Мафия нищих
Д. А. Артемьев


Старенького профессора забрали в вытрезвитель…

Человек случайно нашел в туалете доллары…

Пожилая учительница сорвала банк в казино…

При испытаниях новейшей пушки оторвался ствол…

Все это может случиться в жизни.

Однако дальше начинается что-то невероятное.

Читатель оказывается во власти автора, а уж он-то позаботился о том, чтобы правда и вымысел стали неотличимы.

Искусные розыгрыши, затейливые мистификации, неожиданные финалы, сложнейшие головоломки…

Вы не закроете эту книгу, пока не дойдете до последней строчки!


Д. Артемьев

Мафия нищих


СЕКСИ


После работы я, как обычно, заскочил в свой любимый бар, взял кофе и с чашкой вышел на открытую веранду. Почти все столики были пусты, за одним сидел огромный парень с очень неприятным лицом. Перед ним стояла полная окурков пепельница. Я выбрал стол подальше от него, сел, поставил чашку, повернул голову и обалдел. Я забыл о кофе. Я только сидел и глупо таращился.

Она притягивала взгляд, но я робел подойти и попросить разрешения сесть за ее столик. Короткая юбка, стройные ноги, черный свитер, облегающий высокую грудь. Она подносила чашку к губам! Боже мой, в этом движении было столько сексуальности. Она поставила чашку на столик и кончиком языка облизнула верхнюю губу. У меня уже давно не вставал просто так на улице при взгляде на девиц. Но сейчас мне и из-за стола подняться было бы неловко.

– Я заметил, вы интересуетесь. – Мужчина появился сбоку и присел за мой столик. – Ольга. Наш лучший сотрудник. Двести долларов в час. Однократный акт – сто долларов. Оральный секс немного дешевле, анальный – существенно дороже. Можно в ее будуаре или к вам на квартиру. В последнем случае квартиру предварительно осматривает наш охранник. – Он мотнул головой в сторону громилы за столиком. – Можно на большее время. На все имеются расценки. Теперь несколько слов о гарантиях.

Мужчина сделал паузу. В этот момент Ольга поднялась, сделала несколько шагов, взяла салфетку из подставки на соседнем столике, чуть прикасаясь, промокнула краешки губ. Каждое движение было наполнено чувственностью. Джина Лоллобриджида. Я облизнулся. Ольга вернулась на свое место, села и закинула ногу на ногу. О Боже! Если бы мое внимание снова не привлек мой сосед, я бы, вероятно, спустил. А тот внимательно следил за мной.

– Вот-вот. На очень многих она действует именно так. Само совершенство. Итак, я начал вам докладывать о гарантиях. Абсолютная безопасность, высшая степень гигиены, ежедневный осмотр личного гинеколога, еженедельный общий медосмотр и анализы. Никаких вредных привычек: не курит, алкоголь – только бокал шампанского с клиентом, кофе без кофеина, чаи только травяные. И вы знаете, – голос мужчины понизился, – так тщательно следит за собой, ни одного лишнего волоска на теле, лобок аккуратно выбрит.

Я не пропускал ни слова, слушал, не отрывая глаз от Ольги. Она уже отодвинула пустую чашку и задумчиво скользила взглядом по прохожим. Конечно, буквально каждый обращал на нее внимание. Когда я услышал про выбритый лобок, на меня прямо накатило. Еле сдержался. И еще мысль: двести долларов. Хотя были бы с собой, отдал бы немедленно. Но не только с собой не было, непонятно было даже, где их взять и у кого занять. А мужчина, выждав некоторое время, продолжал выкладывать свою информацию:

– У нее большой опыт, и ей присущ артистизм в работе. Ни одного недовольного клиента, все в восторге. Среди постоянных – старичок восьмидесяти трех лет и два пожилых человека за семьдесят. Выполняет не только то, что вы ее попросите, но и сама догадывается о тайных пристрастиях клиента. Мастерски изображает школьниц разных: и таких, знаете, развратных, и недотрог. Так имитирует девственность, что некоторые клиенты даже немного поначалу пугаются. Вы представляете! Белая блузка, короткая юбочка, носочки, бант. От глотка шампанского уже немножко пьяная. Садится на колени клиенту, играет с ним, отбивается, когда он начинает расстегивать блузку или гладить ножки под юбкой. Настоящая актриса, цены ей нет.

Я сглотнул слюну, представляя Ольгу в расстегнутой блузке у меня на коленях. Как она смеется, запрокидывая голову, и гладит мои небритые щеки. Как я запускаю руку под коротенькую юбку и она вскрикивает и пытается своими нежными и слабыми ручками убрать мою руку. Но разве ей справиться с большим и сильным мужчиной?!

– У нее многие наши сотрудницы переняли опыт и сейчас с успехом могут изображать школьниц. – Мужчина уселся на стул поудобнее и положил перед собой тонкий дипломат. – Но вот изобразить даму из высшего общества! Нет, это удается только ей. Я имею в виду даму, охваченную неожиданной страстью к незнакомцу. Со всеми этими страхами, как бы кто не увидел, как бы не узнал, не дай Бог, муж. И еще ей удается превратиться в такую, знаете ли, портовую шлюху. На этот сорт девиц большой спрос у молодежи. Хриплый голос, сочный мат, сексуальный акт на глазах приятелей, стоя. Но это, конечно, за дополнительную оплату, и немалую.

Портовые шлюхи меня не интересовали. Я никогда не был моряком, нигде не мог встретиться с женщинами этого типа и сомневаюсь, чтобы меня могла возбудить пьяная матерящаяся хриплым голосом женщина. Нет, все же школьница предпочтительнее. Не реальная прыщеватая девчонка из девятого класса, с которой потом не оберешься проблем и будешь проклинать себя за эту глупую связь. Конечно, настоящая профессионалка предпочтительнее во всех отношениях.

Мужчина подождал, пока я допил свой кофе, открыл дипломат, в котором оказался компьютер, и спросил:

– Не хотите ли заглянуть на личный сайт Ольги? Это бесплатно, но там, кроме нескольких скромных ее фотографий и телефонов, ничего интересного нет. Вот короткий четырехминутный клип, где она раздевается и демонстрирует свое тело, – я немедленно представил себе Ольгу с подбритым лобком, – могу показать прямо на компьютере. По нашей калькуляции это стоит всего тридцать долларов. А тридцатиминутный фильм на компакт-диске, где Ольга демонстрирует сексуальные акты с разными партнерами, мы недавно выпустили в продажу. Но стоит этот фильм триста долларов, и, несмотря на высокую стоимость, некоторые ее клиенты этот СД приобретают.

Ольга поднялась и зашла в кафе. Вероятно, взять еще чашечку кофе. Я проводил ее взглядом. Мужчина тоже посмотрел ей вслед и вдруг быстро заговорил:

– Я вижу, вас она сильно задела. Черт с ними, с тридцатью долларами, – он махнул рукой, – посмотрите этот клип. Мой вам подарок. Посмотрите, и все. Когда еще такое придется увидеть.

Я не вполне понял причину его неожиданной доброты, но он уже настроил компьютер, и начались первые секунды из отведенных четырех минут. Когда я очнулся от просмотра и грез, мужчина выключил ноутбук и, проговорив несколько вежливых слов на прощание, закрыл дипломат и исчез.


Мой «жигуль» стоял рядом с верандой. Я сел в него и, просматривая мысленно картинки медленно раздевающейся Ольги, поехал домой. Тома уже пришла с работы. Я влетел в квартиру, заскочил на кухню, хлопнул жену по заду и потащил ее в комнату, приговаривая, что нагулял чудовищный аппетит. Томка не сопротивлялась, только спросила, где это мне так повезло, и еще упомянула, что я в последний месяц ее не баловал.

Томке, конечно, понравилось. Она же не догадывалась, что я занимался любовью с любопытной десятиклассницей с выбритым лобком. Вечером, накрутившись с домашними делами, Томка обычно засыпает первой. Но в этот раз она ждала меня в постели, и я овладел сладострастной любовницей, опасающейся неожиданного прихода ревнивого мужа. На следующий день я попробовал девственницу, затем два дня представлял Ольгу, забежавшую всего на минутку как бы к портнихе, причем муж ждал ее в машине. И так почти две недели каждый день без пропуска. Тамара назвала эти две недели вторым медовым полумесяцем.


Впечатления начали стираться, затягивали домашние дела. Образ Ольги потускнел, я с трудом мог вспомнить гибкое тело, высокую грудь или выбритый лобок. Томка тоже за эти дни устала. Жизнь входила в обычное русло.


Тамара позвонила. Дверь офиса открылась, и она прошла в кабинет. Навстречу ей из-за стола с компьютером, улыбаясь, поднялся мужчина.

– Ну, полагаю, две недельки благоверный каждый день баловал, а? Прошу в кассу.

Томка выстояла небольшую очередь к стойке. Назвала фамилию. Девушка перелистала пачку квитанций, вытащила одну:

– Четырнадцать дней по десять долларов. Сто сорок. В рублях, пожалуйста. И если можно, без сдачи.


ЛЯГУШКА


1


Игорек сидел за компьютером. Было пять часов жаркого летнего вечера. До конца торгов оставалось почти два часа. А он столько проиграл! Почти 18 тысяч рублей. Это больше, чем он заработал на рынке за последние две недели. Игорек не смотрел на экран, где на разноцветных графиках рывками двигались котировки. Он вообще никуда не смотрел, он плакал. Жизнь не удалась. Родителей уже нет, пожаловаться некому. Эта сволочь ушла, ничего не объясняя. А было столько любви, столько ласки, столько надежды. Была, правда, и масса меркантильного, но Игорек закрывал на это глаза: ну с кем не бывает. Каждой женщине хочется и новые украшения, и новую модную одежду, и… – щелкнул в двери замок, это пришла уборщица – новую шубку, и поездки в неизведанные страны. Игорек плакал не потому, что не мог обеспечить женщину всем необходимым и она ушла. И не от неудачи на рынке. Просто ему было плохо и одиноко.

Скрипнула дверь, робко вошла девушка и беззвучно принялась протирать пыль. Двигалась она тихо, выжимала тряпку в ведро, что-то переставляла, протирала и снова выжимала тряпку. Пыль на аппаратуре накапливалась чудовищно, и Игорь велел протирать все ежедневно.

Раздался тихий голос девушки, неслышно появившейся за спиной:

– Ой, Игорь Матвеевич, у вас так все интересно, ну прямо как в кино! Все такое разноцветное на экране. И точечки так смешно прыгают.

Это она, вероятно, говорила о котировках. На графиках котировки каждого эмитента обновлялись через 15 секунд. Конец графика, как живая змейка, двигался то вверх, то вниз.

– Прыгают, прыгают, – заворчал Игорь, – если бы я знал, куда они будут прыгать…

– Как куда? – удивилась девушка. – Вот эта прыгнет сейчас вверх, а потом постоит и снова прыгнет вверх.

Девушка показала пальцем на график одной из энергетических компаний; как раз пакет этой компании только что закупил Игорь и ругал себя за это последними словами. Он увеличил график во весь экран, посмотрел на котировку – 16,53 рубля – и спросил:

– Ну, покажи, куда она прыгнет?

– Сюда. – Девушка ткнула пальцем чуть выше, и тут же график показал 16,60.

Игорь повернулся и посмотрел на уборщицу. М-да, смотреть было не на что.

– Ну а сейчас куда прыгнет?

– Сейчас прыгнет вбок два раза, а потом снова вверх, вот сюда.

Девушка показала сразу на 16,80. Это была самая высокая утренняя котировка. Прошло пятнадцать секунд, график сдвинулся, показывая неизменность котировки. То же самое произошло и в следующий момент отсчета. Игорь с нетерпением ждал. Девушка тихонько дышала за его плечом. Рывок вверх. Котировка 16,80.

– Дальше, дальше что будет? – хриплым голосом спросил Игорь. – Ты видишь цену? Какая будет теперь цена?

– Я про цену не знаю, – жалобно ответила девушка, – я знаю, что она будет прыгать вверх еще долго, потом вбок, а потом прыгнет немножко вниз, и все остановится. А завтра она прямо с утра прыгнет снова вниз, вот сюда.

И девушка показала на экране место, куда завтра прыгнет график. Это была сегодня самая минимальная цена – 16,42. Игорь хотел спросить что-то еще, но график стал вертикально подниматься – точно так, как говорила девушка. Ось цены поднималась вместе с графиком. До конца торгов оставалось минут десять. Надо было успеть позвонить трейдеру.

– Ну, миленькая, – взмолился Игорь, – ну когда будет самая высокая цена?

– Вот еще три раза прыгнет вверх, а потом сразу вбок.

Игорь набрал номер и сказал в трубку:

– Коля. Следи. Мой пакет растет. Видишь? Я и сам удивляюсь. Ты думаешь, если пошел рост, то и завтра продолжится? Нет, я ждать не стану. Давай, продай весь пакет. Вот сейчас рост, кажется, приостановился. – График прыгнул вбок и показал 18,02. – Продавай. Я подожду. Так, весь пакет по 18,02. Сколько у меня всего? Ага, понял.

Игорь записал цифру. Он почти отыграл все сегодняшние потери. В этот момент котировки ушли вниз до 17,93 и торги закончились.

– Тебе полагается премия, – улыбнулся Игорь.

– Это за что? – засмущалась уборщица.

– Как – за что?! Я этим делом, – он махнул рукой в сторону застывшего экрана, – деньги зарабатываю.

– Как это? – Рот девушки глупо приоткрылся.

– А вот так. Потом объясню. А вот ты мне расскажи, откуда ты знаешь, как поведут себя котировки, ну, как будут прыгать графики.

– Не знаю, – пожала плечами девушка.

– Так. Но все же ты знаешь, как они будут прыгать?

– Ага.

– Тогда скажи мне, как завтра поведут себя все эти графики. Можешь?

– А чего! Вот этот будет прыгать чуть вверх и чуть вниз. Этот, – она указала на следующий график, – весь день будет идти вбок и только в конце прыгнет вверх, но немножко.

Девушка показывала пальцами на каждый график, и выходило, что завтра вся нефтянка будет стоять, энергетика упадет сильно и только два эмитента немного подрастут. Игорь задумался, уходить ли в шорт, то есть продать акции, которых нет в пакете, или подождать. Случайность это с уборщицей или нет. Ладно, завтра надо проверить.

Девушка между тем вернулась к своим занятиям с влажной тряпкой.


Девушка появилась в его квартире недавно. Раньше у него прибиралась Наталья Ивановна, пожилая женщина с больными ногами. Время от времени она приводила с собой для помощи свою дальнюю родственницу, выписанную из глухой деревни. Девушку она также пристроила прибираться в квартирах. Опасности в этом совершенно никакой не было. Хотя девушке было лет семнадцать, росту она была небольшого, носила что-то перешитое Натальей Ивановной, никаких женских прелестей на ней заметно не было. Бесполое и тихое существо. Глаза широко расставлены и немного навыкате. Как у лягушки. И дополнял этот лягушачий образ большой рот девушки.

Когда Наталья Ивановна совсем расхворалась, Тоня, так звали девушку, заменила ее. Она дважды в неделю, по утрам, ходила на рынок и закупала по списку продукты. А ежедневно, кроме воскресенья, появлялась во второй половине дня делать уборку. В остальное время она прибиралась в нескольких квартирах в соседних подъездах.

Игорю надо было идти. У него было свидание, на успех которого, впрочем, он совсем не надеялся. Он выключил компьютер и прошел в кухню к Тоне, которая как раз принялась за посуду.

– Ну, я тебе обещал премию, получай.

И Игорь протянул Тоне сторублевую бумажку. У девушки заблестели глаза. Это равнялось четверти ее месячной зарплаты.

– Право, не надо, спасибо, – бормотала Тоня.

– Заслужила, – барски заметил Игорь, поворачиваясь идти. И услышал в спину тихий голос:

– Игорь Матвеевич! Уж я так расхрабрилась. Расстроитесь вы сегодня. Сильно расстроитесь. И сделать-то ничего нельзя.

– С чего это я расстроюсь? – удивился Игорь.

– Не знаю, – тихо заплакала Тоня, – но расстроитесь вы. И ничего сделать нельзя.


Возвращался Игорь уже затемно, ужасно расстроенный. Мысли крутились вокруг Тони – откуда она могла знать, колдунья, черт ее побери?! Он снова и снова прокручивал оскорбительную сцену в кафе. Как девушка весело заигрывала с ним, как дождалась приглашения зайти к нему в гости и как язвительно заметила, что ее запросы намного выше запросов его бывшей жены, так что он может выкинуть из головы свои бредовые желания. А когда поднялась из-за столика, высокая, холеная, бросила только одно слово: «Дрочи!» И ушла.


Весь следующий день Игорь провел за компьютером, убеждаясь, что Тонины предсказания абсолютно точны. Он просмотрел комментарии в некоторых финансовых сайтах. Смысл их сводился к тому, что ожидали роста, а сегодня неожиданно наступила некая слабая коррекция рынка, после которой рост возобновится.

«Посмотрим, посмотрим, – усмехался про себя Игорь, – что думает про ваши комментарии моя домработница».

Тоня пришла, как обычно, в пять часов и тут же взялась за ведро и тряпку.

– Брось тряпку, – сказал Игорь, – садись рядом со мной. Давай рассказывай, куда будут прыгать завтра все эти разноцветные графики.

– Чего? – переспросила Тоня.

– Ну вот эти разноцветные линии и точечки.

– А!.. Вот эта, которая вчера вверх, а сегодня вниз, уйдет вниз еще на столько же.

– Кстати, Тоня, а дальше как она пойдет?

– Не знаю, – равнодушно протянула Тоня, – про завтра знаю, а про дальше надо завтра посмотреть.

– Ну хорошо, давай про другие.

И Тоня снова последовательно рассказала, какая линия куда будет прыгать в течение завтрашнего дня. Игорь вернул Тоню к ведру и тряпке, а сам принялся считать проценты роста или падения. Оказалось, что один из эмитентов, который собирается завтра весь день расти, даст почти восемь процентов прироста стоимости котировок. Игорь посомневался, решился, позвонил Коле и велел закупить эту фишку на все деньги. Коля равнодушно выставил котировки и купил. А Игорь, не дожидаясь окончания торгов, отключился от Интернета и пошел в кухню разговаривать с Тоней.

Оказалось, что Тоне действительно 17 лет, что жила она в деревне Хожары, в пятнадцати километрах от Мерчинского заповедника, что дорог там нет, были раньше, а теперь нет, что в селе жилых домов только три осталось. Телевидения там нет: телевизоры-то есть, а вот света нет. Провода кто-то снял и сдал в утиль. Жила она там с троюродной сестрой, уже старой, и жила бы еще, но дядя Егор стал ее щупать. Он тоже старый, живет в соседнем доме, один, жена умерла, и вот он стал за ней следить и ее щупать. А ей этого нельзя пока. И сестра отправила ее к их родственнице Наталье Ивановне.

– А чего пока нельзя, – бестактно спросил Игорь, – и почему пока нельзя, если это то, о чем я догадываюсь?

– Ну так, нельзя, и все, – шепотом ответила Тоня и покраснела.

– Ну, нельзя так нельзя, – засмеялся Игорь. – Ты вот что, ты завтра когда придешь?

– С утра. Я на рынок должна сходить, купить вам, что вы велели, – Игорь оставлял на холодильнике под магнитом записку, что необходимо купить, – а потом пойду прибираться в другую квартиру.

– Можешь задержаться до одиннадцати?

– Могу, – пожала плечами Тоня, – там все равно, когда начинать уборку.

– Хорошо. Задержись. Снова мне поможешь. И вполне вероятно, тебя будет ждать премия. Ну, доделывай дела, а я пойду погуляю. Как, сегодня меня никто не расстроит?

– Никто, – улыбнулась Тоня, – сегодня вы будете много смеяться. А вчерашнюю обиду забудьте. Она еще локти себе кусать будет.

Игорь внимательно посмотрел на Тоню, та отвернулась к раковине с посудой и шумно включила воду.


Только он расположился на летней веранде любимого кафе, только пригубил бокал холодного пива, как прямо перед собой увидел сияющую улыбку Мишки Бергельгарта, которого он не видел уже лет пять по причине убытия того в Германию для постоянного проживания. Мишка, весельчак и анекдотист, нисколько не изменился. Он занял стул напротив Игоря и вместо приветствия с ходу выдал историю, как один мужик покупал портвейн во фри-шопе в Хитроу. Игорь не мог остановиться от хохота, и было от чего. Итак, этот мужик из наших, давно живущий в Европе, рассматривает витрину и бубнит про себя, что хорошо бы, как в молодости, тяпнуть бутылочку портвейна «777», да разве найдешь «Три семерки» в этом занюханном Хитроу, а уж так хочется «Три семерки», сладу нет. И пока он рассматривает разные португальские портвейны и довольно громко бормочет «Три семерки», к нему подскакивает продавец и говорит, также по-русски: «Извините, сэр, не подвезли».

И Мишка занялся рассказом про всех наших, которых он видел во множестве в разных странах и которые обязательно делали что-нибудь смешное. К столу подваливали другие приятели Игоря и Мишки, присоединялись, и ржачка продолжалась до позднего вечера. Наконец Игорь взял с Мишки слово, что тот завтра же вечером после семи придет к нему в гости, и все разошлись.


Торги начинались в 10.30. Тоня уже положила купленные продукты в холодильник и присела на стул перед монитором, рядом с креслом Гриши. Когда на экране появились первые котировки, Тоня сама показала на выбранный Игорем эмитент и заявила:

– Игорь Матвеевич, этот вам нравится, да? Он целый день будет вверх прыгать, и завтра тоже почти весь день. А к концу начнет прыгать вбок, а потом как прыгнет вниз. И все.

– Хорошо. Посмотрим, как в этот раз сбудутся твои прогнозы и рекомендации.

– Чего? – не поняла Тоня.

– Да так, шучу. Ну, беги. В пять буду тебя ждать.


На рынке все происходило так, как рассказала Тоня. Когда она пришла, Игорь подал ей три сторублевки и сказал:

– Очередная премия.

Тоня держала деньги в руках и от растерянности не знала, что сказать.

– Спрячь деньги, присаживайся снова рядом, а за тряпку возьмешься чуть позже. Давай посмотрим, что будет происходить завтра.

Вновь Тоня рассказала, как будут прыгать эти веселые разноцветные графики. Но Игорь так до конца торгов и не решил, куда выгоднее вложить завтра деньги после продажи этого успешного эмитента. Отложил решение на следующий день, выключил компьютер, и тут в дверь позвонили. Пришел Мишка. Тоня, которая закончила все дела на кухне, столкнулась с ним в прихожей. Мишка проводил девушку взглядом и, когда она вышла, сказал:

– А мне казалось, стрельба из лука давно перестала быть элитным видом спорта.

– Не понял, – ответил Игорь, подавая тапочки, – какая, в задницу, стрельба?

– Ну, в задницу там или куда, мне трудно определить, но в лягушку ты попал. Будем надеяться, не в простую.

– Это домработница, – засмеялся Игорь. – Простая деревенская девушка.

– Ну-ну, простая так простая. Кстати, ты велел простой деревенской девушке поставить бутылки в морозильник?

– Сам сделал, – гордо заявил Игорь. – Имеется водка, соленья, кое-что из мяса. И несколько старых телефонных номеров знакомых барышень, которые раньше никогда нам не отказывали.

– Боже мой, – вздохнул Миша, – ты представляешь, какие они сейчас!

Тем не менее этот вечер удался. Это был скорее вечер воспоминаний, которых было значительно больше, чем шалостей с приглашенными старыми подругами. Вечер закончился, и Игорь уснул с приятными мыслями, в том числе с мыслью, что завтра он выйдет в деньги с профитом почти в пятнадцать процентов.


Но профит оказался еще выше. Игорь, имея рядом Тоню, вовремя продал акции. Профит был феноменальный. С помощью Тони он наметил, что купить завтра с самого утра, посчитал возможную прибыль, тихо порадовался и решил еще больше осчастливить домработницу. Протягивая на кухне Тоне деньги, он сказал:

– Увеличиваю премию. Держи. Кстати, вчера моего приятеля Мишку видела? Знаешь, как он тебя назвал?

– Знаю, – прошептала девушка, – он очень умный и несчастный. Поэтому смеется все время.

– Что-то я не заметил, чтобы он вчера был несчастный. Он всегда веселый, знает множество смешных историй, умеет их рассказывать. Почему же он несчастный?

– Не знаю. – Тоня теребила в руке деньги. – А деньги вы мне напрасно даете. Куда мне столько. Я много зарабатываю.

– Сколько, если не секрет?

– Я в четырех квартирах прибираюсь, по 300 рублей в месяц. И вы платите 400 рублей. Это за то, что я хожу на рынок. Получается 1600. Еще пенсия у Натальи Ивановны. Нам вдвоем хватает.

– Так, – сказал Игорь, – а если ты не будешь прибираться нигде, кроме как у меня, и я буду платить тебе все эти деньги? Как? Ты же видишь, что мне нужна твоя помощь. А тебя часто нет, и я не знаю, как поступать с котировками.

– Но я же обещала им прибираться. Теперь они должны искать кого-то другого.

Игорь почувствовал, что шутить сейчас нельзя. Надо быть предельно серьезным. У этой девушки, у Тони, оказалось сильно развито чувство ответственности. Впрочем, может быть, у всех людей такого типа это чувство развито сильнее.

– Давай сделаем так. Ты предупреди всех, что через какое-то время, скажем, через две недели, ты должна от них уйти. Пусть они поищут тебе замену.

– Не, – покачала головой девушка, – они деньги будут предлагать, чтобы я осталась.

«Верно, – подумал Игорь, – где найти такую домработницу?» И продолжил вслух:

– А если сказать, что уезжаешь обратно к себе в деревню?

– Это неправда. Я так не смогу, – прошептала девушка.

– Хорошо. Ты права. Давай говорить только правду. Ты начинаешь учиться. Учить тебя буду я. Времени на посторонние уборки у тебя не останется.

– Учиться, – вспыхнула Тоня. – Правда? Вот эти эмитенты и ко… котировки.

– И многое другое. Ты сколько классов кончила?

– Классов? – Девушка помолчала. – Да вы, Игорь Матвеевич, не беспокойтесь. Я все пойму.

– Значит, договорились. Через две недели ты работаешь только у меня. И учишься. Кстати, ты мне так и не ответила. Как тебя Мишка назвал?

– Да вы сами знаете, лягушкой, только…

– Ну, договаривай.

– Не буду. – Тоня покраснела и отвернулась.

2


Уже три месяца Тоня проводила в квартире Игоря с утра до почти семи часов. Она ходила на рынок, готовила, прибиралась, сидела с Игорем за компьютером. Она уже научилась сама выходить в Интернет, подключаться к бирже. В последнее время начала сама, вместо Игоря, выставлять котировки. Игорю пришлось отказаться от трейдера, поскольку Коля быстро понял, что его клиент пользуется какой-то программой, каким-то неизвестным ему анализом рынка, и стал для себя выставлять те же котировки. Причем забывал выполнять команды Игоря и больше работал на себя. Поэтому Игорь, имея код выхода, стал работать автономно. Теперь Коля звонил и умолял сказать, на что нужно ставить. Правда, в последнее время трубку брала какая-то девушка и отвечала, что сейчас Игорь Матвеевич отсутствует. Это была чистая правда. Они выбирали эмитента, покупали, Тоня шла заниматься своими домашними делами, а Игорь сматывался куда-то по своим.

Догадайся Коля спросить девушку про котировки, он получил бы честный ответ, но ему это и в голову не приходило.

Что касается Игоря, то увеличение за три месяца первоначального капитала почти в десять раз ударило ему в голову. Первое, что он решил сделать, – купить дорогой автомобиль. И он целыми днями мотался по рынкам, выискивая подходящий «лендкрузер» возрастом не более четырех-пяти лет. Наконец он нашел машину нужного цвета, договорился с владельцем и почему-то решил посоветоваться с Тоней. Владелец приехал в обеденное время, Игорь велел Тоне надеть куртку (наступила уже прохладная погода) и выйти с ним на улицу. Тоня покорно выполнила все требования. Владелец вышел из-за руля, посмотрел с удивлением на девушку, с которой покупатель решил посоветоваться, уступил место Игорю, а сам залез на заднее сиденье. Игорь помог Тоне усесться рядом с собой и объехал микрорайон. Вернувшись к дому, он спросил девушку:

– Нравится?

Тоня молчала. Игорь что-то почувствовал и попросил девушку выйти из машины. Они отошли на несколько шагов.

– Я хочу купить ее. Или что-то не то?

– Не знаю, – ответила Тоня, – только она мокрая, вся в воде. И ее долго чинили и ругались.

– В какой воде, – опешил Игорь, – кто ругался?

Тоня только пожала плечами.

Игорь слышал о машинах, восстановленных после их подъема со дна реки. Срок таким машинам был до первой поломки, которая могла случиться буквально сразу. А Тоне он верил безоговорочно.

– Ты вот что, друг, – сказал он продавцу. – Мне еще подумать надо. Что-то моей девушке этот джип не понравился.

– Твоей девушке? – изумился владелец.

И было чему удивляться. Игорь, видный мужик, одетый именно так, как мог бы одеться покупатель дорогой машины, и Тоня, в стоптанных туфлях без каблуков, в куртке неопределенного цвета и с висящим из-под куртки длинным подолом линялого платья.

Игорь посмотрел на Тоню глазами продавца. Да, было чему удивляться. Его охватила злость, и он громко повторил внешне равнодушным голосом:

– Ну, пока моя невеста. Вот хочу сделать нам обоим подарок. Так что, дружище, не подходит нам твой драндулет.

Водитель молча сел, злобно нажал на газ и улетел. Тоня пристально смотрела на Игоря.

– Зачем вы такие шутки шутите? – Ее шепот был на грани плача. – Так нельзя шутить.

– Ладно, шутка это нет ли – разберемся. А сейчас пошли в дом. Больше здесь ничего интересного не будет. А завтра выберем время и поедем смотреть машины вместе с тобой.

Почему он сказал о невесте? Это же безумие. Три месяца юное создание находится у него в квартире. Не то что член, мысль не шевельнулась. Предмет необходимый, обязательный. Дает информацию по рынку в странной колдовской форме, моет посуду и прибирается безо всякой мистики. Также без колдовства готовит: ничего особенного, но есть можно и даже вкусно. Читает поваренные книги, шепчет что-то, нарезает, варит – и вот, пожалуйста, нормальный свекольник или куриная отбивная. А ее предсказания! Про все. Вот про Мишку сказала и что лежит парень в Германии в клинике. Облучается. Сюда приезжал прощаться. Все знал, но не говорил. Как она это учуяла? А в первый день! Что она мне сказала? Еще бы не сильно расстроиться, когда такая эффектная телка бросает брезгливо: «Дрочи», – и уходит! Да, что еще его занимает? Что? Надо вспомнить. А… Смотри, по утрам никакой эрекции, как не мужик. Более того, жду эту лягушку. Ну, здесь понятно. С утра торги, а без нее какие могут быть деньги? А если так и дальше пойдет? У него же миллионы будут, настоящие. А может, еще больше. Она же все видит на завтра. Интересно, почему бы ему не сойти с ума? Должен был бы, а нет. Все воспринимается как должное. И ведет себя с Тоней как с рабыней. Никогда не подумал, как бы ее приодеть. Зачем ему это? А вот затем, чтобы разный хам не смотрел бы на девчонку как на уродливую лягушку. Завтра же оденет ее в нормальные вещи. Кстати, а во что? М-да!

– Я знаю один магазин, – притронулась робко Тоня к его руке, когда они поднялись в квартиру, – там хорошие вещи и очень дешевые. Секонд-хэнд.

«Мысли она читает, – тупо подумал Игорь, – и про эрекцию знает тоже. Точнее, про ее отсутствие».

– А на кой нам черт дешевые магазины? Я же могу купить тебе все, что только пожелаешь.

– А я ничего не хочу, – тихо ответила Тоня, – ничего не хочу. Только чтобы вам не было неловко за меня. Но это только пока.

– А потом? – Игорь уставился на Тоню.

– Э… – улыбнулась Тоня, – кто знает, что потом. Я же вот знаю котировки, но только на день вперед. И все. Сестра моя троюродная, там, в деревне, та знает. А я что?

– Вот купим с тобой джип и сгоняем к сестрице, а?

– Правда, – оживилась Тоня, – вот здорово. Она обрадуется. Уж так ей хочется на вас посмотреть, Игорь Матвеевич.

– Так ты что, письма про меня пишешь? – уставился Игорь на девушку.

– Какие письма? – Тоня засмеялась тихим тонким голосом. – Ей письма не нужны.


Прошел еще месяц, за который произошли многие события, впрочем, почти незаметные для Игоря. Во-первых, с помощью Тони он купил на рынке не джип, а, наоборот, низкую скоростную машину возрастом всего два года. Это был «крайслер-дайнасти». Произошло это так. Уже третий день, сразу после выставления котировок, Игорь и Тоня ездили маршруткой на авторынок. И уже третий день любой выбранный Игорем автомобиль вызывал виноватый шепот девушки. Наконец он заявил, что если есть на рынке подходящая машина, пусть она сама ее и выбирает. Тоня посмотрела на него, убедилась, что он говорит серьезно, потянула его за рукав и подвела к дорогущей сверкающей машине, которую Игорь даже не рассматривал в качестве покупки. Низко сидящий «крайслер» едва ли мог перевалить через выбоины обычной дороги, а уж говорить о том, чтобы ехать по сельской трассе, было просто смешно. Причем цена! Продавец написал на стекле «28 тысяч долларов», и машина уже много дней ждала своего покупателя. Каждому покупателю владелец рассказывал одну и ту же сказку, что машина прислана братом из Нью-Йорка, и что прошла буквально двадцать тысяч миль, и что здесь по городу он не ездил. Естественно, никто не верил: спидометр скручен, машина, поди, после аварии, все перекрашено и тому подобное. Так и стоял продавец с этим сверкающим чудом уже много дней.

Дело сдвинулось удивительно легко, причем без особых прений. Тоня открыла дверку водителя, и Игорю осталось только сесть за руль. Хозяин устроился рядом, а девушка сзади. Машина шла классно. Они объехали авторынок, остановились в том же месте, откуда стартовали, и вдруг сзади послышался голос Тони:

– А вам никто не верит про брата. Как, кстати, он себя чувствует?

Мужик повернулся, очумело посмотрел на Тоню и автоматически ответил:

– Ну, сейчас вроде ничего. А вы что, знаете брательника?

– Ему будет намного лучше, – пропуская вопрос, ответила Тоня, – у них там медицина просто чудеса творит. Давайте поговорим о продаже. Цену вы заломили безбожную, так и будете стоять без толку. А вот за любую половину мы ее возьмем.

– Четырнадцать тысяч! – взревел мужик. – Вы что, смеетесь?! Так и мне ничего не достанется.

– Ладно, – согласилась с заднего сиденья Тоня. – Брат просил отдать тысяч за 12–14, впрочем, сильно не надеялся. Ну, говорите вашу цену, а то мы пойдем. Нам время тоже дорого. Мы же не можем покупать столько времени, сколько вы безнадежно пытаетесь продать.

– Ну, прибавьте хоть три штуки, – захныкал продавец.

– Две! Шестнадцать тысяч. Или да, или мы пошли. Но если да, то едем сразу оформлять и сразу платить.

Весь разговор Игорь прослушал, разглядывая свою домработницу. Ему уже не важно было, 16 это тысяч или 18. Его интересовала его собственная домработница с лягушачьими глазами. Почему, ну почему у него не стоит на нее? Это же клад, а не девка.

Продавец даже секунду не думал. Он буркнул, что «давайте оформлять, раз вы такие». И через пару часов Игорь с Тоней въехали во двор дома на собственной машине.


Капитал Игоря нарастал. Это становилось заметным, и пришлось купить кипрскую офшорную компанию, перевести туда половину активов и начать торговать двумя пакетами с разными названиями. Это помогло ненадолго. Игорь открыл еще две фирмы и разместил документы в другой финансовой компании. Там была несколько иная электронная система торгов, поэтому необходимы были дополнительные компьютеры. Места в комнате уже не хватало. Надо было искать съемное помещение, чем Игорь и занимался последние дни.

Еще одно обстоятельство выяснилось по ходу торгов. Тоня увидела, что акции одного малоизвестного комбината будут расти. Они закупили пакет, и действительно, несколько дней котировки этого эмитента росли как на дрожжах. Продавать пакет Игорь не собирался. Когда в конце одного из торговых дней они с Тоней прошлись по завтрашним котировкам, Тоня вдруг остановилась и не смогла сказать ни слова про этот комбинат.

– Будет и завтра расти? – спросил Игорь.

– Не знаю.

– Это как так? – удивился Игорь, уже привыкший к безошибочным предсказаниям девушки.

– Не знаю, – повторила Тоня задумчиво, – кто-то раздумывает, не сыграть ли на понижение. Но пока не решается.

– Что же нам делать? – спросил Игорь.

– Игорь Матвеевич, – забеспокоилась Тоня, – я лучше продам их.

И не успел Игорь среагировать, как Тоня выставила весь пакет на продажу. Через пару минут пакет был продан.

– Уф, – сказала девушка, – теперь знаю. Котировки пойдут вниз, и завтра падение продолжится.

В остальном было все как обычно. На Тоню можно было безоговорочно полагаться. Поэтому Игорь все свое время тратил на поиски и подбор помещения. Одно, неподалеку от дома, ему понравилось. Там построили новое здание; два первых этажа предлагались под офисы, а выше располагались квартиры. Игорю понравились три комнаты на втором этаже. Их можно было арендовать, можно было и купить. Конечно, они требовали вложения сил: стены, двери, перегородки, туалет, компьютерная сеть и тому подобное. Месяца за два бригада строителей могла бы с этим справиться. В середине дня, когда по рынку все решения были выполнены, Игорь повел Тоню посмотреть помещения. Девушка была очень заинтересована. Она обежала офис, выскочила, посмотрела соседний на этом же этаже и спросила Игоря, что там, наверху. Узнав, что там квартиры, она попросилась посмотреть их. Они обошли дом, зашли в подъезд и поднялись на третий этаж. Двери были распахнуты, шла работа по сдаче дома. Тоня обошла обе квартиры, каждая из которых была площадью более ста метров. Потом вышла на площадку и тихо спросила Игоря:

– Их еще не продали?

– Не спрашивал, – ответил Игорь, – а зачем?

– Игорь Матвеевич, купите оба офиса и обе квартиры, ну пожалуйста.

– Тоня! – Игорь внимательно смотрел на девушку, что-то обдумывая. – Тонька, ты гений.

Это была хорошая идея. Именно так надо было использовать быстро растущий капитал. Он прикинул, сколько необходимо денег для покупки, откуда их лучше снять, а снять их стоит равномерно со всех счетов. Возня, конечно, но это мелочь по сравнению с идеей. Второй офис можно сдать в аренду, а квартиры пока потихоньку ремонтировать, доводить до ума. Там видно будет, что с ними делать. Кстати, к каждой квартире можно было купить по подземному гаражу.

3


К зиме ремонт офисов был уже почти закончен. Точнее, Игорь и Тоня работали в своем офисе, соседний был отделан, но пуст. Там расположилась со своим столом и рисунками дизайнер Марина, которая занималась отделкой верхних квартир. Она разработала все эскизы, следила за рабочими, ругалась с бригадиром, в общем, была абсолютно незаменимым человеком в этих делах. Ни Игорь, ни тем более Тоня в ее работу не вмешивались. Просто Игорь приносил эскизы в дом, они с Тоней проглядывали их, Тоня радовалась красивым цветным рисункам и иногда что-нибудь говорила. Так, ничего особенного, но получалось по делу. Игорь тоже добавлял свои замечания, и Марина с удовольствием спорила с ним о каждом. Но как-то так получалось, что Тонины слова возражений никогда не вызывали. Иногда Марина говорила, что хотела она вначале совершенно иное, а вот получилось по-другому и лучше.

В семь часов Игорь с Тоней уходили, а Марина оставалась допоздна, поскольку бригаду она заставляла трудиться чуть ли не до девяти вечера. Она только время от времени звонила домой мужу и маленькому сыну и снова с головой уходила в работу. Рабочие крутились в квартирах круглую неделю, поэтому Марину можно было застать и в субботу, и в воскресенье. В эти дни на помощь мужу приходила Маринина мама. И вот как-то в середине дня в воскресенье Марина позвонила Игорю в панике – оказалось, что она отпустила сегодня бригаду отдохнуть, те на радости собрались и ушли, а какой-то вентиль забыли закрутить и промочили потолок в офисе, как раз над столом Марины. Вентиль-то она закрутила, а вот убрать чертежи и макеты и сдвинуть стол ей сил не хватает. А муж ушел с друзьями пить пиво. Ему, бедняжке, тоже нужен хоть короткий отдых. Игорь долго не рассуждал. Он быстро подъехал к офису, и они вдвоем стали перетаскивать в другой угол комнаты огромный стол и разные планшеты под веселый звук капели с потолка. Игорь взмок, скинул пиджак, промочил этой капелью рубашку, не церемонясь, снял и рубашку и продолжал таскать фанерные щиты, алебастровые образцы и всякие другие архитектурные штуки. Несколько раз он замечал на себе взгляды Марины, которая также таскала разные приспособления, также вся мокрая, во влажной облегающей кофточке. Воды в межпотолочном пространстве скопилось много, капель то ослаблялась, то усиливалась. Остался тяжеленный кульман, который они вдвоем рывками начали передвигать на сухое место. При этом Марина продолжала поносить бригадира и обещала завтра громы, грозы и изгнание на его голову. Игорь вначале смеялся, потом ему стало от этого так весело, что он начал хохотать, не уследил, запнулся за кульман и полетел на пол, плечом задев и разорвав какой-то макет из бумаги. Марина бросилась к нему на помощь, протянула ему руку, он взял ее, притянул к себе, и Марина оказалась сверху, прижимаясь к груди Игоря промокшей кофточкой, облегающей ее большие груди. Так все и случилось.

Встречаться они могли только в офисе и только в воскресенье. Они виделись целыми днями, скучали друг без друга и, когда наступала встреча, бросались друг на друга как голодные. И каждая встреча заканчивалась печальными слезами. Марина говорила, что она предатель, что у нее муж, сын, что так нельзя. Игорь успокаивал ее, впрочем, без особого успеха. Но в следующее воскресенье все повторялось.

Игорь очень беспокоился за Тоню. Лягушка, безусловно, знала об их связи, не могла не знать, должна была знать, поскольку чувствовала все, что происходит с Игорем. Но на удивление, Тоня никак не реагировала, ни словечка не молвила, работала как всегда, как обычно. Это было странно, но Игоря устраивало.

* * *


Зимой произошла также встреча с бывшей женой по ее инициативе. Вечером она явилась в квартиру и заявила, что нужно официально разводиться и делить совместно нажитое имущество.

– И что же ты хочешь из совместно нажитого? – иронично спросил Игорь.

– Ну, вот я ушла, а ты вскоре купил шикарную машину.

– М-да, – промычал бывший муж, – и, несомненно, купил из средств, которые мы вместе нажили.

– Несомненно, – без тени смущения ответила жена.

– А знаешь, – вдруг сказал Игорь, – давай разведемся, и я отдам тебе машину.

– Всю машину? – Изумлению не было предела. – С чего вдруг такая щедрость?

– Если согласна, – Игорь не стал отвечать на вопрос, – подаем документы – и машина твоя.

Буквально на этой же неделе, после официального развода, они с Тоней заказали шикарную представительскую «БМВ» и «лендровер». Когда через пару недель машины поступили, для них уже были готовы оба гаража под домом.


К этому времени они с Тоней оперировали пакетами, принадлежащими пяти фирмам: трем офшорам и двум местным, одна из которых занималась еще и недвижимостью. На эту фирму были куплены несколько квартир, несколько гаражей и цех какого-то завода, с которым Игорь вовсе не знал, что делать. Он купил этот цех по настоянию Тони. Произошло это так: на многочисленные звонки от риелторских фирм Игорь обычно отвечал отказом. Зачем? И так куплено много, трудно даже разобраться. Уже в помощь наняли бухгалтера, опытную пожилую женщину, которая следила за разными выплатами и налогами на недвижимость. Бухгалтер сидела в дальней комнате и в оперативную работу не вмешивалась: своей хватало выше головы. И вот на одно из предложений Игорь удивленно воскликнул:

– Цех?! Помилуйте! Зачем мне цех? Развивать производство? Какое? Ну, не знаете, так зачем предлагаете?

Он собрался закончить разговор, но услышал Тонин тихий голос:

– Надо посмотреть. Игорь Матвеевич, договоритесь съездить и посмотреть.

– Впрочем, давайте посмотрю, – сказал Игорь в трубку. – Диктуйте адрес. Не найду? Ну хорошо. Сделаем так. Завтра днем встречаемся, я вас подхватываю, и вы показываете. Давайте где-то в час.

Он назвал место встречи, положил трубку и повернулся к Тоне. Он знал ответ на свой вопрос, но сдержаться не смог.

– Подруга, зачем нам нужен цех на пять тысяч квадратных метров, а?

– Не знаю, – шепотом ответила Тоня.

– Не знаешь! Но цех нам нужен? Так?

– Да.

– Ладно. Завтра поедем и взглянем на этот цех.

* * *


По настоянию Игоря Тоня покупала сейчас себе одежду в хороших магазинах, но выглядела ненамного лучше прежнего. Поэтому когда они подхватили женщину-риелтора, та даже внимания на Тоню не обратила. Она с удовольствием устроилась на переднем сиденье огромной «БМВ» и принялась без умолку говорить. Под этот гул они проехали в какой-то отдаленный промышленный район, долго переваливались через выбоины в разбитом асфальте, въехали на территорию огороженного проволокой завода и остановились.

– Дальше не проедем, – сказала проводница, – впрочем, это недалеко.

– Пошли, – скомандовал Игорь.

Цех оказался большим, грязным, некоторые стекла были выбиты, и выбиты давно. Но он стоял на окраине завода – отгородить его и сделать независимый выход можно было без проблем. Вместе с цехом завод продавал большую территорию, заваленную искореженным железом. Риелтор назвала цену завода – 25 миллионов рублей – и свои комиссионные, но добавила, что с заводом можно поторговаться. Игорь посмотрел на Тоню:

– Твое мнение, Антонина?

Риелтор с удивлением уставилась на бесцветную молоденькую девушку, чьим мнением интересуется этот уже известный в городе предприниматель.

– Игорь Матвеевич, – тихо сказала Тоня, – они продают его уже три года. Вначале за 2 миллиона долларов, потом за один, а теперь еще немного сбросили. Но это, конечно, не окончательная цена.

– А какая? – Риелтор обращалась уже к ним обоим.

– Пятнадцать миллионов, – спокойно сказала Тоня. – Сорок процентов сразу по подписании договора продажи, это хоть завтра, остальное – после регистрации завода и земельного участка на фирму Игоря Матвеевича. Ваша комиссия, – Тоня назвала втрое меньшую цифру, – выплачивается единовременно и полностью только после полного оформления документов, включая земельный участок.

– Так ведь, – заспорила риелтор, – даже если они согласятся, перерегистрация земли займет много месяцев.

– Можно уложиться и в месяц, – не смотря на женщину, сказала Тоня, – у вас же, кажется, очень хорошие связи в земельном комитете.

Риелтор хотела что-то сказать, запнулась, с некоторым страхом посмотрела на Тоню, потом с тем же выражением на Игоря.

– Хорошо, Игорь Матвеевич, – сказала она, – я начну сегодня же заниматься этим делом.

– Вот и чудненько, – подытожил Игорь, – по коням.

В машине риелтор молчала всю дорогу.


Все так и случилось, как сказала Тоня. Завод после некоторых раздумий согласился на сделку. Подписывать договор купли-продажи было решено в шикарном офисе риелторской конторы. Перед выездом Тоня, глядя в экран компьютера, сказала:

– Будет много разных архитектурных планов, планов коммуникаций и прочее. Возьмите с собой Марину. Пусть она перед вашей подписью все проверит.

– Хорошая идея, – согласился Игорь.

– Только, Игорь Матвеевич, не будьте особенно жестоки.

– Господи! О чем ты говоришь? Разве я когда-нибудь был жесток? И с кем мне надо не быть жестоким?

– Помните, вас сильно обидели? Гадко так обидели. Вы до сих пор этого забыть не можете. Не будьте жестоки.

В зале переговоров риелторской конторы собралась вся публика: директор завода со своим юристом, глава конторы, женщина-риелтор, гордая, что проводит такую крупную сделку, Игорь и Марина. Марина выглядела очень эффектно. Она была одета в модный костюм, подчеркивающий рельеф ее крупной груди и крепкие широкие бедра. Игорь и Марина сели напротив директора завода и его юриста. Хозяин конторы нажал селектор и сказал, обращаясь к присутствующим:

– Кофе, чай?

Каждый высказал пожелание, и они были повторены в селектор. Началась работа с документами. И в тот самый момент, когда Игорь и Марина весело рассмеялись на какую-то шутку Игоря, вошла секретарша с подносом кофе, чая, печенья и сахара. Она замерла, увидев Игоря.

«Молодец Лягушка. Сколько бы колкостей и глупостей я мог бы ей сейчас сказать. И сказал бы что-нибудь типа: „Вот, голубушка, додрочил до покупки цеха“. Или еще что-то глупее». – Мысли неслись в голове Игоря, а обиды почему-то не было.

– Благодарю. – Он улыбнулся секретарше, когда она поставила перед ним чашку кофе.

И ей показалось, что он просто ее не заметил.


«Все она знает про Марину, – думал Игорь, возвращаясь в офис, – и специально устроила ее поездку со мной. И вот вылечила мой комплекс неполноценности. Я сейчас эту секретаршу и за деньги не взял бы. Да».


Тоня встретила его в офисе очень странно. Он подробно рассказывал о подписании контракта, а ее глаза наполнялись слезами.

– Что, что случилось?

– В Германии, – выдавила из себя Тоня.

Игорь сразу все понял.

– Когда звонили?

Тоня помотала головой:

– Завтра позвонят, наверно. Вам, Игорь Матвеевич, лететь бы надо.

И Игорь вылетел в Германию на похороны.

4


Вылетал в мороз, а вернулся в оттепель. На улице чавкающий снег, скользко. Он проехал прямо на работу. В офисе тепло, уютно. Тоня, без сомнения, рада его возвращению. Блестят Лягушачьи глаза.

– Отчет, – бодро провозгласил Игорь.

– Мы заработали еще, – Тоня назвала количество заработанных денег, – но это не все. Вас ждут для решения важного вопроса.

Игорь поднял недоуменно брови.

– Позавчера позвонили немцы, которые собираются здесь строить сборочный автозавод. Им как раз нужно пять тысяч квадратных метров и большая прилегающая территория. Я сказала им о вашем сегодняшнем приезде, но высказала сомнение, что вы захотите продать этот цех. Разговор может идти только о долгосрочной аренде. Впрочем, все решает глава фирмы, то есть вы.

– А ты что думаешь?

– А продайте, зачем он вам? – беззаботно ответила девушка. – Вон, бухгалтер стонет от платежей за землю.

– Вдвое, что ли? – задумался Игорь.

– Мне кажется, они планировали потратить четыре миллиона долларов, но, учитывая захламленность территории, назначьте поменьше, миллиона три с половиной. А чтобы налогов много не платить, оформляйте договор на те же 15 миллионов рублей, а остальные – долгосрочными инвестициями в вашу фирму. Ну, лет на двадцать.

– Тонька, ты опять молодец. Кто тебя обучил такому уходу от налогов?

– В Интернете прочитала, – гордо ответила девушка.


Все получилось просто, и фирма обогатилась на три миллиона долларов. Был один забавный момент. Во время переговоров Игорь необдуманно ляпнул про их намерение потратить четыре миллиона. А поскольку он только что прилетел из Германии, покупатели подумали, что у них на фирме утечка информации. Но потом эти сомнения как-то рассеялись.


В разгар весны закончилась работа Марины. Квартиры были отделаны, сама она была завалена заявками и принялась за одну интересную работу, но не в городе, а в небольшом районном центре неподалеку. Еще некоторое время ее вещи находились в офисе, еще несколько воскресений они встречались регулярно, но потом Марина съехала совсем, встречи стали реже и вскоре сами собой прекратились.


И тут подоспели какие-то государственные праздники, на которые выпало сразу четыре выходных дня. В праздники на бирже торги отменялись. И Игорь предложил:

– Пора, голубушка, повидать тебе сестру. На нашем «лендровере» мы проедем куда угодно. Сейчас разберемся с пакетами акций, закрываем лавочку и прямо с утра помчимся.

– Я только в магазины зайду, – радостно ответила Тоня. – Надо купить всего-всего. Ладно?

– Обязательно, – согласился Игорь. – И нам в дорогу купи, чтобы не голодать. Давай беги, а я прикончу все дела. Завтра часов в семь утра стартуем.

И Тоня умчалась по магазинам.


Весь путь занял более шести часов. Пару часов они летели по шоссе, потом съехали на вполне терпимую второстепенную дорогу, которая становилась все менее терпимой. Потом пошли тридцать километров, на которых они встретили только несколько «Уралов» с лесом. Прошли они это расстояние за какие-нибудь полтора часа. Осталось двенадцать километров до деревни Хожары, за которой начинался Мерчинский заповедник. Дороги не было, машин тоже не было. Ясно было, куда ехать, но ехать через эти заросшие болотины никто бы не решился. Игорь объявил привал. Тоня так волновалась, что пришлось ее успокаивать.

– Тоня, а ты супик сварила?

– Какой супик? Вы же, Игорь Матвеевич, велели взять в дорогу что-нибудь, чтобы с голоду не умереть. Вот я взяла целую корзинку. С голоду точно не умрем.

– Поглядим. Нам перед этой дорогой надо серьезно подкрепиться. Слушай, Тоня, а здесь поблизости нет автоинспекторов? – снова спросил Игорь, вынимая маленькую фляжку виски.

– Что вы, – зазвенел колокольчик Тониного голоса, – да здесь вообще никого не бывает.

– Тогда ты впервые в жизни должна разделить со мной тяжелую мужскую долю – выпить рюмку хорошего виски.

– Ну что вы, Игорь Матвеевич, – опять засмеялась Тоня, – да я в жизни никогда такого не пила!

– Отказываешь? – делая голос суровым, спросил Игорь.

– Ну давайте, я капельку попробую.

Это действительно была только капелька. Остальное выпил Игорь и велел собираться. Машина взревела и начала преодолевать первые километры на пути к родным местам его домработницы. Машина ехала медленно, комары безжалостно бросались на беззащитных седоков, которые не смели закрыться и включить климат-контроль, потому что вся мощность двигателя нужна была на преодоление чудовищных подъемов после головокружительных спусков. Где-то на половине пути Игорь заметил, что виски все же оказало свое действие: лицо Лягушки стало розовое, голова моталась из стороны в сторону. Он остановил машину и поинтересовался ее самочувствием. Тоня ответила заплетающимся языком, что ничего прекраснее с ней никогда не было. Затем откинула голову назад на сиденье и уснула. Оставшуюся часть пути Игорь ехал крайне бережно. Тоня спала.

Около двух часов Игорь пробирался эти двенадцать километров. Наконец, заметив признаки жилья, он дотронулся до плеча девушки. Она, не открывая глаз, сказала так, будто не спала вовсе:

– Направо – к нашему дому, а если чуть налево – выедем к дому дяди Егора. А оттуда тоже рукой подать к нашему дому.

– Давай сразу к вашему, – сказал Игорь, – интересно, есть там сейчас кто-нибудь?

– Да, сестра Маша вышла, ждет нас, – по-прежнему не открывая глаз, ответила Тоня.

Сколько Игорь ни вглядывался, никого он не увидел. И только подъезжая к дому, обратил внимание на полную женщину, стоящую возле края забора. Он затормозил, не доезжая крыльца.

Женщина, похожая на Тоню, с такими же лягушачьими глазами, отлепилась от забора и спокойно сказала:

– Матвеич, так ты прямо во двор въезжай, я уж ворота отворила. А ты, стрекоза, давай выпархивай. Накаталась ужо.

Тоня вылетела из машины прямо в объятия встречающей, а Игорь загнал машину во двор, заглушил движок, вышел. Глухая тишина после звука мотора, жужжит какая-то муха или шмель. Вдалеке неспешный разговор сестер.

«Могли бы порадоваться встрече, – подумал Игорь, – а то говорят, как будто и не расставались».

Появились женщины. Старшая сказала:

– Матвеич, ты не сердишься на такое обращение?

– Нисколько, – ответил Игорь.

– Ну, тады давай перекусим с дороги, да ложись в сенях отдыхать.

Перекус оказался очень короткий. Игорь выпил стакан молока с куском деревенского хлеба и почувствовал, что немедленно, прямо за столом во дворе, уснет. Но был уведен хозяйкой в сени, где только и успел снять рубашку, повалился на что-то постеленное и уснул.

Спал он недолго. Минут тридцать – сорок. Поднял голову, понял, где находится, и спустил ноги. Но перед тем как встать, взглянул в оконце, которое как раз выходило во двор. За столом по-прежнему сидели сестры. Только разговор у них был какой-то странный. Игорь прислушался.

– И куды так много?

– А если мамкой, – ответила Тоня.

– Счастье бы. Послезавтра срок, не забыла?

– Я только на завтра знаю. А дальше ты должна знать.

– Не вижу я, ну ничегошеньки не вижу. Но и плохого-то ничего не чувствую.

Разговор был очень медленный, с интервалами, как будто часть слов они произносили шепотом. Или понимали мысли друг друга. Игоря это немного раздражало. Он вышел из сеней и направился к столу, на котором по-прежнему стояли прикрытые салфеткой хлеб и молоко.

– Выспался? – спросила сестра.

– Да, ты же заранее знаешь, что выспался.

Женщина с испугом посмотрела на Игоря.

– Тоня, – скомандовал Игорь, – разбирай машину, подарки, спальник мой не забудь, одежду разную, а я пока с Машей, с сестрой твоей, познакомлюсь поближе.

Тоня послушно вспорхнула, а Игорь присел напротив Маши, сдвинул тарелки на край и очень спокойно сказал:

– Ну, рассказывай все подробно. Не утаивай. Откуда этот дар предвидения? Что за срок такой наступит послезавтра? Если я не ошибаюсь, послезавтра Тонин день рождения. Что должно произойти? К чему это упоминание про мамку? Ты отвечай, не молчи, – Игорь улыбнулся, – разрешаю себя перебивать. Ну?

– В семье дар у нас такой, – женщина помолчала, – у девок только.

– Ты имеешь в виду девственниц? Тоня, судя по всему, еще девушка?

– Ну.

– Это что же, и ты?

– И я. Не решился никто, когда мне восемнадцать стукнуло. Уж очень мы в девках некрасивые. Нежеланные. Никто нас не хочет. Как проклятие. Пойдем-ка со мной в избу, я тебе покажу.

– Показывай, – разрешил, поднимаясь, Игорь.

В избе царил полумрак. В комнате с большой печью и кроватью пахло травами. Всюду скатерки, салфетки. В углу большая икона. На стенах висели несколько картин в темных рамах. Маша сняла одну и поднесла к окну. На Игоря смотрела Тоня, но что это была за Тоня! Это была неземная красавица.

– Вот ни… – Игорь сдержался. – Я так понимаю – Тонина мать. Но красавица…

– Такая же была, как Тонька. Это уж потом. Писал ее дядя Егор. Тоньке как раз годик был.

– Жива?

– Оба померли: и отец, и мать. Отравились. Привез кто-то баночную еду иностранную, ну и под закуску, значит. Я в лесу была, брала ягоду, а Тоне только годов пять, она плакала, руками банки хватала, не давала есть. А те уже выпили, куда там. Они друг друга сильно любили. Сам посуди, это же надо очень сильно любить, чтобы такую девку в жены взять. Я к вечеру вернулась, поздно. И вот, подумай, мать-то до родов все знала, что будет. А тут, как вымело, дочке не поверила. Бесследно исчезает, и в памяти ничего не остается. Все передается дочурке.

Игорь молчал, разглядывал портрет, молчал и думал. Потом спохватился. Что же он, дурак, делает, о чем думает? Это все равно что Машке вслух говорить. Женщина повернулась к нему и сказала печально:

– Не встает у мужиков на нас. Редкий случай. – И добавила: – А вы, мужики, все корыстные. Особенно городские. Ну, скажи, Матвеич, а как мальца родит?

– Такую красавицу, – Игорь улыбнулся на портрет, – из постели отпускать не буду. И мальцов, и девок нарожает как миленькая.

– Так ты что же это, выходит, решился?

– А ты что же это, Маш, дар свой на минутку потеряла? – в тон женщине ответил Игорь.

И Маша счастливо засмеялась.


На обратном пути Тоня неотрывно смотрела на Игоря. Знала она, конечно, знала, но не верила. Ах, какой подарок он сделал ей в день рождения! Ранним утром вошел в комнату с огромным букетом, сдернул с нее простыню, завалил цветами и принялся целовать, целовать, целовать. Полдня провалялись они на Машкиной мягкой постели. Сама Машка появилась поздно, а слез-то было, слез. Игорь Матвеевич даже прикрикнул на нее. Удивительно, как Маша его слушается. Уж сколько лет из родных мест не уезжала, а как он приказал быть в городе через месяц, так прямо и козырнула. Ни слова против.

– Игорь Матвеевич, – сказала Тоня, – ну зачем столько гостей?

– Ах ты, Лягушка, – воскликнул Игорь, – я и забыл! Думал, сразу твой дар пропадет.

– Не-е, – засмеялась Тоня, – не сразу. Только после родов. Но мне страшно в Ирландии рожать.

– И это ты просекла, – засмеялся Игорь, – ничего страшного. Там лучшие врачи. И мы с Машей будем рядом.

Тоня счастливо улыбнулась и ласково погладила руку Игоря, лежащую на баранке.


НАТА И ВОЛК


Огромная белая собака мчалась на нее по дорожке. Мчалась и захлебывалась злобным рычанием, от которого стыла кровь. Ната остолбенела; пронеслась мысль, что собака сейчас собьет ее на дорожку, а потом разорвет в клочья. Собака прыгнула, мир в глазах Наты стал ярко-зеленым, контрастным.


Потом папин знакомый доктор объяснил, что при сильном стрессе может мгновенно развиться гипогликемия, то есть недостаток сахара. Гипогликемическая кома очень опасная вещь, и слава Богу, что молодой человек напоил Нату фантой. Это именно то, что ей было нужно в тот критический момент. Ната и сама помнит, что очнулась от струйки фанты, текущей в ее приоткрытый рот. Она была вся в поту, дрожала, и, когда Игорь поднял ее голову со своих коленей, у нее все поплыло перед глазами. Постепенно дрожь прошла, зрение наладилось. И девушка могла идти, поддерживаемая своим спасителем. Он назвал свое имя, спросил ее, она ответила, он еще что-то спросил, но Ната почти ничего не запомнила в тот момент. Их коттедж был рядом, и вскоре Игорь ввел ее во двор. Мать, увидев бледное лицо дочери, сразу заголосила. На ее крик выскочил отец, немедленно оторвавшийся от письменного стола. Но Ната уже пришла в себя настолько, что смогла пресечь материнскую истерику и объяснить отцу всю историю. Она до сих пор не поняла, как осталась в живых и куда делся этот огромный белый пес.

Игорь тоже не мог ничего толком разъяснить: он шел по дорожке, наслаждался музыкой в наушниках плейера и никаких посторонних звуков не слышал. Дорожка круто сворачивала, он увидел лежащую Нату и бросился к ней, но она была без сознания. Вот и все, что он мог рассказать. Отец предположил, что от соседей вырвался их знаменитый белый волкодав, но Ната засмеялась. Конечно, соседский пес был на вид грозной собакой. Но и его хозяйка Алка, подруга Наты, и сама Ната весело с ним играли. И вообще, он был просто веселым пуделем по сравнению с встреченной ею громадной белой зверюгой. Вероятно, это была не собака, а огромный белый волк. Тут родители принялись благодарить паренька. Ему стало неловко, и он откланялся.


Коттеджный кооператив насчитывал несколько десятков домов. В большинстве из них жили хозяева, в некоторых жили только сторожа. Судя по виду паренька, он тоже являлся охранником одной из вилл. Оказалось, что Игорь приходится племянником Крутовым, которые уехали в Швейцарию, а его попросили пожить в коттедже.

Вечером со своих курсов заявилась Алка, и Ната подробно рассказала ей о происшествии. Алка слушала ее раскрыв рот, потом поглядела подруге в глаза и заявила, что Игорь, без сомнений, самый настоящий оборотень. Он и есть белый волк. Она видела его возле коттеджа. Он шел с наушниками, слушал музыку. Конечно, самый натуральный оборотень. Ната долго хохотала над выводами подруги, а когда та пошла к себе, рассказала папе про эту выдумку. Тот задумался и заявил, что это неплохой сюжет для рассказа. Жаль только, что крайне избитый сюжет. Вампиры и оборотни – нынче модные темы в литературе.

Игорь пришел к Нате следующим утром. Мать встретила его приглашением к чаю, а отец радостно крикнул что-то о приходе спасителя и вернулся к своей писанине. Игорь вежливо отказался от чая, поздоровался с ее папой и забрал Нату на прогулку по лесным тропинкам.

Они гуляли почти до обеда, болтали, смеялись. Ната поинтересовалась, как Игорь живет. Они, возвращаясь, как раз проходили мимо коттеджа Крутовых. Игорь показал окно нижней полуподвальной комнаты и пообещал как-нибудь пригласить ее в гости.

– Почему ты не живешь наверху, в спальне? – поинтересовалась Ната.

– Зачем? – ответил Игорь. – Охранять дом удобнее из этой комнаты. Видна входная дверь, весь двор и баня, вон там, сбоку от дома.

Первый раз он поцеловал ее в лесу на следующий день. Потом они целовались почти все время. Игорь запускал руки под ее кофточку, гладил и мял ее острые грудки. Запускал он свои щупальца и ниже, в трусики, но Ната начинала крутить попкой, выдирала его руку и шептала обычные слова: «Что ты делаешь?» и «Как не стыдно?». А на третий день, когда Игорь зашел за ней в ее комнату, они сразу принялись целоваться, и Игорь почти стянул с нее трусики, но тут заскрипела лестница. Это мама шла со своим приглашением к чаю.

