища, когда-то работавшего в органах госбезопасности советской Югославии? Впоследствии, после катастрофического распада социалистического югославского государства, сопровождавшегося кровавыми национальными конфликтами, был стремительно выброшен на обочину судьбы, потеряв и привычную службу, а чуть позднее и Родину. После многих житейских пертурбаций оказавшись в Швеции, мужчина не потерял связей с некоторыми из своих бывших сослуживцев. Его, пожалуй, можно было бы назвать негласным сотрудником нынешней сербской ГБ, работающим, как писалось в соответствующих рапортах, «по благородным» мотивам. Трагическая смерть брата и естественное желание наказать убийц дополнило стремление помешать антизападной террористической структуре, стремящейся втянуть Россию, а соответственно и связанную с ней историческими узами дружбы Сербию в горнило противостояния Западу. Бывший агент ГБ не слишком одобрял в своё время многие действия бывшего лидера Югославии Слободана Милошевича, считая, что его политика зачастую ставила Сербию на грань повышенной опасности. В конце концов всё закончилось натовскими бомбёжками Белграда и судом над самим Милошевичем. Разумеется, по мнению Велимира, следовало судить не только, а возможно, и не столько югославского лидера, сколько определённых представителей правительственных и военных кругов Хорватии, а также вождей албанских повстанцев, крайне агрессивно проявивших себя на сербской земле.

Ту злополучную связку кровной вражды, этнической ненависти и вырвавшегося наружу безудержного экстремизма, обнажившего худшие стороны человеческой натуры, было крайне сложно распутать и почти невозможно разобрать, кто прав, а кто виноват. Метод же Александра Македонского, применённый стратегами НАТО к новому европейскому гордиевому узлу — к Югославии, также мало подходил к деликатной теме разрешения этнического противостояния. Но как бы ни складывалась ситуация, мужчина был убеждён — будущее Сербии и дружественной огромной России не должно заключаться во вражде с Америкой и Западной Европой. И дело не только в том, что худой мир лучше доброй ссоры. Будучи убеждённым сторонником демократического пути развития, Велимир видел в мирном сосуществовании с Западом залог успешного приобщения славянских государств к общечеловеческим ценностям и мировому рынку, что, само собой, не должно было ущемлять их национальных интересов.

Итак, требовалось незаметно выйти на улицу. Как и во многих шведских и финских домах, в подъезде, где находилась квартира мужчины, имелась кладовка, расположенная на цокольном этаже. Кладовая имела выход непосредственно на улицу, причём в противоположной от парадного стороне. Велимир никогда не пользовался этим выходом, теперь же настал как раз такой случай. Включив в квартире свет и оставив в ней свой мобильный телефон с сим-картой, чтобы сбить с толку соглядатая и прослушку, югослав быстро и тихо спустился по лестнице и открыл ключом дверь кладовой, где имелись секции для всех жильцов дома. Постояв немного в прохладной тишине и убедившись, что в подъезде и за его пределами не слышно никаких подозрительных звуков, объект слежки вышел через чёрный ход во двор. По его расчётам, шпика сейчас отделял от него массив здания, так что немедленная погоня становилась маловероятной. Стараясь идти так, чтобы не выпасть из-под прикрытия, югослав стремительно перешёл дорогу и, свернув в петлястый закоулок, углубился в городские джунгли.




Глава 20


Дочь Миланы по имени Инга, светловолосая разговорчивая девочка-второклассница, понравилась Артуру. Прожив всю жизнь в Швеции, она, конечно, отлично говорила по-шведски, легко строя фразы и даже пользуясь сленгом, но, имея русскую маму, никогда не упускала случая пообщаться и на русском языке. Инга и ее новый знакомый сразу стали друзьями. Девочка рассказывала Артуру о своей школе, обсуждала учителей и одноклассников и с интересом расспрашивала его о Финляндии. Перед знакомством с Ингой Салмио запасся всевозможными сладостями, и восторгам девочки не было конца. Уминая очередную порцию конфет под снисходительно разрешающий кивок своей мамы, Инга сказала, что Артур немножечко похож на её папу, что, но всей видимости, означало высший комплимент. Красавица с лёгкой укоризной посмотрела на дочь, и от парня не укрылась неподдельная тревога, просквозившая в её взгляде. Что-то, связанное с Ингой, крайне беспокоило Милану, поэтому Артур в ближайшее время хотел поинтересоваться причиной её опасений.

Поздним вечером девушка уложила дочь спать, и они остались одни.

За окном бушевал май. День отшумел проливным дождём, сменившись уже по-летнему довольной светлой ночью. Её бирюзовое сумрачное сияние напомнило, что Стокгольм делит с Петербургом и Хельсинки практически одну и ту же географическую параллель, служащую воротами Севера для сказочно-таинственных белых ночей. В розово-фиолетовом небе стремительно летели облака, отцвечивающие золотом под заходящим солнцем, дул прохладный ветер, а из приоткрытого окна тянуло влажной свежестью промытого ливнем воздуха, насыщенного ароматом распустившейся сирени.

Выслушав восторженные благодарности Артура по поводу вкусного ужина, Милана прошла в спальню и, полуобернувшись на пороге, чуть помедлила и улыбнулась ему. Слова стали не нужны, и, поднявшись из-за стола, сгорая от желания, влюбленный молодой человек подошёл к ней. Простыня и небрежно наброшенное сверху кружевное одеяло выделялись магически-белым квадратом на фоне голубоватого полумрака спальни. Артур часто представлял себе эту минуту, но, как нередко бывает в подобных случаях, был заново поражён гаммой нахлынувших ощущений. Прикасаясь к ставшему таким нереально близким обнажённому телу любимой, молодой человек потерял счёт ночным минутам. Он очнулся ранним утром, словно заново родившись, с удивлением и по-новому глядя на окружающий его вроде бы такой же, как и раньше, но всё же неуловимо переменившийся мир.

Милана хлопотала на кухне, откуда доносилось монотонное пыхтение кофеварки, и по всей квартире распространялся запах свежесваренного кофе. Неужели ему придётся после завтрака уйти из уюта этой квартиры, из объятий любимой женщины? Щемящее чувство расставания почему-то понемногу овладело им.

Так не хотелось покидать Милану с маленькой Ингой, но ждали дела, да ещё какие, при одном воспоминании о которых у Артура портилось настроение. Сумасшедший дом, в который в последнее время превратилась его жизнь, продолжался, не взирая ни на что, и не предвиделось тому конца, пока существовал и стремился к реализации своих безумных планов неизвестный, но уже ставший ненавистным «Инсайд». Он подумал, что, пожалуй, неплохо было бы связаться с Велимиром и спросить его о том, как продвигается создание задуманного югославом сайта. Может быть, это всё-таки отвлечёт внимание преступной организации и ей станет не до Салмио?

Вернувшись в квартиру бывшего однокурсника и обменявшись с ним парой новостей о погоде и последних гастролях любимой ими шведской группы Europe, Артур прошёл в комнату и устало растянулся на диване. Утомлённый постоянными мыслями о грозящей всему миру и ему лично катастрофе, о непонятных действиях неуловимого «Инсайда», он было почти заснул, как вдруг раздалась короткая мелодичная трель мобильного, просигнализировав о пришедшем на телефон сообщении. Вскочив с дивана, парень схватил трубку и прочитал сообщение с неизвестного ему номера, гласившее следующее: «За мной слежка, квартира тоже под наблюдением. Этот номер временный, на мой постоянный телефон не звони. Делай всё, как мы договаривались, о дальнейшем сообщу позже. Велимир». Артур в прострации замер, перечитывая текст, написанный латинскими буквами. Что он будет теперь делать? Вся его надежда была на поддержку югослава, и вот теперь молодой человек остался один как перст. Казалось совершенно неясным, когда Велимир снова выйдет на связь, а пребывание в Стокгольме самого Артура не могло продолжаться вечно.

Пройдя в гостиную и рассеянно слушая болтовню Алексея по поводу нового направления электро-рока, Артур Салмио снова услышал звон мобильного. Посмотрев на экран, он увидел, что номер звонившего не определён. Парень уже собирался ответить привычное «Артур Салмио слушает», как вдруг глухой мужской голос произнёс:

— Если снова хочешь увидеть свою девицу с её чадом и, по-возможности, живыми, то советуем, не откладывая, прибыть в Петербург.

В смятении, плохо владея собой, Артур крикнул, требуя объяснений, но абонент, не слушая его, уже успел отсоединиться.

С лихорадочной поспешностью Салмио набрал телефон любимой девушки, но вместо нежного и ставшего таким дорогим голоса равнодушно-вежливый баритон сначала по-шведски, а затем и по-английски сообщил, что выбранный номер недоступен.

Что же произошло? Значит, Милану с Ингой похитили! Но для чего? Неужели для того, чтобы выманить из укрытия его самого, Артура? Но ведь в Стокгольме он был у них под носом. Не зря и Велимир сообщил ему о слежке. Выходит, «Инсайду» зачем-то нужно, чтобы Салмио покинул Швецию и приехал в Россию. Но почему?!

Размышляя подобным образом, он в отчаянии собирал вещи. Времени на путешествие теплоходом, конечно, не оставалось, и Артур, несмотря на стеснённость в средствах, сразу же решил лететь самолётом. Поблагодарив за радушный приём своего друга и его жену и сказав, что теперь их очередь погостить у него в Хельсинки, взволнованный и напуганный молодой человек выбежал из дома, на ходу набирая телефонный номер вызова такси. Оставалось надеяться, что он прямо в аэропорту и без проволочек купит авиабилет на Санкт-Петербург.




Глава 21


Торопливо шагая по стокгольмской набережной, Велимир опять увидел своего преследователя. Тот шёл за ним на расстоянии в сотню метров и, понимая, что был замечен своей жертвой, не считал необходимым скрываться самому. Будто в спортивной гонке с лидером, они представляли собой связанное целое, но рано или поздно связь должна была оборваться, закончившись, возможно, чьей-то гибелью. Преследуемый догадывался — он имеет дело с профи, и всякая оплошность могла привести к трагическому финалу. Видимо, приближался момент решительного выяснения отношений, и главное, что беспокоило югослава, — это количество преследователей. Если бегущий за ним отморозок не один, то спастись будет сложно. Мужчина хорошо сознавал, что гламурный супергерой, штабелями кладущий своих врагов и выходящий из самых горячих переделок без единой царапины — удел голливудского и вообще киношного мифотворчества. На деле всё обычно происходит гораздо прозаичнее и страшнее. В любом случае желательно до последнего избегать непосредственного единоборства с рукопашной, хотя при необходимости придётся суметь пойти и на это. Примерно тому же его учили и в спецшколе.

Велимир прошёл в своё время неплохую югославскую гэбэшную школу самообороны, стажировался в Советском Союзе и был в годы учёбы далеко не последним учеником. Впоследствии ему не раз приходилось исполнять опасные задания, и работа в контрразведке научила многому. Владел он и рукопашным боем, будучи вдобавок кандидатом в мастера спорта по боксу.

Тем не менее теперь, имея дело со столь нетривиальным противником «Инсайдом», Велимир подчас вставал в тупик, тем более что приходилось действовать в одиночку, без прикрытия со стороны коллег, а давно известно, что один в поле — не воин. Артур же, несмотря на свой ум и знания, не мог, разумеется, рассматриваться Велимиром в качестве профессионального помощника: югослав мог использовать своего нового знакомого только как советника или научного консультанта. Как жаль, что они не могли связаться сейчас и согласовать план последующих действий! Но обстоятельства вынуждали повременить со встречей и, по крайней мере, попробовать нейтрализовать идущего по их следу агента «Инсайда».

На секунду остановившись, Велимир краем глаза рассмотрел преследующего его человека. То был средних лет, рослый, крепкого телосложения мужчина, отличавшийся какой-то старомодностью внешнего вида и одежды: аристократичное лицо российского помещика николаевских времён, длинный просторный плащ, шляпа с полями, в руке увесистая трость с набалдашником. Совершенно не подходящая для растиражированного кинематографом образа бандита — широкогрудого буйвола с туповатой квадратной физиономией — внешность нисколько не мешала незнакомцу, по-видимому, быть тем, кем он и являлся, то есть шпиком и наёмным убийцей.

Мужчина не знал, что перед ним плавный секретный агент Фироза, Айвар Лаукгалс, выходец из латышской семьи, когда-то жестоко пострадавшей во времена советской аннексии Прибалтики. Он много лет работал на Фироза Акджара, и тот поручал Лаукгалу самые щекотливые дела, связанные с преследованием и ликвидацией неугодных «Инсайду» лиц, редко оставаясь внакладе. Хладнокровие и расчётливость агента органично соединялись у него с решительностью и отвагой, сочетаясь к тому же с огромной физической силой, нечувствительностью к своей и чужой боли и абсолютным равнодушием к человеческой жизни. Он любил действовать один и убивал без злобы и ярости, точно и легко, как механизм. Подобно танку, латыш разбивал любые препятствия, встающие на его пути, во всех ситуациях проявляя изощрённую хитрость и сохраняя необычайную выдержку.

Айвар с чуть заметной усмешкой тоже приостановился, а затем стал медленно приближаться, поигрывая тростью. В голове Велимира прокручивались вероятные сценарии ожидавшейся обоими схватки. Спустился вечер, на набережной было мало народу. Жертва оглянулась в надежде увидеть полицейскую машину, но сразу же отвергла поспешно возникшую идею. Полиция вряд ли была способна помочь ему: противник мог открыть огонь в любую минуту, и приближение патрульной машины его не остановит. Велимир подверг бы опасности жизни полицейских плюс своей собственной, только и всего. Он нутром чуял, что враг не уйдёт, и приготовился к бою.

В детстве он, случалось, видел американские вестерны с непременно возникавшей в них по ходу развития сюжета сценой: два ковбоя стоят напротив друг друга, каждый положив руку поблизости от кобуры. Оба бьют без промаха, и суть дела заключается в том, кто из них быстрее вытащит свой тяжёлый кольт. Велимир никогда бы не смог вообразить, что сам окажется в парадоксально похожей ситуации. Картины детства и юности вдруг пронеслись перед ним, и он успел подумать, что такое, говорят, бывает перед смертью.

Тем не менее он решил опередить убийцу. Резко бросившись вправо и одновременно выбрасывая руку из кармана, Велимир в прыжке выстрелил в агента. По всей видимости, пуля не пропала даром, так как Лаукгалс пошатнулся, едва не упав, но с неожиданной для такой мощной фигуры стремительностью побежал прямо на югослава, который выстрелил вторично. Пуля пробила чёрную шляпу Айвара, и в следующее мгновение он оказался в шаге от Велимира. Очевидно, от первого выстрела Лаукгалса спас бронежилет, надетый под плащом, и, не сомневаясь, что югослав запасся таким же, он, не желая промахнуться в спешке при попытке стрелять в голову, решил, не тратя зарядов попусту, броситься врукопашную.

Велимир, не ожидавший такого поворота, попытался уклониться в сторону, намереваясь применить известный приём дзюдо — слегка пропустив вперёд атакующего противника, сбить его затем с ног, но внезапно с расстояния в метр получил удар тяжёлой тростью по голове, в который Айвар Лаукгалс вложил всю свою колоссальную силу. Одновременно он выстрелил в югослава, и тот, уже почти ничего не сознавая, почувствовал, как горячая влага потекла по виску. Велимир упал на гранитные ступени набережной, спускающиеся к воде. Лаукгалс, наклонившись над ним, несколько секунд смотрел на неподвижное тело, затем пощупал шейную артерию и, убедившись, что пульс отсутствует, пошёл прочь. Какие-то запоздалые прохожие в ужасе шарахнулись от него, и Лаукгалс, стараясь не попадать в освещённые фонарями участки дороги, быстрыми неслышными шагами, будто призрак, растворился в чересполосице средневековых улиц старого Стокгольма.




Глава 22


С авиабилетом повезло и, сидя в самолёте, Артур снова и снова проворачивал в уме события минувшего дня. Не прошло и месяца, как он встретил Милану, но «Инсайд», сначала поставив в опасность его существование, теперь угрожал жизни любимой им женщины. Как не хватало ему в этот момент Велимира! Но югослав сообщил, что сам выйдет на связь, и Салмио оставалось лишь ждать.

Артур лет двадцать не летал на самолёте и отвык от разнообразных ощущений, связанных с путешествием по воздуху. На одной из воздушных ям у него надёжно заложило уши, так что к месту посадки он прибыл, немного оглохнув. В целом же перелёт прошёл спокойно, и ранним туманным утром авиалайнер приземлился в аэропорту на Пулковских высотах. Погода стояла отличная; молодой человек взял такси и поехал к проспекту Славы. Там у него жила дальняя родственница по материнской линии, то ли троюродная, то ли четвероюродная тётя — Артур до сих пор не успел расшифровать степень родства. Телефона не было, зато Салмио помнил адрес, правда, чисто визуально.

Над Петербургом стояла дымка, которая медленно рассеивалась под горячими лучами солнца. Артур глянул на ближайшую к нашей планете, как говорят астрономы, звезду, и ему показалось, что солнечная корона, представляющая собой ореол вокруг раскалённого диска, как-то непривычно растянута и ещё ярче, чем обычно. Усмехнувшись, он подумал, насколько сильно может влиять на восприятие окружающего мира пропаганда ожидавшейся в декабре 2012 года, согласно календарю майя, трагедии. Потерпев неудачу с календарём, предсказатели затвердили о том, что теперь именно 2013 год сулит катастрофы и опасные перемены. И на поверку выходило, что даже люди, подобные скептику Салмио, привычные к рациональному объяснению действительности, не избежали прикосновения эсхатологии — учения, повествующего о конце света. В массах же популяризируемое эсхатологическое воображение получало ещё более эффективную подпитку.

Подъехав к проспекту Славы и, желая сэкономить, он поскорее расплатился с таксистом, пустившись на поиски тётиных апартаментов пешком. Огромный проспект был, как и обычно, наполнен массой народа. Артур брёл мимо многочисленных магазинов, бутиков и офисов, внимательно рассматривая таблички с нумерацией зданий. Просчитав, что до искомого дома остаётся пройти лишь пару кварталов, он обрадованно зашагал вперёд, как вдруг снова запиликал в кармане куртки неугомонный «Нокиа».

Несмотря на шум, стоящий на улице, Артур с обострившейся в последнее время реакцией услышал звонок и с волнением посмотрел на экран. «Может, это Велимир?» — мелькнуло в уме в тот момент, когда глаза с разочарованием прочитали на дисплее надпись, соответствующую секретному номеру.

Артур взял трубку и услышал, как тихий голос настойчиво отчеканил:

— Отправляйся в Петрозаводск! Милана там…

Разговор сразу же прервался, не оставив возможности Артуру что-либо ответить.

Со злостью швырнув дорожную сумку на скамью, Артур тяжело опустился рядом. Какая-то неведомая сила продолжала играть с ним, как кошка с мышкой; Петербург оказался не последним пунктом назначения. Предстояло ехать в Петрозаводск, город его детства и юности, с которым было связано так много волнующих и приятных воспоминаний, а теперь чья-то злая воля делала город ловушкой для Салмио и его возлюбленной — Миланы.

Но ничего другого не оставалось, и страх за Милану гнал его вперёд. Визит к дальним родственникам отпадал, так что Артур, поспешно сняв такси, покатил обратно к аэропорту. За окном машины проносились прекрасные виды Северной Пальмиры, но он, ни на что не обращая внимания, сосредоточился на своих мыслях. Любимой девушке и её маленькой дочери требовалась помощь Артура Салмио. Как знать, что может произойти с ними… Эта международная банда, похоже, не гнушается ничем в своей игре. И потом — действительно ли Милана в Петрозаводске? Может, всё это лишь спектакль, розыгрыш, призванный выбить его из Швеции? При любом раскладе его долг — сделать всё, чтобы помочь девушке и Инге, тем более что его отказ выполнять требования преступников уж точно не помог бы пленницам. «Хорошо, пусть будет пока так, как хочет руководство „Инсайда“, а там — посмотрим», — думал Артур. Только бы не действовать, как в тумане, знать, видеть врага в лицо! И как необходимо было сейчас содействие Велимира!

Самолёт на Петрозаводск взлетел поздним вечером. Ожидая рейса, Артур успел продрогнуть на аэродроме, где постоянным, почти лишённым порывов потоком дул сухой северный ветер, и теперь блаженно растянулся в пассажирском кресле. Сквозь иллюминатор, подняв голову, он видел мрачнеющее иссиня-черное небо. Авиалайнер мягко покачивало на воздушных волнах. Внизу, будто на контурной карте, расстилались едва заметные дорога и реки, смутно зеленеющие леса и ноля. Погружаясь в лиловые сумерки, земля таяла в нарождающихся весенних туманах. Взошла круглая, как монета, луна и ярким фонарём повисла у борта самолёта. Сказочный пейзаж на некоторое время развеял тревожное состояние Артура и перенёс его в грёзы воспоминаний.

Вот он, маленький мальчик, просыпается утром в четырёхкомнатной квартире родителей. Они на работе, в большом доме тишина, а бабушка на кухне готовит завтрак. Умиротворением и тихой грустью запомнилась картина на стене спальни: осенний парк, деревья роняют жёлтые листья на гладь спокойного пруда, у берега которого покоится на воде деревянная лодка. И вот маленький Салмио с родителями выезжает на их машине в Крым. Отец за рулём, и впереди их ждёт долгая дорога через Европейскую Россию с её многочисленными городами и непривычно огромной Москвой с поражающими детское воображение тридцатиэтажными новостройками и Останкинской телебашней. Редеют леса, и автомобиль проносится сквозь украинские сады и поля. После этого двигается по жаркой крымской степи к омываемому двумя морями, Чёрным и Азовским, Крымскому полуострову с городом юности мамы Артура, Керчью, с античной древности известному под названием Пантикапей. Затем возвращение в родной Петрозаводск, вновь незабываемая Москва на полдороге от Крыма к Карелии и, наконец, знакомая и любимая с раннего детства безбрежная карельская тайга, которую парень исходил ещё подростком с геологическими отрядами, куда иногда брал его с собой отец, ставший несколько лет спустя доктором геолого-минералогических наук и директором карельского институт геологии.

Потеря родителей дорого обошлась Артуру. Первой умерла мама, но её душа словно воплотилась для поэта и философа в оставшемся жить отце. Так было у него всегда, с раннего детства. Если кто-то из родителей некоторое время отсутствовал в доме, например уезжал в командировку, то второй соединял в себе обоих. Поэтому после смерти отца, когда родители стали достоянием памяти, Артур пережил самую жестокую депрессию в своей жизни. Ист, он вовсе не был «маменькиным» или «папенькиным» сынком, просто всегда ощущал исключительную духовную связь со своими родителями. Утратив их, Салмио стал много размышлять о сущности смерти, о её природе. Действительно ли с биологической смертью заканчивается наша жизнь? Есть ли надежда на продолжение бытия в мире ином, и каков он — этот мир? Данный вопрос жизни и смерти не давал Артуру покоя, будоражил его душу. Изучая принципы естествознания, он надеялся обнаружить именно научные факты, свидетельствующие о возможности загробного существования, видя в этом одну из основных задач современного философского анализа.

Самолёт немного тряхнуло, и молодой человек, выйдя из объятий золотого прошлого, поглядел в иллюминатор. Пока можно было рассмотреть только отдельные вереницы огоньков внизу, указывающие на расположение дорог, но уже вовсю светало — начинались карельские белые ночи, ещё более светлые, чем в Питере, в силу высокой географической широты.

Вскоре голос бортпроводницы сообщил — скоро посадка, и Артур почувствовал, как опять закладывает уши. Пожевав и проглотив конфету, он смог, однако же, избавиться от этого взлётно-посадочного слухового атрибута и с невольной радостью приготовился к встрече со своей малой Родиной.




Глава 23


Глядя на обширную, но в целом ничем не примечательную усадьбу инженера Олофсона, расположенную в часе езды от Хельсинки, никто, наверное, не сумел бы догадаться, какие важные события происходят за сравнительно невысоким, будто ему и нечего скрывать, забором.

Обычно тихая усадьба, видевшая только самого молчаливого и сосредоточенного инженера да его сноровистых и так же немногословных помощников, часто приезжавших на инженерскую дачу с готическим шпилем и выгружавших непонятного назначения тяжёлые ящики, теперь преисполнилась оживлением. Много машин разнообразных моделей припарковалось поблизости, занимая широкую заасфальтированную площадку перед еловым перелеском. Наконец из приехавшего одним из последних автомобиля, неприметного «форда» производства начала девяностых, вышел среднего роста черноволосый человек в тёмно-сером деловом костюме. Толпа гостей, собравшаяся у крыльца дома и занятая великосветской беседой «ни о чём», тут же почтительно примолкла. Сразу было видно, что все ждали именно этого человека. Подойдя к крыльцу и поздоровавшись, мужчина властным приглашающим жестом указал на вход и спросил по-английски, обращаясь к хозяину усадьбы, Олофсону:

— Я думаю, мы можем начинать, если вас не затруднит.

— Конечно, господин Фироз, мы готовы, — ответил Олофсон и добавил, повернувшись к толпе гостей: — Проходите, дамы и господа. Милости прошу.

Гостиная большого дома Олофсона наполнилась людьми. Неожиданно просторный для не слишком монументального строения зал был устроен таким образом, что пол перед северной стеной несколько возвышался, образуя небольшую ступень в полметра высотой. На этой своеобразной эстраде располагалась небольшая трибуна, и покоился стол со стульями, создавая подобие президиума.

Под аплодисменты гостей на возвышении появился Фироз Акджар. Его жёсткое лицо с орлиным носом и сухими поджатыми губами являло, как и раньше, смесь властности и энергии. Подняв руку и дождавшись наступления тишины, Фироз сказал:

— Я рад, господа, что сегодня в этой зале собрался настоящий цвет нашей организации, все те замечательные люди, которым «Инсайд» обязан своим существованием и благоденствием. «Инсайд», являющийся нашей надеждой и оплотом, нашим будущим. Все вы уже давно со мной, и я не мог бы желать соратников лучших, чем вы. И поэтому я хочу обратиться к вам, мои друзья, братья и сёстры, в этот памятный и дорогой для всех нас момент. Сегодня «Инсайд» празднует день своего рождения, ему исполнилось десять лет. Пользуясь случаем, я хотел бы сообщить вам важную новость. Близится час, когда «Инсайд» наконец-то выйдет из тени и даст знать всему человечеству о своём существовании. Вы, как и я, так долго ждали этого. Все мы трудились не покладая рук, не замечая усталости, пренебрегая пессимизмом немногих маловеров, случайно было затесавшихся в наши священные ряды. Вы видите, я не боюсь высокопарных слов, так как великая цель, смысл моей и вашей жизней оправдывает всё. Без ложного пафоса, зная вашу преданность, скажу: я горжусь вами, братья, горжусь «Инсайдом». Я также верю в то судьбоносное будущее, которое, как я смею надеяться, сулит ему небо.

Акджар откашлялся. В зале стояла полная тишина. Уверенно чеканя слова, он продолжил:

— Теперь, если позволите, я перейду к деловой части моего доклада. Как вы уже знаете, нашей главной задачей является противостояние проамериканской западной глобализации. Мы мечтаем о разобщении и дискредитации Запада. У нас, разумеется, нет такой армии и такой оборонной промышленности, как у США и НАТО. Поэтому «Инсайд» вынужден действовать по принципу асимметричного ответа, то есть более локально и менее энергоёмко. У них множество солдат, у нас же неуловимые исполнители-бойцы, которых трудно обнаружить. У них тысячи межконтинентальных ракет с атомными боеголовками, а у нас скрупулезно рассчитанная система точечных ударов с помощью новейшего оружия. Пусть мы проигрываем в количестве вооружений и солдатах, но зато выигрываем в качестве. Мы заведомо побеждаем в мудрости стратегии. Вдобавок их людские ресурсы, несомненно, уступают нашим. Если за ними только страны золотого миллиарда, то за нами, во всяком случае, потенциально, вес остальное человечество. И нам исключительно важно увлечь его за собой. Создать единый евразийский антизападный фронт, сокрушающий Запад. Некоторые люди из посвящённых в дела «Инсайда» сравнивают его с террористическими структурами вроде Аль-Каиды. Они не правы. Даже если, допустить, что «Инсайд» является террористической организацией, его сущность выходит далеко за пределы тривиального экстремизма.

Оглядев внимательно слушающих его людей, Фироз возвысил голос:

— В чём главная ошибка террористов? В жажде крови и страха. В стремлении напугать и заставить бояться, в желании добиться своего через ужас убийства. Но нельзя внушить привязанность и любовь, взрывая дома с живыми людьми. Никто не захочет пойти за извергами, стреляющими в детей, как в пресловутом Беслане. Невозможно завоевать популярность, купаясь в реках крови, а харизма, купленная страданиями миллионов, недолговечна. Именно поэтому наша стратегия асимметричного действия опирается на так называемое «нелегальное оружие», вооружение новейшего поколения, призванного поражать технику, узлы связи, информационные коммуникации, но никак не живых людей. Разумеется, вы понимаете, что недолгая потеря сознания и случайные единичные жертвы не в счёт. Я говорю об электромагнитной, или, как её ещё называют, электронной бомбе, поражающий эффект которой основан на генерации мощнейшего радиоизлучения, гибельного для электрооборудования и электронных сетей. Мы предельно близки к обладанию этим грозным оружием двадцать первого века. Скоро ударно-волновой излучатель будет собран. Причём техническое решение, использованное в нашей электронной бомбе, пока не имеет аналогов. Мы надеемся, что данная техническая инновация основательно увеличит и без того уже значительную мощность электромагнитной бомбы. Дальнейшее — за геополитически правильным решением. Существенно не просто взорвать бомбу, заявив об «Инсайде» и его идеях. Подобный путь нам ровным счётом ничего не даст. Пустые выкрики не имеют смысла. Нам требуется стратегически рассчитанная провокация, нужен взрыв устоявшейся мировой геополитической структуры.

Мужчина отпил воды из стоявшего на столе гранёного стакана. Он видел обращённые к нему заинтересованные лица соратников, их неподдельное ожидание чуда. Чуда, которое, как они верили, мог подарить им Фироз. Да, они всегда верили в него, как в путеводный компас. Теперь предстояло добавить последний решающий мазок к нарисованному им портрету.

— Мы часто слышим о крушении биполярного мира, последовавшего за распадом СССР и Варшавского блока, о постепенной капитализации России, её идеологическом приближении к США и НАТО. Но это лишь часть правды. Запад не верит России, не считает её своей, боится её. Даже Европа опасается пресловутою «русского медведя». Сколько усилий было потрачено Россией, чтобы доказать Евросоюзу агрессивность режима Саакашвили и собственную невиновность в защите интересов Южной Осетии во время грузино-осетинского конфликта 2008 года! Сколько претензий было высказано России её разнообразными соседями, считающими себя обиженными в сложных исторических перипетиях российской внешней политики! Та же Прибалтика, та же Польша. Не секрет, что перестроечная эйфория любования Европой и Америкой в России заметно поубавилась в последние годы, так что пышно расцвели антиамериканизм и евразийство. Отсюда напрашивается простой вывод — Россия может стать нашим другом. Только ей необходимо немного помочь. Я уверен, что Америка — объективный враг России. Пусть сколько угодно существует и трудится совет Россия — НАТО и ведутся переговоры о совместной ПРО.[20 - Противоракетная оборона.] Рано или поздно столкновение между Западом и Россией неизбежно. Но зачем ждать неминуемого, если можно ускорить его наступление по выгодному для нас сценарию? Мы, именно мы продемонстрируем России враждебность Америки! Вот где сходятся в одной точке военная стратегия асимметричного действия, рекомбинация геополитических сил и оружие новейшего поколения. Не мудрствуя лукаво скажу: сама жизнь подталкивает нас к наиболее простому и экономичному решению. Нам нужно сделать так, чтобы российские власти и население окончательно возненавидели США. Взорвав электронную бомбу на европейском севере России и дезинформируя общественность о причастности к этому Америки, мы добьёмся начала новой холодной войны между Западом и Востоком. Русские просто обязаны поверить нам, ведь ни у кого в мире не может быть такого оружия, какое мы планируем использовать в России. Если у кого и может оно быть, то уж только у США как самой могущественной и технологичной мировой державы. Подозрения русских сразу же обратятся против Америки, и нам останется только умело разжигать возникший пожар. Я не верю в глобальную «горячую» войну: слишком велик страх взаимного уничтожения в атомную эру. По холодная война будет обеспечена. Огромная территория России, её гигантская сырьевая база, её образованное население окажутся в наших руках. Мы сделаем Россию антизападным форпостом, объединим её планы с интересами народов Ближнего Востока, постараемся привлечь к нашему союзу Индию и Китай. Великая антизападная консолидация Евразии не за горами! Мы вправе предполагать, что к ней могут присоединиться также Южная Америка и Африка. К слову, уже существует союз БРИК.[21 - Бразилия, Россия, Индия, Китай.] Долой атлантизм![22 - Геополитическая идея единства интересов западного мира.] Мы поставим щит проникновению западного финансового и военного влияния, западной потребительской морали гедонизма и разложения. За нами пойдут миллиарды. Мы, «Инсайд», что означает «Внутри», станем частью их сердец, их мыслей и чувств. Мы будем внутри их дуги, и я уверен: придёт день, и они станут нами!

Акджар замолчал. Он редко ощущал волнение, но сегодня возбуждение, граничащее с исступлением, переполняло его. Он ждал реакции соратников.

Короткая пауза, наполненная абсолютным отсутствием звуков в онемевшем зале, треснула по швам громом аплодисментов. Сначала встали первые ряды, за ними более дальние и наконец вся зала в едином порыве ликования начала рукоплескать Фирозу.

«Да, так, наверное, чувствуют себя артисты театра после исключительно удачной премьеры», — подумалось ему. Нечто похожее ощущали древнеримские триумфаторы и цезари в моменты народного ликования. На сухом и бесстрастном лице руководителя «Инсайда» медленно проступила скупая улыбка, а зал исходил овацией, приветствуя своего вождя.




Глава 24


В Карелии начиналось лето, довольно быстро ознаменовавшееся немалой жарой. Непривычный к почти африканскому теплу северный край погрузился в голубую дымку, ветер дремал, а неистовое солнце обрушивало потоки звёздного огня на засохшую и мечтающую о дожде землю. Руководство республики не без основания опасалось лесных пожаров, которые, впрочем, не заставили себя ждать. Их поспешно тушили с пожарных машин и самолётов, стараясь локализовать очаги возгораний, принося в глубине души слова благодарности Богу, что в Карелии пока не повторился московский сценарий горения торфяных болот, утопивший в густом дыму задыхающуюся в сорокаградусном пекле российскую столицу.

Астрономы констатировали серьёзный всплеск солнечной активности, хотя и советовали чересчур эмоциональным гражданам не предаваться панике, так как динамика звезды вписывалась в предполагаемые стандарты солнечной цикличности. Тем не менее количество пятен на солнце, свидетельствующих о растущем потенциале магнитосферы звезды, увеличивалось, и возросла ультрафиолетовая составляющая солнечного спектра. Врачи советовали людям держаться в тени, находиться подальше от солнцепёка, избегая открытых мест, и быть осторожными с загаром.

Но не только специалисты по физике космоса заинтересовались меняющимся Солнцем. В раскалённой от зноя Москве прошёл Международный семинар историков, затронувший тему влияния солнечной активности на исторические процессы. Космобиологи предсказывали вероятную интенсификацию политических событий в текущем году, как, впрочем, и в предшествующем, говорили о возможности роста международной напряжённости.

Артур прожил у своих родственников в Петрозаводске уже две с лишним недели. Решив, что злоупотребляет их гостеприимством, а также опасаясь подвергнуть их опасности со стороны «Инсайда», он переехал в гостиницу «Северная», расположенную на центральном проспекте Петрозаводска, сообразно советскому наследию, по-прежнему носящему имя Ленина. Его поиски Миланы до сих пор не увенчались успехом. Салмио уже давно составил заявление в милицию о пропаже молодой женщины и восьмилетней девочки, Миланы и Инга Палмберг, подкреплённое описанием всех их примет. Впрочем, как он и предвидел, оно не навело правоохранительные органы на след. Попытки молодого человека объяснить, что исчезновение Инги и Миланы — дело рук террористической организации, возможно, присутствующей в настоящее время в Карелии, не встретили ответного понимания, так как у Салмио начисто отсутствовали какие-либо серьёзные улики, свидетельствующие о наличии террористов в Петрозаводске. На слова Артура о том, что всё происходящее может быть связано с некой организацией под названием «Инсайд», оперативные работники только пожимали плечами, подозрительно поглядывая на взволнованного молодого человека, будто бы похожего на поклонника зелёного змея или любителя «травки».

От Велимира не было никаких вестей. Молчала и таинственная контора, по воле которой Артур очутился в Петрозаводске. Оставалось ждать, но неизвестность томила его. Не находя себе места, крайне расстроенный последними событиями, молодой учёный бездумно бродил по улицам города своей юности, всматриваясь в лица прохожих, чего раньше никогда не делал. Артур словно надеялся на чудо — сейчас мелькнёт знакомая стройная фигура, и он снова увидит прекрасные зелёные глаза и точёные черты лица в обрамлении густых волнистых волос, услышит мелодичный, окликающий его голос.

