Король горы
Дэвид Томпсон


Дикий Запад #1


В первые десятилетия девятнадцатого века Америка стояла на пороге самого захватывающего периода своей истории. Загадочное царство дикой природы, раскинувшееся к западу от Миссисипи, словно магнитом притягивало многочисленных искателей приключений и добытчиков пушнины — трапперов, надеявшихся разбогатеть в одночасье. Натаниэль Кинг, простой бухгалтер из Нью-Йорка, не в силах устоять перед соблазном, отправляется в Скалистые горы на поиски «величайшего сокровища в мире», которое сулит ему дядя в своем письме. Однако выстоять в суровых буднях Дикого Запада оказывается не так-то просто и слишком высока цена, которую приходится заплатить за удачу. Правда, и награда превосходит всяческие ожидания…


Дэвид Томпсон

Король горы


Посвящается Джуал, Джошуа и Шейн


ГЛАВА 1


— С дороги, тупая башка!

Услышав грубый окрик, Натаниэль Кинг оглянулся, и его зеленые глаза расширились от страха. Он только что сошел с тротуара, собираясь перейти узкую, мощенную булыжником улицу, и тут же отпрянул — мимо на бешеной скорости промчалась карета, да так близко, что Натаниэля обдало ветром. Задержись он хоть на мгновение, очутился бы под колесами. Дико гогоча, возница кареты обернулся и погрозил Натаниэлю кнутом. Он явно получил нездоровое удовольствие оттого, что чуть не задавил пешехода. Порываясь нагнать парня и задать ему хорошую трепку, Натаниэль пробежал несколько шагов вслед за стремительно удаляющимся экипажем, но спохватился, что может опоздать на работу. Натаниэль поежился от холода — январь в этом году выдался морозный, — запахнул пальто, пригладил черные волосы и продолжил свой путь в бухгалтерскую контору «Таттл и сыновья». Располагаясь в нескольких кварталах к северу от Нью-Йоркской фондовой биржи, в массивном здании из песчаника, украшенном гигантской эмблемой (размер ее, по-видимому, соответствовал представлениям хозяина о своей значимости для делового сообщества), контора «Таттл и сыновья» находилась в самом центре бурлящего городского водоворота. Вдоль фасада здания двигались потоки людей, в обоих направлениях проносились коляски, двуколки, кареты и повозки; цокот копыт и нескончаемый гул голосов, перемежаемые ржанием и время от времени руганью, придавали улице некоторое сходство с сумасшедшим домом. Во всяком случае так часто казалось Натаниэлю. Это сравнение в очередной раз пришло юноше в голову, когда он задержался у порога, чтобы поглазеть на шумную улицу. Глубоко вдохнув грязный, с примесью копоти, нью-йоркский воздух, Натаниэль расправил плечи и толкнул дверь.

— Вот те на! Любезнейший господин Кинг все-таки почтил нас своим присутствием!

Язвительное замечание исходило от хозяина фирмы, Персиваля Таттла старшего, который держал в узловатых пальцах часы с откинутой крышкой. Натаниэль принужденно улыбнулся:

— Доброе утро, сэр.

— Утро? — скривился Таттл. — По-моему, полдень на носу.

— Извините, если я опоздал.

— Опоздал? Нет-нет. Я бы не стал так это называть. Вы не опоздали, вы задержались. Да-да, задержались, как обычно. Вы задерживаетесь регулярно, два раза в месяц. Почему так — в голове не укладывается, ведь идти вам до работы каких-то пару миль. Но как бы то ни было, мои часы не врут, а на них уже три минуты девятого.

— Пожалуйста, извините меня, — смущенно сказал Натаниэль.

Все смотрели на него; особенно неприятно было чувствовать на себе пристальный взгляд любимчика Таттла, Мэтью Брауна.

— Если бы мне давали доллар за каждое ваше «извините», я стал бы миллионером! — театрально произнес Таттл и защелкнул часы, громко хлопнув крышкой. — К счастью для вас, мистер Кинг, я всегда поступаю в соответствии с христианскими идеалами любви к ближнему, терпимости и всепрощения, которые мне в детстве привила моя мама, святая женщина. Вы задерживаетесь, но работаете довольно усердно. Поэтому я буду снисходителен и прощу вас за то, что не пришли вовремя.

— Спасибо, сэр, — смиренно произнес Натаниэль и поспешил к своему столу, расположенному справа у окна.

— Лишь одно мне не дает покоя. — Таттл проговорил эти слова себе под нос, будто бы в запоздалом раздумье; при этом он нарочно повысил голос, привлекая внимания остальных семи работников конторы.

Натаниэль начал стягивать пальто.

— Что же это, сэр?

В карих глазах седовласого джентльмена зажегся насмешливый огонек.

— Сейчас вы холостяк, отвечаете только за себя, и все равно не в состоянии явиться на работу вовремя. Я прямо-таки содрогаюсь при мысли о том, как вы будете опаздывать, когда обзаведетесь женой и детьми!

Замечание было встречено взрывом искреннего смеха. Натаниэль привычно выдавил улыбку в знак того, что подтверждает безмерную проницательность и потрясающее остроумие мистера Таттла, и повесил пальто на деревянную вешалку в углу.

— Разумеется, вы задержитесь на шесть минут после окончания рабочего дня, чтобы загладить свою вину, — заявил Таттл.

— Конечно, — отозвался Натаниэль. Таттл испустил тяжелый вздох:

— Когда я согласился вас нанять — в качестве одолжения вашему отцу, с которым мы давние друзья, — я и понятия не имел, что меня ожидает! — Сказав это, он развернулся и вышел из кабинета.

Натаниэль сел и уставился на папки с деловыми бумагами, сваленные в огромную стопку посреди стола. Сидевший слева от него толстый Мэтью Браун захихикал. Натаниэль повернулся и наградил тучного недруга критическим взглядом, хотя не мог не заметить, что стол Брауна, в противоположность его собственному, был в образцовом порядке.

— Не начинай, Мэт, — предостерег Натаниэль. Браун не внял предупреждению:

— И когда ты поумнеешь, Нат?

— Я достаточно умен, чтобы не совать нос в чужие дела, — заверил Натаниэль и открыл верхнюю папку в стопке.

— Нервишки шалят?

— У меня много работы.

— А я уже все сделал. Хочешь, и тебе помогу, — сказал Браун. Он, к сожалению, был гением по части математики.

— Не нуждаюсь…

— Почему ты никогда не разрешаешь мне помочь? — спросил Браун. Судя по тону, отказ его задел.

— Спасибо, я справлюсь сам.

— Тебе говорили, что ты ужасно тупой?

Натаниэль вспыхнул и метнул на Брауна сердитый взгляд поверх свода прибылей и убытков, который только что начал изучать:

— Поосторожнее, Мэт. Оскорблять себя я никому не позволю.

— О, сжалься! — с издевкой простонал Браун, прижав ладони к пухлым щекам. — Я до смерти напуган!

— Занимайся своими делами и не лезь ко мне! — попросил Натаниэль, отворачиваясь к бумагам на столе.

— Кого ты обманываешь? — не отставал Браун. Он понизил голос, чтобы его не услышали остальные служащие. — Тебя по шесть дней в неделю оскорбляет старикан Таттл. Так что не строй из себя бог знает кого. Думаешь, ты кто — Джим Боуи, что ли?

При упоминании этого имени Натаниэль откинулся на спинку кресла, размышляя над статьей, вышедшей в сентябре прошлого года, которая рассказывала о кровавом поединке между Джимом Боуи и майором Моррисом Райтом на отмели реки Миссисипи. Любые новости с Запада, как правило, будоражили людей, но битва на отмели затмила их все и на несколько недель стала главной темой для обсуждения в городе. Натаниэль без труда воскресил в памяти подробности. Он прочитывал все, что можно было найти о Западе, и любил проводить время в красках представляя описанные в книгах и статьях захватывающие приключения и подвиги знаменитых людей, таких как Боуи, Льюис и Кларк. Живой интерес Натаниэля подогревало то обстоятельство, что его собственный дядя десять лет назад отбыл в дикие, практически неисследованные, края за рекой Миссисипи и сейчас находился где-то в Скалистых горах.

— Вместо того чтобы в потолок плевать, время попусту тратить, начни-ка делом заниматься, — сказал Браун. — Таттл тебя по головке не погладит.

— Не лезь не в свое дело, — огрызнулся Натаниэль.

— Хочешь совет? Ешь чернослив. Говорят, он хорошо помогает от нервов.

Натаниэль пропустил мимо ушей укол и погрузился в работу. Утренние часы тянулись медленно и скучно, Натаниэлю приходилось то и дело бороться с соблазном поглазеть через окно на улицу, где вовсю кипела жизнь. Он вел пальцем по столбцу цифр, полностью сосредоточившись на поисках ошибки, закравшейся в гроссбух, когда внезапно ощутил, что кто-то стоит над ним и наблюдает. Вздрогнув, Натаниэль поднял голову.

— Я смотрю, ты стараешься, — одобрительно сказал Таттл-старший. — Нашел ошибку в счетах Корбена?

— Еще нет, сэр.

— Хм. Ну ладно, через полчаса можешь сделать перерыв.

— Спасибо.

Таттл собрался было уйти, но помедлил и сунул руку в карман длиннополого пальто:

— О, пока не забыл. Еще кое-что.

— Да, сэр?

— На каком основании вам доставляют почту сюда, в контору, а не в дом вашего отца?

— Сэр? — удивился Натаниэль. Вопрос его озадачил.

— Это письмо пришло еще два дня назад, в понедельник. Я забыл о нем, и оно затерялось в бумагах у меня на столе.

— Кому могло прийти в голову послать сюда письмо? — вслух подумал Натаниэль.

— Это у вас спросить надо, — ответил Таттл и протянул ему конверт.

Натаниэль изучил корявую надпись с лицевой стороны конверта. Удивление и радость отразились на лице, когда он разобрал имя и адрес отправителя.

Изекиэль Кинг. Форт Ливенворт.

— Полагаю, ваш родственник? — осведомился Таттл, очевидно обратив внимание на фамилию.

— Дядя, — подтвердил Натаниэль. — Мы от него ничего не получали уже лет восемь или девять.

— И почему же он пишет вам, а не вашему отцу?

— Даже не представляю.

— Ну что ж, будьте любезны уведомить его, что моя политика — не допускать личной переписки служащих через организацию. Но в данном случае я, пожалуй, сделаю исключение и отдам вам письмо.

— Спасибо, сэр.

— Прочитать его вы сможете в свободное от работы время.

— Разумеется.

Таттл надменно, кивнул и направился в свой кабинет — святилище, порог которого служащим дозволялось переступать только в исключительных случаях.

Натаниэль положил письмо в ящик стола и возобновил работу. Но мысли метались в голове, и он не мог сосредоточиться на цифрах. Натаниэль пытался угадать, что скрывается за неожиданным письмом от дяди. Как поражен будет отец, когда Натаниэль сообщит ему новость! Сгорая от любопытства, Натаниэль считал секунды, и следующие тридцать минут тянулись едва ли не дольше всех предыдущих часов, вместе взятых. Когда Таттл объявил, что разрешает сделать перерыв, Натаниэль облегченно заулыбался. Дрожащими от волнения пальцами он вскрыл конверт и расправил на столе две исписанные неразборчивым почерком страницы. Снедаемый нетерпением, Натаниэль принялся читать:

«Дорогой Нат!

Не сомневаюсь, что ты удивишься моему письму. Так много миль и лет пролегло между нами, но надеюсь, ты еще помнишь своего старого дядюшку Зика, который таскал тебя, маленького, на закорках и водил гулять в парк на Хадсон-Ривер.

Я посылаю письмо в фирму, где ты работаешь, а не на адрес моего брата. Тетя Марта написала мне про твою работу в январе прошлого года. Не хочу, чтобы Том знал, что я тебе пишу, поэтому ты уж не говори ему, а то между нами снова пробежит черная кошка. Твой отец никогда не понимал, зачем я поехал на Дикий Запад.

В мае я буду в Сент-Луисе. Приезжай. Я нашел величайшее сокровище в мире. Хочу успеть поделиться им с тобой, пока еще жив. Ты всегда был моим самым любимым племянником.

Если решишь приехать, будь четвертого мая в гостинице „Шато-хаус». Ты меня узнаешь — я буду в красном».

Дойдя до последних строчек письма, Натаниэль подскочил от изумления. Он перечитывал их снова и снова, ошарашенный тем, что дяде пришла в голову столь дикая мысль. Просить его приехать в Сент-Луис, последний оплот цивилизации на самом краю освоенных земель! Отец, мама и оба брата все тут, в Нью-Йорке; сам он никогда не ездил дальше штата Филадельфия; как многообещающему молодому бухгалтеру, ему надо думать о карьере! В голову Натаниэлю приходило все больше и больше возражений. Подумал он о своей возлюбленной, Аделине, на которой планировал со временем жениться.

И вот на тебе — такое безумие со стороны дяди Зика!

Натаниэль был ошеломлен. Он опустился на стул и пробормотал:

— В Сент-Луис? Какого…

— Эй, чего это ты? — послышался голос из-за соседнего стола.

Обернувшись, Натаниэль хмуро посмотрел на Мэтью Брауна, который только что одним махом отправил в рот очередной толстенный бутерброд и сейчас пытался его прожевать.

— Ничего.

— Но я отчетливо слышал… ты сказал… «Сент-Луис», — жуя, ответил Браун. Изо рта у него свисала шкурка от колбасы.

— Тебе показалось, — возразил Натаниэль.

Он сложил письмо, сунул его обратно в конверт и спрятал в карман.

— Ты собираешься посетить Сент-Луис? — осведомился Браун.

— Нет.

— Если поедешь, ты точно не в своем уме.

Задетый, Натаниэль уставился в лицо сослуживцу:

— Почему это?

— Только сумасшедший бросит цивилизованный Нью-Йорк и отправится в этот дикий Сент-Луис. Это же настоящая глухомань, медвежий угол!

— У Нью-Йорка тоже есть недостатки. — Натаниэль сказал это, просто чтобы возразить, хотя в душе был согласен с Брауном.

— Да? Это какие? Заторы на улицах, карманники, сажа, летящая в глаза зимой, когда в каждом доме горят камины? Эти мелкие неудобства ничто по сравнению с огромными преимуществами, которыми мы пользуемся, живя в величайшем городе Америки, да что там — всего мира!

— Ну, с миром ты преувеличиваешь.

— Неужели? Нью-Йорк — самый большой город в Соединенных Штатах. Ты знаешь, что в нашем городе сто двадцать пять тысяч жителей? А в штате Нью-Йорк живет больше одной десятой населения страны!

Натаниэль посмотрел через окно на толпу прохожих и подумал, что представить это не так уж и сложно.

— Нью-Йорк может дать так много, — продолжил Браун, все еще с набитым ртом, — опера, музеи, балет. Нашей театральной культуре завидует весь просвещенный мир. Наши газеты везде нарасхват, «Нью-Йорк ивнинг пост», которую выпускает Уильям Кален Брайант, читает сам президент! Наши университеты славятся по всей стране! Посмотри правде в глаза, Нат. Нью-Йорк — культурная столица Америки!

Высокомерие, с которым Браун излагал свои убеждения, покоробило Натаниэля, — он сам не мог понять почему.

— У Сент-Луиса свои преимущества, — попытался возразить он.

Браун фыркнул и чуть было не подавился бутербродом:

— Ты что, шутишь? Да там ничего нет, кроме бандитов, индейцев и перспективы проснуться утром с перерезанным горлом!

Натаниэль холодно оглядел тучного коротышку, думая о том, что Браун не единственный из его знакомых, кто так непомерно гордится своим городом и считает, что те, кто родился в Нью-Йорке, по определению лучше и выше всех остальных людей. Натаниэль вдруг осознал, что и сам в какой-то степени разделяет это высокомерие. Да, немногие города могут соперничать с Нью-Йорком по уровню культуры, но разве это делает ньюйоркцев лучшими людьми, более достойными гражданами, чем те, кто родился в Бостоне, Новом Орлеане или даже Сент-Луисе? Натаниэль поглядел на то, как Мэтью Браун жадно набивает едой разинутый рот, и брезгливо покачал головой. Браун неверно истолковал его движение:

— Что, сомневаешься, что тебе перережут горло, если поедешь в Сент-Луис? Какая наивность! Ты же читал о Диком Западе. Знаешь ведь, что это такое.

«Знаю ли?» — задумался Натаниэль.


ГЛАВА 2


Остаток дня Натаниэль проработал кое-как, он не мог сосредоточиться на бумагах и поминутно возвращался мыслями к дядиному посланию. Когда наконец Натаниэль облачился в «байронического» покроя пальто и вышел из конторы, на улицах уже горели фонари, но суета в Нью-Йорке не стихала и по вечерам: громыхали повозки, проносились шальные экипажи, деловито, как муравьи, сновали прохожие. Натаниэль свернул за угол и поплыл в океане толпы. «Я нашел величайшее сокровище в мире». Фраза из дядиного письма снова и снова всплывала у Натаниэля в голове. Он задумался. Что за сокровище? Может, дядя Зик откопал золото или серебро? Или сундук, полный драгоценностей? Ходили слухи, что в землях к западу от Миссисипи полно сокровищ. Самая известная легенда — ее знал наизусть каждый школьник — рассказывала о Семи золотых городах Сиболы. Мол, в Семи городах столько золота, что самородки валяются под ногами, как обычные булыжники, а листья деревьев покрыты слоем золотой пыли. Считалось, что Семь городов с их невероятными богатствами находятся где-то между Миссисипи и Тихим океаном и их сторожит целая армия кровожадных индейцев. Более двухсот лет назад испанцы посылали за сокровищами Семи городов несколько отрядов; поиски так ничего и не дали, но легенда о золоте Сиболы продолжала жить.

Если на Зика свалилось богатство, разве не естественно для него поделиться сокровищем с кем-то из родственников? А с кем делиться, если не с любимым племянником? Примерно так рассуждал Натаниэль; и чем дольше он думал над письмом Изекиэля, тем сильнее становилась его уверенность в том, что дядя и в самом деле разбогател и теперь хочет одарить родственников, чтобы те перестали считать его неудачником.

Погрузившись в раздумья, Натаниэль забыл об осторожности и решил срезать дорогу через узкий переулок. Он часто ходил по нему днем, но после наступления темноты старался обходить стороной. В переулке было темно и грязно. Натаниэль спрятал руки в карманы, чтобы не мерзли, и бодро зашагал вперед. Он был уже на полпути, когда какой-то тип вынырнул из темноты и преградил ему путь. Натаниэлю даже в голову не пришло испугаться. Обладая довольно-таки внушительными габаритами (рост шесть футов[1 - Фут — единица измерения длины в английской системе мер, равна 30, 48 см.], вес сто восемьдесят фунтов[2 - Фунт — единица измерения веса в аглийской системе мер, равна 0, 4536 кг.]), Натаниэль считал, что карманники и грабители просто побоятся с ним связываться.

— Извините, сэр, вы не даете мне пройти, — вежливо заметил он.

— Кошелек или жизнь! — прохрипели из темноты. Интонация не оставляла сомнений в том, что угрозу следует воспринимать всерьез.

Натаниэлю, конечно же, было хорошо известно, что полиция Нью-Йорка каждый год регистрирует несколько сотен ограблений. В газетах писали, что как только на город опускается ночь, на охоту выходят грабители и убийцы, — как хищники по лесу, они бродят по сумрачным улицам в поисках жертвы, какого-нибудь добропорядочного гражданина, возжелавшего в одиночестве подышать свежим воздухом в столь поздний час. Но одно дело читать о нападениях и совсем другое — самому угодить в переделку.

— Ты что, глухой? — рявкнул преступник. — Кошелек или жизнь!

Неужели это происходит на самом деле? В полной растерянности Натаниэль вынул руки из карманов, собираясь отдать грабителю деньги. Но тот неверно истолковал его движение:

— Не шути со мной! Давай деньги, не то зарежу! — И в тусклом свете блеснул нож.

— Иди к черту!

Натаниэль бросился в бегство. До угла оставалось всего ярдов[3 - Ярд — единица измерения длины в английской системе мер, равна 91, 44 см.] десять, и Натаниэль понесся на свет уличных фонарей. Увы, модного покроя пальто Натаниэля не было приспособлено для бега — ноги путались в полах. Грабитель быстро догнал беднягу; рывок — и Натаниэль рухнул на жесткую землю. Завязалась драка. Вцепившись друг в друга, противники катались по земле. Грабитель был тяжелее, и через пару минут ожесточенной борьбы ему удалось подмять Натаниэля под себя. Он взмахнул ножом, целя в грудь; юноша левой рукой перехватил запястье негодяя, чтобы не дать нанести удар, и замахнулся правой, чтобы заехать в челюсть… но тут на шее у него сомкнулись железные пальцы. Грабитель начал его душить! Натаниэль рвался и дергался, стараясь высвободиться, но пальцы врага продолжали неумолимо сдавливать горло. Натаниэль пытался ударить грабителя коленом в живот, но мешало пальто. Дышать стало нечем, Натаниэль слабел с каждой секундой. В голове у него зашумело, в висках застучало. Сердце колотилось, как сумасшедшее. Силы были на исходе. В глазах потемнело.

— Ты умрешь! — просипел ему в ухо грабитель.

…Неужели он примет смерть в грязном, вонючем переулке, от руки неизвестного подонка?

Отчаяние придало Натаниэлю сил.

— Нет! — проревел он и, мощным усилием поднявшись с земли, отшвырнул грабителя к стене.

Ударившись о кирпичную кладку, тот шумно выдохнул и припал на одно колено. Натаниэль кинулся на грабителя, собираясь как следует его отделать, но тот, ловко увернувшись от кулаков юноши, стремглав понесся в сторону улицы. Натаниэль бросился за ним. Тяжелое пальто мешало развить скорость, и он бежал за грабителем, отставая на пару шагов. Тот мчался не разбирая дороги и, вылетев из переулка на ярко освещенную улицу, тут же столкнулся с каким-то прохожим. Оба упали, грабитель разразился потоком грязной ругани. Натаниэль, не мешкая, подбежал к упавшим и обхватил грабителя поперек живота. Теперь подонку не уйти!

— Эй, эй, что такое? — протрубил зычный голос прямо над ухом у Натаниэля.

Чьи-то тяжелые руки ухватили его за плечи и оттащили от грабителя.

— Что это значит, молодые люди? — повторил толстый констебль, переводя строгий взгляд с Натаниэля на второго молодого человека.

— Этот негодяй хотел меня ограбить! — воскликнул Натаниэль.

— Ничего подобного, — с ангельским видом возразил грабитель.

В свете фонарей Натаниэль разглядел, что это коренастый, неряшливо одетый мужчина с сальными черными волосами и бегающим взглядом.

Констебль убрал руки, хмыкнул:

— Ну и кому из вас верить?

— У него нож, — выпалил Натаниэль. — Он хотел меня зарезать!

Грабитель с приторной улыбкой продемонстрировал констеблю пустые ладони.

— Можете меня обыскать, если хотите, — протянул он. — У меня, Бобби Петерсона, никакого ножа нет. Я убежденный противник насилия.

— Подлая ложь! — выкрикнул Натаниэль. — Он напал на меня в переулке!

— Напал? — возмущенно переспросил Петерсон. Он всплеснул руками: — Мамочки мои! Что ж это делается! Иду домой, никого не трогаю, столкнулся случайно с этим верзилой, а он как толкнет меня и давай бить! И бьет, и бьет! Я к нему первый не лез. Это он напал на меня.

Натаниэль побагровел и сжал кулаки.

— Даже не думай, парень, — предостерег констебль. — Все, с драками на сегодня покончено. Представь себя на моем месте: спешу я домой, где ждет моя хозяюшка в фартучке, мясное рагу в кастрюльке булькает… и тут вы. Деретесь прямо как собаки. Что прикажете делать?

— Он пытался меня ограбить! — не отступал Натаниэль.

— Это ты так говоришь, парень, — ответил констебль. — А свидетелей-то нет.

Натаниэль затрясся от гнева:

— Вы хотите сказать, я вру?

— Я знаю, что горячие молодые парни, такие как ты, часто лезут в драку, не разобравшись толком, что к чему.

— Как вы… ну нет, это просто в голове не укладывается! — выпалил Натаниэль.

Констебль отечески на него посмотрел и расплылся в дружелюбной улыбке:

— Вот что. Мы осмотрим переулок. Выясним, валяется ли там нож, о котором ты говоришь, или он тебе привиделся. Только побыстрее, ладно? Я уж-жасно голоден и очень хочу домой.


— Констебль тебе так и не поверил?

— Нет, — сердито сказал Натаниэль. — Этот ножик, он как сквозь землю провалился. И констебль, дубина стоеросовая, отпустил грабителя. — Натаниэль помолчал, затем пренебрежительно добавил: — Вынес этому мерзавцу предупреждение. Если негодяя застукают за чем-нибудь противозаконным, ему не поздоровится.

Невеста Натаниэля, Аделина Ван Бурен, отличалась исключительной красотой. В соответствии с модой, распространенной на Восточном побережье, она была одета в желтое платье с низким (но не слишком) вырезом и завышенной талией, сшитое на манер изысканных одеяний в греческом стиле, в то время невероятно популярных в Европе. Пока Натаниэль повествовал о своих злоключениях, на тонком, обрамленном прелестными белокурыми локонами личике читалось горячее сочувствие к жениху; голубые глаза светились любовью. Выслушав Натаниэля, девушка грустно вздохнула; потом, сложив на коленях тонкие руки, неодобрительно покосилась на ботинки жениха с налипшей на них грязью и его измятые штаны. Натаниэль пожалел, что не переоделся перед тем, как прийти к любимой. Он и так вышел за рамки приличий, появившись у порога Ван Буренов в столь поздний час — девять вечера. К счастью, родители Аделины были о будущем зяте высокого мнения. Веря в порядочность Натаниэля, они не боялись оставлять его наедине со своей дочерью. Ни для кого не было тайной, что влюбленные скоро поженятся.

— Что сказал твой отец, когда ты ему рассказал? — спросила Аделина.

— Его, как обычно, не было дома. Отец часто задерживается по делам фирмы. Ты знаешь, строительный бизнес отнимает много времени.

— А я думала, в январе работа затихает из-за погоды и всего такого.

— Отец проводит годовой переучет, — объяснил Натаниэль.

— Ах вот как. — Аделина склонила голову набок, и Натаниэль невольно залюбовался изящными линиями ее шеи и плеч.

— Я пересказал эту гадкую историю маме, но она даже не поняла, из-за чего я так злюсь. — Натаниэль вздохнул. — И я решил пойти к тебе. Знал, что ты поймешь.

— Я очень рада, что ты пришел, — с очаровательной улыбкой сообщила Аделина.

У Натаниэля закружилась голова. Невеста была красива, как ангел. Юноше так захотелось обнять ее, прижаться губами к ее губам, вдохнуть цветочный аромат ее волос. Он мечтал о моменте, когда сможет встать перед Аделиной на одно колено и просить ее руки и сердца. Скорей бы сделать любимой официальное предложение!

— Нам надо кое-что обсудить, — внезапно сказала Аделина. — Я обещала папочке, что серьезно с тобой поговорю.

Натаниэль внутренне сжался. Отец Аделины, преуспевающий коммерсант, владелец трех магазинов в Нью-Йорке и одного в Филадельфии, всегда производил на него впечатление сурового, властного человека. Натаниэль благодарил небо за то, что его отец с Ван Буреном в хороших отношениях.

— Поговоришь — о чем?

Аделина открыла было рот, собираясь заговорить, но тут же отвела взгляд и принялась с преувеличенным интересом рассматривать свои аккуратно накрашенные ногти.

— Скажи, как с тобой обращается твой начальник?

— Как обычно, — ответил Натаниэль. Вопрос поверг его в недоумение. При чем здесь старик Таттл?

— Папочка встречался с ним, говорил о тебе.

У Натаниэля перехватило дыхание, как от внезапного удара. Он растерянно поморгал, пытаясь прийти в себя.

— Зачем? — наконец выпалил он.

Аделина взглянула на жениха с улыбкой. Ее глаза излучали нежность.

— Тебе нравится работать на Таттла, дорогой?

— Нравится? Ну, не знаю. Пожалуй, я доволен. Эта работа вроде первого кирпичика в фундамент моей карьеры. Когда-нибудь у меня будет своя бухгалтерская контора. Подожди, увидишь.

— А ждать придется долго?

— Да нет. Лет пять, в крайнем случае семь.

— И сколько ты будешь зарабатывать?

Натаниэль пожал плечами:

— Кто знает? Это зависит от того, насколько успешно я буду привлекать клиентов.

— Ты будешь зарабатывать как твой отец?

— Поменьше, но достаточно, чтобы обеспечить нам достойное существование, — с беспокойством ответил Натаниэль. Его тревожило направление, которое принимал их разговор.

— А как мой папочка ты сможешь зарабатывать?

— Конечно нет. У твоего отца доход исчисляется шестизначными суммами.

— Шестизначными? А у тебя будут какие? — Аделина решила зайти с другой стороны. — Пятизначные, наверное?

Натаниэль промолчал.

— Неужели… четырехзначные?

— Точно.

Розовые губки Аделины задрожали, она горько вздохнула:

— Дорогой, я привыкла к образу жизни, который мне обеспечивает папочка. Мы, Ван Бурены, не сказочно богаты, но живем неплохо. Мне приятно, что всю грязную работу, вроде готовки и уборки, выполняют слуги. — Аделина пристально посмотрела на Натаниэля: — У тебя хватит денег на слуг?

Натаниэлю показалось, что ему проткнули грудь и через трубочку выкачали из легких весь воздух.

— Нет, — с безнадежностью в голосе признался он.

— Все ясно, — со значением сказала Аделина.

— Я ничего не понимаю, — пожаловался Натаниэль, — ты же давно знаешь, кем я работаю и чем собираюсь заниматься, и ты была не против… и тут вдруг… так внезапно…

— На самом деле я давно об этом думала, — ответила Аделина. — Я долго ждала подходящего момента, чтобы сделать тебе чудесное предложение.

— Это какое же?

— Пойти работать к папочке.

Натаниэль чуть не выпрыгнул из шикарного, обитого бархатом кресла.

— Пойти работать к твоему отцу?!

— А почему бы нет? — жестко спросила Аделина. — Через пять лет станешь управлять магазином и получать будешь в десять раз больше, чем в своей дурацкой фирме.

— А он хочет, чтобы я у него работал?

— Конечно, глупыш. Как ты думаешь, почему папочка так расстарался, пошел к мистеру Таттлу?

— Почему?

Аделина лучезарно улыбнулась:

— Потому что я его попросила! Папочка беседовал с мистером Таттлом о твоей карьере.

— И?

— Мы решили, что тебе лучше войти в папочкин бизнес.

— Вы решили?

— Разумеется. Я твоя невеста, дорогой, не забывай об этом. Заботиться о твоей карьере — мое неотъемлемое право. Ведь когда я выйду за тебя замуж, мои счастье и благополучие будут напрямую зависеть от того, сколько денег ты приносишь в дом.

Натаниэль вздохнул. Неприятности сегодня сыпались на него как из рога изобилия. Вначале грабитель, теперь вот это.

«Не стоит ждать ничего хорошего, если с утра по пути на работу тебя чуть не задавили», — подумал Натаниэль. Это уж точно было знамение, если они вообще бывают. Он боялся поднять глаза на Аделину, поэтому долго сидел опустив голову, уставившись на шикарный цветастый ковер, гордость гостиной Ван Буренов. Наконец тихо сказал:

— Но мне нравится быть бухгалтером.

— В самом деле? — рассмеялась Аделина. — Тебе это только кажется, дорогой. У тебя неподходящий темперамент, чтобы всю жизнь гнуть спину за столом, перекладывая бумажки с места на место. Ты непоседа, Нат Кинг. Таким нужна постоянная смена впечатлений. Торговля не даст тебе заскучать.

— Все это так неожиданно, — смутился Натаниэль.

— Ты понял мою точку зрения?

Натаниэль кивнул:

— Я понял, что деньги значат для тебя гораздо больше, чем мне казалось.

— А это плохо?

— Да нет, наверное, — не совсем искренне ответил Натаниэль.

Аделина встала, прошлась по комнате, поправила букет в дорогой хрустальной вазе. Потом поглядела на жениха — снисходительно, как нянька на расшалившегося малыша:

— Послушай. Мой отец рано преподал мне важный жизненный урок. Как он любит повторять, деньги правят миром. Деньги — опора нашего существования. Они нас кормят, одевают, дарят нам разные удовольствия. Деньги отделяют выдающихся людей от посредственности, работяг от лентяев. — Помедлив, Аделина сообщила: — Я никогда не смогу выйти замуж за парня, который едва сводит концы с концами. Человек должен всегда стремиться к большему. Неудачник для меня не мужчина.

Натаниэль еле слышно проговорил:

— Я не знал, что все… так.

— Ну что, ты обдумаешь папочкино предложение? — требовательно спросила Аделина, вновь усаживаясь напротив Натаниэля.

— Ради тебя — все, что угодно.

Аделина звонко рассмеялась:

— Я знала, что ты проявишь благоразумие. Как ты думаешь, почему я хочу выйти за тебя замуж?

Натаниэль поднял голову:

— Почему?

— Глупыш, неужели не понимаешь, — протянула Аделина. — Потому что люблю! А еще ты так мил со мной, — хихикнув, добавила она. — И к тому же ты самый красивый парень в Нью-Йорке.

— Понимаю.

— Пожалуйста, не злись и не обижайся. Это для твоей же пользы. Тебе будет очень хорошо работать у папочки.

Натаниэль любовался изящной, стройной фигуркой Аделины. Стоило ему поглядеть на невесту, сердце начинало биться, как сумасшедшее. В глазах Натаниэля Аделина была идеальной женщиной, совершенством, и он готов был отдать все, только бы она стала его женой. Что же делать? Сейчас Натаниэлю хотелось одного — угодить любимой. Он нахмурил брови и сощурил глаза, напряженно раздумывая над словами Аделины. И вдруг в голову ему пришла безумная идея.

— А что если я стану невероятно богатым?

Аделина с удивлением посмотрела на жениха:

— О чем ты говоришь?

— Что если у меня будет больше денег, чем ты можешь вообразить?

— Больше, чем у папочки?

— А ты считаешь, мне не под силу стать богаче твоего отца?

