Мастер меча
Дэвид Чейни


Честь самурая #2






Смутные времена Японии XII века. Власть в Поднебесной узурпировал клан воинственных самураев Тайра, повсеместно уничтожая своих врагов – феодалов из рода Минамото. Сенсей Тадамори-но-Ёси втянут в эту смертельную борьбу. Он отважно идет навстречу опасности, защищая свою честь, достоинство и любовь. 






Дэвид Чейни

Мастер меча





Часть первая





Глава 1


Гора Хией к северо-востоку от Киото была укрыта плотным серебристым покрывалом. Белое безмолвие нарушалось только порывами ветра и треском сучьев, ломавшихся под тяжестью снега. Первые лучи богини солнца Аматерасу, отражаясь от обледеневших полей, окрашивали в цвета янтаря и золота края низких облаков. Шел второй месяц 1181 года.

Белая лиса, почти незаметная среди пышных сугробов, пробивала себе путь в их толщах, бегая от странного чудовища, которое, шатаясь, спускалось по крутой дороге со стороны заброшенного кладбища, расположенного на склоне горы. Когда страшилище приблизилось, лиса, сжавшись в комок, разглядела две головы, четыре руки, две ноги, качающиеся в воздухе, и две другие ноги, скользящие по ненадежному льду.

Два человека. Один тащил на себе другого.

Младший брел по дороге, скаля от напряжения зубы, из его открытого рта вырывались облачка пара, Капюшон старшего был откинут. Иней мягко обрисовывал чеканные черты его профиля. Глаза лежащего были закрыты, голова моталась из стороны в сторону. На морщинистом лице лежала печать смерти.

Младший звался Тадамори-но-Йоши. Он был учителем кэндзюцу – профессионалом боя на мечах и несколько часов назад на кладбищенской земле сразился с тем, кого нес теперь, с именитым князем Чикарой. Поединок оказался для Чикары смертельным и чуть было не кончился гибелью самого Йоши.

Со стороны полей раздался чей-то крик, подхваченный эхом, и мастер меча замер, чуть покачиваясь на широко расставленных ногах, Порыв ветра поднял разодранный край его плаща, открыв повязку на бедре. Кровь, просачиваясь сквозь нее, пропитала нижнюю одежду и хакама раненого.

Приподняв залепленные снегом веки, Йоши с трудом взглянул туда, откуда доносился крик: он был слишком обессилен, чтобы двигаться. В ста метрах от него ниже по склону стояла запряженная волами повозка. Сидевший в ней седой мужчина махал руками и громко звал его.

– Йоши, что с тобой? – кричал он, поднося ладони ко рту.

Раненый продолжал глядеть в одну точку, словно ничего не понимая, потом потряс головой, подняв вокруг себя облачко снега, и стал медленно оседать наземь.

Первое, что Йоши ощутил после обморока, были нервные толчки. Он почувствовал, как обитые железом колеса дробят лед. В холодном воздухе каждый выдох превращался в облачко пара, которое быстро уносил ветер, пронизывающий стены повозки. Йоши лежал неподвижно. При каждом повороте колымага наклонялась и огненное лезвие пронзало его бедро. Бредя с кладбища, он не чувствовал боли: мозг отключился от муки повторявшейся с каждым шагом. Теперь, лежа без движения на набитом соломой тюфяке, Йоши вернулся в то состояние бреда или видений, которое испытал после поединка, когда он долгие часы стоял на коленях перед телом Чикары и призраки прошлого боролись за его душу.

Йоши застонал. Чья-то рука легла на его лоб. Он попытался открыть глаза, но не смог. Ум его вновь погрузился в море воспоминаний.

С самого рождения Йоши его жизнь переплелась с жизнью князя Чикары. Это он, сиятельный Чикара, женился на той, что была детской любовью Йоши, – на Нами, дочери одной из сестер владетельного феодала Фумио. Нами бывала каждое лето в гостях у дядюшки в его шоене – поместье в Окитсу, далеко от Киото. Там Йоши провел рядом с ней целое лето, семнадцатое лето своей жизни, и горячо влюбился в девушку.

Тогда Йоши только что закончил трехлетнее обучение в Конфуцианской школе и казался своей четырнадцатилетней кузине образцом светскости. Белая пудра на лице Йоши, черная краска на зубах, шелковые наряды нежных тонов и надушенный веер произвели на нее впечатление. А его очаровали ее изящество, красота и тонкое понимание поэзии.

Они провели чудесное лето первой светлой и наивной любви, обмениваясь признаниями, вникая в сладкую дрожь прикосновений. О своем чувстве они не говорили, но Йоши полагал, что однажды он попросит руки своей кузины.

Через три года Йоши явился в Окитсу образцовым придворным модником – и… очутился на свадьбе Нами и Чикары. Этот брак наполнил его сердце горечью и привел в конце концов к изгнанию Йоши.

Несмотря на свой застенчивый вид, отсутствие бычьей мускулатуры и мягкие манеры, Йоши был храбр. Кроме того, он был ревнив, смел, горяч и стремился использовать любой повод, чтобы оказаться противником мужа Нами.

Йоши оскорбил своего врага и получил от него вызов. Для князя Чикары молодой человек не был серьезным противником. В конце концов Йоши бежал, счастливый уже тем, что остался жив. С этого времени Чикара стал в жизни юноши злой силой, причиной боли и потерь на каждом повороте его судьбы.

Йоши нашел себе прибежище в доме кузнеца – мастера ковки мечей. После четырех лет работы в кузнице изнеженный придворный превратился в молчаливого молодого атлета. Позже Йоши стал учеником знаменитого преподавателя фехтования.

Полнота самоотдачи, с которой он изучал искусство боя на мечах, и нерушимая верность помогли молодому беглецу со временем получить звание сенсея – знатока и мастера боя. Когда его наставник погиб от руки одного из своих бывших учеников, Йоши ошибочно обвинил в этой смерти Чикару.

Унаследовав от учителя школу кэндзюцу, Йоши полностью отдался преподаванию этого искусства и был если не счастлив, то доволен жизнью.

В это время политическое положение в Японии было тревожным: две семьи боролись за политическую власть и за богатство, которое она давала. Род Тайра во главе с Тайра Кийомори управлял страной от имени императора. Соперничавший с ним род Минамото был изгнан в северные провинции. Пытаясь обезвредить все усиливавшихся Тайра, старый хитрый император-отшельник Го-Ширакава приказал первому министру Кийомори из рода Тайра принять членов клана Минамото в Имперский совет. Кийомори согласился, подумав, что он сможет держать своих врагов под контролем, если заставит их предводителей находиться в Киото, и предложил роду Минамото послать представителей в Совет.

Чикара же позаботился о том, чтобы члены Совета из клана Минамото погибали в поединках с воинами из рода Тайра.

Из-за тайной войны, которую этот князь вел против Минамото, члены рода обратились к Йоши с просьбой войти в Совет на их стороне. Хотя и неохотно, он согласился. Жизнь повернулась так, что, если бы не Чикара, Йоши никогда не вернулся бы в Киото и не увидел бы снова Нами.

Оказавшись в столице, молодой самурай получил несколько вызовов подряд от членов рода Тайра, которые по ошибке сочли его легкой добычей. Ошибка стоила им жизни. Минамото были вне себя от радости, когда Йоши уничтожал их противников в целой серии поединков. Нанесенный мастером фехтования урон был сильнейшим ударом по гордости семьи Тайра, но Йоши видел свою цель не в том, чтобы убивать придворных из этого рода. Он враждовал только с их главой, князем Чикарой. А князь Чикара словно не замечал этого.

Несмотря на грозившую ему опасность, Йоши увиделся с Нами, признался в любви, и они провели ночь, полную страсти и нежности.

На следующий день Йоши при свидетелях вызвал Чикару на поединок, и князь рода Тайра принял его вызов. Победа знатока кэндзюцу могла бы стать крупной удачей для рода Минамото, а ему самому давала возможность завоевать Нами.

На деле все оказалось не так просто.

Йоши вздрогнул словно от удара, когда вспомнил, что случилось потом. Неужели это было вчера?

Его мать, госпожа Масака, и возлюбленная Нами бросились ему в ноги, умоляя не сражаться с Чикарой. Когда их мольбы не подействовали, госпожа Масака открыла тайну, о которой молчала со дня рождения сына.

В молодости госпоже Масака был симпатичен князь Чикара. Одну ночь они были любовниками. Наутро, не получив любовных стихов, несчастная женщина поняла, что опозорена. Госпожа Масака бежала из императорского дворца, решив стать монахиней. Но прежде чем дать монашеский обет, она поняла, что беременна, и со стыдом покинула монастырь. Беглянка проделала далекий путь, отыскав своего двоюродного брата Фумио, и попросила убежища в его шоене. Фумио принял кузину, не задавая лишних вопросов, и она родила Йоши в грозовую ночь, под удары грома и вспышки молний.

До вчерашнего дня только госпожа Масака знала роковую правду: князь Чикара приходился Йоши отцом.

Сын убил отца.

Йоши провел долгую ночь рядом с мертвым телом родителя, добрые и злые духи из иного мира боролись за душу Йоши. Праведна ли жизнь наставника боевого искусства, если он причина смерти друзей, родных… и собственного отца? Некогда Йоши узнал, что злой меч означает злую душу. Как избежать зла, как спастись от кары богов?

Тело самурая вздрогнуло, плечи затрепетали, слезы оросили его щеки.

– Йоши? – голос принадлежал его родственнику, князю Фумио, благородному седому воину, который заменил ему отца в годы детства.

Йоши отвернулся и прижался щекой к тюфяку. Сухие стебли циновки впились в него, словно тысячи иголок, – плетение было грубое. В ноздри ударял запах сухой холодной соломы – запах гнили, увядания и смерти.

Князь? Чикара? Где Чикара? Йоши почувствовал позыв тошноты и сделал усилие, чтобы подняться.

– Пожалуйста, не двигайся! – ласково запротестовал Фумио.

Йоши закрыл глаза. Он почувствовал, что снова соскальзывает в беспамятство, глубоко вздохнул и погрузился в темноту.

Фумио рассматривал племянника полными слез глазами. Как изменился его мальчик с тех пор, как стал мужчиной!

Когда-то мягкие и нечеткие черты лица теперь словно высечены из гладкого гранита: широкие скулы, заострившиеся от многолетних тяжелых физических нагрузок, маленький нос, слишком изящный для лица, выражающего такую силу, нежный рот над мощной нижней челюстью и чисто выбритая кожа, светлый тон которой подчеркивали блестящие черные волосы, собранные на затылке тугим узлом. Фумио нежно приподнял голову Йоши, натянув на племянника капюшон, чтобы защитить его от холода. Лицо старого воина стало серьезным. В резком свете зимнего утра Фумио выглядел старше своих шестидесяти лет.

Йоши то ли спал, то ли был без сознания: до появления священников или лекарей ему ничем нельзя было помочь.

– Сегодня утром госпожа Масака открыла мне свою тайну, – прошептал Фумио и наклонился к племяннику, чтобы увидеть, слышит ли его Йоши. Ответа не было.

– С этим делом связано многое, – Фумио говорил еле слышно, словно сам с собой, шепотом и слегка нараспев. – То, что Чикара был твоим отцом, касается только тебя и мира духов, но нашему человеческому миру ты нанес непоправимый ущерб. Убив князя Чикару, ты нарушил равновесие сил при дворе. Первый министр зависел от Чикары – князь умел вести за собой придворных, стоял во главе имперской армии, а его богатство обеспечивало роду Тайра дополнительную поддержку. Йоши, сегодня ты, может быть, подписал себе смертный приговор. Кийомори никогда не простит тебе, что ты создал такие беспорядки.

Старый князь притворно нахмурился: он знал, у племянника не оставалось выбора. Честь самурая не позволяла ему поступить по-другому. И все-таки князь Фумио мучился.

– Я верный сторонник двора, – говорил он лежавшему без сознания Йоши. – Всем, что я имею, я обязан роду Тайра. Душа князя Чикары решит спор с тобой в ином мире, но как мне быть с моими союзниками Тайра на этом свете?

Йоши не шевелился. Пар от дыхания застывал на его верхней губе, превращаясь в ледяную корку. Фумио осторожно стирал этот налет.

– Я уверен, твоя мать будет вне себя от радости, что ты жив, – продолжал он. – Не могу себе представить, чтобы она оплакивала смерть твоего отца: она ненавидела его с тех пор, как он покинул ее столько лет назад.

Князю было легко предсказать поведение госпожи Масака, однако Нами, став вдовой, могла свободно выбирать, как ей жить. Супруга убитого всегда была строптива, поэтому нельзя было угадать, что ей придет в голову.

– Нами говорит, что хочет бежать с тобой на север. Если она это сделает, то лишится богатства Чикары и места при дворе. Она говорит, что это не важно, но я считаю, человек должен думать не только о сегодняшнем дне. У нее есть обязанности перед прахом Чикары. Такой поспешный отъезд будет непростительным оскорблением памяти ее мужа. Разразится скандал, который навсегда погубит вас обоих.

Фумио стиснул руки и украдкой смахнул рукавом слезу.

– Мой дорогой мальчик, что, что я могу сделать, чтобы спасти тебя от горя, которое я предвижу впереди?

Йоши по-прежнему лежал неподвижно. Только облачко пара, в который превращалось его дыхание, показывало, что он жив. Фумио повернулся и взглянул через переднюю решетку. Солнце поднялось еще выше. Его лучи заливали столицу алым светом. Повозка подъезжала к городу. Огромные криптомерии качали тяжелыми от снега ветвями, словно умоляя о чем-то путников.

Фумио увидел большой отряд монахов-воинов, закутанных в пышные зимние одежды. Они шли по дороге от северных ворот. Ему пришлось прищурить глаза: белые и светло-оранжевые плащи монахов сливались с блестящим снегом. Монахи надели гета – деревянные сандалии, – чтобы прокладывать себе путь по нехоженому снегу и льду. По объему и, форме плащей было видно, что под ними надеты доспехи. Многие в отряде имели нагинаты – стальные секиры с лезвием как у меча, которое четырьмя выступами крепилось к деревянному древку. Около двадцати монахов несли подвешенный на двух прочных жердях переносной алтарь. Алтарь украшала искусная резьба, углы его лакированной крышки были по-китайски загнуты. Массивные латунные накладки укрепляли жерди-ручки. Фумио знал, что эти монахи-воины часто спускались из своих горных храмов, когда не соглашались с каким-нибудь распоряжением императора. Если дела шли не так, как хотелось монахам, они устанавливали свой алтарь во дворце императора и держали его там, пугая суеверных горожан, пока двор не отменял вызвавший их недовольство указ.

Когда отряд проходил мимо повозки, некоторые из монахов попытались заглянуть внутрь. Один, более наглый, чем остальные, окликнул возницу и спросил, кто смеет не уступать дорогу монахам храма Энря-ку-дзи. Ответ, казалось, удивил его.

Следом за монахами крадучись подбирались к воротам нищие и преступники. Голод прошедшего года и волнения в провинциях породили целое сообщество бездомных бродяг, которые держались вблизи Киото, – нищие надеялись на милостыню, а воры искали жертву. Эти отверженные разбежались по соседним полям, завидев вооруженный отряд, и стали осторожно возвращаться на свои места, когда последний монах вошел в город.

Когда повозка миновала кордон, стая диких гусей поднялась с замерзшего до дна императорского пруда и пролетела над ней, разорвав тишину нестройным хором криков, похожих на звуки рога.

Дом Фумио располагался во втором округе – почетном месте, близком к Имперскому граду. Усадьба занимала целый те (примерно полтора гектара) и была огорожена высокой каменной стеной, окрашенной в белый цвет. Один из слуг князя открыл ворота. Повозка грузно перевалилась через балку-порог, соединявшую нижние концы воротных столбов.

– Вот мы и дома, – сказал Фумио, поправляя свою одежду и ласково тормоша Йоши.

Под колесами заскрипел снег. У южного входа в главный зал экипаж замер. Возница, постучав мозолистой рукой в его дверцу, объявил: «Мы приехали, господа», и, нагнувшись, стал отпрягать волов, чтобы Фумио и Йоши могли выйти достойным образом.

Фумио взял племянника под руку, намереваясь ему помочь, но Йоши сердито отстранился.

– Разве я неженка и не могу обойтись без чужой помощи? Отойди в сторону, дядя, дай мне спуститься самому.

Фумио ощутил прилив гордости. Может быть, Йоши и совершает ошибки, но он настоящий самурай.

Вот и теперь он дошел до входа даже не пошатнувшись, хотя по снегу за ним тянулся красный след.

Фумио торопливо забежал вперед, чтобы открыть перед ним дверь. Выглянувший из окна слуга удивленно открыл рот.

Смертельная бледность заливала щеки молодого самурая. Он покачнулся и, прежде чем Фумио успел сделать хотя бы движение, упал в растекшуюся у его ног красную лужу.




Глава 2


«Йоши должен умереть», – сказал священник Теме, и выражение его худого бледного лица стало холоднее камня монастырских стен. За окнами на горизонте всходило утреннее солнце, но здесь, под мрачными сводами молельного зала, было темно, как ночью.

Древесный уголь в жаровнях слабо тлел и почти не давал тепла. В воздухе стоял сильный запах благовоний. Масляные лампы в виде желобов на трехногих подставках Давали тусклый свет, позволявший рассмотреть фигуры четырех людей, сидевших на полу в центре помещения.

Грубая верхняя одежда, капюшоны монашеских ряс откинуты, бритые головы открыты. Трое носят бороды; только священник чисто выбрит.

Пламя то усиливается, то ослабевает, и лицо священника с резкими чертами оказывается то на свету, то в тени. Вот он склонился к своим собеседникам, беззвучно ударил по полу из твердого дерева и повторил:

– Йоши должен умереть!

– Если позволят ками – божественные духи, – возразил один из монахов, такой высокий, что, даже сидя в позе лотоса, мог помериться со стоящим человеком.

– Я уже рассказывал вам о событиях этого утра, разрешите продолжить?

Он помолчал, изучая взглядом присутствующих. Монахи ничем не выдавали своих чувств. Только едва слышное потрескивание углей и тяжелое дыхание слушавших нарушали тишину. Говоривший откашлялся, прочищая горло:

– Утром видели, как повозка, в которой находился Йоши, советник от клана Минамото, возвращалась с горы Хией. Этот человек не имеет права жить. Я подозреваю, что в его умении избегать смерти есть нечто сверхъестественное. Уже не один раз воины Тайра пытались убить его и всегда терпели неудачу. Сегодня ночью он сразился с князем Чикарой, министром Правой стороны. Они встретились в час крысы, то есть в полночь, значит, восемь часов назад. Князь Чикара считался лучшим бойцом на мечах в Японии и все же он погиб от ударов Йоши. У меня нет сомнений – мы имеем дело с человеком, который заключил союз с ками, и только вмешательство богов может остановить его.

– Я слышал и понял твое сообщение, Дзёдзи, – сухо сказал Теме. – Ты прав в том, что Йоши не обычный человек, но не забудь, что все его противники, кроме Чикары, были любители, дураки, которые не имели права обнажать меч в гневе. Я – гакусе, то есть священник-воин, даже я понимаю, как ужасна мощь такого мастера меча. Йоши профессионал, преподаватель фехтования. Прошлой ночью он встретился в бою с нашим лучшим бойцом и должен был погибнуть, но судьба решила иначе.

Священник поджал губы, ноздри его сузились.

– Я не верю, что сила Йоши имеет сверхъестественную природу. Он не связан с миром духов. А вот мы связаны. Мы прочтем сутры и принесем жертвы, мы будем молиться о помощи. И кроме того, мы не будем полагаться только на молитвы. Мы хорошо спланируем гибель Йоши, а когда добьемся успеха, отслужим благодарственный молебен.

В разговор вступил еще один монах; у него был низкий хриплый голос и выговор крестьянина. Он происходил из тех деревенских жителей, которые бросили свои хозяйства во время голода 1180 года, когда наводнение смыло урожай в этом краю. Такие люди, называемые сохей, числились священниками, но служили монастырю как монахи-воины.

– Я не собираюсь защищать этого Йоши, – проворчал он. – Если вы говорите, что он должен умереть, пусть будет так. Насколько мне известно, он всего лишь человек. Вы говорите, он может быть связан с духами, а я не вижу, чем он отличается от всех других разряженных и заносчивых придворных господ. Он истечет кровью и умрет, как любой из нас, и я помогу убить его… но я не понимаю, почему его смерть так много значит.

– Муку, – ответ Теме прозвучал язвительно – когда ты делаешь свою работу, ты не обязан знать, для чего она нужна. Но я хочу, чтобы ты понял, насколько серьезно наше положение. Наш храм Энря-ку-дзи уже двести лет соперничает с храмами Тодаи-дзи и Кофуку-дзи. С тех пор как великий монах Сайта основал нашу первую часовню при императоре Камму, мы контролировали северные подступы к Киото. Мудрость Сайта, выбравшего для храма гору Хией, дала нам власть. Мы сохраняем эту власть благодаря поддержке Первого министра Тайра Кийомори. Много лет назад он обрил голову и стал одним из нас. Сегодня Кийомори приказал мне убить Йоши и передал, что поддержка с его стороны будет продолжаться лишь при этом условии. Знай, Муку, сейчас три силы борются за власть над Японией: род Тайра, род Минамото и мы, монахи секты Тендай. Кийомори и его семейство Тайра правят в Киото и в провинциях вокруг Внутреннего моря. Их соперники из рода Минамото укрепились на севере. Они получают поддержку наших смертельных врагов, монахов из Тодаи-дзи. Если Минамото наберут силу или, упаси нас Будда, одолеют семью Тайра, наш храм может лишиться своего положения, а может быть, даже будет уничтожен. Ты понял? Каждый, кто помогает Минамото, губит нас. С тех пор как Йоши вошел в Имперский совет, он угрожает самому нашему существованию. Кое-кто говорит, что его действия ухудшили и без того слабое здоровье Первого министра. Другие утверждают, что Первый министр околдован и только смерть Йоши может спасти его. Кийомори верит в это. И потому… Йоши должен умереть.

Канген, последний из находившихся в комнате монахов, был красив. Его лицо с тонкими чертами украшали усы и борода, подстриженные по-китайски.

– Я знаком с Йоши, – сказал он.

У Кангена был выговор образованного человека, а в тоне сообщения чувствовалась язвительность: он ревновал Теме к двум остальным собеседникам. Монах умолк и молчал до тех пор, пока Теме не поднял брови и не кивнул, приглашая продолжать.

– Да, когда-то мы вместе учились в Конфуцианской школе. Муку прав: Йоши ничем не отличается от других придворных. В школе он был известен умением выбирать духи и читать стихи. К фехтованию он был безразличен, а телом слаб – этакий деревенский увалень, попавший из грязи в князи. Вряд ли стоит волноваться из-за такого противника. И все же он каким-то образом сумел взять верх над Чикарой. Дзёдзи предполагает вмешательство сверхъестественных сил… но, может быть, все объясняется проще. Возможно, негодяю помогла какая-нибудь подлая уловка. Я не могу представить, чтобы он победил честно даже с помощью божества.

Теме некоторое время молча перебирал четки.

– Ты не должен слишком низко ценить своего знакомого детских лет, – посоветовал он наконец. – Когда-то Йоши был обычным придворным, но не думаю, что ты смог бы узнать его сегодня. Недавно история его жизни стала известна при дворе и через моих соглядатаев дошла до меня. Пятнадцать лет назад он расстался со столичной жизнью, бежав от имперской охраны. Он много страдал и многому научился, Забудь о молодом щеголе, его больше нет. Даже если не брать в расчет духов, сегодня Чикара сражался с боевой машиной, с человеком, который пережил больше десятка покушений на свою жизнь.

– Мы не можем не брать в расчет духов, – во всю мощь своего голоса возмутился гигант Дзёдзи. – Если бы не они, он был бы уже мертв.

Теме долго и холодно смотрел на подручного.

– Но он все еще жив. Что же нам, сложить оружие и дать ему уничтожить нас? Нет! Мы должны привлечь духов на свою сторону.

– Но… не будем торопиться, – уверенно продолжал священник. – Мы примем все меры предосторожности на случай, если он действительно заручился поддержкой адских сил. Мы разработаем план, простой и надежный план, который обратит мощь этого человека против него самого.

– А где мы возьмем такой план? – спросил Канген.

– Я кое-что обдумал. Судя по характеру противника, мой замысел не может потерпеть неудачу. Но перед тем как уточнить детали, совершим очистительное омовение, помолимся Будде о помощи. Он должен дать знак… – Когда Теме произносил эти слова, над монастырем раскатился звон колоколов тысячи храмов горы Хией: они отбивали восемь утра – час дракона.

– Вы слышите, – объявил Теме. – Будда освящает наше решение своей улыбкой. Он посылает нам доброе знамение. Теперь нам не нужно бояться духов: они на нашей стороне. Мы добьемся успеха, если проявим терпение и дождемся подходящего момента.




Глава 3


В тринадцатый день третьего месяца императорские астрологи наложили запрет на путешествия. Двор не возражал, потому что день этот был мало привлекателен для прогулок. Не по сезону теплая погода привела к тому, что почти весь февральский снег растаял, оставив на улицах грязную кашицу. По небу неслись лилово-серые тучи, подгоняемые верховным ветром, а низко нависшие над городом длинные полосы тумана придавали ему мрачный и зловещий вид.

На улицах нельзя было встретить ни одного придворного. Даже главная улица Судзаки-Одзи опустела, если не считать немногих одетых в соломенные дождевые плащи и широкие шляпы работников лавок, которые торопились попасть в седьмой округ. Три полумертвые от голода собаки бежали по лужам, разбрызгивая воду, и оскаливали клыки, угрожая призрачным фигурам, которые на самом деле являлись лишь клоками развиваемого дождем тумана. Киото был словно заколдован, и приезжий с трудом поверил бы, что это и есть знаменитый «Город пурпурных холмов и хрустальных ручьев»: низкие облака укрывали от взоров окружающие столицу холмы, а «серебряные струи родников» ливень превратил в потоки мутной воды.




Тайра Кийомори, Первый министр двора, находился один в открытом южном зале дворца в своем богатом поместье Рокухара. Он был низкого роста, но широк в плечах, что называется, приземист. Двенадцать лет тому назад, в пятьдесят один год, лидер рода Тайра принял монашество и обрил голову. Голый череп, толстая шея, крупный нос и полные чувственные губы придавали Первому министру вид физически сильного человека, несмотря на его возраст. Он был одет в короткий плащ из толстой желтой ткани, а под него надел зеленую нижнюю одежду, которая проглядывала через широкие рукава. Хотя Кийомори провел это утро в одиночестве, голову его украшала официальная черная шелковая повязка – кобури. На коленях Первого министра лежал веер.

Кийомори приказал убрать все ширмы, делившие зал, и сидел, скрестив ноги, в торжественной позе на помосте-возвышении. Единственными уступками комфорту были плетеная циновка и обитая шелком подставка для локтя. Кроме двух не горевших угольных жаровен и керамической вазы с лиловыми цветами ничто не нарушало чистоты линий темных лакированных досок пола, которые доходили до внешней стены. Вся огромная комната вокруг хозяина дворца была пуста. Он настоял, чтобы бамбуковые занавеси на южной стене были подняты: Кийомори подставлял себя стихиям.

– Я чувствую, что мои дни близятся к концу, и хочу жить в единении с природой, – сказал Кийомори. – Ветер согревает мои кости, а вид и шум дождя наполняют мою душу покоем.

Хейроку, почтенный старый дворецкий Первого министра, переглянулся с лекарем – знатоком начал «инь» и «янь». Оба были встревожены, но Кийомори говорил так разумно, что они не решились возражать.

Глава рода Тайра уже несколько месяцев вел себя странно. Никто не мог сказать, в какое настроение он придет в следующую минуту. Мечтательное состояние Кийомори в любой миг могло смениться необузданным бешенством, – и горе тому, кто в этот момент находился в пределах его досягаемости. Эти трудные дни нелегко дались его семье, свите и прислуге. Однако сегодня Первый министр был спокоен и занят своими мыслями; слуги из осторожности вели себя тихо. Никто не осмеливался потревожить всесильного вельможу.

Первый министр молча сидел, глядя, как дождь покрывает рябью поверхность пруда, когда вошла фрейлина его жены со свитком. Лакеи, ожидавшие вспышки сановного гнева, были несколько разочарованы, когда он невозмутимо принял письмо. Толстыми пальцами левой руки Кийомори взял свиток, а правой потрепал девушку по щечке.

– Как твое имя, дитя мое? – спросил он.

– Шимеко, – ответила фрейлина.

– Подожди, маленькая Шимеко, – произнес Первый министр, снимая ленту малинового цвета с плотной темно-красной бумаги.

– Моя жена, Хатидзё-но-Нии-Доно, требует встречи со мной, – громко сказал Кийоморо. – Как странно! Она уже несколько недель не выходит из своих покоев, а теперь объявляет, будто должна сказать мне что-то важное. Чего может хотеть глупая женщина?

Первый министр подмигнул Шимеко, которая опустилась на колени перед помостом, блеск ее глаз говорил о веселом нраве фрейлины и намекал на ее доступность. Под взглядом Кийомори она опустила ресницы и вздрогнула.

Первый министр вздохнул: молодые женщины больше не считают его привлекательным. Было время, когда такой разговор прошел бы иначе…

Тайра-но-Асон Кийомори из Рокухары! Даже в императорском дворце это имя произносилось с уважением. Его сыновья имели второй и третий разряды в придворной табели о рангах, шестнадцать ближайших родственников занимали высокие посты. Ни у кого при дворе не было больше власти, чем у Кийомори. И не только знатное происхождение помогло ему завоевать такое положение. Нет – дар предвидения и расчет. Много лет назад министр проявил прозорливость, сколотив особый отряд стражников из юношей от четырнадцати до шестнадцати лет, которые обходили улицы Киото, проверяя лояльность населения. Стражников насчитывалось около трехсот, их отличали по короткой стрижке и красной одежде. Они проникали в каждый закоулок города: в гостиницы, в дома удовольствия, в торговые места и даже в спальни горожан. Гвардия Кийомори давала отчет только ему самому. Власть! Он крепко держал ее в кулаке и умело пользовался ею. Многие из менее удачливых самураев завидовали ему, но сидели тихо, опасаясь молодчиков в красном.

Потом сановник заболел и стал бояться загробного мира. Кийомори не был религиозным. Это он нанес поражение монахам храма Дзион в 1146 году. Это он спустя десять лет сражался против святош во, время войны Хоген. Но позже болезнь и страх смерти заставили Кийомори изменить свои взгляды. В пятьдесят один год он начал чувствовать ужасные спазмы и боли в животе, его лицо побагровело от сжигавшего тело сильного жара. Стали поговаривать, что болезнь ниспослана ему как возмездие за действия против служителей веры. Он дал монашеский обет в Энряку-дзи и принял сан светского священника.

Сутры, молитвы, жертвоприношения, очистительные обряды сделали свое дело: он излечился. Жар спал, спазмы прекратились – Кийомори вернулся к прежнему образу жизни: слишком много ел, слишком много пил и, не обращая внимания на недовольство двора, посещал дома удовольствия…

Кийомори хмуро взглянул на Шимеко: против своей воли девушка напомнила ему, что он стар и смертен. Первый министр почувствовал, что у него начинается очередной приступ неуправляемого бешенства. Он сделал над собой усилие и улыбнулся Шимеко той улыбкой, которая когда-то очаровывала всех. Она пришла в ужас.

– Передай Нии-Доно, что я приму ее сейчас же, – сказал Первый министр и содрогнулся от ярости: девушка не ответила на его слова. – Сейчас же!

Шимеко торопливо попятилась, не вставая с колен и прижавшись лбом к полу.

Кийомори снова вздохнул. Это конец. Он понимал, что обречен, – по приступам дрожи в руках, по острой боли, сжигавшей внутренности, по нахлынувшему волной жару, от которого горело лицо и тело покрывалось испариной.

Утреннее спокойное настроение исчезло. Теперь шум дождя вызывал у Кийомори головную боль, а мягкий жемчужно-серый свет, струящийся из сада, резал глаза.

Несчастливый день.

Кийомори попытался успокоить себя, раздумывая о чем-либо. Его мысли, блуждая, переходили с одного предмета на другой. Был ли он прав, когда использовал политическое давление, чтобы заставить монахов действовать против Йоши? Конечно, сказал он себе. Для этого и существует политическая власть. Пусть Дзёме и монахи зарабатывают ее поддержку. Йоши – человек Йоритомо, монахи подвластны Кийомори. Первый министр беспокойно пошевелился. В какой степени его нынешняя болезнь вызвана злыми чарами? Потеря князя Чикары была сильнейшим ударом: с его помощью Кийомори держал в руках Совет.

Без Чикары семейство Тайра стало гораздо слабее. Кроме того, смерть князя явилась унижением всей семьи. Как Йоши смог победить лучшего бойца Тайра? Неужели у него есть помощник в мире духов? Если так, Кийомори обязан ответить на это религиозной мощью монахов. Они окажутся сильнее колдуна-самурая. Они не могут не победить!

Мысли Кийомори вернулись к настоящему моменту. Где эта проклятая баба? Сначала прислала глупую девчонку, обеспокоила его, а теперь заставляет себя ждать. Первый министр стал лихорадочно обмахиваться веером, пытаясь ослабить жар, исходивший от его бритой головы. Это не помогало: жар шел из какой-то точки в глубине живота. Какой-то дух терзал его, вгрызаясь в важнейшие для жизни части тела.

– Я пришла узнать о вашем здоровье, мой господин.

Это была Нии-Доно. Она неслышно проскользнула в зал и опустилась на колени перед помостом. Супруга Кийомори была миниатюрной: тонкой в кости, низкой ростом и худощавой. Ее густые, расчесанные на пробор волосы опускались как два мощных пепельно-черных крыла и почти достигали пола. Лицо красавицы было широким в середине, но под скулами обнаруживались глубокие впадины. Когда Нии-Доно говорила, обнажались мелкие зубки, аккуратно окрашенные в черный цвет смесью железа и дубильной кислоты. Белая пудра делала лицо жены Первого сановника похожим на маску.

За свою жизнь Нии-Доно привыкла к власти, научившись безжалостно и умело применять ее для достижения своих целей. Однако она понимала, что с Кийомори шутить нельзя и что, поскольку она женщина, ее власть – лишь отражение могущества ее супруга. Жизнь не всегда бывала легкой и приятной для Хатидзё-но-Нии-Доно. Даже звучное имя женщины всего лишь отражало ее положение в обществе: оно означало «дама второго разряда с Восьмой улицы». И это высокое звание она получила благодаря своему браку с Кийомори. Да, всем, что она имела, Нии-Доно была обязана своему мужу, и она полностью подчинялась ему, хотя иногда втайне бывала им недовольна.

Кийомори поджал губы и сквозь стиснутые губы прошипел:

– Ты выводишь меня из терпения, женщина. Ты просила встречи со мной по важному делу. Говори же, пока я не рассердился.

– Прости меня, мой господин. Я не стала бы нарушать твой покой, если бы не думала о твоих интересах. Меня волнует твое здоровье, и я почувствовала насущную необходимость справиться о нем.

– Да уж, важная причина, чтобы ворваться сюда, – в голосе Кийомори открыто звучала издевка.

– Думаю, что да. Мой господин, я боюсь обидеть тебя, но все же хочу рассказать тебе свой сон, от которого я пробудилась в слезах.

Нии-Доно остановилась в нерешительности. Она знала, что Первый министр верил вещим снам, но ждала его знака, чтобы продолжить.

У Кийомори болела голова. Он хотел было прогнать жену прочь, но… любопытство пересилило. Министр благосклонно кивнул.

– Я видела во сне загробный мир и его грозного царя Эмму-О, который посылал за тобой огненную колесницу. Я попыталась проснуться, но силы ада не отпускали меня. Колесница была ужасна; когда она въезжала в ворота Рокухары, желтое пламя освещало небо, а ее колеса гремели как гром. Жуткую карету сопровождали два чудовища, одно с конской, другое с бычьей головами.

Кийомори широко открыл глаза. Сон казался министру отвратительным, но он вдруг обнаружил, что жадно вслушивается в слова жены.

– Ну! – шипящим голосом произнес он. – Что же произошло потом?

– Я содрогнулась, когда узнала, что духи хотят забрать тебя! «Почему? – закричала я. – Он хороший человек!» Они сказали, что у тебя дурная карма. За то, что ты сжег пятидесятиметровую статую Вайрачаны в храме Кофуку-дзи, царь Эмма-О приговорил тебя к вечным мукам в самом жарком из подземелий ада – Авити, где грешники заживо горят и вновь возрождаются для неимоверных страданий!

Кийомори застонал. Даже Баку, пожиратель снов, отказался бы проглотить такое видение!

Монахи Кофуку-дзи ненавидели Кийомори. Из-за их чар он теперь обречен был на мучительную смерть. Но если бы не давление со стороны Минамото, храм не был бы сожжен. Это они, его враги Минамото, виновны в святотатственном действе. Они, а не он!

Кийомори глядел на жену, не видя ее, и лишь наполовину понимал ее слова.

– Проснувшись, я тут же приказала послать дары во все храмы. Монахи горы Хией читают сутры у всех алтарей. Делается все, чтобы спасти твою душу.

– Уходи! – крикнул Кийомори. Его шея раздулась, капли пота потекли по лицу, кожа побагровела от гнева.

Нии-Доно торопливо попятилась к выходу. Она рассказала свой сон не только из добрых побуждений, искренней заботы о нем, но и с некоторой долей злорадства. Ее чувства к мужу всегда были двойственными, но все же она любила его за нежность, которую он проявлял к ней раньше, и за высокое положение, которое занимал теперь. Не многие женщины достигали второго разряда, и она добилась такой чести только как жена Кийомори.

Двигаясь к выходу, Нии-Доно увидела, что из ее мужа словно мгновенно вышел раздувавший его тело воздух. В какой-то миг из грозного вельможи он превратился в сморщенного старика. Нии-Доно испуганно всплеснула руками и кинулась обратно, но старец остановил ее.

– Нет! Поди прочь!

Голос мужа был скрипучим, брови хмуро сдвинуты: он теперь походил на владыку ада из ее сна. Он прикрыл глаза и пробормотал шепотом, тихим и невнятным, словно поскрипывание сырого шелка: «Минамото Йоритомо, – пробормотал он, и потом: – Тадамори Йоши…»

Когда Нии-Доно почти бегом возвращалась к себе в северное крыло здания, эти два имени эхом звучали в ее мозгу. Она поняла, что терзало ее супруга. Да, поняла. Это произошло двадцать лет назад… потом событие назвали восстанием Хейдзи. Отряды клана Минамото напали на столицу и подожгли дворец Сандзё, пытаясь похитить императора. Они потерпели неудачу благодаря стойкой обороне и блестящей контратаке, которыми руководил Кийомори. Он нанес врагу поражение, убил главу семейства и получил возможность уничтожить весь род. Медленно и последовательно Первый министр захватывал в плен видных членов семейства Минамото и обезглавливал их. Он казнил почти всех, когда Токива Годзен, вдова убитого им вождя, упросила Кийомори пощадить ее малолетних сыновей.

Нии-Доно мрачно усмехнулась. Она предупреждала мужа, но сияющая красота Токивы ослепила Кийомори и заставила совершить самую большую ошибку его жизни. Словно распалившийся жеребец, он пошел против воли жены, взяв Токиву в наложницы.

Старый дурак изгнал Йоритомо, старшего сына Токивы, из Киото и пощадил остальных. Теперь великодушие оборачивается против него. Ничего удивительного, что в гневе Кийомори выкрикнул ненавистное имя. Ибо теперь Йоритомо подсылает к членам рода Тайра наемных убийц вроде Тадамори Йоши, пытаясь уничтожить все, что создано Первым министром.

Нии-Доно почувствовала, как слезы смывают белую пудру с ее щек. Бедный супруг! Страдает из-за доброго поступка. Лицо женщины стало жестким – маска, выражающая решимость. Она поможет мужу. Она знает, что делать. Первым будет Йоши, потом она подумает о Йоритомо.

Нии-Доно хлопнула в ладоши, вызывая фрейлину. Шимеко тут же явилась на зов.

– Собери сыновей, – приказала госпожа, – Я желаю, чтобы они были здесь в час кабана, то есть в десять утра. Мне нужно передать через них особый приказ красным стражникам.




Глава 4


Йоши пришел в себя. Он лежал в просторной комнате столичной усадьбы своего дяди. Его голова покоилась на квадратной деревянной подушке. Рядом находился поднос с чашкой чая и букетом свежих цветов. Молодой человек отбросил в сторону футон (одеяло) и тут только заметил Нами. Женщина стояла на коленях, прислонившись спиной к расписной сёдзи – стенке-ширме. Ее глаза были закрыты, губы шевелились в беззвучной молитве. Он вдруг понял, что почти год не видел возлюбленную при ярком свете, и принялся внимательно ее рассматривать.

Волосы Нами струились двумя водопадами цвета черного дерева, посередине их скреплял бант из скрученного шелка-сырца. Она была в траурной одежде: верхнее платье из черного блестящего шелка гармонировало с тканью бесчисленных нижних одеяний. Кончики серых манжет выступали из-под коротких рукавов платья, образуя похожие на веера складки, изящно облегавшие ручки сидящей.

Лицо Нами, казалось, было выточено из одного куска гладкой слоновой кости. Йоши почувствовал неудержимое влечение к любимой.

Нами открыла глаза. Ее губы перестали произносить молитву и сложились в смущенную улыбку.

– Дорогой Йоши, я опять оказалась твоей сиделкой и лекарем. Хочешь чая?

– Привет тебе, прекрасная Нами! Как долго я здесь нахожусь?

– Ты появился у наших дверей вчера утром, едва живой и такой же безрассудный, как я и ожидала. Разве можно было вставать без чьей-либо помощи с тяжелой раной!

– Рана моя не так уж серьезна. Не будем говорить о ней. Я хочу знать, что стало с телом князя Чикары.

– Дядя все устроил. Его слуги отправились на гору Хией, как только тебя уложили в постель. Не беспокойся, мой супруг будет похоронен со всеми церемониями, положенными ему по сану.

– Милая Нами, я глубоко сожалею, что поединок закончился так трагически. Князь Чикара мужественно встретил смерть. Я не могу забыть, что он был твоим мужем и моим отцом. Всемогущие боги, похоже, каждый раз, когда я обнажаю меч, это приносит зло! Прежде у меня не было выбора: я сражался, принимая вызов или защищаясь от нападения. Но на этот раз вызов бросил я сам. Я заставил Чикару биться со мной. Я убедил себя, что делаю это для дела Минамото, во имя императора и ради возмездия, но, боюсь, одна из истинных причин была эгоистической – я сражался за тебя.

Нами коснулась его руки.

– Что сделано, то сделано. От того, что ты упрекаешь себя, нет никакой пользы.

– Я не просто упрекаю. Мне нужно пересмотреть свою жизнь. Нами, я устал сеять несчастья. Мои мечты стали символом смерти. Что ждет нас в будущем, если на каждом шагу я стану обнажать оружие и совершать убийство? Я – сенсей, преподаватель. Я хочу учить. Я не виновен в ложной гордыне, когда говорю, что являюсь одним из лучших бойцов в империи: я уже не раз доказывал это.

– Никто не сомневается в твоем мастерстве, Йоши.

– Тогда почему я должен убивать, чтобы остаться в живых? Я хочу быть с тобой, хочу, чтобы мне дали спокойно жить жизнью сенсея. Я готов покинуть этот злосчастный город в любой миг – хоть сегодня, если ты поедешь со мной. Я буду служить князю Йоритомо, обучая его воинов.

Нами придвинулась ближе и нежно положила ему руку на лоб.

– Нет, милый, я не могу уехать так скоро.

– Но мы же любим друг друга, и перед нами больше нет препятствий. Чем раньше мы покинем Киото, тем раньше сможем начать совместную жизнь.

– До этого мне надлежит выполнить некоторые обязанности. Я должна быть верна памяти моего покойного мужа, пока истекут сорок девять дней заупокойных служб. Я не могу отдать князя Чикару во власть Эммы-О, не заступившись за него.

Нами верила, что каждый человек умирает семь раз перед тем, как получить приговор, быть ему в раю или в аду. Эти семь смертей происходят в течение сорока девяти дней, когда покинувшая тело душа плавает в преддверии загробного мира, а небесные судьи решают ее судьбу. Нами верила, что искренние молитвы могут повлиять на решение судей. Пышность официальных церемоний, количество плакальщиков и преданность семьи много значат для спасения души в эти дни.

Первая смерть князя Чикары произошла, когда Йоши рассек его спинной мозг. Через семь дней князь умрет второй раз. Друзья и знакомые придут молиться о нем. Они принесут жертвы, прочтут сутры, сожгут свечи и благовония.

Может быть, судьба души Чикары на ближайший десяток тысяч лет зависит от правильного выполнения этой похоронной церемонии. Обычай и вера обязывали Нами проследить, чтобы ежедневно на домашний алтарь приносилась пища, ибо там дух князя пребывает все сорок девять дней.

Как вдова Чикары, Нами отвечала за организацию заупокойных молений. Ей надлежало соблюдать траур: для того чтобы обеспечить Чикаре пропуск в Западный рай, его супруга должна была на это время отказаться от цветных нарядов, одеваться только в белое, серое или черное, а также не употреблять в пищу мясо и рыбу и избегать плотской любви.

Только после пышной церемонии седьмой смерти Нами будет свободна от этих ограничений. Когда вещи Чикары разделят друзья и близкие, его душа сможет спокойно покинуть землю.

Йоши почувствовал себя виноватым.

– Прости меня, милая Нами! Твой долг перед князем так же важен, как любая из моих обязанностей, Я понимаю это, но мне будет трудно ждать сорок девять дней, не находя утешения в твоих объятиях.

– Мы не можем видеться каждый день, не касаясь друг друга.

– Боюсь, для меня это окажется неприемлемым! И Йоши прочел тут же сложенное стихотворение:
		Бутоны вишни



		Сулят раннюю весну,



		Но если цветок



		Скроет лицо от солнца –



		То весна не наступит.



		Нами была тронута.








– Сакура зацветет, милый. Мы ждали столько лет, семь недель пройдут быстро.

И молодая женщина прочла ответные стихи:
		Легкий мотылек



		Кружит в весеннем тепле



		И исчезает, –



		Так быстро дни промелькнут



		И кончится разлука.








– В окружающем мире дни, может быть, и промелькнут мотыльком, но мне они покажутся вечностью, если я буду лишен твоих ласк, – возразил Йоши.

– Как только ты встанешь, ты вернешься в свой дом, и мы сможем видеться только на похоронных службах.

– Я не хочу расставаться с тобой?!

– Любимый, подумай о долге, о своем родстве с моим умершим супругом. Мы должны дать его душе все шансы на спасение.

– Ты права. Я завтра же вернусь к своим обязанностям при дворе. Моя рана не опасна. Я буду тосковать, но тут ничего не поделаешь.

– Когда время траура истечет и я сброшу черное платье, мы обсудим наше будущее. Моя жизнь принадлежит тебя. Если ты решишь уехать из Киото на север, пусть будет так. Мне не по душе Йоритомо и его разбойники, но куда поедешь ты, туда поеду и я – счастливая и с охотой.

– Я люблю тебя, Нами.

– И я люблю тебя, Йоши.




Глава 5


Пятнадцатого числа установилась не по сезону теплая погода. Все следы зимнего снега исчезли, и цветы сливы открыли свои сияющие лепестки. В Большом зале Дворца Правительства шло чрезвычайное заседание Совета.

Придворные торжественной цепочкой двигались к залу. Проходя между массивными, покрытыми красным лаком колоннами, каждый из них, отделяясь от группы, бесшумно проскальзывал на свое место под просторными сводами высокой крыши. Предсказатели и модельеры вкупе с церемониймейстерами и преподавателями поворачивали налево, другие сановники – военный министр, министры медицины, домашнего хозяйства и строительных работ, а также представители провинций – сворачивали направо. Наивысшие по рангу члены Совета размещались возле центрального возвышения, которое обычно занимал возглавлявший Совет Кийомори, Вельможи помельче располагались на двух больших помостах, удаленных от центра зала. Император-отшельник Го-Ширакава сидел напротив членов Совета, скрытый большой расписной ширмой, из-за которой ему было удобно следить за происходящим.

Царившая на собраниях полная достоинства сдержанность сегодня нарушалась перешептываниями. От советника к советнику передавалась новость, вызывавшая страх и ликование. Первый министр Тайра Кийомори слег в постель, пораженный приступом ужасной болезни. Один из советников Левой стороны шепнул соседу, что у Первого министра сильный жар и лекари обливают его холодной водой.

Сосед, выслушав новость, передал ее дальше в таком виде: «Тайра Кийомори горит в лихорадке. Даже холодная вода не может его остудить». После еще одной передачи дело стало выглядеть так: «У Тайра Кийомори редкая болезнь. Холодная вода закипает, касаясь его тела». Затем стало известно, что «кожа Первого министра так горяча, что даже лекари не могут приблизиться к нему. Более того, когда на него льют ледяную воду, она тут же испаряется, распадаясь на облака дыма и языки пламени. Его комната теперь похожа на преисподнюю грозного Эммы-О. Горе нашему главе! Злая карма в конце концов завладела им».

Министры Левой стороны, представлявшие род Тайра, пришли в ужас. Всем было известно, что некогда Кийомори убил монаха Сайко и сжег пятидесятиметровую статую Будды. Да, как бы высоко ни поднялся человек, ему не избежать своей судьбы.

Йоши сидел в группе советников пятого разряда от рода Минамото. Он был в полной придворной одежде: голову его украшала повязка-кобури, черный шелк которой отражал тусклый свет масляных ламп, темно-синяя верхняя одежда была украшена голубым рисунком, изображавшим верхнюю часть герба Минамото. Полы этой одежды охватывали фигуру Йоши, обрамляя шелковые хакама. Через широкие рукава верхнего платья были видны ярко-синие покровы нижней рубашки. Ноги молодого сановника были обуты в башмаки положенного по этикету фасона, а рядом с Йоши на циновке лежал его должностной жезл. Пока тревожный шепот пробегал только по рядам советников Тайра. Йоши и его союзники терпеливо дожидались официального открытия собрания.

Наконец низкий звук горна сообщил о прибытии Мунемори, сына Кийомори, который занял место отца на центральном возвышении и торжественно произнес слова вступительной молитвы. Мунемори был самым старшим и самым бездарным из сыновей Первого министра. Отсутствие необходимых способностей и врожденная недоверчивость заставляли его в делах переходить от колебаний к грубым угрозам, а свое воловье упрямство он считал признаком силы.

Совершив обряд открытия Совета, Мунемори неуверенно замолчал. Его круглая физиономия с мягкими чертами мало напоминала лицо отца. Рот у Мунемори был маленький и расплывчатый, а голос больше подходил фрейлине знатной дамы, чем воину. Все, в том числе отец, презирали его.

Мунемори долго смотрел на советников, поджав губы. В полном придворном наряде «цветов сакуры» – красного и белого – он был еще меньше похож на мужчину, чем обычно. Йоши, который когда-то восхищался такой женственной осанкой, теперь чувствовал лишь легкое отвращение.

Собравшись с мыслями, Мунемори попытался изложить причину созыва чрезвычайного заседания.

– Минамото Йоритомо уже давно собирает силы в северных горах. Его войско – сборище грубых горцев, пахарей, иных деревенских жителей, бродячих самураев и прочих необразованных полуживотных. Йоритомо хочет вырвать власть у нашего двора и нашего императора. Если мы не остановим его сейчас, он уничтожит нас. Разведчики сообщают, что эти разбойники готовятся к выступлению. Мы не можем терпеть такое положение, и поэтому мой отец, Первый министр, решил покарать мятежников, поставив меня во главе похода.

Бегающие глаза и нетвердый голос Мунемори ослабили воинственность его слов, но министры и советники Тайра единодушно захлопали и объявили, что готовы следовать за ним. Большинство из них никогда не участвовало в боях, и «следовать по пути Мунемори» для них означало послать в поход своих самураев и слуг.

Пять представителей Минамото, в том числе Йоши, пришли в недоумение, Советники Тайра, составлявшие большинство, обсуждали выступление против вождей Минамото так, словно их здесь не было.

– Эти дураки создают ситуацию, о которой могут сильно пожалеть, – прошептал Йоши сидевшему слева от него советнику Хироми.

Хироми был его единственным другом в Совете. Это он приехал однажды в Сарашину просить мастеру фехтования занять место при дворе. Хироми понравился Йоши с первого взгляда. Внешность его не могла расположить к нему воина: он был маленький, худой, весь из тонких косточек, похожий на птичку, с узким лицом. Но в глазах Хироми светился ум, и, несмотря на его сдержанную манеру вести себя – немного подчеркнутую серьезность ученого и чрезмерную вежливость, за которой стояла сердечная теплота, – он обладал хорошим чувством юмора. Добрый, мягкий по характеру человек постоянно заботился о Йоши, ибо чувствовал себя виноватым в том, что вызвал молодого человека ко двору и подверг его жизнь опасности.

При всем своем добросердечии и отсутствии боевых качеств, Хироми твердо верил в справедливость дела Минамото и был готов отдать за него жизнь.

Зубы Хироми блеснули: он нервно улыбнулся.

– Может быть, мы все пожалеем об их необдуманной горячности. Если бы не почтение к вашему мечу, эти люди теперь же напали бы на нас.

– В такой обстановке любому стороннику Минамото угрожает опасность. Советую вам сразу же после этого собрания созвать остальных и уехать на север.

– А вы?

– У меня есть личные причины остаться. Не беспокойтесь обо мне: я уже доказал, что могу выжить в схватке с сильнейшими из них.

– Йоши, Мунемори опасен потому, что глуп и труслив. Он натравит на вас красных стражников. Будьте осторожны.

– Хироми, я сумел многое вынести потому, что имел цель, и теперь эта цель почти достигнута.

– Да защитит вас милосердный Будда! Советники Тайра собрались вокруг возвышения, поздравляя Мунемори. Йоши схватил Хироми за рукав.

– Пора уходить, пока ложная отвага не заставила их наделать глупостей. Торопитесь!

Хироми встал с колен и кивнул другу.

– Хорошо, я прослежу, чтобы все наши оказались за городскими воротами до темноты.

– А вы? – спросил Йоши.

– Я останусь в городе. Пока вы защищаете меня, я не боюсь этих хвастунов.

Хироми и другие советники от Минамото потихоньку выбрались из зала. Один Йоши по-прежнему сидел на своем месте. Тайра собирались в кружки, щеголяя бесстрашием. Группы расходились, но тут же возникали новые, все говорили взахлеб, наперебой побуждая друг друга к геройским делам.

Даже император-отшельник Го-Ширакава вышел из-за своей ширмы. Он терпеть не мог Мунемори, но чувствовал, что воодушевление, вызванное словами сына Кийомори, слишком сильно, и по политическим мотивам присоединился к советникам Тайра, показывая, что поддерживает их.

Йоши посчитал это плохим предзнаменованием. Однако он с бесстрастным видом сидел в центре людского водоворота; враги подчеркнуто не обращали на него внимания.

Через двадцать минут Мунемори прекратил демонстрацию боевого духа, призвав собравшихся к порядку. Тайра неохотно вернулись на места.

– Кажется, некоторые из членов Совета не проявили рвения в той степени, которой мы от них ожидали, – сказал новоиспеченный полководец, глядя на Йоши. – Ну что ж, если кто-то из них не желает поддержать нашего возлюбленного императора, он должен покориться. Если же представители Минамото по-прежнему будут становиться у нас на пути, мы устраним их…

Мунемори умолк, словно истратил на эту угрозу свою последнюю энергию. Его рот снова сжался.

– В ближайшие два дня вы получите сообщения, как пойдет набор моей армии. В работе собрания объявляется перерыв.

Наму Амида Буцу.




Глава 6


Кийомори едва можно было узнать: на голове его вокруг макушки дыбилась щетина, глаза ввалились, вокруг них – чернота, кожа на шее свисала большими складками.

Врачи лечили его с помощью мокуза – традиционных конических пакетиков из рисовой бумаги, наполненных растертыми в порошок сухими листьями лекарственных трав. Сжигая мокуза на коже Кийомори, они надеялись восстановить в его теле равновесие веществ «инь» и «янь», двигавшихся по двенадцати путям «чи». Но лечение лишь добавило двенадцать болезненных ожогов к другим недугам Кийомори. Первый министр метался в постели, не находя удобного положения. «Жарко, жарко», – задыхаясь, жаловался он. Принесли святой воды с горы Хией, наполнили каменную ванну и опустили в нее больного. Но боль от прикосновения холодной воды к обожженным местам была столь велика, что процедуру пришлось прекратить.

Несчастный не осознавал, что происходит вокруг, и нечленораздельно стонал.

Нии-Доно все время находилась возле мужа. Тонкий аромат жасминовых духов, поскрипывание и шуршание шелкового туалета резко контрастировали с запахом болезни, шедшим от Кийомори, и шлепками тяжело ворочавшегося на мокрых простынях тела.

Утром двадцать первого дня третьего месяца 1181 года Кийомори успокоился. Он безучастно смотрел, как лекари суетились вокруг, прикрепляя над ним бамбуковую трубку, из которой вытекала целебная влага. Хейроку, дворецкий Первого министра, заметил перемену в состоянии своего господина и торопливо приблизился к нему.

– Вышли этих людей. Они бесполезны, – прошептал Кийомори.

Лысая голова Хейроку приподнялась и вновь наклонилась.

– Да, господин, слушаюсь, – пробормотал старый дворецкий, и из его глаз покатились слезы. – Что еще я могу сделать?

Хейроку служил Кийомори почти сорок лет. Он искренне горевал о том, что вот-вот потеряет его. Кийомори попытался приподняться на локтях, но голое мокрое тело бессильно повалилось на ложе. Кожа больного стала белой и блестящей, как рыбье брюхо. Хейроку отвернулся.

– Пришли ко мне императора-отшельника Го-Ширакаву. У меня есть для него распоряжения.

– А священники?

– Когда я закончу дела с императором и попрощаюсь с сыновьями, останется время для священников. Теперь за дело. Лекарей прочь, Го-Ширакаву ко мне…

И Кийомори упал на постель.

– Вон! Все вон! – приказал врачам Хейроку. – Вы слышали слова господина?

– Мы не можем покинуть его: он находится на нашем попечении. Вы не властны приказывать нам, – заявил один из лекарей, специалист по мокуза.

– Охрана! – закричал Хейроку.

– Не надо, мы уходим, уходим, – торопливо проговорил второй врач. Он ухватил протестующего собрата и вытащил его из покоев.

Охранник в красном, стоявший на посту в соседнем зале, раздвинув стенку-сёдзи, вошел в комнату: он услышал крик Хейроку.

– Проследи, чтобы эти люди ушли, – велел дворецкий. – А потом вернись с кем-нибудь из посыльных: Кийомори призывает императора-отшельника.

Через час раздраженный и злой Го-Ширакава сидел на коленях возле постели Кийомори. Широкий нос императора-отшельника морщился: в комнате отвратительно пахло чем-то кислым. Император-отшельник аккуратно уложил края своих парчовых багряных одежд так, чтобы на них не попали брызги воды, обливавшей тело Первого министра.

Го-Ширакава давно ненавидел Кийомори. Императору-отшельнику был нужен ум коварного вельможи, но его возмущало засилье Тайра. Между двумя правителями часто происходили стычки, но Кийомори обычно побеждал.

Уже не одну неделю Го-Ширакава находился фактически под домашним арестом: под предлогом защиты императора самураи Кийомори окружили его дворец. Проклятые мальчишки в красном торчали в каждом углу дворцовых садов. Го-Ширакава не мог сделать ни шагу без сопровождения молчаливого молодого стражника.

Поэтому ничего удивительного не было в том, что император-отшельник не чувствовал печали у постели умирающего Кийомори. Его ум вместо горестных мыслей, был занят тем, как удалить от двора семью Первого министра и избавиться от их влияния. Го-Ширакава слушал «распоряжения» больного, прищурив глаза, с легкой усмешкой.

– Проследите, чтобы Мунемори получил ту же поддержку, которую вы оказывали мне. Я дал ему указания начать наступление против Минамото. Проследите, чтобы мой сын полностью командовал войсками империи.

– Я прослежу, чтобы все шло благополучно, – ответил император, раздражаясь. «Как он смеет говорить со мной в таком тоне? – подумал Го-Ширакава. – Впрочем, пусть болтает что хочет: завтра он будет уже на пути во дворец Эммы-О, владыки загробного мира. Амида Ниорай Буцу!»

– Помогите Мунемори держать в руках монахов. У нас из-за них столько же трудностей, сколько из-за Минамото.

Кийомори изогнулся от приступа боли, и вода брызнула на одежду Го-Ширакавы. Император с отвращением отшатнулся. Это невыносимо, сказал он себе.

– Я также хочу, чтобы вы удалили из Совета Йоши, соглядатая Минамото. Я кое-что подготовил, чтобы отплатить ему за беды, которые он причинил мне.

Маленькие круглые глаза Го-Ширакавы стали еще меньше. Все в столице знали о том, что совершил Йоши. Император-отшельник слышал его страстную речь, когда Йоши был впервые представлен Совету. Молодой самурай объявил себя противником Тайра, но в то же время поклялся в верности трону. И в изворотливом уме Го-Ширакавы возник замысел: вместо того чтобы покарать воина, он использует его к своей выгоде.

– Это все. Вы исполните мои пожелания?

«Точно так же, как ты исполнял мои», – насмешливо подумал Го-Ширакава. Он слегка улыбнулся и сказал:

– Разумеется.

После того как императора-отшельника усадили в паланкин, в комнату Кийомори вошла Нии-Доно в сопровождении трех сыновей – Мунемори, Томомори и Шигехира.

Сыновья переминались с ноги на ногу. Они чувствовали себя неуютно: их отец отличался тяжелым характером и дал каждому из них достаточно оснований нервничать в его присутствии. Своего самого старшего сына Шигемори Первый министр любил безгранично, но первенец умер, сделав бездарного Мунемори наследником высокого положения умирающего.

Братья заняли места вокруг постели. Нии-Доно опустилась на колени за легкой ширмой. Она уже выработала план действий и сообщила о нем сыновьям. Скоро придет конец наглецу Йоши, а потом настанет черед мятежникам Минамото Йоритомо.

Кийомори заговорил хриплым шепотом, каждое слово давалось ему с большим трудом:

– Наша семья всегда поддерживала правящую династию. Еще до вашего рождения моя жизнь была посвящена службе императору и двору. Я был хорошо вознагражден за свою верность: наш род теперь обладает большим богатством и высоким положением и будет продолжать пользоваться плодами своих трудов. За все это я прошу лишь об одной небольшой услуге. Я не сомневаюсь, что вы приготовили мне роскошные похороны. Они меня не интересуют. Я лично предпочел бы, чтобы мое тело было сожжено без пышных церемоний, но… – тут Кийомори обвел сыновей мрачным взглядом. – Я хочу, чтобы перед моей могилой были подняты на пиках головы Йоши и князя Йоритомо. Вот все, о чем я вас прошу.

Нии-Доно не могла сдержаться. Выбежав из-за ширмы, она мгновенно оказалась у изголовья супруга.

– Это будет сделано! Я уже составила план. Еще до конца недели твои самураи добудут голову Йоши.

– Тогда я доволен, – сказал Кийомори, и веки его сомкнулись.

Родные Первого министра на миг замерли. Через некоторое время под плач своей главной жены и сыновей, вытиравших слезы рукавами, Кийомори невнятно произнес:

– Пошлите за священниками.




Глава 7


Следующие несколько часов были заполнены отчаянными попытками священников изгнать злую силу, овладевшую Кийомори. Они полагали, что эта сила вошла в него, когда он подставил свое тело вредоносным весенним сквознякам.

Дзитин, настоятель храма Энряку-дзи, прибывший с горы Хией, объявил ошибочными действия лекарей. Он зажег благовония во всех углах комнаты, наполнив ее клубами ароматного дыма.

– Врачи лечили князя Кийомори от избытка «инь», но только ухудшили его состояние, ибо больной страдает от слишком сильного потока «янь». Чтобы привести в равновесие «чи» князя, мы должны применить иглоукалывание.

Однако болезненные ожоги на каждом из двенадцати каналов «чи» еще не зажили, и, когда настоятель попытался вонзить иглы, Кийомори забился в судорогах.

Священник изменил решение:

– Причина болезни – злой дух, и очень сильный. Возможно, это дух монаха Сайко, которого убил Кийомори. Нам придется бороться с этим духом при помощи йоримаши.

Эта новость дошла до Кийомори сквозь окутывавшее его покрывало боли, он взвыл, словно грешник в аду, Спина больного изогнулась как древко лука, зубы застучали, губы побелели от напряжения.

– Амида Будда Ниорай! – закричал умирающий, умоляя о пощаде.

Кийомори знал: из-за того, что он когда-то приказал пытать и обезглавить монаха Сайко, он не может ждать милости от Эммы-О и его приближенных.

Однако настоятель велел подготовиться к обряду. Монахи принесли рис и соль, рассыпав их во всех углах дома. Послали за йоримаши – женщиной-медиумом, которая должна была принять злого духа в свое тело, когда заклинания и молитвы настоятеля изгонят его из больного.

Затем настоятель воззвал к грозному синтоистскому богу Фудо, обещавшему своим последователям продлить жизни каждого из них.

– Продли дни нашего горячо любимого властелина на обещанный тобой срок. Он всегда искренне почитал тебя! Окажи, о Фудо, божественную милость своему поклоннику!

В покоях умирающего курились благовония. Теперь настоятель мог читать сутры. Ждали йоримаши.

Она пришла слишком поздно.

Дух Кийомори скользнул в преддверие загробного мира. Теперь его судьба была в руках десяти небесных судей.

Эта новость молнией разлетелась по Рокухаре. Слуги рыдали и царапали себе грудь. Куда им теперь идти? Самураи застыли с окаменевшими лицами. Того из них, кто будет изгнан из поместья, жизнь будет жестоко бросать во все стороны, как бурные воды реки Камо подбрасывают цветочные лепестки. Только подростки из особой охраны горевали искренне, не думая о себе: они были фанатически преданы великому Кийомори. Непрошеные слезы выступали на глазах у воинов в красном, и во взорах бойцов горело одно желание – отплатить тому, кто был причиной болезни их господина.

Нии-Доно вызвали из северного крыла дома. Шимеко шла за ней следом, бесстрастно слушая приказы, которые госпожа отдавала священникам, самураям и слугам. На взгляд постороннего, Нии-Доно полностью владела собой. Никто не мог бы догадаться, что за маской из белой пудры, покрывавшей лицо, скрывалась горечь утраты. Что бы ни вытворял Кийомори, Нии-Доно никогда не переставала его любить.

Настоятель Дзитин принимал ее указания, печально склонив голову, Он так и не сумел спасти самого могущественного человека в Японии. Скорбно вздыхая, монах заявил:

– Светский священник Дзёкай, известный Тайра Кийомори, должен быть похоронен с величием, соответствующим его положению.

– Мой супруг просил о скромной кремации своих останков, – сказала Нии-Доно. – Но мы бы нарушили приличия, если бы не отметили достойно его вклад в дела этого мира и не призвали бы благородное население страны заступиться за него перед десятью судьями Эммы-О. Поэтому я поручаю вам подготовить такие похороны, которые обеспечат моему супругу место в Западном раю.

– Да будет так, – торжественно ответил Дзитин.




Согласно этому решению, в тот же вечер тело Кийомори было перенесено в храм, где его обмыли горячей водой и завернули в чистое белое полотно. Затем покойного переместили в главный зал, где облачили в полный придворный наряд. Одежды выбрала Нии-Доно: темно-красное верхнее платье, под ним полный набор белых и персиково-розовых нижних сорочек. Церемониальные мечи были заткнуты за пояс-оби, на голову князя водрузили шапочку-эбоши, привязав ее белыми лентами. Умершего усадили в квадратный золотой гроб так, что голова его разместилась между колен – в почтительном поклоне. Для поддержки покойник был обложен мешочками с киноварью. В ногах Кийомори лежало серебро – плата за проезд в Западный рай. Священники опрыскали покойника ароматическими маслами и набросили на него белое льняное покрывало. Затем крышка гроба была опущена и саркофаг опечатали под чтение сутр и потрескивание благовонных свечей.

Три сына Кийомори и Нии-Доно собрались вокруг гроба, чтобы до утра молить богов заступиться за отца перед потусторонними судьями.

Прибыл Го-Ширакава в окружении придворных. В его свите не было охранников в красном: смерть Кийомори освободила императора от докучливой стражи. Он поднялся по ступеням храма один.

– Я приношу меру серебра в связи с кончиной моего дорогого друга и соотечественника, – скорбно произнес император. Но из-под опущенных век его блеснул лукавый огонек.

– Мы принимаем этот дар с тем же чувством, с которым он приносится, – отразила удар Нии-Доно.

Шигехира, самый агрессивный из сыновей Кийомори, вмешался в разговор:

– Вместо того чтобы приносить дары, вы могли бы проявить уважение к отцу, совершив правосудие над Йоритомо и его прислужником Йоши.

– Всему свой срок, молодой человек, – ответил император-отшельник. – Для суда над каждым человеком нужно подходящее время и подходящее место. Имперский совет проследит, чтобы те, кто заслуживает награды или наказания, получили должное.

– Но глава Совета – я, – в голосе Мунемори звучали шипящие нотки. – Мой отец сказал…

Го-Ширакава прервал его презрительным взмахом руки.

– Ваш отец умер. Нам нужно принять много решений. Будущее может принести много перемен и неожиданностей всем.

– Князья-самураи поддержат меня.

– Возможно.

Го-Ширакава оскорбительно повернулся к Мунемори спиной.

Наследник Кийомори был ошеломлен. Его нос покраснел, глаза затуманились. Шигехира, увидев страдания брата, выступил вперед.

– За нами стоят самураи Рокухары и стражники особой охраны. Они поддержат отца даже мертвого. Могут произойти неожиданности, которые даже такая царственная особа, как вы, не сумеет предвидеть.

Нами присутствовала на похоронной церемонии вместе со старой императрицей Кен-Шунмон-ин. Молодая женщина ощутила напряженность обстановки, как только прибыла во дворец. Фрейлины двора нервничали. Возле храма придворных дам оттеснили монахи-воины. Императрица принесла дань уважения умершему одна. Молодые охранники в красном стояли у каждой двери. Дамы не знали, как быть. Они чувствовали себя пленницами.

Перед церемонией Нами попросили дать совет, как одеться императрице. Молодая женщина предложила выбрать приличествующие случаю траурные цвета, но Кен-Шунмон-ин поступила по-своему. Она надела платье темно-фиолетовое с узором из багряной парчи, а под ним восемь нижних юбок коралловых и темно-бордовых оттенков. Ярко-красная подкладка празднично светилась из широких рукавов верхних одежд… Когда императрица делала шаг, ее шелковое облачение шуршало, как ветер в лесу криптомерии.

Нии-Доно проглотила скрытое оскорбление, и, хотя императрица поднесла ей дорогие подарки, лицо вдовы Первого министра оставалось неподвижным.

Нами явилась на церемонию в трауре, который она подчеркнуто носила со дня смерти князя Чикары. Тревога, охватившая свиту императрицы, передалась и ей. Молодая женщина чувствовала себя неуютно в присутствии суровых монахов, а густой запах благовоний вызывал тошноту. И когда императрица, вернувшись, повела свою свиту к каретам, у Нами словно тяжесть спала с души.

После отъезда императрицы стали появляться поодиночке или по двое чиновники высших разрядов. Они приносили цветы, благовония, серебро и сладости. Каждый читал сутру и произносил слова соболезнования.

Они прибыли в храм в час тигра – примерно в четыре утра. Советникам низших классов сообщили, что их охотно примут после тех, кто имеет более высокий статус. Йоши и Хироми привязали лошадей за стеной храма, поправили одежду и вошли в ворота, но неожиданно столкнулись с отрядом особой охраны.

Стражники в красном молча вышли из тумана, загородив вход. Их было около десятка. Высокий стройный юноша вонзил недобрый взгляд в пришельцев.

– Вас не желают здесь видеть, – заявил он.

Хироми дернулся, словно от удара, Это было неслыханно: охранник низкого звания оскорбил советника. Ученый открыл рот для гневной отповеди.

Йоши взял товарища за руку и покачал головой, призывая к осторожности.

– Мы члены Имперского совета, – спокойно произнес мастер меча. – Вы, конечно, ошиблись и приняли нас за кого-то другого.

– Мы не ошиблись, – ответил молодой командир охранников. Он говорил монотонно, но голос его звучал сдавленно от сдерживаемой ярости: – У нас есть приказ.

Йоши наклонился к Хироми и прошептал:

– Веди себя спокойно. Не делай резких движений, Они вооружены, а мы нет.

В знак уважения к праху Кийомори Йоши оставил оружие дома.

– Вы знаете, кто мы такие? – спросил он.

– Йоши и Хироми, предатели, слуги Минамото, – ответил юноша. – Семейство Тайра не желает видеть вас здесь. Вы можете уйти невредимыми… сегодня можете.

Лицо мастера боя словно окаменело.

– Мы уходим. Мы не желаем тревожить память покойного.

Когда Йоши и Хироми выходили из ворот, лучи луны осветили группу монахов-воинов, наблюдавших за ними с террасы храма. Один из них, настоящий великан, был на две головы выше своих спутников, другой выглядел грубым крестьянином, лицо третьего, с мягкими неопределенными чертами, показалось Йоши знакомым. Монахи не вмешивались в происходившее, но, казалось, внимательно изучали Йоши. В выражении их физиономий не было ничего дружеского.

Йоши услышал медленную музыку и пение священников. Даже отсюда он чувствовал густой аромат благовоний, заглушавший едва заметный запах тления.

Погода по-прежнему была не по сезону теплой. Сады храма тонули в тумане. Йоши и Хироми сели на коней и повернули прочь. Когда они отъезжали, монахи и стражники растворились во мгле, словно посланцы из загробного мира.

Ночь предвещала беду.




Глава 8


На следующее утро туман сделался гуще, все низины вокруг столицы были заполнены его серыми клубящимися волнами. Карета Хироми вынырнула из мглы у ворот дома Йоши сразу после восхода солнца. Друзья спали не более трех часов, но, поскольку они привыкли к придворному распорядку, такой ранний подъем казался им вполне нормальным.

Хироми был облачен в придворную мантию своего разряда. Его умное лицо выглядело мрачным. Он поздоровался с Йоши.

– Неужели предстоящие похороны вас так расстраивают? – спросил тот.

– Вовсе нет, – ответил ученый. – Они единственный луч света среди дня, который может закончиться бедой.

– Почему бедой?

Йоши набрался терпения: он знал, что Хироми начнет издалека и не упустит ни одной подробности.

– Когда я вернулся домой, меня ожидала письмо.

– И что же?

Хироми вынул из-под мантии свиток багрового цвета. Его рука дрожала.

Йоши развернул жесткую бумагу. Почерк был нервный, линии иероглифов угловатые, содержание письма соответствовало форме:

«Составлен заговор, чтобы убить Йоши и принести его голову Нии-Доно. Красные стражники начнут действовать сегодня. Будьте наготове».

Подписи не было.

– Видите? – сказал Хироми. – Мы должны держаться в стороне от людных мест и прежде всего от похоронных служб: там соберутся все охранники Кийомори.

– Они не нападут на меня во время похорон из уважения к праху своего хозяина. А я не собираюсь убегать или прятаться от них.

– Лучше жить в страхе, чем быть изрезанным на куски сотней фанатиков. Наша жизнь в Киото подходит к концу: скоро мы отправимся в Камакуру. Йоши, если вы скроетесь на несколько дней, мы сможем уехать вместе. Ваше спасение будет предзнаменованием нашего успеха. А если они убьют вас, мы потерпим неудачу.

– Ваши доводы заслуживают внимания, но Тайра не видать моей головы, если я не буду угрожать им первый. Если же они не оставят мне другого выхода, я сумею защитить себя. Подождите.

Йоши оставил Хироми в карете, а сам вернулся в дом и надел доспехи: легкую рубаху из кожаных плоских колец, уложенных как чешуя и скрепленных между собой шнурками ярких цветов. Потом он наложил на плечи толстые пластины из того же материала и надежно закрепил их. После этого молодой самурай дополнил свое защитное снаряжение нагрудниками – правым и левым. Он прикрыл доспехи просторным плащом, засунул за пояс-оби мечи и положил в каждый карман по горсти шурикенов – остро отточенных метательных звезд.

Йоши согнул ногу и остался доволен: раненое место на бедре было жестким, но не болело. Он, конечно, попытается избежать схватки, но если его вынудят к ней, станет биться. Йоши вспомнил, какие тоска и отчаяние охватили его после недавнего поединка. Он не хочет теперь употреблять свой меч во зло… но вдруг ему придется защищать свою жизнь? На мгновение Йоши заколебался: может быть, ему стоит явиться к врагам без оружия? Нет! Такой поступок выше сил обычного человека. Он – часть своего искусства. Он мастер боя.




Похоронная процессия покинула храм Кийомицу в час дракона – около восьми утра. Туман сменился непрерывным мелким дождем, который превратил улицы столицы в грязное болото. Но несмотря на ненастную погоду весь город собрался на проводы Кийомори.

Процессия должна была перейти мост Сандзё – мост Пятой улицы – до полудня. Улицы, пересекавшие ее путь, были забиты всадниками, воловьими повозками, пешеходами. Почти тысяча карет и телег теснили одна другую и сталкивались между собой, поднимая брызги грязи, пачкавшие наряды придворных.

В указах императора точно определялось, какой вид экипажей соответствует какому разряду, а всем лицам ниже пятого разряда вообще запрещалось пользоваться каретами. Как многие другие, принятые из наилучших побуждений, но не пригодные для проведения в жизнь законы, это постановление не выполнялось. Все, кто мог приобрести карету, приобретали и пользовались ими.

Большие экипажи китайского типа, которые тянули целые упряжки волов, были роскошно украшены остроконечными крышами такой высоты, что в них поднимались по лестницам. Они предназначались для семьи Кийомори и других высших должностных лиц. Кареты меньшего размера, запрягавшиеся парой волов и имевшие соломенные крыши в виде раскрытой ладони, предназначались для министров третьего и четвертого ранга, Пятому и шестому разряду соответствовали повозки с плоскими крышами, куда впрягался один вол. Торговцы, писцы и другие люди, не имевшие чина, также заводили свои выезды и имели возможность давить и забрасывать грязью соседей.

Йоши и Хироми ехали вместе в экипаже, влекомом одним волом. Их возница был одним из самых голосистых, толчки кареты сопровождались его криками, руганью и угрозами. Йоши спокойно сидел на скамье из толстой доски, а Хироми в духе дня высовывался из окон и грозил всем, кто оказывался слишком близко. Его выпуклые глаза задорно блестели. Он совершенно не походил на себя.

Верховые самураи в полных доспехах, с колчаном за спиной, где лежали двадцать четыре стрелы, и двумя мечами за поясом, разъезжали между каретами, увеличивая сумятицу.

Несколько паланкинов императорской семьи – каждый несли шесть носильщиков, а впереди шли солдаты – пробивали себе дорогу в толпе, и собравшиеся провожали их взглядами, полными зависти. Однако даже паланкин самого императора, который несли тридцать два человека, несмотря на сопровождающий его отряд из двадцати самураев, с трудом добрался от Императорского двора до моста.

Го-Ширакава находился в этих огромных носилках вместе с трехлетним императором Антоку. Маленький микадо был в восторге от того, что происходило на улице, и хлопал в ладоши каждый раз, когда видел на обочине повозку со сломанным колесом или погнутой осью.

Го-Ширакава сидел на обитом плотной тканью сиденье и, пренебрегая правилами траура, хмуро жевал сладкие пирожки с бобами. Он был доволен, что освободился от Кийомори, но знал, что на этом повороте политической обстановки неверное решение или неправильный выбор союзника могут стоить ему трона и головы. Однако император-отшельник играл в эту игру уже много лет. Он был твердо намерен играть и дальше – и побеждать.

Золотой феникс императорского паланкина толчками продвигался вперед и наконец замер на берегу реки Камо, где должна была пройти похоронная процессия. Храм Кийомицу располагался неподалеку, немного южнее поместья Рокухара. Он был выбран для похоронной службы именно из-за близости имению Кийомори. Траурное шествие началось в храме, прошло через Рокухару и проложило путь по мосту Сан-дзё.

Возница Хироми ценой больших усилий и крика сумел вкатить карету в первый ряд. Имперские стражники очистили от зевак ровную площадку перед мостом, так что двое друзей могли прекрасно наблюдать происходящее. Они находились на южной стороне площади, напротив императорских носилок.

Похоронное шествие соответствовало званию Первого министра. Первым шел служитель в черной одежде, отделанной по краям красным, с медвежьей шкурой на плечах и в деревянной маске причудливой формы с четырьмя золотыми монетами вместо глаз. В правой руке он держал копье, а в левой щит и потрясал им, отгоняя злых духов.

Следом за ним двигались двумя рядами сто монахов в белых одеждах. Они несли трехметровые пирамиды из цветов. За ними брели другие монахи с флагами, на которых пестрели надписи, прославлявшие добродетели Кийомори, и изречения из его любимых сутр.

Имперское управление церемоний определило, сколько музыкантов полагается на похоронах лицам всех рангов. Кийомори, как Первому министру, был назначен оркестр из ста сорока барабанов, двухсот десяти флейт различных видов, четырех гонгов и четырех цимбалов. Музыканты вели медленную печальную мелодию, соответствовавшую торжественности события.

Квадратный гроб был поставлен на запряженный волами громоздкий катафалк, который следовал за музыкантами и неуклюже замирал через каждые десять шагов, когда священники, монахи, участники похорон и музыканты делали остановку, чтобы отдохнуть.

За гробом шел главный плакальщик в рваной домотканой одежде и обшитых холстом соломенных сандалиях. Он волочил ноги и качался из стороны в сторону, показывая, как сильно горюет о смерти своего господина.

За главным плакальщиком другой служитель нес памятные таблички с надписями в честь покойного. Он вел за собой родственников и друзей Кийомори, которые шли медленно, подчеркнуто вытирая слезы рукавами своих белых одежд.

По правилам шествие должны были завершать слуги и свита из Рокухары с пирогами для бедных, но на этот раз в похоронах участвовала еще одна группа: шествие замыкала особая охрана.

Молодые стражники шли молча, с каменными лицами, глядя прямо перед собой. На свои красные одежды они надели белые верхние, из уважения к умершему владыке.

Этот кортеж длиной в три четверти километра медленно, останавливаясь через каждые несколько секунд, подвигался вперед под бой барабанов и завывающее причитание флейт. Мелкий дождь поливал участников и заглушал музыку.

Вол Хироми недовольно засопел, отступая назад, когда имперские солдаты заставили карету подвинуться, чтобы освободить место для похоронного шествия. Кареты стояли стеной, почти вплотную, и солдаты оттаскивали задние экипажи, чтобы освободить место передним.

Возникла суматоха: в одном месте волы, которые от страха плохо видели, куда ступают, поскользнулись, перевернув карету и запутавшись в своих постромках. Солдаты под вопли возницы и крики седоков убили животных, обрубили упряжь. Но, увы, мертвые быки теперь не слушались приказов, и солдатам пришлось решать проблему, которую они сами создали. Они вышли из положения так: арестовали возницу, бросив убитых волов посреди улицы.

К полудню голова вымокшей процессии достигла главного проспекта столицы и повернула к воротам Расемон. Кремация должна была произойти в болотистых полях к югу от города, где Кийомори завещал похоронить его кости.

Мимо места, где находился Йоши, прошли слуги, несшие угощение для нищих. После этого кареты задних рядов стали отъезжать. Снова возник беспорядок: кареты смяли ряды паланкинов, носильщики попадали в грязь, вываливая седоков на мокрую землю.

Друзья уже приказали вознице разворачиваться назад, когда Йоши увидел, что от похоронной процессии отделился десяток людей, закутанных в белые плащи, под которыми мелькали красные полосы. Вид фигур указывал, что под одеждой их находятся боевые доспехи. Эти одетые в белое стражники не смотрели в сторону Йоши, но он узнал среди них того, кто прошлой ночью заставил его повернуть прочь от ворот храма. Мастер боя не хотел обнажать оружие. Собственная гибель его не беспокоила: он готов был принять смерть. Но жизнь Хироми – другое дело: ученый не должен расплачиваться за чужие ошибки. С ужасающей силой Йоши почувствовал приближение беды. Хироми не был ни в чем виноват, а невиновные, кажется, постоянно платили за его грехи.

– Хироми, выходи из кареты! – быстро проговорил он. – Бери возницу, иди на Шестую улицу и жди меня там.

– Я хочу остаться с тобой.

– Это невозможно! Красные стражники Кийомори окружают нас. Им нужен я. Если ты останешься, они тебя не помилуют. Уходи!

– Нет! Тебе будет нужна моя помощь.

– Пожалуйста, не надо, Хироми. Ты мой единственный друг в Киото, я не хочу потерять тебя. Ты не сможешь мне помочь. Ты будешь только помехой и заплатишь за это жизнью. Ты им не нужен. Уходи, и сейчас же!

– Нет! Я отвечаю за тебя. Я помогу тебе!

– Ты вооружен?

– Нет.

– Так не будь дураком.

Сказав это, Йоши открыл дверь кареты и бесцеремонно вытолкнул Хироми наружу.

Маленький советник качнулся и упал в грязь. Его плащ запутался в постромках. Хироми пришел в ярость. На его лице отразилась смесь гнева, удивления и боли. Обычно задумчивое и добродушное, лицо ученого выказало замешательство, он что-то кричал, быстро и бессвязно.

– Бери возницу и уходи! – приказал Йоши. Возница, поняв смысл его слов, спрыгнул с козел и исчез в толчее толпы.

Йоши увидел, что предводитель охранников подходит к нему. Его подручные скрылись среди экипажей: их нигде не было видно.

Хироми стоял возле кареты, пытаясь очистить мокрую грязь со своей одежды. Дождь стекал по его лицу, смешиваясь со слезами гнева и обиды.

– Тадамори-но-Йоши! – объявил молодой стражник, сбрасывая белый наряд. – Я Огури-но-Рокубей, мне семнадцать лет. Мой отец сражался рядом с князем Тайра Кийомори, подавляя мятеж Хоген, и завоевал славу для себя и нашей семьи. Я безгранично верен моему господину, живому или мертвому. И потому я официально вызываю вас на поединок, чтобы выполнить мою клятву и принести вашу голову на могилу моего господина.

Хироми, расставив ноги, наклонился вперед, обеими руками выжимая подол плаща, Шапочка, сбившаяся на сторону при падении, делала его смешным. Выпуклые глаза выкатились еще больше, большие зубы высовывались из открытого рта, лицо блестело от слез и ливня. Он был безоружен.

Маленький ученый медленно выпрямился, выпустил из рук подол, потом поправил шапочку-эбоши и придал лицу достойное выражение.

– Молодой человек, вы оскорбляете двух членов Имперского совета. Вы ведете себя дерзко, и я официально подам на вас жалобу вашему начальству.

Хироми говорил обычным нравоучительным тоном, Даже вытянувшись во весь рост, он доставал молодому наглецу лишь до плеча, но чувствовал себя в безопасности – учитель, делающий внушение непослушному ученику.

– Прочь с дороги, – прорычал Рокубей. Хироми невольно отшатнулся, но потом весь напрягся и, сжавшись в комок, пошел к Рокубею.

– Хироми! Нет! – закричал Йоши, выбираясь из кареты.

Рокубей, видя волнение Йоши, вынул меч, шагнул вперед и нанес Хироми быстрый удар в середину тела. Мгновенно из разреза в одежде хлынула кровь, показались внутренности.

Глаза Хироми вытаращились, руки ухватились за живот в напрасном усилии. Он упал на колени, с ужасом разглядывая ручьи крови, стекавшие по его рукам, смешивавшиеся с дождем и грязью.

– Я обязательно сообщу о вашей дерзости, – произнес маленький ученый, падая вниз лицом, и умер.

Йоши с невыносимой остротой почувствовал: суть жизни – ее временность. Мы и в самом деле бабочки-однодневки, подумал он. Лишь мгновение мы, кружась, летим по жизни, а потом уносимся из нее – и крестьяне, и владыки. Мы значим не больше, чем цикада, поющая в ночном лесу, и не прочнее инея, который тает от улыбки Аматерасу.

Он еще раз поплатился за то, что живет с мечом в руке. Много лет назад Йоши выбрал этот путь, и ему теперь не изменить последствий. Его мечи даже в ножнах притягивали беду, как магнит железные опилки. Но мастер боя знал свой долг. Пути к отступлению не было. Йоши очистил свое сознание от посторонних мыслей, вынул из ножен длинный меч и двинулся навстречу Рокубею. Охранник скользнул назад. Держа орудие убийства обеими руками, он занял оборонительную позицию. Одновременно с движением убийца выкрикнул слова команды.

Девять подростков в красном выступили из-за карет. Их мечи были обнажены. Охранники рассыпались полукругом и окружили Йоши.




Глава 9


Последние участники похоронного шествия ушли дальше по Пятой улице под охраной имперской полиции. Повозки, кареты и паланкины зевак еще продолжали стоять плотными рядами, а люди в них не отрываясь смотрели на драму, которая разыгрывалась перед ними. Сотни зрителей замерли на месте. Какая-то женщина закричала, ее тут же заставили умолкнуть. Йоши узнал в первом ряду императорский паланкин по украшавшей его крышу голове феникса. Только микадо и его ближайшему окружению разрешалось иметь такой роскошный выезд. Тридцать два носильщика стояли на своих местах. Они не помогут Йоши. Он сделал обдуманный выпад и бросился на Рокубея. Тот отступил.

Йоши почувствовал движение справа и повернулся, инстинктивно парируя удар. Потом ринулся вперед, пытаясь достать нападавшего, тот быстро скользнул в сторону. Йоши стал поворачиваться вокруг своей оси, изучая каждого из врагов, пока они замыкали кольцо. Все стражники были молоды, некоторые не старше пятнадцати лет. Это не слишком ободряло Йоши: он знал – это стоят лучшие бойцы охраны, специально отобранные за умение владеть мечом. И действительно, он не нашел в красной стене противника ни одного слабого места: подростки держали оружие как опытные воины.

Охранники были дисциплинированны и хорошо натренированы. Мокрая земля давала им преимущество, потому что заставляла Йоши двигаться осторожнее. В будто бы случайной последовательности то один, то другой стражники выступали из круга, наносили удар и тут же отскакивали назад. Враги были вынуждены действовать поодиночке, чтобы не мешать движениям друг друга, Йоши широко расставил ноги. Император, дождь, похороны и маленькое тело Хироми были выброшены из сознания, а с ними и желание не обнажать меч в смертельной схватке.

Йоши стал машиной для выживания. Его брови расправились, глаза сузились, рот был сжат плотно, но не стиснут. Он чувствовал слабый запах земли и ароматы благовоний и цветов, оставленные похоронной процессией. Мелкий дождь продолжал лить, делая его стойку менее устойчивой. Йоши по хлюпанью своих башмаков из медвежьей шкуры угадывал сопротивление мокрой травы и автоматически компенсировал его при каждом шаге. Всякий раз, когда враг пытался напасть, Йоши чувствовал его движение и молниеносно отклонялся в сторону, плавным выпадом парируя удар и нанося ответный.

Уже через несколько секунд мастер боя понял, что охранники заранее составили план нападения. Пока его мускулы раз за разом отражали удары, мозг бойца перебирал возможные варианты их замысла. Девять атак – он невредим. Что же десятый? Как только тот шевельнулся, Йоши почувствовал выпад, словно у него открылись глаза на затылке. Он пригнулся, упал на колено и нанес удар, описав мечом большой полукруг: классический прием «колесо телеги».

Первая кровь! Лезвие прорезало оба бедра врага, пройдя через мясо, кости и главные артерии. Мальчик громко, жалобно вскрикнул, упал, выронив свой меч, и забился, как вытащенная из воды рыба, обагряя кровью тех, кто стоял рядом.

Йоши, не раздумывая, прыгнул на противоположную сторону круга. Его меч сверкнул в восьмисторонней защите, затем пронесся обратно в приемах «бабочка» и «мельница». Лезвие, словно живое существо, прикрывало мастера со всех сторон. Охранники расступились, и Йоши стал продвигаться к экипажам.

– Остановите его! – крикнул Рокубей, поняв, что он и его товарищи потеряют преимущество, если Йоши сможет защитить спину.

Один из охранников яростно прыгнул вперед.

– Ты убил моего брата! – закричал он и, как слепой, бросился на Йоши.

От этого нарушения законов схватки у Йоши на миг сжалось сердце. Однако он не мог позволить себе ни великодушия, ни сострадания. Мальчик закружился на месте и умер: крик оборвался, голова упала и покатилась в грязь.

Его сосед поскользнулся, пытаясь увернуться от летящей головы своего товарища. Это погубило его: меч Йоши рассек наплечную пластину, отрубил левую руку и глубоко вошел в грудь.

Еще один шаг – и Йоши оказался между двумя упряжками. С обоих боков его защищали ряды беспокойно переступавших с ноги на ногу и фыркавших волов.

– Отойти назад! Перестроиться! – приказал Рокубей.

Кареты и повозки горожан словно вмерзли в землю. Люди не отрываясь смотрели на битву из-за бамбуковых занавесок, восхищенные или смертельно напуганные – в зависимости от их характера – драмой, которую они наблюдали.

В императорском паланкине Го-Ширакава забыл о своих сладких пирожках и прилип лицом к решетке. Он узнал Йоши, он видел его в Совете, и теперь, глядя на схватку, составил план. Если молодой человек выживет, Го-Ширакава даст ему важное поручение. Такому храброму и опытному бойцу можно доверить судьбу империи.

Охранники столпились напротив Йоши. Рокубей разбил их по двое и прошептал каждой двойке свои инструкции. По его хлопку пары разошлись и исчезли в скоплении карет.

Йоши услышал их крики и понял замысел Рокубея. Охранники хотят растащить заслон. Они будут откатывать кареты одну за другой, и в конце концов Йоши будет пойман в ловушку.

Послышался громкий треск, словно что-то сломалось. Так и есть: какая-то повозка, потеряв колесо, осела на землю. Послышались испуганные крики. Воспользовавшись суматохой, Йоши влез на крышу соседнего экипажа. Он вложил меч в ножны и, прыгая по крышам – каждый прыжок был длиной в два – два с половиной метра, – добрался до заднего края скопления. Там двое стражников ругали тех, кто находился в сломавшейся карете: шестерых придворных дам и пожилого князя. Крики дам и бесполезная брань только усиливали неразбериху. Карета не могла двинуться без починки.

Собранные в пучок волосы старика растрепались, шапочка-эбоши на голове была сплюснута, одежда порвалась, измялась и намокла. Он вышел из кареты, желая наказать «сумасшедших мальчишек». Один из охранников угрожающе поднял меч, князь испуганно шагнул назад и попал ногой в лужу. Старик вскрикнул от растерянности и страха: на голову его медленно опускался клинок.

Охранник не успел довести дело до конца: Йоши спрыгнул на землю, в одно мгновение отбил лезвие, повернул свое оружие против врага и нанес удар по его руке над пластиной, защищавшей запястье. Меч врага вместе со сжимавшей его кистью руки упал в лужу. Старый придворный изумленно открыл рот и побелел как полотно, не в силах оторвать взгляда от подростка, который, крича от боли, зажимал раненую руку здоровой и в панике поворачивался из стороны в сторону. Поток крови окружал его красной полосой.

Прежде чем второй подросток смог что-то предпринять, мастер боя разрубил его одним мощным ударом.

Йоши стряхнул в меча кровь и вдвинул его в ножны так, что раздался щелчок. Затем он прикинул высоту соседней повозки, прыгнул вверх, ухватился за выступ украшавшей ее резьбы и, подтянувшись на руках, оказался на крыше. Ему было ясно, как действовать. Противники его были разделены. Йоши побежал по крышам карет, перепрыгивая через воловьи упряжки и осторожно балансируя на китайских гребнях роскошных экипажей.

Вторую пару врагов он услышал раньше, чем увидел. Этим молодцам лучше удавалось разводить кареты, чем их собратьям. Две кареты уже были развернуты, и третья освобождалась из затора. Мечи охранников были вложены в ножны. Первый погиб, не успев вынуть оружие, второй умер, вслепую замахиваясь мечом на врага, спустившегося с высоты, словно дух из племени богов.

Оставались еще трое.

Йоши подлез под карету с соломенным покрытием и осмотрелся: он надеялся обнаружить врага первым. Ноги встревоженных волов и обитые железом колеса стояли тесно, как деревья в лесу. Отовсюду шел тяжелый запах навоза, смешанный с запахом рыбьего масла, которым смазывали оси. Йоши обливался потом. Воздух здесь был совершенно недвижим, мастер меча почувствовал, что задыхается от жары.

Отсиживаться в безопасности было не в характере Йоши. Его учили никогда не показывать врагу спину и при любых обстоятельствах сражаться до последней минуты жизни. Здравый смысл подсказывал: если сумеешь, раздели врагов, если же это невозможно, сражайся, применяя все средства, которые помогут выжить.

Йоши услышал поблизости от себя громкие голоса и тихо выбрался из своего убежища. Противники находились рядом, не дальше, чем за шесть карет от него, и спорили с седоками. Йоши услышал протестующий голос немолодой женщины и сердитый окрик охранника, потом крики, жалобы и всхлипывания нескольких дам, напуганных грубым поведением вооруженных сопляков. Женские крики превратились в отчаянные вопли, когда Йоши, похожий на разгневанного духа, выскочил из-за соседнего экипажа. Свой меч он держал наготове – обеими руками, под углом в сорок пять градусов.

Охранник, стоявший ближе, отпрыгнул в сторону, предупредив своего товарища. Йоши бросился на него, как ястреб на кролика. Его меч просвистел в воздухе и столкнулся с клинком охранника. Сила удара мастера была такой, что пальцы врага разжались и оружие упало в грязь. Мальчик был беззащитен. Какую-то тысячную долю секунды, пока был слышен звон вибрирующего лезвия, Йоши воспринимал все вокруг с необыкновенной четкостью. Мир словно остановился.

Он видел мальчика: рот открыт, но во взгляде вызов. Волосы стали скользкими из-за дождя, пучок расплелся, и они спадали на воротник. Мальчик был красив, несмотря на следы перенесенной в детстве оспы. Около шестнадцати лет – столько же было Йоши, когда он покинул Киото. Как давно это было! Йоши медлил: на мгновение тоска захлестнула его. Они же дети. Как можно убивать их?! Йоши стиснул зубы. Сделай это, сказал он себе. Сделай!

Его нерешительность использовал второй охранник: Йоши почувствовал удар по правому плечу, выронил оружие. Его спасло то, что лакированная кожа доспехов была мокрой от дождя: нагрудная пластина отклонила меч охранника, и выпад, который мог разрубить плечо, только ушиб его. Йоши повернулся вокруг своей оси, вынимая левой рукой свой второй, короткий боевой меч.

Тут Йоши понял, почему он еще жив: этот стражник был совсем ребенком, на вид не старше четырнадцати лет. У него просто не хватило сил прошибить доспехи. Но выражение лица противника показывало, что его надо принимать всерьез: оно отражало холодный ум и злобу.

Размышлять было некогда: на Йоши обрушивался следующий удар. Мастер боя мгновенно нагнул голову и почувствовал, как его волосы шевельнулись от движения рассеченного клинком воздуха.

Короткий меч Йоши имел в длину немного меньше тридцати сантиметров – чуть длиннее кинжала. Его малолетний противник, хотя и не имел физической силы, был быстрым и умелым бойцом, Йоши передвинулся в сторону, чтобы видеть обоих врагов одновременно. Старший уже подобрал меч и, взяв себя в руки, пытался обойти Йоши сзади.

Мастер боя прижался спиной к колесу повозки, его короткий меч раз за разом описывал перед ним защитный полукруг.

Подростки, хорошо тренированные, разошлись и одновременно атаковали Йоши. Как только он поворачивался к одному, второй нападал сзади.

Йоши спасали только ловкость и быстрота реакции. Его ум был полностью открыт внешнему миру и спокоен, как вода озера в тихую погоду. Толчки воздуха были рябью на его поверхности, и Йоши отбивал удары, руководствуясь одним инстинктом.

Скоро кто-нибудь из мальчиков сумеет ранить его. Йоши должен принять решение: он не может победить только обороняясь. Хотя его меч не предназначен для нападения, ему нужно пробить себе путь из скопления карет на открытое место. Недостаток новой позиции – еще один противник – Рокубей, преимущество – возможность двигаться в любом направлении, спутывая расчеты врага.

Принять решение помог младший подросток, который стал звать на помощь Рокубея. Без длинного меча справиться с тремя опытными фехтовальщиками не мог даже Йоши.

Мастер боя парировал очередной удар, но вместо того, чтобы повернуться назад, защищая спину, сделал выпад в сторону старшего охранника. Одна нога Йоши оказалась за линией нападения врага.

Теперь короткий меч давал ему преимущество, а мальчик напрасно пытался перехватить свой меч и поразить неодолимого соперника, который сошелся с ним грудь в грудь, теснил его и постепенно вонзал острие под его нагрудные пластины.

Пядь за пядью сталь погружалась в податливую плоть, и вот уже клинок вошел в тело охранника по самую рукоять, Кровь хлынула по лезвию и залила кисть Йоши до запястья. Сзади младший подросток наносил ему удар за ударом, отчаянно пытаясь спасти товарища. Йоши то наклонял голову, то откидывал ее, спасаясь от этих ударов лишь благодаря верному инстинкту. Наконец короткий меч застрял в костях охранника. Вынимать его было некогда, Йоши схватил мертвого врага за руку и с трудом стал разжимать его пальцы, чтобы завладеть его оружием.

Младший кричал что-то невнятное и ударял снова и снова, но не мог поразить: доспехи защищали сенсея.

Боевой меч оказался в руках у Йоши. Ему становилось дурно от одной мысли, что надо прикончить ребенка, но он понимал, что уже не может быть милосердным. Надо убить или умереть. И он провел серию выпадов, сделал обманное движение над головой, чтобы потом нанести удар в живот. Охранник должен был поднять меч, отбивая удар, и оставить туловище без прикрытия. Любой опытный фехтовальщик стал бы защищать голову, но мальчик потерял контроль и даже не поднял лезвие. Вместо этого он описал мечом широкий полукруг, направляя клинок в середину торса Йоши. Оба соперника ударили одновременно. Голова мальчика слетела с плеч, описала красивую дугу и, словно кожаный мяч в популярной игре кемари, покатилась под повозку. Перепуганные волы, фыркая, переступали ногами вокруг странного предмета, наконец одно из копыт опустилось, раздавив тонкие кости, и втоптало в грязь расколотый шар.

Меч мальчика прорезал нагрудную пластину сенсея и замер, едва не вонзившись в тело, Йоши раскачал его, выдернул из доспехов и швырнул оружие под ноги. Он чувствовал себя глубоко несчастным. Сенсей, учитель, рубит головы детям. Острый запах крови, навоза и колесной мази вызывал у него тошноту.

Шатаясь, Йоши вышел в просвет между экипажами, мысленно казня себя за содеянное. Он чувствовал, что люди смотрят на него из-за решетчатых окон карет. Что они сейчас думают о нем? Йоши вздрогнул от отвращения. Злые духи снова заманили его в ловушку. Он устал от смертей. Хироми, мальчики. Зачем? Он почувствовал слезы на щеках, мокрых от дождя. Бедный Хироми. Это был не его бой. Добрый человек умер потому, что судьба привела его в неподходящее место в недоброе время.

– Наму Амида Буцу, – прошептал Йоши, чтобы помочь душе друга на пути к десяти судьям. Он убеждал себя, что прикосновение смерти легче пера, что каждый человек должен в свое время прервать жизненный цикл. Слабое утешение!

Йоши вышел на открытую площадку. Справа от него раскинулся деревянный мост Сандзё. Императорский паланкин со множеством карет угадывался впереди. Дождь ослаб и превратился в легкий туман. Йоши шире расставил ноги, взглянул на толпу зевак, которые не сдвинулись с места, чтобы помочь ему, потом поднял меч, иронически приветствуя праздных наблюдателей, и швырнул оружие в бешено несущуюся воду Камо. Меч, медленно вращаясь, пролетел по воздуху с тонким пением и вонзился в ограду моста.

Вдруг Йоши пошатнулся, земля ушла у него из-под ног. Он оказался на коленях, потом стукнулся ладонями оземь, они скользнули по влажной почве, и Йоши растянулся в грязи.

Мастер боя переключил свои мысли, что притупило его внимание. Коварный Рокубей подкрался к нему и на глазах у сотен молчащих людей нанес ему сзади удар мечом. Лишь торопливость Рокубея спасла Йоши от мгновенной смерти. Молодой начальник охраны слишком нервничал и не рассчитал расстояния. Удар, направленный в голову, пришелся по плечам, на два-три сантиметра ниже ключиц. Пластины доспехов выдержали, но толчок сбил Йоши с ног.

Рокубей пришел в бешенство. Он взвыл, словно дикая обезьяна, и попытался прыгнуть на спину поверженного врага, но чуть не упал, поскользнувшись на мокрой мостовой.

Йоши, воспользовавшись этим, перекатился на спину. По крайней мере, он умрет, глядя в лицо своему убийце.

Рокубей обрел равновесие. Ему незачем было торопиться: противник валялся в грязи без мечей, со всех сторон метров на двадцать не было ни одного укрытия. Дыхание Рокубея стало ровным, бешеный огонь глаз погас, в них появилось новое выражение – жестокости и коварства. Уголок верхней губы юноши вздрагивал, как у охотничьего пса, предвкушающего агонию добычи. Он медленно воздел клинок, примериваясь к последнему удару. На этот раз никакие доспехи не помогут обреченному.

Йоши перекатился на бок. Он не видел пути к спасению. Раньше, чем он сможет встать, все будет кончено. Он передвинулся дальше и почувствовал, как что-то твердое надавило ему на бедро.

Шурикены!

Он положил их в карман перед выходом из дома. Вот она, сталь. Острые, как нож, боевые метательные звезды, каждая около семи сантиметров в диаметре. Каждая может убить быка, если верно ее направить.

Йоши погрузил руку в карман. Меч Рокубея уже опускался, когда мастер боя метнул три шурикена.

Первый пробил Рокубею лоб, второй снес ухо, третий просвистел над пустырем и с силой врезался в решетку одной из карет.

Рокубей упал на колени, его меч вонзился в грязь в двух-трех сантиметрах от лица Йоши. Охранник медленно повалился навзничь, уставясь невидящими глазами в размокшую землю.

Йоши лежал на мокром поле, глотая слезы. Он чувствовал невыносимое отвращение. Никогда он не был так мерзок себе. Сенсей Тадамори-но-Йоши – убийца детей.




Глава 10


В двадцать третий день третьего месяца солнце светило ярко. Дождевые камышовые шляпы и плащи вернулись на свои места в домах горожан. Распустились цветы груши, форсинтия обвела желтой полосой городскую стену, а ивы Судзаку-Одзи украсились нежными зелеными побегами, словно повязали на ветви развевающиеся ленты. Над горизонтом будто стаи черных флажков плыли по небу к северу дикие гуси. Аматерасу словно извинялась за мокрую погоду во время похорон Кийомори. Хотя в воздухе еще чувствовался холод, пощипывающий кожу и окрашивавший щеки девушек в красный цвет, это не мешало горожанам выходить на улицы, которые обрели свой обычный вид.

В час змеи – около десяти утра – несколько высокопоставленных сановников и генералов прибыли к Йомеи-мон – западным воротам Имперского града. Они приехали в каретах с позолоченными и посеребренными крышами, напоминающими листья пальмы. Крыши сверкали на утреннем солнце, красные и синие флажки хлопали на свежем ветру.

Сановные посетители перелезли через балку-порог, но были остановлены отрядом императорской охраны.