Вернувшись в гостиницу, парень занялся просмотром своей электронной почты на ноутбуке. Открыв почтовый ящик, он сразу обнаружил сообщение от незнакомого ему адресата. Стараясь побороть волнение, он открыл письмо и стал читать… «Вспомни завещание своего дяди: „формула творения“. Надеемся, тебе не нужно объяснять, о чём идёт речь. От твоего благоразумия зависит жизнь дорогого тебе человека. Подумай хорошенько, Артур. Нам несложно будет договориться».

Выругавшись под нос, он достал из холодильника и откупорил бутылку пива «Балтика девятка» и затем залпом опорожнил её. Сейчас не мешало бы и чего-нибудь покрепче.

«Итак, вот оно. Наконец-то они ясно сформулировали то, что им нужно!» — подумал Артур. Для этого они преследовали меня в Стокгольме, похитили Милану, заставили покинуть тихую Швецию и перенестись в Россию. Велимир оказался совершенно прав — этим людям нужны дядины научные разработки, открытия Александра Покрова. По неизвестной причине негодяям не подошёл Петербург, чтобы вытрясти из меня необходимую им информацию. Они заманили меня глубже, зачем-то им потребовался Петрозаводск. Ну что же — ясность всегда лучше, чем игра в прятки и по тёмным углам.

Согласно объяснениям своего дяди, слышанным парнем не менее пятнадцати лет назад, он знал, что секретная лаборатория в Арзамасе-16 под дядиным руководством работала над задачей получения энергии из вакуума, ранее считавшегося пустотой, а ещё до того — средой, заполненной эфиром. Будучи философом, Артур не мог, конечно, всесторонне оценить глубину этих изысканий, но сознавал, что выяснение сущности вакуума может дать людям как объяснение происхождения гравитационных нолей, что составляет величайшую загадку современной теоретической физики, так и дать им в руки, возможно, источник колоссальной энергии. Однако в целом Салмио знал об этом очень мало.

Молодому человеку было известно о строгой засекреченности результатов деятельности лаборатории. Ходили упорные слухи, что Александр Покров мог утаить часть своего научного фонда от бдительного надзора офицеров КГБ, курировавших деятельность лаборатории. Как он и рассказал в своё время Велимиру, Салмио знал, что его дядя делился некоторой научной информацией с одним человеком, жившим в Швейцарии. Тогда Артур не сказал Велимиру имя этого швейцарского физика, назвав своим мотивом нежелание нарушать слова, данного когда-то Александру Покрову. Но существовала и более простая причина — философ и поэт по своей рассеянности забыл его фамилию. Как это произошло, как он мог утратить столь серьёзные данные, было неизвестно. Он только помнил, что друг его дяди проживает то на в Женеве, то ли в Берне, а быть может, в Цюрихе, носит французское имя Огюст и владеет какими-то важными сведениями. Но конкретику — каковы координаты и фамилия этого загадочного иностранца, Артур не смог бы сказать, даже если бы и захотел.

Выходило так, что противники жаждали получить позабытую им информацию. Однако в «Инсайде» все были уверены, что она есть у финского эмигранта. Возникал на первый взгляд нелепый, а в сущности, жуткий порочный круг: Артур Салмио под страхом смерти близких людей должен был сообщить террористам то, что уже не являлось достоянием его памяти.

Он отошел от ноутбука и посмотрел из окна гостиницы на шумящий внизу проспект Ленина, почти по прямой линии спускающийся от железнодорожного вокзала Петрозаводска к Онежскому озеру. Был обеденный час, так что множество людей и машин двигались вверх — вниз по оживлённой городской артерии.

Артур всегда любил Петрозаводск. Город, основанный Петром Первым в 1703 году и ведущий своё начало от Шуйского оружейного завода, впоследствии названного Александровским, традиционно трал существенную роль в российской истории, прежде всего своей промышленностью. Неслучайно именно на Александровском заводе в 1788 году была построена первая в России железная дорога. Поначалу значившийся лишь как слобода, Петрозаводск получил статус города по указу Екатерины Второй в 1777 году, а в 1781-м стал центром Олонецкой области, далее переименованной сначала в наместничество, а затем и в губернию. Финский учёный-гуманитарий и писатель Элиас Лённрот, знаменитый собиратель эпоса «Калевала», посетивший Петрозаводск в 1841 году, описал город как красивый и развитый. Молодой философ, ещё в детстве ознакомившийся с «Калевалой», испытывал вполне законную гордость от оценки его родного города как одного из столпов финской национальной культуры.

После установления советской власти Петрозаводск назначается столицей Карельской республики, некоторое время (с 1940 до 1956 г.) имевшей статус Карело-Финской ССР, а в 1956 году вошедшей на правах автономии в РСФСР.

Артуру было приятно сознавать, что Карелия исторически всегда была связана с Финляндией. Финны привыкли называть Карельскую автономную республику Восточной или Русской Карелией, так как в Финляндии имеется собственная губерния Северная Карелия со столичным городом Йоэнсуу, кстати, одним из трёх финских городов-побратимов Петрозаводска наряду с Хельсинки и Варкаусом. Географическая и, в какой-то степени, даже духовная близость Карелии и Финляндии, может быть, явилась важной причиной, почему переезд в Суоми, осуществлённый Салмио в 2001 году, обошёлся его душевному спокойствию не слишком дорого.

Схожая природа Карелии и Финляндии, обилие лесов и озёр, скальные берега и каменистые россыпи, чистые и строгие краски калевальских далей делали два этих северных края одинаково близкими для Артура. Приезжая в Карелию, он радовался русской речи и знакомым с детства местам, а возвращаясь в Финляндию, свободно дышал ставшим также родным скандинавским воздухом. Молодой человек отдыхал душой и там, и здесь, всякий раз со смутной грустью расставаясь с одним северным краем, потом с надеждой и энтузиазмом встречая другой. Нет, конечно же, Артур не был человеком мира, достаточно давно избрав Финляндию своим домом и ни разу не пожалев об этом. Но, ощущая духовную связь с Россией, Салмио испытывал искреннюю радость, когда хотя бы на несколько дней воссоединялся с ней.

Однако сейчас в безумной и угрожающей ситуации, потеряв всякие ориентиры, не зная, на что опереться и чего ждать, он находился в действительно сложном положении. Случайное на первый взгляд соприкосновение с «Инсайдом» обернулось фатальной зависимостью от планов террористов. Тихая и спокойная жизнь, планы самореализации в науке — всё таяло как дым перед лицом грозной опасности. Наступал момент зеро. Тот самый неисповедимый миг самопознания, когда, как пишут философы-экзистенциалисты, человек находит своё сокровенное «я». Или он, Артур Салмио, сумеет преодолеть обстоятельства, спасти себя и близких и выйдет из сложной ситуации с честью, или обстоятельства победят его самого. «Всё что не убивает — делает нас сильнее», — вспомнились ему слова Фридриха Ницше.

Он посмотрел на ручные часы. Было без пяти минут три, и жаркая мгла наползала на притихший город. Не стоило терять времени и, усевшись за ноутбук, Артур набрал ответ: «Я скажу всё, что вас интересует. Надеюсь на взаимную честность и обязательность. Артур Салмио».

Приходилось играть ва-банк.




Глава 25


На днях Генеральному секретарю Интерпола Джеймсу Гольдману было доложено о существовании в мировой Сети сайта «Борьба-антитеррор», критикующего деятельность будто бы террористической организации «Инсайд», возглавляемой директором торговой фирмы «Текникал Темпл», ливанским эмигрантом в Финляндии Фирозом Акджаром. Тем самым, о котором повествовал в своём письме Гольдману югослав Велимир Обрадович. Сайт, смонтированный по последнему слову интернет-дизайна, содержал много разнообразных рассуждений о преступной деятельности «Инсайда» и ссылок на прочие террористические структуры, сравнимые с ним. Джеймс Гольдман с неподдельным интересом вчитывался в пространные комментарии к различным шагам «Инсайда», само существование которого вызывало у Гольдмана вполне обоснованные сомнения.

Автор сайта, скрывающийся под псевдонимом Джоуль, особенно настаивал на огромной опасности, представляемой «Инсайдом» всему человечеству, заключающейся в способности этой террористической группы осуществлять теракты невиданного, как по своему техническому уровню, так и по геополитическим последствиям, масштаба. Автор повествовал о невиданных вещах. Рассказывалось о новом интеллектуальном уровне терроризма, планируемого «Инсайдом» и его главарём-ливанцем, в частности, говорилось об электромагнитной бомбе. Также бросался недвусмысленный намёк на то, что Фироз является лишь исполнительным директором преступного клана, а нити истинного руководства тянутся далеко наверх, чуть ли не в поднебесные выси, где Интерпол может встретить для себя неожиданные сюрпризы.

Гольдману оставалось гадать, является ли сайт только попыткой скомпрометировать фирму «Текникал Темпл» со стороны каких-либо её конкурентов или же стремлением создателя сайта получить дивиденды со скандальной сенсационности мнимого разоблачительства, или же, наконец, действительным сигналом тревога о реально грозящей миру опасности.

Во всяком случае, Генеральный секретарь Интерпола сделал соответствующие распоряжения о новой проверке «Текникал Темпл», дополнительной к проведённой ранее. Кроме того, он приказал проследить историю возникновения новоявленного сайта «Борьба-антитеррор».

Результата проверок не заставили себя долго ждать, но ничего интересного руководству Интерпола не поведали. Фирма «Текникал Темпл» по-прежнему блистала репутацией чище стёклышка, существование «Инсайда» вопреки всему не подтверждалось, а интернет-страница «Борьба-антитеррор» оказалась сугубо частной и, по-видимому, не имела за собой сколько-нибудь серьёзной поддержки. В принципе, такой сайт мог создать кто угодно. Изучение компьютерного хоста неизвестного лица — владельца сайта, фигурирующего в Сети как Джоуль, показало, что этот человек проживает в сербской столице — Белграде, имеет настоящее имя Драган Матич и когда-то работал на югославские правоохранительные органы. В настоящее же время не имеет определенных занятий. В причастности к криминалу не был замечен.

Размышляя над этой задачей с несколькими неизвестными, Гольдман не знал, что на пару тысяч километров восточнее, в накалённой добела российской столице, в глухом кабинете, упорно боровшемся с жарой с помощью кондиционеров, шеф ФСБ Леонид Борский читал очередной рапорт офицеров Антитеррористического центра. Среди различных сообщений о состоянии правопорядка в ряде российских городов, о положении дел в Чечне и Дагестане, притулился один скромный и короткий отчёт, казалось бы, не имевший никакого значения, но сразу завладевший вниманием директора Федеральной службы безопасности. В отчёте сообщалось, что финский гражданин Артур Салмио вот уже несколько недель как покинул Стокгольм и находится в Петрозаводске.

Леонид звонком вызвал адъютанта. Короткий приказ шефа ФСБ обязывал Антитеррористический центр срочно связаться с приёмной отдела внутренних дел Прионежского района в столице Карелии.

Развязав галстук, Борский подошёл к открытой форточке и, поморщившись, вдохнул густой, пропитанный гарью и машинными выхлопными газами воздух. С раздражением на застоявшуюся в Москве жару он отошёл от окна и, с лязгом распахнув дверцу несгораемого сейфа, небрежно сунул туда картонную папку с выведенной от руки надписью «Дело № 5534. Артур Салмио. Москва. 1990».




Глава 26


Изнывая от неизвестности в гостиничном номере в ожидании ответа «Инсайда», Артур ломал голову над правильностью своих действий. Положительно не с кем было посоветоваться, и он уже начинал отчаиваться, как вдруг внезапно вспомнил о Вильяме Гармове, решив очертя голову всё рассказать ему. В конце концов, какой уже смысл имело что-либо скрывать? Совершенно неизвестно, чем обернётся его контакт с террористами. Нельзя исключать и того, что Вильям сумеет дать ему дельный совет. Салмио усмехнулся собственной наивности — подобную ситуацию сложно было бы разрулить одной лишь силой научного мышления. Требовались серьёзные административные ресурсы и властные прерогативы, которых у Гармова, скорее всего, не наблюдалось. Хотя кто его знает… Артур что-то слышал о предпринимательской деятельности Вильяма, якобы удачно совмещавшего науку и бизнес. Но насколько высок уровень его предпринимательства, да и существует ли оно в настоящее время вообще, Артур не имел ни малейшего представления.

Внезапно его осенила простая до забавности мысль. В наше время практически о любом человеке, отмеченном печатью успеха, можно было узнать через Интернет. Ларчик просто открывался. Набранный в сервере Google элементарный запрос «Вильям Антонович Гармов, физик» дал любопытный результат. Оказалось, что бывший физик-теоретик входит в совет директоров крупной компании, занимающейся разведкой и добычей нефти в Западной Сибири. «Надо же, он никогда не рассказывал мне об этом», — подивился Артур скромности маститого учёного. Впрочем, судя по найденным данным, его научная деятельность осталась уже в прошлом. К тому же поэт и философ тут же вспомнил, что они не общались уже несколько лет, да и не обязан был Вильям Гармов докладывать разнообразным заграничным знакомым обо всех событиях своей жизни.

Всё же принадлежность физика к коммерческим кругам обнадёжила Артура и добавила желания обратиться к Гармову. Немного поколебавшись, он подумал, что лучшим вариантом будет, пожалуй, написать письмо по «Скайпу»: слишком уж замысловатой представлялась ему тема для устных формулировок.

После получаса работы, закончив и отправив повествование, молодой человек задремал на кровати. Пиликнул «Скайп», оповещая о пришедшем сообщении. «Ага, от Вильяма!» — прочитал имя адресата Артур.

Во взволнованном ответном послании Гармов, выражая глубокую обеспокоенность судьбой своего молодого друга, сообщил, что непременно постарается направить по следу террористов полицию, ссылаясь на имеющиеся у него связи в МВД, и сделает все, что в его силах. В текущий же момент он рекомендовал не перечить требованиям шантажистов, так как это, очевидно, чрезвычайно опасно для жизни Артура и дорогих ему людей. Физик-предприниматель советовал уступить преступникам, выиграв время; далее же подоспеет вызванная им помощь, и бандитское гнездо будет обнаружено и ликвидировано. По сочувственному тону письма Салмио понял, что Вильям был искренне огорчён и очень торопился с ответом: в некоторых словах имелись опечатки, а весь текст отличался несвойственной педантичному физику сумбурностью.

Артур, окончательно уверившийся в необходимости пойти на живой контакт с террористами, уже намеревался поблагодарить Вильяма, как вдруг услышал в гостиничном коридоре дружный топот; в дверь резко и нетерпеливо постучали.

Неужели они? Явились сами, не удосужившись договориться о встрече, «забить стрелку», как говорят в соответствующих кругах? Парень в смятении выпрямился перед дверью, на какой-то миг, заколебавшись — открывать или нет. «Всё равно войдут», — безотрадно подумалось ему, и Артур, стараясь держаться мужественно перед лицом опасности и не желая демонстрировать преступникам боязни, открыл замок. В комнату быстро прошли несколько человек, некоторые из которых были в полицейской, как теперь следовало её называть, форме. Старший из вошедших, пожилой коренастый мужчина в штатском костюме, пристально взглянув на молодого учёного, сказал:

— Вы Артур Салмио, гражданин Финляндии?

— Да.

— Вы задержаны.

— На каком основании? — опешил парень.

— По подозрению в причастности к террористической деятельности. Пройдёмте в отделение. Необходимо составить протокол. Мы в ближайшее время свяжемся с представителями консульства Финляндии в Петрозаводске.

— Это полный абсурд! — со смешанным чувством неприятного удивления и досады ответил Артур. — Я здесь как раз для того, чтобы предупредить вас о существующей угрозе подготовки теракта. Более того, похищена моя девушка и у меня есть сведения, что она находится именно в Петрозаводске. Обо всём этом я уже заявлял полиции.

— Всё это вы ещё раз подробно расскажете. Прошу вас не задерживать людей. Пройдёмте, — непреклонно повторил пожилой мужчина в костюме.

— На какое же время я задержан? — с бессильным негодованием спросил Артур уже в коридоре.

— На семьдесят два часа, то есть на трое суток. Стандартная процедура, господин Салмио.

Полицейская машина плавно покатилась по проспекту Ленина.

Оказавшись в камере, поэт и философ долго приходил в себя. Этого ещё не хватало! Мало ему было проблем, теперь добавились неприятности с петрозаводской полицией. Он, как истукан, должен сидеть в «обезьяннике» три дня, в то время как дорога каждая минута! Скорей бы они связались с карельским консульством, может быть, оттуда сумеют повлиять на возвращение здравого смысла людям в погонах!

Заскрежетала дверь «обезьянника». На пороге появился здоровенный бугай с низким лбом, тяжёлым подбородком и с косой татуировкой на правом плече, исподлобья бросив неодобрительный взгляд на Артура. При всей сюрреалистической нелепости и какой-то призрачности происходящего «пленник» едва не рассмеялся, увидев столь хрестоматийный образ, судя по всему, тюремного завсегдатая. Не здороваясь, тот уселся на кровать, широко зевая, и, помолчав немного, осведомился о статье, согласно которой Артур находился здесь.

Зная, что отношение уголовников очень часто зависит именно от статьи, молодой человек решил не скрывать, что задержан по подозрению в терроризме в силу определённой «солидности» подобного обвинения. Блатной, прищурив глаза, одобрительно крякнул и собирался о чём-то спросить ещё, как вдруг дверь вновь отворилась и его пригласили на выход.

Оставшись один, Артур битый час просидел в томительном одиночестве. Никто не заходил в камеру, извне не доносилось ни единого звука, так что он даже обрадовался, когда знакомый детина с татуировками снова водворился в их тесной тюремной комнатушке. И чего уж интеллигентный Салмио никак не мог ожидать, вдруг протянул ему маленький смятый клочок бумажки, хрипловато заметив: — «малява тебе, значит, кореш».

Артур, приняв клочок из заскорузлых пальцев, развернул записку и прочитал: «Фраерок, завтра будет допрос у следователя, колись без запара».

Недоумевая, он уставился на лениво развалившегося на шконке сокамерника, но тот взглядом выразил полное непонимание, словно сказав: «Ничего, мол, не знаю, не моё это дело».

Судя по языку записки, напоминавшем блатную феню, она была составлена кем-то из заключенных. Но кем, а главное, зачем? Кому из них какое дело до незнакомца, прибывшего из Финляндии и оказавшегося в ИВС,[23 - Изолятор временного содержания.] в общем-то, абсолютно случайно и по недоразумению. Артур Салмио терялся в догадках. Если же это «Инсайд», то зачем им разглашение секретного торга с Артуром? К чему упоминание о похищенных женщине и ребёнке? Им же важно держать всё в тайне. Но если «маляву» отправили не они, то кто же тогда?

Устав гадать, несчастный заключённый прилёг на грязноватую простыню и по примеру храпящего во всю ивановскую соседа погрузился в тёмный, без сновидений сон.




Глава 27


На допросе у следователя Артур повторил всё то, о чём уже имел честь сообщить правоохранительному ведомству, то есть о террористах «Инсайда», похищенной невесте и своей полной невиновности.

Следователь по большей части молчал, изредка задавая очередной вопрос и задумчиво выслушивая объяснения подследственного. Салмио, вспоминая о записке, полученной в камере из рук блатного, и вправду старался быть откровеннее, пытаясь доказать следователю невыдуманную историю о существовании «Инсайда». Но сообщить больше того, что он знал, молодой человек, естественно, был не в состоянии и очень огорчался, видя маску недоверия, проступающую на лице оперуполномоченного.

По-видимому, от Артура ждали какой-то другой информации, но они со следователем определённо не понимали друг друга. Задерживать гражданина, да ещё иностранного, по уголовному делу более 72 часов являлось бы мерой противоправной, и так как улик, свидетельствующих о причастности Салмио к террористическим деяниям, не наблюдалось, то его отпустили, и по прошествии трёх дней он вышел на свободу. Заключение под стражу произвело на растерявшегося эмигранта, никогда не имевшего никаких взаимоотношений с уголовной полицией, такое впечатление, что Артур и сам не сразу поверил в своё освобождение. Он даже подумал, что на него хотят повесить какого-нибудь «глухаря», обнаружив в лице молодого и наивного человека удачного кандидата на роль подозреваемого в совершении нераскрытого тяжкого преступления. Но всё было куда более причудливо и нетривиально.

Артур кипел негодованием. Измотав нервы общением с «органами», он вернулся в свой гостиничный номер, понимая, что неудовлетворённость была взаимной. Конечно, задержание Салмио не могло быть простой ошибкой. Он терялся в догадках, кем и для чего были инспирированы полицейские инициативы. Невольно парень заподозрил, что и здесь, вероятно, не обошлось без нажима «Инсайда», пытающегося вытрясти из него не мытьём, так катаньем всё, что интересовало террористическое подполье. Как воздействовал «Инсайд» на полицию? По обычной практике преступных организаций — подкупом или шантажом должностных лиц. Нельзя исключать и существования в полицейских и управленческих структурах некоего «крота», то есть внедренного информатора или агента влияния. В любом случае подозрение о продолжающейся «обработке» со стороны противника при помощи полиции сразу завладело Артуром.

Расположившись в номере, он открыл электронную почту в ноутбуке и прочитал новое сообщение: «Верим в твой здравый смысл. У тебя было время подумать над серьёзностью нашего предложения и своего ответа. Встреча пятого июля около железнодорожного вокзала в десять вечера. Женщина и девочка будут там. Дальнейшее зависит от тебя».

Итак, возможно, что завтра он увидит Милану! В нетерпении Артур прошёлся несколько раз по комнате. Только бы не обманули! А вдруг они убьют её? Зачем «Инсайду» свидетели? Всё равно, он больше ничего не может сделать, а спасти Милану и её дочь — прямой долг Салмио. Он плохо представлял себе жизнь без любимой женщины, и разлука доказала ему справедливость чувства, испытываемого к Милане. Tuli, mikä tuli[24 - Будь, что будет (финск.).] — вспомнил Артур финский аналог распространенной русской поговорки.

«Не прогуляться ли мне на место будущей встречи со „злейшими друзьями“?» — сквозь мучительную тревогу иронически подумалось парню. Было бы невредно осмотреть заранее место, сориентироваться и прикинуть пути спасения, если таковое вообще состоится. Кто знает, быть может, придётся бежать вместе с Миланой, и лучше заблаговременно выяснить — каким способом и куда, а понять, как это сделать, можно, только внимательно осмотрев вокзал.

Артур поужинал и выпил, чтобы успокоить нервы, грамм сто «Столичной». После этого растерянный молодой человек почувствовал себя значительно лучше.

В половине двенадцатого вечера, наслаждаясь прохладой после невыносимо жаркого дня, он вышел из гостиницы и пешком направился в сторону здания железнодорожного вокзала, издалека заметного по характерному высокому шпилю. От гостиницы «Северная» до вокзальных построек было рукой подать, поэтому меньше чем через десять минут он подходил к остановке такси, примыкавшей с улицы к входу в зал ожидания. Несмотря на почти полночный час всюду сновали прохожие и спешащие на поздние рейсы пассажиры. Впрочем, это обстоятельство не мешало Артуру, а только маскировало и скрывало его. Замыслу способствовала и безлунная облачная погода. Густые низкие тучи, беззвучно клубясь, не выплеснули ни капли дождя, но под их покровом, невзирая на белую июльскую ночь, царил почти полный мрак, лишь местами прерываемый холодным светом жёлтых фонарей.

Артур осмотрелся. Проспект Ленина, простираясь к северо-востоку от вокзала в сторону гостиницы «Северная» и далее к Онежскому озеру, отлично просматривался. Бежать по нему было бы полным безумием, так как молодые люди представляли бы собой отличную мишень. Нечего и мечтать спрятаться в гостиничном номере — это означало ловушку и верную гибель. Рациональный ум Артура лихорадочно работал. Если в сторону проспекта бегство вряд ли осуществимо, то нужно изучить вокзал с других сторон. Особенно привлекательной казалась молодому человеку местность по ту сторону от железнодорожного полотна, противоположная Онежскому озеру, там, где начинался район «Перевалка», изобилующий разнообразными закоулками. Пройдя мост над железнодорожными путями, он вскоре вышел на какую-то не то улочку, не то трону и прошёл около трёхсот метров вдоль тянущихся по правую руку от неё сараев.

Кругом были разбросаны старые доски и кирпичи. С одной стороны улочки располагался какой-то долгострой с обшарпанными вывесками, рекламирующими некое строительное управление, а с другой тянулись глухие малоосвещённые дворы, мрачновато глядящие чёрными и слепыми проёмами окон. Где-то далеко басовито и лениво гавкал одинокий цепной пёс. Всё носило печать ветхости и безлюдья. Артуру подумалось, что более совершенного места для вечернего ограбления зазевавшегося одинокого прохожего даже трудно себе вообразить.

Но не это беспокоило его сейчас. Напуганный текущими обстоятельствами поэт и философ видел, что путь бегства в данном направлении тоже был не из простых: негде было развернуться и удирать пришлось бы, прижимаясь к строительным заграждениям. Если только надеяться попетлять между сараями? Артур понимал: шанс скрыться было один из как минимум десяти, а все остальные девять обещали верную смерть от рук террористов. Зачем тешить себя напрасной надеждой? Он хотел уже повернуть обратно к вокзалу, как вдруг слабый вскрик откуда-то из-за покосившегося дощатого забора привлёк его внимание. Он прислушался. Крик не повторялся. Тогда, ориентируясь по направлению, где, как ему показалось, только что раздался неясный шорох, он перелез через невысокую изгородь и увидел молодую женщину, ничком лежащую на траве. Длинные её волосы спутались и закрывали лицо. Салмио подошёл ближе и, волнуясь, спросил:

— Вам плохо? Нужна помощь?

— Помогите, пожалуйста, — ответила она чуть слышным голосом, показавшимся Артуру немного знакомым, и медленно повернулась к нему.

Внезапно ветер шевельнул ветви стоящего рядом дерева, и в колеблющихся бликах света исходящего от дальнего фонаря молодой человек, не веря своим глазам, разглядел лицо женщины. Это была Милана Палмберг.




Глава 28


Вне себя от волнения Артур склонился над девушкой. Сомнение, надежда и, наконец, бурная радость овладели им, но к ним сразу же примешался страх. «Что с ней? Как она попала сюда?» — вертелось у него на языке.

— Милана?! Ты… Дорогая, но как… Ах, да, я понимаю! — Милана молчала и, несмотря на бессилие, похоже, была тоже поражена встречей. — Тебе удалось бежать?!

Парень, вначале засуетившись и не зная чем помочь, подумал, что нужно, не теряя времени, бежать из этого места. Она словно угадала его мысли.

— Да, — слабо ответила она, — Артур, нужно скорее уйти отсюда, они могут в любой момент появиться здесь! Спасайся, любимый! Беги!

— Только вместе с тобой, — твёрдо сказал он, вновь обретая утраченное на миг мужество. Влюблённый молодой человек помог ей подняться. Милана плохо держалась на ногах, и он подхватил её на руки, почти не ощущая никакой тяжести. И без того стройная девушка похудела так, что казалась Артуру невесомой.

Он понёс её к вокзалу, надеясь снять такси и доехать до гостиницы. Оставаться в номере было бы непростительно тупо, но Артуру требовалось забрать некоторые необходимые вещи, особенно ноутбук с разнообразной перепиской и базой данных, которую молодой учёный начал создавать, занося туда всё то, что так или иначе имело отношение к «Инсайду».

Около моста красавице стало лучше, и она смогла идти сама. Не было времени на расспросы и объяснения, речь шла о спасении, и каждая секунда оказывалась на счету.

К счастью, на остановке, которая находилась недалеко от лестницы, ведущей на перрон, стояло несколько машин такси, и Артур с Миланой кинулись к первому же замеченному автомобилю. Договориться с шофёром было делом нескольких секунд, да и сама езда от вокзала до гостиницы заняла немного времени, и уже через три минуты молодые люди вбежали в номер Артура. Компьютер, бумаги, флешки… Что ещё? Парень в лихорадочном нетерпении озирал номер, стараясь не забыть чего-нибудь важного. И потом — куда бежать? «Главное — выйти как можно быстрее из „Северной“, они наверняка знают, где я живу», — жгла его душу неотвязная мысль. Он посмотрел на Милану. Бледная, но спокойная, девушка прислонилась к дверному косяку, очевидно, готовая безотчётно куда угодно следовать за ним.

— Милана, я думаю, нам нужно спрятаться где-нибудь на ночь, может быть, даже побыть на свежем воздухе. Как га посмотришь на прогулку под луной? — с вымученной весёлостью осведомился Артур.

— Я готова. Свежий воздух — это здорово. Куда мы пойдём? — она через силу улыбнулась.

Возлюбленный обнял Милану, вновь ощутив тепло её тела и тонкий запах густых мягких волос.

— Пойдём, милая. Нам нужно спешить! — он схватил дорожную сумку и, взяв за руку девушку, устремился вместе с ней по коридору к выходу из гостиницы.

Стояла северная белая ночь. Вечернее нагромождение туч снесло медленным, но упорным юго-восточным потоком воздуха, абсолютно не проявлявшимся здесь, внизу у земли, где царствовала тишина. Набережная, куда пришли Артур и Милана, была пронизана тем сумеречным, свойственным лишь северным странам, летним ночным сиянием, когда солнечный закат, едва закончившись, будто вливается в предрассветную ауру. Бледно-голубое, пока ещё лишённое звёзд небо, ожидало появления Венеры, которая ближе к утру должна была загореться на северо-востоке, над двуглавой горой с причудливым названием Чёртов стул, чьи смутные очертания угадывались за гладью Петрозаводской губы, погружённой в мёртвый штиль.

Обнявшись, Артур и Милана брели по парковой аллее вдоль долгой перспективы набережной. Местами стлался туман, на траве лежала густая роса, предвещавшая очередной жаркий день.

Первый вопрос, заданный молодым человеком был, конечно, об Инге. Девушка сказала, что её в Петрозаводске разлучили с Ингой, и она ничего не знает о дочери. Посмотрев на любимую женщину, Артур увидел в её глазах слёзы.

— Представился удачный случай, и мне повезло; удалось улизнуть. Где Инга, я не могла знать и поэтому решила, что всё же лучше быть на свободе — так у меня будет больше возможностей помочь ей. Но это всё так ужасно, пойми, я не имею ни малейшего понятия, что тут можно сделать! — Милана в отчаянии заломила руки.

Погружённый в мрачные размышления, Артур шёл рядом. Что делать, он решительно не знал. Получив Милану, Салмио не выиграл битвы. Инга по-прежнему находилась в руках террористов, и они вполне могли прибегнуть к испытанному средству — шантажу. На милицию надеяться не приходилось, вдобавок Артур небезосновательно предполагал наличие «крота» где-то в среде республиканскою, а быть может, и федерального полицейского начальства. Что вообще «Инсайд» замышляет в карельской столице? Почему они вывезли именно сюда Милану с Ингой, заманили его самого? Всё это, разумеется, не являлось случайным.

Молчание прервала Милана.

— Послушай, Артур. Я должна сделать тебе одно очень важное признание. — Видно было, что это слова дались ей с трудом. Влюблённый парень с удивлением посмотрел на девушку.

— Да, я слушаю тебя, — недоумённо ответил он. Милана, очевидно, собиралась с силами. Она шла рядом и, не поворачивая головы в его сторону, смотрела прямо перед собой.

— Любимый, прежде всего, что бы ты ни узнал сейчас от меня, знай — я очень люблю тебя, — начала Милана.

Артур обескураженно повернулся к ней и, любуясь чеканным, как у древнерусской княжны, профилем, с жаром произнёс:

— Любовь моя, я твой навсегда, я…

— Подожди, — прервала она его, — выслушай меня!

Голос Миланы дрожал от волнения. Справившись с собой, она продолжила:

— Ты должен знать. Всё началось давно, — красавица запнулась. — Видишь ли… Начну с того, что мой покойный муж, Бьёрн Палмберг, разделял некоторые леворадикальные взгляды и одно время издавал в Стокгольме газету, прославляющую идеи в духе советского «развитого социализма». Впоследствии он связался с антиглобалистски настроенными политиками как в Швеции, так и за её пределами. А сравнительно незадолго до своей кончины Бьёрн начал контактировать с представителями «Инсайда».

Вдумываясь в сказанное, Артур пристально посмотрел ей в глаза.

— Скажи, пожалуйста, что ты имеешь в виду? — повысив голос, спросил он.

— Но приказанию человека по имени Фироз Акджар мой бывший муж был убит, так как он не захотел принимать участия в террористической деятельности, хотя уже был посвящён в некоторые секреты «Инсайда». Эта организация, как черная дыра, не отпускает всё то, что оказалось в пределах её силового поля. А потом… Потом они пришли ко мне. Они угрожали. Говорили, что убьют Ингу, если я не… Если я не пойду на сотрудничество с ними.

Милана задыхалась. Её лицо даже на фоне бесцветного неба отливало обморочной бледностью.

Артур неожиданно резко остановился. Поражённый только что услышанным, он смотрел на девушку, вслушивался в её слова, при этом совершенно не веря своим ушам и глазам.

— Ты? Ты сотрудничаешь с «Инсайдом»?! — почти по слогам выговорил шокированный Салмио.

Ему привиделось, что белая ночь сейчас потонет в чёрных всполохах потустороннего зла, треснет по швам, будто кусок старой ткани под ножницами портного. Негодование, тоска, наконец, тяжкая боль так захлестнули сознание, что на несколько минут Артур утратил способность реагировать на что бы то ни было.

Как же он попался! А ведь уже не школьник, переживающий первую любовь. Максимально жестко, как бичом высекая каждое слово, он произнёс:

— Ты подло подставила меня.

— Нет, Артур, нет! — закричала Милана, давясь слезами. — Я сбежала для того, чтобы предупредить тебя! Инга и ты — самое дорогое, что у меня есть. Пойми, Артур, пожалуйста, они заставили меня! Там, на корабле, если бы я ослушалась, сотрудники «Инсайда» убили бы Ингу. Но я вела свою игру и даже если бы получила от тебя нужные им сведения, то не предала бы своего любимого человека! Что им от тебя нужно? Какая-то «формула творения»? Что это такое, Артур?

— Всё ещё проявляешь служебное рвение? — мрачно и с отвращением усмехнулся он.

— Да нет же… Какой ты глупый. Ну прости меня, я угодила в такой капкан! Сейчас я очень рискую своей дочерью, ведь она действительно в их руках. Прости меня!

— Тебя специально подсадили ко мне на теплоходе «Викинг Лайн»? Чтобы ты продинамила меня и добыла информацию, касающуюся формулы? Отвечай!

— Да. Но они сказали, что ликвидируют и меня, и мою дочь, если я не стану действовать по их сценарию. А тебя будут пытать, а потом тоже убьют.

Внезапно запиликал мобильник в кармане джинсов девушки. Милана стремительно схватила телефон и выдохнула в трубку:

— Да. Это я. Что тебе нужно?

Артур прислушался, а девушка поднесла трубку к его уху. Холодный мужской голос произнёс:

— Твоя дочь, как ты и сама знаешь, у нас. Не хочешь услышать её?

— Да, да! Инга, ответь, дорогая! — Милана вне себя прильнула к телефону.

В трубке что-то треснуло, и затем раздался детский голос:

— Мама, мамочка, когда ты вернёшься за мной? Мне так плохо и страшно без тебя! Где ты, мамочка?

Дорогая, я скоро приеду, совсем скоро, не переживай, мы вот-вот будем вместе! — Красавица старалась успокоиться, подавив рыдания.

Вновь заговорил мужчина:

— Пообщались, и хватит пока. Веди своего бойфренда куда нужно. Иначе твоя дочь встретит иное отношение с нашей стороны. Мы не благотворительный фонд. Иногда, знаешь, бывают всякие несчастные случаи и много чего ещё. Уж тебе-то это вроде хорошо известно?

— Подонок, мерзавец! Оставь меня в покое! — закричала Милана.

— Только после того, как мы получим то, что нам нужно. Короче, без фокусов! И передай то же самое своему приятелю, — мужчина отсоединился.

— Кто это был? — спросил Артур.

— Айвар Лаукгалс, цепной пёс Фироза. Этот подлец способен на всё. Я подозреваю, что автокатастрофу, в которой погиб Бьёрн, подстроил именно он.

Парню было тяжело продолжать разговор. Какое ему, в сущности, дело до этой женщины и её прошлого? Его предали, использовали и, наверное, лучшее, что может ждать от него Милана, — это джентльменское прощание.

Артур шёл по набережной, не глядя на молодую женщину, погружённый в свои размышления. Она мягко остановила его.

— Поверь, Артур, я действительно была не способна на злые поступки по отношению к тебе. Моя идея заключалась в том, чтобы, сохранив жизнь Инге, выиграть время и в удобный момент предупредить тебя. Честно говоря, я плохо понимала, что им от тебя требуется, но не в том суть. Ты же мне сразу очень понравился, — она с отчаянием и нежностью зарылась лицом в воротник его куртки. — Ещё там, на теплоходе! И вот что, Артур. Они действительно намерены убить тебя сразу, как только получат эту пресловутую формулу. Сбежав от них, я надеялась найти тебя и предотвратить беду!

Сбивчивая речь Миланы, её взволнованное лицо, любящие глаза подействовали на всё ещё влюблённого молодого человека.

