Попробуй догони
Донна Кауфман


Men of Rogues Hollow #3






Молодой американец Таггарт Морган отправляется в Шотландию, в старинный замок, унаследованный им после смерти отца-миллиардера.

Он и не подозревает, в какой водоворот окажется вовлечен. И все из-за неожиданной встречи с женщиной сногсшибательной красоты и потрясающего темперамента – Мойрой Синклер...

Так начинается история опасных приключений и расследования темных тайн прошлого, которые разжигают яростное влечение Таггарта и Мойры друг к другу и ведут к головокружительной любви!..






Донна Кауфман

Попробуй догони





Глава 1


Внимательно осматривая помещение, он отчетливее всего представлял себе сцену побоев, которым его регулярно подвергал здесь отец. Возможно, память сыграла с ним эту злую шутку в отместку за колоссальное перенапряжение его мозгов, уже давно требовавших отдыха. Таггарт Морган Второй устало откинулся в растресканном и потертом кожаном кресле и закрыл глаза.

Ничего нового в домашнем кабинете своего папаши он, собственно говоря, не обнаружил. На стеллажах от пола и до потолка стояли все те же книги, главным образом по юриспруденции. На дубовом столе на своих прежних местах находились знакомые ему письменные принадлежности: пресс-папье, нож для вскрытия конвертов и набор авторучек фирмы «Кросс». И конечно же, в углу стоял проклятый табурет, на который всегда усаживал его отец, прежде чем прочесть ему нотацию и хорошенько выпороть.

До сих пор Таггарт явственно слышал его пронзительный голос и свистящий звук ремня, вытаскиваемого из поясных штрипок отцовских брюк. Прошло уже семнадцать лет, но Таггарт не забыл ничего...

... Я окончил юридический факультет университета! Получил право заниматься частной адвокатской практикой! Пробился на самый верх карьерной лестницы! Доказал всему городу, из чего в действительности сделаны мы, Морганы! Если кое-кто считает, что наши предки были отбросами общества, это вовсе не означает, что и нам суждено остаться отребьем! И ты докажешь это всем, кто еще сомневается в этом, даже если мне придется ежедневно учить тебя уму-разуму затрещинами! БАЦ!

...Заруби у себя на носу, что Морганы всегда добивались поставленной цели! Я вдолблю это в твою башку, сынок, и закреплю свой урок доброй поркой. Ты должен стать первым учеником в своем классе, всегда ходить с гордо поднятой головой, на меньшее я не согласен. Я вышибу из твоих ослиных мозгов всю блажь, глупый щенок, и буду сечь тебя ремнем до тех пор, пока ты не пожалеешь, что раньше не внял моим наставлениям. А если ремень не подействует, тогда я попробую вразумить тебя иначе, вот так... БАМ!

Таггарт вздрогнул, вспомнив, как отец влепил ему увесистый подзатыльник, от которого он слетел с табурета на пол. Из кладовой памяти посыпались, словно бесы из преисподней, другие гадкие воспоминания. Гневные тирады папаши явственно прозвучали у него в голове и гулким эхом разнеслись по всему кабинету, словно бы произносивший их расхаживал по нему взад и вперед, размахивая руками и брызжа слюной. Давно похороненные, неприятные эпизоды снова воскресали в сердце Таггарта и жгли ему нутро, доказывая тем самым, что отрешиться от своего прошлого невозможно. Они слепили ему глаза и терзали душу, являясь во всех своих подробностях перед его мысленным взором и как бы насмехаясь над его тщетными попытками подавить их усилием воли.

...Сколько, по-твоему, судей в округе Маршалл ?Двое, болван! И я, твой отец, один из них. И ты, мой старший сын, еще имеешь наглость говорить, что хочешь добывать свой хлеб, роясь в зловонной грязи? Я плачу за твою учебу в университете, поэтому мне и решать, идиот, на каком поприще тебе лучше делать карьеру!

БАХ!

Ты даже больший олух, чем я предполагал, если не смог придумать для себя ничего получше.

ТРАХ!

Старый рубец, оставшийся Таггарту на память о ране, нанесенной ему перстнем отца, вдруг запылал, и он машинально потер щеку в том месте, откуда когда-то хлынула кровь, и болезненно поморщился, словно бы ему вновь влепили пощечину.

Ты даже в подметки не годишься своему отцу, избалованный щенок! Да ты бы давно уже пропал, если бы я не вел тебя по жизни своей твердой рукой. Но всему существует предел. И разрази меня гром, если я и впредь стану все это терпеть! Можешь позорить меня на весь округ, бросать тень на всю нашу семью, приводить в ужас весь город, заставлять свою покойную мать от стыда перевертываться в гробу. Но только тогда не останавливайся, покинув этот кабинет, и продолжай шагать куда глаза глядят не задерживаясь, чтобы забрать свои вещи, и немедля в дверях.

Вены на лбу отца взбугрились, тревожная краснота растеклась по его лицу и шее. Он был страшен и преисполнен величия в своем праведном гневе, очевидно, считал себя кем-то вроде библейского Авраама, приносящего в жертву своего сына Исаака.

И не смей оглядываться! С этого момента у меня только трое сыновей. Ты для меня умер!

Вспомнив сцену своего изгнания из отчего дома, Таггарт зажмурился. Сердце его заколотилось в груди с той же чудовищной силой, как в ту минуту величайшего потрясения. Сжав трясущиеся пальцы в кулаки, он явственно почувствовал ярость, вскипающую в груди, и возненавидел себя зато, что позволил своему позорному прошлому снова наказать его за былые прегрешения. На скулах у него заходили желваки, на щеках вспыхнул румянец. Но колоссальным усилием воли Таггарт подавил приступ бешенства и не позволил эмоциям вырваться из-под контроля рассудка.

Тогда, много лет назад, он тоже поступил так, потому что понимал, насколько опасно перечить взбешенному отцу. Сейчас же срывать злость ему было просто не на ком. Разве что на самом себе...

Он резко отшатнулся от стола, чтобы не смахнуть с него письменные принадлежности на дорогой старинный ковер, глубоко вздохнул и взял себя в руки. Точно так же он поступил и тогда, семнадцать лет назад, прежде чем упрямо вскинуть подбородок, расправить плечи и выйти вон из дома, устремив взгляд вперед, в свое туманное будущее.

Бросив открытый вызов своему тирану-отцу, Таггарт испытал и шок, и облегчение. Но с тех пор отец для него тоже умер.

Сложив пальцы в замок на краю столешницы, Таггарт уронил на руки голову и позволил сердцу успокоиться, а воспоминаниям улечься на свои прежние места в кладовой памяти, куда никто не мог пробраться. Следы от унизительных побоев на его теле зарубцевались, и вплоть до сегодняшнего дня он был уверен, что затянулись и душевные раны.

Покинув отчий дом в Рогз-Холлоу, Таггарт взял на вооружение девиз «С глаз долой – из сердца вон» и руководствовался им, пока его не известили о кончине отца и не вызвали домой.

– Что ж, теперь старик действительно мертв, а не только для одного меня, – философски изрек Таггарт-младший и, распрямившись, потер пальцами виски.

Уже давно перевалило за полночь, однако он, как это всегда случалось с ним в часы напряженного раздумья, не замечал стремительного бега времени. Сегодня предметом его размышлений стала не любимая область археологии, изучение которой стало смыслом его существования, но некий странный феномен, объяснить логически природу которого ему пока не удавалось. Тяжело вздохнув, он вновь уставился на кипу документов, доставленных ему сегодня близким другом отца Миком Темплтоном, нагрянувшим к нему без предупреждения.

В последний раз Таггарт видел этого энергичного джентльмена, когда тот был еще свежеиспеченным членом городского совета. С тех пор он успел дорасти в чинах до мэра и прочно закрепиться в этой должности. Солидный пост, который Мик занимал вот уже десять лет, открыл перед ним возможности сблизиться с другими влиятельными персонами этого округа. В числе таковых был, разумеется, и судья Таггарт-старший. Их дружба, судя по той умопомрачительной новости, которую поведал ему Мик, обрела куда более доверительный характер, чем имели другие знакомства Таггарта-старшего в официальных кругах, столь тщательно культивируемые им и при любой возможности выставляемые напоказ. Очевидно, потому-то Мик и счел возможным и теперь держаться со старшим сыном своего доверителя по-свойски.

Мик утверждал, что судья Морган успешно скрывал свои финансовые операции как от городских сплетников, так и от своих коллег и знакомых. О них не знал даже его бухгалтер Фрэнсис Йорк, повсюду сующий свой нос, так как все денежные переводы Таггарт-старший проводил через фиктивную фирму. Но больше всего поразило Таггарта-младшего то, что о последних приобретениях его отца не ведали две другие богатейшие семьи Рогз-Холлоу – Рамзи и Синклер.

Свой секрет Таггарт-старший поверил исключительно Мику.

А тот, когда настал час, посвятил в него Таггарта-младшего.

Бегло ознакомившись с документами, касающимися предсмертных приготовлений своего отца, Таггарт задался вопросом: а какова же их истинная подоплека? Зачем его отцу потребовалось окружать свои махинации таким густым туманом?

Минул всего лишь месяц с тех пор, как душеприказчик покойного невозмутимо огласил его завещание. У всех присутствующих вытянулись лица и перехватило дух, когда они услышали, что Таггарт Джеймс Морган-старший оставил все свое состояние своему старшему сыну Таггарту-младшему.

Пожалуй, он был бы не так ошеломлен, если бы поверенный папаши сначала зачитал его последнее блистательное наставление, а потом объявил, что, согласно воле усопшего, все их семейное имущество отходит к Синклерам и Рамзи в назидание его беспутным отпрыскам. Это было бы вполне в духе старого лицемера, обожавшего пускать окружающим пыль в глаза.

Следует, однако, признать, что в душе Таггарт все же надеялся, что отец не лишит своих потомков их родового гнезда, а разделит свое имущество поровну между четырьмя сыновьями. Впрочем, с другой стороны, старик не мог не знать, что это вряд ли их обрадует: как и его старший сын, трое остальных отпрысков – Остин, Берк и Джейс – тоже проявили норов и покинули отчий дом. Поэтому ни один из них не стремился взваливать на свои плечи бремя наследства. Освободив троих своих нерадивых сынков от утомительных хозяйственных обязанностей, отец сделал им последнее одолжение. Подумав об этом, Таггарт криво усмехнулся: при жизни папаша редко баловал своих детей, руководствуясь исключительно воспитательными соображениями, разумеется.

За три столетия семья Морганов скопила колоссальное богатство, которое, по идее, должно было бы вселять гордость в его распорядителей. Однако по прихоти одного человека оно вызывало теперь у всех его потомков только неприятные ассоциации. А у Таггарта-младшего вдобавок еще и нервный тик. Воистину хороший урок преподал ему отец напоследок!

Нетрудно представить, как злорадствовал этот безжалостный педагог, с высокомерной ухмылкой диктуя стряпчему свое завещание. Но по большому счету он оказался прав, изо дня в день беспощадно вдалбливая в упрямую башку своего старшего оболтуса, что управлению крупным хозяйством нужно долго и прилежно учиться.

В этом Таггарт-младший убедился, проведя в его кабинете всего один час. За многие годы жизни в палаточных лагерях на местах раскопок, где ему приходилось есть гнилые фрукты и сушеное мясо, а пить зловонную жижу, которой нормальный человек побрезгует умыться, он так и не обрел даже толики столь нужных ему теперь навыков и знаний. Нетрудно было представить, с каким презрительным выражением лица указал бы ему сейчас на это отец.

Он запретил себе думать об этом и, потянувшись, помассировал себе пальцами шею и плечи, стараясь не смотреть на последнее доказательство прозорливости Таггарта-старшего, тоже привезенное ему сегодня Миком, – полированный ларец вишневого дерева с торчащим из его замочка ключом. Он так и манил своего нового владельца поскорее его повернуть и открыть ящик Пандоры, хранящий секреты другой, тайной, стороны жизни его отца. Всего лишь один поворот ключа отделял его от ответов на множество вопросов, с утра не дававших ему покоя. Однако он колебался и медлил, не уверенный в том, что к этим вопросам не добавятся новые, которые повергнут его в еще большее изумление, чем официальные бумаги, находившиеся в кожаной папке.

Ознакомившись, хотя и бегло, с ними, он долго осмысливал прочитанное. Оказалось, что отец незадолго перед своей кончиной приобрел в Шотландии недвижимость, и не обыкновенную, а часть исторического наследия Морганов, искоренению которого он посвятил всю свою жизнь. Это был замок Баллантре вкупе с прилегающей к нему обширной территорией и, очевидно, управляющим, арендаторами земли, гуртами овец и горой долговых расписок.

К сожалению, в этих документах не объяснялось, что побудило судью Моргана купить имение, из которого три столетия назад бежал вместе со своими вороватыми сообщниками его далекий предок Тиг Морган – закоренелый злодеи, неоднократно подвергавшийся публичной порке за разбои и лихоимство. Спасаясь от виселицы, он и еще двое отпетых преступников – Дугал Рамзи и Айан Синклер – приторочили к седлам своих лошадей неправедно обретенные сокровища и под покровом ночи ускакали извилистыми горными тропами к побережью, чтобы морем уйти в заморские колонии.

Как сказал Таггарту Мик, в кожаной папке содержались исключительно деловые бумаги. Подробности же личных отношений судьи Моргана с арендаторами земельных участков, жителями соседней деревни, а также какой-то загадочной дамой можно было найти в ларце. До настоящего времени все эти сведения были не известны ни одному человеку в Америке, даже самому Мику, и потому обладали особой притягательностью.

Для любого любознательного обывателя, но только не для Таггарта-младшего. Лично он вовсе не горел желанием сунуть нос в личные дела своего отца отчасти потому, что сомневался, что в хранящихся в шкатулке письмах, говорится о каких-то несметных богатствах. Повернувшись к ларцу вишневого дерева спиной, он стал расхаживать взад и вперед по ворсистому ковру, погруженный в тяжкие раздумья. Но вдруг он резко обернулся и поддел ногой табурет. Отлетев к стеллажам, тот сбил с полок несколько тяжелых фолиантов и вместе с ними грохнулся на пол.

– Да в гробу я видал этих шотландских фермеров вместе с их баранами! – воскликнул в ярости Таггарт, взмахнув руками. – И не желаю ничего знать об этом замке! Пусть за этой грудой камней продолжает присматривать таинственная дама – она из местных, и ей лучше знать, как управлять имением. И вообще, не хочу я никакого отцовского добра, гори оно вместе с ним в адском огне. Зачем мне трепать себе нервы?

Он и в самом деле с удовольствием махнул бы на свое наследство рукой и первым же рейсом улетел в милые его сердцу тропические дебри, где его давно уже ждали на раскопках, если бы только не был от рождения дьявольски любознателен. Принадлежи шкатулка кому-то другому, а не его отцу, он бы не задумываясь открыл ее, хотя бы из чисто профессионального любопытства. Но ларец ему оставил именно его отец, и это все в корне меняло. Почему? Да потому что все, что касалось Таггарта-старшего, было в действительности не таким, каким оно казалось. А Таггарт-младший не желал больше поддаваться обману. Фарисейство претило его натуре, он бежал от него еще в юности и не хотел снова в него погружаться, даже ради заокеанского родового бастиона.

Оставалось только подписать официальные бумаги, составленные в двух вариантах: один – на случай если наследник откажется от своих наследственных прав, а другой – если он пожелает их сохранить, но предпочтет поручить заботу о шотландском имении своим юристам, бухгалтерам и земельным агентам. Странным было то, что отец сам не сделал этот выбор, он ведь прекрасно знал характер своего старшего сына и вполне мог бы избавить его от лишней головной боли, тем более что старик знал, что смертельно болен. Значит, он умышленно обставил все так, чтобы его наследник помучился. Ну разве это не лишний повод вообще не заглядывать в шкатулку?

Таггарт с ненавистью взглянул на кожаную папку. Любимая золотая авторучка папаши, казалось, манила его своим блеском, торопя взять ее в руку и подмахнуть бумаги. Поставив свою подпись в местах, обозначенных пунктиром, он мог бы заказывать билет на авиалайнер, который унесет его в далекую экзотическую страну, за тысячи миль от заснеженной холодной долины Рогз-Холлоу.

Моментально разыгравшееся воображение нарисовало ему пейзаж Юкатана, с его душными и влажными густыми лесами, древними жертвенными сооружениями, бездонными холодными колодцами и злыми кровососами, под угрожающее гудение, которых он станет изучать загадочный мир давно минувших веков и быстро обретет желанный покой.

Для осуществления этой фантазии требовалось лишь изобразить на нескольких листах бумаги витиеватую закорючку. Однако какая-то неведомая сила удерживала Таггарта от этого. Может быть, в этом доме все еще обитали духи его предков-разбойников? Тех самых, что более трехсот лет назад укрылись от правосудия в узкой горной долине, защищенной от окружающего мира хребтами Блю-Ридж? Не потусторонние ли силы пристально следили за ним в этот поздний час? По спине Таггарта-младшего пробежал холодок, ему стало не по себе. Он встал и принялся расхаживать по кабинету, зябко потирая руки и с опаской поглядывая на письменный стол.

Внезапно какой-то подозрительный шум донесся из-за двери, выходящей в коридор, который вел в гараж. Кого еще принесли туда ночью черти? Таггарт распахнул дверь, выглянул наружу и увидел целующуюся парочку – своего братца Джейса и его любимую девушку. Только что ввалившиеся в гараж, влюбленные были припорошены снегом, однако не производили впечатления продрогших – от их румяных щек валил пар, а весь их молодой и задорный облик свидетельствовал, что они бы не задумываясь повалялись в сугробах и нагишом. Таггарт подумал, что не удивился бы, если бы увидел их в дверях кабинета голыми, – за минувшие несколько недель судьба преподносила ему сюрпризы и похлеще!

Обняв одной рукой Сюзанну, Джейс с глупой ухмылкой воскликнул:

– Привет, Таггарт-младший!

– Извините, я, кажется, вам помешал, – смущенно пробормотал Таггарт.

– Ерунда, все нормально! – Джейс взглянул на часы и спросил с искренним удивлением: – А что ты, собственно говоря, здесь делаешь в такое позднее время? Спать не собираешься?

Таггарт смутился, лишь теперь заметив, что стрелки старинных напольных часов, стоящих в углу просторного гаража, показывают два часа ночи.

– Уже утро, – сказала Сюзанна, обнажив жемчужные зубки в улыбке. – Спать можно и не ложиться.

– Пожалуй, – согласился Таггарт и почесал свой небритый подбородок, стараясь не смотреть в ее смеющиеся глаза.

– Вы уж извините нас, – продолжала Сюзанна. – У нас произошла по дороге маленькая авария – лопнула шина. Нам пришлось оставить машину на обочине и добираться до дома на попутной. В такую пургу нам вряд ли удалось бы сменить колесо. – Она вновь ослепительно улыбнулась и развела руками.

Таг озабоченно наморщил лоб: метели и морозы в этих краях могли разыграться не на шутку, и молодым людям, выросшим здесь, это следовало знать. Он прокашлялся и сказал:

– Могли бы позвонить мне, я бы примчался к вам на помощь.

– Мы подумали, что ты спишь, – сказал Джейс и принялся очищать от снега пуховик Сюзанны.

– Мне же все равно не надо вставать ни свет ни заря на работу, – пробурчал Таггарт, многозначительно глядя на брата. – У меня свободный график.

Джейс понял, что камушек брошен в его огород, и беззлобно парировал:

– Не каждому суждено добывать себе хлеб насущный в джунглях, для этого надо родиться Тарзаном. – Он снял куртку и добавил: – Что же касается моего завтрашнего распорядка дня, то я встречаюсь со своими коллегами только в одиннадцать.

– Еще раз прошу вас извинить нас за беспокойство, – с укором взглянув на него, сказала Сюзанна.

Честно говоря, никакого беспокойства они Таггарту не доставили. Он вообще забыл, что брат куда-то отлучился, слишком занятый собственными проблемами. За многие годы одиночества его сердце очерствело, он стал законченным эгоистом и не собирался перевоплощаться в альтруиста.

– Собственно говоря, я просто кое-что здесь искал, – Неопределенно произнес он из вежливости.

Джейс как-то странно посмотрел на него и стал помогать Сюзанне раздеваться. Таггарт продолжал молча стоять в проходе.

– Я слышал, к тебе сегодня наведался Темплтон, – сказал брат. – Что ему было надо? Даже всезнающая Фрэнсис теряется в догадках. – Он покосился на Сюзанну и улыбнулся.

Девушка звонко рассмеялась:

– Мамочка просто в отчаянии! Ведь под угрозой ее репутация вездесущей сороки!

Таггарт улыбнулся, подумав, что матушка Сюзанны наверняка бы обомлела, проведай она, что судья Морган, чьи счета она тщательно проверяла и пунктуально оформляла на протяжении четверти века, скрыл от нее покупку замка в Шотландии.

Джейс наморщил лоб и серьезно взглянул на старшего брата:

– Сперва я решил, что старина Мик объявился, чтобы выразить тебе свои соболезнования. Но теперь, застав тебя в кабинете отца среди ночи, я подумал, что у него имелась более веская причина для неожиданного визита.

Сюзанна забрала у него свою куртку и пролепетала:

– Я вижу, вам надо что-то обсудить, ребята. Да и моя мама, вероятно, волнуется, не случилось ли чего со мной в такую жуткую снежную бурю. Вы не одолжите мне свой пикап? Я верну вам его завтра.