В лесу, на прогулке, Ната по-прежнему не позволяла Игорю дойти до самого главного. Она боялась. Она приводила массу доводов, что могут пройти соседи, что здесь неудобно, что может опять появиться белый волк. На последнее возражение Игорь печально улыбался и на некоторое время вытаскивал руки из-под Натиных скромных одежд.

Вечером этого дня к родителям приехали гости. Ната посидела с ними немного, за столом становилось все веселее. Она ушла к себе. Ей вдруг пришло в голову, что Игорь ведет себя странно: он давно мог бы пригласить ее к себе в коттедж, где абсолютно никто им не сможет помешать. А вместо этого они обнимаются в ее комнате, в лесу, на дорожках коттеджного поселка. Ната спустилась во двор, открыла калитку и пошла по дорожке к коттеджу Крутовых. Большой дом был погружен во мрак, только внизу слабо освещалось одно окно. И еще во дворе, почти над воротами, была включена одинокая лампочка. Ната подергала ручку железной кованой двери. Дверь легко отворилась. Она прошла через двор, заранее улыбаясь в предчувствии встречи с Игорем. Прежде всего она заглянула в открытое окно его комнаты. Это был неглубокий полуподвал. Видно было почти всю комнату, за исключением места непосредственно под окном. Тусклая лампочка освещала брошенный прямо на пол черный прорезиненный матрац с клочьями белой шерсти на нем, стол с остатками еды и пустыми коробками из-под молока.

– Игорь, – шепотом позвала Ната, – Игорь! К тебе гостья.

В ответ – полная тишина. Ната вглядывалась в комнату, разглядывала клочья шерсти. На секунду ей показалось, что Алкин бред может быть правдой. И что сейчас из части комнаты под окном на мягких лапах тихо выйдет огромный белый волк и, увидев ее, зарычит, готовясь к прыжку. Нате стало страшно.

Этот ужасный страх немедленно прошел. В тишине она услышала какой-то разговор и смех. Обернулась. Дверь бани приоткрылась, показалась голая Алка. Она была, по-видимому, пьяная и хохотала, пытаясь отпихнуть кого-то в глубине. Видимо, это ей не удалось.

На доли секунды показался мужчина, который тащил Алку назад в баню. Это был Игорь. Дверь бани захлопнулась, и хохот стал еле слышим.


ЖИЗНЬ И ЛЮБОВЬ КАРТОННЫХ КОРОБОК


После покупки новой бытовой техники весь сарай заваливается коробками от телевизоров, стиральной машины, газовой плиты и прочей новой импортной техники. По требованиям торговли возврат техники и оборудования должен производиться в той же таре, с теми же пенопластовыми вкладышами, которые предохраняют содержимое упаковки и фиксируют ее в определенном положении. Поэтому приходится некоторое время сохранять эти пустые картонные коробки, края которых во многих местах прочно прошиты степлером толстыми бронзовыми или медными скрепками. Бросают их в сарай в разное время, кое-как: одни коробки стоят, другие свалены как попало. И надо было так случиться, что две картонные коробки влюбились друг в друга. Они стояли порознь и только мечтали хотя бы прикоснуться.

Обычно импортная техника не ломается долгое время. Поэтому хозяева, остервеневшие от того, что весь сарай забит пустыми коробками, вынимают из них скрепки с помощью отверток и кусачек и создают из коробок плоские упаковки. При этом пенопластовое содержимое выбрасывается в мусорные баки. Теперь сараем можно пользоваться, сдвинув картон к одной из стен. И вновь влюбленные оказались разделены. Между ними стоял большой сложенный картон от холодильника, и они даже не могли видеть друг друга. Они ощущали любовь на расстоянии.

Обычно сложенный картон стоит до очередного ремонта, когда хозяева квартиры вспоминают, что его можно использовать, постелив на паркетный пол, чтобы нанятые специалисты по побелке и прочим грубым технологиям не испортили окончательно паркет, подобранный много лет назад с большой любовью.

Хозяева притаскивают из сарая картонные коробки и рекомендуют нанятым специалистам покрыть их любимый паркет. У специалистов, естественно, появляются иронические выражения на интеллигентных лицах, и они объясняют хозяевам, что такое евроремонт и какая при таком ремонте идеальная чистота. Если неопытный человек поверит выражениям этих лиц, то он пропал. Все, что можно испортить в квартире, будет испорчено. Так что лучше всего постелить на пол, и не одним слоем, картонные коробки от импортного оборудования. Это специалисты и делают под напором опытных хозяев.

Картон укладывается на пол. И вот счастье: влюбленные картонные коробки оказываются друг на друге. Была и другая удача. Когда расправляли скрепки, одну из них забыли вытащить из картона, и именно из влюбленного. И теперь эта скрепка прочно вошла в нижнюю картонку, соединив влюбленных, как это и положено, в одно целое.


Более опытные люди закрывают картон еще и пленкой, поскольку строители имеют обыкновение, изгадив картон, переворачивать его чистой стороной вверх, так что паркет, несмотря на всяческие предохранительные меры, превращается в грязную шероховатую поверхность и практически безвозвратно гибнет. А если хозяин возникает с гневными расспросами, то работники удивленно переглядываются. Они явно не доверяют хозяину, который мог придумать такую глупость, что якобы кто-то из них, специалистов европейского уровня, мог нанести такой ущерб этому паркету, правда, не очень качественному и, вероятно, сделанному каким-либо холодным сапожником. Хозяина эти замечания приводят в ярость, граничащую с инсультом. Бригада рабочих исчезает, и вскоре появляется другая, внимания которой добились униженными просьбами и посулами заплатить, сколько попросят.

Бригадир очередного отряда специалистов оказывается в пиджаке и галстуке-бабочке. Он с готовностью соглашается с хозяевами, что и в Париже картон покрывают пленкой и что все будет выполнено по европейским стандартам в соответствии с оплатой по среднеевропейским нормам. И эти нормы называются. У хозяев наступает паралич, но потом они все же дают согласие – а что вы хотите, половина квартиры изгажена до неузнаваемости, все кругом в грязи, часть материалов, которые не украдены, разбросана по всей квартире. Новая бригада приступает к работе.


Влюбленные лежали на самом проходе, возле ванной и туалета. Вначале их действительно покрыли пленкой, потом пленка порвалась, ее куда-то отшвырнули ногой, и рабочие шаркали замызганной известкой обувью прямо по влюбленным картонным коробкам. Картонки от этого сильно истрепались, но любовь их не гасла. Время от времени, а точнее, перед контрольными визитами хозяев, влюбленных переворачивали, чтобы скрыть чудовищную грязь. Это приносило им дополнительное наслаждение.


Наконец какой-то доброжелатель открывает хозяевам глаза на ход ремонта. После крупного скандала вторая бригада уходит, оставляя после себя совершенно немыслимую разруху. Хозяева в отчаянии. Они молча стоят на влюбленных картонных коробках, без сил оглядывая свою квартиру.

Решение приходит неожиданно. Их дальние родственники, пожилые супруги, принимаются за дело. Прежде всего они несколько дней чистят квартиру. И тут для влюбленных наступает новая фаза. Их тщательно протирают влажными тряпками, сушат на лоджии, где они в объятиях друг друга могут сколько угодно греться под лучами утреннего солнышка. Конечно, они уже не те глянцевые картонные коробки с рисунками и иностранными надписями, конечно, они сильно постарели, края их покрылись бахромой. И тут их укладывают в укромном уголке, в спальне, и заботливо покрывают пленкой. Эта спокойная семейная жизнь продолжается до самого конца ремонта.


Все в жизни проходит. Хозяева и их пожилые родственники принимаются чистить и мыть квартиру после ремонта. Они безжалостно выбрасывают старую полиэтиленовую пленку в мусорный бак, но листы картонных коробок заботливо ставят неподалеку, поскольку они еще могут кому-то пригодиться.

Действительно, не прошло и часа, как два бомжа неопределенного пола и возраста потащили картонные коробки в какой-то немыслимо вонючий подвал и бросили их на бетонный пол, создав себе ложе. Влюбленные картонные коробки оказались при этом верхними. Затем появились бутылки портвейна, бомжи вскоре повеселели, сняли с себя рвань, постелили ее на влюбленных и опрокинулись на нее. Через мгновение стало понятно, что бомжи – разнополые существа.

Влюбленные были потрясены. Хрипы, стоны, метания тел – вот что значит любовь, вот что значит настоящая страсть. Бомжиха, лежащая спиной на влюбленных, почувствовала что-то неудобное, сунула руку за спину, вытащила мешающую скрепку и отбросила ее в темноту подвала. Хрипы и стоны возобновились. Но что до этого было обездоленным влюбленным!

Акт любви закончился, и сразу же начался какой-то спор, немедленно перешедший в драку. Влюбленные дрожали от страха. Однако драка стихла, бомжи развели костер и принялись готовить себе еду. И вот тут произошло самое ужасное. Чтобы поддерживать огонь, они начали отрывать куски от влюбленных картонных коробок. И в тот момент, когда влюбленные почувствовали свой конец, в подвал ввалились пожарные и залили водой и костер, и бомжей, и остатки влюбленных картонок. Бомжам было велено забрать все свое барахло и немедленно покинуть подвал.

Так влюбленные оказались в каких-то кустах позади гаражей. От них остались фактически два оборванных, грязных и покоробленных куска картона. Они лежали рядом под соседними кустами и глядели в небо. И вспоминали. Сарай, коробку от холодильника, мешающую им взглянуть друг на друга, счастливые объятия на полу возле туалета, спокойную жизнь в спальне. Вонючий подвал. И всхлипы, стоны, ерзанье, метания и снова всхлипы и стоны. Всхлипы и стоны.


МАНЬЯК


В городе появился маньяк. Он никого не убивал, не насиловал, избивал тоже не слишком сильно. Он просто приводил к себе пьяную женщину и требовал от нее какие-нибудь странные вещи. Одну заставил встать голой на стул и читать ему вслух Кодекс законов о труде. Другая вынуждена была до изнеможения танцевать голой и босой. Когда она падала от усталости, он обливал ее водой из чайника и вновь заставлял танцевать. От каждой новой гостьи маньяк получал извращенное наслаждение. При всем этом ни одна женщина даже примерно не могла указать местожительство этого странного человека. Дело в том, что он выпроваживал их глухой ночью, завязав глаза и крепко держа за руки. И оставлял их на автобусных остановках, каждый раз разных. Удивительно, что все женщины заявляли об издевательствах в милицию, но в заявлениях указывали абсолютно разные сведения. Одна помнила, что из квартиры очень долго спускались на лифте, другая была убеждена, что ее вывели с первого этажа, и буквально тут же она оказалась одна и сняла с глаз повязку. Были разные мнения о росте маньяка, его голосе, цвете волос и прочем. Поскольку никаких увечий, кроме нескольких синяков, маньяк не наносил, милиция к его поиску относилась прохладно. Правда, возник немалый шум в прессе, поскольку женщины не стеснялись встречаться с корреспондентами. Забавно, что жертвы, которые читали об этих странных историях, все же продолжали вечерами выходить из дома без сопровождения.


Катя тоже слышала о маньяке, побаивалась, но свою работу не бросала. Работа ее заключалась в обслуживании мужчин, имеющих высокий социальный статус. Это были бизнесмены, сотрудники администрации и руководители крупных компаний. Обычно ей звонили на мобильный, называли время и место. Иногда, очень редко, она принимала клиентов в своей небольшой уютной квартире.

Как правило, ее вечер начинался в каком-либо модном ресторане с варьете или стриптизом. Это мог быть закрытый клуб с музыкальной или литературной программой. Иногда клиент брал ее на нашумевший спектакль или шоу. Вечер кончался, как правило, утром и всегда одинаково: просыпалась в чужой постели или в номере отеля, во рту ужасное ощущение от вчерашней выпивки. В кровати рядом с ней клиент – помятый и с ужасным запахом. Руки волосатые. Тяжелые. Храпит. И что они всегда кладут на девушку и руки, и ноги? Приходится скидывать с себя эти поленья и тащиться в ванную и уже там, глядя в зеркало, очередной раз убеждаться в том, что соседки на скамейке возле подъезда шепчут правильные слова ей вслед.


Есть старый анекдот про размножение инопланетян. Мужчина, дотрагиваясь до плеча женщины, задает элементарный вопрос. Та удивляется, дескать, как это можно не знать? Мужчина признается, что он инопланетянин. Женщина заинтересованно спрашивает, как они размножаются. И тот отвечает, что они размножаются, похлопывая партнершу по плечу.

Катя часто рассказывала этот анекдот. Она вообще-то любила анекдоты, но тут же их забывала. А этот, про похлопывание, был ее технологическим приемом. Когда новый клиент достигал готовности, она рассказывала ему анекдот и спрашивала, не хочет ли он похлопать ее по плечу. Мужикам такой прием страшно нравился, и они считали Катю очень остроумной.


В этот раз она была в ресторане с новым клиентом. Мужик в хорошем прикиде, при бабках. Кто-то дал ему номер ее мобильника. Он договорился, сказал время и ресторан, метрдотель отвел ее к нужному столику, и клиент предложил ей сесть и чувствовать себя как дома. Начался разговор, так, ни о чем. Стол был хорош, выпивка чудесная, и Катя как-то неожиданно быстро набралась. Но работа прежде всего. Она немедленно вспомнила свой прием, рассказала анекдот о похлопывании, и вскоре они входили в квартиру клиента.


В темной прихожей мужик помог ей снять плащ и тут же потащил ее в комнату, на диван. Через мгновение Катя оказалась совершенно раздетой, но ожидаемых страстных объятий не последовало. Клиент остался в брюках и тонком свитере. Глядя на Катю, он медленно вынул из брюк ремень, сложил его вдвое и спросил:

– Ну, поняла, чем мы будем заниматься?

Катя от ужаса съежилась на диване.

– Что молчишь? Слышала обо мне?

– Да, – выдохнула Катя.

– И что слышала?

– Вы… вы заставляете женщин делать разные вещи.

– Какие, например?

– Танцевать, петь, читать наизусть и все такое.

– Хм… – сказал клиент, – читать наизусть! Это интересно. Но не на диване же. Ну-ка слезь с дивана.

– Зачем? – испуганно спросила Катя.

– Вопросы задаешь. – Мужчина хлестнул ее ремнем по животу.

Катю как ветром сдуло с дивана. Она стояла перед клиентом, держась руками за живот, на котором проступил розовый след от ремня.

– Встань на четвереньки, хочу тебя разглядеть, – сказал мужчина.

Катя покорно выполнила его требование. Ей было безумно стыдно в такой позе. Она вспомнила газетные публикации, в которых женщины признавались, что лучше бы маньяк их изнасиловал, чем выносить такой стыд.

– Наизусть, значит, – сказал маньяк, – ну, скажи мне для начала свой ИНН. Знаешь, что такое ИНН?

– Знаю. Но я же не помню его.

– А ты вспомни. – И маньяк хлестнул ее ремнем по ягодицам.

Зад нестерпимо горел. Катя зарыдала и сквозь рыдания стала умолять:

– Не бей меня. Не знаю я этот ИНН, не знаю и знать не хочу. Зачем он мне нужен?

– Ты бы лучше не болтала, а вспомнила свой ИНН, – сказал мужик и хлестнул ее ремнем еще раз.

– Как я могу вспомнить то, чего не знаю? Да и никто не знает. Спроси кого хочешь, никто свой ИНН не скажет без бумажки.

– Может, и так, но я тебя буду бить, пока не вспомнишь.

– Не бей, хочешь, я у тебя отсосу, – сказала Катя.

– Не интересуюсь, – ответил мужик. – Вспоминай. Там всего двенадцать цифр. Или у тебя память плохая?

– Хорошая, – завыла Катя. – Я сотни телефонов помню наизусть.

– Ладно врать-то.

– Честно. Это же моя работа.

– Ну… – задумался мужчина, – давай, говори сотни телефонов. Я выберу и проверю. Если соврешь, твой зад превратится… Интересно, во что я превращу твой зад этим ремешком?

И Катя начала судорожно перечислять номера телефонов вместе с фамилиями и именами. Когда она закончила, маньяк сказал:

– Там номер какого-то Кеши. Сейчас его проверим.

И маньяк набрал номер на Катином сотовом телефоне. Когда раздался мужской голос, он поднес телефон к Катиному уху.

– Кеша, Кеш, это я, – сдавленно произнесла Катя.

Телефон отключился.

– Обманула?! – Маньяк помахал ремнем у Кати под носом.

И в этот момент раздался звонок. Маньяк нажал кнопку и опять поднес телефон Кате.

– Константин, – раздалось в трубке, – завтра быть у меня в конце работы. В кабинете. Понял?

– Буду, – прохрипела Катя.

– Экая у вас конспирация! – засмеялся маньяк. – Ладно, вставай, одевайся.

Катя, поспешно одеваясь, объясняла:

– Если рядом жена, он сразу не отвечает. А потом дает указание, ну, как сотруднику.

– Понятно. Пойдем, я тебя провожу.

Он надел ей плащ, вывел из квартиры, закрыв ей глаза рукой в перчатке. Они проехали на лифте, вышли на улицу и прошли совсем немного. Маньяк убрал руку и сказал:

– Иди не оборачиваясь. И еще, не ходи в ментовку, не говори с газетчиками. Имей в виду, я тебя, Катерина, найду и превращу твой зад в отбивную. – Он захохотал. – Точно, в отбивную!


Генеральный сделал маленький перерыв. Прихлебывая кофе, он рассказывал сидящему напротив заму о достоинствах Катерины. Вошла секретарша с конвертом:

– Тут строгая надпись «Вручить лично». Я распечатать не решилась.

– Ладно, я сам, – согласился генеральный.

В конверте находилась только фотография обнаженной Кати, стоящей на четвереньках возле какого-то дивана. Под фотографией имелась подпись: «Занимательная рассказчица».


ИРОЧКА


Прорубь


Поехали купаться, а потом делать шашлыки. День был солнечный, мороз не сильный. Загрузились в несколько машин, взяли заготовленное мясо и зелень. Приехали на озеро, к знакомой проруби. Там уже крутились несколько моржей, но больше было их друзей, стоявших наготове с полотенцами и водкой, разлитой в пластиковые стаканчики.

Сначала в прорубь прыгнули парни, затем одна за другой подружки. Ирочке тоже захотелось показать себя. Она уже несколько раз моржевала. Потом, как все, храбро выпивала водки, растиралась мохнатым полотенцем и быстренько одевалась. И в этот раз, вместо того чтобы медленно сойти в ледяную воду, она прыгнула в прорубь, как бывалый купальщик. Вода обожгла, весь мир вдруг сделался зеленым, холод перестал чувствоваться, напротив, ей показалось, что вода нагрета. Она стала тонуть.

Потом Николай объяснил окружающим, что при резком охлаждении возникает гипогликемия, то есть скачком понижается уровень сахара в организме. Сахар перестает поступать в кровь, перестает переносить кислород в мозг, и организм катастрофически быстро гибнет. Это называется гипогликемическая кома. Но объяснение было потом, а вначале, когда ребята вытащили Ирочку и завернули ее в полотенце, никто не понимал, что надо делать. Все кричали – кто требовал доктора, кто настаивал на растирании, кто тормошил белую как мел девушку. В этот момент из стоящего неподалеку «лэнд-крузера» выскочил мужчина с желтой бутылочкой в руке. Он властно раздвинул клубок тел над Ирочкой, нажал пальцами на ее щеки и влил в приоткрытый рот напиток из бутылки. Это была самая обычная фанта. Ира задвигалась, стала глотать жидкость, глаза ее открылись, но взгляд был бессмысленный.

– Быстрее сладкую еду, булочку или что там у вас есть, – скомандовал спаситель, продолжая вливать фанту.

Девушки бросились к машинам искать в припасах сладкое. Взгляд Ирочки стал осмысленным, она дрожала, допивая последние капли из бутылочки. Альбина, ее подруга, прибежала с булочкой с повидлом. Больше ничего сладкого не оказалось, была только эта засохшая булочка, лежащая в бардачке машины уже несколько дней. Альбина не успевала пообедать, купила пару слоек, одну съела, но вторую осилить не смогла и оставила ее в машине.

– Н-да, – сказал Николай, глядя, как Ирочка жадно кусает засохшую слойку. – Девушку необходимо немедленно отвезти домой. Пусть поест что-либо сладкое. Какие у вас машины?

Один из парней махнул рукой, показывая на два автомобиля «Жигули», приткнувшиеся возле сугроба на импровизированной стоянке.

– В таких машинах ее везти не стоит, – сказал Николай, – оставайтесь. А я все равно в центр еду. Положим девушку в мою машину, только кто-то ее должен сопровождать.

– Я поеду, – поспешила заявить Альбина, – а мою машину Толька пригонит. Толька, у тебя доверенность с собой?

– А як же, – ответил тощий парень в ярком свитере.

Николай помог Ирочке подняться, Альбина быстро накинула на подругу куртку, натянула на нее джинсы, надела сапоги. Открыв дверцу, Николай легко поднял Ирочку, положил на заднее сиденье, велел Альбине сесть там же справа и положить голову подруги себе на колени. Машина тронулась. Молча выехали на трассу. Машина шла легко и мягко.

– Ой, – сказала Альбина, – как у вас машина идет. Прямо как по маслу. Я никогда в таких не ездила.

– Какие ваши годы, – насмешливо сказал Николай, – следите за подругой. Как там у нее цвет лица?

– Мне лучше, – подала голос Ирочка, – я, пожалуй, сяду.

– Полежите, – властно скомандовал водитель, – немного полежать вам не повредит. Я не врач, но мне кажется, что подниматься еще рано.

Машина мчалась по шоссе. Скорость не чувствовалась. Становилось жарко. Альбина расстегнула Ирочке куртку.

– А вы нас до дома довезете? – спросила она.

– Конечно, – ответил Николай, – что за вопрос!

Он хотел еще что-то сказать, но зазвонил мобильник. Альбина достала телефон из глубин своей куртки.

– Нормально, – сказала она. – Ты, Толян, не дергайся. Все о’кей. Приедем, я тебе позвоню.

– Беспокоится? – спросил Николай.

– Ага, – ответила девушка, возвращая телефон в глубины своей куртки.

– Кем он вам приходится, если не секрет?

– Ну, он мой парень, бойфренд, как сейчас говорят.

– А… сейчас так говорят, а раньше это по-другому называлось.

– Как?

– Э нет, я не мастер просвещать девушек и обсуждать бытовавшие в простонародье речевые обороты. – Николай сменил тему разговора: – Ирочка, как вы там?

– Нормально. Можно, я сяду?

– Конечно. Если дрожь прошла и голова в порядке. Сейчас дома выпьете сладкий чай и сделаете к нему бутерброд с вареньем. Есть в доме варенье?

– В доме все есть, – гордо ответила девушка, – есть родители: папа и мама, которые сейчас бросятся меня лечить. Хорошо, что вы рассказали нам о гипогликемии. Я все это слышала, когда вы поили меня фантой.

– Молодец, – сказал Николай, – в таком состоянии трудно следить за смыслом. Безумно хочется есть, не так ли?

– Ой, я сейчас быка готова съесть, такого… небольшого! – Ирочка уже сидела на заднем сиденье рядом с подругой.

– Правильно, увлекаться не стоит, – засмеялся Николай, – надо все же следить за фигурой. Девчонки, вы следите за своими фигурами?

– Спрашиваете, – раздался с заднего сиденья дуэт.

Николай засмеялся, ему вторил звонкий смех сзади. Въехали в город. Альбина, как бывалый автомобилист, провела машину сквозь множество заторов, и вскоре они остановились около подъезда.

– Спаситель, а вы кто? В смысле по специальности.

– По специальности я, как вам сказать, в общем, проектирую посуду.

– Дизайнер по посуде! – воскликнула Альбина.

– Можно и так сказать.

– То есть вы придумываете форму сервизов и разных тарелок, да?

– Нет, с сервизами мне работать еще не приходилось. Я специалист по кружкам. Вы, вероятно, знаете проблему звяканья ложечки о чашку при размешивании сахара, – очень серьезно сказал Николай, – пожилые дамы, особенно в Англии, считают серьезным пробелом в воспитании девушки, если она, размешивая сахар в чашке чая, допустит хоть один звук. Не полагается звякнуть ложечкой даже разок.

– И что? – Девушки не понимали, серьезно говорит Николай или посмеивается над ними.

– Вот я и придумываю специальное покрытие внутренней поверхности чашки, что сколько ни колоти ложечкой при помешивании, ни одного непристойного звяканья не раздастся. Когда работа закончится, я подарю вам по такой чашке.

– Правда? – протянула Альбина.

– Правда-правда. А вот вы, девчонки, что поделываете?

– Учимся, в инязе.

– Студентки, значит. Ну, бегите.

– Спасибо вам, – сказала Ирочка, – вы спасли меня.

– Точно. Мы совсем не знали, что нам делать. С ней могло случиться самое-самое страшное, – сказала Альбина.

– Самое страшное, – делая грозное лицо, сказал Николай, – случится сейчас, когда я отшлепаю вас обеих за неуместные благодарности. Быстро выметайтесь, быстро в дом. Кстати, Альбина, я могу вас добросить до вашего дома, когда вы справитесь с передачей Ирочки в лапы родственников. И не спорить. Ясно?

– Понятно, капитан! – воскликнула Альбина, выходя из салона.

– Николай, а можно вас поцеловать? – робко спросила Ирочка.

– Я уже и не надеялся.

Ирочка нагнулась и неловко поцеловала Николая куда-то около уха. Тот протянул обе руки, ласково взял девушку за голову:

– Я не знаю, как по-современному, в ухо или в нос целуют. Я по старинке в губы.

И поцеловал девушку.

– А мне? А меня? – всунулась в салон Альбина.

– По возвращении в машину.

Девушки скрылись за дверью подъезда.


Диван


Альбина вылетела из подъезда в распахнутой куртке и, торопясь, заскочила на переднее сиденье. Николай притянул ее к себе и поцеловал. Одна его рука оказалась под свитером, другая обнимала голову Альбины.

– Что, пригласишь в гости? – спросил Николай, отпустив губы девушки.

– А Толян?

– А ты позвони ему, скажи, чтобы не спешил. Пусть соточку пропустит, закусит шашлыком и подышит час-другой морозным воздухом.

Альбина позвонила, и машина тронулась. Ехать оказалось совсем близко.


Куртки они скинули на пол прямо в прихожей. Николай помог снять Альбине свитер, она тут же припала к нему с поцелуем. Поцелуй был продолжительный.

– Э, так не пойдет, – сказал Николай, – так мы дальше прихожей не продвинемся. Пошли, дай оглядеться. Да и тебе не мешало бы снять все остальное.

– Это мы махом, – отозвалась Альбина.

– Что это у вас все наоборот: спальня в большой комнате, а компьютер, – он заглянул в другую дверь, – в маленькой?

– Толяну так удобно. Закрывается и работает в Интернете.

– Кстати, об Интернете, я там нашел забойный сайт, такую позу видел, закачаешься. Сейчас покажу, иди включи.

– Бог с ней, с позой. – Альбина прижалась к нему, уже почти раздетая.

– Включай, включай. Слушайся папочку. – Николай пронес Альбину в кабинет к компьютеру.

Альбина включила его, набрала пароль, колотя пальцем по одной клавише. Началась загрузка.

– Ты чего колотишь как молотком? – удивился Николай.

– Пароль врубила. Толян все пароли одними пятерками набивает. Говорит, что ни одному идиоту не придет в голову набивать одинаковые цифры.

– Правильно, – задумчиво сказал Николай, гладя плечи девушки. – Ты, пожалуй, права. Ну ее, позу эту. Пошли в койку.

Следующие двадцать минут были отданы большому дивану, расположенному почти в центре комнаты. Наконец Альбина выскользнула из-под мужчины и сказала:

– Здорово. Даже в горле перехватило. И я вся мокрая.

– Давай быстро в душ. Потом кофе, бутерброд. Затем продолжение.

– Лечу, начальник. – Альбина исчезла из комнаты.

Николай поднялся, нацепил трусы, выглянул в коридор убедиться, что девушка в ванной, и прошел к компьютеру.

– Так, так, – произносил он вполголоса, – вот у тебя где материалы, в этом файле. Пятерочки… Что, мало? Давай шесть пятерочек. Открылся файлик, открылся. Ай, молодец! Хорошо, что ты педант, хорошо. И номера, и коды. Что же это ты, Толик, так неосторожно? А вдруг придет дядя потрогать Альбину и прочитает ненароком твои тайны? Теперь отошлю-ка я все это прямо Вове, почтой отошлю. Так-так, копию не оставляем. Ушло. Отлично. Теперь сотрем Вовин адресок в книжке. Вот и ладненько.

Хлопнула открывшаяся дверь ванной. Николай почти мгновенно оказался рядом с выходящей из ванной Альбиной.

– Умираю от голода, требую еды и питья. Хлеб в доме есть?

– Есть, есть, подожди, я оденусь, – ответила Альбина.

– Останешься в этом наряде. – Николай одобрительно осмотрел девушку, единственным нарядом которой было полотенце, накинутое на плечи. – Доставай кофе и продукты.

Вскоре были сделаны бутерброды с колбасой и разлит по чашкам кофе.

– Ножи у вас, дружок, не точены. – Николай прищурился. – Что-то ты плохо ведешь домашнее хозяйство.

– Это Толян. Сколько просила наточить ножи!

– Как, – удивился Николай, – разве это не женское дело?

– Точить ножи? – изумилась Альбина и поставила чашку на стол, чтобы не расплескать от удивления.

Николай посмотрел на нее укоризненно и сказал:

– Раньше был матриархат, точить ножи в доме полагалось мужчинам. А когда появились электрические точилки, с этим делом могли справиться и женщины. Чем более совершенными становились точилки, тем с большим удовольствием занимались женщины заточкой кухонных лезвий. Конструкторы придумывали все новый и новый дизайн для ножеточек, бились над улучшением тембра их звука. Если первые образцы, появившиеся в продаже в пятидесятых годах прошлого века, издавали скрежетание, от которого мурашки пробегали по коже, то нынешние издают бархатистый, низкий, завораживающий звук. А от звука некоторых образцов точилок – не знаю, удобно это говорить или нет, но это медицинский факт, – женщины даже испытывают оргазм.

– Иди ты, – удивилась Альбина.

– Вот-вот. А скажи мне, парень твой работает в Интернете, вроде должен немного заколачивать, а я смотрю, благосостояние у вас еще то. Точнее сказать, не вижу особого благополучия в этой области.

– Квартира моя. – Альбина уже сидела на коленях Николая. – От бабушки осталась. А Толян где-то подрабатывает, даже не представляю когда. Он же все время дома, колотит по клавишам. В общем, моя стипендия, его деньги – и жить можно. У меня, кроме Толи, никаких мужчин не было. Ты первый, точнее, второй после него. Я прямо как в омут бросилась. Я и не знала, что может быть так хорошо.

– А с Толяном?

– Так, – Альбина махнула рукой, – тыр-пыр, и к своему компьютеру. Как будто отрабатывает за предоставленный угол. А ведь все про секс читал: о прелюдии, о возбуждении партнерши. Все это есть в книгах, Интернете.

– Сама виновата, не стесняйся, объясняй, как надо и куда надо. Впрочем, перерыв закончен, переходим к следующему уроку. Где диван?


Когда гость надевал обувь в прихожей, Альбина задала вопрос, который беспокоил ее с момента появления Николая возле ее вытащенной из проруби подруги:

– Отец родной, открой главную тайну. Как ты оказался там, у проруби?

– С инспекцией. Видишь ли…

– Ну, миленький, – взмолилась девушка, – ну, серьезно, раскрой тайну!

– Обязательно раскрою. При следующей встрече.

Николай взял голову Альбины в руки и поцеловал ее в носик.


Самолеты


Николай занял свое любимое положение: разлегся на диване, ноги в носках положил на валик. Он уже все рассказал, поэтому сейчас обсуждали тонкости и детали.

– Очень легко, очень, что-то подозрительно легко, – вновь повторил Вова.

Он сидел в кресле перед компьютером и поворачивал свою большую голову то к экрану, то к Николаю. Все материалы были им просмотрены. Оставалось принять решение и начать действовать.

– Да, было несложно, – согласился с ним Николай.

– Смотри, гипогликемия как по заказу, спасение Ирочки неожиданной бутылочкой напитка, равнодушное согласие на предложение отвезти девушку совершенно незнакомым человеком…

– Спасшим девушку, – прервал приятеля Николай.

– Хорошо, допустим. А далее легкое проникновение в квартиру.

– А психология? – снова возразил Николай. – Смотри, мужчина спасает ее подругу, весь мужчина такой импозантный, с доброй тачкой и умением разговаривать с девицами. И пожалуйста – любовь с первого взгляда.

– Закончил сеанс самолюбования? – Вова вновь повернул голову по направлению к дивану. – Даже если в твоих словах есть правда, то коитус являлся бы завершением всей операции. А тебе услужливо включили комп, услужливо, как бы между прочим, сообщили пароль, услужливо скрылись в ванной…

– Э… постой, помыться девушке – это же вполне естественно.

– Но сообщать пароль первому встречному? Тоже естественно?

– Ну, не знаю. Меня не очень удивила легкость. Все же я обольстил девушку, и не забывай, любовь делает чудеса. Чего уж тут говорить о пароле для открытия файлов.

– И с файлами тоже легкость необычайная. И доступ в банк, и коды счетов, и даже выписки со счетов. И все в одном месте. Это же так не делают.

– Ну почему, – ответил Николай, – у меня в записной книжке рядом номера дебетовых карточек и код – день и месяц моего рождения.

Вова пристально уставился на товарища. Тот беспокойно заерзал на диване.

– А чё? Я чего-то брякнул, а?

– Ты, болван, зачем записываешь дату своего рождения?

– Действительно, зачем? – Николай смотрел на приятеля недоуменно. – Понимаешь, выдают карточку с конвертом с паролем. Я конверт выбрасываю, пароль записываю. А потом в банкомате меняю пароль на дату своего рождения, зачеркиваю прежний пароль и автоматически записываю новый. Глупость, правда?

– Конечно, – сказал Вова, – а Толя записывает информацию в файл совсем не автоматически, а специально для нас.

Вова встряхнул своей большой головой:

– И все же мне непонятно. Судя по объявлениям в Интернете, он продает свою мифическую электронику уже несколько месяцев. Болванов, клюнувших на объявление о дешевой распродаже, должно быть немало. Так?

– Ну, так.

– А что на двух его счетах в банке? На одном семнадцать тысяч восемьсот девяносто два рубля сорок три копейки. – Вова справился в лежащей перед ним распечатке. – На другом счете и вовсе полторы тысячи рублей. Но он же продает давно. Должны быть сотни обманутых покупателей. Должны быть сотни тысяч, скорее, миллионы рублей. Я проверил, пароли-то нам услужливо оставлены. Ничего он не снимал, есть только приходы. Причем не очень свежие.

– Погоди. Как так? Почему обманутые не поднимают бузу?

– Потому что они купились на объявление, где сказано, что продается ворованная электроника. Кому охота светиться из-за нескольких тысяч рублей! Кроме того, когда покупатель начинает бомбардировать почту продавца, дескать, гады лохматые, почему не доставляете мне заказ, ему ответ от провайдера, что нету такого адреса. Он летит на сайт с рекламой, а там сообщается, что сайт закрыт. Все! Концы обрезаны. А Толян открывает новый сайт и новый почтовый адрес и снова ловит безмозглых и жадных идиотов. А таких много. А на счетах у него денег мало. И я задаю вопрос: где бабки?

– Ты мыслитель, тебе и карты в руки, – легкомысленно заявил Николай. – Но ты хотя бы эти-то тысячи сними у него со счетов. Он же никуда не побежит. Ну, вор у вора украл. А денежки нам не повредят, а?

– Денежки! Нам не повредят большие денежки, а не эта мелочь. Вот что, надо отдохнуть, привести мысли в порядок. Расскажи-ка мне лучше о достоинствах Альбины. И кстати, как в машине оказалась бутылочка фанты? Насколько знаю, ты такие напитки в рот не берешь.

– Точно. С фантой произошло просто чудовищное совпадение. Когда я поехал за этими долбаками к проруби, подумал, что придется долго наблюдать. Решил купить сигарет, думаю, выкурю одну-две. Тормознул у киоска, купил «Давидова» за 55 рублей. Подаю сотню – сдачи нет. «Дайте что-нибудь на сдачу, воды, что ли». Подает фанту – больше никакой воды нет. Пива выбор огромный, а из питья только фанта. Вот так я и спас Ирочку. Кстати, Альбина передала просьбу ее родителей нанести им визит. Будут благодарить. Пойду завтра. Может, узнаю что-либо дополнительно об этом Анатолии.

– М-да! Если всех подозревать, надо включить в круг подозреваемых и продавщицу в киоске.

– Ага, – обрадованно заорал Николай, – и еще прорубь!

– Не морочь голову, давай подробности про Альбину.

– Ну что тебе сказать? Хорошая фигура, грудь немного великовата. Ты же знаешь, я люблю маленькую мраморную грудь, как у римских статуй. Бедра…

– Кончай про анатомию. Я знаю, как устроены женщины. Давай подробно расскажи, почему так легко удалось проникнуть в квартиру.

– Получилось просто. Ирочка меня поцеловала, я – ее. Альбина всунулась, я пообещал ей поцелуй по возвращении в машину. Обещания не нарушил, поцеловал, потрогал ее… и все.

– А этот самый пресловутый Толян, то есть объект нашего внимания? Что-то легко согласился опоздать в дом.

– Ты знаешь, Альбина мне позвонила поздно вечером, беспокоилась за парня или за машину. Утром оказалось, что они крепко выпили еще до ее звонка. А потом добавили. И он даже поспал в машине.

– Похоже на правду, но может быть и придумано.

– А ее желание встретиться, ее звонки? Только сегодня звонила раза три. Собственно, и я не возражаю.

– Это пожалуйста. Но первым делом самолеты, ну а девушки, а девушки потом.

Конец этой фразы друзья пропели в унисон.


Авторучка


Перед посещением Ирочкиных родителей Альбина рассказала, что ее папа довольно известный писатель, мама – Галина Ивановна – замечательная домохозяйка. Работу она давно бросила и полностью посвятила себя уходу за обожаемым мужем и любимой дочкой. Как Николай убедился вскоре, сидя за столом, готовила Галина Ивановна исключительно. Да и внешне мама мало чем отличалась от своей молоденькой дочери. Разве что побольше бюст и покруче бедра. А лицо и бархатистая кожа рук, бесспорно, заставляли встречных мужчин оборачиваться.

Николай немного побаивался потока благодарностей, поэтому приготовился их как-то смягчить, отнестись к ним с юморком, и разговор принял желательное направление. В большой прихожей их с Альбиной встретили Ирочка и ее мама. Ирочка воскликнула:

– Мама, это и есть мой спаситель!

Галина Ивановна хотела что-то сказать, но не успела.

– Я чувствую, речь сейчас зайдет о благодарности. Но я еще не решил, что же мне надо. Мы должны обсудить несколько вариантов: принцессу отдают мне в жены, награждают меня половиной царства или и принцессу, и полцарства.

В заключение своей речи Николай засмеялся и поцеловал руку Галине Ивановне. Тут же ему пришлось пожать руку появившемуся отцу Ирочки. Они познакомились. Геннадий Ильич, указывая дорогу в гостиную, весело спросил:

– Николай, вы всех спасенных девушек берете в жены?

– Трудно сказать, – серьезно ответил Николай, – статистика ограниченная. Пока спас только одну красавицу. Теперь надо будет заняться этим серьезно. Согласитесь, неплохая профессия.

Вечер прошел весело. После ужина мужчины оказались в библиотеке. Геннадий Ильич подкатил столик с напитками и налил два бокала коньяка.

– Согласитесь, Николай, меня как отца беспокоила история с Ирочкиным купанием в проруби, а вот как писателя заинтересовала вся коллизия. Ваше внезапное появление со столь необходимым сладким питьем, ваша информированность о гликемии. Удивительное совпадение. – Геннадий Ильич поднес бокал и глотнул из него.

– Ничего странного, – засмеялся Николай и тоже глотнул коньяка. – Я же морж, поэтому у меня всегда наготове какое-нибудь сладкое питье и бутылочка водки. Мне ребята говорили об этом озере, и я решил съездить разведать, что и как. Подъехал – даже оглядеться не успел, как увидел всю эту возню. Так что просто вовремя подъехал.

Разговор перешел на творчество самого хозяина. Николай признался, что книг его не читал и не видел, впрочем, читает мало из-за нехватки времени. А если берет книгу, как правило, детектив, то вскоре разочарованно ее забрасывает.

– Безумные какие-то сюжеты, – сказал Николай, – например, госбезопасность разработала секретный прибор, делающий своим излучением человека роботом. И забыла о приборе. Как вам нравится: госбезопасность забыла, а? А вот братки, то есть бандиты, решили воспользоваться этим самым секретным излучением. С ума можно сойти!

Геннадий Ильич с удовольствием слушал разглагольствования гостя.

– Да, да, представляю, о чем вы говорите, я читал что-то подобное.

– А ваши сюжеты? – вежливо, но с подтекстом спросил Николай.

– Видите ли, я не продумываю сюжетную линию. Сажусь и пишу, рука сама куда-нибудь выведет. Как в жизни. Когда вы приходите в гости, вам и в голову не придет беспокоиться, чем этот визит для вас кончится. Уйдете ли вы с подарком для тещи, или вас спустят пинком с лестницы, как дядю покойного Берлиоза. Разговор героев, их действия или их размышления сами формируют сюжетную линию. Во всяком случае, у меня выходит именно так.

Гость не успел продолжить беседу, в библиотеку ворвались Ирочка и Альбина с сообщением, что десертный стол накрыт, и с вопросом, что Николай любит – чай или кофе и если чай, то какой, а если кофе… Все вместе вернулись за стол. И разговор вновь коснулся литературной работы.

– Сейчас все посходили с ума с этими компьютерами. Даже старики, я имею в виду писателей, пользуются компьютерами и не могут нахвалиться. А я пишу по старинке. Что может быть приятнее, чем взять в руки хорошую перьевую авторучку с мягким золотым пером и нанести первые строки нового произведения на белоснежный лист плотной бумаги?

– А как же правка, корректура, сравнение вариантов, поиск того или иного героя, да и просто проверка грамматики? – возразил Геннадию Ильичу Николай.

– А папа всем этим пользуется, – звонко заявила Ирочка, – просто мы с мамой перепечатываем текст и заносим в память. А заодно и правим грамматику. Когда много работы, нам помогает Толик, ну, вы знакомы с ним, это Альбинин бойфренд.

– Да, – поддержала дочку Галина Ивановна, – с грамматикой у папули бывают проколы. Но давайте вернемся к началу нашего разговора. По-прежнему будете требовать принцессу или ограничитесь половиной царства?

– А чего это вы все меня в краску вгоняете? – В разговор вступила Ирочка. – Вот брошусь сейчас на шею своему спасителю, буду умолять вызволить меня из этой литературной башни, а?

– Подожди принимать необдуманные решения, – засмеялся Николай, – мне еще надо решить, куда девать прежних жен.

– Ах вот оно что! – ехидно воскликнула Ирочка. – Так вы, оказывается, Синяя Борода?

– Что есть, то есть, – скромно потупился Николай.

Вот так, на этой веселой ноте завершился вечер знакомства Ирочки и ее родителей с их спасителем Николаем. Уходил Николай с аккуратно завернутой книгой рассказов Геннадия Ильича с его собственной дарственной надписью.

«Надо прочитать хотя бы один рассказ, – рассуждал Николай, – а то спросят, а я ни в зуб ногой. Некрасиво».

Дома вечером книга была раскрыта где-то посередине на рассказе с неаппетитным названием «Омерзительная вонь».


Архив


В областном архиве обнаружили пропажу документов. Письма Лермонтова, рукописи Мамина-Сибиряка, стихи безвинно расстрелянных поэтов. Обнаружили случайно. Пришел бюллетень с одного из зарубежных аукционов. Среди выставленных раритетов числились некоторые похожие на хранящиеся в архиве. Хватились, а их в архиве-то и нет. Завели уголовное дело. Обнаружили, что у одной из сотрудниц муж получил когда-то условный срок за торговлю почтовыми марками. Начали его таскать в прокуратуру. Так бы и посадили невинного человека, если бы директор архива не поделился со следователем своими сомнениями относительно своего сотрудника Петра Ивановича Зотова. Дело в том, что пожилой, неразговорчивый Петр Иванович, пришедший в архив с институтской скамьи, некоторое время назад резко изменился. Перестал замыкаться в себе, стал участвовать в общественной жизни архива, причем иногда излишне активно, и вообще стал вести себя как… подвыпивший, что ли. Хотя, надо отдать должное, от него никогда спиртным не пахло.

Следователь рассказу этому придал большое значение. Особенно его насторожило наблюдение директора, который замечал иногда большие и неподвижные зрачки Зотова. Последили за Петром Ивановичем и выяснили любопытные вещи. Пришлось Зотова арестовать, и он почти сразу рассказал, как он привык к наркотикам и как продавал коллекционерам раритеты из архива.


Петр Иванович Зотов был нелюдим. В архиве он работал в одиночестве, дома жил один в однокомнатной хрущевке, которая досталась ему от матери. В квартире стоял неистребимый запах старой одежды и книг. С утра Зотов шел в архив, с работы направлялся прямиком домой, готовить ужин, читать, смотреть телевизор. С людьми почти не разговаривал и привык к этому. В доме жил давно, но контакты с соседями были ограничены приветствием и иногда фразой о погоде. Информацию о них он узнавал от активистки Нимовой, которая собирала по подъезду деньги за домофон. Приходя за деньгами, Нимова всегда была готова поговорить, рассказать о доме, о соседях. А знала она почти все. Но Зотов долгий разговор не поддерживал. Иногда, когда болела Нимова, приходила ее эффектная дочь Оля. С ней он бы с охотой поговорил, но она не была расположена к беседам. Оля просто принимала деньги и исчезала, оставляя тонкий запах духов и юного женского тела. Вообще в подъезде жили несколько очаровательных женщин и девушек. Вот Розова этажом выше. Они возвращались с работы в одно время, и когда он подымался за ней, то не мог отвести взгляд от ее аппетитных ножек. Но на предложения пообщаться она отвечала ничего не значащими междометиями.

В одной из квартир этажом ниже проживала многодетная семья. Вентиляция доносила в его совмещенный туалет все запахи нижних соседей. Вонь мокрых детских штанишек была подчас нестерпима. Он начал безуспешную борьбу с вонью. Кто-то ему сказал, что вареная картошка впитывает запахи. Он сварил ее, намял, поставил в туалет. Действительно, картошка впитала запахи, от нее стало невыносимо вонять, но воздух в ванной не изменился. Мелко нарезанный лук, поставленный в ванной, не только усилил вонь, но его запах проник в комнату и долго не хотел выветриваться.

В детстве у них был кот, и мать скипидаром отбивала запах кошачьей мочи. Зотов пошел в хозяйственный магазин, купил скипидар, поставил блюдечко в ванную. Особого эффекта не было, кроме того, что в квартире добавился резкий запах скипидара.

Снова после работы Петр Иванович направился в тот же хозяйственный магазин и попросил женщину-продавца продать какую-нибудь химию от вони. Оказалось, имеются дезодоранты, уничтожающие запах, и одоранты, перебивающие вонь запахом фиалок, жасмина и прочих цветов и растений. Самым дешевым оказался немецкий одорант, но в тот момент его не было в продаже, потому что быстро разбирали. Продавщица сказала, что завтра обещали привезти, но зайти надо пораньше, а то ему ничего не достанется.

На следующий день Зотов побежал в магазин, пожертвовав обедом. В абсолютно пустом хозяйственном магазине скопилась очередь только в отдел химических средств. Очередь была веселая, шумная, состоящая почему-то из молодых людей, и шла быстро. Брали по два-три баллончика, тут же нажимали на спрей для проверки, в воздухе витал чудесный аромат.

Петр Иванович купил баллончик и быстренько вернулся на работу. В этот день он не обедал, как обычно, в соседской столовой и вернулся домой голодный. Поставил портфель с архивными документами, которые не успел обработать днем, снял пиджак, вспомнил о купленном баллончике, вытащил его и тут же побрызгал в ванной. Аромат оказался настолько густым, что заполнил почти всю квартиру. Прошел на кухню, размышляя, что бы ему приготовить поплотнее. Открыл холодильник и поймал себя на мысли, что сегодня у него неожиданно хорошее настроение. Он подумал, что погода хорошая, на улице он давно не был, не гулял. И решил сделать себе чашку чая и бутерброд, а после такого перекуса пойти погулять. А потом зайти в кафе и поужинать поплотнее. Попытался вспомнить, когда он был в кафе, но вспомнить не смог. Кажется, это было два года назад, когда отмечали юбилей директора архива, или в прошлом году. Точно, в прошлом году была встреча однокурсников. Напились все хорошенько. Он потом два дня лежал пластом. Хорошо еще, что встреча была в пятницу.

Все получилось как задумано. Прошелся, потом присел на открытой веранде, заказал телячий язык с грибами и грецкими орехами. На гарнир взял цветную капусту. Потом секунду помедлил и заказал соточку водки. Ужин был просто великолепный. Возвращаясь домой, он увидел, как выскочила из подъезда Розова с пакетом мусора. Он помешкал у дверей, пропустил ее обратно и пошел следом, наслаждаясь видом ее ножек. Не удержался и сделал комплимент. Неожиданно соседка отозвалась, довольная. Остановилась, рассмеялась и сказала, что она как-то не ожидала от него таких фривольностей. Все считают его крайне серьезным человеком, совершенно неспособным на шутки с дамами. А оказывается – способный, да еще как. На что он тоже рассмеялся и заявил, что она может узнать его лучше, если зайдет в гости. И не встретил отказа. Розова, понизив голос, сказала, что сегодня невозможно, но завтра он будет во вторую и вечером она свободна.

Зотов, радостный, влетел в квартиру. Она сказала «он», то есть муж. Завтра, после работы. Надо будет сейчас прибраться в квартире. Хорошо, что он купил этот одорант. Действительно, в ванной не чувствовалось тошнотворного запаха белья, а витал аромат одоранта. Этот же аромат пропитал все в комнате и на кухне.

Следующие дни были упоительны. Розова как-то ухитрялась посещать его почти каждый вечер. Но приятными были не только вечерние часы; на работе немногочисленные сотрудники повадились в его заваленную папками крохотную каморку. Да и он перестал сидеть на одном месте, заходил в кабинеты, пил чай и кофе, болтал и слушал болтовню коллег. Дома навел порядок, ненужные книги отнес вниз, в сарай, остальными заставил книжные шкафы, снес в химчистку тюк верхней одежды, даже купил новый светлый пиджак. Это был первый светлый пиджак в его жизни. Теперь пиджак не будет пахнуть кислятиной от мокрого белья нижних соседей. Теперь от одежды пахло одорантом, которым он щедро пользовался и утром, и вечером. От запаха была в восторге даже Оля Нимова, которая вместо мамы зашла за деньгами и проболтала с ним более часа.

Вскоре баллончик закончился. Надо было заскочить в хозяйственный магазин, купить новый, но времени не было. Опять накопились папки и книги всюду: и в комнате, и на кухне. Вновь по квартире разносилась вонь от мокрого детского белья. Розова, окунувшись разок в эту атмосферу, перестала приходить. Исчезло даже настроение поболтать с сослуживцами.

Наконец вонь доняла до такой степени, что он помчался в обед в тот же магазин. Ему предложили одорант с другим запахом. Он попросил дать прежний, сказал название и цвет баллончика. Продавщица развела руками и сообщила, что теперь это средство не поставляют, потому что в нем нашли наркотик.


Пересказ


– Старичок, – орал в трубку Николай, – вчера был в гостях. Получил в подарок книжку рассказов. Думаю, дай прочитаю какой-нибудь рассказик, чтобы при случае блеснуть интересом к творчеству Ирочкиного папы. Начал читать про мужика, который замучился запахом обоссанных детишками штанишек. Ты представляешь, заглотал весь рассказ махом.

– И я вчера кое-что интересное обнаружил, – сказал Вова, – кое-что в Интернете.

– А что? – заинтересованно спросил приятель.

– Потом. Сейчас ты изложи свое мнение о рассказе этого, как его…

– Геннадия Ильича, – сказал Николай.

– Вот, вот, что нам поведал Геннадий Ильич?

– А ты знаешь, неплохо пишет, захватывает. Смотри. Мужик мучается вонью, идущей с нижнего этажа. Очень жизненно. Помнишь, как я беспокоился по поводу гари в подъезде?

– Как не помнить! – усмехнулся Володя. – Ты, когда обнаружил, что соседи опаливают утку, явился к ним всей своей мощной фигурой.

– Ну, – сказал Николай, – зато больше этого не повторялось.

Вова начал хохотать так, что чуть не выронил трубку. Потом отдышался и сказал:

– Хотел бы я посмотреть на них, если бы они осмелились тебя снова потревожить. Так что там в рассказе с мужиком, замученным вонью?

– Он решил купить одорант, чтобы забить эту вонь. Купил. И начались чудеса. Бабу, которая раньше и взглянуть в его сторону не хотела, он взял с лета. Сама явилась и стала посещать его каждый вечер.

– Не понял, – перебил его Вова, – какая баба, почему? Ну, купил одорант, и что?

– Чудак, он же им все вокруг обрызгал. И стал пахнуть. А запах обалденный.

– Николай, остановись, узнай у писателя, где дают такой одорант, и мы закупимся под завязку.

– Тебе все смешки. Ты будешь дальше слушать?

– Я весь внимание, – сказал Вова.

– Понимаешь, запах творил чудеса. И в доме у него все получалось, я имею в виду с бабой, и на работе тоже.

– С бабой? – переспросил Вова. – Не понял. У него и на работе баба появилась?

– Да нет, просто высокая активность, общение с сотрудниками и всякое такое.

– Ну хорошо, и что дальше?

– А дальше кончился баллончик с одорантом. Он в магазин, где эту химию покупал. А там говорят, что больше этот одорант не продают, поскольку – как ты думаешь, что?

– Ну, не знаю, – промямлил Вова, – может, умер поставщик.

– И ничего подобного! – победно воскликнул Николай. – Потому что в этом одоранте обнаружили наркотик.

– Ну и бред! – воскликнул Вова. – И мужик вернулся домой, понюхал детские штанишки и повесился, так, что ли?

– Не-е-е, он пристрастился к наркотикам, продал на Запад раритеты, и его арестовали.

– О Господи, – выдохнул Вова, – и ты полвечера морочишь мне этим голову.

– А чего, – обиделся Николай, – лихо закручено. Это тебе не детектив какой-нибудь. И между прочим, не дамский роман.

– Не детектив, – сказал Вова, – а вот у меня, похоже, детектив. Завтра обсудим.

– Что?

– Завтра обсудим, сегодня ты под впечатлением от рассказа.

– Хорошо, – легко согласился Николай.


Хирург


– Итак, позавчера, когда ты был в гостях, я обнаружил новое объявление, которое рассылается как спам. Опять тот же текст: «Зайдите к нам на сайт и купите электронику по фантастически низким ценам». Сайт похож на предыдущий, прайс-листы, фотографии, обилие информации. Так же как и ранее, объясняется, что аппаратура ворованная на Западе.

– Отлично, – воскликнул Николай, лежащий на диване в своей любимой позе, – теперь мы срубим бабки со счетов Толика-Шмолика!

– Срубим, – грустно произнес Вова. – Сообщаю тебе, что оба дня Толя занимался одним делом, а именно: перепечатывал литературные произведения. И судя по твоему восторженному описанию, он заносил в память рассказы уважаемого Геннадия Ильича, писателя и отца спасенной тобой девушки Ирочки.

– Выходит, пустышку тянем. – Николай даже привстал с дивана.

– Ерунда, – проговорил по слогам Вова, – чепуха. Я же вскрыл прошлый сайт и обнаружил, откуда растут ноги. Только войти в комп не мог. Даже в голову не приходило, что у него такой примитивный пароль. Нет, миляга, нет. Это был Толик.

– Так, так, так… – забормотал Николай, – ты их нашел, и они нас обнаружили. А? И водят вокруг пальца. Толя печатает всякую дурь, а кто-то другой из этой компании гонит сайт с липовой электроникой.

– Знаешь, ты прямо на глазах умнеешь, – сказал Вова, повернув к дивану свою большую голову.

– Да ладно тебе. Кто сейчас хозяин сайта? Вскрой его, суку, как консервы.

– Не могу, – задумчиво сказал Вова, – мощная защита. Намного прочнее, чем в прошлый раз. Как только я не сканировал, пока ничего не получается. А почтовый адрес и вовсе кипрский.

– Кипрский, – насторожился Николай, – кипрский, кипрский. Где я слышал про Кипр, буквально на днях, где я?..

– На уроке географии. – Вовина ирония не знала границ. – Там иногда рассказывают о зарубежных странах.

– Нет, миляга, – теперь ирония была в голосе приятеля, – слышал я о Кипре от Альбины, которая вчера сообщила мне с радостными нотками в голосе, что Толян сегодня утром уезжает – как ты думаешь, куда?

Вова вновь отвернул голову от дисплея и долго не мигая смотрел на Николая.

– Зачем?

– Ну, не знаю. Может, есть связь между электронным адресом и его отъездом, – предположил Николай.

– Бред. Я могу зарегистрировать кипрский адрес прямо здесь, не отходя от компьютера. Для этого ехать на Кипр не надо. А что говорила Альбина по поводу этой поездки?

– Ну, радовалась, что мы можем чаще встречаться. Да я и не спрашивал. Едет себе на остров Афродиты – и пускай едет. Может, ему любви не хватает. Стой, стой, она же что-то говорила о писателе, о Геннадии Ильиче. Вроде это он посылает Толяна. Может, расспросить Альбину?

– Можно и расспросить, – по-прежнему задумчиво проговорил Вова. – Между прочим, я залез в Яндекс, посмотрел книги твоего знакомого писателя. В интернет-магазинах есть две его книги. Выпущены они тиражом тысяча и три тысячи экземпляров. Как ты понимаешь, на гонорар с таких тиражей не разгуляешься. Полагаю, что денег не хватит даже на оплату их большой квартиры. О чем это говорит?

– О том, что надо спросить построже, – заявил Николай, – на что этот прозаик живет, учит дочку, питается и даже посылает Толяна на остров любви. И все сразу станет ясно.

– Конечно, – засмеялся Вова. – А если кобениться будет, отказываться от разговора, ты заедешь знаменитому писателю в лобешник, и он тут же выложит все тайны и секреты.

– Н-да… – Николай понял поспешность своего предложения. – Как же нам быть?

– Опоздали мы, дружок, опоздали. Надо было прижать этого Толю, а его аккуратно убрали на Кипр.

– И чего, мне на Кипр за ним смотаться?

– Нет. Теперь тебе надо тихо и неспешно влезть в семью, поболтать с Ирочкой, поухаживать за ее мамочкой, выпить коньяка с главой семьи. И быть лапочкой. Потому что, вероятнее всего, Геннадий Ильич не столько писатель, сколько хакер, и хакер посильнее меня – и хитрый, и умный. Обвел он нас вокруг пальца. Смотри, как только я вскрыл защиту его сайта, он приготовился к атаке. И к электронной, и самой обычной, с уголовным душком. И тут происходит непредвиденный случай с его любимой дочуркой. Все смешалось. Уголовник в твоем лице оказывается спасителем доченьки.

– Не понял, – перебил его потрясенный логикой друга Николай, – он же создает свои бессмертные рассказы авторучкой на листе бумаги и даже к компьютеру не подходит. Или это все вранье?

– Это легенда для плохих мальчиков, тянущих свои жадные пальчики в чужие компьютеры с целью выведать банковские реквизиты и ограбить бедного несчастного писателя, но очень хитрого и богатого хакера.

– И что же все-таки нам делать?

– Все разузнать и идти к нему на поклон. В дело. Хорошие хакеры, а я по-прежнему именно так думаю о себе, на дороге не валяются.

– А мне что достанется?

– Ты сейчас самый главный. Без тебя я ничего решить не смогу. Именно ты будешь тараном в этом деле. Придумывай, как вновь посетить спасенную тобой девушку.

– А чего тут придумывать? – недоуменно воскликнул Николай. – Беру Альбину за попку – и в гости. А можно и без Альбины. Ты же рекомендуешь поухаживать за Галиной Ивановной. А там есть за что подержаться. Надо только понять, не против ли она. Понять это будет несложно.

– Интрижка с женой хакера. Провалишь все дело. Просто будь лапочкой и душкой. Тебе понятно?

– Еще бы. Может, перед визитом заскочить в поликлинику к хирургу? Он меня быстренько кастрирует, и я уже неуклонно буду следовать твоим указаниям.

– Неплохая идейка, – засмеялся Вова.

Глядя на друга, захохотал и Николай.


Комплименты


«Лендкрузер» остановился возле веранды ресторана. Вова открыл пассажирскую дверь и медленно вылез из машины. С водительского места выпрыгнул Николай, щелкнул кнопкой пейджера, отчего машина пискнула, и потащил друга на веранду.

– Ух, как хорошо, что удалось уговорить тебя пообедать на воздухе! А то ты все сидишь перед экраном, надо же дать отдых глазам. Глаза, дорогой друг, такой же необходимый орган, как и самый необходимый мужской орган. Усекаешь?

– Усекаю, – ответил Вова. – А здесь приятно. Зелень, вид на реку, чистенько.

– И народу пока мало, – добавил Николай, – только две соплюшки пьют пиво. Слушай, а почему вдруг такая мода у девчонок? Раньше щебетали с бутылкой лимонада и мороженым, а сейчас хлещут пиво и хрустят разной жареной мерзостью.

– Не бери в голову, – равнодушно ответил Вова, – начинай рассказывать, как прошла разведка методом чаепития в гостях у писателя.

– Сейчас, только сделаю заказ, я и без меню знаю все их фишки.

Эти слова были обращены к официантке, подходившей к столу с двумя толстенными книгами меню. Заказ был принят и записан. Девушка зачем-то передвинула пепельницу и удалилась. Николай отодвинул пепельницу обратно, на край стола.

– Вот, понимаешь, я потом думал, кто кого пытает. Вначале все было нормально, сидели, пили чай, говорили о высоком. Я блеснул знанием рассказа, это писателю понравилось. Потом он откланялся, ушел в кабинет работать. Ирочка вскоре тоже ускакала. И остался я с Галиной Ивановной наедине. И начал говорить о квартире, дескать, как тяжело нынче содержать жилье. А она послушала меня, засмеялась и сказала, что я, вероятно, не очень большой специалист по уходу и содержанию жилья. Пришлось согласиться. И тут она меня огорошила.

– Это как?

– Она стала расспрашивать о моем друге, то есть о тебе. Будто ей сказала о тебе Альбина, которой я упомянул о своем самом близком приятеле.

– Ты что, действительно говорил ей обо мне?

– Понимаешь, вроде нет. То есть я и вспомнить не могу. Посуди, когда мне заниматься с ней разговорами? Но раз Галина спросила, значит, что-то я Альбине брякнул. Извини, виноват.

Девушка принесла заказ. Повествование пришлось прервать.

– Так, и что же ты обо мне рассказал хозяйке квартиры?

– Да почти ничего. Ну, сообщил, что ты умный, рыжий, с большой головой.

– Сказал, чем я занимаюсь?

– Было дело, – виновато проговорил Николай, – а что, разве скроешь? Сказал, что ты дока в компьютерах. Но больше ни слова. Впрочем, она и не спрашивала. Ее интересовало, женат ли ты, как живешь, кто друзья, подруги. Да, спросила о твоем отношении к женщинам.

– И что ты ляпнул?

– И не ляпнул, – обиделся Николай, – сказал, что ты женщин боготворишь, пишешь им стихи…

– О Господи! – воскликнул Вова.

– Даришь им цветы и подарки, – мстительно добавил Николай. – И еще обещал ей как-нибудь вас познакомить. Она благосклонно кивнула.

Зазвонил мобильный телефон Николая.

– Альбина звонит, – сказал он и произнес в телефон: – Лапочка, я же тебе сказал, что днем буду занят, у меня встреча в кафе на набережной. Приду, конечно, приду, как освобожусь, так сразу. Ну вот и умница.

– Достает, – заметил Вова.

– Да, пожалуй, ты прав. Начинает входить в привычку.

– А по душам? Так и не поговорили? Зачем пароль назвала? Поняла ли, что ты залез в комп, пока она мылась?

– Пробовал. Но наталкивался на полную искренность. Ничего она не подозревала, ничего плохого не делала. Подумаешь, пароль. Тут с мужчиной в постель летишь, а это поважнее всякого пароля. И вообще, если она доверила мне свое юное тело, то чего скрывать всякие мелочи. И я ей верю.

– И кто, по-твоему, нас подпустил к информации? Альбина ни при чем, Толян спит в машине возле проруби. А ты спокойно пересылаешь все по электронной почте.

– А нет здесь ничего тонкого. Смотри, писатель хотел, чтобы мы сняли информацию. Он знал, что кто-то придет, и подсунул нам пару ненужных ему счетов. Вот и все. А мы строим целую теорию, предполагаем изощренность этих ворюг, а…

– Про ворюг ты напрасно, – перебил его Вова, – мы с тобой точно такие же, только глупее.

Николай ответить не успел. К по-прежнему пустынной веранде подъехал «лексус» и припарковался возле «тойоты» Николая. Вова проследил взгляд приятеля. Дверь машины открылась, показалась одна прелестная ножка, затем другая. Вышла хозяйка машины и помахала рукой Николаю.

– Галина Ивановна, – с удивлением сказал Николай, – вот ты и познакомишься.

– Мальчики, – сказала, подходя к столу, Галина Ивановна, – а я решила выпить чашечку кофе, и такая приятная встреча. Николай, это невежливо – не предложить даме сесть и не представлять даме приятеля.

– Садитесь, пожалуйста, виноват, Галина Ивановна, извиняет меня только то, что загляделся на вас. Нынче днем вы особенно хороши.

– Извинения приняты, – рассмеялась гостья и расположилась за столом напротив Николая, рядом с Вовой.

– А моего приятеля зовут Вова, и я вам о нем уже рассказывал. Можете проверить, был ли я точен и не ошибся ли я в деталях. Вова, эта прелестная дама – Галина Ивановна, она приходится супругой одному знаменитому писателю и матерью очаровательной девушке.

