Открытый сезон
Дэвид Осборн


Дэвид Осборн — американский писатель, постоянно проживающий в Лондоне и известный по произведениям серии «Криминальные истории, рассказанные миссис Маргарет Барлоу»: «Убийство на острове Марты», «Убийство в Чесапикском заливе», «Убийство в долине Нейпы» и совершенно не похожему на них по сюжету и содержанию остросюжетному триллеру «Открытый сезон».

Три влиятельных и уважаемых в обществе друга каждый год ездят на охоту, куда-то на озера на севере штата. И охотятся там на людей. Долгие годы им все сходило с рук, но в этот раз кто-то начал охоту на них самих. Настоящую охоту, по всем правилам…


Дэвид Осборн

Открытый сезон


Пролог


Окружной прокурор с гордостью считал себя человеком с разумной чувствительностью. Сейчас, беседуя с Элис Реник и ее сидящими в напряжении родителями, он вдруг обнаружил, что не в силах больше выносить выражение запавших глаз Элис. И дело было не столько в мучительном воспоминании об ужасе, отвращении, и боли, которые он видел у других молодых женщин, подвергшихся насилию. Скорее, это было туповато-немое отражение растущего в глубине ее сознания всеобщего предательства.

Тогда он повернулся к ней спиной. И к мистеру и миссис Ренник тоже. Он крутнулся на своем обитом кожей кресле и посмотрел мимо вставленной в раму фотографии аккуратно, подстриженного и уверенного в себе президента Эйзенхауэра, взиравшего со стены рядом с высокими, обрамленными портьерами, окнами. Снаружи золотой полуденный свет касался верхушек вязов, царивших над городской зеленью и над красными кирпичными домиками начала девятнадцатого века. За деревьями, сквозь ветки и листву, просматривался шпиль Пресвитерианской церкви и видны были часы на университетской башне. Позже он припомнит, что именно в этот момент подумал о том, как иронически бессильно и лицемерно выглядит американский флаг, молчаливо стоящий в углу кабинета, связка красных, белых, голубых вертикалей.

Тишина была мертвая. Такая, что казалось, сами эти темные стены и мягкие ковры подавляют всякую, мысль. Но мысль-то, во всяком случае, была. Мысль, которую надо было воплотить в слова и произнести вслух. Он знал, что говорить. Трудность заключалась в том, как. Были вещи, о которых Ренники не имели понятия и о которых ему самому говорить не хотелось. Если бы они были сказаны, девушка стала бы еще больше страдать.

Когда он снова повернулся, он постарался не встретиться взглядом с Элис, а посмотрел прямо на Ренника, крупного, отяжелевшего от своего среднеклассового благосостояния, с маленькими глазками.

— Он знает, — подумал окружной прокурор. — Ренник не глуп. Но будет притворяться, что не знает. Чтобы сделать вид, что он поступает, как положено. С Ренником, наверняка, встанет вопрос ненужного сохранения лица.

— Я не хотел бы, чтобы вы считали этот кабинет бесчувственным, мистер Ренник. Мы здесь для того, чтобы предоставить вам и Элис свою возможную помощь. Но сочувствие, я имею в виду официальное сочувствие посредством судебного обвинения, по-моему, это не то сочувствие, которое может помочь Элис. После всего, неужели вы думаете, что ей нужна огласка? Разве не тишина и защита ей нужны?

— Что вы имеете в виду под словом огласка? — это уже миссис Ренник. Вызывающе. Ей лет сорок, фигура еще не так плоха. Но на ее тщательно и чрезмерно покрытом косметикой лице была маска праведности и приличия.

— Он имеет в виду суд — терпеливо сказал ей Ренник. — Газетная шумиха.

Но бесчестье внезапно показалось горше, чем благополучие ее молчаливой дочери. Она почувствовала, что на нее нападают. И вместе с ней на весь женский пол. Нападают, ведомые вечной, привилегированной конспирацией мужчины. Боже, как она ненавидела их самодовольство.

Она ядовито выпалила в ответ:

— Суд выявляет и наказывает виновных. Все мы знаем, кто они и что они сделали. Я едва ли могу подумать, что кому-нибудь придет в голову осуждать Элис.

Элис не шевельнулась. Ей было восемнадцать, она была хорошенькая, хрупкая, неуверенной красоты девушка. Ее тонкие артистичные руки были безжизненно сложены на подоле строгого платья, которое она надела по настоянию матери, закрытое по самую шею, дань оскорбленной женственнсти.

Окружной прокурор вспомнил ее мимолетную улыбку. Это была самая нежная и растерянная улыбка, какие он когда-либо видел. Он попытался снова.

— Хорошо, тогда давайте попробуем выразить это иначе, миссис Ренник. Если позволите. Давайте посмотрим на это с точки зрения присяжных. Начать с-того, что внешние побои, несколько синяков, разбитая губа, подбитый глаз — это все не обязательно означает изнасилование. — Он выдавил дружелюбную улыбку и попытался изобразить непринужденность. — Полиция каждый уикепд собирает с полдюжины мальчишек, которые выглядят еще почище после, своих дружеских потасовок. Такое частенько случается, когда девушка пытается разнять дерущихся парней.

Попытка не удалась. Бесстрастный голос миссис Ренник снова метнулся из-под широкой арки ее враждебного лица.

— Вы утверждаете, что Элис не была изнасилована?

— Нет. Нет. Но, пожалуйста, попытайтесь понять.

Голос его еще раз предупредил ее, что лучше оставить это, всю эту проклятую грязь, отправиться домой и забыть обо всем. — Часть моей ответственности перед вами и Элис в том, чтобы точно указать вам, какие могут быть случайности, если вы решитесь возбудить дело. В любом судебном разбирательстве, независимо от того, насколько ясным или смутным оно может казаться, всегда бывают случайности.

— Продолжайте, — сказала миссис Ренник.

Элис продолжала невидяще смотреть в какую-то точку в пространстве. Было ли это прошлое? Настоящее или будущее? Слышалось ей что-то или виделось?

Голоса и неясные сцены. Всплывавшие из памяти замутнения и обрывистость опьянения.

И еще вспомнился страх. Предупреждающий страх, прогнозированный, когда на вечеринке Кен сказал: «Давай-ка покатаемся, Элис». И Арт смеялся и подмигивал. И внезапный страх, когда она обнаружила, что в машине она не одна с Кеном, а вместе с Артом и Грэгом. Поднимающаяся беспомощная, пропитанная виски паника, когда Грэг потянулся с заднего сиденья и сунул руку ей под блузку, а потом Арт сделал тоже самое. И Кен уверенно стал шарить у нее под юбкой. Она стала отбиваться и кричать. Тогда Кен первый раз ударил её. Тыльной стороной руки. Губы ее до сих пор опухшие и потрескавшиеся. И десны ее разбиты. От первого ли удара, или от других, последовавших потом?

Яркий свет. Грэг и Арт, прижимающие ее к полу машины, подальше с глаз. Мотель, свет омывает крышу и окна машины белым. И темнота комнаты, сырой и холодной от редкого использования. Ее ноги стукаются о незнакомую мебель, кулаки молотят, одежды срываются с нее до полной обнаженности. Сначала ее, потом их. Незнакомая волосатость мускулистых мальчишеских тел и мальчишеский запах. Не одного, а троих. Потом руки и рты, кусающие ее рот и гложущие ее груди. И снова их руки, принуждающие ее руки сомкнуться вокруг одного напряженного органа, потом другого. Кен и Грэг. Тяжесть и жесткий нажим крепких костистых тел и невыносимая вопящая боль, когда они разрывали ее между собой. Их ругательства и смех. И в конце Арт. Рычащий, вдавивший большие пальцы в уголки ее глаз: «Ты, сука, только укуси меня и я тебе их выдавлю».

Когда она выбралась? Почему они позволили ей уйти? Только ли потому, что наконец забылись в пьяном сне? Когда полиция нашла ее, блуждающую по ночной дороге, дежурный сержант не внял ее отчаянию.

— Нет, ничего со мной не случилось, просто я слишком много выпила. Я пошла прогуляться, упала.

— Имя вашего отца?

— Пожалуйста, я не хочу никаких беспокойств, — дайте мне просто уйти домой. Что я сделала? Вы только все испортите.

И телефонный звонок, чьи-то тонкие голоса, как приговор по телефонному проводу. Мотель. Трое мальчишек. Кто будет платить за разгром, разбитые лампы, зеркало, сломанный стул, прожженные сигаретами матрацы и простыни в пятнах? Когда они выезжали, девушку никто не видел. Это очень порядочное место. Здесь никогда не было беспорядков. Да, кто-то назвавшийся Фрезером. Парень из колледжа.

Окружной прокурор вертел карандаш, уже в нетерпении.

— Миссис Ренник…

Но она вовсе не собиралась позволять себя перебивать. Глаза ее были полны отвращения к тому, что она должна была сказать и ненависти ко всем мужчинам, когда она говорила это:

— Спустя двадцать четыре часа у Элис еще оставались следы спермы. Как вагинальные, так и анальные.

Тут он швырнул карандаш на стол. Хорошего понемногу. Невозможно всех оберегать. Тем более от самих себя. У него хватает другой работы. Элис восемнадцать — она это переживет. Такое еще никого не убивало.

Он сказал холодно:

— Я понимаю, что Элис была осмотрена, миссис Ренник. Однако в заключении не сказано, что сексуальный акт, в котором она принимала участие, был недобровольным.

Ей понадобилась секунда, чтобы осознать. Она посмотрела, потом взорвалась.

— Это на что же, черт, вы намекаете?

— Я сожалею, миссис Ренник, но секс среди молодых женщин сегодня почти всеобщее явление. Даже среди старших школьниц. Четырнадцатилетних. По крайней мере, жюри обязательно примет это к сведению.

— Ну-ка, постойте-ка, — Ренник тяжело заерзал, проявляя гнев. — Элис не сношается направо и налево. И ни вам, и ни кому-то там говорить мне, что она этим занимается. В отличие от этих грязных маленьких подонков, которые ее изнасиловали.

— Она была девственницей! — сказала миссис Ренник.

И это скорее всего было правдой. Медицинское заключение не дало по этому поводу конкретного заключения, но доктор считает, что Элис сказала правду.

— Мы, вероятно, не отличаемся от других родителей, не лучше и не хуже, но уж своего собственного ребенка мы знаем.

Все они говорили одно и то же. И сама Элис. Была ли она на самом деле так невинна? Скорее всего. Невозможно быть настолько хорошей актрисой.

— Мистер Ренник, миссис Ренник, поправится вам это или нет, но Кен Фрезер, Грэг Андерсон и Арт Уоллес воплощают все лучшее, что есть в американской молодежи. Они привлекательные ребята, из видных семей. Мне нужно напомнить вам, что они лидеры университета, Андерсон — вожак в спортивных играх. Он идеальный американец.

— Они изнасиловали мою дочь!

— Арт Уоллес президент своего братства. Кен Фрезер будет выпускаться с Фи Бета Каппа.

— Мне совершенно наплевать, будет ли он президентом Соединенных Штатов.

— Проще говоря, вы просите меня убедить жюри; что в нашем свободном от предрассудков обществе трое молодых американских парней не смогли бы найти сексуального удовлетворения среди огромного множества других очень привлекательных, я бы даже добавил, страстно жаждущих этого соучениц. Вы просите меня заявить, что им надо было выискать вашу неприметную дочь и овладеть ею насильно? — Я хочу, чтобы они были наказаны!

Другого выхода не было. Он понизил голос и сказал осторожно:

— Очень хорошо, если вы хотите. Но, боюсь, что тут есть еще одна вещь, которую вы вынуждаете меня сказать вам. — Он подождал, потом высказал это, и очень мстительно, так как миссис Ренник все еще сидела с независимым видом. — До нашего кабинета дошли сведения о том, что все три парня готовы поклясться под присягой, что Элис сама предложила повеселиться. Что она попросила и приняла от каждого из них по двадцать долларов за то, что совершит добровольно с каждым из них в присутствии других противные природе акты грязных сексуальных извращений, в том числе содомизм и фаллацию.

Он поднял со стола несколько бумаг.

— Здесь у меня есть копии их заявлений. И некоторые свидетельства, включая свидетельство одной из подружек Элис по женскому клубу. — Он добавил подчеркнуто, — Тоже девушки!

Через некоторое время Ренник сказал:

— Ладно, — голос его звучал глухо, и он с трудом поднялся на ноги.

Окружной прокурор не смог отказать себе в удовольствии еще на один выстрел:

— И я очень опасаюсь, что если нам не удастся добиться вердикта о невиновности, то вам без всякого сомнения будет предъявлено обвинение в клевете. И Элис будет представлена полиции для наказания за проституцию, так же как и за сексуальную распущенность и, возможно, растление несовершеннолетнего. Кену Фрезеру еще нет и двадцати одного года.

Позже, когда они спустились вниз и вышли из кирпичного здания суда, ожидая, пока мистер Ренник отправится за их автомобилем, припаркованным с другой стороны сквера, миссис Ренник сказала:

— Когда твой следующий период месячных?

Элис медленно повернулась к ней. И в шоке услышала себя и свои голос, словно голос и она были совершенно различные личности, словно их разделяла вся ширина сквера у суда, с его скамьями и цветами, памятником Гражданской воине и тяжелой пушкой.

— Что?

— Твой следующий период? Или ты его уже пропустила? — Мать ее криво усмехнулась. — Или ты вовремя вспомнила, что надо использовать диафрагму?

Значит, она ее всё таки нашла. Она обыскивала ее комнату. Как докажешь, что ты так ею и не воспользовалась? Никогда. Хотела бы, даже планировала когда-нибудь, где-нибудь. Но ни разу не хватило духа. Как заставить всех поверить? Когда три героя спортивных лагерей поклялись, что ты требовала денег? Когда одна из твоих подружек оговорила тебя, чтобы оказаться в фаворе у них? Когда твой собственный отец отправился за машиной с каменным лицом, не произнеся ни слова? Когда сам окружной прокурор, прощаясь, избегал твоего взгляда? Когда твоя родная мать смотрела на тебя с сузившимся ртом.

— Завтра ты скажешь этому Бадди, что выйдешь за него замуж так скоро, как он только захочет.

— Бадди?

— Этот мальчик, что работает в гараже.

— Бадди Гарнер? — невероятно. Но он ведь просто механик. — не сошла ли ее мать с ума? Она ведь никогда даже не встречалась с Бадди. — Мама, но я едва его знаю.

Миссис Ренник грубо засмеялась.

— Зато он по тебе с ума сходит. Слишком даже, для того, чтобы задавать лишние вопросы.

— Нет! Только не он!

В этом Бадди было что-то холодное, что-то не похожее на других людей. Он всегда вызывал в ней дрожь.

— Он мне даже не нравится.

— Привыкнешь.

— Но я не хочу замуж. Я хочу остаться здесь и окончить колледж.

Не заплачь, ради бога, только не давай ей этого удовольствия.

— Окончить колледж? Да неужели? После всего, что ты сделала с отцом и со мной? — На мгновенье — тишина. — А как с платой за обучение? Средства на жизнь? Ах, да, я и забыла. Ты ведь теперь и сама можешь зарабатывать на жизнь, не так ли?

На этот раз улыбка была бархатной. Порядочные женщины, принимающие деньги от мужчин, за которых они вышли замуж, могут себе позволить вежливо говорить с проститутками.

Отец появился внезапно, открыв дверцу машины.

Пришло время отправляться.


Глава 1


Понедельник, утро, шесть часов.


Кен Фрезер в свои тридцать восемь был человеком, который с абсолютной уверенностью мог утверждать, что достиг всего. Он был вице-президентом крупного рекламного агентства в Детройте, председателем комитета «Демократы Южного Мичигана» и членом совета Исторического Общества Энн Эрбора. Он состоял в совете директоров нескольких местных фирм, включая важную исследовательскую лабораторию при университете, имея друзей всюду. Его дом, стоимостью семьдесят тысяч, в Энн Эрборских пригородах, был уютно обрамлен целым акром лужаек и деревьев. Здесь был бассейн с подогревом и гриль-печь, достаточно неприметная, чтобы не вызвать критику за махровый американизм и приверженность к среднему классу. К нему Кен, в общем-то, и принадлежал.

Еще был мощный европейский спортивный автомобиль, ярко-желтый Порш-911-С, предусмотрительно прикрытый фургоном, который являлся обычным фордом. Здесь была библиотека как классики, так и книг клуба, некоторые из которых они с Эллен изредка почитывали. Бывали и поездки в интереснейшие места. В прошлом году они десять дней провели в Будапеште, вместо обычного американского летнего пробега по Парижу, Риму и Мадриду. Их паломничество к коммунистам стало предметом шуток на всех вечеринках. Годом раньше они арендовали дом на знаменитой португальской Альгарве, где постоянные обитатели обладали большим международным опытом, и преобладали британские титулы, пусть даже колониальные или из Родезии и Кении.

Сама Эллен обладала тихим шармом и была вполне то, что нужно. Она выкуривала «косячок», если это делали все остальные, но сразу же наотрез отказалась от всяческих «обменов женами» или группового секса. Однажды они с Кеном испробовали и ей это не понравилось, И дело было вовсе не в ее собственном партнере, но видеть как Кен рьяно и без всяких угрызений совести вгоняет в экстаз ее старинную подругу по женскому клубу, которая давно по нему сохла — это было выше ее сил. Тем не менее, она была совсем не против иногда отправиться на купанье нагишом с близкими друзьями, если, конечно, детей не было поблизости. Это было весело и безопасно. Ее единственным серьезным грехом было то, что она, видимо, слишком много пила. Выпивка уже начала слегка проявляться в некоторой расслабленности под ее довольно крепкой челюстью. Но в настоящий момент это было нормально. Фигура ее была достаточно хороша. Она закалилась, произведя на свет четырех детей и вырастив их соответственно до четырнадцати, двенадцати, десяти и восьми лет. Закалилась умственно и эмоционально. Ноша материнства была нелегка после университетских лет, и женщина в такой период всегда удивляется, на что ей диплом, стирая в ванной перепачканные пеленки, или собирая после ужина разбросанные детские игрушки. Теперь, конечно, все это позади. Теперь уже проблемы переходного возраста. Дети, по крайней мере физически, довольно неплохо заботились о себе сами. Таким образом, у Эллен было время посещать занятия йогой, быть директором местного комитета экологии и вести речь о возможности получить работу у Форда.

Кен тоже мог насчитать несколько личных достоинств. Он едва ли прибавил хоть фунт с колледжа, он до сих пор обладал всеми волосами и страстью к развлечениям, которую он мог отключить, если ему надо было произвести серьезное впечатление на кого-нибудь с высоким уровнем интеллекта и жизненного опыта. Он был смуглым, голубоглазым, относительно высокого роста, и все еще оставался звездой ежегодных спортивных соревнований учителей и родителей.

Все эти мысли суммировались в своего рода тихое удовлетворение собой, которое струилось по нему в момент пробуждения.

Было первое ноября и все еще не рассвело. Он должен был, по возможности, подобрать Арта Уоллеса и Грэга Андерсона до семи часов. Впереди у них очень долгий переезд, а он с сильного похмелья. Вчера они с Эллен устраивали прием с буфетом, и он несколько надрался. Как, в общем-то, и все. Поводом был Хеллоуин. Арт, Грэг и их жены, Пэт и Сью, прибыли вместе с Энни и Томом Перселом, Биллом Картером и ее подружкой, и относительно новеньким для их многоликой давности человеком, по имени Цол Волконский, который был очень подходящим для знакомства парнем, так как имел необходимые связи в столице и мог устроить все, что угодно. Он храбро противился уличному холоду ради гриль-печи и ланча с чересчур большим количеством пива, весь полдень проиграл с детьми в мяч, а потом, после легкого обеда, началась серьезная выпивка.

Женщины, как обычно, болтали о всякой чепухе, а мужчины обсуждали ежегодную охотничью поездку Кена, Грэга и Арта на озера северного полуострова Мичиган. Она должна была начаться на следующий день, и они бесконечно спорили о том, что они набрали в прошлом году, чем не стоит утруждать себя в этом, и наоборот. Они вспоминали древние истории о том, кто пристрелил какого кабана и когда, и кому удалось влить в себя большее количество «бурбона» за ночь. Перселл, Картер и Волковски открыто завидовали. Охотничий домик Кена, Арта и Грэга был чем-то исключительным. С годами, они с улыбкой, но непреклонно, отклоняли попытки всех и каждого пристроиться к ним.

Много за полночь все гости, наконец, разошлись. Кен, скорее в качестве традиционного прощания, чем из какого-то особого желания, занялся с Эллен сексом. Потом она вдруг неожиданно возбудилась и захотела повтора, так что ему пришлось зарядиться по второму разу. Спал он, как мертвец.

Вот сейчас она шевельнулась рядом с ним. Он ощутил наготу ее тела. Она всегда спала вот так, вытянувшись. Одна из ее грудей, трепещуще мягкая, лежала на его предплечье. Он подумал, что мог бы раздвинуть ей ноги и быть в ней, прежде чем она успела бы проснуться настолько, чтобы осознать, что ока слишком устала, чтобы чего-то желать. К моменту, когда я кончу, она уже проснется достаточно, чтобы захотеть добавки. Именно так и надо оставлять женщину, чтобы она считала дни до твоего приезда, до того, как ты закончишь то, что начал перед отъездом. Но после прошедшей ночи это усилие казалось чрезмерным.

Он тихо выбрался из постели. В ванной он прикрыл дверь и включил душ. Клетка за клеткой он начал оживать. Он вычистил зубы при помощи пасты Алка-Зальтцер, изгнал изо рта большую часть оставшегося привкуса бурбона, потом тихо оделся. Холщовые брюки, тяжелая шерстяная рубаха и носки; высокие охотничьи сапоги на шнуровке.

Эллен прошлой ночью сказала, что на кухне оставит кофе. Он мягко вышел из спальни, прошел гостиную, где первые лучи серого рассвета делали обстановку призрачной. Он прокрался в зал мимо комнаты, где спал Пит.

Дверь была открыта. Спит ли он? Эллен говорила, что он почти никогда не закрывает глаза. Она сказала, что он просто лежит, час за часом, всматриваясь в темноту, выжидая.

Брр, мороз по коже. Прекрасный, но безумный. Шестнадцати лет, но умственно — только года два или три. Пити был ребенком Пола Волковски, который был вдовцом. Никто не знал, как умерла его жена. Он никогда не говорил о ней. Он нанял для Пити круглосуточную няню, не красавицу, но и не уродину, настолько, чтобы люди могли предположить, что он с ней изредка спит. Нельзя же ожидать от такого парня, как Волковски, монашества. Няни у настоящий момент не было. Каждую осень она брала отпуск на шесть недель, чтобы повидать больную мать в Калифорнии, а когда в это время ему надо было покинуть дом, то он просил друзей присмотреть за мальчиком.

Чаще всего это была Эллен. Ни Сью Андерсон, ни Пэт Уоллес не стали бы держать Пити в доме, заявляя, что он тревожит их детей. Возможно. Но Кен не мог «на самом деле в это поверить, потому что, когда другие дети смеялись и насмехались над ним, Пити в ответ только улыбался, очень нежно, а за этими голубыми глазами, глубоко посаженными на ангельском личике с белокурыми волосами, была пустота. Кому это могло повредить?

Кен нашел кофе, подогрел его, медленно выпил и начал страстно желать снова очутиться в постели. Он выругал себя за то, что не овладел Эллен, когда она была под рукой. Теперь, когда он был одет, у него появился интерес. Но вспыхнувшая у него в голове картина длительного переезда затмила эту фантазию. Он тихо поставил кофейную чашку в посудомойку, выключил свет и вышел.

Пол в зале был выложен выделанными вручную деревянными планками из заброшенного сарая в Иллинойсе. Панели, несколько стульев и скамья были подлинно раннеамериканские. Эллен всегда говорила, что они скрашивают современность гостиной. Здесь так же была подставка под оружие с тремя обрезами и четырьмя винтовками. Кен выбрал Ремингтон калибра 25–06 модель 600 и аккуратно приставил ее к стене с тяжелым рюкзаком, который он упаковал заранее. Это была скорострельная винтовка для любых целей, прекрасно подходящая и на мышь и на кабана, с большой точностью попадания на расстоянии до пятисот метров. Он отыскал свою охотничью шапку, с жетоном на отстрел кабана, небрежно прикрепленным с правой стороны. Он надел ее, взвалил рюкзак на спину, зажал винтовку под мышкой. Если он будет осторожным, то доберется до входной двери, никого не потревожив.

Он двигался тихо. Вдруг совершенно неожиданно рядом появилась Эллен, белизна ее тела ярко выделялась на фоне черноты распахнутого халата.

— Ты разве не хочешь попрощаться?

— Конечно, просто не хотел тебя будить.

Она прижалась к нему, поцеловала в щеку.

— Счастливо повеселиться, — сказала она.

— Смотри за детьми. — Винтовка не позволяла ему достаточно эффектно обнять ее. Он просто стоял недвижим.

— Скорей возвращайся. — Она снова поцеловала его, на этот раз открытым ртом, потянулась вниз и намеренно провела рукой по левой стороне его брюк, прижав ее там к объемистой мякости его члена, ровно настолько, чтобы почувствовать, как он непроизвольно прижался к ней.

Потом она удалилась.

«Стерва», — подумал он, — подожди вернусь домой.

Дверь, ведущая из зала в гараж, закрылась за ним с едва слышным щелчком. Он щелкнул выключателем, нажав зеленую кнопку открывания дверей, и большая дверь поползла наружу с низким электрическим гулом. Багажник на крыше форда был полностью загружен. Здесь были два подвесных мотора, две надувные лодки на шесть человек, четыре канистры с прессованым природным газом, несколько труб различной длины и аппарат для их нарезания. Их он прихватил потому, что некоторые трубы в охотничьем домике нуждались в замене. Все это было прикрыто резиновой тканью и крепко увязано.

Он еще раз все заново проверил, чтобы было наверняка. Потом закинул назад свою винтовку и рюкзак, выключил свет в гараже и включил зажигание. Мотор завелся медленно.

Он выехал навстречу рассвету, не включая переднее освещение. Лужайка с кустарником и тихим прохладным бассейном, оборудование которое было спрятано на зиму, выглядела мрачно одиноком, как кладбище.

Когда он направился по направлению к улице, в окне его спальни мелькнул кто-то. Эллен наблюдала за ним. Ему вспомнился сон, увиденный несколько ночей назад. Он вот так же уезжал прочь, и Эллен стояла у окна. И она говорила ему «прощай навеки», — потому что вернуться ему было не суждено.

Воспоминание заставило его поежиться. Он выехал на дорогу и закурил сигарету. Первая же затяжка сразу принесла ему облегчение. Он направился к дому Арта Уоллеса. Сначала Арт, потом Грэг, Оба жили не более, чем в миле друг от друга. Похоже, они всю жизнь вот так и были, поблизости друг от друга. Даже Корея не смогла разбросать их. Грэг и он были в одном пехотном подразделении, Арт сам по себе на вертолете, но всякий раз, как только он находил подходящий повод, он старался заглянуть к ним, а это бывало довольно часто. Они развлекались. И Кен, размышляя о их троице, полагал, что и в будущем они всегда будут развлекаться. Добрые, чистые американские развлечения для взрослых парней.


Глава 2


Семь тридцать.


Серьезный охотник должен с максимальной заботой относиться к своей экипировке. Хороший высококачественный выбор может спасти ему жизнь. Плохой, низкого качества выбор может ему стоить ее же. Если ему предстоит охотиться, скажем, в дремучих северных лесах Мэна, Минессоты, Орегона пли Мичигана, ему понадобятся высокие сапоги, достаточно непроницаемые для воды и холода, достаточно гибкие, чтобы предоставлять его ногам свободу действий. А также достаточно тяжелые, чтобы предотвратить от укусов ядовитых змей.

Он должен иметь хорошо впитывающие пот носки, смену белья, сменную рубашку. Охотники, по роду своей деятельности, — постоянно подвергаются воздействию влаги в местах, где есть небольшие озерца и ручьи, в которые можно свалиться. А в случае менее драматических форм промокания от дождя и снега ему понадобится водонепроницаемая куртка, хорошо прикрывающая шею, чтобы влага и ветер не проникали внутрь.

Если у него нет постоянной базы, ему понадобится фляга и таблетки для очищения воды; в наше время никто уже не доверяет чистоте горных ручьев. Он должен захватить компактный и сбалансированный рацион, который на случай крайней нужды не надо готовить. Он также должен иметь складной нож для всех целей, аптечку, водонепроницаемый контейнер для спичек, а также две газовые зажигалки на случай, если одна потеряется вместе со спичками. Несколько игл, булавок, немного ниток, также входят в комплект. Также необходим и небольшой набор инструментов.

Охотник также должен иметь солнечные очки и полевой бинокль, желательно с небьющимися стеклами. Необходим и фонарик с комплектом запасных батареек и лампочкой. Противоударные, водонепроницаемые часы, походную лопатку, географическую карту местности и, конечно же, водонепроницаемый, насекомонепроницаемый спальный мешок. Моток высокопрочной легчайшей альпинистской веревки.

Все эти вещи должны быть тщательно разложены и упакованы внутри и снаружи нейлоновой сумки с несколькими отделениями, прикрепленной к алюминиевой раме, с мягкими наплечными ремнями и удобным поясным ремнем.

Вряд ли надо добавлять, что он также нуждается в оружии. Среди широкого перечня таких классических орудий убийства как лук, арбалет, мачете, обрез, пистолет пли винтовка, самым наилучшим, вероятно, будет винтовка — в особенности если он планирует охоту на представителя высокоопасной породы, известной под названием человек.

Редчайший, изготовляемый в Британии семимиллиметровый Холанд энд Холанд Магнум с двумя стволами, является образцом винтовки, которая на расстоянии до трехсот ярдов имеет скорость две тысячи четыреста пятьдесят футов в секунду и ударную силу в тысячу шестьсот шестьдесят фунтов, достаточную, чтобы прикончить на месте нападающего слона. Она очень точна, имеет потерю траектории на выше указанной дистанции всего лишь в пять и пять десятые дюйма, что намного меньше расстояния между сердцем и грудной клеткой человека средних размеров.

С подходящим оптическим прицелом в низко посаженной оправе, скажем, с десятикратным регулируемым Дьюполдом, цель в трехстах ярдах проецируется до размеров, фамильного портрета над камином с видом на голову и плечи.

Человек, который сейчас стоял в своей кухне, в то время как Арт, Кен, Грэг собирались в дорогу, в последний раз осмотрел свое оружие. Он прекрасно знал, как им пользоваться с максимальным успехом, держа запасные обоймы между вторым и третьим, третьим и четвертым пальцами обеих рук, мог перезаряжать и стрелять быстрее, чем наиболее опытные стрелки управляются с оружием затворной системы. Он был снайпером во время войны в Корее, где служил в морской пехоте. Для тренировки он уже много лет вгонял в деревья гвозди с сотни ярдов, почти никогда не промахиваясь.

Вскоре он собирался отправиться на охоту, если можно так выразиться, для выполнения дела, на подготовку которого потратил годы. Рюкзак его был уже собран и покоился на кухонном столе. Как только будет сделан шаг из кухни в смежный гараж, никто уже не вступит в этот дом, пока он не вернется, вероятнее всего через неделю, считая от среды, что самое позднее. Никто даже не будет знать, что он покинул город, захватив с собой охотничье снаряжение и винтовку. Никто.

Так что оставалось только удалиться.

Через несколько минут его Мустанг выехал из гаража и двинулся вдоль улицы. Он был одет не для охоты. На нем был строгий деловой костюм. Охотничий наряд находился в рюкзаке, И даже при всем при этом, было сомнительно, что его заметил кто-нибудь, пусть даже из самых любопытных местных хозяек. Именно в этот час он обычно отправлялся на работу. Поэтому и было выбрано это время. Но это просто на всякий случай. Даже если его и увидят, это не будет иметь большого значения. Рюкзак, винтовка и пули для убийства были припрятаны в запертом багажнике машины. Для всего его пригородного окружения, в частности, и для целого мира вообще, он был просто обычным человеком, отправляющимся на работу как всегда.


Глава 3


Восемь часов.


Обеденный салон Денвера располагался ярдах в двадцати от запруженной грузовиками автомагистрали 23, в пятнадцати милях севернее Флинта. Это было небольшое местечко, которое содержал и обслуживал сам Билли Денвер. Все звали его Билли Ди. Денвер казался чересчур крупным, даже для чудовищно толстого человека. Когда подкатил форд Кена, Билли Ди автоматически одновременно наполовину увидел, наполовину услышал его. Он повернулся от гриля, на котором уже почти доходили яйца для одного одинокого клиента у стойки. Фабричный пик уже прошел и вместе с ним завтрак. Его остальные постоянные клиенты уже ушли. Случайные же посетители еще не подошли, даже водители грузовиков, чтобы выпить позднюю чашку кофе. Он увидел высыпавших из машины Кена, Арта и Грэга в охотничьих куртках поверх зеленых, красных и черных рубашек в клеточку и зарычал на свою официантку:

— Гесси, три желудка, шевели-ка задницей.

Она была подростком неряшливым и ленивым, но это было лучшее, что он мог найти себе на подмогу в эти дни. «Подмога» означала не столько работу, а как что-то приманивающее дополнительных клиентов. На ней была намеренно короткая юбка, потому что ей нравилась как на нее смотрят откровенно голодные взгляды мужчин возраста ее отца, а то и старше. Это был один из способов досадить своим родителям. Когда Билли Ди заговорил, она переместила шмоток жвачки на другую сторону своего розового рта и даже не потрудилась поднять глаз от стола в кабинете, который она вытирала.

Когда они проходили через дверь, смеясь какой-то шутке, резко потянуло холодным воздухом.

Они сели у стойки,

— Джентльмены? — Билли Ди узнал их по прошлому году. Он склонил свою обширную мягкую тушу на свои толстые, прижатые к прилавку кулаки и ждал, пока они решат что-нибудь, и вспоминал. Маленькие глазки, глубоко утопающие в белой плоти его лица с тяжелой челюстью, перескакивали с одного на другого, вбирая их.

Точно. Те же трое, что и в прошлом году. Примерно тот же день месяца, тот же час. Охотники. Он мысленно прибавил десять центов к цене каждого заказанного ими яйца. Деньги у них есть. Только посмотри на автомобиль. Все это барахло, сваленное на крыше, да еще черт знает сколько осталось дома. Жены в чудных штанишках с дорогими стройными ножками, шикарными платьями и меховыми шубами. Водка с тоником. И сопливые ублюдки на маленьких мопедиках, гоняющие вокруг маленького бассейна. А этот высокий с голубоватым подбородком, весь в мышцах и с плечами шириной в ярд — большая шишка в Ротари-клубе. Он сам был членом клуба и узнал его по фотографии в ежемесячном бюллетене за прошлый год. Был когда-то в Мичигане идеальным Американцем. Черт побери, натуральный громила. Грэг поймал изучающий взгляд Билли Ди и сказал:

— Как там яйца?

— Сам я их не откладывал, но могу гарантировать, что свежие, — Билли Ди усмехнулся, показывая зубы, слишком белые и ровные, чтобы они были настоящими. Яйца были мороженные и их отложили, вероятно, лет десять назад в Швеции или где-нибудь еще.

— Мне парочку, бекон и кофе.

— Тост?

— Пожалуйста.

Арт и Грэг тоже отдали свои заказы, и Билли Ди поволок свой жир от стойки. Гэсси находилась на пути в кухню с грудой тарелок.

— Брось ты это ради Христа, джентльмены ждут, — И после недолгого раздумья, — плесни три кофе. Он вынул из холодильника яйца и масло.

Гэсси положила тарелки и мрачно повернулась налить кофе. Двигалась она с нарочитой медленностью, вызывающе обрабатывая челюстями резинку.

— Ну же, Лунная дева, торопись!

Это было некрасиво. Глаза его пробежали по ее телу и остановились на почти совершенных ягодицах и бедрах, потом двинулись снова к ее слегка покатым плечам и низко посаженной груди. Это тело просто требовало постели и мужчин, каких угодно. Но не тогда, когда они захотят, а когда она сама захочет. Она заметила его взгляд и нарочно наклонилась поднять вилку с пола, юбка ее задралась.

— Мамочки, — пробормотал, он. Арт услышал его и повернулся тоже посмотреть. У него уже появились жирок на брюшке и лысина, но лицо было гладким, глаза блестели, свободные от всяких жизненных трагедий. Он был консультантом по управлению, имел собственную фирму и проводил, много времени в путешествиях. Покупал множество выпивок множеству молодых девушек, украшающих бары отеля Хилтон.

— Слишком близко от дома, дружище, — сказал он Грэгу. Но тон его голоса, тем не менее, согласился с Грэгом по поводу Гэсси. Да уж, она точно провоцирует.

Кен сказал;

— Забудь это.

Ему достаточно одного взгляда, чтобы понять — она означает неприятности; разновидность деревенской шлюхи. А Арт повернулся и подмигнул Билли Ди, который видел все это и улыбался профессионально.

Но Грэг не мог. Когда она принесла кофе и стукнула чашки о стол, он так пожирал взглядом откровенно подчеркнутую щель в ее полурасстегнутом куцем кардигане, что даже переборол ее бесстыдство, и она отвернулась.

Потом он услышал, как Билли Ди спросил у Кена:

— Не вас ли троих я видел здесь в прошлом году?

Кен сказал, внезапно настораживаясь:

— Ну-ка дай подумать.

— В это же время. Первая неделя сезона кабанов.

Арт простодушно изучал Билли Ди.

— Ну. Ты же знаешь, что прав.

— Мы отправляемся с раннего утра, а до тебя добираемся как раз во время обычного для нас завтрака.

Это Кен. Он не сказал даже откуда они, ни один из них, или куда направляются.

Но память у Билли была такой же огромной, как и его тело, и он этим гордился. Может он и толстый, с ним ни одна приличная баба не ляжет в постель, но уж слава богу, запоминать он умел.

— Конечно, — сказал он. — У вас хижина на одном из этих озер северного полуострова. Чуть западнее Скулкрафт Каунти. Божье место.

Кен и Арт коротко глянули друг на друга. Всего лишь предупреждающее мигание глаз. Грэг снова изучающе уставился на зад Гесси, когда она многозначительно почесала свое левое бедро вызывающе близко к лобку. Но теперь взгляд Грэга уже не выражал такого интереса. Это было просто прикрытие.

Кен решил, что избегать этой темы гораздо опаснее. Он легко улыбнулся Билли Ди и ответил:

— Да, точно, чертовски далеко.

— Сами строили, да?

— До последней досточки.

— Электричество?

— Нет. Мы пользуемся газовыми лампами. Готовим на сжиженном газе. Холодильника нет. Да в такое время он и не нужен. Только холодный буфет. И сухой лед для мороженных вещей.

Билли Ди аккуратно отметил акцент Кена. Образованный.

— Рыбачите?

— Еще как. Лучше не бывает. Окунь. Озерная форель.

Билли Ди перевернул яйца и пошевелил оладьи для Арта.

Их богатый аромат распространялся со сковороды и прибавлялся к общему теплу заведения. Каждый водитель грузовика за многие мили вокруг знал его пшеничные оладьи.

— Тост будет в момент, — он опустил в машину несколько кусков. Да, в прошлом году вы тоже ехали охотится. Прямо как сейчас. Настреляли свой лимит?

Грэг засмеялся.

— Без проблем.

— И еще немножко, да? — подмигнул Билли-Ди.

Любой охотник всегда прихватывал лишнее. Они должны были регистрировать этот факт у государства, но никто этого не делал. У него появилась другая мысль и, бросив взгляд на Гэсси, он склонился над стойкой, понизив голос:

— Прекрасная возможность для забав, я думаю. Никаких любопытных соседей.

Арт усмехнулся и твердо сказал:

— Никогда в жизни.

Билли отступил.

— Даже жен?

Кен сказал с иронией:

— Тем более жен.

Билли Ди уставился на них. Смех его был глубоким и мягким. Он не поверил им. Трое мужиков! В поздних тридцатых, а то и сороковых годах. У них ведь наверняка болтаются между ног яички, так? А заодно и члены впридачу. Боже всемогущий, он прикинул, что они наверняка прячут у себя тройку девушек и с наступлением ночи затрахивают себя до полусмерти. Иначе они просто не мужчины. Но он не мог обвинить их за то, что они не признаются. Он бы и сам не стал.

И выпивка наверняка. До зеленых соплей, готов поклясться, лишь только сядет солнце. Он подумал обо всем этом — охоте, ликере, женщинах, горячей, дымящейся обнаженной плоти, пьяной хижине в милях от любого места и что-то под складками его жира на животе зашевелилось впервые за много месяцев. Черт, везет же некоторым.

Он подал оладьи и яйца, вытерев фартуком пот со лба.

— Откуда вы, ребята?

Грэг ответил:

— Порт Гурон.

А вот это уже откровенная ложь, подумал Билли Ди. Бюллетень Ротари-клуба утверждал, что этот великан из Энн Эрбор, Но ложь была умная. Дистанция от порт Гурон до Флинта примерно та же. Однако, к чему вообще брехать? Осторожность, подумал он. Если ты дуришь свою жену и ты не совершеннейший осел, ты заметаешь любой малейший след, даже в придорожной закусочной.

— Ладно, — сказал он, суммируя все сказанное, — все это хорошо, мне кажется, но как же с детьми? Как только они подрастут, они все начнут вопить, чтобы их взяли тоже, — он простодушно посмотрел на Арта: — По сколько им сейчас?

Арт сказал:

— Ну, моей дочке шестнадцать, а двоим другим более десяти, — он кивнул на Кена, — у него четыре. Старшему пятнадцать.

Грэг сказал:

— Слушайте, дети и сами могут построить себе эту чертову хижину.

— Кроме того, в охотничий сезон они в школе, — добавил Кен.

Последнее слово осталось за Артом,

— Может быть, когда они закончат колледж, может быть.

Билли Ди подумал: «Да, через десять лет, когда в тебе уже не останется и половины того уксуса, что есть сейчас, да если у тебя будет еще изредка по ночам вставать, то тебе только останется мечтать о старых добрых временах». Он внутренне рассмеялся. Конечно, они были везунчики, но в некотором смысле ему повезло больше. Ты не можешь тосковать о том, что никогда не имел.

И тем не менее, когда они вышли и завалились в форд, он почувствовал острую боль. Он повернулся к стойке, рыча на Гэсси:

— Давай-ка, Лунная дева, ты уже получила свой кайф на неделю. Теперь берись за дело.

— Пошел ты, — ответила она. Это были ее первые слова за весь день.

В форде Кен сказал:

— На следующий год поедем в другое место.

— Да, — сказал Арт, — он любознателен.

— Ну, мы ведь не то чтобы сразу все ему выложили? — спросил Грэг.

— И все равно, — сказал Кен. А Грэг добавил:

— Господи, эта Лунная дева, или как ее там он называл, — Он вытянул свою огромную фигуру, заполнив переднее сиденье рядом с Кеном, и поправив себе брюки.

Арт засмеялся.

— Тебе надо было помахать ей твоей индейской дубинкой, Андерсон. Тогда мы, может быть, получили бы еще что-нибудь, кроме кофе.

Кен присоединился к веселью. Неестественные лошадиные размеры Грэга всегда вызывали у них добавочные шутки.

Потом Арт развернулся к месту для багажа позади себя. Он порылся в своем рюкзаке и вытащил бутылку с полпинтой бурбона Джек Дэниелс.

— Кто готов?

Грэг улыбнулся.

— Лучше времени не найти.

Он принял предложенную бутылку и сделал долгий глоток. Кен отказался. Арт вытянулся на заднем сиденье и прикончил все, что оставалось в бутылке.

— Ох, братцы…

Теперь они двигались против большого потока машин; покупатели из деревень и внешних пригородов направлялись в Детройт, бизнесмены с назначенными на полдень совещаниями. Дороги, ведущие в город, были просто перегружены суматохой машин, из города же почти никого.

Кен сказал:

— Бедняги.

Грэг засмеялся.

— Ну их к матери! — И Кен прижал сигнал, обгоняя еще один автомобиль. Арт с заднего сиденья начал петь. Грэг присоединился. Бурбон согревал, и он почувствовал волну расслабляющей радости. Еще год прошел и впереди две недели чертовски хороших развлечений, самая лучшая охота, какая только может быть и никаких забот. Господи Иисусе, ну и шикарная же штука жизнь!


Глава 4


Девять часов.


Аэропорт в Кэн Каунти в Трэд Рэпидс был переполнен. Рейс из Омаху ожидался в ближайшие пять минут, родственники и друзья уже готовились к встрече. Самолет 727 из Бисмарка, Северная Дакота, приземлился только десять минут назад, так же как и Три-Стар из не очень отдаленного Де Мойнс. Пассажиры с этих рейсов уже проходили по главному вестибюлю.

Мартин Клемент тянулся, пытаясь разглядеть Нэнси. Он был строен и не очень высок, а некоторые из мужчин, также встречавших самолет, были по среднезападному крупными, шесть футов и более. Сверху система оповещения издавала какие-то неразборчивые звуки, снаружи завывали реактивные двигатели отправлявшихся самолетов. Мартин нервничал, не обнаруживая никого из знакомых. Но мог ли он быть уверен? Все шансы были против этого, но могла ли его уверенность быть стопроцентной?

И тут внезапно прямо перед ним — Нэнси, бледная и несколько отрешенная, даже менее привлекательная, чем он помнил. Не блондинка, не брюнетка — волосы собраны в узел на шее — школьная учительница? Или, может быть, дело было в ее пальто? Оно выглядело очень дешевым по сравнению с пальто Джин, а ее совпадающие по цвету сумка и туфли, в то же время, выглядели лишними. Он поцеловал ее в щеку, обеспокоенно и тактично наклонился, когда она крепко прижалась к нему, предлагая губы для поцелуя. Он взял ее небольшую походную сумку.

— Это все?

Она улыбнулась.

— Я ведь просто провожу уикенд с мамой.

— У нее нет телефона?

Ее улыбка еще больше расширилась от его обеспокоенности.

— Конечно нет, не волнуйся.

Знает ли она насколько ему не по себе? Он попытался сохранить спокойное лицо и, поставив на карту все, поцеловал ее, как подобает, и почувствовал ужас, когда она засмеялась и счастливо дотронулась до его лица. Только представить, что кто-то мог увидеть.

— Пойдем, — сказал он. — Мы можем выпить кофе в отеле.

— В каком отеле?

— В котором я остановился прошлой ночью. Утренних рейсов не было, так что я приехал вчера.

— А не можем мы выпить кофе здесь?

— Я еще не выписался.

Он поспешно повел ее к главному выходу, желая чтобы она выглядела покрасивее и более походила на девушку, с которой мужчина может отправиться на уикенд. Он чувствовал себя немного смущенным, как будто все, мимо кого они проходили, должны были знать или думать, что на лучшее он не способен.

— Все в порядке, — сказал он. — Я нас зарегистрировал, как мистер и миссис.

— Но они же будут знать, что прошлой ночью меня не было.

— Кто?

— Я не знаю, гостиничный клерк.

Мартин рассмеялся.

— Это большое место, У них кучи гостиничных клерков. Да и вообще, твой рейс задержали. Разве это преступление?

На стоянке они отыскали автомобиль, взятый им на прокат, и когда они уже направлялись к городу, он сказал.

— Детишки в порядке?

— У Мисти насморк. А твои?

— Все хорошо, я думаю.

Она поколебалась, зная, что ей не стоит спрашивать об этом, но не в состоянии сдержать свое любопытство спросила: — Что ты ей сказал?

— Кому? Джин?

— Да.

— Бизнес, — на минуту он замолчал. Разговаривать о том, как он обманывает свою жену, почему-то доставляло ему гораздо больше неудобства, чем то, что он не был ей верен. Вдали от нее он постоянно чувствовал вину, боялся ее, как будто она должна была с минуты па минуту узнать все. С ней и с ее постоянными придирками, командованием, он не мог дождаться, чтобы сбежать подальше. Ночь за ночью он лежал без сна, мучаясь, мысленно занимаясь любовью с любой хорошенькой молодой девушкой, встреченной им за день.

Он сказал;

— У меня есть прикрытие банка.

— Банка? — глаза Нэнси расширился

Он кивнул.

— Моего босса вдобавок.

— Здорово.

— Я наплел, ему с три короба насчет того, что сестра больна и не хочет, чтобы Джин знала. Так что, если она позвонит, он скажет, что я отсутствую по делам, — именно то, что я ей сказал.

— Но, Мартин, твой босс знает, что это не так. Как ты уладил это с ним?

Он ухмыльнулся.

— Он знает, что мне известно про его подружку, — и тут же пожалел об этом. Лицо ее помрачнело. Он быстро добавил: — Во всяком случае, у меня есть несколько дней, — и взял ее за руку.

Умиротворенная, она склонила голову на его плечо. Защищённый автомобилем и стеной безликого движения вокруг них на улице, он почувствовал себя в безопасности. Сердце его стучало тяжело, он жаждал ее. Он положил руку ей на бедро и вспомнил, что последний раз он был с ней, не считая той девки в Детройте, которой он заплатил. Джин не позволяла дотрагиваться до себя вот уже более восемнадцати месяцев.

В отеле у регистрационного стола, когда он попросил ключ, клерк оказался тем же самым, которому он сдавал его утром, и удостоил его и Нэнси бесцветным взглядом. Только на мгновенье, но тем не менее. Мартин почувствовал, что необходимо что-то сказать, и слова вылезли спотыкаясь и совершенно не те, что нужно. Это он почувствовал сразу, как только открыл рот.

— Ну, вот, наконец, она и приехала, Рейс аж с девяти вечера, а она только приехала. Ну, что скажешь?

Слабая улыбка клерка была понимающей. Ключ зазвенел по столу, брошенный без малейшего следа вежливости. Нэнси потянула его за руку, смущенная, торопясь побыстрее увести его прочь. Наверняка всякому ясно, что они не женаты. Жена обычно не появляется в номере своего мужа в десять утра. Что бы вы там не напридумывали. Но это может сделать та, которую только что подцепили.

В лифте они были наедине и она прошептала:

— Как наша фамилия?

— Тэрнер, — Мартин почувствовал, как пот стекает из подмышек по его ребрам. Все закончилось, они в безопасности. По крайней мере, на какое-то время. Пока не придется регистрироваться в другом месте. Он улыбнулся, обнял ее за плечи и поцеловал.

— Мы позавтракаем. Может быть, тебе захочется принять душ, Я еще не успел ни побриться, ни всего остального, только вскочил и сразу кинулся в аэропорт.

— Я только сегодня утром приняла душ перед отъездом.

— Ну, ты всегда можешь принять еще один, — он выжал смешок, внезапно осознав, что она сопротивляется. Но почему? Зачем же она тогда притащилась? Он снова украдкой бросил взгляд на ее одежду. Черт, она выглядит так провинциально. Неужели она не могла одеться хоть немного свободнее, может быть спортивнее!

Словно прочитав его мысли, она сказала;

— Я оделась специально для поездки. Чтобы успокоить Эдди. В сумке у меня есть кое-что получше. Куда мы направляемся?

Мартин успокоенный сказал:

— Куда-нибудь на север. На природу.

Когда они выходили, она смущенно улыбнулась.

В ожидании кофе она поддерживала невидимую дистанцию между ними, осматривая номер и болтая о пустяках. Место было бесцветное, ковер слегка потерт, мебель стандартная и устоявшийся запах пота. — Что ты делал прошлой ночью?

— Ничего особенного.

— Но ты должен был хоть что-то делать.

— Пропустил стаканчик в баре. Посмотрел фильм,

— Что за фильм?

— Не знаю. Какой-то вестери. Они все похожи.

Смотрел он сексфильм. Дважды. И узнал кое-какие штучки. Конечно он не будет сразу торопиться с этим, но через денек уломает ее испробовать что-нибудь другое. Черт, если девчонки могут делать это перед камерами, для глаз зрителей, она вполне может проделать это с ним наедине.