Мать Сюзанны долгое время выполняла всю бухгалтерскую работу для трех «святых семейств» города. Но потом стала обслуживать только Морганов и Рамзи, поскольку глава семьи Синклеров большую часть года проводил во Флориде. Супруг ее скончался, когда Сюзанна была еще ребенком, и вдова была вынуждена переселиться в садовый домик Рамзи. Когда дочь поступила в колледж и стала жить в общежитии, вдова осталась одна и перебралась в пригород. Сюзанна лишь совсем недавно вернулась домой и вскоре стала встречаться с Джейсом, в которого была влюблена еще в старших классах школы. Фрэнсис и ее дочь собирались основать в городе свою бухгалтерскую фирму, рассчитывая, что их услуги в условиях наметившегося в округе роста деловой активности станут пользоваться спросом. Все это навело Таггарта на мысль, что Сюзанна и его младший брат уже подумывают о своем гнездышке.

– Тебе лучше заночевать у нас, – сказал он девушке. – В такую погоду слишком рискованно отправляться в путь одной. Нам с Джейсом, разумеется, есть о чем потолковать, но это потерпит и до утра. Ты выкроишь для разговора полчаса, Джейс?

– Разумеется! Ты уверен, что это не настолько срочное дело, чтобы откладывать его на завтра?

– Абсолютно! – У Таггарта давно слипались веки, а теперь уже возник и нервный тик от утомления. – Ну, спокойной ночи!

– Спокойной ночи! – разом сказали влюбленные.

Таггарт не стал запирать на ночь дверь кабинета и даже не убрал со стола шкатулку, уверенный, что остаток ночи брату будет не до его секретов. Двух других братьев тоже не было в доме. Берк улетел на свой любимый остров в тропиках, чтобы не пропустить открытие сезона в местном яхт-клубе. Остин же развлекался со своей новой возлюбленной, Делайлой Хадсон, в злачных заведениях Милана.

Таггарт пожевал губами и хмыкнул, досадуя на своих легкомысленных братцев. Если Джейс, обезумевший от страсти к Сюзанне, еще заслуживал снисхождения, поскольку он уже давно был втайне влюблен в нее, то безрассудство Остина было непростительно. Любопытно было бы взглянуть на женщину, сумевшую пленить мужчину, который зарабатывает на хлеб фотографированием полуобнаженных моделей.

Впрочем, даже если бы все трое братьев находились в доме, в кабинет отца они все равно бы сунуться не посмели: это помещение с детства внушало им священный трепет.

В общем, опасения почувствовать себя не в своей тарелке, вернувшись в отчий дом после долгого отсутствия, терзавшие Таггарта, были напрасны. Братья были заняты собственными проблемами и редко собирались под одной крышей все вместе. Отношения между собой они поддерживали, но о прошлом старались не вспоминать.

Вынужденные в силу печальных обстоятельств встретиться здесь вскоре после минувшего Рождества, они без труда пришли к молчаливому соглашению не касаться болезненных тем, связанных с их детством, и вспоминали исключительно приятные эпизоды своей жизни в Рогз-Холлоу. На кухне, где братья частенько совместно питались, звучали шутки и смех, чего практически никогда не случалось при жизни Таггарта Моргана-старшего.

Они говорили на самые разные темы: о рыбалке, катании на коньках на пруду, вечерах, проведенных на его берегу возле костра со своими юными подружками, о пикниках в горах и детских шалостях, не всегда невинных, о взаимных розыгрышах и стычках с соседскими парнями.

На воспоминания об отцовских нотациях и экзекуциях было наложено табу. Ведь кому приятно снова пережить былые обиды и унижения? Всем им в свое время пришлось и сгорать со стыда, придя в школу со следами побоев на физиономии, и молча глотать слезы, выслушивая незаслуженные упреки отца, и дрожать от страха и негодования, чувствуя свое полное бессилие и ничтожество перед разгневанным отцом.

Нет, определенно Таггарту не следовало волноваться по поводу оставленного в незапертом кабинете ларца. Никому из его братьев даже в голову не пришло бы войти туда без разрешения его хозяина. А хозяином кабинета теперь стал он, Таггарт-младший. И это ко многому его обязывало...

И тем не менее Таггарт знал, что уснуть ему вряд ли удастся, поскольку далеко не все его старые душевные раны зарубцевались. Поднимаясь по ступенькам широкой винтовой лестницы в свою спальню, он понял, что залечить их окончательно ему вообще вряд ли удастся.




Глава 2


В эту ночь он спал урывками, короткое тревожное забытье не приносило ему облегчения. В отличие от Джейса и Сюзанны, у которых проблем с облегчением не возникало. Очевидно, они знали какой-то секрет.

Злой на весь мир, Таггарт с утра принял три таблетки аспирина и выпил две чашки крепчайшего черного кофе, но это ему не помогло. В голову невольно закралась мысль о необходимости срочно наладить свою сексуальную жизнь. Яркий контраст между его подавленным состоянием и помятой внешностью и бодростью Джейса, пышущего здоровьем, наглядно демонстрировал преимущество активного и регулярного секса над спорадическими сношениями, перемежающимися с мастурбацией и фрустрацией.

Прежде у него не возникало в этом смысле никаких проблем, он совокуплялся систематически и с воодушевлением.

Но постепенно систематические коитусы сменились эпизодическими: в длительных археологических экспедициях выбор особей противоположного пола был невелик, и Таггарт привык откладывать удовлетворение своего естественного желания. Вступать же в интимную связь со школьницами-практикантками либо женщинами из соседнего воинственного племени он не решался. Правда, себе он в нерешительности не признавался, а мотивировал свое осторожничание тем, что староват для экстремального секса.

Выручали романтически настроенные дамочки, примыкавшие к экспедиции на один сезон, – антропологички, нуждающиеся в приработке, искусствоведки, утомленные кабинетным затворничеством, аспирантки, собирающие материал для диссертации. Как правило, в условиях тропического климата страсти вспыхивали и гасли очень быстро, обычно задолго до завершения работ. И следствием этого становилась напряженность в отношениях, мешающая спокойно и размеренно вести раскопки. Поэтому требовалось все хорошенько взвесить, прежде чем забраться вместе со своей очередной пассией в гамак. Осмотрительный по своей натуре, Таггарт с годами все чаще предпочитал сублимировать эмоции, с головой уходя в тяжелый физический труд. Но внутреннее напряжение исподволь нарастало, и у него все чаще случались нервные срывы, приступы бессонницы и припадки черной тоски. Лишь колоссальным усилием воли, закаленной с юных лет противостоянием своему деспоту отцу, Таггарт умудрялся избегать истерик и скандалов, общаясь с самками. «Умеренность во всем!» – был его девиз.

Он потер пальцами глаза, но изнурительная головная боль, терзавшая его всю ночь, как и ломота в промежности, не унималась. Обычно он просыпался по утрам мгновенно и редко мучился сонливостью. Сейчас же с ним явно происходило нечто странное. Хорошо еще, что отец все-таки переделал их крохотные детские комнаты в нормальные просторные гостевые с толстыми стенами и массивными дверями. Иначе ему пришлось бы страдать не только от малоприятных реминисценций, но и от приглушенных вздохов и стонов, доносящихся из спальни Джейса.

Вспомнив о нем, Таггарт пришел к парадоксальной мысли, что он, сам того не ведая, стал чем-то вроде громоотвода для своего старшего брата, «заземлив» его отрицательную энергию негодования по поводу подозрительных предсмертных сюрпризов их отца на банальные размышления о простых плотских радостях. Таггарт снова отхлебнул из чашки, счел кофе чересчур крепким и добавил в него сахара и молока, сожалея, что рядом нет его брата Остина, непревзойденного умельца по части приготовления этого бодрящего ароматного напитка.

За этим занятием и застал его младший брат. Невыспавшийся, взлохмаченный и небритый, он внезапно ввалился в кухню и спросил, почесывая пальцами свою голую волосатую грудь:

– Доброе утро, Таггарт! Кофе для меня остался?

– Да, присаживайся к столу. Только учти, что кофе у меня получился чересчур крепким и горячим.

– Вот и слава Богу! Да продлит Он твои годы! Именно такой кофе мне сейчас и нужен, чтобы взбодриться. Ведь Сюзанна не дала мне сомкнуть глаз до самого утра.

– Только не жди от меня сочувствия, – пробурчал Таггарт. – Я тоже скверно спал, но в отличие от тебя не получил за бессонницу никакой приятной компенсации.

– Не унывай, старина! Считай, что ты закалял свой дух! – с ухмылкой ответил Джейс, наполняя свою чашку до краев.

Таггарт окинул взглядом кухню и отметил, что обстановка в ней осталась в целом такой же, какой она запомнилась ему с детства: все те же деревянные разделочные доски, та же старая газовая плита, на которой он разогревал себе суп, придя из школы, те же застекленные полочки для посуды. Вот раковину и холодильник заменили на новые. Увы, рядом с ними стояли прежние табуретки и круглый стол, усевшись за которым братья готовили по вечерам домашние задания, втайне лелея надежду, что завтра их не вызовут к доске.

Кое-кто из одноклассников панически боялся вызова в директорский кабинет. Но только не сыновья судьи Моргана – для них это было всего лишь прогулкой по длинному школьному коридору, не идущей ни в какое сравнение с тем ужасом, который вселялся в них, пока они делали несколько шагов, отделявших кухню от кабинета.

– Как я вижу, – промолвил Таггарт, с любопытством наблюдая, как Джейс кладет в чашку шестой кусочек рафинада, – у вас с Сюзанной все довольно серьезно. Поздравляю!

– Понимаешь, это у нас уже давно, – задумчиво размешивая сахар, произнес Джейс. – Хотя об этом мы и сами до недавнего времени не подозревали. Это трудно объяснить словами... Со стороны может показаться, что мы с ней познакомились недавно, вернее, сблизились только в последнее время, после ее возвращения домой. В действительности же все обстоит не совсем так. Мы были влюблены друг в друга еще в школе. Но потом на какой-то период расстались. За это время мы оба многому научились, стали смотреть на наши взаимоотношения иначе. Короче говоря, мы проверили их на прочность и не находим нужным и дальше откладывать то, для чего мы оба давно созрели. Ведь жизнь так коротка! Зачем же попусту терять время и лишать себя удовольствия?

Ожидавший услышать от своего брата нечто другое, Таггарт осторожно спросил:

– А планы о своем совместном будущем вы еще не строили?

– Ты подразумеваешь брак? – Джейс ухмыльнулся. – А вот с этим-то как раз мы решили не спешить. Однако нам хотелось бы для начала пожить в одной квартире. Городской, разумеется. Так сказать, испытать все прелести совместного проживания на практике. – Он расхохотался.

Лицо Таггарта стало суровым. Он вперил в своего младшего брата укоризненный взгляд и покачал головой:

– Ты, похоже, забыл, что являешься членом достойной семьи Морган и сыном недавно усопшего городского судьи. Что подумают горожане? Что станут болтать злые языки? Или тебе наплевать на свою репутацию? Да наш отец перевернется в гробу, проведав о твоем позоре. Ты не боишься, что он покарает тебя с того света?

– Ах, Таггарт, прекрати меня воспитывать! – отмахнулся Джейс. – Я по горло сыт и папашиными лекциями. Мне опостылело быть пай-мальчиком. И потом, я довольно-таки долго отсутствовал в этом городе, так что вряд ли моим поведением кто-либо заинтересуется, тем более после кончины нашего отца. Впрочем, возможно, в твоих словах и есть толика истины: нравы в этом захолустье почти не изменились.

– Ничего удивительного в этом нет, – пожав плечами, добавил Таггарт. – Кому захочется лишний раз соваться в местечко под названием Рогз-Холлоу? Но поговорим серьезно. Как отнесется к идее вашего совместного внебрачного проживания мать Сюзанны? Сомневаюсь, что она одобрит эту затею.

– Разумеется, Фрэнсис торопит нас со свадьбой, но искренне рада, что мы вместе. Ведь она так романтична! Уверен, что мы не разочаруем ее и в конце концов поженимся. Но только не теперь. Не исключаю, что кое-кому из здешних ханжей наше с Сюзанной поведение не понравится, но с работы меня из-за этого точно не выгонят, здесь не хватает преподавателей. – Он отхлебнул из чашки, взглянул на Таггарта, усмехнулся и добавил: – Уж если они терпят Остина, который спокойно не пропустит мимо себя ни одну юбку, то уж из-за меня скандала точно не возникнет. Но вот если по городу поползут слухи, что ты закрутил с кем-то тайный роман, тогда поднимется настоящий переполох. Можешь мне поверить, если сплетни подтвердятся, это станет сенсацией! О тебе напишут во всех газетах. Вот будет потеха!

Он расхохотался и едва не расплескал горячий кофе себе на колени.

Таггарт помрачнел еще сильнее, сделал глоток и решил, что обижаться на колкость брата ему не стоит. Ведь он и в самом деле еще ни разу всерьез не влюблялся, хотя начал встречаться с девушками, еще учась в колледже. Свои любовные интрижки он тщательно скрывал и за многие годы снискал репутацию убежденного холостяка-отшельника. По сравнению со своими братьями он казался белой вороной, анахоретом, чурающимся представительниц прекрасного пола. А может быть, и того хуже...

Прослывший сорвиголовой еще в юности, Остин притягивал к себе легкомысленных девиц словно магнит. Наделенный даром легко убалтывать смазливых простушек, Берк мог за минуту уговорить любую из них снять с себя трусики. Снискавший репутацию вундеркинда, пай-мальчика и отличника, Джейс пользовался благосклонностью дочерей влиятельных персон местного высшего света. Ни одним из этих дарований Таггарт-младший не обладал, однако это его не огорчало и не мешало ему тоже иногда срывать лепестки удовольствия.

Их мама скончалась, когда ему шел восьмой год. Он понял, что отныне жить им с братьями станет очень трудно, и, как показало время, не ошибся. Запомнив маму болезненной, замкнутой и робкой женщиной, он даже не мог ее представить здоровой, бодрой и веселой. Братья тихо плакали украдкой на похоронах, пряча слезы от своего чопорного и строгого отца, запретившего им выказывать свои чувства на людях. Сам же Таггарт-старший хранил во время траурной церемонии гордое молчание, а если и позволил себе всплакнуть, то лишь уединившись потом в своем кабинете. Утешать и успокаивать малышей пришлось Таггарту-младшему, но он оказался совершенно не готов взвалить бремя их воспитания на свои хрупкие детские плечи.

Как ни тяжело ему жилось в ту пору, он никому не жаловался на свою нелегкую долю. Для посторонних его внутренний мир был наглухо закрыт. А вне дома мальчик держался подчеркнуто независимо и отстраненно, чтобы никто из его сверстников не догадался, что он устроен так же, как и они. Либо, не дай Бог, заподозрил, что в образцовой семье судьи Моргана дела обстоят далеко не так радужно и безупречно, как это кажется со стороны. Еще сложнее было подлаживаться под настроение своего отца и оправдывать его ожидания, которые он возлагал на своего первенца: слишком велик был соблазн поддаться растлевающему влиянию внешнего мира и пойти по жизни своим путем.

– А ведь ты, пожалуй, прав! – сказал наконец он, внезапно повеселев. – Я привык жить отшельником и слегка одичал. А скажи-ка мне, братец, как, по-твоему, повел бы себя наш усопший папочка, если бы он узнал, что вы с Сюзанной намереваетесь вступить в гражданский брак? Сомневаюсь, что он погладил бы тебя за это по головке и благословил на разврат.

От этой едкой шутки Джейс побледнел, словно мертвец, и поперхнулся горячим кофе. С ним всегда случалось легкое нервное расстройство, когда кто-то вспоминал при нем его отца. Прокашлявшись и переведя дух, он сказал:

– Слава Всевышнему, сия горькая чаша меня минует. Будь наш отец жив, я бы даже в мыслях не позволил себе такую вольность. И вообще, вряд ли бы я вернулся в родной дом.

– Как я тебя понимаю! – сочувственно промолвил Таггарт-младший, пользуясь редкой возможностью пооткровенничать с братом. На людях все они благоговели перед памятью покойного отца и с искренней печалью в глазах принимали соболезнования.

Задумавшись каждый о своем, братья надолго умолкли. В наступившей тишине стало слышно, как беснуется за окнами пурга, покрывая белым саваном окрестности.

– Вообще-то у меня возникало такое желание, – глухо сказал Джейс. – Я устал путешествовать и, как всякий утомленный странник, хочу обрести свой кров и покой. Знаешь, Таггарт, а ведь я до сих пор так и не разобрался в своих чувствах к отцу. Я даже не пытался понять его по-настоящему, как взрослый человек...

Таггарт вздохнул и покачал головой, не зная, что на это ответить. Отношений с отцом ни один из его сыновей, покинувших отчий дом, не поддерживал, а Таггарт-старший не делал никаких попыток их наладить.

– Более того, – выпалил Джейс, – я не испытываю никаких угрызений совести в связи с этим, не чувствую себя виноватым. А ты?

Таггарт лишь развел руками: дескать, сам понимаешь! Они снова стали молча пить кофе, потом Джейс сказал:

– Фрэнсис говорит, что отец сильно изменился в последнее время... Что ты об этом думаешь?

– По-моему, каждый человек, предчувствующий свою скорую смерть, начинает переосмысливать прожитую жизнь, – бесцветным голосом произнес Таггарт.

– Да, конечно, – кивнув, согласился с ним брат. – Но только вот наш папаша, как мне всегда казалось, отругал бы не задумавшись даже саму смерть за то, что пришла за ним с косой раньше, чем он к этому подготовился.

Таггарт окинул его изучающим взглядом:

– Тебя действительно волнует, стал ли он под конец жизни несколько помягче?

– Нет, – признался Джейс. – Мне просто любопытно. Я пытался представить себе нашего отца сломленным, но у меня из этого ничего не вышло. Вот ведь какая ерунда! – Он криво усмехнулся.

Засидевшись накануне в кабинете отца допоздна, Таггарт и сам размышлял об этом. Мать Сюзанны была не единственной, кто говорил о переменах, случившихся с судьей Морганом. Мик однажды тоже вскользь коснулся этой темы, и Таггарт догадался, что старику очень хочется, а возможно, даже необходимо обсудить ее со старшим сыном своего покойного друга. Но Таггарт был настолько ошарашен главной новостью, принесенной Миком, что не нашел в себе душевных сил для честного разговора. Ведь изменился ли Таггарт-старший перед своим уходом в иной мир или нет, он так и не удосужился первым протянуть руку своим родственникам напоследок. Значит, было бессмысленно пытаться понять подоплеку его странных поступков, горький осадок в душе все равно от этого не исчез бы. Мик, очевидно, догадался, что разговор у них не получится, и вскоре убрался восвояси. А Таггарт так и не решился открыть вишневую шкатулку.

– Сдается мне, что метаморфоза начала происходить с нашим отцом гораздо раньше, чем он узнал свой страшный диагноз, – внезапно произнес Джейс. – По-моему, это случилось года за три до смертельного приговора, вынесенного ему врачами. Но как узнать это точно? Если уж этого не знает даже мать Сюзанны, значит, этого вообще никто не знает. – Он горестно покачал головой.

Таггарт вздрогнул, сообразив, что именно несколько лет назад отец, судя по документам, и приобрел замок в Шотландии. Вряд ли можно было счесть это простым совпадением! Следовало обязательно найти ответ на эту загадку! В конце концов, он посвятил раскрытию тайн прошлого всю свою жизнь. Составлять из кусочков цельную картину быта давно умерших людей было его профессией. Складывая изо дня в день уникальную мозаику событий, канувших в Лету, он пытался понять философию их участников, мотивы их поступков, их вкусы и склонности, причину их смерти и оставленное ими наследие. В том, что решать подобные головоломки стало его внутренней потребностью, он уже давно перестал сомневаться, – чтобы убедиться в этом, ему не требовались фундаментальные познания в психологии. Но теперь он вдруг заколебался.

В данном случае вся закавыка заключалась в том, что требовалось решить проблему глубоко личного, а не общечеловеческого свойства. Он с раннего детства страдал от отсутствия взаимопонимания с отцом, далеко не приятным человеком. Но принимал это как данность и не пытался докопаться до корней такой ситуации. Оставив судить отца Всевышнему, Таггарт радовался тому, что сумел найти свое место в жизни, хорошо исполнял свою миссию и получал от этого удовольствие. Бытие же своих далеких предков, а тем более прошлое своего отца его никогда не волновало, хотя одно время он и увлекался общей историей кельтов. Не лежало у Таггарта сердце раскрывать сокровенные тайны своего папаши и теперь.

– У меня есть для тебя и Сюзанны любопытное предложение, – сказал он, желая как-то выбраться из тупика. – Думаю, оно вас заинтересует.

Ни один мускул не дрогнул на лице младшего брата. Он молча откинулся на спинку стула и с деланным равнодушием спросил:

– Так ты об этом хотел поговорить со мной минувшей ночью?

Таггарт кивнул и продолжал:

– Я тут пролистал бумаги, касающиеся нашего семейного имения, и мне в голову пришла интересная мысль. – Он подался вперед и, облокотившись на стол, сжал чашку с кофе обеими ладонями. – Насколько мне известно, ты сейчас тренируешь баскетбольную команду старшеклассников местной школы?

– И как раз сегодня у меня состоится ответственная встреча с администрацией, на которой вопрос о моем назначении тренером будет окончательно решен.

– Не беспокойся, это всего лишь формальность. Они рады, что заполучили такого тренера, как ты! Твои блестящие достижения в спорте и в учебе стали легендой этого города. Считай, что этот вопрос уже решен.

– Допустим, продолжай!

– Сюзанна тоже организует вместе с матерью свое дело в этом городе. Вас обоих ждут великие свершения, ребята!