— Ты меня тоже пойми, — Артур запахнул куртку от набежавшего прохладного утреннего ветра, — я в тебя влюбился, как последний пацан, а тут неожиданно открывается такое. Даже не знаю, что и сказать, Милана…

Он чувствовал, что почти готов простить её, но какой-то мутный осадок мешал ему перешагнуть разделившую их пропасть вот так сразу. Артур повернулся к ней и, взяв её за плечи, отрывисто заговорил:

— Я постараюсь понять тебя. Тем более, сердцу, как говорят, не прикажешь, а моё, видимо, принадлежит уже не только мне одному, но и тебе. Хотя, быть может, и зря. Но поживём — увидим. И главное: нам необходимо спасти твою дочь!

Остановившись, Милана обняла его и крепко поцеловала в плотно сжатые губы.

— Я люблю тебя, мой милый, — прошептала красавица, уткнувшись в грудь молодого человека, и Артур почувствовал, как её тело, прижавшись к нему, сотрясается от рыданий.




Глава 29


Растаяла туманами белая ночь. Небольшие волны бились о гранит набережной, и раннее, но горячее солнце водворилось на небе. Артур и Милана, сидя на скамейке и рассматривая необъятные онежские дали, проговорили до самого утра, обсуждая прошлое и строя планы на ближайшее будущее, пугавшее своей неизвестностью. Казалось почти непреложным, что будущее это не сулило им ничего хорошего.

— Кстати, если ты сотрудничала с ними… — начал молодой человек, но девушка перебила его, уточнив:

— Это если они думали, что я сотрудничаю с ними.

— Ну, хорошо. Пусть так. Но всё же, зачем им было похищать тебя?

— Дурачок ты мой, ещё не догадался? Да потому что я отказалась работать на них. В первый момент прозвучали привычные угрозы расправиться со мной. Затем их осенила новая идея: через моё похищение заставить тебя выложить всю подноготную.

Они помолчали. Артур рассказал девушке о Велимире, об их совместно задуманной борьбе против «Инсайда» и о том, как ему сейчас недостаёт опытного и решительного югослава.

— Мне кажется, они планируют что-то по-настоящему страшное. Этот беспощадный убийца Лаукгалс точно находится в Карелии, я сама видела его несколько раз. Где Фироз, сказать пока трудно, но времени он наверняка не теряет. По обрывкам разговоров начальства этой жуткой организации, которые я слышала ещё в Стокгольме, можно кое о чём судить. Они готовят катастрофу. Акджар как-то рассуждал о гуманном терроризме, о нелетальном оружии, но вообрази, как может быть терроризм гуманным? По-моему, это невозможно по определению. Фироз компостирует мозга своим подопечным, а сам мечтает об огромной личной власти. О власти над людьми, над миром, — Милана говорила как никогда серьёзно.

— Да уж, ни много ни мало, — скептически заметил Артур. — И он всерьёз верит в осуществимость своего замысла?

— Вполне. Он надеется на технические новинки в области вооружений и на разногласия между великими державами, которые думает раздуть в своих интересах.

— Велимир говорил мне, что над главарём «Инсайда» есть кто-то ещё, любопытно бы знать, кто? — задумчиво обронил Артур, любуясь полоской прибоя.

— Да, Бьёрн тоже намекал на что-то подобное, — Милана на минуту замолчала. — Артур, что же нам делать теперь, как вызволить Ингу?

— Я думаю, что мне нужно встретиться с ними. Не уверен, что смогу их сильно обрадовать тем, что они от меня услышат.

— О чём ты? — озабоченно спросила Милана.

— Дело в том, что сам я не знаю этой формулы и не в курсе дядиных разработок. Мой дядя сообщил мне только в общих словах о направлении проводимых им работ и назвал имя человека, с которым он поделился своими открытиями. Этот человек проживает в Швейцарии и является специалистом по физике элементарных частиц. Дядя очень доверял ему и считал, что он один способен правильно распорядиться всеми его идеями. Но выдать этого человека я не могу и вовсе не только по причине благородных побуждений.

Уловив в выражении её лица молчаливый вопрос, он с грустной усмешкой сказал:

— Я ничего не помню.

— Как такое может быть, Артур? — с неподдельным изумлением выговорила она.

— Мне это неизвестно. Я не помню фамилии того человека. Видимо, забывчивость! Или преждевременный маразм, — он деланно засмеялся. — Не удивляйся, я ведь и впрямь рассеянный человек: то что-нибудь забуду сделать, то не вспомню, как именно сказать.

Девушка с сомнением покачала головой. Артур, прищурясь на сверкающую воду, заметил:

— Им наплевать на мою забывчивость, и они уверены, что я многое знаю. Разубедить эту шайку преступников было бы трудно, если только попробовать обмануть.

— Да, милый. Наверное, это выход. Но, скажи, пожалуйста, формула твоего дяди — она может помочь создать новое оружие?

— В сущности, я не знаю. «Инсайд» охотится за техническими инновациями по всему свету и готов сделать всё, чтобы повысить уровень своих вооружений. Дядины открытия, конечно, нужны им не в мирных целях, — ответил поэт и философ. — Но в любом случае абсолютно справедливо одно: формула открывает определённые возможности, и, предположительно, в военной сфере тоже.

— Как же ты намерен поступить? Я не хочу, чтобы ты рисковал собой.

— В то же время нам необходимо спасти Ингу, — возразил Артур. — Попробуем же придумать какую-нибудь хитрость.

— Это очень опасно любимый! Их крайне сложно обмануть, тем более сила на стороне «Инсайда».

— А на нашей стороне — правда. Знаешь расхожую фразу? Правда — сильнее, — Салмио с подчёркнутой самоуверенностью подмигнул ей. Затем он в нескольких словах поведал красавице о своём плане. В заключение он сказал:

— Если я погибну, — он жестом остановил готовые сорваться с её губ возражения, — ты должна будешь обратиться к одному моему знакомому физику и предпринимателю, другу моего покойного дяди. Зовут его Вильям Антонович Гармов. Запомни, Милана! Он успешный, состоятельный человек и сможет помочь.

И Артур подробно объяснил девушке, как при необходимости найти известного предпринимателя.

Оставалось связаться с «Инсайдом» и договориться о встрече, пообещав информацию о формуле в обмен на Ингу. Предложение Миланы обратиться в полицию, сообщив ей о похищении девочки, Салмио отверг, поведав о своём трёхдневном пребывании в изоляторе. Кто-то из полицейских кругов очень хотел расколоть Артура и выведать от него некие сведения, которые, по его мнению, имели прямое отношение к секрету таинственного швейцарца. Несмотря на все уговоры девушки, решив на свой страх и риск действовать в одиночку, парень морально подготовился к встрече с террористами. Могло произойти всё что угодно, но, невзирая на опасность, Артур Салмио почувствовал себя легче, приняв окончательное решение.

Связаться с представителем «Инсайда» не составило труда. Молодой человек быстро получил СМС с приглашением явиться на площадь Кирова к зданию драматического театра к десяти часам вечера. Адресат заявлял, что девочка будет там.

Медленно тянулось время. В июльском зное сгорали чувства и эмоции, а звенящая пустота угнетала Артура. Сквозь неё невольно пробивались мысли о собственной жизни, которая при неверном и зыбком стечении обстоятельств могла оборваться быстрее, чем хотелось бы. Проживи хоть тысячу лет, жизнь всё равно покажется короткой. Или нет? Кто бы мог сказать? Как бы то ни было, у Салмио не было ни малейшего желания заканчивать свой земной путь.

Приближался вечер. Молодые люда сидели, обнявшись, прямо на ступенях набережной у самой воды. Милана снова стала отговаривать его от безрассудства, и в её больших глазах с застывшими слезами Артур читал выражение преданности и любви. Но как иногда случается в жизни, он понимал, что не может поступить иначе.

— Мне пора, — сказал парень, поднявшись на ноги и отряхнув рубашку. — Всё будет в порядке, не бойся.

Он невольно повторил последние услышанные им слова Велимира.

— Я буду ждать тебя здесь, — от волнения Милана была на грани нервного срыва. — Артур, если ты увидишь, что план твой не срабатывает и что-то идёт не так, то бросай всё и уходи оттуда! Ты слышишь? Я не переживу, если ты погибнешь! Обещаешь?

— Да, любимая, успокойся, — он, как мог, старался утешить её, хотя собственная душа поэта и философа рвалась на части. — Ну всё, я пошёл.

Он вырвался из её объятий и, не оглядываясь, зашагал по направлению к Кировской площади.




Глава 30


Каждого, кто впервые приезжает в Швейцарию, удивляет прежде всего поразительная гармония белоснежных скалистых гор, поросших густыми, будто пришедшими с далёкого севера лесами на их склонах, и широких долин с практически средиземноморской растительностью по берегам живописных, светящихся небесной голубизной, озёр. Поэтичная Гельвеция, федерация из 26 кантонов, знаменитая классической банковской системой и сочетанием четырёх государственных языков.[25 - Немецкий, французский, итальянский и романский.] Страна горнолыжных курортов, часов и плиток молочного шоколада с изображением остроконечного швейцарского Маттерхорна. Родина первой части теории относительности[26 - Именно в Берне Альберт Эйнштейн разработал принципы специальной теории относительности.] и вторая родина Александра Герцена.[27 - В период эмиграции А. И. Герцен получил швейцарское гражданство.] Альма-матер чудесных сыров и последнее пристанище Чарли Чаплина.

Пожилому, немного сутулому мужчине с длинными седыми волосами и высоким лбом мыслителя, бредущему в ранний утренний час по одной из женевских улиц всё это было хорошо и давно известно. Его уже не удивляло великолепие обрамлённого горными пиками Женевского озера. Встречая миловидных молодых женщин, старик спокойно отмечал их красоту в уме, но она не будоражила его сердце, как годы и годы назад. И даже огонь научной страсти к физике, всегда полыхавший в его душе, в последнее время начинал тускнеть, сменяясь вереницей воспоминаний о достигнутом.

Старика, недавно отметившего своё 90-летие, звали Огюст Венсан, и многие прославленные члены Парижской академии наук и Лондонского королевского общества гордились своим сотрудничеством с ним, которое имело место в пору активной исследовательской деятельности Венсана.

Вся его жизнь прошла в служении науке. Многочисленные статьи, ряд монографий, громкие выступления на международных конференциях принесли ему мировую известность.

Его знали и в бывшем Советском Союзе, и в современной России. Благодаря глубоким разработкам в области теоретической физики Огюст Венсан уже почти полвека назад стал иностранным членом Советской, а впоследствии Российской академии наук. На одном из симпозиумов, посвящённом проблемам электромагнетизма, судьба свела его с талантливым и тогда ещё молодым советским физиком — Александром Покровом. Их сблизила как взаимная увлечённость наукой, так и свободолюбие во взглядах и оценках, что было особенно необычно для советских коллег Огюста, не привыкших открыто выражать своё мнение. Покров, чем-то напоминавший академика Ландау, был другим и, быстро найдя общий язык со швейцарцем, сообщил ему о своей тайне, которой ему сложно было распорядиться.

Оказалось, что советский физик, анализируя некоторые аспекты квантовой механики, пришёл к исключительно интересным теоретическим и практическим выводам. Его исследования, развивая с одной стороны теорию электромагнетизма, вели к формулировке небывалых по глубине интерпретаций в рамках теоретической физики в целом. Придя к таким революционным выводам, Александр Покров написал статью, где раскрыл сущность своих идей и сделал несколько предположений касательно возможностей практического использования обнаруженных им физических эффектов.

Однако публиковать статью физик Покров не решался. Он не был политическим идеалистом и хорошо понимал, какую угрозу несут подобные открытия для социально несовершенного человеческого общества. Ему казалось, что на тот период, омрачённый холодной войной между СССР и США, будет лучшим не сообщать миру о своей гипотезе, в конечных выводах из которой он не был и сам до конца уверен. Но ему были необходимы совет и независимое компетентное мнение. Взвесив все за и против, Александр Покров рискнул обратиться к своему швейцарскому другу, неоднократно высказывавшему пацифистские мысли, и к тому же жителю нейтрального государства, веками демонстрирующего политику неприсоединения.

Ожидания не обманули советского учёного. В лице Огюста Венсана он нашёл горячего сторонника своих идей и человека, поклявшегося молчать о совершённом открытии и о его авторе.

Вернувшись в Женеву, окрылённый откровениями советского коллеги, швейцарец также подключился к исследованиям в рамках парадигмы, открытой советским физиком. Венсан занялся разработкой математического аппарата, играющего важную роль во всех разделах теоретической физики, в том числе в теории электромагнетизма и в квантовой механике. Дело спорилось, но однажды, отдыхая после рабочего дня на веранде собственного небольшого домика в предместье Женевы, он получил странный звонок. Мужской голос по-французски, и, как послышалось Венсану, с русским акцентом, поинтересовался о текущей работе швейцарского физика. Звонивший незнакомец представился учёным секретарём одного из крупнейших научных институтов северо-запада Советского Союза и намекнул на некоторую осведомлённость в вопросах, недавно обсуждавшихся швейцарцем с Александром Покровом. Поражённый Огюст Венсан смолчал, и после полуминутной натянутой паузы учёный секретарь казённым тоном недвусмысленно посоветовал швейцарцу не разглашать подробности их беседы и добавил, что в своё время позвонит опять.

Прошли годы. Звонка так и не последовало, но физика, ставшего хранителем опасного секрета, не покидала уверенность, что он попал под колпак всемогущей советской тайной полиции — КГБ. Он свернул свои исследования, касающиеся скрытой массы вселенной, и перестал ездить в СССР.

И вот буквально на днях устоявшийся порядок вещей оказался внезапно нарушен сообщением, пришедшим престарелому учёному Венсану по электронной почте. В письме неизвестный адресат в изысканно учтивой форме просил именитого физика принять некоего гостя из Российской Федерации, желающего обсудить идейное наследие Александра Покрова. К письму прилагался постскриптум, где Огюсту Венсану настоятельно рекомендовалось сохранять спокойствие и оказать посильное содействие в консультациях по столь важному вопросу, могущему повлиять на специфику международных отношений.

Предложение было из разряда тех, от которых сложно отказаться.

Спокойное существование швейцарца закончилась, но он не боялся печального исхода событий. За плечами была долгая трудовая и счастливая жизнь, и смерть не страшила его. Огюст Венсан хотел надеяться, что, занимаясь физикой, он делал максимум возможного для предотвращения пагубного использования научных идей в корыстных и нечистоплотных целях. Пусть существует теория вероятностей, но от своего предназначения не уйти, как ни пытайся. Так полагал гуманист и прославленный физик Венсан. В глубине души он уже приготовился ко всему.




Глава 31


Просторная и светлая площадь Кирова, куда решительно отправлялся Артур, являлась главной площадью столицы Карелии, будучи названной так в честь крупного большевистского деятеля Сергея Мироновича Кострикова, взявшего себе в 1912 году псевдоним Киров, под которым его и знает история. Во время жизни в Петрозаводске Салмио часто проходил через живописные пределы площади, расположенной недалеко от реки Лососинка с бьющим в летние месяцы высоко вверх фонтаном. По краю открытого пространства, словно порталы, с двух сторон возвышались Финский и Музыкальный театры — средоточие театральной жизни республики. Здание последнего, украшенное колоннами и конической крышей в духе древнегреческого Парфенона, было воздвигнуто в 1955 году на месте взорванного в 1936 году во времена «безбожной пятилетки» Святодуховского кафедрального собора.

Артуру всегда нравилось в Петрозаводске разнообразие городских ландшафтов. Площади и широкие проспекты чередовались с маленькими тихими улочками, высотные здания — с приземистыми домиками старой застройки. Радовало глаз обилие зелёных парков, среди которых иногда прорывалось сияние золотых или небесно-голубых церковных куполов. Весь город, амфитеатром спускающийся в сторону Онежского озера, удивлял какой-то внутренней согласованностью, местами органично соседствующей с художественным беспорядком разбросанных жилых кварталов.

Однако сейчас, не замечая никаких красот, Артур с мрачной целеустремлённостью всматривался в окрестности Музыкального театра, рядом с которым и должна была состояться встреча с представителями «Инсайда». Обозревая перспективу Кировской площади, погружённую в марево тёплого вечера, Салмио пока не видел похитителей, обещавших подъехать к месту назначения на чёрном внедорожнике «Мицубиси Паджеро Спорт».

Передвижение по площади Кирова на машинах всегда было запрещено, поэтому террористы могли появиться только на дорогах, опоясывающих здание театра. Находясь у памятника Сергею Кирову, стоящему на площади недалеко от театральных преддверий, Артур наконец увидел того, кого ждал. Чёрный внедорожник, гордость японского машиностроения, тихо припарковался в сотне метров от него. Из машины уже, конечно, заметили молодого человека на таком видном месте и он, в свою очередь, старался рассмотреть её пассажиров. Было ровно десять вечера.

Не ощущая давно уже перегоревшего страха, а чувствуя лишь беспокойство за реализацию своего плана и жизнь Инги, Артур стал медленно двигаться в сторону автомобиля. Дверца машины открылась, и на тротуар выпрыгнул высокий и плечистый человек с внешностью старорежимного помещика, в котором молодой человек сразу признал своего «морского» соглядатая. Да, безусловно, именно этот человек был на теплоходе «Викинг Лайн», выполняя задание Фироза Акджара по слежке за Артуром и являясь одновременно координатором действий Миланы.

«Просчитались вы там, в море, ошибётесь и здесь», — успокаивал себя Артур, подойдя к Лаукгалсу, чей классический образ со строгим костюмом портили лишь непроницаемые чёрные очки. Теперь многое зависело от исправности мобильника «Нокиа» его возлюбленной за километр отсюда, да от точности телефонного сигнала.

— Добрый вечер, — бесстрастно улыбаясь, сказал негодяй. — Вы изложили на бумаге то, что нас интересует?

— Разумеется, — с пересохшим от напряжения и жажды ртом ответил Артур.

— Надеюсь, мы говорим об одном и том же? Та самая «формула творения»? — уточнил Лаукгалс.

— Она самая. Где девочка? — не опуская взгляда перед бандитом, осведомился Артур.

— В машине. Давайте бумаги, и она выйдет, — в голосе Лаукгалса сквозила плохо скрываемая насмешка.

— Хорошо. Вы видите эту бумагу? — Террорист согласно кивнул. — Так вот, в моей руке баночка с жидкостью. Мне требуется меньше секунды, чтобы плеснуть содержимое на документ. Азотная кислота быстро расправится с целлюлозой, и вы не увидите формулы. Выпустите ребёнка!

— Не горячитесь, господин Салмио, не стройте из себя вершителя судеб. Надеюсь, мне не нужно напоминать вам, что вы под прицелом, поэтому советую не делать резких движений. Медленно протяните мне бумагу. Ну, живо! — спокойное лицо преступника на мгновение исказилось от злобы.

Внезапно он повернулся. В нескольких сотнях метров раздалось завывание полицейской сирены.

— Лаукгалс, сейчас здесь будет полиция. Давайте совершим обмен и, быть может, вы ещё успеете спастись, — предложил Артур.

— Ты вызвал легавых?! — вступая в противоречие со своей респектабельной внешностью, бандит замысловато выругался и приблизился почти вплотную. На парня пахнуло смесью одеколона и дорогого коньяка.

— Не важно! Не утруждайте себя размышлениями…

Но Артур не успел договорить. Лаукгалс коротко взмахнул кистью руки, и Артур, почувствовав тупую боль в шее, с удивлением заметил, как фасад Музыкального театра странно поплыл и стал заваливаться куда-то набок. Затем наступила темнота.




Глава 32


Стоя на набережной, Милана набирала номер Артура, но вежливый голос оператора всякий раз сообщал, что абонент находится вне зоны действия сети. Вызвав такси, девушка забралась в машину, стремительно полетевшую по ведущей к площади Кирова Пушкинской улице, прямо мимо корпусов Карельского научного центра, где когда-то работал отец Салмио. Через пару минут шофёр резко затормозил, и Милана опрометью понеслась к дверям Музыкального театра.

Там её встретил полицейский кордон. За кольцом оцепления сновали эксперты, какой-то майор вызывал по рации следователя из районной прокуратуры, проходили с металлоискателями сапёры. «Бомбы нет», — донеслась до Миланы фраза, брошенная одним из них. Но Артура нигде не было видно. Девушка подошла к закончившему разговор майору и спросила, не появлялся ли здесь молодой человек лет тридцати пяти. Она подробно описала приметы своего возлюбленного. Майор, недоверчиво оглядев её с ног до головы, строго сказал, что сейчас ничего сообщить не может, не до того, так как буквально несколько минут назад с какого-то мобильного телефона прозвучало предупреждение, что Музыкальный театр заминирован и готовится взрыв. Майор не счёл нужным добавить, что голос, заявивший о готовящемся теракте, принадлежал молодой женщине.

Кивнув головой, Милана поспешила отойти, вида неприкрытое желание майора расспросить теперь её. Она обошла оцепленную территорию по периметру, внимательно вглядываясь в лица встречавшихся ей людей, но не было и признака присутствия Артура или Инги. Внезапно затрещал мобильный. Вне себя от волнения девушка прильнула к телефону.

— Здравствуй, Милана, — раздался мужской голос с небольшим акцентом. — Ты меня разочаровала.

Где же она слышала этот ледяной тон?

«Да это же Фироз!» — воскликнула про себя Милана и спросила в трубку, стараясь не показывать своего отчаяния:

— Господин Фироз, как я по вас соскучилась! Где пребывает ваш страждущий и томимый жаждой добра дух?

— О да, видите ли… Живу только вашими молитвами. Хотя я бы советовал вам поискать силы для решения собственных проблем, — насмешливо отчеканил Акджар.

— Не беспокойтесь за меня. Рада, что вы делаете новые успехи. Что у вас на очереди? Убийство молодого мужчины и ребёнка?

— Как получится, уж не сердитесь. Это зависит от них, — не меняя шутливой интонации, ответил Фироз.

— Вы отпустите их, если получите формулу?

— Может быть, — вклинился в разговор другой голос, который красавица сразу же признала с дрожью отвращения и страха. Это был голос Лаукгалса.

— Но будет лучше, если ты присоединиться к нам, — продолжал он. — Оставайся в Петрозаводске. Скоро мы свяжемся с тобой, и ты приедешь туда, куда мы тебе скажем. Советую не слишком полагаться на силу своего мышления — малейшее раздумье может обернуться ликвидацией твоего суженого и девчонки.

В телефоне раздались гудки — разговор закончился.

Получается, что их с Артуром план не сработал. Террористы сумели ускользнуть, захватив с собой ещё одну жертву и не отпустив Инги.

Что же произошло? Милана вспомнила, как вчера на набережной Артур предложил ей позвонить в полицию и сообщить о якобы заложенной в здании Музыкального театра бомбе, сделав звонок в тот момент, когда произойдёт его встреча с террористами на площади Кирова. Молодой учёный верил, что бандиты прибудут ровно в десять, не сомневался в пунктуальности террористов, позиционирующих себя продвинутыми интеллектуалами, живущими по собственным законам, и не ошибся. Однако никто не мог ожидать такой сверхбыстроты их реакции, а также того, что они сумеют столь незаметно отъехать от театра. Фироз и Лаукгалс продемонстрировали прямо-таки виртуозное бандитское тактическое мастерство. По всей видимости, все их действия были заранее продуманы до мельчайших подробностей.

В давящей тоске от происшедшего Милана побрела по улице прочь от полицейского кордона. Она с нетерпением ждала звонка от ливанца Акджара. Уже не думая о себе, фактически не надеясь на спасение, она просто хотела снова увидеть дорогие ей лица Артура и дочери. Жизнь без них всё равно не имела смысла, так что девушка думала только о встрече с бесценными для неё людьми. Она шла по городу, как во сне, не замечая даже восхищённых мужских взглядов ей вслед. Она вспоминала свою прежнюю жизнь в Швеции, рождение Инги, смерть Бьёрна Палмберга, искренняя признательность и уважение к которому так и не смогли родить любовь к нему в её сердце. Любовь пришла позже, в чудесном и сумасшедшем круизе на «Викинг Лайн», внутри опасности и адреналина. Разговаривая за ресторанным столиком с симпатичным и немного чудаковатым, так не похожим на ранее встречавшихся ей мужчин молодым шатеном, Милана вдруг поняла, почувствовала, что это навсегда.

Тёплый ветер мягко обволакивал её тело, сминал в складки нарядное летнее платье, играл густыми длинными волосами. Над тенистой аллеей висели ажурные кучевые облака, белой платиной отражающие свет солнца и, словно губка, вбирающие смутный шум большого города.

В сумочке Миланы, как разорвавшаяся бомба, неожиданно зазвенел мобильный.




Глава 33


На днях Джеймсу Гольдману в Лион поступила тревожная сводка о возможных терактах в русской Карелии. Источник указывал, что террористические акции на Российском Севере могут отличаться необыкновенным размахом и технической новизной. Точной информации, как часто и случалось, было мало, но и того, что имелось в распоряжении Гольдмана, хватало для самых мрачных прогнозов.

Опять же не доставало доказательств и фактов для решительного пресечения планируемой диверсии. Поэтому Гольдману было непросто составить официальный запрос в российские органы правопорядка.

В Сети участились хакерские атаки на сайты ЦРУ, причем злоумышленники отличались неуловимостью и странной согласованностью своих действий. Российские коллеги сообщали о попытках взлома сетей, содержащих секретную документацию Интерпола и ФСБ. Один из взломщиков был найден и арестован, но допрос ни к чему не привёл — молодой компьютерщик поведал, что был нанят за приличную плату неизвестным человеком, не поделившимся с исполнителем всей глубиной своего замысла. Суммируя поступающие донесения об активизации хакеров, Джеймс не без основания предполагал, что со стороны террористов в дело вступает некий крупный игрок глобального масштаба.

Связавшись с израильским Моссадом, Гольдман удостоверился, что разведка Израиля также полущила ряд сведений о предполагаемой крупной террористической атаке, место проведения которой тем не менее израильтянам оставалось неизвестным. «Неужели может повториться пресловутая история с 11 сентября 2001 года?» — размышлял плава Интерпола.

Самым опасным в данной ситуации, по мнению Джеймса Гольдмана, оставалось отсутствие проверенной информации о конечных целях загадочной террористической группировки. Совершенно неясными оставались также её состав и структура. Уж не неуловимый ли это «Инсайд»? Может быть, безвестно пропавший Велимир Обрадович был прав в своём письме?

Но кроме упомянутого письма, у Гольдмана практически не было фактов и улик, которые можно было бы надёжно связать с наименованием «Инсайд». Вырисовывалась абсурдная, на первый взгляд, картина: ничем ранее не отмеченная организация неожиданно проявляет себя в мировом масштабе, оставаясь при этом совершенно неизвестной как для правоохранительных органов и спецслужб, так и для средств массовой информации. Возможно ли такое? Неужели терроризм вышел на новый уровень, предполагающий столь высокий профессионализм и стратегическое искусство? Конечно, можно предположить, размышлял Гольдман, что существует некая структура «икс», опутавшая своими сетями почти всю планету, превзошедшая в умении планировать все остальные известные террористические организации. Эта структура «икс» вполне могла вступить в сговор с какими-то силами третьего мира, да и не только. Противников Запада всегда хватало на самом Западе. Достаточно вспомнить поддержку Советского Союза коммунистами Западной Европы и современное антиглобалистское движение. Кто-то из западных интеллектуалов критикует изъяны капитализма, кто-то недоволен гедонистической психологией общества потребления, а кому-то искренне не нравится несправедливо плачевное положение ряда отсталых стран Азии и Африки. И, наконец, везде и всюду существуют разномастные маргиналы, которых можно увлечь за собой незамысловатой идеей и хорошими деньгами.

Джеймс вновь вспомнил про Велимира Обрадовича. Где же он? По последним данным, поступавшим главе Интерпола, югослав должен был находиться в Стокгольме. Но вот уже несколько дней специально отправленная Гольдманом в Швецию пара агентов не может найти его.

Между тем события постепенно развивались. На столе у главы Интерпола зазвонил телефон. Несколько минут Гольдман слушал в трубке монотонный речитатив помощника, а затем, повесив её, весь покрасневший, откинулся в кресле. На таможенном пункте Торфяновка российско-финской границы была задержана фура, следовавшая из финского города Иоэнсуу, с деталями, предположительно имеющими отношение к производству чрезвычайно мощного взрывного устройства. Русский водитель фуры клятвенно заверял таможенников в своей полной непричастности к содержимому грузовика. Платком Джеймс Гольдман вытер холодный пот со лба и подумал: «Началось!» У него не было ни малейших сомнений в том, что инцидент с фурой являлся всего лишь отвлекающим манёвром.




Глава 34


Подвал в заброшенном доме на окраине старинного русско-карельского села Деревянное, находящегося километрах в пятнадцати к югу от Петрозаводска, плохо пропускал звуки. Вот уже несколько часов, сидя на обшарпанном стуле, Артур тщетно прислушивался, стараясь уловить хоть что-то. Однако до него не доносились ни разговоры его похитителей, ни шум иногда проносящихся по отдалённой автостраде машин, ни рокот прибоя Онежского озера, на берегу которого и стоял выстроенный ещё в шестидесятые годы прошлого века крепкий крестьянский дом.

Инга находилась где-то в другом месте, и Салмио очень переживал за её безопасность. С тяжёлой головой, после пары бессонных ночей, он находился в состоянии полудрёмы; усталость породила вынужденно равнодушное отношение к происходящему. В конце концов, он сделал всё, что было в его силах. На допросе, проведённом под руководством Айвара Лаукгалса ещё в машине, когда они следовали в Деревянное, Артур назвал вымышленную фамилию человека, якобы живущего в Германии в Дюссельдорфе и владеющего секретом формулы. При этом он указал и его адрес, который соответствовал, с ошибкой в один номер, адресу районного полицейского управления, заранее найденному поэтом и философом в Интернете.

Всё было сделано, но надежды практически не оставалось. Поверили или нет бандиты в его легенду? Возможно, но маловероятно. Кроме того, даже в случае милостивого отношения со стороны Фироза Акджара, долго водить их за нос невозможно: рано или поздно трюк с Дюссельдорфом будет раскрыт.

Как вязкий дёготь, тянулось время. Неожиданно люк в потолке полутёмного подвала с одинокой лампочкой заскрипел, открываясь, и в проёме появилась бритая голова. Глянув мельком на Артура, одетый в белую футболку и спортивные штаны бандит стал спускаться по древней лестнице вниз. За ним возникла ещё одна громоздкая фигура в камуфляжной куртке, сменившаяся вскоре знакомой физиономией Лаукгалса, который был наряжен, словно на праздник, в белую рубашку и чёрные брюки.

— Доброе утро, господин Салмио, — с радушной улыбкой осведомился Айвар Лаукгалс.

— Неужели уже утро? — Салмио слегка прикрыл таза, жадно вдыхая струю свежего воздуха из открывшегося проёма.

— Да, конечно, господин Салмио. И мы сейчас немного побеседуем, прямо как цивилизованные люди, — в произношении латыша чувствовался еле заметный прибалтийский акцент, которым тот явно гордился.

— Вы себя к ним относите? Немного опрометчиво с вашей стороны, — саркастически заметил Артур. «Может, лучше не раздражать их? — мелькнуло в уме. — Впрочем, ладно, какая теперь разница!»

— Я уроженец европейской страны и, знаете ли, с детства воспитан в духе культуры и уважения к своему ближнему, — с фальшивой учтивостью произнёс преступник.

— Вот как? Насколько мне известно, вы на родине, то есть в Латвии, давно объявлены персоной нон-грата. Не так ли, господин Лаукгалс? — с издёвкой спросил молодой человек.

— Мне удалось найти новую родину, и она куда больше меня устраивает, — двусмысленно усмехнулся латыш. — Я говорю не о Финляндии, как вы, наверное, уже догадались.

— Ну, разумеется. Вы — человек мира, а точнее, нового мирового «изма». Помните? Фашизм, большевизм, маоизм, терроризм… Ваша компания где-то в конце списка. Но вашу группировку объединяет одно: борьба за правду через насилие. Парадоксально, что вы не понимаете простой истины — люди устали от войны, они хотят жить. Ваши методы и толкование истины заранее девальвированы. Вы заведомо обречены на поражение, — Артуру хотелось напоследок высказать всё этому самоуверенному негодяю, но тот прервал его.

— Вы что-то заговорились, уважаемый радетель демократии, — презрительно и зло кривя рот, сказал Лаукгалс. — Как ни странно, но я тоже не против свободы слова и сейчас вам будет предоставлена возможность высказаться от всей души. Вы как широко образованная личность, конечно, знаете, что такое кетамин?

Салмио вздрогнул и побледнел. Латыш угадал: он знал это вещество — одну из разновидностей так называемой «сыворотки правды», иногда используемой спецслужбами на допросах.

Некоторое время Лаукгалс наслаждался произведённым эффектом.

— Кстати, у меня для вас есть ещё одна приятная новость, — подойдя почти вплотную к Артуру, доверительно шепнул латыш. — Скоро сюда прибудет ваша драгоценная подруга.

Заметив, как изменилось от этих слов лицо молодого человека, Лаукгалс с удовольствием продолжал:

— Вы не беспокойтесь, господин Салмио. Она приедет с комфортом, на такси. Я полагаю, мы даже не возьмём с неё плату за проезд от Петрозаводска до этой Богом забытой деревни.

— Не мелите чепухи! Что вы замышляете? — Артур чувствовал, как в его душе поднимается волна ярости.

— Ничего особенного. Но мне кажется, ей будет приятно увидеться с вами. Кроме всего прочего, ваше присутствие поможет ей быть откровеннее. И вам тоже.

Поэт и философ с бессильным негодованием смотрел на Лаукгалса, который издевательски ухмылялся. Латыш ехидно добавил, чтобы довершить экзекуцию:

— Вы должны помнить, Салмио, честность и только честность. Разве не этому вас учили в советской школе?

Артур, собрав остаток сил, вскочил на нога, мстя кулаком в наглую физиономию террориста, но грузная туша бандита в камуфляже, одного из сопровождающих Лаукгалса, развернулась и, ощутив мощный удар в челюсть, парень отлетел к стене, ударившись об неё затылком, и сполз на пол. Если бы не последние дни почти без сна и пищи, у него хватило бы энергии на ответ, но сейчас об этом нечего было и думать. Обессиленный, лёжа на голых струганых досках, Артур сознавал, что ему не справиться с тремя здоровенными бандитами, медленно подходившими к нему. К тому же наверняка в доме они были не одни. Салмио был уверен, что у Лаукгалса имелись и другие помощники наверху в доме или во дворе.

— Ну же, почтенный, — не меняя зловеще спокойного тона, протянул Айвар, — зачем так нервничать? Вы же умный человек и прекрасно понимаете, что сопротивление, как говорили в старых советских фильмах, бесполезно. Расслабьтесь и настройтесь на приятное времяпрепровождение.

Лаукгалс кивнул бритоголовому. Тот раскрыл небольшой чемодан, который он до того держал в руке, и достал из него шприц и ампулу с прозрачным раствором. «Камуфляж» уже схватил Артура за руку, как вдруг наверху раздался шум и грубый голос крикнул вниз в подвал:

— Айвар, она приехала!

— Прелестно, пусть пока подождет. Угости даму чаем, мы её скоро позовём, — отозвался Лаукгалс и обратился к Артуру, до белизны в пальцах сжавшему кулаки.

— Слышали? Пусть вас теперь окрыляет любовь и преданность. Начинайте, — приказал он бритоголовому и громиле в камуфляже.

Те подступили к несчастному и, рывком поставив его на ноги, толкнули к какому-то допотопному креслу с драной обшивкой. Затем «камуфляж» наручниками пристегнул руку Артура к прочному металлическому выступу в стене, а бритоголовый раскрыл ампулу и наполнил шприц, предварительно выпустив из него остатки воздуха.

— Постойте, идиоты! Вы ничего не понимаете! Я же ничего не знаю, поймите же, ничего! — закричал ошалевший от ужаса Артур Салмио.

— Решили валять ваньку, Салмио? — злобно прошипел Лаукгалс. — Не выйдет!

— Вы мне можете не верить, но это чистая правда. Вы зря теряете время, поверьте мне, — обессиленно бормотал Артур.

— У нас есть неопровержимые свидетельства, что ваш покойный дядя, он же советский физик и диссидент Александр Покров, доверил вам секретную информацию о хранителе своих открытий. Именно вам! — рявкнул латыш. Молодой учёный пытался было спорить, возражать, но Лаукгалс вновь мигнул своим подельникам.

Миг — и шприц вонзился в предплечье. Выдавив всё его содержимое, бритоголовый отошёл к остальным мужчинам, сидевшим за столом с банками нива.

Артур почувствовал, как подспудно растущая тяжесть, зародившаяся где-то в спине и животе, волнами начала расходиться по всему телу. Пол, до этого ровный и гладкий, сгорбился, и парню показалось, что нужно сесть прямее, но, попытавшись сделать это, он чуть не упал и удержался только благодаря наручникам. В глазах двоилось. Неожиданно подумалось, что, в сущности, всё не так уж и плохо. Скоро Артур увидит Милану и уедет с ней отсюда.

— Похоже, созрел, — глумливо подмигнув Лаукгалсу, сказал «камуфляж».

Латыш встал, подошёл к Артуру и внимательно затянул ему в зрачки.

