На районе
Евгений Полищук


В 2010 году роман включен в шорт-лист премии «Дебют» в номинации «крупная проза».


Евгений Полищук

«На районе»

Роман


ThankYou.ru: Евгений Полищук «На районе» Роман


Спасибо, что вы выбрали сайт ThankYou.ru для загрузки лицензионного контента. Спасибо, что вы используете наш способ поддержки людей, которые вас вдохновляют. Не забывайте: чем чаще вы нажимаете кнопку «Спасибо», тем больше прекрасных произведений появляется на свет!


ГЛАВА 1


Был жаркий июльский вечер. Мы стояли на веранде школьного дворика и внимательно слушали этого психа. Два метра ростом, широченные плечи и квадратный подбородок, выпученный вперед. Месяц назад он закончил девятый класс.

— Лобная кость — одна из самых крепких костей в нашем организме. Врубаетесь, парни? — говорил он.

— Если хорошенько попасть — нос сто процентов идет нахуй — улыбался он — Мощное оружие.

— Реально? — спросил я.

— Нереально реально — ответил он — Конечно, как и в любом деле нужна тренировка. Вон, потрогай какие наросты.

Он выставил свою башню вперед, и нам пришлось потрогать его искореженный лоб. Бугристый кирпич, двойная кость. Прочный, как шлем хоккеиста.

— Да, прикольно… — мы с Иваном многозначительно покивали.

— Бурная молодость, парни, бурная молодость — промычал девятиклассник — Хотите, тему одну расскажу?

— Давай — неуверенно сказал Иван.

— Знаете диджея с той восемнахи? — ткнул он своим мясистым пальцем направо — важный пес такой, на красной бэхе рассекает.

— Ага — сказал я.

— Короче, решили мы как-то с пацанами съездить в клубец. Посмотреть там че-кого, потанцевать, с курицами почирикать, ну, понятно?

— Понятно, понятно — быстро закивали мы.

— Накидались на районе первачом, чтоб внутри не платить само собой — продолжал он — Заходим уже талые, с охранниками рамсанули по децлу, хорошо Семен то ли в армии был, то ли сидел с кем-то из них. Пропустили, короче, нас.

— А че там вход стоит? — полюбопытствовал Иван.

— Да немного, рублей сто — ответил девятиклассник — В общем, заходим, ну потанцевали, закинули по стопарику в баре, и тут смотрю, этот педрила к вертушкам выходит.

— И че? — спросил я.

— Че-че? В очо — заржал он.

— Понятно — сказал я.

— А чего ты его так не любишь-то? — спросил Иван.

— А хули его любить? — развел он руками — Разъезжает на тачке, телочек возит, джинсы в облипочку. Пидор, а не пацан. Не, ну реально! Здоровается через раз. Не нравится он мне. Есть зажигалка?

— На — протянул я свои спички.

Он прикурил Союз-Аполлон и продолжил.

— В общем, я следить стал, как он в туалет пойдет. Так, танцую и слежу потихонечку — заржал он — Ему же все равно ссать надо, эти диджеи больше всех обкидываются — напитки бесплатно. Короче, смотрю, заерзал он, поставил какой-то длинный трек и в туалет пробирается. Я выждал секунд пять, захожу — никого, а он стоит, поливает. Я ему — “привет дружище”, он — “сейчас, погоди”. Ширинку застегнул, поворачивается, а я ему сходу НА НАХУЙ в нос лобешником! У него кровяка из носа как брызнула! Футболку потом стирать пришлось. Этот модник сразу вырубился, конечно. Мой лоб не дает промахов — поржал он и постучал по своему оружию.

Мы усмехнулись, а Гарри любовался эффектом рассказанной истории. Гарри — потому что горилла.

— А дальше что было? — спросил я — Он же там походу не один был?

— А ничего дальше не было — оскалился Гарри — в тот клуб нас больше не пускают, а на районе он что может сделать? В одного меня укатать? Не смеши яйца.

— Да, забавная история… — смеяться не очень хотелось, но пришлось изобразить подобие улыбки.

— Ладно, Славян, мы пошли, вечером в компах встретимся, если че — сказал я.

— Ну, давайте, парни — сказал Славян — Помните про лоб, лоб — это сила.

Мы попрощались с гориллой-девятиклассником, и пошли гулять по району, как мы делаем это каждый день.

Наш район-интересное место. Он похож на маленькое государство: единство территории, обязательный налог, призывная армия.

Судите сами — семь многоквартирных панельных новостроек создают прочное бетонное кольцо вокруг школы, стадиона и пары магазинов. Почти все владельцы квартир — сотрудники химического завода. Почти все въехали в начале девяностых. Каждое лето их дети ездят в пионерлагерь Искра. Один садик, одна школа, две секции на район — футбол и дзюдо. Все. Мы не одиноки, рядом стоят другие районы. Такие же как наш, только другие.

Мы стараемся не пересекать границы враждебных территорий, там своя армия и свои налоги. Как в любом государстве, на районе есть четкая иерархия — как ты можешь спросить сигарет или денег с пацанов младше девятого класса, так с тебя могут спросить старшие.

Если случается война с другим районом, обязательному призыву подлежат все, кому больше десяти лет. Командуют Гера с Семеном, а мы исполняем приказы. Дезертиров безжалостно наказывают. В нашей армии железная дисциплина.

Было жарко и хотелось пить. Решили зайти к Ване домой за водичкой. На пиво денег не было, да и не особо хотелось.

Мы шли вдоль небольшого оврага, усеянного бетонными пеньками, мусором и пеплом от костров. Малые любят жарить картоху в этом овраге. Раньше и мы так делали. Если взять с собой кусочки олова, то можно расплавить его и заливать в земляные формочки. Получались крестики, причудливые зверушки, самопальные амулеты.

Мы неторопливо шли к Ваниному дому, переставляя тощие ноги в дорожной пыли, а вокруг повизгивали ленивые дворняги.

— Отличное, блин, лето… — протянул Иван.

— Нормальное… — согласился я. — Жарко, купаться хоть каждый день ходи.

— Пойдем завтра на Иртыш?

— Может и пойдем. Посмотрим, что будет.

— А что может быть? — удивился он.

— Ну, не знаю. Может, что-нибудь случится. Например, прилетят инопланетяне. Или земля разойдется под оврагом. Ну, что-нибудь, в общем. Жизнь-то непредсказуема.

— Сказочник — ухмыльнулся он.

— А хуле? — ответил я.

Мы поржали немного, прошли овраг и подошли к Ваниному дому.

Иван жил в пятиэтажной обшарпанной малосемейке — ровно сто двадцать шагов от моего дома. Я на втором этаже, а он на первом. Из моего окна было видно, как Иван готовит себе еду или собирается в школу.

Решили не заходить внутрь, потому что был шанс встретить в подъезде Ваниных соседей. А это совсем не приятные люди. Вечно бухие и красные от паленого алкоголя мужики. Или пацаны — наркоманы. Та еще публика.

Иван несколько раз постучал ключом по карнизу своего окна, оттуда высунулась его мама.

— Марина Валерьевна, дадите нам водички, а? А то жарко тут очень — вежливо попросил я.

— Мам, набери нам полторашку. Там на кухне стоит, я вчера приносил — добавил Иван.

— Сейчас наберу, сейчас. Ребят, а может, вы покушать зайдете, а? Я только супчик приготовила вкусный…

— Да нет мам, спасибо — ответил за нас Иван. — Мы не голодны, просто скинь водички.

— Ну, смотрите, как проголодаетесь, обязательно заходите, я вас жду.

— Хорошо, хорошо, мам. Не волнуйся, зайдем — сказал Иван.

Марина Валерьевна исчезла в окне на пару минут и вернулась с полной бутылкой воды.

— До свидания, Марина Валерьевна! Спасибо за воду — весело прокричал я.

— Пока, мальчики, гуляйте осторожнее там. Сильно долго не задерживайтесь — сказала она и закрыла окно.

Ваня жадно присосался к полторашке. Я представил прохладную вкусную воду и зажмурился от счастья. Вода не подвела.

Напившись воды, мы решили пойти в компы.

Компы — небольшое заведение на десять компьютеров, встроенное в школу. Раньше там был магазин канцелярских товаров. Но со временем спрос на компьютерные игры значительно превысил спрос на ластики, пластилин и разноцветную бумагу. И в прошлом году там открылся компьютерный клуб — святое место для всех обитателей района от десяти до двадцати лет. Мы проводим там большую часть дня. В компах одновременно может находиться до пятидесяти человек. Десять курят в прихожей и на крылечке, а остальные теснятся внутри. Большинство — просто наблюдатели, глазеют на мониторы за спинами играющих счастливчиков.

Компы — отличное место для конфликтов, благо рядом с крылечком есть небольшой закоулок — местный Колизей, где быстро решаются все проблемы.

Мы прошли внутрь и сразу оказались среди выстрелов, галдежа и мата. Все, от мала до велика ебашились в СounterStrike. Fire in the hall! Follow me! Go, go, go! Вампир с Косым играли дуэль на слонах в deathmatch, команда шестиклассников отрабатывала прорыв на территорию контров в de_dust — скоро турнир и надо быть в форме.

Внутри мы встретили своих друзей и коллег по команде в CS — Костю и Руслана. Хотя Костей и Русланом их называют разве что родители. Для остальных они Гвоздь и Муха.

С Костей совсем просто — высокий рост, худощавое телосложение, большой и острый нос. Натуральный гвоздь. Также с каждым годом он становился все резче. Руслан получил звание Мухи несколько месяцев назад после одного из турниров по CS. В решающем раунде он уложил всю вражескую команду из легкой снайперской винтовки Steyer Scot — также известной, как Мухобойка. После чего вскинул руки вверх и заорал Муха! Не уверен, что он рад такому положению вещей, но тут уже без вариантов. Муха так Муха.

Я вот уже лет пять как Снежок — за светлые волосы и вечно бледное лицо. Врач сказал — плохое кровообращение, и посоветовал больше заниматься спортом. Сказать легче, чем сделать. А вот к Ивану никакое прозвище не пристает — он рыжий, крепкий, зубастый и похож сразу на все сказки про Ивана — дурака. Одним словом, Иван.

В нашей дворовой компании человек двадцать. Каждый день мы собираемся, чтобы просто бухать, бухать и играть в карты, бухать и долбиться в CS, бухать и ходить купаться на Иртыш, бухать с продолжением в лесу, бухать и ездить на троллейбусе к кинотеатру Маяковский.

Бухло всегда с нами по одной простой причине — надо же как-то скрасить свои летние будни. Кроме того, на районе вы легко сможете найти пять точек продажи самогона по двадцатке поллитра.

Хороший, качественный самогон, его спокойно и со вкусом можно употреблять с буханкой хлеба, упаковкой майонеза и газировкой Буратино. Мы любим самогон, он еще ни разу не подводил, всегда хорошо пился, никаких побочных эффектов. Дешевле водки и таит в себе приключения.

Некоторые пацаны всегда носили с собой миниатюрные стопки по 50 грамм, типа таких, из которых принимают пилюли. Их спокойно давали в школьном медицинском кабинете. Мгновенно отпадает необходимость покупать эти ублюдочные пластиковые стаканчики, где всегда есть опасность, что тебе или недольют или перельют. Медицинские стопки куда как эстетичнее.

Наша дворовая компания — большая, но разнородная, разделенная по непонятным признакам — постарше, помладше, живут в малосемейке, играли в детстве в футбол в одной команде… Как куски одного пирога, в общем.

Мы с Гвоздем, Иваном и Мухой составляли одну из таких групп. Причина — проста и необычна. По какому-то невероятному стечению обстоятельств мы все учились в одной школе. Не той, что во дворе, а той — что в центре города, и ехать туда полчаса на автобусе.

До шестого класса мы еще оттянули в местной общеобразовательной, но затем дальновидные родители переселили нас в гимназию “от греха подальше”. Пожалуй, это было к лучшему, потому что теперь у нас четверых было два больших мира — двор и школа. Эти миры почти не соприкасались. Правда, один раз, когда на Муху в школе кто-то очень неровно смотрел из старшеклассников, ему пришлось прибегнуть к помощи дворового мира.

Эпизод закончился достаточно быстро — после школы мы встретили обидчика вместе с одним дворовым отморозком. Тот быстро объяснил, что к чему и что если еще раз, то “я тебя найду и засуну монтировку в жопу”. Вот эту — спокойно показал он кусок железа, спрятанный в рукав куртки. Угроза сработала — дальше Муха в школе жил спокойно.

— Здорово поцики! — отсалютовал нам Гвоздь — Че делали? Где шлялись? Пойдем покурим?

Мы вышли покурить и обсудить события дня минувшего: кто что натворил, когда будет турнир по страйку, как обстоит ситуация с телками. Обычный треп.

— Слышал, Снежок — сказал мне Гвоздь — пацаны сегодня за теплицей выпили, ну вроде как обычно, не так уж много.

— И что? Тоже мне новость — сказал я.

— Да ничего — сказал Гвоздь — Просто Зайца перекрыло, у него, видимо, от алкоголя вообще уже башню сносит. Так он конкретно белочку поймал, послал всех к херам и пошел по дворам бурагозить. Я мелкого твоего видел, говорит Заяц кому-то на стадионе навалял. За просто так навалял, прикинь? Вот баран…

Гвоздь передал мне сигарету, курили одну на двоих.

— Да, реально баран — сказал я — Долго он так не протянет, если каждый день в залупу лезть непонятно на кого — можно и нарваться.

— Ясное дело… — затянулся Гвоздь — Ну, в общем, ты понял, к чему это я. Если увидишь — особо внимание не обращай. Он же друг другом, а по синьке никого не любит. Может и в драку полезть, а кому это надо, с таким придурком связываться?

— Понял, не дурак — сказал я.

Наш друг Заяц, получивший свое прозвище за оттопыренные уши и рыжую шевелюру, был весьма ординарной личностью в смысле жизненного опыта — детская футбольная команда, плохая школа, рано умерла мать, отец-алкоголик. Ничего хорошего или внушающего оптимизма.

Будучи трезвым, он ничем особенно не отличался, кроме красивых ударов в девятку и стеснительного отношения к девушкам. Но когда выпивал — это был совершенно другой человек. Ненависть к миру прорывалась наружу, и он просто шел драться, неважно с кем и как. К его чести, он всегда лез только на сверстников, никогда на младших. А на следующий день Заяц каждый раз застенчиво курил и говорил, что все на самом деле было не так, и этот урод сам первый начал. Думаю, он даже немного в это верил.

Мы еще постояли с Гвоздем на крылечке, поболтали о том, о сем. Вскоре из компов вышли Муха с Иваном, и мы пошли гулять вокруг школы.

Намотав пару кругов и надоев друг другу, решили расходиться по домам. На улице уже стемнело. Я быстро добежал до своего подъезда, с удовлетворением отметив, что в окнах горит свет.

Не люблю приходить домой, когда все уже спят. Приходится тайком пробираться в комнату, тихонько чистить зубы и подолгу ворочаться в постели.

Я сорвал небольшой листок с дерева и растер по пальцам правой руки, чтобы меньше пахло сигаретами. Зашел в подъезд, промчался по темной лестнице на второй этаж, по дороге тыкнув пальцем в дырку почтового ящика, позвонил в квартиру и привычно начал читать надписи на стене напротив лифта — что-то про ленку-шлюху, что-то про неразделенную любовь, самые обычные надписи.

Одна выделялась — громадное слово СУКА, выведенное бесцветным газовым баллончиком. Это написал мой друг Кирилл, мы учились в пятом классе. Когда я спросил “зачем?”, он ответил, что хотел опробовать баллончик. Я, помню, и не нашелся, что ответить.

— Привет, сынок! — мама открыла мне дверь и улыбнулась — Что так поздно, где был?

— Привет, да ничего особенного — ответил я, стаскивая кеды и проходя на кухню — Мам, поставь чайку, пожалуйста. У нас есть что-нибудь покушать?

— Да-да, я только котлетки с рисом пожарила. Будешь? — спросила мама.

— Ну, давай. Котлетки — это хорошо.

Я расселся на кухонном диване, взял почитать программу и смотрел, как мама разогревает мои котлеты. Дома было тепло и хорошо. Хотелось вот просто так сидеть и ничего не делать.

Вкусно пахло котлетами, шипела сковородка, и мама суетилась у плиты. Положив уставшие ноги на узкий диванчик, я щелкнул пультом.

Маленький телевизор рассказывал, что произошло в мире — как обычно, почти ничего хорошего. Я сделал звук тише и уставился в экран. Там расхаживали располневшие дядьки в синих костюмах из правительства, какие-то родильные дома, провинциальные больницы, скошенные деревенские калитки, милиционер на обочине дороги… В конце традиционный прогноз погоды — мужчина с широкой улыбкой махал руками и вещал про циклоны и антициклоны.

— Сынок, сделай звук погромче — попросила мама, отрываясь от урчащей сковородки — Что там у нас завтра обещают?

— Да как обычно, градусов двадцать пять. Что там могут еще обещать? Лето же, мам. В самом разгаре лето.

— Ну, да — привычно согласилась мама — Действительно, лето. Ты что сегодня делал? — спросила она.

— Да ничего необычного, гулял весь день — честно ответил я.

— С кем гулял?

— Ма, ну с кем я мог гулять? Как обычно, с пацанами. С Костей, Ваней, Русланом. Сейчас же лето, делать особо нечего, вот и гуляем целыми днями. В футбол с утречка поиграли, потом в компах посидели, да так, просто, пошлялись по окрестностям — зевая отвечал я на мамин ежевечерний допрос — А ты что сегодня делала?

— На работе весь день трудилась, сынок. Отчет полугодовой сдаем — там знаешь, сколько всего надо? Все балансы свести, чтоб копеечка в копеечку, бумажки разные, налоговая инспекция, пожарная инспекция, санэпидемстанция… Делать — не переделать! — мама сделала большие глаза и рассмеялась.

— Ой, ма, не заливай! Наверняка все не так сложно, как ты рассказываешь. Хотя это, наверное, утомляет — каждое утро вставать и идти на работу. В школу еще хоть интересно, там каждый день что-то происходит. Над учителями поржать можно или еще что-нибудь. А на работе же скукота, наверное, да, мам?

— Ну да, не так весело как в школе — усмехнувшись, согласилась мама. — Но работа нужна, чтобы были деньги. А деньги нужны, чтобы вы с Алешей могли кушать и нормально одеваться. Поэтому особо не задумываешься, весело или нет. Просто встаешь каждое утро и идешь на работу. Вот и все, постепенно привыкаешь…

Я с ужасом представил, как буду привыкать ходить на завод. Каждое утро… Просто встаешь и идешь. Просто встаешь и идешь. И так день за днем. А ночью спишь — как часы заводить перед сном, чтобы ходили на завтра.

— В конце концов, везде есть хорошие люди — задумчиво продолжала мама — Постепенно знакомишься, общаешься…

— Все, все, мам — перебил я ее — Я понял. Работать действительно тяжело. Лучше отдыхать пока время не пришло.

— Тебе сколько котлеток?

— Давай парочку. Если что, потом еще возьму.

— Ты сильно-то не наедайся на ночь. Я уже пойду спать, наверное — сонно сказала мама.

— Спокойной ночи, ма. Спасибо за котлеты.

— Да не за что, спокойной ночи — мама чмокнула меня и ушла спать.

Я доел котлеты, пять минут попялился в телевизор и тоже пошел спать. Хорошо, что лето и завтра не надо в школу.


ГЛАВА 2


— Эй, придурок, вставай! Вставай, говорят тебе! Нехер спать полдня, все веселье проспишь! БАМ! БАМ! — Прилетело два мелких камешка в мое окно.

Я же говорю — второй этаж, совсем невысоко.

Просыпаться не хотелось. Сон обещал что-то красивое и недоступное. Что-то, чего явно не было за подоконником моей комнаты. Я пробовал понежиться еще пару минут, но крики нарастали, как снежный ком. Пришлось поднимать свое тощее тело и нести его к окну.

Внизу, среди молодых и хилых деревьев стояли мои друзья. Такие же молодые и хилые. Чуть повыше и понаглее стоял Гвоздь. Чуть пониже, с гадкой ухмылочкой и сигаретой стоял Муха. Вечно они вдвоем ходят. Тем более, живут в соседних домах.

— Чего дрыхнешь! Уже почти час дня, ты что вчера ночью делал! Давай выходи! — вопит Муха.

— Сейчас, пять сек. Чего так орать под окном? Нельзя в дверь позвонить? — неловко отмазывался я.

— Нельзя. Мы же договаривались в двенадцать около магаза встретиться. Ясен пень, ты проспал, мы за тобой бегать не будем. Давай, одевайся и выходи.

— В общем, не орите тут под окнами, сейчас зубы почищу и выйду. Подождите на лавочке.

— Давай — сказал Гвоздь, и они пошли ждать на лавочку возле подъезда.

Я полежал еще две минуты, приятное видение не спешило возвращаться. Ладно, попробую вспомнить сегодня ночью еще раз. Резво вскочив с кровати, я махом почистил зубы, впрыгнул в шорты и футболку, закинул в себя пару бутеров с колбасой и был уже на улице. Мои друзья неторопливо кидали камешки в сторону школьной ограды и сплевывали сквозь зубы на серый асфальт.

— Я надеюсь, ты не забыл, какой сегодня день? — вежливо осведомился Гвоздь.

— Ээээ… Новый год? Рождество? День России? Честно говоря, забыл. У тебя день рождения?

Я реально не чувствовал уникальности сегодняшнего дня. День как день.

— Ну, типа того. День рождения. Только не у меня. У Валеры с восемнадцатого дома.

— У какого Валеры? — спросил я.

— Ну, у этого… — почесал голову Гвоздь — Который с Олесей гоняет. На девятом этаже живет. Такой… Высокий, худой, лысый. Ровный кент, в общем.

— Точняк — точняк… Все, вспомнил — действительно вспомнил я — На прошлой неделе это обсуждалось. Ну, мы то там все равно сбоку припека.

— Неважно, главное, что мы как бы приглашены — сказал Муха.

— Да ну? — не поверил я.

— Ну да. Че думаешь, там по приглашениям, и все во фраках? Обычное синее движение, собирается человек двадцать. Телки нормальные есть. Едем в лесок за мясомолочный завод. Скидываемся по сто рублей, а он проставляет алко и еду. Короче, отличная тема.

— Отличная, не спорю — согласился я — А как мы едем? Пешком? Там же далеко, идти ушатаемся.

— Не пешком. Мы поэтому к тебе и зашли, все собираются за гаражами полтретьего, там Дрон и Слава берут мотоциклы с колясками, и все дружно на этих мотоциклах едем в лесок. Так что надо пошевеливать булками, тут и до гаражей не слишком близко.

— Как не слишком близко? — удивился я — Вот же они, за домом.

Гаражи стояли прямо за моим домом. Эти кривые железные коробки были постоянным источником детских травм и ушибов. Главным зимним развлечением было перепрыгивать через метровые пропасти с одного гаража на другой. Еще там хоронили домашних животных. Как-то раз и мы с братом похоронили хомячка, неловко придушенного диваном. Брат плакал, папа молча закапывал хомячка, завернутого в синюю тряпку, а я стоял и обдумывал постигшую нас утрату. Хомячка было жалко, это факт. С другой стороны, теперь не будем вонять говном из его клетки. Смешанные, в общем, ощущения.

— Ты реально, видимо, даун — ласково сказал Гвоздь — не в этих гаражах. Ты что, не помнишь, мы же с Дроном как-то вместе ходили к нему за моциком. Это гаражи за шестым микрашом.

— Ты уверен, что ты со мной ходил?

— Вроде да. А может и не с тобой, короче неважно. Туда идти полчаса где-то. Сейчас зайдем за Иваном и почапаем. Он тоже, наверное, дрыхнет.

Парни докурили, поднялись с лавочки, и мы двинулись к Ваниному дому.

Светило полуденное солнце и на улице было жарко. Грязно-серый асфальт топился под ногами, зеленые деревья размахивали своими ветками. Все было как обычно. Двор жил своей неторопливой жизнью.

Пыльные и счастливые малыши отковыривали синие плитки с торцовой стены дома и кидали их в маленькую ямку с расстояния десяти шагов. Если кто-то не попадал сразу, то ложился пузом на землю, долго прицеливался, прикрыв один глаз, и пытался загнать плитку метким щелчком. Мы тоже так играли в детстве. У всех плиток был свой номинал. Чем реже и красивее — тем дороже. Одна синяя стоила десять белых. Одна фиолетовая — десять синих. И так далее. Прозрачные дороже. Помнится, я пытался подкрасить синюю прозрачную в фиолетово-красный цвет и обменять на мешок синих. Сначала все было ништяк, потом краски начали слезать, и пришлось вернуть добычу.

Мы завернули за угол дома, и пошли по тропинке к Ваниному дому. По дороге слева проехала машина, ухнув в огромную выбоину. Было слышно, как выматерился мужик за рулем. Видно, не местный. Местные все знают про эту яму и осторожно притормаживают. Осенью она наполняется грязной жижей и тысячи резиновых сапог прыгают по воде, поднимая бесчисленные брызги. Красота…

Выгнав Ивана из дома и пообщавшись с удивительными обитателями малосемейки, было решено пойти к гаражам и накинуть мальца алкоголя.

Ну, чтобы прийти к Дрону уже разогретыми, а не просто так.

Алкоголь продавался прямо в Ванином подъезде на пятом этаже. Любезная тетя Нина в махровом халате открыла нам дверь и спросила, че надо? Как обычно, тетя Нина, как обычно — поллитра за двадцать рублей. Ждите, буркнула она и скрылась за железной дверью. У тети Нины была единственная железная дверь на площадке — все правильно, самогонный аппарат надо охранять. Пошуршав пару минут она вынесла бутыль мутноватой жидкости и забрала две потертые бумажки.

— Хорошая, теть Нин? — спросили мы хором.

— Хорошая, хорошая. Другую не продаю — оскалилась тетя Нина.

— Точно не отравимся? — еще раз спросил Гвоздь.

— Попросите родителей процедить еще раз — со злобной ухмылкой сказала она и захлопнула дверь.

— Вот же ведьма старая — подал голос Иван.

— Да ладно, сэм то у нее действительно ништяк — сказал Муха — В двенашке на порядок хуже.

— Может и так — сказал Иван — Да все равно она мне не нравится. Продает кому ни попадя. Ладно, мы уже взрослые, так она также продает чуть ли не восьмилеткам.

— Какая разница? Если бы она им не продавала, они бы просто просили старших, вот и все. Чего на нее злиться-то? Ты лучше на родителей этих восьмилеток злись.

— Ну, хуй знает… Может и так… — Иван неодобрительно покачал головой и, видимо, так и не смирился с этой мыслью.

Еще немного пообсуждав тетю Нину и проблемы алкоголя среди несовершеннолетних, мы зашли в магазин, купили батон хлеба, сигарет и запивона. Дюшеса. Дюшес удивительно хорошо идет с яблочным самогоном. Быстро выпив пол-литра, мы изрядно повеселели. Желудок обволокло что-то теплое и приятное… Мир вокруг сделался лучше. Даже стена гаража казалась не такой уж шершавой.

Светило солнце, трава стала ярко-зеленой, легкий ветерок обдувал запотевшие руки, и хотелось говорить, говорить, говорить…

Дружеские отношения плавно перетекали в слюняво — братские. Хотелось обняться за плечи, да так и идти к Дрону в гараж…

Вместо этого мы засунули все деньги в трусы и носки и осторожно вступили на вражескую территорию соседнего района. В принципе, веселья не убавилось. Но мы стали на несколько тонов тише и на порядок осмотрительнее. Конечно, не как саперы, но что-то общее в этом было.

Слава богу, приключения минули нас, и вскоре на горизонте показался гаражный кооператив. Дойдя до искомого гаража, мы увидели широкую спину Дрона. Он был на пару лет старше нас. И еще он был почти профессиональным футболистом. То есть в свои шестнадцать уже закрепился в команде дублеров основной городской команды. Во дворе он играл редко — не было времени. Тренировки, бухло и мотоцикл плотно забивали его график. Из гаража пахло заправочным маслом и соляркой.

— Здорово, шпана! — громко поприветствовал он нас, копаясь в чем-то грязном и вонючем — Сейчас, подождите, я коляску закончу прицеплять и выйду.

— Ждем, ждем. А где все остальные?

— Скоро подтянутся. Если повезет, поместимся здесь ввосьмером. А остальные там по-своему добираются. Кто на автобусе, кто на Санином мотоцикле. Телок вроде на машине должны подвезти.

— На какой машине? — удивился Гвоздь.

— Вы че, не слышали? — разогнулся Дрон — Там у Вики ебарь появился, на тачанке гоняет. Такой, в общем, в порядке… Постарше нас. Лет двадцать ему или около того. Вроде как с малосемеек. Серьезный пассажир — улыбнулся Дрон.

— Мне она никогда не нравилась. Худая, вечно надменная какая-то. Что он в ней нашел? — скривился Гвоздь — Я бы лучше Настюху жарил. Вот это жещина. Не скелет, как Вика — есть что потрогать. Будка у нее — праздник…

— Что-то я заметил, она к тебе не особо благосклонна — сказал Иван.

— Ничего, придет еще мое время — оскалился Гвоздь — Придет. Никуда она не денется.

Гвоздь никогда не унывал. Он был выше и выглядел старше нас, поэтому в дворовых рамсах частенько выхватывал по лицу первым. Это закаляло его характер, и изо дня в день он внушал все больше уважения.

Вскоре к гаражу подошли остальные пацаны. Дрон доделал коляску, и мы с великим трудом втиснули туда свои тощие ягодицы. Мотоцикл затарахтел, поплевался кусками пыли и завелся. Медленно поехали в лес. Дрон с Гвоздем на переднем сиденье и все остальные шесть или семь человек на заднем. Было весело и немного страшно. Дрррынььь, дрыыынньь….

Мимо проплывали гаражи, автобусная остановка с тремя бабушками, продающими семечки и сигареты, бетонные коробки домов…

Удивленные водилы поглядывали на нас из-за серых стекол своих шестерок. А мы мчались вперед, навстречу алкоголю, телкам и хорошему настроению! Хотя и так уже настроения было хоть отбавляй. Когда ты выпил и едешь на тусу, где будет алкоголь и качественные телки, нет счастливее человека на свете…

Проехав соседний район и красно-серое здание мясомолочного комбината, мы начали приближаться к желанному лесочку. В воздухе пахло летом и протухшим мясом. В это время года здесь всегда пахнет кислятиной — разделанные тушки непроданных коров и бычков начинают разлагаться и трупный запах дает приличного апперкота прямо в нос.

Пацаны зажимали нос и умеренно матерились.

Вскоре асфальтовую дорогу сменила пыльная тропинка. Вокруг начали попадаться березы и разбросанные пивные бутылки. Пепелища костров и остатки еды — неизменный пейзаж наших лесков. И, тем не менее, летом — это лучшее место для отдыха.

Через пять минут кочек и ухабов приехали.

Как и ожидалось, мы были далеко не первыми на этом празднике жизни. Вдоль тропинки уже лежало пару одеял, девочки уже делали бутерброды с колбасой и сыром, парни уже выпили пару стопочек за здоровье Валеры. Хотя Валеры еще не было. Мы спрыгнули с коляски, разгрузили свою партию алкоголя и удовлетворенно присели на полянку.

Постепенно разгорался костер, бутербродов становилось все меньше, а народу все больше. Алкоголь находился в балансе, поскольку вновь прибывшие неизменно привозили еще немного с собой. Гвоздь курил и внимательно следил за девочками, выбирая жертву на вечер. Муха спорил о чем-то со Славой. А мы с Иваном сидели на корточках, прислонившись спиной к березе, и просто глазели вокруг. Иван потер переносицу и негромко спросил, показывая на Гвоздя:

— Ты как думаешь, перепадет ему сегодня что-нибудь?

— Хуй знает, может и перепадет. Кандидаток много…

— Ну, не так уж и много — ухмыльнулся он — Смотри, Вика с парнем этим взрослым. Олеся с Валерой — тут уж совсем без мазы. А эти все наши дворовые даже смотреть на него не станут. Мне кажется, они нас вообще за мужиков не держат… Просто бухают с нами и время проводят. От нечего делать, понимаешь?

— Ну и отлично. И мы также делаем. Все так делают. А ты что, на них жениться собрался? Или детей заводить?

— Да не в этом дело… — отмахнулся Иван.

— А в чем? — на автомате спросил я.

— Ну… мне кажется, что без толку с ними тусоваться. Понимаешь, мы с ними гуляем, гуляем, а отдачи никакой.

— А какой тебе надо отдачи?

— Не знаю, короче как-то не так все. Не нравится мне с ними тусоваться, надо чего-то нового искать — угрюмо сказал Иван.

— Как говориться, не нравиться — не ешь. Мне вот нравится, нормальные девчонки. Зря ты так на них. Вполне себе. Ты, может, выпил мало? А то знаешь, лучше перепить, чем недопить. Пойдем, бахнем еще по одной, может, повеселеешь. Ты расслабься, Иван, реально. А то что-то слишком напряженный.

— Да ладно, я тебе просто так сказал. Не бери в голову.

— Ага, и в рот тоже не бери. Пойдем, короче выпьем.

— Пойдем.

Мы выползли в центр скопления народу и взяли два пластиковых стаканчика. Вечеринка набирала ход… От алкоголя пацаны стали добрые, а девочки начали улыбаться и разговаривать. Кто-то лежал на шерстяном одеяле и наворачивал морковный салатик, кто-то упоенно вливал самогон. Некоторые спорили, размахивая загорелыми руками. Опасные личности вроде Зайца выпили совсем мало, и пока их все устраивало. К нам подлетел Дрон с литровой бутылкой и не спрашивая налил чуть больше ватерлинии. Мы чокнулись “за Валеру и вообще, чтоб все заебись…”

Алкоголь заструился по венам. Иван глотнул Дюшеса, зацепил бутерброд и чуть улыбнулся краешком рта:

— Не, все-таки хорошо, что сегодня поехали — сказал он.

— Конечно, хорошо! А ты что думал, спать весь день? Так всю жизнь можно проспать. Надо вот чаще в такие движения встревать, тогда вообще все нормально будет. Всяко лучше, чем дома сидеть или в страйк в компах рубиться.

— Ну, по любому. Хотя в страйк тоже неплохо — поржал он.

Мы закурили и стали оглядываться вокруг. Все было по-прежнему и все было хорошо.

— Маа-альчики, о чем разговариваете? — к нам подошла Юля и сверкнула глазами.

Юля училась на год старше и жила в нашем дворе. У нее было смазливое лицо и классные ноги. Юля занималась какими-то танцами и казалась чуть старше, чем была. Как-то так получилось, что наша локальная компания в четыре человека с ней почти не общались. Вернее, она с нами. Короче, Юля была ништяк, и тот факт, что она просто знала, как нас зовут, уже был большой удачей. Правда, не совсем понятно, о чем с ней было разговаривать. Но алкоголь — отличный советчик в таких вопросах.

— Эээ… Преимущественно о женщинах. Тебе косточки перемыли уже пять минут назад. Сейчас перешли на Лену. Не находишь, что ей не очень идут ее ноги? — я изо всех сил старался быть оригинальным.

Звучало достаточно глупо, но Юля рассмеялась. Хороший знак.

— А что вы можете сказать про меня? Женщины ведь всегда интересуются собой больше всех — сказала она и загадочно покрутила кусочек длинных кудрявых волос вокруг пальца.

— Ну… У тебя с ногами все отлично — я отошел на шаг и придирчиво смерил ее пьяным взглядом. — Пожалуй, у тебя со всем все отлично. Даже лучше, чем полагается… Видимо, когда Бог раздавал достоинства, ты лицом не щелкала — я удовлетворенно затянулся, довольный шуткой.

Иван чуть хмыкнул и деликатно пошел отлить за ближайшую березу. И мы как бы остались вдвоем. То есть, вокруг была куча народа, но когда ты пьяный и разговариваешь с телкой, и когда она тоже пьяна, вас как колпаком накрывает. Кажется, что никто ничего не слышит, и вас вообще не замечают. Проверено. Я еще раз смачно затянулся и постарался казаться старше.

— А я думала, ты не куришь… — чуть недовольно протянула она.

— Да нет, вот вроде курю — покрутил сигаретой я — А что, у тебя какой-то пунктик насчет сигарет?

— Да нет, просто…

— Мне кажется, что если парень курит — это нормально. Многие думают, что если девушка курит — это как с пепельницей целоваться. Но я не из таких. Это желание и воля каждого…

— Ну-ну… — перебила она начавшийся разливаться монолог и усмехнулась.

Я судорожно соображал, о чем с ней можно поговорить. Компы, футбол и бухие истории отметались сразу. Школа? Книжки? Может, танцы? Решил перейти в наступление.

— А я вот вообще не думал, что ты могла про меня думать — сказал я с легкой ухмылкой.

— Да нет, почему… — наконец улыбнулась она. — Зря ты так, ты нормальный парень. Не то, что эти вот алкоты — махнула она куда-то вправо.

Я глупо заулыбался и поспешно затушил сигарету. Все шло отлично. Вокруг слышались пьяные крики и нелепые тосты, но мне было не до того.

— Да ладно, они тоже нормальные парни… — соврал я. — А почему мы не общались с тобой раньше?

— Не знаю — таинственно улыбнулась она. — Но мне кажется, что никогда не поздно все наверстать.

— Мне тоже так кажется — усмехнулся я.

Со стороны это, наверняка, казалось дешевым фарсом. Собственно, это и было дешевым фарсом. Но кудесник алкоголь, помноженный на праздник и какой-то чудесный случай действовали.

Мы еще по разу выпили, о чем-то поговорили.

И, как это часто бывает, незаметно пошли в лес. Типа погулять, подышать свежим воздухом. Что-то такое, в общем.

Сзади я слышал воинственные клики своих верных товарищей. Хотелось, чтобы Юля не слышала этих криков, очень уж как-то неправильно они звучали. Не романтично, что ли.

Зеленая листва и голубое небо заливали наши пьяные глаза, и мы неспешно удалялись вглубь елей и березок. Казалось бы, березки — очень тонкие деревья, но если отойти хоть на пять минут в лес — уже совсем ничего не видно и почти неслышно.

Я предусмотрительно не курил и держал Юлю за талию. У нее была отличная талия — упругая, крепкая. Танцы явно идут девушкам на пользу. Мы о чем-то мило беседовали, может о магической привлекательности среднесибирской лесополосы, может о Юлиных одноклассниках.

Отойдя на минут десять в лес, я понял, что пора. К этому моменту моя рука на ее талии уже так нагрелась, что от нее можно было зажечь весь лес.

Мы остановились и начали целоваться.

Хотя нет, не так — мы начали сосаться! Грубо, жестко и вульгарно.

Видимо, у Юли был большой опыт в этих делах. Она отлично сосалась. Я жадно обкусывал сочные красные губы и лихорадочно хватался руками за ее крепкие ягодицы. Она не отстранялась, хотя и не проявляла избытка страстей. Мне же вообще башню сорвало — я повалил ее на землю и стал барахтаться на Юлином теле и тяжело дышать, пытаясь получить все сразу.

Тише, тише… — с улыбкой шептала она — у меня так вся кофта в земле будет… Да ладно — отрывался от губ и отвечал я — дома постираешь.

Ее губы, грудь, ноги, запах… Мои руки под тесными джинсами… Когда это еще могло вот так передо мной лежать и быть в свободном доступе?

Мы барахтались на земле минут двадцать, разумеется, никакого секса. В лесу грязно, да и вообще, если бы она мне предложила, я бы, наверное, растерялся. Мне и так счастья хватало по уши.

Потом Юля привстала, оперлась на свои замечательные локотки и заявила, что пора идти обратно. “А то подумают что-нибудь не то…”. “Ну-ну, а так все думали, что мы грибы пошли собирать” — неудачно пошутил я. “Нет, серьезно, пошли” — твердо сказала она, и я не стал спорить. Пошли так пошли.

Молодое сердце мое выскакивало из помятой футболки, и мы шли обратно. Я как мог, старался оттянуть момент возвращения. Мы то и дело останавливались и сосались секунд тридцать, я только запускал свои руки к ее классным и горячим бедрам… Попытался еще раз завалить ее на землю, но безуспешно. Юля только смеялась и тянула меня обратно на поляну. “Обратно? Обратно?! Не хочу обратно!!!” — колотилось в моей голове. — “Хочу еще и еще! Когда еще такое будет? “.

Но все хорошее подходит к концу. Мы приблизились к полянке, я чуть помедлил, чтобы она вышла вперед. Одна и без меня. Постоял ни о чем не думая, скурил сигарету. Внутри все прыгало и играло. “Счастье, вот оно настоящее счастье” — говорил кто-то в моем животе. “Хуй там, полапал нормальную телку спьяну, вот и всего” — отвечали из головы.

Докурив, я пошел к месту празднования. Оттуда раздавался невнятный шум, по накалу децибел чуть выше обычного. “Они что, там сжигают лес? ” — промелькнула мысль, и яркий сноп солнца ударил в глаза. Я вышел на полянку. Вокруг что-то происходило, какой-то экшн.

Оглядевшись, я понял, что полянка превратилась в боксерский ринг. Кто-то по-прежнему лежал на махровом одеяле и пил оставшийся алкоголь, какие-то парочки выясняли отношения у березок, а человек десять пацанов образовали неплотное кольцо вокруг Мухи и Карася — напряжного чувака из общей тусы. Парни пританцовывали внутри круга, как туземцы, а толпа восхищенно улюлюкала.

Что они там не поделили? — спросил я у Ивана.

— Не знаю — пожал он плечами — этот Карась постоянно на него залупался просто так. Сейчас тоже ни с чего началось.

Диалог между ними протекал примерно следующий:

— Ну че ты, ебаный, давай, ебаный… давай! — выпучив глаза кричал Карась.

— Ты че, вообще ебанутый что-ли… Охуел что-ли!? — держа кулаки наготове и соблюдая удобную дистанцию, отвечал Муха.

— Давай! Че! Ссышь, блять! — наступал на него Карась.

— Ты придурок блять, дебил пьяный! Потом сам извиняться будешь… — балансировал Муха.

— Перед кем? Перед тобой что-ли, перхотью подзалупной? Да ты соси, овца ебаная!

С этим криком Карась перешел в атаку и попытался пробить прямой ногой Мухе в грудь. Не самое удачное начало драки. Муха ловко уклонился от пьяного соперника и довольно удачно ответил в челюсть. Карась по габаритам чуть превосходил Муху, но алкоголь на него действовал сильнее. После первого же пропущенного удара Карась просто сошел с ума и кинулся прямо на противника, бессмысленно махая руками. Муха умело оборонялся и в удачный момент пробил таким же ударом ноги, с которого началась потасовка.

Сильный короткий удар в дыхалку с ноги не выдерживает почти никто. Пьяный Карась — не исключение. Он повалился на землю, пытаясь набрать воздуха в легкие, и тяжело хрипя от ярости. Пацаны, удовлетворив животные инстинкты, поняли, что пора прекращать зрелище и возвращаться к хлебу. Оттащили брыкающегося Карася в сторону, и драка прекратилась сама собой.

Все вновь завертелось своим чередом. Солнце светило ярко, самогон обжигал горло, девочки смеялись, а парни травили истории…

За год вращения в этой компании я знал все истории наизусть, но слушать все равно было смешно. Например, история о том, как Заяц напился и пытался пожарить сухой Роллтон на сковородке, а потом посрать в зале у себя дома. Прямо на ковер. Или случай, как Макс с Темой, пьяные, встретили школьного физрука, тоже пьяного, и припомнили ему все хорошее за светлые годы учебы. Или, как у сладких с виду кенточков, было по электрошокеру в кармане. Короче, забавные и теплые приятельские истории, согревающие в тяжелые трудовые будни.

На Юлю я старался не смотреть. Поглядывал уголком глаз, но не более. Она удачно делала вид, что ничего не было. Ходила, шутила со всеми, не замечала меня. Хуже от этого не становилось. Лучше, впрочем, тоже.

Теперь уже мы с Гвоздем, Иваном и Мухой сидели на махровом одеяле и пили за все на свете. Обсуждали несомненную победу Мухи в противостоянии с Карасем. Гвоздь сетовал на недоступность телок — он вообще не заметил, что я куда-то уходил. Правильно, самогон заставляет время бежать быстрее. Иван наклонился и тихонько спросил:

— Чего там? Как сходил?

— Потом, потом. Все потом… — шепотом ответил я. В глубине души я надеялся на продолжение.

— Нет! Ну он вообще охуел! — довольный исходом драки разглагольствовал Муха — Еще будет залупаться — еще раз ему переебу!

— Правильно! — поддерживал его Гвоздь — Нехер дрянь всякую терпеть. Давно пора было показать, что к чему!

Алкоголь шумел в голове все больше и больше. Не до тошноты, но близко к этому. Я лег на спину и начал рассматривать небо. Белые пушистые облака медленно проплывали по светло-синему небу. Шумела зеленая листва. Запахло костром и каким-то мясом. Голоса друзей начали сливаться с общим гулом попойки…

Я заснул секунд на пять, потом резко распахнул глаза и приподнялся на локтях. Быстрый сон хорошо прочищает голову. Я начал оглядываться в поисках Юли. Ее не было. Выпивать больше не хотелось, зато неожиданно напомнило о себе чувство голода.