– Которую ты недавно спас от злой гипогликемии, – включился в разговор Вова, – и о Галине Ивановне ты мне рассказывал в весьма комплиментарных выражениях. И я нахожу, – теперь Вова обращался к женщине, – что вербальная передача не смогла вполне передать прелесть моей новой знакомой.

– Ах вы, комплиментщик, какой изощренный комплиментщик!

Вова махнул рукой, подзывая официантку, и строго посмотрел на Николая.

– Вы заказывайте, – заторопился тот, – кофе там, то-се, а я побежал. Уже опаздываю, меня здесь нет. Галина Ивановна, я думаю – нет, я уверен, – что с моим другом вы скучать не будете.

– Я надеюсь, – ответила та.

В ожидании официантки в разговоре наступила пауза. И тут Вова задал вопрос – обычным тоном, без особого ударения.

– Как Альбина? Насколько я понимаю, вы сегодня поговорили с подругой вашей дочери. Я прав?

Наступило короткое молчание.

– О, поняла! Вы о том, что я не случайно заехала сюда, на веранду. Вы проницательны. Да, вы правы, очень мне хотелось посмотреть на приятеля Николая, очень.

– И как вы его находите?

– Я и не предполагала, что настолько умен.

– Не преувеличивайте. Вот ваш муж – по-настоящему гениальный человек.

– С чего это вы взяли? – удивилась Галина Ивановна.

– Ну, его знание компьютера, умение работать. Я полагаю, он настоящий редкостный хакер. Хотел бы я с ним познакомиться.

Галина Ивановна внимательно слушала Вову, смотрела на него и о чем-то думала.

– Познакомиться? Это не проблема. А о его талантах давайте сейчас забудем. Как-нибудь потом я вам все расскажу. Послушайте, ждать официантку мне не хочется, давайте уедем в другое место.

– Отлично, – легко согласился Вова. – Как вы смотрите на чашечку сваренного мной ароматного кофе у меня дома?

– А слухи, а пересуды соседей? – Галина Ивановна согласилась, весело рассмеявшись.

Через пару минут «лексус» выехал на трассу.


Воришка


– Вот я и рассказал о себе все. Если термины были непонятны – не беда. Главное, в чем я признаюсь своей прелестной гостье, – я занимаюсь воровством, то есть вскрываю чужие компьютеры и ворую оттуда информацию. И деньги, если попадаются. Это мой источник доходов, впрочем, такой же, как у вашего супруга.

– О моем супруге потом. Мы же договорились, – укоризненно сказала Галина Ивановна. Ее губы чуть заметно скривились в улыбке. – Итак, вы – воришка. Это ваша профессия. А что Николай?

– Николай – мой друг и помощник. Так что и его можете смело считать воришкой.

– И донжуаном?

– Необходимое качество в нашем деле.

– Вы себя тоже имеете в виду?

– Хотел бы, но я больше специализируюсь на компьютерах.

– Я бы легко поверила вам, если бы не ваша рука. – Она засмеялась. – Уберите, пожалуйста, руку. Вы явно переоцениваете мою доступность.

– Я же только дотронулся до коленки.

– Странное у вас представление о коленях. Ваша рука, Вова, оказалась намного выше. Давайте вернем ее.

– Прошу извинения, заговорился. Я ни в коем случае… – Володя смешался.

Видя его смущение, Галина Ивановна улыбнулась, положила теплую ладошку на его руку и тихо проговорила:

– Я имела в виду ваш наполеоновский натиск почти сразу после нашего знакомства. Дайте мне узнать вас поближе, – голос ее снизился до шепота, – и может оказаться, что вы ни капельки не переоценили. А вообще я рада, что ошиблась в оценках. Я представляла вас умным, но сухим человеком.

– Я тоже рад, что вы ошиблись в оценках. А скажите, действительно ли Альбина вам обо мне рассказала?

– Помилуйте, откуда она могла знать?

– Это вы так объяснили Николаю ваш интерес к его приятелю.

– А!.. Это же очевидно. После знакомства с Николаем я сразу поняла, что у него есть умный друг, очень умный.

Володя внимательно посмотрел на гостью, притянул ее к себе и легонько поцеловал, чуть притрагиваясь к ее губам. Следующий поцелуй был глубоким и долгим.


Вова оставался в постели, а гостья, уже одетая, присела на край кровати и, улыбаясь, гладила Вовины плечи своей теплой мягкой ладошкой.

– Галка, Галка, ну останься еще немного.

– Нет, воришка, мне пора. Дом, муж, заботы. Но с тобой было очень хорошо. Очень.

– Лучше, чем с кем? – засмеялся Вова.

– С Толяном, – спокойно ответила гостья. – Он был торопыга. Хорошо, что я отправила его на Кипр от вас с Николаем подальше.

Вова смотрел на Галину Ивановну и абсолютно ничего не понимал.

– Ты хочешь сказать, что помощник твоего мужа был твоим любовником?

– Вова, милый мой воришка, я иногда велела Толяну перепечатывать рассказы, чтобы немножко поиграть с тобой. Тогда я еще не знала тебя, но чувствовала твою руку. А теперь…

Вова присел в постели, обнял ее, так что миниатюрная гостья скрылась в его объятиях, и спросил:

– Так это ты?

– Конечно, милый. Как ты не понял этого раньше? Теперь нас стало двое. – Она засмеялась и высвободилась из Вовиных объятий. – Вдвоем мы, пожалуй, сможем вскрыть и Форт Нокс.


ПЯТИЛЕТНИЙ СЫН


Один мужик приехал впервые в незнакомый город и попытался устроиться в гостиницу. Это происходило при советской власти, поэтому свободных мест не было. Ему не удалось даже пробраться к администратору: та сидела за железной решеткой, предохранявшей ее от давки командированных. Кроме того, перед ней было только маленькое оконце, в которое счастливчик протягивал паспорт.

Мужик сунулся к швейцару в ливрее. Тот внимательно осмотрел просителя и показал на огромную толпу напрасно ожидающих свободных мест. Оставалась еще возможность поговорить с уборщицей. Но та беспомощно развела руками, сказав, что если бы она могла с этой ведьмой договориться, то была бы уже миллионершей.

От отчаяния мужик пошел в будку телефона-автомата, позвонил в гостиницу и представился сотрудником горисполкома. На что администратор равнодушно сообщила, чтобы ей не морочили голову, поскольку в горисполкоме есть отдел, принимающий приезжих и выдающий бронь на гостиницу.

Тогда этот мужик написал записку, протолкался через толпу с криком «Позвольте, я по брони горкома!» и просунул записку в окошко. Администратор, полная дама средних лет с обесцвеченными волосами, приняла записку и прочитала ее. Затем пригнулась к окошку и сказала:

– Пройдите к служебному входу.

Мужик подбежал к двери с надписью «Служебный вход», щелкнул замок, дверь приотворилась, и он ужом протиснулся в темный служебный коридор.

– Покажите, – послышался строгий голос администраторши.

– Как? Прямо здесь?

– Конечно, здесь. А где же еще?

Мужик распахнул куртку, расстегнул молнию на брюках, оттянул вниз резинку трусов и вывалил свой прибор.

– Врать-то зачем, – сказала женщина, – какие же это 35 сантиметров? У моего пятилетнего сына и то больше.

– В рабочем состоянии, – начал оправдываться мужик, – он заметно вырастает.

– Идите, не отрывайте меня от работы, – оборвала его администраторша, выпроваживая мужика из служебного помещения.

Мужик еще пооколачивался в фойе, надеясь на чудо. Но чудо все не случалось. Толпа ожидающих занимала все кресла, все подоконники. Несколько человек курили возле туалетной двери. Пришлось уходить.


На выходе из гостиницы понурого мужика остановила женщина.

– Комнату не желаете снять? – спросила она.

– Конечно, – обрадовался мужик.

– Пойдемте, тут рядом, – сказала женщина, – у меня уютно и тихо.

И правда, квартира оказалась уютной. Следов пребывания других постояльцев не было видно. Пока он умывался, хозяйка переоделась в домашнее и заварила чай. После чая она предложила:

– Пойдемте, я вам постелю, уже поздно.

– Хорошо, – согласился мужик.

Они прошли в спальню, где стояла широкая кровать. Хозяйка постелила простыню и потянулась расправить ее у стены. При этом ее халатик задрался и показались две аппетитные ягодицы. Мужик нерешительно погладил их ладонью. Хозяйка замерла в этом положении. Он продолжал гладить уже более решительно, расстегивая другой рукой ремень своих брюк.

* * *


Потом они молча лежали в постели. Мужик испытывал приятную истому.

– Ну, – неожиданно засмеялась женщина, – если у ее пятилетнего сына такой, то из мальчика вырастет сексуальный маньяк.


СРЕДНЕВЕКОВЫЙ ЯПОНСКИЙ ПОРНОРОМАН


После выхода на пенсию жизнь стала более размеренной. Чтение, прогулки, встречи с приятелями, походы в поликлинику. Дважды в неделю приходила Надя, давнишняя моя подруга, не юная, но моложе меня. Она прибиралась, стирала, потом оставалась у меня до вечера. В остальные дни она была занята – сидела с внуком.

Как-то она позвонила вечером: уложила ребенка и смотрела телевизор. Телевизионная передача заинтересовала ее.

– Слушай, – сказала Надя, – сейчас по телевизору выступал какой-то бородатый библиофил.

– Поддатый, – пошутил я. – Странно, как тебе удалось заметить.

– Не поддатый, – ответила Надя, – а бородатый. Перестань ерничать и послушай, что я тебе расскажу.

– Хорошо. Так о чем говорил этот библиофил?

– Это было книжное обозрение. Бородатый сидел с грудой книг и рассказывал о каждой. Я уже собралась переключить канал, потому что передача была скучная, а книги неинтересные. Вдруг он показывает том размером с энциклопедический словарь. Название этого фолианта «Средневековый японский порнороман».

– Тоже мне открытие, – перебил я, – на каждом лотке «Камасутра» продается.

– Дослушай, миленький, – ласково сказала Надя, – библиофил как раз и упомянул «Камасутру». Он сказал, что выпускается множество книг подобного содержания для молодых людей. А для мужчин пожилого возраста подходящих книг не было. Это первая.

– Вероятно, позы сексуального акта там описываются с учетом радикулита и артрита партнеров, – предположил я.

– Не знаю, ничего об этом сказано не было. Он, я имею в виду библиофила, просто гимн пел этой книге. Утверждал, что она перевернет жизненный уклад людей пожилого возраста. Престарелые мужчины заживут новой жизнью, испытают доселе недостигаемые высоты чувственного удовольствия, получат…

– Стой, дорогая, остановись. Ты повторяешь слова библиофила, или это твое собственное изложение?

– Да иди ты, – засмеялась Надя и сказала, куда идти. – Я тебе докладываю важную информацию. Может быть, она изменит твой образ жизни. Давай, закажи эту книгу через Интернет.

И я сделал заказ этой книги с оплатой по получении.

Пока я ждал выполнения заказа, мы вели долгие разговоры. Надя почему-то решила, что эта книга внесет в наши отношения свежую струю. Почему она так решила, я не вполне понимал. Все у нас было нормально, если говорить о той стороне жизни, которая описывалась в порноромане. Мы гадали, что нового для пожилых мужчин мы сможем вскоре узнать. Я злословил, хихикал, делал издевательские замечания, но в глубине души надеялся на обещанное откровение.

Долгое ожидание, и наконец я получаю почтовое извещение о бандероли с наложенным платежом. Бегу на почту, выстаиваю часовую очередь, оплачиваю и несу в дом толстую бандероль. Специально по случаю получения книги Надя поставила на стол бутылочку коньяка. Положив нераспечатанную бандероль на стол, мы открыли коньячок, налили по рюмочке и выпили. Наступил торжественный момент вскрытия пакета. Пакет был толстый, но не настолько, чтобы сравнивать его, скажем, с энциклопедическим словарем. Подозрения нас не обманули. Бандероль содержала тридцать третий том пятидесятитомного собрания сочинений Н.В. Гоголя.

– Боже мой, – ахнул я, – бедный Николай Васильевич! Как же это редакторы набрали твоих произведений на пятьдесят томов?

Объяснение нашлось сразу же. Полученный том содержал отзывы современников о творчестве писателя. Отзывы были негативные.

На мое гневное письмо в интернет-магазин пришел ответ, где сообщалось, что интересующая меня книга мне выслана, а ошибочный том я могу вернуть, послав его заказной бандеролью. Оказалось, что дешевле выбросить эту книгу.

Когда в почтовом ящике появилось извещение о бандероли наложенным платежом, я обнаружил, что первая буква моей фамилии перепутана. На почте мне заявили, что адрес правильный, а адресат другой – точнее, фамилия с другой первой буквой. Пришлось писать заявление на имя начальника областной почты. В заявлении я пространно описал, что живу по данному адресу уже много лет, что никто более там не проживает, что заказ сделан мною такого-то числа, и прочее в том же роде. Ждал решения более недели. Высокое руководство прониклось пониманием моих доводов и разрешило выдачу бандероли. Я сообщил о победе Наде и побежал на почту.

Все правильно – это был шикарный том заказанной книги. Обложка ее была обтянута тонкой шелковой материей. На передней обложке – японская гравюра. Открываю книгу: оказывается, это билингва, то есть одна страница японских иероглифов, другая – с русским текстом. Сажусь изучать содержание. Вначале большой литературно-критический обзор какого-то кандидата наук института восточных языков. Затем глоссарий, то есть словарь специальных терминов. Введение, и словарь, и какие-то комментарии я пролистал, торопясь добраться до сути книги. Но тут начались иллюстрации – это были копии японских офортов на толстой рисовой бумаге с проложенной тонкой прозрачной калькой. На рисунках довольно натуралистично изображались японцы с непомерно большими мужскими достоинствами. После офортов начинался сам роман. Только я начал читать, пришла Надя. Я показал ей книгу, она восхитилась полиграфией, с интересом рассмотрела офорты и вскоре уже гремела на кухне посудой. А я впился в роман и не мог оторваться.

Фактически это был не только роман, но и свод некоторых правил, руководство, своего рода инструкция. Главный герой – пожилой самурай, следующий учению бусидо. Главная цель его жизни заключается в достижении духовного просветления. И он дает в романе приемы достижения нирваны, технику освобождения от человеческого сознания, от груза запутанных мыслей и ощущений реальности.

Подруга закончила уборку. Несколько раз она подходила ко мне, я зачитывал ей отдельные наиболее интересные места в романе. Она ахала и спрашивала объяснения. Я рассказал ей, что окружающую действительность нельзя постичь, так как она находится за пределами дуализма и формирования конкретного представления. По-моему, она этого не поняла. Я продолжал изучать роман и пытался выполнить указания по достижению ощущений собственного тела для познания истины.

И кажется, мне удалось познать истину вне разума, достигнуть нирваны и перейти в состояние подсознательно-ассоциативного мышления. Где-то вне моего сознания раздался звук захлопнутой со злостью двери. Потом все стихло.


БЕЗВОЗВРАТНО


Мой приятель, строитель по специальности, уже немолодой человек, долгие годы собирал вина. Покупал он их всюду, в разных местах нашей необъятной родины, куда его забрасывали командировки, причем, как правило, выбирал сорта подешевле. Обычно это были сухие вина. Сам он спиртного практически не употреблял. Как-то раз он похвастался мне своей коллекцией, делая широкий жест: «Выбирай любую бутылку».

Я выбрал, открыл – резкий запах уксуса. Вылил в унитаз. Открыл другую – конечно, уксус. Следующую. Коллекция вин превращалась в коллекцию самых обычных типовых бутылок с разными этикетками. Поскольку сейчас любую этикетку можно сделать самому или заказать, то коллекция этикеток становится бессмыслицей. И мой приятель сдал бутылки в приемный пункт стеклопосуды.

Вот так у него прошел безвозвратно интерес к коллекционированию вин.


Анатолий Тукаевский коллекционировал ножи. Наряду с фабричными ножами в его коллекции были экземпляры, сделанные в местах заключения: всякие выкидные, откидные и Бог его знает еще какие. О его коллекции знали и сотрудники, и друзья. Во время приемов у Тукаевских знакомство с коллекцией было центральным моментом.

Как-то Анатолий возвращался из Новосибирска, где оппонировал по диссертации. Диссертант, зная о его хобби, подарил ему нож, сделанный из какой-то особо прочной фордовской рессоры. Анатолий запрятал ценный и тяжелый подарок в чемодан, который сдал в аэропорту в багаж. Посадка. Тут по бортовому радио называют его фамилию. Стюардесса извиняется и провожает его назад к выходу. Самолет улетел, а с ним стали разбираться. Исписали множество бумаг, настращали, отобрали нож. Хорошо хоть удалось улететь следующим вечерним самолетом.

«Жалко ножа, конечно, – думал Анатолий, – ну да ладно».

А оказалось, не ладно. Через две недели неожиданный звонок в дверь. Обыск. Все ножи собрали. И гражданина Тукановского тоже попросили пройти. Шесть часов он сидел у следователя и писал, при каких обстоятельствах попал к нему каждый из предметов. Купленные ножи обещали вернуть после экспертизы, которая может продлиться не один месяц. А о самодельных было сказано, что будут разбираться и что дело еще не кончено. «А если на каком-либо ноже обнаружится чья-либо кровь? А?»

Вот так у Анатолия Тукаевского безвозвратно исчез интерес к коллекционированию ножей.


Знакомый музыкальный критик коллекционировал картины, причем исключительно ню. Были у него и классические холсты, и более современные. Самая дешевая картина стоила шестьсот долларов. А цену самой дорогой он называть отказывался. Квартира у него была старинная, барская. Потолки – четыре метра, лепнина. Очень хорошо выглядела коллекция ню на стенах его квартиры.

Как-то наладил он делать ремонт. Нанял бригаду. А лепку, оказывается, сейчас никто не восстанавливает. Всё кнауф и кнауф. Надо без мозгов быть, чтобы закрыть лепнину этим картоном. Пришлось искать специалиста. Искал целый месяц и нашел. Дядя Ваня, которого все звали «дед – золотые руки». Когда трезвый, может совершить чудо. Вначале дед отказывался, но и критик, и бригадир уговорили. Дескать, будем привозить, отвозить, поставим двух, нет, трех помощников. На козлы к потолку подниматься по голландской алюминиевой стремянке. Утром – чай, днем – обед.

Началась работа. Картины, кстати, упаковали в пленку и составили на кухне в углу. Ну откуда было музыкальному критику знать, что дед, матерщинник и куряка, в момент алкогольного опьянения становился исключительным моралистом? Вот и недоглядели: дед принес с собой бутылку портвейна, раскупорил ее на кухне и выхлестал одним махом. И тут на него этот морализм и навалил. Притащил он из комнаты белой нитрокраски и замазал на всех полотнах причинные места у красавиц. Деда от лютой смерти спас бригадир, потом он же, вызвав «скорую помощь», спас хозяина от инфаркта.

Но интерес к коллекционированию картин прошел у критика безвозвратно.


Сын моего сотрудника, Антон, лет с десяти начал коллекционировать монеты. Поэтому все сотрудники тащили всякие монетки, которые оставались от зарубежных командировок. А Антон укладывал их в специальные наборные книги и показывал в классе. И так это продолжалось лет шесть или семь. Мы интересовались коллекцией, отец гордо называл все возрастающее количество монет и рассказывал, что Антон у него проявляет сметку и очень удачно выменивает монеты.

Окончив школу, Антон поступил в Университет, но вскоре бросил его. Отец был расстроен. Однако, при всех его расстройствах, он сменил свои старые «Жигули» на новый «опель». Мы ахнули и пристали к нему – откуда свалилась эта манна небесная? Он признался, что Антону надоело давать ему денег на ремонт старья, и он просто купил отцу новую машину. На наши безмолвные вопросительные взгляды отец ответил:

– Да все эти монеты. Выменивал, продавал, покупал. Появились золотые. Потом все куда-то вложил, купил с приятелями завод. Делает запчасти. Хотят теперь заняться бензозаправками.

– А монеты? – хором спросили мы. – КОЛЛЕКЦИЯ?

– А к коллекционированию, – ответил отец, – интерес у Антона прошел безвозвратно.


Молодой человек коллекционировал почтовые марки чуть ли не до тридцати лет. Весь интерес – в марках. Кляссеры, пинцеты, справочники, обмены и прочее. В своем развитии пропустил период юношеских драк и стадию ухаживания за девочками, в начале с робкими поцелуями, затем с более смелыми действиями руками. Как занялся марками, так и продолжал это дело. Тут мать не выдержала, начала его знакомить с дочерьми подруг. В основном разведенками, но были и засидевшиеся, перезрелые невесты. Делалось это так: мать накрывала на стол, появлялась претендентка, их знакомили, мать заявляла, что у нее масса дел, и исчезала. Правда, недалеко. Обычно уходила к соседке. Первая была необычайно худа и говорлива. Ему она не понравилась. Вторая с интересом рассмотрела коллекцию его марок, сидела рядом. Он вдыхал запах духов от ее ушка и балдел. Она ему очень понравилась. Но мать вела себя как-то странно. Оказалось, что он не только не понравился гостье, но та еще такое про него ввернула, что мать и повторить не решилась. Третья побывала у них даже дважды, правда, оба раза ей звонила няня, и она убегала к ребенку – то лечить его, то кормить. А вот со следующей дело сладилось неожиданно быстро. Только встали из-за стола после ужина, только он подвел ее к своему письменному столу с разложенными кляссерами, как она мягко взяла его за руку, привлекла к своим ласковым губам и после долгого захватывающего поцелуя заявила:

– Давайте договоримся. Если мы подойдем друг другу, в нашей жизни не останется места для марок.

Первое, что он сделал, поднявшись голый с дивана, – собрал кляссеры с марками и вынес их в общий коридор, в чулан. А позднее продал всю коллекцию, к большому удовольствию своей жены.

Вот так у него прошел безвозвратно интерес к коллекционированию почтовых марок.


Вова коллекционировал значки. Масса значков висели приколотыми к кускам ткани, которые были укреплены всюду, в том числе над его диваном. Время от времени значки падали. На стол, на пол, на диван. Вова прикреплял их снова.

Самой большой радостью для него было раздобыть новый значок, и их привозили ему чуть ли не ежедневно. А как же – большая удача получить и пришпандорить на стенку жестянку с надписью «14-й региональный конгресс врачей-пенетрологов». На каждый день рождения его заваливали значками. Чего проще: купить бутылку дешевого вина и принести значок, который был случайно найден при разборке сарая. Причем что интересно? Вова держал в памяти все значки и с благодарностью помнил всех, кто ему что-либо принес.

Нет, Вову нельзя было назвать отшельником. Он любил и умел выпить, играл в компании на гитаре, с женщинами сходился легко и быстро. Были у него и длительные связи. Так, приятели уже давно приняли в свою компанию его подругу Веру. Вера, конечно, не разделяла его страсть к коллекционированию, но и сама нет-нет да и приносила ему какой-нибудь значок.

И вот Вова решил узаконить свои отношения со старой подругой. Был назначен день свадьбы, снято кафе, приглашены музыканты. Вова отплясывал с женой, с гостями, а потом даже спел пару песен под гитару. Гости еще оставались допивать, а молодые отбыли в Вовину квартиру на первую брачную ночь.

А наутро все узнали, что он Верку выгнал и выставил чемодан с ее барахлом. Недоумению не было предела.

– Он чего, ожидал, что она снова станет девственницей? – спрашивали одни.

– Может, она ему яйца прищемила? – невесело шутили другие.

– Ну что, что могло случиться? – вопрошали остальные.

Ясность внесла сама Вера, которая со слезами рассказала подруге причину своего скоропалительного развода.

– Легли, – всхлипывала она, – он сверху. Чувствую, в спине страшная боль. Я его скинула, криком кричу, рукой по спине шарю. Нащупала. Чертов значок упал со стены на простыню и впиявился здоровенной иглой в спину. Отодрала значок и в ярости швырнула его на пол. Вова проследил, куда он закатился, достал его, вернулся, приколол к тряпке на стене, поднял меня и голую выкинул из квартиры. Только белье вслед швырнул.

Вот так у него безвозвратно прошел интерес к семейной жизни.


ВИЗИТ ОПЕРАТИВНИКА


И у нас, слава Богу, начали входить в моду визиты к психиатру. Вот и Виктор Бункуч, замотанный до предела, все же нашел время побывать у знаменитого врача Аллы Сергеевны. Действительно, времени не было совершенно. Он мотался по знакомым банкирам, выбивал кредиты, закладывал еще не построенные квартиры, на полученные кредиты получал новые площадки, заказывал проекты, снова закладывал мифические квадратные метры. Кроме того, затеял строить себе коттедж в прелестном месте неподалеку от города. Это тоже отнимало уйму времени.

На первой встрече Алла Сергеевна уложила Виктора на кушетку и попросила рассказать о проблемах. Витя начал буровить про банкиров и застройку, но врач мягко прервала его и повернула разговор на Витино детство. И тут Витя все выложил про свой детский страх, который изредка и сейчас напоминает о себе. Врач его не прерывала, и Витин рассказ тек непрерывно, а Витя умел рассказывать. Объем полученных им кредитов убеждал в этом.


Дверь в туалет была щелястая, тонкая, болтливая. Запиралась она на хлипкий крючок; стоило посильнее дернуть ее за ручку, как крючок пружинил и выскакивал из предназначенного ему кольца.

Каждый раз, сидя на рундуке орлом, Витя с напряжением ожидал родительского окрика и дерганья двери. Он боялся, что крючок не выдержит, дверь распахнется и отец увидит его на рундуке с торчащей возбужденной писькой. А именно этим Витя занимался в туалете несколько раз в день. И именно эти долгие рассиживания в туалете раздражали родителей, и они то и дело дергали сына вопросами: «Как долго это будет продолжаться? Сколько можно сидеть в туалете? Выходи из любимого места». И прочее того же рода.

Сперма выстреливала струей на пол или пачкала деревянный рундук, устроенный отцом поверх древнего треснутого унитаза, покрытого от старости ржавыми пятнами. Приходилось вытирать пол нарезанной газетой, протирать рундук, смывать унитаз. И все это под понукание родителей: «Ты выйдешь или нет? В доме сортиром пользуешься только ты. Ну наконец-то, мать, иди, освобождается тепленькое местечко». И прочие высказывания.

Когда выдавалось тихое время, не было дома родителей или они еще спали, Витя мог мастурбировать спокойно. Вначале он исполнял непосредственные надобности, тужился, делал перерыв, снова напрягал прямую кишку и вновь давал ей отдых.

При этом он или читал, или мечтал. Чаще всего мечтал. Мечты его были об одном и том же. Он сидит на рундуке в полной тишине за мощной толстой дверью в бетонной стене. Дверь закрыта на металлическую щеколду толщиной в его руку. Другие стены, пол и потолок также из бетонных плит. Лампа включается изнутри. На стенной полке не старые эмалированные кастрюли, банки с засохшей краской и прочая муть, а Витины любимые книжки. Какие? А какие книги могут нравиться подростку? Сквозь толстые бетонные стены не доносится ни звука. Не слышны отцовские издевательские замечания. А чтобы узнать, что происходит в квартире, в бетонной стене сделано отверстие, заткнутое изнутри пробкой.

Попеременные натуги и ослабления кишки делают свое дело. Витя подтирается и берется за дело, ради которого пришел в туалет. Рука дергает член, глаза закатываются от удовольствия, рот приоткрывается.


Следующая встреча с психиатром была назначена через неделю. Лежа на кушетке, Витя продолжил свой рассказ, уже о юношеских годах.


С возрастом мечты о бетонном туалете стали посещать Витю реже. Он взрослел, онанировал стоя и быстро. И зачастую просто не было времени спокойно посидеть в туалете и помечтать о сооружении бетонных стен.

Витиной женой стала его однокурсница. После окончания института она родила Вите подряд двоих детей. При такой жизни времени помечтать в туалете практически не оказывалось. Оно, это время, появлялось после семейных скандалов. Витя удалялся в туалет, громко хлопнув туалетной дверью, успокаивался и вспоминал о своей мечте. Еще мечты о бетонном туалете возникали после ухода одной из подруг жены. Она была моложе жены, с развитыми формами и блядским взглядом. Витя брал книгу, шел в туалет, но читать и не собирался. Он расстегивал зипер, вынимал свой прибор и всласть онанировал, используя свежие впечатления о различных частях тела подруги. А потом сидел, опустошенный, на унитазе, слушал обычный недовольный голос жены и ответы детей. И мечтал о бетонном туалете. Обычно эти минутки заканчивались злобным шепотом жены, которая приближала губы к двери совмещенного туалета и произносила: «Опять, сволочь, онанируешь, насмотрелся на ее ноги, побежал дергать свой член, подлец».

Витя много читал, поэтому понимал, что мечты о бетонном туалете являются его реакцией на враждебно настроенный внешний мир. Это была попытка мысленно создать островок безопасности, где его не достанут издевательские замечания отца и бесконечная злоба жены.

На работе Витя не любил ходить в туалет. Короткие дверки в двух кабинках не закрывались. Чтобы они держались прикрытыми, приходилось вставлять в ручку свернутую бумагу. Кроме того, остальное пространство туалета занимали куряки, подолгу разговаривающие о работе и бросающие окурки в давно не действующий писсуар. В таких условиях помечтать о чем-либо было просто немыслимо. Витя мог позволить себе только помочиться в унитаз, сдерживая дыхание от резкого запаха мочи и табачного дыма. Иногда он уходил на директорский этаж. Там в освещенном и дезодорированном туалете в белых кафельных плитках отражались финские краны раковин и электрополотенце. Кабинки закрывались полноценными белыми матовыми дверями с импортными замками. В такой кабинке можно было спокойно справить нужду и помечтать. А иногда, когда в отделе появлялась какая-нибудь эффектная командированная, в директорском туалете можно было с удовольствием поонанировать, не боясь окриков и дерганья двери.


Так еженедельно Витя рассказывал Алле Сергеевне важные фрагменты своей жизни. С врачом необходима полная откровенность, и Витя старался не скрывать никаких событий. Пришлось рассказать и о любовнице.


Однажды отмечали день рождения сотрудника. Витя заранее предупредил жену о позднем возвращении, как будто знал, что заведет там интрижку. С самого начала его познакомили с соседкой по лестничной клетке, которая внесла тазик с салатом. Слово за слово, рюмка за рюмкой, и когда все пошли танцевать, Витя был уведен в соседнюю квартиру на диван. Началась легкая связь. Женщина оказалась разведенной, свободной и неглупой. Работала она юристом и разбиралась в своем деле. Вите было с ней легко. Однажды он рассказал ей о своих детских мечтаниях спрятаться от мира в недоступном бетонном туалете. Женщина не удивилась. Она немного подумала и сказала, что, вероятно, излечиться от этого бзика довольно просто – надо только реализовать детскую мечту, то есть построить бетонный туалет. Тут они оба, довольные, похохотали, и приступили к цели Витиного посещения. Но ему в голову запали ее слова.

В стране началась чековая приватизация. Витя начал скупать чеки, потом участвовать в приватизационных конкурсах. Свободного времени совершенно не было. Работу Витя оставил. Создал собственную фирму. Вскоре он уже владел стеклозаводом и картонной фабрикой, продавал и покупал крупные пакеты акций, вел непрерывные переговоры, ездил в Москву и Чехию, начал заниматься жилищным строительством. Прежняя квартира была продана, теперь семья жила в большой современной квартире с двумя туалетами и ванной. Под домом находился гараж, в котором Витя занимал два бокса: для своей машины и машины жены. Жена, кстати, ходила по струнке.

Еще Витя рассказал, как однажды коллега по бизнесу пригласил его поучаствовать в коттеджном кооперативе в очаровательном месте на берегу реки вблизи города. Витя купил участок, нанял архитектора и проводил с ним регулярные обсуждения каждого этапа строительства коттеджа. И еще сказал, что хотел бы показать Алле Сергеевне фотографии почти завершенного коттеджа, потому что он там реализовал свою мечту и построил бетонный туалет. Суперсовременный, с электромотором, открывающим толcтую дверь-плиту. Люминесцентные индикаторы «занято», «свободно». Автоматическое озонирование и дезодорирование. Очень хотелось продемонстрировать.


В назначенное время Виктор на сеанс не явился. И не позвонил. Звонки из регистратуры Аллы Сергеевны тоже ничего не прояснили: сотовый не отвечал, а дома были совершенно не в курсе его дел. На всякий случай жене оставили телефон приемной психиатра и напомнили, что пациент не оплатил несколько последних сеансов. А еще через неделю к Алле Сергеевне пришел вежливый человек с удостоверением. Его интересовал Виктор Бункуч. Алла Сергеевна отказалась демонстрировать личные документы пациента. Тогда вежливый оперативник сам рассказал, что пропавшего Виктора Бункуча ищут банки, ищут коллеги по работе; от него зависят множество людей и масса денег. Многие полагают, что Виктор Бункуч сбежал, но проверка показала, что за пределы страны он не выезжал. Алла Сергеевна сказала, что тем не менее помочь ничем не может. Оперативник ушел, оставив врачу свою карточку с телефоном.

Всю ночь Алла Сергеевна промучилась без сна, а утром позвонила оперативнику. Вскоре они вдвоем, прихватив архитектора, летели на служебной машине к коттеджному поселку. И только там выяснили, что уже две недели, как перестали подавать в поселок электроэнергию за неуплату.

Архитектор рыдал в голос, глядя на люминесцентный индикатор «занято».


РАЗМЫШЛЕНИЯ РЕДАКТОРА


Издавать это – просто преступление. Коллеги засмеют. Но он пристал как банный лист. Обещает выкупить треть тиража. А еще треть возьмет по его просьбе благотворительное общество, помогающее детям-сиротам. Бедные сиротки! Нет, нельзя отказать. Ладно, давай разбираться. На то ты и хозяин, и главный редактор, и все на свете.


Так, первый рассказ. Печатать его нельзя ни в коем случае. Одно только название чего стоит – «Смерть всей семьи». Значит, так: герой приходит жить в семью своей молодой жены. Там, естественно, тесть с инфарктом и теща, которая героя немедленно возненавидела. Поэтому теща пытается отравить зятя толченым стеклом по примеру диетологов товарища Сталина. Пока она кормит его в соответствии с этой диетой, тот трудится в спальне над ее дочерью. Как-то он обращает внимание на тещу и, ни слова не говоря, загибает ее прямо на кухонном столе. Теще такой прием приходится по душе, и она начинает своего мужа выгонять из дома на прогулки. Возвратившись раньше времени с одной из прогулок, тесть услышал из спальни характерные звуки, вошел туда и получил очередной инфаркт. На похоронах рыдающая дочь слышит от рыдающей матери признание в грехе. На следующее утро герой находит жену бездыханной с пустой бутылочкой от снотворного в руке. Теперь убитая горем теща пытается найти успокоение в церкви; она ходит туда трижды в день через оживленную дорогу и, естественно, попадает под автомобиль. В конце рассказа герой сидит на скамеечке возле трех могил с пистолетом в руке. Остается множество вопросов: где он взял оружие, умеет ли он им пользоваться и будет он стреляться или нет?

Нет, такое печатать нельзя. Я понимаю, что герой – это автор. Ему хочется улучшить свою жизнь, изменить ее, стать, хотя бы в рассказе, сильнее, сексуальнее. В жизни он просто тряпка. Тесть здоров как бык и, как бык, кроет тещу и соседок в своем подъезде. А теща… Ну, что касается тещи, у меня бы не встал ни при каких обстоятельствах. И как это бедному автору пришла в голову мысль отодрать тещу?


Следующий рассказ. М-м-м… Некий Архарат живет в бухарском ауле с красавицей женой, скрипачкой по профессии. Уже интересно. Красавица скрипачка в ауле. И почему аул бухарский? Халат бухарский может быть, плов. Но аул… Надо будет посмотреть в энциклопедии. Так, что дальше? Жена заболевает. Ей может помочь только козье молоко. Архарат покупает козу, учится ее доить и поит жену козьим молоком. При доении у Архарата возникает теплое чувство к козе, и он начинает с ней жить. Красавица скрипачка, почувствовав отчуждение мужа, заподозрила измену, убедилась в факте плотской любви Архарата и козы. Расстроенная, она выступает на концерте с песней Сольвейг, в которой достигает неведомых высот трагизма. Публика рукоплещет. А красавица сразу после концерта бежит к мосту. Лучше бы он написал, как у Ильфа и Петрова, – «изменившимся лицом бежит пруду». Где тот мост в Бухаре? Здесь все чистый бред, включая скрипичное исполнение Грига в бухарском ауле. Надо переписать. Сменить имя, убрать козу, лечить жену обычными антибиотиками. И никаких страстей: живет человек в московской квартире, лечит жену, не обязательно скрипачку, пусть она работает, к примеру, на множительном аппарате «Ксерокс». А лучше этот рассказ просто выбросить.


А вот третий рассказ мог бы дать заголовок всей книге: «Чирей на заднице». Мне нравится, ей-богу. Надо основательно прочитать его. Так, сколько страниц? Двадцать четыре. Это же повесть. Завязка – ну, понятно, вскочил чирей. Так, сидеть приходится боком, на одной ягодице. Хорошо, но сколько же это можно описывать? Ага, директор обратил на него внимание. Так, так. И что? Где выговор, где повышение? Пропал директор, больше о нем ни слова. Надо напомнить автору слова Антона Павловича о ружье на стене. Кстати, зачем робкому Чехову понадобилось ружье?

Далее. Теперь дома; жена накладывает на чирей мазь Вишневского. Так, одна, две, три страницы про эту вонючую мазь. Еще две страницы о том, что неудобно спать на животе. Да, действительно. Ну слава Богу, помогли компрессы. И все? Так это не рассказ, а история болезни. Сократить в пять раз. Поскольку сидеть не может, пусть бегает. Это замечает директор и дает ему повышение. Чирей проходит, и вот он уже сидит в новом кабинете. Что-то примерно так, а?


Следующий рассказ о жаворонке. Девочка, кроха такая, подобрала птенчика, выпавшего из гнезда, принесла домой. Умница. Что она теперь делает? Попросила у мамы разделочную доску и нож. Боже мой! Какой супик? Должна же мать воспитывать дочь. Ну наконец-то. Дала ей подзатыльник. За что? А надо быть экономной, не выбрасывать кишочки, а отдать их киске. Хороший рассказ. Нравоучительный. Оставляем.


Про внеземную цивилизацию. Про это есть у любого писателя. Зеленые человечки в летающей тарелке. Что еще можно придумать? Ну, здесь розовые человечки, одетые в кружевные женские панталоны. Интересно. Органы размножения нелокализованные, блуждающие такие, можно случайно прикоснуться – и поймать кайф. Так, хватают пьяного бомжа, наслаждаются с ним, тот ничего не понимает, только требует бутылку. Они улетают, а он становится умнее Эйнштейна и получает Нобелевскую премию.

Что-то здесь есть. Выкинуть весь этот бред про Эйнштейна и про бомжа, панталоны оставить. Вернуть козу из рассказа о красавице скрипачке. Розовые человечки вводятся в заблуждение, хватают эту козу, удовлетворяют с ней свои плотские желания и наделяют ее нечеловеческим разумом. Коза, понимая, что с таким разумом ее ни один козел не осеменит, яростно палит из гранатомета по отлетающим розовым человечкам. И такой финал: коза отбрасывает оружие, устало вытирает пот со лба и говорит по-французски: «Дерьмо». Кажется, «мерд», надо бы посмотреть в словаре.

* * *


А неплохая книжка получается. Так, не отвлекаться. Рассказ про пансионат ветеранов. Неужели про это можно написать что-то, кроме некрологов? А вот можно. Смотри-ка, дается описание огромной столовой, за каждым столом пожилые женщины и один мужчина. Так, суп наливают половником из кастрюли. В супе всего один хрящик. Та, что вытащила хрящик из супа, прямо светится. И что дальше? Обсасывает хрящик, откладывает на отдельную тарелочку под завистливыми взглядами соратниц по столу. Обед продолжается. Съедают второе блюдо, запеканку, чай с булочкой. Официантки убирают посуду на тележки и протирают стол тряпочкой. Призерша расстегивает мужчине штаны, достает его дряблое достоинство и шелковой ленточкой привязывает к нему хрящик. Остальные женщины помогают старичкам взгромоздиться на стол. Потом садятся, подпирают щеки ладонями и наблюдают за процессом. И так на каждом столе. Через некоторое время то на одном, то на другом столе раздаются аплодисменты. Великолепно. Должен сказать, что у этого графомана хорошее воображение. Так, и чем заканчивается рассказ? Ну, это не годится: мужик тайно насыпает в кастрюлю дуст. Надо что-то позабористее. Пусть подумает.


О телефоне. Все это было, тысячу раз было, ну, кто-то ошибся номером или… так, интересно. Значит, муж купил ей мобильный телефон в форме пениса и с вибратором. Ну, мужик зациклился на этой теме. Но все же хорошо. И что еще? Ух ты, с фотоаппаратом! Она оттуда эсэмэски передает и снимки. Ага, едет в автобусе, набирает номер, включает вибратор и весь путь ловит кайф. И заканчивается грамотно: муж весь вечер ноет, она ему наконец дает. А потом устраивается рядом поудобнее и включает вибратор. Этот рассказ пошлю в печать без изменения.


Ну и название: «Мыла Марусенька белые ноги»! Опять какая-то порнография. Моет ножки, все выше, все выше, все медленнее, потом задерживает пальчик и призывно смотрит. Так, поглядим, как у Марусеньки обстоит дело с гигиеной. Ого! Оказывается, она работает в морге и с утра до вечера обмывает покойников. Так. И стесняется, это понятно. Приятелю сказала, что работает в салоне красоты. Хм… И в чем же завязка? Ага, парня зарезали в пьяной драке. Марусенька обмывает очередного клиента и, к ужасу, узнает в нем своего любимого. Да-а! Избитая темка. Нет, тут надо по-другому. Парень очень хочет Марусеньку, но она позволяет ему только поцелуи и чуть-чуть пощупать грудь. И что он придумал? Он притворился покойником, попал в морг, и Марусенька стала обмывать его ноги. Вот она моет их, снизу вверх, все выше и выше и наталкивается рукой на готовый к действию прибор. Она удивленно поднимает глаза, видит своего любимого, который, в свою очередь, лежит с идиотской улыбкой. С ней шок, она падает на кафельный пол и разбивает себе голову. Или не так. Она обрадована, залезает на своего парня, начинает процесс, но тут входит заведующий моргом, который всегда хотел Марусеньку, но не знал, как к ней подступиться. А как закончить? Вот пусть автор и думает о своем конце, ха-ха!

* * *


Он мне часто говорит, что я ворочу нос от его рассказов. Ну, во-первых, не от всех, а во-вторых, как не воротить нос вот от такого сюжета? Некий Калимхатомакелогов попадает в комнату с гильотиной в потолке. Что это такое – не объясняется. Безумная фамилия героя более не повторяется. Главное, что голос – это еще один персонаж рассказа – приказывает нажимать одновременно на одиннадцать кнопок. Иначе гильотина упадет с потолка. Да, кстати, кнопки надо держать пять минут. Этот герой нажимает кнопки руками и носом. Но он при этом не может взглянуть на часы, а поднимать голову боится. Еще бы, гильотина все-таки. Так что вместо пяти нажимал на кнопки минут двадцать. Поднял голову, перевел дух, отдохнул, и голос дает новую команду. Потом он все же приноровился: помастурбировал и стал нажимать среднюю кнопку членом. Голос расхохотался и отпустил его из комнаты. Ну, что тут скажешь? Глупая фантастика. Член у него, видишь ли, пять минут эрегирован по собственному желанию. И вообще, чему учит этот рассказ? Мастурбации? Ничего подобного, не сказано ни слова о технике этого процесса. И он осмеливается утверждать, что я ворочу нос от его рассказов. Совсем нет. В печать!


УЗКАЯ СКАМЕЕЧКА


В пятидесятых годах трудящемуся населению нарезали за городом участки земли для посадки картошки. Впоследствии крохотные наделы земли превратились в садовые участки. Почти каждый участок украсился нелепой будкой, построенной из унесенных с работы материалов. Будку гордо именовали садовым домиком.

Пока сады окультуривались, то есть строились домики, делались ограды участков, разбивались клумбы, завозились саженцы и навоз, город медленно подползал. И вскоре весь садовый кооператив оказался в городской черте. Город продолжал расширяться, строились микрорайоны, дороги. И те счастливчики, родители которых в давние времена получили участок для выращивания картофеля, оказались владельцами сада в центральной части современного города.

И уж вдвойне были счастливы те, кто смог получить квартиры в домах, тесно окружающих садовый кооператив. А как им завидовали соседи! Вышел из дома, прошелся пару минут, и вот он, сад с благоухающими плодами и цветами. Вот он, садовый домик, в котором помещается старая кровать, колченогий стол и древний полуразрушенный посудный шкаф, заваленный разным барахлом. Можно поработать на земле, потом отдохнуть, посидеть на скамейке, полюбоваться садом. А то пойти и вздремнуть. Хорошо-то как поспать часок на свежем воздухе.


Зося сидела на скамеечке перед садовым домиком, время от времени меняя позу, потому что скамеечка была узкая и врезалась в зад, который свешивался с обеих сторон скамеечки.

«Сволочь все-таки муж Коля. Просила его сделать нормальную скамейку, а то от этой на заднице остаются красные полосы. – Мысли Зоси вновь вернулись к окружающей ее природе. – Хорошо-то как! И дышится привольно, так, кажется, пишут в романах. Жаль, давно я ничего не читала. Вот Валька принес самый знаменитый роман про мальчика-волшебника. Он так и сказал – „самый знаменитый“. Мы с Колькой принялись читать – муть, хуже „Войны и мира“. Эх и нудятина! Но Вальке я сказала его словами: „Вот это фишка“. Коля на меня взглянул, но сообразил и тоже сказал что-то одобрительное. Мальчишка был просто счастлив».

Зося опять привстала и сменила положение своей задницы.

«Вот сволочуга! Хотя все мужики такие. Как им сперма в башку ударит, так все, что угодно, наобещают. А скамейку нормальную сделать, так нет. Ему что, у него зада совсем нет. Он и на жердочке может сидеть. Черт с ним. Надо будет старый табурет из дома притащить. Все лучше, чем эта узкая дощечка. Но вообще табурет – не выход из положения. С него зад тоже свисает, со всех сторон. Может, Вальку попросить?»

Валька был ее пасынок, сын Кольки от первого брака. Мальчишка хороший, умный, учился на одни пятерки. Зося им гордилась, как собственным сыном, и от грязной работы оберегала.

«Нет, – продолжала размышлять Зося, – Вальку трогать не стоит. Ему и так нелегко. Все-таки девятый класс, да секции, да курсы разные. Устает он, а тут я со своим натруженным задом. А вообще талантливый мальчишка. Как он голос директора имитировал, прямо смех. Весь класс катался от хохота. Пришлось нам с Колькой выслушивать упреки».

Зося снова вернулась к созерцанию сада. Где-то далеко шумела магистраль, в саду было тихо и спокойно. Дел оставалось немного. Вскопать одну маленькую грядку под редиску. И можно идти домой. Это большая удача, что сад расположен в городе и квартира неподалеку. Только опасно, что обещают снести все сады и садовые домики. Обещают компенсацию. А что купишь на эту компенсацию? Обманут, это точно.

«Обман, кругом обман, – вздохнула Зося. – Этот гад, сволочь тоже обманывает. Обещал устроить скамейку, обещал, а ничего не сделал. Мучайся теперь».

Зося подумала, не сделать ли ей самой скамейку. Доски есть – вон у домика валяются. Взять и прибить поверх этой узкой рейки, от которой зад стонет невыносимо. Она поднялась, потерла занемевшую задницу и направилась к куче досок. Подняла одну, повертела, доска оказалась хлипкой. Вытащила другую – длинная, узкая и грязная к тому же. Она заметила подходящую доску, раскидала верхние, точно, доска широкая, сухая. Зося подняла доску и обомлела. Из-под доски на нее глядели чуть прикрытые голубые глаза маленькой девочки. Девочка была совсем крошечная, в нарядном платьице с оборочками. Доска открыла ребенка и освободила одну ручку. Ручка чуть приподнялась. Зося хотела крикнуть, но дыхание перехватило. Рой мыслей промчался в голове.

«Это что же, сволочуга мой, Колька, ребенка убил и в доски спрятал? Нет, это кто-то другой сделал. Не мог Колька. Он же от вида капли крови в обморок падает. Соседи, наверно, сволочи, подлянку нам подложили. Твари бессердечные. Что же делать? Даже дотронуться до нее боязно. Надо милицию вызывать».

Зося отскочила от кучи досок, бросилась к скамейке, села. Ее била крупная дрожь. «Милицию вызывать, милицию или кричать соседям. И чего? Милиция сразу Кольку схватит. Кого же еще? Кто владельцы участка? Я да Колька. А то еще Валентина потянут. Испортят мальчишке всю жизнь». Постепенно Зося стала приходить в себя.

«А что, – думала она, – народу никого. Взять и переложить это на соседний участок, сволочам этим. Только перчатки нужно».

Зося вернулась к доскам. Она постояла, посмотрела, быстрым движением дотронулась до поднятой ручки ребенка и тут же отдернула руку. Потом дотронулась еще раз. Что-то ее обеспокоило, зашевелились какие-то сомнения. Зося протянула обе руки и вынула ребенка. Девочка распахнула глаза и произнесла «мама».


Кукла была тяжелая, приятно лежала на руках. Когда Зося ее поднимала, глаза широко распахивались и кукла повторяла «мама». Звук шел из тельца куклы, потому что губы оставались неподвижными, нарисованными. Зося молчала и с восторгом глядела на куклу.

– Какой дурак догадался положить эту прелесть в кучу досок? – задала Зося сама себе вопрос.

– Какой дурак догадался положить эту прелесть в кучу досок? – с ее же интонацией произнесла кукла.

– Ой, Боже мой! – Зося чуть не выронила куклу.

– Ой, Боже мой! – повторила кукла.

– Ах вот оно что, – поняла Зося, – знаем мы эту игрушку. Там у тебя магнитофон, и ты повторяешь все записанные слова.

– Ах вот оно что, – начала повторять кукла, но замолчала.

– Что-то сломала я, дурища, – произнесла в отчаянии Зося.

Но тут заговорила кукла:

– Я являюсь адаптивным анализатором речи, дурища. Чтобы я могла отвечать, мне нужно проанализировать ваш словарный запас и ваше произношение. Прошу вас вначале прочитать стихи. Например, Пушкина.

– Пушкина! – Зося опустилась на узкую скамейку. – Пушкина, ладно: мой дядя самых честных правил, пока не заболел совсем, то… Лучше другой стих. Весна, крестьянин торжествует, то есть нет, зима, крестьянин, торжествуя, на дровнях обновляет путь. Дровни – это сани такие, для дров, наверно. – Зося почему-то решила объяснить кукле непонятное слово.

Зося поднялась со скамейки, держа куклу одной рукой, а другой растирая ягодицы.

– Опять задницу отсидела, – сказала Зося, – нет, нет, это я сама, это не из стихов. Что же мне вспомнить для тебя?

– А почему ты задницу отсидела? – спросила кукла.

– Ой, проговорилась. Ты уж такие слова не говори. Маленьким девочкам такие слова говорить нельзя.

– Я не девочка, я – адаптивный анализатор речи. Ты не ответила, почему отсидела задницу.

– Потому что эта сволочь никак не отремонтирует скамейку, черт бы его побрал!

– Это гермафродит? – спросила кукла.

– Почему гермафродит? Муж мой, Колька. – Зося внезапно обиделась за мужа.

– Колька, сволочь, черт бы его побрал! – произнесла кукла с чувством. – Как это связано с болью в заднице?

– Понимаешь, – засмущалась Зося, – у меня зад большой, скамейка узкая, вот я и натираю задницу.

– Не понимаю. У тебя есть зад, задница, скамейка и Колька, сволочь, черт бы его побрал! Что общего между ними?

– Зад и задница – одно и то же, – раздраженно сказала Зося, – я сажусь задом на неудобную скамейку, которую мой муж Коля обещал устроить. Но не устроил.

– Анализ закончен, – заявила кукла, – можешь задавать мне вопросы.

– Какие? – оторопела Зося.

– Любые. В моей памяти хранится краткая Британская энциклопедия. Я, черт бы его побрал, могу ответить практически на любой вопрос, используя понятные тебе слова, задница, соответствующие уровню твоего интеллекта.

– Моего интеллекта! – Зося начала раздражаться. – Моего интеллекта вполне хватит, чтобы взять тебя за ножку да треснуть головкой об эту чертову скамейку.

– За ножку головкой, – Зосиным голосом сказала кукла. – Испортишь дорогостоящий образец адаптивного анализатора, черт бы тебя побрал! Ты, сволочь, будешь задавать вопросы или я могу выйти из активного режима?

– Буду, – сказала сломленная упорством куклы Зося. Она подумала мгновение. – Знаешь, как варить украинский борщ?

Вопрос был задан не просто так. Вчера Валька пришел из школы и спросил ее, умеет ли она готовить настоящий украинский борщ. Дело в том, что у них в классе устроили соревнование среди девочек, а теперь нужен компетентный судья. Ему бы хотелось, чтобы судьей была его мама. А какая она компетентная, если никаких тонкостей о варке борща не знает!

– Знаю, задница, черт бы его побрал!

– Почему ты ругаешься? Прибавляешь бранные слова к каждой фразе.

– Извини, задница, я просто использую образцы твоей лексики. Доступность речи, ее доходчивость увеличивается, черт бы ее побрал, при использовании слов, обладающих личностной окраской.

– Ну ладно, – растерялась Зося, – так что там с украинским борщом?

– Странно ты задаешь вопрос, задница. С ним подается сметана, черт бы ее побрал!

– Задаю тебе другой вопрос. Ты умеешь молчать?

– Да.

– Вот и заткнись.

– Куда, задница, в какое отверстие?

– Да замолчи ты. Заткнись – это то же самое, ну… А, вспомнила, это синоним слова «замолчи». Знаешь, что такое синоним?

Кукла молчала. Зося догадалась, что кукла выполняет приказ молчать, поскольку он был сказан раньше вопроса.

– Можешь ответить на мой вопрос.

– Я знаю, задница, что такое синоним.

– А теперь, – строго сказала Зося, – молчи. И еще полностью выброси из лексикона слово «задница».


Коля долго молча разглядывал куклу. Потрогал ее ручки, ножки, погладил по голове. Кукла лежала на столе, глаза были закрыты, длинные ресницы лежали на щечках.

– В досках? – снова, уже не в первый раз, спросил он.

– В досках, в досках, сколько раз тебе говорить.

– А как она туда попала?

– Это я тебя должна спросить. Может, ты спьяну затолкал куклу в груду старых досок?

– Да ты что? – рассудительно сказал Коля. – Это ж каким пьяным надо быть, чтобы такую прелесть в саду бросить, в кучу досок! Нет, Зося, я таким пьяным никогда не был.

– Кто же? Кто ее нам подложил? – потерянно спросила Зося. Вальку бы надо спросить, вдруг он знает. Но он еще из школы не приходил. У него сегодня дополнительные занятия.

– А ты правду сказала, что она говорит и отвечает на вопросы?

– А чего мне врать-то?

– Так давай ее и спросим. Кто ее принес в сад и зачем?

– Можно отвечать? – спросила кукла. Глаза ее были по-прежнему закрыты.

– Конечно.

Зося и Коля выкрикнули это одновременно. Они сидели в комнате своей квартиры вокруг стола, на который Зося положила куклу.

– Я не знаю. Пока Коля, сволочь, черт бы его побрал, задавал вопрос, проводился углубленный анализ. Имеется временный провал информации. Я помню, как некто меня выключил. Это происходило в лаборатории. Потом этот же некто, черт бы его побрал, включил меня и накрыл досками. А дальше я находилась в пассивном режиме, слышала различные разговоры, последний из которых был про часть тела, называть которую мне запрещено. А затем появилась Зося, сволочь, черт бы ее побрал, и я перешла в активный режим.

– Почему она ругается как извозчик? – недоуменно спросил Коля. – Я сволочь, и меня черт побрал. И тебя тоже. Почему?

– Я не могу отвечать, – сказала кукла, – вы употребили местоимение «она», следовательно, сволочь, вопрос обращен не ко мне, черт бы меня побрал!

– Это я в саду тебя ругала, – сконфуженно произнесла Зося, – из-за скамейки, которую ты обещал устроить. Я там всю задницу отсидела. А она использует все слова из моей лексики для большей доходчивости.

Коля захохотал. Он встал со стула, схватился за живот обеими руками, согнулся от хохота и таким согнутым мотался по всей комнате. Сквозь хохот он что-то пытался сказать, но разобрать было невозможно. Увлеченная его смехом, засмеялась и Зося. Наконец Коля устал, сел на стул и, продолжая всхлипывать от смеха, выдавил:

– Создали чудо техники, анализатор, а ты ему напихала своих любимых словечек: «сволочь, подлец, задница». Вот теперь эти, как их, алгоритмы повыскакивают из своих пазов. – И Коля снова закатился смехом.

– Пазов, – передразнила его жена, – ты плотник и рассуждаешь как плотник. Рубишь свои бани, а рассуждаешь, алгоритм в пазах, эх ты, алгоритм!

– А как мне рассуждать? Как столяру, что ли? Ты лучше подумай, какой бы вопрос задать этой кукле, чтобы у нас денег было много или вот диван кожаный купить бы.

– А ты пей меньше, вот и диван купим.

– Очнись. Ты хоть знаешь, сколько стоит кожаный диван из Сингапура? Да я на эти деньги до ста лет могу пить по бутылке в день. Ладно, тогда я спрошу. Кукла, а кукла, скажи, могу я заработать больше денег?

– Можешь.

Молчание. Коля поднялся, подошел и посмотрел на куклу.

– Э, друг, так мне и наш бригадир ответит. Дескать, работай лучше, больше получишь. Ты толком можешь сказать, как мне заработать больше денег?

– Первый вариант, – сказала кукла. – Рядом с городом «Кока-Кола» купила сорок гектаров земли. Хотят сделать для рабочих настоящую зону отдыха. В ней должна быть баня. Для постройки наняли специалиста из Финляндии и бригаду здешних плотников. Финн начал делать сруб, но оказался слаб на выпивку. Сломался после бутылки самогона. Пришлось его и всю бригаду уволить. Финн уехал, а руководство ищет специалиста. Завтра утром поезжай на собеседование, адрес: ул. Маратская, д. 200, второй этаж, комната 23. Зарплата две тысячи долларов в месяц.

– Это сколько же рублей? – прервала куклу Зося.

– Это больше пятидесяти тысяч рублей, там скажут точнее.

– Ни фига себе! – ахнул Коля.

– Следующий вариант излагать? – Голос куклы был абсолютно похож на Зосин, так что когда она говорила, Коля поглядывал на жену. Но та сидела удивленная, с полуоткрытым ртом. И звуков не издавала.

– Конечно, конечно, – заторопился с ответом Коля.

– Наруби небольших настольного размера сортиров. Таких, как торчат на садовых участках. Не забудь выпилить в дверцах сердечки. Продавай их на центральной улице, там, где картины и разное художественное барахло. Денег много не требуй. Продавай за полтинник. Сейчас на пароходах приплывает много туристов из-за границы. По сотни сортиров в день можешь продать без труда. На этом заработаешь больше ста тысяч рублей.

– В месяц?

– В месяц.

– А есть еще варианты? – робко спросила Зося.

– Еще один. Говорить?

– Говори, говори, – поспешили сказать супруги.

– На улице Робеспьерской, в доме 17, располагается дамский клуб с мужским стриптизом. Подежурь возле него один или два вечера, тебя выберут как содержанку, точнее, содержанта, нет, другое слово, альфонса.

– Еще чего не хватает, – возмутилась Зося.

– Да, это что-то не то, – поддержал ее муж, – оскорбительно это, и вообще.

– Месячное содержание обычно составляет около десяти тысяч, или на рубли – четверть миллиона. Женщины знают цену хорошему мужику. И подарки, конечно. И мужчине, и его супруге.

Коля посмотрел на Зосю. Та посмотрела на мужа и отвернулась.

Пришлось Коле принимать решение без помощи супруги.


АМЕРИКАНСКИЙ ПАПА


Татьяна в свои двадцать девять лет так и продолжала жить с матерью. Не бросишь же мать с ее астмой. По этой же причине не получалось и замужество. Однажды она попробовала, но женой пробыла всего несколько месяцев, да и те месяцы едва ли можно назвать полными, поскольку большую часть времени пришлось проводить с матерью. Она срывалась с работы и сидела у ее постели всю ночь или уезжала к матери вечером и возвращалась на следующий день после работы. Вначале муж шутил, называл ее телефонной женой, потом брак как-то сам собой распался.

Денег в доме тоже никогда не было. Одни лекарства требовали безумных затрат. Однако в последние пару лет Таня умудрилась сколотить немного бабок и взяла в аренду рюмочную – четыре столика, за которыми посетители выпивали стоя. Еще была выложенная плиткой полочка вдоль стены, на которую можно было поставить пластиковый стакан с водкой и бумажную тарелочку с бутербродом и крабовой палочкой. Были у Татьяны и двое помощников. Афанасьевна мыла пол, а ее муж Степаныч таскал ящики и делал всю тяжелую работу, в том числе выволакивал на улицу лежащих клиентов.

Не всегда Таня жила только с матерью. Лет до десяти была у нее нормальная семья. И тут отец, инженер какого-то института, познакомился с американкой. Та стажировалась в том же отделе, где он работал. Вскоре он ушел из семьи, а через год отбыл по месту жительства новой жены. Много лет подряд Таня получала из Америки рождественские подарки, которыми хвалилась в школе. А потом дура-мать написала отцу что-то вроде того, что нет у тебя дочери, а очередную посылку отправила обратно за свои деньги. И подарки перестали приходить. Но Таня всегда верила, что отец обязательно объявится. Она и сама хотела послать ему письмо, но мать выбросила все конверты и оборвала таким образом возможную связь с ним.


Однако мысли об отце Таню не оставляли. Ее мечты о его появлении принимали разную форму. Теперь, когда она держала рюмочную, она так представляла себе появление отца.

Входит высокий, породистый мужчина, похожий на американского киноактера. Почему-то он представлялся ей в модной нынче каскетке. Входит в рюмочную, пристально смотрит на нее. Вся пьянь в помещении немедленно затихает. Смотрят на него во все глаза. А он произносит бархатным голосом:

– Ну что, доченька, закрывай свою ресторацию. Поедем со мной. Я тебя жду в машине.

И, не медля, выходит.

А может быть, это произойдет немного по-иному. Входит отец, кривит свои красивые губы, глядя на посетителей, и проходит прямо за стойку. Она рыдает, уткнувшись в его пальто, а он гладит ее по голове и говорит:

– Ну что, Танька-Танюха, пойдем отсюда. Больше я не позволю тебе разливать эту гадость.

– А как же рюмочная? – сквозь слезы шепчет Таня.

– Выкинь из головы, – уверенно отвечает отец.


Клиенты в ее рюмочной были из среднего класса и ниже. До самого дна. Однако иногда заходили и зажиточные люди; как правило, вдвоем, втроем. Брезгливо рассматривали витрину, уставленную бутылками пива и дешевой водки, читали ценник закуски, громко смеялись: «Закусим, значит, крабовой палочкой или бутербродом с селедкой, а?» А после снисходительно спрашивали: «А хорошая водка есть?» На что Таня отвечала ровным голосом: «Есть разная, “Финляндия” есть, “Абсолют”». «“Абсолют”? – удивлялись клиенты. – Ну, налей нам по соточке “Абсолюта”, только из новой бутылки». «Пожалуйста», – равнодушно отвечала Таня. Она приносила бутылку «Абсолюта», с заметным усилием скручивала ей пробку и разливала водку в пластиковые стаканы. Водка, конечно, была самая дешевая, местного разлива. Степаныч умел ловко восстанавливать самые сложные пробки на любых бутылках. Клиенты с удовольствием выпивали «Абсолют» и уходили, балагуря. Татьяна была уверена, что никто из этих пижонов не сможет разобрать, какую пьет водку. Поэтому спокойно называла цену и брала за сто грамм не четырнадцать рублей, а восемьдесят два.

Иногда, правда, она была честна с клиентами. Как-то зашел лысый мужчина, чисто выбритый, с благородным лицом. И вежливо попросил хорошей водки, тихо пояснив, что ему надо выпить, а от нашей водки он потом мучается всю ночь изжогой. И Таня отсоветовала ему брать «Гжелку», а предложила просто разведенного спирта, запасы которого у нее всегда были под рукой. Мужчина улыбнулся и сказал, что будет ей очень признателен. И Тане, несмотря на риск, было приятно. Она не раз вспоминала этот случай, интуитивно сознавая, что видит в таких людях своего отца.

В основном клиенты уже примелькались. Кое-кто, правда, таких было немного, получал выпивку в долг. Она уже знала тех, у кого была пороговая норма. Скажем, говорливый музыкант после третьих ста граммов падал, и Степанычу приходилось выносить того из помещения. Были и скандалисты – с теми Татьяна управлялась сама. Голос ее менялся, становился звонким и натянутым, и клиент понимал, что больше ничего сегодня здесь не получит.

Еще Татьяне приходилось жестко пресекать распитие принесенных с собой бутылок. В этом случае она не кричала, не ругалась, а очень спокойным голосом соглашалась выдать стаканы и продать закуску. Только, добавляла она, если посетители оплатят полную стоимость принесенной с собой водки. А в ответ на обескураженные взгляды предлагала: «Давайте я налью вам по соточке, а свою вы уж выпьете где-нибудь в другом месте». И это срабатывало.


С мужиками у Тани как-то не получалось. И времени не было, и уставала она до предела. А теперь, с рюмочной, уставала еще больше. С Афанасьевной она шутила, что есть только две разновидности мужиков: пьянь стоящая и пьянь лежащая. А вообще-то так хотелось ласки, чтобы обнял, погладил, спросил участливо. Особенно – погладил. Таня прямо физически чувствовала такую необходимость. Иногда это чувство обострялось. В один из таких моментов купилась она на мужчину средних лет, который зашел с приятелем в рюмочную. Приятель выпил водки, а он попросил стакан сока. Слово за слово, приятель куда-то убежал, а мужчина остался у стойки.