— Препарат действует, теперь господин Салмио перестанет выдумывать всякие небылицы с адресами германских полицейских участков или прикидываться ничего не ведающим агнцем.

— Ещё бы не действовал, я ему хорошую дозу вкатил, на троих хватит, — убеждённо заверил бритоголовый.

— Кетамин — не витамин! — осклабившись и потягивая пиво, скаламбурил «камуфляж».

— Господин Салмио, вы слышите меня? — спросил Лаукгалс.

— Да, слышу, — язык плохо подчинялся парню.

— Вот и замечательно. Сейчас я задам вам пару вопросов и вы на них ответите.

— Я готов. Спрашивайте.

Лаукгалс с торжеством оглянулся на товарищей и, чётко и раздельно выговаривая слова, вновь обратился к Артуру, в прострации полулежащему в кресле.

— Что вы можете сказать о человеке, которому ваш дядя передал в своё время научное открытие, известное нам как «формула творения»?




Глава 35


Поэт и философ из последних сил старался сохранить контроль над собой, однако сознание и воля постепенно ускользали от него. Салмио ощущал бессилие, мысли путались, в какую-то минуту ему показалось, что он находится в Финляндии, в Хельсинки и смотрит в холодное январское небо, где сияли две сдавшиеся воедино трапеции, образующие созвездие Ориона.

Будто из глубины собственного подсознания, раздался голос, несомненно, знакомый Артуру и принадлежащий некоему, как он сознавал, очень плохому человеку, врагу, имя и фамилию которого парень вспомнил не без труда: Айвар Лаукгалс.

Интуитивно он чувствовал, что говорить ни в коем случае нельзя, но голос сверлил его мозг, звоном отдавался в ушах и, перекатываясь, как эхо над водопадом, настойчиво требовал ответа.

Артур замотал головой, перед глазами расползлись небывалые огненно-оранжевые круги, и сквозь них он внезапно увидел прекрасное женское лицо, которое, наверное, забыл бы последним из всех виденных им в жизни лиц. Правда, оно выражало, как померещилось Салмио, страдание и ужас, но он сразу ощутил уверенность: опасаться нечего, она здесь!

Вдруг мелодичное женское меццо-сопрано разорвало натянутую, как струна, тишину.

— Артур… его зовут Огюст, ты же говорил… Огюст, ты помнишь?

— Какая разница? — Артур беспечно улыбался. — Дорогая, нам это безразлично. Я же ничего больше не знаю. А они не верят! — добавил он, пьяно рассмеявшись.

Заплетающимся языком поэт-философ стал доказывать: молодой учёный знает лишь имя этого человека, его действительно зовут Огюст. И больше ничего. Всё остальное для него самого — тайна. Потом он доверительно говорил что-то ещё, почти не отдавая себе отчёта в том, что произносил. Затем оранжевые круги померкли и реальность перестала существовать для Артура.

Когда он очнулся, то первое увиденное им было спиной грузного человека в чёрном костюме. Незнакомец о чём-то оживлённо переговаривался с Лаукгалсом, и тот отвечал почтительно, без своего обычного апломба. Голова болела, ныла рука, соединённая наручниками со стеной дома. Где же Милана? Сквозь туман в глазах Артур тщетно осматривал комнату, в которой, кроме латыша и его собеседника, никого не было видно.

Салмио прислушался: у человека в чёрном костюме было что-то удивительно знакомое в жестикуляции, в манере говорить. Смутное воспоминание ещё со студенческих времён пронеслось в голове парня. Незнакомый мужчина обернулся.

— Ну, здравствуй, дорогой. Вот мы и встретились.

Смотря пристальным и внимательным взглядом, перед молодым человеком, улыбаясь золотом зубных коронок, стоял крупный предприниматель, владелец мощного нефтегазового холдинга и десятка других компаний, питомец Бауманского института, физик Вильям Антонович Гармов.

Если бы вместо него оказался гуманоид с другой звёздной системы, и то бы, наверное, Артур удивился меньше. Борясь с тошнотой, вызванной инъекцией кетамина, он никак не мог понять, каким образом здесь мог появиться маститый учёный — друг его покойного дяди. Быть может, ему удалось через свои связи в МВД добиться поимки преступников? Или же он сам захвачен бандитами?

— Вильям, это вы… здесь? — от очередного приступа головокружения пол под пленником вновь вздыбился, грозя отбросить его к противоположной стене.

— Сюрприз! Конечно, здесь, а где ты полагаешь, я должен находиться? — насмешливо прищурясь, спросил Вильям.

«Безусловно, это действие наркотика; я брежу. Необходимо прийти в себя!» — подумал Артур. Между тем Вильям понимающе переглянулся с Лаукгалсом, после чего латыш сказал:

— Видите ли, Салмио, жизнь норой дарит нам радость неожиданных встреч. Приятно же увидеть старого друга, не правда ли?

Кетамин всё ещё мешал сосредоточиться, но, освобождаясь от действия отравы, Салмио постепенно обретал способность мыслить и рассуждать. Всё становилось ясно, но от этого не менее омерзительно. Вильям, друг Александра Покрова, олигарх и учёный-физик — предатель. Более того, он, скорее всего, и есть тот самый тайный руководитель «Инсайда», о существовании которого и подозревал Велимир. Почтительность к Вильяму со стороны Лаукгалса, в целом не характерная для латышского бандита по отношению к людям, получала логичное объяснение. «Не успел ли я рассказать им что-нибудь о Велимире, не выдал ли его каким-нибудь образом?» — размышлял Артур.

— Где девушка? — резко, насколько позволяла его слабость, спросил он.

— Она наверху. Слегка утомилась после беседы, — криво усмехаясь, ответил Лаукгалс.

«Слава богу, она жива! — подумал Салмио. — Нужно выведать у негодяев, что им известно. Вероятно, Милана тоже была под действием кетамина. Сделав нам обоим очную ставку и введя „сыворотку правды“, они надеялись получить ответ!»

— Скажите-ка, Вильям, почему вы сами напрямую не спросили меня о секрете формулы?

— Неужели ты считаешь себя таким доверчивым, Артур? — засмеялся предатель-олигарх. — Ты бы ничего мне не рассказал!

— Я, признаться, думал, что вы и так, возможно, в курсе. Ведь дядя доверял вам.

Артур был уверен, что они ничего не знают, ведь он и сам находился в неведении. Но страшная правда совершенно неожиданно оказалась иной.

— Не стоит притворяться. Ты нам уже всё рассказал. Я преклоняюсь перед твоей откровенностью. Мы в курсе Огюста Венсана и знаем, где живёт сей заслуженный деятель швейцарской и мировой науки. Благодаря тебе. И твоей подруге, без сомнения, тоже! — Вильям излучал злорадное спокойствие.

Салмио побледнел. Этого не могло быть! Случившееся было так же немыслимо, как если бы египетская мумия тысячелетней давности вдруг обрела способность устно поведать о тайнах строительства пирамиды Хеопса.

— Вы лжёте! — гневно крикнул Артур.

— Неужели? — с гадливой издёвкой обронил Вильям. — Мы сразу с места, по горячим следам, навели справки: Огюст Венсан реально существует, бывал в Советском Союзе и виделся с Александром Покровом. Я не лгу, а вернее, не лжёшь ты.

Смутное и мрачное воспоминание, словно червь, начало въедаться в воспалённое сознание измученного пыткой молодого человека. Он видел длинный серый коридор, одинаковые коричневые двери с табличками номеров; вот его ведут в полутёмный кабинет, где на фоне окна заметны контуры фигуры высокого человека. Незнакомец оборачивается. Взгляду Артура предстают жестко очерченные скулы и немигающие черные глаза. Мужчина поднимает руку, но… всё обрывается. Артур в отчаянии схватился за виски. Он никак не мог вспомнить!

Вильям Гармов наблюдал за ним. Он задумчиво сказал:

— Я, подозреваю, Артур, что ты не врал нам по поводу своего незнания. Ты был убежден в том, что ничего не знаешь, кроме имени швейцарца, но ты находился в плену иллюзий. Видишь ли, кетамин в сочетании с нейролептиками, например дроперидолом, вероятно, может зондировать глубокие слои подсознания, залезать в подкорку. Бесспорно, ты в прошлом знал об Огюсте Венсане, так что теперь препарат оживил позабытые по какой-то причине сведения. Впрочем, это сугубо твои личные проблемы. Функцию, необходимую нам, ты выполнил.

— Мавр сделал своё дело, не так ли? — в тоне Артура сквозило глубочайшее презрение, которое он не мог да и не хотел скрывать.

— Не волнуйся, дружок, мы тебя не тронем. Пока, — с фальшивой искренностью и задором ответил физик-предатель. Однако вскоре улыбка сползла с его лица, будто испорченный грим, и он тускло заговорил снова:

— Парадоксы, Артур, парадоксы. Вот ты, племянничек своего орденоносного дяди-физика, сидишь здесь и, как на духу, делишься информацией о формуле творения с людьми, которых ненавидишь. Ты, во всяком случае, в твоём понимании, предан человеком, которому ты верил, то есть мною. Вдобавок ты по уши влюблён в женщину, подосланную твоими же врагами. — Видя, что Артур хочет что-то сказать, Гармов раздражённо махнул рукой.

— Знаю, знаю. Эта дура из Стокгольма уже призналась нам в своей любви к твоей ничтожной персоне. Противно было слушать. Мы уже давно знали об её увлечении, для чего и устроили увертюру с похищением. — Вильям цинично засмеялся и продолжил: — Я весьма давно мечтал приобщиться к работам моего дорогого однокурсника, и этот момент настаёт. Сашка Покров всегда шёл впереди меня, хотя и разыгрывал эдакого скромника. А кем он, в сущности, был? Рабом на службе нелюбимых им господ, выскочкой, идеалистом!

— Моцарт и Сальери. Знакомая история, господин Гармов. Как скучно, я думал, вы будете оригинальнее! — зло съязвил Артур, но преступник от науки сделал вид, что не расслышал. Его голос глухо раздавался в сыром и полутёмном подвале.

— Айвара осенила блестящая идея: посадить тебя и госпожу Палмберг, влюблённых голубков, нос к носу и накачать психотропными препаратами. Мы воочию видели, как любовь и кетамин породили честность. Я недоумеваю: на что ты рассчитывал? Или ты надеялся на своего югославского активиста? — Вильям Гармов, заметив страх, мелькнувший на лице у Артура, с торжеством поднял палец. — Айвар наблюдал за ним с самого начала, все ваши разговоры прослушивались. Теперь же Шерлок из Белграда избавлен от своего бренного тела, а его светлая душа парит где-нибудь в бескрайних просторах вселенной. Что поделаешь, не я придумал печально известную максиму: homo homini lupus est.[28 - Человек человеку волк (лат.).]




Глава 36


Пораженный человеческой подлостью, слушал Артур признания Вильяма Гармова. Среди всего прочего его, как молния, сразили слова этого перевертыша о Велимире: догадка о гибели югослава подтверждалась. Стараясь удержаться от желания броситься на Вильяма, пленник процедил сквозь зубы:

— Вы променяли науку на подлость и преступления. Сделали этику ристалищем для грязного захвата власти. И поправьте меня, если ошибаюсь, но мне кажется, что я имею честь видеть перед собой крёстного отца «Инсайда»?

— Не будем мыслить отжившими категориями. Крёстные отцы, гангстеры, бандитские авторитеты… Этот паровоз давно ушёл, Артур. Если что от него и осталось, так только дым от былого огня. Несчастный аутсайдер, ты сильно отстал от жизни.

— Ваша контора сколько угодно может красоваться своими якобы просвещёнными и высокоумными поползновениями, — Артур развёл руками. — Вот только суть осталась прежней: жизнь вне закона. Апологетика насилия. Поэтизация террора и войны. За личиной Робина Гуда у вас скрывается банальное грабительство.

— Говори что хочешь. Не забывай: ты в наших руках, а не наоборот. Мы на коне и с мечом, а ты на щите. «Инсайд» будет ставить условия мировому сообществу, а не оно ему. Скоро мы кое-что предпримем в Карелии, и планета ввергнется в глобальное противостояние. А потом мы используем ту самую формулу творения и другие подобные технические инновации, которые наша организация собирает по всему миру, и подарим человечеству новую историю — без диктата Запада, под флагом истинных ценностей.

— Например, ценностей ортодоксального ислама? Вы же всё-таки европеец, Вильям.

— Одно другому не мешает, — невозмутимо ответил Гармов. — К тому же религия не является нашей самоцелью, а исламский фундаментализм, обвешенный несправедливыми ярлыками, сохранил куда больше настоящей религиозной чистоты, чем примирившиеся со светским миропорядком западные религиозные течения. Дело не в самом исламе как в таковом, а в искренности и силе его духовной проповеди.

Вильям, видимо, собирался продолжить, но его прервал грохот наверху над подвалом. Как будто табун лошадей, проломив загон, устремился в степной простор, неистово молотя копытами землю. Где-то недалеко раздался взрыв.

— Полиция! Лежать! Всем на пол! — грянули решительные выкрики.

Послышались звуки борьбы и пистолетные выстрелы, застрекотал пулемёт. Бритоголовый с израильским автоматом «узи» в руке кинулся к люку и высунулся из него, полоснув очередью. Вдруг он вскрикнул и, тяжело цепляя армейскими ботинками ступени лестницы, рухнул обратно, разбрызгивая кровь. Вильям Гармов с искажённым лицом, белый, словно мелованная бумага, бросился к лестнице, пнув ногой подвернувшийся труп бритоголового. Внезапно он повернул и, как почудилось Артуру, бестолково заметался у стены. Из проёма в потолке рванулся высокий плечистый человек, с чёрной с проседью бородой. Он легко и пружинисто спрыгнул вниз. Одним взмахом боец выбил пистолет из руки «камуфляжа», который, отступив, резким движением вытащил что-то вроде таблетки из кармана пиджака и засунул себе в рот. В следующее мгновение он пошатнулся и мешком грохнулся на дощатый, со следами срезанных сучков на досках пол.

Чернобородый мужчина ахнул, склонился над «камуфляжем», пытаясь разжать ему сведённый судорогой рот, но всё было тщетно — после непродолжительного хрипения тот затих.

Чернобородый обернулся.

— Велимир! — не веря своим глазам, воскликнул вне себя от радости Артур.

— Здравствуй, брат. Как же я рад тебя видеть! — Велимир крепко пожал ему руку. От волнения в его произношении прорезался южнославянский акцент. Молодой человек, освобождённый от наручников, вскочил.

— Милана где-то здесь, Велимир! Ты знаешь, где она?!

Югослав мягко остановил его.

— С ней всё в порядке. С бригадой ОМОНа приехал психолог, она с ним.

Артур с обличением вздохнул.

— Ты так долго не выходил на связь, я думал, что ты погиб…

— Я сам чуть было так не подумал, когда получил дубиной по голове от этого громилы Лаукгалса, — со смехом ответил Велимир. Несмотря на бледность и следы усталости, его лицо светилось энтузиазмом. — Но всё хорошо то, что хорошо кончается! Мне удалось выжить. Все-таки навыки выживания в экстраординарных ситуациях, привитые мне когда-то в разведке, не прошли даром.

Видя немой вопрос Салмио, югослав сказал:

— Я действительно бывший офицер югославских спецслужб. После развала Югославии потерял работу, а теперь нахожусь здесь по заданию Интерпола. Его представители нашли меня в Стокгольме, и теперь я сотрудничаю с ними. Когда-нибудь я тебе всё подробно расскажу, сейчас же нам нужно спешить. Но все же, как ты здесь очутился?

Нахмурившись, Артур торопливо, буквально в нескольких словах поведал о своём похищении и о предательстве Вильяма Гармова.

Сверху раздался голос, окликавший югослава.

— Велимир, Гармов и Лаукгалс скрылись!

— Невероятно! Дом же был оцеплен! — Лицо югослава исказилось от досады, обнажив ряд белоснежных зубов.

Поэт и философ был удивлён не меньше. Они в пять секунд вдвоём обшарили весь подвал, занимавший площадь примерно шесть на десять метров, переворачивая старую мебель. Гармова в подвале не оказалось, а Лаукгалс, как припомнил Артур, ещё раньше поднялся наверх в дом и, видимо, сумел улизнуть в перестрелке. Не исключено, что он быстро переоделся в форму бойца спецподразделения и таким образом ушёл незамеченным.

К югославу подошёл капитан МВД, руководивший операцией.

— Ускользнули, гады, — он в сердцах стукнул кулаком по дверному косяку, добавив замысловатое ругательство.

— Даже оцепление не помогло, — Велимир пожал плечами.

— Наверное, мои ребята сад-то и не прочесали. За дом взялись, а про окрестности забыли. Да и кто мог подумать, что в простой крестьянской избе будут такие навороты? — извинялся офицер.

— Я думаю, капитан, этот домишко не так уж и прост. Он, вероятно, давно арендован или куплен бандитами и, конечно, не потехи ради, — отозвался Артур. — Бандиты тут имели базу, причём наверняка не единственную в Карелии. К своей операции на Русском Севере они готовились давно.

Не требовалось таланта Эркюля Пуаро, чтобы понять — в подвале существовал тайный проход. Внимательно ощупывая стену, югослав обнаружил маленькую нишу, почти незаметную для глаз и замаскированную какой-то аляповатой репродукцией, где и оказалась небольшая дверь, несомненно, ведущая из дома в сторону сада. Салмио проклинал себя за то, что оказался не в состоянии задержать главаря.

— Не кори себя, брат. Ты был в наручниках и притом они такое сотворили с тобой, — обнадёживая друга, Велимир многозначительно указал на валявшийся под ногами шприц.

— Так часто бывает, мы трагически обманываемся в людях. Я же видел в нём дядиного друга и своего едва ли не своего наставника, — с горечью промолвил Артур.

— Сочувствую. Кстати, этот Вильям владеет огромным состоянием, он практически теневой олигарх. Некоторые данные на него имелись в российском МВД, но в России до сих пор не была доказана его причастность к «Инсайду». Впрочем, и само существование террористической организации находится под вопросом для официальных инстанций. Как ты, наверное, уже догадался, Вильям Гармов и есть второй директор «Инсайда», занимавший в иерархии преступной группы не менее высокое положение, чем Фироз Акджар. Хотя административные функции и реальное руководство осуществляются Фирозом. Ладно. Чёрт с ними! Жаль, что не удалось сберечь для правосудия тех двух мордоворотов, валяющихся теперь в подвале. Они, вероятно, могли бы поведать немало интересного о своих хозяевах.

Капитан горестно покивал головой. Артур спросил:

— Велимир, всё-таки объясни мне, каким ветром занесло сюда спецназ и тебя?

— В Петрозаводске сотрудники МВД решили проверить информацию о похищении женщины из Стокгольма и её ребёнка. Ты же звонил в посольство Швеции в Санкт-Петербурге?

— Да, я наделся, что это поможет делу.

— Помогло. Шведы сделали официальный запрос, и карельские власти выслали отряд полицейского спецназа. Особая благодарность капитану, именно орлы из его опергруппы смогли выследить в селе компанию Гармова, — Велимир с улыбкой пожал руку офицеру.

— Ну а ты? И впрямь получил задание из Интерпола?

— Верно. Причём непосредственно от его руководителя, самого Джеймса Гольдмана. Они наконец стали доверять мне. Поверили в существование «Инсайда», — разъяснил югослав.

— Блистательно! Я, честно говоря, в этом сильно сомневался. Значит, у нас появляется шанс? — с воодушевлением спросил Артур.

— Совершенно справедливо, — подтвердил Велимир. — Но важно помнить: «Инсайду» свойственно глубоко и подробно продумывать свои планы. Хорошее тому подтверждение — до странности удачное исчезновение Гармова и Лаукгалса прямо у нас из-под носа. Они всегда оставляют канал для отступления. Мостов не сжигают.

— Логично излагаешь, Велимир. На редкость пронырливые стервецы, — сплюнув, капитан почесал затылок. — Только в толк не возьму, что же они затевают? В МВД и в прокуратуре единого мнения нет. Об «Инсайде» почти и не говорят. Прямо упыри из сказки. А ваш Вильям Гармов подозревался в незаконных финансовых махинациях, в том числе в отмывке денег, поэтому и существовал ордер на его арест. Причастность же Гармова к террористам ещё не подтверждена. Всех бы этих олигархов, да политиков… — начал было вещать мужчина, но сам же вскоре и замолчал.

— Ну, сегодня причастность Гармова к «Инсайду» подтвердилась полностью, не так ли? Только этого маловато. Вот увидите, они покажут себя. Только не было бы тогда уже слишком поздно что-либо решать! — встревоженно сказал Велимир.

Артур подошёл к берегу. Ласковый вечерний бриз шумел в соснах, невысокие волны набегали на узкую полоску пляжа, и далеко в онежских далях таяли в миражах Ивановские острова. Совершенно не верилось, что совсем недалеко отсюда замышляется чудовищное преступление, способное толкнуть мир к пропасти. У дома раздались голоса. Артур обернулся.

— Девочки нигде нет! — крикнул один из спецназовцев.

К Артуру приблизился Велимир с измождённым от испытаний и тревог лицом.

— Дочь Миланы забрал с собой Айвар Лаукгалс.




Глава 37


В гостиничном номере Артур, поднявшись с кровати, смотрел на спящую Милану. Её волосы мягкой волной лежали на сбитой подушке, дыхание было ровным и спокойным. Действие кетамина постепенно прошло, но страшная усталость давала о себе знать — на волнение не оставалось никаких сил. Рухнув вечером в постель, красавица забылась тяжёлым сном, и теперь ранним августовским утром Артур ждал её пробуждения.

«Инсайд» не давал о себе знать. Инга пропала, и все старания полиции ровным счётом ни к чему не приводили. Иронию два дня и, несмотря на то что девочка была объявлена во всероссийский розыск, полиция не могла обнаружить её следов. Велимир Обрадович, весь поглощённый делами, связанными с «Инсайдом», почти не появлялся. По секретным данным Интерпола, в курсе которых был Велимир, «Инсайд» готовил террористическую акцию буквально на днях. Но не представлялось возможным предотвратить её — неуловимая организация тщательно заметала следа, не оставляла улик, действовала осторожно и предусмотрительно. Она как будто канула на дно; Вильям Гармов и Айвар Лаукгалс словно провалились под землю. О Фирозе Акджаре ничего не было слышно. Полиция Петрозаводска была приведена в состояние повышенной готовности, но никто из её руководства ясно не представлял себе, что именно они должны делать, кого ловить и какая террористическая акция предстояла. Информация, предоставленная Интерполом, страдала некоторой противоречивостью, так как и в Лионе ситуацию оценивали весьма приблизительно.

В то утро начался обычный августовский день на излёте лета. Негустые тучи покрывали небо, дул слабый западный ветер. Жара спала уже пару недель назад, и жители Карелии радовались долгожданному похолоданию, как радуются зимой дружной оттепели после свирепого мороза.

Артур и Милана позавтракали. Он, как умел, утешал девушку, стараясь заверить её, что Ингу обязательно найдут. Сам же Салмио был полон неуверенности. Он практически не знал, чем является так называемая «формула творения» и в какой обстановке хранит её тайну швейцарский физик. Да и жив ли он вообще? С тех пор как дядя Артура передал ему свои идеи, наверное, прошло немало лет.

Влюблённые решили немного пройтись и отвлечься, тем более что они не могли пока никак повлиять на события. По проспекту Ленина привычно брели пешеходы, ехали автобусы и троллейбусы. Парень и девушка решили прогуляться к привокзальной площади Петрозаводска, а оттуда, миновав несколько улочек, выйти на Октябрьский проспект, один из крупнейших в городе.

Радуясь вновь обретённой близости, они, взявшись за руки, отправились в путь. Артура успокаивало то, что теперь судьбой Инги занимается милиция и даже Интерпол в лице Велимира, поэтому впервые за долгое время он немного расслабился и повеселел. К тому же он полагал, что «Инсайд» вряд ли рискнёт устроить теракт сейчас, учитывая поднявшуюся в правоохранительных кругах города суету.

До здания вокзала со знакомым с детства остроконечным шпилем оставалось каких-нибудь сто метров, как вдруг внезапно где-то около железнодорожных путей вспыхнул яркий свет и раздался громкий хлопок, как от пущенной петарды. «Фейерверк летом? — машинально представилось Артуру. — Что за юмор? Или же… Неужели?!» Он не успел додумать. После ослепляющей вспышки воздух незримо содрогнулся прозрачно-голубоватой волной. В то же мгновение молодой учёный ощутил какой-то мягкий толчок в голове, а в груди как-то неестественно и неприятно дёрнулось сердце. Ощутив прилив сильного головокружения и резко подступившую к горлу дурноту, он стал падать на асфальт. Артур погружался в обморочное состояние. Он видел свою возлюбленную, которая упала ничком на траву газона. Увидел Салмио и КамАЗ, круто повернувший на цветочную клумбу. Всё это произошло как будто в замедленной киносъёмке. Ещё несколько находившихся недалеко человек с остекленевшими глазами схватились кто за фонарный столб, кто за решётку садовой ограды. Хватая пересохшим горлом воздух, Артур попытался устоять на ногах, но в глазах его потемнело и, сделав пару неверных шагов, он споткнулся и потерял сознание.

Пробуждение было мучительным. Сначала включился слух, и первое, что он услышал, — это рёв автомобильных сирен. Открыв отяжелевшие веки, Салмио сразу же наткнулся взглядом на смешавшиеся в беспорядке на проезжей части машины. Видимо, множество водителей практически одновременно потеряло сознание, что вызвало массу столкновений. Ряд машин выбросило с проезжей части на пешеходный тротуар. Мощный дизельный грузовик врезался в соседнее здание, а объёмистая фура перегородила половину перекрёстка. Высокий шпиль здания вокзала рухнул, и на привокзальной площади валялись раскуроченные обломки бетона и куски перекрученной арматуры.

Милана тоже пришла в себя и с бессознательным выражением лица хотела, видимо, что-то сказать Артуру, но язык не сразу послушался её.

— Дорогая, они сделали это! Понимаешь?! Это теракт! — Салмио думал крикнуть, но выдавил только свистящий шёпот.

— Да, это катастрофа. Что же дальше будет? — тихо спросила она.

— Не знаю. Теперь многое зависит от человеческого здравомыслия. Но на него во всю земную историю было мало надежды, — голос мало-помалу возвращался к Артуру, и вместе с ним в проясняющихся от тупого марева мозгах с чудовищной очевидностью вырисовывалась картина возможных последствий. Кроме того, у него не было сомнений: грядёт продолжение.

Тянуло едким запахом гари. В некоторых домах из открытых окон валил дым, слышались чьи-то крики. Постепенно собиралась толпа: люда, гонимые страхом и любопытством, подходили ближе к железнодорожной площади. Подъехали милицейские машины и автобус с бойцами спецназа. Скорее всего полиция решила предпринять попытку операции «Перехват», но какой теперь от этого был толк? Молодой человек не сомневался, что террористов давно уже нет, они наверняка были в десятке километров отсюда. Весь проспект Ленина и прилегающие к железнодорожной площади улицы и перекрёстки были забиты машинами. Ревели сирены микроавтобусов скорой помощи, куда-то поспешно бежали санитары с носилками. Старик и старуха с пепельно-серыми лицами, поддерживая друг друга, тащились к ближайшей скамейке; с разных концов площади раздавались истошные детские крики. Яростно лаяли и выли собаки, а в небе над вокзалом парил вертолёт МЧС.

Артур и Милана подошли к следователю прокуратуры, производившему опрос свидетелей происшествия. Улучив момент, когда следователь отошёл от очередного потерпевшего, Салмио обратился к нему с вопросом, стараясь быть максимально вежливым:

— Скажите, пожалуйста, что, по-вашему, произошло? Есть ли какая-либо версия происшедшего?

Взмыленный работник прокуратуры исподлобья недовольно глянул на Артура и в свою очередь спросил:

— Вы корреспондент?

— Нет. Разве вы видите камеру? Я частное лицо, у меня в городе родственники.

— Ладно. Но пока почти ничего не известно. Взрыв был необычным — это не тротил и не гексоген. Почти половина людей вокруг железнодорожного вокзала потеряла на минуту-две сознание. Много ДТП, не знаю, справятся ли медики. В ближайших к вокзалу домах несколько возгораний и вроде как отказала вся бытовая техника от пылесосов до компьютеров. Вы тоже были здесь?

— Да, мы шли по улице, когда это произошло, и потеряли сознание. Разумеется, неизвестно, кто автор теракта?

— Ну что вы, конечно, нет! Странные вопросы вы задаёте. И вообще — наводите справки официально через полицию.

Следователь раздражённо кивнул, намекая, что разговор окончен. Людское море вокруг волновалось. Пьяные от тревоги, Артур и Милана отправились в гостиницу, пробираясь в беспокойной толпе мимо автомобильных заторов. Милана была вне себя от страха за Ингу, и молодой человек не знал, чем её утешить.




Глава 38


Волна от случившегося в Петрозаводске пронеслась по всей стране. На следующий день, купив в киоске номер одной из центральных российских газет, Артур читал о недавних событиях в городе. Спешно начатое расследование взрыва в Петрозаводске показало масштаб случившегося. Несколько десятков человек погибло, став жертвой ДТП, прочих несчастных случаев и прямого воздействия электромагнитного поля. Вся электрическая аппаратура была выведена из строя, погибли все компьютеры, находившиеся в городе, даже те из них, которые на момент взрыва не были включены. Оказалась на длительное время парализованной деятельность различных ведомств, в том числе правоохранительной системы и медицинских учреждений. Остановилась работа предприятий, торговых фирм и производственных объединений. Здание вокзала и близлежащие железнодорожные пути оказались разрушены. Произошло несколько возгораний, одно из которых, на Октябрьском проспекте, привело к серьёзному пожару. Для следствия, осуществляемого из Москвы на федеральном уровне, уже не оставалось никаких сомнений в том, что в столице Карелии был произведён взрыв электромагнитной бомбы. Ни одна из экстремистских организаций не взяла на себя ответственность за теракт. По данным федеральной следственной группы, всё указывало на то, что использованное террористами устройство представляло собой некий мощнейший электромагнитный взрывогенератор, не имеющий аналогов.

В газетной статье прямо говорилось, что необычное электромагнитное устройство не могло быть сконструировано ни одной из известных террористических структур. Никто из них не владел столь высокими технологиями и не был в состоянии спроектировать и собрать взрывогенератор такой разрушительной силы. Хорошо знакомые военным образцы современных электромагнитных бомб такой мощности не имели. Видимо, бомба являлась неким модернистским ноу-хау и для её изготовления требовалась исключительно высокотехнологичная научно-техническая база.

На другой странице газеты помещались откровения какого-то удалого российского генерала в отставке. Генерал был из старых ястребов ещё советского Генштаба и с удовольствием реанимировал идею заокеанской угрозы. Он утверждал, что только у военно-промышленного комплекса США существовали технические возможности для создания электромагнитной бомбы столь высокого класса, мощь которой поражала специалистов. Генерал ссылался на мнение военно-технических консультантов федеральной следственной группы, заверявших, что российский ВПК пока не обладает технологической базой для промышленного выпуска подобных вооружений, работы только ведутся и некоторые результаты, конечно, имеются, но до таких высот ещё далеко. Один из консультантов, генерал-лейтенант инженерных войск, высказался вполне определённо: след тянется за границу. От ответа на вопрос, куда именно, консультант уклонился, заявив, что исследования взрывогенераторов ведутся в нескольких странах. Сказать наверняка, откуда поступила бомба в Россию, пока нельзя.

Артур устало отшвырнул газету в сторону. Действия властей начинали демонстрировать полнейшую сумятицу и разброд в мыслях. На это-то, конечно, и рассчитывал «Инсайд»: дезориентировать противников, стравить их и бить по частям.

Телевидение в номере не работало, так как телевизионная связь со всеми её атрибутами серьёзно пострадала во время теракта. Однако радиовещание налаживалось. Сходив в магазин электротехники, в котором добрая половина продукции была уничтожена электромагнитной атакой, молодой учёный с продавцом всё-таки сумели найти не пострадавший во время теракта радиоприёмник.

Электричества в городе не было. Вернувшись в номер, Артур с помощью батареек включил нехитрое радиоустройство и стал настраиваться на московские радиостанции. Вращая ручку поиска, он случайно попал на какую-то неизвестную радиостанцию, где его внимание привлёк до странности агрессивно-визгливый голос диктора, во всю мочь ругавшего действия американской администрации.

Только там, натужно декларировал диктор, в «самой свободной» стране мира, активно занимающейся поддержкой демократии в собственном её понимании по всему свету, имеются реальные возможности для производства сверхмощных электромагнитных бомб. Не эта ли страна, защитница демократии, решила лишний раз напомнить России, наследнице главного американского геополитического противника, кто есть кто на планете? Видимо, памятуя мюнхенскую речь российского президента, а также независимые действия России в грузино-осетинском конфликте 2008 года и опровергая миротворческие инициативы по ПРО нынешнего американского президента-демократа?

Официальный новостной радиоканал сообщил, что на секретном совещании при Президенте РФ в Москве было принято тайное решение привести в состояние повышенной боевой готовности войска ПВО, а также подводные ракетоносцы и системы «Тополь-М». В целом же, как понял Салмио, предлагалась стратегия выжидания и зондажа общественного мнения. С американской стороны, как и от лидеров большинства стран в мире, пришли соболезнования по поводу происшедшего. Официальные лица из администрации президента и Конгресса США давали понять, что всеми силами будут способствовать выяснению причин теракта. Американский президент в личном звонке российскому президенту подтвердил готовность американского государства помочь в расследовании преступления. Совет Россия — НАТО выдвинул резолюцию о совместных действиях по борьбе с новым витком терроризма и противодействии эскалации насилия.

К слушавшему новости Артуру тихонько подошла Милана. Испытания ещё более сблизили их, и частенько влюблённый парень ловил себя на мысли, что понимает девушку без слов. Оба подумали об Инге. Где она сейчас? Они обязательно найдут её, и все они будут снова вместе!

За окнами гостиницы наступал последний вечер уходящего лета 2013 года. Завтра первое сентября, но начало занятий в школах переносилось на неопределённую перспективу. В окнах домов, лишённых электричества, зажигались многочисленные свечи. Несмотря на жестокие потрясения влюблённые не чувствовали безысходности. Видимо, их любовь была способна врачевать раны. Свечи в окнах напомнили Артуру рождественские вечера в Финляндии, когда он, сидя с отцом и мамой за накрытым столом, ощущал удивительный покой и умиротворите. Поэт и философ почувствовал, как руки девушки обвили его шею, а её волнистые волосы коснулись лица. Помолчав немного, наслаждаясь какой-то ветхозаветной тишиной, царящей вокруг, он заговорил:

— Послушай, Милана. Любимая, — он запнулся от накатившего волнения. — Дорогая, я давно хотел тебе сказать: будь моей женой. Ты согласна?

Она прижалась губами к его шее, и он, словно сердцем, услышал её жаркий шёпот:

— А я всегда мечтала о той минуте, когда смогу сказать тебе «да». С той минуты, как увидела тебя. Помнишь там, на корабле? Love Supreme… Да, мой любимый, мой единственный… Любовь всей моей жизни…




Глава 39


Немолодой командировочный пассажир одного из купе поезда, следующего из Петрозаводска в Москву, иногда с некоторым удивлением взирал на респектабельного, бритого «под ноль» и в больших роговых очках человека, сопровождаемого маленькой девочкой. Пару раз она обратилась к мужчине, назвав его напой, но в целом отец и дочь ехали почти молча, обмениваясь лишь короткими и редкими фразами. С командировочным мужчина в очках тоже избегал разговаривать и с неподвижностью сфинкса сидел всю дорогу, равнодушно и мрачно глядя в окно.

Роговая оправа и причёска «под Котовского», как казалось Айвару Лаукгалсу, мало изменили его слишком примечательную внешность. Он небезосновательно опасался, что полицейская ориентировка на него может быть весьма точной и ближайшая проверка на дорого заметёт его как миленького. Лаукгалс хорошо знал правила полицейской игры и не сомневался, что работники правоохранительных органов в состоянии предвидеть и перемены во внешности, и наличие поддельных документов на другую фамилию. У Айвара Лаукгалса имелся и дипломатический паспорт, разумеется, ненастоящий, но абсолютно неотличимый от подлинника. Впрочем, он боялся бравировать им и предпочитал предъявлять обычный, с двуглавым орлом.

Решив, что полицейские сыскари не ожидают такой наглости с его стороны, как бегство посредством купейного вагона, латыш рискнул действовать, не оглядываясь на последствия. К афоризму «чем больше ложь, тем охотнее в неё верят» Лаукгалс мог бы добавить свой: «чем больше глупость, тем меньше её ждут». Пуститься в бегство вот так запросто, на поезде, было полнейшим безумием, но латыш правильно рассчитал свойство человеческой души, в том числе и полицейской, чрезмерно усложнять текущую ситуацию.

До Москвы оставалось совсем немного. Попав же в огромный город, он сумел бы спрятаться, затаиться на время, а потом, используя свой огромный опыт и приличные деньги, лежащие у него на разных счетах, вырваться за пределы России. Как и убитый им несколько месяцев назад по приказу Фироза один российский дипломатический работник, он намеревался достигнуть Южной Америки, Бразилии или Парагвая, мечтая прикупить себе небольшое ранчо и благополучно забыть об «Инсайде» и его покровителях.