Я встал и попытался найти чего — нибудь пожрать. Мясо, понятное дело, кончилось в самом начале. На коричневой скатерти, служившей одновременно столом, стулом и кухней, валялись хлебные крошки, огурцы с помидорами, какой-то убогий салат. Меня затошнило от одного взгляда на эту лесную провизию.

Я закурил, заметил одинокий клубень картошки, валявшийся недалеко от костра и взялся за приготовление. Через пять минут голод был утолен. Картофель — вечная пища, всегда вкусная и сытная. Хорошо, что Петр завез его в Россию.

— Смотри — тронул меня за плечо Гвоздь — неплохо они, наверное, покувыркались.

— Что? — не понял я.

— Вон, смотри — показал себе за спину Гвоздь.

— Ага, вижу — сказал я.

Из леса выходили двое. Юля и Дрон. Он по-хозяйски приобнял ее за талию, она смеялась и отряхивала джинсы от листьев. Не надо быть знатоком Что-Где-Когда, чтобы догадаться, чем они там занимались.

— Нормально — сказал Гвоздь — Я бы ей тоже задвинул.

— Ага — согласился я.

— Жалко, что она с Дроном встречается.

— Да ну? — удивился я.

— Ну да — сказал Гвоздь — Они давно вместе. Только она шпилится со всеми подряд. Слаба на передок, так сказать.

— Понятно — сказал я — А он что про это думает?

— Да ему вроде бы похуй. Ему вообще на все похуй, кроме мотоцикла и футбола.

— Ясно — сказал я — Пацан умеет расставлять приоритеты.

— Типа того — усмехнулся Гвоздь — И все равно к нему телки липнут.

— Красавчик… — протянул я.

— Красавчик — согласился Гвоздь.

Я посмотрел в их сторону еще раз. Дрон чмокнул Юлю в щеку и лениво потрепал за жопу. Интересно, подумал я. Футбол, мотоцикл, телки. Как это у него получается?

Вечерело. Начали сгущаться сумерки. Я посмотрел на небо — ленивой стайкой собирались тучи. Скоро будет дождь — определил я. Через пять минут закрапало.

Закончился алкоголь, закончилась еда. Пора было ехать обратно. Пешком до района — часа три. Я посчитал народ — восемнадцать человек. Я посмотрел на мотоциклы — их было два. Хорошо, хоть с колясками. Первый мотоцикл — Дрона, второй — именинника Валеры. Тесновато будет.

Мы сели в коляску к Дрону. Набились, как селедки. Сам Дрон с Юлей ехали впереди. Она обхватила руками его широкую спину и немного пригнулась. Он несколько раз сильно нажал на педаль. Мотоцикл потарахтел и резко тронулся вперед, кто-то из толпы больно ткнул мне локтем в ребро, я попытался отпихнуть навалившегося Ивана и расчистить себе хоть немного места.

Мотоцикл уверенно набирал скорость, поднимая клубы густой пыли.

Все орали как резаные, Дрон давил на газ и размахивал снятой футболкой. Деревья мелькали как на ускоренной пленке. Я освободил себе немного места, посмотрел вверх и вдруг…

ХУЯКС! — сказало колесо мотоцикла, налетев на кочку.

— Блят… — успел крикнуть я, пролетая над коляской.

За долю секунды или сколько там прошло времени, пока мы долетели из коляски до земли, я успел различить человек пять. Все как будто замерли в различных нелепых позах. Это было похоже на фильм при замедленной съемке. Похожим образом главный герой уворачивается в прыжке от пули. В нашем фильме главных героев было десять, а пули не было.

Сгруппировавшись, я упал в траву, небольно ударившись плечом. Рядом приземлился Иван. Через пару секунд я повернул голову и посмотрел на Ивана. Он лежал и смотрел на меня расширенными глазами.

— Пиздец… — заржал я — Пиздец… Ты как?

— Норма-ально — медленно сказал Иван, приподнявшись на плече. — А ты как?

— Вроде тоже нормально — мысленно ощупал я себя — Плечо только болит.

Мотоцикл лежал на боку, медленно вращалось правое колесо. Поле боя было усеяно пьяными телами.

— Никто не сдох? — громко спросил Дрон — Все живы?

В ответ посыпались маты, перемешанные со смехом пацанов и слезами Юли.

Удивительно, но все были живы, целы и здоровы. Жив был даже мотоцикл. Никто ничего не сломал, только Заяц вытирал кровавые разводы от разбитого носа, и часто приговаривал “ну пиздец бля наебнулись… ну пиздее-ец, конечно…”

Что ни говори, а пьяным все-таки везет.

Дальше решили разделиться. Дрон с Юлей и остальными телками неторопливо поехали в город, а остальные пошли пешком.

На район пришли к двенадцати, ноги горели, весь самогон выветрился. Попрощались с пацанами и разошлись по домам получать родительских пилюль.

Отличный выдался день рождения у Валеры. И, хорошо бы, Дрон ничего не узнал.


ГЛАВА 3


Утро было солнечное и очень жаркое. Градусов тридцать, не меньше. В воздухе пахло летом. Не то чтобы, какими-то душными цветами или деревьями, а просто летом.

Солнце слепило в глаза, на футболках быстро появлялись потные разводы, и все время хотелось пить. Асфальт плавился под колесами машин. Казахи продавали сочные арбузы и дыньки “колхозница”. Собаки лениво лежали в тени домов, высунув лиловые языки… Лето.

Что нужно делать в такую погоду? Играть в футбол? Кататься на мотоцикле? Пить алкоголь?

Нет. Все неверно.

В такую погоду надо идти купаться. Срочно бежать купаться. В любую лужу, овраг или водоем, что есть под боком.

Вот мы и пошли купаться! Благо город Омск стоит на самой широкой сибирской реке. Грязная, с пятнами мазута, кишечно-стафилококковыми палочками, наша река летом превращается в шикарный одесситский пляж. Сотни морских котиков с женами и детьми выносят свои тела на песчаные берега могучего Иртыша. А в такое утро, котиков могло быть и тысячи. Мы с парнями решили присоединиться. А что еще делать?

Кроме Ивана, Гвоздя и Мухи с нами собрались пойти мой младший брат Леха и близнецы. Леха младше меня на три года и все время хочет влезть во взрослую компанию. А я все время не даю ему это сделать. Так произошло и на сей раз. После двухминутного разговора Лехе пришлось признать свою неправоту и не идти с нами на речку. Я люблю своего младшего брата, но ни при каких обстоятельствах не позволю ему проводить время в своей компании. Думаю, что это не нужно. Он просто пока не понимает.

С близнецами дело обстояло сложнее. У нас вообще забавная история знакомства — в возрасте четырех лет они напали на меня во дворе, и нашим молодым мамам пришлось отвлечься от разговора и разнимать нас. Потом мы подружились. Потом мы пошли в один первый класс. А всего классов было аж двенадцать. Оказалось, что мы живем в одном подъезде. Я — на втором этаже, а они на одиннадцатом. Наши молодые родители познакомились, и стали ходить друг к другу в гости. А мы, мелкие, собирали железный конструктор, бегали под столами с курицей и картошкой, хвастались новогодними трансформерами. Слушали музыку на виниловых пластинках и играли в денди. Особенно популярна была группа Джинсовые Мальчики и игра Bomberman. Ходили слухи, что если дойти в этой игра до сотого уровня, то включается секретная программа, которая показывает мультик Черепашки-ниндзя на протяжении двадцати четырех часов.

Во втором классе мы как-то всю ночь смотрели черно-белый порнофильм, а потом пошли в школу. Помнится, на природоведении очень хотелось спать. Все втроем мы были влюблены в одну девочку — Кристину. Она попеременно меняла свой вкус, но мы оставались дружны. Близнецы дрались между собой, но никогда не объединялись против меня. В классе мы прочно установили маленький тоталитаризм и сплоченной командой в шесть кулаков поддерживали его. Короче, мы были, что называется, не разлей вода.

А в пятом классе от близнецов ушел отец. Довольно стандартная история, что-то связанное с мелким криминалом. Не продал кому-то шины или не поделил ларек. Таких историй миллионы. Но эта развивалась на моих глазах. Сначала он скрывался от кого-то, быстро развелся с женой. Появлялся редко. Как-то принес домой большой охотничий нож и попросил спрятать. И потихонечку начал исчезать. То есть сами близнецы почти всегда знали, где он, но очень быстро перестали говорить о нем. И через некоторое время он превратился в миф, которого, может быть, никогда и не было. А Максим с Кириллом остались жить с мамой. Вот такая простенькая история.

Но близнецы стали, что называется, совсем не те. Сначала двойки и вызов мамы в школу. Потом массовые драки на переменах. Потом алкоголь и много незнакомых телок из соседних районов. После девятого заканчивается школа. А денег становится все больше, и все теперь знают, у кого можно купить покурить и к кому надо идти за крышей. Но, в целом, Макс с Керей всегда были нормальными парнями. Во всяком случае, по отношению ко мне. Детская дружба, она все-таки накладывает свои отпечатки.

Таким веселым вагончиком в шесть человек мы выдвинулись на широкие берега великого Иртыша. Путь к реке предстоял неблизкий — полтора километра через гаражи, широкие трубы и заросшее камышами болото. Солнце слепило глаза. Мы шаркали ногами, смеялись и срывали тонкие камышиные веточки. Отличное настроение, когда ничего не надо делать и просто идешь вперед. Макс что-то рассказывал про свои любовные похождения со смаком и вкусными подробностями. Никто ему не верил, но истории все равно были интересные. Слева и справа от тропинки зеленело болото. То и дело встречались люди уже откупавшиеся, сонные и довольные. Семьи с чумазыми малышами, пацаны в дедовских кепках и на велосипедах Урал. Проскочило даже пару потертых рыбаков с длинными удочками и пустыми грязными ведрами.

— Что, дружище, поймал кого-нибудь? — добродушно спросил одного Иван.

— Поймал… Поймал… — ухмыльнулся рыбак. — Пару галош резиновых поймал, да три малька. Не ловится сегодня ни черта, парни. Жарко уж очень. Сегодня все купаются. Народу полный пляж.

— И мы тоже купаться идем. А как там водичка? Теплая? — спросил Макс-близнец.

— Теплая, теплая — добро натянул морщины рыбак. — Хороший вы день выбрали купаться, молодежь. А вот рыба сегодня спит, похоже. Ну ладно, бывайте.

— Давай, дружище, не расстраивайся, в другой раз поймаешь.

Мы пошли дальше к реке, а рыбак уныло зашагал по направлению к бетонному району.

— Вот же люди херней маются! — отметил Гвоздь.

— В смысле? — спросил я.

— Да рыбак этот, кто ж в такую погоду рыбачить ходит?

— Да ладно тебе. Пошел человек рыбачить — раздраженно ответил Иван — Может, заняться ему больше нечем. Хотя, обычно на рыбалку бухать ездят. Но это толпой. А он видимо реальный рыбак, из тех, что встают в шесть утра, идут на овраг, закидывают удочку и сидят по несколько часов без движений.

— Видимо да. Реальный рыбак — согласился Гвоздь — Или заняться больше нечем.

Мимо пробежала собака-дворняжка. Тоже купаться захотела. Муха схватил камень, замахнулся в сторону болота, собака подпрыгнула, резко дернулась и чуть не свалилась с берега в мутную жижу. Муха поменял направление и кинул камень далеко вперед, вдоль тропинки. С громким лаем собака обругала нас и убежала вперед. Все посмеялись.

— Что в болото не кинул? — спросил Макс-близнец.

— Я что, живодер что ли? — удивился Муха.

— Ну и правильно сделал. Я один раз здесь гулял со знакомой. Ротвейлера ее выгуливали. И я по дури кинул палку в болото. Как-то не подумал просто, что эта тварь туда полезет. Потом сам, за лапы грязные тянул. Прикинь, девчонка эта плачет, псина скулит, а я как дурак ее за шерсть тяну. Полный пиздец, короче.

— Я вот тоже в последний момент понял, что она может и не вылезти оттуда — признался Муха.

Впереди показались первые деревья, зеленые до боли в глазах, резко контрастирующие с мутным болотистым камышом. Верные вестники реки. Мы покурили, мимо промчались несколько мотоциклов с веселыми компаниями. Невольно вспомнилась поездка в лес и шикарный мотоциклетный переворот на подлой кочке.

Через три минуты вышли на берег. А там уже куча народа, визг, шум. Человек пятьсот, наверное. Мы поискали свободное место, разложили покрывала. И побежали купаться.

Я разбежался и сходу нырнул в грязно-голубую воду, создавая миллионы брызг. Хотелось отплыть подальше от резвящейся малышни и пузатых мужичков. Но не слишком далеко, чтоб случайно не попасть в водяную воронку. Ходили слухи, что если попасть в воронку, то обязательно затянет на дно, как бы хорошо ты ни плавал. Можно просто не вылезти обратно и все. Я не слишком этому верил, но пробовать не хотелось.

Вода была прохладная и приятно освежала тело. Разрывая редкие волны мощными гребками, я отплыл достаточно далеко от берега, достаточно далеко от пацанов, достаточно далеко от всего на свете. Вытянул руки и ноги, распластавшись звездочкой по поверхности.

Хоть Иртыш и не Мертвое Море, но в нем вполне спокойно можно лежать, не двигаясь, и вода все равно держит твое тело. Я не часто задумываюсь о будущем, но как-то атмосфера способствовала.

Растопырив пальцы на руках, и тихонько подгребая под течение, я старался представить, что там будет впереди. Какова будет жизнь моя? Что в ней случится интересного? Солнце слепило прямо в глаза, оттого жизнь представлялась в фиолетово-лиловых тонах с черными точками.

Когда-то в детстве мне казалось, что я буду расти очень быстро, и жизнь промелькнет незаметно. Например, папа уезжал в командировку, а мы с братом мелкими шкетами провожали его. А через три-четыре недели в моих представлениях мы — рослые, здоровые юноши из американских фильмов, стоим на пороге и встречаем его. А он удивляется, когда это мы успели так вырасти? Я похлопываю брата по плечу, и папа довольно улыбается.

Но время шло, а мы оставались все такими же маленькими, худощавыми, задиристыми подростками. И жизнь особо не двигалась. Ее можно было считать школьными классами и новыми девушками, количеством драк и компьютерными играми, поездками в лагерь, голами Егора Титова и выпитым алкоголем. Но никак не временем. Даже годами жизнь считать было трудно. Она упорно и вяло размазывалась по длинным летним дням и коротким зимним вечерам.

Бульк! Бульк!

Рядом со мной приземлился кусок плотной глины. Я с трудом раскрыл глаза, оторвал шею от воды и глянул на берег.

На берегу происходило глиняное побоище. Пацаны разбежались по разным углам квадратной площадки из деревьев и песка и обстреливали друг друга кусками черно-бурой водяной грязи. Близнецы стояли по щиколотку в воде и, быстро нагибаясь, лепили новые снаряды. Гвоздь с Иваном прятались за деревьями, периодически отбегая в воду и набирая свои боеприпасы под залпами артиллерийского огня. Мухи видно не было. Видимо, им надоело играть два на два, поэтому в мою сторону полетели целых четыре снаряда одновременно.

— Эй, ебырки, вы что делаете! — заорал я. — Вас тут четверо, а я один!

— Не ссы, Снежок! Подруливай к берегу, а то валяешься там, как амеба — прокричал Гвоздь, лепя новый снаряд.

— Сейчас подплыву, вы только дайте на берег выйти, изверги. Я против четверых не справлюсь.

— Давай, давай.

Сильно изменив курс, я подплыл метрах в двадцати правее от основного сражения, периодически уклоняясь от прилетавших комков. Набрав снарядов десять, я подключился к группе Гвоздя и Ивана против близнецов. Через пару минут они начали проигрывать неравный бой и предусмотрительно завершили сражение.

Снова все легли на замызганные полотенца и подставили свои хилые тельца навстречу солнечным лучам.

— А где Муха? — лениво спросил я у Вани.

— Да он вроде в лесок отошел.

— А, ну ладно. Отошел, так отошел.

Все успокоились, прилегли и тихонько сопели. Начал поддувать ветерок, но было хорошо.

— Пацаны — сказал я, глядя сквозь прищуренные от солнца глаза — а давайте играть в такую игру. Каждый сейчас подумает и скажет три желания. Только конкретных таких желания, сложных, но реальных. Не то чтобы много денег или классную телку, а по делу. С деталями, в общем, чтобы можно было реализовать.

— Зачем? — спросил Иван — А если я не хочу, чтоб ты мои желания узнавал?

— А что стремного-то? Что у тебя там за желания такие тайные?

— Не твое дело.

— Не кипятись. Я, короче, не настаиваю. Просто подумал, что прикольно было бы сыграть в такую игру. Это же игра, а не пытка. Если что-то не хочешь говорить — не говори. Вы как, пацаны, за?

— Мне все равно — сказал из-под кепки Гвоздь — Можно и поиграть. Я не обломаюсь.

Он вытянул загорелые руки и ноги и размахивал ими по песку, отчего был похож на громадную уродливую бабочку. Близнецы также, не думая, согласились. Вскоре вернулся Муха, мы ему объяснили условия, он немного подумал и тоже согласился.

Попыхтев пару минут, Иван спросил, все ли готовы.

Нет, нет, нет.

Полежав еще немного и начав засыпать, все решили, что пора. Долго спорили, кто начнет первый. В итоге смахнулись на камень-ножицы-бумага до трех побед и первым начал Гвоздь.

— Ну… Короче… — неуверенно и задумчиво начал он — Сразу говорю, если кто заржет, рискует схлопотать по щщам. Серьезно.

— Да ну!

— Ну да — грозно ответил Гвоздь.

— Давай, давай — подбодрил его Ваня. — Не томи уже. Начинай. Ты не волнуйся, главное начни, а потом все скажут.

— Мои желания, в общем, такие… — неуверенно начал Гвоздь — Первое: через три года попасть в основной состав Иртыша. Потом Иртыш выходит в вышку, главный матч, короче, и я на последних минутах заколачиваю решающий. В девятень, короче. Трибуны скандируют, оле ола там. На следующий день звонят селекционеры Спартака и говорят “молодой человек, мы видим в вас потенциал. Не могли бы подъехать в ресторан, обсудим условия контракта…” — Гвоздь лежал довольный своим первым желанием и подпинывал ногой кучки песка.

— Не ну че, нормальное желание. — усмехнулся Макс-близнец. — Только ты на сетке в пустые ворота с пяти метров не забиваешь, но тренировки могут сделать многое. Что там еще?

— Пока не придумал, что-то все в голову банальное приходит. Деньги, телки. А так, чтобы в деталях, как только представил себя в Лужниках в спартаковской форме, так охуенно мне стало, что никакие другие мысли не лезут. Я еще подумаю, а пока пусть кто-нибудь другой скажет.

— Пацаны, давайте я — с нетерпением в голосе сказал Иван — Я такую тему придумал. Хочу лучше всех играть в карты. Покер там, блэк-джек и все такое. Смотрите, у нас в городе есть несколько казино. Там, говорят, если играешь на лавэ нормальное, тебе хавка бесплатно, телки клеятся, если выигрываешь…

— Дебил ты Иван — перебил его Гвоздь — Казино нельзя обыграть. Как только ты начнешь много выигрывать и примелькаешься, сразу запомнят и дадут черную метку. Просто не будут пускать туда больше. И все.

— Да подожди ты. Я что, дурак по-твоему? В том-то и прикол этого желания. Если ты реально хорошо играешь в карты, тебе автоматом становится интересно жить. Это у нас в городе несколько казино. А в Москве, допустим, несколько сотен казино. А в мире несколько миллионов казино. Всекаешь? — привстал Иван и начал отчаянно жестикулировать руками — Ты путешествуешь, играешь, всегда при бабосе и впечатлениях. Надоело играть — возьми отпуск, слетай на острова или на лыжах покатайся. В общем, это универсальное умение. Живешь как в сказке…

— Бля-я-я… — протянул Керя-близнец. — Я тоже это загадал. Классное желание. Придется перегадывать.

— Я так понял, у нас три желания перетекли в одно — сказал я — Ладно, пусть будет одно, так только интереснее. Желание одно, но четкое.

— Давай теперь ты — предложил мне Муха — Додумал уже? Тогда говори, а то я никак не могу придумать.

— Да, додумал — ответил я. — Было несколько вариантов. Я вот на чем остановился — хочу уметь читать мысли.

— Банальщина… — протянул Макс-близнец. — Это в фильмах сто раз было.

— Сам ты банальщина. — сказал я — У тебя просто воображение плохое. Прикинь, как это интересно — читать мысли! Говоришь с кем-нибудь, а он у тебя как на ладони. Понятно, надо чтобы никто не знал, что ты умеешь читать мысли. Телки разводятся на раз. Или там президент по телику выступает, вещает про национальную оборону или внешнюю политику, а ты знаешь, что он, падла, все по бумажке чешет, а сам про компот вишневый думает или про то, что коленка у него чешется.

— А что кроме интереса дает такое умение? — спросил Гвоздь — Это же бесполезно. Ну, знаешь ты, о чем президент думает, но вот лично тебе от этого ни жарко, ни холодно.

— Да хер знает… Мне кажется, можно что-нибудь придумать. Переговоры вести или преступников раскалывать. Ну, что-нибудь в этом духе… Все-таки главное — что это интересно. А дальше уже придумаю.

На секундочку все примолкли. Я огляделся. Вокруг ходило куча народу. Галдели толстые мамаши в купальниках, трещали какие-то летние птицы. Мимо пробежали три голожопых малыша и хорошенько обдали песком наши блаженные головы. Я представил, что знаю, о чем они все думают, и стало немного тошно. Видимо, придется как-то регулировать это умение, включать его только в нужные моменты.

Дальше Макс сказал, что у нас какие-то задротские желания и что самое главное — уметь соблазнять четких телок. Второй близнец поддержал его. Мы начали спорить. В результате всем надоело мечтать и захотелось купаться. Мухиного желания никто слушать не стал, чему он нисколько не огорчился. Все убежали купаться, а мы с ним остались покурить.

По такой жаре сигарета приятно обжигала засохшие губы, и табак чувствовался как никогда сильно. Легкие почти скрипели, но было очень хорошо.

Помолчав минуту, я все-таки спросил, что он загадал.

— Я долго думал, и что-то ничего не приходило — говорил он, улыбаясь и пуская колечки дыма. — Чушь какая-то в основном. Или что-то совсем нереальное или глупое и неинтересное.

— Ну, у меня тоже так сначала…

— А потом я понял — перебил он и приподнялся он на локтях — Знаешь, что я реально хочу?

— Что?

— Я хочу всегда быть молодым.

— Да… — засмеялся я — Живи быстро, умри молодым. Будущего нет, остальное — дым!


ГЛАВА 4


В конце прошлого года мы познакомились с Котей. На самом деле его звали Саня. Саня Котовский. Ясен пень, с такой фамилией за прозвищем далеко ходить не надо. Ему нравилось называть себя Кот, но на Кота он был похоже так же, как я на Мэри Поппинс.

Гораздо больше он напоминал средних размеров краба. Невысокий, на пару лет старше нас, красные распухшие руки, сломанный нос. Сначала Котю выгнали из школы, потом из техникума. Он нигде не работал, а со двора его выгнать было нельзя.

Круглыми сутками он прогуливался от пятого подъезда к шестому, курил за теплицей, был профессионалом во всех компьютерных играх, стабильно забирал деньги у малолеток. В дворовой иерархии Котя прочно застрял на промежуточном уровне: реально крутые парни не принимали его всерьез, а те, что помладше — боялись, но за глаза регулярно называли Катей или Кэтти.

В общем, Котю знали все, но друзей у него не было. Как-то так получилось, что по неопытности и неудачному стечению обстоятельств, эту вакансию заняла наша компания. Вначале мы просто здоровались у клуба и вместе курили. Затем начали вместе прохаживаться вокруг школы. Пару раз он напрашивался в гости ко мне, Гвоздю или Мухе. Если родителей не было дома.

Как-то мы стояли в киоске около стадиона, и невзрачный паренек в очереди что-то сказал Мухе. Ну, что-то типа “Эй, я вроде раньше тебя стоял”. Обычная очередь. Обычный паренек. Котя недобро посмотрел на него и предложил выйти. Паренек, ничего не подозревая, проследовал за Котей, они отошли на пару шагов. Мы молча стояли рядом. Я увидел, как Котя сжал свой громадный кулак и спрятал его за спину.

— Пацаны, а в чем проблема-то…? — начал он.

Котя резко выбросил свою здоровенную кувалду прямо ему в скулу, паренек согнулся и крепко схватился за голову.

— Ты, сука, охуел на моих друзей залупаться! — истошно заорал Котя — Ты блядь, тупой что-ли! Не видишь, что мы раньше стояли!

Паренек тихонько скулил, обхватив лицо обеими руками. Котя для верности провел контрольный удар правой ногой в живот. Грозный противник с легким криком упал, и мы отошли.

Так Котя стал нашим другом. Через пару месяцев дружба гармонично переросла в рабство. Мы твердо усвоили несколько важных правил:

Котя самый умный.

Котя сильнее всех. Сильнее нас точно.

Котя всегда прав. С ним лучше не спорить.

У Коти прекрасное чувство юмора.

Когда мы возвращались из школы, первое, что мы видели — Котю, раскачивающегося на убитой дворовой качели:

— Ну че, ученички, блядь… — сипел он простуженным голосом, недобро улыбаясь — знаний новых принесли? Еще не узнали, что там у училки под юбкой?

Мы мрачно переглядывались и расходились по домам. В наши временные убежища.

Котя сплевывал сквозь зубы и орал вслед:

— Давайте по быренькому, салаги. Чтоб пятнадцать минут и вы уже тут стояли.

Дом теперь действительно казался крепостью, и выходить на улицу не хотелось. Но сидеть целыми сутками за компом или книжками хотелось еще меньше и ближе к вечеру, отряхнувшись от школьных будней, мы выползали во двор.

Новый Год встречали вместе.

Основной очаг праздника располагался на одиннадцатом этаже Котиного дома. Было достаточно холодно, человек двадцать отмечающих разогревались клюквенной настойкой. Деда Мороза на праздник не позвали. Снегурочка сама бы не пришла. Мы с Мухой стояли на балконе и вливали одну за другой. После граммов двухсот жизнь начала наливаться соком, и окружающие люди стали вызывать что-то, похожее на симпатию.

— Парни, пойдемте куда-нибудь прогуляемся? — предложил Котя.

Не умея отказываться от его заманчивых предложений, мы покинули промерзший подъезд, и вышли на улицу.

Тысячи малышей взрывали петарды. Небеса озарялись разноцветным великолепием пороховых вспышек. Шумные дворовые стайки гоготали у подъездов.

— Куда пойдем? — спросил Иван, выдыхая пары холода и усиленно растирая лицо перчатками.

— Короче, есть несколько вариантов — ответил Котя — Можно пойти к малосемейке и присоединиться к одним чертям, что там тусуют.

— А кто там?

— Да есть одна компашка, бывшие сокурсники по техникуму. Торчки, в основном, но что поделаешь.

— Какие еще варианты? — спросил я.

— Можно у подъезда постоять. Хотя тут не жарко — поежился Котя — А еще можно сходить на елку в другой микраш, там большая площадка и много народу. Должно быть весело. Но идти что-то никуда неохота.

— Давайте на елку — неуверенно сказал я. — Там потусим полчасика, а потом можно и в малосемейку. А то, что по подъездам шляться. Праздник, как никак.

— Снежок, у тебя что, детство в жопе заиграло? — с усмешкой спросил Котя.

— Да нет, причем тут детство — неловко начал оправдываться я. — Там много народу. Много бухих чертей всяких. Повеселимся. Если получится, можно наебнуть кого-нибудь и деньги забрать. Да мало ли чего.

— Ну ладно, боец — усмехнулся Котя. — посмотрим, как ты там денег заберешь у кого-нибудь. Парни, вы что скажете?

— Я за любой кипиш — поддержал Гвоздь — Главное — не тупить. Елка так елка.

— Ну что, салаги, праздник к нам приходит! — заорал Котя — Полный вперед на елку, друзья мои меньшие.

Мы перекурили и отправились на районную елку.

Хлопья снега падали на лицо, желтели уличные фонари, а вокруг то и дело слышались громкие вопли “С НО-ОВЫМ ГО-ОДОМ!!! С НО-ОВЫМ ГО-ОДОМ!!!”.

Пройдя пару пустых дорог, мы увидели верхушку громадной светящейся елки.

— О! Нам туда — обрадовался Иван — Елочка — елочка, три типа — бейсболочка…

— Это ты, Иван, на зоне песенку выучил? — осведомился Котя.

Иван замялся и сказал, что только что придумал. Дальше шли потише.

Районная елка оказалась масштабным мероприятием. Человек восемьсот гуляли по огромной заснеженной площадке, в центре стояла пятиметровая ель и рядом с ней высоченная металлическая горка, по которой непрерывной скатывались волны визжащих малышей. Среди них то и дело проскакивали взрослые компании человек по десять, схватившихся друг за друга ногами и орущих благим матом. Все это месиво сталкивалось у подножия горы, вскакивало и спешило обратно на лестницу. Обычная сибирская горка, в общем-то.

Мы поглазели минут десять на веселье и решили, что неплохо бы выпить еще шкалик, прежде чем нырнуть в этот праздник снега и жизни. Отошли в уголок и присели. Котя достал небольшую бутыль клюквенной из-за пазухи, любовно пригладил ее, открутил крышку и глотнул прямо из горла. Иван неуверенно протянул руку к бутылке:

— Держи, дружище, согрейся — почти ласково произнес Котя.

Видимо, алкоголь и Новый Год размягчили на время его стальные яйца. Мы пустили бутыль по кругу, хватило буквально по паре глотков каждому. Хорошо, но мало. Гвоздь допил последние капли, широко размахнулся и запустил бутылку куда-то через дорогу. Так и не услышав звука битого стекла, мы развернулись и пошли обратно.

Честно говоря, кататься пьяным с горки — одно удовольствие. Находишь протертую до дыр картонку, быстро взбегаешь по скользким ступеньками, пристраиваешься в чей-то паровозик и со скоростью света несешься вниз, визжа изо всех сил. Алкоголь смягчает все шероховатости, удары коленями о мерзлые колдобины, потенциальные ссадины и ушибы. Можно кататься стоя или на спине. Лежа на животе и сидя на заднице. Главное — чтобы клокотало в животе от удовольствия. Зимняя горка — великое дело. Даже взрослые матерятся и кричат, не стесняясь эмоций.

Котя не стал кататься вместе с нами.

— Ну, давайте, салаги, повеселитесь — бросил он нам у подножия горы. — Я не пойду.

— А че? Пойдем! Кот, пойдем, катанемся! Прикольно же!

— Через плечо — хмуро отрезал он — Сказал не пойду — значит, не пойду. Два раза не повторяю. Погуляю тут. Покурю. Вы, как наиграетесь, найдете меня.

— Хары, давай тогда через полчаса забьемся у елки — быстро предложил Муха.

— Давай. Через полчаса чтоб были здесь — жестким голосом отрезал Котя — Не будет вас — ничего хорошего не ждите. Я пока крутанусь по району, кентов знакомых повыцепляю. Может, маза какая-нибудь есть. А то хули на горке, как малолетка.

Мы пожали плечами и побежали вверх.

Покатавшись полчаса с превеликим удовольствием, мы пошли к елке, толкая друг друга и отряхиваясь от снега. Котя стоял с каким-то темным незнакомым парнишкой и с удовольствием дымил сигаретой.

— Ну что, ребятня, накатались? — с хмурой улыбочкой спросил он. — Вспомнили счастливые детские денечки?

— Ну… — неуверенно ответил за всех Иван.

— Это вот друг мой, Аслан. — представил Котя парнишку. — Знакомьтесь.

Мы по очереди пожали крепкую сухую руку Аслана, стараясь не улыбаться и не смотреть ему в глаза. Аслан был явно старше нас, может быть, даже старше Коти.

— Дед Мороз принес сегодня Аслану подарок… — театральным голосом начал Котя — Но подарок весьма секретный и непростой. Его можно открыть только в темноте подъезда, не правда ли, Аслан?

— Угу… — сквозь медвежью улыбку пробурчал Аслан.

— Так пройдемте же, о, друзья мои, в сухое и теплое царство подъезда! И насладимся же дарами наших зеленых полей!

— Мгы-Мгы… — давился от смеха Аслан. — Ну, ты, бля, Кот, сказочник! Пойдем уже.

Мы стояли молча и наблюдали за бенефисом Коти, не совсем понимая, что происходит.

— Короче, все в подъезд! — скомандовал он.

Мы двинули к ближайшему дому, нашли открытый подъезд и прошли в темень лестничной площадки. Поднялись вверх. Единственная уцелевшая лампа находилась на третьем этаже.

— Аслан, дорогой, доставай — сказал Котя.

Аслан пошебуршал за пазухой своей массивной куртки и достал пластиковую бутылку с дырками и обрезанным дном. Мы молчали. Аслан выудил скомканный пакетик плана и неторопливо начал высыпать его на крышку. Котя потирал руки и довольно улыбался. Мы переглядывались.

Понятное дело, я много раз видел, как кто-то курит траву, но самому пока пробовать не хотелось. Не то чтобы страшно, а просто не хотелось. Ну и тем более Новый Год, елка, горка, а мы тут сидим в грязном подъезде, и непонятный Аслан растирает непонятную траву своими бурыми руками. Не в настроение, что ли.

— Кот, я, наверное, не буду… — словно уловив мои мысли, неуверенно прошмыгал Иван.

— Иван, да ты что… — обиженным голосом начал Котя — Тут человек нам как от души оторвал, новогодний подарок сделал, можно сказать, а ты… Расстраиваешь ты меня Иван, расстраиваешь… — тяжело помолчал он пару секунд. — Ну, мы сейчас начнем, а ты подумай. Надеюсь, остальные не будут из себя девочек корчить? — свирепо обвел нас взглядом.

Я сглотнул слюну и промолчал. Гвоздь с Мухой неопределенно пожали плечами.

— Ну, молодцы! — похвалил нас Котя. — Давай, Аслан, я начну. Праздник к нам приходит!

Аслан высыпал траву на крышку, поджег и аккуратно потянул прилепленный к обрезанному дну пластиковый пакет. Дым медленно наполнял мутно-желтую полуторалитровую бутылку. Что там раньше в ней было? Скорее всего, минералка или газвода Колокольчик.

Когда бутылка наполнилась, Котя резко отвинтил крышку и шумно втянул дым в себя, стараясь не касаться губами краев. Задержал дыхание секунд на десять, надул щеки. Лицо начало наливаться кровью и тонкой струйкой, дым полился обратно, в подъезд. Завоняло характерным запахом травы.

Мы поморщились, а Котя захохотал.

— Вот так-то, блядь, вот так! — удовлетворенно приговаривал он с дебильной улыбочкой, словно застывшей на губах — Вот так, хорошо… Ну, давай, Снежок, ты следующий.

Я напрягся. Приготовился, как к полету. Аслан стряхнул сгоревшие крошки травы и насыпал новой. Все операции он проделывал молча и умело. Как на автомате. Слегка улыбался и оглядывал нас, но ничего не говорил.

Котя, напротив, приплясывал вокруг бутылки и приговаривал “Сейчас накурим мы Снежка, сейчас накурим мы Снежка…”

Завершив все операции, Аслан протянул бутылку Коте.

— Давай, Снежок, тяни потихонечку. Как сигарету. Только длинную сигарету. Во рту не держи, в легкие все проглатывай, до самого конца. Все в легкие… — слышал я инструктаж — старайся в несколько небольших хапок. И главное — сразу не выпускай! Подержи внутри, сколько можешь, дай настояться…

Я слушал и хлопал глазами. Головой понимал, что ничего страшного, что все курят и никакой зависимости после одного раза не возникает. Это ведь не ширево или что-то такое. Обычная трава, скорее всего из Казахстана. Но внутри как-то очень неприятно сверлило. Не к месту вспоминались родители с их вечными предостережениями.

— Ну, давай! Тяни! — скомандовал Котя и открутил крышку.

Я резко вдохнул в себя горьковатый дым, стараясь не закашлять сразу. Чуть помедлил, дал первой порции добраться до легких. Втянул еще и еще… Пока весь дым не кончился.

Закружилась голова, как будто надулась грудь. Котя тряс руками перед моим лицом и сипел “Держи! Держи еще! Не выдыхай, не выдыхай!”

Наконец, я выдохнул. Все внутренности как будто налились теплом. Улыбка сама лезла на лицо. В голове зашуршал какой-то ветерок.

— Ну, как? — победоносно спросил Котя.

Я помолчал пару секунд, широко улыбнулся и честно ответил:

— Заебись!

Пацаны загалдели.

Всем хотелось побыстрее испробовать этот кайф. Аслан загадочно улыбался. Было тепло и весело. В голове шумело.

Через три круга запасы Аслана кончились, и было решено выйти на улицу. Искать приключений.

Благо в новогоднюю ночь приключения найти очень просто. Они буквально валяются под ногами, главное — внимательно смотреть. Сначала мы добрели до круглосуточного киоска. Я все гадал, закроется он в новый год или нет. А как же люди, которые там работают? Им же наверняка нужно домой, к своим семьям, салату оливье и телепередачам.

Конечно, нет. Киоск не закрылся в новогоднюю ночь, наоборот, он работал как разогнавшийся мотор. Ревел, скрипел дверьми, впускал по сорок человек сразу. Две девчонки за прилавком судорожно бегали от колбасы к водке и обратно, успевая отхлебнуть что-то горячее из-под стойки и пошутить с толпами сизых и суровых мужиков с красными носами.

На секунду представилось, что мы попали на Северный Полюс или в Лапландию. Что мужики — это куча Дедов Морозов, которые берут у Снегурочек свои подарки и разъезжаются по разным уголкам света. Что за дверьми уже бьют копытом колесницы с вмонтированными оленями…

Одним словом, в этом киоске чувствовалась атмосфера праздника и единения.

Выкуренная трава создавала вакуум вокруг моего тела. Возникло ощущение, что я стал прозрачным и меня никто не замечает. Зато я стал видеть все и замечать всех. Как будто приподнялся из своего тела на пару метров и наблюдал со стороны.

Кто-то отвечал из моей головы на вопросы, но это явно был не я.

Кто-то бросался снежками, но это был не я.

Кто-то выпил еще клюквенной настойки, купленной в киоске, но глотки обжигающего алкоголя просто улетели куда-то в желудок, не потревожив меня ни одним ощущением.

В общем, все вокруг казалось странным и необычным. Приятно, но страшновато.

Заливающийся припадочным смехом Котя лепил своими красными руками огромные снежки и метко стрелял по окнам школьной теплицы. Иван то и дело подпрыгивал на месте и пытался что-то втолковать мне. Безуспешно. Гвоздь стал похож на гуся, пинающего снежные сугробы. Муха просто сидел на лавочке у подъезда, курил одну за другой и непонимающе крутил башней.

Хотелось есть, хотелось пить, хотелось жить…

Весь холод куда-то улетучился, и мы спокойно провели на улице пару часов. Пару веселых часов, вырезанных из моей памяти кривым консервным ножом.

Потом стало отпускать…

Тепло из груди и пальцев ушло куда-то в землю. Восстановился слух. Загадочное здание теплицы, похожее в темноте на небольшой китайский храм, вновь стало просто покосившимся куском стекла и металла.

Наш район, превратившийся на пару часов в сумрачные лабиринты апокалиптического будущего, вновь стал просто нашим районом. Мозг больше не генерировал необычные образы, и поднятый кверху палец Коти перестал быть самой смешной шуткой на свете. Теперь мерзли руки, мерзли щеки, мерзли пальцы ног, и часы показывали половину четвертого.

Домой пока идти не хотелось, поэтому мы купили еще пару клюковок и пошли в подъезд на одиннадцатый. Туда, где и начиналось наше путешествие.

На одиннадцатом была удобная лестничная площадка — теплая, светлая, уставленная стеклянными бутылками из-под водки. Мы присели на ступеньках, закурили и замолчали. Курилось как-то особенно хорошо. Молчалось тоже.

— Ну че, пехота… — прервал приятную тишину Котя — охуенная была травка?

— Угу, неплохая, Кот, неплохая… — задумчиво промычал Гвоздь.

— Почаще бы такую… Меня жестко вставило — сообщил Муха.

— Я думал, меня вообще никогда не отпустит — добавил я.

— Ну, это первый раз так — ухмыльнулся Котя — Если регулярно употребляешь — эффект снижается. От травы, конечно, зависит еще. А так-то ништяк.

— Да…

— Получше, салаги, чем ваше пиво вшивое глотать. Думаю, этот Новый Год вам запомнится на всю жизнь.

— Да…

— Ничего… — продолжал покровительственным тоном он — вот в следующем году я вам такой дури намучу — будет переть трое суток.

Я содрогнулся. Иван тоже уставился куда-то в пол. Остальные промолчали. Котя, кажется, ничего и не заметил.

Разлили еще клюковки. Голова становилась все тяжелее, подъезд стал наваливаться грязными стенами. Сигареты полетели на бетонный пол.

— Слышали, недавно чувака одного около малосемеек завалили? — вдруг спросил Иван.

— Че? — переспросил Котя.

— Ну, мужика одного убили. Заточкой под ребра вроде. Милиция еще приезжала, по квартирам ходили — спрашивали — глухо сказал Иван.

— И что? — подал голос Муха— Это ты завалил?

Я напрягся.

— Ебанутый ты что-ли? — обиделся Иван — Мне-то зачем. Просто мне кажется, я знаю, кто это сделал.

— Ну и?

— Ну и… Вот, мне кажется, что я знаю. Почти уверен, да? А ко мне домой мент приходит и спрашивает, кто это? А я молчу, ничего не отвечаю, говорю, что ничего не слышал — не видел. Он ушел, а я вот теперь мучаюсь — это не преступление, что я не сказал ему ничего? Ну, как бы, сокрытие информации и все такое. Я по телеку видел, что за такое и посадить могут. Содействие преступнику…

— Иван, ты что тронутый? — загадочно спросил Котя.

— Нет, я нормальный — твердо ответил Иван.

— Нормальный, да? А если ты нормальный, то почему всякую чушь тогда несешь, а? Ты действительно думаешь, что ты один такой, кто промолчал насчет этого мужика?

— Я не знаю… — замялся Иван.

— Так вот. Если не знаешь, то лучше вообще рот не открывай и темы такие не поднимай, понял? Обладатель уникальных знаний нашелся. Я думаю, половина пятиклассников прекрасно догадываются что почем. А ты, блядь, здоровый лоб тут комедию гонишь.

Иван угрюмо молчал. Мы не вмешивались. Не знаю, как пятиклассники, я понятия не имел кто там и кого заточкой под ребра. Стремная ситуация, ничего не скажешь.

— Так что ты, Иван, засунь свои сомнения поглубже в жопу — продолжал Котя — и держи рот на замке. Ты что, не понимаешь, что мы тут все должны друг за друга держаться против ментов? А если ты кого-то случайно наебнешь, а? Не со зла, просто так. Подойдет к тебе мужичок, сигарету там спросит или еще чего. А у тебя нет или давать не хочешь. А он разозлится и в табло тебе даст. А ты его случайно, понимаешь, СЛУЧАЙНО, ударишь куда-нибудь не туда или разозлишься и камнем об голову. Или как с этим было — заточкой в ребра. Ну, если заточка случайно в кармане окажется. И все. Все, понимаешь? Вроде и мужик виноват, вроде и ты его не со зла. А потом какой-нибудь еблан с угрызениями совести капнет человеку в форме. А менту на тебя посрать. Ему вообще на все посрать, такая у него служба. Просто план человек раскрывает. Двадцать убийств в месяц. И проведешь ты свою молодость на шконке, парашу будешь убирать, да баланду хлебать. Так что, Иван, подумай хорошенько, прежде чем что-то делать или что-то говорить.

Ваня молча закурил. Настроение упало ниже плинтуса. Не новогодние разговоры.

— Да я и не собирался никому ничего говорить — ответил наконец Иван — Просто, такая вот ситуация, хотел поделиться.

— Поделился? — зло спросил Гвоздь — Ты очень удобное время выбрал поделиться.

Иван только выпустил дым и налил еще клюковки. Молчание прервал Кот.

— Ты, Ваня, хоть и дебил, но навел меня на одну мысль — неторопливо начал он — Вы же знаете, что я живу с одной мамкой?

Мы молча закивали головами. Кот нечасто делал какие-то признания.

— Моего отца убили, когда я был в пятом классе — хриплым голосом продолжал он. — Тогда все было жестче, чем сейчас, часто стреляли прямо на улицах. Бандитские разборки, стрелки за городом, все такое, короче. И папку моего на такой разборке застрелили. Он там вписался за кого-то и пулю в плечо схватил. До больницы не довезли, от потери крови умер…

Кот замолчал. Мы молчали еще тише. Хотелось испариться из подъезда и оказаться дома. Не хотелось слышать продолжения. Не к добру такие истории.

— … Так вот, понятно, что на районе все знали, кто стрелял, и как все было. Известная стрелка. Но никто не пошел и не сказал. Все побоялись и промолчали. И я вот думаю, было бы лучше, если бы кто-нибудь сказал или нет?