Аделина легко рассмеялась и стала расправлять воланы на богато отделанном платье:

— Дорогой, ты витаешь в облаках. Я хочу, чтобы ты зарабатывал много-много, но надо сознавать, что у тебя есть предел возможностей. Пойми, выше головы не прыгнешь!

Натаниэль полез в карман. Прикосновение к дядиному письму придало ему уверенности. Он улыбнулся:

— Вот что я тебе скажу, милая: через шесть месяцев я стану настоящим богачом. У нас будет море денег.

— Серьезно?

— Бог свидетель, я не могу шутить, когда речь идет о твоем счастье.

— Звучит как сказка для детей. Откуда у тебя вдруг возьмется богатство?

Натаниэль хотел было рассказать Аделине о письме, о том, что дядя нашел сокровище, но подумал, что она не поймет. Для Аделины слова Изекиэля Кинга ничего не значат. Что греха таить, даже его собственные родственники посчитали бы это письмо бредом сумасшедшего. И все равно Натаниэль верил Изекиэлю. Он помнил счастливые часы, проведенные в компании веселого, легкого на подъем дяди Зика; помнил порядочность и кристальную честность дяди, доверие, которое тот вызывал. Движимый порывом, который испокон веков вынуждал бесчисленное количество мужчин подписываться на сомнительные и опасные предприятия, — стремлением завоевать любовь прекрасной женщины, — Натаниэль принял решение ехать в Сент-Луис. Он промолчал о дядином письме и, улыбнувшись, просто сказал:

— Ты спрашиваешь — как? Погоди, увидишь. В один прекрасный день ты сможешь мной гордиться. И этот день наступит скоро.


ГЛАВА 3


Натаниэль покинул Нью-Йорк первого апреля. Он решил ехать не торопясь и постараться получить от поездки, которую про себя называл «приключением», как можно больше удовольствия. Отъезд был продуман до мелочей, кобыла у Натаниэля была отличная, следом шла вторая, нагруженная припасами и вещами. В восемь часов утра Натаниэль уже скакал по Нью-Джерси в таком хорошем настроении, что даже не чувствовал холода.

…Последние два с половиной месяца прошли в подготовке к путешествию. Работая у Таттла, Натаниэль еще в прошлом году успел скопить немного денег. Получив письмо от дяди, он стал откладывать каждый цент, который удавалось выкроить. Капиталы медленно, но верно росли, и в конце марта Натаниэль уже был обладателем внушительной суммы в двести семьдесят три доллара. Он купил теплую синюю шерстяную шапку и заказал у портного новые штаны, с двойной просрочкой, чтобы не протерлись от каждодневной тряски в седле. Также он приобрел новые черные сапоги. По словам мастера, который их изготовил, лучшей обуви для путешествия не было в целом Нью-Йорке, а может даже, на всем Восточном побережье. Сапожник торжественно пообещал Натаниэлю, что сапоги не запросят каши, не протекут и, вообще, ни при каких обстоятельствах не подведут своего хозяина.

Натаниэль ни с кем не делился своими планами. Растравив любопытство Аделины парочкой намеков, на нескончаемые расспросы невесты он отвечал только, что собирается сделать ее одной из богатейших женщин Нью-Йорка.

Как-то раз Натаниэль попытался завести разговор о дяде за семейным обедом. Отец немедленно провозгласил, что «Изекиэль Кинг предал семью, уйдя жить в леса к дикарям», и поэтому «в этой семье о нем не говорили, не говорят и говорить не будут». На этом тема была закрыта.

Сказать, что Натаниэль переживал и сомневался в успехе поездки, — значит не сказать ничего. Иногда он падал духом и обзывал себя легковерным дурачком. Но, перечитывая дядино письмо, вновь убеждал себя в том, что все будет хорошо: он поедет на Дикий Запад, увидит дядю, а главное — получит сокровище. Натаниэлю очень хотелось стать богатым и поселиться с Аделиной в большом красивом доме, не хуже чем у «папочки» Ван Бурена. Кроме того, в молодом человеке проснулась тоска по неизведанному. Ему захотелось повстречать новых людей, увидеть незнакомые места, побывать в разных городах и, вообще, пережить что-нибудь такое, о чем он в старости можно будет рассказывать внукам. Поездка обещала стать незабываемой, и Натаниэль хотел взять от нее все.

В ночь перед отъездом он уселся за секретером у себя в комнате и при свечах написал три письма. Первое предназначалось родным. В нем Натаниэль рассказывал о послании Зика и просил прощения, что уезжает тайно. Он написал отцу и матери, что очень их любит, и торжественно пообещал возвратиться в Нью-Йорк, самое позднее, в июле. Второе письмо было для хозяина конторы. Натаниэль выражал Таттлу благодарность за то, что начальник обучил его азам бухгалтерского дела, и извинялся, что покидает фирму в разгар работы, не предупредив о своем уходе заранее. Не сумев удержаться, Натаниэль добавил, что уверен: всю работу, которую он не доделал, с удовольствием возьмет на себя образцовый сотрудник фирмы Мэтью Браун.

Без сомнений, труднее всего далось послание к возлюбленной. Полное откровений и обещаний, что вернется как можно раньше, и бесчисленных признаний в любви, письмо получилось в четыре страницы. Натаниэль понимал, что отец обязательно доложит Ван Бурену о Зике, поэтому подробно рассказал о дядином послании и о том, что, как ему кажется, дядя разбогател на цветных металлах или же на торговле пушниной, как Джон Джейкоб Астор.

Благодаря газетам история Астора была известна всем грамотным ньюйоркцам. Выходец из Германии, Астор прибыл в Нью-Йорк в возрасте двадцати лет. В 1787 году он занялся торговлей пушниной, в 1808-м основал свою торговую компанию. Со временем Астор сумел захватить монополию на торговлю пушниной к югу от канадской границы и стал мультимиллионером и самым богатым человеком Америки.

В конце письма, вслед за очередным признанием в любви, Натаниэль прибавил строки, которые не давали ему покоя все последующие годы:

«Я живу для тебя. Твое счастье значит для меня больше, чем мое собственное, ты для меня важнее жизни. Ради тебя я рискну всем, пойду на что угодно. Если ты мечтаешь о деньгах, деньги у тебя будут. Вспоминай обо мне почаще, а я буду думать о тебе каждую минуту. Через три месяца я вернусь просить твоей руки, а пока буду ждать этого с нетерпением. Остаюсь вечно любящий тебя Натаниэль Кинг».

И вот, отъезжая все дальше на юго-запад от родного города, Натаниэль повторял про себя эти слова, надеясь, что Аделина будет бережно хранить их в сердце, считая дни и часы до его возвращения. Жадно вдыхая холодный весенний воздух, он похвалил себя за то, что решил ехать по дороге Камберленд, а не по каналу Эри.

Натаниэль не сразу принял такое решение.

Вначале он собирался сесть на баржу и плыть на запад по каналу Эри. Канал насчитывал триста шестьдесят три мили[4 - Миля — единица измерения длины в английской системе мер, равна 1, 6 км.] в длину. Его прорыли всего несколько лет назад, в октябре 1825-го; соединив реку Гудзон и Атлантический океан с Великими озерами, он стал первой «водной дорогой» в сердце американского континента. Канал днем и ночью запружали баржи с толпами пассажиров и лодки, проседающие под тяжестью грузов, — на первых полосах нескольких крупных газет уже не раз появлялись статьи с призывами его расширить. За скромную плату в два цента за милю пассажиры плыли по каналу на баржах, которые с берегов тянули лошади, со скоростью две мили в час. Натаниэль решил, что такими темпами он к концу первого же дня сойдет с ума от нетерпения, и сделал выбор в пользу дороги Камберленд.

Дорога Камберленд, или Национальная дорога, как ее еще называли, строилась с 1811 года, преимущественно на государственные средства. В длину она составляла почти шестьсот миль, в ширину — шестьдесят футов. Была предусмотрена разделительная полоса. Начинаясь в городке Камберленд, штат Мэриленд, дорога бежала через горы, пересекала юго-западную часть Пенсильвании, Огайо, Индиану и заканчивалась в штате Иллинойс, в поселении Вандалия, неподалеку от Сент-Луиса. Хотя дорогу не успели пока до конца замостить, по ней уже проезжали тысячи людей в месяц. Натаниэль выбрал дорогу Камберленд, потому что оканчивалась она гораздо ближе к Сент-Луису, чем канал Эри, и ехать можно было, конечно же, с любой скоростью. Пораскинув мозгами, Натаниэль решил не гнать лошадей — впереди был долгий, долгий путь. Обе кобылы куплены были еще месяц назад на конюшне на юго-западной окраине Нью-Йорка. Там же Натаниэль приобрел и упряжь. За небольшую дополнительную плату хозяин конюшни согласился пока подержать упряжь у себя: Натаниэлю не хотелось прятать седла и уздечки в комнате, где их могли случайно обнаружить домашние.

Натаниэль держался оживленных дорог, ехал не торопясь, тщательно сверяясь с указателями. В Камберленд он добрался к концу седьмого дня. Первые дней пять Натаниэля угнетало чувство вины перед родными. Но потом он убедил себя, что поступил правильно. Когда Натаниэль выехал на Национальную дорогу, он уже перестал мучиться угрызениями совести и начал получать от путешествия настоящее удовольствие. Люди, которых Натаниэль встречал на дороге Камберленд, казались очень дружелюбными и открытыми по сравнению с его земляками — ньюйоркцы вели себя холодно и невежливо, на любезное «здравствуйте» отвечали, самое большее, небрежным кивком.

По дороге можно было встретить самых разных людей.

На запад непрерывным потоком двигались колонисты. Их вела надежда. Оставив прошлое позади, они шли к новой, лучшей жизни на бескрайних просторах земель, которые еще только предстояло освоить. Там, работая в поте лица, они обретут дом, землю и процветание… Колонисты шли пешком, ехали верхом или в повозках. Это были люди со всех восточных штатов, из самых разных слоев общества. На восток вместе с людьми шли быки и коровы — скот, который погонщики с запада гнали на продажу в восточные штаты.

Натаниэль от души радовался поездке. Особенно хороши были вечера, когда он останавливался поужинать и переночевать в какой-нибудь уютной придорожной гостинице. Помимо отдыха это предоставляло ему возможность пообщаться с такими же, как он, путешественниками. Натаниэль познакомился с семейством фермеров — они ехали в Миссури, чтобы начать новую жизнь на новом месте; с доктором из Филадельфии, который устал от городской суеты и стремился в глушь; с миссионером, направлявшимся на Старый Юго-Запад «насаждать христианство среди дикарей». За двадцать семь дней — а именно столько занял путь до Сент-Луиса — Натаниэль успел пообщаться с десятками людей.

В дороге произошло три необычных случая, два из которых Натаниэлю не суждено было забыть до конца дней.

Первый имел место в одной из придорожных гостиниц восточного Огайо — сомнительном заведении с обшарпанными стенами и жесткими постелями, которым управлял неряшливый и гнусавый тип, на редкость неприятный. Кормили так невкусно, что Натаниэль отодвинул тарелку и хотел пойти спать. Но едва он ступил на лестницу, ведущую на второй этаж, где располагались номера, как рядом с ним вырос гнусавый управляющий:

— Молодой человек, не желаете ли пирога?

— Спасибо, не надо. — Натаниэль поднялся на пару ступеней вверх по лестнице.

— Это превосходный фруктовый пирог! Его только что вынули из духовки!

На пухлом лице управляющего читалось сильное беспокойство. Натаниэль ответил:

— Спасибо, но я провел весь день в дороге, очень устал и хочу отдохнуть.

— Заказав этот прекрасный пирог, вы получите кружку первоклассного эля — совершенно бесплатно, за счет заведения!

Предложение было весьма заманчивым, но Натаниэля охватила тревога. Он чувствовал какой-то подвох. Молодой человек покачал головой:

— Нет, не надо.

Управляющий отвесил короткий поклон и с недовольным видом поспешил прочь. Что-то тут не так! Натаниэль поднялся на второй этаж, прошел по полутемному коридору. Не дойдя пары ярдов до своей комнаты, он замер в изумлении. Дверь была приоткрыта. А ведь он точно помнил, как запирал ее перед тем, как пойти ужинать! Натаниэль подкрался к двери, прислонился к косяку и осторожно заглянул внутрь.

В полумраке комнаты черной тенью маячил какой-то человек. Он рылся в сваленных на кровати вещах Натаниэля. При виде того, как вор перетряхивает его одежду, у Натаниэля в глазах потемнело от гнева. Не помня себя, он распахнул дверь и выкрикнул:

— Попался, ворюга!

Грязно выругавшись, верзила бросился к двери, врезался в Натаниэля и отпихнул его в сторону. Молодой человек молниеносным броском ухватил вора за куртку, но тот вырвался и кинулся прочь. Натаниэль потерял равновесие и отлетел к стене; поднявшись, он понесся за вором. Мужчина быстро добежал до лестницы, помчался вниз, перепрыгивая через ступеньки, скользнул в раскрытую дверь и исчез в ночи. Натаниэль выбежал на улицу. Лужайка перед постоялым двором была пуста.

— Эй, что за шум? — К Натаниэлю уже спешил управляющий.

— Ко мне в комнату влезли, — процедил Натаниэль, вне себя от злости оглядывая лужайку.

— Кто влез?

— Как кто? Вор!

— Только не в моем заведении, молодой человек! — ядовито заявил управляющий. — У нас такого быть не может!

Натаниэля взбесило, что в его словах сомневаются.

— Хотите сказать, я лгу?

Он ожидал, что управляющий начнет спорить, но тот неожиданно сменил тон:

— Вовсе нет. Что вы, что вы. Как я могу подвергать сомнению порядочность и честность одного из гостей нашего заведения! Если вы говорите, что в вашей комнате кто-то был, значит, там определенно, вне всяких сомнений, был… какой-то джентльмен.

— Это был не джентльмен. Это был вор!

— Скорее всего кто-то из постояльцев ошибся, перепутал вашу комнату со своей, — не отступал управляющий.

— Да говорю же вам, это был вор!

— Что-нибудь пропало?

Натаниэль подскочил как ужаленный, со всех ног бросился обратно в комнату и лихорадочно принялся перетряхивать пожитки. К его огромному облегчению, оказалось, что все на месте. Когда он заканчивал складывать одежду, то услышал за спиной покашливание. Обернувшись, Натаниэль снова увидел управляющего.

— Я осмотрел окрестности и не заметил никого подозрительного, — сообщил тот.

— Естественно, вор давно убежал.

— Что-нибудь пропало?

— Нет, — ответил Натаниэль.

— Раз так, значит, ничего не случилось, — противным голосом заключил управляющий. — Мой вам совет на будущее: запирайте дверь как следует. Вы же не у себя дома. Я не могу поручиться за каждого, кто останавливается у меня на ночь. Иногда среди постояльцев попадаются грязные личности.

— Я заметил.

— Ну раз так, то и обсуждать больше нечего, — сказал управляющий. Он ощерился, обнажая бледные десны, отвесил церемонный поклон и ушел.

Натаниэль сразу же запер дверь, потом осмотрел окно, проверяя, хорошо ли держится задвижка. Он до сих пор не мог прийти в себя. Придвинув кровать к двери, Натаниэль улегся поверх одеяла, прямо в одежде, и закинул руки за голову. Больше часа он пролежал без сна, глядя в потолок, снова и снова прокручивая в голове сцену с вором. Натаниэля смутно беспокоило поведение управляющего. Надо осторожнее выбирать гостиницы… Может, купить пистолет?.. Натаниэль наконец провалился в прерывистый, тревожный сон.

Второй памятный случай произошел в нескольких милях к востоку от Индианаполиса (семь лет назад, в 1821-м, этот крупный город был провозглашен столицей штата Индиана). В полдень Натаниэль ненадолго остановился в уютной, битком набитой постояльцами гостинице. Он отвел лошадей в конюшню и с удовольствием перекусил. На обед была тушеная свинина с бобами, приготовленная по традиционному рецепту (свинина и бобы всю ночь томились в печи в большом глиняном горшке). Завершив трапезу, Натаниэль вышел подышать свежим воздухом и погреться на солнышке. Прогуливаясь, он завернул за угол здания.

…Они сидели на лужайке, под развесистым кленом, привалившись спиной к стволу. Натаниэль поначалу не обратил на них внимания, приняв за тени от веток, и вздрогнул от неожиданности, когда один из них пошевелился.

Четверо грязных, изможденных темнокожих мужчин, подтянув тощие колени к груди, сидели вокруг клена, который, судя по огромным размерам, стоял здесь еще с тех давних пор, когда на месте гостиницы шумели леса. На черных лицах коркой запеклась дорожная пыль, одежда висела клочьями, ноги были сбиты в кровь, лодыжки закованы в ржавые кандалы. Двое были постарше; двое — подростки, почти дети.

Натаниэль недоуменно рассматривал четверых черных. Какие они худые! А зачем на них кандалы? Пожилой бородатый черный посмотрел в сторону Натаниэля. Глаза его были пусты, как будто он уже шагнул за порог, отделяющий земную жизнь от небытия и видит окружающий мир тускло, размыто, как через грязное стекло. Застывшее лицо несло печать бесчисленных страданий и неизбывного горя. По спине Натаниэля пробежали мурашки.

— Эй, парень, тебе чего-то надо?

Тягучий говорок принадлежал одному из шестерых мужчин, отдыхавших у повозки неподалеку. Все шестеро были одеты в домотканую одежду. Рядом лежало несколько ружей. У парня, который обратился к Натаниэлю, на правом бедре висел огромный охотничий нож в кожаных ножнах.

— Почему на них цепи? — спросил Натаниэль.

— Ну ты даешь! — осклабился парень. — Ха-ха! Этот янки никогда рабов не видел!

Реплика вызвала смех товарищей. У говорившего были взъерошенные светлые волосы, клочковатые усы и водянистые голубые глаза.

— Они рабы?

— Беглые. С Миссисипи. Безмозглые скоты…

Натаниэль видел в Нью-Йорке много черных, хотя лично знал только двоих. Они были слугами одного из торговых партнеров его отца. Оба получили свободу 4 июля 1827 года, когда штат Нью-Йорк официально отменил рабство, но остались с бывшим хозяином: по-видимому, их устраивала работа и то, как с ними обращаются. В газетах много писали об институте рабства на Юге; спорили о моральных и правовых сторонах рабства. Кроме Нью-Йорка свободу рабам дали штаты Пенсильвания и Род-Айленд, а также недавно образованный штат Иллинойс.

— А зачем эти железяки? — с отвращением спросил Натаниэль.

— Кандалы? Это чтобы они не сбежали. Мы не для того за ними гнались через всю страну, чтобы сейчас упустить.

— Вы с Миссисипи?

— Ага. Охотники на рабов. Работенка непыльная, и деньги платят неплохие — на кусок хлеба с маслом хватает. Без дела опять же никогда не сидим. Негры вечно убегают, как с ними ни цацкайся.

Натаниэль посмотрел на пожилого раба. Тот прислонил голову к стволу дерева и закрыл глаза.

— А разве нет законов, запрещающих возвращать рабов из других штатов?

Светловолосый загоготал:

— Ничего ты не знаешь о работорговле, янки. Слыхал про закон о беглых?

Натаниэль кивнул. Слова южанина пробудили давно похороненные воспоминания. В 1793-м или около того американский конгресс принял закон о беглых, по которому рабовладельцам разрешено было преследовать и возвращать рабов из других штатов.

Натаниэль в последний раз оглянулся на черных и поспешил на конюшню за лошадьми. Ему хотелось одного: поскорее оказаться как можно дальше от четверых закованных в цепи несчастных. До этого момента Натаниэль никогда всерьез не размышлял о том, что такое рабство. Остаток дня он уже не мог думать ни о чем другом.

Третий памятный случай произошел в Иллинойсе, поблизости от границы с Индианой. Натаниэль остановился в гостинице, расположенной слегка на отшибе (в двух других, стоявших ближе к дороге, свободных комнат уже не осталось). Он отвел лошадей в конюшню, снял комнату, помылся и поужинал вкусной олениной с картофелем. Заканчивая есть, Натаниэль невзначай бросил взгляд в глубь обеденного зала и заметил в противоположном углу помещения открытую дверь. За ней, в ярко освещенной комнате, за круглым столом играли в карты пятеро мужчин. Натаниэлю стало любопытно, он заплатил за ужин и пошел посмотреть на игру. Стоило молодому человеку шагнуть в комнату, как собравшиеся мигом опустили карты и уставились на него. Натаниэль в смущении замер у порога.

— Что ты тут забыл, молокосос? — осведомился мужчина в плаще с воротником из бобрового меха.

— Я просто хотел посмотреть, — сказал Натаниэль, стараясь, чтобы голос звучал как можно увереннее.

— Малыш, это тебе не воскресное чаепитие, хочешь поглазеть — иди полюбуйся на птичек, — рявкнул мужчина.

Один из картежников засмеялся. Тут вмешался третий игрок. Твердо и холодно он сказал:

— Оставь его в покое, Клэнси!

Мужчина был одет в безупречного покроя черный костюм и белую рубашку с воротником жабо. У него было худое, резко очерченное лицо, холодные серо-голубые глаза. Карты он держал в левой руке, приблизив их к груди. Локоть правой лежал на столе; кисть, небрежно свешиваясь вниз, была спрятана от глаз остальных игроков.

— Этот сопляк, он что, твой друг, Тайлер? — недовольно осведомился Клэнси.

— Не имею чести быть знакомым с этим джентльменом, — ответил Тайлер, с любезной улыбкой кивая Натаниэлю.

— Тогда какая тебе разница, уберется мальчишка или нет? — спросил Клэнси.

— Он имеет право стоять здесь сколько его душе угодно, — отчеканил Тайлер, смерив здоровяка холодным взглядом.

Остальные игроки заметно напряглись и опустили карты. Тайлер и Клэнси не отрываясь смотрели друг другу в глаза. Мужчина в черном был невозмутим; здоровяк Клэнси, напротив, выглядел так, будто вот-вот потеряет контроль над собой и бросится на противника с кулаками. Глаза его полыхали злобой. Роднило противников одно: оба не желали уступать. Натаниэль сказал:

— Если я вам мешаю, то лучше пойду.

Сам того не желая, своей репликой он прервал безмолвное противостояние двух мужчин.

— Мне плевать, уйдешь ты или нет, — грубо бросил Клэнси и отвел взгляд от Тайлера.

— Тогда продолжим, — предложил один из собравшихся, — ваши пререкания портят всю игру.

Встав у стены, Натаниэль наблюдал за ходом игры. Он не был заядлым картежником, но достаточно разбирался в картах, чтобы понять, что мужчины играют в покер. Натаниэль смотрел, как тасуют и раздают карты, слушан, как объявляют ставки и звякают монеты, и поражался азарту игроков. Они дрожали от напряжения; когда не везло, с их губ срывались ругательства; пытаясь скрыть бурную радость при виде удачного прикупа, игроки еще скорее выдавали себя внезапным молчанием и неестественным выражением лица. Один лишь Тайлер был невозмутим. Игра продолжалась больше часа. Тайлер через раз выигрывал. Кучка золота и серебра по левую руку от него быстро росла, пачка выигранных купюр становилась все толще и толще. Изящные руки мужчины грациозно держали колоду, пальцы порхали в воздухе, как крылья бабочки. Он тасовал карты с невероятной быстротой и аккуратностью. Клэнси проигрывал, с каждой минутой становясь все мрачнее. Как все неумелые игроки, он снова и снова пытался отыграться. Каждая новая неудача действовала на здоровяка как удар хлыстом, от необходимости расставаться с деньгами лицо покрывалось красными пятнами; он глядел на везучего Тайлера с нескрываемой ненавистью. Хотя в комнате было тепло, Клэнси оставался в верхней одежде. Косясь на Тайлера, он теребил полу плаща, то закрывая ею колено, то нервно откидывая в сторону.

Натаниэлю в конце концов надоело наблюдать за игрой; он уже шагнул в дверной проем, когда Клэнси с сердитым видом швырнул карты на стол.

— Ты меня обчистил, Тайлер, — сказал он.

— Ты плохо играешь, — ответил Тайлер. Выигранные деньги он подгреб к себе левой рукой, правая кисть по-прежнему пряталась под столом.

— Зато ты играешь хорошо, — процедил, Клэнси, наклоняясь к нему, — очень хорошо. Возможно, даже слишком.

Остальные игроки быстро отодвинулись. Клэнси и Тайлер остались за столом одни.

— Следи за словами.

— Не грози мне, ты, пижон, — выплюнул Клэнси. — Я сказал, ты играешь слишком хорошо!

В комнате повисло напряжение, как перед грозой. Картежники застыли в креслах, едва дыша, напоминая людей, которые, увидев молнию, ждут раската грома.

И гром грянул. Тайлер неторопливо опустил левую руку на стол. Правая по-прежнему была под столом. Тайлер помолчал, затем низким, твердым голосом произнес:

— Говори прямо.

— Ты шулер.

Картежники приросли к креслам. Они не мигая следили за разворачивающейся перед ними драмой.

— Вы запятнали мою честь, я смою оскорбление кровью, — ответил Тайлер. — Требую сатисфакции.

— Ну, конечно, кто бы сомневался, — издевательски захохотал Клэнси.

Натаниэля от волнения бросило в жар. Тайлер хочет драться на дуэли! Страх смешивался с неодолимым любопытством. Натаниэль много читал о дуэлях, этом последнем средстве, к которому может прибегнуть джентльмен, чтобы спасти свои честь и достоинство. Если на дуэли дрались известные люди, статьи об этом появлялись на первых полосах ведущих газет. Так было, к примеру, с сенаторами Рэндольфом и Клэем. Государственный министр Клэй вызвал на дуэль сенатора Рэндольфа после того, как тот оскорбил его в сенате. Их дуэль стала поводом для множества язвительных замечаний и грубых шуток, потому что в перестрелке оба не получили ни царапины. Клэй прострелил пальто Рэндольфа, тогда сенатор поднял пистолет и сделал выстрел в воздух.

Натаниэлю еще никогда не доводилось лично присутствовать при поединке. Затаив дыхание, он ждал продолжения.

— Назовите время и место, — процедил Тайлер.

— Здесь и сейчас, — прорычал Клэнси, вставая в полный рост.

— Как пострадавшая сторона, оружие выбираю я, — сказал Тайлер.

— Выбирай что хочешь. Я буду на улице, — заявил Клэнси. Он рванул прочь из комнаты, как разъяренный медведь гризли из берлоги.

— Не доверяй ему, Адам, — посоветовал один из игроков.

— Во-во, — вступил второй, — Клэнси коварен, как змея.

Тайлер нахмурился:

— Рэнфри, ты согласишься быть моим секундантом?

— С радостью, Адам, — ответил седой мужчина, облаченный в коричневый костюм.

— Мои дуэльные пистолеты в комнате, — сказал Тайлер, — можешь их принести?

— Конечно. — Рэнфри поспешно удалился.

Натаниэль как зачарованный смотрел на Тайлера, поражаясь его выдержке. Тайлер вздохнул, расправил плечи и вышел из комнаты. Следом за ним с угрюмым видом потянулись остальные игроки. Взбудораженный, Натаниэль пошел за ними.

Хозяин гостиницы долго упрашивал Тайлера отказаться от дуэли, но тот остался глух ко всем увещеваниям. Новость о предстоящей дуэли разлетелась по гостинице с невероятной быстротой; постояльцы вышли на улицу и столпились во дворе. Выйдя из полутемного холла, Натаниэль даже зажмурился — настолько ярко светило солнце.

Клэнси ждал во дворе, он стоял посреди аккуратно подстриженной лужайки. Когда верзила снял плащ, всем бросился в глаза огромный нож на его левом бедре.

Тайлер ждал; когда подоспел Рэнфри, неся черный ящик с дуэльными пистолетами, оба направились к Клэнси.

Натаниэль локтями проложил себе дорогу в первые ряды зрителей, чтобы ничего не пропустить. Тайлер и Клэнси о чем-то говорили. Натаниэль терялся в догадках: может, Тайлер предлагает Клэнси взять секунданта? Как бы то ни было, Клэнси сделал презрительный жест, явно означавший отказ. Махнув на ящик с пистолетами, он сказал Тайлеру что-то такое, отчего мужчина в черном непроизвольно сжал кулаки. Противникам раздали пистолеты. Они встали спиной к спине.

— Это ужасно, — возмутилась женщина, стоявшая рядом с Натаниэлем. — Их надо остановить!

— Не нравится — не смотри, — огрызнулся мужчина, одетый в белую рубашку и бриджи.

Натаниэль присмотрелся к Клэнси. На первый взгляд здоровяк показался ему неотесанной деревенщиной, но сейчас Натаниэль уже не был уверен в своем первом впечатлении. Одежда Клэнси, хоть и не такая изысканная, как у Тайлера, была опрятна и хорошего качества, черные ботинки — начищены до блеска.

Рэнфри унес с лужайки черный ящик. Повернувшись к дуэлянтам, он выкрикнул:

— На счете «три» вы отмерите десять шагов. Потом поворачивайтесь и стреляйте!

Тайлер и Клэнси стояли неподвижно, как статуи, держа пистолеты прижатыми к плечу, дулом кверху.

— Один!

Шепот пробежал по рядам постояльцев, замерших в волнующем ожидании кровавого зрелища.

— Два!

В кроне дуба испуганно затрещала белка.

— Три! — выкрикнул Рэнфри.

Не в силах отвести глаз, Натаниэль следил за тем, как дуэлянты отсчитывают шаги. Тайлер шагал размеренно и четко; его противник, напротив, чуть не бежал. Человек в черном успел отмерить всего восемь шагов, когда Клэнси развернулся, вскинул пистолет и всадил пулю ему в спину.

Все вокруг заволокло пороховым дымом; Тайлер споткнулся, как от удара невидимого кулака. Пошатываясь, он с трудом удержал равновесие, выпрямился и повернулся к Клэнси.

Посмотрев Тайлеру в глаза, Клэнси увидел в них свою смерть. Он бросил пистолет на землю, обнажил нож и кинулся на противника. При этом Клэнси издавал громкие, пронзительные вопли, будто надеясь криком достичь того, чего не добился выстрелом.

Тайлер не торопился. Он медленно поднял пистолет, аккуратно прицелился, а когда Клэнси, потрясавший охотничьим ножом, подбежал на расстояние пяти ярдов, — спокойно нажал на курок.

Пуля вошла Клэнси в лоб и вышла через затылок; брызнула кровь; верзила качнулся на каблуках и рухнул навзничь с таким недоуменным выражением на лице, будто собственная смерть для него неразрешимая загадка.

Труп Клэнси еще не успел коснуться травы, а Рэнфри и остальные уже спешили к Тайлеру. Человек в черном зашатался и согнулся пополам от боли, он упал бы, если бы секундант вовремя его не подхватил.

— Омерзительно, — пробормотала женщина, та самая, которая говорила, что дуэль необходимо прекратить. Натаниэль был немало удивлен, увидев ее рядом. Дама некоторое время разглядывала труп Клэнси, затем скривилась и поспешила в гостиницу.

Рэнфри и еще четверо несли Тайлера в гостиницу. На рубашке Тайлера проступило ярко-алое пятно. Оно быстро расплывалось. Натаниэль с волнением глядел на шулера. Тайлер был бледен, но в сознании; на какое-то мгновение он встретился взглядом с Натаниэлем, и его губы исказило подобие улыбки. Казалось, он пытается подбодрить Натаниэля. Тайлера внесли в гостиницу.

— Вот и пришел конец Ною Клэнси, — заметил стоявший рядом с Натаниэлем пожилой мужчина в одежде фермера.

— Этот негодяй вечно напрашивался на неприятности, — смачно плюнув, сказал второй.

— Кто его похоронит? — равнодушно осведомился третий.

— Так и быть, я, — вздохнул пожилой фермер. — Не дай бог, детишки его увидят, такого вот, с мозгами наружу.

Натаниэль задержался в гостинице еще на пару часов, ожидая доктора, которого спешно вызвали из ближайшего маленького городка. Молодой человек сидел в углу обеденного зала и потягивал пиво, слушая, как постояльцы обсуждают дуэль. Они с нескрываемым удовольствием смаковали кровавые подробности, и им было ровным счетом наплевать на Тайлера, который лежал раненый на втором этаже. Натаниэль решил, что еще не встречал таких бездушных личностей, как эти любители дуэлей.

Когда доктор сообщил, что раненый будет жить, Натаниэль упаковал вещи и пошел на конюшню за лошадьми. Через двадцать минут он уже был в дороге, размышляя о чести, справедливости и смерти. В таком философском настроении Натаниэль и прибыл в Сент-Луис.


ГЛАВА 4


Сент-Луис.

В 1764 году двое торговцев пушниной из Франции открыли факторию на западном берегу реки Миссисипи, к югу от ее слияния с другой могучей рекой, Миссури. Один из французов решил назвать факторию в честь Луи IX, французского короля, причисленного к лику святых. Так началась история Сент-Луиса.

Первоначально территория, на которой располагался Сент-Луис, принадлежала испанцам; когда они уступили этот регион французам, город официально отошел во владение Франции. Передача земель серьезно встревожила президента Томаса Джефферсона. Французы намеревались выслать отряды, чтобы захватить контроль над регионом, и президент боялся, что они откажутся соблюдать договор, который Соединенные Штаты в свое время заключили с Испанией. Американские фермеры и трапперы, живущие к западу от Аппалачей, направляли производимые ими продукты и товары вниз по реке в Новый Орлеан. Теперь этот город принадлежал французам. В случае если французы откажутся поддерживать соглашение, Америку ожидали громадные экономические потери. Президент Джефферсон отправил во Францию делегацию с предложением выгодной сделки: выкупить Новый Орлеан и полуостров Флорида. Члены делегации огласили предложение. Ответ поверг их в изумление. Французы согласились продать не только Флориду и Новый Орлеан, но и все остальные земли, которые им уступила Испания. Так, в 1803 году за сумму в пятнадцать миллионов долларов Соединенные Штаты увеличили свою территорию вдвое и получили во владение значительно разросшийся к тому времени Сент-Луис.

Вот что это был за город.