Когда прибыл официант с их заказом, она спросила:

— А, может, мы отправимся прямо к проливу?

Она имела в виду Мэкинэс, узкую полоску воды между озером Мичиган и озером Гурон, отделявший южный полуостров Мичигана от его северной части.

— Конечно.

— Я никогда не видела этот мост.

Но она представляла его себе: огромная изогнутая линия, соединяющая две покрытые лесом точки земли, подобная нити из стали и бетона, невероятно высоко над землей.

Она поднялась и выглянула на суетившуюся внизу улицу.

— Мне бы этого очень хотелось.

— Если ты хочешь, мы двинемся прямо к границе, — сказал Мартин. — Солт Сайт Мари, а то и до Канады. Ты когда-нибудь видела озеро Верхнее?

— Нет.

Он отер губы от кофе и придвинулся к ней.

— Может примем душ, а?

— Но, Мартин, я же сказала тебе. Я уже приняла.

— Ох, ну ладно тебе. — Он протянул руку и расстегнул молнию на спине ее платья. Ноги его внезапно стали ватными, в голове зашумело. Возбуждение.

— Пожалуйста, Мартин.

Он поцеловал ее, и спустил платье с плеч, потом бретельку лифчика.

— Тебе обязательно нужно напяливать эти проклятые доспехи? Все уже давно отказались от них. Он высвободил одну из ее грудей и прижался к ней ртом. Она отпихнула его голову и отшатнулась, прикрываясь.

— Мартин…

— В чем дело?

— Сейчас середина утра.

— И что из этого? Нам не надо выписываться до полудня.

— Но как же мы доберемся до Солт Сент Мари, если отправимся так поздно?

— Успеем.

— Пожалуйста, Марти, — она подняла на плечи платье. Пожалуйста, не сейчас.

Он отступил оскорбленный и сердитый.

— Прости меня, — сказала она, — Это просто… просто я как-то не так себя чувствую сейчас. Я ведь только что рассталась с детьми и… — она беспомощно замолкла. — Я хочу сказать, мы ведь можем подождать до вечера?

Эдди в это утро набросился на нее, и ей была неприятна сама мысль о мужчине. Даже о Мартине.

Мартин сказал с горечью:

— Конечно. Я просто подумал, может и ты меня немножечко хочешь. Уже месяц прошел. Мне кажется, нет ничего ненормального, если девушка тоже хочет парня, разве не так? Вот я и подумал, что может быть и ты…

Он тяжело побрел в ванную и через минуту послышался шум воды. Нэнси почувствовала биение крови в ушах и ощутила себя такой ненужной и виноватой. Но почему им так необходимо заниматься любовью в первые же минуты свиданий, как только они остаются одни. И каждый раз одно и то же. Раздевайся и притворяйся, что принимаешь ванну или душ, это просто повод для того, чтобы все не выглядело так уж откровенно. А потом прямо в постель.

Она знала почему. По крайней мере, думала, что знала. Гнетущее, приводящее в отчаяние почему, поднимающееся почти у половины всех женщин. И это знание делало мрачный номер еще мрачнее, а улицу внизу серой и страшной и людей на ней зловещими. Она попрощалась с Эдди и детьми и поспешно двинулась по своей собственной улице в серость рассвета. Этот побег украдкой от собственной неверности и существования Мартина. А Мартин взял и как-то испортил все своим стремлением к ней.

Хотел ли он действительно именно ее, Нэнси, а не просто женщину, любую женщину? Внезапно у нее появилась надежда. Грузовик компании по перевозке мебели прогрохотал по улице с огромным именем, выписанным красным с золотом буквами, на его белом боку. Кто-то начинает новую жизнь. Может быть, однажды они с Мартином тоже переедут. Мартин это не Эдди. Это Мартин. Его страсть к ней должна быть постоянной. И не только из-за Джин.

Во мраке ее сознания приоткрылась дверца и за ней проблеск света неожиданно веселого и счастливого. И проблеск становился все ярче, словно кто-то еще шире приоткрывал эту дверцу. Улица, там внизу, стала ярче и беззаботнее, прохожие более дружелюбными. И она была все еще молода и привлекательна, а Мартин брился, будучи добрым, терпеливым и неназойливым. Она прихватила с собой обтягивающие джинсы, так как знала, что это ему нравится.

И пару свободных свитеров. Именно то, что одевают хорошенькие девушки даже в «Воге», когда отправляются на уикенд с мужчинами. Свой лифчик она оставит в ящике стола в отеле, а вместе с ним и свою заторможенность.

Эта мысль заставила ее хихикнуть. В несколько секунд она разделась. Короткий взгляд в зеркало. Вспышка белой плоти, темные тени под глазами. Она не так уж молода Ей уже тридцать, но у нее еще все в порядке. Ох, чертов Эдди его дыхание и пот, провонявший пивом, его липкая эгоистическая тяжесть. Забери меня от него подальше. Мартин!

Раз и навсегда. Забери меня!

Она прошла в ванную и остановилась в дверях слегка вытянувшись на пятках, чтобы придать своему телу дополнительный рост. Опершись одной рукой о дверную раму, так, как она видела делают натурщицы, позирующие обнаженными для мужских фотожурналов. Мартин увидел ее в зеркале и медленно повернулся.

— Ну… — он глупо улыбнулся, совершенно ошарашенный, с обмякшим ртом, не в состоянии владеть своими глазами.

Она улыбнулась в ответ, польщенная, подошла и включила душ.

— Я буду с тобой, не паникуй, я здесь.


Глава 5


Около шести часов вечера Кен подогнал свой форд к новому мотелю, в нескольких, милях после Мэкинесского моста, с видом на остров Мэкинесс и на юг острова Гурон. К западу от них было озеро Мичиган, а в пятидесяти милях к северу по верхнему полуострову лежали дикие берега озера Верхнего. Они находились всего лишь в шестидесяти трех милях от Солт Сайт Мари и Канады. Был звездный ясный вечер. Мороз был довольно крепкий, предвещал окончание осени и приближение зимы. Назавтра земля промерзнет и покроется изморозью.

Мотель был современным и симпатичным, довольно переполненным для данного сезона. Здесь было некоторое количество охотников, возвращавшихся домой после более раннего сезона медвежьей охоты. Здесь был коктейль-бар, где не так уж плохо играл на пианино чернокожий и уютная обеденная комната, в которой, несколько местных юношей, аккуратно подстриженных, ожидали заказа в легком смущении под зорким надзором седовласой хозяйки. В каждом номере имелся телевизор, быстрое обслуживание и индивидуально запирающиеся гаражи со входом прямо в номер. Самое важное, что из-за этого каждая комната была изолирована от соседей. Можно было шуметь сколько вздумается.

Кен принял это во внимание, как только Арт предложил развлечься с девчонками. Единственное, чего им не надо было, это привлекать к себе внимание. Они ведь отправлялись охотиться, а не оставлять за собой следы. Иу что же если девушки придут сразу после обеда, когда большинство гостей будет в баре, а они выйдут попозже, то, скорее всего, никто ничего и не заметит.

Они взяли номер: спальня — с двумя кроватями и гостиная с диван-кроватью. Кен поднял трубку телефона, нажал клавишу на его основании и стал ждать. В то время, как они пропускали по стаканчику в баре, после приезда в мотель, им за двадцать долларов удалось вытянуть у бармена желанный телефончик, правда, только после того, как он убедился, что они не из государственной полиции.

Телефон загудел, вызывая Солт Сант Мари. Ответила девушка. Голос был молодой. Кен предположил, лет так, восемнадцать, а, может быть, и того меньше и почувствовал знакомое возбуждение.

— Сенди?

— Да, — немного настороженно.

— Я остановился в Трилейк с парой приятелей. Комната 28.

Еще более настороженно.

— Кто вам дал телефон? — Бармен. Тот, что с мексиканскими усиками и брюхом. Она сказала:

— Вы желаете поиграть в бридж? — не вопрос, а утверждение. Это был код.

Кси подыграл ей, именно так, как наказывал ему бармен, с удовольствием вслушиваясь в мягкий, с налетом виски, тон ее голоса.

— Вот именно, — сказал он. Он сразу зрительно представил ее — брюнетка, стройная с широким ртом и длинными волосами, с маленьким твердым упругим бюстом. Бармен сказал, что они вообще-то не настоящие профессионалки, она и ее подруги. Они все из колледжа, из хороших семей и только изредка подрабатывали, когда нужно было повое платье или еще что-нибудь. Родители их были уверены, что они работали няньками при детях..

Она заколебалась.

— Для бриджа нужно четверо, а вас там уже трое.

На мгновение он подумал, что она повесит трубку. Потом до него дошло, что она спрашивает и что ему надо отвечать. Конечно же, она права, Одной девочки было бы достаточно для всех троих. И это предпочтительней для, самой девушки, потому что она так заработает больше денег. Но он был не в настроении дожидаться кого-либо. Не сегодня. Во всяком случае, не сейчас. Или делиться с кем-нибудь. Ведь это еще будет в свое время.

— Нам бы хотелось собрать компанию в шесть человек. Мы прикинули, что двоим из нас придется отдыхать на каждом роббере. Это оживляет игру. Простор для советов и подсказок.

Пауза. Он почти почувствовал ее мысли. Представил, как она сначала разочаровалась, потом улыбнулась. Он улыбнулся в ответ и подумал: — Господи, все улажено.

После паузы она спросила:

— Как тебя зовут?

— Кен.

— В какое время, Кен?

Он бросил взгляд на часы. Было семь. К девяти они управятся с обедом.

— Девять тридцать.

— О'кей. Еще раз, какая комната?

— Двадцать восемь.

— О'кей. У вас достаточно карточных колод?

— У меня есть три, — это ему так же наказывали сказать. Скажи ей три колоды и не позволяй торговаться больше. В колоде пятьдесят две карты. Это значит пятьдесят два доллара для каждой девушки. За ночь. Довольно прилично. Они могут обмениваться, если те будут того заслуживать и, таким образом, получить дополнительный километраж за те же деньги. Чтобы быть определеннее, он добавил:

— Это на всех играющих и на целый вечер.

Она поняла, что-то угрюмо пробормотала в протест, потом опять заговорила:

— О'кей, Кен, девять тридцать.

И повесила трубку.

Кен скинул одежду, плеснул себе выпивку. Комнатная прислуги принесла две бутылки Джека Дэниелса, немного льда и джинджер-эля, так же сушки и каштаны, Одна из бутылок была наполовину прикончена. Им придется заказать еще одну для вечерники.

Грэг вышел из ванной, большой и мускулистый. Полотенце казалось до смешного миниатюрным на его широких плечах. Густые черные волосы покрывали весь его живот до самой груди, напоминавшей бочонок, все еще поблескивающий капельками воды. Ноги оставляли на полу мокрые пятна. Когда он пил, ему даже не нужны были ни стакан, ни лед, он тянул прямо из бутылки, запрокинув назад голову.

— Ну и как?

— Все отлично, — Кен непроизвольно посмотрел на покачивающийся, толщиной в кисть член Грега. О, Исусе, да он в самом деле ненормальный. И как только Сью принимает это? Или даже, в таком случае, любая другая женщина? Он заставил себя отвести взгляд.

Грэг поставил бутылку, вытер рот задней стороной предплечья и начал растирать полотенцем волосы.

— Как она на слух?

— Нежная. И она захватит с собой особую приятельницу для тебя, желающую, чтобы ее проткнула лошадь.

Грэг засмеялся добродушно и отпил еще.

Арт появился из другой комнаты. Он уже принял душ и выглядел очень солидно в рубашке и галстуке, фланелевых брюках и твидовой куртке в английском стиле. Он разбирал свою винтовку, проверяя ее.

Грэг осмотрел его с ног до головы и сказал:

— Тебе получше?

Арт заглотил целую пинту, пока они ехали, полпинтовую флягу с утра и еще одну ближе к полудню. Потом он заснул, проснувшись на закате с головной болью.

— Я ожил, — он посмотрел на Кена, потом Грэга. — Черт можно подумать, что вы ребятки какие-нибудь голубые или еще кто. Оставьте же что-нибудь для бабцов.

— Ты кончишь с фонарем под глазом.

Арт засмеялся.

— Слушай, дружище, я голоден. — Терпение, братец, — Грэг пошел одеваться. Кек сказал:

— Веди себя, хорошо, а не то мы посоветуем твоей откусить тебе.

Арт отвечал с невозмутимым лицом.

— Ну что-же, может быть это мне даже понравилось бы.

Кен заулюлюкал, вошел в ванную и открыл душ. Хороший был денек. С самого раннего утра стояла ясная погода и, вообще, все обещало, что она продержится по крайней мере еще с недельку, если не больше. Грэг, растревоженный этой шлюшкой в Денвер Дайнер, проникся настроением рассказывать истории и услаждал слух Арта Кореей, войной, которая Арта миновала. Он рассказывал о девушках, которых они выволакивали из подозрительных поселений и обучали кое-каким штучкам, подготавливая их для изголодавцшхся парней из следующих за ними подразделений, о грязных деревенщинах, которых они загоняли в ямы и забрасывали гранатами. Какими способами они заставляли пленных террористов говорить — можно заставить любого говорить при помощи всего лишь коробки спичек или садового шланга с высоким напором воды и никто бы ничего не узнал. И дела до этого никому не было. Какого черта, ведь все узкоглазые своего рода — недоноски, разве не так? Неважно, что говорят эти добренькие ученые. Все равно, что негры, что китайцы. У них вовсе нет тех чувств, которыми обладает белый человек. И это все знают.

Самое лучшее во всем этом было отсутствие Эллен и детей. Кен подставил лицо под сильную горячую струю и подумал, что он один получает гораздо большее удовольствие — вот уж это чистая правда. Один ты можешь делать все, что захочешь. Ты можешь делать все то, что хотят женщины, чтобы только зацепить тебя, когда ты встречаешь их в первый раз. Не только секс, многие другие вещи. Например, поехать куда пожелаешь, или подружиться с кем захочешь. Они делают все по твоему и внушают тебе, что им это нравится, покат наконец, им не удается подтащить тебя к алтарю и произвести достаточно детей, твоих собственных, чтобы до конца закрепить то, что было сказано у алтаря. А потом все должно быть по-ихнему и никак иначе.

— Но, тем не менее, брак — дело необходимое. Нравится тебе это или нет, но приходится это признать. Общество требует наличия жен, настаивает, чтобы ты жил легально и порядочно всю свою зрелую жизнь с такими женщинами, как его Эллен и грэговская Сью, которая в чем-то была даже покрепче Грэга, или Пэт у Арта, на чьем рту в последнее время появилась горькая складка и которая, как сказала Эллен, переключилась на женщин, потому, что ни Арт, ни другой мужчина не мог дать ей то, чего она желала в жизни. что бы это там ни было. Пэт не познала себя, она родилась неудовлетворенной.

Слава богу, с Эллен не было таких сложностей, подумал он. Но, с другой стороны, из-за этого у нее и разладилось. Возможно, она недостаточно сложна. Она была простой стареющей женщиной, постепенно теряющей свою привлекательность и чтобы компенсировать это притворяющаяся, что знает многое о многом. Что ж, может быть и так, но интеллекта она все же не имела и никогда не будет иметь. Все что она познала в жизни читая, разговаривая или путешествуй, было просто выученное, академическое, как химия в школе и никак не увязывалось с реальностью ее самой и ее собственного существования. Может быть поэтому она, например, не видела, что ей может быть было бы гораздо лучше с кем-нибудь искушенным в житейских делах, с Грэгом, который был конечно хорош и делал большие деньги. Но кроме того, что ты делишь с ним женщин, или охотишься, или хохочешь по поводу его чудовищного секс аппарата, или слушаешь его военные истории и сколько раз он делал зарубки на своем ружье, что еще вы имеете общего? Эллен не мосла этого понять. Для нее Грэг был таким же, как и он. Она не видела разницы между ним и Артом. Не потому, что Арт стал лысеть и брюхо его вываливалось или потому, что он слишком много пил и где-то внутри был как-то повернут. А потому, что Арт никогда не делал, не чувствовал и не думал ничего, что не смог бы подвергнуть спорам и расчленению. Господи, был бы он девушкой, он не вышел бы замуж за Арта даже ради всех рекламных денег в Штатах.

Для Эллен, честно говоря, — все люди были одинаковые. Они были просто инструментами для получения комплиментов. Когда она готовила пищу, а она была отличным поваром, она делала это не для того, чтобы доставить удовольствие друзьям, мужу или детям. Она делала это только для того, чтобы поддержать миф о том, что она лучшая в городе повариха. То же самое относилось и к постели. Она была страстной большую часть времени или притворялась таковой. Но это было не для того, чтобы сделать счастлвым его, Кена, или из-за того, что она получала от этого наслаждение. Все делалось для того, чтобы заработать репутацию у него и, таким образом, в конце концов, у всех, так как любой мужчина, у которого такая горячая жена, рано или поздно похвастается этим.

Кен выключил душ и вытерся. Для Эллен он был всего лишь одним из рычагов для возвышения ее собственного образа, чтобы помочь ей подняться над другими женщинами.

Тогда он подумал: — «а пошло оно все к черту, брось скулить!» До сих пор он был удачливее многих. Ему удавалось ускользнуть от неудач каждый год. Ускользнуть и при этом поднять чертовский шум, а там — поди разберись.

Он мог исполнять роль заботливого отца и терпеливого мужа и очень умно наживаться на этом, а потом недели три лихо спускаться с тормозов и делать любое, самое недозволенное, о чем другие мужчины могли только мечтать в своих самых диких и мимолетных фантазиях.

Раз в год он мог стать тем, кем на самом деле является каждый мужчина, генетически, инстинктивно, придавленный жуткими цепями общества, вместе с занудливой истерией эмансипированных женщин. Он мог стать диким охотящимся животным, диким сексуальным маньяком, одновременно сложным современным мужчиной, свободно и без стыда проглатывающим всякие болезненные извращения, которые только могут прийти на ум.

Так он строил свою жизнь. И так же Арт и Грэг с того самого дня, когда они впервые встретились в колледже. Между ними были железные цепи. Они могли напиваться вместе до бесчувствия, крутиться вокруг подростков не многим старше их собственных дочерей и охотиться с дикостью, о которой мечтают другие мужчины. Но никогда не осмеливаются.

Он вышел из ванной и сказал:

— Ну ладно, ладно.

И бросая вызов Эллен и всей их проклятой социальной жизни, своему боссу и любому праведному ублюдку, встал, раздвинув ноги, голый и наполовину возбудившийся, как недавно стоял Грэг, заглотнув два глубоких глотка бурбона прямо из горлышка бутылки. Потом он оделся, и все вместе они пошли обедать.


Глава 6


Было десять минут четвертою, когда Нэнси проснулась. Тихое ровное дыхание Мартина рядом с ней поведало ей, что сон его глубокий, спокойный. Они гнали очень быстро с самого полудня, даже не остановившись для ланча. Было поздно и темно, когда они пересекли пролив Мэккинэс. Она не смогла ничего рассмотреть и была жестоко разочарована. Они заехали в мотель Трилэйк, решив не двигаться дальше к Солт Сайт Мари. Мартин пообещал, что они выедут прямо с утра и сразу в Канаду. Обеденная комната была почти пустой, когда они зашли пообедать. После, Нэнси захотелось прогуляться по прохладному ночному воздуху и посмотреть на озеро, потом вернуться в коктейль-бар и послушать черного пианиста, который был хорош. Но Мартин думал только о постели. И она сдалась.

Сейчас ее тело ныло от его настойчивых механических ласк, которые он портил тем, что часто и триумфально требовал поощрения; хорошо ли ей, нравится ли ей это, заметила ли она как долго они делали на этот раз? Это был своего рода мальчишеский эксгибиционизм. У нее же осталось ощущение того, что ее просто использовали. В последний раз это отняло у него вечность и когда он, наконец, кончил, он уснул прямо на ней. Но дело было не в ее разочаровании или помятом теле и не в медленно высыхающей сырости от их общего пота, вовсе не это мешало уснуть. Это был страх оказаться пойманной на обмане. Всю ночь сердце ее колотилось в своего рода жалкой каденции к изнуряющим смешанным видениям.

Ее дети, все ли у них в порядке, или на этот раз получится так, что с одним из них случится что-нибудь достаточно серьезное для того, чтобы Эдди послал телеграмму матери и таким образом обнаружил, что ее там не было? Или он уже все знал? Догадывался он или раскусил ее ложь, прежде чем она даже вышла из дома?

В один момент с улицы донесся легкий шум и сердце ее забилось еще сильнее. Вдруг Эдди послал детективов? Вдруг за ней и Мартином следили? Через секунду они вломятся, засверкают фотовспышками, смеясь и сдергивая простыню.

Лицо Эдди маячило перед ней, с убийственным выражением в глазах и улыбкой на его плотных губах. Как она вообще вышла за него, за этого совершенно чужого человека? Невероятно, но видно когда-то ему удалось внушить ей своего рода любовь к нему, или это только ее одиночество вынудило ее к этому? Даже теперь она смутно помнила одинокие мучительные ночи в меблированных комнатах в Детройте, с сандвичем и кофе в ярко освещенном кафетерии. В летние вечера она смотрела на почти пустынные улицы, все разъезжались кто куда, в зимние вечера — прочитывала журнал за журналом. В семнадцать — она закончила колледж и сразу же пошла работать на Дженерал Моторс. Все менее заторможенные девушки расхватали себе хороших мужей. Наконец, она отчаялась настолько, что почти любой стал казаться подходящим.

И вот Мартин, обычный, едва ли красавец, определенно не слишком преуспевающий, по крайней мере, по сравнению со многими мужчинами его возраста. Любит ли она Мартина? Или он еще одно убежище, каким был Эдди, просто кто-то, кто мог бы помочь ей укрыться снова? Это был вопрос, о котором она не осмеливалась даже подумать, а не то что пытаться ответить.

В три тридцать она высвободилась от Мартина и пошла в ванную, закурив там сигарету. Зеркало отразило ее бледное лицо, спутанные коричневые волосы, уже не казавшиеся такими молодыми, ее удлиненные груди, уже потерявшие часть своей девичьей упругости. Она яростно затушила свою сигарету, раскидав искорки по кафельному полу, подпалив себе ногу, ненавидя себя за то, что сама себе не нравилась. Она вовсе не так уж плоха. Это мужчины, и их вечные притязания, вот что заставляет ее себя ненавидеть. Секс не так уж важен. Самое, важное выйти замуж. Мартин сказал, что ему бы очень хотелось. Тогда почему бы им на этот раз не сбежать? В самом деле, сбежать! Бросить Эдди, бросить Джин и начать разводиться. Пять свободных дней было у них впереди, в которые надо сделать полный и окончательный перелом, в котором в первую очередь планировалось бы — никогда не возвращаться домой.

Смог бы он? Или Джин удержала бы его? Она загнала его в угол, это было ясно. А почему? К себе она его не подпускает, по крайней мере, по его словам. Не готовила для него, с детьми была ужасна, дом его в полном беспорядке, ей не нравился никто из его друзей, она заигрывала с другими мужчинами и, вполне вероятно, сама неверна. Постоянно грызла его за работу и твердила ему, что он — неудачник и ничего в жизни не добьется.

Нэнси встречалась с Джин только раз. На том самом званом вечере, где она встретила Мартина. Высокая привлекательная девушка, с волосами цвета меда и в подобающей одежде, с разочарованным разрезом рта и тяжелым вызывающим взглядом, даже тогда, когда она завлекала других мужчин. Она сразу же заставляла любую другую женщину чувствовать себя второсортной. Именно по этой причине Нэнси согласилась встретиться с Мартином за чашечкой кофе, когда он позвонил на следующий день.

Вот так их и прибило друг к другу. Сначала это был странный тайный ланч. Потом, как-то ближе к вечеру, час в мотеле. Дальше, ложь для Эдди и ложь для Джин и нервные уикэнды, Мартин неутомимо настаивающий, когда у него возникало желание и разрываемый беспокойством и виной всякий раз, когда он кончал на ней. Так не могло продолжаться. Наконец, она согласилась прекратить это. Пока Мартин в прошлом месяце как-то не разыскал ее и не сказал, что без нее не может, — Нэнси вдруг резко осознала, что сидит в ванной уже долгое время. Было уже пять тридцать. Она выключила свет и устало направилась к кровати. Мартин скоро проснется и опять захочет ее, как все мужчины делают, когда просыпаются.

Пробираясь через незнакомую комнату она услышала снаружи приглушенные голоса, подавленный смешок. Из любопытства она раздвинула шторы и выглянула. Три девушки выходили из соседней двери, где остановились эти симпатичные мужчины, те, что на фургоне, загруженном туристическими принадлежностями. Прошлым вечером за обедом она бегло отметила их внешний привлекательный вид, их дорогие костюмы, их уверенные манеры. Они принадлежали каким-то счастливым женщинам. Хозяйка порхала как школьница, официантки молниеносно обслуживали и краснели. Деньги у них были и это сразу бросалось в глаза. Преуспевающие профессионалы, ставшие большими людьми в Детройте или Чикаго. Должны были стать.

Так что девушки явились утром. Во-первых, тот факт, что вообще были какие-то девушки. Разве таким мужчинам они нужны? Наверняка, жены их красивы и готовы на все, чтобы удержать их и ту шикарную жизнь, которую они им предоставляли.

И потом, возраст девушек, то летучее впечатление, которое они оставили, проскользнув под льющимися желтым мерцанием лампы, стройные юные тела, почти мальчишеские, детские.

Мертвая предрассветная тьма, сгущенная легким ночным туманом, чернела вокруг них. Послышался отдаленный звук мотора, потом тишина.

Мартин с кровати что-то пробормотал во сне, перевернувшись. Нэнси выжидала. Наконец, его дыхание показало, что он снова заснул.

Она вернулась в ванную и закрыла двери. Ее трясло. Она почувствовала тошноту, по коже забегали мурашки… Она покорно открыла душ, встала под воду и намыливала себя снова и снова, пытаясь смыть грязь, которую она почувствовала, выглянув из окна. Грязь и бешенство. Неужели все мужчины думают и хотят одного — секса? Немогло этого быть. Мужчины вдобавок создавали монументы, возглавляли правительство и писали великие книги и великую музыку, посещали магазины и универмаги вместе с женами, помогали растить детей, ходили на футбол и вежливо держали напитки, серьезно рассуждая о жизни на солидных вечерах. Мужчина любил женщину, а женщина любила мужчину. Они женились, покупали дом, любили друг друга и создавали детей, вместе творили, гораздо более важное, чем краденная любовь в мотелях, даже в таких дорогих.

Человечество проходило парадом перед глазами Нэнси и под серебристыми струями барабанящей воды из душа.

Романтпчно, как в детских книжках с картинками, Мужчины и женщины шли на работу в городские конторы, на поля и пастбища, парили в голубых небесах и плавали по зеленоватому морю. Дети в огромном количестве школ, протянулись до горизонта ее воображения. Библиотеки и публичные здания, больницы и университеты. И глубоко внутри себя она слышала серьезные речи политиков, профессоров и праведников, произносимые в микрофоны, на лекциях.

Когда она выключила воду и вытерлась, то сразу почувствовала себя лучше. Может быть у этих мужчин за соседней дверью, как, и у неё, была в перспективе жизнь. Если так, то они не были настолько отвратительны и должны были быть прощены и то, что она увидела, не могло быть выставлено против них. Именно так и должно быть. Они уважаемые люди, именно такой сорт людей, какими все стремятся быть.

Она закуталась в полотенце и устроилась в темноте в глубоком кресле, дожидаясь, когда проснется Мартин.

Мартин любил ее. И она очень заботилась о нем. Неважно, что в постели она не особенно много чувствовала с ним, она ни с кем особенно не чувствовала. Он прекрасный человек и вполне нормально, что он ее желал. Они разведутся с Эдди и Джин и поженятся. С детьми будет все в порядке. В наше время дети хорошо приспосабливаются и можно все устроить. В уме она уже видела юристов и юридические конторы, суд и судью.

— Хей.

Это Мартин, сидящий на постели. Пришел дневной свет, комната была серой в его лучах.

— Что ты делаешь?

Она подошла к нему.

— Хелло.

Когда он обнял ее, то от него пахло сном и ночной любовью. Ей не хотелось, но она не сопротивлялась. Она притворилась, и приняла душ вместе с ним. Они заказали завтрак в комнату и стали планировать свой день.

— Давай поедем в Канаду, пожалуйста.

— В Канаду?

Она услышала в его голосе колебание. Прошлой ночью он сказал да. Но прошлой ночью он выпивал.

— Я никога не была там.

— Я же не сказал нет.

Его неуверенность росла. Улыбка его была натянутой. Он знал, что она подразумевала под Канадой и был напуган.

— О, Мартин, давай сделаем это. Давай перестанем болтать об этом, а просто возмем и сделаем.

— Нэнси, это вовсе не так просто.

— Наоборот. Детям, конечно, будет тяжеловато первый месяц, ладно, может быть, пару месяцев, а потом все успокоятся и привыкнут. Эдди найдет себе новую жену и Джин тоже не пропадет, не беспокойся, — в ее голосе появилась горечь — он прекрасно обойдется.

Он сидел на краю кровати, как маленький ребенок, подвергшийся наказанию, полуодетый, нервно потирая ладони. Она настойчиво нажимала.

— Что за трагедия такая? Почти все разводятся. Три из четырех браков.

Он взорвался.

— Она все выместит на детях. Ты ее не знаешь. Она не как все другие женщины. Она убьет бедных детей.

— Но разве ты не видишь, что ей как раз и надо, чтобы ты думал так, Март?

Ответа не последовало. Она присела рядом с ним и крепко встряхнула его;

— Мартин, а как же я? Мы?

Он не отвечал. Она почувствовала опустошенность и подошла к туалетному столику, провела щеткой по волосам, потом выпустила из себя:

— Ведь ты просто не желаешь оставлять ее, так? Нисколько!

— Как бы не так.

Но голос выдал его. В нем было облегчение, так как он знал, что она признала свое поражение и, по крайней мере, на данный момент не станет настаивать. Теперь он мог позволить себе отрицать.

Она последний раз повернула нож в ране. На это у нее были все права.

— В этом-то и есть вся проблема. Если бы ты действительно хотел, давно бы сделал это.

Наступила тишина, потом он повернулся успокоенный ощущением своей вновь обретенной безопасности.

— Нэнсн, ну послушай же! Всему свое время. Мы же не можем так просто взять и сбежать. Джин заграбастает все, что я имею и потребуется бездна времени и куча денег, чтобы снова все это восстановить. Ты же знаешь это. Вероятнее всего, я потеряю работу. Так уж устроены банки. Если им кажется, что ты аморален, они стараются от тебя избавиться, так как это означает, что ты не стабилен. А что подумали бы их клиенты? — он задумался, потом продолжил, — Эдди окажется пострадавшей стороной, вместо того, чтобы ею была ты. Так что ты тоже не получишь ни гроша. И даже детей.

Она уставилась в пустоту. Через некоторое время он приблизился к ней и, склонившись, взял ее руки в свои.

— Нэнси, давай не будем ссориться. Не сейчас. Пожалуйста.

— Марти, я хочу у тебя что-то спросить.

— Ну, давай.

Ей необходимо было знать это, и она имела полное право знать. Оставалась ли какая-то надежда? Она посмотрела на него в упор:

— Ты любишь меня?

Она ждала, наблюдая, пытаясь прочесть в его глазах, уловить какое-нибудь дрожание. Руки его крепко сжимали ее кисти.

— Ты же знаешь, что люблю, — в голосе его ощущалось тепло.

Да, он любит — подумала она. Я — это все, что у него есть сейчас. Своим собственным трусливым образом он меня люби. Может быть, даже достаточно сильно, чтобы когда-нибудь оставить Джин. Но не сейчас. Так что у нее снова появилась какая-то надежда. Вроде той, что раньше, перед самым рассветом промелькнула в ее голове. Надежда позволит ей выиграть время. А время позволит ей все крепче и крепче привязывать его к себе, так, как это делала Джин.

Она взяла его лицо в руки и нежно поцеловала в губы.

— Но в Канаду-то уж, во всяком случае, мы сможем поехать?

— Конечно, — он пожал плечами и улыбнулся, и она увидела в нем не худого, измотанного мужчину-неудачника, а одного из своих детей.

Она снова поцеловала его, и они упаковались, сложили свои сумки в машину и отъехали. Удаляясь, она заметила трех мужчин, выходивших из своего фургона. Их охотничьи рубахи яркими вспышками света выделялись в раннем утреннем свете. Потом ей вспомнились молоденькие девчонки и ее отвращение. Что-то ей удалось подавить, что-то, что она спрятала даже от самой себя в душе, все увиденное теперь всплыло на поверхность. На какое-то мгновение оно представилось в критической ясности. Мысль о трех мужчинах и трех девчонках-проститутках вместе, в одной комнате, голых, занимающихся сексом. Девчонки публично, на глазах друг друга и у мужчин, делают то, что обычно делают шлюхи. Эта мысль сама по себе не особенно вызывала-у нее отвращение. А что на самом деле вызывало у нее отвращение, так это то, что на мгновенье эта мысль ее возбудила, заставила ее отчаянно желать оказаться там, вместе с ними.


Глава 7


Разжечь огонь в сплошной лесистой местности — это значит почти наверняка выдать свое присутствие. Если кто-либо, случайный лесной бродяга, лесничий, какой-нибудь турист или охотник, пли даже пролетающий самолет вдруг глянет в вашу сторону с любой удобной позиции, они наверняка тут же обнаружат ваше присутствие, потому что мало у кого имеется знаний и опыта для разведения такого костра, который посылает вверх столбы бесцветного горячего воздуха, полностью лишенного всех этих предательских, малюсеньких частиц углеродистых материалов, в простонародье зовущихся дымом. В таком случае лучшее время разведения огня — ночь. Но тут всплывают новые проблемы. Мерцание углей или языки пламени, ведь даже самый маленький огонек порождает своего рода свет.

Так что прошедшей ночью он был крайне осторожен. Не то, чтобы он приблизился к логову своей жертвы, жертва его находилась далеко отсюда в полном неведении. Надо было избегать любых случайных встреч с кем бы то ни было, кто мог бы когда-нибудь, при совершенно непредвиденных обстоятельствах припомнить его и сложить два и два. Он не хотел никаких случайностей.

Он полностью вытянул из воды свое аллюминиевое каноэ, тщательно покрыл его сухими опавшими листьями и ветками, так тщательно, что опытный лесник прошел бы по нему даже среди белого дня. Он уничтожил любые нарушения и повреждения нависавших над водой кустов и углубился на сотню ярдов в чащу, пока не наткнулся на каменистое место, относительно высокое по сравнению с окружающим рельефом и с углублением в виде блюда, чтобы огонь не был виден снизу. Чтобы быть вдвойне уверенным, он прикрыл огонь большим плоским камнем, который поддерживали три других, таких же, образуя стену. Четвертая степа, открытая, выходила на большой ясень, и он намеривался готовить еду, сидя спиной к нему.

Он точно знал, где находится. Знал каждое дерево, каждый куст, каждый камень. В прошлом году он приехал днем и изучил место, нарисовав точную карту и все оставшиеся месяцы изучал ее так, что знал расположение лучше, чем собственную гостиную.

В холодной чернильной темноте он быстро и без особых хлопот насобирал мелких прутьев и настрогал стружек, чтобы обеспечить углей для приготовления пищи. Его газовая зажигалка выпустила тонкий длинный язычок пламени в полурассыпавшуюся сухую листву, и столбик дыма пополз из нее, чтобы раствориться в ночи, не поднявшись и на ярд. Потом он отошел в темноту на несколько футов от огня и стал ждать, терпеливо, в полнейшей тишине. Кроме тонкого редкого верещания нескольких последних осенних сверчков и слабого живого звука реки, больше ничего не было. Ночь была неподвижна. Ни дыханья ветерка, который бы зашуршал деревьями.

Он вернулся к огню, выудил из рюкзака концентрат-суп, высыпал его в свою чашку. Оросил бумажный пакет в огоньки подлил воды из фляги. Своим длинным охотничьим ножом он осторожно выкатил из костра несколько раскаленных добела угольков и установил на них чашку. Он сложил свой костер из твердой древесины так, что от дыма на чашке не будет много копоти, которую пришлось бы потом отмывать.

Когда суп согрелся, он выпил его и обтер чашку листьями, которые бросил в огонь. Он вынул из рюкзака другой пакет. Он был побольше и обернут фольгой. Он весил около фунта и был куском мяса. Скорее всего, сегодня в последний раз, в ближайшее время он не будет иметь возможность есть горячую пищу.

Он проткнул мясо токой зеленой веточкой, разворошил весь костер в плоский слой углей и подержал над ним палочку. Он тщательно обдумывал риск, которого нельзя было избежать — запах. Он решил рискнуть. Через каких-нибудь десять секунд он сможет достать свою лопатку, быстро выкопать ямку в мягкой почве у подножия дерева и захоронить назойливое мясо. Еще в пять секунд огонь мог быть разбросан вслед за мясом. Это он умел и практиковал. Был какой-то шанс, что запах, однако, привлечет какого-нибудь случайного зверя, волка или, более вероятно, кайота. И тот и другой постесняются подойти поближе. Единственной серьезной опасностью мог быть медведь. Если бы это произошло, он бы оказался в опасности, так как медведь хоть и очень осторожный, очень любопытный, и если бы ему пришлось срочно эвакуировать свой лагерь, медведь за несколько минут праздного любопытства мог бы так разбросать кругом пепел, что потребовался бы драгоценный утренний час для того, чтобы привести все в порядок. Медведь так же мог бы постоянно вертеться вокруг, вынудив его удалиться в менее комфортабельное и подготовленное место для ночлега. Обе эти возможности он взвесил и решил попробовать.

Он продолжал готовить Некоторое время спустя, он вытащил мясо, переломил и сжег заостренную палочку, и когда мясо остыло, впился в него зубами, проглотив ароматный ломоть, как любой другой хищник.

У него был длинный и нервный день. В оригинале он намеривался стащить каноэ в одном из множества туристических пунктов вдоль озера Гурон, между Мэккинэк Бридж и Сент Мартине Бей. Кража, конечно, содержала какой-то риск, но процент положительного был в его пользу, В это время года лодочные станции уже обычно закрывали, но мало какие из них имели охрану. Каноэ не принадлежит к разделу вещей, которые люди крадут в начале ноября. Тщательная разведка прошлым летом выявила одно каноэ, которое мог бы уволочь всякий ребенок и никто бы ничего не понял. Теоретически.

Ангар с лодками стоял несколько на отшибе, у подножия узкой грязной дороги, в трехстах ярдах от дома владельца. К нему можно подъехать с главного шоссе. Достаточно далеко для того, чтобы при включенных фарах звук мотора не встревожил бы хозяина. И что еще более невероятно, дверь, ведущая к двадцати пяти легковесным металлическим каноэ, доверчиво запиралась всего лишь на один засов, причем настолько хилый, что его можно сбить одним резким ударом. И даже собаки не было.

И все же существует тот самый, один на тысячу шанс, что случится какая-нибудь неприятность. И именно этот шанс все-таки побудил его призадуматься, когда проезжая утром мимо магазина спортивных товаров, он увидел дюжину сияющих каноэ, выставленных на продажу, по пятьдесят долларов каждое.

Внезапно в самом центре скрупулезно разработанных планов возникло непредвиденное обстоятельство, требующее принятия решения.

Украсть каноэ или купить его по дешевке. В любом случае, оставался шанс быть пойманным за кражу Ведь автомобиль, который он вел, тоже был угнан.

Сделано это было так. В то утро, что он выехал из дома, он отправился на крупную транспортную станцию, обслуживающую Детройт. Оставив свой саквояж, в котором находился рюкзак и разобранное ружье, в автоматической камере хранения, он отогнал свою машину в местный гараж, где и оставил ее на профилактику тормозов и клапанов.

Затем вернулся на станцию, забрал саквояж и выбрал себе машину на огромной стоянке при станции, предварительно определив владельца. Этого человека он видел в поезде, держа портфель и зажав под мышкой газету, небрежно приветствуя других мужчин, в такой манере, что было понятно, что он делал это много раз прежде. Он производил впечатление подлинного раба расписания утро-вечер. Автомобиля не хватятся до самой ночи, а пока владелец доберется до полиции, и полиция распространит его номер по всему штату, он уже избавится от нее.

Таким образом, когда он увидел продающееся каноэ, вопрос о риске заключался в передвижении по шоссе с закрепленным на крыше каноэ. Его, вполне вероятно, мог остановить какой-нибудь рьяный и ревностный гвардеец, жаждущий убедиться, насколько крепко закреплен его груз. И когда в последующие тридцать шесть часов будут переданы номера угнанного автомобиля, этот полисмен, вполне вероятно, мог припомнить его лицо. И когда-нибудь позже это могло бы вызвать определенные неудобства. Во всяком случае, размышляя об этом позднее, смышленый полисмен мог увязать все это не только с угоном автомобиля. Он мог связать это с убийством.

Разве не было это более опасно, чем кража, которую он планировал?

Несколько минут концентрации, проведенные им в обдумывании решения, были более утомительны, чем целый день работы. Там, где царили целеустремленность и решимость, внезапно появилась нерешительность. Он проклинал себя за то что, сам заманил себя в эту трясину. Никак нельзя быть таким легкомысленным. Если у тебя есть добротный первоначальный план, придерживайся его. И в конце концов, именно это он и сделал. Еще год назад он отбросил идею купить каноэ «специально для этого случая. Так для чего же внезапно оживлять эту мысль? Единственно возможным объяснением этого могли быть только нервы.

И, тем не менее, всю дорогу на север по трассе он думал, правильно ли он поступил. Он не мог не думать об этом, ибо, как назло, проходили часы и мили проносились под капотом его краденного автомобиля, а он не встретил ни одного полицейского. И так было весь день. Ни одного.

Опустилась ночь. Он добрался до ангара с каноэ и стал ждать, думая, вот сейчас я встречу полицейского. Как только я собью замок, он тут же появится. Впервые за пять лет. Так всегда бывает.

Но все прошло без задоринки.

Замок легко поддался. Каноэ быстро пристроилось на крыше краденого автомобиля и было закреплено паутиной из шнура. Он так же легко выехал на главное шоссе, как и съехал с него. Через два часа достиг места всего лишь в сотне ярдов от реки, где мог спрятать рюкзак и каноэ.

К тому времени было уже десять часов, и он устал, как собака. Впереди было еще несколько часов тяжелого труда, прежде чем можно было подумать о сне. Он развернулся и покатил назад по дороге, не встретив ни единой машины и не обнаружив никаких признаков жизни, потом свернул в кромешную темноту лесной проселочной дороги, которая вела к болоту. Проехав почти до самого ее конца, он отключил фары и мотор, вышел из машины и выждал. В напряжении он всматривался в лес, прислушиваясь к любым звукам, которые поведали бы ему, что кто-то видел или слышал, как он сюда подъехал.

Но он ничего не услышал и не почувствовал. Не включая фар, он опустил стекла, выключил ручной тормоз, отступил и стал ждать, предоставив естественному наклону дороги докончить работу. Машина двинулась вперед. Через несколько секунд послышался хлюпающий звук, когда машина опустилась в воду. Потом послышалось бульканье. Пузыри вырывались на поверхность сначала легко, потом становились все яростней и яростней. Это было похоже па гром. Он рискнул, вынул из кармана фонарик и включил его. Его тонкий, с карандаш, лучик высветил только крышу, в момент она исчезла.

В прошлом году он замерил глубину. Он опустил восемнадцать фунтов стального прута сквозь тину в воду, прежде чем дотронулся до чего-то более или менее плотного. Он выключил свет, провел десять минут, уничтожая следы машины с берега пруда, потом припустил к главному шоссе.

Возвращаясь к своему каноэ, он только два раза вынужден был свернуть в кусты. Дорога была ровной, и он заблаговременно обнаружил две приближающиеся машины, прежде чем фары смогли осветить его.

Толкая плечом, он спихнул каноэ к реке, забрался на пять миль глубже в лес и сделал привал. Было два тридцать утра, когда он засыпал последние горящие угли своего костра и растянулся в спальном мешке. Ничто не беспокоило его во сне.

Он проснулся на рассвете и к первому свету разбросал прикрывающие огонь камни, раскидал аккуратно листья и прутья по всему месту своей ночевки. Закончив и оглядев плоды своего труда, он убедился, что никто, кроме человека, проведшего в лесах всю жизнь, не смог бы догадаться, что он здесь был. А через несколько дней и тот ни о чем не догадался бы.

Так должно было быть каждый день и ночь, пока не будет выполнена его миссия. Никто ничего никогда не узнает.


Глава 8


Из гостиной в номере мотеля Грэг наблюдал как отъезжают Мартин с Нэнси.

— Они не женаты, это уж точно.

— С чего ты взял? — Арт сидел, развалившись и разглядывая лежащие на ладони три таблетки Алка-Зельтцер. Он чувствовал себя совершенно больным. Выпитое им в последние двадцать четыре часа количество алкоголя было бы достаточно на троих.

Грэг пожал плечами.

— Это же ясно, — сказал он. Весь вид его выражал презрительную уверенность. — Может потому, как она выглядела, когда садилась в машину.

— Выглядела или выглядывала?

— Выглядывала, оглядывалась. Как-будто боялась, что ее кто-нибудь увидит. Он задумался и прибавил:

— Может нам надо было бы представиться. Она была не так уж плоха.

Кен с красными от недосыпания глазами, услышал это, выходя из ванной. Он сказал:

— Да вы чокнутые. Оба.

— Почему? — Грэг был дружелюбен. Он единственный чувствовал себя прекрасно. У него так бывало всегда после тяжелой ночи секса. Независимо от того, сколько он выпивал.

— Ты что, уставился в окно и разглядывал их, да?. агрессивно спросил Кен. — А ты не думаешь, сколько людей делали то же самое?

— Мы могли пойти к ним в комнату или кто-нибудь из нас и выехать вместе с ними на их машине.

— Конечно, конечно. Давай тогда уж подберем кого-нибудь из городского зала. — Кен остановился и уставился на Грэга с нарочитым недоверием. — Тебе что, не хватило прошлой ночи?

Грэг расхохотался, отвернулся от окна, припоминая обеспокоенный взгляд Нэнси. Девушки с таким взглядом обычно такое выдают — они всегда стараются угодить. Он выхватил приготовленные Алка-Зельтцер с ладони Арта и проглотил их. У Арта отвисла челюсть.

— Ты чудовище, Андерсон!

Грэг снова засмеялся и шутливо чмокнул Арта в лысеющую макушку. Кэн был уже сыт по горло ими обоими. С того момента, как они проснулись, они только и делали, что болтали, спорили, поясничали. Он сказал:

— Ну хватит же, поехали. Нам ведь еще в супермаркет. Грэг его проигнорировал.

— Вот! — обратился он к Арту. — На собачин волосок, — он протянул бутылку бурбона, Там еще оставалось на один глоток.

— Чтоб я сдох! — сказал Арт. Он направился к ванной для душа и новой порции Алка-Зельтцер, не обращал внимания на широкую ухмылку Грэга, пытаясь мысленно собрать воедино разрозненные картины прошлой ночи. Но все было напрасно. Голова его просто отказывалась соображать. Он не мог припомнить, как выглядели девушки, не говоря уж о том, с кем из них и сколько раз он что-либо делал.

Он принял ледяной душ. И к тому времени, когда оделся, Кен и Грэг уже упаковались и были готовы к отъезду. И Грэг снова протягивал ему бутылку бурбона. Джек Дэниэлс.

— Я серьезно. Будешь, как новенький.

Арт изучающе посмотрел на него, потом неуверенно взял бутылку, а Грэг уставился на него в выжидающем благоговении, пока он осушал ее.

Бурбон, количеством где-то с полстакана, обжигал, раздирал глотку и живот, заставил его задохнуться. И к тому времени, когда они добрались до машины, он опять почувствовал себя наполовину пьяным. Но ему стало получше. Намногого лучше.

Они проехали пять миль по шоссе до въезда, свернули и заехали в город недалеко от места расположения супермаркета. Для большинства покупателей было все еще слишком рано и супермаркет был практически в их распоряжении и, глядя на все эти яства, предвкушая будущие роскошные пиры, они сразу оживились. Грэг внезапно метнулся вдоль прохода и сделал резкий бросок цилиндрической коробкой овсянки в сторону Кэна. Кэн принял бросок и тут же сделал низкую передачу Арту. Управляющая вскрикнула. Это была женщина солидного вида с голубоватыми волосами, и ей сразу же представилось, что она имеет дело с тремя психами. Но они продолжали в том же духе, и через полминуты она уже смеялась вместе с ними.

Счет составил триста сорок шесть долларов, но вместе с продуктами туда входил такой запас бурбона, что его хватило бы для того, чтобы напиться вдрызг и оставаться в таком состоянии неделями. Так что игра того стоила. Они загрузили, три огромных коробки и полдюжины бумажных пакетов в фургон и, оставив управляющую в убеждении, что она повстречала самых замечательных джентльменов. Восточнее Скалистых гор, подъехали к дорожному знаку с большой надписью Аммо. По пути из Энн Эрбор они уже миновали множество таких дешевых развалюх, которые вырастали, как грибы, с наступлением охотничьего сезона. Арт и Грэг купили каждый по паре ящиков патронов 258 калибра для своих Ремингтонов, потом они направились к заправочной станции для заливки бака. Грэг первым заметил Мартина.

— Не смотри туда сразу. У нас появились попутчики. — Он старался говорить тихо.

— Кто? — переспросил Кен со своего места у руля. Грэг сказал:

— Подними стекла.

Кен повиновался. Окно закрылось наглухо.

— Эта парочка, что была в мотеле прошлой ночью, — сказал Грэг. — Тот самый парень.

— Ты уверен? — Кен осторожно оглянулся. Мартин стоял один у помпы с горючим, расплачиваясь со служителем. Нэнси нигде не было видно.

— Конечно, уверен. Я его узнал, да и номера те же. Арт сказал:

— А где же девка?

— Вон там, — Грэг сделал кивок головой, Нэнси шла по улице с небольшим свертком. Она остановилась опустить деньги в кофейный автомат, прихватила два стаканчика и пошла к заправочной станции. На ней были тесные джинсы, подчеркивающие ее небольшие ягодицы, свободный свитер, без лифчика под ним, и волосы ее мягко спадали с плеч.

— Как я уже говорил, — продолжал Грэг, — она ничего. Кен был вполне согласен с ним, но не собирался слишком быстро в этом признаваться. Он сказал:

— Да, но не то, чтобы она собиралась победить на конкурсе «Мисс Америка».

— Слушай, у нее прекрасная пара зрелых груш и милая задница, — настаивал Грэг. — И это главное.

— В любом случае, она слишком хороша для него, — добавил Арт. Грэг сказал:

— Уж это-точно. Он вроде тех типов, которые думают, что есть только одно место куда можно всунуть. — Он захохотал. Даже Кен улыбнулся.

Они наблюдали за тем, как Нэнси передавала Мартину его кофе. Служитель закончил заправку машины Мартина и уже направлялся в их сторону.

— Они нас заметили, — сказал Кен, — сделайте вид, что их не существует. — Он успел заметить, как Нэнси украдкой бросила взгляд в его направлении.

Потом она и Мартин уселись в машину и укатили.

— Как ты думаешь, куда они направляются? — спросил Грэг.

— В Канаду.

— Почему в Канаду?

— А почему нет? — ответил Кен. — Если ты потихоньку утащил бабу на уикенд и завез ее сюда, то почему бы тебе не съездить и в Канаду, немного поднять свои акции?

— Возможно.

Они услышали, как закрылась крышка бака и служитель подошел за платой. Кен сунул ему двадцатку и стал ждать сдачу.

— Спроси-ка у него, — предложил Грэг. — Может, они говорили что-нибудь.

— Нельзя же всю жизнь быть таким идиотом, — огрызнулся Кен. — Хочешь чтобы он запомнил нас. — Грэг иногда бывал крайне глуп. Его сверхуверенность могла быть опасной. За ним всегда нужен глаз да глаз.