Он не знал, что совпадения в планах и судьбах разных людей подчас не случайны. Как не мог и предположить и об удивительном сходстве мечты Егора Рогатина о Бразилии со своими собственными намерениями, хотя как никто другой знал о конце российского дипломата.

Больше всего латыша бесила мысль о своей наступившей ненужности Гармову и Фирозу. Конечно, ему никто об этом прямиком не говорил, но хитрый и матёрый волк Лаукгалс, выполнивший столько щекотливых и подчас кровавых поручений от руководства «Инсайда», нутром почуял грозящую ему опасность. Он прекрасно понимал, что ненужный человек среди фигурантов тайного террористического ордена — это мертвый человек. Живыми «Инсайд» не отпускал ни своих прозелитов, ни корифеев. «Действуй или умри, выполняй или исчезни навсегда» — такова рабочая этика творцов Инсайда, которой они неукоснительно следовали, часто пользуясь услугами неразговорчивого и бесстрашного исполнителя, носящего латышскую фамилию.

К тому же Гармов как-то небрежно заметил в разговоре с Айваром Лаукгалсом, что Фироз любит периодически обновлять ключевой состав ядра «Инсайда», следуя в этом опыту того же товарища Сталина по «омоложению» аппаратов ЦК КПСС и НКВД в советской империи. Лаукгалс взял сказанное на заметку.

Теперь же они явно захотели избавиться от него. «Инсайд» приступал к великим делам, собирался перекраивать историю и в данной ситуации террористическому ордену мешали слишком информированные исполнители, обладающие немалым влиянием в организации. Ведь таких людей теоретически мог использовать враг, завербовать их или попросту купить. Дело превыше всего. Поэтому Фироз Акджар и Вильям Гармов во всех случаях ликвидаций неугодных сотрудников могли бы повторить тошнотворную своим надоевшим цинизмом фразу: «бизнес, ничего личного».

Лаукгалс догадывался, что «Инсайд» ведёт борьбу не только с внешним противником. Предполагалась и жёсткая читка собственных рядов, поиск и устранение неугодных и ненадёжных. Ликвидация Дефрима была лишь маленьким звеном в цепи самоочищения ордена террористов. Начиналась революция и организации требовалась абсолютная внутренняя монолитность.

Одной из подводных мин на пути к ней было наличие в «Инсайде» двух руководителей. Латыш хорошо понимал, что в ордене, придерживающемся такой железной дисциплины, не может быть двух вождей, как на корабле не бывает двух капитанов. Впереди, таким образом, маячила «ночь длинных ножей»,[29 - Физическое устранение Гитлером своей оппозиции в рядах национал-социалистической партии.] и Лаукгалс вовсе не желал оказаться в роли приближённых Эрнста Рёма.[30 - Лидер штурмовиков и соперник Гитлера, расстрелян.] Вопрос в том, кто в «Инсайде» должен сыграть роль Рёма, а кому суждено стать новым фюрером? Этого не ведал никто, и покамест шаткое равновесие сохранялось.

Насколько было известно Айвару, Гармов и Фироз разделили обязанности. Вильям Гармов находился в России, контролируя проведение террористических актов и раздувая сепаратистские настроения, а Фироз тайно переместился в США, планируя вести оттуда информационную войну против России и западного мира, провоцируя их на противостояние.

Лаукгалсу были безразличны судьбы «Инсайда», его вождей, его врагов да и всего остального человечества. Он давно не верил в справедливость, в благородство, втайне смеялся над религиозными чувствами своих соратников и желал только одного: денег и власти. Последнее воплощалось для него в возможность распоряжаться жизнью других людей. Латыша веселила мысль, что он может лишить жизни любого именно так, как ему будет угодно — застрелить или отравить, утопить или подстроить автомобильную катастрофу. Эта власть киллера над незнакомым подчас человеком, роль дамоклова меча являлась его потребностью и отдушиной. Ведь даже в древнегреческой мифологии над судьбами богов Олимпа, включая и Зевса, господствовали богини Мойры, плетущие нити жизненных путей. И он, эмигрант из Латвии, объявленный за преступления на своей родине вне закона, мог узнать конец жизни каждого, легко оборвав её. Для Лаукгалса это означало высшее проявление власти над себе подобными.

Но он устал. Извращённое властолюбие мерзавца уступило место гипертрофированному инстинкту самосохранения и жажде покоя. Мао Цзэдун был прав: лучше со стороны наблюдать за борьбой бумажных тигров…

Лаукгалс посмотрел из окна вагона. Мелькали перелески и маленькие станции, рощи и поля всё больше сменялись городскими застройками. Приближалась Москва.

Испуганной девчонке он сказал, что в российской столице её будет ждать мама, и она сидела тихо. Ингу даже не пришлось и запугивать — такой страх вызывал в ней этот ужасный человек с ледяным взглядом бесцветных глаз. Айвар собирался отпустить Ингу Палмберг, когда минует опасность, непосредственно перед вылетом в австрийскую Вену. Там проживала его бывшая любовница, у которой он хотел немного пожить перед решительным рывком за океан.

Вот и перрон Ленинградского вокзала. Несмотря на ранний утренний час людская толчея быстро поглотила рослого мужчину и ребёнка. Лаукгалс в коричневой кожаной куртке и с рюкзаком за плечами, держа Ингу за руку, стремительно свернул в какой-то парк и присел, осмотревшись, на скамейку. Ему нужно было не мешкая попасть в аэропорт Домодедово, где в 05.45 стартовал самолёт в австрийский аэропорт Швехат. Оставалось меньше 40 минут, и латыш, отпив минеральной воды и напоив девочку, глядевшую на него с молчаливым испугом, вскочил и пошёл вместе с ней по тропинке. Но ушёл недалеко.

Из-за газетного киоска внезапно выскочил высокий черноволосый человек. В его правой руке блеснула сталь охотничьего ножа. Реакция не подвела Лаукгалса. Он мгновенно прижал Ингу к себе, выставив, словно щит, и слегка пригнувшись, выхватил из рукава подвешенный на ремне пистолет с глушителем. Нападающий на него человек не мог быть представителем «Инсайда», так как латыш солгал Гармову, будто летит в Вену для встречи с важным осведомителем. Поэтому фора для бегства от террористов у Лаукгалса имелась; они пронюхали бы о его измене гораздо позднее. Значит, черноволосый являлся полицейским опером или же агентом какой-либо спецслужбы. Как раз ради такого случая латыш и припас заложницу, так что сейчас хвалил себя за предусмотрительность.

Нападающий приближался. Безлюдное место и ранний час гарантировали почти полное отсутствие свидетелей. К тому же ещё только начинало светать, а место, где встретились противники, не освещалось фонарями.

Лаукгалс внимательно всмотрелся в приблизившегося черноволосого незнакомца. Латыша немедленно охватила слепая ярость: он узнал человека с охотничьим ножом. Это был Велимир Обрадович. Превозмогая дикую злобу, Лаукгалс негромко, но угрожающе произнёс:

— Слушай, ты, балканский выходец. Дёрнешься, и ребёнок — не жилец.

— Нервы, Айвар, нервы. Давно ли ты утратил свою обходительность?

Латыш, сплюнув, тяжело дышал, с ненавистью глядя на открытое лицо югослава.

— Отпусти девочку и мы, возможно, договоримся, — продолжал нарочито спокойным голосом Велимир. — Ты никак собрался драпать от дорогих соратников? Бросил их в годину испытаний?

— Не твоё собачье дело.

— Напрасно. Нам нужна помощь таких людей, как Айвар Лаукгалс. Без обид, но ты же просто ходячая энциклопедия преступлений своей конторы. С твоей помощью нам будет намного легче повязать и Гармова, и Фироза. Соглашайся, Лаукгалс. Помнишь историю Фрэнка Абигнейла?[31 - Знаменитый американский мошенник, перевербованный полицией. Сюжет лёг в основу фильма Стивена Спилберга «Поймай меня, если сможешь».] Не исключаю, что тебе будет предоставлена относительная свобода взамен на сотрудничество. Свобода в заранее оговорённых пределах, разумеется.

— Не исключаешь? С какой стати я должен тебе верить? Ты для меня — никто, — вся фигура латыша выражала презрение и недоверие.

Велимир мало надеялся на перевербовку такого ветерана заказных убийств, но всё же попробовать не мешало. К тому же он очень боялся за девочку.

— Ошибаешься, Айвар. Я теперь работаю на Интерпол и здесь нахожусь в рамках совместной операции Интерпола и ФСБ. И советую не тянуть резину с решением, скоро здесь будут мои люди.

Глаза латыша превратились в узенькие щёлки и от них во все стороны зазмеились глубокие морщины, а рот растянулся в хитрую ухмылку. Он хрипло рассмеялся и комично погрозил пальцем.

— Блефуешь, любезный. Никаких людей с тобой здесь нет. Ты вновь проявил инициативу, не вполне одобренную начальством — решил преследовать меня до Москвы в одиночку, так как твоим хозяевам не хватило воображения на поезд Петрозаводск — Москва. Слишком уж элементарно, не так ли?

Латыш сказал правду, но отступать уже не имело смысла. Перешедший на сторону правосудия этот карающий меч «Инсайда» был бы ценнейшим подарком спецслужбам.

— Пусть так. По сути, ничего не меняется, Лаукгалс. У меня серьёзные полномочия и я имею право привлекать помощников и осведомителей. Я поручусь за твою лояльность, мне поверят! Ты же не дурак. Без колпака Интерпола тебе от своих приятелей не уйти. Соглашайся!

Латыш, казалось, задумался и наморщил лоб. Не забывая прикрываться Ингой от Велимира, он сельской скороговоркой, отчего явственно прорезался прибалтийский акцент, проговорил:

— Ну ладно, будь по-твоему, я, пожалуй, соглашусь. Припёрли вы меня, обложили. Ну, а гарантии? Мне нужны гарантии…

Где-то совсем недалеко, за маленькой рощей, мало различимо шумел, пробуждаясь от сна, огромный город. Небо окрашивалось нежно-голубой воздушной акварелью и беззаботно, приветствуя дарящее мягкое тепло сентябрьское солнце, щебетали птицы. Вдруг Велимиру почудилось, что все звуки неожиданно пропали. В кошмарной, натянутой, как тугая тетива монгольского лука, тишине он увидел, нет — кожей спины ощутил: Лаукгалс спускает курок пистолета.

Югослав не успел увернуться. Он почувствовал сильный удар в левое подреберье, отбросивший его на плотно слежавшийся песок аллеи. В голове помутилось, но сквозь туман в тазах Велимир увидел, как Лаукгалс, схватив Ингу, бросился к железнодорожным путям. Дальнейшее могло бы сойти за галлюцинацию шизофреника, забывшего проглотить порцию транквилизаторов.

Латыш, в два прыжка очутившись на перроне, внезапно споткнулся на бегу, нелепо задев ногой оброненный незадачливым пассажиром чемодан и, выпустив руку девочки, по инерции вылетел вперёд, свалившись на рельсы перед приближающейся электричкой. Долю секунды Велимир наблюдал, как мертвенно бледный Лаукгалс с нечеловеческим проворством попытался выпрыгнуть из жуткой ловушки обратно на пешеходную часть. Но, как проигравший в большом спорте, где утраченный миг перечёркивает результат, Айвар опоздал. Раздался отвратительный глухой удар. Тело латыша с неестественно перегнувшейся шеей перелетело через низкий парапет и упало на иссиня-черный асфальт перрона. Раздались громкие крики, завизжали женщины.

— Человека убило! Разбился насмерть! Позовите же врача!

К месту катастрофы, шаркая ботинками, бежала железнодорожная охрана, какой-то взволнованный голос, заикаясь, вызывал по мобильному телефону скорую помощь.

Обрадович, сев на песок парковой дорожки, потрогал надетое на нём осеннее пальто в том месте, где чернело пробитое пулей отверстие. Крови не было. Он расстегнул пуговицы и засунул руку в левый внутренний карман. Пальцы уловили холодок металлического предмета, и Велимир с изумлением вытащил рифлёный портсигар, подаренный ему в Стокгольме Артуром Салмио. Роковая пуля брякала между серебром створок, а на одной из них отчётливо обозначилась глубокая продырявленная вмятина. Никакой раны не было.

Югослав обескураженно тряхнул головой, поднялся на ноги и пошёл в сторону стоявшей в оцепенении на перроне Инги Палмберг.




Глава 40


Стояло торжественно тихое бабье лето 2013 года. Усыпанные ярко-жёлтыми листьями, будто маленькими солнцами, клены встречали осеннее равноденствие. В мягком, как вата, воздухе синела незримая дымка, рождённая нагретой почвой, истомлённой недавними дождями. Городские улицы набирались тепла на будущие холода, и чудилось, что нет в мире иной реальности, кроме извечно молодой и поглощённой самосозерцанием природы.

Сидя в уютном кафе в центре Петрозаводска в окружении Миланы, Велимира и спасённой Инги, Артур радовался наконец-то обретённому покою. Прошло почти три недели, как югослав привёз девочку, и восторгам её матери не было конца. Она ума не могла приложить, чем ещё одарить новоиспечённого агента Интерпола за его подвиги. Тот скромно отшучивался, ссылаясь на «серебряную щедрость» Артура, в который раз демонстрируя рифлёный портсигар, «героически пострадавший в борьбе с международным терроризмом».

— Эта вещица войдёт в историю, — иронизировал югослав. — Она не поддалась натиску одного из самых отчаянных головорезов всех времён и народов!

— Велимир, он действительно скончался? — тревожилась Милана. Ей представлялось, что Лаукгалс, словно недобитый маньяк из голливудского ужастика, которого все уже считают мёртвым, вдруг внезапно воскреснет и пойдёт наводить ужас на окружающих.

— Я стоял недалеко от его трупа, когда приехали врачи. Они констатировали смерть. Не волнуйся, — успокаивал девушку югослав.

— Интересно, как поживают наши заклятые друзья, ревнители антиглобализма? — задумчиво спросил Артур. — Неужели отказались от своей доктрины ниспровержения цивилизации?

— Очень сомневаюсь. Готов побиться об заклад — события в Петрозаводске были не более чем генеральной репетицией. Террористический орден, будто пущенный гаубицей снаряд, остановиться не может, — мрачновато потупившись, ответил Велимир.

— Итак, затишье перед грозой?

— Как пить дать! Фироз и Гармов всё так же далеки от раболепия перед этикой и законом, пребывая в мечтах об Армагеддоне.

Прервав его рассуждения, внезапно затрещал мобильник Артура. С неприятным предчувствием он молча взял трубку.

— Господин Артур Салмио? — официально сухо осведомился приглушённый баритон.

— Да, это я. Позвольте узнать, с кем я говорю?

В трубке прокашлялись, и ставший громче голос серьёзно произнёс:

— С вами говорит директор ФСБ Леонид Максимилианович Горский. Вы не против, если мы немного побеседуем?

Велимир и Милана переглянулись. Молодой учёный проглотил застрявший в горле ком.

— Немного неожиданно, — ответил он, запнувшись. — Знаете ли, не каждый день простым смертным звонят директора ФСБ. Хотя мне уже давно пора перестать чему-либо удивляться в своей жизни. Я к вашим услугам.

— Понимаю вас. По так уж получилось, что вы не совсем простой смертный. Поэтому настоятельно прошу вас прибыть в ближайшее время в Москву. Вас будет сопровождать ваш друг Велимир Обрадович. В подтверждение моих слов вы сегодня получите по почте заказное письмо. Все расходы за счёт принимающей стороны. О подробностях при встрече. Согласны?

Артур метнул косой взгляд на югослава, на что тот сделал умоляющее и виноватое лицо, описав рукой над столом какой-то неопределённый жест.

— Подозреваю, что от такого предложения я не в силах отказаться, — усмехнулся Салмио. — Считайте, что я уже еду.

Трубка удовлетворённо фыркнула.

— Хорошо. Обрадович снабдит вас билетами и довезёт в Москве до нужного адреса.

— Леонид Максимилианович, вы не боитесь, что нас прослушивают? — спохватился парень, сразу же внутреннее одёрнув себя за излишнюю наивность.

— Не волнуйтесь. Я сделал звонок, используя линию особой правительственной связи. До встречи, Артур. Вы не возражаете, если я буду обращаться к вам по имени?

— Не возражаю, — Артур равнодушно пожал плечами. — До свидания.

— Всего доброго.

В В изнеможении молодой человек сел на край стула и выразительно глянул на югослава.

— Не сердись, — поспешил тот. — Я сам узнал детали лишь недавно. К сожалению, у меня приказ.

— Ещё один боец невидимого фронта. Комсомолец-доброволец. Значит, ты здесь на задании? — в тоне Артуру сквозило раздражение. — Неисповедимы пути Господни. «Инсайд» от меня вроде бы отстал, так теперь моя многострадальная персона потребовалась ФСБ. Хрен редьки не слаще.

— Не витай в облаках, брат. Проблема «Инсайда» коснётся всех, и очень скоро. Ну, а российская ФСБ сейчас на переднем фронте борьбы.

— Ишь, высокопарно заговорил! Тебя бы на митинг. Скажи, с каких щей я должен безоглядно верить твоему Леониду Максимилиановичу? Каким молотом он намерен ковать моё будущее?

— Ты узнаешь своё прошлое.

— Что?! — Артур воззрился на югослава так, будто из того выпрыгнул космический робот-трансформер. — Потрогай лоб и возьми градусник, Велимир!

— Не кричи. Лучше попробуй подумать. Разве у тебя не бывало провалов в памяти?

Молодой учёный осёкся и замолчал. Он вспомнил сырой подвал в селе под Петрозаводском, отравление кетамином, своё странное видение: мрачный коридор и кабинет с человеком, внушающим бессознательный ужас…

Но откуда такие вещи известны его югославскому приятелю? Он не замедлил спросить об этом.

— Пойми, Артур, директор ФСБ мне почти ничего не сообщал. Он лишь наспех проинструктировал меня, добавив, что в твоём прошлом есть нечто особенное. И это нечто надлежит узнать только тебе и лично от него, — оправдывался Обрадович. — И вот ещё что. Та информация, которую ты получишь, разглашению не подлежит. Вероятно, тебя попросят подписать какую-то бумагу. Борский намекнул.

Артур встретился глазами с Миланой. Она подошла к нему, встала рядом и взяла его руки в свои.

— Я буду ждать тебя. Буду вспоминать каждый день, каждый час, — на её порозовевших щеках появились слёзы. Инга обняла плачущую мать и Артура, соединив их в одно целое.

— Обещай, что ты вернёшься, — негромко попросила девочка. Он пощадил её по голове.

— Обязательно. Я обещаю.

Поэт и философ не знал, говорит ли он правду. Но после радости воссоединения со своей семьёй очень хотел надеяться на это.




Глава 41


Конец сентября выдался в Лос-Анджелес мягким и умеренно-тёплым. Спала изнуряющая летняя жара, и дневная температура воздуха установилась на уровне около + 23 градусов Цельсия с незначительными колебаниями, лениво регистрируемыми городскими термометрами, перегревшимися за август и утомлёнными калифорнийским пеклом.

Фироз в красной с белыми лилиями гавайской рубахе и светло-песочном чесучовом костюме вышел из китайского ресторана. Он всегда считал китайскую кухню особенно полезной для пищеварения и здоровья, о котором чрезвычайно заботился. Здоровье — это сила, а без неё Фироз Акджар не будет нужен ни «Инсайду», ни, в конечном счёте, самому себе. Невдалеке прохлаждалась пара охранников с привычно настороженными физиономиями. Пропустив шефа вперёд, один из них открыл перед ним дверцу «крайслера 30 °Cи» цвета «металлик» и, подождав, когда Фироз усядется на переднем сиденье, расположился сзади. Второй сел за руль. Мощный движок тихонько зашумел и машина тронулась по улице, залитой полосами яркого света, словно прожекторными лучами, выходящими из просветов между набежавших к полудню облаков.

Здесь, в Лос-Анджелесе, родине Голливуда и столице американской роскоши, Фироз не скрывал своего богатства, тогда как в Финляндии он старался никоим образом не привлекать к себе внимания. Поэтому-то вкрадчивое жужжание двигателя дорогого автомобиля лелеяло и баюкало его слух. За годы руководства «Инсайдом» в руках Акджара скопились поистине баснословные деньги. Расположенные на разных счетах в весьма удалённых друг от друга точках планеты и записанные на многочисленные подставные фирмы и оффшоры, они не вызывали ни у кого подозрений. Капиталы «Инсайда» постоянно находились в движении, проходя массу посредников, назначенных самими руководителями организации. Фироз немедленно вспомнил о Гармове. Сотрудничество с российским теневым олигархом составляло один из важнейших векторов руководящей, «внутриполитической» деятельности Акджара в аппарате международного террористического ордена. И действительно, Фироз был обязан Гармову многим. В частности, выход «Инсайда» на российскую авансцену без него был бы крайне затруднен. Гармов, Гармов. Как многое зависело сейчас от него. Могущественный ливанец, закурив гаванскую сигару, что он из медицинских соображений позволял себе в редчайших случаях, задумался о предстоящем. О грядущей информационной атаке, призванной убедить российскую сторону в американской агрессивности и предваряющей собой завершающий аккорд комбинационной увертюры: использование электромагнитной бомбы в Москве.

Теракт в Петрозаводске, столь далеком от калифорнийских берегов, прошёл успешно. Электромагнитная бомба, построенная по чертежам, купленным у Егора Рогатина и доставшимся ранее агентам ГРУ от американских физиков-коммунистов, более чем оправдала себя. Российские специалисты как учёные, так и военные оказались сбиты с толку, никак не понимая, кто же смог изготовить и взорвать в русской Карелии диковинную адскую машину. Конечно, до прямых подозрений американцев в антироссийских кознях, казалось бы, путь неблизкий. Но всякое пространство побеждается большими скоростями. Политические же процессы подчас развёртываются с быстротой, не предусмотренной даже законами физики. Фироз был уверен: следующие шаги «Инсайда» с блеском подтвердят этот тезис.

Хакерская команда, собранная Акджаром в Соединённых Штатах, уже получила задание. «Инсайду» потребовалось около пятнадцати лет, чтобы внедриться в наглухо закрытую для посторонних структуру АНБ.[32 - Агентство национальной безопасности США.] Но деньги, а главное, идейная заинтересованность, открыли и эту невероятно неподатливую дверь. Ведь и в Америке немало людей, осуждающих глобализацию в звёздно-полосатом варианте. Пустить им в глаза пыль липовых идеалов, перемешанную с бумажной зеленью портретов Джорджа Вашингтона, было делом психологической тактики, включающей как разговоры о высоких материях и политической целесообразности, так и гипноз с психотропными препаратами. Так, благодаря популяризации антиглобализма и высочайшей технической оснащённости «Инсайд» сумел сделать почти невозможное — внедриться в святая святых американской разведывательной системы.

Транспортируя своего взрывоопасного пассажира, трёхсотый «крайслер» проезжал по улицам Западного Голливуда — района проживания многочисленной русскоязычной диаспоры. Город, где уже более половины населения признало своим родным языком не английский, а испанский, являлся разношерстным вместилищем огромного количества национальностей, своеобразным Ноевым ковчегом глобализации. Тем не менее Западный Голливуд правился ливанцу, который позиционировал себя убежденным противником глобализационных процессов. Главарю «Инсайда» импонировало изобилие языков, отсутствие чрезмерной политкорректности и выходящая даже за пределы Америки слава передового технополиса. Ареал органичного взаимодействия достижений Силиконовой долины и жизнелюбивого гламура тихоокеанских субтропических побережий рождал в душе Фироза парадоксальную, идущую вразрез с его политическими симпатиями и антипатиями надежду, что победа «Инсайда» даст шанс всему человечеству стать своеобразным мировым Лос-Анджелесом, где каждая нация найдёт себе фундамент для процветания. Но как древним богам, так и современным политическим идолам для этого нужна жертва, а её роль испокон веков обычно играла чья-то кровь.

Мужчина понимал — борьба, возможно, будет долгой. Поэтому ему были нужны все мировые шедевры научно-технической мысли, вся копилка новаторских приёмов стратегии ведения современной войны. Ключ для их получения — идеология и деньги, как и в случае с электромагнитной бомбой. Особые надежды Фироз возлагал на таинственную формулу творения, способную подарить власть над частицами материи, над веществом, над пространством и временем. Её приобретение «Инсайдом» — залог успеха начатого, важнейшее условие победы.

Машина притормозила у морского берега. С холма Акджару открывалась необъятная ширь Тихого океана, разлинованная длинными и высокими, столь удобными для сёрфинга волнами, накопление могучей энергии которых, как полагают океанологи, начинается ещё у ледяных торосов Антарктиды.

Оторвавшись от величественной панорамы, Фироз оглянулся. Помощник принёс руководителю «Инсайда» ноутбук и аккуратно включил его, настроив мобильную связь. Прежде чем набрать комбинацию символов на экране, вождь задумался. Его остроносое сухое лицо выражало причудливую смесь воли и предвкушения чуда. Фироз наслаждался величием минуты, способной, как он верил, дать старт развитию нового мира. Но он твёрдо верил в древнюю формулу бунтовщиков и завоевателей: предшественницей мира выступает война. И ей необходимо было разразиться. Наступал долгожданный момент зеро, и пальцы Фироза застучали по клавишам ноутбука.




Глава 42


— Давай сходим в церковь, Артур. Я так беспокоюсь, миленький мой, — Милана часто так называла своего возлюбленного. Она стояла, потупившись, с прорвавшейся грустью во взгляде и смотрела на Артура. Завтра ему предстоял тревожный отъезд в огромную непредсказуемую Москву. Милана была бы крайне рада, если бы этого не произошло. Девушка усиленно боролась с тревогой, не давала воли слезам, стараясь как близкий и любящий человек всячески поддержать его в опасном, но непонятно почему необходимом предприятии. Однако тщательно сдерживаемое смятение всё же прорвалось. Глаза её затуманились и блестели. — Знаешь, на счастье. Пойдём?

— Конечно. Я буду рад. Сходим все вместе — я, ты, Инга.

Собор Александра Невского на одноимённом проспекте Петрозаводска был построен в девяностые годы взамен старой церкви, разрушенной в годы приснопамятной борьбы с наследием «опиума для народа». Новый храм находился в центре большого парка, немного в стороне от оживлённых городских магистралей, и уже с расстояния поражал наблюдателя густой и вдумчиво-печальной позолотой просторных куполов.

Они шли к церковной ограде по усыпанной опавшими листьями дорожке, а вокруг, незримо поглощая молодых людей в холодных объятиях, царила колдунья-осень. Мягко скрипел под ногами гравий. Собор, погружённый в кленовое золото парковых аллей, словно светился изнутри, бросая тёплый отсвет на тёмно-серое, всё в размытых облаках небо раннего октября. Пронизанный грустью увядания предвечерний воздух, чёрные стволы деревьев, темнеющая перспектива городских далей — всё это навевало тихую грусть, настраивало на воспоминания и размышления.

Артур задержался у входа, пропуская вперёд Милану, ведущую за руку Ингу. Он бывал в соборе и ранее, как и в других петрозаводских церквях, но всякий раз, заново входя в храм, чувствовал в душе лёгкое волнение. Оно возникало невзначай, как неизбежная деталь ритуала приобщения к божественной сути, и быстро сменялось ощущением умиротворения и покоя. Народу почти не было. Литургия давно закончилась, и церковный портал лишь время от времени пропускал отдельных прихожан. Чуть потрескивая, неслышно горели свечи в массивных светильниках, озаряя взыскательно-строгие лики святых. В соборе стояла глубокая тишина, подчёркиваемая безлюдьем; священника тоже не было видно. Расплавленной драгоценностью сверкал иконостас. Алтарь, вместилище святой купели, хранил какую-то извечную тайну. «Быть с Богом наедине, быть с Богом на ты», — почему-то пробормотал про себя Артур.

Милана, поставив зажжённую свечу перед ликом Николая Чудотворца, начала читать молитву, заглядывая в маленький молитвослов. Артур всегда удивлялся тому, насколько женская психология, видимо, в силу врождённого интуитивизма и эмоциональности, восприимчива к религиозному мироощущению. Сам же молодой человек испытывал в душе странное раздвоение. С одной стороны, Салмио готов был поверить в Бога сердцем, а с другой — его склонный к анализу ум исследователя автоматически выставлял ряд контрдоводов божественной картине мира. К примеру, обилие несправедливости и зла в мире, возможность объяснить происходящее в природе без апелляции к потустороннему. Молодого учёного смущали и противоречия в христианской проповеди, рисующей, к примеру, до странности чёрно-белую картину загробной жизни, разделённую между раем и адом. Ведь люди в основной своей массе не являются ни чистейшей воды праведниками, ни законченными злодеями-грешниками. Тогда откуда же подобная философия наивности? Разумеется, Артуру была известна и знаменитая дилемма французского мыслителя Альбера Камю: «Бог либо милосерден, либо всемогущ, но не и то и другое вместе взятое — уместно предположить лишь что-то одно». Если милосерден — то почему не пожалеет безвинно страдающих людей, например больных детей? Значит, не настолько всемогущ. А если всё-таки обладает неисчерпаемым могуществом — почему не изживёт торжествующее зло? Не положит ему конец? Значит, немилосерден. Эта убийственная логика, разрушающая привычные каноны о всеблагом и одновременно всемогущем Боге, отчасти нивелировалась церковью введением тезиса о наличии свободы выбора у человека, дающей ему право определиться с предпочтениями, чему и кому служить. Христу или антихристу, злу или добру. Но что способен выбрать только что родившийся дауном младенец, не успевший нагрешить, уже наказанный своей страшной болезнью? Что могут выбирать животные, не имеющие развитого мышления и вынужденные следовать собственным инстинктам и природной необходимости? Как и большинство жителей планеты Земля, Артур не имел ответов на судьбоносные вопросы философии и морали. Это мучило его. Ему отчаянно хотелось верить в реальность загробного существования. Верить в то, что где-то там, за далью времени и судьбы живут в другом, параллельном мире его умершие родители, горячо любимые мама и отец… Но как примирить логику и веру, найти идею для синтеза научных и религиозных истин, обрести мудрость компромисса?

Поэтому, сохраняя за собой право на веру, сердцем чувствуя присутствие над людьми высшего начала, он признавал — человеческие взгляды на сущность божества далеки от реальности и нуждаются в дальнейшем развитии. Действительно, почему наука и религия так стараются противоречить друг другу? Им же нечего делить. Они имеют, в общем-то, одну и ту же цель: человеческое счастье. Почему тогда представители различных религиозных конфессий зачастую не могут понять друг друга, считают инакомыслящих отступниками от истинной веры? Ведь главное — облагораживающая вера в добро, пусть и неодинаково трактуемое. Салмио вспомнил вольный пересказ известного библейского поучения, относящегося к притчам царя Соломона: познавайте окружающее, потому что через познание придёте к Богу. Научные методы познания космоса, общества и человека необходимо соединить с этикой и чистотой религиозной интуиции, чтобы знания и факты уточнили смысл объекта веры, а интуиция помогла бы науке не потерять человеческую теплоту и гуманизм. Нужно постепенно избавляться от фарисейского догматизма; все мировые религии когда-то, особенно в период своего зарождения, прошли путь отрицания отживших схоластических заблуждений. Пусть, на здоровье, существует плюрализм во мнениях. Руководством же для любой приемлемой морали, как религиозной, так и научной, но мнению Артура, должно было служить так называемое золотое правило этики, отражающее старинную и простейшую мысль: не делай другому того, чего не пожелаешь себе. Или в более расширенном и углублённом варианте, именуемом категорическим императивом Иммануила Канта: поступай согласно такой максиме, которая, по твоему мнению, должна стать всеобщим законом. И вот как раз здесь уже не требуется революционного переосмысления.

Когда у поэта и философа умер от последствий инсульта отец, он не знал, по какому обряду, православному или лютеранскому, следует отпевать его, так как и сам отец при жизни не помнил характера своего крещения в детстве. Тогда один знакомый православный священник сказал Артуру: «Прислушайтесь к своему сердцу, и оно подскажет вам верный выбор». Действительно: как православие, так и лютеранство вместе с прочими конфессиями представляют собой различные альтернативные варианты человеческой дороги к Богу. И каждый должен сам решить для себя, какой из путей ближе к нему по духу. Салмио давно выбрал православие, из-за его духовной близости одновременно России и Финляндии, где также имелось немало православных. Хотя он и не страдал избытком религиозности, Артур всё же обращался к религии по большей части вследствие моральной солидарности в приверженности позитивной жизненной философии. «Всё есть результат тайного акта творения и кем бы и чем бы он ни был выполнен, мы вправе всегда верить в лучшее», — подумал он.

Молодому человеку стало жарко от нахлынувших мыслей, и он шире расстегнул ворот рубашки. «Нет, нет, я не противоречу воле Творца, не оспариваю его приоритет в делах неба и земли», — поспешно, словно уличив себя в нигилизме и неверии, подумал Артур. Ему на секунду стало страшно. Неожиданно свечи слегка заколебались на сквозняке, возникшем от приоткрывшейся двери, будто сама великая тайна творения сущего коснулась своим крылом алтарной балюстрады церковного престола.

Невысокая и опрятная пожилая женщина, скромно, но красиво одетая, с цветным платочком на голове, покрестившись на образа, подошла к Инге.

— Как тебя звать, внученька? — спросила она девочку, устремив на неё большеглазое лицо, осенённое чуть выбивавшимися из-под платка серебристо-седыми волосами.

— Инга Палмберг.

— Вот как? Ты, видать, издалека?

— Да, мы с мамой из Швеции, — ответила, слегка румянясь от смущения, Инга.

— Из северных краёв, стало быть, — кивнув, подтвердила старушка и продолжила: — Я тоже оттуда, с Севера. Поморские мы, с Беломорья.

В размеренном говоре женщины время от времени слышалось знакомое северянам и жителям Вологды открытое раскатистое «о». Несмотря на возраст в ней были заметны энергия и сила. Однако трудно было оценить её социальную принадлежность — «из простых людей или из интеллигенции», как говорят в народе. Подошли Артур и Милана. Приветливо взглянув на них, женщина сказала, загадочно улыбаясь:

— Хорошо, что вы приехали, ребятки, навестили нас. Путь неблизкий.

— Извините, мы знакомы? — удивился Артур.

— В Божьем храме нет чужих! Сказано же апостолом Павлом: несть ни эллина, ни иудея, — с убеждением ответила она и вдруг, размашисто осенив их всех крёстным знамением, изрекла: — Удачи вам, дети, и любите друг друга! Запомните: Бог есть любовь, сострадание и милосердие. Вот Святая Троица нашего человеческого бытия, а остальное не так уж и важно.

Мягко захлопнулась парадная дверь, и как напутственные огни ожидаемого, но неведомого счастья, вновь всколыхнулись свечи.

— Кто это? — недоумевая, спросила Милана.

Артур пожал плечами.

— Не знаю. Главное, что нам сказали добрые слова. Не разбираюсь в приметах, но, наверное, оно и к лучшему.

— Господи, спаси Артура, спаси нас всех, — прошептала Милана, думая, что он не слышит её. — Да будет над нами воля Твоя!

Они вышли из собора и, взявшись за руки, побрели по аллее. В хаотичном и немом танце осыпались листья. Холодный вечер догорал в синих сумерках, и с чёрного неба звали ввысь гирлянды невыразимо далёких созвездий.




Глава 43


Аэропорт Домодедово встретил Артура и Велимира проливным дождём и штормовым ветром. Причём ливень разразился неожиданно, всего за две-три минуты до прибытия авиалайнера, так что пилоты, наверное, проклинали метеорологов за неточность прогноза. Сам же полёт прошёл практически незамеченным для молодого человека. Удобно устроившись в высоком кресле, он проспал всю дорогу. Накопившееся за несколько дней до отлёта из Петрозаводска волнение схлынуло и, спускаясь по трапу с сумкой через плечо, Артур не переставал поражаться своему спокойствию. Сопровождавший его Велимир был, как и обычно, собран и неразговорчив, поскольку его южный темперамент прорывался только тогда, когда югослав позволял себе это.

У дверей здания аэропорта их поджидала машина — бежевый BMW Х5. В кабине кроме водителя сидел неприметный и немногословный молодой человек в коротком осеннем пальто чёрного цвета, сразу же пружинисто выпрыгнувший из машины на тротуар, как только заметил Велимира с Артуром. Он вежливо поздоровался и, не задавая никаких вопросов, захлопнул за прибывшими дверцу. Усевшись с краю на заднем сиденьи, он погрузился в молчание. Столь же молчаливый и хладнокровный пожилой шофёр ловко вырулил на Каширское шоссе и стремительно погнал машину в сторону Лубянской площади. Мелькали какие-то дома, перекрёстки, парки и поля, но Салмио не видел ничего, сконцентрировавшись на будущем разговоре и обрывках своих воспоминаний. Не исключено, что именно сейчас он узнает ответ на мучивший его вопрос — почему международная преступная группировка проявляла к нему такой исключительный интерес? Что притаилось в закоулках его непредсказуемой памяти, а главное, откуда взялось там? В результате всемогущий рок выкинул его из спокойной Финляндии, нарушил привычный уклад жизни и перенёс в Стокгольм, далее швырнув в российские пределы. Куда и зачем влекла его непостижимая и суровая судьба? Салмио не знал, что в ближайшем будущем произойдёт с ним и с его близкими. Казалось, что вся планета уже застыла перед страшной угрозой. Бешено несущаяся жизнь вот-вот совершит последний агонизирующий скачок и упадёт во мрак. Несмотря на включённый в машине обогрев Артура охватил озноб, а к горлу подступила тошнота.