— Да, это все как-то пиздец несправедливо — подал голос Гвоздь — А с мужиком этим что стало?

— Да ничего с ним не стало — зло отрезал Котя — Шкерился сначала по хатам всяким, а потом в Москву отвалил. Сейчас ничего не известно. Но ему все равно пиздец придет. Я до него точно когда-нибудь доберусь.

Котя сжал свои красные кулаки краба, и я ему отчего-то поверил. Молчание стало угнетать. Клюковка не вставляла, и еще больше захотелось домой. На часах почти пять.

— Может, пойдем, прогуляемся на улице и по домам? — предложил я.

Все молча согласились, и мы вышли на улицу.

Новогоднее веселье было на исходе. Суматошные крики заглохли, на белом снегу валялись изорванные ошметки салютов и петард. Какие-то компании ютились в тени подъездов. Тихо. Мы прошли вдоль двора и сели на качель. Она натужно поскрипывала и вообще производила зловещее впечатление в пять утра.

— Почапали домой — неслышно сказал я Ване.

— Угу.

— Короче, мы с Иваном домой пошли. Поздно уже — протянули мы руки.

Возражать никто не стал — видимо все хотели домой. Пожав руки, мы побрели к своим домам, а парни — к своим.

Начинался новый год.


ГЛАВА 5


Этот вечер начался на крыльце школы. Мы с парнями сидели и играли в карты. Сначала в сто одно, потом — в дурака. Солнце почти зашло за горизонт, и за крыльцом прилично воняло мочой.

Слева находилась спортивная площадка. По вечерам там собирались местные мужички — из тех, что спорт предпочитают водке, и жестко рубали в стритбол. Мы как-то оранжевым мячом не увлекались, больше гоняли в футбол или на роликах. Но речь не об этом.

Играли ненапряжно и не на деньги. Просто расслаблялись. Гвоздь весь вечер сидел злой как волк и всех норовил подъебнуть. Черноволосый, худощавый, длинный — он реально напоминал злого волка. Мог больно укусить с кулака.

— Ты че такой напряженный? Говна наелся? — наконец отреагировал Иван — Может, в сортир сходишь, расслабишься?

— Че? — отреагировал Гвоздь.

— Че слышал — сказал Иван.

— Да пошел ты — со злобой ответил Гвоздь — Играть не умеешь, а лезешь куда-то. Ты сам-то за базаром следи, если че.

— А ты типа умеешь — сказал Иван — Мастер игры, блядь, нашелся. Я за базаром слежу и нормально себя веду, а не как овца.

— Слышь, кто овца? — с нарастающей угрозой в голосе сказал Гвоздь.

— Ты овца — спокойно сказал Иван.

Гвоздь привстал и легонько толкнул Ваню в плечо. Несильно так, но ощутимо. Ваня тоже вскочил на ноги.

— Слышь, ты че вообще ебанутый? Что с тобой такое? Че в залупу-то лезешь? Ты сейчас еще раз внимательно подумай, прежде чем что-то сделать.

Гвоздь вроде как еще раз подумал. Посмотрел на Ивана и злобно сказал:

— Да пошел ты.

— Сам пошел — четко отрезал Иван.

— Короче, паца, чето заебали вы меня сегодня — сказал Гвоздь.

Мы промолчали.

Он развернулся и пошел в сторону дома. Мы сидели и смотрели на его удаляющуюся горбатую спину. Гвоздь на ходу достал сигарету, заученным движением прикурил и скрылся за углом школы. Я наклонился, собрал рассыпавшиеся карты и положил их в карман.

— И что это такое было сейчас? — спросил Муха.

— Да хуй знает, что это было — ответил Иван — Только меня такие расклады не устраивают. Не знаю, что там у него стряслось, но следить за языком никто не отменял. И пусть не выебывается, типа здоровый. Я такие подачи терпеть не подписывался.

— Ну да, что-то совсем как с цепи сорвался — добавил я — Да ладно, хер с ним. Пойдем вокруг школы кругальнем, и по домам уже.

Парни согласились, и мы пошли делать финальный обход вокруг школы. Постояли минут десять в компах, покурили напоследок. К тому времени уже совсем стемнело, и мы разошлись по домам.

Дома все спали. Я попил чаю, перекусил бутеров с маслом и лег читать книгу на кухонном диване. Что-то из Шерлока Холмса. Постепенно я начал засыпать и рассказ о поезде, пестрой ленте и таинственных смертях плавно перетек в мой прерывистый сон.

Вдруг громко и натужно заиграла мелодия дверного звонка.

Я вскочил на ноги и побежал к двери, пытаясь унять бешеный колокол сердца. Не дай бог проснутся родители. Заглянул в дверной глазок. На коврике топтался Гвоздь. Только я открыл дверь, в нос ударил запах ядреного алкоголя. Костя покачивался и был жестко нетрезв.

— Ты че, тронулся? — зашептал я — Ты знаешь, сколько время? Хули трезвонишь…

— Ж-жека, извини… — забормотал он пьяным голосом. — Я что-то не просек… Думал, ты еще не спишь… Я… Извини…

— Что случилось-то? — шепотом спросил я.

— Мож-жешь выйти в подъезд? — спросил он и посмотрел на меня стеклянными глазами.

— Сейчас-сейчас, кеды накину. Подожди меня там.

— Ага.

Я отхлебнул холодного чаю, сунул в карман бутерброд, натянул легкую кофту и аккуратно запер входную дверь.

Гвоздь сидел на перелете между этажами и задумчиво отмерял количество налитого алкоголя. Возле правой ноги стояла початая бутылка водки и пара пластиковых стаканчиков. В темноте мелькал огонек сигареты. Мне, резко выдернутому из сна, это все показалось каким-то странным и нереальным. Исписанные стены подъезда, оголенные металлические поручни и мой друг в полном невменозе…

— Ж-жека… — неуверенно начал он — Мне оч-чень нужно, чтобы ты со мной выпил. Оч-чень…

Понятное дело, пить водку совсем не хотелось. Я уже уснул, а тут такое.

— Костян, ты погоди с выпить. Расскажи, что случилось. Что произошло?

Он не стал упорствовать, замахнул свой стаканчик, вытер губы ладонью и начал.

— Кор-роче, Жека, такая хуйня случилась. Я даж-же не знаю, как и начать-то…

— Начинай с самого начала — сказал я.

Я приготовился слушать и закурил.

— В общем, походу, мне мальца не повезло. Удача не на моей стороне оказалась и все такое. Я тут недавно ходил в больницу… Ну, там просто надо было провериться по школе, справку одну получить, да и так родители сказали сходить…

— И что? — спросил я.

— И мне, в общем, кишечник проверяли. Рентген делали, еще какую-то др-рянь. Трубку такую глотал. Короче, сделали мне эти анализы, их надо было через пару дней забирать.

— Угу — промычал я, стряхивая пепел.

— Сегодня с утра приезжаю, короче, веселенький такой. Захожу — говорю, вот, Константин Малышев, анализы забрать приехал. А там медсестра молоденькая говорит мне — присядьте, молодой человек, сейчас врач придет, ему надо поговорить с вами…

Он замолчал на пару секунд. Мои глаза уже привыкли к темноте, и я заметил, что у Гвоздя трясутся руки. Вернее та рука, что с сигаретой. Не сильно трясутся, а такой мелкой дрожью.

— Ну, давай дальше — сказал я.

Что-то и мне невесело стало. Совсем плохо выглядел Гвоздь.

— Ну, она и говорит — у вас, молодой человек, внелёгочный туберкулез. Я говорю — какой, блядь, внелёгочный туберкулез? Это что вообще такое? А она знаешь так, потупилась в пол и отвечает — это типа такая форма туберкулеза, из-за иммунитета слабого появляется, короче. Я говорю — какой там, блядь, слабый иммунитет, да я как бык здоров, в натуре. В футбол через день гоняю. Она молчит. И в пол только смотрит…

— Пиздец… — только и мог ответить я. — Пиздец… И что с эти туберкулезом делать? Лечить его как?

— Да никак его не лечить! — шмыгнул Гвоздь — Это такая хуйня. Стремная. Не лечится, короче. Таблеточки можно попить, но без толку все равно.

— В смысле? — осторожно спросил я.

— В смысле, в смысле… — заикаясь ответил Гвоздь — В таком смысле, что шесть месяцев…

— Чо?

— Чо-чо? В очо. Шесть месяцев мне осталось. Шесть месяцев. Такие дела, блядь. Шесть месяцев…

Гвоздь обхватил свою черную, с мелкими вихрами, голову и заплакал. Горько, потихоньку двигались его локти и колени. Он не всхлипывал. Почти не произносил звуков, только качал вверх-вниз головой.

Я не часто видел, как плачут мужчины. Хотя, какие мы там мужчины. Сам я, конечно, иногда плакал, но это было совсем не то. Совсем не то. Возникло ощущение, что это все неправда. Шутка какая-то. Плохая шутка. Нехорошо сдавило горло, и куда-то подевался весь кислород.

Я стоял на площадке, смотрел на Костю, на водку и не знал, что сказать. Тут и говорить было нечего. И так все ясно. Шесть месяцев. В каждом месяце по тридцать дней. Всего сто восемьдесят дней. А вокруг — этот грязный, зассаный подъезд и полбутылки водки. Пиздец. Я молчал. Не мог ничего сказать. Прошло что-то около минуты. Гвоздь старался не плакать при мне и усиленно тер лицо грязным рукавом.

— К-Короче, Жека, вот такие дела у меня — сказал он трясущимся голосом. — Такие дела. И непонятно что теперь делать…

— А это все точно? — стараясь сделать голос ровнее, спросил я.

— Да хуй его знает. Может, точно, а может — и нет. Вроде, опытная врачиха. Все перепроверила. Все как надо. Просто так ведь не стали бы такое говорить, правильно?

— Да, непонятно — слабо попытался возразить я. — У нас, знаешь, эти врачи ошибаться запросто могут. Перепутали карточки, или еще что. Ну, бывает такое, знаешь. Ошиблись люди…

— Бывает-бывает. Может, с другими и бывает. А со мной — вряд ли. Тут все — пиздец! Точняк. Сто процентов. Ты бы видел лицо этой медсеструхи — извиняется как будто, понимаешь? Не надеется, а извиняется… Я — то понимаю, что она не виновата, и больница не виновата. И вообще никто не виноват, кроме меня. Но, знаешь, от этого нихуя не легче.

— Ага — глупо сказал я. — Ага… — И замолчал.

Слова тут вообще неуместны. Лучше молчать. Гвоздь вроде оправился от слез, взял водку и разлил в два стакана. Чуть выше ватерлинии.

— Давай, Жека. Выпей со мной невпадлу!

— Давай-давай, Костян. Ты че… Конечно я с тобой выпью… — попытался сказать я.

Мы выпили не чокаясь. Водка была теплая и очень горькая. Я разломил бутерброд пополам и протянул Косте. Занюхал рукавом. От рукава пахло не очень, как и от водки. Я прокашлялся и достал сигарету. Глаза уже привыкли к темноте. Водка начинала действовать.

Казалось, что подъезд превратился в пустынную комнату, а мы — серые крысы. Откуда-то сверху доносились хлопки дверей и приглушенные голоса жильцов. Дом жил своей жизнью — мы своей. Костян замахнул рюмку и помотал головой, сдерживая очередную порцию слез.

— Вот так, Жека, вот так. Теперь и не знаю, что делать. Шесть месяцев, а столько успеть всего надо — криво ухмыльнулся он. — А ведь если подумать, это нечестно, что я не доживу до шестнадцати! Всего лишь шестнадцать лет… Чертовы шестнадцать лет!

— Костян, успокойся… Дружище…

— Шестнадцать… — не слушая меня, бормотал он. — Вот что я никак не могу понять — почему я!!? Вроде, не такой уж я и плохой… Не слишком хороший, но есть и хуже… Гораздо хуже… Ты этих, со двора возьми, что они такого не сделали, что я сделал, а? Я родителей своих уважаю, в школу нормальную хожу… Никогда никого сильно не подставлял, не обижал… Я вообще, блядь, добрый на самом деле! — несильно ударил он кулаком об стену — А тут — шестнадцать лет и все. Точка.

Я молчал. Боялся что-либо сказать не так. Вообще боялся говорить. В голову пришло какое-то нелепое сравнение, типа я — священник, а Костян, как бы, исповедуется. Бред полный.

— Жека, а ты вот кем хочешь стать? — вдруг поднял он на меня свои красные истертые глаза.

— Костян, я не знаю, честно говоря. Не буду врать, я реально не знаю. Родители хотят, чтобы я деньги зарабатывал хорошие, а там, говорят, видно будет. А сам я так еще серьезно не задумывался…

— А я вот, знаешь, задумался — не дослушал он меня. — Как только узнал, так сразу и задумался. Как шок прошел. Первые полчаса в голове вообще пусто было. Никаких мыслей. Ноль. Шел от больницы, и только камушек впереди себя пинал. Так до самой остановки и допинал. Казалось, что самое важное — камушек этот допинать… — ухмыльнулся Гвоздь — А потом сел в автобус и нахлынуло. Автобус едет, а я в окно смотрю на людей и думаю, зачем они живут? Что они делают? Что они хотели делать в шестнадцать? А что, если бы у каждого из них по шесть месяцев осталось?

Гвоздь распалился и говорил все громче и громче. У меня в голове как будто помутнело. Перед глазами круги пошли.

— Ну, так вот и задумался, а кем я хочу быть? — громко продолжал он — До-о-олго думал… Остановку свою даже проехал.

— И что? — стараясь не дышать, спросил я. — Что надумал?

— А вот что я, Жека, надумал — закурил еще одну сигарету Гвоздь — все от нас ведь зависит. Все, чего хочешь — можно добиться. Жизнь-то она короткая, и проебывать ее просто так не надо. Жизнь ведь нам одна дается, неизвестно что потом будет. Может там что-то есть, ну перерождение или еще что-нибудь. А может, и нет ничего, пустота и темно. Лежи в могиле, смотри в гроба крышку и слушай, как черви тебя точат…

Я молчал и слушал. Думал. Все, что говорит Гвоздь, несложно понять, но трудно представить. Я это не представлял, не чувствовал вообще. Уверен, что пару недель назад Гвоздь тоже этого не чувствовал. Но сейчас я даже боялся посмотреть в его сторону.

— …И знаешь, я так все это прочувствовал, прямо кожей прочувствовал! Автобус едет, я в окно тупо пялюсь, а в голове как будто глобус завертелся. Все так отчетливо стало, хорошо. Пытаюсь что-то вспомнить, а одно только хорошее в голову лезет. Как я маленький там, на даче бегаю или как мы в лес с родителями ездили грибы собирать. Да, хотя бы как я с Танькой в первый раз — горько усмехнулся он. — И хочется, чтобы все так и оставалось хорошо, понимаешь?

Я неопределенно кивнул. Понимаю. Но не чувствую. Помолчали.

— А по поводу того, кем быть хочешь, что придумал? — тихо спросил я.

— В том-то и дело, Жека. В том и дело… — стряхнул он пепел — Я понял, что неважно, кем я хочу быть. Я много кем хочу быть, знаешь. Начну перечислять — до утра сидеть тут будем. Но суть в том, чтобы просто быть… Просто быть, понимаешь!!? Радоваться жизни! Каждый, блядь, моментик проживать. Жизнь — то короткая. Короткая… Это все пиздец тупо звучит, но вот так мне теперь кажется. Такие расклады… — усмехнулся Гвоздь.

— Давай еще по одной накатим — предложил я.

— Давай.

Мы выпили еще по одной. Немного помолчали. В бутылке оставалось совсем на донышке. Я приподнялся со ступенек, покрутил головой и почувствовал, что подъезд расплывается…

Наступало приятное опьянение.

Гвоздь взял водку, неопределенно потряс перед собой и разлил до конца. Вытряс последние капли в свой стаканчик, медленно закрутил бутылку и поставил в грязный угол, поближе к батарее. В этом углу постоянно стояло две-три пустых бутылки. Наши подъезды никогда не пустуют — подумал я.

— Давай, Жек, ебнем по последней, и по домам уже разойдемся — поднял он стаканчик с мутной жидкостью.

— Давай — взял я свой.

Мы глотнули. Водка была теплая и противная, но пошла хорошо. Покурили.

— Слушай, а ты родителям что-нибудь говорил? — прервал я молчание.

Гвоздь тяжело вздохнул.

— Пока нет, не говорил. Не могу придумать, что сказать. Врачиха велела на повторный осмотр с матерью прийти через неделю. А я боюсь вообще начинать эту тему! Не хочу родителей огорчать… Они такого не заслужили… — всхлипнул он. — Не заслужили, Ж-жека, понимаешь?! Растили они меня растили, а ту-ут бац такая хуйня! Как они жить-то дальше будут!!? Сеструха уже взрослая, переедет скоро в отдельную хату. И останутся они одни. О-ох-х какой же все-таки пиздец!!! — взвыл Костян и со всей силы ударил об бетонную стену кулаком. — Блядь! Блядь! Блядь! — бил он все сильнее и сильнее, пока на костяшках не появилась кровь.

— Пойдем! — вскочил он и потряс ушибленной рукой — не могу сидеть тут больше. Сейчас с ума сойду!

— Куда пойдем-то? Времени уже почти час.

— По д-домам пойдем. Проводи меня Жека невпадлу, так тошно одному идти. Доведи до дома, а то я пьяный уже в уматину, натворю чего-нибудь…

Мы встали с засиженных ступенек, спустились на два пролета вниз. Глаз привычно отметил почтовый ящик и все надписи на стенах. Я толкнул входную дверь подъезда, и мы вышли на улицу.

Уже стемнело, тускло желтели редкие фонари, и ощутимо продувал холодный ночной ветерок. Веселые компании не спешили расходиться, в тени подъездов то и дело доносился веселый женский смех, перемешанный густым басом пацанов. Тонкие деревья с голыми верхушками казались черными разукрашенными столбами.

Мы были прилично пьяны. Я еще держался на ногах, а Гвоздь — совсем плох. Он обхватил меня за шею и крепко сжал плечо. Такой каракатицей мы поползли к его дому.

— Ж-жека, дружище, бля, спас-с-сибо… — невнятно бормотал он, опустив голову и навалившись на меня всем своим весом — С-спасибо тебе огромное, что выпил со мной. Пиздец, Ж-жека… Полный пиздец, ш-шестнадцать лет… С-спас-сибо, что выпил… А то я бы с ума сошел… Все обдумываю и обдумываю… А что теперь делать?!!.. За что, блядь, такое мне… За что?!!?… К-как родителям г-г-говорить….

Я молчал и тащил Костю домой. Сейчас ему точно нужно домой, никуда больше. И мне тоже нужно домой. С каждым шагом становилось все хуже и хуже.

На полпути мимо нас прошел невысокий мужичок, неодобрительно покачал головой и пробурчал что-то типа “- алкаши малолетние…”.

Гвоздь взвился и заорал: “Ты че, сука, иди сюда, блядь! Иди сюда, я тебе ща ебало начищу, козел старый! Алкашей нашел! Да ты вообще иди нахуй отсюда!!!”.

Мужик, не отвечая, пошел дальше, бормоча какие-то проклятия. Я насилу удержал Гвоздя, тот дергался и хотел догнать, отомстить, отпиздить…

Все вокруг помутнело. Ночь. Холод. Алкоголь рубал по всем чувствам сразу. Глаза вываливались из орбит. Дыхания не хватало. Подъезд, подъезд, где подъезд? Быстрее, быстрее… Гвоздь становился все тяжелее и тяжелее, от него разило перегаром, все лицо раскраснелось…

Как мы добрались до подъезда — я не помню. Голова налилась свинцом и сильно болела. Гвоздь еще долго обнимал меня и благодарил, я говорил “Да ладно, ну все, давай, пока, пока…”

Когда он, наконец, зашел в свой подъезд я развернулся и побежал. Побежал домой. Сердце стучало бешено, и я бежал все быстрее и быстрее. Кто-то кричал мне что-то вслед…

Через три минуты я открыл входную дверь, быстро разделся, на цыпочках пробрался к кровати и лег спать. В голове не было ничего. Вообще ни-че-го, полная пустота. Заснул почти сразу же. Мертвым сном.

На следующий день я уехал в Ишим к бабушке. Она жила одна уже лет десять, и родители решили, что приезд внука может ее развеселить.

Ишим — недалеко от Омска. Четыре часа езды на верхней полке и ты в другом городе. Никого не знаешь, никто не знает тебя, очень удобно. Ровный, спокойный отдых.

Две недели я старался не думать про Гвоздя. Жил приключениями трех мушкетеров, собирал малину и землянику на огороде, проходил по пять километров в день мимо коровьих лепешек, наблюдал в троллейбусе за городским сумасшедшим Геной. Бабушка говорила, что раньше Гена был надеждой местного института, преподавал высшую математику, читал много книжек и, в конце концов, тронулся от таких знаний.

Я попытался себе представить, каково быть сумасшедшим. Получалось не очень.

Две недели пролетели быстро. Бабушка была довольна, я был доволен, родители были довольны, но потихоньку становилось скучно. Дню отъезда я был даже рад. Утром, как обычно, мы сходили в магазин за свежим молоком и печеньем, бабуля приготовила какой-то печеночный омлет, и мы поехали на вокзал.

Четыре часа обратной дороги пролетели незаметно. Миледи строила козни отважному гасконцу, кардинал Ришелье глумился над королем, трусливые гвардейцы капитулировали перед храбрыми мушкетерами его величества.

Я приехал домой, подрался с братом, помылся, почитал Советский Спорт и ближе к вечеру пошел гулять.

Завернул в компы, встретил Ивана с Мухой.

— Здорово, че, как съездил? — спросил Муха.

— Нормально — ответил я.

— Что делал? — спросил Иван.

— Да ничего особенно не делал — сказал я — Я же там никого не знаю, на диване валялся, книжки читал, в огороде работал. Ишим — вообще дыра, еще хуже Омска.

— Понятно — сказал Иван.

— А у вас тут какие новости? — спросил я.

— Никаких… — лениво ответил Муха.

— Вообще никаких? — удивился я.

— Вообще никаких — подтвердил Иван — гнием тут в компах, даже бухать неохота, на улице жарко, денег нет, скукотища.

— Ясно — сказал я — А Гвоздь где?

— Да хуй знает — ответил Иван — На стадион вроде пошел, там типа матча сегодня. Район на район.

— С кем играем? — спросил я.

— Да с Солнечного приехали, с тридцать шестой школы. Нормальный состав вроде выставили, не как в прошлый раз. Ну, старшие решили Гвоздя на левую бровку поставить, он последнее время неплохо бегает.

— Красавчик — сказал я — Пойдем, мож, глянем как там?

— Пойдем — сказал Иван — Все равно тут уже заебало сидеть.

Мы вышли из компов и почапали на стадион. После двух недель отсутствия на районе я оглядывался по сторонам в надежде увидеть какие-то изменения. Изменения отсутствовали. Все было на своих местах. Может быть, я изменился, да и то вряд ли.

Около стадиона собралось человек пятьдесят зрителей. В основном — малолетки с восемнадцатиэтажек, и еще несколько дворовых телок. Игра началась недавно. Таймы были по тридцать минут. Шла середина первого тайма.

Я начал высматривать Гвоздя. Он резво бегал по левому флангу, неплохо отрабатывал в защите, подключался к атакам. В конце тайма Гвоздь крутанул с углового и Дрон сильным ударом головы вколотил мяч в сетку. Вернее, просто вколотил мяч, сетки не было. Микрорайон Звездный повел в счете.

Так и недолго до замены Иртыша, подумал я.

В пятиминутном перерыве Гвоздь заметил меня и подошел поздороваться.

— Здорово, Жека — радостно потряс он мою руку.

— Здоров, Костян — осторожно ответил я — Как делищи?

— Охуенно, брателла — весело сказал Гвоздь — Лучше не придумаешь.

— Круто — сказал я — Че тут нового за две недели произошло?

— В общем, ничего — улыбнулся Гвоздь — Почти ничего. Кроме одной хуйни.

— Какой хуйни? — спросил я.

— Помнишь, перед твоим отъездом… — начал Гвоздь.

— Помню, помню… — перебил я его.

— Ну дак вот — улыбнулся Гвоздь — Пронесло!

— В смысле, пронесло? — тупо спросил я.

— Ну, все неправильно короче, врачи эти сраные напутали все.

— Че, реально? — спросил я.

— Ну, ты прикинь! — заржал Гвоздь — Мою флюроографию спутали с дедком каким-то.

— Пизде-ец… — сказал я.

— Пиздец — согласился Гвоздь — Я там чуть врачихе ебальник не разбил.

— Надо было разбить — сказал я.

— Наверное — согласился Гвоздь — Так что, все нормально, в общем, я здоров как бык. Хотя курить все равно надо поменьше.

— Ну, ты дал стране угля. А кто-нибудь в курсе?

— Неа — снова улыбнулся Гвоздь — Я родакам так и не сказал. И, как видишь, правильно сделал.

— Нормально — сказал я — Хорошо, что не успел.

— Хорошо — согласился Гвоздь — И кроме тебя, короче, никто не в курсе.

— Прикольно — сказал я.

— И было бы отлично, чтобы так оно и осталось — сказал Гвоздь.

— Само собой — сказал я — Случается же хуйня всякая.

— Случается — согласился Гвоздь и побежал отыгрывать второй тайм.

В упорной борьбе со счетом 2–1 победил микрорайон Звездный.


ГЛАВА 6


А в конце лета мы поехали в спортивный лагерь. Забавная история. В нашей стране сотни детских оздоровительных лагерей. Большинство родителей, работающих на заводах, имеют право бесплатно отправить ребенка на лето подальше от дома. И все используют это право. Но обычные лагери — шняга. Ничего интересного.

Другое дело — наш лагерь. Лагерь спортсменов. Он даже назывался по-спортивному — “Мечта”. В этом лагере все стремились к осуществлению своей мечты. Кто — хорошенько выпить, кто — найти девочку, а кто — просто не идти на зарядку.

Есть такой нелепый вид спорта — флорболл. Смесь футбола и хоккея с мячом. Ты, как дурак, бегаешь с загнутой пластмассовой клюшкой по школьному спортзалу и пытаешься загнать маленький дырявый мяч в ворота соперника. Дырявый — чтобы преодолеть сопротивление воздуха при сильных ударах. Флорболл кажется странным, пока не начинаешь в него играть и делать первые успехи. Наверное, как и в любом виде спорта.

Так сложилось, что Ванина мама была тренером по флорболлу в нашей школе. Не простым тренером, а реально профессионалом. Уже тогда она принимала участие в подготовке сборной России по флорболлу. Ну, и в свободное время организовывала тренировки у нас в школе. Конечно, все мы гоняли во дворе в футбол. Но посещать спортивную секцию — немного другое. Тем более секцию по флорболлу. Это как маленькая секта.

Мы тренировались, ездили играть по другим школам, участвовали в городском чемпионате. Через полтора года мы уже получили по первому взрослому разряду. Самые успешные игроки из нашей команды в одиннадцатом классе стали пробовать силы за молодежную сборную России.

А тогда, после восьмого, мы поехали в лагерь. Поехала не вся команда, а всего лишь восемь человек. Кого родители отпустили. Я, Гвоздь, Иван и Муха составляли ровно половину нашего отряда.

По приезду обнаружилось, что “Мечта” — на самом деле обычный лагерь.

Спортивными оказались мы.

Наш вагончик в восемь человек все должны были называть “спортотряд”. В обмен на это мы тренировались три раза в день. Так себе удовольствие, на самом деле. Обязательная зарядка у всех на виду, пробежка по лесу, турники, футбольчик, тренировки с клюшками на асфальте перед корпусом…

Выгрузившись из пыльного автобуса, первым делом отошли в кусты покурить. Каждый взял с собой по блоку L&M легких. Рассчитывали на четырнадцать дней. Чуть меньше пачки в день на брата.

— Ну что, Иван, что делать в лагере будем? — спросил Муха.

— В смысле, что делать будем? — через затяг ответил Ваня. — Отдыхать будем. Как все отдыхают, так и мы отдыхать будем. Тренироваться придется, но вы все знали, куда ехали.

— А насчет телочек что? На дискачи будем ходить? Или че? — встрял Гвоздь — Вы взяли с собой какую-нибудь одежду? Видали, тут целый загон для вечерних танцев.

— У меня рубаха есть, типа на выход. И джинсы — ответил я — В них и буду ходить если че.

— А туфли есть у вас? — спросил Гвоздь — Туфли нужны на дискач обязательно. Безмазово будет в кросачах ходить, я вам говорю.

Все почесали репу. Туфли отсутствовали. Желание ходить на дискач присутствовало.

— Да ладно, чего раньше времени кипишить — разрешил проблему Иван — Вот, когда придем на танцы, там будет видно — нужны туфли или не нужны.

— Да тебе Ваня вообще похер, наверное, в чем ходить, да? — едко спросил Костян. — Ты, наверное, в форме нашей собрался идти? Чтобы пот правильно выделялся, да?

— Ты что такой залупистый! — отреагировал Иван — Не собрался я в форме идти. Просто не надо раньше времени говорить о проблеме.

— Ну и дебилы же вы парни — с досадой сказал Гвоздь, кидая бычок под дерево — Без туфлей собрались идти. Как хотите, а я родителей попрошу первым же рейсом привезти.

Все промолчали, но с первым визитом родителей, в шкафу появилось четыре пары одномастных туфлей. Таких, знаете, пыльных, черных, с тупым носком.

В лагере жилось весело. Происшествий хватало. Все отряды и обслуживающий персонал расположились в панельном пятиэтажном доме. Мы жили как раз на пятом. Прямо напротив туалетов. Дальше по коридору разместились второй и первый отряды. Второй отряд по возрасту был как мы. А парни из первого за сезон переспали со всеми молоденькими вожатухами. В среднем им было от шестнадцати до восемнадцати. Существенно старше нас, в общем.

Первый конфликт возник через несколько дней. Кто-то из второго отряда случайно толкнул Гвоздя в коридоре. Гвоздь ответил. Они потолкались и разошлись. В нашей комнате немедленно собрался совет в Филях:

— Пацаны, этого нельзя так оставлять, я вам говорю! — твердил Гвоздь — Надо сразу ставить их на место. Это ж додики, второй отряд этот! Половина младше меня. Если они о нас ноги вытирать начнут, какие там телки, какие дискачи! Нас просто ниже плинтуса опустят и все. Надо что-то делать, короче, с этим.

— И что ты предлагаешь с этим делать, герой? — спросил Иван — Пойти и окучить их? Ты врубаешься, что там тридцать человек?

— Ты тормоз, Ваня, реально — ответил Гвоздь — Какие тридцать человек? Они там друг друга по именам даже не знают, не то, что дружить. И в каждой комнате у них только по четыре человека. Как и у нас. Врубаешь?

— Че врубать-то? Ну, навалим мы одной комнате, они потом соберутся и всем толпяком нахлобучат нас.

— Ничего они не сделают — вдруг встрял Муха — Я тут утром, пока курил в туалете, познакомился с чуваком с первого отряда. Вроде серьезный такой чувак. Я его сигаретой угостил. Он, короче, сказал обращаться, если что. Вот и обратимся, если что. Не сидеть же очковать, правильно?

— Ну и? — спросил я — Что порешали? Ты, Костян, что-то конкретное предлагаешь или так просто тему завел?

— Более чем конкретное — твердо ответил Гвоздь — У меня уже план готов. Вы только слушайте внимательно.

Иван плотнее закрыл входную дверь. Мы расселись по кроватям и начали слушать план по уничтожению второго отряда.

— В общем так, парни, тут главное — неожиданность! — вещал Гвоздь — Они ничего про нас не знают, ничего от нас не ждут. На этом и сыграем. Ломимся в комнату, где живет тип, с которым я рамсанул. Их там четверо. Орем что-нибудь угрожающее, они ссутся, так?

— Ну, предположим… — промычал Иван.

— …Хуй в рот тебе положим — мгновенно отреагировал Гвоздь — Они стопудово ссутся, без вариантов. Если начинается серьезная катка — бьемся до последнего. Как только видим, что, не дай бог, начинаем проигрывать, бежим обратно в комнату, берем клюшки и пиздим их клюшками. Клюшками-то мы их по любому запиздим. НУ?

— Ну… — без особой охоты протянули все — В принципе, нормальный план. А когда это будем делать?

— Когда, когда. Да прямо, блядь, сейчас пойдем и сделаем. Че кота за яйца тянуть. Поехали!

Мы нерешительно поднялись с кроватей. Гвоздь заражал всех своей злостной энергией. Иван слегка понакидывал в стенку, я тоже размял кулаки. Муха зачем-то полез в шкаф.

— Вот, пацаны, смотрите, у меня что есть — протянул он связку потрепанных желтых бинтов — Это мне мамка от растяжения положила. Может, пригодятся?

Мы расхохотались.

— Русь, ты что там гвозди вколачивать собрался? — сквозь смех спросил Гвоздь.

— Да причем здесь гвозди? — обиделся Муха — Это же от растяжения. Дашь ты чуваку в зуб неудачно, а у тебя костяшки сместятся или руку выбьешь. У меня, знаешь, сколько раз так было?

— Сколько? Ноль?

— Ну не много. Было разочек, в общем. Приятного мало. Я тебе говорю, с бинтами баче будет. Да и просто бить удобнее. Как в кино.

Смотреть без смеха на куски потных бинтов было невозможно, но Муха оказался убедителен. Через пять минут мы стояли в коридоре напротив вражеской двери.

Разгоряченные, с бинтами на кулаках, все на взводе.

Перешептывались: “Ну че? Че? Давай? Давай… А че я-то? А я че?”.

Стук наших сердец можно было услышать на другом конце пятидесятиметрового коридора.

Немного подташнивало, и подкашивались коленки.

Наконец Иван не выдержал и постучал в дверь.

Просто постучал, тихонько так. За дверью послышался шум и какой-то неровный смех.

Гвоздь посмотрел на Ваню как на тронутого, развернулся к двери и сильным ударом ноги распахнул ее настежь. Как заправские боевики мы ворвались в комнату и начали громко орать:

— ТАК БЛЯДЬ! ВСЕ СЕЛИ ПО СВОИМ КРОВАТЯМ! БЫСТРО БЛЯДЬ, Я СКАЗАЛ! БЫСТРО! ТЫ ЧЕ НЕ ПОНЯЛ!

Гвоздь сходу закатал своему обидчику хлестким ударом с правой, тот рухнул на кровать. Мы сгрудились в центре комнаты вчетвером, как сраные мушкетеры, и нависли над остальными. Парни вообще не понимали, что происходит. Неудивительно.

— Короче, бля — жестким и хриплым голосом начал Гвоздь — Вы, парнишки, что-то охуели слишком. Рамсите не по теме. А мы с друзьями такой хуйни не привыкли терпеть, понятно?!

Иван хмыкнул. Оккупанты удивленно переглядывались. Один отважился спросить:

— Пацаны, а что случилось-то? В чем дело?

— В чем дело, говоришь? — усмехнулся Гвоздь — В чем дело, да?! А ты друга своего спроси — ткнул пальцем он на зажимавшего разбитую губу паренька. — Больно широкий у тебя друг. В коридор не помещается.

— А мы-то причем здесь? — упорствовал парнишка.

— А ты ваще че, блядь, умный что-ли? Или тоже широкий? — наклонился над ним разъяренный Гвоздь.

Непонятливый парнишка примолк.

— КОРОЧЕ! Вообщем еще одна залупа, один косой взгляд в нашу сторону — входил в раж Гвоздь — мы просто берем в руки свои клюшки и пиздец вам! Костей не соберете, уебки. ПОНЯТНО?! — рыкнул он в сторону худенького паренька в задрипанной каштановой майке.

Паренек жалобно затряс головой. Мол, все понятно.

Жесткий базар Гвоздя придавал нашим действиям невероятную уверенность и какую-то правомерность. Вроде как мы были правы, а парни ужасно провинились. Перестали трястись колени, кулаки казались крепкими как сталь.

— А сейчас в знак примирения угостите-ка нас, друзья, сигаретами — добил Гвоздь.

Парни поспешно начали шарить по карманам и сумкам. Мы стояли и ждали.

— Вот — протянул мне помятый Bond чувак в каштановой майке.

— Спасибо — недовольно буркнул я — Дай-ка еще одну, а то они быстро кончаются.

— Ну… на… — дал он еще одну и посмотрел на меня из-под бровей. Я прикинул, что в случае чего, ему-то я точно навешаю.

Собрав трофеи, мы осторожно выползли из комнаты, стараясь не подставлять спины.

— Бля, ну пиздеццц…. — давясь хохотом, прошептал Муха, и мы побежали в свою комнату, громко топая и стуча кулаками по слазящей со стены штукатурке.

Запыхавшись, добежали до комнаты и плотно забаррикадировали входную дверь.

— Не, ну ты видел, как они обоссались со страху?! — закатывался Гвоздь на своей кровати — Они ж вообще, походу, никакие, лохи просто позорные. Никто даже пикнуть не посмел. Второй отряд, тоже мне.

— Да, Костян… надо признать, это был охуенный план — улыбался во весь рот Иван — В лучших традициях третьих героев. Проработали стратегию, настроились на сражение и выиграли в одни ворота. В нашем деле главное — это план.

— Ага, мне кажется, они как бинты увидели, так сразу на очко сели — загоготал Муха.

Весело заржали. Ослабленные бинты уже съезжали с кулаков. Все сорвали их и побросали в угол.

— Пойдем, покурим? — предложил Муха — А то адреналин зашкаливает, аж руки трясутся.

— Руки трясутся? — иронически спросил Гвоздь — Приссал что ли? Да ты че? У них же вообще шансов не было. По нулям. Девочки, а не второй отряд.

— Да ниче я не приссал. Просто курить охота. Адреналин же как-никак. Пойдете?

Вышли в туалет покурить. Руки тряслись не только у Мухи. Первый кураж уже отошел. Иван помалкивал. Такой вкусной сигареты я не курил уже давно. Взъерошенный Гвоздь посматривал на нас с видом победителя. Глаза его сверкали черным огнем, и выглядел он более чем уверенно.

— Короче, пацаны — напутствовал он — сейчас главное — закрепить положение. Они нас теперь боятся. Думают, что мы отморозки полные. Так что в случае любой агрессии со стороны второго отряда откладываем башню в дальний угол и включаем отморозков. Ага?

Реально, сейчас главное — не сломаться. Они это так просто не схавают, я вам базарю, впереди еще целый сезон в две недели. Так что надо закрепить преимущество.

— Слышь, а может мы это… Зря это, в общем, сделали… — неуверенно вступил Иван, затягиваясь сигаретой и глядя в боковое окно, выходившее на густой лес — Мы же сюда вроде как тренироваться приехали, отдыхать. А теперь в напряге ходить надо будет, через плечо оглядываться каждый раз…

— Да не ссы ты, Иван — раздраженно ответил Гвоздь — Все нормально будет. Зря — не зря… Что сейчас рассуждать? Сделали — то, что должны были сделать. Чувак сам полез — первый толкнул, не захотел извиняться. Я терпилой быть не хочу. Вы мои друзья, вот считай мне и помогли. У нас другого выхода не было, понял? Тут, блядь, так — чуть оступился и тебя сразу с говном сравняют…

Неожиданно распахнулась дверь и зашли двое перцев из второго отряда. Мы молча докурили, выкинули окурки в вонючую дыру унитаза, вырезанную прямо в кафельном полу блевотно-красного цвета, и вышли наружу.

— Видел, как они на нас уставились? — тихонько сказал Муха — Стопудово уже что-то знают.

— Да ничего они не знают. Не ссы, все в порядке будет — без особой уверенности ответил Гвоздь.

Через полчаса начиналась тренировка. Опаздывать не рекомендовалось.

Наш тренер — Марина Валерьевна и по совместительству Ванина мама соблюдала очень жесткие правила относительно расписания тренировок и не стеснялась вводить штрафы и наказания за любые проступки.

Опоздание на пятнадцать минут — пятьдесят отжиманий. Опоздание на полчаса — тридцать подъемов в горку. Пропустил тренировку — будь добр пробежать пять километров по лесу.

Сначала мы думали, это все шуточки. Но после парочки подъемов в длиннющую деревянную горку ноги становились ватными и на следующий день болели так, будто их не меньше часа непрерывно били резиновой дубинкой. Ослушаться же Марину Валерьевну было невозможно — как никак это была Ванина мама и наш тренер.

В комнате мы быстро переоделись, собрали сетку на ворота, флорбольные клюшки и мячи.

Насчет клюшек — отдельная история. Это как детский велосипед. Вообще их должны были выдавать в школе. Сначала все клюшки были, как близнецы, одинаковыми — длинная палка серого цвета и прямой жесткий крюк.

Но, понятное дело, каждый старался выделиться и украсить свое орудие труда. Я, например, обмотал ее черной изолентой с зелеными вкраплениями. Крюк был пластмассовый, и я специально ездил к отцу на завод, чтобы с помощью плавильной установки подогнать его под размер мяча. Чтобы кидалось лучше.

Гвоздь прилепил на свою палку какой-то нелепой бахромы. Муха покрасил крюк в оранжевый цвет. А у Вани…

У Вани была профессиональная клюшка из титановых сплавов с удобным хватом и широким и цепким крюком. Марина Валерьевна привезла ее с чемпионата мира в Финляндии. По этому поводу все ему ужасно завидовали, но никто не показывал виду. Хотя стоит признать, что и играл Ваня лучше всех нас. Может, все дело было в клюшке, а может — и нет.

Хорошенько потренировавшись, мы пошли на ужин. Столовая находилась прямо на опушке густого леса, рядом стояли два теннисных стола и порушенная детская карусель, со временем превратившаяся в курилку.

В очереди у входа пищали и дрались толпы малышей из младших отрядов, визгливо смеялись какие-то телки нашего возраста, степенно ждали суровые парни из первого отряда. Второй отряд тоже был в очереди. Я начал высматривать наших поверженных врагов. Наконец, углядел — они стояли в кучке других пацанов и что-то оживленно рассказывали. Я бы поставил миллион против одного на то, что смогу угадать, о чем они говорят.

— Слышь… — ткнул меня в бок Иван — Видал второй отряд?

— Видал, не слепой. И что думаешь?

— А что тут думать? Ничего хорошего — вот что я тебе скажу. Ничего хорошего.

— Посмотрим. Может все нормально еще обернется. Что раньше времени настроение-то себе портить — попытался соврать я.

— Ну, ну… — горько ухмыльнулся Вано — Ну, ну…

Гвоздь с Мухой тоже все видели и ничего не говорили. Все и так было понятно. Пацаны из второго не стесняясь показывали на нас пальцами своим друзьям и что-то шумно обсуждали. Мы отводили глаза и просто стояли в очереди. От такой постановы аппетита особо не прибавлялось. Поклевав тефтели с толченой картошкой, и запив все это дело вишневым компотом, мы отправились покурить на карусель.

— Вообщем, пацаны, дело походу баста — заявил Гвоздь — или сегодня ночью или завтра днем придется выяснять у кого яйца крепче — у нас или у петушков со второго отряда.

— И что ты предлагаешь? — усмехнулся Муха — Петушки со второго отряда… Ты видел их там сколько? Только в той толпе человек десять стояло. Даже если остальные за них не пойдут, все равно нас только четверо. Четверо, всекаешь? А их — десять.

— И что, что четверо? Мало что-ли? — огрызнулся Гвоздь — Ты же там что-то базарил насчет чувака из первого отряда. Вот сходи да поищи его. Дай ему пачку сигарет, чтобы за нас врубился.

— Блядь… — поджал Муха губы — Ну, причем здесь чувак из первого отряда? Что, думаешь, он так сразу за нас врубится и усмирит десять человек не сильно младше его? Я вообще тогда просто так сказал насчет этого чувака. К слову пришлось…

— К слову пришлось, к слову пришлось… — передразнил его Гвоздь — если за базар не отвечаешь, вообще лучше молчать тогда.

— Да пошел ты — спокойно ответил Муха — Пошел ты. Нехуй было героя из себя корчить. Спецназовец недоделанный! Ты же нас в это дерьмо втравил.

Иван нервно курил и сплевывал в пробитый центр карусели. У меня подрагивали коленки и непроизвольно сжимались мышцы на руках, хотелось что-нибудь делать, но только не сидеть вот так и не рассуждать. Я выкинул истлевший окурок, достал еще одну и снова закурил. Остальные сделали также. Никотин был нарасхват.

— Короче, пошлите в корпус — докурил Иван — Там по ситуации будем решать.

Молча, мы поднялись с карусели и почапали в комнату. Ужин почти закончился, и струйки шумной ребятни стекались в корпус. Кто — готовиться ко сну, кто — к долгожданной дискотеке, а мы — к потенциальным пиздюлям.

Вечер прошел быстро. На диско не пошли, тупо сидели в комнате и играли в карты. Пару раз заходили стрелять сигареты парни из команды. Заглядывали знакомые телки из второго отряда. Одна доверительно сообщила, что их парни собирают против нас коалицию. Якобы мы совсем охуели, предъявы кидаем не по понятиям и все такое. Тоже мне новость.