– Я Комацу-но-Самми Тюдзе Коремори, генерал и советник третьего разряда, – представился главный из прибывших, поправляя на голове повязку-кобури. – Я нахожусь здесь по желанию императора-отшельника.

Командир охранников несколько раз поклонился, приветствуя входящих.

– Мне оказана честь проводить вас. Его величество ждет. Будьте любезны следовать за мной.

И он нетерпеливо взмахнул рукой. Охранники мгновенно поняли этот знак, выстроившись в два ряда, чтобы сопровождать генерала и его спутников по узкой улочке Саэмон-Фу.

Генерал Коремори был одет в черную мантию, оттенявшуюся серыми и белыми нижними тканями. Рукоять его меча украшала белая лента, а черная кобури была прихвачена под подбородком белым шнуром. Генерал крепко сжимал в руке свой должностной жезл. Неяркие цвета его придворного наряда объяснялись тем, что он пребывал в трауре по своему деду, покойному Первому министру.

Генералу Коремори было всего двадцать лет, но он отчетливо сознавал: ответственность за судьбу рода Тайра ложится на его плечи. Теперь, когда дед и отец умерли, а главой рода стал бездарный дядя Мунемори, молодой военачальник искал случая завоевать власть и почет. Он чувствовал: если бразды правления останутся в руках Мунемори, семья будет уничтожена.

Коремори был обут в башмаки на толстой подошве, но шел осторожно, стараясь не наступать на мелкие лужи, оставшиеся после прошедшего накануне дождя. Мощными плечами и толстой шеей молодой человек поразительно напоминал своего деда.

Генерал уважал обычаи прошлого и потому нанес немного белой пудры на свое лицо, что считалось данью классической японской традиции. Хотя Коремори лишь однажды участвовал в бою, он шел враскачку, подражая походке воина-самурая. Свита следовала за ним, не задавая вопросов: несмотря на свою молодость, Коремори был прирожденным вождем.

Императорские охранники остановились у входа во дворец и выстроились друг против друга рядами, как полагалось по этикету, образовав проход для высоких гостей. Коремори поднялся по каменным ступеням в приемный зал, где его ожидали Го-Ширакава и сидевший с ним рядом Мунемори.

Приемный зал находился в центре дворца. Его полированные полы из твердого дерева блестели. Верхние балки помещения сопрягались в узоры головокружительной сложности. Даже сейчас, в разгар утра, сюда не доходил, исчезая в полумгле свода, свет. От стоящих вдоль стен светильников разлетались брызги масла.

Го-Ширакава располагался в резном кресле на возвышении – единственном кресле помещения. За спиной императора-отшельника трепетали редкостные китайские ширмы с изображением священного города Чан-Ана. На коленях старца покоился лакированный поднос с чашкой чая и вазочкой для сластей. Сидевший рядом Мунемори расстроено хмурился, когда император-отшельник бросал леденцы в рот, облизывая свои короткие пальцы.

– А, вот и вы, мои дорогие, – произнес Го-Ширакава, когда покончил со сладким.

Коремори ничего не ответил. Пришедшие с ним сановники молча поклонились.

– Садитесь, пожалуйста, – продолжал император-отшельник. – Мне не очень нравится, когда вы нависаете над моей головой, словно стая ворон.

– Слушаюсь, ваше величество, – пробормотал генерал, и его молодое лицо помрачнело.

Посетители опустились на колени лицом к сидящему в кресле императору, образовав полукруг.

– Мой ближайший помощник Мунемори попросил меня созвать вас на это чрезвычайное собрание. Вы видите, все военные министры находятся здесь, но мы не стали приглашать тех немногих советников, которые представляют род Минамото. Думаю, лучше всего позволить Мунемори сделать объявление сейчас же.

Глава Совета ежился, не зная, с чего начать, и собравшиеся ждали, пока он заговорит. Через несколько мучительных секунд сын Первого министра нарушил молчание. Голос Мунемори прозвучал слишком громко, и глава Совета тут же смущенно примолк, заговорив тише:

– Я собрал вас здесь в присутствии его величества, поскольку вы отвечаете за безопасность императорской семьи и нашего города. Его величество недоволен результатами нашей борьбы против монахов-воинов и варваров Минамото. Мой прославленный отец, Кийомори, умер. Но мы не должны допустить, чтобы его смерть привела к расколу в наших рядах. Мы обязаны сотрудничать, отодвинув личные интересы и на первое место поставив главное – победу над нашими врагами.

– Да, да, – проворчал Коремори, Его гладкое лицо слегка сморщилось, выражая недовольство. – Мы хотим сотрудничать, мы должны победить злобную банду Йоритомо. Вопрос лишь в том, как это сделать и кто поведет нас, У меня под началом три тысячи самураев и триста стражников особой охраны. Клянусь, если меня поставят во главе войска, я принесу вам голову Йоритомо на пике! Я предлагаю свои услуги, чтобы вести наши войска.

Го-Ширакава наклонился вперед. Лысая голова мудрого старца заблестела в свете масляных ламп.

– Хорошо сказано, мой юный генерал, – мягко промолвил он, – однако я должен напомнить, что всего четыре месяца назад вы возглавляли наши войска в позорном отступлении от Фудзикавы.

Коремори покраснел. До чего бестактно со стороны императора напоминать об этом при дяде Мунемори и других сановниках! Жилка задрожала на щеке юноши. «Бой» под Фудзикавой был его единственным военным походом и закончился полным провалом.

Армия, возглавляемая Коремори, в ту пору вышла на западный берег реки Фудзикава. Разведчики донесли генералу, что большие силы Минамото перевалили горы Хаконе и двигались к Фудзикаве. Генерал Сайто Санемори, один из многих дядюшек Коремори, шестидесятилетний военачальник, посоветовал сейчас же перейти реку и сразиться с войском Минамото у подножия Фудзиямы.

Но самолюбивый самурай не пожелал подчиниться более опытному дяде. Чтобы произвести на Санемори впечатление, молодой генерал приказал войскам остановиться и разбить лагерь на равнине, возле мелкой, почти безводной реки.

Ветер одиннадцатого месяца трепал красные флаги Тайра, гнал рябь по реке и теребил камыши. В камышах трепыхались утки и гуси, не зная, куда улететь.

В горах ночь наступает мгновенно, флейтист своей печальной мелодией околдовывает одинаково солдат и маршалов.

Молодой военачальник забыл расставить часовых, Санемори, рассердившись на неуступчивого племянника, удалился, оставив его одного. Младшие командиры тоже ничего не сказали, боясь разгневать юного генерала. Большинство неопытных воинов крепко уснули.

Один Коремори не спал в эту ночь. Ветер одиннадцатого месяца поднимал полы палаток, свистел в прибрежных камышах, Вдруг тысячи птиц, ночевавших возле берега, взлетели разом, напуганные каким-то неожиданным шумом. Их крылья с силой били по воздуху среди темных облаков, хлопки сливались в громкий ровный гул. Генералу Коремори этот шум показался грозным воем сильного войска.

– Охрана! К оружию! На нас напали! – вскричал он.

Результат оказался плачевным: вместо того чтобы быстро занять свои места и противостоять невидимому врагу, новички воины бросили позиции, оружие и даже лошадей. Три тысячи самураев и солдат бежали в панике, многие полуодетыми.

Коремори ничего не оставалось, как присоединиться к ним. Он вскочил на коня и поскакал прочь во главе своей отступающей армии.

Забрызганные грязью солдаты добрались до Киото через двенадцать дней. К этому времени над Коремори уже смеялся весь императорский двор.

Не жестоко ли со стороны Го-Ширакава напоминать об этом!

Мунемори попытался смягчить слова императора:

– Наши войска были в то время утомлены боями в далекой Суруге. Мы не можем упрекать нашего искусного молодого генерала за достойное отступление. Вините в этом скорее злое божество, которое терзает провинции Внутреннего моря. Вините голод, из-за которого наши солдаты не едят досыта. Вините Йоритомо и его мятежников.

Го-Ширакава изучающим взглядом обвел собравшихся.

– Вы все достойные люди, и я никого ни в чем не упрекаю, но никто из вас не добился успеха в войне с Минамото, – не повышая голоса, возразил он. – В прошлом году Чикара и Оба Кагешика разбили Йоритомо под Ишибашиямой, но это событие не может слишком радовать нас теперь, когда Чикара умер, а Кагешики нет в нашем распоряжении. Кроме них лишь один полководец показал, что умеет побеждать. Сегодня его здесь нет. Я говорю о Тайра Шигехире, самом младшем брате Мунемори, о том, кто повел наши войска в бой против монахов Нары и принес нам головы тысячи мятежников. Итак, поскольку Чикара умер, а Коремори и Санемори потерпели неудачу, только один человек может похвалиться успехами в войне с нашими противниками. И это он, Тайра Шигехира, несмотря на свою молодость, поведет войска империи против князя Минамото Юкийе. Под командованием Шигехиры пойдут тридцать тысяч воинов. Когда Юкийе будет уничтожен, мы обратим наш гнев на Йоритомо. Как я сказал, мы поручим Шигехире двинуться в наступление и принести нам голову вождя бунтовщиков.

Генерал Санемори захлопал в ладоши. Коремори свирепо взглянул на дядю. Хотя Шигехира, дядя, был всего на несколько лет старше молодого честолюбца, казалось, сама судьба вела его ко все большей славе, а Коремори оставался в тени.

Остальные сановники постепенно присоединялись к Санемори, демонстрируя лояльность нестройными рукоплесканиями. Мунемори был упрям и глуп, но и он закивал птичьей головкой, одобряя волю императора. Они всегда будут действовать заодно.

После того как члены Совета покинули дворец, Го-Ширакава хлопком в ладоши вызвал дворецкого и приказал:

– Принеси мне бумагу и кисть.

Ожидая, он продолжал грызть леденцы. Выражение его лица было задумчивым. Он шел по узкой тропе над высоким обрывом, и ему нужно было натянуть внизу очень прочную сеть, которая спасла бы его в случае неожиданного падения. Он отвечал за судьбу Японии. При всем своем себялюбии, император-отшельник был верен интересам своей страны. Под властью Тайра он мог выжить, но Тайра стали слишком жадны, начали обогащаться за счет своих должностей. Без Кийомори и Чикары им не хватало силы поддерживать единство империи. Йоритомо был силен… может быть, если власть перейдет в его руки, его люди будут лучше служить государству. У Го-Ширакавы был разработан долгосрочный план, который мог изменить ход истории и спасти империю… или уничтожить ее!

Появилась бумага. Го-Ширакава написал несколько строк, аккуратно свернул лист и запечатал письмо.

– Отнеси это Йоши, советнику от Минамото, – приказал император дворецкому. – Будь осторожен. Никто не должен тебя видеть. Письмо отдай лично Йоши. И дождись ответа.




Глава 11


Выражение лица Йоши было серьезным. За едой он почти все время молчал. Князь Фумио пытался завести вежливый разговор, но был вынужден сдаться; в ответ на свои усилия он слышал лишь односложные отклики или невнятное бормотание. Наконец слуги убрали посуду с подносов и ушли.

Ставни были подняты, и через распахнутые окна южной стены виднелся сад. Шла вторая половина солнечного дня, сильный ветер шелестел молодой листвой вокруг искусственного пруда. Певчие птицы порхали и прыгали в кронах молодых красных кленов, окликая друг друга мелодичными голосами, похожими на звон колокольчиков.

После того как слуги закончили свою работу, вошла Нами, На ней было бледно-лиловое с розовым оттенком верхнее платье на темно-лиловой подкладке. Под него молодая женщина надела несколько легких шелковых юбок оранжевых тонов. Когда Нами усаживалась рядом с мужчинами, на мгновение из-под подола платья показалась алая оборка.

Губы Фумио напряглись, словно он хотел что-то сказать, но князь лишь вздохнул и переменил позу. Пауза затягивалась.

Внезапно Нами нарушила молчание.

– Йоши, прости, что я пришла без приглашения, – сказала она. – Я хочу поговорить с тобой. Ты обязан объяснить и своему дяде и мне ужасное происшествие на похоронах. При дворе говорят только об этом событии. Тебя называют чудовищем. Я знаю, это неправда. У тебя, должно быть, имелись веские причины вступить в сражение с детьми.

– Мне противно даже думать об этом, – усталым голосом отрывисто произнес Йоши, с трудом выдавливая из себя слова, – Да, у меня имелись причины: эти, как вы их называете, дети являлись отлично обученной командой убийц. Я ненавижу то, что сделал. Лучше бы я никогда не брался за оружие. Я не хотел никого убивать, но, когда Хироми зарезали и клинки стражников обратились против меня, у меня не стало выбора.

Фумио вступил в разговор.

– И все-таки это ужасно! Почему троя жизнь полна такими делами? Это, должно быть, оттого, что ты живешь за счет меча, – он кивнул, довольный своим рассуждением. – Лучше бы ты нашел другие средства к существованию.

– Да, дорогой дядя! Я часто думаю, что и в самом деле предпочел бы более мирную жизнь. Я завидую твоему новому положению, а с ним и почету и чину, которые оно дает. Князь Фумио, начальник придворного управления архивов – хорошо звучит.

Йоши имел в виду полученное дядей от императора новое назначение. Совсем недавно князь Фумио был переведен из старшего чина четвертого разряда в младший чин третьего.

– Мои обязанности легки: эта должность в основном церемониальная.

– И мирная.

– Да, племянник, мирная. В твои годы, друг мой, я уже жил полной деятельной жизнью, я чувствовал, что настало Время жениться и взять на себя ответственность за собственную семью.

Рядовой самурай Фумио в свое время получил землю и титул князя за то, что отличился в боях на стороне императора. Он привез в свое имение молодую жену и приготовился к мирной, размеренной жизни. Но судьба не дала продлиться его счастью: меньше чем через год его жена умерла при родах. Еще через шесть месяцев землетрясение разрушило его замок. Он не знал, то ли стать монахом и удалиться от мира, то ли обратить свои угодья и недавно приобретенное богатство на пользу своих трех сестер и четырех братьев. Монашеская жизнь не привлекала его: Фумио был простым, прямодушным человеком, не имевшим склонности к религии. Он решил стать опорой для многочисленных детей своих братьев и сестер и посвятить им дальнейшую жизнь.

– Я тоже хотел бы обрести свой дом и семью, дядюшка. Но в Киото этот путь для меня закрыт. Именно поэтому я решил забрать Нами и уехать в Камакуру. У князя Йоритомо мы сможем найти свое счастье.

– Йоши, пожалуйста, думай не только о сегодняшнем дне. Ты прав, что покидаешь Киото, но для Нами захолустье не подходит. Она привыкла к придворной жизни. Прошу тебя: ради нее, уезжай один.

– Нами незачем оставаться. Мы поедем вместе. Йоши дотянулся до руки молодой женщины, сжал ее пальцы и повторил:

– Мы поедем вместе.

– Да, дядя, я хочу уехать, – горячо заговорила Нами. – Я проделала все, что обычай требовал от вдовы Чикары. Сегодня прошла неделя после церемонии сорок девятого дня. Мой траур кончился, и мне больше незачем здесь оставаться. Вещи Чикары розданы. Мой долг исполнен.

– Нет еще. Ревнители традиций будут настаивать, чтобы ты дождалась хотя бы службы сотого дня.

– Ревнители традиций? – Нами презрительно усмехнулась самым неподобающим для дамы образом. – А мне какое дело до них? Они никогда не будут довольны. Они захотят, чтобы я обрезала волосы и осталась вдовой до конца жизни. Сначала сотый день, потом двухсотый. Ну нет, я еще достаточно молода, чтобы рожать детей. И я сделала свой выбор – я уезжаю из Киото с Йоши, чтобы создать свою семью.

– Ты всегда была своевольной, – сказал Фумио, – и я не удивляюсь твоему решению. Но ради меня побудь здесь еще немного: ты нужна мне в моем доме. Мое новое положение требует, чтобы в северном крыле распоряжалась хозяйка.

Йоши удивленно поднял брови.

– Моя мать достаточно хорошо вела твои дела много лет. Разве она по-прежнему не управляет прислугой?

– Уже нет. Йоши, ты редко бывал у меня после выздоровления. С того времени, как ты вернулся ко двору, твоя мать изводится от печали. Думаю, так устроен мир, дети избегают престарелых родителей.

– Как ты можешь так говорить? – прервал его Йоши. – Я несколько раз просил у матушки разрешения увидеться с ней. Она все время отговаривалась нездоровьем.

– Да, да. Конечно, она всем так отвечает. Она больше не может заботиться о моем доме. На самом деле мне приходится заботиться о ней.

– Я буду настаивать на встрече с матушкой перед отъездом, но мы все же уедем.

Нами заколебалась. Она стольким обязана дяде. Неужели из-за собственных эгоистических интересов она не откликнется на его просьбу?

– Может быть, нам стоит подумать? – медленно заговорила она. – У нас впереди еще много лет. Йоши, если я нужна нашему дяде и твоей матери…

Ее прервал робкий стук в стенку-сёдзи.

– Да? Что такое? – спросил Фумио с легким оттенком раздражения.

– Письмо, господин.

– Принеси его позже.

– Хозяин, посыльный говорит, это срочное дело.

– Извините меня, – обратился князь к молодым людям. – Это известие, должно быть, из моего нового управления. Вряд ли там есть что-то важное, но я обязан принять его.

Слуга Фумио подал ему свиток толстой белой бумаги, перевязанный лентой и скрепленный печатью с гербом рода Тайра. Пока Фумио развязывал красную шелковую ленту, посыльный исчез.

Князь прочел письмо и улыбнулся.

– Меня вызывают в Рокухару – в главное поместье рода Тайра! Просят явиться сегодня в десять вечера, чтобы получить важное поручение. Может быть, придется тряхнуть боевой стариной!

– Ох, нет, – воскликнула Нами. – Дни вашей воинской славы давно миновали. Вы теперь важный начальник императорских архивов. Государь никогда не освободит вас от официальных обязанностей.

– Письмо не от императора, а от Нии-Доно. Она пишет от имени своего сына Мунемори. О поручении ничего не сказано, но… – Фумио вновь улыбнулся, – может быть, им нужен мой опыт в подготовке к предстоящей войне. Старшие генералы помнят и уважают мои военные заслуги.

Морщинистое лицо Фумио засветилось почти юношеским восторгом.

– Да. Я уверен, так оно и есть. Они хотят, чтобы я наставлял молодых военачальников.

– А как же преимущества мирной жизни? – спросил Йоши, – Мне кажется странным, что ты так рад возможности расстаться с ней.

– Ты забываешь, дорогой племянник, что я прожил в покое тридцать лет. И я приветствую последнюю возможность послужить роду Тайра.

– Да, дядя. Ты жил достойной жизнью, и мне понятно твое стремление. Что касается меня, я устал убивать. Я люблю Нами. Я остался бы в Киото, но сторонники Кийомори не дадут мне покоя. Они будут доставать меня, пока я не уничтожу их всех или не умру сам.

– Но, Йоши, подумай… Ты явишься к князю Йоритомо в Камакуру? Что тогда? Разве он позволит тебе вести мирную жизнь?

– Дорогой дядя, я намерен лишь обучать его солдат. Как учитель сотни человек я ценнее, чем один воин. Я люблю искусство боя и буду рад служить Йоритомо в таком качестве.

– Твои слова приносят мне большое облегчение, Йоши. Я боялся, что, став бойцом армии Минамото, ты однажды встретишься со мной в бою как враг. Ты для меня словно сын, и… Впрочем, каждый из нас должен выполнять свой долг так, как понимает его. Мир велик. Надеюсь, что на войне наши пути не пересекутся.

Фумио шумно свернул письмо и снова перевязал его лентой.

– У Тайра под началом более тридцати тысяч воинов-самураев. Они загонят Йоритомо и его двоюродного брата Кисо обратно на дикий север.

Длинный день прошел приятно. Йоши обменялся стихами с Нами. Он повидался с матушкой и нашел ее здоровой и в хорошем настроении.

Мать одобрила его намерение покинуть Киото вместе с Нами.

– Некоторые стали бы отговаривать тебя, но я не из их числа, – сказала госпожа Масака. – Ты имеешь полное право создать семью, и я с радостью встречу рождение твоих детей. Моя жизнь станет полнее, если я буду знать, что вы с Нами счастливы: вы достойны этого.

Даже Фумио, который поначалу был против отъезда племянницы, сменил гнев на милость. Он благословил молодых людей на брак. Восторг при мысли о скорых переменах в своей судьбе заставил старика забыть обычную сдержанность, и, поздравив молодую пару, князь радостно заговорил о собственном будущем.

– Я им нужен, этим желторотым юнцам. Им нужны мои знания и выучка. Я словно помолодел. Никаких архивов до конца войны! Это ведь последний случай показать, что я чего-то стою.

В конце этого благодатного дня, выходя из дядюшкиной усадьбы, Йоши натолкнулся на великана-монаха, которого приметил в ночь похоронной службы по Кийомори. Монах, занятый собой, переходил На другую сторону улицы Нидзё. Йоши проводил его внимательным взглядом. В течение одной недели второй раз ему попадается навстречу этот верзила. Случайность? Йоши не был в этом уверен.

После недавнего покушения мастер меча стал крайне осторожен и замечал любой признак возможной угрозы. И сейчас, подводя лошадь к воротам своего двора, он увидел, что они приотворены.

Маленький особняк Йоши находился на западе от главной улицы, в северо-восточном квартале третьего округа – не слишком почетное место, но соответствующее его статусу. По сравнению с дядюшкиной усадьбой или малым дворцом Чикары это был скромный дом. Он состоял из трех соединенных между собой строений. Частокол и высокая живая изгородь укрывали особняк от посторонних глаз, но двор был маленький. Перед домом располагался традиционный цветник, однако в кем не имелось ни искусственного пруда, ни мостика, ни павильонов. Выложенная камнем дорожка вела от полуоткрытых ворот к главному зданию, которое состояло из одной большой комнаты, разделенной ширмами на несколько малых.

К тыльной стороне главного здания прилегали две пристройки поменьше. В одной жил слуга Йоши, другая предназначалась для гостей.

Йоши бесшумно сошел с коня и, привязав его к росшему рядом апельсиновому дереву, быстро вошел в ворота.

Над Киото догорал закат. Светлячки вспыхивали в сумерках, рисуя в воздухе яркие узоры. Воздух был напоен ароматом апельсиновых цветов. Такой вид должен наполнить душу наблюдателя покоем, но сердце Йоши сейчас сжималось от тревоги.

Солнце исчезло за краем городской стены.

Йоши понадобилась вся выдержка, чтобы, едва заметно двигаясь вдоль изгороди, добраться до крытого перехода в северной части дома. Там он влез на террасу, ^стараясь не шуметь. Осторожно, мелкими шагами Йоши пробежал по балкам, чтобы не наступать на скрипучие половицы, вынул из ножен длинный меч и быстро вошел в комнату.

На полированном полу из твердого дерева сидел на коленях пожилой мужчина. Он холодно смотрел на Йоши, Лицо, покрытое густой сеткой Морщин, не выражало страха, хотя посетитель был безоружен. Йоши узнал Юкитаку, старого верного слугу императора-отшельника, вложил меч в ножны и облегченно вздохнул.

Юкитака протянул молодому человеку свиток из темно-красной бумаги:

– Император-отшельник приказал мне передать это лично вам.

Йоши недоверчиво посмотрел на него, опасаясь подвоха. Не сводя глаз с незваного гостя, он сломал печать и, встряхнув лист, развернул его.

Ему хватило одного беглого взгляда, чтобы убедиться: письмо в форме стихотворения послано действительно Го-Ширакавой. Император лично обращается к Йоши! Какая честь!

Йоши убрал руку с рукояти меча.

– Простите меня за подозрительность: я не ждал гостей.

– Понимаю вас, – отозвался Юкитака. – Ваше положение известно всем. Хотя я не знаю, о чем пишет мой господин, думаю, будет правильным прочесть его письмо прямо сейчас.

– Спасибо, друг. Вы можете идти.

– Нет, мой господин требует, чтобы вы ответили немедленно. Я несколько часов ждал вашего возвращения, еще десяток минут ничего не значат.

И Юкитака поклонился, коснувшись лбом пола.

Йоши кивнул. Почерк у императора был великолепный, по нему можно было судить о большом мастерстве Го-Ширакавы в изящных искусствах.
		Над Фудзиямой



		Тонкий месяц шлет привет



		Оленю, чтоб он



		Шел над краснотой кленов



		Тихо к белому венцу.








В линиях иероглифов чувствовалась сдержанная сила. Йоши сосредоточился, пытаясь понять второй смысл строк. Не похоже, чтобы император-отшельник прислал стихи только для того, чтобы произвести на Йоши впечатление изяществом стиля. Письмо содержало сообщение, и такое важное, что Го-Ширакава написал его сам, приказав своему посланцу дождаться ответа.

Священная гора Фудзияма, название которой значит «Бессмертная», должно быть, обозначает Го-Ширакаву. Тогда крадущийся олень – сам Йоши. Иероглифы «белый венец», «краснота кленов» несомненно намекали на что-то? На что? Может быть, в них зашифрованы символы родов Минамото и Тайра? Цвет знамени Минамото белый, знамени Тайра – красный. Неужели Го-Ширакава указывает на свое сочувствие делу Минамото?

Йоши удивленно поднял брови. Если он правильно понял, письмо содержит приказ тайно явиться к Го-Ширакаве. Сейчас в небе сияет тонкий лунный серп. Через несколько дней появится новая луна, отмечающая начало четвертого лунного месяца.

Приходите тайно сегодня вечером – вот что сказано между строк.

Олени в горах находятся в безопасности. Их травят и убивают, лишь когда они спускаются на равнины и леса. Власть императора будет горой, которая защитит Йоши от Тайра.

Попросив Юкитаку подождать, Йоши подошел к лакированному столику, стоявшему в одном из углов главной комнаты, размочил чернильный камень, провел по нему кистью и решительными, уверенными движениями начертал ответ:
		Крадется олень



		По снегам Фудзиямы,



		Не видит его



		Бог следов Тсукийоми,



		Улыбающийся тонко.








Йоши свернул плотную бумагу и запечатал свиток. Даже если Юкитаку схватят по дороге, стихи будут непонятны всем, кроме их адресата. Белый олень – сторонник Минамото – появится на Фудзияме – в императорском дворце – сегодня ночью, под тонким месяцем бога луны Тсукийоми.




Глава 12


Тысячи колоколов на склонах горы Хией прозвонили час крысы – полночь. Ночь была теплой и ласковой, она пахла мириадами весенних цветов. Воздух пронизывали ароматы только что раскрывшихся бутонов сливы, вишни, груши. Для большинства придворных это была ночь любви.

Йоши подошел к Судзакимон – главным, южным воротам Имперского града. Император мог просить его «прийти тихо», но как быть, если у ворот, соединенных с помещением для охраны, люди толпились, словно пчелы возле улья. Имперские солдаты ходили дозором вокруг наружной стены. Факелы освещали подход к воротам так ярко, что все было видно почти как днем.

Йоши был одет так, как полагалось для встречи с императором: черная головная повязка, темно-синяя мантия и широкие зеленые штаны. Он не был вооружен, проверяя свою способность выживать без мечей. Мастер боя привязал свою лошадь к цветущему дереву так, что ее не было видно от ворот, подошел к границе освещенного участка и прижался к высокой живой изгороди, стараясь остаться незамеченным. Без оружия он чувствовал себя беззащитным перед каждым прохожим.

И все же ночью движение у ворот было не таким интенсивным, как днем. Проезжали телеги с обычными грузами для императорской кухни, их не обыскивали. Из маленьких карет выходили придворные, посещавшие город по сердечным делам; их опрашивали всех, независимо от ранга. Прогрохотало несколько больших карет с группами сановников, прибывших на заседания: правительство империи не считалось со временем суток, и многие министерства начинали работать уже в час тигра – в четыре утра, а некоторые учреждения не прекращали деятельности от зари до зари.

Стражники были дисциплинированны. Людей, выходивших из Имперского града, ни о чем не спрашивали, но каждую въезжающую карету останавливали и осматривали, прежде чем позволить ей перевалиться через балку-порог на императорский двор. Йоши хотел было присоединиться к одной из официальных делегаций, но оставил эту мысль, ибо вряд ли ему удалось бы остаться незамеченным. А император написал ясно: Йоши должен проникнуть к нему скрытно.

Тонкий месяц Тсукийоми уже клонился к горизонту, когда Йоши наконец заметил нечто, весьма его заинтересовавшее.

Подскакивая на ухабах, к воротам подъехала телега, полная рыбы. Неожиданно одно из ее колес перекосилось. Телега накренилась и застряла среди дороги. Три рыбака и возчик соскочили с нее, ругаясь на чем свет стоит.

Доставка рыбы в столицу считалась выгодным, но рискованным делом. Во время весенних приливов море в области Сайдзаки наполнялось морскими лещами. Их было легко ловить, и эту рыбу очень любили при дворе. Но ее перевозка на императорскую кухню была скоростной гонкой; телега, которую что-то задержало в пути, доезжала до Киото с гнилым товаром, и хозяева возвращались домой без денег.

Рыбаки были одеты в рваные холщовые лохмотья, накинутые поверх набедренных повязок. Их грязные волосы были стянуты повязками-хашимаки. Беззубые рты кривились, открываясь для визгливого крика. Таких людей из народа при дворе называли эсемоно, считая их существами низшего сорта, полузверьми. Но Йоши, когда работал кузнецом, узнал на собственном опыте, что эти люди, внешне грубые и грязные, так же честны и испытывают такие же чувства, что и любой придворный. Вокруг застрявшей телеги много суетились, махали руками. Возчик отдавал приказы, рыбаки его не понимали и делали все наоборот.

Йоши решил воспользоваться ситуацией. Укрывшись в темноте улицы Нидзё, он быстро сбросил мантию и нижние одежды, скатав их в уродливый узел. Из своего пояса Йоши неумело сделал набедренную повязку, потом распустил волосы, растрепал их и обвязал лоб платком. Со своим мускулистым торсом молодой человек больше походил на рабочего, чем на придворного. Переодевание, хотя и не идеальное, должно было сработать.

Стражники у ворот смеялись, выкрикивали непристойные шутки, давая насмешливые советы потерявшим голову рыбакам. Йоши остановился возле затененного бока телеги, потом, не говоря ни слова, вошел в круг пыхтящих над колесом людей. Они удивленно смотрели на него: кто это еще явился на помощь бедным трудягам? Впрочем, этот человек выглядел как один из них, хотя и был чем-то не похож на рыбака. Может быть, тем, что казался чересчур чистым.

Йоши просунул свой узелок в повозку. Запах рыбы становился невыносимым – часть груза начинала гнить.

Новый работник забрался под телегу, подставив плечи под скрепляющую ее крестовину, и знаками приказал рыбакам держать колесо. Пот покатился с него градом, когда он напрягся, пытаясь поднять огромную тяжесть. Соленая жидкость, смешанная с рыбьей кровью, сочилась через щели между досками настила, заливая вонючим суслом обнаженную спину. Вены взбухли на висках атлета. Медленно, с огромным трудом он выпрямил ноги. Еще чуть-чуть… и телега свалилась обратно под огорченные выкрики разочарованных рыбаков и колкие насмешки стражников.

Еще раз. Йоши напрягся, он скрипел зубами, глаза превратились в щелки. Еще чуть-чуть. И еще. И еще раз. Телега выровнялась, колесо встало на место.

Йоши упал на колени, обессилев от напряжения. Рыбаки и возчик сгрудились вокруг него, благодаря за выручку. Запах их дыханий и тел был еще более невыносим, чем вонь рыбы.

Йоши тяжело дышал. Ему не хватало воздуха. Он сделал им рукой знак отойти.

– Чем заплатить вам? – спросил возчик. – Мы люди бедные.

– Потом разберемся! – пробормотал Йоши. – Делайте свое дело, а я пройду вперед, осмотрю дорогу до кухни.

Так незадолго до трех часов утра Йоши оказался перед Го-Ширакавой. Одежда советника была измята и местами выпачкана, но волосы были аккуратно причесаны и шапочка-эбоши сидела на месте.

– Должно быть, все уже знают, что вы здесь, – произнес император-отшельник.

– Нет, государь: я следовал вашим указаниям и пришел переодетый рыбаком. Меня не видел никто.

– Что ж, вы находчивы и смелы! Но этот запах! – Го-Ширакава одной рукой поднес к лицу надушенный платок, взяв в другую расписной веер.

– Простите меня, государь, – извинился Йоши и прочел тут же сложенное стихотворение:
		Запах красных роз



		Реет в дворцовых залах.



		Розы дурманят,



		Но не могут насытить,



		Как рыбы Камакуры.








– Очень хорошо, действительно прекрасные стихи, – император с трудом сдержал смех и быстрее замахал веером. – Я вижу, что вы идеальный исполнитель для моего поручения: вы великий воин и отважный рыбак, сочиняющий умные стихи. Да, да, ваши стихи верны: красные розы плохо насыщают меня с тех пор, как Мунемори стал их главой. Может быть, мы сможем приготовить более сытное блюдо с вашей помощью, моя маленькая белая рыбка из Камакуры. Го-Ширакава прищурился и внимательно взглянул на Йоши.

– Готовы ли вы служить своему императору и народу Японии? – спросил он.

Не задумываясь, Йоши ответил:

– Да.

– Даже если это поставит под угрозу вашу жизнь?

– Долг перед императором важнее жизни, – произнес Йоши и умолк, словно не решаясь продолжить.

– Ваша преданность чем-то ограничена. Чем? – быстро спросил Го-Ширакава.

– У меня есть также долг перед Минамото. Я верен этому роду и никогда не предам его.

– Вам и не надо этого делать. Мне нужен верный помощник, человек, которому я могу доверять и который должен служить интересам нашей страны. Поручение будет опасным, но успех сулит достойную награду.

– Для меня такая служба – честь и без награды. – Йоши поклонился в знак повиновения.

– Вот в чем состоит ваша задача: вы отправитесь в Камакуру и предложите свои услуги Иоритомо. Он примет их – он знает о вашей верности роду Минамото. Вы будете честно служить ему, но… помните, что страна и ваш император важнее всего. Ваш отчет о Иоритомо как человеке и государственном деятеле повлияет на мое решение, кого поддерживать в дни будущих испытаний. Передайте князю Иоритомо мое запечатанное письмо. Каждая потерянная минута для вас – упущенная возможность успеха: Тайра попытается остановить вас. Уезжайте сегодня же. Сейчас же!

Император немного помолчал, потом добавил:

– Может быть, вам следует принять горячую ванну и переодеться. В любом случае я хочу, чтобы вы покинули Киото до восхода солнца.

– Государь, я прошу вас разрешить мне взять с собой свою возлюбленную. Задержка будет очень небольшой.

– Никаких задержек! – глаза Го-Ширакава стали похожи на два черных камня, – Я знаю о вашей близости со вдовой Чикары. Даю вам свое императорское согласие. Берите ее, но уезжайте этой же ночью.

– Я здесь для того, чтобы повиноваться, государь. Я покину Киото до рассвета.

– Принимайтесь за дело сейчас же.

– Слушаюсь.

Йоши, пятясь и низко кланяясь, вышел из комнаты. Го-Ширакава шумно выдохнул воздух и с чувством облегчения зарылся в душистый носовой платок. Всемогущий Будда! Судьба империи зависит от человека, воняющего гнилой рыбой!




Глава 13


Князь Фумио провел спокойный вечер, разбирая дела имперских архивов. Нами и госпожа Масака были заняты своими заботами в северном крыле дома, и князь не увиделся с ними. В десятом часу слуга выкатил карету и подозвал возницу. Через некоторое время Фумио подъезжал к двухэтажным воротам усадьбы Рокухары. Его верхняя одежда была пошита из плотной ярко-синей шелковой парчи, официальная черная повязка-кобури аккуратно облегала седую голову. Церемониальные мечи князя были щеголевато заткнуты за пояс, широкие штаны элегантными волнами ниспадали на башмаки с толстой подошвой. В правой руке Фумио держал должностной жезл Имперских архивов, в левой – железный веер.

Князь не обратил внимания на стражников в красном, большой отряд которых охранял ворота и двор. Эти молодцы всегда наводняли Рокухару, а если сегодня их было больше, чем обычно, то это обстоятельство не казалось ему чем-то особенным. Фумио вышел из кареты и отослал возницу. Он войдет во двор один.

Всего несколько лет назад место к востоку от реки Камо считалось не престижным участком, покрытым болотистыми полями. После постройки моста Сандзё Кийомори превратил его в общественный и политический центр Киото. Обширное пустое пространство покрылось десятками зданий, где поселился Первый министр и его родственники из семьи Тайра. Высокие стены окружали особняки, их крыши, словно гряды черепичных волн, бежали до главного дворца, очертания которого вздымались над путаницей загнутых вверх углов и резных карнизов. Красотой и роскошью Рокухара соперничала с императорскими садами. Здесь были построены павильоны для любования луной, для пробы духов, чтения стихов и состязаний в борьбе. Вдоль берега реки Камо шла скаковая дорожка. Искусственные пруды и ручьи были заселены лягушками, величаво квакавшими с листьев лотоса.

Получить приглашение в Рокухару от самой Нии-Доно считалось величайшей честью, выше могло быть только приглашение в императорский дворец. Лицо Фумио сохраняло подобающее для официальных встреч сдержанное выражение, но в его душе бурлил такой восторг, какого он не ощущал многие годы. Он нужен роду Тайра! Наконец его опыт и мудрость принесут пользу.

Фумио был польщен, когда во время празднования Нового года он нашел свое имя в списках тех, кого император повысил в должности. Быть заведующим имперскими архивами – высокая честь для бывшего деревенского самурая. Высокая честь, но без настоящего дела. Как же он мог не радоваться, что понадобился Тайра в более активном качестве?

Фумио поднялся по широким ступеням ко входу в главный зал. Его окружила почетная стража из шести солдат. Зрелые мужчины, не то что эти мальчишки в красном, при которых Фумио чувствует себя неуютно. Теперь с ним рядом идут крепкие, выносливые, опытные бойцы с неподдельной выправкой военных, Фумио одобрительно кивнул: так и следует его приветствовать.

Солдаты обступили Фумио – два спереди, два сзади, по одному с боков – и провели в главный зал, который был почти точной копией Большого императорского зала: высокие потолки, под которыми перекрещивались деревянные балки и уходящие в темноту ряды толстых лакированных колонн, расставленных с математической точностью. Только центральное возвышение освещалось чередой масляных светильников, стоящих на высоких треножниках. Фумио почувствовал запах горящего масла.

Из центра освещенного круга на него смотрела Хатидзё-но-Нии-Доно, сидевшая в резном кресле. Сегодня она отказалась от традиционной дамской ширмы и заняла место главы рода. Рядом с ней на коленях сидели трое сыновей – Мунемори, Томомори и молодой генерал Шигехира. Нии-Доно была одета в бледно-серое верхнее платье, из-под которого виднелись нижние юбки разных тонов – от белого до черного – траурный костюм старшей жены. Голова женщины была опущена, и языки пламени отбрасывали на ее лицо блуждающие тени, скапливающиеся в глазницах, резко очерчивающие впадины щек под скулами. Вдова Первого министра немигающим взглядом следила за приближающимся князем.

Фумио остановился перед возвышением. Он поклонился Нии-Доно и ее сыновьям – ив первый раз с момента получения письма ощутил беспокойство. Почему эта размазня Мунемори не смотрит ему в глаза?

– Для меня большая честь быть приглашенным сюда. Я надеюсь быть вам полезным, – произнес Фумио.

Нии-Доно ответила высоким, почти визгливым голосом:

– Да, вы можете быть нам полезны, князь Фумио.

Мунемори поежился. По-прежнему глядя в сторону, он сказал:

– Матушка, позвольте нам еще раз обсудить это дело.

Нии-Доно сделала вид, что не слышит его.

– У нас есть вопросы к вам, князь Фумио, – продолжила она.

– Спрашивайте, и я отвечу в полную меру моих скромных возможностей.

– Верны ли вы нашему делу?

– Конечно.

– Отдали бы вы за него жизнь в случае необходимости?

– Как вы можете задавать мне такой вопрос? Я всегда был стойким сторонником рода Тайра, Моя жизнь принадлежит вам, если вы требуете ее.

– И все же вы укрываете человека, который причинил нам большое несчастье.

– Госпожа Хатидзё, мне Йоши причинил еще большее горе. Я растил его, я пытался внушить ему любовь к императору и нашему роду, но обстоятельства словно сговорились превратить его в нашего противника. Если бы вы знали печальные подробности этой беспутной жизни, вы простили бы его.

– Никогда! Фумио, мой муж, умирая, потребовал голову вашего племянника. Я считаю священным долгом выполнить его приказ. Две головы будут установлены перед его могилой: Йоши и князя Йоритомо. Скажите откровенно, будете ли вы помогать нам?

– Никто еще не ставил под сомнение мою верность Тайра. Госпожа, я глубоко почитаю вас и остальных членов нашего рода. Пошлите меня на войну, пошлите меня охотиться за князем Йоритомо – я пойду, не задавая никаких вопросов. Но Йоши… я люблю этого мальчика как собственного сына.

– Мы знаем это. Мы знаем также, что он любит вас и верит вам. Именно поэтому мы и просим вас о помощи. Йоши с почти сверхъестественной ловкостью ускользает от нашей кары: все попытки захватить или убить его до сих пор терпели неудачу.

Нии-Дона наклонилась вперед, ее лицо оказалось в густой тени, в голосе послышалось шипение.

– Поклянитесь в верности. Поклянитесь, что приложите все усилия, чтобы помочь нам в борьбе против Йоши. Знайте, сейчас ваш племянник находится в западне, из которой ему не выбраться. С минуты на минуту монахи горы Хией принесут нам его голову. В этом случае вам нечего будет делать. Ваша клятва будет не нужна. Но\ вы приобретете нашу полную поддержку и дружбу. Мы позаботимся, чтобы вы получили достойную награду. Хотите быть генералом нашей армии? Будете! Хотите получить обратно свои поместья в Окитсу? Получите! Скажите, чего вы хотите, и вы получите все.

– Я немного растерян, – сказал Фумио. – Вы требуете клятвы верности. Моя жизнь принадлежит вам, как принадлежала всегда. Да, я хотел бы стать генералом, но если я смогу служить вам и императору в меньшем звании, этого будет достаточно. Я думал, вы пригласили меня сюда, чтобы посоветоваться со мной о военных делах. Если вы не этого желали, зачем я здесь?

Смелые слова, но Фумио казалось, будто холодная рука сдавливает ему сердце. В выражении лица Нии-Доно появилось что-то, с чем он никогда не сталкивался прежде, – что-то безумное.

– Хватит общих фраз! – резко бросила она. – Нам нужно нечто большее, чем пустая болтовня.

– Моя преданность – не пустая болтовня, – возразил Фумио.

Пот мелкими каплями выступил у него на верхней губе, увлажнил брови. Пальцы, сжимавшие сановный жезл оледенели, словно сквозь металл в них стал проникать холод смерти. Все заколебалось у него перед глазами. Это было похоже на кошмарный сон. Нии-Доно, скорчившись на высоком кресле, словно хищная птица, то разрасталась, то опадала. Князь почувствовал, как бешено колотится его пульс, ощутил резкий запах горящего масла, увидел виноватые лица трех мужчин, различил безумный блеск в глазах вдовы Кийомори.

– Если западня не сработает, мы обратимся к вам, и вы выдадите нам Йоши! – взвизгнула Нии-Доно.

Фумио, испуганный неожиданным криком, сделал шаг назад – и ощутил, что солдаты охраны сомкнулись за ним стеной.

– Это невозможно, – просто и с достоинством ответил старый князь. – Йоши для меня все равно что сын.

– Взять его! – прорычала Нии-Доно.

И произошло неслыханное: два самурая схватили Фумио за руки, не давая ему сдвинуться с места. Простые солдаты подняли руки на командира и сановника третьего разряда! Фумио стал вырываться, пытаясь дотянуться до своего церемониального меча, – безуспешно. Князь рассвирепел. Он дергался в руках стражей, изрыгал ругательства.

Он ругался словами, которые не слетали с его губ уже тридцать пять лет – со времен его последнего боевого похода, и, пока ему связывали руки, стены мрачного зала оглашала черная площадная брань. Наконец старика вытолкали из помещения, покалывая в спину острием меча. Наследники Кийомори перевели ДУХ.

– Матушка, Фумио всегда был нашим другом. Как вы можете обращаться с ним так жестоко? – спросил дрожащим голосом Мунемори.

Нии-Доно презрительно усмехнулась.

– Ты трус и тряпка, но не будь еще и дураком. Если монахи добьются успеха и принесут нам голову Йоши, мы никогда не сможем доверять старику Фумио. Он должен умереть, и с ним все его родственники. Вспомни, что стало с твоим отцом оттого, что он пощадил Йоритомо. Если монахи потерпят неудачу, мы используем Фумио, чтобы заманить Йоши в последнюю ловушку, из которой он не выберется. Поэтому… – ее голос стал тише, и от этого дыхание смерти еще сильнее зазвучало в нем. – Даже если Фумио согласится помочь нам, он не выйдет из Рокухары живым.

Мунемори взглянул на братьев.

Томомори отвернулся. Шигехира покачал головой.

– Мунемори, мать права, – сказал он. – Другого выхода нет. Фумио и вся его семья должны быть уничтожены. Последней волей нашего отца нельзя пренебрегать: мы должны принести голову Йоши на его могилу или потеряем уважение и власть.

– Вот слова настоящего мужа из рода Тайра, – одобрила сына Нии-Доно. – Я понимаю, почему император поставил тебя во главе наших войск.

Она повернулась к Мунемори:

– А за твою слабость мне стыдно. Для нас пришло время ожесточить сердца. Хотя Фумио наш старый друг, я без колебаний использую его и отброшу. Таков закон власти: тот, кто ее имеет, должен доказывать, что он достаточно силен, чтобы удержать ее.

Солдаты приковали Фумио к столбу и ушли, оставив старика одного в кромешной темноте. Князя окружала полнейшая тишина.

Первый час прошел. Потом появились охранники в красном. Они принесли сосновый факел и укрепили его на стене.

Князь Фумио держался как можно прямее: он не хотел показать свой испуг. Но в душе старый воин дрожал от страха. Уже много лет ему не приходилось терпеть такого обращения. Князь прилагал огромные усилия, чтобы не взмолиться о пощаде. За час, проведенный в одиночестве, старик принял решение. Он не предаст Йоши, чего бы это ни стоило ему самому. Он вынесет любую боль. Фумио не обманывался насчет своей участи. Нии-Доно не позволит ему уйти из Рокухары живым. Фумио был перепуган, но хотел умереть достойно.

Трое подростков разжигали огонь в дальнем углу комнаты. Фумио смог разглядеть, что его окружало. Он был прикован цепью к среднему из трех стоявших в ряд столбов. Помещение было большим, замкнутым с трех сторон каменными стенами. Четвертая стена представляла собой решетку, сделанную из толстых деревянных брусьев, перекрещивающихся под прямым углом. Перед этой стеной располагался помост с установленной на нем деревянной колодой. На щите возле жаровни висели какие-то инструменты и оружие.

У Фумио заныло сердце: он узнал комнату пыток и казней. Много лет назад император разрешил иметь ее в Рокухаре для наказания государственных заключенных и государственных преступников. За решеткой размещались сиденья для зрителей. Фумио вспомнил, что год назад он сам находился по ту сторону решетки – присутствовал при казни убийцы, которому отрубили голову.

У старого князя задрожали колени, пальцы рук и ног стали холодными как лед. Он готов был закричать: «Пощадите меня! Пожалуйста! Я мирный человек, я ни с кем здесь не спорю!» Решимость Фумио ослабла. Он стал спрашивать себя, что же произойдет, если он пообещает выдать племянника. Ведь Нии-Доно сказала, что Йоши уже пойман, а может быть, даже мертв! В самом ли деле он не сможет жить на свете, если предаст того, кого считает своим сыном?

Старый князь смотрел, как нагревается на огне лезвие меча. Медленно текли секунды. Наконец охранники, перешучиваясь, выдернули раскаленный добела клинок из тигля.

Фумио перевел взгляд на решетчатую стену и прошептал: «Наму Амида Буцу». Он ощутил неизбежность смерти словно удар чего-то материального. Фумио жил долго, дольше, чем большинство его современников, но сейчас чувствовал, что у него еще много лет в запасе. Что, если все же?.. Простит ли его Йоши? Йоши хороший сын, он простит.

Нет! Честь выше всего. Фумио прикусил язык так, что изо рта выскользнула алая струйка.

Молодчик в красном приближался к старику, выставив перед собой раскаленное лезвие. Влажный воздух комнаты шипел от жара меча.

– Покорись и живи, – сказал охранник.

– Позовите Нии-Доно, – глухо пробормотал Фумио.

– Дай клятву и мы позовем ее.

Лезвие покачивалось сантиметрах в семи от лица князя, кожа его затрещала. Старый князь открыл рот, но снова закрыл. Выдохнул: «Наму Амида Буцу-у». Невыносимая боль возникла у него в груди и растеклась по левой руке, глаза выкатились, пот покатился градом со смертельно побледневшего чела. Фумио обрадовался этой боли: ею он искупал свою вину перед Йоши – мысль о предательстве.

– Никогда, – крикнул он, и его сердце остановилось.




Глава 14


Выйти из Девятивратного града оказалось легче, чем войти в него. Влюбленные изо всех частей столицы, проводившие ночи за занавесками своих любовниц, обычно убирались восвояси с третьими петухами, на ходу слагая «утренние стихи». Но подчас для кого-то свидания заканчивались слишком рано: то неожиданно возвращался муж, то любовные ласки иссякали скорей, чем ожидалось, или дама отговаривалась нездоровьем. Йоши смешался с толпой таких неудачников от любви. В полном наряде придворного пятого разряда, пахнущий словно бочка тухлой селедки, он ни разу не был остановлен. Охранники закатывали глаза, когда он проходил мимо, но были достаточно дисциплинированны, чтобы придержать языки. Правда, молодой человек вроде бы слышал приглушенный смешок, когда за спиной его захлопывались ворота Судзакимон, но это неважно. Его ждут другие дела. Сначала надо найти своего коня, вернуться к себе в северо-западный квартал, помыться и переодеться, потом заехать за Нами в усадьбу князя Фумио и подготовить все для немедленного отъезда.

Дом Йоши оставлял на попечении своего старого слуги Горо.

– Я уезжаю, возможно, надолго, – предупредил он. – Заботься о доме и саде, словно они твои собственные. Я оставлю тебе серебра на год. Если понадобится больше, пойди к князю Фумио, он тебе поможет.

– Все будет сделано, хозяин. Пусть улыбнется вам Будда.

До рассвета оставалось меньше часа. Во всех домах Киото зажигались огни: чиновники и рабочий люд готовились к наступающему дню. Йоши, нахлестывая лошадь, мчался по городу.

Улицы были еще пусты, и он добрался до усадьбы Фумио за несколько минут. Но, подъехав к воротам, он ощутил, что волосы поднимаются у него на голове. Мастер меча почуял опасность. Йоши обвел лошадь вокруг забора, спешился, привязал ее к одному из кольев и подошел к задней калитке, через которую ходили только слуги и торговцы. Обычно там стояли на часах два лакея, сейчас не было ни одного.

Йоши втянул в себя предрассветный воздух. Легкий ветерок скользил по его лицу. Ухоженные сады его дяди были полны высокими, словно кусты, цветами: китайской гвоздикой, лихнисом и луноцветом. Их аромат густо разливался по всей округе. Теперь же до Йоши донесся резкий и едкий запах горящего дерева или бумаги. Этот запах был ему слишком хорошо знаком по тому времени, когда пожары, вызванные землетрясением, пожирали строения и сады столицы. Но нигде не мелькало ни искорки огня, ни одна струйка жара не вплеталась в свежесть утренней прохлады.

Йоши быстрым шагом миновал крытый коридор. Он хотел позвать Нами, но горло пересохло, а лоб покрылся тонким слоем пота.

В главном зале кто-то двигался! Йоши молча обошел его вокруг и оказался в оружейной: ему нужен был меч, чтобы защищаться в случае необходимости. Носить мечи еще не значит пользоваться ими. Мастер боялся выбрал два клинка отличного качества. Один клинок был заткнут за пояс, другой остался в руке. Йоши пробрался к главному залу, остановился и прислушался. Кто бы там ни находился, он производит очень мало шума. Один-два человека, не больше.

Раздался тихий скрежет, мелькнул огонек, – Йоши бесшумно шагнул в комнату, высматривая признаки засады.

В комнате стоял человек – монах в белом плаще, накинутом поверх боевых доспехов. Его бритая голова блестела в слабом свете маленькой жаровни. Монах стоял к Йоши спиной и, похоже, не замечал, что он теперь не один. Йоши увидел, как незваный гость зажег фосфорную спичку и поднес ее к куче тряпья и обрывков бумаги, лежавшей перед ним на полу. Бумага вспыхнула, но тряпки не загорелись.

Вот откуда шел запах, который уловил Йоши.

Маленькие языки пламени гасли, не успевая перекинуться на деревянный каркас здания.

Для народа, чьи дома строились из бумаги, дерева и соломы, огонь был смертельным врагом. Значительная часть Киото не раз погибала в пожарах, стихийно возникавших после землетрясений. Тот, кто поджигал дом, зная, что огонь может переброситься на половину города, был хуже убийцы: он угрожал сердцу Империи.

Огонь чуть разгорелся и вновь погас. Монах что-то пробурчал себе под нос.

Хватит! Йоши поднял меч и замер в нерешительности. Отчаяние охватило его. Неужели проклятие повсюду следует за ним? Неужели все, кого он любит, обречены страдать? Если что-нибудь случится с Нами или с матерью, он никогда не простит себе этого. Йоши инстинктивно понял, что монах – его враг, а не Фумио. Он узнал в нем одного из тех, кто присутствовал на похоронной службе по Кийомори. Эти люди понимали, что могут сломить Йоши только захватив его семью. Вот почему они несколько дней следили за его передвижениями! Весь мир ополчился против Йоши! Йоши ожидал коварных выпадов со стороны Тайра, но этот человек монах. Что ему делить с монахами горы Хией?

Йоши попытался проглотить слюну, но рот его был сух, как земля знойным летом. Он вспомнил: вечером князь Фумио ушел к Нии-Доно. Значит, дядя в безопасности. Но Нами! И матушка! Амида, помоги им, защити от страданий! Йоши продвинулся вперед, держа меч наготове, и опять замер. Нет! Он не станет убивать! Он не причинит вреда гнусному поджигателю. Йоши обезоружит его, возьмет в плен, но оставит в живых, чтобы узнать, что сталось с Нами, с матерью, со слугами. Убивать монаха – значит потерять единственный источник сведений о них.

Йоши легко перепрыгнул через кучу пепла. Монах понял, что он не один, и резко наклонился вперед, поворачиваясь, чтобы вынуть меч. Он обладал великолепной реакцией: меч очутился в его руке раньше, чем монах закончил разворот. Йоши прочел во взгляде врага ненависть. Лицо монаха было ему знакомо: бледное, одутловатое, обрамленное китайскими усами с бородкой. Медлить было нельзя.

Йоши направил в голову противника проверочный выпад. Как он и ожидал, клинок его был легко отбит. Монах умело нанес ответный удар, заставив Йоши отступить. Потом монах прорычал имя Йоши и навязал ему комбинацию атакующих выпадов, которую мастер меча легко заблокировал.

– Не помнишь меня, Йоши-деревенщина? – прошипел противник, отступая.

Йоши никто не называл деревенщиной с детских лет, со времени обучения в Конфуцианской школе. Йоши напряг память.

– Цадамаса? – неуверенно спросил он. Монах тяжело дышал. Его рот полуоткрылся, глаза налились кровью.

– Раньше Цадамаса, теперь Канген, монах-воин храма Энряку-дзи, – выдохнул противник.

– Значит, Канген. Теперь я вспомнил тебя: ты дразнил меня, когда я был ребенком. Чего ты хочешь от меня теперь? Что ты сделал с моей семьей?

Канген не ответил. Он собрался с силами и злобно атаковал, тесня Йоши к двери. Тут мастеру боя ударил в нос запах дыма. Его сознание разделилось на две части: одна следила за клинком врага, другая искала источник запаха. Есть! Огонь, который, казалось, потух, лизал кучу мусора, временами вспыхивал и вновь угасал. Если Йоши не кончит эту схватку быстро, займется все здание.

– Хватит, Канген, – холодно произнес мастер боя, прыгнув на белую фигуру, Кисть сенсея работала так быстро, что на месте клинка образовался белый свистящий полукруг.

Канген парировал несколько ударов и отступил к стене. Дальше отходить было некуда, монах стал вращать мечом, защищаясь в стиле «мельница». Йоши встал на границе досягаемости, пропустил три оборота клинка, потом в какую-то долю секунды неуловимым движением ухватил врага за запястье и, вывернув ему руку, обезоружил его.

Канген, удивленно открыв рот, следил за своим мечом, который, крутясь колесом, пролетел по комнате и упал в темном углу. В тот же миг короткий клинок Йоши был приставлен к его горлу. Лезвие рассекло кожу врага ровно настолько, чтобы на дымчатой поверхности стали появились несколько алых капелек.

– Пожалуйста, сохрани мне жизнь, – заговорил монах, и страх исказил его лицо. – Я скажу тебе, куда отправили твоих близких. Прошу тебя!

Слеза выкатилась из круглого, словно пуговица, глаза и исчезла в складках одутловатой щеки. Колени Кангена подкосились.




Глава 15


В зале для медитации маленькой часовни, притулившейся на задворках гигантского комплекса Энря-ку-дзи, шла тайная беседа.

– Сможет ли Канген его обмануть? – спросил великан Дзёдзи. – Когда человеку сопутствуют духи…

Священник Теме резко оборвал монаха:

– Чепуха! Не строй из себя идиота: Йоши человек, ни больше и ни меньше. Умелый воин, он имеет те же слабости, что и мы все. Не говори мне больше о волшебстве и чарах.

– Так-то оно так, – пробормотал Дзёдзи. – Но все же он так удачлив.

– Кончилось его счастье. Мой план сработает. Муку, монах из крестьян, проворчал:

– Куда бы лучше было устроить засаду в доме Фумио. Твой план слишком сложен. С чего ты взял, что он потащится сюда?

– Муку, как бойца я тебя ценю, но думать предоставь мне. Я изучил Йоши. Он не убьет Кангена. Его любовь сильнее желания мстить. Я приказал Кангену убить Йоши. Теме пожевал губами и продолжил: – Если он сделает это, мы отпустим заложников. Если Канген будет побежден, Йоши заставит его говорить. Канген будет юлить до тех пор, пока не почувствует настоящую угрозу. Тогда он выложит все. И Йоши явится сюда».

– Когда же? – спросил Дзёдзи.

– Думаю, не позже, чем через час.

– А если он дождется дня?

– Тем лучше. Мы не обязаны демонстрировать мужество, как самураи. Как только Йоши минует рощу, он будет виден из храма, я ударю в колокол и десять лучников поразят цель.

– Скажи еще, – попросил Муку, – почему ты так уверен, что он полезет под наши стрелы?

– Он будет взбешен и потеряет контроль. Он посчитает, что монахи – несерьезные противники. Как человек прямодушный и честный воин, он бросит нам вызов и встанет против нас с мечом в руке.

– А если он проникнет в храм раньше, чем лучники заметят его?

– Я не дурак. По всем дорогам рыщут наши люди. Они будут сообщать о его продвижении криком совы.

– Значит, неудачи быть не может? – Дзёдзи нервно сжимал огромные кулаки. Мысли о сверхъестественных возможностях Йоши не покидали гиганта.

Теме покачал головой и, скрывая раздражение, твердо произнес:

– Неудачи быть не может.

Несмотря на уверенный вид, Теме нервничал не меньше Дзёдзи. Он смотрел на угрюмое лицо бородача Муку и завидовал этому лишенному воображения крестьянину с грубой душой. Конечно, все пройдет хорошо. Но… почему у него так щемит под ложечкой?

Священник проинспектировал свой замысел, Он великолепен. Теме изучил характер и прошлое Йоши. Он знал, как тот будет действовать. Теме представил себе, как Йоши в эту минуту, пришпоривая лошадь, взбирается по крутому склону горы Хией, продвигаясь так быстро, как позволяет влажная почва. Он рядом. Он будет здесь самое позднее через час.

Теме то и дело стискивал пальцами рукоять меча. Священники-воины были больше монахами, чем бойцами, и с большим удовольствием изучали сутры, чем сражались. Сам он никогда лично не участвовал в операциях уничтожения.

Теме передернул плечами, прогоняя тревогу. Что ж, пусть сражаются сохеи, он будет наблюдать.

Священник загляделся на первую узкую полосу света над горизонтом. Стоя у ворот храма, он любовался великолепной панорамой, раскрывавшейся перед ним. Ему видны были северо-восточные леса округа, и равнины, и озеро Бива за ними, и все пространство за озером до далеких гор.

Храмовые постройки возвышались над крутым обрывом. Дорога из Киото вела через лес криптомерии. Среди этих деревьев по бокам дороги прятались соглядатаи. Когда Йоши появится, каждый из них, заметив его, криком совы подаст сигнал соседу. Непосредственно к храму ведет узкая лестница. Она выходит на окруженную лесом поляну. Здесь и укрываются лучники.

Йоши сойдет с лошади, взбежит по ступеням. Тут ударит колокол, свистнут стрелы…

Вдалеке прозвучал крик совы!

Сердце священника забилось быстрее. Он кинул взгляд на место действия. Лучшего времени для операции нельзя было желать: света ровно столько, что он с трудом мог рассмотреть расплывчатые белые фигуры. Они были готовы.

Еще один крик совы, на этот раз ближе. Йоши двигался быстро.

– Он приближается, – сказал Теме, стараясь, чтобы голос звучал спокойно.

– Помолимся, братья, помолимся, – боязливо произнес Дзёдзи.

Муку с отвращением взглянул на великана.

– Пусть этот хвастун явится, – проворчал он. – Я не боюсь. Если лучники промахнутся, я покажу, на что способен.

Крик совы прозвучал с края поляны. Свет, отражавшийся от облаков, сиял на поверхности озера Бива. Лес шелестел ветерком. Стали видны хребты далеких гор. Скоро должно было совсем рассвести, и стоявший в воздухе аромат предвещал чудесный весенний день.

Прекрасное утро для смерти, подумал Теме, когда из-за деревьев показалась фигура человека, неуклюже бегущего к храму. Он облачен в доспехи… как будто это может защитить от стрел. На голове защитный шлем, темно-синий плащ развевается за спиной. В слабом утреннем свете Теме показалось, что он различает герб Минамото.

Священник ударил в колокол.

Двадцать стрел поразили одну цель. Некоторые отскочили от доспехов, другие пробили их и вонзились в тело с характерным чмокающим звуком. Стрелки вновь натянули луки и дали еще залп. Синий плащ опал, словно мяч, из которого выпустили воздух, и бежавший рухнул на землю, весь утыканный стрелами, дрожащими, как иглы дикобраза.

Муку что-то разочарованно проворчал.

– Возблагодарим Будду, – прошептал Дзёдзи. – Я ни минуты не сомневался в успехе.

– Он мертв. Наш долг исполнен, – торжественно произнес Теме.




Глава 16


Йоши забрал в руку изрядный кусок белого плаща и скрутил его в кулаке, не давая Кангену упасть.

– Говори, – его голос казался еще ужаснее оттого, что звучал спокойно.

Монах задыхался, кашлял, из его рта вырывалось бессвязное бульканье. Йоши двинул клинком.

– Ты будешь жить только в том случае, если все скажешь. Мне некогда! Говори! Я спрашиваю в последний раз.

Мощная рука вздернула Кангена. Давление лезвия не ослабевало. Лицо монаха оказалось на одном уровне с лицом Йоши.

– Где моя невеста? Мать?

– Их захватили монахи Энряку-дзи, – выдохнул монах.

– Почему? Зачем?

– Кийомори, перед тем как умереть, приказал убить тебя. Ты наш враг.

– Я никогда не выступал против вас. Это ошибка.

– Нет, не ошибка. Теме, наш гакусё, отдал приказ о твоем уничтожении. Он обвиняет тебя в смерти Кийомори.

– Я не имел никакого отношения к Кийомори.

– Но Кийомори чувствовал, – что ты угрожаешь его существованию. Ты убил многих наших союзников из рода Тайра и этим унизил нас.

– Не понимаю. Я член Имперского совета. У меня нет разногласий с сектой Тендай, и все-таки вы преследуете меня и моих близких.

Капли пота текли по лицу Кангена, крупные, обведенные тонкими усами губы дрожали. Йоши разжал руку, монах словно мешок шлепнулся на пол. Не сводя с него глаз, Йоши попятился и затоптал огонь, потрескивание которого не давало ему покоя во время схватки.

Что же делать? Йоши нахмурил брови, на его щеках заиграли желваки. Го-Ширакава приказал покинуть Киото до рассвета. А Нами? А госпожа Масака? А слуги? Долг перед семьей и любовью требовали, чтобы он сделал все возможное для их спасения. Но если он умрет, пытаясь выручить их, он поставит под угрозу планы императора и предаст божественную фамилию. Все осудят его, все скажут, что долг перед императором важнее личных интересов, Йоши сам был воспитан в этом духе, и было время, когда он не задумываясь прикончил бы монаха и бросил семью на произвол судьбы, чтобы следовать по пути долга. Но теперь он не мог оставить Нами. Теперь он умрет, спасая родных, пусть будет так.

Пламя погасло. Йоши вновь переключил внимание на Кангена.

– Чужой легко может заблудиться среди храмов горы Хией. Отведи меня туда, где прячут моих близких, и я отпущу тебя.

– Согласен, – пробормотал Канген.

Йоши связал ему руки шелковым шнуром, потом провел монаха по переходам в конюшню. Прислуги на местах не было, но несколько лошадей и волов находились в стойлах. Йоши подумал, не отвезти ли Кангена на гору Хией в повозке. Нет, у него оставалось слишком мало времени. Придется Кангену ехать верхом.

Йоши заткнул Кангену рот головной повязкой-хашимаки, усадил его на одного из коней, привязав руки монаха к седлу, а ноги связал ремнем под брюхом благородного животного. Потом он подвел коня к оружейной, где его дядя хранил лучшие чешуйчатые доспехи. Там Йоши выбрал себе украшенный рогами боевой шлем и полный набор необходимого снаряжения. Он торопливо облачился в боевой наряд, набросив поверх него свою темно-синюю накидку. Взглянув на белый плащ монаха, Йоши нахмурился: эта одежда будет отсвечивать в лесной мгле как ориентир для вражеских глаз. Но у него не было времени переодевать пленника.

Йоши взглянул на восточный край неба: слава Амиде, никаких признаков улыбки Аматерасу. Потускневшая луна висела над горизонтом. Он успеет добраться к храму до рассвета.

Канген прочно держался в седле. Кони тяжелыми скачками неслись по сонным улицам. Йоши и его пленник благополучно покинули город через северные ворота. Бег лошадей был скорым и равномерным, Канген скакал впереди, белая одежда его развевалась. Спустя некоторое время всадники поднимались по склону горы Хией. На перекрестках монах движением головы указывал нужную дорогу. Двигаясь по спирали, всадники забирались все выше. Вскоре в рощах вокруг них замелькали строения: путники проезжали мимо маленьких и больших храмов и жилых хижин. Эти здания выступали из мглы, когда всадники приближались к ним, и вновь сливались с деревьями. Где-то рядом закричала сова. Справа от Йоши отвесный склон горы Хией поднимался над северо-восточной равниной. Скоро встанет солнце и будут видны озеро Бива и северные горы.

Канген завертел головой, пытаясь привлечь внимание Йоши. Йоши наклонился к нему и выдернул кляп.

– Мы на месте. Под нами внизу большой зал для чтений. Главный храм расположен вверху над обрывом. Ты должен подняться по каменным ступеням. Наверху – поляна и лестница к зданию, где прячут пленников. Тебе придется идти пешком: лестница слишком крута и узка для лошадей.

– Как я узнаю нужное здание? Мы проехали их десятки, в темноте они все одинаковы.

– Сначала скажи, когда отпустишь меня?

– Когда буду уверен, что ты не лжешь.

– Я могу закричать, и монахи придут на помощь.

– Да, но ты умрешь раньше, чем увидишь их.

– Да. У меня нет выбора. Значит, так: осторожно поднимись по ступеням. Храм, который тебе нужен, освещен факелами. Ты увидишь часовых у его задней стены. Там, в служебных пристройках, и находятся те, кого ты ищешь. Когда увидишь факелы, поймешь, что я сказал правду.

Йоши заткнул Кангену рот и приказал монаху:

– Жди.

Мастер боя подбежал к лестнице. Странно, подумал он, что здесь никого нет. Еще один крик совы раздался над его головой. Йоши стал бесшумно подниматься.

Когда его голова оказалась на уровне верхней ступени, он осмотрелся и увидел храм, факелы, часовых – все, как описал Канген. Снова прокричала сова. Йоши осторожно прилег на плиты, изучая обстановку. Некоторые детали ее вызвали у него повышенный интерес.

Наконец Йоши удовлетворенно кивнул и с прытью горной обезьяны скатился вниз.

– Ты сказал правду, – объявил он Кангену. Все выглядит так, как ты говорил.

Канген изо всех сил закивал.

– Я сдержу наш уговор.

Йоши рассек веревки, связывавшие монада, и приказал:

– Слезай!

Канген соскользнул с лошади, расправляя затекшие члены. Потом он протянул руку к кляпу.

– Подожди, – одернул его Йоши, – слишком заметен в своей белой одежде. Сними ее.

Канген удивленно поднял брови, но выполнил приказание.

– А теперь прикройся моим плащом.

Глаза Кангена расширились: он понял. Монах отчаянно затряс головой, попытался что-то сказал, но через кляп исторглось только мычание.

Йоши вынул меч и поднес его к горлу Кангена.

Потом он накинул на плечи монаха свой синий плащ, завязал его, снял шлем, водрузил его на голову «друга детства» и наконец снова связал руки, на этот раз за спиной.

– Стань лицом к лестнице.

Мастер меча закутался в одежду монаха, накрыв голову капюшоном.

– Вперед, – скомандовал он и, покалывая Кангена мечом в спину, заставил его подняться по лестнице почти до самого верха.

– Теперь ты свободен, – прошептал Йоши, ударив монаха по спине повернутым плашмя клинком.

Канген перепрыгнул последнюю ступеньку и, неуклюже согнувшись, помчался к храму.

Звякнул колокол.

Свист стрел так и не достиг слуха Йоши. Кустарник, окружающий храм, в глубине которого он теперь находился, скрадывал посторонние звуки.




Глава 17


Теме первый оказался возле убитого. Муку и Дзёдзи подбежали минутой позже.

– Ну, кто тут болтал о сверхъестественных силах, – спросил священник, пнув тело носком сандалии. Убитый лежал лицом вниз, шлем сбился на сторону, одежда его напоминала подушку для булавок.

Заря разгоралась. Небо на востоке стало жемчужно-серым, свет, бьющий из-за горизонта, расчертил обрывки облаков золотыми полосками. Гора Хией защищала храм от северо-западного ветра, и воздух был неподвижен. В мертвом воздухе стена оцепеневших деревьев окружала поляну с застывшей в ее центре бездыханной фигурой.

Стрелки, словно белые тени, один за другим выскальзывали из рощи и присоединялись к Теме, читавшему погребальную молитву, Дзёдзи также опустился на колени, перебирая четки, бормоча слова заупокойного моления, чтобы душа Йоши поскорее отправилась в загробный мир.

– Амида Ниорай, чей свет сияет в десяти частях мира, прими эту бедную душу, которая сама не может призвать тебя.

Муку, потерявший возможность отличиться, что-то недовольно проворчал и толкнул труп ногой.

– Дело сделано, – сказал Теме, закончив молитву.

– Известим же всех, что монахи Тендай свершили то, чего не смог сделать весь род Тайра. Дзёдзи, отвези это письмо Нии-Доно и вернись от нее со словами благодарности не позже, чем через час.

Дзёдзи встал, продолжая в молитвенном экстазе ощупывать медные бусины своих двойных четок.

– Ну же! – прикрикнул Теме. – Сначала свези письмо, потом читай сутры.

Великан виновато опустил голову, словно пугливая овечка.

– Как же я сумею за час добраться до Рокухары и вернуться обратно?

– Подумай своей головой. Йоши должен был приехать на лошади. Поищи ее. Она привязана к дереву где-нибудь внизу лестницы. Найди ее. Нии-Доно должна знать о том, что свершилось этой ночью.

– А если я не найду госпожу Нии-Доно?

– Она у себя, она ждет и тревожится. И можешь не сомневаться: она вознаградит тебя за приятное известие.

Дзёдзи ушел. Он по-прежнему сжимал в своих огромных ручищах четки и бормотал молитвы.

Край солнца показался над горизонтом. Поверхность озера Бива превратилась в расплавленное золото, отражая божественный лик Аматерасу. Стая черных дроздов огласила тишину криками и хлопаньем крыльев.

Теме сделал знак молчащим лучникам.

– Пусть двое из вас отнесут тело к храму. Наша цель достигнута. Пора отпустить заложников.

Двое стрелков вышли из ряда, распрямили тело и перевернули его на спину.

Солнце стояло достаточно высоко и хорошо освещало поляну. Теме и Муку отошли в сторону. Лучники нагнулись, чтобы поднять мертвеца, – и вдруг один из них с ужасом воскликнул:

– Это Канген! Мы убили Кангена!

Теме и Муку мгновенно повернулись к кричавшему. У обоих от изумления и неожиданности отвалились челюсти.

В это мгновение послышался еще один крик, на этот раз со стороны храма.

– Пожар, пожар! – перепуганно вопил кто-то. Йоши укрывался в кустах до тех пор, пока гакусё и его помощники не подошли к телу. Когда Дзёдзи взялся за четки, мастер боя покинул укрытие и направился к храму.

Белый плащ с глухим капюшоном прекрасно маскировал его. В слабом свете раннего утра он казался одним из монахов. Не привлекая внимания, Йоши поднялся на террасу. Свет факелов слабел по мере того, как отступала темнота. Густая синева ночи постепенно уступала жемчужно-серым краскам рассвета.

Двое часовых стерегли вход в трапезную. Йоши смело подошел к ним.

– Приказ гакусё. Я должен увести пленников.

– Кто ты? Я тебя не узнаю, – подозрительно спросил один из охранников.

– Я нахожусь здесь по приказу Теме. Он ждет на поляне. Враг мертв, и Теме хочет отпустить заложников как можно скорей.

– Только сам Теме может отменить свой приказ.

– Жаль! – ответил Йоши и прыгнул вперед.

Первый часовой умер, не успев даже пошевелиться. Второй схватился за меч и открыл рот, собираясь поднять тревогу. Но крик стражника превратился в булькающий звук, когда клинок Йоши пересек линию защиты противника. Голова монаха поднялась и тут же откинулась назад, ее удержала на шее лишь тонкая полоска кожи и мышц. Из перерезанной сонной артерии ударил алый фонтан, струя крови взметнулась до черепицы водостока. Тело, шатаясь, сделало шаг и рухнуло, зацепившись за балку-порог. А Йоши уже открывал ногой двери.

В полумгле трапезной он с облегчением различил своих близких. Нами первой заметила любимого и бросилась к нему.

– Йоши, слава Амиде, наконец ты здесь. Мы столько часов не находим места от ужаса. Со мной все в порядке. Прошу тебя, позаботься сначала о своей бедной матери.

Госпожа Масака сжалась в комок на полу, кутаясь в одежды. Йоши едва узнал мать. Какая низость запереть благородную даму в одном помещении со слугами в неопрятном виде: без дамской ширмы, без косметики.

Конюхи, повара, слуги и фрейлины, сбившись в кучки, отводили глаза от своей госпожи, стыдясь видеть ее позор.

Йоши сжал руку Нами и быстро заговорил: она должна отвести мать к задней двери и ждать, пока он не придет за ними. Дальняя часть террасы соединялась крытым переходом с хижиной-кладовой, располагавшейся немного выше по склону. Плохо, если беглецов заметят стражники. Йоши должен чем-то отвлечь охрану.

Он оторвал тонкие планки от шкафов и сложил на полу, затем облил их лампадным маслом и провел масляную дорожку к стенам из дерева и бумаги. Решив, что этого достаточно, Йоши выскочил на террасу и выхватил из зажима сосновый факел.

– Что происходит? – окликнул таящийся в полумгле часовой.

Край солнца показался над горизонтом. Через несколько секунд охранники могут обнаружить своих мертвых товарищей. Йоши отозвался хриплым голосом, пытаясь подражать убитому стражнику:

– Сейчас объясню, только взгляну на пленных.

Йоши вернулся в трапезную и швырнул факел на пол. Вспышка огня понеслась к стенам.

– Быстро уходите, – крикнул он пленникам. Испуганные заложники ничего не могли понять, но подчинились и нестройной цепочкой двинулись через переход к хижине.

– Да что там такое? – повторил часовой, подходя ближе.

Йоши не обратил на него внимания, выталкивая из трапезной последнего человека.

Солнце поднялось достаточно высоко. В синей пустоте небес с криком кружились черные дрозды. Убедившись, что все в порядке, Йоши вздохнул и медленным шагом пошел навстречу врагам. Теперь он не таился.

– Ты не Ханшун, – сказал, вглядевшись в него, часовой и повернулся к товарищу.

– Это враг, лазутчик. Не давай ему скрыться. Оба монаха двинулись к Йоши. Мастер боя вынул свой меч.

Ближайший из часовых держался уверенно. Он шел прямо на Йоши.

– Брось меч и сдайся, пока не поздно, – повелительным тоном произнес он.

Йоши встал в оборонительную позицию.

Монах что-то прорычал и с бешеной силой обрушил удар на голову врага. Йоши шагнул в сторону, лезвие его клинка распороло бок монаха от живота до спины. Часовой уронил меч, поднес руку к ране, с упреком взглянул на Йоши, произнес: «Кто…» – и умер.

Огонь уже лизал стены кухни. Второй часовой, разинув рот, долго смотрел на Йоши, потом повернулся и побежал к фасаду храма с криком: «Пожар!»

Йоши кинулся к хижине.

– Оставайтесь здесь, пока я не вернусь, – прокричал он.

– Йоши, пожалуйста, забери нас с собой. Мы так боимся. Твоя мать вне себя от ужаса. Забудь о мести врагам.

– Милая Нами, у нас нет выбора. Матушка не сможет идти по горам. Слева от нас пропасть, справа – круча, поросшая лесом. Единственная дорога в руках монахов.

– Ты не можешь сражаться со всей сектой.

– Нет, но есть другой выход – через священника, которого они называют Теме. Если я смогу захватить его, мы спасены.

– Тогда да улыбнется тебе Амида. Если ты проиграешь, знай, я люблю тебя.

– Я выиграю.

Огонь, пылая, разбрасывал снопы искр. Облака густого дыма уходили в небо. Монахи суетились вокруг него с ведрами воды. За внешней неразберихой угадывалась железная организация. Пожары были такой грозной опасностью, что каждый монастырь содержал хорошо обученную пожарную команду, которая находилась всегда начеку.

Теме и Муку не подозревали о постигшем храм бедствии. Они все еще горевали над телом товарища, остро переживая неудачу.

– Йоши, проклятый Йоши, – ругался Теме. – Как он сумел избежать ловушки? Или Канген предал нас?

– Канген никогда бы нас не предал, – отозвался Муку. – Он был моим другом. Йоши поплатится за то, что погубил его.

– А что ты можешь сделать? Он ускользнул от наших стрел, мы не знаем, где он теперь.

Лицо Муку окаменело, во взгляде сверкнула ненависть.

– Мне все равно, где он. Теперь я иду к заложникам. Вся родня Тадамори-но-Йоши умрет за смерть Кангена.

– Ты прав, – оживился Теме. – Иди и убей всех.

Йоши заметил Муку, когда тот бежал по террасе.

Монах сжимал в руке длинный меч, его плащ был наполовину распахнут, под ним виднелись полные боевые доспехи. Голени и предплечья бойца были прикрыты несколькими слоями твердой как металл кожи, пластины из того же материала защищали плечи и спину, а туловище облегала рубаха из кожаных полос. Вместо удобных боевых башмаков из медвежьей шкуры на ногах Муку сверкали деревянные сандалии-гета, обычная обувь богомольцев. Они делали бег неуклюжим, но скорость передвижения монаха разрушала это впечатление. Муку всю жизнь носил деревянные сандалии, и поэтому ему в них было удобно.

Йоши ждал врага у входа в крытый коридор. Лицо его было непроницаемым. Он выиграет эту схватку, он спасет Нами и мать и больше никогда не обнажит оружие убийства. Успокоив себя таким образом, Йоши следил оценивающим взглядом за приближавшимся врагом. В бою с этим увальнем ему вряд ли придется выложиться, но, впрочем, каждый мастер выживает в бою лишь потому, что никогда не относится к противнику пренебрежительно.

Муку, увидев Йоши, резко остановился. Монах держал меч умело: крепко охватив ладонями рукоять и выставив лезвие клинка перед собой под углом к линии глаз. Он сделал обманное движение левой ногой и с размаху направил удар не в голову Йоши, как можно было ожидать, а на его запястья. Враг был хитер»и гораздо более разворотлив, чем предполагал Йоши, но не настолько, чтобы пробить защиту мастера боя. Йоши парировал удар и отступил на полшага.

Следующая атака Муку – комбинация из двух ударов – была на удивление сложной для такого мужлана. Обманный замах над головой и выпад в середину туловища. Йоши принял всю мощь второго удара на свой меч.

Монах был не только быстрым, он обладал достаточным опытом и силой. Йоши отступил еще на полшага.

Муку кошачьими прыжками следовал за ним. Лезвия клинков скрестились в силовой борьбе. Муку давил на противника всем весом, его губы растянулись, обнажив кривые, коричневые, крошащиеся зубы. Этот придворный щеголь вряд ли сможет противостоять ему. Но… меч монаха, к его изумлению, стал миллиметр за миллиметром опускаться. Йоши почувствовал щекой прикосновение жесткой бороды Муку, тошнотворный запах дыхания врага обдал его. Мастер боя мог бы выиграть борьбу мускулов, но это отняло бы слишком много времени. Он убрал свой меч и отступил, заставив Муку на миг потерять равновесие.

Монах быстро восстановил его, описав небольшой полукруг острием клинка, и стал дразнить Йоши:

– Это ты великий фехтовальщик, который расправился с лучшими бойцами Тайра? Плохи же они были.

Йоши не отвечал. Он был спокоен и сосредоточен. Он ощущал структуру деревянных половиц под ногами. Его тело пылало в костре пожара, впитывая освобождавшуюся энергию. Он таскал воду с каждым монахом пожарной команды. Его сознание подобно озеру Бива отражало окружающий мир во всех подробностях. Вот появился священник Теме. Йоши вобрал в себя Теме. Что затевает коварный священник? Он отбирает ведро с водой у одного из лучников, отводит его в сторону, указывает рукой на террасу. Йоши понял – медлить нельзя. Он пошел в наступление.

Это была не одна атака и не две, а ослепляющая непрерывная последовательность ударов, каждый раз направляемая в новую точку. Движения мастера были такими стремительными, что вместо клинка виднелось лишь серое пятно. Муку устоял в начале этой атаки, но потом неохотно отступил перед яростной силой, воздвигавшей в пространстве стальную стену.

Бешено обороняясь, монах на тысячную долю секунды оказался без прикрытия. Муку никогда уже не смог извлечь урок из своей единственной ошибки: его глаза выкатились из орбит, борода встала дыбом, кровь хлынула из раздутых ноздрей. Тело монаха согнулось, отделяясь от головы, которая с глухим стуком упала на пол террасы.

Йоши не раздумывал. Прежде чем голова Муку коснулась половиц, он, перепрыгнув перила, оказался возле Теме.

Священник не сопротивлялся, только опустил глаза. Его губы зашевелились, повторяя: «Наму Амида Буцу».

Йоши повернул врага так, чтобы тот оказался между ним и стрелками, мощной рукой сдавил ему горло, оборвав молитву, и приставил к спине священника острие меча.

– Прикажи стрелкам опустить луки, – шепнул Йоши на ухо священнику.

Теме задыхался, не мог говорить.

– Ну же, я не собираюсь убивать тебя, – поторопил Йоши.

Хриплым голосом Теме приказал монахам опустить оружие.

– Чего ты хочешь?

– Свободно выйти отсюда вместе с семьей. Проводи нас в безопасное место и останешься в живых.

Теме овладел собой. Они еще встретятся, он еще отомстит за монахов Тендай. Йоши поплатится за содеянное.

– Согласен, – пробормотал он.

– Медленно отходи назад, – приказал Йоши.

Словно скованные друг с другом, пятясь, противники добрались до ступеней, поднялись на террасу, миновали крытый переход. Йоши прикрывался телом священника, как щитом, до тех пор пока они не вошли в хижину.

Нами с тревогой ждала любимого.

– Слава Будде, ты жив! – сказала она и, взглянув на Теме, добавила:

– Это тот, кто похитил нас и привез сюда. Он должен быть наказан.

– Я обещал пощадить его, если он поможет нам выбраться отсюда.

– Он коварный человек, убей его, Йоши.

В этот момент к ним подошла госпожа Масака.

– Нет, оставь его в живых, – попросила она дрожащим голосом. – Он священник, и я не хочу, чтобы его кровь легла черным пятном на нашу совесть. Пусть он выведет нас в безопасное место и тем заплатит за свою жизнь.

– Хорошо сказано, матушка, – одобрил Йоши. – Я не хочу быть причиной его смерти.

Он связал священнику руки за спиной и сказал:

– Мы уходим. Ты пойдешь первым. Ты прикажешь своим стрелкам опустить луки. Когда мы будем в безопасности, я отпущу тебя. При первом признаке обмана ты умрешь.

Теме двинулся впереди отряда беглецов, за ним следовал Йоши. Усталые дамы, фрейлины и прислуга выстроились в колонну за его спиной. Утро было уже в «самом разгаре, и солнце ярко освещало идущих.

Монахи суетились, как муравьи в горящем муравейнике. Вода, которую они носили ведрами из колодца, замедлила продвижение огня. Едко пахнущий дым клубился над поляной и поднимался в утреннее небо.

Монахи были заняты борьбой с огнем и не обращали особого внимания на разношерстную процессию, Однако двое лучников все-таки крадучись последовали за беглецами, перебегая от дерева к дереву.

Йоши приказал священнику отослать их. «Уйдите! Прочь!» – крикнул Теме, но взглянул на стрелков так, словно хотел сказать: «Не слушайте меня».

Дойдя до каменной лестницы, Йоши велел Нами свести людей вниз. Убедившись, что последний из конюхов скрылся из глаз, он обернулся к священнику:

– Как я обещал, ты свободен и можешь вернуться в свой храм.

Глаза Теме сверкнули.

– Лучники! – закричал он.

Стрелки, все это время ожидавшие удобного случая, разрядили оружие. Йоши толкнул Теме в спину и отпрыгнул назад.

Священник потерял равновесие. Одна стрела просвистела возле уха Йоши, другая с громким глухим ударом врезалась во что-то.

Теме, падая, оказался на пути стрелы. Она вонзилась у основания шеи, пробила легкие, сердце и дошла до желудка. Священник умер раньше, чем его колени коснулись земли. Прочное древко стрелы удержало его тело в молитвенной позе – на коленях, со склоненной головой.

Дзёдзи нашел гнедую лошадь Йоши там, где и предсказал Теме, и с рискованной быстротой понесся по склону. С левой стороны дороги разверзалась пропасть, с правой чернел такой густой лес, что первые солнечные лучи едва пробивались через его листву.

Несмотря на свою устрашающую внешность, Дзёдзи обращался с лошадью ласково. То подгоняя, то успокаивая ее, он спустился с горы коротким путем, известным только монахам. До столицы Дзёдзи добрался без приключений и погнал лошадь галопом через мост Сандзё в Рокухару.

Нии-Доно сразу приняла гонца. Услышав его сообщение, она улыбнулась с удовлетворением.

– Итак, Йоши мертв, – сказала она. – Как жаль, что наш друг князь Фумио не дожил до этого и не может порадоваться вместе с нами. Где голова Йоши?

Дзёдзи, извиняясь, объяснил, что не привез ее.

– Я пообещала принести на могилу моего мужа две головы – Йоши и князя Йоритомо. Первая должна торчать у могилы сегодня.

Дзёдзи испугался: улыбка Нии-Доно сменилась гримасой бешеной злобы. Его щеки дрожали, когда он вновь рассыпался в извинениях.

– Возвращайся, – приказала Нии-Доно. – Если ваш тендайский храм нуждается в поддержке Рокухары, сделайте сейчас же то, о чем я прошу.

Дзёдзи попятился из комнаты, согнувшись пополам и усиленно кланяясь. Он был рад уйти: в выражении глаз старой мегеры мелькало что-то безумное.

Через несколько минут монах находился в пути, изо всех сил погоняя гнедого. Огромное тело Дзёдзи было для лошади непривычно тяжелой ношей, и скоро ее бока и шея покрылись пеной. Дзёдзи ласково заговорил с ней. Он хотел бы дать животному передохнуть, но не мог: время, отпущенное ему, истекало.

Дзёдзи скакал коротким путем, который шел через горы Шимей. Дорога была узкой, местами она пролегала по самому краю пропасти.

Монотонные удары лошадиных копыт усыпили внимание Дзёдзи. Он не сразу заметил, что навстречу ему бредут какие-то люди. Это не монахи. Заложники! У великана отлегло от сердца. Дзёдзи был мирным человеком. Его сделали воином из-за огромного роста, мощного телосложения и грозного вида. Сам же Дзёдзи всегда хотел одного: быть обычным монахом, занятым только медитациями и молитвами. Дзёдзи боялся, что холодный и расчетливый Теме не отпустит пленников. Великан по природе был набожен и впечатлителен. Ему становилось плохо при одной мысли, что он вскоре должен будет везти голову Йоши к Нии-Доно. Впрочем, возможно, это дело поручат не ему.

Доставить голову может кто-нибудь другой, вроде этого кровожадного зверя Муку, который от убийств только здоровеет и веселеет.

Дзёдзи выбрал местечко, где дорога расширялась, и спрятался с лошадью в подлеске, похлопывая животное по бокам, чтобы успокоить. Он чувствовал себя виноватым в том, что предается вынужденному отдыху, но будет лучше, если эти люди не увидят его. Они теперь свободны, пусть себе идут.

Женщины и прислуга двигались неровной цепочкой, одни плакали, другие смеялись: свобода – хмельное вино, одних веселит, других дурманит.

Когда процессия удалилась, Дзёдзи весело толкнул лошадь пяткой в бок. Теперь он чувствовал себя лучше и, мчась галопом по узкой тропе, фальшиво насвистывал какую-то песенку. Справа открывался великолепный вид. Дзёдзи взглянул вниз на огромное пространство, покрытое нежно-зелеными лесами и лугами. Далекие северные горы извивались пурпурной лентой. Озеро Бива сверкало и было синее самого неба. Над ширью кружили птичьи стаи, Дзёдзи глубоко вдохнул свежий воздух и улыбнулся. Он покончил с неприятным делом.

Впереди показалась одинокая фигура – человек в монашеской одежде бежал навстречу Дзёдзи. Кто это? Кто-то знакомый, но не из своих. Кто же?

В следующий миг Дзёдзи понял, кто перед ним! Йоши!! ! Значит, он все-таки был прав, полагая что Йоши имеет сверхъестественную силу, что Йоши – дух, а не человек. Дзёдзи своими глазами видел его мертвым, утыканным стрелами, а теперь он живой, бесшумно бежит по дороге, словно на теле его нет ни одной царапины.

Дзёдзи с силой натянул поводья. Гнедой, громко заржав, встал на дыбы и забил передними ногами по воздуху. Дзёдзи даже не пытался усидеть в седле. С нечленораздельным воем получившего смертельный удар животного он свалился с лошади, вскочил на ноги и с удивительной для его большого тела скоростью помчался от призрака! прочь! – скорее! скорее! – и, раскинув ноги и руки, крутясь, полетел в пропасть на острые скалы, поднимавшиеся ему навстречу со дна бездны.




Часть вторая





Глава 18


Почти за двадцать шесть лет до того дня, когда Йоши и Нами бежали с горы Хией, произошли события, которые в дальнейшем повлияли на их жизнь.

К 1155 году исход войны между Тайра и Минамото был предрешен. Военная удача отвернулась от рода Минамото, и некоторые его члены отослали своих домашних из Киото, спрятав их у друзей в сельских окрестностях столицы. Солдаты победившей армии, не жалея сил, захватывали в плен и убивали тех из Минамото, кто мог в будущем причинить вред роду Тайра.

Госпожа Сендзё, беременная жена Минамото Йошикаты, скрывалась в деревенской семье. Глава семьи был слугой Йошикаты, а жена Йомодзи – служанкой госпожи Сендзё.

Дзуро, сын Йомодзи, принес известие, что самураи обыскивают эти места, пытаясь обнаружить беглецов. Йомодзи, отвечавшая за госпожу Сендзё, придумала, как увести самураев от своего дома.

– Дайте мне знамя Минамото, – сказала она своей госпоже.

Госпожа Сендзё слабо запротестовала:

– Это я должна нести знамя: мой супруг поручил его мне до своего возвращения.

– Я возьму его на время, чтобы сбить со следа Тайра, – ответила Йомодзи. – Вы не можете двигаться так быстро, чтобы уйти от них, а я могу.

Она указала взглядом на большой живот госпожи Сендзё.

– Скоро появится ребенок, поэтому вы должны спастись. Если вас схватят, умрете и вы, и малыш.

– А как же ты, Йомодзи?

– Я хорошо знаю эти места. Я спасусь, а пока люди Тайра будут гоняться за мной, мой сын проводит вас в безопасное место в горах. Через три дня мы снова соберемся в этом доме.

– Ты так добра ко мне, больше, чем…

– Чепуха, ваш муж много лет заботился о моей семье. Мой муж гордится честью быть его слугой, а я честью служить вам. А теперь уходите с Дзуро!

Йомодзи была низкорослой и широкой в кости крестьянкой с большескулым лицом. Она была красива грубой земной красотой, совершенно не схожей с хрупкой прелестью госпожи Сандзё. Йомодзи с ее мощными руками и мускулистыми икрами являлась словно представителем иной расы, отличной от расы ее хозяев. Она не знала, что такое духи и красивая дорогая одежда, никогда даже не думала о том, чтобы читать и писать, и тем более о поэтических состязаниях, в которых отличалась госпожа Сендзё. Жизнь этой крестьянки была тяжелой и плохо вознаграждала ее за труды, тем не менее Йомодзи любила свою хозяйку.

Дзуро увел госпожу Сендзё от дома своих родителей по горной тропе. Йомодзи следила за ними, пока могла их видеть, потом подхватила руками подол своего грубого холщового платья и медленно побежала по пологому склону вниз, к равнине.

Начинался вечер, воздух был свеж. Йомодзи легко дышала, наслаждаясь запахами: пряными испарениями сухой травы, сладкими ароматами цветов и резким запахом соснового леса. Соломенные сандалии равномерно и ритмично ударяли по земле.

Богиня солнца Аматерасу только что скрылась за далекой горой Хией, когда Йомодзи заметила небольшой отряд самураев. Они успели увидеть блеснувшее на миг белое знамя до того, как крестьянка скрылась в густом лесу.

Самураев было чуть больше десятка, все на конях и в полном вооружении. С холма, где находилась Йомодзи, отряд казался ярким пестрым пятном: красный, фиолетовый, синий и золотой цвета доспехов, серебро седел, драгоценные камни, роскошные узоры, красные знамена, рогатые шлемы и вздрагивающие черные перья на стрелах.

Одетые в доспехи кони вломились в лес. Через несколько минут последние лучи в небе потухли и лес почернел. Йомодзи сложила знамя, сунула его под платье и побежала дальше. Она слышала, как лошади наугад пробиваются сквозь рощу, как самураи ругаются и рубят ветки мечами.

Через час она добралась до равнины, по которой шел путь к озеру Бива. Возле берегов озера росли кипарисы, ивы, кедры и сосны. Бог луны Тсукийоми ярко сиял в безоблачном небе, превращая огромное озеро в чашу с расплавленным серебром. Гроздья светлячков обрамляли опушку леса. Цикады стрекотали, переговариваясь друг с другом в подлеске.

Самураи остались далеко позади. Йомодзи зло усмехнулась: они не знают лес так, как она. Потом она свернулась клубком под ивой и через несколько минут уже спала.

Проснулась Йомодзи на рассвете. Солнце всходило у нее за спиной. На траве лежала роса, и одежда крестьянки промокла. Она сняла ее и разложила на солнце.

Йомодзи хорошо выспалась. Бег и вчерашнее приключение наполнили ее тело бодростью, а душу веселым возбуждением. Большую часть жизни она провела, работая в своем хозяйстве как скотина, которая тянет воз, и это приключение было приятной неожиданностью.

Молодая женщина подошла к краю озера и вошла в спокойную воду. Вода была холодной и свежей, и ее тело дрожало от жажды движения. Йомедзи взглянула поверх спокойной синей глади и увидела множество рыбачьих лодок, стоявших на якорях у берега метрах в восьмистах от нее. Если она сможет увести лодку, то сумеет переплыть озеро: она умеет грести. Йомодзи хорошо плавала, она решила обогнуть рыбацкую флотилию и подобраться к ним со стороны воды, где ее труднее будет заметить с берега.

Отважная крестьянка надела набедренную повязку, скатала мокрое платье в плотный жгут и повязала его вокруг груди. Белое знамя Минамото она засунула за этот импровизированный нагрудник.

Озеро Бива сияло теплым блеском, обещая счастливый во всех отношениях день. Йомодзи скользнула в воду, почти не подняв волн. Ее движения были сильными и уверенными, и скоро она оказалась там, где хотела. Подобравшись ближе к лодкам, она увидела, что в них кто-то есть. Должно быть, некоторые рыбаки провели здесь ночь.

Рыбаки озера Бива были все, как один, верны роду Минамото, а Тайра ненавидели за жестокие налоги. Йомодзи немного отдохнула, потом перевернулась на спину и вынула знамя. В два взмаха она достигла ближайшего суденышка и высоко подняла белую ткань.

– Рыбаки, помогите! Я бегу от самураев Тайра, – крикнула она, приподнялась, разбрызгивая воду, вытянула руку со знаменем и, ухватившись ею за планшир, попыталась подтянуться.

Сверху на нее кто-то смотрел. Чернобородое лицо.

Это не рыбак! Йомодзи разглядела знак Тайра на его одежде, Люди Тайра захватили лодки и разместили на них своих солдат. Йомодзи беззвучно ахнула и попыталась отплыть назад. Меч воина ударил ее по голой руке, перерубил предплечье. Рука со знаменем соскользнула с планшира и погрузилась в воду.

Йомодзи с недоумением смотрела, как ее рука медленно, словно падающий лист, опускается на дно. Вода вокруг раненой покраснела – барахтаясь и захлебываясь, она пыталась дотянуться до обрубка, чтобы остановить хлещущую кровь. Последнее, что Йомодзи увидела в жизни, было грубое лицо чернобородого, который показывал на нее пальцем и смеялся.

Самураи Тайра вернулись в Киото, посчитав, что госпожа Сендзё умерла. В конце четвертого дня крестьянин, который был свидетелем смерти Йомодзи, пришел к Дзуро и рассказал ему о том, что видел. Дзуро сразу же отправился на озеро Бива. Хотя госпожа Сендзё вот-вот должна была родить, мальчик не мог оставаться с ней: он должен был найти тело матери и похоронить ее как положено.

Госпожа Сендзё понимала его, но боялась остаться одна. Она была придворной дамой и мало что умела делать. В своем горе она обратилась к своему единственному таланту: сложила стихотворение в память Йомодзи.
		Сотни тысяч слез



		Питают реки рая,



		Где милая тень



		Нашла навеки счастье,



		Забыв земные беды.








Сочинение стихов отвлекло госпожу Сендзё от грустных мыслей, но вдруг она закусила губы от огорчения: ей нечем и не на чем записать стихотворение – здесь нет ни темно-красной бумаги, ни чернильного камня, ни кисти. Это знак Будды, что жизнь не прочнее морской пены.




Дзуро добрался до озера в сумерках. Там уже не было ни лодок, ни солдат. Мальчик разделся и нырнул в воду в том месте, где крестьянин видел в последний раз Йомодзи.

Через два часа, дрожа от ночного холода, он нашел руку матери, все еще сжимавшую белое знамя. Рука была почти одного цвета со знаменем – бледная и бескровная, она раздулась и потеряла форму. Дзуро прижал ее к сердцу, и слезы полились по его щекам. Он решил, что дальше искать бесполезно. Он принесет эту руку домой, и на похоронной службе седьмого дня она будет сожжена, а пепел похоронен по всем правилам.

Весь обратный путь к своему дому Дзуро проделал, крепко прижав к груди свой жуткий улов. Когда он вернулся, задыхаясь и весь мокрый от утренней росы, его приветствовал крик новорожденного.

Госпожа Сендзё была грязна, ее одежда сбилась, волосы растрепались, но она улыбалась и что-то напевала малышу, который сосал ее грудь.

Он подняла взгляд на Дзуро и, сияя, улыбнулась ему.

– Это мальчик. Прекрасный маленький мальчик. Улыбка превратилась в гримасу боли, когда молодая мать поняла, что Дзуро держит в руках.

– Ох, бедный ребенок, – сказала она, разрываясь между собственной радостью и чужим горем. – Подойди ко мне. – И привлекла его к себе. Малыш продолжал сосать материнскую грудь, а рядом с ним заснул Дзуро, прижимая к себе все, что осталось от его матери.

Утром возле их ворот появился незнакомец. Он подошел тихо, и никто не предупредил о его появлении. Госпожа Сендзё задремала, но ротик младенца по-прежнему сжимал материнский сосок. Дзуро повернулся во сне и теперь лежал возле госпожи, поджав колени, словно зародыш в утробе. Первым поднял тревогу младенец: он громко закричал, и госпожа Сендзё подняла голову.

– Кто вы? – дрожащим голосом спросила она. Это был один из редких случаев в ее жизни, когда мужчина видел ее неприбранной. При дворе госпожа Сендзё все время скрылась за дамской ширмой и говорила с гостями через хлопчатобумажные и шелковые занавески, скрывавшие ее от нескромных глаз. Даже в грубой деревне с ней общалась только приютившая ее семья.

– Мое имя Сайто Санемори, – ответил незнакомец. – Я иду из Киото на север. Увидев этот дом, я подумал, что могу здесь отдохнуть. Мне и моей лошади нужна вода, иначе мы не сможем продолжить путь.

Госпожа Сендзё ничего не знала о жизни за пределами двора и потому не удивилась, что путешественник забрел так далеко от Большой восточной дороги.

– Вы говорите как знатный человек, но одеты просто, – задала Она полувопрос. Молодая мать боялась, что гость – один из разбойников, которые наводняли горы.

– Я подготовился к долгому путешествию – еду паломником в один храм далеко на севере, – объяснил Сайто и тут же сложил стихи:
		Это сон иль явь?



		Здесь печально и нежно



		Поет соловей.



		В коричневом наряде



		Он летит без дороги.








Госпоже Сендзё стихи показались очаровательными. Только человек, много лет упражнявшийся в стихосложении при дворе, мог так быстро составить танку из тридцати одного слога.

Стихотворение-танка состоит из пяти строк – пять слогов в первой и третьей, семь в остальных. В таких стихах существуют определенные условности, хорошо отвечавшие характеру японского языка: слова-рычаги, слова-подушки и энго.

Слова-рычаги имели несколько значений и позволяли прочесть стихотворение несколькими способами. Слова-подушки были застывшими формулами для выражения некоторых чувств, например, мокрые рукава означали слезы и печаль. Слово энго означало игру на одинаковом звучании разных слов, которая придавала стихотворению второй смысл.

Умение слагать стихи было очень развито при дворе. Каждый, кто занимал достаточно высокое положение в обществе, писал танки. Происходили состязания поэтов за награды и ради славы. Путешественник показал, что он человек образованный, и подозрения госпожи Сендзё рассеялись.

Хотя путешественник был не очень похож на зеленовато-коричневого соловья, поющего печальную песню, этими стихами он показал свой ум и обаяние. Госпожа Сендзё ответила:
		Роса под утро



		Мой рукав пропитала.



		Аматерасу



		Светит – и мечте конец,



		И путник снова уйдет.








Этот ответ был умело составлен, а в первой строке было энго – намек на ее траур и поэтический символ печали: роса, пропитавшая рукав. Стихотворение госпожи Сендзё содержало обещание лучшего будущего: имя богини солнца Аматерасу связывалось с началом нового дня и продолжением вечного круговорота жизни.

Путешественник улыбнулся и поклонился поэтессе:

– У вас быстрый ум и хорошее образование. Мне кажется странным, что вы живете в этой бедной хижине.

Она ответила еще одним стихотворением:
		Утренний ветер.



		Здесь холодом он дышит



		От дома вдали.



		Но теплом он же веет



		Среди холмов пурпурных.








Путешественник одобрительно кивнул. Стихами дама дала ему понять, что она из Киото – «города пурпурных холмов и хрустальных ручьев». Его поиски пришли к концу, едва начавшись. Это, видимо, и есть жена Йошикаты и его сын – те, кого Санемори послан казнить.

Душа Сайто наполнилась печалью. Жизнь опять предстала перед ним во всей своей хрупкости. Эта женщина, умная, одаренная, и ее новорожденный сын будут убиты за проступки своих родственников. Он вздрогнул и побледнел при мысли о том, что должен сделать.

Госпожа Сендзё, заметив его печаль, решила, что гость нездоров.

– Пожалуйста, устраивайтесь поудобнее, – предложила она. – Дзуро приготовит вам чай. – И она разбудила ребенка-слугу.

Дзуро перекатился на спину. Стала видна бледная, сморщившаяся мертвая рука его матери.

Гость тяжело вздохнул.

Сайто был придворным, а не палачом. Ему пришлась по душе эта женщина. И он принял решение: мать и сын останутся жить. Он возьмет с собой сморщенные останки и скажет, что рука принадлежала госпоже Сендзё. Но ему нужна уверенность, что сын погибшей в будущем не раскроет обман.

Сайто объявил госпоже Сендзё и Дзуро, с каким поручением он явился. Они пришли в ужас. Но Сайто убедил их, что не желает им вреда. Однако они должны исчезнуть в горах и порвать всякую связь со столицей. Если госпожа и слуга поклянутся Буддой и синтоистскими богами выполнить его указания, он пощадит их.

Госпожа Сендзё согласилась.

– Мы уйдем далеко в горы Шинано, в дикую местность под названием Кисо. Там живут грубые горцы, и я воспитаю сына как одного из них. Он никогда не узнает придворной жизни.

– Тогда уходите сейчас же!

Госпожа Сендзё крепче прижала сына к груди и сказала:
		В темноте лесов,



		Вдали от света солнца



		Вырастет цветок, –



		В туманах гор зеленых



		Слыша песню соловья.










Глава 19


Четвертый месяц 1181 года принес с собой не по сезону холодную погоду. Рисовые поля покрылись льдом, который погубил всходы. С просом и ячменем дела обстояли не лучше. Крестьяне и прорицатели одинаково уверенно предсказывали новый голод в провинциях Внутреннего моря.

В то время как Йоши и Нами пробирались в Камакуру, Кисо Иошинака, сын госпожи Сендзё и двоюродный брат Иоритомо, обсуждал военные дела со своим дядей Юкийе и своими верными помощниками – Имаи-но-Канехиро и его сестрой Томое Годзен.

Войска Кисо формально входили в армию Йоритомо, но на деле Кисо соперничал со своим родственником. Армия Кисо волей своего предводителя превратилась из разношерстной банды горных разбойников в регулярную воинскую часть. Хотя задача этой армии была беспокоить и по возможности побеждать войска Тайра во имя Йоритомо, старые привычки держатся долго и действия Кисо часто не отличались от действий обычных бандитов.