— Если они возвращаются на шоссе, — раздался голос Арта, — это будет нелегко.

Он был прав, — подумал Кен, Им придется попробовать. В это время дня и года шоссе вполне может быть безлюдным. Он получил сдачу и завел мотор.

— Будем играть по слуху, — сказал он. Грэг забеспокоился.

— У них уже пять минут форы.

— Три, — поправил его Арт.

— Если он идет под шестьдесят, это значит, что нам придется делать, по крайней мере, восемьдесят пять, чтобы нагнать их.

Кен пожал плечами.

— Не поднимайте базара. Он же пьет кофе, помнишь? Форд качнуло на крутом повороте, в сто восемьдесят градусов. Кен старался, чтобы шины не визжали слишком уж бешено. Но как только они отдалились от заправки, он тут же нажал на газ. Они давали девяносто пять и настигли Нэнси и Мартина как раз в тот момент, когда те поворачивали на шоссе.

Арт спросил:

— Я удивляюсь, зачем они вообще с него съехали? Если они направляются в Канаду?

Кен припомнил сверток, который держала в руках Нэнси когда шла по улице. — Аптека, — предположил он и добавил — Смотри! Зона отдыха! — он указал пальцем на знак объясняющий о находящейся на пути в двух милях зоне. — Скрестите пальцы.

— Ты не очень то его прижимай. Он может забеспокоиться.

Это было не так просто, Мартин вел очень медленно, всего на пятьдесят. Кен отпустил немного акселератор и стал поддерживать дистанцию в четверть мили.

Но там, впереди, Нэнси уже заметила их и заинтересовалась.

— Мартин, там эти три парня.

— Какие три парня?

— Там, позади нас.

— Ну и что с ними?

— Это те, что были на заправке.

— Ну и? — он небрежно взглянул в зеркало.

— Они и в мотеле тоже были, — она повернулась на месте.

Форд на какое-то время исчез за подъемом. Мартин рассмеялся.

— Частные детективы? — он положил руку ей на бедро.

— А что, вполне может быть, — ответила она, защищаясь.

— Нэнси, ну ладно тебе, — Мартин уже в открытую насмехался над ней. — Частные сыщики стоят двадцать долларов в час. Каждый. Разве у Эдди есть такие деньги?

Конечно у него нет. И Джин тоже не смогла бы скопить столько из того, что давал ей Мартин, разве, что у нес есть богатый любовник. И кроме того, какие частные детективы носят охотничью одежду и возят лодки и моторы на крыше своих автомобилей?

Нэнси затихла и вспомнила девочек, виденных ранним утром.

— Мартин?

— Ну что еще?

— Прошлой ночью с ними были девушки.

— Ну и что?

— Ну, я имею в виду, в таком прекрасном мотеле — девушки. Я очень удивилась.

— Откуда ты это знаешь?

— Я их видела сегодня рано утром. Когда они уходили.

— Шлюшки?

— Что значит, шлюшки?

Она рассмеялась.

— Это когда за деньги.

— Думаю, да, — она спросила задиристо: — А ты когда-нибудь платил?

Он моментально смутился и заколебался.

— Только раз,

— Всего раз?

На этот раз он ответил. Она склонилась к нему и захихикала.

— Мне это безразлично, — сказала она и подумала: мужчины бывают иногда такими смешными со своими секретами. Бедняжка Мартин, конечно же ему пришлось заплатить за это. С такой женушкой, как Джин. Мужчины устроены совсем не так, как женщины, которые могут без этого обходиться. Если Мужчина не получает облегчения время от времени, он становится умственно свихнутым, впадает в депрессию и постоянную раздражительность. Ей не было дела до того, что он ходил к проституткам. Для женатого мужчины не так уж просто иметь приличную подружку. Она прижалась нему и сказала:

— Я купила новый сорт духов. Тебе нравится? — она приложила свою щеку к его щеке. Он принюхался к ее волосам.

— Прекрасно, — сказал он.

— Честно?

— Да. Точно. Мне нравится.

Она снова откинулась и при этом посмотрела назад. Форд был недалеко.

— Мартин,

Голос ее звучал резко. Он повернул голову и посмотрел в ее обеспокоенные глаза и на этот раз не стал насмехаться. Может, и действительно что-то не так. Он сам посмотрел назад.

И внезапно подумал:

— Да, она права. Встретить кого-то дважды в сутки — ладно. Но три раза. В штате таких размеров, как Мичиган? Парни, скорее, всего, тоже направляются в Канаду. Это единственное объяснение. Многие охотники так делают.

Но тут было и еще что-то. Он и сам себе не верил, когда сказал:

— Слушай, успокойся. Масса людей едет в Канаду.

Внезапно он почувствовал страх.

Потам послышался, шум, и форд оказался рядом с ними и Грэг высунулся из окна, показывая жетон и указывая на обочину дороги. Форд пронесся мимо правого поворота, повелевая Мартину следовать за ним в зону отдыха.

Голос Нэнсн задрожал;

— Вот видишь. Полиция. Я говорила тебе.

— Слушай, не волнуйся. Мы же ничего не сделали. — Мартин стал замедлять ход. Форд остановился. Грэг вышел из машины и стоял в ожидании.

— Мы зарегистрировались как мистер и миссис.

— За это не арестовывают.

— Это не по закону. Эдди обязательно узнает об этом. Я чувствую.

— Да заткнешься ты, ради бога?

— Он узнает, — она уже почти кричала.

Мартин остановился. Не видно было ни одной машины. Он старался рыться в отделении для перчаток.

— Что ты ищешь? — голос ее дрожал от слез, но ей удалось частично взять себя в руки.

— Документы.

Он нашел их и вышел из машины. Грэг приближался со стороны форда с мрачным видом. Арт следовал за ним. Мартин вынул свой бумажник, открыл его и приготовил водительские права.

— Что случилось, офицер?

Грэг взял бумажник, взглянул на права, сунул его документы себе в карман и указал большим пальцем себе за спину.

— В фургон.

— Но что я сделал?

— Послушай, парень, не спорь со мной не то проведешь недельку в холодной.

— Но я же ничего не сделал.

Пальцы Грэга сомкнулись. Одна рука ухватила Мартина за шиворот, другая метнулась между его ног и ухватила перед его брюк и заодно половые органы. Рука вверху толкала назад. Мартин на секундочку оказался на цыпочках и его швырнуло в сторону форда. Он был абсолютно беспомощен. Он вывернул голову и увидел, как дверь со стороны Нэнси открылась и Арт, наклоняясь что-то говорил ей, протягивая жетон.

Потом его, как мешок, швырнуло на заднее сидение форда. Грэг залез следом за ним и сказал Кену;

— А вот и Ромео. Безобидный, как ягненок.

Кен засмеялся. Появилась Нэнси, чуть не плача от боли, так как Арт закрутил ей руку за спиной. На лице его была широченная улыбка.

Грэг протянул руку и так резко дернул ее внутрь к себе и Мартину, что у нее перехватило дыхание и на время она даже потеряла дар речи, Арт захлопнул дверь. Грэг запер ее.

— Первый выезд, — крикнул Кен Арту.

Арт кивнул, направляясь назад к машине Мартина. Мартин снова обрел голос.

— Послушайте, может быть, вы объясните нам, в чем дело?

— Заткнись.

— Но мы ведь имеем право знать, разве нет?

— Я сказал, закройся! — Кен развернулся на водительском месте; глаза его сузились, а губы сжались в гримасе похожей на маску.

Грэг сказал:

— Он не шутит.

Форд рванулся вперед. На все это ушло меньше минуты Нэнси подавляла подымающуюся истерику, потом восстановила дыхание и попыталась придать своему голосу спокойствие.

— Пожалуйста, мистер, не могли бы вы хоть как-то объяснить, что же мы сделали.

Грэг не ответил. Кен оглядел, ее в зеркало, и голос его был холоден:

— И ты тоже.

Она не услышала предупреждения. Она настаивала:

— Пожалуйста. Мы не хотели сделать ничего дурного. Что бы там ни произошло. Пожалуйста.

Кен снова посмотрел в зеркало заднего вида, на этот раз на дорогу. Арт был сзади, поблизости никого. Самое время. Он направил форд по прямой своей левой рукой, на половину повернулся на сидении и правой наотмашь хлестнул Нэнси по лицу.

Удар был сильным и коротким, он разбил ее мягкие губи о зубы, повредил десна и появилась кровь. Прежде чем крик наполовину вырвался из ее рта, вступил в действие Грэг. Он прихлопнул ей рот рукой, такой огромной, что она закрыла почти все ее лицо, а когда Мартин двинулся было на защиту, всадил свой тяжелый локоть ему в солнечное сплетение. Мартин издал низкий хриплый звук, потом высокий поросячий визг, перегнулся вдвое и его стало рвать. Грэг высвободил рот Нэнси, сгреб ее волосы, откинул ей голову назад, крепко удерживая, чтобы шея не перегнулась в сторону и не переломилась, шлепнул ее по лицу дважды достаточно сильно, но так, чтобы не сломать ей челюсть. Слезы выступили на глазах Мартина.

— Сволочь!

— Что?

— Поганый сукин сын!

Тут-то Грэг и потянулся на переднее сидение, где Арт приводил в порядок свое ружье. Он подхватил тяжелый 35 калибр, как перышко и упер ствол под подбородок Мартина, прижав его голову к окну. Палец на спусковом крючке.

— Как ты меня назвал?

Мартин не мог произнести ни звука.

— Ну давай же. Повтори еще раз. Ну!

Кен вывернул форд к въезду на шоссе.

— Машины — спокойно сказал он.

Они приближались к двухполосной дороге, проходившей под шоссе и исчезавшей на западе среди густых лесов северного полуострова. Но на ней были заправочная станция, несколько лавок, перекресток.

Грэг сказал:

— Еще одно слово от кого-нибудь из вас и вам обоим придется чертовски худо. Поняли? — он установил ружье у себя между ног, так, чтобы его не было видно, положил одну руку на плечо Мартину, а другой обнял за плечи Нэнси.

Они остановились и Арт припарковал машину Мартина на общественной стоянке. Он запер ее, вернулся и влез на переднее сиденье форда рядом с Кеном, потом передал ключи Мартину.

— Не забудь, куда ты их, положил, — сказал он.

Форд опять двинулся. Через несколько секунд они отъехали от застроек и дорога снова была пуста. Это была трасса 28, шедшая до самого Висконсина, не имевшая ни одной более-менее значительной остановки, за исключением Маркетта, за сто пятьдесят миль на южном берегу озера Верхнего. На полдороги находилась Скулкрафт Каунти, одно из дичайших, удаленных и неиспорченных мест в Северной Америке, вдобавок одно из красивейших. Там все еще водились волки.

— О'кей, — сказал Кен.

Он медленно и с облегчением выдохнул. Все прошло на славу.

Грэг взъерошил волосы Мартину и пригладил макушку Нэнси, потом, привлеченный запахом ее волос, сделал паузу и принюхался. Затем вынул из кармана бумажник Мартина, передал его Арту и подмигнул.

— Он Мартин Клемент, на самом деле.

Арт ухмыльнулся, стал перебирать содержимое бумажника и присвистнул:

— Боже, — сказал он, — ох уж эти ценные бумаги. И все за то, чтобы толкнуть, каткие-то компьютеры какому-нибудь дурацкому банку. — Наконец, он закрыл бумажник с резким щелчком и передал его назад Грэгу, который дружелюбно втиснул его Мартину в карман.

Тот не шелохнулся.

Арт сказал:

— О'кей, Мартин. У тебя все чисто.

Кен оглянулся назад.

— Вероятно, теперь нам надо бы представиться. Я Кен, это Арт и Грэг. Грэг и Арт. О'кей?

Грэг нежно гладил волосы Нэнси. Он опустил руку пониже, на ее плечо, дотронувшись пальцами до начала ее грудной мышцы.

— Как тебя зовут, милашка?

Она не ответила.

Он спросил Мартина:

— Как имя твоей подружки?

Мартин хрипло ответил:

— Нэнси.

— Нэнси кто?

Мартин закусил губу. Грэг снова схватил Нэисп за волосы, развернул ее лицо н притянул его вплотную к своему. Еще дюйм и их губы соприкоснулись бы.

— Нэнси кто?

— Стиллман. Нэнси Стиллман.

Ее теплое дыхание коснулось его рта. Он отпустил ее.

— О'кей, — сказал он. — Отлично.

Кен сказал успокаивающе:

— Нэнси. Мне нравится. — Он взглянул на нее. — Тебе подходит. Не бойся Нэнси. Мы не причиним тебе боли. Только сиди тихонько и любуйся природой.

Грэг заметил белое, как полотно, лицо Мартина, издал хлюпающий звук и потрепал Мартина по волосам.

— Мартин думает, что мы психопаты, или что-то в этом роде.

Арт сказал:

— Может, тогда нам лучше кое-что рассказать ему о себе. Облегчить его душу.

— Марти, — сказал Кен, — мы все очень благополучно женаты. У всех нас есть дети, у меня четверо, у Грэга четверо и у Арта трое. Я занимаюсь рекламой. Арт консультант по управлению, а Грэг занимается бизнесом. Землеройные механизмы. Мы, э-э-э. — Он казалось задумался на мгновенье, подбирая нужные слова. — Ну, я бы сказал, мы типичные провинциальные американцы, представители среднего класса. Такие же как ты, только, может денег у нас побольше. Нам всем очень везло. Мы были удачливы. Я только, что вложил…

Его прервал поток проклятий, испускаемых Грэгом, Он обернулся и увидел, как по лицу Грэга расползается выражение бешенства и удивления. — В чем дело? — он автоматически замедлил скорость.

Нэнси съежилась, прикрывая лицо руками и опустив голову. Грэг наполовину выскочил из сиденья приподняв свой зад в воздух, опираясь на изогнутую спину.

Потом Арт заметил промокшее сиденье и мокрые брюки Грэга. Он начал хохотать, раскачиваясь взад и вперед, с наполненными слезами глазами.

— С Нэнси случилась маленькая неприятность, — сказал он.

— Иисус Христос! — сказал Кен в благоговении. Он тоже начал хохотать. А потом и Грэг тоже, обняв Нэнси и прижав ее поближе к себе.

Кен нажал на педаль и снова прибавил скорость.


Глава 9


У них ушло не так уж много минут, чтобы проглотить девять миль безлюдной дороги северного полуострова между шоссе Солт Сент Мари и Маркеттом. Движение было очень редким, по обеим сторонам дороги были глухие леса и опасаться можно было только деревеньки Рэко, Хэлберт Копарс, Су Джапкин, Мак Милан и Сени. Они замедляли скорость до обозначенных знаками пределов. Никогда не знаешь, откуда может появиться патрульная машина, с сидящими в прогретой кабине полицейскими, прислушивающимися к периодическим стокатто своих радио п, вероятно, прикончившими полпинты.

В самом сердце Скулкрафт Каунти Кен съехал с трассы 28 и через мгновенье форд был проглочен обступившими кустами.

Арт почувствовал облегчение. Тогда как Кен и Грэг были расслаблены, ему было не по себе. Вид Мартина не внушал ому доверия. Была в нем какая-то замкнутость, которая могла неожиданно разразиться во что-нибудь непредсказуемое. В конце концов, это было одним из условий игры. Но, тем не менее, беспокоило его. Он бы предпочел явного скандалиста, которого можно было поколотить, или слюнтяя — труса, одно или другое. Бросив несколько взглядов на Нэнси и Мартина, он уже больше не смотрел на них. Он бы предпочел девушку помоложе, поэнергичнее, не такую женственно робкую. Не то, что это имело для него большое значение. Когда он всерьез думал о женщинах, они были для него лишь безликими сгустками плоти. Единственная, с кем он имел контакт, была Пэт. Несмотря на всю ее язвительность и презрительность, она была настоящая. Между нами была почти ощутимая физическая ненависть, так что в те редкие случаи, когда она позволяла, бывало по крайней мере возбуждение, в котором находила выход враждебность. В уме, неведомо для нее, он наказывал ее, наслаждаясь тем, что ей доставляло отвращение каждое движение его короткого сексуального ритма. С другими женщинами, однако, контакта не бывало и он просто использовал их тела, чтобы предаться фантастическому миру тайн, другим путем недоступных. Ибо секс с незнакомой женщиной позволял ему в глубине себя воображать, что он с мужчиной. А если вдруг это оказывалась женщина, которую он делил с Кеном и Грэгом, то тогда бывало еще и дополнительное, горько-сладкое ощущение, когда глядя, как они овладевают ею, он представлял себя на ее месте. Догадывался ли кто-то из них? Да и имело ли это значение? Разве доктор Кинси, да и психиатр заодно, которого по настоянию Пэт, они оба периодически посещали, не уверили его в том, что чувства его вполне нормальны и разделяются многими мужчинами. Во всяком случае, он ни разу не обнаруживал ни малейшего подозрения на лицах Кена и Грэга и не слышал ни самого отдаленного намека ни в чем, о чем они говорили.

Они подъехали к воротам. Он вышел, открыл их. Форд медленно вьехал. Он снова закрыл ворота и сел в машину. Никто не произнес ни слова. Нэнси и Мартин сидели бледные и молчаливые. Грэг подтер под Нэнси и брюки его почти высохли.

Дорога тянулась еще на сто ярдов и потом ворвалась в потрепанный туристический лагерь, запертый на зиму. Здесь был какой-то ржавый металлический забор и обшарпанный дом, с ободранной краской и еще полдюжины покосившихся однокомнатных кабинок, не менее нуждавшихся в ремонте. С самого августа траву никто не подстригал и по краям дороги зелень росла повсюду, коричневая и обмякшая после ноябрьских морозов, опутывая деревья голыми ветками, выглядевшие так же убого и жидко. Кен подрулил к осевшему гаражу. Двери были заперты. Он потянул ручной тормоз и выключил мотор.

— Достал ключ?

Арт вынул его из нагрудного кармана своей охотничьей куртки и снова вылез из машины.

Кен обратился к Нэнси и Мартину:

— Теперь слушайте вы оба. Попытайтесь кое-что уяснить. Нам надо спустить все это с крыши, накачать пару лодок и все это уложить в них. У нас есть моторы, так что грести никому не придется, но путь очень долгий.

— Что он хочет сказать, — сказал Грэг, — это то, что вы оба будете немного счастливее, если станете сотрудничать.

— Именно, — Кен изучал Мартина. — Мартин, естественная для тебя мысль — сбежать. Ну что ж, могу только посоветовать, не пытаться этого делать.

Грэг сказал:

— Нэнси ведь не убежит, правда Нэнси? — Он обнял ее за плечи, засмеявшись, когда она съежилась.

— О'кей? — спросил Кен, — мы поняли друг друга? Мартин прочистил горло.

— Послушайте, мистер, вы сделали ошибку, у нас нет денег.

Грэг придал своему голосу растерянность.

— Друг, деньги есть у всех.

— У нас нет. Мы не смогли бы и вдвоем собрать десять тысяч.

— Пожалуйста, — тихо произнесла Нэнси, — у меня дети.

— Еще не поздно нас отпустить — убеждал Мартин, — мы же не знаем ваших фамилий. У меня нет номера вашей машины. Я его не видел.

Грэг только смотрел. Кен слабо улыбался.

— Не видел, — умоляюще произнес Мартин, — честное слово, клянусь Господом.

Нэнси выдавила сдавленным шепотом:

— Пожалуйста, пожалуйста.

Кен жестко бросил:

— Ну, ладно, займемся делом, — он вышел из машины.

Грэг открыл дверь со стороны Нэнси, слегка подтолкнул ее, вышел следом за ней.

— Сюда, — сказал он Мартину.

Мартин скользнул по сидению и вылез за ним. Грэт кивнул на крышу:

— Сначала резиновые шнуры, берегите глаза, если сорветесь.

Мартин вскричал:

— Черт возьми, вы же ненормальные!

Сладкая улыбка Грэга испарилась. Но Мартин продолжал кричать:

— Какого черта вы от меня хотите?

Грэг сказал тихо:

— Слышь, о чем мы договорились в последний раз, когда ты доставил мне хлопоты?

Глаза Мартина встретились с глазами Нэнси. Голова ее едва заметно качнулась и глаза молча взмолились «нет». Он замолк и стал помогать отстегивать натянутые шнуры и сворачивать резиновое полотно, которым был прикрыт груз. Нэнси повернулась ему помочь. Потом она услышала тяжелый льющийся звук рядом справа от себя. Она посмотрела туда. Совершенно безмятежно, словно ее и не существовало, Грэг зажал свое ружье под мышкой, расстегнул брюки и мочился. Не в состоянии поверить своим глазам, Нэнси стояла как вкопанная, зачарованная. Дело было вовсе не в его огромных размерах — это само по себе было слишком не реально, чтобы поверить, она никогда не представляла, что какой-нибудь мужчина может быть таким. Скорее дело было в явной оскорбительности его поведения. В ужасе она продолжала смотреть, пока ее не ударило сознание того, что она на самом деле наблюдает за ним. Она оторвалась, повернулась снова к Мартину, пытаясь не слышать. Голова ее плыла — все силы вытекли из ее ног, оставив ее беспомощно слабой. Когда Грэг закончил и подошел помочь, она почувствовала неприкрытый ужас от его близкого присутствия и не могла заставить себя посмотреть на него.

В несколько минут они разобрали весь груз и добрались до резиновых лодок, запакованных в полотняные мешки, двух подвесных моторов, четырех баллонов с сжиженным газом и новой трубой для колодца, прихваченной Кеном. Грэг отпер крышку багажника.

— Вот. Начнем с этого, Нэнси? — он передал ей тяжелую коробку с продуктами. И указал головой на тропинку, ведущую сквозь заросли. — Вон туда.

Мартин и Кен уже двинулись, Кен впереди. Через пятьдесят ярдов находилась река, с черной как грифель водой, шириной примерно в пятьдесят ярдов. Она была медленной и глубокой, и за ней сплошной стеной стоял лес вечнозеленых деревьев. Нэнси шла следом за Кеном и Мартином, а Арт брел позади нее. Грэг остался с машиной.

Тропинка была узкой. Мартину пришла в голову мысль нырнуть в заросли у края тропинки, но он не осмелился. Весь путь от реки до фургона он будет на виду. И Арт, и Грэг наблюдали за ним. Он замедлил шаг, давая Нэнси возможность догнать его, переложив баллон с газом с одного плеча на другое. Тяжелая сталь давила неумолимо и болезненно.

Позади, прямо возле него она прошептала:

— Мартин, чего они хотят?

— Не знаю. Что-то связанное с банком, — он говорил, не поворачивая головы.

— Попытайся скрыться.

— А ты как же?

— Ты должен. Нам необходима помощь.

Мартин попытался прикинуть, откуда ее можно ожидать. Но перед его мысленным взором стояла только картина одинокой ленты шоссе, лежавшего в четверти мили позади, среди леса. Насколько далеко в любом направлении есть ближайший дом или деревня? Он пытался вспомнить. В десяти милях позади, не было ли там перекрестка, бара или бакалейной лавки?

Но если бы ему удалось добраться до шоссе, он по крайней мере, был бы на виду. Машины бы проезжали каждые десять минут и никто не осмелился бы преследовать его.

Они были на берегу реки. Он поставил свой баллон, помог Нэнси с ее коробкой. Арт подошел сзади и Кен сказал:

— Я остаюсь здесь. Может вы теперь перенесете лодки, чтобы я мог их сразу загружать.

— О'кей, — сказал Арт. Он махнул стволом в сторону стоящей в отдалении машины так, словно это была дружеская поездка за город, потом добродушно ткнул им Мартина в зад. — Пошли обратно.

Мартин внезапно почувствовал свой шанс и тихонько подтолкнул Нэиси, чтобы она пошла впереди него. Когда они отошли на двадцать ярдов, он специально стал отставать.

— Давай, давай — подгонял Арт.

Мартин протащился еще несколько метров, повернулся и сказал:

— Послушайте…

— Ты будешь двигаться?

— У меня ужасная боль в животе.

Арт ухмыльнулся.

— Как только закончишь разгрузку, мы отведем тебя в лес и позволим тебе сделать что-нибудь по этому поводу.

Он снова ткнул его ружьем, Мартин заметил, что палец его не лежит на курке. Сердце его окаменело. Что-то сжалось у него внутри, мешая ему дышать. В ушах у него стоял рев и серая пелена между ним и Артом.

— В чем твоя проблема? — улыбка исчезла с лица Арта. В глазах его появилось легкое беспокойство.

Мартин ухватил за ствол ружья и двинул им вверх и назад, прямо в лицо Арту. И на какую-то секунду дольше задержался в этом положении, пока Арт пришел в себя, попытался его оттолкнуть и успел положить палец на курок. Грохот выстрела разорвался в ушах.

Нэнси развернулась и увидела схватившихся Арта и Мартина. Она повернулась в другую сторону и увидела Грэга, бросившегося к ружью, стоявшему прислоненным к машине. Потом она еще раз повернулась и позади Мартина и Арта увидела Кена в обрамлении деревьев, у самого края реки. Он уже бежал.

Прошел всего лишь миг. Внезапно Арт упал на спину, держа ружье, а Мартин слепо ринулся в кусты, пробиваясь сквозь ветки и листья. Еще секунда — и он исчезнет позади одной из летних кабин. Выстрел Кена отбил кусок от края кабины и пуля со свистом ушла вбок.

С другой стороны кабины кусты густели. До самого домика было тридцать ярдов, Мартин кинулся к нему и постарался держать его между собой и гаражом, где у фургона стоял Грэг. Сердце его колотилось, а легкие разрывались. Казалось, он бежит уже целую жизнь. Позади он услышал, что Кен что-то крикнул Арту, и Арт стал продираться следом за ним. За домом были леса. Он миновал свалку, проржавевший автомобиль, старую собачью будку и печь для сжигания мусора и деревья сомкнулись за ним. Он не останавливался и услышал звук воды. Он доносился откуда-то справа, поблизости, это была река. Он рванулся и вырвался на чистое место, только для того, чтобы понять, что попал в ловушку.

Там, где он находился, река изгибалась петлей почти возвращаясь навстречу самой себе. Оставшийся позади дом стоял у входа в эту петлю, и когда он кинулся в лес, он находился, сам того не зная, на расстоянии броска от реки и по левую сторону от себя. Сейчас он полностью углубился в петлю, и мог двигаться только вперед.

Он услышал позади себя перекликающихся Кена и Арта, разделенных всего несколькими ярдами. Возможности вернуться назад незамеченным не было.

Впереди на краю реки стоял небольшой ангар для лодок. Дверь была заперта. Без всякого плана, не имея, ни малейшего понятия, чем это ему может помочь, Мартин вышиб маленькое окно и перекинул тело в проем. Любое место вдруг показалось убежищем. Упал он тяжело, лицом вперед, на сырой бетонированный пол. Поднимаясь он чувствовал вкус крови. Она бежала из раны на его боку и сочилась из сильной ссадины на подбородке. Он осмотрелся. В полутьме можно было разглядеть гребные лодки, с полдюжины, и старое каноэ. Он снял засов с щеколды и всем телом бросился на дверь, ведущую в сторону реки. Ржавые петли завизжали, но дверь поддалась и в нее залился свет и звуки с реки.

Мартин перевернул каноэ в поисках весла, его нигде не было. Он схватил большое весло, стоящее в углу вместе с кучей таких же. Подтащив каноэ к реке, столкнул его в воду и сел в него. Уперев весло в берег, он напрягся и оттолкнулся. Каноэ резко дернулось и боком скользнуло по воде.

Вот тут-то он и увидел Кена с Артом. Они находились не более, чем и десяти футах от ангара, разглядывая его с небрежно перекинутыми через плечи ружьями. Он понял, что они были здесь все то время, что он открывая, дверь и вытаскивал каноэ. Просто стояли рядом, выжидая.

Кен сказал:

— Что ж, твоя промашка, Арти, так что этот голубок твой.

В последовавшую за этим вечность. Мартин следил за тем, как Арт прицеливается, видя вместо Арта безобразную круглую дырочку, которая была стволом его ружья. Она указывала точно в него. Через мгновение, из этой самой дырочки примчится что-то такое быстрое и сильное, что он даже не успеет разглядеть его. Он почувствует страшный удар и темноту. Самое ужасное было то, что слишком поздно было для того, чтобы предпринять что-нибудь для предотвращения этого. Вот она, смерть. Он почувствовал, что всхлипывает внутри себя, но ни звука не прошло через его губы.

Потом послышался грохот выстрелов. Одни за другим, так быстро, как только Арт мог их выпускать. И одновременно жестокий толчок под ногами у Мартина. Полетели щепки и что-то холодное тут же покрыло его ноги. Он тупо сел, возвращаясь к реальности. Борт каноэ был наполовину снесен выстрелами, в него свободно вливалась река. Менее чем через две минуты каноэ нашло пристанище среди двух футов ледяной воды и грязи, покрывающей дно реки.

Кен засмеялся, покачал головой и отвернулся. Арт ждал, без улыбки, пока Мартин доковыляет до берега.


Глава 10


В сумерках они достигли места назначения. Река расширилась в озеро около четверти мили шириной и в милю длиной. Потом она снова вытекала, чтобы извиваться дальше между бесконечными рядами молчаливых лесов.

Эта зона была безжалостно вырублена в канун нашего века. Теперь она разрослась заново, с добавлением клена, ясеня, бука и лесного дуба к более распространенной белой сосне, которая дала ростки и уже достигала зрелых размеров. В то позабытое время на полуострове, который словно язык выдавался в озеро и был раньше покрыт скалами, была на скорую руку построена небольшая лесопилка. Здесь бревна, сплавлявшиеся через озеро или по течению, собирались и распиливались до стандартной длины, прежде чем их переправляли на давно заброшенную железнодорожную линию в нескольких милях отсюда и потом в новые расцветающие города Срсднезападных равнин.

Сейчас, благодаря усердию бобров, уровень озера поднялся. Низкая, тонкая шейка полуострова исчезла, превратив высокую зону самого полуострова в остров, отделенный от берега несколькими сотнями ярдов застойной воды, глубиной до плеча, через которую то там, то здесь пробивались растрепанные холмики болотной травы и изредка ствол дерева, лишенный веток, пронзал поверхность воды, как заброшенные мачты затонувших кораблей.

Саму лесопилку еще можно было увидеть среди деревьев, ее кирпичный дымоход разрушился, грубо покрытая дранкой крыша была испещрена дырами и покрыта темными пятнами мха, а дощатые стенки обшарпались декадами северных морозов и короткими жгучими солнечными лучами июля и августа.

Недалеко от нее, в стороне от озера на расчищенной опушке, стоял охотничий домик Кена, Грэга и Арта.

Мартин заметил его, когда они подплыли с озера, похожего сейчас на зеркально-спокойное фиолетовое полотно.

Он подтолкнул Нэнси. Дрожа от холода, она украдкой бросила взгляд. Глаза ее, полуприкрытые, быстро обежали озеро и скользнули по темным скалам берега, свисающими вечнозелеными деревьями и густому кустарнику, тут и там перечерченному серебристым каркасом давно повалившихся деревьев, искореженных и изглоданных временем, льдом и озерной водой.

Она увидела, и не без труда, так как он настолько вписывался в окружение, что почти сливался с добротно построенной хижиной, внешние бревенчатые стены которой были тщательно прокопчены. У нее была низкая покатая крыша, крытая дранкой, которая со стороны озера выступала над дощатой верандой в нескольких футах выше земли. К веранде вели две каменные ступеньки. Окна с обеих сторон двери были закрыты тяжелыми ставнями от возможного вторжения, и общий вид хижины, несмотря на ее привлекательность, производил угрожающее впечатление, вероятно, из-за ее полной изоляции. Глядя на нее, Нэнси ощутила чувство, какое, наверное, ощущает заключенный, когда после суда и приговора, дверь камеры закрывается за ним. У нее было темное предчувствие того, что наверняка, вскоре начнется какой-нибудь новый, невообразимый кошмар.

Кен приглушил мотор. Мгновением позже резиновый нос лодки мягко царапнул о часть берега возле их хижины, покрытую песком и гравием.

— Наш милый домик, — сказал Кен.

Часа четыре они на довольно приличной скорости двигались по своей обрамленной лесом водной дороге. Прошло всего шесть часов с момента их похищения. Они казались веком.

Кен вернулся после погони за Мартином, а несколько мгновений позже появился Арт вместе с Мартином, глаза которого помутнели от страха и от потерянной надежды. Прежде чем они уселись в лодки, Арт публично наказал его. Улыбаясь он заявил, что жевательная резинка повысит у Мартина адреналин и вместе с ним состояние духа. Он вынул из своего рта сильно жеваный комочек и насильно впихнул его между зубов Мартина, велев ему сказать, очень ли ему это нравится. Когда Мартин сначала отказался, Арт всадил ствол своего 35 между его ног так, что тот в агонии переломился надвое. Потом взвел курок, угрожая.

— Скажи «очень — вкусно», Арт, — Очень вкусно.

— «Арт».

— Арт.

Мартин начал плакать, как ребенок.

— Жуй. — Резкий тычок ружьем. Мартин вскрикнул и зажевал.

И Нэнси никогда бы не смогла забыть свое собственное, несколько меньшее, унижение. Меньшее, но такое же мучительное. Когда утомительная работа по загрузке надувных лодок была закончена, ее и Мартина поместили на борт той, у мотора которой сидел Кен. Грэг и Арт в другой лодке держались поблизости. Они двинулись, и Кен стал расспрашивать о ее личной жизни. Так нежно и ласково, что иногда просто невозможно было вспомнить, кто он такой, Он настаивал на ответах. А если она не давала их добровольно, он хитро ловил ее, устраивая перекрестный допрос.

Чем занимался ее муж, сколько он зарабатывал, почему она тайком проводит уикенд с Мартином? Только ли ради удовольствия в постели или это у них серьезно? Были ли у нее другие связи? А до замужества? Были ли они лучшими любовниками, чем Мартин или не такими хорошими? А что из себя представляет жена Мартина? Встречалась ли она с ней когда-нибудь и обманывает ли Мартин, или он серьезно собирается оставить Джин?

Глаза Кена улыбались и сверлили ее насквозь, уничтожая ложь и полуправду, которые он явно различал, представляя все, что было между ней и Мартином в грязном, дешёвом и нечестном виде. Она никогда еще не чувствовала себя так обнаженно уязвимой. Смотреть на Мартина она не осмеливалась.

Пару раз они видели кабана. Спугнули лису, наблюдавшую за ними с каких-то камней. Потом бобер. Но ни одного домика и даже признака жизни вообще.

Грэг с Артом тоже причалили, оглядываясь по сторонам, довольные тем, что оказались дома, а Кен негромко отдавал распоряжения выгружать продукты и напитки и двигаться.

— Давай же, Мартин, ради Господа. Я вот-вот сдохну от голода.

Это был Грэг, огромный, добродушный. Он нагрузил Мартина ящиком с бурбоном, Кен взвалил на себя другой и резко двинулся по опушке к хижине. Грэг снова засмеялся, игриво шлепнул Нэнси по ее тесно обтянутому джинсами заду.

— Лучше бы тебе быть хорошей поварихой, — сказал он и сунул ей ящик с продуктами, подтолкнув вслед за остальными. Потом они с Артом пошли следом с газовыми баллонами. Надо было поторопиться. Через каких-нибудь полчаса наступит ночь.

Кен первым добрался до хижины. Он позвенел ключами и через момент двери распахнулись.

— Подождите, — сказал он и исчез в темноте домика. Грэг и Арт опустили свои баллоны и двинулись назад к лодкам. Нэнси и Мартин послушно ждали, не имея сил даже разговаривать. Мартин не видел никаких шансон бежать, и он знал, что если бы сейчас каким-то чудом появилась тропинка, по которой он мог бы броситься бежать, он не смог бы пробежать и пятидесяти футов сквозь кусты, так как его ноги отказали бы и он свалился бы, уткнувшись ртом в промерзлую лесную, почву.

— Ну вот мы и прибыли, — воскликнул Кен. Вспыхнул огонек его зажигалки и почти сразу же замерцал свет керосиновой лампы.

Нэнси и Мартин вошли внутрь. Пахло пылью, застоем и замкнутым пространством.

— Нравится? — В голосе Кена слышалась гордость владельца. Они увидели большую комнату, с открытым камином в углу, над которым висела голова кабана и пара древних, заряжающихся через дуло ружей.

Она была обставлена комфортабельно и с хорошим вкусом. Здесь стоял длинный полированный обеденный стол из твердой древесины, старый сосновый буфет с уложенными в стопки тарелками и подвешенными чашками, несколько обитых стульев и диван у огня, пара скамей под окнами на месте соединения двух стен, в освещенном лампой углу, где висели книжные полки, пол, из широких планок, местами устланный рукодельными хлопковыми половиками. Потолок был одновременно крышей, укрепленной грубо тесаными балками и был достаточно высоким, чтобы комната казалась просторной. Сразу при входе, двойной дверной проем вел в кухню. В задней части комнаты две ступеньки вели в своего рода лоджию с современной ванной комнатой с душем и достаточно просторной спальней с тремя кроватями. На всем лежал тонкий слой пыли, а пол и мебель были запачканы оставшимися с лета насекомыми.

Кен повел Нэнси и Мартина в кухню, где зажег лампу, подвешенную к потолку, сделанную в старинной старомодной викторианской манере.

— Ну вот, Нэнси. Я думаю, что тебе хорошо бы сразу же начать готовить. — Он машинально бросил взгляд на свои часы, потом распахнул окно над широкими стальными двойными мойками и снял засов со ставен, впуская серую вуаль последнего вечернего света. — Пока что, сегодня вечером, делай то, что полегче для тебя. Мы не привередливы. Спагетти были бы вполне подходящи. — Он махнул рукой в сторону газовой плиты с четырьмя конфорками. — Газовые баллоны мы держим снаружи. В том, который подключен сейчас, должно еще оставаться достаточно.

Он прикрыл дверцы сосновых шкафчиков над и под покрытой несгораемым пластиком стойкой.

— Там, внизу, всякие консервированные штучки, — сказал он. — Сухие продукты и пакеты наверху. Этот шкаф совершенно изолирован, а сзади у него проделаны отверстия для воздуха. В нем мы держим мясо и скоропортящиеся продукты вместе с сухим льдом.

Он снова закрыл шкафчики, повернул кран над мойкой. Из него с шипением вышел воздух.

— Грэг накачает воду через несколько минут. Мы берем ее из старого колодца, который был сделан когда тут добывали лес. Она нормальная. Но надо дать ей протечь минуту, чтобы вымыть ржавчину из трубы.

Затем он повернулся к Мартину и сказал, менее любезно:

— Ну давай, пошли. Ты задержал наш выезд. Почти на полчаса. Работа в темноте, которую мы могли бы проделать до заката, займет вдвое больше времени.

Внезапно Нэнси сказала:

— Что заставляет вас думать, что я собираюсь готовить для вас еду?

Кен сначала выглядел удивленным, потом улыбнулся.

— Конечно собираешься.

Она ответила нарочито медленно:

— Нет, не собираюсь. Когда вы отправитесь назад к озеру, я собираюсь просто выйти через эту дверь и вы никогда меня не увидите. — Она невидящим взглядом уставилась на мойку. Она не сделала ни одного движения с того момента, как поставила на пол спой ящик с продуктами.

Кен ласково продолжал;

— Ну, Нэнси, не будь такой.

— А какой по вашему она должна быть? — выпалил Мартин. — Петь и плясать?

Кен медленно повернулся к нему и глаза его постепенно теряли всякую выразительность. Голос его звучал мягко:

— Слушай внимательно, Мартин. Я не собираюсь повторять еще раз. В следующий раз я предоставлю Арту объяснять тебе. Понял? В общем так. Нам всем придется некоторое время пожить друг с другом, а эта хижина не так уж велика. Самое первое, чему надо научиться в походах, это вежливости. Таким образом, никто никому не действует на нервы. Усек?

Он снова улыбнулся и повернулся к Нэнси.

— Ты же смышленая девушка. Подумаешь несколько минут и решишь все-таки готовить. — Он внезапно наклонился и вытянул из — под мойки длинную цепь, вделанную в бревенчатую стену. На конце ее было кольцо. Быстрым движением он замкнул его на стройной лодыжке Нэнси. Потом продолжил свою речь, будто ничего не произошло. — И не беспокойся о соусе. Там внизу есть Болонский в банках. Просто разогрей его.

Снаружи донеслось неожиданное рычание мотора. Оно раскололо тихий вечер. Кен повысил голос:

— Это вода. Понадобится всего пятнадцать минут. Подкачать ее к бакам на крыше. — Он указал на потолок, который в отличии от комнаты, был плоским и низким. — Обычно мы это делаем каждое утро.

Потом он взял Мартина и потянул его в дверь. Мартин яростно потянул руку и отпрыгнул.

— Ты посадил ее на цепь! — Он не мог поверить. Нэнси все еще не двинулась. Она изучала цепь и глаза ее, как ни странно, уже не были пустыми и невидящими. Они вдруг ожили внезапным и острым сознанием.

— Как собаку! — кричал Мартин. — Ты посадил ее на цепь!

— Это совсем не больно, — сказала Нэнси. Голос ее звучал почти облегченно, словно она, наконец, сделала какое-то важное решение.

— Пошли, Марти.

Кен снова взял его за руку. Он был непоколебим. Мартин повиновался, пытаясь выбрался за дверь, не в силах оторвать глаз от цепи и кольца…

Когда они вышли наружу, он снова взбунтовался.

— Но почему ее? Ведь вам же нужен я? Цепь-то для меня, ведь так?

— Возможно, — сказал Кен, — но ведь она сама заявила, что отправится на прогулку.

Он отказался сказать что-либо еще после того, как они прошагали полпути до озера, Мартин сдался. Полчаса он таскал припасы, пока лодки не опустели. Потом их вытянули из воды, так, чтобы они были вне досягаемости для любых штормовых волн.

Когда Мартин снова вернулся на кухню, на плите горели две горелки. Было тепло и пахло кипящим рисом и нарезанным чесноком. Это было для него ударом. Все-таки она стала готовить. Зачем? Когда она увидела его удивление, она саркастически улыбнулась.

— Ты знаешь, ведь это в первый раз, когда я готовлю для тебя еду.

— Не дурачься.

— Но это правда.

Он не мог понять ее веселости, спокойствия. Он продолжал отчаянно недоумевать, что же заставило ее решиться готовить. О причине, понять которую он тоже был не в состоянии, спрашивать он боялся. Но почему-то чувствовал, что она предала их обоих. Он был возмущен ею и ему пришлось заставить себя заговорить:

— Чем ты хочешь, чтобы я тебе помог? — Он тщательно старался не смотреть вниз. Она стояла у плиты, и он знал, что весь пол кухни был разделен черной полосой цепи. Он не думал, что в состоянии вынести ее вид.

— Они уже закончили с тобой там, снаружи?

— Они сказали мне прийти сюда.

— Можешь открыть несколько банок. Вот. Она подвинула к нему несколько штук через стол. Сначала, вот эти две. Вот это — персики. Открывашка вон там.

Мартин посмотрел. Там на стене у двери висела открывашка. Он поднес банку к ней, пока Нэнси плеснула немного масла на большую сковородку и умеренно посыпала его перцем и какими-то травами, найденными ею.

Мартин сказал приглушенно:

— Они много пьют.

Нэнси не ответила. Она грела масло, поворачивая сковороду так, чтобы оно растекалось по всему пространству.

— Черт, когда, наконец, кто-нибудь сделает приличную сковородку! — Она сбросила в масло накрошенный чеснок.

— Может быть, это выход, — проговорил Мартин, напоить их до бессознательности.

— Где моя приправа?

Он передал ей открытую банку. В ней были ломтики рыбы, сушеные грибы и овощи. Она вытрясла содержимое на сковороду и размешала вилкой.

— Где другая?

Нервы Мартина не выдержали.

— Тебе обязательно надо вести себя так, будто это доставляет тебе удовольствие?

— Что именно?

— Приготовление еды.

— Я люблю готовить.

— Я говорю о приготовлении пищи для них. — Голос его задрожал от напряжения. Он грубо схватил ее за руку. — Чего ты к черту добиваешься? Что происходит с тобой?

Она высвободилась.

— Мартин, что ты хочешь, чтобы я сделала?

— Тебе вовсе ни к чему выглядеть так, будто ты делаешь это с удовольствием!

— Какое удовольствие. — На время все мужество ушло из ее взгляда, и она стала выглядеть потерянной, почти уничтоженной, такой, какой она была в машине.

— Тогда брось это!

Она вновь овладела собой с видимым усилием.

— Это наша с тобой еда тоже, — сказала она. Мы ничего не добьемся, ссорясь с ними. Нам нельзя делать этого. Мы должны подыгрывать, нравится нам это или нет. Пока увидим что происходит. Это единственный выход.

Она была права, и он это знал. Но его мутило от одной только мысли о том, чтобы даже посмотреть кому-нибудь из них в лицо. Все его мысли были заняты тем, как бы захватить ружье и повернуть его против них. Он никогда не служил в армии. Какое ощущение бывает, когда человек нажимает курок, слышит оглушительный шум и видит как кто-то падает и в краткий миг жизнь превращается в совершенно обезличенный мертвый предмет? Можно наклониться и потрясти его, что-то ему сказать, а он никогда не двинется и не ответит. Сердце его тяжело стучало от страха.

Он открыл вторую баночку паэллы и Нэнси осушила рис и добавила его в сковороду. Сделав это, она порывисто взяла его за руку, поцеловала в щеку и смущенно улыбнулась.

— Мы выберемся, — сказала она, — я знаю, выберемся.

В двери появился Грэг.

— Боже, Нэнси, здорово пахнет. Когда же будем есть?

Улыбка его была совершенно дружеской. Он взял бутылку бурбона и отвинтил крышку.

Нэнси ответила:

— Минут через десять.

Он протянул вперед бутылку и абсолютно бессознательно почесал себе пах.

— Хочешь глотнуть?

Она сделала вид, что ничего не заметила и сказала: — Спасибо. — Небрежно взяла бутылку, плеснула на два пальца в стакан и долила немного воды из крана. Это было сделано очень официально, без грубости, но в животе у Мартина похолодело и кровь застучала в ушах. Потом Нэнси спокойно произнесла:

— Десять минут, а сейчас убирайся, Ты заставляешь меня нервничать.

Она подтолкнула Грэга к двери.

Он очень удивился, но помахал бутылкой, — улыбнулся и спросил Мартина:

— Ну как, глотнешь?

Мартин не ответил. Он был не в состоянии. Он смотрел в пол, напряженный и равнодушный.

Грэг пожал плечами, бросил последний взгляд на Нэпси, которая трясла сковородой, чтобы рис не прилипал ко дну, и перемешивала жарящуюся поэллу с подрумянившимися овощами.

Он вышел. Мартин смотрел на его удаляющуюся спину, потом на Нэнси. Она сделала глоток, потом снова вернулась к сковороде. Он посмотрел вниз, на цепь. Она была отвратительной, ужасной, как черная змея, сворачивающаяся и скользившая, когда Нэнси передвигалась по кухне. Она вставила в кольцо на лодыжке губку для мытья посуды, чтобы не натереть ногу.

Из соседней комнаты доносились взрывы смеха и потрескивание огня. Арт тихонько наигрывал на гармонике.

Это не может быть правдой. В то, же время прошлой ночью, подумал Мартин, они пересекали мост Мэккинэк и единственное, о чем он думал — накормить Нэнси, раздеть ее и уложить в постель.

Автоматически он начал открывать остальные банки.


Глава 11


К тому времени, когда ужин был готов, они были уже основательно пьяны. Похвалив кулинарное мастерство Нэнси, они начали произносить тосты. Первый был за нее, за повариху. И Мартин, не пивший, так как у него были подозрения на язву, маячил, как дурное предзнаменование, и Грэг принудил его осушить сначала полстакана неразведенного бурбона, потом еще.

Позже, когда они уже все улеглись в постель и в хижине стало темно и тихо, его стошнило от выпитого. Появилась вторая цепь с кольцом, вделанная в стену гостиной под одной из скамей, сходившихся в углу с книжными полками. На этот раз была очередь Мартина.

— Добродетель вознаграждена, — сказал Кен, освобождая Нэнси На самом деле он имел в виду, что она просто не осмелится сейчас, ночью, улизнуть в ледяной лес. Он знал это. И она знала это. Раскованная, она была точно такой же узницей, как раньше.

Но Мартин — это не Нэнси. И вот он стоит на пороге, перегнувшись через перила, и его рвет, и приторный кислый вкус бурбона и желчи обжигающе стоит у него в ноздрях и носу, а ночная его цепь уже растянулась до предела, кольцо врезалось в его лодыжку.

Нэнси, завернувшись в одеяло, лежала на одной из скамей и ждала. С того момента, как она решила подыгрывать им, она весь вечер сохраняла лицо. В голове у нее было пусто, легко, а в груди стоял, словно железный, ком, затрудняя дыхание. Это была боль от многих часов, проведенных в напряжении. И ни за что она не могла бы подняться, чтобы помочь Мартину. Они дошли до точки, она это чувствовала, где ни один уже не мог беспокоиться о другом. Хотя они были вместе, но каждый был полностью сам за себя.

Весь день она ждала насилия. Это должно было произойти. Умственно она себя уже подготовила, ничто не могло быть хуже, чем Эдди. Она безропотно позволила бы им получить свое, женщина от секса не умирает. Она только беременеет. Но она молилась, чтобы они не били ее.

Ее и Мартина заставили сесть за стол.

— Одна большая и счастливая семья, — сказал Арт. Ее поместили между Кеном и Грэгом. Один раз протягиваясь за чем-то Грэг намеренно провел тыльный стороной руки по ее груди. Она знала, что это было сделано намеренно, девушка всегда знает, но она ничего не сказала Арт наконец отключился и Кен с Грэгом оттащили его в постель. Кен вернулся показать ей и Мартину ванную, постоял рядом с Мартином, пока тот пользовался туалетом и чистил зубы, но потом оставил ее одну и даже показав, как запереть дверь. Это было кошмарно. Он был гостеприимным хозяином, а они при этом долгожданные гости, проводящие уикэнд.

Позже он принес для них одеяла и подушки, приковал Мартина, перемешал угасавшие угли в камине, положил последнее полено и ушел. Дверь в спальню вежливо затворилась. Через несколько минут полоска света из-под двери погасла.

Безмолвно она приготовила две постели, легла на свою и погасила свет. Кен оставил сигареты и она закурила. Скоро они появятся. Вероятно, Грэг первым, потом Кен. По крайней мере от Арта она была сегодня в безопасности. О боже, пожалуйста, если они собираются использовать ее, пусть это скорее случится и быстрее кончится.

Никто не пришел.

Потом Мартин почувствовал себя плохо.

И вот он вернулся, бессильно опустился на скамью, натянул на себя одеяло и бесконтрольно затрясся. Она села и положила ладонь ему на лоб: Он был прохладный и влажный. Она еще плотнее завернулась в одеяло и подсела к нему.

— Тебе сейчас хорошо? — прошептала она.

— Да. Боже, как можно пить такую гадость?

Она затушила сигарету и закурила другую, пытаясь найти в себе силы и мужество сказать то, что хотелось. Слова еще не вполне сформировались в ее голове, так что она сказала нечто совсем другое:

Девять долларов за бутылку. — Это было весьма глупое замечание, она понимала, но ей надо было с чего-то начать.

Она услышала перемену в ритме его дыхания, вероятно, раздражение. Она быстро продолжила:

— Я вовсе не имею в виду, что от этого она должно стать лучше для тех, кто его не выносит. Я только подумала о том, сколько же у них денег. Только богатые так разбрасываются ими.

Мартин сказал:

— Ну, а сколько стоил ужин? — В голосе его была неприятная нотка. Удивлен, подумала Нэнси. Он все еще злился на то, что я стала готовить. А может и беситься.

— Я уже объяснила тебе, почему я стала готовить.

— Ты могла бы отказаться.