В одиннадцать пришла Марина Валерьевна и объявила отбой. По всему корпусу выключили свет, дверь оставили приоткрытой, по коридору прохаживались старой закалки вожатухи и периодически злобно цыкали в ответ на смешки из темноты комнат.

— Не знаю как вы — прошипел Гвоздь — А я свою клюшку рядом с головой поставил. Если они ночью ломанутся, я двоих минимум уложу. Клюшкой мне не привыкать размахивать.

— А как ты ее поставил? — громыхая во тьме, спросил Иван — У меня так не стоит, падает все время…

— Да у тебя вообще не стоит. Гы-гы-гы… — прошелестел Муха — Это все из-за клюшки у тебя не стоит. Титановые сплавы плохо на потенцию влияют…

Все прыснули со смеху. Я зажал себе рот ладошкой и громко захохотал, разбрызгивая слюни по подушке. В темноте все шутки становятся в несколько раз смешнее, а эта и сама по себе была ничего. Из коридора послышались гулкие шаги суровой вожатухи.

— Кипиш, кипиш… Паца, вожатуха идет…

Мы притихли, но смех давил все сильнее и сильнее. Приоткрылась дверь и в просвете показалась кудрявая шевелюра старшей вожатой.

— В чем дело, молодые люди? — грозно спросила она — Почему не спим?

Мы молчали. Смех буквально разрывал внутренности.

— Да понимаете, Наталья Константиновна, беда… у Вани не стоит… — еле слышно, сквозь смех прохрипел Гвоздь.

И тут грянул гром. Это было последней каплей. Силы по подавлению смеха кончились у всех одновременно, и мы начали ржать. Громко и бесцеремонно ржать, хохотать, извиваясь и расползаясь по кроватям. Старший воспитатель чернела в дверях от злобы, а мы гоготали не в силах остановиться.

Вдруг на пол упала Ванина клюшка, и мы начали ржать еще больше. Это был конец. Я изо всех сил пытался закрыть рот руками или подушкой, но ничего не мог поделать со смехом. Страшная сила этот смех.

Подождав, пока мы отсмеемся, Наталья Константиновна уперла руки в объемные бока и начала орать:

— Спортивный отряд! Это что за неуважение к режиму! Я все расскажу Марине Валерьевне, она вас приучит к режиму! Покажет, что значит настоящее уважение к старшим! Вы тут на особых привилегиях, а ведете себя хуже всех….

И все в таком духе, бла-бла-бла. Вожатуха гремит на весь коридор как старое радио.

Я заткнул правое ухо пальцем, засопел и уперся носом в стенку. Подумал про свою клюшку. А ведь, действительно, неплохая идея — поставить ее рядом с собой. На всякий случай. Быть наготове никому никогда не вредило. Правду ведь говорят, что лучший экспромт — это подготовленный экспромт. Живо представилось, как сейчас перешептываются типочки со второго отряда, готовятся к нападению. Типа, выбегаем на пять минут, врываемся к ним, устраиваем темную… Быстро. Жестко. Никто не успевает понять, что происходит… Бам! Бам! В нос! В грудину! По ребрам! По печени!

Ага, хуй там! Мы уже наготове со своими клюшками. Как бравые хоккеисты или боевая армия японских роботов-трансформеров мы хватаем свои прочные палки и даем жесткую оборотку! Они и понять ничего не успеют, как огребут по полной!

Я представил, как с размаху всекаю своей клюшкой чувачку в каштановой майке куда-то в район шеи… Он нелепо взмахивает руками, падает на спину, и я его добиваю ногами! Мы с парнями деремся спина к спине и ложим весь второй отряд! У нас ведь стратегическое преимущество — комната маленькая, вход — один и мы держим оборону. Вспомнилась книжка про трех мушкетеров — как они сражались на какой-то башне вчетвером против целого полка. Все думали, что у них нет шансов, но великая штука — стратегическое преимущество! Так же будет и у нас…

Старший воспитатель уже выпустила весь пар и удалилась накапливать его заново, раздраженно хлопнув дверью. На мгновение из коридора полоснул луч приглушенного света.

— Ништяк, паца! — приглушенно зашептал Гвоздь — Ванина клюшка — мировое зло. Нас чуть не накрыли. Прикинь, что бы было, если она нас в коридор выставила или клюшки забрала!

— Слышь, давай там заканчивай насчет моей клюшки — заерзал Иван — Моя палка, в отличие от твоей, стоит как надо и в ответственные моменты не дает сбоев.

— Короче, парни, мне кажется, Костян дело говорит — зашептал я — Клюшки — это ведь реально оружие. Пока мы в комнате и каждый сможет схватить свою клюшку — мы в безопасности. Второй отряд если сунется — огребет по полной. Стопудово.

— И что? Нам теперь из комнаты вообще не выходить? — зашипел Муха — Только на тренировки и в столовую? А как дискачи? Я что, родаков зря просил туфли привезти? Нельзя так в комнате шхериться все время. Что-то решать надо, в общем.

— Да понятно, понятно… — ответил я — Я же не про вообще говорю, а про сегодня ночью. Завтра надо будет что-то придумать, а сейчас клюшки помогут нам отбить все атаки.

— Может и так, может и так… — сонно ответил Ваня — Короче, тогда дежурить будем или как? У меня уже шары слипаются…

— Давайте по часу дежурить? — предложил Гвоздь — За час не успеешь заснуть случайно и не заскучаешь.

— По двое надо — предложил Муха — Лично я за час так заскучаю, что сразу засну.

Договорились дежурить по двое. По часу. Муха с Иваном спали первые, а мы с Гвоздем должны были лежать тихо и прислушиваться к подозрительным шумам и шорохам из коридора.

Я лежал и не дергался, представлял драку в деталях. Минут через пятнадцать глаза стали слипаться, а голова наполняться сладким серым туманом. Через полчаса все четверо спали как убитые.

В ту ночь они не пришли.

Не пришли они и в следующую ночь, и вообще второй отряд стал держаться от нас подальше.

А дело вот в чем: утром мы как обычно пошли перекурить в туалет перед завтраком. Муха пытался что-то предъявить нам с Гвоздем по поводу невнимательной обороны комнаты, но внезапно в туалет зашел какой-то жилистый невысокий паренек с косыми скулами и прищуренным левым глазом.

— Здорово! — важно протянул руку Муха.

— Салют, молодежь! — отмахнул он мускулистой рукой, расстегивая на ходу ширинку.

Пока он журчал над дырой унитаза, мы молча курили и смотрели друг на друга с вытаращенными глазами. Гвоздь вопросительно приподнял подбородок, Муха с удовольствием кивнул и прикрыл глаза. Типа, да — да, это он. Парень подергался над вонючей дырой, застегнул джинсы, тщательно вымыл руки и предсказуемо спросил сигарету.

— Бери, у меня LMчик есть — неестественным басом сказал Гвоздь и протянул ему сигарету — Меня Костян зовут.

— Сева — отхаркнул парнишка и с удовольствием затянулся. — Ммм… Утренняя сигарета лучше оргазма, парни.

Мы с Вано тоже представились. Рукопожатие Севы можно было сравнить с плоскогубцами в руках умелого механика. Крепкий чувак.

— Откуда будете, парни? — с прищуром спросил Сева.

Мы попытались спокойно и уверенно назвать свой район.

— Знаю! — внезапно обрадовался Сева — Знаю! Ездил как-то на стрелку в вашу дыру, хорошенько там поебошились! Добрый у вас район, парнишки, добрый! Жалко с нашим не дружит… — добавил с усмешкой Сева.

Мы напряглись и примолкли. Ваня сплюнул в открытое окно.

— Да ладно вам! — расхохотался Сева, обнажая желтые пеньки прокуренных зубов — Шучу, шучу! Вы что, парни?! Солдат ребенка не обидит! — ощутимо похлопал он Мухино плечо. — Тут в лагере все городские рамсы не считаются. Мы же сюда отдыхать приехали, ага?! Как вам тут отдыхается, молодежь? Бегаете целыми днями, да клюшками машете, наверное? Ни хлопот, ни забот?

— Ну… — расслабились мы. — Хорошо отдыхается, хорошо. Бегаем… Машем…

— Есть тут ситуевина одна неприятная… — тихонько добавил Муха.

— А что такое? — искренне удивился Сева — Какие могут быть неприятные ситуации у моих юных друзей? Давай, рассказывай по порядку.

Гвоздь неторопливо и в деталях рассказал все по порядку. Как в коридоре столкнулся, как комнату штурмовали, как мы ждали осады всю ночь…

— Тааак… — недобро скорчился Сева — Этого нам еще и не хватало! Пойдемте.

— Куда?

— Куда-куда. Ко второму отряду. Будем ваш рамс разруливать. Нехорошо это — в лагере рамсовать.

Мы безропотно подчинились железному Севе. Выкинули сигареты. Прошли по коридору.

— Вот эта? — спросил он, указывая на дверь, которую вчера так доблестно вынес ударом ноги Гвоздь.

— Ага… — невнятно пробурчали мы.

Сева тихонько, но с напором постучал в дверь. Получилось как-то очень по джентльменски. Подождали минуту. Слышалось шуршание — наверняка, боятся, готовятся… Наконец, дверь немного приоткрылась. Из узкой щелочки выглядывал Костин обидчик — очевидно, самый резкий чел из комнаты.

— Здорово, брат! — отсалютовал хриплым голосом Сева — Открывай, давай, не боись, бить не буду.

Парень осторожно приоткрыл дверь еще на пару сантиметров, внимательно осмотрел Севу, с ненавистью глянул на нас и решился впустить нас в комнату. Медленно, все впятером зашли. Поверженные враги тихонько сидели по кроватям.

— Короче, так! — жестким голосом начал Сева — Меня зовут Сева. Я из первого отряда. Вот парни говорят, у вас тут ситуация неприятная сложилась. Это правда?

— Ну… — неуверенно промычали челы с кроватей.

— Кто у вас тут за главного? — спросил Сева.

— Ну, я… — нехотя выступил тот, что открыл дверь.

— Отлично! — обрадовался Сева — Если ты главный, значит рассказывай, как все было.

Парень рассказал, как все было.

Его версия событий не сильно отличалась от нашей, кроме того, что мы были виноваты во всех стадиях конфликта. Может, так оно и было, да это уже и не важно. Сева внимательно слушал и кивал, как будто он на конференции и все записывает в блокнотик. Дослушав до конца, он помолчал секунд десять и вынес вердикт:

— Значит так, молодежь. Слушайте, как мы сделаем. Чтобы не возникало недопонимания, я поясню, почему вообще вмешиваюсь в ваши разборки — дело в том, что администрация лагеря пристально палит за всякими беспорядками, как ей собственно и положено. Директор лагеря — мужик суровый, сопли на кулак не мотает. Если какая херня случается и до него доходит — плохо будет всем, не только вам, но и нам. Дискотеки отменят или старых грымз в вожатые поставят. Короче, хорошего мало. А мы сюда отдыхать приехали, а не вопросы решать, ясно? Поэтому, я предлагаю не раздувать ваш высосанный из пальца рамс, а тихо — мирно помириться. Со мной все согласны? — обвел он комнату холодным металлическим взглядом.

Все потупили головы и были согласны. А как тут еще.

— Вот и отлично — обрадовался Сева — Вот и решили проблему. А теперь пожмите друг другу руки и спокойно разойдитесь.

Мы нехотя пожали руки, отворачивая взгляды, и двинули на выход. Если бы взгляды могли прожигать, через наши спины можно было бы фильтровать воду. Они явно были недовольны таким решением. Нам улыбнулась удача. А хули, везет сильнейшим.

Дальше лагерь завертелся как карусель. Изо дня в день мы помногу тренировались, курили в туалете, принимали самодельный душ посредине леса, играли в футбол, подтягивались, бегали десятикилометровые кроссы, бегали в магазин за водкой, просили дополнительных порций в столовой и перемигивались с телками из второго отряда. Время летело весело и незаметно.

Как-то раз мы не спали всю ночь, и на следующий день меня сморило так, что пацаны вставили мне спички в глаза, и я проспал несколько часов с открытыми глазами. Сам ничего не помню, но фотки остались.

Как-то раз мы играли в футбольном турнире и под конец тайма возникла опасная ситуация у наших ворот. Мяч метался от одного угла штрафной до другого. Затем Ваня решил ситуацию — хотел выпнуть в аут. Попал ровно под перекладину, за шиворот нашему вратарю. Удар получился настолько сильным, что порвалась ветхая подгнившая сетка. Все это было так неожиданно, так красиво и так нелепо, что я чуть не умер со смеху.

Как-то раз мы пошли на дискотеку. Степенно отстояли все дрыганые композиции у рифленой стеночки, высматривая нормальных телок на медляк. Пригласили, потанцевали, побазарили. Повели своих королев под широкую горку на стадионе и все вчетвером целовались в разных углах этой горки. Мне надолго запомнилось, как Гвоздь уговаривал свою добычу целоваться. Примерно так “да че ты, я ведь не заразный, спортом занимаюсь, книжки читаю. Я вообще ништяк пацан, у тебя таких, может, и не будет больше никогда. Смотри, упустишь свой шанс!”

А в конце сезона Муха познакомился с Лерой. Дело обстояло так — после одной из дискотек в самом конце насыщенного сезона оздоровительного лагеря “Мечта” он ворвался в комнату и заявил, что познакомился с улётной телкой. Мы вежливо промолчали, знаем мы его улётных телок. Без полпузыря самогона и вспомнить страшно.

Но тут было что-то другое: обычно спокойный наш друг размахивал руками, захлебываясь слюной и явно хотел поделиться впечатлениями.

— И что там за улётная телка такая? — насмешливо спросил Гвоздь — С седьмого отряда? Ей хоть за десять перевалило?

— Да пошел ты! — беззлобно отмахнулся Муха — Какой там седьмой отряд! Она вожатая, ей двадцать два! Вы прикиньте?

Мы притихли. Это было неожиданно. Как вожатая могла клюнуть на Муху? Какие к черту двадцать два, когда нам по четырнадцать?

— Её посадят за совращение малолеток! — поржал Иван.

— Может быть, может быть… — мечтательно улыбнулся Муха — Это, в общем, не телка, а ураган какой-то, пацаны, я вам говорю! Я думал, она со второго, максимум — первого отряда. Ну, пригласил на медляк, понаваливал там что-то ей на ухо. Вышли покурить. Я сигарету еще не успел выкинуть, как мы в кустах валялись. Жаркая тёла…

— Что, реально она прям сразу так в тебя вцепилась? — удивился Гвоздь — Как-то даже и не верится. Что она в тебе такого нашла?

— Да я и сам не знаю, пацаны, честно говоря — глупо улыбался Муха — Как-то вот так получилось. Но телка что надо, я вам говорю.

— А зовут как? — поинтересовался Иван.

— Лера — с гордостью ответил Муха — Валерия…

— Чего лыбишься-то как индюк довольный? — вступил я — Влюбился в Валерию?

— Гонишь что ли? Я толком даже не успел понять, как она выглядит.

— Может она страшная, как дизентерия — поддакнул Иван — А ты тут нам хвастаешься.

— Ну, я в лицо особо не вглядывался… — сознался Муха — Но фигура у нее заебок. Сто процентов. Жопа такая упругая… Сиськи нормальные… Короче, есть за что подержаться.

— И что теперь делать будешь? В любви к ее жопе признаешься?

— Рот завали. Я все продумал, на прощание стрельнул у нее городской телефон. Позвоню, у отца ключи возьму от съемной хаты…

— И что? — перебил его Иван — Думаешь, ей в городе будет до тебя дело? Это же лагерь, тут все со всеми везде и подряд. Но, что было в лагере, остается в лагере. В городе ничего не получится, врубаешь?

— Ну, не знаю… Может быть… — расстроился Муха — А может быть, и нет. Ладно, что раньше времени расстраиваться. Поживем — увидим.

— Поживем-увидим, поживем-увидим… — передразнил Гвоздь — проебал ты свой шанс, Амиго!

— Да пошел ты — ответил Муха.


ГЛАВА 7


Сезон в “Мечте” благополучно закончился. Мы больше не бегали утренние кроссы, не махали клюшками по асфальту в разгар лета и не курили в лесу. Последняя дискотека была отмечена эпохальной попойкой.

Единственное, что я запомнил отчетливо, валяясь в кустах в пять утра и пытаясь освободить свой организм от дешевой пшеничной водки — гигантский силуэт деревянной горки на фоне расплывающихся звезд. Невыносимо болела голова, я разгребал ногтями грязные листья, а эта горка возвышалась надо мной каким-то немым упреком. Хотелось просто доползти до корпуса, умыться и аккуратно положить раскалывающуюся голову на мягкую, белую подушку. Пометав фарш еще минут пять, я так и сделал.

На следующее утро позеленевший и опухший спортотряд загрузился в душный автобус и здравствуй город! По пути домой все вытащили из рюкзаков неиспользованные рулоны туалетной бумаги и выпустили из окон. Белые шершавые змеи развевались на ветру, мимо мчались наши русско-серые леса и поля, все радостно гоготали и водитель, ухмыляясь в густые усы, дымил в окно и вытирал пот со лба. Было жарко.

Так и закончилось Лето, потянулись серые школьные будни. Бесконечные уроки географии, биологии, химии, физики… Ручки, тетрадки, рюкзаки, гнилые шуточки пожилых училок…

Стало холодать, мы ходили курить в туалет, во двор и за теплицу. Иногда забегали на тренировки, но после лагеря интерес к флорболу ослаб как-то сам собой. Периодически ходили за школу смотреть махачи, заранее зная, кто победит. В столовой по-прежнему продавались вкусные бутерброды с котлетой, топовые телки по-прежнему одевались так, как будто им за тридцать, самым крутым перцем в школе по-прежнему оставался Вова-наркоман из десятого Б.

По большому счету ничего не происходило, осень хлестала холодным ветром, и уже совсем скоро нужно было искать теплую шапку.

На районе все тоже притихло, основные движняки сконцентрировались в компах и двух-трех подъездах. На улице сидели бабушки в огромных вязаных турбо-пальто, иногда мелькали отважные собаководы. Контра стала надоедать, и многие переключились на Diablo 2. Долгими вечерами я сидел дома и раскачивал своего героя — смертного некроманта. До сих пор помню, что самое эффективное проклятие — corpse explosion. Заманиваешь врагов на кучу трупов и взрываешь их, пока пальцы на мышке не вспотеют… Скука короче.

И как-то раз после школы все изменилось.

Как обычно, мы с Иваном, Мухой и Гвоздем смолили во дворике пятиугольного дома рядом со школой. Молча пускали дым. И тут Муха, чуть улыбаясь, дернул плечами и сказал куда-то в сторону:

— Слышьте, паца, а я ей все-таки позвонил!

— Что? — непонимающе посмотрел Гвоздь — Кому ты там позвонил?

— Ну, этой телке из лагеря… Лере… — чуть засмущался Муха.

— Лере… Лере… А! Этой вожатухе — Валерии! — понял Иван — И что-что! Что она сказала? Побрила тебя сразу же?

Мы мгновенно обступили Муху. Он как-то неестественно заулыбался.

— А ты чего раньше молчал! — накинулся на него Гвоздь — Давай, выкладывай, чего там назвонил!

— Да ничего особенного… — попытался противостоять он нашему напору — Позвонил — да позвонил. Ничего особенного, просто поболтали…

— О чем вы там болтали? — заржал Ваня — Ей же за двадцатник вроде. О чем она вообще могла с тобой разговаривать?

— О чем — о чем! О погоде, блядь, болтали — внезапно разозлился Муха — Это с вами, дегродами, не о чем поговорить, а с девушкой я общий язык как-нибудь найду. И вообще не ваше это, короче, собачье дело — о чем мы разговаривали. Просто вот я ей позвонил и все, чтоб вы не пиздели, что я не могу ей позвонить — ясно?

— Ясно-ясно… Ты не кипятись, дружище — осадил Гвоздь — Мы же не поржать над тобой хотим. Молодец, что позвонил. Я вот тоже могу Памеле Андерсон позвонить, если сильно захочу, а что с того? Ты о встрече договорись, на хату ее привези, покажи результат — тогда да, тогда ты реально крут. А по телефону поговорить — это, друг, извини, для телок. Пацаны делают, а не говорят.

— Все будет, не волнуйся — твердо сказал Муха— Главное — сделать этот первый звонок, остальное само собой пойдет.

— Ну давай, ковбой, удачи — все усмехаются.

— Дам-дам, не ссыте. И мне дадут — самодовольно улыбнулся Муха и кинул истлевшую сигарету в детскую песочницу.

Все ржут как кони, и мы расходимся по классам, вроде как ничего не случилось. На самом деле — готовы жопу порвать от зависти.

На уроке скука смертная. Кучерявая литераторша со зрением в минус десять тыкается носом в книгу и старается зачитать отрывок из Пушкина. Что-то про Евгения и Парашу. Параша вскинула брови… Параша взглянула на Евгения… Её лицо залилось краской… Евгений томится, Параша вся такая неловкая… Через пять минут класс не выдерживает и начинает хихикать.

Училка с недоумением смотрит, все притихают, потом откуда-то сзади сдавленным голосом “Ну и параша…”

Класс взрывается. Смеются все. Покраснел и гогочет здоровенный Гоша. Писклявым голосом извивается Димас. Даже отличница Маша прикрыла рукой рот и тихонько хихикает.

Литераторша догоняет и перевоплощается в медузу-горгону. Толстые стекла роговых очков отблескивают праведным гневом. Кудри струятся змеями. Она начинает орать так громко, что я вижу, как трепещет звоночек внутри ее горла. Литераторша обладает уникальными голосовыми связками. Наверное, она могла бы распять Иисуса одним своим криком.

Оставшаяся часть урока проходит в том молчании, которое в книгах называют “гробовым”. Читаем отрывки по очереди. Параша теперь — просто девушка, а Евгений — ее возлюбленный. Трагичная история и все такое. Урок закачивается. Расходимся по домам.

Домашние задания, Diablo, курим во дворе.

Курим во дворе, Diablo, домашние задания.

Всех интересует, что там с Валерией. Муха молчит как партизан.

Через неделю бухаем после школы в подъезде.

— Ну что, как там твоя Лера? — не выдерживает Гвоздь — Не звонит?

— Почему не звонит? — ухмыляется Муха — Еще как звонит. Позавчера в кино ходили. Матрицу смотрели. Спецэффекты там, конечно. Нео такое творит…

— Да хуй с ним с Нео. Что там с Лерой? На хату приводил?

— Пока еще нет. Сейчас ключики у отца выманиваю. Как только — так сразу. Все будет.

— Все будет, все будет… Пиздишь больше.

— Посмотрим… — довольно улыбается Муха.

Еще через три дня встречаю его в школе. Лыбится как индюк довольный. Все ясно.

— Ну че? — спрашиваю.

— Че-че. Все ништяк. Ключи у отца взял. Встретились в центре. Погуляли по набережной, выпили пива и поехали на хату. А там все как по маслу. Ваще ахуенно.

— А гондоны?

— Че гондоны? Заранее купил, конечно. Все продумано, браза.

— И че? Как?

— Как-как. Как обычно.

— В смысле, как обычно? Ты ж до этого не фачился.

— Ну, я имею в виду охуенно. Ваще круто, короче. Лера — ништяк телка. Горячая. Опытная.

Дребезжит звонок, мы расходимся по классам. Это — событие. Еле досиживаю уроки до конца. После школы идем курить во двор. Пацаны уже знают. Муха — триумфатор. Рассказывает все в деталях. Просто слюни бегут.

— Слышь, Русь… — осторожно начинает Гвоздь — А у вас с ней теперь вообще как?

— В смысле?

— Ну, в смысле, все серьезно или ты просто покуражился?

— Я даже не знаю… — чешет репу Муха — Да нет, какой там серьезно. Она, конечно, жаркая телка, но реально старше меня. Это так, скорее покуражиться было. Я чето после лагеря понял, что пора бы уже, в общем, с кем-нибудь…. А то пятнадцать лет скоро, а все — девственник. Ну вот, целью задался — цели достиг… Как-то так.

Молчим. Курим. Всем все понятно. Немножко неудобно, но понятно.

— Ну, слушай… — неуверенно говорит Гвоздь — Раз такое дело… Может, ты и нас с Валерией познакомишь?

— В смысле? — не догоняет Муха.

— Ну, в таком смысле… Мы же друзья. Друзья, вроде как, должны делиться…

— Бля… — выдыхает дым Муха — Ну вы даете… Я даже не знаю. Она, конечно, баба веселая, но не до такой же степени.

— Не-не, да мы не настаиваем — испуганно замахал руками Гвоздь — Не гони. Ничего такого не думай. Ты просто следующий раз, когда на хату ее пригласишь — нам маякни. Мы, если что, подтянемся. Выпьем, пообщаемся. А там — как карта ляжет… Может, и взаимный интерес появится. Ну, если ты не обламываешься, конечно.

— Да я-то не обламываюсь. А вот как Лера будет себя вести — не знаю.

— Да ладно, что загадывать — говорит Гвоздь — Как будет — так будет. Ты, Муха, в общем, как договоришься следующий раз — сообщи, если не обломно.

— Сообщу-сообщу. Если договорюсь.

— Ага.

Докуриваем и идем по домам. Ужинаю, играю в Diablo и ложусь спать. Ночью снится Лера. Она ужасно похожа на Памелу Андерсон. Интересно, какого цвета у нее волосы?

Проходит неделя, все уже как-то забыли про Леру. Муха ничего не говорит, да и спрашивать как-то неудобно. Когда, мол, мы уже с твоей подругой пойдем, проветримся? И вообще, все это как-то неправильно.

Вечером гоняем в футбол в металлической сетке около школы, высыпали первые дожди. Кеды стали промокать, дешевые мячи с оптовки — стираться в два раза медленнее.

После футбола зашли попить воды к Гвоздю. Выпили две полторашки, раскинули картишки. Сначала в сику, потом в сто одно. Тут Муха и говорит:

— Парни, я тут Лере звякнул вчера.

— И? — спрашиваю.

— Ну, типа, насчет встретиться.

— И как?

— Нормально. Что-то мялась сначала, потом согласилась. Так что, в общем, завтра.

— Что, прям завтра? — не понимает Иван.

— Ну да, прям завтра. А тебе че, к дню рождения надо было подогнать?

— Дебил что ли.

— Ну и не задавай тупых вопросов тогда. Договорился на шесть вечера. Сначала погуляем недолго, выпьем чего-нибудь, а потом уже на хату.

— А нам что делать?

— Что-что делать. С кулаком общаться. Сидите там где-нибудь неподалеку. Я с ней как-нибудь аккуратно разговор про это заведу. Если нормально отреагирует, я выйду, как бы покурить на балкон и вам отмаячу.

— Ага. Ништяк — спокойно сказал Гвоздь — Так и сделаем. Мы тогда во дворе будем тереться, и ждать сигнала.

— Забились.

Доигрываем и расходимся по домам. Стаскиваю потную футболку и грязные кеды, моюсь в душе, думаю о Лере. Она по-прежнему похожа на Памелу Андерсон. Пью чай, смотрю телик и ложусь спать. Все будет завтра. Сердце колотится так, что хоть в школу не иди.

Шесть уроков пробегает как будто за шесть секунд. Все время смотрю в окно, ни о чем не могу думать.

Ближе к четырем встречаемся во дворе. Все подбили нормально лавэ. Я сказал маме, что иду на день рождения к другу. В принципе, почти не соврал.

Берем ноль пять водки, шесть бутылок пива, буханку белого хлеба с майонезом и Колокольчик. На троих самый раз. Будет с чем подождать Муху. Все какие-то серьезные и молчаливые, особенно Иван. Быстро распиваем водяру и кружим по району.

До боли знакомые двенарики и пятнарики удивленно смотрят на нас. Голова начинает расплываться. Встречаем знакомых чуваков, они тоже хотят выпить. Отдаем бутылку пива в обмен на полпачки “Русского Стиля”, с трудом отмазываемся от совместной попойки и заруливаем в соседний с Мухиным подъезд. Времени почти полшестого. Надо подождать еще полчаса. Курим.

— А вы гондоны взяли? — вдруг спрашивает Гвоздь.

Мы с Вано переглядываемся. Все понятно.

— А если ниче не выгорит? Может, там как-нибудь на месте успеем сгонять?

— Вы че, придурки? — ржет Гвоздь — Как НА МЕСТЕ? Она лежит, вся готовая, а ты — ей “секундочку, милая, ща в аптеку сгоняю и скоро буду”.

— Пойдем тогда в аптеку — угрюмо говорит Иван — Только у меня денег вообще не осталось.

— У меня тоже — говорю.

— Насобираем что-нибудь — говорит Гвоздь — Все лучше, чем с пустыми руками.

Насобирали тридцать рублей. Идем в аптеку, как раз за моим домом. Опасливо заходим внутрь. Тетка за прилавком недоверчиво косится в нашу сторону.

— Что брать будем? Эти слишком дорогие — тычет Иван пальцем в разноцветные Contex — Может, Гусарские возьмем? Поддержим отечественного производителя!

— Давай Гусарские — говорит Гвоздь — Сколько они там стоят?

— Тридцать три рубля.

— Блядь! — пересчитывает деньги Гвоздь — У нас тут ровно тридцать. Трех рублей не хватает. Вот же мы дебилы, а! Не могли раньше подумать.

— Да ладно, у Мухи там стопудово лишние останутся. Смотри, они тут меньше чем по три в пачке не продаются. Стрельнем, если что.

— Не катит. А если не останутся? Развернемся и домой пойдем? На прощание ручкой помахав? Давай, короче, самые простые возьмем, вот эти.

Гвоздь показывает на гондоны по два рубля тридцать копеек. Простые, русские, одиночные гондоны в бесцветной пачке с надписью “Презервативы”. Жесть. Чешем репы.

— Они же стремные, пиздец. А вдруг порвутся? — говорит Иван — Тогда что делать?

— А ты, Ваня, аккуратнее — говорит Гвоздь — Сильно свой мотор не разгоняй и не порвутся.

— Что еще делать? — говорю — Выбора у нас нет. Либо эти, либо вообще ничего.

— Добрый день, можно нам пять презервативов по два тридцать? — засовывает Гвоздь свою кудрявую голову в окошко.

Пожилая продавщица в грозящем разъехаться по швам синем халате возмущенно фыркает, смеряет нас презрительным взглядом, но достает с полочки пять гондонов. Гвоздь, ничуть не смущаясь, засовывает их в карман, отдает две десятки, берет сдачу, и мы выходим на улицу.

Время почти семь. Муха уже должен был нагуляться и двигаться в сторону хаты. Пора караулить его на улице. Идем в наш подъезд, распиваем последнее пиво. Курим.

— Что, не ссыкотно? — спрашивает Гвоздь.

— А хули тут ссать-то? — говорю — Ща все заебись будет. Я в Муху верю, он пиздеть — мастер.

— А если делиться не захочет? — говорит Иван.

— Захочет — захочет, куда он денется — сплевывает Гвоздь на пол — Он уже согласился. Назад дороги нет.

— Ага.

Закуриваем еще по одной и молчим.

— Пойдем, может, на лавочке посидим? Там как раз балкон видно — предлагает Иван.

Выходим из подъезда. Темнеет. Солнце уже заходит за тучи. Чуть дует прохладный ветерок, но мне не холодно, хоть и в тонкой кофте. Наваристый ерш из водяры и пива уже бурлит в крови. Вокруг пинают резиновый мяч малыши, в конце двора знакомые чуваки играют в квадраты, толкают коляски молодые мамаши. А мы тут сидим на взводе и ждем Муху. А он, сука, все не выглядывает. И вообще непонятно, они уже пришли в хату или нет. Может, он нас все-таки кинул? Или у нее сегодня не получилось? Вот хуйня.

— Слышь, может они еще гуляют? — с надеждой спрашивает Иван.

— Я ниебу, может и гуляют — говорит Гвоздь — А, может, он там наверху уже шороху наводит. Короче, ждем еще полчаса и уходим. Сегодня вроде за теплицей чью-то днюху отмечают, если что — туда можно макануть.

Я сосредоточенно смотрю вверх, на седьмой этаж. Туда, где балкон, покрытый синим строительным материалом и какими-то досками. Снизу виден кусок старой лыжи, торчащей из-под брезента. Этой лыже, наверное, уже лет двадцать. Вряд ли Муха на ней катался, скорее всего — родаки. Закуриваю и отвлекаюсь на пару секунд от балкона.

Вдруг Ваня вскакивает и тычет пальцем вверх. Сверху высовывается знакомая голова. Муха улыбается во все лицо, делает подгребающие движения руками и выдыхает дым. Значит — можно заходить.

— Ну че, пойдем?! — вскакивает со скамьи Гвоздь — Ай да Муха, ай да сукин сын!

— Ща-ща пойдем. Не торопись. Дай докурю — отвечаю.

В голове нехило шумит, мелкой дрожью подергиваются руки. Резко начинает хотеться срать. Это от сигареты или от волнения?

Заходим в подъезд, вызываем лифт. Всегда нажимаю на кнопку вызова внешней стороной согнутого пальца — на случай, если кто-то туда уже плюнул. Все равно неприятно, но хоть подушечки пальцев чистые. Едем на седьмой этаж. Пиво нежно урчит в животе.

Дверь лифта открывается медленно. Напротив стоит Муха. Улыбка — как у Чеширского Кота.

— Ну че? Где Валерия? — шепчет Гвоздь.

— Все заебок — довольно отвечает Муха — Там сидит. Гостей ждет. Мы пока гуляли, выпили пузырь вина на двоих и пивом шлифанули. Она вообще уже хорошая. Я такой говорю “Не хочешь с моими друзьями познакомиться?” А она, такая “Да с удовольствием, давай зови их сюда, пусть только выпить принесут”. Вы же не с пустыми руками?

Молча переглядываемся. Почему-то чувствую себя виноватым.

— Мы уже все что было — употребили, короче — говорит Иван — Так что получается — с пустыми. И что теперь — домой идти? Лаве по нулям у всех.

— Блядь, ну вы и тупые. Ладно, заходите — сдается Муха — Я там еще батину заначку нашел — можно будет аккуратно полпузыря выпить, и потом воды долить. Я так уже делал.

Гуськом проталкиваемся в квартиру. Краем глаза отмечаю странные цифры на счетчике электричества — ПЖ 577. Думаю, к чему это?

Хата — двухкомнатая, тесная. В коридоре навалены зимние куртки, картонные коробки, старые детские игрушки и еще куча всякого хлама. Муха сигналит, что можно не разуваться. Отлично, ненавижу ходить в носках по грязному полу. Заходим в зал.

Валерия сидит на диване, закинув ногу на ногу, и пьет вино из пластикового стаканчика. Улыбается нам. Выглядит очень даже ничего, учитывая, что ей двадцать два. Она рыжая и вообще не очень похожа на Памелу Андерсон, скорее — на Калинину Арину из параллельного класса. Те же тертые джинсы и вишневая кофточка в облипку.

— Привет, мальчики… — улыбается она, отхлебывая красного пойла — Меня зовут Валерия — и подает нам ручку, как английская королева.

— Костя, Ваня, Женя… — стеснительно мычим в ответ. — Ээээ…

— Ну, давайте, присаживайтесь… — облизывает она комки красной помады на губах.

Краем глаза я замечаю какого-то старого плюшевого медведя, разодранного на части. Огромного, одноглазого. Подгребаю медведя под себя, сажусь и наливаю вина. Приятно продирает горло. Солнце уже зашло за горизонт, в квартире нет электричества, и все тона становятся сумрачно-серыми.

Все, кроме рыжей шевелюры Валерии. Гвоздь начинает пускать в ход свое дешевое обаяние. Рассказывает проверенные истории. Лера хохочет, как сумасшедшая, игриво толкает его в плечо. Муха сидит рядом, слегка приобнимая за талию и без устали наполняет ее стакан. Мы расположились напротив и буравим ее взглядами. Замечаю сколотый кусочек зуба. Чем больше мы пьем, тем красивее становится Лера. Иногда она вставляет свои замечания, но в основном говорят Гвоздь и Муха. Стараются ни на секунду не замолкнуть.

— А может, в картишки? — предлагает Иван — А?… На раздевание?

— Ну я не знаю, мальчики… — смеется она, накручивая локон рыжей шевелюры — У вас явно больше одежды, чем у меня… Так нечестно будет…

— А мы по две сразу снимать будем — предлагает Гвоздь — Так стопудняк честно получится!

— Ну, я не знаю… — мнется она.

Муха вскакивает и по-бырому приносит карты. Начинаем играть в дурака. Лера больше ни во что не умеет. Через пару конов она вынуждена снять кофточку и остаться просто в белой обтягивающей майке. Переглядываемся. Гвоздь активно мигает и делает страшные глаза.

— Мож, куранем сходим? — предлагаю пацанам.

— Пойдем-пойдем — торопится Вано — Русь, тут на балконе можно курить?

— Ага, пойдемте, сходим — с неохотой убирает руку с Лериной талии Муха — Костян, ты пойдешь?

— Вы идите, а я сейчас догоню. Последнюю партию сыграем.

Идем на балкон, коридор завален стройматериалами. Больно спотыкаюсь о какую-то шифонерину, матерюсь. Еле слышно, как Гвоздь закрывает стеклянные створки двери в зале.

Началось… — думаю.

Курим. Хорошо, что не надо снимать обувь — балкон очень грязный. Огромные склянки и засохшие пятилитровые бутылки укрыты кусками серой ткани. Изгибаясь, встаю рядом с лыжами.

— Твои лыжи, Русь? — спрашиваю.

— Неа, родаков. Старые, советские еще.

— Понятно. Так и думал.

Молчим. Курим. Дует прохладный ветер. Из окна видно двор, старый колодец, крышку канализационного люка, стройные ряды гаражей. За гаражами проложены трубы, обмотанные колючей стекловатой. Говорят, что если прикоснуться к стекловате, а потом к лицу, то в глаза могут попасть микроскопические кусочки стекла и все. Постепенно ослепнешь. Не очень верится в такие байки, но стекловата все-таки неприятная штуковина.

Еще дальше — болото, дамбы и мутный Иртыш. Но Иртыша не видно, я просто знаю, что он там.

Снизу доносится лай собак. Они обступили маленького мальчика и рычат. Он плачет.

Я громко свищу, прижав нижнюю губу к зубам.

— А ну пошли вон! — ору и плюю вниз. Не слышат, еще бы седьмой этаж. Подбегает какая-то храбрая мамаша, разгоняет собак. Пацаны ржут.

— Нормально ты их напугал. Герой — говорит Иван.

— Еще бы — отвечаю.

— Что, как думаешь, долго они там будут? — спрашиваю у Мухи.

— Не знаю… — неопределенно кивает он — Минут двадцать, наверное. А что там дольше делать? Я прошлый раз за пять минут управился. Основное время — чтобы уговорить. Само дело быстро делается.

— Понятно…

Затихаем. Прислушиваемся. Изредка доносятся всхлипы женского смеха и приглушенный бас Гвоздя.

— Вань, сгоняй на кухню, налей-ка там водяры, она в нижнем шкафу — говорит Муха.

— Не хочу, сам сгоняй. Твоя же хата.

— Ну че ты, как овца — то?

— Я сказал тебе — не хочу. Значит — не хочу. Хули ты меня, как телку, уговариваешь?

— Давай я схожу — говорю.

— Давай, там короче в нижнем ящике кухни, справа от умывальника стоит. Литровая бутылка. Пять озер или как-то так. Она откручена уже, налей нам по ватерлинии — протягивает Муха стаканчик. — Вань, ты будешь?

— Куда я денусь? — протягивает Ваня свой стаканчик.

Выхожу на кухню, напрягаю уши. Тишина. Вообще ничего не слышно. Стараясь не шуметь, роюсь в ящике. Так, вот она. Тяжелая. Аккуратно наполняю три стаканчика, ровно по ватерлинии. Раз вино уже кончилось — то и водка ништяк. Тем более, с нее начинали. Круговорот водки в природе. В холодильнике нахожу остатки апельсинового сока, развожу с водой, получается неплохой запивон. Возвращаюсь на балкон.

— Вот ваша водка — раздаю стаканчики, как Дед Мороз подарки.

— Спасибо дружище — говорит Муха. Иван сопит и улыбается. Достаем еще по сигарете.

— Блядь, скоро они там или нет! У меня уже дымится — говорит Иван.

— А с хуя ли ты решил, что ты следующий? — говорю.

— А кто следующий?

— Давайте я — предлагает Муха.

— Нет, ты уже был. Надо кому-то из нас успеть — возражает Иван.

— Давайте, короче, на ван-ту-фри, чтобы честно было? — предлагаю.

— Давайте, только до трех побед.

— Это как? Нас же трое.

— Ну, кто три раза выграет — первый. Оставшиеся — между собой до трех побед играют.

Скидываемся на ван-ту-фри. Я все время показываю ножницы или колодец. Почему-то не люблю бумагу, она какая-то ненадежная. Пацаны, видимо, разгадывают это, подстраиваются и попеременно кидают то бумагу, то колодец. В упорной борьбе выигрывает Муха. За ним — Иван. Я иду последний.

— Блядь! — нервничаю — И сколько мне тут вас ждать?! Вы, может, там по часу будете вола ебать, у меня тут сигарет не хватит ждать. Шесть штук уже осталось.

— Не ссы, мы постараемся быстро — ржут они. — Ты тут пока в туалет сходи. Настройся, подрочи — ржут еще больше.

Вот уебки. Ненавижу, когда так получается. Идти последним всегда херово. Тем более в такой-то ситуации.

В коридоре возникает какое-то движение. Разворачиваем головы — из-за угла появляется Гвоздь, по пояс голый. Худющий, взъерошенный, довольный. Лыбится, засунул одну руку в штаны.

— Ну че?

— Че-че… Заеби-и-ись… Валерия — божественна, парни. Базарю. Кто там следующий? Я пошел мудя сполосну.

Гвоздь скрывается в ванной, шумит вода. Муха ушел в комнату. Наливаем себе еще по стопке, и одну — Гвоздю. Он выходит из ванной, тщательно протирая яйца синим махровым полотенцем. Все мудя у него покрыты густым ворохом черных волос. У меня, наверное, раза в два меньше и не такие черные. Хлопаем водки. Выходим на балкон, курим.

— Да, парни, это что-то… — заводит Гвоздь — Она реально горячая, Муха ни разу не пиздел. Как он вообще ее в лагере подцепил? Вожатая, блядь… Детишек уму-разуму учит. Такое мне выдавала.

Гвоздь в красках расписывает что там и как. Стараюсь не слушать, голова уже неслабо кружится от водки. Подташнивает, хлеб с майонезом уже просятся наружу. Надо было у родаков больше денег попросить или из дома колбасы прихватить. День рождения друга…

Муха забегает на пять секунд на кухню, наливает две стопки водки, показывает большой палец и убегает в комнату. Время тянется медленно. Голова кружится все сильнее, глаза уже слезятся от сигаретного дыма.

— Слышь, может, подготовимся? — толкает меня в бок Иван.

— В смысле? — не понимаю я.

— Ну, в смысле, разогреемся. Чтоб сходу стоял короче.

— Че, прям здесь что ли?

— А где еще?

— Иди в туалет и разогрейся.

— Да как-то одному неохота.

— Ну вы и дебилы… — ржет Гвоздь — Идите, вон, в комнату разогрейтесь, при мне тут не надо хуями размахивать.

Иван уходит в комнату, я секунду думаю и иду за ним. За стенкой слышно ритмичное поскрипывание дивана. Муха работает как паровоз. Мы садимся по разным углам комнаты, достаем и начинаем работать руками. Друг на друга не смотрим.

Я закрываю глаза и пытаюсь представить Леру. Вместо нее в кадр упорно лезет то Памела Андерсон, то Вика из десятого. Иван громко пыхтит. Мешает, сука. Я настраиваюсь на Памелу, стараясь не слышать Ваню и то, что происходит в соседней комнате.

Памела-проказница делает всякое, от чего у меня стоит как каменный. Я увлекаюсь и не выдерживаю. Малофья брызгает на пол белой слюной. Блядь! Муха убьет за такое. Стараясь не мешать Ване, левой рукой нахожу какого-то пыльного зайчика из советской коллекции игрушек и размазываю густые пятна по линолеуму. Пятна отчего-то не торопятся исчезать. Я отчаянно растираю их, Ваня не обращает внимание. Наяривает себе, как на гармошке.

Еле успеваю избавиться от пятен, как в комнату заходит Муха.

— Ну че, я закончил. Давайте следующий быстрее. Она там уже нервничать начинает. Говорит, что домой хочет. Надо быстрее, пока она не снялась.

Иван с трудом заталкивает свое оружие в штаны и уходит, неловко передвигая ногами, как утка. Меня сильно тошнит. Все трусы мокрые. Стараюсь спрятать советского зайчика среди другого барахла. Он прилично испачкался. Слава богу, Муха ничего не замечает. Идем на балкон. По дороге захожу в ванную, ссу и тщательно подмываюсь. Скоро моя очередь.

Выкуриваем по две сигареты. Осталось еще две. Пока нас не было, Гвоздь насинячился в одну каску и уснул прямо на кухонном столе, обняв голову руками. Литровая бутылка “Пять озер” победоносно возвышается около раковины. Осталось меньше половины. Просто развести водой уже будет палево.