Несмотря на все статьи и рассказы о Диком Западе, Натаниэль был до глубины души поражен дикой, пестрой картиной, развернувшейся перед ним, когда утром 29 апреля он въехал в Сент-Луис. В первую очередь внимание привлекали баржи и пароходы, запрудившие Миссисипи. Их было не меньше, чем в гавани Нью-Йорка. Вдоль берега реки выстроились бары и винные лавки, где круглые сутки ошивались трапперы, рыбаки, возничие и прочий грубый люд. Подальше возвышались роскошные особняки, выстроенные в разных архитектурных стилях — американском, классическом испанском, французском, что придавало городу неповторимое обаяние. Обилие канадских лошадей, забавных маленьких экипажей и пышно украшенных домов говорило о том, что выходцев из Франции в Сент-Луисе и по сей день немало.

По дороге к центру Натаниэлю попался книжный магазин, и он пообещал себе, что в скором времени обязательно туда наведается. Оказалось, что в пограничном городе есть даже театры и выходит несколько ежедневных газет. В общем и целом Сент-Луис был совсем не таким, каким Натаниэль представлял его по рассказам. Предположения молодого человека подтвердились в одном: город поражал количеством оружия на улицах. Едва ли не каждый прохожий имел при себе карабин, пару пистолетов и нож. Похоже, для колониста выйти на улицу без карабина было все равно что джентльмену отправиться в гости без носового платка. Безоружными ходили только франты и знатные горожане (таких можно было пересчитать по пальцам). Чем дальше к западу, тем больше было ружей. А еще были индейцы. Натаниэль не ожидал, что встретит в черте города столько краснокожих. Только через три дня он узнал причины их пребывания в Сент-Луисе. Оказалось, генерал Уильям Кларк — тот самый Кларк, который вместе с Мериуэзером Льюисом дважды пересек континент, с Восточного побережья к Тихому океану и обратно, — теперь занимал в Сент-Луисе пост суперинтенданта по индейским делам, и на переговоры с ним каждый день прибывали делегации из разных племен. Натаниэль снял комнату в гостинице «Брэдли», отвел лошадей в конюшню, распаковал вещи и отправился гулять. Он до позднего вечера ходил по улицам, глазея на все подряд и впитывая голоса и звуки города с жадностью голодного, которому дали жирный бифштекс. Свежая, пьянящая атмосфера Сент-Луиса кружила Натаниэлю голову.

Вечером, лежа в постели и прислушиваясь к звукам, доносившимся с улицы через распахнутое окно, Натаниэль вспоминал Нью-Йорк, сравнивая два города между собой. Оба отличались суетой и многолюдьем. Но при этом Сент-Луис кипел и бурлил, а Нью-Йорк казался холодным и безжизненным. Возможно, подумал Натаниэль, в прежние времена Нью-Йорк тоже обладал грубым, диковатым обаянием пограничного поселения и его жители подкупали жаждой жизни и бьющей через край энергией. Но молодость Нью-Йорка давно прошла. И если обитатели Сент-Луиса наслаждались настоящей жизнью, ньюйоркцы как во сне проживали одинаковые серые дни.

Следующий день Натаниэль провел почти так же, как первый, знакомясь с местными достопримечательностями и популярными у горожан заведениями. Он быстро отыскал «Шато-хаус». Оказалось, это одна из лучших гостиниц в городе. Натаниэля удивило, что дядя назначил встречу в таком дорогом месте. Из соображений экономии молодой человек решил остаться в «Брэдли».

Натаниэль провел несколько часов в книжном магазине. На полках стояли Библии в разных изданиях, целое собрание поваренных книг, исторические произведения, биографии великих людей, мемуары и многое, многое другое. Натаниэль долго приценивался к «Истории экспедиции капитанов Льюиса и Кларка»; потом некоторое время раздумывал, не купить ли репринтное издание «Жизни Джорджа Вашингтона». И тут обнаружил книги Фенимора Купера. Натаниэль уже читал повесть Купера «Пионеры» и остался в полном восторге от истории следопыта и траппера Натти Бампо. И вот перед ним два новых творения Купера. Морской роман «Лоцман» и — ура! — вторая книга из цикла о Бампо, захватывающий приключенческий роман «Последний из могикан»! Книга повествовала о юных годах Бампо, когда Натти, или Кожаный Чулок, как его еще называли, участвовал в борьбе делаваров с ирокезами. Натаниэль купил «Последнего из могикан», довольный вернулся в гостиницу, плотно поужинал и рано лег спать.

В ожидании приезда дяди Натаниэль целыми днями бродил по городу, а по вечерам, перед сном, читал «Последнего из могикан». Молодой человек познакомился с хозяином гостиницы мистером Брэдли и несколькими постояльцами и многое узнал от них о городе и его истории. Мистер Брэдли предупредил, чтобы Натаниэль держался подальше от трактиров и винных лавок, если не хочет очутиться в канаве с перерезанным горлом. Оказалось, Сент-Луис страдает от той же напасти, что и Нью-Йорк. Ночью по улицам рыскали бандиты и воры. Несколько раз злоумышленники похищали влиятельных граждан и требовали за них выкуп. Натаниэль удивился, узнав, что в городе нет регулярных полицейских сил.

Четвертого мая Натаниэль ни свет ни заря отправился в «Шато-хаус». Выяснилось, что Изекиэля Кинга среди постояльцев нет. Расстроившись, Натаниэль ушел и несколько часов болтался по улицам, затем вернулся и вновь с надеждой осведомился о дяде. Но клерк в холле повторил то же, что и в прошлый раз: Изекиэль Кинг не появлялся. Натаниэль убил еще пару часов, шатаясь по окрестностям, и начал волноваться, что дядя вообще не приедет. Получится, что молодой человек проделал весь долгий путь до Сент-Луиса абсолютно напрасно. В полдень Натаниэль в третий раз забежал в «Шато-хаус». К его крайней досаде, дяди все еще не было.

— Приходите в пять, — посоветовал клерк. — Люди не любят задерживаться в дороге допоздна, если ваш дядя собирался приехать сегодня, к пяти он наверняка появится.

Натаниэль поблагодарил клерка, вернулся к себе в «Брэдли» и, чтобы отвлечься от неприятных мыслей, взялся за «Могикан». Но книга незаметно подошла к концу, и молодого человека вновь охватило беспокойство. Натаниэль нервно мерил шагами комнату, размышляя о том, что предпринять, если дядя так и не объявится, и содрогался при мысли вернуться в Нью-Йорк с пустыми руками. Он же станет посмешищем для семьи! Аделина начнет презирать его — ведь он столько ей наобещал. В голове молоточком стучал вопрос: где дядя Зик?

Натаниэль поспешил в «Шато-хаус», и вновь надежды его обманули.

— Не беспокойтесь, ваш дядя обязательно приедет. — Служащий кивком указал на выстроившиеся у стены кленовые стулья: — Можете подождать его здесь, если хотите.

У Натаниэля засосало под ложечкой, и он вспомнил, что с утра ничего не ел.

— Спасибо, я пойду пообедаю, а когда вернусь, дядя, наверное, уже будет здесь.

— За углом есть трактир, называется «Арка», — посоветовал мужчина. — Там подают отличные горячие блюда.

— Ну, не знаю… — неуверенно сказал Натаниэль.

— Уверяю вас, у этого заведения прекрасная репутация.

— Ну что ж, почему бы и нет, — пожал плечами Натаниэль. — Пообедаю там, а через часик вернусь.

— Если дядя появится, я скажу, что вы приходили.

Поблагодарив любезного клерка, Натаниэль ушел.

В трактире он занял столик в углу и заказал курицу с кукурузным хлебом. Юноша был так расстроен, что ничего не видел и не слышал. Неудивительно, что он чуть не опрокинул тарелку от неожиданности, когда за столик к нему вдруг подсел незнакомец.

— Приве-ет, — фамильярно протянул мужчина. Язык у него слегка заплетался. Он улыбался во весь рот.

— Здравствуйте, — недоуменно ответил Натаниэль. — Вы что-то хотели?

Мужчина был одет в модный плащ с меховым воротником. На голове красовалась дорогая бобровая шапка. В руке незнакомец держал стакан с виски.

— Да нет. Смотрю, сидишь один-одинешенек, я и подумал, что ты будешь не против, если я составлю тебе компанию.

— Я уже ухожу, — сказал Натаниэль. Он сунул в рот последний кусок курицы.

Незнакомец пожал плечами:

— А я всего-то хотел выпить немного, поболтать. Но раз такое дело… Кто-кто, а Джозеф Лоуи навязываться не будет, — заявил мужчина, с печальным видом поднимаясь со стула.

Натаниэлю стало неловко за свое недружелюбное поведение. Он положил вилку и сказал:

— Постойте, мистер Лоуи, я не хотел показаться высокомерным. Думаю, у меня найдется пара минут, чтобы выпить с вами.

Лоуи просиял и почему-то огляделся по сторонам.

— Вот и славненько. Выпивка, чур, за мой счет. Ты что будешь?

— Не откажусь от эля.

— Ну эль так эль. — Лоуи подозвал официанта. Сделав заказ, он снова развалился на стуле напротив Натаниэля. — Извини, не расслышал твое имя.

— Кинг. Натаниэль Кинг. Друзья зовут меня Нат.

— Рад с тобой познакомиться, Нат. Я всех, кто здесь бывает, знаю. А тебя вот вижу в первый раз.

— Я недавно в Сент-Луисе, — признался Натаниэль. — Приехал всего несколько дней назад.

— И как тебе наш городишко? — Лоуи отхлебнул из стакана.

— Очень отличается от Нью-Йорка.

Лоуи подался вперед и с любопытством уставился на Ната:

— А, значит, вот ты откуда! Я никогда не был в Нью-Йорке, а хотелось бы на него посмотреть. Сам я родом из Питтсбурга, правда дома не был много лет.

— Чем вы занимаетесь, мистер Лоуи?

— Зови меня Джо. Моя стезя — коммерция. Коммерсант я. Земля, меха, всякая всячина. Приторговываю тут и там потихоньку. А ты?

— Я был бухгалтером, — сказал Натаниэль.

— «Был»?

— Это у меня случайно вырвалось — «был». Дело в том, что в Нью-Йорке я работал бухгалтером, — Натаниэль вздохнул, — и, возможно, когда я вернусь, мне придется снова пойти в контору.

— А-а-а. Собираешься вернуться в Нью-Йорк?

— Да. Надеюсь, не позже июля. Но это не от меня зависит, от дяди.

Лоуи огляделся по сторонам:

— Твой дядя тут, с тобой?

— Нет. Я с ним сегодня встречаюсь в «Шато-хаус».

Брови Лоуи поползли вверх.

— «Шато-хаус»? Твой дядя, видать, богач.

— Не знаю, — ответил Натаниэль. — Я его десять лет не видел.

— И вдруг в один прекрасный день он берет и — оп-па! — вызывает тебя сюда.

Натаниэль с удивлением воззрился на Лоуи:

— Ну да. А как вы догадались?

— Логика, друг мой, простое логическое умозаключение. — Лоуи глотнул еще виски.

За окном сгущались сумерки. Натаниэль сказал:

— Мне пора. Дядя, верно, уже ждет меня.

— Мне тоже надо идти. Кстати, нам с тобой по пути, я снимаю комнатушку неподалеку от «Шато-хаус». Может, пойдем вместе?

— Хорошо, — согласился Натаниэль, с улыбкой глядя на дружелюбного коммерсанта.

Молодой человек заплатил по счету и последовал за Лоуи.

Они вышли на улицу, и новый знакомый свернул направо.

Натаниэль остановился:

— Джо, куда это ты собрался? «Шато-хаус» ведь налево!

— Свернуть налево и тащиться через весь квартал? Нет уж, мы пойдем короткой дорогой — пробежим быстренько по переулку и окажемся прямо у главного входа в гостиницу! — заявил Лоуи.

Натаниэль колебался, не зная, стоит ли верить этому человеку. Но дружелюбная улыбка Лоуи развеяла его сомнения. Ругая себя за излишнюю подозрительность, Натаниэль поспешил вслед за новым знакомым. Они нырнули в темный и грязный переулок, обогнув груду старых оконных рам, сваленных у стены.

Шаг, другой, третий — и вдруг в спину Натаниэлю уперлось что-то твердое, и жесткий голос произнес:

— Один звук, и ты мертвец.


ГЛАВА 5


От сильного потрясения человек теряет способность мыслить здраво; к счастью, в минуты крайней опасности на помощь приходит инстинкт, и зачастую именно он спасает жизнь и здоровье попавшему в переплет бедняге. Хотя Натаниэль понимал, что твердый предмет, который упирается ему в спину, — это не что иное, как ствол пистолета, и сознавал, что человек с оружием не шутит, он бессознательно, повинуясь инстинкту, открыл рот, чтобы позвать на помощь своего спутника. Но тут Лоуи повел себя самым неожиданным образом. Повернувшись к Натаниэлю, он с кривой ухмылкой прошипел:

— Ты слышал, что сказал мой приятель? Стой смирно, не то будет плохо! — В руке у Лоуи блеснул нож.

Натаниэль остолбенел. Неожиданное предательство Лоуи подействовало на него как удар по голове. Тело перестало повиноваться, язык не слушался. Мнимый коммерсант приставил нож к животу Натаниэля, а мужчина с пистолетом, ни на секунду не выпуская молодого человека из-под прицела, сделал несколько быстрых шагов и встал рядом с сообщником. Теперь черное дуло пистолета смотрело Натаниэлю прямо в лоб.

— Ну, показывай денежки, — приказал Лоуи.

— Денежки? — эхом отозвался Натаниэль. Он с трудом понимал, что ему говорят.

— Не прикидывайся! — рявкнул Лоуи. — Судя по одежке, ты не нищий. У тебя должен быть кошелек. Давай его сюда, живо!

Натаниэль полез во внутренний карман куртки. Пальцы не слушались.

— Джо, гляди, чтобы этот мальчишка на тебя не бросился! — сказал человек с пистолетом. Одетый в серую куртку и зеленую шапку, с виду он казался типичным представителем многочисленной армии отбросов сент-луисского общества.

— Этот сопляк? — презрительно засмеялся Лоуи. — Да я его одним пальцем по стенке размажу.

Мужчина с пистолетом так загоготал, что от смеха у него началась икота.

— Сегодня у меня хорошее настроение, — заметил Лоуи. — Поэтому я преподам мальчишке урок. Урок, который он нескоро забудет! — Самодовольно усмехаясь, Лоуи сжал пальцы в кулак. — Тебе следовало остаться в Нью-Йорке, Нат. Восточное побережье — рай для таких земляных червей, как ты. А здесь, на Западе, порядки другие. Тут выживает сильнейший. Возможно, сломанный нос поможет тебе осознать свою ошибку.

Лоуи размахнулся, чтобы ударить Натаниэля в лицо. И тут с другого конца переулка раздался чей-то резкий, скрипучий голос:

— А тебе, негодяй, поможет смерть!

Мужчина в зеленой шапке начал разворачиваться, на ходу вскидывая пистолет. Надо признать, реакция у него была отменная, и тем не менее он двигался недостаточно проворно, чтобы спасти свою шкуру. Прогремел выстрел, и бандита отбросило к стене. Он медленно сполз на землю. Правый висок мужчины украшала аккуратная дырочка.

Лоуи попятился.

— Что, испугался? — осведомился скрипучий голос.

Лоуи побежал. Преследуя его, мимо Натаниэля вихрем пронесся мужчина в одежде из оленьей кожи. В руке у него сверкал охотничий нож… Натаниэль успел лишь мельком увидеть своего спасителя, поджарого траппера в наряде, типичном для человека, живущего на окраине цивилизованного мира. В тот же миг началась схватка. Натаниэль растерянно следил за происходящим. Двое мужчин кружили друг против друга, словно в танце. Они отчаянно размахивали ножами. Бросок, удар, выпад, удар — стальные лезвия со свистом рассекали воздух. Тускло поблескивая, они ткали в сумраке переулка мерцающий узор. Джозеф Лоуи сражался с яростью зверя, загнанного в угол. На его лице читалось отчаяние: противник волшебным образом предугадывал каждое его движение, игнорировал обманные выпады и с поразительной легкостью и проворством уклонялся от искуснейших бросков. Через пару минут этого безумного «танца» спаситель Натаниэля, мужчина в красной шапке, отороченной мехом, оттеснил Лоуи к стене, резко подался вправо и воткнул нож в грудь негодяя. Лоуи застыл, выпучив глаза и раскрыв рот, как рыба, выброшенная на берег. В горле у него забулькала кровь. Пальцы разжались, выронив нож. Обеими руками Лоуи вцепился в торчащую из груди рукоять, но выдернуть нож не смог — не хватило сил. Лицо бандита исказилось от ужаса. Уставившись на траппера Лоуи прохрипел:

— Ты… убил меня!

— Собаке собачья смерть, — бросил незнакомец. — Ты получил по заслугам.

— О боже! — просипел Лоуи, сползая по стене. Изо рта струйкой побежала кровь. — О боже!

Натаниэль со смешанным чувством страха и возбуждения смотрел, как умирает человек. С того момента, как в спину ему уперся ствол пистолета, он пошевелился только раз — когда потянулся за деньгами. Натаниэль осознал, что так и продолжает стоять с рукой во внутреннем кармане куртки. Он опустил руку и глубоко вдохнул, пытаясь прийти в себя. Со стороны улицы послышались негромкие голоса. Обернувшись, Натаниэль увидел, что за время схватки в переулке собралось не менее дюжины человек.

— Помогите! — визжал Лоуи. — Кто-нибудь, помогите!

Мужчина в красной шапке подошел к нему, взялся за рукоятку ножа и выдернул его из груди. Хлынула кровь.

— О нет! — слабо простонал Лоуи.

Он со свистом втягивал воздух. Траппер сел на корточки, сощурился, пристально посмотрел Лоуи в глаза и принялся вытирать нож о рукав своей куртки. Закончив, он встал и сунул нож в расшитые бисером кожаные ножны на левом бедре. Только сейчас Натаниэлю представилась возможность как следует рассмотреть своего спасителя. Как и подавляющее большинство колонистов и трапперов, приехавших в Сент-Луис из прерии и гор, чтобы на время приобщиться к цивилизации, мужчина излучал грубую жизненную силу. Суровый взгляд блестящих ярко-голубых глаз выдавал в нем человека, который, прожив много лет и приобретя незаурядный жизненный опыт, остался молод душой. Каштановые волосы, обильно тронутые сединой, спускались ниже плеч. От постоянного пребывания на свежем воздухе кожа колониста обветрилась и потемнела, почти сравнявшись по цвету с индейской. На нем была одежда из оленьей кожи, расшитая бисером, и простые, изрядно поношенные мокасины. С коричневого кожаного пояса свисали нож и сумка для пуль.

— Хочу поблагодарить вас за то, что спасли мне жизнь, — сказал Натаниэль. — Вы настоящий герой!

На губах мужчины заиграла ухмылка. Он некоторое время разглядывал Натаниэля со смесью облегчения и сдерживаемой радости, потом неторопливо ответил:

— Приятно слышать, Нат.

— Откуда вы… — начал было Натаниэль и тут же умолк: наконец-то он обратил внимание на красную шапку. В памяти всплыла строчка из дядиного письма: «Ты узнаешь меня — я буду в красном». Натаниэль порывисто шагнул вперед и положил руки на широкие плечи траппера. — Изекиэль?

Мужчина с улыбкой кивнул:

— Дядя Зик к твоим услугам.

Натаниэль был вне себя от радости. Он почувствовал, как сильные руки дяди хватают его, поднимают в воздух и сжимают так крепко, что кости захрустели. Опустив племянника обратно на твердую землю, дядя подверг его тщательному критическому осмотру.

— Бог мой, как ты вырос! — заявил Изекиэль. — Если б тот парень в «Шато-хаус» мне тебя не описал, я бы в жизни не догадался, что это ты.

— Клерк в холле сказал тебе, куда я пошел?

Зик кивнул:

— Твое счастье, что я сразу отправился за тобой вдогонку, не разбирая вещи. — Поймав взгляд Натаниэля, он оглянулся на зевак: — Не волнуйтесь, ничего особенного не произошло.

— Помогите! — умолял Лоуи.

Натаниэль посмотрел на грабителя, который всхлипывал и подвывал, истекая кровью. Лоуи ответил ему жалобным взглядом. Он беззвучно молил о помощи, оказать которую не в силах был уже ни один человек. По правде говоря, помощь была и не нужна: грабитель находился на последнем издыхании.

— Если хочешь, я тебя пристрелю. Положу конец бессмысленным мучениям, — предложил Зик.

Лоуи силился поднять глаза, но кашель согнул его пополам. Его вырвало кровью. Он несколько секунд неразборчиво всхлипывал, потом внезапно упал на бок, вытянулся и застыл. Из разинутого рта на землю текла густая, почти черная, кровь.

— Ну что же, скатертью дорога, — философски заметил Изекиэль и направился в сторону улицы.

У стены справа стояло большое ружье. Подхватив его, дядя повернулся к растущей толпе зевак.

— Эти люди хотели ограбить моего племянника! — громко сказал он, указывая на трупы. — Когда я пришел, они собирались его избить.

— Пропустите, пропустите! — выкрикнул кто-то из задних рядов.

Через толпу проталкивался осанистый пышноусый джентльмен в коричневой куртке и бриджах. Его добродушное румяное лицо обрамляли широкие бакенбарды. Джентльмен с недовольным видом уставился на трупы, потом поднял глаза на траппера.

Натаниэль сжался. В Нью-Йорке дядю сразу взяли бы под арест и определили в тюрьму на предварительное заключение до заседания городского суда. Раз в Сент-Луисе даже полиции нет, то, вероятно, тут предпочитают обходиться без долгих церемоний и сразу вершат суд Линча. К величайшему удивлению Ната, джентльмен, одежда которого явственно выдавала высокопоставленную персону, широко, дружески улыбнулся дяде и воскликнул:

— Головня! Неужели это ты?

— Конечно я, друг Осборн, — сказал Изекиэль.

— Каким ветром тебя занесло? Ты у нас года два не был!

— Городская жизнь мало чем может привлечь человека, который научился жить в гармонии с природой, — серьезно сказал траппер.

— Все так же любишь пофилософствовать, да? — добродушно засмеялся Осборн. Он посмотрел на Ната: — Мне не послышалось, это твой племянник?

— Да. Натаниэль Кинг, сын моего брата.

Осборн кивнул:

— Рад знакомству с вами, молодой человек.

— Мой дядя не виноват, — сбивчиво начал Натаниэль. — Эти типы, они пытались отнять у меня деньги и…

— Я все понял, — ответил Осборн. — Не волнуйся, Натаниэль. Твоему дяде ничто не грозит. Старожилы Сент-Луиса хорошо знают и очень уважают его.

— Осборн, будь добр, проследи за тем, чтобы эту падаль поскорее убрали, — сказал Зик, указывая на трупы.

— Для тебя все, что угодно, Головня, — с дружеской улыбкой ответил Осборн. — Надолго ты к нам?

— Я по делам, как только разберусь с ними, сразу уеду.

— Где ты остановился?

— В «Шато-хаус».

— Ну надо же! — обрадовался Осборн. — Я постараюсь выкроить время, чтобы к тебе зайти.

— Да, выпьем немного, поболтаем о старых временах, — поддержал Зик и махнул племяннику рукой, приглашая следовать за собой.

Толпа расступилась, они вышли из переулка.

— Где ты остановился? — спросил Зик.

— В гостинице «Брэдли», — ответил Натаниэль, с благоговением взирая на дядю. Ему не верилось, что они снова вместе.

— Давай-ка захватим твои вещички, и сразу ко мне, — сказал Зик. — Нам есть о чем поговорить.

— Конечно! — радостно откликнулся Нат. Ему не терпелось продолжить разговор. Молодой человек посмотрел на длинный кусок серого меха, пришитый к задней части дядиной шапки. — Это бобровый мех?

Бывалый охотник зашелся от смеха и энергично помотал головой:

— Вынужден тебя огорчить, племянник, ты не угадал. Тебе многое еще предстоит узнать о здешней жизни. Ты когда-нибудь видел бобра?

— Нет, — признался Натаниэль.

— А волка?

— Нет, — пробормотал юноша. — В Нью-Йорке их почти нет. Но я видел волков на картинках в книжках.

— Тогда погляди на мою шапку повнимательнее.

Натаниэль так и сделал, и через пару минут в памяти у него что-то забрезжило, и он воскликнул:

— Это же волчий хвост!

— Мои поздравления. Обучение в школе жизни началось.

— А зачем ты носишь на голове волчий хвост?

— Это довольно-таки распространенный обычай, — сказал Зик. — Voyagers часто их носят.

— Кто?

— Voyagers — то же самое, что трапперы, только по-французски.

— А ты знаешь французский?

— Чуть-чуть знаю. На Диком Западе чем больше держишь в голове разной полезной ерунды, тем лучше.

— А почему именно волчий хвост? — с любопытством осведомился Натаниэль, разглядывая удивительное украшение, подпрыгивавшее на шапке в такт размашистым шагам ее хозяина.

— Мышиный выглядел бы нелепо, — хохотнул Зик. Натаниэль не смог удержаться от смеха, представив мышиный хвостик, пришитый к шапке.

— И правда.

Изекиэль уверенно шагал по улицам города, крепко сжимая в руках карабин. Взгляд дяди блуждал по сторонам. Он рассказывал:

— У этого волчьего хвоста своя история. Когда-то он принадлежал старому Одноглазому, самой хитрой зверюге на всем белом свете. Несколько лет назад мы с Шекспиром охотились на ручье к северо-западу от реки Иеллоустон. Кто-то постоянно съедал бобров, попадавшихся к нам в ловушки. Мы находили зверьков разодранными в клочья и наполовину объеденными. Так продолжалось несколько недель. — Он помедлил.

Поглощенный рассказом, Натаниэль жадно ловил каждое слово. Дядя обладал даром рассказчика, — очевидно, он отточил его во время посиделок у костра в компании друзей-трапперов.

— И что ты сделал?

— Мы с Шекспиром все перепробовали, чтобы поймать негодяя на месте преступления. Ничего не помогало. Мы прилаживали петли, ставили двойные капканы, ямы рыли, но зверь, лакомившийся нашими бобрами, был слишком хитер. Мы пробовали даже лежать в засаде, но в такие дни он, как назло, даже не показывался. Наконец нам удалось обнаружить четкую цепочку следов около одного из капканов. По следам стало понятно, что, как мы и предполагали, наше проклятие — волк. Тогда мы выкопали глубокую яму, я залез в нее и стал ждать.

— И сколько ты ждал?

— Пожалуй, дня три.

— А что ты ел? Как ты не умер с голоду?

— У меня с собой был мешок вяленого мяса, — сказал Зик. В глазах у него блеснул лукавый огонек. — Так вот, на третий день старый волчище наконец-то показался. В ловушке был бобер, волк подкрался и кинулся на него. Только тут я разглядел, до чего же он огромный. У него был только один зрячий глаз — правый.

— И ты его пристрелил?

— Не совсем, племянник. Я пальнул в него из карабина, потом полез наверх, но края ямы были скользкие, и когда я выбирался, то упал лицом в траву прямо рядом с Одноглазым, — сказал Зик.

Натаниэль представил себя на дядином месте и поежился.

— А что произошло потом?

Зик посмотрел на племянника:

— А что, ты думаешь, могло произойти? Конечно же, Одноглазый прыгнул на меня с оскаленной пастью и готов был растерзать на клочки!

— И как ты его убил? — затаив дыхание, спросил Натаниэль.

— Да никак. Это он убил меня. — Зик рассмеялся и хлопнул Натаниэля по плечу.


ГЛАВА 6


Устроившись в шикарном номере гостиницы «Шато-хаус», Натаниэль смотрел на энергичного, полного жизни человека, которого так хорошо помнил с детских лет, и удивлялся — не сон ли это? Своевременное появление Зика спасло Натаниэлю кошелек, а может, и жизнь, и, несмотря на то что с их последней встречи прошло много лет, Натаниэль заново почувствовал привязанность к дяде. Оглядев роскошные апартаменты, Натаниэль спросил:

— А почему ты решил остановиться в «Шато-хаус»? Это ведь так дорого!

Изекиэль окинул комнату пренебрежительным взглядом:

— Цивилизацию и так довольно трудно выносить. Так зачем же ютиться в хибаре, когда можно позволить себе все самое лучшее.

Это замечание напомнило Натаниэлю о сокровище.

— Ты, должно быть, очень богат.

— Ты так думаешь?

— Ну, ты же сам на это намекал в письме.

— В письме? — нахмурился Изекиэль. — А, ты имеешь в виду величайшее сокровище в мире?

Натаниэль чуть не выпрыгнул из обитого бархатом кресла:

— Что это за сокровище, дядя Зик? Ты разбогател на торговле пушниной? Или нашел золото? Скажи, что это?

Изекиэль слегка поджал губы:

— Ты поэтому сюда приехал? Из-за сокровища?

— Врать не буду. Я поехал на запад во многом из-за сокровища. Но и из-за тебя тоже.

— Все ясно, — медленно произнес Изекиэль. Он сгорбился в кресле. — Итак, ты мечтаешь о богатстве.

— Оно мне необходимо.

— Объясни, — велел Зик.

И Натаниэль принялся объяснять. Он долго рассказывал о своей карьере, об отношениях с Аделиной, о том, что не сможет жениться на ней, пока не разбогатеет. Изекиэль слушал, с грустью глядя на племянника. Он почти не прерывал его, лишь изредка задавал вопрос-другой, когда ему что-то было неясно. Под конец, когда Натаниэль принялся расписывать, как сильно он любит Аделину, Зик сделал вид, что заинтересовался тесемками на своих мокасинах, чтобы спрятать горькую усмешку.

— Деньги мне нужны, чтобы обеспечить Аделине привычный для нее образ жизни. Теперь ты понимаешь?

— Что же тут непонятного.

— А ты правда собираешься поделиться со мной сокровищем? — жадно спросил Натаниэль.

— Да.

Натаниэль был вне себя от радости. Просияв, он огляделся по сторонам:

— Вот здорово! Раз так, то в августе я сделаю Аделине предложение!

Зик задумчиво пошевелил губами:

— Не получится…

— Почему?

— Я не взял сокровище с собой.

Натаниэль замер:

— Не взял с собой? Но почему?

— Не смог, — ответил Зик.

— Но ты же написал в письме, что поделишься со мной!

— Поделюсь, но для этого тебе придется поехать со мной в мою хижину. Поехать в Скалистые горы.

Натаниэль был в шоке. Он обмяк в кресле, и перед его мысленным взором пронеслась вереница ужасных картин, навеянных словосочетанием «поехать в Скалистые горы»: кровожадные индейцы, дикие звери, горный обвал. Если что-то случится, он никогда больше не увидит Аделину!

— Вижу, тебе не нравится эта идея, — сказал Зик.

— Я неправильно понял твое письмо. Был уверен, что ты привезешь сокровище в Сент-Луис, — сказал Натаниэль.

— Я бы так и сделал, если бы мог, племянник. Но это сокровище… оно такое, что его просто не довезти из Скалистых гор.

— Но почему ты не взял с собой хотя бы кусочек?

— Кусочка тебе бы не хватило.

Натаниэль схватился за голову:

— Я не знаю, что мне делать, дядя Зик. Сколько времени займет путешествие?

— Месяцы.

— Сколько месяцев?

— Сомневаюсь, что ты успеешь вернуться в Сент-Луис до наступления холодов, так что придется тебе подождать до весны. Получается месяцев десять, максимум — год.

— Год? — Натаниэль подскочил в кресле. — Но я не могу оставить Аделину одну на целый год!

— Если она действительно любит тебя, то подождет.

— Целый год… — удрученно проговорил Натаниэль. Изекиэль вздохнул, поднялся, подошел к полированному комоду и отпер один из ящичков.

— Прости, Нат. Не думал, что ты так расстроишься.

— Я специально ехал в такую даль, — тихо проговорил Натаниэль.

— Признателен тебе за это.

Зик вытащил из ящика маленький кожаный мешочек и уселся обратно в кресло.

— Родители будут вне себя от злости, — мрачно сказал Нат. Он посмотрел на дядю. — Скажи, а почему ты не спросил про отца, маму и братьев?

— Твой отец… Наши пути разошлись много лет назад. Скажи-ка мне вот что. Том все еще отказывается обо мне говорить?

— Да.

Изекиэль пожал плечами:

— Ну вот видишь? Для твоих отца и матери я все равно что умер. А с твоими старшими братьями мы никогда не были особенно близки. Ты всегда был для меня особенным, Нат. Если честно, ты единственный из родственников, до кого мне есть дело.

— Раз ты говоришь прямо, я тоже не буду скрывать, — сказал Натаниэль. — Если ты отдашь мне часть сокровища, я поделюсь с ними. Они ведь моя семья.

— Другого я от тебя и не ожидал, — с улыбкой ответил Зик. — Вот, погляди-ка.

Он бросил Натаниэлю кожаный мешочек. Молодой человек ловко подхватил его и положил на колени. Натаниэль развязал шнурок, опрокинул мешочек, и у него на ладони засияли семь самородков, каждый размером с ноготь большого пальца.

— Это то, что я думаю? — прошептал Натаниэль. Изекиэль кивнул:

— Золото. Из Скалистых гор.

— У тебя есть еще?

— В Скалистых горах полно золота. Много лет назад его там добывали испанцы. Странствуя, я набрел на их заброшенные прииски.

Натаниэль поднял глаза:

— А почему об этом ничего не было в газетах?

— Напишут еще, — сказал Зик и посмотрел в окно, на огни вечернего Сент-Луиса. Лицо его погрустнело, и он задумчиво проговорил: — Когда-нибудь об этом заговорит весь мир. Пока же только несколько человек, включая меня, знают о богатствах, которые дожидаются своего часа в западных землях. Я знаком с одним траппером — его хижина стоит рядом с ручьем, русло которого сплошь усеяно самородками. Идешь по берегу и видишь, как они блестят. Но он их не трогает.

Натаниэль не поверил своим ушам:

— Почему?

— Золото его не интересует.

— Он что, не в своем уме?

Изекиэль фыркнул и помотал головой:

— В своем, в своем. Уверяю тебя, племянник, золото не главная ценность в жизни.

— Это для тех, у кого нет головы на плечах, — засмеялся Натаниэль. — Золото — самая большая ценность, главное, не быть дураком и правильно им распоряжаться. Посмотри на себя. Ты правильно используешь свое золото, живешь в лучшей гостинице во всем Сент-Луисе…

Изекиэль смерил племянника критическим взглядом.