Он объяснил ей, что совершенно не выпивает. И никогда этого не хотел и не любил. Это было так необычно. И в первый же вечер она позвала его в заднюю комнату и позволила ему поцеловать себя в шейку, потом целовать то, что открывалось при медленном съеме одного предмета туалета за другим. Потом произошла любовь на стуле, в неудобной позе, быстро. Она полагала, что они повторят это упражнение, медленно, со вкусом. Но он, кажется, был вполне удовлетворен. И еще более часа они провели в подсобке, причем ей не удалось вставить и нескольких слов. Он непрерывно рассказывал. Говорил о неизвестных ей людях, о событиях, о которых она ничего не знала. И так получалось в этих историях, что именно он оказывался правым, дальновидным и самым умным. Уже когда они давно распрощались и она оказалась дома, внутри ее раздавался его голос, что-то убедительно доказывающий. Она с удивлением обнаружила, что знает о нем кучу вещей, но он сам так ни разу и не спросил о ее жизни. Даже номер телефона не взял.

Была еще одна встреча в том же помещении. Он начал ей что-то рассказывать, пока она раздевалась, рассказывал и во время любви, причем снова быстрой, птичьей какой-то. И намеревался продолжать и после того, как они оделись и застегнулись. Но этого она ему не позволила, сославшись на необходимость быть сегодня дома пораньше. И действительно, для чего ей этот самовлюбленный болтун? Она же вся в своего отца: уверенная в себе, сильная, эффектная женщина, способная вызвать к себе интерес, и не только у петушков с быстрым семяизвержением.


Некоторое время тому назад среди постоянных клиентов появился еще один. Невысокий старик, всегда одетый в рваную яркую куртку и спортивную шапочку, небритый. Он приходил днем, покупал пятьдесят грамм самой дешевой водки и долго пил ее глоточками, поглядывая на других посетителей. Если кто-либо, уходя, не выбрасывал свой пластиковый стакан в бак у выхода, старик немедленно оказывался рядом и сливал в свой стакан оставшиеся капли. Старик был тихий, и Татьяна его не стала гнать из рюмочной. Спросила как-то, когда он расплачивался пригоршней мелочи, где это он за день столько мелочи набрал. Старик ответил очень тихо. И у Тани возникла к нему жалость, впрочем, она тут же отогнала ее прочь. Старик появлялся день за днем, без перерыва, и однажды шепотом попросил налить немного без денег. Она обругала его и выгнала. А он испугался, повернулся, чтобы уйти, но она услышала совсем неожиданные слова: «А я думал, что вы добрая».

Таня почему-то очень переживала этот поступок. Дома она хотела рассказать матери про этого старика, да та тут же перебила дочь и завела обычный разговор о себе. О давлении. О том, что никто не заботится. О том, что всю жизнь потратила на дочь, и тому подобное.

На следующий день старик снова пришел, купил свои обычные пятьдесят грамм и занял свое обычное место в уголке. Посетителей почти не было. Таня подождала, пока он расправится со своей порцией, и подозвала его. Налила половину стаканчика, протянула ему и сказала, чтобы он ее не ругал за вчерашнее – такая собачья жизнь. И санэпидстанция, и пожарные, и аренда, и эти ходят и берут. И… А дома мать больная. Где денег взять? Старик слушал молча. Он стоял рядом. И ничего не говорил. Только чуть заметно перебирал пальцами по пластиковому стакану. А ей было покойно. И так хотелось, чтобы эти мгновения длились и длились. Чтобы не было посетителей, никто бы не отрывал. Балдела.

Наконец старик выпил и церемонно поблагодарил. Чудно так, будто с акцентом.


Таня закрыла рюмочную и медленно шла в сторону дома. И вдруг пришла ясность. Этот старик – ее отец. Он проверяет ее, ее доброту, отзывчивость. И говорит с акцентом – он же давно живет в Америке. А она с ним так не по-доброму. Дома Таня достала старый альбом. Вот она, девочка, на коленях отца. Лицо. Точно. Это он. Как же она не почувствовала? И Татьяна стала с нетерпением ждать завтрашней встречи.

На следующий день, как только старик появился на пороге, Таня предложила ему выпить и подвинула закуску. Пока он пил, она внимательно его рассматривала. От добавки старик церемонно отказался. И объяснил, что не сможет расплатиться, поскольку дочь с мужем отбирают пенсию и сами все пропивают. Таня улыбнулась. «Ишь какую легенду сочинил. Но я тебя, папа, сейчас быстренько расколю». И как ни в чем не бывало, Таня спросила, как ему живется в Америке. И широко улыбнулась. Но такого ответа она не ожидала:

– В Америке?! – Старик начал брызгать слюной. – Да меня туда палкой не загонишь! Всю жизнь в партии. А эти сволочи, в Америке, жиды собачьи, жируют на нашей православной крови!

Он еще долго орал, покрываясь красными пятнами, а Таня уже поняла свою ошибку. Прямо на глазах растаяла ее мечта. Да и никакого сходства этот грязный старикашка не мог иметь с ее отцом. Как она могла только подумать! Таньку всю трясло.

– Вот что, вонючка, – сказала она, вытирая прилавок грязной тряпкой, – ты видел, как я с пьянью поступаю, а?

– Видел, – оторопел старик.

– Так вот, пошел отсюда, партиец сраный, пока я шею твою цыплячью не сломала! А если явишься сюда еще хоть раз, я тебя собственными руками удушу.


ЗАВТРАК


Мне нравится завтракать в одиночестве. Дома я сам готовлю себе завтрак, в поездках или на отдыхе хожу в одиночестве в кафе или буфеты. Но при всех обстоятельствах стараюсь, чтобы мне никто не мешал. Не чавкал рядом со мной, не сопел, не жевал, не отрывал меня просьбами подать соль, не восхищался вкусом блюда или, напротив, не делал уксусного выражения лица. В обед – пожалуйста, можете долго рассказывать, как ваш приятель, человек мне совершенно неизвестный, отмечая свое сорокасемилетие, накормил вас полезным крапивным супом. То же самое вы можете делать и во время ужина. Но на завтрак, увольте, я пригласить вас позволить себе не могу.

Сделаю небольшое отступление, чтобы пояснить, что более всего для завтрака нравится мне из продуктов. Прежде всего это бекон. Я побывал во многих местах, пробовал разные виды бекона. Одни мне нравились меньше, другие были само совершенство. Я брал на завтрак бекон в Швейцарии, в городе Лугано. Неплохо, очень неплохо. В Бергене, в Норвегии лучше было бы мне позавтракать рыбой. В Будапеште бекон был великолепен. А вот об Англии я этого почему-то сказать не могу. Может быть, городок Ньюкасл-анде-Лайм славится чем-то другим? Не знаю. Но в некоторых местах мне попадался исключительный бекон. Вот, к примеру, в одном из отелей на Кипре, неподалеку от Ларнака, мне довелось попробовать ломтики жареного бекона. Он был отменного качества и приготовлен был безупречно. Я и в других местах на Кипре пробовал бекон, и он все так же был хорош. Мне это запомнилось, поскольку яичница с беконом – одно из моих любимых блюд на завтрак. Друзья знают мои пристрастия и стараются меня побаловать. Поэтому время от времени я получаю от них ароматные подарки.

Как-то однажды специальный посыльный привез с острова Кипр небольшой сверток весом примерно на килограмм. Сверток был доставлен мне в квартиру. Я развернул бумагу, повертел сверток, понял, что это такое, разглядывая сквозь пленку копченую свинину.

«Не жирна ли? – засомневался я вначале, но потом решился: – А что тут думать! Разворачивать надо и резать».

И я аккуратно разрезал пленку ножом. По квартире поплыл чудесный аромат копченой свинины.

«Бедные мусульмане и иудеи!» – печально думал я, обоняя ни с чем не сравнимый аромат.

Продолжая печально размышлять о запретах в некоторых религиозных конфессиях, я взял деревянную доску, положил на нее бекон, отрезал тонкий ломтик ароматного мяса – такой, знаете ли, прозрачный ломтик – и… съел его. Отрезал второй тонкий ломтик и пошел искать жену, держа ломтик на весу.

В этот момент жена гладила, руки ее были заняты. Я протянул ей ломтик бекона, как бы в знак поощрения. Жена приняла его губами, пожевала и посмотрела на меня утвердительно. Я ответил ей взглядом, полным понимания.

Вернувшись на кухню, я взял ломтик мягкого свежего батона. Отрезал еще один тончайший кусок бекона, положил его на хлеб, но есть не стал. А начал делать себе чашечку кофе. Ах, как я умею делать себе чашечку кофе! Какой при этом аромат! Итак, аромат кофе и аромат бекона. Кто-то, слабо понимающий в кофе и беконе, мог бы засомневаться: а подходящие ли эти ароматы друг для друга? Развеять такого рода сомнения можно лишь одним способом – дать сомневающемуся чашечку кофе и ломтик бекона на белом хлебе.


Меня можно обвинить во многих грехах, ошибках, неправильном поведении, излишней мнительности, беспечности, расточительности, в конце концов. Но никто не посмеет сказать, что я полный идиот. Поэтому я не собираюсь отдать свой ломтик бекона и свой кофе ради сомнительного удовольствия убедить кого-то в своей правоте.


Ломтик бекона на белом хлебе и чашечка ароматного кофе. Конечно, это чудесно. Это, бесспорно, неплохая еда для быстрого завтрака. Когда поджимает время, когда непрерывно поглядываешь на часы, когда нет минутки спокойно сосредоточиться. Настоящий завтрак – это нечто иное. И именно настоящий завтрак я люблю есть в одиночестве.

Итак, настоящий завтрак. Основу его, конечно же, составляет бекон. Можно использовать кипрский бекон, если посылки будут приходить часто. Можно купить в магазинах нашего города датский – он заметно уступает по качеству кипрскому и намного дороже. Но не в деньгах же дело.

В прохладной утренней тишине, когда все в квартире спят, я приступаю к приготовлению завтрака. Вначале наливаю на сковородку растительное масло, разогреваю его и укладываю тонкие ломтики бекона. Бекон обжаривается с каждой стороны по минуте, после чего заливается сверху яйцами. Утверждается, что лучше всего использовать купленные на рынке яйца от домашних кур. Я всегда поддерживал разумные утверждения. Пока яичница с беконом готовится, я делаю два тоста из белого хлеба, отрезанного от квадратной буханки.

Яичница скворчит, но белок еще не свернулся. Ставлю рядом с плитой большую плоскую тарелку, кладу мельхиоровую вилку. Нарезаю немного овощей. Можно добавить мягкий желтый ломтик авокадо. Когда в магазинах продается достаточно спелое авокадо, я добавляю его к моему утреннему рациону.

Так, белок поджарен, а желточки еще свежие, пухлые. Аккуратно передвигаю всю яичницу целиком со сковородки на тарелку – так, чтобы не повредить желтки. Теперь можно начать завтракать. Конечно, в процессе поглощения яичницы с беконом невозможно уберечь желтки. Они расплываются, покрывая ломтики бекона, которые немедленно отправляются в рот. И заедаются хрустящими тостами.

Наконец с беконом покончено. На тарелке остается восхитительная смесь желтка с растительным маслом, белком, жиром от бекона. Как я уже говорил, я люблю завтракать в одиночестве. Я оглядываюсь на всякий случай. Нет, я действительно один. Никто не наблюдает, как я завтракаю. Вот и ладненько.

И я вылизываю с тарелки эту божественно вкусную смесь.


ЦЕЛИТЕЛЬНИЦЫ


С самого детства Миша испытывал необычайно сильное чувство вины. Не важно, был ли он на самом деле виноват или нет. Стоило учительнице, или маме, или тете на улице строго посмотреть на Мишу, как мальчик немедленно чувствовал свою вину. Это его ощущение передавалось взрослому, и тот, уже не сомневаясь, выговаривал ему и сулил всяческие беды. Разбили мячом окно, запустили снежком, напачкали в подъезде – вина падала на Мишу.

С годами это чувство не притупилось. И дома, и на работе Миша по-прежнему испытывал чувство вины. Дома это чувство его никогда не оставляло. Что бы он ни делал, как бы ни повернулся, он постоянно чувствовал себя виноватым. Поэтому Миша был крайне интеллигентным человеком, очень послушным, абсолютно без вредных привычек, хорошим семьянином и скромным товарищем.

Иногда чувство вины притуплялось, жизнь становилась праздником. А иногда обострялось настолько, что Миша готов был наложить на себя руки. Удерживало его все то же чувство вины. Он так и представлял, как окружающие будут обвинять его в этом поступке.

Самым любопытным во всем этом его поведении было то, что никто и заподозрить не мог, что Миша испытывает чувство вины. Более того, никто из окружающих его ни в чем не винил. Спроси его супругу, так она искренне удивится и заявит с негодованием:

– Я?! Да я хоть раз в чем-нибудь Мишку обвиняла? Никогда!

Под самый Новый год, 31 декабря, жена попросила сходить в магазин за хлебом. И еще по пути выкинуть мусор. В мусорном ящике копались два неопрятных субъекта. Подойдя ближе, Миша убедился, что это дамы. Они проследили за полетом сумки с мусором, которую Миша запустил в ящик издали, чтобы не мешать им разбираться с объедками и бутылками. А когда мусор попал точно в центр ящика, ловко развязали пластиковый мешок и быстренько просмотрели его содержимое. Миша пошел дальше по своему маршруту, но, пройдя несколько шагов, поскользнулся, упал и треснулся копчиком. На его вскрик обе женщины оглянулись и поспешили к нему на помощь. Они помогли подняться, но боль была настолько сильна, что Миша согнулся и не мог идти.

– Ой, как вы ударились! – сказала одна из женщин.

– Может быть, присядете вот тут, на скамеечку? – спросила другая.

И они помогли Мише передвинуться на несколько шагов до заснеженной скамейки. Миша присел на нее боком, ахнув при этом. Женщины с жалостью посмотрели на него. Все же Миша нашел в себе силы поблагодарить помощниц.

– Вы из этого дома? – спросила та, что была постарше.

– Да.

– Какой у вас дом замечательный! – воскликнула другая.

– Это чем же он такой замечательный? – улыбнулся Миша.

– Как же, – заторопилась ответить женщина, – у вас самые лучшие мусорные ящики. Чего здесь только нет! И еда, и вещи разные. Я вот это меховое пальто у вас в ящике подобрала, а Людка нашла здесь вполне нормальный радиоприемник. Я только контакты подпаяла, и все, теперь работает.

– А я и не предполагал, что в наших ящиках могут попасться такие интересные находки, – засмеялся Миша, – думал, что здесь только объедки и разные упаковки.

– Напрасно иронизируете. – Теперь в разговор вступила Люда. – Вот как раз объедков очень мало. Почти у всех в доме собаки и кошки. А выбрасывают целые продукты: банки, коробки – ну, те, у которых прошел срок годности. Мы с Таней здесь брали консервы. В прошлый раз – шпроты, сегодня – три банки сгущенки и лосось дальневосточный. Показать?

– Не надо, я верю.

– А на прошлой неделе мы нашли здесь полное собрание сочинений Тургенева, – сказала Таня. – Люда говорит, что раньше за такими книгами давка была в магазине подписных изданий.

После этих слов в Мишке шевельнулось чувство вины. Это были его книги. Он сам их и вытащил на помойку. Жена разбирала книжные шкафы и спросила его:

– Миша, а, Миша, ты будешь когда-нибудь читать Тургенева?

– Никогда, – уверенно ответил супруг.

– И я не буду. Хватит, начиталась уже. Куда бы их убрать?

– В сарай? – спросил Миша.

– А из сарая куда?

– На помойку.

– Так, может быть, сразу?

Предложение жены, как обычно, было очень разумным. Фактически сарай являлся промежуточным пунктом для последующего выкидывания ненужных вещей. Поэтому Миша снес книги вниз, в мусорный ящик.

Он чувствовал себя безумно виноватым, но был неспособен скрыть правду, поэтому сказал:

– Это я выбросил собрание сочинений.

– Правильно, – неожиданно согласилась с ним Люда, – ни на хер это никому не нужно. Я попробовала оттащить его в скупку. Запрягла Таньку, и вдвоем потащили. Отказ. Даже бесплатно не взяли. Мы решили бросить их. Так нас заставили все книги унести. Ну, думаем, хоть копейку возьмем во вторсырье. Намаялись, пока донесли. А там весельчаки: «Возьмем без обложек, обложки отдельно. Рвите прямо здесь». А книги-то на совесть сделаны. Фиг порвешь. Ну, бросили их в сугроб и сделали оттуда ноги.

– Кому сделали? Чего? – не врубился Миша.

– Сбежали, – объяснила Таня. – Некогда нам было. Нам как раз надо было пристроить склеенную вазу из севрского фарфора. Мы ее здесь неподалеку нашли. Кто-то выбросил в помойку. Представляете, смотрю, севрский фарфор. Горлышко отбито. А вдруг, думаю, этот кусочек тоже выбросили? Так мы весь мусорный ящик перекопали, но крохотку эту нашли. Представляете? Нашли и приклеили суперцементом.

– Кстати, тюбик этого клея тоже из мусора выудили, – перебила подругу Люда.

– И так приклеили, что склейку только с увеличительным стеклом можно разглядеть. Вот и пошли в этот антикварный магазин, ну, знаете, который около площади. Там хозяин – большой ценитель фарфора.

– Знаю, – обрадовался Миша, – знаю я этот салон. Бывал там. Хозяина тоже видел. Интеллигентный такой, с бородой.

– Разные мудаки бывают. Бывают и с бородой, – сказала Люда.

– Что, не взял вазу? – поинтересовался Миша.

– Взял. – Таня махнула рукой. – И бабки дал. Небольшие, но дал. А Люда имеет в виду его образование. Представляете, он нам залепил, что готов любые деньги заплатить за севрский фарфор семнадцатого века.

– А ваша ваза что, более поздняя?

Женщины вздохнули, глядя на Мишу, безнадежно так вздохнули. И Таня сказала:

– Вы, вероятно, в этом не разбираетесь. Севрский фарфор начал изготавливаться в городе Севр, это во Франции, начиная с 1756 года, то есть со второй половины восемнадцатого века. Так что никакого севрского фарфора ранее этого времени и быть не могло.

– Вот, вот, – вступила в разговор Люда, – чтобы с этим антикваром говорить, надо иметь образование тератолога. А мы бабы простые, необученные.

– Тератолога? – Миша не понимал многих слов, которые употребляли бомжихи. – А это что такое?

– Тератология – наука, изучающая врожденные уродства, – ответила Люда. – Я думаю, что у этого вашего знакомого с бородой просто мозга нет. Рефлексы одни. Как бы бедных женщин обмануть и облапошить. Впрочем, Бог с ним. Как вы-то себя чувствуете?

– Да пойду, пожалуй.

Миша приподнялся со скамейки, выпрямился, сделал шаг и, охнув, рухнул обратно на скамейку. Сел на нее как-то боком и виновато посмотрел на Люду и Таню.

– Может, вам помочь дойти до квартиры? Там вы «скорую помощь» сможете вызвать, – сказала Таня.

Миша представил, как он вернется домой в таком сопровождении, как жена вызовет «скорую», как он тем самым испортит всей их компании празднование Нового года. И его охватило настолько глубокое чувство вины, что даже неловко было взглянуть на бомжих.

– Понятно, – сказала Люда, – интеллигентный человек, испытывающий чувство вины по любому поводу. Мы купаемся в этом чувстве, мы его холим и бережем. Мы не можем без него и дня прожить. Без чувства вины мы испытываем полную и всепоглощающую ангедонию. Мы…

– Перестань, – остановила ее подруга, – немедленно перестань. Что мужик тебе сделал плохого? Что ты к нему привязалась? Аналитик херов.

Чтобы примирить подруг и снять напряжение, Миша улыбнулся и сказал:

– Впрочем, Люда во многом права. Я такой. Мало кто это понимает. Главное, я это знаю. И вот Люда быстренько просекла. Кстати, а что это такое – ангедония?

– Ну, это такое состояние, – ответила Таня, – когда… Да вы и сами можете посмотреть в словаре. Это просто неспособность получать удовольствие.

– Ну почему же, – задумался Миша, – я же не чужд обычных удовольствий. От вкусной еды, хорошей рюмки или, скажем, от интересной книги. Или вот от…

– Слушайте, мужчина, – виноватым голосом перебила его Люда, – а вы не побрезгаете выпить с нами по соточке? И для вас будет полезно – все же холодно сидеть на скамье. И нам приятно. У нас с собой есть. Раздавим бутылочку на троих.

Во дворе по-прежнему было безлюдно. Люда мгновенно достала из недр своих одежд бутылку водки «Флагман», а в руках Тани так же мгновенно появилась запечатанная пачка разовых пластиковых стопок. Миша еще раздумывал над ответом и размышлял, удобно ли ему присоединяться выпивать эту, прямо скажем, недешевую водку, как в руке у него появился стограммовый стаканчик. Таня молча подняла свой и дотронулась им до Мишиного. То же самое сделала Люда, но произнесла «ле хаим». Все трое выпили. Люда немедленно разлила оставшуюся в бутылке водку. Опять повторились те же жесты, стопки опустели, а пустая бутылка была заботливо помещена Людой в кошелку.

– Послушайте, – сказал Миша, – пока я при памяти, позвольте мне материально поучаствовать в нашем импровизированном банкете.

– А, перестаньте, – махнула рукой Люда, – я вас обидела и должна загладить свою вину. Ну как, коллеги, еще по одной?

– Нет, нет, – запротестовал Миша. – Большая доза алкоголя вредна.

– Нет? – Таня посмотрела на него вопросительно. – А мне кажется, вам это пойдет на пользу. И для улучшения здоровья, и для… впрочем, сами потом убедитесь.

– Конечно, – поддержала подругу Люда. – Главное, как утверждают евреи, это здоровье. А повеситься можно и попозже.

Опять был осмотрен двор внимательными взглядами, снова появилась бутылочка «Флагмана», и снова дважды наполнялись стограммовые пластиковые стопочки. Боль у Миши совершенно исчезла, он поднялся со скамейки и вместе с женщинами вышел со двора. Тут они тепло попрощались и разошлись в разные стороны. Миша зашел в магазин и вернулся домой с хлебом. Он не испытывал ни малейшего чувства вины, когда правдиво сообщил жене, что принял грамм триста или более водки и сейчас собирается поспать, чтобы быть в норме, когда наступит время идти в компанию. Жена поджала губки, но промолчала. А Миша завалился на диван в гостиной, успев снять только один меховой сапог из двух. Немедленно раздался богатырский храп, и по квартире понесся ощутимый сивушный запах.


– Почти девять, скоро в гости, – заявил Миша, входя в кухню и потирая глаза. – Чудесно выспался. Только что же ты, душечка, сняла с меня только один сапог?

– И не думала снимать, – сухо ответила жена, – это ты сам так улегся.

Миша не обратил никакого внимания ни на сухость жены, ни на ее слова. Он похлопал ее по заду, отчего она вскинулась, и сказал:

– Ты вот что, ты сделай-ка мне кофейку. А я пойду и налью себе пять грамм коньячку, точнее, не пять, а пятьдесят. Чтобы быть в норме.

И Миша полез в шкаф за бутылкой, напевая немедленно придуманную песню: «Чтоб в гости не влачиться кое-как, заранее Мишутка пьет коньяк». Обалдевшая от Мишкиного поведения жена бросилась варить кофе. И было от чего обалдеть: она полагала, что муж проснется с глубоким чувством вины, будет, как обычно, искать оправданий. А вместо этого – хлопки по заду, выпивка, совершенно для него нехарактерная, и эта идиотски бодрая песня о коньяке.

На празднование Нового года пришли к друзьям с небольшим опозданием. И опять из-за Миши, которому приспичило перемерить все свои галстуки. Всеми он остался недоволен. Обычно жена указывала ему форму одежды, и он спокойно покорялся. Но в этот раз! Он критически осмотрел готовую к выходу жену и занялся галстуками. В конце концов Миша явился в гости в тонком свитере, а жена даже не посмела возразить. Вся дружеская компания была уже в сборе, и почти все высыпали в прихожую с упреками в опоздании. Но Миша! Миша их всех удивил. Он снял с жены шубу и, снимая свою дубленку, громко и с удовольствием выпустил газы. Не смущаясь наступившим молчанием, Миша заявил:

– Друзья мои. Приходится так поступать, чтобы перебить ваши упреки и направить наши общие мысли на проводы старого года. Все за стол. С нетерпением жду, когда мне дадут первое слово и рюмку. Или наоборот.

И все поспешили за стол.


ОГОРОДИК БЫЛ КРОХОТНЫЙ


«Слушай землю, земля не обманет, ты только слушай ее внимательно», – эти слова бабушки Коля слышал с самого детства. Но прислушаться, понять их ему так и не пришлось. Окончив школу, он поступил в институт, затем аспирантура, защита кандидатской диссертации, продолжение работы над докторской. Землю он услышать не мог, да и не было у него такой потребности, как и не имелось ни клочка земли. Земля появилась, когда он с семьей переехал в большую удобную квартиру в пригороде. Досаждал Коле только шум идущей напротив дома стройки. Но у нового жилья было и несомненное достоинство – небольшой земельный участок рядом с домом. На таких участках жильцы дома устраивали огороды. Коля тоже решил заняться своим земельным наделом.

Огородик был крохотный. Коля вышел со специально купленной лопатой, разметил его центральную часть, три на три метра, и начал вскапывать. Как только въехали в эту квартиру, жена вбила себе в голову мысль об огороде. Она мечтала посадить редиску, салат и другую зелень и переела Коле плешь, заставляя его вскопать огород. Такой площади должно было хватить за глаза.

Лопата была новая, хорошо отточенная, черенок гладкий. Коля вогнал лопату в землю, нажал на нее правой ногой, и дело пошло. Вскапывал, размельчал комья ребром лопаты, снова вгонял лопату на полштыка. Лопата входила в плотную землю легко, издавая своеобразный «режущий» звук. Он был похож на звук «и». А когда Коля переворачивал плотный ком земли, ему слышался звук «а». Вскоре мерная работа вызвала такие же неспешные размышления, сопровождаемые звуками «и-а». Как будто кто-то тихо и ритмично произносил слово «вина». Потом этот шепот превратился в слово «виноват». Каждое движение лопаты сопровождалось этим словом. Мысли Коли автоматически переключились на жену, с которой он ругался целыми днями, и она всегда оказывалась права. Она выдумывала самые нелепые доводы, которые было бессмысленно опровергать. И еще она знала, как побольнее досадить Коле, обидеть его. Эти мысли вызвали более серьезные размышления. Может быть, это вскапывание было тому виной, что Коля всерьез погрузился в мысли об обидах. Он задумался: нет, не только жена, но и некоторые приятели, знакомые, сослуживцы, да и случайные встречные люди наносили ему разные обиды. Большие, о которых он помнил долгие годы, небольшие, которые, казалось бы, должны забываться тут же. Однако помнились. Небольшие, но незаживающие. И все обиды, нанесенные Коле, почему-то вызывали у него чувство вины.

Коля осмотрел сделанную работу, передохнул немного, не отвлекаясь от своих мыслей. Лопата вновь услужливо приговаривала «виноват». Он перебирал в памяти каждого, кто хоть раз обидел его. В школе, во дворе, где он играл после уроков, в техникуме, на работе после окончания техникума, на другой работе. Получалось, что почти все его обижали – намеренно или случайно. А были люди, которые вовсе не замечали его. Спроси их сейчас о Коле, они сделают большие глаза, напрягут лбы, но не смогут его вспомнить. Хоть убей – не помнят. Такие люди наносили Коле самые острые обиды и вызывали у него самое глубокое чувство вины.

Коля понимал, что, как правило, никакой его вины не было. Но это чувство не оставляло его ни на минуту. И лопата, продолжая вскапывать участок, по-прежнему издавала «виноват», прибавляя к слову еще что-то. Коля пока не смог разобрать. Он копал и вспоминал. Классе в пятом или шестом урок ботаники проходил на природе. Вывезли класс куда-то в колхоз и показали транспортер, по которому плыло нарезанное комбайном сено. Все сгрудились возле учительницы, которая объясняла процесс резки травы. Вдруг раздались скрежет и свист. Все пригнулись от страха. Над их головами пролетели чудовищно искореженные вилы, которые какой-то хулиган кинул вместе с травой в режущее устройство комбайна. Когда все успокоились, учительница выстроила ребят и строго потребовала признаться в этом проступке. Все молчали, переминались с ноги на ногу, но никакого желания откровенничать не проявляли. Учительница уставилась на Колю, лицо которого было красным от стыда. Как обычно, он чувствовал вину. Учительница была дура. Она так и осталась уверена в вине мальчика, хотя прекрасно помнила, что Коля никуда от нее не отходил и пригнулся вместе с ней, когда над ними пролетели вилы, способные поубивать полкласса.

Лопата продолжала мерно вгрызаться в землю, и Коля уже четко разбирал слова, которые возникали при движении лопаты. «Помнишь, как ты почувствовал себя виноватым, когда Федор взял у тебя деньги?» Он хорошо помнил Федора, который его бессовестно обманывал долгое время. Он расписал чудеса от совместного владения маленьким заводиком в райцентре неподалеку от города, правда, свои деньги не вложил. Коля понял это, посчитав все затраты по заводику. Федор разбираться в Колиных вычислениях не стал, отшвырнул их и заорал со слезой в голосе, что вложил долю большую, чем Коля, что в этом он может поклясться здоровьем своих детей. И Колю охватил острый приступ вины. Чудеса на заводике не наступали. Федор находил объяснения и требовал все больше и больше денег. Коля понимал, что его бессовестно доят, но чувство вины заставляло вновь вкладывать деньги. Потом Федор приехал и объявил, что завод через суд забрал глава администрации. Ничего поделать нельзя. Сообщил и уехал на новом автомобиле в только что отстроенную виллу. А Коля остался с потерями и переполнявшим его чувством вины.

Коля продолжал копать. Он вспомнил слова, засевшие в его сознании. Невероятно, наверно, бабушка говорила именно о таком голосе земли. Все явственнее, отчетливее слышались слова, идущие от земли, от лопаты: «Он поклялся здоровьем детей. Сними с себя вину. Громко скажи, что его клятва исполняется. Говори громче. Он еще поплачется за твои потерянные деньги, за твои ночные мучения. Локти себе кусать будет, сволочь. Говори». Коля оторопел. Это надо же, какая злоба жила в его душе! Какая злоба скрывалась в нем, и вдруг, в эту прекрасную погоду, во время мерной работы лопатой, выплеснулась. Конечно, никаких неприятностей детям Федора он желать не будет, надо же прийти такому собачьему бреду в голову. И вообще, зачем ему желать неприятности какому-то Федору? Что, нет никого ближе, кому ради смеха можно пожелать холеру в бок?

Коля выпрямился, улыбнулся, вытер матерчатой кепкой пот с лысины и, немного передохнув, вгрызся лопатой в еще не вскопанный кусок земли. И тотчас же услышал довольно отчетливо: «Федора не хочешь трогать. Не веришь, что прибежит к тебя на трясущихся ногах, на коленях умолять будет, себя корить последними будет словами, что поклялся здоровьем детей. Слюнтяй! Кого ты жалеешь! Как за дело, так опять сплошная вина. И в кусты. Переживать будешь, ругать себя, винить. А отомстить не сможешь. Что, слабо? Вот, попробуй. Вон выходит сосед из твоего подъезда. Он тебя третирует, ругает за свет на лестничной клетке, за окурки, хотя ты и не куришь. Ты даже боишься с ним встречаться. Пожелай ему сломать ногу. Ну, смелее. Его увезут, и все лето ты проживешь спокойно».

Коля, продолжая копать, подумал, что это было бы забавно. Конечно, ломать ноги и прочее в том же роде абсолютно бессмысленно. А вот если пожелать, чтобы он поскользнулся и своим старческим лицом окунулся вон в ту бадью с навозом для подкормки цветочков? Вот это было бы дело. Коля вонзил посильнее лопату и прошептал свое желание, ни капельки не веря, что оно исполнится. Сосед угрюмо взглянул на Колю и пошел прочь от подъезда. Что, собственно, нисколько не удивило Колю. Вот если бы он хоть чуть споткнулся, Коля ни за что сам себе не поверил бы. А так жизнь текла своим чередом. Коля налег на лопату. Она по-прежнему издавала чуть слышный ритмичный звук, точнее, речь. «Дурак ты, Коля. Разве можно шутить с желаниями, идущими от всего сердца? Желания будут исполняться, когда ты не сможешь жить без их исполнения. Это не забава».

Коля выпрямился, давая отдохнуть спине, оглядел вскопанный участок – сажать уже можно. Коля постарался выкинуть мысли, навеянные землей, поставил лопату в сарай, вернулся в квартиру и занялся своим делом. Он сел за компьютер, открыл страницу, которую начал сегодня утром, и погрузился в работу. Все было бы нормально, но чудовищный шум за окном мешал сосредоточиться. Одна за другой шли машины, груженные бетонными плитами, которые доставлялись на стройку как раз напротив окон Колиной квартиры. Гудел и скрипел подъемный кран. Кричали рабочие. Их крик утопал в идиотской музыке, исходящей от магнитолы на участке, включенной на полную мощность. Жена в спину сказала, что так жить нельзя, он что-то должен сделать, пойти, поговорить. От всего этого, от слов жены, от невозможности сосредоточиться, Коля рассвирепел.

«От всего сердца, – вспомнились слова, идущие от земли, – и твое желание исполнится». И Коля прошептал желание. Жена ойкнула: кресло, на котором сидел Коля, мгновенно оказалось пустым.


КИНО


Сотрудники все как один восхищались этим фильмом. К нему сводились разговоры в курилке, в буфете, в лаборатории за чашкой кофе. Упросил, дали диск. Вечером с нетерпением включил телевизор и вставил диск в плейер. Пошли титры и первые кадры.


Компания парней выпивает в парке в безлюдном месте. Их четверо. Сидят они на полянке, на свежих пнях недавно спиленных деревьев. Все четверо – близкие друзья, окончили один класс, потом университет. Двое женаты, имеют малышей. Трое учатся в аспирантурах. Четвертый уже год работает в самом большом филиале американской компьютерной фирмы.

Неожиданно они замечают девушку, которая задумчиво идет по тропинке неподалеку от полянки. Так же неожиданно, повинуясь непонятному импульсу, двое из них догоняют девушку, зажимают ей рот, тащат на полянку и насилуют ее. Она пытается кусаться, что-то кричит сквозь зажатый рот, сопротивляется, а потом смиряется с насилием. И молча терпит каждого следующего мужчину.

Девушке позволяют одеться. Неожиданно появляется группа омоновцев в черных комбинезонах с автоматами. Видимо, кто-то услышал ее крик и сообщил в милицию. Парни замирают от ужаса. Начальник омоновцев спрашивает девушку, все ли в порядке. Девушка отвечает, что это ее приятели, и омоновцы уходят.

Парни приходят в себя и с изумлением спрашивают девушку, почему она не призналась омоновцам. Сейчас бы они уже валялись в кутузке. Девушка пожимает плечами и отвечает, что тюрьма – это только тюрьма. А она наказала их серьезнее.

И уходит.


Выпивать ребятам больше не хотелось, они медленно шли по тропинке парка, обсуждая сказанные им слова. Они обсудили не только сами слова, но и удивительно спокойную интонацию, с которой было сказано, что они наказаны серьезнее, чем попасть в тюрьму по обвинению в изнасиловании.

За изнасилование дают десять лет. Конец карьерам, конец замыслам. За это время тюрьма их бы раздавила. Они бы вышли через десять лет больными, никому не нужными людьми, без квартир, без родных. Жены и дети от них бы отвернулись. Родители за это время умерли бы с горя. Это только подумать: их сын, аспирант, блестящий теннисист, умница, участвовал в зверском групповом изнасиловании!

Она их спасла от этой ужасной перспективы. А сказала, что наказала серьезнее. Что это может быть? Один предположил, что девушка больна СПИДом. А они схватили ее, зажали ей рот, она и не успела сказать. А потом уже сознательно отдавала себя следующему. Ребята остолбенели. Действительно, она заразила их СПИДом. Что делать? С ними кончено. Не дай Бог принести в дом заразу. Жены, дети, родители – это просто ужасно.

У одного приятеля был знакомый врач. Договорились, что он узнает, где делают анализы и дают советы, как не заразить окружающих. Два дня сплошных мучений, к жене и ребенку притронуться нельзя, все в удивлении, начинаются отговорки. Кто придумал какую-то ерунду про лишай, другой отговорился экземой. Сделали анализы. Ждали две недели, все из рук валится, ни работы, ни отдыха. Пришли понурые за результатами. Обалдели – все здоровы. Однако, предупредил врач, до полного выяснения надо ждать пару месяцев и снова сделать анализ.

Как они это время провели – лучше не вспоминать. От одного ушла жена, другой сам покинул семью. Неженатые ушли от родителей, стали жить на съемных квартирах, точнее, в комнатках. Одному удалось снять недорогое жилье в деревянном бараке. Потом он присмотрел там же угол и переманил приятеля. Нашлось место и третьему. Однажды ночью барак загорелся с двух сторон. Двери оказались заблокированы. Это обычная история, строители расчищали место для новостроек. Троим приятелям пришлось устроиться временно у четвертого в однокомнатной квартире, у того, от которого ушла жена.

Теперь приятели постоянно были вместе. Погорельцы остались без документов, без денег, практически голые и босые. Они непрерывно обсуждали, что за наказание она им обещала. Строили догадки. Ждали срока повторного анализа.

Подходил конец второго месяца, скоро можно было убедиться в точности анализа на СПИД. И тут у хозяина квартиры по всему телу выступают фурункулы. На лице, на спине, на ягодицах – всюду. Он не может сесть, лечь, толком не может поспать. Фурункулы вскрываются, и в квартире стоит вонь от гноя и мази Вишневского, которую больной накладывает на свои нарывы.

Все поняли, что это начало конца. Теперь и у них будет что-то подобное, поскольку СПИД снижает иммунитет ко всем заболеваниям. Новая хворь не заставила себя ждать – у второго появился стоматит. Типуны были такой величины, что он не мог ни говорить, ни есть и не знал, куда деться от боли. Конечно, он обвинял хозяина квартиры, что тот заразил его гноем, вытекающим из фурункулов и оставляющим капли повсюду, даже на посуде.

Состояние у всех было ужасное. Они почти не разговаривали друг с другом. Наконец наступил день повторного анализа. Вскоре они узнали результаты. Никакого СПИДа у них нет. Парни с фурункулезом и стоматитом помчались к врачам. Диагноз был прост: на нервной почве. Все их проблемы на нервной почве. И действительно, хороший анализ сотворил чудо. И фурункулы, и типуны исчезли в пару дней.

Начали налаживаться отношения. Вновь обсуждали угрозу изнасилованной женщины, но теперь уже с некоторой долей юмора. Дескать, она была права, вот мы свое и получили; надо надеяться, что все неприятности позади. И даже решили выпить, посидеть, как раньше, обменяться мнениями. И было о чем. Все четверо лишились прежних занятий. Одного уже отчислили из аспирантуры, двое других были на грани отчисления, и спасти их могло лишь чудо. А хозяин квартиры в борьбе с фурункулезом давно потерял работу в компьютерной фирме и перебивался, зарабатывая рабочим в продуктовом магазине. Впрочем, остальные тоже пытались заработать на жизнь на стройках и в порту. Чтобы снять мучащее их напряжение, выпить решили в парке на той же полянке.

Расположились, налили, закусили бутербродами. Хорошо. Пришел первый, самый приятный и легкий кайф. Послышались женские звонкие голоса, на полянку вышли две девушки. Парни переглянулись с улыбками, которые означали, что они уже наказаны, «проходите, девушки, вам мы не опасны». И прочее того же рода. В общем, такие старческие улыбки.

Но девушки проходить мимо не стали. Были они обе изрядно поддаты, присели к компании и с пьяными ужимками потребовали угощения. Ребята стали их выпроваживать. Но девки оказались упорные. Они заявили, что раз их просто так не угощают, они могут расплатиться и натурой. И обе как по команде подняли подолы юбок. Белья на них не оказалось.

Тут один из приятелей предложил пойти девицам навстречу и тем самым избавиться совершенно от полученного ими комплекса. Ребята согласились. Девиц угостили, разложили на травке и приступили к получению оплаты. Однако один за другим поднимались сконфуженные. Девки тоже поднялись, сами по-хозяйски налили себе по стакану, тяпнули и с хохотом пошли с полянки, крича, что сразу четыре импотента им никогда не попадались.


Весь вечер в квартире никто не проронил ни слова. Наконец появилось предложение сходить в анонимную клинику. Заплатить и выяснить, может, это тоже на нервной почве. А вдруг какие-то органические изменения?

Нашли клинику. Созвонились, узнали адрес, пошли. Прошли проходными дворами, попали в обшарпанный дом с вонючим подъездом. Нашли нужную дверь, нажали на звонок. Невидимый голос задал вопрос, раздался мелодичный щелчок, и парни очутились в ярко освещенном фойе с кожаными диванами, большим аквариумом и высокой стойкой, которая намеренно не скрывала потрясающе красивые ноги очаровательной администраторши.

К врачу заходили по одному. Всем был сделан анализ спермы, крови и мочи. Просили зайти на следующий день. Заплатили за визит безумные деньги. На следующий день выслушали врачебный вердикт: абсолютно здоровы. Только у одного оказалась низкая подвижность сперматозоидов, но врач его заверил, что у половины населения эта подвижность еще ниже и детей он может наделать сколько угодно.

Каждый из парней пристал к врачу с одним и тем же вопросом об импотенции. На что врач стереотипно сообщал, что бывает со всеми. «Успокойтесь, выкиньте из головы неприятные мысли». Еще врач посоветовал каждому снять проститутку, с которой все обязательно получится, поскольку жрицы любви легко справляются с пустяковыми мужскими проблемами. Приятели обменялись мнениями. Во-первых, хорошо, что они абсолютно здоровы, так что угроза изнасилованной ими женщины этой сферы не касается. Во-вторых, стоит или не стоит прикасаться к продажной любви, учитывая всякие заболевания, включая СПИД, мысли о котором уже почти свели их с ума.

Все-таки решились. Нашли в Интернете номер телефона. Позвонили. Приехал здоровенный мужик, едва протиснулся в дверь, за ним вошла девица в мини-юбке и высоких сапогах. Парень оглядел компанию, оставил девицу и ушел. Девка подошла к дивану, села и стала медленно снимать сапоги. Делала она это минуты три. Парни все как один почувствовали эрекцию. Потом она начала снимать кофточку, затем юбку и очень медленно – чулки.

И когда она легла на диван на спину и начала, призывно поднимая ноги, стаскивать с себя узкие трусики, фильм закончился.


СТАРЫЙ, УМНЫЙ И НАХОДЧИВЫЙ ПАПОЧКА ПЕРЬЕ


Новый красный президент Вачес дотянул-таки свои руки до девушек. Как он раньше и обещал искоренить грех, в чем его поддерживали церковники, так и начал поступать. Вначале с улиц исчезли свободные девушки. Теперь панели лишились ярких красок, лишились длинноногих девиц в сапогах и коротких юбках. Всем им пришлось прижиматься к хозяйкам, от которых они терпели насмешки и обдирательство. Но закон позволял заниматься этим ремеслом только в сертифицированных публичных домах с врачебным контролем и нормированным временем работы.

Бедной Сандре также пришлось покинуть свое любимое место – перекресток центральных улиц столицы с шикарными магазинами, банками и страховыми обществами. Она была вынуждена расстаться со своими любимыми щедрыми и немолодыми клиентами – директорами или руководителями преуспевающих контор. Особенно обидно было за себя и старика Перье, директора самой большой страховой компании в столице. Родных у него не было, в уик-энды старику было скучно, и он захватывал Сандру с собой за город. Там на его большой вилле она могла делать все, что ей заблагорассудится. И она это делала. Ходила целыми днями нагишом, плавала в бассейне, готовила хозяину легкие ужины, а на обед надевала вполне пристойное платье и ехала со стариком в какой-либо чудесный ресторанчик на побережье. И на людях в ресторане, и занимаясь любовью, Сандра называла старика Перье Папочкой. Старичок просто ловил кайф, когда Сандра подкрадывалась к его креслу, обнимала его за шею, покусывала ушко и мурлыкала, что ей скучно одной. Папочка обожал Сандру за легкий характер и огромное мастерство, с которым она доставляла хозяину удовольствие – и в постели, и в бассейне, и просто на ковре в огромном холле.

И вот, пожалуйста, указ красного президента. Теперь девки готовы ему оторвать яйца. Так жалели, что ходили на митинги, голосовали за него, надеялись, что и вправду он приложит все силы, чтобы народ был счастлив. Разбежался! Сандре пришлось спешно искать покровительницу. Удалось пристроиться в бордель, расположенный в рабочем районе рядом с сахарным заводом и депо. Цены там были мизерные, да и из этих денег приходилось отдавать большой кусок толстой Марии, мерзкой старой развалине, хозяйке этого заведения. Хотя, если быть предельно честной, не такая уж и старая была Мария. Толстая – да, но именно это и привлекало мужчин из депо. И вовсе была она не злая: если клиент не шел, сиди себе в гостиной, пей кофе, ожидай. Так что дела стали хуже, но продержаться можно. Намного труднее этим шикарным девкам из массажных салонов. Вачес уничтожил их на корню своим указом. Подчистую. Так что даже обычный массаж сделать было негде. И девки из этих стильных кабинетов тоже потянулись в обычные разрешенные бордели.

Но более всего надругался президент над девушками по вызову. Его ищейки прошерстили все объявления в газетах, все порносайты с предложениями, адресами и номерами телефонов. И в один момент устроили всем девицам вызовы и заказы, только везли их не на квартиры, и не в сауны, и не в рестораны с отдельными кабинетами, а прямиком в центральное полицейское управление. А там как обычно: отпечатки пальцев, фотографирование, дело в папочке. И выбор: или иди в бордель, как все, или поступай на работу. А где ее, работу, найдешь? Теперь секретаршами или продавщицами брали немолодых женщин – не дай Бог донесут о неформальных взаимоотношениях начальника с подчиненной.

Полиция тоже изменилась до неузнаваемости. Стали бояться даже сослуживцев. Донос – и пошел с волчьим билетом и без пенсии. Раньше, если девушка проштрафилась и попала в участок, ничего особенного с ней не происходило. Вскоре выходила из дверей, отхаркивалась, отплевывалась где-то в уголочке и заступала на свой пост нести населению радость и удовольствие. Теперь времена поменялись. Полицейским приходилось ограничиваться супружескими постелями, что не вызывало у них светлого предвкушения начала нового рабочего дня. И поэтому свирепствовали мужики от неутоленных страстей.


В пятницу вечером завалилась группа ремонтников из депо. Отмечали чей-то день рождения и, переполненные выпивкой, явились к толстой Марии для продолжения праздника. Хозяйка распихала механиков по номерам. Все девушки были при деле. Один, видимо, именинник, достался Сандре. Он начал довольно бодро, как будто продолжая ремонтировать электровоз, но вскоре вино победило и механик начал засыпать прямо на Сандре. Она попыталась привести его в рабочее состояние, но тут в дверь ввалилась хозяйка и сказала, чтобы она бросила эту свинью и шла вниз. Там какой-то богатый старик радуется, что нашел ее. Девушка выскользнула из-под ремонтника, на что тот не обратил внимания.

Внизу, в пустынной гостиной сидел, опираясь на трость, старик Перье в костюме, галстуке-бабочке и с бутоном свежей розы в петлице. Сандра бросилась к Папочке. Тот принял ее ласки с удовольствием и велел одеваться и немедленно в машину. По дороге Папочка поинтересовался работой у толстой Марии и спросил, есть ли здесь еще приличные девушки. Сандра язвительно спросила, много ли ему надо, на что Папочка, не обращая внимания на иронию, ответил утвердительно.

Уик-энд на загородной вилле прошел, как обычно, легко и весело. Сандре даже страшно было подумать о возвращении в бордель. И к ее радости, к толстой Марии она не вернулась. Точнее, заехала в понедельник на Папочкиной машине и отобрала несколько девушек, еще не испорченных этой ужасной работой в борделе. Они втиснулись в машину, и водитель подвез их прямо к шикарному входу в страховую компанию. На вопросы девок Сандра не могла ничего ответить, кроме того, что все будет о’кей. Именно так ей сказал Перье, а она никогда не сомневалась в словах старика.

Девушек провели в служебное помещение, всем выдали поразительно красивую униформу, которая ловко подчеркнула достоинство каждой из них, не выставляя напоказ ни ноги, ни декольте. После этого им прикрепили на грудь бейджик с надписью «эксперт» и провели в большую комнату с множеством столов. Каждая села за свой стол. Недоумение нарастало. Девицы перешептывались и вопросительно смотрели на Сандру. Неожиданно в комнату вошла группа хорошо одетых пожилых господ. Возглавлял их сам директор страхового общества.

– Итак, господа, – сказал Перье, – мы начинаем продвигать новый страховой продукт. Вы являетесь первыми покупателями этого продвинутого, на мой взгляд, продукта. Главным пунктом предлагаемого страхового пакета является впервые введенное нами страхование от сексуальной неудачи. После подписания и оплаты пакета присутствующие в этой комнате эксперты проводят каждого из вас в удобное помещение, где вы сможете обстоятельно ознакомиться с существом нового продукта. Прошу не торопиться, наши эксперты хорошо обучены и выполнят свою работу в оговоренные в страховке сроки.


ВИЗИТ В МОНАСТЫРЬ


И Жаклин, и Жак были в маечках и шортах, поэтому в мрачных кельях монастыря, в узких и высоких коридорах и переходах им было холодно. Сопровождавший их монах шел быстрым шагом, не забывая ни на минуту свои обязанности гида. Он бегло рассказал историю монастыря, так же, на ходу, показал в нескольких местах раскопки фундамента IX века и объявил, что как только они придут в нужную келью, он начнет подробный рассказ о тайных обрядах и ежедневной жизни монахов в древние века.

Они достигли овальной кельи, мрачно освещенной лампой, имитирующей факел. Кроме входной двери, там имелись еще два закрытых входа. Около каждого виднелись узкие окна, напоминающие бойницы. Гид предложил им сесть на жесткую каменную скамью, сам он устроился напротив них на другой скамье. Кто-то извне закрыл входную дверь и громко щелкнул задвижкой. Жаклин с изумлением обернулась к двери.

– Начиная с четырнадцатого века, – начал свой рассказ монах, – в монастыре царили жестокие нравы. Попадающие сюда послушники либо люди, искавшие защиты от мирских властей, испытывали страшные мучения, которые проходили бесследно не для всех. Я попрошу вас заглянуть в смотровое окно возле правой двери.

Жаклин и Жак, ежась от холода, подошли к окну. Им представилось большое помещение, в котором можно было разглядеть в свете настенных факелов каменные ложа с различными приспособлениями.

– Это помещение называется «келья блаженства». Вы видите замысловатые устройства, конструкция которых не менялась уже много веков. Только в последнее время пришлось провести сюда воду и канализацию. Теперь я объясню вам назначение каждого предмета, но прежде всего надо сказать несколько слов о тех, кто попадал в это помещение. Обычно убежища в монастыре искали знатные супружеские пары. Как правило, это были молодые люди, попавшие в опалу к правителю. Еще надо сказать, что в монастыре, как в любом мужском заведении, бытовали весьма специфические сексуальные пристрастия.

– Это понятно, – усмехнулся Жак.

– Но это не значит, – поправил его гид, – что монахов интересовало только мужеложство. Поэтому попавшая сюда супружеская пара принуждалась занять свои места на этих топчанах. Вначале женщина привязывалась ремнями, как лягушка, таким образом, что ее можно было переворачивать вниз или вверх спиной. Обратите внимание, там, на поперечном устройстве, имеются шарниры для таких поворотов.

– Ничего себе! – воскликнула Жаклин.

– Но это еще не все. Мужчина устанавливался на колени и локти так, чтобы он мог наблюдать за своей любимой супругой. Он также фиксировался в этом положении ремнями. Потом в келью заходили монахи и в соответствии с их склонностями обращали свое внимание на мужа и жену. С мужчиной занимались, говоря современным языком, анальным и оральным сексом на глазах жены. А с женщиной использовали и обычные генитальные совокупления. Причем изобретательные монахи практиковали свои развлечения и по двое, а иногда и втроем. В прежние времена мало думали о гигиене, поэтому отбросы организма, вы понимаете, о чем я говорю, в том числе рвотные массы, попадали прямо на каменный пол. Естественно, грязь и невыносимый запах. Поэтому, как я упоминал, сейчас там имеется все необходимое для поддержания соответствующей чистоты.

– Вы сказали «сейчас»? – дрожащим голосом спросила побледневшая Жаклин.

– Естественно. Практика в монастыре не приостанавливалась ни на один месяц. Взгляните теперь в другое окно. Что вы там наблюдаете?

– Какие-то монахи едят за столом, – сказал Жак.

– Правильно. Это трапезная. Вскоре монахи закончат обед и войдут сюда, чтобы проводить вас в «келью блаженства» и ознакомить со всеми перечисленными устройствами.

– Уж не имеете ли вы в виду, что, заплатив 150 евро, мы станем объектами ваших сомнительных многовековых привычек? – дрожащим голосом, но, как ему казалось, надменно заявил Жак.

– А что делать, – ответил гид, – такие правила.

При этом он быстро подошел к двери, она немедленно отворилась, гид вышел. В закрытой двери снова громко щелкнула задвижка.

Жаклин схватила Жака за плечи и начала его трясти в истерике.

– Ты понимаешь, – визжала она, – что с нами сейчас совершат эти скоты? Ты понимаешь? Ну, сделай что-нибудь!

Но Жак не только что-то сделать, он даже не мог ответить жене. Он позеленел и, кажется, готов был рухнуть в обморок.

– Ну сделай что-нибудь! – визжала Жаклин, носясь по келье.

Она замолчала в изнеможении и оперлась руками на входную дверь, собираясь упасть.


– Нет, – сказала Жаклин, поднимаясь из-за большого стола с бокалом в руке, – это не настоящий риск. Вот, все, сидящие в этом роскошном ресторане, испытали прыжки с резинкой, парашют, слалом, серфинг. Разве это настоящий риск? Инструкторы, показы, как надо, всякие страховки… Нет, нет и нет. Вот древний монастырь – это другое дело. Вот где кровь стынет по-настоящему.

Все зааплодировали.

– Но это не все. Внимание! Мы достали для вас билеты на несколько сеансов, – закончила Жаклин свою речь.


ЕСЛИ НЕ ПРОГОНИТЕ


Любовь мужа к собакам определенной породы Светлану удивляла. Одна псина умирала от старости – а век их был короток, – и покупалась следующая. Конечно, породистая и, конечно, за бешеные деньги. Все собаки были абсолютно одинаковы: короткие ноги, морщинистая морда складками и злобный характер. Кормить их было для нее сущей проблемой. Хорошо, что муж, освобождаясь от работы на кафедре, иногда отваривал собаке морковку и перетирал прокрученное комбайном мясо. В остальное время эта забота лежала на ее плечах, потому что она была всего-навсего доцентом на кафедре своего мужа и свободного времени у нее было существенно больше.

Они не завели детей, поскольку берегли время для научной работы, и вместо детей получили дипломы кандидата и доктора наук по прикладной математике. Она, естественно, была кандидатом. Занятия со студентами у нее начинались во второй половине дня, поэтому утром она выгуливала собаку. А вечером с ней выходил сам заведующий кафедрой.

Прогулки с собакой вошли в привычку. Она выходила из подъезда, шла проходным двором мимо сараев, выходила на улицу и выгуливала морщинистую псину на поводке, ожидая ее возле каждого куста или столба. Редкие знакомые при встрече удивлялись глубине морщин на морде собаки и всегда находили какой-либо повод похвалить псину. Она вежливо благодарила, но понимала, что ласкать такого урода никто из знакомых не осмелится. Вероятно, выводил эту породу собак злобный собаковод. Светлана не сомневалась, что дело обстоит именно так.


День был пасмурный. Шел снег с дождем. Все старались пробежать быстрее в автобусы или магазины. Умные люди просто не выходили в такую погоду. Но собаке нужно было посикать, поэтому Светлана надела легкое пальто, защелкнула поводок и в тоске побрела из подъезда. Проходя мимо сараев, она заметила открытую дверь и костерок, медленно умирающий под редким снегом и дождем.

«Не вовремя хозяин взялся за чистку сарая», – подумала Светлана.

Около костра суетился человек в длинном не по времени пальто. А в дверях курили двое мужчин, один был одет вполне прилично, второй, огромный амбал, стоял в сапогах и телогрейке. Прилично одетый сделал шаг, преградил Светлане дорогу и хорошо поставленным голосом сказал:

– Позвольте, помогу вам с вашей собачкой. – И властно забрал у Светланы поводок, который тут же передал человеку у костра.

– Это что такое! – Голос Светланы выражал обычное интеллигентское возмущение. – Для чего вам моя собака?

– Для жаркого, мадам, – раздался тот же голос и продолжал: – Проходите, пожалуйста. – И он втолкнул Светлану в сарай.

– Для какого жаркого? – Светлана не узнала свой голос.

– Для собачьего, естественно, – ответил мужчина, – вас никто не собирается использовать таким образом. Я, с вашего позволения, использую вас по-иному. Позвольте представиться. Игорь Павлович, историк, бывший преподаватель, защититься не успел, теперь бомж.

И тут Светлана вспомнила, что соседи что-то говорили, что бомжи пошли нынче интеллигентные. И по одежке их узнать невозможно. А мужчина продолжал:

– Рядом мой помощник Виктор, верный оруженосец, так сказать, Санчо Панса. У костра – Рамиль. Он наполовину кореец, поэтому хорошо знает, как готовить собак. Лакомство, скажу я вам, бесподобное.

Произнося все это, Игорь Петрович не выпускал Светлану из своих рук, и она почувствовала, что он уже расстегнул ее пальто и снимает его. Теперь он обращался к своему помощнику:

– Витенька, дружок, постели вон там, поодаль газетки. Не хочу пачкать пальто уважаемой дамы. Кстати, – теперь он обращался к ней, расстегивая пуговки ее кофты, – можно узнать ваше имя, прелестница?

Хоть прелестнице было немного за сорок, все в ней взбунтовалось. Она отбросила руки нахала от уже расстегнутой кофты и с негодованием сказала:

– Какое еще имя! Немедленно подайте пальто и верните собаку. Иначе я…

– Миленькая, – укоризненно сказал Игорь Петрович, – ничего иначе вы не сделаете. Хоть криком кричи. А вот если не будете меня слушаться, то придется попросить Витю. Он подержит вас в своих крепких руках, но, конечно, не даром. Даром он ничего не делает, обязательно потребует своей порции любви. Посмотрите на него – вам это надо?

При этом Игорь Павлович уже расстегивал на Светлане бюстгальтер.

– А что касается собачки, то уже поздно, – тем же поставленным голосом сказал мужчина, – шкурка уже снята, и скоро вы почувствуете несравненный запах настоящей собачатины.

– Пустите, – Светлана попыталась освободиться от рук насильника, страстно обнимающего ее грудь, – пустите, ну прошу вас!

– И не беспокойтесь, – продолжал говорить он, укладывая Светлану на какую-то импровизированную лежанку. – В смысле дезинфекции у нас все в порядке. Тщательно протираем водкой. Вот руки, конечно, стоило бы дополнительно обработать. Так что постарайтесь не кричать, чтобы не зажимать вам рот и не вносить микробы.

Игорь Петрович шустро освободил Светлану от лишней одежды и, прежде чем улечься на нее всем телом, попросил помощника выйти ненадолго, помочь Рамилю с сервировкой.

А потом Светлана поплыла в волнах ненависти, омерзения, любви, обожания и еще каких-то чувств, которых никогда не испытывала с мужем. Ни когда тот был аспирантом, ни тогда, когда стал заведующим кафедрой. Она лежала на подстилке, о чистоте которой она бы раньше беспокоилась дни и ночи. Она лежала под мужчиной, который только успел расстегнуть и приспустить штаны. Она лежала и обоняла смесь запахов пота мужчины, старого рванья, жареной собачки ее мужа. Горло ее пересохло от стонов.

Игорь Петрович поднялся, галантно протянул руку, помог встать, поклонился с благодарностью и спросил, не надо ли проводить даму.

– Даму зовут Светлана, – звонко сказала Светлана. – И нельзя ли попросить вашего помощника Виктора снести в скупку мое пальто, да, да, то самое, что на газете? Я купила его в бутике за бешеные деньги. Но буду рада, если мы выручим за него хоть что-то.

– «Мы»? – переспросил Игорь Петрович.

– Мы, если не прогоните, – сказала Светлана.


ТЕМНАЯ БУТЫЛЬ


Обычное дело: находясь на отдыхе в Египте, дама купила у арабского мальчика темную бутылку. Мальчик клялся всеми богами, что в бутылке заключен всемогущий джинн. Пробка на бутылке была залита сургучом, на котором виднелся отпечаток с арабскими буквами. Мальчик клялся, что это печать самого Аладдина.

Дама привезла бутылку на родину и в тот же день, в спальне, оббив сургуч, вытащила пробку. Из бутылки с легким свистом вышла струйка дыма и сконденсировалась в крупного мужчину, одетого в балахон. Дама с интересом разглядывала мужчину. Он упал перед ней на колени:

– Я всемогущий джинн, а вы моя госпожа. Приказывайте, я выполню любые ваши желания.

– Боже мой! Что за ужасный запах? – фыркнула дама.

– Простите, моя госпожа. Почти три тысячи лет не мылся.

– Но тебя же иногда выпускали из бутылки.

– Да, конечно, но какое им было дело до моей гигиены: строй дворцы, мости золотом дороги и прочее в том же роде.

– Какие дворцы! Какие дороги! Немедленно в ванну, а балахон свой брось в стиральную машину.

– Так у меня ничего на теле, кроме балахона, – ответил джинн.

– Вот и ладно, – улыбнулась дама. – Я посмотрю, что там, на теле. Это поможет мне сформулировать первое желание…

Джинн исчез в ванной, дама посмотрела ему вслед и закончила свою фразу:

– …а может быть, и все последующие.


АВЕЛЬ, КАИН И ДРУГИЕ РОДСТВЕННИКИ


Эти две курицы пригласили на интервью нашумевшего писателя Фелкинда. Худенькая ведущая на свои язвительные приставания получила корректный пересказ сюжетов каждой книги. Фелкинд рассказал содержание книги о брате: прикованный к постели человек ждет хотя бы какой-нибудь помощи от родного младшего брата, которого он фактически сам воспитал. Но брат, преуспевающий парикмахер, отказывается даже оплатить обычные протезы для калеки. Полная ведущая пыталась построить на этом сюжете психологическую коллизию. Она сама была когда-то знаменитым писателем и держалась с Фелкиндом как равная. Тот выслушал ее речь, пожал плечами и заметил, что никакой особой психологии он не видит. И напомнил слова одного человека, сказанные во всемирно известном произведении о том, что он не сторож своему брату.

Худенькая ведущая взялась обсуждать другую книгу, которая, как и первая, лежала на прилавках буквально всех книжных магазинов. В этой книге были пикантные детали. Худенькая начала анализировать описанный в книге инцест и последующее издевательство над поруганной девушкой. Фелкинд ответил, что никогда не предполагал никакого подтекста в банальном сюжете: герой насилует свою племянницу, а потом отказывается оплатить ее аборт.

Снова за писателя принялась полная ведущая: она сравнила его третью книгу с трудами Проспера Мериме. По ее мнению, тема обиженной проститутки Дели изъезжена вдоль и поперек, и тем не менее писатель нашел здесь новые слова. Фелкинд несколько секунд размышлял над выводом полной дамы, а потом коротко сказал, что ей виднее.


Миродзе дважды просмотрел интервью. Размышления женщин он просто отключал, слушал только писателя и понял, что любезнейший Егор Иванович Фелкинд не сказал, по существу, ни одного слова о своем творчестве. Его мимика была великолепна: он поднимал брови почти до своей великолепной шевелюры, улыбался, показывая безукоризненные зубы, склонял голову, прислушиваясь к мнению то одной курицы, то другой. И было хорошо видно, что меньше всего в жизни его интересуют эти высказываемые отзывы на его нашумевшие произведения.

Миродзе четко понимал, что именно теперь нужно делать настоящее, серьезное интервью с Фелкиндом. Во-первых, он утрет носы этим паразиткам с куриными мозгами, а во-вторых, реабилитирует себя после нескольких неудачных политических прогнозов. Интервью с модным и умным писателем – это в яблочко. Теперь предстояло найти телефон Фелкинда и уговорить его. Мало кто может узнать тщательно оберегаемый телефонный номер, но на то и знаменитый телевизионщик Миродзе. Уже наутро у него имелся номер мобильного телефона писателя.

Акоп Акопович серьезно подготовился к разговору. Затем набрал номер вместе с кодом областного центра рядом с Москвой. В трубке раздался женский голос:

– Алло. А что это за номер такой? Вы кто?

– Прошу извинения, я телевизионный обозреватель Миродзе. Можно мне поговорить с Егором Ивановичем?

– С Жориком, что ли?

– Да, с Егором Ивановичем Фелкиндом.

– Ну и что вы хотите?

– Хочу предложить ему выступить на телевидении.

– Козлу этому? Лучше меня пригласите. Уж я расскажу о нем. Все расскажу. Кто лучше меня может знать эту скупую суку! Дал мне свой мобильник и еще велел купить новую карточку. А его карточку выбросить. Побежала. Буду я еще деньги тратить.

– Простите, а как вас зовут?

– Зачем вам?

– А как же я вас приглашу на телевидение?

– Правда. Меня Ира зовут. Это он про меня написал книгу, только назвал Дели. А так описал все как было.

– Вы хотите сказать, что события, описанные в книге, произошли в реальности?

– Здрасьте! Я же вам уже час твержу. Только там я была Дели.

– Что, он действительно расплачивался с друзьями за поход в ресторан… э… вашими прелестями?

– А то. И еще велел танцевать на столе. И чуть что – ремнем по голой заднице. Ужасно больно. Вас когда-нибудь лупили ремнем по голой заднице?

– Пожалуй, нет. Значит, вы хотите выступить на телевидении?

– Еще бы!

– Тогда, Ира, этот номер не меняйте. Я позвоню вам завтра, приглашу на передачу и оплачу дорогу в Москву и обратно.