— В этом не было никакого смысла, — сказала она, — я подумала, ты понял. Я же пыталась объяснить. Странная сила, которую она ощущала раньше, чувство сознания и решимости, вспыхнули с еще большей мощью. Что-то произошло, и она стала чужой сама для себя. Страх быть обнаруженной с Мартином, грубая нереальность Эдди, дом и дети, почему-то все это не имело больше значения. Все это перестало существовать, когда они двигались по реке через лес. Теперь в ней существовала новая безрассудная женщина, которой она прежде не знала, некто. Вдруг совершенно неожиданно уставшая жить настороже и прятаться. Она вернулась к своей постели, села на нее, скрестив ноги.

Она услышала, что Мартин заговорил снова, в полголоса. Сначала она прослушала, что он говорил, а потом услышали продолжение.

— Эти ублюдки появляются откуда ни возьмись, похищают нас, меня избивают, тащат нас в какой-то вигвам в северных лесах, бог знает где, а ты для них готовишь изысканную пищу.

Это невероятно, подумала она. Он даже не собирался сделать попытку понять. Какая-то мужская гордость не позволяла ему. И в то же самое мгновение у нее появилось ужасное подозрение, что это не мужская гордость, а просто инфантильность. Он вел себя, как избалованный маленький мальчик. Сейчас вовсе не время для этого.

Он продолжал:

— Ты не просто готовишь им восхитительный обед, но сидишь, ешь и пьешь с ними. — На этот раз он был менее раздражителен. В голосе его была неподдельная боль обиды. — Тебе не обязательно надо было пить! — На мгновение он затих, потом прибавил:

— Я скажу тебе, что с тобой будет дальше. Если ты не будешь осмотрительной, ты добьется того, что тебя изнасилуют.

Тон его был мстительный. Нэнси поймала себя на том, что пытается подавить смех. Он с каждой минутой становился все более невозможным, все более нереальным.

— Ты так думаешь? Ты думаешь, что именно это они для меня приготовили? Секс? И что же привело тебя к такому гениальному выводу? — Если он может быть мстительным, то уж она вполне может быть саркастичной.

Он не ответил и теперь слова, которые ранее она все пыталась сформулировать, сейчас вырвались без всякого усилия.

— А ты? — потребовала она. — Что же у них на уме по отношению к тебе? Ты думаешь, что они похитили тебя и банк будет платить за тебя выкуп — ты ведь так думаешь? Возможно, даже полмиллиона долларов. Как дипломаты и люди, которых похищают в Южной Америке. Вот что ты думаешь. То есть банк не может позволить себе не выкупить тебя, ведь так? Иначе, что будет с его публичным авторитетом. А я просто случайно оказалась рядом. Так что им пришлось прихватить и меня. Теперь им приходится возиться с бабой, но раз уж она все равно при них, почему бы им не воспользоваться ею. — Голос ее стал скрипучим от переполнявшей ее желчи. — Готовить, чистить, трахаться, женщины всегда пригодятся для таких дел! — Она выплевывала слова.

— Ладно, ладно! — сказал Мартин. Обида и вызов исчезли из его голоса. Она пошла в атаку, и он ретировался. Внезапно ее пронзило сознание, что большинство избалованных детей тоже бывают горлопанами. Почему прежде она не замечала этой стороны у Мартина? Это так много сразу нарушило между ними. Один такой миг, одно такое проявление и между людьми уже никогда не бывает прежних отношений.

— Что заставляет считать, что цепь предназначена для тебя? — Ну вот, наконец, она это выдавила. Она хотела сказать это с самого начала, когда Кен защелкнул кольцо на ее лодыжке.

Он промолчал, не совсем понимая. Потом резко выпалил:

— Что ты хочешь сказать?

Она намеренно не отвечала. Он внезапно сел, раздраженный. Сигарета ее оставляла красную точку, когда она вынимала ее изо рта и небрежно выдыхала, выжидая.

— Черт возьми, Нэнси, что ты имеешь в виду?

Она прислушалась к страху и подозрению в его голосе и удивилась, как он мог быть так слеп, что не видел этого раньше, до того как она вынудила его.

— Я хочу сказать, что мы не первые люди, на которых они ее использовали, — сказала она.

— А кто же еще?

— Не знаю. Ведь они приезжают сюда каждый год, так?

Она почти слышала ход его мыслей. Немедленное отрицание. Это было слишком. Он не мог заставить себя признать это.

Он произнес ровно:

— Нет, здесь никого больше не было.

— Мы этого не знаем. — Она глубоко затянулась сигаретой. — Ты не можешь знать, что никого не было.

— Похищение обычно не повторяют дважды. Слишком рискованно. — Он снова лег. — Есть у тебя еще сигареты? — Он спокойно и бесповоротно отверг реальность.

— Да. — Она прикурила для него, вставила ему сигарету между пальцами. Делая это, она приняла решение. Оно заключалось о том, чтобы быть милосердной и позволить ему прятаться. Это единственное, что она могла для него сделать. А может быть, если подумать, это единственное, что она могла сделать для них обоих, хотя, она так и не думала.

— Просто не понимаю, — сказал он. — Разве что, так они делают деньги. Мужчины с женами, детьми и домами. По крайней мере, они говорят, что женаты и имеют детей. Трое мужчин, которые добились своего. Они набиты по горло. Хижина в северных лесах, все, что хочешь. Мечта любого. И все это незаконно. Как-то не увязывается, просто не увязывается. Совсем не вяжется с ними. Они вовсе не выглядят гангстерами. И разговор совершенно не такой. — Он снова сел. — Послушай, — сказал, он вдруг, возбудившись от мысли:

— Может, они не тех схватили?

Нэнси не ответила.

— То есть, если они из ЦРУ или что-то в этом роде и должны были взять каких-нибудь французских канадцев по политическим причинам. И допустили ошибку.

Это звучало дико. Чушь в стиле Джеймса Бонда. Он вспомнил кажущееся знание Артом его имени и данных, когда тот осматривал его бумажник и документы. Арт знал, что он работает в банке.

Знал ли? Или просто блефовал?

Потом Мартин вообще попытался не думать. Он лег на спину. Завтра что-нибудь придумает. Они ведь не супермены. Они грешные, так же, как и он. Когда-нибудь в течение дня они должны допустить ошибку. И когда это случится, он должен быть готов.

Нэнси сказала:

— У нас нет ни одного способа сопротивляться. Кроме меня.

Голос ее был тверд. Он не ответил. Им следовало бы спать. Им пригодится отдых, какой только они смогут получить.

— Ты меня слышишь?

— Да.

— Ты понимаешь, что я имею в виду?

Что же она сказала, кстати? Он пытался вспомнить, но усилие оказалось слишком велико для него.

— Кену я нравлюсь.

— Ну так что?

— Он постоянно смотрит, обращается ко мне, а Грэг все время меня трогает.

Тут он начал понимать.

— Что, черт побери, ты пытаешься сказать?

— Что, может быть, я — единственный способ для нас сопротивляться. Марти, мы в беде. По-настоящему крепко влипли.

— Может, хватит крутить вокруг да около.

— Может мне еще письменно изложить? Я пытаюсь сказать, что если мне использовать свой пол?

Молчание. Преувеличенное недоверие, чтобы подчеркнуть гнев.

— Ты шутишь. Это должно быть шутка. — Враждебность снова вкралась в его голос.

— Прежде чем все мои козыри уйдут и уже будут нам ни к чему. То есть то, что я женщина.

— Ты что, сделаешь это с кем-нибудь из них?

— Они и так будут меня иметь, разве не так. А так, может быть, я смогу разузнать, что они планируют в отношении нас. Или, может быть, настроить одного против другого.

Но Мартин отказывался сотрудничать, обдумывать…

— Одного из этих психованных больных ублюдков? Ты добровольно расстелишься перед одним из них?

Только теперь до нее, наконец, дошло, почему он так бушевал весь вечер. Он ревновал. И не столько ее саму, как-то по-другому, более яростной мужской ненавистью за унижение. Он ревновал к силе, свободе Кена, Грэга и Арта. Это уж слышком для нее. Чересчур невероятно, глупо, слишком эгоистично. Или Мартин всегда был таким, просто она не замечала?

Она сердито проговорила, голос ее звучал сквозь шепот:

— У тебя на уме есть что-то получше?

Он не мог найти ответ. Он не мог думать о Кене, Грэге, Арте и сексе, на него находил ужас. Когда они изнасилуют Нэнси, не надругаются ли они и над ним тоже? И он мог сказать точно, что они будут делать по очереди: двое держать его, третьего. И было еще худшее: они могли приставить оружие к его голове и заставить делать для них всякую гадость.

Нэнси в это время говорила:

— Господи, послушать тебя, можно подумать, что я этого очень хочу.

Он все еще не в силах был говорить.

— Марти? Молчание.

— Неужели же ты не видишь? Ты должен, Марти. Через день или два у меня уже не останется выбора. В любую минуту, может даже сегодня ночью, может случиться, что мне станет нечем торговаться. Даже за саму себя.

Он резко отвернулся лицом к стене, отстраняясь от нее, и его пренебрежение попало в цель. Ее вновь обретенные силы начали таять и улетучиваться. Вопреки всем ее попыткам, у нее, перед глазами стояли картины того, как она поощряет домогательства Кена, а, может быть, и Грэга тоже. Ей запомнился Грэг в этот полдень, не столько его гротескные размеры, но его нечеловеческая наглость. Женщина может перенести боль, но не когда на нее плюют. Она подумала о том, как Арт тыкал стволом своего ружья в половые органы Мартина и заставлял его жевать резинку, вспомнив жестокую ухмылку Арта. Лежа в темноте, свернувшись и тесно закутавшись в одеяло, она вдруг потеряла все свое обретенное самообладание. Она была совершенно одна, она страстно хотела, чтобы Мартин вернулся к ней. Он все-таки мужчина; он обязательно найдет какой-нибудь выход, если она поможет ему. Они спасутся и тогда он увезет ее прочь от Эдди. Она сказала с дрожью:

— Если ты скажешь нет, я не стану. Это была только идея.

Но тут она услышала, что дыхание его снова переменилось. Оно стало глубже и ритмичнее. Он бросил ее. Он спал. О, черт его дери; будь он проклят! Почему он не желает ей помочь? Мартин, помоги мне, пожалуйста. Я боюсь.

Она закурила еще одну сигарету. И долго сидела в темноте, изредка поглядывая на умирающий огонь или на меняющиеся тени на потолке. Снаружи было холодно, и пронизывающая прохлада проникала в хижину.

Она уже знала, для чего они с Мартином здесь находились. И Мартин, скорее всего, тоже знал, только не мог признаться себе в этом. Или не хотел, это одно и то же. Он не мог признать это даже в своем самом сокровенном «я».

Когда Кен снял с нее железное кольцо, она успела заметить его внутреннюю сторону. На металле были темные коричневые пятна, и это была кровь.


Глава 12


Следующим утром с первым светом Кен, Грэг и Арт позавтракали и отправились охотиться. Они посадили Мартина на цепь в кухне, где была вода, и дали ему небольшой пластиковый горшок для нужд. Весь день ему нечем было бы заняться, кроме разве что почитать, так что они оставили ему пару книжек в гибкой обложке.

Нэнси они взяли с собой на охоту. Арт хотел быть один, так, что Кен и Грэг принялись ухаживать за ней. Победу одержал Кен, который обрядил ее в теплые одежды, слишком большого размера и набил старые ботинки газетами, чтобы хоть как-то приблизить их размеры к таким, из которых она не выпала бы.

Она была похожа на клоуна, и все они весело посмеялись. И Нэнси заставила себя улыбнуться. Ей было уже легче. Она очень старательно отгоняла от себя мысли о том, что они не собираются ее отпустить, что Мартин сидит в цепях, что если она побежит, они могут даже пристрелить ее. Если исключить все это, она могла бы посмотреть на них, как на трех мужчин, каких любая девушка рада была бы заполучить.

Кен был привлекателен, глаза ясные и разумные, и у него были прекрасные манеры. В нем было какое-то спокойствие и тишина. Интересно, что за жена у него. И Грэг, даже его ужасная наглость казалась сегодня совсем другой. Его поведение было менее унизительно, если знаешь, что он просто животное, которое не думает. Если принять его таким, то можно понять, что в нем нашли Кен и Арт. Он мог даже рассмешить.

Арт взял одну лодку и пошел вперед. Когда она с Грэгом и Кеном тронулись на своей, звук мотора Арта стал уже полушепотом где-то в стороне большой земли, к западу, где остров когда-то начинался как полуостров. Потом они втроем перебрались на противоположную сторону озера и разделились. Кен вместе с ней отправился на север. Грэг пошел на юг. Они договорились встретиться в четыре часа.

Кен сказал очень вежливо, но глаза его при этом были трезвыми и предупреждающими.

— Нэнси, если ты хочешь попытаться отлучиться, то ничего страшного, но только мне придется потом следовать за тобой и это испортит нам весь день.

Она кротко тащилась за ним. Даже если бы она решилась попасть под его выстрел и побежать, то куда бы она бежала? У нее не было ни малейшего представления с какой стороны они изначально приехали. Ей всегда плохо давалась ориентировка.

В девять часов Кен подстрелил лань. Они проходили через глубокую лощину, заваленную опавшими листьями и с болотистой, влажной с весны почвой. Не так уж легко было перелезать и пролезать под стволами деревьев и через покрытые мхом валуны, раздвигать осенние заросли и кустарник. И Нэнси все думала, сколько же еще она сможет вынести. Ноги ее не хотели повиноваться, а дыхание вырывалось из груди прерывисто и болезненно. Затем лощина вдруг кончилась, и они стали карабкаться по склону и пересекли гряду, где лес был менее густым. Кен внезапно замер и предостерегающе поднял руку. Ружье его медленно поднялось и Нэнси увидела лань. Она уставилась прямо на них, неподвижная, с поднятой головой. Это была молоденькая лань, рожки раздвоены. И она была прекрасна, ноги стройные, как тростники, плечи высокие.

Нэнси никогда прежде не приходилось так близко видеть дикое животное. Сердце ее тяжело колотилось от ужасной неизбежности того, что должно было произойти.

Когда выстрел огласил лес, от него было больше шума, чем она могла себе представить. Одновременно лань вздрогнула, плоть ее задергалась от шеи до копыт. Задние ноги, казалось, начали подламываться. Она повернулась, подтягивая и подталкивая себя вперед, с опущенной головой, пытаясь уйти. Кен выстрелил снова, и она повалилась.

Он опустил ружье, улыбаясь, глаза его были очень темными.

Где-то далеко вскрикнули птицы. Лес снова затих. Нэнси услышала свой голос:

— Она мертва?

— Я думаю.

Он дунул на конец ствола своего ружья, своего рода ритуальный поцелуй, зарядил два новых патрона.

— Первый раз попал ей в почки. Скосил немного вправо, но в следующий раз этого не повторится.

— А разве вам не разрешается только одна?

— Да, так они говорят. — Он подмигнул ей. — Пошли. — Он повернулся и двинулся назад, вниз в лощину.

— А как же лань?

— А что такое с ней?

— Разве вы не берете ее назад с собой?

Он взглядом смерил расстояние до мертвого животного.

— Мы добудем другую, поближе к дому. Меньше тащить.

Внезапно откуда-то издалека раздался звук выстрела. От него раскатилось гулкое эхо.

— Это Арт, — сказал Кен. Почти в ту же секунду послышался еще один выстрел, за ним третий. — Развлекается, — засмеялся он. — Скорее всего по птицам. Он их ненавидит.

— Птиц?

— Не знаю почему. Я думаю, он просто опасается, что когда-нибудь одна влетит ему прямо в лицо.

Они пустились в обратный путь по спутанному дну лощины, потом взобрались на один из ее склонов, пересекли плоскую часть леса и спустились в другую лощину. — Озеро слева от нас, — сказал Кен.

Ей было непонятно, как он мог это знать.

Они подошли к маленькому пруду, и на этот раз им попался бобер. Кен подстрелил одного и тут же рядом второго так быстро, что у него даже не было времени убежать от звука выстрела, которым был убит первый. Оба свалились в воду и озерко сомкнулось, над ними. По воде, постепенно затихая, стали расходиться круги.

Ружье Грэга тоже подало голос. Он был гораздо ближе, чем Арт, разряд значительно громче, а эхо короче. До него было примерно-полмили и во что бы он там не стрелял, он не промахивался. Второго выстрела не бывало и в ближайшие десять минут его не было слышно.

Кен подстрелил еще одну лань. Самку. Он пожал плечами:

— Глупо не убивать женские особи. То есть, ты убиваешь нескольких самцов и оставшиеся не могут справиться со всей выпавшей на них работой. Так что нашим оленям не грозит перенаселение и голодная смерть. Но почему бы тогда не пострелять и другой пол, если их слишком много? — Он чарующе улыбнулся ей. — Что уж такого святого в женском поле, если куча мужчин должна умереть, чтобы ей было чем питаться?

Снова донеслось эхо ружья Арта.

Они устроили ленч на опушке, у невысокой гряды, сухие бисквиты, баночку консервов, несколько маринованных огурчиков и пиво. Позади на многие мили раскинулся лес, огромный и безлюдный, пронизанный тут и там серебром озер и медленных рек.

— Это мы, вон там, — сказал Кен и указал на мерцающее место, выглядевшее размером с монету. Ну, не совсем, конечно. Это только край озера. Хижина стоит ближе к центру. Ее закрывает холм.

Нэнси мысленно представила ее и тут впервые за много часов вспомнила о Мартине. Вспомнила цепь и металлическое кольцо, и что оно означает, и кто на самом деле Кен. Она уже почти забыла все это.

Она ела молча, вдруг почувствовав озноб. Ветер нежно вился вокруг них, тормоша сухие листья. Она услышала голос Кена, доносившийся словно издалека:

— Ничто не сравнится с охотой, — говорил он, — это так естественно для мужчины. Вот, что сегодня не в порядке с половиной мира. Мужчина — это охотящееся, убивающее животное и у него почти никогда не бывает возможности выразить себя. Да, конечно, разве что изредка всадить кому-нибудь нож в спину, сидя в собственной комнате, но ни одного хорошего доброго убийства, ничего настоящего.

Она медленно повернулась к нему, чтобы посмотреть, но он как будто прочел ее мысли:

— Я знаю, ты хочешь спросить, а как же война? Ну, черт, большинство так и не попадают на войну. А из тех, кто попадает, не всем удается пострелять по-настоящему и вдобавок-половина из них так вбивают себе в голову, что это нехорошо, что даже не получают от этого удовольствия. Их не подготовили к этому в молодости, понимаешь, что я имею в виду? Возьми, к примеру, древних спартанцев, греков — их приучали убивать с того самого момента, как они только начинали переставлять ноги. А когда они на самом деле насаживали кого-нибудь на острие своего копья, это казалось им самой естественной вещью в мире. Они совершенно не тратили время на то, чтобы чувствовать себя виноватыми.

Он прервался и показал в сторону от опушки:

— Смотри!

На следующем большом подъеме стояло мертвое дерево, лишенное веток, с ободранной корой и почти белое по сравнению с лесной зеленью. На вершине, вырисовываясь на фоне неба, сидел сокол, коричневый, по сравнению с темнеющей голубизной, так как небо уже темнело.

Кен пригнулся, шепча:

— А вот сейчас ты увидишь настоящий выстрел. Что хочешь поставить? — Он прикинул расстояние и установил прицел на своем ружье. — Даю до него триста метров, без ветра. Он пропустил предплечье через холщовую лямку ружья, крепко прижал приклад к плечу и щеке.

Какой-то ужас обуял Нэнси, еще худший, чем при убийстве первой лани. Сокол был едва различим. Зачем его убивать? Какой в этом смысл? И сокол, скорее всего, ничего не подозревает о них. Это птица. Птица не ведает, что на нее могут напасть с расстояния в сотни ярдов другие обитатели земли. О смерти на земле птицы знают только тогда, когда сами находятся на земле. Она является, в образе лисы, волка или рыси, внезапно выпрыгивающих в тот момент, когда они сами терзают свою добычу. Или в образе орла, свисте его крыльев и жестком прикосновении его когтей, когда он ныряет за свежепойманным мясом.

Но только не ружье за триста ярдов. И маленький конический кусок стали, летящий с такой скоростью, что не услышишь, откуда его принесет.

— Нет! — сказала она. — Пожалуйста, не надо!

Кен медленно нажал на курок.

Она потянулась к нему, но было уже поздно. Выстрел грянул. Долю секунды сокол оставался прямым и неподвижным. Затем, как в замедленном фильме, перья медленно отделились от его шеи, оставив ее обнаженной и без головы.

Тело ушло куда-то в себя, когти расцепились, и он шлепнулся, как мокрая тряпка.

Так продолжалось весь полдень. Все, что появилось в поле зрения, убивалось. А Арт с Грэгом стреляли еще чаще, судя по звукам. Эхо их выстрелов не умолкало.

Сначала Нэнси мутило от всего этого. Но, в конце концов, она перестала переживать за мертвых животных. Когда они пошли к краю озера для встречи с Грэгом, она уже не ощущала ничего, кроме молчаливой мужской силы Кена. Он двигался рядом с ней какой-то подавляющий и физически примагничивающий. Она чувствовала себя так, словно знала его всю жизнь, всегда шла за ним следом. Его тело и лицо, его запах и голос были полностью знакомы. Мартин был далекой личностью в прошлой, другой ее жизни.

Грэг засмеялся, когда они встретились. Руки его были красные от крови и одежда вся в пятнах. Он ткнул пальцем позади себя в лес.

— Последнюю я прихватил всего лишь пятьдесят ярдов отсюда. Лиса. Я оставил около нее несколько шкурок.

Кен улыбнулся и сказал:

— Мы подождем.

Грэг ушел. Они слышали, как он удалялся, продираясь сквозь заросли. Кен поджег две сигареты и передал одну Нэнси. Сигарета была влажная от его губ. Это показалось ей совершенно естественным, обычная интимность, обычная между друзьями.

Не успела она выкурить и половину сигареты, как вернулся Грэг. На плече висела тяжелая груда окровавленных шкур. Они погрузили все это в лодку и тронулись в путь, как раз в тот момент, когда солнце скрылось за горизонтом. Оно немного померцало иссеченными тучами, потом потухло.

Нэнси наблюдала, как медленно, но верно хижина приближалась. И по мере приближения ее чувство защитной отрешенности стало теряться. Где только что была она, Кен, лес, стрельба, теперь был еще и Грэг, а вскоре появится еще Мартин, и Арт, и новые ужасы.

Арт помахал им с порога хижины.

— Ну и здорово! Как у вас? — Рот его растянулся в улыбке от уха до уха. Он весь сиял от целого дня, проведенного на чистом воздухе.

— Шикарно, — сказал Кен.

— Я завалил дикую кошку. Смотрите. — Арт поднял ее желтоватый, беспомощно вытянувшийся мешок с темным пятном запекшейся крови на отстреленной наполовину морде. Вдобавок он добыл ястреба, шесть бобров, пару небольших птиц. — Черт знает, как они называются. — Двух оленей, несколько белок, пару ворон, трех енотов и главное — койота. — Застал ублюдка, когда ои принюхивался к оленю, которого я прикончил. Будет теперь знать.

Потом улыбка сошла, и он добавил:

— Да и еще. Погодите, сейчас услышите про нашего Малыша. — Он имел в виду Мартина и повел их всех смотреть.

Где-то в середине дня, Мартин поставил стул на кухонный стол и открыл люк в потолке, который вел к бакам с водой. В окружавшей их свалке он нашел поломанное лезвие пилы-ножовки, брошенное годы назад, когда они проводили водопровод. Он спустился и накинулся на цепь, поломав второй раз лезвие, разорвав и порезав себе руки, упорно продолжал работу.

И он почти перепилил ее, Арт подоспел как раз вовремя.

— Теперь придется паять, — сказал он. — Я не мог одновременно паять и держать его на мушке.

Они стояли у входа в кухню, где сгорбившись и с выражением полного поражения на лице, сидел Мартин. Его глаза встретили взгляд Нэнси, и она увидела в них отчаяние.

— Я его еще не наказывал, сказал Арт.

— Забудь об этом, — сказал Кен, — он уже получил свое, когда ты ему помешал. Точно Мартин? — он засмеялся и посмотрел Мартину на руки. — Ему требуется помощь, а не то он все вокруг зальет кровью. — Нэнси, аптечка в ванной.

Она пошла и взяла ее. Пока она перевязывала руки Мартина, Грэг притащил портативный сварочный аппарат. Кен откупорил бутылку бурбона и к тому времени, когда Грэг заварил звено в цепи, бутылка была уже наполовину пуста. Кен сидел за кухонным столом рядом с Нэнси, рука его легко лежала на ее плече. Смотреть на Мартина она уже не могла. У нее было чувство, что если она сделает это, то смутное ощущение безопасности, которое она чувствовала через Кена, немедленно исчезнет, и она ощутит себя частью Мартина, а вселявшее спокойствие воспоминание о проведенной охоте исчезнет. Она снова примет свое обличье похищенной и связанной с Мартином женщины.

Потом Грэг отцепил Мартина и послал его таскать дрова, а Кен, подвыпив и расслабившись, решил преподать Нэнси уроки кулинарии, пока Арт читал, сидя у огня. Его предложение подарило ей новый проблеск надежды и ей удалось улыбнуться.

— Это, конечно, не что-то особенное. Просто мясной соус, который я узнал во Франции. — Он осмотрел пять громадных замороженных кусков мяса, которые он этим утром вытащил из сухого льда в холодильнике. — О'кей. Отлично. — Он плеснул выпивку себе и Нэнси и продолжал: — Я был в Каннах и остановился на ночь по пути в Париж чуть севернее Дижона, в деревеньке под названием Витто. Там есть маленький ресторан-гостиница. Главный повар показал мне.

Он взял большую сковороду и заставил Нэнси работать, объясняя, как приготовить соус на вине. Голос и весь настрой его были такие теплые, интимные. На это потребовалось время, и они стояли у плиты вплотную друг к другу. Кен докончил свое питье и открыв другую бутылку подлил немного ей, но когда стакан заполнился на два пальца, она отпихнула бутылку прочь, мотая головой. Жар от последней порции уже медленно растекался по ее членам. Она не хотела слишком напиваться. Она желала знать, что она делает.

Потом он полуобнял ее и вдруг наклонил свое лицо к ее лицу. У нее тут же поднялось настроение. Все-таки она в безопасности. Ее признали. Она принадлежала к ним. Она открыла свой рот его губам, сначала нежно пробуя сладкую влажную твердость его языка своим, потом более страстно. Только на какое-то мгновение она подумала о своих разбитых губах и что именно он причинил ей боль.

Он засмеялся и похлопал ее по ягодицам через тяжелые охотничьи штаны.

— В джинсах ты мне больше нравишься, — сказал он.

И взял рукой одну из ее грудей, словно взвешивая ее и стал ощупывать ее оканчивающиеся очертания сквозь тяжелую шерстяную охотничью рубашку. Она не противилась. Казалось вполне естественным для него сделать это.

Значит вот так — подумала она — все-таки секс. Но не насилие. Секс такой, каким он должен быть, с теплотой, чувством, контактом. Но для чего Мартин? Был ли он тоже для секса? И для кого? Арта? Для всех них? Сейчас в наше время никогда нельзя точно сказать ни о ком.

Но тут мимолетно нахлынул прежний ужас, отрезвляя. Вовсе ни к чему похищать мужчину и женщину для секса. Есть множество девушек да и мужчин тоже, которые готовы сделать все, что только способен вообразить человеческий ум и даже не попросить денег за это. Сделать это просто потому, что именно этого они желают сами.

А кольцо и цепь? Был ли действительно в ней кто-то в прошлом году? Что за девушка? Где она теперь? Что за мужчина? Или эти бурые пятна означают что-то совсем другое, не кровь и она все это придумала? Или все-таки кровь? И это потому, что те не приняли условия игры?

Смутно слышала она, как Кен рассказывал ей про соус, помешивая его, голос его вселял уверенность, словно ничего не произошло.

Чувство безопасности нахлынуло снова. Она поступила правильно, подыгрывая им. И что бы они не хотели, она все-таки поступила правильно. Это был единственный путь. Сегодня она заставит его пожелать того, чтобы никогда больше не иметь ни одной женщины, кроме нее. И Грэг тоже, если придется. Настроение ее снова поднялось, Она свободна: она сделает это. Внезапно ее уже не беспокоило, напьется она или нет. Потеря контроля не казалась больше опасной. Она допила свой бурбон, а когда Кен плеснул ей еще, она уже не отталкивала бутылку, а улыбнулась ему, прежде чем выпить, поцеловала его снова, сама, крепко прижав, свое стройное тело к нему.


Глава 13


Весь день он следил за каждым их движением по всему лесу, звук выстрела у каждого ружья особый, один более взрывной и глубокий, другой резкий и высокий. Арт курсировал по всей длине озера с севера на юг, стреляя из легкого 30 калибрового ружья, потом повернул прямо в глубь суши и к западу мили на две и палил из своего Ремингтона 35. В полдень он еще раз отправился к северу и к полудню описал почти совершенный прямоугольник, возвратившись назад с востока, и, подойдя к озеру у его северной части, берегом вернулся к отправной точке. Самый жестокий огонь он открыл там, где были болота. Время от времени поднимались облака перелетных птиц, их крики различимы даже на расстоянии.

Кен, как он знал, пересек озеро с Грэгом и девушкой и двинулся сначала на северо-восток, потом на восток и, наконец, к юго-западу в обратную сторону, замкнув, таким образом, свой дневной треугольник и попав к точке встречи с Грэгом. Один раз ему даже удалось рассмотреть Кена, когда тот поднялся на гряду похожий на муравьиное пятнышко, за которым следовало другое. Таким образом он узнал, что Кен взял девушку с собой. А зная Кена, Грэга и Арта, он также знал, что Арту, она скорее, всего ни к чему, и что Кен и Грэг, скорее всего, разыграли, кто возьмет ее с собой.

Охотничьи привычки Грэга совершенно отличались от других. Передвижения его были беспорядочными. Он, очевидно, двигался зигзагами по лесу без всякой мысли, куда глаза глядят. Что ж, такой был характер у Грэга. Хотя он двигался быстро, его выстрелы слышались, по крайней мере, в трех милях, а местность была довольно тяжелой. Грэг был человек грубой силы и мощи и держал себя в превосходной форме.

Со своего наблюдательного пункта на скалистом утесе над старой лесопилкой, немного позднее, он видел Кена, Грэга и девушку, возвращавшихся на закате, изучал их с близкого расстояния с помощью двенадцатикратного бинокля и одни раз через телескопический прицел Люполд своей двустволки Холланд и Холланд. Он разглядывал их незамеченный и они не имели о нем ни малейшего представления. Так же точно он разглядывал узника-мужчину, через кухонное окно хижины, когда тот взбирался на чердак и спускался, чтобы пропилить себе путь к свободе. Да, это было очень плохо для него. В основе своей он был кроликом, у которого не было ни смекалки, ни воли, необходимых для собственного спасения, не говоря уже о спасении девушки. Теперь, после неудачи, его двух, скорее всего, совсем подорван.

Девушка, казалось, была совсем другой. Она появилась, как ягненок, а теперь начинала проявлять признаки поведения львицы. Так, часто случалось с людьми. Несчастье приносит мужество, смекалку, стойкость и неумолимую целеустремленность. Она отправилась с ними на охоту, провела целый день и, возвращаясь в резиновой лодке, находила силы смеяться. Она пытала счастья там, где удача мужчине изменила. Знала ли она, что ее ожидает? Наверное. Она выглядела достаточно обеспокоенной, достаточно подозрительной, чтобы стать, разумной. Сегодня ночью в эту вот минуту она, скорее всего, ублажает их в постели. Их больной, свихнутый, почти гомосексуальный ритуал.

Не так давно был момент, когда в поле его зрения через оптический прицел попала пара ног в брюках, находившихся в гостиной на полу и обрамленных темным окном кухни и дверным проемом. Они торчали откуда-то возле обеденного стола, потом с ними смешались ноги девушки и потом еще одного мужчины, скорее всего, Грэга. Наконец ноги Арта показали, что тот стоит и наблюдает за тем, как остальные пытаются как-то рассортироваться. Пока, наконец, три тела не вкатились в поле зрения, переплетенные вместе и щекочущие друг друга, как дети, безудержно хохоча. Когда они попытались подняться, девушка упала. Она была, очевидно, совершенно пьяна.

Он переборол поднимающееся физическое отвращение, глубоко вздохнул и распрямил свой затекший, подпертый локтями торс. Потом слегка пошевелил ногами, чтобы облегчить закостенелость в бедрах, не сдвигая рук, которые являлись двумя из трех точек опоры для его Холланд и Холланд с низко посаженным оптическим прицелом. Третья точка, откидная подпорка для ствола, была вставлена в расщелину между скалами, из которых было построено его убежище. Он лежал на самой верхушке утеса.

Вот свет в гостиной хижины, мигнув внезапно исчез, и перед ним осталось только слабое мерцание умирающего огня.

Он терпеливо ждал. Опасности больше не было. Только выучка заставляла его делать это, дисциплина, которой он подчинял себя эти годы. Шанс, что они подозревают о его присутствии, был один из миллиона. Но один выстрел из миллиона мог прикончить так же легко, как один из пяти.

С тиканьем проходили минуты, земля становилась холоднее и враждебнее. Поднялся ветер и звезды казались ледяными точками, насмехались. Движение в хижине прекратилось. Ни одна тень не отделялась от передней двери или заднего крыльца.

Он медленно откатился от своей позиции. Боль от восстанавливающегося кровообращения была резкой. Он сел, растирая свои лодыжки, бедра, помогая движению крови. Потом он пошарил в рюкзаке, ища свой полевой рацион, твердый бисквит, сухое мясо, кубики овощной массы и фляжку. Дотронувшись до них, он остановился. Нет, здесь лучше не есть, Только там, где наверняка можно уничтожить все следы. Он тщательно разравнял землю, счищая с нее отпечатки ног, опытной рукой привел в порядок в темноте листья, сухую траву, глинистые сланцы, которые он сдвинул или раздавил. Он высвободил свое ружье, сложил подпорку, открепил прицел, аккуратно завернул его в нейлоновый мешочек и сунул в рюкзак. Теперь он ему не понадобится ближайшие двенадцать часов, а то и больше. Бинокль последовал за прицелом. С ружьем в руке он поднялся и начал тихо спускаться по заднему склону утеса и болотистым лесам на северном берегу острова.

Он двигался очень медленно, припоминая отметки, сделанные мысленно днем раньше: валун, покрытый мхом, мохнатые сухие корни дерева, вырванные какой-то летней грозой, деревце с голым стволом, низкий куст, переполненный вереском.

Наконец, он выбрался по относительно оголенному склону утеса в лес. Он подождал, прислушиваясь. Не было ни звука, если не считать сверчка. Сплошная стена тяжелых бревен в сотню ярдов толщиной, за ней старая лесопилка, с чем-то вроде опушки вокруг нее и, наконец, еще одна лента кустарника все это лежало между ним и хижиной.

Он вынул фонарик-карандаш из внутреннего кармана охотничьей куртки и включил его, направляя мертвый белый лучик перед собой низко по земле, чтобы не допустить никакого отблеска на верхних ветках. Тропинка была проделана этим утром. Вот была согнута ветка и зацеплена за другую, в нескольких футах далее были подложены камни. Тропинка была такой неприметной и натуральной, что только специалист, тренированный в джунглях, мог ее обнаружить. Он продвигался, убирая камни, высвобождая ветки. Через пять минут луч фонарика отразился от спокойных вод. Он достиг северного берега, моментально отключил фонарик, осторожно пошарил в кустах. Пальцы его прикоснулись к чему-то твердому, металлическому и полому в то же время. Это был борт от каноэ. Он сделал два точно выверенных шага к корме, пригнулся и снова пошарил. Его рука вошла в низкий тоннель в кустах. Он опустил с плеч рюкзак, протолкнул его в тоннель, потом осторожно последовал за мим, стараясь держать свое ружье подальше от твердой земли. На это потребовалось время и терпение, но наградой было то, что через пять минут он уже вытянулся во всю длину под своим замаскированным каноэ, подложив под голову рюкзак. Он вытащил свой полевой рацион и флягу и впервые с самого заката насладился едой и питьем.

«Здорово придумал», — подумал он. Каноэ не позволит ночному морозу пропитать сыростью и заморозить его одежду. Вдобавок оно прикрывало собой любой случайный отблеск, который он мог произвести. Он свернул обертку от своего рациона и сунул ее в рюкзак, потом вынул оттуда маленький металлический контейнер, в котором находилось пять сигарет и газовая зажигалка. Зажигалка щелкнула и ярко вспыхнула прямо перед его глазами. Он затянулся сигаретой без фильтра — купил специально, так как фильтр разлагается и уничтожается не так быстро. И позднее его могут подобрать, прочесывая местность в поисках улик. С другой стороны, обычная папиросная бумага и недокуренный табак раздавливались и либо разносились на все четыре стороны с первым зимним ветром или же разрушались в считанные дни зимним снегом.

Зажигалка вслед за портсигаром отправилась в рюкзак. Он курил в тишине, лежа на спине и прокручивая в уме завтрашний день. Составление планов — задача сложная, нельзя совершенно точно вычислить поведение других людей. Но вполне можно иметь общие наметки и можно прикинуть места укрытия на случаи, если кто-то не впишется в вашу схему и случайно набредет на вас.

Довольно скоро сигарета закончилась, и он затушил ее о землю возле себя. С утра он от нее избавится. Потом он приблизил к лицу светящийся циферблат наручных часов с будильником и установил стрелку будильника на шесть. Будет еще темно. Семь тридцать — самое раннее, когда в хижине может кто-то проснуться. Это даст ему достаточно времени, чтобы перекусить, выбраться из-под каноэ и привести в порядок любые нарушения, которые он мог нанести маскирующим кустам, проползая через них, а потом добраться до своего дневного наблюдательного пункта.

Сегодня последний раз, когда он может вытянуться и по-настоящему выспаться. Назавтра он переместит свою базу, свое укрытие, в качестве необходимой предохранительной меры, так как-очень скоро его начнут отчаянно искать и во-вторых, чтобы облегчить себе передвижение во всех направлениях. С завтрашнего дня, разве что ему очень уж повезет, он может не иметь возможности спать более семи-десяти часов.

Он поднял воротник куртки, перевернулся на бок и, вслушиваясь в тихий плеск озера о прибрежные валуны прямо у его ног, вскоре провалился в глубокий и спокойный сон.


Глава 14


Нэнси постепенно пробуждалась от холода, ослепляющей головной боли и тупой тошноты от слишком большого количества, выпитого. Находясь еще в полусознании, она пыталась согреться о длинную голую спину Грэга, но этого оказалось недостаточно. Одеяло сползло с него и с нее на пол. Чтобы заполучить его обратно, ей пришлось бы перелезть через Грэга, а для этого ей было слишком плохо. Арт и Кен распростерлись на других кроватях в мертвом сне.

Потом страх окончательно разбудил ее. Спасительная темнота ночи улетучилась и с ней вместе слепая уверенность и поглощающая истерия, которой она позволила себе свободно поддаться. Осталось только чувство беззащитности, жуткого отвращения и вины при воспоминании о полученном удовольствии. Хуже всего прочего было постепенно нарастающее в глубине ее грызущее сознание того, что, позволив им все до конца, она осталась совершенно безоружной, лишилась той женской таинственности, которой могла бы их завлекать

Ибо она позволила им совершенно все. Она вступала в интимные и запретные акты любви с Кеном и с Грэгом, никто из троих не обращал никакого внимания на Арта, который наблюдал с отвисшим ртом и горящими глазами. Потом она позволила каждому воспользоваться своей очередью, одновременно продолжая свое занятие с другим. Это было только начало. Ненасытные, они вновь накинулись на нее, вместе. И она, к тому времени уже такая же ненасытная, охотно отвечала их глубокому отработанному ритму. Их рты выкрикивали ей пакости и ругательства, и она радостно отвечала им тем же, и тут присоединился Арт, и, в конце концов, она желала его даже больше, чем Кена и Грэга.

«Бедняжка Мартин, — подумала она, — он слышал все». А позже Арт специально пошел и развалился перед ним в кресле, гротескно голый и высокомерный. Его пьяная заплетающаяся речь, когда он, хихикая, во всех деталях пересказывал все, что она делала. А потом он стал возиться с брюками Мартина.

Она поплелась на кухню за выпивкой и задержалась в дверях с бутылкой бурбона в руках и горящим от бурбона ртом, полупьяная, прислушиваясь зачарованно к Арту, чувствуя новый прилив. Мартин видел ее в свете камина, обнаженную и попытался отвернуться к стене. Но Арт держал его крепко, шатаясь, поглаживая и хихикая. Она вернулась к Кену и Грэгу, найдя их бодрствующими и поджидающими ее.

Живот ее крутило: она старательно переборола позывы, освободилась от Грэга и сползла с кровати. Она даже представить не могла, что тело может так ныть. Истерзанная, разбитая и беспомощно трясущаяся, она стояла посреди комнаты. Потом отыскала брюки и рубашку, которые одевала днем и толстые охотничьи носки, которые Кен дал ей взамен тапок. Она собрала все это и пошла в ванную одеваться. Когда она вышла, Мартин уже не спал. Слышалось слабое позвякивание его цепи. Он сидел на краю скамьи, глаза отекшие и выражавшие недоверие ее появлению и тому, что с ним произошло. Тело его застыло в сгорбленной изможденной дуге, предплечья на коленях, бессильно обвисшие кисти.

Он был абсолютно чужим. И все-таки это был еще Мартин. В голове её промелькнуло воспоминание — он встречает ее в аэропорту и смущается от ее поцелуя. Когда? Это был он?

Он ничего не говорил. Она прошла мимо него, тихо отодвинула задвижку на двери и вышла из хижины.

Начало подниматься солнце. Его изломанные лучи пробивались причудливым рисунком сквозь верхушки деревьев в лесу за озером.

Вода была серебристо-красной. Она наклонилась и погрузила руку. Та онемела. Вчера Кен сказал, что еще через несколько дней появится лед. В этот момент она услышала его смех и обернулась. Он приближался со стороны хижины по белой мерзлой земле, голый, с перекинутым через плечи полотенцем, тело его выделялось странной белизной по контрасту с темными волосами на его паху. Она подумала, как странны обнаженные мужчины, такие узкоплечие и тонконогие. За исключением Грэга.

И тут появился Грэг, следом и Арт.

— Хей, Нэнси!

Кен ухнул, сбросил свои мокасины и, не давая себе возможности передумать, пробежал вприпрыжку три гигантских шага по ледяной разбрызгивающейся воде, нырнул, И с ревом выскочил, как ошпаренный. Грэг потянулся к Нэнси и стал дергать пуговицы се рубахи.

— Ну-ка, вперед, девочка!

Он игнорировал ее визг, а Кен, смеясь вышел из воды, и стянул с нее штаны такими холодными руками, что они обжигали. Грэг ухватил ее кисти, а Кен щиколотки. Так они ее и тащили, распростертую, потом стали раскачивать, считая до трех, с каждым разом подбрасывая все выше и выше.

Шлепок о воду будто иголками пронзил всю длину ее тела по спине. Вода сомкнулась над ней, как огромная плита чего-то сокрушительно тяжелого, такого тяжелого, что она не могла дышать. Наконец, глаза ее раскрылись и она увидела мутно-коричневый мир, заросшее дно озера, а сверху сияние серебристого дневного света.

Она встала и тусклый свет был как теплое покрывало. Кен и Грэг плескались возле нее, хохоча и тут же Арт.

— Утречко, Нэнси. — Это Грэг. — Как наша девочка?

И Кен прибавил:

— Что же ты нас не разбудила?

— Ого-го! Ну и ночка! — Грэг обхватил своими массивными ладонями ее ягодицы и плотно и тяжело притянул к себе, глаза его плясали. — А ты штучка ничего себе! Хо!

Он поцеловал ее, высоко приподнял из воды и сильно шлепнул по заду. Потом с криком пустился к берегу:

— Да тут и медная обезьяна яйца отморозит! Бо-о-оже! Кен выходил медленнее обняв ее за плечи.

— Да, это было здорово, Нэнси. — Он засмеялся, — Во мне просто ничего не осталось. А ты как?

Она смущенно улыбнулась. Он прижал ее теснее.

— Понравилось, ведь правда? Господи, да ты, наверное, сделала это раз двадцать. Это прекрасно.

Он засмеялся, нашел ее рот своим, глубоко поцеловал и вывел ее из воды. Она внезапно ощутила его теплоту и интимность. Арт, синий от холода, но улыбающийся, протягивал ей полотенце с особым взглядом, напоминающим о той особой близости, которую они разделили. Вот Грэг, растиравший нижнюю часть своего крупного тела и шутивший о том, насколько ледяная вода заставила его уменьшится в размерах, и Кен, который вытирал ее, как маленькую девочку, одну из его собственных детей. Тот, другой, холод внутри нее начал отступать. Она все еще принадлежала им и могла встретиться с ними лицом к лицу среди дня, трезвая и бесстрашная. Глаза ее пробежали по стройным линиям ее собственного тела, обе ее тыквообразные груди напружинились от купания, по плоскому животу и капелькам воды, все еще поблескивающим на коричневых завитках ее волос, по стройным бедрам и лодыжкам. Они скоро снова ее захотят и не только потому, что она просто женщина, но и потому, что она — их собственная, особенная Нэнси.

Они вернулись в хижину. Она держала Кена за руку, рука Грэга небрежно лежала на плече, а Арт шел позади, забавляясь тем, что-шлепал полотенцем по всякому понравившемуся ему заду.

Когда они пошли, гостиная сразу же заполнилась их смехом и никто не обращал внимания на Мартина, кроме того, что Грэг посадил его на цепь в кухне и велел готовить завтрак.

— Черт, парень, чего ж ты такой мрачный? Ты, наверное, закайфовал только от того, что слушал. — Это была одна из тех грубых оскорбительных насмешек, которые сходили только Грэгу. Кен и Арт засмеялись. Даже Нэнси была вынуждена улыбнуться, Кен посоветовал ей глотнуть.

— Да ты шутишь? — сказал Грэг.

— А почему бы нет? — вскричал Арт:

Она попробовала. Неразбавленный бурбон обжигал, как огонь, и ее мучительно вырвало. Но уж пройдя внутрь, он действовал очень приятно. Они заорали со смехом. Грэг отвесил ей еще один обжигающий шлепок по обнаженному заду, а Кен поцеловал. Они все вместе оделись перед камином, потом Кен послал ее на кухню за новой бутылкой и заодно посмотреть, не надо ли чем помочь Мартину.

Мартин стоял у мойки, помешивая смесь для блинчиков. Ей было очень неловко и поначалу она его игнорировала. Она наполнила водой кофейник и поставила на кухонный стол. Потом она почувствовала, что надо заговорить. Она сказала мягко:

— Пожалуйста, не надо меня ненавидеть, Мартин. Ведь я же живу. Я знаю, что ты ненавидишь меня. У меня нет права просить тебя этого не делать, так?

Он ответил не сразу. А когда ответил, это было ужасно.

— Где ключ?

— Ключ? Какой ключ?

Она удерживала себя, чтобы не обернуться. Каким-то животным чувством она ощущала его враждебность. Оно передавалось физически, пронзая ее. Нэнси вляла несколько чашек.

Он сказал снова:

— Где он? — И схватил ее за руку, заставляя посмотреть на него.

— Какой ключ, Мартин?

— Все это ночное порхание, и это ни разу не пришло тебе на ум, да? От гаража. Чтобы я мог взять семейную машину на воскресную прогулку. — Его оскалившееся лицо приблизилось к ней вплотную, а глаза сузились от ненависти. — Вот это. — Он поднял ногу и шлепнул по кольцу на ней.

Он был прав, она не вспомнила. Она даже не подумала об этом. Внезапно она почувствовала к нему отвращение, отвращение за его напоминание о том, что ему не удалось спастись так, как ей.

— Мартин, попытайся вспомнить, где мы.

— Вспомнить? — Он хрипло засмеялся. — Ты просишь меня вспомнить?

— То, что случилось с нами. Почему я сделала это.

— А может быть, мне вспомнить, как тебе все это нравилось? И не говори мне, что это не так. Я тебя слышал. О, как тебя было слышно!

От него нельзя было укрыться. Это было ужасно. Она попыталась думать спокойно. Лгать ему бесполезно. Он сразу раскусит. Ей придется сказать правду, но надо сказать ее как-то так, чтобы не слишком распалить его. Как-нибудь.

— Когда я решилась на это, — сказала она, — я еще не знала, что мне понравится.

Он не обратил внимания.

— Не каждый день недели женщины издают такие звуки, сказал он. — Особенно такая фригидная сука, как ты!

«Боже, — подумала она. — Так вот оно что. Его гордость!»

Она сказала нежно:

— Мартин, дорогой, поверь мне, пожалуйста. Я ничего не могла с собой поделать. Может быть, я просто была пьяна до потери сознания. Пожалуйста, помни. Я не знала! Я не знала, что все это кончится тем, что я начну получать удовольствие. Я этого не хотела. — И она прибавила, чуть не плача: — Как бы я хотела, чтобы этого не было.

Он повернулся спиной, ударившись о мойку.

— Удовольствие. Да, я сказал бы удовольствие ты получила. — Он снова повернулся. — Если бы у тебя было куда всунуть еще и четвертому партнеру, ты бы и его приняла.

Это была чистейшая ненависть. Тут что-то в ней переломилось. Что-то уходившее далеко в прошлое, к правде, которую она всегда знала, к отчаянию, которое прятала. Мартину никогда не нужно было ничего, кроме как использовать ее. И что ее отчаянная надежда избавиться от Эдди была именно надеждой и самообманом. Мартин сделал ее грязной, извращенной, такой же, как те девицы, с которыми он спал за деньги. Даже еще хуже, потому что вдобавок он еще и дурачил ее. И еще того хуже, потому что она сама лгала себе из отчаяния и ему позволяла.

Вся горечь этого, а также гнев ее на себя, поднялись в ней и ее удар по его щеке был одновременно ударом по собственной. Он прозвучал, как пистолетный выстрел. И ее внезапный озлобленный крик, словно крик совершенно незнакомой женщины.

— Ах ты ублюдок! Дешевый маленький урод! У тебя был свой шанс. И не вымещай свою грязную обиду на мне.

Он недоверчиво уставился на нее, ощупывая пальцами горящее красное пятно от ее руки. Внезапно глаза его побелели и он ударил в ответ.

Удар отшвырнул ее через половину кухни и расплескал обжигающе горячий кофе по всей стене. Бутылка бурбона разлетелась. Сквозь ужасный звон она услышала его вопль:

— Паршивая грязная шлюха!

Она ощутила вкус крови и пришла в себя. Цепь обмоталась вокруг кухонного стола, удерживая его на расстоянии, и он стоял на пределе ее досягаемости, как собака, а она за этими пределами, почти что, но не совсем. Он ухватил ее руку, выгнув верхнюю губу над зубами и с пеной у рта. Она почувствовала, что ее тащит к нему.

Грэг появился на кухне и, увидев все это, засмеялся. Он расцепил пальцы Мартина на ее руке, словно тот был ребенком, приподнял его, прижал к мойке и сильно пнул. Мартин повалился с выкриком, схватившись за бедро.

— Моя нога. Ты сломал мне ногу!

— Пошел ты. Вычисти все это, — он пнул в сторону Мартина расколоченную бутылку. — О'кей, Нэнси?

Она поднялась, зажав рукой окровавленный рот. В дверях уже стояли Кен и Арт. И Кен сказал Мартину:

— Придурок чертов! Какого дьявола ты сделал это,

Потом, Нэнси:

— И где ты только его откопала?

Нэнси всхлипывая выдавила. Мартину:

— Трус. Когда ты последний раз ударил Джин?

Тот поднялся на ноги.

— А ты не припутывай сюда Джин, грязная сука, — глаза его снова побелели.

Он метнулся к ней. На этот раз Кен, остановил его.

— Послушай. Достаточно.

Нэнси сказала:

— Дети были просто предлогом, не так ли? Все что ты когда-либо от меня хотел — это уикенды. Бесплатные.