— Что-то не так? — спросил Нат.

— Да. Но думаю, это понемногу пройдет.

Натаниэль стал складывать самородки обратно в мешочек.

— А сколько у меня времени на раздумье?

— Я хочу получить ответ завтра утром.

Блестящий самородок чуть не выпал у молодого человека из рук.

— Завтра?! Прямо с утра?!! Ты что, шутишь?!!

Зик покачал головой:

— Послезавтра я возвращаюсь в горы. Поезжай со мной, если хочешь. Если нет, можешь взять эти самородки — ты же потратился на дорогу.

— А сокровище?

— Чтобы увидеть сокровище, ты должен приехать в Скалистые горы.

— Я не знаю, что мне делать, — признался Натаниэль.

Изекиэль встал, подошел к окну. Сцепив руки за спиной, он задумчиво разглядывал вечернюю улицу — повозки, двуколки, пестро одетых людей, идущих домой с работы или торопящихся в любимый трактир, элегантных дам, выглядывающих из окошек богато изукрашенных карет, всадников, красующихся на дорогих породистых скакунах, и оборванных бедняков, ведущих под уздцы неказистых рабочих кляч.

— Я понимаю твое состояние, племянник. Десять лет назад мне довелось пережить то же самое.

— Что ты имеешь в виду?

— Как и ты сейчас, я должен был принять решение — оставаться в Нью-Йорке или отправиться на запад, идти проторенной тропой или стать хозяином своей судьбы.

— А почему ты захотел уехать на запад?

— Твой отец рассказывал о том, как складывалась моя жизнь в Нью-Йорке? — не оборачиваясь, спросил Зик.

— Нет. Когда я о тебе заговариваю, он каждый раз меняет тему.

— Как похоже на Тома. Брат никогда не понимал, что для меня главное в жизни. Перед моим отъездом мы ругались несколько недель. Он обвинял меня в том, что я предаю семью, закрываю перед собой все перспективы. Я на пять лет старше твоего отца, и все же у него хватило наглости сказать мне, что я веду себя как десятилетний мальчик.

Натаниэль жадно ловил каждое слово: наконец-то он узнает хоть что-то о дядином прошлом! Он спросил:

— Ты ведь не был женат?

— Нет, — сказал Изекиэль, — я хотел жениться, когда мне было двадцать. Ее звали Ребекка. Она была лучше всех, самая красивая, самая умная, самая добрая. Мы обручились, собирались пожениться, завести детей. Я тогда работал с Томом, помогал ему раскручивать строительный бизнес. — Зик помедлил, сгорбился. — Потом мир рухнул. Бекки умерла.

— Что с ней случилось?

— Чахотка. Можешь себе представить? Здоровая молодая женщина вдруг умирает от чахотки…

— Чахотка — страшная болезнь, она не щадит ни старых, ни малых, — заметил Натаниэль и тут же устыдился сказанной банальности.

Изекиэль некоторое время молчал. Когда он наконец заговорил, голос его звучал глухо, будто долетал из далекого прошлого:

— Смерть Ребекки меня сломала. Я долгие годы жил как во сне, не задумываясь о том, что делаю и зачем. Все силы и время отдавал работе, — что мне еще оставалось делать! Я так и не сумел заставить себя обручиться с другой. Бекки навсегда осталась для меня единственной. Единственной моей любовью.

Натаниэль молчал.

— Я стал думать о том, чтобы уехать из Нью-Йорка, переселиться на неосвоенные земли. Мне хотелось своими глазами увидеть чудеса Дикого Запада, но я не решался и все подыскивал оправдания своему малодушию и слабости. Когда я заговаривал на эту тему с Томом, он высмеивал меня, говорил, что это юношеские фантазии. — Зик вздохнул. — Бессчетное количество часов я провел читая про Льюиса, Кларка и других первопроходцев. Выходные я часто проводил в лесу, представляя себя колонистом.

— И в один прекрасный день ты взял и уехал.

— Да. Я решился. Послал все к чертям и отправился на Дикий Запад. У меня были накоплены деньги, достаточно, чтобы продержаться первое время. Я прибился к группе колонистов, которые шли на запад. Это было в тысяча восемьсот восемнадцатом. Мы прибыли в Миссури, когда эту территорию только присоединили к Штатам. Торговля пушниной — главный источник дохода штата. Я стал охотиться для Американской пушной компании. Тогда-то я и повстречал Шекспира.

— Ты о нем уже упоминал. Кто это?

— Мой лучший друг. Шекспир МакНэйр.

— Странное имя.

Изекиэль рассмеялся:

— Это прозвище. У многих трапперов необычные прозвища. Моего друга так называют, потому что он все время цитирует Шекспира.

— Ты один раз писал домой, так ведь?

— Да, лет девять назад. Написал Тому, что я работаю на Американскую пушную компанию, что край, где я живу, прекрасен, всё мне здесь нравится. Ответа я так и не дождался.

— Сдается мне, отец выбросил твое письмо.

— Это как раз в его духе, — грустно сказал Зик. — Том с детства был упрям как осел.

— А что произошло потом?

— Два года я охотился для Американской пушной компании, а потом мы с Шекспиром решили стать вольными трапперами и уехали в Скалистые горы. Я оттуда не вылезал все эти годы, за исключением редких поездок в Сент-Луис.

— А тебе когда-нибудь хотелось съездить в Нью-Йорк?

Изекиэль обернулся:

— Никогда.

Натаниэль подсчитал в уме:

— Ты прожил на Диком Западе только десять лет из своих сорока восьми, а выглядишь так, будто здесь родился.

Зик пристально посмотрел в глаза племяннику:

— Это неудивительно. Здесь жизнь дикая, если ты не сможешь приспособиться, то погибнешь. Вот и весь секрет.

— А этот человек, Осборн, откуда ты его знаешь?

— Я его встретил по пути в Миссури. С тех пор мы друзья.

— Почему он назвал тебя Головней?

Изекиэль фыркнул:

— Ерунда, ничего особенного. Головня — прозвище, которое Осборн дал мне, после того как у нас случился… небольшой спор с отрядом индейцев. Они, видишь ли, отказывались пропустить наши повозки через свою территорию, если мы не отдадим им две трети лошадей и двенадцать ружей.

— И что было?

По лицу Изекиэля пробежала тень.

— Красным собакам не досталось ни лошадей, ни карабинов.

Натаниэль решил, что обязательно когда-нибудь расспросит Осборна поподробнее об этом «небольшом споре».

— Дядя, возьми. — Он отдал Изекиэлю мешочек с золотыми самородками.

— Я, пожалуй, лягу спать, — сообщил Изекиэль. — Такая трудная дорога до Сент-Луиса, потом эти мерзавцы в переулке, — в общем, я немного устал.

— А можно, я пока не буду ложиться? Мне надо как следует все обдумать, — попросил Натаниэль.

— Сиди хоть всю ночь, племянник, — сказал Зик, пряча мешочек обратно в ящик комода. — Тебе в конце концов надо принять главное решение в жизни.

— Если я решу поехать с тобой, мне надо будет написать родителям и Аделине.

— Разумеется, — отозвался Зик. Он присел на кровать рядом с раскрытыми сумками Натаниэля. В одной из них он заметил книгу. — Что за книжка? — осведомился он, беря томик в руки.

— «Последний из могикан».

— Джеймс Фенимор Купер, — задумчиво сказал Зик. — Я о нем слышал. Это он сочиняет про Кожаного?

— Дядя, он не «Кожаный», а Кожаный Чулок.

— Ну Чулок так Чулок… Мои друзья читали книги Купера, и им понравилось.

— Почитай, если захочешь.

— Спасибо. Может, и захочу. Давно книг не брал в руки. А вот в Нью-Йорке, помнится, читал целыми днями. — Зик повертел книгу в руках. — Чтение — заменитель впечатлений.

Натаниэль наблюдал за тем, как дядя готовится ко сну. Потом, закрыв глаза, представил Аделину — далеко-далеко в Нью-Йорке… Что же делать?


ГЛАВА 7


Так что же предпринять? Чтобы жениться на Аделине — а это для него было важней всего на свете, — Натаниэлю надо было разбогатеть, ведь любимая привыкла жить ни в чем себе не отказывая. Вернуться в Нью-Йорк и идти работать к ее отцу? Нет, Натаниэля не прельщало всю жизнь заниматься торговлей. Особенно если учесть, что большую часть времени придется проводить под бдительным оком сурового папочки Ван Бурена. Нет, если Нату необходимо стать богатым, он разбогатеет своими силами и ни от кого не будет зависеть.

Раз так — вперед, на Дикий Запад!

Натаниэль сказал себе, что хочет отправиться в путешествие к Скалистым горам и получить часть дядиного сокровища ради женитьбы на Аделине. Но в глубине души он догадывался, что причина в другом. На самом деле мысль о путешествии на запад, в дикие, незнакомые края, которых нет ни на одной карте, пробудила дремавший в молодом человеке дух приключений. Натаниэль безоглядно доверял Зику и был уверен, что дядя выручит его из любой передряги. К тому же юноша столько читал о захватывающих приключениях Кожаного Чулка, — а вдруг парочка приключений выпадет и на его, Натаниэля Кинга, долю?

Мало кто устоит перед зовом любви и велением сердца. А если к ним присоединяется голос, идущий из таинственных глубин человеческой природы, то сопротивление и вовсе бесполезно. Прочь сомнения! Полный радостных ожиданий, с рассветом Натаниэль сообщил дяде Зику, что решение принято.

— Я еду с тобой.

Изекиэль вскочил с кровати и с шутливым ликованием пустился в пляс. Если бы кугуары могли танцевать, их победный танец выглядел бы, наверное, как раз так. Дядя подпрыгивал, тряс головой, смеялся и размахивал руками. Потом он внезапно остановился и широко улыбнулся Натаниэлю:

— Ты никогда не пожалеешь о своем решении. Это я тебе обещаю.

— Я поверю в это, только увидев, как сияют глаза Аделины при виде моего сокровища.

Зик сразу помрачнел:

— Ах да. Конечно. Золото. Хорошо, сейчас мы позавтракаем и начнем снаряжать тебя в путешествие.

— Я сам могу все купить, — предложил Натаниэль.

— Чушь. Кашу заварил я, к тому же — кто тут у нас богач с карманами, набитыми самородками? Не спорь со мной, за твою упряжь заплачу я. И за одежду тоже.

— Одежда? А моя разве не годится?

Зик рассмеялся, поглядев на вещи Натаниэля, висевшие на спинке кресла:

— Такая одежда хороша для города, сойдет и для путешествия по восточным штатам, но для Дикого Запада тебе нужно кое-что получше.

— Но это отличные вещи, я отдал за них в Нью-Йорке большие деньги, — запротестовал Натаниэль.

— Поверь мне, нью-йоркская одежда — для пижонов, которые ничего не смыслят в реальной жизни.

— Ну да, — неохотно согласился Натаниэль. Слова дяди его не очень убедили.

Изекиэль это заметил:

— Ладно. Попробуем с другой стороны. Из чего твои штаны?

— Из шерсти.

— А куртка?

— Тоже.

— А шапка?

— Тоже шерстяная. И что с того?

— Если бы Господь Всемогущий хотел, чтобы люди ходили в шерсти, он бы сотворил нас овцами, — торжественно заявил дядя. — Шерстяная одежда хороша для города или фермы, но на западе, где у подножия горы ты плавишься от жары, а на вершине утопаешь в снегу, тебе нужна оленья кожа. Шерсть садится, племянник. И вообще, когда живешь в горах, шерстяные вещи через месяц-другой просто разваливаются на кусочки. А оленья кожа — другое дело.

— Ты хочешь сказать, мне надо купить одежду как у траппера? — с затаенной радостью спросил Натаниэль.

— И многое другое.

— Ну ладно, я сдаюсь, делай со мной что хочешь.

— Ты когда-нибудь стрелял из ружья?

Натаниэль замолчал. Он хотел было соврать, но в последний момент передумал и признался:

— Нет.

— Никогда?

— Никогда.

Изекиэль сокрушенно покачал головой:

— Вот что с тобой сделал мой брат!

— Не вини отца. Зачем ему было учить меня стрелять? В Нью-Йорке нет кровожадных индейцев, а мясо можно купить в лавке у мясника.

— Я понимаю, что ты имеешь в виду. И все равно, если мальчик вырастает не умея стрелять — это трагедия. Как он выработает в себе мужские качества — независимость, самостоятельность, — если не может защитить себя и добыть пропитание? Если городская жизнь так влияет на молодежь, значит, она еще вреднее, чем я думал. Города плодят рабов, племянник, мужчин и женщин, которые находятся во власти денег и во всем зависят от своих слуг.

— Я об этом как-то не задумывался.

— Зато я задумывался. Кстати, ты знал, что в молодости мы с твоим отцом часто ходили на охоту?

Натаниэль даже не попытался скрыть удивление:

— Нет, не знал. У нас даже нет ружья. Отец не разрешает держать дома оружие.

— Может, потому, что ружья напоминают ему обо мне, — предположил Зик. Он подошел к стене, у которой стоял карабин, и взял его в руки. — Ты знаешь, что это?

— Карабин.

— Это не просто карабин, племянник. Это «хоукен». Лучший ствол во всей Америке. Такие ружья делают здесь, в Сент-Луисе, мои друзья Джейкоб и Самюэль Хоукены. Этот — пятьдесят восьмого калибра. Я из него сваливаю бизона с двухсот ярдов.

— Двести ярдов? — усомнился Натаниэль.

— Может, когда-нибудь ты побьешь мой рекорд.

— Ты научишь меня стрелять из своего карабина? — спросил Натаниэль.

— Нет, — ответил Зик, — ты будешь стрелять из своего.

Натаниэль вскочил с кровати, стукнувшись ногой о столик:

— Ты не шутишь? У меня будет ружье? Мое собственное ружье?

— Именно так, племянник. Мы окажемся в дурацком положении, если два медведя захотят скушать нас на ужин, а у нас будет один карабин на двоих.

— Мое ружье… Мое собственное ружье…— тихо проговорил Натаниэль. Он чувствовал себя невероятно взволнованным.

Изекиэль улыбнулся и кивком указал на одежду: — Натягивай свои пижонистые тряпки. Надо поторопиться, если хотим завтра убраться из этого гадюшника.

Натаниэль навсегда запомнил этот день, первый из череды ярких памятных дней, которые ожидали его впереди. Вслед за дядей он бегал из одного магазина в другой, как резвый щенок, который изо всех сил старается угодить новому хозяину. Слушая, как Зик рассказывает о своих приключениях, Натаниэль вглядывался в горизонт, за которым лежали неизведанные земли Дикого Запада с их чудесами, тайнами и опасностями.

Изекиэль закупал снаряжение и вещи для племянника, а также провизию, для опустевших кладовых в своей далекой хижине. Большинство покупок Зик оплачивал бумажными деньгами или монетами, за исключением одежды из оленьей кожи для Натаниэля и трех пистолетов (два племяннику, один себе), за них траппер заплатил золотыми самородками.

Одежду купили в магазине под названием «У Фабера», его хозяин, сам в прошлом траппер, специализировался на товарах для тех, кто промышляет добычей пушнины. Один из работников магазина шил одежду из кожи и мехов, которыми трапперы платили за покупки. Когда выяснилось, что на парня свалилось сразу множество заказов и до Натаниэля очередь дойдет только через четыре дня, Зик начал беспокоиться, что им придется задержаться в Сент-Луисе. Но тут на помощь пришел хозяин магазина. Фабер предложил Натаниэлю примерить один из дюжины готовых комплектов, которые пылились на полках в глубине магазина, потому что за ними в свое время не пришли заказчики. Натаниэль почти сразу подобрал штаны и рубашку на свой рост. Они сидели свободно, но не сваливались. Нашлись и мокасины. Облачившись с ног до головы в одежду траппера, Натаниэль ощутил себя другим человеком. Он снова и снова проводил рукой по мягкой оленьей коже, и ему хотелось ущипнуть себя, чтобы убедиться, что ни дядя, ни магазин Фабера, ни этот незнакомый, мужественно выглядящий парень в зеркале не снятся ему. Изекиэль пару минут придирчиво разглядывал племянника, потом заметил:

— Сидит неплохо. Когда доберемся до хижины, сошьем тебе еще.

— Я не знаю, как тебя благодарить, дядя…

— Ерунда, Нат. Мы только начали.

И они продолжили. Натаниэль получил широкий кожаный ремень, на котором тут же повис новый охотничий нож с двенадцатидюймовым лезвием в простых, но красивых ножнах. Дядя помог Натаниэлю выбрать рог для пороха и показал, как его носят, чтобы все время был под рукой (на ленте, тянущейся через грудь, от левого плеча к правому бедру). Натаниэлю дали также мешочек для пуль, шило, форму (чтобы отливать пули) и шомпол. Когда молодой человек прилаживал сумку для пуль, дядя подошел, держа в руках черную с красным куртку-мэкинау:

— Примерь-ка, — сказал Зик.

— Красная куртка? Для меня? — удивился Натаниэль.

— А в чем проблема?

— Но она такая яркая, будет бросаться в глаза. Меня сразу заметят индейцы и звери.

— Бобрам, медведям и оленям наплевать, в красном ты, голубом или фиолетовом. Да и вообще, когда в руках карабин, то абсолютно неважно, видит тебя зверь или нет.

— А индейцы?

— Я давно хожу в красной шапке, а скальп, как видишь, пока на месте, — сказал Зик, исподтишка подмигивая стоявшему неподалеку Юджину Фаберу. — Но если тебя волнуют индейцы… Есть хороший способ решать проблемы с ними. Никогда не подведет.

— Какой?

— Бежать со всех ног.

Примерив куртку (она сидела как влитая), Натаниэль с радостью прибавил ее к своей растущей коллекции вещей траппера. Дядя продолжал закупать всякую всячину: запасные замки и кремни, двести фунтов свинца, шестьдесят фунтов муки, две трубки, табак, несколько охотничьих ножей и многое, многое другое. Большую часть покупок они должны были забрать завтра утром, по дороге.

После магазина Фабера они отправились в небольшую оружейную лавку. Там Изекиэль выбрал три пистолета. Заткнув два из них за пояс племяннику, он отошел на пару шагов, придирчиво оглядел Натаниэля и удовлетворенно кивнул:

— Выглядишь все равно еще слишком зеленым, но теперь никому не придет в голову тебя грабить.

Последним они посетили магазин братьев Джейкоба и Самюэля Хоукенов, делавших, по словам дяди, лучшие ружья в Америке. Братья показались Натаниэлю спокойными, преданными своему ремеслу людьми. Они тепло поприветствовали Изекиэля.

— Какой хотите калибр? — спросил Самюэль, пристально разглядывая Ната. — Раз у вашего племянника это первое ружье, я бы порекомендовал пятидесятый.

— Ружье должно быть на любого зверя, любого врага, — возразил Зик. — Только пятьдесят восьмой.

Братья Хоукен переглянулись, Джейкоб пожал плечами и сказал:

— Как хотите. Объяснить, как с ним обращаться?

Зик кивнул.

В дрожащие от волнения руки Натаниэля лег тяжелый карабин «хоукен» пятьдесят восьмого калибра. Натаниэль взвесил ружье в руках, любуясь гладким восьмигранным стволом, крепким прикладом со спусковым крючком в виде полумесяца, прицелом и затвором.

Самюэль Хоукен улыбнулся:

— Этот карабин сослужит вам хорошую службу, молодой человек. Главное, не забывайте: ружье стоит столько, сколько его хозяин. Защищайте его от дождя, держите в чистоте, и когда-нибудь он спасет вам жизнь.

— Я буду хорошо о нем заботиться, — пообещал Натаниэль.

Самюэль понимающе кивнул:

— Сам помню, что чувствовал, когда у меня впервые появилось собственное ружье.

Братья Хоукен с неподдельным энтузиазмом объясняли Натаниэлю, как правильно обращаться с карабином, показали как заряжать, как пользоваться шомполом, не забыли упомянуть о затравке порохом. Напоследок братья предупредили, что от выстрела пулей пятьдесят восьмого калибра будет незначительная отдача, которая, впрочем, не помешает быстро перезарядить ружье. Наконец Натаниэль в полном восторге покинул магазин Хоукенов.

— Нужно купить чехол, — отметил Зик по дороге в гостиницу. — Карабин надо беречь от влаги, иначе он долго не прослужит.

Натаниэль поглядел на новенькое блестящее ружье. Вспомнив дуэль между Тайлером и Клэнси, он нахмурился. Ему давно хотелось задать дяде один вопрос. Помявшись, он спросил:

— А ты много людей убил, дядя Зик?

— Скажу тебе вот что. Убийство — неотъемлемая часть жизни на Диком Западе. Возможно, тебе не придется убивать белых, но одного или двух индейцев ты точно прикончишь. Я это знаю наверняка. Уверен в этом так же, как в том, что завтра взойдет солнце, — сказал траппер. — Отвечу на твой вопрос: да, я немало людей отправил на тот свет. А что?

— Нет, ничего.

— Ты боишься, что не сможешь застрелить человека?

— Не знаю.

— Когда наступит час убивать, ты убьешь.

Натаниэль поднял глаза на дядю:

— Откуда ты знаешь?

— Придет время, и будет так: либо ты, либо он. Белый или индеец, не имеет значения. Ты или он, и третьего не дано. Как только кто-нибудь вознамерится тебя прирезать, снять скальп или пустить пулю в лоб — ты поймешь, что Господь недаром вложил в нас инстинкт самосохранения. Тот, кто сдается и умирает, не постояв за себя, — дурак и жалкий слабак. На Диком Западе таким не место. Выбора нет: либо убиваешь ты, либо убивают тебя.

— Как-то не хочется умирать, — пробормотал Натаниэль.

— А кому хочется?..


ГЛАВА 8


Изекиэль и Натаниэль Кинги выехали из Сент-Луиса утром 6 мая. Сияло солнце, дул свежий северо-западный ветер. Натаниэль ехал на своей кобыле, Зик на чалом мерине, следом шли вьючные лошади, нагруженные провизией и вещами. Путь Кингов лежал вдоль извилистой реки Миссури, по утоптанной земляной дороге. Область Миссури, после присоединения к Соединенным Штатам в 1821-м, стала западной границей продвижения американских колонистов. Их тут обитало уже более семидесяти тысяч.

Натаниэль любовался проплывающими мимо холмами и рощами. Нападения индейцев можно было не опасаться — племена, живущие поблизости от Миссури, несколько лет назад подписали с США мирный договор. Поэтому Натаниэль расслабился и чувствовал себя как во время увеселительной поездки за город на выходные. Дядя почему-то торопился, так что в Индепенденсе они провели только два часа. Через восемь дней дядя и племянник добрались до последнего оплота цивилизации в этом краю, Вестпорт-Лендинга, расположенного у слияния Миссури и реки Канзас. Местная фактория, основанная французами в 1821 году, вела бойкую торговлю с трапперами, охотниками и индейцами. Также в Вестпорт-Лендинге останавливались торговцы направляющиеся из Миссури в Санта-Фе вести переговоры с испанцами.

Через два часа после приезда в Вестпорт-Лендинг произошло событие, в тот момент показавшееся Натаниэлю незначительным. Дядя выбрал место для стоянки к юго-востоку от фактории. Кинги уже распаковывали вещи, устраиваясь на ночь, как вдруг Зик бросил сумку и выпрямился, напряженно разглядывая троих всадников, скакавших по дороге в Вестпорт-Лендинг. Натаниэлю троица показалась ничем не примечательной — обросшие, неряшливого вида верзилы в поношенной кожаной одежде. Всадники не оборачиваясь проскакали мимо. Натаниэль пожал плечами и снова занялся одеялами.

С первыми лучами солнца Кинги двинулись на запад. Путь их лежал по холмистой местности, вдоль русла реки Канзас. Перед путешественниками расстилалось более двух миллионов квадратных миль нетронутой прерии, до самого горизонта поросшей невысокой травой с россыпями красивых ярких цветов. Журчали впадающие в реку Канзас ручьи. По берегам их росли кедры и другие деревья. Плескалась рыба. Иногда какая-нибудь рыба выпрыгивала, пролетала несколько футов по воздуху и с шумом падала обратно в воду. В полдень дядя подал знак остановиться. Изекиэль спрыгнул с лошади и несколько минут вглядывался в прерию в восточном направлении.

— Что-то не так? — спросил Натаниэль. Зик нахмурился:

— Какой же я дурак!

— Не понимаю.

— Клянусь богом, я должен был об этом подумать! — сердито выпалил Зик.

Натаниэль посмотрел на восток, но не увидел там ничего примечательного — все те же живописные просторы прерии.

— О чем подумать?

— О том, что не стоило платить за пистолеты и одежду самородками.

— Почему?

— Золото развязывает языки. Люди начинают болтать. Рано или поздно их болтовню слышат те, кому не следует.

— Грабители?

— И грабители, и хуже, — со вздохом ответил Изекиэль. — За нами следят, племянник.

Натаниэль снова поглядел на восток:

— Я никого не вижу.

— Присмотрись.

Солнце било в глаза. Щурясь, Натаниэль всмотрелся в прерию. На горизонте маячили три едва различимые фигурки на лошадях.

— Вижу троих всадников.

Зик кивнул:

— Те же, что были в Вестпорте, это точно.

— Выходит, они за нами следили от самого Сент-Луиса?

— Сдается мне, что так.

— Если они хотят твои самородки, то почему они до сих пор на нас не напали?

— Надеются, что мы приведем их туда, где я нашел золото, — объяснил Зик. — Если я их не остановлю, они потащатся за нами до самых Скалистых гор.

— А как их остановить?

— Я знаю немало способов, племянник.

— Значит, мы пока не поедем дальше?

— Нет. Ни к чему показывать подонкам, что мы их заметили. Остановимся ненадолго, дадим лошадям отдохнуть, перекусим.

Натаниэль жевал без аппетита, то и дело поглядывая на восток, надеялся, что дядя ошибся. А вдруг нет? Вдруг придется драться? С тех пор как Натаниэль покинул Нью-Йорк, он видел смерть три раза. Дядя Зик считает, ему уготовано еще не раз столкнуться с безносой лицом к лицу. Но сможет ли он нажать на курок, когда пробьет час убивать? Дядя в этом уверен; сам-то он уже десять лет живет на Диком Западе, и ему несложно убить человека.

— Пока беспокоиться не о чем, Нат, — сказал Зик.

— Они попытаются нас убить?

— Нет, пока надеются, что я приведу их к золоту. Они скорей всего и живут тем, что грабят трапперов и торговцев.

— А что ты с ними сделаешь?

— Увидишь.

Кинги оседлали лошадей и тронулись в путь. Чтобы отвлечься от мысли о всадниках, маячивших на горизонте, Натаниэль расспрашивал дядю о повадках и особенностях животных прерии. Они много раз видели оленей, проехали мимо стада антилоп. Через несколько дней заметили первого лося — потом их попадалось довольно много. Немало было птиц — ястребы, совы, орлы. А вот животных, увидеть которых Натаниэль мечтал с детства, не встретили ни разу.

— Дядя Зик, а где бизоны? — спросил Нат, когда они направились вдоль русла впадающей в Канзас реки Репабликан.

— Мы еще не добрались до мест, где они водятся, — ответил Изекиэль. — Теперь бизоны не забредают так далеко на восток, хотя много лет назад, как, мне рассказывал вождь племени коу, на здешних равнинах паслись огромные стада.

— А где индейцы? Я думал, в прерии их полно.

— Так и есть. Всего три часа назад за нами следил небольшой отряд.

Натаниэль замер с открытым ртом.

— Успокойся, племянник. Не все индейцы нам враги. Опасность представляют черноногие, арикара, сиу и шайены. Это на равнине. А если поедешь на Старый Юго-Запад по дороге в Санта-Фе, береги скальп от команчей, апачей и кайова.

— А ты много раз дрался с индейцами, дядя Зик?

— Столько, что сам не упомню.

— А как ты к ним относишься?

— Отношусь?

— Ну да. Ты их ненавидишь?

Изекиэль посмотрел на племянника с недоумением:

— А почему я должен их ненавидеть?

— В газетах много спорят о том, что делать с индейцами. Одни считают, что надо оставить их в покое и дать им спокойно жить на своей земле. А другие хотят от них избавиться, добиться, чтобы правительство их уничтожило или куда-нибудь выселило. Эти, вторые, вроде как презирают индейцев, — сказал Натаниэль. — А Эндрю Джексон, который снова баллотируется в президенты, говорит, что индейцы низшая раса и наш долг — подчинить их себе и заставить жить по-нашему.

— Джексон так прямо и сказал?

— Да. Я читал в газете. И многие с ним согласны.

Изекиэль посмотрел на запад и вздохнул:

— Эндрю Джексон, Старый Пень… Почему, ты думаешь, его так прозвали? Потому что этот упертый ублюдок не в состоянии уважать ничью точку зрения, кроме своей собственной. Он всегда прав, а остальной мир пусть катится ко всем чертям. Попомни мои слова, если эту самодовольную задницу изберут, для индейцев наступят тяжелые времена.

Через пять дней им встретилось первое индейское племя. Поднявшись на гребень невысокого холма, Кинги увидели несколько десятков индейцев, стоявших лагерем у реки Репабликан.

— Племя ото, — сказал Зик.

— Они мирные? — с волнением спросил Нат.

— Конечно, — заверил его дядя.

Когда Натаниэль въехал на территорию лагеря индейцев, ему все равно стало немного не по себе, и он покрепче сжал в руках карабин. Индейцы жили в хижинах из жердей, покрытых соломой и обмазанных глиной. Женщины, робея, столпились у хижин, а мужчины вышли навстречу Зику и Натаниэлю. Ружей у индейцев было совсем немного, бронзовые тела едва прикрыты кожаными набедренными повязками. Племя казалось совсем не похожим на армию кровожадных дикарей, как об этом писали в газетах. От толпы соплеменников отделился коренастый индеец. Шагнув к белым, он проделал серию странных движений руками. Дядя ответил индейцу похожей последовательностью жестов. Натаниэль с любопытством разглядывал окружающих, — к его облегчению, индейцы не проявляли ни малейшей враждебности. Тем временем Изекиэль спешился и подошел к вьючной лошади. Достав из сумки охотничий нож, он вручил его коренастому индейцу, затем проделал еще пару жестов. Вслед за тем дядя забрался обратно в седло, кивнул и с улыбкой поехал прочь, а коренастый индеец вернулся к соплеменникам, с гордым видом демонстрируя им охотничий нож. Натаниэль молча доехал за дядей. Когда они миновали лагерь, Нат спросил:

— Что это было?

— Вождь хотел курить с нами.

— Курить?

— Курить трубку мира, племянник. Ты умеешь обращаться с трубкой?

— Нет.

— Придется научиться. Церемония Трубки Мира есть у всех известных мне индейских племен. Предлагая выкурить трубку мира, индеец хочет сказать, что не собирается причинять тебе вред. Эта церемония объединяет сердца и души.

— А почему тогда ты с ним не покурил?

— Из-за этих сукиных сынов, что за нами следят. Я сказал ему, что у нас на хвосте плохие белые и нам нельзя останавливаться. А нож я ему отдал, чтобы показать, что говорю искренне и не желаю его оскорбить.

— Ты говорил с ним руками?

Зик кивнул:

— Это язык жестов. Все индейцы им пользуются. Выучив его, ты сможешь спокойно вести переговоры с любым индейцем равнин, неважно, на каком языке он говорит.

— А кто тебя научил языку жестов?

— Шекспир. А я научу тебя. Когда мы доберемся до хижины, ты уже будешь хорошо его знать.

— А сколько нам еще добираться?

— Если повезет, недели четыре. Может, чуть меньше. Мы поедем вдоль реки, а где-то в семидесяти пяти милях от Скалистых гор свернем и направимся в горы. Мы могли бы добраться быстрее, если бы прямо сейчас срезали дорогу по равнине, но чем дальше от реки, тем меньше дичи, — с улыбкой объяснил Зик, — а мне бы не хотелось, чтобы ты умер с голоду, так и не увидев сокровища.

— Мне прямо не терпится на него посмотреть, — признался Натаниэль.

— Кстати, давно хотел тебе сказать. В моей хижине мы пробудем недолго, — заметил Зик.

Натаниэль удивился:

— Почему?

— Потому что, если мы не попадем в передрягу — не заболеем, нас не ужалят змеи, и не снимут скальп индейцы, — я планирую сразу двинуться на встречу.

— Встречу?

Изекиэль покачал головой:

— С трудом верится, что когда-то я был таким же неучем, как ты сейчас. Встреча — это большая сходка трапперов, проходит каждое лето. Практически все, кто связан с торговлей пушниной и добычей меха, приезжают на эту встречу, на месяц или даже больше. В этом году встреча пройдет у Медвежьего озера, оно расположено рядом с Большим Соленым.

— Я читал про Большое Соленое озеро.

— Да, газет, видать, ты прочитал немало.

— А это что, плохо?

— Газеты просто сплетни. Глупая болтовня, переливание из пустого в порожнее.

Через пару миль на горизонте показался небольшой лесок. Зик направился к нему вдоль излучины реки, а проезжая мимо деревьев, внезапно осадил лошадь.

— Сгодится, — сказал он.

— Мы тут остановимся на отдых?

— Нет, — ответил Зик и погнал лошадь прямо в гущу деревьев. Там он спрыгнул с лошади и привязал поводья к кедру.

Натаниэль не мог понять, что у дяди на уме. Следуя его примеру, он молча привязал своих лошадей и вслед за Зиком вышел обратно к реке.

— Племянник, вода — это жизнь. Научись чуять воду, и тебе не грозят ни жажда, ни смерть от голода. Всем живым существам нужна вода. Олени, лоси, бизоны. Где вода — там и дичь, — сказал Зик. Он окинул прерию взглядом, полным восхищения: — Некоторые думают, в этих краях дичи мало. Может, и так — если вы толпой ломитесь через прерию, криками и шумом распугивая всю живность на мили вокруг. Здесь живут ото и кау, проживет и белый, если узнает их секреты. Индейцы испокон веков живут в согласии с природой, они могут многому научить того, чей разум открыт для знаний.

— Мы будем ловить рыбу? — спросил Натаниэль, наблюдая за медленным течением реки Репабликан.