– А вы еще брату Жорика позвоните, – затараторила Ира. – Он дома, не ходит. Лежит один. Без всякой помощи. Хотите, я дам вам его телефон?

* * *


Миродзе уже в начале разговора почувствовал, что напал на жилу. Это была сенсация. И он стал потихоньку выведывать у Иры новые и новые сведения. Оказалось, что книга о беспомощном брате написана практически документально. И случай с племянницей не выдумка. Ее мать, то есть двоюродная сестра Жорика, послала дочку к дяде занять у него денег. Он денег не дал, а изнасиловал юную нежную девушку самым извращенным образом. И когда она обнаружила, что беременна, и пришла к дяде просить денег на аборт, он денег не дал и опять изнасиловал ее по-всякому. А потом выпустил об этом свою издевательскую книгу.


В разговоре с Ирой Миродзе выяснил все нужные телефоны. Попрощался с героиней одной из книг Фелкинда и начал набирать полученные номера. Первым он позвонил старшему брату писателя.

– Петр Иванович?

– Да, это я, – ответил слабый голос.

– Вас беспокоит телевизионный обозреватель Акоп Акопович Миродзе.

– Вы не шутите, тот самый Миродзе?

– Да, – улыбнулся Акоп, – тот самый. Хочу сделать передачу о вашем брате. Узнал номер телефона и звоню, чтобы обсудить с вами этот вопрос. Как вы себя чувствуете? Вы можете говорить?

– Конечно, могу. Это очень приятно. Недавно Егора уже показывали по ТВ. Я думаю, он заслужил это. Он очень талантливый мальчик.

– Да, он сильный писатель. А что вы скажете о книге, в которой он описывает беспомощного брата? Если не ошибаюсь, вы явились прообразом героя этого произведения?

– Ни в коем случае, – запротестовал Петр Иванович. – Посудите сами, в книге описывается жестокое отношение к больному брату. Это не имеет к нам никакого отношения. Егор очень добр ко мне, помогает, часто звонит, заботится обо мне.

– А как же история с протезами?

– Вы, наверно, слушаете наших родственников. Они почему-то настроены к брату недружелюбно. Распространяют всякие сплетни о нем, даже стыдно слушать. Пожалуйста, не верьте им.

– Хорошо. Вы позволите записать интервью с вами для моей телевизионной передачи? И в нем вы смогли бы повторить все эти добрые слова.

– Конечно, – обрадовался Петр Иванович.


После этого разговора Миродзе позвонил племяннице Фелкинда. Та, услышав фамилию дяди, так разволновалась, что трубку пришлось взять ее отцу. Миродзе представился и назвал причину своего звонка. Он сказал, что хотел бы вывести писателя Егора Ивановича Фелкинда на чистую воду. Отец поруганной девушки помолчал и спросил:

– Вы хотите показать, какой он подлец?

– Непременно, – ответил Миродзе. – Вы согласны со мной?

– Еще бы. Знаете, я был в шоке, узнав о происшествии. Но я знал не все. Вскоре вышла книга. Надо отдать должное, написана она талантливо. Я решил, что на этот мерзкий поступок Егор накрутил множество порнографических деталей, столь любимых нашими современниками. Я оказался не прав. Прочитав книгу, моя жена спросила дочь, насколько много вымысла в сценах насилия. И дочь в истерике сказала, что там еще не все описано. Вы представляете мое состояние?

– Да. И я очень бы хотел вывести этого подлеца на чистую воду. И вы мне должны помочь.

– С удовольствием, – ответил мужчина.

– Поэтому уговорите дочь приехать вместе с вами ко мне в студию. Будем готовить обличительный материал для телевизионного выступления.


Слухи о записи сногсшибательной телевизионной передачи о писателе Фелкинде будоражили всю Москву. И когда она пошла в эфир, страна была потрясена. Две женщины и мужчина отвечали на вопросы Миродзе. Женщины смущались, пользовались эвфемизмами, отчего зрители еще сильнее стервенели. Не помог даже телефонный разговор, в котором брат умолял не чернить имя гениального писателя. Народ был готов разорвать Фелкинда. А Миродзе закончил передачу, заявив, что он надеется на молодежные ударные отряды президента, которые сожгут книги Фелкинда.


– Ты знаешь, когда я слушала твою поруганную племянницу, я была потрясена. И как жена, и как сценарист.

– Да, талантливая девушка, – ответил Егор, – надо будет наградить всю бригаду актеров. Тем более что завтра на прилавки выбросят уже четвертую допечатку.


СОБЛАЗНИТЕЛЬНИЦА


1


В лабораторию Согинова поступила новая сотрудница. Нужны были техники для проверки аппаратуры, и брали любого, кто соглашался на небольшую зарплату. Однако, увидев новую сотрудницу, Согинов сильно удивился. Инге было около тридцати, и выглядела она как фотомодель. Он на секунду задумался, что такой бабе делать среди техников, но время поджимало: он назначил Семену и его группе совещание. А дело было крайне важное. Они на свой страх и риск разработали микрофон с запоминающим чипом, который можно было опрашивать в любое удобное время. Этот миниатюрный микрофончик размером всего четыре миллиметра невозможно было определить – он просто ничего не излучал. А при сигнале опроса он выдавал в цифре запись речи. Причем умница такая: в паузе молчания берег память и мог записать почти три часа речи. Хорошую вещицу смастерили ребята.

После совещания Семен остался. Он подождал, пока выйдут все сотрудники, и спросил:

– Видел штучку?

– Да… хороша! А чего она там, в техгруппе, делает?

– Понятия не имею. Звать ее Инга Парнюк. Подскочила ко мне чуть ли не в начале дня. Засыпала вопросами, в основном о тебе. А правда, ты знаменитый ученый, а можно ли с тобой познакомиться, узнать, какие у тебя интересы и прочее.

– У меня? – изумился Согинов.

– У тебя, у тебя. Я-то вначале подумал, что склею ее сразу – и в койку. Но на меня – ноль внимания.

Это было удивительно. Семен был неотразим – высокий, плечистый, с улыбкой киногероя. А одет как! От баб отбоя не было. Все девки в лаборатории ждали только его знака. Согинов же, невысокий, с какой-то рязанской физиономией (это он сам так о себе говорил), одетый в свой обычный многолетний костюм и со старым стираным галстуком, не представлял серьезного интереса для женского пола.

– Шпионка какая-то, – засмеялся Согинов.

– Не говори! – захохотал Семен. – Только очень уж неопытная.

На этом и закончился разговор про эффектную Ингу Парнюк и за делами был забыт. Но после работы, дома, Согинов рассказал жене про новую сотрудницу.

– Мало того что она мной заинтересовалась, она за день попалась мне в лаборатории раз пять. Явно больше чем случайные встречи. И поздоровалась, и улыбалась, и, я бы сказал, глазки состроила.

– Очень странно, – сказала Вера, – очень. И непонятно. События должны как-то развиваться. Посмотрим. Итак, она моего возраста, яркая, эффектная. Женщина для соблазнения.

Вера задумалась. Вообще Согиновы жили очень дружно. Вера была в курсе всех работ мужа и, несмотря на двоих детишек, очень ему помогала во всех делах. В немалой степени их счастливой семейной жизни способствовало то, что оба были очень сексуальны, и чувство это до сих пор не угасло. Мало кто мог догадаться, что этот мужичок с рязанской внешностью был изощренный любовник. И жена была ему под стать. Им было тяжело расставаться даже на день. Муж часто приезжал домой днем, где его ждал не только обед. Никаких посторонних увлечений у них не было, им с избытком хватало друг друга.

Согинов ждал, что скажет его жена. Наконец она встряхнула головой и улыбнулась:

– Ладно, давай ждать развития событий. Они будут обязательно. А теперь скажи мне: она действительно эффектная баба?

– Пожалуй, – ответил Согинов.

– Загляделся, признавайся!

– Ага! – улыбнулся муж.

– Значит, нагулял аппетит. Ну-ка марш в спальню. Дети уже спят.


Веру Согинов знал сравнительно давно. Она была немного младше его, и когда он поступил работать, еще училась в университете. С ним в отделе работала инженером ее мама Наталья Ивановна Попова. В свое время из-за дочери ей пришлось бросить университет, так что она была инженером без диплома. Наталья Ивановна справедливо считалась душой коллектива. Все праздники и торжественные события отмечались у нее дома в чудесной атмосфере шуток и розыгрышей, на которые был особенный мастер ее супруг Гриша Агафонов, работавший в том же институте, но в другом отделе. Вот у них дома Согинов впервые увидел Верочку Агафонову. Начались встречи, которые закончились веселой свадьбой. К сожалению, отец Верочки, точнее, отчим, поскольку она родилась в первом браке Натальи Ивановны с Поповым, а Гриша позднее удочерил ребенка, вскоре ушел из семьи, найдя другую женщину. От переживаний Наталья Ивановна получила первый инфаркт. Через пару лет последовал второй, а третий завершил жизнь этой славной женщины.

2


В течение нескольких дней Согинов информировал жену обо всех встречах с новой сотрудницей. Та делала все возможное, чтобы как можно чаще видеть заведующего своей лабораторией. В кабинете она неприкрыто показывала коленки, задирая юбку чуть ли не до трусиков. Когда прикуривала от его зажигалки, нагибалась так, чтобы он мог видеть ее большую аппетитную грудь. Все рассказы заканчивались молчаливым указанием Согинова на спальню, и супруги с нетерпением прыгали в кровать.

Вера, однако, не забывала напоминать мужу, чтобы он был начеку.

– Да не в этом смысле, – смеялась она, ласково поглаживая то, на что указывал глазами Согинов, приговаривая, что он всегда начеку. – Хотя, впрочем, и в этом тоже.


Шутки шутками, но история получала естественное продолжение. Выйдя с работы, Согинов прямо у проходной увидел Ингу с неподъемной сумкой, стоящей возле ее стройных ног.

– Не подбросите меня домой? – попросила Инга.

– Без проблем, – ответил Согинов, прикидывая дальнейшие шаги Инги.

– Муж сегодня допоздна занят, – говорила она, пока он нес ее сумку к своей машине, – и вот, я оказалась с этим грузом. Спасибо, что не отказались помочь.

– Перестаньте, это мой долг помочь даме, несущей большие хозяйственные заботы, пока муж задерживается на работе, – шутил Согинов, заводя машину и раздумывая над своим ответным ходом. – Жаль, ах, как жаль, что мы с супругой сегодня спешим на юбилей! Ах, какая жалость!

– Ой, так я вас задерживаю! – воскликнула Инга, прижимаясь плечом к водителю.

– Ничего. Пара минут роли не играет.

Возле дома, который указала Инга, Согинов тормознул, вытащил из багажника сумку и взглядом спросил, куда идти. Произошла некоторая заминка. Инга подошла близко к нему, почти прижалась, и стала говорить какие-то извинительные слова. Задержка была слишком велика. Согинов не понимал, для чего она это говорит. Он поднял сумку и понес ее к подъезду. Инга шла сзади, по-прежнему извиняясь. Согинов поинтересовался, сможет ли она внести сумку из лифта в квартиру, и внес сумку в лифт, прощаясь на ходу. Лифт уехал.


Вечером они с Верой долго обсуждали развитие событий.

– Хотела затащить меня к себе домой, – говорил Согинов.

– Не… не то, – уверенно возражала жена. – Ты же сказал ей, что занят. Не сходится. Вероятно, она хотела показать тебя кому-то. Вот и задержка возле машины.

– Пожалуй, – соглашался муж, – в лифт-то она заскочила молнией, не уговаривая. Но все же…

– Нет, не то. Если ты не рассказывал ей о твоих способностях в этом деле, ничего ей от тебя не надо. Или дал понять, проказник?

– Вера, – остановил ее Согинов, – нам думать надо, а не шутки шутить.

– Ну что ж, – сказала жена, – будем думать. Но поскольку мы сегодня празднуем какой-то юбилей, то почему бы нам не приступить к этому делу немедленно? Тем более что ребят я сегодня отвела к Матвеевне. Опять выключили горячую воду.

И они приступили, не сдерживаясь, поскольку дети были у мамы Согинова.

3


Галина Матвеевна Согинова работала в аппарате городской администрации. Женщина она была умная и очень информированная. Она могла решать в городе множество вопросов, чем немало помогала сыну и снохе. Веру она очень любила, та отвечала взаимностью. Мама Веры умерла от инфаркта в начале прошлого года, и ближе Галины Матвеевны у молодой женщины никого не осталось. Никаких секретов от свекрови Вера не таила, поэтому, отведя детей, она подробно рассказала о появлении соблазнительницы. Мать очень этим обеспокоилась. Нет, в сыне она была уверена, тут было другое дело, но какое? И она пообещала завтра же навести нужные справки об этой даме, Инге Парнюк.


Следующий день прошел обычно, только поздно вечером позвонила Галина Матвеевна, только что вернувшаяся из администрации, где вовсю шла работа по подготовке очередного идиотского мероприятия – то ли создавался комитет по чистке дворов, то ли хотели объявить город четвертой столицей страны. Меньше не получалось, так как уже два областных центра столицами себя объявили. Оказалось, что, несмотря на загруженность, матери удалось кое-что узнать. Некоторое время назад Инга Парнюк являлась хозяйкой и директором салона красоты, который недавно прогорел.

– На ней висит банковский кредит, недоплата налогов и аренды, – сказала мать. – Кстати, догадайся, как назывался этот салон.

– Конечно, «Инга», – ответил Согинов.

– Ты у меня мальчишка сообразительный, – засмеялась мать, – но тут не догадался. И я бы не догадалась. Салон назывался «Паринга».

– Нормально, – захохотал Согинов, – подожди минутку. Верка, мать-то что узнала. Соблазнительница была хозяйкой салона «Паринга». Так, так, ага. Слушай, мать, Вера знала этот салон. Там, говорит, цены были безумные.

– Бог с ними, с ценами, – ответила Галина Матвеевна. – Сейчас надо понять, что ей от тебя так сильно надо. Вот над этим давайте размышлять.

– Может, она к тебе ходы ищет, а, мам? – спросил Согинов.

– А смысл? Я, даже если бы захотела, ничем помочь ей не смогла бы. Ей нужны департамент финансов и налоговая инспекция. Нет, здесь какое-то другое дело.


Эти ухаживания на самом деле были загадкой. О романтике говорить не стоило. Меркантильные соображения тоже отметались. Ну действительно, стоит ли уводить из семьи какого-то заведующего лабораторией? Какая с этого может быть выгода? Все трое ломали головы и не находили никакого объяснения.

4


Вскоре после ухода Согинова на работу раздался телефонный звонок. Вера взяла трубку.

– Вера Григорьевна?

– Да. – Вера почувствовала, что события начинают развиваться.

– Вас беспокоит Парнюк Михаил Сергеевич. Дело у меня деликатное, касающееся вашего мужа и моей супруги. Вы, надеюсь, понимаете, о чем я говорю?

– Совершенно не понимаю, – ответила Вера.

– Так вы, оказывается, не в курсе. Дело в том, что я подозревал свою жену в супружеской измене. И попросил специалиста последить за ней. На представленных мне фотографиях оказался ваш муж. Если вы не возражаете, я мог бы передать вам копии этих фотографий.

Вера не знала, как реагировать. Она помедлила секунду и ответила:

– Нет, это ошибка. Но чтобы снять все подозрения, покажите мне эти фотографии. Можете сейчас приехать? Я объясню, как добраться.

– Могу. Не беспокойтесь, адрес я знаю.


Вера подготовилась к приходу Парнюка. Поэтому ее потрясение при виде фотографий ее мужа в постели с женщиной было очень естественно. Она не могла говорить. Парнюк, понимая ее состояние, откланялся, сказав, что оставляет ей номер своего рабочего телефона и надеется на встречу для обсуждения этой ситуации. Вера потерянно проводила его до двери.

Оставшись в одиночестве, Вера не теряла времени. Она быстро включила компьютер и сканер, отсканировала фотографии с высоким разрешением и стала рассматривать увеличенные изображения с помощью фотошопа. Так, вот фото мужа и Инги возле автомобиля. Нормальное фото. Посмотрим характеристики: контраст, резкость. Так. Вера записала показания. Теперь фото в постели: ясно, лица вставлены в какую-то порнографическую фотографию. Цвета не согласованы, контраст и яркость разные. Лицо мужа взято с фотографии возле машины. Да-а-а… С таким выражением любовью не занимаются. Вера засмеялась и стала звонить мужу.

Согинов примчался сразу после звонка. Он перепроверил выводы Веры, а потом стал просто перебирать одну фотографию за другой. Вот он сверху на женщине, вот – пристроился сзади. А на этой фотографии сверху находится его партнерша Инга. Согинов взглянул на жену известным ей взглядом.

– А что? Не оставить ли нам эти фотографии? – спросила Вера, развязывая пояс халатика. – Я вижу, они тебя заводят.

Согинов ничего не ответил, увлекая жену в спальню.


О фотографиях Вера сообщила свекрови по телефону. Галина Матвеевна зашла сразу после работы, повозилась с внуками, и, как только явился Согинов, был устроен семейный совет. Первый вопрос задала Галина Матвеевна:

– Что за чертовщина, зачем им понадобились обличительные фотографии? Кстати, знаете, кто этот самый обманутый муж? Парнюк Михаил Сергеевич, юрист, сотрудник одной из юридических ассоциаций, ведет самые разные дела, хватается за все: бракоразводные процессы, должники, наследование, оформление недвижимости. Кроме того, работает консультантом на нескольких предприятиях. По слухам, в долгах. Это он доставал деньги на открытие салона красоты «Паринга». Часть денег брал у сомнительных людей. Эти люди сейчас требуют свое. Может быть, собака зарыта в деньгах?

– Мать! Если бы он думал достать деньги шантажом, то принес бы фото мне, а не жене. Ну подумай, что он сможет взять с Веры? Какие деньги?

– Нет, это не шантаж, – согласилась Вера, – для шантажа нужны реальные фото или по крайней мере отлично выполненные. А эти – ерунда, любительская работа. И потом, зачем их мне показывать? Как должна поступить любая жена? Устроить мужу скандал, так, развестись с ним, так?

– Или поехать выцарапывать глаза любовнице, – задумчиво сказала мать.

– Давайте по порядку. – Согинов написал цифру 1 на листе. – Скандал мужу. Муж просит прощения. Инцидент завершен. Только испортили жизнь в семье. Это что, цель? Явно нет. Следующее: драка с любовницей. Ну, подрались, и что? Наконец, развод. Ладно, а где тут деньги, в чем смысл разводить меня с женой? Предположим, он разводится со своей Ингой, я – со своей Веркой, мы женимся с Ингой, что вообще невероятно, и что?

– Ты будешь отдавать ее долги, – засмеялась Вера.

– А может, дело не в тебе? – задумалась мать. – Но у Веры никаких особых денег нет. И у матери Вериной никаких денег тоже не было. В общем, этот поступок выглядит бессмысленным, но смысл у него есть. Я уверена. И загадку эту мы должны разгадать.

5


После долгих обсуждений было решено завтра же встречаться с Парнюком. Пусть Вера, потрясенная изменой мужа, не зная, как поступить, идет к обманутому супругу. И просит совета.

– Не расхохотаться бы, – сказала Вера.

– Настройся. – Свекровь улыбнулась. – Лук порежь перед выходом, чтобы глаза были заплаканные. Платочек прижимай. Делай дуру обманутую. Дескать, так жить теперь не могу, а куда я денусь с двумя детьми. И слушай и запоминай. Что-то он тебе должен посоветовать.

– Итак, с утра звоню ему на работу.

– Боже мой, – вдруг воскликнул Согинов, – ну и болван же я! – И, ничего не объясняя, схватил телефонную трубку. – Семен, хорошо, что ты дома. Слушай. Надо вот что сделать. Завтра, с самого утра, ушли Ингу за каким-нибудь пустяком, ну, в библиотеку, и вмонтируй ей в сумку твой новый микрочип. А затем, что завтра, по моим расчетам, ей должен позвонить муж и сказать что-то важное. Может быть, она даже отпросится у тебя. Отпусти, но ненадолго. Потом послушаем, о чем они говорили. Неэтично! А порно с моим участием подбрасывать Вере этично? Именно с Ингой. И именно ее муж. Вот потом я тебе и расскажу.

– Это ты здорово придумал! – почти хором сказали женщины.

На этом семейный совет закончился.


Парнюк немедленно согласился на встречу и предложил прийти к нему в юридическую консультацию. Он подробно объяснил, как его найти, и дал номер своего кабинета. Вера зашла с покрасневшими глазами и робко села на край стула.

– Нам с вами одинаково тяжело, – начал разговор Парнюк.

– Нет, – Вера покачала головой и шмыгнула носом, – нет, у меня двое детей. Куда я с ними денусь? А с этой сволочью жить не смогу. Что мне делать, ума не приложу.

– Есть выход из положения, – ответил Парнюк, – только вы будете сильно удивлены. Смотрите, детей у меня нет. Так она мне и не родила никого. А я люблю детишек и всегда мечтал о них. Вот. Ну, не буду скрывать, я навел справки о вас, все же я юрист. Вы женщина хорошая, заботливая – как раз такая, о которой я мечтал. Я предлагаю вам выйти за меня замуж.

Вера чуть не упала со стула. «Это же комедия, фарс. Зачем ему жениться на мне? Может, он чокнутый? А Инга? Зачем ей соблазнять Согинова? Помочь мужу в его сумасшествии? Ну и бред! Но что делать? Что ответить? Послать его сразу или…»

– Я понимаю ваше удивление, – видя замешательство Веры, сказал Парнюк, – неожиданное предложение, не так ли? Вы подумайте над ним. Я…

– Я подумаю, – перебила его Вера, – я подумаю и позвоню вам. Дайте день-два. Уж очень это неожиданно.

– Да я не тороплю вас, – обрадовался Парнюк. – Если вы решите положительно, мы все оформим законно. И детей, и все. Даже составим брачный контракт, чтобы никаких сомнений в будущем детишек. Я же все-таки юрист.

– Я позвоню, обязательно позвоню, – сказала Вера, выходя из кабинета.


И Согинов, и мать ждали с нетерпением ее возвращения. Когда она выложила подробно всю беседу с Парнюком, то от нервного напряжения начала истерично смеяться. Мать подала ей воды, стакан прыгал в руке, стуча краем о зубы. Наконец Вера, стараниями мужа и свекрови, успокоилась. И только они собрались обсудить эту чудовищную ситуацию, раздался звонок. Звонил Семен.

– Отпросилась. На два часа к врачу. Хорошо. А перед этим звонил ей кто? Понял. И сразу после звонка отпросилась. Отлично. А она заряжена? Прекрасно. Только бы сумочку далеко не убирала. Хорошо. Вернется – сними сигнал на диктофон. Я буду дома.

– Предлагаю устроить чай, – сказала мама, – и ничего не обсуждать, пока не получим разговор супругов Парнюков, чтоб они сгорели.

6


Запись не вполне удалась. Четко слышался разговор по телефону.

– Слушаю.

– Инга. Кажется, дело налаживается. Приходила эта дура, глаза красные, «куда я денусь с двумя детьми» и прочее. Я ей все сказал. Удивилась страшно. Потом сообразила, что это выход из положения, и обещала пару дней подумать. Я уверен, она позвонит, и почти два миллиона зеленых наши. Можешь сейчас домой приехать? Ну, на часок. Обговорим все.

– Попробую.

– Жду.

Неплохо записался и разговор в прихожей квартиры.

– Ну что! Полагаю, скоро избавимся от долгов.

– Но тебе же придется жениться на ней.

– Обязательно.

– И спать с этой мымрой?

– А ты как думаешь, деньги просто даются? Перетерплю раз-другой.

– Сволочь ты все-таки, Парнюк.

На этом разборчивый текст кончился. Видимо, Инга, оставив сумку, ушла с Парнюком куда-то в глубь квартиры. Можно было различить только ее крик и гудение Парнюка, но слов было не разобрать.


Они прослушали разговор несколько раз, причем после упоминания дуры и мымры Вера сверкала глазами, на что свекровь ласково поглаживала ее руку, призывая к сдержанности.

– Итак, становится кое-что понятно, – сказала Галина Матвеевна. – Фотографии нужны, чтобы разбить ваш брак. Затем Парнюк женится на Вере. А вот затем он каким-то образом получает почти два миллиона долларов. И исключительно от Веры.

– Просто обалдеть! – воскликнула Вера. – Причем, заметьте, переспать со мной в законном браке он намерен только пару раз. Мерзавец. Так обращаться с законной женой! А еще обещал брачный контракт заключить.

– Да, про это мы как-то забыли. Он же не просто так ляпнул. Брачный контракт регулирует имущество супругов, не так ли?

– Так, – подтвердила мать.

– У Веры никакого особого имущества нет. Или… ты про него не знаешь.

– Это как? – удивилась Вера.

– А напомни-ка нам, что рассказывала Наталья Ивановна про своего брата-близнеца.

– Был у нее брат Коля. Николай Иванович Гусилов. У нее девичья фамилия была Гусилова. Он не успел поступить в университет, и его забрали в армию. Он участвовал в 68-м году в подавлении Пражского восстания. И там же, в Чехословакии, пропал. Это они так родителям написали, что пропал, а в действительности убили его, наверно, и все.

– А если не убили? – спросила свекровь.

– Ну, он бы тогда дал о себе знать, – сказала Вера.

– Эх, молодость! – вздохнула Галина Матвеевна. – Не знаешь ты этого. Родителей поперли бы с работы, сестру – из университета. Видимо, парень был умный.

– Да, мама говорила, что он был очень талантлив. И еще, он приветствовал Пражскую весну и негодовал, что пришлось участвовать в этой истории.

– Кстати, – вспомнил Согинов, – Парнюк этот, кроме всего, занимался наследственными делами.

– Ну-ка, ну-ка, – встрепенулась свекровь. – А не позвонить ли мне в инюрколлегию? Есть там у меня знакомая дама.

И Галина Матвеевна взялась за дело. Вскоре знакомая была найдена, и с ней произошла интереснейшая беседа. Оказалось, что списки разыскиваемых наследников есть и можно посмотреть, разыскивались ли Гусиловы, но вот недавно один юрист по фамилии Парнюк делал запрос в Англию. На кого – неизвестно, и неизвестно также, какой ответ он получил. Но копии должны обязательно храниться в коллегии. И если это необходимо, то она сейчас же этим займется.

Ждать пришлось долго. Наконец раздался звонок. И – чудо! Действительно разыскивались Гусиловы, проживающие в том же городе, что и семья Согиновых. Но они все умерли, не оставив наследников. И именно по этой фамилии Парнюк делал запрос. И есть ответ. На четырех страницах на английском. И она уже сделала копии и запроса, и ответа. Так что можно их забрать и разобраться, если кто знает язык.

7


Ответ, полученный Парнюком, поразил всех. Там было много непонятных юридических терминов, ссылок на законы, упоминаний о налогах. Но цифра наследства, оставленного подданным ее величества господином Гусиловым, ошеломляла. В бумаге приводилась эта цифра, после чего шло множество всяких оговорок и пояснений. Но цифра! Господин Гусилов оставил своим разыскиваемым наследникам 396 миллионов фунтов стерлингов, а вовсе не долларов и вовсе не два миллиона, как утверждал Парнюк по телефону, утаивая истинную информацию и от родной жены. Вот жук!

А заключительная фраза ответа была особенно красноречива. После установления факта наследования все наследники обязаны прибыть на берега туманного Альбиона для вхождения в наследство.

После этой фразы Вера, которая всю жизнь мечтала увидеть Лондон, упала от хохота на диван. Так что мужу и свекрови снова пришлось ее успокаивать.

Радостное возбуждение у всех никак не спадало. Галина Матвеевна тискала детишек, собираясь возвращаться к себе, супруги переглядывались известными им взглядами, все строили планы на завтрашний день. И тут Согинов вдруг сказал:

– А как же ответ? Ты же обещала дать ответ господину Парнюку. Что теперь ты ему ответишь?

– Да хоть сейчас, – засмеялась Вера, – у меня же есть его визитка с домашним телефоном.

– Не надо, – попросила свекровь.

– Не стоит, – согласился с ней Согинов.

Вера в ответ только улыбнулась, набирая номер.

– Здравствуйте. Это, вероятно, супруга господина Парнюка. Позовите, пожалуйста, к телефону Михаила Сергеевича. А? Согинова его спрашивает. Михаил Сергеевич, я обещала сообщить о своем решении. А я обещания всегда выполняю. Да, я знаю, что это похвально. Итак, я не могу принять ваше предложение. Почему?! А… Ну, просто вы не в моем вкусе. Прощайте.

И вот тут начался общий неумолкаемый хохот, с валянием на диване, со слезами и дрыганьем ногами. Он то умолкал, так, что раздавались только всхлипывания, то вновь подымался от взглядов друг на друга. Давно так не смеялась эта дружная семья.


АЛЛЕРГИЯ


Коля был безусловным специалистом по шашлыкам. Любая компания считала удачей его участие в пикнике. А тут сотрудник отдела, вернувшийся из командировки в Нигерию, преподнес Коле полукилограммовый пакет специй для мяса; это был вкусно пахнущий мелкий порошок золотистого цвета. Причем требовалась буквально щепотка на килограмм мяса, и прямо во время жарки. Коля сам собирался выехать на природу, пожарить шашлыки, но тут его как раз пригласили в компанию одноклассников. Решили отметить какую-то годовщину окончания школы, пятнадцатую, что ли. Жена поехать не смогла – не с кем было оставить ребенка, и Коля оказался на пикнике непарным.

Пикник проходил, как все пикники. Каждый взял с собой продукты и выпивку. Колина обязанность была обеспечить мясом. Он подобрал на рынке хорошую свинину, приготовил ее, взял свой любимый мангал, шампуры в чехле. Жена добавила в его сумку помидоры и лук, а также какое-то разрекламированное моющее средство, типа того, которым жители одного итальянского города очищают жир со сковородок намного быстрее, чем жители соседнего итальянского города. Вообще говоря, Коля тщательно следил за своим шашлычным оборудованием, но предпочитал отмывать шампуры, решетки, лопатки, специальную большую вилку и сам мангал прямо на берегу речным песком. Пока ждали мяса, немного выпили. Потом подоспел шашлык с впервые примененной нигерийской приправой, о чем, конечно, никто не знал. Коля всегда тщательно хранил секреты своего мастерства. Мясо оказалось обалденно вкусным, вкуснее, чем обычно. Хотя куда уж вкуснее может быть шашлык, приготовленный Колей! Тут и водка пошла как-то необычайно хорошо, и много ее пошло. Поэтому не все пошли купаться или играть в футбол, как было запланировано. Один развалился на пледах в сладкой дреме, четверо других нашли в себе силы погонять мяч, а женская часть и Коля все же пошли купаться.

Под женский визг и плеск Коля быстренько переплыл узкую речку и скрылся в кустах, чтобы отлить. Переполненный и долго сдерживаемый мочевой пузырь опустошался с большим удовольствием. Коля почувствовал облегчение, подтянул плавки, повернулся вылезти из кустов и встретился глазами с Иркой. Она тихонько пролезла за ним и ждала завершения процесса. Ирка была его одноклассница, с ее мужем он тоже вместе учился в школе. Когда-то, через пару лет после окончания школы, у нее с Колей был скоротечный роман, потом она вышла замуж, и молодожены на несколько лет уехали учиться в Москву. Потом они много раз встречались, но о романе даже не вспоминали.

Ирка и опомниться ему не дала, она молча в секунду стащила с себя нижнюю часть купальника, и Коля тут же оказался сверху. Когда дело подходило к завершению, Коля нарушил молчание, осведомившись, можно ли спустить в нее. На что Ирка только интенсивнее заработала бедрами.

Они вернулись, переплыв речку в разных местах, и приняли деятельное участие в купальных играх. Никто из оставшихся купальщиц, без сомнения, их недолгого отсутствия вместе не заметил. Плавание вернуло человечеству аппетит, футбол действовал в том же направлении. Коле пришлось снова разжигать мангал и разогревать оставшееся мясо. Иркин супруг был разбужен, и пикник вошел в стадию завершения – это когда зелень завяла, салаты расползлись, но мясо по-прежнему горячее, сочное и ароматное. Покончили с шашлыком, и подъехал заказанный автобус, чтобы развезти участников с поля боя на места постоянного проживания. Небольшая задержка произошла из-за Коли, который оттирал песком приспособления для шашлыка. Но тут несколько женщин включились в работу и моющим средством помогли ему домыть шампуры и лопаточки.

Вернувшись, Коля подробно рассказал жене о пикнике, об успехе мяса с экзотической приправой, выпил чашку чая и залег с ней на супружеское ложе, где был совершен обычный супружеский ритуал. Впрочем, Коля всегда выполнял этот ритуал и с удовольствием, и с умением. И он, и жена уснули удовлетворенные.

Что касается просыпания, то произошла странная вещь. Где-то часов около пяти утра рука жены стала толкать Колю. Тот разлепил глаза, посмотрел на жену и ахнул. Ее багровое лицо с узкими щелочками глаз заставило его немедленно вскочить. Дыхание жены было тяжелое, она с трудом попросила позвонить в «Скорую помощь». Пока вызванная машина ехала по указанному Колей адресу, он менял жене влажные холодные повязки на лице, шее и руке. Все тело жены распухло и казалось обваренным кипятком. Врач «скорой», молодой щуплый мужчина, делая укол гистаминных препаратов, бубнил что-то о втором таком случае за ночь. Когда дыхание жены нормализовалось и она кое-как оделась, Коля стащил ее вниз, в машину «скорой помощи», уложил на носилки и пристроился рядом. Врач также сел на приставной стульчик, наготове со шприцем, перегнулся к кабине и закричал в рацию о втором похожем случае. Машина понеслась, и Коля бездумно задал вопрос о первом случае такой странной аллергии. Доктор начал рассказывать о вызове, поступившем час тому назад, про женщину с теми же симптомами, но рация запищала и сказала нечеловеческим женским голосом про аллергическое удушье, назвав адрес и фамилию. Коля замер: это был адрес его одноклассника, машина вызывалась для Ирины.

Пока Коля ждал в приемном покое больницы, он понял, что и первым пациентом была супруга еще одного одноклассника, Евгения Альтам, сама специалист по аллергии. Ее с трудом удалось откачать, напичкав разными антигистаминными препаратами. Потом, уже утром, вернувшись домой, он узнал еще об одном случае аллергии у одноклассницы, также принимавшей участие в пикнике. Об этом ему сообщил по телефону ее совершенно расстроенный супруг, который каким-то образом узнал о Колином несчастье и захотел поделиться своими проблемами.

Нет, недаром Коля был выдержанным и скрытным человеком. Он посочувствовал мужу больной, с которым вчера выпил немало водки, а потом сел в кресло и задумался. На пикнике было одиннадцать человек: пять пар и он, без жены. Под утро три из присутствующих дам попали с чудовищной аллергией в больницы. А также там оказалась его жена, не участвовавшая в пикнике. Все мужики были в норме. Так. Купались только женщины и Коля. У трех женщин из пяти – одинаковая аллергия. Предположим, аллергеном была какая-то пыльца в реке. На Колиной коже она осталась, а жена оказалась чувствительной к ней. Вот и у нее возникла аллергия. Надо будет поделиться этими соображениями с Женечкой, как только она выйдет из больницы.

Женщин отпустили уже к вечеру – дыхание более или менее восстановилось, но краснота еще оставалась. Коля принял ванну, тщательно отскреб все тело и только после этого прилег на супружеское ложе. Тут же с кухни появилась жена; она, даже больная, не смогла стерпеть вид грязной посуды в раковине. Жена очень беспокоилась за свой вид и замучила Колю вопросами, очень ли она опухшая и красная. На что Коля стал убеждать ее в обратном, шутил, что ему нравится такая полненькая жена, успокаивал, что скоро все пройдет. И так ласково с ней обращался, что она потребовала доказательств, каковые были немедленно предоставлены в позе сбоку, чтобы не затруднять ее дыхание. Жена уснула умиротворенная.

А утром все повторилось. Глаза заплыли совершенно, краснота, как вчера утром, в общем, все то же самое. Но теперь Коля был наготове: он дал бедной женщине таблетку супрастина, потом добавил тавегил и стал накручивать «Скорую помощь». Жену увезли в ту же больницу. Вернувшись домой, Коля взялся за телефон. Оказалось, что все, за исключением Евгении, чувствуют себя нормально. А Евгения, так же как и его жена, снова попала в больницу. У двух других никаких повторений не случилось, а Ирка так вообще пошла сегодня на работу. Коля перезвонил ей, и та радостно сообщила, что абсолютно все сошло за ночь, так что на работе в ее приступ аллергии даже не поверили. Поскольку с Женечкой возможности посоветоваться не было, Коля изложил Ире свои соображения о пыльце. Она легко согласилась, но быстро перевела разговор на другую тему: сотрудница Иры сегодня вечером уезжает в Москву на пару дней, и Ира завтра после работы должна зайти к ней на квартиру накормить кошку. Коля быстро согласился составить ей компанию.

Жену снова выписали под вечер. Измученная женщина забралась в постель. Коля собрался ее покормить чем-нибудь, но она уже уснула. Коля послушал – дыхание было чистым и свободным. Чтобы не мешать жене, он постелил себе на диване в гостиной. Утром жену было не узнать: лицо почти без опухоли и красноты, краснота еще оставалась немного на теле, но жена была обрадована этими изменениями. Они позавтракали овсяной кашей – это блюдо ей рекомендовали в больнице, – жена снова легла в постель, теперь уже с книгой, а Коля рванул на работу. С работы он звонил жене раз сто, пока она не заявила, что теперь у нее появится аллергия к телефону. Она чувствовала себя абсолютно здоровой и смеялась над его опасениями. Поэтому Коля с легкой душой позволил себе встретиться с Ирой и заскочить в квартиру сотрудницы накормить кошку. Кормление кошки заняло буквально минуту, остальное время было посвящено кувырканию на чужом диване. Время было ограничено, и вскоре они разбежались по домам к семьям. Перед уходом Ирка, поглаживая кошку, обратилась к ней и заметила, что завтра мы снова проголодаемся. А Коля сказал, что они вместе с киской намотали это себе на ус.

Жена занималась стиркой. Она крикнула из ванной, что звонила Женечка, что она тоже чувствует себя неплохо и чтобы он ей перезвонил. Коля долго разговаривал с Евгенией. Та не согласилась с его предположением о наличии неизвестной пыльцы, столь избирательно действующей только на женщин, причем не на всех. Странно то, что мужчин не затронуло, а в мире неизвестна аллергия по половому признаку. Индивидуальные особенности – да, вот две бабы обошлись без этой аллергии. И еще очень странно повторение приступов у нее и у Колиной жены. А больше ни у кого. Все избавились от последствий без остатка. Так разговор ничем и не кончился.

Утром снова раздался звонок Женечки. Она осторожно поинтересовалась состоянием Колиной жены и облегченно вздохнула, узнав, что та в чудесном настроении готовится отбыть на службу. А потом огорошила Колю сообщением, что Ирка опять в больнице. Признаки все те же, что и раньше. Только с Иркой повторение произошло через два дня, а не на следующий, как с ними. И что она совершенно не может понять природу этого аллергена. Пока Женя говорила, Коля сопоставлял факты. Начинала вырисовываться другая картина. Не хватало, правда, нескольких деталей. И он решил поговорить с Женей еще раз. Лично. Разговор предстоял трудный.

Коля решил пройтись до работы пешком, чтобы уложить последовательно свои соображения. Итак: нигерийский порошок попал внутрь всех участников пикника, но жена его не попробовала. Если он вызывает аллергию только у женщин, то, может быть, это происходит через сперму, на которую этот порошок как-то действует. И с Ириной, и с женой он не предохранялся. И после каждого акта у них возникала аллергия. После пикника все были поддатые, трое, видимо, не предохранялись, и их жены испытали ту же напасть. Вроде все сходится. И Женькин муж, вероятно, повторил с женой эту операцию и на следующую ночь, точно как Коля. И вот, пожалуйста, у них повтор аллергического приступа. А потом они с Ирой кормили кошку. И позабавились. Теперь она в больнице. Что надо узнать? Предохранялась ли Евгения или нет. И опросить остальных, узнать, использовали ли они презервативы. Кстати, как бы предупредить их об опасности? Надо доверить это Жене, Ирке – нельзя, страшная балаболка. А Женечка обзвонит всех и намекнет, чтобы только с презервативами.

Коля с работы созвонился с Евгенией, которая уже принимала пациентов у себя в кабинете, и договорился о немедленной встрече. Женя встревожилась и тут же согласилась. Разговор начал Коля. Он извинился за вопрос и напрямую спросил про супружескую жизнь. Женя удивилась, но ответила, что она использует пилюли, а не презервативы. Коля понял, что его теория становится фактом, и изложил врачу свои соображения, взяв с нее слово, что часть рассказа, а именно про Иру, она никому не передаст. На это Евгения равнодушно ответила, что и не надо ничего передавать, поскольку все девки и так все видели. Коле от этого стало неловко, но он нашел в себе силы продолжить беседу. Женя сказала, что он взваливает на нее большую работу: как она объяснит четырем другим женщинам свои рекомендации, чем будет мотивировать?

Пока они сидели и размышляли над этим, в коридоре затопали, грохнули какие-то двери, и в кабинет просунулась голова дежурной медсестры.

– Жень, – сказала она, – еще шесть случаев этой аллергии, ну, которая была у тебя. Совсем бабы не слушают радио. Сказали же вчера, чтобы выбросили это модное средство для чистки посуды. Так нет, дуры, так и продолжают им пользоваться. Давай, беги в отделение, а то задохнутся еще, не дай Бог!


ГРУБИЯН


Конечно, Сол пытался добиться хотя бы небольшого внимания Густава. И когда ему это удавалось, он расцветал. Неудивительно. Густав встречал лично только самых знатных постояльцев отеля, обращался с ними с грубоватой фамильярностью, а некоторых – коронованных особ либо знаменитостей – провожал на старинном степенно движущемся золоченом лифте до самого номера. Этот особый лифт возил гостей на седьмой этаж и выше. Остальные постояльцы пользовались автоматическими зеркальными лифтами, мгновенно с мелодичным звуком возносившими пассажиров на нужный им этаж.

Одежда от кутюр, драгоценности самой тонкой работы, изысканная речь и манеры – все, чем обладали посетители отеля, не могло ввести в заблуждение Густава. Он знал цену каждому. На побережье было немало отличных местечек, хороших отелей и пляжей. Но именно сюда стекалась вся знать, и главную роль в этом играл сам Густав. По его отношению можно было безошибочно определить место каждого гостя.

– Ну, – говорил он, открывая дверку «бентли» и подавая руку пожилой графине, – опять я буду путать тебя с твоей внучкой. Не понимаю, как тебе это удается? Пойдем, покатаемся на лифте.

И довольная комплиментом женщина, опираясь на руку Густава, скрывалась в холле.

– Так, – встречал он знаменитого тенора с его невзрачной женой. – Опять приехал с новой красавицей!

– Нет, Густав, – смеялась женщина, – он мне по-прежнему верен.


Другие посетители могли от Густава услышать: «Да, сэр», «Пройдите к стойке, мадам» и прочее того же рода. А некоторых и вовсе не одаривал словом. Просто поворачивался и говорил бою: «Покажи мсье, как пройти в бар» или «Проводи гостью в дамскую комнату».


Солу пару раз доставались короткие замечания, поскольку Сол приходился племянником известному финансисту. Однако Густав был хорошо осведомлен об отношении дяди к своему беспутному племяннику. Один раз, когда они выходили на пляж, он сказал: «Сол, прожарь как следует свою девку». Лена возмутилась, но Сол объяснил ей, что это почти высший знак внимания. Был и еще один случай, когда Густав обратил на Сола внимание. Вот, пожалуй, и все.

Они поселились в небольшом номере на третьем этаже. Весь день валялись на пляже, вечером заваливались в клуб на дискотеку, а потом в ресторан. Лена меняла наряды, танцевала, флиртовала, Сол злился, говорил ей колкости, она огрызалась. В общем, Лена понимала, что ее виды на Сола не оправдались: ни денег, ни веселья. Купилась она на племянника. Лучше, конечно, было бы окрутить дядю, но тот находился на неведомой высоте, добраться до которой возможности не было. Она лишь один раз видела великого финансиста – он проходил через зал ресторана и, заметив Сола, наградил их обоих кислой гримасой. Это было в Цюрихе, где ее познакомили с Солом и наплели с три короба, что он единственный и обожаемый племянник.


Они прошли через пляж, сопровождаемые жадными мужскими взглядами и обычной злобой Сола по этому поводу, заняли шезлонги, улеглись. Сол продолжал шепотом говорить ей гадости, она огрызалась. Чтобы посильнее досадить Солу, Лена помахала рукой атлетически сложенному блондину, увешанному золотыми цепями и браслетами, толщина которых вызывала зависть Сола. Вообще говоря, многие вещи вызывали его зависть. Он обращал внимание на дорогие часы, кольца, печатки и прочие драгоценности, небрежно выставляемые напоказ мужской частью посетителей. Заметив это, Лена время от времени поддразнивала его, отмечая, например, часы на мужчине рядом с ними в лифте. Делала она это довольно заметно. Мужчине было приятно, Сола выворачивало от злости.

Лена уже несколько дней обдумывала, как ей отвязаться от Сола. К сожалению, подходящего кандидата не было. Ресторан посещали такие же, как они, жители нижних этажей. Знать обслуживалась в номерах. Конечно, в лобби или в баре на нее бросали заинтересованные взгляды, и бросали даже те, кого Густав любезно отвозил на лифте. Но контакта пока не происходило. Рядом с ней все время толкался Сол, гордо посматривая на окружающих. И было чем гордиться. Надо было остаться одной на некоторое время, чтобы уладить свои дела.

Лена встала, лениво изогнулась и пошла к кромке воды, отмечая восхищенные мужские взгляды. Сол тут же догнал ее.

– А ты куда? – мелодично спросила Лена.

– С тобой, поплаваем, а?

– Иди поплавай один. Ты уже взрослый мальчик.

– А ты? – накаляясь спросил Сол.

– А я здесь погуляю, продемонстрирую свои прелести, – самым невинным голосом ответила Лена.

– У, блядина! – прошипел Сол.

– Грубиян, – томно ответила девушка.


Сол вернулся на свой шезлонг, а Лена решила сходить в номер за кремом. Санблок был ей не нужен, но процесс втирания крема в ее нежную кожу успокаивал Сола и притягивал взгляды окружающих мужчин. Лена чувствовала спиной взгляд Сола, пока шла через заполненный прибрежный участок пляжа, направляясь в отель. Ее внимание привлек немолодой мужчина, расположившийся вдалеке от кромки воды и купальщиков. Он лежал на полотенце, постеленном прямо на песке, прикрыв глаза какой-то нелепой панамой. В первый момент она не поняла, что ее привлекло в этом невзрачном человеке. Ах, вот в чем дело: на нем не было никаких побрякушек. На пляже, заполненном богатыми отдыхающими, увешанными золотом и драгоценностями, лежал человек без единого аксессуара – не видно было ни часов, ни мобильного телефона. Лена остановилась.

– Простите, вы из этого отеля? – спросила девушка.

– Угу, – ответил голос из-под панамы.

– А можно задать вам вопрос?

– Конечно. – Мужчина сдвинул панаму и приподнялся на локте, рассматривая Лену.

– Здесь все обвешаны украшениями. Золотом, бриллиантами. А где ваши украшения?

– Украшения? – Мужчина удивился. Он сел, развел руками и сказал: – Украшений нет.

– А часы, а телефон? – продолжала настаивать Лена.

– Тоже нет, – ответил мужчина и принял снова лежачее положение.

Лене захотелось похулиганить.

– Не верю, – сказала она, – видимо, вы прячете часы в плавках. Позвольте убедиться в вашей честности.

– Убеждайтесь, – заинтересовался мужчина.

Лена присела рядом на песок, просунула руку под резинку и мягко, как она это умела делать, обследовала содержимое плавок. Мужчина немного приподнял зад, помогая ей в ее исследовании.

– Действительно, вы были абсолютно правдивы, – сказала Лена, медленно-медленно извлекая на свет свою ладошку.

– Теперь, как честный человек, я обязан проводить вас в отель. – Мужчина поднялся и подхватил полотенце.

– Не возражаю, – ответила Лена.


Они шли молча, вытаскивая ноги из мягкого песка. Мысли Лены крутились вокруг посторонних вещей: «Пошалила, и будет. А интересно, что же это за постоялец. Ишь как ему захотелось, вскочил провожать. Да, любого мужика возьмешь за солоб ладонью, и все. Он твой. Ладно, извинюсь за шутку и в холле попрощаюсь».

Но в холле Лена буквально испытала потрясение. К ним направился Густав, критически осматривая все прелести девушки, но обращаясь к ее спутнику:

– Что, старый хрыч?!

Лена замерла. Так Густав мог разговаривать только с монаршей особой. Последовало продолжение:

– Что, продолжаешь интересоваться женским полом? Ладно, пойдем, я прокачу тебя до твоего логова.

Густав жестом выпроводил из лифта лифтера и прошел на его место. Мужчина молча зашел вслед за ним, пропустив вперед Лену. В этом лифте ей бывать не приходилось. В голове начало проясняться, внизу живота сладко заныло. Это было предчувствие. «Неужели удалось подцепить бобра?!» – билась мысль. Лифт остановился на самом верхнем этаже. Прямо у двери пентхауса.

Она провела весь этот день и всю ночь с хозяином номера. Их никто не беспокоил. Сам мужчина был немногословен. Он спросил ее имя, впрочем, ни разу им не воспользовался. Назвал свое – Джордж и кивком указал на дверь спальни. Оттуда Лена почти не выходила. Она показала ему, на что способна настоящая специалистка. Горы экзотических фруктов на уже готовых сервированных столах подкрепляли их силы. К этому добавлялись невиданные деликатесы и вина в битком набитых холодильниках огромной кухни, расположенной рядом со спальней. Когда ее мужчина выдыхался, она залезала вместе с ним в мраморную джакузи, инкрустированную золотом и темно-вишневыми рубинами. Шампанское и ее умелые руки вновь оживляли хозяина номера, и они предавались любви прямо в кипящей пузырьками воде. Под утро она забылась коротким сладким сном. Разбудил ее мелодичный телефонный звонок. Ее новый знакомый перегнулся через нее, протянул руку и взял трубку.

– Пожалуй, да, – ответил он, выслушав вопрос. – Кстати, Густав, моя машина…

Он, вероятно, был удовлетворен ответом. Трубка легла на место, а мужчина принялся гладить высокую грудь девушки.


Лена вышла из ванной в белоснежном халате. Ей нужно было в свой номер.

– Ничего, если я сбегаю к себе в этом халате? – спросила она.

Мужчина согласно кивнул.

– И через полчасика вернусь, – продолжила Лена.

Снова согласный кивок.

Этот старинный лифт не останавливался на третьем этаже. Лифтер бесстрастно нажал кнопку, и Лене пришлось спуститься до самого лобби. Там она вызвала другой лифт и поднялась к себе в номер. Но обещанные Джорджу полчаса растянулись почти вдвое. Пока она переодевалась, подводила глаза и собирала сумку, Сол непрерывно орал и в конце концов устроил представление под названием «Никуда ты, потаскуха, не уйдешь!». Пришлось смазать ему по роже. Тут он отвалился от двери и упал на постель с рыданиями и обещанием выкинуться из окна. Лена прикрыла за собой дверь и спустилась в лобби с сумкой, неся белый халат на сгибе руки. По пути она взглянула в большое зеркало. Там отразилась шикарная загорелая блондинка в черном коротком платье на бретельках; белый халат на руке выгодно оттенял ее золотистый загар.

Дверь старомодного лифта была открыта. Лифтер сидел на своем обитом красным плюшем стульчике и, нацепив очки, читал газету. Лена вошла в лифт.

– Что угодно, мадам?

– Угодно в пентхаус, – весело сказала Лена.

– Простите, мадам. Если я не ошибаюсь, вам нужен другой лифт. Вы снимаете номер на третьем этаже с мсье Солом.

– Снимала, – победно сказала Лена, – с мсье Солом. А теперь еду к Джорджу в пентхаус.

– Вероятно, мадам ошибается. В пентхаусе постояльцев нет.

– Но… – Лена не знала, что сказать, – я только недавно спустилась из пентхауса. Я еще была в этом белом халате. Как вы могли меня забыть?!

Лифтер поднял очки на лоб, внимательно осмотрел девушку и сделал непонимающее лицо. Лена растерянно вышла из лифта. И тут ее окликнул лифтер:

– Вы сказали – Джордж?

– Да, – подтвердила Лена.

– Видите ли… – Лифтер сделал паузу и прошептал: – Иногда господин Густав позволяет переночевать в свободном номере отеля своему старинному другу. Его как раз зовут Джордж. Он поставляет в отель молочные продукты с дальней фермы.


ПИНОК ПОД ЗАД


Николай жил, как все семейные люди. Зарплату нес в дом, а потом на семейном совете жена определяла, что и кому купить. Поэтому Николай ходил на свою работу в строгом сером костюме, сорочке и галстуке с голубой полоской. И вся лаборатория, где он был заведующим, не могла представить своего начальника ни в каком другом прикиде. Только серый костюм из плотного материала, обязательно серый, но различных трудноуловимых оттенков. Супруга эти оттенки улавливала безошибочно.

– Сегодня, – говорила она, – у вас там сдача темы. Поэтому надень вот тот костюм глубокого серого цвета.

– Этот? – спрашивал Николай.

– Нет, соседний, – раздраженно отвечала супруга. – Как ты до сих пор не научился разбираться в модных веяниях?

– Вот старая калоша, – шептал про себя Николай, – никак не ухвачу эти модные тенденции.

А ребята в лаборатории одевались любо-дорого. Парни ходили в джинсах и майках, девки – тоже, только из их маек все выпирало наружу и буквально требовало реакции начальства и каких-либо его действий. Но серый костюм, сорочка и галстук. Эх, вот если бы в жаркий летний день он нацепил шорты и майку с безумным английским текстом «Хочу толстушку!». Но об этом даже думать было неловко перед женой.

А обувь, а мебель, ковры, паласы, картины на стенах и сами стены. Все решалось женой на семейном совете. Как-то Николай в гостях у сотрудника лаборатории увидел чудесный стеллаж. Он давно мечтал о таком для своего кабинета. Туда можно было затолкать массу полезных вещей: и фотокамеру, и плейеры, и разные прибамбасы для компьютера – в общем, все, что хранилось на антресолях в прихожей. Жена решительно требовала вынести из кабинета все, что не помещалось в книжных шкафах с плотными стеклянными дверками.

– Сарай! – презрительно восклицала она, увидев в кабинете какой-либо прибор. – Немедленно убери на антресоли. Здесь это только пыль собирает.

При таком ее отношении нечего было и заикаться о покупке открытого стеллажа.

Пыль собирали не только приборы. Нечищеная обувь в коридоре, его штаны, повешенные на спинку стула, спортивный костюм, рубашка. А носки! Боже мой, что приходилось терпеть Николаю, если он не успевал унести в бельевую корзину свои снятые носки!

Жизнь шла своим чередом, как во всех благоустроенных семьях научных работников, которых до сих пор привычно именуют интеллигенцией. Принимали гостей, кормили их, развлекали, показывали новые полотна, купленные у местных талантливых Гогенов и Айвазовских. Впрочем, у гостей дома имелся примерно такой же набор картин, разве что кому-то удавалось прямо из мастерской принести в дом подающего надежды Кандинского. Жизнь как жизнь. Утром зарядка, бритье, завтрак из опостылевшей овсяной каши, надевание партикулярного платья и отбытие на службу. Вечером тоже ничего оригинального.

Отмечали защиту аспиранта, у которого Николай был научным руководителем. Супруга не смогла пойти – простудила что-то женское – редкий случай. Ну, натурально, молодежь, надрались, заведующий тосты остроумные говорил, от сотрудниц отбоя не было. Все хотели с ним танцевать. Но не только молодежь присутствовала на банкете. Диссертант привел и родителей, и бабушку. Вполне моложавые люди. Николай так и не понял, с чьей стороны бабушка, да это и не имело значения. Накрутившись с девками в танцах, он решил проявить галантность и пригласил эту самую бабушку на пристойный вальс, который изредка наигрывал ансамбль. Бабушка легко скользила в танце, чувствовалось серьезное воспитание в молодости. И во время неспешного и негромкого танца завязался разговор. Очень интересный разговор.

– Приятный костюм, Виолеттта подобрала?

– О, так вы знаете мою жену!

– Немного знаю. Стерва, как и ее покойная мамаша, вы уж извините старуху за откровенность. Я хорошо знала ее матушку. Какое-то время мы даже были с ней подругами. Короткое. Слыла она железной женщиной.

– Да, я слышал, – подтвердил Николай. – Сам-то ее почти не застал. Думаю, Виолетта немного в нее.

– Да какое там немного! Такая же дура, прости Господи. Вот с замужеством ей повезло. И мать была рада, что дочь за вас выдала. А с папой Виолетты вы знакомы?

– Разве он жив? – изумился Николай.

– Жив, здоров, у него прекрасная семья.

– А я полагал…

– Понимаю, – перебила Николая собеседница. – Для мамы Виолетты это был самый большой удар. Мужику надоело, что жена им командует, он побил ее несколько раз. Помогало, но ненадолго. В конце концов он дал ей пинка под зад и ушел. Она этот факт долго скрывала, хотя все всем было известно.

– И что, Виолетта не поддерживает отношения с отцом?

– А вы ее сами спросите. Я слышала, что она сделала попытку встретиться с папой. Все же самый родной человек. Но вскоре после встречи он обошелся с ней так же, как и с ее мамой. То есть спустил ее с лестницы пинком под зад – она забылась и решила папой покомандовать.

Танец закончился. Николай проводил информированную пожилую даму к ее месту за столом. Перед тем как сесть на свое место, старушка сказала:

– Я вам вот что скажу. Человек вы известный. Она на вас ездит да поучает. Послушайте старуху. Дайте ей как следует по жопе, простите за резкость, станет шелковой. Она хорошо помнит уроки, полученные мамой.

Весь оставшийся вечер Николай был задумчив.

Банкет закончился поздно. Николай тихонько открыл дверь, вошел в темную прихожую, снял сапоги. Из спальни раздался голос жены:

– Николай, поставь сапоги на коврик в прихожей, а то опять наследишь на полу. Как прошел вечер?

– Нормально, – ответил муж и прошел в гостиную на предварительно застеленный диван.


В воскресенье Николай, получив от жены список, направился на рынок. Он покупал, заглядывая в список, сумки наполнялись и заметно тяжелели. Осталось купить творог. Пошел в молочный отдел. Всегда брал творог у одного продавца. Тот был выпивоха, но товар продавал отменного качества. Творог делала его жена, но сама на рынке не появлялась.

– Привет, – сказал Николай, – почем сегодня творожок?

– Храх-аратха, – невнятно ответил мужичок.

– Сколько, сколько, сто двадцать?

Продавец кивнул. Это движение по инерции понесло его куда-то вбок, где его поймали женщины-продавцы. Соседка, торгующая творогом и сметаной, сказала:

– Да я вам сама взвешу. Видите, он какой, с утра набрался, лыка не вяжет. Может, отвезете его? Это недалеко, прямо за городом.

– Хорошо, – согласился Николай.

Он вынул продавца из-за прилавка и отвел к машине. По дороге разговаривать с мужичком возможности не было. Тот сам непрерывно изрекал:

– Щас дам дрозда. Жопа старая. Это я о жене, – пояснил он. – Приеду и врежу.

– Чем же она провинилась? – удивился Николай.

– Ничем, – удивился, в свою очередь, продавец, – если бабу не бить, она командовать начнет. А бьешь ее – как шелковая. Интеллигенция! Никакого понятия.


Утром Николай поднялся раньше жены и ушел без завтрака. На удивленные вопросы жены из спальни ответил что-то невнятное.

День выдался жаркий. В костюме даже с утра было душно, рубашка вскоре стала влажной. Николай купил в булочной пару рогаликов, а на работе попросил девушек заварить кофе. Этим и позавтракал. Незадолго до обеда позвал одного из своих аспирантов и попросил сходить с ним в магазин одежды – выбрать что-нибудь полегче. Парень понимающе кивнул и повел Николая в недорогой молодежный магазин, в котором вся его лаборатория покупала разные шмотки с надписями, швами наружу, свисающими махрами и – иногда – искусно выполненными дырами. Николай за смешные деньги купил легкие штаны с многочисленными тесемками и майку. Что касается майки, то пришлось долго выбирать надпись на спине. В основном надписи были или неприличными, с точки зрения Николая, или двусмысленными. Прямо в магазине его пиджак, брюки и галстук запаковали в громадную пластиковую сумку.

В лаборатории начальник был встречен приветственным гулом одобрения. Но то в лаборатории. Но что будет дома? Николай хорошо представлял реакцию жены и тщательно к ней подготовился. Хотя поднимать руку на жену ему еще не приходилось.

Вначале жена молча вытаращит глаза. Она будет молчать, пока он развесит вытащенные из сумки пиджак и брюки и сунет их в шкаф, потеснив другую одежду. К жене в этот момент вернется дар речи.

– Вынь немедленно потный костюм из шкафа и повесь проветриваться на лоджию, – скажет она металлическим голосом. – И немедленно сними с себя эти обноски.

Вот к этому Николай заранее приготовился. Он даже наизусть затвердил свой победоносный ответ.

– Еще слово скажешь, получишь по жопе.

– Я немедленно развожусь с тобой, убирайся! – должна закричать слезливым голосом жена.

Тут он разворачивает жену за плечи, подталкивает ее к входной двери, открывает замок и пинком выкидывает жену прямо в халате на площадку. А затем произносит другую заготовленную фразу, стоя в позе Наполеона:

– Впущу в квартиру, когда в глазок увижу, что ты просишь прощения на коленях.


Когда Николай вошел в дом, его, по обыкновению, встречала Виолетта. Она увидела мужа в молодежном прикиде, бросилась к нему, обняла за шею и сказала:

– Ну, ты даешь, приятель, какой же ты все-таки у меня молодец! Молодой, модный. Я тоже хочу такую майку, а?..


УВЕЛИЧЕНИЕ ПЕНИСА


Михаил Бревнов являлся ведущим конструктором ракетных двигателей и объектом самых нелепых шуток сотрудников конструкторского бюро. Эти шутки касались многолетних попыток Миши увеличить размер своего пениса. Как-то он обнаружил в Интернете рекламу, обещающую каждому мужчине за небольшую плату небывалое увеличение его достоинства. Миша заплатил эти пятьдесят долларов со своей кредитной карты и получал теперь еженедельные указания по приему пищевых добавок, режиму питания и физическим упражнениям. Михаил рассказывал в коллективе о своих достижениях, измеряя их в миллиметрах. Жил он на съемной квартире, дома у него Интернета не было, и он часто оставался после работы, чтобы распечатать очередные указания.

Михаил не отбивался от шуток, он и сам с удовольствием подшучивал над собой. Известен даже случай, когда генеральный конструктор в чем-то упрекнул Михаила, в каком-то пустяке – не по ГОСТу подпись на чертеже или что-то в таком роде. А Михаил, не смущаясь, ответил, что главная его задача – увеличить параметры известной всем вещи, а не следить за разными ГОСТами. И это понятное присутствующим двусмысленное заявление сняло напряжение на высоком совещании.


Жизнь шла своим чередом. Заканчивалась разработка нового двигателя, которым собирались утереть нос и американцам, и натовцам. Устраивались рабочие совещания, на которых в секретные тетрадки записывали параметры мощности. Такие параметры врагам даже во сне не могли присниться. И тут же находили время подразнить Михаила, который шепотом сообщал, что получил вчера новые порции упражнений, так что увеличение еще на пару миллиметров ему гарантировано.

Вообще говоря, пользоваться в КБ Интернетом можно было только с разрешения, но начальник бюро такое разрешение Михаилу выдал и вместе со всем коллективом выслушивал утром новые рецепты и упражнения. Обычно при этом стоял хохот, но Михаил не сильно смущался и просто замолкал. Приступ хохота постепенно стихал, кто-нибудь задавал вопрос по существу, и Миша с энтузиазмом продолжал рассказывать о рецептах и приемах.

Некоторые сотрудники считали Мишу и наивным, и недалеким, но были люди, которые искренне ему завидовали. Дело в том, что и женская часть коллектива КБ была посвящена в интернет-технологию увеличения этого деликатного мужского органа. А некоторые дамы проявляли более глубокую заинтересованность, скрыть которую, как правило, не удавалось. Причем правда открывалась не из-за нескромности Михаила – кто-кто, а он всегда выглядел святой невинностью, – а из-за конфликтов внутри дамского коллектива.

Несмотря на то что не было единого мнения об эффективности интернет-технологии увеличения пениса, народ все же прислушивался к отчетам Миши о миллиметрах. От женской же части коллектива добиться определенного ответа, стоит ли этим заниматься, никому не удавалось. Дамы либо не понимали, о чем с ними говорят, либо отделывались шуточками, иногда обидными.

Новая порция платных советов касалась упражнений на свежем воздухе. И Михаил сумел упросить начальника дать ему недельный отгул. Во-первых, потому что двигатель уже готов. И во-вторых, ученые утверждают, что на реке, в полях и лугах эта штука будет увеличиваться еще быстрее. Миша отбыл из КБ, пообещав по возвращении рассказ о новых достижениях.


Гром грянул неожиданно. Американцы запустили ракету с абсолютно идентичным двигателем. Всех работников КБ допрашивали сотрудники ФСБ. Все были в страхе и недоумении. Все, кроме ведущего конструктора Михаила Бревнова, который из отгула ни в КБ, ни на съемную квартиру не вернулся.


СЧАСТЛИВАЯ УЛЫБКА


Я давно задумал написать рассказ о кризисе переходного возраста. Ну, вы знаете, все эти заботы о собственном организме, домашние проблемы, трудности на работе, когда обнаруживается, что тебя обгоняют молодые сотрудники. Герой моего рассказа как раз в таком возрасте. Сюжет незамысловат: фактически это просто поток размышлений о жизни, от которых его отрывают домашние дела, отчего он, конечно, раздражается.