Мартин крикнул в ответ:

— Лживая тварь! Лицемерка. Как-будто я не был для тебя избавлением от Эдди. Как-будто ты тоже меня не использовала!

— Я сказал: прекратите! — гаркнул Кен. Он снова сильно отпихнул Мартина к мойке, и весь пыл внезапно покинул того.

— То же касается и тебя, Нэнси.

Он увел Нэнси в гостиную, а Грэг сказал Мартину поторопиться с завтраком, да убрать, всю эту грязь. Но Арт на время задержался, удивленно разглядывая Мартина.

— Мартин, ну что ты скуксился? Одни колотят баб, другие нет. Ты это должен знать. Не стоит так тяжело воспринимать.

В гостиной они все распили бутылку прямо так, из горлышка, поджидая Мартина. Некоторое время спустя, тот появился из кухни с яйцами и кофе. Ели они в тишине. Благодушие исчезло. Мартин нарушил что-то. Нэнси это ощущала. Он убил теплоту и близость, вяло осознала она. Вероятно, убил навсегда. И вместе с тем, она это тоже знала, он говорил правду. О ней и о себе. Все время обвиняя его, она сама была виновной.

Она увидела взгляд Грэга, устремленный на ложбинку между ее грудей и вспомнила, что даже не застегнула рубашку. Он улыбнулся, но эта улыбка не была похожа на прежнюю. Он хотел ее, но только чтобы облегчиться.

— О'кей начальник, — сказал он Кену, — что ты желаешь делать дальше? Вернуться в постель и еще немного порезвиться или перейти прямо к делу?

Кен задумался, потом сказал: — А как вы оба?

Грэг снова оглядел Нэнси и почесался. — Что ж, ночь-то была довольно короткой, небольшой отдых не помешал бы.

— Забудь об этом, — холодно сказал Арт, — этот грязный маленький монстр беспокоит меня. Давай-ка лучше приступим.

— Я согласен с Артом, — сказал Кен, кроме того, это же против правил.

— Мы можем поменять их. Проголосовать за это.

— Нет. Мы создали их не просто так. Вспомните! Не оказываться вовлеченными!

Грэг подумал и неохотно согласился.

— Да. Ты прав.

Нэнси робко спросила:

— Что за правила?

Кен сказал:

— Просто правила.

На нее он не посмотрел.

— Но какие?

Ответа не последовало и это молчание обеспокоило ее. Что-то здесь было не так. Он стал скрытным. Занавес опустился,

— Мартин, — позвал он. — Поди-ка сюда. — Он выудил у себя в кармане ключ от кольца на его ноге. Она заметила это, а также Грэг снова посмотрел на ее грудь. Тот увидел что она смотрит на него, протянул руку и взял в ладонь одну из ее грудей, приподнял ее вверх, опустил и рассмеялся. Какая-то отчаянная надежда нахлынула на нее. Может, все-таки она сможет все еще исправить. Она потянулась к его брюкам, отыскивая его и почувствовала, как он моментально напрягся.

Кен заметил и нахмурился.,

— Ну, Грэг. Ради бога! — в голосе его был резкий гнев. Грэг ретировался.

— О'кей, о'кей. — Он отнял свою руку от Нэнси и убрал ее от себя.

Мартин вошел и стоял в ожидании. Кен медленно оглядел его с ног до головы.

— В чем дело? — спросил Мартин. Он был сильно бледен,

— Выпей, Мартин, — сказал Кен. Он плеснул на пару пальцев бурбона в стакан и передал его Мартину, который принял его без возражений, медленно передвигая свои темные глаза с одного на другого.

После того, как он выпил, Кен забрал у него стакан. Мартин не двинулся. Конечно, он был бледен, но в маске его лица появился элемент глубокой мудрости, а рот принял очертания, которых раньше не было. Кен заметил это и спросил: — Что это ты с ним сделал, Грэг?

— Ничего, — запротестовал Грэг, не поняв, — я просто лягнул его в бедро. Помнишь, как нас в армии учили?

Арт пристально посмотрел на Мартина.

— Дело не в этом, — сказал он, — Кен прав. Он почувствовал. Ну, конечно, не ясное осознание, но как-то инстинктивно. Как животное. Это интересно. — Он улыбнулся. Ну, а может и нет. В конце концов, он ведь и есть животное.

Кен продолжал задумчиво смотреть.

— Да, — согласился он. — Ты прав, Арти. Опасность. Он ее почуял. — А потом Мартину: — Вот. Это все твое. — Он передал Мартину ключ от цепи.

Мартин увел взгляд от Арта.

— Бери, бери, — настаивал Кен.

Он бросил ключ в нагрудный карман Мартина.

Мартин медленно выдавил из себя слова:

— Сколько времени нам дается?

— Видишь? — триумфально сказал Арт, — я говорил тебе.

Сбитая с толку Нэнси спросила:

— Кен, я не понимаю?

— Никаких проблем, — засмеялся Грэг, — мы вас отпускаем.

— У вас есть двадцать минут, — сказал Мартину Кен.

Арт поднял с одной из скамей небольшой сверток.

— Можете взять вот это. Здесь пропитание на три дня, спички, аптечка, все это может понадобиться.

Нэнси взорвалась:

— Может, кто-нибудь соизволит мне объяснить, что здесь происходит?

— Я же тебе сказал, — ответил Грэг, — пока.

Это звучало как-то не так. Она повернулась к Мартину. Улыбка его была неприятной.

— Ты так же хорошо знаешь о чем идет речь, как и я.

Да, конечно, она знала, где-то в глубине. Так же, как и Мартин. Она знала об этом и призналась себе в этом задолго до него. А все, что она думала после, было просто тщетной надеждой, самообманом, чем-то, рожденным от отчаяния. Она хотела бы знать, когда же Мартин решился встретить правду лицом к лицу? Вчера? Когда они охотились? или прошлой ночью? Это уже не имело большого значения. В это же невозможно было поверить. Смерть в ее представлении смешивалась с изгнанием из маленького мирка, который она построила для своей защиты. Всего лишь несколько минут назад они все были голыми и смеялись все вместе. Руки Грэга обнимали ее, и он целовал ее так же, как и Кен. А прошлой ночью они разделили ее. Они были друзьями.

Она не могла говорить.

Мартин спокойно освободил себя и принял предложенный пакет.

— И сколько же здесь было до нас других?

Кен поколебался, потом ответил:

— Шесть.

— Шесть парочек, — добавил Арт.

— Даже так? — сказал Мартин. — Каждый раз, отправляясь в отпуск, подбираете кого-нибудь, немного развлекаетесь и играете, потом выпускаете их и вперед, на охоту. Значит так?

Тон его был совершенно бесстрастен.

Кен и Арт обменялись взглядами, Кен сказал:

— Слушай, Марти, давай представим это иначе. Лес такой огромный, все может произойти.

Арт ухмыльнулся криво:

— Кто знает? А вдруг кончится тем, что вы будете стрелять в нас?

— Из чего это? — взорвался Мартин. — На мгновенье он потерял контроль. — Из этого? — Он вытянул руки ладонями вверх.

Никто не ответил. Он дико переводил взгляд с одного на другого.

— Я уже говорил. Вы все психи. Все вы. Со справкой. Послушайте, ведь это же не Вьетнам, или что там еще. Мы же не узкоглазые или ниггеры. Мы белые люди. Такие же, как вы. Я работаю в банке. Я уважаемый человек. Я женат. У меня есть дети.

Кен нажал пусковую кнопку своего секундомера.

— Ваше время начинается прямо сейчас.

Но Мартин не останавливался:

— Да послушайте же вы, ради господа. Ну хорошо, значит вы развлекаетесь охотой на людей. Но это же не охота. Охота — это когда жертва имеет шанс уйти или сопротивляться. Зачем тогда нас вообще отпускать? Почему не пристрелить прямо сейчас?

Грэг заговорил:

— Вы знаете, люди меня поражают. Еще полчаса назад он только и думал, как бы освободиться от этой цепи. Только отоприте ее, вот все, что он просил, — в голосе его сквозило наигранное изумление, смешанное с болью.

Кен оставил это без внимания и обратился к Мартину:

— Ты, конечно, можешь остаться здесь, если пожелаешь. Можешь себе сделать кофе или выпивку, сесть и ждать. Но я не думаю, что ты так поступишь. О, я чуть не забыл… — он вынул карманный компас, — К западу отсюда, около двух с половиной миль, лежит все, что осталось от старой железнодорожной линии, едва заметной. Если будете следовать по ней на юг, то выйдете на шоссе 28. — Он подвинул компас по столу к Мартину.

Мартин взял его.

— А вы чертовски уверены в себе, — что ж, позволь и мне кое-что тебе сказать, большой человек. — Я смоюсь отсюда целый и невредимый и ну-ка догадайся, чем это выльется для тебя?

Грэг посмотрел па Арта.

— Что ты на это скажешь? Похоже на этот раз попался настоящий живчик.

Арт ухмыльнулся.

— Может, ты и прав. — Он повернулся к Мартину. — Мартин, ты человек, хомо сапиенс. С мозгом, который в качестве оружия гораздо более смертелен, чем любое оружие. Так что мы втянули себя в достаточно опасную заваруху, как и тебя. Удачи. И пусть победит сильнейший.

Мартин сказал:

— Можно мне немного воды? — Он снова был холоден и деловит.

Кен поднялся и молча подал ему флягу с крючка на стене. Мартин взял ее и медленно попятился к двери. Нэнси, наконец, услышала свой голос;

— Кен, нет! — она начала плакать.

— Ну, Нэнси, — сказал Грэг, — брось это. — Он выглядел неловко и голос его звучал неуверенно.

— Кен, ведь прошлой ночью я и не пыталась сбежать. Я же могла выкрасть ключи от цепи, но я не сделала это, ведь так? Прошлая ночь была, потому что я сама этого хотела, — Она повернулась к Грэгу и Арту, пытаясь разглядеть их сквозь слезы, — И вас тоже. Вас обоих. Я хотела этой ночью. Грэг пожал плечами.

— Конечно. Было весело..

— И могут быть и другие ночи. Я ничего никому не скажу. По возвращении домой я была бы в распоряжении каждого из вас, когда вам только вздумается, — она вцепилась в Кена. — Кен, послушай же меня.

Он оторвал от себя ее руки и сказал:

— Смотри сюда, Нэнси. Все уже решено и нет никакого смысла для тебя растрачивать время. Я не собираюсь менять свое решение. Грэг тоже. И Арт.

Арт сказал грубо:

— Слушай, крошка, может это предоставить тебе в письменном виде? Тебя покормили и потрахали. А теперь дуй.

— Кен! — она снова обхватила его руками. Ужас был чем-то темным и холодным и казался очень далеко от нее.

Она услышала как голос Арта подскочил, дрожа от потери терпения:

— Кен, будь так любезен, вышвырни отсюда эту тупую суку!

— Ну давай, Нэнси, уходи.

Она очутилась на улице. Мартин был там на ступеньках крыльца. Способен ли он помочь? Хоть как-то? Почему же удаляется так спокойно?

— Мартин!

Он не оглянулся. Он продолжал свой путь через опушку, прибавив шаг. Он еще не бежал. Он не доставит им этого удовольствия.

Рядом с Кеном возник Арт, Он держал свое ружье. Она была не в состоянии подняться. Она пыталась, но колени ее не держали, Она подползла к Кену. Только бы он позволил поцеловать ногу.

— Кен, я сделаю все, что угодно! Она услышала его ответ:

— Черт, да двигайся же!

И тут на нее накинулся Арт, пиная, перекатывая, молотя. Гладкие камни ступенек крыльца проехались по ее спине. Она села в полушоке.

Ружье Арта оглушительно затрещало. Что-то пронеслось и обожгло ее скальп. Все пришло в фокус. Кен смотрел на нее сверху вниз, с ледяными глазами и белой яростью у рта. Арт смеялся в отвратительной гримасе. Он выстрелил в землю прямо у ее головы. Из маленьких порезов от камешков сочилась кровь. В двери появился Грэг и вставил патрон в ствол своего ружья.

Это было трое незнакомцев, остановивших ее и Марти и заставивших их пересесть в фургон.

Она резко поднялась. Все возвратилось откуда-то издалека с кристальной ясностью.

— Вы мерзкие подонки. Я не знаю, как вы поплатитесь за это. Но вы поплатитесь. Все трое. Вы просто подонки

Она сплюнула на каменные ступеньки.

Потом повернулась спиной и пошла следом за Мартином. Ружье Грега громыхнуло, но она не отреагировала. Она знала, что они не застрелят ее. Пока нет. Это была всего лишь толпа, решившая слегка попугать ниггера, прежде чем они достанут веревку и бензин. Были еще выстрелы, земля взрывалась и прорывала ей штанины, делая порезы на ногах.

Она продолжала идти.


Глава 15


Арт плеснул себе кофе и сказал;

— Мне кажется, не следует давать им дополнительные десять минут.

Он вынес их чашки и они сидели, наслаждаясь теплом восходящего солнца. Начинался еще один чудесный день. Несколько ворон о чем-то спорили недалеко от лесопилки, тарахтели голубые сопки, озеро было небесного цвета и отражало стену ельника на восточной стороне в затемненных деталях. Где-то в вышине, далеко над ними, кружил ястреб.

— Почему бы и нет? — спросил Кен,

— Потому что этот парень не такой дурак, каким казался.

Кен задумался об этом. Может Арт и прав. Было в глазах Мартина что-то такое, что не вязалось с бесполезным идиотом, которого они встретили на заправочной станции, а позже подобрали на краю шоссе. Прежний был слаб, из тех, что всегда колеблются и погрязли в нерешительности. Теперешний был решителен.

Какое-то физическое наслаждение нахлынуло на Кена при мысли о том, как он будет его убивать. Это сексуально зажгло ему пах и основание спины. Такое же ощущение у него возникало, когда девушка, которую он хотел, смотрела на него взглядом, говорившим, что она его тоже хочет и что можно делать все, что угодно. Это было предвкушение запретного. — Не беспокойся, — сказал он. — Мы возьмем его.

Грэг подвинулся назад, откинувшись на грубые истерзанные погодой планки крыльца. Он засмеялся:

— Ну, а-как вам эта Нэнси?

— Лучшее из всего, что у нас было, — cказал Арт. Он припомнил влажный рот Нэнси и добавил: — На все сто процентов.

Кен мысленно представил себе Нэнси, ее дикие возгласы, ее жаркие бешеные чресла, ее руки с остро вонзающимися ногтями. Но больше всего ему запомнилось то, как мягко она смотрела на него. Она на самом деле так думала, это уж точно.

— Я не знаю, — сказал он задумчиво. — А как звали ту девчонку года три назад?

— Темноволосая?

— Да. С плоской грудью.

— Ты имеешь в виду Эллен, Это было четыре года назад. — Да, точно четыре.

— Да, может быть, — сказал Грэг.

Кен попытался вспомнить и сравнить. По мере старения уже становится трудно вспоминать, чем отличались одни женщины от других.

— Однако, мужичок с ней был, — сказал Арт, — это нечто!

Кен попытался вспомнить и мужчину. Какое-то время мелькали перепутанные черты лиц, потом одно вдруг выпрыгнуло в фокус и превратилось в полноватого и лысеющего мужчину с влажными голубыми глазами и пухлыми губками. Лицо было хмурым и по мере того, как оно хмурилось все больше, в памяти Кэна, лицо вдруг раскололось наполовину, в замедленном движении, когда пуля прошла через его правую щеку, позади носа и вышибла всю левую сторону его головы.

— Стюарт, — сказал он.

— Правильно, — сказал Грэг. — Он еще убегать отказался.

— Пришлось пригвоздить его возле дома, — добавил Арт. — Помните? Прямо вот тут, — он указал на место у опушки.

— Конечно, — сказал Кен, — еще как помню. Этот придурок обделался.

И даже мертвый он не давал покоя. Труп зацепился за подводную корягу, после того, как его, снабдив тяжелым проржавевшим куском железа из заброшенного инструментария лесопилки, утопили вместе с трупом девушки в глубокой болотистой части озера на северном конце острова, где рыбы должны были к весне обглодать их плоть, а кости наверняка сгнили в едкой тине.

— Слушайте, — вмешался Грэг. — Самой лучшей была та девчонка, в колледже.

— Эллис?

— Именно она.

— В смысле секса? — голос Арта звучал недоверчиво.

— Нет, скорее в смысле того, что мы очень близко подошли к грани, — сказал Кен.

— Ну, примерно это я имел в виду, — сказал Кен.

Но на самом деле это было не так. Ему понравилось, как они принуждали ее и как она кусалась, отбрыкивалась, кричала, царапалась и отбивалась. Когда женщина не хочет, в этом уже половина всего кайфа.

— Эй, о чем это вы? — вознегодовал Арт. Она не в счет. Мы даже не охотились на нее.

— Мы могли бы, если бы ты не поджал хвост, — засмеялся Кен.

— И где же вы собирались этим заняться? В самом центре Энн Эрбор?

Именно там он и планировал этим заняться, подумал Кен. Устроить ей групповичок прямо в машине, а не в мотеле, потом выбросить на какой-нибудь жилой улице. Так они бы никогда не вляпались ни во что. Он подумал о револьвере калибра 38, с такой осторожностью приобретенном и так и не использованном. Бешенство, произведенное этим фактом и еще тем, что их выдал мотель, бывший идеей Арта и Грэга, и заронило семена, из которых и выросла эта уединенная охотничья хижина. Это было начало.

Арт поболтал свой кофе.

— Что больше всего меня поражает, это как все мужики сразу начинают думать, что их похитили ради выкупа, а все бабы решают, что нас можно окрутить сексом.

— На это и рассчитано, — сказал Кен. — Если хорошенько подумать, на этом строится вся мужская и женская психология.

— А что меня поражает, — вмешался Грэг, — это то, что никогда нельзя определить, как они будут сматываться. Возьми хоть эту Мартину. Мы то думали, что она помрет со страха, не добравшись и до лесопилки, разве не так?

— Ты прав, — Кен вспомнил Мартину, невысокую коренастую блондинку с хорошеньким личиком невинного ребенка. Она буквально доползла до края опушки не в состоянии подняться от ужаса.

Потом они не могли отыскать ее три дня. И три дня в неистовстве они не спали. Она просто испарилась Сначала они прочесали основной берег озера. Они двигались расширяющимися кругами очень быстро и охватили квадрат в десять миль вглубь берега и к югу. Это Кен с Грэгом, а Арт отправился на другую сторону озера.

Два дня и две ночи таких поисков не обнаружили никаких признаков человека. Они сделали вывод, что она вернулась на остров и не покидала его. И следующие двадцать четыре часа, весь день и всю ночь они прочесывали окружающие леса от вершины утеса вниз, болото на северном конце, всю линию-берега, лесопилку.

Впервые, с тех пор как была построена хижина, они были близки к панике. Они уже обсуждали план побега из страны, прикидывая, что даже если она и убежала, у них все-таки есть еще время. Впритык. Они вычисляли точное количество часов, которое потребуется ей, чтобы добраться до полиции или руководителей лесной службы и вернуться, при условии, что она убежала в первые же часы первого дня.

Только Кен был против побега. И он оказался прав. В конце концов, Мартина сама выдала себя. Она застонала во сне в своем уютном гнездышке под самым центром хижины в кухне, из которого она могла каждую ночь выбираться за запасами пищи и воды.

Да, тут они были на самом краю. Единственный случай, когда они были еще ближе к провалу, это мужчина за два года до нее, вернувшийся в хижину стянуть ружье. Он слегка ранил Грэга в ногу, прежде чем был загнан в угол и обезврежен, только из-за того, что этот идиот не догадался прихватить достаточно боеприпасов.

Кен бросил взгляд на часы.

— У них еще есть пятнадцать минут.

Грэг проворчал:

— Я бы глотнул чего-нибудь.

Правило гласило — никакой выпивки в день охоты, а они и так уже раздавили почти бутылку с Нэнси. Грэг сделал огорченное лицо.

Арт произнес задумчиво:

— Знаете, мы за последние семь лет здорово поразвлеклись таким манером, очень здорово, но мне думается, мы начинаем допускать первую ошибку.

— Какую это?

— Зайдя слишком далеко, — ответил Арт.

— Ты имеешь ввиду, что хочешь выйти из игры? — спросил Грэг недоверчиво, почти негодующе.

— Вот опять началось, — сказал Грэг.

— Конечно нет, может быть просто переменить систему.

Кен точно определил, что тот имеет в виду. Это была ежегодная мания Арта перенести охоту из леса и северной дикости, которые ему не особенно нравились и возобновить ее в городах. В основе своей Арт был городским мальчишкой. А Грэг был примитивным животным, который лучше чувствовал себя в стихии, в чащах, чем где-либо. Они никогда не договорятся.

— Ну, подожди, — сказал Арт.

Он настойчиво поднял руки. Он хотел добиться позволения высказать свою точку зрения.

— Тут есть парочка аргументов. Первый — рано или поздно кто-нибудь сложит два и два и получит четыре. Какой-нибудь заскучавший коп, которому нечем заняться. Ведь так это обычно и случается, нет?

— Какие два и два?

— Не уводи разговор.

— Я хочу знать, — настаивал Грэг.

Арт глубоко вздохнул, обреченно и нетерпеливо.

— О'кей, о'кей. Тот факт, что каждый год в одно и тоже время исчезают мужчина и женщина, всегда в паре, исчезают. Кто нибудь наверняка увяжет это с охотничьим сезоном. А это первый шаг, чтобы связать это с охотниками, следующий шаг…

Закончить ему не удалось. Грэг полупрорычал, полупроорал:

— А, брось это! Ты шутишь!

Кен внутренне усмехнулся. Тут Грэг был совершенно прав. Они тщательно старались подбирать пары в разных частях штата, А однажды, чтобы добыть парочку, они даже отправились в Висконсин. Никто никогда не соединит эти пропажи с охотничьим сезоном или какими-то определенными охотниками, или, даже если уж на то пошло, с северным полуостровом.

— Я сказал, что есть пара аргументов, — не отступал Арт. — Мы можем замести наши прошлые следы и…

Грэг снова перебил уже воинственно:

— Какие прошлые следы?

Арт поднял голос уязвленный.

— Послушай, не строй из себя дурака. На данный момент у нас побывали четырнадцать человек. Я не судебный эксперт, но они вполне могли оставить после себя что-нибудь, волосок или отпечатки пальцев, или что-то еще.

— Конечно, — саркастически заметил Грэг, — и что же ты предлагаешь? — Капитальную весеннюю уборку? Или ты желаешь совсем развалить хижину?

— А почему бы и нет? — спросил Арт. — Мы всегда готовы построить новую.

— Это ты можешь. А я останусь в этой.

Тогда Арт снова набрал воздух и кинулся в атаку. Он начал расписывать достоинства городской охоты одно за другим. Один раз Нью-Йорк, другой Чикаго, затем Сан-Франциско. Можно даже попытать счастья за границей: Париж, Лондон или Рим. Выслеживать людей в толпе, в ночных клубах, на представлениях, в кабинетах на работе.

Грэг отбивался своими обычными аргументами. А как насчет полиции? Их жертве достаточно добежать до ближайшего участка пли поднять трубку телефона.

Арт контратаковал как всегда. Они будут выбирать людей, которые не могут обратиться в полицию, не посмеют.

Кен полностью отключился. Ни тот, ни другой не имели ни воображения, ни духа, чтобы на самом деле развить игру. А он никогда по утруждался высказываниями своего мнения по этому вопросу, а оно заключалось в том, чтобы играть круглый год. Выбирать пару своего уровня, супер-горожан, как и они с деньгами, и социальным положением, шаг за шагом втянуть их в ситуацию шантажа посредством секса, что могло продолжаться неделями в любой возможной форме. Затем медленно и верно опутать их такой-паутиной страха, что они не осмелились бы никуда обратиться за помощью. Таков был бы его первый шаг. На это ушли бы месяцы. Следующий шаг — не давать жертвам знать, что на них собираются охотиться, но даже сообщить им время и место их вероятной кончины. Они сначала не поверят, но подозрение, потом определенность возьмут верх. Один всегда поймет раньше другого. Будут споры и споры, мольбы и нападки и всплывут на поверхность бесконечные личные противоречия и враждебность, задолго до того похороненные, пока в конце копцов отчаяние не принесет нелегкое и обиженное примирение перед лицом общего врага.

А для охотников развлечения умножатся — изматывающие размышления и планирование, медленное вовлечение жертв в наиболее фундаментальные и унизительные сексуальные извращения, какие только можно вообразить, извращения, которые те научатся любить и страстно жаждать, потом наблюдать за трепыханием мужчин и женщин, пытающихся любыми путями, согласно своему полу, избавиться от участи, которая, как они знали, была неизбежной, но, тем не менее, отказывались признать ее такой для себя.

И, наконец, само убийство, не столько акт, сколько полное признание и осознание самими жертвами, что вот оно, что конец неизбежен и наступит немедленно и ничто уже не сможет спасти их. Если все было бы сделано правильно, можно было бы даже получить дивиденды, когда жертвы до того измучены, что буквально сами станут умолять казнить их.

В качестве разновидности охоты, Кен знал, что этому равного не будет. И хотя в основе удовольствия остаются теми же, они станут гораздо более сложными и в связи с этим принесут большее удовлетворение. Это было бы, фигурально выражаясь, продвижение по сравнению с настоящим, примерно, как ружье по сравнению с луком.

Он посмотрел на часы. Еще пять минут. Он подумал о Нэнси. Она действительно была лучшим из всего, что они имели. Единогласно. Если пристально рассмотреть ее. И она не могла не вызывать симпатии. Этим утром, когда он плавал в ледяном озере, у него мелькнула странная мысль. Взять Нэнси и смыться с нею. Бросить Грэга и Арта, плюнуть на Эллен, отправиться, может быть, в Южную Америку и начать новую жизнь. Такую девушку, как Нэнси, можно заставить делать все, что угодно. Для начала, она не будет, как Эллен, противиться групповому сексу. Она отчаянно жаждала любви и признания. У нее было хорошее тело и красивое лицо и какое-то загадочное невротическое качество, придававшее ей стильность. Немного приодеть и она сможет соперничать с лучшими. Да что за черт, в конце концов, разве обязан мужчина всю жизнь провести с одной женщиной? Эллен получила от него все лучшее. И допустила роковую ошибку, свойственную всем женщинам, принимающих своих мужей как должное. Только по одной этой причине она заслуживает быть брошенной.

Он привстал нерешительно и понес свою чашку кофе внутрь.

— Около трех минут, — объявил он.

Он поставил чашку в мойку и случайно задел ногой цепь. Та звякнула по полу. Он посмотрел вниз на нее. Неужели так быстро пролетели семь лет? И тут он понял, что не прав в отношении Нэнси, Она слишком много знала, У нее всегда будет оружие против него. Независимо от того, какой она была сейчас, разве не стала бы она, в конце концов, заниматься тем же, что он только подумал про Эллен и других женщин? Разве он только что не сказал себе об этом? Через некоторое время Нэнси, как и все, станет принимать его, как должное, А что касается Нэнси, когда наступит этот день, она станет опасной. Ей придется исчезнуть.

Он взял ружье и натянул охотничью куртку, внезапно почувствовав себя прекрасно. Было так приятно принимать решение о ком-то, вроде Нэнси. У тебя остается решающее слово по их поводу. Ни бог, ни судьба, ни они сами или что-либо подобное. Только ты решаешь.

Кен вышел наружу и перебил спор Арта и Грэга.

— Что-ж, — сказал — он, поглядывая на часы, — приступим.


Глава 16


Нэнси обнаружила лодку раньше Мартина. Та тихо плескалась в двадцати ярдах от берега, наполовину скрытая выступающим из воды кустом, к которому она была привязана. На мгновение она заколебалась, говорить ему или нет. Они вышли из тяжелых болотистых лесов на берег со стороны большой земли. Нэнси тащилась позади, ощущая боль от двух увесистых ударов, которые он ей нанес. Первый она получила, когда догнала его на месте причала, пониже хижины. Идея его была захватить одну из резиновых лодок, но, естественно, они обе исчезли. Второй раз он ударил ее, когда они пересекали темный, поросший мхом пол лесопилки, а на ее крыше, высоко вверху, спорили и трещали сойки и цикады. Самое пугающее было то что в обоих случаях он оставался холоден, как лед. Лицо его было лишено каких-либо эмоций. Он говорил совершенно спокойно, словно они абсолютно не были знакомы, только что встретились и обсуждают кого-то постороннего.

— Ты мне не нужна, — сказал он. — Ты понимаешь? Я хочу жить, а ты меня задерживаешь. Из-за тебя меня могут убить. И тогда он сжал кулак и ударил ее.

Удары пришлись в лицо. Она уже чувствовала пульсацию в одном заплывающем глазу. Другой удар порвал ей ухо, и сейчас она и шея под ним были покрыты запекшейся кровью, прибавившейся к той, что пролилась из порезов на ее голове. Но ни удары Мартина, ни ветки и колючие кустарники, наполовину разорвавшие шерстяную рубаху Кена на ее спине, не могли причинить боль, способную сравниться с болью от ее ужаса. Буквально физически, он распространялся от ее диафрагмы наружу по радиусу, словно прорезая реальным ножом, двигаясь вверх, к ее сердцу и легким, останавливая дыхание, а потом устремляясь вниз, вонзаясь и заставляя содрогаться.

Она продолжала беспомощно смотреть па лодку. В голове мелькнула мысль, что если она не скажет Мартину о ней, то лодка может достаться ей. Она может оставить его позади, чтобы задержать своих мучителей, так как, наверняка Кен, Грэг и Арт в любой момент настигнут их. Они и так уже потратили кучу времени, по крайней мере, Мартин. Сначала они вышли на еле заметную тропку к северному краю острова, потом наполовину вскарабкались на утес, возвышающийся над ним, и наконец, прошли через лесопилку к западному берегу, куда, если бежать так, как собирался Мартин, они должны были бы направиться с самого начала. Отсюда было всего несколько сотен ярдов до большой земли, а там уже вопрос был в том, кто быстрее бегает. Но Мартин, как она знала, рассматривал то, что Кен дал ему компас и сообщил о рельсах на западе, как ловушку, что тот сделал это нарочно, чтобы направить Мартина именно туда. Он сначала хотел проверить другие варианты и не нашел ничего, что подошло бы ему.

Горше всего для Нэнси было то, что она вообще присоединилась к Мартину. Какой слепой женский инстинкт, — думала она, — или сила привычки, обманчиво заставили ее больше довериться его суждениям, чем своим? Ибо она думала, с самого начала, спрятаться на самом острове, возможно на лесопилке. Спрятаться по-настоящему и до ночи. Потом, если не будет возможности выкрасть ружье, когда они заснут, ведь должны же они спать, по крайней мере, им с Мартином поможет черная темнота ночи.

Она последний раз обратилась к Мартину: — Мы замерзнем, прежде чем доберемся туда. У нас есть еще время спрятаться здесь.

Он не обратил на нее внимания, раздвигая телом слизь и погружаясь все глубже и глубже. Лодку он так все еще и не обнаружил. Она была не более, чем в двадцати ярдах от него.

Если она скажет ему о ней, не может же он попытаться взять ее только для себя, ведь так? Он же все еще оставался Мартином, каким бы он ни был разгневанным и запуганным.

Он все-таки был человек, а не чудовище, как их преследователи. А она все еще оставалась женщиной. Инстинкт, если ни что другое, заставит его опекать ее. Она решилась

— Марти, посмотри! — Она указала. Он не обернулся, продолжая двигаться настойчиво и упрямо,

Мотор лодки тускло блеснул на солнце. Сможет ли она завести его? Все, что делал для этого Кен в тот день, это дернул за шнур. И там был рычаг, на котором обозначено «быстрее» и «медленнее». Если он работал для него, почему бы ему не поработать для нее.

— Мартин!

Он все еще не отвечал. Он был уже ярдах в пятидесяти, пробиваясь сквозь воду, наполовину плывя, наполовину бросаясь в огромных прыжках всякий раз, когда ноги его находили хоть какую-то опору на дне.

— Бог мой, — подумала она. — Сколько же осталось времени? Бросив на него последний взгляд, она соскользнула в ледяную воду. Ее обутая нога дотронулась до чего-то двигающегося. В ужасе она пустилась вплавь. Она плыла кролем, пока голова ее не уперлась в резиновый бок лодки. Она подтянулась, уперлась локтями в округлый борт лодки н попыталась взобраться в нес. Лодка отплыла от нее, и она издала плеск своими ботинками. Начиная паниковать, она попробовала еще раз.

И тут Мартин услышал ее барахтанье и повернулся. Несколько секунд он тупо смотрел на нее, переваривая увиденное, потом до него дошло, что есть лодка. Он повернулся и стал пробираться к ней. Она только успела плюхнуться в лодку лицом на дно, задыхаясь и отплевывая воду, как он запрыгнул рядом с ней.

Она увидела выражение ненависти на его лице.

— Я же звала тебя, Мартин. Ты не отвечал. Я дважды тебя звала.

Он продолжал смотреть, потом сел на колени и окинул взглядом расстояние от берега до острова и обратно. — Где ты ее нашла?

— Прямо здесь! Посмотри! — Она указала на бечовку, обмотанную вокруг пары веток.

Он снова посмотрел назад, на остров.

— Ты можешь ее завести?

Ответа не было.

— Мартин?

— Заткнись! — Его холодный взгляд жалил. — Они поставили ее здесь, как ловушку, — сказал он. — Должны были.

— Но ты же все равно направлялся к берегу.

Он решился.

— Прими веревку.

Нэнси молча отмотала веревку с веток кустарника.

— Теперь убирайся— Что?

— Я сказал убирайся. Один раз я уже тебе говорил: ты балласт.

Это был тот же самый спокойный, рассудительный голос.

— Мартин.

— Я не шучу.

Он встал и поднял одно короткое толстое весло со дна лодки.

Она не поверила, что он может сделать это. Первый удар пришелся по ее незащищенным ребрам и ее спина сверху полыхнула огнем. Она вскрикнула и весло затрещало снова, на этот раз по ее рукам и еще по голове. Она поскользнулась и рухнула на дно лодки, и он пнул ее сильно в лицо, а когда она попыталась откатиться, он пихнул ее и она почувствовала, что переваливается через борт. Там было благословенное темно-серое облегчение ледяной воды, и она опустилась на заросшее тинистое дно. Вода обожгла ее легкие, огромный агонизирующий глоток, прежде чем она сообразила, что тонет и постаралась опереться на ноги и, наконец, пробилась к воздуху.

Ошеломленная, она уцепилась за куст. Мартин завел мотор с первой попытки. Тот заревел: выхлопные газы ударили ей в лицо, лопасти винта завертелись в нескольких дюймах от ее груди и вода метнулась от ее живота к шее резкими сильными толчками.

Потом он удалился по направлению к берегу, мотор тарахтел на полную мощность.

— Мартин!

В лицо ей плеснуло розоватой водой, и она почувствовала в ней привкус своей крови. Она смотрела вслед Мартину, пока не услышала звук мотора другой лодки.

Она вывернула из-за края острова с сидящими в ней Кеном, Грэгом и Артом. Двигалась она быстро, рассекая воду носом и направляясь прямиком к большой земле, на четверть мили параллельно курсу Мартина и еще на четверть мили позади.

Нэнси отодвинулась на несколько ярдов назад за куст. Как только она сделала это, вода тут же облепила ее, как резиновый костюм, желудок внезапно сжался и она ощутила вкус собственной рвоты. Никто из сидящих в лодке не повернулся и не заметил ее. Она выпустила куст, медленно пустилась к берегу и с невероятным усилием выползла на берег в кустарник.

На пару секунд она замерла, уткнувшись лицом в сухие скрюченные листья, коловшие ее кожу. Она не могла двигатся. Она услышала, что мотор Мартина замолк и медленно перекатилась на бок, чтоб видеть. Он был очень далеко и казался малюсеньким, выбираясь из своей лодки. Вторая лодка причаливала к песчаному пляжу не так далеко от первой. Сквозь звук ее мотора прорезался резкий взрывной шлепок. Грэг, стоял пригнувшись, оперев ружье на плечо Арта. В кого это он стреляет? В Мартина? Ну конечно, в Мартина.

Последовал еще шлепок, еще. Вокруг ног Мартина вздымались фонтанчики воды. Но вот лес сомкнулся за ним и Грэг опустил ружье.

«Предположим, они бы убили Мартина прямо там — подумала она. — Я бы увидела, как выстрелом убивают человека. То, что обычно видишь в кино, но никогда в жизни. Кто-то один поднимает оружие и кто-то другой падает. А после люди стоят вокруг и смотрят на тело безо всякого выражения на лицах. Или несут его, держа за руки и за ноги, голова болтается, трется и колотится обо все на свете.»

— Он ушел, — подумала она.

Она поползла и когда добралась до сгнивших останков ствола, воспользовалась им, чтобы подняться, на ноги и стояла, превозмогая боль, раскатывающуюся по всему ее телу, пытаясь определить, что идет от Мартина, от ее ребер и лица, что от раздирающих кустов, а что от воды и лодки.

И боль от страха.

Кто-то заговорил с ней внутри ее головы, кто-то с настойчивым испуганным голосом, незнакомый ей! — Двигайся. Прежде, чем они увидят тебя.

Она попыталась повиноваться. Одна нога толкнулась вперед, как увязший в грязи свинец. За ней другая. Одна нога, другая, левая, правая. Вкус рвоты и крови во рту. Сломанные зубы. Режущие боли повсюду.

Руки ее почувствовали первыми. Почему это стало так жестко прямо перед ее лицом? Откуда взялся этот царапающий бурый запах старого дерева? И занозы, впивающиеся в ее ладони, Она медленно сосредоточилась. Она прижималась к бревенчатой стене лесопилки, растопырив руки, чтобы не упасть. Все снова всплыло в ней. Кен, Грэг и Арт на берегу, в погоне за Мартином, она на острове одна. У нее родилась идея найти ружье, прежде чем они вернутся на остров. Сколько же прошло времени с тех пор? Осталось ли у нее еще время? Она прислушалась. О чем-то спорили несколько голубых соек. Других звуков не было. Она пошла прочь от лесопилки, осторожно чтобы было не очень больно. Сейчас голова ее была ясной и она передвигалась. Одна нога следом за другой, через густой кустарник на опушку у хижины. Дверь была открыта: из камина длинными струйками тянулся дым.

Там никого, она это знала. Она пустилась бегом. Упала, поднялась, снова споткнулась. Добравшись до хижины, она подтянула себя по каменным ступеням, потом пробралась внутрь и на кухню. Схватив вскрытую бутылку бурбона, она сделала глубокий глоток прямо из горлышка. Ее обожгло и снова вырвало. Выходить из нее уже было нечему и, немного постояв, согнувшись над краем стола, она нашла стакан и набрала воды из крана, выпила ее и удержала внутри.

Потом она вернулась в гостиную к их арсеналу. Тот был заперт. Но ведь должен быть топор, не так ли? Разве Грэг не рубил дрова? Она нашла его снаружи и принесла в дом и расколола шкаф с оружием. Когда запоры поддались, убрав их, она распахнула дверцу ц выбрала охотничье ружье. Это было что-то знакомое для нее. У Эдди было такое. Там была еще зеленая коробка. Может быть, это патроны? Она очень мало знала об оружии. Она разодрала коробку и они высыпались; короткие, толстые, зеленые цилиндрики с плоскими концами и медным основанием. Такие Эдди использовал для охоты на уток. Она заряжала для него, могла и это зарядить. Он даже давал ей стрельнуть однажды. Она знала как. Она втолкнула патрон в магазин, потом еще один, всего пять. Затем сунула дюжину себе в рубаху и пошла на кухню сделать еще глоток. А что если ей сесть прямо перед входной дверью. Она сразу пришлепнет одного из них, как только они вернутся. Но, скорее всего, только одного. А вдруг она уснет?

Она нуждалась в воде. Она нашла флягу, наполнила ее, захватила коробку бисквитов и сушеных фиников. Снаружи она постояла в нерешительности, прислушиваясь к отдаленным голосам ворон и соек. И к тяжелым громыхающим ударам ее сердца.

Солнце было теплым, а кусты и лес пахли осенью. Куда ей пойти? Где безопаснее? Слишком далеко нельзя. Боль пульсировала в глубине ее глаз, входила и выходила в глубину ее тела накатывающимися волнами. Ей необходимо прилечь — она знала, что у нее сломаны ребра.

Она спустилась по ступенькам не упав, обронила флягу, подобрала ее, медленно пошла через опушку к кустам.

Где-нибудь на лесопилке? Там вроде были поленницы из старых бревен. Может среди них? Или позади проржавевших механизмов?

Подул ветер, не сильно, но унес с собой теплоту осеннего солнца. Он пошелестел несколькими бурыми листьями еще цепляющимися за ветки и наклонил верхушки елей и сосен, Бледный свет сочился сквозь ели и дыры в потолке, проливаясь на разрушившиеся доски пола и давно сгнившие стружки. Напротив Нэнси находились массивные матовые контуры паровых механизмов, принадлежавших другой эпохе и с которых давно уже сняли все, что имело хоть какую-то ценность. Она доковыляла до этой машины, нырнула под гигантское с железными спицами колесо и очутилась в круге света от дыры в крыше. Где-то под крышей стрекотали цикады. Она двинулась назад в тень и увидела небольшой открытый квадратный колодец со стороны печи. По нему вниз спускалась старая железная лестница, а внизу, в основании печи, была ржавая железная дверь. Она осторожно спустилась. А не загнала ли она себя в ловушку? А вдруг здесь они станут искать прежде всего? Тут она заметила другую дверь на другой стороне колодца. Она подошла и толкнула ее. Дверь с натугой открылась. Она очутилась в темном, усыпанном галькой помещении, а над ее головой виднелись распотрошенные внутренности машины, Нэнси перешагнула через обуглившиеся балки и кирпича и внезапно почувствовала себя в безопасности. Ей необходимо прилечь. Она не в силах идти дальше. С усилием, отнявшим все оставшиеся силы, она забралась на каменную полку стены в задней части помещения и устроилась в узком пространстве между балками, поддерживающими пол верхней комнаты. Развернувшись ногами вперед, она скользнула во все сгущавшуюся тьму. Что-то протестующе заворчало неподалеку, какой-то маленький зверек, как ей показалось, В глубине были смятые листья и запах грызунов. И проникающее ощущение присутствия пауков.

Ей было уже все равно. Сзади и сверху она была защищена, разве что они выломали бы доски пола. Она могла поспать и прийти в себя.

Она пристроила ружье, нацелив его в сторону слабого света из комнаты под машиной. Она поднесла свою флягу поближе к лицу, пытаясь отвинтить крышечку. Но сделать этого ей не удалось. Она потеряла сознание.

Когда Мартин увидел первый всплеск воды, вызванный выстрелом Грэга, это как-то не дошло сразу до его сознания. Это рыба проскочила у поверхности. Но второй фонтанчик взметнулся сразу перед ним и так близко к берегу, что даже замутилась от грязи вода. Тут он понял. И услышал запоздалый отдаленный разрыв первого выстрела, разнесшийся по зеркальной глади озера, потом второго. Он слегка повернулся и увидел лодку с Кеном, Грэгом и Артом. Жестокий непроизвольный спазм содрогнул его тело и отшвырнул в кусты. Ростки раздвинулись и сомкнулись вокруг него, он услышал глухой стук врезавшейся в дерево пули, и камень под его ногой издал топкий свист. И снова позади над водой прогрохотало ружье.

Плюнув на всякую осторожность и тишину, он ожесточенно пробивался все глубже и глубже, пока легкие его не стали гореть, а ноги не сделались резиновыми и ему пришлось остановиться. Он припал к дереву, стоя на коленях. По мере того, как жизнь возвращалась в него, он оценивал ситуацию.

От Нэнси он отделался, она все равно, что мертва, оставшись в западне на острове. На некоторое время они могут забыть о ней. Только он. И они, наверное, ужа причалили, если уже не на берегу. Где же они? Конечно же, где-то позади него. Как далеко его занесло? И в каком направлении? Наконец, поверх уменьшившегося бега его сердца, он мог слышать. Сначала была тишина, потом несколько болотных птиц, дребезжание дрозда и высоко над головой крики напуганных уток. Потом позади отдаленный и слегка приглушенный звук навесного мотора, когда тот завелся.

Он снова двинулся вперед. Он должен был двигаться по прямой со стороны берега, подумал он. Прошел, наверное, ярдов сто. Надо только продолжать движение. Его скорость противостояла их. Какая разница куда он забредет? Когда наступит ночь, найдется место для ночлега, упавшее дерево с гнездышком из листьев под ним или каменная пещера, где можно укрыться от ветра. Если сначала его одежда не примерзнет к телу.

Он начал ощущать глубокий холод, такой глубокий, что казалось он начинается где-то внутри и постепенно пробирался наружу его тела. А его промокшие ноги начали натираться в сырых туфлях. Скоро пятки его будут содраны.

Внезапно он остановился. Кустарник поредел. Прямо перед ним было широкое открытое место, где под ветром трепетала редкая, пучками трава. Это оказалось болото. Надо было пройти по нему ярдов сто, прежде чем он смог бы достигнуть темной стороны густого леса на противоположной стороне, вправо оно распространялось до тех пор, пока, изгибаясь, не встречалось с берегом озера, а влево терялось где-то в порослях кустарника.

Значит, то, через что он пробирался, был не лес на настоящей большой земле, а своего рода отмель, фальшивый берег.

Насколько нетвердой была земля впереди? Можно ли вообще идти по ней? Он сделал шаг вперед и немедленно увяз по самые колени в засасывающей жиже. Вокруг его ног черными лужицами проступала ледяная вода. Он сделал еще шаг и провалился еще глубже, Уцепившись за дерево, он выкарабкался назад. Значит, вперед пути нет. Придется идти влево или вправо.

Это была катастрофа. Если он станет огибать болото слева пли справа, то будет прекрасной мишенью. Они просто сядут в кустах и будут ждать, прислушиваясь, чтобы определить его местонахождение, задача не из сложных, если он будет прижиматься к этой невероятной болотистой границе. Единственный выход — двигаться назад.

Он повернулся и сделал шаг, стараясь не качнуть ни одного ростка и не хрустнуть ни одной сухой травкой. В голове его стал складываться план. Они ожидают, что он будет уносить ноги подальше. А он вовсе и не станет этого делать. Что, если он вернется назад, к озеру, а если возможно, и на остров? Если ему удастся сделать это незамеченным, он сможет вооружиться. Как и предлагала Нэнси. Но сейчас в этом появился смысл, ведь их то не было на острове. Они находились по ту сторону и не стали бы искать его там.

Но только пока он останется незамеченным. Он низко пригнулся, передвигаясь на руках и коленях, каждые несколько футов останавливаясь, чтобы прислушаться. Где же они? Может ли он надеяться заметить их сквозь густые, даже в это время года, заросли? Или наступит ужасный момент, когда они просто споткнутся об него и начнут смеяться, а у него останется лишь ужасный миг перед смертью.

Он лежал абсолютно тихо. Или они тоже выжидают? Предоставляют ему сделать первый ошибочный шаг? Они наверняка знают, что он дошел до болота и не может двигаться дальше, чтобы пересечь его. Они знали, что путь лежит только влево, вправо или назад. Точно также как они должны знать каждый фут территории на многие мили вокруг. Тут он, заметил как движутся верхушки кустарника, Это было где-то в тридцати футах от него. Движение было легкое, едва заметная дрожь тонкого ствола. Птица? Был ли звук?

Вдруг он понял, что должен делать. Пальцы его тихо пошарили среди опавших листьев, отыскали маленький камешек, выковыряли его из промерзлого лежбища. Он тщательно прицелился в сторону болота, где-то позади себя и перед тем, кто двигал куст. Потом швырнул камень.

Звук, когда камень опустился в двадцати ярдах, получился ощутимый и естественный. Именно такой звук издаст человек, когда спотыкается и ломает что-либо.

Это был именно тот звук, который мог бы издать любой человек, если бы он только не лежал замерев и прижавшись к земле в схватке за свою жизнь. Кен, Арт или Грэг, которые пошевелили куст, должны будут принять один из двух возможных вариантов. Либо они поверят в этот звук и последуют за ним, но тогда он свободно может достигнуть берега. Либо, не поверив звуку, решат, что это намеренное отвлечение и вернутся к озеру, справедливо полагая, что он вернется к нему. И в этом случае он будет их ждать, загнанное животное, еще более осторожное, чем охотники, раненый дикий кабан, готовый прыгнуть из куста и пустить в ход клыки, прежде чем грянет выстрел.

Если бы там был один, а не двое. Но ведь они должны же были разделиться?! Один наверняка в лодке, другие двое прочесывают берег ярдах в ста или двести друг от друга. Но с кем же в таком случае он имел дело? И где конкретно находится этот человек?

Мартин двигался старательно, медленно и в полной тишине. Время не в счет. Глаза его быстро двигались — голова вертелась из стороны в сторону, внимательно оглядывая кусты. Ничего. Кроме спокойной воды озера. Всего лишь в ярде или около того впереди. На полпути между островом и берегом взад и вперед медленно курсировал Грэг в резиновой лодке. Значит человеком, шедшим за ним, мог быть Кен или Арт.

Мартин задержал дыхание и стал ждать. Он молился, что бы кто бы там ни был совершил ошибку.

И тогда он увидел обутую ногу. Он мог дотянуться до нее рукой. Шнурованный ботинок и толстый охотничий носок, опущенный поверх него. А ведь он даже не слышал, как эта нога появилась здесь. Она ведь почти наступила на него. А там выше есть и бедро, и тело, и мозг, готовый отдать команду пальцу нажать курок.

Он не был готов к этому. Это нечестно. Внезапные, не поддающиеся контролю слезы перехватили дыхание, задыхаясь, он начал выпускать из груди всхлипывания. Вдруг что-то щелкнуло и рыдание перешло в вопль. Он вцепился в ногу и тащил, пытаясь подняться на ноги. Ствол ружья крепко врезался в его голову, послышался страшный грохот. Но это не он, в него не стреляли. Все пришло в фокус. Над ним стоял Кен, широко раскрыв глаза в шоке от того, что попался и яростно боролся, не позволяя вырвать у себя ружье.

Там, на озере, Грэг вытянулся во весь рост в лодке, пытаясь разглядеть, что происходит.

И он сам, царапающий и колотящий руками лицо Кена. Кен валится, он сверху, слепо отталкивая ствол ружья от своего лица. Наконец, незащищенные половые органы Кена и удары кулаком еще, еще и еще.

Раздался пронзительный вопль Кена. Он выпустил ружье в попытке освободиться. Через секунду ружье оказалось в руках Мартина и тот резко повернул его, чтобы выстрелить, сильно отдернув назад, чтобы не помешало деревце, оказавшееся между ним и Кеном. Было уже слишком поздно, Кен с побелевшим от страха лицом, скакнул назад в длинном отчаянном броске и шлепнулся в озеро. Когда Мартин выстрелил, он скрылся под водой. Потом всплыл. Мартин выстрелил снова, слишком поспешно. Кен исчез еще раз, сильно загребая руками.

Птицы вопили. Сверху послышался звук врезавшейся в дерево пули, которая тут же с воем унеслась куда-то вдаль. Потом раздался шлепок выстрела Грэга и по озеру разнеслось эхо. Еще пуля и еще — Грэг быстрым огнем прикрывал Кена, и выстрелы его слились в один раскатывающийся грохот.

Мартин нырнул в гущу кустарника. Кен появился на поверхности и выкрикнул:

— Арт! Берегись! У него мое ружье, Арт!

Остановись же ради бога. Остановись и подумай. Не паникуй и не выдавай себя. Он вцепился в сосну, переводя дыхание. Обжигающая боль разлилась с тыльной стороны его кисти, там, где его кулак напоролся на поднятое для защиты колено Кена. Он подумал — сволочь, чтоб ты околел в этом озере, грязная презренная траханная сволочь. Дикая радость выплеснулась в триумфальном кличе, крике спасенного. Он хотел рубить, причинять боль, стрелять. Они у него в руках. Один в воде, один в лодке. Значит, между ним и спасением остался всего лишь одни. И он, вдобавок, вооружен.