— Нет. — Изекиэль посмотрел на восток. — Я попросил вождя ото задержать подонков, которые за нами следят. Если преследователи выкурят с индейцами трубку мира, они потеряют время. Им придется спешить, чтобы догнать нас, и когда они снова выйдут на наш след, будут уже не столь осторожны.

— Если ото их задержат, может, нам стоит поехать быстрее? Вдруг сумеем оторваться?

— Мы останемся здесь, Нат, — медленно сказал Зик. Он махнул рукой на деревья: — Мы затаимся здесь, дождемся, пока эти негодяи покажут свои гнусные рожи, и тогда тебе впервые придется стрелять. — Дядя мрачно усмехнулся. — Мы их убьем.


ГЛАВА 9


— Дядя, ты что! Так же нельзя!

— Можно, — отрезал Зик.

Он направился в рощу, Натаниэль побрел за ним.

— А вдруг они не следят за нами, а просто едут себе в Скалистые горы?!

— Нет, это не так.

Натаниэль схватил дядю за руку и развернул его к себе:

— Но ведь наверняка ты этого не знаешь!

— Знаю, — невозмутимо отозвался Изекиэль.

— Просто не верится, что ты способен вот так хладнокровно убить человека!

— Лучше уж я их прикончу, чем они меня.

— И как ты собираешься расправиться с этими людьми? Подло застрелишь их из засады?

— Нет, сперва попрошу принять красивые позы и улыбнуться, — съязвил Зик.

Он хмуро уставился на племянника. Глаза Натаниэля полыхали гневом, на скулах перекатывались желваки.

— Если ты это сделаешь, я вернусь в Сент-Луис.

Изекиэль оперся на карабин:

— Повернешь назад, даже не посмотрев на сокровище?

Натаниэль мрачно кивнул.

— Выходит, это для тебя важнее, чем я думал, — сказал Изекиэль. — А если я докажу, что они хотят нас ограбить и убить?

— Тогда я буду с тобой. Что бы ни случилось.

— Все ясно, — отозвался Зик. Он осмотрелся и указал на два кедра, стоявшие вплотную друг к другу в тридцати футах к югу от реки. — Эти вот подходят для засады. Спрячься за ними в траве и жди.

Натаниэль оглянулся на деревья:

— Что это ты задумал?

— Нат, я смотрю, ты мне не доверяешь. Хорошего в этом мало. Раз ты сейчас отказываешься выполнять мои указания, что будет, когда станет по-настоящему жарко, к примеру индейцы нападут? Я не могу препираться с тобой всякий раз, когда надо кого-то пристрелить. Мы не в Нью-Йорке, племянник. Тут как на войне, каждый день дерешься за свою шкуру.

— Ты же не объяснил, в чем заключается твой план.

— Все просто. Мы ждем: ты за деревьями, я у реки. Когда эти три ангела в человеческом обличье подлетят поближе, действуем по обстоятельствам. Если они, как ты утверждаешь, не хотят ничего плохого, мы их пальцем не тронем. Но если посланцы неба выкажут желание отправить меня к престолу Господа нашего, ты должен будешь оборвать им крылышки и ощипать, как кур.

— Хочешь сказать, мне придется их застрелить?

— Можешь зарезать или забить ногами, мне все равно. Не дай подонкам меня убить, вот и все.

Натаниэль занервничал. Он провел языком по пересохшим губам, переступил с ноги на ногу.

— Мне кажется, я не смогу убить человека, — помявшись, выдавил он.

— Извини, но сейчас не время строить из себя святошу.

— Я… я еще никого не убивал.

— Знаю, ты говорил. Что ж, все когда-то бывает в первый раз. — Хмыкнув себе под нос, дядя зашагал к берегу. — Надеюсь, когда один из них возьмет меня на прицел, ты не подумаешь, что мы с ним решили отрепетировать театральную сценку.

— Дядя Зик, давай все-таки уедем, — попросил Натаниэль.

— Запомни главное правило, племянник. Если драки не избежать, бей первым. Это мудрость веков.

Дойдя до берега, Зик опустился на корточки, всматриваясь в горизонт, где маячили три крошечные черные фигурки. Чувствуя себя человеком обреченным на преступление, Натаниэль с несчастным видом побрел к кедрам и спрятался в густой траве за ними. Несмотря на разумные доводы Зика, при мысли об убийстве Натаниэля охватывал непреодолимый ужас. Как жить, каждую минуту сознавая, что сделался преступником, кровавым убийцей? Натаниэль Кинг, конечно, не самый благочестивый и набожный парень в мире, но родители учили его молиться, каждую неделю посещать церковь и соблюдать десять заповедей, одна из которых, как известно, гласит: не убий.

Ни-ког-да. И ни при каких обстоятельствах.

Что станет с его бессмертной душой, если он прикончит одного из этих парней, пусть даже они грабители и убийцы? Что ждет его в мире ином, если он преступит заповедь, воспрещающую отнимать жизнь? В Сент-Луисе дядя в пять минут расправился с двоими и вряд ли придал этому поступку хоть какое-то значение. Тайлер, шулер, тоже особенно не задумывался перед тем, как выстрелить в Клэнси. Но они зрелые мужчины. Они нашли свое место в мире, выяснили, что для них в жизни главное, и поступают в соответствии со своими принципами. А он? В ноябре ему исполняется двадцать. В Нью-Йорке его считали взрослым мужчиной, но по меркам Дикого Запада он еще мальчишка. Поехав в Сент-Луис к дяде, он доказал свою независимость — это. был первый шаг на пути к взрослению. Может, убив человека, он шагнет в мир настоящих мужчин, таких как дядя Зик и Тайлер? Вон Джима Боуи все считают смельчаком. Стоит упомянуть его имя, кто-нибудь обязательно заметит: «А, это тот самый Боуи, который зарезал кучу народа своим знаменитым ножом». И Эндрю Джексон слывет героем, который «задал жару кри и семинолам на Юге» и «так здорово разобрался с англичанами в Новом Орлеане». Получается, кто убивает, тот настоящий мужчина, кто обагрил руки кровью врага, тот герой.

Но правильно ли это?

Натаниэль слегка подергал пистолеты, чтобы убедиться, что они сидят неплотно и их легко будет выхватить из-за пояса в нужный момент. Во рту пересохло.

— Идут! — послышался голос Изекиэля. Вздрогнув, Нат глянул в просвет между кедровыми лапами. Всадники скакали галопом, стремительно приближаясь. Натаниэль узнал их: это были те трое верзил, которых они с дядей видели ночью в Вестпорт-Лендинге. По спине у Натаниэля пробежали мурашки. Он вытащил пистолеты из-за пояса и положил перед собой, а карабин прислонил к стволу кедра.

Стоя с ружьем наперевес, Изекиэль хладнокровно следил за тем, как приближаются всадники. Поражаясь дядиной выдержке, Натаниэль взял карабин, положил палец на курок. Топот копыт с каждой секундой становился все громче, как оглушительная барабанная дробь в военном марше. Потом внезапно все стихло. Всадники заметили Изекиэля.

Увидев его, трое мужчин резко осадили лошадей и начали оживленно переговариваться. Натаниэль, часто дыша, прижал «хоукен» к плечу и не сводил глаз со всадников. «Пожалуйста, пусть выяснится, что они приехали просто так! Пусть окажется, что они не хотят ничего плохого!» — шептал про себя Натаниэль. От напряжения у него судорогой свело живот. Не прошло и минуты, как троица оказалась футах в пятидесяти от кедров, за которыми прятался Натаниэль. Он поднял карабин и ждал, что дядя сделает первый ход. К его удивлению, Зик улыбнулся и с беззаботным видом помахал всадникам рукой:

— Здравствуйте! Рад встрече с вами.

Мужчины переглянулись, и тот, что был с краю, неприятно осклабился, но, поймав предостерегающий взгляд одного из спутников, видимо главаря, сделал постное лицо. Это был дурной знак. Внутренний голос подсказывал Натаниэлю, что дядя был прав, когда говорил, что незнакомцы задумали дурное дело.

— Привет, дружище! — крикнул верзила. Оглядываясь по сторонам, всадники проехали пару ярдов и остановились в нескольких шагах от дяди. Главарь молча изучал Зика.

— Здесь места неподходящие, чтобы передвигаться на своих двоих, — наконец сказал он.

— Прямо в точку, приятель, — с лучезарной улыбкой признал Изекиэль.

— Где твоя лошадь?

— Кто ее знает. И верховая, и вьючная, обе неизвестно где. Отвязал на ночь, а их, видно, спугнула змея, черт бы ее побрал.

Верзила вгляделся в заросли:

— Ты один?

— Нет, — отозвался Зик. — Мой товарищ ловит лошадей.

— А куда они побежали? — спросил верзила. Изекиэль махнул рукой, указывая на запад:

— Направление они выбрали правильно; только меня забыли с собой прихватить! — Он снова засмеялся. — Надеюсь, вы поможете их отыскать?

— Поможем, — согласился верзила. — Кстати, меня зовут Гант.

— А меня Зик.

— Будь спокоен, дружище Зик, мы тебя в беде не бросим. Вон Мэдисон поскачет на помощь твоему другу, а мы побудем с тобой, на случай если покажутся индейцы. — Гант кивнул парню слева, тот тронул поводья и неторопливо поехал на запад.

Натаниэль не мог проводить его взглядом — он держал на прицеле Ганта.

— Повезло мне с вами, — заметил Зик. Гант пожал плечами:

— Если мы, белые, друг другу не станем помогать, красные дикари сожгут наши дома, заберут наших женщин. Белый всегда должен стоять за белого, иначе никак.

— Правда твоя. — Зик еле заметно поморщился.

— Куда едете, если не секрет? — спросил верзила.

— В Скалистые, — сообщил Зик.

— Ничего себе! — преувеличенно удивился Гант. — Нам туда же!

— На встречу?

Главарь помедлил, потом широко осклабился:

— Конечно же, на встречу. Надо успеть, пока все виски не выдули. Знаешь, трапперы — такой народ. Пьем все, что горит.

— Да уж, — протянул Зик. — Хотите сказать, вы трапперы?

— Как это ты догадался? — ухмыльнулся Гант.

— Тогда где ваши ловушки?

— В смысле?

— Нечасто увидишь трапперов без ловушек, а у вас ни вьючных лошадей нет, ни припасов, — объяснил Зик.

— Припасов нам особых не надо, мы стреляем дичь по дороге, — сказал Гант. — День на день не приходится, но нам хватает. А ловушки у нас в хижине на Грин-Ривер.

— Грин-Ривер? Я хорошо знаю те места. Оттуда привозят отличные бобровые шкуры. И как у вас прошел сезон?

— Неплохо, — ответил Гант. — Почти три тысячи бобров отстреляли.

Зик присвистнул:

— Надо же сколько! Это что ж получается, по тысяче на нос?

— Вроде того, — сказал главарь. — У меня вышло чуть побольше, чем у парней.

— Вы, наверное, целое состояние на шкурах сделали. Если не секрет, на что потратили?

— Целый месяц кутили в Сент-Луисе.

Изекиэль фыркнул:

— Да уж, тамошние бабы знают, как ублажить мужика.

Не выпуская Ганта из-под прицела, Натаниэль прислушивался к разговору. Его сбивало с толку дружелюбное поведение дяди. Что происходит? Почему дядя тянет время? И к чему эта светская беседа, если оба готовы в любую секунду потянуться за пистолетом? Вдруг дядя как бы невзначай оглянулся. Натаниэль быстро скосил глаза на запад. Третий всадник, Мэдисон, уже скрылся из виду. Может, Зик этого и дожидался?

— Надеюсь, лошади быстро отыщутся, — сказал Зик. — Я сам виноват, надо было их привязать.

— Есть такая пословица, — заметил Гант. — Снявши голову, по волосам не плачут.

Натаниэль похолодел, ладони вспотели. Что он хочет этим сказать?

— Хочешь вяленого мяса? — предложил Гант.

— Не откажусь, — ответил дядя.

Верзила слез с лошади и запустил руку в седельную сумку. Дядя крепче сжал карабин. Натаниэль тоже приготовился к худшему — сейчас Гант вытащит из сумки пистолет! Но на свет был извлечен кусок вяленого мяса.

— Ну, давай пожуем, — сказал верзила. Зажав ружье между ног, он снял с пояса нож, отрезал от куска мяса несколько ломтиков и дал один Изекиэлю.

— Благодарю.

— У нас вдоволь еды. Мы с тобой поделимся, если не найдешь свое добро.

Натаниэль дрожал от напряжения. Он перевел прицел с Ганта на парня, сидевшего на лошади. Зика и Ганта разделяло не более трех шагов, и Натаниэль сообразил, что, когда пробьет час убивать, дядя возьмет верзилу на себя. Хотя, возможно, убивать еще и не придется. Вон как они разговаривают.

— Вы так со мной любезны, я даже засмущался, — сказал Изекиэль, сжевав вяленое мясо.

— Стесняешься? — улыбнулся Гант.

— Нет, просто обычно, когда меня хотят ограбить и убить, сразу приступают к делу. А вы, наверное, хотите уболтать меня до смерти!

Натаниэль ощутил внезапную легкость, будто внутри задрожала и наконец-то лопнула натянутая до предела струна. Дядя бросил вызов. Если Гант и второй парень пришли с миром, они непременно разозлятся, может, даже полезут в драку. А что если дядя прав и они убийцы?

Долго гадать не пришлось. Гант схватился за ружье.


ГЛАВА 10


События разворачивались с невероятной быстротой. Парень в седле вскинул ружье. Забыв обо всем, кроме грозящей дяде опасности, Натаниэль прицелился всаднику в грудь и спустил курок. Все вокруг заволокло пороховым дымом, приклад с силой врезался в плечо. Пуля пробила бандиту грудь, он недоуменно захрипел и свалился с лошади. Изекиэль и Гант одновременно вскинули ружья; дядя оказался проворнее — Гант покачнулся и рухнул на колени. Натаниэль бросил ружье, подхватил с земли пистолеты и побежал к реке. Тем временем Зик, выхватив свой пистолет, разрядил его прямо в грудь Ганта. Тот упал навзничь. В это время второму разбойнику удалось встать на ноги. Он поднял карабин и прицелился Зику в спину. Но руки дрожали, ствол ходил ходуном, и он мешкал с выстрелом. От страха у Натаниэля будто крылья выросли, он понесся к берегу, отчаянно крича:

— Зик, сзади! Берегись!..

Услышав крик, парень на миг замешкался; дядя успел отпрыгнуть с линии огня. Натаниэль вскинул пистолеты и выстрелил из обоих на бегу, рассчитывая, что с такого близкого расстояния в любом случае не промахнется. Так и вышло. Первая пуля, чавкнув, вонзилась в грудь, вторая, войдя в ямку между ключицами, пробила горло и разнесла на части позвоночник. Размахивая руками, как ветряная мельница крыльями, и захлебываясь кровью, верзила пошатнулся и рухнул на мелководье. Натаниэль подбежал к дяде и застыл, в ужасе глядя на два неподвижно лежащих тела. Ему не верилось, что все это происходит на самом деле.

— О господи! — задыхаясь, проговорил Нат. — Что я наделал!

— Мы еще не закончили, — сказал Изекиэль.

Он стремительно перезаряжал винтовку, то и дело посматривая на запад.

— Не закончили? — эхом отозвался Натаниэль. Он так сжимал в руках пистолеты, что побелели костяшки пальцев. Глаза разъедал пороховой дым.

— Нет-нет, — подтвердил Зик, заряжая карабин.

Тут Натаниэль вспомнил про третьего бандита, Мэдисона, который ускакал ловить несуществующих лошадей. Обернувшись, он увидел, что бандит уже возвращается и теперь находится ярдах в трехстах от них. Он ехал к роще с ружьем в руках.

— Ну погоди, сукин сын, — процедил Зик, поднимая к плечу карабин.

Натаниэль хотел было вмешаться, но передумал. Что это даст? Дядя не собирается оставлять этого человека в живых, и кто такой Натаниэль, чтобы ему перечить? Кто из них двоих лучше знает, как выживать на Диком Западе? Уж точно не парень с нью-йоркским воспитанием, которого с детства учили быть вежливым и соблюдать правила приличия. Натаниэль оглянулся на трупы. Цивилизованное общество с его законами осталось далеко, на Восточном побережье. Здесь, на бескрайних просторах диких земель, порядки другие. Правило поведения тут одно: стреляй первым. Выживает сильнейший. Каждый — сам себе закон.

— Ну же, ну же, — бормотал Зик.

Натаниэль следил за всадником. Двести пятьдесят ярдов, двести… По-видимому, Мэдисон еще не понял, что товарищи его мертвы и что скачет он навстречу своей смерти. Скоро бедняга увидит трупы приятелей. Вот, кажется, что-то заподозрил… Выстрел дядиного карабина положил конец наблюдениям Натаниэля. Мэдисон дернулся и вниз головой полетел на землю.

Изекиэль опустил «хоукен».

— Ну вот, теперь конец всем троим!

— Это мы их убили… — пробормотал Натаниэль.

— Ясное дело. Выбора не было, племянник, — мы их или они нас… Ты достойно вел себя, и я тобой горжусь! — Изекиэль похлопал его по плечу.

— Но я… я застрелил человека, — запинаясь, бормотал Нат.

— Это был отличный выстрел! — заметил Изекиэль. — Даже я не смог бы лучше. А как ты его прикончил из пистолета! — Он довольно засмеялся: — Ты прирожденный стрелок!

Натаниэль посмотрел на Ганта. Кровь медленно вытекала из раны.

— Я что, должен собой гордиться? — спросил Нат.

— Конечно! — ответил Изекиэль. Он стал перезаряжать ружье. — Доказал, что ты настоящий мужчина, а не городской пижон.

— Но я не чувствую себя настоящим мужчиной, — признался Натаниэль. Он прислушивался к своим ощущениям, и ему трудно было подбирать слова. — Чувствую себя… как-то неловко.

— Это пройдет, племянник, — заверил Изекиэль. — Я тоже переживал, когда в первый раз убил человека. Потом это ощущение прошло. Со временем ты привыкнешь, и для тебя прикончить негодяя будет все равно что червяка раздавить.

— Неужели?

Слова дяди покоробили Натаниэля. Если он станет таким бесчеловечным, то чем он будет отличаться от дикого зверя?

— Ничего не поделаешь, Нат. От себя не убежишь, — серьезно сказал Зик. — Надо жить в соответствии со своей внутренней сутью. Иначе ты обречешь себя на жалкое существование.

Холодок пробежал у Натаниэля по коже. Он посмотрел на пистолеты, как на два чужеродных предмета, будто видит их в первый раз.

— А какая она, моя внутренняя суть? — спросил он.

— Надеюсь, до конца охоты за сокровищем мы это выясним, — бодро ответил Зик. — Давай-ка перезаряжай ружье. Плохие парни могли услышать выстрелы.

— Плохие парни?

— Индейцы, племянник. Индейцы.

Мысль о враждебных индейцах стряхнула с Натаниэля оцепенение, он быстро зарядил все три пистолета и побежал за карабином. И Зик не терял времени зря. Вытащив из реки мужчину, убитого Натаниэлем, он уложил труп рядом с мертвым Гантом. Потом подобрал ружья, снял с покойников ножи, пороховницы и сумки для пуль и вскарабкался на приземистую лошадь Ганта.

— Будем зарывать тела? — спросил Нат. Зик помедлил, обернулся:

— А зачем?

— Чтобы их не растерзали дикие звери.

— Да что уж там, не будем отнимать у зверей обед.

Перед глазами Натаниэля встала тошнотворная картина: стая волков, чавкая и рыча, пожирает разлагающиеся трупы. Он сглотнул:

— Нельзя же оставлять… это как-то не по-людски.

— Не по-людски?! Лишать пропитания бедных зверюшек — вот что по-настоящему гадко. Господь Бог не для того создал стервятников, чтобы они умирали с голоду. Так что тащи трупы в кусты, бросим их там.

— Вот так, просто?

— Племянник, я не шутил насчет индейцев. Кое-что подсказывает мне, что они неподалеку, и это не миролюбивые ото. Давай поторапливайся. — Сказав так, дядя забрался в седло и направил лошадь туда, где упал Мэдисон.

Натаниэль поднял взгляд к небу. Он убил! Преступил одну из десяти заповедей! Что теперь? Он будет вечно гореть в аду за свое преступление? А может, возмездие придет прямо сейчас? С неба ударит молния и сожжет его дотла, превратив в кучку пепла?..

Минута, другая — ровным счетом ничего не произошло. Натаниэль глядел в безоблачные небеса, почти разочарованный полным отсутствием какой бы то ни было реакции со стороны высших сил. Да, он совершил убийство, но жизнь продолжается. Светит солнце, поют птицы, рыбы плещутся в реке. Получается, в убийстве нет ничего страшного… Встревоженный сомнительным направлением, которое принимают его рассуждения, Натаниэль потряс головой, прислонил винтовку к дереву и взялся за дело. Напрягая все силы, он перетащил трупы в кусты.

Изекиэль ехал с лошадью Мэдисона на привязи; бездыханный труп ее незадачливого хозяина болтался поперек седла.

— Что будет, когда я расскажу Шекспиру! — воскликнул Зик. — Он здорово посмеется, когда услышит, как я вывел мерзавцев на чистую воду!

— «Вывел на чистую воду»?

— Ты что, не заметил? — спросил Зик, слезая с лошади. — О да. Ты бы в любом случае не понял. Это были не трапперы. Они собирались убить нас за золото. Я вычислил это по разговору.

— Как?

— Раскрутил негодяев на болтовню об их так называемых охотничьих делах. Ты слышал, верзила сказал, они добыли три тысячи бобров за сезон? .

— Да.

— Это тысяча на каждого.

— Ну и?

— Нельзя добыть тысячу бобров за один сезон. Это просто физически невозможно. Рекорд самого Джеба Смита — шестьсот шестьдесят восемь, и то не за сезон, а за год.

Натаниэль много слышал о Джебедии Смите, который в 1826 году провел группу трапперов от Большого Соленого озера до самой миссии Сан-Габриел в Калифорнии. Смит стал первым, кому удалось совершить подобный переход.

— Сколько в году сезонов? — осведомился Натаниэль.

— Два. Первый начинается осенью, когда мех входит в кондицию, и заканчивается с первым льдом. Когда встает лед, охотиться невозможно. Второй сезон начинается весной и заканчивается в июне. Когда становится тепло, бобры линяют, мех редеет и теряет ценность.

— А ты знаком с Джебом Смитом? — спросил Нат.

— Встречал несколько раз, — сказал Зик. — Следопыты и трапперы считают его одним из достойнейших сынов Америки. Тебе, кстати, известно, что ему только двадцать восемь?

— Нет, — признался Натаниэль. — Я думал, он старше.

Зик пристально посмотрел в глаза племяннику:

— Здесь, Нат, в счет идут не года мужчины, а его опыт. Тебе только девятнадцать. Если ты решишь остаться на Западе, к двадцати восьми тебя, возможно, будут уважать не меньше, чем Джеба Смита.

— Остаться здесь? — засмеялся Натаниэль. — Нет уж, меня ждет Аделина.

Хорошее настроение Изекиэля мигом улетучилось.

— Верно. Совсем забыл об этом.

Зик взялся за труп:

— Подсоби-ка мне, племянник.

Они вместе затащили мертвеца в кусты и, уложив рядом с другими, прикрыли ветками и травой.

— Зачем так стараться, если их все равно съедят звери? — спросил Натаниэль.

— Через несколько дней трупы начнут разлагаться и лишь тогда станут привлекать койотов со всей округи. Мы же должны к этому времени убраться подальше. Нельзя, чтобы их видели сейчас.

— А что мы сделаем с их лошадьми? — спросил Натаниэль.

— Заберем себе.

— Просто заберем? Но тогда получается, мы такие же грабители.

— Нет, нас теперь с ними не сравнить.

— Почему это?

Дядя усмехнулся:

— Потому что мы еще живы. А они уже мертвы…

Кинги поскакали на запад. Изекиэль вел на привязи трех лошадей, Натаниэль двух. Все последующие пять дней он молчал — отвечал, только если дядя к нему обращался. Нат был погружен в раздумья об убийстве несостоявшихся грабителей. Зик нет мешал этому. Он не забыл, как чувствовал себя сам, когда в первый раз пролил кровь. Хорошо понимая тяжелое состояние Натаниэля, он из уважения к чувствам племянника решил дать ему возможность разобраться в себе без посторонней помощи. На пятые сутки после перестрелки, лежа на одеяле у костра и с трепетом вглядываясь в темные небеса, где бриллиантами сверкали россыпи звезд, Натаниэль наконец-то достиг согласия с собой. В этом диком краю люди в жестокости не уступают хищникам, для которых убивать ради самозащиты или чтобы раздобыть еду считается вполне естественным. Натаниэлю надо любой ценой возвратиться к Аделине. Значит, остаться в живых — главная его цель. И если для этого ему придется убивать, он станет убивать. Натаниэль надеялся, что Господь будет к нему милосерден и не станет судить чересчур строго. Вряд ли, создавая человека по своему подобию, Всевышний хотел, чтобы тот покорно позволял первому встречному отнять у него жизнь! Оправдавшись наконец перед своей совестью, Натаниэль полностью утешился и погрузился в мирный сон.

Проснулся он рано утром, когда на лицо ему упали первые теплые лучи восходящего солнца. Дядя был уже на ногах, готовил упряжь.

— Ну, соня, проснулся! А я-то думал, ты собираешься проваляться весь день.

— Всегда так: я еще только просыпаюсь, а ты уже на ногах, — заметил Натаниэль. Он протер глаза и зевнул.

— Жизнь нам дана, чтобы ее прожить с толком, племянник. Я считаю, что нельзя ни минуты тратить попусту, и приучил себя просыпаться с первым лучом солнца. И тебе советую.

— Попробую, — не совсем искренне пообещал Натаниэль.

Изекиэль расплылся в улыбке:

— Иди, сполоснись. Ледяная водичка тебя взбодрит.

Натаниэль поднялся и зашаркал к реке. Под его мокасинами хрустели сучки. Стоянка была устроена среди деревьев и кустов неподалеку от реки. Натаниэль шел в полусне и окончательно проснулся, только когда присел у реки и погрузил руки в воду. Но дело было вовсе не в воде — его привел в чувство утробный рык за спиной.

Нат обернулся.

Шагах в десяти от него, освещенный лучами восходящего солнца, во всей своей первобытной мощи стоял огромный медведь гризли.


ГЛАВА 11


Натаниэля захлестнула волна страха. В голове помутилось. Тело отказывалось подчиняться. Парализованный ужасом, не в силах и пальцем пошевелить, он застыл на корточках у кромки воды, а гризли поднял голову, принюхался и неторопливо двинулся к нему.

Тугие мышцы, перевитые стальными сухожилиями, вздымались на теле животного. Грубая коричневая шерсть была как бы тронута сединой — характерная особенность, из-за которой этот вид медведей получил название гризли[5 - Grizzly — серый, с сильной проседью (англ.).]. Медведь шел на Натаниэля, переваливаясь с боку на бок и мотая широченной головой.

Молодому человеку наконец удалось собраться с мыслями. Он метнул взгляд в сторону стоянки. Изекиэля не было видно. Если позвать дядю на помощь, медведь может наброситься. Карабина нет, валяется у костра… Потянувшись к поясу, Натаниэль с ужасом осознал, что там же остались и оба пистолета. Юноша проклинал себя за беспечность.

Медведь приближался.

Что делать? Нат с трудом удержался, чтобы не закричать. Сейчас медведь подойдет вплотную и ударит. Тогда все будет кончено. Четырехдюймовые когти гризли выглядят точь-в-точь как остро заточенные зубья садовых граблей. Один удар — и от Ната останутся одни ошметки.

Человека и медведя разделяло всего лишь футов двенадцать.

Собрав все мужество, Натаниэль вскочил на ноги, упер руки в бока и уставился на медведя. Зверь задрал голову и шумно принюхался. Натаниэль лихорадочно обдумывал пути к спасению. Мысли вихрем проносились в голове. Может, стоять тихо, не двигаясь, и медведь уйдет? Нет, на это надеяться не стоит. Что если побежать на стоянку? Тоже не получится — медведь догонит. Может, зайти в реку? Вдруг гризли побоится лезть в воду? Боятся ли медведи воды? Изекиэль рассказывал Нату о лосях, ястребах, орлах, шакалах и других животных прерии и гор, но никогда о гризли. До сегодняшнего дня молодой человек ни разу не видел медведей и ничего не знал об их повадках. Оставалось гадать. Внезапно гризли встал на задние лапы, поднял передние, разинул пасть, обнажая устрашающего размера клыки, и грозно зарычал. Страх взял верх над разумом, Натаниэль инстинктивно попятился к реке. Гризли опустился на четыре лапы и неторопливо двинулся вперед. Зверь утробно рычал, маленькие глазки злобно сверкали. От ужаса Нат окончательно потерял контроль над собой, забежал в реку, сложил ладони рупором и заорал:

— Зик! Гризли! Гризли!

Крик разозлил зверя. Медведь сердито заревел и шагнул к берегу. У самой кромки воды он помедлил, как бы раздумывая. Натаниэль отступил еще на пару шагов, и тут рука наткнулась на ножны. Он совсем забыл про охотничий нож! Нат со свистом рассек ножом воздух и выставил его перед собой. На фоне огромного гризли нож выглядел жалким, но другого оружия не было. Натаниэль решил, что не сдастся без боя. Медведь снова зарычал. И тут Нат увидел дядю. Зик бежал к реке с двумя карабинами в руках. Юноша воспрял духом — дядя обязательно его спасет! Нат подумал, что он едва отделался легким испугом.

Но оказался не прав.

Медведь полез в реку, с шумом расплескивая воду, и прыгнул на юношу, разевая пасть и щелкая клыками. Нат быстро попятился, вода теперь доходила ему до поясницы. Он хотел было поплыть к противоположному берегу, но поскользнулся на придонном камне и погрузился в воду по самую шею. За спиной раздался грозный рев. Натаниэля охватила паника. Он развернулся, глаза на мгновение встретились с глазами зверя, и тут же на юношу обрушился удар. Левое плечо обожгла боль; когти медведя порвали одежду и глубоко вонзились в тело. Натаниэля отбросило на спину, дно ушло из-под ног. Барахтаясь, бедняга все же ухитрился снова встать на ноги. Плечо онемело, левая рука безжизненно повисла. Гризли набросился опять. Натаниэль в последнюю секунду отшатнулся вправо; клыки медведя щелкнули в дюйме от уха, зловонное дыхание обожгло лицо. Превозмогая боль, Натаниэль вскинул нож и с размаху ударил медведя в голову. Удар, еще удар! Не помня себя, Нат механически поднимал и опускал нож, и с четвертого или пятого удара лезвие вошло в глаз. Зверь мощным ударом отбросил Натаниэля на середину реки. Юноша с головой ушел под воду, не успев закрыть рот. Вода хлынула ему в горло, и он камнем пошел ко дну. В ушах зазвенело, глаза застлал туман.

К счастью, река в этом месте была неглубокой. Натаниэль оттолкнулся ногами от дна и, кашляя и отплевываясь, вылетел на поверхность. Медведь был в шести футах от него! Зверь опять поднялся на дыбы. Он ревел, яростно тряс головой и пытался лапами вытащить застрявший в глазнице нож. Натаниэль сжался, ожидая новой атаки, но медведь опустился на лапы и побрел к берегу. Мотая головой из стороны в сторону, зверь пытался освободиться от застрявшего в глазнице ножа. Но едва он выбрался на берег, как прогремел выстрел. Медведя подбросило, он упал на бок и затих.

— Нат! Нат! Он тебя ранил?

Обернувшись, Нат увидел дядю с дымящимся карабином в руках. Юношу затошнило, навалилась слабость. Он медленно побрел к берегу, боясь, что вот-вот потеряет сознание. Изекиэль, подойдя к медведю, потыкал его прикладом. Убедившись, что гризли мертв, Зик положил ружье и зашел в воду, чтобы помочь племяннику. Увидев, что рубашка Натаниэля порвана, а из плеча льется кровь, Зик выругался:

— Проклятье! Он тебя все же зацепил!

Натаниэль изо всех сил старался не потерять сознание. Слова дяди доносились как бы издалека. Ноги налились свинцом, каждый шаг давался с трудом. Сильные руки Зика подхватили Ната под мышки и потащили к берегу.

— Я с тобой, Нат! Держись, все будет в порядке!

— Он мертв? — шепотом спросил Натаниэль.

— Мертвее не бывает, — заверил дядя.

— Спасибо, — пробормотал Нат.

— Скажи спасибо самому себе. Это твоя работа. Когда я в него выстрелил, он уже был на последнем издыхании.

Они добрались до берега. Изекиэль бережно уложил племянника на землю в двух шагах от мертвого гризли.

— Мне надо осмотреть рану. — Дядя присел на корточки, чтобы помочь Натаниэлю снять рубашку. Юноша никак не мог справиться с застежкой на ремне, и ему было стыдно за свою слабость.

— Дай-ка, я помогу. — Зик быстро расстегнул ремень. Натаниэль лежал как тряпичная кукла. Все вокруг подернулось туманом, он не мог сосредоточиться и не понимал, что с ним. Может, он потерял много крови? А вдруг он умрет? Заплачет ли Аделина, когда узнает, что его больше нет? Натаниэль посмотрел на медведя. Правый глаз вытек, из пустой глазницы торчал нож. Шерсть на морде пропиталась кровью. Неужели это сделал он, Натаниэль Кинг?

— Да уж, повезло… — пробормотал он.

— Богом клянусь, я знаю только об одном случае, когда гризли убили ножом! — гордо сказал Зик. Он ухватил Натаниэля за плечи и приподнял, чтобы удобнее было стягивать рубашку через голову. — Подожди, еще люди об этом узнают! Я расскажу Шекспиру, а уж он всему свету.

Натаниэль закрыл глаза и глубоко вдохнул, радуясь, что дурнота отступает.

Он не решался посмотреть на свою рану — вдруг нервы не выдержат?

— Племянник, свет не видывал такого счастливчика, как ты! — сказал Зик.

Он осторожно уложил Натаниэля. Тот открыл глаза и с опаской покосился на свое плечо. Когти медведя оставили три аккуратные, но неглубокие царапины на коже. Крови было совсем немного.

— Через час будешь в седле, — сказал Зик. Натаниэль поглядел на дядю:

— Нельзя ли отдохнуть подольше, хотя бы до полудня?