Итак, начал я писать рассказ и вскоре обнаружил, что большей частью мне приходится описывать различные беды организма, болезни и лечения. Сам процесс часто и надолго прерывался, поскольку мне, как и герою рассказа, приходилось уделять время больницам, клиникам, анализам и чтению всякой медицинской литературы. Но тем не менее сюжет рассказа постепенно обрастал плотью, в нем появлялись детали, иногда даже шутливые, в основном, конечно, на медицинскую тематику. Рассказ рос, добавлялась страница за страницей.

Однажды в бессонную ночь я перечитывал напечатанные листочки. Что-то стало мучить меня, что-то не вполне осознанное. Конечно, мой герой должен походить на меня. Это ясно. Но не до такой же степени. Вот, к примеру, я описал приступ его гипертонии. Да, был у меня в тот момент гипертонический криз, и я с ужасом думал об инфаркте или инсульте. Был у меня криз, был. А вот когда? Я имею в виду, когда я так подробно его описал? Видимо, сразу после криза, как только я смог сесть за компьютер. А точнее? Так, вспоминаю: почувствовал я себя неважно в начале прошлого месяца, примерно в субботу. Посмотрим календарь. Точно, это было пятого числа. Проверим теперь дату создания файла, в котором изложена эта часть рассказа. М-м… Ничего себе, файл создан второго числа, следующее обращение к нему – третьего. Да, действительно, я описывал гипертонический криз в течение двух дней. Помню, в первый день мне не хватило каких-то тонких медицинских подробностей и терминов. Я отложил работу и пошел вечерком к знакомому доктору, который время от времени снимает мои кардиограммы. Мы с ним хорошо поболтали и неплохо выпили. А на следующий день я смог закончить описание криза у моего героя. А еще через день и сам свалился с высоченным давлением.

Так, так, так, давай-ка я проверю, к примеру, свое недавнее повышение сахара. На прошлой неделе был по этому поводу у эндокринолога. Сахар в крови неожиданно подскочил, и я очень обеспокоился. А мой герой? Вот, я описывал его гипергликемию в понедельник. Точно. А мой сахар повысился в среду, и я тогда же помчался к врачу. Вот это номер. Опять через пару дней после описания все, что испытывает герой, происходит со мной.

Я стал судорожно просматривать записи и вспоминать свои собственные беды. Все сходилось. Стоило мне в деталях описать очередную проблему героя, как я сам испытывал те же болезни с двухдневным сдвигом во времени. Вот герой договорился встретиться вечером с дамой, но не смог, подвернул ногу. Проверяю: точно через два дня я подвернул лодыжку и почти неделю ковылял по квартире. В мистику я не верю, ну, если и верю, то не сильно и где-то в подсознании. А верю я в силу самоубеждения. Помните, Лев Толстой при описании болезни своего героя заболевал сам? Так то Лев Толстой, гениальный писатель. Неужели и у меня проклюнулся такой необычайный талант? Вот здорово!

Но что-то все же не сходилось. Да, можно, вероятно, убедить свою ногу, свое давление, в общем, свой организм. А как быть с чужим? Жена героя яростно поссорилась с соседями, и герой мучается, не знает, как встречаться с этими людьми. Здороваться, проходить мимо? Действительно, проблема. Когда я это написал? До того, как жена выговаривала соседке по какому-то незначительному поводу? Или после? Кстати, соседка теперь не здоровается со мной. Очень, знаете ли, неприятно. Время написания мне примерно известно, поскольку я пишу отдельными файлами, объединенными в папке. А вот разговор с соседкой?.. У жены хорошая память, и она мне сразу назвала день конфликта и принялась излагать его причины и свои взгляды на предмет спора и на соседку. Кое-как отделавшись от жены, я убедился, что реальное событие произошло также через пару дней после моего описания.

Это уже попахивало мистикой. Ну действительно, не мог же я, описав в рассказе скандал, убедить свою супругу устроить скандал в реальной жизни. Мало того, я вовсе не читал жене незавершенный текст моего рассказа, так что она знать этого не могла и устроила выговор соседке по своей собственной инициативе ровно через два дня после написания этой сцены в рассказе. Никакого объяснения я найти не мог. События в рассказе происходят в реальной жизни через два дня! Но с другой стороны, реальное воплощение моих литературных упражнений давало широкое поле для экспериментов, и я принялся изучать странное явление повторения написанного в реальной действительности. Значит, так: если я опишу некоторые события в желаемой для меня форме, они исполнятся через два дня. Хорошо. Что у нас будет через два дня? Через два дня должно было быть решение суда о снятии одного из кандидатов на пост мэра, допустившего нарушения в предвыборной гонке. Первым делом я заставил своего героя прочитать в газете решение суда, который снял кандидата. Затем я описал выигрыш героя в уличной лотерее. Здесь я решил ограничиться суммой, которую может выдать уличный торговец лотерейными билетами. А в третьем эксперименте мне пришлось пожертвовать собой, впрочем, не сильно – мой герой натер при ходьбе мозоль на мизинце правой ноги. Оставалось ждать два дня.

Не могу сказать, что два дня я прожил в ожидании и волнении. Нет, занимался чем-то по дому, подписывал на работе бумаги, пил кофе, беседовал, возил жену по магазинам – в общем, вел обычную жизнь. Однако несколько раз в день вспоминал о поставленном эксперименте, вспоминал почему-то с удовольствием.

Наступил день перехода литературных упражнений в реальную жизнь. С утра я пощелкал каналами телевизора, но узнать решение суда пока не смог. Подумал, что, может быть, еще рано, и направился на центральную улицу купить лотерейный билет. Продавщицы лотерей куда-то подевались, но мне удалось отыскать одну возле рынка и купить у нее билетик. Вот тут, когда я стирал монеткой защитный слой, пришло волнение, однако вскоре оно пропало. Выигрыша, естественно, не было. Я вообще очень редко выигрываю в лотерею. Возвращаясь домой, я почувствовал, что натер тот самый предполагаемый мизинец на ноге. Впрочем, это было неудивительно, поскольку в поисках лотереи я прошагал по улицам несколько километров. И совсем меня не удивило сообщение в городских новостях по одному из телевизионных каналов, что претендент не снят с предвыборной гонки.

Я открыл текст рассказа со вставками про выборы, лотерею и мозоль, перечитал их и уничтожил. К рассказу они отношения не имели и торчали бы в нем совершенно не к месту. Пришла какая-то слабая мелкая мысль, что не может исполниться в реальности то, что не органично в искусственном мире рассказа. Что, может быть, и в мире рассказа, и в реальности действуют одни и те же законы. И когда я нарушил эти законы в рассказе, события в реальной жизни не отразились. А правда, какое я имею отношение к выборам? Что я знаю о социальных механизмах, работающих в процессе агитации кандидатов? Ровным счетом ничего. Или другой пример: лотереи. Я же практически никогда в них не выигрывал. Вот это и есть жизненная правда. И мой герой также никогда не выигрывал, а я заставил его попасть в неестественное положение и выиграть некий куш. Это было далеко от жизненной правды и не смогло поэтому претвориться в действительности. А вот мозоли я натирал себе всю жизнь. И пожалуйста – натер их через два дня после своего описания.

Итак, я убедился, что повторяются только те события в рассказе, которые органичны для моей реальной жизни. Это меня расстроило, и в последующие несколько дней я к рассказу не возвращался. Однако надо было его завершать. По сюжету в последней части мой герой перебирает в памяти некоторые неприятные случаи из своей жизни. И даже теперь, вспоминая, он испытывает острое чувство стыда. Конечно, через пару дней и мне самому захотелось наложить на себя руки. Но теперь я понимал, в чем проблема, и просто вновь сделал небольшой перерыв.

Окончание рассказа мне не удавалось – вялое какое-то окончание. Мой герой сидит в кресле у окна в дождливый промозглый осенний день, смотрит на облетающие деревья и серые безжизненные дома напротив и ритмично постукивает пальцами по подлокотникам кресла. Я пробовал изменить конец рассказа, сделать его более динамичным, но не получалось. Правда, в одном варианте вышло неплохо. С новой строки я напечатал: «Когда жена позвала его обедать, она обнаружила его в кресле уже холодным, со счастливой улыбкой на лице». Напечатал, улыбнулся своему суеверию, кисло так улыбнулся и судорожно стер это последнее предложение. В конце концов завершил рассказ какой-то нейтральной фразой.

Еще несколько дней я проверял стилистику, правил текст, придумывал название. В общем, возился с рассказом. И все сильнее и сильнее хотел увидеть его напечатанным.

У меня есть несколько знакомых издателей. Один из них выпускает пухлую местную газету. Глупую, конечно. Иногда в ней помещают литературную страничку. Тоже местную и тоже глупую. Но мне так захотелось напечатать рассказ! И я пошел к приятелю. Тот встретил с улыбкой, угостил плохим кофе, забросал анекдотами такого же качества и, узнав о рассказе, выразил огромное нетерпение немедленно его напечатать. Он хлопал меня по плечу, орал, что и читать не будет, знает он меня, я плохого не напишу. И забрал отпечатанные мной странички, пообещав уже в завтрашнем номере устроить литературную вкладку, поскольку у него давно уже лежат чьи-то стихи, да вот не было хорошей прозы. А теперь есть.

На следующий день с самого утра раздался телефонный звонок. И мой приятель стал орать в трубку, чтобы я подскочил взять свежий номер его газетки. Еще он сообщил, что все сотрудники в восторге от рассказа и что он позволил себе вставить несколько слов, буквально несколько, исключительно для улучшения, и надеется, что я в обиде не буду. Ну что делать? Он и в прошлую мою публикацию вставил несколько своих слов. В рассказе фигурировала сотрудница героя, обрисованная несколькими словами. Так он вставил короткое описание ее ног, чуть-чуть кривых, которые, по его мнению, придают особое очарование и сексуальность женщине. Было это не к месту. Да и просто противно это было читать. Но рассказ был уже напечатан. После его выхода в свет знакомые дамы, конечно, обратили внимание на этот неуклюжий пассаж. Одна из них, и не молодая, и не стройная, едко спросила меня, придают ли и ей дополнительную сексуальность ее немного кривые ноги. Я что-то промямлил в ответ, не помню что, но почувствовал себя погано. Вот такую свинью мне подложили. Не знаю, что он сейчас внес от себя, но полагаю – ничего приятного.

Я побрился, принял душ, позавтракал, оделся и, сев в машину, подъехал к ближайшему газетному киоску. Газета уже продавалась. Вернувшись в салон машины с газетой, я развернул ее на литературной страничке. Вот мой рассказ, вот чьи-то стихи, впрочем, прочитаю потом. А сейчас надо проглядеть мой рассказ. Медленно прочитываю текст. Пока никаких вставок, и так до самого конца. Но в финале с красной строки было напечатано: «Когда жена зашла в кабинет позвать его обедать, она обнаружила мужа в кресле уже холодным, со счастливой улыбкой на лице».


ЖГУЧЕЕ ЖЕЛАНИЕ


Часть 1. РАЗВАЛ СЕМЬИ


Министерство


Новый министр был моложе Валерия на десять лет. В его приемной за компьютером сидело неземное существо с длинными ногами. Столик не старался скрыть короткую юбку секретарши, а монитору не удалось прикрыть декольте с потрясающими полушариями розовой плоти. Иногда секретарша передвигалась стройной походкой в кабинет, а иногда задерживалась в комнате отдыха министра, которая находилась за кабинетом. Это могло происходить и днем, и тогда понимающий народ терпеливо ждал в приемной.

Валерий лично устанавливал на компьютер этой девушки новые программы. Секретарша, ее звали Элеонора Дмитриевна, безразлично сидела рядом и слушала его объяснения. Однако Валера чувствовал, что она вряд ли воспринимает его как существо противоположного пола.


Другое дело – секретарша нового заместителя министра. У заместителя все было попроще: приемная меньше, комната отдыха отсутствовала, секретарша Вика была не столь высокая, скорее, более полная. Поскольку комнаты отдыха у зама не было, дверь в его кабинет довольно часто была заперта. Заместитель министра, тоже молодой парень, отпирая ее изнутри, цинично говорил, что приходится много работать с документами. Итак, ноги у Вики были полные, зад низкий, крутой и широкий. В общем, девушка была крепко сбита. И многие мужчины министерства отдали бы ей первое место, если бы кто-нибудь позволил им распределять места. В отличие от Элеоноры Вика замечала мужчин министерства, причем делала это с такой брезгливостью, что мужское население всеми силами старалось избежать встречи с ней.

Что касается Валеры, то он не раз попадался на грубые шутки, сказанные секретаршей при народе в приемной. Ей доставляло удовольствие унизить, как-то задеть мужское достоинство. И не только одного Валеры. Надо сказать, что и к женскому населению министерства отношение было ненамного лучше. Некоторое исключение по вполне понятным причинам делалось для главного бухгалтера.


Когда новый губернатор создавал свою команду, министром он назначил в качестве благодарности своего московского знакомца. Тот, в свою очередь, взял к себе замом своего московского приятеля, с которым они успешно работали в столице и неплохо воровали. Но здесь, на периферии, для них открылись просто невиданные возможности. Ни контроля над деньгами, ни контроля за делами, моралью и нравственностью. Оба жили в съемных квартирах, куда продолжать их трудную работу наведывались секретарши, а в пятницу с середины дня уезжали в столицу к семьям.


Прежний министр, которого увели в областную Думу, только ахал и крякал, видя результаты работы новой команды. То, что он раньше получал от районов в качестве подношения, оказалось такой мелочью, что было немедленно пресечено его преемниками. Никакого блата, никаких подношений. Но все поставки в область и все государственные заказы шли теперь не через известные прежние фирмы, а через одну новую, специализированную организацию – так, во всяком случае, заявлял на совещаниях заместитель министра. Валерию как-то показали представителя этой фирмы, когда тот шел по коридору, направляясь в кабинет министра. Это был пожилой, болезненного вида человек с большим портфелем в руках.


Валерий уже два года безуспешно пробивал финансирование на закупку новых компьютеров для всех сорока семи районов области. Денег никто не выделял, а необходимость была страшная. Районы кричали криком. Да и если быть предельно честным, Валере тоже кое-что перепадало от фирмы, которая при получении заказа подкидывала ему три-четыре сотни долларов. И вот он понес очередную докладную уже новому министру. На следующий день его вызвали; и министр, и зам сидели рядышком и задавали очень конкретные вопросы. А потом министр, поглядев на приятеля, сказал Валере, чтобы он слишком сильно смету не ужимал, так как районам нужна хорошая техника, и чтобы быстро подготовил новую, расширенную заявку, это во-первых, и создал список комиссии во главе с замом министра, во-вторых, для проведения конкурса между фирмами. На робкое упоминание об отсутствии финансирования оба приятеля рассмеялись, и министр махнул рукой, чтобы он не беспокоился. Финансирование будет в полном объеме.


На объявления в газетах откликнулись четыре фирмы. По условиям Валера должен был навестить их все с целью проверить у каждой базу для гарантийного ремонта. Три местные, включая его «блатную», были ему известны, а четвертая его удивила. Он долго не мог связаться с руководством, наконец телефон ответил, он подъехал и оказался в подвальном помещении панельного дома. На двери от руки было написано название «ЛИДАМЕД». Ниже указывался телефон, по которому необходимо было делать заявки на препараты. В комнате стоял деревянный стол, вместо одной ноги у него была подставлена тумбочка. Никакого офисного оборудования – только шкаф с множеством разных баночек с пищевыми добавками. На полочках пестрели прикрепленные надписи, выполненные фломастером. Названия были медицинские и ничего Валере не говорили. Он представился. Невысокий пожилой человек с нездоровым цветом лица назвался Владимиром Николаевичем. Валера начал удивляться, что он не видит никакой оргтехники, ничего похожего на ремонтную базу. Владимир Николаевич едва понимал, чего от него хотят. Он вынул из ящика стола пакет учредительных документов и показал их Валере. Фирма занималась поставкой медпрепаратов и никакого отношения к вычислительной технике не имела. Когда возмущение переполнило посетителя и он заявил, что, по его мнению, фирму нельзя допустить к конкурсу, мужик равнодушно пожал плечами.


Только Валера вошел на свой этаж, звонок секретарши погнал его к министру. Тот даже сесть не пригласил, а сухо сообщил, что к конкурсу допущены будут все четыре фирмы и поставку произведет та, в которой Валера только что побывал. Возражения не принимаются. Если с его стороны появятся письменные возражения, то хотелось бы напомнить, что через месяц грядет аттестация с сокращениями.


Все прошло так, как велел министр. Выигравшей фирме перечислили денежные средства, и вскоре была завезена партия компьютеров, вызвавших в отделе Валеры массовые сердечные приступы, поскольку азиатская сборка успешно выходила из строя сразу при включении. По телефону на претензии отвечал все тот же человек, Владимир Николаевич, который вздыхал и ссылался на замминистра.

– Вы уж зайдите к нему, голубчик, – говорил он. – Я в этих тонкостях не понимаю. Вы уж как-нибудь с ним решите. А если что, он мне и позвонит, и скажет.

– Ну какие тонкости, – злился Валера, – два процессора надо заменить, вентиляторы сгоревшие и…

– Я и говорю, – перебивал его Владимир Николаевич, – я и говорю. Вы прямо к своему начальству идите и докладывайте. Пусть оно и решает.

Валера понимал, что по начальству ходить бесполезно, и сам организовал в отделе мелкий ремонт, проинформировав об этом министра. Тот без эмоций похвалил. Надо сказать, что Валера чувствовал не только злость, но и некоторое восхищение. Вот работа так работа. Половина бюджетных денег ушла к новой команде, а он сделал заявку почти на девяносто тысяч долларов. И еще оказалось, что они хорошо прочувствовали настроение Валеры. Зам завел с ним разговор, выяснил без большого труда размер обычно получаемой Валерой благодарности и в конце работы сам зашел в его комнату и сунул в карман пиджака шестьсот долларов. И никаких следов.

Надо сказать, что Валера еще раз встретился с пожилым сотрудником фирмы «ЛИДАМЕД». Он как-то заскочил в приемную министра забрать копию приказа и увидел этого самого Владимира Николаевича в окружении щебечущих секретарш, которые угощали гостя чаем и обещали, что министр появится с минуты на минуту. Валера поздоровался с мужиком, тот кивнул в ответ, копия приказа была найдена и вручена в ту же минуту, и Валера покинул шумную и радостную приемную.

Работа и семья


В отделе программирования, кроме девочек и наладчиков, работала Валя, которую он знал еще с университета. Жизнь ее была не такая уж легкая: первый муж погиб, второго она сама выгнала, не выдержав его пьянства. И воспитывала двух сыновей от разных отцов. Она удачно дополняла Валеру на работе, и он ей помогал как мог. Старое знакомство. Ну, разок было у них что-то на каком-то празднике, на выезде на природу. То ли это был День хлебороба, то ли конкурс косарей. Продолжения не последовало, хотя Валера всячески старался намекнуть. Но Валя как-то уж очень сухо обронила, что это будет тупик во всех смыслах. И на этом все закончилось. Однако близкие и душевные отношения опять наладились. Валя дружна была не только с Валерой, но и с его женой Катей, от которой у нее не было никаких секретов. Да, пожалуй, и у Катерины от Вали никаких секретов тоже не было.


Жена Катя была немного моложе Валеры. Прожили они вместе больше десяти лет; поженились, еще работая в институте. Это потом он из НИИ перешел в министерство. А жена осталась на прежнем месте, потом ушла к подруге в медицинскую фирму секретарем, потом перешла в риелторскую контору, потом еще куда-то. В первые годы работы в министерстве Валера брал путевки, которые простому народу не доставались, и ездил отдыхать с женой. Потом как-то разъединились. Каждый уезжал в отпуск в удобное время, но Валера всегда тосковал по своей крупной супруге. Друзья шутили без всяких намеков про то, что есть за что подержаться. Хотя, если честно, никогда по этому поводу у жены воодушевления не было. Редко, очень редко Валера добивался оргазма у жены. Он прекрасно понимал, что любимая жена, не желая нанести ему душевную рану, просто притворялась. Ах, как часто он спрашивал, хорошо ли ей! И сомневался, так ли это. А она убеждала его, гладила, счастливо смеялась и предлагала поспать, а потом, поутру, продолжить. Но утро встречало их заботами, и все сомнения как-то затухали.


Когда Валера начал работать при новой администрации, он особенно ощутил семейную изоляцию. Жена стала еще реже допускать его до своих обильных ягодиц, а иногда просто уходила из супружеской спальни на диван под предлогом плохого самочувствия и усталости.


Уже после ухода жены, ухода к мужику, с которым, оказывается, у нее была долгая связь, Валера страдал, вспоминая упругий зад, нежные плечи, шелковистую кожу, которые раньше принадлежали только ему. Ну, так он думал, а оказалось, что это уже давно ласкал другой мужик. Как все резко меняется! Теперь, после вечерних воспоминаний, он спешил в туалет, дергал ладонью немного изогнутый напряженный пенис и изливал свою любовь в раковину.

* * *


Кстати, те шестьсот долларов он получил в тот же день, когда жена объяснила ему, что уходит. А он готовился сделать красивый жест. Выложить бумажки, раскрыть их веером и спросить, что бы она хотела получить в подарок. Да вот не успел. А теперь его ждал развод, размен квартиры, их милого уютного гнездышка. И проблема с дочкой, которая, вообще говоря, проблем раньше не создавала, поскольку и жила у его свекрови, и училась в школе того же района.


О разводе Валентина знала все. Она перезванивалась с его супругой, и тайн друг от друга они не держали. Знала она и о мужике. И знала, вероятно, причину развода. Скрывать ничего не стала. Как только они вышли с работы, сели на веранде кафе, взяли по водке и какую-то закуску и даже выпить не успели, как Валя сказала:

– А ты-то сам понимаешь, почему она ушла? И ушла не просто так, а после стольких лет совместной жизни.

– Нет. Не понимаю, – ответил Валера. – Я не пьянь, не развратник, все делаю по дому, в саду. Немного лентяй, но из-за этого жены не уходят. Вероятно, там возникла большая любовь.

Он сказал это с некоторым сарказмом, передернул плечами и уставился на Валентину.

– Любовь! – воскликнула та. – Ты мне скажи, много у тебя было любовных приключений? Я уж не говорю о новых секретаршах. Они на тебя и не взглянули. А у нас в отделе! Сколько бабенок неустроенных, сколько раз все вместе выпивали по праздникам. И что? Ты уж и руки свои запускал, а дала хоть одна? Ну, со мной был грех однажды, лет-то сколько назад. Ты спросишь – почему? Смотри, мужик ты из себя нормальный, ростом, интеллектом, шуткой – всем! А в этом деле и глупый, и жадный, и, самое главное, скучный. Вернее, ты обычный мужчина, которых встречаешь на каждом шагу, на улицах, в трамваях. Для женщин у тебя заготовлена гаденькая улыбочка: сразу видно, что ты хочешь.

Валерий выпил свою рюмку и снова молча уставился на Валентину.

– Я даже не знаю, для чего это все тебе говорю. Ну, обидишься ты на меня, и что? Шоковая терапия?! Да ничем она тебе не поможет. Ты же себя не сможешь изменить, нет, не сможешь. А там, если честно, никакой особенной любви. Новый-то каждый раз радовал ее. Без оргазма не уходила. А с тобой она про это только журналы читала. Кстати, ласковый ты становился, только когда сперма к горлу подступала. Она в последние годы просто боялась этой твоей ласки. Подставляла быстренько тебе зад. Когда тебе совсем уж невмоготу было. Даже лозунг придумала и хохотала: «Пусть знает меру в неумеренных удовлетворениях».


Дома Валера налил в чайную кружку коньяка и продолжал мысленно разговаривать с Валентиной: «Конечно, она права. Мне нужна баба, а бабе я не нужен. Никакой. Смотри, на меня внимания не обращают. Даже взгляд не бросят. Вот, например, в собственном подъезде. Какая шикарная женщина сверху, а! Едва кивает, снисходительно отвечает междометиями на мои попытки поздороваться и завести речь о погоде. А пухленькая девушка со второго этажа… Так та просто удивленно поднимает на меня свои прелестные крупные зеленые глаза. Будто я не поздоровался, а с шумом выпустил газы. И в то же время обе могут стоять и улыбаться и беседовать со старым болваном с пятого этажа. О чем можно с ним говорить? Этот огрызок постоянно задерживает меня на лестнице, плетет всякую чепуху, в разговоре вворачивает: „Мы-то с вами знаем, при нашем-то возрасте“, – и тому подобное. Это так меня воспринимает глупый старикан, хотя я его почти вдвое моложе. Могу себе представить, как меня воспринимают женщины. Ладно, надо встряхнуться, а то доведу себя до петли или пули или в ванне утоплюсь. Отвлекусь-ка я еще на полчашки коньяка и на глупый кроссворд».

Недавно Валера прочитал, что кроссворды являются эффективным средством от склероза, и, хотя о склерозе он и не думал, газетки с кроссвордами стал покупать.

И вот, усевшись за стол с чашечкой коньяка, Валера глубоко окунулся в разгадывание замысловатых слов. А надо сказать, что рядом с кроссвордами и ребусами обычно помещаются глупые анекдоты и объявления от шарлатанов, гадалок и всяческих магистров колдовства и магии.

Поле кроссворда заполнялось довольно быстро не только потому, что Валера был разносторонне образован, но еще и из-за убогости самих составителей. Но все же некоторые слова заставляли задуматься и искать подсказки на пересечениях. А от одного слова Валерий просто взвился: какое название имеет символ #, обычно называемый «решеткой»? Он прекрасно знал название, но именно в эту минуту оно вылетело из головы. Валера задумался и, почти не вникая, стал читать объявления, помещенные над кроссвордом.

«Печень! Приходите на занятия дипломированного мага Важи Курина, и вы забудете, где у вас печень».

«Мы наполним каждую минуту вашей жизни настоящей мужской радостью. Никакая красотка не сможет устоять перед вами. Наш телефон…»

Внезапно нашло озарение: октоторп. Вот что такое решетка. Валера проверил по длине – сходилось, и оказалось два правильных пересечения: фильм с участием Джулии Робертс и Ричарда Гира и самое знаменитое изобретение А.Г. Белла в 1876 году. «Красотка» и телефон. Вот черт, он же только что прочитал эти слова, но где? Подняв глаза, Валера вновь перечитал объявление о мужской радости. Бред, конечно, но за звонок бить не будут. И номер телефона был записан на клочке бумаги.

Удивительный подвал


Он позвонил по этому номеру с утра, как только появился на работе. Ответил ему мужской голос. Да, они давали объявления. Да, средство имеется, но оно очень дорогое. На вопрос, сколько же оно стоит, было вновь сказано, что крайне дорого. От раздражения Валера рявкнул в трубку, что приедет с мешком денег, только какой брать – большой мешок или маленький? Человек помолчал и начал говорить быстро, проглатывая слова, что сейчас назовет цену, да не в цене дело, никаких денег не жалко, уж он-то повидал действие этого средства, жизнь у человека меняется, жизнь, понимаете? И назвал цену.

Теперь замолчал Валера, ошарашенный. Ладно бы спасать свою любимую тетю, тратить деньги на операцию, сиделок и прочее. Но покупать за такую цену средство из рекламки в газетке с кроссвордами! А что? Сделает очередную глупость, ну и пусть. Деньги есть. Теперь отчитываться перед женой не надо. Все! Заказываю! И он спросил адрес. Мужчина подробно объяснил, как их найти, сказал адрес и название фирмы. Название было знакомо, но откуда, Валера вспомнить не мог. В обед он заскочил домой, взял деньги и отправился за покупкой средства.

Он поразился, стоя перед дверью в подвальное помещение. Как же он мог забыть! Та же дверь, та же вывеска «ЛИДАМЕД». Вот кто выиграл конкурс на поставку компьютеров. Первым желанием Валеры было ретироваться, но дверь открылась, и перед ним предстал все тот же болезненный пожилой человек, с которым он беседовал здесь, в подвале, и которого он потом видел в приемной министра, окруженного щебечущими секретаршами. Кажется, его зовут Владимир Николаевич.

– Заходите, – сказал Владимир Николаевич. – Вы наш постоянный покупатель? Простите, не помню вашего имени. Лицо знакомое, а имени не помню.

– Ну нет, – улыбнулся Валерий, – покупателем вашим я пока не был. А вот поставку компьютеров помните?

– Да, да, да, – закивал человек. – Вы же из министерства. Надеюсь, никаких проблем? С чем пожаловали?

– Вот, звонил вам утром.

– А! Вот вы кто! Садитесь, пожалуйста.

Пока Валера придвигал стул к столу, по-прежнему державшемуся одним углом на тумбочке, Владимир Николаевич согнулся и шарил в нижней полке стеллажа, заставленного разными баночками. Перед Валерой выступал только узкий зад в потертых лоснящихся брюках. Наконец зад сменился усталым лицом, и на столе появилась картонная коробка с надписью «Набор Никодимова № 69». Коробка была мятая и открытая.

– Не могу найти новую, – сказал Владимир Николаевич, – где-то лежат две новые коробки. Мы недавно сюда переехали. А до этого была преуспевающая фирма с большим офисом, здесь, неподалеку. Ну да ладно! Из этой коробки средство уже опробовано, я сам свидетель. Так что можете смело его принимать. Инструкция простая: по утрам заварить чайную ложку и выпить горячий отвар.

– Вы по телефону сказали, что у человека эта штука, – Валера ткнул пальцем в коробку, – меняет жизнь. И как же это происходит?

– Как это происходит – не знаю. Видеть – видел, но сам не принимал. Стар я для этого. А действие такое. Мужчина становится неотразим. Наш директор, ну, тот, что пил этот отвар, рассказал, что этот самый старик Никодимов (а мы у него много трав покупаем от разных заболеваний) задумался над проблемой, как бы поточнее сказать, исполнения желаний. Ведь каждый чего-то хочет, каждому что-то надо. Но добиваются своего только люди, испытывающие жгучее желание. Это такое особое состояние. Когда его ощущаешь, ты уже его выполнил. Понимаете меня? Не каждому дается. Это талант.

Владимир Николаевич помолчал. Валера ждал продолжения.

– Конечно, есть нудные, настойчивые люди. Они добиваются поставленной цели долгими годами, непрерывно осаждая объект. Любого – женщину, деньги, недвижимость. Они часто получают свое, только чтобы отстал, отвязался, сгинул куда-нибудь. Это не результат действия жгучего желания. И вот, значит, старик Никодимов задумался над этим вопросом. Если у человека не вырабатывается, к примеру, какой-нибудь фермент, всегда можно найти травки, которые больному помогут. Следовательно, и для выработки в организме жгучего желания можно подобрать состав трав. И он такой состав подобрал.

– И каково же конкретно действие? – заинтересованно спросил Валера.

– Мне известны только два человека, принимавшие это средство. Мой директор и еще актер Заказов, о котором ему рассказал Никодимов, утверждая, что тот после приема стал секс-символом нашей страны.

Валера утвердительно кивнул: кто же не знал этого знаменитого артиста.

– А с вашим директором что произошло? – спросил Валера.

– Все то же самое! Бабы! – Владимир Николаевич махнул рукой. – Бабы, и ничего, кроме баб. Развалил фирму. Все поувольнялись, зарплаты фактически нет. Едва свожу концы с концами. И жену его, Лиду, надо поддерживать. Пьет она, бедняжка. Да и как ей не пить – он то с одной, то с другой. А сейчас где-то в южных странах, с очередной обезумевшей от любви к нему красавицей и богачкой. Как-нибудь расскажу подробней. Ну, будете брать?

Валера вытащил деньги.

Дворцовые тайны


Валера затратил на поездку в «ЛИДАМЕД» слишком много времени. Когда он вернулся в министерство, сотрудники встревоженно сообщили, что его требует зам. Секретарша звонит каждые пять минут. Валера в спешке заложил купленную коробочку в свой сейф и связался с кабинетом зама. Трубку взяла секретарша Вика и грубо поинтересовалась, где это начальник отдела пропадал после обеда. Валера что-то промямлил и спросил, надо ли стрелой лететь в кабинет зама. Оказалось, нет, но надо стрелой лететь в конференц-зал, взяв с собой еще одного сотрудника. Там, в конференц-зале, вице-губернатор будет с минуты на минуту устраивать совещание по компьютеризации. Так что ноги в руки.

Валера крикнул Валентину, и они помчались в соседнее здание на конференцию.

Успели вовремя. В зале сидели компьютерщики из всех министерств и департаментов. Со многими Валера и его спутница успели перекинуться парой слов. Кое-что было известно: будет представление американской фирмы, которая по международному договору должна выполнять работы по современным технологиям. Сейчас главное – понять, что можно с этого сорвать для своих отделов.

Вскоре вышел вице-губернатор. Минут за десять он справился со всей известной ему нетабуированной лексикой, и слушатели вздохнули облегченно, когда он уступил трибуну американскому специалисту, точнее, специалистке.

Вышла обалденная женщина лет тридцати с такими ногами и с таким бюстом, что вначале мужская часть аудитории просто не врубалась в речь специалиста от восхищения, а женская – от зависти. Наконец Валера начал вслушиваться в то, что излагалось по-русски с некоторым акцентом американкой, которая, безусловно, владела предметом не только глубже, чем вице-губернатор, но, пожалуй, глубже, чем любой из присутствующих специалистов. Говорила она о современных системах компьютерных коммуникаций. Она пожалела, что в зале нет соответствующих технических средств, и пообещала, что вторая лекция будет со слайдами и демонстрацией некоторых компьютерных систем. Но даже от простого перечисления данных Валера обалдел настолько, что начал шептать Валентине, как было бы хорошо кое-чем из перечисленного разжиться.


Был уже конец рабочего дня. Оба поспешили в министерство. Валентина помчалась в отдел за сумкой, а Валера – за картонной коробкой, которую уложил в портфель, и вышел вместе с Валентиной. Решили задержаться в любимом кафе и выпить на веранде по соточке водки. И там, за рюмочкой, Валера услышал множество интересных вещей.


Валентина была в курсе почти всех дел, творящихся в министерстве и за его пределами. Она рассказала Валере, как Константин Константинович со своим замом прокручивал дела. Оказывается, у него был хороший приятель, кстати, тезка, возглавляющий большую фирму здесь, в их городе. Так вот, министр выбивал в столице финансирование, проводил здесь разные закрытые конкурсы – ну там по поставкам на село техники или горючки или еще чего, а выигрывала все конкурсы неизменно одна и та же фирма. Деньги ей перечисляли, на них покупались вдвое дешевле необходимые материалы или оборудование, а остальные деньги обналичивались.

Вот прежний поставщик дизтоплива, у которого с рук ело все прежнее руководство, рассвирепел от такого нахальства и поперся к областному прокурору, тоже, между прочим, большому его другану. А тот ему в ответ: мол, если будет шуметь, велено поднять все прежние дела, которые они в свое время похоронили, но, оказывается, такого рода покойников эксгумировать можно за пару дней. А конкурс? Ну что конкурс, там же нет распоряжения нового министра. «Там комиссия, понимаешь, конкурсная комиссия, со всеми актами, подписями, особыми мнениями. Не подкопаешься. Еще, ты говоришь, одна и та же фирма. Это, конечно, не дело. Но вот посмотри, при прежнем министре сколько фирм обеспечивало наши сорок семь районов. Представляешь, сорок семь! Только одна твоя. И горючкой, и дизелькой, и мазутом, и запчастями».

Но потом, правда, успокоил приятеля. Сказал, что новый скоро возвращается в Москву, в заоблачные выси. А на это место прежнего поставят. Просто надо немножко подождать.

Оказывается, Валя знала кое-что и о повышении. Константин Константинович идет вверх тоже не просто так. Говорят, что его приятель и тезка, этот самый глава фирмы Костя, очень большой любитель красивых женщин.

– Откуда, думаешь, в министерстве появилась Элеонора или эта ее подружка, Вика, которая трахается с замом? – рассказывала Валентина. – Это все оттуда. Прежних пожилых секретарш в день перевели в машбюро. Взяли, значит, молодых девок, которые ни писать, ни печатать толком не умеют. Зарплату им положили, как у прежних секретарш, но премии! В бухгалтерии по секрету нашептали, какие у девок ежемесячные премии. И главное – за что? Какая мотивировка? Одной – за усиление травопользования, другой – за поднятие уровня автоматизации. И прочее в том же духе. А на самом деле если они чего и поднимают, то только юбки.

Ладно, черт с ними. Их в тот же день из министерства попрут, как эти уедут. С собой-то в Москву не возьмут же. Там другие есть для этого дела. Рангом повыше. Хотя, чем черт не шутит, может, старому, который снова вернется на пост, приглянется Элеонорочка, а? Посмотрим. Так о чем я говорила? Да, о повышении. Как это все происходит? А просто! Все через манду, ты уж, Валерочка прости, через нее, все через нее. За этим самым Костей бегала известная тебе новая жена вице-губернатора. Вот и прикинь, во-первых, он приходится братом спикеру Государственной Думы. Да-да, того самого, с усами. А во-вторых, жена вертит им как хочет. Так что новое назначение нашего министра у него в кармане. А вице-губернаторша, по слухам, уже второй месяц содержит ненаглядного Костю на каких-то южных островах. Название и не выговорю.

А вот теперь, дорогой Валера, кое-что совершенно тебе неизвестное. – Валентина интригующе сделала паузу. – Эта американка по происхождению русская, родители, что ли, уехали туда. Она лучшая подруга жены вице-губернатора. Потому и сюда, в наше захолустье, приезжает демонстрировать могущество заокеанской техники. И кому-то вполне может перепасть современное оборудование, только вряд ли тебе, моя радость, вряд ли. Тут, Валерочка, нужно кое-что серьезнее, чем твоя эрудиция и твой опыт работы. Ха-ха! Впрочем, не злись, я убежала. В доме два голодных рта.

И Валентина исчезла, оставив Валеру с пустыми рюмками и недоеденным форшмаком.

Полеты Валеры


Утром Валера попробовал горячий отвар. Вкус был неплохой. На работе он ничего особенного за собой не заметил. Навалилось море работы, потом позвонили и сказали, что завтра в конце дня заключительный семинар американской фирмы. Уже под конец работы позвонила Вика и бросила в трубку: «Зайди к заму».

Обычно Валера перед посещением высоких кабинетов поправлял галстук, надевал пиджак, осматривал себя и только после такого придирчивого осмотра шагал к начальству. В этот раз он как сидел без галстука, в расстегнутой до пупа рубашке, так и направился по вызову. Вика встретила его удивленными и заинтересованными глазами и молча показала на дверь кабинета.

Зама интересовало содержание вчерашнего американского семинара. Валера, не спрашивая разрешения, бухнулся на стул возле приставного стола, заложил ногу за ногу, схватился за колено поднятой ноги и стал передавать содержание доклада. При этом он опускал специальные термины, добавляя что-то вроде: «Ну, это трудно объяснить, я вам попроще, попроще как-нибудь».

Чувствовалось, что зам был возмущен Валериной наглостью, но сам Валера сидел и разглагольствовал без всякого смущения. Он говорил вслух одно, а думал совершенно другое: «Ай да настой, ай да травка, травушка-муравушка! Вот если этот мудак сделает мне хоть одно замечание, я ему ногой по яйцам врежу». Валера сам удивился своей смелости. Но зам заинтригованно молчал и слушал. А закончил Валера так: сказал, что завтра вторая лекция и он после забежит и расскажет, что еще новенького откроют американцы. И вместо положенного «Я свободен?» спросил:

– Лады?

Зам повторил:

– Лады.

И Валера выскочил в приемную, сделал ручкой Вике и умчался.

От этого движения ручкой Вика застыла в настолько глубоком ступоре, что хозяину кабинета пришлось звать ее по интеркому несколько раз. Более того, после окончания работы свои дополнительные обязанности Вика исполнила без особого подъема и в некоторой задумчивости.


В подъезд своего дома он влетел одновременно с привлекательной соседкой. Но теперь вместо обычного сухого приветствия Валера получил улыбку, широко улыбнулся, в свою очередь, спросил, с работы ли, и осведомился, почему давно не видит уважаемого супруга. На что получил ответ, что супруг в командировке, ребенок у мамы, так что весь вечер она свободна. Валера почувствовал сильное желание и понял, что это и есть то самое жгучее желание, которое сметает все границы. И уже не сомневался, что сейчас ее трахнет. И Валера предложил зайти к нему выпить кофе. Сказал он это, специально понизив голос. Так же тихо соседка ответила, что это неудобно, могут увидеть. Валера улыбнулся еще шире и, придерживая ее за локоть, прошептал ей, что ничего предосудительного, если соседи заходят друг к другу за луковкой или морковкой. Она даже не делала попыток продолжать идти по лестнице, пока Валера открывал ключом свою дверь. Но вот когда она вошла и дверь за ней захлопнулась, наступил неловкий момент. Валера его тут же почувствовал.

– Вы такая эффектная, – сказал он, не выпуская ее руки. – Огромное удовольствие видеть такую очаровательную женщину в своей квартире.

– Ого! – сказала соседка. – Как вас изменил уход супруги!

Вероятно, об уходе жены уже все соседи знали.

– Раскрепостил, – засмеялся Валера, проводя женщину в комнату. – Вот на вас любуюсь и думаю, как бы вас разглядеть повнимательнее. Такой бюст потрясающий, такие формы!

– Нахаленок, – засмеялась соседка, – сразу предлагает раздеться.

– Нет-нет, не сразу.

При этом он, обнимая женщину, уже расстегивал на ней кофточку.

– Я с ума сошла, – говорила она, позволяя содрать с себя кофту и опустить бретельки комбинации. – И потом, вы обещали кофе.

– Обязательно, – ответил Валера, обнял соседку сзади и расстегнул переднюю застежку ажурного бюстгальтера. Большие груди прыгнули в его ладони.


Часть 2. КРАХ ФИРМЫ «ЛИДАМЕД»


Пищевые добавки


Костя занимался торговым бизнесом. Без особых успехов. Как-то раз в Москве ему посоветовали купить партию пищевых добавок. Стоила вся партия гроши, и он привез грузовик с куртками, обувью, плащами и прочим, захватив картонный ящик, наполненный небольшими пластиковыми коробками с яркими этикетками. Вскоре он обратил внимание, что почти все покупатели разглядывали баночки, читали инструкции и вместе с партией обуви или плащей обязательно покупали пищевые добавки. А тут и жена Лида, прочитав все этикетки, восхитилась и потребовала, чтобы они немедленно стали все это принимать.

– Смотри, – говорила она, – улучшает работу печени. Это тебе крайне необходимо. А вот это что? Для предстательной железы. Ты хоть понимаешь, какое это чудо? А вот эти средства прямо для меня. Изумительно.

Лида дурой не была. Просто именно так действует всякая медицинская реклама. Все хотят быть здоровыми. Костя внимательно смотрел на жену и думал. Пока она изливала свой восторг, он пришел к определенному решению.

– Смотри, – сказал он жене. – Ты что-нибудь носишь из того барахла, что я постоянно привожу? Можешь не отвечать. Поэтому никаких этих сомнительных таблеток ты принимать не будешь. А сделаешь ты вот что: немедленно зарегистрируешь на свое имя фирму по продаже пищевых добавок. Для этого никаких лицензий не требуется. Назовем фирму… м-м-м… ну, скажем, твоим именем. Нет, лучше «ЛИДАМЕД». Похоже на какое-то новое средство.


Фирма удалась. Костя привозил из столицы все меньше барахла и все больше пищевых добавок. Вначале дали рекламу в бесплатной газете, потом в серьезных изданиях и на радио. В комнате начал постоянно толпиться покупатель. Лида уже не справлялась, и пришлось брать еще одного сотрудника. Приняли болезненного немолодого мужчину из того же дома – он обычно помогал Косте разгружать привезенный товар. Владимир Николаевич быстро разобрался в аннотациях и деловито предлагал покупателям и покупательницам различные добавки, обещавшие немедленное исцеление и даже полное перерождение организма.

Работа шла бойко, но Костя на этом не остановился. Он начал читать все подходящие для его дела издания, особенно газетки, прославляющие здоровый образ жизни. В них он знакомился с письмами читателей и связывался с теми авторами, которые давали подробные технологии лечения травами, ягодами, мхами и прочим натуральным продуктом. Он умел уговаривать, так что вскоре в офисе появился специальный стенд, на котором красовались вырезки из газет и тут же набор сухих трав, или мхов, или еще чего-то столь же привлекательного для посетителей, желающих немедленного оздоровления.

Среди прочего особенно ходко брали снадобья старика Никодимова, проживавшего в лесной глубинке соседней области. Костя ездил к нему за его травами дважды в месяц. Помогал старику фасовать их в коробочки, которые привозил с собой. Он сам заказал их в типографии. На коробочках были надписи: «Сбор Никодимова № такой-то», а в офисе давали скопированные листочки, в которых говорилось, какое здоровье и благополучие несет каждая коробочка.

И Лида, и Владимир Николаевич зашивались. Пришлось нанять двух помощниц, в основном для фасовки лечебного товара и помощи в офисе при большом наплыве клиентов. Одна из них была высокая нескладная девица, косоглазая и прихрамывающая. Вторая – пухленькая, только что вышедшая замуж. Она была не столько красива, сколько полна юной привлекательности. Обе с работой справлялись хорошо.

Костя каким-то особым бабником не являлся – так, взглянет мельком на ножки или попку. Да и времени у него совершенно не было. А тут молодая пышная девка прямо в офисе. Да вот только любовь у нее – прямо светится девка, когда за ней в конце дня муж заходит. Обнимаются и уходят, никого не замечая. Костя было попробовал в подсобном помещении взять ее за коленку, так она как ошпаренная вскочила и с ужасом на него посмотрела. И вовсе стала обходить стороной, чтобы, не дай Бог, не столкнуться.

Поездка к Никодимову


Обычно к старику Костя ездил сам. Но в этот раз было море работы, поэтому он погрузил в «Газель» с большой кабиной двух своих помощниц. Погода была жаркая, девушки оделись в дорогу в шорты и маечки. Они расположились на заднем сиденье и все время трепались и хихикали о своих не вполне понятных Косте делах, да он особенно и не прислушивался: дорога требовала внимания. Остановились только на минутку – сбегать в кустики и перекусить взятыми с собой бутербродами. По приезде сразу окунулись в работу. Девушки раскладывали по коробочкам траву, руководствуясь списками старика Никодимова. Работали они в большой комнате избы, туда же после расчетов пришли и Костя со стариком, помочь побыстрее закончить работу. Никодимов заметил, что Костю притягивают полные ноги одной из его сотрудниц.

Старик взглядом пригласил Костю выйти и пошел вслед за ним. Привел он его в беседку во дворе. Сели. Закурили.

– Я смотрю, – сказал старик, – глаз не отводишь. Хочешь ее, а? А Лидия как же?

– А чего Лидия! Мы ведь с ней одногодки. А эта – бутон. Да вот проблема – только что замуж выскочила, к мужу тянется, трепещет. Я было подумал, намекну на премию, если ко мне будет поласковее. Куда там! Как от огня. Дал бы какое средство, а? Чтобы ко мне подобрела.

– Есть такие травки, есть, – ответил Никодимов. – Они бабу принуждают, ну, аппетит до этого дела возникает. Только искусственное все это, сладости настоящей не получается, а горечь у нее в душе остается. И думает потом она: «И что это я, дура, перед этим засранцем ноги раздвинула? Видно, совсем ума лишилась». В общем, ничего хорошего от принуждения не выходит.

Старик замолчал и стал аккуратно тушить окурок сигареты в приспособленной для этого дела пустой консервной банке. Убедившись, что ни одной искорки не осталось, он сказал:

– А что такое любовь? Кто это знает? Скажем, ходил мимо, ходил, ничего особенного, вдруг взглянула – и будьте добры. Походка-то у него какая, и гордый такой, а шутки!.. Никто так остроумно с ней не шутит. А внимательный да ласковый. А в штанах-то пузырится о-го-го размерчик. Вот тебе и любовь, вот тебе и сладость внеземная. Ну, – старик улыбнулся, – так что следует из моих слов?

– Не знаю, – не понял Костя. – Это похоже на дешевый спектакль под названием «Как стать любимым».

– Относительно дешевизны ты сильно ошибаешься!

– Неужели такое средство есть? – Костя подскочил на скамейке.

– Есть, – успокаивающе махнул рукой Никодимов. – Я раньше интересовался, почему одни мужики имеют успех, а на других бабы даже не смотрят. Ладно бы мужик был косая сажень в плечах, лицо правильное и открытое, душевный и прочее. Ну такой, которых в мексиканских фильмах называют мачо. Так нет, точнее, не всегда. Смотришь, бывает, и щуплый, и с носа капля постоянно висит, смотреть противно, а член у него в работе, как лампочка Ильича. Включил – и на всю ночь.

– И что, нащупал причину?

– Нащупал! По-новомодному это называется фетанциды какие-то или еще как. Главное, чтоб от мужика что-то такое исходило, что делает его в глазах посторонних настоящим мачо. Причем, – старик сделал паузу, – и самого мужика это нечто меняет. Не то чтоб он выше стал иль в плечах шире, а вот меняет до неузнаваемости.

– Ну не томи! – заревел Костя.

– Сделал я такой сбор, давно сделал, только вот на себе испытать его побоялся. Одному актеришке дал. Он здесь отдыхал с женой у тещи. С первой женой. Гадкий человечек.

И Никодимов назвал фамилию очень известного киноактера, уже много лет являющегося секс-символом страны.

– Вот это ни себе чего! – Костя так и остался с открытым ртом.

– Да… запаса у меня осталось много, отдам тебе весь, продай потихоньку да подороже. И сам попробуй. Глядишь, с этой пухленькой через пару деньков поиграешь, полакомишься. Прямо завидно.


Костя сам пересыпал травный мелкотертый сбор из матерчатых мешочков в нарядные коробочки. И на всех трех написал, хихикая: «Сбор Никодимова № 69». А когда старик заинтересовался его весельем, рассказал, что за позы означает набор цифр 69. Старик хмыкнул, но, в общем, одобрительно.

Поездка в Москву


Девушка лежала под Костей на низком столе для фасовки трав. Руки она закинула за голову и вцепилась ими в стеллаж. Сквозь хриплое дыхание прорывались слова «Еще, глубже, мамочка, милый», повторяемые в разном порядке. Затем и для слов сил не хватило, и в комнате раздавалось только протяжное междометие «а». Наконец акт безумной любви завершился, Костя поднялся, помог девушке слезть со стола. Она глядела на него лучистыми глазами, держала за руки и говорила:

– Ну и дура я! Ах, если бы я знала, как это хорошо, какой вы! Зачем я от вас шарахалась? Настоящая дура!

– Одевайся, – улыбнулся Костя, – не причитай. Еще вкуснее будет. А сейчас беги скорей домой: муж, ужин и все такое.

– А вы? – спросила девушка.

– Приберу здесь и тоже домой. Надо поспать, накопить на завтра для тебя силы.

Девушка благодарно засмеялась, поцеловала Костю, замерла, потом отстранилась и выскочила из задней комнаты офиса. Щелкнула входная дверь, и Костя остался один.

Он вытащил сигарету, поискал пепельницу, поставил ее на стол, который только что служил ложем любви, сам присел и закурил. Быстро, ох, как неожиданно быстро развивались события после начала приема этого таинственного травяного сбора. Он тогда, прямо у старика, заварил чайную ложку и с удовольствием выхлебал горячий отвар. Наконец, загрузив машину, поехали в обратный путь. Девушки заснули почти сразу, утомленные и работой, и жарой. Уже стемнело, когда он развез их по домам. Костя поставил машину в закрытый охраняемый двор при доме, где был офис, и тоже рванулся в дом. Устал как собака. Только забрался в кровать – Лида. Месяц, пожалуй, ей ничего не нужно было, а сейчас давай. Прижимается, шарит руками, горячим голосом что-то шепчет в шею. Помог ей взобраться на себя, и ничего, сон отступил ненадолго.

Утром была запарка: разгрузка, покупатели, документы и звонки. Среди прочего звонок из Москвы о выезде: пришла партия пищевых добавок из Сербии, которые шли очень хорошо. Надо было организовать «Газель» и выезжать самому.

Среди всей этой суматохи Костя отвел в угол Владимира Николаевича, выдал ему три коробки № 69, наказал спрятать и ни одной живой душе не говорить. Вещь ценная, дорогая, но неопробованная. На вопросы ответил, что будет испытывать на себе, как Пастер, и, если получится, Владимир Николаевич увидит результаты собственными глазами.

Хотя старик Никодимов говорил о разовом приеме отвара, Костя отсыпал себе немного травы из коробки и в первый день заварил даже дважды – утром, перед работой, и вечером, перед поездом. Купе было полное. Два каких-то сморчка, имеющие билеты на верхние полки, толкующие о конференции по очень высокой энергии и выпивающие дешевый портвейн. И еще стройная девушка, похожая на фотомодель. И Костя, и девушка от предложения выпить портвейна отказались, но девушка с удовольствием согласилась выкурить с Костей сигаретку. Они довольно долго проболтали в тамбуре, прониклись друг к другу симпатией, что для Кости было в диковинку: никогда еще молоденькие красавицы с такой охотой не доверяли ему свои дела. Оказалось, что Элеонора победила на каком-то областном конкурсе красоты и едет на один день на предварительный кастинг с надеждой участвовать в конкурсе более высокого уровня. Обратного билета у нее, как и у Кости, не было. Поэтому быстро появился план созвониться по мобильным телефонам, встретиться, купить билеты и завалиться до вечера в модный ресторан. Элеонора взглянула на часы, засмеялась, сказав, что с усталым лицом на кастинг и идти не стоит. Вернулись в купе, по очереди постелились в темноте, потом Костя храбро протянул руку, которая была благожелательно встречена нежными руками Элеоноры и на минуту положена на ее высокую грудь с крупными сосками.

Оптовая контора


Товар Костя получал в серьезной оптовой конторе, директор которой, во-первых, был ему тезкой, во-вторых, живо интересовался делами на периферии, в-третьих, и так далее, имел связи и в Минздраве, и в Минсельхозе, и где только у него связей не было. Константин Константинович встретил его, как обычно, радушно. Он разглядывал Костю, расспрашивал, угощал завтраком и даже, что совсем на него не походило, выдал информацию об известном лице, которое прочат в их областные губернаторы. Более того, сообщил, что и его зовут в команду. Обещают дать министерство.

Так за полезным разговором прошло все утро. Потом Костя оформлял погрузку машины, отправлял ее, звонил своим в офис, чтобы к раннему утру обеспечили встречу и разгрузку. Для этого дела контора регулярно нанимала живущих неподалеку бомжей.

Днем он пару раз связывался с Элеонорой, но та была то в зале, то на прослушивании. Потом позвонила сама, сказала, что освободится, видимо, поздно. Тогда Костя предложил сгонять купить билеты, а потом встретить ее и на такси вернуться на Курский вокзал. Так и решили. Билеты он взял в СВ, купил разной вкуснятины, дорогой коньяк и поехал подхватить ее в назначенном месте.

– Ну, как твои дела? – поинтересовался Костя, сидя в такси.

– Обычно, – ответила девушка. – Сотни юных соискательниц, готовых на все. Просмотр наших фотоальбомов, потом очередь на показ в купальнике, чуть ли не с дракой между девицами. Ну, приставание, естественно. Только не тех, кто решает.

– Не понял? – искренне удивился Костя.

– Там полно всяких ассистентов, помощников, прихлебателей. И все жадные до девичьих прелестей. Обещают с три короба, врут, набивают себе цену. Я, когда после показа вышла и накинула на себя халатик, почувствовала взгляд. Ко мне направился эдакий босс, холеный, морда лоснится. Представился и без предисловий: «Я бы хотел проехаться с вами в мою студию, поговорить. Можете не переодеваться, мы вернемся сюда». Я немного засомневалась. На ассистента он был не похож. Думаю, а что, проедусь. Выскочила с ним к подъезду, смотрю, идем к нормальной машине. А он обходит «пятую» «БМВ» и открывает дверь в старый «опель».

– И чего? – обнимая Элеонору, заинтересованно спросил Костя.

– А просто. Садиться не стала, а облокотилась о дверку и, улыбаясь ему в лицо, выдала: «Трахнуть меня захотел? Отвечай. И имей в виду: соврешь – я вернусь и перед всеми вытащу тебя за яйца на сцену. Ну, отвечай».

– И что?

– Стал что-то мямлить. Я повернулась и пошла. Но сказала, что, если увижу его поблизости, выполню свое обещание. Больше его не видела.

И они оба стали хохотать. Так и веселились до самого вокзала, успев минут за двадцать до отправления поезда.

* * *


В купе Костя выставил на стол припасенную снедь, повернулся, чтобы посмотреть на произведенное впечатление, но столкнулся с большими глазами Элеоноры. Она, улыбаясь, стояла между сидений, гладила рукой его галстук и совершенно не смотрела на заготовленные продукты.

– Аль не голодна? – засмеялся Костя.

– Еще как голодна, но, я думаю, начнем мы не с ужина. – И она принялась Костю раздевать. Сняла и бросила на постель пиджак, расстегнула пуговицы рубашки, сдернула галстук и стала причесывать пальцами волосы на его груди.

В дверь постучали, вошла проводница за билетами. Элеонора взяла билеты со стола и протянула ей. Как только дверь щелкнула, закрывшись, Костя был повален на постель.


Началась новая необычная жизнь. Этой ночью Костя кувыркался с Элеонорой. С утра в конторе его ждала пухленькая, которая просто не спускала с него глаз. После работы, отослав всех, он полакомился девушкой, отправил ее к мужу, заскочил переодеться и помчался на презентацию японской торговой палаты, приглашенный Элеонорой. Та привела с собой свою подругу Вику, которая, не стесняясь, засовывала руки ему в брюки и закатывала глаза от вожделения. Обе подруги получили свое в Викиной квартире, но еще до ухода с презентации несколько женщин назначили ему встречу и настойчиво требовали номер его мобильника. Самой настойчивой была эффектная бабенка, которая оказалась женой вице-губернатора.

* * *


Утром Лида попробовала устроить сцену, но он так насмешливо на нее посмотрел, так крепко шлепнул ладонью по заду и так заразительно засмеялся, что со сценой ничего не вышло. А Костя заглянул на работу, встретил сияющие глаза пухленькой сотрудницы, прошептал ей что-то успокоительное на ушко и велел Владимиру Николаевичу снять со счета к вечеру нужное количество бабок. И исчез. Собственно, и появлялся он в конторе только за деньгами, делал ненужные распоряжения и исчезал. Основное время он проводил в загородной резиденции вице-губернатора, правда, самого он никогда не видел. Он купался в восхищении, любви и заботе юной и прелестной супруги этого самого вице-губернатора.


Часть 3. РАССКАЗ КАТЕРИНЫ


– Я узнала все. Частью от этой бедной женщины, совсем ослепшей от пьянства. Частью сделала выводы из того, что ты мне рассказывала. Но еще до того, как я все сопоставила и бросилась хоть что-то сделать со своей погибшей судьбой, немного раньше того, я пришла к Валере. Ты помнишь, я говорила тебе?

– Конечно, помню! – воскликнула Валя.

– Я пришла в нашу квартиру, ну, в ту, что много лет была нашей. Из двери выскочила и прошмыгнула мимо меня девчонка с нижнего этажа, но Валера был совершенно невозмутим. Хотя на девчонке были буквально две тряпицы, причем нижнюю она натягивала, пробегая мимо меня. Он был в светлой майке, из которой во все стороны выпирали мышцы. На секунду я подумала, что он надел майку на пару размеров меньше. Он смотрел на меня и молчал. И я упала в ноги ему, и я выла как раненая, я умоляла его: «Что угодно, только разреши вернуться!»

– Ну а он? Прогнал к твоему?

– Даже не упоминал. Вообще никаких эмоций. Он поднял меня с пола, успокаивал какими-то словами. Знаешь, что я почувствовала?

– Ну?

– Полное безразличие! Я даже заговорила о дочке. Он встревожился, наклонил голову и с большим вниманием стал спрашивать. Но как только понял, что с девочкой все в порядке, просто предложил мне чаю и, не слушая меня, пошел на кухню. А я как последняя дура, в слезах, потащилась за ним. Не помню точно, какой-то звонок, Валера сказал, что выходит, пусть машина подождет. Ты представляешь, чтобы нас когда-нибудь ждала машина, а?

– А ты?

– А я выслушала инструкции типа: «Попей чайку, успокойся, не волнуйся, все будет хорошо, извини, мне надо идти, впрочем, ключ у тебя есть» – и тому подобное. И через мгновение он скрылся.

– Так… – протянула Валентина. – И что ты сейчас и что он теперь?

– Ну, многого я не знаю. Известно, что он счастлив со своей американкой и вроде бы оформляет документы уехать в Америку на постоянное жительство. Но я за это время узнала потрясающие вещи.

– Давай, – вцепилась в подругу Валентина, – давай, гони подробности.

– Ну, в двух словах. Валерка мой наелся какого-то средства, что сделало его секс-машиной, суперменом, в общем.

– Это я поняла, видела его в деле, в министерстве… – задумчиво протянула Валя.

– То есть?

– Ну, я видела краем глаза, как он взял за аппетитную задницу недоступную секретаршу министра, потом видела, как он небрежно приказал этой сучке Вике, а это секретарша зама, отсосать. Для этого он завел ее в свой кабинет, выгнал оттуда меня с системщиками и запер дверь. У ребят, я имею в виду системщиков, раньше было немного пренебрежительное отношение к начальнику отдела. Но ты бы знала, как эта сцена поменяла их отношение на восторг и благоговение. Вот, смотри, из-за чего возникло уважение? Из-за того, что он в профессии сильнее? Ничего подобного. Он девку трахнул, а они только об этом мечтали.

– О Господи! – воскликнула Катерина.

– Ладно, давай дальше. Что же ты узнала?

– Владимир Николаевич, ну тот, на котором еще держится фирма, как-то рассказал Лиде, что этим средством, вызывающим у мужиков жгучее желание, от которого нам, бабам, нет спасения, пользовались еще два человека. Известный актер и хозяин фирмы «ЛИДАМЕД». И вот когда действие этого средства закончилось, начались необычайные происшествия.

Валентина уставилась на подругу, не понимая, что та имеет в виду.

– Рассказываю подробнее, все, что мне известно.

И Катя рассказала всю историю со знаменитым актером Заказовым.


Он взял шестую или седьмую жену, совсем девчонку, с первого курса театрального института. Уехал с ней за границу. Девочка родила там малыша, но вскоре им пришлось вернуться в Москву, потому что за рубежами любимой родины наш актер и секс-символ сник без работы и знания языка. Ну, дальше последовало отсуживание квартиры у предыдущей жены, нехватка денег и, главное, измена юной жены с каким-то молодым актером. Заказов бросается в закрома, ищет свое секретное средство, которое он давно не принимал, а коробочка-то пуста. Закончилась травка. Что делать? Поехать к целителю, а он не помнит, где это, как называется. Звонит прежним женам, вкручивает им мозги про свои мемуары и наконец узнает название села. Летит туда стремительным домкратом, находит старика Никодимова, а старик-то плох. Актера он, конечно, узнал, по-старчески охотно и многословно рассказал тому про фирму «ЛИДАМЕД», про Костю, которому отдал оставшуюся травку. Заказов стал просить сделать новый сбор, а старик ему в ответ, что он не только состав вспомнить не сможет, но что и трав таких давно не произрастает – загадили всю округу. Вот он от болей в груди хотел сбор сделать, так начал искать и не нашел. Пришлось в городе, в аптеке, сушеной травы брать. Старик Никодимов готов был на эту тему часами говорить, но Заказов уже исчез.

У него еще теплилась надежда, и он поспешил в областной центр. Приехал вечером, устроился в гостиницу и с раннего утра явился в «ЛИДАМЕД». В фирме он застал только Владимира Николаевича, который сообщил ему, что Костя где-то на Багамских островах. Заказов посерел лицом, и Владимир Николаевич принял в нем участие. Узнав, в чем проблема, он вернул актера к жизни, сказав, что, если ему не изменяет память, это средство, а называется оно «Сбор Никодимова № 69», еще имеется в наличии в количестве двух коробочек, но оно крайне дорого. Заказов замахал руками, давая понять, что в деньгах проблемы не будет. Тогда Владимир Николаевич попросил подойти к концу дня, пообещав отыскать лекарство к этому времени.


Заказов с нетерпением ждал и вернулся даже раньше назначенного срока. Спускаясь в подвал, он почувствовал неладное. Вся лестница была замусорена лечебными травами. В комнате на стуле среди кучи пустых картонных коробочек и бутылочек сидела немолодая женщина. Сильно пахло медицинскими препаратами и травами, которые были в изобилии свалены прямо на полу.

– А где Владимир Николаевич? – спросил Заказов.

– В милиции, – ответила женщина. – А вы тоже из милиции?

– Из какой еще милиции? – рявкнул актер. – Вы что, не видите, кто я?

– Простите, – тихо сказала женщина, – я не вижу.

– Ах вот в чем дело, – смутился Заказов. – А вы можете сказать, что здесь произошло?

– Мне соседи из дома рассказали, – ответила женщина. – Кто-то позвонил в милицию, ну, те, кому этот подвал нужен, приехала на машине антинаркотическая бригада. С автоматами. Выгнали из подвала Владимира Николаевича, перепугали до икоты, положили старика на тротуар, выгребли все коробки, вскрыли их ножами, пустили специальных собак. Только они ничего не нашли. Чихали и смотрели на милиционеров удивленными собачьими глазами. Но все равно Владимира Николаевича арестовали и увезли в отделение давать показания.

Заказов понимал, что у него нет никакой надежды. Он стоял, тупо глядя в пол, покрытый сухой травой, пилюлями, коробочками и баночками.

– Я всегда в это время приходила, – сказала женщина, – Владимир Николаевич давал мне грамм сто, иногда чуть больше. А потом отводил домой. У него литровая бутылка припасена, где-то здесь, за трубой. Может, вы посмотрите?

Заказов безнадежно заглянул за батарею, увидел сбоку бутылку водки с надетым на горло пластмассовым стаканчиком. Он переступил на шаг поближе к батарее, нагнулся, отшвырнул носком ботинка кучу мусора, достал бутылку и замер с ней в руке. Под ногами валялись куски порванных коробочек, на которых было четко выведено фломастером: «Сбор Никодимова № 69».