В голове у меня туман. Шатаюсь. Муха выглядит уставшим. Я сажусь на табуретку рядом с Гвоздем, опираюсь на стенку и закрываю глаза. Начинаются вертолеты. Тошнит жестко. Бегу в ванную, становлюсь на колени, засовываю два пальца глубоко в горло и долго блюю. Голова трещит, глотка болит, в ванной начинает нешуточно вонять. Засовываю голову под ледяную воду. Вроде получше. В дверь начинает ломиться Иван.

— Открывай давай! — шипит он — Пропустишь свою очередь, ща Гвоздь очухается и еще раз пойдет.

Открываю дверь, забегает Ваня, правой рукой зажимая спадающий гондон. Торопливо стягивает его, включает кран и набирает полную резинку воды. Гондон становится похож на небольшую водяную ракету.

— Т-ты это нахуя делаешь? — еле ворочу языком.

— Как, нахуя? — удивляется он — Чтобы проверить. А вдруг он порвался или дырявый был? Вот, видишь — завязывает он ракету узелком и сжимает — Вода не вытекает — значит все заебись. Вся сперма осталась внутри.

— Вижу, вижу… Ты че так быстро? Я думал, ты дольше будешь…

— А чего там тянуть? Сунул-вынул, поработал тазом — вот и все дела. Проще, чем на физре. Ты вообще собираешься идти? А то я могу еще раз сходить.

— Собираюсь — собираюсь…

Вываливаюсь из ванной, с трудом сохраняя равновесие. Боковым зрением вижу Гвоздя с Мухой. Они нашли какую-то хавку, разогревают воду в кастрюле. Пельмени, наверное. Жрать хочется.

Иду в дальнюю комнату как во сне. Коридор то сужается, то расширяется. Меня шатает, стены стараются ударить в плечо. Уворачиваюсь от одной, но другая больно атакует справа. Шершавые доски на полу норовят укусить за ногу.

Захожу в комнату, чуть не разбив стеклянные створки. Нещадно кружится голова. За окном уже потемнело, и Муха включил в комнате свет. Вместо люстры с потолка раскачивается обычная лампочка, наполняя комнату ярким желтым светом, бьющим прямо в глаза. Лера лежит на полу в одних трусах и стеснительно прикрывается лифчиком. Трусы у нее белые, простые, но загорелые ноги выглядят лучше всего, что я когда-либо видел. Загар, видно, с лета еще не сошел. Я вот уже белый как поганка.

— Привет — улыбается она — Ну ты уже что-то совсем хороший.

— Да, от водки этой дало — стараюсь говорить бодрее. — Может, паленая была. Но это так, временный эффект, вообще водка — классная.

— Да ну. Ничего классного. Хорошо, что я много водки не пила. Жалко, вино кончилось. От вина ведь совсем другой эффект…

— А чем другой? — стараюсь незаметно лечь рядом. Получается не очень. — Как-то сильно отличается что-ли?

— Конечно, ты что. Очень сильно отличается. Вино — оно веселья что ли больше дает… — закатывает она глаза — А водка — очень сильный напиток, от него крышу напрочь сносит.

— А мне нравится, когда крышу напрочь сносит! — осторожно приобнимаю я Леру за плечо.

— Ага… — улыбается она.

Молчим секунд пять, я достаю сигарету.

— Будешь курить? — спрашиваю.

— Давай — с радостью соглашается она. — Курить мне нравится. Есть какой-то кайф от всего этого процесса. Достаешь сигарету, прикуриваешь, пускаешь дым… Смотри, я колечки умею делать.

— Да ну — затянулся я.

— Да! Вот. Смотри внимательно.

Лера серьезно сжимает накрашенные губы в форме ануса и начинает выпускать колечки. Не очень профессионально, но для телки — потянет. Овальной формы дым расплывается по комнате.

— Хочешь, я тебе реальные колечки покажу?

— Давай.

— Учись — я мощно затягиваюсь и начинаю выпускать профи-колечки. Сначала маленькие, но четкие. Затем — все больше и красивее. Мои колечки расплываются в окружности. Комната вся наполняется дымом.

— Научить? — спрашиваю.

— Ага.

— Закрывай глаза.

— Зачем?

— Закрой, потом узнаешь.

Лера закрывает глаза, я откладываю сигарету в пепельницу, мгновенно обхватываю ее загорелое тело и начинаю облизывать губы. Помада уже почти расплылась, и я стараюсь не думать, что тут недавно были губы всех моих друзей. Наваливаюсь всей тяжестью и пытаюсь расстегнуть лифчик. Получается неважно. Упорствую. Не отстраняется. Под натиском лифчик все-таки сдается и падает на пол. Мацаю груди — небольшие, но упругие. Сильные ноги, крутые бедра, сейчас — сейчас…

Класс.

Сосемся минут пять, я уже всю ее искусал. Пора — думаю.

Прибор мой уже начинает вставать, но как-то робко, неуверенно. Правой рукой из заднего кармана достаю гондон, отлепляюсь от Леры. Пытаюсь надеть, но мой дружок его как будто боится. Сразу падает. Я пыхчу, обвиваю Леру еще два раза, но все безуспешно. Я подбадриваю его свободной рукой, пытаюсь представить Памелу. Бесполезно. Как только я отрываюсь от Леры, мой хуй становится вялый как желе. Что за напасть? Почему именно сейчас, Господи? Я сажусь и закуриваю. На Леру стараюсь не смотреть.

— Извини. Что-то не получается… — говорю куда-то в сторону — Наверное, от алкоголя. Так-то я нормальный, ты не подумай, у меня уже было.

— Да не волнуйся — хрипло отвечает она и тоже закуривает — Всякое бывает. Ты, главное, в голову не бери. Можем просто поговорить.

— Давай. Просто поговорим. А ты чем вообще занимаешься?

— В смысле?

— Ну, в каком универе учишься? На кого? Работаешь где-нибудь?

— Конечно. Уже почти отучилась на товароведа в аграрном. Сейчас диплом пишу и на заводе подрабатываю.

— Ммм… Кем?

— Товароведом.

— А, понятно. И как? Интересно?

— Ну так, в принципе интересно. Сейчас, правда, немного платят, а когда на полную ставку выйду — там уже нормально должно быть. А ты на кого хочешь учиться?

— Да не знаю еще. На экономиста, наверное. А, может, и на инженера. Как вступительные сдать получится.

— Понятно.

Молчим секунд тридцать. Одеваемся и курим. Друг на друга не смотрим, как будто из театра вышли только что.

— Пойдем, на кухню, наверное — предлагаю — Там пацаны заждались уже. Выпьем еще по одной.

— Ага, ты давай, иди, а я сейчас в ванную забегу — тушит она сигарету.

В комнате уже топор можно вешать. Голова все еще кружится, но уже не так сильно. Я открываю окно, врывается ветер. Отлично, как раз нужно проветриться. Жадно вдыхаю холодный воздух. Лера удаляется в сторону ванной, а я иду на кухню.

Пацаны бухают и бухают жестко. От литровой бутылки осталось максимум грамм сто пятьдесят. Пахнет съеденными пельменями. Трэш и угар.

— Ага — орет проснувшийся Гвоздь — Чемпион вернулся?

— Вернулся — вернулся… — неохотно отвечаю.

— А че так долго-то? Не одну палку поставил, что ли?

— Так получилось. Вы мне пельменей хоть оставили?

— Неа — смачно рыгает Муха — Там на троих-то мало было. Ты бы дольше еще был — мы бы и водки не оставили.

— Ну и пидарасы же вы. Друзья называется.

— Да ладно — говорит Иван — Что, где там Лерок? Устала, поди?

— Подмываться пошла.

— Ггг-ыыы — ржет Гвоздь — ей это сейчас точно не помешает.

Я беру бутылку водки и отхлебываю из горла. Плююсь, горько. В горле как будто черти пожар развели.

— Ты че, охуел! — вскакивает Муха — Мы тут по двадцать грамм цедим, а ты из горла глотаешь!

— Да ладно, не пизди. Новую купишь.

— Ты денег дашь?

— У папика попросишь.

— Вот сам и попросишь.

Вся кухня пропахла смрадом из пельменей, водки, сигарет и перегара. Везде грязно, от балкона холодно дует.

— Я, короче, домой пошел — говорю.

— Нахуя? — с удивлением спрашивает Гвоздь.

— Просто так, хуево что-то. Домой захотелось.

Разворачиваюсь и ухожу в прихожую. Шнурую кеды, пацаны молчат.

— Не дала что ли? — слышу едкий голос — Да не ссы ты так, в другой раз все получится.

— Да пошел ты нахуй! — ору, громко захлопываю дверь и бреду к лифту.

Сигареты кончились, а курить хочется жуть. Глоток водки перетекает из горла куда-то вниз, к самому нутру. Снова дает в голову. Выхожу из подъезда, на улице уже темно. Никто не играет в квадраты, песочница пустует, даже собак не видно. Сдохли все, что ли? Не торопясь, иду к своему подъезду. На пути возникает Котя. Этого еще не хватало.

— Здорово, Снежок? Откуда такой красивый? — как обычно ухмыляется он своим гнилым ртом.

— Да бухали с пацанами, на Мухиной хате второй.

— А меня что, сложно было позвать?

— Я хуй знает, сам туда поздно подошел, а тебя же просто так не найти. Неожиданно как-то все получилось, в общем.

— А сейчас куда путь держишь?

— Домой. Устал что-то.

— Какой тебе домой? От тебя же разит, как от помойки. Ты только на порог явись — родители сразу пиздюлину пропишут.

— Да мне похуй уже.

— Ладно, не выебывайся. Пойдем лучше обратно прогуляемся — к пацанам наведаемся. У них там еще что-нибудь осталось?

— Да вроде еще осталось водяры по децлу. Но я туда уже не пойду, что-то хуево совсем. Домой надо идти. Ты если хочешь — зайди к ним. Уверен, они обрадуются.

— Ну, давай, Снежок, как знаешь. Смотри аккуратнее там дома — сильно сжал он мою руку — А я пойду, к этим хлюпикам наведаюсь. Все равно делать нехуй.

— Давай, Кот. Пацанам привет передавай.

Сейчас он к ним наведается — думаю злобно. Весь кайф обломает. Все правильно — меньше выебываться будут. Тоже мне, деловые. Становится еще холоднее, бегу к подъезду. Взмываю вверх по лестнице на второй этаж. Начинает тошнить. Нахожу в кармане ключ и пытаюсь незаметно открыть дверь. Шумлю так, что слон открыл бы незаметнее. На пороге возникает мама. Настороженная такая, видно сразу все чувствует. Я отвожу глаза и пытаюсь шустрее проскользнуть в комнату.

— Привет, как день рождения прошло? — спрашивает она.

— Нормально — стараюсь не дышать в мамину сторону.

— Вы что, пили там?

— Да нет.

— А ну-ка дыхни — требует мама.

— Ма, ну что ты — говорю в сторону — Ну пили немного, по бутылке пива буквально.

— По какой еще бутылке пива? Тебе сколько лет? Взрослый уже стал что ли! — мама разъяряется и дает мне приличную затрещину.

— Ай! — стараюсь уклониться от маминых атак — Да ты что, с ума сошла! Зачем руки распускаешь?!

— Я тебе покажу, как я с ума сошла! Я тебе покажу, кто руки распускает — атакует мама с новой силой — С утра до ночи с отцом пашем, чтобы вас обеспечивать, а он по бутылочке пива. А разит — как от свиньи подзаборной! Хорошо, папы еще дома нет, а то он бы тебе задал хорошую порку. Что я, дура по-твоему что ли? Да там как минимум — ящик. И не пива. Вот же хамло — так хамло… По бутылочке пива… Да как тебе вообще совести хватило так домой явиться!

— Ма, ну все хватит — скулю я — Ну выпили, бывает. Я в туалет хочу.

Уворачиваюсь от маминых затрещин, бегу в туалет, закрываюсь, становлюсь на корточки и начинаю тошнить. Льется какая-то кислая красная жижа. Еды уже нет, только отрава всякая. Вино, наверное. Так плохо, что сейчас внутренности уже польются.

— Тебе там плохо, что ли? — стучится в дверь мама.

— Нормально все — глухо отвечаю — Отравился чем-то.

— Знаю я, чем ты отравился. Подожди, сейчас угля принесу.

Мама приносит шесть таблеток черного угля. Он приятно пузырится на языке и всасывается в мой истощенный желудок. Вбирает в себя всю гниль. Запиваю водой.

— Пей больше воды, надо очистить организм — говорит она.

Пью большими глотками. Чистая, свежая вода. Чувствую, как желудок наполняется водой. Ужасно болит голова. Одной рукой держусь за стенку, другой — за унитаз.

— Зачем же ты так… — грустно говорит мама и гладит меня по голове.

Молчу, просто пью воду, проглатываю все шесть таблеток, умываюсь под краном и иду в комнату. Хочется спать. Закрываю дверь.

— Мам, он что, опять напился? — слышу голос брата из-за двери. Вот же поганец мелкий!

Засыпаю… Комната расплывается в сером тумане…


ГЛАВА 8


Я вернулся из школы, пообедал и сел делать уроки. В этот раз была геометрия. Я безуспешно пытался найти площадь какой-то кривулины, зажатой между трапецией и треугольником. Обычно задавали от шести до девяти номеров из учебника и парочку со звездочкой. Для тех, кто соображает лучше других. В моем классе таких умников не было, так что номера со звездочкой никто не делал, все списывали из решебника. С двумя звездочками — тем более.

Геометрия мне нравилась, а я ей — нет. Ничего не получалось, я не понимал, куда подставлять все эти формулы. Фигуры в тетрадке все время выходили какие-то неровные, и приходилось перерисовывать их снова и снова. Наверное, у меня просто кривые руки.

Я старался, в конце девятого класса намечался экзамен по геометрии, по итогам которого распределяли классы по профилям. Я хотел попасть в класс получше. Химический или математический. А оттуда и до университета недалеко. Во всяком случае, так твердили родители. Не то чтобы я им особо верил, но все-таки.

Многие пацаны уже перестали ходить в школу. Собирались в училище после девятого. Рядом с нашим микрорайоном, прямо через дорогу, было два училища: мясомолочное и автодорожное. Несколько знакомых парней уже учились там и говорили, что нормально. Мне в училище не хотелось. Слишком близко от дома, непонятно что потом делать, да и само слово “университет” звучит куда круче. Там, наверное, сложно, но коров доить и чинить машины я не собирался.

Площадь фигуры все не искалась. Я посмотрел в окно и нарисовал трапецию еще раз. Рассек треугольником, попытался применить теорему синусов. Что-то схитрил походу, и получилось два корня из трех. Заглянул в ответы, там четыре корня из трех. Я очевидно на верном пути.

В комнату зашел брат.

— Что делаешь? — спросил он.

— Уроки — ответил я.

— Какие уроки? — еще раз спросил он.

— Геометрию решаю — не поворачивая головы, ответил я.

— Нафига?

— Надо. Экзамен скоро, сдать хочу.

— А в решебнике нету этого номера?

— Нету.

— Сложная геометрия?

— Очень сложная. Тебе точно не под силу.

— А тебе?

— Не знаю, сейчас посмотрим.

Брат еще покрутился пару минут по комнате и вышел в коридор.

— Ты хотел чего-то? — спросил я.

— Да нет, просто так зашел — ответил он.

— А у вас там, что в школе сегодня было? — спросил я.

— Природоведение. Животных изучаем. И почву всякую.

— И какие животные тебе нравится?

— Никакие.

— А собаки?

— Собаки нравятся. Только мы их не проходим.

— А что проходите?

— В основном хорьков всяких и бурундуков. Вот, недавно еще про лося было.

— И что там про лося?

— Ну, типа, он очень большой и соль любит.

— Что любит?

— Соль. Ему охотники соль на пеньках оставляют, а он потом приходит и слизывает ее языком.

— Понятно. Принесешь бутерброд?

— Нет.

— Ну, принеси, тебе впадлу что-ли?

— Не впадлу. Просто не хочу быть у тебя на побегушках. Если хочешь бутерброд — встань и сам принеси.

— Че ты как лось-то?

— Сам ты лось — сказал брат и вышел из комнаты, закрыв дверь.

Я еще раз посмотрел в окно. Все стояло на месте. Песочница, трансформаторная будка, облезший забор школы. На улице было холодно, а дома скучно. Зазвонил телефон. Я взял трубку.

— Але, а Женю можно? — услышал я бас Гвоздя.

— Всех можно. Здорово, это я — ответил я.

— Что делаешь?

— Да ничего интересного. Геометрию пытаюсь сделать.

— Понятно. Гулять пойдешь?

— Не знаю. Наверное. Дома скучно сидеть. А ты пойдешь?

— Ага. Выходи во двор. Тут одна тема намечается.

— Что за тема?

— Не по телефону. Выходи во двор, там все расскажу.

— Давай, я тогда у компов буду минут через пять.

— Давай.

Я обрадовался, хоть какое-то движение. Учебник с нерешенной геометрией можно закрывать. Тем более, два корня из трех — это почти четыре корня из трех. Корень откуда-то вылез, уже хорошо. Значит, можно идти. Остальные номера спишу на длинной перемене у Кузина. Этот придурок всегда все делает. Я мухой забежал на кухню, сварганил бутерброд и начал одевать куртку.

— Ты куда? — вышел из своей комнаты брат.

— Гулять.

— А с тобой можно?

— Нет, нельзя.

— А куда гулять пойдете? Опять на стройку?

— Не знаю, че привязался?

— Да ниче. Просто интересно.

— А у тебя что, уроков нет сегодня?

— Есть.

— Вот сиди и делай. Скоро мама придет, давай, не оплошай. А то опять люлей получишь.

— Сам ты получишь.

— Все, ладно, я побежал. Дверь закрой на ключ.

Я хлопнул дверью и выбежал из подъезда, на ходу дожевывая бутерброд. Сразу подул холодный ветер, деревья раскачивали свои облезлые ветки, в песочнице было пусто. Я запахнул куртку и припустил бегом к компьютерному клубу. По тропинке и за угол школьного забора. Через две минуты я уже стоял на крылечке и подкуривал сигарету.

— Здорово! — протянул руку Вася из шестнадцатого дома.

— Здорово.

— Сигаретой угостишь?

— Бери, я не жадный — протянул я ему пачку Бонда.

Он помял сигарету в пальцах, неторопливо подкурил пластмассовой зажигалкой, выпустил дым и спросил.

— Пойдешь сегодня?

— Куда?

— В смысле, куда? Ты че, не в курсе?

— Не в курсе. А что такое?

— Сегодня за район идем биться — затянулся он — Многие собираются.

— А… — сказал я — А куда идти надо?

— В Солнечный. Они залупу кинули, типа в нашем районе одни лохи живут. Или что-то такое. В общем, старшие бучу подняли, теперь всех собирают за район. Большой махач, человек сорок идет.

— Понятно — сказал я — А ты ходил уже за район?

— Ага, пару раз.

— И что, как там?

— В смысле, как там?

— Жесткий махач? Ножи там какие-нибудь и палки берут? Или просто кулаками?

— Гонишь что ли, какие ножи? С ножом за решетку разом можно сесть. Обычный махач на кулаках. А ты че, приссал что ли?

— Нихуя не приссал. А когда идти надо будет?

— В семь сбор у стадиона. Там старшие скажут че-кого и выдвинемся.

— Понятно. Ладно, приду тогда.

— Давай, приходи, а то потом залошат на районе. Взрослый уже, пора на стрелки ходить.

— Ага, приду.

Вася кинул бычок за крыльцо и зашел внутрь. Я еще постоял, порассматривал Костянов подъезд, подумал насчет стрелки, докурил свою сигарету и тоже зашел.

Громко доносилась пальба из винтовок М-16 и калашей. Визжала малышня и матерились старшие.

Очередная сессия контр-страйка в действии.

Я встал за спиной одного чела, посмотрел за его игрой. Весьма неплохо, только из калаша неправильно стреляет. При атаке вблизи нужно чутка вниз заводить, а издалека — одиночными шмалять, тогда увеличиваются шансы в голову попасть.

Мы с парнями уже целый год играли в страйк, и на соревнованиях у нас была своя команда. Называлась “TEAMFORCE”. Очень по-военному. Больших успехов мы не добивались, но в целом играли неплохо, в отдельных зонах так просто ништяк. Среди других команд мы были крепкими середнячками.

— Ты вниз заводи слегка — сказал я пацану.

— Че? — не поворачивая головы от экрана, спросил он.

— Вниз, говорю, калаш заводи. Так точнее будет.

— Ага, сейчас попробую.

Меня сзади кто-то потрепал по плечу. Я обернулся, это был Гвоздь.

— Здорово! — сказал он — Пошли покурим?

— Здорово. Да я только что курил.

— Пойдем, тогда, просто постоишь.

— Пойдем.

Мы вышли на улицу. Гвоздь достал пачку “Союз-Апполон”, вытряхнул сигарету и начал подкуривать..

— Что, с деньгами совсем плохо? — усмехнулся я — Тебя, может, нормальной сигаретой угостить?

— Ага — согласился он — Что-то в последнее время родаки баблом не балуют, вот на дерьмо это перешел — потрепал он пачку. — Давай, что там у тебя есть.

Я протянул ему свой Бонд, достал еще одну для себя и мы закурили. Дул ветер, серые дома начали сливаться в одну грязную лужу, Гвоздь харкнул куда-то за крылечко.

— Что, слышал уже, что сегодня будет? — спросил он.

— Ага, мне Вася из шестнадцатого рассказал. За район идти, типа того.

— И что думаешь?

— А что тут думать? Страхово, конечно.

— Ага — кивнул Гвоздь.

— Но не идти еще хуже, сам понимаешь. Лучше разок по лицу схватить, чем ссыклом прослыть.

— Понятное дело. Надо идти — сказал Гвоздь — Я уже Ивану и Мухе позвонил, пока дома был. Они тоже скоро подтянутся.

— Ну и хорошо — обрадовался я. — Получать пиздюлей — так всем вместе.

— Ну — заржал Гвоздь — Очень по-товарищески.

Мы докурили и зашли обратно в клуб. Время было около пяти, а сбор — в семь. Пара часиков осталось. Вскоре подошли Иван с Мухой, и мы решили прогуляться вокруг школы, настроиться на стрелку.

Понемногу темнело, ветер подул еще сильнее. Начали мерзнуть уши, и легкая куртка больше не грела.

Мы пошли вокруг школы по обычному маршруту. Клуб — теплица — крыльцо — баскетбольные кольца — футбольная сетка. Все как будто вымерло, никто не катался на скейте, никто не кидал мяч, никто не курил за теплицей.

На промерзшей земле сиротливо валялись пустые бутылки, окурки, пачки от сигарет и пожухлая листва. Заросли зеленых кустов лениво окрашивались в желто-красные тона.

— Что-то пусто вокруг — сказал Иван — К стрелке все готовятся что ли?

— Ага — заржал Гвоздь — Дрова заготавливают, биты, ножи, пистолеты.

Муха молчал и смотрел куда-то под ноги.

— А ты что молчишь? — спросил я — Очко играет?

— Трепещит просто — ответил он — Не знаю как вы, а я туда просто так идти не хочу.

— А как ты хочешь? Не просто так?

— Я с собой что-нибудь возьму.

— Водяной пистолет? — усмехнулся я — Я у Васька спрашивал, там просто на кулаках будет. С собой типа ничего нельзя приносить.

— Это в правилах написано? — усмехнулся Муха — А я вот слышал, что на прошлом сборе одного паренька нехерово порезали. Но это, наверное, случайность. Ведь если Васек сказал, что просто на кулаках — значит просто на кулаках.

Мы замолчали и пошли дальше. Мимо на велосипеде проехал малой из восемнадцатого дома.

— Что, на стрелку собираетесь? — на ходу заорал он — Прокатят вам пизды там хорошенько, хахаха! — заржал он и закрутил педали в два раза быстрее.

Иван схватил небольшой земляной камень и кинул ему в спину. Промахнулся пару сантиметров мимо уха.

— Дебил, бля, косой! — весело заорал малой и скрылся за углом.

— Скотина мелкая — беззлобно сказал Иван — А ведь прав же. Прокатят нам пизды за милую душу. Надо с собой что-нибудь взять. Русь, у твоего батька вроде бы бита была?

— Неа. Я уже насчет биты подумал. Он ее все время с собой в машине возит, а сейчас машина в гараже. Так что без вариантов. Надо что-то другое придумать.

— Что-то неширокий у нас выбор оружия получился — сказал я. — Палка да камень. Как у пещерных людей. Да сейчас и палки нормальной-то не найти, трухлявые все.

— Ага — поддержал меня Гвоздь — Давайте, короче, по камню возьмем на всякий случай.

Мы забрели за кусты, рассаженные вдоль окон школы. Разошлись на все четыре стороны искать хорошие камни да палки. Земля была сухая, под напором ветра дрожали острые ветки кустарника, норовя залезть в лицо и выколоть глаза.

Я бродил между деревьев и школьной стены. Наклонялся, что бы подобрать камень. Ничего не годилось. Или слишком маленькие или здоровые булыжники. Палки совсем ни к черту, разбивались от одного удара о стену. Все, что мне нужно — хороший, удобный камень. Чтобы входил в руку, как литой. Чтобы было удобно бросать. Чтобы точно летел в цель. Верное оружие, короче говоря.

Ничего не искалось. Как ослепшие котята, мы тыкались в разных направлениях, чуть ли не ползали на корячках, а хорошего камня все не было.

Наконец, откуда-то справа донесся Мухин вопль. ”Нашел! Нашел!” — кричал он.

— Что орешь, как резаный? — подошел Гвоздь — Клад, что ли нашел?

— Вот, смотри, какой охуенный! — протянул Муха камень.

Камень, действительно, был что надо. Увесистый, гладкий, округлый, в руке лежит как родной. Хороший камень. Как будто нездешний.

— Ты где его откопал?

— Да вот он, прямо тут лежал. Смотри, тут еще парочка похожих валяется.

Мы взяли по оружию, положили в карманы и пошли на стадион.

В нашем районе две площадки для игры в футбол: асфальтовая огороженная сетка при школе для минифутбола и большой, настоящий стадион.

Тренировки и домашние игры нашей юношеской футбольной команды проходили на этом стадионе. Мы приносили сетки и мячи, натягивали их на огромные ворота и начинали тренироваться. Бегать, прыгать, отрабатывать всякие треугольники и квадраты, учиться обводить стенку, подавать угловые, крутить левой ногой. Но, в основном, мы все-таки наматывали круги вокруг стадиона.

Вечером на стадион приходили играть дзюдоисты и взрослые мужики из окрестных дворов. Они носились как кони, ломали друг другу ноги и громко орали матом. С ними я старался не играть. Иногда утром стадион пустовал, и можно было выйти вдвоем или втроем и просто попинать на одни ворота. Поиграть в триста или в три банана.

В свободное от игр время на трибунах собирались местные алкаши, и пили дешевое пиво из ларька неподалеку. Они уже не могли играть в футбол, но с удовольствием вспоминали свою молодость: как, кто и когда забивал голы в советском чемпионате. Как Беланов крутил правой… Как Лев Яшин прыгал пауком… А сейчас все не то, и может быть только Илья Цымбаларь еще на что-то способен…

А наша молодость была прямо сейчас и начиналась прямо на этом стадионе.

Уже собралось прилично народу. Человек тридцать, не меньше. Вся дворовая алкобригада: Заяц, Веталь, Карась, Васек, Филин, Толстый, Чура. Пацаны курили, ржали, накидывали друг другу в плечо. Гарри прикладывался к бутылке с самогоном и стучал костяшками пальцев по лбу. Вдоль толпы шмыгал довольный Котя, потирая распухшие руки.

Были и старшие: двухметровый Семён с золотым зубом, у которого брат — настоящий бандит, профессиональный дзюдоист Паша, одноглазый Румын. И самый крутой чувак на районе — Гера. Гера не выделялся ростом или физической мощью, но его боялись абсолютно все. Невысокий, широкоплечий паренек, он был похож на бульдога. Гера отсидел два года за грабеж и только недавно вышел на волю. Говорили, что он может убить человека с одного удара, типа на зоне научился. Я боялся с ним даже просто играть в футбол. При виде Геры мы облегченно вздохнули и почувствовали себя защищенными.

— Ну че, пехота, готовы к атаке? — оскалил золотой зуб Семен — На вас вся надежда, молодежь, их там много будет, так что порубимся на славу.

— Отъебошим этот Солнечный как следует — бодрым голосом сказал Гвоздь — Будут знать, как залупаться на Звездный.

— Смотрите, смотрите, храбрецы… Я буду за вами следить. За район просто так не берут. Если зассыте — все учтем.

Мы уверили Семена, что не зассым и отошли к своим пацанам. У меня кончились сигареты, а курить хотелось.

— Чура, дай сигарету? — попросил я.

— Сигарету, Снежок? — переспросил он.

— Сигарету, сигарету — сказал я.

— Хуй завернутый в газету заменяет сигарету — весело продекламировал он, и все громко заржали.

— Заебал, давай уже покурить — разозлился я.

Он достал пачку Союза и дал мне сигарету.

— На, на, не кипятись. Хули, Снежок, нервишки пошаливают?

— Есть маленько. А у тебя типа нет?

— Раньше было такое — теперь уже нет. На, вот, глотни — протянул он мне пластмассовую бутылку с мутной жидкостью.

— Это что? Одеколон Ландыш?

— Сам ты Ландыш. Это я лично разбавлял. Траяр с колокольчиком.

— Че блядь за Траяр? Я эту отраву пить не буду.

— Жидкость для мытья ванн. Лучше вашей самогонки в сто раз. Ее специально очищают и получается отличный спирт. Голова утром не болит, хорошо пьется, нервное напряжение снимает. После нее вообще все похуй. На стрелку самое то, я тебе говорю.

— А ты сам-то ее пил?

— Дебил ты что ли? — обиделся Чура — Конечно пил, сейчас сам всю выпью, если будешь выебываться.

— Давай — давай! — согласился я, взял бутылку и отхлебнул.

В голову как молнией ударило. Не знаю, что они там очищают и разбавляют в этом Траяре, но жжет раз в двадцать хлеще, чем от водки или сэма. Вкуса у этого напитка просто не было. Траяр убил колокольчик напрочь.

— Пиздец! — с трудом прокашлялся я — Это какое-то гребаное топливо для ракет. У меня сейчас дырки в горле прожгутся и все обратно польет.

Пацаны заржали.

— Не ссы, Снежок, теперь вставит как надо — ободряюще накинул в плечо Чура — С траяром никакой Солнечный не страшен. От него боль на время даже не чувствуется!

С трудом выплевав с языка ошметки жидкости для мытья ванн, я почувствовал, как голова моя стремительно набрала тяжесть и легкость. Одновременно. Пальцы стали нечувствительными, хоть сигаретой прижигай, внутри груди бежала огненная река. Вот теперь я был готов идти на Солнечный. Теперь я был готов идти хоть куда, на фашистов или на шведов. Клином или свиньей, вообще похуй.

Верный камень приятно грел карман брюк.

Мы обождали полчаса. Подошли еще человек двадцать. С удивлением я увидел сына нашего тренера по футболу — Виктора. Были с ним в одной команде, до того как я ушел. Виктор пошел дальше — перевелся в спецкласс и спортивную школу на другом конце города. Вообще, он был тихоня и спортсмен, к дракам и алкоголю относился сугубо отрицательно. Высокий рост и увесистые кулаки позволяли. Его даже никто не называл Витек, строго Виктор.

— Здорово, а ты тут чего забыл? — спросил я.

— Тоже чего и ты — ответил он — За район пойду.

— Ты же обычно не ходишь за район? — прикинулся я бывалым.

— А сейчас вот пойду. Нехуй этим Солнечным охуевать. — сурово сказал Виктор — Совсем страх потеряли.

— Понятно. Молодца! — похлопал я его по плечу — У батька-то как дела?

— Да нормально — отвел он в сторону глаза — Девяностый год сейчас тренирует.

— Отлично. Привет ему передавай.

— Хорошо.

На самом деле у батька дела обстояли ни разу не отлично. После того, как распалась наша команда, Константин Лаврентич пытался снова и снова начать тренировать детские коллективы, чтобы вырастить каких-нибудь победителей чего-нибудь. Или хотя бы выйти из второй юниорской лиги. Но ничего не получалось. Не знаю, почему. Может, отсутствие тренерского таланта, может отсутствие нормального стадиона и бабла, а может просто наши дворы не давали хороших футболистов. То ли дело в Бразилии или Италии — там они круглый год пинают круглый мяч и с пяти лет умеют набивать по сто раз. А у нас — зима девять месяцев.

Как бы то ни было, неудачи на профессиональном фронте Константин Лаврентич, как это водится, стал заливать спиртом. Мы частенько видели его в невменяемом состоянии на лавочках у малосемеек. Как-то раз он даже повздорил с кем-то из старших и получил неплохих пиздячек, прямо во дворе школы. Никто из бывших подопечных не полез заступаться. Все просто стояли, курили, ржали и щелкали семечки. Жалко, в общем, было Константина Лаврентича. А хули делать, если Россия такая не футбольная страна?

— Внимание, внимание! Говорит Германия! — услышал я зычный голос Семена — Все, кто пойдет, подойдите ближе ко мне.

Все сорок человек сгрудились вокруг высоченного Семена, и он начал.

— Короче так, молодежь, говорю один раз. Ходить за район — это вам не хуй в компьютерном зале пинать. Там можно получить пизды, можно попасть в отделение, а можно и просто хорошо повеселиться. До Солнечного идем пешком, группами по пять — семь человек, внимание не привлекаем, оглядываемся по сторонам, все время отслеживаем этих ублюдков. Я думаю, они уже готовы к нашему приходу, но все равно постараемся нанести удар неожиданно.

— А где будем собираться, Семен? — спросил Гвоздь.

— Собираемся на веранде детского садика перед сорок седьмой школой, а оттуда идем уже большой толпой.

— Понятно.

— И еще, стрелка должна быть без говна, то есть никаких ножей, огнестрельного и прочей хуйни. И еще — кто зассыт и съебется по ходу махача — получит пизды от меня лично. Обещаю.

Я посильнее сжал камень и промолчал.

— Все понятно, пехота? — спросил он напоследок, и мы двинулись.

К нашему отряду в четыре человека присоединились Чура, Заяц и Карась. Котя хотел выслужиться и пошел со старшими. По дороге мы три раза останавливались покурить и допили весь Чурин траяр. Все заметно нервничали и порывались купить еще один, но тогда возникал риск отстать от остальных и получить пиздюлей в одиночку, что было бы еще хуже, чем идти вместе со всеми.

Мелькавшие мимо школа, компы, овраг, мой дом, Ванины малосемейки, продуктовый магаз, гаражи как будто прощались с нами. Я с грустью подумал о геометрии и откуда там все-таки четыре, а не два корня из трех. Может, формула для площади треугольника в учебнике неправильно написана? Надо будет сверить с энциклопедией. Хорошо, что мой малой сюда не пошел. Да и рано еще ему, пятый класс только. Дорастет до восьмого — тогда уж точно придется.

Вдали зарябил садик. Помню, как ходил туда в детстве. Все из наших дворов ходили туда в детстве. Играли в снежки, боялись воспитательницы, переводили секунды в минуты на сончасе, носили одинаковые валенки с вырезанными треугольниками, подсматривали за девочками в туалете, переодевались в разных зверей и читали стихи на утренниках. Из садика хотелось в школу. Теперь из школы хочется в университет. Все время куда-то хочется.

Мы пришли на веранду и закурили. Вскоре подтянулись остальные. Нет только группы старших и самых малых. Ждем двадцать минут — старших все еще нет. Может, стрелку отменили? Неожиданно в веранду врывается растрепанный Котя.

— Блять! — со всей дури орет Котя — Все бегом к сорок седьмой, там уже наших пиздят!

Мы подрываемся всей гурьбой и бежим к сорок седьмой школе. Уже отсюда видно, как много там солнечных. Их просто дохуя. Человек пятьдесят, не меньше. На бегу я достаю камень из кармана и сильно сжимаю его в правой руке. Краем глаза замечаю, что пацаны делают то же самое. Отлично.

Солнечные бегут нам на встречу. Они какие-то все грязные, искореженные и злые. Гоблины сраные. Я вспоминаю картинку из фильмов, где сражались всякие древнерусские племена, они тоже как ебанутые бежали друг другу навстречу. И всегда умирал первым тот, кто бежал посередине в центре. Я смещаюсь вправо и чуть вглубь. Все орут как очумелые одно и то же:

— Сука! Блять! Блять! Сука! Вам пиздец! Вам пиздец!

Две толпы врезаются лоб в лоб и начинается махач… Все как будто разделились по парам и быстро танцуют… Я вальсирую с каким-то мелким и худым уебком в грязной рубашке. Я тоже мелкий и худой, но этот типчик точно меньше меня. Мы просто лупим друг друга по лицу и животу и ногам и печени и ребрам и ушам и носу и глазам и голове… Мы мелкие, поэтому удары несильные, и никто не падает… Я крепко держу камень, отчего мои удары справа становятся все тяжелее… Парнишка этого не замечает, прыгает на меня, и мы валимся на землю и катаемся по ней, как маленькие злобные шавки… Чтобы покрепче вцепиться в уебка я роняю камень и он теряется в толпе… Краем глаза замечаю, как Гвоздь месит другого солнечного… Он просто схватил его сзади за шею и без перерыва хуячит коленом в лицо… Раз, раз, раз… И поцик уже лежит на земле, все ебало в крови… Кто-то бьет Гвоздя сзади по затылку и он падает… Парнишка пытается сделать мне захват шеи, но промахивается и оказывается снизу, я сажусь ему на грудь и начинаю ебашить в лицо кулаками… Тут кто-то больно пинает меня в ребра, я скатываюсь на землю, пытаюсь увернуться от каких-то ног, мой соперник вскакивает и ожесточенно начинает меня пинать… Я закрываю голову, пытаюсь откатиться в сторону и подняться… Через щель между руками вижу, как Котя бьет красиво и резко с головы… Научиться бы так… Я все-таки подскакиваю на ноги и бью прямой ногой парнишке в грудь, он отлетает и получает еще от кого-то… Мне ощутимо прилетает в правое ухо, в голове моментально звенит тяжелый колокол … Я закрываю ухо и пытаюсь выбраться из толпы…

— ШУХЕР!!! МЕНТЫ!!! — орет чей-то сиплый голос — СЪЕБЫВАЕМ!!! ВСЕ БЫСТРО СЪЕБЫВАЕМ!!!

Все рассыпают по сторонам, как кинутая на дно ведра горсть гороха. Мы бежим к садику. Чьи-то кеды сверкают в сторону школы, краем глаза замечаю ментов. Их немного, человек пять. Все в серой форме и огромных ботинках. Как в американском футболе, они ловят пацанов и весело бьют по спине и почкам резиновыми дубинками. Говорят, от этих дубинок не остается синяков, да только пиздеж все это. От вида дубинок я ускоряюсь раза в два, видел бы меня сейчас мой тренер! Сразу бы на Олимпиаду отправил.

Рядом со мной скачет Заяц¸ он хохочет и матерится, вытирая на ходу разбитую губу.

— Вот суки серые! Все веселье сломали! — орет он, разбрызгивая кровавую слюну — Менты-суки! Менты-суки!

Вдруг он резко останавливается, поднимает какой-то камень и кидает в толпу ментов и пацанов.

— Сдохните, суки! — орет он.

Из толпы выделяется молоденький сержант и бежит за нами. Заяц чуть отстал, а я впереди бегу со всех ног. Голова все еще звенит, перехватывает дыхание. Начинаю замедляться. Мент нагоняет Зайца, валит его на землю и они начинают бороться. Жестко так бороться. Мент быстро выигрывает, садится Зайцу на грудь и начинает метелить его своими пудовыми кулаками. Прямо по лицу. Вокруг них поднимается пыль. Я секунду думаю, помочь или не помочь Зайцу. Быстро отметаю эту глупую мысль и бегу дальше к садику. Он мне точно бы не помог, почему тогда я ему буду помогать? Вано, Гвоздю или Мухе еще может, мы типа друзья, а этому упырку — нет. Ему уже ничего не поможет, а меня ждет университет. Не зря же я себе этой геометрией мозги ебу, правильно?

Добежав до садика, вижу Гвоздя и Чуру. Они сидят на той же веранде, с которой мы ушли минут пятнадцать назад. Сидят и лыбятся. С ними еще человек десять других пацанов, из старших — только Румын. Все отряхиваются и пытаются отдышаться.

— Ну че, Снежок, съебался? — ржет Чура.

— Вы хули расселись! — ору я — Похуячили во двор, менты щас сюда прибегут!

— Не ссы, никуда они не прибегут — спокойно отвечает Чура — Ты видел их там сколько? Максимум человек десять. Это они шороху навели, ща возьмут, кого успеют, и в отделение, план раскрывать. Сюда соваться — им самим дороже выйдет. Пизды им если чо накатим на раз.

— Ты так в этом уверен?

— Абсолютно.

Я начинаю остывать, Чурино спокойствие плавно перетекает ко мне. Достаю сигарету и закуриваю дрожащими руками. Эта сигарета вкуснее обычной раз в сорок. Легкие медленно наполняются дымом, и начинает кружиться голова. Ощущение — как будто это моя первая сигарета. Кайф…

Отряхиваю штаны и кофту от пыли. Замечаю, что болит левое ребро и рассечена костяшка на правой руке. Все еще звенит в ухе. Интересно, что это за пидор так всадил мне в ухо? Гордо рассматриваю запекшиеся пятна крови на тыльной стороне кулака.

Все возбуждены и жаждут продолжения. Толстый предлагает вернуться и отпиздить ментов, пока не приехало подкрепление. Никто, конечно, не соглашается, да и сам Толстый просто выебывается, никуда он не хочет вернуться. Кто-то высказывает великолепную идею — сходить за самогоном. Принято единогласно и мы идем в малосемейки к тете Нине.

— А где Иван с Мухой? — спрашиваю я у Гвоздя.

— Да хуй знает — пожимает плечами он — Или ментам попались, или в сторону школы убежали. В любом случае, обратно к компам придут или в обезьяннике ночь просидят. Так что и волноваться нечего.

Я и не волнуюсь, просто интересно.

— Ты как вообще? — спрашиваю я.

— В смысле?

— Ну, там, все кости на месте? Ничего не сломал?

— Да вроде все — лыбится он — Зуб только передний шатается. Хуево будет, если выпадет. Не молочный уже.

— Я тоже ништяк — говорю — Ребро только болит, и ухо звенит до сих пор.

— Это не страшно. Главное — не сломать ничего. В больничке не хочется лежать.

— Ага — отвечаю я, и корчусь от резкой боли в ребре. Чертово ребро, неужели сломал?

Спокойно добираемся до малосемеек, берем три литра самогона и идем к компам. По дороге покупаем привычный набор из белого хрустящего хлеба, майонеза и дешевой газводы. Поляна готова. Начинаем всаживать прямо на крылечке. Между первой и второй — промежуток небольшой. Перестает болеть ребро, перестает зудеть кулак и звенеть ухо. Вообще все неприятное отходит на второй план. Становится очень хорошо. Самогон становится сладким и родным. Пацаны ржут, со всех сторон пересказывают как, кто и кого. Все чуть ли не обнимаются.

Приходят Иван с Мухой, с ними все в порядке — и это заебись. Очень радостно видеть их разбитые рожи. У Мухи опухла нижняя губа, и он полуразговаривает — полумычит, смешно жестикулируя своими короткими пальцами. Всеми цветами радуги переливается правый глаз Ивана. Пока он еще красный с оттенками синего, как будто сильно растер кулаком. Но уже завтра начнет пробиваться ростки желтого и фиолетового. К концу недели в глаз можно будет макать кисточку, чтобы подобрать цвет посочнее. По дороге назад парни уже успели где-то накинуть и плавают с нами на одной волне. Мы пьем еще по одной и еще по одной. Становится так хорошо, что аж хочется взлететь. Все курят и рассказывают, рассказывают и курят.

Да, мы все — одна большая семья и должны защищать друг друга — думаю я — Стоять друг за друга горой, спина к спине, быть сильными и бесстрашными, а потом приходить к нашим домам и радоваться новым победам. Мы — самые крутые! Мы — самые сильные! Мы — вместе! Мы — микрорайон Звездный! — так думаю я — И не всралась мне эта геометрия и не нужны все эти корни, площади трапеций и треугольников, и нахуй этот университет, главное — что у меня есть друзья, главное — что мы живем здесь и сейчас и все живы и здоровы. Главное — что мы отпиздили этих ублюдков из Солнечного! Главное — чтобы самогон не кончался, и не закрывался ларек с сигаретами! — так думаю я, и закидываю в глотку еще одну обжигающую стопку.


ГЛАВА 9


В больницу я потом сходил, ребро проверил. Оказалось — просто ушиб. Ну да ладно — подумал я — Ушиб, так ушиб. Живем дальше. Никаких сотрясений, никаких разрывов, и то хорошо. Пацаны тоже были в порядке. Мухина губа заросла через неделю, а Ванин синяк отцвел через три. Гвоздь тогда вообще не пострадал.