Таггарт сделал паузу, чтобы перевести дух и, собравшись с мыслями, наверняка заинтересовать брата своим предложением. Только теперь он заметил, что сильно взволнован, и сообразил, что судьба родного дома и в особенности его история ему вовсе не безразличны, хотя сам он и не склонен связывать свое будущее с Рогз-Холлоу.

– Короче говоря, – перешел он к сути дела, – в силу не зависящих от меня обстоятельств я стал владельцем огромного старинного особняка, жить в котором не собираюсь. Что ты на это скажешь? – Он потер чашку большими пальцами, словно бы пытаясь стереть осевший на ней налет сентиментальности, мешающий ему держаться в рамках практичности.

Когда Джейс понял, к чему он клонит, у него полезли на лоб глаза.

– Уж не предлагаешь ли ты нам с Сюзанной поселиться здесь? – Он тяжело вздохнул и наклонился к столу. – Даже не знаю, что тебе на это ответить, старина! – Он обвел помещение задумчивым взглядом. – Я с трудом вынес две недели, когда был здесь в последний раз.

– Видишь ли, дело в том, что я не хочу продавать этот дом, – перебил его Таггарт, торопясь лучше выразить свою мысль. – Ведь в нем прошла жизнь нескольких поколений наших предков. Которым, между прочим, удалось прибрать к рукам почти треть всей недвижимости долины. И мы, их потомки, должны с этим считаться.

– Ты предлагаешь мне продолжить разбойничьи традиции наших пращуров? – с ухмылкой спросил Джейс.

– А почему бы и нет? – в тон ему пошутил Таггарт. – Но если говорить серьезно, то я считаю необходимым продлить историю нашего рода. Как тебе известно, большую часть своего времени я провожу на раскопках. Но кто-то же должен и присматривать за хозяйством, не так ли? Впрочем, я не слишком дорожу именно этим зданием, ты можешь снести его и построить для вас с Сюзанной новый дом. Обсудите это и примите совместное решение.

– Честно говоря, мне бы не хотелось ломать дом, – помолчав, ответил Джейс. – Ведь он – неотъемлемая составляющая семейной истории, в нем прошла значительная часть моей жизни.

– Ты ведь не случайно вернулся сюда, – подхватил его мысль Таггарт. – Ведь из всех нас лишь ты один хотел осесть в этом доме, несмотря на то что с ним связаны не одни приятные ассоциации.

– Так или иначе, я не допущу, чтобы в этом доме уничтожили память о нашем отце, – резко сказал Джейс. – Равно как не позволю затушевать его роль в развитии города. Каким бы этот человек ни был, его здесь не забудут.

– Не стану с тобой спорить, – сказал Таггарт. – Но надеюсь, что следующее поколение Морганов из Рогз-Холлоу станет брать пример с тебя.

– А как же ты? Каковы твои планы на будущее?

– Откуда же мне знать? Единственное, что я могу сказать наверняка, – это то, что я не стану расточителем богатства, скопленного за три столетия нашими предками. Ведь нередко им приходилось расплачиваться за него своей кровью... – Он тяжело вздохнул, отодвинулся от стола вместе с табуретом и добавил: – Я бы мог сдать имение в аренду, как это сделали Синклеры, но не хочу мелочиться. Впрочем, по-моему, было бы еще хуже бросить наш дом без присмотра и забыть о нем. Это равноценно позорной капитуляции перед нашими неприятными воспоминаниями, связанными с ним. Своеобразному признанию нашего поражения перед этим гниющим вместилищем зла, выдаче ему индульгенции на дальнейшее растление всего живого, что еще в нем осталось. Так не лучше ли его сломать?

Джейс пристально посмотрел на него и расхохотался:

– Ну и юмор у тебя, однако! Хватить нагонять на меня ужас! Оставь свои мрачные шутки для пикников со своими коллегами. Предлагай им засыпать уже начатые раскопки, чтобы предотвратить распространение по всему миру пагубного тлена.

Он залпом допил свой остывший кофе, встал, сполоснул в раковине чашку и поставил ее сушиться на полочку. Проделав все это, он, однако, не обернулся, а продолжал еще с минуту стоять к брату спиной, о чем-то напряженно размышляя, прежде чем глухо сказал:

– Надо обсудить все это с Сюзанной. На свежую голову.

К своему удивлению, после такого ответа Таггарт ощутил облегчение. Интересно, подумалось ему, почему брат так разволновался?

– Вот и чудесно! – воскликнул он, пытаясь сохранить внешнюю невозмутимость. – Вероятно, нам придется составить и подписать кое-какие документы. Поговори с юристом. Обладание собственностью позволит тебе взять займ в банке, если это потребуется. Деньги понадобятся и тебе самому на текущие расходы, и Сюзанне для ее бизнеса. И советую тебе все-таки перестроить этот дом от основания и до самой крыши. Ручаюсь, что к тому времени, когда вы будете спорить о ковровых дорожках и обоях, вы уже решите, насколько серьезны ваши намерения создать семью.

– Любопытные рассуждения, – пробормотал Джейс. – Но я настаиваю на том, чтобы собственниками имения стали все четверо сыновей Таггарта-старшего. Ведь это наше общее наследие, а не только твое или мое. – Он пристально посмотрел на старшего брата.

– Договорились! – воскликнул тот, протягивая ему руку. – Надеюсь, что Берк и Остин согласятся поставить под договором свои подписи. Но нам с тобой придется за ними побегать...

– Уверен, что в Милане есть факсовые аппараты, – с улыбкой заметил Джейс. – А вот разыскать Берка будет труднее. Что ж, пожалуй, мне пора сообщить эту новость Сюзанне. – Он обошел вокруг стола. – Думаю, что она обрадуется. Сюзанна тоже часть местной истории и хочет связать свое будущее с этим городом. И пожалуй, здесь действительно не помешает сделать капитальный ремонт, обновить наше родовое гнездо. – Он снова обвел взглядом помещение, на этот раз с видимым интересом, как бы прикидывая, какое новшество внести в интерьер.

С удовлетворением отметив, что его повзрослевший младший брат способен стать здесь хорошим хозяином, Таггарт заключил Джейса в братские объятия и сказал, похлопывая его ладонью по спине:

– Благодарю, старина! Уверен, что у вас все чудесно получится. – Ему хотелось бы сказать брату много больше, но от волнения слова застряли у него в горле.

– Не надо благодарить меня заранее, можно сглазить, – пошутил Джейс и тоже похлопал его по спине. – Не сомневайся, все будет нормально. Мы с Сюзанной тебя не подведем.

С этими словами Джейс вышел в коридор, ощущая неловкость от затянувшегося обмена сентиментальными банальностями.

– Почему бы тебе не захватить для нее чашку кофе? – крикнул ему вдогонку Таггарт.

– Я знаю другой способ склонить ее к одобрению нашей идеи! – обернувшись, крикнул ему на ходу Джейс. – Гораздо более эффективный.

– Ты дикарь! – с деланным ужасом воскликнул Таггарт.

– Сам ты язычник! – парировал младший брат.

Со своей внешностью спортсмена, аккуратный и коротко подстриженный, Джейс в действительности совершенно не походил на дикаря, которых, кстати, Таггарт повидал на своем веку немало. А вот сам он вполне мог сойти за язычника с острова Новая Гвинея благодаря своему диковатому виду. Голову его венчала копна курчавых волос, лицо от постоянного загара потемнело, как у папуаса, на шее болтались на нити зубы и кости, найденные на раскопках, все тело было покрыто причудливой татуировкой. В общем, на примерного парня из округа Маршалл, где долгие годы его отец работал судьей, он не походил. Зато вполне вписывался в портретную галерею разбойников – основоположников Рогз-Холлоу и потомков свирепых друидов и кельтов. Такая взрывоопасная смесь генов в его крови давала ему полное право считать себя аборигеном, живым воплощением бунтарского духа его своенравных шотландских предков, вытравить который из своих сыновей Морган-старший так и не сумел. И теперь, пронзительно отчетливо осознав это, Таггарт преисполнился бодростью и гордостью. Теперь он был уверен, что их родовое гнездо находится в надежных руках. И мог с легким сердцем заняться изучением таинственной стороны прошлого своего отца.

Проводив задумчивым взглядом брата, поднимающегося по лестнице, он встал и направился в кабинет, где ожидал его резной ларец вишневого дерева.




Глава 3


Войдя в кабинет, он подошел к письменному столу и без колебаний повернул ключ, торчащий в замочке ларца. В этот момент, перевернувший всю его дальнейшую жизнь, он был суров и сосредоточен как никогда, понимая в полной мере всю ответственность за свой поступок перед памятью отца и всеми Морганами. Какими бы пугающими ни оказались открывшиеся ему факты тайной жизни усопшего, он был обязан исполнить свою миссию до конца и не дрогнуть. Свойственное ему любопытство отступило на второй план в его сознании, вытесненное чувством долга. Таггарт осознавал, что все попытки проанализировать информацию, которая сейчас обрушится на него, подобно камнепаду, будут удручающе бесплодными, но не паниковал, чувствуя, что ему поможет провидение.

Он откинул крышку ларца и вынул из него открытку, лежавшую на кипе конвертов и прочих предметов, рассматривать которые он пока не стал. Взгляд его приковали к себе строки, написанные рукой отца. С первых же слов ему стало ясно, что они обращены к нему, и он напрягся.

«Ты говорил мне, что рожден для раскопок. Утверждал, что твое предначертание в раскрытии секретов минувшего, а не во внесении новшеств в окружающую действительность Хорошо, так тому и быть. Я даю тебе возможность стать первооткрывателем истин прошлого, имеющих к тебе самое непосредственное отношение, но пока остающихся для всех тайной за семью печатями. Но достанет ли тебе мужества решиться на это?»

Пальцы Таггарта-младшего непроизвольно стиснули открытку. Отец бросил ему вызов даже из могилы! Он остался верен себе, даже уйдя в мир иной! Этим он лишний раз напоминал ему, своему старшему сыну и наследнику, что дух Морганов бессмертен, потешаясь над его жалкими потугами забыть о своем сыновнем долге почитать отца и следовать его наставлениям.

Что же за сокровенную тайну неугомонный старик предлагает ему раскрыть? И почему отец предпочел хранить эти секреты до гробовой доски? Неужели у него не хватило мужества дать прямой ответ на все вопросы еще при жизни? Если так, то вправе ли он был иронизировать над своим старшим сыном?

В ярости скомкав открытку, Таггарт не глядя швырнул ее в мусорную корзину, не позаботившись удостовериться, что открытка не упала на пол. Ему уже не терпелось поскорее восстановить свое пошатнувшееся душевное спокойствие и сжечь в отместку отцу шкатулку вместе с ее содержимым – на этот поступок у него уж точно хватило бы мужества.

И как только папаше удалось взбесить его одной лишь своей фразой даже из загробного мира? Ведь, казалось бы, после стольких лет их разлуки, теперь уже ставшей вечной, ничто не могло омрачить ему, живому, настроение? Так нет же, старый упрямец подложил-таки ему свою очередную горькую пилюлю заранее, тщательно обдумав и подобрав слова своего последнего наставления. Да гори оно вместе с автором в дьявольском пламени!

Тем не менее пальцы сжали ларец еще крепче, как сжались и невидимые оковы на сердце Таггарта. В голову ему внезапно закралась удивительная мысль: а какую тайную цель преследовал его хитрый отец, кладя в ларец свою оскорбительную записку много лет назад? Он ведь отлично понимал, что, прочитав ее, сын скорее всего бросит шкатулку вместе со всем содержимым в огонь, даже не ознакомившись с другими письмами. Какой же был ему от этого прок?

Таггарт знал, что отец, обожавший учить своих сыновей уму-разуму при любом удобном случае, и на этот раз не преминул вложить в свою записку скрытую мораль. Но почему-то сейчас ему не верилось в то, что отец, предвидя реакцию своего непокорного старшего сына, хотел заставить его всю жизнь мучиться чувством вины за свой неразумный поступок. Ведь за многие годы, минувшие после их разрыва, старик должен был убедиться, что он и без его опеки чувствует себя прекрасно. Покидая с гордо вскинутой головой отцовский дом в юности, он и сейчас не ощущал себя в чем-либо виноватым. Поэтому и теперь, возмужав и став мудрее, Таггарт не собирался терзаться раскаянием.

– Любопытно, однако, зачем отец на склоне лет купил замок в Шотландии? Просто из сентиментального желания восстановить утраченную связь со своими корнями? Или же стремясь в последний раз похохотать до упаду над своим сыном, ошарашив его столь нелепой покупкой? Но так шутить мог только настоящий монстр!

Почувствовав, что в груди у него снова закипает ярость, Таггарт пощупал пальцами пачку конвертов с письмами, перевязанных ленточкой. Сомнения все еще продолжали его обуревать, соблазн оставить этот ящик Пандоры закрытым и подписать бумаги, подтверждающие его согласие на доверительное управление замка, был очень велик. И действительно, в этом случае он избавился бы сразу от массы проблем и смог бы с чистой совестью вернуться к своим любимым раскопкам. И замок остался бы в собственности семьи Морган, и никто из его обслуги не лишился бы заработка. Короче говоря, все остались бы довольны. С одной только оговоркой: задуманный папашей фарс, его своеобразная драма-моралите, так и не состоялся бы.

Движимый странным порывом, Таггарт-младший развязал шелковую ленту на пачке писем и стал их внимательно изучать. Конверты были сложены по порядку, сверху лежали те, что были отправлены из Шотландии недавно. Адреса получателя и отправителя были написаны таким корявым почерком, что больше походили на каракули. Еще сильнее озадачила Таггарта фамилия адресанта – Синклер. Доводилась ли Мойра дальней родственницей своему предку-разбойничку? Или же они однофамильцы? Мало ли в Шотландии Синклеров, Рамзи и Морганов? Судя по штемпелю, письмо было отправлено в минувшем октябре, то есть приблизительно три месяца назад, или за полтора месяца до смерти Таггарта-старшего.

Конверт был вскрыт, следовательно, в то время он еще был достаточно здоров, чтобы прочитать и осмыслить письмо. Раньше Таггарт гнал от себя мысли о неизлечимой болезни и последних днях своего отца, умирающего от рака.

Боялся представить его худое бледное лицо, изможденную фигуру, шаткую походку. Но теперь облик отца предстал перед ним настолько отчетливо, что у него задергался левый глаз и задрожали губы. Как жесток все-таки этот мир!

Таггарт отложил этот конверт в сторону и просмотрел остальные. Оказалось, что в пачке их около дюжины, а помимо этого, в шкатулке находилось еще столько же, если не больше. При более тщательном осмотре конвертов обнаружилось, что письма отправлялись регулярно с интервалом в месяц и первое из них было послано три года назад, то есть спустя два месяца после приобретения отцом замка. Странный почерк адресанта, похожий на детские каракули, породил в голове Таггарта новые вопросы: что связывало его родителя с человеком, пишущим как курица лапой? Не является ли им домоуправительница Мойра Синклер? Молода ли она или стара? Замужем или вдова? И самое любопытное, не была ли эта особа тайной пассией его папаши? Пожилые одинокие мужчины иногда становятся сентиментальны...

Таггарт взглянул на искусно сделанный ларец. Возможно, в нем и содержалось обьяснение мотива столь аккуратного хранения этих писем. Равно как и того, почему вообще он их сохранил. Как человек достаточно взрослый, Таггарт еще мог бы понять, почему отец предпочел оплакивать свою рано умершую молодую жену в одиночестве. Но не мог и не желал простить ему того, что он переложил на плечи других заботу о своих маленьких детях. Братьев на протяжении нескольких месяцев кормили, умывали и одевали члены семей Рамзи и Синклер, а иногда и забирали их к себе на ночь.

Тем не менее Таггарт никогда не подвергал сомнению преданность отца своей жене. После ее кончины он так и не женился снова и не обзаводился надолго любовницами. Хотя, с другой стороны, ему вполне могло быть просто выгодно рядиться в тогу скорбящего вдовца, создавать себе образ страдальца и мученика, импонирующий местной общественности. Впрочем, судить об этом Таггарт не мог, поскольку много лет отсутствовал в городе. Да и отец никогда о любви не откровенничал.

А собственно говоря, так уж ему важно знать, был ли влюблен его папаша в иностранку? Разумеется, нет! Ему вообще нет дела, как и с кем старик решал свои интимные проблемы. Зачем терзаться неразрешимыми загадками прошлого, когда настоящее ежедневно преподносит тебе сюрприз за сюрпризом? Только идиот станет гоняться за призраком, не удосужившись заглянуть за угол, где лежит настоящий клад.

Сделав такое умозаключение, Таггарт горько усмехнулся, смекнув, что оно совершенно не типично для чудака, с головой погрязшего в прошлом. Но предметом его научных интересов являлись по крайней мере вполне реальные образцы поделок древних умельцев, а не постоянно ускользающие миражи.

Он пощупал пальцами конверты, намереваясь отложить их в сторону, чтобы в первую очередь осмотреть другие вещицы, лежащие в шкатулке. Но поймал себя на том, что сам себе морочит голову. Любопытство его разыгралось уже не на шутку и требовало немедленного удовлетворения. Так почему и не пробежать хотя бы одно письмецо? Возможно, и парочку посланий таинственной шотландки его отцу? Ведь из них можно узнать что-то интересное о жизни этой незнакомки, все еще живой и благоденствующей в огромном старинном замке. А что, если она страдает, потеряв в лице Таггарта-старшего не только работодателя, но и возлюбленного? Может быть, она даже не подозревает, что ее судьба теперь в руках наследника усопшего? С момента его смерти прошло несколько месяцев, и не исключено, что женщина терпит нужду, лишившись своего ежемесячного вознаграждения? Как, однако, это характерно для его жестокосердного родителя – подкидывать наивным близким неприятные сюрпризы! Он не смог отказать себе в удовольствии сделать доверчивой женщине прощальную пакость, уже сойдя в могилу! Чтоб ему вечно корчиться за это у чертей на сковороде! Господи, прости!

Дав себе слово впредь даже в мыслях не обижать покойного родителя, Таггарт решил, что глупо отказываться от груды денег, которые могли бы пригодиться Джейсу и Сюзанне, собирающимся в ближайшем будущем обзавестись, очевидно, не только собственным хозяйством, но и потомством. В связи с этим представлялось целесообразным внимательно, а не бегло прочитать все письма, составить себе целостную картину ситуации с Баллантре и лишь после этого подписать документы. Шкатулку же либо отправить Мойре Синклер, если окажется, что она того заслуживает, либо передать ее Джейсу, либо уничтожить.

Он вновь сосредоточился на письмах и обнаружил различие в надписях на конвертах: если поначалу отправитель обращался к получателю как к своему деловому партнеру – мистеру Таггарту Дж. Моргану-старшему, то позднее перешел на лаконичное обращение по имени и фамилии – Таггарту Моргану. В левом верхнем углу значилось только короткое «М. Синклер». Однако в последних письмах шотландка стала писать свое имя полностью. Интересно, подумал Таггарт, чем это обусловлено? И знала ли Мойра, что его отец умирает от рака? Не боялась ли она, что ее письмо прочтет вместо него кто-то другой?

Таггарт взял в руки пачку самых старых писем, откинулся на спинку кресла и поморщился от противного скрипа кожи, ненавистного ему с детства. Как бы в знак протеста он положил ноги на стол, скрестив их в лодыжках, и перевернул стопку конвертов так, что сверху оказалось письмо, отправленное Мойрой первым.

Затем он открыл конверт и вынул из него несколько сложенных листков, испещренных тем же корявым почерком, которым был написан адрес. Не обращая внимания на участившийся стук сердца в груди, Таггарт разгладил листы бумаги, глубоко вздохнул и пробормотал:

– Теперь уже ничего не поделаешь! Придется читать.

По спине его побежали мурашки: к знакомому и привычному трепету, всегда охватывающему его в предвкушении какого-то открытия, примешался страх. И на этот раз он был вынужден в этом себе признаться.

С того момента, когда Таггарт погрузился в изучение писем из Шотландии, он утратил чувство времени. Как не заметил он и того, что Джейс и Сюзанна ушли из дома. История, написанная корявым почерком, поглотила его целиком, хотя она и содержала только половину правды, ту, что знала женщина по имени Мойра.

Обладавшая живым умом и не стеснявшаяся подтрунивать над собой, домоуправительница перемежала свои нескромные признания с искренними и порой трогательными словами благодарности человеку, коренным образом изменившему ее жизнь, хотя они с ним и были знакомы только заочно, по переписке. После прочтения всех ее писем Таггарт почувствовал, что определенно уже знает ее и без колебаний выделит среди окружающих, если их пути пересекутся.

Но при всем при том все мучившие его вопросы так и остались без ответа. Он по-прежнему не знал ни возраста, ни семейного положения, ни действительного статуса Мойры, как не составил он себе представления и о ее внешности. Он лишь предположил, что заботился о ней в детстве ее дядя, конечно, если только она не была однофамилицей тех самых Синклеров. Очевидным представлялось ему и то, что она проживает в замке в настоящее время, будучи к нему искренне привязана, как и любой человек, родившийся и выросший в каком-то определенном месте, с которым исторически связана его семья. Но выполняла ли она поручения его отца за плату либо из иных соображений, Таггарт-младший точно не знал. Равно как он все еще недоумевал, что заставило отца стать владельцем поместья Баллантре.

Несомненно, письмам сугубо личным предшествовала более сдержанная деловая переписка. Таггарт просмотрел досье документов, сложенных в отдельные папки, но нашел там только отчеты о ремонтных работах и контракты, вдаваться в детали которых не стал.