— Какой смысл? Будь ты серьезно ранен, я дал бы тебе полежать, но эти царапины не стоят даже того, чтобы их зашивать.

— Царапины? — возмутился Натаниэль.

— По сравнению с парой моих знакомых, которые попали в лапы гризли, ты отделался легким испугом. Лет семь назад один траппер из Канады наткнулся на медведицу с детенышами. Он и глазом моргнуть не успел, как медведица уже рвала его зубами и клыками. С трудом дотянувшись до карабина, он все же пристрелил ее, но остался без ног.

Снова накатила дурнота, Натаниэль поморщился:

— Про остальных лучше не рассказывай, ладно?

— Гризли — животное непредсказуемое, — философски продолжал Зик. — Никогда не знаешь, пройдет мишка своей дорогой или попытается тебя съесть. Если их разозлить, превращаются в сущих дьяволов. Я знаю случаи, когда в гризли всаживали десять пуль, и даже после этого он мог порвать человека на части. Поверь мне, надо любой ценой избегать гризли.

Натаниэль чуть не рассмеялся:

— Постараюсь принять к сведению.

Изекиэль с улыбкой поглядел на племянника:

— Я вижу, ты приходишь в себя. Полежи пока, а я соберу вещи. Но сперва, — дядя отошел и вернулся с карабином Ганта, — держи вот это, на случай если твой медведь гулял с приятелем.

— С приятелем?

— Бывает, гризли ходят парами. Такое не то чтобы часто, но все-таки случается, — сказал Зик.

Он подхватил свой «хоукен» и поспешил к стоянке.

Стиснув зубы, Натаниэль приподнялся, опираясь на локоть, и огляделся по сторонам, но в пределах видимости гризли больше не было. По крайней мере живых. Натаниэль разглядывал огромную мохнатую тушу. Он бы никогда не поверил, что человек может пережить нападение такого зверя, если бы это не произошло с ним самим. Раздался всплеск. Вздрогнув, Натаниэль обернулся, но увидел только рябь на воде. Рыба, подумал он. Ненароком бросив взгляд на противоположный берег, Нат мигом позабыл и о медведе, и о раненом плече и в изумлении вскочил на ноги. На том берегу реки стоял всадник.

Индеец.

Из одежды на нем была только набедренная повязка. На спине висел колчан со стрелами, в левой руке индеец держал короткий лук. Черные волосы ниспадали на обнаженные плечи. Натаниэль потянулся к карабину, но вовремя одумался. Индеец не выказывал враждебности, а дяде вряд ли понравится, если Нат застрелит воина из дружественного племени. Глядя на индейца во все глаза, Натаниэль ждал. Минуту спустя воин сделал странный жест правой рукой, кивнул и, не оборачиваясь, поехал на север. Даже без седла индеец держался на лошади легко и прямо. Вскоре он исчез из виду, скрывшись за деревьями. Натаниэль упал на колени — ноги его не держали. Проживет ли он достаточно долго, чтобы выучить все уроки Дикого Запада? Нат даже не знал, к какому племени принадлежит индеец, и, конечно, думал, что воин может вернуться со своими .соплеменниками, чтобы убить его и Зика! Нат начал осознавать, что на Западе малейшая ошибка может стоить жизни — сегодня, например, он чуть не погиб, уйдя из лагеря без ружья. Как сильно здешняя жизнь отличается от размеренного существования в Нью-Йорке, где самая большая неприятность — забыть дома что-нибудь из своих вещей и потому вымокнуть под дождем или простудиться. Дядя прав, цивилизация ограждает людей от жестоких сторон жизни.

— Ну вот!

Обернувшись, Натаниэль с облегчением увидел дядю.

— Я видел индейца! — выпалил он. Изекиэль замер, огляделся по сторонам:

— Где?

— На том берегу, — показал Нат. — Он на меня посмотрел, потом уехал.

— Опиши его.

— Ростом вроде высокий, у него были лук и стрелы, — вспоминал Натаниэль. Он не совсем понимал, что именно интересует дядю, да и не очень хорошо разглядел индейца. — Я не знаю, что еще сказать.

— Голова была выбрита?

— Нет. А почему ты спрашиваешь?

— Если его голова выбрита, а посреди длинная прядь, как полоса от лба к затылку, тогда это пауни. Их поселения расположены к северу отсюда. Они не доставляют белым особых проблем, — нахмурившись, сказал Зик. — Но раз голова не обрита, то скорее всего это воин племени шайенов. Мы находимся в восточной части их территории.

— Они в мире с белыми?

— Иногда да, иногда нет.

— Звучит неутешительно.

— Никто и не собирается тебя утешать, — отрезал Зик. Он присел на корточки рядом с племянником. — Собирайся, поедем. Если рядом шайены, надо уносить ноги. — Зик ухмыльнулся: — Мой скальп меня пока что вполне устраивает. Не хотелось бы его терять.


ГЛАВА 12


Подгоняя лошадей, Кинги еще две мили проехали вдоль Репабликан, потом свернули на северо-восток. Изекиэль напряженно обшаривал взглядом прерию, то и дело оборачиваясь, чтобы проверить, нет ли за ними погони. Натаниэль с трудом держался на лошади, плечо горело, и он с нетерпением ждал остановки на ночлег. Мысль о том, что в седле придется провести еще девять-десять часов, не радовала. Со временем Изекиэль немного успокоился.

— Пока никаких признаков погони, — сообщил он.

— Может, мы остановимся, передохнем?

— Ни в коем случае. Надо отъехать как можно дальше.

Натаниэль держал поводья в правой руке, а левой, согнутой в локте, прижимал к боку ружье. Это было неудобно и больно, но лучше уж терпеть боль, чем ехать безоружным по краю, где за каждым холмом притаились в засаде свирепые дикари. Чтобы отвлечься от неприятных мыслей, Натаниэль решил завести разговор:

— Дядя, а ты когда-нибудь убивал гризли?

Зик кивнул.

— А сколько раз?

— По правде говоря, я уже сбился со счета.

— Они тебя ранили?

— Пара царапин, несколько укусов, — ответил Зик. — Гризли… Никто не знает об этих тварях больше меня, разве что Шекспир. Поэтому слушай внимательно. Вообще-то, медведь — животное непредсказуемое, но гризли-одиночка обычно не нападает, если не подходить к нему слишком близко. Другое дело — мамаша семейства. Никогда не подходи к медведице с медвежатами. Тот, кто к ним лезет, сам напрашивается на неприятности.

— Почему медведь на меня напал? Я его не злил, а он все равно шел на меня. И принюхивался так жадно, как будто ловил мой запах.

— Ты сам ответил на свой вопрос. Запах. Медведи живут обонянием. Их ведет нос. Гризли бродят от одного лакомого запаха к другому, так же как бабочки перелетают с цветка на цветок. По словам моего друга Шекспира, медведи не могут похвастаться острым зрением, зато у них невероятно тонкий нюх, — сказал Зик. Он усмехнулся. — У трапперов припасена на этот счет пословица «Если с елки упадет иголка, орел ее увидит, олень услышит, а медведь учует». Чаще всего, почуяв запах человека, медведь предпочитает загодя удалиться. Но если ветер сдувает твой запах в сторону, появление человека становится для медведя неожиданностью. В таком случае тебе не позавидуешь. Медведи не любят сюрпризов.

— Наверное, этот гризли нашел меня по запаху и решил съесть.

— Сложно сказать, племянник. Сдается мне, он просто никогда не видел белого человека и ему стало любопытно, что ты за диковина. Если бы он на самом деле хотел тебя сожрать, сразу же сделал бы это.

— В следующий раз я побегу что есть силы, — сказал Натаниэль, вспомнив совет, который Зик дал ему в Сент-Луисе насчет индейцев.

— Ни в коем случае.

— От медведей что, нельзя убегать? — удивился Нат.

— Бежать можно только в одном случае, — засмеялся Зик. — Если медведь уже погнался за тобой. Здешние места кишат медведями, их тут как блох на бездомной собаке. Ты постоянно будешь натыкаться на гризли, так что слушай и запоминай. Если гризли к тебе приближается, держи себя в руках. Стой на месте. Смотри на него. Скорее всего он встанет неподалеку и будет смотреть тебе в глаза, пристально, как бы оценивая, чего ты стоишь. Если ты струсишь и побежишь, он догонит тебя и разорвет на куски. Так же и с другими зверями. Господь велел человеку властвовать над животными, и зверь не тронет тебя, если ты себя перед ним не уронишь.

Натаниэль переваривал новые сведения. Ага, получается, этим утром он допустил целых два промаха. Вначале ушел из лагеря без оружия, а потом пытался убежать от медведя.

— То же самое с индейцами, — продолжал Изекиэль. — Никогда не показывай, что ты струсил, или пожалеешь, что появился на свет. Индейцы превыше всего ценят храбрость и мужество. Поэтому они придают столько значения подсчету ку.

— Подсчету чего?

— Ку. Чтобы снискать боевую славу, индеец должен подойти к своему врагу вплотную и коснуться его рукой, оружием или специальным жезлом. Так он доказывает, что он настоящий мужчина и храбрый воин. Каждый раз, когда индеец касается врага, он засчитывает себе ку.

— Я не понимаю, — сказал Натаниэль. — Что такого особенного в том, чтобы коснуться своего врага?

— По индейским понятиям, для того чтобы убить врага издалека — застрелить из лука, ружья, — особой храбрости не надо. Храбрость в том, чтобы встретиться с противником лицом к лицу и убить его копьем, ножом или в рукопашном бою, — объяснил Зик. — Поэтому самыми достойными считаются те воины, у которых больше ку.

— А я думал, они убивают просто так, для удовольствия.

Изекиэль посмотрел на племянника:

— Индейцы люди дикие, но не дикари, не важно, что ты вычитал про них в газетах.

— Ты так говоришь, будто восхищаешься ими.

— В них есть чем восхищаться. Ты сам увидишь.

Зик пришпорил лошадь. Через два часа они остановились у небольшого ручья. Близ воды росли кедры; Натаниэль сел и привалился к стволу одного из них, радуясь, что может хоть немного отдохнуть. Зик, приложив ладонь ко лбу, напряженно вглядывался вдаль.

— Кто-нибудь из твоих друзей погиб от рук индейцев? — спросил Нат.

— Года полтора назад трое моих близких друзей попали в засаду, устроенную черноногими неподалеку от слияния Миссури и Джефферсон. Двое, когда их нашли, были так утыканы стрелами, что стали похожи на дикобразов. А с третьего индейцы сняли скальп.

— Как вы об этом узнали?

— Третьего, Гриньона, черноногие отпустили, потому что, когда его пытали, он не издал ни звука, как они над ним ни издевались. Такие уж у них традиции, племянник. Так вот, они пустили его по лесу раздетым догола, без еды и без оружия, даже ножа с собой не дали. Велели передать, чтобы белые держались подальше от их земли.

— Что с ним стало?

— Через три дня ему удалось добраться до лагеря трапперов. Бедняга был на последнем издыхании, ноги сбиты в кровь. Люди пытались ему помочь, но было слишком поздно. Он умер через два дня.

Натаниэль сдвинул брови:

— Подожди, ты говорил, ему сняли скальп. Почему же он не умер сразу?

— Само по себе это не смертельно. Будешь ты жить или нет, зависит от того, что с тобой индейцы проделают до того, как содрать скальп. Или после.

— Чудовищно.

— Остаться без скальпа еще не самое страшное. Бывает и хуже.

— Еще хуже? — ужаснулся Натаниэль.

Закрыв глаза, он представил свой собственный окровавленный скальп. Его передернуло.

— Поверь мне, индейцы только одна из опасностей, которые подстерегают тебя на Диком Западе. Два года назад сто шестнадцать человек выехали из Санта-Фе, чтобы поохотиться в южной части Скалистых гор. Обратно вернулись шестнадцать.

Натаниэль замер:

— Всего шестнадцать? А что стало с остальными?

— С кем-то, вероятно, расправились индейцы, другие, наверное, умерли от какой-нибудь болезни, кого-то укусила змея, кого-то порвал гризли. Мало ли что может с человеком произойти в горах.

— На Диком Западе так опасно, а люди все равно едут. Что их тянет?

Зик вздохнул:

— Многие задавались этим вопросом. Когда-нибудь ты сам поймешь.

— Вряд ли, я не собираюсь здесь задерживаться.

— Кто знает, племянник, кто знает…

Натаниэль закрыл глаза и стал думать об Аделине. Перспектива провести вдали от нее целый год с каждым днем нравилась ему все меньше. Двенадцать долгих месяцев в горах с дядей! Чем дальше, тем чаще, Натаниэлю приходило в голову: если он доживет до встречи с Аделиной, это будет просто чудо. Да, он хочет стать богатым, но отдавать жизнь за золото?.. Готов ли он умереть за любовь Аделины?.. Имеет ли это смысл?..

— Нат!

Резкий окрик вывел Натаниэля из задумчивости. Он открыл глаза. Дядя указывал на еле различимое пятнышко на горизонте.

— Что это? — спросил Нат.

— Садись в седло. Надо сматываться, у нас на хвосте индейцы.

Услышав дядины слова, Натаниэль моментально позабыл о боли. Залезая в седло, он побил рекорд быстроты. Зик некоторое время всматривался в прерию, потом оседлал лошадь и погнал ее через ручей.

— Это шайены? — спросил Натаниэль. Он скакал слева от дяди.

— Слишком далеко, не разобрать, — ответил Зик. — А ближе, надеюсь, мы их не подпустим.

Они скакали что есть мочи около получаса, спугнули большое стадо антилоп и молодого волка. Вскоре впереди показался низкий холм — вернее, даже не холм, а пригорок, поросший редкой травой. Изекиэль взобрался вверх по пологому склону. Нат последовал за ним и, остановившись на гребне холма, поглядел на восток. По прерии, поднимая пыль, скакали восемь всадников. С первого взгляда понятно было, что это не белые.

— Черт! — крикнул Зик. — Мы попали в переплет.

— Остановимся?

— Куда денешься, — ответил Зик. — Мы не сумеем от них оторваться. С лошадьми Ганта и его дружков нам от погони не уйти.

— Тогда, может, бросить их? Индейцы возьмут лошадей себе и оставят нас в покое!

— Я бы не стал на это рассчитывать. Знаю одного парня, который так сделал. Индейцы забрали лошадей и продолжили погоню. Гнались за ним до ночи. Он еле ноги унес.

— Что же делать?

Изекиэль тщательно осмотрелся по сторонам, что-то бормоча себе под нос. Вокруг простиралась прерия, плоская, как блин. Безбрежное море травы без единого деревца. Спрятаться негде.

— Придется драться.

Дядя слез с коня и принялся тщательно проверять свой «хоукен». Натаниэль тоже спешился и стоял, глядя на крошечные фигурки вдалеке. Они быстро росли. Натаниэль прикинул, что индейцы будут на холме, самое большее, через пять минут.

— Если нас совсем прижмут, застрелим лошадей и используем их в качестве заграждения, — предупредил Зик.

— Убить лошадей?.. — растерялся Нат.

— По-твоему, лучше, чтобы нас убили индейцы? Нат, заруби себе на носу, на Диком Западе лошадь не четвероногий друг. Никогда не привязывайся к своему коню, — возможно, в один прекрасный день тебе придется его съесть.

— Ни за что, — заявил Натаниэль, поглядев на свою кобылу.

— Если проголодаешься, съешь ее и пальчики оближешь, — заверил дядя. — Конина ничем не хуже другого мяса.

— Надеюсь, мне никогда не придется так голодать.

Изекиэль мерил холм шагами, держа карабин наперевес.

— У нас есть преимущество перед этими чертями. Они видят, что нас двое, и считают, что у нас только два карабина. А у нас целых пять штук плюс пистолеты — наши и те, что достались в наследство от Ганта и компании. — Зик засмеялся. — Да, сэр. Мы приготовили индейцам сюрприз. Они не скоро его забудут.

— А вдруг у них тоже ружья?

— Вряд ли. Индейцы предпочитают убивать стрелой, копьем или томагавком. Ружья есть у немногих, да и те мазилы.

— Надеюсь, ты окажешься прав.

— Не волнуйся ты так, племянник. Дольше проживешь.

Натаниэль вяло кивнул. От страха все же засосало под ложечкой. Индейцы! В Нью-Йорке Нат много читал о леденящей кровь жестокости дикарей — скальпировании и других, не менее страшных обычаях, которые в ходу у диких племен в обширных неисследованных землях к западу от Миссисипи. Он и представить себе не мог, что наступит день, когда придется сражаться с индейцами не во сне, а наяву. «Что я здесь делаю?» — снова и снова спрашивал он себя, глядя на то, как индейцы скачут к холму.

— Сделай вид, что не боишься, — посоветовал Зик. Натаниэль заглянул дяде в глаза:

— А ты — ты боишься смерти?

— Не особо. На Западе ты постепенно привыкаешь к смерти, начинаешь воспринимать ее как спутника в своих странствиях. Когда знаешь, что конец может наступить в любой момент… что смерть ходит за тобой по пятам… вроде как смиряешься с мыслью о ней. Нет, я не желаю умирать и буду до последнего бороться за жизнь. Но если честно, не сказал бы, что боюсь смерти.

— А я боюсь, — промолвил Натаниэль.

— Бояться не стыдно, стыдно быть трусом. Главное — не позволяй страху себя победить. Ты сможешь одолеть страх, если постараешься, — сказал Зик. — Кстати, ты извлек урок из истории с Гантом?

— Урок?

— Когда жизнь висит на волоске и остается только уничтожить врага или погибнуть самому, страх испаряется, как роса под лучами солнца. — Изекиэль посмотрел на лошадей. — Принеси оружие и положи здесь, чтобы было под рукой, когда начнется заварушка.

Сложив карабины и пистолеты в ряд на земле, Натаниэль поднял глаза. Индейцы были не более чем в пятистах ярдах от холма.

— Черт! — воскликнул Зик.

— Что?

— Это не шайены, Нат.

— А кто?

— Кайова, — досадливо сплюнул Зик. Его лицо приобрело суровое, жесткое выражение. — Обычно они не забираются так далеко на север. Наверное, искали лагерь шайенов, чтобы на него напасть, а наткнулись на нас.

— Они не из мирных племен?

— Скажу тебе так: самоубийца и тот не повернется спиной к кайова.

Натаниэль облизал пересохшие губы и положил палец на курок карабина.

— Шайены и кайова враждуют давно, — продолжил Зик. — Постоянно нападают друг на друга. Шайены убивают кайова, кайова, ясное дело, мстят, так что вражде нет конца. — Он помедлил. — Попомни мои слова, рано или поздно шайены и кайова сотрут друг друга с лица земли.

Едва слушая, Натаниэль с тревогой и. страхом следил за кайова.

— Это и погубит индейцев, — задумчиво проговорил Зик.

— Что?

— То, что они постоянно воюют друг с другом. Они не смогут объединиться против белых.

Натаниэль открыл было рот, собираясь спросить, зачем индейцам объединяться, если белых за Миссисипи раз, два и обчелся, но слова застряли в горле. Индейцы остановились. Один из воинов отделился от соплеменников и погнал лошадь прямо к холму.

— Запомни, Нат, — предостерег Зик. — На кону твоя жизнь. Один неверный шаг, и пожалеешь, что тебя не съел медведь.


ГЛАВА 13


На расстоянии двухсот ярдов от Натаниэля и Зика кайова пустил лошадь шагом. Он приближался к холму, с настороженным видом сжимая в руке копье. Натаниэль вскинул карабин, но дядя рукой отвел ружье:

— Не сейчас, племянник. Он хочет говорить. Я поеду и узнаю, что ему надо.

— Это не опасно?

— Сам он ничего не сделает. — Зик зашагал к лошади. — А мы узнаем, что у этой шайки на уме.

Дядя прыгнул в седло и поехал вниз по склону. Натаниэль впервые за все время путешествия осознал, как сильно он зависит от дяди. В одиночку он не продержался бы и неделю. Натаниэль напряженно следил за тем, как сокращается расстояние между дядей и кайова; юноша поднял карабин и приготовился стрелять. Шагах в десяти друг от друга Зик и предводитель индейцев остановились и стали разговаривать на языке жестов. Переговоры продолжались несколько минут. Наконец кайова злобно махнул рукой, ударил лошадь пятками в бока и галопом поскакал обратно к соплеменникам.

Изекиэль вернулся на холм.

— Что случилось? — с тревогой спросил Нат.

— Мне выпала честь познакомиться со Всадником Грома, воином кайова, отличившимся во многих боях, — сказал Зик, спешиваясь. — Как я и предполагал, кайова ищут лагерь шайенов. Всадник Грома не ожидал, что встретит здесь белых, и спрашивал, нет ли с нами кого-то еще. По-моему, он не верит, что мы вдвоем.

— Только об этом и говорили?

Зик нахмурился:

— Не только. Он потребовал, чтобы мы в обмен на лошадей отдали ему наши ружья.

— И что ты ему ответил?

— Послал есть медведя.

— Есть медведя? — удивился Нат.

— Кайова не едят медвежатины. Это для них табу, как для шайенов — собачье мясо. Послать Всадника Грома есть медведя все равно что белому сказать «проваливай к чертям».

— И что теперь?

— Готовься к бою.

Натаниэль посмотрел на индейцев. Разговаривая с другими воинами, Всадник Грома несколько раз махнул рукой в сторону холма. Натаниэль окинул взглядом лежащие на земле карабины, нащупал пистолеты за поясом. Снова придется убивать… Вот сейчас юноша горько пожалел, что покинул Нью-Йорк. Как было бы здорово оказаться сейчас дома, да что уж там — хоть в конторе зануды Таттла!

— Идут, — ровным голосом сказал Зик.

Всадник Грома и остальные семеро поскакали к холму, издавая душераздирающие вопли, злобно улюлюкая и потрясая оружием.

— Целься как следует, — велел Зик, — перезаряжать времени не будет. Нельзя терять ни единого выстрела.

Натаниэлю пришлось сделать усилие, чтобы подавить дрожь. Он прижал к плечу карабин, не понимая, как дяде удается сохранять хладнокровие. Кайова были примерно в двухстах ярдах. Натаниэль ждал, пока они приблизятся на расстояние полета пули. Только бы не промахнуться! Прицелившись в одного из всадников, Натаниэль выждал еще немного, чтобы стрелять наверняка.

Прогремел выстрел. Один из воинов, взмахнув руками, на полном скаку свалился с лошади. Остальные тут же развернули коней и направились к упавшему.

— Может, это охладит их пыл, — проронил Зик, перезаряжая карабин. Уверенности в его голосе не было.

— Зачем они так кричат? — пробормотал Нат.

— Это боевой клич. Индейцы вопят как оглашенные, когда идут в атаку, чтобы лишить врагов присутствия духа.

— Надо признать, у них это хорошо получается.

Зик улыбнулся:

— А ты неплохо держишься.

— Я пока еще ничего не сделал.

— У тебя есть шанс проявить себя, — хмыкнул Зик, кивая на индейцев.

У Натаниэля перехватило дыхание: кайова снова пошли в атаку, они галопом скакали к холму. Нат прицелился, выбрав воина с перьями в волосах. «Нельзя терять ни единого выстрела». Промах может стоить ему жизни. Нат старался держать карабин как можно тверже, чтобы ствол не дрожал; прицеливаясь, он сделал поправку на траекторию полета пули и ветер, как учил дядя. Юноша уже готов был нажать на спуск, но тут кайова сделали хитрый маневр. В первый момент Натаниэлю показалось, что индейцы падают с лошадей. Каждый из воинов, скользнув вниз, вытянулся вдоль корпуса бешено скачущей лошади, одной ногой цепляясь за спину животного. Таким образом, индейцы практически не подставляли тело под выстрелы, и попасть в них теперь было почти невозможно. Изекиэль нажал на спуск. Нат похолодел: ни один из кайова не упал, дядя промахнулся!

— Черт! — выкрикнул Зик.

Он бросил «хоукен» и схватил запасной карабин.

— Давай по лошадям, Нат! Пали по лошадям!

Убить лошадь? Натаниэль помедлил, но, представив, что его ждет, если кайова в полном составе доберутся до холма, быстро прицелился в одно из животных и нажал на спуск. Раненая лошадь взвилась на дыбы, и наезднику пришлось выпрямиться, чтобы не свалиться на землю. Похоже, выстрел не причинил животному серьезного вреда — лошадь снова понеслась к холму.

— Стреляй, не останавливайся! — выкрикнул Зик.

Вскинув карабин, он прицелился в ближайшего коня. Раздался залп, лошадь забилась, сбрасывая всадника, грянулась оземь и покатилась по траве.

Оставшиеся шестеро кайова стремительно приближались к холму. Внезапно, ярдах в ста, они, как по сигналу, разделились и веером поскакали к вершине, виляя из стороны в сторону.

— Стреляй, Нат! Стреляй! — крикнул Зик. Натаниэль поднял с земли карабин и стал целиться в кайова, скакавшего справа, но лошадь все время меняла направление, и хитрый индеец каждый раз успевал уйти из-под прицела. Изекиэль выстрелил в третий раз. Серая лошадь забилась в предсмертных конвульсиях.

— Еще один готов! — прокричал он. — Но скоро они будут здесь!

Натаниэль старательно, затаив дыхание прицелился и выстрелил. У лошади справа подкосились ноги, и она рухнула на землю, придавив наездника своим телом. Натаниэль облегченно улыбнулся. Но радость его была недолгой. Кайова стремительно приближались. Еще минута, и враги будут на холме! Бросив взгляд себе под ноги, Натаниэль с ужасом понял, что они с дядей успели расстрелять все пять ружей. Изекиэль стремительно перезаряжал «хоукен». Нат перевел взгляд на кайова, галопом скачущих к холму. Ему не успеть перезарядить карабин. Бросив бесполезное теперь ружье, Нат выхватил пистолеты. Он решил выиграть время для дяди и сделал несколько шагов вперед. Нат будет бороться, он дорого отдаст свою жизнь! Юноша уже не думал ни об Аделине, ни о сокровище, ни о семье, оставшейся в Нью-Йорке. Забыл он и о страхе. Его больше не волновало, что убивать нехорошо. Натаниэль думал только о том, как расправиться с индейцами раньше, чем те убьют их. В кого из четверых стрелять? Нат выбрал того, что поближе. Он наставил на воина оба пистолета и ждал, пока кайова подъедет на пятнадцать футов, потом резко выдохнул и нажал на спуск. Обе пули угодили войну прямо в грудь. Не удержавшись на лошади, индеец навзничь рухнул на траву. Врагов оставалось трое, один с луком и двое с копьями. На полном скаку пролетая мимо Натаниэля, Всадник Грома сделал резкий выпад копьем; Натаниэль в последний момент успел увернуться, острие копья прошло в дюйме от груди. Кидаясь к запасным пистолетам, Нат мельком увидел, что дядя целится из карабина в индейца с луком. Изекиэль выстрелил. Индеец, упал с лошади и покатился вниз по склону холма. Перед тем как упасть, он все же успел спустить тетиву, и стрела нашла свою мишень. Изекиэль пошатнулся и рухнул на колени, цепляясь обеими руками за древко. Стрела кайова вонзилась ему в бок и вышла под лопаткой.

— Дядя! — закричал Натаниэль, забыв обо всем.

— Сзади, Нат, сзади! — прохрипел Зик.

Зик в очередной раз спас племяннику жизнь. Потрясая копьем, к Натаниэлю галопом приближался кайова, из-под копыт лошади летели трава и грязь. Воин занес копье, готовясь метнуть его в Ната. Но тут раздался выстрел, и индеец упал замертво. Спасая жизнь племянника, Зик сумел поднять пистолет и выстрелить, несмотря на то что в боку у него торчала стрела! На холм карабкались еще двое индейцев. Натаниэль бросился к запасным пистолетам. Рядом загрохотали копыта; Нат бессознательно метнулся влево. Инстинкт его не подвел: копье Всадника Грома прошло на волосок от него. Натаниэль выбросил вперед правую руку и крепко ухватил копье за древко. Упираясь в землю ногами, он изо всех сил потянул копье на себя. К собственному удивлению, ему удалось сдернуть индейца с лошади. Всадник Грома полетел на землю. Падая, он выпустил копье из рук, но тут же с грацией дикой кошки вскочил на ноги и выхватил томагавк. Поздно было бежать за пистолетами. Натаниэль поудобнее перехватил копье и нацелил его на воина. Всадник Грома со злорадным хохотом прыгнул вперед и резким ударом томагавка отбил копье в сторону. Натаниэль с трудом сумел удержать древко в руках. Отступив на шаг, он вновь выставил копье перед собой, надеясь удержать индейца на расстоянии. Но тот снова отбил копье и бросился к Нату. В отчаянии, Натаниэль ткнул врага в живот тупым концом копья. Кайова согнулся пополам от боли. Перехватив копье поперек, Нат ударил индейца под подбородок. Копье с силой врезалось в челюсть, воина отбросило назад.

Прогремел ружейный залп, раздались крики на индейском наречии.

Не обращая на все это никакого внимания, Натаниэль перехватил копье, как полагается, и ударил, целясь Всаднику Грома в грудь. Но тот перекатился вправо, уходя из-под удара, а потом — невероятно! — отбежал в сторону, легко запрыгнул на свою лошадь и со всей мочи поскакал прочь, на восток.

Натаниэль обогнул холм в поисках других кайова. Но их не было. Лежали четыре бездыханных трупа, а один индеец, хромая, бежал вниз.

— Нат!

Дядя корчился от боли рядом с запасными пистолетами. Натаниэль подбежал к нему и опустился на колени:

— Я здесь!

Изекиэль поднял голову. Из уголка рта стекала кровь.

— Что с кайова? — слабо прошептал он.

— Мы их победили! — воскликнул Нат, в ужасе наблюдая за тем, как по рубашке Зика расползается алое пятно.

— Точно? — пробормотал Зик.

— Точно, — ответил Натаниэль, но на всякий случай оглянулся.

Индейцы и в самом деле удалялись. Всадник Грома подогнал лошадь товарищу, оставшемуся без коня, и оба кайова, не оборачиваясь, поскакали прочь.

— А другие? — еле слышно спросил Зик.

— Мертвы, насколько я могу судить, — ответил Нат.

— Да нет, я не о кайова, — сказал Зик.

Он попытался выпрямиться. Лицо исказилось от боли.

— Что ты имеешь в виду?

— Другие, где другие? — простонал Зик.

Он стал заваливаться на бок. Натаниэль поддержал дядю, чтобы тот не упал.

— О чем ты говоришь?

И тут воздух наполнил гулкий стук копыт. На холм поднялась другая группа индейцев.


ГЛАВА 14


Натаниэль подхватил с земли пистолеты и порывисто шагнул навстречу индейцам, заслоняя дядю собой. Всадники выстроились в ряд неподалеку от Кингов. Ни один из них не потянулся за оружием. Воины смотрели на белых без тени враждебности.

— Подходите, черт бы вас побрал! — заорал Нат. Разгоряченный недавней схваткой, сейчас он готов был бросить вызов целому миру. Победу вырывают из рук в последний момент! Натаниэль направил пистолеты на воина, стоявшего во главе отряда. Посмотрев в темные, пугающие своей загадочностью глаза индейца, Нат остолбенел.

Это был он.

Воин с реки Репабликан.

Теперь Натаниэль смог разглядеть его как следует. Мускулистый, но стройный воин отличался пропорциональностью телосложения. Лицо дышало благородством, блестящие, черные как вороново крыло волосы в беспорядке падали на бронзовые плечи. Под дулом пистолета в глазах индейца не промелькнуло ни тени страха. Голову воина украшал убор с четырьмя перьями.

Изекиэль дернул племянника за ногу. Нат скосил глаза, не выпуская индейца из-под прицела. Он был готов выстрелить в ответ на малейшее движение.

Дядя стоял на коленях, изо всех сил стараясь держаться прямо. Превозмогая боль, он с трудом выдавил:

— Не стреляй, это не кайова.

— Не кайова?

— Да нет же, — объяснил Зик, — шайены.

Воин с четырьмя перьями оглядел холм, подолгу задерживая взгляд на каждом из трупов. Затем он посмотрел на двоих всадников кайова, стремительно удалявшихся в восточном направлении. Воин бросил несколько слов, и тут же восемь шайенов ударили лошадей пятками в бока и галопом ринулись в погоню.

— Опусти пистолеты, Нат, — приказал Зик.

— Я им не доверяю.

— Если бы они хотели наши скальпы, мы были бы уже мертвы, — сказал Зик. — А ну опусти пистолеты!

Натаниэль неохотно подчинился. Шайены негромко переговаривались. Наконец воин с четырьмя перьями посмотрел на Изекиэля. Взгляд его остановился на стреле, торчащей в боку траппера. Индеец спрыгнул с лошади. Нат сжался и вскинул пистолеты.

— Перестань! — Зик с силой рубанул рукой по воздуху. Он выдохнул сквозь сжатые зубы, лицо исказила гримаса боли.

Воин с четырьмя перьями, судя по всему предводитель отряда шайенов, опустился на корточки рядом с дядей, потрогал оперение стрелы, потом заглянул Изекиэлю за спину, чтобы рассмотреть наконечник, торчавший из-под лопатки.

— Что мне делать? — растерянно спросил Нат. Он чувствовал себя абсолютно беспомощным. Шайены молча, не моргая, смотрели на него.

— Ничего, жди, — проронил Зик. Он взглянул на индейца.

Тот сказал что-то на языке жестов.

Зик кивнул и сжал зубы.

Натаниэль в полной растерянности смотрел на происходящее. Прежде чем он успел вмешаться, шайен крепко взялся за древко стрелы обеими руками и переломил ее.

Изекиэль запрокинул голову, раскрыв рот в беззвучном крике. Предводитель шайенов бросил обломок с оперением, встал на колени у дяди за спиной и, ухватив торчавший в теле обломок стрелы, осторожно потянул его на себя. Обломок вышел из раны с тихим чавкающим звуком. Натаниэль бросился на колени рядом с дядей:

— Давай, я тебе помогу!

— Пока не надо, — ответил Зик.

Предводитель индейцев встал напротив них и заговорил на языке жестов. Дядя медленно, с трудом отвечал. Нат уже знал несколько знаков, но руки шайена двигались так быстро, что он не успевал ничего разобрать. Пару минут спустя воин посмотрел на Натаниэля. Его суровое лицо осветила улыбка. Нат растерянно улыбнулся в ответ.