Жизнь продолжалась как раньше. Мы ходили в школу, галдели на уроках, вечерами встречались у компов, иногда пили за теплицей. Я прошел второе Диабло смертным варваром, а Муха — смертным некромантом. Стали популярными пошаговые стратегии, особенно Heroes 3. Иные записи и сражения длились больше суток подряд. Поднялись цены на L&M, исчез из обращения Bond Street Lights в фирменных пачках.

Приближались промежуточные экзамены, геометрия давалась все лучше. Я путал формулы все реже, мог найти площадь треугольника тремя способами и старался вовсе не пользоваться решебником. Однажды я даже получил пять за контрольную, а главная отличница — четыре. “Тупая” — незаметно шепнул я ей, а она расплакалась и выбежала. Вот дура.

Еще один парнишка в школе сильно толкнул другого и тот ударился головой о дверь, которую открывала русичка. Пострадавший потерял сознание, приехала скорая и увезла его. По итогу оказалось сильное сотрясение и какой-то там ушиб мозга. Такой жесткий ушиб, что парнишка стал овощем и не ходил больше в школу. Того, кто толкнул — засудили и перевели в другую школу, а нас заставили навестить овоща.

Мы пришли, попили чай с его безутешными родителями и попытались поговорить с ним. Он сидел в широком кожаном кресле, улыбался, отвечал невпопад и смотрел куда-то вдаль.

Интересно, о чем он там думал и улыбался и о чем вообще думают овощи?

Родители приняли этот случай близко к сердцу, и пару месяцев в школе было что-то типа комендантского режима. Учителя и завучи на переменах рыскали и искали любые нарушения. Малышам запретили бегать, а старшим — курить в туалете.

Потом случай как-то затерся и забылся, все стало как прежде.

В школу приходили новенькие, стабильно получали пизды, затем обживались через два-три месяца, становились крутыми и уже сами давали пизды. Ну, это если реально были крутыми. Лохи в одной школе оставались лохами и в другой школе.

Жизнь крутилась ровно, мерно и без особых напрягов. Время от времени родители спрашивали, как я готовлюсь к экзаменам. Я отвечал, что все нормально, постараюсь остаться в школе. Родители качали головой и шли делать свои дела дальше.

Как-то раз пришлось вступиться за малого, нормально получил по голове и содрал кожу на костяшке правого кулака.

Муха потерял свою бесценную мензурку для самогонки и начал лакать из пластикового стаканчика. Как все.

Суровая зима стелила прохладой и клочьями злого снега. Малые катались на санках, собаки поджимали хвосты. Я научился стрелять из М-16 с глушителем. На одном из турниров “Teamforce” заняли третье место, хорошо отметили семиградусным пивом Бизон.

Серые будни тянулись нескончаемой пеленой. До выпускных экзаменов из девятого оставалось чуть меньше трех месяцев. Зима постепенно сдавала свои позиции, во всяком случае, минус тридцать случалось все реже и реже.

И тут наступил он, чей-то там день рождения.

Вернее, не чей-то там, а крепкого чувачка из малосемейки — Филина. Вроде бы его звали Саня, а может и Толя, не помню. Все равно, все его называли Филин. В разношерстной дворовой компании он был как будто бы центром масс. То есть, ни с кем сильно не рамсовал, да и его никто не трогал. Все знали, что при случае, он может за себя постоять. Было пару ситуаций, когда он выходил из себя и соперники его теряли зубы и оказывались лицом на асфальте.

Филин был не умный и не глупый. Не резкий и не тормоз. Чаще улыбался, чем хмурился. По синьке вел себя спокойно и рассудительно, белочек не ловил. Учился в строительном фазане, исправно ходил за район, бегал на левом фланге за нашу футбольную команду, с утра до ночи зависал в компах. Ровный такой чел был, этот Саня Филин.

В тот день ему стукнуло шестнадцать. Отходили первые снега, весело гулял сквозняк наступающей весны, сырая земля была усеяна окурками, пустыми бутылками и цветными обертками из-под крабовых чипсов.

Все собрались в пятом подъезде по адресу Звездный, 18, корпус 1. Именно там, где все обычно собираются, когда у кого-то день рождения. Хороший подъезд, с открытыми балконами, широкими и теплыми лестничными пролетами и понимающими жильцами. Двадцать человек курили на грязной площадке, обсуждали последние новости и ждали прихода Филина. Тот задерживался в фазане, сдавал какой-то зачет.

Подарок приготовили заранее — блок L&M красного и восемь литров отменного самогона. Еще захватили пять килограмм Докторской колбасы и ящик “Байкала”. Должно было хватить на всех. Предполагалось, что подарок и будет основным развлечением дня рождения, так оно собственно и получилось.

Уже в течение месяца мне нравилась одна телочка из компании — Лена. Сначала я даже не был уверен, что она мне нравится. Всю зиму она носила такую остроугольную шапку Nike с отгибом назад, по типу модно. Чертов головной убор почему-то сильно запал мне в голову, и в моих эротических мечтах Лена присутствовала строго в этой убогой синей шапке. Ближе к весне она стала снимать шапку и под ней обнаружились длинные русые волосы, круглое лицо с очень широкой улыбкой и чуть раскосыми глазами. Еще Лена носила штаны клеш, черные замшевые кроссовки, непрерывно сидела на корточках и манерно курила. Вроде как она была неглупая и собиралась поступать то ли на юридический, то ли на экономический. Ну, уж точно не в строительный колледж. Во всяком случае, так она говорила, хотя говорила она обычно немного. Все больше сидела на корточках и курила.

Пришел Филин, пацаны торжественно вручили самогон и сигареты, все выпили по первой и разбрелись по подъезду. Площадка наполнилась густым дымом, мы с Гвоздем вывалились на балкон, подышать свежим вечерним воздухом.

— Бля, охуенно, когда у кого-то день рождения! — затянулся Гвоздь — Обожаю дни рождения.

— Ага — поддержал я — Помнишь, как мой в прошлом году встретили?

— Ну. Так встретили, что еле ноги унесли — заржал он — Весело, конечно, было. Хотя по мне так вот лучше, как сейчас. Ровно, спокойно, со своими пацанами.

— Ага — ответил я — Это тоже неплохо, со своими пацанами встречать.

— А знаешь, Жека, нравятся мне эти пацаны — сказал Гвоздь.

— В смысле, нравятся? А телки тебе тоже нравятся или уже нет?

— Ну, в смысле, хорошо, что мы с ними такой вот толпой здоровой тусим, а то заебало уже в четыре рыла по району кружить. А тут весело и телок больше.

— Это да, с этим не поспоришь. А че, тебе кто-нибудь из них нравится?

— Да они все ниче, в принципе. Даже и не знаю. Трудно так сходу сказать. А тебе как?

— Тоже как-то так. Ну, Ленка ниче, прикольная. Марину бы тоже оттянул при случае.

Я заметил, что Гвоздь слегка изменился в лице, как будто нахмурился. Понятно, про Маринку надо аккуратнее.

— А так вообще не знаю — продолжил я — Да все нормальные, маленькие, правда, еще.

— Да ладно там, маленькие — возразил Гвоздь — Видел я тут недавно, как эту Вичку с общаги типы на красной девятке подвозили. Лет по двадцать. Вряд ли они там в игрушки играли или домашние задания обсуждали.

— Ну да. Наверное. Но это типы на красной девятке. А у нас только велики, да и то ушатанные.

— Ну, может быть и так, хотя хуй знает. Унывать в любом случае не стоит. Знаешь же, нет такой телки, которая не дает, есть пацаны, которые не умеют спрашивать.

— Ага — хмыкнул я и отправил привычным щелчком сигарету в небеса. Она очертила светящийся полукруг и спикировала недалеко от помойки — Пойдем спрашивать.

— Пойдем — заискрился Гвоздь.

Мы вышли на площадку, накапали еще по одной и выпили за здоровье Филина. Покурили, послушали рассказы пацанов. Интересные, заслушанные до дыр истории. Выпили еще по одной за Звездный. Мало-помалу яблочный самогон начинал действовать. Я старался не выпускать из глаз Лену и держаться к ней поближе. Ждал нужного момента. Был начеку.

После четвертой или пятой я попытался приобнять ее. Аккуратно так, за плечо черной куртки, просто типа в толпе. Случайно. Получилось неловко, и я убрал руку. Она улыбнулась своей широкой улыбкой, как будто ничего не произошло. Хороший сигнал. Никто ничего не заметил, я надеюсь. И, кстати, зачем она сегодня накрасила губы?

Количество дыма на площадке уже удвоилось, и дышать стало совсем нечем. В углу я заметил Ивана и Муху. Они сидели на корточках и разливали самогон по стаканчикам.

— Ну че, пацаны, за Филина? — подошел я.

— Да похуй уже за кого. За Филина — так за Филина. Толян — отличный пацан. Давай, давай дрябнем еще по одной — налили они мне.

Мы вздрогнули и занюхали самогон рукавом. Хорошо пошла, родная. Колбаса, хлеб и майонез уже закончились. Еще бы, на двадцать-то человек. Рукав синтепоновой куртки пах грязью.

— Слышь, а пойдемте по району покуролесим? — предложил кто-то из толпы. — Воздухом подышим!

— Пойдем, реально! Заебало уже тут сидеть! — раздались возгласы.

Я нажал на расплавленную кнопку лифта и приехал легковой.

— Кто последний, тот лох! — громко заорал Заяц, и все ринулись внутрь, отчаянно работая локтями, и давя друг друга. Я стоял близко и успел запрыгнуть одним из первых. Мощная волна из пьяных парней прижала меня к дальней стене. Легковой был рассчитан на пять человек от силы, а нас было двадцать. И никто не хотел быть лохом, даже телки. Им и так не повезло при рождении.

В результате кабина поднатужилась и вместила человек тринадцать. Муха не успел запрыгнуть, саданул ногой по двери и побежал вниз по лестнице. Лена толкаться не стала, просто сидела, курила сигарету своими напомаженными губами, качала головой и смеялась. Мне определенно нравился ее хриплый смех. Двери лифта медленно начали закрываться, а я старался через плечи этого сброда разглядеть ее шапку. Значок Nike как будто мне подмигивал.

Лифт скрипнул, собрался с силами и натужно потянул тринадцать тощих тел вниз, на первый этаж. Все толкались локтями и коленями, стараясь не прислоняться к захарканным стенам. “Прыгаем!” завопил Заяц. “Давайте все прыгать!”. Девчонки запищали “Не надо, не надо”, а мы начали беспорядочно прыгать, матерясь и брызгая слюной от восторга.

Легковой продержался ровно один этаж, потом громко хлопнули засечки и мы встали где-то посередине шестого и седьмого. “Мы же тут задохнемся!” заголосили телки. “Что вы наделали? А у кого-нибудь есть выпить? А как вызывать диспетчера?” Я заметил улыбку Гвоздя, стоящего ровно сзади Марины, и сильно пожалел, что Лена осталась сидеть наверху.

Марина занервничала, вынырнула из массы тел и нажала на красную кнопку. Все притихли на пять секунд. Металлический голос тетки-диспетчера заполнил все живое пространство лифта.

— Что случилось?

— Мы застряли! — пропищала Марина — Выпустите нас, пожалуйста!

— Как вы застряли?

— Не знаю. Мы ехали, ехали, а лифт вдруг сам взял и остановился.

— Лифты сами не останавливаются, молодые люди. Значит, вы сделали что-то неправильно. Сколько человек находится в кабине?

— Тринадцать… — тихо произнесла Марина и все начали громко гоготать.

— Понятно… — недовольно протянул голос — Балуетесь, значит, молодые люди. Мы тут работаем, а вы ездите просто так балуетесь, ломаете оборудование…

— Тетенька, мы не баловались, честное слово — еще жалобнее начала скулить Маринка — Мы просто не знали, что нельзя так много. Честное слово…

— Не знали? Вы что меня за дуру держите? Да я каждый божий день таких засранцев хожу вытаскивать! Сейчас вот возьму и не приду, а вы там через час задохнетесь!

— Не надо, тетенька, ну пожалуйста…

— Вы там хоть в грузовом? Тринадцать-то человек!

— Нет, мы в легковом… Приходите скорее, пожалуйста, а то нам правда воздуха не хватит!

— Ох и засранцы, ох засранцы… На каком этаже стоите? — смягчилась тетка.

— Не знаем… Шестой или седьмой.

— Ладно, сидите там тихо, не шумите. Скоро приду.

Голос выключился, все вздохнули с облегчением и пустили по кругу непонятно откуда взявшуюся бутылку самогона. Дышать стало действительно не очень, и я старался встать на цыпочки, чтобы хапнуть свежего воздуха из верхних слоев атмосферы. Бурные толкания прекратились, все тринадцать тел почти замерли в приемлемых позициях, с потолка тускло желтела лампа, огороженная металлической решеткой, и первый раз захотелось на улицу. Что там, интересно, делает Лена?

— Слышь, ребзя, что-то так неприкольно стоять! — заявил Котя — Может, в игру сыграем?

— В какую? — спросил Иван — Шахматы, шашки, футбол? Выбирай.

— Ты мне тут еще попизди, Вонючка. Я твоей головой в футбол сыграю, когда выйдем. — оскалился Котя — А игра-то простая, парни. Говорю, весело будет. Вот смотрите! — сказал он, утробно захрипел, собирая слюну, и отправил смачный харчок из зеленых слюней прямо по центру потолка лифтовой кабины.

На секунду все замолчали, завороженно подняв головы. Как хилый пятиклассник на перекладине, харчок ненадолго растекся по металлической поверхности, повисел, дрыгая рахитными ногами, и нехотя уступил силам земного притяжения, начав собираться в одну тяжелую, липкую и зеленую каплю. Каплю смерти и позора.

Кабина мгновенно пришла в хаотическое движение. Стоявшие посередине щемились по краям. Стоявшие по краям отвержено отстаивали свои гарнизоны. Я сцепил руки замком и упорно отпихивал кого-то к центру, опираясь на правую ногу. Марина с Викой начали визжать как резаные овцы. Котя безумно гоготал и атаковал без разбора чужие почки. Капля угрожающе нависала.

Толкотня продолжалась минуты три, затем все устали и просто начали смотреть вверх. Густые Котины сопли пришли в равновесие и не спешили падать. Тринадцать бухих тел плотно расфасовались вдоль четырех стен, оставив небольшое пространство посередине. Гвоздь времени не терял и Марина чуть слышно хихикала. Все по очереди пытались ущипнуть за жопу Вику. Та громко возмущалась и делала вид, что ей не нравится. Я пытался не задохнуться, вытягивая свои пятьдесят килограмм в струну. Самогон начал отпускать, давая противоречивые эффекты на голову и желудок. Завоняло Докторской колбасой.

Наконец снаружи послышалось шевеление, уже не такой грозный голос из динамика и гулкие удары какого-то лома.

— Мы здесь! — завопила Маринка — Вы нас открываете?

— Открываю, открываю… — заворчала тетка-диспетчер и действительно приоткрыла небольшую щель в двери нашего легкового. — Вы тут как, не задохнулись?

— Не, мы нормально — выдохнул Гвоздь перегаром — Самое то. А как нам отсюда вылезти?

— По одному и тихонько — строго изрекла тетка — Не торопитесь. Я сейчас вам открою до конца, а вы подсаживайте друг друга и лезьте наверх. Только аккуратно, в шахту не упадите, а то костей потом не соберешь.

Все начали лезть в образовавшуюся щель. Марина и Вика безуспешно пытались прикрыть свои ягодицы. Все норовили подсадить и пощупать девчонок. Марина яростно отбрыкивалась, а Викуся жеманно улыбалась и хохотала. Я тоже потрогал ее упругую задницу в обтягивающих кожаных штанах. Класс. Сочная девка все-таки эта Вика. Не зря за ней парни на девятках ездят, не зря.

Сопля-палач обиженно провожала нас с потолка. С гоготом и обильным матом все покатились вниз по лестнице на улицу. Приключения нас ждут, и праздник к нам приходит, только бы вот еще выпить не помешало. И никак не кока-колы.

Не поместившиеся в лифт спокойно стояли около лавок и докуривали свои тридцатые за вечер сигареты. Мы ворвались в уличное пространство, словно полк степных воинов. Крича, улюлюкая и размахивая шашками. Сразу же снарядилось несколько отрядов за самогоном.

Я был очень рад видеть Лену и как бы по-дружески приобнял ее за плечи. Она не сбрасывала руку, и это внушало надежду.

Отдельные личности медленно, но верно начали ловить белочек и сражаться с призраками своей неустроенной личной и общественной жизни, создавая угрозу всему живому в радиусе тридцати метров.

Мне было очень спокойно и драйвово одновременно. Правая рука интимно сжимала изгиб Лениного хрупкого плеча, и я очень четко понимал, что никуда она сегодня не денется. Когда угодно, но только не сегодня. Видимо, в день рождения Филина Бог решил сдать мне сильные карты.

— Пойдемте к гаражам! — завопил чей-то надсаженный голос! — Пойдемте гулять! Хули сидеть тут! Пойдемте гулять!

И все действительно сорвались с уже обжитых лавочек, побросали пластмассовые стаканчики и недоеденные булки белого хлеба, и пошли к гаражам нестройной толпой в двадцать пьяных в хлам рыл. Возникло ощущение спонтанного первомайского митинга или как будто в город приехала какая-то очень известная рок-рэп-поп группа, и мы так себе всей дворовой командой гуляем на центральной площади прямо во время концерта. Ну, знаете, крепко сжимаем плечо друга, пьем реки светлого пенистого пива, братаемся с другими поклонниками нашей рок-рэп-поп группы…
		Мама-анархия, папа — стакан портвейна!


		Мама-анархия, папа — стакан портвейна!


Хорошее, в общем, было настроение, можно сказать прекрасное. Малые восхищенно показывали на нас своими чумазыми ручонками, а старшие одобрительно щурили глаза. Вот, растет, мол, себе поколение буйных и резких парней! Будет, будет, кому прийти нам на смену! Не развалится в пучине перемен микрорайон Звездный, есть еще воины, есть кому передать свои знания и опыт! Вперед, пехота, вперед! — так думали старшие, куря на крыльце компьютерного клуба, улыбаясь редкими гнилыми зубами и щелкая семечки стертыми и набухшими пальцами своих кувалдо-кулаков.

Как это обычно бывает, из ниоткуда возникла еще пара бутылок самогона и быстро разошлась по концентрированным кругам нашего безумного и шального веселья. Я перебросил свою захватническую правую руку поближе к талии. Пару раз я отпускал Ленино плечо и трогал ее оледеневшие пальцы. Она в ответ сжимала мои, и наши ладони вырабатывали взаимное тепло согласия со всем, что происходит, и будет происходить с нами сегодня.

Мы кружили по району уже полчаса, шугая птиц, собак и старого колдыря Клима. Понемногу начинало темнеть и со стороны стадиона запахло костром, жжеными листьями и шашлыками. Ленина ладошка вспотела.

— Эй! Смотрите! — заорал вдруг Славян-горилла — Это же этот сраный диджей! А давайте его отпиздим, пацаны?! А?

Около качели действительно стоял тот самый диджей. Стильный высокий красавчик. Парень с тяжелой сумкой пластинок в багажнике красного бумера. Диджей неторопливо потягивал пиво и трепался о чем-то с симпатичной загорелой девчонкой в обтягивающих джинсах и белой куртке. Нас разделяло расстояние в пятьдесят метров.

Как гончие псы при виде молодого олененка мы ринулись в неравный бой. Славян бежал впереди всех, выставив свой кулак из железа для хорошего удара справа. За ним молча мчались Котя, Чура и Гвоздь. Остальные прибавили ходу, но не побежали. Лена разжала мою руку.

Диджей удивленно повернулся, успел спросить “В чем дело, пацаны?” и сразу же получил смачный шлепок в челюсть. Девчонка в белой куртке с ужасом отскочила в сторону и заорала “Убивают!” Диджей выронил бутылку пива и согнулся от боли, не давая Горилле возможности провести коронный удар с головы. Гвоздь добавил прямого с ноги в живот. Диджей упал. Девчонка завопила как сумасшедшая, и Котя отвесил ей приличную оплеуху с криком “Да заткнись ты, сука!”. Добежали остальные и стали пинать диджея ногами. Я тоже пнул разок, стараясь попасть по спине. Он скрутился в позу эмбриона, закрывая голову руками, и молча всхлипывал. Вся экзекуция длилась секунд двадцать, затем Славян рявкнул “Хватит!”. Все отошли, а он разбежался как Марадона и провел контрольный удар в ребра.

— Вот так-то сука! Будешь знать, как выебываться на районе — сурово резюмировал Славян и плюнул диджею куда-то в плечо. Модный парень с пластинками лежал в грязной сырой земле, издавая невнятные и жалобные хлюпы. Подруга в белой куртке стояла в стороне, обхватив голову руками, и громко рыдала. “Изверги!” — прокричала старушка из окна второго этажа. “Изверги! Сажать вас надо!” — надрывалась старушка. “Да заткнись ты, старая!” — крикнул ей в ответ Гвоздь.

— Пойдемте — сказал Славян — и мы двинули в сторону школы.

Настроение у всех улучшилось, по венам заструилась теплая кровь и самогон. Прохладный ветер приятно задувал за шиворот. На мокром снегу виднелись темные проплешины земли. Хотелось продолжения. Я вновь попытался приобнять Лену, но она скинула мою руку.

— Нормально этого пидора прессанули! — радовался Котя — Молодец, Славян! Молодец! И телку его надо было с собой забрать, посмотрела бы, как нормальные пацаны отдыхают. А то привыкла, сука, по клубам этим гнилым шляться.

— Ага — довольно лыбился Славян — Давно хотел эту гниду наебнуть! Ну, не телку, а диджея. Телку-то зря ты ебнул, конечно, ну да похуй уже. Гуляем дальше! Похуярили к теплице, парни?

Парни не возражали. Часть группы откололась за самогоном и закусью, а остальные пошли к теплице. Мне уже нормально дало. Я сильно стиснул Лену и зашептал ей на ухо “Пойдем, может, погуляем?”. Она посмотрела на меня широко раскрытыми глазами и ничего не ответила. Просто улыбнулась. Обычное место дислокации за теплицей — грязный бетонный загончик, усыпанный окурками, пустыми пачками и жухлой листвой. Все приземлились, достали сигареты и начали обсуждать, что делать дальше. Я уже знал, что делать дальше, но никому не говорил.

Под покровом хмельного тумана я схватил Лену за руку, и мы пошли “прогуляться”.

— Куда пойдем? — спросила она.

— Не знаю — честно ответил я — Пойдем во внутренний дворик.

— А кто там сейчас?

— Да никого вроде не должно быть. Давай просто прогуляемся, посмотрим что там да как.

— Ну, давай — улыбнулась она, поправив свою сексуальную шапочку.

Мы закурили и направились к внутреннему дворику неторопливым шагом. Главное сейчас — никого не встретить. Я специально проложил маршрут подальше от компов. Спокойно доходим до этого чертового дворика, а там соображу, что делать.

— Замерзла? — сжал я ее холодные пальцы.

— Да нет, с чего ты решил?

— Пальцы-то, смотри, какие холодные.

— Обычные вроде — сказала она — Я хладнокровное животное, у меня всегда такие пальцы.

— Понятно — сказал я.

Мы замолчали и просто пошли, выпуская дым из легких. Еще две минуты и станет видно вход в школьный закуток.

— Зря вы его так — сказала она.

— Чего? — не понял я.

— Диджея зря отпинали — повторила она — Он же вам ничего не сделал.

— Может и зря — сказал я — А, может, и нет. Мы же его несильно. Так, для профилактики. Чтобы сильно много на себя не брал.

— Ну, не знаю — повертела она носом — А ты представь, вот мы бы так с тобой стояли где-нибудь в чужом районе, и такое случилось. Ты бы как себя чувствовал?

— Не знаю, хуево наверное. Ну, да я бы так и не выебывался, как этот диджей. Он же остальных ни во что не ставит.

— А надо? — удивленно спросила она.

— Не знаю. Надо, наверное. А как жить тогда?

Она вздохнула, и мы перешагнули железную балку на входе во дворик. Внутри было почти пусто. Несколько малых играли в квадраты, какие-то первоклашки рисовали на мокром асфальте классики. Взрослых не было. Отлично.

— Пойдем вон туда сядем — предложил я.

— Пойдем.

Мы поднялись по невысокой бетонной лесенке и сели на небольшой балкончик, отгораживающий нас от детских взглядов. Я обнял Лену, и мы немного посидели молча, просто рассматривая друг друга.

— Ты мне нравишься — сказал я — Ты очень красивая.

— Ты мне тоже нравишься — сказала она — Мне кажется, ты хороший.

Я усмехнулся и легонько поцеловал ее. Она обхватила ладонями мою голову, и мы крепко сцепились ртами, яростно облизывая друг друга. Лена все время прикусывала мою нижнюю губу, а я старался засунуть свой язык поглубже в глотку. Лена горячо дышала, и мне становилось все лучше. Губы мои измазались в ее помаде, но это было неважно.

— Не такой уж я и хороший — наконец оторвался я — Это ты просто хорошая, вот и думаешь, что я хороший, а я на самом деле я плохой.

— Да ладно — улыбнулась она — Я тоже не очень хорошая.

— Быть хорошим — скучно — сказал я — Хорошими делами прославиться нельзя, еще старуха Шапокляк говорила.

Мы засмеялись и вновь начали целоваться. Было слышно стук мяча о асфальт и визг первоклашек. Вдали за горизонт заходило лиловое солнце. Я отколупнул кусочек облезшей со стены краски ногтем и откинул в сторону.

Мы целовались еще минут пять, я попробовал запустить руки в штаны, но Лена четко контролировала свою территорию. Ладно, в следующий раз, решил я. Краем глаза заметил, что во дворик зашла какая-то компания. Значит, пора уходить.

— Пойдем? — спросил я.

— Пойдем — согласилась она.

С трудом оторвавшись друг от друга, мы спустились с балкончика и покинули внутренний дворик. Я веселился, размахивал руками и рассказывал разные случаи про своих тупых одноклассников. Лена искренне смеялась, и нам было очень хорошо вдвоем. На подходе к теплице я прижал её еще раз около стены школы, слегка запачкав известкой рукав куртки.

У теплицы все было в самом разгаре, самогон лился рекой, парни неистовствовали, радовались весне и день рождению Филина. Гвоздь уверенно прищучивал Марину, Иван с Мухой курили и о чем-то ожесточенно спорили. Котя, как обычно, пытался до всех доебаться. Славян до сих пор радовался победе над диджеем. Чура с Зайцем вошли в крайнюю кондицию и рвались куда-то идти искать приключений. Карась просто спал на бетонном выступе, подобрав под себя ноги и выпуская наружу горстку белых слюней.

Мы подошли и сели на краешек скамейки, не вызвав особого ажиотажа.

— Будешь? — спросил я у Лены, наливая себе под ватерлинию.

— Давай. Отчего нет? — улыбнулась она — Горло смочу, а то пересохло.

Выпили, запили Дюшесом, закусили хлебом. Закурили. Стало сонно и спокойно. Я физически ощутил, как изо рта запахло яблочным самогоном.

— Пойдемте, может, погуляем? — вяло предложил Гвоздь.

Все поддержали. Сидеть за теплицей уже надоело.

— А куда пойдем-то? — спросил Иван.

— Да неважно куда, пойдемте на ту сторону дома, а там у гаражей пошаримся.

Котя пнул спящего Карася, все выпили еще по одной и вышли из уютного закутка. Заяц поднял камень и кинул в небольшое школьное окно, ведущее в бассейн. Послышался шум разбитого стекла. Все зарыготали и ускорили шаг. Сторож, конечно, ничего не сделает, да зачем с ним отношения портить.

Я посмотрел на свои окна, в зале горел свет. Наверное, родаки уже вернулись с работы и ждут, пока я приду. Опять будут докапываться с бухлом, достали уже. Хочу-бухаю, хочу — не бухаю. Хочу-курю, хочу — не курю. Это все-таки мое дело, моя жизнь и мое здоровье. Не надо в них вмешиваться, я так считаю.

Наша процессия растянулась метров на десять. Во главе шагали Заяц, Филин и Котя. Мы с Гвоздем, Леной и Маринкой шли сзади. Девчонки щебетали всякую чушь, а мы их подъебывали по всем фронтам. Не отличаясь умом и сообразительностью, они вяло парировали наши наскоки и все больше хихикали между собой.

— Эй, смотрите, а это что за хуйня!? — вдруг закричал идущий впереди Заяц.

В метрах двадцати от нас был колодец. Обычный колодец, один из многих колодцев, создающих подземную коммуникацию нашего района. В детстве мы много лазили по ним, когда играли в прятки. Круглая крышка люка была отодвинута. Из нее наполовину высовывался грязный мужик в каком-то разорванном сером бушлате. У мужика было красное испитое лицо, вымазанное сажей. На голове криво сидела черная вязаная шапка. Мужик смотрел куда-то вдаль. Очень тоскливо так смотрел.

— Это же бомж, пацаны! — заорал Заяц — Хули он тут сидит в нашем колодце! Давайте отпиздим бомжей!

Подтверждая слова действиями, Заяц ускорился и сходу пнул мужика куда-то в грудь. Тот согнулся, промычал что-то невнятное и скрылся в темноте люка, не успев закрыть вход в канализацию крышкой. Мы обступили колодец и начали орать внутрь матом.

— Пацаны, мне похуй, я полез! — радостно сообщил Заяц — Давайте отхуячим этих бомжей хорошенько, а? Кто со мной, пацаны?

— Полезли, Макс — выскочил Котя, похрустывая костяшками разбитых кулаков — Полезли, поебошимся! Гулять — так гулять!

— Короче, кто не полезет внутрь, тот ссыкло и лох позорный, понятно! — громко заорал Филин — Это мой день рождения и сегодня веселимся на всю катушку! Я лезу и все за мной!

Лезть внутрь никто, конечно, не хотел, а хули тут поделать?

Заяц уже прыгнул вниз и орал, что темно и ничего не видно. По очереди мы спустились по ржавой скользкой лестнице в логово врага. Девчонки остались ждать снаружи. Фонарей не было, желания драться с бомжами — тоже.

Как сраные рудокопы или какие-нибудь шахтеры мы свернули в первый попавшийся коридор и медленно стали продвигаться вперед. Котя шагал первый и напевал идиотским тоненьким голосом “Бомжики, бомжики, вы где? Вы где, мои маленькие? Идите сюда… Идите сюда, мы вам ничего не сделаем… Мы просто хотим познакомиться поближе…”

— Пацаны, я знаю, где они — вдруг сказал Гвоздь — Я стопудово знаю. Мы когда в детстве лазили здесь, уже натыкались на них. Они должны кучковаться там, где тепло. Ну, где трубы греют… А это прям под моим домом, тут идти минут пять.

— Точняк — поддержал Заяц — Они же как животные, ггыы… Греются тут и жрут объедки с помоек. Бомжи сраные…

— Ну че, тогда вперед! На баррикады! — истошно заорал Филин и ринулся в темноту.

Мы ускорились, с потолка торчали редкие убитые лампочки, слабо освещая путь. Улюлюкая и подбадривая друг друга, мы приближались к Костяновой двенашке.

Мы с Вано бежали чуть сзади, Гвоздь с Зайцом, Филином и Котей — спереди.

— А вот вы где, суки прячетесь! — вдруг услышал я крик Филина — На, сука, получай! Получай! — раздались звуки глухих ударов.

Узкий коридор не позволял заглянуть, что там впереди. Я выглянул из-за плечей и увидел: четверо или пятеро наших парней месили ногами и руками трех бомжей. Бомжи не оборонялись, не пытались ответить. Они вообще почти не двигались, просто свернулись в клубок на своих зассаных матрацах и тихонько мычали что-то нечленораздельное. Заяц и Филин как будто с цепи сорвались, орали как помешанные, работали коленями и локтями, прыгали на бомжах. Сильно воняло мочой, говном и каким-то трупным запахом. Не достающие до врагов ногами, распинывали их пожитки — всякие пластиковые стаканчики, бутылки с жидкостью, какую-то помойную одежду. Жарко топили трубы, с потолка свисали куски стекловаты. Мне стало душно и плохо.

— Пойдем отсюда — тронул за рукав меня Иван — Это уже пиздец какой-то.

— Подожди.

Я не мог оторваться от этого зрелища. Глаза уже привыкли к темноте, и я увидел все в мельчайших деталях. Толстые, опухшие лица бомжей… Безумные гримасы на лицах Филина и Зайца… Замахи ног и рук… Разбросанные по полу пластиковые тарелки… Струю мочи из Котиной ширинки…

Пять секунд мне хватило сполна. Я развернулся и пошел прочь, к воздуху и свету. Догнал Ваню, молча мы дошли до люка и вылезли наружу. Стало совсем темно, на небе зажглись какие-то звезды. Телки спокойно курили. Я пошарил глазами и не нашел Лены.

— А Ленка где? — спросил я у Вики.

— Домой пошла — сухо ответил она — А тебе чего от нее надо?

— Да ничего, просто так спросил.

— Ну че, герои, как сходили? — спросила Марина.

— По-разному — ответил я — Герои еще не вернулись, у них спрашивайте.

Я достал пачку, дал одну Ивану и взял одну себе. Закурили молча. Прошло минуты две, из люка показалась голова Мухи, а за ним потянулись и все остальные.

— Ну че, сучата, сдрейфили? — подошел Котя — А хули лезли тогда, ссыкуны?

Я промолчал, Иван тоже.

— Не, нихуя ты ему с колена дал! — как ребенок восхищался Филин — Там ажно что-то хрустнуло! А руками мы их зря конечно трогали — обнюхал он свои ладони — Теперь бомжатиной воняет, хуй отмоешься.

— Да! — согласился Заяц и протянул мне свой правый кулак — Нюхни, Снежок, чуешь чем пахнет, г-гы!

— Да убери ты свою пакшу — отбил я его руку — Сам как бомж воняешь и других заражаешь.

— Парни, мы, наверное, еще за сэмом сгоняем ко мне в малосемейку — сказал вдруг Иван — Вы где будете?

— За теплицей будем — сказал Гвоздь, вновь приобнявший Марину — Вы только быстрее, ага?

— Ага.

Мы молча пошли к Ваниной малосемейке. Дошли до моего подъезда, попрощались и разошлись по домам.

Родители уже спали. Я тихо стянул кроссовки, шмыгнул в ванную и долго мылся под душем. Наверное, час или даже больше.


ГЛАВА 10


Огромное рыжее солнце слепит глаза и несмело скользит вдоль потрескавшейся рамы школьного окна. Жмурюсь, сейчас вот уже, сейчас…

Вижу турники, красные курточки восьмиклассниц и шахматный вихрь футбольного мяча. Пацаны громко орут и гоняют круглого по зеленой с проплешинами поляне…

Грузная Людмила Павловна вытерла капельки пота со лба и немного приоткрыла широкое окно.

— Сюда! — слышу я хриплый голос с улицы — Давай сюда, закидывай на правый! Не водись!

Парнишка не слушает, вырывается вперед по левому флангу и хлестко, сухим листом отправляет мяч в ворота. Левой ногой. Ювелирно. От дальней штанги. Красавчик, чего тут говорить. Иногда лучше не давать пас, а все сделать самому.

— Женя! — гремит Палка — Чего задумался? Давай, не тяни. Вернее, давай тяни, вообщем. Ты чего там пытаешься высмотреть? Они не разговаривают, хы-хы…

На столе рассыпаны билеты. Твердые, желтоватые перфокарты. Теория и две задачи. Мне нужен тот, что галочкой отметил Гвоздь. Про свойства параллелограмма. Испытывать удачу не хочется, может попасться что угодно. А что угодно я не учил.

Прожигаю глазами деревянный стол, но билета с галочкой нет. Неужели, кто-то взял мой счастливый пропуск в десятый класс? Или поганец просто прячется среди своих дырявых друзей? Черт!

— Давай, Жень — противным сладким голосом торопит Палка — Бери уже любой, не бойся. Они все несложные, мы тебе, если что, поможем. Правда, Юленька? — поворачивается она к молоденькой лаборантке с матфака.

— Конечно! — серьезно кивает Юленька — Мы тут не собираемся никого специально заваливать, просто проверяем знания.

— Ну ладно — соглашаюсь я и резко хватаю билет из самой середины. Дрожащими руками переворачиваю. “Билет N7. Площадь треугольника. Формула Герона” и две задачи. Трапеция и что-то про сегменты. Могло быть и хуже.

— Номер билета? — вмиг становится серьезной Палка.

— Седьмой. Про треугольник.

— Хорошо, садись и решай. Следующий!

Медленно иду к своему месту за последней партой. Шпоры тоскливо щекочут живот. Аккуратно придерживаю их правым локтем. Сегодня, видимо, особой пользы от них ждать не стоит. Сажусь и осматриваюсь. Равномерно качаются рыжие кудри отличницы Машеньки, строчит себе как паровоз. Наверняка все выучила, скотина.

Закатываю рукава и начинаю сражаться с Героном, треугольниками и трапециями. Задачи идут легко. Трапеция отскочила минут за пять, с сегментом пришлось повозиться подольше. Площадь треугольника — плевое дело. Обычные способы знаю наизусть — через высоту, через синус угла. А формулу эту здоровенную, хоть убей, не помню. В голове всплывают какие-то корни, перемножение сторон, что ли… Нет, не помню…

Смотрю в окно, пацаны все еще играют в футбол. Вот же им кайфово! Физически ощущаю, как напрягается правая нога. Бам, бам и мяч в сетке. Какой гол! Стадион рукоплещет… Симпатичные молодые женщины скандируют мое имя и прорывают кордоны милиции… В руках у меня золотой кубок УЕФА и я, крепкий, загорелый и в бразильской форме победной рысцой бегу к угловому флажку… Самый полезный игрок матча, лучший бомбардир в истории чемпионата мира, Зубастик хлопает глазами и завидует моему голевому чутью…

Нет, определенно надо было переходить в спецкласс. Не сидел бы тут сейчас с кислой миной и формулой Герона. Скоро уже идти отвечать.

Машенька садится перед Палкой и щебечет как сумасшедшая. Синусы, косинусы, вот тут преобразовала, применила теорему о подобии… Лаборантка Юля одобрительно улыбается. Палка вне себя от счастья. Какого ребенка воспитали!

— Машенька, а ты же в математический собралась?

— Да, Людмила Павловна, конечно в математический!

— Ох, какое счастье, Машенька, ну ты просто умница! Пятерка тебе и дай Бог такую тягу к знаниям каждому!

— Спасибо, Людмила Павловна, просто вы очень хороший педагог. Да и геометрия — очень интересный предмет!

— Ну и хорошо, Машенька, очень хорошо. Желаю тебе отдохнуть летом и набраться сил для нового учебного года.

— Огромное спасибо, Людмила Павловна, огромное вам спасибо. До свидания!

— До свидания, Машенька!

Машенька исчезает в дверном проеме, Палка умиротворенно растекается по стулу и смотрит на меня.

— Ну, давай, Евгений, садись. Посмотрим, чего ты там нарешал…

Сажусь и спокойно рассказываю билет. Задачи правильно, площадь треугольника правильно. Зашибись. Палка удивленно смотрит на меня.

— Ну, давай, если еще и формулу Герона вспомнишь, поставлю твердую, справедливую четверку.

— А почему не пятерку?

— Как почему? Ты же пятерку не заслужил, у тебя за четверти — с тройки на четверку. Думал, на экзамене все выучишь и спокойно пять получишь?

— Ну да, вообще-то так и думал — усмехаюсь я.

— Нет, голубчик, пятерку заслужить надо. Давай, показывай формулу Герона.

— Ну… — осторожно выписываю я — Тут перемножить суммы сторон, в общем, надо…

— И?… — хитро прищурилась Палка.

— И… — хитро прищурился я — И вроде бы еще корень извлечь…

— Вроде бы или точно?

— Точно, извлекаем корень из перемножения и получаем площадь треугольника.

— Молодец, ну просто молодец! Вот можешь ведь, когда захочешь, а!

Я скромно потупил глаза.

— Ставлю тебе четыре. Но, запомни, это тебе авансом, чтобы в десятом классе с усердием учился. Ради вас ведь все делаем, только ради вас… К университету готовим… А ты, кстати, куда поступать собираешься?

— Не знаю, Людмила Павловна, еще не решил. На экономический или в политех. Как экзамены получится сдать.

— Ну, давай, удачного лета. Математику бы тебе подтянуть к следующему учебному году и все хорошо сложится. Не хочешь летом индивидуально позаниматься? У меня есть свободные часы… — начинает вытаскивать из сумочки пожеванную записную книжку — Так…

— Спасибо большое, Людмила Павловна, но, наверное, нет — твердо сказал я — Мы летом с родителями на Алтай уезжаем, а потом я к бабушке в Ишим, так что времени скорее всего не будет.

— Ну, как хочешь, как хочешь… — покачала она головой — Если что, обращайся. А то ведь без фундаментальной подготовки в университет тяжело поступить. А у тебя так — по вершкам все. Ну да ладно, смотри сам, в общем.

— Спасибо большое, Людмила Павловна — встал я со стула — До свидания.

Конечно, никуда мы летом не уезжаем. И бабушка в Ишиме уже давно не живет. Да только вот ходить летом к Палне — хуже занятия не придумаешь. У нее еще так изо рта воняет — просто жесть. Как она с мужем вообще целуется? А с фундаментальными знаниями как-нибудь сам разберусь, чай не дурак.

С достоинством забираю рюкзак и выхожу из класса. Стреляю глазами в сторону лаборантки Юленьки, она ничего себе, немного похожа на Леру. Юля ничего не замечает, и я выхожу из класса, ощущая, как острые шпоры проваливаются в штаны. Еле успеваю выскочить в коридор, исписанные бумажки рассыпаются прямо мне в туфли. Ф-фух, пронесло!

— Ну как? Сдал? Что было? Сильно парили? — набрасываются гурьбой эти неудачники.

— Все ништяк, взял, спокойно рассказал билет, решил задачи. Как по маслу, парни.

— Что поставили?

— Твердая четыре, сопляки, твердая четыре!

— Красавчик! Когда успел все выучить?

— Ничего не учил — довольно ржу я — просто я такой умный, что все знал с самого начала. Формулу Герона раскидал как два пальца.

— Пизди больше, списал, наверное, все — не верит мне залупистый Гоша.

— Может, и списал, а может — и нет — отвечаю — Четыре от этого меньше не становится. Получишь больше — обращайся. А нет — так и сам не пизди, понятно?

— Понятно, понятно… — осаживает Гоша.

Протискиваюсь сквозь толпу, сопляки-одноклассники так волнуются, что запах пота слышно с другого этажа. Гвоздь сидит на лавочке напротив и тянет лыбу. Получил свою тройку и доволен, как тридцать копеек. Подхожу к лавочке.

— Ну, чего, бродяга, нашел билет? Пятерочка? — спрашивает Гвоздь.

— Неа, не нашел. Что-то херово ты его отметил или Палка запалила и спрятала вовремя. Не было его, короче, там. Пришлось наугад тянуть и отвечать, так вот.

— И что? Получилось наугад?

— Еще бы, четыре балла как с куста.

— Еба-а-ать… — удивляется Гвоздь — Ниче ты мозг, выучил все что ли?

— Да не, с билетом повезло. Простой был — площадь треугольника посчитать и все. Тут большого ума не надо.

— Понятно. Молодец, хули тут скажешь. Ну ладно, пойдем, что ли, покурим тогда?

— Пойдем.

Встаем с лавочки и идем мимо раздевалок. За железными резными прутьями почти пусто, висят несколько легких ветровок — лето на подходе, все уже давно ходят в футболках. Куртки носят только сопливые ханорики или те самые телки, которые вечно кутаются на уроке в какую-нибудь шаль или платок. По четырнадцать лет и уже ведут себя как бабки, ну почему вот так бывает?

В раздевалках дежурят восьмиклассницы, в основном страшненькие, но есть пара нормальных. Улыбаюсь девчонке в синей обтягивающей кофте. Хорошенькая. Курносая, спортивные ноги, юбчонка. Все, что надо. Не помню, правда, как зовут — то ли Настя, то ли Света. Да и неважно, по сути.

— Малая, пойдешь в Пентагон курить? — спрашиваю.

— А ты че, взрослый уже? — начинает острить она.

— Взрослее тебя то уж точно. Смотри, два раза не предлагаю. Идешь или нет?

— Не курю — гордо задирает она свой носик — Спортсменка. И тебе курить не советую.

— Лыжами увлекаешься, спортсменка? — встревает Гвоздь — Не хочешь со мной покататься? Я по лыжным делам мастер, смотри — делает он движения бедрами туда-сюда.

— Да пошли вы, придурки! — обижается она и уходит внутрь раздевалки.

Выходим в школьные двери. Тетя Валя на проходной смотрит старенький черно-белый телевизор. Она всегда его смотрит. Первый канал или ТВ-6. Телевизор рябит, ничего не слышно, но тетя Валя упорно его смотрит через толстые стекла своих роговых очков.

— До свидания, теть Валь! — салютуем мы.

— До свидания, мальчики — не поворачивает седую голову тетя Валя.

Идем в Пентагон — пятиугольный двор прямо за воротами школы. Место, где все курят, пьют на переменах и перед дискотеками. Любые драки и разборки также проходят тут. Самый настоящий Пентагон, я вам говорю. Как в Вашингтоне или где он там на самом деле. Достаю сигареты и прикуриваю. Костян достает свои. Погода ништяк, светит солнце, экзамен сдали, что еще надо?