Лагерь Кисо был беспорядочным нагромождением казарм под соломенными крышами и палаток из грубой ткани. Он находился в горах провинции Шивано примерно в двухстах километрах к северо-востоку от Киото. В центре лагеря под высокой сосной на земле было разложено одеяло, на нем стоял низкий лакированный столик с миской мяса и глиняным кувшином саке.

Недавно рассвело, утро было прохладным и ясным, лучи солнца пробивались сквозь листву. Кисо и его приближенные сидели вокруг столика, скрестив ноги. Кисо был одет в рубаху поверх хлопчатобумажной одежды, два меча торчали из-за пояса, на ногах – соломенные сандалии. Его растрепанные нечесаные волосы скрепляла хашимаки – головная повязка в виде толстого шнура. Он выглядел бы как обычный воин-горец, если бы не жгучий бешеный блеск глаз и не пристальный суровый взгляд человека, привыкшего командовать другими.

Кисо родился в горах за двадцать шесть лет до этих событий. Хотя его мать, госпожа Сендзё, была когда-то знаменитой придворной поэтессой, а его отец, Йошиката, который погиб в бою, ни разу не увидев сына, – высокопоставленным членом рода Минамото, военачальник с гор редко называл себя своим родовым именем – Минамото Йошинака.

Кисо чувствовал приближение предсказанного голода. Его войско кормилось «с земли» – за счет соседних крестьян. Нетерпеливый по натуре, Кисо рвался в наступление, пока этот край еще не стал совсем бесплодным и мог прокормить армию. Для наступления ему было нужно больше людей и больше оружия, и Кисо ломал голову над тем, как расслоить вражеские силы, пока он будет добывать оружие и серебро.

Сейчас Кисо был рассержен, а когда он сердился, это видели все. Военачальник с гор никогда не умел скрывать своих чувств. Он терпеть не мог вежливости, считая ее верным признаком слабости.

– Я никому не позволю мне возражать! – крикнул Кисо своему дяде Юкийе, и его узкое лицо исказилось от гнева. – Здесь принимаю решения только я!

Минамото Юкийе поежился под грозным взглядом племянника и попытался изобразить на своем обрюзгшем лице успокоительную улыбку, но получилась какая-то странная гримаса. Тело у него было дряблое, с толстыми жировыми складками, грудь висела как у женщины, сочетаясь с пышными бедрами непомерной ширины. Ходил он, тесно сдвигая колени и вывернув ступни наружу.

Волосы Юкийе красил, скрывая первые следы седины, щеки густо пудрил, а зубы чернил по старому обычаю.

Дядя был на пятнадцать лет старше племянника, и его характер сформировался в детстве, которое прошло при дворе. Его никто не любил, но поскольку он был братом отца Кисо, самураи все же терпели его.

Юкийе пытался вникнуть в то, о чем говорит Кисо. Он знал, как это важно, но его вытащили из постели до рассвета и он не успел подготовиться к совету. Мысленно Юкийе находился в покинутой палатке, где он оставил своего очередного любовника, красивого молодого воина. Ему трудно было сосредоточиться на военных делах, когда в глазах его все еще покачивалось надвигающееся «мужское острие» юного возлюбленного. Юкийе плотнее закутался в свою поношенную парчовую одежду с узором в виде цветов фиалки, словно спасаясь от холода, сдвинул брови и заставил себя переключить внимание на Кисо. Сейчас он согласился бы с чем угодно, лишь бы вернуться в палатку, но он не должен ошибиться. Его дорогой мальчик Кисо действительно зол.

Кисо продолжал угрожающе смотреть на дядю.

– Да, да. Ты совершенно прав, племянник, – торопливо и робко заговорил Юкийе. – Ты знаешь, что я оставляю за тобой право принимать решения. И, конечно, если ты хочешь, чтобы я повел людей к Овари, я тут же подчинюсь. Я не собирался противоречить тебе, ни в коем случае. Я только спросил, можем ли мы забрать людей из основной армии.

– Можем и заберем. Я хочу, чтобы ты подвел свои войска близко к Киото. Этот отвлекающий удар должен выманить армию Мунемори из столицы. Пусть они гоняются за твоими людьми, а мои воины пойдут вдоль дороги Токайдо, добывая оружие и золото. Тебе не надо будет сражаться.

Юкийе успокоился. Он понял, что опасности не предвидится, зато он проведет целую неделю без общества племянника и этого дьявола, его молочного брата Имаи.

– Конечно, я понимаю твой план, – ответил он племяннику. – Сражаться не нужно. Да, да, я понял. Надо ослабить Тайра, разделить их силы.

Юкийе повернулся к молчавшему Имаи и льстиво проговорил:

– Твой молочный брат мудрый человек, его замыслы всегда великолепны.

Имаи был чуть старше Кисо. Он вырос вместе с Кисо и приходился ему не только молочным братом, но и слугой и лучшим другом. Этому суровому воину трудно было скрывать свое отвращение к Юкийе. А теперь еще тот умудрился поставить его в неловкое положение.

Имаи, сохраняя на лице выражение полного безразличия, словно не слыша Юкийе, потянулся через стол за кувшином и налил себе полную чашку сакэ. Имаи знал о юном красавце в палатке Юкийе. Молочный брат Кисо был самураем и большую часть жизни провел в походах, он тоже при случае развлекался с молоденькими мальчиками. Но женственные манеры Юкийе приводили его в ярость. Что бы мужчина ни делал в походе, он должен сохранять уважение к себе и не терять свою мужскую природу. Этот Юкийе – презренная жаба, заголяет перед всеми свой бледный дряблый зад. Имаи выпил глоток саке и ничего не ответил.

Кисо повернул свое хмурое лицо в сторону Имаи.

– Ты что, не согласен, брат? – спросил он угрожающим тоном.

Прежде чем Имаи успел ответить, в разговор вмешалась его сестра Томое Годзен. Она была маленького роста, гибкая и крепко сложенная. Некоторые считали Томое красивой, хотя ее красота не была обычной для японок того времени: слишком большой нос, слишком выдающийся вперед подбородок и слишком прямой взгляд. Томое не пользовалась никакой косметикой и стригла волосы коротко, как воин. Она носила доспехи и два меча, как самурай. Мечи не были простым украшением: молодая женщина по праву считалась таким же бесстрашным и умелым бойцом, как любой мужчина. Все это время Томое смотрела на Кисо с непроницаемым лицом, но его чувства передавались ей, а ее чувства ему. Она была любимой женщиной и доверенным лицом Кисо уже более десяти лет.

Теперь она заговорила:

– Мы можем выделить для Юкийе только три тысячи человек, большинство из них не обучены и не имеют боевого опыта. Надо учесть, что они будут держаться близко от главной армии Киото, а в ней не менее двенадцати тысяч воинов, и самых отборных.

Имаи отхлебнул еще сакэ и кивнул:

– Томое права. Мы должны быть уверены, что Юкийе сможет…

– Значит, ты полагаешь, провалится? – резко оборвал его Кисо.

– Нет, не провалится. Но только в том случае, если твой дядя будет хорошо командовать своими воинами. Тогда вылазка может стать началом блестящей военной операции. Он может дать нам возможность спокойно собрать оружие и золото, если станет оттягивать на себя силы Тайра, выманивать их в поле, подальше от мягких постелей, но будет достаточно осторожен, чтобы не вступать с ними в бой.

Кисо успокоился и потянулся к саке.

– Прекрасно сказано, – похвалил он. – Мой молочный брат рассудил верно.

– Когда мои люди должны выступить? – спросил Юкийе, нервно облизывая губы.

– Пусть сейчас же начинают собираться, – нетерпеливо приказал Кисо. – Мне не терпится начать действовать. Пусть мой двоюродный брат Иоритомо сидит в своей Камакуре. Мы завоюем Киото, а он не успеет и понять, что случилось.

– Конечно, конечно, выступать сейчас же. Мне опротивел этот уродливый лагерь. Мы с боем пробьем себе путь в Киото. Мои люди будут готовы выступить в полдень, – отозвался Юкийе.

– Не можешь раньше?

– В полдень, в полдень, племянник.

Юкийе неуклюже поднялся на ноги, поклонился Кисо и заковылял к своей палатке. Он облизывал губы, предвкушая наслаждение: до начала подготовки к отъезду у него было не меньше двух часов свободного времени.




Глава 20


По дороге Токайдо ехал всадник на мощном гнедом коне.

Путешественник был одет в плащ из золотисто-красной парчи поверх синей верхней одежды. Хотя его наряд и сбруя коня выглядели как у воина-самурая, этот человек не имел ни мечей за поясом, ни лука и колчана со стрелами за спиной. Он прямо держался в украшенном алыми и золотыми узорами седле. Несмотря на то что путник был безоружен, во всем его облике чувствовалась спокойная сила.

Метрах в трех позади путешественника двигался на крепком горном пони его слуга, тонкий стройный юноша в простой хлопчатобумажной одежде коричневого цвета. На голове у слуги была широкополая шляпа, закрывавшая лицо, из-за пояса торчал короткий меч. К седлу пони была привязана секира-нагината, примерно метр с четвертью в длину, со стальным лезвием размером около тридцати пяти сантиметров. В коротком поводу слуга вел вьючную лошадь.

Путники миновали заставу Аусака – первый и самый важный кордон на дороге, ведущей на север от столицы. Когда-то эта застава была устроена как военный передовой пост. Безоружный путешественник придержал своего гнедого и обернулся.

– Хороший знак, – сказал он.

В стороне от дороги на горной круче виднелся простой забор из крупных кольев, над которым возвышалась голова пятиметровой позолоченной статуи Будды. Будда Аусака, стоя на краю высокого обрыва, неотрывно смотрел на северо-восток.

Дневное небо было покрыто пухлыми белыми облачками, похожими на деревья в цвету. В просветах между ними сияло солнце, окружая нимбом золотую голову.

Слуга улыбнулся, горячо закивал, выражая свое согласие. Нимб действительно был хорошим предзнаменованием.

Вьючная лошадь везла доспехи самурая и дополнительную одежду, а кроме того – свернутые одеяла и полотняную палатку.

В седельной сумке размещались остальные предметы первой необходимости: чернильный камень, кисти, пудра, косметическое мыло и специальная шкатулка с секретным письмом – с виду ничем не примечательная и дешевая, она имела тайник в крышке.

Безоружным путешественником был Йоши. Направляя своего гнедого по дороге Токайдо, Йоши вспоминал события, происшедшие сегодня утром.

Когда он доставил женщин и слуг к воротам дядиной усадьбы, первым, что бросилось ему в глаза, была отрубленная голова, надетая на острие пики, установленной у входа в дом. Голова принадлежала Фумио.

Не было никаких признаков, указывающих, кто совершил это гнусное злодеяние, однако Йоши не сомневался, что тут замешаны его враги. Но ведь Фумио был родственником и верным сторонником семьи Тайра. Он никогда никому не причинял вреда.

Йоши почувствовал себя невыразимо несчастным. Он вспомнил, как Фумио растил его, как любил и оберегал, когда он был ребенком. К горлу подступил комок, и Йоши с трудом сдержал слезы. Бедный дядя! Он так радовался, собираясь в Рокухару. Слезы бурно хлынули из глаз мужчины, словно прорвав плотину. Йоши содрогался от нескольких чувств сразу: яростного гнева против тех, кто погубил Фумио, горя оттого, что жизнь такого хорошего человека кончилась так ужасно, давящей тоски при мысли, что, может быть, он сам стал причиной смерти старика.

Неужели он проклят и проклятие повсюду следует за ним? Все, кого он любит, умирают насильственной смертью, а он каждый раз не может ничего сделать.

– Я больше не стану брать в руки боевой меч, – поклялся Йоши тихим прерывающимся голосом. – Пусть это будет искуплением зла, которое я причинил своим оружием. Я сенсей. Я буду учить, я буду давать советы, но никогда не буду убивать. В этом клянусь!

Нами при виде ужасного зрелища залилась слезами.

– Ты не должен винить себя, дорогой Йоши, – сумела она выговорить сквозь рыдания. – Кто бы ни погубил дядю, этот человек будет мучиться в аду Ави-ти за то, что сделал.

Госпожа Масака смотрела на пику без слез. Несмотря на безутешное горе, она держалась гордо и прямо. Ее рот сжался в тонкую линию.

– Сын, – сказала она. – Найди убийцу Фумио и отомсти.

– Месть не вернет дядю к жизни, матушка, но наступит день, когда виновные в его смерти поплатятся за то, что сделали. Я мучаюсь и не могу утешиться, но мой долг – выполнить поручение императора. Я должен уехать не позже чем через час, по его приказу.

Слуги тем временем сняли голову князя Фумио с пики.

Госпожа Масака пообещала заняться организацией достойных похорон.

– Уезжайте прямо сейчас, – приказала она, – и да улыбнется Будда вам обоим.

Пока Йоши возился с потайной шкатулкой, пряча письмо Го-Ширакавы, Нами переоделась в одежду слуги. Смыв косметику, скрыв волосы под соломенной шляпой, а фигурку под грубой хлопчатобумажной тканью, она убедилась, что ее можно принять за стройного юношу.

Йоши запротестовал: ему хотелось, чтобы Нами путешествовала в карете под охраной стольких воинов, сколько ей полагалось по сану.

– Я хорошо езжу верхом, – настаивала Нами, – не забывай, что я выросла в деревне.

– Пойми, мы поедем через горы, полные разбойников. Вдоль дороги бродят отряды солдат. Если они догадаются, что ты женщина…

– А почему они должны догадаться! И потом разве мне будет безопаснее прятаться за решеткой кареты? Сколько охранников ты сможешь собрать в такой короткий срок? Их будет слишком мало, чтобы защитить меня. Вспомни, император приказал тебе уехать сейчас же. Если нам придется останавливаться у каждой реки или горы, чтобы переправить карету, мы будем двигаться слишком медленно.

– Может быть, тебе стоит остаться в Киото? Я не ожидал, что буду уезжать в таких тяжелых условиях… Может быть…

– Глупости! – Нами была непоколебима. – Я выполнила свой долг перед князем Чикарой, и больше ничто меня здесь не держит. Похоронные службы по дяде Фумио устроит госпожа Масака.

Голос Нами дрогнул, и она вытерла мужским рукавом непрошеную слезу.

– Мы достаточно страдали друг без друга. Я поеду с тобой. А если ты откажешься взять меня, поеду одна.

Йоши вздохнул.

– Что стало с нежной девочкой, которую я знал в детстве? – бросил он вопрос в пустоту.

– Она стала женщиной, – отбила удар Нами. После коротких сборов и торопливых прощаний Йоши и его мнимый слуга с печалью в душе покинули столицу и направились в лагерь князя Йоритомо.

Теперь они миновали заставу Аусака. Первый этап долгого пути остался за плечами.

– Сегодня мы заночуем в Морияме, – сказал Йоши, глядя на начинающее темнеть небо. Облака, утром напоминавшие огромные грибы-дождевики, вытягивались под сильным восточным ветром, который нес их над озером дальше в горы. На дороге, кроме Йоши и Нами, не было никого. Йоши быстрее погнал лошадей.

Скоро ветер принес первые брызги дождя. Йоши и Нами развернули соломенные дождевые плащи. Дорога размокла, а копыта лошадей превращали грязь в густое месиво, забрасывая им одежду седоков. Небо совсем потемнело, на востоке вспыхивали молнии. Дождь обрушился на головы путешественников с неослабевающей яростью.

Путники находились примерно в десяти километрах от Кагами. На окраине деревни Морияма Йоши остановил коня.

– Мы переночуем здесь, – сказал он.

Нами передернула плечами, стерла с лица грязь и сказала:
		Мои рукава



		Еще дома промокли.



		Придется мочить



		Их дальше в Морияме,



		Где всегда холодный дождь.








Эти стихи были героической попыткой пошутить: в названии села была игра слов: «мору яма» по-японски «протекающая гора» – гора, из которой льется или сочится вода. Кроме того, в стихотворении был второй план – грусть о покинутом доме.

Йоши ответит напоминанием, что их неудобства не вечны:
		Бывает порой,



		Что даже в Морияме



		Сохнут рукава



		Тех путников, кто здесь



		На миг остановился.








Он спешился и показал рукой на крестьянский дом, стоявший у самой дороги.

Постучимся сюда.

За медную монету они получили приют, корм для лошадей и по миске овсяной каши для себя.

Хозяин дома постелил в сарае охапку соломы. Тростниковая крыша была дырявой и пропускала дождь, но путники нашли сухое место и раскинули свой футон. Запасная одежда послужила им постельным бельем.

Хозяин следил за тем, как они устраиваются, и его грубое лицо выражало осуждение. Ну и бесстыдник этот самурай, думал он, собирается блудить со своим мальчишкой в чужом доме.

Когда крестьянин ушел, качая головой по поводу падения нравов, влюбленные рассмеялись, на время забыв прошлые потери и беды, но смех быстро сменился смущенным молчанием.

Дождь прекратился, и через щели в крыше ярко светила луна. Йоши и Нами хорошо видели друг друга. Это было совсем не похоже на романтический мрак ее особняка в Киото. В тот раз Йоши проник к Нами за занавеску и довел до конца их любовь в почти полной темноте. На этот раз не нужно раздвигать ширмы – не было причин торопиться во время любовных ласк.

Йоши нежно коснулся Нами, прижал ее к себе и произнес:
		Горе, щель в крыше



		И постель из соломы,



		А сердце полно



		Шумом дождя, луною



		И трепетом любовным.








Нами потянулась к нему, словно цветок к солнечному теплу. Ее маленькие руки обняли любимого, она прошептала в ответ:
		Месяц-улыбка



		После сотен тысяч слез,



		Серебряный луч



		Светил сквозь пролом крыши,



		Любовь сменила печаль.








Йоши вдохнул аромат волос возлюбленной. Слова стали не нужны: их тела сплетались и двигались как одно целое в одном ритме.




Глава 21


Они покинули Морияму на заре. Утреннее небо было словно покрыто розовой пеной. Нами не спала так крепко уже много лет. После целого дня утомительной скачки и ночи любви она чувствовала приятную усталость и боль во всем теле. Йоши был нежным и внимательным любовником, терпеливым, но пылким. Тело ее немело, кожа пылала от ласк. Молодая женщина испытала такую щемящую негу, какой не испытывала доселе и которая подняла ее на иной, более высокий уровень наслаждения. Потом она заснула глубоким сном без сновидений.

Теперь, отдохнув, она покачивалась в седле, следуя за Йоши. Ее пони шел легким шагом. Нами всей грудью вдыхала пропитанный запахом трав утренний воздух, любуясь роскошными красками, расцветившими небо. Как хорошо быть живой и свободной в эти первые дни четвертого месяца 1181 года!

Нами стала думать о том, как волшебно изменилась ее судьба. Некоторые дамы считают жизнь при дворе восхитительной, Нами же мучилась от скуки, вечно сидя в полумраке за дамской ширмой, бамбуковой занавеской или бумажной стенкой. Даже выходя из дома, она должна носить шляпы с вуалью и ездить в каретах с зарешеченными окнами. Девчонкой Нами говорила себе: «Я не буду сидеть за ширмой, ожидая мужа», а со временем оказалась именно в этом дурацком положении.

Мужчины жалуются, что их обязанности тяжелы. Они не представляют себе, каково быть придворной дамой: каково выносить долгие часы ожидания, которые нечем заполнить, каково изнывать от скуки, не зная, куда себя девать. Не удивительно, что придворные дамы заливаются слезами по любому поводу. Больше им нечем заняться.

Нами встряхнула головой, отгоняя эти мысли. Двор остался в прошлом. Она свободна.

Над головой Нами замелькали пышные метелки растений. Лошади грудью прокладывали путь в море высокого тростника. Ноющая боль снова стала давать себя знать, непрерывно движущиеся бока лошадки натирали всаднице бедра. Впрочем, это неудобство – недорогая плата за свободу.

Молодая женщина с интересом разглядывала дорогу, которая, извиваясь, поднималась все выше среди темных сосновых лесов. Время от времени краем глаза она на мгновение замечала внизу неподвижные воды озера. Она наблюдала за Йоши, который неутомимо покачивался впереди нее, погрузившись в свои мысли. Нами позавидовала любимому: он выглядит таким уверенным в себе, словно хорошо знает, что к чему на этом свете.

Мысли Нами вернулись к придворной жизни. Ее уверенность в себе с первого дня при дворе подвергалась испытаниям. Пренебрежительные замечания и скрытые оскорбления раз за разом ранили ее душу. Дамы, родившиеся в Имперском граде, судачили за ее спиной, возмущались ее провинциальной неотесанностью, но, впрочем, считали ее непрошибаемой и толстокожей, даже чересчур толстокожей особой. Если бы они только знали, какие невыносимые сомнения раздирали ее существо, сколько ночей она плакала о своей судьбе, желая, чтобы князь Чикара освободил ее от обязанностей фрейлины.

К счастью, императрица полюбила Нами и поддержала ее. Ее привязанность дала Нами мужество переносить высокомерное пренебрежение остальных дам. Да, она пыталась приспособиться к новой для себя жизни, но свет отвергал ее.

Мысли Нами обратились к более давнему прошлому – к детству в дядюшкином поместье. Воспоминания были прекрасным средством заглушить боль, причиняемую скачкой. Она вспомнила, как заставляла мальчика Йоши воспевать в стихах ее красоту. Какой тщеславной она была в четырнадцать лет! А как важничал Йоши в своем мальчишеском желании казаться светским львом. Какими невинными они тогда были и какими наивными!

– Йоши, – неожиданно окликнула Нами.

Он придержал коня и обернулся.

– С тобой все в порядке?

– Где мы проведем ночь?

– Но… еще и полдень не настал, – Йоши выглядел озадаченным.

– Я знаю. Я спросила просто из любопытства. На самом деле Нами только хотела услышать его голос и почувствовать его ободряющую силу.

– Я хочу добраться до города Оно раньше темноты. Там мы переночуем, а завтра свернем с дороги и поедем к восточному побережью. Ты не хочешь отдохнуть?

– Конечно, нет, – отвечала Нами, скрипнув зубами.

Йоши внимательно смотрел на нее, и Нами вдруг стало неуютно под его взглядом. Ее прекрасные длинные волосы были скручены и спрятаны под крестьянской шляпой. Ее кожа, наверно обветрилась, и погрубела. Наряд оставляет желать лучшего: ни яркого верхнего платья, ни двенадцати шелковых юбок под ним, ни цветных полос на рукавах и подоле. «Что это он, – встревожилась Нами. – Я, должно быть, ужасно выгляжу, плохо одета, обветрилась на воздухе и обгорела на солнце». Она опустила голову, пряча лицо.

А для Йоши перемены во внешности сделали ее только роднее и дороже. Она увидела его счастливую улыбку, когда он пришпорил гнедого и произнес: «Хорошо, едем дальше».

К Оно они подъехали в сумерках. Городок стоял на краю высокой отвесной скалы над озером. Среди деревьев, словно перебирая струны сэмисяна, стрекотали цикады. Светляки чертили огненные узоры в темноте леса, а внизу у берега лягушки на листьях лотоса то заводили свою рокочущую песнь, то просто квакали. В небе медленно проплывали на запад фиолетовые и розовые облака, пронизанные светом заходящего солнца.

У Нами болели все мышцы и суставы. Она была счастлива оказаться в домашнем уюте скромной гостиницы. После скромного ужина – тарелки просяной каши – Нами извинилась и погрузилась в рассчитанную на одного человека ванну. До сих пор она никогда не испытывала от купания в ванне такого удовольствия. Трудности пути обострили ее чувства и превратили маленькие удобства в огромное удовольствие. Нами с наслаждением сбросила уродливую одежду, выпустила из-под шляпы водопад своих волос и смыла грязь, ощущая, как ее кожа смягчается от горячей воды и пара.

– Ах! – сладко застонала она и улыбнулась.

А в это время Йоши раздвинул в комнате бамбуковые занавеси и сквозь стену стали видны широкая поверхность озера и просторы, разворачивающиеся за ней. Пока темнели последние пурпурные облака, Нами успела разглядеть дальние берега озера – от горы Хией до побережья Внутреннего моря.

Ночью они продолжали двигаться по пути взаимного узнавания. Любовные ласки Йоши так увлекли Нами, что она быстро забыла боль и тревоги.

Весь следующий день Нами, усталая, но счастливая, медленно покачивалась на своем пони, пересекая равнинные луга, где травы поднимались выше голов путников.

На третий день ливень вновь превратил дорогу в непроходимую грязь. Лошади еле тащились по бесконечным залитым водой рисовым полям. Тело Нами стало привыкать к новым условиям. Она научилась терпеть боль, и бесконечный путь перестал казаться невыносимым. Теперь молодая женщина смогла с большим вниманием осмотреться вокруг и стала замечать красоту там, где видела лишь однообразие. Последняя весенняя стая гусей летела на север.

Крошечные черные точки наполняли пространство трубными криками. Йоши показал на них и улыбнулся Нами.

На четвертый день путешественники перешли реку Суномата по плавучему мосту, который состоял из цепочки лодок, связанных тяжелыми канатами и накрытых сверху грубыми досками. Мост был шатким. Нами сильно испугалась: она не умела плавать, а река была бурной и глубокой. Но Йоши смотрел на нее, и молодая путешественница удержалась от жалоб. Нами стиснула зубы и не сказала ни слова, пока лошади осторожно ступали по ненадежному настилу.

Во второй половине четвертого дня влюбленные миновали кедровые рощи провинции Овари. Ночь они провели на почтовой станции Оридо и там узнали, что дальше дорога проходима только рано утром при отливе.

На следующее утро Нами почти не чувствовала боли, мучившей ее в первые дни скачки. Хотя лето еще не наступило, кожа ее загорела. Соломенная шляпа, прикрывавшая большую часть лица Нами, отражала свет, и жаркие лучи лишь слегка окрасили белые, как фарфор, щеки путешественницы, но руки ее стали совсем смуглыми и даже – заметив это, она чуть не задохнулась от испуга – начали покрываться мозолями. Она прятала их от взгляда Йоши. Нами выросла в знатной семье, она не могла себе представить, чтобы человек хорошего происхождения мог любить женщину, у которой руки огрубели от работы.

На рассветном небе еще виднелась луна, когда, оседлав лошадей, влюбленные отправились в путь. Полуостров Наруми был свободен от воды. Нами вслед за Йоши спустилась по волнистым холмам на чистый белый песок побережья. Тропа здесь терялась, но стаи толстых длинноногих птиц – ржанок – порой бежали впереди путешественников, оставляя четкие следы на песке. Нами чувствовала себя настолько хорошо, что сложила стихи:
		Ржанки Наруми,



		Маленькими следами



		Ведущие нас,



		Поете ль вы печально



		На мягком белом песке?








Йоши улыбнулся: ему понравились эти искусно сложенные строки. Он показал рукой на миякадори – черноголовых чаек с красными клювами и лапами, которые кружились над побережьем, то и дело бросаясь вниз, чтобы выхватить рыбу из луж, оставшихся после отлива.

– Столичные штучки, – подсказал он любимой их прозвище. Так в давние времена назвал франтоватых птиц один бродячий поэт, которому они напомнили о Киото.

Эти слова навеяли Йоши ответ на стихи Нами:
		Узнав вас, чайки,



		По цвету лап и клювов,



		Я вспомнил свой дом



		Здесь, на песках хрустальных



		Золотого Наруми.








Когда стало смеркаться, влюбленные отыскали место для ночлега вдали от берега, у подножия горы Футамура. Нами помогла Йоши расстелить одеяло под огромной хурмой. От усталости и морского воздуха у обоих слипались глаза. Нами дотянулась до руки Йоши, поднесла ее к своей груди и тут же уснула. Через пять минут молодую женщину разбудил непонятный треск. Она еще не проснулась, а Йоши уже скатился с одеяла и, согнувшись, присел у ствола дерева.

– Что это? – спросила Нами, отбрасывая волосы с лица.

– Не знаю. Лежи спокойно, – прошептал Йоши. Вокруг ничего не было видно, кроме темнеющих стволов деревьев, ничего не было слышно, кроме свиста ветра в их ветвях. Никакого врага.

Вдруг треск послышался снова. Йоши отпрыгнул в сторону. Нами испуганно взглянула на него: ей показалось, что лицо любимого искривилось от боли. В следующее мгновение она поняла, что он смеялся. Она никогда не слышала, чтобы Йоши так хохотал. Это было чудесно, и прежде, чем Нами осознала, над чем он смеется, она уже хохотала вместе с ним.

– Что же это было? В чем дело? – наконец сумела выговорить женщина, задыхаясь от хохота.

– Ну, самурай, не страшись. Даже мой меч не уязвил этого врага, Это хурма. Плоды с веток обрушились на мою голову.

Йоши протянул одну хурму Нами.

– Попробуй.

Нами взяла угощение. Смех ее наконец утих. Она надкусила мягкий сочный плод, чуть заметно улыбнувшись, сказала:

– Вряд ли я смогу опять заснуть.

– Я тоже, – ответил Йоши.

Любовные объятия были слаще плодов хурмы.

Утром Йоши и Нами двинулись через полосу пустынных полей и казавшихся бесконечными зарослей вереска к предгорьям хребта Такаши. Перед самыми предгорьями они обнаружили долину, полную местных бахромчатых розовых гвоздик. Цветы окружили их со всех сторон до горизонта, сливаясь вдали в розовое сияние. Нами чуть не закричала от восторга при виде этой красоты, а Йоши был так восхищен, что посвятил гвоздикам тут же сложенное стихотворение:
		Цветут в облаках



		Гвоздики, застя солнце,



		Но утром роса



		Их лепестки намочит,



		Они, как все, исчезнут.








Нами печально кивнула: это стихотворение имело несколько смыслов. Первую строку можно было понять буквально или как обозначение императорского двора. Название цветка «гвоздика» истолковывалось также и как выражение «балованные дети». В трех последних строках содержался намек на будущие войны и непрочность всего сущего. В словах танки звучало сожаление о том, что скоро придворные императора будут горевать и плакать.

Огибая гору Миядзи, они внезапно выехали из зарослей бамбука, и Нами увидела море. Лошади медленно спускались по склону Инохана к самой воде залива Такаши. Ветер поднимал волны чуть ли не в семь метров высотой. Песок бил Нами в лицо. Она напрягла слух, чтобы разобрать слова Йоши, который что-то говорил ей, пытаясь перекричать рев волн и крики тысяч крючконосых бакланов, искавших пищу в бурлящей воде прибоя.

– Закройся шарфом, – приказал Йоши и сам подал ей пример, накинув на лицо хлопчатобумажный лоскут.

Нами повиновалась: ее нежная кожа и так уже становилась грубой, как мешковина.

Они продолжили путь молча. Вьючная лошадь упрямилась, приходилось тянуть ее силой. Йоши опять ушел в себя. Мускулистые бока его гнедого коня ритмично вздымались, словно под седлом сворачивались и разворачивались огромные змеи. Белая пена и грубый песок непрерывно били в лицо. Нами прищурила глаза как можно уже. Дикая красота штормового побережья покорила ее. Рев и равномерные удары волн, холодный пронзительный ветер с острым привкусом соли наполняли душу женщины леденящим восторгом. Она вспомнила другую – спокойную, ясную гладь – залив Суруга своего детства. Неужели это хлещущее берег чудовище – то же самое море? Да. А она теперь та же Нами? Тоже да. Молодая женщина вздрогнула при мысли о том, как непостоянна и переменчива жизнь.

Она выровняла своего коня грудь с грудью с конем Йоши и прервала раздумья любимого стихами:
		Белая пена



		Хлещет пески Такаши.



		Это ли море



		Меня растило в детстве,



		Было синим и тихим?








Йоши не смог оценить стихотворение по достоинству: ей пришлось надрываться от крика, как простой рыбачке. И даже этот крик он вряд ли расслышал: с самого их отъезда что-то его отвлекало.

Йоши взглянул на Нами, словно не понимая, кто перед ним.

– Знаешь, я предчувствую беду. Сегодня ночью я видел во сне, что мы встретимся с какой-то злой силой на этом участке пути.

Нами его слова ошеломили: поездка проходила так удачно. За пять дней они не встретили на дороге ни одного путешественника. Люди в гостиницах и на почтовых станциях или помогали им, или не обращали на них внимания. Но сон! Духи зла имеют власть над снами, это знают все. Сном нельзя пренебрегать.

– Сколько нам еще ехать? – крикнула она.

– Не много. Мы движемся хорошо. Прямо перед нами лагуна Хамана, а дальше Хикума. Мы переночуем и отдохнем возле переправы через реку Тентю.




Глава 22


– Сегодня мы ночуем на почтовой станции Хикума, – объявил Кисо.

Молчаливый Имаи выразил согласие едва заметным кивком, но Томое нахмурилась. Солнечный свет падал на ее лицо, смягчал его резкие черты, делая их более женственными. В ответ на кивок брата она пожала плечами, словно не соглашаясь с намерением Кисо. Имаи сделал вид, что не заметил ее жеста.

Кони медленно спускались по каменистой дороге. Сзади военачальников ехали Тедзука, Дзиро и Таро – помощники Кисо, а за ними, растянувшись вдоль дороги метров на пятьдесят, следовали двадцать солдат из войска Кисо на крепких горных пони.

Ритмичные тяжелые удары копыт, звон и бренчание оружия, стрекот насекомых, щебет птиц, писк мелких зверьков сливались в общий шум в густом воздухе позднего дня. Вдали визгливо вскрикнула среди деревьев дикая обезьяна, предупреждая сородичей об опасности. Комары тучами носились над головами всадников, гудели у каждого над ухом. То и дело кто-нибудь из отряда беспричинно смеялся, охваченный тем нервным весельем, которое возникает перед боем.

Томое прихлопнула комара. С того момента, как Кисо объявил свое решение, всадники проехали около километра и у нее было время сдержать гнев.

Томое всегда помнила: чтобы воины принимали ее как ровню, она должна быть храбрее и выносливее любого мужчины. Она не имела права проявлять ни малейшего признака слабости.

Томое кашлянула, чтобы прочистить горло, и сказала неодобрительно:

– Кисо, после дождей, что шли на прошлой неделе, гостиницы уж точно полны. Все путники с дороги Токайдо скопились в Хикуме: вода в Тентю не спадет еще по крайней мере сутки.

– А нам какое дело до этого?

– Такое, что нам трудно будет найти ночлег. Нас двадцать пять человек, и нам понадобится целая гостиница. Не похоже, что мы сейчас отыщем такую, которая будет совсем пуста. Почему бы нам не заночевать в горах, а в Хикуму спуститься утром?

– Нет! Моим людям нужно развлечься, а я мечтаю удобно устроиться на ночь. Не бойся, мы найдем комнаты, – Кисо говорил отрывисто, в голосе начинало чувствоваться нетерпение.

Томое узнала знакомый гон. Кисло был не только смел и умен, но еще и очень упрям. Он закусил удила, и теперь любые доводы только заставят его тверже стоять на своем.

Томое рассердилась. Кисо говорил с ней так, словно ее мнение ничего не значит, осрамил ее перед братом и – она оглянулась назад – перед Тедзукой, Дзиро и Таро. Томое поджала губы и уставилась на дорогу.

Отряд находился в пути уже два дня, из них один – под проливным дождем. Томое признавала доводы Кисо – воинам надо развлечься, чтобы забыть о трудностях пути: о мокрой одежде, не сохнущей под доспехами, о поте и зуде в теле, о комарах и слепнях, одинаково мучивших людей и лошадей.

Да, Томое понимала, почему Кисо настаивал на ночлеге в Хикуме. Но ее оскорбили его замашки. Влететь на конях в город среди ночи, вышвырнуть из постелей нескольких богомольцев – это забава для грубых горцев, но не для Томое. Разбойничать в гостиницах Хикумы, как обычные разбойники, значило своими руками рубить под собой сук. Задача отряда – искать золото и оружие, а не ссориться с жителями Хикумы. Хикума, главный город округа Хамамацу, передовой пост имперских властей. Его охраняют солдаты. Не то чтобы Томое их боялась: они трусливы. Просто она хотела сделать дело без суеты и шума и вернуться домой.

– Остался час, – буркнул Имаи, сохраняя бесстрастное выражение лица. Он видел, что сестра сердита. Она была вспыльчива и после двух дней скачки едва сдерживалась. Томое гневно поглядывала на Кисо, но тот делал вид, что не замечает этого. Имаи попытался успокоить сестру и повторил более мягким тоном:

– Всего час, не больше.

– Брат, я говорю не о времени. Я считаю, что глупо беспокоить людей, когда от этого нет никакого проку, – объяснила Томое сквозь стиснутые зубы.

– Никакого проку, кроме того, что наши люди снимут напряжение. Почему ты так волнуешься? Нам нечего бояться охраны поста: во-первых, нас больше, во-вторых, они не станут сражаться. Это чиновники с юга, они хотят одного: жить в уюте и обирать богомольцев.

Кисо повернулся к брату и сестре.

– О чем вы там шепчетесь?

– Ни о чем особенно, Кисо, – торопливо ответил Имаи. – У Томое дурные предчувствия.

– Она рассуждает как жирная придворная дама из Киото. В следующий раз Томое заявит, что видела дурной сон, – Кисо рассмеялся, словно сказал нечто забавное.

Когда военачальник заметил, что смеется один, его узкое лицо, на котором резко выделялись нос и скулы, приняло гневное выражение, брови сдвинулись. Он повернулся к Томое и произнес угрожающим тоном:

– Ты мне надоедаешь. Может, нам отобрать у тебя мечи и бросить одну на дороге?

Гнев Томое прорвался.

– Не смей мне грубить, негодяй! – рявкнула она. – Я этого не потерплю. Вынь меч или извинись, – и она взялась за рукоять своего меча.

Томое любила Кисо с детства и продолжала любить теперь, но была готова умереть от его руки, защищая свою честь. Его выходки угрожали ее авторитету. Кто из мужчин будет слушаться Томое, если увидит, что Кисо обращается с ней как с глупой бабой?

Она плотно сидела в седле, сжимая оружие и коленями удерживая коня на месте. Томое не была серьезным противником для Кисо, но если придется драться, она покажет, на что способна. И женщина вызывающе смотрела на оскорбителя, не отводя глаз.

Одна секунда, другая, ., прошла целая минута. Солдаты сгрудились вокруг повздоривших командиров. Не такая уж редкость – подобные стычки. Случается, один самурай вызывает на поединок другого из-за пустяка и бьется с ним насмерть. Но тут…

Лицо Кисо побледнело, глаза превратились в черные колодцы, не отражающие света. Он тоже пронизывал Томое взглядом, его зрачки расширялись. Даже цикады и древесные лягушки замолкли, прикусив языки.

Наконец Кисло запрокинул голову и оглушительно рассмеялся:

– Где во всех десяти провинциях найдешь другую такую женщину? Клянусь Буддой, я люблю ее.

Солдаты тоже рассмеялись, но сдержанно, и стали шутливо поддерживать предводителей. Их грубые шутки были разрядкой после тревоги, вызванной стычкой Кисо и Томое. Томое была популярна у солдат, они ценили ее воинские способности.

Имаи объехал по кругу веселившийся отряд.

– Хватит, – сказал он. – Мы зря тратим драгоценное время. Едем в Хикуму.

Деревья вокруг дороги росли так густо, что низкое солнце почти скрывалось в их листве. Небо потемнело, и холодный ветер всколыхнул ветви.

Кисо взглянул на клочок неба, который угадывался между деревьями, и повернулся к отряду.

– Скоро снова польет дождь. До Хикумы меньше часа пути. Кому сегодня хочется ночевать в поле?

Воины ответили насмешливыми криками.

– Никому? Тогда гоните коней так, словно у вас за спиной сам Эмма-О.

– В Хикуму! – крикнул Имаи.

– В Хикуму! – подхватила Томое.




В это время Йоши и его стройный слуга договаривались о цене за последнюю свободную комнату в самой большой гостинице города. Река Тентю после обильных дождей разлилась слишком широко, и единственный паром не работал. Уже три дня никто не мог переправиться через реку, и потому гостиницы были полны. В Хикума скопились группы паломников к алтарю Мишима, чиновники, получившие назначение в провинцию, пешие монахи с чашами для подаяния и прочий спешащий по своим делам люд. Даже в помещении станции яблоку негде было упасть. Шестеро солдат, охранявших ее, драли с пришедших в отчаяние путешественников три шкуры за место на полу в старом полуразрушенном здании. Трактиры и постоялые дворы были переполнены. В самой большой и дорогой гостинице Хикамы была свободна только комната прислуги.

Йоши убедил хозяина гостиницы, что может заплатить очень дорого за крошечный чулан в задней части дома. Серебряная монета решила дело.

В комнатушке едва хватало места расстелить футон, но Йоши и Нами так обессилели, что были рады и этому.

За окнами вновь моросил слабый дождь.

– Здесь хотя бы сухо, – пробормотала Нами, распуская волосы, вытянулась и тут же заснула.

Через час молодых людей разбудили резкие крики и громкий шум, доносившиеся из коридора. Кто-то бегал там, стучал в двери и что-то кричал хриплым голосом. Сначала влюбленные не могли разобрать ничего, потом расслышали слова, вызывавшие бессознательный страх в каждом японском сердце.

– Пожар! Гостиница горит! Все выходите! Скорее!

Йоши мгновенно стряхнул с себя сон. Он не раздумывал ни секунды. Бросив все вещи в комнате, он схватил Нами за руку и вытолкнул ее в коридор. Они присоединились к остальным растерянным и заспанным гостям, которые толпились в коридоре, не зная, что делать.

– Выходите! Все наружу! Сюда! – вновь завопил кто-то. Полуодетые и растрепанные мужчины и женщины в панике бросились к выходу, отпихивая друг друга локтями.

– Странно, никакого запаха дыма, – сказал неожиданно Йоши.

Перепуганные люди толкали Йоши в спину. Но вместо того, чтобы присоединиться к толпе, он вжался в стену, подтащив к себе Нами.

– Это не голос хозяина, – сказал он.

– Разве это важно? – отозвалась Нами. – Если дом запылал, не время разбирать, куда делся хозяин. Бежим же!

– Да, – задумчиво отозвался Йоши и плотнее закутался в плащ.

Нами дергала его за руку, но он упирался и повторял:

– Дымом не пахнет, огня не видно. Что-то здесь не так. Пожара нет – нас обманули!

Тем временем главный коридор опустел. В дальнем его конце Йоши заметил самураев в доспехах. Они шли прямо к нему.

– Скорее, Нами! Беги в комнату, спрячь волосы: эти люди не должны знать, что ты женщина. Я задержу их.

Йоши встал между Нами и подходящими самураями.

– Убирайся на улицу, дурень, – раздраженно скомандовал главарь.

Йоши подсознательно не нравился этот человек. У него было узкое лицо и черные глаза, в которых словно тлел готовый вспыхнуть огонь, От самурая исходила грубая сила, и – нельзя отрицать – в ней было что-то притягательное.

– Ты что, не слышал? Хочешь умереть?

Йоши показалось, что в глазах главаря промелькнули искры безумия.

– Я не вижу огня, не чувствую запаха дыма. И удивляюсь, почему вы сами не спасаетесь бегством. Отряд солдат разгуливает по коридорам горящей гостиницы – в этом есть что-то необычное.

– Хватит нести чепуху! – рявкнул узколицый. – Взять его!

– Слушаемся, Кисо, – хором ответили самураи. Кисо отступил в сторону, и шесть крупных бойцов бросились на Йоши.

Солдаты не ожидали сопротивления: Йоши был один, полуодет и без оружия. Но как только первый из них коснулся плеча мастера боя, он получил удар твердым ребром ладони в подбородок. Голова солдата откинулась назад, глаза остекленели, и он свалился, как мешок с рисом, к ногам своих товарищей.

Йоши поклялся не обнажать оружия, но кто запретит ему драться кулаками, ногами, а если понадобится, и зубами, чтобы задержать разбойников и дать Нами время скрыться.

Кисо вынул меч и гневно заорал на своих людей:

– Нападайте все вместе, дурачье! Это не обычный проезжий, Берите его живым. Мы получим за него выкуп.

Центральный коридор был пуст, и Йоши не мог помешать самураям окружить его. Он и не пытался, он лишь надеялся выиграть время, чтобы Нами могла одеться и смешаться с толпой постояльцев.

Два самурая одновременно попытались схватить Йоши. Изогнувшись, он ускользнул от первого врага. Выбросив вперед руку, он словно мечом ударил ею по горлу второго. Тот, шатаясь, отступил назад. Он пытался кричать, но из разбитого голосового аппарата выходили только странные булькающие звуки.

Йоши не стал ждать и бросился на остальных самураев – четырех солдат Кисо. Своей тяжестью противники повалили его, но он успел вывести из строя еще двоих. Один упал с разбитой коленной чашечкой, другой скрючился, держась за свои детородные члены.

Два оставшихся самурая прижали Йоши к полу. Кисо встал над ним. В черных глазах военачальника горел почти сумасшедший гнев.

– Кто ты такой? – спросил главарь. Йоши сжал рот и ничего не ответил.

Кисо кольнул горло пленника острием меча.

– Сейчас ты молчишь, но скоро заговоришь, – пригрозил он.

Кисо послал одного из своих людей за подкреплением, а сам продолжал удерживать Йоши на месте, угрожая мечом. Появились четверо солдат, им было приказано надежно связать пленника.

– Пока не делайте ему вреда, – велел главарь. – Завтра проведем допрос и узнаем, что это за птица. Возможно, он стоит хороших денег. Теперь вот что: с ним кто-то был. Кажется, женщина? Тедзука, обыщи комнаты и найди ее.

Тедзука кивнул и двинулся по коридору, распахивая двери ударом ноги. Солдаты умело обрабатывали Йоши. Когда они закончили, руки мастера боя были скручены за спиной и притянуты к лодыжкам и горлу. Теперь любое движение Йоши начинало душить его.

Тедзука вернулся.

– В доме никого нет, – доложил он. – Кто бы ни был с ним, он сбежал через задний выход.

Кисо разглядел едва заметный огонек радости в глазах Йоши.

– Ну, что ж… – сказал он. – В Хикуме негде спрятаться. Завтра мы найдем второго, кто бы он ни был, и решим, как его наказать.

– Ас этим что будем делать, Кисо? – спросил один из самураев, небрежно толкнув Йоши в бок ногой.

– Уберите его, чтобы не мешал. Думаю, мы заслужили право повеселиться. Отпразднуем удачу, которая помогла нам найти такое прекрасное место для отдыха.

Кисло вложил меч в ножны и спросил:

– Дождь еще идет?

– Да, и сильнее прежнего.

– Хорошо. Вытащите этого негодяя во двор и подвесьте на криптомерии. Подтяните его повыше и оставьте там до утра.

Самурай, недовольный тем, что снова придется мокнуть, грубо потащил за собой пленника. Йоши захрипел.

– Осторожно, ты, болван. Мы пока не хотим его смерти. Эй, вы двое, помогите поднять этого буяна на дерево. И привяжите его надежней, мы же не хотим, чтобы он упал и ушибся.

Лицо Кисо расплылось в добродушной улыбке, недавний гнев был уже забыт.

Один из самураев засмеялся, за ним другой, и через несколько секунд они все оглушительно хохотали.

– Поторопитесь! – крикнул Кисо. – Сделайте дело, и скорей назад. Нас ждут саке, женщины и теплые постели.

Когда Йоши велел Нами бежать, она сразу поняла, что происходит. Если эти воины дознаются, что она женщина, они превратят ее в свою забаву. Нами не обманывалась на этот счет. Ей хватило одного быстрого взгляда, чтобы понять, какого сорта люди ворвались в гостиницу.

Нами проскользнула в комнату, завернула вещи в одеяло, убрала волосы под соломенную шляпу и вышла так быстро, как только могла. Она услышала звуки ударов, мужчины дрались. Ее пульс бешено заколотился, губы пересохли и словно распухли. Что эти люди делают с Йоши? Амида Будда, помоги ему!

Нами, давясь слезами, прокралась на кухню, бесшумно миновала помещение кладовой и выбралась из дома – на площадку, куда обычно сгружались поставляемые в гостиницу продукты.

Мелкий дождь обернулся сильной весенней грозой. Вспышки молнии выхватывали из мрака обрывки жуткой картины, от которой сжималось сердце. Хозяин гостиницы, прислуга и постояльцы беспорядочно суетились, сбившись в кучку под струями холодной воды. Они причитали и плакали, поднимая руки к небу, но раскаты грома заглушали вопли несчастных.

Конные разбойники в соломенных дождевых плащах и широкополых шляпах кружились возле выброшенных из гостиницы людей, не давая им уйти с этого пятачка.

Нами повернула обратно. Вдоль стены гостиницы она пробралась на задний двор и поползла к группе деревьев. Кусты и трава там не были подстрижены.

И Нами забилась в эти заросли, разрывая одежду об острые колючки куманики, обдирая лицо и руки.

Теперь даже при свете молнии ее не обнаружат. Она спряталась еще глубже и накрыла узел с вещами своим плащом.

Нами дрожала под проливным дождем не только от холода и сырости, но и от страха за Йоши. Что с ним? Жив ли он? Может ли она ему помочь? А если может, то как? А что, если страшное сдавленное бульканье, которое она услышала, выбегая в заднюю дверь, было его предсмертным хрипом? Амида Будда, нет! И слезы женщины мешались с дождем, лившим как из ведра.

Шел час за часом. До Нами доносились из гостиницы громкие звуки гуляния и пьяные голоса, поющие грубые горские песни. Два самурая, покачиваясь от выпитого, обхватив друг друга за плечи, вышли на террасу и оказались метрах в полутора от Нами. Сердце испуганно забилось в груди беглянки – сейчас ее обнаружат! Она слышала тяжелое дыхание этих двоих сквозь шум дождя, чувствовала шедший из их ртов запах саке и лука. Вспыхнула молния, потом на миг потемнело, снова вспышка, и почти сразу за ней с чудовищным треском ударил гром.

– Эй, это не ты пернул? – послышался пьяный голос. Шутник еле сдерживал смех.

– Нет, я думал, это ты, – ответил его товарищ.

Вновь молния на миг осветила двор, и Нами увидела, что разбойники стоят рядом и мочатся на кусты. Она почти могла дотронуться до них. Оба неумеренно смеялись своей шутке.

– Провалиться мне в Йоми, ну и льет этот дождь!

– Ну, я лью посильнее, – опять смех.

– Каково, по-твоему, нашему пленнику в такую погоду?

– А ты и на него полей, – снова смех.

– А он крутой малый. Я рад, что мне не пришлось с ним драться.

– И я тоже. Видел, что он сделал с горлом Ханадзо? Бедняга теперь неделю не сможет говорить.

– А во что превратились яйца Масакиё? Придется ему пока посидеть без работы.

– Этот негодяй еще мало получил за то, что сотворил с нашими друзьями. Надо пойти убедиться, что он не сможет сбежать.

– Пошел он к Эмме-О. Я весь промок, идем в дом. Хочу попробовать ту толстуху, которой ты полакомился.

– Послушай, мы и без того здорово намокли, несколько минут ничего не значат.

– Ладно, – и пьяная пара, качаясь, двинулась вдоль боковой стены гостиницы.

Сердце Нами забилось быстрее. Эти двое, должно быть, говорили про Йоши. Она последует за ними. Она узнает, где его держат. Молодая женщина убедилась, что ее кинжал надежно заткнут за пояс, и пошла, прорываясь через кусты куманики, морщась от боли, с твердым намерением не терять самураев из виду.

Заросли кончились. Нами стала осторожно пробираться вдоль стены. Карнизы крыши были достаточно широкими и защищали ее от дождя. Капли громко барабанили у Нами над головой. Кроме двух шутников, все разбойники сидели в гостинице, где было тепло и сухо. Сквозь шум дождя, подчеркивая его монотонность, прорывались смех, песни и время от времени женский крик.

Очевидно, разбойники, выгнав мужчин на улицу, задержали нескольких женщин. Нами вздрогнула при мысли о том, что сталось бы с ней, если бы Йоши не встал на пути бандитов.

Сверкнула молния, Нами увидела, что два самурая, качаясь, стоят в грязи перед огромной криптомерией и пьяными голосами выкрикивают ругательства, обращаясь к ее ветвям. Один из них бросил вверх камень, засмеялся и поскользнулся.

При свете следующей молнии Нами разглядела силуэт Йоши, связанного, как курица, которую несут на базар, и подвешенного к огромной ветке. По тому, в каком положении веревки удерживали его, Нами поняла, что одна из них сильно давит ему на горло.

Стоит ему шевельнуться, и он задохнется. Ох, мужчины словно дети – не понимают, как они жестоки!

Пьяные воины скоро устали от своих забав и нетвердым шагом направились обратно к гостинице.

Нами осталась под деревом одна.

– Йоши, – тут же торопливо позвала она.

– Уходи, Нами. Уходи, пока можешь. Я выкручусь, я приду за тобой, – ответил Йоши, с трудом проталкивая звуки через гортань: ему было трудно говорить из-за душившей его петли.

Нами не ответила. Кора дерева была шероховатой и потрескавшейся. Те, кто привязал Йоши, взбирались вверх по стволу, и она сделает то же. Нами ухватилась за выступы коры, чувствуя, как они крошатся у нее под пальцами. Ствол был мокрым от дождя. Два раза она соскальзывала вниз, обдирая ладони и бедра. Третья попытка – и Нами добралась до самой нижней ветки. Ее руки были исцарапаны в кровь. В голове мелькнуло совсем неуместное сейчас воспоминание – какой несчастной она чувствовала себя совсем недавно, когда обнаружила на этих ладонях мозоли.

Нами подтянулась и вскарабкалась на следующий сук. Дело пошло проще. Через некоторое время Нами удобно устроилась рядом с возлюбленным, который следил за ней печальным взглядом.

– Ты упадешь, – предупредила она. Его слов невозможно было разобрать. Нами решила, что Йоши приказывает ей сейчас же уйти. Глупости, раз она зашла так далеко, она не бросит его. Нами наклонилась вниз и кинжалом перерезала веревку, привязывавшую руки Йоши к горлу. Как только любимый заговорил, он приказал ей сейчас же уходить, спасаться самой.

Нами не послушалась. Вместо этого она перерезала веревки, которые стягивали руки и ноги Йоши. Теперь его тело выпрямилось, но он все еще был подвешен к ветке.

– Ты можешь взяться за сук? – спросила Нами.

– Я не чувствую ни рук, ни ног, – хрипло ответил Йоши.

– Если я перережу остальные веревки, ты упадешь на землю. Мне подождать, пока восстановится кровообращение? Или ты сможешь вынести падение? Сверкнула молния, вдалеке ударил гром.

– Режь сейчас! – скомандовал Йоши.

Нами сморщилась, словно от боли: до земли было около пяти метров. Внизу темнели кусты, а земля раскисла от ливня.

– Наму Амида Буцу! – произнесла молодая женщина и одним взмахом перерубила первую веревку. Теперь Йоши качался в воздухе ногами вниз. Нами быстро перерезала второй и третий канаты.

Йоши упал в заросли молодой шелковицы, и кусты громко затрещали под тяжестью его тела.

Нами торопливо соскользнула по стволу, разрывая плащ. Йоши лежал на спине, как-то странно и неуклюже раскинув руки и ноги. На миг язык ее словно распух, она не могла заговорить. Ох, Будда, он умер!

Потом… она услышала стон, и Йоши перевалился на бок.

Нами облегченно вздохнула, опустилась на колени рядом с любимым и притянула его голову к своей груди. Йоши медленно согнул и разогнул пальцы, – руки, ноги.

– Йоши, слава богам, ты жив. Дай я помогу тебе. Нами растерла его мышцы, чтобы восстановить кровообращение. Когда Йоши достаточно восстановил силы, она сказала:

– Пожалуйста, пойдем отсюда. Надо спрятаться, пока они не нашли нас.

Йоши сделал усилие и встал, качаясь почти так же, как недавно пьяные разбойники.

Нами взяла его под руку и поддержала. Они заковыляли вдоль террасы к заднему двору гостиницы. При каждом шаге кровообращение в ногах и руках Йоши усиливалось. Словно тысячи иголок вонзались в его мышцы, кровь возвращалась в изголодавшиеся ткани. Странный вид был у него сейчас: на шее черный след от веревки, одежда изорвана, волосы спутались и свисали космами.

– Пожалуйста, Йоши, поторопись, – молила Нами. – Наши лошади, наверно, в конюшне. Идем туда.

– Да, пойдем к лошадям, – голос Йоши звучал странно. Нами никогда еще не слышала, чтобы он говорил таким тоном.

Они прокрались вдоль стены гостиницы мимо кухонь и комнат прислуги. Там Йоши настолько окреп, что мог уже двигаться без поддержки.

– Самураи слишком пьяны, чтобы сообразить, что я на свободе, – сказал Йоши, седлая коня. Он затянул подпруги, проверил вьюк, убедился, что письмо императора лежит на месте, и проговорил:

– Перед отъездом мне нужно кое-что сделать.

Нами почувствовала, как от волнения у нее напряглись мускулы живота. Этого она и боялась: он хочет мести. И почему мужчины такие глупые?

– Не надо, Йоши, – взмолилась она. – Ты поклялся не обнажать меча. Что ты можешь сделать без оружия? Ты не должен рисковать жизнью, когда у нас есть возможность бежать.

– Нами, я не могу оставить этого человека безнаказанным. Честь требует, чтобы он заплатил за то, что сделал со мной.

Лицо Йоши было словно вырублено из гранита. Он казался сейчас воплощением бога Фудо: глаза сверкают, брови нахмурены, углы рта опущены.

– А твой долг перед императором? Тебе доверено передать важное письмо Йоритомо. Нельзя же поставить все под угрозу.

– Нами, моя задача шире, чем у курьера. Мне дано поручение оценить возможных союзников императора. Я думаю, Кисо не просто разбойник, хотя выглядит таковым. Имя Кисо часто встречается в горах, возможно, этот Кисо и не тот, который мне нужен, но я должен это проверить. Он может стать важным союзником или смертельным врагом. Я не могу уехать, пока не добьюсь истины. Кроме того, я не могу позволить унижать себя, если хочу что-то значить для императора. Поэтому – хватит разговоров. Я сделаю то, что должен сделать.




Глава 23


Шум попойки затихал по мере того, как люди Кисо один за другим отваливались от стола. У входа в гостиницу выставили двоих караульных, но и те выпили свою долю сакэ: дисциплина в войсках Кисо была не слишком крепка.

Одна Томое была почти трезвой. Она еще чувствовала себя оскорбленной недавней выходкой Кисо. Она пила и ела мало и, отужинав, вскоре ушла, с отвращением качая головой при виде драк из-за пленных женщин.

Кисо выпил больше всех: он гордился способностью пить больше своих подчиненных, как и положено начальнику. Теперь он раздумывал о том, как вести себя с Томое. Он любил ее с тех пор, как помнил себя, и продолжал любить теперь. Может быть, уйти от солдат и лечь с ней в постель? Но… Томое уж очень независима. Будь она проклята во веки веков! Почему она такая обидчивая, чуть тронь – колется?

Самолюбие горца не вынесло бы отказа этой ночью.

Нет, лучше остаться с солдатами, чем рисковать быть отвергнутым, Мужчинам он может приказывать что угодно, и они не обижаются на него, почему же она обиделась? После Имаи она самый лучший и самый умный солдат из всех его подчиненных. На его беду, Томое знает это. Ну и провались она в преисподнюю Авити!

Кисо сидел скрестив ноги в темном углу обеденного зала за низким столом, одобрительно кивал своим воинам и мелкими глотками пил сакэ из большой плоской бутыли. Он заставлял себя сосредоточиться на застольной беседе, но не мог этого сделать. Грубые самураи были лишены полета, напившись, они отпускали те же шутки, что и всегда, и, хотя Кисо улыбался им, они ему порядком надоели.

Его мысли постоянно возвращались к Томое. Кисо хотел пойти к женщине и попросить у нее прощения.

После того как последний из его людей свалился на пол мертвецки пьяным, предводитель горцев выпил последний глоток сакэ и выпрямил вдоль циновки ноги, собираясь подняться.

Вдруг мускулистая рука обхватила его горло и чей-то голос прошептал ему в ухо:

– Не поворачивайся, не двигайся, вообще не шуми, или ты умрешь.

Хмель мгновенно выскочил из головы, и полупьяная путаница в мозгу сменилась ясным и полным пониманием ситуации. Человек двадцатого века сказал бы: порция адреналина, выброшенная организмом в кровь, уничтожила действие алкоголя. Кисо почувствовал, что кроме душившей его руки что-то острое касается его кожи под ухом.

– Руки на колени! – приказал тот же голос.

Кисо подчинился, и тут же откуда-то сбоку выбежал юноша в широкой крестьянской шляпе на все время опущенной голове. Он убрал саке, отодвинул столик и связал военачальнику руки шелковым шарфом.

– Сейчас я отпущу тебе горло, – сказал повелительно голос – Помни: один звук, и ты тут же умрешь.

Кисо мог бы броситься вперед на второго, молодого врага, Можно было и закричать, но никто не пришел бы ему на помощь. Имаи, Тедзука, Дзиро и Таро исчезли с женщинами в номерах гостиницы. Немногие оставшиеся в зале самураи валялись мертвецки пьяные на полу. Кроме того, Кисо видел, что мальчишка, прячущий лицо, держит кинжал наготове и может отбить его удар.

Давление на горло ослабло.

– Кто бы ты ни был, ты дурак, – прошептал Кисо. – Ты не доживешь до утра.

– Молчать. Говорить, только когда я позволю. Теперь медленно вставай и выходи в центральный зал.

Слуга побежал впереди. По его движениям Кисо решил, что этот мальчишка мог бы заинтересовать его дядюшку Юкийе: в развороте бедер и движениях ног его было что-то женственное, Любопытно, этот воин, пленивший Кисо, тоже развлекается с мальчиками? Кисо насмешливо улыбнулся.

Когда они дойдут до выхода из гостиницы, их встретят караульные, которых он там поставил. Кисо напряг мускулы, готовясь начать действовать, как только стражники схватят слугу.

Мальчишка спокойно выбежал через переднюю дверь. Выйдя следом за ним, Кисо, к своему возмущению увидел, что оба солдата лежат на земле в самом отвратительном виде – связанные и с кляпами во рту, беспомощно скорчившись под укрывавшим их от дождя карнизом крыши. Оба они были не способны сосредоточить взгляд на Кисо, когда его выводили под дождь.

Над горами прокатился гром, но дождь не ослаб. Главный двор гостиницы был похож на рисовое поле: только верхушки травы торчали над поверхностью заливавшей его воды, Местами более высокие участки почвы поднимались над этой огромной лужей, как острова над морем.

– Ты не уйдешь отсюда, – прорычал Кисо, когда дождь застучал по его непокрытой голове и стал заливать глаза.

– Посмотрим, – услышал он спокойный ответ.

Враг заставил Кисо лечь лицом в грязь под раскидистой криптомерией. Один раз предводитель горцев попытался поднять голову и почувствовал, что острие, приставленное к его шее, вонзилось в кожу. Он шепотом выругался и сдался. Через несколько минут Кисо был тщательно связан. Потом враг перекатил его на спину и засунул ему в рот мягкий платок.

Тут Кисо в первый раз увидел, кто взял его в плен – тот самый путник, который дрался с его самураями и был схвачен! Тот, кого он в последний раз видел связанным и подвешенным к ветке дерева Авити! Как он мог вырваться из рук его самураев? Это – невозможно, но вот этот бродяга, скаля зубы, стоит перед ним.

Кисо скрипнул зубами от ярости: у врага в руках была только острая палка. Ни меча, ни кинжала и вряд ли еще какое-нибудь оружие. Они поменялись ролями, и Кисо не мог ждать пощады. В глазах военачальника вспыхнуло бешенство, он попытался угрожать и ругаться, но через кляп доносилось нечто похожее на кошачье мяуканье.

Вдруг какая-то сила оторвала Кисо от земли и, бешено раскачивая, подняла почти до одной из веток. Тот, кто взял его в плен, привязал к дереву толстую веревку, которая тут же была переброшена через другой сук и подтянула Кисо еще выше. Предводитель горцев пришел в ужас от позора: он понял, что будет качаться тут до утра и держать его будет только эта веревка, обвязанная вокруг пояса.

Утром, когда дождь кончится и его люди протрезвеют, они явятся сюда за пленником, а найдут Кисо! Какой срам, – они увидят своего вождя в таком унизительном беспомощном положении! Будда! А если они узнают, что его взял в плен безоружный враг? Кисо попытался освободиться, но только крепче затянул петлю на своей шее. Он вспомнил свое напутствие охранникам, которые вязали пленного:

– Не торопитесь возвращаться за ним, пусть повисит подольше, чтобы хорошенько запомнить урок.

В ярости от своего бессилия Кисо прорычал какое-то ругательство. Дождь, стучавший по листьям, заглушил слабый звук, вырвавшийся из-под кляпа.

Никто его не услышит. Никто не придет. Кисо приготовился долго и терпеливо ждать, как положено солдату.




Томое утром проснулась первой: она выпила меньше других и легла спать раньше, чем остальные самураи. Она встала не торопясь, оделась и почистила оружие. Ее удивило, что Кисо не пришел к ней ночью: долго злиться было не в его характере. Кисо был вспыльчив, но обычно забывал мелкие ссоры. Надо найти его и загладить вину. Глупо продолжать сердиться.

Она прошла в обеденный зал, где в последний раз видела Кисо. Ну и видок! Самураи лежали вповалку среди сломанных столов, бутылок, луж пролитого саке и разорванных ширм.

В коридоре она увидела Имаи, который валялся на полу и оглушительно храпел. Возле его руки лежала перевернутая бутылка.

Томое толкнула его ногой под ребра.

– Вставай, брат. Праздник кончился. Надо браться за дела.

Имаи открыл глаза и взглянул на нее, потом потянулся за бутылкой. Томое ударом ноги отшвырнула сосуд.

– Хорошо, хорошо, – пробормотал Имаи. – Я сейчас проснусь.

Томое сошла во двор и обнаружила связанных караульных. Это просто отвратительно! Без часовых отряду мог причинить вред любой прохожий. Вот она, первая неприятность! Томое предчувствовала ее и была права. Им сегодня всем могли перерезать горло! Она опустилась на колени возле одного из неудачливых стражей и разрезала веревку, которая удерживала кляп у него во рту. Самурай жалобно смотрел на воительницу: по всем военным законам он заслужил суровое наказание и чувствовал, что грозный ангел смеоти, готовый забрать его душу, уже стоит у него за спиной.

– Нас захватили врасплох, – чуть не плача, стал он оправдываться. – Нас хитростью победило целое войско дьяволов. Они были сильнее.

– Ах ты, червяк! Кисо решит, как тебя наказать.

– Кисо! Они его схватили! Я видел, как они увели его.

– Что? Куда увели? Говори, болван, или сдохнешь на месте!

– Я не смог разглядеть, куда они пошли, видел только, что они вывели его во двор через эту дверь.

Томое была потрясена. Вчерашний гнев был забыт. Будда, дай Кисо остаться невредимым!

Бормоча эти слова, она побежала к воротам. Хотя дождь прошел, земля была еще пропитана водой, и только пучки травы выступали из луж. Никаких следов. Томое пришла в полное смятение. Бежать назад за помощью или продолжать поиски одной? И тут она увидела Кисо: он висел на веревке метрах в трех над землей, раскачиваемый порывами ветерка. Ей захотелось крикнуть ему в лицо, что она оказалась права, что она не зря предупреждала его вчера, но бешеный взгляд Кисо заставил ее промолчать. Если их солдаты найдут его в таком виде, позор станет невыносимым. Томое обрадовалась, что оказалась здесь одна.

Веревка была обвязана вокруг ствола. Томое перерезала ее коротким мечом и осторожно, как могла, спустила Кисо вниз, лицом в дождевую лужу. Потом она разрезала его путы и наконец добралась до кляпа.

Кисо заговорил так быстро и горячо, что слова его сливались между собой в невнятное бормотание.

Томое растерла его, чтобы восстановить кровообращение, потом наклонилась ближе и наконец разобрала, о чем он бормочет.

– Я его найду. Смерти для него мало. Он у меня помучается, помучается! – снова и снова повторял Кисо.




Глава 24


Река Тентю разлилась и превратилась в бешеный поток, несущийся с гор к Восточному морю. Йоши и Нами уже несколько часов бродили на ее берегу в тщетной надежде переправиться. Единственный паром, осуществлявший перевозку людей, был вытащен на песок. Две почерневшие от времени лодки, связанные между собой канатами, между ними – грубый настил из растрескавшихся досок.. Перевозчик был еще старше своего диковинного катамарана. Он терпеливо объяснил путешественникам, что прожил так долго потому, что не работает, когда вода в Тентю стоит так высоко.

Йоши предложил ему серебро. Старик улыбнулся во весь свой беззубый рот и визгливо рассмеялся, словно предложение было хорошей шуткой.

– А что мне делать с такими деньгами? Я слишком стар, чтобы ходить в веселые дома. Риса и проса на еду мне хватает, а новая одежда мне не нужна. Нет, молодой воин, меня нельзя купить.

Йоши взглянул на поднимающееся солнце. Скоро сюда прискачут воины Кисо. Он поклялся не обнажать меч против ближних. Сделают ли они то же? Ясно, что нет. Йоши знал, что он может спастись, если поскачет вдоль берега на север, но боялся, что Нами не сможет долго выдерживать тягот пути в горах.

После того, что произошло с женщинами из гостиницы, Йоши не обманывался насчет того, что случится с его любимой, если она будет схвачена отрядом обозленных деревенских самураев. Обет не применять меча в бою оказалось легче дать, чем исполнить. Сейчас он сумел обмануть Кисо, приставив к его горлу острую палку. Второй раз эта хитрость вряд ли пройдет. Йоши надо стараться избегать столкновений, а это не в его характере. Йоши виновен в гордыне – он слишком высоко ставит умение владеть мечом. Гордыня большой грех, но ведь трусость еще больший! Сможет ли он жить, всегда убегая от опасностей? Легче встать лицом к врагу и сразиться с ним.

Но Йоши умом понимал, что насилие только порождает еще большее насилие. Он вздрагивал от отвращения, вспоминая, как убивал подростков-охранников и рубил на куски монахов. Когда это кончится? Если Кисо придет сюда, а Йоши откажется от схватки, пострадает Нами, чего, конечно, нельзя допустить. Но если он сразиться с врагами, как он потом станет держать ответ перед своей совестью и богами, которым принес клятву, и совместимо ли его любое решение с императорским поручением, которое он выполняет?

Может ли Йоши позволить себя унижать? Если его не станут уважать самураи, с которыми он будет вести дела, останется ли он по-прежнему нужен Го-Ширакаве? Йоши разрывался между своим обетом небу, ответственностью за Нами и долгом перед императором.

В это утро многие путешественники подходили к парому, но все уходили ни с чем. Белая пена на гребнях потока ясно доказывала путникам – паромщик прав: переплывать сейчас реку – самоубийство.

Йоши нервничал в мучительных раздумьях. Нами во время его переговоров с паромщиком держалась в стороне. Через некоторое время она подъехала ближе и шепнула что-то на ухо возлюбленному. Сначала он отрицательно потряс головой, но после нескольких минут жаркого спора уступил. То, что она предлагала, могло увеличить опасность, которой они подвергались, но, если сидеть сложа руки, гибель неизбежна.

Нами бросила на Йоши последний многозначительный взгляд. Она спешилась и подошла к перевозчику, сидевшему на корточках возле каната, которым его паром был привязан к стволу дерева. Толстый канат туго натягивался, когда бурное течение пыталось сдернуть паром с отмели.

– Паромщик, мне надо сказать тебе пару слов, – начала Нами.

– Пожалуйста, говорите, молодой человек, но прежде чем что-либо скажете, знайте, я отвечу вам то же, что и вашему хозяину.

– Я понимаю вас, капитан. Вы хороший речник, мудрый и благоразумный человек. Никто этого не отрицает.

Перевозчик кивнул, давая понять, что это само собой разумеется.

– Но мы не те, кем кажемся, – продолжала Нами. – Мой спутник величайший мастер боя на мечах, но он поклялся применять меч только в самом крайнем случае и даже тогда делать все, чтобы избежать схватки. Вы видите, он не носит оружие. Сейчас за нами гонятся злодеи, если они захватят моего господина, то убьют его.

– Это не мое дело, – сердито фыркнул лодочник.

– Я говорю снова: мы не те, кем кажемся. Я не слуга моего господина.

– Не слуга?

– Нет. И на самом деле я не заслуживаю тех слов, с которыми вы обратились ко мне: я даже не молодой человек. Я придворная дама и бегу от тех же разбойников. Нужно ли мне объяснять, что будет со мной, если они меня схватят?

Выслушав это признание, паромщик удивленно раскрыл глаза. Нами сняла крестьянскую шляпу, и ее волосы упали почти до земли. Паромщик в это время не отрываясь глядел на ее лицо. Его беззубый рот широко открылся от изумления: за свою долгую жизнь он ни разу не видел знатную госпожу без занавесок и покрывал. У этой девушки несомненно было лицо придворной дамы.

Паромщик не находил слов от потрясения.

– Я нахожусь на службе императора, выполняю секретное поручение. Если ты не перевезешь нас до того, как появятся наши преследователи, мое поручение не будет выполнено и, когда об этом станет известно императору, тебя накажут.

– Накажут меня? За что? Я же ничего не сделал, – паромщик был поражен и напуган.

– Вот именно, ничего, – Нами понизила голос и продолжала доверительным шепотом: – Из-за того, что ты ничего не сделал, поручение императора может остаться невыполненным. Представь себе, какие пытки ты вынесешь перед тем, как тебе отрубят голову.

Старый перевозчик сдвинул брови, обдумывая ее слова.

– А как они узнают? – тревожно спросил он.

– Слуга моего спутника уже скачет к императору с письмом. Ты не уйдешь от расплаты. Рискни переправиться через реку или умрешь под пыткой, когда слуга вернется с отрядом солдат.

– Мне кажется, вода немного спала, – осторожно произнес паромщик. – Думаю, сейчас самое время попробовать.

И старик начал отвязывать канат.

– Тогда торопись, – приказала Нами и подала Йоши знак заводить лошадей на паром.

С дальней стороны пристани послышались крики: там появились четыре всадника. Кисо, Томое, Имаи и Дзиро неслись к реке словно ангелы-мстители, поднимая облака грязи и фонтаны брызг.

Канат ослаб, и течение отнесло паром от берега как раз в тот момент, когда всадники подъехали к границе воды.

Кисо рывком остановил коня. На лице предводителя горцев застыла злоба. Он рывком вынул стрелу из колчана, одним быстрым движением наложил ее на тетиву и выстрелил. Это был хороший выстрел, но Кисо не учел скорость течения и снос парома. Стрела запуталась в гриве лошади Йоши.

Грубую ругань промахнувшегося предводителя заглушил шум реки. Преследователи выпустили целую тучу стрел, но ни одна уже не долетела до парома. Перевозчик, работая шестом, уже подогнал его к середине реки. Теперь отважные путешественники неслись по течению со слабым уклоном в сторону противоположного берега. Худые мускулистые руки паромщика равномерно давили на шест. Вдруг старик оступился и чуть не упал, потеряв опору. Шест перевозчика перестал доставать до дна. Паром завертелся, утратив управление, ныряя, как щепка в мутных волнах.

Нами и Йоши успокаивали лошадей. Они ничем не могли помочь старику.

Прямо перед ними ревело устье реки, где мутные стремительные воды тесно сшибались с грозными валами штормового моря. Казалось, спасения нет! Но тут шест паромщика на секунду поймал дно, вонзился глубже, и старик сумел развернуть плот в нужную сторону. Через несколько мгновений они врезались в отлогую косу песчаного пляжа, очутившись на северном берегу Тентю.

Йоши и Нами свели лошадей с шаткого настила. Йоши сказал:

– Возьми: ты заработал это, – и протянул перевозчику полный кошелек серебра.

– Я перевез вас для императора, – важно ответил старик, но, не раздумывая, схватил кошелек и спрятал его в набедренную повязку.

Путешественники сели на коней и поехали прочь от реки. Йоши обернулся и крикнул старику, который привязывал паром к маленькому пню:

– Не торопись возвращаться за другими людьми! Паромщик ответил, закрепляя причальный канат:

– Не торопиться? – Он удивленно поднял брови, – Я не сумасшедший и не поплыву обратно до завтра, а то и до послезавтра.




Йоши и Нами провели весь следующий день в трудной скачке. На второй день они переправились вброд через мелкую, но широкую реку Ои. Третий день застиг путников на побережье возле маленького приморского городка Окитсу, который когда-то был центром поместья князя Фумио.

Взгляд Йоши затуманили слезы, когда он увидел знакомые картины жизни обитателей этого края провинции. Тринадцать лет назад юноша Йоши стоял почти на этом самом месте и следил за работой солеваров. Его ноздри вздрагивали от едкого ароматного дыма костров, смешивавшегося с запахом гниющих водорослей. И сейчас все здесь было так, словно он никуда не уезжал. Каким наивным был тогда юноша Йоши – придворный щеголь, изгнанный без подготовки в суровую жизнь!

Йоши смотрел на женщин, таскавших к кострам соленую воду. Тяжесть ведер оттягивала им руки, сгибала их спины и плечи. Как слабы и жалки были их фигурки на фоне утонувшей в заливе косы Михо, похожей на кривой меч и поросшей могучими старыми соснами.

Теперь он с полным правом мог сострадать этим крестьянкам, чья участь так тяжела и однообразна. За тринадцать лет тяжких испытаний жизнь Йоши переменилась, развились его способности, расширился кругозор, а женщины все это время день за днем устало ходили по кругу, сгибаясь под тяжкой ношей. Они взвалили ее на себя еще детьми и постарели под ней.

Йоши произнес:
		Песчаный серп и



		Древние сосны Михо –



		Здесь вечно люди



		Гнут усталые спины



		Под жизненною ношей.








Нами задумчиво кивнула. У нее не было жизненного опыта Йоши, но и ей этот пейзаж напомнил о днях, когда она была наивной и счастливой. В детстве Нами часто бывала на песчаном берегу с кормилицей и смотрела, как работницы солеварни ведут свой бесконечный хоровод. Стихи Йоши вызвали у молодой женщины слезы на глазах. Нами никогда не трудилась физически, но сейчас, после долгих дней тяжелого путешествия, она могла понять, каково приходится этим несчастным созданиям. Она вытерла лицо рукавом дорожной одежды и почувствовала, что прикосновение грубой ткани словно очистило ее душу.

– Я хочу взглянуть на дядюшкин замок, прежде чем мы покинем Окитсу, – сказала Нами.

– Это может увеличить грозящую нам опасность, – отозвался Йоши, – но мне кажется, будет неуважением к дому нашего детства, если мы не заглянем туда.

Старый замок Окитсу располагался на плоской вершине невысокой горы в полутора километрах от дороги Токайдо. Путешественники поднялись по каменистой дороге, минуя храм Сейкен-дзи, где Йоши когда-то молился. Когда они добрались до лужайки, на которой стоял замок, подступил вечер. Йоши и Нами обогнули купу берез, означавшую поворот тропы! Сейчас им откроется вид на родные ворота!

Путники замерли в удивлении: высокая стена, некогда окружавшая замок, превратилась в кучу извести и поросших травой камней. Ворота исчезли, на их месте едва виднелась балка-порог.

Замок сгорел до основания, и вокруг развалин вырос молодой лес. При виде этого запустения Йоши почувствовал, как горе сдавило ему грудь. Князь Фумио так гордился своим деревенским поместьем, он возводил его с любовью и терпением. А теперь то, что было одним из первых архитектурных ансамблей провинциальной Японии, стало кучами пепла и камня, чем-то инородным среди деревьев и кустов, шелестевших вокруг.

Там, где когда-то находился сад, кто-то разбил лагерь. Повозки и палатки были расставлены без всякого порядка, лошади и волы лениво двигались в лучах вечернего солнца, пережевывая траву. Йоши и Нами молчали, охваченные противоречивыми чувствами. Ни он, ни она не хотели произнести первое слово, боясь потерять контроль над собой. В это время к ним вразвалку подошел какой-то низенький толстый человек.

– Что вам нужно? – спросил он воинственным тоном.




Глава 25


Ноги у коротышки были кривые, брюшко вылезало из-под пояса. На круглом толстощеком лице выделялся красный нос – признак того, что толстячок не отказывал себе в удовольствии выпить.

– Это наша стоянка. Мы не желаем видеть здесь посторонних, – объявил он.

Коротышка был без оружия и не намного выше Нами. Его угрожающий голос звучал грубо.

Йоши самым мягким тоном, на который был способен, представился ему как самурай, путешествующий со слугой, и попросил разрешения переночевать.

– У нас не гостиница, – отказал коротышка. – Ниже, в Окитсу, есть дома, где можно остановиться на ночлег.

– Но уже почти стемнело, – спокойно ответил Йоши расшумевшемуся коротышке. – Мы хотели бы остаться здесь. Мы никому не помешаем.

– Да что вы говорите? – не унимался тот. – Откуда вы знаете, что мне мешает, а что нет? Словом, нечего толковать…

Он отвернулся от путешественников и крикнул:

– Шите, Шите, иди скорее сюда!

Высокий, хорошо сложенный юноша, которому подходило его имя – «шите», что значит «герой», – прибежал от одной из палаток на зов, едва не спотыкаясь от спешки.

– Да, Охана, я слушаю, – не успев отдышаться, проговорил он, поправляя свои хакама.

– Вышвырни этих нарушителей покоя с нашей стоянки, – приказал Охана тоном, не допускающим возражений.

– Но… Охана, мы же не купили эту землю и… Шите неуверенно взглянул на самурайскую одежду Йоши, на снаряжение его коня, стоявшего рядом.

– Мы ищем приюта и только, – сказал Йоши, но сделал Нами знак встать сзади него.

Она удивленно посмотрела на Йоши, но все-таки повиновалась. Йоши продолжил:

– Мы когда-то жили возле этого замка, и нам хотелось бы знать, что привело его в такой прискорбный вид. Может быть, вы имеете сведения об этом?

Юноша по имени Шите охотно ответил:

– Говорят, прежний хозяин поместья много лет назад бежал в Киото. Здешние крестьяне заняли его замок и поля. Однажды замок загорелся, и бездельники так растерялись, что дали ему сгореть дотла. Большинство крестьян давно разбежалось отсюда. Кое-кто остался, обрабатывает соседние поля, но таких немного. А мы всего лишь бедные бродячие актеры, играем «Дэнгаку». Мы останавливаемся здесь всегда, когда приезжаем в эти края.

– Спасибо, – поблагодарил Йоши. Шите повернулся к Охане.

– Пожалуйста, позвольте им остаться, – попросил он. – Они не желают нам зла.

Охана хрипло откашлялся. Он чувствовал облегчение от того, что ссоры не случилось: Шите, несмотря на свои имя и внешность, не был способен на геройские дела.

– Пусть ночуют на поляне подальше от наших палаток, – уступил Охана. – Нам надо репетировать, и я не хочу, чтобы они нам мешали.

Шите был доволен, как щенок, которому почесали брюшко.

– Вы можете остаться, – объявил он радостно. – Добро пожаловать в театр мастера Оханы.

Йоши и Нами разбили свою палатку возле руины наружной стены двора.

– Отказавшись от ссоры, мы добились своего, – сказал Йоши. – Где бы мы ночевали, если бы я вынул меч?

Нами ответила стихами:
		Закаленный меч



		Скрывается от света,



		А путники спят,



		Видя сны о прошлых днях,



		Когда меч не был красным.








– Да, – похвалил ее Йоши. – Дни нашего невинного детства действительно остались в прошлом. Я могу попытаться вернуть себе первозданную чистоту души, но понимаю, что тогда мне придется искупать свою вину и расплачиваться за смерти, причиной которых я стал.

– Ты несправедливо обвиняешь себя. В жизни самурая часто бывает так, что нужно убить кого-то ради сохранения своей жизни… или чести.

– И тем не менее я хочу встать на новый путь: старый путь всегда приводил только к горю. Я не могу забыть о судьбе дяди Фумио.

– Ты не был в том виноват. Может быть, однажды мы узнаем, кто убил его и почему…

– Ты сомневаешься, что его убили из-за меня?

– Йоши, твои враги были его друзьями. Зачем им делать это?

– Чтобы досадить мне, они способны сделать все что угодно: убить Фумио, мою мать, тебя. Нами, им нужна моя голова. Я не боюсь за себя и с радостью отдал бы жизнь за тебя и матушку, но я должен теперь помнить о поручении императора. Ответственность за судьбу Японии лежит на моих плечах, и я считаю, что, если отложу мечи в сторону, боги позаботятся, чтобы моя задача была успешно выполнена.

Утром Йоши и Нами наблюдали за репетицией актеров. Бродячие труппы вроде театра Оханы кочевали по сельским местностям, давая представления на рисовых полях, в замках провинциальных князей и веселых кварталах маленьких городков. Представление было примитивным: маленькие сценки, грубые песни и акробатические номера.

В один момент Йоши шепнул Нами:

– Я уверен, что мог бы проделать все их трюки не хуже.

Она ответила с издевкой:

– Да уж, подходящее занятие для великого мастера фехтования!

К полудню влюбленные снова были в пути, Йоши настоял на том, чтобы ненадолго посетить храм Сей-кен-дзи.

Слава Амиде, храм не изменился. Йоши встал на колени перед статуей Будды и стал молиться, чтобы божественная мудрость направила его по верному пути. Он повторил свою клятву не обнажать меча для боя. Наконец, очистив душу, он вернулся к Нами, и они двинулись дальше по тропе, выходившей на дорогу Токайдо.

Йоши и Нами старались пробираться вдоль берега, держась в стороне от городов и провинциальных застав. Пересекая полуостров Ицу, они увидели Фудзияму, Вершина священной горы была белой и резко выделялась на темно-синем небе. Из кратера вулкана вырисовывались белые и серые струи дыма. Эти траурные цвета так взволновали Йоши, что он сложил стихи:
		Над Фудзиямой



		Дыма белые флаги



		Напоминают



		Прохожим, как мир хрупок,



		Но их не долго помнят.








Нами кивнула: сравнение белых струй дыма с трауром и со знаменем Минамото и напоминание о непрочности жизни вызвали у нее тоску по прошлому. Направляя своего пони вслед за гнедым Йоши, она думала о своей жизни. Она покинула императорский двор, где все было ей знакомо, ради путешествия в неизвестность. Ее жизнь в столице действительно была скучной и полной ограничений, но было и то, что вознаграждало Нами за тоскливые часы одиночества: приятельницы, с которыми она могла делиться своими самыми сокровенными мыслями, добрые отношения с императрицей, которая хорошо обращалась с ней. Нами бросила столицу ради неверного счастья быть вместе со своим могучим защитником и нежным возлюбленным.

Она любила Йоши, любила его мощь, славу и уважение, с которым относились люди к лучшему бойцу на мечах во всей империи! Но теперь Йоши становился другим. Он убил своего отца, убил мальчиков из охраны, убил монахов и обвиняет себя в смерти Фумио, – все словно нарочно складывается так, чтобы отвратить Йоши от жизни, которую он вел до сих пор и которую она хотела с ним разделить.

Нами не была уверена, что Йоши прав, решив расстаться с мечом. Из-за этого и ее жизнь оказалась под угрозой. Женщина самурайского сословия не имела права требовать у мужа отчета в его поступках, но Нами не была обычной светской дамой. В детстве жизнь в имении дяди сделала ее независимой. В Киото она оттолкнула от себя многих фрейлин двора тем, что не стесняясь высказывала свое мнение и судила обычаи предков. В самом деле, что за вздор – молчать и повиноваться мужу?! Нами не всегда побеждала в своей одинокой борьбе против могучей силы традиции: на какое-то время она подчинилась требованиям Чикары и играла роль его покорной супруги. Но считала это время бесполезно потерянным.

Теперь она находится с Йоши по собственному выбору. Она терпит грубую одежду и лишения дорожной жизни потому, что Йоши относится к ней как к равной. И потому она чувствует, что имеет право на то, чтобы Йоши считался с ней, принимая решение, которое касается их обоих.

Нами очень расстроилась, узнав, что Йоши поклялся отказаться от меча, не посоветовавшись с ней. Он говорит, иногда для того, чтобы избежать схватки, нужно больше доблести и силы, чем для того, чтобы сражаться. Он говорит еще многое, и Нами согласна с ним, но все-таки сомнения немного подтачивают ее веру в любимого. Неужели Йоши теряет свое мужество?

Нами отогнала эту мысль, как только она возникла.

В следующие три дня не случилось ничего особенного. Лошади медленно брели по дороге все светлое время суток. Нами погружалась в мечты, чтобы не замечать бесконечных часов пути через поля, вересковые пустоши, заросли бамбука и песчаные отмели. Одну ночь влюбленные провели в бедной рыбачьей деревне, пропахшей морем и сухой рыбой. На следующую ночь, уже по другую сторону перешейка, соединявшего полуостров Ицу с материком, Йоши и Нами остановились в столице провинции Ицу, в большой гостинице, имевшей все удобства. Нами смертельно устала после целого дня пути, но Йоши решил оставить ее одну, объявив, что он ненадолго уйдет помолиться у алтаря Мишима, который находился за чертой города.

Тогда-то влюбленные первый раз поссорились. Позже Нами объяснила свою вспыльчивость трудностями пути. К накопившейся усталости и неудобствам прибавилась боль в нижней части живота. Нами испугалась, что скоро у нее начнутся месячные кровотечения, во время которых женщина считается нечистой. Если это произойдет до их приезда в Камакуру, им придется прервать путь. Ей надо будет провести в одиночестве несколько дней, пока не кончится время нечистоты.

Усталая и болезненно чувствительная, Нами с нарастающим раздражением слушала Йоши.

– Я иду к алтарю Мишима, чтобы подтвердить мой обет перед синтоистским богом Хатшиманом, – объявил он.

– Еще и синтоистский алтарь? Ты уже подтвердил свой обет в буддийском храме Сейкен-дзи. Может быть, когда мы приедем в Камакуру, мой муж превратится в монаха? Ты стал проводить больше времени с богами, чем со мной!

Нами почувствовала, как непрошеные слезы потекли по ее щекам; И что только заставило ее сказать такое? Она готова была откусить свой язык, но слова были сказаны, и злой дух, который внушил их, не позволит ей взять их назад.

На лице Йоши отразилось такое огорчение, что сердце Нами тут же растаяло. Потом она увидела, что его челюсти сжались и лицо приняло знакомое ей упрямое выражение.

– Разве я когда-нибудь пренебрегал тобой? – спросил он. – По-моему, нет. Если я считаю нужным повторить свой обет перед Хатшиманом, то лишь потому, что путь, который я выбрал, – трудный путь. Мы живы. Мы в безопасности. Путь мира требует жертв от идущих по нему.

Йоши заговорил тише, и в его голосе послышалась боль:

– А сейчас я должен уйти. Отдохни до моего возвращения.

Йоши покинул комнату, из вежливости не поворачиваясь спиной к Нами, но стараясь не встречаться с ней взглядом.

Нами подняла руку, чтобы остановить его и извиниться. Слишком поздно. Она увидела только темную, словно тень, фигуру, растворившуюся в ночи.

Нами упала на свой футон. Как она могла говорить с любимым так необдуманно? Это было так некрасиво, так не похоже на нее. Она лежала, глядя в потолок и мучаясь от противоречивых чувств.




Глава 26


Пока Нами беспокойно ворочалась на своей постели, не в силах уснуть, Йоши задумчиво брел к алтарю Мишима. Ветер шевелил белые флажки на коротких, около двенадцати сантиметров, древках, воткнутые в землю по обеим сторонам дороги. На каждом флажке было имя бога Хатшимана и имя того, кто просил у него помощи.

Алтарь Мишима был одним из древнейших святилищ бога войны Хатшимана. Его часто навещали путники, проезжавшие по дороге Токайдо. Йоши уже смутно различал очертания храмовой постройки: святилище в стиле Тайши – прямоугольной формы, с большой колонной в центре.

Йоши совсем не смущало, что он идет поклониться Хатшиману у синтоистского алтаря всего через несколько дней после того, как возносил молитвы Будде в Сейкен-дзи: он, как и все японцы, одинаково почитал Будду и синтоистских богов.

Йоши поднялся по некрашеным деревянным ступеням, снял обувь и совершил очистительное омовение в водоеме возле главного входа. Внутри святилища стояли освещенные сосновыми факелами статуи Хатшимана и его легендарного сподвижника Такенути-но-Сукуны. Святилище было пусто, если не считать пожилого монаха, который молча молился в темном углу. Ступив под своды храмовой постройки, Йоши ощутил душевный покой – впервые со времени трагического поединка с князем Чикарой. Такенути-но-Сукуна символизировал долгую жизнь, и его соседство с Хатшиманом, богом войны, показалось Йоши хорошим предзнаменованием.

Мастер боя мучился противоречивыми чувствами с той ночи, когда узнал о своем родстве с князем Чикарой. Теперь, опускаясь на колени перед алтарем, он вспомнил о поединке и обо всем, что произошло с тех пор.

Колесо судьбы поворачивалось самым непредсказуемым образом. Йоши никогда не считал себя религиозным, но учение синто говорило, что почитать предков очень важно, и он верил в это. Каждым домом управляли духи предков живущей в нем семьи, неисчислимое множество духов умерших управляло миром живых: они сопутствовали человеку всегда – днем, ночью, весной, летом, осенью, зимой, они распоряжались дождями, снегопадами, землетрясениями, лавинами, грозами и пожарами. И если даже предков нужно просить о милости, какое преступление, по учению синто, может быть хуже отцеубийства? Даже буддисты считали его одним из пяти величайших грехов. Йоши задвинул воспоминание о своем преступлении в самый темный и дальний угол своей памяти, однако оно не переставало влиять на его жизнь. После того рокового поединка Йоши потерял уверенность в себе, с тех пор несчастье следует за ним повсюду. В какую сторону ему теперь направиться? Как жить, чтобы не погубить тех, кого он любит? Он перестал быть прежним невозмутимым сенсеем.

Да, это поединок с Чикарой стал причиной его душевного непокоя. Убив его, Йоши решил пользоваться мечом, но не начинать схватку первым. Потом на его глазах погиб Хироми, и он убил мальчиков из охраны Кийомори. Хотя Йоши убил этих детей защищаясь и чуть не погиб сам, он начал сомневаться, следует ли ему вообще браться за меч. Путь меча каждый раз, когда Йоши вступал на него, неизбежно вел к смерти, косившей одинаково виновных и невинных.

Когда Го-Ширакава спросил Йоши, готов ли он подвергнуть себя смертельной опасности ради империи, Йоши, не сомневаясь, ответил «да». Но его задача станет еще труднее, если он откажется от меча. И Нами будет хуже защищена. Она и он сам будут отданы на милость таких людей, как разбойник Кисо. Кисо?.. Кисо – распространенное имя, в провинции Шинано проживают сотни мужчин с таким именем. Что, если встреченный ими негодяй и есть Кисо Йошинака, союзник Йоритомо? Йоши в таком случае придется оценивать его качества и пригодность для Го-Ширакавы. Что он сможет сказать о нем? Кисо откроется только вооруженному воину. Сможет ли Йоши дать верный отчет о Кисо и Йоритомо, если они не будут его уважать?

Но… Кисо был очень близок к тому, чтобы убить его и захватить в плен Нами. Но боги защитили Йоши. Он схватился с Кисо без мечей и сумел его победить.

– Я буду обучать воинов бою на мечах во имя твое, – поклялся мастер боя Хатшиману, – но я больше не буду носить боевых мечей. Я буду защищать себя и свою семью, но не употреблю меча для убийства.

С этими словами Йоши прижался лбом к отшлифованной поколениями паломников половице.

– Меня могут назвать трусом. Я подавлю свою гордость. Ты поймешь, Хатшиман, что проявить сдержанность труднее, чем сражаться. А если настанет час, когда я должен буду нарушить этот обет, чтобы выполнить поручение императора, прошу, пошли мне знак. До того времени я буду служить тебе как можно лучше, с чистыми руками и чистой душой.

Йоши отошел от алтаря, чувствуя себя легче, чем когда-либо за много месяцев.

У главного выхода из святилища монах-сторож предложил ему омамори – листок размером с ладошку младенца, на котором было начертано благословение Хатшимана. Йоши заплатил. Монах, который молился в тени, вышел следом за Йоши из святилища и благословил его путь, пожелав ему спокойствия и долгой жизни.

Это было хорошим предзнаменованием.




Глава 27


Князю Минамото Йоритомо, главе рода Минамото, в 1181 году исполнилось тридцать четыре года. Он жил на севере с тех самых пор, как его еще ребенком изгнали из Киото. За те двадцать лет, что прошли с того момента, как его пощадила карающая рука Тайра Кийомори, Йоритомо многому научился, набрался сил и дал клятву, что сам никогда не повторит ошибку врага – никогда не помилует поверженного противника. К 1180 году Йоритомо перенес свою ставку в северный приморский городок Камакуру и провозгласил себя князем Камакуры.

Йоритомо был хрупкого телосложения и физически не силен. Замкнутый по характеру, он при необходимости мог быть очень обаятельным, но этот дар расходовал очень скупо, в основном для достижения политических или общественных выгод. Его сила как главы рода складывалась из ума, безжалостности и твердой решимости когда-нибудь победить Тайра и вернуть дому Минамото былое величие.

Когда Йоритомо сохранили жизнь и отправили его в изгнание, ему было четырнадцать лет, возраст, достаточный для принятия самостоятельных решений. Он решил оставить двор в прошлом. Уже в молодые годы Йоритомо чувствовал, что придет к власти не этим путем. За его образованием наблюдал Ходзё Токамаса, князь из старинного рода и сторонник Тайра, который, впрочем, на многое смотрел сквозь пальцы и предоставил подростку большую свободу. Йоритомо запретили обучаться дисциплинам, необходимым воину, но юноша воспользовался добротой Токамасы и в течение многих лет прилежно учился военному мастерству и политике.

Прежде чем Йоритомо исполнилось двадцать лет, его судьбу окончательно определила встреча с Монгаку – полусумасшедшим монахом, который ненавидел Тайра Кийомори. Этот монах посвятил свою жизнь подрывной деятельности против рода Тайра и увидел в Йоритомо хорошее орудие для своих целей. Он принес мальчику череп и объявил, что это череп отца Йоритомо, которого убил Кийомори. Потом Монгаку заставил Йоритомо поклясться, что тот положит все свои силы на уничтожение Кийомори и рода Тайра. Ему не пришлось долго убеждать: хотя Йоритомо тогда был еще молод, он уже мечтал управлять Японией. Монах только подбросил поленьев в огонь снедавшего его честолюбия, и с тех пор Йоритомо был занят лишь одним: поисками путей, могущих вернуть ему и его роду власть, которая – по его мнению – должна была стать благом для империи.

Но Йоритомо уже понимал, какими губительными могут быть слишком поспешные действия. Минамото были почти полностью уничтожены после поражения в восстании Хоген потому, что недостаточно хорошо подготовились к попытке захватить власть. Йоритомо был осторожным человеком и в политических делах был терпелив. Он решил, что будет обеспечивать себе победу старательной подготовкой каждого шага.

Одним из первых шагов молодого политика была женитьба на Ходзё Маса, дочери его тюремщика и благодетеля. Этим браком Йоритомо достигал двух целей: с помощью влиятельного тестя он закладывал основы своей власти, а имея жену, мог не растрачивать себя на любовные увлечения. Маса была выше его ростом, широкая в кости, с крупными чертами лица, тяжеловесная и некрасивая, Но… молодая жена Йоритомо с первых дней совместной жизни показала себя большой умницей. Это качество было для честолюбца неожиданным, но приятным открытием, и он внутренне ликовал, что интуиция помогла ему найти такой бриллиант. По натуре княжна была добрее и мягче своего мужа, временами даже немного сентиментальна. Умиротворяющее влияние этой мягкости также шло на пользу Йоритомо. Он был достаточно умен, чтобы понять: его холодные сухие выкладки лучше принимаются людьми, когда окрашиваются ее эмоциями.

Йоритомо явился организатором провалившегося выступления принца Мочихито, которое произошло в предыдущем году. Этот провал только укрепил решимость князя действовать лишь тогда, когда он уверен в успехе. Принц Мочихито мог придать честолюбивым мыслям Йоримото черты благородного бескорыстия, но августейший отпрыск погиб из-за предательства своего молочного брата. Йоши не сумел спасти принца в бою у моста через реку Удзи, но рассказ о его героической борьбе с непреодолимыми препятствиями дошел до Иоритомо, и с того времени князь Камакуры стремился увидеться с легендарным мастером боя, чтобы добавить его к числу своих многочисленных бойцов.

И вот теперь в ставку прискакали гонцы с сообщением, что Тадамори-но-Йоши в сопровождении слуги скоро прибудет в Камакуру. Было похоже, что планы Иоритомо использовать военное мастерство Йоши близки к осуществлению.

Ходзё Маса вошла в комнату с чашкой чая и тарелкой сухих фруктов. Она была облачена в верхнее платье без подкладки с синим узором, изображавшим бамбук, из-под него выглядывали восемь шелковых нижних юбок различных оттенков – от розового до тускло-оранжевого. Княгиня опустилась на колени перед возвышением, где восседал Иоритомо, и с большим вкусом сервировала приборами для чаепития небольшой лакированный столик, подвинув его ближе к мужу, чтобы тому было удобнее.

В Камакуре многие предметы придворной атрибутики, например, ширмы для знатных дам или вуалетки, были отменены. Большинство мужчин и женщин, хотя и не были равны между собой – и каждый здравомыслящий человек понимал, что никогда не будут равны, – одевались просто и жили просто, по-сельски. Ходзё Маса одна позволяла себе роскошь одеваться как при дворе. Она знала, что наряды позволяют ей скрывать недостатки фигуры. Впрочем, княгиня свободно обходилась без ширм и занавесок и считала себя вполне современной женщиной.

Йоритомо надкусил ломтик сухого яблока, потом вновь положил его на поднос.

– Ты слышала? Тадамори-но-Йоши, тот самый знаменитый мастер меча, через час прибудет в наш лагерь.

– Да, одна из моих фрейлин принесла мне эту новость. Этот тот человек, который едва не спас принца Мочихито?

– Да. Но мы не должны забывать о главном.

– О чем?

– Он его не спас.

– Но препятствия были слишком велики. Князь Чикара из рода Тайра бросил почти тридцать тысяч человек против горсточки храбрецов, и все-таки Йоши продержал их целых два дня у моста Удзи. А мы так и не вознаградили его!

– Награждать за поражение? Как бы доблестно ни сражался Йоши, бой закончился смертью принца и нанес огромный урон нашему делу.

– Ты не можешь винить его.

– Я не виню, но и не награждаю за такие дела. Впрочем, посмотрим на него, когда он приедет.

Йоритомо немного помолчал, затем добавил:

– У Йоши есть дар военачальника: он доказал это. Я хочу, чтобы он принял под свое начало отряд воинов и сразился с передовыми войсками Тайра.

– У тебя много других военачальников. Зачем посылать именно Йоши?

– Мои разведчики доложили мне, что молодой Шигехира ведет тридцать тысяч воинов через провинцию Мино. Пусть Йоши проявит свои качества в битве с ними.

– Да, мой супруг, это мудрое решение, поскольку мы едва ли сможем выделить для этого и вдвое меньше людей, чем у противника.

Йоритомо улыбнулся тонкой холодной улыбкой и опустил руку в вазочку с фруктами. В этот раз он, не разжевывая, проглотил половину абрикоса и запил его чаем.

У главного входа звякнул колокольчик: явился посетитель.

В дверь осторожно постучали. Слуга. Йоритомо невозмутимо раскусил еще один ломтик фрукта и на этот раз стал жевать его очень медленно, Немного подождав, он сказал: «Войди!»

Слуга торопливо приблизился к нему на коленях, пригибая голову к самому полу.

Йоритомо улыбнулся Маса, и его губы беззвучно произнесли: «Йоши».

– Прибыл посланец от князя Кисо и требует, чтобы вы его приняли сейчас же, – сообщил слуга.

– Требует? – между бровями Йоритомо появились две продольные морщины – признак раздражения и недовольства. – Впусти его.

Слуга поспешно удалился, и на его месте появился самурай в запыленных доспехах. Посланец Кисо с вызывающим видом подошел к возвышению и приветствовал Йоритомо легким кивком.

– Я Окабе-но-Сантаро, командир в войске дьявола среди воинов, Кисо Йошинаки. Я прибыл с сообщением и просьбой.

– Говори, Окабе-но-Сантаро, – произнес Йоритомо.

– Я скакал много часов без остановки. Сначала я хотел бы освежить пересохшее горло, так мне будет легче говорить.

Йоритомо нахмурился, но едва заметно, и только Ходзё Маса разглядела его недовольство. Князь подумал, что чопорный придворный этикет имеет и свои хорошие стороны. Эти горские воины нового поколения не соблюдают простейших правил вежливости, которые обеспечивают нормальную работу власти. Йоритомо внимательнее вгляделся в Сантаро и увидел перед собой крепко сложенного широкоплечего горца с густой бородой, судя по всему грубого в общении, но одетого в хорошие доспехи синего цвета, скрепленные фиолетовыми кожаными ремешками. Шлем свой самурай снял, однако остался в башмаках из звериной шкуры, которые оставили пыльные следы на лакированном полу. Неотесанный деревенский малый, но держится как воин.

Йоритомо шевельнул пальцем. Ходзё Маса поторопилась налить чашку чая посланцу Кисо.

Сантаро жадно выпил чай, потом вытер рот и бороду тыльной стороной руки.

– Мы потерпели поражение в провинции Овари, – отрывисто заговорил он. – Генерал Юкийе должен был повести туда небольшой отряд, чтобы отвлечь главные силы генерала Шигехиры. Он попал в засаду на реке Суномата. Его люди отступили в горы с большими потерями.

– Да, на дядюшку Юкийе нельзя полагаться как на военачальника, – холодно признал Йоритомо. – Зачем же Кисо доверил ему такую важную задачу?

– Князь Кисо не хотел, чтобы Юкийе вступал в бой. Кисо поручил ему только отвлечь противника, чтобы самому сделать вылазку на побережье за золотом и оружием.

– Он сделал ее?

Сантаро покраснел.

– К сожалению, поход на побережье был неудачным. Поэтому меня и прислали к вам.

– Вот как? – глаза Йоритомо теперь смотрели в одну точку, он словно отключился от происходящего. Нетерпение, с которым он слушал Сантаро, исчезло, он словно забыл о посланце Кисо. Такое поведение было обычным для князя Камакуры, когда он чувствовал, что вот-вот услышит неприятное требование.

– Кисо нужно больше людей и оружия: он готовит наступление против Тайра в ближайшие месяцы.

– А почему ты приехал ко мне?

– Наши войска будут нести основную тяжесть войны. Мы готовимся отдать свои жизни ради победы над Тайра, которая выгодна и вам, и нам. Мы хотим согласовать ваши планы ведения войны с нашими и также просим помочь нам с продовольствием.

– Это и есть просьбы Кисо? Я замечаю, что он входит во вкус власти. Если я дам ему своих людей, свое золото, свое оружие, как я могу быть уверен, что он не обратит их против меня? Я усилю его армию, а свою ослаблю.

– Кисо – Минамото и ручается своей честью самурая, что не замышляет обмана против вас. Этого достаточно.

– Я хотел бы более надежных доказательств его преданности, прежде чем предоставлю ему своих людей, золото и вооружение.

Губы Сантаро сжались.

– Князь Йоритомо, скоро поля выгорят под летним солнцем, и продовольствия будет мало. Мы должны начать свое наступление, пока нам еще хватает еды.

Сантаро развел руками, показывая, как огромны трудности армии Кисо, недолго помолчал – и решительно закончил:

– Ответ мне нужен сейчас.

Гнев Йоритомо усиливался с каждым словом Сантаро.