Но с другой стороны — кем он был в Финляндии в последние годы, чего добился к своим тридцати семи годам? Так, малоизвестный исследователь-мыслитель, опубликовавший несколько статей по философским проблемам физики. Одинокий эмигрант, не имевший семьи и детей, живущий на малолюдной окраине большого города. Теперь же в его жизни есть любовь и нежность — Милана, есть семья. И что совсем уж невероятно — новый высокий смысл противостояния мировому злу и постижения великой тайны, связанной с именем его дяди, Александра Покрова. Без террористов, замысливших разрушить современную цивилизацию, ничего бы этого просто не было! Да, воистину зло и добро идут рядом, почти в одной колее, переплетаясь друг с другом и оставляя человеку лишь смутную надежду, что всё-таки зло изживёт себя и, став окончательно ненужным, уступит наш мир добру.

Сидя с закрытыми глазами, он не заметил, как они подъехали к Лубянке, но услышал спокойно-твёрдый голос сопровождавшего их молодого эфэсбэшника:

— Выходите. Мы приехали.

Они вышли из машины. Артур увидел прямо перед собой монументальный фронтон серого многоэтажного здания строгой планировки, которое было знакомо ему, главным образом, но публикациям в Интернете и в журналах. Он глубоко вздохнул. Что ожидает его в чреве этого огромного дома, какая правда притаилась в хитросплетениях его кабинетов?

Словно голодный удав добычу, здание бесшумно проглотило их, мягко шаркнув дверью, в одночасье делая фрагментом своего сложного и малопонятного для непосвящённых организма.

Вот и длинный серый коридор с вереницей одинаковых, обитых кожей, дверей. Шаги гасила ковровая дорожка, лентой убегавшая в сторону высокого окна. Даже воздух казался молодому ученому наэлектризованным и насыщенным тайной. Наконец молодой эфэсбэшник остановился у двери с табличкой и, не успел Артур прочесть надпись на ней, сказал:

— Вас ждёт Леонид Максимилианович Борский, Прошу вас, господа! — Он, чуть наклонив голову, распахнул тяжёлую дверь. Салмио и Велимир вошли.

— Рад вас приветствовать, господа! — Мужчина лет пятидесяти — пятидесяти пяти, среднего роста, с продолговатой лысиной, обрамленной короткими темными волосами, неспешно шёл к ним, встав из-за массивного, приставленного к окну стола. Его сухое энергичное лицо выражало непринуждённую полуулыбку, но глаза не улыбались, внимательно всматриваясь в визитёров. — Я так понимаю, что цель моего приглашения вам хорошо известна?

Уяснив, что дело обойдётся без долгих реверансов, Артур утвердительно кивнул головой. Он старался держаться уверенно, хотя и чувствовал знакомую неприятную сухость во рту. Велимир выступил вперёд.

— Леонид Максимилианович, мы ждём ваших распоряжений.

— Ценю вашу решительность, господин Обрадович, но для начала мне нужно посвятить вас в некоторые подробности. Артур, вы, наверное, ждёте от меня некоторых объяснений?

— Да, хотелось бы, — Салмио откашлялся.

— Присаживайтесь, — хозяин кабинета широким приглашающим жестом указал на кожаные кресла, асимметрично расставленные около стола.

— Итак, начну с предыстории, — сказал он, когда гост и уселись. — Вы, Артур, очевидно, к большому огорчению для вас, оказались носителем опасного секрета, восходящего, так сказать, к альма-матер современного оружия шестого поколения, И вас, разумеется, интересует, каким образом это случилось, тем более что сами вы, насколько я понимаю, ничего не помните?

— Абсолютно ничего.

— Что вам вообще известно о работах вашего дяди, Александра Покрова?

— Я точно знаю, что он был знаменитым физиком, работавшим над засекреченными проектами в Советском Союзе. Проекты эти касались применения эффектов электромагнетизма в военной области. В частности, что-то между разработками Никола Тесла и эффектами квантовой механики. Точнее не могу вам поведать. И уже от террористов я узнал о некой формуле творения, хотя совершенно не представляю себе, что это и о чём. Вот, пожалуй, и всё.

— Небогато, небогато. — Борский присел на край стола рядом с поэтом и философом. — Простите за нескромный вопрос, но всё же… Дядя делился с вами информацией о своих открытиях, рассказывал что-нибудь?

Артур ясно видел: небольшой допрос, конечно, не является импровизацией, а был заготовлен заранее, хотя и протекал в непринуждённой форме.

— Видите ли, Леонид Максимилианович, я тогда был подростком, учился в старших классах средней школы. О некоторых вещах мне дядя рассказывал, зная о моём тогдашнем увлечении физикой. По не так много, как вам, возможно, думается. Поверьте, — Салмио слабо улыбнулся.

— Бросьте оправдываться, в самом деле, — Борский театрально поморщился. — Это вовсе не допрос и вы даже не обязаны отвечать, если не хотите.

Конечно, Борский лукавил. Уже то обстоятельство, что беседу проводил сам директор ФСБ, говорило о многом. Борскому требовался максимум откровенности. Он немного помолчал, вероятно, ожидая, что заговорит Артур, но ответа не дождался. Молчание затянулось.

— Ну что ж. — Борский отошёл к окну. — Давайте начистоту. Вам действительно нечего сказать? Поймите, в ваших же интересах…

— Леонид Максимилианович, если человек не располагает сведениями, он не сможет облечь их в доступные для понимания слова! — перебив его, взмолился парень. — Именно вы обещали мне пролить свет на все эти иксы и игреки. Где же обещанная откровенность с вашей стороны?

— Ладно. Допустим, я вам верю. Считайте, это последней маленькой проверкой.

— Была и не последняя? — искренне удивился Артур.

— Мы пытались узнать, что именно вам известно, действуя через МВД Петрозаводска. Помните, наверное, ваше заключение под стражу в карельской столице?

— Как же можно такое забыть, — усмехнулся поэт и философ. — А, простите, «малява»? Тоже продукт совместного творчества ФСБ и полиции?

— Не иронизируйте, Артур. Встаньте на наше место. Да, по моему поручению следователю было приказано работать с вами, скажем так, не совсем стандартно, поэтому вам и направили эту несчастную записку. Хоть смейтесь, но у нас не было иной возможности убедиться в том, что вы не лжете, говоря о террористах «Инсайда» и электромагнитной бомбе. Что же нам оставалось применять к вам меры физического воздействия, попросту пытать? Баловаться с кетамином, скополамином или с чем похуже? Нет, увольте. Не в моих правилах, да и не те времена.

«Ещё моё иностранное гражданство», — машинально про себя вставил Артур.

— Тогда вы решили работать в рамках демократической процедуры? — съязвил он.

— Почти угадали. Кстати, записка была специально составлена на блатной фене, чтобы запутать вас, уж извините, и подтолкнуть к реальному сотрудничеству со следствием. Следователь должен был внушить вам доверие, но, по-моему, плохо справился со своей ролью. Впрочем, не важно. Мы убедились, что вы говорили правду. Особенно после того, как в ходе изучения архивов нашей организации неожиданно всплыли некоторые поистине шокирующие данные.

Борский победно взглянул на Салмио. Его взгляд будто сообщал: «Видишь, насколько далеко простирается моя искренность? Это же святая святых, тайны конторы».

— Леонид Максимилианович, я заинтригован и уже почти в шоке из-за одного только факта нахождения у вас…

Артур хотел продолжать, но Борский прервал его и указал на большой плоский экран, помещавшийся вместе с раскрытым ноутбуком на небольшом столике у противоположной стены. Вооружившись пультом, директор ФСБ щёлкнул кнопкой, и экран засветился. Сначала замелькали рваные полоски и мелкие чёрные кляксы, свидетельствующие о давности плёнки. Затем на экране появился профиль безвольно полулежащего в кресле человека, над которым склонилась мрачная мужская фигура, облаченная в белый халат. Губы полулежащего человека беззвучно шевелились, и только тут Артур понял, что звук при просмотре был отключён. Мужчина в белом халате склонился ещё ниже и стал делать какие-то пассы длинными худыми руками. На секунду он повернул к камере своё лицо и с экрана на зрителей как-то криво и вскользь сверкнули ледяные и немигающие, похожие на змеиные, глаза.




Глава 44


Артур заметно вздрогнул и подался назад. Борский выключил запись и, непринуждённо посмотрев в красочный календарь, висевший на торце шкафа, спросил:

— Вы кого-нибудь узнали, Артур?

— Не могу сказать наверняка, но определённые ассоциации в памяти возникли.

— Насколько определённые, вас не затруднит сообщить? — упорствовал Леонид Максимилианович.

Молодой человек задумался, а Велимир, до этого не вмешивавшийся в разговор, заметил:

— Леонид Максимилианович, поправьте меня, если я выскажусь ошибочно, но думаю, что это тот самый человек, который и повлиял на психическое состояние моего друга. Вызвал провалы в памяти.

— Почему вы так решили?

— Он удивительно напомнил мне одного гипнотизера из запрещённой несколько лет назад секты, — уверенно ответил Велимир. Ему хотелось побыстрее разрядить обстановку и добиться от директора ФСБ внятных объяснений.

— «Белые братья», не так ли?

— Точно, секта носила именно такое название.

Минуту Борский следил за проплывавшими за окном в холодном небе облаками. Казалось, он в сотый раз взвешивает все подробности дела и принимает последнее решение.

— Вы практически угадали, Велимир. До этого нашего разговора я колебался, посвящать ли вас с Артуром в некоторые чрезвычайно, я бы сказал, щекотливые детали одного закрытого расследования, проходившего под контролем Президента Российской Федерации. Но, нужно смотреть правде в лицо — Рубикон перейдён уже много лет назад. Ещё в сталинские годы при НКГБ СССР была создана сверхсекретная группа, занимавшаяся изучением применения на людях психотропных веществ и специализировавшаяся на различных, так сказать, нестандартных методах работы с подследственными и заключёнными. Вам известно имя Григория Майрановского, руководителя токсикологической лаборатории НКВД — МГБ?

— Работая в югославских спецслужбах, я слышал о нём, — отозвался Велимир. — Этакий советский вариант доктора Зло. Только при разговоре о нём, в отличие от его голливудского аналога, любой смех застрянет в горле.

— Так вот. Группа, о которой я веду рассказ, тесно взаимодействовала с токсикологической лабораторией Майрановского. Не стану детализировать, — продолжал Борский. — Скажу лишь вкратце: речь идёт о химических, электромагнитных и гипнотических методах воздействия на центральную нервную систему человека, на его мозг. Даже сейчас, в нынешнее время, неизвестны все масштабы работы этой тайной группы. Возможно, она активно сотрудничала с психиатрическими лечебницами, занималась обработкой диссидентов. Естественно, под наблюдение КГБ попал и знаменитый в Советском Союзе физик Александр Покров. Чекистам было ясно, что он не отличался должной политической благонадёжностью и вёл опасно откровенные разговоры с одним французом — его близким другом. И как ни странно — со своим собственным племянником, обладавшим в детстве блестящими математическими способностями и готовившимся к поступлению на физмат. Психологам и историкам науки хорошо известно, что математические способности проявляются рано. Математически одарённый юноша уже в пятнадцать лет может очень многое понять в стратосфере алгебраической абстракции и уметь решать сложные задачи. Достаточно помянуть таких звёзд математики, как Леонард Эйлер и Карл Фридрих Гаусс. Впрочем, вернемся к нашему племяннику. Александр Покров делился с ним информацией и по другой причине. Кому придёт в голову допрашивать несовершеннолетнего подростка на предмет высоких физико-математических материй? Я же лично склонен полагать, что ревностная забота об интеллектуальном развитии талантливого племянника заслоняла в душе его дяди представление об угрозе со стороны карающих инстанций. Александр Покров настолько был увлечён общением с юным дарованием, что неосторожно проговорился о некоторых скрываемых им же самим вещах. К сожалению, в КГБ узнали об этом. Шёл 1991 год, отмеченный в России отчаянной схваткой за власть. Горели архивы, оба лагеря искали пресловутое «золото партии», решался вопрос о будущем политическом строе России. Приближались дни путча. Люди, близкие руководству ГКЧП, враги демократического пути развитая, заметали следы. Они решили воспользоваться коллективом уже, в принципе, распущенной группы психологического зондирования. В суматохе под раздачу попали и те, кого ГКЧП действительно мог опасаться и те, кто был далёк от власти и политики. В их числе оказался и пятнадцатилетий племянник Александра Покрова, носивший финскую фамилию и проходивший по спискам родственников неблагонадёжных лиц в бывшем советском КГБ. Вы, конечно, узнаёте себя, Артур Салмио?

Молодой человек энергично кивнул. Он давно уже понял, куда клонит директор ФСБ, и теперь ждал развязки.

— Антидемократическая группировка мечтала не только о власти, но и о богатстве. Ведь некоторые секреты стоят огромных денег, и оба сражающихся лагеря хорошо осознавали, что именно большие капиталы будут править бал в обновлённой России. Так вы и угодили под жернова истории. Вам не помог юный возраст в силу ваших способностей и знаний. Ваш дядя пытался найти вас в тот грозовой август 1991-го, но не смог. Сам же он находился в осаждённом силами ГКЧП Белом доме, в Москве. Человек, произвёдший гипнотический сеанс и устроивший вам частичную амнезию, впоследствии сотрудничая с религиозными сектантами, вероятно, и с «Белыми братьями» тоже. Он объявлен в розыск аж с девяностых годов, и мы предполагаем, что этот человек, один из лучших в бывшем СССР гипнотизеров, скрывается за границей. Именно его вы видели недавно на телевизионном экране в моём кабинете. Добавлю, что ваши родители подавали в начале девяностых заявление в прокуратуру Москвы, но безрезультатно: люди, повинные в незаконных действиях над вашей психикой, были к тому времени либо мертвы, либо находились в бегах.

— Я и забыл о своих математических талантах. Теперь припоминаю: мне о них рассказывали мои родители, — задумчиво проговорил Артур.

— Вы многое забыли и о многом ещё, не ровён час, вспомните, чего вам искренне желаю. Не находите ли интересным вашу профессиональную специализацию на философии вопросов физики? Очевидно, пассы гипнотизёра каким-то образом отбили у вас охоту заниматься непосредственно физикой, внушили подсознательный страх перед всем, что напрямую касается физико-математических дисциплин. Но этика научного поиска и философский анализ физических проблем — это несколько иное. Ваш мозг подсознательно продолжал любить физику, но уже через философию и этику.

— Витиевато, — обескураженно проронил Велимир, не в силах скрыть недоверчивого удивления. — Прямо как в кино.

— Безумно и оттого правдиво, — заверил его Борский. — Вспомните, господа, тех же физиков-теорстиков, не жалующих традиционный здравый смысл, а исповедующих необычность и парадоксальность в качестве критериев истины.

— Да, любопытная ретроспектива, Леонид Максимилианович. Честно говоря, я поражён, — голова у Артура кружилась, и ему казалось, что тень от многоярусной люстры на потолке нелепо приплясывала. — Но об этом позже. Существеннее другое. Значит, Вильям Гармов был нрав, когда сказал, что сыворотка правды разбудила отдельные воспоминания?

— Выходит, что так. Мозг — мало предсказуемый и крайне сложный инструмент. Под действием сыворотки правды вы вспомнили не всё, по вот имя Огюста Венсана назвали. Не буду скрывать, как раз по этому поводу мы вас и пригласили в Москву.

— Надеетесь, что я вспомню те сведения, которые передал Александр Покров Венсану?

— Нет. Полагаю, не существует нужды насиловать вашу память. Всему своё время. Мы хотели бы попросить вас поговорить с французским учёным, — голос Борского, привыкшего отдавать команды и распоряжения, принял просительную интонацию и потому плохо его слушался.

— Мне?! Позвольте, какой в этом смысл?

— Огюсту Венсану грозит большая опасность. Однако он так долго находился под колпаком КГБ, что теперь не хочет иметь никаких дел и с ФСБ тоже. Упрямый старик не желает ни с кем говорить, кроме племянника своего русского друга, Александра Покрова. Мы пытались уговорить Венсана надавить на него — результат нулевой. Между тем всё же исключительно важно узнать, какие конкретно сведения ему передал ваш дядя. Мы заинтересованы в том, чтобы эту информацию не прикарманили террористы «Инсайда», которые со дня на день доберутся до француза. Я даже боюсь, что мы уже опоздали, так как прикрытие от преступников, негласно установленное для Венсана по соглашению со швейцарской полицией, кажется, перестало действовать. Буквально вчера в Париже, Берлине и даже в миролюбивом Цюрихе, славящемся вековым нейтралитетом, прогремели взрывы жилых домов, видимо, для того, чтобы отвлечь внимание Интерпола и полиции от подготовки куда более серьёзных мероприятий. Поэтому, я спрашиваю вас, Артур, готовы ли вы осуществить своего рода дипломатическую миссию и разговорить пожилого учёного? Вам он поверит. Причём это важно как для него самого (я говорю о безопасности Венсана), так и для всех нас.

— Леонид Максимилианович, вас не затруднит ответить на последний вопрос?

— Слушаю вас, — насторожился Борский, и его жёсткий взгляд, будто сверло, проникал в самую глубину зрачков Артура.

— Что же такое «формула творения»? Или служебная субординация не даёт вам права разглашать такие «икс-файлы»?

Директор ФСБ провёл рукой по лбу, затем, глядя в пол, сделал несколько шагов по кабинету туда и обратно. Наконец он остановился и мягко произнёс:

— Артур, вы должны понять, что это было дезинформационной игрой КГБ и ничем иным. Террористы «Инсайда» клюнули на расставленную когда-то для дезориентации иностранных разведок ловушку. Сам термин «формула творения» родился в перлюстрированной работниками КГБ переписке Александра Покрова и Огюста Венсана. В КГБ, очевидно, правильно решили, что это просто фигура слова, не содержащая определённой смысловой нагрузки. Комитетчики знал, что Венсану переданы какие-то данные, но это знали и некоторые иностранные разведки, в том числе ЦРУ и Моссад. Для того чтобы дезинформировать их, и была создана легенда о «формуле творения», могущей перевернуть наши представления о мироздании. Огюст после разоблачения своего тайного сотрудничества с Александром Покровым связал себя договором с КГБ и не выходил из его воли. Тем более он всегда симпатизировал французским коммунистам. Венсан бережно хранил секретные сведения и был внештатным информатором Комитета, по крайней мере, по-актёрски изображал эту роль. Он был готов информировать КГБ обо всех подозрительных личностях, если таковые попробуют выйти на связь с ним. Напуганный Комитетом Огюст Венсан даже предоставил чекистам все полученные от Александра Покрова данные по теоретической физике. Но вот здесь-то как раз и кроется загвоздка: все, да не все. Уже и тогда, при КГБ имелись такие подозрения. Есть они и в настоящее время у нас в Федеральной службе. Разговор с Венсаном более чем полезен во всех отношениях. Мы обязаны спасти то, что ещё можно спасти. Так вы готовы ехать?

— Я согласен, — выдохнул Артур. — Где я должен встретиться с ним?

— В Женеве. Вылетайте сегодня. Вам поможет Велимир Обрадович, через которого мы координируем наши планы с Генеральным секретарём Интерпола Джеймсом Гольдманом. Сумеете?

— Постараюсь, — Салмио искренне ответил на крепкое рукопожатие директора ФСБ.

Внезапно дверь кабинета без звонка и стука распахнулась. Вошёл, вернее, влетел, взмыленный офицер и, не обращая внимания на замерших Артура и Велимира, без полагающегося приветствия взволнованно заявил, почти выкрикивая каждую фразу:

— Леонид Максимилианович! Мощнейшая хакерская ДОС-атака со стороны США на сайты Минобороны и Генштаба! Невероятно, но, похоже, что след ведёт в американскую АНБ! Взрыв электромагнитной бомбы на Невском проспекте в Санкт-Петербурге, масса ДТП и возгораний в жилых домах, почти весь город обесточен. Ситуация критическая, Генштаб приказал привести в повышенную боевую готовность подводные ракетоносцы и ядерные средства наземного базирования, а также авиацию и войска ПВО. Президент с минуты на минуту должен созвониться с Вашингтоном.

Он резко замолчал, и несколько секунд висела в кабинете страшная тишина. Было предельно ясно — случилась катастрофа. Её боялись, в неё не верили и так мало сделали для её предотвращения. Начинало осуществляться то, о чём ещё весной предупреждал бывший сотрудник югославской госбезопасности, а ныне агент Интерпола Велимир Обрадович. То, о чём пытался докричаться в России до органов правопорядка и сам Артур Салмио. Борский побледнел. Затем, справившись с собой, глухо обратился к Артуру:

— Вот видите? Промедление смерти подобно. Отправляйтесь в Шереметьево, вы полетите на самолёте МЧС. Скорее!

Жизнь разворачивалась, словно на мистических полотнах Иеронима Босха: растерянные, в ожидании неминуемой катастрофы лица, неизбывный трагизм бытия. Обескураженный Артур, еле держась на ногах, в смятении вышел из кабинета в сопровождении мрачного и как всегда решительного Велимира.

Над Москвой, придавливая к земле и взвинчивая нервы, взревела сирена противовоздушной обороны.




Глава 45


Машина ФСБ вырвалась с Лубянской площади. Кратчайший путь на Шереметьево пролегал по Леншпрадскому шоссе через перекрытую со стороны Охотного Ряда Тверскую улицу. Пожилой шофёр, который привёз их из Домодедова в штаб-квартиру ФСБ, сказал, что вырулит на Тверскую через Большую Никитскую и Тверской бульвар. Через Театральный проезд машина быстро проследовала прямо на Моховую улицу, откуда открывалась широкая панорама Манежа и вырисовывались зубчатые стены Московского Кремля. Стояла ясная погода, едва начинало смеркаться. В окнах московских домов желтоватыми квадратами загорались первые робкие огни. Массы разнокалиберных машин после рабочего дня двигались в сторону спальных районов. И тут случилось невероятное.

Где-то над зданием Арсенала, ближе к Угловой Арсенальной башне, сверкнула режущая глаза голубоватая вспышка. Артур ощутил внезапное головокружение, похожее на то, что он испытал в момент взрыва электромагнитной бомбы в конце августа в Петрозаводске, когда они гуляли с Миланой по городу и проходили мимо петрозаводского железнодорожного вокзала. Мощная взрывная волна подбросила машину, но не опрокинула её. Загрохотало, и Артур, словно в бреду, увидел, как Угловая Арсенальная башня, известная в истории как Собакина, прославленная своей прочностью, зашаталась и опрокинулась, надломившись посередине. Над Арсеналом поднималось, колыхаясь в основании, грибообразное чёрное облако. Велимир, неестественно откинувшись назад, затих. Прикомандированный к ним из ФСБ шофёр потерял сознание и выпустил из заскорузлых пальцев руль. Вновь тряхнуло, и машину занесло, потащив юзом на обочину. Салмио ударился виском о боковое стекло, но призвав на помощь всю силу воли, подавил предательское помутнение в голове. Бросив взгляд на ревущую гудками автомобилей улицу, он понял, что случившееся тогда в Петрозаводске напоминает детский лепет по сравнению с разворачивающейся сейчас вокруг него катастрофой. Огромный город, словно внезапно поражённый страшным недугом организм, агонизируя, замер в чудовищном параличе. Чудом справившись с заевшим дверным замком, Артур вылез на придорожную, пожухлую от дыхания поздней осени траву. Моховая улица и Манеж были запружены лежащими и сидящими в разнообразных позах людьми. Повсюду — на проезжей части, у обочин и на газонах, в ближайшем парке и на Манежной площади в беспорядке трудились автомобили. Некоторые были перевёрнуты, и насыщенный выхлопными газами и пылью воздух резал визг карет скорой помощи. Велимир медленно открыл красные, с прожилками сосудов глаза.

— Ну, вот и дождались, — нервно усмехнувшись, обратился он к Артуру. — Как и следовало ожидать. Прямо на Красной площади!

Велимир громко и витиевато выругался по-сербски. «Не по-русски, а в переводе не нуждается», — саркастически подумал Артур, несмотря на невероятную, не укладывающуюся в сознании ситуацию. Голова раскалывалась. Он извлёк из кармана навеки замолчавший мобильный и со злостью швырнул его в канаву. Как они получат инструкции от Борского? Теперь уже у директора ФСБ не будет никаких сомнений. «Инсайд» проявил себя, показал меру своих возможностей, взорвав электромагнитную бомбу в сердце Москвы. Но что решат Президент и Генштаб? Как поведут себя за океаном?

Салмио заметал быстро приближающегося к ним молодого человека в расстёгнутой, видимо, наспех наброшенной куртке. Он бежал, как притягиваемый магнитом, ловко огибая препятствия. Не добежав и десяти шагов до Артура, он крикнул:

— Господин Салмио, я от Леонида Максимилиановича! Здесь моя машина.

Видимо, сработал некий «вариант В». Салмио с Обрадовичем помогай подняться пожилому водителю и все вместе, втроём направились навстречу незнакомцу. Взглянули в предъявленное молодым человеком удостоверение со штампом Федеральной службы. Убедившись в правдивости его слов, мужчины без промедления уселись в серо-голубой «опель». Артур сел спереди, а старик и Велимир разместились на заднем сиденьи.

— Едем в Шереметьево. Директор распорядился ничего не отменять. Вы в состоянии лететь? — тоном футбольного комментатора, освещающего самый интересный момент игры, спросил парень. Молодой человек подивился его выдержке. Не зря было сказано поэтом: гвозди бы делать из этих людей… Что ж, профессионализм и самообладание — что может быть лучше сейчас?

— В состоянии, если аэропорт Шереметьево по-прежнему на службе у прогрессивного человечества, — усмехнулся Артур, а Велимир вместо ответа поднял вверх правую руку с двумя растопыренными пальцами, символизирующими «викторию».

— Ты, случайно, не знаешь, какой это Матиас Руст[33 - Немецкий спортсмен-пилот, 28 мая 1987 года приземлившийся на лёгком самолёте на Красной площади, нетронутый советской ПВО.] двадцать первого века заземлил на Красной площади электронную бомбу? — спросил он молодого сотрудника. Они с Салмио пытались шутить, тем самым преодолевая отчаяние и безнадёжность.

— То есть вы имеете в виду электромагнитный взрывогенератор? — с недоверием переспросил пожилой шофёр, демонстрируя знание научной терминологии. — Мы когда-то проходили в офицерской школе про эти штуки. Не-ет, не может такого быть, — протянул он.

— Я слышал, предполагают, что это ХААРП. Та самая станция на Аляске, созданная янки будто бы для изучения атмосферных процессов. Давно ходят байки о реальной природе ХААРП новом электромагнитном и климатическом американском оружии. ФСБ получило множество сообщений от разных лиц, что это действует ХААРП. Это касается того, что случилось в Петрозаводске и в Питере. Да, теперь вот в Москве на наших глазах. Не так давно разведка взломала сайт каких-то террористов, и там прямо говорится о ХААРПе, — сказал молодой офицер, следя за летящей автострадой.

— Сайт может быть подставой, чтобы свалить всё на американцев, — проговорил Велимир.

— Контора разберётся, — нехотя подвёл итог парень. — Вопрос времени.

«Которого практически не осталось», — подумал Артур. «Опель» наконец-то пробуравил Тверскую-Ямскую, забитую пробками из поломанных и заглохших автомобилей, и вихрем понесся по Ленинградскому шоссе. За всю недолгую дорогу спидометр не показывал меньше 120 км/час.

Вот и Шереметьево. Столичный аэропорт бурлил и сиял огнями. Многие рейсы были отменены, так что расстроенные, а то и разгневанные пассажиры кучковались и галдели у пунктов продажи билетов.

Самолёт МЧС, готовый по заданию российского правительства доставить в пострадавшую от терактов Швейцарию команды сапёров, врачей и спасателей, уже готовился к взлёту. Без суеты и препонов получив свои билеты и попрощавшись с двумя офицерами ФСБ, Салмио и Обрадович поднялись по грану. Прощаясь, старик-водитель долго жал руку Артуру, а молодой эфэсбэшник похлопал его по плечу:

— С тебя швейцарские часы. И кусок сыра не забудь, а то нас здесь только сёмгой и кормят, — по-деловому сострил он напоследок.

Самолёт взял разгон, и земля стала удаляться, всё больше и больше напоминая тщательно прорисованный топографический план. Впереди вновь лежали «полуночные» страны — Западная Европа…

Артур вспомнил, как он летел этим летом в Петрозаводск за Миланой. Тогда стояла ясная лунная ночь, а сейчас осенний ветер нагонял ночные свинцово-чёрные облака. Молодой человек крепко заснул, а когда проснулся, то увидел в окне иллюминатора яркий солнечный свет. «Луч солнца в ноябре» — навернулось на ум название сказки одного популярного и в России финского писателя. До последнего месяца осени оставалось действительно немного — стоял поздний октябрь. Самолёт приземлился в Цюрихе, высадив там команду специалистов российского МЧС. Артур, напоминая лунатика, вышел из самолёта и вместе с Велимиром уселся в автобус Цюрих — Женева, добросовестно проспав всю дорогу. Сказывались нервное напряжение, смена географических параллелей и меридианов, развернувшаяся в недавно минувшие дни под самолётными крыльями.

Очнулся он уже на месте. Женева, умытая дождями, радовалась погожим дням. Здесь, между горными хребтами, совсем недалеко от субтропического европейского Средиземноморья царствовали умеренность и покой, характерные для швейцарской туристической Мекки. Артура с Велимиром никто не встречал, но югослав имел инструкции по взаимодействию со швейцарской полицией, как от Леонида Борского, так и Джеймса Гольдмана. Инструкции несколько разнились по ряду пунктов, но чётко сходились в одном — контакт с Огюстом Венсаном был бы полезен обеим организациям, Интерполу и ФСБ. Он послужил бы для предотвращения ожидаемых в ближайшем будущем преступных махинаций «Инсайда».

Швейцарская полиция должна была предоставить данные о проживании французского физика, сменившего свой адрес в Женеве, а вероятно, и вовсе покинувшего город.

Ждать было нельзя. Наскоро перекусив в ближайшем кафе бутербродами и выпив по чашке кофе, друзья отправились по указанному Интерполом адресу проживания Венсана. Велимир предложил прогуляться пешком. Это было необычно для города, где действовали автоматы по выдаче бесплатных автобусных билетов для туристов-авиапассажиров, годных в течение одного часа двадцати минут. Такая мера могла помочь избежать «хвоста», сбив с толку предполагаемых преследователей. Для собственной безопасности не стоило снимать такси или, тем более, пользоваться транспортными услугами полиции, оповещённой об их приезде. Французский физик должен был жить недалеко от центра города, если конечно, он не покинул его. Несмотря на то что времени оставалось в обрез, и необходимо было опередить террористов, скорее всего, готовых предпринять многое для встречи с Венсаном, югослав решил поплутать немного по городу, не подходя к дому физика напрямую. Проходя мимо огромных, пятиметрового диаметра, цветочных часов на площади Променад-дю-Лак, увенчанных стрелкой в два с половиной метра и вмещающих порядка шести с половиной тысяч цветов разнообразной окраски, Велимир заговорил:

— Послушай, Артур. Я лично начинаю подозревать: не было ли скрытого соперничества между главарями нашей любимой банды? Мне кажется, Фироз стремился не слишком-то много времени уделять безопасности своего соратника по преступному дуумвирату в период его карельской одиссеи. Рассуждал так — поймают, так и ладно, убьют — не жалко! Однако Гармов все-таки ушёл от погони. Может, Фироз рассчитывал на собачью преданность Лаукгалса, в которой они все ошиблись. Дескать, латыш по-любому доставит ему, Фирозу, сведения, выбитые из тебя в сельском подвале. Так что обойдёмся и без Гармова. Денежки теневого олигарха уже вовсю были в деле, а без них Гармов Акджару становился не так уж и необходим. Во всяком случае — заменим. До решительного мероприятия времени осталось немного, так что Фирозу скорее всего хотелось забрать всю славу подвига себе. Кроме того, настоящий вождь должен быть всегда один. Как царь.

— Очень может быть, — отозвался немного запыхавшийся от быстрой ходьбы Артур. — Кстати, бегство Айвара Лаукгалса — не было ли оно, скажем так, стимулировано намёками со стороны Гармова, желавшего отколоть от Фироза столь опасного «инсайдовского» агента, вбить клин между Лаукгалсом и организацией, тем самым сохранив карт-бланш в игре со своим союзником-соперником? Мол, негодяй удрал, но мне стоит промолвить лишь слово — и он пойдёт на Фироза войной или же выдаст опасную для него конфиденциальную информацию.

— Ты прав. Я тоже уверен, что демарш Лаукгалса был задуман не им одним. Наверняка там поработал Вильям Гармов, тонко намекнувший латышу о готовящихся чистках в далёких от неприкосновенности рядах «Инсайда». Инициатором чисток, естественно, выставлялся Фироз. В результате проиграли они оба, потеряв одного из лучших своих исполнителей. Но как пелось в песне: «мы за ценой не постоим». Цена сейчас не важна вождям «Инсайда». Была бы достигнута цель.

Полюбовавшись на самый высокий в Европе 140-метровый фонтан Же-Д’О, бьющий со дна Женевского озера и выбрасывающий полтонны воды в секунду со скоростью 200 км/час, пройдя по увитым многочисленными розами приозёрным бульварам, они свернули от сиявшего голубизной Женевского озера в глубь городских кварталов. Сделав небольшой крюк, миновав Русскую православную церковь и Музей искусств и истории, друзья подошли к Парку бастионов, окружённому множеством женевских достопримечательностей, одной из которых являлся Музей Руссо, открытый в родном доме писателя, тоже являвшегося женевцем. Именно здесь на одной из небольших улочек проживал друг Александра Покрова — французский физик, швейцарский эмигрант и бывший тайный агент КГБ Огюст Венсан.

Беззаботное и высокое женевское небо подёрнулось первой вечерней поволокой. Начинало темнеть. Оглянувшись на пороге подъезда на спокойную, осенённую вереницей растущих теней улицу, они вошли в аккуратный подъезд. Артур не без робости позвонил в дверь, почти не надеясь на успех. Хрипло задребезжал звонок. Было мало шансов на то, что в квартиру старика для них гостеприимно распахнётся дверь. Но чудо свершилось. За простой деревянной дверью, помнившей, быть может, и самого Руссо, раздалось покашливание и послышались неторопливые шаркающие шаги. Глазка на двери не наблюдалось, и Салмио ожидал, что Венсан, по крайней мере, пожелает осведомиться о личности визитёра и цели его прибытия. Однако вопроса не последовало, и дверь, скрипя, приоткрылась. В просвете показалась седая шевелюра и старческое лицо в очках с золотой оправой. Старик Венсан сразу же вызвал у Артура ассоциацию с западноевропейским Санта-Клаусом: та же довольно длинная, но ровно подстриженная, почти белая борода, бодрый взгляд неожиданно ярко-голубых и чуть хитроватых глаз сквозь круглые линзы, уверенная, по в меру широкая улыбка. Не хватало только румянца. На щеках француза лежал оттенок бледности, нос и скулы заострились.

— Bonne soirée,[34 - Добрый вечер (франц.).] — раздался глуховатый баритон, примешивая к русским словам французский прононс. — Я знаю, кто вы такие. Вы — посланцы России. Проходите, не теряйте времени.

— Здравствуйте, месье Венсан, — ответил парень. — Какая приятная неожиданность — услышать в сердце Женевы русскую речь и особенно от вас.

«Посланцы» проследовали в чисто убранную и просторную гостиную. Окна были закрыты тёмными шторами из габардина, и единственным источником света в помещении являлся старомодный светильник, висевший на оклеенной голубыми в чёрных ромбиках обоями стене.

Венсан уселся в плетёное коричневое кресло и церемонно указал своим спутникам на два точно таких же, стоявших чуть поодаль.

— Мсье Венсан, раскройте тайну, откуда вы так хорошо знаете русский язык. Я, признаться, готовился к беседе на языке глобализации, то есть на английском, — Артур не решался переходить сразу к делу, опасаясь, что своенравный старик может замкнуться в себе.

— Ах, да, глобализация, — мечтательно сказал физик. — Именно ей-то я и обязан знанием языка Фёдора Достоевского. Глобализация сближает народы и страны, роднит чужие и несхожие судьбы. Моя жена была русской, она умерла почти десять лет назад.

Его лицо помрачнело. Задумавшись, почти не замечая присутствующих, Венсан смотрел на обрамлённую серебристой металлической рамкой фотографию ещё молодой темноволосой женщины, поставленную на комод.

— Нас, меня и мою тогда ещё будущую жену, много лет назад познакомил в Советском Союзе ваш дядя. Забавно, но у неё не очень хорошо шёл французский и, поверите ли, я освоил русский, чтобы лучше понимать её. Любовь, подчас, творит чудеса, господа. Вообще-то, мы французы, похожи на вас — русских. Уж простите, что я так, в широком смысле, объединил вас. Так знаете, чем похожи? Мы не любим учить иностранные языки, потому что слишком уповаем на свой родной. На его логос, на его богатство.