Одно только не вызывало у него сомнения – то, что Мойра вполне довольна договоренностью, имеющейся у нее с Таггартом-старшим, и считает его своим благодетелем. Это следовало из многих ее писем, в которых она постоянно подчеркивала, что жизнь обитателей Баллантре стала значительно приятнее и легче исключительно благодаря его благодеяниям.

Тем не менее она вовсе не раболепствовала перед ним, выказывая ему свое уважение и признательность. Лишены были ее письма и флера сентиментальности, скорее, их следовало бы охарактеризовать как дружественные. И по мере того как дружба между корреспондентами росла и крепла, тон их становился все более откровенным. Порой Мойра даже позволяла себе грубовато шутить и задиристо иронизировать, поддавшись соблазну опробовать свой сочинительский талант.

В определенной мере ее писательский зуд объяснялся и фактором значительной удаленности адресата. Ведь вряд ли бы она дерзнула быть настолько откровенной с ним, если бы они разговаривали с глазу на глаз. Да и сам Таггарт-старший тоже, видимо, давал ей повод особо не стесняться в выражениях, очевидно, не высказывая в своих ответах никакого недовольства в связи с ее фамильярностью и амикошонством. Иначе их переписка вряд ли бы стала регулярной и продолжительной.

Таггарт не смог сдержать улыбку, подумав, что обескуражить даму, подобную Мойре Синклер, невозможно. Впрочем, поправил он себя, судить о ее характере только по стопке писем вряд ли разумно. Тем не менее в глубине его души зародилось ощущение, что он познал ее натуру достаточно хорошо. И с каждой новой прочитанной строчкой это чувство крепло, как и желание лично познакомиться с этой неординарной женщиной. Вот, оказывается, до чего способно довести мужчину чрезмерное любопытство, с усмешкой отметил он. Казавшееся поначалу только прихотью, оно постепенно распалилось и переросло в стремление непременно увидеть ее лицо, заглянуть ей в глаза и постичь ее подлинные намерения.

Да и осмотреть самому замок Баллантре ему бы тоже не помешало, хотя бы для того, чтобы составить более полное представление о том роковом месте, откуда когда-то в страхе перед виселицей бежали Тиг Морган и его сотоварищи по воровскому промыслу, лелеявшие надежду найти спасение и лучшую жизнь в заморских территориях.

Следовало признать, что его шотландские корни все настойчивее напоминали ему о себе и что удовлетворить свой естественный интерес к собственной генеалогии невозможно, лишь бегло прочитав стопку писем незнакомки, адресованных его отцу, какими бы красочными и подробными ни были ее описания родины его предков.

Несомненно, ему требовалось увидеть все своими глазами, проникнуться атмосферой старинного поместья, почувствовать его непередаваемый колорит, насладиться красотой этого сурового и прекрасного края, где когда-то разбойничал его легендарный пращур.

Обуславливалось ли такое желание его любопытством к тайным сторонам жизни его отца? Таггарт был склонен это отрицать. Ему было не столь уж и важно узнать, что чувствовал его предок, переписываясь с Мойрой Синклер или покупая это поместье, и какую цель он при этом преследовал.

Было время, когда Таггарт, не согласный с проповедью отца о необходимости избавиться от их общего позорного прошлого и заново начать историю их семьи, надеялся доказать ему, что нельзя забывать или искажать историю своих предков, нужно сохранить ее в целости для потомков. Однако стоило лишь ему углубиться в исследование жизни своих шотландских родственников, как энтузиазма у него резко поубавилось. А со временем он совершенно остыл, вытесненный пониманием, что переубедить отца ему не удастся и целесообразнее направить свою энергию в иное русло, например, посвятить изучению древней культуры, столь далекой от опостылевшей ему действительности.

Но теперь ситуация коренным образом изменилась: со смертью деспота отца он обрел свободу действий в сфере изучения своей родословной. Но оказалось, что сделать первый шаг в этом направлении далеко не просто. Терзаемый сомнениями, Таггарт, однако, был уверен в одном – в том, что будет действовать исключительно в собственных интересах, руководствуясь обретенным опытом и своими жизненными ориентирами. Взгляд его случайно упал на предсмертную записку отца, которую он скомкал и швырнул не глядя в мусорную корзину. Насмешливый вопрос Таггарта-старшего, обращенный к нему, своему сыну, вновь прозвучал с поразительной отчетливостью, требуя немедленного ответа.

Таггарт выплеснул из бутылки в бокал остатки виски, залпом осушил его и, крякнув, произнес:

– Будь я проклят, если струшу! У меня даже больше мужества, чем когда-либо было у тебя самого, папочка!

Он аккуратно сложил в ларец все письма, закрыл его на ключ и, взяв под мышку, покинул кабинет с тем же решительным видом взбунтовавшегося подростка, с которым уже выходил из отчего дома много лет назад.

На другое утро, заказывая по телефону авиабилет на рейс до Глазго, Таггарт уже не вспоминал ни об отце, ни о насмешливом вызове, который он бросил ему с того света. Мыслями его овладели замок Баллантре и Мойра Синклер. Ему не терпелось услышать ее голос и сравнить его с тем, который волшебным образом прозвучал в его голове, когда он изучал ее поразительно красочные и познавательные письма.

За ночь буран стих, и яркое солнце, воцарившееся на лазурном небосводе, сулило путешественникам отличную погоду.




Глава 4


– Проклятый ублюдок! – Мойра выронила из рук влажное банное полотенце, которое она подняла с пола возле двери, и запустила в негодника первым попавшимся ей под руку твердым предметом. Серебристый мобильник пулей полетел в цель – обнаженный зад ее неверного дружка, занимавшегося сексом с какой-то незнакомкой на кровати, принадлежавшей Мойре.

– Ой, погоди же! Мне больно! Позволь мне все тебе объяснить! – истошно завопил Джори Мактавиш, застигнутый на месте преступления врасплох.

Мойра выхватила из сумочки связку ключей и швырнула ее в ту же мишень, давно и хорошо ей знакомую. Как, впрочем, и та смежная часть его организма, не менее натренированная и упругая, которая застряла в интимном местечке брюнетки, стоявшей на четвереньках спиной к нему. Почему-то именно эта поза и оскорбила больше всего хозяйку спальни. За все время их с Джори знакомства этот подонок ни разу даже не обмолвился о том, что предпочитает именно ее. Даже в этом он был с ней неискренен, лицемер! Это ему с рук не сойдет. Мойра прищурилась и метнула пудреницу точно ему в мошонку.

– Ай! Что же ты делаешь, садистка! Так ведь ты меня убьешь! – вскричал Джори, пытаясь отползти подальше от своей партнерши, которая легла плашмя и прикрыла голову руками.

Мойру так и подмывало растоптать эту ползучую гадину каблучками своих туфель, но благоразумие одержало верх над яростью. Смерив соперницу уничижительным взглядом, она крикнула Джори, продолжающему уговаривать ее позволить ему все объяснить ей:

– Заткнись, кобель, и поживей уноси отсюда ноги! Чтоб и духу твоего больше здесь не было. Да как ты посмел затащить сюда эту сучку! Видит Бог, ты сполна получишь за свою измену. Вон из моего родового замка!

– С каких это пор этот каменный монстр стал твоим? – дерзко бросил ей в ответ Джори. Он продолжал сидеть на ее кровати, спустив с нее свои волосатые ноги, и даже не пытался прикрыть чем-нибудь свой срам. – Сколько я тебя помню, ты всегда только горбатилась в этих развалинах, словно рабыня. Поэтому не смей мне приказывать.

После таких его слов Мойра окончательно вышла из себя.

– Да разве тебе понять, бездельник, что такое чувство ответственности за свое наследие! К твоему сведению, эта башня полностью в моей собственности. Ступай в свою жалкую каморку, недоумок! И не забудь прихватить с собой свою новую подстилку.

– Как же мы с ней заявимся туда, когда в пабе полно завсегдатаев уже с утра? – изумленно возразил ей Джори. – Или ты хочешь, чтобы я опозорился на всю деревню?

Мойра схватила со стола хрустальную вазочку и, выплеснув из нее воду вместе с цветами, с угрожающим видом стала приближаться к кровати:

– Значит, вы здесь уединились, чтобы позабавиться в укромном местечке, подальше от любопытных глаз?

– Я ее сюда не звал, она сама пришла! – пожав плечами, сказал Джори. – Всего час назад, как только ты вышла.

– Выходит, вы кувыркались на моей кровати, чтобы постель не остыла к моему возвращению? Нет, просто так я этого не оставлю, я выбью дурь из твоей башки!

Мойра гневно сверкнула голубыми глазами и замахнулась на Джори хрустальной вазочкой.

– Не бей меня, Мойра! – взмолился он. – Успокойся! Давай не будем ссориться из-за пустяков. Я все могу тебе объяснить.

– А что тут объяснять? – не унималась Мойра. – Зачем надо было приводить ее именно сюда? Мало ли в замке других свободных спален!

– Но ведь они не отапливаются! – резонно возразил ей Джори. – А я не хочу простужаться!

Молчавшая до этого момента брюнетка, лица которой Мойра так и не успела разглядеть, поскольку она подбирала с пола разбросанные вещи, не выдержала и крикнула:

– Закрой рот, идиот! Иначе я тоже тебе всыплю!

Услышав знакомый голос, Мойра испытала шок.

– Так это ты, Присс? – прошептала она.

Ее лучшая, теперь уже бывшая, подруга вымучила виноватую улыбку. Ее густые взлохмаченные волосы походили на мочалку: видимо, Джори изрядно поглумился над ними, наматывая пряди на руку, словно вожжи. Шея и бедра были покрыты засосами. Бесстыдная смазливая физиономия светилась блаженством, как у хитрой лисы, отобедавшей украденным куренком.

– Да как же ты посмела так низко поступить со мной? – спросила дрожащим голосом у нее Мойра.

Такого подлого предательства она от Присс не ожидала. До настоящего момента они были близки настолько, что делились всеми своими секретами. Что ж, с ненавистью подумала Мойра, этой мартовской кошке не будет прощения!

– Я так тебе верила! – с пафосом воскликнула она, уже чувствуя подозрительную резь в глазах. – Порядочные девушки так не поступают!

– Извини, Мойра, все вышло так внезапно... – Присс передернула плечиками и надула свои пухлые губки.

– Может быть, уже хватит? – подал голос Джори.

– А ты вообще прикуси язык! – разом воскликнули подруги.

– Говорю же тебе, Мойра, – осмелев, продолжала уверенным голосом Присс, – я совершенно не собиралась этого делать. Я пришла тебя проведать. А он встретил меня, обмотанный полотенцем, и сразу же запустил руку мне в трусы. Ты ведь сама знаешь, какой он наглый! Даже не дал мне принять душ, проказник, а молча толкнул меня на кровать. Вот я и оказалась в такой нелепой позе. Послушай, уж если зашел такой разговор, я скажу тебе честно: вы с ним все равно в скором времени расстались бы, вас ничего не связывал о, кроме секса. Вспомни, разве ты не говорила мне, что ни один кавалер у тебя надолго не задерживался... Джори тебе точно не подходит, с его-то детскими мозгами и жеребячьим темпераментом! Ваш амурный марафон явно затянулся. Так что ты должна быть еще мне благодарна, что я приняла у тебя эту эстафету. Ты только взгляни на него, он и теперь не торопится прикрыть одеялом свое хозяйство, наглец!

– Послушай, Присс, это уже чересчур, – снова встрял в их разговор Джори, но закрыл рот, испугавшись гневных взглядов обеих женщин.

Присс вздохнула и сочувственно посмотрела на Мойру: дескать, тебе еще повезло, что он не приволок сюда какую-нибудь дешевую потаскушку из бара, которая потом раззвонила бы об этом на всю округу.

В ее словах имелась доля правды, Джори изрядно утомил Мойру своим незамысловатым сексом. Но ей хотелось дотянуть с ним до весны: уж больно холодной и вьюжной выдалась в этом году зима, а коротать долгие ночи вдвоем было и легче, и веселее. Теперь ей придется утешаться вибратором. Однако стервозную Присс все равно следовало проучить.

– Могла бы и предупредить, что тебе приспичило с кем-нибудь перепихнуться, – язвительно сказала она.

Присс только фыркнула и стала одеваться, если только можно было назвать одеждой крохотный топик и мини-юбку, которые едва прикрывали ее женские достоинства и больше подходили для летних прогулок. Очевидно, их обладательница так не считала. Одевшись, она горделиво вскинула подбородок, наморщила носик и с апломбом произнесла:

– Ты сильно заблуждаешься, Мойра, если думаешь, что все дело только в сексе. Нет, все не так просто, милочка! Я соблазнилась не только мужским достоинством виновника этого скандала... – Она покосилась на голого любовника.

– А чем же еще? – с любопытством взглянув на нее, спросил Джори. – Сама ухватила меня за него и потянула к кровати, а теперь еще пытается выставить меня злодеем.

– Да замолчи ты! – рявкнули обе женщины.

– Я давно хотела признаться, что он мне симпатичен. Однако не решалась заявить без обиняков, что не прочь с ним пофлиртовать, если у вас это не серьезно. Я решила подождать, – продолжала Присс, глубоко вздохнув, – и сегодня пришла сюда без всяких задних мыслей. Просто в гости. Но Джори открыл мне дверь, обмотанный банным полотенцем, и дальше все вышло само собой... – Она взглянула на Джори и густо покраснела, заметив, что у того возникла весьма специфическая реакция на ее слова.

Обычно Мойра старалась избегать обострения отношений со своими знакомыми, зная по горькому опыту, что от упрямства проку мало, ведь стенку лбом не прошибешь. За всю свою жизнь она доверяла всего нескольким людям и знала цену дружбы. Ссориться с Присс ей было невыгодно. Лучше было попытаться сохранить с ней доверительные отношения, даже наступив на собственную гордость. Однако совладать с эмоциями ей на этот раз не удалось.

– Вот уж не думала, что ты настолько похотлива, что готова стать вторым номером, – неожиданно для себя съязвила она и после этого уже не смогла захлопнуть рот: вся скопившаяся в ней горечь потоком хлынула наружу. И от этого ей тотчас же полегчало, хотя она и понимала, что завтра пожалеет о своей невыдержанности. – Хорошо еще, что он успел принять душ, прежде чем взяться за тебя всерьез. – Мойра самодовольно усмехнулась, заметив, что у подружки полезли глаза на лоб, снисходительно взглянула на Джори и добавила: – Отныне он полностью твой.

Она сунула вазочку под мышку и захлопала в ладоши.

– Браво, друзья! Поздравляю! Вами приятно полюбоваться, вы старались от всей души. Молодцы! Теперь, Присс, ты смогла убедиться, насколько хорош Джори в деле. А мне этот случай станет уроком, в другой раз буду знать, как делиться интимными секретами с лучшими подругами.

Она заморгала, сдерживая слезы, и отступила от двери, освобождая проход для гнусной парочки.

– Послушай, Мойра! – прижимая черные сапоги к груди, воскликнула подлая предательница Присс. – Зачем нам ссориться из-за ерунды? Хорошо-хорошо! Не нужно так на меня смотреть, я уже все поняла. Поговорим позже. Но обещай, что выслушаешь меня, потому что тебе нужно знать, что то, что ты видела, вообще-то можно назвать сексом лишь с большой натяжкой...

– Что ты хочешь этим сказать? – вскричал Джори. – Как прикажешь понимать твои слова? Что я слабак? Да ты выла и визжала на всю башню, пока я только разминался. Лучше расскажи, как ты затащила меня в кровать!

– Ах вот оно как! – возмутилась Присс. – Выходит, я сама встала перед тобой на четвереньках? Замечательно! А кто же в таком случае предстал передо мной в чем мать родила? И стянул с меня трусы, даже не поздоровавшись? Скажи лучше честно, что давно положил на меня глаз и не преминул воспользоваться ситуацией!

Мойра с нарастающим интересом следила за этой любопытной дискуссией, пока не понимая, к чему Присс клонит.

Джори вскочил с кровати, натянул штаны и, встав между женщинами спиной к Присс, заискивающе произнес:

– Не злись на нее, Мойра! Это я виноват во всем. Давайте останемся друзьями. Ты знаешь, как хорошо мы к тебе относимся. И мой отец тоже в тебе души не чает, он постоянно твердит, что мне, дураку, повезло, что такая славная девушка, как ты, так долго меня терпит...

– Уже нет! – прервала его Мойра, вскинув ладонь. – И не пытайся разжалобить меня своим детским лепетом, у меня от него уши вянут. Живо одевайся и выметайся отсюда. Если через пять минут вы оба не исчезнете, я позвоню констеблю Стайласу. Твой добропорядочный дядюшка будет немало удивлен, узнав, что ты бездельничаешь в компании двух девиц в рабочее время.

– Только не надо впутывать в наши отношения моих родственников! – воскликнул Джори. – Не хватало мне только поругаться еще с дядей и отцом. Тебе ли не знать, какие они оба вспыльчивые. Давай расстанемся мирно.

Мойра знала, что Гэвин, отец Джори, не ограничится наставлениями. Но Джори, большой мастер морочить своему папаше голову, и на этот раз наверняка выкрутился бы. Тем более что его, как самого младшего из восьмерых детей, в семье жалели и баловали. Мойра горько усмехнулась, вспомнив, что сама она, будучи единственным ребенком у своих родителей, такими привилегиями не пользовалась. Правда, и донашивать одежду за своими старшими братьями и сестрами ей тоже не приходилось, равно как и стоять по утрам в очереди в сортир.

Она посмотрела на Джори – он улыбнулся ей с высоты своего огромного роста. И Мойра, к своему ужасу, почувствовала, что не в силах смотреть хладнокровно на своего коварного любовника, сводившего всегда ее с ума своей божественной мускулистой фигурой и смазливой физиономией падшего ангела. Сердце ее обливалось кровью при мысли, что он уже никогда не заключит ее в свои объятия и не вознесет к облакам, целуя своими бесстыжими губами повсюду, в самые сокровенные места и проникая своим несравненным мужским естеством в тайные глубины ее женственности.

Джори наверняка с радостью позволил бы ей выпороть его ремнем в наказание за его шалость. И пожалуй, получил бы еще своеобразное удовольствие от экзекуции после энергичного коитуса с двумя женщинами. Мойра и рада была бы преподать этому скверному мальчишке добрый урок, чтобы впредь не таскал печенье из коробки. Но доводить его поркой до оргазма она не собиралась.

– Прости меня, Мойра! – снова заскулил Джори, очевидно, заметив игру чувств, отобразившуюся на ее лице. – На меня нашло временное умопомрачение. И вообще, что особенного в том, что мы с Присс решили немного пофлиртовать?

– Значит, это теперь так называется? – воскликнула Мойра, покосившись на Присс. И на мгновение ей тоже остро захотелось пофлиртовать с Джори в той же позе. – Вон отсюда! Флиртуйте на улице. Иначе я навсегда отобью у тебя желание заигрывать с женщинами. – Она выразительно взглянула на мужское достоинство Джори, внушительность которого не могла скрыть никакая одежда.

Рано или поздно им все равно суждено было расстаться, поэтому сегодняшний скандальный разрыв ей был даже на руку. Джори еще пожалеет, что связался с Присс, когда в полной мере узнает ее склонности в сексе. Привыкшая лидировать и командовать, Патриция и в этой жизненной сфере предпочитала доминировать. Что ж, со вздохом подумала Мойра, пора купить новые батарейки к вибратору.

– Пошли, Присс! – сказал Джори, распахивая дверь спальни. – Ты подвезешь меня в поселок?

Присс застегнула молнию на сапогах, накинула куртку на плечи и в последний раз виновато взглянула на Мойру, умоляя ее взглядом позволить ей что-то сказать в свое оправдание. Джори пытался выглядеть невинным агнцем, но Мойра не обращала на него никакого внимания, уже утомленная всем этим дешевым спектаклем. Слава Богу, что он не стал обвинять ее в закомплексованности и фригидности и не попытался именно этим объяснить свой гнусный поступок. А ведь вполне мог бы набраться наглости и заявить, что это она сама вынудила его искать утешения у ее подруги.

– Пошли же наконец, Присс! – нетерпеливо повторил он, стараясь не смотреть на Мойру. – Нам пора проветриться.

Мойра с отвращением захлопнула за парочкой бесстыдников дверь, не желая слышать, что Джори взахлеб говорит Патриции, пока они спускаются по винтовой лестнице в прихожую. Когда снизу послышался стук захлопнувшейся входной двери, Мойра вздохнула с облегчением и вышла на балкон, опоясывавший всю островерхую башню.

Внизу, обнесенный высокими каменными стенами, располагался большой внутренний двор полуразрушенного замка, который она привыкла считать своим домом. У Джори это нагромождение камней не вызывало восторга, но Мойра была убеждена, что он просто ей завидует. В свои двадцать восемь лет он был вынужден ютиться в мансарде паба, принадлежащего отцу. Однако наладить свою жизнь он даже не пытался. В отличие от него Мойра четко знала свою цель и посвятила многие годы ее достижению.

Она запрокинула голову и уставилась на свинцовое небо, сулящее буран. Злой холодный ветер нещадно хлестал ее по лицу, взлохмачивая волосы. Боже, подумалось ей, как же она могла мечтать о совместном с Джори будущем? Это же полное ничтожество! Мойра содрогнулась.

Может быть, она всего лишь обманывала себя, строя подобные планы, а в действительности пыталась облагородить их легкомысленные отношения? Похоже было, что так все на самом деле и обстояло. Мойре стало еще тоскливее. В свои тридцать лет она, к сожалению, не имела большого выбора потенциальных супругов. А впереди вырисовывалась унылая картина скучных одиноких будней, заполненных житейскими хлопотами, которые быстро превратят ее в злобную морщинистую старуху. Такая мрачная перспектива Мойру не устраивала. В своем сердце она лелеяла надежду когда-нибудь встретить своего рыцаря. Джори, естественно, не подходил на эту роль.