– Мой дорогой Сантаро, вы являетесь с непомерными запросами, а потом имеете наглость вырывать у меня ответ сейчас же. Ваше поведение дерзко, ваши требования оскорбительны. Кто вы такой, чтобы говорить со мной таким образом? Вы еще живы лишь потому, что у меня и моего двоюродного брата общие цели. Запомните это хорошо. Я буду обдумывать свое решение столько времени, сколько мне будет нужно.

Йоритомо повернулся к Ходзё Маса.

– Передай мой приказ: пусть кто-нибудь следит за этим посланцем и его конем. Он не должен покинуть лагерь без моего разрешения. Пусть ему найдут жилье и держат там под арестом.

Сантаро качнулся, словно от удара. Его бородатое лицо потемнело от ярости. Он был одним из высших командиров армии Кисо, но переоценил вес своего звания: Иоритомо обходится с ним как с безродным крестьянином. Это оскорбляет честь Сантаро. Самурай злобно смотрел на Иоритомо, решая, что выбрать – защищать свою честь или сдержаться. Смерти он не боялся, но у него были обязанности перед Кисо. Он не поднимет меч на Иоритомо. Сдержанность победила.

Пока Сантаро стоял неподвижно и его воля боролась с волей Иоритомо, Ходзё Маса выскользнула из комнаты и вернулась с отрядом из шести солдат.

Сантаро прервал молчание.

– Кисо не понравится то, как вы меня приняли, – прорычал он.

– Еще меньше ему понравится, если вы вернетесь, не выполнив его поручения.

Иоритомо почти презрительно сделал знак солдатам, приказывая увести задержанного.

Сантаро упустил момент, когда мог защитить свою честь. Теперь он мог лишь попытаться спасти свою миссию. Он проворчал что-то, прикрывая свой позор, повернулся лицом к выходу, даже не поклонившись Иоритомо, – и гордо вышел из комнаты впереди отряда солдат, высоко подняв голову и развернув плечи.

Ходзё Маса обратилась к мужу:

– Я думаю, ты слишком строг с ним. В ближайшем будущем нам могут понадобиться хорошие отношения с Кисо.

– Кисо должен научить своих солдат оказывать нам уважение, а не вести себя подобно грубым разбойникам. Сейчас численность наших обеих армий меньше численности одной армии Тайра. Если мы не будем поддерживать дисциплину, мы погибнем. Этот человек вел себя как разнузданный варвар, Явился в мой дом в пыльных башмаках, не опустился на колени, предъявлял требования! Указывал, как мне поступать! Я оставил его в живых только из-за Кисо.

– Ты выполнишь его просьбы?

Йоритомо вновь стал задумчиво жевать половинку абрикоса.

– Я хорошо обдумаю это. Я не верю Кисо, но он мне нужен.

Ходзё Маса бросила быстрый взгляд на мужа, решая, заговорить или нет. Наконец она сказала:

– Воины Кисо – сброд, не знающий дисциплины. Но они в то же время прекрасные бойцы. Мы не должны допустить, чтобы личные амбиции помешали нам принять верное решение.

– Мои чувства никогда не влияют на мои решения.

– Я знаю. Прости, что напрасно обеспокоила тебя. Йоритомо впился холодным взглядом в крупное лицо жены. Постепенно выражение его лица смягчилось.

Ходзё Маса не была красивой, она даже не была привлекательной, но Йоритомо испытывал к ней теплые чувства, которые мало при ком обнаруживал. Даже сама Ходзё Маса редко ощущала его нежность.

Йоритомо ласково пояснил:

– .Жизнь вождя – трудная вещь. Хотел бы я, чтобы это было иначе. Я должен взвесить все преимущества и недостатки своего союза с Кисо. С одной стороны, Кисо ставит целую армию под наши знамена. С другой стороны, ему нельзя доверять. Моя цель – помочь империи устранить от власти развращенный двор Тайра. Но я не собираюсь отдавать управление государством двоюродному брату-варвару. Моя ссора с посланцем Кисо лишний раз показывает, что для нас начинаются несчастливые времена раздора. Я надеялся, что первым, кто придет утром, будет Йоши.

Может быть, когда он окажется здесь, он изменит направление нашей кармы.

– Гонцы передают, что он вот-вот прибудет.

– Будем надеяться, что он приедет невредимым и скоро.




Глава 28


Был час змеи – десять часов утра, когда князю Йоритомо объявили о прибытии Йоши.

Йоритомо улыбнулся – едва заметно, но искренне. Обстоятельства менялись в лучшую сторону. После трудного утра он мог расслабиться и сменить гнев на милость!

Как человек, облеченный властью, он не может наградить бойца, проигравшего битву: за поражения не награждают. Но как князь, как вельможа, как истинный владыка ее верных провинций, он может сделать широкий жест и щедро одарить героя битвы при Удзи. Он уверен, что Йоши с благодарностью примет его дар – чин генерала и командную должность в армии Минамото.

Зазвонил колокольчик.

– Войдите, – сказала Ходзё Маса.

Слуга Йоритомо вполз в комнату на коленях и замер в поклоне. Ходзё Маса снова заговорила и велела слуге сообщить, с чем он пришел. Йоритомо смотрел прямо перед собой. Его спокойное лицо ничем не выдавало его чувств.

– Я имею удовольствие доложить моему господину, что тот, кого он ожидал, находится в прихожей и ждет разрешения войти.

– Впусти его.

Ходзё Маса повернулась к Йоритомо и скромно спросила, может ли она остаться: прибытие героя – особо торжественный случай, и, может быть, по этикету женщине лучше не участвовать в такой встрече.

Иоритомо милостиво кивнул, разрешая жене остаться.

Йоши вошел твердым шагом и немедленно опустился на колени перед возвышением, склонил голову до пола, потом выпрямился и откинулся на пятки.

– Я Тадамори-но-Йоши, – представился он, – родился в одной из семей рода Тайра в провинции Суруга. Я названый сын Тайра-но-Фумио, который был храбрым солдатом на службе императора. Я служил моему господину князю Иоритомо в Киото как член Имперского совета и нахожусь здесь для того, чтобы передать ему письмо от императора-отшельника, а потом засвидетельствовать князю Иоритомо свое почтение и предложить ему свои услуги.

– Хорошо сказано, хорошо, – похвалил Иоритомо и едва заметно кивнул Ходзё Маса. Хотя движение было слабым, она уловила его и поняла, что муж хотел сказать: «Вот это настоящий воин, не то что неотесанный Сантаро из войска Кисо».

Иоритомо откашлялся.

– Где же письмо? – поторопил он гостя. Йоши вынул из складок одежды шкатулку, достал письмо из тайника и молча передал его князю.

Князь Камакуры осмотрел императорскую печать, показал ее Ходзё Маса, затем быстро сломал сургуч. Читая послание, Иоритомо удивленно поднял брови:

– Го-Ширакава обещает перейти на нашу сторону, если мы начнем поход на Киото в ближайшие полтора года.

Иоритомо был так потрясен, что даже не скрывал этого. Он задумчиво постучал свитком по подставке для локтя и тихо, словно про себя, добавил:

– Это значит, что я должен заключить союз с другими знатными родами – Миура, Дои, Одзяи. Чтобы объединить их всех под одним знаменем, потребуются все восемнадцать месяцев, назначенные императором. – Йоритомо задумался. – Смогу ли я сделать это?

– Конечно, сможешь, – ободрила его Ходзё Маса. – Мой отец поддержит тебя. Великие семейства севера с радостью присоединятся к тебе, когда узнают о поддержке со стороны Го-Ширакавы.

– Йоши, ваше сообщение имеет величайшую ценность. Я должен вознаградить вас за то, что вы успешно доставили его.

Йоши коснулся лбом пола.

– Мы много слышали о вашей службе нашему белому знамени, – продолжал Йоритомо. – Вы говорите, что по рождению принадлежите к роду наших врагов, но уже много раз доказали свою верность нашему делу.

Йоши поклонился, принимая похвалу.

– Вы знаете, что я не раздаю награды по любому случаю. Но ваши услуги я хочу отметить, хотя это и не будет называться наградой. Тадамори-но-Йоши, я даю вам должность генерала в армии Минамото. У вас под началом будут пять тысяч самураев. Вы обучите их и поведете в бой против узурпаторов Тайра. Что вы скажете об этом?

Йоши снова коснулся лбом пола.

– Для меня это великая честь. Вы предлагаете мне гораздо больше того, что я мог ожидать, и гораздо больше того, что я заслужил.

Йоритомо не смог полностью скрыть свое удовольствие. Перед ним находился воин старой выучки, самурай, который соблюдал этикет так же строго, как берег свою честь.

Массивное лицо Ходзё Маса осветилось внезапной улыбкой: она заметила, что Йоритомо доволен, и была счастлива за него.

Йоши немного помолчал, но продолжил:

– И все же, как бы я ни ценил вашу щедрость, я вынужден отказаться от нее.

Глаза Йоритомо чуть-чуть расширились. Ходзё Маса приоткрыла рот и беззвучно ахнула от удивления.

– Разрешите объяснить, – говорил дальше Йоши. – Я самый верный ваш слуга и хочу служить вам тем, что умею лучше всего. Я преподаватель и мастер боя на мечах. Боги дали мне пережить много схваток. Но я постепенно понял, что мой меч служит больше злу, чем добру. Обстоятельства вынудили меня ради спасения моей жизни совершить тяжелые грехи: я убивал детей… и слуг божьих.

– Такова судьба всех самураев, – прервал его Йоритомо. – Я знаю историю вашей жизни. Вы всегда вели себя достойно, может быть, даже достойнее, чем большинство воинов в подобном же положении. Вам не следует стыдиться себя.

– И все же меня мучает чувство вины: я чувствую, что моя эгоистическая любовь к мечу принесла боль и смерть тем, кого я любил.

– Это тоже часть жизни солдата, – холодно ответил Йоритомо.

– Я наставник, а не солдат, – упорно стоял на своем Йоши. – Я дал обет Будде и синтоистским богам, что не подниму меча против другого человека, если не получу явный знак небес.

– Я, Йоритомо, князь Камакуры, теперь даю вам этот знак. Вы поведете моих людей в бой. Это приказ.

Йоритомо плотно сжал губы и тяжело посмотрел на Йоши.

Под его взглядом Йоши постепенно опускал голову, пока его подбородок не лег на грудь.

– Я не могу выполнить ваш приказ. Приказывайте мне что угодно, но не заставляйте меня нарушить мою клятву.

В продолжение разговора Йоши мысленно оценивал Йоритомо. Стоил ли князь Камакуры доверия императора? Пока Йоши мог сказать «да». Йоритомо казался суровым, но благородным человеком. Йоши решил пока не принимать окончательного решения. Так ли силен Йоритомо, как пытается показать? Кто его союзники?

В разговор вступила Ходзе Маса.

– Йоши, – мягко спросила она, – вы знаете, что за вашу голову назначена награда? Наши люди передают из Киото, что Нии-Доно готова заплатить землей и деньгами тому, кто принесет ей вашу голову или голову моего супруга.

– Не знаю, госпожа, но это ничего не меняет. Йоритомо с отвращением взглянул на мастера боя.

– Награда за наши головы одинаковая. Разница лишь в том, что я буду сражаться с этой злобной женщиной и со всем бесчестным и порочным кланом, породившим ее. Йоши, мне говорили, что вы храбрейший из людей, а я обнаружил, что вы трус. Вы боитесь нового назначения и потому уклоняетесь от него.

– Я делаю то, что должен делать.

– Я презираю вас за это безумие. Я должен бы казнить вас, чтобы вы не заразили им других… но я ваш должник за прошлое. Поэтому я сохраняю вам жизнь и готов выслушать любую просьбу или предложение об устройстве вашего будущего.

Йоши снова коснулся головой пола, благодаря Йоритомо за великодушие. Он был спокоен и уверен в себе. Обет помогал ему: боги чудесным образом спасли его от карающей руки князя.

– Я хочу применить свои знания и способности для обучения ваших самураев. Я опытный преподаватель фехтования. В моей школе в Сарашине учились бою на мечах некоторые лучшие фехтовальщики империи. Позвольте мне остаться в Камакуре и организовать здесь школу боевых искусств.

– Никогда! – резко ответил Йоритомо. – Я не могу позволить трусу учить моих солдат: вы подадите им дурной пример.

Йоши покорно поклонился. На его лице не было видно ни малейшего признака того смятения, которое царило в его душе. Йоши никогда не предполагал, что Иоритомо может ему отказать. Где же боги, заботящиеся о нем? Он не мог ничем ответить на оскорбления, которыми осыпал его Иоритомо; он отрекся от гордыни и должен покорно сносить их. Йоши знал, что его обет не вызван страхом, знал и то, что новый путь, который он наметил для себя, опаснее старого, и считал естественным, что кому-то уклонение от сражений покажется явным признаком слабости. Но такого сильного возмущения он не ждал от главы рода Минамото. Иоритомо в глаза называет его трусом, и он должен терпеть это?!

– Повинуюсь, мой господин! Позвольте служить вам мирно!

– Что нам делать с вами? Вы отказываетесь от звания генерала и настаиваете на своем трусливом решении. Мирная служба мне?! Вы просто дурак. Мне не нужны люди для мирной службы. Мне нужны воины, которые сражаются и убивают, а не божьи люди с ласковыми словами. Уходите! Станьте монахом. Поступите в братство Амиды и забудьте наш грозный мир. Под белым знаменем для вас места нет!

Взгляд Йоши был прикован к полу.

– Слушаюсь, – ответил он.

Тут в разговор снова вступила Ходзё Маса.

– Мой супруг, разрешите?

Иоритомо кивнул. Он был разгневан и… растерян и хотел, чтобы подходящее решение проблемы, которую поставил перед ним Йоши, пришло со стороны.

Ходзе Маса заговорила медленно, обдумывая каждое слово:

– Мой супруг, перед вами две задачи. Вы можете решить их одновременно.

– Хорошо, хорошо. Продолжай, – нетерпеливо отозвался Йоритомо.

– Самурай Сантаро явился к вам с поручением от Кисо. Несмотря на то что вы рассержены на Сантаро, вы собираетесь выполнить его просьбы в том случае, если решите что можете доверять Кисо.

– Правильно, жена. Говори, что у тебя на уме.

– Используйте способности молодого героя с выгодой для себя. Он не хочет командовать армией, но заверяет, что предан нашему делу, и, я думаю, говорит это искренне. Судя по тому, что мы слышали о нем, он не может быть трусом.

– Люди меняются, – сердито бросил Йоритомо.

– Я чувствую, что это не так. Отказ сражаться потребовал от Йоши огромной силы характера. Я думаю, что он так же храбр, как раньше… и… может быть, как закаляется сталь благородного клинка, так и он стал прочнее и надежнее, чем был до сих пор.

Йоши поклонился.

Йоритомо проявил признаки интереса. Ходзё Маса продолжала:

– Пошлите Йоши в лагерь Кисо. Кисо считает себя блестящим полководцем. В этом он прав, но иногда он позволяет своим личным чувствам брать верх над здравым смыслом. Пусть Йоши станет советником Кисо, нашим представителем при нем и нашим разведчиком. Возможно, Йоши сможет удержать его от ошибочных порывов.

Йоритомо откинулся на пятки и поджал губы, обдумывая слова жены. Наконец он заговорил:

– Ты хорошо сказала, жена. Я предпочел бы, чтобы Йоши сам вел войска в бой, но я не буду так глуп, чтобы отказаться от выгодного решения из-за своего самолюбия.

Он долго и пристально смотрел на Йоши, потом спросил:

– Что вы скажете о предложении Ходзё Маса?

Йоши это предложение заинтересовало. Окажется ли тот, к кому его посылают, тем Кисо, с которым он уже столкнулся, или нет, в любом случае Йоши получит возможность лично оценить самого сильного союзника Йоритомо для Го-Ширакавы. И он будет иметь поддержку князя Камакуры. Ходзё Маса предлагала ему способ достойно служить двум господам.

– Я охотно буду представлять вас в этом лагере вашего союзника. Но прежде, чем мы придем к соглашению, у меня есть один вопрос.

– Спрашивайте.

– Кисо – узколицый воин с глубоко посаженными глазами, который командует отрядом грубых горцев?

– Да, это описание очень похоже.

– Тогда я предвижу некоторые трудности. Недавно я встретился с этим человеком в Хикуме и…

Йоши коротко рассказал о недавних событиях и закончил словами:

– Я не чувствую злобы против него, но хочу предупредить, что он может не принять меня.

Йоритомо не мог удержаться от смеха во время рассказа Йоши, а он редко проявлял перед другими свои чувства.

– Ваш рассказ только подтверждает мое решение, – весело сказал он. – Вы, несомненно, будете мне верны, если останетесь в живых. Тодаморо-но-Йоши, вам хватило смелости сразиться с Кисо без оружия. Я снимаю с вас обвинение в трусости. Вы получите звание генерала моей армии и повезете с собой верительные грамоты, в которых будете объявлены моим полномочным представителем. Кисо поймет из них, что причинить вред вам значит причинить вред мне. Помогайте ему стратегически, но не доверяйте ему.

– Я понимаю вас и принимаю назначение, – просто сказал Йоши!

– Еще одно, – добавил Йоримото. – Слабость Кисо в том, что он часто ставит собственную гордость выше здравого смысла. Он может пренебречь моим указом и приказать убить вас, не думая о последствиях. Вас не пугает такая возможность?

– Я не боюсь.

– Наму Амида Буду, – нараспев произнес Йоримото, моля богов помочь тому, чья душа может скоро покинуть тело.




Глава 29


Пошел шестой месяц года. Первые два его дня Йоши был очень занят: он отвечал за снаряжение и организацию отряда из тысячи человек. Сантаро лишь номинально присутствовал при сем и большую часть времени сердито наблюдал за приготовлениями.

Йоритомо выделил генералу небольшой домик-павильон на морском берегу, а также предложил трех личных слуг, от которых Йоши отказался, заявив: «У меня есть собственный верный слуга, и другие мне не нужны».

У Нами началось время женской нечистоты. Она не выходила из домика и никому не показывалась. Йоши разговаривал с ней только через ширму, разделявшую их комнаты.

Вечером второго дня Сантаро, изнывающий от безделья, сидел в кабаке и много пил. В лагере существовало несколько увеселительных заведений, где развлекались солдаты, когда не несли службы. Воины Йоритомо были более дисциплинированны, чем люди Кисо, и подчинялись армейскому распорядку, но становились дерзкими и обидчивыми в свободное время. Зачастую выпивки кончались стычками. Командиры в эти дела не вмешивались: они чувствовали, что их бойцам нужно где-то выплескивать избыток энергии. Время от времени в пьяных драках погибали хорошие воины, но выжившие благодаря такой практике оттачивали свое мастерство.

Йоши в этот вечер разыскивал Сантаро, чтобы сообщить ему о времени выступления. Отряд должен был покинуть Камакуру в час зайца, иначе говоря, в шесть утра. Ему указали заведение, где обычно бывал Сантаро. Едва Йоши оказался возле него, громкий шум нарушил тишину спокойного вечера: огромный самурай, проломив решетку наружной стены, вылетел из кабака и свалился у ног Йоши.

Прежде чем улеглась поднятая незадачливым воином пыль, через тот же пролом выпрыгнул Сантаро и приземлился на полусогнутые ноги, держа ладонь на рукояти меча.

Его противник успел откатиться в сторону и встать, несмотря на тяжелые доспехи. Самурай вытащил меч, не переставая при этом ругаться.

Меч Сантаро молниеносно вылетел из ножен, и офицер Кисо стал обходить противника по кругу, ища возможности напасть. Оба самурая нетвердо держались на ногах, но не было сомнений, что они собираются драться насмерть.

– Ты нарочно толкнул меня, неуклюжая обезьяна! Извинись или сдохни! – прорычал Сантаро, отходя вбок.

– Я не заметил тебя, червяк безмозглый, но все равно ты умрешь! Ты бесчестно набросился на меня, когда я не ожидал подвоха. Ты уже труп, недомерок, айнский дикарь! – проревел великан.

Сантаро прыгнул вперед и повернул лезвие горизонтально, направляя удар в корпус противника. Это движение было таким внезапным, что бой мог тут же закончиться, но Сантаро слишком много выпил и потерял глазомер. Клинок отскочил от доспехов великана.

Тот с яростным криком ответил ошеломляюще быстрым ударом «водяное колесо». Сантаро откинулся назад и прижался спиной к опорному столбу террасы. Лезвие, едва не отрубив ему ухо, глубоко вошло в твердое дерево.

Посланцу Кисо повезло. Он с бешеной злобой смотрел на безоружного противника. Пена, извергнувшись из его рта, потекла по бороде, грудь тяжело раздувалась. И снова выпивка помешала: Сантаро занес меч, но удар его не достиг цели. Горец поскользнулся на арбузной корке и грохнулся в уличную пыль. Падение ошеломило его, но он все-таки сумел удержаться на четвереньках.

Великан не упустил удобного случая. С торжествующим воем он прыгнул на спину своему обидчику. Воздух с громким свистом вырвался из легких Сантаро. Великан навалился на него всем своим непомерным весом и распластал его по земле, как лягушку. Сантаро оказался совершенно беспомощным. Силач сидел на нем, зажимая его ноги коленями. Хрипло дыша, самурай вынул короткий меч и оттянул голову поверженного врага назад, добираясь до горла.

Сантаро знал, что это конец. «Наму Амида Буцу», – выдохнул он и приготовился к смерти.

В этот момент Йоши вмешался в схватку. С кошачьей ловкостью он одним прыжком оказался возле великана, обхватив его шею левой рукой. Он прижал голову самурая к себе и сдавил ему глотку, пустив в дело мощь правой руки. Великан стал задыхаться, делая судорожные попытки освободиться. Он царапал ногтями руки неизвестного богатыря, но хватка была мертвой. Меч великана с громким стуком упал на землю, и он потерял сознание. Сантаро выполз из-под своего противника. Он потряс головой, мстительно ухмыльнулся и занес клинок.

Голос Йоши заставил его остановиться:

– Стой, Сантаро. Я спас тебе жизнь только потому, что ты мне нужен. Этот самурай храбро сражался. Он прикончил бы тебя. И он не умрет из-за моего вмешательства.

Покрасневшие глаза Сантаро угрожающе сузились. Он был вооружен, а Йоши нет. Сантаро замер, решая, что делать. В одурманенном вином мозгу пронеслась мысль: один удар – и он избавится от человека, который с недавних пор сидит у него в печенках. Однако что-то в свободной, расслабленной позе советника заставило Сантаро усомниться в том, что его можно легко взять. Йоши с голыми руками напал на вооруженного самурая, который в полтора раза выше его. Он не испугался грозного великана и, похоже, не боится теперь.

Сантаро почувствовал вдруг, что волосы на его затылке поднимаются дыбом. В первый раз за свою полную опасностей жизнь он испытал нечто, похожее на страх.

Сантаро слышал, что Йоши отказался пользоваться мечом, и поэтому считал его трусом. Теперь он думал иначе.

Злобный огонь в глазах горца постепенно погас. Сантаро вложил меч в ножны и стер пену с бороды тыльной стороной ладони.

Йоши стоял перед офицером Кисо, слегка согнув колени, расслабив опущенные руки, и следил за ним внимательным взглядом. «Ну?» – словно спрашивал он.

Наконец Сантаро поклонился ему:

– Хорошо. Я обязан вам жизнью. Скажите мне, чего вы хотите от меня?

Йоши поклонился в ответ:

– Идемте, У нас есть дела в лагере. Тысяча самураев ждет сигнала к выступлению. Вьючные лошади нагружены, люди получили снаряжение и готовы к походу.

– В этом только ваша заслуга.

– Это так – я справился без вашей помощи. Но теперь вы мне нужны. Отряд подкрепления должен уважать Кисо и его командиров. Вы офицер Кисо. Я хочу, чтобы вы приняли командование и вели отряд.

– Честь стоять во главе отряда принадлежит вам.

– Сантаро, я не хочу ни славы, ни власти. Йори-томо назначил меня своим советником при Кисо, большего мне не нужно. Вы поведете отряд, пока мы не Доберемся до места.

– Я неверно судил о вас, Тадамори Йоши. Вы достойнее меня, и я горжусь тем, что участвую с вами в одном деле. Считайте меня с этого дня своим другом и слугой.

– Спасибо, Сантаро. Я принимаю вашу дружбу как большую честь.




Утром четвертого дня шестого месяца тысяча конных самураев в полном боевом снаряжении выступила из Камакуры. За ними следовал обоз из пятисот вьючных лошадей с оружием и доспехами. Впереди отряда ехал Окабе-но-Сантаро, великолепный в своих ярко-синих доспехах с фиолетовой шнуровкой. За седлом блестящего офицера развевался белый флаг Минамото, с левого бедра его свисали два меча, из-за спины выглядывал колчан с двадцатью четырьмя боевыми стрелами, У правого бога лошади Сантаро грозно посверкивало лезвие двухметровой нагинаты.

Йоши в коричневом охотничьем плаще, без оружия и доспехов, замыкал движение на своем гнедом. Худенький симпатичный слуга следовал за господином, ведя в поводу вьючную лошадь.

Голову Нами прикрывала широкополая крестьянская шляпа. Ее изящную фигурку облегал ставший привычным дорожный хлопчатобумажный костюм. Уже несколько часов она ехала молча. Но теперь, когда маленькая армия продвинулась далеко вперед и они с Йоши оказались на дороге одни, Нами пришпорила пони и нагнала возлюбленного.
		Из Камакуры



		Воины Йоритомо



		спешат в стан Кисо.



		Тысяча бойцов конных –



		Как пестрые муравьи.








Нами дарила любимому эту танку в знак примирения. Ее недомогание закончилось еще вчера, но у молодой женщины до сих пор не было возможности поговорить с Йоши: он провел всю ночь, занимаясь вместе с Сантаро последними приготовлениями к выступлению. Ни тот, ни другой до утра не спали.

Нами продолжала играть роль слуги и должна была соблюдать субординацию при посторонних. Все утро она искала случая загладить свою вину. После их размолвки Йоши сделался молчалив и угрюм, а в стане Йоритомо с головой погрузился в дела, но Нами не была уверена, что только служебные хлопоты мешают ему уделять ей достаточно внимания. Неужели он все еще сердится на нее?

Стихи она прочла застенчиво, с тревогой ожидая, как их воспримет любимый. Нами чувствовала себя виноватой перед Йоши, но надеялась, что ее маленький подарок поможет им помириться.

Йоши был погружен в свои мысли, и, когда Нами подъехала к нему, он даже вздрогнул от неожиданности. Йоши по достоинству оценил и стихотворение, и добрые побуждения Нами. Он так до конца и не понял причин ее возмущения в тот вечер, когда он пошел молиться к алтарю Хатшимана, но был счастлив, что Нами вновь становится той милой и ласковой женщиной, которую он любил. Йоши улыбнулся ей и ответил:
		Солнце сияет



		В небесах Омиками.



		Остатки росы,



		Что увлажняла утро,



		Высохли на рукаве.








Этими стихами он сказал Нами, как сожалеет, что на время вынужден был отдалиться от нее, и как счастлив, что она подарила ему стихи. Прочитав танку, Йоши дотянулся до руки Нами и сжал ее, успокаивая любимую.

– Поездка утомляет тебя. Потерпи. Скоро мы отдохнем. Когда мы приедем в лагерь Кисо Йошинака, ты сможешь снять одежду слуги. Поскольку я представитель Йоритомо, Кисо не осмелится причинить тебе вред.

Нами взглянула на него с легкой иронией:

– Это тот самый Кисо, который преследовал нас в Хикуме?

– Да. Судя по описанию Йоритомо, это он.

– А ты уверен, что он отнесется с уважением к твоему титулу?

– Вполне, – солгал Йоши.

Сомнения одолевали его, но он не хотел этого показывать. Что греха таить, он даже подумывал оставить Нами в Камакуре, но потом отказался от этой мысли. Если начнутся боевые действия, он может пробыть в армии Кисо не один месяц. В этом случае Нами лучше находиться с ним рядом. Собственно говоря, Нами вообще могла не подчиниться его приказу остаться в Камакуре. Йоши с огорчением обнаруживал в любимой черты упрямства и своеволия. Несколько дней назад он увидел еще одну Нами – разгневанную, сварливую. Йоши, как многие мужчины, не понимал, что такие вспышки раздражения иногда возникают у женщин перед днями недомоганий.

– Сколько времени мы пробудем в пути? – спросила Нами.

– Сегодня мы заночуем в предгорьях. Завтра пересечем провинцию Шинано. Потом углубимся в горы Кисо. Думаю, на дорогу уйдут три или четыре дня.

– Я хочу быть с тобой этой ночью. Я буду с нетерпением ждать захода солнца, а пока позволь мне вернуться на свое место: конец колонны уже виден.




Глава 30


Утром десятого дня шестого месяца стаи черных дроздов кружили в безоблачном небе цвета меди. Воздух был раскален и неподвижен. Утомленных всадников не освежало ни малейшее дуновение ветерка, до слуха их не доносилось ни одного постороннего звука, кроме криков ошалевших от зноя птиц. В горах Кисо уже неделю не было дождя, дороги рассохлись, и трава местами на корню превратилась в сухое бурое сено.

Доспехи Сантаро были покрыты толстым слоем бурой пыли. Командир отряда более двух часов покачивался в седле во главе передового дозора колонны, прежде чем был остановлен часовыми Кисо. Сантаро тут же узнали и повели через лагерь к палатке военачальника.

После однообразных дней монотонного неторопливого перехода Сантаро был ошеломлен переменами, происшедшими в лагере. Обозленный поражением Юкийе в бою у реки Суноматы, Кисо измучил своих солдат учениями. Он понял, что без военной дисциплины армия никогда не станет боеспособной.

Несмотря на ранний час, жару и давящую духоту, оружейники и кузнецы лихорадочно суетились вокруг дымных костров, изготавливая в походных кузнях все виды оружия от наконечников стрел до боевых топоров.

Окраина лагеря была превращена в стрельбище, на пустом высохшем поле самураи упражнялись в стрельбе из лука, поражая мишени со спин несущихся галопом коней. Воздух гудел от ударов копыт.

Обнаженные по пояс, новобранцы, обливаясь потом, сражались учебными деревянными мечами. Рядом с ними воины повыше рангом проделывали упражнения с настоящими клинками – вынь! ударь! отбей и вложи в ножны! И лишь в палаточном городке армии Кисо царило непривычное запустение и стояла звенящая тишина.

Палатка Кисо ничем не отличалась от походных жилищ простых воинов. Она выделялась из них только размерами и была разделена ширмой на две неравные половины. В малой жили Томое и Кисо, в большой собирались военные советы. Здесь на голом земляном полу стоял низкий столик, а вокруг него были разбросаны одеяла. С опорного столба свисали два меча, под ними был укреплен боевой шлем с широко расставленными позолоченными рогами. Других украшений в палатке не было.

Сантаро предупредили, что в лагере введена строгая дисциплина и панибратские отношения, к которым он привык, больше не допускаются. Эти новшества ему не понравились, но, памятуя об уроке, данном ему Йоритомо, офицер решил соблюдать формальности.

Когда Сантаро вошел в палатку Кисо, вождь горцев восседал за столиком на одном из одеял. Возле Кисо никого не было, но Сантаро услышал шум за ширмой и решил, что там находится Томое. Он поправил свои мечи и опустился на колени напротив Кисо.

– Окабе-но-Сантаро, начальник охраны, прибыл с докладом о своей поездке к Йоритомо, – объявил самурай.

Кисо кивнул. Он ничего не ответил, но долго и внимательно рассматривал Сантаро. Его военачальник, побывав у Йоритомо, научился правилам хорошего тона – добрый признак, подумал Кисо.

Предводитель горцев сгорал от желания скорее узнать о результатах поездки Сантаро, но усилием воли сдерживал свое нетерпение: Кисо знал, что его считают слишком порывистым, и теперь старался вести себя как государственный деятель. Под руководством Томое он готовился стать властителем империи. Честолюбие Кисо не знало границ: он желал в будущем добыть себе титул сегуна – военного правителя Японии, что было почти немыслимым делом. За всю историю Поднебесной этого звания смогли удостоиться только три полководца.

– Мы ждали, что ты вернешься раньше, – начал Кисо.

– Князь Йоритомо задержал меня, – объяснил Сантаро.

– Да, с ним трудно иметь дело, – сказал Кисо и подумал, что когда-нибудь ему со своим двоюродным братцем придется схватиться, чтобы решить, кто из них возглавит род Минамото.

Кисо устал сохранять видимость спокойствия. Резким, отрывистым голосом, похожим на лай, он спросил:

– Людей и оружие он прислал?

– Тысячу человек на конях и еще пятьсот вьючных лошадей. Они в дороге, Я обогнал их на два часа.

– Хорошо, очень хорошо, Сантаро, Теперь мы почти готовы к боям. Как только этот новый отряд вольется в наши ряды, мы встанем на боевую тропу и не остановимся до самого Киото.

– Йоритомо поставил одно условие.

– Условие? – голос Кисо понизился до зловещего издевательского шепота.

– Он прислал вместе с отрядом советника – своего эмиссара.

– Пошел он к Эмме-О, не нужен мне его проклятый советник!

– По требованию Йоритомо его советник должен всегда находиться рядом с тобой.

– Советник – или, иначе сказать, «лазутчик»!

– Может быть, и так, но этим войскам отдан приказ не выполнять твоих распоряжений, если их не одобрит посланник Йоритомо.

– Этот сын греха заходит слишком далеко. Мы можем перебить его отряд и захватить оружие и продовольствие. В конце концов, мы сможем воевать и без этой тысячи самураев.

Томое молча вышла из-за ширмы.

– С твоего разрешения, Кисо, я скажу кое-что. Ее смуглое лицо казалось совершенно спокойным, резко очерченный нос и волевая челюсть были словно высечены из гранита. Даже в свободной рубахе воина и штанах-хакама женщина выглядела соблазнительной: здоровая чувственность светилась в ее смелом взгляде и в том, как она держала свое небольшое крепко сложенное тело.

– Не сейчас, – запретил Кисо.

– Именно сейчас, – твердо заявила Томое и поздоровалась с Сантаро: – Доброе утро.

– Охае годзаймасу, – вежливо ответил Сантаро тем же приветствием.

Томое кивнула.

– Сантаро, сейчас, когда, кроме нас троих, здесь нет никого, будем говорить без околичностей. Ты один из наших ближайших помощников. После меня и «четырех царей» – Имаи, Тедзуки, Дзиро и Таро – ты имеешь самую высокую должность в нашей армии. Я предложила послать тебя к Иоритомо. Ты часто бываешь упрямым и заносчивым, но я думаю, что у тебя есть все способности, чтобы стать прекрасным полководцем.

– Хватит! Что ты хочешь сказать? – прервал ее Кисо.

– Именно то, что сказала. Я доверяю мнению Сантаро. Он проделал вместе с эмиссаром Иоритомо путь от Камакуры сюда, и у него сложилось представление об этом человеке. Подослан ли он как разведчик? Поможет он нашему делу или повредит?

Сантаро медленно поклонился и заговорил, обращаясь к Кисо и старательно подбирая слова:

– Этому генералу я обязан жизнью. Из-за собственной глупости я мог погибнуть и заслужил бы такой конец. Этот человек спас меня, напав на вооруженного самурая, когда сам был без оружия. Я говорю это тебе для того, чтобы ты понял меня. Моя жизнь принадлежит генералу, но ты мой предводитель. Я поклялся в верности твоему делу и буду служить ему до конца дней.

– Хорошо, продолжай, – нетерпеливо перебил Кисо.

– Этот человек – разведчик. Он ставленник самого Иоритомо. Его произвели в генералы только поела того, как он дал согласие отправиться сюда. Мы должны смириться с этим необходимым злом. Говорят, что эмиссар Йоритомо – хороший тактик и не ищет славы для себя. Ему можно верить, он станет верно служить тебе, но лишь до тех пор, пока будет считать, что ты служишь Йоритомо. Томое снова вступила в разговор:

– Я думаю, не так уж страшно, что советник предан Йоритомо.

– Только до тех пор, пока мне выгодно служить Йоритомо. В тот день, когда наши интересы разойдутся, этот генерал, – тут Кисо усмехнулся, – умрет.

Сантаро поклонился. Он ни за что не позволит Йоши умереть от руки Кисо. Он поклялся в дружбе и сдержит клятву. Когда придет роковой день, Йоши будет предупрежден и получит возможность бежать.

Через два часа отряд самураев из Камакуры вступил в лагерь Кисо. Воины Йоритомо расчистили себе отдельную площадку и уже ставили палатки, когда подъехали Йоши и Нами и привели последних вьючных лошадей. Еще через час для лошадей был огорожен загон, а сами лошади развьючены и отпущены пастись в поле.

В два часа дня – время овцы – Сантаро ввел Йоши в палатку Кисо.

– Тадамори-но-Йоши, генерал армии Минамото Йоритомо, – представился советник.

Кисо сидел напротив Томое и прихлебывал саке из бутыли. Он взглянул на советника. Узкое лицо Кисо покраснело, на висках набухли серые вены.

– Ты?!! – прорычал он.




Глава 31


Йоши опустился на колени и коснулся лбом пола. Он держался как положено генералу, который делает доклад своему полководцу, – спокойно и почтительно, но непринужденно. Ничто не показывало, что он узнал Кисо.

– Я представляю командование Камакуры, Князь Йоритомо назначил меня генералом войск Минамото. Я доставил сюда тысячу воинов с полным снаряжением и пятьсот лошадей, нагруженных оружием и доспехами. Это дар князя Йоритомо Минамото Йошинаке, известному как Кисо.

Во время этого доклада Кисо был не в силах произнести ни слова.

Наконец, задыхаясь от ярости, он сумел выговорить:

– Хикума… Ты! Ты посмел явиться сюда… Ты… Кисо от бешенства не мог справиться со своим голосом настолько, чтобы его можно было понять. Он оглянулся на столб, где висели мечи, и потянулся к ним. Но Томое, успокаивая, взяла его за руку, и этот жест удержал его на месте, Внутренний голос шепнул Кисо, что неразумно убивать этого человека сейчас, не разобравшись, чего он хочет! Кисо перевел дух и постарался взять себя в руки.

– Ты ставленник Йоритомо! Почему я должен терпеть твое присутствие в моем лагере? – отрывисто проговорил он.

– Потому что я предлагаю вам людей и оружие, которые нужны вам для выполнения ваших планов.

– Я могу убить тебя и получить их.

– Может быть, но в таком случае вы получите их как пленных, но не как солдат, желающих сражаться под вашим знаменем.

– Все равно, я заберу их оружие и его будет достаточно, чтобы выполнить мою задачу.

– Вы получите это оружие, но потеряете расположение вашего двоюродного брата и расторгнете союз с ним.

Томое по-прежнему крепко держала Кисо за рукав и беспокойно вглядывалась в его лицо. Оно снова приобрело обычный цвет, а вздувшиеся вены опали. Было похоже, что он снова овладел собой. Томое решила, что пока за ним можно не приглядывать.

Женщина задумалась. Она вспомнила, какое лицо было у Кисо, когда она сняла его с дерева. Разобрав среди гневных выкриков Кисо слово «Хикума», Томое поняла, что это стоящий перед ними человек опозорил его в ту ночь. Она знала, что Кисо никогда не забудет и не простит ему этого. При первой же мало-мальски подходящей возможности он убьет представителя Йоритомо, чего бы это ни стоило ему политически.

Мужчины как дети, подумала Томое. Из-за отвлеченных понятий вроде чести и мести они могут отказаться от целого царства. Что ж, именно для этого она и нужна Кисо: напоминать ему, когда необходимо сдерживаться. Если советник из Камакуры должен умереть, пусть умрет, но место и время для этого выберет она.

Томое почувствовала, что Йоши пристально смотрит на нее, прочла немой вопрос в его взгляде и ответила ему тем же. Когда ее темные глаза встретились с глазами советника, Томое почувствовала к нему невольную симпатию, а это случалось с ней редко. Она отвела взгляд и представилась:

– Я Томое Годзен, правая рука князя Кисо. Йоши своим ответом признал ее право на это звание.

– Я много слышал о ваших подвигах, живя в Камакуре. Ваше имя широко известно.

– Тогда вы знаете, что меня надо принимать всерьез, – отрезала она, а потом добавила с некоторым раздражением: – Генерал Йоши, вы явились в наш лагерь один. Конечно, вы понимаете, что мы запомнили вас после нашей недавней встречи. Вы либо очень смелый, либо глупый человек.

– Я ни то и ни другое, Томое Годзен. Я служу императору и моему вождю Йоритомо, Я прибыл без оружия и не представляю для вас угрозы. Я положился на волю богов и надеюсь, они позаботятся обо мне, потому что я поклялся не служить злу. Я достаточно уважаю ваш ум, чтобы доверить вам свою жизнь.

– Если вы не чрезмерно отважны и не слишком глупы, то остается одно: вы повредились в уме.

Томое слегка покачала головой, выражая этим свою неспособность понять причины такого странного поведения Йоши. Может быть, этот генерал не так прост, как кажется, подумала она. Может быть, он поставил где-то рядом отряд солдат, готовых в любую минуту прийти к нему на помощь.

Она надеялась, что это так: Томое нравился этот человек, и ей не хотелось считать его сумасшедшим.

– Вы прибыли к нам один? – спросила она.

– Со мной еще один человек, Кисо ворвался в разговор.

– Еще один шпион! – рявкнул он. – Кто он такой? Почему не представился мне?

– Князь Кисо, мой спутник ждет моего распоряжения, чтобы появиться здесь. Пошлите кого-нибудь за ним в мою палатку, и вы получите возможность увидеться с нами обоими.

Кисо повернулся к Сантаро, который все это время стоял на коленях в стороне.

– Ступайте в палатку генерала и немедленно приведите сюда его спутника.

Кисо умолк, злобно глядя на Йоши из-под насупленных бровей. Томое Годзен попыталась продолжить вежливый разговор.

– Вы до самого недавнего времени находились в столице. Какова политическая обстановка при дворе?

– Та же, что обычно, – не вдаваясь в подробности, ответил Йоши.

– Вы присутствовали на похоронах Тайра Кийо-мори?

– Да.

– Как Го-Ширакава относится к Мунемори, новому главе рода Тайра?

– Мунемори слабый и безвольный человек.

– Каким образом Тайра рассчитывают победить нас без сильной руки в своем клане? Они же не так глупы, чтобы позволить кому-нибудь отнять у них империю?

– Вы совершенно правы, Томое Годзен. Кисо нетерпеливо вмешался.

– Мунемори – пустое место. Его брат Шигехира молод, но он настоящий солдат. Шигехира, видимо, и возглавит род Тайра. Он их единственная надежда.

– Возможно, вы правы, генерал Кисо, – согласился Йоши.

– Конечно, я прав. Соотношение сил меняется. Духовенство уже не имеет большого значения. Сейчас в империи есть три силы: я, Йоритомо и семья Тайра. Если Тайра ослабнут из-за Мунемори, борьба за влияние на императора пойдет между мной и Йоритомо.

– Прекрасный анализ, – похвалил Йоши.

В этот момент Сантаро отодвинул дверную занавеску. Выражение его бородатого лица было каким-то странным, и представил он нового посетителя как-то неуверенно, почти извиняющимся тоном.

– Слуга генерала Йоши просит разрешения войти. Кисо кивнул своему военачальнику, приказывая ввести слугу.

То, что они увидели в следующий момент, поразило даже Йоши. Нами успела сбросить грубую одежду слуги и переодеться в свой лучший наряд. Ее напудренное лицо было белым и гладким, как луна, ложные брови – две плавных дуги – были нарисованы кисточкой выше настоящих, длинные волосы, разделенные четким пробором, элегантно блестели; они свободно падали вниз, и у бедер их перехватывала лента розовато-лилового цвета.

Точеную фигурку Нами изящно облегало сиреневое платье с узором, изображавшим иву. Его цвет выгодно контрастировал с бирюзовыми тонами нижних одежд, крайчики которых пышными слоями охватывали запястья гостьи. Она распространяла вокруг себя изысканный запах духов – опьяняющий, но чистый. Куда делся щуплый мальчик-слуга в лохмотьях, который недавно въехал в лагерь Кисо?




Глава 32


В начале восьмого месяца в одном из павильонов поместья Рокухара состоялась тайная беседа, имевшая далеко идущие последствия.

В беседе принимали участие трое: Первый министр Имперского совета князь Тайра Мунемори, его вдовствующая мать Нии-Доно и единовластный правитель Этиго и прилегающих в нему провинций князь Дзо-Сукенага.

На третьем часу переговоров стороны стали приходить к согласию.

– У меня в Этиго четыре тысячи воинов, – сказал Сукенага. – Нужно отправить гонца, чтобы предупредить их. На это уйдет время. Мой сын встанет во главе моих самураев и начнет действовать, как только получит известия от меня, но ему также понадобится несколько дней, чтобы поднять воинов в поход и привести их на юг.

– Мы отдаем под ваше начало четыре тысячи имперских охранников, – перебил его Мунемори. – Они полностью вооружены и хорошо обучены. Через час после получения приказа эти войска будут готовы к выступлению.

– Мне ясен мой долг! Я остановлю Кисо в Этидзене! – произнес Сукенага.

– У каждого есть свой долг, – напыщенно произнес Мунемори. – Ваш долг не тяжелее нашего. Люди чести не выбирают – они принимают и исполняют.

Тут заговорила Нии-Доно – в первый раз с начала беседы.

– Хорошо сказано, сын! – похвалила она, потом обратилась к Сукенаге и прошипела голосом, от которого у того мороз пошел по коже: – Добудьте нам голову Тадамори-но-Йоши! Это самая важная часть вашей задачи.

Дзо-Сукенага встал с колен и поклонился. Лицо его было спокойным. Но внутренне он содрогался от отвращения и зловещих предчувствий. Князь отогнал от себя эти ощущения и, почтительно пятясь, вышел из павильона. Тайра правы. Надо признать, Кисо действительно с некоторых пор успешно разворачивается у него под носом. Сукенага сам виноват, что слишком долго не обращал внимания на очевидную опасность. Теперь он должен бороться с ней. Как только Сукенага пришел к этому заключению, он успокоился и повеселел. В уме его возник хорошо рассчитанный план войны. Он лично поведет против Кисо четыре тысячи воинов имперской охраны. Они оттеснят армию Кисо на север. Тем временем гонец прибудет в его замок в далеком краю Этиго и передаст сыну приказ отвести его, Сукенаги, собственные войска навстречу армии горцев. Кисо будет раздавлен, как орех между молотом и наковальней. Если правильно рассчитать время – победа в кармане. Операция будет простой и блестящей.




Глава 33


В начале девятого месяца армия Кисо стояла на северном берегу реки Хино в провинции Этидзен. Погода была сухая и жаркая. Посевы засохли, и урожай злаков погиб. Рисовые поля превратились в большие обезвоженные пустыри. Если не будет дождей, северные провинции еще до конца года станут огромной пустыней.

Уже две недели небо днем походило на чашу с расплавленным металлом. Все это время армия Кисо передвигалась по пыльным дорогам северных провинций, пополняясь умирающими от голода крестьянами.

Кисо объявил, что теперь у него под началом более десяти тысяч человек. Йоши знал, что на самом деле их меньше пяти тысяч, часть из которых простой необученный люд.

Лагерь армии беспорядочным нагромождением палаток и навесов тянулся от северного берега реки Хино до отвесной скалы, находившейся на западном краю отвесной площадки, омываемой причудливым изгибом реки.

Кузнецы уже установили свои наковальни и разожгли костры, которые добавили к духоте еще больше жары и чада. Лошади бродили в кустах, скребя зубами землю в поисках корма.

Кисо восседал на коленях в совещательной половине своей палатки лицом к расположившимся по кругу офицерам своего войска, шел военный совет. Томов сидела слева от вождя горцев, Имаи, Тедзука, Дзиро и Таро – справа. Эти четыре отважных воина – «четыре царя», как их прозвали воины, – знали Кисо с детства и были готовы умереть за своего вождя. ^

Йоши и Сантаро также находились здесь, сидя плечо к плечу, как раз напротив Кисо. Кроме уже названных военачальников на совете присутствовали князь Юкийе и еще четыре офицера-самурая.

Кисо заговорил:

– Наши лазутчики сообщают – Сукенага ведет из Киото большое войско. Известно, что он получил приказ выбить нас из этих мест и уничтожить.

– Сколько людей под началом Сукенаги? – спросил Йоши.

– Около пяти тысяч человек: в основном это имперские охранники и с ними немного крестьян, которых Сукенага добрал по дороге.

Кисо помолчал и добавил:

– Они сейчас в двух днях пути от нашего лагеря. Князь Юкийе беспокойно задвигался, его жирное тело дрожало. Он вытер пот с бровей надушенным платком и спросил:

– Можем ли мы избежать столкновения с ними? Можем ли мы продолжать двигаться на север, пока они не ослабнут от нехватки пищи?

– Дядя, – холодно глядя на него, ответил Кисо. – Они получили императорский приказ. У Дзо-Сукенаги запасов больше, чем у нас. Наши войска два месяца в походе. Нам нужен отдых и время, чтобы пополнить запасы продовольствия. Это достаточные причины, чтобы не отходить, но важнее то, что мне не нравится мысль о бегстве.

Юкийе отвел глаза от сердитого лица Кисо. Его губы прыгали, голос шепелявил больше обычного:

– Племянник, у Дзо-Сукенаги больше, людей, чем у нас. Ты сам сказал, что наши воины устали и голодны. Иногда сдержанность бывает мудрее отчаянной храбрости.

– На тебя действует поражение у Суноматы! – отмахнулся Кисо. – Не беспокойся, мы не полезем в ловушку.

Кисо обвел глазами почтительно молчавших офицеров.

– Имаи, скажи свое мнение!

Имаи, все это время не сводивший глаз с Йоши, переключил свое внимание на совет. Он заговорил, сперва медленно, но постепенно голос его стал громче и речь быстрее.

– Ты прав, Кисо. Генерал Юкийе слишком поспешно предлагает нам удариться в бегство. Мы должны остаться здесь и сразиться, хотя бы ради нашей чести и славы. Чем дальше мы двигаемся на север, тем больше становится наша армия, но те, кто присоединился к нам, сбегут, если решат, что мы слабы! – теперь Имаи почти кричал. – Наша мощь, наша сила! – вот что привлекает, к нашему делу!

– Значит, ты советуешь остаться на месте?

– Больше того, – глаза Имаи заблестели. – Я говорю – покажем им наше истинное лицо. Повернем назад и нападем на войска Сукенаги, пока они еще находятся в пути!

Тедзука, Дзиро и Таро захлопали в ладоши, одобряя слова Имаи, и через какое-то мгновение многие члены совета восклицали, перебивая друг друга:

– Вот слова настоящего самурая!

– Да здравствует Имаи! Да здравствует Кисо!

– Смерть Тайра! Прогоним Дзо-Сукенагу!

– Сразимся с ними – лицом к лицу, меч против меча!

Кисо кивал. Он был счастлив: его командиры, под стать их вождю, – прирожденные воины! Вдруг глаза его сузились, лицо приняло жесткое выражение: два участника совета молчали – Юкийе и Йоши. Странная пара, между ними так мало общего… хотя, возможно, не такая уж странная. Кисо подумал, что, может быть, в советнике от Йоритомо гораздо меньше мужского начала, чем кажется. Ему хотелось верить в это. Если так и окажется, красавица Нами когда-нибудь увидит это и поймет, что настоящий воин, то есть он, Кисо, сумеет сделать ее гораздо счастливее, чем ее боязливый избранник. Кисо решил выжать все возможное из сложившейся ситуации. Йоши на глазах у всех праздновал труса!..

Он поднял руку и подождал, пока его военачальники успокоятся.

– Среди нас находятся двое людей, которые не согласны с Имаи, – усмехаясь, объявил Кисо. – Вон они сидят, эти две старухи, которые пугаются блеска меча, боятся сразиться с врагом и предпочли бы битве трусливое отступление.

По толпе советников Кисо пробежал ропот. Сантаро покраснел, отстранился от Йоши и посмотрел на него с укором.

Томое чувствовала нездоровую подоплеку этого выпада. Подземный гул вражды к посланнику Йоритомо не стихал с момента появления Йоши в лагере. Кисо и Имаи не упускали случая выказать ему свою неприязнь. Кисо при всяком удобном случае посылал Нами нежные взгляды. Имаи, преданный своему молочному брату, всеми способами вынуждал Йоши пойти на поединок. Томое понимала, что, если бы не она, Кисо уже убил бы Йоши и забрал Нами себе. Она решила не допустить этого. Хотя Томое полюбила Нами – первую и единственную женщину среди своих друзей, Кисо принадлежал только ей, и она не собиралась ни с кем делить его. Ум военачальницы работал с бешеной скоростью, она пыталась придумать, как избежать ссоры.

Юкийе побагровел: слова Кисо больно задели его. Оскорбительные выходки племянника были непростительны, но Юкийе хорошо знал, на чьей стороне сила. Он не мог открыто враждовать с Кисо и только весь передернулся с несчастным видом.

На Йоши оскорбление словно не подействовало. Его лицо осталось спокойным, словно он не слышал Кисо.

– У меня нет необходимости доказывать свое мужество, – медленно заговорил он в давящей тишине, нависшей над столом совета. – Я представитель князя Йоритомо. Моя обязанность – помочь вам разбить врага.

Йоши замолчал и посмотрел на собравшихся. Он увидел, что завладел вниманием всех, сосредоточился и продолжил:

– Я приветствую отважный замысел генерала Имаи, но мне кажется, что лучше обеспечить победу обдуманными действиями, чем проиграть сражение из-за необоснованного пренебрежения к противнику. Дзо-Сукенага одаренный военачальник, воин, известный смелостью и умом, Послать наших людей против его превосходящих сил для нас верная гибель. Дзо-Сукенагу можно победить только умом и тактикой.

Йоши замолчал.

Кисо внимательно смотрел на него.

Имаи не выдержал:

– Мы солдаты! Нам не нужны бабьи уловки и «тактика», – это слово он произнес как грубое ругательство, – чтобы побеждать. Я считаю…

Кисо недовольно прервал его:

– Тихо! Пусть советник выскажется!

Имаи взглянул на молочного брата так, словно тот его предал, и удивленно открыл рот.

– Я…

– Я сказал, подожди!

Кисо сердито посмотрел на Имаи, чтобы заставить его замолчать, потом кивнул Йоши.

– Продолжайте. Что вы предлагаете?

– Дзо-Сукенага ведет сюда из Киото солдат Мунемори. Но не забывайте – он является еще и князем Этиго. Там у него под началом еще пять тысяч воинов. Разведчики сообщают, что Сукенага сейчас в двух днях пути от нас. Я предполагаю, что он изо всех сил поторапливает свои войска. Если мы побежим на север, как предлагает генерал Юкийе, мы попадем в ловушку – окажемся между силами империи и самураями из Этиго. Уверен, что гонцы Сукенаги уже предупредили воинов Этиго, что мы движемся в их сторону. Дзо-Сукенага задумал раздавить нас между молотом и наковальней – между людьми Мунемори и личной армией.

Йоши обвел взглядом участников военного совета, изучая каждого по очереди, и сказал:

– От нашего лагеря до Этиго не менее пяти дней пути. Если мы двинемся на север, мы встретимся с вражескими войсками как раз тогда, когда Сукенага нас догонит.

– Мы согласны, что план моего дяди бежать на север неудачен, но в предложении генерала Имаи, по-моему, есть свои достоинства, Что вы можете предложить вместо него?

– Не бросаться слепо на юг к своей гибели. Я предлагаю извлечь урок из поражения генерала Юкийе на Суномате. Если вы помните, в двадцать пятый день четвертого месяца Юкийе попал в засаду. Он вел свой отряд в атаку, которую считал внезапной. Но кто-то предупредил воинов Тайра, и они засели в сумерках у реки, получив приказ убивать каждого солдата в мокрых доспехах. Юкийе бежал, бросив своих людей на произвол судьбы. Позор был еще большим оттого, что генерал Кисо запретил ему вступать в бой с врагом…

Юкийе терпел оскорбления от Кисо, но этот выскочка не имел никакого права совать нос в чужие дела. Незадачливый генерал покраснел от стыда, потом побагровел от гнева. Казалось, его толстое лицо вот-вот лопнет.

– Как вы смеете?! – с силой выкрикнул Юкийе.

– Веди себя спокойно, дядя, – одернул его Кисо, в глубине души довольный, что его родственник попал в неприятное положение. – Ты потерпел поражение от более слабого противника потому, что из-за своей глупости не выполнил приказ.

Юкийе неуклюже поднялся, поправил одежду, пытаясь сохранить достоинство.

– Ты заходишь слишком далеко, племянник, – прошипел он и быстро вышел из палатки своей переваливающейся походкой.

Один из самураев фыркнул, не сумев сдержать смех, но тут же замолчал, похолодев под суровым взглядом Кисо. Командующий расправил плечи и суровым тоном заявил:

– Юкийе – мой дядя. Что бы он ни говорил мне и что бы ни делал с ним я, неуважения к нему я не прощу.

Все скованно молчали, пока Кисо не кивнул Йоши:

– Мы стоим лагерем на северо-западном берегу Хино, – продолжил советник. – Река делает петлю вокруг нас и создает с трех сторон естественный ров. За нашей спиной крутые непроходимые скалы – эта стена защищает наш тыл. Прежде чем Дзо-Сукенага успеет добраться сюда, мы должны перенести к скалам палатки, и, прежде чем к нему присоединится его северное войско, мы должны подготовить несколько ловушек, используя выгоды нашего положения.




Глава 34


Следующие два дня для людей Кисо были заполнены работой. Под руководством Йоши они рубили деревья и строили двухметровые стены, которые шли под углом от берегов реки и образовывали проход длиной около четырехсот метров, по которому должен был пойти враг. Эти бревенчатые стены были замаскированы колючим кустарником. Когда солдаты выкапывали с корнем и пересаживали эти колючки, слышалось не только много ругани, но и немало добродушных шуток.

Наилучшее место для переправы через реку находилось на изгибе ее подковообразной петли, огибавшей лагерную площадку. Теперь любой, кто будет переправляться там, увидит впереди проход шириной в сто метров и низкие кусты по его сторонам. Этот проход вел к группе пустых палаток, стоявших у подножия каменистого холма. Перед ним горели костры, дым от которых медленно поднимался над деревьями и растекался в медно-желтом небе. Этот ориентир для врага был виден за многие километры. Настоящий лагерь войск Кисо располагался справа от прикрытых колючками заграждений.

Сантаро работал вместе с солдатами. Пот стекал по его лицу, смачивая бороду. Его тело покрылось царапинами и пятнами грязи, но он был счастлив и бросался выполнять любые приказы Йоши.

Новый друг не переставал удивлять его. Сантаро поклялся Йоши в дружбе, когда тот спас его жизнь. Но за два месяца жизни в лагере советник не приобрел больше ни одного товарища. И все эти два месяца Йоши враждовал с Имаи и не искал путей к примирению. Ошибочный шаг, подумал Сантаро. Имаи если кому-то враг, то враг смертельно опасный, А сестра Имаи, Томое?.. Интересно, замечает ли Кисо перемены, происходящие с ней? Сантаро воевал рядом с Томое больше пяти лет и считал ее точно таким же воином-самураем, как Тедзука, Дзиро, Таро или Имаи. Ему теперь очень странно видеть ее в палатке Нами, одетой в шелковое кимоно, с причесанными волосами и пудрой на лице.

Сантаро руководил установкой бревна, помогая выравнивать его, когда заметил Кисо. Рядом с главнокомандующим шагал Имаи, а сзади них брел Юкийе, поддерживаемый молодым солдатом. Сантаро на миг показалось, что он читает мысли Кисо. Если капкан сработает, это будет считаться заслугой эмиссара Йоритомо, если нет, армия Кисо будет уничтожена и честолюбивым замыслам горца придет конец.

Сантаро оторвался от работы, выпрямился и с силой выдохнул воздух. Он вытер лоб грязной рукой и стал внимательно наблюдать за военачальниками, которые в это время со скучающим видом прохаживались по ложному лагерю. Он должен предупредить Йоши, чтобы тот вел себя осторожнее. Чем бы ни кончился бой, советник наживет себе двух смертельных врагов. Нет – трех: Юкийе тоже ненавидит Йоши. Оскорбления от Кисо он терпит, но никогда не простит чужаку, что тот напомнил Совету о его поражении у Суноматы. Юкийе был хитрее Кисо с Имаи и, в своем роде, не менее опасен.




Дзо-Сукенага ехал верхом на белом в черных яблоках жеребце. Его доспехи были украшены золотой чеканкой и зеленым тиснением по коже и прошнурованы яркими шнурами. Голову князя Этиго защищал позолоченный шлем с назатыльником и широко расставленными железными рогами, – за поясом два меча, за спиной колчан с полным набором стрел, сверкающих белым оперением. Седло также было позолочено и расписано зелеными фигурами драконов. Следом за князем скакал слуга, который вез красное знамя семьи Тайра и зеленое знамя самого Сукенаги с изображенной на нем верхней половиной его герба.

Сукенага беспощадно гнал имперских солдат от самого Киото. Он был уверен, что Кисо будет по-прежнему продвигаться на север в сторону Этиго, и собирался через пару дней вступить в бой с армией горцев примерно в восьмидесяти километрах от ее последнего известного ему лагеря. Однако новые сообщения разведчиков привели его в замешательство.

Кисо решил оставаться в Этидзене. Подкрепления из Этиго запаздывали, находясь сейчас в трех днях пути от вражеского стана.

Сукенага нахмурился. В этой ситуации более четырех тысяч воинов не успеют к началу сражения и не смогут участвовать в бою с Кисо. Впрочем, решил князь, его имперских войск вполне достаточно, чтобы разгромить банды горцев без дополнительной помощи.

Дзо-Сукенага был военным до мозга костей. Хотя в последнее время князь не участвовал в боях, он, как истинный профессионал, презирал дилетантов. Он уважал молодого нахала за маневры в северных провинциях, он слышал похвальные отзывы о его советнике Тадаморо-но-Йоши. Но все равно у этих удальцов не было времени превратить неотесанных крестьян в настоящих воинов.

И все же Сукенаге было не по себе, что Кисо действовал не так, как предполагалось. У Кисо горячий нрав. Если горец не побежал от имперских войск, он должен был повернуть им навстречу, чтобы перехватить инициативу. Что-то шло не так, как должно бы.

Князь Этиго расправил плечи и пришпорил коня. Незачем волноваться попусту. Он даст урок этим гордецам. Жаль только, что они умрут и не смогут извлечь из него пользы.

Отчасти причиной самоуверенности Сукенаги было то, что последние тридцать пять лет войска Тайра выигрывали почти все сражения со своими противниками Минамото. Прошлогоднее бегство Коремори и Санемори не идет в счет, ибо в этом случае молодого генерала подвела собственная глупость, а отнюдь не военный талант Йоритомо.

Дзо-Сукенага не наделает никаких глупостей: он профессионал.

– Князь Этиго! Князь Этиго! – прервал его размышления чей-то задыхающийся голос. – Наши разведчики заметили дым костров Кисо!

Между бровями Сукенаги появилась вертикальная морщина. Как странно, что человек, чьи военные способности так высоко ценят, беспечно выдает свое местонахождение. Все-таки он дилетант, решил князь.

Они, кажется, даже не выставили дозоров. Сукенага презрительно поморщился: о такого противника не хотелось марать сталь.

– Как далеко их лагерь? – спросил он.

– Примерно в часе пути отсюда. Они стоят на другом берегу Хино.

Сукенага поднял голову, придержав коня. Еще несколько часов продержится жара. Солнце жгуче сияло в безоблачном небе. Князь Этиго чувствовал, что пот струйками стекает у него по спине. Все тело чесалось. Он с удовольствием бы скинул доспехи и освежился, но нельзя подавать дурной пример бойцам. Лицо Сукенаги было абсолютно бесстрастным, когда он объявил:

– Мы не бросимся в бой сломя голову: мы не так безрассудны. Пусть разведчики полностью выяснят обстановку и доложат мне обо всем. Мы же пока остановимся, отдохнем, помолимся перед боем и атакуем врага в сумерках.




Глава 35


К полудню Йоши расставил войска для боя. Солдатам было приказано затаиться в своих укрытиях и не высовывать носа столько времени, сколько понадобится. Сцена была подготовлена. Теперь оставалось только ждать появления столичных актеров.

Этот день был тяжелым и сложным для эмиссара Иоритомо. Кисо нервничал. «Почему Сукенага не атакует нас?» – спросил он советника после того, как дозоры сообщили, что противник уже показался. И сам ответил себе: «Он разгадал наш замысел и сам готовит ловушку!»

– Нет! – отвечал Йоши. – Сукенага опытный солдат. Он поступает разумно. Если бы вы командовали его войсками, разве вы бросились бы форсировать реку в самое жаркое время дня… и к тому же, после трудного перехода? Нет! Он считает, что мы находимся в западне, прижатые к высоким отвесным скалам. Он понимает, что нам некуда деться. Сукенага дождется, пока солнце опустится, а его люди достаточно освежатся и отдохнут. Тогда он пойдет в атаку по всем правилам военного искусства.

– А если он поступит по-другому?

– Мы должны оставаться на своих местах. Имаи, всегда находившийся рядом с Кисо, сердито вмешался в разговор:

– А я думаю, мы должны переправиться через реку и застать солдат Сукенаги врасплох прежде, чем они наберутся сил. Зачем позволять им готовиться к бою? Ударим первыми. Способ посланника Йоритомо хорош только для трусов.

Йоши не мог позволить себе рассердиться. Предстоящий бой был первой возможностью оценить Кисо и его воинов. Кисо, несмотря на самодурство, все же прислушивается к разумным советам и, что еще ценнее, следует им. Горец не нравился Йоши как человек, но он признавал, что он отличный солдат. Если армия Кисо выиграет битву, Йоши даст о ее военачальнике отличный отзыв. В то же время вызывающий тон Имаи еще раз напомнил мастеру боя, что новый путь, который он избрал, труднее пути меча. Меч прост и прям. С клинком в руке Йоши не приходилось думать, он действовал. Нынешний путь тернист и тяжел. Йоши зачастую ощущал, что у него не хватает силы следовать по нему. Доколе он сможет еще сносить оскорбления? Наверное, до того момента, пока гордость его не взбунтуется и не опрокинет принципы. Гордость диктует: возьми клинок, убей Имаи, убей Кисо! Он может это сделать. Но потом ему придется сражаться с Тедзукой, затем с Дзиро, дальше с Таро, и кровопролитие кончится лишь тогда, когда он и Нами заплатят жизнями за глупую горячность. А поручение императора не будет выполнено.

Йоши проглотил горький ком и ответил:

– Имаи, ваше нетерпение ведет вас к преисподнюю Эмме-О. Применять расчет не значит быть трусом. Лобовой удар не всегда самый лучший, гибкость подчас важнее силы. Вы испытываете мое терпение, но я стараюсь не замечать этого.

– Не смей меня учить, ты, тайровский ублюдок! – рявкнул Имаи. – Найди себе меч, или я зарублю тебя на месте, все равно, вооружен ты или нет!..

Кисо удержал молочного брата.

– Когда настанет время сводить счеты, я сам сделаю это, – увещевающе проговорил он и добавил уже официально: – Мы выработали план сражения на Совете. Давайте сосредоточимся на нем!

Солнце быстро опускалось. Близился час собаки. Самая жаркая часть дня кончилась. Легкий ветерок шевелил ветки сосен, за которыми укрывалась армия Дзо-Сукенаги. Лягушки затянули свои песни по берегам Зино низкими грудными голосами.

Река Хино была похожа на полосу блестящей ткани примерно двадцати метров шириной. В ее покрытой рябью воде отражались редкие силуэты деревьев. Запах вражеских костров доносился с противоположного берега до замершей в ожидании сигнала армии. Дзо-Сукенага тронул коня и выехал на открытое место в сопровождении знаменосца и трех командиров. Поднявшись на стременах, он произнес слова официального вызова:

– Я, Этидзен-но-Самми Дзо-Сукенага, князь Эти-го, ханван имперских армий Тайра Мунемори, верен делу рода Тайра и императору Антоку и потому вызываю любого, кто слышит мой голос, – поодиночке или всех вместе. Есть ли среди вас самурай достаточно храбрый, чтобы сразиться с моим лучшим бойцом?

Сукенага опустился в седло и подал знак одному из офицеров выпустить церемониальную жужжащую стрелу, формально открывавшую бой.

Среди палаток, жавшихся к подножию скалы, кто-то задвигался, показались пять самураев в доспехах.

Солнце, бьющее в глаза, мешало князю видеть вражеский лагерь. Это неудобство беспокоило его. Лагерь был подозрительно тих – ни суеты, ни криков, ни топота солдат. Вместо всего этого Сукенага различал только силуэты палаток, развевающиеся знамена и приближающихся к берегу пятерых самураев. Главный из врагов громовым голосом прокричал:

– Имаи-но-Широ Канехира мое имя. Я молочный брат Кисо Йошинаки, дьявола среди воинов. Все провинции империи знают мое имя и боятся его, поэтому высылайте своего лучшего бойца, если осмелитесь.

С этими словами он выпустил боевую стрелу, целясь в знаменосца Сукенаги. Она, свистя, перелетела через водную гладь и прошла совсем близко от цели.

– Нужен доброволец! – крикнул Сукенага.

И тут же три офицера, толкнув пятками лошадей, подъехали к нему.

Сукенага выбрал одного из них, молодого – не старше девятнадцати лет, с гладкой кожей и ясными глазами. Назначенный единоборец пришпорил коня и въехал в реку. Конь и всадник сразу же оказались по шею в холодной воде, но быстро выплыли и поднялись на противоположный берег. Командир гибким движением прыгнул с коня, поднял меч и двинулся к Имаи.

Тот положил лук на землю, выхватил из ножен свой клинок и выслушал вызов молодого противника.

– Я Икава-но-Токохаши, сын князя области Ига, офицер в войске императора. Хотя мне всего лишь девятнадцать лет, я сражался с узурпаторами Минамото и наносил им поражения в трех походах.

Имаи прыгнул вперед, орудуя мечом с такой скоростью, что мерцающая сталь образовала вокруг него размытую алую завесу. Свет гаснущего солнца отскакивал от его клинка. Имаи был напорист и решителен, но бой складывался далеко не с его односторонним преимуществом. Токохаши помогала молодость, его оборона чуть ли не превосходила атаку Имаи. И первым пролил кровь врага самурай Сукенаги.

Имаи, не веря своим глазам, смотрел на кровь, красное пятно, расплывавшееся у края его наплечной пластины. Замешательство длилось сотую долю секунду, потом соратник Кисо пришел в бешенство и стал яростно наседать на противника. Его атака была слишком мощной и непрерывной, чтобы ей можно было противостоять. Токохаши не сумел защититься от удара «водяное колесо», и первая схватка Этидзенской битвы закончилась: молодой офицер покатился по земле, держась за разрубленный живот.

Имаи одним прыжком оказался возле врага, схватил его за волосы и перерезал ему горло. Брызнувшая фонтаном кровь залила лицо и доспехи Имаи так, что они обагрились.

С момента начала поединка прошло меньше двух минут.

Сердце Дзо-Сукенаги сжалось: Токохаши был одним из его любимцев. Его смерть была дурным предзнаменованием. Но сожалеть было некогда. Князь поднял меч и опустил его, подавая сигнал к общей атаке.

Конники Сукенаги выдвинулись из-за сосен, бешеным галопом промчались к воде и по сорок всадников в ряд съехали в реку. Пришпоривая коней, они стремились навстречу солнцу, наклоняясь в седлах и скашивая глаза, чтобы разглядеть врага. Лошади стали спотыкаться на коварных выступах каменистого русла. Они скользили и падали, бесцеремонно сбрасывая седоков, поднимали со дна грязь и мутили воду. Река была довольно мелкой, так что большинство упавших самураев встали на ноги и, шатаясь, двинулись за теми, кто скакал впереди.

Мокрые лошади бродили по северо-восточному берегу, а их незадачливые седоки в это время вытряхивали воду из доспехов и оглядывались по сторонам, ища противника. Солдаты Сукенаги были дисциплинированны. Форсировав поток, они быстро построились в ряды и беспечно поскакали к видневшимся вдали лагерным кострам. За первой группой нападения следовали другие. Отряды кавалерии мешались в воде, сталкиваясь друг с другом. В шуме и толчее очень немногие из нападавших заметили, как из-за колючих кустов бесшумно поднялись лучники.

Воздух наполнился гудением стрел, несущихся навстречу атакующей массе. В несколько секунд авангард армии Сукенаги был уничтожен, а в это время все новые волны всадников перекатывались через мелкую реку. Смертоносный дождь из стрел не прекращался, тени за кустами снова и снова натягивали луки.

В сумерках ханван Дзо-Сукенага первым добрался до вражеского лагеря. Его конь ступал по телам имперских солдат. Только тут полководец, словно громом оглушенный, осознал весь размах устроенной ему ловушки, ощутил всю горечь позорного поражения. Отсюда для него не было возврата.

Дзо-Сукенага был смелым человеком. Он много лет провел рядом со смертью и не боялся ее. Но опала! Позор! Ему были доверены жизни тысяч людей, а он не уберег их. Его перехитрили, бой был проигран.

Слезы покатились по щекам старого воина. Он сожалел не о себе. Он сокрушался о немилости, которую навлек на свою семью. Его черно-белый жеребец ступал по пустому лагерю, широкой грудью опрокидывая шатры, валя на землю знамена. За его спиной по всей четырехсотметровой полосе шла бойня, какой не устраивали ни одной армии многие годы. Лошади пронзительно ржали и падали. Умирающие солдаты выли и хрипели, раненые ползли к зарослям, пытаясь укрыться от туч безжалостных стрел.

Несколько cot имперских воинов штурмом взяли колючие стены и схватились с врагами лицом к лицу, Сталь звенела, ударяясь о сталь. Сталь прорезала скрипящую кожу. Сталь бесшумно входила в тело. В такой тесноте трудно было отличить своего от чужого, но бойцы Кисо получили приказ убивать всех, у кого доспехи мокры от воды Хино.

Дзо-Сукенага пришпорил коня и помчался на звуки схватки. По крайней мере, он может умереть, сражаясь рядом с теми, кого не сберег. Он подмял конем одного лучника, перерезал глотку другому. Но случилось непредвиденное – его конь оступился в яму. Треск ломающейся кости и пронзительный визг животного отдавались в ушах Сукенаги, когда он, перелетев через голову жеребца, покатился по земле. Сукенага с трудом поднялся на ноги и, гневно оглядываясь по сторонам, закричал:

– Покажитесь! Сразитесь со мной лицом к лицу! Стрела пробила чешуйчатую рубаху его доспехов и глубоко вонзилась в бедро. Сукенага упал на бок и, одной рукой вытаскивая из раны скользкое от крови древко, а другой размахивая в воздухе, уже со стоном продолжал кричать:

– Покажитесь, негодяи! Покажитесь!

Лошадь, мчавшаяся мимо, с тревожным ржанием встала на дыбы и повернулась на задних ногах. Кто-то склонился к нему с седла. Сильная рука подхватила раненого военачальника и перебросила через луку седла. Это был один из молодых офицеров, вызывавшихся начать бой. Он вдавил пятки коню в бока и поскакал вместе с Сукенагой к затененной стене скалистого обрыва.

Темнота быстро заливала поле боя. Отдельные кучки солдат Сукенаги сражались против почти невидимого врага. Один за другим они умирали, захлебываясь в крови, под стрелами, мечами и нагинатами воинов Кисо. Когда молодой офицер осадил коня у скалы и спрыгнул с него, вокруг стояла уже непроглядная тьма. Он бережно стащил Сукенагу с седла и уложил на землю.

– Все погибло! Погибло! – простонал князь.

– Они не получили пока вашей головы! – сказал молодой храбрец, – Позвольте же нам лишить их хотя бы этой последней радости.

– Да! Ты прав! – сказал Сукенага, – Пожалуйста, помоги мне в этом.

Не обращая внимания на кровь, которая струей хлынула из раны, он встал на колени и оголил грудь и живот.

– Возьми мою голову. Спрячь ее. Я надеюсь на тебя! – твердо сказал побежденный военачальник.

Молодой помощник расстелил на коленях Сукенаги широкий платок. Когда все будет кончено, нужно только сложить края ткани и унести голову воина от рыщущих повсюду врагов. Кисо не получит этого трофея!

Сукенага прижал ко лбу лезвие своего короткого меча и произнес стихотворное прощание с жизнью:
		Много бы я дал,



		Чтобы снова увидеть



		Солнце в Этиго.



		Но обречен погибнуть



		Здесь, у черных вод Хино.








На губах его заиграла слабая улыбка. Этой танки никто не узнает, но Сукенага был доволен игрой слов. «Увидеть солнце» можно понять и так: «увидеть сына»[1 - Здесь автор использует созвучие не японских, а английских слов: sun – солнце и son – сын. (Прим. переводчика )]. Как верно получилось! Он больше никогда не увидит сына… и жену тоже, и трех своих дочерей! Улыбка исчезла. На глазах Сукенаги выступили слезы. Но судьба велит ему умереть здесь, вдали от дома, и он покорится ей.

Больше нельзя медлить. Враг приближается. Ему пора уходить в Западный рай. Сукенага быстро прошептал: «Наму Амида Буду!» – затем с силой вонзил меч себе в левый бок, тут же повернул его и повел вправо, вспарывая живот.

Кровь едва успела показаться из разреза, когда клинок молодого офицера описал полукруг и голова Дзо-Сукенаги зарылась в складки платка, лежащего у него на коленях.




Глава 36


К полуночи от армии Сукенаги осталось лишь несколько горсточек храбрецов, которые сражались, зная, что не могут победить. Меньше полутысячи имперских воинов вырвались с поля боя, переплыли Хино и бежали на юго-восток. Вскоре после полуночи битва закончилась: последний солдат Тайра упал мертвым в лужу собственной крови.

Несмотря на все старания, воины Кисо не смогли найти голову Дзо-Сукенаги, но эта неудача мало что значила по сравнению с победой, одержанной над князем Этиго. Он приказал прекратить поиски.

По настоянию советника от Йоритомо вокруг лагеря победителей были выставлены часовые. Все остальные бойцы праздновали победу, напиваясь до бесчувствия.

Лишь двое из тех, кто входил в военный совет армии-победительницы, не пировали сегодня: Йоши, думавший о бесчеловечности устроенной сегодня с его помощью резни, и Кисо, у которого были свои планы.

«Четыре царя» веселились вовсю, особенно шумели и буйствовали Дзиро и Таро, колотя друг друга по спине и валясь от хохота на землю. Имаи и Тедзука опустошали бутыль за бутылью, громко похваляясь своими подвигами. Томое, пьяно смеясь, повторяла:

– Вы видели, как мой меч пробил доспехи их командира? Видели, какое у него было лицо? Нет бойца лучше Кисо и нет воинов лучше его четырех царей, кроме Томое, которая сражается как пантера и превосходит их всех!

– Я видел все! – крикнул Дзиро. – Его глаза чуть не вывалились из, глазниц, когда он понял, что ты женщина!

– Верно, черт возьми! Может быть, в подземном царстве он научится больше уважать дам!

Кисо делал вид, что пьет и смеется вместе со всеми. Никто не замечал, что он с начала праздника держит в руке одну и ту же бутыль, не наполняя ее. Горец внимательно следил за Йоши, который сидел с закрытыми глазами на границе ночной тьмы и света, идущего от костра.

– Идите сюда, советник! – крикнул Кисо пьяным голосом. – Садитесь с нами! Это и ваша победа!

Веки Йоши были по-прежнему опущены. На его широких скулах отражались вспышки огня, и эти блики делали его похожим на погруженного в размышления Будду, Едва шевеля губами, он ответил:

– Мы выполнили свой долг. Я не жалею об этом, но и не радуюсь. Почти четыре тысячи достойных людей умерли сегодня. Я молюсь, чтобы их души попали в Западный рай.

– Вы портите нам весь праздник, советник! Вот что…

Кисо взмахнул бутылью, делая вид, что пьян.

– Вы настояли на том, чтобы мы выставили посты! Вам с ними и возиться. Назначаю вас до утра начальником караула.

Кисо фамильярно подмигнул Йоши:

– Может быть, вы и правы. Я помню, однажды мои часовые оплошали и вы причинили нам маленькую неприятность! Верно?

Кисо хрипло рассмеялся, исподволь наблюдая за Йоши.

Советник медленно поднял глаза.

– Да. Этот праздник не доставляет мне удовольствия. Я возьму на себя проверку караулов.

Кисо мрачно улыбнулся.

– Будьте спокойны, друзья! – выкрикнул он. – Генерал Йоши позаботится о вашей безопасности!

Компания одобрительно зашумела.

Йоши медленно поднялся на ноги и обошел вокруг костра. Отыскав Сантаро, он хлопнул его по спине, поздравил с геройскими подвигами и, выпив чашку сакэ, исчез в темноте. Кисо поставил на землю бутыль и незаметно удалился от костра в противоположную сторону.




Глава 37


Для Нами день перед битвой прошел трудно. Мужчины вторые сутки занимались устройством засады. Во второй половине дня Нами, прогуливаясь, встретила Йоши, но он, погруженный в свои заботы, даже не узнал ее. Она видела и Томое, – воительница с неприступным видом шла по лагерю, задумчиво сдвинув черные брови. Нами хотела окликнуть ее, но закусила губу и промолчала. Она позавидовала Томое, которую мужчины принимали как равную, и пожалела, что не умеет обращаться с оружием.

Нами вернулась к себе, в одну из больших палаток для лиц высокого ранга, которую они занимали вместе с Йоши. Палатка делилась ширмами на два просторных отделения, так что Нами при желании могла здесь уединиться так же надежно, как при дворе. Пол жилища устилали пышные соломенные циновки, хотя при такой сухой и жаркой погоде в них почти не было надобности. Футон свой Нами обычно раскладывала у входа: сквозняки освежали ее.

Солнце клонилось к закату, и внутри палатки стало почти темно. Нами прилегла. Что-то словно давило ей на левый глаз, обычно так бывало с ней перед сильными приступами головной боли. Из-за царящей в природе жары и духоты от полотна палатки шел сильный запах пыли. Он мешался с чадом горящего масла, и эта смесь вызывала у Нами легкую тошноту.

Почему не идет Йоши? Она почти не видела его в последние дни. Очередной военный совет? Ох уж эти советы! Он так увлечен ими, что не помнит о своей возлюбленной.

Головная боль, запахи, шум напряженной работы, доносившийся снаружи, наводили тоску. Нами вспомнила дядюшку Фумио, раздутое лицо старика, скалящееся с высоты древка, прислоненного к воротам усадьбы, – ужасное зрелище! Слезы невольно полились из ее глаз.

Нами утерла лицо рукавом. Шелк приятно холодил кожу. Молодая женщина забеспокоилась, нет ли у нее жара, и тут же прикрикнула на себя: «Прекрати вести себя как дура! Это скука, одиночество – ничего больше!»

И все-таки она чувствовала какое-то странное томление, приближение неведомой неотвратимой беды. Словно все силы подземного мира ополчились против нее. Нами задрожала.

Разве Йоши намеренно избегал ее? Нет. Она знала, что он исполнял свой долг и что обязанности советника были для него нелегки. Она завидовала его целеустремленности. Йоши всегда умел собираться, полностью сосредоточиваться на чем-то одном. Но женщину огорчало, что зачастую это делалось за ее счет, «Если будущее сражение пройдет хорошо и все окончится благополучно, я не позволю ему больше забыть обо мне, – пообещала себе Нами. – Я буду любить его, пока он не запросит пощады. Мы поженимся, и после этого он будет со мной всегда».

Веки Нами словно отяжелели. Ей казалось, что стенки палатки кружатся. Удары топоров по дереву, крики и ругань солдат, ржание лошадей, звон оружия и упряжи, суетливый топот готовящихся к бою воинов слились в один неясный гул, и Нами заснула.

Примерно в это время Дзо-Сукенага пошел в атаку.




Из тьмы Кисо внимательно оглядел своих военачальников, праздновавших победу в пляшущем свете костра. Убедившись, что никто не заметил его отсутствия, он повернулся и торопливо зашагал к палаточному городку. Молодой часовой – подросток, не старше пятнадцати лет, – окликнул его, но, узнав командующего, покраснел и стал испуганно извиняться.

– Ты хорошо поступил, – похвалил Кисо. – Не теряй бдительности, громко окликай каждого, кто идет мимо. Завтра я награжу тебя. А пока оставайся на посту и забудь, что видел меня.

– Слушаюсь, генерал Кисо!

Молодой человек дрожал от желания выглядеть как можно лучше перед своим полководцем.

Кисо продолжил путь. Городок был освещен плохо. В нем царила тишина: большинство женщин и слуг присоединилось к веселящимся воинам. Время было позднее, но праздник только набирал силу.

Кисо заглянул в несколько пустых палаток, прежде чем обнаружил нужную ему. Он остановился у входа и прислушался. Вдали прорезали ночной воздух пьяные крики. Ближе звучали шумы дикой природы: стрекотание насекомых, зловещее уханье совы, тревожный крик обезьяны в скалах. Легкий ветерок все усиливался и уже шелестел в кронах криптомерии. Больше ничего не было слышно. И все-таки Кисо держал руку на рукояти меча, когда осторожно откидывал полог.

Масло в лампе выгорело. Кисо пришлось подождать, пока его глаза привыкнут к темноте. Наконец в ночной мгле у самого входа стали проступать очертания спящей фигуры. Даже если бы Кисо не мог ничего видеть, он бы понял, что нашел то, что искал: приятный легкий аромат духов окружал ложе, словно прозрачная завеса, которую можно потрогать руками.

Кисо почувствовал необычайное возбуждение и застонал от резкой боли в паху. Он так долго ждал этой минуты. Мужчина отстегнул мечи, развязал пояс оби, быстро сбросил доспехи и сложил их у входа в палатку. Теперь на нем оставались только нижняя свободная рубаха и черные шелковые хакама.

Женщина не шевелилась. Кисо прислушался к ее дыханию и ощутил, как его собственное дыхание, тяжелое и прерывистое, подстраивается под ритм ее вдохов и выдохов. Его сердце билось так, словно пыталось проломить ребра, руки тряслись.

Кисо нетерпеливо развязал хакама и рывком скинул их, приближаясь к футону. Его «мужское острие», твердое и горячее, вздрагивало с каждым ударом его сердца. Кисо опустился на колени, потом осторожно прилег рядом с теплым податливым телом и прижался к нему.




Нами долгие часы металась в лихорадочном полусне. Она смутно слышала вдалеке шум начавшейся битвы. Временами ей казалось, что это сон, временами она вспоминала, что сражение идет наяву, что именно сейчас люди умирают на поле брани, и ее душа сжималась от сострадания и страха.

Потом отголоски битвы превратились в звуки праздника – крики, песни. Нами заворочалась в постели, подумав о Йоши. Он обещал ей, что не будет сражаться и что, если боги даруют армии горцев победу, придет к ней, как только сможет. Она чувствовала во всем теле дремотную тяжесть, хотела встать, посмотреть, что происходит, но не смогла.

Где-то после полуночи она вновь крепко заснула.

Когда Нами очнулась, ее лихорадило. Злой дух, околдовавший ее, когда она укладывалась, наслал на нее болезнь. «Йоши», – пробормотала она. Почувствовав спиной его мускулистое тело, женщина подумала, что это опять сон. Но сильная мужская рука обняла ее за талию, раздвигая шелковые одежды. Жесткая от мозолей ладонь легла на бедро женщины, коснулась чувствительных складок. Нами вздрогнула, еле слышно застонала от наслаждения и протянула руку назад, чтобы помочь ему.

Тонкие пальцы женщины отыскали «мужское острие», ласково сжали его и нежно подвели к укромной ложбине.

«Йоши» меж тем нетерпеливо вздыхал, пытаясь одной рукой откинуть легкую ткань сорочки, мешающую любовной игре. Нами и тут помогла ему. Другая рука мужчины, вынырнув из-под слегка расставленных, подрагивающих бедер, скользнула выше и, обхватив грудь женщины, больно сдавила ее. Нами ощутила жаркое прикосновение «острия» и проснулась окончательно. В ноздри ей ударил удушливый запах пота и крови.

Молодая женщина почувствовала неладное. Кисть руки, больно мявшая ей грудь, была непривычно узка и костлява. Йоши вел себя как-то странно.

Нами беззвучно вскрикнула – и тут же рука, помогавшая ей совлечь одежды, грубо зажала ей рот.

Это не Йоши!

Амида Будда! Помоги верующей в тебя! Нами пыталась закричать, но рот ее был крепко зажат, и воздух с тихим свистом вышел через нос. Она чувствовала резкий запах крепкого сакэ и непривычный едкий запах мужского пота, возбуждающий и вызывающий отвращение.

Она стала бороться, извиваться, пыталась укусить руку, сдавившую ей рот, старалась ускользнуть от пальцев, которые настойчиво мяли, тискали, поглаживали, щипали ее тело. Против своей воли она чувствовала, что начинает возбуждаться сама.

Дьявол, не позволявший ей шевельнуться, задвигался быстрее, его запах усилился. Рука, лежавшая на ее губах, разжалась, и Нами закричала. Она кричала снова и снова, хотя знала, что это бесполезно, что шум праздника победителей заглушает ее голос. Она попыталась ударить это чудовище, но насильник крепко прижал ее руки к бокам.

Потом она почувствовала жаркий порыв его похоти и безвольно уступила, с отвращением и ужасом. Она лежала, покоряясь его желаниям, обесчещенная, искалеченная, оскверненная до самых глубин существа. Лихорадка и оцепенение, погрузившее ее в сон во время сражения, прошли, к сердцу подкатила волна жгучей ненависти. Кто бы с ней сейчас ни был, он заплатит за муку и унижение!

Мужчина отодвинулся. Нами услышала, как он шуршит одеждой у нее за спиной. Темнота в палатке была непроглядной. Нами с трудом приподнялась на локтях, пытаясь разглядеть насильника, но при всем старании могла различить только смутную тень.

Потом занавеска, прикрывавшая вход, отодвинулась, и в свете далеких костров она увидела его профиль – большеносое, скуластое лицо.

– Кисо! – прошептала Нами, скрипнув зубами. – Вы скот! Вы поплатитесь за это!

Кисо уже не было. Темнота опять сомкнулась вокруг Нами, она опустилась на циновку и незаметно для себя заплакала, как ребенок.

Что она могла сделать? Что?




Глава 38


Наутро на месте ночного веселья еще ползало несколько самураев, не желавших расставаться с праздником. В воздухе стоял резкий запах тлеющих мокрых дров: проливной дождь загасил большинство костров. Ливень был слишком коротким, чтобы спасти пересохшие поля, но над лагерем вновь клубились тяжелые тучи.

Поле боя было усыпано трупами людей и животных. С большинства тел было уже снято все ценное: мечи, доспехи, луки и личные вещи. Женщины, дети и старики, следовавшие с обозом, собирали добычу с мертвецов во время праздника.

Йоши проследил за сменой караула и ушел в свою палатку.

Ему показалось, что из-за ширмы, скрывавшей Нами, слышится плач, но, когда он заглянул туда, Нами лежала, накрывшись своим футоном, и не двигалась.

Нами явно крепко спала. Йоши пожал плечами, решив, что рыдание ему почудилось или Нами всхлипнула во сне.

Йоши с неизъяснимым наслаждением развязал шнуры, которые закрепляли правую пластину его чешуйчатых доспехов и швырнул ее на пол. За ней последовали наплечные пластины, главный панцирь Йорои, облегавший всю левую половину его торса и наколенники.

Опустившись на футон, Йоши через голову, не расшнуровывая, стянул защитную рубаху и отправил ее в образовавшуюся груду.

Чистка, починка, укладка – потом, все потом…

Закрывая глаза, он подумал, что мало проводит времени с Нами, слишком мало… завтра он извинится перед ней… завтра?., или сегодня?., наверно, уже сегодня…

Ему показалось, что он не спал и минуты. Однако по царившей в палатке знойной духоте он понял, что уже миновал полдень. Он услышал стуки и грохоты за тонкой стенкой и догадался, что, пока он спал, Кисо велел сворачивать лагерь. Что ж… По-своему он прав. Солдаты империи сразились с горцами и проиграли бой. Теперь император и его семья отданы на милость Кисо.

Йоши вытащил затычку из бамбуковой баклаги, набрал пригоршню воды и швырнул себе в лицо, чтобы прогнать сонливость.

Пора вставать. У него много дел сегодня. Ему надо проследить за снятием палаток, разобраться с трофеями, задать… Но!.. Но прежде всего ему надо поговорить с Нами. Поговорить и… упросить ее потерпеть без него еще денек.

Половина палатки Нами была пуста. Футон свернут. Йоши нахмурился. Куда могла подеваться женщина в боевом лагере, который вот-вот снимется с места? Он забеспокоился, но быстро подавил тревогу: Нами, должно быть, у Томое, и ему не о чем волноваться. И все-таки походная жизнь очень переменила Нами. Его любимая, конечно, всегда была своевольной и независимой женщиной, но при всем при том в прежние годы она ни за что бы не вышла из дому одна.

Йоши в последние месяцы много раз обдумывал свалившуюся на него проблему. С одной стороны, он верил в непогрешимость старинных устоев: женщина должна сидеть дома и вести хозяйство. С другой, он сам позволил Нами отправиться с ним в дорогу на коне, под видом слуги, и проделать без соблюдения кодекса приличий путь из Киото в Камакуру, а оттуда в горы Шинано. Оттого что Нами опять одевается как положено женщине, может ли он требовать, чтобы она опять пряталась за ширмой и вела себя так, словно ничего не переменилось.

Мир становится на голову. Йоши вздохнул. Похоже, действительно наступают последние дни закона, как уверяют предсказатели.

И все же он любит Нами. Любит такую, какая она есть, и никогда не заставит ее отречься от самое себя. Да и что здесь дурного? Нами соскучилась в одиночестве и пошла повидаться с Томое. При все своем, даже внешнем, несходстве, эти женщины стали близкими подругами, И Томое дружба явно пошла на пользу. Йоши беспокоит другое. Ему кажется, Нами несколько огрубела, общаясь с Томое. Нет, что ни говорите, замашки бойца в юбке не подходят для его любимой.

Ну, хватит об этом! Йоши еще успеет повидаться с Нами до переноса лагеря.

Под действием жары трупы, валяющиеся в поле, уже начали разлагаться. Облака, клубившиеся в вышине, опустились ниже, и под их плотным, прижимающимся к земле слоем запах падали стал совершенно невыносим. Он проникал даже в офицерские палатки, и советник недовольно сморщил нос. Что ж, пора приниматься за дело.

Лагерь был перенесен примерно на восемь километров севернее, в поросшую густой травой долину. Посланные в разведку дозоры сообщили, что сын Дзо Сукенаги увел свою армию обратно в Этиго. На пути войск Кисо к столице можно больше не ожидать организованного сопротивления, поэтому военачальник из Шинано решил сделать временную остановку в своем походе по северным провинциям. На вечернем совете он был, казалось, в особенно хорошем настроении.

Победа была достаточной причиной для ликования полководца. Он сиял таким самодовольством, что даже согласился с Сантаро, который потребовал отметить заслуги эмиссара Йоритомо. Обычно Кисо раздражался, когда в его присутствии начинали воздавать кому-то почести за достижения, которые он приписывал себе. Но на этот раз его настроение не испортилось. Наоборот, он в присутствии всего состава совета поблагодарил Йоши за службу, хотя и странным тоном – снисходительным и высокомерным.

Йоши стало не по себе. Он всегда не склонен был доверять Кисо, и меньше всего сейчас, когда он вдруг сделался дружелюбен.

– Советник не очень хорошо владеет мечом, – сказал Кисо с легкой иронией, придававшей его словам двойной смысл, – но его умение предвидеть события показывает, что он мудрый человек и знает, когда нужно избегать боя.

Имаи проворчал:

– Замысел Йоши удался только потому, что наши воины лучше владеют оружием, чем воины Тайра. Мой план принес бы нам ту же победу, но с большей славой и честью.

! – Конечно, конечно, – самым мягким тоном согласился Кисо, – но нам нужно отдать должное нашему советнику. Его тактика позволила ему управлять войсками, не рискуя собой. Так воюют благоразумные и осмотрительные люди. Разве я не прав, дядюшка Юкийе?

Лицо Йоши было высечено словно из одного куска полированного мрамора: он холодно смотрел на полководца холодным немигающим взглядом. Юкийе хуже владел собой: толстые плечи дядюшки Кисо вздрогнули, и он сердито надулся. Солдаты Юкийе были единственным отрядом, который не устоял на своих позициях в этом бою. Злые языки поговаривали, что они отступили вслед за командиром, подрумянивая щеки.

– Однажды ты зайдешь слишком далеко, племянник, – сердито ответил Юкийе, шепелявя от волнения.

– Боюсь, что никогда, дорогой дядюшка! – с лукавой насмешкой произнес Кисо, затем, словно устав играть непривычную роль, стал серьезным:

– Вокруг лагеря достаточно пастбищ, чтобы прокормить наших коней. Здесь есть озерцо, и воды в нем тоже достаточно, несмотря на летнюю засуху. Крестьянских хозяйств тут немного, но хватит на то, чтобы обеспечить войска продовольствием в течение нескольких месяцев. Мы неплохо повоевали и теперь заслужили отдых. Я решил так: мы остаемся здесь на зимовку. Все это время мы будем набирать людей из соседних провинций и обучать воинскому делу, чтобы сделать их достойными нашей славы.

– Вы должны сообщить князю Камакуры о вашем решении, – напомнил Йоши.

Кисо ответил с необычным для него коротким смешком:

– Да, разумеется. Позаботьтесь об отправке такого письма.

Этой ночью Йоши подготовил два послания. Одно предназначалось князю Йоритомо и содержало описание битвы горцев с войсками Сукенаги. Концовка письма предостерегала: армия Кисо растет, победа над Сукенагой делает его власть очень прочной.

Гонец, который повез это письмо, получил и второе, которое он должен доставить императору. Письмо помещалось в той же шкатулке с секретом. Йоши предупредил курьера, что он может лишиться жизни, если это письмо исчезнет, и, наоборот, разбогатеть, если оно благополучно дойдет до адресата.

Письмо содержало развернутые характеристики Йоритомо и Кисо, но заключение его было кратким:

«Йоритомо доверяйте, Кисо умело используйте».

Крестьяне Этидзена многие месяцы молили богов о дожде, и боги ответили целым потопом. Температура понизилась на двадцать градусов, небо, даже днем, было черным от туч и разрывалось зигзагами молний. Долина превратилась в болото, во многих местах стояли лужи глубиной по колено. Солдаты забились в палатки, их обучение на время прекратилось, и каждая палатка казалась островком в мутном море грязи.

Йоши обнаружил, что Нами по непонятным причинам избегает его. Он надеялся, что возлюбленная радостно примет его теперь, когда он свободен от дел и может посвятить себя ей. Вместо этого она отдалилась от него: сжималась от его прикосновений и не хотела разговаривать с ним.

Йоши решил, что эти странности в поведении Нами связаны с приближением ее циклов. Уже не в первый раз он отказывался понимать ее поступки, когда ее мучил овладевавший ею на это время злой дух. Но все-таки трудно жить в палатке с любимой женщиной, не зная, как держать себя с ней, когда она не хочет с тобой говорить, не отвечает на твои ласки…

Теперь у Йоши появилось время обдумать их будущее. Он решил официально оформить их брак. Нами не раз давала ему понять, что чувствует себя неудобно из-за двусмысленности своего положения, и Йоши был уверен, что это предложение излечит ее от тоски.

Дождь непрерывно стучал по крыше палатки. Со дня Этидзенской битвы прошла неделя, и уже третий день подряд на лагерь Кисо обрушивался ливень. Он сопровождался ураганными ветрами, вырывавшими с корнем вековые деревья. Даже в защищенную от ветров долину, где располагался полевой городок, проникали обрывки этих тайфунов, раздувая и опрокидывая плохо укрепленные палатки.

В этот день Йоши возился со входным полотнищем своего жилища, дублируя его шнуровку. Нами отрешенно сидела напротив входа и смотрела на дождь. Когда полог опустился, она даже не шевельнулась и продолжала смотреть на ту же точку. Йоши попытался пошутить. Нами не отозвалась на шутку, но медленно повернула голову и внимательно посмотрела на него. Ее глаза были тусклыми, взгляд затуманивали слезы.

Йоши впервые подумал, что любимая серьезно больна и что ему вскоре, может быть, придется звать лекарей и священников.

– Тебе что-нибудь нужно? – участливо спросил он.

– Нет, – с усилием ответила Нами.

– Я посижу с тобой?

– Посиди, если хочешь.

Разговор оборвался. Йоши понял – Нами трудно отвечать даже на простые вопросы. Он почтительно поклонился любимой и сказал:

– Мне кажется, тебе лучше побыть одной! Я уйду, но буду рядом, за ширмой. Если понадоблюсь – позови.

Нами приоткрыла рот, неуверенно шевельнула рукой, словно желая удержать Йоши, потом тихо проговорила: «Нет, нет, не волнуйся…» – отвернулась и вновь стала смотреть на занавешенный вход.

Как легко бы объяснилось поведение Нами, если бы она призналась, что разлюбила его! Но… почему? Он не сделал ей ничего плохого. Йоши пожал плечами. Главное, что он любит ее. А все, что бы ее ни тревожило, – пройдет.

Йоши вынул чернильный камень, плеснул в его выемку немного воды из чернильницы-суми и добавил туда немного туши. Потом он разбавил получившуюся смесь до нужной густоты и остался удовлетворен качеством полученных таким образом чернил. Он развернул лист дорогой китайской бумаги, окунул кисть в раствор и четкими уверенными движениями начертал:
		Станем едины



		перед духами предков.



		Радость вернется,



		И завтрашнее солнце



		вновь высушит рукава.








Смысл танки был ясен, почерк изящный и разборчивый, завитков-украшений ровно столько, сколько надо. «Завтрашнее солнце» – «завтрашний сын». Да, у них будут прекрасные дети, их ждет замечательная, полная радости жизнь. Йоши улыбнулся в первый раз за много дней, подумав о том, как счастлива будет Нами.

Он аккуратно свернул бумагу, перевязал ее яркой лентой, потом прошел за ширму и протянул послание возлюбленной.

Нами сразу же поняла, что означает этот свиток. Тщательно скрываемые слезы едва не прорвались наружу. Усилием воли женщина сдержалась, приняла послание и поднесла его ко лбу.

– Спасибо, милый Йоши! – тихо проговорила она.

– Незачем отвечать немедленно, дорогая. Я знаю, ты нездорова. Думай столько времени, сколько понадобится. Я не тороплю.

Нами прикрыла глаза и благодарно поклонилась.

Йоши, обогнув ширму, вернулся на свою половину.

Как только он ушел, слезы хлынули из глаз Нами. Почему? Почему он пришел именно сейчас? Слишком поздно. Поздно!

Время после той черной ночи тянулось для Нами мучительно. Два чувства владели молодой женщиной: ненависть к насильнику и отвращение к себе. Горе Нами усугублялось еще и тем, что обо всем случившемся невозможно было ни с кем поговорить. В своей печали она побрела тогда к Томое, потому что была не в силах встретиться с Йоши. Но даже у подруги Нами не нашла покоя. Томое порывалась помочь ей. Возможно, она даже догадывалась, что произошло, но Нами так и не смогла заставить себя сказать ей правду. Поведение Томое невозможно было предсказать. Она была ревнивой и вспыльчивой. Неизвестно, на кого мог обратиться ее гнев. Молодая женщина побоялась подвергать такому испытанию дружбу.

– Теперь она в ужасном положении. И нет ответа на вопрос – как быть. Некому довериться, Если она расскажет все Йоши, он нарушит свой обет и сразится с Кисо – в этом Нами уверена. Он убьет негодяя, несмотря на то что в последнее время несколько потерял боевую форму. Но тогда их мирная жизнь кончится, и рано или поздно Йоши падет от руки какого-нибудь самурая-горца.

Что же делать? Если она не отреагирует на стихи Йоши, если сейчас же не ответит на них, то этим покажет, что отвергает его предложение. Он придет к ней и спросит – почему? Что она ему ответит? А если она пошлет ему танку согласия, то как потом сможет глядеть ему в глаза, имея такое пятно на совести?

Как все придворные дамы, Нами во время своей придворной жизни при дворе в годы брака с Чикарой имела короткие любовные связи. Этого от нее ожидали, ее мужчины вели себя сдержанно и ухаживали за ней, соблюдая светские правила: посылали стихи, дарили цветы в знак любви. Она охотно следовала обычаям двора. Хотя телесная близость с ними не доставляла Нами настоящего удовольствия, ей нравились лесть и внимание. Муж Нами пренебрегал ею много лет и совершенно открыто имел вторую жену, поэтому ее поведение не вызывало порицания.

В этот раз все случилось иначе. Кисо, это животное, взял ее силой, и теперь Нами вынуждена смотреть в лицо насильнику, тая от всего мира свой позор. Может быть, она сумеет уговорить Йоши уехать? Без веской причины – никогда! Долг для него важнее жизни.

Непрекращающийся стук дождевых капель вызывал у нее желание закричать. Но тогда Йоши придет сюда, убаюкает ее в своих объятиях и захочет узнать, почему она вскрикнула.

Нами прикусила губу. «Как быть?» – повторяла она мысленно в такт ударам капель. Как-быть? Как-быть?

Не в силах больше терпеть барабанную дробь безжалостного дождя, которая лишь подчеркивала царившую в палатке тишину, Нами открыла дорожную шкатулку, вынула письменные принадлежности и написала:
		«Поймешь ли меня?



		Сердце томят сомненья.



		Рукава мокры,



		Дождь мой плач заглушает.



		Боюсь, я недостойна!»








Словно для того, чтобы подчеркнуть переносное значение слова «дождь», капелька с ресниц скатилась на страницу, и на последнем иероглифе осталось влажное пятно. Нами свернула листок и отнесла его Йоши.




Глава 39


Второй день девятого месяца был тайаном – счастливым днем недели. Йоши посоветовался со священнослужителями, знатоками «инь» и «янь». С их помощью он решил, что выбрал самый благоприятный день для свадьбы.

Нами по-прежнему была тихой и замкнутой. Разговоры Йоши о свадебной церемонии она принимала без увлечения, что было совсем не похоже на нее.

Казалось, предстоящая свадьба совсем ее не интересует.

У Йоши сердце разрывалось, когда он смотрел на свою молчаливую возлюбленную, одиноко грустившую в палатке. Он вспоминал, как много лет назад сам пребывал во власти злых духов. Нами выходила его тогда, вернула здоровье и жизнь. Йоши твердо решил сделать все возможное, чтобы помочь ей.

Он вызвал лекарей. Они не нашли у Нами никакой болезни. После долгих анализов, после тщательного рассматривания астрологических сводок, анатомических рисунков, математических выкладок было дано заключение – на женщину влияют злые духи. Это было знакомо Йоши. Он хорошо помнил свое состояние и мучительную операцию изгнания дьявола.

Йоши мог пригласить монахов – специалистов по борьбе с врагами рода человеческого, но, памятуя о том, что процедура изгнания бесов опасна, решил подождать и попытаться излечить Нами силой своей любви и нежности.

Болезнь Нами была дурным предзнаменованием для будущей совместной жизни молодой четы. Чтобы преодолеть влияние злых чар, Йоши и решил сыграть свадьбу в самый счастливый день недели.

Томое деятельно хлопотала, помогая Йоши. Она взяла на себя устройство первой части церемонии и сама приготовила свадебное рисовое печенье, которое подавалось на стол в честь синтоистских богов Изанаги и Изанами, тех, что первыми пришли в этот мир.

Утром свадебного дня Йоши и Нами обменялись чашами сакэ в своей палатке при немногих гостях. Теперь они официально стали мужем и женой, но праздник еще не закончился: вечером предстояло свадебное застолье и торжественная церемония обмена чашами, которая называлась сан-сан-кудо – «три-три-девять».