— Пойдем, мож, по пиву втарим? — предлагает Гвоздь.

— Пойдем — с удовольствием соглашаюсь. Холодное пиво сейчас самое то.

Идем к магазину напротив Пентагона. Квадратные коробки ларьков чередуются с пестрыми грядками бабок. Даже летом эти бабки сидят в каких-то серых махровых пальто и переругиваются друг с другом. Сидят, старые коровы и продают жевачки, сигареты поштучно и клей из-под полы. Конченые бабки, в общем.

Берем два Бизона по пятнадцать рублей и идем обратно в Пентагон. У дальнего подъезда стоят знакомые десятиклассники, но подходить не хочется. Машем им рукой и становимся у подъезда напротив.

— Смотри, как я открывать научился — говорит Гвоздь, плотно приставляя зажигалку к горлышку. — Хоппа! — делает он резкое движение рукой, и крышка отлетает вверх метра на три, описывает дугу и падает на асфальт.

— Охуенно! — искренне восхищаюсь я — А в чем тут прикол?

— А прикол тут такой — с удовольствием объясняет Гвоздь — главное — ладонью плотно зажать, а потом резко дернуть. Крышка как пулей вылетает. От давления вроде как… Я один раз так бухой делал — чуть глаз себе не выбил, прикинь прямо в бровь отлетело…

— Ништяк, надо будет научиться — говорю.

— Научишься — ржет он, делая длинный глоток — Все лето еще впереди. Ты че, кстати, летом собираешься делать?

— Да не знаю, не думал еще. Каких-то определенных планов нет. В лагерь ехать не хочется, там уже малолетки одни. А других вариантов и нет, честно говоря. Хуй, в общем, буду пинать как обычно. А у тебя че, какие-то предложения есть?

— Неа, так просто спросил. Я тут думаю насчет школы…

— Че думаешь?

— Да мне вот Филин недавно сказал, что в его шарагу строительную документы можно хоть до сентября подавать, и экзаменов там вроде никаких не надо. Просто приноси аттестат и учись…

— В смысле? И че, ты типа в десятый не хочешь идти?

— Да хуй знает… А че вот там делать, ты мне скажи? У меня эта школа знаешь уже, где сидит? Вот здесь — провел он ребром ладони по горлу — Училки все эти ненормальные, телки малолетние и не дают, домашние задания, экзамены, котлетки в столовой… Пиздец, короче. Как дети малые, реально.

— Понятно. Ну, есть что-то в этом. А в шараге, думаешь, не так?

— Нет, конечно. Там и телки повзрослее и мозги меньше ебут. Да и вообще, думаю, житуха поинтереснее…

— Ну а потом че? На завод грузчиком работать? Или тачки чинить? Это же хуйня полная, сам понимаешь.

— Зачем обязательно на завод? Это же строительный техникум. Научат тебя, как строить, как ремонт делать. Потом можно в фирму какую-нибудь устроиться или самому что-нибудь открыть. Это раньше совок был и только на завод. Сейчас все пути открыты, чувак, надо просто понимать, что к чему и в тему вовремя встревать.

— Да, это верно. Вон Мухины родаки тоже вроде стройматериалами занимаются и неплохо живут, надо сказать. В чем-то ты, конечно, прав…

— Конечно, прав. Я ж тебе не дебил — просто так школу бросать. Это типа взвешенное решение — заржал Гвоздь и хлебнул еще пива — А ты че? Не хочешь вместе со мной? Филин говорил, там телки ништяк — взрослые уже. Жарятся как швейная машинка Зингер, понял?!

— Ага, понял — сказал я — Чето не знаю я, Костян. Непростое это решение, надо помозговать. Телки — телками, а школа-школой.

— Ну, смотри, мозгуй… Если че — до конца сентября. С документами я тебе расскажу все как делать. Ты главное — правильное решение прими.

— Постараюсь.

Мы допили пиво и сходили еще за одним. Голова набухла и потяжелела. Сильно захотелось спать — бессонная ночь перед экзаменом не прошла даром. Пентагон постепенно наполнялся — все больше счастливчиков пили алкоголь, курили сигареты и обсуждали экзамен. Кто-то сходил за водкой и пластиковыми стаканчиками. Выпили по две рюмахи, и стало совсем сонно. Гвоздь зажал незнакомую писюху из восьмого класса и что-то активно ей наваливал. Мне стало скучно и захотелось домой. Стараясь не привлекать внимание, я вышел из Пентагона, быстро дошел до остановки и сел в автобус.

Автобус трясся на кочках, серые уставшие люди ехали с работы. Знакомые пейзажи медленно проплывали в пыльных окнах. Футбольное поле, бетонные многоэтажки, магазин Астор, универсам на пятачке, детская больница, гаражи, заборы… Я прислонился головой к поручню, незаметно уснул и проехал свою остановку.

Кондуктор распихала на конечной. Быстрый сон слегка рассеял действие коктейля “пиво-водка”. Я выскочил и начал ждать автобус обратно. Через двадцать минут я все-таки добрался до дома, закинул всю одежду в ванную, открыл форточку и лег спать.

С улицы приятно дул летний ветер и лаяли собаки.


ГЛАВА 11


Море белых бантов разливалось вдоль прямоугольника школьного двора. Солнце палило как угорелое. Синее небо улыбалось и вычищало последние следы хмурых облаков. Первоклашки радостно пищали, мельтешили под ногами, дергали друг друга за косы. Тесный костюм, купленный в Детском Мире на прошлой неделе, норовил прислониться к стенам погрязнее. Туфли жали, пальцы ног скукожились и умоляли выпустить на волю.

Но настроение все равно было отличное. Ведь выпускной — это вам не хуй собачий, друзья. Большое событие в жизни и все такое.

“Ты должен встретить его достойно и запомнить на всю жизнь” — сказала мама вечером, разглаживая рубашку.

И в этом я с ней абсолютно согласен. Не знаю, правда, что она имела в виду, когда говорила достойно, но запомнить на всю жизнь — это верно. И неважно, что выпускной из девятого класса, а не из одиннадцатого. Для кого-то он первый и последний. Например, для Гвоздя. Но не для меня, нет. Я остаюсь в школе. Еще два класса. Посмотрим, как там оно будет, ничего нельзя загадывать.

— Ребята, ребята, РЕБЯТА! — громко вопит голос завуча из громкоговорителя — Строимся, строимся по парам, ребята! Девятые классы! Строимся по парам на третьем этаже и торжественно спускаемся в актовый зал! Ребята, не заставляем никого ждать! Ребята, вы уже взрослые!

Я беру за руку Вику, она нормальная. У меня с ней никогда ничего не было, да и не особо хотелось. Она не очень симпатичная. Не уродина, конечно, просто самая обычная девчонка. Но одно в ней хорошо — Вика своя в доску. Ей не обломно просто взять тебя за руку, спокойно идти с третьего этажа до актового зала и ржать над всеми подряд, вы понимаете? И у нее не потеет ладошка, нет чувства придурковатой неловкости, что ты держишь девушку за руку и все такое. Мне кажется, это очень важно.

Ну да ладно, мы идем с ней, а впереди идет Гвоздь с жирной Таней, она сама схватила его и не отпускает. Гвоздь сильно вымахал за этот год и уже на полголовы выше меня. Он держит спину прямо и шагает как деревянный. Я тихонько пинаю его подошву своим новым туфлем и шепчу “Буратино, тебе че палку в жопу вставили?”. Он натянуто лыбится и несильно лягает меня пяткой, еле уворачиваюсь. “Мальчики, потише!” — шипит на нас классуха Лидия Васильевна — “Тише, мальчики, идем спокойно!”. Вика хихикает в кулачок и старается сохранять невозмутимое лицо. Мне смешно.

Рядом с нами идут младшие классы. С первого по пятый. Они очень забавные, еле держатся за руки и восхищенно хлопают глазами. Как маленькие зверушки. У некоторых в руках огромные букеты цветов. Помню, тоже так когда-то ходил.

Вдоль торжественного шествия стоят родители, просто куча родителей. Увлеченно щелкают фотоаппаратами, улыбаются, выкрикивают поздравления, машут руками. У родителей сегодня особый день. Их дети выходят во взрослую жизнь, так сказать. Родители счастливы, малыши счастливы, учителя немного напряжены, но в основном тоже счастливы.

А нам, честно говоря, по хую на какое-то там счастье, нам просто радостно и ржачно и хорошо.

Сейчас пройдет концертная программа, кто-нибудь будет петь, кто-нибудь спляшет народный танец и умело покажет смешную сценку. И все похлопают, а грозная директриса улыбнется и смахнет платком навернувшуюся слезу.

И это не шутки, она действительно так иногда делает.

А потом мы пойдем в Пентагон и начнем выпивать. А после Пентагона мы сходим в магазин и возьмем еще водки и какого-нибудь дорогого запивона и сигарет Marlboro, а не Bond как обычно, сядем в большой красивый автобус и поедем на набережную. К речному причалу. Потому что выпускной у нас проходит на корабле. Не на огромной морской шхуне, конечно, а на простом туристическом кораблике. И это, я считаю, просто замечательно. А то затертый до дыр спортзал всем уже порядком надоел.

Заходим в актовый зал и медленно рассаживаемся по рядам. На спинках кресел прилеплены таблички с номером класса. Мы с Гвоздем садимся на 9 “Г”, как положено. Кто-то все-таки протащил водку и смешал ее с колой в литровой бутылке. В пропорции два к одному. Водка быстро разошлась по рядам, и концертная программа стала раз в сорок интереснее и смешнее. Пурпурные шторы актового зала сходились и расходились, а мне было все лучше и лучше. Гвоздь незаметно сделал жест “пойдем, покурим”, и мы стали пробираться через ряды на выход.

— Ребята, вы куда? — недовольно скривила лицо классуха — Концерт же идет, ребята!

— В туалет надо, Лидия Васильевна, живот что-то от шуток скрутило — невозмутимо говорит Гвоздь, и мы с хохотом выкатываемся за дверь актового зала.

— Нормально ты ее — говорю.

— А хули, я ее, может, в последний раз вижу. Надоело под этих училок прогибаться. Это именно то, о чем я тебе тогда говорил, понял? Учителя — они же звери, чутка расслабься и все. Задавят. Сами в жизни ничего не добились и из нас хотят таких же неудачников сделать.

— Да ладно тебе…

— Не, я реально говорю. В фазане, например, все не так, там мастаку влегкую наебнуть можно и ничего тебе не будет.

— Это тебе Филин сказал?

— Не только, от многих слышал. Там все по-другому. Ты че, кстати, не надумал вместе со мной?

— Пока нет. Там терпит еще время?

— Ну да, до конца августа, я же тебе говорил.

— Я еще подумаю тогда, если че — скажу.

— Давай, думай.

Проходим мимо кабинета МХК и русского языка. На стене нарисован атлет с факелом в руке. Он бежит куда-то вдаль и таинственно улыбается. Видимо, олимпиец. Двое пятиклашек сидят на скамейке, улыбаются и держатся за руки.

— Смотрите аккуратнее, голубки — ржет Гвоздь. Пятиклашки стесняются и сразу же бросают руки.

Заходим в туалет. Там накурено и уже стоит человек десять. Все в костюмах и при галстуках. Среди них Иван и Муха. Уже веселые, затаренные алкоголем и готовые управлять хоть океанским лайнером. Официально им нельзя на корабль, они еще малые, только восьмой закончили. Но на сегодня готовится операция “Проникновение”. Надеюсь, как-нибудь они пролезут в логово праздника. Здороваемся, наливаем водки по ватерлинии и хлопаем. Кайф…

Огонь выпускного растекается по глотке, приятно обжигая внутренности. Закуриваем.

Резко распахивается входная дверь и в проеме появляется трудовик Петрович. Сергей Петрович. Высоченный, бородатый, огромный в плечах, Петрович всегда напоминал мне йети. Муха незаметно прячет пузырь за спину. Все притихли. Петрович пристально смотрит на нас, достает свои смятые папиросины и говорит:

— И что, девять лет я вам показывал, как руками работать, а вы теперь мне даже выпить не предложите?

Все ржут. Муха достает из-за спины пузырь, берет новый стаканчик и как-то неловко наливает Петровичу под ватерлинию. Стаканчик чуть не падает, и Муха перехватывает его на лету, слегка расплескав водку.

— Куда вам, молодежь, пить-то еще? Тару в руках удержать не можете — гремит Петрович в свою массивную бороду и улыбается.

Все ржут над Мухой. Петрович лихо опрокидывает водку, задрав голову, и закусывает кусочком собственной бороды. Мы наливаем еще по одной, не забывая про Петровича.

— Ну, давайте, молодежь, я тост скажу — говорит он. Мы притихаем.

— Давным-давно, высоко в горах… — начинает он загадочным голосом — жил старик отец. И было у него три сына, старший, младший и средний. И вот отец лежит у смертного одра, сыновья склонились и ждут последнего отцовского слова. — Принесите мне веточку, говорит отец. Младший сбегал — принес. Отец осмотрел сыновей, взял да и сломал эту веточку пополам. — Принесите мне ветку потолще — говорит отец. Средний сбегал — принес. То же самое, отец посмотрел на сыновей и сломал ветку…

— Петрович, кажись, вконец ебнулся — незаметно шепнул мне Гвоздь.

— …И посмотрел отец на сыновей и сказал — если будете жить по отдельности, вас легко одолеть, как сломать прутик, а ежели будете жить все вместе и друг друга в обиду не давать — любого врага победить сможете. Потому что куст сломать тяжелее, чем прутики — закончил Петрович.

Стакан в моей руке уже начал нагреваться и хотелось скорее выпить.

— Так и вы, ребята, когда закончите школу — держитесь все вместе и помогайте друг другу. Ну, будем! — наконец запрокинул он стопку.

Все выпили и достали еще по сигарете. Петрович окинул нас прощальным взглядом и вышел. Мы покурили и двинули обратно в актовый зал.

Минут через двадцать уже должны были отъезжать автобусы. На крылечке начали скапливаться родители. Концертная программа подходила к концу. На втором этаже мимо нас прошмыгнула старая физичка. Тамара Петровна.

Весь девятый класс во время урока Тамара Петровна то и дело забегала в свою лаборантскую и через минуту возвращалась с раскрасневшимися щеками и какими-то нездоровыми приступами дружелюбия и веселья. Кабинет физики находился прямо под кабинетом химии, и вскоре у нас возникла версия, что химичка с физичкой просто накуриваются по трубе, соединяющей две лаборантские. Не знаю, что там было на самом деле, но подозреваю, мы были недалеки от правды.

Дверь в актовый зал была приоткрыта. Я заглянул внутрь, посмотрел на родителей, Лидию Васильевну, директрису. На сцене шел один из последних номеров. Отличник Николай из девятого “А” затягивал лирическую песню. Он всегда пел на школьных вечерах. Что-то типа “гимназия наша — мы тебя покидаем, и ты остаешься в наших сердцах…” Директриса громко высморкалась в большой шелковый платок. Официальная часть выпускного приближалась к развязке. Я понял, что заходить и привлекать внимание сейчас точно не стоит.

— Че там? — толкнул меня в спину Гвоздь — Проходи, хули встал как вкопанный.

— Подожди, не надо идти, там уже все заканчивается, только больше шороху наведем. Скоро все выходить уже будут. Пойдем лучше в автобусе места займем.

— Дай я посмотрю — задергался Гвоздь.

— Смотри.

Он заглянул, секунду подержал свою вихрастую голову внутри и вынырнул обратно.

— Правда, пойдем лучше покурим. Там опять этот Коленька-дебил поет.

— Пойдем.

Мы вышли на улицу. Солнце светило еще сильнее, чем с утра. Водка в туалете начала доходить до нервных окончаний в голове. Я прилично вспотел, и рубашка неприятно налипала на спину. Захотелось ссать. Мы пошли в Пентагон и обмочили все гаражи. На лавочке у пятого подъезда сидели три бабки, показывали на нас пальцами и что-то возмущенно шипели. Гвоздь заржал и показал им средний палец. Бабки замахали на нас руками, как будто отпугивая непонятливых птиц. Мы вернулись на крыльцо.

Подъехали автобусы, водители вышли покурить и вытереть со лба пот. У крыльца уже терлись Иван с Мухой, периодически отхлебывая что-то из пакета. Ну, не что-то, а алкоголь, конечно. Топливо для нашего речного путешествия.

— А уже можно садиться? — спросил я у водителя нашего автобуса.

— Можно Машку за ляжку — подъебнул водила — Садитесь, если хотите, только душно там, лучше на улице стоять.

— Так мы уже устали стоять. Посидим внутри, наверное — сказал я.

Иван с Мухой залезли внутрь и прошли на задние сиденья. Мы с Гвоздем сели рядом, чтобы прикрывать их от нападок классухи. Из здания школы начали выходить одноклассники и потихоньку наполнять автобус. Последней зашла Лидия Васильевна и строго пересчитала всех из начала салона. Иван с Мухой пригнулись нам в ноги и остались незамеченными. Отлично. Операции “Проникновение” положено хорошее начало.

Счастливые родители помахали нам руками и начали загружаться в свой автобус. Водила тронул, и 9 “Г” отъехал в направлении набережной.

Я уставился в окно, изредка отхлебывая какой-то коктейль из волшебного пакета. Автобус быстро покинул территорию школы и выехал на мост. Внизу бурлила мутная, желтовато-зеленая река. По течению плыли коряги и пустые бутылки. Вдоль берега на коричневом песке городского пляжа кверху пузом загорали граждане. Малыши строили песочные крепости, какие-то компании нашего возраста и старше пили холодное пиво на разложенных одеялах. Лето шпарило по всем фронтам.

Автобус съехал с моста и вывернул на центральную улицу. Очень узкую и даже немного красивую. Старинные дома, драмтеатр, музей. Магазины, магазины, магазины. Одна бильярдная и один бар.

Закончилась улица и началась набережная. Наш пароходик стоял у причала и многообещающе смотрел вдаль. Выгрузились из автобуса и по одному начали проходить на палубу. Муха с Иваном невозмутимо прошагали по мостику, прижимая к груди пакет с бухлом, и свернули куда-то по направлению к туалетам. Выпускной вечер набирал обороты.

Мы с Гвоздем обследовали пароход. Он состоял из двух этажей. Верхний — открытый с синими сиденьями и какими-то тросами. Нижний — закрытый трюм. Помещение для родителей. Там родители вместе с учителями должны были отмечать эту знаменательную веху в жизни своих детей.

Внизу стояли столы, накрытые виноградом, свиной вырезкой и бутылками шампанского. Гвоздь сунул одну бутылку за пазуху пиджака, и мы вышли покурить на палубу. Мотор работал на полную, белые волны бурлили вдоль днища нашего судна. Разноцветные брызги долетали до лица, и приходилось прищуривать глаза. Ветер приятно раздувал волосы, обдавая прохладой мою потную спину и подмышки.

Гвоздь некоторое время повоевал с бутылкой и, наконец, выстрелил пробкой куда-то в небо. Шампанское хлынуло, как горная река. Сильно хотелось пить, и мы начали хлебать этот праздничный напиток прямо из горла. Кайф! — сказал Гвоздь. Кайф! — согласился я.

Охуевшие от напора выпускного вечера девчонки улыбались, бегали по лестнице на второй этаж и непрерывно фотографировались. Изредка пробегали мимо нас, просили отхлебнуть и бежали фотографироваться дальше.

Я затянулся, слегка перегнулся через перила корабля и далеко плюнул. Река была почти такая же синяя, как наши друзья на районе после пяти бутылок самогона. Вдруг кто-то легонько коснулся моего плеча. Я обернулся. Там стояла мама. Моя мама. Она улыбнулась. Я поперхнулся и постарался спрятать сигарету в рукав пиджака.

— Давай, сынок, докуривай, и пошли уже перекусим — невозмутимо сказала мама.

— Мммм… — промямлил я — Хорошо, сейчас, мам.

Все это было достаточно неожиданно. Мама развернулась и пошла куда-то за угол. Ровно туда, где по моим расчетам должен был находиться тупик. Гвоздь начал ржать как дикий конь.

— Ээээ… Чет походу мы не до конца разрулили месторасположение кают — сказал я.

— Да похуй, не ссы. Сегодня же выпускной. Сегодня все можно — сказал Гвоздь — Да и вообще, мои родители уже давно ничего не говорят, когда я выхожу покурить на площадку.

Я не нашелся, что ответить. Мои пока что говорят. Особенно батек. И все-таки у меня мировая мама.

Мы добили бутылку шампанского, и пошли в каюту. Покушать. Я закинул в желудок две куриные ножки, толченый картофан и какой-то салат. Ровно так, чтобы не переедать и сильно не опьянеть. Запил соком и еще одним бокалом шампанского, и снова вышел на палубу. Гвоздь с пацанами куда-то пропал.

Пузырьки от шампанского расшатывали маятник настроения вправо и вниз. На секунду показалось, что я действительно люблю этих своих одноклассников и как же хорошо, что мы все вместе проучились эти девять лет и как еще много будет хорошего и приятного впереди…

Я прищурился и даже вроде прикрыл глаза. Постарался прочувствовать момент. Запомнить получше, повнятнее. Понятное дело, что когда шампанское начнет отпускать, я буду думать по-другому, но здесь и сейчас все очень и очень неплохо. А как бы так сделать, чтобы и в будущем было также хорошо, как здесь и сейчас? И как…

— Привет — прервал мои бухие размышления девчачий голосок — у тебя не будет, случайно, зажигалки?

Я открыл глаза и увидел перед собой девчонку. Незнакомую такую девчушку в синем платье до колен, с большими белыми бантами и загорелым лицом. Невысокая, стройная. Похожа на куколку. Наверное, чуть младше меня. И очень хорошенькая.

— Привет. Зажигалка случайно будет — ответил я.

— Давай — потребовала она и достала сигарету. Я достал свой праздничный Marlboro, и мы подкурили.

— А ты откуда? — как-то заторможено спросил я — Из нашей параллели? Что-то я тебя раньше в школе не видел.

— Неа, не из вашей. Я вообще не из вашей школы. Я сестра Таньки Мирченко. Она из девятого “A”. Мне дома скучно было сидеть, вот я с ней и попросилась на выпускной. Тут же родственников пускают… — протараторила она и затянулась сигаретой.

— Ясно… А зовут тебя как?

— Зовут меня Оля. А тебя?

— А меня Женя. Приятно познакомиться.

— И мне приятно — улыбнулась она.

— А ты почему не в нашей школе учишься? — спросил я — Чего вас с Танькой по разным школам развели? У меня вот младший брат тоже здесь учится.

— Я просто музыкой увлекаюсь, хочу поступать в консерваторию, и меня родители определили в школу при консерватории. Там с пятого класса учишься и параллельно на занятия по музыке вечером ходишь. Я вот уже восьмой закончила.

— Понятно. Музыка — это очень интересно — сказал я.

— Конечно, интересно. Только я ужасно устаю ей все время заниматься. Иногда хочется просто пойти погулять на улицу, например, а надо сидеть и ноты учить. Да и народу у нас в школе гораздо меньше, чем в обычных школах…

— Да, это, наверное, скучно — согласился я — А ты выпить не хочешь? Я могу за шампанским сбегать. Ты как к шампанскому относишься?

— Хорошо отношусь — улыбнулась Оля — Только в умеренных количествах. А то я один раз…

— Подожди — перебил я — Сейчас сбегаю, и расскажешь, как ты один раз.

— Давай, сбегай, только если быстро — сказала она и улыбнулась.

Я затянулся в последний раз, щелчком выбросил сигарету и поскакал в нижнюю каюту. Взрослые уже прилично выпили и затянули какую-то старую советскую песню. Стараясь не привлекать лишнего внимания, я схватил початую бутылку шампанского, два пластиковых стаканчика и побежал обратно. Рядом с мужским туалетом сидели пацаны и глушили какие-то тяжелые напитки. Иван, Муха, Гвоздь — все были там. И еще человек десять с нашей параллели и постарше. Учителя обходили туалет стороной.

— Жека! Пойдем выпьем за окончание! — позвал Димон из девятого В.

— Пять секунд, парни, сейчас наверх сбегаю, и выпьем — сказал я — Сегодня еще успеется.

— Давай быстрее — крикнул Гвоздь — В большой семье еблом не щелкай — водка кончается быстро.

— Ага, сейчас — сейчас…

— Давай вообщем, не тупи.

Я поднялся на верхнюю палубу. Слава Богу, Оля никуда не делась, стояла в своем синем платье и смотрела куда-то вдаль. В направлении горизонта. Я секунду полюбовался ее лицом. На самом деле обычное лицо, ничего вроде особенного. Но сердце забилось в миллион раз чаще. Ну, вы понимаете, есть такие лица — не можешь отвести взгляд и все. Дыхание прерывается и не верится, что обладатель этого лица прямо здесь и прямо сейчас с тобой разговаривает.

— Салют! — поднял я шампанское — Не заскучала? Вот — добыча…

— Нет, не успела. Ты достаточно быстро — сказала она.

— Предлагаю выпить за знакомство! — ответил я.

— Давай за знакомство.

Мы выпили за знакомство. Пузырьки шампанского в пластиковом стаканчике искрились от заходящего солнца. Все было как в дешевом фильме. Мы выпили еще раз.

— Так что ты хотела там рассказать? — начал я — Как ты один раз выпила и что-то там…

— Да не такая уж и интересная история, на самом деле. Просто мы с девчонками отмечали день рождения. И было еще несколько наших общих друзей, пара ребят из консерватории и еще один мальчик из обычной школы. И они, в общем, принесли несколько бутылок шампанского и…

— И…?

— Ну и я выпила слишком много. Я тогда вообще алкоголь почти не пробовала, а шампанское — оно же такое вкусное и сначала совсем не пьянит…

— Да, есть такой эффект…

— … Ну и выпила лишнего, и мне так хорошо стаа-а-ло… Мы с девчонками начали на столах танцевать, музыку громко слушать, разбили большую вазу, керамическую… Соседи чуть милицию не вызвали, представляешь?! Ужас, в общем! Мне потом так стыдно и так плохо было…

— А что плохого в том, что вы с друзьями повеселились?

— Ну, я даже сама не знаю… Но как-то плохо это было, неправильно, что-ли.

— Не знаю, не знаю. По мне так, пока молодой — нужно веселиться сколько влезет.

— Да я тоже так думаю! — замахала она своими тоненькими ручками — Но как-то в меру надо веселиться, чтоб потом стыдно не было.

— Может быть, это дело такое, спорить можно долго. Но сегодня то — выпускной, как никак! Нужно и выпить и повеселиться, с этим-то ты, я надеюсь, согласна?

— Конечно, согласна! Вкусное все-таки это шампанское….

— Да, вкусное, тут уже, правда, на донышке осталось. Может, на брудершафт выпьем? — предложил я.

— А это как? — спросила она.

— Это типа за знакомство. Когда пьют на брудершафт — значит, человек тебе приятен. Нужно продеть вот так руки и выпить — показал я.

— Давай — улыбнулась она — Ты вроде приятный молодой человек.

— Вы тоже очень приятная молодая леди — сказал я. Оля рассмеялась.

Я с готовностью разлил остатки шампанского, и мы выпили на брудершафт. Продевая свою согнутую руку через Олину, я почувствовал тонкий запах ее духов и чуть не сошел с ума. Духи пахли чем-то легким и родным.

Мы немного поболтали о школе, я рассказал про футбольную секцию, про то, что хочу учиться на экономиста. Она — про консерваторию, про увлечение испанским. Я вспомнил слова из Offspring — уно, дос, трес, кватро, синко, синко, сейс! Оля смеялась, а меня разрывало от счастья.

Минут через двадцать подошла сестра Таня, удивилась нашему знакомству, взяла Олю за руку и потянула куда-то в компанию девочек. Я не хотел ее отпускать, но выбора не было. Пришлось идти к мужскому туалету — отмечать выпускной с пацанами.

Тяжелая алкогольная артиллерия к тому времени уже бурлила в желудках моих друзей. Оставшиеся полторы бутылки водки быстро распили за полчаса под разговоры о том, куда идти бухать дальше, где в такое время можно купить еще водки и кому из телок сегодня можно присунуть. Обычно такие разговоры ничем не заканчивались, но в выпускной был шанс на какие-то счастливые случайности.

Оставшийся час речной прогулки я пил с одноклассниками, высматривал Олю, участвовал в выяснении отношений между Ваней и Гвоздем, прятался от мамы и пытался стянуть с кухни еды. Вскоре стемнело, и корабль причалил к речному вокзалу, ровно на то же место, с которого начинался выпускной. В толпе спускающихся на твердую землю людей я разглядел Олю и решился подойти.

— Привет — сказал я — А ты сейчас куда?

— Наверное, домой — сказала она — Поздно ведь уже.

— Да ладно, не так уж и поздно, мы сейчас еще гулять пойдем куда-нибудь. Пошли с нами?

— Нет, извини, не могу. Родители говорят, что пора домой ехать. А я с ними и так достаточно часто ругаюсь, так что сегодня гулять не получится. И это все таки не мой выпускной, а Таньки.

— А когда получится? — осмелел я — Можно и в обычный день погулять, если ты не против…

— Ты что, мне свидание назначаешь? — засмеялась она.

— Можно это назвать и так — сказал я — А можно просто встретиться, погулять. Погода сейчас хорошая.

— Да, действительно хорошая — еще раз засмеялась она.

— Тогда до связи? — спросил я — Я как-то Тане звонил насчет уроков, телефон знаю.

— До связи — улыбнулась она, развернулась и пошла к родителям.

Я как дурак постоял еще несколько секунд, посмотрел на ее синее платье и тоже развернулся и пошел к пацанам.


ГЛАВА 12


Мы сидели вчетвером и играли в сто одно пара на пару. Игра простая, но захватывающая, особенно если нечего делать. А летом на районе совершенно нечего делать, кроме как бухать и играть в сто одно на школьном крылечке.

Вкидываем по пятьдесят копеек мелочи, колода тщательно тасуется, все кроме сдающего получают пять карт и начинаем играть. Этим летом мы играли в сто одно почти каждый вечер. Вскоре я научился предугадывать ходы Ивана, а Гвоздь научился забирать свои пятьдесят копеек в случае проигрыша и отдавать долги сигаретами.

Было тепло, район шумел неторопливо, по-вечернему. Кряхтели на лавочках бабушки в разноцветных юбках и домашних тапках, натянутых прямо на шерстяные носки. Малые сутками гоняли мяч на асфальтовой площадке у школы и бегали домой за полторашками воды. Из компьютерного клуба доносилась пальба калашей и винтовок М-16. Серый из третьего подъезда крутил солнышко на скрипучей качели, телки с общаги щелкали семечки у веранды и над чем-то ржали. С балкона десятого этажа восемнашки доносились дурные, срывающиеся на визг голоса пьяных Зайца, Коти и Филина.
		Бе-е-е-ллл-ыы-ее Ро-о-зззз-ы


		Белл-ыыыее-еее  Ро-ззз-ы


		Бе-е-е-е-езззащщиттныыы ш-шипы!


Парням почему-то полюбилась именно эта песня и уже недели три или четыре весь район слушал нетленный хит группы “Ласковый Май”.

— Хорошо песня пошла — отметил Иван, раскидывая очередную колоду.

— Да эти алкоты ничего больше и не слушают — сказал Муха — Это сколько надо сэма выпить, чтобы эту херню петь?

— Да ладно, не такая уж и плохая песня — сказал Гвоздь — Под настроение, понятное дело, но иногда можно и такое погорланить.

— Да не гони, под какое настроение? — сказал Муха — Это же полный пиздец. Тотальный. Белые розы… Розы-морозы… Это еще придумать такое говно надо было. Ты, вообще, в текст вдумывался?

— А хули в него вдумываться — заржал Гвоздь — Его петь надо.

— Ты в натуре демон — сказал Муха, откидывая карты.

— Да ладно, я не серьезно — сказал Гвоздь — Понятно, что говно полное. А что еще, по-твоему, можно слушать? Русское радио? У меня батя вот Игоря Талькова слушает и этого еще короче…

— …Михаила Круга? — подсказал Иван.

— Да нет — сморщился Гвоздь — Наговицын что-ли, тоже, короче, про тюрьму да про волков блядь всяких степных. Я пару альбомов прослушал, чисто так для интереса.

— Понравилось? — ехидно спросил Муха.

— Че гонишь что ли? — толкнул его в плечо Гвоздь — Хуета скучнейшая. Не пойму, что там бате вообще могло понравиться.

— Да ладно, Костян, не отмазывайся — заржал Муха — Все знают, что ты по ночам шансон слушаешь под подушкой, тайком от родителей.

— Да пошел ты — сказал Гвоздь — Я же не говорю, что все знают, отчего у тебя правая рука такая мозолистая и все одеяло в странных белых пятнах. И это уж точно не Фейри! — с довольным лицом завершил он приговор.

Иван заржал как сумасшедший, раскидав карты по крыльцу. Муха смущенно затянулся сигаретой и резко выпустил Гвоздю дым в лицо, тот откашлялся, легонько пнул Муху и отбежал на пару метров.

— Ладно, не бойся, солдат ребенка не обидит — сказал Муха.

— Да пошел ты — беззлобно сказал Гвоздь — Че, еще по одной раскинем или как?

— Да чето уже надоело — сказал Иван — Может, гульнем?

— Пойдемте — согласились все — Действительно надоело.

Мы прогулялись кружок вокруг школы, постояли недолго у теплицы с парнями, посмотрели, как дзюдоисты играют в баскетбол на школьной площадке.

Жесткие мужики эти дзюдоисты, надо сказать. Я тоже пару раз ходил на секцию дзюдо в детстве, но как-то не увлекся.

Помню одно упражнение — тренер ставит тебя в центре мата и говорит четырем маленьким дзюдоистам бежать на тебя почти одновременно с четырех сторон, с промежутком в секунду. Цель задания — последовательно перекидать всех четырех противников. Одного — через плечо, следующего — через бедро и так далее. Типа для развития скорости реакции. Первый раз у меня почти получилось, а второй раз кто-то не выдержал интервал, ускорился и нечаянно сломал мне передний зуб.

После этого секцию дзюдо я начал посещать все реже и реже, а потом и вовсе перешел в футбольную. Там хоть интрига какая-то присутствует, а в дзюдо и так всегда ясно, кто сильнее. И обычно это не ты.

— Пацаны, я, наверное, домой — сказал Муха, проходя мимо собственного подъезда.

— Опять в Диабло дрочить будешь? — спросил Иван — У тебя уже какой там уровень?

— Варваром — девяносто шестой, чисто опыт качаю, а некромантом я пока не прошел — довольно сказал Муха.

— Понятно — сказал Гвоздь — Ну я тогда тоже погнал гамать. Че тут ловить еще.

Делать было реально нечего, мы попрощались и разошлись по домам.

В подъезде было прохладно, соседка баба Маша привезла откуда-то из деревни целый мешок кукурузы и угостила нас парочкой. Я уговорил маму сварить эту кукурузу, а сам лег в зале на диван и начал читать Советский спорт.

Отец подарил на прошлый день рождения полугодовую подписку на этот Советский спорт, и приходилось читать его каждый день. Неплохая, в общем, газета, но со Спорт-Экспрессом, конечно, не сравнить. Бумага не такая яркая, интервью в основном вялые и самое главное — нет больших приложений к чемпионату мира или Европы. С фотографиями, развернутыми составами команд, историей встреч, полной статистикой голевых передач, ну вы понимаете, о чем речь.

Я пролистал последний тур чемпионата Италии, Роналдо опять получил травму колена, и не будет играть месяц. Жалко, Интер и так в последнее время мало выигрывает. Эрнан Креспо опять забил за Парму на последних минутах. Тоже ничего хорошего…

В прихожей зазвонил телефон.

— Мам, возьми трубку — крикнул я в направлении кухни.

Мама взяла трубку и сказала, что это меня. Я с неохотой поднялся с дивана и пошел в прихожую. Взял трубку, на другом конце сопел Муха.

— Здорово — сказал он.

— Здорово — сказал я.

— Че делаешь? — спросил он.

— Ничего не делаю, газету читаю — ответил я — А че?

— Да вот, предложение хотел одно озвучить — загадочно сказал Муха — Подумал, что тебе может быть интересно. Иван с Гвоздем вряд ли согласятся, конечно…

— Что там? — перебил я его — Давай уже не тяни кота за яйца.

— Ты же музыку слушаешь? — спросил он.

— Слушаю, конечно — сказал я — Не любую, но слушаю. А что такое?

— Ну, короче, мне тут Андрей позвонил из класса, сказал завтра вечером можно на концерт Многоточия сходить. Слышал группу такую?

— Слышал, конечно — сказал я — В последнее время я только их и слушаю.

Удивительно, но я действительно в последнее время только их и слушал.

— Так вот — сказал Муха — Они в Омск приезжают, прикинь.

— Да, в нашу дыру нечасто кто-то приезжает — заржал я — Ну давай сходим. А где они выступают?

— В Академии, рядом с СКК есть клуб такой, знаешь?

— Конечно, знаю — сказал я — Это там, где в прошлом году скины рэперов отоварили?

— Ну да, там — сказал Муха — Но в этот раз все нормально будет, не очкуй. Сейчас уже и скинов нормальных не осталось, всех менты повязали после того раза.

— Хорошо бы — сказал я — Ну ладно, я вообщем понял. А сколько билет стоит?

— Сто пятьдесят рэ — сказал Муха.

— Недешево — сказал я.

— Но и недорого — сказал Муха — У тебя что, заначек никаких не осталось?

— У меня их и не было — сказал я.

— Тогда у родаков попроси — сказал он — Скажи, культовая группа, в Омске еще десять лет такого не будет. Пообещай квартиру убирать две недели, придумай короче что-нибудь, не еби мозга. Такого шанса в натуре еще долго не будет. Это тебе не белые розы.

— И то правда — согласился я — Ладно, сто пятьдесят рублей я как-нибудь выкружу, остались еще навыки.

— Вот — вот — заржал Муха — Завтра в восемь часов начинается. Давай на остановке в семь встретимся, до центра ехать не пять минут все-таки.

— А ты знаешь, на каком автобусе туда точно ехать? — на всякий случай спросил я.

— Как-нибудь доедем, не ссы — успокоил Муха — Не в Москву ехать, в конце концов.

— Ага — сказал я — Ну ясно, в общем, тогда до завтра.

— Давай — сказал Муха — Постарайся лавэ достать.

Я нажал на рубильник, связь оборвалась. Повертел еще немного трубку в руках, подумал про сто пятьдесят рублей и положил трубку на телефон. Сто пятьдесят рублей — это нехило, мне в школу на обеды по тридцать дают. Неделя сбережений. Ладно, что-нибудь придумаю. Это же Многоточие, в конце концов.

Рэп я начал слушать достаточно давно. Еще в шестом или седьмом классе. Только полные лохи не смотрели первый клип Bad Balance по MTV. Я знал его наизусть. Вот вам моя политика, наша политика! — кричал я перед телевизором и выгибал три пальца на правой руке пистолетом. Я свободе-е-ен, как птица в ясном небе! Я лечу-у-у на голубой планете! — шептал я про себя, засыпая на общем с братом широком диване.

Первый альбом Децла я слушал в кассетном плейере будучи пионером седьмого отряда детского оздоровительного лагеря “Карбышев”. Вначале Децл был хорош, чего уж там. Задорные рифмы помноженные на широкие штаны. Это было действительно круто. Я хотел быть как Децл. Стоять на сцене с микрофоном, носить дреды и кепку с прямым козырьком. Танцевать брейк-данс. Особенно я хотел танцевать брейк-данс.

Однажды мама зашла в комнату как раз в тот момент, когда я пытался исполнить самый сложный элемент в брейк-дансе — встать на голову и покрутиться. Я только начинал раскручиваться и не видел маму. Она что-то сказала, я дернулся, не рассчитал равновесие и с грохотом упал спиной на угол дивана. Мама вскрикнула. Я выругался. Так прошло увлечение брейк-дансом.

После Децла я начал слушать всех подряд — Мистер Малой кричал про молодых, группа DA-108 из Питера рассказала мне про баскетбол, под “Ртуть” из Омска я целовался на школьной дискотеке и млел от счастья. Ночами я слушал мистические притчи группы “Злой Дух” из Казани. Суровые Пацаны из Ростова горевали про своих друзей из группировки “Песочные Люди”, которых никак не выпускали на свободу. Адвокат не пришел на суд, мудозвон…

К девятому классу я прослушал русский рэп вдоль и поперек.

Но Многоточие — это совсем другое. Это было реально. Не знаю, почему, но они цепляли. Жестко цепляли и сильно. Их текста я знал наизусть. Все остальные группы я слушал с удовольствием, а под Многоточие меня выворачивало. После пары треков становилось хорошо и страшно одновременно, я как будто отделялся от собственного тела и становился музыкой. Голоса были реальны, сюжеты — жизненны, буквы в словах оживали, шипели, ерзали и проникали глубоко в мозг. Эти парни читали про меня и для меня. Я их не слушал, я ими жил.

Сто пятьдесят рублей нашлись быстро. Сработал старый метод. Полтиннк из закромов. Еще один полтинник у папы с тумбочки, трицон из сумочки у мамы. Занял двадцать у брата и готово. Сто пятьдесят рублей как с куста. Вечером позвонил Мухе, подтвердил участие, он довольно пробурчал и быстро повесил трубку. Наверняка, опять в Диабло долбится.

Ночью я никак не мог заснуть, думал про концерт. Старый кассетник на сотый раз крутил альбом “Жизнь и Свобода”, а я пытался представить, как они выглядят, во что одеты. Кем нужно быть, чтобы сочинить такие текста?

С утра встал, почистил зубы и включил магнитофон. Интересно, что будут читать на концерте? Как выглядит Руставели? Как вообще бывает на концертах?

Я решил проверить интуицию, вырвал листок из тетради, взял ручку и накидал список трэков, которые обязательно должны быть. “Жизнь и свобода”, понятное дело. “В жизни так бывает”, ну это вообще хит, хотя мне не нравится, слишком медленно и заунывно. Не люблю, когда поют, гораздо лучше, когда жестко и резко читают. “Fake MC’s”, наверное, там телка неплохо читает. Лика вроде зовут или Лина. Звенящий и вибрирующий “Кто не бахался” — практически гимн наркоманов.

Я сел перед магнитофоном и переслушал еще раз все песни со всех альбомов, что у меня были. На это ушло два часа, пару раз заглядывал брат, но я его выгнал. Подумал, накидал еще четыре трэка. Завершил список композицией “Щемит в душе тоска”. Готово.

В четыре позвонил Муха, я подбежал к телефону.

— Здорово — сказал он — Ну че, ты готов?

— К обороне страны? — спросил я.

— К удару по печени — ответил Муха — Давай через полчаса на остановке встретимся и в центр рванем. Перед концертом нужно успеть накинуть по грамуле.

— Понятное дело — сказал я — Там внутри дорого, наверное.

— Надо думать дорого — сказал Муха — Все-таки в клуб идем, а не в пятый подъезд сэм жрать.

— Ты, может, чё из дома возьмешь? — сказал я.

— В смысле?

— Ну, может, чекан у тебя недопитый есть или водяры в бутыль отольешь?

— Расслабься, босота — сказал Муха — Сегодня шикуем, у меня рублей двести свободных есть.

— Ну и заебись — сказал я — Теперь я спокоен как камень.

Я натянул джинсы и футболку. Список трэков спрятал в карман, проверил сто пятьдесят рублей, зашел на кухню. Родители на работе, на столе — записка от мамы. “Сынок, я приготовила борщ и макароны. Они в холодильнике, обязательно покушай и Леше напомни. Буду к семи. Мама”.

Я заглянул в холодильник. Борщ и макароны выглядели непривлекательно. Но на пустой желудок пить еще хуже. Нужно закинуть в себя немного еды.

— Малой! — крикнул я в комнату брата — Малой, ты слышишь меня?

— Чё? — донесся недовольный голос.

— Жрать будешь? — крикнул я.

— Потом — ответил Леха — Сейчас не хочу.

— Потом не будет — крикнул я.

Брат ответил молчанием. Я не стал разогревать, зачерпнул ложкой борща прямо из холодильника, руками выудил кусок мяса и начал жевать над раковиной. Вкусно. Мясо из борща — самая вкусная часть. Пара капель упала мне на джинсы, и я растер их рукой. Желудок наполнился пищей, обволок себя какой-то пленкой и благодарно заурчал. Теперь можно смело выпивать. Муха банкует.

Стоим на остановке, ждем восемьдесят второй автобус до улицы Багратионова. Душно. В полдень солнце работало на полную катушку, а сейчас уже немного успокоилось. Машин мало, а те, что проезжают — поднимают пыль по краям дороги. Кроме нас на остановке — человек шесть, в основном, бабки. Они громыхают ведрами, наполненными разнообразной снедью из огородов. Огурцы, клубника, малина, картошка, вишня, какие-то цветы и широкие листья лопуха. Дары лета, короче. Весь день бабки трудились на своих огородах, а теперь везут добычу домой. Солить, варить, мариновать, закатывать в банки, делать варенье. Бабки готовятся к зиме. А зима в Сибири длинная и суровая.