Артур вежливо улыбнулся. Велимир сказал:

— Вы — исключение, мсье Венсан.

— Вы ошибаетесь, господин Обрадович. Моя исключительность состоит в другом. Я всю жизнь был идеалистом. Впрочем, таким было почти всё моё поколение, причём по обе стороны «железного занавеса». Одни верили в торжество социалистической справедливости, их оппоненты — в либеральную свободу. Я же верил просто в людей. Верил в науку, в дружбу, в любовь. Что осталось у меня? Старость и разочарование. Нет, нет, на самом деле человек совершенно одинок в нашем мире. Мы рождаемся и умираем одинокими. И только играем в коллективные интересы.

— Мсье Венсан, ваши открытия принадлежат человечеству. И оно этого не забудет. Вы не зря верили в людей, — Артур старался подвести физика к цели их прибытия.

— И что же творят эти ваши люди? Мало им было холодной войны. Радовались бы разрушению Берлинской стены, сближению Запада и Востока. Так нет же, им понадобилось столкнуть их лбами! — раздражённо ответил старик, и его седые пряди возмущённо задрожали.

— Всего-то горстка отщепенцев во главе с двумя властолюбивыми безумцами. Та крупица сильно действующего яда, которая способна убить могучий и цветущий организм, — сказал Артур.

— Могучий да цветущий? — саркастически вопросил физик, и его глаза блеснули холодной синевой. — А не кажется ли вам, господин Салмио, что проблемы человечества коренятся в его, если хотите знать, несовершенстве в целом. Хорошо, если оно только цивилизационное несовершенство, культурное, ну а вдруг — видовое, биологическое?

Молодой учёный промолчал. Старик, уставший от одиночества и страха, хотел выговориться, выразить свою досаду. Ему пришлось немало пострадать. Мешать ему не имело смысла. Венсан словно угадал мысли Артура.

— Не смею обременять вас стариковскими признаниями, но мне недавно исполнилось девяносто лет. Поэтому, пользуясь случаем, скажу: когда вы начнёте разменивать девятый десяток, молодой человек, вы заметите, как постепенно уходит страх за свою жизнь, — он мягко, будто извиняясь, улыбнулся. — У меня его не осталось. И, пожалуйста, не воспринимайте всерьёз старческий скептицизм по поводу бытовых истин. Я был идеалистом и умру им. Пусть вера в добро лишена оснований — я не хочу иного. Плоский цинизм и речи в духе тургеневских нигилистов — не моя стезя. Как и убогий утилитаризм. Cogito ergo sum.[35 - Я мыслю, следовательно, существую (лат).] Давайте поговорим о том, что, как я вижу, вертится у вас на языке. Я буду рад вам помочь, если найдётся чем.




Глава 46


В кабинет директора ФСБ заглянул помощник и коротко доложил, как о чём-то давно ожидаемом и решенном:

— Гольдман выразил готовность поговорить. Напрямую.

— Хорошо. Соединяйте немедленно.

— Линия будет очищена через полчаса, хотим избежать прослушки, — ответил помощник.

— Спасибо. Можете не объяснять.

Помощник вышел, и Леонид Борский стал напоследок продумывать всё, что необходимо было обсудить с главой Интерпола. Не существовало единства во мнениях между Президентом, Государственной думой и силовыми ведомствами. Ряд ключевых фигур в Генштабе занимал откровенно антиамериканскую позицию. Они влияли и на депутатов Думы, особенно на коммунистическую фракцию. Армия и флот были приведены в состояние повышенной боевой готовности. Европа, напуганная «российской нестабильностью», клокотала выплесками паникёрских газетных статей, стращавших обывателя пробудившимся «русским медведем». Администрация Белого дома в Вашингтоне призвала мир к новой войне с терроризмом, вступившем в новую стадию после 11 сентября 2001 года. Но в России мало верили обещаниям американцев. Антиамериканские настроения достигли апогея. Массовые демонстрации, несанкционированные митинги измучили Москву, едва справляющуюся с последствиями действия электромагнитного оружия. На несколько минут был обесточен даже аппарат кремлёвской администрации, в чьих недрах тоже высказывались предположения о ХААРПе. Китай, предвидя обострение отношений между США и Россией, под шумок готовился к расширению своего влияния в странах Большого Китая и Юго-Восточной Азии, направив соответствующую ноту Тайваню. Министерство иностранных дел России было вынуждено хранить загадочное молчание, в силу полнейшей непредсказуемости дальнейших событий. Президент колебался, и директор ФСБ не знал, чью позицию он должен озвучить. Ведь, прежде всего, именно он по долгу службы должен был действовать в критический момент. Для кого поступала секретная информация? Какие структуры, если не ФСБ и ГРУ, собирая разведданные, обладали прерогативой в решении подобных вопросов? Вот и сейчас Леонид Борский был уполномочен Президентом вести важные переговоры по линии спецслужб. Однако противоречивость ситуации, бездна ответственности, свалившаяся нежданно-негаданно на шефа ФСБ, угнетали его. Слишком уж нестандартная складывалась ситуация. Мысли никак не шли в его голову. Мужчине казалось, что он видит дурной сон. Сидя в прострации за длинным столом в своём кабинете у Лубянской площади, он старался сконцентрироваться на самом главном. Прошло полчаса. Увидев пятно на стене и невпопад подумав о том, что оно не единственное, и необходимо вызвать бригаду маляров, Борский неожиданно вздрогнул. Назойливо, словно огромный басовитый комар, звонил телефон. «Да, нервы… Так нельзя», — укорил себя Борский, взяв трубку. Нисколько не ослабленный расстоянием, зазвучал голос Джеймса Гольдмана, говорившего на английском, разбавленном французской фонетикой:

— Добрый день, господин Борский.

— Рад вас слышать, Джеймс. Обращайтесь, пожалуйста, ко мне по имени. Мы европейцы, да ещё и спаянные узами совместной борьбы с всеобщим злом.

— Конечно, Леонид, — улыбнулся Гольдман. — Мы в одной лодке. Первый мой вопрос, если позволите, касается достоверности информации об «Инсайде». Вы действительно уверены в том, что на мировую арену вышла неуловимая и необычайно технологичная террористическая организация?

— Я практически уверен в этом. Впрочем, моё руководство требует большей доказательности. Согласитесь — прежде чем стрелять из пушки по воробьям или из дробовика по слонам, важно определить характер цели и выбрать правильное оружие.

Сказав это, Леонид Борский лишний раз поздравил себя с тем, что может выражать на английском довольно сложные мысли. Да, он с некоторых пор готовил себя к политической карьере и не забывал, что язык Диккенса и Хаксли давно стал средством международного общения.

— Безусловно, — ответил Гольдман. — Единственное, что меня беспокоит в данном контексте — это время. Оно определённо заканчивается. Так же, как и кредит доверия международных институтов. Все требуют конкретных действий, а не глубокомысленных рассуждений. Мы обязаны обуздать ту силу, которая выпрыгнула, словно чёрт из табакерки на мировую арену, чем бы она ни являлась, — в голосе Гольдмана почувствовалось нетерпение.

— Согласен, Джеймс. Нужно захлопнуть этот ящик Пандоры. Вся проблема во взаимном недоверии между великими державами. Видимо, дают о себе знать корни холодной войны.

Постсоветская эпоха только подтвердила главный тезис геополитики: режимы приходят и уходят, но остаются незыблемыми геополитические интересы. Россия уже не Романовская империя и не часть Советского Союза, но с точки зрения Запада, по-прежнему стоит поперёк его геополитических устремлений. Запад не считает Россию полностью демократической страной и старается ограничить её во внешней политике. Иными словами, стратегия сдерживания России со стороны Запада, считающего себя оплотом демократии и правопорядка, продолжается. США развёртывают в Европе систему противоракетной обороны, Россия вынужденно ответила дислокацией зенитного комплекса «Искандер» в Калининградской области. Налицо новая гонка вооружений!

— Не кажется ли вам, Леонид, что рассуждая таким образом, мы будем играть на руку террористам? Лить воду на их мельницу? По-моему, основная задача «Инсайда» — раздуть противоречия между Западом и Востоком, довести их до состояния войны, а затем на обломках старого разрушенного мира построить свой собственный по принципам какой-нибудь ливийской Джамахирии.[36 - Политический режим Муамара Каддафи в Ливии, существовавший там с 1977 до 2011 года.] Своеобразная смесь неофициальной диктатуры, разнокалиберных политических организаций, будто бы осуществляющих демократический процесс, и религиозного, а может быть, и атеистического фундаментализма.

— Верно, Джеймс, у меня нет возражений. Однако очень трудно убедить правительства соперничающих держав, что сейчас дело не в их кознях по отношению друг к другу, а в наличии социального вируса террористической войны, направленного на наше взаимоуничтожение. Нам необходимо доказать всему миру, что противоречия между Западом и Востоком не столь уж и глубоки, просто их усиленно пытаются раздуть такие силы, как «Инсайд», с которым мы и должны совместно бороться.

— Конечно. Я рад, что между нами царит взаимопонимание, но должен предупредить вас об одном крайне важном обстоятельстве. Несколько минут назад Интерпол получил новые данные. «Инсайд» готовит крупную акцию в районе Западной Швейцарии. Мы направим все наши оперативные возможности на выяснение характера задуманной террористами новой авантюры, а потом сообщим вам. Кстати, американцы усиленно ищут высокопоставленного предателя из АНБ, который создал канал для мощной хакерской DOS-атаки на российские сайты, принадлежащие силовым структурам. Чрезвычайно важно убедительными аргументами доказать российскому правительству, что хакерская атака не была спланирована американским руководством и не является операцией. АНБ, так же, как и то, что использование электромагнитного оружия в Москве, Петербурге и Петрозаводске не имеет ни малейшего отношения к ХААРПу или к чему-то подобному. Надеюсь, вы сами, Леонид, не верите в это?

— Нет, не верю. Но ведь электромагнитное оружие, применённое в российских городах, не имеет мировых аналогов. В России нет такого оружия. Единственная страна в мире, у которой оно может быть — это США, — ответил Борский.

— Здесь скрывается какая-то тайна, Леонид. Мы вместе с вами и с американцами должны её выяснить. Приложим же все силы именно для этого. Постарайтесь убедить российское руководство в непричастности Америки к тому, что случилось в России. От нас, деятелей спецслужб, порой зависит очень многое. Американцы сейчас проводят консультации с правительством Китая, также подозревающим Вашингтон в агрессивных действиях против Москвы. Китай планирует крупные военные учения. Япония и Южная Корея полны готовности ответить тем же. Иран и Северная Корея активизируют военные программы. Палестина стоит на грани новой арабо-израильской войны. Всё серьёзнее некуда. Наша цель — не допустить международного конфликта. Удачи вам, Леонид. Конец света не должен состояться!

— Мы этого не допустим, Джеймс. Да поможет нам Бог! — неожиданно сорвалось у Борского привычное для американских политиков заключительное напутствие.

— Да поможет нам Бог, — спокойно и уверенно ответил Гольдман.




Глава 47


Француз, похоже, и сам был рад откровенному разговору, а Артур обрадовался, что беседа с Венсаном начинает приобретать более очерченный вид. Вздохнув свободнее, он спросил:

— Мсье Венсан, мы уполномочены Интерполом и ФСБ России выяснить у вас всю правду об открытиях Александра Покрова. Такова наша причудливая миссия. Но я, спрашивая вас об этом, говорю, прежде всего, как его племянник, человек, которому очень важно узнать, что за тайна скрывается за именем моего дяди. Тайна, из-за которой пострадала моя память, из-за которой террористы почти полгода охотились за мной. Тайна, которая, насколько я понимаю, не давала покоя в жизни и вам.

— Да, да, я в курсе ваших проблем, Артур, — рассеянно, о чём-то глубоко задумавшись, отозвался Венсан, впервые назвав своего собеседника по имени. — Вы сильно пострадали. Особенно учитывая то, что вы, в сущности, были совершенно непричастны к этим тёмным делам, так как начало им было положено весьма давно. Если позволите, я вам расскажу всё, что мне известно.

Салмио энергично и с надеждой кивнул, а Велимир скрестил на груди руки. Это жест означал у него высшую степень внимания. Снова зазвучал глуховатый баритон Огюста Венсана:

— Всё началось с моего знакомства с вашим дядей. Это был замечательный учёный: пытливый ум и тонкая интуиция. Соединение мощного интеллекта и неиссякаемого интереса к физике. Знаете, в науке крайне важно не только наличие умственных способностей, хотя, конечно, это необходимое условие. Всё же не менее значимы заинтересованность, увлечённость, вдохновение. Иногда деятелей науки рисуют этакими рационалистами, лишёнными человеческих эмоций. Это, разумеется, обывательское заблуждение. Нужно быть учёным не только здесь, — Венсан показал на свой лоб. — Но и здесь тоже, — он коснулся левой части груди. Отпив воды из маленькой фарфоровой чашки, физик продолжил:

— Иными словами, принадлежность к науке является свойством души. Ваш дядя, господин Салмио, был именно таким. Он работал не за деньги и почёт. Вовсе нет. Скажу так: его, как бы подобные вещи ни звучали высокопарно, влекла истина. Давно, в середине прошлого века, будучи студентом Парижского университета, я был в Америке и общался с создателем теории относительности. Да, да, представьте себе! Для нас, молодых физиков, ещё не удостоенных диплома, он был божеством, небожителем. Окружающие ловили его слова, все его действия казались преисполненными особого сакрального смысла. Он был очень популярен, почти как эстрадная звезда. И вот после его лекции я набрался храбрости, подошёл к нему и спросил, что, по его мнению, самое главное в жизни и творчестве. И он ответил: «Самое прекрасное, что мы можем испытать — это ощущение тайны». Я думаю, он говорил о той самой тайне, которая ведёт к истине, является её предтечей. Ваш дядя и мой друг, Александр Покров, в своё время коснулся этой великой тайны, одной из главнейших в нашем мироздании…

Велимир нетерпеливо шевельнулся в кресле. «Видать, старик решил вернуться в колею придуманной в советском КГБ дезинформационной фишки», — вдруг подумал он и спросил:

— Мсье Венсан, что же всё-таки хотели получить от вас террористы?

Вопрос прозвучал резковато, и физик, прервав размеренный речитатив, строго посмотрел на югослава. В глазах Огюста Венсана зажглись насмешливые искры. Он лукаво улыбнулся:

— Вы правы, господин Велимир. Молодость всегда права, а старости часто не хватает всей её хвалёной мудрости, чтобы понять простой биологический закон.

Артуру стало неловко, и он уже собирался произнести какую-нибудь умиротворяющую фразу, однако не успел. Венсан, подвигав выцветшими бровями, заговорил с неторопливостью театрального рассказчика:

— Они хотели узнать больше о современном типе электромагнитных бомб. Ваш шеф из Москвы, директор ФСБ, сообщил мне, что некий российский дипломат продал «Инсайду» чертежи электромагнитной бомбы. Теория мало интересует таких практичных людей, как террористы, господин Велимир. В материалах, переданных мне Александром Покровом, содержались чертежи мощнейшей электромагнитной бомбы или так называемого взрывогенератора. Мой друг Александр сумел учесть некоторые идеи Никола Тесла о динамике электромагнитных нолей. Это обстоятельство позволило ему создать сверхмощную электромагнитную бомбу с аномально большим радиусом поражения. Её мощь уже ощутили российские города Москва, Петербург и ещё некий город на Российском Севере.

— Петрозаводск, — подсказал Артур.

— Да, Петрозаводск, спасибо. Знал бы Александр, в чьи руки попадёт это открытие! Вот что делают с наследием учёных агрессивные устремления преступников и политиков!

— Позвольте, — опешил Артур. — Разве у Рогатина были материалы открытий Александра Покрова? Насколько я знаю, эти материалы были когда-то похищены ГРУ в Америке?! Затем тот самый упомянутый вами дипломат по фамилии Рогатин, имевший доступ к архивам разведки, завладел ими и устроил торжище с вождями «Инсайда».

— Да, верно. Но насмешка истории в том, что открытия вашего дяди не были по достоинству оценены в СССР. Советское руководство больше было увлечено совершенствованием ядерного оружия. Электромагнитная бомба представлялась ему менее актуальной. В Америке шли параллельными путями. Великая гонка вооружений между СССР и США шла на опережение, и противники дышали друг другу в спину. ГРУ успело выкрасть чертежи американских аналогов, прежде чем я передал открытия Александра Покрова советскому КГБ. Однотипная ситуация возникла в своё время и с атомной бомбой. У группы Курчатова, действовавшей под патронажем Лаврентия Берии, существовал собственный план создания советской атомной бомбы, но ГРУ сумело раздобыть информацию о материалах американской группы Роберта Оппенгеймера. Это ускорило все работы и в результате сократило отставание по времени создания атомного оружия между США и Советским Союзом. Советы нагнали своего заокеанского противника.

— Значит, работы в обеих великих державах велись параллельно, и ГРУ через американских физиков-коммунистов, сочувствовавших СССР, приобрело материалы уже имевшиеся у вас, мсье Венсан, — вставил Велимир.

— Да, именно. Затем я попал под колпак КГБ и вернул сведения об электромагнитном оружии Советскому Союзу. Прошло несколько лет. Получив ценнейшую информацию от Покрова, я не сомневался, что американцы движутся по соседней трассе, поэтому не считал необходимым утаивать эти данные. Александр не осудил меня, хотя и проявил больше стойкости: лично он своей идеи так и не выдал. Но теперь вынужден признать — кто-то сумел усовершенствовать электронную бомбу. Продемонстрированная на российских городах её мощь всё же превосходит расчетные данные Александра Покрова. Мне кажется, «Инсайду» удалось продвинуться в этом вопросе и не удивлюсь, если там действует очень талантливый физик.

— Неужели Вильям Гармов?! — вырвалось у Артура. — Но он не блистал в физической теории!! Я подозреваю, что он шёл в фарватере работ моего дяди. Как мог он сделать то, что не было осуществлено самим создателем электромагнитной сверхбомбы?

— Я догадываюсь, в чем тут дело, — подал голос Велимир Обрадович. Он встал с кресла и с волнением зашагал по комнате. Старый пол поскрипывал, шуршала плохо выглаженная хлопчатобумажная рубашка югослава. — ФСБ перехватила один из разговоров Гармова с его подручными. Он говорил о каком-то ключе. Рассказывал, что дядя Артура передал ему, Гармову, некие шифры, которые можно приложить к схеме, похищенной Рогатиным. Использование шифров способно чрезвычайно усилить электромагнитное излучение бомбы.

— Эврика! — вскричал Венсан. Артур и Велимир с нескрываемым изумлением воззрились на престарелого учёного. — Мой друг оказался на редкость осторожным человеком. Часть своего открытия он передал мне, а часть, некий интеллектуальный ключ, отдал в руки Вильяма Гармова, также считая его своим другом и доверенным лицом. Вы в курсе, что такое бинарное химическое оружие? Два по отдельности нейтральных компонента соединяются, и получается смертельно опасный яд. Здесь же мы имеем дело с бинарной идеей. Та её часть, что имелась у меня и была передана сотрудникам КГБ, ведёт к созданию довольно мощной, но всё же вполне традиционной электромагнитной бомбы. Присовокупив же к ней «ключ», находящийся у Гармова и представляющий собой некое важное конструкторское дополнение, можно уже произвести на свет настоящую электронную сверхбомбу! Взрывогенератор гигантской силы. Таким образом, Александр Покров защитил своё открытие от советской, да и от американской разведок. Вероятно, он надеялся, что когда-нибудь настанет политическое потепление, вот тогда Огюст Венсан и Вильям Гармов, каждый в отдельности, обнародуют его открытие, уже не таящее в себе угрозу для людей, в АА мировое сообщество будущего победит вражду и станет геополитически стабильно.

— Выходит, Александра Покрова переиграла его же собственная предусмотрительность, — отметил Велимир. — Террористы завладели сверхбомбой несмотря на его старания.

— Мой друг просто недооценил фактор человеческой подлости и предательства. Он же не ведал, кто такой на самом деле Вильям Гармов, — немедленно отреагировал Венсан.

— Поправьте меня, мсье Венсан, но, видимо, у вас нет иных сведений об открытиях Александра Покрова. Конструкторский «ключ» находится сейчас у Гармова, а вес материалы об электромагнитном оружии вы давно передали в КГБ. Да и у американцев имеется нечто подобное. Кроме «ключа», разумеется, который есть только у террористов.

Венсан скептически пожал плечами.

— Как вам будет угодно. Всё что я знал об электромагнитной бомбе, я вам сообщил, — ответил он.

— Вы как хотите, господа, но меня поражает находчивость КГБ. Их очевидные цели — получить искомые материалы, заставить иностранного учёного под прикрытием красивой «дезы» работать на себя… Здорово! Я имею в виду пресловутую «формулу творения» — дезинформационный щит и приманку для отлова неосторожных шпионов, — нехотя и со злостью выговорил Велимир.

— Как вы её назвали? «Деза»? — переспросил физик.

— Естественно, мсье Венсан. Мы уже проинструктированы Леонидом Борским. Я говорю о дезинформационном прикрытии, под которым вы успешно трудились, — с иронией отозвался югослав.

— Господа, ваш московский шеф недооценил глубину момента.

— Что вы этим хотите сказать? — насторожился Артур.

— «Формула творения» действительно существует, — повернувшись вполоборота и не глядя на поражённые лица гостей, сказал учёный. — Не торопитесь с выводами, господа.

Внезапно раздалось звонкое пиликанье «Нокиа» Велимира. Югослав включил громкую связь, и помещение наполнил сухой властный голос:

— Говорит Леонид Борский.

— Мы слушаем вас, Леонид Максимилианович.

— «Инсайд» готовит взрыв Большого адронного коллайдера. Мы не имеем достаточных данных, что это будет — обычные тротил или гексоген, хотя не исключена и электромагнитная бомба. Возможно применение настоящего атомного оружия. По данным Интерпола, терактом будет руководить Вильям Гармов. Операция по нейтрализации террористов согласована с Джеймсом Гольдманом. Час назад террористы выдвинули условия. Гармов требует, чтобы Огюст Венсан прибыл к Большому адронному коллайдеру. Без промедления.

— Ясно, Леонид Максимилианович, — ответил Велимир. — Ваши распоряжения?

— Вы сейчас где, господин Обрадович?

— Мы с Артуром Салмио у мсье Огюста Венсана. Выполняем ваше задание.

— Тогда будьте любезны, передайте трубку мсье Венсану.




Глава 48


Как известно, некоторые идеи реализуются на практике не сразу. Зато став частью нашей действительности, стремительно покоряют умы современников. Задуманный ещё в 1984 году Большой адронный коллайдер был построен на границе Швейцарии и Франции только к 2006 году, после пятилетнего строительства. 10 сентября 2008 года Европейская организация ядерных исследований (ЦЕРН)[37 - CERN — Conseil Européenne pour la Recherche Nucléaire (фр. Европейский совет по ядерным исследованиям).] произвела официальный запуск коллайдера. Мечта физиков-теоретиков всего света сбылась: они получили сложнейший прибор для проверки имеющихся физических концепций, их согласования, а также для поиска новых элементарных частиц и некоторых гипотетических объектов, до сих пор не обнаруженных, к примеру, малых чёрных дыр. Коллайдер,[38 - Коллайдер от англ. collider — сталкиватель.] призванный сталкивать элементарные частицы и атомные ядра, не зря назван большим; он имеет эллиптическую форму, причём длина основного кольца составляет почти 27 км. Экзотическое же прилагательное «адронный» происходит от термина «адроны», обозначающего тяжёлые элементарные частицы, в том числе и хорошо известные любому выпускнику школы протоны и нейтроны, из которых состоят ядра атомов всех химических элементов.

Большой адронный коллайдер (БАК) давно стал притчей во языцех, возбуждая смесь познавательного любопытства и обывательского страха. Какими только напастями ни пугали общественность некоторые сильно обеспокоенные печатные и сетевые издания! Человечеству пророчили гибель или от внезапно народившейся чёрной дыры, способной поглотить земной шар, или же от взрыва высокотемпературной плазмы, который мог превратить европейский континент в грандиозную Хиросиму. Однако, как часто случается и в жизни, и в истории, реальные угрозы ускользают от внимания людей, замещаясь в сознании на виртуальные и явно надуманные фантомы. Большой адронный коллайдер в силу герметической замкнутости и огромной разрежённости экспериментальной плазмы вряд ли представляет серьёзную опасность для человечества. Куда большей угрозой для себя являются сами люди, их духовные изъяны и неспособность организованно бороться с действительными проблемами.

Так, развлекая себя невесёлыми думами, Артур сидел рядом с Велимиром и Огюстом Венсаном на жёстком сиденье полицейского фургона, глубокой ночью направляющегося в сторону французской границы. Знаменитому физику было предложено не участвовать во встрече с террористами, чтобы не подвергать опасности его жизнь. Эту роль мог исполнить переодетый и загримированный под него агент Интерпола, но упрямый учёный и слушать ничего не пожелал. Он немедленно принял решение ехать и теперь, запахнув летнюю куртку, хладнокровно смотрел на бегущую линию автострады.

Полиция Женевы по соглашению с Интерполом должна была оказывать всяческое содействие операции по блокированию готовящейся террористической атаки в Швейцарии. Власти тихой Женевы, поражённые тем, что их город сделался объектом удара террористов, тем не менее не теряли присутствия духа. Во избежание возможной паники информация об угрожающих планах «Инсайда» была засекречена, и все надежды швейцарского руководства как городского, так и федерального сводились к ожиданию успеха по нейтрализации смертельной опасности, нависшей над мирной страной. Вильям Гармов назначил встречу в маленьком западном пригороде Женевы — в городке Мейрин, где располагалась штаб-квартира ЦЕРНа и ряд сооружений, связанных с Большим адронным коллайдером. Набрав скорость, полицейский фургон быстро следовал туда по прямой, как стрела, дороге, ведущей из Женевы в международный швейцарский аэропорт Мейрин. Не делая остановок, игнорируя светофоры, машина пересекла улицу Пре-Буа. По правую руку расстилались поля, призрачно освещенные полной луной. На западе тёмной громадой вставали Юрские горы, хранившие останки древних и свирепых обитателей Земли, горячо любимых палеонтологами. До Мейрина оставалось всего несколько километров. Длинной чередой мелькали фонари, то обнимая машину искусственным неоновым сиянием, то отпуская её на произвол поджидающего вокруг мрака. Весь в нетерпении, Артур смотрел вперёд на сонные дома женевского пригорода. Что случится теперь с ними и с другими людьми под беспощадным прицелом террористической банды?

Вот и главное здание ЦЕРНа, на вид напоминающее апартаменты обычного научно-исследовательского института, каких Артур повидал немало. Трудно было поверить, что за скромным фасадом скрывается одна из самых удивительных лабораторий всего мира, детище человеческого научно-технического гения. Здесь, на глубине около ста метров, начиналось двадцатисемикилометровое подземное кольцо коллайдера, связанное к тому же с кольцами меньшего диаметра, выполняющими функцию предварительного разгона элементарных частиц и ядер атомов свинца. Помимо физических исследований, здание ЦЕРНА вошло в историю и тем, что в его стенах произошло оформление глобальной сетевой паутины Интернет в том виде, в котором она существует и сейчас. Таким образом, ЦЕРН дважды оказался в фокусе прожектора научно-технической мысли, объединив под своей сенью физику микромира и стратосферу информационных технологий.

По дороге выяснилось, что глава террористов Вильям Гармов внёс коррективы в программу встречи с Огюстом Венсаном, заново назначив её у здания павильона «Глобус», построенного в честь пятидесятилетия ЦЕРН. Купол павильона светился в ночной тьме оранжевым светом и был заметен издалека. Полицейские и Велимир не могли сопровождать Венсана: Гармов потребовал, чтобы к месту встречи подошёл только сам французский физик. В противном случае он угрожал произвести немедленно взрыв ядерного заряда. Из сопровождающих лиц главарь террористов сделал исключение лишь для Артура, узнав, что он тоже находится в Женеве и едет вместе с Венсаном в Мейрин. Власти Швейцарии и Интерпол приняли меры: крупный отряд спецназа незаметно оцепил здания ЦЕРНа с расстояния в километр, занята позицию снайперы. Тем не менее во избежание катастрофы военным было строжайше воспрещено подходить ближе. Где-то на здании ЦЕРНа террористам удалось поместить камеры, и поэтому Гармов смог бы наблюдать дислокации спецназа, окажись его подразделения ближе.

Разогнавшись, полицейские подъехали слишком близко к павильону, и тотчас затрещал телефон Велимира:

— Только француз и Салмио! Вы что забыли?! Моему человеку стоит только нажать кнопку. К чёрту полицию! Машина должна отъехать минимум на триста метров, а Венсан и Салмио пусть через пятнадцать минут пешком подойдут к павильону «Глобус»! — прозвучал разгневанный до неузнаваемости голос Вильяма Гармова. Его речь, утратившая привычный тембр, походила на рычание.

— Не беспокойтесь, господин Гармов, мы помним о договоре! — громко ответил Велимир. Нажав отбой, он негромко проговорил сквозь зубы: — Где же скрывается этот упырь? Неужели где-то рядом, ведь тогда ему самому крышка, вздумай он позабавиться с атомным зарядом. Даже при скромной, по нынешним временам, мощности в двадцать тысяч тонн тротилового эквивалента, использованной давным-давно в Хиросиме, зона полного разрушения будет в радиусе километра. Не говоря о том, что у него может быть куда более мощный заряд.

— Сейчас мы все узнаем, — волнуясь, ответил Артур. — Меня тоже занимает этот вопрос. Тем более что я в принципе не вижу смысла в таком самовынячивании Гармова. Он же выдал себя и свою организацию с головой! Если я прежде правильно понял их дьявольскую задумку, им важно скрыть своё существование и поссорить Запад с Россией, спровоцировав их вооружённый конфликт. Но теперь Интерпол, швейцарское правительство, да и вообще все, кому не лень, узнали об «Инсайде» и, по крайней мере, об одном из двух его главарей. Фирозу придётся делать хорошую мину при плохой игре, только это ему вряд ли уже поможет! Его хвалёный «Инсайд» практически раскрыт, разве что зловещему ливанцу удалось бы представить швейцарские шалости Гармова деянием не «Инсайда», а кого-то другого. Зачем же это нужно Гармову?

— Помнишь, я говорил тебе о соперничестве между Фирозом Акджаром и Вильямом Гармовым, жертвой которого пал их верный приспешник Лаукгалс? Наверное, Гармову до смерти наскучило играть роль второй скрипки. Хотя могут иметь место и другие причины. Фироз старается, его агент в АНБ изображает американскую атаку на российские правительственные сайты, Государственная дума почти поверила в руку Вашингтона, а тут такое саморазоблачение из рук главного бандитского финансиста! Так что «Инсайд» скоро станет достоянием истории и материалом для будущих сценаристов триллеров и ужастиков.

— Рано радоваться, Велимир! Не забывай, мы сидим на атомной сковородке и наш друг в любой момент готов включить конфорку.

Югослав замолчал. Артур глянул на сжавшегося на краю сиденья Огюста Венсана и волна жалости прокатилась по его сердцу. «Каково сейчас старику! Он наверняка считает себя ещё и виноватым. Полагает, что мы все находимся здесь из-за хранимой им информации», — подумал Артур. Но времени для раздумий уже не оставалось: пятнадцать минут, намеченных Гармовым, истекали.

— Вы должны быть уверены, дорогой Артур, абсолютно уверены, — заговорил вдруг физик. — Зло само изживёт себя. Поверьте!

Он убеждённо пожевал губами, вновь отвернувшись к окну, откуда безучастно смотрела круглолицая луна, окрашенная в золото незаметной на ночном небе мглой. Велимир саркастично покачал головой.

— Как бы изживая себя, оно не прихватило бы и нас в придачу, — сказал он.

— Мсье Огюст, нам пора, — тихо произнёс Артур, чуть прикоснувшись к руке француза.

— Я готов, — встрепенувшись, вздрогнул Венсан. В его словах отчётливо обозначился французский акцент. — Давно готов. Всю свою жизнь.

Учёный беззаботно улыбнулся, и в глубине его ярко-голубых глаз Артур уловил неожиданное спокойствие и природную твёрдость. Несгибаемую уверенность просвещённого ума в победе здравого смысла над людским безумием.




Глава 49


Приближалось утро, но осенняя ночь не торопилась уступать позиции. Темнота поглощала всё кругом, безразмерным саваном покрывая всё и вся. Фонари, горевшие на автостоянках и вдоль дорог, ведущих к ЦЕРНу, были потушены по требованию террористов, и только павильон «Глобус» горел жёлто-зелёным огнём, напоминая огромных размеров сказочный апельсин.

Артур и Огюст Венсан были в двадцати-тридцати шагах от него, когда их окликнул голос, принадлежность которого Артур определил мгновенно. В тени невысокого дерева темнел контур человека — ещё более чёрный, чем окружающая ночь.

— Ну, вот мы и встретились, мсье Венсан, — сказал Вильям Гармов. — Надеюсь, вы не станете сетовать на отсутствие президентского номера «люкс» со столом, убранным белой скатертью и накрытым тарелочками с добрым марсельским буйабесо. Да и кусок традиционного пирога татен с бокалом старинного кальвадоса вы вряд ли сегодня получите.

— Польщён, вы демонстрируете неплохое знание французской кухни. Однако кальвадос лучше пить в чистом виде или же сопровождать его употребление фруктами. Увы, яблочный пирог татен здесь лишний. К тому же я вообще предпочитаю белые столовые вина крепким напиткам, — устало ответил французский физик.

— Ну-ну, как вам будет угодно, мсье Венсан. Наши условия, как видите, не располагают к застольной беседе. Поэтому с вашего позволения перейду непосредственно к делу и буду краток. Жизнь — удивительная штука, не правда ли? Мы с вами имели честь быть ближайшими друзьями одного и того же человека, широко известного в узких околонаучных кругах как Александр Покров. Боюсь показаться наивным, но у меня есть сведения, что вышеозначенный благородный муж передал вам некоторые результаты своей весьма плодотворной работы. Не соблаговолите ли вы поделиться ими? — издевательский тон Гармова, похожий на злобный вой гиены, резал уши Артура Салмио.

— Боюсь, мне нечего вам сказать, господин Гармов. Ведь конструкторский ключ к созданию электромагнитной супербомбы Александр Покров передал именно вам и никому другому. Я и не владел никогда этой информацией. Признаю: общий план усовершенствованной электромагнитной бомбы хранился у меня, но я давно передал его Советам и ваш земляк по фамилии, кажется, Рогатин похитил его из полузабытого кэгэбэшного архива, умудрившись продать вашей конторе. Подозреваю, что его несчастная судьба вам известна гораздо лучше, чем мне.

— Обойдемся без лирических отступлений и моралите. Не стройте из себя непорочную Орлеанскую деву: мой вопрос касается «формулы творения». Поторопитесь объясниться, не то прогрессивное человечество в радиусе нескольких километров может не увидеть рассвета, в том числе и ваша любимая Женева. А вкупе с ней и чудо техники под названием Большой адронный коллайдер.

— Ах, вы об этом… Я-то думал, что вы, уважаемый Гармов, будете оригинальнее. Формула творения есть не что иное, как отлично известный вам принцип неопределённости Гейзенберга. Вы как-никак физик? Да, это принцип Гейзенберга, а «формулой творения» мы с Александром Покровым назвали его в переписке, уж не сердитесь на нас за образность. Остальное же — дезинформационные игрища советской контрразведки.

— Принцип Гейзенберга? И это всё?! — в ярости выкрикнул Гармов.

— Ну, знаете ли. Кое-что зависит и от интерпретации…

— К бесу интерпретацию! Мне нужна формула власти над мирозданием, а не избитые аксиомы квантовой механики! Понимаешь это, старый ты стервец?!

Венсан молчал.

— Успокойтесь, Вильям! Вы даже не слушаете мсье Венсана, — вмешался Артур. — Неужели мы не люди и не сможем договориться?

— О чём? Заткнись, молокосос! Забыл, как тебе протаранили мозги в Москве в 1991-м и двадцать один год спустя в Карелии? Скоро ты забудешь не только секреты своего сумасшедшего дяди, но и собственное имя.

— Гармов, зачем вам всё это? Этот балаган с атомным зарядом? Вы что, в самом деле решили сыграть роль камикадзе? — Салмио пытался растянуть время, прекрасно сознавая, что оно в данной ситуации работает не на главаря «Инсайда». Снайперы, пользуясь моментом, занимали более выгодную позицию. Под покровом ночи перемещалось большое количество людей. Эвакуировалось население Мейрина, Женевы и окружающих селений. Интерпол и силы швейцарской полиции оценивали риски при проведении штурма.

— Разве наша жизнь не конечна, Артур?

— Возможно. Хотя никто этого пока не доказал. Ускорять свой конец точно ни к чему, Вильям. Да и как же ваши планы с господином Фирозом? — поглядывая на часы, нарочито спокойно говорил Артур.