На окраине лагеря была разбита специальная палатка, в ней были установлены два низких деревянных помоста – один напротив другого. Каждому из гостей было отведено свое место на одном из возвышений, и для каждого были приготовлены коврик, низкий столик и чаша Для сакэ.

В этот вечер командиры-самураи войска Кисо восседали на помостах двумя рядами лицом друг к другу, все в своих лучших одеждах, предназначенных для торжественных случаев.

Великолепное зрелище, Лица мужчин спокойны, суровы. От каждого веет сдержанной силой. Каждый исполнен достоинства и сознания значимости момента. Волосы каждого собраны в строгий пучок, перевязанный яркой лентой. На макушках собравшихся аккуратно сидят черные шапочки-эбоши, как при дворе. Боевые мечи повернуты режущей кромкой вверх. Их лезвия ярко блистают, отражая пламя светильников.

Никогда еще с тех пор, как существовала армия Кисо, встреча ее командиров не обставлялась так торжественно и с такой пышностью.

Невеста была хороша, как цветок весенней порой. Нами вышла к гостям в традиционной ватабаши – шапочке из тонкого шелка, символически подавлявшей «рога ревности», которые, по японским представлениям, имеются у каждой женщины. Ревность – низкое чувство. Буддисты считают его злом.

Традиционная свадебная блуза невесты полыхала огнем зари, верхние платья переливались оттенками нежных акварелей – от фиолетовых до бледно-зеленых. Под этими одеждами фигуру Нами облегало еще одно платье – многослойное, пышное платье из алого редкого китайского шелка.

Гладкие, расчесанные на пробор волосы обрамляли напудренное лицо новобрачной, но даже под искусно наложенной косметикой была видна нездоровая краснота ее горевших от внутреннего жара щек. Нами нервничала и, когда к ней обращались, отвечала невпопад, отрывисто, неуверенно смеялась.

Йоши и Томое много дней готовились к сегодняшнему торжеству. По древнему обычаю, во главе одного из помостов должна была помещаться семья невесты, во главе второго – семья жениха. Но, поскольку родственники молодых отсутствовали, было решено, что Томое возьмет на себя роль представительницы родни Нами. Представлять на празднестве семью Йоши попросили Кисо.

Когда Томое сообщила об этом невесте, разразился скандал. Нами разрыдалась:

– Нет! Ни за что! Ни за что на свете Кисо не будет посажёным отцом на моей свадьбе!

Томое пыталась успокоить подругу:

– Я знаю, наши мужчины не ладят между собой. Но Кисо – наш командующий. Мы должны соблюдать субординацию. Он поведет себя как положено. Можешь не сомневаться, я послежу за этим.

– Я не желаю, чтобы он участвовал в обряде! Нами впала в истерику.

На скуластом лице Томое заиграли желваки. Тут что-то не так. Слишком много крика из-за пустяка. Определенно, Кисо причинил ее подруге какое-то зло. Какое?

– Ты обязана согласиться! – пустила пробный шар Томое.

– Никогда!

– Объясни, почему?

– Не могу!

– Нами, я твоя подруга. Откройся мне. Кисо оскорбил тебя?

– Я не хочу говорить об этом!

Томое кивнула. Истерика подруги окончательно убедила ее – Кисо чем-то жестоко обидел Нами. Томое также нисколько не сомневалась, что Нами ни в чем не виновата перед ней. Что ж, ничего не поделаешь. Придется щелкнуть Кисо по носу. А если он заартачится, Томое найдет способ утихомирить его.

Военачальница припомнила, что в ночь празднования победы над имперскими войсками Кисо куда-то отлучался от костра. Не с той ли ночи так переменилась Нами? Теперь, конечно, ничего не проверить, но… Томое чувствовала, что напала на верный след. Ладно, Кисо еще ответит перед ней за свои дела.

Сейчас нужно спасать положение.

– Нами, – взяла Томое подругу за руку. – Ты не будешь возражать, если представлять Йоши мы попросим Сантаро?

– Конечно. Он наш друг.

– Хорошо. Я позабочусь об этом.

Так и сделали. Вечером Сантаро возглавлял гостей со стороны Йоши. Надутый Кисо мрачно восседал рядом с ним. Томое царила на противоположной стороне зала. Невеста и жених сидели друг против друга, замыкая ряды собравшихся.

Между помостами двинулся священник, читая молитвы и обмахивая собравшихся веткой священного дерева сакаки. Закончив обряд очищения, он поклонился, как положено по этикету, и ушел.

Церемония «три-три-девять» началась.

На специальном свадебном подносе перед невестой расположили чаши и налили в первую сакэ, трижды наклоняя бутыль. Невеста тремя глотками осушила поданную ей чашу. Лицо новобрачной стало торжественным и спокойным. Черты его исказились лишь на краткий миг. Когда взгляд Нами скользнул по лицу Кисо, из глаз ее словно вылетела молния. На губах Кисо зазмеилась усмешка. Этой короткой перестрелки взглядов никто не заметил, только Томое наклонилась вперед.

Что взволновало подругу? Чему ухмыльнулся милый друг Кисо? Томое оправила синее кимоно и опять откинулась на пятки. Она будет внимательно наблюдать за Кисо. Она не позволит ему омрачить счастье Нами в такой день.

Чашу вновь наполнили и поднесли Йоши. Он осушил ее так же, как и Нами, тремя глотками. Вторую чашу подали сначала жениху, потом невесте. Из третьей чаши Нами опять пила первая.

Эта церемония – три чаши наполняются сакэ в три приема и выпиваются в три глотка – завершила свадебный обряд. Теперь Йоши и Нами стали по всем правилам законными супругами.

Началось застолье.

Слуги торопливо забегали взад-вперед по центральному проходу, потчуя гостей сладкой кашей из ямса, рисовыми пирожками с начинкой из водорослей, печеной, маринованной и жареной рыбой. Затем подали дичь с фруктами и ореховыми булочками. Снова и снова на столы выставлялись бутылки сакэ. Сантаро громогласно прокричал здравицу в честь жениха. В ответ Томое предложила тост за невесту. Даже Кисо увлекся церемонией и казался искренне растроганным, когда предложил выпить за счастье обоих новобрачных.

Горячий жир капал на дорогие наряды, сакэ проливалось на колени гостей. Таких мелочей не замечали. Гулянье набирало силу. Кто-то предложил устроить поэтическое состязание. На бестактного гостя недовольно зашикали. Зато популярная песенка «Девицы из Нанивы» была подхвачена многими офицерами и допета до последнего куплета под одобрительные возгласы одних самураев и презрительные смешки других.

Через какой-нибудь час большая часть гостей была пьяна до бесчувствия. На пол валились куски еды. Некоторые гуляки уснули, уткнувшись в свои подносы. Какой-то самурай, вставая, споткнулся о ноги соседа и грохнулся в проход между помостами. Он тут же выхватил меч и, лежа на спине, бешено замахал им, угрожая неведомому врагу.

Только Кисо и Томое заметили, как Йоши увел Нами в ночную темноту.

Мрак был почти непроглядным. Стояла полночь второго дня лунного месяца, и в небе сияла самая тонкая улыбка Тсукийоми. Йоши вел молчаливую Нами в палатку, которая теперь была их супружеским домом.

Йоши разостлал футон, обнял молодую жену и нежно увлек ее на брачное ложе.

Они не были вместе со времени Этидзенской битвы. Йоши почувствовал резкую боль и привлек Нами к себе. Но еще большая боль пронзила ему сердце, когда он понял, что Нами просто покоряется ему, не испытывая прежней радости.

– Я люблю тебя, Нами! – прошептал он. Она чуть слышно ответила:

– И я люблю тебя, Йоши!

Он прижался щекой к ее щеке и ощутил, как колотится ее сердце.

Он понял, Нами плачет. Он почувствовал ее слезы на своей щеке и осторожно утер рукавом халата лицо любимой.

– Какой бы злой дух ни держал тебя в своей власти, мы будем бороться с ним вместе и победим, – прошептал Йоши.

Нами молча всхлипнула, ее плечи задрожали. Йоши положил левую руку поверх платья на бедро Нами и почувствовал, как она напряглась.

– Нами, мы наконец муж и жена, но я стану терпеливо ждать, пока ты не будешь готова. Я не грубое животное, которое может насильно овладеть женщиной… даже собственной женой.

Нами всхлипнула громче.

– Йоши, будь со мной! Обними меня. Приласкай. Может быть, лекари правы, и это злые духи терзают меня. Мне нужна твоя любовь. Помоги мне, Йоши. Излечи меня. Что бы я ни делала, не оставляй меня одну в этой постели. Я хочу тебя…

Ресницы Йоши намокли. Он ответил ей стихами:
		Холодный месяц



		Мне жестокой усмешкой



		Казался в горе.



		Теперь я вижу – улыбкой



		Он согревал мне сердце.








Нами придвинулась к любимому и оплела его ногу своей.
		Если мне еще



		Отдано твое сердце,



		Обнажи меня.



		Будем любить друг друга.



		Луна высушит слезы.








Как только Нами произнесла последние слова танки, злой дух, владевший ею долгие дни, исчез. Ее пульс забился быстрее, и она почувствовала мучительную, как боль, жажду любовной ласки, которую всегда испытывала до горького соития с Кисо. Ужас, казалось вселившийся в нее навсегда, был отринут. Нами хотела Йоши. Она хотела вернуться к жизни.

Тонкие пальцы Нами коснулись чресел возлюбленного, стали нежно поглаживать их, и через несколько секунд молодая женщина поняла, что он полностью готов к любви. Она наслаждалась трепетом рук, ласкавших ее тело, мягкими прикосновениями его ладоней к своей груди. Потом рука Йоши легла ей на бедро, и Нами развернулась к нему навстречу, как цветок раскрывается навстречу солнцу.

Лагерь почти полностью погрузился во тьму. Шум праздника постепенно сменился тишиной: последние пьяные голоса умолкли. Было слышно лишь стрекотание кузнечиков, обычное для начала десятого месяца, Изменчивый мир не сможет проникнуть сюда. Нами перекатилась на спину, с удовольствием слушая, как ее шелковые одежды, раскиданные по футону, шуршат под ней. Она помогла Йоши приподняться, привлекла его и направила, когда он склонился к ней.

Мир исчез для Нами, и все ее чувства сосредоточились в одном маленьком пятачке ее тела. Она ощутила поиск, вторжение, нажим. Горячая волна поглотила ее. Солнечная искра – огонь богини Аматерасу – зажглась в глубине ее существа, погасла, снова загорелась. И каждый раз, когда эта искра вспыхивала, она разгоралась все ярче. В ее мозгу с бешеной скоростью сменялись чудесные образы: Западный рай, цветы и сады, освещенные солнцем храмы, дворцы и сияющее небо. Нами смутно услышала крик Йоши. Она напрягла все силы своего существа и сама закричала в сладком исступлении.




Часть третья





Глава 40


Лагерь Кисо был разбит в неглубокой долине, которую с севера замыкала гора Хиюти, самая высокая из северных гор. У ее подножия рос густой лес, где кусты тесно сплетались между собой под кривыми стволами старых деревьев. Эта полоса леса окружала примерно сто те возделанной земли, занятой полями и хижинами крестьян. Сюда вела всего одна дорога с востока.

Войска Кисо квартировали поначалу в своих военных палатках, Палатки были удобны в любое время года, кроме зимы, и Кисо приказал командирам организовать постройку более прочных жилищ.

Пехоту послали валить лес. Запряженные волами телеги на обитых железом колесах от зари до зари громыхали по дороге, подвозя бревна. Женщины, дети и старики плели из соломы крыши и забивали землей щели казарм.

Ставка Кисо расположилась у подножия Хиюти-ямы. Ее нарекли громко – Хиюти-дзё, крепость Хиюти, На самом же деле там была поставлена просторная изба с толстыми бревенчатыми стенами, окруженная высоким частоколом. Эта «крепость» была отрезана от равнины петлей мелкой речки, омывавшей подножия горы.

Под руководством Йоши неподалеку от крепости были построены учебный плац и додзе – школа военного дела. Армия, которой нечем заняться, теряет дисциплину.

Додзе имел в плане вид большого прямоугольника, обнесенного забором. Четыре длинные узкие казармы обступали центральную площадку. В них с минимумом удобств могло разместиться около двухсот солдат. Когда позволяла погода, стены, выходившие на внутренний двор, раздвигались и помещения легко и удобно проветривались. Юго-восточный угол двора додзе был отведен для выездки лошадей. Рядом, за высокой стеной, устроили тир для стрелков из лука. Остаток двора заполонили невысокие строения, соединенные крытыми переходами. В них размещались зал для обучения бою на мечах и копьях и классы тактики и военной истории. Там же стоял низенький домик, в котором поселились Йоши и Нами.

Интенданты Кисо делали все, чтобы обеспечить гарнизон провиантом и безболезненно пережить надвигающуюся зиму. Грубо построенные амбары ставили фасадами к Хиюти-дзё, узкие проходы между ними пересекались под прямым углом подъездными дорогами и образовывали сеть улиц. В амбары возле здания ставки загрузили пять тысяч коку риса, закатили сотню бочек сакэ, остальные объемы заполнили сушеной рыбой, вяленым мясом и дополнительным запасом соли. Склады возле плаца вместили пять тысяч коку бобов и иного корма для лошадей и волов.

Весенняя засуха 1181 года уничтожила урожай зерновых почти во всей Японии, но эта долина в Этидзене осталась плодородной. Небольшое озеро и мелкая река, живописно опоясывавшая Хиюти-яму, давали достаточно воды для полива, и крестьяне даже смогли сохранить свой скот.

Когда наступил двенадцатый месяц и начались снегопады, в лагерь стали приходить сотни голодных крестьян из соседних с долиной мест. Новичков охотно принимали, самых одаренных отправляли в военную школу. Йоши вставал до, зари и работал до полуночи обучая новобранцев фехтованию, тактике и верховой езде.

Нами, горевшая желанием заняться каким-нибудь полезным делом, предложила давать курсантам школы уроки каллиграфии, чтения и стихосложения. Военный совет отклонил ее предложение, посчитав такие уроки ненужной роскошью.

После свадьбы Нами полностью излечилась от владевшей ею гнетущей тоски. Томое редко навещала ее, занимаясь хозяйственной деятельностью, и молодая женщина большую часть времени проводила одна. Казалось, это ей даже нравится. Она с удовольствием «вила гнездышко» и делала записи в «дневнике из-под подушки».

В середине первого месяца 1182 года начались жестокие морозы. Таких холодов не помнили даже старики. Земля, которую высушила и выжгла безжалостная летняя жара, теперь стала твердой, как железо, и покрылась огромными снежными сугробами.

Во всех северных провинциях люди сжигали нажитое добро, чтобы согреться. Люди толпами уходили в леса, пытаясь раздобыть еду и дрова, и гибли тысячами. Бедняки, богачи, монахи торговцы замерзали в полях, их тела погребали мощные, как лавины, снегопады. Большинство трупов было обнаружено только весной, когда растаял снег.

Лагерь Кисо от северо-восточных ветров защищала гора Хиюти, но от снегопадов защиты не было. Много раз по утрам обитатели гарнизона просыпались в давящей тишине и обнаруживали, что лагерь засыпан слоем снега выше человеческого роста. Нет, даже самые древние старцы не могли вспомнить на своем веку такой суровой, беспощадной зимы.

В конце осени Кисо был непрочь пополнить свои войска крестьянами окрестных провинций, и те, кого голод выгнал из хижин, шли к нему толпами. Но вскоре Кисо понял, что, как бы просторен ни был лагерь и как много продовольствия ни лежало на его складах, в нем все равно не хватит места и еды для всех желающих.

Когда начались сильные снегопады, явилась еще одна тысяча человек. Им позволили зарабатывать себе на пропитание, расчищая улицы городка от снега. Они были последними, кого взяли. С этого момента приходящих стали гнать прочь. Часовые получили приказ стрелять в каждого, кто появится вблизи лагеря.

Но люди все шли и шли. Почти пятьсот тел занесло снегом возле ограды, прежде чем несчастные скитальцы поняли, что здесь их никто не ждет.

В длинные ночи из леса доносились жалобы тех, кого прогнали. Светлые точки вспыхивали в темноте: несчастные крестьяне собирались вместе вне досягаемости стрел и разжигали свои костры. Огонь грел, но не наполнял желудок. Недели превращались в месяцы, и костры постепенно стали исчезать. Дозоры сообщали, что, отчаявшись, голодавшие стали по ночам отрезать куски от замерзших тел, готовить их на кострах и есть. Наступила оттепель, и это какое-то время помогало несчастным выжить, но вскоре и тех, кто спасся людоедством, прогнал прочь вернувшийся холод.

Йоши сочувствовал жалобно умолявшим о спасении крестьянам. Он не забыл годы скитаний, когда был беглецом и прятался в горах, едва поддерживая свою жизнь, выживая такими мерзкими способами, что он выбросил воспоминания о них из своей памяти. Но, кроме сочувствия, Йоши ничего не мог предложить несчастным. Кисо был прав: он ничем не был обязан этим посторонним чужакам. Он был обязан сохранить жизнь своим воинам.

Йоши отвернул глаза и душу от тех, кто крался по лесу или жалкой тенью маячил вдали. Он полностью посвятил себя военной школе. Было так славно вновь ощутить в своей руке меч! Ему нравилось обучать искусству ведения боя. Делясь своими знаниями с другими, он чувствовал, что выполняет свое жизненное предназначение. Йоши снова называли сенсеем. Его уважали. Он опять был в хорошей боевой форме, и это тоже доставляло ему удовольствие. Йоши проводил долгие часы, тренируясь с мечом, луком, нагинатой и метательными звездами – шурикенами. Он овладел еще одним видом оружия.

Восемь лет назад под руководством мастера боя Ичикавы он впервые взял в руки боевой веер. Здесь у него появилась возможность тренироваться с ним. Он стал отрабатывать с веером виды и способы защиты против различных видов оружия. Йоши вне додзе не носил меча, но, имея веер, мог теперь отбиться от любого внезапного нападения.

Тот экземпляр оригинального оружия, который Йоши выбрал для себя, имел восемь железных ребер с остро заточенными концами. В сложенном положении ребра представляли собой подобие массивного кинжала, с круглой ручки которого свисал белый шнур с кистью. Когда веер был раскрыт, становилась видна украшавшая его насечка – дракон, символ вечной битвы между добром и злом, тот самый символ, который Йоши наносил когда-то на лезвие мечей кузнеца Ханзо, когда учился у него ковать оружие.

Боевой веер был универсальным оружием: легким поворотом ладони его можно было превратить в толстую железную полосу, чтобы отбить удар меча, в кинжал, чтобы пронзить внутренности врага, или в круглую дубину, чтобы раздробить его суставы.

Свободное время Йоши проводил с Нами, растапливая в ее душе лед Этидзена.

Сантаро бывал у них постоянно и всегда встречал радушный прием. Томое заходила к Нами, когда Йоши бывал занят в военной школе.

Ни Кисо, ни Имаи ни разу не побывали у Йоши дома, но часто заходили в додзе и наблюдали, как идет обучение новичков. Имаи дефилировал по школе со скучающим видом, но Кисо следил за работой мастера боя с расчетливым вниманием.

На второй месяц 1182 года в лагере началась эпидемия болезни, которую назвали «черный язык». Солдаты становились слабыми и вялыми, потом у них поднимался жар. Люди быстро худели. Перед смертью языки больных чернели и распухали. Лекари поили страждущих отварами из целебных трав, священнослужители читали молитвы. Ничто не помогало. Более трехсот мертвецов было вывезено на телегах из лагеря и сброшено в глубокий овраг неподалеку.

В начале третьего месяца наступила оттепель, снег стаял, обнажив трупы. Эпидемия усилилась. Кисо решил покинуть долину, пока болезнь окончательно не подорвала боевой дух армии.

Вечером накануне выступления в главном здании крепости Хиюти был собран военный совет. Йоши присутствовал на нем и, как всегда, сидел рядом с Сантаро. Время от времени порывы ледяного ветра проникали в зал через плохо утепленные стены. В углах зала пылали жаровни, а сосновые факелы, вставленные в щели, скудно освещали помещение. К вечеру похолодало. Полурастаявшие сугробы заледенели.

Если Кисо и мерз, то не показывал этого: он был одет в тонкий хлопчатобумажный костюм и куртку. Главнокомандующий восседал на своем обычном месте – лицом к участникам совета.

– Мы выступаем отсюда завтра утром, – объявил он. – Идем на север. Наша задача – объединить северные провинции. Выполнив ее, мы повернем на Киото. Мы не будем ждать, пока мой двоюродный брат Йоритомо начнет действовать. Когда мы прочно утвердимся на севере, мы завоюем Киото. Некоторые части останутся здесь и будут защищать крепость Хиюти до нашего возвращения.

– Сколько людей вы оставляете? – спросил Йоши.

– Восемьсот самураев, в основном пеших солдат, под началом четырех командиров, в том числе моего дяди Юкийе.

Кисо кивнул дяде. Юкийе, казалось, был недоволен, что его отстраняют от главных дел, но покорно снес эту, как он считал, новую выходку племянника. Кисо продолжил:

– В лагере остаются также семьи и прислуга. Этого больше чем достаточно, чтобы справиться с локальным врагом.

– Но недостаточно, чтобы защитить крепость от атаки больших сил, – возразил Йоши.

Кисо сердито взглянул на него.

– Что предлагаете вы, господин тактик? – в голосе Кисо звучала злая насмешка.

– Покинуть крепость. Она выполнила свою задачу как временная ставка. Возьмите людей туда, где они смогут принести пользу.

– Мы сделали эту долину своей. Она богата рисом и зерном. Мы будем дураками, если оставим ее врагу.

– Зима кончилась, Мы не можем ставить гарнизон в каждом привлекательном месте. Когда север покорится нам, мы всегда сумеем потребовать эту долину как военную добычу. Если же мы оставим здесь восемьсот человек, мы потеряем их для будущих боев и, может быть, потеряем их жизни.

Кисо опустил глаза, Выражение его лица стало жестким: он рассердился.

– Мы сохраним долину, – сказал он. – А если вы считаете, что моего дяди и его людей недостаточно, мы можем оставить вас здесь. Помогите им.

И Кисо хрипло рассмеялся.

– Но… – попытался возразить Йоши.

– А мне эта мысль нравится, – прервал его Кисо. – Вы останетесь с Юкийе защищать крепость.

– Я предпочел бы…

– Хватит! – сердито крикнул Кисо. – Это приказ. Вы обязаны принять назначение без возражений, Вы останетесь!

Йоши молча склонил голову. В глубине души он проклинал себя за то, что вступил в пререкания.

Несмотря на свое высокое звание, он должен в первую очередь подчиняться приказу.

Лицо Йоши не выдало его чувств, Кисо совершил сейчас первую крупную ошибку. Не придется ли Йоши поплатиться за нее?

Утром восьмого дня на телеги обоза грузили зерно, солонину, сушеную рыбу, бобы и вещи. Армия была готова к выступлению. В этот же день Йоши послал письма Йоритомо и Го-Ширакаве. Он советовал Йоритомо собрать войска и захватить столицу до того, как это сделает Кисо. По мнению Йоши, у Кисо еще не хватало силы, чтобы вступить в борьбу с братом, – пока не хватало. Но в скором времени Кисо будет к этому готов.

В письме к Го-Ширакаве содержались те же сведения. «Кисо обязательно выступит против Йоритомо, – писал Йоши. – Ваше Высочество может быть втянуто в борьбу между ними. Используйте свое имя и средства на стороне Йоритомо. Помогите ему раздавить Кисо, пока он не стал слишком сильным».




Глава 41


Прошел месяц с того дня, как армия Кисо ушла из долины Хиюти-яма. В северо-восточном квартале Киото незадолго до рассвета молодой генерал Тайора Коремори заканчивал свой туалет.

Коремори следовал старине: чернил зубы и покрывал лицо белой пудрой. Его волосы были зачесаны назад, собраны в пучок и стянуты повязкой-кобури из мягкого черного шелка. Верхняя одежда генерала была пошита из парчи с рисунком малинового цвета – лошади на розовато-лиловом фоне. Нижние одежды желтой и темно-оранжевой расцветки выглядывали из-под обшлагов парадного мундира. Широкие штаны жесткого шелка громыхали при каждом шаге генерала.

Прежде чем вызвать карету, Коремори осмотрел себя в зеркале. Он провел мягкой рукой по выступающему подбородку и остался доволен; побрился чисто. Под белой пудрой на его молодой коже – генералу шел всею двадцать второй год – сиял здоровый румянец. Черты лица Коремори были классически правильными, шея толстой, а плечи мясистыми. Он очень походил на своего умершего отца Тайра Шигемори, любимого сына покойного Первого министра.

Коремори ударом гонга вызвал слугу и приказал подавать карету. Ожидая ее, молодой генерал задумался.

Год назад его дед ушел в Западный рай. За это время генерал почти не продвинулся по службе. Коремори считал причиной своих неудач слабость дяди Мунемори и гнусные хитрости императора-отшельника Го-Ширакавы, Молодой генерал не простил Го-Ширакаве обиды, когда тот поставил во главе войск империи его дядю Шигехиру, Император-отшельник тогда настоял на этом назначении и осрамил его, Коремори, напомнив о позорном бегстве от реки Фудзикавы.

Коремори нахмурился. Шигехира добыл себе большую славу, победив Юкийе на реке Суномата, меж тем как он сам зря тратит жизнь в столице на пустяковые придворные интрижки.

Вошедший слуга прервал его размышления: карета была подана. Коремори в придворных башмаках на толстой подошве спустился по парадным ступеням своего особняка – шиндена и прошел усыпанной белой галькой дорожкой к экипажу.

Стоял восьмой день четвертого месяца, и солнце ярко сияло. В прохладном воздухе носились ароматы только что раскрывшихся цветов. Коремори с удовольствием вдохнул полной грудью, поправил церемониальные мечи и с царственным видом разместился в карете. Он направился в Рокухару.

Пока карета, подскакивая, катилась по изрезанной колеями главной улице, Коремори рассеянно поглядывал в окна, Зима была жестокой. Многие дома рухнули под тяжестью снега, и вместо зданий чернели обгорелые обломки опорных столбов. Резкий запах гари разъедал ноздри.

Карета с грохотом покатилась по Судзаку-Одзи. Коремори пришел в ужас: даже знаменитые ивы были изуродованы распоясавшимися горожанами, которые воровски изводили их ветви на топливо. Будь это в его власти, Коремори казнил бы этих варваров на месте.

Когда карета повернула на улицу Сандзё и направилась к мосту Пятой улицы, Коремори заметил священников, отмечавших знаком Амиды Будды мертвецов, погибших от эпидемии и валявшихся на улицах. Молодой генерал вздрогнул, С улучшением погоды от мора, кажется, стало гибнуть больше людей. Ужасная болезнь не щадила даже придворных. Боги гневались на свой народ.

Коремори чуть не задохнулся от вони, проезжая мимо груды полуразложившихся трупов. С мертвецов содрали одежду и сбросили голые тела под мост, даже не прикрыв их ради приличия. Коремори попытался угадать, кем были эти люди. Должно быть, крестьяне, умершие от голода или замерзшие этой суровой зимой. Но разве можно быть в этом уверенным? Разве не могли там оказаться и знатные люди, которых ограбили, убили, раздели и швырнули в эту ужасную кучу? Какая мерзость, даже думать об этом неприятно!

Карета Коремори подкатилась к посту охраны поместья Рокухара. Предвкушение большой удачи тут же заставило генерала забыть обо всем, что он увидел в городе. Друзья шепнули ему, что после церемонии «Омовения Будды» его может ожидать важное назначение. Вот она, та возможность отличиться, которой Коремори ждал весь год, пока его сопливый дядюшка добывал себе славу на войне! Генерал сжал губы и выдвинул массивный подбородок: он шел навстречу свой судьбе. Его радетели шепнули ему, что о назначении объявит Мунемори после праздничных обрядов этого дня. Коремори прекрасно понимал, что посты раздает не дядя, а его мать Нии-Доно, негласно управлявшая своим сыном.

Обычно Обряд «омовения Будды» совершался в Имперском граде, но влияние Нии-Доно было так велико, что, когда она пожаловалась на легкое недомогание, Го-Ширакава приказал священникам и знати собраться на церемонию в Рокухаре.

В центре главного зала дворца Рокухары возвышалась восьмиметровая статуя Будды. Бог безмятежно глядел вниз на многоцветное и роскошное сборище. Знатные гости щеголяли в самых ярких официальных нарядах. Цвета сливались, кружились, перемещались в свете сотен светильников, подобно стеклышкам гигантского калейдоскопа.

Сановники второго разряда носили парадные костюмы «цветов глицинии» – нежное сочетание голубого или фиолетового тона верхней одежды и светло-зеленых красок нижних одежд и подкладок. Третий разряд одевался в «цвета клевера» – темно-красные поверх зеленых. Каждому разряду принадлежала своя цветовая гамма, и каждое сочетание красок было великолепно. Тона «цветка сливы» – ярко-красные на темно-фиолетовом – свободно сочетались с тонами азалии, желтой розы и ивы. Даже придворные шестого разряда, самые низшие по званию среди приглашенных, были красиво одеты в зеленые блузы и широкие штаны. У одной из стен зала был установлен помост, окруженный низкой оградкой из тикового дерева. В углах этого возвышения стояли высокие вазы серовато-зеленого цвета с букетами из цветущих веток вишни. Ветки перевешивались через загородку, роняя лепестки.

С этого возвышения Нии-Доно, опираясь на обитую парчой подставку для локтей, наблюдала за церемонией из-за дамской ширмы – переносной рамы чуть меньше двух метров в высоту, обтянутой прозрачной тканью. Го-Ширакава сидел в похожем на трон китайском кресле, рядом с ним в небольшом креслице томился его внук, четырехлетний император Антоку. Мунемори в роскошном наряде, расшитом узорами в виде луноцветов на нежно-розовом фоне, восседал, скрестив ноги, на фиолетовой подушке слева от своей матери. За спинами царственных особ возвышалась двустворчатая корейская ширма. Обе ее створки были квадратными, по три метра в высоту и ширину, и расписаны драматическими картинами: на левой был изображен Ад Авити, на правой – Западный рай.

Коремори присоединился к участникам танца и решительно повел их за собой, гордясь знанием его традиционных шагов.

Священники в белых шелковых одеждах и высоких золотисто-белых шляпах, завязанных лентой под подбородком, резко контрастировали с пестро одетой знатью. Их было около двадцати – служители основных храмов и алтарей Нары и горы Хией. Смешивая буддистские и синтоистские обряды, священники читали сутры и пели гимны во славу Будды.

За статуей были сооружены высокие подмостки, чтобы священники и знатные гости могли, поднявшись по ступеням, окропить водой голову божества и спуститься с другой стороны. Священники, произнося каждый отдельную молитву, по очереди зачерпнули воды из золотой трубки и свершили обряд омовения. Когда последний из них сошел с подмостков, Коремори повел вверх по ступеням светских участников празднества. Продолжая церемониальный танец, каждый из них почтительно поклонился, вылил на статую воду и занял заранее отведенное ему место возле императора.

Под руководством Го-Ширакавы участники праздника прочли «Сутру лотоса». После этого священники удалились, оставив знатных гостей праздновать одних. Музыкант завел на самисене мелодию «Был ли еще такой день», два актера, грациозно покачиваясь, сыграли пантомиму «Рождение Будды». Их красные блузы и широкие белые штаны приятно шуршали, когда танцоры меняли положение.

Множество чаш с сакэ пошли по рядам гостей. Каждый, пригубив напиток, произносил стихотворение. Коремори сложил такое:
		Зал Рокухары



		Вторит пению божьих слуг,



		Что прославляют



		Здесь золотого Будду



		И его славных детей.








«Славными детьми» Будды были, конечно, собравшиеся здесь придворные и прежде всего род Тайра. Знатные гости захлопали в ладоши, а Го-Ширакава, который в продолжение всей церемонии имел мрачный вид, довольно кивнул, одобряя сочинителя.

Что бы ни делал Коремори – читал стихи, пел или танцевал, он не сводил глаз с помоста, ожидая знака. И наконец в награду за свое терпение он увидел, как его бабка, высунув костлявую руку из-за ширмы, дотронулась до рукава Мунемори. Тот отодвинулся в сторону, сердито фыркнул в надушенный платок, потом, поморщившись, повернулся к старому императору и что-то прошептал ему на ухо.

Го-Ширакава сделал вид, что не замечает Мунемори, и продолжал жевать сладкий пирожок. Коремори замер. Наконец, когда Мунемори побагровел от унижения, император встал и вытянул руки, привлекая внимание гостей.

Служитель ударял в китайский гонг, пока знатные гости не прекратили разговоры и не встали полукругом перед императорским помостом, ожидая объявления.

Голова Го-Ширакавы была чисто обрита и натерта душистыми маслами, как полагалось ему по сану. Поверхность ее ярко блестела в свете светильников. Крупный породистый нос резко выделялся на круглом лице императора. С вытянутыми руками, в алой придворной мантии, распахнутой так, что была видна подкладка из темно-красной камки, поверх белой шелковой нижней одежды и темно-фиолетовых широких штанов, Го-Ширакава на фоне корейских ширм казался зрителям, в зависимости от их положения, то воплощением Будды, то демоном грозного царя Эммы-О.

– Сегодняшняя церемония освободила нас от прежних грехов и укрепила нашу веру, – произнес нараспев император. Его голос то повышался, то падал.

Придворные небрежно похлопали. Го-Ширакава подождал, пока аплодисменты затихнут.

– Наш добрый народ перенес тяжелые бедствия этой зимой, – продолжал он. – Мне незачем напоминать вам об этом: каждый из вас знает кого-либо, кто пострадал от морозов и мора в это трудное время. Но теперь, – его голос взлетел вверх, – мы должны забыть о зиме. Аматерасу улыбается, и настало благоприятное время для наших действий против врагов империи.

В этот раз рукоплескания были громовыми. Для кого из собравшихся здесь вторжение Минамото не было угрозой? Кто не потерял имений в дальних провинциях? Кто откажется отважно послать слуг против врага, чтобы вернуть земли и доходы?

Го-Ширакава развел руки в стороны. Его красные рукава казались символом крови и битвы.

– Мы вооружим новую армию, которая уничтожит Кисо Йошинаку и вернет нам север. Командующим армией назначается наш уважаемый генерал… Тайра Коремори!

Хотя Коремори ожидал назначения, он почувствовал, что кровь приливает к его щекам. Генерал задрожал от волнения и гордости. Новый командующий глубоко втянул воздух, задержал дыхание, сосчитал до пяти и сделал медленный выдох, уже слыша рукоплескания в свою честь. Теперь он сотрет из людской памяти позорный разгром у Фудзикавы! Коремори трижды поклонился императору.

– Я принимаю это священное для меня поручение во имя императора и рода Тайра, – провозгласил генерал. – Будьте уверены: не пройдет и года, как предатели Минамото будут уничтожены.

Го-Ширакава вновь опустился в резное кресло и сунул за щеку леденец. Генералы и прочие знатные господа, поздравляя Коремори, не замечали язвительной усмешки на лице императора. Старый хитрец размышлял о сообщении, полученном недавно от своего разведчика Тадамори-но-Йоши. Йоши писал, что Кисо становится все сильнее, и советовал Го-Ширакаве поддерживать Йоритомо в будущей борьбе. Вот именно, думал император, пусть Коремори сражается с Кисо в северных провинциях, Кто из них победит – неважно, важно, что Тайра и Кисо будут ослаблены.

Го-Ширакава поглядывал на нового командующего, воинственно распустившего перья в кругу друзей, кивал бритой головой и цинично усмехался. Да, он посылает того, кого надо.

Не меньше пятнадцати военачальников столпились вокруг Коремори, предлагая свои услуги. Смысл восклицаний и уверений каждого был приблизительно таков: «Мощь империи раздавит грубых варваров».

Праздник продолжался. Гости неумеренно смеялись, расхаживали, спотыкаясь на ровном месте, вокруг золотого Будды, пили за победу и пьянели от сакэ и героических помыслов.




Глава 42


В тот день, когда Коремори получил назначение от императора, Йоши и Нами исследовали узкую тропу, вьющуюся по склону Хиюти-ямы. Множество заброшенных дорожек змеилось вокруг, но большинство из них никуда не вели, теряясь в густых зарослях. Бодрящий воздух восьмого дня четвертого месяца и аромат распускающихся полевых цветов побудили Йоши и Нами отправиться на прогулку.

Тропа довела молодых людей до вершины. Йоши и Нами поздравили друг друга с успешной развязкой неизвестного ранее пути и повернули обратно. Они спускались в отличном настроении, часто останавливаясь, чтобы отдохнуть и насладиться прелестью дня.

– Йоши, взгляни сюда, – позвала Нами, убежавшая вперед, пока Йоши обламывал цветущие ветки кустов лихниса.

Йоши выпрямился и подошел к ней, протягивая букет, усыпанный бледно-лавандовыми цветами. – Тебе, любимая, – сказал он.

– Ты очень мил, Йоши, – ответила Нами. – Но посмотри сюда! Видишь? – Она отвела изогнутый ствол карликовой сосны, приоткрыв чернеющий лаз, уводящий в глубь скалы. Лаз был узок, но достаточен для того, чтобы в него мог заползти человек.

– Я думаю, там опасно, – сказал Йоши, – Там может быть устроено логово медведя или дикой кошки.

– Возможно, но я так не думаю. Легенды гласят, что давным-давно, когда боги только сотворили землю, в пещерах, подобных этой, жили первобытные люди. Мне кажется, это место необитаемо сотни лет. Посмотри, здесь успела вырасти эта сосна.

– Пойдем дальше. Одного открытия вполне достаточно для одного дня.

– Я хочу туда войти.

Уголок рта Йоши дрогнул. Нами была самой целеустремленной женщиной из всех, кого он знал. Если она чего-то хотела, ничто не могло остановить ее.

– Позволь мне сначала все осмотреть самому, – сказал он.

Нами улыбнулась. Сердце Йоши растаяло. Она редко улыбалась после победы при Этидзене, В последний месяц, после ухода армии Кисо, Нами словно посветлела, и каждая ее улыбка вызывала у Йоши необыкновенное ощущение.

Йоши отодвинул ветви сосны боевым веером, сунул руку в отверстие. Он внимательно прислушался, но ничего не услышал. Отклонив ствол, Йоши протиснулся мимо него и согнулся пополам, чтобы заглянуть внутрь дыры. Там стояла затхлая тишина, словно молчание веков скопилось в душном замкнутом пространстве. Чуть дальше от входа темнота становилась абсолютной. Он ожидал, что веер его упрется в стену, но в пределах досягаемости было пусто.

– Нами, – позвал он, и его голос эхом отозвался в темноте. Пещера была больше, чем он ожидал. Он потыкал веером перед собой, медленно продвигаясь во тьму. Его обутая в сандалию нога толкнула что-то, клацнувшее, как камешек го, упавший в коробку. Нагнувшись, чтобы понять, что же произвело этот шум, Йоши почувствовал, как поднявшаяся из мглы пыль забивает ему ноздри. Он сдавленно чихнул. Рука Йоши нашарила что-то гладкое, около дюйма в диаметре, твердое, холодное, словно дубинка. Человеческая кость! Треск, настороживший его, был произведен рассыпавшимся в прах скелетом.

Йоши попятился, пока не оказался в световом пятне входа. Он повернулся и увидел Нами, с тревогой теребящую ветку сосны. За спиной женщины четко вырисовывалась вся долина, – крепость Хиюти-дзё, излучина, окружающая ее, центральное озеро, разбросанные вокруг крестьянские хижины с тонкими струйками дыма, поднимающимися из очагов. Мирная картина цветущей жизни вызвала в душе Йоши щемящее чувство.

Он выбрался наружу.

– Там ничего нет, – сказал он, помолчал и добавил: – Там неприятно.

– Но не опасно?

– Нет, не опасно.

– Тогда я войду.

Йоши покорно пожал плечами и наклонил ветку. Нами храбро протиснулась в щель. Он прищурил глаза, но ничего не мог рассмотреть. Нами полностью растворилась во мраке. Похоже, ему ничего не остается, как ожидать, пока она удовлетворит свое любопытство.

Он услышал отчаянный вопль. Молодая женщина наткнулась на кучу костей.

Через несколько секунд Нами торопливо затрясла ветви сосны, выбираясь из лаза.

– Я предупреждал тебя, – сказал Йоши, подавив усмешку.

– Давай скорее уйдем, – пробормотала Нами с содроганием.

Спускаясь легким шагом по склону, они часто останавливались, обрывая цветы с росших вдоль тропинки кустов. Оба не произнесли ни слова, находя удовлетворение в молчаливом общении, наслаждаясь бодрящим ароматом горного воздуха. В прогалинах между растениями на дне долины виднелась крепость Хиюти-дзё. Речной поток, когда-то окружавший лагерь Коса, теперь превратился в глубокий защитный ров. Ров, созданный не природой. О нет. Труд, тяжкий труд изменил русло неглубокой реки.

В этот чудесный весенний день было неприятно вспоминать о первых днях гарнизонной жизни.

Месяц назад, после ухода армии Кисо, генерал Юкийе и его новый фаворит, бледный юнец тринадцати лет, избрали крепость своей ставкой, Йоши И Нами остались жить за крепостной стеной.

Личный состав гарнизона был расквартирован так: двести человек разместились в крепости, двести – в школе боевых искусств Йоши, а остальные четыреста – в казарменном городке. Большую часть гарнизона составляли местные крестьяне, присоединившиеся к Кисо, чтобы спастись от голода. С наступлением теплой погоды многие из них захотели вернуться к своим домам и семьям. Караульные наряды, выставляемые у входа в долину, стали возвращаться на базу, недосчитываясь людей, Дезертирство каралось смертью, но схватить беглецов было почти невозможно.

Люди, размещенные в школе Йоши, были в основном верны ему, но большинство солдат в крепости Хиюти-дзё и в казармах не были преданы ни какому-либо человеку, ни какому-либо делу.

Генерал Юкийе в одном из редких припадков служебного рвения решил прекратить распад армии, отменив караульные дозоры. Йоши возражал, указывая, что лагерь в таком случае будет беззащитен против неожиданной атаки.

Юкийе пожал толстыми плечами и сказал:

– Кто может напасть на нас здесь, в провинции?

– Неужели вы считаете, что Тайра сдадут страну добровольно? – спросил Йоши, сдерживая гнев.

– Никто не найдет нас здесь, – самодовольно сказал Юкийе, перебирая пальцы юного слуги.

– Мы отвечаем за наши войска, – сказал Йоши иронически. – Если вы не боитесь смерти, позаботьтесь хотя бы об их жизнях.

Юкийе раздраженно поджал губы.

– Смерти я не боюсь. Но есть многое, ради чего стоит жить… – Он повернулся и влажно улыбнулся своему фавориту. Затем выражение его лица стало тверже, и он угрюмо добавил:

– Здесь, в крепости, мы в безопасности. Я отвечаю за людей так же, как и вы, но не собираюсь объяснять моему вспыльчивому племяннику, почему от восьмисот солдат осталась лишь половина.

– Вы делаете ужасную ошибку. Стремясь предотвратить потерю нескольких человек, вы рискуете потерять всех.

Глаза Юкийе стали узкими, как щелочки, его толстые красные губы исказились.

– Я командую войском, – прошипел он. – Ты всего лишь советник. Я уже устал от твоей критики и непокорства. Когда мы воссоединимся с Кисо, я потребую твоей отставки. Если бы ты носил меч, я бы сейчас вызвал тебя!

Йоши стоял как громом пораженный, не зная, смеяться ему или сердиться. Мысль о том, что жирное чудовище вызывает его на бой, была просто нелепа. В то же время в выражении лица Юкийе Йоши прочитал ненависть и злобу.

– Я счастлив, что не ношу оружие, – сказал Йоши с сарказмом, которого совершенно не заметил разъяренный Юкийе.

– Ну!..

– Тем не менее я настаиваю, чтобы мы подготовили защиту от нападения. В то время как вас укрывают крепостные стены, мои люди и люди, живущие в казармах, уязвимы для врага. Нас могут захватить врасплох и перебить раньше, чем мы сможем защититься.

– Что ж, значит, такова ваша карма.

– Я не согласен. Я послан сюда помогать Кисо в борьбе против Тайра и не могу подвергать людей опасности, не обеспечив защиты.

– Я устал. – Ты утомляешь меня. Я больше не хочу ничего слышать. – Юкийе дал юноше знак помочь ему подняться. Пока генерал тяжело вставал, Йоши быстро проговорил:

– У меня есть план, но мне понадобятся все ваши люди. Можно повернуть русло реки так, чтобы оно образовало глубокий ров вокруг лагеря. Ров будет преградой врагу.

– Я не допущу этого. Я не позволю тебе превращать моих воинов в простых рабочих.

– Генерал Юкийе, позвольте заметить, большинство из них и являются простыми рабочими. Те, кто достиг хоть какой-то видимости боевого мастерства, находятся в моем додзё.

– Тем не менее…

– К Эмме-О ваше «тем не менее»! Независимо от вашего мнения, ваши люди сегодня же начнут копать ров и строить дамбу!

– Как ты смеешь так разговаривать со мной? – брызжа слюной, закричал Юкийе. – Ты сам всего лишь варвар! Мне известно твое происхождение… Ты бастард… незаконный сын неизвестного отца! – Толстые щеки его побагровели от гнева и замешательства. Юкийе потерял лицо.

– Если ты начнешь стройку, – визгливо закричал он, – я отменю твой приказ! Дамбы не будет!

Челюсти Йоши сжались, он наклонился вперед и ткнул твердым, как железо, пальцем в мягкий живот Юкийе.

– Вы не отмените моих приказов, – сказал он ровным голосом, заставившим Юкийе съежиться от страха. – Ваши люди сегодня же начнут копать!

Дамба была построена. Юкийе с тринадцатилетним любовником скрылся в Хиюти-дзё. Йоши организовал строительство и в короткий срок завершил работы. Теперь в случае внезапного нападения защитники лагеря могли отойти и стать почти неуязвимыми.

Нами вернула Йоши к действительности. Она звала его полюбоваться огромной бабочкой, весело порхавшей над кистью цветка глицинии.

– Как красиво, – сказала она и произнесла, помедлив:
		Бабочки крылья,



		Черные с красной каймой.



		С трепетом легким



		Жизнь быстротечно летит.



		Слезы смочили рукав.








Йоши печально улыбнулся. Элегический подтекст танки затронул чувствительную струнку его существа. Да. Как быстротечна жизнь! Красота недолговечна, и ничто не вечно на этом свете.

Нами склонилась над пурпурным цветком. Йоши почувствовал прилив щемящей нежности. Она рассматривала бабочку с выражением детского простодушия. Как хороша она в этот момент. Как дорога ему! Он делает все, что может, чтобы уберечь ее. Все ли?

Йоши взял возлюбленную за плечи и прижал к себе.

– Если бы мы могли сейчас застыть навечно, – сказал он, – я был бы счастлив.

Солнце садилось, становилось прохладнее. Нами, прильнув к Йоши, трепетала.

Возможно, из-за свежего ветерка.




Глава 43


Коремори приказал своим генералам мобилизовать сто тысяч человек. Императорская гвардия рыскала по окрестностям, выискивая и забирая всех годных к военной службе мужчин. Угрозы, насилие и наказания стали обычным явлением; молодые и старики, торговцы и земледельцы, рыбаки и ремесленники вербовались в армию Коремори.

Старцы, которых забраковали, отправили к уединившемуся в монастыре императору ходока с жалобой. «Разве правильно забирать трех человек из каждых четырех, кто работает на земле, кто ловит рыбу, кто ухаживает за лесом? – писали они. – Какую пользу могут принести наши молодые люди вашей могучей армии? Они знают только путь земли и моря, а не меча и лука».

Император цинично улыбнулся и отослал ходока с ответом, который не мог удовлетворить никого. «Ваши страдания несут влагу на рукав империи. Когда битва окончится, ваши люди обретут славу за свою службу».

Огромная масса необученных и плохо вооруженных людей выступила из северо-восточных ворот столицы серым утром на второй неделе четвертого месяца. Теперь молодой генерал Коремори командовал одной из крупнейших армий в истории Японии. Возможно, в ней и не было ровно ста тысяч солдат, затребованных им, но это безусловно была самая большая из когда-либо мобилизуемых армий.

Под руку Коремори встали опытные генералы императорской гвардий. С ним шла также большая группа генералов только по званию, людей, получивших свой чин за особые заслуги перед троном или за культурный вклад в дело отечества, таких, например, как знаменитый поэт и музыкант генерал Цунемаса.

Сайто Санемори, пожилой генерал, ранее служивший у Коремори советником, чьи рекомендации были проигнорированы им в позорной битве на реке Фудзикава, присоединил свои знамена к огромному войску. Почти тридцать лет назад Санемори пощадил жизни малыша Кисо и его матери, госпожи Сендзё. Коремори воспринимал присутствие Санемори как оскорбление и никогда бы не включил его в число своих командиров, но Санемори лично просил императора разрешить ему выступить против Кисо. Он не объяснил причины; он не собирался раскрывать свою тайну. Го-Ширакава не имел возражений и удовлетворил просьбу Санемори.

Император-отшельник и большинство придворных расположились вдоль северо-восточной дороги в каретах и паланкинах. Они громкими возгласами и рукоплесканиями приветствовали офицеров, выводящих людей из ворот. Зрители громко аплодировали, когда появлялись генералы-фавориты, одетые в яркие доспехи. Даже серое небо не умалило великолепия зрелища. Дорога празднично пестрела яркими пятнами парадных мундиров: зеленых, золотых, фиолетовых, алых, лазурных и тепло-желтых. Каждый генерал сиял собственной гаммой цветов, – проезжая верхом мимо публики в сопровождении дюжины знамен с изображенными на них фамильными гербами и свидетельствами прошлых триумфов, над головой каждого горделиво вздымался широкорогий шлем.

Армия была укомплектована во всех отношениях… кроме одного. За последним из пеших солдат следовало очень мало обозных повозок. Город едва оправился от зимнего голода, и генералу Коремори было приказано жить за счет страны.

С наступлением ночи армия встала лагерем в восьми милях к северу от города. Когда ужин был съеден, повозки из-под провианта уехали. На следующее утро войска выступили на марш на голодный желудок. Впереди гигантской колонны скакали разведчики, добытчики провианта. Они забирали все, что попадалось под руку, оставляя целые деревни опустошенными. Некоторые крестьяне пытались спрятать зерно от этой имперской саранчи. Пойманные с поличным были казнены на месте по приказу бравого генерала. На третий день оборванная и голодная армия вышла к границам озера Бива.

Многие из менее воинственных генералов утратили боевой энтузиазм. Группа старших офицеров, возглавляемая поэтом-музыкантом Цунемасой, отделилась от основных сил, чтобы посетить остров Чикубусима, драгоценным камнем выступающий из синих глубин озера. Коремори был разъярен. То, что Цунемаса решился удрать из-под его начала, чтобы совокупляться на знаменитом острове со своими музами, было, конечно, бессовестно, но по-человечески понятно. Однако сманить полдюжины боевых генералов вместе со свитой, оставив без командования тысячи человек, – это не лезло ни в какие ворота! Это попахивало изменой.

Сайто Санемори сопровождал Цунемасу на лодке. Он вернулся вместе с гребцами и объяснил Коремори поступок Цунемасы.

– Цунемаса не трус. У него просто нет привычки к повиновению. Он поэт, не понимающий неотложности нашей миссии. Он очарован красотой Чикубусимы. Мы должны понять и простить его, или будем ничем не лучше грубой солдатни, которую возглавляем.

Коремори не смягчился. Он выдвинул вперед тяжелый подбородок и свирепо посмотрел на Санемори.

– Цунемаса добровольно пошел служить вместе с нами и должен отвечать за свои действия. Я понимаю его желание посетить остров, но я не могу понять, почему он там остался.

Лицо Санемори расправилось и словно помолодело. Он объяснил:

– Чикубусима похож на волшебный остров древнего Китая, Хорай. Там он может услышать восторженное пение лесных певчих птиц и хототогису, кукушки. Гигантские криптомерии там украшены гирляндами цветущих лоз. Там дремлют тысячелетия. Остров полон очарования для человека такого юного и чувствительного; как Цунемаса.

Санемори блаженно улыбнулся своим воспоминаниям и добавил:

– Цунемаса остановился у алтаря, и монах, зная о его музыкальном таланте, принес ему бива. Цунемаса играл на лютне как ангел. Он извлекал из нее мелодии «Дзёгэн» и «Секидзё», швыряя к небесам аккорды, подобные жидкому серебру. Все заслушалось, все растворилось в волшебном звучании музыки…

– Но ты же вернулся.

– Я старше, и, возможно, я не настолько поэт, как Цунемаса.

Коремори, воображавший себя великим поэтом, понял, но не простил. За проступок Цунемасы ответила армия. Генерал стал еще решительнее торопить войска. Когда где-то сбавляли темп, Коремори на своем огромном сером жеребце оказывался рядом, бранился, наказывал, разносил. Это его время, время славы Коремори, и он не позволит никаким препятствиям встать у него на пути.

На шестнадцатый день четвертого месяца, через неделю после выхода из столицы, разведчики сообщили, что отряд войск Кисо обнаружен в тридцати милях, в долине Хиюти-яма. Они также доложили, что долина ломится от зерна и полна стадами тучного скота.

Проблемы имперской армии могли быть решены одним искусным ударом. Коремори созвал генералов на совет и приказал немедленно начать наступление на Хиюти-дзё.

– Там нас ждут богатые трофеи! – объявил он. – И пища для наших солдат.

Генералы зааплодировали.

Ночью не отдыхали. Шли до утра. Когда Аматерасу выглянула из-за горизонта, войска перевалили горную гряду между Оми и Эчидзеном. Оглянувшись с высоты двадцати пяти тысяч футов, генерал увидел в бесконечном просторе сверкающее озеро Бива с волшебным островом Чикубусима.

Армия находилась в пятидесяти милях от Киото, вступая во владения Кисо Йошинаки. Многие волонтеры ее тайно желали вернуться к родным очагам. Это желание усилилось, солдаты с горных круч разглядели мятежный район, простирающийся перед ними от дальнего берега Западного моря до грозных северных гор.

Коремори, окруженный свитой, овеваемый боевыми знаменами, выхватил сияющий меч и указал им на северо-запад. Его толстые плечи трещали под тяжестью доспехов. Привстав как можно выше на стременах, генерал кричал:

– Там нас ждет слава!

Он пришпорил огромную лошадь и поскакал вниз по склону, ведя свою оборванную армию в долину Эчидзен.




Глава 44


В течение месяца после ухода Кисо Юкийе со снисходительной усмешкой наблюдал за деятельностью Йоши. Юкийе устранился от оборонных работ; он не верил в возможность нападения Тайра.

Первым делом Йоши окружил лагерь рвом. Перед тем как пустить в него воду, Йоши укрепил по его краям заостренные колья, которые впоследствии были покрыты поднявшейся водой. Затем были возведены стены, прикрытые зарослями, подобные заграждениям, принесшим победу в битве при Эчидзене. Без рва эти стены не много бы значили. Однако теперь гарнизон мог выдержать осаду в течение многих месяцев. Во внутренней крепости был создан запас продовольствия, которого при разумном расходовании должно было хватить на все лето.

Исследуя склоны Хиюти-ямы, Йоши и Нами обнаружили узкую тропу, уводящую далеко в горы. По ней Йоши несколько раз отрепетировал тайный отход женщин, детей, стариков и больных.

Юкийе говорил своему юному любовнику и постоянному спутнику:

– Йоши воображает себя стратегом. Глупец, который когда-нибудь заплатит за все обиды, нанесенные мне. Нападения не будет. Его приготовления напрасны.

– Но, генерал, ров действительно дает нам некоторую безопасность.

Юкийе в ярости повернулся к мальчику, его глаза выкатились, как у огромной жирной лягушки.

– Ты!.. Ты посмел встать на его сторону против меня?!. Ров. Ров! Ров!! – визжал он. – Это все, что я слышу. Безопасность благодаря рву! Чушь! Если из стены дамбы выбить узловой камень, ров пересохнет в считанные минуты…

– Да, господин, – сказал мальчик, его щеки покраснели от стыда. Он добавил еле слышным шепотом: – Дамба укрыта глубоко в лесу – у подножия горы. Кому придет в голову искать ее там?

– Довольно! Не говори ни слова. Ты разочаровал меня, и я серьезно подумываю отдать тебя самураям для развлечения.

Щеки мальчика стали пепельно-серыми. Он наболтал слишком много. Испуганный фаворит попытался изменить ситуацию.

– Я глупец, – сказал он, надув губы и потупив глаза. – Я молод и неразумен. Конечно, мой дорогой генерал, вы правы. Давайте пройдем в спальню, я попытаюсь исправиться.

Юкийе сердито откашлялся, Мальчик продолжал в отчаянии:

– Господин, существуют тайные позиции, которых мы еще не пробовали с вами. Если вы не очень обижены, мы могли бы сегодня поупражняться в них. Мне говорили, эту технику предпочитают при китайском дворе.

– Я обижен? Вздор, мое дорогое дитя, ничто китайское не может меня обидеть!

Гнев Юкийе исчез, как не бывало. В его тусклых глазах загорелись искорки вожделения. Он сладострастно промурлыкал:

– Давай поторопимся!

Юкийе вперевалку быстро заковылял вперед, таща наложника за собой. Рука об руку они исчезли в Хиюти-дзё. Йоши, его дамба, его ров, его планы были моментально забыты.




Девятнадцатый день четвертого месяца обещал быть благоприятным. Солнце встало в час зайца. Небо было темно-лазурным; Тсукийоми, бог луны, сиял над головой в виде круглого белого диска, оранжевое лицо Аматерасу медленно отделялось от горизонта. Долина Хиюти-ямы лежала в чарующей тишине. Тонкие струйки дыма поднимались из живописно разбросанных по ней крестьянских хижин. Над сосновой рощей с шумом кружила стая ворон.

Йоши уже находился в школе. Он объяснял тонкости рукопашного боя группе из двадцати бывших крестьян, сидевших кружком, скрестив ноги, и внимательно слушавших его. Это были суровые люди, кормившиеся около земли, всю жизнь влачившие скудное существование. Некоторых из них завербовали насильно, некоторые явились к Кисо добровольно. Каждый понимал, что, прилежно изучая военную науку, он может поднять свой общественный статус, перейдя из низшей инертной категории Хэймин в класс самураев с более широкими возможностями. Меч может обеспечить будущее каждого человека.

Для демонстрации приемов Йоши выбрал самого крупного и сильного мужчину. Гигант вооружился стальным мечом, Йоши взял деревянный – боккэн. Голову каждого бойца плотно облегал подбитый войлоком шлем с железным забралом, Торс каждого защищал нагрудный панцирь из бамбуковых дощечек, бедра – юбочка из лоскутов толстой кожи, кисти рук – тяжелые перчатки со щитками на запястьях.

Йоши сказал:

– Быть сильным недостаточно. Мускулы сами по себе проигрывают уму. Держите меч крепко. Обе руки сжимают рукоять на уровне груди, лезвие стоит под углом сорок пять градусов. Теперь расслабьте плечи и освободите свой разум.

Йоши показал как. Его резко очерченное лицо стало ясным, словно спокойная вода озера.

– Существуете только вы и стальное продолжение вашего духа, – говорил Йоши. – Сосредоточьтесь на своей цели и, когда почувствуете готовность, бейте без колебаний. Вот так…

Йоши прыгнул к противнику, вильнув бедрами. Прыжок был настолько резок, что никто не заметил толчка. Голова мастера осталась на постоянном уровне; его глаза цепко удерживали цель.

Крестьянин отреагировал быстро, но нервно. Он взмахнул клинком в отчаянной попытке парировать удар; но опоздал. Раздались два шлепка по учебным доспехам. Боккэн ударил по туловищу крестьянина ниже руки, держащей меч, второй удар поразил противника в голову.

Крестьянин отступил. Йоши, используя преимущество, сделал ложный выпад и провел восьмеркообразный удар, закончившийся тем, что Йоши приставил деревянный конец меча к горлу партнера. Йоши оттолкнул великана и шагнул назад, с резким стуком вкладывая боккэн в ножны.

– Ты был слишком напряжен, – объяснил Йоши рассерженному гиганту. – Напряжение сковало твою реакцию. Расслабившись, ты сумел бы парировать мой боккэн. Всегда, в любых ситуациях держи свой ум ясным, и тебя никогда не застанут врасплох.

В глазах крестьянина блеснуло лукавство. Решившись перехитрить учителя и восстановить свой покачнувшийся авторитет, он прыгнул вперед, чтобы ударить Йоши по ребрам, пока тот увлечен нотацией.

Йоши скользнул в сторону легко, как струйка дыма. Неуловимым движением он выхватил боккэн. Когда клинок крестьянина миновал мастера, он резко опустил свое оружие и ударил незадачливого противника чуть выше защитных щитков по голой руке.

Раздался крик боли, меч со звоном покатился по полу. Йоши не обратил внимания на страдальческое шипение гиганта.

– Итак, – повторил он, – держите ум ясным, чтобы вас не застали врасплох.

Йоши дал знак выйти на площадку еще двоим бойцам, одного он поставил перед собой, другого расположил сзади.

– Давайте обсудим стратегию случая, когда вас атакуют одновременно с двух сторон, – сказал он. – Наилучший выход из положения – заставить противников оказаться лицом к лицу с вами и удерживать их на одной линии. Если это не удается, вы должны использовать другой прием.

Йоши кивнул человеку, стоящему перед ним. Человек шагнул вперед с оскаленными зубами и вытащил меч. Йоши не колебался. Он шагнул к противнику, согнув левое колено и низко наклонив голову. Выхватив деревянный меч, мастер провел знаменитый круговой прием. Несмотря на бамбуковые доспехи, крестьянин согнулся пополам, схватившись за живот. Продолжая движение, Йоши опустил правое колено на пол и повернулся на нем, поразив стоящего сзади человека ударом в туловище. Боккэн, описывая в воздухе непрерывную дугу, со стуком влетел в ножны. Обоих противников мастера отшвырнуло назад, за пределы площадки. Все упражнение заняло меньше трех секунд с того момента, как меч Йоши покинул ножны, и до того, как он туда вернулся.

Ни один волосок не шевельнулся на голове мастера. Его лицо было спокойно.

– Завтра, – сказал он, – мы рассмотрим технику, применяемую против более чем двух врагов, с использованием пикового удара и косого взмаха. Сегодня мы сосредоточимся на изучении двух приемов, которые я продемонстрировал; круговой удар и рубящий удар в туловище.

Йоши дал знак подняться следующей паре, но повторить упражнение не удалось. Над додзё поплыли мерные грозные сигналы гонга, оповещающие о вторжении врага! Йоши отшвырнул боккэн и спокойным голосом отдал команду воинам разобраться по заданным местам. В лагере царила суматоха, самураи и вооруженные крестьяне бегали взад-вперед в кажущемся беспорядке. Однако регулярные тренировки сослужили свою службу. Через несколько минут солдаты стояли на своих позициях, готовые к отражению атаки.

По ту сторону рва защитники лагеря увидели верховых самураев, скачущих через поля, под знаменами, хлопающими на утреннем ветру. Доспехи наступающих бряцали и грохотали, конский топот сливался в дробный гул. Огромная армия катилась по молодой траве, грубо вытаптывая нежные побеги.

Полчища пеших солдат, вооруженных нагината, луками и мечами, следовали за всадниками. Тысячи конюхов и оруженосцев носились туда-сюда между отрядами, развозя приказы, дублируя команды.

Йоши, наблюдавший за атакующими из-за укрытия, не различал отдельных лиц. Они сливались в массу, лишенную черт. «Словно стая саранчи!» – подумал Йоши. Однако движение, казавшееся хаотичным внутри клубящихся облаков пыли, было подчинено железной дисциплине. Йоши прищурился на солнце и изменил первоначальному мнению. Нет, это не саранча, бессмысленно покрывающая землю жующим ковром. Нет, это боевые муравьи, непреклонно ползущие к заданной цели, все сметающие на пути к ней. Тысячи рогатых боевых шлемов, напоминающих жвала неукротимых насекомых, усиливали это впечатление.

Армия подползала ближе, сопровождаемая грозным ритмичным грохотом своего шествия. Авангард ее находился уже на расстоянии пятидесяти ярдов от рва. Йоши пригляделся к вражескому предводителю, ехавшему впереди, и узнал Коремори. Он понял, что произошло худшее из того, что можно было ожидать. Коремори, упрямый и амбициозный честолюбец, пойдет на все, чтобы возвеличиться в глазах двора. Защитникам крепости нечего ждать от него пощады.

Коремори восседал на огромном сером жеребце, почти на две ладони выше средней боевой лошади.

Жеребец был укрыт доспехами из железа и кожи, седло покрывала перламутровая филигрань. Морду лошади защищала алая стальная пластина, вырезанная в виде морды дракона. Бока и круп тяжеловеса были покрыты красной кожаной чешуей. Жеребец смело шагал вперед, пока не ступил на самую кромку обрыва.

Коремори приподнялся на стременах и произнес слова формального вызова:

– Я Комацу-но-Самми Чудзё Коремори, – прокричал он, – сын знаменитого воина Тайра Сигемори, внук великого Дайдзё-Дайдзина Тайра Киёмори. Мой возраст – двадцать один год, и я горд тем, что служу моему императору. Выходи любой, кто осмелится бросить вызов моей мощи.

Йоши поднял и опустил руку – сигнал для первого ряда лучников разрядить луки.

Град стрел обрушился на молодого генерала, некоторые из них отскочили от панциря лошади.

Коремори покраснел от гнева. Противник вел себя не по правилам. Генерал с презрением усмехнулся. «Крестьяне, что с них возьмешь?» – досадливо поморщился он. Впрочем, сам Коремори не собирался игнорировать протокол. Он неторопливо отъехал от рва и приказал сопровождающему его послать на сторону врага жужжащую стрелу в знак официального открытия военных действий.

Противник молчал.

Разведчики Коремори докладывали ему о небольшой численности гарнизона, удерживающего Хиюти-дзё. Никакой ров в их донесении не упоминался. И сейчас невозможно судить, сколько человек спрятано за насыпью. Разведчики могли ошибиться. Коремори не собирался попадать в ловушку. Он вызвал на совещание генерала Мичимори и старика Сайто Санемори.

Императорская армия в нетерпении переступала с ноги на ногу. Офицеры едва сдерживали свои отряды на местах, выкрикивая хриплыми голосами приказы. Долина наполнилась вонью, исходящей от огромного числа людей и животных: запахи навоза, пота и другие миазмы вытеснили свежий аромат зелени и цветов.

– Ни один самурай не ответил на вызов, – холодно сказал Коремори. – Они неправильно ведут себя.

Санемори пожал плечами и спросил с непроницаемым выражением:

– Что вы хотите, чтобы мы сделали?

Коремори попытался найти в чертах старика признаки сарказма. Морщинистое лицо было вежливо, как лицо статуи Будды. Тем не менее вопрос уязвлял. Коремори не знал, как быть. Но чувствовал побуждение действовать жестко.

– Я прикажу немедленно начать массовую атаку, – сказал он.

– Нет, – быстро сказал генерал Мичимори. Это был закаленный ветеран лет на десять старше командующего. – Нужно послать передовой отряд, чтобы узнать глубину рва и проверить прочность их обороны.

Коремори посмотрел на Санемори. Он немного научился сдержанности в поражении при Фудзикаве. Он больше не отвергнет совета опытного человека.

Санемори кивнул:

– Я согласен. Кому бы ни была поручена их оборона, он готов встретить нас, тогда как мы ничего не знаем о нем. Группа из десяти человек может обследовать ров. Многие из них погибнут, но мы получим сведения о людях, которые нам противостоят.

– Да! – сказал Коремори. – Мы пошлем двадцать разведчиков!

Удвоив число смертников, Коремори спас лицо и показал себя хозяином ситуации. Его ответы не будут робкими или нерешительными. Коремори чувствовал себя готовым на любые жертвы, которые могут потребоваться сейчас.

– Пусть будет так, – сказал генерал Мичимори, слегка скривившись, что означало неодобрение.

Он повернул своего боевого пони и, пришпорив лошадку, помчался к войскам. Через три минуты двадцать добровольцев, специально обученных для плавания и действий в воде, направили своих лошадей к рву.

Лошади немедленно погрузились в воду по шею. Всадники высоко стояли в седлах, сохраняя колчаны и стрелы сухими. Они держались развернутой шеренгой и почти достигли противоположного берега, но тут наткнулись на первый из сюрпризов Йоши… ряд острых кольев, установленных под водой и нацеленных под углом сорок пять градусов. Когда лошади вспороли животы о колья, воздух наполнился их предсмертным хрипом. Животные пытались сорваться с неумолимых деревянных штыков, сбивая копытами воду в кровавую пену. Всадники соскочили со своих умирающих коней и поползли к берегу только для того, чтобы быть встреченными смертоносными стрелами, выпущенными сотней лучников, спрятанных за бревенчатыми баррикадами. Ни один из двадцати храбрецов не достиг земли. Меньше чем через минуту ничто не напоминало о стычке, одни утонули, другие были унесены течением.




Глава 45


Армия Коремори покрыла равнину многоцветным ковром с ежеминутно меняющимся узором. Пока Йоши и его люди с тревогой ждали наступления врага, солнце перешло зенит. Солдаты гарнизона оставались на своих местах, потея от волнения, тихо разговаривая, подбадривая друг друга, проверяя и перепроверяя оружие. Йоши постоянно двигался вдоль позиций, убеждаясь, что все идет хорошо. Он с удовлетворением убедился, что боевой дух восьмисот солдат настолько высок, насколько можно ожидать – сомнений в том, что в конце концов они будут побеждены, ни у кого не было, – и все-таки люди намеревались драться. Йоши отправился в крепость, чтобы пронаблюдать за отходом женщин, детей и стариков.

Более ста человек приготовились уйти по тайной тропе, среди них Юкийе и его юный любовник. Генерал и его фаворит сидели впереди других отступающих возле дальних ворот крепости. Они захватили с собой столько личных вещей, сколько могли, распределив дополнительную поклажу между несколькими женщинами и стариками, находившимися поблизости от них.

Нами, стоявшая с офицерскими женами в арьергарде группы, поспешила навстречу Йоши.

– Генерал Юкийе принял командование, – сказала она. – Он намеревается лично вести нас.

Йоши сжал челюсти. Он не ожидал такой откровенной трусости. Проводники для отхода были заранее назначены Йоши. Они отрабатывали и планировали отступление в течение недель – разумеется, без Юкийе.

– Генерал Юкийе, – окликнул Йоши. – Как мужественно с вашей стороны прийти на помощь этим бедным несчастным, которые слишком слабы или стары, чтобы добывать славу на поле брани. Мы благодарим вас.

Йоши поклонился. Лицо его было бесстрастно.

– Но сейчас, – продолжал он, – ваши войска ожидают вас на линии обороны. Коремори может атаковать нас в любой момент.

Лицо Юкийе затряслось от страха и гнева.

– Я решил сам отвести этих людей в безопасное место, – хрипло пробормотал он. – Когда они покинут пределы долины, я вернусь и возглавлю мои войска.

– Но, генерал, атака может начаться до вашего возвращения. Какое несчастье для вас – упустить такую возможность прославиться. – Тон Йоши стал тверже. – И какое же это несчастье для ваших восьмисот солдат. Они не переживут, если вы не поведете их в бой за ваше дело.

– Может быть, и так, но этим несчастным душам тоже нужно мое руководство, и я решил сначала спасти их.

– Благодарю вас, генерал. Я уверен, что ваше решение весьма достойно, но наша организация бегства хорошо спланирована. Ваше присутствие необязательно. Я предлагаю вам остаться со своими людьми.

Глаза Юкийе бегали взад-вперед, ища поддержки. Юнец изучающе разглядывал землю. Женщины и старики отвернулись.

– Эти люди нуждаются во мне, – сказал Юкийе с отчаянием.

– Им придется обойтись без вас. Солдаты больше нуждаются в вас.

– Нет. Я ухожу.

– Если вы уйдете, вы трус.

– Как ты смеешь! Ты бунтовщик! Я велю наказать тебя!

– Вы сообщите Кисо, что я умер, защищая его крепость, когда вы бежали?

– Ты невыносим.

– Может быть. Однако мы вернемся на баррикады вместе, а женщины и дети уйдут.

Нами шагнула вперед и настойчиво сказала: – Йоши, я хочу остаться здесь. Может быть, я смогу чем-то помочь.

Жены офицеров хором заговорили:

– Мы все хотим остаться.

– Спасибо, Нами. Спасибо, милые дамы. Я ценю вашу смелость. – Йоши взглянул на Юкийе, нерешительно переминавшегося с ноги на ногу. – Ваше желание может пристыдить некоторых наших генералов. Генерал Юкийе… – позвал он. – Нами и другие самурайские женщины хотят сражаться за крепость. Вот яркие примеры храбрости и самурайской чести.

– Они безумны!

Йоши повернулся к женщинам и сказал:

– Вы должны уйти с детьми, но ваша храбрость не будет забыта.

Он повернулся к Нами, положил руки на ее плечи и взглянул в ее печальные глаза.

– Ты должна уйти со всеми, – мягко сказал он. – Ты заберешь мое сердце с собой.

– Я хочу остаться… – умоляла она в отчаянии.

– Дорогая, ты не можешь помочь. Если ты останешься, останутся и все женщины. Мужчины будут беспокоиться за близких и не смогут сосредоточиться на своих обязанностях. Пожалуйста…

– Йоши, не покидай меня. Без оружия ты беззащитен. Как ты сможешь помочь солдатам? Пусть Юкийе бежит, ты тоже иди. Кисо не сможет обвинить тебя, если ты последуешь примеру начальника гарнизона. Ты всего лишь советник.

– Нами, ты знаешь, это невозможно., Мы с Юкийе остаемся. Это единственный достойный выход, приличествующий каждому из нас.

Йоши вновь обратился к Юкийе:

– Иди! Иначе, как это ни прискорбно, я буду вынужден взять тебя под арест.

– Пошел ты к Эмме-О! Ты поплатишься за свое насилие, – пробормотал Юкийе.

Его нос и губы дернулись с выражением, придавшим ему вид загнанной в угол крысы. Он прокричал приказ своему юному спутнику и людям, на которых он навьючил свое имущество.

Йоши бесстрастно смотрел, как сгружались коробки и свертки. Он подождал, пока Нами и остальные не миновали задние ворота, и, оставшись наедине с Юкийе и мальчиком, сказал почти сочувственно:

– Бросьте коробки. Они могут вам больше не понадобиться. Наше предназначение определено кармой.

Юкийе молча последовал за Йоши.




День близился к концу, а со стороны врага не наблюдалось никаких действий. Тени удлинялись, загорались факелы, обе стороны готовились к бессонной ночи.

Были распределены пайки. Йоши постоянно находился среди людей, подбадривая их советами и беззлобными шутками.

– Врагов – сотня на каждого из нас, но мы хорошо защищены, – говорил он одной группе. – Взятие нашего лагеря будет им очень дорого стоить, в конце концов они отступят. С нами – надежда на жизнь и уверенность в славе.

– Наши имена будут вписаны в историю, – говорил он другой группе. – Останемся мы в живых или погибнем, цена, которую мы потребуем за эту долину, обеспечит нам вечную славу.

Юкийе прятался за частоколом Хиюти-дзё. Йоши принял меры предосторожности, оставив с ним отряд солдат. Время от времени отряд проводил его по периметру линии обороны. Даже когда солдаты приветствовали появление генерала, лицо Юкийе продолжало сохранять несчастное выражение.

Утром двадцатого дня Коремори атаковал. Волна за волной всадники галопом мчались к водной преграде, осыпая защитников градом стрел. Лошади, гибнущие на подводных кольях, окрасили воду в красный цвет. Защитники, скрывшись за баррикадами, уничтожили сотни самураев раньше, чем те смогли перелезть через колья и выйти на берег. Некоторые бойцы пересекали ров, принуждая своих коней карабкаться по насаженным на колья телам мертвых лошадей. Они кружили по берегу, стремясь вступить в бой с невидимым врагом. Их легко поражали спрятанные лучники.

Коремори в ярости наблюдал, как гибнет цвет его войска.

– Остановитесь! – закричал он, размахивая мечом. – Остановитесь и перестройтесь!

До того как команда была выполнена, во рву погибла еще сотня человек. Большинство пало жертвами смертоносных стрел или подводных кольев, некоторые были затоптаны потерявшими всадников лошадьми, некоторые были сброшены с седла и утонули в кровавой жиже.

Первый штурм стоил Коремори почти четырехсот конных самураев. Защитники потеряли двенадцать человек, павших жертвами стрел, слепо проникавших через оборонительные сооружения.

Люди Йоши ликовали. Упиваясь успехом, они забывали о своем ненадежном положении. Многие из бывших крестьян впервые ощутили вкус победы. Еще бы! Они победили профессиональных солдат Тайра. Временно.




Нами наблюдала за сражением из потайной пещеры на склоне горы. В дороге она отстала от группы беженцев и направилась к низкорослой сосне.

Когда последний беглец скрылся из виду, ее муки усилились. Я безумна, подумала она. Я не могу помочь Йоши. Я мучаю себя, наблюдая, как гибнут люди. В конце концов Йоши тоже погибнет. Что я смогу сделать тогда? Хватит ли у меня силы отрезать его голову, чтобы спасти его имя от позора? Я не знаю.

При мысли о том, что она, возможно, должна будет сделать, у нее во рту появился кислый привкус, заболел живот. Даже если это будет стоить мне жизни, подумала она, я сделаю все, что нужно. Но, может быть, Йоши останется в живых. Вдруг он сейчас нуждается во мне? Я не смогу дальше жить с мыслью о том, что сбежала, не узнав исхода битвы.

Нами сглотнула комок, вставший в горле, глубоко вздохнула и заставила себя взглянуть в долину. Невероятное зрелище вновь убедило ее в безнадежности положения Йоши. Сотни мертвых самураев почти не уменьшили огромной орды Тайра; их армия покрывала дно долины, насчитывая десятки тысяч. В противоположность им, она видела внизу ничтожно малое число защитников. Восемьсот человек прятались за баррикадами, расположенными дутой длиной в четверть мили вдоль внутренней стороны рва. Она видела всю панораму. Ров начинался от водопада на юго-западе, огибал лагерь и исчезал в густом лесу у подножия Хиюти-ямы.

Нами осматривала лагерь, ища Йоши. Несколько раз ей казалось, что она узнает его, но фигуры находились слишком далеко, чтобы быть уверенной.

Нами не видела первой пробной атаки Коремори, но она стала свидетельницей последнего сражения, ужасного, бессмысленного истребления человеческих жизней, Нами было больно думать, что некоторые из тех, кого она видела умирающими ужасной смертью, были ее прежними знакомыми при дворе в Киото. Она почувствовала, что в уголках ее глаз появляются слезы. Неужели это было всего несколько дней назад – она рассматривала красно-черную бабочку и сочинила о ней танку? Человеческие жизни не менее эфемерны, чем жизни бабочек.

Нами рассматривала яркие пятна знамен, отмечавших штабы императорской армии, откуда, как она видела, веером выскакивали лошади и мчались к ставкам различных подразделений. Соединения отделялись от центрального сгустка армады, чтобы занять позиции вокруг дуги рва. До сих пор силы наступающих были направлены на центральный изгиб рва, где концентрировались защитники крепости.

Внизу Нами увидела людей Йоши, спешащих усилить фланги. Теперь защитники рассеялись по всему периметру рва, стремясь противостоять плотно сгрудившейся массе всадников армии Тайра.

Коремори дал сигнал, и тысяча конников взбаламутила воду, атакуя с фронта и флангов единой стеной.

Лицо Нами исказилось от ужаса. Смогут ли оборонительные сооружения выдержать эту бешеную атаку? Прежде чем первая тысяча всадников достигла подводных кольев, вторая тысяча вошла в ров, и третья готовилась последовать за ней.

Первые животные захрипели от боли, когда острые шесты вонзились им в брюхо. Они старались откачнуться назад, стянуть себя с кольев, но лишь насаживались на них дальше, под давлением напирающей сзади массы. Поверхность рва вновь окрасилась в красный цвет. Вода запенилась под копытами скакунов второй волны. Охваченные паникой животные чувствовали запах крови и слышали страшные хрипы. Они попали в ловушку между кровавым месивом впереди и мощным напором третьей волны сзади. Это зрелище напоминало ад – воины с воплями падали в воду, их наталкивали на колья лошади с обезумевшими глазами.

Нами заткнула уши, чтобы не слышать криков умирающих.

Около двухсот человек и вдвое меньше животных достигли другого берега. Большинство храбрецов погибли прежде, чем они смогли добраться до баррикад. Нами насчитала около двух дюжин самураев, вскарабкавшихся на стены, чтобы сразиться с защитниками лагеря в рукопашном бою.

Самураи были более искусными фехтовальщиками, чем крестьяне. Им пригодился многолетний опыт. Прежде чем пал последний из нападавших, они уложили вдвое больше людей Йоши.

Ров был запружен телами и тушами так, что течение уже не очищало его. Более сотни людей и лошадей висели на кольях. Течение медленно вращало их трупы, из выпотрошенных тел вытекали красные струи.

Командиры Коремори протрубили к отступлению. Они потеряли значительную часть своих лучших бойцов. Защитники лагеря также понесли заметный урон, потеряв пятьдесят человек, что сделало оборону периметра рва еще тоньше.

Военная удача вновь улыбнулась Йоши, но Коремори мог себе позволить потерять сто человек на каждого из его людей. Крепость была обречена. Это не вызывало сомнений.




Глава 46


Юкийе наблюдал за атакой из-за мощных оборонительных сооружений крепости Хиюти-дзё. Он съежился от страха, его руки тряслись, и подбородки дрожали, но он еще не полностью потерял голову благодаря тому, что его все еще защищал частокол и ворота с тяжелыми засовами. В поле зрения генерала находилось все пространство битвы, и он знал, что лагерь падет.

Когда люди Коремори отступили и агонизирующие крики раненых утихли, Юкийе отошел от окна и, скрестив ноги, сел в углу, глядя безумными глазами на своего юного приятеля. Мальчик беспокойно заерзал под взглядом Юкийе; он с радостью принимал дарованные ему милости, но сейчас боялся этого толстого человека.

Юкийе был сильно обеспокоен, опустошен страхом перед врагом и гложущей его ненавистью к Йоши. Он сидел в угрюмом молчании, затем вдруг начал наборматывать что-то себе под нос, издавая нечленораздельные звуки, выкрикивая громкие ругательства, яростно шипя и жалобно подвывая.

Мальчик отодвинулся подальше. Охранники, стоящие у входа, поглядывали на Юкийе с плохо скрываемым презрением.

Незадолго до битвы появился Йоши и потребовал, чтобы Юкийе покинул свое убежище и присоединился к воинам. Юкийе бесстыдно плакал, ссылался на болезнь и наконец свалился на пол, обмочившись. Йоши сочувственно похлопал его по плечу, и это разозлило Юкийе больше, чем взгляды неприкрытого отвращения, получаемые им от охранников. И мальчик избегает его прикосновений, как будто стыдится его. Они за это поплатятся. Они будут гореть в самом жарком подземном аду.

Юкийе переключил свое внимание на себя. Его фиолетовое платье сидело криво и было покрыто пятнами; его черная шелковая шляпа потеряла форму и запылилась; его широкие придворные штаны цвета морской волны были влажными и мятыми. Юкийе считал себя утонченным человеком, внимательным к сочетаниям цветов и чувствительным к духам. Он покраснел от ужасной картины, которую являл собой.

Тщеславие победило страх. Идет битва или нет, он не должен оставаться в таком прискорбном состоянии.

– Эй… солдат! – позвал он начальника охраны. – Мне нужно переменить одежду.

Охранник неприятно улыбнулся:

– У нас приказ держать вас здесь, если вы не решите присоединиться к своим войскам.

Юкийе опустился обратно в свой угол. Эти варвары наслаждаются его унижением. Ему нужно спасать себя самому; он должен придумать, как повернуть колесо фортуны. Если нынешнее положение сохранится, это может привести к окончательному бесчестью и, вероятнее всего, – к смерти. Он должен преодолеть страх, иначе его ждет гибель.

Затем… в голове немного приободрившегося толстяка возник неожиданный замысел, который поможет отомстить за все зло, причиненное ему Йоши, и навсегда окутает тайной его бесчестное поведение во время битвы. Он снова обратился к охраннику:

– Позовите ко мне генерала Йоши! Я решил оказать ему полную поддержку. Однако мне нужно сменить одежду. Я не могу появиться перед войсками в таком виде.

Охранник переглянулся с товарищами:

– Позовите генерала Йоши. И прошептал в сторону:

– Хватит этой унизительной службы. Если Юкийе примет командование, мы будем свободны. Я хочу присоединиться к моим товарищам.

Охранники согласились. Никто из них не хотел охранять Юкийе; все горели желанием драться. Послали на поиски Йоши. Тот находился возле баррикад, помогая раненым. Йоши сделал посланцу знак подождать, пока он не закончит перевязку.

Йоши оделся для битвы в полное боевое облачение, называемое рокугу, – шесть видов защитного снаряжения. Тело генерала облегал составной панцирь, выполненный из легкого металла и прочных кожаных полос. В него входили ёрои – защита для шеи; кабуто и хоатэ – шлем и маска для лица; котэ, суне-атэ и коси-атэ – щитки для рук, голеней и бедер. Вместо мечей он носил боевой веер, который использовал для руководства действиями подразделений вместо указующего жезла.

– Постройте убежище из этих бревен, – приказал он, поднимаясь с колен. – Тяжелая крыша защитит раненых от стрел Коремори.

Завтра они умрут, но сегодня, пока гарнизон сражается, Йоши чувствовал ответственность за каждого человека, находившегося под его командованием.

Когда строительство лазарета пошло полным ходом, Йоши повернулся к охраннику и сделал ему знак говорить.

Охранник почтительно поклонился.

– Господин, – сказал он, – генерал Юкийе требует вашего присутствия в крепости.

Йоши нетерпеливо ответил:

– Я не могу тратить время на его глупость.

Впрочем, он тут же пожалел о своем раздражительном тоне. Он устал от напряженного дня. Солдат ни в чем не виноват. Проклятый Юкийе!

– Хорошо, – сказал он более спокойно и поинтересовался, чего Юкийе хочет от него.

– Он хочет присоединиться к войскам, – ответил охранник.

Йоши стыдился за Юкийе. Этот человек был самураем, дядей Кисо и Йоритомо. Йоши обязан оказывать ему уважение, хотя бы во имя его семьи. В пылу сражения Йоши заставил себя забыть о своих обязательствах перед императором. Надежда на то, что Юкийе будет играть положенную ему роль, снимала с него бремя руководства сражением. Помощь Юкийе освободила бы Йоши, позволив ему сосредоточиться на том, чтобы выжить. Йоритомо и Го-Ширакава должны узнать о битве при Хиюти-яма. Брови Йоши разгладились, внутреннее напряжение стало спадать.

– Скажите генералу Юкийе, что я не могу оставить людей. Ожидается еще один штурм. Передайте генералу мои поздравления и проследите, чтобы он присоединился к своим людям на баррикадах.

– Господин, он требует позволения сначала сменить одежду.

Йоши, вспомнив жалкий вид тучного человека, валяющегося на полу, сказал:

– Конечно. Пусть сделает это. Когда вы вернетесь в крепость, пошлите освободившийся наряд охраны сюда. Вас и еще кого-либо будет достаточно, чтобы сопровождать генерала, когда он согласится сотрудничать.

– Да, господин. – Охранник поспешил в Хиюти-дзё с инструкциями Йоши.

Юкийе с трудом смог скрыть свое удовлетворение. Скинув оболочку раболепия, он вновь стал напыщенным хвастуном.

– Следуй за мной, – прошипел он мальчику, который был совершенно сбит с толку переменой, произошедшей в его хозяине. – Ты, солдат, замкнешь шествие. А ты, – он повернулся к другому охраннику, – принеси мне красную лаковую шкатулку и бамбуковый сундук из моих личных вещей от задних ворот.

Охранник заколебался. Юкийе рявкнул:

– Живее! Я здесь командую. Ты получил приказ. Охранник в недоумении пожал плечами и исчез, с облегчением удалившись от вони, окружавшей тучную тушу Юкийе.

Когда шкатулка и сундук были доставлены, Юкийе зашел за ширму и скинул грязные платья и хакама.

– Пойди сюда, мальчик, – громко сказал он.. – Помоги мне одеться.

Мальчик покраснел от смешков солдат, но покорно зашел за ширму. Юкийе протирал свое бледное тело ароматизированной тканью. Без одежды он напоминал жирного белого слизняка, аморфного по форме, со складками тестообразной белой плоти, скрывающей костяк. Его живот свисал тремя складками, и нижняя складка покрывала гениталии, как мягкий курдюк. Толстые бедра тестообразной консистенции и кривые ноги торчали из-под огромного тела.

Мальчик был красив красотой гермафродита. Его мягкие и женственные формы привлекли к нему внимание Юкийе, но он был безволен и туп от природы. Однако сейчас, глядя на своего хозяина, он смутился. Ему отчего-то сделалось стыдно перед пересмеивающимися за ширмой воинами. Что эти смелые красавцы подумают о нем? Он протянул Юкийе подбитое подкладкой белое шелковое фундоси.

– Одень меня, глупый мальчишка! – приказал Юкийе.

Поверх фундоси было накинуто белое кимоно, которое мальчик дважды обмотал вокруг живота Юкийе и завязал на спине бантом.

Юкийе придирчиво перебирал платье. Мальчик помог генералу облачиться в несколько хитатарэ разных оттенков бледно-зеленого цвета, натянул на ноги небесно-голубые придворные шаровары вместо традиционных воинских хакама. Затем Юкийе велел мальчику обуть его в подбитые парчой сапоги из медвежьей кожи – единственную дань его военной форме. Юкийе попрыгал на месте, чтобы убедиться, что обувь хорошо сидит и прочна.

– В шкатулке лежат чернильница, кисточка и лист тонкой шелковичной бумаги. Принеси их мне, – громко потребовал он. – Я хочу написать стихотворение в честь моих войск и прекрасного впечатления от битвы.

Охранники переглянулись. Хотя эти крестьяне с уважением относились к способности господ писать стихи, они находили странным заниматься этим в данных обстоятельствах.

– Я не могу сочинять, когда вы, варвары, вертитесь около меня, – брюзгливо сказал Юкийе. Однако тон генерала смягчился и голос стал почти дружелюбным, когда он добавил: – Чем скорее напишется стихотворение, тем скорее я присоединюсь к войскам. Не бойтесь. Я не могу убежать.

Юкийе пренебрежительно похлопал себя по бокам, указывая на свою полноту, Его лицо скривилось в улыбке, как от хорошей шутки. Охранники не заметили, что глаза его не улыбались; они, как два паука, торчали в подушках жирных щек.

Охранники дружно кивнули. Действительно, генерал не мог убежать далеко. Оставить Юкийе одного на несколько минут казалось им невысокой ценой за его согласие участвовать в битве.

– Да, господин. Мы будем в пределах слышимости. Когда ваше стихотворение будет закончено, позовите нас, и мы проводим вас к генералу Йоши.

Как только солдаты ушли, Юкийе приготовил тушь и кисточкой набросал на бумаге несколько слов. Он тщательно свернул письмо и протянул мальчику.

– Слушай внимательно, – сказал он. – И точно выполняй мои приказы.

Мальчик взял письмо и кивнул с несчастным видом. Он был напуган тем, что видел на лице Юкийе – грубую, горящую злобу, не имеющую никакого отношения к поэзии.

– Охранники сейчас вернутся за мной. Сохрани мое письмо, спрячь его под рубаху. Охранникам до тебя нет дела. Когда я уйду с ними, сделай так, как я тебе скажу.

Он уставил на мальчика зловещий взгляд.

– Ты выскользнешь через задние ворота, где лежат наши личные вещи. Иди вдоль частокола на северо-восток… по правую руку, – нетерпеливо сказал он, когда ему показалось, что мальчик запутался. – Когда ты окажешься далеко в лесу, найди тропу, ведущую через дамбу. Я слышал, что она узкая, но по ней может пройти один человек. Когда найдешь тропу, подожди до наступления ночи, затем перейди на другую сторону.

– Но если враг возьмет меня в плен…

– Чепуха, мальчик. Поверь мне. Отдай письмо любому, кто окликнет тебя на той стороне. Скажи ему, что это важно и должно быть сразу же доставлено генералу Коремори. Записка будет гарантией твоей безопасности. Ты останешься жив, и я отыщу тебя. Ты понял?

– Да, господин. Что это за письмо?

– Не твое дело, парень. Запомни, это твой путь к спасению и месть за обиды, нанесенные нам.

– Я боюсь…

– Довольно. Ты будешь исполнять мои приказы или умрешь ужасной смертью до того, как враг прорвет нашу оборону. У меня хватит на это сил! Понятно тебе?

– Да, господин. Я иду… сейчас же.

– Быстрее. Помни, у дамбы дождись темноты. Юкийе громко кликнул охранников.

– Я готов, – сказал он, собрав все свое достоинство. Его колени дрожали при мысли об испытаниях, которые ему скоро предстоят.

– Как насчет него? – спросил охранник, указывая на мальчика, скорчившегося от страха в углу.

– Как насчет него? – эхом отозвался Юкийе. – Он больше мне не нужен. Пусть остается здесь. Его присутствие раздражает меня.

Охранники посовещались. О мальчике не было никаких инструкций. Только о Юкийе. Что ж, одной заботой меньше, решили они. Проходя мимо, один из охранников пренебрежительно оттолкнул юнца. Тот захныкал, и губы Юкийе грозно поджались. На мгновение генерал действительно забыл свой страх.




Юкийе с трудом сохранял самообладание. Ему не нравилось грубое солдатское общество. Когда он посещал отряды, воины почтительно замолкали и, казалось, искренне радовались его приходу. Для бывших крестьян и бродячих самураев Юкийе был представителем другого мира. Личные слабости Юкийе отнюдь не марали в их глазах его мундира, звания и титула.

Йоши и Юкийе начали обход гарнизона в сумерках. За исключением шальных стрел, залетавших иногда в лагерь, все было спокойно. В стане врага загорались факелы – десятки, затем сотни, затем тысячи светляков проступали сквозь мглу.

С наступлением темноты военные действия прекратились совсем.

Часовые оставались на постах, но крупномасштабного нападения не предполагалось. Солдаты теснились вокруг небольших костров и рассказывали веселые истории, чтобы отвлечь свои мысли от завтрашнего дня, который непременно начнется с атаки.

Йоши пригласил Юкийе переночевать с ним в помещении школы. Юкийе заколебался. Весь вечер он был необычайно дружелюбен, и из-за этого Йоши чувствовал себя неуютно.

– Ты должен простить меня, друг мой! – вкрадчиво говорил Юкийе. – Я был немного нездоров и не понимал, что делал.

Он помолчал секунду и продолжил:

– Напряжение дня было велико, и я очень устал. Я думаю, мне нужно отдохнуть. Позволь мне сделать это в своей палатке. Я хочу встать рано, чтобы присоединиться к людям.

Юкийе казался искренне раскаявшимся, но Йоши не доверял этой внезапной перемене.

– Я пришлю человека, чтобы он дежурил около вас и разбудил вас вовремя.

– Мой дорогой генерал Йоши, я буду чувствовать себя виноватым, если человек лишится из-за меня отдыха. Не стоит сейчас никого беспокоить. Мой юный слуга, похоже, исчез. Пусть кто-нибудь утром разбудит меня в час тигра. Это даст мне время привести себя в порядок и присоединиться к вам до зари.

Йоши раздумывал. Юкийе, даже дружелюбный, был ему неприятен. Но не слишком ли суров Йоши к нему? Этот человек сегодня обошел войска. Нервничая, но с охотой. Судя по всему, он старается загладить свою трусость, И потом, куда Юкийе может уйти в темноте?

– Генерал Юкийе, все будет, как вы просите. Завтра действительно людям понадобится вся сила, я ценю вашу заботливость. Увидимся утром.

Когда Юкийе поклонился, Йоши показалось, что в его глазах блеснула искра злорадства. Или в них отразилось пламя костров?

Йоши приписал свою подозрительность усталости, Завтрашний день для каждого защитника крепости мог стать последним. Что ж, пусть Юкийе проведет один эти последние часы, чтобы примириться с собой.

Йоши поклонился.

– Спокойной ночи, генерал Юкийе, – сказал он. – До завтра.




Глава 47


Река была перекрыта там, где узкое русло ее прорезало склон горы Хиюти. Густой лес подступал к краю скалы и земляной дамбы. Мальчик без труда нашел и миновал переправу. Это была узкая и опасная тропа, проходящая по кромке дамбы высоко над острыми обломками скал и стремительно мчащейся водой. Строители не маскировали проход из лагеря; никто не предполагал, что он может кому-то понадобиться.

Под небольшим навесом, устроенным как сторожевой пост возле дальнего конца дамбы, дежурил часовой. Навес был тщательно укрыт от посторонних взоров, чтобы враги не смогли случайно обнаружить его. Часовому не разрешалось разводить огонь; если он выдаст себя, произойдет катастрофа.

В темноте мальчик чуть не наткнулся на караульного. Грохот воды в скалах перекрыл звук шагов посланника Юкийе и помешал часовому услышать их. Мальчик в ужасе прижался к стволу сосны. Если он попытается скользнуть мимо моста, часовой, несомненно, увидит его в бледном свете луны. Как он тогда объяснит ему свое появление здесь? Мальчик задрожал. Если он вернется к Юкийе, не выполнив поручения, он будет жестоко наказан. Если пойдет вперед и будет пойман, его убьют.

Часовой пошевелился. Мальчик услышал, как он ворочается в своем убежище. Они находились на расстоянии десяти футов друг от друга, и мальчику казалось, что караульному слышны удары его сердца. Он с трудом перевел дыхание. Им овладела паника. Болел живот. Ему хотелось завизжать, его чуть не рвало. Он заскрежетал зубами и схватился за дерево, чтобы не упасть.

Часовой вновь завозился внутри плетеной будки, послышалось недовольное ворчание, за которым последовал громкий звук испускаемых газов. Часовой вышел из укрытия, повертел головой и побежал в лес.

Мальчик попытался шевельнуться, но словно примерз к своему месту. Сейчас! – приказал он себе. Ноги не повиновались. Он словно приклеился к стволу. Затем его ноздрей коснулся сильный запах: часовой облегчался неподалеку в лесной чаще.

Сейчас!

Мальчик стремительно перебежал через поляну и нырнул в густой подлесок. Ветки хрустели у него под ногами, кусты хлестали и жалили его лицо. Он так сильно шумел, что, казалось, нельзя было его не услышать. Но грохот воды и занятие, которым был поглощен часовой, спасли его. Он прорвался сквозь лес незамеченным.

Впереди мальчик увидел тысячи огней. Армия Коремори покрывала долину, насколько хватало глаз. Теперь он в безопасности. Он сделал это. Он пересек дамбу и достиг своей цели. Пора выходить из леса.

Мальчик побежал к кострам.




Юкийе выполз из своей палатки. Он прижимал к груди небольшой узелок, в котором лежали запасные сапоги, халат, несколько серебряных монет, бамбуковая трубка с водой и пакет рисовых лепешек. Он подумал было надеть более практичный костюм, но отказался от своего намерения; что бы он ни надел, это не соответствовало предстоящим испытаниям. Конечно, ему пригодилась бы лошадь, но, к несчастью, дорогу, лежащую перед ним, можно было преодолеть только пешком.

Украдкой Юкийе выскользнул из задних ворот крепости Хиюти-дзё. Он бросил последний тоскливый взгляд на свое бывшее имущество. Неважно. Его жизнь дороже презренных вещей.

Серебряная половинка луны проплывала среди рассеянных по небу облаков, давая достаточно света, чтобы видеть дорогу. Выбравшись из лагеря, Юкийе задумался, добрался ли до Коремори мальчишка с его письмом. Прелестное дитя. Не очень яркий, но старательный и с некоторой долей практичности, когда дело доходит до выживания. Юкийе облизал губы, подумав о китайском варианте любви, который недавно продемонстрировал этот проказник.

Юкийе задохнулся от непривычных усилий. Его жирные ноги тряслись, и, хотя сапоги генерала были предназначены именно для таких прогулок, ступни его ныли и горели. Пот пропитал ткань его халата, она неприятно липла к спине, Ему нужно отдохнуть. Он проделал длинный путь. Он заслужил отдых. Юкийе оглянулся на оставленный им лагерь. Какой удар! Он не прошел почти никакого расстояния. Солдатские костры были так близки, что, казалось, до них можно дотронуться.

Юкийе захныкал. Ему надо было идти, но его тело отказывалось ему повиноваться.

Затем он услышал шум на склоне Хиюти-ямы. Кто-то или что-то находилось за его спиной. Сердце трудно забултыхалось в груди. Густой вкус желчи заполнил горло. Ему нужно уходить… нужно уходить! Паника дала ему силы подняться на ноги и тяжело двинуться вперед. Юкийе забыл о своем пакете с едой и вещами, которой он выронил, карабкаясь все выше и выше по склону утеса.




Нами застыла на месте.

Голод выгнал ее из потайной пещеры. Она собирала ягоды в близлежащем кустарнике, когда услышала треск над собой. Она попыталась разглядеть, что вызвало этот шум, но луна прикрыла свое лицо облачным лоскутом, и женщина смогла лишь различить во мраке большую тяжело движущуюся массу.

В ужасе она протиснулась в лаз за карликовой сосной. Кто это мог быть? Горный медведь? Говорят, они редко встречаются вблизи мест обитания человека, но еще говорят, что когда встречаются, то бывают необычайно свирепы.

Горсть ягод не утолит голода. Она не будет больше рисковать и не покинет убежища. Женщина взглянула из пещеры на панораму костров и подумала, где сейчас Йоши, вспоминает ли он о своей Нами?

Облако проплыло мимо, лицо Тсукийоми вновь открылось. Нами осаждали сомнения. Почему Йоши должен беспокоиться о ней? Он уверен, что она сейчас в безопасности. Возможно, она не права, оставаясь в пещере. Может, собраться и уйти сейчас? Она вспомнила о медведе. Нет, придется остаться, по крайней мере до наступления дня. Нами свернулась калачиком, чтобы переждать ночь, и принялась жевать ягоды, вытаскивая их по одной из стиснутого кулачка.

Заканчивая свой скудный ужин и уже почти засыпая, молодая женщина услышала вдалеке пронзительный крик. Он был похож на вопль дикого зверя, но почему-то она знала – это кричит человек. Нами вздрогнула.




Мальчик был на полпути к ближайшим кострам, когда из темноты появилась фигура вооруженного солдата.

– Стой, – скомандовал солдат. – Кто ты? Что тебе нужно?

– Я слуга генерала Юкийе. У меня важное письмо к генералу Коремори. Вы должны немедленно доставить меня к нему.

– Я должен, должен я? – солдат подошел ближе. У него была мощная грудная клетка, тяжелая борода, и он носил минимальное вооружение, положенное асигару, низшему воинскому чину. Асигару в воинской иерархии стояли чуть выше, чем новобранцы из крестьян. Их кличка означала «быстрые ноги», так как они были безлошадными и в битвах проводили большую часть времени бегая между конными воинами более высоких рангов. Однако их статус давал возможность продвижения по службе, и многие асигару были чрезвычайно чувствительны, блюдя самурайские обычаи ревнивее, чем настоящие самураи.

– А ты прелестный мальчик! – ухмыльнулся асигару. – Может быть, мы забудем о твоем поручении и…

– Это письмо должно немедленно попасть к Коремори, – сказал мальчик дрожащим голосом, – или это плохо для тебя обернется.

– Ха! Плохо для меня? У тебя силенок не хватит повернуть дело плохо для меня. Фактически у тебя вообще нет никаких возможностей.

Асигару плотоядно посмотрел на него.

– Сними одежду, маленькая бабочка. Я хочу посмотреть, мальчик ты или девочка… впрочем, какая разница.

Мальчик чуть не плакал.

– Пожалуйста, господин. У меня приказ моего хозяина. Письмо должно попасть к Коремори до рассвета. Я отвечаю за это своей жизнью.

Асигару нахмурился. Он недавно получил звание асигару и очень серьезно относился к нему. Его чувство собственного достоинства только зарождалось, и любая угроза нанести ему урон вызывала чрезмерную реакцию. А в этой ситуации наблюдался явный случай кирисутэ-гомен, то есть непочтительности. Как смеет этот жалкий прыщ настаивать на своем? Ясно, что асигару как самурай теперь обязан зарубить этого хорошенького юнца на месте. Он откашлялся и сплюнул под ноги мальчику. Его меч не пробовал крови с начала кампании, и ему нужно подтвердить свое новое звание. Кто станет уважать его, если его лезвие останется необагренным перед лицом обиды?

Подобными размышлениями асигару довел себя до состояния, когда здравый смысл ничего не значил. Без предупреждения он вытащил свой меч и со всей силой рубанул поперек живота мальчика. Глаза бедняги выкатились. Его рот открылся, и оттуда вылетел нечеловеческий вопль, он опустился на колени, держась за живот одной рукой и протягивая письмо другой. Асигару стряхнул капли крови с меча и вложил его в ножны. Он сплюнул еще раз, едва не попав в безжизненную руку.

– К Эмме-О тебя и твое «важное письмо», – презрительно проворчал он. – Я самурай. Никто не может отказать мне и остаться в живых.

Асигару не умел читать, он не мог представить, что письмо может представлять какую-то ценность. Экая важность – бумажка! Важно должным образом наказать человека, оскорбившего его достоинство. Конечно, он всего лишь асигару, но он самурай. Он надменно зашагал прочь, оставив тело мальчика и письмо лежащими на поле.

Йоши услышал предсмертный крик мальчика и спросил себя, что это значит. Он предположил, что это отзвук размолвки в лагере Коремори. Однако в качестве меры предосторожности – звук, казалось, шел со стороны дамбы – он послал солдата проверить часового.

Йоши критически обдумал ситуацию. В считанные дни Коремори мог обнаружить дамбу и атаковать ее. У часового должно быть время, чтобы предупредить защитников. Бойцы Йоши обучены тактике, необходимой для защиты дамбы, и могут заставить Коремори дорого заплатить за попытку разрушить ее.

Защищать переправу легко. Отряд лучников сможет отразить целую армию, если будет вовремя предупрежден.

Йоши считал, что в данное время дамба в безопасности. Однако, несмотря на практически полную неприступность рва, завтра, несомненно, состоится еще одна массовая атака. Войска Йоши будут готовы к ней.

Слава синтоистским богам и Будде, что ему удалось убедить Нами уйти с женщинами. Вспоминает ли она о нем? Йоши взглянул на луну. Смотрит ли Нами на нее этой ночью?

Печаль одолела Йоши. Возможно, в последний раз он видит Тсукийоми на ночном небе. Лагерь продержится еще день, может быть – два. Если Коремори готов пожертвовать сотней людей за одного человека, гарнизон крепости в конце концов будет смят.

Боевой дух защитников очень высок. Присутствие Юкийе ободрило их. Губы Йоши скривились. Странный человек этот Юкийе. Отталкивающий. Отвратительный. Но слава его семьи и связи при дворе дают ему богатство и силу. Легко усомниться в мудрости мироустройства, размышляя о людях, подобных Юкийе.

Если Йоритомо победит в борьбе за власть, будут ли свергнуты все Юкийе на свете? Кажется, Йоритомо так обещал. Но сам Йоритомо сейчас сидит в безопасности в Камакуре, используя для борьбы Йоши. Где справедливость? Неужели выгода важнее справедливости? Йоритомо никогда не опрокинет Тайра, если не будет опираться на силы различных союзников, включая Юкийе и Кисо. Конечно же, и Го-Ширакава понимает это, но понимает шире. Он несомненно использует раздор Тайра и Минамото для поддержания стабильности в империи. Была ли миссия Йоши завершена? Он известил Го-Ширакава о положении дел. Он дал ему свои советы.