Маленький юркий «рено», за рулем которого сидела Патриция, выкатился наконец из ворот и, миновав короткую гравийную дорожку, скрылся под кронами развесистых сосен, обрамляющих аллею. Мойра сглотнула ком, шмыгнула носом и повернулась к западу лицом.

Там, на обширной плодородной равнине, паслись тучные бурые коровы и темномордые лохматые бараны; суетились, заканчивая приготовления к надвигающемуся ненастью, фермеры на своих участках; их жены хлопотали на заднем дворе, сновала туда и сюда непоседливая детвора; а над красными черепичными крышами их домиков из труб струился дымок, пахнущий торфом и кизяком. Над гранитными водами озера Лох-Олиш, вдоль берега которого тянулась восточная граница владений Мойры, завис сиреневый туман.

Ее владений! Мойре вдруг стало зябко от мысли, что лиловый туман, обволакивающий окрестности, всего лишь легкая дымка по сравнению с покровом, скрывающим страшную тайну замка Баллантре. И неприятный осадок, оставшийся у нее на сердце после ссоры с Джори и Присс, пустяк, не соизмеримый с грузом забот, обременяющих ее хрупкие плечи.

Мойра припала спиной к перилам балкона и достала из кармана куртки скомканное письмо, прочитать которое так и не решилась до сих пор. Впрочем, его содержание стало ей в общих чертах понятным, едва лишь она взглянула на хмурое лицо Аргуса Дандерса, доставившего ей белый конверт. Банк отказался продлить срок возврата займа, чуда не произошло. Мойра разорвала конверт на две половинки и разжала руки. Обрывки бумаги унесло ветром.

– Кажется, Таггарт, я одна из тех неудачниц, которым если и повезет, то лишь один раз в жизни, – с тоской прошептала она, сдерживая желание выплакать всю свою печаль.

Утрату Таггарта она предчувствовала уже давно, однако это не принесло ей облегчения, когда развязка наступила. Другая бы на ее месте забилась в истерике, а потом впала в черную ипохондрию. Но Мойра стоически превозмогла боль потери почти родного ей человека и сконцентрировала все свои физические и душевные силы для борьбы за место под солнцем.

Первый тревожный звоночек прозвенел, когда почтальон обычно доставляющий корреспонденцию от Таггарта, не пришел в установленный срок. А вскоре ударил траурный колокол – официальное извещение о смерти Таггарта с приложенным к нему листком с личными соболезнованиями от Мика Темплтона, друга покойного. Он сообщал ей, что обязательно исполнит его последнюю волю относительно собственности в Шотландии, и обещал, что кто-то из родственников умершего свяжется с ней в ближайшее время в связи с вопросом о причитающемся ей денежном вознаграждении.

Мойра, помнится, тогда скомкала со злости это письмо, раздосадованная тем, что в заключительном акте жизни Таггарта ей отведена ничтожная роль фигурантки финансового спора, проиграв который она лишится средств к существованию.

С тех пор минуло три месяца, но никто так и не удосужился черкнуть ей хотя бы пару строк. Естественно, не получила она и банковского чека. Подписывая в свое время договор с Таггартом, она согласилась на отсрочку его очередного взноса в их совместный инвестиционный проект на сто двадцать дней. Из этого следовало, что в распоряжении его наследников есть еще две недели для принятия окончательного решения относительно продления договора. По истечении же этого срока все имение Баллантре возвращалось в собственность прежнего владельца, то есть к ней.

Тогда, несколько лет назад, Мойру это вполне устраивало. Разумеется, она не предполагала, что в скором времени ее делового партнера скосит рак, а его наследники не будут спешить продлить их соглашение.

Но какими бы необычными ни были условия договора и обстоятельства его заключения, Мойра дорожила той крепкой дружбой, которая возникла между ними с Таггартом. Он стал для нее мудрым наставником, единомышленником и надежным другом. Утрата обещанных им крупных капиталовложений в реставрацию замка – оплота могучего клана, издревле объединявшего их семьи, – привела бы Баллантре к полному упадку и разрушению.

Мойре было чуточку досадно из-за того, что Таггарт, знавший о ее весьма скромном достатке, перед своей кончиной, которую предвидел, не предпринял ничего для подстраховки их договоренности. Мизерных гонораров за рассказы и статьи, которые Мойра печатала в одном эдинбургском издании, и арендной платы за землю от местных фермеров едва хватало на поддержание громадного имения Баллантре в более-менее сносном состоянии. Таггарт неоднократно выражал свое восхищение ее самоотверженным трудом. И разумеется, он мог бы заблаговременно позаботиться о том, чтобы она была уверена в его дальнейшей финансовой поддержке, равно как и в своем будущем.

Но по зрелом размышлении Мойра была вынуждена признать, что не осведомлена о его взаимоотношениях со своими сыновьями в достаточной мере. Кроме того, что они всегда были весьма натянутыми, Мойра ничего о них не знала и не могла предполагать, что именно Таггарт считал себя обязанным сделать для сыновей, завершая и свои отношения с ними, и всю свою жизнь. И вновь, как и несколько лет назад, у Мойры возникла идея разыскать его сыновей и лично обсудить с ними эту сложную проблему. Опыт переговоров подобного рода у нее уже имелся, ведь она по собственной инициативе разыскала их отца и сумела заинтересовать его своим планом возрождения их общего родового гнезда в Шотландии.

Его имя Мойра обнаружила в процессе изучения истории Баллантре и родословной его обитателей. Проследив разветвленные генеалогические линии разных владельцев замка, она установила, что Таггарт является единственным живым прямым потомком последнего вождя клана Морганов, а следовательно, его фактическим нынешним предводителем. Подобно тому, как сама она являлась главой своего клана – Синклеров. Истории этих двух родов переплетались на протяжении многих веков и были теснейшим образом связаны с Баллантре. Мойре пришло в голову восстановить историю и возобновить прежние межродовые связи. Непреодолимых препятствий воплощению своего замысла в реальность она не усматривала.

След последнего вождя клана Морганов – Тига Моргана – привел ее в Америку, в долину Рогз-Холлоу, населенную главным образом потомками переселенцев из Шотландии, носящими фамилии Морган, Рамзи и Синклер. Ей не составило особого труда установить, что американские Синклеры ведут свою родословную от Айана, младшего брата прямого пращура Мойры Калума Синклера, вождя своего клана. Однако Морганы, судя по имевшимся в ее распоряжении историческим документам, имели больше оснований притязать на владение поместьем Баллантре. А поскольку Синклеры проводили в долине всего несколько месяцев в году, она предпочла связаться с Таггартом.

Ее первое письмо к нему послужило началом их удивительных отношений, в результате которых Мойра обрела не только значительную материальную поддержку, но и друга. Теперь же, когда его не стало, она не решалась повторить свой эксперимент.

Она знала, что у Таггарта четверо сыновей, но о них он ей никогда ничего не сообщал. Даже когда они с Таггартом стали обмениваться мнениями практически на любые темы, Мойра не рисковала рекомендовать ему наладить контакт со своими детьми. В конце концов, это было его сугубо личное дело, совать свой нос в которое она не имела никакого права. Да и к их деловому партнерству эти семейные дрязги никакого отношения иметь просто не могли. Подай Таггарт ей повод, она бы, разумеется, не преминула удовлетворить свое естественное любопытство и засыпала бы его множеством вопросов об этих мальчиках, которые выросли без матери. Но Таггарт хранил молчание относительно них, и Мойра благоразумно не затрагивала болезненную для своего друга проблему отцов и детей.

Ей казалось, что сыновья Таггарта не имеют ни малейшего представления о ее существовании, как не знают они ничего и о Баллантре. В своей записке мистер Темплтон лишь сообщил ей, что выполнит все желания своего покойного друга. И хотя при жизни Таггарт и заверял ее в том, что и после его ухода о полуразрушенном замке и о ней самой будут заботиться, никаких свидетельств того, что он изложил свою волю письменно либо хотя бы попросил об этом Мика, у нее, к сожалению, не имелось. В инициативу же его детей ей почему-то не верилось.

Но даже если допустить, что Таггарт отметил это в своем завещании, нельзя было исключить и того, что в его отсутствие сыновья могли легко обернуть отцовский наказ так, чтобы совершенно освободиться от этих обязанностей. Ведь никто из четверых братьев не жил в Рогз-Холлоу, и коль скоро особой привязанности к отцу они не испытывали, логично было предположить, что им нет дела ни до своих предков, ни до родовых корней в далекой заморской стране.

Все это оставляло Мойре мало шансов на успех.

Порыв холодного ветра со стороны озера вынудил озябшую Мойру плотнее обхватить свои плечи руками. Дай-то Бог, подумалось ей, чтобы буря задержалась, иначе ей не удастся сделать все намеченные на сегодня дела. В первую очередь, естественно, требовалось откорректировать и перепечатать свою новую статью. Потом – отправиться в Дарниш, на встречу со своим земельным агентом Дугом Уэнтуортом, которую она ему назначила заранее, на случай если получит отказ от банка. Она бы не продала и клочка земли Синклеров, будь на то ее воля, но в складывавшихся обстоятельствах ей следовало быть реалисткой.

Вполне могло статься, что банк заберет у нее всю прилегающую к замку землю за долги, и с этим следовало считаться. И хотя ни малейшего представления о реальной стоимости своей недвижимости Мойра и не имела, равно как и о том, найдется ли вообще на нее покупатель, сдаваться без боя она не собиралась. Раз уж ей достало ума сдать землю в аренду мелким фермерам и таким образом обеспечить себе хоть какой-то доход, значит, и на этот раз она не промахнется. Слава Богу, смекалки ей всегда хватало. Подумав так, она взглянула на мглу, стремительно охватывающую небосвод над озером, и с досадой призналась себе, что сегодня все-таки дала маху: гроза стремительно назревала.

Мойра торопливо вернулась в спальню, бросила раздраженный взгляд на свою неприбранную кровать, схватила с нее ключи и сотовый телефон и стала рассовывать их по карманам. Свои планы на этот день она решила изменить – первым делом встретиться с риелтором, а уже потом, вернувшись домой, заняться другими проблемами.

Она достала из кармана телефон и набрала номер своей подружки по университету, которая жила в пригороде Дарниша. На всякий случай следовало позаботиться и о ночлеге, а Валерия всегда была готова приютить ее на одну ночь, хотя в ее квартирке и было тесновато. В последнее время они встречались редко, но бывшая однокурсница, хохотушка и говорунья, была не прочь выпить с ней бокал-другой эля в местом пабе и позубоскалить. А сегодня Мойре как никогда требовалась веселая компания, коротать вечер в одиночестве ей совершенно не хотелось.

Прижав рукой к уху мобильник, она побросала в сумку папки с бумагами и некоторые другие нужные вещи, вышла из спальни и направилась по коридору к лестнице, весьма довольная своей сообразительностью. Если ее новый план удастся, в чем она почти не сомневалась, то она успеет переделать все намеченные дела. А завтра на свежую голову составит черновик письма сыновьям Таггарта, учтя результаты разговора с Дугом Уэнтуортом, разумеется. И пусть буря бушует после этого хоть до утра! Она разожжет камин, поставит на столик бутылку доброго вина и тарелочку с сыром, уляжется рядом на кровати с книгой и чудесно отдохнет после долгого и трудного дня.

А если ей вдруг не хватит угля и дров, она подкинет в камин вместо них немного грязного постельного белья.




Глава 5


Преодолевая очередной пригорок, Таггарт был вынужден включить «дворники» на полную мощь: дождь, хлеставший по лобовому стеклу, сменился мокрым снегом.

Он прилетел в Глазго в одиннадцать утра, не выспавшийся и утомленный долгим перелетом из Америки. Вздремнуть в самолете ему не удалось, мало того, он с трудом смог спокойно сидеть в кресле, хотя другие пассажиры крепко спали, пока их лайнер летел над Атлантическим океаном. Волнение Таггарта перед первой встречей с Мойрой Синклер было настолько велико, что он в конце концов не выдержал и стал перечитывать ее письма.

Джейс постоянно подтрунивал над ним по поводу Мойры, намекая на то, что он влюбился в подружку их папаши по переписке. Таггарт отметал эти нелепые обвинения брата и горячо доказывал ему, что он вовсе не мазохист, изнуряющий себя до исступления перечитыванием писем незнакомки, адресованных его отцу, но в душе признавал, что прозорливый братец не так уж и далек от истины. Мойра Синклер действительно заинтриговала его.

Несомненно, только отчаянные обстоятельства могли заставить ее отказаться от своего наследства в пользу незнакомца. Анализируя ее письма, Таггарт пришел к выводу, что она сама обратилась к его отцу с деловым предложением. Ведь Таггарт-старший наверняка даже понятия не имел об этом шотландском поместье. Не мог же он настолько измениться на старости лет, чтобы начать изучать свою родословную и докапываться до самых глубоких своих корней! В равной мере трудно было себе представить, что именно толкнуло старика на покупку старинного шотландского замка. Разве что он спятил под конец.

Так или иначе, но из писем Мойры следовало, что к тому замку имеют самое непосредственное отношение далекие предки нынешних обитателей Рогз-Холлоу, трое основателей этого городка – Тиг Морган, Айан Синклер и Дугал Рамзи. Сама же Мойра, как догадался Таггарт, являлась дальней родственницей Айана, что означало, что она имела на Баллантре те же наследственные права, что и он.

Каким-то необъяснимым образом ей удалось заинтересовать Таггарта Моргана-старшего в сохранении руин их общего родового гнезда вместе со всеми прилегающими к нему участками земли и деревнями. Будь Таггарт-младший законченным циником, он бы наверняка подумал, что хитрая шотландка нашла себе дойную корову в лице выжившего из ума папочки, наивно поверившего выдуманным ею сказочкам.

Однако после углубленного прочтения всех ее писем Таггарт-младший утвердился во мнении, что она полна решимости сохранить их общее историческое наследие, изыскать любым путем для этого средства и вселить в своего партнера то же чувство сопричастности к Баллантре, какое испытывает сама. Ради осуществления своей благородной миссии Мойра даже была готова поступиться своими вероятными законными правами на поместье.

Разумеется, это могло быть всего лишь уловкой, призванной исключить любое поползновение Таггарта пойти на попятную и уступить кому-то взятые им на себя обязательства. Новый же владелец замка вполне мог бы и воспротивиться пребыванию Мойры на его территории. Пока же ей позволялось не только обитать под той же крышей, что и прежде, но и присматривать за всем огромным зданием, не неся при этом никакой материальной ответственности за его сохранность. А тем временем реставрационные работы, которые она затеяла, требовали все новых и новых инвестиций, хотя шли ни шатко ни валко.

Впрочем, осуждать ее Таггарт-младший не имел никакого морального права, учитывая, что сам он отказался в пользу брата от своих прав на отчий дом. Теперь ему не требовалось ни ремонтировать свое родовое гнездо, ни поддерживать в нем порядок, ни даже приглядывать за ним. Кто же он после всего этого, если не блудный сын?

Как ни пытался Таггарт рассматривать письма Мойры с позиции циника, ему так и не удалось избавиться от ощущения, что эта шотландка ему более чем симпатична. Ему импонировала ее манера живо, красочно и подробно описывать ежедневную жизнь обитателей поместья, откровенно делиться с адресатом своими заботами, наивно и трогательно мечтать о светлом будущем, забывая о мрачном настоящем. Сопереживая вместе с Мойрой все детально изложенные ею перипетии, Таггарт, сам того не ожидая, сделал эту женщину центральной фигурой всех своих размышлений. Порой ему даже казалось, что он увлечен этой таинственной незнакомкой гораздо сильнее, чем это следовало бы нормальному, здравомыслящему мужчине его возраста. И это его несколько тревожило.

Пока его самолет заходил на посадку, облетая аэропорт назначения, Таггарт не в первый раз задался вопросом, отчего отец и Мойра предпочли электронной почте обыкновенную. Компьютер у отца имелся, но в его почтовом ящике посланий из Шотландии не обнаружилось. Как ни разу не поступило в их дом ни одного звонка оттуда, хотя международные телефонные разговоры теперь стоили совсем не дорого. Видимо, у отца имелись какие-то особые причины хранить до поры секреты своей переписки с обитательницей замка Баллантре в ларце вишневого дерева.

Сумерки уже давно опустились на землю, а Таггарт еще продолжал свой путь по горной дороге. Дробный перестук капель дождя сначала ослаб, а потом и вовсе прекратился. Ливень, грозивший затопить долину, сменился снегопадом. Таггарт сбавил скорость на крутом повороте и, крепче внелившись пальцами в «баранку», впился взглядом в мокрый асфальт. Ему, конечно же, нужно было переждать непогоду в городе, отдохнуть после полета, привыкнуть к местным климатическим условиям, хорошенько выспаться ночью и утром отправиться в путь. Но охватившее беспокойство заставило его сразу же по прибытии взять напрокат автомобиль, купить карту и отправиться в путешествие, прервать которое он решил не раньше, чем совершенно выбьется из сил.

Теперь, когда у него возникла дрожь в руках и рябь в глазах, а пурга крепчала, Таггарт пожалел, что не остановился в Дарнише, последнем городке на его маршруте, где можно было заночевать в мотеле. Однако возвращаться туда было поздно и небезопасно в такую скверную погоду. Рассудив так, он стиснул зубы и вновь сосредоточился на управлении автомобилем, требовавшем от водителя, не привыкшего к левостороннему движению, повышенной внимательности.

Выезжая из Глазго, Таггарт не предполагал, что станет испытывать трудности с вождением на горной дороге, но теперь, после многочасового броска по извилистому коварному серпантину, все чаще ловил себя на желании потянуться к рычагу переключения передачи правой рукой. Спина и шея у него уже давно занемели от перенапряжения, глаза начинали слезиться. «Дворники» едва успевали очищать от липкого снега лобовое стекло. Ситуация с каждой минутой все больше ухудшалась.

Вдобавок вот уже час, как ему не попадало в поле зрения ни дома, ни сарая, хотя на карте местности названия населенных пунктов указывались. Сейчас Таггарт обрадовался бы даже овчарне, но вокруг не отмечалось никаких признаков цивилизации.

Он ухмыльнулся, вспомнив, с каким живым интересом разглядывал поначалу окрестности Глазго, оценивая их с позиции профессионального искателя памятников ушедших эпох. И не будь Таггарт чересчур озабочен предстоявшей ему встречей с Мойрой, он бы наверняка остановился и побродил немного по местности. В раскопках, проводившихся в Уэльсе, он фактически не участвовал, покрутился несколько дней в лагере археологов, сам не понимая зачем, а затем рванул в Перу и застрял там на несколько месяцев.

Он знал, что земля Британии хранит в себе множество тайн, ожидающих своих разгадок. Ведь недаром в эти места так любили наведываться любознательные туристы, привлеченные цветными фотографиями в рекламных проспектах, расхваливающих местные достопримечательности – живописные поля былых сражений, руины крепостей и замков, странные холмы и курганы, причудливые нагромождения камней. При иных обстоятельствах он бы воспользовался возможностью удовлетворить свое любопытство. Ведь в юности загадки истории этого края, населенного племенами пиктов, с их мистическими культовыми обрядами, по-разному толкуемыми современными исследователями, долго не давали ему покоя, постоянно будоража воображение. Он жаждал узнать как можно больше об этом загадочном народе, мечтал изучить его традиции, ритуалы, занятия и устремления, понять жизненные цели, смысл существования и главные ценности людей, населявших Шотландию до нашествия скоттов, англов, саксов, ютов и фризов. Кому-то такие фантазии юноши из обеспеченной американской семьи могли бы показаться странными и даже настораживающими, но Таггарт умел скрывать от посторонних свои тайные помыслы и потому благополучно избежал ярлыка сумасшедшего.

Вот и теперь, очутившись вновь неподалеку от места раскопок в Уэльсе, Таггарт не нуждался в помощи психоаналитика, чтобы понять причину своего скоропалительного решения бежать оттуда за тридевять земель, в страну, расположенную на другой половине земного шара. Он прекрасно понимал и сам, что тогда просто-напросто испугался встречи с демонами из прошлого, в котором обитали его далекие предки. Сейчас же, после смерти отца, он почувствовал, что пора наконец освободиться от своих нелепых страхов и разобраться со своими корнями, уходящими в седую старину. И кто знает, возможно, это не только понравиться ему, но и придаст новый смысл всей его жизни, зашедшей в тупик, как ему все чаще казалось в последнее время.

Но пока ему требовалось просто где-то укрыться от проклятого ненастья, согреться и отдохнуть.

Он включил обогреватель, расправил затекшие плечи и покрутил головой, разминая мышцы шеи. Своему прозрению он был обязан, конечно, Мойре – не прочти он ее вдохновенные послания ее отцу, он бы не совершил столь рискованных поступков. Интересно, подумал он, улыбнувшись, как расценила бы она сама влияние своих писем на жизнь незнакомого ей американца. Пока еще незнакомого, поправил себя он. Вот только обрадуется ли она своему незваному гостю? Может, следовало предупредить ее о своем визите?

Достигнув пика подъема, машина плавно покатилась под уклон, и Таггарт стал осторожно ее притормаживать, опасаясь не вписаться в поворот и сорваться в пропасть. Свет фар едва освещал узкое шоссе, покрытое мглистой пеленой тумана и поземкой. Сердце Таггарта сковало тревожное предчувствие надвигающейся беды. Ему редко доводилось управлять автомобилем в снежную бурю да еще в незнакомой местности. До ближайшего населенного пункта, отмеченного на карте жирной точкой, оставалось еще несколько километров. Таггарт взбодрился, согретый надеждой, что на этот раз поселок не окажется плодом фантазии картографов.