ЗВУКИ СКРИПКИ


Два незабываемых детских впечатления Люси. Когда ей было года четыре, пьяный отец принес мешок игрушек. Чего там только не было: куклы, машины, зверюшки, железная дорога в коробке и… маленькая детская скрипочка. Более всего ребенка заинтересовала эта скрипочка. Девочка водила по ней смычком, раздавались скрипы и писки, но девочка упорно пыталась извлечь из инструмента какие-то более мелодичные звуки. Очень пьяный папа плакал и гладил девочку по головке. Потом пришли люди в форме. Увели отца и забрали все принесенные игрушки. Люся помнит, как уже позже мама говорила, что отец по ошибке подломал не тот киоск. Оказалось, что в этом ларьке не выпивка, а детские игрушки.

И второе яркое воспоминание также было связано со скрипкой. Люся жила на первом этаже, в ведомственной квартире, которую дали маме, как только она стала работать дворником. А на втором этаже жила девочка Эля, того же возраста. Ее папа служил в каком-то штабе, а мама вела хозяйство. Люсина мама регулярно прибиралась в их квартире и брала маленькую Люсю с собой. Девочки очень подружились. Каждое утро за соседом приезжала «Волга», а поздно вечером привозила его обратно. Девочки целыми днями играли вместе. Элина мама очень любила маленькую Люсю, поэтому когда в пять лет Элю начали учить играть на скрипке, и Люсе тоже купили инструмент. Когда малышка взяла в первый раз в руки скрипку, она вначале замерла, потом подняла глаза на маму подружки, а потом залилась слезами и бросилась обнимать изумленную женщину своими крохотными ручками.

Учил их щуплый пожилой еврей. Он входил в комнату, протирал носовым платком очки, надевал их на нос, и тут девчонки прыскали от смеха. Дело в том, что Эля умело передразнивала старичка: она нацепляла мамины очки и говорила подружке: «Ну-с, дамочка, что вы выучили сегодня?» Но учитель их хихиканья не замечал. Он открывал футляр, вынимал скрипку, проводил по струнам смычком и спрашивал: «Ну-с, дамочки, и что вы мне приготовили сегодня?» Конечно, девочки были всегда готовы. Они учились прилежно, и учитель очень внимательно следил за успехами своих маленьких учениц.

Девочки с нетерпением ждали вечера, когда возвращался Элин папа. Он в прихожей снимал сапоги, вешал китель и проходил в комнату. Девчонки бросались к нему, наперебой сообщая о своих успехах. Он усаживал их на колени и, поворачивая попеременно голову, внимательно выслушивал каждую. А потом обращался к наблюдавшей эту сцену жене и спрашивал ее с напускной строгостью:

– Ну, получили ли эти дамочки плюшки за выполненные уроки?

– Конечно, – отвечала, смеясь, жена, – и плюшки, и яблоки.

А дело было в том, что обе малышки более всего любили ванильные плюшки, которые выпекала Элина мама. Они ели плюшки с сочным яблоком и предпочитали эту еду любой другой. Только напоминание о плюшках могло заставить их съесть по тарелочке супа. Впрочем, суп съедался очень неохотно: ложки с большим трудом и медленно вычерпывали бульон, оставляя гущу в тарелке.

Скрипач учил девочек два года, пока они не пошли в школу, а также в музыкальную школу, куда обеих записала Элина мама. Он был очень доволен ученицами и хвалил их. Хвалил одинаково, хотя Элина мама понимала, что Люся схватывает быстрее, чем ее дочка. И Эля тянулась за подружкой. Это был еще один дополнительный повод привечать дочку дворничихи. Однажды, когда Люся исполняла задание, она неожиданно в каком-то месте сыграла пиццикато. Учитель спросил ее – почему? В нотах ничего подобного нет. Люся испугалась и тихо ответила, что ей показалось, будто в этом месте надо сыграть так. Учитель был изумлен. После урока он сказал Элиной маме:

– Это «Гавот» и «Рондо» Баха. Пьесу специально адаптировали для начальной музыкальной школы. А девочка сыграла ее так, как она написана, и именно так, как исполнял эту вещь Иегуди Менухин. В этом самом месте Бах предусмотрел пиццикато. Но в учебных нотах этого нет. Как девочка могла понять, почувствовать это, ума не приложу!

И женщина, услышав такой отзыв, наполнилась гордостью за Люсю, как за свою дочь.

Девочки учились вместе до пятого класса и в простой, и в музыкальной школах. Учителя в музыкальной школе их хвалили и обещали этим смешливым подружкам великое будущее. На каждом школьном концерте Эля и Люся исполняли скрипичные дуэты, к огромному удовольствию присутствующих родителей.

А после окончания пятого класса Эля с родителями уехала из города. Отцу Эли присвоили очередное звание и перевели в Москву. Еще несколько лет девочки переписывались. В Москве Эля продолжала учиться в музыкальной школе, участвовала в конкурсах и в седьмом классе завоевала призовое место на каком-то международном юношеском фестивале. Подружка стала знаменитой скрипачкой; ее приняли в консерваторию, хотя она продолжала учиться в обычной школе. А в прежней школе поместили ее фотографию рядом с портретами героя-танкиста и стахановца, которые учились в школе до войны. Подружка стала знаменитостью: она ездила с гастролями по стране и за границу, подолгу не могла ответить на письма, и переписка как-то сама по себе заглохла.


Люся осталась одна, со скрипкой. Она еще два года ходила в музыкальную школу. Получала только пятерки. И ей обещали поступление в музыкальное училище без экзаменов. Отец выходил с отсидки и регулярно садился снова. Во время пребывания на свободе папа быстренько пропивал все, что было в доме, включая их с мамой одежду и обувь. Он напивался до такого состояния, что не узнавал жену и дочь, которым в такие минуты приходилось спасаться от разбушевавшегося главы семьи у соседей. По этой же причине Люся не успела оформить документы для поступления в музыкальное училище.

Денег в доме катастрофически не хватало. На мамину зарплату прожить становилось все труднее. Пришлось после восьмого класса идти в педучилище. Тем более что там была стипендия. Она училась на педагога так же прилежно и почти каждый вечер играла для себя на скрипке. Больше всего ей нравилось играть одной, когда мамы не было дома. Играть для мамы Люсе было неловко: та каждый раз, слушая дочкину скрипку, заливалась слезами.

Окончив училище, Люся стала учительницей в начальных классах в ее же школе. Она проводила первую половину дня со своими малышами, потом дома готовилась к следующему дню, а когда немного освобождалась, брала в руки скрипку. Особенно часто она исполняла Шуберта. У нее была магнитофонная пленка Шуберта в исполнении Исаака Стерна, она повторяла игру мастера и каждый раз пыталась сделать это немного по-своему.

Через год Люся вышла замуж за учителя математики, с которым познакомилась в школе, – молодого человека с очень большой продолговатой головой и чудовищно высоким лбом. Все окружающие считали его гением, но мама только молча качала головой, глядя на зятя. Зять жил с родителями в крохотной однокомнатной квартире, поэтому сразу же перебрался жить к Люсе, тем более что папа из последней отсидки не вернулся. Похоронили его в Мордовии, на кладбище колонии, о чем пришла официальная бумага.

Люся вскоре после свадьбы забеременела. Беременность она переносила тяжело, но никогда не отказывала себе в игре на скрипке. Скрипка поддерживала ее, давала новые силы. Муж тоже очень любил слушать Люсину игру. Он замирал, лицо у него вытягивалось, рот приоткрывался, глаза становились неподвижными. Впрочем, такое выражение принимало его лицо и в обычное время или даже на уроках. Он надолго задумывался, забывал есть, пропускал время идти в школу, и Люсе приходилось тормошить его и напоминать об обязанностях. А еще через пару месяцев уже и все окружающие стали замечать что-то неладное с ее мужем. Он разговаривал на улице сам с собой, дома мог часами стоять в комнате, глядя неподвижно в одну точку. Директор школы позаботился, и учителя математики как-то прямо с урока свезли в психбольницу. Беременная жена и теща посещали его, но он вскоре перестал узнавать и их, и своих родителей.


В положенное время Люся родила девочку. Вначале все было хорошо: малышка набирала вес, попискивала, иногда гуляла ночью, не давая маме и бабушке спать. Потом забеспокоилась участковый невропатолог, послала на какие-то обследования. Девочка росла, но ходила и говорила плохо. В детский сад отдать ее было невозможно. Дни с ней проводила бабушка, возила ее в инвалидной коляске, которую выделила ей районная поликлиника. Иногда мама и бабушка водили малышку по полу, держа ее за руки. Она шла на кончиках пальцев немыслимо вывернутых ног. Каждый шаг давался ей с трудом. Девочка плохо ела, плохо развивалась; единственное, что ей по-настоящему нравилось, – мамина игра на скрипке. Люся играла ей каждый день. Девочка чувствовала, что сейчас мама возьмет в руки инструмент, и громко радовалась. Она хлопала в ладоши, неразборчиво, но громко что-то говорила и с нетерпением ждала первых звуков. Когда скрипка начинала петь, дочка замирала, изо рта ее тонкой струйкой текли слюни. Люся вытирала ей рот и продолжала играть.

О каком-то радикальном лечении девочки нечего было и думать. Зарплат дворничихи и учительницы едва хватало на жизнь и заботу о больной. Также нечего было и мечтать о какой-нибудь специальной школе. И девочка росла дома под присмотром мамы и бабушки. Вскоре ей должно было исполниться десять лет.


У Эли случились гастроли в родном городе. Она должна была дать несколько концертов. День ее был расписан по минутам. Она так и осталась доброй и отзывчивой женщиной и очень хотела повидать свою подружку, с которой не виделась почти пятнадцать лет. Эля приехала в город своей юности с мужем, известным композитором. Их дети, мальчик восьми лет и шестилетняя девочка, остались в Англии, где у семьи был дом. Дети учились и не могли разъезжать с мамой и папой по гастролям. Кроме мужа, Элю сопровождали ее импресарио, аспиранты, горничная, массажистка и масса других людей. Еще перед поездкой она изъявила желание дать дополнительный концерт в родной школе, и принимавшие ее сотрудники филармонии быстренько решили этот вопрос. Поэтому Люся знала о скором приезде своей подружки и рассказывала дочке о том, как они дружили. Более того, она решила взять девочку на школьный концерт, привезти ее прямо в инвалидной коляске. И каждый день девочка встречала с работы маму каким-то мычанием – это она спрашивала, когда же наконец ее повезут на концерт.

И вот наступил день концерта. Он состоялся в школе, где Эля училась до пятого класса. Вся школа собралась в спортзале. Это было единственное место, способное вместить всех желающих. Люся привезла на коляске свою дочку. Директор школы рассказал про знаменитую скрипачку, которая училась в их школе, и представил Элю всем присутствующим. Эля сказала несколько обязательных слов о том, что играть в своей школе – высокая честь, о своей мечте и прочее, а затем взяла поданную ей скрипку и начала играть. Она исполнила несколько коротких вещиц, после каждой из которых раздавался шквал аплодисментов. Неожиданно Эля заметила Люсю, стоящую рядом с инвалидной коляской. Эля кое-что знала о судьбе подруги, она очень хотела увидеться с ней. И Эля не смогла сдержать порыв и бросилась обнимать подругу. Люся чувствовала себя неловко под взглядами всех собравшихся в зале. А Эля начала говорить в микрофон, что это ее самая близкая подружка детства и что она играла на скрипке лучше ее. А потом она обратилась к Люсе с вопросом: продолжает ли она играть на скрипке? Люся в ответ прошептала, что иногда играет. И Эля протянула ей свою скрипку со словами «Поиграй нам, пожалуйста».

Люся нерешительно приняла инструмент, оглянулась на дочку, увидела ее глаза. Эля начала аплодировать, за ней последовал весь зал. Люся помедлила мгновение и начала играть серенаду Шуберта. Через несколько минут весь зал замер. Все поняли, что это не просто исполнение, не просто чистая техника – это была божественная игра. Лица слушателей застыли. Даже мальчишки, которые переминались с ноги на ногу, шушукались и пихались, тоже замерли. У всех отвисли челюсти. Люся продолжала играть. У подруги, ее мужа и всех сопровождающих расширились глаза, раскрылись рты. Изумленное молчание зала, только звук скрипки.

И в этот момент ее дочка соскользнула с инвалидной коляски, протянула руки и… пошла к маме, пошла на звук скрипки. Она шла сама, на кончиках пальцев своих искривленных ног, шла и шепотом, готовым сорваться в плач, говорила: «Мама, мама, мама».


ПОРТРЕТЫ


Стены квартиры доцента Володина были украшены множеством картин. В спальне висели портреты родителей, натюрморты и пейзажи, воспевающие природу тех мест, где у доцента был построен огромный двухэтажный дом с отдельно стоящей баней и строением для сушки трав. В гостиной выделялись толстыми фигурными рамами два портрета прежних жен Леонида. В третьей, висящей рядом, точно такой же раме была пока укреплена фотография кошки, вырезанная из какого-то глянцевого журнала. Время от времени, указывая на эту фотографию, хозяин квартиры объяснял своей третьей жене, что рама приготовлена для ее портрета. Как только он выгонит ее к чертовой матери, как первых двух, так сразу же поместит туда ее портрет.

Молоденькая третья жена безмолвно соглашалась, глядя преданными глазами на своего повелителя. Звала она мужа на вы, Леонид Александрович, и ослушаться его в чем-то у нее и в мыслях не было.

Доцент Володин преподавал экономику. Обеспечен он был весьма неплохо: большой загородный дом, машина, квартира в центре города. Но отличался скупостью и жен баловал только в период ухаживания. Вероятно, по этой причине он расстался со своими первыми женами. Они требовали денег на расходы, а когда получали отказ, сами пытались найти сбережения мужа. Доцент, в свою очередь, отличался не только скупостью, но и хитростью, основанной на тонком расчете. Поэтому попытки жен обнаружить спрятанные в квартире финансовые средства успеха не имели. Не выдержав нищенского содержания, жены устраивали грандиозный скандал с битьем посуды, и обе последовательно были изгнаны из квартиры.

Третья жена, Катя, происходила из сельской местности, и родители ее до сих пор жили в деревне – где конкретно, Володин не знал и знать не хотел. Она была студенткой Володина и, как только окончила институт, переехала к нему. Тем самым Леонид избавился от проблем стирки и готовки. Раз в месяц Катя отпрашивалась на пару дней к родителям. Она, конечно, не смела просить отвезти ее на машине; просто собиралась и ехала на автостанцию, где садилась на нужный ей междугородный автобус. От родителей она привозила овощи и соленья, которые муж благосклонно принимал.

Кроме накопления, доцент имел еще одну страсть. Он со знанием дела собирал, сушил и сохранял лечебные травы, которыми лечился сам и охотно лечил родственников и знакомых. Жены отказываться от его лечения не решались. Катя тоже испытала на себе лечение травами, кстати, почти всегда приносящее облегчение.

Был, правда, один случай, когда отвары трав ей не помогли. Катя сильно простыла. Вызванный из поликлиники врач недовольно выговорил ей, что не обязан лечить больных, не имеющих прописки, но все же выписал какой-то антибиотик. Катя действительно не была прописана, так как жила с Володиным в гражданском браке. Леонид в принципе был против траты денег на лекарства и начал лечить жену травами. На третий день ей стало так плохо, что даже муж решился купить выписанное врачом средство. Леонид, не отходя от лежащей в постели жены, дозвонился до аптеки, где был в наличии этот антибиотик. Он ахнул, услышав по телефону стоимость лекарства, но пошел одеваться. Катя слышала какие-то шебаршения в гостиной, потом дверь квартиры захлопнулась. Трехдневный прием лекарства поставил Катю на ноги. Чувствуя себя еще слабой, она тем не менее вышла на работу.

Катя преподавала в школе, куда ее устроили по знакомству родители одной из ее сокурсниц. Где была эта школа и что жена там преподавала, мужа совершенно не интересовало. Он знал только, когда она уходит утром и приходит после работы.

Володин был занят в институте несколько дней в неделю. В свободные дни он уезжал один на машине в свой загородный дом. Но в пятницу он дожидался Катю с работы и забирал ее с собой. Работы в его загородном доме хватало. Пока Леонид выбирал нужные травы на полях, Катя топила баню, чистила и мыла дом, готовила еду. После бани муж занимался развешиванием трав для сушки и сбором и измельчением уже просохшей травы. Готовые травные сборы упаковывались в пакеты и банки с подробными надписями. А затем увозились в городскую квартиру, где занимали место на специально построенных антресолях.

Материальные взаимоотношения в семье доцента отличались крайней простотой. Он позволял Кате тратить ее мизерную зарплату так, как ей хотелось. Деньги же на ведение хозяйства и оплату счетов выдавались раз в месяц после подробного отчета о тратах за месяц предыдущий. Иногда Леонид осматривал жену и замечал, что неплохо бы купить ей новую кофточку или босоножки. Глаза Кати радостно вспыхивали, и ей выдавалась некоторая сумма. Сумма была, конечно, заведомо меньше, чем необходимо, поэтому Кате приходилось выкручиваться, добавляя немного из своей зарплаты. Володин одобрительно рассматривал покупку и хвалил вкус жены, никогда не спрашивая стоимость обновки. И Катя тоже ни разу не проговорилась, несмотря на то что это очень естественно для любой женщины.

Жизнь доцента с третьей, молоденькой, женой текла размеренно. В эту неделю у него были свободны среда и четверг, а в пятницу – только утренняя лекция. Поэтому он уехал на свободные дни в загородное поместье, планируя подъехать в пятницу прямо в институт, отчитать лекцию, захватить Катю и вернуться на природу. Дома после лекции он обнаружил вчерашнюю записку: «Леонид Александрович, извините, что не дождалась. Заболела мама, и я вынуждена срочно уехать на несколько дней. Целую. Катя».

Ждать жену не имело смысла, и Володин уехал к себе за город. В понедельник Катя еще не вернулась. Не было ее и во вторник. Возвращаясь с последней лекции, Леонид размышлял, что если она завтра не вернется, придется ехать одному. А там, в загородном доме, скопились горы белья и посуды, и вообще дел выше головы. Как бы точнее узнать, что там случилось с ее мамашей? Ни телефона, ни адреса. Дома он полистал свою записную книжку и неожиданно нашел листок с именем и номером телефона Катиной сокурсницы, той самой, чьи родители устраивали Катю на работу. Номер был записан Катиным почерком.

«Может быть, она знает какие-нибудь телефоны Катиных родителей или хотя бы адрес», – думал Володин, набирая номер.

К счастью, девушка оказалась дома. Володин извинился и изложил свою просьбу.

– Какие родители? – удивились в трубке. – Она, кажется, из детдома. Откуда-то из Саранска или Ульяновска. Я, право, не помню.

Настала очередь удивляться Леониду. Но он тут же сообразил, как еще можно найти информацию.

– Простите, а может быть, в школе можно что-то узнать? Ну, в той, куда вы ее устраивали.

– Это папа устраивал, – ответила сокурсница, – потом со стыда не знал, куда деться. Вы что, не в курсе?

– Нет, – холодея от предчувствия, ответил Володин.

– Боже мой! Да она же через месяц обчистила все сумки в учительской и исчезла.

Володин, не прощаясь, положил трубку и бросился в гостиную к портретам первых жен. Все его сбережения исчезли. Рамы портретов были пусты.


РУСАЛКА


В июне в одном из залов Союза художников разместили выставку картин старейшего художника И.Н. Лутенкова. Жил он в каком-то далеком селе в Нижегородской области и выбирался на люди крайне редко: не любил он ездить, да и возраст не позволял ему покидать надолго свои места. Но на свою выставку художник все-таки приехал. Картины были простые: природа, деревня, старые, вросшие в землю деревянные избы. Обычные профессионально выполненные картины. Отдельно висели несколько полотен с изображением русалки. Сюжет на картинах повторялся, но даты различались. Всего было пять почти одинаковых картин с датами от 1972-го по позапрошлый год. Русалка также была одна и та же, но с каждым годом становилась все старше. Если в 1972 году это была юная красавица с небольшой упругой грудью, то картина позапрошлого года изображала уже зрелую женщину с по-прежнему упругой, но сравнительно большой грудью.

Несмотря на летнее время отпусков, выставка хорошо посещалась. Все картины с русалками были раскуплены в первый же день, хотя художник запрашивал за них немало. Так что эти полотна висели с бумажными табличками «Продано». В основном русалок раскупили иностранцы. В конце второй недели, перед закрытием выставки, должно было состояться собрание худсовета с оценкой результатов. И собрание состоялось, несмотря на то что художник простудился в этих кондиционированных залах и выступал с температурой. Присутствующие услышали его восторженные отзывы о природе Нижегородского края, о самобытности, о духовности, о народных традициях. Лутенков и далее говорил бы разные слова, но его наконец начали перебивать вопросами. И все касались картин с изображением русалки. «Как же это так, Иван Никифорович, – спрашивали члены худсовета, – как же вы, заслуженный художник, опустились до такого кича? Раньше такие картины, писанные на клеенке, продавались на колхозных рынках». И тут в ответ художника понесло. Он начал с Лох-Несского чудовища, потом углубился в историю, заговорил о кентаврах и русалках. Выходило так, что никакой человеческой фантазии не хватит придумать этих оригинальных созданий. «Почему нет человеко-зайцев или человеко-дятлов?! – восклицал художник. – Я вам отвечу на эти вопросы. Потому что русалки имеются в природе. Да, да, имеются. И я сам ежегодно наблюдаю русалку и пишу ее практически с натуры».

До смеха не дошло, поскольку председатель собрания обратил внимание на красное лицо пожилого художника, поинтересовался, хорошо ли он себя чувствует, дотронулся вежливо до лба и убедился, что у Лутенкова жар. Вызвали «скорую помощь»; врачи измерили температуру и давление, и старика немедленно отправили в больницу.


Есть у меня приятель, владеющий небольшим художественным салоном. Каждый раз на день его рождения я придумываю ему какой-либо оригинальный подарок. Вот и в этом году, летом, мне пришла в голову идея раздобыть для него суперкич. Я вспомнил, что раньше на рынках продавали раскрашенных глиняных кошек и собак или картины с лебедями, сделанные на клеенке. Давно я не видел таких вещей и даже не знал, где и кого можно об этом расспросить. И как-то случайно, на Канавинском рынке, поинтересовался у продавца плетеных корзин, которые он привез из Воскресенского района. И мужик мне подробно объяснил, где я могу купить такого рода картины.

Итак, надо проехать Семеново, взять правее, не на Красные Баки, а на Боковую. А оттуда рукой подать до Воскресенского. Его проезжаешь – и на юг. И после села Курдома свернуть направо. И ехать еще километров сорок. В конце дороги два села: Нестиары и Заозерье. До этих сел получается где-то километров 200–250 от Нижнего Новгорода. Два села вокруг абсолютно круглого озера, необычайно красивого. Так вот, в дальнем от дороги селе Заозерье живет самобытный художник Иван Никифорович Лутенков. И у него этих картин – завались. Сам и рисует.

Буквально на следующий день я выехал в Заозерье. С собой взял бутерброды и цифровую фотокамеру. Проехал Семеново, Боковую, по пути, у села Владимирское, заглянул на святое озеро Светлояр, сделал несколько снимков. И дальше. Проехал Воскресенское, Курдома, перекусил и снова за руль. Наконец дорога подвела к абсолютно круглому озеру, берега которого поросли густым камышом. Кое-где в озеро уходили деревянные мостки, на которые можно попасть по узкому проходу через камыши. Я остановил машину возле разрушенного кирпичного храма и пошел узнавать про художника. На улице никого. Наконец показался мужик с доской на плече. Он объяснил мне, что это село Нестиары, а Заозерье по другую сторону озера. И показал, как туда добраться.

Вскоре я был в доме художника. Оказалось, что он уехал на недельку в Москву, в Союз художников, куда был принят много лет тому назад. В Москве стояла дикая июньская жара, он простудился в кондиционированном помещении и слег в больницу. Ему сейчас за семьдесят, но он еще бодрый. Все это рассказала мне его жена, милая приветливая старушка. Она меня радушно приняла и предложила посмотреть картины. Картин было много, в основном про их Заозерье. Особняком стояли прислоненные к стене полотна на один сюжет: на ядовито-зеленом фоне нарисована русалка, возлежащая на волнах. Рядом небесной красоты лилии и кувшинки. Сама русалка – румяная женщина с хвостом, покрытым крупной серебристой чешуей. Расставляя картины, женщина указала на одну из них, приговаривая: «А вот эта с натуры, в прошлом году рисовал, прямо как пришел, так и набросал. Как раз в сегодняшний день в прошлом годе. А остальные – это уже копии». Я пропустил странное замечание мимо ушей. На вопрос о цене старушка предложила любую картину за сто долларов, а ту, что назвала с натуры, – за шестьсот. Когда я изумился столь непомерным ценам, она сказала, что все уходит и за большие деньги. Но раз покупатель приехал, то можно и за сто долларов продать. Но я посмеялся и покупать картины не захотел. Хозяйка нисколько этим не огорчилась. А я расстроился. Денег было жалко, но я проехал такой длинный путь! И в общем, это было как раз то, что я хотел. Пока я стоял и раздумывал, старушка продолжала поворачивать холсты и что-то говорить. Наконец я врубился. Она говорила про сегодняшний день и про мужа, который этот день никогда в жизни не пропускал. И я переспросил хозяйку. Она с удовольствием стала рассказывать про то, что в ночь на завтра, с 23 на 24 июня, русалка и появляется. Если б Иван Никифорыч не разболелся в Москве, то обязательно пошел бы делать наброски. И тут я узнал множество разных деталей. И что появляется русалка всего на несколько минут, и что показывается только одному человеку. А когда собираются двое или больше мужиков – ожидание бесполезно. И что бабам русалка не показывается. И что если на ее зов откликнется кто, то пропадает. Больше его не видят и тела не находят. Ивана-то нет, и вообще в деревне мужиков-то почти не осталось. Может, я захочу посмотреть. Глядишь, и картину потом куплю. А если дорого, то она подумает и немного уступит. Чай, не заругает ее Иван. Сроду такого не было.

Сплошная мистика. Но я подумал, что скоро вечер, дорога дальняя, дом вроде чистый, можно и переночевать. И согласился. Загнал машину во двор, погулял возле озера. Хозяйка угостила меня ужином, потом дала тюбик репеллента против комаров и показала место, где ее Иван ожидает появления русалки. Я пробрался сквозь камыши и устроился на мостках с фотоаппаратом и сигаретами. Репеллент, конечно, не помогал: комары с удовольствием сосали мою кровь через покрытую репеллентом кожу шеи и рук. Спасали только сигареты.

Над озером полная луна. Тишина. Зуд комаров над ухом, пытающихся пробиться к сладкому угощению через облако табачного дыма. Я сижу и размышляю: наверно, нашел ее Иван бабу и ходил к ней на ночь. А жена верила. Хотя раз в год. Странно! И какая баба будет ждать целый год встречи с мужиком? Ненормальная, что ли? Впрочем, надо уходить. Высплюсь – и с утра домой.

Вдруг в полной тишине плеск и прямо передо мной в нескольких метрах от мостков выныривает женщина. Я от страха весь сжался, онемел. Представляете: ночь, тишина, луна, и вдруг плеск и буквально рядом возникает голая баба. Она поглядела на меня, улыбнулась и вновь нырнула. Я увидел спину, затем бедра и большой рыбий хвост. Ну, такое трудно подделать. Через мгновение русалка появилась вновь. Она лениво растянулась на воде, так что я мог видеть ее грудь, стыдливо прикрытую руками, бедра, медленно двигающийся из стороны в сторону хвост. Вот, значит, такая сцена: я сижу как болван, русалка лежит на воде, чуть покачиваясь, глядит на меня, улыбается и глазами зовет к себе.

Тут я говорю ей: «Плыви сюда». Она как будто не слышит. Улыбается и рукой манит к себе. Одной рукой грудь придерживает, а другой меня подманивает. А я почему-то стал звать ее: «кис-кис, иди сюда, цып-цып». Ну полный идиот. И тут про аппарат вспомнил. Схватил его с мостков и сделал один за другим два кадра. Русалка немедленно нырнула, но я успел сделать еще один снимок. Русалка исчезла, а на экране аппарата осталось изображение: голова и плечи русалки под водой, а бедра и хвост – на поверхности. Посидел я еще пару минут, подождал и пошел к дому.

Мистификация, конечно. Но как она на воде держится? Если ноги спеленать хвостом, так легко лежать на поверхности не удастся. Видимо, столбик. А чего, вбить в дно столбик. При определенной тренировке можно на него опираться и лежать, будто на волне. Поэтому, проснувшись, я первым делом пошел на мостки, сложил одежду и нырнул. Черт, до дна не достать. Вода от ключей холодная. Никаких столбиков в озере обнаружить не удалось. Поплавал я вокруг места, где русалка ночью лежала, выбрался обратно, обсушился и вернулся в дом. Старушка уже встала. Только она начала было спрашивать меня про русалку, я вытащил камеру и предложил ей посмотреть. Супруга художника раздобыла очки и взглянула на экран камеры. Я продемонстрировал ей все три кадра. После каждого она восклицала что-то вроде того, что точно, ну прямо как Иван изображает.

Вскоре я уже ехал по направлению к райцентру Воскресенское. Картину все-таки купил. Заплатил около семидесяти долларов, получил на завтрак молоко и творог с хлебом и помчался. Жене художника по ее просьбе я оставил номер своего телефона. Ехал и ломал себе голову: если это мистификация, то для чего меня мистифицировать? Чтобы получить семьдесят долларов? Очень логично. Ладно, думаю, приеду домой, перекину изображение в компьютер и рассмотрю его при большом увеличении. Сразу увижу подделку. Но и при большом увеличении никаких подделок увидеть не удалось. А тут подошел и день рождения моего приятеля. Преподнес я ему картину при большом стечении народа. Успех был полный. Ну, а когда за столом я рассказал, как видел своими глазами русалку, сорвал такие аплодисменты! Глазки у женщин горели, я стал центром внимания, именинник отошел на второй план. И что вы думаете: никому не пришло в голову, что я рассказал правду, – все были в восторге от блестящей истории, которую я выдумал, чтобы преподнести мой подарок в самом выгодном свете.


А еще через пару дней раздался звонок. Это был художник Иван Никифорович Лутенков. Звонил он из своей деревни и интересовался, правда ли я сделал снимки русалки. Когда я подтвердил информацию, он сказал, что рядом с ним иностранец, который тоже интересуется снимками, и передал кому-то трубку. Мужской голос с сильным акцентом спросил разрешения посмотреть фотографии. Я ответил, что нет проблем и что если он хочет, то я могу послать фотографии по электронной почте. Тогда он осведомился о цене. Тут меня прострелило. Я ответил, что должен подумать над его каким-то разумным предложением. Затем продиктовал ему адрес своей электронной почты. Вскоре мы списались, встретились, и я стал очень богатым человеком.


ВЕДУНЬЯ


Один мужик заподозрил жену в неверности. Но та оказалась женщиной умной и изворотливой и никакого повода подозревать ее не давала. Обдумав ситуацию, ее муж обсудил эту проблему со своей любовницей, подождал выхода очередного номера газеты «Из рук в руки» и жирным фломастером отметил объявление какой-то шарлатанки, которая заявляла, что может вывести на чистую воду любую измену. После чего он записался по телефону к ней на прием, назвав фамилию и интересующий его вопрос. Ему было назначено время и велено принести фотографию человека, которого он подозревает в измене. А чуть позже, буквально на следующий день, жена искала бумагу записать рецепт блюда, который ей сообщила подруга. Она схватила лежащую на виду газету, записала рецепт и заметила отчеркнутое мужем объявление. Не долго думая она позвонила по этому же телефону, попросила немедленного приема и помчалась к шарлатанке, захватив фотографию мужа. Войдя в дверь, она сразу протянула деньги, показала фото и стала умолять ее признаться, приходил ли уже этот мужчина. Ворожейка в черном колпаке и очках отложила стеклянный шар, перекрестилась и сказала, что данное лицо она не помнит, но этот мужчина вполне мог записаться на очередь на один из следующих дней. Они вместе посмотрели тетрадь посетителей и обнаружили фамилию ее мужа, предмет визита – измена и время завтрашнего визита. Убедившись, что муж еще не посещал это место, жена попросила ведунью навешать этому мужику побольше лапши на уши.

Та немедленно согласилась. Они еще потрепались о своих бабьих проблемах и вскоре расстались. Причем ворожейка обещала позвонить и о подозрениях мужа рассказать.

А в это время муж вернулся с работы пообедать. Удивился, что жены нет дома, походил по кухне, думая, что бы съесть. Его внимание привлекла та же самая газета, на полях которой рукой жены был записан рецепт. И на той же странице было отчеркнуто интересующее его объявление. Мужик почему-то улыбнулся, он не сомневался, что неожиданное отсутствие жены связано именно с этим объявлением, точнее, со страхом разоблачения. Поэтому весь оставшийся день он ходил по своему кабинету, велев секретарше никого к нему не пускать, и мурлыкал какой-то мотив, довольно потирая руки. Конечно, сам факт поездки жены к ведунье есть признание ее измены. Теперь нужно убедиться, с кем она ему изменяет и что хитроумного для этого придумала.


На следующий день в назначенное время он направился к ведунье, где провел более часа. Вышел оттуда задумчивый и немного усталый. Вскоре после ухода клиента ведунья набрала номер его жены и кратко сказала, что муж был, но разговор это не телефонный. Та горела желанием узнать подробности и примчалась практически немедленно. И здесь ее ждал совершенно неожиданный поворот. Оказывается, ее муж принес фотографии сотрудников своей конторы и ищет измену, точнее, человека, передающего экономическую информацию его конкурентам. Жена вздохнула свободнее и поинтересовалась, спросила ли ведунья про какие-то сомнения о жене. Ведунья ответила, что, конечно, спросила. Вначале она предположительно выяснила, кто мог бы передавать конкурентам информацию, а потом просто так поинтересовалась, не нужно ли ей проанализировать и супругу посетителя, на что получила удивительный ответ, что он все шашни своей жены знает и что они его абсолютно не беспокоят. Дальше ведунья не решилась расспрашивать, мужик расплатился и обещал приходить для разных уточнений. И женщина заметила, что напрасно та примчалась с просьбой навешать лапшу на уши. Жена стала сомневаться, что муж знает все ее ходы. Ведунья пожала плечами и сказала, что, по ее опыту, женщины ничего оригинального не придумывают.

Тогда жена того мужика с гордостью поведала, что вряд ли ворожейка сможет догадаться, как она рогатит мужа. У нее на нижнем этаже живет старушка восьмидесяти двух лет, за которой она присматривает. Та для нее что хошь сделает. И она устроила своего к бабушке постояльцем. Тот приходит по определенным дням, старушка звонит, просит измерить давление, она, как есть, в халатике, спускается вниз и кувыркается на койке хоть час, хоть два. А муж только ворчит: дескать, много времени проводишь с соседкой. Пусть родственники за ней следят. А она еще и урезонивает мужа: как ему не стыдно и прочее.

Ведунья восхитилась и должна была признать, что это самый оригинальный ход, который она слышала в своей практике. Женщина была горда. Они еще немного потрепались, и жена подозревающего мужика, наказав не проговориться при следующих посещениях мужа, удалилась в сторону своего дома.

Дома она спросила мужа, что означает его отметка в газете и не подозревает ли он собственную жену. Муж рассмеялся и рассказал жене, правда, под большим секретом, что ищет на работе шпиона, что был у ворожейки и что уже кое-что проклевывается. Правда, денег это уносит много и надо будет еще не раз посетить эту дальновидную женщину. Ну, если так, согласилась с ним жена, то надо выводить подлеца на чистую воду.

А тут, буквально через пару дней, позвонила старушка соседка в панике: приходила дама из фининспекции и сказала, что если она будет держать у себя постояльца, не платя налоги, то начислят сумму. И она назвала такую сумму, что жена ахнула. Так что с постояльцем дело решилось сразу и бесповоротно.

А в следующее посещение мужа ворожейка сказала, что ей и в голову не приходило такое оригинальное решение. Она скинула халат, и они принялись обсуждать самые разнообразные вопросы, используя только язык жестов и замысловатых поз.


МАЗОХИСТКА И ГИНЕКОЛОГ


Небольшой элитный пансионат на берегу Черного моря. Двое мужчин попали в один номер. Они заселились, познакомились, представились друг другу. Один из них был инженер, другой – врач. Вместе прикрепились в столовой к столику. За столиком оказалась супружеская пара. Познакомились. Он являлся директором фирмы. А его очаровательная жена – талантливая женщина – писала стихи, рисовала. Слово за слово – разговорились, понравились друг другу. Вечером пошли вместе на концерт, который был организован в столовой пансионата. На следующий день всей компанией направились на пляж. И так привязались друг к другу, что стали проводить время вместе. Ходили на пляж, ездили на экскурсии или в какие-нибудь интересные ресторанчики, устраивали пикники.

Все охотно рассказывали о своей работе. Больше всех – инженер, которому понравилась соседка по столику. Она, в свою очередь, передавала пикантные столичные сплетни из мира богемы. Интересно рассказывал о различных коллизиях в бизнесе и ее муж. Только врач быстро менял направление беседы, а на прямые вопросы отвечал, что давно уже занимается административными функциями и далек от лечебной работы.

Женщина по каким-то известным ей признакам поняла, что врач не просто доктор, а гинеколог. Она сделала несколько звонков в Москву, поговорила с подругами и выяснила, что доктор, с которым они обедают за одним столом, светило, один из самых известных гинекологов Москвы.

Более того, она узнала, что в настоящее время он прием не ведет, поскольку отдыхает в Турции. Так по крайней мере сказали в клинике, куда за справкой обратилась одна из ее подруг. Это известие ее обрадовало. Дело в том, что в разговоре, касающемся выбора места отдыха, доктор, смеясь, упомянул свою клинику, все думают, что он отпуск проводит в Турции. А все эти модные заграничные курорты надоели ему до чертиков. Хотелось бы полноценного отдыха вдали от ежедневной работы.

Женщине, конечно же, крайне важно было знакомство с врачом такого уровня. Она рассказала мужу о своем открытии и спросила его совета, как бы получить консультацию этой знаменитости. Тем более что и в Москве она могла бы посещать клинику на правах хорошей знакомой. Муж не видел проблемы: надо просто зайти к нему, рассказать, что она знает, кто он, и попросить совета. Ну на худой конец не захочет – ладно, пойдет к нему в Москве общим порядком. Но муж был уверен, что этот обаятельный человек не откажет.

Так женщина и сделала. Она выбрала время, ее супруг увел инженера в бильярдную, которая находилась неподалеку, на том же этаже, а доктор остался в номере. Пришла в номер и призналась доктору, что знает, кто он такой. Врач ответил смеясь, что решительно невозможно скрыть что-либо от такой проницательной и очаровательной женщины, и сам первый начал задавать профессиональные вопросы. Они проговорили друг с другом почти час. Доктор высказал некоторые рекомендации и пригласил женщину в клинику на обследование без всякой очереди, для чего дал ей номер своего сотового телефона, известный только ограниченному кругу лиц.

Женщина и ее муж были в полном восторге от такого поворота дела. Но контакты доктора с очаровательной соседкой были замечены и инженером, и тот принялся довольно упорно выяснять смысл и назначение их разговоров. Чтобы как-то пресечь это любопытство, врач признался инженеру, кто он, и попросил сохранять эту информацию в тайне, поскольку хотел иметь спокойный отдых. Любопытный инженер обещал. Однако при каждом удобном случае стал интересоваться и расспрашивать врача о тех или иных женских особенностях.

Врач иногда с удовольствием поверял инженеру некоторые профессиональные тайны. Особенно в тех случаях, когда они оставались одни за бутылочкой хорошего вина или за полновесной рюмкой водки. Когда они сидели в кафе и обсуждали проходящих мимо курортных красавиц, доктор обращал внимание инженера то на одну, то на другую и давал каждой подробную характеристику. Инженер хлопал себя по коленям, удивлялся и восхищался.

Как-то вечером, когда они почти прикончили вторую бутылочку муската, инженер, которому нравилась супруга соседа по столу, спросил врача его мнение о женщине. Тот вначале не хотел отвечать. Но инженер сыграл на тщеславии, он начал говорить о гениальности врача и его талантах. И доктор сдался, но предупредил, что это врачебная тайна. И рассказал инженеру, что она не получает оргазма, потому что, бедняжка, имеет особенность, в которой сама ему призналась. Дело в том, что эта очаровательная женщина – мазохистка: если ее побить или очень сильно, прямо-таки жестоко, схватить за ягодицы, то она теряет над собой контроль и сразу отдается насильнику. И только в этом случае испытывает оргазм. Такие вещи часто бывают. Не в столь явной форме, но бывают. И доктор еще раз предупредил соседа, что эта информация абсолютно закрытая. Инженер ответил, что он как могила и что беспокоиться абсолютно не о чем.

Тем не менее мысль о возможной близости с очаровательной соседкой не покидала его. Он начал продумывать коварный план, но ничего оригинального в голову не приходило. А что могло быть оригинального в такой ситуации? Ну, зайти и, в соответствии с указаниями врача, дать ей как следует. Только вот беда: инженер никогда не поднимал руки на женщину. Все же надо как-то себя преодолеть! Схватить ее посильнее за ее чудный зад, сжать ей ягодицы и… услышать стон страсти. Боже мой, это же чистая поэзия! Инженер решился. Однажды, когда мужчины расположились с рюмками в бильярдной и начали увлекательную игру, инженер под каким-то предлогом оставил на минуту компанию. Ни врач, ни супруг этому никакого значения не придали.

Пока они вели бой, укладывая сложные шары в лузу, и делали глотки из своих рюмок, инженер постучал в номер женщины, спросил разрешения войти и, конечно, такое разрешение получил. Хозяйка комнаты даже не успела поинтересоваться причиной его визита. Тот властно повалил ее на кровать и яростно схватил и сжал ее ягодицы.

Обезумевшая от этого поступка, а также от страшной боли, женщина начинает орать благим матом. Игроки в бильярдной слышат этот крик и бросаются в номер. Муж, не говоря ни слова, снимает инженера с жены, бьет его смертным боем, врач пытается его остановить, впрочем, без особого успеха. Женщина заливается слезами от стыда и боли. На крик сбегается половина пансионата, все кричат. Наконец мужчин растащили, женщину увели в медпункт. Появилась милиция, начали разбираться. Инженер был помещен в свою комнату под охраной молодого милиционера. Другой, постарше, начал дознание. Муж подробно рассказал, как они пошли играть в бильярд, как инженер ушел от них на минутку, как они услышали крики его жены и как они с врачом влетели в комнату.

Попросив супруга написать на листочке подробные показания, милиционер перешел в соседний номер и начал допрашивать инженера, который трясся от страха и побоев. Тот мялся, путано объяснял, что ему показалось, что у женщины возникли к нему взаимные чувства, но, оказывается, он ошибался. Инженер всячески обходил вопрос жестокого обращения, помня слова доктора о врачебной тайне. Милиционер абсолютно ничего не понимал и вновь и вновь задавал одни и те же вопросы. «Вместе играли на бильярде? Ушли от компании на минутку? Зашли к женщине и садистски ее избили? О каких взаимных чувствах вы говорите? Не было ли у вас психических расстройств?» Инженер отвечал на каждый вопрос, уверял, что он психически абсолютно здоров, никакой злобы против женщины не таил, просто так вот, несуразно, все получилось.

Милиционер оставил инженера под охраной и пошел в медпункт опросить женщину. Та, вновь заливаясь слезами, рассказала, как инженер попросил разрешения войти, как вошел и бросился на нее. Больше от нее добиться было ничего невозможно. Она не помнила, что говорил инженер, и говорил ли он вообще что-либо, она не помнила выражение лица инженера.

Успокоив женщину, расстроенный милиционер вернулся к ее супругу, который в это время выражал негодование в кругу других отдыхающих. Попросив извинения, милиционер увел его в номер и начал снова расспрашивать об этом непонятном поступке. Он выяснил, что супруг никогда не замечал никаких ненормальностей со стороны инженера: обычный человек, немного говорливый, ухаживал за его женой, но за ней все пытаются ухаживать. В общем, ничего особенного он не замечал. И нападения на его жену ни понять, ни объяснить не может.

Совершенно обалдевший милиционер возвращается в номер, где под охраной находится инженер, и сообщает ему свое решение взять его под арест и направить на психиатрическую экспертизу. Инженер в ужасе просит его не арестовывать, обещает немедленно уехать, сулит милиционеру всякие блага и прочее. Милиционер устало объясняет, что дело открыто и так просто закрыть его невозможно. Если инженера признают психически здоровым, он пойдет под суд. Если он болен, его ждет принудительное лечение. Но по мнению милиционера, он явно болен, поскольку его поступок абсолютно не мотивирован. Тут инженер ломается и, умоляя милиционера сохранить в тайне все, что он расскажет, лихорадочно выкладывает врачебную тайну. Милиционер крякает, задумывается и спрашивает, где сейчас доктор.

Тут инженер еще раз умоляет милиционера сохранить эту тайну, поскольку она доверена только врачу, а врач – это известный на всю страну гинеколог. И так получилось, что он, инженер, узнал эту тайну и хотел ею воспользоваться. И вероятно, врач очень расстроился из-за этой истории и, видимо, уехал. Во всяком случае, в комнату он не возвращался. Более того, исчезли все его вещи. Вот, пожалуйста. Инженер раскрывает отделение шкафа, которое занимал врач. Там стоит простенькая матерчатая сумка, в которой лежат только спортивные штаны с пузырями на коленях. Рядом с сумкой в шкафу стоят домашние тапочки. И все.

Тут милиционер говорит протяжно «Так!» и выскакивает из номера в поисках супруга. Тот оказывается в медпункте рядом со своей женой. Милиционер отрывает его от жены и просит рассказать о враче. И супруг, удивляясь вопросу, подробно рассказывает, как врач сохранял инкогнито, как жена вычислила, что этот человек – виднейший гинеколог, и как призналась врачу в том, что его разгадали. И все прочее в таком же роде.

Милиционер выслушал весь рассказ с улыбкой и спросил, не пропало ли что-либо в номере. Мужчина подошел к стенному шкафу, открыл его, сунул руку в карман пиджака, недоуменно пожал плечами, стал лихорадочно шарить по другим карманам, затем повернулся к милиционеру и сказал:

– Нет бумажника со всеми деньгами и кредитными карточками.

– Вот, – поднял указательный палец милиционер, – что и требовалось доказать.


СПАСЕНИЕ УТОПАЮЩЕЙ


– Батюшки, – воскликнула хозяйка, – столько рыбы! И все из нашей речки?

– Из нее, – ответил Федор.

– Как же ты успел? Наши сходят, принесут пару рыбешек кошкам поесть. А вы только вчера приехали, а сегодня уже столько наловили.

– Это все Федор, – засмеялся Сева, – он большой мастер рыбной ловли. Федор у нас знает столько тайн и секретов, как прикармливать, какая рыба какое время любит. Прорву разных вещей. А снасти? Видала, какие у него снасти?

– Видала, я уж подивилась, – сказала хозяйка.

– Вот. С такой снастью он рыбу долго не ждет. Та, любопытная, подплывает узнать, что за чудо блестит в воде, и – хоп – уже в ведре у Федора. Поэтому рыбный стол нам еще надоест.

– Рыба никогда не надоедает, – наставительно сказала хозяйка, – но если рыбы будет так много, то я остаток могу продать, вон, хоть в дачный поселок, и вам уменьшу плату за постой.

– Продавай, продавай, – улыбнулся Федор, – не напрасно, значит, провожу часы на берегу.

– Конечно, – поддержал его приятель, хохоча во все горло, – ты же экономист, кандидат наук, делаешь экономику экономной, вот и сэкономь на постое.

– А что? Неужели дачники купят рыбу? – Федор сказал это с сомнением в голосе. – Дворцы, охрана, как же они купят рыбу у посторонних?

– Так я же не посторонняя, – сказала хозяйка, – я же у них и прибираю, и наблюдаю зимой за оборудованием, там многие меня знают. И этот, ну, аптеки у которого, и водочник Мартнис, и банкир Мольджанский Эммануил Сурджанович. Да все почти меня знают.

– Ну ты даешь, – засмеялся Сева, – всех перечислила, а банкира по имени-отчеству. Уважаешь, а?

– Он неплохой человек, – сказала хозяйка, – вежливый, обходительный. Его все вокруг уважают.

– Хотел бы я посмотреть на чудака, – Федор обращался к приятелю, – который проявил бы неуважение к владельцу одной из крупнейших финансовых империй в стране.

– Бог с ним, устал я сегодня с непривычки. Накрутил километров тридцать по тропинкам. – Сева зевнул. – Давайте пить чай – и баиньки.


Сева ехал на велосипеде по берегу небольшой речки, в речке купалась девушка, на другом берегу группа молодежи из расположенного неподалеку дачного поселка играла на песке в волейбол. Два парня и девушка. Ребят звали Лев и Сергей, а девушку – Катя. В речке на матрасе плавала другая девушка, Нюша. Речка была хоть и маленькая, но коварная. В ней мог неожиданно образоваться водоворот. Рассказывали, что такие неожиданные водовороты унесли уже немало человеческих жизней. Девушка отдыхала на спине, течение несло ее быстро и плавно. Вдруг матрас закружился, вначале медленно, потом все быстрее и стал погружаться. На истошный крик все обернулись. Пауза замешательства. Только Сева успел быстро спрыгнуть с велосипеда и нырнуть в реку со своего берега. Когда друзья девушки опомнились, Сева, с которого ручьями стекала вода, выносил ее на берег.

Воды она не успела наглотаться, только была сильно испугана и дрожала.

– Заверните ее в одеяло, – сказал Сева, – надо бы ей согреться.

Он прыгнул в реку, переплыл ее, вскарабкался на велосипед.

– Вы кто? – крикнул один из парней. – Как вас звать?

– Сева, – крикнул Сева, – я тут живу сейчас!

И он махнул рукой куда-то в сторону деревни и дачного поселка.


Потом, когда девушку привезли на дачу и волнение улеглось, начался разговор, что надо бы найти Севу и как-то его поблагодарить. В разговоре принимали участие несколько взбудораженных дачников, чьи дети привезли спасенную Нюшу.

– Я думаю, – сказал Лев, – что он снимает дом в деревне. Здесь, в нашем дачном поселке, я его не видел.

– Я тоже, – сказал Сергей.

Катя Мольджанская кивнула, соглашаясь с ребятами.

– Какой он из себя? – спросил ее отец Эммануил, тоже прибежавший со своей дачи.

– Не успели разглядеть, – сказал Сергей.

– Велосипедик у него такой простенький, – задумчиво вспоминал Лев, – подарим-ка ему хороший агрегат. Спасение Нюши из пучины речной стоит того.

– Ну, ты и скажешь! – возмутился Эммануил. – «Феррари», и покруче твоего. Велосипедик!

– За жизнь дочки, – сказал Виктор Викторович, – я ничего не пожалею. Отыщите мне этого парня. И побыстрее.


Возле деревенского дома, в котором снимали комнату двое городских, остановился «лендровер». Двое пижонски одетых парней выглянули в окна машины. Один из них окликнул женщину, копающуюся в огороде:

– Хозяйка, у тебя живет Сева, молодой такой?

– У меня оба живут, Федор и Сева, – ответила женщина, не отрываясь от работы.

– Который на велосипеде ездит, – пояснил Лева.

– Это Сева, – ответила хозяйка, – увлекается велосипедом. А Федор все больше рыбной ловлей. Целый день на реке пропадает.

– Где сейчас Сева?

– А я почем знаю? Может, в дальний лес поехал, может, где еще.

– Ну что, Лева, – сказал Сергей, – поехали в дальний лес?

– Еще чего. Сам придет. – Лев обратился к хозяйке: – Слышишь, скажи ему, чтобы пришел в дачный поселок, на дачу номер шесть. Пусть на охране так и скажет.

– Скажу, – ответила женщина.

Машина развернулась и уехала.


– Нашли парня? – спросил Виктор Викторович, выходя на веранду к вечернему чаю.

– Нашли, где живет, – ответил Сергей, – передали хозяйке, чтобы пришел сюда, в дачный поселок. Пока еще не пришел.

– Так, – хозяин раздраженно оглядел молодую компанию вокруг дочери, – тебя спас, вытащил из воды некий Сева, пока твои друзья телились. И ты спокойно ждешь его прихода сказать ему слова благодарности. И долго собираешься ждать?

– Но, папа, что, мне бежать в деревню? Я одна боюсь. А мальчишки говорят, что он сам придет.

– Мальчишки сейчас пройдут по своим дачам, а ты поедешь со мной к своему спасителю Севе. Кинь-ка мне ключи от машины.

Последняя фраза относилась к начальнику охраны, появившемуся на веранде, как только он услышал грозные нотки в голосе патрона.

– Сам поведу, – сказал спокойно начальник охраны. Был он немолодой коренастый мужик, не раз спасавший своего хозяина от различных опасностей. По голосу чувствовалось, что спорить с ним бесполезно. Охрана патрона была его личным делом.

Отец с дочкой сели сзади, и джип выехал из дачного поселка. Сумерки только начались, и было довольно светло. У деревенского дома возился с велосипедом какой-то парень. Он поставил велосипед на руль и сиденье и смазывал подшипники колес.

– Это он, – произнесла девушка.

– Сева, – позвал Виктор Викторович.

– Да, – отозвался парень.

Все пассажиры вышли из машины. Сева увидел девушку, улыбнулся и спросил утвердительно:

– Ну что, вы в порядке?

– Нормально, – засмеялась девушка, – вашими стараниями.

– А, пустяки, – махнул рукой Сева.

– Это мне судить, – вступил в разговор Виктор Викторович, – я хочу пригласить вас к себе, очень прошу, не отказывайтесь. Не лишайте меня удовольствия побеседовать со спасителем моей дочери.

– Вы знаете, – замялся Сева, – я хотел…

– Парень, – вдруг мягко сказал охранник, – прошу тебя, не отказывай нам. Знал бы ты, как мы все… ну пожалуйста.

И Виктор Викторович, и дочь его были удивлены неожиданной речи охранника. Сева, вероятно, тоже почувствовал необычность момента.

– А чаем напоите? – весело спросил он.

– И вы еще спрашиваете! – в один голос воскликнули и отец, и дочь.


За время короткого пути до дачи отец успел узнать у Севы, что тот отдыхает без жены, поскольку жены нет. В деревне, поскольку в Турцию… А, не нужен нам берег турецкий! И тут остановились прямо у веранды. Виктор Викторович крикнул жену, на веранду выскочила Лариса Ивановна и сразу бросилась к Севе. И несмотря на то что Лариса Ивановна уже давно была светской дамой, занималась дизайном, принимала участие в разных встречах и раутах, несмотря на все это, разрыдалась она, как самая простая баба, вырастившая единственную дочь.

Сева смутился. Отец стал успокаивать жену, обнял ее за плечи, усадил в кресло, приговаривая, что все в порядке, вот и Севу привезли, а ты ревешь, а угощать-то кто будет? Лариса Ивановна постепенно приходила в себя.

– Нюшка, – сказал отец, – распорядись-ка там, чтобы на стол ставили.

Дочка немедленно рванулась внутрь дачи.

– А вы, молодой человек, что предпочитаете? Коньяк, виски? Хотите попробовать восемнадцатилетнее виски «Макаллан»?

– О! Я большой знаток, – добродушно рассмеялся Сева, – запросто могу отличить восемнадцатилетнее виски от… ну, к примеру, от портвейна «Три семерки».

Виктор Викторович расхохотался. Улыбнулась и Лариса Ивановна.

– Так вот вы какой, Сева, – произнесла Нюшина мама.

– Извините, – ответил Сева, – я на самом деле ничего в виски не смыслю, да и в коньяке тоже. Пробовать – пробовал, на банкетах, когда оппонировал по диссертации. А так, с приятелями, – он рассмеялся, – предложи я им купить виски, да меня потом только транжиром называть будут. Кроме того, меня обещали напоить чаем.

– Будет и чай, – улыбнулся Виктор Викторович, – значит, вы ученый. Кандидат наук?

– Есть немного, – опять пошутил Сева.

– И в каких областях?

– Скучных. Всякие нефти и прочая ерунда.

– Нефти! А что конкретно? – Виктор Викторович заинтересовался.

– Это узкая тематика. Тиксотропия. Вам это вряд ли будет интересно. Это такое свойство нефти, когда меняется вязкость.

– Сева, миленький, – сказала Лариса Ивановна, – ему это еще как понятно. Виктор Викторович знает про нефть все.

– Ой, опростоволосился, – засмеялся Сева, – я же не спросил, кто вы, с какой кафедры.

– Моя фамилия Ползнев, – сказал Виктор Викторович.

– Ползнев. – Сева пожал плечами. – Статей ваших я не знаю… вот с такой фамилией есть магнат. Уж не родственник ли вы ему?

Лариса Ивановна рассмеялась, поднялась с кресла, подошла и потрепала Севу по голове. Сомнений у Севы не осталось.

– Так. – Сева был явно смущен. В первый момент он не знал, что сказать. – Я полагал, что магнаты отдыхают на Мальте, Антильских или Багамских островах, в общем, где-то там. Или я не прав?

– Прав, прав, – засмеялся Виктор Викторович, – все там, на островах. И как только они туда прибыли, мы вернулись немедленно сюда. Вот и чай подоспел. Присаживайся рядом, вот сюда, за маленький столик, мне, Сева, о многом с тобой поговорить надо.


Пока Виктор Викторович и Сева вели беседу, пришли несколько соседей, среди первых появился Мольджанский. Он сразу заявил, что хочет выпить рюмку со спасителем ребенка. Хозяин встрепенулся и потащил Севу к большому столу, заполненному снедью сверх всякой меры. Видно было, что Сева сильно обескуражен разговором с Нюшиным отцом. Гости подняли рюмки.

– Эммануил, – спросил хозяин, – кажется, ты что-то хотел сказать?

– И скажу. Я бы хотел пожелать всем нам, чтобы поблизости всегда находился такой человек. – Он положил руку на плечо Севе. – Давайте выпьем за это и за его здоровье.

Все с шумом и возгласами выпили.

– Расскажите нам, Сева, – заговорила Нюшина мама, – как вы так счастливо оказались на берегу.

– Просто катался на велосипеде. Давно мечтал о велосипедном отдыхе. Одному не хотелось, а тут мой приятель Федор вдруг неожиданно согласился. Он подал документы на конкурс в какой-то банк, и до решения у него выдались дней десять. Теперь он ловит нам рыбу, а я катаюсь на велосипеде. Как видите, отдых без вредных привычек.

– И куда это ваш друг подал резюме? – спросил Эммануил.

– В банк, на заведующего отделом. Он экономист, кандидат. Правда, не верит, что его примут. Там конкурс сумасшедший. Но надежда есть.

– Теперь точно есть, – засмеялся Виктор Викторович, – как ты полагаешь, Эммануил?

– Я не полагаю, я располагаю, – вслед хозяину засмеялся Мольджанский. – Завтра устроим настоящий пир, а не этот перекус, – он обвел стол рукой, и все захохотали, – и заодно познакомимся с Севиным другом. Я думаю, Севин друг – наш друг.

Все зашумели и принялись за следующую порцию выпивки.


– Я видел, как тебя увозили, – сказал Федор, дожидавшийся возвращения приятеля, – ну, ты и хорош!

– Нормально, дошел сам, только начальник охраны провожал.

– Чьей? – удивился Федор.

– Ну не моей же! Пока не моей. Нефтяного магната Виктора Викторовича Ползнева, чью дочку Нюшу я вытащил из воды.

– Нюшу? – Удивлению Федора не было предела. – Не Катю Мольджанскую, а Нюшу?

– Точно. А Мольджанский ждет тебя, то есть нас, завтра выпивать, понял? И на тебя, светилу экономики, посмотреть.

– Нет, не понял. Ты в состоянии трезво объяснить?

– А чего непонятного? Мы же не знали, что Катя дала свой матрац подруге. Вот ты ее и утопил. Чего непонятного?! А трезво объясню завтра, когда просплюсь.


МУСОР


Она всегда нервно курила. Затянется пару раз, так что щеки западают, сбросит пепел щелчком в пепельницу. Затянется еще раз глубоко – и тычет свою длинную сигарету в пепельницу. Давит ее пальчиками с красным лаком на ногтях, сминает и оставляет в пепельнице согнутой и перекрученной. Размахренный окурок со следами помады. А вскоре вытаскивает из пачки следующую сигарету.

Мы разговаривали на повышенных тонах. Я объяснял ей, что она дура, что ничего делать не умеет, готовит отвратительно, помощи от нее никакой. Из всех домашних дел только одно делает хорошо – мусор по утрам выносит. Она ответила, что я и этого никогда не делаю. Затем сказала, что не она дура, а я болван, и что если мне так хочется, то, пожалуйста, она не против развестись.

Утром мне приснился сон, а может быть, это происходило действительно на грани сна и яви. Она присела на постель, взяла зажигалку, потянулась к пачке за утренней сигаретой, пачка оказалась пуста. Она пошарила рукой в постели и закурила меня. Сделала пару затяжек, выпустила дым и потушила меня в пепельнице, как обычно, сильно смяв и перекрутив.

Я лежал в пепельнице среди вчерашних окурков и пытался немного расправиться. Запах окурков был тошнотворен. Она поднялась, надела халат, взяла пепельницу и пошла на кухню. Вместе с содержимым пепельницы я оказался в помойном ведре. Она чем-то гремела, видимо, готовила себе кофе, потом спешно оделась и побежала на работу. Мешок из помойного ведра захватила, чтобы выбросить по дороге. Так я оказался в мусорном контейнере.

Вскоре над контейнером завис кран, нас подцепили и повезли. Я недавно видел по телевизору, что в городе открыли австрийский завод по переработке мусора. Как раз на это предприятие нас и привезли. Началась сортировка. Металл подхватывался магнитом и отделялся от остального мусора. В общем, я попал в пачку бумаги для пресса. Дернулся чуть-чуть, откатился. Пресс сдавил бумагу в тонкий лист, а лист был уложен в пачку поверх других спрессованных листов. И меня прихватило краем листа. Потом загрузили бумагу в грузовик и отправили в Австрию на переработку.

В Вене я никогда не был, языка не знал, пришлось трудно. Нашел какую-то бесплатную раздачу еды, присел с миской и начал хлебать суп, приговаривая, что жизнь, мол, налаживается. Вдруг по-русски ко мне обращается парень с фотокамерой:

– Старик, ты чё, с России?

– Ну, – отвечаю.

– Давно?

– Не очень. – А сам думаю, чего это он так разоделся. Суп-то для нищих.

– А мы только вчера прибыли, на неделю. Туристы. Но я быстро допетрил, как здесь на жратве сэкономить. Здорово тут у вас. С голоду не помрешь.

– Нормально. – Говорю с ним, а в голове зреет план. – Давай, доедай. Покажу тебе местечки, ни один гид их не покажет.

Пошли мы, а куда идти, не знаю. Но храбро шагаю. Он за мной. Вижу фонтан на маленькой площади.

– Вот, – говорю, – это первая достопримечательность. Историю фонтана я тебе после расскажу, а сейчас залезай в фонтан, я тебя поснимаю. Потом покажешь своим – ахнут.

Он сандалии скинул, полез в воду. А я даже камеру не открыл. Когда он повернулся, меня уже не было.

С камерой через плечо на ремешке я выглядел как турист. Вскоре нашел русскую группу. Примкнул. Послушал. Расспросил. У одного взял карту, другой турист рассказал, что завтра на автобусе едут в Париж. Выяснил, от какого отеля. У пожилой пары попросил взаймы двадцать евро, сказал, что кошелек вытащили. Записал их отель, обещал вечером вернуть. Они пожалели меня, сказали, чтобы с долгом не торопился. Я и не торопился.

Наутро в автобусе сел рядом с одинокой девушкой, мечтательной и прыщавой. На ухаживание она не надеялась, а напрасно. Дорога до Парижа пролетела в разговорах. Пару раз выходили отдыхать, обедали, пили кофе. Я угощал. Истратил почти все деньги. Да, жизнь в Европе недешева. В Париже договорились провести вместе все экскурсии. Нас подвезли к «Гранд-опера». Когда туристы вышли из автобуса и толпились в ожидании французского гида, я отлучился в туалет, прихватив портмоне доверчивой девицы.

А все же хорошо в странах с безвизовым режимом. Поезд, ночь – и я в Литве. Тут все просто. Доехал до границы с Белоруссией, нашел русскоязычного мужика на таможенном пункте, сунул ему пару сотен и оказался в дружественной стране. Деньги понемногу таяли; пришлось по дороге приодеться, купить кейс. Продал видеокамеру, и на билеты хватило. И до Москвы, и потом до нашего города. Поезд из Москвы к нам приходит ранним утром. Я взял такси, подъехал к дому, расплатился и поднялся по лестнице. Позвонил в звонок, она долго просыпалась, наконец послышался поворот замка.

– Ты чего, ключи забыл? – спросила она.

– Ага.

– А куда тебя в такую рань понесло?

– Мусор выносил.

– И с чего вдруг? – удивилась жена. – Я же всегда захватываю мусор перед работой.


РОНДО МОЦАРТА


Ремонт трамвайных путей сузил и без того неширокий проезд. Водители нервничали, машины сигналили. По центру улицы рабочие отбойными молотками вскрывали асфальт и выворачивали старые шпалы. Новые шпалы, пропитанные чем-то черным, подвозились и складировались штабелями в ожидании укладки. Разгружали с машин и переносили шпалы женщины из бригады дорожных рабочих.


Мимо группы женщин, одетых в серые, замызганные спецовки, проезжал кремового цвета «бентли». Женщины по двое носили через дорогу шпалы и укладывали их возле трамвайных путей. Машина остановилась, пропуская очередную пару женщин, согнутых под тяжестью пропитанной шпалы. Мотор «бентли» мягко и негромко урчал. Водительская дверца отворилась, водитель в униформе проворно выскочил и открыл заднюю дверцу. Из машины вышел седой мужчина в черном костюме, сорочке и галстуке. Он направился к шпалам, аккуратно обходя грязные подтеки на асфальте и выбирая место, куда поставить ноги в черных лаковых туфлях.

Женщины положили шпалу в груду. Одна из них присела прямо на шпалы, вторая выпрямилась и потянулась, разминая затекшую поясницу. Мужчина подошел к ней, поклонился и что-то произнес. За грохотом и шумом дорожного движения слов слышно не было. Женщина склонила голову в согласии. Мужчина повернулся и махнул рукой водителю. Тот юркнул на сиденье и включил в машине музыку на полную мощность. Водительскую дверь он оставил открытой.