Йоши вздохнул. Если бы он не ввязался в спор на военном совете Кисо, его бы не оставили умирать под Хиюти-ямой. Он выступил на совете из гордости. Эта гордость поставила под удар его миссию. При Хиюти-яме Йоши получил важный урок. Без дипломатии и терпения самые продуманные планы могут сойти на нет. Извлечет ли он пользу из того, что успел понять? Йоши сочинил танку:
		Лик Тсукийоми



		Выглядывает из-за туч,



		Свет проливая



		На солдат безымянных,



		Гибнущих за свет мечты.








Свет мечты? Что это такое? Для некоторых – Западный рай? Для других – возвращение к высшему состоянию цикла кармы? Или достойная смерть? Или слава и почет в этом мире? А может быть, сознание честно исполненного долга?

Как он умрет завтра? Боги не дали ему знака взяться за меч. Он встретит врага с боевым веером в руке. Он не нарушит своего обета.

Впрочем, какая разница, умрет ли он, сражаясь против неодолимой армии, с мечом или с веером? Он обречен, если не вмешаются боги.

Было уже поздно. Йоши наконец уснул. За три часа до зари.




На другой стороне рва довольный собой асигару рассказывал двум приятелям о мальчике, кровью которого он обагрил свой меч.

– Я бросил его тело там, где он был зарезан, – гордо говорил он.

– Ты забрал голову? – спросил один из слушателей.

– Мне не нужна его проклятая голова, – сказал асигару, сердито ощетинившись. – Завтра будет больше голов. Я немного размялся, чтобы согреть мой клинок. Мальчик не имеет значения. Голова его ничего не добавит к моему имени.

– А что случилось с письмом, которое он нес? – спросил другой.

– К Эмме-О это письмо! Я не умею читать, а ты?

– Немного.

– Где незаконнорожденный может научиться читать? Ты пытаешься оскорбить меня!

– Я не хочу никого оскорблять. Я служил у воина-грамотея, и он научил меня нескольким иероглифам. Я не хочу тебя унизить; мы все здесь только асигару. Не будем же ссориться между собой.

Бородач нехотя согласился.

– Если письмо важное, оно может означать немедленную награду и продвижение по службе.

– Возможно, ты и прав. Пойдем, я отведу тебя к телу. Докажи, что умеешь читать.

Двое мужчин двинулись к зарослям на склоне утеса. Тело валялось там, где и упало. Крупные артерии живота были рассечены, и земля вокруг трупа повлажнела от крови.

Бородач пошарил в кровавой грязи и вытащил письмо из пальцев мертвого мальчика.

– Тонкая бумага, – сказал чтец, разворачивая свиток.

Он повертел листок, пытаясь поймать луч лунного света, и вдруг воскликнул:

– Это очень важно! Это послано Коремори!.. Здесь секрет конструкции дамбы.

– Да?

– Записка объясняет, как устроен ров и каким образом можно осушить его!

Бородатый самурай двинулся на приятеля, пытаясь выхватить листок из его рук.

– Дай сюда! – крикнул он, выругавшись. – Я сам доставлю его.

– Я думал, мы вместе…

– Меня не интересует, что ты думал. Письмо мое. – Асигару вытащил меч.

Его спутник шагнул назад.

– Конечно, оно твое, – сказал он умиротворяюще.




Коремори был в ярости – его посмели потревожить среди ночи. Генерал Мичимори явился к нему собственной персоной, чтобы вдолбить командующему важность полученного известия.

– Приведите мерзавца, который заставил вас разбудить меня, – бушевал заспанный Коремори, выпятив челюсть. – Как я могу управлять армией, если мне не дают выспаться?

– Накажите наглеца всеми способами, – мягко сказал Мичимори. – Но сначала прочтите письмо. Похоже, генерал Юкийе предал свою армию.

– Чт… что?

– Письмо от Юкийе. В нем изложены сведения, как разрушить дамбу и опустошить ров.

– Можем ли мы доверять Юкийе?

– Мы должны разобраться в этом. Если все здесь сказанное правда, отряд людей может просочиться через леса у подножия горы Хиюти и разобрать дамбу до рассвета.

– А если письмо фальшивое?

– Что ж… Мы потеряем отряд людей.

Мичимори задумчиво изучал помятое спросонья лицо Коремори и, словно убедившись в чем-то, сухо добавил:

– Мы легко можем пожертвовать одним отрядом после того множества, которое потеряли, пытаясь форсировать преграду силой оружия.

Коремори свирепо посмотрел на заместителя, затем отвернулся и крикнул слугу, чтобы тот помог ему надеть доспехи. Он неожиданно осознал, что триумф близок. Вполне вероятно, что Юкийе действительно отдает свои войска в руки Коремори.

– Мы выступим сейчас же, – сказал он. – Подготовь отряд наших лучших воинов и уничтожь дамбу до рассвета. И еще, – добавил он, будто это только что пришло ему в голову, – в наших войсках должна поддерживаться строгая дисциплина. Солдаты должны соблюдать субординацию. Убей дурака, имевшего наглость разбудить меня.




Глава 48


Затрубили рога; зазвучали в темноте гонги. Шел час тигра. Часовой у дамбы заметил отряд Коремори и дал сигнал тревоги. Гарнизон защитников крепости моментально пробудился. Вооруженные воины выбегали из крепости, из школы, из отдельно стоящих казарм. Пешие солдаты и конные офицеры, многие без доспехов, спешили к дамбе.

В пять минут сотня лучников заняла боевую позицию.

Неожиданный рейд врага был сорван благодаря бдительности караульного. Только несколько самураев Коремори достигли цели раньше, чем стрелы поразили их. Насыпи не было причинено заметного ущерба.

В течение следующих часов дамба находилась под постоянной осадой. Коремори был в ярости. Огромная армия сдерживалась горсткой нерегулярных войск. Он созвал военный совет с Мичимори и Санемори.

– Мы должны осушить ров, – кричал он так, что вены выступали на его толстой шее. – Предатель принес нам победу на блюдечке, а мы потерпели провал. Генерал Мичимори, возлагаю на вас ответственность за фиаско.

Суровое лицо Мичимори застыло. Он был взбешен. Он знал, что сделал все, что только возможно. Его бранили за ситуацию, которая не подчинялась контролю. О, если бы только Го-Ширакава отдал армию ему, а не этому индюку! Молодой Коремори имел впечатляющую внешность, но ему не хватало истинного знания солдат и боевого опыта. Мичимори сдержал гнев и поклонился, спрашивая себя, почему император сосредоточил власть в таких ненадежных руках. Неужто император хотел поражения Тайра?

Коремори меж тем повернулся к старому воину.

– Санемори, – сказал он мрачно, – однажды ты дал мне добрый совет, но я не внял ему. На этот раз я обещаю внимательно прислушаться к твоим словам. – В голосе генерала появилась плачущая нотка. – Что мне делать? У меня сто тысяч пустых животов, и я не могу их наполнить. Армия смеется надо мной.

Брови Санемори нахмурились в раздумье.

– Мы должны провести отвлекающий маневр, – сказал он.

– Какой маневр?

Мичимори, сердясь, но хорошо скрывая гнев, сказал:

– Огненные стрелы! Запалим их баррикады. Подожжем лагерь.

– Да, – сказал Коремори. – Это, наверное, то, что надо. Пока Минамото займутся пожаром, мы уничтожим дамбу.

Санемори поклонился Мичимори за помощь и затем поклонился Коремори. Он проницательно всматривался в нового генерала. Что бы ни говорили о его молодости и неопытности, Коремори, по крайней мере, способен принимать быстрые решения и совершать необходимые действия.

– Да, – наконец сказал Санемори. – Хотя расстояние и велико, нам не нужна точность. Подожжем кустарник. Перепугаем лошадей. Принудим их распылить силы. Заставим сражаться на трех фронтах: у дамбы, у рва и с огнем.

– Согласен, – быстро сказал Коремори.

С легкостью, присущей молодости, он в считанные секунды переходил от подавленности к возбуждению.

– Генерал Санемори ударит на дамбу. Генерал Мичимори займется пожаром. Я обрушусь на ров.

К концу дня дамба была взята. Санемори потерял пятьсот человек против пятидесяти павших защитников. Огненные стрелы Мичимори произвели обширное опустошение в лагере. Баррикады тлели в дюжинах мест, выгоревший кустарник торчал, как черные скелетообразные пальцы. Коремори, потерявший тысячу человек при попытке пересечь водную преграду, созвал еще один военный совет.

– Мы взяли дамбу, – сказал он. – Мы должны тщательно спланировать наш следующий шаг. Хватит крови наших. Я не хочу без нужды рисковать людьми. Я штурмовал ров трижды и каждый раз обламывал зубы о проклятые колья. Может быть, выход…

Санемори прервал его:

– У меня есть идея, которая…

Он стал неторопливо излагать свой план, который вызвал улыбки на лицах Коремори и Мичимори.




Йоши с ног до головы был перемазан сажей. Наблюдатель только что сообщил ему, что дамба уже частично разобрана и небольшой отряд врага продолжает ее разрушение.

Уровень воды во рву падал. Заостренные концы бревен выступили над поверхностью канала, и, по наблюдениям Йоши, вода продолжала уходить.

Армия Коремори отбрасывала длинные послеполуденные тени. Йоши различил большую группу пеших солдат, отделившихся от основных войск. На них не было доспехов. Йоши задумался. Лишенные защиты, бойцы Коремори представляли собой уязвимые мишени, зато они легко могли плавать и теперь, когда колья обнажились, могли свободно проскользнуть между ними.

Йоши обошел свои отряды, приказав лучникам быть начеку, и вернулся на свой наблюдательный пункт. Он внимательно следил за действиями противника, пытаясь проникнуть в его планы. Разоруженные люди не представляли опасности. В тактике Коремори должно было таиться еще что-то… Что? Йоши видел знамена противника, развевающиеся на утреннем ветру вокруг штабной палатки. Вот одно из них опустилось, подавая сигнал, и сразу же тысячи всадников двинулись к берегу; они остановились, построившись в шестьдесят рядов вокруг дуги рва, вне пределов досягаемости стрел.

Уровень воды продолжал снижаться. Теперь заостренные бревна были обнажены на три фута.

Наклонилось еще одно знамя, раздался звук рога. Солдаты авангарда – их было около пятисот – разделись до нижнего белья. Когда они прыгнули в воду, Йоши все понял.

Каждый воин держал в руке конец свернутой веревки. Другой ее конец был прикреплен к седлу всадника. Когда пловец достигнет бревна и закрепит на нем петлю, его партнер хлестнет коня. Колья будут вытащены из вязкого берега с помощью лошадей.

Остаться без рва? Без кольев? Шестьсот его бойцов не продержатся и пятнадцати минут против орды Коремори.

– Перестреляйте всех, пока они в воде, – закричал Йоши.

Пловцы приближались к линии обороны. Лучники поднялись над дымящимися баррикадами и выпустили тучу боевых стрел. Ров снова окрасился в красный цвет. Большинство наступающих погибло, не успев достичь цели, но около сотни пловцов все же привязали веревки к основаниям бревен.

Йоши беспомощно наблюдал, как всадники врага медленно вытягивали колья из илистой почвы. Колья сидели глубоко и, закрепленные камнями, не поддавались. К веревкам припрягли дополнительных лошадей. Неподатливые стволы стали выскакивать из своих гнезд с громкими чмокающими звуками. Линия обороны вмиг сделалась щербатой, словно зубы во рту старика.

Из пятисот пловцов выжили лишь те, что сумели уплыть под водой.

Но вода продолжала убывать.

Вновь зазвучал рог, и сигнальный флаг Коремори опустился. Громкий рев вырвался из глоток огромного войска, когда первые ряды его бросились в атаку на ров.

Лучники Йоши держались стойко, посылая стрелы с такой быстротой, с какой успевали натягивать и отпускать тетиву. Однако стрелы теперь были не более эффективны, чем москиты, жалящие шкуру быка.

Рев людей, лязганье доспехов, хлюпанье грязи, пронзительные вопли умирающих сливались в одну шумную какофонию. Йоши выкрикивал приказы. Никто не слышал его. Йоши перепрыгнул через баррикаду, увлекая за собой лучников, чтобы заткнуть самые широкие бреши в линии обороны. Йоши великолепно выглядел в полном боевом снаряжении, его красно-синие доспехи потемнели от гари. Рогатый шлем полыхал червонным золотом в алых лучах заката. Он казался божественным духом, сошедшим на землю.

Всадники Коремори признали в нем командира и направили коней в его сторону. Прячась за мордами коней, они выпускали стрелу за стрелой, пытаясь поразить разъяренного рыцаря, но выстрелы чудесным образом не достигали цели.

Йоши подал условный сигнал, и ничтожно малый отряд всадников выскочил из-за баррикады, чтобы сразиться с врагами.

Горстка неопытных бойцов против пяти тысяч самураев. Всадники Йоши были смелы и отчаянны, но результат был предопределен. Они не ожидали пощады от Коремори и не получили ее. Кавалерия Йоши была перебита, и лагерь теперь лежал без защиты перед самой мощной армией всех времен.




Шум наступающей армии Коремори пробудил Нами от глубокого сна. Она проспала весь день в лишенном времени замкнутом пространстве пещеры. Молодая женщина проснулась голодная, не понимая, что с ней. Жесткий пол и абсолютная темнота ошеломили ее. Прошло несколько минут, прежде чем она все вспомнила.

Нами в тревоге бросилась к лазу. Она услышала рев наступающих. Она увидела широкую шевелящуюся массу, устилающую дно оборонного рва. Она поняла, что дамба разрушена, и это значило – лагерь погиб.

А Йоши? Его ли она теперь видит? Да. Нами узнала его золотой шлем с широко расставленными рогами. Он метался по баррикаде, перебегая от группы к группе бойцов, указывая лучникам самые важные цели.

Нами коротко вздохнула и в ужасе задержала дыхание. Грудь Йоши была открытой мишенью. Казалось, ему помогают духи подземного царства, потому что он все еще был невредим.

«Йоши, Йоши, – кричала беззвучно женщина. – Почему ты там? Почему не скрылся, когда было можно?» Она знала его ответ. Честь. Долг. Ответственность.

Какое значение имеет преходящая жизнь в сравнении с этими вечными ценностями? Эти ценности составляли жизнь Йоши. Но и они вступали в противоречия. Честь Йоши-генерала, его ответственность за людей зачеркивали долг Йоши-царедворца – служить императору. Если Йоши погибнет, что станется с его долгом перед Йоритомо и Го-Ширакава? Ответ один – женщина, ты не поймешь!

Нами почувствовала приступ отвращения. Пусть они идут к Эмме-О, эти мужчины, мнящие себя мыслителями, способными отличить добро от зла. Они заблуждаются! Они ползают в потемках лабиринта, построенного ими же самими, и не находят выхода.

А она, Нами, всего лишь женщина, но знает, что истинное ценно в мире. Любовь. Дом. Семья. Она почувствовала, что ее щеки вспыхнули от гнева, и сказала вслух:

– Ваши жизни отдаются впустую… ни за что.

Гнев быстро прошел. Плечи женщины вздрагивали от рыданий. Не было никого, кто мог бы утешить ее, утереть слезы, катящиеся по щекам.

Нами сама вытерла лицо рукавом и напряженно вгляделась в панораму битвы. Солнце клонилось к закату. От догоравших пожарищ поднимался густой дым, мешая смотреть. Нами увидела Йоши, балансирующего на гребне баррикады. Он бился с одним из офицеров Коремори. Меч самурая против боевого веера мастера меча. Меч против веера! Ладья против пешки. Так считают специалисты. И все-таки быстрота и мастерство Йоши уравновешивали преимущества противника.

Офицер был сильным и опытным бойцом. С каждой атакой он заставлял Йоши отступать все дальше. Сердце Нами подпрыгнуло, когда она увидела, что Йоши ринулся вперед. Офицер пошатнулся. Мастер пытался раздробить кисти врага, и на мгновение показалось, что ему удалось разоружить самурая, но нет, – удар был отражен котэ, защитой для запястий.

Йоши попытался продвинулся дальше, прежде чем офицер восстановит равновесие, но мужчина откинулся и с кошачьей ловкостью резанул противника по горлу хорошо отработанным круговым ударом. Нами беззвучно закричала, когда Йоши нырнул под клинок. Удар не нанес серьезных повреждений; он отскочил от шлема, отрубив один из металлических рогов, который, блеснув в угасающем свете, кувыркнулся в воздухе и покатился по земле.

Пристальный взгляд Нами был прикован к Йоши и офицеру Коремори. Хотя вокруг них шумел водоворот боя и многие сотни бойцов набрасывались друг на друга, сцепившись в смертельных хватках, она не обращала на них внимания.

Офицер перевернул клинок, нанеся необычный удар тыльной стороной руки. Удар шел широко, и Йоши, воспользовавшись возможностью, шагнул внутрь дуги, описываемой клинком. Он блокировал правую руку врага и одновременно ударил его по лицевой пластине рукояткой веера. Лицо офицера окрасилось кровью, он рухнул, как бык под ударом молота мясника.

Его место занял еще один фехтовальщик.

Нами покинула безопасное убежище и подползла к краю тропки, чтобы лучше видеть происходящее. Горстка защитников лагеря продолжала храбро сражаться, но женщина видела, что они уступают превосходящей численности противника.

Небо быстро темнело. Нами надеялась, что в сумерках Йоши удастся спастись бегством. Она потеряла его из виду. Ее сердце дрогнуло. Где он? Неужели погиб? Или пытается скрыться? Нет. Йоши был там, на поле боя, отражая натиск двух самураев. Он упал на колено, ускользнув от клинка одного из врагов, вытянулся в струну и задел острым концом веера горло мужчины. Булькающий всхлип смертельно раненного человека, перекрывая ужасный шум битвы, долетел до слуха Нами. В ту же секунду клинок второго самурая смял шлем Йоши.

Время словно застыло для Нами. Шлем медленно взмыл над головой Йоши, обрывая завязки из бычьей кожи, перевернулся в воздухе и исчез в наступающей темноте. Йоши покачнулся, раскинул руки и вниз головой свалился с баррикады. Его лицо превратилось в кровавую маску.

Нами стиснула кулаки и завизжала.




Глава 49


К ночи последние защитники Хиюти-ямы были перебиты. Лагерь принадлежал Коремори.

Ликующие советники предложили устроить празднество. Огромная армия в три дня потеряла пять тысяч человек. Оставшиеся в живых были слишком возбуждены, чтобы спать. Советники порекомендовали Коремори дать войскам расслабиться перед началом следующего этапа кампании.

Коремори согласился. Головы можно собрать утром. Возможно, Кисо или Йоши пали, защищая Хиюти-яму. Пришло время пересчитать и рассортировать трупы, собрать трофеи, распределить награды. Пешие солдаты, сумевшие перебраться через ров, будут произведены в полноправные самураи. А утром военный совет примет решение о дальнейших действиях армии.

Мичимори заметил, что армия должна выступить в поход на следующий день; в долине не осталось провианта, а запасы продовольствия истощались. Коремори словно не обратил внимания на его слова.

– Полевые офицеры соберутся в крепости Хиюти-дзё, – объявил генерал. – Всадники-самураи разместятся в здании школы боевых искусств. Асигару останутся в лагере и окружающих полях. Сегодня мы отпразднуем нашу первую великую победу чашами сакэ и дополнительными пайками для всех!

Члены совета зааплодировали. Только Мичимори и Санемори воздержались от ликования. Они обменялись многозначительными взглядами, хорошо понимая друг друга. Великая победа? Ста тысячам человек понадобилось три дня, чтобы одолеть восемьсот храбрецов. Дополнительные пайки? В обозе не хватало еды на обычные суточные рационы!

Коремори заметил выражение их лиц. Его брови нахмурились, ноздри раздулись. Он сердито сделал генералам знак присоединиться к аплодирующим, Они с неохотой повиновались.

Новость быстро распространялась по лагерю. Сакэ! Обозники подвезли бочки. Вскоре в округе запылали костры. Усталые люди пели, танцевали, смеялись. Дневные тяготы забываются, когда под влиянием вина начинает кружиться голова. К полуночи большинство победителей валялось от усталости и опьянения.




Нами ясно понимала свой долг. Даже слишком ясно. Ее муж Тадаморо-но-Йоши погиб. Нами нельзя допустить, чтобы Тайра надругались над его останками. Она должна спуститься в лагерь врага, чтобы отыскать и спрятать голову мужа.

Ее живот поджался при этих мыслях. Она – слабая женщина. У нее нет ни опыта, ни меча, ни силы. Ей придется пилить шею возлюбленного маленьким кинжалом, спрятанным в рукаве.

Это невозможно!

Но другого выхода не было. Никто не мог помочь. Это бремя лежало на ней и только на ней.

Дорожное платье женщины было крепким, но слишком ярким; оно будет бросаться в глаза. Нами пожалела, что с ней нет холщовой рубахи, которую она когда-то носила, играя роль слуги Йоши. Впрочем, сейчас поздно думать об этом. Она вышла из положения, вывернув платье темной изнанкой наружу. В темноте это должно сойти.

Это должно получиться!

Нами подобрала нижние юбки и протянула их через оби. Получилось грубое, но приемлемое хакама. Как ни жаль эти ножки, придется снять обувь и идти босиком. Впрочем, не все ли равно, когда ее муж мертв.

Она заберет голову Йоши и спрячет ее в пещере. Пещера была их тайной, пусть послужит могильником их любви. Когда Нами завершит ужасную задачу, она уйдет по тропе прочь от Хиюти-ямы, чтобы найти лагерь Йоритомо, рассказать ему о героическом конце Йоши и предложить свою помощь в свержении Тайра. Должен же быть какой-либо способ, которым она смогла бы служить делу Минамото. Смерть Йоши заставила ее осознать, что значит долг. Она никогда не вернется к прежней жизни. Когда-нибудь Нами вернется в Киото, чтобы встретиться с матерью Йоши. Она расскажет ей, как погиб ее сын. Но до тех пор Нами придется много потрудиться. И свергнуть Тайра.

Звуки попойки затихали. Взрывы пьяных песен, хвастливых криков и грубых шуток слышались все реже. Луна в последней четверти давала неверный свет. Нами едва различала очертания баррикад в кровавом мерцании углей, покрытых пеплом. Она запомнила место, где пал Йоши. Найти его будет трудно. Но часовым Коремори тоже будет трудно заметить ее.

Инь и ян. На каждую выгоду – невыгода. На каждую невыгоду – выгода.

Нами выбралась из пещеры, когда решила, что наступила полночь. Спуск с Хиюти-ямы прошел без приключений. Люди Коремори еще не обнаружили этой тропы. Прежде чем войти в крепость, она скинула обувь и спрятала под сосной. Пора действовать осторожно! Нами миновала частокол и заскользила по лагерю, перебегая от тени к тени. Она слышала, как пируют офицеры в усадьбе. С ними не будет проблем. Она опасалась сотен солдат, расположившихся у костров; многие еще не угомонились, хотя друзья их уже валялись в пьяном оцепенении.

Один раз Нами окликнули. Она пошла дальше, как будто не слышала. Окликнувший последовал за ней. Его товарищ заметил это:

– Эй, куда ты? Выпей еще сакэ, завтра никто не нальет! – заплетающимся языком прокричал он.

Солдат заколебался, опять двинулся вперед, потом пожал плечами и повернул обратно, чтобы присоединиться к друзьям.

Нами застыла от страха. Она пряталась за перевернутой повозкой футах в десяти от костра. Она слышала, как солдат говорил товарищам:

– …что-то странное в походке. Могу поклясться, это была…

Другие солдаты засмеялись и перебили его, крича:

– Брось! Выпей еще.

Нами перевела дыхание и быстро метнулась прочь.

Она стала еще осторожнее, когда подобралась к грудам тел. Здесь размещались мертвецы, сложенные в штабеля вдоль периметра баррикад. Трупы лежали в густой тени и казались почти неразличимыми. Чад пожара здесь смешивался с отвратительным запахом бойни: из мрака несло потом, кровью, мочой и фекалиями. Она попыталась ощупать черты недвижных лиц, но находила во мраке лишь части трупов – оторванную руку или обрубок ноги.

Все существо Нами содрогалось от отвращения, но она продолжала поиск. Доспехи одного из мертвецов показались ей знакомыми. Нами попыталась ощупью добраться до его лица. Рука женщины погрузилась внутрь грудной клетки через зияющую рану. Ее пальцы коснулись чего-то холодного, липкого, вязкого. Сердце? Легкие? Она не могла больше сдерживаться; ее вырвало желчью. Переведя дух, она вновь принялась за дело. Нами была уверена, что находится именно в том месте, где упал Йоши. Но сколько же здесь чужих тел! Она всхлипнула от разочарования и усталости.

Внезапно из окружающей темноты прокричали:

– Кто там? Говори!

Нами вытянулась вдоль какого-то тела и лежала тихо, как призрак.

– Проклятый обиратель трупов, – кричал голос. – Я найду тебя утром.

– Оставь. Раздели наш праздник, – произнес кто-то еще.

– Эти негодяи ждут не дождутся, чтобы обыскать мертвецов, – ворчал мужчина. – Завтра мы честно поделим добычу, но всегда найдется кто-то, кому хочется быть первым.

Он повысил голос:

– Эй, ты, там! Если я тебя поймаю, ты присоединишься к покойникам.

Нами не двигалась. Ее ноги дрожали, она была готова завизжать и вскочить. Луна переместилась. Тени исчезли. Женщина оказалась в центре светового пятна. Она лежала лицом к лицу с трупом. Голова мертвеца была залита кровью. Нами отпрянула, стараясь отодвинуться и сесть.

Будда! Это был… это был Йоши! Она нашла его, но, не узнав, провела более получаса в непристойных объятиях с его останками.

Нами непроизвольно вздрогнула и потрясла головой. Первая часть ужасной задачи была решена. Что ж, пора приниматься за вторую. Женщина извлекла кинжал. Рука тряслась так сильно, что она еле удерживала клинок.

– Великий бог Фудо, дай мне силы, великий бог Хачиман, укрепи мое сердце, чтобы сделать то, что я должна, – зарыдала она.

Постепенно дрожь унялась и тело стало повиноваться ее воле.

– О, Йоши, – вздохнула Нами, приставив лезвие к его горлу. – Ты думал, что, отрекшись от меча, сможешь достичь мирной жизни. Любимый, на свете нет мира. Нет мира и нет справедливости. Возможно, ты найдешь то, что искал, в следующем цикле существования. Где бы ты ни был, знай, я люблю тебя.

С этими словами Нами наклонилась вперед, чтобы в последний раз поцеловать холодные губы.

Они были теплыми!

Йоши был мертв более шести часов, но его губы все еще не остыли. Возможно ли это?

Нами оторвала кусок платья и вытерла окровавленное лицо. Она прижала ухо к его груди. Кожаные доспехи не пропускали ни звука. Нами дотронулась до горла Йоши, слегка нажав на кадык.

Не показалось ли ей? Под пальцами Нами дрожал слабый пульс.

Сердце Нами бешено заколотилось. Как давно она здесь? Сколько часов осталось до первой полоски зари?

– Будда, помоги мне, – взмолилась она и ухватилась за доспехи, сдвинув тело на несколько дюймов.

В лагере погасли последние костры. Утихли последние гуляки. Ночь наполнилась стрекочущей песней цикад. Природа продолжала жить, невзирая на людские горести. Луна величаво катилась вдоль рассеянных облаков. Покой вернулся в долину.




Глава 50


Снова и снова сомневалась Нами в своей способности доставить Йоши на Хиюти-яму. Она напрягала последние силы, но дело подвигалось туго. В тысячный раз женщина задавалась вопросом, не тащит ли на себе мертвеца? Не напрасны ли ее усилия? Отчаянность ее положения усугублялась необходимостью обходить посты и волочить Йоши, не причиняя раненому вреда. Любым неосторожным движением она могла оборвать тонкую нить, связывающую его с жизнью. Каждая клетка ее тела кричала об отдыхе.

Путь наверх! Воистину он нелегок.

Когда первый луч прорезался на востоке, Нами наконец втащила Йоши в пещеру. Там Нами упала возле возлюбленного и потеряла сознание.

Очнулась она от боли, ее ноги были стерты в кровь, тело исцарапано и ободрано в бесчисленных местах, мышцы одеревенели от непривычной нагрузки. Она лежала тихо, боясь пошевелиться, слушая биение своего сердца. Она боялась обнаружить, что ее усилия были напрасны.

В пещере было темно. Слабые лучи света, проникавшие сюда через входное отверстие, тускло обрисовывали голову Йоши. Нами вгляделась в его бледное лицо. Как долго он лежит без сознания? Жив он или мертв? Она резко села, охваченная внезапной паникой.

Она подползла на коленях к телу, взяла Йоши за руку и попыталась прощупать пульс. Пальцы не слушались.

Пульс был.

Слабый, прерывистый… настолько вялый, что она не сразу поймала его.

Нами получила в свое время лучшее образование, чем большинство ее ровесниц. Она изучала начатки китайской классической философии, включая Книгу знаний и Книгу перемен. Она разбиралась в каллиграфии, композиции, риторике, стихосложении, астрологии и музыке, наконец, она провела юность в сельском поместье, где жизнь ближе к природе, чем в столице. Имея все эти преимущества, она не знала, как помочь Йоши.

Врач лечит травами, священник молитвами. Что делать Нами? Ничто из ее жизненного опыта сейчас не годилось. Любой ложный шаг молодой женщины мог погасить слабый огонек жизни в теле возлюбленного. Ее начало трясти от свалившейся на ее плечи ответственности, Стоп! Паника до добра не доводит! Нами заставила себя дышать медленно, пока ее пульс не успокоился.

«Думай! – приказала она себе. – Думай, с чего начать».

Дрожь постепенно унялась. Голова женщины прояснилась. Сначала она должна снять с Йоши доспехи и осмотреть раны. Доспехи у Йоши сложные, составные, значит, снимать их надо в порядке, обратном тому, в каком их надевали.

Нами подтащила раненого к свету и принялась действовать методом проб и ошибок. Что может глупая женщина знать о доспехах? Нами задумалась. Хорошо бы превратиться в Томое. На время, конечно. Только на время. Но что пользы желать невозможного? У нее есть дело, которое нужно сделать. Нами развязала шнурки его ёрои – защиты шеи, и обнаружила, что оно зажато между плечевыми и спинными пластинами. Затем она освободила руки мужа от котэ – защиты запястий и совлекла наплечники. Пришел черед разобраться с хаидатэ – собранной из множества пластин защитной юбкой. Будда, как много здесь завязок!

Наконец Нами удалось раздеть мужа до длинной фундоси, нижней рубахи, укутывавшей его от горла до чресел. Завернув ее полы, она внимательно исследовала каждую пядь тела Йоши и не нашла ничего серьезнее царапин и ушибов. Будда, подумала Нами, похоже, я больше покалечилась вчера!

Теперь женщина взялась за осмотр головы и сразу же обнаружила причину бессознательного состояния: у раненого чуть выше левого уха ближе к затылку был содран большой лоскут кожи. Запекшаяся кровь образовала толстую коросту. Стальной шлем спас жизнь хозяину, ослабив удар меча, и все-таки удар был настолько силен, что вызвал контузию и большую потерю крови.

Нами оторвала еще один кусок от нижней юбки и осторожно вытерла рану. Она приложила лоскут кожи на место, пытаясь припомнить, из чего лекари смешивают припарки, которые используют в таких случаях.

Йоши застонал!

Пульс Нами участился, и волна тепла залила ее щёки. Руки опять затряслись. Йоши был жив. Она быстро стащила дорожное платье и, свернув в комок, подложила мужу под голову.

Что еще можно сделать? Вода! Ей нужна вода, чтобы промыть рану. Больше она ничего не сможет поделать, пока не достанет воды. Недалеко от тропы протекал горный ручей. Нами подобрала юбки и выскользнула из пещеры.

Солнце давно миновало зенит. В долине внизу тяжко ворочалась армия Коремори. Нами слышала шум, издаваемый лошадьми, повозками и людьми, видела облака пыли. Она присела на корточки, наблюдая за уходящими солдатами. Там, где прошли войска, земля была ровно вытоптана; трава, кусты, цветы и злаки были превращены в однородную коричневую массу. Защитный ров, из-за которого проливались потоки крови, теперь выглядел грязной канавой, очень походившей на окружающий ландшафт. Нами поискала взглядом школу боевых искусств, где они провели с Йоши медовый месяц, и не обнаружила ее, школа была сожжена вместе с казарменным городком.

Огромные холмы перекопанной земли покрывали тела мертвых солдат Коремори, похороненных в братских могилах. Трупы защитников гарнизона валялись беспорядочными грудами вблизи разрушенных баррикад. Нами отшатнулась, когда поняла, что смотрит на уродливые останки обезглавленных офицеров, бесцеремонно вытащенных из-под трупов простых пехотинцев. Впрочем, она приободрилась, представив себе разочарование Коремори, когда ему доложили, что голова вождя не была найдена. Ладно… возможно, Тайра удовлетворятся головой Юкийе. Впрочем, вряд ли этот трофей доставит им большое удовольствие. Губы Нами непреклонно сжались. Она не позволила врагу получить голову мужа. Она вступила в борьбу за дело Минамото.

Нами побрела по тропе, морщась от боли в ногах, на поиски родника. Впереди что-то блеснуло. Какой-то объемистый сверток, наверно потерянный при отступлении женщин и стариков. Что это? Она развернула находку и чуть не запела от радости. В нем находились закупоренная бамбуковая трубка с водой и еда в пакете, настоящая еда. Нами обнаружила внутри упаковки смену мужской одежды. Женственные цвета. Не совсем во вкусе Йоши, но, если он поправится – помоги, Будда, – ему понадобится одежда, более удобная, чем его доспехи.

Нами не догадывалась, что это Юкийе, охваченный паникой, растерял здесь свои пожитки и таким образом внес свой вклад в спасение ее мужа.

Нами подобрала сверток и поспешила к пещере. Она плеснула несколько капель воды на лоскут и осторожно промокнула рану любимого. Он застонал от боли, и этот звук обрадовал ее сердце. Он поправится.

Нами попыталась влить воду в рот мужчины, но большая часть жидкости проливалась мимо. Ничего, она подождет; не годится терять драгоценную влагу. Нами отпила небольшой глоток, затем съела немного завернутых в листья рисовых лепешек.

– Амида Буцу, свет Западного рая, приди к той, кому нужна твоя помощь. – Она опустилась на колени возле Йоши и помолилась.

Сколько раз в прошлом она уже бодрствовала таким образом у его постели.

Теперь Нами смотрела на мужа, распростертого в небольшом пятне света, струящегося от лаза, ничтожно малую фигурку в огромной пещере, и чувствовала, как невидимые силы вздымаются вокруг нее. Вековая тишина, раскрошенные кости давно умерших предков и почти осязаемая тьма соединились, создавая образы духов, борющихся в подземном мире.

Часы проходили в молитве и медитации. Будда, Хатшиман, Фудо… боги синтоистской и буддистской религий вознаградили Нами. Йоши открыл глаза. Его губы дрогнули в слабой улыбке.




Глава 51


С того момента, как к нему вернулось сознание, Йоши порывался как можно скорее приступить к неотложным делам. Его миссия не была завершена. Он не может успокоиться до тех пор, пока не убедится, что Го-Ширакава получил его письма. Нами пыталась убедить Йоши задержаться на Хиюти-яме. С уходом армии Коремори вся долина была в их распоряжении. Йоши не соглашался.

– Долг, – отвечал он, когда Нами спрашивала, почему он настаивает на уходе, и Нами не чувствовала себя вправе возражать ему, памятуя о собственном обете приложить все силы к делу свержения Тайра.

Однако первые попытки покинуть пещеру окончились неудачей: он слишком ослаб. Неважно, насколько высоко воспарил его дух, тело отказывалось повиноваться. Нами эти дни казались одними из самых счастливых в ее жизни. Они были живы, были вместе, и Йоши полностью зависел от нее.

Когда к мужу вернулись силы, Нами стала более замкнутой. Его стремление доложиться Йоритомо и присоединиться к Кисо наполняло ее страхом.

Ярким утром двадцать пятого дня пятого месяца приблизительно в тридцати милях к северу от Хиюти-ямы Коремори одержал очередную победу над одним из гарнизонов Кисо в местечке Атака провинции Kaгa, незначительную победу, давшую горцу информацию о передвижениях Коремори.

В тот же день Йоши и Нами, одетые в странное сочетание лохмотьев и блестящих придворных одежд, отправились на поиски штаба Кисо. Через три дня скитаний под палящим солнцем они отыскали его лагерь на границе между провинциями Этидзен и Kaгa.

Йоши полностью оправился от раны. Единственным свидетельством его схватки со смертью был багровый шрам над левым ухом.

Часовой проводил Йоши в командирскую палатку. Приветствие Кисо было менее чем сердечным.

– Разведчики сообщили о потере гарнизона, – холодно заговорил он. – Как случилось, что ты выжил?

Излагая свою историю, Йоши читал на лице командующего выражение скуки и презрения. Кисо обменялся критическим взглядом с Имаи. Было ясно, что они уже сделали свои выводы о том, как Йоши удалось пережить набег Коремори.

– Ничтожный Юкийе храбро погиб, сражаясь с врагами, тогда как великий генерал Йоши спрятался, – сказал Кисо, когда Йоши закончил рассказ. – Однако ты все еще являешься представителем моего кузена Йоритомо, и в этом качестве я обязан принять тебя.

В глазах Кисо сверкнула нескрываемая злоба.

Имаи прервал его.

– Я воин, – сказал он. – Трусливое бегство этого человека, бросившего сражающийся гарнизон, невозможно оставить без последствий. Его нужно немедленно казнить в назидание другим.

Кисо задумчиво кивнул.

– Я еще недостаточно силен, чтобы бросать вызов моему кузену. Но…

Внезапно он сменил тему разговора и развязно спросил:

– А твоя жена? Она тоже погибла в Хиюти-яме? Ее не оказалось среди женщин, бежавших из лагеря.

Йоши объяснил, что только отвага Нами спасла ему жизнь.

– Замечательная женщина, – сказал Кисо. – Где она?

– Она остановилась в палатке Томое.

– Я понимаю, – загадочно сказал Кисо.

В его заострившемся лице мелькнул какой-то странный оттенок. Злоба? Удовлетворение? Йоши был сбит с толку.

– Ты присоединяешься к нам как раз вовремя для следующего этапа нашей кампании, – добавил Кисо. – Наши лазутчики держат нас в курсе относительно передвижений Коремори. Его армия тает. Призывники скрываются в лесах. У него нет запасов продовольствия, чтобы кормить оставшихся. Однако он выиграл незначительную схватку с горсткой моих людей в Атаке и теперь, несомненно, пройдет через Шинохара в ближайшие две недели. Не слишком ли ты напуган, чтобы встретиться с ним лицом к лицу еще раз?

В ответ на все оскорбления Кисо и Имаи Йоши сохранял непроницаемое спокойствие. Его лицо осталось бесстрастным и на этот раз:

– Я буду рядом с вами, и вы сами оцените мою храбрость или трусость.

Сантаро открыто приветствовал Йоши, несмотря на хмурые взгляды других офицеров. Йоши подумал, что в жизни невозможно предугадать, кто останется верным другом, а кто покинет в трудное время. Сантаро доказывал свою верность много раз, и, хотя нажим на него со стороны противников Йоши был очень силен, он никогда не колебался. Боги по-своему воздают за добрые дела. Когда Йоши спас жизнь Сантаро, он не держал в уме никакой выгоды и тем не менее был не раз вознагражден за свой поступок.

Томое очень обрадовалась Нами. Она приняла ее, не задавая лишних вопросов. Несмотря на всю браваду и грубые манеры, в характере женщины всегда проскальзывала некоторая сентиментальность. Она была способна осадить грозного противника площадной бранью и, при необходимости, ударом меча, но она так же искренне без стеснения выражала привязанность и любовь.




Через три недели, на двадцатый день шестого месяца, две армии сошлись. Лучи Аматерасу безжалостно выжгли равнины Шинохара в провинции Kaгa. Ранняя летняя трава поникла от жары. Солдаты чесались, потея под доспехами.

Армия Кисо принимала добровольцев со всех сторон; армия Коремори заметно уменьшилась. И все же когда они встретились лицом к лицу на равнине, у Кисо было менее двадцати тысяч бойцов против пятидесяти тысяч солдат Коремори.

Йоши находился возле Кисо. Ши-тенно, «четыре царя» – Имаи, Тедзука, Дзиро и Таро, – а также Томое прикрывали их с флангов. Они ехали верхом по шестеро в ряд, окруженные белыми знаменами и флагами, прославляющими прошлые триумфы.

Битву решили вести в соответствии с традициями, и навстречу красным знаменам Тайра была послана жужжащая стрела.

Вызов был принят старым генералом Санемори.

– Я не могу объявить свое имя, – провозгласил он. – Но я служу императору дольше, чем любой другой воин. Я вернулся в Эчидзен и Kaгa, провинции моей молодости, чтобы своей жизнью защищать дело императора.

Наступил момент, которого Санемори одновременно ожидал и боялся в течение многих лет. Перед началом кампании он явился к Мунемори, нынешнему Даидзё-Дайдзину, и умолил разрешить ему принять участие в этой войне. Причиной было его желание искупить вину за проступок, правду о котором он хранил в тайне в течение тридцати лет, – спасение госпожи Сендзё и ее маленького сына Кисо. Он спас родственников Минамото потому, что был пленен красотой женщины и поэтичностью ее души. Санемори помог госпоже Сендзё и ее сыну выжить в диких горах. Он регулярно навещал их в течение всей юности мальчика. В то время он не понимал, как может поэтесса и ее маленький сын повредить империи? Он ослушался приказа. В результате Кисо Йошинака поднялся против северных провинций, угрожая разрушить здание государства.

Санемори решил умереть, чтобы искупить вину за свой грех, умереть в северных провинциях, на земле своей родины. Мунемори был тронут храбростью Санемори и, с полными слез глазами, дал ему соизволение, зная, что старик не собирается возвращаться с полей сражений.

Сейчас Санемори бросал вызов, не называя себя. Он полагал, что Кисо пощадит его, если узнает, а Санемори не мог допустить такого бесчестья. Он должен умереть в борьбе за империю.

В этот двадцатый день смелый вызов Санемори эхом отдался в горячем, влажном воздухе.

Имаи принял и вернул вызов, после чего Санемори дал сигнал своим людям, и несколько сот избранных воинов поскакали широким фронтом вперед.

Имаи наклонил белый флаг, и такое же число всадников с ревом вырвалось из рядов Кисо.

– Позволь мне присоединиться к ним, – обратился Йоши к Кисо.

– Нет. От тебя не будет пользы без меча. Оставайся около меня и наблюдай, как сражаются храбрецы. Нет лучшего воина, чем мой молочный брат Имаи.

Сантаро, скачущий впереди отряда, махнул другу рукой. Его лицо пылало, борода чуть ли не вставала дыбом от избытка энергии. Йоши позавидовал его искренней преданности ратному делу. Сантаро гордился своим званием офицера-самурая и был готов вести битву ради нее самой.

Лошади нетерпеливо били копытами, с трудом удерживаясь на месте. Соблюдая традиции, Санемори и Имаи выставили с каждой из сторон по пятерке бойцов, чтобы они открыли военные действия.

Раздался лязг металла о металл, пронзительное ржание раненой лошади, крики и проклятия, когда две команды столкнулись. Первый самурай тут же вылетел из седла, почти перерезанный пополам круговым ударом. Другой откинулся на круп скакуна, из его отрубленной руки ударил фонтан крови. Через две минуты все было кончено. На месте схватки остался один человек. Это был лейтенант войска Кисо. Потеряв лошадь, он стоял посреди поля, расставив ноги, сверкая зубами в торжествующей улыбке, подняв вверх голову врага.

Ритуальную схватку выиграл Кисо, но битва только начиналась. Санемори двинул вперед весь отряд. Всадники, все увеличивая темп, помчались галопом, оглашая пространство свирепыми воплями.

Во время скачки один из офицеров Санемори вытянул руку и легким движением обезглавил единственного оставшегося в живых зачинщика битвы. Изуродованное тело, шатаясь, сделало два шага, затем рухнуло на свою недавнюю жертву, дернулось раз и затихло.

Отряды столкнулись. Пошла неразбериха. Каждый воин искал противника, достойного его меча. Люди визжали от давки, лошади несли куда попало, лишившись управления; в центре этого столпотворения самураи выкрикивали свои родословные, не теряя надежды прославиться.

Конники Санемори не сумели смять крепких, кряжистых горцев. Им пришлось отступить.

Сам Санемори находился в гуще сражения, направляя своих людей. Он выглядел устрашающе на своей серой в черных яблоках лошади, высоко возвышаясь в седле. Его лицо было скрыто маской, голову защищал шлем из инкрустированной золотом стали. Поверх зеленых шнурованных доспехов старец накинул парчовое хитатаре малиновой расцветки. В руке воина сиял оправленный в золото меч, за спиной его висел туго набитый колчан с красной отделкой из ротанга.

Словно мощный заряд энергии освежил воинов Имаи, когда все новые отряды с обеих сторон стали вливаться в битву.

Люди Кисо были закаленными ветеранами, будущее которых зависело от результата боев. Люди Санемори были привыкшими к спокойной жизни имперскими гвардейцами или крестьянами, не желающими умирать невесть за какие коврижки. Первыми сломались волонтеры. Когда самураи Тайра увидели, что их верные асигару улепетывают во все лопатки, они оставили сражение и пришпорили коней в паническом бегстве. Их паника передалась основной массе армии Коремори. Тысячи всадников и пеших солдат ринулись с поля битвы в стремительном отступлении.

Санемори проявил исключительное мужество, скача от одного атакующего к другому, прикрывая своих людей, давая им шанс спастись. Из огромной армии Коремори на поле брани остался в конце концов он один.

Таро, один из ши-тенно Кисо, опознал воина, отказавшегося назвать свое имя. Он дал знак своим самураям придержать коней и сам направился навстречу Санемори.

– Ты хорошо сражаешься, самурай в красной парче, – крикнул он, – но мы не знаем, кто ты. Прежде чем я убью тебя, назови себя, ибо ты, несомненно, храбрый и достойный противник.

– А кто ты, чтобы меня спрашивать?

– Я Таро Канесаси-но-Мицумори с гор Шинано, один из облаченных доверием четырех царей великого воина Кисо Йошинаки.

– Тогда ты меня достоин, и, хотя я не могу открыть свое имя, мы сразимся один на один. Посмотрим, сможешь ли ты противостоять моей силе.

Санемори пришпорил своего серо-черного коня и поскакал к Таро, размахивая своим грозным мечом, описывая им сверкающие восьмерки.

Один из людей Таро вклинился между противниками, надеясь прикрыть Таро, Санемори склонился с седла – ухватил врага за колчан и, взмахнув клинком, перерезал ему горло.

В это мгновение Таро, подхлестнув лошадь, незаметно подобрался к Санемори слева. Он дважды погрузил клинок под защитную юбку Санемори, пронзив его жизненно важные органы. Санемори схватился за живот. Он опустил клинок и посмотрел на окровавленную ладонь.

Пока Санемори медленно сползал с седла, Таро подскочил к нему сбоку и подхватил его. Он стянул маску и с удивлением взглянул в тусклые глаза морщинистого старика, волосы которого были черны, как волосы юноши. Что ж, для своих лет он героически дрался. Таро вытащил короткий меч и двумя мощными ударами отрубил голову противника.

На поле боя воцарилась тишина, нарушаемая только жужжанием мух, вьющихся вокруг убитых. Таро влез обратно в седло и направил коня к командному посту Кисо. Темноволосая голова свисала с его седла, оставляя кровавый след.

– Эй, Кисо, – окликнул Таро, приближаясь к начальнику. Лицо Таро было красным и потным от возбуждения. – У меня здесь тайна.

– И что это за тайна? – спросил Кисо, подлаживаясь к нему.

– Воин, который бросил нам вызов, тот, что не хотел открывать свое имя, у меня его голова. – Таро поднял голову за волосы. – Несмотря на черные, как вороново крыло, волосы, это старик. Сегодня он сражался против меня с силой молодого бойца. Я бы не победил его, если бы мой слуга не принес себя в жертву.

Кисо осмотрел голову с озадаченным выражением.

– Лицо знакомое, – сказал он.

Йоши печально повернулся к Кисо и сказал:

– Я знаю этого человека. Я часто видел его при дворе в Киото.

– Все-то ты знаешь! – сказал Кисо.

Его раздосадовало, что Йоши узнал воина, а он – нет.

– Так кто же это?

– Храбрый солдат. Поэт. Сайто Санемори из Мусаси.

– Невозможно! Я хорошо знаю Санемори. Его волосы белы, как снега Фудзиямы. Ему около семидесяти. Этот человек намного моложе. Посмотри на его волосы.

– Все равно это Санемори.

– Сходство есть. Я видел Санемори много раз в течение долгих лет. Он часто навещал мою мать до самой ее смерти, но его волосы были белы.

– Вымой волосы, – печально сказал Йоши. – И ты увидишь: сегодня на поле битвы пал великий поэт.

Кисо резко махнул рукой Таро, чтобы тот выполнил предложение Йоши.

Таро повернул лошадь и поскакал к близлежащему ручью.

Пока Таро отсутствовал, Кисо и Йоши молчали, не глядя друг на друга.

Томое, толкнув коленями коня, подъехала к Йоши.

– Ты рассердил его, – прошептала она. – Кисо не любит, когда ему возражают.

– Я не собирался возражать ему. Я сказал правду.

– Возможно, ты не знаешь, что Кисо испытывал сильные чувства к Санемори. Он часто общался с ним. Когда Кисо был моложе, старик заменял ему отца. Он просто не хочет верить в его гибель. Он не простит тебе, если ты окажешься прав.

Йоши исподволь изучал резко очерченное лицо Кисо, огромный нос, бешеные глаза. Вряд ли он может быть способен на какое-либо глубокое чувство, кроме ненависти…

Таро подскакал к ним и резко осадил лошадь. Его глаза были широко раскрыты от удивления. Голова Санемори свисала с его руки на длинном белом пучке волос.

– Это была краска, – сказал он.

Йоши посмотрел на Кисо и с удивлением увидел, что его узкое лицо склонилось к гриве коня. Кисо прикрыл глаза, и слезы покатились по его впалым щекам.

Йоши никогда прежде не видел, чтобы Кисо выказывал какие-либо чувства, кроме гнева и презрения. Искреннее горе, исказившее черты грубого горца, растрогало Йоши. У всех человеческих существ есть колодец чувств, из которого они черпают время от времени, и даже самые худшие из них являются чьими-то сыновьями, друзьями или возлюбленными.

Пока Йоши раздумывал о том, что, возможно, его мнение о Кисо было ошибочным, военачальник выпрямился в седле. Бешеные черные глаза генерала обожгли Йоши. В них прочитывалось только одно выражение – выражение безграничной ненависти.




Глава 52


После наступления темноты Сантаро прокрался к палатке Йоши. Несколько минут он выжидал, убеждаясь, что никто не видит его, потом слегка постучал по шесту.

Йоши и Нами только что закончили поздний ужин и собирались провести тихий вечер вместе. Йоши не хотел никого видеть. Его первым побуждением было не обращать внимания на стук.

Нами с неприветливым видом откинула полог.

– Сантаро! Что привело вас к нам в столь поздний час?

Сантаро быстро заглянул через ее плечо.

– Впусти меня, скорее.

Он был чрезвычайно взволнован.

– Хорошо, входите, – сказала Нами, удивленная тоном Сантаро.

– Я не могу остаться дольше, чем на несколько минут. Они заметят мое отсутствие.

Сантаро потерял свое обычное добродушие. Он казался сильно озабоченным.

Йоши сделал знак Сантаро присесть за низкий столик, на котором находилось немного сушеной рыбы и фляга сакэ, оставшиеся от их трапезы. Сантаро движением руки отказался от угощения.

Он опустился на колени около Йоши и сказал, задыхаясь:

– Вы должны уйти сегодня ночью. Немедленно, если можно.

– Я не понимаю…

– Нет времени на долгие объяснения. Ты знаешь, что Кисо и Имаи ненавидят тебя.

– Ха. Их ненависть сопутствует мне с первых дней знакомства.

– Но сегодня они собираются убить тебя.

– Не очень логично. По какой причине? Разве они сильнее ненавидят меня сегодня, чем вчера или неделю назад? Кисо слишком уважает и боится своего кузена Йоритомо, чтобы открыто причинить мне вред. Какие у тебя основания утверждать обратное?

– Йоши, ты спас мне жизнь, когда мы были в Камакура. Я не забыл. Я обещал тебе мою помощь, и я хочу помочь тебе. Я хочу, чтобы ты скрылся в безопасное место.

– Но почему сегодня? У них была масса других возможностей уничтожить меня. Почему сегодня, в момент триумфа?

– Йоши, Кисо настолько зол, что не станет думать о последствиях. Он вернулся с поля боя в таком мрачном настроении, что это просто непостижимо. Войска празднуют нашу победу. Сакэ течет рекой. Только Кисо бушует в своей палатке, как безумный. Никто ничего не понимает. Он клянется убить тебя.

Йоши продолжал молчать, вспоминая сегодняшний день. Он видел Кисо плачущим о смерти Санемори. Было ли это причиной, которую Кисо не мог простить ему? Но люди всегда плачут, когда они глубоко тронуты. При дворе мужчины плачут над красотой цветка или над искусно выписанным образцом каллиграфии. Как печально, когда люди не могут искренне выказать свои эмоции без того, чтобы не чувствовать себя униженными.

Или причиной вспышки была смерть Санемори? Нет. Смерть Санемори была ударом, но таким, какой Кисо мог перенести. Таков удел самурая – сражаться и умирать за дело, в которое он верит.

Причиной ненависти наверняка был тот краткий миг, когда стена, воздвигнутая Кисо вокруг своей личности, зашаталась, и Йоши заглянул через нее. Для человека столь непреклонного и самовластного, как Кисо, это могло стать непростительным грехом. Как странно устроено человеческое сердце. Йоши почти полюбил Кисо в тот момент, в тот самый момент, который разжег в Кисо ненависть, вышедшую из-под контроля.

Наконец Йоши медленно произнес:

– Кисо должен считаться с приказами Йоритомо. Он не посмеет ослушаться их.

– Это не так. После сегодняшней победы Кисо решил, что баланс сил изменился. Он считает, что стал сильнее Йоритомо и больше не нуждается в поддержке своего кузена.

– Он не прав. Минамото могут завоевать контроль над империей, выставив против императора объединенные силы. Без сотрудничества друг с другом они потеряют поддержку Го-Ширакава, и ни Кисо, ни Йоритомо не соберут достаточно сил для успеха.

– Я согласен. Я обсудил это с другими. Томое, Тедзука, Дзиро и Таро согласились с нами. Только Имаи думает, что Кисо прав. Имаи – опрометчивый глупец, при всей его храбрости. Он заботится только о том, чтобы с честью умереть в пылу сражения.

Йоши смиренно вздохнул.

– Невозможно урезонить безумие, – сказал он. – Мы должны подождать. Завтра к Кисо вернется рассудок, и он успокоится. Он поймет, что его главная выгода заключается в поддержке союза с кузеном…

Сантаро запустил большую руку в бороду и хмыкнул.

– Для тебя не будет завтра. Я подслушал его план. Сегодня ночью! Когда лагерь уснет, он придет с Имаи и убьет тебя.

На бледном лице Нами отражалась целая гамма чувств. Она не смогла сдержаться и вмешалась в разговор мужчин:

– Мы должны уйти сейчас же. Кисо безумен. Сантаро печально посмотрел на нее.

– Это не мудро. Ты будешь обузой для Йоши.

– Я умею ездить верхом. Я вновь оденусь в костюм слуги, и мы убежим в течение часа. Я не могу остаться здесь. Я не доверяю Кисо.

– Ты останешься у Томое. Она защитит тебя. Томое имеет влияние на Кисо. Но Йоши пусть уходит немедленно. Ему нужно будет пройти мимо часовых и перебраться пешком через горы. Горы, принадлежащие клану Кисо! Это грандиозная задача даже для такого мужчины, как Йоши, и невозможная, если ты будешь сопровождать его.

– Я не останусь. Я лучше умру. Йоши покачал головой и произнес:

– Нет, Нами, Сантаро прав. Я должен идти один. Ты будешь в безопасности с Томое. Кисо может сменить гнев на милость, глядя в глаза врагу, но если он задумал убить меня спящим, он будет пытаться снова и снова, пока не достигнет успеха.

Нами в отчаянии прикусила губу. Как быть? Не рассказать ли Йоши всю правду? Она поборола соблазн. Узнав об оскорблении, Йоши объявит войну Кисо, и это погубит его.

Она взмолилась снова:

– Милый, пойми, я хочу быть с тобой. Йоши задумчиво кивнул.

– Если бы речь шла только о нас двоих, я бы взял тебя, – сказал он. – Однако моим долгом является как можно скорее сообщить Йоритомо о новой позиции Кисо. Это изменит стратегию Минамото.

Нами печально опустила голову. Йоши по праву ставит долг на первое место. Он не может подвергать опасности свою миссию. Но… если бы он знал ее страхи! Ее губы сжались. Она усилием воли вернула себе спокойствие и повернулась к Сантаро.

– Что ж… Если Томое обещает защитить меня и позволит разделить с ней жилище, я останусь.

Сантаро поднялся с места:

– Все. Больше нет времени на обсуждение. Если Кисо заподозрит, что я предупредил вас, я поплачусь жизнью. Я должен вернуться до того, как они заметят мое отсутствие. Нами, я пришлю Томое, как только смогу. Будь готова. Помни, сегодня Кисо вне себя. Он может наломать дров, если поймет, что вы с Томое сговорились. Поэтому, когда пойдешь к ней, веди себя так, будто наносишь дружеский визит и по чистой случайности он происходит в ночное время.

Йоши поднялся на ноги.

– Достаточно, – сказал он. – Я ухожу. Йоши тепло обнял Сантаро за плечи, затем шагнул назад и поклонился.

– Да будет с тобой Амида, – сказал он. – Спасибо за предупреждение.

Сантаро выглянул наружу. Не заметив ничего подозрительного, он шепнул слова прощания и исчез, не оглянувшись.

Нами быстро сложила вещи. Вскоре пришла Томое, ее смуглое лицо хранило горестное выражение.

– Почему ты здесь? – воскликнула она Йоши. – Разве Сантаро не предупредил тебя об опасности?

– Я ждал, пока ты не придешь за Нами, – сказал Йоши. – Спасибо. Ты настоящий друг.

Томое, казалось, была смущена словами благодарности. Она покраснела и сказала:

– Я не была бы человеком, если бы не защищала Нами.

Она повернулась и положила руку на рукав подруги:

– Ты была добра ко мне и великодушна. Я простая сельская девушка. Без тебя я бы не знала ничего о жизни, которая ожидает меня, когда мы достигнем столицы. Ты бескорыстно помогала мне, и я никогда не забуду этого.

Нами перебила ее:

– А я без тебя никогда бы не приспособилась к жизни в лагере.

Женщины обнялись. Странная пара – изящная дама двора и неграмотная, темная горянка. Что связывало их? Связывало одно – страстное стремление к независимости.

Глаза подруг увлажнились. Томое вытерла щеку рукавом и повернулась к Йоши. Она откашлялась и резко сказала:

– Да защитит тебя Хатшиман так, как я буду защищать Нами. Теперь прощайтесь, но поскорей. Я постерегу у входа.

Прежде чем выскользнуть наружу, она остановилась и поклонилась поклоном самурая.

– О, Йоши, – заплакала Нами. – Почему судьба разлучает нас, как только мы обретаем покой?

– Нет ответа, любимая. Такие вещи – в руках богов.

Нами обняла Йоши и расплакалась еще сильней. Вздрагивая от рыданий, она прочитала стихотворение:
		Музыка будит



		Слезы во мне и печаль.



		Где ты, откликнись?



		Горы скрывают тебя,



		Голос не слышится твой.








Йоши погладил ее по плечу, стараясь утешить.

– Я не уйду слишком надолго, – сказал он, зная, что говорит неправду. – Обещай, что останешься у Томое до моего возвращения. Она твой настоящий друг. Я доверяю ей. Она сильная и защитит тебя.

– Обещаю, – сказала Нами.

Ее глаза блестели от непролитых слез.

– Если надо, я буду ждать тебя всегда.

– Будем молиться, чтобы мы снова были вместе. Сейчас…

Томое поднырнула под край палатки.

– Торопитесь, – сказала она. – Кисо с Имаи скоро будут здесь.

Она снова поклонилась Йоши и добавила:

– Уходи скорей, иначе наши усилия пропадут понапрасну.

Йоши закрыл глаза. Нами и Томое выскользнули в ночь.

Празднование победы закончилось около полуночи. Мириады звуков жаркой летней ночи наполнили горячую равнину. Болотные лягушки пели в тростниках, дикие обезьяны, совы и вездесущие цикады буйствовали в лесах. Воздух был напоен сладким ароматом трав вкупе с запахами сирени, цветущей павлонии, горечавки и лунного цветка. Стояла середина лунного месяца. Тсукийоми показывала миру полное лицо, заливая спокойными лучами лежащий под ней ландшафт.

Две фигуры, закутанные в темные хлопчатобумажные накидки, молча шли по дорожке между палатками. Они были настолько погружены в себя, что не обращали внимания на прелести лунной ночи.

Кисо и Имаи!

Кисо поднял руку.

– Стой, – прошептал он. – Это та палатка. Я войду первым. Следуй сразу за мной. Помни, не трогай женщину. Быстро убей мужчину.

Он поднял край палатки и поднырнул под него. Некоторое время горец стоял без движения, тяжело дыша. Палатка казалась странно тихой, словно лишенной жизни, как будто она была пройденным этапом на пути к Западному раю. Подходящая обстановка, подумал он.

Имаи присоединился к нему. Сообщники выждали, пока глаза привыкнут к темноте.

Кисо прошептал едва слышно:

– Здесь.

Он показал на фигуру, завернутую в футон, лежащую возле задней стенки палатки. Заговорщики, осторожно ступая, двинулись туда, напрягая глаза и уши, чтобы отреагировать на малейшее движение спящего.

Тишина. Ни движения, ни звука.

Они заняли позиции по обе стороны футона. Раздался легчайший звон: оба одновременно вытащили мечи.

Кисо занес клинок.

– Умри!

Раздался тугой хлопающий звук, не похожий на привычный всхлип стали.

– Погоди!

– Что это?

– Зажги лампу!

В дрожащем пламени светильника партнеры по ночному разбою уставились на груду растерзанных постельных принадлежностей. Клочья ваты и пуха долетали до стен палатки, кружились под потолком. Некоторые из них опускались на головы и плечи мужчин.

Даже в полумраке Имаи увидел, что лицо Кисо потемнело. Острые черты его расширились в невероятной гримасе бессильного бешенства. Из глотки Кисо вырвался звероподобный рев, мало напоминающий человеческую речь.

– Он опять оставил нас в дураках, – выл Кисо.




Глава 53


Ближе к концу восьмого месяца жара и влажность сделали повседневное существование человека невыносимым. Люди Камакуры были более счастливы, чем остальные; восточный океан, омывающий стены их сурового города, охлаждал воздух и позволял им дышать днем и спать ночью.

Ставни особняка Йоритомо были открыты, чтобы улавливать морской ветерок. Углы большой комнаты были украшены расписными ширмами и высокими вазами с букетами цветов. На полированном деревянном полу перед возвышением лежал яркий новый соломенный мат. Гости, которым предоставлялась аудиенция у Йоритомо и Ходзё Маса, опускались здесь на колени.

В этот день на Йоритомо поверх свободной рубахи и серо-синих широких штанов был накинут прохладный белый халат из глянцевитого шелка. Он непрерывно обмахивался бумажным веером. Слева от князя сидела жена его Ходзё Маса. Ее пышное тело было прикрыто темно-оранжевым халатом, надетым поверх нескольких белых сорочек. В пухлой ручке аристократки трепетал гигантский оранжевый веер. На низком столике перед супругами стояла синяя керамическая ваза с красными цветами и чаша с фруктами. Несмотря на открытые ставни, и Йоритомо и Ходзё Маса страдали от зноя. Аромат цветов не мог полностью перебить приторный запах пота, окружавший вельможную чету.

Йоши несколько часов протомился возле особняка князя, раздраженный формальными процедурами. Его отчет был неизмеримо важен, и он не скрывал нетерпения. Наконец, советник князя, он опустился на колени перед помостом и во всех подробностях рассказал Йоритомо о своем пребывании у Кисо. Он закончил рассказ сообщением о предательских намерениях удачливого военачальника.

Йоритомо спокойно воспринял новости Йоши.

– Я был предупрежден о вздорном характере родственника много месяцев назад и ожидал чего-нибудь в этом роде. Поэтому я и послал тебя к нему. Я удивлен, что ты остался в живых.

Князь поколебался, затем добавил:

– Я доволен.

Тяжелые черты Ходзё Маса потеплели в улыбке. За короткое время знакомства с Йоши и Нами она пришла в восхищение от молодой пары. В Камакуре было не слишком много людей, соответствующих ее утонченным запросам.

– С вашего позволения, мой господин, – произнесла она. Ходзё Маса уселась поудобнее и обратилась к Йоши. Йоритомо кивнул ей, разрешая говорить.

– Я довольна, что вы снова с нами, хотя и сожалею, что вам пришлось покинуть вашу очаровательную жену, – сказала она. – Вы, наверное, очень страдаете от разлуки. Надеюсь, вы обеспечили ее безопасность, прежде чем отправиться в путь?

Йоши наклонил голову.

– Кисо стал моим врагом еще до того, как я прибыл в его лагерь в нынешнем качестве. Это положение никогда не улучшалось. Однако он никогда не ссорился с Нами. Томое защитит ее от возможных преследований. При ее поддержке Нами ничего не грозит. Если бы я думал иначе, я бы никогда не оставил ее.

Йоши говорил смело, уверенно, хотя в глубине души его шевелились червячки беспокойства. Кисо непредсказуем. Может наступить время, когда даже Томое не сможет сдержать его.

Ходзё Маса сказала:

– Я уверена, что вы обо всем позаботились. Я понимаю вас и сочувствую вам.

Йоши в знак признательности поклонился.

Пока Ходзё Маса вела беседу, Йоритомо изучал Йоши. Он любовался твердым лицом с гладкими И сильными чертами, преобладающим выражением которого было внутреннее спокойствие.

За долгие месяцы службы у Кисо Йоши пришел к большему понимаю самого себя. Его решение отказаться от меча окрепло. Боги защищали его в такие моменты, когда меч был бы бессилен.

Внутреннее спокойствие мастера боя передалось Йоритомо.

Йоритомо откусил кусочек плода и выплюнул косточку.

– Ты бежал сразу же после битвы при Шинохара?

– В ту же ночь.

– Что ты слышал по дороге?

– Господин, я избегал контакта с людьми. Я опасался, что Кисо может послать за мной наемных убийц, а моим первым долгом было добраться до вас.

– Хорошо.

Йоритомо задумчиво поджал губы и наклонился к Йоши. Он ткнул его пальцем в бок.

– С тех пор как ты покинул Шинохара, Кисо поднялся на волне успеха. Он выиграл решающую битву при Тонами-яме. Армия Коремори практически уничтожена. Нравится он нам или нет, доверяем мы ему или нет, Кисо показал себя блестящим стратегом.

– Я никогда не сомневался в его способностях или в его храбрости.

– Он, очевидно, также уважает твои способности… почти так же сильно, как ненавидит тебя. Кисо развесил на всеобщем обозрении во всех городах уведомления с предложением награды за твою голову.

– Я знаю о его ненависти. Что касается награды за мою голову, Нии-Доно назначила ее первой, но никто еще не получил ее.

– Твою голову, кажется, хотят больше, чем мою, – сказал Йоритомо с невеселой улыбкой.

Улыбка исчезла, когда он продолжил:

– Ты говоришь, Окабы-но-Сантаро предупредил тебя о попытке Кисо убить тебя?

– Да, мой господин.

– Я помню его неотесанным деревенским животным, которое держали в заточении. Однако ты нашел в нем качества, о которых никто не подозревал.

– Он хороший солдат, и мы надежные друзья.

– Тогда я сообщу тебе печальную новость. Йоши почувствовал холодок в животе. Внезапно он понял. Боги! Проклятие преследует меня. Комок встал в горле Йоши, и слезы увлажнили его ресницы. Не стыдясь, он вытер глаза рукавом.

– Скажите мне, как это случилось, – горько спросил он.

– Кисо объявил Сантаро предателем и публично отрубил ему голову.

Сердце Йоши оборвалось. Бедный Сантаро. Верный солдат. Верный друг. Подвергнуться такому унижению!

Несмотря на события в Хикуме, на страдания, причиненные ему в горах Шинано, при Хиюти-яме, при Шинохара… несмотря на все надругательства, Йоши начал по-настоящему ненавидеть Кисо только теперь. Появись Кисо перед ним с мечом в руке, он бы отказался от обета. Спокойствие, тщательно культивируемое Йоши, исчезло. Капли пота скатывались с его лба, в уголках челюстей заиграли желваки. Он постарался вернуть самообладание.

Когда он вновь заговорил, его голос был ровным и холодным:

– Он был моим другом.

Ходзё Маса сочувственно прошептала что-то. Йоритомо откашлялся.

– Смерть Сантаро была несчастьем, – сказал он, – но это только одно из целого ряда событий, которые могут иметь далеко идущие последствия. Если бы ты раньше добрался до нас, эти события получили бы другой поворот. Но никто не может изменить вращение колеса жизни.

Йоши поклонился, выжидая. Его ум метался в догадках, но внешне не было видно никаких признаков замешательства.

– Пока ты добирался до Камакуры, я получил письмо от Го-Ширакавы. Он решил связать свою судьбу с нами. Если бы ты находился здесь, я бы послал тебя к нему в качестве моего эмиссара. Ты бы смог в безопасности доставить императора сюда. Человек, которого я послал, не смог выполнить этого поручения. Го-Ширакава сбежал в горы Хией и скрылся с монахами Энряку-дзи.

Йоши был потрясен известиями, Йоритомо не понимал, что решение Го-Ширакавы было вызвано сообщением Йоши. Значит, письмо его было получено. Го-Ширакава укрылся в горах Хией. Что ж, Йоши поможет ему выбраться оттуда.

– Господин, позвольте мне отправиться в горы Хией!

– Увы, поздно! Слишком поздно, мой друг. Сегодня утром я получил известие, что Кисо прибыл в Энряку-дзи неделю назад и арестовал императора. Сейчас Кисо и Юкийе, возможно, уже вступили в Киото.

Из бури чувств, поднявшихся в душе Йоши в связи с поразительными новостями, на какое-то мгновение выделилось одно – удивление. Юкийе? Юкийе жив и находится рядом с Кисо?

– Юкийе мертв! – возразил Йоши – Он погиб при Хиюти-яме.

– Это не так. Мои шпионы сообщили мне, что после того, как ты ушел, Юкийе появился в лагере Кисо, заявляя, что ты дезертировал с Хиюти-ямы и что сам он был ранен в битве и скрылся в горах раньше, чем войска Коремори схватили его.

– Ложь! – сказал Йоши, потрясенный этим сообщением. Как несправедливо, подумал он, такой добрый человек, как Сантаро, умирает, а такая свинья, как Юкийе, продолжает жить.

– Ложь, конечно же, ложь. Я сомневаюсь, что Кисо поверил своему дядюшке. Он принял эту историю потому, что она удобна; войска достаточно глупы, чтобы последовать за Юкийе, а Кисо хочет, чтобы они шли под его флагом.

– Тогда мы проиграли. Если Кисо и Юкийе будут контролировать Киото, имея в союзниках монахов и находящегося в заточении императора, они будут непобедимы.

– Сила Кисо ограничена тем, что у Го-Ширакавы нет официального символа правящей фамилии, императорских регалий. Не имея официального зеркала, меча и драгоценностей, он не сможет претендовать на трон. Регалиями владеет мальчик-император Антоку, и он остается властителем Японии.

– Где мальчик?

– В суматохе, которой сопровождалось вступление Кисо в Киото, он бежал с Мунемори и своей бабушкой Нии-Доно. Семья Тайра с ребенком-императором и верными членами двора скрылась из Киото в восьмом месяце. Расхлябанность Мунемори и злоба Нии-Доно достаточно оплачены болью их ссылки. Их жизнь несчастна, они похожи на Эта, нелюдей, без крыши над головой. Они заслужили свои страдания но… разве мы можем не сочувствовать скитальцам, гонимым, как пыль на ветру.

Йоритомо сделал паузу и заключил:

– Тайра больше не являются силой в империи. Хотя они и укрывают регалии, они бегут от деревни к деревне в страхе за свою жизнь. Окончательная битва произойдет между моими войсками и армиями Кисо.

– Даже без регалий Кисо имеет достаточную поддержку, чтобы сделать свою армию самой мощной силой в империи.

– Слабость Кисо заключается в его силе. Он уничтожит оставшихся Тайра, и в свою очередь сам будет уничтожен в Киото. У него нет внутренних ресурсов, чтобы бороться с коррупцией. Он недостаточно образован, и у него не хватает власти, чтобы управлять своими людьми. Я предсказываю, вскоре после того, как он завоюет столицу, люди Кисо уничтожат сами себя.

Йоши кивнул. Он знал слабость Кисо. Не ту слабость, что позволяла ему плакать над смертью Санемори, но слабость, не позволяющую ему ощутить в себе человека.

– Я согласен, – сказал Йоши. – Кисо наивен и неопытен в дворцовых интригах. Киото коррумпирует его. Жители Киото присоединятся к Го-Ширакаве, умоляя нас о помощи.

– А сейчас… у меня есть поручение для тебя.

– Я всегда к услугам вашей светлости.

– Я хочу, чтобы ты отправился в Киото…

– На территорию Кисо?

Ходзё Маса вмешалась в разговор.

– Ах нет! – воскликнула она, извиняясь за то, что перебила мужчин, но и с глубокой озабоченностью в голосе. – Объявления о награде с описаниями Йоши развешаны на всех подступах к городу, Йоши не войдет в Киото живым.

Йоритомо с раздражением тряхнул головой.

– Ты думаешь, я не знаю об опасности? – сказал он Ходзё Маса.

Он повернулся к Йоши:

– Тебя не узнают. Ты будешь переодет в крестьянина, торговца, нищего монаха, в любого, кого хочешь. Отрасти бороду. Смени прическу. У тебя достаточно времени, чтобы создать себе новое лицо, такое, которое Кисо не узнает. Я верю в твою изобретательность.

– А сколько времени у меня есть?

– Вступление Кисо в Киото подорвало мои силы. Мне нужно около полутора лет, чтобы вновь объединить крупнейшие фамилии Севера под моим флагом. Ты должен быть в Киото ко второму празднованию Нового года.

– Что я должен делать, если мне удастся достичь Киото необнаруженным?

– Найди Кисо. Будь поблизости от него. К тому времени, как мы будем готовы к выступлению, я думаю, его сила будет ослаблена коррупцией и разложением в рядах солдат. Дай мне знать, когда доберешься до него. Мои люди будут в твоем распоряжении. Ты возьмешь Кисо в плен, когда я пойду на Киото. Ты не должен потерпеть неудачи. Наш успех зависит от тебя.




Часть четвертая





Глава 54


На двадцатый день девятого месяца утренний свет превратил небеса в лазурное море с мелкими гребешками облаков. Йоши был разбужен стаей ворон, потревоживших утро своими криками: «Кар, кар, кар».

Он лежал на куче соломы в полутемном сарае. Солома была влажной и гнилой от времени и непогоды. Сарай имел земляные стены и соломенную крышу, когда-то он служил конюшней, а теперь был пуст и заброшен. Слабый запах лошадиного и коровьего навоза впитался в стены. У Йоши мелькнула мысль, что в своей жизни ему удавалось проводить и более комфортабельные ночи. Он путешествовал по проселочным дорогам переодетый бродягой, сторонясь людей, с тех пор как оставил Камакуру три недели назад. В его положении люди могли означать только неприятности.

Слуха Йоши коснулся шум, доносящийся с другой стороны сарая, лязг металла смешивался со звероподобным мычанием. Он вскочил на ноги, чувствуя холодок между лопатками. Стряхнув со своих лохмотьев мусор и мертвых насекомых, Йоши шагнул к двери и украдкой выглянул наружу.

На открытом дворе, который когда-то служил загоном для скота, дрались два человека.

Будда! Что за мечи!

Для слуха Йоши, привыкшего к звону хорошей стали, они звучали как детские оловянные игрушки.

Несмотря на плохое оружие, люди, очевидно, были настроены серьезно. Пот стекал по их обнаженным спинам. Они мычали от напряжения, зло смотрели друг на друга, шатались вперед и назад в неуклюжих пародиях на атаку и защиту.

Одним из бойцов был симпатичный юноша, на вид несколькими годами моложе Йоши. Он казался знакомым, но Йоши не мог вспомнить, где же он видел его. Молодой человек вел неравный бой, еле сдерживая напор зрелого здоровяка зловещего вида, чьи губы мерзко кривились с каждым неуклюжим ударом меча.

Йоши почувствовал инстинктивное желание помочь молодому человеку. Однако у него не имелось при себе никакого оружия. Против меча не выйдешь с голыми руками.

Дерущиеся приближались к месту, где прятался Йоши. Улучив удобный момент, Йоши поднял булыжник и швырнул его в спину верзилы. Результат был вполне удовлетворительным. Мужчина вскрикнул от внезапной боли и выронил меч. Наступила неожиданная тишина, нарушаемая только воплями воробьев, в панике взметнувшихся из-под крыши сарая.

Вместо того чтобы прикончить противника, молодой человек отбросил клинок и подбежал к нему, восклицая:

– Цуре, что случилось? Я ударил тебя? Мне очень жаль. Мне ужасно жаль. Что я могу сделать?

– Это не ты, осел. Кто-то ударил меня сзади. О-о-о!

Крик боли раздался, когда молодой человек ощупал ушибленное плечо старшего.

– Ради Амиды Будды, Шите, – кричал здоровяк. – Перестань.

– Позволь мне позвать Охану. Он сделает тебе массаж.

– Да помолчи ты! – мужчина осторожно оглянулся.

Йоши вновь спрятался за угол. Он пребывал в некотором замешательстве, удивляясь реакции бойцов, пока не понял, в чем дело. Теперь он вспомнил, где видел юношу. Он встречался с ним около года назад, когда жил в лагере в Окну. Юноша был бродячим актером и сейчас, вероятно, вместе с напарником репетировал пародийный бой на мечах для театрального представления.

Йоши в прошлом доводилось встречать представителей этого ремесла: акробатов, танцоров, музыкантов, актеров. Обычно оборванные, плохо организованные и малоталантливые, эти скитальцы кое-как зарабатывали себе на жизнь, показывая деревенскому люду свои занюханные представления. Большинство трупп состояло из хинэн, людей низшей касты. Их представления назывались «Дэнгаку», «музыка рисовых полей», потому что они играли обычно на крестьянских праздниках, посвященных весенней посадке риса или осеннему сбору урожая. Более профессиональные труппы содержались буддистскими храмами и синтоистскими молельнями; артисты самого высокого класса выступали при дворе.

Йоши вздохнул с облегчением. Эти бродяжки не представляют опасности. Он сначала тихо усмехнулся, затем рассмеялся. Ну и ситуация! Игрушечные мечи! Мастер боя обманут игрушечными мечами!

Йоши, давясь от хохота, привалился к стене сарая. Два «дуэлянта», заглянув за угол, уставились на него, один – открыв от изумления рот, другой – выпучив от обиды глаза.

– Эй, крестьянин, ты всегда бросаешь камни в честных людей? – спросил здоровяк.

Серьезность выражения его лица вызвали у Йоши новый приступ смеха.

– С ним что-то неладно, – нервно сказал молодой.

– Ничто ему не поможет, кроме хорошего пинка по заднице! – отозвался старший.

– Продолжайте, продолжайте, – сказал Йоши. – Я не хотел причинить вам зла. Я смеюсь от облегчения. Я думал, что вы деретесь насмерть, и хотел спасти того, кто помоложе.

Йоши снова взорвался от хохота, глядя на озадаченные физиономии актеров.

Комедианты переглянулись. Один улыбнулся, другой хихикнул, и через несколько секунд они присоединились к Йоши, колотя друг друга по спинам от избытка чувств и умирая от хохота.

– Во имя Амиды, что здесь происходит? – раздался за их спинами громкий голос.

Это вызвало у актеров еще более буйный приступ веселья.

– Я послал вас, бездельников, отработать танец с мечами, а нахожу вас обоих пьяными от сакэ или от безумия. Кто этот бродяга? Что он здесь делает? И почему взрослые мужчины воют, как бешеные псы?

Шите, красивому молодому человеку, удалось первому перевести дыхание.

– Этот человек подумал, мы сражаемся на дуэли, – пояснил он. – Можешь себе представить? Он поверил, что мы деремся по-настоящему. Охана-сан, он бросил камень в Цуре, чтобы спасти меня.

– Тогда он еще больший дурак, чем вы. Ваши репетиции выглядят хуже, чем представления. Ваш танец с саблями не может ввести в заблуждение даже слепого и глухого калеку. Возвращайтесь к работе. Завтра мы выступаем перед Даймио.

Он повернулся к Йоши. Охана увидел перед собой мускулистого человека с растрепанными волосами, перехваченными грязной хачимаки, одетого в грубую одежду, в соломенных сандалиях. Возможно, бедный путешественник. А скорее всего, срезатель кошельков и вор.

В его голосе появились властные интонации великой личности, снисходящей до низшей:

– Если ты вообще умеешь говорить, отвечай. Кто ты и что ты делаешь здесь?

Йоши, в свою очередь, оценил Охану как напыщенного наглеца, который, несомненно, незаконно вторгся на эту землю, как незаконно вторгся он на землю его дядюшки Фумио в Окиту. Сквозь командный голос Оханы проглядывал маленький человек, стоящий со вздернутым подбородком, перенеся вес тела на пятки. Тонкие кривые ноги под объемистым брюшком делали его похожим на кривоногого петуха. Эффект усиливали толстые щеки, которые тряслись, когда он говорил. Когда-то Охана был видным мужчиной, но его черты, когда-то классические, расплылись после многих лет тесного общения с бутылкой сакэ. Йоши узнал его по выдающемуся красному носу, давшему этому человеку его имя. Коротышка, несомненно, не узнал Йоши. Какими бы неудобными ни казались Йоши его лохмотья, он был рад, что они так хорошо изменили его внешность.

Йоши уже имел дело с таким типом провинциалов; он полагал, что знает, как обращаться с ними. Йоши решил использовать в разговоре самые изысканные интонации, принятые при дворе в Киото.

– Уважаемый господин, – сказал он. – Вы можете называть меня Суруга, хоть я в действительности не считаю, что вы достойны моего ответа.

Большинство людей неблагородного происхождения получали имена, производные от их физических особенностей или по названию мест, где они родились. Йоши решил назваться Суруга, по названию своей родной провинции. Он смерил Охану холодным взглядом и продолжил:

– Ваши люди имеют не больше прав находиться здесь, чем я, ни в чем не повинный путешественник, сбившийся с пути. Вы знаете, чья это земля?

Охана был изумлен. У этого мускулистого бродяги обнаружились манеры образованного человека.

– Конечно, знаю, – сбавил он тон. – Это шоен господина Хашибуми, даймио Окабе, союзника господина Кисо Йошинаки и работодателя нашей труппы артистов.

Йоши молча проклял свою несчастную судьбу. Хашибуми был верным сторонником Кисо и Юкийе. Хотя с того времени, как Йоши бежал из Шинобара, прошло несколько месяцев, он был уверен, что Кисо и его друзья продолжают разыскивать его.

Описания Йоши были развешаны в каждом городке. Окабе не мог быть исключением. Однако если коротышка не узнал его – то, вероятнее всего, люди Хашибуми тоже не смогут раскрыть его тайну. Йоши решил перейти в наступление и припугнуть этого большеносого наглеца.

– В таком случае, – сказал он, – я не буду подавать жалобу самураям Хашибуми. Они известны своей нетерпимостью к нарушителям территории.

– Мы не нарушители территории. Мы приглашены выступать завтра вечером на большом празднике победы, который господин Хашибуми устраивает в честь Кисо Йошинаки.

– Трудненько будет втолковать это самураям. Как известно, они сначала наносят удар, а потом задают вопросы.

Йоши показалось, что он заметил нотку нервозности в поведении Оханы, и он поспешил добавить:

– Но довольно! Я вижу, у вас есть законное право находиться здесь.

– Конечно, есть, – подхватил Охана.

– У меня есть предложение, выгодное нам обоим. Охана пренебрежительно окинул взглядом грязный халат и полинялые хакама бродяги.

– Сомневаюсь, что у тебя есть что-то, что может нас заинтересовать, – сказал он.

Йоши продолжал, как будто не слышал:

– Если бы я присоединился к вам, я бы мог потренировать твоих фехтовальщиков. Я хорошо владею мечом, и меня бы устроило путешествие с вашей труппой.

К этому времени Охана безнадежно запутался. Он не знал, что и подумать. С одной стороны, оборванная одежда, с другой – ссылка на умение владеть мечом: он не мог решить, к какой категории отнести бродягу. Возможно, это всего лишь лжец, возможно, ронин, попавший в полосу несчастий? Как с ним говорить, как с высшим или как с низшим?

– Я нахожу твое предложение интересным, – сказал он наконец уклончивым тоном. – Моим фехтовальщикам нужна помощь. Если ты разделишь с нами утренний чай и немного сушеной рыбы, мы сможем обсудить вопрос. Мне бы пригодился в труппе кто-нибудь, кто хорошо говорит и владеет мечом.

Уголком глаза он понаблюдал за реакцией Йоши, потом добавил:

– Если ты действительно знаешь, с какого конца за него браться.

– Да будет так, – сказал Йоши, игнорируя шпильку.

Шите и Цуре во время беседы помалкивали. Но тут Цуре вступил в разговор:

– Эмме-О меня побери, если мне нужно, чтобы какой-то бродяга учил меня держать меч. Я исполняю этот танец двадцать лет, и никто не жаловался.

– Значит, ты исполнял его перед дураками и крестьянами, – холодно сказал Йоши. – Если ты хочешь не осрамиться перед такими людьми, как Хашибуми, твое мастерство должно быть выше.

– Я бы хотел учиться, – сказал Шите, его красивое лицо сосредоточенно нахмурилось. – Если мы улучшим игру, мы сможем получать больше приглашений и больше денег. Почему бы не позволить страннику учить нас?

– Ну, я против этого. Все отработано гладко. Зачем надо что-то менять? – ворчал Цуре.

– Это мне решать, – властно сказал Охана. Приподняв края халата, он направился в лагерь артистов.

К горе сумок, мешков и ящиков были привязаны два быка и печального вида лошадь. Лагерь располагался вблизи старого колодца позади заброшенного крестьянского дома. Позже Йоши узнал, что прежний арендатор-крестьянин был казнен за неуплату налогов. Земля лежала невозделанной, пока господин Хашибуми решал, как распорядиться ею с наибольшей выгодой.

Возле повозки вокруг костра сидели остальные артисты труппы: невысокий человек с суровым лицом – музыкант-аккомпаниатор и две привлекательные молодые женщины, а также пожилая матрона, выгребавшая рис ложкой из большого закопченного котелка. Трое мужчин неопределенного возраста возлежали в тени колодца.

Неудивительно, что животные выглядят так грустно, подумал Йоши, им приходится волочь на повозке четырнадцать человек плюс убранство и реквизит. Позже он ближе познакомился с коллективом бродячего театра. Двух молодых девушек звали Аки и Уме. Аки была дочерью Оханы, Уме – сестрой одного из акробатов. Пожилая женщина с котелком приходилась Охане матерью. Ее звали Обаасен Охана, а музыкант, игравший на четырехструнной бива, похожей на лютню, являлся его двоюродным братом, по имени Ито. Семейное предприятие!

Костер выбрасывал вихри искр, вздымал облака ароматного дыма, и Йоши почувствовал внезапный голод.

– Я пригласил этого путника разделить с нами утренний чай, – сказал Охана.

Две девушки, казалось, заинтересовались пришельцем. Уме скромно потупила взор; Аки смотрела на Йоши откровенно оценивающе.

– Могу я сначала помыться?

– Конечно. Бассейн возле дома.

Йоши одолжил умывальные принадлежности и чистый халат у одного из акробатов. Он зашел за дом, стянул свою грязную одежду и тщательно вымылся. Он причесал волосы, уложив их не так, как обычно, и сбрил бороду.

Через несколько минут у костра сидел представительный мужчина. Халат, облегавший его фигуру, был явно театральным; ярко-красный, расшитый драконами. Йоши чувствовал, что этот костюм меняет его внешность даже сильнее, чем лохмотья бродяги. Впрочем, у новой одежды было еще одно преимущество… она была чистой.

Йоши набросился на еду. Он пытался сдерживаться, но это плохо удавалось. В положении бродяги при многих плюсах были определенные недостатки. И хотя в его оби были на всякий случай спрятаны две золотые монеты, он не мог нигде разменять их, не вызывая подозрений. Короче, сегодня он ел первый раз за сутки.

Давала ли служба у бродячих актеров какие-нибудь возможности Йоши? Йоритомо хотел, чтобы он обосновался в Киото к концу следующего года. Может ли он с помощью этих людей рассчитывать пробраться в столицу? Вопрос! Труппа была слишком примитивна, чтобы выступать на столичных подмостках. С другой стороны, комедианты обеспечат ему отличную крышу. Кто заподозрит, что самый жалкий подручный в актерской компании – знаменитый сенсей?

Но если труппа в конце концов не появится в Киото, Йоши потеряет драгоценное время. Нет! Этого нельзя никак допустить. Йоши был обязан добраться до столицы.

В целом, решил Йоши, актерская бражка – хорошая ставка в игре! Он направит свои усилия на то, чтобы внедриться в их ряды, а потом уж позаботится о том, чтобы добраться до Кисо… и Нами.




Глава 55


Солнце поднималось, обжигая рисовые поля и островки бамбуковых рощ, разбросанных по равнине, простирающейся от сверкающей ленты реки до далеких розовато-лиловых гор. Тучи стрекоз посверкивали над разбросанными то тут, то там зарослями чертополоха. Мирная картина.

Йоши, прихлебывая чай, лениво прислушивался к болтовне акробатов.

– Всадники скачут! Там, за рекой! – выкрикнул вдруг один из актеров.

Все моментально вскочили, словно по сигналу тревоги. На севере поднималось облако пыли; через несколько секунд донесся гулкий топот лошадей.

Охана, помня предостережение Йоши о самураях Хашибуми, сначала рубящих, а потом спрашивающих, сказал:

– Шите, пойди поговори с ними, прежде чем они доберутся сюда. Скажи им, что мы встали здесь лагерем по приглашению господина Хашибуми.

– Охана, я не тот, кто умеет говорить с ними. Может быть, Цуре пойдет.

Цуре высокомерно посмотрел на красивого молодого актера.

– Ты достаточно хорошо говоришь, когда это касается тебя. Ты боишься, герой?

– Я не тот, кто умеет говорить с ними, – повторил Шите.

– Может быть, пошлем Обаасен или двух девушек? – саркастически спросил Охана.

Шите был робок, но упрям.

– Может быть, женщины успокоят воинов и убедят их в наших добрых намерениях?!!

Йоши, понимая, что пререкания могут затянуться, почувствовал возможность снискать расположение Оханы. Он сказал:

– Подождите, перестаньте спорить. Я уже раньше сталкивался с подобными ситуациями. Я пойду к ним навстречу, но при одном условий…

– Поторопись, парень, – сказал Охана. – Они уже рядом. Чего ты хочешь?

– Мне нужна работа. Решите этот вопрос сейчас, и я буду говорить с воинами как член труппы.

– Согласен. Теперь поспеши, пока они не добрались сюда и не лишили нас наших лошадей и женщин.

– …а также жизни, – добавил Шите.

Йоши, разодетый как павлин, в расшитом красном халате, важно зашагал к быстро приближающимся всадникам. Их было двадцать пять человек, каждый самурай одет в боевые доспехи. Гербы господина Хашибуми развевались на знаменах отряда. Предводитель поднял руку, дав сигнал осадить коней.

– Кто вы? – прокричал он.

– Труппа актеров, приглашенных великим господином Хашибуми, чтобы дать представление в его замке завтра вечером.

Йоши напомнил себе о необходимости держаться скромней. Он попытался придать лицу подобострастное выражение, что было несколько труднее, чем сменить одеяние.

– Сколько вы будете здесь ошиваться?

– Два дня, господин. Работая и репетируя от зари до зари, чтобы удовлетворить его светлость.

Голос Йоши дрожал. Он потупился, боясь, как бы взгляд не вошел в противоречие с голосом.

– Видел ли ты какого-нибудь путника, проходящего по этой дороге?

– Путника, господин?

– Да, дурак, путника.

– Нет, господин, не думаю, господин.

– Не думаешь, идиот? Подумай получше. Мы ищем человека примерно твоего возраста, мастера меча. Ты видел кого-нибудь похожего на него?

– Определенно нет, господин. Несколько паломников прошло по этой дороге два дня назад, но это были женщины и старики.

– Дурак! Говорю тебе, это мужчина примерно твоего возраста. Сам господин Кисо поручил нам искать этого преступника! Он мог пройти мимо вашей компании в любое время за последние несколько недель. Подумай еще раз!

Брови Йоши поднялись в очевидном замешательстве.

– Я не помню никого похожего, господин. Самурай сердито откашлялся.

– Если ты увидишь человека, отвечающего этому описанию, найди нас и расскажи нам.

– С радостью, господин. – Йоши продолжал смотреть в землю. – Могу я спросить, какое преступление совершил этот человек?

– Спрашивать ты не можешь… но я все равно скажу тебе. Он разыскивается за дезертирство из армии господина Кисо и за предательские действия против господина Кисо и господина Юкийе. Когда мы найдем его… а мы когда-нибудь найдем… он умрет. Ну, хватит болтать. Забирай своих бродяг и проваливайте отсюда.

Йоши нащупал под полой халата золотую монету. Немного подумав, он вытащил ее.

– Господин, я уверен, князь Хашибуми просто забыл предупредить вас о нашем появлении. Но мы с удовольствием заплатим за постой в виде знака нашей добропорядочности. Мы не праздношатающиеся. Мы работаем на его светлость.

– Только одну золотую монету? – усмехнулся самурай.

– О нет, капитан! Я кладу вам в каждую руку по одной монете. Мы бедные люди, его светлость еще не заплатил нам, но мы настаиваем, чтобы вы приняли наши знаки внимания.

Йоши достал последний золотой. Самурай сунул деньги за пояс.

– Вы уберетесь из наших владений сразу же после представления завтра вечером. И горе тому, кого я еще когда-нибудь увижу на земле господина Хашибуми.

Капитан подал знак всадникам. Поднимая тучи пыли, они поскакали обратно к реке.

Йоши пошел обратно к труппе Оханы, отряхивая пыль.

– Что случилось? Что он сказал? – взволнованно спрашивали артисты.

– Я договорился обо всем. Мы можем оставаться тут до завтрашнего представления.

– Что ты сказал ему? – спросил Охана.

– Что мы работаем на господина Хашибуми.

– И он поверил тебе?

– Я убедил его, – сухо сказал Йоши.

– Да, ты не прост…

Охана задумчиво посмотрел на него.

– Они могли убить тебя, – сказал Шите.

– Невелика потеря, – сказал Цуре.

– Давайте допьем чай, – сказала Обаасен, внося в разговор практическую нотку.

Дробный топот отряда самураев затих вдали. Солнце стояло прямо над головой. Было жарко. Йоши вновь присел у костра, прихлебывая из дымящейся чашки ароматный напиток. Он вспотел под плотным халатом, распарился и вообще чувствовал себя неважно. Общение с самураями – опасное занятие для невооруженного человека.

Любой самурай может рассечь человека пополам, только чтобы испытать лезвие клинка. Их право и долг – рубить каждого, кто, на их взгляд, поступает неуважительно. Эта акция называется кирисутэ-гомэн. Одетый бродягой или актером – Йоши беззащитен перед их произволом. Ему никак нельзя забывать, что для самурая сейчас он значит не многим больше, чем эта – раб, выполняющий самую черную и унизительную повседневную работу. Отрезвляющая мысль. Каждый неверный шаг может означать смерть, и эта смерть имеет не больше значения, чем смерть прихлопнутой мухи. Человеку его воспитания трудно постичь это. Урок смирения.

Йоши обязан помнить о своем долге. Он обязан скрываться, чтобы скрыться бесследно. Сейчас ему надо наилучшим образом использовать время и трудиться. Он должен стать лучшим из бродячих актеров. Труппа груба и необразованна, это ничего. В активе у Йоши знание поэзии, музыки, эстетики и боевых искусств. И если говорить без ложной скромности, Йоши умен, одарен и умеет увлечь людей. Он изучит мастерство блуждающих лицедеев и, в свою очередь, поможет им стать достаточно профессиональными, чтобы появиться в Киото.

Какой бы ни была поставленная перед ним задача, каким бы ни был его внешний вид, он – сенсей, учитель и мастер меча.




Глава 56


Акробаты провели день в привычных тренировках на открытом поле. За исключением резких команд, состоящих из отрывистых восклицаний, ворчания и подбадривающих криков, они почти не разговаривали. Йоши очарованно наблюдал за ними.

Сначала они проделали несколько разогревающих упражнений и растяжек, во время которых их позвоночники и суставы прогибались и выворачивались за пределы того, что Йоши считал возможным. Даже самый неповоротливый из акробатов был способен, отклоняясь назад, ровно ставить руки на землю. Все четверо одновременно садились на шпагат и в этом неестественном положении наклоняли верхнюю часть туловища вперед, ровно прижимаясь к земле. Они делали подъемы, поддержки и другие виды экзотических упражнений. Гимнасты занимались босиком, в набедренных повязках, их выпуклые мускулы блестели от пота.

Закончив разминку, акробаты стали отрабатывать программу. Когда артисты увидели, что за ними наблюдают, они принялись работать еще усерднее, каждый старался превзойти остальных. Крича, и подбадривая друг друга, они одновременно проделали колесо. Затем один из них взлетел в воздух и стал падать вниз головой. В последний момент его голова прижалась к груди, и он как мячик скатился на землю, не повредив себя. Другой подпрыгнул, перевернулся назад и опустился на ноги. Он делал такой трюк несколько раз подряд, вертясь на одном месте.

Самый крупный из них, мускулистый гигант, назывался нижним. Гимнасты лазили по нему, как по дереву. Он поднимал по одному человеку на каждом плече, а третий стоял на его голове вверх ногами. Акробаты работали слаженно, от души, и закончили тренировку серией кувырков и кульбитов.

Йоши решил попросить их научить его некоторым из трюков.

Он заметил, что самый легкий и самый бесстрашный из них является организатором и лидером группы. Когда акробаты присели отдохнуть, Йоши сказал ему:

– Я никогда не видел, как работают акробаты. Вы упражняетесь каждый день?

– Каждый день, – ответил акробат вежливо, но сухо.

– Меня зовут Суруга, – сказал Йоши. – Я полагаю, вы знаете, что я новый член вашей труппы.

– Да. Я Коэцу, брат Уме. Коэцу поклонился и улыбнулся.

– Брат девушки, которая сидела рядом с матерью Оханы?

– Да, Уме работала наш номер, но повредила колено. Теперь она шьет костюмы для всей компании.

Коэцу еще раз поклонился, стремясь закончить разговор, но Йоши не отпускал его. Йоши с некоторых пор обнаружил в себе странную способность приноравливаться к окружающим его людям, изучая их манеры и привычки. Его глаза словно широко распахнулись для восприятия чужого образа жизни.

– Может быть, вы когда-нибудь позволите мне поупражняться с вами. Я бы хотел научиться некоторым трюкам, – сказал Йоши.

Коэцу поморщился:

– Слишком тяжело! Для этого нужно много времени!

Акробат помолчал секунду и сказал, внезапно изменив тон:

– Хотя… Может быть, мы сможем сторговаться.

– Но… У меня нет ничего ценного.

– По всему видно, вы образованный человек. Вы умеете читать и писать?

– Да, умею.

– Вы научите грамоте меня, а я научу вас полету. Коэцу кивнул, довольный своим решением.

– Согласен, – сказал Йоши, вежливо кланяясь. Пока шел этот разговор, игрок на бива достал свой инструмент. Он сел, прислонившись спиной к стене дома, наигрывая гаммы. Протяжные ноты порхали в желтом горячем солнечном свете, как разноцветные сойки. Четыре шелковые струны бива мягко вибрировали, резонируя в каплеобразном корпусе, когда игрок ударял по ним большим медиатором.

Коэцу возобновил тренировку. Йоши присел рядом с музыкантом. Невысокий человек с суровым лицом словно бы ожил. Со струн бива стали слетать аккорды, которые закружились над брошенной крестьянской усадьбой словно белые красноклювые аисты.

Йоши не провел с артистами и дня, но уже заметил две важные вещи.

Во-первых, все они, независимо от вида своего искусства, проводили бесконечные часы в упражнениях. Когда-то при дворе ему случалось наслаждаться высокой игрой первоклассных артистов, но он приписывал их успех врожденным способностям, не задумываясь о гигантской работе, скрытой от глаз простодушной публики.

Во-вторых, эти люди готовы были выступать перед единственным зрителем в пустом поле так же старательно, как и на сцене.

Сейчас, когда на них никто не смотрел, акробаты механически отрабатывали номер, но музыкант играл, словно перед ним находилась многочисленная аудитория.

– Я Ито, двоюродный брат Оханы, – представился невысокий человек, аккуратно укладывая бива на охапку соломы.

– Я Суруга, новый член компании, – поклонился Йоши.

– Как дела, приятель? – Черные, печальные глаза задумчиво взглянули на Йоши.

– Да так, ничего, – ответил Йоши, пробежав пальцем по струнам и улыбнувшись нестройным звукам.

– Ты умеешь читать и писать? Ито мягко отодвинул инструмент.

– Да.

– Рисовать?

– Да.

– Ты знаешь музыку и танцы?

– Немного.

– Тогда мой двоюродный брат найдет для тебя много работы.

Ито иронически улыбнулся, затем продолжил неожиданно веселым голосом:

– Ты знаешь, Охана едва умеет читать и писать. Он плохо разбирается в живописи, меньше в музыке и хореографии.

– Тогда что же он делает?

– О, я тоже часто этим интересуюсь.

– Я не понимаю.

– Ты новый человек в нашем деле. Когда немножко освоишься, то поймешь, что артисты похожи на детей. Им нужен родитель, чтобы присматривал за ними, шлепал, хвалил, говорил им, что нужно делать. Такой родитель руководит компанией, заботится о сборе и распределении денег, которые мы зарабатываем.

– Почему кто-то из вас не может делать это?

– О, ты все еще не понимаешь. У каждого артиста есть талант, поэтому он раб, слуга, носитель этого божества. Забота о нем поглощает все время и энергию художника. Поэтому ему нужен кто-то, не страдающий такой блажью, чтобы улаживать дела и вытряхивать денежки из крестьян, господ, священников и горожан. Охана это делает хорошо. – Сказав это, Ито взял инструмент и продолжил игру.

Мелодия была мягкой, с темными полутонами, напоминающими струящиеся трели угуиса, соловья, распевающего под глубокой сенью бамбуковой рощи, Постепенно музыка менялась. Ито привлекал в нее отдельные яркие ноты другой мелодии в контргармонии с басовым аккомпанементом. Сидя на сухой коричневой земле под палящим бледно-желтым солнцем, Йоши закрыл глаза и представил себе цветущие ветви сливы, разбросанные по пушистому снежному покрову, разноцветные искры на белоснежном склоне горы.

Йоши восхитился искусством Ито и, плененный волшебной мелодией, захотел, чтобы он научил его играть на бива.

Мечты Йоши были прерваны Оханой:

– Пора отрабатывать свое содержание. Мои «самураи» готовы к репетиции. Посмотрим, чем ты им можешь помочь.

Йоши вскочил на ноги и, поклонившись Ито, последовал за Оханой. Шите и Цуре готовились к танцу. Трое других актеров беззлобно вышучивали их. Противники взялись за оловянные мечи.

Глядя на танец, Йоши смутился. Как он мог принять эти ужимки за настоящий бой?! Как бы сейчас смеялись студенты его додзё, узнав об ошибке своего сенсея:

Шите был образцом неумелости. Йоши внутренне содрогнулся при мысли, что завтра ему надо выходить на сцену перед опытными бойцами.

– Ну как, хорошо? – спросил Шите, выполняя маневр с грацией бегемота.

– Может быть, мы сумеем тут кое-что поправить, – тактично сказал Йоши.

Он взял меч и показал Шите, как правильно его держать.

– Если ты будешь выпрямляться, вместо того чтобы наклоняться вперед, ты будешь лучше сбалансирован и сможешь двигаться быстрее.

Шите попытался делать так, как было предложено, и, к его удивлению, это сработало. Его лицо осветила удовлетворенная улыбка.

– Цуре, у тебя все хорошо, – громко сказал Йоши.

Он выдержал паузу и добавил тихим голосом:

– Держи колени согнутыми, ты будешь выглядеть сильнее.

Цуре что-то проворчал, но последовал его совету, сделав вид, что всю жизнь так и поступал.

– Я оставлю вас порепетировать, – сказал Охана, слегка поклонившись.

Было трудно судить, удовлетворен ли он работой Йоши. Охана исполнял при театре обязанности режиссера, он ставил сценки, скетчи и, конечно же, танцы. Хотя ему и нужна помощь, самолюбие его может быть задето, если какой-то бродяга слишком сильно улучшит работу его подопечных.

Йоши работал с танцорами весь день. Трое незанятых актеров ушли, чтобы отрепетировать фарсовую сценку, которую они покажут завтра.

Шите предложил отдохнуть. Цуре вложил меч в ножны и отошел, не сказав ни слова.

– Я обидел его? – спросил Йоши.

– Нет. Он всегда такой, потому что играет вторые роли. Цуре хочет быть героем, но Охана говорит, что он слишком мрачен, поэтому Цуре и злится.

Шите пожал плечами и беспечно улыбнулся.

Йоши внутренне согласился с Оханой. Цуре выглядел зловеще, тогда как Шите был образцовым героем. В жизни Шите был робок, неуклюж, слаб и немножко глуповат. Но в целом Йоши находил его привлекательным.

– Как теперь мой танец? – нетерпеливо спросил Шите. – Ты знаешь, в прошлом месяце все смеялись и бросали в меня всякие огрызки, когда я исполнял его на празднике риса.

– Танец стал намного лучше, – сказал Йоши.

– Ты действительно так думаешь?

– Несомненно. Скоро публика будет аплодировать твоей работе с мечом.

Шите стал похож на котенка, которому чешут живот. Йоши впоследствии понял, что все актеры так реагируют на похвалу. Они существуют в полуреальном мире и оживают только на сцене или когда им льстят.

– Что ты думаешь об Аки? – спросил Шите, меняя тему разговора.

– Не знаю. Мы не разговаривали. Чем она занимается?

– Она красива. Она может делать все. Она играет и мужские, и женские роли, раскрашивает декорации и… она делает больше, чтобы достать нам работу, чем ее отец.

– Тебе она нравится? – спросил Йоши.

Шите опустил глаза и сказал тихо, но с огромной силой:

– Я люблю ее.

За ужином все говорили о дневных репетициях, и лишь акробаты молча отправляли в себя огромные количества риса. Аки осторожно наблюдала за Йоши, Шите восхищался новшествами, введенными в танец с мечами. Шите рассказывал очень подробно, перескакивая с одной мысли на другую, выказывая свое добродушие и свою меру глупости. Уме робко поглядывала на него, укрываясь за котелком с рисом.

Ито, игрок на бива, увидел, что Йоши заметил странность в поведении девушки. Он поближе наклонился к нему и прошептал:

– Да, она любит этого дурака. Сможет ли мужчина когда-нибудь понять сердце женщины?