Судя по надписи на дорожном знаке, вскоре попавшемся ему в поле зрения, эта забытая Богом дыра называлась Калит. Насколько комфортными окажутся условия, в которых ему придется скоротать ночь, Таггарта совершенно не волновало – он привык спать в палатке, забравшись в спальный мешок или гамак и укрывшись от назойливых кровососов плотной защитной сеткой. Главное, чтобы теперь ему удалось найти хоть какую-нибудь крышу над головой и чего-нибудь поесть, прежде чем завалиться на боковую. Ну а уж если ему совсем повезет, то обнаружить наутро, что метель сменилась дождем. В этом случае до Баллантре он смог бы добраться уже к полудню.

Но даже после принятия такого, вполне разумного, плана своих дальнейших действий Таггарт испытывал странное желание увидеть старинный замок на рассвете, лучше всего в лучах солнца, чудом пробившегося сквозь сплошную мглистую завесу. Только вот какой прием его ожидает в этой цитадели его предков? Будут ли ему рады? Не разумнее ли сначала найти себе в окрестностях Баллантре какое-нибудь сносное жилье? Окажется ли мисс Синклер гостеприимной хозяйкой? Обострять с ней отношения Таггарту не хотелось, хотя он имел полное право даже выставить домоуправительницу за порог своих владений.

Как ему лучше распорядиться ими, он все еще не решил. Можно было продлить договор с мисс Синклер, нанять кого-то другого на ее место либо одним махом решить все свои проблемы, связанные с поместьем, продав его. Однако ему хотелось прежде еще многое выяснить относительно замка, поэтому он решил не спешить избавляться от него и пожить некоторое время где-то поблизости. Профессиональное чутье подсказывало ему, что здесь он может сделать важное археологическое открытие. На такую мысль его навели занимательные рассказы Мойры о местных нравах и обычаях, об эпизодах истории здешних обитателей, их традициях и привычках.

Читая и перечитывая письма этой одаренной и неординарной женщины, Таггарт возгорелся желанием собрать побольше фактического материла исторического и этнографического характера, тщательно изучить его, отделив подлинные факты от вымышленных, и по крупинкам истины создать объективную картину многовекового существования своего родового гнезда. За время этой исследовательской работы он надеялся получше узнать и мисс Синклер. Конечно, можно было бы расспросить о ней поподробнее Мика, выпытать у него детали и, главное, мотивы заключенной Таггартом-старшим сделки. Но он умышленно отказался от этого шага. Отчасти чтобы не лишать себя удовольствия самому получить в ходе собственных поисков ответы на волнующие его вопросы, но в большей мере из опасения узнать нечто такое, что заставит его отказаться от своей затеи.

Таггарта всерьез беспокоило, уживутся ли они с мисс Синклер под одной крышей. Какой большой та бы ни была. И хватит ли у него духу выгнать ее вон из замка, если к этому его вынудят обстоятельства. Указать ей на порог в день своего приезда Таггарт не осмеливался даже в мыслях.

Как долго он пробудет в Баллантре, он тоже не знал. Но по мере углубления в страну своих предков все сильнее проникался интересом к замку. Об этом свидетельствовала нервная дрожь, не оставлявшая его ни на минуту. Как правило, она охватывала его перед началом новых раскопок. Оставаясь в неведении относительно исхода своего путешествия в Шотландию, Таггарт на всякий случай предупредил своих коллег, оставшихся в Чаккобене, что вернется к ним из отпуска двумя неделями позже.

Он представил свое завтрашнее прибытие в Баллантре и решил, что первым делом все же посетит замок. Шататься по окрестностям было опрометчиво, молва о незнакомце наверняка в одночасье облетит весь поселок. А ему хотелось сделать Мойре сюрприз, неожиданно представ перед ней собственной персоной.

Любопытно, как изменится выражение ее лица, когда она узнает, что разговаривает с новым владельцем поместья? Задавшись этим вопросом, Таггарт слегка растерялся. Только теперь он сообразил, что не знает, как выглядит эта женщина. Воображение нарисовало ему несколько возможных ее портретов. Он представил себе Мойру и молодой энергичной брюнеткой с молочно-белой кожей, и поседевшей дамой преклонного возраста, не утратившей, однако, былого обаяния, Живой блеск в мудрых голубых глазах с морщинками в уголках свидетельствовал о ее большом жизненном опыте, обретенном в ежедневных трудах и заботах о замке и жителях окрестных деревушек. В обоих случаях ее выбрался наружу. Свет фар малолитражки падал в сторону, противоположную темному объекту, перекрывшему шоссе, поэтому разглядеть препятствие хорошенько было трудно, Таггарт собрался с духом, сунул озябшие руки под мышки и начал осторожно подходить к нему поближе.

Снежная крупа немилосердно хлестала путешественника по лицу, его легкие туфли моментально промокли насквозь, и с каждым новым шагом он все больше убеждался, что только болван мог не догадаться надеть зимние ботинки, лежащие теперь в саквояже в недоступном багажнике. Ледяной ветер, завывая, раскачивал верхушки деревьев. Пурга ярилась. Но Таггарт все равно не жалел, что прибыл на землю своих предков.

Рискуя отморозить ноги и, поскользнувшись, скатиться с дороги в черную пропасть, он приблизился к непонятному объекту и наконец увидел, что это маленький грузовичок белого цвета. Задок его торчал из сугроба под странным углом, а передок завис над обрывом. Ангел-хранитель спас Таггарта буквально за миг до верной гибели.

Двигатель пикапа, как это ни удивительно, работал, но ни наружные, ни внутренние огни не горели. Открытый кузов наполовину замело снегом. Решив проверить, жив ли водитель, Таггарт хрипло крикнул:

– Эй там, в кабине! Есть кто-нибудь живой?

Ответом ему стал заунывный вой снежной бури.

Он осторожно подошел к кабине, протер рукавом куртки лобовое стекло, постучал по нему костяшками пальцев и громко воскликнул:

– Не спи, водитель! Замерзнешь! Отзовись!

Не дождавшись ответа, Таггарт наклонился и, прикрыв глаза ладонью, заглянул в кабину. Она была пуста. Тогда он обернулся и внимательно оглядел наполовину заваленный снегом кузов. Не заметив никаких признаков нахождения в нем человеческих тел, он счел исполненным свой христианский долг и побрел, едва передвигая ноги, к своей малолитражке.

Однако тревога за бесследно исчезнувших из белого пикапа людей продолжала точить его сердце. Хорошо, если бедолагам удалось еще засветло, до снегопада, уехать на попутке в город. А если с ними стряслась беда? Впрочем, Господь их не оставит, а ему самому пора заняться собственным спасением.

Первым делом требовалось разгрести у выхлопной трубы мокрый снег. Действовать руками не имело смысла, эффект от этих потуг был бы тот же, как от вычерпывания пригоршнями воды из тонущей лодки. Он пошарил в бардачке, но, кроме атласа местности, малопригодного для рытья сугробов, ничего там не нашел. Вряд ли мог заменить лопатку и резиновый напольный коврик. Таггарт уже собрался было снять с бампера номерной знак, как вдруг ему пришла мысль поискать какой-нибудь инструмент в кузове грузовичка.

И хотя возвращаться к нему Таггарту не хотелось, он заставил себя это сделать: пурга набирала силу, напоминая всем, кого она застала врасплох, что расслабляться смертельно опасно. «Эскорт», взятый Таггартом напрокат, был хорош и на крутых подъемах, и на виражах, но совершенно не пригоден как снегоход. Внедорожника в прокатном пункте не оказалось, очевидно, в этой стране они не пользовались спросом.

Порывшись в куче снега, образовавшейся в кузове пикапа, Таггарт нащупал черенок садового инструмента и с замирающим сердцем вытащил его наружу. К его огорчению, это были грабли. Таггарт продолжил раскопки и был вознагражден за свои усилия киркой и метлой. Последние орудия труда он и решил прихватить с собой, чтобы прочищать рукоятью глушитель, а веником чистить лобовое стекло.

Зажав трофей под мышкой, он вернулся к своей машине и увидел в двух шагах от нее запорошенную снегом женщину, одетую в длиннополую парку, меховые унты и шерстяную вязаную шапочку, натянутую до бровей. Выражая всем своим обликом презрение к бестолковому субъекту противоположного пола, умудрившемуся застрять в сугробе, она язвительно промолвила певучим голосом с легким приятным акцентом:

– Если вы намерены улететь на этой метле в город, то имейте в виду, что срок ее эксплуатации истек еще в прошлом месяце.

Такое начало разговора пробудило к незнакомке у Таггарта живой мужской интерес. Оправившись от первого потрясения, он стукнул черенком об асфальт и заявил:

– Все равно все полеты временно отменены в связи с плохими метеоусловиями. Скажите, пожалуйста, это ваш автомобиль завис над обрывом? Или вы просто вышли прогуляться перед сном?

– Мой сотовый не принимает в кабине сигнал, – ответила незнакомка. – Вот я и пытаюсь найти местечко получше, чтобы попросить о помощи.

– Ну и как? Вам это удалось? – с надеждой в голосе поинтересовался Таггарт, борясь с желанием подойти к ней поближе.

– Очевидно, в данной ситуации мне бы следовало ответить, что сюда вот-вот примчатся мне на подмогу два здоровяка, – сказала незнакомка.

– Не шутите так жестоко с мужчиной, почти отморозившим пальцы на ногах, – жалостливо сказал Таггарт.

Ему показалось, что она улыбнулась, однако в следующий миг включила заднюю передачу и сдала назад, вместо того чтобы броситься в его распростертые объятия.

– Разве я в этом виновата? – кивнув на его автомобиль, спросила она. – Ну и что из того, что у меня не оказалось с собой аварийной лампы? Мне показалось, что мой пикап застрял в сугробе достаточно далеко от дороги. Разве в такой мгле возможно что-либо толком разглядеть? Мне еще повезло, что я выбралась из кабины целой и невредимой!

– А что стряслось?

– На повороте у меня лопнула передняя левая шина. И я едва... – Она осеклась, взглянув через его плечо на свой балансирующий над обрывом грузовичок, вздохнула и зябко повела плечами.

Таггарт сделал еще шаг вперед, не задумываясь о последствиях.

– Стойте на месте! – воскликнула она, вытянув вперед руку.

– Я лишь хотел вам как-то помочь... – пробормотал Таггарт.

– Спасибо, не надо. Не беспокойтесь, я всего лишь немного переволновалась. Что ж, это пройдет, в жизни всякое случается. Простите, ради Бога, что я перегородила дорогу.

Она улыбнулась, и ему захотелось увидеть ее глаза, улыбнуться ей в ответ и продолжить их начавшийся разговор, послушать, как мило она выговаривает слова. Он и не подозревал, что способен возбудиться от чьего-то непривычного произношения знакомых ему слов, и был приятно удивлен, обнаружив у себя такую особенность. Конечно, лучше было бы беседовать в тепле, а не на холодном, пронизывающем до мозга костей ветру.

– Я вас и не виню, – сказал он. – Мне следовало снизить скорость перед поворотом. Но я спешил добраться до города и устроиться там на ночлег.

– Вы, как я догадываюсь, прибыли к нам из Штатов?

Таггарт кивнул, пытаясь унять дрожь в коленях. Терпеть холод становилось все труднее, ноги окончательно потеряли чувствительность.

– Должна вас огорчить, – сказала незнакомка, – Дарнищ, где вы могли бы переночевать в гостинице, остался у вас позади.

– Я полагал, что в Калите...

Она снова покачала головой, не дав ему закончить мысль.

– Это крохотный поселок, и, по-моему, гостиницы там нет. Хотя в центре есть несколько славных магазинчиков. Впрочем, самой мне ни разу не доводилось останавливаться там, поэтому я могу ошибиться. Вы впервые в наших краях?

– Мне доводилось бывать здесь однажды несколько лет назад по работе, – уклончиво ответил Таггарт. Он оглянулся на свою машину и добавил: – Раз уж на этот раз мне вряд ли удастся уехать отсюда ночью, придется скоротать время до утра в машине. Если желаете, можете составить мне компанию. Не советую вам пытаться забраться в кабину вашего пикапа. Это очень рискованно. В моей малолитражке вам будет тепло и спокойно.

– Я в этом не уверена, – окинув его изучающим взглядом, сказала незнакомка. – Впрочем, учитывая, что вы заиндевели и отогреетесь еще не скоро, рискнуть можно.

Таггарт вновь ощутил к ней симпатию, оценив по достоинству ее подчеркнутую браваду. Не всякая молодая женщина сумела бы в столь опасной ситуации сохранить раскованность и самоуверенность. Жаль, что они встретились при таких сложных обстоятельствах. В более благоприятной обстановке он вряд ли бы пообещал ей покой и полную безопасность, приглашая заночевать с ним вместе в его машине. Эта женщина пробуждала в нем весьма вольные желания, хотя он и закоченел от холода.

– Вы можете расположиться на заднем сиденье, – на всякий случай сказал он, желая развеять остатки ее сомнений. – Вам там будет вполне удобно.

– Так вы, оказывается, джентльмен! – насмешливо воскликнула незнакомка. – Впервые вижу столь вежливого американца. Что ж, мне остается либо принять ваше предложение, либо замерзнуть до смерти.

– Что ж, я рад узнать, что женщина предпочитает меня угрозе смерти, – пожав плечами, сказал Таггарт.

Она засунула руки в карманы и пошла к малолитражке, говоря на ходу:

– Я уверена, что женщины не обходят вас своим вниманием и в иных условиях, не столь опасных...

– Благодарю вас, – сказал он, следуя за ней. – Вы не ошиблись, это действительно так.

Она звонко рассмеялась, вызвав у него желание дотронуться до нее рукой, стянуть шапочку с ее головы и погладить по волосам. Ему стало любопытно, какого они цвета, короткие или длинные, прямые или вьющиеся. В этой женщине было нечто манящее и завораживающее, то ли ее улыбка, то ли насмешливый тон. По ее грациозной походке легко было догадаться, что она обладает стройной фигурой нимфы, устоять перед которой мужчине со здоровыми инстинктами не так-то просто...

Возле задней дверцы автомобиля она остановилась и спросила:

– Вы точно обойдетесь без моей помощи? Я не стану вам обузой?

Таггарт встал почти вплотную к ней, настолько близко, что сумел разглядеть у нее на носу веснушки, а в сверкающих глазах – смешинки. Что же касается ее пухлых губ, то на них он предпочел пока долго не смотреть, чтобы не потерять самообладание и не запечатлеть на них страстный поцелуй. А заодно и выяснить, какого цвета у нее глаза.

– Не беспокойтесь, я справлюсь со всем и сам, – ответил он осевшим голосом, не сумев справиться с приливом вожделения.

Она одарила его соблазнительной улыбкой и в тон ему проворковала:

– Я склонна вам верить, мой американский джентльмен!

Таггарт готов был поклясться, что она провоцирует его на более смелые шаги. Даже проведя несколько последних лет в джунглях Юкатана, он сохранил способность угадывать настроение женщины и мог сообразить, готова ли она к флирту или нет. Сейчас же в грудном голосе прекрасной незнакомки явственно чувствовалось неутоленное вожделение, призыв самки, истосковавшейся по самцу. Впрочем, ему все это могло и причудиться вследствие продолжительного воздержания и резкого охлаждения головного мозга.

Она положила руку на дверную ручку, но открыть дверцу не спешила. Таггарт сжал мертвой хваткой черенок метлы и застыл на месте, шумно втягивая ноздрями холодный горный воздух, бедный кислородом. Пауза неприлично затягивалась, и он пробормотал:

– Вам лучше сесть в теплый салон.

– Как и вам, – сказала она, глядя ему в глаза.

– Но сперва надо очистить от снега выхлопную трубу, – хрипло сказал он. – Иначе мы не согреемся.

Она соблазнительно передернула плечами и с улыбкой скверной девчонки промолвила, распахивая дверцу:

– Что-то подсказывает мне, что мы не замерзнем.

Таггарт почувствовал, что лишился способности шевелить извилинами, хотя обычно отличался завидной сообразительностью. Женщина готова была сама пасть в его объятия, он же что-то мямлил о необходимости сначала расчистить снегу машины. Незнакомка еще сильнее поразила его, начав расстегивать парку.

– Что вы делаете? – ошалело вытаращив глаза, спросил он.

– Раздеваюсь! Хочу очистить ее от снега и постелить поверх заднего сиденья, – пояснила она ему, словно слабоумному, и проворно сняла куртку.

– Позвольте мне отряхнуть снег! – воскликнул Таггарт. – А вы забирайтесь в салон. – Он отобрал у нее парку и принялся чистить ее перчаткой.

– Вы, как я вижу, привыкли командовать? – с улыбкой куртизанки спросила она. – Я тоже, как видите, мы с вами похожи. Интересно, люди вздрагивают, когда вы на них рявкаете?

– Садитесь в машину, – с улыбкой ответил Таггарт, – иначе ваш свитер запорошит снегом.

– Тогда мне ничего не останется, как снять его, – сказала она, не торопясь сесть на заднее сиденье.

– Вы всегда такая упрямая? – спросил он, ощущая прилив бодрости и силы.

– Это моя наследственная черта, – сказала она.

– Должен отметить, что при всем моем желании узнать, как далеко вы способны зайти в своей целеустремленности, я лишь сегодня прилетел в Шотландию. И мне бы не хотелось начинать свое путешествие с объяснения представителям закона, почему в моем автомобиле находится труп полуобнаженной замерзшей женщины, – сказал Таггарт.

– Полуобнаженной? – Она фыркнула, удивленно вскинув брови. – Видимо, я вас все-таки переоценила.

В столь удивительном разговоре Таггарту участвовать еще никогда не доводилось, если не брать в расчет случай, когда он сумел вежливо уклониться от чести быть поданным на стол вождя племени людоедов в качестве основного блюда. Он кивнул на заднее сиденье и заметил:

– Так мы застудим салон и напустим в него снега.

– Хорошо, – со вздохом проворковала она. – Раз уж вы так любезны и добры, то и я постараюсь вести себя прилично. Просто мне вздумалось развлечься после долгого и трудного дня, а вы мне почему-то показались очень симпатичны.

Незнакомка игриво хихикнула, Таггарт рассмеялся и, не думая о последствиях своего поступка, стянул с нее шапочку. Темные упругие волосы рассыпались по ее плечам. Она вскинула брови, но промолчала. Он ударил шапочкой себе по колену и сказал:

– Я просто хотел стряхнуть с нее снег.

– Ах вот как! – Она улыбнулась и отобрала у него шапочку.

– Садитесь же в машину, иначе снег запорошит вам голову!

Она окинула его долгим взглядом, оглянулась по сторонам и промолвила:

– Мне нравятся ваши руки. Я хочу, чтобы вы стряхнули снег с моих волос.

Таггарт подавил неуместный смешок. Этой чертовке удалось всего за пять минут перейти от легкого флирта к стремительной любовной атаке. Такой прямолинейный нажим должен был бы насторожить его, он не переносил навязчивых самок. Но чутье подсказывало ему, что незнакомка не так бесстыдна, как хочет показаться, возможно, у нее сегодня действительно был трудный день.

– Вы всегда так смело набрасываетесь на мужчин, которых встретили на обочине дороги? – спросил он.

– Никогда, – невозмутимо ответила она с завидной легкостью. – Занятно, не так ли? – Она смешно наморщила носик.

Это уж точно, подумал Таггарт, переступив с ноги на ногу, чтобы хоть немного унять томление, возникшее в мошонке. Обуздать эрекцию таким образом явно не представлялось возможным. С каждым мгновением его все больше влекло к этой необыкновенной женщине.

Она приготовилась нырнуть в салон машины. Он машинально смахнул снежинки с ее волос. Она застыла, вытаращив глаза. Он дотронулся до ее подбородка и погладил пальцами по щеке. Она прильнула к нему и затрепетала. Он поцеловал ее в холодные губы, но почему-то ощутил во всем теле жар.

– Я лишь хотел убедиться, что у вас действительно сладкие губы, – сказал он, прочитав немой вопрос в ее глазах.

Она рассмеялась и наконец села на заднее сиденье.

– Дайте мне знать, если потребуется завести двигатель! – крикнула она, прежде чем захлопнуть дверцу.

– Кажется, он уже работает на полную мощность, – пробормотал себе под нос Таггарт, подступая к автомобилю сзади.

Он долго и самозабвенно очищал багажник от снега метлой, прежде чем сообразил, что выглядит со стороны полным идиотом. Ну разве нормальный человек станет разгребать ночью в горах сугробы, рискуя отморозить ноги и мужское достоинство? Таггарт дико расхохотался, перекрывая заунывный вой снежной вьюги, и с удвоенным энтузиазмом продолжил свою работу, насвистывая веселенький мотивчик. Вот уж воистину радушный прием оказала ему прекрасная шотландка в этой загадочной горной стране! Любопытно, какие еще сюрпризы его здесь ожидают?




Глава 6


Как только странный американец зашел за автомобиль, Мойра откинулась на сиденье, не в силах удержать смех. Такого неслыханного сумасбродства она от себя не ожидала. Какая вожжа попала ей сегодня под хвост? С этим следовало разобраться. Она запрокинула голову и закрыла глаза, пытаясь успокоиться после всего случившегося с ней в течение последних десяти минут.