Где этот Арт, чтобы он прикончил его, поганого педика. Он ждал, прикусив губу, чтобы сдержать гром своего дыхания. Лес молчал, а навесной мотор работал вхолостую, выжидая. Где бы ни находился Кен, скорее всего за каким-нибудь выступом в озере, он не двигался.

Он заставил себя мыслить трезво и ясно. Если он снова шевельнет куст, он может все испортить. Как он чуть не испортил все с Кеном. Надо же было так близко подпустить его незамеченным. Во всяком случае, ползти в кустарнике очень трудно и медленно. Кен будет иметь возможность прийти в себя и последовать за ним. А если вернуться назад к болоту, спрятаться от Грэга и направиться к югу по середине отмели, разве не этого как раз и ждет от него Арт? Потому что только дурак воспользовался бы самим берегом, полностью открытым Грэгу с лодки.

Только дурак.

Вот так они и рассуждают.

Он вздохнул, стараясь производить как можно меньше шума и двинулся по диагонали назад к озеру. За несколько футов от берега он остановился, прежде чем выйти на открытое пространство. Никаких признаков Кена. Прячется за выступом или корягой. Но Грэг всматривался в точку ярдах в пятидесяти выше по озеру, где он оставил Кена.

Мартин двинулся в противоположную сторону, вниз по озеру. Вблизи от воды. Там кустарник гораздо реже.

Он играл сам с собой, повторяя снова и снова:

— Один ярд, тебе повезло, два ярда тебе повезло, три ярда, ты добьешся своего. — А потом начинал снова. — Один ярд, тебе повезло…

Пока он добрался до небольшой с острыми выступами гряды скользких камней. За ней рельеф берега менялся. У края воды была узкая полоска пожульканного, глинистого сланца, которая тянулась извиваясь на несколько сот ярдов. Он оглянулся, Грэг каким-то чудом до сих пор не заметил его.

Он пересек, гряду, вступил в полосу и пустился бежать, согнувшись и шаркая ногами, стараясь держаться в прикрытии прибрежной растительности, выступавшей на высоту груди над водой.

— Один ярд, тебе повезло. Два ярда, тебе повезло, три ярда, тебе повезло — ты добьешься своего.

Первая пуля просвистела очень близко. Почти одновременно раздался шлепок выстрела и раскатывающееся звуковое эхо ружья Грэга.

Еще одна, но на этот раз поднялся фонтанчик из воды прямо перед ним.

Продолжать бежать, несмотря ни на что. Пусть мишень для него будет трудной. Не забывай — он в лодке, а лодка не стоит спокойно, не забывай — он в паре сотен ярдов. Не паникуй. Продолжай беж-ать. Быстрее. Один ярд, тебе повезло, два ярда, тебе повезло. Скажи это тридцать раз и ты спасен. Навсегда. Один ярд, тебе повезло.

Еще быстрее, на этот раз выше. Пуля с треском оторвала щепку от клена.

Нависший кустарник поредел. Он слегка выпрямился. Попытай счастья. Беги, беги, беги. Один ярд, тебе повезло, два ярда… ты своего добьешься. Полоска сланца стала глаже, превратилась в твердый озерный песок. Сейчас он уже вошел в тот ритм, только бы легкие не подкачали.

Опять шлепок выстрела и раскатистое эхо, но на этот раз никакого звука пули поблизости.

Поверх своего дыхания он услышал, как поднялись обороты двигателя лодки. Грэгу пришлось положить свое ружье.

Он победил, он победил, он победил. «Один ярд, тебе повезло, три ярда — ты своего добьешься»!

Половина дистанции остается по длинному пляжу, вот уже четверть, песок распространяется, деревья становятся чаще и выше. Полоска земли выступала в воду ярдов на двадцать, вся опутанная серыми и покореженными останками прибитого течением дерева. Начиная от нее шел густой вечнозеленый лес, ограниченный по эту сторону небольшим ручьем. Через ручей и не останавливаясь до темноты. Он свободен, он сделал это. Кен в воде, Грэг занят мотором, Арт позади возле болота, обследует лес.

Свободен, свободен, свободен, его бегущие топающие ноги ворвались в ручей, вода была ледяная и прозрачная. Глаза его заметались в поисках надежного места для ступни. Оступиться нельзя.

Вот уже половина ручья позади. И вот он, темный лес.

— Мартин!

— Господи Иисусе!

— Мартин, хэй!

Откуда это? Он повернулся наполовину, как раз в тот момент, когда Арт поднялся из-за огромного валуна в двадцати футах посреди потока.

Арт улыбался поверх маленькой дырочки своего ружья.

— Сейчас ты умрешь, Мартин, и никогда больше тебя уже не будет.

Последовал страшный удар, вспышка света и Мартин стал проваливаться в длинный темнеющий коридор. Ноги его еще пробежали несколько метров по ручью по инерции, подкосившись, он рухнул грудью прямо в ручей. Голова ушла под воду, которая окрасилась темно-красным, а чуть дальше розовым цветом. Ноги его продолжали дергаться.

Арт приблизился, приставил ствол ружья к задней части шеи Мартина и нажал курок, ноги Мартина остановились. Тогда Арт отошел, присел и закурил.

Он подумал: должен же быть какой-нибудь способ убедить Грэга и Кена попробовать большие города. Они могут придумать какой-нибудь выверт в сексе, чтобы ублажить Грэга. Как только он привыкнет к новому виду охоты, он будет поражаться, почему они не бросили эти чертовы леса многие годы назад. Со всей этой их простейшей предсказуемостью. Вот как с этим сосунком, который там валяется. За последние четыре года, даже этот уже пятый, все мужчины получили свое именно на этом месте. Все они мыслили абсолютно одинаково. Они или вообще забывали о нем? Или думали, что он отправился куда-то к болотам. Это действие берега. Он гипнотизирует. Все как один решали, что если они могут бежать, то они спасены.

Грэг с лодкой приблизился.

— Кен в порядке?

— Думаю, да.

— Точно как в прошлом году.

— Я только сейчас об этом подумал. И в позапрошлом, — Арт сказал это настолько значительно, насколько осмелился. Спорить с Грэгом в присутствии Кена, это одно дело, но наедине — совсем другое. Грэг был вспыльчивым. Без Кена, контролирующего его эмоционально, он мог быть неожиданно жестоким. Даже с другом.

Арт вытащил пластиковую пленку с кормы лодки, разложил ее. Она должна была предохранить все содержимое от контакта с мозгами и кровью жертвы.

Грэг взял Мартина за кисти, приподнял. Они вытянули тело из ручья и бросили на пленку. Арт принялся заворачивать Мартина.

— Как же ты это промахнулся? — спросил он.

— Что ты имеешь в виду? — Грэг сразу же стал агрессивным.

— Черт, ты же был в двухстах ярдах от него, — Арт произнес это с улыбкой и обезоруживающим дружелюбным тоном.

Грэг оглянулся и равнодушно ответил:

— Что ж, для начала он бежал, как кролик с раскаленным железным прутом в заднице, а во-вторых, он был в тени и пробивавшийся сквозь деревья свет постоянно искажал его очертания. И в третьих, я же находился в этой чертовой трясущейся и прыгающей лодке.

Арт решил не развивать дальше эту тему. Металл в голосе Грэга был очевиден, он расстегнул брюки и мочился. Толстая, в палец толщиной, струя жидкости изливалась в озеро. Арт подумал: «Ах ты, шизик несчастный, интеллигентная девушка не позволит тебе даже дотронуться до себя, ее стошнит».

— Где Нэнси?

— Не знаю, — сказал Грэг, — осталась на острове, я думаю.

— Внизу, в крысиной норе.

— Скорее всего. Отсыпается. — Грэг с усилием убрал свой орган и застегнул брюки.

Погрузив Мартина в лодку, они поплыли к озеру.


Глава 17


Они подобрали вторую дрейфующую лодку, потом Кена, пытавшегося успокоить тошнотворную боль в паху, измотанного и трясущегося от холода. Арт и Грэг стали поддразнивать его, но вскоре замолкли. Унижение Кена для этого было слишком велико. И его страх. Такого рода побои, какие он получил, могут быть опасными для мужчин. Иногда так начинается рак. Вполне вероятно, что им придется отказаться от последней недели своего отпуска и вернуться домой.

Они обошли остров с юга, добрались до восточной его стороны и причалили под самой хижиной. Они медленно двинулись к ней, помогая Кену, пару раз останавливались, чтобы он мог подавить тошноту и выправиться. Потом Грэг отправился на лесопилку, за железным грузом, чтобы удержать Мартина на дне. Арт плеснул Кену обжигающий кофе, включил для него горячий душ, сам, принял немного бурбона и вернулся к лодкам.

Лесопилка была пуста. Она там, подумал Грэг, под досками пола, в крысиной дыре, спит. Может она проснется и услышит меня. А потом, думал он, если бы я спустился к ней сейчас, никто бы не услышал ее криков, Я мог был повеселиться. Она бы сопротивлялась, как тигрица, а потом вопреки себе возбудилась бы и накинулась на меня, даже зная, что после этого я все равно ее прикончу. Его орган возбудился, и он двинулся прочь. У них ведь есть правила и если кто-нибудь нарушит хоть одно, тогда все кончено. Кен поклялся, что он все отменит и не будет больше никакого веселья. Так что не стоило, даже ради Нэнси.

Он нашел пару заржавленных шатунов, там где он оставил их в прошлом году, когда не поленился и сделал свалку. Они были по семьдесят пять футов каждый. Этого, вполне достаточно, один для Мартина, один для Нэнси немного позже. Он взвалил их на себя, растревожив гнездо муравьев, устроившихся на зиму. «Ползите, твари», — подумал он. Проползите вон там между досками и кусните Нэнси в задницу. Это прекрасно. Он пару раз придавил каблуком муравейник, пока ему не показалось, что он уже передавил большинство из них, потом вышел.

Кен принял душ и завернулся в тяжелое одеяло. Он был на пороге. Он бросил Грэгу новенький двадцатипятифутовый моток нейлонового альпинистского шнура, который упал у его ног.

— Ты забыл кое-что.

— Потом.

— Слышал ее?

Грэг поднял шнур.

— Нет. — Тон Кена говорил о том, что он быстро приходит в норму. — Все еще спит.

— Может быть, — сказал Грэг, — Я бы не стал тянуть с этим.

— Мы недолго.

— Мы ведь не знаем наверняка, что она там, правда?

«Пошел ты, — подумал Грэг. — Быстро же ты пришел в себя.»

Достаточно, чтобы начальствовать, так что яйца твои в полном порядке. Временами он просто терпеть не мог Кена. Вот как сейчас. Всегда последнее слово за ним, по любому поводу. И Арта тоже, который постоянно должен ко всему придираться, словно все вокруг идиоты. Почему они не могут принимать жизнь такой, какая, она есть? Излишняя суета никогда еще ничего не меняла. А охота должна оставаться такой, какой она была всегда — просто потрахаться, пострелять и достаточно.

— Но шансы уж очень велики.

— Она может быть и на берегу, пробирается к большой земле.

— Возможно.

— Что ж, во всяком случае винтовка у нее есть.

— Да брось ты, — Грэг внутренне выругался за то, что позволил Кену взять над собой верх.

— И дюжина патронов. Дробь № 4.

— Нэнси? — Обида Грэга сменилась искренним удовольствием. Подумать только, эта маленькая вислогрудая стерва. Приползла и вооружилась.

— Черт возми, надо Арту сказать. Вдруг он словит своими трусами несколько дробинок.

— Я одеваюсь, — сказал Кен, — возьму другую лодку и проверю, не пыталась ли она переправиться.

— О'кей.

— Для одного дня вполне достаточно. Надо брать ее. — Кен вернулся в хижину.

Грэг снова взвалил два тяжелых шатуна и продолжил путь к озеру. Арт ожидал в лодке, куря и разглядывая измазанную кровью пленку, в которую были завернуты остатки головы Мартина. Он кинул ее в сторону.

— Я подвязал пленку у него под мышками, так чтобы ничего не вытекало.

— Да, видок у него что надо, — Грэг осторожно опустил один шатун в лодку, смягчив его падение о тело Мартина. «Что за извращенец», — подумал он. Для Арта веселье заключалось, вовсе не в охоте и даже не в самих убийствах. Арт развлекался, глядя на то, что оставалось после. — У нее ружье. — Он сказал как бы невзначай, с каким-то ликованием наблюдая за реакцией Арта.

— У Нэнси? — Лицо Арта побледнело и обесцветилось.

— Кен сказал. И несколько патронов № 4.

Арт подумал: — Грязная сучка. С нее станется. Она как раз такого сорта. И она, и ее хахаль. Была б его воля, он бы их никогда не выбрал. Ноющие и тощие коротышки всегда опасны. Это все Грэг виноват. У него просто встал на ее задницу, когда они в первый раз ее увидели, и он уговорил Кена. Вот где и была ошибка. Грэгу никогда нельзя предоставлять право выбора. Это должны делать они с Кеном.

Он крутнул стартер и мотор ожил.

— Ты захватил бутылку?

Грэг покачал головой и Арт про себя выругался. Он надеялся, что Грэг нарушит правило не пить.

Они направились к северной части острова, двигаясь между камышом и болотной травой, которые возле берега казались довольно невинными, но потом становились все глубже и гуще. Наконец, они оказались ярдах в пятидесяти от самого озера, посередине глубокого, обрамленного лесом болота.

Арт заглушил мотор.

— Где веревка?

— У меня.

Они перевалили голову Мартина через борт, вытрясли его тело из пленки, которую Арт тут же промыл, потом аккуратно убрал. Грэг вытащил из-за пояса моток шнура и привязал шатун к телу Мартина, обернув нейлон вокруг его рук, ног, талии и, завязав множеством сложных узлов, выработанных давным-давно так, чтобы веревка не соскользнула с тела, прежде чем с него исчезнет плоть. Таким образом, ничто никогда не всплывет на поверхность. А кости-то уж точно останутся на дне, где-либо всосутся и будут навеки похоронены в иле, или сгниют до полного исчезновения.

— О'кей, ребята, к вам новый парень, — сказал он. — Прихвати-ка его ноги, Арт.

Арт взял Мартина за щиколотки, и они опустили тело в воду, которая была уже пунцовая от крови. Оно исчезло почти мгновенно. Какое-то время шли обильные пузыри, несколько потревоженных тростиночек всплыли на поверхность и закружились в кровавой воде.

Арт снова запустил мотор. Они снова стали медленно продираться сквозь густой камыш и траву к открытому озеру.

— Дай бог не повредить винт, — сказал Арт, — надо было подождать, пока не добудем девчонку. Сэкономили бы вторую поездку.

— Не знаю, — ответил Грэг. — Избавляться от них как можно скорее, так мы всегда говорили.

Арт знал, что он прав. К чему оставлять тела, чтобы они валялись вокруг. Девчонка может оказаться умнее, чем мог предположить любой из них. Чтобы ее поймать, возможно, потребуется время. И всегда был малюсенький шанс, что появится посторонний охотник. Это был единственный риск, которого они всегда опасались.

Они высадились, и он увидел, что вторая лодка исчезла. Кен, вероятно, уже на другой стороне озера, обращенной к земле, присматривается. Он отцепил навесной мотор.

— Что ты делаешь? — требовательно спросил Грэг.

— А как ты думаешь? Может быть хочешь, чтобы она им воспользовалась? — Арт вытащил мотор на берег и в тот же момент услышал свист выпускаемого воздуха, Грэг вытащил заглушки, и лодка стала опадать. Очевидно, на этот раз Грэг не собирался возражать.

Они подождали, потом повесили лодку на дерево, длинную массу совершенно бесполезной резины.

— Что ж, пошли охотиться — сказал Грэг.

— Да. И будь поосторожнее. Я могу себе представить множество вещей более приятных, чем женщина с оружием»

Грэг расхохотался.

— Я тоже. Женщина без оружия. Арт не улыбнулся, сказал:

— Я возьму северную сторону, если хочешь. Ты возьми южную.

— Меня устраивает.

Оба они имели в виду саму лесопилку. Это был длинный прямоугольник, протянувшийся с востока на запад. Ее печь была расположена ближе к северо-западному углу. Они подойдут к ней, как обычно, держась у самого края кустарника, обрамлявшего окружающую пустошь. Не было никаких оснований думать, что Нэнси поведет себя иначе, чем предыдущие девушки. Манера поведения, та же, как и, с мужчинами, стала удручающе предсказуема. Женщины выбирали для убежища лесопилку, чтобы выспаться и набраться сил, а выбрав ее, всегда забирались под землю. Обычно они игнорировали ржавую железную дверь в основании огромной печи и предпочитали машинную комнату, которая сама по себе не производила впечатления безопасной, так что они тут же заползали в сырое, крытое пространство под гнилыми половицами лесопилки, кишевшего крысами. Немного отоспавшись и поднабравшись сил, они начинали осознавать присутствие крыс, больших уродливых визжащих существ. Это их обычно выгоняло наружу, так как в своем новом кошмаре они решали, что смогут добраться незамеченными до земли.

«Пора бы», — подумал Арт. Он взглянул на часы, самое время. Час тридцать. Неужели прошло всего лишь шесть часов с того момента, как они полуослепшие выкарабкались из постелей и плюхнулись в ледяную воду озера? А кажется, что прошло гораздо больше.

Он услышал с другой стороны лесопилки слабый птичий посвист. Это должен быть Грэг, сообщающий свою позицию и что некоторое время он останется на месте. Арт шагнул в прикрытие из нескольких сосен и прислушался. Кен вырубил навесной мотор. Было очень тихо.

Потом откуда-то из недр лесопилки он услышал слабый звук, своего рода отдаленный шорох. Что-то двигалось из-под истрепанной временем стенки, там, где она, полупрогнившая, отставала от твердого камня фундамента. А вдруг она подохла там внизу, вот будет переплет. Придется лезть туда и выуживать труп, который к тому времени, как они отдерут доски, будет наполовину обглодан крысами.

Он снова услышал шорох. Нет, это уж точно она. И к тому же выползает. Но что производит этот шум? Он представил себе ее путь в крысиной норе. Скорее всего, это дверь в комнату с механизмами. Проходя через нее в первый раз, она вероятно полуприкрыла ее, а теперь ей пришлось вновь открывать ее. Она, конечно, делает это-медленно и осторожно, затаив дыхание от страха, что ее услышат, и звук представлялся ей в два раза громче чем на самом деле. Для нее это должно звучать, словно рушится здание.

Арт улыбнулся и ответил на свист Грэга, чтобы тот мог определить его позицию. Грэг наверное тоже услышал ее. Даже если нет, он поймет по ответному свисту, что жертва зашевелилась и ему придется стоять насмерть.

Чертово ружье, что мне делать с ним? Если ей удастся подобраться на выстрел и сделать пару выстрелов, о боже! Все укрытия вокруг лесопилки располагались так близко! С патронамн № 4 невозможно промахнуться на пятьдесят футов. А на двадцать пять можно снести человеку башку. Или половину, по крайней мере.

Скрежетание прекратилось. Она открыла двери. Он выжидал. Начал прошибать пот. Вдруг среди мертвой тишины раздалось слабое звяканье металла о металл. Она задела стволом ружья за одну из перекладин лестницы. Скорее всего, поскользнулась. Это произведет на нее эффект взрыва. На время она замрет.

Он взглянул на часы, тринадцать тридцать пять. Ему бы следовало просто пробраться на лесопилку и пришлепнуть ее, когда она будет выбираться из колодца. Пока она будет еще наполовину находиться на лестнице и не сможет сделать ответный выстрел. Просто сказать ей: — «Добрейший денек, девочка, как прошел твой освежающий сон?» — и сразу начать стрелять. Попытается ли она спастись? Снова скрыться в колодце. Или просто обмякнет и начнет скулить? С этими девками никогда не угадаешь.

Но пробираться на лесопилку опасно. Он может загнать себя в ловушку. Насколько они могли уже понять, она — та же Энни Экли, Лучше уж переждать снаружи.

И он выжидал. Сейчас она, во всяком-случае, уже выбралась из колодца. И скорее всего, двигается по затемненной стороне лесопилки, где находились все механизмы, напряженно прислушиваясь. Она решит, что в безопасности и выберется наружу по длинному, чуть скошенному склону, по которому они когда-то скатывали свежевыломанные планки к пролому в стене, где ожидали дубовые сани. Строя хижину, они с Кеном и Грэгом тогда выломали большие двойные двери с этого края. Деревянные планки с них сейчас покрывали часть крыльца хижины и весь потолок в хижине.

Он снова свистнул дважды. Стараясь не выскакивать из-за кустов, он двинулся к западной стороне лесопилки, к опушке между склоном и стеной, представляющей собой открытое пространство ярдов в тридцать, или около того. Внезапно он почувствовал, что надо спешить, ведь она могла оказаться неосторожной и просто выскочить оттуда. В этой игре никогда нельзя полагаться на других. Ты должен максимально выполнить установку. Только так можно рассчитывать на удачу.

Секунды тянулись, становились минутами. Он вспотел еще сильней. Холодный пот. Наконец сквозь кусты показалась опушка, а за ней часть лесопилки с зияющим отверстием на месте, где были двойные двери.

Не видно было никаких признаков девушки.

Погоди. Ну да. Она там. Маленькая фигурка пылает из темноты. Ну конечно, на ней та самая, в красную и черную полоску рубашка Кена, его огромные ботинки и штаны, подпоясанные старым кожаным ремнем.

Она и в самом деле, вооружена. Она стояла неподвижно, держа оружие наизготовку, прислушиваясь и взвешивая свои шансы.

Он посмотрел и на другой стороне опушки увидел Грэга, скрытого от нее толстым стволом бука. Он плотно прижимал к себе ружье, опустив его вниз, чтобы сделать свою тень еще уже. Грэг улыбнулся и сделал рукой легкий знак. Он тоже ее заметил.

Ну что ж, они позволят ей выйти. Он подберется к ней сзади, а Грэг спереди, и они зажмут ее между собой. Чертово ружье, сумеет ли она им воспользоваться или нет? Ну да ладно, не может же она смотреть одновременно в обе стороны.

Сейчас она уже находилась в самом дверном проеме. Он мог попытаться подстрелить ее. Но вдруг он промахнется, тогда она снова нырнет внутрь и им придется устроить ей осаду, а это значит ночные вахты и еще бог знает что. А кроме всего, где же весь кайф, если шлепнешь их, когда они ничего не подозревают? Даже этот сосунок Мартин имел пару секунд.

Она выходила медленно, шаг за шагом, потом двинулась чуть помедленнее. До стены было ярдов тридцать и еще тридцать до леса. Это в том случае, если она двинется напрямик. Если же она отклонится в любую сторону, то дистанция еще сократится. Она избрала прямой путь. Дважды повернулась, оглядываясь на оставшуюся позади лесопилку, и, наконец, бросилась бежать.

В двадцати пяти футах, по эту сторону пролома в стене, Арт выступил из своего укрытия и сделал предупредительный выстрел. Пуля врезалась в землю прямо перед ней. Она подскочила в воздух на целый фут, дико завертелась, пытаясь увидеть сразу все окружение, потом замерла, не осмеливаясь двигаться.

Арт выбрался из кустов и боком двинулся к лесопилке, передвигаясь, как краб, что позволяло ему постоянно держать ее в поле зрения. Ему не надо было беспокоиться по поводу ее ружья. По крайней мере несколько секунд. Она была слишком ошарашена, чтобы вскинуть его. Да и Грэг прикроет его и попытается выстрелить, он уже окажется среди спасительной темноты внутренностей лесопилки, в безопасной зоне, только что покинутой ею.

И тут Грэг сказал:

— Нэнси! Привет, милашка! — И отошел на несколько футов от ствола дерева, готовый в любую минуту отпрыгнуть назад, если она попытается выстрелить. — Разве ты не собираешься прикончить меня?

Он стоял вызывающе и вдруг, словно случайно, сделал выстрел в сторону от нее.

Вид у нее был жуткий. Вся одежда изорвана и в крови, а лицо до того покрыто иссиня-черными синяками, что уже не напоминало человеческое. Вся кровь, которая еще оставалась в ней, отлила к животу от неожиданного шока, губы стали белыми, как мел.

— Ну же, Нэнси. Поборись хоть немного. Может ты даже достанешь до одного из нас.

Грэг снова нажал на курок и она очнулась. Ружье ее поднялось, а палец напрягся. Но тут же Арт снова выстрелил, и она крутнулась на выстрел, пустив пулю в темноту лесопилки вместо Грэга, потом подняла ружье и снова развернулась, чтобы прицелиться в Грэга. Слишком поздно. Выстрел грянул, но мишенями были только стволы деревьев и кустарники. Грэг успел укрыться за буком.

Арт выдвинулся из тени на пару футов, удивляясь тому, что она не бросилась сразу же к стене и на землю. Это бы хоть частично укрыло ее.

Грэг тоже вышел из-за дерева.

— Что же ты так перепугалась, Нэнси, будто сейчас обделаешься. Это хорошее ружье. Ружье Кена. Он использует его на гусей. Номер 4, с ним можно человека разорвать почти надвое.

Арт добавил:

— Как там крысы? У той девчонки пару лет назад, когда она оттуда вылезла, они просто висели по всему телу.

— Да. Что это с вами, девками, происходит? — Сказал Грэг. — Прячетесь в одном и том же грязном месте. Почему бы это?

Внезапно она заговорила. Голос ее такого же цвета, что и лицо — мелькнула мысль у Арта. Это уже интересно.

— Пожалуйста, позвольте мне уйти, — сказала она.

Грэг ответил:

— А в чем дело, Нэнси, разве мы тебя держим?

— Пожалуйста.

— Ну так иди.

— Я никому не делала ничего плохого. Ни одному из вас. Ничего. Неделю назад я даже не ведала о вашем существовании. Ну, пожалуйста. У меня две маленькие девочки. Я мать. Пожалуйста.

Арт выстрелил. Пуля прошла над ее головой, не задев ее, чего он и добивался.

Она отпрыгнула и выстрелила в ответ. В пустоту. Темнота внутри лесопилки служила плотной спасительной стеной.

Тогда она не выдержала и бросилась бежать. Отшвырнула ружье и в панике слепо бросилась к стене.

Грэг ждал этого и отреагировал молниеносно. Она почти уже достигла стены, когда он вдруг возник прямо перед ней, и она с разгона врезалась в него, прежде чем успела осознать, кто перед ней, и остановиться. Смеясь, он крепко прижал ее к себе одной рукой, а другой отводил свое ружье на вытянутую руку, чтобы она не смогла в него вцепиться, если бы у нее возникла такая идея.

Арт приблизился.

— Твоя или моя? — Он не улыбался, в голосе его звучало презрение и нетерпеливая злость.

— Мы ведь можем немного побаловаться.

— К черту, мы ведь даже не ели ланча.

Грэг сверху посмотрел на Нэнси в разорванной рубашке Кена. Он вспомнил ее влажный жар и почувствовал укол сожаления. Черт, и хороша же она была.

— Я сам, — сказал он.

Он продолжал держать ее, улыбаясь. Внезапно Арт понял почему. Грэг плотно прижимал к себе Нэнси и у него быстро происходила эрекция, ягодицы его уже начинали сжиматься в спазмах.

Арт схватил руку Нэнси и оторвал ее от Грэга.

— Тупой идиот, — заорал он. — Забудь об этом.

— Ну пожалуйста, — она грохнулась на колени, подняв кверху руки в мольбе. Арт пинком отбросил ее руки и прицелился.

Грэг перестал улыбаться.

— Послушай, я же сказал, что она моя. — Лицо его помрачнело.

— Тогда торопись ради Христа.

— Знаю. Заткни свой рот. — Грэг приставил свое ружье к ее горлу и нажал курок. Грохнул выстрел. Ноги ее задергались, рот зашевелился, а глаза о чем-то говорили. Грэг пустил ей две-пули в грудь и одну в голову. Пули врезались с такой силой, что ее отбросило назад, она сделала сальто назад и, как тряпка, свалилась на стену.

Они подошли посмотреть. Она лежала на спине, слегка разбросав ноги, раскинув руки. Мертвые глаза уставились на них.

Арт неприязненно сказал:

— Твой последний выстрел должен был быть твоим первым.

— Пойди попрыгай, — сказал Грэг.

Улыбка его вернулась.

— Ну давай двигаться, — буркнул Арт, — надо от нее избавиться.

— Точно. И что бы там Кен ни говорил, а на этот раз надо прихватить бутылку. Я чуть не умер.

Он не закончил.

Воздух внезапно вылетел из него, словно отрыжка желудка. Арт резко повернул к нему голову. Прямо в центре лба Грэга появилась круглая, размером с монету, дыра, розовевшая по краям, и пока Арт, не веря своим глазам, наблюдал за этим, как ему показалось, — вечность, а на самом деле всего миг, в его мозгу запечатлелось почти одновременно осознание того, что этот звук не имеет ничего общего ни с ним, ни с Грэгом, ни с убийством Нэнси.

Потом Грэг, с застывшей на губах полуулыбкой, с улыбающимися глазами, подломился на ногах и отвалился от стены прямо на Нэнси.


Глава 18


Второй выстрел поразил Арта в руку. Одну секунду он смотрел на Грэга, а в следующий, миг почувствовал жестокий удар чуть повыше бицепса, настолько сильный, что чуть не сбил его с ног. Он знал, что ранен, знал, что должен быть мертв и был бы мертв, если бы уже не начал двигаться к укрытию. Он сбил прицел этому снайперу. Кто бы то ни был, он заставил его слишком быстро нажать на курок.

Он услышал третий выстрел, вой рикошета и отдаленный грохот. Зияющие черные двойные двери лесопилки были всего в нескольких ярдах. Охотник находился не там. Выстрелы шли откуда-то издали.

Все это не было обдумано. Просто слепая реакция. Мозг его уже наполовину сдался, когда он достиг спасительной темноты. Он споткнулся и растянулся лицом вниз. Затем отчаянно рванулся вперед и, сделав еще несколько шагов, повалился снова. Он остался лежать, ощущая вкус горечи прогнивших опилок. Только теперь он начал мыслить разумно. Он находился вне поля зрения, должен находиться. Сквозь бешеный шум своего дыхания, и биения сердца он пытался понять.

Нэнси застрелена, потом Грэг убит выстрелом между глаз. Он сам ранен в руку. Но кем? Кеном? Может Кен свихнулся? Решил сбежать и не оставлять улик?

Это невероятно. Пальцы его наконец осмелились дотронуться до плеча. Он почувствовал сочащуюся теплоту. Это кровь пропитывает рубашку. Как тяжела рана? Он еще мог двигать рукой, значит кость цела. И кровь не била струей, значит артерия не задета. Но боже, какая боль! От нее даже перехватило дыхание. Может быть, через некоторое время рана перестанет молотить и будет просто жечь.

Голова его немного прояснилась. Ему необходимо выбраться. Если это Кен, то он двинется за ним… Нельзя же лежать здесь, выставившись. Поднимайся! Он медленно приподнялся, с удивлением обнаружив, что может держаться на ногах. Не считая раны, он начал ощущать, что в состоянии вступить в борьбу. В нем стал появляться какой-то вызывающий гнев, который почти подавил страх. Он подобрал ружье, смахнул налипший на ствол сгусток опилок. Ну давай же, стреляй в меня, сволочь, получишь свое в ответ. Только покажись мне.

Опушка на восточной стороне лесопилки была пуста. С дерева слетел дрозд и спланировал на конек крыши, весь черный с пунцовыми разводами. Арт осторожно остановился у пролома в южной стороне амбара, обегая глазами окружающий кустарник. Кустарник уходил в лес, а за ним находилось озеро. Он выберется из лесопилки, рискнет проскочить опушку, доберется до укрытия и потом к хижине.

Он оглянулся через плечо на лесопилку. Никого не было видно. А он ничего не мог услышать. Никто не появлялся в проеме больших двойных дверей. За ними лежал мертвый Грэг поверх Нэнси.

Он шагнул в пролом, посмотрел направо, налево, двинулся вдоль стены к углу. Все еще никого. Ни звука, несколько соек вскрикнули, но не встревоженно, а просто переругиваясь.

Оставалось только бежать. Он не мог навечно оставаться прилепленным к лесопилке. Даже если этот охотник где-то рядом, прятался в кустах напротив, ему придется потрудиться чтобы поразить цель. Не так-то просто попасть в бегущего человека.

Он пригнулся и рванулся вперед так, как его учили в армии, дергая телом из стороны в сторону и резко меняя направление бега. Он не останавливался, пока волна царапавшего кустарника не проглотила его, отрезав от оставшейся позади опушки.

Он прижался к земле, не осмеливаясь пошевелиться, поворачивая голову — есть ли тут кто-нибудь поблизости? Боль застучала снова и его едва не стошнило. Вдруг он услышал звук навесного мотора за южным краем острова. И значение этого звука. Облегчение волнами накатилось на него. Мотор означал Кена, Кен не мог быть этим снайпером. Никакого предательства не было и теперь он уже не один. У него есть Кен — их двое против одного. А, может быть, и нескольких, кто знает? Это они вскоре выяснят. Он совладал с болью и тошнотой и начал ползти через кустарник, направляясь по диагонали к месту причала у озера. Кена надо предупредить.

Он старался держаться пониже, но не заботился о том, чтобы не потревожить кусты. Ветви могли шевелиться над ним, но никому не удастся пустить пулю сквозь густые заросли вереска и кустарника.

Кен появился, направляя лодку к месту причала. Он отключил мотор, давая лодке возможность подплыть по инерции. Он держал на коленях ружье и выглядел обеспокоенным.

Арт сказал спокойным голосом:

— Поосторожнее. Кто-то стреляет в нас.

— Стой, где стоишь. — В момент, когда нос лодки царапнул по прибрежным камушкам, он перескочил через борт и одним быстрым движением выдернул лодку из воды и скользнул в кусты.

Они были вместе.

— Что за чертовщина там у вас произошла? — Он увидел руку Арта, темный, пропитанный кровью рукав рубашки и его измазанную кровью мокрую кисть. — Господи, кость?

— Нет, все в порядке.

— Кто это был?

— Хотел бы я знать.

— Выстрелов было три. Крупного калибра. Сверху с утеса.

Так вот где он сидел.

Затем Кен нетерпеливо спросил:

— Где Грэг?

— Он мертв.

— Он что? Грэг?

Арт объяснил, что произошло. Когда он дошел до смерти Грэга, ему снова вспомнилась дыра во лбу, которая вдруг возникла, и Грэг, так внезапно мертвый посреди какой-то фразы. Все это накатилось на него и он опять почувствовал тошноту. Да он и сам был на волоске. И он мог бы сейчас валяться на этой стерве, как Грэг, и ничего не знать.

— Надо пробраться в хижину, — сказал Кен.

— А если он спустился с утеса?

— Мы не можем отлеживаться в этих проклятых зарослях бесконечно, а хижина — самое лучшее укрытие. Там есть аптечка первой помощи и выпивка и постель, чтобы прилечь. По очереди можно стоять на часах. До темноты.

— Тогда двинулись, — сказал Арт.

— Я сразу за тобой. Когда будешь бежать, не теряй времени. Я тебя прикрою.

Они поползли к расположенной недалеко хижине. Арт пригнулся. Слегка приподняв голову, он мог разглядеть крышу лесопилки, а над ней и далеко позади серые камни утеса. Там не было никаких признаков движения, указывающих на снайпера. — Давай! — крикнул Кен, — вперед!

Арт собрался и кинулся к хижине. До нее было всего пятьдесят ярдов, но внезапно он почувствовал, что ноги его отказывают. Он повалится и станет легкой добычей. В глазах потемнело, а голос продолжал. приказывать: «Поднимайся, ну же, поднимайся!» Он ощутил на своем лице что-то мокрое и попытался сесть. Он находился в хижине, на одной из скамей и Кен прикладывал мокрую тряпку к его лбу.

— Полегче. Не пытайся двигаться.

Арт снова повалился и стал сосредоточиваться на знакомых вещах, пытаясь припомнить, как он сюда попал.

— Думаю, тебе полезно будет глотнуть, — сказал Кен, он прошел в кухню и вернулся с нераспечатанной бутылкой бурбона. Он сорвал жестяную оболочку, выдернул пробку и плеснул в бокал здоровую порцию. — Вот. — Он подставил бокал ко рту Арта. Арт выпил, задохнулся, почувствовал как бурбон обжигает ему желудок. Ему хотелось выплеснуть все это и вдруг сразу все прошло, стало хорошо. Он почувствовал себя намного лучше.

Кен улыбнулся.

— Ты почему-то оказался на земле.

— Прости.

— Да ладно. Никто не стрелял. Хотя я ожидал, что начнут. Ты ведь лежал на самом виду.

— Спасибо.

— Не за что. Я не влюблен в тебя, ты мне просто нужен. — Улыбка и подмигивание должны были преподнести это как шутку, дать понять, что слова означают нечто совершенно противоположное. Только Арт прекрасно знал, что Кен сказал именно то, что на самом деле думал и имел в виду. Кену было совершенно наплевать на всех. Но сейчас Кен в нем нуждался и он тоже нуждался в Кене. Они были необходимы друг другу.

— Но кто же это? — в отчаянии спросил он, — Кто?

— Я знаю не больше твоего, — ответил Кен.

— Сколько их по-твоему?

— Все выстрелы, что я слышал, были из одного ружья.

Арт пытался думать.

— Если бы там было двое, я сейчас находился бы рядом с Грэгом, — сказал он.

В этом была логика. Оба замолчали. Безликая анонимность снайпера только подчеркивала неприятность их положения. Вдруг откуда-то заговорило незнакомое ружье и все стало наоборот. Момент назад все было весело и приятно, они загоняли Мартина и выслеживали Нэнси и уже почти готовы были, наконец, закончить с этим и приняться за серьезное питье. Может быть сыграли бы вечерком в монополию, хороший способ расслабиться, а завтра снова за законную стрельбу.

Вот теперь кто-то охотится на них, а они скрываются.

Кен поднялся, осторожно выглянул в окно и вернулся.

— Ничего, — сказал он, уселся в стороне от распахнутого зева входной двери и принялся еще за одну порцию бурбона.

— Что, по-твоему, мы должны делать? — спросил Арт.

— Ну, — сказал Кен, кто бы он ни был и чего бы он ни добивался, нам необходимо добраться до него. Он нас видел. Тебя точно, да и меня, скорее всего.

— Есть дело поважнее, которое необходимо сделать в первую очередь, — сказал Арт.

— Хм-м?

— Затопить тела.

— Нет. Он. Самое важное — он.

— Послушай, — настаивал Арт. — Они не могут пришить тебе убийство, если нет в наличии жертвы. Меня не интересует, кто там, что видел. Трупов нет и в результате его слово против нашего…

— А если он делал фотографии?

Арт пожал плечами.

— Я готов рискнуть этим.

Кен задумался и закурил.

— Ну хорошо, — согласился он. — Нэнси, я согласен.

— Грэг тоже, — не сдавался Арт. — Мы затопим его вместе с ней. Он просто потерялся.

— А Сью заявится сюда бог знает с кем еще и начнет его разыскивать? — В голосе Кена было настоящее презрение.

Арт сдержался.

— Ну и что?

— А то, что кто-нибудь начнет задавать вопросы.

— И кто же собирается на них отвечать?

— Это не важно! Мне вообще ни к чему никакие вопросы. Может тебе нужны?

Да, тут ничего не придумаешь. Кен прав. Сначала будет Сью, потом полиция штата и лесная служба, огромная сеть людей и собак, вертолетов. И они с Кеном, притворяясь, что хотят помочь, усиленно пытаясь не сказать ничего лишнего, постоянно опасаясь, что кто-нибудь найдет припаркованную машину Мартина, а затем по какой-нибудь дикой случайности кто-то сложит вместе два и два, или обнаружится капля крови Нэнси, и анализ покажет, что это кровь женщины. И что там могут еще эти эксперты?!

Арт сделал длинный глоток. — О'кей, — сказал он. Он почувствовал слабое облегчение. Все начинало приобретать осмысленность. Вдвоем они что-нибудь придумают. Их было двое против одного и они — хорошие охотники. И у них большое преимущество. Они знают местность. Никто не может знать ее так же хорошо! Никто!

Кен говорил:

— Мы избавимся от Нэнси, потом мы разыщем этого ублюдка и разделаемся с ним. Тем же путем, на том же месте. Потом мы везем Грэга домой с пулей в голове. Это была случайность. Какой-то охотник. Мы услышали выстрел, но так и не увидели его.

Арт добавил:

— Кроме одной вещи. Пуля прошла прямо насквозь.

— Да?

Арт вспомнил затылок Грэга, снесенный почти полностью, большое открытое пространство, где не было ни волос, ни мозгов, напоминающее пустую половинку кокосовою ореха.

— Да, — подтвердил он.

Кен пожал плечами. И ответил на вопрос, который как он знал, гложет Арта. Если нет пули, подозрение может пасть на них.

— По баллистике, там должно быть достаточно свинца, разбросанного где-то внутри, — ответил он, чтобы доказать, что это не одно из наших ружей.

Они подождали до темноты, наблюдая, как в озере отражается небо, пока не исчез весь свет и на лес опустилась ночь, чернильно-черная, безлунная, испещренная холодными и одинокими звездами.

Они провели часы, обрезая рубашку Арта, попрыскав дезинфектантом в открытую рану, где глубоко прорезало плоть, и рану присыпали сернистой пудрой. Кен сделал также Арту укол пенициллина.

— Кто знает, что за микробы тут ползают вокруг? Рана есть рана. Лучше сделать сейчас, чем придется делать потом.

Он очень аккуратно наложил повязку, потом Арт заглотил несколько болеутоляющих таблеток и еще пару бурбонов. Но не слишком много, так как им нужны были ясные головы.

Все это требовало времени. Когда они закончили, Арт натянул на себя рубашку и зажал зубами пульсирующую рану. Кен приготовил легкий ужин, потом они зачернили пробкой, жженой на огне, руки и лица. Их преследователь мог также блуждать в темноте и им надо было замаскироваться, насколько это возможно.

— Запереть дверь?

— Если мы ее оставим открытой, он не будет знать, здесь мы или нет. Это собьет его.

— Да, но эта сволочь может прийти, пока нас здесь нет и сидеть, дожидаясь нас.

В конце концов, они решили оставить дверь хижины открытой. Ни один запор еще не остановил человека, который хочет по-настоящему войти.

Они собрали два набедренных пакета со всем, что могло им понадобиться на день или два: сменная повязка для Арта, немного сухих полевых пайков, хранящихся в буфете уже шесть лет на случай необходимости, запасные носки, зажигалка, сигареты. Они пристегнули к поясу свои охотничьи ножи и удостоверились, что они легко вынимаются из пожен. Они прихватили фляги, одну с водой, запасы которой можно было пополнить из озера или ручья, другую с бурбоном. На рассвете станет холодно и им надо будет подогреться.

В восемь часов они погасили свет и полчаса спустя тихо выскользнули из хижины. Кен через кухонное окно, а Арт через спальню. Местом встречи был юго-западный угол лесопилки, та часть, где раньше стояли двери. Сигналом служил резкий щелчок пальцами. Ответ — то же самое. Они решили разделиться на пути туда, чтобы не представлять охотнику такой удобной мишени, если тот сидел где-то рядом. Может быть он даже и не будет стрелять, когда увидит, что имеет дело только с одним человеком, побоявшись стать мишенью для другого.,

Кен подождал несколько минут, потом двинулся прочь от хижины, через темную опушку, ориентируясь по слабым силуэтам кустов между хижиной и лесопилкой на фоне ночного неба. Он нащупал веточки вытянутой рукой и начал осторожно продираться сквозь заросли, ругая на чем свет стоит ветки, хлеставшие его по замерзшему лицу и того человека, кто бы он ни был, из-за которого все эти неприятности.

Наконец, он выбрался и до угла лесопилки остался всего один бросок. Он ждал прислушиваясь, не улавливая ничего. Должно ли так быть? Разве не должно быть слышно по крайней мере суеты крыс? Он вздрогнул от холода и щелкнул пальцами.

Ответ Арта прозвучал так близко, что даже напугал его. Он пошел на звук и услышал слабое движение, потом чье-то присутствие.

— Арт? — очень низким шепотом.

— Да.

— О'кей.

— Никаких проблем? Что-нибудь слышал?

— Ни звука.

— Тогда пошли.

Они вышли на открытое пространство, дошли до угла лесопилки, прислушиваясь, потом снова двинулись к стене. Арт прикинул, где должны находиться Грэг и Нэнси, ориентируясь по коньку крыши лесопилки. Он осторожно соскользнул со стены, содрогаясь от мысли, что может дотронуться до них ногами. Они уже закоченели, твердые как бревна, оба, два окаменевших куска плоти, нагроможденные друг па друга, с запекшейся кровью. Он двигался осторожно.

— Нашел их?

— Нет еще.

Он последовал еще на пять ярдов вдоль стенки. Кен шел рядом на высоте его плеча. Но его не было. Он остановился, — В чем дело?

— Не знаю, — Арт повернул назад, вернулся к отправной точке, — направляясь в другую сторону, уже менее осторожно разбрасывая ноги.

Что-то было не в порядке.

— Какого черта, что там произошло? — Это снова был Кен и в его шепоте послышалось то самое ужасное подозрение, которое и он сам начинал уже чувствовать.

— Их нет тут, — сказал наконец он.

— Должны быть.

— Слушай, я говорю тебе, что стою именно там, где это все случилось. Я же стоял прямо рядом с ним.

Это было ужасно. Нэнси и Грэг были перенесены.

Внезапно Кен сказал:

— Давай-ка убираться отсюда.

— Погоди-ка, фонарик-карандаш Арта засветился, шаря по земле. Кен потянул руку, вырвал его и выключил. — Ты что, сдурел? — Он схватил Арта за раненную руку и почувствовал, как тот вздрогнул. Тогда он выругался, обругал Арта, себя, охотника и все на свете. Из-за света вся его способность видеть ночью пропала. А тот, кто следил за ними, уже наверняка засек их. Все их попытки сохранять тишину пошли насмарку.

Он помог Арту взобраться на стену и, ничего больше не говоря, резко подтолкнул его к кустам. Когда они достигли кустарника, он свирепо взорвался:

— Ты чертов идиот!

— Сам ты!.. По крайней мере, мы уверены, что их там, нет. Мы, по крайней мере, знаем. — Тем не менее, голос Арта звучал виновато.

К Кену частично вернулось ночное зрение. Он различил на фоне неба силуэты нескольких гигантских деревьев с высоченной кроной. Он совладал со своим гневом. — Пошли, — сказал он.

— Куда?

— К лодкам.

— Бежать? Да ты свихнулся?

— Не бежать. Поспать.

Арт задумался.

— Мы можем спать по очереди в хижине, — предложил он.

— Только не я. — Кен уверенно отправился к озеру. Пройдя несколько ярдов, он услышал, что Арт последовал за мим. Он продолжал двигаться. Где-то в чернильной тьме вокруг них пряталось что-то нечеловеческое. Кто-то, убивший Грэга, убравший его тело и тело Нэнси впридачу. Зачем? Припрятать их? Как доказательства? Чтобы держать Нэнси против них, припрятав свое собственное убийство?

И кто же? И где? Где-то там, но где?

Он снова услышал движение. Арт внезапно прошел мимо него и направился к причальной площадке, вырываясь вперед и уже не заботясь о том, производит ли он шум. Он согласился с идеей лодки и теперь единственной его мыслью было забраться в нее и выйти подальше в озеро, где они будут в безопасности.

Кен прошипел:

— Подожди!

Но Арт не останавливался. «Чертов придурок», — подумал Кен. Он последовал за ним и сквозь шум, производимый Артом, пытался все же прислушаться к тому, что делается позади.

Но тут Арт достиг края озера и звук сразу переменился. Чтобы понять, Кену потребовалось пару секунд. Арт всхлипывал. Это был низкий животный звук неприкрытого отчаянного ужаса. Кен нашел его на причальной площадке, очерченного отраженным от воды лунным светом. Он стоял на коленях у края воды со склоненной головой.

Кену сразу стала ясна причина. Ему не нужно были слов. Но он на всякий случай пнул ногой то, что осталось от лодки, которую вытянул на берег ранее. Теперь это была бесполезная кучка исполосованной резины. Он прошел мимо Арта к дереву, на котором Арт с Грэгом подвесили вторую лодку. Он дотронулся до нее рукой и длинная резиновая полоска упала на его руку, как змея.

Они не выйдут сегодня в озеро, ни сегодня вечером и ни завтра.


Глава 19


Он стоял в десяти футах, держа наготове нож и наблюдая как Кен помогал Арту подняться на ноги. Он слышал их приглушенный шепот и некоторое время следовал за ними по пути от озера в кустарник. Пытаться прикончить их было опасно, хоть пулей, хоть ножом. Особенно, если они вот так вместе, как сейчас. В такой темноте больше шансов на то, что ему удастся достать только одного, промахнувшись во второго и тут же получишь его себе на хвост. Он не мог позволить себе допустить такую ошибку. Более того, он вообще не мог позволить себе ошибаться, в чем бы то ни было. Он уже допустил две непростительных ошибки: сначала промахнувшись по Арту, слишком тщательно прицеливаясь и позволив ему начать движение. А потом еще более усугубил ошибку, снова нажав, на курок, как новичок в охотничьем угаре. Никому не удавалось подстрелить человека на бегу с оптическим прицелом, а снять, его времени не было.

Он позволил им уйти. Они зароются на ночь где-нибудь в кустах, а может быть на холме, на болоте, логичное и безопасное место. Вот она, ирония жизни. В компании с ними будет несчастная девушка, неподалеку на дне вместе с мужчиной. Как же их звали? Он глянул в бумажник мужчины. Мартин. Мартин Клемент. А вчера он слышал как Кен, а может Грэг, выкрикивал имя Нэнси. И все. Фамилия ее не имела значения. Здесь ничьи фамилии ничего не значили. Этим утром она была живой, дышала, воспринимала мир и в ней еще теплилась надежда. И Мартин тоже. Еще было отчаяние. А теперь они оба раздроблены на кусочки, налиты водой и покоятся холодные, как лед, на останках бог знает еще каких замученных с предыдущих лет. Одни кости, да еще может быть последние кусочки сухожилий, или еще может быть хрящ. Или, если их затянуло достаточно глубоко в донную тину, чтобы они могли сохраниться, лежат вокруг, как бойцы на поле битвы, некоторые друг на друге, некоторые в одиночестве.

Бедняжка Нэнси. Бедняга Мартин. Позволить им погибнуть, когда он мог спасти их обоих! Но он не мог оставлять свидетелей и если бы он дал им выжить и вернуться домой, то они наверняка в самом скором времени возвратились бы сюда с полицией, а к этому он не был готов. Нет еще. Прежде чем он будет готов к присутствию полиции, ему предстоит еще многое привести в порядок. Здесь не останется ни намека на какие-нибудь улики, ни капельки крови или сбитого листка, ни одного отпечатка пальца или волоска. Эксперты уйдут ни с чем.

Он направился назад к лесопилке, размышляя о Кене и Арте. Он видел, как Арт карабкался в укрытие, после того, как он ранил его, видел как Кен вытянул на берег резиновую лодку и присоединился к Арту. Был момент, когда Арт свалился на опушке и у него мелькнула мысль прикончить их обоих. Но Кен оказался слишком быстрым. Чтобы выстрелить с четырехсот ярдов через оптический прицел, нужно время. Ну да ладно — он избавился от Грэга, единственного, с кем он не смог бы справиться, если бы пришлось схватиться в рукопашную.

Он спустился с утеса и пробрался в темноте к хижине. Он было подумал выстрелить через кухонное окно, но отказался от этой мысли, по которой не стал бросаться на них в кустарнике. Чтобы играть наверняка, нельзя допускать никаких случайностей. Он подождет, когда они разделятся и не смогут прикрывать друг друга. Тогда он расправится с каждым в отдельности.