Как только Шите умолк, Уме тут же наполнила рисом его чашку.

Вечер утихал; компания разбилась на небольшие группы. Дым костров, на которых готовилась пища, вился призрачными волнами, разнося аромат горящих кедровых поленьев. Далекие холмы стали темно-коричневыми, а заходящее солнце превратило островки лиловых колокольчиков в таинственные оазисы над морем травы.

Охана выдал Йоши грубое стеганое одеяло, и вскоре болтовня актеров утомила его. Он расстелил постель за домом, натянул до подбородка красный халат и лежал, вспоминая все, что он видел и слышал в этот богатый событиями день.

Как отличалось его теперешнее представление об актерах от того, которое он составил о них в Окитсу. Он тогда самонадеянно заявил Нами, что может проделать все лучше, чем они. Мечом – да. Но эти летающие дьяволы акробаты! Но волшебная музыка бива! Эти люди настолько развили свое мастерство, что ему не угнаться за ними. Он хотел, чтобы Нами была сейчас с ним и разделила его восторг. Наконец-то он нашел способ пользоваться мечом, не причиняя боли.

Йоши улыбнулся, вспомнив сарказм Нами, когда она сказала:

– Подходящая карьера для великого мастера меча.

«Будда! Хатшиман! Пусть с ней все будет в порядке! Пусть она думает обо мне, как я думаю о ней». Его мысли беспорядочно блуждали; голоса актеров убаюкивали его. Брошенный искоса взгляд Аки – последнее, что он помнил, прежде чем провалиться в сон.




Глава 57


На следующее утро труппа находилась в состоянии управляемого бедлама, упаковываясь, двигаясь и одеваясь к вечернему представлению.

Дворец князя Хашибуми находился в двух милях к северу от города Окабе и менее чем в двадцати пяти милях от заброшенного шоена князя Фумио, где Йоши впервые увидел Охану.

Городок Окабе располагался далеко от Киото, но самураи Хашибуми без устали разыскивали Йоши. Казалось, Кисо, сделавшись силой, стоящей за троном, приобрел неограниченную власть. Йоши спросил себя, удастся ли Йоритомо добиться успеха в борьбе против столь сильного и непримиримого врага. Шигата га най, с этим ничего было не поделать. Йоши должен постараться сделать все возможное, чтобы оказаться на месте в час расплаты.

Охана встал до зари. Ясное розовато-лиловое небо раскинулось над равниной. Мелкие птицы сновали туда и сюда в бамбуковых рощах, разбросанных по невозделанным рисовым полям. Чирикая, перекликаясь и выводя трели, они усиливали гвалт, производимый людьми при навьючивании на лошадей котелков, кастрюль, костюмов и ширм заднего плана. Охана распаковал маски и выдал их каждому из актеров. Акробаты пойдут впереди процессии, приплясывая и кувыркаясь, за ними двинутся актеры в масках, а замыкать шествие будет Ито, бьющий по такому случаю в барабан.

Йоши было предписано охранять багаж вместе с Аки, Уме и Обаасен.

– Охана, не будет ли полезнее, если я тоже надену маску? – спросил Йоши.

– Зачем? Ты должен стеречь вещи.

Охана был слишком занят, чтобы тратить время на новичка.

– Если я надену маску, горожане подумают, что я актер. Они посчитают, что твоя труппа больше, чем она есть.

– Это так, но ходить в маске жарко и неудобно. Охана подозрительно взглянул на Йоши. Почему это кто-то должен хотеть носить маску?

– Я с радостью потерплю неудобство, чтобы помочь твоей труппе, – дипломатично сказал Йоши.

– Очень хорошо. Надень эту маску демона.

– Я с радостью буду носить ее, – сказал Йоши. Теперь его никто не опознает. Никому не придет в голову связать мускулистого актера с Тадамори-но-Йоши, сенсеем и мастером меча.

Труппа позавтракала горьким зеленым чаем и рисовыми лепешками. Когда солнце стало пригревать, они покинули заброшенный крестьянский дом и направились через равнину к горам, возвышающимся над Окабе. Пыль, поднятая копытами животных, клубилась над рисовыми полями, отмечая путь каравана к городу.

К полудню они достигли узкой тропы у подножия горы и остановились отдохнуть под гранатовым деревом. Березовые стволы окружали поляну, как бледные часовые, отбрасывая желанную синюю тень.

– Кто же ты? – спросил голос.

Йоши испугался. Он оглянулся и увидел Аки, сидящую в нескольких футах от него. Она в раздумье смотрела на него.

– Ты что-то сказала мне? – спросил Йоши, чтобы выгадать время собраться с мыслями.

– Да. Я думаю, ты что-то таишь за душой. Будь осторожен. Ты не сможешь долго скрывать свой секрет. Наша труппа живет в тесном контакте. В конце концов мы все вызнаем про тебя.

– Меня зовут Суруга, – солгал Йоши. – У меня нет секретов, касающихся труппы, только желание быть полезным и отработать свое содержание.

Йоши рассматривал Аки на фоне зеленой травы. Она была красивой женщиной. Обильная косметика делала Аки похожей на куколку. Форма лица придавала ей сходство с умной горной лисой, и это сходство подчеркивалось ее привычкой поворачиваться боком и смотреть на собеседника уголком глаза.

Каковы бы ни были ее недостатки или достоинства, в этот момент она выглядела очаровательно.

Аки заговорщически наклонилась к мужчине:

– Хорошо, если это правда. Чем больше мы открыты друг другу, тем лучше для нас. Труппа – это клубок сплетен.

Она сделала паузу, чтобы вздохнуть, затем тихо спросила:

– Что тебе говорили обо мне или о моем отце?

– Совсем ничего, – ответил Йоши, с удивлением обнаружив, что под маской агрессии девушка искала утешения. Его тронула ее почти детская мнительность.

– Те, с кем я говорил, отмечали твой талант и красоту.

– Ты находишь меня красивой? – спросила она.

– Да. Очень.

Тяжелый запах гранатового дерева, свет, падающий пятнами через листву, и близость Аки помогли произнести эти слова. Йоши почувствовал себя виноватым. Что бы подумала Нами, если бы услышала, как он говорит комплименты актрисе? Но… его задачей было смешаться с этими ханэн, стать одним из них. И, надо сказать, это не так уж неприятно – девушка была прехорошенькой.

Под влиянием минуты он сказал:

– Я бы хотел сочинить стихотворение для тебя.

– Ты сочиняешь стихи? Будда! Ты что, человек многих талантов?

Холодное самообладание Аки моментально вернулось к ней. Ее тон стал сардоническим, даже неприятным.

– Что ж, разве я кажусь необразованным?

– Напротив. Ты говоришь хорошо, слишком хорошо. Меня интересует твое происхождение. Кто ты?

Аки отвернулась к Обаасен и Уме, оставив Йоши наедине со своими мыслями. Йоши чувствовал, что его оценили и забраковали. Аки была молодой девушкой, привыкшей поступать по-своему. Снаружи – своевольная, независимая, увлеченная собственной красотой, внутри – уязвимая и требовательная. Легко понять, почему Шите полюбил ее. Йоши должен быть осторожен; девушка решила, что над ней подсмеиваются, и это могло принести трудности. Йоши не может позволить себе беспричинно наживать врагов среди труппы.

Охана встал. Отдых окончился.

Тропа, уводившая в гору, была длинной и узкой. Крутой обрыв с одной стороны ее делал путь особенно опасным. Караван медленно полз по крутому склону, зажатый между сосновым лесом и пропастью.

Йоши помогал женщинам, в трудных местах предлагая руку, переправляя Обаасен через самые неприятные места. Уме покорно опустила голову и следовала его советам, зато Аки стряхивала его руку и резко отвечала, что способна идти сама. Казалось, она сожалеет о своей откровенности.

Труппа добралась до главной улицы Окабе без происшествий. Прежде чем войти в город, актеры надели маски, акробаты размялись на обочине, а Ито подтянул барабан. Когда все были готовы, Охана повел театр через город, подняв транспарант, на котором было написано объявление о вечернем празднике. За ним следовали акробаты, поднимая тучи пыли, крутясь колесом под бой барабана. Актеры в масках шли гуськом, Шите и Цуре размахивали бутафорскими мечами, остальные пели воинственную песню о подвигах князя Хашибуми.

Следуя за женщинами и лошадьми, Йоши смотрел на охваченных благоговением горожан, плотной стеной стоявших по обе стороны улицы. Откуда их столько? В таком маленьком городе? Он получил третий урок. Люди пройдут много миль ради бесплатного представления. Казалось, они вырастали из-под земли. Провинция развлекается мало: в Новый год и в праздник урожая риса. Сегодняшнего зрелища хватит на много месяцев.

В центре города Охана остановился. Он вывесил на стене объявлений афишу и трудолюбиво прочел имевшиеся здесь сообщения: объявления о продаже, объявления об обмене, о покупке, о наградах за информацию. Одно объявление привлекло его внимание – о дезертире, разыскиваемом князем Кисо.

Описание не вызывало сомнений. Итак, новичок затесавшийся в труппу дезертировал в разгар битвы. Неудивительно, что он теперь прикрывается маской. Он настолько ошалел от страха, что даже не договорился о своем жаловании.

Эту ситуацию нужно использовать с выгодой для Оханы. Если он выдаст этого человека самураям, он получит вознаграждение только один раз… если получит вообще. Самураи могут просто убить доносчика, чтобы прикарманить денежки. Однако если пока что прикусить язычок, то в будущем может наступить момент, когда это вознаграждение удвоится или утроится. Кроме того, Охана всегда может сообщить об этом человеке; нужно только объяснить, что сначала не распознал его.

Стоит ли обсудить это с Аки? Нет. Он сохранит эти сведения до более благоприятного времени. Она умна, но она всего лишь женщина. Будет лучше, если Охана сохранит все в секрете. А пока нужно все как следует взвесить.

Охана был Непривычно задумчив, когда вернулся, чтобы вести труппу во дворец господина Хашибуми.




Глава 58


Праздник был в полном разгаре. Флейты, колокольчики, лютни и цитры были слышны во всех углах дворцового сада. Кавалеры и дамы, приехавшие издалека, даже из самого Киото, парами и группами прохаживались по мягкой душистой траве, проводя время в оживленной беседе. Некоторые галантные мужчины музицировали на инструментах, одолженных у музыкантов, другие пели или танцевали.

На искусственном озере, покрытом водяными лилиями, состязались в скорости небольшие лодки, скользя по сине-зеленой воде. Одежды съехавшихся повеселиться господ яркими пятнами расцветили парк. Тут были китайские камзолы, богато отделанные парчой, элегантные костюмы для верховой езды, кимоно всех оттенков. Особенно нежными красками переливались женские платья – травянисто-зеленые, персиковые, цвета созревшей сливы.

Труппу Оханы провели в павильон ожидания и оставили там среди толпы конюхов, служанок и носильщиков.

Йоши когда-то присутствовал на подобных празднествах в Киото и знал, какая утонченная публика посещает их. Он боялся, что труппа Оханы будет в одночасье освистана и прогнана, если не казнена на месте. Их третьесортная карикатура на театр не могла удовлетворить вкус самого грубого солдафона из местной знати. Йоши взглянул на аляповато размалеванные лица новоприобретенных товарищей и невольно поморщился.

Актеры меж тем, отложив маски, деловито доставали костюмы. Ито отложил барабан и настроил свою бива. Акробаты разминались, Шите и Цуре проводили последнюю репетицию. Йоши, оставаясь в маске, стал помогать Уме и Обаасен распаковывать фоновые ширмы для фарса.

Аки накладывала на лицо плотный грим, необходимый для ее роли. Присмотревшись, Йоши нашел грим отвратительным. Он не видел Аки на репетиции, поэтому не имел представления, что она будет делать.

Труппа ожидала сигнала к действию. Пришел мажордом и объявил, что их выступление начнется не раньше, чем сядет солнце и загорятся огни. Комедианты должны приступать к делу сразу после того, как большой концертный ансамбль прокатит свою программу.

Охана кликнул Йоши, Шите и акробатов помочь ему установить сцену. Йоши был поражен ее убожеством. Сцена представляла собой приподнятую над полом платформу, огороженную подобием рампы и загроможденную ширмами, на которых был намалеван лес с багрово-оранжевыми цветами на его фоне.

За сценой Йоши сел рядом с Аки, ловя сердитые взгляды Шите и Оханы.

– Ты выглядишь замкнуто. Ты волнуешься перед выходом? – спросил Йоши.

– Я совсем не волнуюсь, – огрызнулась она и отвернулась.

– Прости. Надеюсь, мой вопрос не обидел тебя, – сказал он.

– Вопрос ничего не значит, меня обижает твое отношение к нам, – холодно сказала она.

– Почему ты так говоришь?

– Ты считаешь, что ты выше нас. Бродяга, который спит в гнилой соломе, вдруг заявляет, что умеет писать стихи… Конечно, он думает, что мы грубые существа, намного ниже его…

– Ты ошибаешься. Я восхищаюсь талантами труппы. Писать стихи – небольшое умение. Стихотворение – это только слова. Вот… – Брови Йоши сдвинулись. Он пошевелил губами. – Я обещал тебе стихотворение, и я написал его.

Йоши заколебался.

– Конечно, если ты не хочешь слушать…

– Ну ладно… прочти… раз уж написано.

Йоши продекламировал:
		Солнца сиянье.



		Свет серебристый луны.



		Ты их затмила



		Нежной своей красотой.



		Блещет она, как слеза.








– Ты написал это для меня?

– Для тебя.

– Возможно, я неверно судила о тебе.

Аки улыбнулась. Когда она улыбалась, она была прекрасна. Йоши снова почувствовал волнение. Его влекло к девушке, несмотря на ее сумасбродное поведение; возможно, это даже придавало ей пикантности в его глазах.

Внутренний двор погрузился во тьму. Вокруг озера загорелись огни и бумажные фонари; гости медленно направились к импровизированному театру. От рыдающих звуков бива сентиментальная слеза навернулась на глаза Йоши. Музыка напомнила ему о Нами. Где она сейчас? И где сейчас он сам? Он недоуменно взглянул на Аки и смутился. Жизнь театра совсем не похожа на жизнь воина.

– Поспеши, мы начинаем, – голос Оханы прервал его размышления.




Глава 59


Находясь за кулисами, Йоши не видел публики, но сцена была перед ним как на ладони. Представление спасли акробаты.

Летающие гимнасты восхитили господ и дам. Крепкие мускулистые фигуры атлетов вызвали симпатию зрителей. Головокружительные трюки не раз награждались рукоплесканиями. Кроме того, вид человека, стоящего на голове, сам по себе вызывает удовольствие. Дамы в знак одобрения махали своими веерами, господа подбадривали акробатов криками. Было похоже, что оборванному ансамблю достанется вся слава дня.

Охана несколько сбил темп, взявшись читать трактат о военной распре между семьями Садато и Абэ. Никто не понимал, о чем говорит этот коротышка. В мерцающем свете фонарей Охана выглядел довольно импозантно. Но придворные мало интересовались военными приключениями прошлого. Дамы заерзали, стали перешептываться. Господа слушали около минуты, затем перестали обращать на оратора внимание. Охана покинул сцену, сопровождаемый пренебрежительным гулом.

К удивлению Йоши, зал затих, когда появилась Аки. Девушка держалась на сцене свободно. Грим, выглядевший таким уродливым, в свете рампы стал совершенным. Ясным голосом, напоминающим прозрачный звон далеких храмовых колоколов, Аки прочитала короткое стихотворение. И закружилась в танце под звуки бива. Она танцевала легко, естественно, переливаясь в пространстве, словно хрустальная струйка горного родника.

Аки очаровала публику. Йоши был горд, что принадлежит к ее миру. После ее ухода в зале несколько минут не стихали аплодисменты. Теперь в хорошем настроении публике могло понравиться почти все.

Почти все.

Фарс потерял зрителя. Он мог бы понравиться деревенскому люду на празднике рисовых полей, но был слишком тяжел и груб для придворных. Ощутив неприязнь зала, актеры начали играть еще грубее, усиливая отчуждение. Публика насмешливо улюлюкала. Аляповатый задник усугубил провал. На его размалеванном кричащими красками фоне выгодно выделялось светлое платье Аки, но разноцветные костюмы комедиантов совершенно терялись. На Шите и Цуре зашикали после первых выпадов. Господа смеялись и отпускали колкости. Даже слуги, толпившиеся рядом с Йоши, находили фехтовальщиков никудышными.

Акробаты и Аки были забыты. Публика разошлась раньше, чем закончилась программа, не обращая внимания на грандиозный финал.




С Оханой расплатился мажордом, который велел труппе как можно скорее покинуть поместье. Однако не было сказано ничего, указывающего на то, что господин Хашибуми разочарован программой.

Отработав свое, актеры были голодны. Им хотелось посидеть тесным кружком, обсудить выступление. Мажордом неохотно провел их к столу в дальнем углу павильона.

– Что ты думаешь, Суруга? Тебе понравилось мое обращение с мечом? – спросил Шите, запихивая горсть риса в рот.

– Твою игру нужно еще отработать. Я думаю, можно улучшить ее, если найти клинок получше. Боюсь, господа заметили, что он оловянный.

– Ах, если бы мы только могли себе позволить иметь настоящие мечи, – пробормотал Шите, взглянув на Охану.

– Публика была невыносима, – сказал Охана, игнорируя Шите. – Не понимаю, в чем дело? Мы выступали сотни раз, но нигде не получали такого хамского приема.

– Вам приходилось прежде выступать перед таким залом?

– Что ты имеешь в виду?

Охана приподнялся и свирепо посмотрел на Йоши. Он напоминал сердитого петуха, и эффект усиливали несколько зерен риса, прилипших к уголку рта.

– Охана, это аристократы. Непонятно, какие блага наобещал им Хашибуми, чтобы выманить их из Киото. Это йоко-хито, люди качества, большинство из них принадлежит к пятому рангу. Сегодня вы играли перед такой утонченной публикой, какую можно найти только во дворце императора.

– Ты хочешь сказать, они сочли нас за олухов? Охана сердито стряхнул рис.

– Откровенно говоря, да. Но у меня есть опыт общения с подобными людьми, – осторожно произнес Йоши.

Охана и Аки переглянулись. Глаза Оханы сказали: «Ты видишь? Он знает больше, чем говорит».

Взгляд Аки отвечал: «Пусть! Он может быть мне полезен!»

Шите надул губы, Цуре проворчал:

– До того как ты пришел, мы были достаточно хороши. Теперь ты говоришь, что нас держат за олухов. Чего ты от нас хочешь?

– Ничего, если вы хотите играть для крестьян. Если вы хотите играть за золото, нужно внести некоторые изменения, – сказал Йоши.

Выражение лица Оханы стало холодным.

– Это мой театр, – сказал он. – Я буду решать, нужны ли нам перемены.

Аки вступила в разговор, шутливо толкнув отца в бок:

– Конечно, ты будешь решать, дорогой папа. Мы любим и уважаем тебя. Мы знаем, что ты как никто ценишь мнение труппы. Если мы можем заработать больше золота, внеся незначительные изменения в нашу программу, давайте внесем их.

– Мой ум открыт, любой подтвердит это. Но каковы эти «небольшие изменения», которые, несомненно, приведут нас во дворец императора к Новому году?

Йоши проигнорировал сарказм Оханы.

– Новый год – это слишком скоро, – сказал он. – Но в свое время мы будем выступать в столице, если начнем работать по-новому.

– С чего ты хочешь начать? – спросил Шите.

– С разрешения Оханы, я бы сменил задник.

– Задник! Он достался мне от отца, – возмущенно сказал Охана.

– Значит, пора его менять. Он слишком ярок. Публика не видит актеров.

– Что ты предлагаешь? – спросила Аки.

– Изобразить силуэт сосны на фоне светлого неба. Никаких лишних пятен. Коричневый ствол, зеленые иглы. Работе актеров ничто не должно мешать.

– Кто возьмется за это?

– Я, чтобы отплатить вашу доброту, У меня есть некоторое умение обращаться с кистью.

Ито, молча слушавший разговор, сказал:

– Он прав, Охана. Наш задник слишком тяжел. Если люди стремятся к простоте, мы должны поступать так же.

– У нашего нового друга много талантов, – сказала Аки. – Пусть он рисует свою сосну. Отец решит, что с ней делать дальше.




Глава 60


Месяц шел за месяцем. Йоши был занят от утренних храмовых колоколов до деревянных трещоток ночных сторожей.

Труппа разбила лагерь в пригороде Шимады, в десяти милях от дворца Хашибуми. Шимада был важным торговым центром из-за своего расположения на реке Ои. Караваны купцов из дальних и ближних провинций не могли миновать его. Здесь имелись еда и жилье для людей и пастбища для усталых животных.

Переделка задника повлекла за собой цепь событий, которая привела к тому, что Йоши сделался по существу руководителем труппы. Он взял на себя задачу подготовки театра к выступлениям в Киото. Когда он думал о Нами, фактически находящейся в заключении у Кисо, следующий год казался вечностью.

Задник, что называется, был первой ласточкой. Дни превращались в недели, недели в месяцы. Охана не хотел терять власть, но природная лень и амбиции дочери заставили в конце концов отойти от дел.

Охана пил и ни во что не вмешивался.

Устранив Охану, Йоши взялся за режиссуру; сначала он работал с Шите, который был податлив, как мягкая глина. Шите смотрел Йоши в рот и скоро стал ходить за ним, как верная собачка.

Как-то, после долгой, утомительной репетиции, Шите разоткровенничался.

– Я люблю Аки, – сказал он. – Я хочу жениться на ней, но она говорит, что я глуп и необразован. Помоги мне научиться манерам благородного человека. Может быть, тогда она наконец полюбит меня.

Йоши чувствовал себя неловко. Его самого тянуло к Аки. Ничто не мешало ему сделать ее своей любовницей. Это было в обычае времени. Многие мужчины при дворе имели любовниц; часто им давали официальный статус вторых жен. Князь Чикара был женат, когда сватался к Нами.

Поняла бы его Нами? Йоши рассудил, что данная ситуация никак не повлияла бы на ее положение главной жены.

Связь с Аки повысит надежность его маскировки, даст ему больше власти в труппе, ускорит прибытие в Киото.

Терпение, говорил он себе, терпение.

Аки не так-то легко управлять. Она самостоятельна и практична. Она всегда сама решает, что ей надо делать. Бедный Шите, такой красивый, добрый и – Аки права! – такой глупый.

Йоши нравился Шите. Он совсем не хотел причинять ему боль. Изгнав Аки из своих мыслей, он взялся за воспитание юноши, пытаясь обучить его стихосложению и умению обращаться с мечом.

Эти усилия привели к неравнозначным успехам. Стихи появились, но оставались деревянными, а танец с мечом не клеился вообще.

– Я когда-нибудь научусь? – спрашивал Шите.

– Достаточно хорошо для театра, – отвечал Йоши, почти теряя терпение.

– Когда-нибудь я возьму настоящий меч и стану настоящим героем, а не жалким актером. Тогда Аки будет поражена моей храбростью.

– Это возможно, Шите, но прежде тебе придется проделать долгий путь.

– Можем мы попробовать еще раз?

– Завтра, Шите. Работа с бутафорскими мечами бесполезна. Ты никогда не станешь настоящим героем, играя в игрушки.

– Суруга, не думаешь ли ты, что настоящий герой живет в сердце; что он может преобразить игрушечный меч своей внутренней силой и доблестью?

– Великий герой – да. Но, Шите, ты не великий герой. Ты актер в труппе «Дэнгаку».

– Если бы я был настоящим героем, Аки полюбила бы меня.

– Может быть, – говорил Йоши, глядя в глаза наивного «героя» и зная, что слишком мало шансов к тому, что надежды Шите когда-нибудь сбудутся.

– Ты чудесный друг, Суруга. Как я жил до тебя?!! После Аки я люблю тебя больше всех на свете.

Шите вырос в небольшом городе. Его родители были крестьянами, возделывавшими три чо второсортной земли для местного землевладельца. С раннего детства Шите отличался от других детей в деревне. Он сторонился шумных игр и мечтал о времени, когда он станет воином.

Охана, проходя через город, где жил Шите, увидел и разглядел его. Красивая внешность, мечтательный вид, угловатые движения делали мальчика идеальной кандидатурой в театральные герои.

Не пришлось долго разговаривать, чтобы убедить деревенского парня, что его будущее принадлежит театру. Он взял новое имя – Шите, герой – и пошел за Оханой, оставив семью и дом ради кочевой жизни. В этом решении он никогда не раскаивался. Труппа полностью отвечала запросам. Он мог воображать себя героем и играть эту роль перед всем миром.

Люди театра были такими нарядными и образованными по сравнению с крестьянами, среди которых он рос. Не было большего счастья в жизни, чем находиться рядом с такой красивой девушкой, как Аки, или с таким – по всему видать – благородным человеком, как Йоши.

А Йоши принялся писать тексты для декламации. Грубый фарс, сказал он им, годится для рисовых полей; Киото нужна утонченность.

Однажды Охана объявил о трехдневном ангажементе. Театр был приглашен выступить на празднике ириса. Йоши помнил праздник ириса в Киото, торжественное время, когда дома, дворцы и крепостные стены столицы украшались листьями этого изящного растения и его цветущими ветвями, время, когда листьями ириса набивали подушки, листьями оплетали оружие, носили их в виде гирлянд, время, когда при дворе устраивались состязания по фехтованию, танцам и стрельбе и проводились скачки.

– Мы отправимся завтра при звуке храмовых колоколов, – объявил Охана.

Труппа была взволнована. Придут ли на концерт господа и дамы из дворца местного даймио? Многие из них имеют связи в столице. И, что более важно, на этой публике будут проверены произведенные в театре перемены.




Глава 61


Первый же вечер был триумфом по сравнению с выступлением в Окабе. Новый задник был принят с гулом одобрения; одинокая зеленая сосна на небесно-голубом фоне придавала спектаклю оттенок элегантности.

Акробаты задали тон, и представление покатилось почти не срываясь. Охана был более импозантен, чем когда-либо.

Пение Аки могло очаровать ангелов небесных. Сценкам и скетчам сердечно аплодировали. Провалился только Шите. Его танец с мечом вызвал смешки у дам и несколько взрывов грубого хохота у солдат, рассеянных среди публики.

После представления Йоши ожидал похвалы от Оханы; взамен получил угрюмое молчание и мрачный взгляд.

– Не обращай внимания, – сказала Аки, исполненная самодовольства. – Он ревнует, потому что нашим успехом мы обязаны твоим усилиям.

– Я не хочу, чтобы он сердился.

– Не говори ничего. Я знаю моего отца. Когда он теряет лицо, он злится, и, что бы ты ни сказал, это разозлит его еще больше.

– Но…

Аки положила мягкую руку на рукав Йоши.

– Суруга, я даю тебе добрый совет. Какое-то время держись подальше от Оханы. Нам с тобой нужно обсудить дела труппы и сегодняшнее представление. Она искоса взглянула на него. – Ты придешь ко мне попозже вечером? Мы сможем поговорить наедине.

– Сочту за честь, – сказал Йоши, у него внезапно перехватило дыхание. Она была прекрасна!

Йоши мало думал о женщинах с тех пор, как покинул Нами; он подавлял свои сексуальные побуждения, обращая их в работу.

Аки его волновала.

Она запахнула полог палатки и завязала шнурки. Аки, несомненно, была опытна в искусстве любви. Каждое ее движение таило намек. Ее розовато-лиловое кимоно шелестело и шуршало. Ее полуоткрытые груди блестели, словно опрокинутые блюдца китайского фарфора. Она вела себя так, словно хотела возбудить страсть в Йоши, и это ей удалось. Он попытался поставить чашку и пролил чай. Руки мужчины дрожали.

Аки улыбнулась и расстелила футон. Кимоно распахнулось, обнажив разворот бедер. Аки не носила нижних юбок.

– Ты волнуешься? – хитро спросила она.

– Нет… да…

– Мне кажется, я понимаю тебя. Ты нравишься мне, Суруга. Ты многое сделал для меня и для труппы. Я хочу выразить мою признательность. Сядь ближе, здесь тебе будет удобнее.

В этой Аки не было ничего трогательного. Перед Йоши была женщина, и эта женщина полностью контролировала ситуацию.

Йоши прижался к ее податливому телу, вдохнул сладостный аромат. Он понял, что здесь можно не церемониться. Как долго он не позволял себе… слишком долго! Дыхание Йоши пресеклось.

Быстро, по-деловому, не снимая кимоно, Аки оголила ягодицы и позволила Йоши проникнуть в себя.

Миновала полночь. Полная луна висела над горизонтом, когда Йоши откинул края палатки, собираясь уходить. Аки, приводя в порядок кимоно и прическу, тихо ойкнула.

– Что случилось? – спросил Йоши, замирая от страха.

– Шите! Он стоял в тени! – Аки словно обезумела.

– Чепуха. Здесь никого нет.

Йоши внимательно огляделся по сторонам.

– Говорю тебе, я видела его. Он шпионит за мной, – прошипела Аки.

В лагере было тихо. Только лошади тихо ржали, как будто кто-то их потревожил.

– Наверно, ты ошиблась. Все спят, – сказал Йоши, но его сердце забилось быстрее. Может быть, это Шите напугал лошадей?

– Я видела его. Я видела Шите.

– Если он был здесь, я поговорю с ним утром.

– И что ты ему скажешь? – Голос Аки был резок.

Йоши нравился бедный романтический дурачок, но проблемы юноши сейчас мало заботили его. У него хватало своих переживаний.

После упоительных мгновений страсти пришло похмелье. Йоши был утомлен и подавлен. Нужно остановить Аки, прежде чем она переполошит весь лагерь. Он огрызнулся:

– Я решу завтра. Спокойной ночи!

– Спокойной ночи.

Аки опустила полог, столь же сильно расстроенная резким тоном Йоши, как и видом бледного лица Шите… подсматривающего!




Глава 62


Киото готовился к празднеству. Императорский дворец был охвачен интенсивной деятельностью – слуги развешивали кусугама, декоративные мешочки с травой, на жалюзи и карнизы. Щеголи украшали цветами ириса свои прически; дамы плели венки.

Горожане устилали ветками ириса крыши домов; они, как известно, отпугивают ками – болезни и несчастья, которые особенно свирепствуют в это время.

Ближе к вечеру в этот день император-отшельник Го-Ширакава обычно вручал кусугама своим высшим чиновникам. Они поднимали чаши вина, настоянного на измельченных стеблях чудодейственного растения, что давало им дополнительную защиту от ками.

Этот год не был благоприятен для обитателей города. Многие придворные покинули Киото до прибытия грубых горцев. В восьмом месяце предыдущего года ребенок-император Антоку сбежал из столицы со своим дядей Мунемори, своей матерью и своей бабкой – Нии-Доно. Антоку увез императорские регалии – сундук, в котором лежали бронзовое зеркало, меч и грубо сработанные украшения. Регалии были подарком Аматерасу, богини солнца, первому императору Японии. Владея регалиями, Антоку почитался как истинный владыка страны, и Го-Ширакава не имел права посадить на трон никого другого.

И все же Го-Ширакава полагал, что он правит страной из императорского дворца, а Кисо Йошинака полагал, что он правит Го-Ширакавой из своей штаб-квартиры в перестроенной усадьбе Рокухара.

В этот неблагоприятный год горцы Кисо наводили ужас на горожан. Для них не существовало законов. Они брали все, что хотели, вселяя смятение в сердца добропорядочных обывателей. Самураи-завоеватели считали вежливость оскорблением; они отвечали на улыбку ударом. Грабежи, насилие и убийства стали повседневным явлением.

В час змеи, около десяти утра, Нами развешивала ирис.

Особнячок Йоши был типичен для северо-западных районов. Крытая древесной корой крыша здания поддерживалась красными лакированными столбами. Широкая лестница из настоящего дерева вела в главный этаж, приподнятый над землей, чтобы избежать сырости, досаждавшей западному городу. Помещение, где жила Нами, было связано крытыми переходами с двумя пристройками. Одну из них занимал Горо, пожилой слуга.

Сегодня ставни южной стены были открыты. Нами, вешая ирис, могла без помех любоваться интерьером комнаты. Тут не было ничего лишнего – лакированный сундук, ваза с камелиями, приподнятое спальное возвышение и круглая жаровня для обогрева.

Нами помогал Горо, поддерживая плетеную корзину. Он подавал ей стебли цветка, а она прихотливо располагала их между поперечными балками и столбами террасы. Она была задумчива и замкнута. Она жила в доме Йоши девять месяцев, не общаясь ни с кем, кроме Горо. У нее появилась привычка разговаривать вслух, отвечая собственным мыслям.

– О, Йоши, где же ты?

– Вы что-то сказали, госпожа? Горо был немного туговат на ухо.

– Нет, Горо. Я вздохнула от одиночества. Я скучаю по нашему господину.

– Я понимаю.

Нами попала в Киото как пленница. Томое, используя свое влияние на Кисо, устроила дело так, чтобы ее поселили в доме Йоши, но ей не разрешалось покидать его.

Хотя Горо, при всем старании, не мог скрасить одиночество молодой женщины, дом и сад не оставляли ей времени для скуки. Будучи главной женой князя Чикары, она привыкла ко множеству слуг, что сильно разнилось с ее теперешним положением.

Сад сиял и благоухал, но его прелесть не радовала Нами. Она думала о Йоши. Что с ним? Где он сейчас? Томое сказала, что Йоши жив и что Кисо неотступно разыскивает его.

Томое! Спасибо Хатшиману и Будде! Что бы она делала без нее? Нами нахмурилась, вспомнив события недавних дней. Кисо, одурев от сознания своего всемогущества, возобновил притязания. Томое встала перед ним с мечом в руке и сказала: выбирай. Кисо отступил, но его улыбка не предвещала ничего хорошего.

Кисо теперь проживал во дворце Рокухара, по ночам объедаясь белым рисом и упиваясь сакэ. Нами слышала, что придворные дамы посмеиваются над чванливым неотесанным горцем.

Томое, с другой стороны, была принята и обласкана в свете. Нами приложила немало усилий, обучая амазонку правильно одеваться и говорить. Без ее помощи Томое выглядела бы при дворе даже более глупо, чем Кисо. Томое настояла на своем праве посещать Нами, и Кисо не осмелился возражать.

Развесив стебли ириса, Нами удалилась в комнату. Она намеревалась провести день одна, думая о Йоши и вознося молитвы о его безопасности.

Перебирая четки, Нами размышляла о быстротечности жизни. Дядя Фумио умер. Ее бывший муж, князь Чикара, умер. Мать Йоши находилась в изгнании, сопровождая ребенка-императора. Ничто не осталось прежним. Год назад она обнимала любимого, а сегодня заточена в его доме. Где сегодня Йоши? Почему все складывается так плохо? Молодой женщиной овладела печаль, которую не могли рассеять солнечный свет и свежесть, веющая из сада. Нами выглянула в окно, посмотрела на яркие цветы… недавно расцвели – скоро завянут. Она уже немолода, но еще не произвела на свет наследника. Она не оправдала надежд князя Чикары и, похоже, разочарует и Йоши.

– О, Йоши! – произнесла Нами вслух. – Любимый, где ты?

Она в отчаянии прикусила губу. Ей было тесно и душно. Она нуждалась в новостях из внешнего мира. Если бы приблизительное местонахождение Йоши было известно, Томое известила бы ее.

– Горо, – кликнула Нами.




Ближе к вечеру Горо объявил о прибытии Томое. Нами приняла подругу в открытой южной комнате.

Нынешняя Томое разительно отличалась от грозной воительницы прошлого года. Куда делся ее боевой пони? Томое прибыла в паланкине, который несли восемь носильщиков. Где мечи, лук, стрелы, колчан, поскрипывающие на каждом шагу доспехи? Вместо них – роскошное платье вишнево-красного шелка, под ним несколько нижних юбок кремово-коралловых тонов. Ее волосы отросли до пояса. Они были аккуратно зачесаны назад и перехвачены тугим белым бантом.

Только лицо Томое осталось прежним – те же сильные выразительные черты, та же гладкая смуглая кожа. Прежней оставалась и ее самурайская походка, широкий шаг, немного неуместный при нынешнем наряде, но такой естественный для нее.

– Томое, как я рада видеть тебя.

– Дорогая Нами, и я рада повидаться с тобой. Я скучала без тебя.

– Милая Томое. Дни тяжелым грузом ложатся на мое сердце. В моем заточении все события, происходящие за стенами этого дома, представляются мне ужасными.

– Ты недалека от истины. Мы обманулись – Кисо, Имаи и я. Нам нужно было оставаться в поле, предоставив Киото Йоритомо. Мы солдаты, мы мало знаем о придворной жизни.

– Кисо хотел править.

– Он хотел власти и думал, что это его путь. Он ошибся. Мрачные предчувствия томят его. В несчастье Кисо безрассуден. Придворные живут в постоянном страхе перед его жестокими выходками. Он не был готов к такой жизни.

– Никто, рожденный вне двора, не готов к ней.

– Правда. Но ты помогла мне. Без твоих дружбы и советов моя жизнь стала бы совсем невыносимой. Кисо знает, что придворные смеются за его спиной. Он приходит в бешенство, но сдерживается, чтобы не выглядеть еще большим дураком. Я понимаю, что он чувствует, хотя, мне кажется, двор принимает меня.

– Двор в самом деле принимает тебя. Ты дама.

– Спасибо, милая Нами, и все же я скучаю по прошлому, я думаю, наше место – в поле.

Женщины проболтали около часа. Нами наслаждалась обществом Томое. Ей нужно было выплеснуть свои эмоции, накопленные за долгие дни одиночества.

После лепешек и чая лицо Томое приняло серьезное выражение.

– Я бы хотела обсудить события при дворе, – сказала она. – Я не собираюсь обременять тебя моими проблемами, но мне нужен твой совет.

– Если я могу помочь, спрашивай, – просто сказала Нами.

– Кисо и его капитаны не готовы к хитрым интригам придворной жизни, – продолжила Томое. – Го-Ширакава – коварная лиса. Он двигает Кисо, как фишкой в игре го. Кисо считает, что властвует он, но в действительности им манипулирует плененный император.

– Чем же Го-Ширакава так беспокоит тебя?

– Го-Ширакава убеждает Кисо разыскать Тайра и отобрать у них императорские регалии. Тогда Го-Ширакава получит официальное право избрать нового императора и продолжить свое царствование.

Нами, вспомнив свой обет бороться против Тайра, сказала:

– Что же тут плохого? Го-Ширакава привык к власти и понимает жизнь двора. Если Кисо уничтожит остатки рода Тайра, страна будет объединена под знаменем Минамото.

– Нами, ты была в изоляции слишком долго. Ты не знаешь всего. Кисо, захватив Киото, пренебрег Йоритомо. Теперь Йоритомо набирает армию, чтобы идти на столицу. Тайра больше не имеют значения. Теперь Минамото идет против Минамото.

– Значит, Кисо будет сражаться со своим двоюродным братом?

– Будет, если его не одурачит Го-Ширакава. Го-Ширакава хочет получить императорские регалии. Он обещал Кисо титул сегуна, если он добудет их.

– Сёгун? Более ста лет никто не удостаивался такой чести.

– Кисо стремится к этому титулу.

Томое сделала паузу. Когда она продолжила, ее голос словно отяжелел:

– Я убеждена, Го-Ширакава предаст нас. Когда Кисо вернет регалии, Го-Ширакава отречется от него, потому что люди Кисо опустошили столицу. Придворные и горожане требуют, чтобы Го-Ширакава урезонил их. Но Го-Ширакава бессилен без Йоритомо. Он отдаст Кисо в руки князя, как только получит возможность.

– А ты, Томое? Если это произойдет, ты пострадаешь от бешенства Кисо, – в раздумье сказала Нами.

Перемены! Везде перемены. Жизнь зиждется на зыбучем песке. Шигата га наи, с этим ничего нельзя сделать.

В конце беседы Нами спросила Томое, нет ли известий о Йоши.

– Йоши? – произнесла Томое, вопросительно подняв брови. – Он, по-моему, в армии Йоритомо? Шпионы сообщают, что Йоритомо приказал ему убить Кисо.

– Невозможно! Йоши дал обет не убивать. Вряд ли он нарушит свою клятву, даже по приказу.

– Я не знаю… Кисо боится. После смерти Сантаро Кисо преследуют мысли о Йоши. Хочу предупредить тебя, Кисо установил постоянное наблюдение за твоим домом. Он уверен: если Йоши доберется до Киото, он станет искать тебя.

– Если бы только это было так.

– Страх перед моим гневом и местью твоего мужа охраняет тебя от его похоти. Он выжидает, пока не получит голову Йоши. – Лоб Томое покрылся морщинами. – Он продолжает поиски Йоши с тех пор, как мы вышли из Шинохара. Бесплодные поиски, – Йоши словно провалился сквозь землю.

– Милая Томое, боюсь, Кисо прав: Йоши явится сюда, как только сможет.

– Ты можешь предупредить его?

– Я не знаю, где он, но сделаю все, что в моих силах, чтобы помешать ему попасть в ловушку.

– Если будут новости, я сообщу их тебе немедленно.

– Спасибо, дорогая Томое.

– Мне нужно идти.

Томое поднялась и поправила халат. Она взяла руки подруги в свои и сказала:

– Будь осторожна. Помни, люди Кисо начеку.




Глава 63


Лагерь бродячего театра располагался сразу за городской чертой, на поле, поросшем подорожником. С трех сторон он был окружен ягодным кустарником, с четвертой – вишневым садом. Покрытые утренней росой, влажные плоды шиповника блестели, словно алые звездочки на фоне темно-зеленых листьев.

Девять шатров бродячего театра привольно раскинулись на поляне. Палатка Шите прижималась к другой, побольше, которую Йоши делил с Ито. Охана, Аки и Шите занимали отдельные помещения; другие члены труппы проживали компактными группами.

В это утро Йоши поднялся со звоном храмовых колоколов. Ночь не принесла ему отдыха. В тяжелых сновидениях являлись образы Фумио, Нии-Доно, Сантаро, Кисо и Томое. И что хуже всего, Нами, словно грозный судия, стояла во главе призрачного сборища, обвиняя Йоши в неслыханных поступках.

Йоши с облегчением вырвался из плена ночных кошмаров и откинул полог. Его настроение тут же ухудшилось, – он взглянул на палатку Шите. Неужели Шите вчера следил за ним? Это неудивительно, юноша с некоторых пор следовал за Йоши, как привязанная собачонка.

Подобно щенку с влажным носом, Шите был создан из глупых эмоций; он разыгрывал роль героя, не подозревая, как ему далеко до своего идеала.

Йоши сказал себе: «Я должен встретиться с Шите и объясниться». Он побрел по влажной траве, чувствуя, как стебли ее нежно хрустят под его босыми ногами. Через некоторое время он осторожно стучал по деревянному шесту, подпирающему палатку.

Нет ответа.

– Шите.

Он поскреб ногтем по пологу. Мертвая тишина.

– Шите, проснись! Это Суруга. Нет ответа.

– Эй, Шите. Мне нужно поговорить с тобой. Тишина.

Йоши просунул руку под туго натянутое полотнище, пытаясь нащупать узлы шнуровки. Что за ребячество дуться и прятаться, играя в молчанку, как будто таким образом можно избавиться от неприятностей.

Утреннее солнце было ярким, и контраст с полумглой, царившей внутри помещения, на несколько секунд ослепил Йоши. Затем он увидел…

Шите, обнаженный по пояс, валялся перед небольшим алтарем. В воздухе витал застоявшийся запах ладана. Юноша лежал на боку, немного склонившись. Его внутренности выворачивались из рваной раны, тянувшейся через живот до подреберья. Потоки крови почти полностью залили покрывало постели; вышитые красные цветы слились с пропитанной кровью тканью.

Рука самоубийцы все еще сжимала рукоять клинка. Оловянный меч!

Глаза Йоши наполнились слезами. Он не мог сглотнуть горький ком, подступивший к горлу; его ладони увлажнились, вены набухли. Пятясь, он выбрался из зловонной палатки на свежий утренний воздух. Амида Буду Ниорай! Бедный Шите. Какова же была степень его отчаяния, если оно заставило его зарезать себя таким жалким предметом. Где он нашел силу вонзить тупое лезвие в трепещущую плоть? Кто же он на самом деле? Герой? Глупец? Как бы там ни было, причиной его смерти стал его друг Йоши.

Йоши обрел дар речи.

– Охана! Иди скорее сюда! – крикнул он.

– Что случилось? Кто зовет?

Голоса откликнулись отовсюду. Необычные нотки в тоне Йоши встревожили всю труппу.

Ито первый подбежал к нему. Один взгляд, брошенный внутрь палатки, объяснил ему все. Музыкант положил руку на плечо друга и повел его прочь.




Труппа была в шоке. Смерть мало что значит в жизни воина, но простые актеры сталкивались с ней редко. Все сошлись на том, что Шите погиб как герой, хотя только Аки и Йоши догадывались, почему он покончил с собой. Эти двое теперь держались порознь. Они не разговаривали ни с кем, тая свои мысли.

Охана велел акробатам вырыть на дальнем конце поляны яму, где они и похоронили изуродованное тело Шите по короткому синтоистскому обряду, умоляя Аматерасу принять душу страдальца.

Йоши провел остаток утра в тяжелых раздумьях. Его поступок вновь привел к смерти хорошего человека. Даже обет не предотвратил невинной крови. Горькие слезы застилали взор Йоши. Многие люди умирали на его глазах, некоторые от его руки, но ничья участь не волновала мастера меча так глубоко, как гибель молодого актера. Почему?

В прошлом году его дядя пал от рук Тайра; совсем недавно его друг Сантаро был казнен негодяем Кисо. Мастер перенес эти события стоически! Тогда почему смерть Шите так сильно потрясла его? Он проанализировал свои чувства. И понял, что виноват! Физическое влечение, грубый позыв плоти заставил его совершить предательство. Шите умер, не будучи в силах снести измены.

Чем дольше размышлял Йоши, тем несчастнее он становился. Возможно, ему теперь следует оставить труппу и действовать в одиночку, выполняя задание Йоритомо. Хотя времени оставалось мало, Йоши мог еще найти способ решить свои дела, не подвергая опасности ни в чем не повинных людей.

Охана прервал его раздумье. Ито, наигрывавший траурные мелодии, отложил свою бива и тактично удалился.

– Мы все скорбим о смерти Шите, но что случилось, то случилось. Мы должны вернуться к своим делам и продолжать жить, – сказал Охана.

Йоши ничего не ответил.

Охана молча выждал несколько секунд, затем добавил:

– Хватит, Суруга. Довольно распускать нюни. Никто не может помочь мертвым, а нам нужно обсудить ситуацию. – Его тон сделался нетерпеливым.

– Нечего обсуждать. Я покину труппу завтра. – Йоши отвернулся, показывая, что разговор окончен.

– Чепуха! Ты сейчас не в себе. Это пройдет. – Охана пытался придать теплоты своему голосу. – Я все понимаю. Вы были друзьями. Шите любил тебя.

– Я знаю, – печально сказал Йоши.

– Перестань казниться. Шите сам решил свою судьбу. Он воображал, что умирает смертью героя… Но умер смертью жалкого труса. Он боялся смотреть в лицо реальности. Ты в десять раз отважнее его. Перестань вести себя как ребенок. – Голос Оханы неожиданно стал резким.

Челюсти Йоши сжались, глаза вспыхнули. Он мрачно сказал:

– Поступок Шите требует огромного мужества. Предупреждаю, Охана, не оскорбляй его памяти.

– Мне больше нечего добавить, Суруга, кроме того, что у меня есть обязанности перед коллективом театра, и… смею заметить, у тебя тоже.

– У меня нет никаких обязательств. Я отрабатывал свое пропитание. Я уйду, как пришел. – Йоши начинал злиться.

– Ты не уйдешь. Ты будешь играть роли Шите, пока я не найду ему замену.

Йоши был застигнут врасплох.

– Охана, – сказал он. – Ты потерял рассудок. Я не актер и не имею никакого намерения валять дурака.

– Это тебе не грозит, – огрызнулся Охана, его толстые щеки взволнованно затряслись. – Ты можешь играть роли лучше, чем Шите. Согласись с этим. Ты обучал его ежедневно, и ты знаешь каждое слово и каждое движение.

– Нет!

Что несет этот болван? Как он может предлагать ему заменить погибшего? Охана явно не понимает, что Йоши чувствует себя ответственным за сеппуку.

– Ты будешь играть! – Охана в свою очередь угрожающе уставился на Йоши. – Послушай меня. Я не глуп. Ты явился невесть откуда в оборванной одежде, грязный и голодный. Через час появились солдаты, разыскивающие человека, похожего на тебя. И ты, образованный человек, говорящий как сын императора, вдруг согласился работать, не требуя платы. Почему?

Охана выдержал паузу, ожидая ответа Йоши. Не дождавшись его, он продолжил:

– В Окабе висел плакат с описанием дезертира: за его поимку предлагалась значительная награда. Каюсь, у меня возник соблазн выдать тебя, но, будучи добросердечным по натуре, я укротил демонов алчности в своей душе. Пойми, Суруга, ты сейчас на свободе благодаря моей доброте.

Щеки Йоши вспыхнули.

– Ты угрожаешь мне? – спросил он.

– Вовсе нет. – Охана стал подобострастен. – Нет причин браниться. Я предан твоим интересам. Я убежден – ты станешь блестящим актером.

В животе у Йоши похолодело. Он раскрыт. Он теперь лишь игрушка в руках злобного ничтожества. Но… в словах Оханы была доля истины. Йоши действительно мог справиться с ролью лучше Шите. Что скрывать, он был сейчас не только раздосадован, но и польщен. Мастер меча вновь вспомнил наказ Йоритомо: «Будь терпелив, но доберись в Киото к следующему Новому году». Актерская труппа была идеальной маскировкой, а кибитка театра – отличным средством, чтобы проникнуть в столицу необнаруженным.

Охана был, конечно, грубым лицемером, но он предлагал возможность, которой Йоши не мог пренебречь.

– Способность подавать советы еще не делает человека актером, – сказал Йоши.

– Актер, не актер, все это пустая болтовня. Только ты знаешь роль достаточно хорошо, чтобы играть ее сегодня.

Охана ткнул пальцем в грудь Йоши, подчеркивая важность своих слов.

– Сегодня? Ты сошел с ума! Я не смогу подготовиться. Мне нужно порепетировать.

– Ты должен! Впереди целый день. Репетируй, сколько, душе угодно. Но вечером будь добр пожаловать на сцену, иначе окажешься в руках самураев Хашибуми еще до утра.

– Ты опять угрожаешь мне?! Негодяй!

– Тише, тише, Суруга! – Охана испугался. – Это злые слова. Не будем ссориться. Я не держу на тебя зла за содеянное тобой.

– Зла? Я работал как каторжный, чтобы возродить театр, а ты платишь мне угрозами!! !

– Суруга, ты нужен мне. Ты нужен всем нам. Ты настроил против меня дочь, узурпировал мои права режиссера, но я прощаю тебя. Без героя спектакля не будет. Неужели не ясно? – Голос Оханы стал льстивым. – Ты ведь сделаешь это для своих друзей?

– Сегодня вечером – да, – ответил Йоши с ненавистью.




Глава 64


Приняв это решение, Йоши занялся подготовкой к вечернему выходу. Комплексовать не было времени. Аки пыталась поговорить с ним, но, сосредоточившись на стоящей перед ним задаче, он отмахнулся от нее. Ярость актрисы не имела пределов! Ее новоявленный любовник посмел проигнорировать ее? Гордость девушки была глубоко уязвлена. Никто, говорила она себе, никто не может использовать ее и бросить.

Труппа вернулась к своим занятиям; только Уме убивалась по Шите. Для остальных бедного мечтателя как будто никогда и не существовало.

На репетиции Йоши смотрелся великолепно. Он так часто возился с Шите, что сейчас без напряжения вступил в игру и чувствовал себя очень уверенно.

Даже Цуре проворчал:

– Суруга задает тон. Он надежен, как скала. Актеры зааплодировали.

Аки, наблюдавшая за репетицией, сказала отцу:

– Посмотрим, сумеет ли он держать зал.

Нос Охана был краснее, чем обычно. Он, пожалуй, рано сегодня принялся за сакэ. Его голос стал невнятен, лицо выражало бесконечную усталость.

– Он должен хорошо поработать сегодня. От этого зависит его жизнь, – сказал Охана.

Аки раздраженно пожала плечами.

– Неразумно сейчас выпускать его на сцену. – сказала она. – Ты даешь в руки дополнительные карты.

– Не беспокойся, дорогая. Я крепко держу его в узде. Он будет хорошо служить нам, пока нужен. А затем… затем увидим!

Йоши гримировался перед небольшим зеркалом, принадлежавшим Шите. Он старался накладывать белила плотно, нивелируя черты лица. Он подумывал было играть весь спектакль в маске, но решил, что это будет слишком нарочито. Йоши нарисовал себе широкие черные брови, переделал рот в героическую красную щель, изменил прическу, опустив челку до бровей и зачесав волосы с боков назад, придавая себе преувеличенно задиристый вид.

– Ты думаешь, тебе удастся обмануть их? – Аки наблюдала за ним, приоткрыв полог. Презрительная усмешка портила ее симпатичное личико.

Йоши испугался. Неужели актриса способна читать мысли?

– Обмануть кого? – спросил он так спокойно, как только мог.

– Публику, конечно. У тебя нет опыта работы на сцене. Ты выставишь ослом себя и опозоришь всех нас.

Йоши почувствовал облегчение. Охана таки не выдал его. Он твердо сказал:

– Я репетировал роль много раз. Все будет нормально.

Самоуверенность Йоши раздражала Аки. Неужели он так быстро забыл обо всем? Ведь они целую ночь провели вместе. Ах, если бы только он сейчас посмотрел на нее, как мужчина… если бы он вспомнил… но нет! Нет!!! Женщина сердито отвернулась, со стуком уронив полотнище входа.

Йоши чувствовал себя гораздо менее уверенно, чем держался. Он не хотел оттолкнуть Аки, он нуждался в ее поддержке, но чувство вины не позволяло ему заискивать перед ней.

Йоши запретил себе думать о чем-либо, кроме предстоящей работы. Он раскинул по палатке костюмы Шите. Они выглядели бедно, в неудобных местах дыры, рукава обтрепались, бахрома неровно подрезана, небрежно подшита. Четыре коричневых верхних платья с вышитыми цветами, расположенными кольцами на фоне листвы, лежали перед ним. Он выбрал наименее поношенный наряд, надеясь, что дыры будут не очень видны. Хакама прикроется халатом. Костюм должен сойти.

Мать Оханы, Обаасен, поскребла полог палатки:

– Пора отправляться в театр.

Странное чувство: идти пешком через лес в полном театральном наряде. Искусственное существо в естественном окружении. Шиповник уже погрузился в тень, только редкие красные искры вспыхивали в глубине зарослей.

Эстрада была расположена в саду, напротив главного здания дворца. Хозяин и его свита уже восседали на открытой веранде. Листья ириса свисали с карнизов, покачивались над их головами, Публика второй ночи празднества была немногочисленной.

Йоши ожидал в павильоне вместе с остальными актерами. С каждой минутой он нервничал все больше. Не странно ли, мастер меча, которому доводилось сражаться насмерть сразу против дюжины противников, не находит себе места из-за декламации каких-то стихов.

Труппа Оханы должна была выступать после того, как отыграет свое городской квинтет. Призрачные стенания флейты причудливо сплетались с пятитактным ритмом малого барабана. Большой барабан вел котрапункт. Струнные инструменты сопровождали мелодию импровизированными аккордами.

Музыка немного успокоила Йоши, но с последним ее тактом волнение нахлынуло на него с новой силой.

Йоши попытался мысленно повторить текст своей роли. Бесполезно! Он все забыл. С чего же он начнет? Его ладони стали влажными, сквозь грим каплями проступил пот, ступни похолодели, пальцы ног потеряли чувствительность.

Акробаты труппы меж тем уже крутились, прыгали и кувыркались по лужайке под аплодисменты, доносящиеся с веранды.

Время выхода Йоши подошло слишком внезапно! Он не помнил, как очутился на сцене. Он услышал знакомую реплику и отвечающий на нее чей-то баритон. Неужели это его голос? Начало программы прошло как во сне. Казалось, кто-то другой двигается по сцене, произносит грубые шутки, получает и раздает удары. Внезапно, повинуясь какому-то наитию, он сбросил верхний халат. Оловянный меч оказался в руке Йоши. Смутно – казалось, издалека – доносилась до него музыка бива, и мастер меча понял, что это он поворачивается, делает выпады и парирует удары, подчиняясь мелодии. Затем все кончилось… И маленькое пространство возле эстрады вспыхнуло от оваций. Аплодисменты были бурными и долгими.

Йоши никогда раньше не аплодировали. Незнакомое прежде чувство восторга накатывало на него огромными волнами, подхватывало и уносило в море бесконечного счастья. Йоритомо, Кисо, смерть Шите – все было забыто. Не существовало ничего – ни театра, ни труппы. Это был триумф Йоши. Его одного и никого больше.

Позже, в лагере, он сидел вместе с другими артистами возле костра, охваченный сладкими воспоминаниями. Даже Цуре поздравил его. Все, кроме Аки и Оханы, восхищались выступлением дебютанта.

– Не помню ничего лучшего, – сказал один из актеров. – Я бы работал с тобой, как ни с кем другим за многие годы.

– Танец был изумителен!..

– Ты обращался с мечом, словно настоящий сенсей!..

– Все шло как по маслу.

– Ты слышал мою вторую реплику?

Общий разговор разбился на отдельные диалоги. Теперь Йоши понимал, почему актеры не могут спать после представления. Казалось, его пребывание на сцене длилось несколько секунд. Однако хотелось вспоминать о нем бесконечно, еще и еще раз мысленно перебирая каждое движение, каждую фразу, хотелось вновь погрузиться в море рукоплесканий.

По кругу пошла открытая бутылка. Охана, тряся щеками, провозгласил тост:

– За мое открытие, – сказал он невнятным голосом. – За человека, которого я подобрал в поле, которого я выучил и развил так, что он принесет нам славу.

Брови некоторых из присутствующих удивленно поднялись. Члены труппы хорошо знали о растущей ревности Оханы к успехам Йоши и его ярости из-за вызванной этим потери лица. Молчание, последовавшее за тостом, нарушил Йоши, подняв свою чашу в ответ.

– Спасибо, Охана. Я следую твоему примеру с тех пор, как ты был настолько добр, что взял меня на работу. Предлагаю тост в знак признательности.

От колес кибитки, возле которых располагалась Аки, послышалось отчетливое «хмфх».

– И, – продолжал Йоши, не улыбнувшись, – я также благодарю за поддержку и ободрение твою очаровательную дочь.

Все пригубили свои чаши, кроме Аки. Она разгневанно смотрела на Йоши, подозревая в его словах скрытый подвох.

Позже Аки сошлась лицом к лицу с отцом в его палатке.

– Отец, ты даешь Суруге слишком много власти. Он завладеет твоим делом, если ты не будешь осторожен.

– Моя дорогая Аки, не нервничай понапрасну. Я тщательно слежу за ним. Он ничего не получит от нас.

Охана отпил глоток сакэ.

Аки раздраженно возразила:

– Он дурачит тебя.

– Ты обижаешь меня, дочка. Говорю тебе, он делает, что я хочу. Я управляю им. Ты должна больше доверять мне. Мы используем талант этого человека, чтобы улучшить и усилить труппу. Возможно, с его помощью мы когда-нибудь будем играть перед императором. Ради такой цели можно потерпеть. Предлагаю тебе сделать то же самое.

Охана потянулся за флягой, чтобы снова наполнить свою чашку. Он долго и сердито тряс ею, обнаружив, что она пуста.




Глава 65


Следующие полгода пролетели быстро – компания путешествовала вдоль побережья по дороге на Токайдо. Каждый месяц все больше приближал их к столице. Слава театра росла с каждым представлением, и в городах, лежащих на их пути, с нетерпением ожидали нового «Шите» и очаровательную Аки.

Смерть Шите очень сильно повлияла на Йоши. Если раньше труппа была для мастера боя лишь промежуточным средством в его борьбе против Кисо, то теперь дела театра заполонили всю его жизнь. Не то чтобы он стал меньше ненавидеть Кисо. О нет! Он по-прежнему считал Кисо виновным во всех несчастьях его жизни – в казни Сантаро, в разлуке с Нами, даже в смерти Шите.

Тем не менее Йоши усердно работал, и компания процветала. В кошельке Оханы звенело золото. Чем больше Охана зависел от Йоши, тем богаче он становился. Отказавшись от управления труппой, Охана стал прикладываться к рюмочке; из повелительного хвастуна он превратился в пропитанного сакэ обывателя, ставшего посмешищем для всей компании. Охана номинально считался главой труппы, но все решения теперь принимал Йоши. Хотя мастер меча официально числился учеником труппы, он фактически управлял сценическими и бытовыми делами компании. Охана теперь поддерживал контакты с работодателями, в число которых сейчас входили не только местные землевладельцы, но и крупные синтоистские и буддистские храмы. Охана заключал договоры и собирал золото. Йоши как ученик не получал никакой платы, он работал за стол и ночлег.

– К следующему танабата мацури, празднику ткачихи и пастуха, нам понадобятся новые костюмы. Я планирую новую постановку из их жизни, – сказал Йоши Охане однажды утром.

– Мы сшили новые костюмы в прошлом месяце. Золото не беспредельно.

– Тем не менее тебе придется потратиться еще раз.

– Ты слишком многого от меня требуешь.

– Недостаточно много! Охана, пойми, ты должен вкладывать больше денег, чтобы сделать театр достойным императорского дворца.

– Ты уже нанял двух музыкантов и еще одного актера. Ты пошил роскошные платья на всех и купил новые мечи для танца. – Охана был разъярен, его голос прерывался от гнева.

– Неважно. Нам вскоре понадобятся костюмы ткачихи и пастуха. К тому же придется изменить и твой наряд. Ты будешь играть небесного властителя. Я задумал для тебя нечто совершенно грандиозное.

– Моя наряд? Роль небесного властителя? Хм!.. Хорошо, полагаю, если нам нужно…

Жадность и тщеславие. Эти два дракона стерегли подходы к сердцу Оханы. И хотя хитрый толстяк больше ни разу не упоминал о нелегальном положении Йоши, молодой человек знал, что Охана отнюдь не выбросил из головы мысль о выдаче Йоши, что он вынашивает ее как оружие, которым воспользуется тогда, когда его жадность и тщеславие перестанут удовлетворяться.

Когда остальные артисты отдыхали от ежедневных репетиций, Йоши самозабвенно работал над своей первой самостоятельной постановкой.

Исторически праздник ткачихи основывался на поэтичной китайской легенде о любовном увлечении пастуха, символизируемого звездой Альтаир, и ткачихи, символизируемой звездой Вега. Страсть охватила молодых людей, заставила их забыть об окружающем мире. Ткачиха перестала выполнять свою работу для богов, а пастух забросил свои стада. Обнаружив нерадивость слуг, небесный властитель развел их по разным сторонам неба. Они с той поры могут встречаться только один раз в год; если ночь седьмого дня седьмого месяца выдавалась ясной, стая небесных птиц выстраивалась колеблющейся дорожкой, чтобы Вега могла пересечь небосклон и обнять возлюбленного. Если ночь была облачной или дождливой, встреча откладывалась на год.

Праздник являлся значительным событием в культурной жизни страны; в честь любовников, разделенных звездами, писались стихи, и женщины молились о даровании им подлинного мастерства в ткачестве и портновском искусстве. Это был один из пяти самых важных праздников года.

Йоши создал свою версию древней легенды, написав пьесу, в которой объединил стихи, прозу и песни. Себе он отвел в пьесе роль пастуха. Ткачиху должна была играть Аки. Ито сочинил специальную партитуру. Ничего подобного в театре раньше не делалось. Действие спектакля было динамичным и красочным, образы спектакля настолько ярки и символичны, что представление должно было удовлетворить вкусам взыскательной публики.

С тех пор как Йоши присоединился к театру Оханы, он ввел в его работу Много художественных изменений. Актеры труппы больше не были просто актерами «Дэнгаку»; они достигли новых высот мастерства и стали предвестниками нового вида театра – театра «Но».

Слава Аки росла по мере того, как Йоши усложнял ее роли. Достоинства, которые он видел в ней, развивались с каждым спектаклем. Успех и признание должны были, казалось, сделать девушку счастливой. Но не делали. Подобно тому как растущее богатство Оханы сделало его еще более жадным, так и актриса становилась все более капризной по мере того, как ее имя становилось все шире известным.

Аки избегала Йоши, наказывая его за пренебрежение прошлых дней. Она сторонилась его общества и говорила с ним только на репетициях.

Йоши замечал расстояние, которое Аки сохраняла между ними. Ее холодность была слишком подчеркнута и нарочита. Он намеревался извиниться перед девушкой за свое бестактное поведение, но никак не находил подходящего времени. Когда он пытался заговорить с ней о личных проблемах, Аки уходила или переводила разговор на дела компании.

Коэцу, руководитель акробатов, по утрам тренировал Йоши в основных акробатических упражнениях. За это Йоши учил его читать, писать и играть небольшие вспомогательные роли. Йоши находил, что такие гимнастические позиции, как «шпагат» или «рыбка», придают ему подвижности и пластики как актеру. Сила, которую он развил в себе в качестве мастера меча, помогала ему свободнее владеть своим телом. Коэцу имел способности к актерской игре, Йоши с радостью обнаружил в себе способности к акробатике; он чувствовал связь своего тела с окружающим его пространством.

Вечерами Йоши шлифовал с Цуре танец.. Цуре делал успехи. С новыми мечами танец стал более реалистичным и волнующим. Хотя Цуре и не был великим фехтовальщиком, он был хорош как партнер для тренировок. Йоши нашел, что акробатические упражнения с Коэцу улучшают его подвижность, а ежедневные тренировки на мечах с Цуре поддерживают высокий уровень его профессионального мастерства.

Сейчас Йоши находился один в своей палатке, просматривая сценарий пьесы. Над головой его мерцала лампа, отбрасывая на бумагу тяжелые пляшущие тени. Рисовальная кисточка Йоши проворно летала от чернильницы к бумаге, четко выводя значки иероглифов на белом поле листа. Пьеса была готова, оставалось только внести незначительные изменения. Актерский состав знал назубок свои роли. Новые костюмы радовали глаз; даже Аки и Охана были довольны ими. Охане очень шел полный придворный наряд, полагавшийся по чину небесному властителю. Особенно же гордился толстяк золотым мечом, специально изготовленным для этой роли.

Аки, играющая девушку-ткачиху, в процессе спектакля надевала поверх халата китайский камзол цвета нежных лепестков персика и юбку с длинным шлейфом, расшитым блестками небесных сфер.

Йоши был доволен, Сегодняшняя репетиция прошла хорошо. Ито превзошел себя, сочинив божественную мелодию. Труппа и публика будут довольны выступлением.

Па другой стороне лагеря, в палатке Оханы, Аки ругала отца.

– Это должен быть твой триумф, а ты сидишь как отупевший чурбан, глядя, как Суруга настраивает против тебя твою труппу.

– Он ничего не получит, – пробормотал Охана, затем резко повысил голос: – Командую я. Он слушается моих приказаний.

– Он делает, что он хочет, затыкая тебе рот нарядными тряпками!

– Говорю тебе, командую я. Я заплатил за костюмы, а не он.

– Тем более ты глуп. Голос Оханы задрожал.

– Замолчи! – приказал он. Толстяк с усилием приподнялся, и его голос стал жестким. – Я достаточно слушал тебя, теперь ты послушай меня. Скоро мы будем выступать в столице. Когда мы попадем в Киото, Суруга нам будет больше не нужен. Тогда я решу, что делать с ним.

Охана прогнал дочь властным взмахом руки и снова повернулся к своей чашке.




Глава 66


Первое представление «Чи-ну», таково было стилизованное китайское название новой постановки, оставило грустное ощущение. Среди гостей местного даймио находился куродо, управляющий двором императора, и его одобрение могло значительно ускорить их продвижение к столице.

Один неприятный момент омрачал благоприятный во всех отношениях вечер… Аки играла хуже, чем обычно. Все остальные актеры превзошли себя. Впрочем, девушка все же была достаточно выразительна, и куродо послал ей приглашение на ужин.

– Аки играла из рук вон плохо. Она не больна? – спросил Коэцу.

– Она была прекрасна! – сказал Охана, свирепо глядя на акробата.

– Прекрасна, да. Она пела как ангел, но играла как сапожник.

– С чего бы это? – презрительно сказал Охана. – Управляющий императорским двором не нашел, что ее игре чего-то не хватает.

Йоши был обеспокоен отсутствием девушки.

– Неразумно со стороны Аки принимать приглашение кого-то из публики, кем бы этот человек ни был, – сказал он.

– Предоставляю тебе честь самому высказать ей это. Как ее отец, я горжусь, что человек такого высокого ранга ищет ее общества…

– Тем не менее она должна была отказаться.

В душе Йоши царила сумятица. Его радовал успех «Чи-ну», но раздражало поведение Аки. Йоши написал для девушки замечательную роль. Труппа выступила с успехом. Теперь решение Аки отужинать с куродо могло иметь неблагоприятные последствия. Йоши чувствовал, что успех «Чи-ну» может стать движущей силой, которая приведет театр в Киото. Необдуманные действия Аки могли иметь отрицательный эффект.

Уме и Обаасен положили в чашку Йоши несколько ложек риса и овощей. Веселое настроение остальных актеров еще более приподнялось, когда они пропустили по чашке сакэ. Они запели вступительный марш, путаясь в словах и немилосердно фальшивя. Йоши тихо поднялся с места и проскользнул в свою палатку.

Ночь была жаркой и тихой. Каждый березовый листок смотрелся в белом лунном свете как на гравюре. Лошади, быки и актеры крепко спали. Храп утомленной труппы смешивался с тонким стрекотом цикад и с басовитым урчанием древесных лягушек.

Йоши не спал, сочиняя стихи и ожидая возвращения Аки. Душная ночь наполняла его душу беспокойством и неудовлетворенностью. Ему не с кем было поделиться своими чувствами. Он был вдалеке от Нами почти год. Много ночей он беспокойно ворочался, не в силах уснуть, думая о ней, спрашивая себя, когда же они будут вместе, и беспокоясь о ее судьбе.

Эта ночь вполне соответствовала таким грустным размышлениям Йоши. Долгое время он жил в обмане, будучи не в состоянии говорить что думает. Ито и Коэцу стали ему дороги и близки, но мастер нуждался в большем. Его мысли перенеслись к Аки. Он вспомнил их единственную проведенную вместе ночь, ночь смерти Шите. Как печально устроено все в этом мире! Такова жизнь: она быстротечна и хрупка, как пена на воде.

Тихий звук долетел до него со стороны дороги.

По залитой серебряным светом тропе двигался роскошный паланкин, который молча несли шестеро носильщиков. Он остановился на краю поля, из него выпрыгнула Аки, улыбаясь кому-то внутри экипажа. Йоши не мог расслышать сказанного, но Аки прикрыла лицо веером и поспешила в свою палатку.

Дворцовый управляющий! Йоши сомневался, что он всю ночь лишь услаждал слух девушки невинной беседой. Впрочем, какое ему дело до связей Аки? Она взрослая женщина и способна отвечать за себя. Охана прав: любой женщине низкого происхождения лестно провести вечер с императорским чиновником. Йоши спросил себя, чем же он раздражен? Или его мучает одиночество этой ночи, отсутствие живой понимающей души, с которой можно разделить успех спектакля? Паланкин удалился. Йоши подождал, пока он не исчез из виду, и поскребся у входа в палатку Аки.

– Кто там?

– Суруга, – ответил Йоши.

– Что тебе нужно в такой час? Голос Аки был холоден и бесстрастен.

– Я хочу поговорить с тобой.

– Очень хорошо. Входи. Но говори поскорей. Я очень устала.

Палатка была освещена единственным небольшим фонарем. Одеяло Аки было расстелено на спальном возвышении. В воздухе витал легкий запах духов и театрального грима. Она готовилась лечь спать, ее туалетные принадлежности были аккуратно разложены, халат ровно расправлен на лакированном сундуке. Волосы девушки были распущены, и то ли из-за их близких в недавнем прошлом отношений, то ли из-за пренебрежения к нему она не сделала попытки собрать их.

Жар опалил щеки Йоши. Тускло освещенная палатка показалась мужчине уютной и чарующей. Он с особой остротой осознал свое одиночество и, пытаясь сдержать нежелательные эмоции, сказал намеренно грубым голосом:

– Что случилось сегодня вечером?

– Куродо пригласил меня на ужин.

– Я имею в виду, во время представления.

– Это тот важный вопрос, который ты хотел обсудить? – огрызнулась Аки.

– Да. Это важно. Ты поставила под угрозу весь спектакль.

– Моя игра понравилась публике и очаровала куродо! – В голосе Аки появилась ироническая нотка.

Йоши сказал:

– Я не понимаю твоего тона. Ты сердишься на меня?

Лицо Аки застыло.

– Как ты смеешь спрашивать меня об этом? Ты, который пробыл со мной одну ночь и затем пренебрег мной? Неужели я стала так омерзительна? Неужели я унизила твое мужское достоинство? Воспитанные мужчины на следующее утро посылают стихи даже случайным дамам. Воспитанные мужчины… но не великий Суруга!

– Аки, я не виноват. Амида тому свидетель. Я работал для твоей славы. Я написал пьесу, чтобы сделать тебя знаменитой в родных провинциях. Но, пойми, когда умер Шите, я почувствовал, что я предал его. Он был моим другом, и я не мог приблизиться к тебе, пока память о несчастном самоубийце была свежа во мне.

– Как я могу поверить этому? Аки была недоверчива, но слушала.

– Я написал еще одно стихотворение для тебя. Йоши вытащил заранее приготовленный свиток, развернул его и прочитал:
		Кончилось лето.



		Нет уж прекрасных цветов



		В поле осеннем.



		Дни безмятежной любви,



		Так пролетели и вы.








– Что ж? Немного поздновато… но это прекрасно. Ты написал это для меня? – Ее рот смягчился.

– Для тебя.

Йоши подошел ближе к женщине и обнял, ощущая упругую податливость ее тела. Его ноздри расширились, втянув терпкий аромат ее духов. Аки медленно уступила, ее глаза потемнели, рот приоткрылся.

Тело Йоши моментально откликнулось на призыв. Он подтолкнул актрису к расстеленному футону, одновременно раскидывая полы ее халата.

– Будем ли мы снова любовниками, – прошептала она, и в ту же секунду полог палатки задрался, и внутрь ее ввалился Охана.

– Что, во имя Будды… – пробормотал он, глядя на распущенные волосы и на распахнутый халат дочери. – Что, Авити подери, здесь происходит? Как ты посмел!! ! Негодяй, я принял тебя, защитил от тех, кто искал твою голову, а ты платишь мне тем, что соблазняешь мою дочь. Я пригрел на груди змею. Охана пьяно всхлипнул от жалости к самому себе.

– Говори же! У тебя нет стыда? Ты предал меня. Йоши растерялся, но его желание смягчить гнев Оханы уступило место негодованию. Он сказал:

– Ты еще больший дурак, чем я думал. Без меня ты бы за гроши надрывался на рисовых полях. Я тружусь не покладая рук, чтобы сделать тебя богатым, а ты еще считаешь, что я предал тебя. Да! Меня тянет к твоей дочери. Однако тебе нечего беспокоиться, с Аки не случится ничего плохого. Я сделаю ее знаменитой актрисой и обеспечу вам обоим процветающую жизнь. Но, Охана… Ты слишком пьян, чтобы это понять?!.

Охана разрыдался, его устранили от руководства труппой, а теперь этот выскочка похищает любовь его дочери. Он упал на колени, бормоча:

– Я предан, предан плотью от плоти моей.




Глава 67


Приход зимы, который в прошлом всегда был трудным испытанием для кочующей труппы, на этот раз застал театр на постоялом дворе невдалеке от Киото. Охана, как всегда, жаловался на отсутствие денег, особенно после того, как к расходам на актеров, нанятых Йоши, добавились новые затраты на оплату зимних квартир.

У Аки появилось большое количество постоянных поклонников. Вот уже несколько месяцев они следовали за актрисой из города в город, из храма в храм, из замка в замок – посещая все спектакли с ее участием. Девушка же, казалось, довольствовалась ухаживаниями Йоши и держала экзальтированных обожателей на расстоянии вытянутой руки.

Йоши появлялся перед публикой только на сцене и в полном гриме. За год, проведенный им с Оханой, никто не потревожил его, и он решил, что может без опаски появляться на улицах Киото. Было слишком мало сходства между задиристым мускулистым актером – волосы подстрижены по театральной моде, одежда чрезмерно яркая и пышная – и полным достоинства мастером меча, каким он был год назад. Он отправился в Киото один, сделав первую остановку в доме агента Йоритомо, придворного пятого ранга. Агент был рад видеть Йоши.

– Я тут же сообщу князю, что ты прибыл в Киото и готов к действиям, – сказал он.

– Скажи Йоритомо, что я надеюсь воспользоваться моей маской актера и попробую захватить Кисо, когда он будет без охраны, – сказал Йоши.

– Хорошо, – кивнул агент. – Пока мы не получим известий от князя, оставайся с театром и появись здесь недели через две, чтобы получить дальнейшие инструкции.

Прежде чем уйти, Йоши спросил, нет ли новостей о Нами. Агент сочувствовал ему, но ничего не мог сообщить.

– Ходят слухи, что она изолирована где-то в городе, – сказал агент. – Люди Кисо стерегут ее круглые сутки.

– Она в безопасности? С ней все в порядке?

– Это все, что я знаю, – был ответ.

Йоши был огорчен, не получив более определенных известий о состоянии супруги. Впрочем, уже хорошо то, что агент был оптимистичен. Йоши при первой же возможности постарается разыскать Нами. И гастроли театра в Киото будут его первым шагом к достижению цели. Он провел остаток дня в поисках подходящего помещения. В дальнейшем Йоши планировал развернуть театр на постоянной сцене и каждый вечер демонстрировать публике новый спектакль. На специальной афише будет указан репертуар театра, и все, кто в состоянии заплатить за билет, смогут насладиться искусством труппы.

Стационарный театр со стабильным репертуаром будет следующим этапом расцвета труппы Охана. Укрывшись в ее коллективе, Йоши начнет действовать.

Теперь мастер меча знал – Нами находится в Киото. Где прячет ее Кисо? В заточении во дворце Рокухара?.. В императорском дворце?.. В старом доме Фумио?.. В поместье князя Чикары или в собственном особняке Йоши? Киото велик. Нужно не теряя времени начать систематический поиск, Это опасное предприятие: безоружный актер в осажденном, городе может привлечь к себе нежелательное внимание. Он не должен ставить под угрозу свою миссию. Йоши весь дрожал от нетерпения, но внутренний голос призывал его к осторожности.

Идя по Судзаку-Одзи, широкой главной улице столицы, Йоши прислушивался к резким крикам уличных торговцев, цокоту копыт, грохоту повозок, запряженных волами. Он вдыхал запах лошадиного навоза, бычьего пота, ладана, все ароматы шумной городской суеты. Он впитывал энергию столицы. Жизнь города кипела, разительно отличаясь от сонливости провинций.

Город был объят беспокойством, В поведении его жителей ощущался затаенный страх. Йоши остановился возле небольшого постоялого двора на одной из боковых улиц. Группа лавочников возбужденно гудела тут, обсуждая последние новости. Йоши вслушался в разговор. Основной темой его было поражение, которое Кисо потерпел в недавние дни.

Кисо допустил тактическую ошибку, разделив свою армию на группы, чтобы сражаться с войсками Тайра в нескольких местах. Хотя Тайра были сильно ослаблены, они собрали силы, наголову разгромили один из отрядов людей Кисо при Мицусиме. Другой отряд Кисо, под командованием Юкийе, разбежался, когда трусливый генерал бросил своих людей возле Мироямы. Разбитые, приведенные в бешенство остатки некогда великой армии Кисо вернулись в Киото, чтобы отомстить за свое поражение. Процветающая некогда столица была объята жестоким террором. Лавочники боялись буйных толп самураев. Только старые и непривлекательные женщины осмеливались теперь появляться на улицах города. Паланкины знати охранялись вооруженными носильщиками. Горожане пробирались по своим делам, стараясь не глядеть по сторонам.

Город был оккупирован безжалостным врагом. Люди в Киото жили в постоянном страхе перед грубыми горцами, которые брали все, что хотели, и убивали тех, кто сопротивлялся.

Какими бы бессердечными ни были императорские гвардейцы Тайра, самураи Кисо превосходили их в неукротимой ярости.

Сначала Йоши радостно вдохнул атмосферу города, наслаждаясь счастьем долгожданного возвращения, но, прислушавшись к разговорам горожан, он ощутил чувство подавленности. Прекрасный Киото задыхался в руках безжалостного врага.




Глава 68


И все же первые дни зимы были не по сезону теплыми и мягкими. На северо-востоке вершину горы Хией роскошным ковром покрывал ослепительный снег. Белизна его резко контрастировала с темно-зелеными отрогами Хигасиямы. После жестоких зим трех последних лет погода в столице была такой приятной, что даже бесчинства самураев Кисо не могли полностью подавить настроение добропорядочных обывателей, занимающихся своими повседневными делами.

В первую половину двенадцатого месяца Йоши несколько раз наведывался в Киото. Труппа полагала, что он подыскивает помещение для постоянных выступлений. Он так и делал, обходя квартал за кварталом, ожидая вестей от Йоритомо и осторожно наводя справки о Нами.

Йоши предполагал разместить театр в фешенебельном северо-восточном квартале поближе к императорскому дворцу, где проживала знать. К тому же северо-восток столицы был удален от штаб-квартиры Кисо – поместья Рокухара.

Для защиты Йоши носил боевой веер, подобающий его театральному костюму. Ношение меча было запрещено оккупантами и каралось смертью.

Йоши проводил дневные часы, подыскивая удобное помещение для труппы. После наступления темноты он методично обходил город, пытаясь напасть на след Нами. Прежде всего он решил обследовать имение Фумио и Чикары. Если Нами там не окажется, он двинется дальше, прочесывая императорские владения, затем заглянет в свое собственное поместье. Интересно, как Горо управляется там в его отсутствие? Ставку Кисо в Рокухаре Йоши решил оставить напоследок.

Исследования одной из ночей привели Йоши в бывший дом князя Чикары. Некогда роскошный особняк лежал в руинах. Главные ворота были сорваны с петель; огонь разрушил многие постройки; все мало-мальски ценное имущество было разграблено.

Йоши ушел, подавленный эфемерной сущностью творений рук человеческих! Князь Чикара так гордился своим роскошным имением. Теперь оно лежит в руинах и только ветер посвистывает в его уцелевших углах. Нами в последнее время там не проживала.

Неделей позже Йоши удалось найти подходящее здание. В течение одного дня он заключил контракты на аренду и необходимое строительство, затем послал известие агенту Йоритомо, сообщив ему свой новый адрес. Он решил ничего не говорить коллективу труппы о своих действиях, пока строительство не приблизится к завершению.

В эту же ночь он подобрался к прежнему дому дядюшки Фумио. Особняк Фумио был обитаем!

К вечеру город усыпали легкие хлопья снега, первые в этом году. Из-за мягкой погоды они растаяли почти сразу же, и мостовые раскисли, покрывшись широкими мутными лужами. Сапоги Йоши тонули в грязи, хлюпая и оставляя неровные следы вдоль главной стены здания. У ворот дома не было караульных, но дым, струящийся из кухни, хорошо различимый в лунном свете, показывал, что здесь живут люди.

Пульс Йоши участился. Может быть, он находится в нескольких шагах от Нами! Он огорченно осмотрел обувь; не годится идти через ворота, следы грязи будут слишком заметны. Стена здания была в хорошем состоянии, и возле нее никто не дежурил. Йоши заткнул боевой веер за оби и забрался на кипарис, нависавший над гребнем ограды. С громким всплеском он свалился с него в широкую лужу… и замер, услышав вблизи грубый голос, сказавший:

– Рокуро, ты слышишь?

– Нет. Вернись и поешь.

– Здесь кто-то возится!

– Должно быть, это одна из одичавших собак. Иди за стол. Ужин остынет.

– Нам положено охранять дом. Я пойду и проверю.

– Что ж, если хочешь, валяй дурака. А мы хорошенько заправимся!

– Ладно, – пробормотал первый голос. – И все же вы не правы.

Итак, подумал Йоши, их там несколько человек. Он молча продолжал обход главного здания. Если Нами находится здесь, она, скорее всего, живет в одной из пристроек.

Через тяжелые полчаса Йоши закончил осмотр поместья. В большинстве зданий имелись следы пребывания людей; целая компания самураев обитала в главной части особняка. Однако состояние комнат не обнаруживало присутствия женщины.

Он уже пробирался к воротам, когда услышал яростный крик:

– Здесь кто-то есть! – кричал тот же грубый голос.

– Здесь вдоль стены идут свежие следы!

– Где?

– Что?

– Кто?

В доме поднялся переполох.

– Свежие следы! Лазутчик должен быть где-то поблизости! Рокуро, охраняй ворота. Вы двое, обыщите двор! Остальные должны прочесать здание. Быстрее!

Мысли Йоши бешено заработали. Он попал в ловушку. Вспомогательные калитки, ведущие из усадьбы, были заперты. Единственный путь к спасению пролегал через главные ворота.

Йоши вытащил боевой веер. Он попытается уйти без боя, но, если придется, будет сражаться насмерть. Хотя… он слышал имя одного из самураев, Рокуро. Грубый голос первого стражника, возможно, принадлежал командиру отряда, а Йоши все-таки… был актером.

Ночь была темная. Только несколько сосновых факелов освещали двор. Йоши храбро пошел к воротам и закричал, вполне сносно подражая грубому тону вожака.

– Рокуро! – крикнул он. – Скорее, чужак, кажется, прячется в кустах около озера. Беги! Напади на него справа, а я зайду слева.

Рокуро не раздумывал; вытащив меч, он помчался в глубь двора к искусственному пруду.

Через несколько секунд Йоши, выскочив из ворот, мчался по полутемной улице, сопровождаемый беспорядочными криками взбудораженных самураев.




Глава 69


В холодный, ясный двадцатый день двенадцатого месяца Йоши провел день, наблюдая за строительством театра. Плотники деловито постукивали топорами, возводя просторную сцену с широкой рампой. На заднем крыле помоста устанавливались особые ширмы, над галереей возводился балкон.

Плотники, стосковавшиеся по работе, трудились не за страх, а за совесть. Йоши пребывал в задумчивости, перебирая в мыслях варианты поисков Нами. Поместье князя Чикары стало необитаемыми развалинами, а усадьба дядюшки Фумио превратилась в армейскую казарму. Осталось еще три необследованных объекта: императорский дворец, его собственный особняк в северо-западном квартале города и Рокухара – ставка Кисо.

Сегодня вечером он должен проникнуть в императорский дворец. Йоши не бывал там с момента тайной встречи с Го-Ширакавой. В ту ночь он переоделся рыботорговцем. Йоши вспомнил запах тухлой селедки и криво улыбнулся. Без этого камуфляжа ему трудно было бы решить проблему. Что же можно придумать сейчас?

Случайный разговор с начальником бригады строителей подсказал решение. Плотники по ночам работали во дворце, ремонтируя помещения, годом раньше сожженные бежавшими Тайра. Йоши пойдет с ними. Зачем? Йоши намекнул на любовную связь с придворной дамой. Глава плотников понимающе кивнул.

– Опасное предприятие, – сказал он. – Поместье патрулируется императорской гвардией и самураями Кисо. Мы можем помочь тебе попасть внутрь, но не сможем защитить тебя.

– Это моя проблема, – сказал Йоши. Дворцовый комплекс состоял из более чем пятидесяти зданий и павильонов.

Йоши проник в императорский град через Судзакумон, южные ворота, вскоре после полуночи. Он шел в составе бригады, волоча на себе пакет досок. Рабочих впустили во двор, не задавая вопросов, – сосновые доски пахли приятнее, чем вонючий рыбный рассол.

Миновав ворота, Йоши поблагодарил помощников и быстрым шагом направился к женским павильонам, расположенных позади Дайри, императорского дворца. Он был настороже, готовый к возможной встрече с людьми Кисо; было известно, что эти бандиты рыскают вокруг жилищ женщин, наводя ужас на утонченных красавиц.

Йоши был сегодня одет в свое самое скромное коричневое платье, чтобы, выглядеть как можно незаметнее. Без мечей и знаков отличия он походил на простолюдина, и ему грозило жестокое наказание в случае поимки. Как разыскать Нами? Дамы проживали в двенадцати просторных павильонах. Каждая занимала отдельную, отгороженную ширмами спальню, защищенную тяжелыми деревянными ставнями. Йоши пробирался в лабиринте строений, перебегая из тени в тень. Один вид постороннего человека в простой одежде мог вызвать у обитательниц двора панику.

Присев на корточки возле зарослей шиповника, молодой человек осмотрелся. Он хотел бы больше знать о нынешней жизни дворца. Положение члена актерской труппы имело свои недостатки. Агент Йоритомо сказал Йоши, что Кисо держит Го-Ширакаву в заключении. Когда он встречался с Го-Ширакавой год назад, император стремился к союзу с Йоритомо. Однако не было никаких гарантий, что ситуация не изменилась. Теперь Го-Ширакава вполне мог отречься от Йоши, чтобы спасти свою жизнь.

Несколько раз группы возбужденных самураев проходили мимо места, где прятался Йоши. Они выкрикивали грубые шутки, нестройно орали пьяные песни и неумеренно хохотали. Редкие императорские гвардейцы уступали дорогу распоясавшимся разбойникам. Дворец полностью контролируется горцами Кисо.

На востоке забрезжила золотая полоска. Йоши был готов отказаться от своих поисков и вернуться сюда следующей ночью, как вдруг удача улыбнулась ему. Из комнаты одной из дам выскользнул мужчина. Провожающая любовника дама появилась в дверях, луч света коснулся ее лица. Йоши узнал женщину. Это была госпожа Шимеко! Молодой человек встречал ее при дворе. Она служила когда-то фрейлиной Нии-Доно, и ходил слух, что за ней ухаживал сам Тайра Кийомори. Йоши помнил фарфоровую красоту кукольного личика фрейлины и волны роскошных волос, ниспадающих до пола. Поговаривали, что она неохотно служит у Нии-Доно и боится Кийомори.

Йоши беседовал с милой дамой несколько раз, всегда через ширму ее комнаты… она слыла чрезвычайно порядочной и скромной молодой особой. Он по-настоящему разглядел ее только однажды, когда она появилась вместе с Нами на придворном торжестве. Красоту молодой женщины было нелегко забыть. Шимеко дружила с Нами, и Йоши был уверен, что она поможет ему в розысках.

Когда гость госпожи Шимеко ушел, Йоши перелез через перила веранды и тихо подобрался к закрытым ставням комнаты. Он легонько постучал по деревянной полированной планке.

Шимеко, полагая, что вернулся ее возлюбленный, широко распахнула дверь. Увидев постороннего человека, женщина отчаянно завизжала.

Застучали, раскрываясь, ставни, зажглись фонари, множество перепуганных голосов наполнили пространство.

Йоши спрыгнул с перил. Он приземлился на четвереньки, вскочил и оказался… лицом к лицу с отрядом императорских гвардейцев, невесть откуда появившихся тут.

– Взять его, – закричал их командир, взмахнув мечом.

Полдюжины мужчин подскочили к Йоши. Он выхватил из-за пояса боевой веер. И, повернувшись, нанес удар. Раздался глухой стук. Один из нападавших упал. Йоши опустился на одно колено. Лезвие меча просвистело над его головой. Он ударил тупой рукоятью оружия в солнечное сплетение гвардейца и был оглушен болезненным воплем человека, согнувшегося пополам.

Остальные гвардейцы словно оцепенели! Простолюдин, вооруженный веером, двигался со сверхъестественной скоростью. С криком ярости двое бойцов одновременно шагнули вперед. Йоши блокировал клинок одного из них железными ребрами веера и, продолжив выпад, полоснул второго стражника по скуле. Из разрубленных ноздрей мужчины вырвался красный фонтан; меч вывалился из его руки, он рухнул на землю, прижимая ладони к разбитому лицу.

Йоши прыгнул назад движением, которому он научился у акробатов. Он приземлился согнувшись, выпрямился и толкнул наседавшего на него противника ногой в грудь. Схватка продолжалась меньше минуты, а четверо гвардейцев были уже выведены из строя. Капитан гвардейцев неправильно истолковал ситуацию. Он подумал, что Шимеко и Йоши – любовники. Стражник ухватил женщину за волосы, оттянул ее голову назад и приставил лезвие меча к ее горлу.

– Остановись. Брось оружие, или женщина умрет, – крикнул он.

Йоши заколебался. Шимеко могла помочь найти Нами. Но если он сдастся в плен, его, несомненно, казнят. Йоши в досаде скрипнул зубами. Нет! Он не мог допустить гибели невинного человека.

Капитан гвардейцев сильнее потянул Шимеко за волосы и угрожающе двинул лезвием.

– Живее! – прорычал он. Йоши выпрямился и уронил веер.

– Не троньте ее, – сказал он. – Она не моя женщина.

Капитан отпустил дрожащую фрейлину.

– Берите его. Вяжите покрепче, – рявкнул гвардеец. – Этот негодяй сегодня же поплатится за свои действия.




Глава 70


Яркое зимнее солнце освещало простор небес, когда Йоши привели в императорские покои. Несмотря на солнечный день, приемный зал дворца был тускло освещен масляными лампами. Медные жаровни едва согревали огромную холодную комнату. Она была похожа на пустующую пещеру с высокими потолками, теряющимися в темноте.

Йоши был окружен отрядом императорских гвардейцев. Он стоял на коленях, руки мастера боя были жестко связаны за спиной. Его волосы были всклокочены, на щеке и под глазами темнели синяки.

Йоши помнил этот запах горящего масла, мешающийся с угаром, идущим от покрытых пеплом углей жаровни. Он находился перед возвышением, в центре которого стояло игравшее роль трона китайское кресло, За троном располагались ширмы, расписанные изображениями древних китайских храмов. Го-Ширакава холодно смотрел на мастера; его рот кривился от раздражения. Юкитака, покрытый морщинами старый слуга Го-Ширакавы, поставил сбоку от господина чашу с засахаренными фруктами, и коротенькие толстые пальцы императора то и дело ныряли в чашу, перебирая ее содержимое.

Го-Ширакава нетерпеливо сказал:

– Ты проявил большую настойчивость, убедив моих гвардейцев потревожить меня.

Он плотнее запахнул халат на груди и откинулся на спинку кресла.

– Кто ты? Чего ты хочешь? Говори!

Йоши трижды коснулся лбом лакированных половиц. Несмотря на растерзанный вид, лицо мастера было спокойно и исполнено достоинства.

– Ваше величество, мне надо говорить с вами наедине. У меня есть сведения, предназначенные только для ваших ушей.

– Я восхищаюсь твоей наглостью. Ты, жалкий нарушитель спокойствия, осмеливаешься диктовать условия! – В голосе императора появились язвительные нотки. – Скоро ты будешь казнен.

– Подарите мне несколько мгновений! Ваше величество! Я все объясню вам.

Го-Ширакава покосился на Йоши, его бритое темя наморщилось.

– В тебе есть что-то знакомое, пришелец, – сказал он. – Где я видел тебя раньше?

– Я объясню, когда комната освободится, – холодно сказал Йоши.

Го-Ширакава приказал:

– Стража, подождите за дверьми.

Он опустил взгляд на Йоши и добавил:

– Мой слуга останется со мной. Йоши кивнул.

– Я доверяю Юкитаке, – сказал он.

Старый слуга казался озадаченным.

– Ты знаешь меня? – произнес он. Затем спросил, подражая Го-Ширакаве:

– Кто ты?

Гвардейцы вышли, недовольно ворча. Йоши гордо поднял голову и поймал взгляд императора.

– Я Тадамори-но-Йоши. Вы послали меня… Император перебил его:

– Йоши?

Он повернулся к Юкитаке.

Старик внимательно вгляделся в пленника и, поколебавшись, сказал:

– Кажется, это он. Изменившийся. Другой… Но все-таки – он!

Йоши кивнул.

Го-Ширакава расслабился и отправил в рот кусочек лакомства.

– Да, это ты. Теперь я узнал тебя. Император хитро улыбнулся и добавил:

– Ты пахнешь гораздо приятнее, чем в нашу прошлую встречу.

– Спасибо, ваше величество.

– Хватит!

Го-Ширакава надкусил плод. Он приказал Юкитаке развязать Йоши. Мастер боя потер запястья, чтобы восстановить кровообращение. Когда он немного пришел в себя, Го-Ширакава велел:

– Говори!

– Ваше величество, вы посылали меня доложить о готовности Йоритомо служить вам! Вы получили мои сообщения. Далее вы приказали мне работать под началом Йоритомо…

Йоши наклонился к императору и спросил:

– Вы все еще заинтересованы в союзе с князем, ваше величество?

– Более, чем когда-либо.

– Тем не менее, несмотря на мои рекомендации, вы объединились с Кисо, которого Йоритомо считает врагом.

– Кисо вынудил меня вступить в контакт с ним, – горько сказал император. – Я заинтересован в благополучии империи. Когда Кисо встретился со мной на горе Хией, я полагал, что он и Йоритомо – союзники. Оказавшись в руках Кисо, я не имел другого выбора. Мне пришлось поддержать его. Правление Кисо – это катастрофа. Кисо и его люди разрушают мою столицу и вселяют ужас в моих подданных.

Го-Ширакава устало вздохнул.

– Я от всего сердца поддержу Йоритомо, если он сможет вызволить меня из Киото. Фактически я пленник в собственном дворце. Скажи это Йоритомо, когда еще раз увидишь его.

– Я не видел Йоритомо больше года. Я не увижу его, пока не выполню особого поручения.

– Что это за поручение?

– Взять в плен и наказать Кисо! Находящийся в заключении император втянул воздух сквозь сжатые зубы.

– Желаю тебе удачи, – сказал он. – Но твоя задача почти невыполнима. Кисо никогда не появляется без своих телохранителей, «четырех царей», и своей любовницы, Томое. Они поклялись защищать его до смерти. Как ты сможешь подобраться к нему достаточно близко? Я знаю, что Йоритомо требует его головы, но он не получит ее, пока люди Кисо не будут разбиты в бою.

Го-Ширакава дал знак Юкитаке приблизиться и что-то прошептал ему. Юкитака кивнул в ответ.

– Йоши, мы доверяем тебе. Мы знаем, что Йоритомо собирает армию, чтобы идти на Кисо. Силы Кисо ослабли, когда Коремори разгромил его в Мицусиме, а Шигехира – при Мурояме.

– Я слышал об этих поражениях. Кисо всегда был хорошим тактиком. Почему он разделил свои силы?

– Я предложил это, – самодовольно сказал император.

– Он согласился? Это похоже на самоубийство.

– Кисо предал своих людей в обмен на награду; награду, которой он добивается больше всего на свете. На следующей церемонии возведения в ранг он будет провозглашен сэй-и-тайсёгуном, третьим сегуном в истории империи!

– Титул и ваше официальное признание усилят его политические позиции.

– Он получит титул, но у него не хватит силы удержать власть. Его армия ослаблена недавними поражениями. Кисо считает, что Юкийе своим трусливым бегством от Муроямы предал его; он по-глупому разделил своих людей снова, послав часть своей армии взять в плен Юкийе. Боевой дух войск упал. Его люди будут сражаться, но они уже не смогут победить Йоритомо.

– Если я смогу добраться до Кисо и взять его в плен, его люди сдадутся без боя, – сказал Йоши.

– Если?.. – Брови Го-Ширакава приподнялись.

– Я добьюсь успеха, – уверенно сказал Йоши. Он внезапно переменил тему разговора:

– Ваше величество, могу я просить вас о личной милости?

Го-Ширакава вяло взмахнул рукой, давая позволение.

Йоши выдержал паузу, затем решительно задал вопрос, занимавший все его помыслы:

– Знаете ли вы что-нибудь о местонахождении моей жены Нами?

Го-Ширакава и Юкитака обменялись многозначительными взглядами. Старый слуга шагнул вперед и сказал дрожащим голосом:

– Берегитесь, молодой человек. Она используется как приманка в ловушке. Она живет в северо-западном квартале, на улице Сандзё…

– В моем доме?

– Да. Особняк патрулируется самураями Кисо. Кисо мечтает отомстить тебе. Он говорит, что однажды ты придешь за женщиной и будешь схвачен.

– Я достаточно хорошо знаю свое имение и смогу войти незамеченным, чтобы освободить ее, – сказал Йоши, не обращая внимания на комментарии Юкитаки.

– Если тебя увидят, люди Кисо возьмут твою супругу заложницей. Или ты попадешь в плен, или ее убьют. Мои гвардейцы доложили мне, что ты сдался, когда совсем чужая тебе дама оказалась под угрозой, Будешь ли ты сражаться, если это приведет к смерти твоей жены? Я сомневаюсь. Держись подальше от Нами!

– Я должен знать, все ли с ней в порядке! Император печально сказал:

– Все хорошо, за исключением ее одиночества. Подобно мне, она находится в заключении. Ей позволено держать только одного слугу и впускать только одного посетителя, Томое. С ней все в порядке.

– Значит, Нами никогда не покидает имения?

– Только по моему непосредственному приглашению, – сказал Го-Ширакава.

Йоши мягко сказал:

– Я думаю, есть способ освободить вас и Нами и заполучить Кисо в мои руки.

– Говори!

– Я остановился в северо-восточном квартале и через агента связан с Йоритомо. Прежде чем Йоритомо осадит Киото, он пошлет самураев помочь мне. Когда я буду готов, я пошлю за этими людьми и…

Йоши описал театральную труппу, рассказал о строящемся здании театра, о своих дальнейших планах. Он подробно изложил, какой помощи ждет от Го-Ширакавы.

Когда мастер меча закончил, Го-Ширакава сделал несколько замечаний. Йоши согласился с их мудростью.

– Я долго был терпеливым и буду выжидать и дальше.

Йоши вновь трижды коснулся лбом пола. Он теперь знал, что делать.




Глава 71


Йоши долго обдумывал различные способы увидеться с Нами и решил все-таки попытаться проникнуть к ней самостоятельно. Несмотря на предупреждения Го-Ширакавы, Йоши был уверен, что он сумеет добраться до возлюбленной, не потревожив ее сторожей. Под охраной находился его собственный дом, и он знал его лучше, чем кто бы то ни было. Решено! Он проникнет в особняк под покровом ночи.

Йоши провел этот день на строительстве. С наступлением темноты он переоделся в одежду, не бросающуюся в глаза – темную и без рисунков. Боевой веер оттягивал его пояс. Быстрым шагом Йоши пересекал пустынные улицы столицы. Ночь была холодной и ясной; Тсукийоми находилась в третьей четверти; от деревьев, изгородей и стен падали резкие тени. Днем прошел неожиданный снегопад; большая часть снега растаяла, но около стен и стволов деревьев вдоль обочин резким северо-восточным ветром намело небольшие сугробы. После захода солнца заметно похолодало. Редкие прохожие поторапливались домой. По дороге к цели Йоши встретилось несколько вооруженных групп самураев, но эти отряды казались менее буйными, чем обычно. Возможно, холод умерил пыл вояк, скорее всего, их подавленное состояние объяснялось близостью сил Йоритомо. Срок тирании Кисо подходил к концу.

В час птицы, около семи вечера, Йоши приблизился к своему особняку. Комок подступил к его горлу. Вот ему и довелось снова увидеть свое жилище! Он подумал, что надо было ставить вокруг него стены покрепче, чем загородка, оплетенная колючками… но что толку теперь рассуждать об этом. По крайней мере, ему не нужно перебираться через высокую преграду.

Йоши скользил из тени в тень, осторожно осматривая округу. Он постарался сосредоточиться на своей задаче, но мысли о Нами постоянно мешали ему. Мастер боя замечал каждое дуновение ветра, ощупывал взглядом каждую шевельнувшуюся тень, прислушивался к каждому хрусту. Знание того, что он идет в западню, давало ему преимущество. Охранники не ждали его. У них не было причин соблюдать молчание или стараться оставаться невидимыми. От слабо дисциплинированных солдат Кисо вряд ли можно было ожидать повышенной бдительности. Время делало самураев беспечными.

Йоши удалось обнаружить посты охранников: одна группа притаилась возле южного крыла усадьбы, другая сторожила восточные подступы. Так как большая часть квартала была снесена с лица земли землетрясениями и пожарами предыдущих лет, караульные соорудили себе временные навесы для защиты от непогоды.

Йоши двигался как призрак, бесшумно пробираясь мимо южного наблюдательного поста, У небольшого костра сгрудились четыре человека; они сердито кляли собачью службу. Никому из них не хотелось покидать насиженные места и отправляться на обход объекта. Прислушавшись к их разговору, Йоши удовлетворенно кивнул. Пока из поместья не раздастся ни одного тревожного звука, об этих людях можно забыть.

У восточного крыла здания положение было сходным. Отряд из шести самураев жался к гудящему пламени. Солдаты пустили по кругу флягу с сакэ и с жадностью поглощали ее содержимое.

Йоши без помех обошел и этот кордон. Тихо, как ночной дух, он проскользнул к северной стене двора. Он знал о существовании там узкого лаза между колючих кустов. Обмотав руки полой плаща, Йоши раздвинул ветви и проник во двор, оказавшись возле задней стены гостевой пристройки.

В ней кто-то находился.

Он взглянул вверх. Небо безоблачно. Нет надежды, что лик Тсукийоми скроется. Ему придется пересекать открытое пространство в ярком лунном свете. Быть по сему.

Йоши промчался к веранде и юркнул под ее навес, ожидая, что раздастся сигнал тревоги. Но все было тихо, только за стеной пристройки раздавались невнятные голоса. Мужчина медленно приподнялся, затем беззвучно переполз через низкие перила. На веранде он прижался к стене и прислушался.

Разговаривали два человека. Уверенные, что их никто не слышит, они даже не пытались понизить голоса.

– Мы напрасно торчим здесь!

– Я согласен, Ичидзё. Мы ошиваемся тут больше года. Если Йоши еще жив, он, наверное, сейчас с армией Йоритомо.

– Что за вопрос! Кисо должен казнить женщину и старика; тогда мы сможем отправиться на охоту за генералом Юкийе. Я присоединился к Кисо не для того, чтобы играть роль сторожевого пса. Теперь, с наступлением зимы, нет вообще никаких шансов, что Йоши явится за женой.

– Что ты предлагаешь?

– Пойду в таверну и подыщу себе теплую компанию.

– Это же дезертирство. Если Кисо узнает, он отрубит тебе голову. Вспомни Сантаро.

– Он не узнает.

Внутри пристройки раздался грохот. Йоши крепче прижался к стене.

– Кажется, ты сегодня нервничаешь, – язвительно сказал Ичидзё.

– Да. Я не хочу один оставаться тут.

– Я подежурю за тебя завтра.

– Нет. Моя голова слишком дорога мне. Я не смогу развлекаться, думая, что может случиться, если я буду обнаружен.

Два стражника продолжили препирательства, а Йоши задумался над тем, что слышал. В доме два человека. Если он будет терпелив, то, может быть, на посту останется только один… один, но нервный, настороженный! Должен ли Йоши пройти мимо них сейчас, пока солдаты ругаются, или ему лучше подождать, пока один не уйдет?

Он решил подождать. Если гуляка Ичидзё оставит напарника в одиночестве, Йоши легко сможет в случае опасности придушить его, прежде чем тот поднимет тревогу. С одним человеком можно справиться, имея преимущество внезапности. Когда самовольщик вернется и найдет своего товарища связанным, ему волей-неволей придется хранить молчание. Иначе оба стражника потеряют головы. Йоши мрачно улыбнулся: ради такой шутки стоило потерпеть неудобства ожидания на холоде.