— Всё кончено. Для меня нет больше «Инсайда»! Недавно мне стало известно, что подлец Фироз готовил моё устранение. Зачем ему второй царь на том же троне? Он желает быть единственным. Мы просто были нужны друг другу, причём довольно долгое время. «Инсайду» требовались финансы, к тому же легальные. Фироз вкладывал деньги, полученные от наркобизнеса, незаконной торговли оружием, перепродажи краденых автомобилей в российскую приватизацию. В девяностые года в России можно было творить чудеса. Мне удалось на эти деньги сделать многое. Подкуп чиновников, руководивших залоговыми аукционами, позволил мне приобрести немало прибыльных предприятий. Схема с залоговыми авантюрами проста до банальности и была многократно отработана российскими олигархами. Я осуществлял также и прямые вложения в нефтегазовую российскую индустрию, курировал разнообразные операции с недвижимостью. Использовал разнообразные офшоры и подставные фирмы. Что здесь объяснять — все эти махинации стали классикой в насыщенных бандитской романтикой девяностых. Далее легализованные капиталы возвращались в «Инсайд». Повторяю, я был нужен Фирозу, а он — мне. Кроме того, у меня хранился ключ к созданию электромагнитной супербомбы, полученный от твоего гениального дяди. Он действительно был гением, Артур. Ты вправе гордиться. Надо же было умудриться совместить тактический ядерный заряд и классическую схему электромагнитной бомбы, ядро которой составляет сфера, заполненная цезиевым монокристаллом! Знаешь об этой находке советской оборонной инженерной мысли — тактических ядерных зарядах? Они совсем маленькие, их можно было даже использовать в обычной гаубичной артиллерии. Александру Покрову удалось уменьшить их в ещё большей степени. Он сумел найти схему, согласно которой электромагнитное поле, возникающее при взрыве бомбы, влияет на уран, позволяя использовать меньший объём критической массы. Ведь в уране не пойдёт неуправляемая цепная реакция, если его слишком мало. В итоге считалось практически невозможным создать ядерный минизаряд, и любая изготовленная атомная бомба оказывалась чрезмерно мощной. Хотя электромагнитная бомба не должна по своему назначению вести к разрушениям, не должна сносить дома, мосты и целые города. Не для того она создаётся. Поэтому использовать уран в традиционном объёме в такой бомбе представлялось невозможным. Приходилось полагаться на обычную взрывчатку. Однако Александр Покров сумел создать атомный мини заряд и обеспечить тем самым огромное сжатие электромагнитного поля, что обеспечивало гигантскую частоту колебаний и невероятную мощность генерируемою электромагнитною излучения. Причём взрыв бомбы, из-за малого количества урана, не вёл к страшным разрушениям, обычным для ядерной катастрофы. Электромагнитная супербомба поражала различную технику — компьютеры, мобильные телефоны, электротехническую аппаратуру, а также линии электропередач и узлы связи. Они била не по живому, а по технике, уничтожала технический базис цивилизации. Конечно, могла пострадать и нервная система человека, но чаще всего она восстанавливалась после взрыва. Человек не умирал и не терял работоспособности, разве что на короткий срок. Ну, разумеется, если игнорировать немногочисленные исключения, лишь подтверждающие общее правило.

Артур, я всегда был в тени твоего дяди. И в Бауманском университете, и в научной карьере. Он был в авангарде, ему удивительно везло всю жизнь. Мне же вместо науки пришлось заниматься бизнесом, отмывать грязные деньги террористического отродья. Я жаждал реванша, я хотел доказать твоему дяде, что и я чего-то стою. Я же всё-таки был учёным, физиком! Но он всегда обходил меня. Теперь настало мой час. Я положу конец мировому злу в лице ЦЕРНа и адронного коллайдера, наводящих физиков на безумные и опасные идеи, подорву основы современного познания физической реальности. Я убью этого старика и тебя, Артур, — носителей чужих тайн. Я уничтожу Фироза с его «Инсайдом»: весь мир наконец узнает правду. Зло будет раскрыто и наказано. Но я покараю и себя, чтобы никто уже не смог воспользоваться электромагнитным сверхоружием! Пусть это послужит уроком нашим потомкам!

Гармов задыхался и бредил. Голос его напоминал стон смертельно раненого зверя.

— Вы же много добились, Вильям! Стали миллиардером, олигархом, в конце концов. Потратьте ваши капиталы на добрые дела. Не следует взрывать Большой адронный коллайдер, есть и другие способы вывести на чистую воду Фироза! Пострадают ни в чём не повинные люди! — Артур стремился во что бы то ни стало потянуть время. Он боялся, что экзальтированный, помешавшийся на рефлексии и депрессии Гармов не выдержит и тогда… Олигарх держал в руках пульт управления отнюдь не электромагнитной, а ядерной бомбы, сулившей моментальное уничтожение всем окружающим в радиусе нескольких километров.

— Все мы виновны, все! Даже церковь говорит о первородном грехе, мы виновны уже родившись. Артур, я мечтал быть физиком, я бредил научными открытиями! А кто я теперь? Преступник, изгой, у меня нет ни прошлого, ни будущего! Даже свои, эти негодяи, замыслившие столкнуть великие державы и дорваться до власти, предали меня! — Гармов вместе с мрачным чернобородым помощником ближневосточного облика стояли совсем рядом, и Артур ясно видел палец олигарха с аккуратно подстриженным ногтем, замерший на выпуклой красной кнопке. Палец временами дрожал, и Артур, нервно сглатывая слюну, лихорадочно выискивал способ справиться с угрожающей ситуацией. Вильям раскрыл все карты: Фироз собирался убрать его, видимо, сразу после получения «формулы творения». Так что терять олигарху было нечего, и напоследок он, вероятно, решил выдать своего соправителя по «Инсайду», а заодно поквитаться со всем человечеством за свои нереализованные амбиции.

Потянул предутренний ветерок, дувший с Юрских гор на Женевское озеро. Не пели птицы. Круглая луна нырнула в тёмно-фиолетовую тучу, поднимавшуюся с запада. Артур видел развевавшиеся седые космы стоически молчавшего Огюста Венсана и зверски решительное лицо олигарха. Холодное безмолвие нарушил надорванный голос Гармова:

— Все мы когда-нибудь умрём. Не бойся. Нужно только уметь красиво уйти, Артур Салмио!

Наступила жуткая тишина, и палец олигарха забалансировал на гашетке. Очевидно, Гармов делал последнее усилие нажать спуск. Внезапно тёмный, сгустившийся до тошноты воздух разорвал грохот выстрела.

— Аллах Акбар! — прозвучал рядом хриплый вопль.

Вильям Гармов, выронив пульт, с прострелянной головой опрокинулся на асфальт.




Глава 50


Словно материализовавшаяся темнота, к Гармову прыгнули из-за павильона «Глобус» спецназовцы в чёрных масках и камуфляжных костюмах. Среди них выделялся своим высоким ростом Велимир Обрадович. Клацали затворы автоматов, раздавались гортанные команды. Стрелявшим оказался вовсе не снайпер, как в первый момент подумал Артур. Выстрел из пистолета совершил спутник Вильяма — коренастый мужчина с бешеными, навыкате глазами и чёрной всклоченной бородой. Он не сопротивлялся схватившим его бойцам, но на вопросы отвечать не стал, показывая знаками, что не понимает ни немецкого, ни французского, ни английского языков, на которых к нему обращались. Попытка Велимира поговорить с мусульманином по-русски также не привела к успеху. Стрелка увели полицейские. Вероятно, это был человек Фироза, приставленный им к Гармову на случай, если олигарх чрезмерно уклонится от намеченного сценария.

Артур шагнул к Венсану. Старик устало улыбался, покачивая голевой.

— Итак, мсье Огюст, всё закончилось? Вы были правы, зло и впрямь изжило себя.

— Нам повезло — один лидер «Инсайда» победил другого. Честно говоря, я уже почти не надеялся на счастливый исход.

— Заметьте, — подхватил Велимир. — Нас спас мусульманин! Человек той веры, которая, как надеялись Фироз Акджар и Вильям Гармов, станет путеводной звездой для массы их последователей.

— Активное солнце года Дракона показало себя, но оказалось милостиво: хорошо то, что хорошо кончается, — полушутя сказал Артур. Ему никто не ответил, но дружное молчание красноречиво свидетельствовало о согласии.

Они пошли к машине. Молодой человек подхватил под руку престарелого физика, шатавшегося от пережитого волнения и бессонной ночи. У полицейского джипа к ним присоединился Велимир. У всех троих кипел в крови адреналин. Они понимали, что буквально родились вторично и хотели расслабиться, отойти от, будто по волшебству, пролетевшей мимо них смертельной угрозы.

— У меня есть предложение, господа. По случаю избавления от лап психопатов с атомной кнопкой не пропустить ли нам по хорошему бокалу кальвадоса? Раньше я был равнодушен к этому напитку, но Гармов напомнил о нём, и я подумал, что это было бы в самый раз. Паштет из гусиной печёнки и тарелка буйабеса тоже не помешают, — весело сказал учёный.

— Вы гурман, старина, — отозвался Велимир. — После пищи духовной, которой мы наглотались сполна, невредно получить пищу материальную. Пардон за тривиальность. Где бы нам осуществить ваш план?

— Я знаю неплохой ресторанчик здесь, в Мейрине. Он маленький, но уютный. Сейчас раннее утро и нам никто не помешает. Я, знаете ли, никогда не любил многолюдства. Покой и маленькая, но душевная компания — вот что нам нужно в этой жизни!

Артур только теперь заметил, что физик смешно произносит некоторые русские слова, слегка коверкая их. Его акцент загадочно колебался подобно синусоиде, то почти пропадая, то явственно заявляя о себе глубоким бархатным прононсом. Поэт и философ Салмио ни на секунду не забывал о «формуле творения», собираясь спросить о ней Венсана, и подбирал нужные слова. Но не успел. Не мешкая старик вдохновенно и не по годам бодро зашагал, почти побежал, но узкой и пустынной улочке спящего городка. Артур и Велимир Обрадович едва поспевали за ним. Когда они вошли в миниатюрный ресторан, тем не менее оказавшийся кафешантаном, Салмио со смехом сказал французу:

— Мсье Огюст, кто бы мог подумать, что терроризм так способствует аппетиту! Вы так рванули к еде, что я опасаюсь за профессиональную судьбу бармена. Вдруг он не успел сделать дополнительных оптовых закупок продовольствия?

— Велимир, Артур, располагайтесь, — не слушая никого, командовал Венсан. — Я торопился не зря. Возможно, мы даже услышим выступление моего любимого шансонье. Оно стоит того, поверьте! Садитесь, садитесь, никогда в жизни моя рука так не тянулась к бутылке. Мне далеко за восемьдесят и уже не страшно стать алкоголиком. Обжорой же я был всегда.

— Глядя на вас, старина, не скажешь, — заметил Велимир, комичным жестом изображая худобу учёного. — Впрочем, даже не надейтесь на нашу с Артуром скромность. Имейте в виду: с этой минуты пищевая промышленность Швейцарии может смело удвоить свою производительность. В доходах не потеряет.

Официант разлил по бокалам прохладный кальвадос. Выпили не чокаясь. Артур сказал:

— Мсье Огюст. Мне сдаётся, Вильям Гармов, толкая речь около павильона «Глобус», проявил вопиющую невоспитанность. Он так и не дал вам договорить о «формуле творения».

— Да, Артур. Однако его бестактность легко объяснима. Люди его породы уважают лишь те открытия, которые дают им в руки усовершенствованную по последнему слову техники дубину неандертальца. Этакая дубинка с электронной начинкой и с радиусом поражения, совпадающим с радиусом земного шара. Меньшее их, видите ли, не устраивает. В основе же мотивации собратьев Гармова и Фироза — та же древняя идея каменного века: как следует шваркнуть чудо-дубинкой по голове ближнего. Остальное для них — детали и лирические отступления. Что же касается «формулы творения» — как я уже и сказал нашему, ныне покойному, злейшему другу, это принцип Гейзенберга. Всё очень просто! — с озорным огоньком в глазах говорил Венсан.

— По принцип неопределённости Гейзенберга давно известен науке. Я не физик, а философ от физики, поэтому точное определение дать не возьмусь. В самых общих чертах принцип неопределенностей означает, что невозможно с одинаковой степенью точности определить координату элементарной частицы и её импульс. Иными словами, если мы знаем, где находится электрон или протон, то есть знаем его координаты, то не сможем точно указать, куда он будет в дальнейшем двигаться. Если же, наоборот, мы знаем направление движения, знаем импульс, то затруднимся с определением координаты. Отсюда и слово «неопределенность».

— Вкратце все верно, — ответил француз, чертя что-то на огрызке листка, вырванного из блокнота. — Вот он, — закончив, ученый повернул лист к Артуру и Велимиру. Взглянув на лист, молодой ученый увидел формулу и комментарии к ней:




Где Δx — неточность координаты, Δp — неточность импульса, ħ — рационализированная постоянная Планка, равная примерно 6,582 х 10


 эВ/с

— Под эВ/с скрывается обычное сокращение, обозначающее электрон-вольт на секунду, что в данном случае для нас не столь существенно. Вообще пояснения к формуле достаточно приблизительные. Я не вдаюсь в подробности, — добавил Венсан. — Из формулы ясно, что правая её часть есть величина очень маленькая, но постоянная. Она не меняется. Поэтому, если Δx становится больше, то Δp, соответственно, меньше. И наоборот, разумеется. Причём, помимо знаменитого принципа Гейзенберга, существует его менее известная в широких слоях населения экстраполяция на другие физические соотношения, например, на связь между энергией и временем. Это расширение закона соотношения неопределенностей имеет название принцип Робертсона-Шрёдингера, или обобщённый принцип неопределённости. Записывается он в целом аналогично принципу Гейзенберга.

— До чего всё туманно в вашей теоретической физике! — вмешался Велимир, сделав паузу в поглощении марсельской ухи. — Если теория, то — относительности, если принцип, то — неопределённости. Вам, физикам, явно не хватает конкретики.

— На то они и теоретики, — смеясь, добавил Артур. — На сей счёт у меня есть стихотворение.

— Я и забыл, что ты у нас поэт, — с набитым ртом пробубнил югослав. — Просим, просим!

Артур манерно откашлялся и с чувством продекламировал:
		Поэзия и физика едины,



		И в их симметрии гармонии исток,



		Числом и словом пишутся картины,



		Полотна жизни, где волхвует рок.[39 - Стихи автора.]








Венсан снисходительно усмехнулся.

— В том-то и дело, что основа нашего мироздания противоречива. Теория относительности описывает на физическом уровне самые глобальные, так сказать космические, процессы. Квантовая же механика, где важнейшую роль играет принцип неопределённости, занимается описанием процессов на микроуровне. Тех, что не видны ни в какой микроскоп. И что самое интересное — концы круга сходятся. Как глобальные события галактического масштаба, так и мир атомов и элементарных частиц демонстрируют внутреннюю нестабильность, несбалансированность. Те самые, ненавидимые вами, Велимир, относительность и неопределенность. Всё же отметим: большое начинается с малого, а не наоборот. Вселенная, в конечном счете, состоит из элементарных частиц. Открытие вашего дяди, Артур, состоит в том, что он сумел найти новую революционную интерпретацию принципа неопределённости, позволившую ему получить путём расчётов удивительно малый необходимый объём урана для создания электромагнитной супербомбы. Я думаю, что он использовал малоизвестные идеи Никола Тесла об электромагнитном поле, доставленные ему советской разведкой, и математические выкладки из собственной интерпретации принципа неопределенности. Гармов схематично обрисовал эту инженерную находку Александра Покрова: электромагнитное поле сжимается посредством взрывного действия сверхмалого уранового ядерного заряда. Как результат: недостижимая ранее мощность электромагнитного потока, но без механического разрушения окружающей среды. Вы, возможно, будете разочарованы, но, видимо, Гармов унёс с собой в могилу чертежи супербомбы. Вернее, тот ключ — изюминку конструкции, обеспечивающий функционирование микрообъёма уранового запала. Но нет нужды переживать — на Земле и без того чересчур много разнообразнейшего оружия. Потому и завещал физик Александр Покров чертёж электромагнитной супербомбы будущим поколениям, а не современникам, надеясь, что наши потомки сумеют избежать политических конфликтов. К сожалению, это время ещё не пришло, человечество не победило собственные предрассудки, вражду и геополитические проблемы. Поэтому утрата схемы электромагнитного супероружия не должна огорчать нас. Тем более что теоретическая идея, названная мной и Александром Покровым в переписке «формулой творения», жива. И это не просто дезинформаторский приём советских спецслужб. Эта дефиниция отличается многогранностью.

— Принцип неопределённости вы назвали «формулой творения». Но почему? О каком и чьём творении здесь идёт речь? — нетерпеливо спросил Артур.

— Объясню. Именно неопределенность, недосказанность, дисгармония являются источниками движения. Развитие осуществляется в сторону сглаживания противоречивой природы вещей, но удивительно то, что противоречивость воссоздаётся, не разрушая, тем не менее, сущего. Для этого требуется, конечно, общая гармоничность системы. Вы знаете, в чём заключается смысл одного из главнейших законов квантовой механики — уравнения Шрёдингера? — осведомился Венсан.

— Напомните, пожалуйста, — попросил Артур.

— Уравнение, открытое австрийским физиком Эрвином Шрёдингером, показывает, что электрон, находящийся рядом с ядром атома, представляет собой не частицу в чистом виде, а своего рода энергетическое облако. Оно распределено около ядра в виде сферы, если мы говорим о наиболее простых электронных облаках. И каждая точка этого электронного облака с определённой вероятностью находиться вблизи атомного ядра. Самое поразительное то, что вероятность положения каждой точки не является постоянной. Она меняется в некотором интервале значений. Возникает ощущение, что электронное облако как бы кипит, все его точки постоянно перемещаются в пространстве, подчиняясь закону распределения, открытому Шрёдингером.

— И мы, опять же, не можем одновременно точно рассчитать координату и направление изменения, то есть импульс? — догадался Артур.

— Именно так. Электрон, как и все другие элементарные частицы, внутренне нестабилен. Непостоянен в каждой своей точке; непостоянство, впрочем, ограничено рамками. Следует отмстить, что уравнение Шрёдингера вытекает из принципа Гейзенберга и является отображением частного случая проявления принципа неопределённости. Величайшая догадка вашего дяди, Артур, в том, что он определил принцип неопределенности как математическую формулу источника движения в нашем мироздании. Если Бог создавал когда-то наш мир, то он, без сомнения, положил в его основу принцип неопределённости, дающий возможность мирозданию развиваться. Неопределенность лежит в основе всех вещей, формирует их исходный уровень, диктует способ существования. И ещё. Александр Покров предположил, что из принципа неопределенности с математической точностью следует вывод о существовании параллельного мироздания. Всё в нашем мире попарно и потому, кстати, Ноев ковчег — одна из догадок древних о диалектической двойственности вселенной. Мирозданий должно быть два. И если наше является координатой, то параллельное — импульсом, вектором. И наоборот. Если же мироздание всё же одно, то всё равно где-то есть физическое Зазеркалье. В любом случае с необходимостью должна существовать двойственность. Важно, что мы не в состоянии наблюдать параллельный мир. Ведь, зная координату, не определишь с нужной точностью импульс. Располагая же данными об импульсе, не вычислишь координату. Это две разных, но взаимосвязанных реальности, которые не могут обойтись друг без друга. Поймите, изложенное — не более чем интерпретация принципа неопределённости, прямых доказательств пока нет. Это гипотеза. На поверку же выходит, что Александр Покров сделал, вообще-то, два открытия: электромагнитную супербомбу, минимизируя атомный заряд, и «формулу творения», как новую интерпретацию принципа неопределённости. Но они связаны между собой, отражая неизведанные доселе глубины физической реальности.

— Из того, что вы сказали, мсье Венсан, следует невозможность использования «формулы творения» или принципа неопределённости для власти над планетой. Это явно не то, что электромагнитная супербомба, — сказал Велимир. — В плане властных перспектив игра с «формулой творения» действительно являлась дезинформацией со стороны КГБ, и террористы, попавшись в расставленную когда-то сеть, наделали немало пакостей, вы уж извините. КГБ перехитрил сам себя.

— Формула творения использовалась как наживка для ловли шпионов, это верно. О том же говорил и Леонид Борский, — ответа Артур. — Впрочем, советские спецслужбы недооценили международный терроризм, зная плохо в те времена его методы. Кто мог знать, что появится организация, подобная «Инсайду»? Дезинформационная мина действовала до тех пор, пока не изменилось общество, пока не раскололся биполярный мир, созданный противостоянием СССР и США. В современном обществе роль информации, да и дезинформации ещё более возросла. Любые фокусы с этим стали чрезвычайно опасны.

— Интересная штука — власть. Она может быть почти физической, осязаемой. Однако она может быть и духовной, как сказали бы сейчас — информационной, — задумчиво рассуждал Венсан. — Именно духовная власть всегда была первоосновой для организации общества. Такие открытия, как принцип неопределённости, и следующие из него вывода, революционизируют наше общество. Новый взгляд на вещи, новая идея, мощная инновация — меняют характер духовной власти, преобразуют человеческую психологию. В этом смысле «формула творения», правильное и глубокое понимание реальности, действительно дают в руки людей власть над природой и обстоятельствами. Принцип неопределённости — мощная интеллектуальная парадигма. Исследования на Большом адронном коллайдере напрямую затрагивают дальнейшее изучение принципа Гейзенберга, развиваются в подобном фарватере. Особенно актуально увязать принцип неопределённости с теорией относительности: эти концепции рассматривают вещество и энергию немного с разных сторон. Как вам будет угодно, друзья, но я повторю: мироздание движется в сторону увеличения совершенства, по пути превращения дисгармонии в гармонию, и «формула творения», больше известная людям как принцип неопределённости, играет важнейшую роль в движении и развитии бытия.

В ресторане прибывал народ. Слышалась речь, по большей части французская и немецкая. Было много людей средних лет, хотя присутствовала и молодежь. На маленькой эстраде появился пожилой шансонье в темно-коричневом костюме с белой бутоньеркой. Полилась жизнеутверждающая, но с легким наплывом грусти музыка французского шансона. В такт песне, исполняемой шансонье, Огюст Венсан стал покачивать ногой. По его лицу было видно, что он уже далеко отсюда. Где? Наверное, там, в своей молодости, когда он вместе с талантливым советским физиком Александром Покровым пытался разгадать так и неразгаданную тайну сущности мироздания. «Неужели, слава богу, всё закончилось? — подумал Артур. — Скоро я увижу Милану!»

Кальвадос и лиричная с грустинкой песня расслабили его; клонило ко сну. Под переливы шансона, чем-то странно похожего на многократно слышанное им финское танго, Артур вспомнил ставший родным город Ванта, где вот уже более полугода пустовал его дом, а под сенью высокой сосны в небольшом городском предместье Рускеасанта, что означает по-русски — «коричневый песок», покоились его родители.




Глава 51


Начиналась зима, в Хельсинки выпал первый снег. Остались позади прощание с мудрым и по-стариковски сентиментальным Огюстом Венсаном, спасенная, утопающая в солнечном свете Женева, мужественное рукопожатие и уверенная улыбка Велимира Обрадовича, отправившегося с докладом в Лион к Джеймсу Гольдману. Осталась позади и декабрьская Москва, примирённая с Вашингтоном, где шеф ФСБ Леонид Борский, получивший повышение, готовился занять пост председателя российского правительства. Милана с Ингой приехали к Артуру в город Ванта. Первые недели после возвращения из Швейцарии поэт и философ только и делал, что отсыпался, ел домашнюю пищу и гулял с Миланой и дочерью, как он стал воспринимать Ингу, по финской столице.

День назад Артур общался по «Скайпу» с Велимиром и узнал, что вдохновитель и создатель Инсайда, виновник международных политических потрясений осени 2013 года, Фироз загадочно исчез. Последний раз его якобы видели в октябре на Северном Кавказе, где он будто бы пытался поднять на антироссийский мятеж Республику Ичкерию, но не добился успеха. Поговаривали, что на Кавказе Фироз ударился в ортодоксальный ислам, забыв былой философский плюрализм. Но ничто уже не могло спасти его. После демарша его заклятого друга-врага Вильяма Гармова стратегия, выработанная Фирозом, теряла всяческий смысл. «Инсайд» мог действовать только из тени, только человеческое массовое неведение могло обеспечить успех провокации, так умело осуществлённой Фирозом, но обнародование в СМИ акции, подготовленной в швейцарском городе Мейрине Гармовым, разрушило абсолютно всё. «Инсайд» был официально объявлен террористической организацией и запрещён, а на его руководство заведены уголовные дела. Фироз пропал, и международная операция по его розыску и поимке пока так и не привела к положительному результату.

Приближалось лютеранское Рождество 25 декабря 2013 года. Мир, недавно осознавший, какой опасности он смог избежать, готовился к праздникам. Начались новые переговоры по сближению России и НАТО, в США была приглашена ответственная правительственная организация во главе с Леонидом Борским, а президенты обеих стран обменивались праздничными поздравлениями.

Ожидавшийся фанатами эсхатологии конец света не наступил, к их большому огорчению. Год Дракона, ознаменовавшийся колебаниями солнечной активности и небывалой политической грозой, заканчивался в предрождественских торжествах, обещавших быть особенно пышными. Планета радовалась, что вместо конца жизни последует её продолжение, а находчивые астрологи уже прогнозировали вступление человечества в новую эру процветания — в эпоху Водолея.

По мнению Миланы, встреча Рождества без похода в церковь делало торжество неполным. Выбор пал на Успенский кафедральный собор — главную православную церковь Финляндии. Рождество в Суоми — это тихий семейный праздник, который не рекомендуется проводить шумно и с помпой. Финны ценят уют и тишину. Не зря одно из любимых финских слов — это слово rauha, что означает одновременно мир и покой. Мир не может быть беспокойным, а покой подразумевает мир. Поэтому предрождественский вечер влюбленные решили провести дома, а посещение Успенского собора наметили на предшествующий Сочельнику день.

Мела прилетевшая, наверное, с просторов самого Норвежского моря метель, подгоняемая западным ветром. Расстилавшееся над Хельсинки северное небо, покрытое до горизонта слоем блекло-серых облаков, желтоватой гаммой отражало свет городских огней. Карминно-красного цвета Успенский кафедральный собор возвышался на скалистом холме, господствуя над соседним «Можжевеловым» полуостровом.[40 - По-фински — Katajanokka.] Рядом, чуть ниже, располагался Президентский дворец, а выше, за Сенатской площадью, белел украшенный статуями святых и апостолов Лютеранский кафедральный собор Туомиокиркко. Всё сверкало и горело рождественскими гирляндами и фонариками.

Слегка поскрипывал на мягком пятиградусном морозце свежевыпавший снег. Поднявшись по мощённой каменными плитами лестнице, Артур и его спутницы вступили в неярко освещённый канделябрами зал православного храма. Милана с Ингой пошли к любимой ими иконе Николая Чудотворца, а Артур остановился перед алтарём. Народу было мало. Пара китайских туристов, взирая на церковную позолоту, несколько раз щёлкнула камерами, но Артур не обратил на них внимания. Ему вспомнилась женщина, встреченная ими в соборе Александра Невского в Петрозаводске. «Она была тысячу раз права», — признался сам себе Салмио. «Бог есть любовь и милосердие, а остальное не важно», — процитировал он в уме её слова. Главное — не догматика, а цель служения. Это же относится и к науке.

Тот же Вернер Гейзенберг, блистательный немецкий физик, открывший в 26 лет принцип неопределённости и ставший в 32 года нобелевским лауреатом, с 1939 года некоторое время принимал участие в деятельности немецкого ядерного проекта, де-факто сотрудничая с режимом Адольфа Гитлера. Однако после Второй мировой войны активно поддерживал движение за нераспространение атомных вооружений, способствуя присоединению Западной Германии к Договору о нераспространении ядерного оружия. Отчасти его стараниями послевоенная ФРГ стала демилитаризованной и миролюбивой страной. Важнейший научный закон, открытый Гейзенбергом, сделался краеугольным камнем квантовой механики, имея к тому же огромный философский смысл. Таким образом, несмотря на все соблазны и препятствия интеллект в общем и целом ведёт к свету, к прогрессу, пусть и встречая иногда на своём пути опасные подводные камни.

Исхода из интеллектуальной сущности человека, что составляет его главное отличие от мира животных, Артуру Салмио всегда хотелось найти логические доказательства божественного бытия, попытки чего предпринимались, например, выдающимися умами вроде Исаака Ньютона. Если же подобных доказательств однозначно не существует, следует обнаружить доводы «против», всё же уточнив вероятность существования или отсутствия Бога. Во всяком случае, нужно попробовать хотя бы сузить круг возможных версий и определить, как говорят ученые, граничные условия решения задачи. Артур подумал о принципе Гейзенберга в его трактовке Александром Покровым. Парадоксально, но подобные идеи могут помочь в ответе на этот давний судьбоносный вопрос. Венсан и Александр Покров не ошиблись — только неопределенность может лежать в основе движения вещества и физического поля, что и демонстрируют процессы, протекающие на уровне элементарных частиц. Неопределенность и противоречивость лежат в основе движения материи и развития разума. «Вначале было Слово, и это Слово было у Бога, и Слово было Бог»,[41 - Библия. Евангелие от Иоанна.] но сокровенное Слово осталось недосказанным для нас, людей. И в этой недосказанности — залог нашего интеллектуального и нравственного развития. Своего рода неопределенность Слова заставляет нас постоянно заново познавать его, находить всё новые и новые грани его неисповедимого смысла. В течение истории мы последовательно открывали религию, науку, искусство, которые есть не что иное, как различные ипостаси сферы познания, его формы, причём каждая из них выполняет свою особую функцию. Наука опирается на факты и логику, искусство на красоту и образность, религия — на нормы морали и фактор веры. Они взаимосвязаны и необходимы друг другу. И между ними также господствует некоторая недосказанность, крупица дисгармонии, неопределённость. «Если знаем, то знаем, не веря, если верим, то верим, не зная», — пришли на ум Артуру слова одного знаменитого российского певца и поэта. Однако всякий раз, преодолевая неопределённость, мы добиваемся большей точности, согласованности, разумности. Именно принцип неопределённости, отображая на математическом уровне двоякую природу мироздания, позволяет надеяться на существование параллельного мира. Знаменитая физическая теория струн утверждает, что мы живём в одном из многочисленных карманов мегавселенной, а каждая такая «струна» соединяет противоположные по знаку элементарные частицы из разных миров. Принцип неопределённости здесь должен выполнять незаменимую функцию, разграничивая и одновременно объединяя две космические реальности.

Связавшись по скайпу несколько дней назад с Огюстом Венсаном, Салмио вновь заговорил с ним о «формуле творения». Разговор зашёл о так называемом «темном потоке», которым называют наблюдаемое во Вселенной движение галактик, идущее вразрез с её общим расширением. Вместо того чтобы равномерно разбегаться в пространстве по всем направлениям, множество галактик на огромных расстояниях от Земли устремляются в одну сторону. Как сказал Артуру Венсан, это может быть связано с существованием другой вселенной или, но крайней мере, мегагалактики. Она и притягивает галактические скопления, движущиеся к ней. Кроме того, недавно открытая в космосе таинственная материальная субстанция, не излучающая и не поглощающая свет, фиксируемая только по гравитационному воздействию и именуемая физиками «тёмной материей», тоже свидетельствует о наличии во Вселенной особых элементарных частиц, интерпретация поведения которых с позиций современной физики довольно затруднительна. Да и само возникновение Вселенной, произошедшее примерно 13,7 миллиарда лет назад, совершенно таинственно. Начало Вселенной было положено неким сверхплотным состоянием сингулярности, в которой Предположительно отсутствовали даже время и пространство, что трудно себе представить. И, таким образом, это нечто, бывшее практически ничем, вдруг стало буквально всем, породив привычные для нас физические параметры мироздания, включая пространство — время, излучение и атомы. «Двойственность, неопределенность», — в который уже раз подумал Артур, раздумывая над вновь услышанными словами швейцарскою физика.

Идеи правят миром, и, как известно, нет предела совершенству. Поэтому недосказанность — источник творчества, диалектический фундамент бытия, постоянно преодолеваемый, но конца не преодолимый. И как невозможно достигнуть одновременной точности в измерении координаты частицы и вектора её движения, так же нереально из нашего мира явственно увидеть физическое Зазеркалье, узреть квинтэссенцию мироздания — Бога. Разве что приблизительно. Однако принцип неопределенности, он же «формула творения», дарует и надежду: незавершённость природы оставляет простор для её совершенствования, а двойственность бытия — для веры в бессмертие. И в том наша судьба.

Салмио свободно вздохнул. В церкви, казалось, потеплело. Неслышно подошедшая Милана взяла его за руку.

— Теперь нас ничто не разлучит, правда, милый? — прошептала она. В её блестевших глазах прыгали искорки отражённого свечного пламени.

— Правда, родная. Я уверен, — сказал он и подумал о времени. О жизни, финалом которой является смерть. Как сказал ещё в двенадцатом веке персидский учёный и поэт Омар Хайям:
		Я незнание сделал своим ремеслом,



		Я знаком с высшей правдой и с низменным злом.



		Все тугие узлы я распутал на свете,



		Кроме смерти, завязанной мертвым узлом.








Декабрьский пасмурный день вдруг навеял ему летние воспоминания из детства. Синее, беззаботно прозрачное июльское небо… Утренняя дымка прямо над широкой грибной просекой… Именно сюда Артур Салмио, будучи подростком, вышел в вместе с отцом, сопровождая его в геологическом маршруте. Показалось, что он снова слышит его голос, видит умное, доброе, незабываемое лицо. Как же сейчас ему не хватало их — его родителей, истоков его личности, того лучшего, что всегда было в нём! Где найти утешение после потери, с кем разделить радость в момент обретения? «Блажен, кто мудр сердцем», сказал в своих притчах две с половиной тысячи лет назад жизнелюбивый израильский царь Соломон. Блажен, кто, несмотря на всю мирскую несправедливость, способен верить в святое и не смеяться над благородством.

Молодой человек услышал звон колоколов. В храм заходили люди, и священник с серебряной окладистой бородой и проникновенным, словно ведающим все душевные тайны, взглядом светло-голубых глаз готовился к молебну. Время будто остановилось, начиная новый неведомый отсчёт. Где-то там, за гранью неопределённости, творящей мироздание, за криволинейными координатами пространства-времени, в предвиденном человеческим гением космическом Зазеркалье, по вере Артура, — и скрывается сущность любимых, но утраченных для нас в этой жизни, людей. Разлука эфемерна, ведь время — это призрак, лучшая дорога, оно относительно и неопределённо. Определённой является лишь вечность. Вечность стремления к любви.




Хельсинки, февраль 2012


notes



Примечания





1


Привет, как дела? (финск.).




2


Привет, привет, спасибо, но ничего особенного. Ну а у тебя как дела? (финск.).




3


Это действительно странно. (финск.).




4


Здравствуйте. Я на встрече в Хельсинки. Если звонит Артур, то есть информация для него. Это действительно интересное предложение по трудоустройству. Задумайся! Поговорим позже (финск.).




5


Неизвестный номер (финск).




6


Северные страны (финск.).




7


Откровение Иоанна Богослова.




8


Имеется в виду роман Василия Гроссмана «Всё течёт».




9


Что ты мог бы сказать о Суоменлинне? (финск.).




10


Стихи автора.




11


Привет, вы говорите по-русски? (англ.).




12


Любовь всей жизни (англ.).




13


Внутри (англ.). Также означает процесс, связанный с какой-то секретной информацией.




14


Организация договора коллективной безопасности. Военно-стратегический союз России и некоторых азиатских государств, включая Казахстан и Китай.




15


HAARP (анга. High Frequency Active Auroral Research Program — программа высокочастотных активных авроральных исследований) — американский научно-исследовательский проект по изучению полярных сияний.




16


Игорь Губерман «Штрихи к портрету».




17


Киники — школа древнегреческих философов, восходящая к Диогену.




18


Доброго пути (шведск.).




19


Название маршрута бегства нацистов за пределы Европы.




20


Противоракетная оборона.




21


Бразилия, Россия, Индия, Китай.




22


Геополитическая идея единства интересов западного мира.




23


Изолятор временного содержания.




24


Будь, что будет (финск.).




25


Немецкий, французский, итальянский и романский.




26


Именно в Берне Альберт Эйнштейн разработал принципы специальной теории относительности.




27


В период эмиграции А. И. Герцен получил швейцарское гражданство.




28


Человек человеку волк (лат.).




29


Физическое устранение Гитлером своей оппозиции в рядах национал-социалистической партии.




30


Лидер штурмовиков и соперник Гитлера, расстрелян.




31


Знаменитый американский мошенник, перевербованный полицией. Сюжет лёг в основу фильма Стивена Спилберга «Поймай меня, если сможешь».




32


Агентство национальной безопасности США.




33


Немецкий спортсмен-пилот, 28 мая 1987 года приземлившийся на лёгком самолёте на Красной площади, нетронутый советской ПВО.




34


Добрый вечер (франц.).




35


Я мыслю, следовательно, существую (лат).




36


Политический режим Муамара Каддафи в Ливии, существовавший там с 1977 до 2011 года.




37


CERN — Conseil Européenne pour la Recherche Nucléaire (фр. Европейский совет по ядерным исследованиям).




38


Коллайдер от англ. collider — сталкиватель.




39


Стихи автора.




40


По-фински — Katajanokka.




41


Библия. Евангелие от Иоанна.