Нет, это определенно не она, Мойра Синклер, самостоятельная и рассудительная женщина, никогда не позволяющая себе заигрывать с незнакомцами и тем более провоцировать их на поцелуй. Умненькие девочки не станут связываться с обаятельными маньяками, скрывающимися в горах Шотландии от американского правосудия! В том, что ее новый знакомый опасный преступник, она не сомневалась.

– Вот до чего могут довести жуткие детективы, если читать их по ночам, – наставительно произнесла Мойра, открыв глаза.

Она обернулась и посмотрела в запотевшее заднее окошко. Американца ей разглядеть во мгле не удалось, но было слышно, как он неистово борется с сугробом.

На убийцу он в действительности похож не был, а, напротив, производил приятное впечатление. Потому-то она и позволила себе некоторые вольности. Впрочем, скорее, это была вполне естественная попытка отвлечь потенциального насильника и оттянуть неминуемую развязку, своеобразная женская хитрость.

Однако у него приятный голос и добрые глаза. Такие бывают только у порядочных мужчин, подумала Мойра. И все же в его взгляде что-то ее настораживало, очевидно, сосредоточенность и внимательность, свойственные серьезным людям, умудренным жизненным опытом. Но страха перед ним она не почувствовала, видимо, именно это и расположило ее к нему.

Иначе бы ей не захотелось его соблазнять, она пока еще не опустилась до того, чтобы вешаться на шею первому встречному. Мужчины, случалось, пялились на нее и раньше, но с откровенным вожделением и непременно пытались запудрить ей мозги, а вот этого-то она как раз и не переносила. Американец же был не из таких. Он не рассматривал ее, как похотливый самец, а изучал, как умудренный опытом амурных знакомств гурман, разборчивый в яствах и в любви. Мойра зябко поежилась, и не только от холода.

Настолько откровенного флирта она себе прежде никогда не позволяла, даже с парнями, которые ей нравились. Неужели те пикантные сценки, свидетельницей которых она недавно стала, настолько ее возбудили, что скопившееся в ней негодование вырвалось наружу? Что ж, в жизни всякое случается, она ведь тоже имеет право на слабость.

Мойра снова тяжело вздохнула, удрученная воспоминаниями о разрыве с Джори и Присс. Но своевольное воображение, словно бы потешаясь над ней, тотчас же нарисовало ей новый оригинальный эскиз того, чем скорее всего занималась теперь эта блудливая парочка. Настроение Мойры, и без того пасмурное после неудачной поездки в Дарниш, стало просто отвратительным. Разговор с Уэнтуортом вышел тяжелым и затянулся до вечера, подружку же она застала уже в дверях, направляющейся на свидание со своим новым любовником, и даже не успела с ней поболтать. Хорошо еще, что Валерия позволила ей переночевать в ее квартирке, иначе пришлось бы снять номер в мотеле. Венцом же всех пережитых ею за минувшие сутки передряг стала авария, которую она потерпела на обратном пути.

Одного только страха, который она испытала, едва не сорвавшись в пропасть, было достаточно, чтобы потерять самоконтроль при знакомстве с обаятельным американцем в необычных обстоятельствах. Не каждый ведь день у тебя перед глазами предстает в одно мгновение вся твоя жизнь! Вместе с несколькими эпизодами, вспоминать которые ей совершенно не хотелось.

– Подводя итог, – произнесла Мойра, завершая свой опыт самоанализа, – приходится констатировать, что я потеряла и любовника, и подругу, узнала скверные новости от своего риелтора, чуть было не погибла и попала в пургу без всякой надежды на спасение. При таких обстоятельствах можно было прыгнуть мужчине, посланному мне на выручку самим провидением, не только на шею, но и на колени.

Нет, определенно никто не мог осудить ее за то, что она позволила себе маленькое безумство. Мойра плотнее обхватила руками свои плечи, пытаясь хоть чуточку согреться. Почему бы ей и в самом деле не согрешить с этим американцем, коль скоро об этом все равно никто никогда не узнает? Она покажет ему, что такое настоящий шотландский темперамент! Он еще долго будет с удовольствием вспоминать свое путешествие в Шотландию! Определенно грешно упускать такой шанс!

Стук по крыше машины прервал полет ее эротических фантазий. Вскрикнув от неожиданности, Мойра обернулась и увидела, что ее потенциальный сексуальный партнер подает ей знак включить мотор. Покраснев от вожделения, Мойра изучающе посмотрела на него, пытаясь представить, что бы он подумал, если бы узнал, какие она сейчас строит планы. Впрочем, он, возможно, уже догадывался о ее намерениях после всех ее прозрачных намеков.

Он подал ей знак включить двигатель, и Мойра сосредоточилась на решении первоочередной задачи, резонно рассудив, что о сексе успеет подумать и позже, когда заработает обогреватель. Она потянулась было к замку зажигания, но сообразила, что автомобиль этой модели автоматически не заведется, для запуска мотора необходимо нажать на педаль сцепления, а уж после этого повернуть ключи. В связи с этим возникла дилемма – выходить ли ей из машины наружу, чтобы вновь проникнуть в салон через переднюю дверь, или же попытаться добраться до сиденья водителя ползком. Мойра выбрала второй вариант и, согнувшись в три погибели, сумела справиться с этой проблемой.

Чрезвычайно гордая тем, что она даже не задела при этом рычаг передачи, стоявший в нейтральной позиции, Мойра с апломбом включила двигатель и посмотрела в боковое окошко. К ее разочарованию, американец, как выяснилось, уже ушел к задней части машины, чтобы расширить тоннель вокруг глушителя. Мотор с тихим ровным гулом гнал в салон через воздуходув холодный воздух. Мойра убрала руки и сунула их под мышки.

Когда стекло стало запотевать, американец опять постучал в него. Мойра начала было опускать стекло, но в зазор ворвался снежный вихрь, угрожая заполнить собой весь салон, и она поспешно закрыла окошко. Ее спутник вопреки ее опасениям не стал садиться на заднее сиденье, а поступил как истинный джентльмен – обошел вокруг автомобиля и сел на место рядом с водителем. Сердце Мойры почему-то заколотилось при этом громче и чаще.

– Я промерз до мозга костей, – захлопнув дверь, пробормотал американец и, к полному удивлению Мойры, стал раздеваться. – Вас это не шокирует? – поинтересовался он, оставшись в одной майке, вздохнул и стянул с себя через голову и майку тоже.

– Интересное шоу! – наконец сказала Мойра, рыская взглядом по его мощному бронзовому торсу, пока он сидел, повернувшись к ней спиной. – Неужели вам настолько жарко?

– Вообще-то нет, – ответил он. – Я хочу привязать майку вместо сигнального флажка к антенне.

Он снова натянул на себя свитер и надел куртку.

– На фоне снега белая ткань абсолютно не заметна, – сказала Мойра. – Так что вы напрасно стараетесь. Разумеется, если только вы не предлагаете таким образом обсудить условия капитуляции...

– Любопытная мысль, мы вернемся к ней позже, – сказал он и выбрался из машины.

Как только дверца захлопнулась, Мойра попыталась протереть рукавом запотевшее лобовое стекло, чтобы понаблюдать за дальнейшими действиями странного американца. Но оказалось, что оно не запотело изнутри, а покрылось снаружи снежным налетом. Чертыхнувшись, Мойра нажала кнопку пуска «дворников». Едва только они пришли в движение, как раздался вопль:

– Какого дьявола вы это делаете!

Он впервые позволил себе выразить вслух свое недовольство ее поведением, следовательно, чаша его терпения переполнилась. Но чем же она могла вызвать его гнев? Он не производил впечатления мужчины, которого легко вывести из душевного равновесия. Ну почему же ей так не везет в последние дни?

Мойра испуганно выключила «дворники» и взглянула в очищенное от снега стекло. Оказалось, что весь снег, который смели оконные щетки, попал ему под куртку, поскольку в момент их включения он прижимался животом к стеклу, пытаясь привязать майку к антенне. Завершив свои манипуляции, американец повернулся и куда-то пошел. Пурга мгновенно поглотила его фигуру, Мойре была видна лишь половинка майки, трепетавшей на ветру. Чем же он ее разорвал, черт побери? Неужели зубами?

Мойра снова поежилась, и опять вовсе не от озноба. Она испугалась, что разозлила незнакомца своим опрометчивым поступком и лишилась шанса обольстить его. Впрочем, успокоила тотчас же она себя, не настолько ей и приспичило отдаться ему в этой тесной малолитражке, чтобы кувыркаться на заднем сиденье, словно расшалившаяся девчонка-проказница.

Дверь внезапно открылась, и американец плюхнулся на пассажирское сиденье, обсыпав Мойру снегом. Она улыбнулась, подумав, что теперь они квиты. Он снял куртку, повесил ее на спинку кресла – и Мойра зажмурилась, сжав колени, в предвкушении нового сеанса мужского стриптиза. Если в прошлый раз она видела этого красавчика со спины, то теперь ей предстояло лицезреть его мощную грудь, восхитительно бронзовую от загара и наверняка волосатую.

Что ж, подумала она, пусть для полноценного секса здесь и тесновато, но вполне для орального. Ей вспомнилось, как он ее поцеловал, и она теснее сжала бедра, ощущая жар в промежности, и нетерпеливо заерзала на сиденье.

Шевелюра незнакомца представляла собой копну вьющихся каштановых волос, и, как ни странно, это понравилось Мойре, хотя она всегда предпочитала мужчин с аккуратными прическами. И пусть строительные рабочие и местные фермеры редко щеголяли модной стрижкой, между их грязными космами и пахнущими дорогим шампунем вьющимися волосами американца была громадная разница.

Правда, парни, жившие в окрестностях замка, проявляли невероятный энтузиазм, когда дело доходило до совокупления, и считали секс естественным и простым делом, которым приятно заняться для разнообразия в свободное от работы время. Выполнив же свой мужской долг, они тотчас же начинали говорить о чем-то насущном, как то: видах на урожай, цене на ячмень или приемах стрижки овец. Потому-то подолгу Мойра ни с одним из своих ухажеров и не встречалась. Исключением стал Джори, задержавшийся в ее постели на полгода благодаря своей редкой обаятельности избалованного ребенка и поразительному прямодушию.

Но за своей внешностью Джори следил очень тщательно, потому что работал в пабе, и носил аккуратную прическу. Волосы же американца, достигавшие плеч, напоминали прически красавцев с обложек иллюстрированных журналов – обычно эти загорелые мускулистые парни скользили на досках для серфинга по волнам океана, набегающим на песчаный калифорнийский пляж. Быть может, и этот мужчина относится к категории профессиональных бездельников, прожигающих свою жизнь на курортах? Откуда у него такой загар и выгоревшие на солнце каштановые волосы?

Его прекрасная спортивная фигура полностью соответствовала такому типажу. Но его проницательный, мудрый взгляд и грамотная, отчетливая речь выдавали в нем эрудированного, образованного человека. Мойра готова была побиться об заклад, что под его пышной шевелюрой скрывается умная голова, а не баранья башка.

– А куда вы подевали свою парку? – обернувшись, спросил он.

Мойра ответила бы ему, не будь она занята разглядыванием его шеи. Ее глаза уже привыкли к слабому освещению салона, поэтому экстравагантное ожерелье на ней она видела отчетливо. Заурядный убийца вряд ли надел бы его – подобные украшения носили только людоеды. Мойру охватил ужас.

Перехватив ее испуганный взгляд, он широко улыбнулся, продемонстрировав ей свои крепкие жемчужно-белые зубы, и пояснил:

– Эти бусы сделаны из зубов крокодила.

– А я подумала, что это зубы акулы, – пролепетала Мойра, побледнев как мел. – Это ваш амулет?

– Да, вы угадали, – сделав серьезное лицо, подтвердил американец. – Его подарил мне шаман одного языческого племени, как оберег от чар моих недругов и недоброжелателей. В тот же вечер я получил возможность убедиться в действенности этого подарка – лишь благодаря ему дикари не съели меня на ужин. Вот с тех пор я его никогда и не снимаю в течение уже пяти лет.

Мойра настолько растерялась, что даже не нашлась что ответить. Расскажи ей такое другой человек, она подумала бы, что он морочит ей голову. Но этому мужчине, говорившему невероятные вещи так искренне и непринужденно, она поверила и потому сказала, глядя ему в глаза:

– Пожалуй, я бы тоже не стала его снимать.

– Фактически он был изготовлен в течение вечера шестью самыми красивыми девушками этого племени, дочерями вождя. Разумеется, все они были девственницами, – с ухмылкой добавил американец. – Они сплели ожерелье прямо на моей шее, пока я беседовал с шаманом и вождем.

– Вы рассказываете потрясающие истории! – выдохнула Мойра.

– Честно говоря, тогда я еще не понимал, что именно они делают со мной и с какой целью, – сказал он. – Весь процесс изготовления амулета занял несколько часов. Я чуть не умер.

– Так вот почему он выглядит на вас безупречно! – сказала Мойра, проникаясь к собеседнику искренним сочувствием. Нужно было обладать завидным мужеством, чтобы невозмутимо стерпеть этот жуткий обряд варварского племени. Амулет плотно, как ошейник, обхватывал шею своего владельца и подчеркивал его физическую мощь. Мойра с трудом подавила желание поерзать на сиденье, вдруг представив себе своего визави в набедренной повязке, с боевой раскраской на лице и в окружении очаровательных аборигенок, которые плетут своими ловкими пальчиками изящную удавку прямо у него на шее. Как, однако, это эротично! Вожделение стало медленно расползаться по ее телу.

Словно бы угадав ее мысли, рассказчик произнес:

– Попытайтесь представить себя на моем месте, и вы поймете, что испытывает человек, сидящий в хижине вождя дикого племени и глядящий на большую, заполненную тлеющими угольками яму, вполне пригодную для того, чтобы зажарить либо целого быка, либо его самого. У меня тогда вся моя прожитая жизнь воскресла в памяти.

– Не хотелось бы мне оказаться на вашем месте, – сказала Мойра, потирая ладони.

Глаза рассказчика в этот момент сверкали, как угольки, возбуждая в ней страстное желание прильнуть к нему всем телом и окончательно согреться в его объятиях. Он вздохнул, покачал головой и произнес:

– Это был еще тот денек!

– Но с тех пор прошло пять лет, – сказала Мойра, тщетно пытаясь вернуть их беседе оттенок естественности. Начавшийся вполне буднично и непринужденно, разговор вдруг обрел пугающий мистический флер, усугублявший ее нервозность. – Почему вы продолжаете носить это ожерелье? Снимите его наконец!

– Если я разрежу его основу, то мою душу растерзают злые духи, – ответил американец. – Поверьте, если бы вы видели их изображение на стенах жилищ тех славных людоедов, то не торопились бы расстаться с их подарком. Ничего не поделаешь, приходится мириться с издержками профессии. – Он рассмеялся.

Из воздуходува хлынуло желанное тепло, и в пальцах ног Мойры возникло приятное покалывание, дополнившее другие, не менее пикантные, ощущения в интимных частях ее тела. Тревога о том, что им не хватит бензина, чтобы худо-бедно продержаться до утра, пока их не выручит какой-нибудь добрый самаритянин, исчезла из ее сердца. Женская интуиция подсказывала ей, что она не замерзнет, пока будет видеть лучистые глаза своего собеседника. Она вздохнула и сказала:

– Значит, вы все-таки не так безрассудны, как ваш коллега Индиана Джонс? У того, по-моему, вообще снесло крышу, коль скоро он пускался в такие рискованные авантюры.

– Снесло крышу? Забавное выражение, впервые его слышу. – Американец снова рассмеялся. – Вам нравятся наши приключенческие фильмы? Вы, наверное, любите путешествовать и увлекаетесь серфингом. Я угадал? Ну, что же вы замолчали?

Мойра почувствовала, что густо покраснела, и потупилась, забыв, что в полумраке не видно ни ее пылающих щечек, ни веснушек на ее носике, которых она стеснялась.

– Расскажите, где вы уже побывали! – не унимался американец.

Он тряхнул головой, и его волнистые локоны с легким шуршанием рассыпались по плечам. Тусклое освещение салона не позволяло Мойре видеть выражение его лица и угадывать его мысли и настроение. Он все еще оставался для нее загадкой, и это ее огорчало, потому что он успел пробудить в ней любопытство к своей неординарной персоне. В отличие от нее сам он явно не нуждался в дополнительном освещении, чтобы безошибочно определить, что у нее на уме. И это уже начинало ее бесить.

Вдобавок ко всему он скрестил руки на груди, чем окончательно лишил ее способности рассуждать спокойно и трезво. Его мускулистые и широкие плечи воскрешали в ее памяти прекрасные мгновения их мимолетного поцелуя, пробуждали в ней все новые и новые грешные желания. Взгляд Мойры скользнул по его пальцам, и она даже снова заерзала на сиденье, явственно ощутив их прикосновение к своему телу. Высокие и сильные мужчины с большими руками всегда были предметом ее вожделения.

Мойра поймала себя на том, что бесстыдно пялится на американца, раскрыв рот, и покраснела еще больше. Но ведь он тоже не сводил с нее пристального взгляда, разве не так? Впрочем, он скорее разглядывал ее вовсе не как объект своих низменных устремлений, а как ученый, увидевший любопытный экземпляр, достойный занять место в его обширной коллекции. Мойра прислонилась спиной к двери и задумчиво устремила свой взгляд на лобовое стекло, уже давно запорошенное снегом.

– Вы бывали в Америке? – снова спросил американец, словно бы и не было никакого тягостного молчания, низким, но звучным голосом, который наверняка порадовал бы ценителей оперных арий, исполняемых баритоном.

Мойру, во всяком случае, его чистый и звучный голос поверг в необычайное волнение, она снова принялась нервно потирать ладони и ерзать на сиденье, с ужасом чувствуя, как увлажняется ее промежность и твердеют соски грудей. Впрочем, все это вполне могло быть следствием переутомления...

– Нет, мне, к сожалению, не довелось побывать в Штатах, – как можно более непринужденно проворковала наконец она, призвав на помощь все свое актерское мастерство. – И серфингом я тоже не увлекаюсь, не говоря уже о том, что не разыскиваю потерянные сокровища. – Она поджала под себя ноги и обхватила руками колени, пытаясь поудобнее устроиться в маленьком кресле.

Конечно, было бы гораздо лучше улечься на заднем сиденье, однако она не осмеливалась туда перебраться, опасаясь, что заденет при этом рычаг переключения передачи, торчащий между сиденьями водителя и пассажира. Да и вообще гость имел больше прав на удобства, тем более что он разгребал снег, чтобы они могли согреться. Но если уж быть совсем практичными, то им следовало бы расположиться на заднем сиденье вдвоем, плотно прижавшись друг к другу и таким образом сохраняя тепло своих тел. А почему бы и не подать ему такую идею?

Осуществить свою смелую задумку Мойре помешала внезапно охватившая ее робость. Не имея времени для размышлений над причиной такой смены настроения, она сочла благоразумным не думать пока об удобном заднем сиденье, изменила положение тела и спросила:

– А как случилось, что вы вошли в тесный контакт с людоедами?

– Видите ли, по профессии я антрополог, работаю вместе с археологами, ведущими раскопки в местах обитания индейцев майя. Оплачивает исследования университет Мехико. Меня пригласили как специалиста по истории этого народа, по роду своей деятельности мне приходится бывать в самых глухих уголках Центральной Америки, населенных дикарями.

– Это не самое спокойное место в мире, – заметила Мойра.

– Как я уже сказал, риск является неотъемлемой составляющей моей профессии. В этой части земного шара путешественника действительно поджидает множество опасностей. И не столько со стороны местных племен, сколько со стороны наркоторговцев и беспринципных политических интриганов.

– А чем именно занимается в экспедиции антрополог? Он ведь не участвует непосредственно в раскопках. Какова же его роль?

– Естественно, я не работаю киркой и лопатой. Моя задача – выяснить, как использовались найденные предметы, насколько они были распространены в данной цивилизации, передавались ли секреты их изготовления из поколения в поколение. Артефакты способны пролить свет на многие темные отрезки истории, поведать нам много интересного о жизни и смерти людей из разных слоев древнего общества. Я могу рассказывать об этом часами. Вы уверены, что вам интересна эта тема?

– Кажется, нам будет больше нечем заняться в ближайшие восемь – десять часов, – пожав плечами, сказала Мойра.

С каждой минутой ее все сильнее тянуло к этому уверенному в себе, общительному и чертовски привлекательному мужчине, наверняка вскружившему голову уже не одной доверчивой простушке своими заумными разговорами.

– Отчего же? – с подкупающей легкостью возразил он. – Можно заняться и чем-нибудь поинтереснее.

И тотчас же в их ироническую дружественную болтовню вторглась ощутимая сексуальная напряженность. Мойре снова подумалось, что хорошо было бы перебраться на заднее сиденье. Устроившись на нем, они бы наверняка быстрее вернулись в тот игривый настрой, который спонтанно возник у них обоих, пока они еще не сели в машину. Интуиция нашептывала ей, что американец – парень смекалистый и сам догадается, что надо делать. Никакой угрозы от него пока не исходило, а жутковатое ожерелье из зубов крокодила у него на шее странным образом успокаивало ее, вероятно, потому, что ей импонировала его наивная вера в чудодейственную силу амулета.

– Значит, вам доводилось бывать в таких дебрях, о которых я, наверное, и понятия не имею? – спросила она, чтобы потянуть время, хотя прежде не могла упрекнуть себя в нерешительности. Впрочем, и богатого опыта склонения незнакомцев к мимолетному интимному экспромту у нее тоже не было. – Эти майя, судя по всему, были легки на подъем и забирались к черту на кулички. Неужели они добрались и до наших гор?

– Вы были бы безмерно удивлены, если бы узнали, насколько далеко простиралось их влияние. Но сюда меня привели совершенно другие интересы, не связанные с моей профессией.