Муха где-то надыбал широкие штаны и футболку с длинными рукавами. Одежда висит на нем как на пугале.

— Ты чего вырядился? — спросил я.

— Ты че, ваще деревня? — фыркнул он — Это моя рэп-одежда, моя амуниция. Там без широких штанов не пускают.

— Че реально? — на секунду испугался я.

— Ты дебил что — ли? — заржал Муха.

— Нет — сказал я и подумал, как же по-королевски я иногда умею тупить.

— Вот и не задавай дебильные вопросы. Мы же на концерт идем.

— Ладно — сказал я — Не выебывайся. О, автобус наш идет!

Подкатил восемьдесят второй, мы залезли внутрь и прыгнули на задние сиденья. Бабки расположились по автобусу равномерно как огурцы по грядке.

— Смотри — сказал я и полез в карман — Я тут небольшой плэйлист составил. Думаю, эти трэки точно исполнят.

— Ну-ка дай глянуть — вырвал Муха листок — Да. Ты, я смотрю, конкретно заморочился. Подготовился как к уроку. Жизнь и свобода… Кто не бахался… Ну да, да, нормальный выбор. А мне знаешь еще какая нравится?

— А?

— Вот эта — достал он кассетный плеер — Тут в начале телка поет. Расстояния, версты, дали…

Муха дал мне один наушник, а второй оставил себе. Я вслушался. Да действительно красиво. Пронизывает. Что-то я никогда и не отмечал для себя.

— Хочешь прикол? — ухмыльнулся он.

— Давай — сказал я.

— Вот этот текст, короче — перекрутил он на начало — Где девушка поет. Расстояния, версты, дали…

— Ну — перебил я — Четкий текст, да.

— У нас на литературе недавно были поэты Серебряного века или что-то там такое. Заставляли учить, в общем, по три стихотворения из разных поэтов. И потом рассказывать.

— И…?

— Я в своих книжках дома порылся, старые еще, советские. Ну, на предмет покороче выбрать. Маяковского взял, еще кого-то, не помню уже. Открываю томик Марины Цветаевой, ищу по три-четыре четверостишия. И смотрю, в общем, этот текст, прям один в один!

— Да ну нахуй? — удивился я — Один в один?

— Ага — заулыбался Муха — Весь куплет, который девушка читает вначале. До орлов-заговорщиков. Полностью.

Муха удовлетворенно заржал, еще раз перекрутил на начало и дал мне оба наушника. Расстояния, версты, мили… Вдохно-вений, Сухо-жилий, Нас Распяли, Раствори-ли…

Слова вонзались в мой мозг, как тонкие вязальные спицы.

Интересно. Марина Цветаева, поэты Серебряного Века, очкастая литераторша Тамара Ивановна, парни из группы Многоточие… Картина как-то не складывалась.

Ладно, решил я, потом дома полистаю эту Цветаеву, обдумаю все, может, действительно, зря я так на литературу внимания не обращаю. Нет, книжки я читать люблю. Но в основном, детективы или про футбол. Остальные кажутся нудными.

В автобус запрыгнули двое парней в широких штанах. Тоже на концерт, наверное. В Омске концерты нечасто. А рэп — концерты уровня Многоточие — раз в столетие. Я поглазел на них и снова повернулся к окну. Муха забрал у меня наушник и сосредоточенно искал какой-то момент какого-то трэка. Вымерял, откручивал назад — вперед. Видимо, любимый момент. Я тоже так делаю.

Выходим у кинотеатра имени Маяковского. Заворачиваем в магазин. Муха достает свои лишние двести рублей, делает взрослое лицо и подходит к продавщице.

— Бутылку Колокольчика и Столичной, ноль двадцать пять, пожалуйста — недрогнувшим голосом говорит он.

— Удостоверение, молодой человек — безразлично говорит молодая девушка.

Муха с озабоченным видом начинает шарить по карманам.

— Забыл — улыбается он — Вот, вроде в правый карман ложил перед выходом, а забыл. Нет удостоверения.

— Нет удостоверения — не отпущу товар — устало говорит девушка.

— Да ладно вам — ломает комедию Муха — Мне на следующей неделе восемнадцать исполняется, девушка, я честно говорю. Я вам лично принесу паспорт показать. Что вам стоит продать эту несчастную чекушку, девушка? Это же всё условности, восемнадцать или семнадцать с половиной, какая разница?

Муха улыбается, говорит без остановки и делает девушке комплименты. Размахивает руками, но несильно. Я понимаю, почему у него все получилось с Лерой. Прирожденный актер.

Я выхожу подождать на улицу, хочется купить мороженого, но нельзя. Если продадут водку — то какое к черту мороженое? Жду две минуты, нужно зайти обратно, но не хочется выглядеть олухом, который ничего не покупает, а только слоняется туда-обратно.

Выходит Муха. Довольный, карман его топорщится. В руках — полторашка Колокольчика, нарезка, майонез и полбуханки хлеба.

— Чё — говорю — укатал красавицу?

— Ага, укатал, даже на поллитра — смеется он — Там вровень получилось на сто восемьдесят и обратно по чирику на дорогу оставил.

— Мастер — одобряю я — Понятно, почему на тебя Лера клюнула.

— Братва знает свое дело — ухмыляется Муха — Ничего сложного. Две улыбки, три комплимента, подмигнул. Женщины любят ушами, ты же в курсе.

Я кивнул. В курсе. Вспомнил про девочку Олю с выпускного. Синее платье, консерватория. Надо позвонить ей, а я боюсь, как первоклассник. Прошла уже почти неделя. Вдруг она вообще про все забудет? Мы же тогда на параходе быстро пообщались, буквально полчаса, да и подвыпивши. Когда ты выпил, язык подвешивается автоматически. После третьей рюмки любой хрон — римский оратор. А о чем разговаривать с девушкой, когда ты трезвый? Неизвестно.

— Пойдем вон на ту лавочку киранем — указывает пальцем Муха в сторону библиотеки — Академия, ну этот клуб, где концерт будет, там прямо за углом.

Переходим дорогу от кинотеатра Маяковского и идем к лавочкам у библиотеки Пушкина. С высоких гранитных постаментов на нас смотрят великие писатели — собственно Пушкин, Достоевский, Гоголь, Чехов и еще троих я не знаю.

Муха достает из пакета провизию и аккуратно раскладывает на скамейке. Я рву белый хлеб на несколько кусков и намазываю на каждый толстый слой майонеза. Муха ставит на скамейку два пластиковых стаканчика, придерживает рукой и отточенными движениями разливает бесцветную жидкость.

— По ватерлинии — напоминаю я.

— Без сопливых знаем — отвечает Муха.

— Ну, давай, чтобы концерт удался — говорит Муха.

Мы чокаемся и опрокидываем огненную жидкость в свои глотки. Обжигает, хорошо пошла. Солнце уже почти за горизонтом, духота постепенно отступает и начинает смешиваться с вечерней прохладой. Концерт еще только через час. Муха рассказывает про своего смертного некроманта в Диабло. Я смотрю на него, но почти не слушаю. Он смешно жестикулирует. Мне хочется выпить еще.

— Между первой и второй — начинаю я.

— Промежуток небольшой — завершает Муха, смеется и наливает по второй.

Потом по третьей и четвертой. Мы урабатываем поллитра за полчаса.

Маленькие лодки в голове начинают распрямлять свои моторчики и гонять по заводям моего серого вещества. Хорошо. Мы обсуждаем всех проходящих мимо телок. Какие-то студентки поднимаются и спускаются по широким ступеням библиотеки. В подмышках у них книги и конспекты. Я засовываю в рот большой и указательный палец и свищу как Соловей — Разбойник. Муха забегает вперед и безуспешно пытается познакомиться. Девушки не обижаются, улыбаются, но идут мимо. Они явно не из нашей лиги. Они идут в библиотеку, а мы идем на концерт. Им по восемнадцать минимум, а мне четырнадцать только недавно исполнилось.

Стопка — запил колокольчиком — откусил хлеба — закурил. Стопка — запил колокольчиком — откусил хлеба — закурил. Муха достает плеер и мы слушаем Многоточие на два наушника. Иногда мимо проходят по два-три наших широкоштанных товарища. Спешат на концерт.

— Пойдем? — говорю я.

— Обожди — говорит Муха — Давай покурим спокойно. Без нас не начнут.

Собираем остатки алкогольного ужина и выкидываем в мусорку рядом с лавочкой. Муха не попадает и половина оставшегося хлеба с майонезом высыпается рядом, на асфальт. Я бегаю вокруг мусорки и стараюсь запнуть туда бутылку из-под Колокольчика. Поддеваю носком, но бутылка упорно падает мимо. Великие писатели с укоризной смотрят со своих возвышений. Наконец, я запинываю бутылку и мы спокойно садимся на лавочку. Контрольный перекур. С удовольствием затягиваюсь сигаретой.

— Ну че — говорит Муха — Как думаешь, что будет?

— Не знаю — честно отвечаю я — Надеюсь, что скинов не будет. А больше мне ничего и не надо. Я вообще первый раз на концерт иду. Не знаю, как там обычно бывает.

— Я тоже — говорит Муха — В детстве еще с мамой ходили в Концертный Зал, но это не то.

— Ага — ржу я — Ты бы еще про ТЮЗ с классом вспомнил.

Муха затягивается сигаретой и смеется. Мне хорошо и спокойно сидеть на лавочке в начале лета, курить и рассматривать бороду Достоевского. Мне нравится, что со мной рядом сидит друг, который меня понимает. И просто — таки заебись, что мы идем на концерт Многоточия, лучшей рэп-группы России и мира.

— Чего, разомлел? — говорит Муха.

— Ага — честно отвечаю я — Разомлел.

— Пора идти — говорит Муха — Труба зовет.

— Пора так пора — отвечаю я.

Мы встаем с лавочки, отряхиваемся и идем за библиотеку. Там, в небольшой пристройке — флигеле расположен единственный в Омске концертный клуб — Академия.

Вокруг входа толпа пацанов в широких штанах и черных шапках. Все курят, пьют пиво и болтают между собой, небольшими группками по четыре — пять человек. Их так же много, как чертей в аду. Некоторые — старше нас, некоторые нашего возраста. Младше — практически нет. Достаточно много девушек с раскрашенными волосами и в балахонах с капюшонами.

Подходим ближе и встаем в очередь. Я смотрю на охранников, здоровые мужики метра по два. Очередь тянется в меру быстро, особенно с правым наушником. Через минут десять мы почти у входа. Я быстро нагибаюсь и достаю из носка свои сто пятьдесят рублей. Муха лезет куда-то внутрь шароваров и достает свои. Охранники шлепают нам штамп-печатку клуба Академия на запястье, и мы проходим внутрь.

Внутри — битком. Человек пятьсот. Громко орет музыка. Зрители захватили все пространство перед сценой. Мы с Мухой вклиниваемся в толпу и буровим своими тощими телами проходы поближе к кумирам. Я выставляю вперед правое плечо и как крейсер Аврора прорубаю свой путь. На сцене пока пусто — толпу пытается развлекать кто-то из местных омских рэпперов. Их не закидывают помидорами, но и не особенно слушают. Мы с Мухой попадаем в разные волны снующих сквозь толпу людей, и я теряю его в этом месиве. Упорно пробираюсь вперед, но через несколько рядов народ стоит уже так плотно, что протиснуться дальше просто невозможно. Все вопят и качают правой рукой. Приходится остановиться рядом с какой-то мелкой телкой. Она ниже меня на полголовы и все время подпрыгивает, загораживая обзор. Пытаюсь прыгать одновременно с ней, но не получается. Решаю просто стоять и внимательно смотреть. На сцену выходит какой-то парень, типа ведущий.

— Поприветствуем наших гостей из столицы — едва успевает произнести парень, как его голос утопает в хоре пьяных визгов.

— Ру-ста-ве-ли! Ру-ста-ве-ли! — кричит толпа.

На сцену выходит несколько человек. Какие-то мужики в черных кожаных куртках и черных туфлях. Широкие, небритые морды. Телка впереди меня визжит, как резаная и прыгает изо всех сил. Ее волосы попадают мне в лицо, ничего толком не видно. Мужики берут микрофоны и начинают что-то туда начитывать. Громко резонируют колонки, оглушая всех в зале. Все орут еще больше, слова мужиков разобрать просто невозможно.

Что за хуйня, думаю я. Что за черные кожаные куртки? Что за побитые туфли? Где широкие штаны, где банданы на голове, где баскетбольные майки размера икс — эль?

Группа Многоточие оказалась бандой пьяных взрослых мужиков. Я один раз видел таких у отца на заводе. Они сидели на корточках на заднем дворе, что-то мычали и пили бормотуху. Меньше всего они были похожи на Децла и рэперов из телевизора. Да и хуй с ним!

Мое разочарование длится минуты две, дальше меня укачивает толпа, я расслабляю все мышцы, забиваю на суетливую телку впереди и начинаю орать текста как бешеный. Вскидывать правую руку вверх неудобно, и я просто качаюсь в ритм толпе, прижав руки к телу, как мумия. Текста я знаю наизусть, музыку не слышно, но она играет в моей голове. Я закрываю глаза, раскачиваюсь, стараясь не упасть на пол и ору куплеты, что есть мочи. Вот это концерт! Меня хватает где-то на полчаса, дальше руки и ноги уже немеют, и я начинаю выкарабкиваться из этого ада. Все смешалось. Толпа настолько плотная, что путь обратно занимает минут пять. Останавливаюсь почти у выхода и смотрю на Многоточие издалека. Взрослые мужчины и под ними беснующаяся толпа. Играет хит. “В жизни так бывает”. Руставели поет в микрофон, весь зал неистово подвывает.

Выхожу на улицу. Стемнело. Вокруг входа стоит еще человек пятьдесят, я отхожу в сторонку. Достаю сигарету и закуриваю. Стараюсь курить неторопливо, большими затяжками. Никотин мягко пробирается внутрь меня. Я не выпускаю сигарету изо рта и не стряхиваю пепел. Скашиваю глаза вниз и внимательно смотрю, как накапливается сгоревший табак, тлеющая бумага медленно подбирается к моим губам.

Мне хорошо и очень спокойно. Пот осыхает на теле. Внутрь идти не хочется. Но надо найти Муху и ехать домой. Уже достаточно поздно. Захожу внутрь, толпа немного успокоилась. Я обхожу линию фронта туда — обратно, ищу Муху, ищу его нелепую рэперскую кофту. Здесь почти все такие. Муха в толпе — это иголка в стоге сена.

Напротив сцены, в глубине зала — барная стойка. Денег у меня нет, но это единственное место, где можно прислониться спиной и дождаться конца.

Встаю у бара и смотрю на сцену. Зрение у меня слабое — почти минус три. Издалека ничего не видно. Черные расплывающиеся пятна. Я нахожу какой — то стул и присаживаюсь на него. Дождусь здесь, решаю я. Принимаю удобную позу и засыпаю, как бы на мгновение. Такое бывает, если много выпить. Люди вокруг ходят, разговаривают, заказывают напитки, концерт подходит к концу, а у меня в голове все смешалось в какое-то большое музыкальное море. Море шумит, грохочут его приливы и отливы, плещутся дельфины и форели, тарахтят моторные лодки.

Кто-то резко хлопает меня по плечу. Я распахиваю глаза и вижу физиономию охранника. Его лицо похоже на огромный кирпич.

— Тебе плохо? — громовым голосом спрашивает охранник.

— Все хорошо — отвечаю я, и живо вскакиваю на ноги — Все хорошо.

Выхожу на улицу, снова закуриваю и стою у двери. Секундный сон отлично прочистил голову, она немного потрескивает, но, в общем, состояние — ничего. Жить можно. Я скуриваю три сигареты подряд и пялюсь на охранников. Они молча сидят и не двигаются. Охранники — истуканы.

По одному начинают выходить люди. Концерт закончился. Все потные, бухие, с раскрасневшимися лицами. Все счастливые. Я сканирую толпу на наличие Мухи. Он выходит где-то ближе к концу. Хватаю его за рукав кофты.

— О! — говорит он — А вот и ты! А я тебя потерял!

— Я тебя тоже — говорю я — Пиздец, конечно, концерт.

— Да вообще заебись, я же тебе говорил! — сверкает глазами Муха — Это просто нереально круто было!

— Да — говорю я — Тут словами и не опишешь.

— Почесали домой?

— Ага — говорю я, и мы бредем на остановку.

Садимся в маршрутку, на заднее сиденье. Муха достает плеер и протягивает мне наушник.


ГЛАВА 13


Я жду Олю на скамейке в Центральном Парке Культуры и Отдыха. Уже минут пятнадцать жду. А ее все нет и нет. Надеюсь, она не забыла про нашу встречу. С шумом нюхаю три красные розы. Терпкий запах приятно щекочет ноздри.

Ей должно понравиться, в первый раз я тоже подарил розы. И тоже три штуки. Хотел пять, но денег не хватило.

Она говорит, что сначала розы стояли в вазе с водой на прикроватной тумбочке, а после того как засохли — она отрезала стебель с листьями и засушила лепестки. Если я каждый раз буду дарить ей по три розы, то скоро можно будет набрать целый таз лепестков. А потом можно будет набрать ванную с теплой водой, растворить какие-нибудь пенные шарики и высыпать этот таз лепестков прямо в центр этого пенного безумия. Ну и, разумеется, залезть туда самому и пригласить ее… Хотя вряд ли до этого дойдет, но было бы неплохо, я так думаю.

Вдали, возле аттракциона с крутящимися разноцветными лошадками мелькает знакомое синее платье, и сердце мое под вспотевшей рубашкой совершает кульбиты и карамболи. Она все-таки пришла! Я подскакиваю с облупленной скамейки и уверенно иду навстречу. Маленький шипик от розы небольно вонзается в ладонь. Улыбаюсь. Протягиваю слегка пожухлый букетик. Оля делает широкие глаза, берет букетик и трогательно нюхает.

— Привет! — говорю я — Ты все-таки пришла.

— Привет — говорит она — Я все-таки пришла. А почему я могла не прийти? Мы же договорились.

— Не знаю — говорю я — вдруг в вашем районе землетрясение. Ну, или ты забыла, где находится парк. Или забыла, что мы договорились. Мало ли чего?

— Да нет… — смеется она — Как я могла забыть, что мы договорились. Три часа, Парк Культуры и Отдыха. Тут тяжело что-то напутать.

— Ну и ладно, хорошо, что ты не забыла. Идем гулять?

— Идем.

Я сжимаю ее небольшую, почти детскую ладошку и мы идем вглубь парка, по направлению к пляжу. Мягко разливается теплое солнце, зелень на деревьях почти не колышется. Воздух горячий, но не душно. Оля рассказывает про свой летний класс в консерватории, я больше молчу и многозначительно киваю. Мне просто хорошо, вечно бы так шел и даже рот не раскрывал. Небо — ярко голубое, мы идем вдвоем и держимся за руки и впереди еще целое лето. Длинное, теплое лето…

Мы идем вдоль скамеек, усеянных молодыми разговорчивыми мамашами с громоздкими колясками, тяжелыми сумками, писклявыми малышами. Мы идем вдоль разморенных пивом и солнцем компаний, вечером — угрожающих, а в три часа дня — мирных и довольных. Мы идем вдоль мчащихся аттракционов, свежеокрашенных ларьков с газетами, растекающихся билетерш, хитрых дедков-шахматистов и липких столиков с шашлыками и разливным пивом…

— Чего-то ты сегодня молчаливый — замечает она — Расскажи мне что-нибудь.

— Да мне просто нравится тебя слушать — говорю я — Слушать и просто идти, ничего не хочется рассказывать, у меня нет летнего класса в консерватории.

— Да ладно тебе, ну расскажи чего-нибудь — просит она — Чем ты эти дни занимался?

— Ничем не занимался — отвечаю я — Вообще ничем. Смотрю футбол, валяюсь на диване, книжки разные читаю, радио слушаю…

— И что там по радио?

— Ничего особенного, я его так, в фоновом режиме слушаю. Русское радди-и-ио — все будет хор-р-ошо!

— Понятно — говорит она.

— А, вот вспомнил — говорю я — Группу тут одну послушал, вообще зацепило. Но вряд ли тебе понравится.

— Что за группа? А почему мне не должно понравиться? Ты не думай, что раз я в консерватории учусь, то всякую классику слушаю.

— Да я и не думаю.

— Нет, я серьезно говорю — хмурит брови она — Мне на самом деле классика и не очень-то нравится. Конечно, я понимаю, что Бах там, Моцарт, Бетховен — это великие композиторы, но вот лично меня они не цепляют.

— Меня тоже — говорю — Я их и не слушал на самом деле, но они меня уже не цепляют.

— Ну, так тоже нельзя — смеется она — Так что там за группа, которая мне не понравится?

— Есть вообщем такая группа… Я, конечно, не утверждаю, что это лучшая группа в мире и текста достаточно депрессивные…

— Давай говори, не интригуй уже.

— Короче, группа называется “Многоточие”. По форме — русский рэп, а содержание — ващщее… Я много русского рэпа слушаю, могу судить.

— И чем они так выделяются? — спрашивает она.

— Не знаю, не могу сказать, это просто надо послушать — отвечаю я.

— Принесешь диск?

— Уже принес — достаю из рюкзака диск — Вот, держи. Это подарок.

— Спасибо — улыбается она — Сегодня вечером можно пойти ко мне, послушать.

— Правда? А где родители будут? Где Танька?

— Они все на дачу уехали, приедут поздно — говорит она.

— Тогда, конечно идем, если ты приглашаешь — говорю я.

— Я приглашаю — улыбается она, и дыхание мое перехватывает от счастья.

Я снова сжимаю Олину ладошку, и мы идем гулять по парку дальше. Подходим к ларьку с мороженым, и я покупаю два сливочных стаканчика по семь рублей. Хрусткие, морозные стаканчики приятно холодят руку и язык. Я откусываю мороженое большими кусками, а Оля смешно облизывает.

— Пойдем, может, в кино сходим? — предлагаю я.

— Пойдем, а на что? Сейчас идет что-нибудь интересное?

— Даже не знаю, я в кино нечасто хожу. Давай до кинотеатра дойдем и там посмотрим?

— Давай.

Идем к кинотеатру “Октябрь”. В нашем городе два хороших кинотеатра и был я в них всего два или три раза. В детстве, с родителями. Последний раз — года два назад папа взял нас с братом посмотреть боевик с Ван-Даммом, но мне он не очень понравился. Какой-то Ван-Дамм был не настоящий, другое дело — Шварц из Терминатора, хотя он не так стремительно махает ногами. Но Шварц все равно круче.

Пацаны предпочитают смотреть кино на видеокассетах, а сэкономленные деньги тратить на бухло и компы. В принципе, это разумно, но с девушками все по-другому. Тремя розами тут не отделаешься. Кино, вино и домино, сами знаете.

Потрепанная афиша говорила, что сегодня кинотеатр Октябрь показывает Брат-2 и какую-то комедию. Я бы, конечно, с большим удовольствием посмотрел Брата, но Оля захотела на комедию. Желание дамы — закон — пошутил и заплатил за билеты. Охранник проводил нас равнодушным взглядом, и мы зашли в прохладный зал. Лето, жара, пять часов дня, романтическая комедия — понятное дело, что зрителей немного. Всего в зале сидело человек десять. Мы немного помялись и сели на центральные места, в два раза дороже наших.

— А если кто-нибудь сейчас придет, и нас выгонят с мест? — неуверенно спросила Оля — Неприятно будет.

— Да ладно, кто сейчас придет? — ответил я — Все на улице гуляют, ну если что — тихо пересядем, вот и все. Ничего страшного не случится, не волнуйся.

— Хорошо.

На экране пошли вступительные титры, и мы замолчали. Не помню, о чем была комедия, да это и неважно. Само собой, на экран смотреть не хотелось. Я осторожно взял Олю за руку и приобнял, она не отстранилась. Хорошо. Ладонь ее была чуть влажной и мягкой. Минут десять я держал ее своими деревянными пальцами, а потом начал тихонько поглаживать.

— Ой, щекотно — улыбнулась и сказала она.

— Боишься щекотки? — спросил я.

— Да нет, не очень — сказала она — Просто немного щекотно.

— Ладно, буду аккуратнее — сказал я.

— Ничего страшного — сказала она.

Оставшиеся полтора часа я смотрел на ее щеку и боролся с желанием поцеловать. Загорелая щека в сумраке кинотеатра отливала каким-то неземным матовым оттенком. Оля смеялась над шутками с экрана и на щеке появлялись ямочки. Я заворожено смотрел на ямочки, не смеялся над шутками из романтической комедии, поглаживал Олину руку и чувствовал себя как на пороховой бочке. Я бы просидел так целую вечность, но комедии имеют свойство заканчиваться.

Мы вышли из зала, кинули билеты в специальную урну и направились к выходу из кинотеатра. К тому времени солнце уже немного успокоилось и накопленное за день тепло спокойно и сонно разливалось по улицам города.

— Пойдем, может, диск послушаем? — предложил я — Родители уже уехали?

— Да, наверное, уже уехали. Они обычно часов в пять уезжают. Так что можно уже идти.

— Ну, пойдем тогда. Курить будешь? — достал я из кармана пачку сигарет.

— Не откажусь — не отказалась она.

Мы закурили и неспешно пошли в направлении Олиного дома. По дорогам ездили машины, троллейбусы и маршрутки, развозя усталых людей по домам. Тополиный пух уже отлетал свое и сбивался в кучи, смешиваясь с сухой землей. На остановках сидели неизменные бабушки в шерстяных платках. Я купил стакан семечек, и мы щелкали их, выплевывая соленую шелуху прямо на тротуар.

— А вот и мой дом — вытянула палец Оля — Вот тут я и живу.

— Прикольный дом — сказал я — Из красного кирпича. У нас в районе таких нет. У нас все панельные и минимум по двенадцать этажей.

— Да, тут еще сохранились дома старой застройки. Их очень давно строили на самом деле. Лет пятьдесят назад или даже больше. При Сталине.

— Поэтому в них по четыре этажа?

— Может, и поэтому, не знаю. Но потолки там точно высокие. Наверное, квартиры хотели побольше сделать, в советское время всякое было.

— Интересно, конечно. Никогда не был в таких домах.

— Тогда у тебя отличный шанс исправить это упущение — засмеялась Оля.

Мы зашли в просторный и немного затхлый подъезд и поздоровались с консьержкой. По всему периметру коридора были расставлены кадки с цветами. Из комнатушки консьержки доносилась музыка.

— И что, просто так сюда не зайти? — спросил я.

— В смысле, просто так?

— Ну, если ты не жилец или не к знакомым?

— Нет, конечно, зачем нам тут нужны чужие люди?

— Логично — соглашаюсь я.

Поднимаемся на третий этаж по широкой, чистой лестнице. Оля идет впереди, а я — немного сзади, смотрю на ее ноги и бедра под платьем. Видно только икры, но и этого хватает. Красивые, загорелые, в меру спортивные ноги. Не слишком накачанные, но и не хилые. Отличные ноги.

Оля открывает высокую дверь, обитую зеленым дермантином. Медный глазок как будто подмигивает, и мы входим внутрь. Меня охватывает что-то типа волнения. Как-то все очень необычно.

— Вот тут разуваться — говорит Оля — Вот тут у нас кухня, зал и наши с Танькой комнаты.

— Красиво у вас — разглядываю я тяжелый резной комод — Мебель вся старая, необычная…

— Да, это нам от бабушки с дедушкой еще осталось, они тут до нас жили.

— Понятно, ну все равно красиво. На музей похоже.

— Может, и похоже немного — смеется она — Много старья всякого. Ладно, пойдем в мою комнату.

По комнате раскиданы вещи, книги, тетрадки с какими-то нотами, разные кассеты. В углу стоит музыкальный центр “Sony”.

Я достаю диск Многоточия и аккуратно вставляю в жадную пасть проигрывателя. Начинается первый трэк, мне он не очень нравится. Перелистываю дальше. Оля садится рядом и с интересом рассматривает обложку. Диск хороший, фирменный. Я специально ездил в музыкальный магазин “СОЮЗ” в центре.

— А какая тебе песня больше всего нравится? — спрашивает она.

— Подожди, сейчас включу — говорю я.

Делаю звук громче, и комнату начинает раскачивать резкий, с надрывом, речитатив Руставели — лидера Многоточия. Оля молчит и внимательно слушает. Я тоже молчу. Начинается припев.
		В жизни так быва-а-ае-е-ет, что любовь уходит вно-о-овь


		                      Только


		Пламя догора-а-ае-е-ет и не бьется в венах кро-о-вь…


Припев заканчивается, песня заканчивается. Начинается следующая, про наркотики. Я делаю звук потише и спрашиваю Олю.

— Как тебе?

— Очень понравилось — серьезно отвечает она — Как-то очень душевно. И сразу понятно, что все по-настоящему.

— В смысле, по-настоящему?

— Ну, понятно, что он верит в то, что поет. Что это непросто красивые фразы, а за каждой буквой что-то стоит, какие-то события, эмоции.

— Да, наверное. Хотя я никогда над этим не задумывался, мне просто очень нравится слушать, что называется, за душу берет.

— Да, за душу берет. Спасибо тебе большое за диск.

— Да ладно, тебе спасибо.

— А мне-то за что?

— Просто так — улыбаюсь я — За все хорошее. Где тут у вас можно курить?

— Я обычно дома не курю, но в ванной есть вытяжка, там папа иногда курит.

— Пойдем тогда в ванную?

— Пойдем.

Я беру сигареты, и мы идем в ванную. Непривычно расхаживать по чужой квартире, иду аккуратно, стараясь ничего не задеть. Оля включает вытяжку. Мы садимся спиной к стене и вытягиваем ноги.

Из комнаты доносятся приглушенные звуки музыки. Мерно шумит вытяжка. Я стряхиваю пепел и обнимаю Олю. Она медленно-медленно касается меня своими нежными губами. Я спокойно, не торопясь, покусываю ее нижнюю губу и глажу руками по спине, постепенно сползая вниз. Мягко, но настойчиво она снимает мои руки, и я снова затягиваюсь сигаретой. Оля молчит, я тоже молчу. Нам хорошо вместе, просто так сидеть и молчать.

— Ты такая вкусная — говорю я. Оля смеется, но ничего не отвечает.

Я внимательно рассматриваю ее лицо. Стараюсь разделить на отдельные части — нос, рот, глаза, брови, ямочки, подбородок… По отдельности вроде ничего необычного или привлекательного, но…

…Но, но, но почему-то сбивает дыхание, и я снова лезу целоваться, стараясь не грубить, не говорить ничего лишнего, контролировать свои загребущие руки, быть предельно аккуратным и нежным, чтобы не дай бог не разрушить этот хрупкий момент…

Как будто мы вместе строим песочный домик, каждый свою сторону, свои стены, и надо понимать, смотреть друг на друга, быть внимательным. Очень внимательным.

Докуриваем и выходим из ванной. Мне хочется затащить Олю на диван или на кровать или просто на пол, но сегодня я внимателен и понимаю, что пока рано, еще не пришло время, не сегодня.

— А у вас есть дома какой-нибудь музыкальный инструмент? — спрашиваю я.

— Есть, в зале вон за дверью старое пианино стоит — отвечает она.

— И что, на нем играть можно?

— Оно, конечно, немного расстроено, но в принципе можно, хотя я давно на нем не играла.

— А сейчас можешь сыграть? — упорствую — Я бы с удовольствием послушал…

— Мы же вроде диск пришли слушать? — смеется она — Я не так уж хорошо играю на самом деле.

— Да ладно, не прибедняйся — говорю я.

— Нет, я серьезно — говорит она.

— Ну, давай что-нибудь одно? — предлагаю я — Что ты хорошо умеешь?

— Ладно-ладно, уговорил…

Мы подходим к пианино. Оно действительно старое, но выглядит величаво, даже немного устрашающе. Широкое, добротное, с облупившейся по бокам краской пианино. Целый инструментище.

Оля поднимает тяжелую крышку и аккуратно садится на круглый вертящийся стул. Я встаю сбоку и чувствую себя слегка неуютно, но и одновременно необычно. Мне еще никто никогда не играл на пианино. Только в школе в младших классах на уроке музыки музычка играла и все подпевали, стараясь выдавить из себя звуки погромче. Но вы же понимаете, что это совсем не то.

Из пианино начинает выплескивать живая музыка, мягко разливаясь по периметру комнаты. Заползая мне в уши, нос и рот, под футболку и шорты. Музыка обволакивает и убаюкивает меня. Я стою и заворожено смотрю за Олиными пальчиками. Пальчики умело отплясывают свой туземный танец на черно-белых клавишах… Мне спокойно, приятно и хорошо. Очень спокойно и очень хорошо. Наверное, именно это состояние в книжках называется умиротворение.

Музыка заканчивается, я наклоняюсь над Олей и медленно, растягивая момент, целую ее, поглаживая по плечам.

— Ты очень красиво играешь — искренне говорю я.

— Спасибо — улыбается она. — Я очень рада, что тебе понравилось.

— Мне очень понравилось. Мне еще никогда ничего так не нравилось. Пожалуй, заберу у тебя диск Многоточия. По сравнению с тем как ты играла, Многоточие — полное фуфло.

— Не надо забирать — смеется она — У музыки есть много ответвлений. И твое Многоточие — просто одно из таких веточек. А то, что я сейчас играла — немного другая. Вот и вся разница. Это как есть острая и неострая еда. Кому-то нравится одно, кому-то — другое. Я на самом деле за это и люблю музыку. Такое, знаешь, разнообразие. И, на мой взгляд, несправедливо делить музыку на хорошую и плохую. Все зависит от того, кто слушает. У каждого своя музыка.

— Да, интересные рассуждения — говорю я — Получается, что и фильмов плохих нет, и книжек плохих нет, да и на всякую попсу найдется свой слушатель.

— Ну, примерно так и есть — говорит Оля — Нет, ты подумай хорошенько, ведь так на самом деле и получается. Все слушают то, что им нравится. И есть люди, которым нравится попса и не нравится рэп, а есть наоборот. Каждый находит что-то свое, личное. В этом-то и есть весь кайф музыки — улыбается она — Я, когда поняла эту простую вещь, то меня так захватило.

Я задумываюсь. Может так оно и есть, но почему-то все нормальные парни со двора и школы слушают рэп или альтернативу, а всякие чмошники до сих пор предпочитают Ласковый Май или Арию. Что-то тут явно не так, но спорить с Олей не хочется.

— Наверное, что-то в этом есть — говорю — Но тут еще помозговать надо, непростой это вопрос, непростой.

— Поэтому и интересный, что непростой — говорит Оля — И в консерваторию я пошла потому, что мне все это жутко интересно. Не знаю точно, чем буду заниматься, когда стану взрослая, но очень хочу, чтобы это было связано с музыкой.

Я улыбаюсь. С одной стороны, Оля кажется мне наивной. Моим родителям тоже, наверное, в юности нравилась музыка, но представить свою маму за роялем или папу с микрофоном я не могу. А с другой стороны, все вроде правильно и логично. Если ей нравится музыка, то почему бы не идти в консерваторию? Почему не посвятить свою жизнь музыке? Это же так просто и так правильно. А мне тогда чем заниматься? Кроме футбола, алкоголя и чтения детективов меня пока ничего не привлекает. Деньги надо сначала заработать, деньги, потом разберусь что к чему.

Я смотрю на круглые настенные часы. Время почти десять. Пора ехать домой, а то скоро автобусы перестанут ходить. От Олиного района до моего минут сорок езды на восемьдесят втором автобусе.

— Слушай, я, наверное, уже домой скоро поеду — говорю.

— А что, так поздно уже? — смотрит она на часы — Ого, без десяти десять. Давай я тебя провожу до остановки?

— Нет, не надо меня провожать. На улице уже темно, а тебе потом одной обратно идти.

— Ну и что? Это же мой район, я тут всю жизнь прожила, меня тут каждая собака знает. Что может случиться?

— Нет, я сказал нет, мне спокойнее будет. Я тоже в своем районе всю жизнь прожил, так у нас каждый вечер что-нибудь случается. Проводи меня лучше до двери, а я тебе потом позвоню, как до дома доберусь.

— Ну ладно — сдается она — Только будь аккуратнее.

— Я сегодня предельно аккуратен — с усмешкой сообщаю я.

Мы идем в прихожую, я снова рассматриваю эту удивительную квартиру. Сразу видно, что она достаточно старая и чувствуется какая-то история. Что здесь рождались, жили и умирали люди, принимались какие-то непростые решения.

Мебель громоздкая, темная, но как будто живая. Гардероб в прихожей похож на сморщенного, крепкого старика. Большая кровать в родительской спальне напоминает уставшую, заработавшуюся женщину.

Я сажусь на одну коленку и неторопливо шнурую очередные кеды с оптовки. Сейчас они стираются значительно медленнее, чем пару лет назад. Верный признак того, что я стал меньше играть в футбол. Это плохо, без футбола никуда. Я, конечно, худой и кашляю, но достаточно резкий и изворотливый. Без футбола совсем расклеюсь. Надо меньше пить и больше бегать, меньше курить и больше бегать.

— Ну все, я побежал — говорю я Оле. Она стоит и внимательно смотрит. В домашних шортиках и футболке она выглядит совсем маленькой, совсем как ребенок. Я и сам невысокий, едва за метр семьдесят, но Оля значительно ниже.

— Пока — говорит она и обнимает меня. Я обнимаю ее и мы так и стоим, покачиваясь, минуты две.

— Ладно, ладно… Все, все… Скоро опять увидимся… — говорю я, поглаживая ее каштановые мягкие волосы — Все лето еще впереди, скоро опять пойдем гулять….

Мы целуемся последний раз, Оля открывает дверной засов, и я выхожу в прохладный темный подъезд. Удивительно, но ничем не воняет. Просто свежо и ничего не видно. В наших подъездах всегда несет мочой или разлитым алкоголем или какой-нибудь адской смесью еще похуже.

Прощаюсь с консьержкой, выбегаю на улицу.

Темно, тепло, прело. Безмолвными истуканами стоят черные деревья. Не совсем точно помню, где находится остановка. Спрашивать не хочется. Вообще не хочется ни с кем разговаривать.

Смотрю на желтые окна, думаю о том, что она там сейчас делает. Разворачиваюсь и припускаю бегом в сторону фонарей. Где-то там остановка, а на ней автобус и еще ехать домой.

Добегаю до пустой остановки. Людей нет, автобусов нет, изредка проезжают машины. Одиноко светит фонарь. Сажусь на зеленую лавочку, достаю сигареты и закуриваю. Все вокруг медленно, спокойно, тихо… Прикрываю глаза, протираю капельки пота со лба. Все хорошо, все правильно, все так и должно быть.

С дальнего конца дороги выворачивает автобус. Мой! Встаю с лавочки и махаю руками, возьмите меня с собой, пожалуйста! Автобус останавливается с глухим шумом, я запрыгиваю внутрь, сажусь в конец, прижимаюсь лицом к окну. Хорошо, что пришел автобус. Обратно идти к Оле я бы не осмелился, а как идти пешком до дома — не знаю.

Проезжаю свои полчаса в приятной дреме. В голове вспыхивают то кадры из кинотеатра, то лавочка в парке, то Олины тетрадки с нотами и черно-белые клавиши пианино.

И все время её голос… Голос — единственное, что я почувствовал сразу и навсегда. Смешливый, наивный, детский и одновременно серьезный, увлеченный, всё так на самом деле.

Честно говоря, мы виделись всего четыре раза. Выпускной пароход и три свидания. Это смешно, но сначала я никак не мог запомнить, как она выглядит. Ну, не то чтобы совсем память отшибало, но в голове оставался какой-то образ, хороший и светлый, а деталей лица, одежды, мимики я, хоть убей, не мог вспомнить.

Я лежал на своем диване и думал, отчего это так? Отчего я не помню внешности девушки, которая мне так сильно нравится? И не находил ответа. Мне было стыдно. Наверное, я какой-то пришибленный или отмороженный.

Полчаса до дома промелькнули незаметно. Автобус разрезал ночную мглу своими желтыми фарами, а я растекался по сиденью в придурошных фантазиях.

Остановка “Звездный Городок”. Следующая остановка “Поселок Солнечный” — металлическим голосом бубнит водитель. Я выскакиваю из автобуса и быстрым шагом припускаю к дому. На улице уже темно — хоть глаз выколи. Необходимо пройти четыре двора, компы и школьное крылечко. Повсюду разносится пьяный смех и дурные голоса.

Район не спит.

Спокойно и неторопливо прохожу вдоль восемнадцатиэтажек и заворачиваю в школьный двор. На крыльце виднеется какая-то компания. Не ускоряю шаг, иду как обычно.

— Эй, это кто там такой деловой? — слышу насмешливый, до боли в зубах знакомый голос Коти — Снежок, ты что ли?

— Ну, я — приостанавливаюсь и отвечаю.

— Головка от часов “Заря”. А ну-ка, поди сюда! — резко командует Котя.

Подхожу к крыльцу. Сидит большая компания — Котя, Семен, Чура, несколько старших. С ними Иван и Гвоздь. Вокруг валяются пустые бутылки из-под самогона, расставлен запивон, раскиданы крошки от батона.

— Что-то тебя в последнее время на районе не видать — сладким голосом начинает Котя — Совсем деловой стал? Скоро здороваться перестанешь?

— Да нет, Саня, ты преувеличиваешь. Когда я с пацанами не здоровался? — неуверенно отвечаю — Где мне еще быть, кроме как здесь тусоваться?

Котя молча осматривает меня. Старшие пьют и не обращают внимания. Иван с Гвоздем отводят глаза.

— Пиздишь ты, Снежок, ой пиздишь! — говорит Котя — А знаешь, что с пиздаболами бывает?

— Знаю.

— А зачем пиздишь, если знаешь?

Я молчу. Отвечать что-то глупо. Котя — самый умный, это известно. Лучше его просто слушать.

— Не уважаешь ты пацанов, Снежок, не уважаешь… — тяжело, со вздохом говорит Котя.

Я молчу. Иван пытается что-то сказать, но Котя затыкает его одним движением руки.

— А сейчас ты откуда такой красивый? — с улыбкой спрашивает Котя.

— Да ниоткуда… Просто по городу гулял.

— По городу гулял?… Понятно… И че, нагулял чего-нибудь?

— Да нет, ничего особенного… — говорю — Просто по делам ездил, родители попросили…

— По делам, значит ездил… — задумчиво говорит Котя, сжимая и разжимая кулаки — По делам… Вот скажи, Снежок, а почему мне так показалось, что ты ебаться ездил, а не по делам?

Я молчу, смотрю на Гвоздя и Вано. Они отводят глаза. Я не в обиде, сейчас они могли бы быть на моем месте, а я стоять за спиной Коти, подвыпившим и ровным.

— Так что, Снежок, что скажешь в свое оправдание, а? — резко грубеет Котя.

Молчу. Ничего не скажу.

— Пацанам пиздишь? Пиздишь… — начинает загибать пальцы Котя — На районе деловой ходишь? Ходишь… Ебаться в крысу ездишь? Ездишь…. Вот, брал бы пример с Мухи, он тогда нормально поступил, как пацан. И сам поебался и пацанов не обидел. А, Снежок? Але, че молчишь? Хуй проглотил? Ты отвечай, когда с тебя спрашивают, а не молчи.

— Саня, да че-ты… — начинаю я и моментально получаю в правую скулу.

Не очень больно, но хлестко и быстро.

Пригибаю голову, обхватываю руками и чувствую сильный удар в живот.

Больно.

Дыхание перехватывает, и я падаю на асфальт, закрываю руками голову. Жду еще.

Р-раз! Дд-ва! Тр-ри! увесистых удара по ребрам.

Больно.

Хорошо, что не в голову.

Слышу рычащий звук Котиной глотки и чувствую влагу где-то в районе плеча.

Еще один удар под ребра. Сука, только бы ниче не сломал.

— А теперь пш-шшел отсюда нахуй, гнида ебаная! — слышу голос Коти — Не мешай пацанам отдыхать!

Перекатываюсь два или три раза. Поднимаюсь, продолжая держаться за голову, вытираю харчок рукавом и бреду домой, не поворачиваясь. Теперь мне уже на все похуй. Все правильно, все так и должно быть. Скула жжет, ноют ребра. Главное, чтобы родители не заметили. Футболка грязная, содрано правое колено и ладошки.

Забегаю домой, мама сидит на кухне.

— О, — говорит она — Привет. А что это с тобой случилось?

— Ничего страшного — отвечаю я — В футбол на асфальте играли, упал — поранился.

— Тогда иди в ванную, промой колено — говорит мама.

— Хорошо — говорю я.

Иду в ванную, моюсь весь, целиком и полностью. Осматриваю ребра, лицо. Вроде все в порядке, синяки будут, но несильные. До свадьбы заживет.

Выхожу из ванной. Звонит телефон. Подбегаю, вижу знакомый номер. Быстро хватаю трубку.

— Привет — говорит она — Как добрался?

— Привет — говорю я — Все хорошо, без приключений.

— Понятно — отвечает она — Ну тогда ладно, я уже спать. Когда в следующий раз идем гулять?

— В субботу — отвечаю я — или в воскресенье. В общем, в конце недели.

— Хорошо — говорит она — Ну тогда спокойной ночи.

— Спокойной ночи — отвечаю я — До встречи.