Глядя юноше в глаза, индеец прикоснулся правой рукой к груди, после чего разразился целой серией энергичных жестов.

— Что он говорит? — спросил Натаниэль у дяди.

— Он благодарит тебя за то, что ты убивал кайова. Они враги шайенов, — тихо объяснил Зик..

— Но их почти всех убил ты!

— …А еще он говорит, ты всегда будешь желанным гостем в его жилище, — перевел Зик. Похоже, после того, как шайен вытащил стрелу, дядя немного взбодрился. Он смотрел на индейского воина, прижимая локоть к ране.

— Скажи ему спасибо.

Зик передал шайену сообщение, и лицо дяди озарила улыбка.

— Он говорит, его зовут Белый Орел. Запомни, Нат.

— Запомню.

— Белый Орел говорит, что надеется со временем достойно отблагодарить тебя за услугу, оказанную его племени… Убийца Гризли.

— Убийца Гризли?

— О, разве я не сказал тебе? — Дядя улыбнулся. — Белый Орел видел, как ты дрался с медведем. Он назвал тебя Убийца Гризли, и теперь все шайены будут знать тебя под этим именем.

— Ты что, шутишь?

— Серьезен, как никогда.

— Что мне делать?

— Предоставь это мне.

Зик сделал еще несколько жестов. Белый Орел сообщил что-то в ответ, потом указал на Натаниэля, добавив несколько фраз на своем языке.

— Он верит, что ты один из тех немногих, с кем Всевышний Дух пребывает во всех их земных делах. Это дар, редкий для белого. Белый Орел говорит, он понял все, увидев, как ты боролся с медведем. Всевышний Дух направлял твою руку, — перевел Зик.

— Всевышний Дух?

— Некоторые племена верят в Творца, Высшее Существо. Трудно объяснить, что индейцы вкладывают в это понятие. Смысл, насколько я его понимаю, легче всего передать словами «Всевышний Дух».

— Поблагодари его от меня.

— У меня есть идея получше. Подари ему один из запасных пистолетов.

— Что?

— Отдай Белому Орлу пистолет.

— Ты уверен?

Идея дать индейцу оружие, которое он сможет обратить против траппера или солдата из форта Ливенуорт, показалась Натаниэлю не внушающей доверия.

— Кто из нас прожил тут десять лет? Кто знает индейцев как свои пять пальцев? — рассердился Зик. — Дай Белому Орлу пистолет. Он станет твоим другом. А для индейца дружба не пустой звук.

Натаниэль поставил пистолеты на предохранитель и протянул индейцу один из них:

— Вот. Возьми, в знак дружбы.

Белый Орел посмотрел на подарок, потом на Натаниэля, взял пистолет, повертел в руках, оглядывая со всех сторон, и заткнул за пояс. После минутного раздумья воин вынул из волос перо и протянул молодому Кингу.

— Брать? — спросил Нат.

— Возьми, иначе ты нанесешь ему страшное оскорбление, — объяснил Зик.

Взяв перо, Натаниэль невольно залюбовался, такое оно было красивое, блестящее.

— Спасибо тебе, Белый Орел, — поблагодарил он.

— Пристрой его себе на голову, — распорядился Зик.

— Ты что, шутишь?

— Проклятье, Нат! Сколько можно задавать глупые вопросы?! Для индейцев перо не украшение, а знак отличия, как медали в армии. Давая перо в благодарность за подарок, Белый Орел оказывает тебе великую честь. Такие перья носят только воины, которые проявили особую доблесть в бою.

Натаниэль покрутил перо в руке:

— А как его прикрепить, чтобы не свалилось?

— Придумай что-нибудь. Срежь, к примеру, с рубашки полоску кожи, сделай тесемку…

Чувствуя, что Белый Орел и остальные шайены внимательно следят за ним, Нат достал нож, срезал с рубашки бахрому, обвязал ею голову. Как посмеялась бы Аделина, если бы видела, чем он занимается! Натаниэль почувствовал себя идиотом, но тут же осознал, что, во-первых, невеста осталась на далеком Восточном побережье, во-вторых, ему необходимо перенять обычаи Дикого Запада и, наконец, в глазах индейца перо — подарок не менее, а в каком-то плане даже более ценный, чем пистолет.

Нат заткнул перо за тесемку и посмотрел воину прямо в глаза:

— Благодарю тебя еще раз.

Белый Орел кивнул; повернувшись к Изекиэлю, индеец сказал еще что-то на языке жестов. Зик ему ответил.

Чувствуя себя не в своей тарелке из-за того, что не понимает, о чем они говорят, Нат торжественно пообещал себе, что при первой же возможности начнет учить язык жестов. Он посмотрел на дядину рану, удивляясь, как тот справляется с такой болью.

Завершив разговор коротким кивком, Белый Орел повернулся и вскочил на лошадь. Мгновение спустя индейцы уже скакали на восток.

Натаниэль вздохнул. Он был до глубины души поражен этой встречей и благодарил Провидение за то, что остался в живых. Юноша опустился на колени рядом с дядей:

— Говори, что делать, я позабочусь о тебе.

Изекиэль кивком указал на лошадей. Во время стычки с кайова они сбежали с вершины холма и теперь мирно щипали травку внизу.

— Вначале пригони лошадей, потом разберемся со мной.

Собрать лошадей оказалось несложно. Натаниэль ухватил за поводья свою кобылу, потом отловил дядиного мерина, двух вьючных кобыл и трех коней, которые, по дядиному выражению, «достались в наследство от Ганта и компании». Вскоре Нат поднялся на холм, ведя за собой всю семерку.

— Теперь самое сложное, — сказал Зик и начал стягивать рубашку; каждое движение давалось с трудом, лицо перекосилось от боли.

Натаниэль помог дяде снять залитую кровью одежду. Дырка от стрелы была шириной в палец. По краям подсыхала кровь.

— Мне повезло, — сказал Зик. — По-моему, важные органы не задеты и крови я потерял немного. Надо прижечь, чтобы не нагноилось, и все будет в порядке.

— А как прижечь?

— Хвороста нет, огонь развести не получится. Открой сумку, ту, которая на серой лошади. Там бутылка виски.

Натаниэль сходил за бутылью. Увидев, как дядя льет виски в рану, Нат содрогнулся. Ему было страшно представить, какие мучения тот испытывает в эту минуту! Зик, с трудом сдерживая стон, выпрямился и протянул бутылку племяннику:

— Влей побольше со спины.

Натаниэлю стало дурно. Но он все же встал у дяди за спиной, Зик нагнулся:

— Постарайся не пролить, нечего тратить попусту драгоценную жидкость.

— Я не знал, что ты пьешь.

— Под настроение я любого перепью. Кроме Шекспира.

— Поскорее бы с ним познакомиться, — сказал Натаниэль и осторожно наклонил бутылку над отверстием от стрелы.

Зик дернулся и застонал.

— Боль, должно быть, адская, — посочувствовал Нат.

— Адская боль — это когда медведь вырывает кишки. А это так, ерунда.

— Еще?

— Нет, хватит. — Зик выпрямился, взял у Натаниэля бутылку и сделал несколько жадных глотков.

Нат посмотрел на безжизненные тела кайова:

— Похоронить их?

— Врагов не хоронят, Нат. Оставь их грифам и койотам. Если хочешь, можешь снять скальпы.

— Скальпы?

Изекиэль кивнул:

— Мы победили в честном бою. Скальпы теперь принадлежат нам, а они на вес золота. Снять скальп — честь для воина. Ну же, сделай это.

Ошарашенный, Натаниэль оглянулся на трупы, потом, растерянно моргая, посмотрел на дядю. Изекиэль представал перед ним в совершенно новом свете. Нат и раньше обращал внимание на то, что характер Зика заметно меняется по мере их продвижения на запад, — дядя погрубел, стал много жестче, чем был в Сент-Луисе. Но только в эту минуту он до конца осознал, как сильно Зик переменился с тех давних счастливых деньков в Нью-Йорке.

— Я не смогу, — выдавил Натаниэль.

— Попробуй. Это просто. Тянешь за волосы и вводишь лезвие под кожу. Я видел, как индейцы снимали скальп двумя-тремя движениями.

— Нет, — твердо сказал Натаниэль. — Я не стану.

— Нельзя быть таким привередой, Нат. Надо — значит надо.

— Надо?! Снимать скальп — надо?!

— Индейцы всегда так делают, и белые следуют их примеру уже не один десяток лет, — пояснял Зик. — Может, ты не в курсе, но одно время в Нью-Йорке давали вознаграждение за скальпы индейцев. Власти Мексики платят за скальпы апачей. Короче, скальп — символ успеха, племянник, и нечего тебе мяться и жаться.

— Это варварство, — отрезал Натаниэль. — Я не стану марать руки.

Изекиэль с трудом поднялся на ноги.

— Ну ладно. Ты еще не дорос. Я сам сниму.

Шаркая, он подбрел к ближайшему телу, неуклюже опустился на одно колено, вытащил охотничий нож. Натаниэль в немом ужасе следил за тем, как дядя, собрав волосы индейца в пучок и с силой оттянув их кверху, ножом взрезает кожу в верхней части лба. Потекла кровь. Ната затошнило, он отвел глаза и устремил взгляд на запад. Там, за горизонтом, Скалистые горы. Туда лежит его путь. Возможно, он совершил большую ошибку, когда согласился поехать с дядей. В конце концов, что он знает об этом человеке? А может, он не прав? Раз он собирается торчать на Диком Западе еще по меньшей мере год и тут принято снимать скальпы, то, может, стоит к этому привыкнуть?

Глядя на то, как дядя сдирает кожу с головы индейца, Натаниэль скривился от отвращения.

Принять этот зверский обычай?

Ни за что на свете!


ГЛАВА 15


Надо заметить, что для человека, которого вчера ранили стрелой, у Изекиэля было удивительно хорошее настроение. К дяде быстро возвращались силы. Первые два дня ему приходилось часто останавливаться, чтобы утихла боль, вызванная тряской в седле, но на третий день он уже преспокойно скакал шесть часов без перерыва, и вид у него при этом был вполне довольный и беззаботный. Натаниэль, напротив, впал в весьма подавленное состояние, и нередко многие мили проезжал в молчании, уныло размышляя над своим положением. Он начинал жалеть, что уехал из Нью-Йорка, бросил работу, оставил родных и близких. Особенно Нат скучал по Аделине. Он думал о любимой с утра до вечера. Ее чудесный образ вставал у него перед глазами, когда на рассвете небо золотили первые лучи восходящего солнца. Когда прощальный свет заката покрывал облака на горизонте розовой вуалью, Нату вспоминалась ее нежная улыбка. В дуновении ветерка юноше чудилось теплое дыхание любимой. По ночам, глядя в бездонное звездное небо, Натаниэль вспоминал долгие часы, которые они с Аделиной провели вдвоем.

Но как бы ему ни хотелось, он не мог повернуть назад. Сокровище. Оно притягивало Натаниэля как магнит, заставляя крепче сжимать поводья и скакать на запад, оно уводило его все дальше и дальше от женщины его мечты.

Натаниэль часто думал о золоте, прикидывал, сколько получит, когда дядя с ним поделится. Он несколько раз заводил с дядей разговор о сокровище, но Зик неизменно отвечал:

— Ты его увидишь, когда мы приедем в Скалистые. Терпение, племянник, терпение.

Легко сказать.

Дней через пять мрачное настроение мало-помалу стало проходить.

Чем дальше на запад, тем богаче становились флора и фауна прерии. Натаниэль без устали расспрашивал дядю о повадках разных животных и постоянно докучал Зику просьбами обучить его языку жестов. Со временем Натаниэль научился распознавать и изображать достаточное количество знаков и мог уже разговаривать с дядей без слов, одними жестами.

Как-то раз, недели через полторы, когда они проезжали очередной холмистый участок прерии, Зик осадил лошадь:

— Наш ужин!

Натаниэль, собиравшийся жестами задать вопрос, поднял глаза… и замер в изумлении.

— Ничего себе! — выдохнул он.

— Вот они, племянник. Твои бизоны.

Сотни, тысячи бизонов! Они заполняли прерию от края до края. Самцы достигали шести футов в холке, самки были чуть поменьше. Телята отличались еще меньшими размерами и рыжеватым оттенком шерсти. У бизонов были лохматые гривы и косматые бороды; их массивные лобастые головы венчали черные рога размахом в три фута. Натаниэль жадно глядел на бизонов. Он был поражен их видом и невероятными размерами стада — живое море бурых спин раскинулось до самого горизонта. Несколько бизонов повернули головы в их сторону, но не выказали ни малейшей тревоги.

— Сейчас я покажу тебе, что такое острые ощущения, — пообещал дядя. — Оставь здесь вьючных лошадей и поезжай за мной. — Подняв карабин, Зик направил лошадь к стаду.

— Ты же можешь стрелять отсюда, — заметил Нат. Он скакал слева от дяди.

— Ясное дело, могу. Я просто не хочу. Где твой азарт, племянник? Подстрелить бизона на полном скаку — вот что по-настоящему весело!

Натаниэль посмотрел на огромного бизона-самца, мохнатой горой возвышавшегося во главе стада.

— Но это же опасно!

— Не так уж и опасно, если соблюдать осторожность. Бизоны невероятно глупы. Этих недотеп легко окружить или согнать вниз с обрыва. Правда, если бизона разозлить, он свирепеет. Может покалечить лошадь и поднять тебя на рога.

— Дядя, они на нас смотрят!

— Мы далеко, а у бизонов плохое зрение. Они даже если и различают движущиеся объекты, не могут понять, что это.

Натаниэль со смесью страха и возбуждения проверил карабин.

— Для индейцев эти животные — опора существования. Дают им все необходимое для жизни, — заметил Зик. — Индейцам настанет конец, если бизоны когда-нибудь вымрут. Но этих лохматых гигантов миллионы. Ты знаешь, что взрослый самец весит примерно две тысячи фунтов?

— Нет, первый раз слышу.

— Это целая гора мяса, притом великолепного на вкус. Нет ничего вкуснее, чем бизоний горб, жареный или запеченный в углях.

— А если они побегут на нас?

— Придется уносить ноги, — отозвался Зик. Он направил лошадь к ближайшему быку. — Для успешной охоты на бизона надо знать один секрет. Череп у них такой крепкий, что в голову стрелять бессмысленно. Поэтому целься в легкое, прямо за последним ребром.

Натаниэль поглядел на быка. Гора мяса под косматой шкурой.

— А где у него это ребро?

— Когда освежуешь и разделаешь тушу, сразу разберешься, что к чему.

— А сейчас-то что делать?

— Полагаться на удачу. Да, кое-что еще. Если случайно наткнешься на тушу, разделанную индейцами, ни в коем случае не трогай сердце. Индейцы будут разгневаны, а тому, на кого ополчилось племя, не позавидуешь.

— А что такого в бизоньих сердцах?

— Дело в том, что у некоторых племен принято не брать сердца. Они считают, если оставить сердце там, где бизон испустил дух, поголовье станет расти и у племени всегда будет вдоволь добычи.

Натаниэль представил бескрайнюю зеленую прерию, усеянную костями и сердцами бизонов, и покачал головой. Нет конца загадкам и чудесам Дикого Запада!

— Мы возьмем быка вместе, — сказал Зик. — Ты заходи слева, я буду справа. Помни: легкие. И не попади ненароком в меня или в мерина.

— Ты уверен, что это хорошая идея?

— Ни за что на свете не пропущу твою первую охоту на бизона.

— Но у тебя еще не зажил бок.

— Заживет потихоньку. А пока я притворюсь сам перед собой, что давно здоров, — с улыбкой сказал Зик. Поглядев Натаниэлю в глаза, он добавил: — На Западе, племянник, правило такое: упал с лошади — мигом лезь обратно в седло.

— Что ты имеешь в виду?

— Если всякий раз, когда тебе будет худо, падать кверху лапками, стонать и ныть, не протянешь и года. Ты должен быть настоящим мужчиной и мыслить как мужчина. Этот край не для слабаков и нытиков. Они здесь не приживаются. В Штатах дети часто растут беспомощными неумехами по вине родителей, которые их баловали и не смогли научить ничему полезному. Когда с детьми носятся, они растут хилыми и изнеженными, а чтобы выжить вдали от цивилизации, надо быть крепким, как гвоздь.

По мере приближения людей бизоны стали проявлять признаки беспокойства. Быки захрапели, коровы начали потихоньку отбегать в сторону.

— Когда мы погонимся за этим красавчиком, они все побегут как угорелые, — сказал Зик, указывая на большого быка. — Крепче держись в седле, свалишься — затопчут.

Натаниэль провел языком по пересохшим губам:

— А ты часто охотишься на бизонов?

— Всякий раз как представится возможность.

— И по-твоему, это весело?

— Лучше, чем бороться с гризли.

По темной массе тел прокатилась волна: часть бизонов обратилась в бегство. Самки с топотом понеслись на юго-запад, телята изо всех сил старались не отстать от матерей. Самцы, менее пугливые, бежать пока не спешили.

— Нат, ты готов? — спросил Зик.

— Готов.

— Давно я не ел тушеного бизона!

Зик с пронзительным воплем погнал лошадь к намеченному «на ужин» быку. Натаниэль старался не отставать от дяди. Бешено колотилось сердце — Нату казалось, оно бьется в такт с гулкими ударами копыт его кобылы. Вцепившись в карабин, он не сводил глаз с бизона, который наконец-то почуял опасность и побежал, догоняя стадо.

— Стреляй, когда будешь рядом! — выкрикнул Зик.

Натаниэль с трудом разобрал слова за оглушительным грохотом копыт. С каждой секундой в бегство вовлекалось все больше огромных животных; сотни бизонов в панике неслись прочь от людей, которых запросто могли бы раздавить в лепешку. Топот копыт напоминал раскаты весеннего грома. Он нарастал, как чудовищный барабанный бой в невероятном военном марше; бизоны живой темной лавиной неслись на юго-запад, вздымая над прерией клубы белой пыли.

Изекиэль преследовал быка, крича и улюлюкая, как индеец.

Расстояние между охотниками и стадом сокращалось с каждой минутой. Нат подобрался так близко, что видел, как мерно двигаются мохнатые ляжки бизонов, взлетают и опускаются их толстые хвосты. Вдохнув, Натаниэль закашлялся и прищурился, чтобы пыль не попадала в глаза. Ему все труднее становилось контролировать лошадь — она артачилась, боясь приблизиться к стаду.

Изекиэль гоготал, потрясая карабином.

Натаниэль продолжал гонку, хотя каждая частица его существа вопила, что пора остановиться и выйти из игры, предоставив Зику «веселиться» в одиночку. «Их» бык теперь замыкал стадо, но по бокам от него бежали сородичи. «Подойти вплотную», как велел дядя, можно было, только вклинившись между быком и крупной самкой слева. Если учесть, что кобыла Ната боялась приближаться к бурым громадинам, то неудивительно, что ему сейчас требовались все его внимание и сноровка.

Дяде было легче: его мерин, очевидно приученный к охоте на бизонов, без понуканий рванулся вперед и вклинился в бегущее стадо. Зик пытался на полном скаку прицелиться в бизона.

Над прерией повисла густая завеса пыли. Бизоны ревели. Каждый из них мог в любую минуту скинуть Ната с лошади и растоптать или поднять на рога вместе с кобылой. Первые минуты погони показались Натаниэлю настоящим кошмаром. Но затем ему начал передаваться дядин азарт. Натаниэль мечтал ощутить сладкий вкус с трудом доставшейся победы, ему не терпелось вогнать пулю в огромную тушу и увидеть, как бизон упадет замертво. Нат не сводил с бизона глаз, лихорадочно соображая, куда целиться.

Гонка продолжалась. Теперь стадо было почти полностью скрыто густыми клубами пыли. Изекиэль скакал всего лишь в четырех футах от быка. Он резко осадил лошадь, вскинул карабин, молниеносно прицелился и выстрелил. Залп карабина утонул в грохоте копыт, но Натаниэль хорошо разглядел облачко порохового дыма. Он знал, что с такого близкого расстояния дядя не мог промахнуться, и был просто поражен, видя, что бык даже не остановился. Подогнав кобылу чуть ближе, Натаниэль прицелился в бизона, стараясь держать приклад карабина как можно крепче, чтобы ствол не отклонился в сторону, когда он нажмет на спуск.

Бык бежал, не сбавляя скорости.

Натаниэлю страшно хотелось выстрелить, но он усилием воли сдерживал себя — надо было дождаться подходящего момента. Сознание юноши сейчас вмещало только его самого, бизона и карабин, в котором ждала заветная пуля. Вдруг что-то задело ногу Ната. Он оглянулся.

Рядом с ним неслась громадная самка бизона!

Натаниэль запаниковал. Слева, вплотную, бежит один бизон, справа, на расстоянии вытянутой руки, — другой. Зажатый двумя мускулистыми тушами, Натаниэль оказался в ловушке. Рано или поздно, если он ничего не предпримет, один из гигантов рассвирепеет и проткнет его рогами насквозь. Кобыле не хватит пространства, чтобы развернуться, и ему не уйти из-под удара!

Что делать?

Ответ Нату подсказало отчаяние, оно подтолкнуло его и придало сил. Пнув самку ногой, он прицелился бизону-самцу в бок, дернул за поводья, осаживая кобылу, и в тот же миг нажал на спусковой крючок. Корова помчалась дальше, догоняя стадо, а бык, пробежав футов тридцать, перешел на неуверенный шаг, качнул головой, споткнулся и встал. Натаниэль оторопел. Почему бизон остановился? Может, ему удалось все-таки попасть в легкое? Но тут бизон повернулся, и Натаниэль вмиг сообразил, что лучше не тратить время попусту, а перезаряжать карабин. Он потянулся за рогом для пороха.

Но было поздно.

Бизон пригнул голову, задрал хвост и кинулся на него.

Натаниэля прошиб холодный пот; он развернул кобылу и понесся прочь не разбирая дороги. Он скакал что есть мочи, то и дело оглядываясь через плечо, ожидая, что на него вот-вот обрушится разъяренная громадина весом в две тысячи фунтов.

Бык нагонял.

Натаниэль схватился за пистолет. Это последняя надежда. Но остановит ли бизона-исполина пуля мелкого калибра? Пальцы не успели сомкнуться на рукояти из орехового дерева, как раздался громовой ружейный залп. Обернувшись, Натаниэль увидел дядю Зика с дымящимся карабином в руках.

Мощные челюсти бизона задергались, гигант взбрыкнул задними ногами, ткнулся мордой в землю и повалился на бок, содрогаясь в конвульсиях, хрипя и взметая хвостом пыль. Наконец из могучей глотки животного вырвался предсмертный рев, и бизон испустил дух.

Неужели все закончилось? Охваченный радостью, Нат медленно поехал к туше. Зик скакал навстречу; глаза дяди сияли, лицо озаряла победная улыбка. От прежнего Изекиэля Кинга, цивилизованного городского жителя, не осталось и следа. Покрытое пылью, разгоряченное гонкой лицо светилось торжеством, седые космы развевались по ветру. Зик закинул голову и громогласно захохотал. Потом крикнул, указывая прикладом на огромную тушу:

— Понял, племянник? Только здесь, на Западе, мужчина может прожить настоящую жизнь!

— Конечно. Если продержится больше пяти минут.

Изекиэль захохотал еще громче.


ГЛАВА 16


В следующие две недели жизнь Кингов ни разу не подвергалась опасности.

Изекиэль держал курс на северо-запад. Он вел Натаниэля в горы по берегам рек. Казалось, ему точно известно местоположение каждого ручья или крошечной речушки по дороге к Скалистым горам. Дичи было маловато, так что мясо, которое Изекиэль срезал с туши убитого бизона и высушил, пришлось как нельзя кстати.

Натаниэль не уставал расспрашивать дядю о животных и растениях прерии и Скалистых гор, о населяющих этот край индейских племенах. Когда Кинги останавливались, чтобы поесть или дать передышку лошадям, Нат упражнялся в стрельбе из карабина. Скоро он научился с приличного расстояния попадать в небольшие мишени: комья земли и ветки кустов.

Постоянные тренировки хорошо сказались на его охотничьей сноровке.

Зик очень хвалил племянника, когда тот метким выстрелом убил антилопу с большого расстояния.

Три раза Кинги находили следы, оставленные индейцами.

Зик каждый раз тщательно осматривал землю и сообщал, сколько дней назад прошли дикари. Он учил Ната, как определить вес человека или зверя по глубине следа, как узнать, когда был оставлен след, по уровню выветривания почвы и по ее плотности.

На восьмую ночь после памятной гонки за бизонами произошел странный случай, который Натаниэль почти сразу же выкинул из головы, посчитав незначительным. Впоследствии ему пришлось об этом горько пожалеть.

Кинги грелись у костра; рассказывая племяннику о красоте индианок из разных племен, Изекиэль вдруг замер на полуслове, насторожился:

— Ты это слышал?

— Что? — Рука Ната инстинктивно сжала карабин.

— Не знаю. Звук какой-то. Будто сучок сломался.

— Я ничего не слышал.

Изекиэль поднялся, всмотрелся в сумрачную прерию:

— Но я точно слышал!

Нат подхватил карабин и встал, оглядываясь по сторонам.

Дядины слова показались ему странными. Прерия не замолкала ни днем, ни ночью. Щебетали мелкие птицы, в небе звучал клокот охотящегося ястреба; рычали хищники — гризли и кугуары, лаяли койоты, выли волки; свистели и цокали суслики и сурки, время от времени издалека доносился боевой клич индейца. Если день был ветреный, то в многоголосье прерии вплетались неумолчный шелест трав и сухой шорох перекати-поля.

Почему же Зик так беспокоится из-за какого-то хруста?

— Наверное, старею, стал какой-то нервный. — Неуверенно рассмеявшись, дядя сел к костру.

Натаниэлю очень хотелось узнать от Зика побольше об индейских женщинах, поэтому, усевшись с ним рядом, он напрочь забыл о странном звуке.

На следующий день Нат заметил, что Зик все время посматривает на юго-восток, будто ждет, что там покажется нечто необычное. Но поскольку Зик при этом не выказывал ни малейших признаков беспокойства, Натаниэль выбросил ночной эпизод из головы.

Спустя несколько дней юношу ожидало одно из самых волнующих переживаний за все путешествие.

На горизонте показались Скалистые горы.

Зик заметил их первым и махнул рукой:

— Вот они, племянник. Вершина мира.

Натаниэль приложил руку козырьком ко лбу, чтобы солнце не било в глаза, и обратил взор к западу. Горы вдали, едва различимые, окутанные нежной сиреневой дымкой, можно было сначала принять за неподвижно стоящие над горизонтом облака. Но по мере того как Кинги продвигались на запад, горная цепь росла, заслоняя собой небо; очертания ее становились все отчетливее, и вскоре Натаниэль уже различал отдельные вершины и пики, своеобразные, не похожие ни друг на друга, ни на что-либо из того, что ему приходилось видеть. Изекиэль торопился. Добравшись до небольшой речушки, Кинги поехали вдоль русла. Преодолев последний участок прерии, они очутились в предгорьях Скалистых.

Нат и не представлял, что горы окажутся такими громадными.

Они возносились в небо на тысячи футов. Вершины были покрыты сверкающими снежными шапками и опоясаны льдом. Одна из гор была много выше других.

Ее царственная, величавая вершина была увенчана громадной, сверкающей, как бриллиант, короной из снега и льда. Склоны поражали причудливым нагромождением утесов и расщелин. Рядом с «царицей» возвышалась другая гора, поменьше.

— Я и не думал, что такое бывает, — восхищенно выдохнул Нат.

Зик кивнул:

— Красота, правда?

— Да. А у той вон, самой высокой, есть название?

— Многие трапперы и торговцы зовут ее пик Лонга честь того ненормального, который возглавлял экспедицию в Иеллоустон.

Имя вызвало целую цепочку воспоминаний. Натаниэль вспомнил, как еще школьником читал про экспедицию в Иеллоустон 1819—1820 годов.

Во главе экспедиции был майор Стефан Лонг. Экспедиция привлекла повышенное внимание прессы. В газетах подробно писали о наблюдениях Лонга и его выводах о природе прерии.

— Почему «ненормального»?

— Я слышал, этот идиот заявлял, что в прерии нельзя жить, и назвал край, через который мы с тобой проехали, Большой американской пустыней.

Натаниэль кивнул:

— Я видел это название на карте.

— Этот парень, видно, не соображал, что говорит.

— Надо признать, фермерам в прерии было бы трудновато. Земля слишком бедна для земледелия.

Кинги углубились в предгорья. Местность изобиловала дичью — особенно много встречалось оленей и лосей. Вначале ехать было легко, но склон становился все круче и круче. Огибая высокие скалы и пробираясь по краям отвесных утесов, после долгого изнурительного восхождения они достигли наконец лежащей к северо-востоку от пика Лонга широкой горной расщелины. За ней открылась глубокая, поросшая лесом, украшенная голубыми лентами рек и ручейков долина.

Она сияла в кольце гор и холмов, как самоцвет в серебряной оправе.

— Насколько мне известно, племянник, ни один белый, кроме тебя, меня и Шекспира, никогда не ступал в эту долину. — Зик сказал это с гордостью человека, нашедшего драгоценность, которую другие проглядели.

— Твоя хижина здесь, в этой долине? — спросил Натаниэль.

Зик погнал лошадь вниз по склону.

— На западном берегу озера.

— А здесь что, есть озеро?

— Сейчас ты его увидишь.

Они спустились в долину. Вскоре лес поредел. Как только они оказались на открытом пространстве, Натаниэль увидел огромное чистое горное озеро. Водную гладь пестрым ковром покрывали утки, казарки, гуси, чайки; их было так много, что казалось, взлетая, они задевают друг друга крыльями. На южном берегу паслась стая чернохвостых оленей. В небе над озером парили два орла и кружили ястребы.

— Это же рай земной! — выдохнул Нат. Изекиэль пристально посмотрел на племянника:

— Я знал, что тебе понравится.

— А Шекспир тоже здесь живет?

Зик покачал головой:

— Он мой ближайший сосед, его хижина в двадцати пяти милях к северу отсюда.

— А индейцы?

— Шайенов ты уже знаешь. Они кочуют по прерии за бизонами. Помимо них ты обязательно встретишь арапахо, Поедающих Собак. Они обитают на равнине, но нередко охотятся в предгорьях. Их территория к северу от угодий шайенов. Эти два племени — не разлей вода. У них альянс. Восстановишь против себя шайенов — арапахо также станут твоими врагами, — объяснил Зик. Он нахмурился: — Но шайены и арапахо тебя не тронут. Племя юта, вот кто по-настоящему опасен.

— Они живут на западных отрогах?

Зик кивнул:

— Да, а также и в центральных областях Скалистых. Попомни мои слова — никогда не доверяй индейцу юта. Если увидишь его, сначала стреляй, а потом любуйся бахромой у него на ноговицах. Юта сразу, не раздумывая, убивают всех белых, которых встречают на своем пути. А еще они десятилетиями воюют с шайенами и арапахо. Сомневаюсь, что этот народ вообще может жить в мире — не только с белыми, а вообще хоть с кем-то, кто от них отличается.

— А у тебя с ними были столкновения?

— Мне пришлось убить их около пятнадцати.

Брови Натаниэля поползли вверх.

— Пятнадцать?

— Потому-то они меня и не трогают. Несколько лет назад они послали на расправу со мной целый отряд. Мне повезло, тогда как раз приехал Шекспир. В бедро мне попала стрела, он втащил меня в дом. Негодяи перепробовали все, чтобы нас выманить, даже подожгли хижину, но наши ружья им быстро разъяснили, что к чему. — Зик невесело усмехнулся: — С тех пор они мне на глаза не попадались.

— Когда-нибудь юта вернутся, — предсказал Натаниэль.

— Вот как, мистер эксперт по индейцам?

— А ты бы на их месте так все и оставил?

Изекиэль посмотрел на племянника с задумчивой улыбкой:

— Ты растешь, Нат. Станешь известным охотником.

— Через год я уже буду в городе, забыл? Вряд ли хоть кто-то узнает, что я вообще был здесь.

Зик ничего не ответил. Он поджал губы и с задумчивым видом поехал по южному берегу озера.

— А почему ты назвал арапахо Поедающими Собак? — с любопытством спросил Нат.

— Потому что они едят собак, племянник. Считают их мясо настоящим деликатесом. Откармливают, пока те не станут толстыми, как свиньи, потом режут и едят.

Натаниэль скривился:

— Ты ел собачатину?

— Пару раз. Если поедешь в лагерь арапахо, они наверняка тебе предложат собачье мясо. Придется есть, ведь, отказавшись, ты нанесешь племени страшное оскорбление.

— Напомни мне, чтобы я носу не совал в лагерь арапахо.

Зик рассмеялся:

— Если пробудешь здесь подольше, перестанешь так привередничать.

— Ну не знаю.

— Только человечину не ешь. Такое ведь тоже бывает.

— Да ладно, ты меня разыгрываешь.

— Вовсе нет. Некоторые считают, что человеческое мясо — самая вкусная еда. Будь настороже, если встретишься со Старым Биллом.

— Кто он?

— Старый Билл Уильяме. Он чудак. Живет один, в самом сердце Скалистых, но иногда спускается с гор, чтобы пообщаться с людьми. Возможно, ты увидишь его на встрече.

— И он ест людей?

— Говорят, что да.

— Но ты ведь не веришь в эти россказни, правда?

— Я бы первый над ними посмеялся, если бы не одно «но».

— В смысле?

— Два года назад я говорил со Старым Биллом и спросил его прямо, правда ли то, что о нем говорят. Ну что он неравнодушен к человечине.

Натаниэль весь обратился в слух. Он не мог понять, говорит Зик серьезно или это очередной дикий розыгрыш.

— Что он сказал?

— Ничего. Посмотрел мне в глаза, почмокал губами и захохотал. Помню, я тогда подумал, что на самом деле Билл давно сошел с ума. Я верю в то, что о нем говорят, и тебе советую прислушаться.

Каннибализм! Натаниэль замотал головой, содрогаясь от этой мысли.

Подняв глаза, Нат увидел дядину хижину, небольшую бревенчатую постройку, стоявшую на западном берегу озера, футах в сорока от воды. К северу от хижины журчала река. Она несла свои воды с западных отрогов Скалистых, питая озеро.