Достигнув лесопилки, он почувствовал, как что-то задело его ногу. И вызывающая полуиспуганная трескотня. Крысы. Он вошел и отсчитал шаги, тщательно рассчитывая ширину шага, двадцать два. Он остановился, вытянул руку и дотронулся до холодного металла. Пока все хорошо. Не отрывая руки от механизма, он сделал пять средних боковых шагов влево, потом полшага вперед и переставил сначала свою левую ногу, потом правую через массивный ржавый брус мертвого железа. Он нащупал рукой верхние ступеньки колодца и спустился к основанию печи.

Как близко от него находилась Нэнси, когда спряталась под полом, подумал он. Если бы она открыла дверь, она бы его увидела. И тогда бы ему пришлось самому убить ее. Ножом. Но он был удачлив. И вместе с тем глуп. Он должен был догадаться, что она выберет лесопилку в качестве убежища, в частности, именно эту её часть. В прошлом году девушка сделала то же самое. В опасности люди ведут себя одинаково. Бегут, обезумев от паники, как Мартин. Или хоронятся где-нибудь. А для женщины всегда свойственно искать себе гнездышко. Психологически женщины не созданы для бега.

Теперь он мог без всякого риска воспользоваться светом. Он вынул свой маленький фонарик и его тонким лучом осветил ржавую дверь на дне печи. В прошлом году он это проверил. Он наставил на пол более яркий свет и направил его на дверь. Потом вышел наружу и стал кружить вокруг лесопилки. Ничего не было видно.

В прошлом году в ночь перед началом их охоты, он даже подошел вплотную к окну спальни к хижине и стал слушать.

В этом году он не мог сделать этого. То, что при этом в нем оживало, было слишком болезненно. Он ждал у окна спальни в темноте и холоде и слушал их ежегодный ритуал. Он слышал смех Кена и Грэга и их непристойности и крики девушки, пока наконец Арт не заглушил их. Он стоял и слушал, и годы уносились прочь и вот, это уже была Элис там, с ними, а не какая-то другая чужая девушка, которую они собирались убить на следующее утро. И крики Элис и ужас человеческий, отвращение и боль, которую должна была чувствовать Элис. Он слушал и вспоминал страх в глазах Элис всякий раз, когда он хотел взять ее и ее кошмарные стоны во сне все эти годы, так же, как и стоны ее сына Пити, когда его пустой мозг был испуган. Ее сына, не его. Скорее всего Кена, у него нос и рот Кена. Странно, что Эллен никогда этого не замечала.

Сейчас все эти звуки вместе носились в его голове. И милосердно утихли, по мере того, как он поднимался по покрытой сажей лесенке внутри печи, где когда-то давно умершие лесорубы проходили с тяжелыми щетками, вычищая ее. Установлено все это было очень добротно. Прошло уже девяносто лет, но даже теперь наполовину проржавевший металл все еще крепко держался. Он поднимался все выше и выше в холод и мрак. На высоте сорок футов он добрался до узкой деревянной платформы, которую сделал сам в прошлом году, в тот день, когда Кен, Арт и Грэг отбыли домой. Он вогнал в кирпичи альпинистские костыли и приделал к ним старые балки с лесопилки. Он находился в двадцати футах от верха и если приложить глаз к одной из нескольких дыр, проделанных им в кирпиче, то можно было обозревать весь остров.

Он потянулся за своим спальным мешком. На рассвете он разложил его и крепко пристегнул к дополнительным костылям прямо над ним. С таким креплением ему не о чем было беспокоиться. Он пошарил в рюкзаке, вытащил сигареты, прикурил и затянулся.

— «Пити сейчас тоже должен быть в своей постели», — подумал он. Наверное, просит воды, как он всегда делает ночью в это время, издавая странные непостижимые звуки и поворачивая свое ничего не выражающее ангельское личико в сторону входившей Эллен. Спит он, конечно, в комнате для гостей, в доме Кена и будет там и завтра ночью и на следующий день после того, как Кен будет мертв. Все останется так-же, как есть, кроме того, что вместо отца при нем будет человек, женившийся на его матери, который будет следить за ним так, как делал это с тех пор, как она покончила с собой.

Кен ни о чем не ведал. Кен был снаружи, в кустарнике, окруженный холодной ночью, вместе с полупедиком, с грязным умишком по имени Арт Уоллес. Но он узнает, Завтра или через день, прежде чем умереть, он узнает все. И у него будет несколько мгновений, чтобы осмыслить все это.

Он сделал еще пару затяжек и, аккуратно раздавив окурок о балку, сунул его в карман, чтобы завтра высыпать табак, а бумажку скрутить в комочек и выбросить где-нибудь в лесу.

Сна не было. Он воспитал свою нервную систему до высочайшей степени чуткости. Ему удавалось только слегка расслабиться в эти ночные часы, пытаясь отделаться от воспоминаний. Но они продолжали напирать. Он услышал приглушенный голос психиатра, объяснившего следователю, что Пити не его сын, что родители Элис вынудили ее выйти за него замуж и что ее все эти годы мучило чувство вины, пока в конце концов ум ее не помутился. Элис, которую он любил всегда, прекрасная нежная Элис, съежившаяся в одиночестве в голой изолированной комнате лечебницы и освободившаяся только тогда, когда какой-то дурень или ангел на время забылся и оставил после себя кожаный смирительный пояс, чтобы она смогла на нем повеситься.

Трескотня крыс внезапно усилилась. Там, внизу, они почуяли его и его пищу, пытаясь взобраться по гладким стенкам печи, но свалились.

Они отвлекли его ум, и он прислушался к их возне, пока не зажужжал будильник. Было почти семь и все еще темно. Он залез в рюкзак, вынул оттуда полевой рацион, съел его, пережевывая сухой, безвкусный, обезвоженный бисквит медленно и тщательно, запивая его водой из фляги. Он замерз. Холод дотянулся до самых костей какой-то тупой болью и спасения не было. Но зато там, на улице, эти два ублюдка тоже коченеют и им еще хуже — они еще и напуганы.

Вскоре появились первые признаки приближающегося рассвета. В зияющей дыре вверху, очерченной верхним краем дымохода, чернота ночи почти внезапно стала сереть.

Ему пришло в голову, что он уже столько времени не видел звезд и не знает, ясно на улице или облачно. Пока не станет светлей, чтобы увидеть, как небо засияло от восхода, или обрисуются несущиеся по небу облака, точно все равно не скажешь. Лучше было бы облачно. Будет, конечно, холодно, но не будет солнца, которое может ослепить, если придется стрелять против него или может отразиться от ствола его ружья, когда он будет прицеливаться.

Он упаковался, проверил ружье, сунул оптический прицел в специальный продолговатый карман, который сам пришил к задней стороне левой штанины, потом приложил глаз к одной из дыр в кирпиче, чтобы взглянуть на окрестности.

Погода действительно, наконец, изменилась. Осень кончилась. Высокие однообразные слоистые облака затянули небо. Через несколько дней они опустятся и пойдет снег. И наступит зима.

Он не отрывал глаз от щели. Обзор у него был горизонтальный, охватывая девяносто градусов и по вертикали столько же. Он захватывал хижину, опушку возле нее до самого озера и зону кустарника между ней и лесопилкой. Сразу внизу виднелась замшелая разломанная крыша лесопилки. Не было никаких признаков движения людей. Внизу пролетело несколько уток. Последние в мигрирующей стае птиц на этот год.

Он осторожно продвинулся по своей хрупкой платформе к противоположной стене. Здесь была еще одна щель. Она охватывала лес и скалу на севере, с которой он вчера, подстрелил Грэга. Сейчас там никого не было, но будут довольно скоро. Если они еще не догадались, то наверняка скоро поймут, что стреляли именно оттуда. Любопытство притянет их туда. Им придется подняться и посмотреть, не оставил ли он там каких-нибудь следов, и обнаружат пустую гильзу, которую он сунул в расщелину камня. Они выковырят ее, не такая уж легкая работа, и окажется, что это одна из их собственных, которую он подобрал в лесу. Сначала они решат, что у него ружье точно такого же калибра, как и у них. Вскоре, однако, они поймут, что звук выстрела был гораздо мощнее, чем от их ружей.

А память им подскажет, что глаза лгут. Они поймут, что гильза подложена им специально, чтобы встревожить их. Они станут притворяться, что это не произвело на них никакого впечатления, но урон уже будет нанесен.

Еще они найдут окурок сигареты. Из тех, что принадлежат Кену, которую он прихватил из серебряного ящичка на столе в гостиной Кена, когда заехал оставить Пити. Но Кен не будет знать этого и никак не сможет догадаться. Тем более Арт. Сначала они решат, что он курит сигареты того же сорта, чуть позже станут сомневаться, а не издевается ли он над ними. Сомнения будут подтачивать глубоко.

Они будут расшатывать, Терзать и распылять их сосредоточенность на выживание. Кто-этот охотник, который так хорошо знает их привычки; знает их ружья, их сигареты? И что ему еще известно? Неужели они где-то поскользнулись, сами того не заметив? Может быть у кого-то из них было что-то в прошлом, о чем неизвестно другому, что могло вызвать такую личную месть? Они станут украдкой поглядывать друг на друга и сомневаться, будут хвататься за любую ниточку света в своем мозгу, но это ни к чему не приведет. И под воздействием всего этого они будут не в состоянии оказать достойное сопротивление.

Однако, прежде чем подняться на скалу, им придется зайти в хижину. Арт ранен. Они, правда, наверняка взяли с собой медикаменты, но инстинктивное стремление Арта к безопасности заставит его выдумать какой-нибудь предлог, чтобы убедить Кена зайти туда. Арт — человек городской и четыре стены хижины покажутся крепостью и поднимут его боевой дух.

Он снова подвинулся по платформе, прижимая глаз к щели и стал ждать.

Это продолжалось недолго. Внезапно, справа, на самом краю его зрения, дрогнула верхушка серебристой ели. У задней части хижины появился Кен, пригнувшись, ружье у бедра готовое к выстрелу. Секунд десять он оставался в этой позе, потом метнулся к гораздо более надежному укрытию — стене хижины. Он отдышался и кивнул. Появился Арт, не менее осторожный, с подвешенной на перевязи раненой рукой, другой рукой прижимая к телу ружье. Он присоединился к Кену и осматривался по сторонам, пока Кен забирался внутрь. Потом он подал ружье и с помощью Кена сам забрался внутрь.

Охотник выжидал. Если бы он осмелился проделать дыру, достаточную для того, чтобы просунуть в нее ствол ружья, то смог бы подстрелить их обоих далее без оптического прицела. Но он сам в прошлом году отверг щель такого размера. Ее ведь могли и заметить. Печь годилась только для наблюдений.

Через четверть часа воздух над кухонной трубой стал мутнеть. Это означало, что пошло тепло, они греют воду, возможно обед. Так что некоторое время они останутся внутри. Он сел, закурил и постарался отключиться, специально не позволяя себе придумывать планы, непредвиденные случайности, потенциальные возможности. Нельзя размышлять слишком долго — можно довести себя до состояния постоянного предчувствия чего-то, когда ты уже не в состоянии больше действовать эффективно. Некоторые вещи надо оставлять на импровизацию.

От мыслей об Элис он старался удержаться, от мыслей, преследовавших его прошлой ночью, когда он мысленно видел ее глаза, такие живые и прекрасные в редкие минуты ее смеха. Он уже давно заставил себя не видеть ее мертвой, не вспоминать ее искаженное задушенное лицо в стерильном холодном свете морга при лечебнице, не вспоминать медленно наплывавшего беспомощного сознания того, что уже слишком поздно для чего-либо, что теперь он лишен возможности пытаться помочь ей. Сделал ли он все возможное? Самым болезненным было именно это неведение.

Он беспокойно приподнялся. Но было уже почти девять часов, когда терпение его вознаградилось.

Они вышли снова. Арт через переднюю дверь, Кен сзади. Они побрились, вымылись, Арт переменил одежду.

Они выглядели свежими и готовыми ко всему. Удивительно, на что способны немного домашней пищи и горячий завтрак, что они могут сделать с человеком, не спавшим всю ночь. Ему бы тоже не мешало, мелькнула вдруг мысль. Да, а почему бы и нет? Ему многое предстояло сделать. Он должен был провести один из самых холодных и возможно самых утомительных дней в жизни, пробыть на ногах каждую минуту. Почему бы не воспользоваться сначала небольшим комфортом? Он наблюдал, как они вошли в лес и исчезли, но наблюдения не прекратил.

Вскоре Кен снова появился с западной стороны лесопилки, там, где погибли Нэнси и Грэг. Он, видимо, решил удостовериться, не была ли прошлая ночь страшной ошибкой.

Арта он не видел, но продолжал пристально следить за Кеном, пока тот не направился к утесу, как он и предполагал.

Тогда он спустился по речной лестнице. Он решил рискнуть и не ждать, когда появится Арт, но по его предположению Арт огибал лесопилку с ее восточного конца и соединится с Кеном в лесу севернее. Сначала, естественно, как и поступил бы всякий нормальный человек, он оставался у кустарника, прикрывая Кена и наблюдая за лесопилкой. Это должна была быть простая формальность, маневр. Так оно, вероятно, и было. Арт долго не станет присматриваться. Ведь сейчас, скорее всего, рана вызывает у него, легкий жар и ему не вытерпеть этих, напоминающих войну, формальностей. Немного ожидания и он тоже поднимется на скалу. У него это займет больше времени, чем у Кена, по меньшей мере, минут на тридцать. Там, наверху, они будут чувствовать себя в безопасности и пробудут, наверное, час. Так что у него масса времени.

На дне печной трубы он аккуратно прикрыл ржавую дверцу и затер свои следы в замшелых опилках. Он поднялся на лесопилку, задержался среди заржавелых машин и осмотрелся. Никого. Они не подозревали лесопилку и не приготовили засаду. Не так далеко, на северной стороне, был дверной проем с полураскрытой разбитой дверью. Он держался чуть в стороне от нее, чтобы не быть замеченным и почти тут же увидел Арта. Тот стоял именно так, как он и предполагал, у того же букового дерева, что укрывало Грэга от Нэнси и разглядывал лесопилку без особого рвения и осторожности.

Он вернулся к южной стороне лесопилки, пролез через пролом в деревянной стене и направился к зарослям. Двигался он тихо, но пригибаться не стал. Внимание Кена будет направлено на вершину скалы, спиной сюда, а лесопилка прикроет его от Арта.

Он подошел к хижине, попробовал входную дверь. Открыта. Он вошел, прикрыл ее за собой и запер на всякий случай. На кухне он включил горелку и поставил кофе.

Спустя тридцать минут он уже освежился под душем, чисто выбрился и развалился в большой комнате хижины, потягивая кофе и поглощая поджаренную ветчину и яйца.

Раза два он выходил в кухню и направлял свое ружье с оптическим прицелом на скалу. Иногда различалось какое-то движение, но ничего, во что бы можно было выстрелить. Они держались у земли, но движение все же можно было различить. Он хотел знать, когда они начнут спускаться. Ведь тогда придется действовать быстро. Ему надо очень много успеть до того, как они достигнут низины.


Глава 20


К тому времени, когда они достигли вершины утеса, рука Арта превратилась в пульсирующий океан боли, а глаза блестели от температуры. Кен понимал, что необходимо как можно быстрее найти этого человека, убить его и доставить Арта к врачу. Пенициллин не производил эффекта.

Они карабкались среди камней и валунов, которыми был покрыт склон утеса, и сделали привал в месте, где, если они не будут приподниматься, их не будет видно из леса. Здесь они отдохнули и отдышались. Арт принял болеутоляющее из пакета с медикаментами. Потом сделал большой глоток бурбона и передал флягу Кену. Тот покачал головой.

— Ты бы полегче с этим, — в хижине Арт принял большую дозу.

Тот возразил:

— Может быть на тебя он действует не так, как на меня.

— Но флягу он все-таки отложил. Кен начал осматривать землю.

— Давай-ка начнем, — Арт последовал его примеру. Этим утром они уже успели поругаться. Арт был против того, чтобы подниматься на скалу. Кен выступал за это. — Мы должны что-либо найти.

— Что, например?

— Визитную карточку с выгравированными золотом его фамилией и адресом. Откуда, к черту, мне знать?

Он и сам точно не знал, что собирается искать. Может, он просто добивался утвердительного доказательства того, что этот стрелок — человеческое существо и, как и они, обладает нормальными человеческими слабостями. Вдобавок всегда оставался шанс: с такой, высоты и с такого удобного наблюдательного пункта они смогут засечь этого человека. Поэтому они прихватили с собой бинокли.

Но для начала они тщательно поднимали листья, их пальцы раздвигали сухую траву, они разглядывали расщелины в скалах. Окурок сигареты нашел Арт. Он поднял его кверху.

— Взгляни! Марка сигареты была написана у ее конца прописными буквами, чтобы утвердить, показать, что зтот дым самый лучший и не похож на любой другой.

— Такие же, как у меня, — сказал Кен.

— Может быть, он прокрался ночью и выкрал несколько штук из твоего кармана?

— Очень остроумно.

Они поискали еще некоторое время и вскоре Арт снова вышел победителем. Им пришлось использовать оба ножа, чтобы выковырять гильзу. Она слишком глубоко засела между камнями. Кен обнюхал ее. От ее выгоревшего медного нутра пахло свежегоревшим порохом. Она была стреляна совсем недавно.

— Ремингтон, 25. Как у меня, — сказал Арт.

— И у Грэга. — Точно.

— А, может быть, это вообще не его, — сказал Кен.

— Что ты хочешь сказать?

— Может, это твоя и есть.

— Да, конечно, я просто сбегал сюда, пристрелил Грэга. Потом прибежал обратно и стрельнул в себя. — Арт говорил с жестким сарказмом.

Терпение Кена лопнуло.

— Просто кто-то подобрал где-то твои патроны и сунул сюда, чтобы мы думали, что это его. Тут он вспомнил слышанный им глубокий звук выстрела того ружья. Если память его не обманывает, это было что-то гораздо более тяжелое, чем 25–06. Или чтобы заставить нас понервничать, — добавил он. — То, что я слышал, не было 25–06.

Арт уставился на окурок сигареты.

— Да, не было, — произнес он медленно, — кстати, если подумать, то же самое можно отнести и к сигарете.

— Если так, — ответил Кен, — то он довольно неплохо знает наши привычки.

— Даже слишком хорошо.

Они замолчали, зациклившись на одной мысли. Кто же это? Кто может быть таким осторожным и с таким проработанным планом? Или из-за паники они неправильно оценивают ситуацию? Может быть, на самом деле их выслеживал и подстреливал не хладнокровный убийца, а просто безрассудный маньяк, который и выстрелил-то, может быть, всего эти три раза и давно смылся?

И ради шутки утопил Грэга и Нэнси? Такая же шутка, как и сигаретный окурок и пустая гильза.

Или тут была другая возможность? Просто какой-то похожий на них, кто, наконец, понял, в чем состоит самый большой кайф?

Внезапно Арт произнес:

— Когда пару лет назад Грэг был там, на юге, в Миссисипи, он ходил пострелять в негров. Так он по крайней мере сказал.

— Как это?

— Однажды в полдень кучка мужиков из пригородного клуба перепились и уговорили местного шерифа отдать им парочку зеков с долгими сроками заключения из рабочей команды. Выпустили их на болоте вместе с парочкой шлюшек, которых они подцепили по дороге, и для начала хором их оприходовали. Может быть, это один из их родственников гоняется за Грэгом.

— Можешь выкинуть это из головы, — сказал Кен. — То было Миссисипи и то были черномазые.

— Да, наверное, — согласился Арт.

Они снова затихли. Кена никак не отпускало какое-то непонятное чувство. Оно распространялось от нижней части его спины, обдавая льдом его почки, потом обернулось вокруг его бедер и поползло вверх. Он постоянно обращался к окурку и гильзе. Это было сделано намеренно, тут сомнений быть не могло. В своем уме или нет, но этот кто-то намеренно пытается сбить их с толку, заставить начать размышлять именно так, как они сейчас делали, отвлечь их от насущных проблем, вынудить потеряться во второстепенном, гоняться по кругу за собственными хвостами. Какое это имело значение, кто этот ублюдок, каковы его мотивы? Мотивы, дерьмо собачье! Спуститься, загнать этого сукина сына в угол и выпустить его поганые кишки. И даже не давать ему шанса ничего о себе рассказывать. Просто пристрелить. И когда он загнется, несколько раз пнуть его чертову голову.

Он посмотрел на Арта, уставившегося в щель между камнями, прочесывавшего водное пространство между ними и большой землей. Арт оглянулся, поймал его взгляд и прочитал его мысли.

— Мы действительно где-то сглупили? — спросил он. — Ты уверен в этом?

— Нет, — ответил Кен и сам поверил в это. — А даже если бы и так, — добавил он, — какое это имеет теперь значение?

Но, невзирая на его решение, вопрос все же никак не уходил. Когда пришла его очередь взять бинокль, он попытался поразмыслить о том, что могло произойти. Когда-то, в течение этих семи лет, один из них мог допустить, ошибку. Налакаться как-нибудь ночью, да и ляпнуть что-нибудь. Или забормотать во сне так, что смогла услышать жена, а та повторила то, что для нее звучало совершенно невинно, но для кого-то другого случайно оказалось исполнено огромной важности. И этот другой просто сложил два и два и получил четыре. Именно так люди обычно и прокалываются. На самых мельчайших штуках.

Но назад, на первый квадрат! Что это за другой! Что за личность? И почему они просто не обратились в полицию? Нет, это просто шиз какой-то, бездонный колодец. Надо прекратить рассуждать.

Но, прикуривая сигарету, он, однако, уныло признался себе, что не может этого сделать. Эти рассуждения будут глодать, терзать и сводить их с Артом с ума, И даже когда они прикончат этого незнакомца, они все равно будут продолжать размышлять, но тогда уже никогда ничего не узнают.

Арт услышал щелчок зажигалки, почувствовал запах дыма и резко обернулся.

— Ты что, очумел?

— Господи! — Кен тут же вспомнил, где находится и быстро затушил сигарету. Для человека, который изучает утес в бинокль, так же как они изучают распростертый под ними остров, даже слабенькая струйка дыма сослужит огромную службу.

Арт вернулся к осмотру озера.

— Интересно, что он сделал со своей лодкой? — произнес он.

— А с чего ты взял, что она у него есть?

— Ни один человек не станет перебираться в такую погоду вплавь.

— Разве, что убегая.

— Да. В отчаянии.

Как мы — подумал Кен, но вслух этого не сказал. Ни к чему Арту знать, что он чувствует на самом деле. Арт начнет паниковать. А в настоящий момент пока он еще способен стрелять, он еще нужен.

Но где-то в глубине замаячила мысль. Он повертел ее со всех сторон. Надо быть осторожным. Он сказал:

— Знаешь у нас ведь есть альтернатива.

— Что?

Кен не продолжал. Арт будет гораздо менее напуган, если не додумается до этого. Это не отняло у него много времени,

— Мы исчезаем?

— Это ведь не так уж трудно.

Через момент Арт спросил:

— А как же наши жены?

«А что жены? — подумал Кен, думая о Пэт». Вслух он сказал:

— Моя переживет. И дети тоже.

— И куда же мы двинем? — спросил Арт.

— Для начала в Канаду. Потом в Южную Америку.

— И что мы там будем делать? Стоять в углу с протянутыми руками?

Кен посмотрел на него, вспоминая, как эти негативные вопросы всегда выводили Грэга. Он сохранил терпение.

— Я могу перевести деньги в Канаду, даже много. И никто знать не будет, — он знал, что Арт это тоже может. — Грэг говорил, что Южная Америка всегда открыта широко. Особенно для людей бизнеса.

Арт все еще сомневался.

— Мы ведь не знаем точно, здесь ли он еще, — сказал он. — По крайней мере, не на сто процентов.

Кен медленно выговорил:

— Даже если его и нет, нам надо торопиться. Или ты хочешь доверить его чувству такта свою жизнь?

Через несколько секунд Арт пробормотал:

— Давай дадим ему двадцать четыре часа. Он ведь не бог. Давай действовать на допущении, что он здесь и попытаемся его найти.

— Ты думаешь, что продержишься?

— Думаю, да. Мне ведь придется это сделать, разве не так?

— О'кей, — сказал Кен. — Тогда пойдем искать его лодку. Губы Арта растянулись в слабой улыбке.

— Это твоя лучшая идея за весь день.

— Подожди еще, — сказал Кен. Он посмотрел вниз на северный конец острова. Они могут начать оттуда, двинуться разными путями вдоль берега. Но лучше, конечно, держаться вместе, поближе, один по берегу, другой движется в лесу, ярдах в двадцати пяти, прикрывая.

Он объяснил Арту свою мысль.

— Логично, — он вынул флягу и глотнул бурбона.

Кен подумал: «Ах ты, скотина, из-за тебя нас обоих подстрелят». В тебе слишком много будет алкоголя, чтобы быть осторожным.

— Ты возьмешь берег. Это будет легче для тебя. А я прикрою.

— Где же мы начнем?

— С восточного конца болота. С этой скалистой точки.

— Тогда пошли же.

— А, может, нам лучше пробираться туда раздельно?

«Он прав», — подумал Кен. Утес был наполовину скрыт или зарос кустарником. Двоих можно было заметить легче. Он ткнул пальцем в сторону запада.

— Ты пойдешь по этой стороне. Я по той. Встретимся на месте.

— Щелчок пальцами?

— Птичий клич. Крик сойки. Один, пауза, потом дважды.

— Будь осторожным.

— Взаимно.

Арт вынул руку из перевязи, на локтях и коленях перебрался через утес, стараясь держать свою голову и зад, как можно ниже. Через минуту он доберется до крутого, поросшего склона, спускающегося прямо в густой лес Кен провожал его взглядом, пока он не исчез.

Он дерьмо, подумал Кен и мерзавец, но в нем есть сила. Он вспомнил, как Арт частенько отвергал некоторых девчонок и внутренне улыбнулся. У него определенно была способность заставить мужчину повернуться к бабе спиной. Они с Грэгом правильно сделали, что приняли его. За все эти годы у них было много веселья.

Он пополз своим путем к противоположному краю утеса, Ярдов через сто его тропа слегка отклонялась в сторону, к самой обнаженной стороне утеса. Да, это не самый лучший путь. Ему бы следовало пойти тем же путем, которым он поднялся, с южной стороны. Теперь уже поздно. Вдруг Арту по какой-то причине придется отклониться к югу, или он устанет и решит срезать и, услышав его, станет палить. Так они смогут друг друга уничтожить и избавить своего охотника от беспокойства. Если он еще здесь. А это, уж наверняка, они узнают не позднее полудня.

Кен выбрал небольшую размытую лощинку, как раз такой глубины, чтобы спрятать его. Трудно, конечно, на животе, ну да ладно, выживет. Он последний раз осмотрелся, прижался к земле и полез, пытаясь не думать об опасности, а только о предстоящей работе, об относительной безопасности леса, ожидающего его в конце пути.


Глава 21


Когда Арт добрался до подножия утеса, ему пришлось присесть, чтобы его не стошнило. Волны тошноты накатывали на него, а молчаливый лес плыл перед глазами. Он снова и снова продолжал твердить себе: ну, не испорть все сейчас, ты уже почти добрался, не испорть все сейчас.

Тошнота, наконец, отступила, оставив его ослабевшим, а впереди у него было полчаса напряженной деятельности. Он посмотрел на часы. Пять минут одиннадцатого. С вершины он отправился в девять тридцать. Где должен быть Кен? Наверное, только подбирается к подножию. Его путь был тяжелее. «Надо двигаться, — подумал он, потому что если не сейчас, то уже никогда».

Ведь он решил выйти из игры. В какой-то момент, беседуя с Кеном, там на утесе, он вдруг осознал, насколько все просто. Если он оставит Кена на острове, как приманку, а сам отправится на большую землю и при этом не будет замечен охотником, пройдет много времени, прежде чем обнаружится его побег. Если вообще он обнаружится.

Кен может заподозрить, что его облапошили, но ему также придется предположить, что охотник тихонько прикончил его по дороге к северной точке, а потом избавился от тела. Кен не может позволить себе думать иначе. Но чего он не сделает в ближайшие двадцать четыре часа, это он сам не покинет корабль. В этом Арт был уверен. 0н не сделает этого, чтобы не выглядеть трусом, если Арт вдруг окажется живым, в конце концов.

Все сводилось к тому, где убийца. Или это не имеет значения? Если бинокль не был постоянно наведен на воду между островом и большой землей, а в этом не было никакого смысла, то шансы быть замеченным относительно малы. Достаточно малы, по крайней мере, чтобы попытаться.

Но время играло решающую роль. Пригнувшись, Арт как можно быстрее двинулся в западному берегу. Лес здесь был относительно редким. Время от времени, останавливаясь и осматриваясь, он старался уменьшить риск неожиданного нападения.

В десять тридцать пять он добрался до озера, и оно раскинулось прямо перед ним, илистое серое полотно в несколько сот ярдов, — запятнанное тут и там поросшими бугорками или мертвыми деревьями, с температурой близкой к точке замерзания. Ну, не совсем, конечно, но поменьше, чем-два градуса.

Арт открутил крышечку своей фляги и с каким-то вызовом влил себе в рот еще порцию чистого бурбона. «Привет Кену, — подумал он, — и его чертовому отношению к выпивке, не выказываемому, но достаточно ясно просматривавшемуся в выражении его лица». Арт с наслаждением позволил себе внутренне усмехнуться: может у Кена есть лучший способ греться? Он оторвался от фляги и решил: сейчас или никогда. Как бы он ни замерз, он сможет сбежать, лишь бы перебраться туда. Конечности должны разогреться от движения. От берега до старой железнодорожной линии было всего три с половиной мили. Ему надо только продержаться до тех пор, пока он не доберется до проржавевших рельсов, потом протащить себя еще тринадцать миль, и он уже на шоссе. В прошлом году он охотился в тех местах и заросли там не очень густые, пробираться через них легко. Железнодорожное полотно было выложено на подпоре из шлаков и, несмотря на прошедшие годы, оно еще не заросло полностью. Как только он выберется из зоны озера, ему уже не придется сталкиваться с растительностью, которая могла бы серьезно задержать его.

Он снял с себя все, кроме ботинок, связал свою одежду в узел и примотал к ружью. Потом ступил в воду.

Ее внезапный холод с неожиданной болезненностью ударил по ногам. О, господи, но не настолько же, не так же холодно! Он ждал. Но никак не привыкал к воде. Он вошел до талии, скользя, стараясь не плескать водой. Он остановился и оглянулся па оставшийся позади лес. Он был неподвижен, Только изредка на голых ветках сверкнет сопка или дрозд, издавая клич. И это было все.

Только, ради бога, не теряй присутствия духа. Иди. Немедленно. Теплее не станет, так что надо кончать. Он окунулся до груди, оттолкнулся и поплыл, держа ружье над головой и стараясь совладать со своими мыщами после шока от ледяной воды.

Берег медленно отдалялся. Через некоторое время он почувствовал под пальцами жесткую траву холмика. Он позволил ногам расслабиться и ухватился за спасительный холмик, отталкивая рукой зеленую слизь и упершись ногой во что-то скользкое, наверное, затонувший ствол дерева. Он ждал. Все тело начало трястить от холода. Не дрожать, а именно трястись, сильно и бесконтрольно. Он подтянулся под защиту травы на холмике. Сначала воздух показался теплым, потом внезапно он стал даже холоднее, чем вода. Он снова раскрутил флягу. Боже, для чего ему беречь ее? Он допил весь оставшийся бурбон, яростно, не переводя дыхание. Там было почти полбокала. От такого количества сразу, он задохнулся и начало жечь внутри. Он раздвинул озерную слизь и набрал немного воды и снова сказал сабе, как в начале своего пути: иди же, сейчас или никогда. Снова скользнул в ледяную воду и ему вспомнился Мартин, и он подумал; если этот грязный маленький слизняк смог это выдержать, значит и я смогу. Этот несчастный червячок переплыл озеро, а потом еще и отделал Кена.

Он плыл, дотронулся до следующего холмика, решил не задерживаться. Остров уже довольно прилично отдалился. Значит, он прошел уже где-то половину, может даже больше. Он заставил себе дышать в ритм с гребками рук и яростно сопротивлялся нарастающей боли в руке, горевшей от холода. Или это от напряжения, от усилия удерживать ружье над водой? Может бросить ружье? Нет, держать. Кто знает, вдруг нарвешься на медведя или стаю собак, которых они видели в прошлом году, когда гнались за оленем. Тем более, что к ружью привязана одежда.

Гребок, гребок, гребок, дыхание. Повторить. Он врезался в холм и остановился на мгновение, переводя дыхание. Тяжелая нагрузка с помощью бурбона снова пробудила в нем приступы тошноты. Вдруг, не сдержавшись, его начало рвать. Тошнотворная сладость бурбона тянулась назад из его горла и вытекала через нос, горячий бурбон в перемежку с блевотиной. Он сглотнул назад часть, крепко сжимая зубы, чтобы не производить шума. Но остановиться уже не мог. Его рвало и рвало, пока не начали ныть бока и в то же время ему приходилось цепляться за холмик, чтобы не уйти под воду.

И как ни странно, именно в этот момент, сквозь слезы, увидел, что ему осталось всего пять-десять ярдов. Он выпустил холмик» но был слишком слаб, чтобы удержаться на ногах. Он ушел под воду вместе с ружьем, прямо вниз, пока руки его не врезались в тину и острые камни. Он как-то нашел свои ноги под водой и умудрился встать, серость озера сменилась более яркой серостью воздуха. Задыхаясь, он метнулся вперед, к берегу. Раза три еще он уходил под воду. Потерял ружье и снова нашел. Сильно разодрал себе колено об затонувшую корягу. И когда он, наконец, выбрался на берег, то просто повалился головой вперед на жесткий глинистый покров и ждал, что кто-то выйдет из кустов и пристрелит его. Он ждал выстрела и пытался представить себе, что при этом должен чувствовать. Продержится ли мозг ровно столько, чтобы осознать, куда попала пуля? Хотя бы только полсекунды, так, что ты успеешь прикинуть и понять, что рана смертельная и что до наступления вечности у тебя уже ни на что не остается времени, разве что на самый последний беспомощный и всепоглощающий ужас. Никому еще не удавалось вернуться оттуда и рассказать. Раненые, оставшиеся без сознания даже на несколько секунд, ничего не могли вспомнить. Но ведь мозг их мог забыть под воздействием шока.

С болота неподалеку поднялась утка, перелетела через кустарник и уселась на озере, позади Арта. Видеть ее он не мог, но хорошо слышал, как вода плескалась под воздействием ее перепончатых ножек и бьющихся крыльев.

Медленно он начинал ощущать холод. На какое-то время он совершенно забыл о нем. Холод с болью возвращался дюйм за дюймом, как темный вечер.

Поднимайся и иди; ты смог это сделать. Ты сделал это. Иди. Если пойдешь, будешь жить.

Он сел и посмотрел на то, во что превратилось его колено. Он увидел разорванную плоть, с которой только что была смыта кровь и которая не успела еще залиться новой. Колено уже начинало деревенеть. Одеваться не было времени. Во всяком случае, не здесь. Не на таком открытом месте. Когда он переберется через ручей и войдет в лес, тогда и оденет на себя одежду. А пока доберется туда, подсохнет.

Он двинулся вдоль берега, неподалеку от воды и наполовину скрываясь в кустарнике. Сначала он ковылял, не приспособившись к больному колену, потом двинулся быстрее. Один раз он остановился и посмотрел назад на остров. На западной стороне, ближе к земле, кружились несколько ворон. Рядом с ними стрекотала цикада, вскоре к ней присоединилась другая.

Он дошел до полосы глины, и вскоре глина раскрылась для узкой полоски песка. Мокрые ботинки врезались в ноги. Придется выжать носки, когда он будет одеваться. Он шел, двигаясь быстрей и быстрей к серебрившемуся в воде сплавленному когда-то лесу, который отмечал место, где был убит Мартин. Всего в нескольких ярдах за ним, через ручей, начиналась тропа. Бежать он не мог, но двигался в полуприпрыжку, полубыстрым шагом. Это срабатывало и берег проносился под ним и, несмотря на свою наготу, он почувствовал, что согревается и начинал ликовать. Вперед, вперед, вперед. Тропа, по которой когда-то двигались телеги с волами, а там — одеться и подсушить ноги. Потом по ней до самой железнодорожной колеи. Переночуешь в лесу, не умрешь. И не умрешь от заражения крови, прежде чем найдешь доктора. О том, что делать с деньгами и прибежищем, будешь решать потом. Что-нибудь да выплывет. Роскошная будет жизнь. Канада и Южная Америка, где он сможет быть самим собой и ему уже не надо будет притворяться. Где не будет никакой Пзт. Он сможет делать все, что только захочет. Только надо сейчас идти и идти!

Он подошел к маленькому ручью. Мартин здесь умер, маленький глупый ублюдок, из-за того, что у него не хватило мозгов предположить, что кто-нибудь будет поджидать его. Мартин бросился через ручей, услышал, как выкрикнули его имя, обернулся и первые две пули практически снесли половину его лица, а следующие две разорвали его сердце и легкие на сотни кусочков. У него не хватило мозгов, у Мартина, поосторожничать еще ярдов сто. Потому и подох.

Подпрыгивая, подскакивая, занося свою раненую ногу, он с брызгами воды пробирался к другой стороне ручья.

— Арт!

Это прозвучало резко и громко.

Еще полшага. Он невольно обернулся. Одна секунда, две. Полное отчаяние.

Он стоял окаменевший, посреди ручья. Ни двинуться, ни заговорить не мог.

Кто-то, кого он очень хорошо знал, могучий темноволосый человек в охотничьей одежде, выступил из-за валуна. Тот самый валун, из-за которого он сам стрелял в Мартпна. В руках у человека была винтовка Холланд, семь миллиметров, Магнум, с двумя стволами, прижатая к бедру и наведенная на цель.

— Конец пути, Арт, — сказал он и улыбнулся. Глаза у него были серые, глубокие и неподвижные.

Его улыбка, его тяжелое лицо, глаза, винтовка, лес за его спиной, журчание ручья у его ног, картина подчеркнутая интенсивностью застывшего пейзажа и полным изумлением от осознания личности этого человека.

Потом пустота.

Первый выстрел Пола Волковски поразил Арта в шею, снизу вверх. Арт был буквально вынесен из воды и брошен спиной на тот самый берег, до которого он так и не дошел.

Палец Волковски расслабился на курке. Он сунул в карман два других патрона, которые он умело держал между первым, вторым и третьим пальцами своей левой руки и мог перезарядить так же быстро, как многие могут передернуть воздушный механизм или затвор. Перезаряжать не придется. Одного выстрела вполне хватило. Голова Арта оказалась в зарослях и кровь заливала всю землю вокруг и стволы двух деревьев. А погода была холодная: зима уже на подходе, ни насекомых, ни мошек, чтобы все это подчистить. Он сам себе заработал полчаса непредвиденного труда. Он выругался на этот закон подлости. Единственная причина, по которой он пришел сюда, это чтобы избежать такого труда.

Он ухватил Арта за одну ногу и стал тащить обратно в ручей. Так уже лучше. Холодная вода поможет свернуться крови. Глаза Арта были раскрыты, в них стояло детское выражение недоумения, попытки что-то понять. Волковски ногой толкнул голову под воду и положил на него тяжелый камень, чтобы удержать под водой. Потом подумал о Кене. Кен, наверняка, слышал выстрел и мог подойти к западному берегу острова посмотреть. Если у него с собой есть бинокль, это может быть опасно. Он приподнял еще один тяжелый камень и опустил его Арту на живот, и тело утонуло в потоке, невидимое издали.

Он подобрал ружье Арта с привязанным к нему узлом с одеждой и вынул из своего кармана несколько твердых бисквитов. Уйдя с открытого места, он уселся под деревом, чувствуя, что по мере того, как его отпускало напряжение, усталость охватывала его тело. Двое долой, один в остатке. Самый тяжелый.

Он оставил хижину, как только увидел, что они двинулись по склону. Сам не зная почему, он был уверен, что один из двоих запаникует. Кен был не из тех, кто делает что-либо, предварительно не обдумав все тщательнейшим образом, и то, если были в наличии другие, кем можно было руководить. Значит, это должен быть Арт и надо перебраться на другой берег, прежде чем Арт доберется до западной стороны и застанет его. Он быстро погнал свое каноэ, сознавая, что идет на огромный риск. Он мог только догадываться, как долго Арт будет спускаться со склона. Больная рука, конечно, притормозит его. Но игра стоила риска. Чем больше дистанция между двумя мужчинами, когда он будет убивать одного из них, тем меньше риска.

В эту короткую переправу он вложил энергию, годную для десятимильного заплыва. Достигнув берега, он втащил каноэ прямо в кусты и на последнем дыхании безостановочно добежал до укрытия в пятидесяти ярдах, Здесь он как можно тщательней укрыл каноэ и вернулся к озеру для наблюдения, где успел как раз впритык. Арт был уже на берегу острова, готовясь переплыть озеро. Он ждал, размышляя: Арт, выходя из воды, будет идеальной, мишенью. Можно прикончить его так, что он ничего не успеет сообразить.

Но в этом были свои недостатки. Будет нелегко спрягать тело в этой части озера, даже на время, без заранее приготовленных грузил, которые можно привязать к нему, а пытаться затопить тело возле берега при помощи положенных на него камней опасно, — потому что он может высвободиться и всплыть. А он хотел спрятать тело в воде; ведь если вытянуть его на берег, оно будет сильно кровоточить, то придется проводить полную чистку. К тому же, он был бы совершенно на виду у Кена, если тот, услышав выстрел, решит выяснить в чем дело. Учтя все это, он вспомнил о ручье, где погиб Мартин. Ну, конечно. Идеальное место. Застрелить теперь его посередине и тело упадет в ручей, где его можно легко и быстро укрыть. Он сможет успеть прикончить Арта, спрятать тело и быть в кустах прежде, чем Кен сможет его засечь. Заметание следов, если понадобится, может подождать до темноты.

У него не было ни малейших сомнений, что Арт изберет путь Мартина. Он будет мыслить точно так же, как и он. Зачем продираться через кусты, если можно пройти прямо по берегу? Болото не позволяло двигаться, прямо на запад. Воловья тропа, его очевидное направление, начиналась сразу за ручьем. Если он обманывал Кена, в его интересах было до наступления ночи как можно дальше убраться от него и от человека, охотившегося за ним. Он направился к свободе кратчайшим путем.

Волковски смотрел на остров сквозь тоннель в кустарнике. Не видно было никаких признаков жизни. Но Кен, как и он, мог прятаться и наблюдать. У него было преимущество перед Кеном, он сразу бы узнал, если Кен решит необдуманно пересечь озеро. В этом случае он был бы мертв, прежде чем успел бы даже сделать это. Но думая об этом, он знал, что Кен не настолько глуп. Кен останется на месте, услышав единственный выстрел, суммирует все и заставит себя осознать болезненную правду, что Арт мертв, когда тот не отзовется на сигнал пальцами или птичий посвист, заставит себя понять, что он остался один и помочь ему больше некому.

И опять же в этом были свои недостатки. Кен, оставшись один и поняв, что следующий — он, станет еще более опасен. Попавшее в ловушку животное становится изворотливым и непредсказуемым, готовым идти на больший риск, который обычно не допустило бы.

Он думал. Последняя треть задачи была самой трудной, труднее, чем первые две вместе;

Он поглубже зарылся в кусты и подгреб к себе сухих листьев. Было холодно — впереди у него долгое ожидание, до темноты. Он посмотрел на свои часы — одиннадцать двадцать пять. Он поставил будильник на одиннадцать тридцать пять. Эти десять минут он мог поспать. Так он мог спать по десять минут целый день: десять минут — сон, десять минут — осмотр озера, чтобы убедиться, что Кен, совершая возможную глупость, с процентом один шанс на миллион, не перебирается через озеро.

Мысли толпились в голове. Ему столько предстоит сделать и, судя по серому цвету неба, так мало времени на все это. Арт, после которого надо было подчистить и избавиться от от него самого, и Грэг. И, наконец, Кен.

Он устал, устал гораздо больше, чем должен был бы на этой стадии. Он недооценил фактор усталости, опасный просчет. Ему следовало бы быть сейчас на острове и охотиться на Кена, чтобы сразу покончить с этим. Но случилось непредвиденное. Арт сбежал. Ну, по крайней мере, он вычислил его и был наготове.

С такими мыслями он уснул.


Глава 22


Как только Кен услышал выстрел, раздавшийся с большой земли, он сразу понял, что произошло. Низкий тон и мощность звука ружья поведали ему, что это не ружье Арта. Он понял, что Арт предал его и что противник перехитрил Арта. И он знал, что Арт мертв. Их охотник уже один раз дал маху с тем же Артом, второй раз он этого не сделает. Человек, способный пробурить Грэгу дырку во лбу с трехсот ярдов. Это должен быть хладнокровный и великолепный снайпер. А чтобы пробраться сюда незамеченным никем из них, перехватить ход у него и Арта именно сейчас, когда они были в состоянии наивысшего внимания, надо быть еще и знатоком леса с высочайшим знанием и опытом.

Кен стоял в небольшой рощице голубых елей у подножия утеса и чувствовал холодок у основания спины, по рукам и ногам ползли мурашки.

Интересно, сколько же времени этот ублюдок здесь околачиваться будет? Приезжал ли в прошлом году, чтобы изучить местность, хладнокровно все разведать? Теперь уже совершенно ясно, что охоту он ведет по какому-то дьявольскому методу. Как-будто каждый ход неоднократно отрепетирован. Две ночи назад, когда они баловались с Нэнси, подслушивал ли он, выжидая, пока они закончат, чтобы он мог на следующий день начать их убивать?

Здесь возможен единственный разумный ответ. Да. И был только один ответ на вопрос о том, почему он не спас Мартина, а потом Нэнси. Ему не нужны свидетели. Он ждал, с ужасающей неотвратимостью. Ждал, пока они закончат с сексом, ждал, пока убьют Мартина, пока умрет Нэнси. После этого путь для него был расчищен и он двинулся по нему. Сначала Грэг, потом Арт, все рассчитано, продумано, как адская машина.

А теперь он следующий, последний. После этого этот гад, кто он там, запланировал все вычистить, уничтожить самые мельчайшие следы того, что он сделал и исчезнуть.

Пэт, Элен и Сью, когда их мужья не вернутся домой, отправятся в полицию, и полиция прибудет на остров вертолетом вместе с лесной службой и собаками, и позже, с экспертами-криминалистами вывернут все это место наизнанку.

Но к тому времени уже пройдет снег. Единственное, что они, может быть, найдут, это какой-нибудь затерявшийся след присутствия в хижине женщины. Не будет красноречивых окурков, ни пустых гильз, ни крови, ни цепи с колодкой, ни одного листика и ни одной травинки не на месте. Резиновые лодки будут обмотаны вокруг своих тяжелых моторов, соединены вместе и сброшены в болото вместе с оставшимися телами, в том числе и его, чтобы они погрузились в бездонную тину, как и все, что когда либо было сброшено туда, за пределами досягаемости любых крюков или других инструментов, которые какой-нибудь любознательный полицейский офицер может со временем придумать.

С вершины сосны хрипло закричал ворон. Но Кен не слышал его. Время для него остановилось. Он мог только все глубже погружаться во всепоглощающую логическую ясность своего собственного жуткого видения. Ничего особенного не произошло, думал он, просто трое мужчин: Грэг, Арт и он сам, как и каждый год, отправились на охоту и бесследно пропали. Двое других тоже исчезли: Мартин Клемент и Нэнси Стиллман из Гэрп, Индиана, за сотни миль отсюда. Но никто никогда не свяжет их с Грэгом, Артом и им. Даже когда обнаружат машину Мартина.

Все было чисто, без проволочек. Он тоже должен быть убит, как Грэг и Арт, и вдобавок, он сам провел всю подготовительную работу, чтобы позволить своему убийце уйти безнаказанным. Ирония всего этого с треском вернула Кена к действительности. Внезапно он услышал ворона, увидел его над собой на суку и ощутил собственное дыхание и сердцебиение, слабый ветерок. Он очнулся и автоматически стал делать то, что по его мнению, надо было сделать. Он прошел на западную сторону острова и, держась глубоко среди деревьев, обследовал большую землю. Конечно же, не видно было никаких следов, чего-либо или кого-либо. Кен некоторое время посидел в кустах и попытался представить себе, как мог бы рассуждать убийца Арта. Он бы конечно догадался, что Арт сделает попытку смыться. Он перебрался бы на землю, либо прошлой ночью, либо пока они спускались с утеса.

Он прошел по берегу на то место, где Арт всегда убивал своих жертв, к ручью, впадавшему в озеро, прямо возле старой воловьей тропы, которая быстро и легко вывела бы Арта к железной дороге и к безопасности. Это лучшее место застрелить человека. Его почти не видно, и именно там все обычно теряют бдительность. Арт сам всегда это повторял.

Боже, было ли что-нибудь, о чем бы он не подумал?

Кен медленно вернулся через лес, очень тихо и осторожно, но только ради того, чтобы отдать дань своему положению. Он был убежден, что охотник все еще на большой земле.

Он направился к хижине. Здесь он обнаружил, что душем пользовались так же, как и его собственным бритвенным прибором. В кухне лежали грязные сковородка, кофейная чашка, тарелка, нож и вилка. И записка, гласившая всего лишь; «Благодарю. Увидимся».

Кен вынул свежую бутылку бурбона и сделал большой глоток. Именно записка сбила его больше всего остального. Кто бы там ни был, он был настолько уверен в себе, что даже не побоялся того, что Кен когда-нибудь сможет передать эту записку в полицию.

Может быть, слишком самоуверен? А не настолько ли самоуверен, чтобы его можно было заставить оступиться? Или, может, он даже сам это сделает?

Кен напряженно думал. Бороться или сбежать? Что сказал Арт, этот предательский побег? «Давай дадим ему двадцать четыре часа». Ладно, так он и сделает. Еще Арт сказал: «Он ведь не бог».

Вот именно, не бог. Он просто человек и, возможно, не разумнее, не лучше как стрелок и не более опытный Охотник, чем он сам. Ему можно дать отпор и выслеживать его, как любого другого. Возможность жизни без хлопот перевесила вариант быть постоянно в бегах, будь то в Южной Америке или где еще.

Но он не мог оставаться в хижине после темноты. Это все равно, что попасться в сеть, особенно при том, что ему необходимо выспаться.

Следовало выбраться на отмель на болоте, где они с Ар-том провели предыдущую ночь и где он, скорее всего, будет в большей безопасности, чем где-либо. Было много шансов на то, что поутру противник снова заявится в хижину. Так обычно и ведут себя слишком уверенные люди. Они забывают, что тоже могут оказаться в опасности. Как много охотников подстреливали дикую свинью или льва, упускали их, решали, что те сбежали и безрассудно возвращались на следующий день, чтобы стать жертвой нападения.

Он знал, что время у него есть. Этот человек останется на, большой земле до темноты. Так что он побрился, согрел немного воды, вымылся, приготовил себе горячую еду, переоделся, затолкал в свой рюкзак несколько одеял и запасную куртку, прочистил ружье, собрал свою флягу, оптический прицел, нож и все, что могло бы понадобиться, включая нейлоновый тент на одного человека, свернутый до размеров теннисных тапочек.

Поздно в полдень он вышел, на этот раз заперев ставни хижины изнутри и закрыв дверь на ключ, который забрал с собой. Если эта сволочь хочет войти, пусть потрудится.

Двигаясь с величайшей осторожностью, он оказался на болоте. В меркнувшем свете он различил мертвое дерево, сваленное в воду каким-то штормом. Он боком ступил на него, когда оно оказалось под водой, он продолжал двигаться по лодыжку в воде, пока оно внезапно не опустилось вниз, и он понял, что находится прямо напротив и всего в ярде от большого холма. Он удостоверился, что его ботинки крепко стоят на скользкой подвесной платформе и прыгнул в темноту. Приземлился он растянувшись, но зато сухой и невредимый. Потом он подождал. В окружающем лесу был слышен только слабый шепот ночного ветра. Но он продолжал ждать и прислушиваться еще минут двадцать, пока не уверился совершенно. После этого тихонько развернул свой тент и закрепил его колышками. Потом так уложил болотную траву и камыши, что ее не могло быть видно ни под каким углом и забрался под тент.