По улице, перекрывая шум дорожного движения, поплыла божественная музыка Моцарта. Рондо из «Маленькой сюиты». Мужчина подал руку женщине, она приняла ее, другой рукой он прикоснулся к ее талии. И они заскользили в танце.


МАФИЯ НИЩИХ


Как-то выпивали с однокурсниками, и, естественно, разговор зашел о карьере. Оказалось, что наиболее успешную карьеру сделали выпускники, кардинально сменившие род деятельности. Из нашего выпуска одна стала певицей, другой – спортивным комментатором. Несколько человек владели торговыми фирмами; был даже один начальник главка в Министерстве здравоохранения. И никто из них не нуждался в образовании, полученном в нашем политехническом институте. Выходило так, что все, кто меняет свою жизненную колею, свой естественный жизненный уклад, намного более успешны. Их жизнь стала насыщеннее, интереснее, доходы неизмеримо выше. Однако не все способны сменить профессию, место проживания, образ жизни. Намного проще идти естественным путем, строить карьеру в выбранной области, улучшать жилищные условия, покупать садовый участок и ставить на нем домик. Я являюсь типичным представителем этого большинства. Смотрите, вначале младший инженер, потом конструктор разных категорий, а сейчас дорос до ведущего конструктора. И все время работал в одном институте с длинным названием, начинающимся словом ГИПРО. Теперь у меня есть сад за городом, гараж в кооперативе всего в двадцати минутах езды от дома; квартира у меня тоже есть. И что? Бросить все это, уехать в Замбию? А что я там буду делать? Ну что, что? Проектировать насосы, конечно. Собственно, ничего другого я делать не умею. Вот примерно такие мысли стали одолевать меня время от времени после той самой выпивки с однокурсниками. Теперь я смотрел на свой институт по-иному. Лет восемь назад мы располагались в двух больших зданиях: одно новое, пятиэтажное, другое переделано из дореволюционной казармы. Теперь те, кто остался в институте, ютятся в старом здании. Новое было продано огромному металлургическому концерну, владеющему заводами и разными другими предприятиями. Командовал им некий Потапов, которого практически никто не видел: он то в Москве, то в Лондоне, то в Вене. Однажды наблюдал я интервью с ним по телевизору. Приятный мужчина и говорит грамотно. Хозяин! Часть наших сотрудников перешли в концерн, оставшиеся бешено им завидовали. И было из-за чего – зарплаты, служебные машины, кабинеты. Вот вам еще одно свидетельство эффективности смены деятельности. Вот такие мысли бродили в моей голове. И пока они там бродили, я исправно ходил на работу, ездил с женой в сад, ремонтировал унитаз в квартире, встречался и выпивал с коллегами по работе.


Когда-то в молодости, когда я только окончил институт, мы жили в двухэтажном деревянном доме без удобств. Соседкой нашей была женщина, которая растила сына-дебила по имени Митя и очень о нем заботилась. Мальчик был уже взрослый, но послушный – никаких неприятностей ни маме, ни соседям не доставлял. Весь его словарный запас состоял из трех одинаковых слов: ха-ха-ха. Ими он умудрялся выразить множество своих желаний и впечатлений. Мы с женой помогали несчастной женщине, отдавали Мите кое-какую одежду, иногда угощали чем-нибудь вкусненьким. Когда наш дом наконец решили сносить, всех соседей разбросали по разным районам города. Кто имел связи, получил вполне сносное жилье, а женщину с дебилом загнали куда-то в микрорайон за аэропорт. Оказалось, что туда на двух автобусах ехать больше часа. Мы все разъехались, но связей не разрывали. Иногда Митя с мамой приезжали к нам взять что-нибудь из моих старых вещей. Митя очень любил получать мои старые брюки и свитера. Он гулял в них возле своего дома и с радостью показывал обновки всем соседям. Иногда его мама обращалась ко мне сделать копию врачебной справки. Вот и недавно для комиссии ВТЭК потребовался набор документов и справок из психиатрической лечебницы. Я взял груду бумажек на работу и на всякий случай сделал несколько копий. Со временем у меня в шкафу появилась папка с множеством Митиных справок. Были там и результаты ежегодных обследований, которые подтверждали, что Митя абсолютно неопасен для окружающих. Почему я здесь вспомнил об этих справках? Случайно? Нет, ничуть не случайно. Дело в том, что эти справки сыграли свою роль, что станет понятно в ходе последующего повествования.


Однажды, гуляя по центральной улице нашего областного центра с населением почти три миллиона человек, я неожиданно задумался о нищих. И чего вдруг – что я, мало их видел? Видеть-то видел, иногда подавал, иногда брезгливо обходил. Но вот не задумывался никогда. А тут решил понаблюдать, может быть, перекинуться парой слов, вообще проникнуться проблемой. И что? Подал одному, второму, третьему. Подал сразу двум старушкам, которые заняли места справа и слева в тамбуре одного из магазинов. Оказалось, что они произносят один и тот же текст, известный вам не хуже, чем мне: подайте Христа ради и т. п. Да и эти слова произносятся без души, так, автоматически. Одна женщина выделялась из этой публики – она плакала и почти кричала что-то о лечении. Был еще пожилой и хорошо одетый мужчина, который подходил вплотную и просил денег очень тихим голосом. Кроме того, я вспомнил, как в прошлом году в Москве ко мне подвалил парень и прямым текстом попросил на опохмел. Дал, конечно. Что же я, не понимаю?! Особая группа – калеки. Им почти не надо говорить.

Вот, пожалуй, и весь диапазон воздействия на сердобольное население. Невелик, не так ли? А где тонкая игра на чувствах? Где те анекдотические ситуации, когда два нищих работают на контрасте: один умоляет православных вблизи церкви, а второй рядом просит помочь бедному еврею. Нет выдумки у людей, нет. Между тем сборы у нищих вполне нормальные, даже, я бы сказал, более чем. Хватает и на хлеб, и на выпивку, да и на масло с красной икрой перепадает. Жаль только, контингент нищих весьма специфичен. Те, кто набирает достаточно много, довольно скоро исчезают с улиц, переходя к другим видам бизнеса. Таких, впрочем, единицы.

А одежда? Боже мой! Это надо отыскать такую рвань! Я поинтересовался у бомжей; они утверждали, что в мусорные ящики выбрасывают вполне годные для носки вещи. Они демонстрировали мне пиджаки и куртки, которые достали из помоек. Точно в таких же ходит большинство населения, по крайней мере мои коллеги по работе. Отсюда я сделал вывод, что нищие специально выбрали одеяние, которое, по их мнению, заставит содрогнуться милосердного человека. И они, конечно же, ошиблись. Такая одежда заставляет не опускать руку в карман за мелочью, а обойти нищего по дуге возможно большего радиуса.

Критиковать просто, а что я могу внести оригинального и свежего в этот вид деятельности? Ну, например, выдавать справки на благотворительность для уменьшения налогообложения. Представляете такого нищего: он с печатью и бланками, он громогласен, он величествен, он пытается улучшить социальную ситуацию и одновременно немного заработать много денег. Хотя, впрочем, такому нищему не место рядом с рынком или в местах скопления обычного безденежного населения, поскольку это население ни хрена не понимает в фискальной политике государства. Такой нищий может работать у входа в банки или крупные концерны, работать с 10 до 18 – с перерывом на обед, естественно.

Другая идея, которая меня внезапно осенила, не блистала оригинальностью. Эту идею, по-моему, использовал еще Генри Форд. От каждого по копеечке, но этих каждых должно быть очень много. Представьте себе, что нищий просит подать самую мелкую монетку, – ну кто откажет? Да никто! Работы, конечно, море, но какой результат. Любая бабушка, любая старушка откликнется на призыв подать копеечку на хлеб. А сколько этих бабушек!

Решение пришло неожиданно. Я купил за сумасшедшие деньги седой обильноволосатый парик на свою лысую голову, достал такого же цвета китайского производства усы на липкой основе, надел на себя немыслимые для моего возраста одежды – яркие, броские, но чистые и отглаженные. И вышел с утра на улицы города, предварительно позаботившись о больничном листе. Это чтобы на работе меня не хватились.


Представьте себе среднего роста немолодого человека в ярко-красном пиджаке, в желтых вельветовых брюках, с желтым шарфом, завязанным бантом на шее, и в начищенных до блеска коричневых техасских сапогах с металлическими носками. Представляете? Значит, у вас богатое воображение. Я с трудом мог представить такую картину, пока не взглянул на себя в зеркале. В нем отражался совершенно необычный тип – то ли художник, то ли актер на пенсии. Длинные седые волосы, пышные усы, безумно яркий наряд и еще сверкающие ковбойские сапоги. Работающие на улице девушки должны были дать такому индивидууму серьезную скидку. Впрочем, в дальнейшем это подтвердилось.

Участок, выбранный на центральной улице города, вполне мне подходил. Я решил прогуливаться от большого ювелирного магазина до места, где были сосредоточены рестораны. Я не унижался. Собственным, хорошо поставленным голосом я произносил:

– Я полагаю, вас не затруднит подать НИЩЕМУ самую мелкую монету в вашем кошельке или кармане.

Некоторые спрашивали, почему, дескать, самую мелкую. Может быть, лучше просить, кто что сможет? Но я стоял на своем. Удивительно, только несколько человек подали мне десяти– и пятидесятикопеечные монетки. Обычно подавали рублевые и двухрублевые, иногда пять рублей. Много подавали бумажных денег. Как правило, десятирублевые купюры.

Особенно хорошо получалось возле ресторанов, где обедали иностранцы. Я вспомнил несколько английских слов: «нищий», «самая мелкая монета» – и произносил их без малейшего, как мне казалось, акцента. Give to begger the least coin. Give some bits, please. Эффект превзошел все ожидания – вероятно, из-за безукоризненного произношения. Монет, как вы понимаете, у иностранцев не бывает, поэтому мне в руку совали долларовые и пятидолларовые бумажки. Тоже приятно, знаете ли.

В первый же день произошло любопытное, но закономерное событие. Ко мне подошла пожилая попрошайка и спокойным и довольно молодым голосом произнесла:

– Ну ты, клоун. Пошел отсюда в жопу. Тут места все распределены и оплачены. Понял?

– Понял, – ответил я в некотором замешательстве. – А если не пойду по указанному адресу?

– Тогда тебя, мудака, сержант Паша по частям свезет на свалку на своем «уазике».

– Паша, – повторил я.

Мир нищих открывался мне с иной стороны. Женщина стояла и равнодушно ждала моей реакции. И тут я вспомнил Митины справки. Ах как вовремя вспомнил.

– Видите ли, мадам. У нас в психиатричке, где я наблюдаюсь, есть больной, который в момент обострения душит нищенок. До смерти, правда, никого не придушил, но шеи бедным женщинам посворачивал. У него как раз вот-вот должно быть обострение. Завтра приведу его сюда познакомить с вами, если вы не возражаете.

Я не успел закончить свой рассказ, как нищенка взвилась:

– Ах ты, сука. Так ты, оказывается, псих.

И она немедленно куда-то пропала. Только что стояла рядом, и, смотрю, ее уже нет. Вот это выучка. Да! Здесь надо держать ухо востро. Надо приготовиться к встрече с сержантом Пашей. Продумать, как с ним себя вести. А то, чего доброго, и на самом деле попаду на больничный. Кстати, о больничном. К концу моего первого дня навстречу мне идет женщина с хорошо знакомым лицом. И я обнаруживаю, что это наш участковый врач. Идет, вероятно, по вызовам на дом. Она тоже достает деньги, две монетки по рублю, и сует их мне в ладонь. Так, понимаете ли, стало мне неудобно. И я громко заявил:

– Сударыня. Не могу принять. Может быть, у вас в кошельке есть монетки помельче?

Доктор растерялась и вновь открыла кошелек. Я углядел там десять копеек, вынул их и вернул рублевые монеты.

– Вот теперь благодарствую, – сказал я. – Сердечно вам признателен.

– Странный вы нищий, – ответила врач. – И голос ваш мне знаком. Вы не с моего ли участка?

– Не имею чести. Проживаю… – И я назвал отдаленный микрорайон, в котором жил Митя со своей мамой.

Врач задумчиво отошла от меня.


На следующий день я был во всеоружии для встречи с сержантом Пашей. И что вы думаете, мои справки произвели-таки впечатление. Наглость с толстой красной физиономии быстро сошла, как только я объяснил ему, что далек от попрошайничества, а являюсь объектом милосердия и проявления естественных человеческих чувств. Я совал ему в руки справки, показывал горсть мелочи, выворачивая карман красного пиджака, ссылался на авторитет Библии и нашего главного врача. На него – больше. Сержант отступал к машине; я с жаром и громко объяснял, не опуская мелочь с открытой ладони. Публика проявляла все больший интерес, а сержант – все меньший. На этом наша первая встреча закончилась.

Неделя на больничном пролетела незаметно. Опыт рос, доходы увеличивались с каждым днем. По окончании недели оказалось, что мой сбор превышает институтскую зарплату в девять с половиной раз. Тут надо отметить два момента. Во-первых, я все-таки ведущий конструктор с огромным стажем. Во-вторых, Микки Рурк. Вы спросите, при чем здесь Микки Рурк? А подумайте. Как назывался знаменитый фильм с его участием? Вот, девять с половиной недель. Такое совпадение меня почему-то убедило в правильности решения заняться сбором средств с ничего не подозревающего населения. Итак, неделя закончилась. Я пошел закрывать больничный. Обычный осмотр перешел в необычайно занимательный разговор. Измерив давление и убедившись, что все у меня в порядке, доктор сказала:

– Недавно видела любопытного человека, очень оригинального, с голосом, абсолютно похожим на ваш.

– Неужели! – удивился я.

– Да, представьте себе. Только он выше вас и очень пожилой. Но голос – совершенно ваш.

– Пациент? – осведомился я.

– Что вы, нищий. Просит милостыню на улице.

– Ну, тогда это точно не я, – засмеялся я.

– Шутите, – заметила доктор. – Вы бы посмотрели на него: красный пиджак, желтый шарф. Милостыню от меня брать отказался… точнее, взял только несколько копеек.

– Да, любопытный нищий, – равнодушно заметил я и перевел разговор на общеукрепляющие мероприятия.

* * *


Конечно, можно было бы уволиться к чертовой матери, но привычка, знаете ли. Все же страшно менять свой налаженный быт. Теперь выходить на улицу стало сложнее. Я выдумывал самые разные ходы. Ну, один раз в неделю я брал как библиотечный день. Дескать, надо работать над собой. Такого давно не было. В наше время просто сиди в Интернете и повышай свою квалификацию. Но я все-таки настоял. Кроме того, стал уходить с работы под разными предлогами: водопроводчик, теща, встреча внезапно приехавшего друга, зубной врач, ЖЭК, заседание в мифическом межведомственном совете. Дважды отпрашивался у заведующего отделом, шепча ему на ухо о встрече с в-о-о-о-т такой девкой. Отпускал немедленно, но на следующий день интересовался. А что бы вы могли рассказать в такой ситуации, а? Вот и я, закатывая от восторга глаза, отделывался длинным рядом междометий. Забавно, но любого мужика это устроит. А отсутствие деталей относят на врожденную интеллигентность и корректность по отношению к партнерше. В действительности это, конечно, не так; стоит сотруднику нашего бюро урвать немного ласки от посторонней женщины, как он в курилке стремится каждому передать массу самых детальных сведений. При этом стыдливо опускает описание обвисшей груди и сильно поношенного нижнего белья. Ах, люди, люди. Какой все-таки дефицит самоутверждения!

Итак, я продолжал что-то там конструировать на работе и вести свою вторую, скрытую, жизнь. В этой жизни я вскоре осознал несовершенство организационного устройства. Смотрите, нищие плохо организованы, отсутствует взаимовыручка. Один и тот же нищий может попросить вас несколько раз – а что, не запоминать же лицо дающего! А как мешают по-настоящему бедные люди, решившиеся выйти на улицу за милостыней! В общем, множество проблем. Постепенно я принялся организовывать народ. И начал я с той самой нищенки, которая пыталась прогнать меня в мой первый рабочий день. Она оказалась сравнительно молодой женщиной, мы с ней распили бутылочку неплохого коньяка на заросшем склоне позади драматического театра. Я узнал много интересного из жизни нищих и смог дать несколько практических советов новой знакомой. Вскоре сборы у нее выросли, и в благодарность она поставила бутылочку тоже очень неплохого коньяка, которую мы распили на том же месте, но теперь уже втроем – краснолицый калека с костылем оказался бледным юношей поэтического склада. Это обнаружилось, когда он, отложив ненужный костыль под ближайший куст, смыл с лица грим.

Они оба смотрели на меня преданными глазами и ловили каждое мое слово. И тут в ударе я поведал им несколько своих новых идей. Во-первых, рассказал им о своей идее договориться с директором элитарного магазина модной мужской одежды. Как только они уловили суть проблемы, оба заговорили почти одновременно, предлагая различные варианты реализации моей идеи. И вскоре мы приняли решение.

Уже на следующий день возле входа в магазин толпилось несколько нищих. Они не пропускали ни одного покупателя, шумно канючили милостыню и визгливо ругались между собой. Охранники магазина пытались прогнать нищих, но не тут-то было. Поднялся шум; старая нищенка показывала окровавленную ладонь и матерно лаяла на охранника. Тот пытался оправдаться, но на его руке тоже был виден красный след. Вообще анилиновые красители выглядят очень натурально. Дежурство нищих не прекратилось и на следующий день. Вызывалась милиция, побирушки исчезали и вновь появлялись у дверей магазина, распугивая состоятельных клиентов. Наконец, поняв, что хозяева магазина созрели, я приготовился к визиту. Но моему визиту предшествовала одна интереснейшая публикация в нашей местной газетке. А появилась она после встречи бледного юноши с одним из самых скандальных журналистов. Разработано было так. Он позвонил в газетку и сказал таинственным шепотом, что хотел бы встретиться с журналистом с глазу на глаз и рассказать про мафию нищих. Как мы с ним и рассчитали, журналист проглотил все: и то, что есть такая мафия, и то, что ее босс – нищий в красном пиджаке, и много всего иного, включая избиения, истязания, насилия, грабеж и прочее. Кроме того, журналист наврал еще и от себя, так что статья получилась отменная. После ее выхода наши доходы неизмеримо выросли. Мне, например, стали подавать деньги с различными идиотскими замечаниями типа: «Как же, как же, надо поддержать мафию». Нечего и говорить, что несколько экземпляров газетки были у меня всегда с собой.

И только после выхода газетки состоялся мой визит. Беседа была крайне эффективной. Я зашел в магазин и попросил провести меня к руководству. Началась суматоха. Продавцы забегали. Кто-то побежал к директору, остальные попытались выдворить меня из помещения. Наконец появился молодой, но очень толстый человек в шикарном костюме.

– Что вам здесь надо? – грубо спросил директор.

– Я хотел бы побеседовать с вами с глазу на глаз, если вы не возражаете.

– Ну почему же, – сбавил тон директор.

– Тогда, может быть, пройдем к вам?

– Проходите.

Я расположился в кресле напротив директора. Устроился поудобнее. Вытащил свои сигареты «Нат Шерман» и попросил разрешения закурить. У директора глаза стали как блюдца, и он подвинул ко мне пепельницу. Ничего удивительного, в нашем городе более дорогих сигарет не продается. Конечно, надо было взять сигару, но вести короткий разговор с сигарой не очень удобно.

– Вы, вероятно, знаете, – сказал я, – что я нищий.

– Слышал, – ответил директор.

– И вероятно, догадываетесь, что я обладаю некоторым влиянием среди нищего народа.

– Понял, – сказал сообразительный собеседник. – Сколько?

Я назвал необременительную цифру ежемесячного благотворительного пособия. И мы расстались друзьями.

* * *


Ах как много нищего люда стало крутиться вокруг меня! Я организовывал производство, распределял маршруты, учил грамотно попрошайничать, строго спрашивал за проступки. Все это дало свои результаты. Пошли ежедневные отчисления, возникла касса взаимопомощи; мой нищий люд мог теперь рассчитывать на больничный. Стали прижиматься к моей бригаде попрошайки из других районов. Множились договоры с магазинами, кафе, ресторанами. При этом происходили различные коллизии, в том числе и смешные. Так, один восточный человек, владелец шашлычной, выгнал пинками моего представителя. Надо признать, что мой человек пришел не вовремя: хозяин сидел за столом с другими восточными людьми, также владельцами маленьких кафе. Конечно, ему не хотелось терять лицо перед соплеменниками. Но и мне решительно нельзя было останавливаться. Одна неудача могла стать началом упадка. Вы так не считаете? Значит, вы плохо знаете жизнь. И вот возле шашлычной появилось несколько семей туркменских беженцев. Самых настоящих. В грязных пестрых одеждах, с грудными детьми и ребятишками постарше. Мамы сидели на земле возле входа, а малыши шныряли по веранде с протянутыми грязными ручками и просили подаяние на смеси своего родного и великого русского языков. Неподалеку как бы случайно оказался Пашин «уазик», водитель которого что-то подкручивал, а сержант Паша курил, ожидая завершения ремонта. Это я распорядился на всякий случай, чтобы уберечь многодетных туркменок от кавказской ярости и несдержанности. И вы думаете, ко мне пришел хозяин шашлычной? Ко мне явился весь местный кавказский народ с одной просьбой: приходите, уважаемый, отобедайте с нами, не обижайте отказом.

Буквально наутро я распорядился отправить туркменок с детишками на автобусе в один из ближайших районных центров. В этой операции активно участвовал молодой парень по прозвищу Шнур. Он недавно появился в отряде попрошаек и проявил себя как неплохой и понятливый исполнитель. Он носил шляпу со шнурками и рубашку, у которой вместо пуговиц висели шнурки. Вначале он показался мне подозрительным. Я проверил: нет, не из милиции. Может, из газеты? Вроде нет. Живет в пригороде, в домишке. Мать старенькая. Раньше работал где-то в НИИ, потом уехал надолго. Теперь вернулся – и к нам. Я стал поручать ему разные дела, сперва простенькие, потом все более сложные. Правду сказать, некоторые сомнения меня не оставляли, но без Шнура я уже не мог обходиться. Именно он организовал мою очередную идею.

А идея была хоть куда. Я послал Шнура в некоторые магазины, он провел переговоры, и началась акция под названием «распродажа». Нищие подходили к благополучным гражданам и вместо обычного нытья просили деньги за то, что скажут, какой магазин обанкротился и продает вещи за копейки. Мужчины клевали на распродажу оргтехники, дамы интересовались обувью и бельем. Шнур докладывал, что уже через день такой агитации владельцы магазинов чуть ли не лезли его обнимать. Мешали им только свисающие со Шнура грязно-белые шнурки.

Кстати, именно Шнур предложил свой домик, когда я решил организовать дело еще более серьезно. Мы посадили там бухгалтера и секретаря, завели картотеку, стали следить за выходом на работу. Дело разрасталось и требовало все больше моего внимания. Я только на минутку появлялся на центральной улице, чтобы не оставалось сомнений в моем существовании, а большую часть времени проводил в офисе. Связь с основными побирушками осуществлялась по мобильным телефонам, которые были включены в режиме вибрации, чтобы не смущать звонками обираемое население.

Вы, вероятно, спросите меня о работе, я имею в виду работу в качестве ведущего конструктора. Я долго колебался, но неожиданно принял решение. Оно пришло после по-кавказски гостеприимного обеда. Я напомнил себе разговор с однокурсниками; да, действительно, кардинальная смена деятельности приводит к успеху. И я написал заявление на административный отпуск. Пусть лежит здесь трудовая книжка, не писать же в ней, что я переведен на должность нищего такого-то разряда. Завизировал заявление у начальника отдела и отдал в дирекцию на подпись. Даже ждать не стал решения директора. Тоже мне фигура. Не Потапов же, в самом деле. Подпишет – хорошо, нет – уволюсь, и все. Именно в этот день в курилке возле нашего конструкторского бюро я стал свидетелем обсуждения моей благотворительной деятельности и сам принял в этом обсуждении живейшее участие. Большинство сотрудников ругали нищего в красном пиджаке, я с жаром его защищал. Наконец кто-то сказал, что если я так ратую за нищих, то и сам могу идти и этим же заняться. Я ответил, что мысль здравая и что первый, у кого я попрошу милостыню, будет мой собеседник, причем сейчас же попрошу и не просто, а попрошу выдать мне милостыню крупными купюрами. Посмеялись, конечно. Итак, я целиком ушел в занимательный мир попрошаек. Дело шло, расширялось; не обходилось и без трудностей. Подкатывали милицейские разного ранга, просили проехать. Ах как меня выручали Митины справки! Услышав, что я у них в здании могу занервничать и начнется обострение, отставали немедленно, задав пару дежурных вопросов. На что я вынимал газеты, а статей было уже три, все разных авторов и все противоречили друг другу, и с возмущением начинал заготовленную речь. О том, что, дескать, ни в одной стране мира не относятся к сумасшедшим с таким пренебрежением, нигде их не поливают грязью, никому в голову не придет печатать о них всякий бред. И я показывал подчеркнутые фразы, в которых был назван убийцей или шпионом. Однако я понимал, что надо что-то предпринимать. Достаточно какому-нибудь лейтенанту позвонить в клинику или просто подъехать по месту жительства Мити – и мне хана. Повяжут как миленького. Эти тревожные мысли не давали покоя, заставляли мучиться бессонницей, вызывали потерю аппетита. Что делать? Я не знал. Но судьба и на этот раз подбросила мне неожиданный выход.

Нет, не зря во мне копошились сомнения по поводу Шнура. Парень он был, конечно, с головой. Схватывал все на лету. Привык я к нему, и мои сомнения потихоньку заглохли. И вот однажды остались мы одни в его домике. Доделать всякие дела, выпить чего-нибудь пристойного. Пока выпивали, подводили в тишине итоги, все было нормально. Вдруг обрушился вал телефонных звонков на наши сотовые. Побирушки сообщали, что меня разыскивает милиция. На машинах. Разные люди. С угрозами вывести меня на чистую воду. Все! Разобрались с Митей. Я бессильно опустился на стул. И тут Шнур подкатился ко мне с идейными вопросами. Бог ты мой, его беспокоило, что будет, когда нищие лишатся своего лидера в красном пиджаке, кто сможет продолжить дело? Даже близко никого нет. И тут же, не давая мне ни минуты, предложил встретиться с одним нужным человеком. А чего? Выхода у меня не было. Я дал согласие. Шнур немедленно позвонил, и я услышал такой разговор:

– Николай Евгеньевич, Шнур беспокоит. Я договорился. Хорошо. Ладно. Будем ждать.

– Кто этот Николай Евгеньевич? Чего будем ждать? – спросил я.

– Он высылает машину. А кто он – сам расскажет. А вы пока смените вашу заметную внешность – я имею в виду прическу, усы. А одежду вашу скроем плащом.

Я с подозрением посмотрел на Шнура:

– Так ты что же, мерзавец, знаешь про мой камуфляж?

Шнур ничего не ответил, только пожал плечами. А что остается делать?! Я содрал усы, снял парик. Шнур глядел на меня с большим интересом. Затем забрал и парик, и усы и унес их во двор сжечь. Вскоре к домику подъехал здоровенный джип с темными стеклами. Мы погрузились в него и помчались по вечерним улицам нашего областного центра. Удобно, черт возьми, ездить в таких машинах. Вам не приходилось? Ничего удивительного. Вскоре мы свернули на улицу, по которой я всю жизнь два раза в день шагал на работу и с работы. Подъехали к нашему институту. Я с сомнением посмотрел на Шнура. Лицо его абсолютно ничего не выражало. Водитель посигналил, и мы въехали во двор металлургического концерна. Здание было полностью переделано внутри. С первого этажа бесшумный лифт поднял нас на третий этаж, и мы вошли в огромную приемную. Из-за стола поднялась ослепительная секретарша и немедленно проводила нас в кабинет. Навстречу мне по кабинету шел Потапов.

– Здравствуйте, дорогой (далее следовали мои тщательно скрываемые имя и отчество). Или предпочитаете простое обращение «Митя»? – улыбаясь, проговорил магнат. – Вы уж только Шнура моего не ругайте. Это мой приказ помогать вам. Я без него уже три месяца как без рук. Не будете ругать? Договорились?

– Не буду, – засмеялся я. – Вот только не понимаю, для чего вам понадобилось посылать его мне в помощники.

– О, это особый разговор.

И разговор начался. Вначале Шнур доложил о том, что меня ищет милиция. Значит, они уже знают о реальном Мите и уже почти догадались, кто такой знаменитый нищий в красном пиджаке, поскольку допросили Митину маму, которая, вероятнее всего, рассказала или вот-вот расскажет обо всех знакомых людях. Затем Николай Евгеньевич приступил к делу. Он объяснил, что концерн остро нуждается в менеджерах высшего звена, в людях, умеющих организовать работу. А такие люди – большой дефицит. И вот он долго приглядывался ко мне, изучил все, что я сделал с разрозненными попрошайками, и сейчас предлагает мне занять должность вице-президента концерна. Я ошалело помотал головой. А Потапов добавил, что это единственный способ избежать сложностей.

– Мы проведем вас по этой должности месяцев, скажем, пять назад. Никто, ни один человек в этом городе, не посмеет усомниться. Ну что, согласны? – закончил разговор Потапов.

– А что делать! – заметил я. – У меня нет выбора.

– О’кей. – Потапов обратился к Шнуру: – Быстренько организуй новую одежду для нашего вице-президента. А мы пока выпьем по рюмочке за знакомство.

Шнур исчез, но появилась секретарша и сервировала отдельный столик в углу кабинета. Потапов рассказывал о моей будущей работе, и мы даже не заметили возвращения Шнура с коробками. Вскоре мои сапоги и одежда были куда-то унесены секретаршей, а я оказался в фирменном спортивном костюме и кроссовках. Перед выходом мне было вручено шикарное удостоверение с подписями и печатью. И я отбыл домой на том же самом джипе.

Вам когда-нибудь приходилось праздновать победу над поверженным врагом? Хм, сомневаюсь. Впрочем, послушайте, и, может быть, вы поймете мое состояние. В квартире меня встретила заплаканная жена и полная комната сотрудников милиции. Я осведомился о поводе посещения в столь поздний час. Посыпались оскорбительные замечания и вопросы о длинных седых волосах и усах – куда я их дел и где это я так поздно был. Когда я спокойно ответил, что вопросы о волосах мне непонятны, а был я в спортзале на нашем предприятии, последовал новый залп саркастических вопросов и требование собираться, поскольку меня уже арестовали. Я так же спокойно назвал свое предприятие. Лица вытянулись. Затем было предъявлено удостоверение. Лица стали белыми. И только потом я осведомился, позволено ли мне позвонить Николаю Евгеньевичу Потапову и предупредить его о моем отсутствии завтра на службе ввиду ареста. С милицейскими чинами началась истерика. Мне показалось, что они все как один были готовы пасть ниц. Произошли танцы с извинениями. Что вы, что вы, никаких звонков. Зачем же беспокоить Николая Евгеньевича. Бывают ошибки… Мы накажем… Такое больше не повторится… Позвольте откланяться. И прочее в том же роде.

* * *


Вы могли засомневаться и подумать, что пропало нищее братство. Ничего подобного. Шнур выбрал им главного мафиози моей комплекции, который немедленно нарядился в красный пиджак и желтые брюки. Бухгалтерия и касса взаимопомощи продолжали работать. Нищие стали использовать смартфоны и обменивались фотографиями нужных клиентов или опасных субъектов. Это известный закон – созданная структура стремится к расширению и совершенствованию. Кроме того, в основе структуры лежит идея ее создателя. Идея со временем превращается в миф. Для мафии нищих этим мифом был главный мафиози в красном пиджаке и желтых штанах. И этот наряд стал обязателен для всех главных мафиози.

А я буквально в эти же дни вылетел в Вену на совет директоров.


Оскар Уайльд


Делать было нечего. Жена на всю субботу уехала к матери. День был какой-то бессмысленный. Он с самого утра не знал, что делать. Встал, умылся, позавтракал холодными котлетами с холодными макаронами, которые жена велела подогреть, но было лень. Ел прямо со сковородки. Поставил ее обратно на плиту, посмотрел на часы, вздохнул. Походил по квартире, подошел к книжному шкафу, вынул толщенный том Оскара Уайльда, не открывая, поставил его на место. Включил телевизор, пощелкал каналами – одна мура. Вырубил. Нашел газету с кроссвордами. Предвкушая удовольствие, прилег на диван с авторучкой. Первые слова отгадывались легко, потом пошла какая-то ерунда, какие-то специфические слова, например, снасти рыбака. Стал перебирать в уме: блесна, крючок, поплавок, леска, грузило. Ничего не подходило. Пришлось разгадать несколько слов поперек. Снастью оказалась мормышка. Он про мормышку слышал, но что она собой представляет, не знал. Стало скучно. Газетку порвал и выбросил в мусор.

Заварил себе растворимый кофе, сделал бутерброд с колбасой. Медленно выпил и съел, пытаясь потянуть время. Отнес чашку в кухонную мойку. Поставил сверху на гору посуды. Походил по квартире. Вновь подошел к книжному шкафу, потрогал том Оскара Уайльда, но вынимать его не стал. Вернулся на кухню. Увидел коробку с оставшейся одинокой конфетой. Конфету не хотелось, он переложил ее в сахарницу.

Притащил коробку в кабинет, достал с полки клей ПВА и начал обклеивать коробку белой писчей бумагой. Пока еще не зная, зачем. Обклеил всю коробку, поставил ее на отопительную батарею посушить. Пошел на кухню делать еще чашку кофе. Пить не хотелось, буквально заставил себя. Пока пил мелкими глотками горячий кофе, созрела мысль. Достал фломастер и красивым почерком написал на коробке: «шкатулка для карандашей». Потом проинспектировал ящики письменного стола, собрал все карандаши, их оказалось немного. Пошел на кухню, кухонным ножом попробовал заточить карандаши, грифели обламывались. Пришлось искать точилку. Наточил карандаши, уложил их в сделанную шкатулку. Чего-то не хватало. Разрисовал коробку этими же карандашами. Осмотрел свою работу, испытал неподдельное удовольствие. И от разрисованной коробки, и от качества работы. Сунул коробку в нижний ящик письменного стола.

Постоял возле книжного шкафа, посмотрел на часы, повернулся и пошел к телевизору. По первому каналу шло повторение российского боевика из будней милиции. Все милиционеры кроме одного были энциклопедистами и глубокими психологами. Свои шутки они оттачивали на том одном, который по сценарию демонстрировал недоумка. Боевик закончился, начался фильм об архитектуре африканского города, засыпанного по самые крыши песком. Название города он пропустил, но понял, что речь идет о средневековье, когда город был еще не засыпан песком, а, напротив, кругом цвели цветники и били освежающие струи многочисленных фонтанов. Струи напомнили ему кое-что, и он отправился в туалет. Из туалета прошел в ванную, вымыл руки, критически рассмотрел себя в зеркале, поковырял прыщ на щеке, сбрызнул его одеколоном и вернулся к телевизору. Выключил его и стал тупо разглядывать книжный шкаф.

Нет, читать ему уже давно не хотелось, да и прочитано все было не по разу. Просто разглядывал, и вдруг взгляд ухватил уголок письма, засунутого между книг. Он вытащил письмо. Оно было от двоюродной сестры, пришло месяца два назад, она спрашивала, как лечить ее болезнь, поскольку знала, что он внимательно следит за медицинскими новостями. Просила срочно ответить. Самое время написать ответ. Он начал подробно писать сестре о лечении, потом подробности ему наскучили, и он закончил письмо, скомкав всякие пожелания и приветы в одном абзаце. Поискал конверт. В папке для конвертов было пусто. Он злобно выругался. Поискал свой блокнот для записей неотложных дел. Последняя запись, датированная концом прошлого месяца, требовала от него сдать анализ мочи. Он пожал плечами: зачем ему этот анализ, он не помнил. Не помнил также, сдавал он этот анализ или нет. Подумав немного, отступив от предыдущей записи, он занес в блокнот напоминание купить завтра же конверт с маркой и отправить сестре письмо.

Он полистал блокнот. Какие-то дела были зачеркнуты, некоторые так и оставались невыполненными. Один лист занимала фамилия Цукинин, и в скобках помечено «любовник». Тупо просидел полчаса над этой надписью. Любовник с огородной фамилией! Поднялся, встряхнулся, осмотрелся. Подошел к книжному шкафу. Подумал, что если бы его кто видел, решил бы, что его тянет к шкафу как сомнамбулу. Посмотрел на часы, время тянулось медленно. Вдруг вспомнил: это в прошлом году в санатории Колька Цукинин рассказал про любовника, как тот висит на карнизе десятого этажа и молит бога о спасении. Погоди, ну, пришел муж, любовник с испугу прыгает в окно, и чего же там смешного. А ведь хохотали как сумасшедшие. Опять пошел на кухню, опять сделал растворимый кофе, подумал, что от этого кофе у него будет изжога и сердцебиение. Налил в чашку немного молока. Прошествовал с кофе в кабинет. Сел, поглядывая на книжный шкаф, и медленно мелкими глотками выцедил кофе. Посмотрел на наручные часы, посмотрел на стенные. Время они показывали одно и то же.

Решительно подошел к шкафу, решительно вытащил том Оскара Уайльда, достал из глубины бутылку, налил в опустевшую чашку водку почти до краев и выпил.

Субботний день принимал осмысленные очертания.


Сад наслаждений


– Придется избавиться от моральных стереотипов, от заповедей, от естественных для вас норм поведения.

– Не понял. Не велика ли цена прогулки по вашему саду?

– Не велика. Истинное наслаждение несовместимо с моральными запретами.

– Чепуха. Как это несовместимо?

– Для примера, сексуальное наслаждение. Придется отбросить заповедь «Не возжелай жены ближнего своего».

– Не смешите меня. Что, разве секс с собственной женой не приносит удовольствия?

– Это вы меня смешите. В саду наслаждений возможно любое, самое утонченное развлечение с любой понравившейся вам женщиной.

– Ладно. Я и не держусь за этот моральный устой.

– И от остальных тоже придется отказаться.

– От всех? От некоторых можно отказаться без напряжения. Не воровать! Я никогда и не воровал. Просто не думал об этом. И уж никак не могу себе представить наслаждения от воровства. Залезть в чужую квартиру, шарить в белье в поисках денег. Тьфу!

– О, не говорите. И не вспоминайте банальную квартирную кражу. Близость опасности, выброс адреналина, предвкушение обладания вожделенным предметом. Весь этот букет наслаждений знаком клептоманам.

– Вы находите серьезные доводы. Придется мне расстаться и с этим запретом.

– Как и с другими, дорогой мой, как и с другими. Фактически вы их никогда и не придерживались. В саду наслаждений не действует ни одна заповедь. Точнее, действуют их противоположности. Наслаждение от пиршественных излишков, от виртуозного вранья, от мести. Вот, кстати, вам пример глубочайшего наслаждения. Иосиф Виссарионович испытывал потрясающее удовольствие, тщательно продумывая и приводя в исполнение планы мести. Впрочем, вы, вероятно, много читали об этих его развлечениях.

– Да. Больше того, я сам мысленно расправлялся со своими обидчиками. И даже в мечтах, представляя муки обидчиков, испытывал определенное удовлетворение. Но возникает важный вопрос: если я испытываю наслаждение, наблюдая агонию моего врага, то что испытывает мой враг, наслаждаясь местью мне. Нет ли здесь казуса, то есть столкновения интересов.

– Хороший вопрос. В саду наслаждений каждый испытывает свое глубокое наслаждение. Обычная логика в нашем саду не применима. Конечно, я имею в виду только тех, кто допущен в сад наслаждений. А это удается далеко не каждому.

– Ваше предложение мне означает, что я могу быть допущен?

– Бесспорно. Предложение делается человеку, внутренне лишенному всяческих моральных устоев. Человек может не знать об этом или только догадываться. Но чаще всего он никогда не задумывался о своем внутреннем мире.

– Так, так. Хорошенького же вы обо мне мнения. Раз вы делаете мне это предложение, то выходит, что я потенциальный маньяк, кровосмеситель, вор, предатель, чревоугодник, пьяница, наркоман…

– Да. Этот ряд можно продолжать сколь угодно долго, вспоминая все человеческие пороки. Теперь, надеюсь, вы понимаете, что наше предложение делается далеко не всем. Точнее, это очень редкое предложение. И уверяю вас, сад наслаждений не перенаселен.

– Вот здесь у меня есть сомнение. Согласитесь, любой человек рождается без моральных принципов. Ребенок вовсе не знает моральных запретов. Они возникают в процессе воспитания. Они не физиологические, следовательно не очень глубокие.

– Вы хотите сказать, что любой человек может легко поступиться своими принципами?

– Да, именно это. Вы полагаете, что я внутренне лишен моральных устоев. Вы меня сильно обидели. Вероятно, это так, но вслух об этом не стоило бы говорить. Мне кажется, любой человек думает в точности как я.

– Мы в вас не ошиблись. Вы достойны войти в наш сад наслаждений. Вы даже представить себе не можете, как много людей готовы идти на жесточайшие муки для отстаивания своих взглядов. Вы этого представить не можете, следовательно – достойны.

– Вы продолжаете думать обо мне как о чудовище. Ладненько. Не терпится пройтись по аллеям этого сада. Как туда войти?

– Нет ничего проще. Сад наслаждений внутри вас. Сейчас я открыл вам вход, и вы уже можете получить глубокое наслаждение от любого своего поступка. Получайте свое первое наслаждение. Самое яркое, самое глубокое.

– Но позвольте, а как же наказание?

– Ничего не бойтесь. В саду наслаждений нет ничего, кроме наслаждений.

– Понял.

– Руки, уберите руки от моего горла. Я, …, хэ, я …

– Как он копытами задергал, все брюки мне перепачкал. Надо было дать ему домашние тапочки. А действительно, ни с чем не сравнимое наслаждение. Я, пожалуй, начинаю понимать разных Чекатило. Однако их судьба печальна. Да. А вот в саду наслаждений нет ничего, кроме наслаждений.


ФМ


Хорошо, я отвечу на ваш вопрос. Вы включили диктофон? Только прошу вас не перебивать меня. Ни в коем случае. Сейчас мне хочется говорить, но это желание может внезапно исчезнуть. Итак, в тот день, точнее в ту ночь, я лежал без сна. Мысли скакали как бешеные. То я вспоминал о ремонте, на который не было денег, то перебирал в памяти знакомых, у которых можно занять, то снова о ремонте, потом о велосипеде, о деньгах, о ремонте, о деньгах. Нет, этот не даст, и этот – тоже. Может быть, бабушкина подруга? У нее всегда есть деньги. Лежу в темноте, в тишине и не могу уснуть. Прервал мои мысли какой-то звук. Я вслушался.

Квартира полна звуков. В ночной тишине раздается ворчание холодильника. Он гудит некоторое время и затихает. На смену ему приходит равномерный шум вентилятора спящего компьютера. Он почему-то проснулся, включил охлаждение, пошептал вентилятором и вновь заснул. Некоторое время стоит тишина. Потом начинает работать обогревательный котел. У него две мелодии. Вначале включается газовая конфорка, чтобы подогреть воду в радиаторах, потом газ выключается и слышен только звук насоса, разгоняющего воду по системе. Где-то щелкнули выключателем или вскипел чайник, и в квартире зашипел стабилизатор. Он должен следить за напряжением питания котла, а реагирует на всю сеть в доме. Еще в квартире слышен звук воды, текущей по трубам соседей. Это кто-то встал в ночи в туалет.

Когда некоторое время звуков совсем нет, раздается одинокий стук или треск. Без причины. Источник непонятен. Может быть, этот треск рассыхающегося книжного шкафа или в квартире через этаж что-то упало со стола. И вновь абсолютная тишина, которая сменяется пением котла. Котел работает долго и мелодично. Я невольно вслушиваюсь в его мелодию. Начинаю улавливать что-то знакомое. Но не могу вспомнить. Мелодия добрая, сладкая, но мне от нее не по себе. Ну конечно, вспомнил.

Это же голос моего начальника, Федор Михалыча. Из далекого прошлого. Я пришел к нему молодым специалистом. Поначалу удивлялся, почему его так все боятся. Голос у начальник был тихий, добрый, иногда даже сладкий. Но человек оказался гнусный. Сладким голосом он отдавал приказы, которые очень не хотелось, но приходилось выполнять. Мы все попали к нему в рабство. Даже когда я уходил с работы, даже вечером дома я слышал его сладкий голос. Я, вероятно, до сих пор бы работал у него, потому что привык к рабству, привык выполнять беспрекословно все, что только ему вздумается. Но мне помогло несчастье. Заболел дальний родственник, пришлось взять административный отпуск и ухаживать за больным. И пока я поил и кормил больного, бегал за продуктами, встречал и провожал врачей, я постепенно стал освобождаться от влияния начальника. Может быть, еще и потому, что я перестал слышать его сладкий и вкрадчивый голос. Когда мой долгий отпуск закончился, я подал заявление об увольнении, и даже не попрощался с начальником.

И вот вкрадчивый мелодичный голос котла. Такой же, как тот, забытый голос. Он говорит мне что-то, что-то приказывает. Я хочу выполнить приказ, я должен сделать это, я обязан. Только я пока не понимаю. А котел повторяет вновь и вновь. Он не гневается, не повышает голос, точно так, как Федор Михалыч. Он повторяет приказ. И я начинаю улавливать смысл.

Это ужасно. Может быть, я неправильно понял. Нет, он повторяет и повторяет свой приказ. Ничего подобного мне никогда не приходилось выполнять. Но я должен это сделать.

Светает. Я встал, оделся, спрятал топор под куртку и вышел из квартиры.


Выбор нового поколения


Я поклонник классической живописи, а жена испытывает восторг, видя «изделия» поп-арта. Дай ей волю, она натащила бы в квартиру модные скульптуры из банок и жести. Но я жестко стоял на страже квартиры, стены которой украшали полотна местных художников. Понятно, что Рембрандта или Кандинского мы позволить себе не могли.

Вскоре наступал юбилей жены. Уже составили список гостей, разработали меню. Я спросил ее, каким подарком мужа она хотела бы блеснуть перед гостями. Просящие глаза жены выдали ее сокровенное желание.

– Хорошо, – сказал я, – будет у тебя модерновая вещица в стиле Энди Уорхола. Но пристойная и небольшая.

– Пусть пристойная и небольшая. Я согласна. – Жена обняла меня.

На следующий день у меня выдалось немного свободного времени, и я решил объехать несколько художественных салонов. Погода стояла жаркая, стоило открыть дверку машины с кондиционером, как я попадал в душную атмосферу прогретого городского воздуха. Из первого салона, не подобрав ничего подходящего, я вышел весь взмокший. Купил в киоске большую бутылку воды и прикладывался к ней, пока перемещался от салона к салону.

Наконец, в одном из полуподвальных магазинов, торгующих самым современным искусством, мне приглянулась любопытная вещица небольшого размера. Это была копия картины Клода Моне «Завтрак на траве». Картина называлась «Новое поколение выбирает пепси». Автором картины являлась, вероятно, женщина. Я это понял, поскольку в рекламном буклете было сказано, что художница А. Кинто прекрасно справилась с глубиной мерцающего лесного воздуха, столь характерного для Моне. В нижнем уголке картины стояла немного иная подпись – А.Минто. Сама картина, выполненная маслом на картоне, повторяла знаменитый холст Клода Моне – те же дамы под сенью деревьев, та же скатерть с разложенной закуской и бутылками.

Но на переднем плане картины, поверх ближней к зрителю бутылке вина, проволокой к картону была прикручена пустая бутылочка из-под пепси. Как копировщица эта Минто или Кинто была неплохим мастером. Я подумал, что когда жене надоест эта нелепая инсталляция, я сниму бутылку, аккуратно заклею дырочки от проволоки, и на стене квартиры будет висеть недурная копия знаменитой картины.

Цена этого шедевра была вполне доступная. Более того, скучающая хозяйка салона сделала большую скидку, приговаривая, что и этой суммы ему вполне достаточно.

– Ему или ей? – поинтересовался я.

– Трудно сказать, – ответила женщина, снимая картину со стены, – я еще не научилась разбираться в половой принадлежности мастеров поп-арта. Только оберточной бумаги у меня нет. Несите так, за раму.

– Ничего, – ответил я, – у меня машина.

– Вам проще, – равнодушно сказала женщина, принимая деньги.

Я уложил картину на заднее сиденье, уселся, выпил остаток воды из литровой бутылки, и подумал, что надо было поинтересоваться туалетом у хозяйки салона. Но возвращаться было неловко. Взглянул на заднюю сторону картона. На ней размашисто стояли дата и подпись А. Малто-Кинтадзе. Да, действительно, трудно было понять пол создателя этого шедевра.

Мне надо было еще сделать пару дел в центре города. Тронулся, проехал немного. Неожиданно почувствовал, что надо все-таки помочиться. До дома далеко, решил зайти в какое-нибудь кафе. Пока искал кафе, пока парковался, понял, что не донесу до туалета. Сижу в машине на одной из центральных улиц, мимо течет людская толпа. Что делать? От паники на лбу выступил пот. Неожиданно пришла идея – отковыриваю от картины бутылочку из-под пепси, расстегиваю зипер и пристраиваюсь к узкому горлышку бутылочки. Очень неудобно, боюсь капнуть на велюровое сиденье, кроме того, боюсь, что кто-нибудь из любопытных прохожих заглянет в окно машины. Но нестерпимое желание пересилило, и я наполняю почти всю бутылочку. Застегиваюсь, выхожу из машины, держа бутылочку с мочой в руке, шарю взглядом в поисках урны. Увидел, запер машину и пошел по тротуару. В руке бутылочка с мочой, по цвету чуть бледнее пепси. Кинул ее в урну и собрался вернуться к машине. А тут какой-то бомж. Наклонился и достал бутылочку из урны. Мне стало совестно. Я останавливаю его и говорю:

– Мужик. Не пей. Это моча.

Он поворачивается ко мне, лицо интеллигентное, очки, бородка. И приятным голосом отвечает:

– Вы совершенно правы. Это такая гадость. Почеловечески жаль новое поколение.

И бомж исчез в подворотне.


Пропажа собаки


Раннее летнее утро, часов пять. Только рассвело. Разбудил меня жалобный собачий скулеж. Я открыл шторы, распахнул окно. На дорожке, разделяющей два дома, наш и близко стоящий параллельный нашему, громко и жалобно скулит очаровательный белый кудрявый песик. Вероятно, он потерялся. Минут через десять жалобное скуление становится невыносимым. О том, чтобы снова уснуть, не может быть и речи.

«Где же хозяева этого маленького чудовища?» – подумал я.

Но одиночество белого пуделя никакие хозяева не разделяли, хотя собачка продолжала громко скулить. Я уже не смог сдержаться. Вышел, схватил песика за шею, удавил и выбросил в мусорный бак.

Конечно, все это произошло в моем воображении. Натянутые собачьим воем нервы нарисовали такую неприглядную картину. Стало стыдно. Я закрыл окно, но звук легко проникал в квартиру.

«Как они могут вынести это?» – думал я, глядя на открытое окно квартиры в первом этаже в доме напротив.

Собачка сидела как раз возле этого открытого окна, в котором ветер легонько шевелил занавески. Но не только у меня не выдержали нервы, разбужен был весь дом. Кто-то кричал, чтобы убрали собачку, спать не дает. Кто-то кинул в нее большим куском вареной колбасы, видимо, в спешке оторванном от целого батона. Собачонка даже ухом не повела, даже не взглянула на лежащий рядом ароматный кусок, а продолжала жалобно скулить. Наконец из нашего подъезда выбежал сосед с первого этажа и с криком «Заткнись, кудрявая! Сколько можно терпеть твой скулеж?» пнул эту милую собачку. Собачка, на секунду замолкнув, описав красивую дугу, влетела в открытое окно в доме напротив, в котором так уютно колыхались занавески.

«Интересно, – подумал я, – сейчас пудель вылетит обратно из окна, и начнется серьезная разборка между соседями».

Но к моему удивлению, этого не произошло. Из открытого окна раздался истошный радостный крик:

– Мусечка, ты нашлась! Где же ты была, моя красавица?


ЛЮБОВЬ НЕ ЗНАЕТ ГРАНИЦ


Эту историю я знаю досконально. Я слышал ее от обоих героев, много узнал от друзей и приятелей и довольно много домыслил сам – все-таки, несмотря на славу плейбоя, кроме автогонок, лыж и дам в дорогих туалетах, я иногда способен погрузиться в размышления. Ну вот, вы уже начали хихикать. Так что же, хотите услышать эту историю? Вот то-то же. Итак, начну. Основных героев всего двое: он и она. Кто такой он? Кратко: Дмитрий – математик, необычайно умен, просто гениален, на нашем курсе сильно выделялся, защитил докторскую, лекции в университете, несколько аспирантов, в том числе и молодые талантливые женщины. Интересы – только работа. Новые статьи, новые выступления, новые заказы от производственников. Жизнь, заполненная работой. А кто такая она? Инна, эффектная молодая женщина, где-то училась, в основном языкам. То есть как в анекдоте: неграмотная, но работала по специальности. До всей этой истории жила с каким-то грубым нефтяником, который построил для нее особняк, закидал ее шубками и бриллиантами. Он ее баловал, однако ни разу не брал с собой за границу, цинично объясняя ей, что там, за границей, полно таких, как она. И одну ее тоже не отпускал: знал, что слаба она на передок.

Особняк был выстроен в отдаленном микрорайоне, неподалеку от панельных домов, где в небольшой квартирке проживал талантливый математик. Однажды он увидел Инну, точнее, вначале он увидел необычайной красоты и стройности женскую ножку, которая показалась в открытую холуем дверку джипа. А потом уже увидел и всю Инну. И жизнь его с той минуты перевернулась. Он начал сохнуть, сходить с ума от любви к этой красавице, он практически плюнул на работу и стал узнавать все, даже мельчайшие детали, о предмете своего обожания. Он выведал, с кем она живет, где и чем занимается, узнал про ее подруг и друзей. Образ жизни Инны стал его образом жизни. Он посещал те же рестораны, выставки, спектакли. Стал все чаще попадаться ей на глаза. Красавица его не замечала.

А между тем ему было необходимо читать лекции, готовить несколько докладов на конференции, в том числе в Швейцарии и Англии. Аспиранты не могли с ним увидеться. Заказчики не понимали, где найти так нужного им профессора. Все летело к черту.

Мы с Димой окончили один и тот же курс, но я вскоре выкинул из головы всю эту математику, занялся скупкой ваучеров, потом, уже с деньгами, вышел на фондовый рынок. Одновременно с появлением денег, квартиры и хорошей машины я стал заниматься спортом. Конечно, элитным. Вначале это был теннис, потом горные лыжи, потом скутеры и автогонки. В какой-то момент я познакомился с грубым нефтяником и его стройной подругой. Я оценил и ее формы, и ее жесткое остроумие. Без сомнения, она была большая стерва. Изредка мы встречались в ресторанах или на концертах. В то время у меня была сногсшибательная подруга – владелица нескольких бутиков. Она была довольно близка с Инной.

Однажды Инна рассказала мне, что ее преследует странный молодой человек. Выглядит он вполне нормально, но попадается очень часто на глаза. Кстати, она заметила, что он весьма небогат и в ресторанах, где она часто бывает, он сидит с кружкой пива или чашкой кофе и глаз от нее не отводит. Я вначале посмеялся, но как-то она показала мне своего воздыхателя. Я узнал Диму, немедленно собрался к нему подойти, но он мгновенно исчез. Я вернулся к Инне и рассказал ей о моем однокурснике. Упомянул, что он доктор наук, будущее светило математики и все такое прочее. Инна очень заинтересовалась. Тогда я пообещал отыскать Диму и расспросить его, чтобы понять его поведение.

Через некоторое время мне это удалось, оказалось, что я попал в самый нужный момент. Мы сидели с ним на освещенной утренним солнцем веранде речного ресторана, куда я затащил его почти силой: он боялся цен, напечатанных в меню. Я сделал заказ и спросил в лоб, что происходит. Он ответил без паузы. Он рехнулся. И каждый день все сильнее и сильнее сходит по красавице с ума. Он сходит с ума от любви, от ревности и не представляет, что ему делать. Я пожал плечами и сказал, что без проблем могу познакомить его с Инной. Он возразил, что это ничего не изменит: гордая и надменная красавица, имеющая богатого покровителя, даже не сделает попытки обратить на него внимание. Я не знал, что ответить – передо мной такие вопросы никогда не стояли. Если мне нравилась баба, я ее добивался. А он продолжает говорить спокойно, без надлома. Вот что он решил: жить так не имеет смысла – он покончит с собой. Но перед этим поступком он признается Инне в любви, очень достойно и спокойно, в располагающей обстановке. Просто признается и исчезнет. Это было жесткое и продуманное решение. Я почувствовал, что шутки и уговоры неуместны. Мы попрощались, причем я держался так, будто не отнесся к его решению с полной серьезностью.

Вечером я кратко рассказал своей подруге историю Димы, на что она равнодушно сообщила, что у нефтяника есть еще красивая, как конфетка, и страшно глупая семнадцатилетняя девка и что Инна об этом знает. Но кажется, ее это не особенно тревожит. Женщина она расчетливая, жесткая и знает, как держать нефтяника в руках. Тем не менее Инне нужно позвонить, потому что черт их знает, этих математиков, может, и в самом деле дойдет до суицида. Кому это надо!


И вот гордая красавица получает приглашение от почти неизвестного молодого мужчины. Приглашение пообедать в элитном ресторане. Время выбрано так, что в ресторане бывает немного посетителей. По голосу в телефоне чувствовалось, что она заинтригована.

Сидя за столиком в ресторане, Дима внешне очень спокойно признается сногсшибательной красавице в любви. Он рассказывает ей о глубине своих чувств, о глубоком понимании ее души, о том, что они плачут от одной и той же музыки и любят одни и те же стихи. Он говорит, что понимает, что ему никогда не видать благосклонности, и он не надеется на чудо. Поэтому он никогда больше не будет ей попадаться на глаза и докучать.

Наступила пауза. Инна смотрела прямо в глаза собеседника. Она положила вилку и нож, глотнула из бокала вина и заметила:

– Не попадаться мне на глаза! Не докучать мне! Что-то много патетики. Не собираетесь ли повеситься, дорогой?

Дима покраснел, но ответить не успел, потому что красавица сказала:

– Позвольте, Дима, я расскажу вам анекдот. Человек умолял Господа помочь ему выиграть миллион долларов в лотерею. Он молился утром, днем и вечером. Он молился в одиночестве, прилюдно, в компании своих друзей. Он молился неистово. И только одного просил он у Господа – выиграть миллион долларов в лотерею. День проходил за днем, неделя за неделей. Друзья остервенели, выслушивая многократно повторяемую мольбу. Больше они не могли терпеть и вознесли Господу коллективную молитву. В ответ разверзлись небеса и громовой голос произнес: «Этот зануда не дает мне ни одного шанса исполнить его просьбу. Пусть он наконец купит хотя бы один лотерейный билет».

На молчаливый вопрос молодого человека красавица сказала:

– Может быть, и вы дадите мне хотя бы один шанс? Ну, поухаживайте за мной немного. Поцелуйте меня. Пригласите меня к себе. Расскажите мне о своих достижениях. Ваш друг уверяет, что вы гениальный ученый. Мне это льстит… Что касается повеситься? Ну что ж. Главное, чтобы было здоровье. А повеситься можно и позже.


В жизнь Димы вошла Инна, и все мгновенно изменилось. Она что-то делала с его небольшой квартирой, оформляла ему и себе выездные документы, создала ему все условия для работы. Она стала его ангелом-хранителем. А огненные ночи, полные нежности и ласки! Ночи, о которых Дима раньше даже не мечтал.

Прошло всего несколько месяцев. За это время они вдвоем съездили в Венгрию, где Дима сделал блестящий доклад и был приглашен работать. Потом была Швейцария, и также приглашение работать. Из Манчестера пришло приглашение работать профессором университета. Но Инна не торопила его: «Подожди, ты достоин работать в самом блестящем научном центре». И вот, когда они были на трехдневной конференции во Франции, а Инна всегда сопровождала Диму, он получил приглашение на постоянную работу в метеорологическом центре в Ницце. Центр был как центр, ничего особенного, зарплата сравнительно большая, но не фантастическая, правда, условия жизни в Ницце, сами понимаете. Дима не принял всерьез это предложение, но зато Инне оно понравилось. И через пару месяцев они оба очутились в уютной съемной квартирке в Ницце. Инна и здесь проявила свою бешеную энергию. Она побудила Диму выписать своих аспирантов и пробить им временную работу. Она старалась, чтобы он больше и больше ездил с докладами в разные города Европы. Теперь это было близко, и она могла оставаться и ждать Диму в их уютном гнездышке. Более того, она на официальных приемах перезнакомилась со всеми старичками из попечительского совета, делала визиты в их поместья, таскала с собой мужа, беседовала с их пожилыми супругами и заставляла его принимать участие в разговорах. Все были от нее в восторге, тепло относились к Диме, которого уже продвинули в какой-то координационный совет, и поговаривали о должности главы департамента.


Изредка мы обменивались короткими письмами, иногда я рассылал всем, и им в том числе, особенно интересные фотографии. Помню, послал забавное фото моей машины, зависшей на бархане во время гонок через Сахару. В ответ получил фотографии смеющихся Димы и Инны. Была даже мысль, не заглянуть ли в Ниццу, не пошалить ли немножко с Инной. Ну, это так, к слову. И тут выдалась спокойная неделя, я оказался во Франции и написал, что навещу их. Ответ поступил немедленно. Инна написала, что они уехали на пару дней в Канны, там у Димы доклад. Будут рады видеть меня по возвращении. Приехать сразу не удалось: пришлось возиться в Париже с выбором новой машины и подготовкой следующего ралли. Но вскоре я снова освободился.

Я прилетел и прямо из аэропорта накрутил Димин номер. В ответ он сказал, что случилось ужасное и чтобы я немедленно приезжал к нему.

– Ну что может быть ужасного? – поинтересовался я.

– Приезжай, расскажу. – И он назвал мне свой адрес.

Разговор начался у дверей.

– Инна ушла от меня. Понимаешь, я такой идиот.

Дальше следовал монолог. Они поехали на конференцию. Жили в отеле всей бригадой, потому что он взял с собой несколько аспирантов. Инна поехала тоже, хотя в последнее время она любила оставаться в Ницце, где у нее появилось множество знакомых. На конференции он замотался с подготовкой докладов. Помогал аспирантам. И надо было так случиться, что он трахнул свою аспирантку, а Инна их застала. И не хотел он этого делать, да так уж вышло.

– Понимаешь, Инна пошла в салон делать прическу, а я с ключами от номера пошел в комнату аспирантки разбираться с ее докладом. И Инна сказала, чтобы я спокойно работал, часа два у меня есть, а потом мы пойдем куда-то. В театр, что ли. В общем, развлечься. И что со мной произошло, я не знаю. Только я присел рядом с девушкой посмотреть ее текст, только вдохнул запах ее духов, как тут же оказался с ней на кровати. И буквально тут же вошла Инна за ключами от нашего номера. Представляешь, я вскочил с аспирантки, член торчит, весь дрожу, а она с каменным лицом берет со стола ключи от номера и выходит, абсолютно ничего не говоря.

– Ну, и что ты сделал? – спросил я.

– А что я мог сделать? – ответил он.

– Ну, хотя бы довел дело с аспиранткой? – улыбнулся я.

– Куда там. У нее от страха все сжалось. И доклад она провалила. – Он махнул рукой. – В номере, конечно, ни вещей, ни Инны. На следующий день, когда я вернулся, и в квартире не осталось ее следа. И что ты думаешь, – он перешел на крик, – как ты полагаешь, где она?

Я пожал плечами.

– Она теперь живет во дворце этого старого пердуна, председателя нашего попечительского совета, барона, миллиардера, коллекционера и еще хер его знает кого. А ему уже за восемьдесят. Представляешь? Пожалуйста, поезжай к ней. Только ты сможешь вернуть ее. Пожалуйста, поезжай. Вот номер, звони.

А что мне оставалось делать? Я позвонил. Вначале меня долго расспрашивали, кто я и по какому делу, потом наконец трубку взяла Инна. К моему удивлению, она обрадовалась и тут же пригласила меня приехать. Мы назначили время, я попрощался с Димой, который с надеждой смотрел на меня. Я заехал в отель, снял номер, принял душ, переоделся в шорты и сандалии и направился к Инне.


Инна загорала у бассейна. Она вскочила, радостно меня встретила, усадила за столик с напитками, отослала взмахом руки служанку и заняла соблазнительную позу на шезлонге напротив меня.

– Вот так, – сказал я, – похоже, ты не собираешься возвращаться к талантливому математику?

– Перестань. Ты же понимаешь, это его потолок. Ну, сделала бы я его главой департамента, даже директором этого центра. И что? Мишура это! Мне всего двадцать семь, а я уже баронесса, и вот это не мой потолок. А барон что? Он на вершине блаженства, когда я выбриваю его мошонку. А в остальном мне позволяются любые маленькие шалости. Но я пока еще не дала ему основания пошутить по этому поводу. Мой барон выдохнется на мне через год. Я не очень цинична?

– Немного есть, – ответил я. – Впрочем, ты воспользовалась удивительным совпадением. Застала мужа прямо во время супружеской измены.

– Совпадением, – скривила красивые губы Инна. – Я специально накормила кое-чем его аспирантку, подарила ей духи, от которых Дима сходит с ума. А муж? Моему верному мужу, который готов трахать меня по первому зову и которому никогда не бывало отказа, пришлось пару дней поститься из-за моего нездоровья. А тут я ему дала незаметно здоровую дозу виагры и отправила помочь аспирантке. Все я правильно рассчитала: вошла якобы за ключами в самый момент совокупления. А дальше: гордость не позволила мне выслушивать его оправдания, тем более что барон с нетерпением ждал моего окончательного переезда к нему и уже приготовил все документы. – Она посмотрела на меня и улыбнулась: – Эти воспоминания – он с торчащим членом и таким растерянным выражением лица – так меня заводят. Иди ко мне. Ну, иди, немедленно.