— Ну вот мы и дома.

— Ты давно живешь в этой хижине?

— Я построил ее лет пять назад.

— Ты здесь… один?

— Хм… Помнишь, я тебе рассказывал об индейских женщинах?

— Конечно.

— Так вот, три из них — мои жены. Они жили со мной в хижине по сезону, по два.

— У тебя три жены? — изумленно воскликнул Нат.

— Сейчас уже нет, раньше было. Не одновременно, конечно. Я ведь пока еще не превратился в индейца, — фыркнул Зик и продолжил: — Обычно я покупаю жену на встрече, живу с ней год, а потом, когда она мне надоедает, отвожу и продаю обратно в племя.

Натаниэль чуть не свалился с лошади.

— Ты покупаешь женщин, а потом от них избавляешься?

— Разумеется. Зачем связывать себя на всю жизнь, когда можно пожить с женщиной, пока она тебе в радость, а потом расстаться.

— Представить себе не могу, как это — купить женщину.

— Это просто. На встречу прибывает немало индейцев. Многие из них счастливы продать женщин своего племени тому, кто пожелает за них заплатить. Дурнушки обходятся подешевле, а вот за хорошеньких приходится выложить немало — пару лошадей, ружье с запасом пороха, полдюжины фунтов бобов или много виски. Я знаю одного парня, который заплатил за индианку две тысячи долларов бобровыми шкурами. Она, правда, была не из простых — дочь вождя. А люди еще жалуются на высокие цены! — хмыкнул дядя.

Натаниэль был ошеломлен. У него в голове не укладывалось, что можно заплатить за женщину. Купить ее, как корову или лошадь, как тех рабов, которых он видел по дороге в Сент-Луис. Все его существо бунтовало при одной мысли о такой торговле. Нат посмотрел на Изекиэля, не в первый раз удивляясь необыкновенным переменам, происшедшим в дяде с тех пор, как они вместе покинули Сент-Луис. Взгляд на жизнь, обращение и даже речь дяди все это время менялись, будто Сент-Луис временно придал Изекиэлю Кингу налет цивилизованности, но теперь дикие просторы, которым он был предан всей душой, вновь заявили на него права.

— Ну вот мы и дома, — провозгласил Зик, останавливаясь возле хижины. Дверь была приоткрыта. — Странно. Помню, что закрывал. Надеюсь, Серебряное Пятнышко не добрался до моих припасов.

— Серебряное Пятнышко?

— Гризли, живет тут неподалеку. Я пару раз хотел убить его, но старикана голыми руками не возьмешь, слишком уж он хитер. — Спешившись, Зик направился к хижине.

— А как он взломал замок?

— Какой замок! Племянник, ты не в Нью-Йорке. Здесь воров нет, запираться не от кого…

Внезапно дядя замер, уставившись прямо перед собой. Натаниэль тоже увидел это. В дверном косяке торчал томагавк.

— Юта! — выпалил Зик.


ГЛАВА 17


Натаниэль быстро спрыгнул с лошади и огляделся по сторонам:

— Они тут, поблизости?

Зик покачал головой:

— Свежих следов не видно. Меня не было несколько месяцев. Скорее всего они пришли за моим скальпом, а когда поняли, что я уехал, оставили это сообщение. — Он подошел к хижине, прислонил ружье к стене и выдернул из косяка томагавк.

— Сообщение?

— У всех племен разное оружие, — процедил Зик, осматривая томагавк. — Это, без сомнения, юта. Они хотели показать мне, что были здесь. Ткнуть меня в это носом. Дать понять, что не боятся меня и скоро придут снова.

— А почему они не сожгли хижину?

— Этим собакам жуть как хочется украсить жилище своего вождя моей седой шевелюрой. Вероятно, юта решили, если они сожгут мой дом, я уйду и меня будет не найти. — Толкнув тяжелую дверь хижины, он осторожно заглянул внутрь: — Проклятье!

— Какой разгром, — заметил Натаниэль. Большая часть вещей была сломана или изуродована. Простыни разорваны на мелкие клочки, горшки и миски разбиты, мебель разрублена в щепки.

— Они за это заплатят, — мрачно пообещал Зик. Шагнув внутрь, он со злостью пнул сломанное кресло: — Я его сам делал!

— Мы все исправим, — утешал Нат. Изекиэль криво усмехнулся:

— Наплевать на мебель, я сколочу новую, еще лучше. Плохо то, что эта шайка забрала все вяленое мясо.

— Что будем делать?

— Привяжи лошадей. Мы тут все вычистим, распакуем вещи и пойдем на озеро ловить рыбу. Лосось тут просто объедение. Ручаюсь, ты в жизни не ел такой вкуснятины.

Кивнув, Натаниэль шагнул к двери, и тут его пронзила страшная мысль.

— А сокровище?! — выдохнул он.

— Что «сокровище»? — устало осведомился Зик. Он опустился на корточки и вертел в руках изрубленную ножку стола.

— Вдруг юта его забрали!

— Не забрали.

— Но ты же не проверил!

— Оно не здесь, — заверил дядя. — Я знаю, они его не нашли.

— А когда ты мне его покажешь?

— Скоро. Давай займись лошадьми.

Натаниэль пошел к лошадям, поражаясь дядиной беспечности.

Если бы у него было поблизости спрятано золото, он бы первым делом побежал проверять, а не возился бы с мебелью.

На елке затрещала молодая белка. Нат остановился, невольно залюбовавшись прекрасной картиной, открывавшейся с берега озера.

Это тебе не Нью-Йорк. Натаниэлю вспомнились толпы народу, грязные улицы, оседающая на лицах копоть. Он покачал головой. Возможно, дядя прав. Откроешь душу чистой красоте девственной природы, и городская жизнь кажется дешевой подделкой, а люди города — злобными безумцами. Сбившись в кучу, они отравляют воздух дымом и копотью, заваливают землю дерьмом. Дядя прав, города плодят крыс, и не только четвероногих. То ли дело здесь! Натаниэль глубоко вдохнул свежий, бодрящий воздух долины и бросил взгляд на заснеженные вершины в отдалении. Да, человеку несложно привыкнуть к такой красоте. Неудивительно, что дядя так и не вернулся в город. Как не прав был отец, осуждая Зика за его стремление жить в гармонии с природой. Где, в конце концов, жить естественнее? В тесном, грязном, перегороженном стенами и заборами закутке, где подними глаза — и взгляд упрется в серый потолок, где вдыхаешь ядовитый воздух и жуешь неизвестно что? Или здесь, на бескрайних просторах Дикого Запада, где над головой у тебя — синее небо, где кроватью тебе служит мягкая трава, а стенами — кедры, где ешь парную оленину и дышишь воздухом, прозрачным, как в первый день творения? Натаниэль улыбнулся и ухватил лошадь за поводья. Он почувствовал, что начинает привыкать к жизни траппера и скоро может пропасть для цивилизации, прямо как дядя… Подумав так, Нат усмехнулся.

Прибравшись в хижине и стащив припасы в кладовую, Кинги отправились на рыбалку. Зик смастерил из веток две удочки. Через полчаса на берегу лежали семь больших лососей.

— Завтра пойдем охотиться на лося, — сказал Зик по дороге в хижину. — Наедимся до отвала и навялим мяса к встрече.

— Когда ты покажешь мне сокровище? — спросил Натаниэль.

Карабин он нес на плече, в левой руке тащил леску с нанизанными на ней рыбинами.

Изекиэль покосился на племянника:

— Ты что, только о сокровище и думаешь?

— А ты бы на моем месте думал о другом?

— Сдается мне, что да, — сказал Зик. По его лицу пробежала тень. — Ну хорошо. Я покажу его тебе завтра утром.

Натаниэль просиял. Ура! Наконец-то у него будут деньги, чтобы жениться на Аделине! Нат посмотрел на дядину хижину. Скоро, совсем скоро он распростится с жизнью траппера, вернется в Нью-Йорк, поселится с Аделиной в огромном красивом доме…

Раздался странный звук, похожий на свист, потом глухой удар, слабый хрип. Натаниэль обернулся. В груди у Зика торчало копье.

Дядя недоуменно опустил глаза.

— Проклятье! — простонал он. Плечи его слабо дрогнули. Пошатнувшись, он рухнул на колени. Самодельные удочки упали в траву.

— Дядя! — вскрикнул Нат. Бросив рыбу, он кинулся к дяде и подхватил его под руки.

— В хижину, быстро, — выдохнул Зик.

Натаниэль кинул взгляд по сторонам. Кусты неподалеку от хижины еле заметно дрожали. Что-то темнело в переплетении ветвей. Нат вскинул карабин и выстрелил по кустам. Смутный силуэт растаял как дым.

— В хижину, — слабо повторил Зик, — в хижину, скорее.

Натаниэль проворно потащил дядю к хижине.

Зик тяжело дышал, казалось, он вот-вот потеряет сознание. Нат взмок от напряжения. Озираясь по сторонам, каждую секунду ожидая, что из леса на них посыплются копья и стрелы, юноша боролся с острым желанием немедленно кинуться под прикрытие толстых бревен. Втащив Зика в хижину и усадив на полу, Натаниэль тут же бросился к двери, захлопнул ее и тогда только сумел перевести дух.

— Не везет мне сегодня, — усмехнулся Зик. Копье навылет пробило ему грудь, вошло между ребрами и вышло из поясницы.

Натаниэль встал на колени рядом с дядей:

— Наверное, эти подлые юта тебя ждали.

— Это не юта.

— А кто же?

Губы Зика дрогнули.

— Это не юта. Копье другое.

— Тогда кто… — начал Нат.

— Это копье кайова.

— Но ты говорил, кайова не забираются так далеко на запад! — воскликнул Нат, осматривая рану. Он вспомнил, как Белый Орел тогда вытащил стрелу, и потянулся к древку копья, собираясь проделать то же самое.

— Оставь это, — сказал Зик.

— Что значит «оставь»? Надо его вытащить!

— Лучше проверь окно, — посоветовал Зик. Натаниэль прислонил карабин к стене и взял в руки дядин «хоукен».

В хижине было только одно окно, прорубленное с торца, справа от двери.

Стекла не было, вместо него к раме крепился большой кусок оленьей кожи — его можно было опускать или натягивать на раму, чтобы в хижину не проникали холод и ветер. Прижавшись щекой к стене, Натаниэль скосил глаза и посмотрел наружу.

Озеро. Деревья. Птицы. Тишина.

— Никого, — прошептал Нат.

— Он играет с нами.

— Ты что, его знаешь?

— Да. Как и ты, впрочем. Это Всадник Грома.

— Ты хочешь сказать, он все это время сидел у нас на хвосте?

— Сдается мне, что так, племянник.

— Но за ним тогда погнались Белый Орел и другие шайены…

— Выходит, он сумел уйти от погони.

Натаниэль все еще не мог поверить, что воин кайова следил за ними так долго.

— Мы бы его заметили!

— Он индеец, Нат, а не белый увалень вроде Ганта и его дружков.

Натаниэль отошел от окна и сел рядом с дядей.

— Зачем он ждал так долго? Почему не напал на нас раньше?

— Не знаю. Наверное, в прерии ему было к нам не подобраться. А может, он хотел узнать, куда мы едем, — сказал Зик. — Всадник Грома жаждет мести. Мы опозорили его, и он не сможет спать спокойно, пока не повесит наши скальпы в своем жилище.

Натаниэль в немом ужасе наблюдал, как по рубашке Зика расползается темное пятно.

— Как вытащить из тебя эту дрянь?

— Никак.

— Что значит «никак»? Надо что-то делать!

Изекиэль посмотрел племяннику в глаза.

— Нет, племянник, — еле слышно проговорил он. — Уже не надо.

— Что ты имеешь в виду? — прошептал Нат.

В глубине души он уже знал ответ и боялся, что страшная догадка подтвердится.

— Я умираю, племянник.

Нат отказывался верить. Он посмотрел на дядю с мольбой:

— Ты не можешь умереть!

— Это, племянник, может каждый, — слабо улыбнулся Зик.

— Откуда ты знаешь, что умрешь? Может, если я вытащу копье и перевяжу рану, все будет в порядке!

— Я знаю точно, Нат. Я чувствую. Мне конец. Все внутри порвано. Кровь льется, как из дырявой кастрюли.

— Неправда! — закричал Натаниэль.

— Правда. Я чувствую смерть в себе. Это как заноза, только внутри. И ее не вытащить. Никак не вытащить.

Натаниэль с трудом сглотнул. В горле стоял ком. Глаза застилали слезы.

— Ты не имеешь права! Я… я тебе запрещаю! — Натаниэль с безумным видом огляделся по сторонам. — Ну что-то же можно сделать!

— Да.

— Что? — выкрикнул Нат, в отчаянии подавшись к дяде. — Я все сделаю, только ты живи. Что, что мне сделать?

— Добудь скальп Всадника Грома.

Натаниэль отшатнулся:

— Ты хочешь его скальп?

— Да. Я хочу его скальп. Тебе придется убить сукина сына. Это будет сложно, он же не хочет умирать. — Зик усмехнулся, потом его начал сотрясать мучительный кашель, и он прикрыл рот рукой. Приступ прошел, дядя отнял ладонь ото рта. Пальцы были густо измазаны кровью.

— О господи! — простонал Нат. — Как же это, дядя, этого просто не может быть!

— Держи себя в руках, Убивающий Гризли, — сказал Зик. — Жизнь — это борьба за выживание, забыл? Или ты прикончишь кайова, или он тебя.

— Я тебя не оставлю.

— У тебя нет выбора. Послушай, Нат. Всадник Грома был предводителем отряда. Когда воин ведет отряд в боевой поход и возвращается с богатой добычей, племя оказывает ему великие почести. Ну а если он ничего не принес, а вдобавок еще и потерял людей… Всадник Грома обязан отомстить за воинов, которых мы убили. Он должен добыть для племени наши скальпы, иначе ему никогда не смыть позора.

— Скорее уж он умоется кровью, — мрачно пообещал Нат.

— Узнаю дух Кингов! — сказал Зик; за этим последовал новый приступ кашля, еще хуже предыдущего. Зик начал задыхаться, изо рта потекла кровь.

Натаниэль с ужасом понял, что теряет дядю. Он положил руку на плечо Зика. Если б он только мог как-то облегчить дядины страдания!

— Пожалуйста, не умирай, — прошептал он. Окно на мгновение закрыла тень.

Натаниэль сжался. Взяв в руки карабин, он медленно подкрался к окну. Надо действовать очень осторожно. Где-то там, снаружи, затаился враг, он воспользуется малейшим промахом Ната, чтобы нанести смертельный удар. Нужно держать в голове все, чему его учил дядя, и как можно скорее расправиться с Всадником Грома. Чем раньше умрет проклятый кайова, тем быстрее Натаниэль сможет вернуться к умирающему дяде.

Нат выглянул в окно. Никого.

Был только один способ с этим покончить.

Зик лежал с закрытыми глазами, дыхание с трудом прорывалось сквозь стиснутые в агонии зубы. Поглядев на дядю, Натаниэль шагнул к двери. Если он не выйдет, враг останется сторожить снаружи или подожжет хижину. Нужно выйти, выманить индейца из засады и — убить.

— Нат, мальчик мой, — не открывая глаз, прохрипел Зик.

— Я здесь.

С обагренных кровью губ сорвался протяжный вздох.

— Мне… мне так жаль…

— Не трать силы понапрасну! — крикнул Натаниэль. — Дыши глубже, я скоро вернусь! — Он поднял взгляд на дверь, за которой его ждала судьба. Вздохнул. Расправил плечи. Взялся за дверную ручку.

— Прости… — прошептал Зик.

Натаниэль распахнул дверь.

Стоя в проеме, он быстро оглядел пространство перед хижиной. Где прячется Всадник Грома? Скорее всего за деревьями, решил Нат. Есть ли у индейца еще одно копье или лук? Натаниэлю хотелось верить, что нет.

Послышался тихий скребущий звук. Нат застыл на месте. Что это такое?

Звук тут же прекратился.

— Не думал я, что все так… обернется… — пробормотал Зик.

Собрав волю в кулак, Натаниэль шагнул наружу и прижался к бревенчатой стене хижины. С озера повеяло холодом и влагой, и юноша осознал, что по его лицу ручьями льется пот. Нат огляделся, поднял карабин и начал медленно продвигаться к юго-восточному углу постройки.

В лесу выводил веселые трели певчий дрозд.

В озере беззаботно плескались утки и гуси.

На берегу щипал травку одинокий красавец олень.

Тихая, спокойная картина. Кто бы мог подумать, что за деревьями прячется смерть…

Натаниэль нахмурился. Думать нельзя. Чтобы выжить, ему надо полностью освободить сознание, забыть обо всем, кроме того, что происходит здесь и сейчас, в этом месте, в это мгновение. В последней, решающей схватке разум ему не подмога. Как зверя, его поведут глаза и уши.

Где же ты прячешься, Всадник Грома?

Натаниэль вгляделся в переплетение ветвей. Индейский воин мог притаиться за деревом или большим валуном. Что если у него есть ружье? Вряд ли, понял Нат. Будь у кайова огнестрельное оружие, ему незачем было бы метать копье. Удостоверившись, что с этой стороны дома никого нет, Натаниэль крадучись двинулся вдоль стены. Заглянул за угол. Индейца не было и там.

Из хижины донесся протяжный стон.

Нахмурившись, Нат шагнул обратно к двери. Нельзя допустить, чтобы дядя умер в одиночестве. Юношу охватила мучительная неуверенность. Что делать? Искать Всадника Грома? Или вернуться к дяде? Задумавшись, Натаниэль не заметил, как на плечи ему просыпались какие-то чешуйки — то ли сухая грязь, то ли кора. Когда одна из чешуек шмякнулась Нату на нос и он наконец-то посмотрел вверх, было уже поздно.

Натаниэль нашел Всадника Грома.

Сжимая в правой руке нож, воин племени кайова с пронзительным воплем прыгнул на Ната с крыши.


ГЛАВА 18


Натаниэль не успел даже поднять ружье: Всадник Грома с диким воплем обрушился ему на плечи и выбил из рук карабин. Падая, он ногами оттолкнул Ната от двери хижины; юноша упал на колени, индеец придавил его своим телом и вцепился в волосы. Натаниэль выгнулся дугой, пытаясь высвободиться. Ему удалось сбросить с себя индейца. Тот упал на траву, но тут же с проворством дикой кошки вскочил на ноги. Индеец потрясал ножом, на темном лице застыла безумная гримаса. Всадник Грома был уверен, что победа останется за ним.

Натаниэль потянулся за пистолетом, но Всадник Грома сделал резкий выпад ножом; уклоняясь от сверкающего лезвия, Нат вынужден был отдернуть руку и быстро отпрыгнуть в сторону. Юноша прижался к бревенчатой стене хижины. Он хотел было податься вправо и скользнуть в дверной проем, но индеец каким-то образом угадал его намерение и одним прыжком оказался между Натом и дверью, отрезая путь к спасению.

Натаниэль попятился к углу хижины. Он успел сделать четыре или пять шагов, когда вмешался случай.

Нат споткнулся, зацепившись за толстый корень дерева. Он выбросил вперед руки в попытке удержать равновесие, и в этот момент, когда он был наиболее уязвим, воин кайова бросился в атаку. Индеец бешено вращал глазами, левая рука хищной клешней тянулась к горлу Ната, в правой сверкал нож. Падая, Натаниэль беспорядочно молотил руками по воздуху, и ему каким-то чудом удалось перехватить занесенную над ним руку с ножом; другой рукой Всадник Грома схватил его за горло. Нат повалился на спину, кайова моментально оседлал его и нацелился ножом в лицо. Удерживая запястье индейца, Натаниэль отчаянно пытался разжать пальцы, тисками сомкнувшиеся на шее.

В глазах индейского воина горело безумие. Жажда мести полностью подчинила себе сознание. Всадник Грома жил и дышал теперь только ради того, чтобы расправиться с белыми, которые погубили его отряд. Победа или смерть! Он добудет скальпы своих врагов или погибнет в бою.

Натаниэль задыхался. Он не мог отодрать пальцы индейца от горла; острие ножа придвигалось все ближе к груди. Еще несколько секунд, и ему конец. Дядя Зик погибнет тоже… если только он уже не умер.

О боже, Зик!

Мысль о беспомощном, умирающем в одиночестве дяде придала Натаниэлю сил. Он стал дергаться, вырываться, ударил индейца коленом. Потом еще раз и еще. В последний удар Нат вложил все свои силы. Лицо Всадника Грома исказилось от боли, и индеец скатился на траву.

Натаниэль вскочил на ноги. Выхватил из-за пояса пистолет, прицелился. Видя выражение недоумения на лице кайова, Нат решил, что может потянуть время и насладиться мигом торжества. Он победил, он отомстил Всаднику Грома за дядю. Улыбаясь, Натаниэль нажал на спуск.

Раздался щелчок.

Тихий щелчок, и больше ничего.

Пистолет дал осечку.

Всадник Грома с торжествующим воплем бросился на Натаниэля и ножом выбил пистолет из рук.

Натаниэль попятился к северо-восточному углу дома. Что делать? Взгляд упал на карабин: когда индеец выбил у него из рук ружье, оно упало в траву недалеко от бревенчатой стены хижины. Нат одним прыжком преодолел расстояние до карабина. Растянувшись во весь рост, он ухитрился дотянуться до ружья и ухватить его за ствол. Вовремя. Воин кайова уже летел на него.

Натаниэль держал карабин за ствол, и ему оставалось только драться ружьем, как дубиной. Юноша со страшной силой ударил индейца прикладом в лицо; Всадника Грома отбросило назад, удар размозжил ему челюсть; Натаниэль молниеносно перехватил карабин и нацелил его на врага.

Но прежде чем он успел выстрелить, кайова вскочил на ноги и метнул нож.

Натаниэль подался в сторону, но недостаточно быстро; лезвие, просвистев в воздухе, скользнуло по левому виску. Кровь потекла за воротник. Не обращая внимания на головокружение и боль, Нат прицелился индейцу прямо в переносицу.

Всадник Грома издал клич, собираясь вновь ринуться в бой.

После того как Натаниэль дрался карабином как дубиной, он не мог быть уверен, что ружье выстрелит. Вдруг опять осечка? Нат сделал глубокий вдох и плавно нажал на спуск.

Ему не о чем было беспокоиться. Бах! Свинец вырвался на волю в клубах едкого порохового дыма. Натаниэль в жизни не слышал ничего приятнее, чем этот ружейный залп. Запах пороха показался ему лучше аромата роз.

Пуля угодила индейцу между глаз. Кайова замер, пару раз удивленно моргнул. Упал на колени, потом повалился ничком, раскинув руки.

Натаниэль сделал глубокий вдох, силясь унять внезапную дрожь. Теперь, когда все было кончено, Нату казалось, что кровь в жилах у него закипела и продолжает слабо бурлить. Посмотрев на безжизненное тело индейца, Натаниэль бросил карабин. Его колотил озноб, руки тряслись.

Что с ним такое?

Почему он не может прийти в себя?

Ноги его стали ватными, подступила дурнота, и Нат почувствовал, что вот-вот потеряет сознание. Пришлось лечь. Он посмотрел вверх, в небо. Высоко, под самыми облаками, кружил орел. Борясь с головокружением, Нат сначала поднялся на четвереньки, потом осторожно встал во весь рост. Колени тряслись. Пришлось прислониться к стене, чтобы не упасть.

Под головой Всадника Грома растекалась лужа темной крови.

Натаниэль в тупом оцепенении смотрел на мертвого воина. Ну вот, он снова убил человека. Сколько получается? Сначала тот парень, дружок Ганта, на реке Репабликан. Потом индеец на холме. Может, даже несколько индейцев. Теперь этот… Получается, с того момента, как Натаниэль покинул Сент-Луис, он отправил на тот свет по меньшей мере троих. На этот раз Нат не чувствовал ровным счетом никакого раскаяния. Всадника Грома надо было убить. Иначе нельзя, вот и все дела.

Придя в себя, Нат поспешил в хижину. Он чуть не закричал, увидев дядю лежащим на полу. Побелевшие пальцы сжимали древко копья. Кровь залила подбородок и шею.

Натаниэль бросился на колени рядом с дядей:

— Зик! Ты жив?

Нет ответа.

Нат легонько тронул дядю за плечо. Юноша чуть не заплакал от облегчения, когда веки Изекиэля слабо затрепетали.

— Нат? Это ты? — еле слышно спросил дядя.

— Да!

— Ты убил Всадника Грома?

— Он больше не встанет у нас на пути.

Изекиэль слабо закашлялся.

— А где скальп?

— Я его пока не снял.

— Ну, спешить некуда, — дребезжащим голосом ответил Зик. На губах его пузырилась кровь.

Дядя умирает! Не в силах справиться с собой, Натаниэль схватил дядю за руку и со слезами в голосе попросил:

— Не оставляй меня, пожалуйста! Не умирай!

— А кто меня спрашивает?

— Я могу как-то тебе помочь?

— Вынеси… меня…

— Что?

Зик медленно-медленно повернул голову. Лицо исказила гримаса боли — каждое, даже самое малейшее, движение требовало от умирающего невероятных усилий.

— Не хочу… подыхать в четырех стенах, Нат. Пожалуйста… вынеси меня на воздух.

В груди Натаниэля что-то оборвалось. Он кивнул и подхватил дядю на руки, с трудом выпрямился и вышел из хижины с печальной ношей. Лицо побагровело от натуги, но Нат старался нести дядю как можно бережнее.

— Где тебя положить?

— Там, где видны горы.

Натаниэль осторожно опустил дядю на прохладную траву, на левый бок, лицом к югу, где возвышался пик Лонга.

— Спасибо, племянник.

— Я могу еще хоть чем-то помочь тебе? — спросил Натаниэль, вставая на колени рядом с дядей.

— Послушай меня.

— Ты не говори, лучше дыши, дыши.

— Перед смертью не надышишься.

Нат опустил голову, борясь с рыданиями, подступившими к горлу.

— Я должен тебе сказать, — сказал Зик. — Ты должен знать… это о сокровище.

— Мне на него наплевать! — воскликнул Нат. Он говорил искренне. Какое ему дело до сокровища, когда он теряет одного из самых дорогих ему людей?

— Это… очень хорошо. Потому что сокровища нет.

— Что?!

— Его нет.

Натаниэль оторопел. Он наклонился к Зику, пытаясь прочитать на дядином лице объяснение этим странным словам.

— Не понимаю. Ты говорил, у тебя сокровище. И эти самородки…

— Самородки? Если поохотиться на бобра в этих горах, то рано или поздно найдешь несколько. А величайшим сокровищем в мире я уже поделился с тобой.

— Что ты хочешь сказать?

— Погляди на горы, — сказал Зик. Когда Нат не подчинился, дядя с силой повторил: — Ну же, посмотри на них!

Натаниэль поднял взгляд на величественные громады Скалистых гор.

— Озеро. Давай посмотри на него.

Нат послушно окинул взглядом сверкающую, как серебро, водную гладь.

— Долина. Посмотри на деревья, на оленей, лосей и других животных. Подумай о том, что теперь все это твое. Моя хижина, мой карабин, одежда — это я оставляю тебе, — сказал Зик. — Но я дарю тебе еще одну вещь. Величайшее сокровище в мире. Сокровище, которое я обрел, приехав в Скалистые горы и которое я хотел разделить с единственным из родственников, на кого мне не наплевать. Сокровище, которое я хотел подарить тебе, Нат.

— Что это?

— Свобода.

Пораженный, Натаниэль потряс головой, прижал ладонь ко лбу:

— Ты привел меня сюда, чтобы подарить свободу? Но она у меня и так была!

— Ты считаешь, что целый день сидеть за конторкой, царапать закорючки на бумаге и подчиняться человеку, который считает, что он лучше и выше тебя, — это свобода? Свобода — это жениться на женщине, для которой деньги важнее твоего счастья? Свобода — это когда твоей жизнью распоряжаются другие?

— Но меня же никто не приковывал цепями.

— Цепи не всегда можно увидеть глазами, Нат. Ты мне рассказывал о тех рабах. Эти люди закованы в цепи. Цепи же, что держали тебя, другого рода, и они еще хуже. Ты всю жизнь провел в невидимых кандалах законов и правил, которыми окружающие сковали тебя, чтобы использовать в своих корыстных интересах! — страстно проговорил Зик. Усилие обошлось ему дорого. Подбородок задергался, Изекиэль застонал.

Натаниэль взял дядю за руку:

— Я не знаю, что сказать.

Одними губами дядя Зик прошептал:

— Обещай мне, что останешься здесь. Живи здесь. Охоться здесь. Оставь свой след.

— Я не умею охотиться!

— Шекспир тебя научит.

— Как я его найду?

— Он будет здесь через пару дней. Мы собирались вместе ехать на встречу. Он останется с тобой. Ты можешь ему доверять.

— А что если я захочу поехать домой?

— Ты можешь доверять Шекспиру, Нат, — повторил Зик, будто не расслышав вопроса.

— А если придут юта?

— Покажи им, что ты мужчина. Докажи, что ты хозяин долины, король гор! — Дядя улыбнулся — и замер, отчаянно глотая ртом воздух.

— О нет! Зик!

Изекиэль обратил глаза к небу. Его взгляд прояснился.

— Теперь ты мужчина, Нат. Детство осталось позади. В городе в девятнадцать лет ты можешь быть мальчишкой. Здесь другая жизнь. Здесь ты Натаниэль Кинг, мужчина, колонист, свободный траппер, а главное — хозяин своей судьбы! — Дядя хрипло втягивал воздух, борясь с удушьем — Я… сделал все, что мог. Теперь дело… за тобой. Живи… так, чтобы я мог тобой… гордиться, Нат… А я поплыву по водам Вечности.

— О боже, дядя Зик!

Тихий шепот сорвался с губ умирающего. Изекиэль дернулся, вытянулся в полный рост и затих. Голова его бессильно упала на траву, глаза закрылись, но не погасла улыбка на губах. Нат молча сидел у тела дяди, а высоко в небе, под самыми облаками, над хижиной и озером, деревьями и горами, кружил орел.


ЭПИЛОГ


Он приехал в долину через расщелину между двумя утесами, — мужчина на белой в яблоках лошади, с карабином «хоукен» в огромных руках. Глаза у него были ярко-голубые; борода, усы и длинные волосы поседели до снежной белизны. На мужчине была одежда из оленьей кожи, на голове — коричневая бобровая шапка, на широкой груди прилажены рог для пороха и мешочек для пуль.

Долина была тиха.

Всадник привычной дорогой ехал к озеру, насвистывая себе под нос. За озером показалась знакомая хижина. Из трубы поднимался дымок. Ничего не меняется, подумал всадник. Он улыбнулся и пустил лошадь рысью. Только когда всадник был уже в двадцати ярдах от хижины, взгляд его упал на свежую могилу.

К югу от хижины, на открытом месте, откуда виден был пик Лонга, вырос невысокий холмик.

Всадник крепче сжал в руках карабин и направился к хижине. И тут он заметил мертвого индейца. Труп был оставлен разлагаться в тридцати ярдах от хижины. Индеец лежал лицом вверх. Он был оскальпирован.

— Чем могу помочь?

Всадник обернулся. К бревенчатой стене хижины прислонился молодой мужчина с карабином в руках. Черноволосый, с зелеными глазами, он был одет в ярко-красную куртку-мэкинау.

— Привет, сосед, — дружелюбно сказал всадник. — Ты кто?

— Я у себя дома, а ты стоишь на моей земле, — ответил мужчина. — Поэтому назови себя первым.

— Люди зовут меня Шекспир.

— Ты Шекспир? — Мужчина шагнул вперед. — Зик сказал мне, что ты приедешь.

— А ты кто?

— Его племянник.

Шекспир с трудом сдержал возглас удивления:

— Ты — Натаниэль?

— Нат. Нат Кинг.

— Ну что ж, рад тебя видеть. — Шекспир посмотрел на могилу. — Там тот, о ком я думаю?

— Зика убил кайова.

Ярко-голубые глаза траппера затуманились грустью.

— Бедный Изекиэль. Я знал его, Горацио. Это был человек бесконечного остроумия, неистощимый на выдумки. Он тысячу раз таскал меня на спине[6 - У. Шекспир. «Гамлет». Пер. Б. Пастернака. Цитата изменена, у Шекспира: «Бедный Йорик…».].

— Что?

— Это Шекспир, Нат. Так он написал. Потому меня так и зовут. — Он ткнул пальцем в скатанное в рулон одеяло, привязанное к луке седла: — Я всегда ношу с собой томик старого доброго Уильяма Ш.

— Рад нашему знакомству, — сказал Нат. — У меня на обед жареная лосятина. Согласитесь разделить со мной трапезу?

— С превеликим удовольствием, — ответил Шекспир. Он подъехал к хижине и спрыгнул с лошади.

— Мы можем отправиться на встречу прямо с утра, — сказал Нат.

— Хочешь поехать на встречу?

— Да. Дядя сказал, вам можно доверять. Он сказал, вы научите меня всему, что нужно.

Траппер улыбнулся:

— Похоже, такая уж у меня судьба — учить Кингов жизни.

— Меня не надо учить жизни. Я уже знаю ее, — сказал Нат. Он махнул рукой, приглашая гостя в хижину. — Проходите, садитесь. Я хочу, чтобы вы рассказали мне все, что знаете о Зике.

Шекспир засмеялся:

— Все? Это займет не меньше года.

— Времени у меня навалом, — серьезно сказал Нат. Он вошел в хижину. Шекспир собирался шагнуть вслед за ним, когда вдруг его внимание приковал к себе скальп, гвоздями прибитый к двери. Свежий скальп. Он оглянулся на труп индейца и снова перевел взгляд на окровавленный кусок кожи.

— Что это? — спросил он. Ответ не заставил себя ждать:

— Да так, ничего. Ничего особенного.


notes


Примечания


1


Фут — единица измерения длины в английской системе мер, равна 30, 48 см.


2


Фунт — единица измерения веса в аглийской системе мер, равна 0, 4536 кг.


3


Ярд — единица измерения длины в английской системе мер, равна 91, 44 см.


4


Миля — единица измерения длины в английской системе мер, равна 1, 6 км.


5


Grizzly — серый, с сильной проседью (англ.).


6


У. Шекспир. «Гамлет». Пер. Б. Пастернака. Цитата изменена, у Шекспира: «Бедный Йорик…».