Никто бы не смог напасть на него в темноте, если даже зажег бы свет. Даже если было известно, где он находится, что на девяносто процентов маловероятно. Прошлой ночью они с Артом заровняли отпечатки своих тел, где трава была примята. Если кто-нибудь хочет добраться до него сегодня ночью, то придется добираться на лодке, или с помощью палки, в обоих случаях он услышит. Он в безопасности. И Кен впал в тяжелый сон.

Ближе к рассвету ему приснилась Элен. Она выследила и сердито накинулась на него. Лицо ее стало острым и уродливым, похожее на крысу, зубы выставились, глаза стали маленькими. Она что-то бормотала, какую-то ничего незначащую белиберду, становясь все более и более похожей на крысу, прыгнула на Грэга, который был здесь же и начала яростно копулировать. Грэг завопил, и внезапно послышался звук отдаленного выстрела. Между глаз у Грэга появилась маленькая дырочка.

Проснулся, сердце его колотилось. Уже пробивался слабенький свет. С западной стороны острова вороны производили страшный шум. Ночь кончилась.

Он быстро свернул тент. Было ли их двое? Может быть, один пристрелил другого? Было ли это случайностью? Пошел ли их охотник против незваных гостей?

Или это был еще один ход в психологической атаке? Согнать его с постели, ударить по его нервам, пока он еще спит?

Он запаковал и спрятал свой рюкзак в траве и осторожно выбрался из болота. Пошел он вдоль берега. Пока он добрался до причальной площадки, откуда мог видеть хижину, будучи в безопасности, день уже вступил в свои полные права.

Небо снова было серым, тучи спустились ниже, потемнели, был небольшой ветер, Широко распахнутая дверь хижины то открывалась то закрывалась. Охотник вскрыл или взломал замок. Там ли он сейчас?

Кен прижимаясь к земле, подполз поближе, Он был уже в полосе кустарника, лежащей между хижиной и лесопилкой. Он не останавливался, пока не стало слышно, что ветер в очередной раз хлопнул дверью.

Неожиданно он сообразил. Так вот откуда выстрел. Выбивался дверной замок. Он видел, его весь раздробленный. Он ждал. На крыльце беззаботно расселись птички, поклевывая какие-то крошки. Но это ничего не значило. Он мог сидеть далеко от двери, во мраке спальни, например. Кен подумал: ты приперся в надежде застать его врасплох, но он еще раз опередил тебя. И он выругался, закусив губу, и стал вырабатывать план. Как повернуть ловушку в доме против врага? Это же не война? Вызвать артиллерию он не мог.

В этот момент из хижины уверенно и громко заговорил голос:

— Доброе утро, Кен. Это конец пути, я думаю. Выстрел был мой. Мне кажется пора перейти к делу перестать бродить вокруг да около. Помнишь, тогда в колледже, Элис Ренник? Ну так я тот парень, за которого ее заставили выйти.

Голос умолк. Кен поборол невольный импульс встать и слушать. А голос продолжал без всякой угрозы, совершенно бесстрастно. Кто бы это ни был, он не боялся ничего.

— Естественно, я думал, что ребенок, родившийся у нас, мой. Когда мы узнали, что он безнадежно слабоумный, Элис оказалась не в состоянии перенести свою вину в этом, и ее ум начал потихоньку сдавать, пока несколько лет назад она не покончили с собой. Мне долго пришлось ждать, пока наступит ваш черед. Твой, Грэга и Арта. Голос непринужденно рассмеялся. От таких ублюдков, как вы трое, не избавишься так просто, да чтобы еще самому остаться прикрытым. Мне пришлось перебраться в ваш район из другого штата, познакомиться с вами лично, изучить вашу жизнь и привычки.

В правой руке Кена резанула боль. Он до того сжал ружье, что руку свело судорогой. Какого черта, кто это? Элис Ренник была много лет назад. И они же не убили ее. Конечно, групповой секс был не для нее. Она пыталась предъявить иск, но ушла ни с чем. Этот парень — просто псих. Ведь не убивают же только из-за того, что вдруг узнают, что твою жену когда-то, до того как ты был женат на ней, пропустили через группочку.

Голос продолжал:

— Наконец, в прошлом году я прослышал про ваши охотничьи развлечения. Я последовал за вами сюда и видел вас с этим парнем-блондином и девушкой. И обнаружил, что вы все еще занимаетесь тем же самым. Вновь то же, что и с Элис. С охотой, как с дополнительным удовольствием, — Просто никак не можете прожить без этого, да?

Кен почувствовал, что с его губ снова готов сорваться крик: «Мы же не убивали Элис — она сама убила себя!». Но он остался нем.

Что-то было в этом голосе, что он припоминал. Что-то раздражающе знакомое. Он слышал его и раньше. Когда? Недавно?

Голос говорил спокойно, словно беседуя:

— Смешно, не правда ли? Самый первый раз, вы только за него и вляпались, — голос сделал паузу. Потом сказал: — А сейчас и ты умрешь за это, как Грэг и Арт. Я прикончу тебя, — и он замолк.

Порыв ветра захлопнул дверь. Птичка сорвалась и улетела. Другой порыв, дверь раскрылась. Кен ощутил этот ветер нижней частью спины, где он весь покрылся потом. Вот теперь он знает причину. И он там, в темноте хижины, тот, кто говорит.

Неожиданно голос начал вновь:

— Доброе утро, Кен. Это конец пути, я думаю. Выстрел был мой. Мне кажется, пора нам перейти к делу и перестать бродить вокруг да около. Помнишь, тогда в колледже Элис Ренник?

Кен понял что это запись. Где-то в темноте хижины, говорил магнитофон. Магнитофон, которым воспользовались, чтобы отвлечь от самого человека.

Боже всемогущий, но где же сам охотник?

Здесь. Прямо за ним. Некто, приставивший ружье к его затылку. Всхлипывание вырвалось у Кена бесконтрольно. Он резко развернулся.

— Нет!

Позади никого не было, ни человека, ни ружья, только прикосновение обломанной ветки.

Голос из хижины продолжал свой монолог, почти дружелюбно.

— Мне долго пришлось ждать, пока наступит ваш черед, твой, Грэга и Арта. От таких ублюдков, как вы трое, не избавишься так просто…

Прочь, вот и все. Не задумываясь. Не давай ему времени появиться. Просто сматывайся.

Кен начал быстро двигаться, пытаясь держаться пониже и вертеть головой. На него могут напасть в любую минуту, из любого места, А он лежал там, как бойскаут, слушая, пока его охотник пользовался временем, чтобы установить и подготовить ловушку. Чертов придурок! Идиот!

Но где же он, черт подери?

Он дошел до озера и остановился. Слов уже нельзя было разобрать, но он еще слышал записанный голос, изредка уносимый порывами ветра, ворошившего листьями и потрескивающего холодными-голыми ветками.

Но где же он сам?

Внутри хижины? За ней? Через опушку, в кустах? Снова на вершине утеса?

Ладно. В эту игру могут играть двое. И вызывающая железная решимость унесла прочь леденящий страх. С огромной осторожностью он пополз назад через кустарник, к лесопилке.

Когда он достиг самой ближайшей к восточной стороне лесопилки точки, он задержался, оглядываясь назад, чтобы удостовериться, что за ним не следуют. Потом он набрал дыхания, поднялся и побежал.

— Не было ни треска ружейного выстрела, ни острой боли, ни гигантской руки в виде пули, которая протянулась бы, чтобы свалить его с ног. Чудом он добежал до лесопилки и прижался к земле возле грубого камня ее фундамента. Ему просто не верилось: он оказался прав. Никто не нападал на него здесь. Он в безопасности. По крайней мере, на какое-то время.

Он приложился глазом к щели в потрепанной деревянной стенке присматриваясь к внутренностям лесопилки. Он ничего не увидел. Только плоское пространство прогнившего пола и в дальнем углу темный силуэт давно безжизненного ржавого парового механизма.

Там он и хотел находиться, позади, среди этого железа, где он сможет ждать и присматриваться. Где он имел бы маленькую крепость, которую мог бы время от времени покидать, чтобы обследовать прилегающие пустыри и потом возвращаться.

А на ночь, может быть, вниз, в машинную комнату, куда всегда забирались девчонки. Крыс он вполне мог перенести.

Он попробовал ближайшую от себя планку в стене, просто средних усилий проверочный рывок. Сломать можно, но треск выдаст его. Придется обойти до ближайшей двери, которая находилась с северной стороны.

Все в порядке. Он знал лесопилку и знал остров, каждый дюйм и одного и другого. Это оружие, которого не имел его мучитель. Он продолжал цепляться за землю, одним глазом постоянно посматривая на кусты через опушку. Подобравшись к северо-восточному углу, он снова осмотрел внутренности. Лесопилка оставалась тиха и пуста. Он приподнялся и, пригнувшись, обошел угол, с ружьем наготове. Если там есть кто-нибудь, он первый получит свою пулю.

И двигаясь, и думая об этом, он вдруг выстрелил, потому что все-таки там кто-то оказался.


Глава 23


Человек стоял футах в двадцати у стены лесопилки.

Ружье Кена стреляло так быстро, как он только успевал переводить затвор и в слепой ярости он выпустил семь пуль за столько же секунд в туловище. На третьем выстреле он услышал свой вызывающий крик. Отлетали обрывки, плоти, под разорванной рубашкой открылся позвоночник, ребра были разворочены.

Он прекратил стрельбу. Израсходовал всю обойму. Крик его перешел в пронзительный смех, насмешливый и мстительный. Ему хотелось пинать это тело, плевать на него, осквернить его снова стрелять в изорванную плоть. Эта ненависть была самой сладчайшей вещью, которую он когда-либо испытывал.

Он двинулся вперед, перезаряжая. Вдруг он замер. Внутренний голос превратил его триумф почти в ужас, поведал ему о том, что уже видели его глаза, но отказались признать.

Тело продолжало стоять.

Он медленно подошел к нему, забыв и о тыле, и о флангах, обо всей молчаливой цепи опушек и кустарников позади.

Он понял, кто это, даже прежде, чем увидел свисавшую из-под навеса крыши веревку, которая поддерживала тело за подмышки.

Глаза и рот Грэга были раскрыты. Крысы уже поработали над ним и над его телом тоже. Он представлял собой мерзкое зрелище, обвешанный истерзанными внутренностями.

Две крысы валялись дохлые у его ног. Они были на Грэге, когда Кен начал стрелять, и оказались убиты, У одной была полностью снесена, голова.

Кен стоял, уставившись и, наконец, вспомнив об опасности, добрался до двери и ввалился в нее. Он плакал и пытался остановиться, потому что помнил, сколько это должно производить шума и насколько он беззащитен.

По прошествии времени, которое показалось ему вечностью, он наконец овладел собой.

Грэг был там, прямо снаружи. Он мог видеть его ноги. Лесопилка продолжала стоять пустой и молчаливой. Дрожа, он поднялся с болезненной и жестокой жаждой. Его язык и рот были пересохшими. А свою флягу он оставил там, на болоте, собираясь пить озерную воду.

Надо срезать Грэга. Забраться как-то под крышу и обрезать веревку. Он не мог вынести присутствия этого. Вполне достаточно, чтобы свести с ума. И что наделали крысы, о боже, вот что происходит с тобой, когда умираешь. Твое, лицо, лишенное губ, ухмыляется, как у Грэга, будто ты знаешь, что мертв, что тебя пожирают крысы, и тебе на это наплевать. Они выгрызут тебе глаза, кишки, отгрызут половые органы, а ты будешь продолжать ухмыляться.

Он прислушался и снова услышал крыс. Они снова начали трескотню. Из щели в полу появилась одна, пробежала на своих быстро двигающихся ножках к прогнившему каркасу и выскользнула наружу.

Когда же Грэга сюда повесили? Сейчас, пока он был в хижине? Или прошлой ночью? И почему? Чтобы заставить его выстрелить и тем самым выдать себя? Или просто, чтобы испугать. И то, и другое удалось. Кен отер пот и неслышно выругался. Он совершенно потерял голову. Чуть не дал себя убить. Но почему же он не убит? Где находится его противник? Где?

В темноте, среди механизмов? Там, среди холодного железа и ржавчины и покрытых плесенью гниющих опилок?

Внезапно записанный голос заговорил снова, взорвав стоялую тишину:

— Доброе утро, Кен. Это конец пути, я думаю. Выстрел был мой. Мне кажется, настала пора нам перейти к делу и перестать бродить вокруг да около. Помнишь, тогда в колледже, Элис Ренник? Ну…

Не успев подумать, он уже выстрелил. Он заметил магнитофон так быстро, что мозг его даже не успел еще зарегистрировать то, что увидели его глаза. Как и с Грэгом, он увидел и выстрелил, не дав даже возможности мозгу переварить увиденное. Не думая больше ни о чем. Ни о другом вероятном нападении, ни о своих расшатывающихся нервах, ни о своей глупости, по которой он позволял человеку, который хотел его убить, навязать ему свою волю. Именно вот так, просто на звук голоса.

Магнитофон стоял, без всяких ухищрений, на полу посередине большой комнаты. Это был маленький, компактный, дорогой аппарат, воспроизводивший почти совершенно, без механических призвуков и помех.

Первый выстрел вошел в гнилой пол под магнитофоном, подбросив его в воздух. Следующие два вонзились в него, когда он снова упал, все еще говоря. Он сразу превратился в покореженную массу бесполезного металла. Нечто из хрома и пластика.

Он развернулся и выпустил следующую серию выстрелов в молчаливую махину железных паровых механизмов.

— Ты, сволочь, вылезай! Я убью тебя! От грохота выстрелов раскатилось эхо. Никто не отозвался. — Выходи!

Послышался шорох. Крыса, спугнутая Грэгом, нырнула под пол. Кен выпустил свой последний патрон туда, где, она исчезла. И перезарядил ружье.

Мерзкое, проклятое место. К черту отсюда. Иначе сойдешь с ума, Но не туда, где Грэг. Погоди. В чем же смысл? Загнать его под огонь, направленный на большие открытые двойные двери?

Слишком плохо, мистер. Я отупел, но не настолько.

Кен тихо перебежал к юго-восточному углу лесопилки и одним мощным ударом выбил доску. Нырнул в проем и распростерся на замерзшей земле. Потом, обожженный болью от содранных колен, локтей и лица, вскочил на ноги и бросился к кустам.

Это ему удалось, и он долго лежал на глубоком ложе из листьев, выжидая, переводя дыхание, прислушиваясь, пытаясь выстроить свои мысли.

Он запаниковал. Ладно, каждый может ошибаться. Но теперь будет по-другому. Должно быть. Ибо ничто уже не может быть хуже того, что случилось. Больше ужасов быть не может. Он видел Грэга. Это было самое худшее. Кроме, может быть, магнитофона. Кто-то вынес его из хижины и поставил на лесопилке. А он был здесь все это время, и не слышал и не видел его.

Для начала, надо перестать трястись, успокоиться. Он посидит некоторое время, все обдумает. Он не позволит себя запугать. Он не поддастся, И первым актом будет то, что он отобьет хижину. Господи, ведь она его, разве нет? Он построил ее и платил за нее. Это он будет приходить и уходить, когда захочет, а не какой-то там маньяк, которому вздумалось его убить. Это он будет спать там ночью, если захочет, забаррикадировавшись, а не его охотник.

Кен Фрезер посмотрел на небо. Оно было цвета свинца. Ветер спал. Деревья стояли неподвижно, с обнаженными веками. Птицы, скандальные сойки, цикады и дрозды, затихали. Скоро пойдет снег. Ему надо только немного продержаться и он будет в порядке.

А где-то в глубине его мозга начинала выплясывать веселящая мысль. Если случится худшее, если ему не удастся убить своего мучителя, если придется сбежать, все равно есть надежда. Убийца Арта и Грэга так же обеспокоен тем, как скрыть их убийство, как он, Кен был обеспокоен тем, как спрятать Мартина, Нэнси и других. Теперь когда Арт и Грэг мертвы, он может лгать и лгать без всякого страха. Возможность того, что полиция поймает его на противоречивых показаниях теперь исключена. Теперь это будет просто его слово, против слова другого человека. Разве не может он сказать, например, что они с Грэгом и Артом видели, как этот человек убивал Нэнси, но не знают, что он сделал с телом? Разве не может он пригрозить своему преследователю, так же, как ему самому угрожают? Ему ведь должны поверить, правда? Семейный человек с четырьмя детишками? Они поверят ему по поводу Элис Ренник.

Он пополз и добрался до хижины. Перебежав через опушку, он выпустил для прикрытия пару пуль в темноту гостиной, нырнув одновременно в дверь.

Оказавшись внутри, он метнулся в угол, ружье наготове. Не было ни звука, никого. Он медленно опустил ружье, сел и закурил. Он был весь в поту.

Тут из кухни раздался голос!

— Доброе утро, Кен. Это конец пути, я думаю. Выстрел был мой. Мне кажется, настала пора нам перейти к делу и перестать бродить вокруг да около. Помнишь тогда, в колледже, Элис Ренник? Ну…

Неожиданность этого повергла его в шок. Голос тянул свое некоторое время, прежде чем до него дошло, что это не первый магнитофон, он сейчас разбит на куски. Это был второй, с другой пленкой. Или это уже по-настоящему?

— Выходи оттуда.

Голос твердил:

— Элис оказалась не в состоянии перенести свою вину и ее ум начал потихоньку сдавать, пока несколько лет назад, она, наконец, не покончила с собой.

Рев еще двух выстрелов, он последовал за ними, атакуя сломя голову.

Магнитофон стоял на кухонном столе, точно такой же, как и тот:

— Мне пришлось перебраться в ваш район из другого штата, познакомиться с вами лично, изучить ваши жизни и привычки. И придумать план…

Да кто же это, черт? Он должен был быть здесь несколько минут назад.

Он стоял, пытаясь опознать голос, зная, что он ему знаком. Но откуда? Дверь хижины скрипнула на ветру. Он резко повернулся, ружье дернулось. Никого не было. Он вернулся к магнитофону.

Тот небрежно раскручивал свое бесстрастное послание!

— Смешно, не правда ли? Самый первый раз, когда вы только испробовали это и именно за него вы, наконец, вляпались. А сейчас и ты умрешь за это. Как Грэг и Арт. Я прикончу тебя.

Кен поднял магнитофон со стола, отключил его и только потом сообразил, что кнопка могла быть соединена со взрывателем. Опять он спорол глупость.

Тишина.

Остаток дня он провел в хижине, выжидая, время от времени выглядывая в дырочки, предусмотрительно прострелянные в ставнях.

Ближе к вечеру, когда начало темнеть, он забаррикадировал входную дверь, притащив из спальни кровать, потом шкаф и тяжелый обеденный стол, свалив их один на другой. Закончив, он спрятался от любой возможной линии огня, с ружьем наготове и свернулся на брошенных на пол покрывалах.

Ночь была страшно длинная, самая длинная из всех, что он мог припомнить. Он дремал урывками, не позволяя себе заснуть слишком глубоко. Один раз он проснулся и ему показалось, что уже должен быть рассвет. Но было только одиннадцать часов.

Ему снова приснился кошмар. Он, Грэг и Арт, все вместе, баловались с Сэнди там, в мотеле, и вдруг она превратилась в ухмыляющегося мужчину, который махал на них ружьем и задирал рубашку, показывая им чернеющее и изгрызанное крысами место, где были половые органы. А Арт хохотал и хохотал, приговаривая: «Вот потому-то мне и нравится по моему способу».

В моменты полного пробуждения он прислушивался к шороху ночного ветра, плеску воды на берегу озера, редкому потрескиванию деревьев в лесу. Он пытался разобрать какой-нибудь определенный план, но поймал себя на том, что все меньше и меньше думает, как выловить самого охотника. Все больше и больше его мысли сбивались на то, как добраться до берега. Отправляться ли ему сразу в Южную Америку, или домой и прямо в полицию, блефовать и обвинять — это решение он мог принять позже. А в данный момент как ему пересечь этот барьер из ледяной воды, да еще, чтобы его не пристрелили? Может ли быть, что охотник вычислит его и будет там в своей лодке, с фонарем и крупнокалиберным ружьем наготове? И он сам, загнанный в ловушку в воде, как водяная крыса пли раненая утка!

Потом внезапно возник другой вопрос. Где же этот охотник оставил свою лодку? Если ему выйти из хижины и тщательно поискать, разве он не найдет ее? При мысли об этом он неожиданно почувствовал себя спокойнее. Потом сразу же провалился в глубокий сон.

Когда он проснулся, сквозь щели и дырочки в ставнях из-под забаррикадированной двери сочился дневной свет. Он чувствовал, себя окостеневшим и больным. И этот холод. Но все уже решено. Так он больше не выдержит. Надо искать лодку. Если к вечеру она на обнаружится, придется рискнуть на ночную переправу. Он не собирался пытаться сразиться с убийцей. Он собирался сбежать. Самой навязчивой в его голове была мысль, что сейчас уже в любой час может пойти снег. А снег означает, что он уже не сможет передвигаться не оставляя следов. Надо успеть уйти прежде, чем это произойдет.

Он отодвинул от двери мебель, толкнул дверь, оставшись сам в тени, чтобы выглянуть. Никого, никаких признаков ни около озера, ни у кустарников. А утес? Сжавшись в правом углу дверного проема, он едва мог видеть его. Невозможно ничего сказать. Кто-нибудь вполне может там быть, так же, как были они с Артом, лежа на животе, прикрытые травой и камнями. Оптический прицел. Центр пересекающихся линий остановился на нем, стоит ему хоть на секунду остановиться. Кто бы он ни был, а заехал Грэгу прямо между глаз.

Он сосредоточился и решил рвануть. И тут он увидел свой рюкзак.

Он стоял на краю крыльца, ближе к двери. Ночью его забрали с потайного холма и положили сюда.

И это было хуже, чем записанный голос. Это было даже хуже, чем Грэг.

Это означало, что любой его ход, любое движение прослеживалось и предугадывалось.

Он уставился на рюкзак, зачарованный, чувствуя прилив тошноты. Зачем его сюда положили? Может быть, только одна причина — чтобы свести его с ума. Довести его до такого состояния, что он потеряет всяческую осторожность и станет легкой добычей. Как вчера. Магнитофон уже не действует — попытаться найти, что-нибудь другое, что угодно, Лишь бы это говорило о том, что нигде не спрятаться и никакой надежды нет.

Ледяной холод прошел через его пах и спину и добрался прямо до затылка. До тех пор, пока его будут так держать в напряжении, он не убежит, а потом будет слишком поздно. Может быть, и в этом причина?

Ну что же. Теперь ему просто необходимо найти лодку. Он не рискнет переправляться через открытое водное пространство без нее. Он пытался не паниковать, думать спокойно. Лодка. Нельзя допустить, чтобы его мозг двигался кругами. Лодка. Не надо думать ни о чем другом.

Если тебе надо спрятать лодку, по-настоящему хорошо спрятать, куда ты ее денешь, легкую переносную лодку? И он внезапно понял, где должна находиться лодка. Не на берегу, где ее можно было найти, но там, где никому бы не пришло в голову ее искать. На лесопилке. В яме для пепла или в крысиной дыре, может быть. Или по другую сторону железной двери, на дне печи. Впервые за два дня рот Кена исказила слабая улыбка. Начала потихоньку возвращаться уверенность.

Он решил оставить свой рюкзак отправившись на кухню, он набрал запасов сухих пайков, чтобы хватило на несколько дней. Прицепил флягу, напихал в свою куртку спички, сигареты, компас и чистые носки, Обвязал вокруг пояса свежую шерстяную охотничью рубашку, свернув ее, как тяжелый пояс. На его охотничьих штанах были дополнительные карманы. Их он заполнил патронами.

До густого кустарника, лежавшего между опушкой, вокруг хижины и лесопилки, он добрался без приключений. Вороны, усыпавшие дерево неподалеку от озера, смотрели вниз, не шевелясь. Одна тяжело замахала крыльями и перелетела на крышу лесопилки.

Кен подумал, они набросятся скоро на Грэга, если он все еще там, если, конечно, после крыс что-нибудь осталось.

Ворона следила за тем, как он пробежал к восточной части лесопилки, там лег, как он это делал вчера, вдруг слетела прочь, издавая для других резкие предупреждающие возгласы.

Кен приложился к той же щели, что и прежде. Лесопилка была безобидно тихой и пустынной. Он пролез внутрь, используя выбитую вчера доску. И угрожающе выпрямился. Внутри казалось холоднее, чем снаружи, сырой заплесневелый холод. Изо рта его валил пар.

Через дверь пронеслась птичка, с шлепаньем крыльев опустилась на старые механизмы. Там не может быть никого.

Точно также он прошел вдоль стены лесопилки к востоку, потом осторожно по стене скользнул к северу. Посередине северной стены была открытая дверь. Вчера, прямо за ней, он увидел Грэга. Он с ужасом отогнал от себя воспоминание и прежде чем подойти к двери, он набрался духа и заглянул в щель между тяжелыми бревнами стены.

И тут же увидел обутую ногу Грэга, его забрызганные гнилью измятые штаны. Значит Грэг все еще здесь. Из-под половой доски выскочила крыса и почуяв близость чего-то живого, снова залезла назад. Кен затаил дыхание и снова полез вперед.

У самой двери он заколебался, глядя на стоявший за нею лес. Потом немного отступил. Открытые дверные проемы всегда опасны. Тебя могут засечь проходящим мимо нее и просто взять и пристрелить. Кто-нибудь стоящий в кустах. Одно нажатие курка.

Он напрягся, готовясь к прыжку. Голос заговорил:

— Доброе утро, Кен. Это конец пути. Сейчас ты получишь свое, как получили Грэг и Арт.

Тишина. И откуда-то шум, подобный грому — птица забилась о конек крыши.

Этот голос не был записан. На этот раз он был настоящим. Реальным и нереальным. Реальным потому, что наконец момент настал, а нереальность из-за того, что реальность оказалась сокрытой громыханием маленькой птички и ощутимым буханьем его сердца. Реальность внезапно превратилась в мутно-дымчатый мираж, какое-то отдаленное ощущение, как во сне.

— Не пройдет и двух минут, как я пристрелю тебя, — отчетливо произнес голос.

Кен выстрелил. Яростно передернул затвор и стал посылать выстрел за выстрелом в стенку лесопилки, и пули с треском пролетали сквозь трухлявую древесину, как будто зто была бумага, и уносились дальше, в лес.

На лесопилке не было никого. Он должен находиться снаружи.

Наступила тишина. И потом:

— Пусть будет одна минута, Кен.

Наверху, под крышей, вот где он должен быть. Внизу его нет. Там нет ничего, кроме Грэга и крыс. А если он под крышей, то должен сидеть скрюченный. Не так же просто в такой позе пользоваться ружьем. Это может потребовать времени.

— Кен, тридцать секунд. Это не так уж много, правда? Тридцать секунд до того, как ты уже больше не ты. Просто нечто предназначенное для крыс.

Он метнулся в дверь головой вперед, ударился о землю и покатился, перевернулся на одно колено, с нацеленным вверх ружьем, начав стрелять прежде, чем увидел цель.

Ответных выстрелов не последовало. Там не было никого.

Никого, кроме Грэга, обмякшего на своей веревке, голова свесилась и, благодарение богу, развернутого спиной, так что не было видно отвратительного лица.

— Пятнадцать секунд!

— Ты не убьешь меня, ублюдок!

— Десять секунд!

Он кинулся мимо на Грэга к западному концу лесопилки. Пустил пулю в тень. Там тоже никого не было, никого.

Кроме Грэга позади него.

И тут пришла страшная догадка, что Грэга там вообще нет. Это не Грэг. Он понял это даже раньше, чем повернулся.

Лицо, которое было там, на месте Грэга, улыбалось ему, а крупнокалиберный Холланд и Холланд, до того прижатый вертикально и скрытый за массой тела, оторвался от него.

Кен знал, кто это, мощная фигура, знакомое лицо, улыбка. Он попытался поднять свое ружье, но не мог это сделать. Попытался заговорить — тоже не получилось. Он не мог шевельнуться.

Он тупо ждал неизбежного. Двойной ствол ружья медленно и аккуратно нацелился в верхнюю часть его ног, лицо позади него стало жестоким.

Волковски негромко произнес:

— Пять секунд!

Потом выстрелил.

Кен почувствовал ужасный удар в левое бедро. Удар отбросил его назад и он повалился. Следом за этим пришла невообразимая боль. От нее глаза его затянулись серым облаком, но сквозь него он видел, как Волковски выбирался из веревочной петли. Видел как он легко спрыгнул на землю и двинулся вперед, выбрасывая пустую гильзу одним быстрым, отработанным движением.

Кен, в последний раз попытался воспользоваться своим ружьем, боль была слишком нестерпимой. Она заполнила его мозг и руки отказывались больше слушаться.

Волковски подошел к нему и опустил ствол вниз, к его паху. Кен увидел его улыбку и почувствовал жесткое прикосновение ружья.

Он услышал чей-то вопль.

— Пожалуйста, боже, ну пожалуйста! Я же не трогал ее. Пол! Это были Арт с Грэгом, не я!

Откуда-то с серого порога, издалека, Волковски спросил: — Кто же тогда отец Пити?

— Не я. Я был в мотеле, но это не я. Пожалуйста. Я сделаю все, что угодно, все.

Потом невероятный грохот. И ничего кроме темноты.

Пока темнота не стала багровой и он понял, что смотрит на себя и растекающийся поток крови.

Пока двойной ствол внезапно не поднялся и не втиснулся между его зубов, едко и обжигающе прижавшись к задней стенке глотки, перекрывая воздух.

И он услышал Эли плачущую и отбивающуюся и смех Грэга и Арта. И кого-то еще. Себя самого? Тени из далекого прошлого, горячая обнаженная влажность тела Элис, пытавшегося освободиться от его тела.

Он услышал, что вопль его продолжается, заглушенный ружьем.

— Ладно, если хочешь, я тоже делал это. Мы были детьми. Мы не хотели этого.

Он увидел Элис, ее мягкие темные волосы, длинноногое стройное тело. Ее улыбку.

Потом он увидел кого-то еще, очень близко — каменное лицо Пола Волковского, его темно-серые глаза и его безжалостный рот.

И это было последнее, что он когда-либо увидел.


Глава 24


Чтобы закончить работу, ему пришлось потратить остаток этого дня и весь следующий день. Сначала надо было утопить в болоте тело Кена и убрать его кровь. Это оказалось не так легко. Тоже самое было с Артом, Нэнси и Грэгом. Ему пришлось соскребать замерзшую почву и траву, выдирать кустики, уничтожать их в озере, снова приглаживать землю. Ему надо было находить грузила, после которых, если их использовать, не стало бы заметно, что что-то пропало. Паровой механизм на лесопилке давно уже был ободран, так что в конце концов он отобрал несколько продолговатых камней, находившихся у края стены где погибла Нэнси и где стена частично порушилась. Он использовал веревку на которой он подвешивал Грэга, а потом и себя, чтобы связать камни.

Была так же хижина. Он навел в ней порядок, провел серьезную работу по уборке, после чего протер все места, к которым он мог прикоснуться, когда снимал перчатки. Он подумал о других отпечатках: Нэнси и Мартина, может быть каких-то других пар, с предыдущих годов. Он уже давно решил, что с ними не справиться. Они должны быть повсюду. И это не имело значения. Когда придет время и ими заинтересуются, если оно когда-либо придет, то они могут выявить пропавшие личности, но никогда они не покажут на убийство.

Закончив, он расставил все по местам: кровать, шкаф, обеденный стол. Вставил точно такой же замок, причем довольно долго использованный, который специально прихватил с собой. Тип замка он определил еще с прошлого года.

Медленно и методично он прочесал лес в поисках каких-либо случайно оброненных вещей. Уничтожил все следы пребывания Кена на болоте, так же взял рюкзак Кена и распаковал его в хижине, разложив все так, как лежали вещи Грэга и Арта.

На разборку его печной платформы ушли часы. Пришлось подбирать обломки кирпича и кирпичную пыль, осыпавшуюся на дно печи, поставить старые планки на место, откуда он их брал, вынуть костыли и забить проделанные дыры мхом и паутинками. Очень много времени ушло на то, чтобы уничтожить внутри и снаружи лесопилки любые отпечатки его ног, даже если они были обернуты мешковиной.

Время и терпение. И память. Ему пришлось тщательно отмечать все сделанные выстрелы, когда и в каком направлении. Ему пришлось выковырять более шестнадцати пуль из деревьев, пола лесопилки, земли, дряхлых стен лесопилки. Плюс пять пуль, которые надо было вынуть из дверного косяка и стен хижины. Это были те, которые выпустил Кен, когда магнитофон заставил его паниковать.

Последними были лодки, бесполезные куски резины, как связанные в пучок бессильные змеи. Он аккуратно обернул их вокруг моторов и они последовали за телом Кена в болото. И вместе с ними гниющие останки Грэга.

Работа была тяжелая, потому, что он смертельно устал, а впереди было еще так много всего. Было вдвойне трудно еще и потому, что то ради чего он жил многие годы, в конце концов закончилось. Он чувствовал себя эмоционально измотанным от постоянного возбуждения.

Когда он, наконец, закончил со всем и оставалось только покинуть остров, он присел на ступенях крыльца хижины. Он смотрел на холодную гладко-серую поверхность озера и стену темного леса за ним. И думал о Кене, Грэге и Арте, о том, что они сделали и как он, наконец, отыграл все назад, хотя ему и потребовалось для этого одиннадцать лет. В уме он еще раз пробежал по всему запутанному камуфляжу — ложные концы и следы, которые он предусмотрел для полиции, если она когда — нибудь доберется до чего-нибудь. Кражи, подделки и фальшивки, в которых состояло его полное прикрытие и проследить которые было невозможно. Он заполучил официальную копию, своего брачного свидетельства с Элис и уничтожил его. Тоже он проделал со своим свидетельством о рождении и свидетельством о рождении Пити, и со всеми документами, имевшими отношение к его перемене имени после смерти Элис, которое происходило совершенно в другом штате. Он заготовил новые свидетельства себе и Пити. В столице штата Лэнсинг. Теперь оба они Волковски. С рождения. Так что никто не смог бы никогда связать его с именем Элис Ренник.

То же самое Пити. Никто не свяжет его с замужеством Элис и с ее переменой фамилии на Гарнер. Не свяжет его и с самим собой, Джоржем Гарнером, известным в той местности, откуда происходили Ренники, как Бади. Никто из них более не существовал. Даже отпечатки пальцев Бади в архивах. Они тоже были изъяты.

Был только он — Пол Генри Волковски и Питер Волковски. Работа на государство оказалась полезной. Но она не была случайностью. Он специально пошел на государственную службу на следующий день после похорон Элис, чтобы иметь возможность достичь всех этих целей. И его официальное положение будет более полезным в будущем.

Он думал о Кене, Грэге, Арте и об абсолютном наслаждении охотой за ними и их убийством, чувством свершения. Его охота, как ни парадоксально, была лучше, чем кто-либо из них имел когда-нибудь. И он наказал их так, как государство уже не могло наказывать — смертью.

Он думал об Элис, ее хрупкости и отдаленном отчаянии в ее глазах и вспоминал, что она никогда больше не улыбалась, только вглядывалась с застывшим ужасом во что-то вспоминавшееся глубоко внутри.

Он почувствовал как что-то холодное укололо его лицо и поднял голову. Начинал идти снег, прекрасная штука, обещавшая ранние метели и в такой северной местности длинную, тяжелую зиму. Это здорово. Если вдруг, по какой-то дикой случайности, он что-либо упустил, природа об этом позаботится. Болото вскоре замерзнет, запечатав водяную гробницу, а задолго до того, как сойдет лед, рыбы и черепахи обдерут тела, а скелеты невозвратно затянутся глубже и глубже в болото. А таяние снега весной смоет и унесет все прочь.

Он вытащил из своего тайника в кустарнике на западном берегу острова каноэ. Загрузил свой рюкзак и ружье и погреб под снегом, минуя место с прибитым сплавным лесом и ручьем, где погибли Мартин и Арт. Здесь было глубоко, более тридцати футов, берег входил в озеро. Он нашел место, где была крепкая нависавшая ветка. Выбросив на берег свой рюкзак и ружье, он ножом пробил днище своего каноэ. Оно затонуло и исчезло из вида, а он, держась за ветку, выбрался на берег.

Потом он выкурил сигарету, бросил окурок в озеро и двинулся назад, начав отсчет тем пятнадцати или около того милям, которые лежали впереди. Он поглотил их быстрым непрерывным шагом, двигаясь по воловьей колее и вдоль заброшенных рельсов. К середине полудня он выбрался на государственное шоссе номер 28. Надев очки, он разобрал свое ружье и сунул его вместе с оптическим прицелом в рюкзак, потом поймал попутный грузовик из другого штата. Он держал воротник поднятым и старался говорить грубым голосом, жалуясь на проклятую простуду, подхваченную на охоте.

Он попросил водителя высадить его через тридцать миль на пустом перекрестке и, как только грузовик исчез из виду, вошел в лес, к полузамерзшему болоту. Снег уже лежал слоем в восемь дюймов, и дул ветер. Перемена одежды оказалась ужасной процедурой; но его триумф медленно нарастал, переходя во что-то близкое к экзальтации. И это даже холод делало терпимым.

Он запихал свою охотничью одежду, штаны, куртку, шляпу — все вместе в свой рюкзак. Предварительно вынув оттуда обычный серый костюм, оксфордские ботинки с калошами, помятую шляпу и небольшой портфель. Костюм был сильно мятый, но проведенная в поезде ночь оправдает это.

Он сунул в рюкзак тяжелый булыжник, туго затянул шнуровку и швырнул его в незамерзшую часть болота и наблюдал, как он опускался в тину. Если кто-нибудь, когда-нибудь и найдет его ружье и оптический прицел, они превратятся в сплошную ржавую массу, которую уже невозможно будет разобрать. А все, что могло хранить его отпечатки, например, фляга или непромокаемый футляр для спичек, было начисто обтерто, да и в любом случае вскоре безнадежно проржавеет.

На перекрестке шоссе он поймал другую попутку, на этот раз благонамеренную домашнюю хозяйку, у которой на заднем сидении сидело четверо ребятишек. Она везла их домой из школы, надеясь успеть домой до начала бури. Она была рада повстречать такого солидного мужчину, который мог бы помочь в случае чего. Он выдал ей историю: поломавшийся автомобиль, водитель грузовика, который выбросил его в этом забытом богом месте. Она флиртовала — муж находился в отъезде. Дети еще маленькие и спать ложатся рано. Он был заинтригован — ему бы не помешало расслабиться. Женщины он не имел уже довольно давно, а она была привлекательной. Но он сказал нет и она, выпуская на станции Рэко, сердито хлопнула дверью, быстро унеслась прочь, в падающий снег.

Попасть на поезд не составило труда. Всю дорогу до Энн Эрбор он проспал мертвецким сном.

Он появился в своем кабинете в девять часов утра того дня, когда его ожидали обратно из поездки в Мемфис, где у него заранее было заготовлено железное алиби.

В южном Мичигане тоже шел снег, но только насыпало на три дюйма. В девять тридцать он позвонил Элен Фрезер, чтобы сказать, что вернулся и поблагодарить ее за заботу о Пити. Сказал, что заберет Пити вечером и не стал возражать, когда она пригласила его пообедать. Чем больше жены испытывали к нему доверия, тем лучше. Кена не ждали домой еще четыре дня.

Возможно даже, что этот обед с Элен будет не единственным. А вдруг он выведает что-нибудь полезное. Кто заранее может знать. Хотя он был на сто процентов уверен, что не оставил ничего компрометирующего его. Нигде и никогда, за все это время.

Он хладнокровно выследил трех человек, которые заслуживали, чтобы их убили и убил их. И ушел безнаказанно.


Эпилог


Лужайку Кена Фрезера и прилегающие к ней владения тонкой мантией покрывал снег. Трудно было представить, что весной цветы и растения получат тепло. Бассейн был пуст, теннисная сетка убрана подальше. Кирпичная гриль-печь под белым покровом была неразличима, ее можно было принять за какой-нибудь куст. Все луковицы цветов были выкопаны и спрятаны в гараже на зиму, а клумбы перекопаны. Все это было сделано одними и теми же людьми, приходившими каждый месяц со специальными машинами для чистки дома. В этом году они занялись чисткой сада и на прошлой неделе, как раз перед снегом, они прибыли в девять, а ушли в пять, окончив ежегодную осеннюю чистку сада, которая в прошлом занимала у Кена и Элен более четырех уикэндов.

Было три тридцать пополудни — дети все еще находились в школе. Перед дверью стоял автомобиль государственной полиции и аккуратно одетый полицейский читал спортивную страницу «Детройт Ньюс», одним ухом слегка прислушиваясь к радио, которое время от времени безлико разражалось полицейским жаргоном.

Полицейский был сержантом и ожидал своего босса. Это было связано с тремя гражданами Энн Эрбор, которые исчезли. В его газете на первой странице была статья об этом с фотографиями. Они были видными людьми. Один — Уоллес — мог выдвигаться от республиканцев в законодательные органы штата на будущий год. Поговаривали о маньяке, о массовом убийстве. Пресса пережевывала любое предположение, до которого могла додуматься. Но до сих пор, как было известно сержанту, у полиции не было ни малейшей зацепка, и они готовы были, как говорит босс, закруглиться с этим.

Не было никаких доказательств нечестной игры. Все трое, очевидно, однажды утром две недели назад вышли из своей охотничьей хижины совершенно без рюкзаков и каких-либо припасов, а один даже без ружья. И не вернулись. Вот так просто. Полиция и лесная служба использовала вертолеты, собак и при помощи наземных соединений Национальной гвардии, так же как и групп аэрофотосъемки, вели поиски их и их лодок на пространстве, покрывающем три округа. Результат — ничего. Они нашли их машину там, где они ее оставили — в закрытом туристском лагере, запертую в гараже. Пятно на заднем сидении оказалось мочей, но было слишком поздно для лаборатории определить мужская она или женская. Было обнаружено украденное каноэ. Затоплёное в реке с пробитым бортом. Оно могло быть связано с исчезновением, а могло и не быть. Опять пусто.

В управлении ставки были за то, что их не найдут. Эксперт обнаружил отпечатки пальцев у них в хижине, несколько комплектов. Несколько было мужских, неизвестно кому принадлежащих. Большинство были женские, принадлежащие нескольким различным женщинам, одна из которых числилась пропавшей уже четыре года. Очевидно, в этой изолированной мужской хижине происходило нечто большее, нежели просто охота. Но полиция из уважения к семьям этих мужчин, не передала эти сведения в прессу. Во всяком случае, это был тупик. Сами по себе отпечатки пальцев не значили ничего.

Был еще один вопрос, о котором прессе ничего не было известно. Один из них — Андерсон имел деловые связи с Аргентиной и в прошлом году дважды побывал в Буэнос-Айресе. Полиция Аргентины согласилась помочь и сообщила, что его часто видели в компании манекенщиц и кратковременных кинозвезд.

Подошел автомобиль. Сержант украдкой посмотрел на него. Это не пресса. Они прибыли вчера и сразу удалилась. По особому требованию они держались подальше, ради детей. Правда была машина из «Детройт Ньюс», незаметно припаркованная в семидесяти пяти ярдах ниже по улице, выжидая, просто на всякий случай.

Пэт Уоллес выбралась из машины. Она увидела сержанта, поколебалась, потом холодно кивнула ему. Он запрятал газету подальше от глаз и изобразив бдительность отсалютовал в ответ. Он подумал, что если бы был женат на такой стерве-феминистке, то тоже бы исчез.

Пэт вошла в дом.

Элен Фрезер, услышав шум в двери, вышла из гостиной в передний холл, оставив за собой клокотанье голосов. Одета она была мрачно, без всякой косметики и выглядела отрешенной. Она поцеловала Пэт и в ответ на ее вопросительный взгляд покачала головой, подпустив точно необходимое количество слез к глазам, потом изобразила, что сердито стирает их.

Пэт не сказал ничего. Они вошли в комнату, где у камина с двумя мужчинами сидела Сью Андерсон. Один мужчина был молодой полицейский, лейтенант в форме, другой — капитан государственной полиции, был одет в прекрасно сшитый деловой костюм. Он был высок, исключительно могучей комплекции, с темными серыми глазами и лицом, как жесткий гранит.

Увидев Пэт, он поднялся.

— Хэлло, Пэт.

Пэт улыбнулась в ответ своей сухой кривой улыбкой, заготовленной ею для особенно мужественных мужчин и подала ему руку.

— Вы знакомы с лейтенантом Рэндалом, нашим экспертом? Лейтенант, миссис Уоллес.

Пэт поздоровалась с лейтенантом. Потом Пол Волковски сказал:

— Пэт, я тут сказал Элен и Сью единственные новости, которые у меня есть.

— Это хорошие новости? — спросила Элен.

— Ну, это как на них посмотреть, — ответил Волковски, — меня назначили вести это дело. Сегодня утром получено официальное согласие губернатора на это.

— О, я рада, — сказала Пэт. И она искренне была рада. Она знала, если кто способен раскопать эту грязь до дна, то только этот человек. Его репутация полицейского офицера была почти легендарной. И он должен был дойти до самых вершин. Возможно к вершинам политики. Люди поговаривали, что однажды он сам станет губернатором.

Она подавила приступ поднимающейся ненависти к мужу, постаралась чтобы это не появлялось на ее лице. Ни к чему это демонстрировать. Все они скорее всего знали, но это вовсе не означает, что надо устраивать публичное представление, особенно в такое время. Арт еще год-другой был необходим детям, по крайней мере в финансовом отношении. Это единственная причина тосковать о нем.

Волковски говорил:

— Честно говоря, я не знаю, что вы именно от меня хотите, но пока у меня нет ничего. Лейтенанту Рэндалу нечего рапортовать.

— Мы прочесали все мелким гребнем, — сказал Рэндал. Он был молод, напорист. Он с готовностью согласился с Волковски, что необходимо держать в тайне посещения хижины женщинами. Пользы от этого не было, только причинило бы боль. — Изучили их охотничью хижину, весь остров. То же относится, и к старой лесопилке. Мы практически разобрали это место по кусочкам.

Он взглянул на Волковски, получил от него одобрительный кивок и продолжил:

— Мы не обнаружили ничего, что указывало бы на какого-либо рода насилие. Что касается нас, то мы должны принять гипотезу, что все трое покинули хижину живыми.

— Пэт сказала:

— Что же, это уже кое-что. — Она одарила Волковски еще одной натянутой улыбкой, играя свою роль. Она знала, что никто, никогда не найдет Арта. То же касается Кена и Грэга. Они сбежали, это ясно, как день. Невероятно, но именно это они и сделали. Она знала, потому что это было в характере у Грэга, Он был трусом и подлецом. И из того, что она узнала от него за многие годы, случайно оброненных тут и там слов, она знала, что это было в характере Кена и Грэга — сбежать. Для всех троих женщина была некто, кого можно любить, но необходимым сексобъектом, который можно эксплуатировать и использовать.

Она посмотрела на Элен, сидевшую сейчас рядом с Волковски, довольно близко от него, сложив руки на коленях. Думает ли Элен то же самое? «Если да, — подумала Пэт, — и если между ней и Волковски еще ничего, не было, то скоро начнется». Между ними была какая-то животная подсознательная схожесть, говорившая «постель». А почему бы нет? Он гораздо больше подошел бы Элен, нежели Кен, и она могла уживаться с Пити. Это навело Пэт на короткую мысль о том, что же она сама собирается делать со своей жизнью? Наверное, займется, бизнесом. В Калифорнии. Она там встретила девушку с фирмы, занимающейся дизайном которая предложила ей купить пай. Партнерство. Она почувствовала легкое возбуждение. В этом партнерстве могло быть гораздо большее, чем она может думать, нежели бизнес, если она захочет.

Волковски мягко наклонился вперед, зажав в огромной руке водку с тоником, поднесенную ему Элен. Он изучал Сью Андерсон. Сью только что произнесла:

— Но я не понимаю, Пол. Если они живы, то где же они? Волковски поколебался, потом сказал:

— Сью, Грэг в прошлом году ездил в Южную Америку.

— И что? — спросила она. Голос был ровный.

— Я бы нарушил свои обязанности перед вами, как друзьями, если бы не сказал вам, что официально мы должны проработать эту версию.

— Конечно, — сказала она, — вы обязаны.

Она встретилась с ним глазами бесстрастно. Но она все же выдала себя. В тоне ее была жестокость. Он был уверен в Этом. Позже он обработает ее наедине и убедит, что Грэг сбежал с другой женщиной. Он не думал, что это будет трудно. Инстинкт подсказывал ему, что она не будет очень переживать, а в прошлом его инстинкт никогда не подводил насчет женщин. Но он подумал: «Прости, девочка, но тебе придется выждать положенные сроки, прежде чем ты сможешь получить страховку и снова выйти замуж». Также как и Пэт. И как Элен. Но ты продержишься. Особенно ты. Ты прирожденный сексуальный котенок. Это на тебе написано. Именно поэтому ты и смогла выносить Грэга… Так что теперь ты найдешь другого, с большим количеством секса и денег, и заставишь его подождать, и это будет стоить того.

Он, сказал всем трем женам:

— Это очень необычно и тревожно, все мы это признаем. Я имею в виду, что все трое, кажется, исчезли вместе. Но с другой стороны, они ведь были очень близки довольно долгое время. Можно даже сказать неразлучны.

— Да, — сказала Элен. Она слабо улыбнулась. В голосе слышалось терпение, но губы сжались и глаза стали ледяными. — Временами их дружба была тяжела для всех нас. Я имею в виду Пэг, Сью и меня. — Она замялась, потом добавила:

— Мне, кажется, я могу сказать за всех нас. Все было так, будто Кэн, Грэг и Арт были женаты друг на друге, а мы являлись просто подходящими попутчиками.

Ни Пэт, ни Сью не ответили. Они не встречались глазами ни с ним, ни с Элен. Взгляды их были устремлены на ковер, или в огонь.

Ну вот так. Значит, они не будут страдающими вдовами. Они приняли почти с облегчением, что их бросили. Так же, как и полиция. Почему бы и нет? Именно по этому пути он и вел их всех, особенно босса, секретаря по внутренним делам, губернатора, даже прессу. Люди верят тому, что им говорят. Особенно, если это легчайший путь. Если ты скажешь им, что трое, вроде бы счастливо женатых американцев средних лет и среднего класса, взяли и бросили своих жен и детей, отказались от вроде бы счастливых домов и работы и ринулись в неизведанные места — они проглотят. Особенно, если нет доказательств противоположного.

Так что это будет Южная Америка до самого конца. Сначала Аргентина, потом, возможно, Боливия. Кена даже где нибудь увидят однажды.

Пол Волковски посмотрел на Элен. Ему нравилось, как она выглядит — нравился ее голос, ее тело и глаза. И она великолепно это разыгрывала. Сью она провела. Но удалось ли ей провести Пэт Уоллес? Он так не думал. Но Пэт нет никакого дела до того, что Элен затеяла роман. Она слишком поглощена собой. Она слишком была поглощена собой и ненавистью к мужчинам.

Он сидел, переводя взгляд с одной женщины на другую, присматриваясь к их прекрасной одежде, их уверенным манерам, изнеженным лицам и хорошо ухоженным телам. Он оценивал их холодно и профессионально. Водка согревала и, увеличивала его чувство благополучия.

Снаружи полицейский отвечал на рутинный вопрос относительно местонахождения его босса. Там ли еще капитан Волковски?

— Да, — сказал полицейский, — подтверждаю. — Что ты думаешь по этому поводу? — Думаю, что он там еще побудет. Снова начал идти снег.