Йоши перелез через перила и подкатился под веранду. Земля была холодной и влажной. Он лежал, не издавая ни звука. Время тянулось бесконечно. Вдали колокола и трещотки объявили о наступлении часа собаки. Еще одна бесконечность минула, пока не пробил час кабана, до полуночи оставалось два часа.

Йоши знобило. Он находился меньше чем в пятидесяти шагах от Нами, а она и не подозревала об этом. Желание увидеть ее как можно скорее заполнило все его существо. Он чувствовал, как кровь закипает в жилах при мысли о ней. Он больше не мог ждать. Стражник мешкал. Самурай, видимо, все-таки боялся покинуть пост. Что ж, Йоши придется перехитрить их!

Уже выбравшись из своего убежища, мастер боя внезапно услышал тяжелые шаги прямо над своей головой. Он откатился назад, благодаря Хатшимана и Будду за то, что они спасли его, не дав двинуться десятью секундами раньше.

– Я вернусь до зари, – сказал Ичидзё прямо над ним.

– Постарайся не опоздать, а не то мы оба кончим тем, что наши головы окажутся на шестах.

Ноги, обутые в медвежьи сапоги, протопали мимо лица Йоши.

– Не нравится мне это, – пробормотал оставшийся стражник.

Йоши выждал некоторое время, чтобы убедиться, что Ичидзё не передумает и не вернется обратно. Тело его закоченело от холода. Мастер боя помолился Будде и синтоистским богам, чтобы они дали ему сил выдержать испытание.

С горы Хией зазвонили храмовые колокола. Полночь, час крысы, Йоши выполз из тесного убежища. Ему стоило труда встать на ноги. Он размял мускулы, проверил суставы. Когда мужчина убедился, что гибкость вернулась к нему, он перепрыгнул через перила и скользнул к ставням пристройки. Там, где створки неплотно прилегали друг к другу, сквозь узкую щель он заглянул внутрь помещения, Обычно пустая, комната для гостей была завалена разным хламом; грубые солдаты за год дежурства развели здесь полнейший бедлам. Стражник сидел, согнувшись над медной жаровней, повернувшись спиной к двери. Его мечи лежали на полу сбоку от него. Чтобы согреться, самурай обернул вокруг плеч большое одеяло.

Йоши отполз от щели и проверил дверь. Он выругался про себя. Все получилось бы проще, если бы дверь была не закрыта. Но она заперта на засов. Охранник, видимо, решил застраховаться от неожиданностей, когда его товарищ ушел. Йоши вынул из-под камзола боевой веер и громко постучал по стене.

– Это ты, Ичидзё? – спросил охранник. Неплохо подражая язвительному тону ушедшего стражника, Йоми проворчал:

– Да. Открывай. Быстрее! Я тут замерз как собака!

Засов сдвинулся. Человек внутри только успел сказать:

– Я рад, что ты решил вернуться. Я говорил тебе… В этот момент дверь сильно стукнула его по лбу.

Рот стражника открылся; он повалился на спину, слишком оглушенный, чтобы кричать. Увесистый веер Йоши ударил беднягу в висок, когда он в отчаянии потянулся за мечами. Из носа самурая с тонким свистом вырвался вздох, он захрипел и затих без сознания.

Сердце Йоши колотилось. Он был близок к провалу. Если бы охранник закричал, вместо того чтобы тянуться к оружию, другие стражники толпой поспешили бы ему на помощь. Потянувшись за мечом, стражник дал Йоши шанс.

Порывшись среди разбросанного повсюду тряпья, Йоши нашел веревку. Он крепко связал караульного и заткнул ему рот. Теперь, если Ичидзё не вернется рано, у Йоши есть часов пять, чтобы побыть с Нами. Он смело прошел по крытому коридору к главному зданию. Там было темно и тихо. Он проверил ставни – закрыты наглухо. Он проверил дверь – заперта.

Йоши поскреб ногтем по дереву.

– Нами, Нами, – настойчиво прошептал он.

Он услышал, как кто-то движется внутри помещения, и внезапно засомневался. Что, если это не Нами?

– Нами, – повторил он, доверяясь судьбе. – Открой. Это я – Йоши!

Он услышал громкий вздох и щелчок поднимаемой щеколды.

Дверь открылась. В лунном свете появилось бледное лицо Нами, ее глаза были широко открыты, рот изумленно изогнулся.

– Йоши, – с трудом вздохнула она. – Тебя поймают. Беги!

– Нет! Я в безопасности. Впусти меня. Быстрее! Нами отступила от двери, как лунатик, не в силах поверить, что любимый действительно стоит перед ней. В комнате Йоши сказал:

– Запри дверь. Зажги светильник. Я хочу увидеть тебя.

Нами защелкнула задвижку. Когда дверь закрылась, комната оказалась в полной темноте. У Йоши закружилась голова от сладкого аромата знакомых духов.

– Нами, зажги свет.

– Мы не должны. Стражники…

– О них я позаботился. Нами! Иди ко мне! Влюбленные прильнули друг к другу. Нами всхлипывала, Йоши трепетал.

– Как ты нашел меня? Где ты был? Что ты здесь делаешь? Стражники?

Нами задыхалась, крепко прижимая Йоши к груди, слова еле слышно слетали с ее губ.

Йоши не отвечал, лаская ее волосы, целуя в лоб, нос, губы. Наконец он проговорил:

– Нами, Нами. Так долго. Слишком долго. Любимая…

Нами откликнулась на нетерпение его тела. Она прошептала:

– Обними меня крепко, люби меня.

Нами повела Йоши к своему шодай, занавешенному спальному возвышению, и раздвинула шторы. Не разжимая рук, они опустились на футон.

– Нами, любимая! – Йоши уткнулся лицом во впадину на ее плече.

– Так долго… смеем ли мы?..

– Да, да…

Йоши развязал свой оби. Нами расстегнула спальный халат.

– Как я скучала по тебе, – вздохнула она.

Потом они любили друг друга так, как будто никогда до этого не бывали вместе и словно им не суждено увидеться вновь.

Наконец, насыщенные любовью, они разомкнули объятия. Йоши, поглаживая волосы любимой, удовлетворил ее любопытство, рассказывая о себе.

– Я не смогу прийти к тебе снова, пока моя миссия не будет выполнена, – сказал он в заключение. – Скоро ты получишь приглашение от Го-Ширакавы. Тебе нужно будет присутствовать на театральном представлении, даваемом в честь Кисо и Томое. Ты примешь его…

– Я не смогу его принять. Я не могу находиться рядом с Кисо.

Йоши заметил странную нотку в голосе Нами. Он сказал успокаивающе:

– Ну конечно же, ты сможешь. Я ненавижу Кисо больше, чем ты, и по многим причинам…

Нами возразила ровным, мертвым голосом:

– Нет… Нет!

В темноте Йоши не мог видеть, что она отвернулась, изо всех сил стараясь сдержать слезы.

– Ты пойдешь туда, потому что любишь меня, – сказал Йоши.

Нами не могла больше скрывать правду. Ей придется рассказать возлюбленному о своем позоре, о тайне, которую она тщательно скрывала со времен Хиюти-яма.

Молодая женщина забилась в истерике.

– Что с тобой, любимая моя? – снова и снова растерянно спрашивал он, ничего не понимая.

Наконец всхлипывания утихли, и Нами сумела связно рассказать Йоши, как она была обманута и изнасилована. Ее голос прерывался, молодая женщина приходила в ужас от своих слов.

Йоши молчал.

Закончив рассказ, Нами умолкла, ожидая реакции Йоши. Молчание!

Нами дотронулась до его лица и ощутила, что горячие слезы бегут по щекам возлюбленного. Йоши непроизвольно дернулся, уклоняясь от ее рук.

– О, Йоши. Прости меня, – вновь зарыдала женщина.

Его голос был тускл и бесконечно напряжен.

– Ты не виновата, любимая. Зло совершил Кисо. Он за него ответит! Теперь я понимаю твою печаль, твое состояние перед нашей свадьбой. – Голос Йоши дрогнул от ярости. – Кисо должен умереть!

– Нет, Йоши, Ты дал обет. Он не должен быть нарушен из-за меня.

– Мой обет будет нарушен, – сказал Йоши сдавленным голосом.

– Нет, любимый. Твой обет важнее, чем месть. Ты сам говорил мне об этом сотни раз. Твой обет принесен богам и значит больше, чем мирские дела. Что сделано, то сделано. Моя любовь не стала меньше. Моя любовь к тебе сильнее, чем когда-либо.

– И моя любовь тоже, – просто ответил Йоши. – Великий Будда, чего же тебе стоило хранить молчание… защищая меня от меня самого?!

Йоши сглотнул горький комок. Он чувствовал, что теряет самообладание. Самообладание мужчины, мастера сенсея. Нами права. Несмотря ни на какие побуждения, он не должен использовать свой меч для убийства… если только ему не будет дан свыше несомненный знак разрешения от клятвы.

Но, может быть, этот знак ему уже дан?

Сердце говорило: «да»! Разум отвечал: «нет!» Он принял смерть Сантаро, не отрекаясь от своего обета, когда сердце кричало: «Ничего не может быть хуже!» И как сравнить смерть друга с тем чудовищным злом, о котором он узнал только что? И чем же сам Йоши отличается от Кисо? Он ведь спал с Аки? Да. Но…. Аки добровольно легла в его постель, а Кисо силой заставил Нами подчиниться его воле.

Йоши повернулся к Нами и прижался щекой к ее щеке, чувствуя, как ее слезы смешиваются с его собственными.

– Кисо должен умереть, – пробормотал он. – Но он умрет не от моей руки.




Глава 72


После этой ночи, проведенной с Нами, Йоши было трудно оставаться вдали от нее. Он разрывался между желанием увидеть ее снова – и необходимостью следовать плану, разработанному им совместно с Го-Ширакавой. Он сосредоточился на строительстве театра, внося в него небольшие усовершенствования по мере продвижения работы. Через несколько дней его синяки достаточно зажили и он смог показаться труппе. Незадолго до новогодних празднеств Йоши вернулся на постоялый двор.

– У нас теперь есть театр, – объявил он за обедом.

В обеденном зале собрался весь коллектив труппы. Тут вкусно пахло копченой рыбой. Над столом витал терпкий аромат зеленого чая.

– В этот момент плотники заканчивают сцену, художники рисуют новый задник. Помещение будет готово вскоре после новогодних церемоний.

Артисты принялись взволнованно обсуждать новость.

– Как насчет музыкального салона? – спросил Ито, взмахом руки подзывая музыкантов.

– На сцене будет устроена специальная площадка для оркестра, – сказал Йоши. – Фонари дадут достаточно света, под сценой в пол вмуровали пустые бочки для усиления резонанса. Вы сможете играть без напряжения; каждая нота будет слышна.

Он отвернулся от Ито, улыбнулся остальным и продолжил:

– Актеры и певцы также смогут говорить и петь более естественно благодаря акустическим ямам и плотному заднику.

– А что будем делать мы? – спросил Коэцу, имея в виду акробатов.

– Вы не забыты. Вы будете работать на заднем плане в пьесе, и… я подготовил специальную программу для вас.

Прежде чем Коэцу успел расспросить об этой специальной программе, несколько голосов перебили его, задавая один и тот же вопрос;

– Когда мы сможем увидеть театр?

– Скоро, но сначала нам нужно разучить совершенно новую постановку. С помощью Оханы я написал пьесу, в которой у каждого будет отличная роль.

Охана выглядел удивленным, однако приосанился, решив, что замысел Йоши не умаляет его славы.

– Расскажи нам о новом спектакле! – крикнул один из актеров.

Йоши встал на ноги и раскинул руки. Громким голосом он объявил:

– ; Я буду играть бога Хайя-Суса-но-во. Возвратившись на землю, будучи изгнанным с небес, бог встречает старика, которого будет играть наш руководитель Охана, и старуху, которую будет играть Уме…

– О нет, я не смогу, – Уме вспыхнула и прикрыла лицо.

Йоши, не обращая внимания на ее слова, продолжал:

– Здесь же находится красивая девушка, которую играет Аки. Старик и старуха плачут, потому что восьмиголовый змей Коси много лет назад съел их другую дочь; змей теперь должен явиться за красавицей – их последним ребенком. Старик сообщает Хайя-Суса-но-во, что он – Асинадзучи, сын бога горы, и поет песню, описывающую восьмиголовое чудовище. Его глаза красны, как зимняя вишня; его тело с восемью головами и восемью хвостами простирается через восемь долин и восемь холмов и покрыто соснами и кедрами.

Йоши глубоко вдохнул и драматически возвысил голос:

– С разрешения Асинадзучи Хайя-Суса-но-во забирает дочь и превращает ее в гребень, который втыкает в свои волосы. Он велит старой паре сварить сакэ восьмикратной крепости и налить его в восемь лоханей, а лохани поставить у восьми калиток-рей в огромном заборе. Змей появляется и выпивает сакэ, пьянеет и ложится, а Хайя-Суса-но-во достает клинок и убивает его. Разрубив тело чудовища, бог находит внутри него огромный меч под названием Кусанаги, покоритель трав, и сообщает о своей находке Аматерасу, богине солнца.

Труппа молчала, потрясенная замыслом Йоши.

Первым заговорил Коэцу.

– Что же будут делать акробаты? – спросил он.

– Вы будете изображать восьмиголовое чудовище Коси, двигаясь вместе, как один человек.

Лицо Коэцу расплылось в лучистой улыбке. Ито вскочил на ноги.

– Блестяще, – сказал он. – Я сразу же начну писать музыку. Я уже слышу рокочущую песню чудовища, которую подхватят басовые барабаны и бива, и противостоящую ей тему Хайя-Суса-но-во, которую поведут флейты.

Йоши сказал:

– Мы должны хорошо поработать, чтобы не ударить в грязь лицом в Киото. Столица открыта нам! Вскоре мы будем играть для императора!

Когда труппа зааплодировала, он мысленно добавил: «А я буду близок к выполнению моей миссии. Кисо заплатит за содеянное!»




Акробаты вошли в Киото за неделю до предусмотренного расписанием открытия. Они развесили на перекрестках афиши с рекламой труппы Оханы и предлагаемой программой работы. Остальные артисты прибыли в столицу под вечер. Накануне спектакля они вошли в город без обычной помпы и разместились в здании театра. Их молчаливое появление в городе вызвало жестокую ссору между Йоши и Оханой.

– Комедианты всегда оповещают о своем прибытии прыжками акробатов. Как иначе люди могут узнать, кто мы такие? – бушевал Охана.

– Охана, это Киото, Наши афиши висят здесь уже неделю. Находясь под гнетом Кисо, столица видела мало развлечений. Горожане ждут нас.

Лицо Йоши не выражало никаких эмоций, но ему стоило огромных усилий подавить раздражение. Глупость и жадность хозяина труппы могли поставить под угрозу планы Йоши. Он спрашивал себя, стоит ли держаться за этого человека? Может быть, ему следует сосредоточить все внимание на Кисо и бросить напыщенного болвана Охану на произвол судьбы? Нет! Он не ссорился с труппой. Актеры его друзья! Йоши должен быть терпеливым.

– Суруга, откуда ты знаешь, что люди ждут нас? Еще не поздно ударить в барабаны! Я заплачу! – Охана захныкал.

– Охана, доверься мне. Твоя клоунада отпугнет публику. Мы должны считаться с эстетическим чувством зрителя, чтобы снискать расположение горожан, а с ним славу и богатство.

– Но давай все-таки пустим по улицам акробатов, чтобы возбудить у людей аппетит!

– Никаких акробатов!

– Отец, Суруга прав. Мы должны доверять ему! Аки влюбилась в свою новую роль и была готова принять все, что предлагал Йоши.

Охана также неплохо смотрелся в своей роли, но его терзало, что с ним обращаются как с простым актеришкой. Он с прискорбием осознавал, что все управление театром перешло в руки Йоши, который использует труппу для достижения своих таинственных целей.




Глава 73


Премьера пьесы «Хайя-Суса-но-во» состоялась на второй вечер новогодних торжеств. Несмотря на холод, театр был полон. Колеблющееся пламя светильников покрывало призрачными тенями черные стропила потолка. Хорошо освещенная дорожка вела из центра зрительного зала прямо на сцену; актеры пользовались этим путем. Музыканты, сидя со скрещенными ногами, наигрывали увертюру перед задником с одинокой сосной. Хор в костюмах и масках выстроился по краям приподнятой деревянной эстрады.

Основная часть публики сидела полукругом под открытым небом. Дворяне и дамы пятого ранга и выше располагались в особой двухэтажной крытой галерее. Шорох зимних халатов и кимоно смешивался с монотонным пением хора:
		Вот Хайя-Суса-но-во,



		Вот Хайя-Суса-но-во,



		Он пришел к нам с небес,



		Держа божественный меч



		Хайя-Суса-но-во,



		Со священных небес,



		Держа божественный меч,



		Держа божественный меч!








Так пела одна половина хора, другая повторяла строчку: «О, как я мечтаю о божественном мече» – контрапунктом.

Голоса гулко разносились по всему зданию театра, отраженные акустическими устройствами.

Коэцу пел из-под ханниа, маски демона, изображающей восьмиголового дракона. Охана носил маску старика, а Уме – маску старухи. Остальные актеры наложили на лица сценический грим. Йоши, выступавший в качестве кими, корифея хора, был одет в полное боевое облачение Хайя-Суса-но-во.

Охана дрожал под маской, больше от нервного напряжения, чем от холода. Представление было, по его мнению, обречено на провал. Он привык к шумной, буйно веселящейся толпе, которую акробаты вдохновляли на смех и грубые шутки. Эта публика, сидящая тихо, единственным признаком жизни которой был шелест шелковых одежд, пугала толстяка.

Хайя-Суса-но-во шагнул вперед и стремительным движением выхватил меч. Он топнул правой ногой, наклонил тело, расставив ноги и сжав колени, будто охватив ими крутые бока могучего коня:
		На краю реки небесной,



		Вековечной, быстротечной,



		Собрались на встречу боги



		Обсудить дела земные…








Представление началось. Охана затрепетал. О, Будда! Зачем он позволил этому бродяге командовать его труппой! Достичь таких высот и разрушить все в одночасье!

Охана прерывистым голосом бормотал слова текста! Отчаяние, которое он чувствовал, предвидя провал спектакля, придавало облику его героя черты подлинной трагичности.

Когда появились акробаты в образе восьмиголового чудовища, публика затаила дыхание, а когда Хайя-Суса-но-во, продемонстрировав блестящую игру с мечом, наконец отрубил змею голову, тишина взорвалась восторженными аплодисментами.

Маска спасла Охану от принародной потери лица. Он стоял онемевший, разинув рот, не в силах произнести ни слова. Им понравилось! Они рукоплещут! Представление прошло успешно! Театр спасен!

За ужином червь ревности зашевелился в душе главы компании «Дэнгаку». Труппа толпилась вокруг Йоши и Аки, игнорируя Охану. Он пытался скрыть свои чувства, криво улыбаясь, размахивая чашей с сакэ.

– Тост! Я хочу сказать тост! – кричал Охана.

– Тише, все, – сказал Йоши. – Наш директор хочет провозгласить тост.

Кто-то хихикнул. Насмешка не прошла мимо Оханы. Он почувствовал во рту горький привкус желчи.

– Пью за Суругу! Я хорошо обучил его. Он неплохо поработал под моим руководством! – напыщенно произнес толстяк, сильнее, чем когда-либо, напоминая ощипанного петуха.

– Ты обучил его?! – выкрикнул пьяный актер. Йоши жестом утихомирил буяна.

– Сегодня ночь нашего триумфа. Без Оханы не было бы театра. Мы все обязаны ему!

– Тебе, а не Охане! – крикнул один из недавно нанятых музыкантов.

– Хватит, – сказал Йоши. – Я поднимаю тост за директора величайшей актерской труппы десяти провинций. За Охану и его прекрасную дочь, Аки!

Он поднял чашу и выпил. Компания свистела и аплодировала.

Вторую чашу опрокинули за гимнастов, потом пришел черед музыкантов, потом…

Йоши не был приверженцем сакэ, но он из вежливости не мог отказать друзьям. Он пил… и пил.

Боги! Почему так трудно поднимаются веки?

Йоши открыл глаза. Он тупо смотрел на бамбуковую планку, стучавшую по решетке окна. Сквозняк, раскачивающий ставни, принес из соседней комнаты слабый запах зеленого чая. Слуха его коснулись ржание лошадей, скрип повозок, говор людей. Звуки медленно проникали в сознание. Постепенно он сосредоточился.

Он находился в своей комнате на постоялом дворе. Йоши вспомнил вчерашнее и застонал. Как он мог забыть? Голова великого артиста пульсировала, рот был словно заткнут набедренной повязкой борца сумо. Он тяжело вздохнул.

– А, великий Суруга наконец проснулся, – сказала Аки с другой стороны ширмы.

– Амида! Наверно, уже полдень. Что со мной?

– Об этом же и я спрашиваю себя. Я думала, мы сможем вместе отпраздновать наш успех. Я пришла к тебе… но твердый, как железо, Суруга стал мягок, как шелковое оби. Я не смогла разбудить тебя…

Йоши подумал о Нами, об их недавнем свидании… Зачем Аки здесь? Низкий гортанный голос красавицы вызывал отвращение.

Йоши резко сел в постели и вновь застонал.

– Дай мне чая. Мне нужно кое-что сделать!

– Никаких дел сегодня. Мы теперь нуждаемся в отдыхе больше, чем в репетициях.

Аки вошли к нему с чашкой ароматного напитка. Йоши с жадностью припал к нему. Боги, что за ужасный вкус!

– Думаю, ты права, – сказал он, немного отдышавшись. – Нам нужно несколько часов отдохнуть. Артисты вчера превзошли себя. Сегодня, наверно, все находятся на седьмом небе от счастья.

– За исключением моего отца, – сухо сказала Аки.

– Я думал, он счастливее всех.

– Я лучше знаю его. Он теперь разрывается между радостью и завистью.

Йоши нахмурился, обхватив разламывающуюся голову.

– Я хвалю его больше, чем он того заслуживает.

– Именно поэтому он и сердит.

Аки приготовила еще чая. Движения ее были аккуратны, изящны, ловки. От женщины исходили возбуждающие токи.

Подавая чашку, она сказала:

– Забудь о моем отце. Давай воспользуемся нашей свободой. – Аки улыбнулась, призывно облизнув губы.

Йоши поморщился.

– Я очень устал, – сказал он. – Почему бы тебе не присоединиться к остальным и не погулять по городу, пока я наберусь сил?

Рот Аки сжался.

– Киото дурно влияет на тебя, Суруга! Ты то слишком устаешь, то слишком занят. Ты сердишься на меня? Я чем-нибудь обидела тебя? – Голос актрисы стал резким.

Йоши попытался успокоить девушку. Нет, конечно, она ничего не сделала ему, но… Мужчина сбивался, путался, мямлил… Он не мог сказать любовнице о жене, о том, что чувствует себя перед ней виноватым.

Ох, Будда! Не стоит сердить Аки. Наверное, нужно сейчас приласкать ее, но сердце сопротивлялось позывам плоти.

Аки следила за Йоши уголком глаза. В выражении лица актрисы опять появилось что-то лисье. Все ясно! Любовник вновь отвергает ее. Ее, за которой ухаживают мужчины самых высоких рангов! Как смеет Суруга так бесцеремонно обращаться с ней?




Глава 74


На пятый день первого месяца 1184 года в императорском дворце Сэйрё-Дэн состоялась церемония новых назначений. Руководил ею Го-Ширакава и высочайшие министры Правой и Левой стороны. Император-отшельник восседал на своем китайском троне, завернутый в роскошную мантию августейшего синего цвета, подбитую аквамариновым шелком. Из-под мантии торчали яблочно-зеленые хакама. Круглое лицо Го-Ширакавы с внушительным носом хранило неопределенное выражение. Он бесстрастно рассматривал окружающих, еле приподнимая тяжелые веки.

Высшая знать, одетая в самые лучшие одежды, расселась по обе стороны от солнцеликого властителя. Придворные низших рангов томились стоя.

Церемония новых назначений была довольно утомительной процедурой для большинства собравшихся. Внимание дворян блуждало, монотонное бормотание чиновника сопровождалось тихим жужжанием разговоров. Однако последнее объявление взбудоражило всех. Кисо был назначен сегуном. Третьим сегуном за время существования Поднебесной!

Словно гром грянул среди ясного неба!

Назначение явилось для всех полной неожиданностью. Гул удивленных восклицаний взлетел к потолку. Дворяне знали, что Кисо и Го-Ширакава не ладят друг с другом. Что же заставило императора пойти на такой шаг? Особенно теперь, когда армия Йоритомо стучится в городские ворота, а войска Кисо близки к мятежу!

Когда шум утих, Го-Ширакава как ни в чем не бывало продолжил церемонию. Были розданы традиционные чаши вина, провозглашены соответствующие здравицы. Го-Ширакава с удовлетворением заметил, что некоторые дворяне придержали свои чаши, когда прозвучал тост за новоявленного сегуна. Старый хитрец улыбнулся, довольный собой. Он сдержал обещание, данное Кисо. Теперь он может требовать с горца полную стоимость монаршей милости.

Этой ночью по предложению Го-Ширакавы вновь назначенный сёгун направился в театр, чтобы отпраздновать свое повышение.

У входа в театр самураи Кисо сдерживали толпу зрителей, заворачивая восвояси тех, кто одет похуже. Охана оплакивал потерянные деньги. Йоши уверял его, что публика вернется сюда назавтра.

В конце дня Йоши разыскал Юкитаку. Он объявил, что на представлении будет присутствовать Кисо, но тем не менее Йоши не должен предпринимать никаких необдуманных поступков, Го-Ширакава не получил подкреплений, которых ждал от Йоритомо. Юкитака вручил Йоши письмо императора, перевязанное малиновый шелковой лентой. На тонком рисовом листе было начертано только одно слово: «Жди».

Музыканты грянули вступительный марш. Йоши нетерпеливо оглядывал зал. Его ожидание было вознаграждено. Кисо, окруженный верными ши-тенно, появился перед началом спектакля. Высокочтимые гости заняли почетные места на балконе.

Нижняя часть галереи была битком забита знатью. Императорские чиновники теснились в партере и толкали друг друга с несвойственной фамильярностью.

Слух об успехе «Хайя-Суса-но-во» распространился по столице, словно лесной пожар по склону Фудзи, Побывать в новом театре очень скоро стало считаться признаком хорошего тона.

Йоши заставил себя забыть о Кисо. Он ждал долго и подождет еще, пока не наступит время действовать.

Когда представление окончилось, зал загремел от оваций. Охана играл хуже всех, но его отвислые щеки были закрыты маской. Зато Аки выложилась полностью. Роль невинной жертвы была специально написана для нее, и она исполняла ее с полным самозабвением и отдачей.

Поклонники театра протиснулись за кулисы, чтобы выразить актерам свое восхищение. Йоши в гриме «Хайя-Суса-но-во» беседовал с группой дворян, считавших себя знатоками поэзии. Он и прежде замечал, что дилетанты любят поболтать о проблемах искусства с профессионалами, вываливая перед ними ворох доморощенных суждений. Добившись успеха на сцене, Йоши теперь несколько свысока поглядывал на этих людей, однако благосклонно кивал им, делая вид, что поражен знаниями и глубиной восприятия собеседников.

Беседуя с поклонниками, Йоши краем глаза заметил Кисо. Его враг возглавлял группу дворян, шумевшую возле Аки. В свете коптящихся масляных ламп толпа знатных щеголей представляла собой ослепительное зрелище. Их роскошные одежды, отливающие всеми цветами спектра, кружились вокруг актрисы, словно радужная пленка нефти в медленном водовороте. Танцующие тени придавали сборищу призрачный вид.

В толпе выделялись двое – Аки, словно бледная изящная сердцевина многослойного цветка, и – напротив нее – Кисо, завернутый в черную мантию с вышитой на спине головой тигра.

Йоши был поражен его внешностью. Казалось, волны энергии исходят от неподвижной фигуры врага. Узкое продолговатое лицо. Большой нос. Горящие глаза. Достигнув власти, Кисо процветал.

Сердце Йоши опалила волна ненависти, смешанная с долей восхищения. Его оскорбитель находился в пяти шагах от него. Этот человек воспользовался беспомощностью Нами. Этот ли?

Нами изнасиловал грубый горец!

Этот Кисо изменился. В нем появились представительность, сила, непринужденность и внешнее царственное величие. Его волосы, когда-то встрепанные и нечесаные, прихотливо уложены под черной шелковой шапочкой-эбоши. Его прическа теперь не знает веревочной хачимаки. Хищное тело воина укрывают складки китайского шелка.

Будда! Есть ли справедливость в твоем ненадежном, как паутина, мире?

Куда подевался заносчивый буян? Вместо него стоит гордый сёгун Кисо, отполированный до алмазной твердости годом придворной жизни.

Йоши попытался протолкаться к группе Аки. Бесполезно! Поклонники сплотились вокруг актера! Знаменитому Хайя-Суса-но-во не уйти из их железной хватки. Завтра они будут повторять дома и при дворе каждое слово великого артиста.

И все же вечер заканчивался. Накатила усталость, неизбежная после сценической эйфории, Менее назойливые посетители стали расходиться. Вскоре откланялись и самые настойчивые из них.

Однако возле Аки все еще стояли Кисо и Имаи.

Йоши направился к ним. Он помнил предупреждение Го-Ширакавы, он должен ждать, но безудержное желание заглянуть в глаза врагу пересилило осторожность. Йоши отыграл в столице два спектакля, и дворяне из публики его не опознали, хотя многие были с ним прежде знакомы. Пульс Йоши участился, пот каплями проступал сквозь грим. Кисо и Имаи носили мечи; Йоши был безоружен. Если враги узнают его, если Кисо только заподозрит, кто скрывается под личиной Хайя-Суса-но-во, их вражда разрешится быстрым ударом сверкающей стали.

Йоши почувствовал нервное подергивание щеки. Кисо надменно смотрел на него. Его узкое лицо выражало холодное любопытство.

– Прими поздравления, герой, – сказал он. – Мне говорили, что ты больше, чем актер, и я верю в это. Ты хорошо работал мечом на сцене. Это правда, что ты поставил сегодняшнюю программу?

– С помощью директора труппы Оханы. Я всего лишь бедный актер, работающий, чтобы свести концы с концами, – ответил Йоши, саркастически поклонившись.

Он обрел уверенность; его маскировка надежна. Ему хотелось поддразнить Кисо. Будь осторожен, посоветовал тихий голос.

– Ты хорошо говоришь и, по слухам, пишешь стихи?

– Это только дар имитации, господин Кисо.

– Ты знаешь мое имя?

– Все знают ваше блистательное имя. Оно с некоторых пор стало синонимом доброты, щедрости и сострадания для простого народа.

Йоши осмелел. Голос актера был лишен интонаций, но в почтительном изгибе его тела сквозила легкая насмешка.

Кисо повернулся к Имаи.

– Мне кажется, актер посмеивается надо мной. Возможно ли это? Если это так, мне придется отрубить ему голову и выставить ее завтра здесь вместо спектакля.

– Он слишком разговорчив. Надо бы обучить его подобающим манерам, – прорычал Имаи.

– Возможно. – Кисо, не понижая голоса, вновь повернулся к Йоши. – В тебе есть что-то знакомое. Я не могу понять, что, но оно вызывает во мне неприятные ощущения. Избавь меня от своего присутствия до того, как я силой помогу тебе сделать это. Ты хорошо играл сегодня вечером. Ты восхитил меня, но теперь ты испытываешь мое терпение.

Глаза Кисо превратились в осколки твердого черного оникса.

– Мой господин, я скорее отрежу себе язык, чем осмелюсь обидеть вас, но должен напомнить – мое место здесь. Посетитель – вы.

– Еще пара слов, и я сам отрежу тебе язык. Это будет несомненной потерей для такого таланта!

Прежде чем Йоши смог отпарировать удар в этой постепенно разгорающейся словесной битве, Аки встала между мужчинами.

– Суруга, ты стесняешь меня, – прошипела она. – И причиняешь беспокойство гостям. Пожалуйста, уйди.

– Как ты пожелаешь. Возможно, мы закончим нашу беседу в другой раз, господин Кисо.

– К твоим услугам, актер.

{***}[2 - Пропуск текста, в месте, помеченном звездочками, – к сожалению именно так напечатано в отсканенном издании.]

бивались из-под банта, небрежно стягивающего растрепанную прическу.

Ожидая Аки, Йоши много размышлял о своей выходке. Он был не прав, наговорив колкостей Кисо, не прав и опасно глуп. Заварив кашу, он, конечно, лишь пытался удержать Аки от неверного шага, но чему помогло это? Актриса все равно ушла с Кисо. Неблагодарная дура.

Йоши работает как проклятый, чтобы оставить театр в наследство вздорной девчонке и старому ослу! Они не заслуживают этого! Один жаден и недалек, вторая алчна и развратна! Двусмысленность положения приводило Йоши в бешенство. Что он мог поделать, чтобы уберечь Аки от нее самой? Он хотел накричать на нее, ударить, но вместо этого сдержался и только сказал:

– Ты поступила неразумно. Кисо угрожал мне, он оскорблял меня, а ты принимаешь его ухаживания.

– Я делаю, что хочу, – парировала Аки с ледяным спокойствием. – А ты, Суруга, вел себя как ребенок. Зачем ты провоцировал Кисо на ссору? И потом, я не нуждаюсь в твоих одобрениях или советах. Кисо ведет себя с женщиной как и положено мужчине. Ты же отверг меня… дважды. И никогда не получишь еще шанса.

– Выслушай меня. Не связывайся с этим негодяем! Он предаст тебя!

– Ты просто ревнуешь, Суруга! Откуда ты можешь знать его? Ты жалкий актер, а он сёгун.

– Я знаю его, он злой человек, – сказал Йоши, рассерженный упрямством Аки. – Он живет со знаменитой женщиной-воительницей Томое. Они знакомы с детства, Томое никогда не позволит тебе делить Кисо с ней.

– Не хочу ничего слушать. Кисо честнее, чем ты. Он все рассказал мне о Томое… и о других. Он сильный мужчина, имеющий средства, чтобы содержать нескольких женщин. Что мне за дело до остальных? Я уверена, Кисо сделает меня официальной супругой.

– Кисо – животное, которое только использует женщин. Он бросит тебя, как бросил других… униженных и оскорбленных.

– Не равняй меня с ними. И потом – лучше быть любовницей знатного человека, имея место при дворе, чем актрисой, чьи средства к существованию зависят от театра.




В зимний сезон «Хайя-Суса-но-во» был предметом разговоров всего Киото. Каждый вечер театр был полон, и каждый вечер Кисо и Аки после представления уходили вместе.

– Аки глупа, – сказал Йоши Охане однажды. – Ей не нужно вешаться на Кисо. Ты ее отец. Посоветуй ей остановиться, пока не поздно. Кисо обречен. Его враги приближаются к городу…

– У каждого за пазухой есть совет для старика, – сказал Охана. – Можно подумать, в мире полно мудрецов. Но я как-то неплохо выживаю и в положении глупца. Я основатель и управляющий пользующегося успехом театра…

Охана посмотрел в лицо Йоши и поспешно добавил:

– Я ничего не украл у тебя, Суруга. Согласимся на том, что мы помогали друг другу. Я честно хранил твой секрет, хотя мог бы и предать тебя… с выгодой. До сих пор, несмотря на обещанную за твою голову награду, я храню молчание.

Охана с пьяной ухмылкой посмотрел на Йоши, чтобы увидеть, как он воспримет скрытую угрозу, но ничего не прочел на бесстрастном лице мужчины.

Толстяк нервно прочистил горло.

– Почему тебя так задевает успех нашей семьи? Я знаю свои обязанности отца. Ты слишком молод, чтобы поучать меня на этом поприще!

– Где Аки сейчас?

– Несомненно, с господином Кисо.

– И ты не препятствуешь этому?

Йоши потряс головой. Логика Оханы выходила за грань его понимания.

– Препятствую? Конечно, нет. Я польщен. Кисо – великий человек. Сёгун! Благодаря его милостям мы будем богаты.

– С каждым днем Йоритомо подходит все ближе к Киото. Если Кисо выживет в предстоящей битве, он останется верен Томое. Когда ему надоест Аки, он бросит ее, не задумываясь.

– Ты слишком рано хоронишь Кисо! Он не так беспомощен, как ты считаешь. Аки уверена в его победе. При поддержке такого богатого человека, как Кисо, мы будем вести спокойную и легкую жизнь. Что может предложить актерская компания, кроме бесконечной работы и неопределенности? Мы с дочкой выросли из этих пеленок!




Аки вернулась позже, чем обычно, в роскошном халате из яблочно-зеленого китайского шелка, расшитого золотыми драконами. Халат был новый и несомненно дорогой. Она победоносно улыбнулась отцу и Йоши.




Глава 75


Ночь восемнадцатого дня первого месяца была чрезвычайно холодной. Масляные лампы и несколько расставленных дровяных жаровен почти не обогревали продуваемый сквозняками театр. Публика куталась в зимние халаты, пытаясь сохранить тепло. У придворных, сидевших в открытой галерее, лица были бледны, белая пудра и зачерненные зубы подчеркивали округлость их щек. Однако то здесь, то там среди этих расфранченных театралов можно было заметить людей иного сорта. Они сидели спокойно, сосредоточенно, в зловещем молчании, с мечами, свободно подвешенными к запястьям. На их грубых плащах не наблюдалось никаких знаков различия. Их лица, слишком темнокожие для светских людей, были одинаково худы и скуласты. Если бы они держались группой, их облик, повадка и стать несомненно выдали бы опытному наблюдателю упрямых воинов севера. Однако среди толпы, спрятанные в тени, северяне не бросались в глаза.

Йоши сразу понял, что это за люди. Несмотря на холод, грим его был испещрен струйками горячего пота. Рассматривая толпу, артист бессознательно барабанил пальцами по рукояти меча.

В зале не хватало одного человека.

Где он?

Прибыл Го-Ширакава, вызвав суматоху в публике и ажиотаж за кулисами. Йоши обещал артистам, что они будут играть для императора. Никто ему по-настоящему не верил, однако это время пришло.

Нами и Юкитака помогли Го-Ширакаве занять свое место. Го-Ширакава со свитой разместился в специальной ложе, устроенной на балконе. Император внимательно оглядел публику, слегка кивая, когда его взгляд останавливался на темных молчаливых фигурах.

Йоши поймал взгляд Нами. Она несомненно узнала его, несмотря на грим. Сердце Йоши заколотилось. В прошлую встречу он едва различал черты возлюбленной в призрачном лунном свете. Теперь ничто не мешало ему наслаждаться ее очарованием.

Йоши сделал усилие и отвел глаза. Ему надо теперь быть предельно собранным. Долгое затянувшееся затишье готово было вот-вот разразиться грохотом действия.

Музыканты настроили свои инструменты, Актеры разошлись по местам. Большая часть публики нетерпеливо захлопала, поторапливая труппу. Где же Кисо? Обычно он приходил рано, дарил Аки цветы и желал ей удачи перед выступлением.

Он никогда не опаздывал. Где же он?

Йоши поймал взгляд Го-Ширакавы и приподнял брови в знак озабоченности. Го-Ширакава ответил пожатием плеч. Он сделал все, что мог сделать, Остальное было в руках Йоши, Йоритомо и богов.

За месяц, прошедший после визита Йоши к Нами, случилось многое, Но главным событием было то, что Йоритомо начал наступление на Киото по двум направлениям, приближаясь с юга, со стороны моста через Удзи, и с севера, от Сэта, рассекая словно мечом потрепанные силы горцев.

Зная непредсказуемый характер Кисо, император решил заманить его сегодня в театр с помощью хитрой уловки. Он велел после завтрака устроить соревнования лучников. Праздник обычно знаменовал традиционное окончание новогодних торжеств и сводился к состязанию между стражниками внутреннего и среднего дворцов. В этот раз Го-Ширакава позволил участвовать в борьбе самураям Кисо.

Люди Кисо победили, Император настоял, чтобы сёгун посетил театр в качестве его гостя. Кисо не мог отказаться, не нанося прямого оскорбления императору. Под видом каприза Го-Ширакава потребовал также присутствия на спектакле пленницы Кисо, Нами.

Юкитака, пожилой слуга Го-Ширакавы, предупредил Йоши о близящейся развязке. От него же Йоши узнал, что посещение театра не входило в намерения сегуна, но Го-Ширакава вырвал у него согласие прийти на спектакль хитростью. Сегодня вечером судьба дает последний шанс захватить Кисо прежде, чем он возглавит свои войска на поле брани. Йоритомо тайно прислал своих людей, которые рассредоточились среди публики. Они готовы на все и ждут команды Йоши. «Кисо не должен сбежать, – писал Го-Ширакава. – Наши жизни зависят от его пленения или смерти».

После ухода Юкитаки у Йоши состоялся разговор с Оханой, рассердивший его. Охана сказал:

– Я уже сообщил властям кое о чем. Сегодняшний триумф театра будет полностью моим!

Он вытянул свои петушиные ножки, раздуваясь от спеси.

Йоши понял, что Охана пьян. Надутая физиономия толстяка погасила последние искорки сострадания к нему в душе мастера боя. Что ж. Хорошо. Охана получит триумф… пожалуй даже больший, чем ему полагается, и по заслугам.

И все же Йоши попытался воззвать к совести управляющего:

– Триумф театра? Охана, подумай! Без меня ты и твоя труппа прозябала бы в тяжких трудах, потешая сборщиков урожая риса. Твоя благодарность не нужна мне, и все же, согласись, – своим процветанием ты обязан моей работе.

– Никогда! Ты бродяга, преступник! Ты делаешь не больше моего!

– Охана, ты валяешь дурака! – Йоши потряс головой. Как слеп и ограничен этот человек!

– Бывает, я валяю дурака, следуя твоим советам, но моя дочь скоро сделает меня богатым! Мой театр уже сделал меня знаменитым! А ты мне надоел. Ты мне больше не нужен. Сегодня ты последний раз выйдешь на сцену! Я нанял другого актера, который заменит тебя. Будь умен. Уйди раньше, чем моя доброта иссякнет, чтобы я не отдал тебя самураям Кисо!

Йоши вздохнул.

– Охана, – сказал он. – Я сочувствую тебе и твоей алчной дочери. Наконец-то я избавлюсь от вас обоих.

На этом беседа закончилась, и Йоши ушел, спрашивая себя, как ему удавалось так долго выносить общество Оханы. Грозные события надвигались, уже ничего нельзя было изменить. Поэтому отставка пришлась как нельзя кстати. Она давала Йоши повод попрощаться с друзьями.

Бутафорские мечи мастер боя оставил Цуре, костюмы – Коэцу, личные вещи – музыканту Ито, а шелковый платок, предназначенный для Аки, подарил Уме. Он пожелал актерам удачи и разделил с ними слезы сожаления. Пока краски вечера переходили от светло-голубых к иссиня-черным тонам, он подготовился к боевым действиям.

Вместо тупого сценического реквизита Йоши взял настоящий меч и целый час полировал лезвие, пока не убедился, что оно отточено наилучшим образом. Было приятно работать с доброй сталью. С внезапной горьковато-сладкой болью он вспомнил о счастливых днях, проведенные в додзё, о том удовольствии, которое получаешь, когда тяжелая работа делается хорошо.

Ближе к ночи пришел посыльный с коробкой для Аки. Она была украшена гербом Кисо. Аки открыла ее перед труппой и, улыбаясь, извлекла из нее рулон дорогой парчи. Затем она пробежала глазами приложенную к подарку записку. Ее лицо словно распалось на множество резких плоскостей и углов. Девушка отвернулась, всхлипывая, кинулась в свою гримерную. Йоши понял. Кисо бросил актрису, подарив ей клочок ткани.

Ночь обложила небосклон тяжелыми тучами, собиралась гроза. Воздух был заряжен электричеством, пахло озоном. Видно, богам судьбы полюбилось посылать испытания Йоши в такие ночи, когда демоны ревут и швыряют молнии через все небо…

Йоши ждал, Его взгляд был прикован к пустым креслам в глубине балкона. Может быть, приближающаяся гроза изменила планы Кисо? Неужели дерзкий сёгун посмеет оскорбить Го-Ширакаву?

Музыканты ударили в барабан. Йоши неохотно покинул свой наблюдательный пункт и присоединился к другим актерам.

Одна половина хора завела вступительную песню:
		Вот Хайя-Суса-но-во!



		Он пришел к нам с небес,



		Держа божественный меч!



		Хайя-Суса-но-во!



		Со священных небес!



		Держа божественный меч!








Другая половина хора отвечала:
		О, как я мечтаю о божественном мече.








Йоши усмехнулся. Подходящая увертюра к надвигающимся событиям!

Голоса хора перекатывались по сцене и, отражаясь от акустических бочек, улетали к тяжелым, набитым льдом и заряженным электричеством тучам. Песня приобрела громкое сверхъестественное звучание. Казалось, древние боги Синто собрались взглянуть на представление – и подпевают актерам.

Хайя-Суса-но-во выскочил на помост, приподняв правую ногу, воздев над головой меч. Он топнул ногой и принял грозную «кибадачи», позу всадника на боевой лошади. Сегодня каждое движение героя имело дополнительный смысл. Публика была потрясена. Волны энергии хлынули в зал со сцены. Неуклюжие одежды, замерзшие лица, руки – все было забыто. Зрители испытали редчайшее наслаждение полного слияния с действом, разворачивавшимся перед ними, – момент почти недостижимый, но всегда желанный.
		На краю реки небесной,



		Вековечной, быстротечной!








Йоши увидел – Кисо входит в ложу. Он возвысил голос в торжествующем крике. Стены театра задрожали.
		Собрались на встречу боги,



		Обсудить дела земные!








Хайя-Суса-но-во снова царил на сцене… в последний раз.

Гроза неопределенно стихла, словно выжидая своей реплики. Воздух стал холоднее и сильнее насытился электричеством. Зрители завороженно следили за действием. Только темные фигуры в грубых плащах время от времени посматривали по сторонам и ощупывали свои мечи.

Восьмиголовый дракон был убит, и Хайя-Суса-но-во распорол его живот, чтобы найти там великий меч Кусанаги. Он торжественно запел фнальную песню:
		Во дворце стоит в Киото



		Трон империи могучей.



		Правит там богоподобный



		Солнца истинный потомок,



		Муж блистательный, почтивший



		Ясным ликом мир подлунный.



		Будешь ты для всех народов



		Дорог, как цветы весною,



		И, как дождь с небес, желанен.



		Вся страна к тебе стремится…








Первые хлопья снега упали на лица публики в партере, заметались над залом, искажая звучание песни.

Актеры пришли в замешательство. Это была не та песня, которую они репетировали!

Йоши продолжал, не обращая внимания на сумятицу:
		Но внезапно стих твой голос.



		Вся земля омылась горем,



		И в борьбе за справедливость…








Темные фигуры поднялись среди публики.
		Рать спешит на поле брани!








Голос Йоши прогремел со сцены, произнося пароль, служивший сигналом к действию. Мечи сверкнули в свете ламп, рассекая хлопья снега. Внезапные сполохи молний и раскаты зимнего грома обрушились на зал, словно реплика Йоши разбудила духов преисподней.

Зигзагообразный трезубец молнии пронзил полумглу за спиной Кисо. Из разбитой масляной лампы вырвался язык пламени. Пожар! Самое ужасающее явление в мире дерева и бумаги. Пожар!

Йоши стоял, как пригвожденный к месту. Вспышка небесного огня выжгла силуэт Кисо на сетчатке его глаз. Знак! Знак богов! Освобождающий от обета! Охваченные паникой люди визжали и толкались, пытаясь выбраться из театра. Выходы были забиты ревущей толпой, разметавшей бойцов Йоритомо.

Со сцены Йоши отчетливо видел Кисо. Сёгун, сохраняя спокойствие, встал, оттолкнул ногой лежащие по бокам подушки и повернулся к выходу. Йоши крикнул через головы толпы:

– Кисо, трус! Вернись и погляди в глаза судьбе. Кисо в недоумении оглянулся. Он стоял в отсветах разрастающегося пламени, его узкое мрачное лицо казалось призрачным от пляшущих бликов. Черный шелковый халат узурпатора сливался с движущимися тенями, делая его фигуру нечеловечески грозной.

– Кто бросает мне вызов? – Голос Кисо перекрыл крики публики.

– Я, Тадамори-но-Йоши из Суруга, поклявшийся отомстить за смерть Сантаро и поругание дорогого мне человека.

– Йоши? Суруга? – Кисо онемел на секунду. – Где ты? Покажись мне!

Йоши понял, что в неверном свете пожара за струями метели враг не различает его.

Пламя полыхало все ожесточеннее, но Кисо не делал попыток к бегству. Наоборот, он двинулся вперед, чтобы увидеть того, кто бросил ему вызов.

– Это я, Хайя-Суса-но-во, – крикнул Йоши, шагнув на авансцену.

Толпа стонала, мычала и визжала, потеряв человеческий облик. Люди Йоритомо боролись с обезумевшими людьми, стараясь пробраться ближе к своей Цели. Кисо не двигался. Он стоял как вкопанный, но между ним и северянами бушевала кипящая человеческая река.

– Ну, выходи! Встань передо мной! – ревел Кисо, рассекая воздух клинком. – Я демонический воин Кисо и не боюсь ни человека, ни бога, ни духа!

Труппа на сцене пришла в полную растерянность. Аки упала в обморок. Уме истерически кричала. Ито Поддерживал старую Обаасен. Цуре и Коэцу боролись с Оханой, который вел себя как безумный, изрыгая площадную брань и пытаясь накинуться на Йоши сзади. Маска свалилась с его лица. Глаза толстяка горели красным огнем, рот и подбородок были покрыты пеной. Несмотря на свой небольшой рост, он таскал двух гимнастов по сцене, как кукол. Охана видел, как рушатся его мечты. Театр разваливается, горит, превращается в прах. И во всем виноват этот бродяга, Суруга, или Йоши, или каким там еще проклятым именем он себя называет!

Когда Йоши приготовился спрыгнуть со сцены в толпу, Охана высвободился из рук мужчин. Он выхватил у Цуре бутафорский меч и сделал выпад в спину Йоши. Предупреждающий крик Коэцу пробился сквозь вой толпы. Йоши повернулся и увидел Охану, летящего на него с мечом. Реакция мастера боя была мгновенной. Он рубанул по безумным глазам.

Острие клинка рассекло лицо Оханы от виска до виска. Из раны хлынула смесь крови и глазной жидкости, окрасив припорошенную снегом сцену. Охана выронил меч; он качнулся вперед, слепо хватая руками место, где только что видел ненавистного врага.

Йоши отступил и рухнул спиной в колышущуюся людскую массу. В падении он еще раз на мгновение увидел Кисо, увидел его людей, окруженных пламенем, выводящих Го-Ширакаву и Нами через запасной выход. Ему показалось, что он увидел и Томое, вставшую между Кисо и Нами, как будто для того, чтобы загородить ее. Затем стены театра опрокинулись, и толпа вынесла Йоши на улицу. Итак, тщательно разработанный план поимки врага провалился. Не содействовал ли его провалу знак, данный Йоши богами?




Глава 76


Шелковая придворная шапочка Кисо сбилась набок. Его халат обгорел, на гладких твердых щеках лежали пятна сажи. Мятая эбоши и черные пятна придавали чертам горца нечеловеческое выражение. Он и не чувствовал себя человеком. Кисо был в ярости! Йоши находился у него в руках! Йоши говорил с ним. Он смеялся ему в глаза. Губы Кисо растянулись, превратив его лицо в демоническую маску. Он сердито толкнул Го-Ширакаву, шедшего впереди него, а когда Юкитака запротестовал, изо всех сил ударил старика. Юкитака упал в шоке. Кисо и его бандиты тысячу раз показывали себя варварами… но то, что произошло, выходило за всяческие рамки. Кисо толкнул императора и ударил его слугу. Воистину, близки последние дни закона.

– Заберите ее с собой, – голос Кисо звенел от бешенства.

Имаи толкал впереди себя упирающуюся Нами.

– Обоих их в паланкин, – приказал Кисо. Императорский паланкин ожидал возле театра.

Тридцать два носильщика, дрожащие от холода, испуганно смотрели на грозный пожар. При появлении императора они встали по стойке «смирно».

– Томое, ты поедешь с пленниками. Хорошенько стереги их. Имаи последует за тобой на лошади. Отправляйтесь в дом монахини Хахаки. Я поскачу вперед и скажу часовым, чтобы ожидали вас.

Особняк монахини Хахаки, находившийся под контролем Кисо, был расположен на улицах Рокудзё и Хорикава. Особняк принадлежал богатой фрейлине императрицы Хачидзё-Ин; его стены были высоки и считались неприступными. Кисо редко пользовался им, предпочитая роскошь дворца Рокухара. Имение монахини Хахаки было идеальным местом для тюремного заключения старого императора и Нами.

В паланкине Го-Ширакава запахнул халат и сел около ставней, уныло поглядывая на заснеженные улицы. Нами казалась несломленной, но подергивающийся уголок рта выдавал ее страх. Она снова была в руках Кисо.

Томое всмотрелась в лицо подруги.

– Не бойся, Нами. Я прослежу, чтобы тебе не причинили вреда.

Нами слабо улыбнулась и кивнула в знак признательности. Она сказала:

– Томое, ты хороший друг, но ты не можешь отвечать за Кисо. В прошлом он причинил мне зло, и я не доверяю ему. Теперь он обезумел от ярости. Даже ты не сможешь совладать с ним.

– Нами, я сказала, что тебе не будет причинено никакого вреда. Я буду защищать тебя всей своей жизнью, даю тебе слово самурая.

Го-Ширакава повернулся к Томое:

– Ты будешь щедро вознаграждена, женщина, если сумеешь спасти нас.

– Я не ищу наград. То, что я делаю, я делаю ради дружбы.

– Тем не менее…

Томое бесцеремонно перебила императора:

– Мы прибыли в дом монахини. Приготовьтесь выйти.




Как только Го-Ширакава, Нами и Томое вошли в паланкин, Кисо приказал носильщикам следовать в дом монахини. Он злобно ударил хлыстом лошадь и поскакал впереди. По пути к месту назначения Кисо принял несколько важных решений. Когда-то он предназначал Нами себе в наложницы, но в Киото редко виделся с ней; Томое вмешивалась и путала ему карты. Мысли о Нами вновь разожгли гнев Кисо. Нами была женщиной Йоши, и, хотя наглецу опять удалось бежать, Кисо сможет причинить ему боль. Нами должна умереть. Кисо поднимет ее голову на шесте в людном месте, Йоши увидит ее.

Что касается императора… Старик слишком хитер. Йоритомо приближается, нужно заточить Го-Ширакаву под стражу и не спускать с него глаз. Иначе старик хитрец сбежит и присоединится к Йоритомо… давая Йоритомо лишние козыри в игре против Кисо. Го-Ширакава утверждает, что проводит дни в благочестии, читая сутры и медитируя. Теперь он сможет доказать это на деле. Никаких слуг, никакой личной охраны, никаких посетителей. Пусть читает любимую сутру лотоса. Пусть показывает глубину своего благочестия.

Кисо внезапно понял, что сегодняшний вечер не был случайностью: Го-Ширакава и Йоши сговорились. Мысленно возвращаясь назад, он вспомнил похожие на тени фигуры, поднявшиеся из публики, обнажившие мечи… Люди Йоритомо!

Молния и пожар спасли его от заговора. Благоприятный знак. Император пытался помешать Кисо вернуться к своим войскам, но сверхъестественные силы спасли его. Теперь он поведет своих людей к победе.

Река Удзи образовывала естественную преграду между столицей и вражескими силами. Только в двух местах армия Йоритомо могла пересечь реку, чтобы сразиться с Кисо: мост Сэта при впадении реки в озеро Бива и мост Удзи на юго-востоке столицы. Войска Йоритомо подошли к мостам, захватывая Кисо в клещи. После военных поражений при Мицусиме и Мурояме Кисо поклялся больше никогда не разделять своих войск. Но похоже, сейчас у него нет выбора. Однако Йоритомо не идет в город, потому что боится Кисо. Поэтому он и послал к нему заговорщиков. Убийц! Они должны были подобраться к Кисо в театре. Но… Кисо не собирался сегодня в театр! Его вынудили пойти туда. Заманили. Кисо скрипнул зубами. Го-Ширакава, старый лис. Это он устроил состязание лучников! Это он сделал так, что победили самураи Кисо!

Кисо громко выругался и вновь ударил лошадь, чтобы дать выход своему гневу.

В особняке монахини Хахаки императору приготовили роскошные покои. Небольшую хорошо охраняемую комнату в отдаленном крыле Кисо предназначал для Нами. Она пробудет в ней не слишком долго. Прибыл паланкин. Охранники потащили протестующего императора в его апартаменты. Кисо приказал двум самураям препроводить Нами. Томое пошла было следом за ними.

– Стой! – крикнул Кисо, – Этого не нужно. Ты должна отправиться в Рокухару и подготовиться к раннему отъезду. Мы поедем в Удзи на заре.

Кисо повернулся к своему заместителю.

– Имаи, ты примешь командование над армией в Сэта.

– Прежде чем ты отправишь меня в Сэта, – сказал Имаи, – я скажу, что я думаю. В театре был Йоши. Он в Киото. Я должен сначала найти и убить его.

– Тогда ты сыграешь на руку Йоритомо и Го-Ширакаве… Им выгодно, чтобы мы тратили время, гоняясь за Йоши по всему городу. Нет! Если мы лично не вступим в командование войсками, мы отдадим Киото армии Йоритомо. Мы не можем допустить этого. Мы должны сражаться и победить, Йоритомо нужно разгромить у мостов, прежде чем он пересечет Удзигаву.

– Тогда Йоши ускользнет безнаказанным!

– Нет. Моя месть будет ему стоить больше, чем жизнь. Он сам захочет умереть.

Томое забеспокоилась:

– Что ты задумал?

– Не твое дело, женщина. Тебе нужно быть в Рокухаре. Здесь командую я.

– Как командир самураев и твой советник я имею право все знать. – Смуглое лицо Томое стало упрямым.

Кисо посмотрел на Томое неподвижным взглядом. Она снова близка к неповиновению, Эмма-О ее побери! Ему придется раскрыть свой план, или он потеряет лицо перед Имаи.

Кисо заговорил спокойно, терпеливо, что стоило ему больших усилий.

– Мы не можем ждать, пока Йоши вновь появится. Мы нужны на Удзи. Йоши сам придет искать нас. Когда он отыщет этот особняк и Нами, я хочу, чтобы здесь его ждала ее голова. Нами умрет сегодня вечером, до того как мы уйдем.

– Нет! – воскликнула Томое. – Я дала слово, что Нами никто не причинит вреда. Убей ее, и тебе придется убить меня. Имаи перебил:

– Сестра, пожалуйста, не возражай, Кисо прав. Смерть женщины будет нашей местью. Ее жизнь ничего не стоит. Мы убьем ее и сосредоточимся на том, чтобы победить Йоритомо. Ты понимаешь…

– Я понимаю, что ты и Кисо ведете себя как дети, думая только о мести. Сражайся с Йоритомо, и я буду сражаться рядом с тобой. Посягните на мою честь, и, брат ты мне или нет, ты будешь биться со мной насмерть.

Кисо раздраженно поджал губы.

– Нет времени на разногласия. Завтра нас ждут великие битвы. Томое, если ты не желаешь подчиняться моим прямым приказаниям, ты не будешь сражаться при Удзи. Ты останешься здесь и будешь стеречь пленников. Когда Имаи и я вернемся с победой, мы поговорим снова. Мне нужен Йоши. Женщина пусть живет пока.

– Я заслужила право сражаться рядом с тобой. Ты позоришь меня, оставляя здесь.

– Хватит! Ты пойдешь со мной, если женщина умрет. Она поможет мне завладеть Йоши. Если ты не подчиняешься мне из-за такого пустяка, я не могу доверить тебе сражаться рядом со мной.

Кисо сделал паузу, глубоко вздохнул и добавил:

– Сражаться рядом со мной и, возможно, умереть со славой, принеся в жертву Нами!

Губы Томое сжались в упрямую линию.

– Я дала слово, – сказала она. – Я останусь здесь. Иди ты к дьяволу Авичи. Я всегда любила тебя, я дралась за тебя. Ты сам отталкиваешь меня, когда я больше всего тебе нужна. Передумай. Оставь Нами в живых, позволь мне ехать вместе с тобой за славой.

– Если она умрет, ты поедешь.

– Нет! – Томое отвернулась от Кисо и одеревеневшей походкой вышла из комнаты.

Губы Кисо скривились от гнева и раздражения. Отступничество Томое было неблагоприятным знаком. Он был задет упорством женщины. Кисо никогда не шел в битву без Томое и Имаи, защищавших его с флангов. Завтра Имаи отправится в Сэта, а Кисо поедет в Удзи один.

Кисо прочистил горло и хрипло сказал:

– Имаи, давай не станем дожидаться утра. Наденем добрые доспехи и отправимся в путь сейчас же.




Много часов Йоши и остальная труппа боролись с пожаром, полыхавшим по всему театру. Зимняя гроза прошла так же быстро, как и началась. Незадолго до зари вновь начался неожиданный снегопад и потушил огонь. Крупные снежные хлопья падали на последние тлеющие угли, с почерневших остатков поддерживавших сцену столбов поднимались клубы дыма и пара.

Коэцу с испачканным сажей лицом, с руками, покрывшимися волдырями от жара, остановился и вытер лицо обуглившимся рукавом. Гимнаст только сильнее размазал по щекам черную жижу.

– Бесполезно, – обратился он к Йоши, работавшему около него. – Больше не осталось ничего, что стоило бы спасать.

– По крайней мере, пожар ограничился театром и никто в округе не пострадал, – сказал Йоши.

Коэцу испытующе посмотрел на него.

– Кроме Оханы, – сказал он.

– Амида Будда, да! Я должен помочь ему. Где он?

– Слишком поздно. Аки увела его несколько часов назад. Он останется слепым, если выживет.

– Будда, прости меня. Как ни неприятен он был мне, я не хотел причинить ему зла.

– Охана обезумел. Я видел его. Если бы ты не защитился, он бы убил тебя.

– Но…

– Не нужно винить себя. Виноват он.

– Без Оханы что будет делать труппа?

– У нас нет выбора. Мы останемся здесь и вновь отстроим театр. Ты показал нам путь. Я стану управляющим, Уме возьмет себе роли Аки. У нас очень мало денег, но, проявив упорство, мы добьемся успеха.

– Хотя я должен покинуть вас, я буду помогать вам, чем только смогу, – сказал Йоши.

– Человек, которому ты бросил вызов, куда он ушел? – спросил Коэцу.

– Если бы я знал, я бы пошел за ним.

Йоши помолчал и продолжил рассеянным тоном:

– Я чувствую, что нашим путям суждено пересечься в ближайшем будущем.

В этот момент подбежал один из акробатов и что-то прошептал Коэцу.

– Тебя на улице ждет какой-то старик, – сказал Коэцу. – Он хочет поговорить с тобой. Он говорит, что это важно.

Брови Йоши нахмурились. Старик?

– Я вернусь, как только смогу, – сказал Йоши. Вблизи повозки, запряженной быками, стоял Юкитака.

– Ты должен действовать немедля, – сказал он без предисловий. – Императорские гвардейцы следовали за императорским паланкином до имения монахини Хахаки. Император и твоя жена содержатся там в заключении. Кисо с Имаи ушли, чтобы сражаться с армией Йоритомо. Ты должен спасти императора и госпожу Нами из-под стражи Кисо.

Йоши поскакал на одной из лошадей труппы в сторону Шестой улицы. Он прибыл на место, когда первые лучи Аматерасу веером выглянули из-за восточного горизонта.

Йоши опоздал. Дом и поместье Хахаки были покинуты. Переведя дыхание, Йоши выругался и повернул к северо-восточному кварталу.




После того как Кисо с Имаи уехали каждый в свою сторону, Томое направилась прямо в комнату Нами в северном крыле здания. Она нашла подругу стоящей на коленях с закрытыми глазами. Лицо женщины было мертвенно-неподвижно; тонкие черты его казались восковыми при свете единственной стоящей на треножнике масляной лампы.

– Дорогая Нами, прости нам боль, которую мы причинили тебе, – сказала Томое.

Глаза Нами медленно открылись. Она огляделась по сторонам, как во сне.

– Йоши был так близко, – сказала она наконец. – Я думала…

– Я знаю, – сказала Томое, взяв Нами за руку. – Не отчаивайся. Ты скоро будешь с ним.

– Судьба настроена против нас. Мистические силы влияют на путь Йоши через этот жизненный цикл. Что он мог сделать в предыдущей жизни, чтобы вызвать эту странную карму?

– Все будет хорошо, – сказала Томое, расстроенная печалью Нами.

– Как же может быть хорошо? Я связана с Йоши. Но всегда, когда мы соединяемся, с нами происходят ужасные трагедии.

– А я связана с Кисо. Он поскакал на юг, чтобы возглавлять свои войска в Удзи. Мой брат поскакал на восток к Сэта. Меня оставили, чтобы охранять тебя… но мое место с Кисо, я должна сражаться спиной к спине с ним, хотя и боюсь, что наше дело погибло. Несмотря на его ошибки, я не могу оставить его, когда я знаю, что близки его последние дни.

Томое проглотила ком, подступавший к горлу, и вытерла глаза рукавом своего придворного халата. Она продолжала мягким, тихим голосом:

– Я сейчас отошлю ваших охранников к мостам Сэта и Удзи. Когда они уйдут, я присоединюсь к Кисо в его последней битве. Иди к Го-Ширакаве и уведи его из этого проклятого дома.

– Я не могу согласиться на это, как бы я ни лелеяла мысль о свободе. Освободить нас – значит, предать того, кого ты любишь. Кисо никогда не простит тебя, Томое.

– Он никогда не узнает, что я сделала. Я скажу ему, что ты надежно заперта и хорошо охраняешься.

– Томое, когда Кисо вернется и обнаружит, что мы ушли…

Томое крепко сжала руку Нами.

– Кисо обречен, – сказала она. – Его армия карикатурна. Она не сможет противостоять объединенным силам Иоритомо, Иошицуне, Нориери, кланов Миура, Доил и Очиай. Я присоединяюсь к нему, потому что хочу с честью умереть рядом с ним.

– Томое, пожалуйста, останься со мной и спаси себя.

– Я не могу. – Томое поднялась на ноги. – Как только я сниму этот придворный халат и надену добрые воинские доспехи, я поскачу к Удзи. Возможно, Кисо решит воспользоваться той же тактикой, что когда-то использовал Йоши, – разобрать мост и удержать превосходящую армию.

– Йоши проиграл ту битву.

– Мы можем выиграть. Наши горцы – отважный народ, лучшие самураи в мире.

Нами поднялась, встав перед Томое, и протянула к ней руки.

Подруги прижались друг к другу на несколько секунд, затем Томое отпустила Нами и быстро сказала:

– Через полчаса я освобожу людей от караульной службы. Они с радостью поскачут за мной к славе.

Так получилось, что незадолго до зари Нами вывела Го-Ширакаву через незапертые ворота имения монахини Хахаки на улицу.

Они подняли лица к небу и почувствовали на щеках и губах снежные хлопья, вкус свободы.

– Я не привык ходить пешком, – сказал император, – но, если ты поведешь меня, я пойду за тобой.

Они уже подходили по широкой улице к императорскому дворцу, когда услышали настигающий их топот копыт. Император и Нами быстро отошли к обочине дороги, ища укрытия от преследователя. В тусклом свете Нами пыталась разглядеть всадника. Всадник подскакал ближе. Нами подняла руку, призывая Го-Ширакаву к молчанию.

Ее сердце подскочило, когда она разглядела, кто нагонял их.

– Йоши, – крикнула она. – Йоши, мы здесь!




Глава 77


Равнина напоминала вид самой холодной преисподней в подземном мире Эммы-О. Река Удзи, питаемая подземными родниками с гор, окружающих озеро Бива, наполняла русло стремительным, ревущим, мечущимся потоком. Шестьдесят тысяч всадников кружились и топтались на восточном ее берегу. Ординарцы сновали с вестями от отряда к отряду. Обозные повозки буксовали в обледенелых колеях. Крики, лязг оружия и доспехов, пронзительное ржание лошадей, жалобное мычание быков усиливали суматоху. Пейзаж был залит холодным светом луны, находящейся в третьей четверти на двадцать второй день первого лунного месяца 1184 года.

Генерал Йошицуне, младший брат предводителя клана Йоритомо, командовал переправой через Удзи. Йошицуне был смелым, но недостаточно опытным генералом. Его люди подошли к берегу реки в мощном боевом порыве. Приказы Йошицуне вести себя осмотрительно не были расслышаны в шуме и суматохе. Генерал потерял контроль над армией; всадники тысячами ныряли в ледяную воду, их уносило могучим течением.

Мост через Удзи был разобран. Люди Кисо удалили его доска за доской. Они последовали примеру Йоши, который четырьмя годами раньше применил подобный прием для сдерживания превосходящих сил князя Чикары.

Вдохновляемые тактикой того же Йоши при Хиюти-яме, люди Кисо вкопали подводные колья и протянули толстую веревку вдоль русла реки. Воины Йошицуне, миновав середину потока, цеплялись за канат, спотыкались, падали на колья, в конце концов их тоже уносило прочь.

На рассвете картина почти не изменилась.

Солнце поднималось, ярче освещая пейзаж. Утро полнилось криками людей и животных, пойманных предательскими ловушками.

Досадные заминки с переправой не портили настроения людей Йошицуне. Угрозы смерти для них словно не существовало. Они соперничали друг с другом. Заключали пари, кто первым пересечет Удзи, и в избытке боевого духа пускались на хитрости, чтобы добиться первенства.

Хатакияма, старый воин, первым выбрел к дальнему берегу, но услышал окликавший его голос. Он оглянулся и увидел, что юноша по имени Огути борется с течением, из раны на плече его лилась кровь, оставляя в воде след, похожий на длинный флаг. Лошадь Огути уже унесло потоком, и самого Огути, ослабевшего от потери крови, несомненно, ожидала такая же участь.

Хатакияма, знавший молодого самурая с детства, вошел обратно в реку, схватил его и вышвырнул на берег. Опираясь на камни, Огути здоровой рукой поднял меч и провозгласил: «Я, Огути Шигетика, рожденный в провинции Мусаси, объявляю, что я первым достиг берега Удзи».

Сотни самураев присоединились к Хатакияме и Огути… и они все прибывали и прибывали… Многие были унесены потоком, как цветы вишни, швыряемые пенящейся рекой; другие достигли дальнего берега и вызывали воинов Кисо на единоличный бой, Тысячи пар бойцов сражались тут нагинатами, мечами и даже кинжалами. Люди отчаянно рубились, скользя в грязи, ледяной слякоти и крови.

К десяти часам армия Кисо была разгромлена; ее боевой дух угас перед лицом неустрашимого противника.

Кисо и Томое бились храбро. Каждый убил более дюжины врагов. Спина к спине они сражались против самых доблестных самураев Йоритомо. Томое была облачена в сине-серебряные мужские доспехи. Ее волосы, еще вчера причесанные и надушенные, были теперь небрежно стянуты веревочной хачимаки. Они развевались вокруг ее лица на холодном утреннем ветру, когда она защищала спину возлюбленного от дюжины нападавших.

Один рог золотого шлема Кисо, свернутый набок боевой стрелой, придавал ему лихой вид. Его красный парчовый хитатаре был разорван в полудюжине мест, и сёгун страдал от множества мелких ран, но китайские доспехи хорошо сдерживали натиск врага.

Когда Кисо разрубил клинком шлем очередного нападавшего, расколов череп человека от макушки до подбородка, он крикнул Томое:

– Я рад, что ты пришла ко мне. Без тебя я несовершенен в бою.

Сквозь шум выкриков, вопли раненых и звон оружия Томое едва расслышала его.

– Как могла я не прийти, мой господин? – ответила она через плечо, нанося удар «бабочкой», глубоко проникший под ребра врага. – Стражники позаботятся о заключенных.

Она лгала с чистой совестью. Кисо никогда не узнает правды. Им суждено умереть.

Прежде чем противник Томое упал на холодную землю, еще один бросил ей вызов. Отражая его атаку, она услышала, что Кисо вновь зовет ее:

– Мы были не правы, разделившись. Имаи заслужил того, чтобы сражаться рядом со мной в этой последней битве. Мы бы умерли все вместе.

Томое ответила:

– Я не хочу умирать без моего брата. Битва проиграна, а я устала. Давай пробивать дорогу отсюда, пока у нас есть силы. Мы можем поскакать к северу и присоединиться к Имаи. Потом позволим богам решить нашу судьбу.

– Хорошо сказано, Томое.

Кисо, вместо того чтобы прочно стоять на своей позиции, начал яростную атаку, продвигаясь вперед.

Его лезвие чертило в воздухе непредсказуемый стальной иероглиф.

– Следуй за мной, – приказал он.

Они отвоевывали пространство, сначала медленно, затем, по мере удаления от центра схватки, все быстрее.

В одну из передышек, оглянувшись, Кисо увидел, что битва, несомненно, проиграна. Он стал сегуном. Его мечты скоро осуществились и так же скоро обратились в прах. Груды мертвых людей и лошадей заполняли ледяное поле. Все больше нападающих перебиралось через Удзи. Защитники столицы распались на небольшие кучки по два-три человека, сражаясь против сотен бойцов, толпившихся вокруг них. Один быстрый взгляд сказал Кисо, что большинство его самураев побеждено людьми Йошицуне.

– На север, к Имаи! – крикнул Кисо, добравшись до дерева, к которому были привязаны его серый боевой конь и лошадь Томое.

Когда Кисо и Томое поскакали прочь, сзади раздался крик.

– Кисо уходит! – крик перешел в рев. – В погоню! Не дайте ему уйти!

На небе клубились тяжелые тучи. Хотя стоял только полдень, было темно, как ночью. Кисо и Томое гнали своих коней через обледенелые рисовые чеки и замерзшие поля, продирались сквозь густые леса и бамбуковые рощи. Часом раньше они оторвались от своих преследователей, но, хотя расстояние до Сэта было невелико, они постоянно отступали и прятались, замечая отряды, обыскивающие окрестности.

Кисо согнулся в седле, украшенном золотой чеканкой. Он устал и был обессилен кровотечением из дюжины небольших ран. Его дух был удручен бесславным бегством с поля боя. Энергия, поддерживавшая Кисо в Удзи, исчерпалась за часы отступления и блужданий.

Крепкая горская лошадь Томое легко шагала рядом с огромным серым боевым конем Кисо. Хотя доспехи Томое были рассечены и помяты в нескольких местах, на теле женщины не было ни одной раны. К флагштоку, прикрепленному к ее седлу, была крепко пришнурована эмблема Кисо на белом поле Минамото.

– Ну же, Кисо. Будь мужественным, – сказала она. – Мы не можем терять времени. Мы должны добраться к Сэта до наступления ночи.

Кисо заставил себя выпрямиться. Он сбросил шлем, выдававший в нем командира; его волосы растрепались, черты узкого лица были искажены и затуманены печалью. Его глаза, обычно горевшие как угли, стали тусклы и безразличны.

– Я был не прав. Мы напрасно разделились с Имаи, – пробормотал он. – Мы никогда не найдем его. Может быть, он погиб у Сэта без нас. Дурное предзнаменование. Мы поклялись жить и умереть вместе… а я отослал его прочь.

– Мы не должны сдаваться, – настаивала Томое.

Порывы ветра несли крупные струи снега горизонтально над землей. Всадники могли видеть перед собой не больше чем на несколько чо, а лошади еле брели. Они прошли северо-западнее Сэта и подошли к мосту со стороны озера Бива в Оцу.

– Стой! – затаив дыхание, шепнула Томое. Она потянула лошадь за уздцы, остановив ее. Кто-то пересекал поле почти за пределами видимости.

Кисо равнодушно ждал.

– Один человек, – с жаром сказала Томое. – Пусть он подойдет ближе, мы получим его голову.

Йоши достиг моста Удзи вскоре после того, как людям Йошицуне удалось пересечь реку. Он находился на западном берегу и вступил в битву на ее раннем этапе. В первые минуты сражения его лошадь, пронзенная стрелой, упала под ним. Знак богов в виде молнии и пожара освободил Йоши от его обета. Он спешился и продолжал сражаться в каком-то трансе, не задерживаясь нигде надолго. Работая мечом, он искал среди врагов Кисо, но его поиски были напрасны.

Йоши несколько раз выкликал противника:

– Я, Тадамори-но-Йоши из провинции Суруга, вызываю изменника по имени Кисо на единоличный бой во имя императора и господина Минамото Йоритомо.

Шум битвы был так силен, что его слышали только немногие самураи. Многие принимали вызов, Кисо среди них не было. Йоши не носил доспехов, его рукава превратились в лохмотья, халат был рассечен в нескольких местах, но он сражался с быстротой божественного ками, – ни меч, ни нагината не коснулись его тела. Он был покрыт кровью… кровью его врагов, которая лилась потоком, пачкая и забрызгивая его, когда он оставлял их мертвыми на ледяной земле. – Кисо, Кисо! – кричал он снова и снова. Ответа не было.

Клинок Йоши свистел в воздухе, чертя смертоносные узоры, рассекая врагов, словно их плоть была бумажной. Он двигался с неуловимой скоростью, недосягаемый для окружавших его людей. Он искал только одного противника.

Перевес в битве оказался на стороне превосходящих по численности сил Йошицуне. Самураи Кисо были разделены на небольшие группы. Шел час змеи, около десяти утра. Йоши вышел из сражения, осмотрел вытоптанное поле и обнаружил врага. Он был здесь! Кисо! Он бежал к своей лошади, прикрываемый самураем низшего ранга. Йоши поднял тревогу.

– Кисо уходит! В погоню! Не дайте ему уйти! Йоши помчался через поле. Поздно. Кисо был слишком далеко. К дереву были привязаны только две лошади; Кисо и его спутник вскочили на них и ускакали.

Йоши кинулся к полю битвы. Он должен найти лошадь.




– Имаи! Это Имаи, – сказала Томое с мрачным удовлетворением.

Кисо выпрямился, словно его ткнули мечом. Его удрученное настроение вмиг исчезло.

– Имаи, Имаи, – победно восклицал он, скача навстречу своему молочному брату, холод и слезы обжигали его глаза.

Имаи высоко поднялся в стременах, откинул голову и радостно закричал:

– Кисо! Томое!

– Я боялся оставить тебя одного в Сэта, – сказал Кисо. – Я не мог умереть, ничего не зная о твоей судьбе. Имаи, друг, брат, я оставил свои войска, чтобы прийти к тебе.

– Как много значит твоя забота для меня, – сказал Имаи. – Мои люди бьются с генералом Нориёри одни, потому что я боялся, что ты умрешь без меня.

Томое всмотрелась в друзей. Она подивилась слезам, катящимся по их лицам, по твердым широким щекам брата и по узким ястребиным скулам возлюбленного. Она почувствовала влагу на собственных глазах. Всадники сгрудились и обняли друг друга.

Томое первой оправилась от наплыва чувств. Она вытерла щеки рукавом и сказала:

– Теперь, когда мы вместе, давайте развернем наш флаг и соберем под ним тех, кто еще жив. Давайте умрем со славой вместе.

Кисо посмотрел на Имаи. Они жили как один человек – одни мысли, одно сердце. Имаи согласно кивнул, хотя Кисо ничего не сказал.

– Нет, Томое. Ты должна остаться, чтобы спасти свою жизнь. Наш обет дан друг другу… не тебе.

– Ты не можешь так унизить меня. Я сражалась храбро, как мужчина. Сегодня я показала себя. Без меня вы бы не встретились сейчас.

– Тем не менее не годится умирать рядом с женщиной. Рядом с женщиной надо жить, чтобы любить ее!

Кисо кивнул Имаи. Братья пришпорили боевых коней и галопом поскакали прочь, оставив Томое в поле.

– Вы не отделаетесь от меня. Я заслужила свое право умереть с вами, – крикнула Томое.

Она развернула белый флаг над седлом и направила свою лошадь в бой, следуя за мужчинами.




На равнине Сэта Кисо увидел сцену побоища, превосходившего все, что он видел до сих пор. Из восьми тысяч человек армии Имаи в живых осталось три сотни. Облака клубились низко над землей, и в просветах меж ними проступали различные части одной шевелящейся массы, рубящей, колющей, режущей, передвигающейся из стороны в сторону, втаптывающей в ледяное крошево тела мертвых и раненых.

Имаи приподнялся в седле и громоподобным голосом объявил:

– Господин Кисо из Шинано вернулся. Храбрые воины, присоединитесь к нам в добыче последней славы.

Услышав призыв командира, люди выходили из единоличных схваток и присоединялись к Кисо с Имаи. Среди оставшихся в живых воинов были братья Дзиро и Таро. Они поскакали к Кисо, рубя направо и налево людей Нориёри, вьющихся вокруг них, как мухи вокруг падали.

– Эй, Кисо, – крикнул Таро. – Теперь мы покажем этим собакам, как сражаются люди из Шинано.

– Сколько нас? – спросил Кисо.

– Меньше трех сотен, – был ответ.

– А врага?

– Больше шести тысяч.

– Тогда это хорошая битва. За мной! – Кисо взмахнул мечом над головой, указал клинком в сторону врага и галопом поскакал туда, увлекая за собой воинов. Его лицо исказилось в демонической гримасе. Люди отступали перед дикой яростью черных бешеных глаз.

– Я Кисо Йошинака, – кричал он. – Я князь Ийо, князь Шинано, сёгун империи. Встаньте и сражайтесь против меня, если посмеете.

Три сотни жаждущих крови демонов смерти вломились в ряды закаленных бойцов армии Йоритомо, но только пятьдесят из них прорубились сквозь строй. И около семисот бойцов скатились под ноги боевых коней.

Пока Кисо собирал своих самураев, из пелены тумана появился двухтысячный отряд свежих солдат противника.

– Я Дои-но-Санехира. Где так называемый демонический воин? Пусть он встанет передо мной, – объявил Санехира, их командир.

Вызов был принят, и пятьдесят оставшихся в живых воинов Кисо пришпорили лошадей, бросившись в смертельную схватку. Не заботясь о своей жизни, усталые, избитые, раненые горцы орудовали мечами, образовав непроницаемую стену из порхающей стали. Люди Санехира попытались приблизиться, но отступили перед их отчаянной яростью. Горцы пошли в атаку.

Кисо второй раз прокладывал дорогу сквозь стену людей, Когда он вырвался на простор, с ним оставалось пять человек и никого больше.

Люди Нориёри и Дои Санехира придержали своих коней в почтительном молчании, ожидая дальнейших действий Кисо.

Дневной свет почти угас. Туман клубился над полем, милосердно укутывая мертвых и умирающих. Кисо поднял своего серого боевого коня на дыбы. Лошадь дико заржала и трижды повернулась вокруг себя. Две тысячи людей Дои Санехира стояли справа, шесть тысяч людей Нориёри слева. Кисо оглядел своих товарищей; тут был храбрый Имаи, тут были Дзиро и Таро, и тут же была Томое, – полоска крови протянулась от корней ее волос к воротнику доспехов.

Кисо успокоил коня и повернулся к Томое. Он наклонился в седле и взглянул ей в глаза.

– Ты покинешь нас сейчас, – приказал он голосом, не терпящим возражений. – Я не буду опозорен перед моими врагами, умерев рядом с женщиной. Я всегда любил тебя… – он задохнулся на этих словах, – …но моя честь не допускает этого. Ты должна уйти.

Пристальный взгляд Томое перемещался с одного лица на другое.

– Имаи, брат мой… – сказала она. Имаи отвернулся. – Дзиро, Таро, мы ведь товарищи. – Они отвели взгляды.

Она крикнула:

– Постыдитесь, когда увидите смерть, которой я умру.

Томое ударила лошадь и поскакала к группе из тридцати самураев, пробиравшейся в тумане.

– Я Томое Гозен, – хрипло крикнула она, устремившись к их командиру, – храбрее сотни мужчин. Встаньте передо мной, если посмеете!

– Я Онда-но-Хачиро Моросиге, – запальчиво ответил командир, – капитан на службе у Йоритомо. Ни одна женщина не может встать передо мной.

Он едва успел закончить свое заявление, Томое налетела на его лошадь, сбив седока на землю. Когда офицер поднялся, наполовину ошеломленный, женщина зарычала, как злой дух, прижала его шею к своему седлу и одним ужасным ударом короткого смертоносного меча отрубила ему голову.

Женщину тут же скрутили соратники Моросиге. Двое держали Томое, остальные помчались дальше, чтобы сразиться с Кисо. Один из самураев дернул ее за волосы, чтобы обнажить горло. Томое открыла глаза, взглянула на своего убийцу, и плюнула ему в лицо.




Глава 78


Йоши прочесывал окрестности с двумя десятками людей генерала Миура. Они искали Кисо в туманных низинах, пока звуки битвы не привели их к мосту Сэта. Всадники достигли поля сражения и увидели, как Дзиро и Таро падают под стрелами лучников Моросите.

– Там! – крикнул Йоши, указывая. – Кисо! Кисо с Имаи разделились. Кисо пришпорил коня, направив его сквозь туман в сторону соснового леса Авазу. Имаи водил скакуна по кругу, бросая вызов теснящимся возле солдатам.

Имаи имел устрашающий вид, выныривая из тумана как призрак. Его лошадь пятилась и дико всхрапывала, выпуская из ноздрей облачка белого пара.

– Я Имаи Широ-но-Канехира, – кричал Имаи. – Молочный брат сёгуна Кисо Йошинаки. Возьмите мою голову, если посмеете.

Один из людей Онда Моросиге принял его вызов. Йоши скакал к месту схватки, когда увидел самурая, держащего клинок у горла Томое.

– Остановись, – приказал он и спрыгнул с лошади. Йоши железной хваткой схватил самурая за руку.

– Я генерал Тадамори-но-Йоши, – сказал он. – Я приказываю тебе отпустить женщину.

Самурай неохотно поднялся, но, признавая ранг Йоши, отошел.

Йоши поставил Томое на ноги.

– Убей меня, – потребовала она.

– Нет. Ты спасла жизнь Нами, и теперь я отплачу тебе.

– Ты можешь отплатить мне только оставив моего брата и Кисо в живых.

– Это не в моей власти, – твердо сказал Йоши.

– Тогда позволь мне умереть рядом с ними.

С поля битвы раздался победный крик. Томое и Йоши увидели Имаи, приподнявшегося в седле, держа над собой голову одного из самураев Онда Моросиге.

– После Кисо я самый могучий из оставшихся в живых воинов. Теперь я покажу, как я умею умирать.

Имаи швырнул голову в приближающегося самурая, взял короткий меч в рот и спрыгнул с лошади лицом вниз. Меч прошел через его горло и ударил в череп с такой силой, что пробил стальной шлем на его затылке.

Губы Томое задрожали, когда она увидела, что ее брат умер.

– Такой смелый, но такой глупый, – заплакала она. – Я не боюсь смерти, но такая смерть не служит никакой цели. Я выбираю жизнь… и, Йоши…

– Да, Томое?

– Отплати мне за жизнь Нами еще одной милостью.

– Я сделаю все, что в моих силах.

– Не забирай голову Кисо. Пусть он умрет с достоинством.

– Я могу обещать это.

Томое сбросила доспехи и растаяла в тумане прогалины.

Кисо направлял своего серого боевого коня через сосновый лес Авазу. Энергия, пылавшая у него внутри как солнце и бросавшая его против врагов, истощилась, от нее остались тусклые угольки, едва дававшие ему силы, чтобы управлять конем.

Пока он ехал, в его мозгу эхом отдавались последние слова Имаи, обращенные к нему:

– Так как мы оба умрем сегодня, мы выполнили наш обет. Позволь мне сражаться в одиночку, пока ты не скроешься в лесу и не окончишь свою жизнь с честью.

Он не должен был оставлять Имаи. Он был приведен в растерянность потоком событий. Он не должен был… и он вспоминал все, чего не должен был делать. Перечень был бесконечен. Он вырос из полуголодного горца в сёгуна империи и позволил жадности, похоти и лени погубить себя.

Опускалась ночь. Туман плавал над землей, делая тропу ненадежной. Было трудно понять, ехал ли всадник по твердой почве или конь его дробил копытами замерзшую поверхность небольшого пруда, что изобиловали в округе. Разбросанные там и тут камни таили опасность. Порою тонкий лед начинал потрескивать под тяжестью лошади и седока. Кисо бросил поводья, положившись на инстинкт благородного животного. Несмотря на усталость и подавленность, его чувства были обострены. Он слышал визг диких обезьян за много миль вдали, слышал писк мелких животных, продирающихся вблизи сквозь подлесок, слышал крик совы на сосне у себя над головой, слышал шорох снега, падающий с ветвей у него за спиной… но погони не было.

Как мог он оставить Имаи? Он вновь припомнил его слова: «Позволь мне сражаться с ними в одиночку, – просил Имаи, – пока ты не скроешься в лесу и не окончишь свою жизнь с честью». Имаи умолял дать ему возможность показать себя и помочь своему молочному брату избежать позорной смерти от руки безродного самурая. Кисо слабо улыбнулся, вспомнив браваду в голосе Имаи, когда тот сказал: «Я, Имаи Широ-но-Канехира, могу сразиться с тысячью обычных людей. Позволь мне нагнать на них страху».

Улыбка Кисо стала угрюмой. Имаи был грубым, неотесанным горцем, но его верность и храбрость обеспечат ему самое высокое место в колесе судьбы, в следующем цикле он вернется на землю императором.

Кисо пустил коня вскачь через широкое поле. Густой туман низко клубился над равниной, покрывая ее, насколько хватало глаз. Четверть лица Тсукийоми заливала луга мрачным бледным светом. Вдали на фоне звезд ярко вырисовывался крестьянский дом. Ветер свистел в соснах, срывая с них клочья снега, кусая спину Кисо сквозь доспехи. Со стороны крестьянского двора доносился истошный лай. Хотя собаки находились в добрых десяти чо от всадника, они чувствовали его присутствие и реагировали на запах крови.

Кисо не собирался бежать дальше. Смерть, завещанная ему Имаи, была близка. Он пересечет прогалину, найдет укромный уголок и закончит свою жизнь с честью.

Тихая ночь была потревожена криком, донесшимся из сосновой рощи. Кисо повернулся в седле и увидел всадника, скачущего к нему. На мгновение глаза Кисо расширились. Летящая к нему фигура казалась воплощением ужасного бога войны, Фудо. Всадник стоял в стременах, обнажив меч и отражая лунные лучи описывающим круги лезвием.

– Ки-и-и-с-с-с-о-о-о! – крик заморозил бы кровь в жилах менее храброго человека, но он лишь пробудил Кисо от летаргии. Он узнал голос и понял… Йоши нашел его.

И он нашел Йоши!

Энергия вспыхнула в нем тяжелым огнем преисподней. Высокомерное лицо Кисо с резкими чертами, образовавшими маску смерти, угрожающе повернулось к приближающемуся противнику.

– Йоши, – утверждающе прорычал он, когда тот на полном скаку надвинулся на него. Всадники сшиблись.

Лязг металла, скрип кожи, короткое ржание – оба всадника вылетели из седел. Кисо упал на плечо, перекатился на спину. Он увидел, как Йоши перевернулся в воздухе и приземлился с акробатической ловкостью. Кисо заставил себя подняться. Йоши уже стоял возле него, нанося разрезающий ветер удар.

Кисо отразил клинок в последнее мгновение. Сталь зазвенела о сталь. От почвы пахнуло запахом гнили и разложения; земли не было видно под покрывалом тумана. Кисо тяжело дышал; из его ноздрей вырывались облачка пара.

Кисо ответил на первую атаку Йоши рядом выпадов, слившихся в мерцающий стальной узор. Лезвие двигалось так быстро, что в отраженном лунном свете оно казалось сияющей трепещущей стеной.

Йоши отступил, дожидаясь конца атаки, и ответил ужасным ударом «водяное колесо», направленным в голову Кисо, затем провел удар, рассекающий туловище, и закончил каскад обратной восьмеркой. Стремительность нападения была устрашающей, но, черпая силы в темных глубинах своего существа, Кисо парировал каждый выпад.

Рукояти клинков сцепились, мужчины свирепо взглянули друг другу в глаза. Пар от их дыхания слился в единое облако, окутавшее их головы. Они яростно боролись за преимущество, нащупывая слабые места в обороне противника. Глаза Кисо горели ненавистью и бешенством. Лицо Йоши оставалось спокойным и холодным, как лед.

– Я должен был убить тебя, когда мы в первый раз встретились в Хикуме, – рычал Кисо, пока бойцы качались из стороны в сторону, сойдясь в силовой борьбе.

В ответ Йоши сильнее надавил на руку Кисо. Внезапно Кисо отступил, высвободив Меч, и махнул им, пытаясь рассечь лодыжки врага.

Йоши перепрыгнул через серебряную спираль и острием меча, словно нагинатой, ткнул в нагрудную пластину Кисо. Необычная тактика захватила горца врасплох. Он едва спасся, – панцирь отразил острие.

Несмотря на обжигающе холодный ветер, Кисо начинал потеть. Он никогда не знал страха и не мог распознать его, но что-то заставляло его руки дрожать; его горло словно перехватывала мощная рука, и он начинал ловить ртом воздух. Кисо отступал снова и снова. Что случилось? Упал ли он духом… чувствуя себя виноватым в том, что он сделал с Йоши… и Нами? Невозможно. Он был Кисо, сёгун империи, демонический воин! Губы Кисо скривились, обнажив зубы в волчьем рычании, он пошел в новую атаку.

Йоши парировал и блокировал удары с минимальными усилиями; на его лице не было ни напряжения, ни других чувств, кроме холодной отрешенности. Кисо чувствовал, что Йоши изучает его, словно он был любопытным насекомым, которое в ближайшее время нужно посадить на булавку. В душе горца шевельнулся ужас.

В начале схватки противники были равны. Кисо был уверен, что его мастерство поможет ему быстро справиться с врагом. По мере развития боя каждое движение Кисо стало предвосхищаться, равновесие сил нарушилось, преимущество Йоши становилось все более очевидным. Неземное спокойствие Йоши и его сверхъестественная интуиция поражали. Кисо ощутил, что сражается с призраком, с ужасным ками, который пришел заступиться за слабые души, которым Кисо причинил зло.

Пот заливал брови Кисо и замерзал на леденящем ветру. Его пальцы отказывались ему повиноваться. Он оглядел клубящееся море тумана, пустое, здесь нет ни единой живой души, кроме демона, который атакует и контратакует его без всяких усилий… Кисо задрожал. Его рот раскрылся в напрасной попытке втянуть воздух. Он твердил себе, что не должен поддаваться страху… он Кисо, побеждавший в тысяче поединков; если ему на этот раз суждено погибнуть, он должен храбро встретить смерть. Он прокричал свой боевой клич и бросился в последнюю атаку, нанося каскады ударов, которыми прежде неизменно опрокидывал врага. Йоши легко уклонился от сверкающей стали. Казалось, он колышется, как дьявольское видение, вместе с туманом.

Кисо отступил в отчаянии. Разве нет никакой возможности убить ками? Йоши придвинулся ближе, плавно скользя сквозь молочные струи клубящейся мглы с поднятым над головой мечом. У Кисо оставался лишь один выпад… прием, который он отрабатывал много лет, но никогда не применял. Прием отчаяния, необычный, неожиданный; он не мог не сработать.

Кисо крепче обхватил рукоять, нацелил клинок в грудь демона и метнул его, как копье, всей оставшейся у него силой. Меч полетел вперед как стрела. Кисо почувствовал мощь броска, верность руки. Меч не мог не достичь цели.

Кисо вытянулся в струну, напрягая брюшной пресс рычанием, которое наверняка должно было выжать все силы из его утомленного тела. Ликующий вопль перешел в стон. Йоши даже не двинулся с места, только немного отклонил корпус. Разящий клинок скользнул вдоль его груди и исчез в молоке тумана.

Глаза Кисо расширились: Йоши улыбался! Мрачная улыбка, холоднее, чем ночь.

Кисо упал на колени; мужество покинуло его. Он понял, что бился с духами ада… или неба! Он был напуган… но старался побороть свой страх. Он – Кисо Йошинака; он умрет так же храбро, как жил.

Он поднял голову и успокоился перед лицом ангела смерти. Он сам подал Йоши свой короткий меч.

– Убей меня, – сказал он. – Я готов.

Из сосен Авазу донесся слабый топот копыт и звон доспехов. С юга приближались солдаты.

Йоши рассматривал врага, стоящего на коленях в тумане, его горло было открыто для смертоносного клинка. Кисо сражался храбро и хорошо. Во время битвы были даже моменты, когда Йоши сомневался в своей победе, но лень и легкая жизнь умерили силу Кисо.

Йоши вспомнил, что Кисо сделал с Нами, с Сантаро, с делом Йоритомо. Кисо разрушил единство клана Минамото. Йоши поднял меч, ожидая, что Кисо дрогнет, затрепещет, взмолится о пощаде.

Молчание.

Кисо бестрепетно смотрел на Йоши. Теперь Йоши спрашивал себя: а что же его обет? знак? удар молнии? пожар? Вправду ли боги освободили его от клятвы? Да! Он сражался и убивал при Удзи и чувствовал божественный экстаз, когда сталь рассекала плоть. Да! Йоши теперь свободен. Миг возмездия близок. Кисо находится в его руках.

Йоши подумал о Томое, спасшей Нами, любящей Кисо, умолявшей его дать Кисо умереть с честью. Он посмотрел на Кисо и увидел в его узких глазах жестокость и надменность. А еще он увидел в них храбрость и преданность товарищам… Кисо был самым лучшим и самым худшим из самураев.

Но сразить в бою – не то же самое, что убить беззащитного человека. Йоши не сделает этого. Кто-нибудь другой убьет Кисо. Йоши взмахнул мечом.

Кисо не дрогнул; он дерзко и яростно смотрел на врага.

Йоши вложил клинок в ножны. Глаза Кисо расширились.

– Что ты делаешь? – спросил он. – Убей меня. Ты победил. Мне незачем больше жить.

– Садись на свою лошадь и скачи на север, к Томое, – сказал Йоши. – Я дарю тебе жизнь от ее имени.

– Нет. Нет! Ты не сделаешь этого. Ты бесчестишь меня. Я проиграл единственную битву. Ты должен взять мою голову.

– Иди.

– Эмма-О тебя побери! Возьми мою жизнь. Мои «четыре царя» мертвы, мой молочный брат, Имаи… У меня осталась только моя честь. Убей меня… пожалуйста.

Йоши повернулся и пошел к серому боевому коню Кисо. Он подвел его туда, где Кисо стоял на коленях со слезами, блестевшими у него на щеках.

– Уходи! – повторил Йоши. Он бросил поводья у ног Кисо.

– Пожалуйста, – молил Кисо. – Возьми мою голову.

Йоши сел на своего скакуна.

– В конце концов, оставь мне меч, чтобы я сам мог покончить с собой!

Йоши направил лошадь к туманным соснам Авазу. Топот приближался. Отряд вывернет из леса и окажется здесь через несколько минут.

– Уходи, пока можешь, – в последний раз крикнул Йоши через плечо.

С проклятиями Кисо вскочил на коня и повернул на север. Йоши пожалеет об этом оскорблении. Если ему пришлось принять свою жизнь как нежеланный дар, он воспользуется ею, чтобы заставить Йоши проклясть этот день. Кисо мчался через луг, когда солдаты выехали из-за сосен.

Кисо пустил своего коня медленным галопом. Под копытами затрещал лед – он находился на одном из сотен замерзших озер. Краем уха Кисо услышал, как один из солдат бросил ему вызов.

– Кто это ускакал? – спросил солдат.

– Человек, не имеющий значения, – ответил Йоши.

– Это один из людей Кисо, – крикнул самурай и, обогнув Йоши, пустился в погоню.

– Я Миура-но-Тамехиса из Сагами, – крикнул самурай. – Трус, остановись и встреться со мной, если посмеешь.

Кисо попытался повернуть серого коня, чтобы встретиться с врагом, бросившим вызов, но услышал только, как замерзшее озеро затрещало сильнее. С пронзительным ржанием лошадь по холку погрузилась в черную ледяную воду. Кисо ударил ее и выругался. Это была не та смерть, которой он хотел умереть, смерть без оружия и без славы. Теперь он больше, чем когда-либо, хотел жить, чтобы отомстить Йоши за свое унижение.

Серый конь барахтался в черной полынье, погружаясь все глубже в вязкую жижу. Кисо приподнялся в седле и оглянулся, чтобы разглядеть своего преследователя.

Миура-но-Тамехиса выпустил боевую стрелу. Она ударила Кисо в лицо. Стрела пробила хрящ высокомерного носа и вышла через затыльник шлема, разбрызгав сноп красных и серых частиц, тут же замерзших в холодном воздухе и осыпавшихся кристаллами по складкам плаща, обернутого вокруг вертикально стоящей фигуры.

Кисо перегнулся через шею лошади и соскользнул с нее, растворившись в черной воде. Лошадь дико билась и ржала, пока милосердная стрела не утихомирила ее, и она ушла под лед, присоединившись к своему хозяину.

Тамехиса, придерживая своего скакуна, стоял рядом с Йоши, наблюдая, как сходятся льдинки. Он спросил:

– На плаще этого всадника я заметил герб Кисо. Вы не знаете, кто он?

– Человек, не имеющий значения, – ответил Йоши. – Не стоит мокнуть, чтобы получить его голову.




Глава 79


Прошло три недели после разгрома армии Кисо Йошинаки.

Киото праздновал. Радость некоторых придворных умерялась опасениями, что занявшая город армия Йоритомо под командованием генералов Йошицуне и Нориёри будет чинить не меньший произвол, чем армия Кисо. Страхи не подтвердились. Хорошо дисциплинированные люди Йоритомо твердо контролировались военачальниками.

Одиннадцатый день второго месяца 1184 года был официальным днем экзаменов в Большой совет. Го-Ширакава и Йоритомо бок о бок сидели на центральном возвышении в Большом зале Совета. В этот день чиновники, которые выдвигались для повышения из шестого разряда в пятый – огромный скачок из низших советников в высшие, – опрашивались Великими министрами. Если чиновники выдержат экзамен, их имена внесут в Список Избранных и они будут возведены в ранг старших советников после церемонии «Три раза по три чаши вина».

По этому случаю Йоши было предложено занять свое место на трибуне для советников. За время его отсутствия в составе Совета произошли некоторые перемены. Члены клана Тайра бежали на юг, прихватив с собой Антоку, ребенка-императора, его семью и императорские регалии. Тем не менее среди советников Йоши узнал многих из тех, кто два года назад поддерживал Мунемори. Как часто бывает с людьми, находящимися у власти, их взгляды менялись в зависимости от личной выгоды. Эти люди отреклись от своих прежних союзников Тайра и теперь поддерживали Йоритомо.

Бритая голова Го-Ширакавы привычно отражала свет множества факелов и фонарей, освещавших Большой зал Совета. Он добродушно кивал головой, когда зачитывались имена удостоенных повышения чиновников. Когда было объявлено последнее имя, император прочистил горло и посмотрел на Йоритомо.

Йоритомо слегка улыбнулся. Публика понимала – властители хранят какой-то приятный секрет. Го-Ширакава вновь откашлялся. В собрании воцарилась тишина.

– Мы приветствуем новых членов наших августейших рангов и предвидим в будущем долгий период взаимного процветания.

Совет вежливо зааплодировал.

После небольшой паузы Йоритомо сделал объявление.

– Наши задачи далеки от завершения, – начал он тоном, не предвещающим ничего хорошего, – Императорские регалии находятся в руках ребенка Антоку и его бабушки, Нии-Доно. Регалии должны быть возвращены прежде, чем новый император будет признан богами. Существует и армия, преданная Тайра, которая, хотя и ослаблена нашими усилиями, все еще представляет угрозу нашей стабильности. Но это – заботы будущего. Сегодня мы приветствуем новых старших советников и объявляем еще об одном повышении, о переводе советника пятого ранга в четвертый ранг.

По совету прокатился гул любопытства. Повышения из пятого ранга в четвертый обычно совершались на церемонии присвоения рангов в пятый день первого месяца.

Йоритомо подождал, пока советники утихнут.

– Генерал Тадамори-но-Йоши оказал беспримерные услуги находившемуся в заточении императору и мне. Сегодня он будет вознагражден, – Йоритомо бросил взгляд в сторону Йоши. – Генерал Йоши, подойдите сюда, – сказал он.

Йоши был изумлен таким оборотом дел, но, скрывая удивление, подошел к мату, лежащему перед центральным возвышением, встал на колени и трижды дотронулся лбом до пола.

– Земли и поместья князя Фумио… а также земли и поместья князя Чикары императорским указом переводятся на ваше имя. Генерал Йоши, с этого дня вы назначаетесь губернатором провинции Суруга.

Советники разразились искренними аплодисментами. Йоши вновь поклонился и принял чашу вина, протянутую ему слугой. Он сказал:

– Да буду я служить императору и князю Йоритомо так же хорошо, как они услужили мне. И да будем мы наслаждаться мирными плодами наших стараний десять раз по десять тысяч лет.

Чаши были трижды наполнены и опорожнены.

Сердце Йоши трепетало от радости. Теперь он сможет с триумфом вернуться на землю отцов. Замок князя Фумио будет перестроен на доходы от должности. Он и Нами будут вести полноценную и счастливую жизнь…




Несмотря на прохладную ночь, Йоши открыл ставни и поднял бамбуковые шторы на южной стене. Через окно ветерок донес аромат первых цветов сливы. В мерцании круглой деревянной жаровни вырисовывался чодай, спальное возвышение, на котором Йоши возлежал в объятиях Нами.

На северо-востоке тысяча храмовых колоколов горы Хией возвестили час зайца. На западе прокричал олень, ухнула сова, и первая в этом сезоне кукушка пропела свое «хо-то-то-гису» в предутренней темноте. Мир был наполнен звуками и запахами наступающей весны.

Сердца возлюбленных бились в одном ритме. Их тела согревали друг друга под тяжелыми спальными шелковыми накидками. Слабый запах духов и сопутствующих любви испарений смешивался с ароматами сада, окутывая чодай чувственным коконом. Йоши вытянулся под футоном, полностью расслабившись. Он чувствовал сладкое прикосновение груди Нами к своей груди, она свернулась около него, положив голову на сгиб его руки. Йоши прижался к ее телу, наслаждаясь его упругой податливостью. Слова были не нужны, В эту ночь они разделили все свои радости и отринули горести. Они обменялись обетами любви и отпраздновали их, испив вино наслаждения из чаш собственных тел.

Нами сонно прошептала:

– Йоши, любимый, мне нужно что-то сказать тебе. Глаза Йоши внезапно открылись, и на мгновение его охватила тревога. Неужели что-то идет не так в этот счастливейший день в его жизни? Нами продолжала невинным голосом:
		Солнце погасло.



		Милый, меня обними,



		Крепко и нежно



		Там, в глубине существа,



		Новое солнце встает!








Чувство невыразимой радости залило сердце Йоши, Он почувствовал, как внутри него нарастают слезы. Нами ждет ребенка! Кто это будет? Сын? Дочь? Не имеет значения. Цикл станет полным. Ребенок появится в доме его предков, и род Йоши будет продолжен.

Йоши потерся щекой о щеку Нами и прошептал в ответ:
		Мир наш изменчив.



		Значит, не вечна печаль.



		Славит кукушка



		Даже в ночной темноте



		Нового солнца восход…








Когда Йоши закончил, теплый поток золотого света с востока озарил цветущий сад. Печали зимы были теперь далеко.

Йоши поцелуем снял слезу радости с ресниц Нами и прошептал:

– Я люблю тебя, Нами.

– Я люблю тебя, Йоши! – ответила она.


notes




1


Здесь автор использует созвучие не японских, а английских слов: sun – солнце и son – сын. (Прим. переводчика )




2


Пропуск текста, в месте, помеченном звездочками, – к сожалению именно так напечатано в отсканенном издании.