Уточнять, что именно стало причиной его приезда в Шотландию, он не стал, выяснять же это Мойра не решилась, во всяком случае, воздержалась от прямых вопросов об этом. Хотя ее и разбирало любопытство. Она поджала колени к подбородку, плотнее обхватила их руками и спросила:

– Значит, вы здесь впервые?

– Мне довелось участвовать в раскопках в Уэльсе, когда я был еще студентом. Но с тех пор я больше здесь не был, вернее, до самой Шотландии я тогда так и не добрался. – Он потянулся, почесал рукой спину и, поймав ее взгляд, добавил: – Без майки свитер немного колется, шерсть грубовата.

Мойру так и подмывало подсказать ему простое и незатейливое решение этой проблемы. Но она сумела попридержать язык. Труднее было отвести взгляд от его мускулистых рук и мощной груди, мышцы которой так и играли под черным вязаным свитером. Сделав невинное лицо, она заметила:

– Жаль, что ваша дорожная сумка в багажнике и вы не можете надеть сменную майку.

Это было ложью чистой воды, в действительности ей хотелось видеть его обнаженным.

– Пустяки, – пожав плечами, сказал он. – Как-нибудь обойдусь, я привык одеваться свободно, чтобы не потеть.

После таких слов у Мойры возникло желание отдаться ему немедленно. Она даже прикусила язык, чтобы совладать с вожделением и не наговорить лишнего. Что-то удерживало ее от поспешных шагов, хотя явных причин для сомнений в его готовности поддержать ее порыв она не усматривала. Ведь не отверг же он ее первые прозрачные намеки и игривые поползновения! В конце концов, они же оба взрослые люди, располагающие приличным запасом свободного времени. Так почему бы им и не пошалить в свое удовольствие?

– Вы, наверное, привыкли жить в странах с мягким климатом, – промолвила она ради поддержания разговора.

– Я бы не сказал, что в Чаккобене всегда прекрасная погода, – усмехнувшись, ответил он. – Однако я предпочитаю быть покусанным комарами, а не страдать от мороза.

– А вот я терпеть не могу всяких кровососов, особенно таких, от которых трудно избавиться, – сказала Мойра. – Надеюсь, вы меня понимаете?

Он рассмеялся, она хихикнула, и они надолго умолкли.

Тишина, воцарившаяся в салоне, была пронизана эротическим томлением. Наконец американец промолвил, покосившись на запотевшее окошко:

– Пожалуй, пора проверить, не забилась ли снегом выхлопная труба.

– Надо приоткрыть окно на всякий случай, – сказала она.

– Это лучше сделать, когда я вернусь, – сказал он.

– Пожалуй, мне тоже будет полезно размять ноги, – сказала Мойра и, спустив ноги с сиденья, стала поворачиваться, чтобы выйти из машины. Американец наклонился к ней и дотронулся до ее руки. Она замерла и затаила дыхание, млея от прикосновения его пальцев. Он легонько сжал ее запястье и проникновенно промолвил своим густым баритоном:

– Только не надо мне помогать, я вполне справлюсь со снегом один и постараюсь ничего себе не отморозить при этом. А вам рекомендую не рисковать, прохаживаясь на ледяном ветру, а устроиться поудобнее на заднем сиденье, расслабиться и вздремнуть.

– Так будет нечестно! Ведь это же ваша машина, и вы гораздо выше меня! – возразила Мойра.

– Машина не моя, а взятая напрокат, – поправил он ее. – У меня вообще нет собственного автомобиля.

– Но у вас же есть права, верно? – удивленно воскликнула она. – Почему же тогда нет своей машины?

– В экспедициях она мне не нужна. Но вас, похоже, больше тревожит, насколько хорошо я управляю автомобилем. Не стану скрывать, я давно уже не водил машину с левым расположением рычага передачи. Но в сегодняшнем дорожном происшествии мы оба виноваты в равной мере. Вы согласны?

– Вы так и не ответили, имеются ли у вас водительские права, – не унималась Мойра.

Он наклонился к ней еще ближе, чтобы надеть на себя куртку, и сказал, согревая ее своим дыханием:

– Возможно, меня и нельзя назвать аккуратистом, никогда не нарушающим правила безопасности, но я никогда не теряю головы, если вас именно это беспокоит.

Мойре внезапно померещилось, что они обсуждают вовсе не его умение управлять автомобилем, а совершенно другие навыки, тоже требующие сноровки и решительности. Она облизнула губы, непроизвольно вытягивающиеся для поцелуя, и сказала:

– Что ж, в некоторых обстоятельствах мужчина вправе потерять голову...




Глава 7


Эта шотландка была бесподобна! Принадлежи он к тому типу мужчин, которые, прежде чем отправиться в отпуск, в деталях обдумывают свой воображаемый курортный роман, таким несуразным его сценарием он, разумеется, не удовлетворился бы. Но коль скоро вся жизнь по сути была хитросплетением замысловатых сюжетов, ярчайшим примером одного из которых мог бы служить его визит в Шотландию вкупе со своей подоплекой, то жаловаться на внезапно преподнесенный ему судьбой-злодейкой суррогат идеального романтического знакомства с прекрасной аборигенкой Таггарт не собирался.

Добродушно улыбнувшись, он промолвил:

– Чем, как не промыслом небес, возможно объяснить эту невероятную встречу? А может, я обязан ей капризу Снежной королевы?

Она расхохоталась и ответила:

– Что-то не припоминаю, чтобы нам с вами доводилось встречаться в Париже, как Айльзе и Рику, на которых вы намекаете.

– Портовым кабаком в Марокко заснеженный горный перевал тоже не назовешь, я всего лишь попытался выразиться образно, в подражание «Касабланке» Томаса Мура. Как вы догадались, – сказал Таггарт, рассматривая веснушки на ее вздернутом носике и миндалевидные глаза, сверкающие задором. Оторваться от них ему никак не удавалось, хотя он и должен был выбраться наружу и проверить, не завалило ли снегом выхлопную трубу.

Мойра накрыла рукой его руку, лежащую у нее на плече, и с жаром произнесла:

– Как я уже говорила, мне в последние дни дьявольски не везло. Не стану утомлять вас рассказом обо всех свалившихся на меня бедах, все они блекнут в сравнении с тем, что я чуть было не кувырнулась в пропасть с обрыва. Согласитесь, не каждому удается обмануть смерть. Но эта злодейка все равно прибрала бы меня к себе, если бы вас не послал мне на выручку Бог. Но так или иначе, я приношу вам свои извинения за все причиненные вам неудобства и... – Она вдруг умолкла.

– Иными словами, вы хотите сказать, что рады возможности переночевать вместе со мной в этой машине, – договорил за нее Таггарт, заметив ямочки на ее щечках, румяных, как сочные спелые яблочки. Эта приятная деталь ее внешности подстегнула его желание познакомиться с ней поближе.

– Вы правильно угадали мои мысли, – сказала она, захлопав глазами. – Я считаю вас своим ангелом-спасителем.

С трудом сдержав охватившее его желание обнять ее и поцеловать в сладкие губы, Таггарт сказал, стараясь не смотреть на заднее сиденье:

– К тому же и плату за номер со старыми скрипучими кроватями, матрацы которых не выдерживают никакой критики, частенько необоснованно завышают. Сиденья же в этом автомобиле достаточно упругие и комфортабельные.

Он пытался плавно перевести процесс ухаживания за непредсказуемой дочерью гор из фазы легкого флирта в логический финал. Это требовало от него изящества и ловкости завзятого ловеласа, однако таковым он себя не считал. Его сексуальную жизнь можно было назвать с некоторой натяжкой спорадической. Продолжительное пребывание в дикой местности приучило его к осторожности и осмотрительности. Да и род его деятельности оказал определенное влияние на его отношение к половому вопросу. Как и в своей работе, он руководствовался в выборе партнерши доводами рассудка и личным предпочтением. Суетиться и довольствоваться чем придется было не в его натуре. Он был вправе гордиться тем, что имеет именно то, чего ему хочется, а не идет на поводу у зова природы.

К своему огорчению, Таггарт в последнее время стал замечать, что частые перелеты и смена климатических поясов идут ему не на пользу. Пока еще он особенно не жаловался на свое здоровье, но порой организм вдруг давал сбои, что не могло его, как человека разумного, не настораживать. Пора было вернуть свою сексуальную жизнь в нормальное русло, и в этом свете представившийся ему уникальный шанс обретал разумное обоснование. Он остро нуждался в психологической разрядке и положительных эмоциях именно сейчас, в начале своего долгожданного отпуска, использовать который он собирался с максимальной пользой. Ведь известно, что хорошее начало любого дела – залог его успеха.

Поэтому он изо всех сил старался не думать о своем разговоре перед отлетом в Глазго с Манни Ортегой, директором нового проекта, в котором он должен был участвовать. Известие о смерти отца вынудило Таггарта взять отпуск за свой счет, к своим обязанностям он рассчитывал вернуться после похорон, то есть до Нового года, однако задержался в своем имении до конца января. Упрашивать начальника продлить ему отпуск еще на месяц было весьма дерзко и рискованно. Манни пришел в ярость, услышав его просьбу, и пригрозил ему разрывом контракта, если через две недели он не прибудет к месту раскопок. Таггарт не стал с ним спорить и принял эти условия, хотя вовсе не был уверен, что завершит свои дела в Шотландии в срок. Ведь там ему предстояло не только докопаться до истоков своего происхождения, но и заглянуть в глубь своего сердца, а это исследование могло затянуться и на месяц, и до конца зимы.

– Судя потому немногому, что вы поведали мне о своей работе, – сказала Мойра, поглаживая пальцами его руку, – вам доводилось ночевать и в более суровых, чем нынешние, условиях.

– Нынешние условия можно назвать наиболее стесненными и холодными, – уточнил Таггарт. – В связи с чем я должен либо выйти из машины и взглянуть на глушитель, либо снять свою мокрую куртку. – Он выразительно посмотрел на нее и прищурился.

– Мое слово в данном случае является решающим? – Она улыбнулась.

Таггарт рассмеялся и внезапно зевнул, к удивлению Мойры.

– Простите, сказывается смена климатических поясов, – торопливо заметил он. – Я в пути вот уже почти сутки, немного притомился, знаете ли. А здесь становится душно...

Мойру вдруг обдало внутренним жаром. Сдвинув колени, она шумно вздохнула и провела ладонью по его колючей щеке. И тотчас же кровь побежала в его жилах быстрее, наполняя силой его мужское естество. Сон у него как рукой сняло. Но Мойра грудным голосом сказала:

– Вам лучше прилечь на заднее сиденье и вздремнуть. Я сама проверю, не засыпало ли снегом выхлопную трубу. Мне это не в тягость, я ведь сова. – Она дотронулась пальцем до его подбородка и снова глубоко вздохнула.

Он инстинктивно взял ее за хрупкое запястье и поцеловал ее ладонь. Мойра затрепетала и затаила дыхание, слегка раскрыв рот. Он понял, чего она от него хочет, и взглянул на ее пухлые манящие губы. Мойра облизнула их розовым язычком.

– Надо обязательно сходить проверить глушитель, – осевшим голосом произнес Таггарт, сам того не ожидая. – А потом попробуем улечься на заднем сиденье вдвоем, так нам будет уютнее и теплее.

– Обожаю практичных мужчин, – выдохнула в ответ Мойра, почти касаясь губами его подбородка.

– Не понимаю, почему мне кажется, что мы знакомы уже целую вечность, – прошептал Таггарт и поцеловал ее в губы.

В отличие от предыдущего этот поцелуй затянулся надолго. Теплые губы шотландки показались ему медовыми, и он не мог от них оторваться, вдруг утратив остатки самообладания и здравомыслия. Мгновенно возникшая у него мощная эрекция, однако, свидетельствовала, что он постулает правильно. Его внутренний голос нашептывал ему, что не следует останавливаться на достигнутом, нужно идти дальше.

Она запустила пальцы в его шевелюру и вцепилась ноготками ему в скальп. Он подумал, что она сходит с ума. Она тотчас же подтвердила догадку, впившись в его губы всем своим горячим ртом, словно хотела поглотить его целиком. Поцелуй стал напоминать схватку двух голодных людоедов, но Таггарта это не пугало, он знал, что амулет его спасет. Салон автомобиля наполнился энергией вожделения.

Давно уже не целовавший женщину, Таггарт наверстывал упущенное, не задумываясь о том, чем закончится этот эротический поединок. Его мужское естество властно требовало непосредственного контакта с телом пылкой дуэлянтки. И, повинуясь зову природы, Таггарт откинулся на спину, увлекая Мойру за собой. Она прижалась к его бедрам и животу всем телом, чтобы не соскользнуть на пол, и для устойчивости уперлась одним коленом в его промежность. Однако маленькие неудобства не охладили пыл американца. Он стал снимать с нее блузку. Подавшись вперед, шотландка прошептала:

– Лучше сразу перебраться на заднее сиденье!

– Да, вы правы, – прохрипел он. – Мы так и поступим, вот только...

Мойра не дала ему закончить, запечатав ему рот поцелуем и надавив на мошонку коленом. Таггарт понял, что теперь не время мечтать о комфорте, и стал стягивать с себя свитер. Мойра осталась в одном шелковом бюстгальтере, соски встали торчком и грозились проделать в нем дырку. Это настолько восхитило Таггарта, что он привлек ее к себе обеими руками и принялся покрывать ее поцелуями, шепча:

– Вы богиня!

– Право же, вы мне льстите, – хихикнув, выдохнула она. – Я самая обыкновенная провинциалка, к тому же еще веснушчатая... – Она умолкла, услышав щелчок расстегнувшейся застежки бюстгальтера, и напряглась, охваченная сладким предчувствием.

Он слегка приподнял ее, чтобы бретельки соскользнули с ее молочно-белых плеч, и воскликнул, глядя на ее великолепные груди с торчащими сосками:

– Ваши веснушки я готов целовать всю ночь напролет! Но сперва я должен утолить голод!

Он с рычанием впился ртом в сосок. Она запрокинула голову, издав легкий стон. Он принялся теребить ее второй сосок, сжав его двумя пальцами. Она пришла в полнейший восторг и томно промолвила:

– Ах, как это приятно! Признайтесь, вас этому обучили папуаски? Ведь вы, наверное, порой резвились с ними?

Он рассмеялся, поцеловал ее второй сосок и ответил:

– Дело в том, что в джунглях душно и жарко. Резвятся там обезьяны, аборигены же предпочитают не делать лишних телодвижений, чтобы не потеть. Поэтому и одежды на туземках значительно меньше, чем на европейских женщинах, и темперамент их гораздо горячей, и нравы там царят более свободные, чем в Америке или в Европе. В общем, обычно они сразу же приступают к делу, когда занимаются сексом, не тратя энергию и время на раздевание и предварительные ласки. Здесь же, в условиях сурового климата, без разогревающего массажа трудно обойтись.

– Кажется, мне становится жарко, – сказала Мойра, лукаво взглянув на него из-под полуопущенных ресниц, и расстегнула ремень на своих брюках. – Не лучше ли нам переместиться в более просторную половину салона?

– Гениальная идея! – воскликнул Таггарт, любуясь ее румяными щечками и сверкающими глазами. – Как истинный джентльмен, я пропускаю вас вперед.

Мойра встала коленями на сиденье и перекинула ногу через спинку кресла водителя. Таггарт ненавязчиво помог ей завершить опасный маневр, поддержав руками ее бюст. Плюхнувшись на заднее сиденье, Мойра перевела дух и сказала, снимая бюстгальтер:

– Вы настоящий рыцарь! Вот только дама вам попалась такая же грациозная, как танцующая бегемотиха.

– Танцев гиппопотамов мне наблюдать, к сожалению, не доводилось, – сказал американец, – но я точно знаю, что свои брачные церемонии они предпочитают совершать в воде.

– Видимо, чтобы одновременно и помыться, – иронично заметила Мойра, разглядывая его могучий обнаженный торс.

Он бросил свой свитер и зачем-то накинул на плечи мокрую куртку.

– Что вы собираетесь делать в таком виде? – спросила у него Мойра.

– Выскочить из машины и снова забраться в нее через заднюю дверь, – невозмутимо объяснил он. – Не хочу уподобляться слону, попавшему в посудную лавку, пытаясь повторить ваш трюк. А вы тем временем расстелите, пожалуйста, что-нибудь на сиденье. Ведь так нам будет и теплее, и удобнее, верно?

Он взглянул на нее и обомлел.

Она приняла выразительную позу, откинувшись на спинку сиденья и поставив на него ногу, согнутую в колене. Густые локоны рассыпались по ее голым плечам, живот она прикрыла чем-то из одежды, что делало ее необычайно сексуальной. Всем своим раскрепощенным видом она словно бы опровергала утверждение Таггарта об удивительной доступности женщин из племени людоедов, подаривших ему на память оригинальный амулет.

Она облизнула губы, прищурилась и спросила:

– Почему вы так странно смотрите на меня? Уж не собираетесь ли съесть меня живьем?

Таггарт понял, что медлить больше нельзя, иначе она подумает, что он законченный идиот, и спросил, в свою очередь:

– По-вашему, это дурной тон? Или вы беспокоитесь о моем здоровье? Не волнуйтесь, я даже не поперхнусь.

Она рассмеялась и в тон ему промолвила:

– Пожалуй, быть проглоченной целиком все же лучше, чем разрубленной на куски и сваренной в закопченном горшке.

– Это вам не грозит, я пока еще не настолько одичал, – продолжая шутить, сказал Таггарт, однако не стал говорить, что жарко ей все равно будет, когда он насадит ее на свой шампур. – Я достаточно цивилизованный человек.

– Следовательно, вы гарантируете мне безопасность? – вскинув бровь, многозначительно спросила она.

Смекнув, к чему она клонит, он покраснел, хотя с ним редко случалось такое в последнее время. Вынужденный в силу профессии иметь дело со своими коллегами, опростившимися в суровых походных условиях и не заботившимися особенно о соблюдении правил приличия, занимаясь сексом, он уже давно не смущался ни двусмысленных вопросов, ни прозрачных намеков, ни вульгарных жестов, ни бесстыдных поз. Как удавалось этой Снежной королеве заставать его врасплох и обескураживать, было для него загадкой. Однако это его радовало, так как разгадывание головоломок было его призванием и в этом деле он изрядно поднаторел. Не будь он наделен смекалкой, вряд ли бы выжил в тропических лесах, кишащих опасными тварями и кровожадными дикарями.

– Да будет вам известно, моя чудесная шотландская аборигенка, – скорчив глубокомысленную мину, произнес он, – что в связи со своим кочевым образом жизни я регулярно прохожу тщательнейшее медицинское обследование, когда приезжаю в Штаты, и подвергаюсь вакцинации от всех известных человечеству тропических болезней. Мои работодатели весьма требовательны в этом плане. К слову сказать, лично я убежден, что они руководствуются не столько заботой о здоровье своих сотрудников, сколько соответствующим параграфом условий страхования.

Его слушательница удовлетворенно кивнула и широко улыбнулась, однако промолчала. Таггарт взглянул на ее ангельское лицо и спросил:

– Вы ничего не хотите больше сказать?

– Вы самый удивительный мужчина, которого мне доводилось встречать, – сказала она. – А ведь я не всю свою жизнь провела в провинциальной глубинке, я весьма продолжительное время жила в большом городе, училась в университете... – Мойра передернула голыми плечиками и подытожила: – В общем, я вами совершенно очарована!

– И я вами тоже! – сказал Таггарт неожиданно для себя.

При этих его словах лицо шотландки просветлело, и Таггарту показалось, что он покорен ею совершенно. И еще его мужская интуиция подсказывала ему, что она готова подкрепить свое признание, занявшись с ним сексом.

– Продолжая затронутую вами медицинскую тему, – сказала прекрасная фея, – хочу сообщить вам, что о своем здоровье я забочусь лично и регулярно посещаю своего врача для профилактики. Помните девиз скаутов? Будь готов! – Она наклонилась к спинке переднего сиденья, облокотилась на нее и спросила без обиняков: – У вас есть с собой презервативы?

– Честно говоря, – сгорая со стыда, признался Таггарт, – я несколько одичал, проводя большую часть своего времени в прериях, и стал забывчив. Однако в принципе я предусмотрительный человек и предпочитаю не подвергать себя риску.

– Нечто в этом роде я от вас уже слышала, – сказала Мойра, складывая руки и подпирая ими подбородок.

Он внимательно посмотрел на нее и спросил, в свою очередь:

– А вам не кажется странным, что мы беседуем о сексе, хотя даже не представились друг другу?

– Я уже думала об этом, когда вы разгребали метлой снег вокруг багажника, – сказала шотландка. – И так и не смогла решить, хорошо это или нет, что мы толком так и не познакомились. Как вроде бы заманчиво вступить в интимную связь с таинственным чужестранцем и расстаться с ним наутро, когда стихнет вьюга! Но ведь не менее романтично было бы и попытаться удовлетворить свое ненасытное любопытство и узнать о вас как можно больше, чтобы потом, после неизбежной разлуки, еще долго предаваться сентиментальным воспоминаниям! Только не подумайте, что я на что-то намекаю, нет, я понимаю, что вы здесь проездом. И меня это даже устраивает, поскольку освобождает от каких-либо обязательств. Ведь будь мы обременены ими, я бы не вела себя с вами так фривольно и легкомысленно. Но коль скоро, пути наши навсегда разойдутся, я вправе позволить себе маленькое сумасбродство.

– Вы говорите чрезвычайно любопытные вещи и с каждой минутой все больше меня заинтриговываете! – воскликнул Таггарт. – Если бы вы только могли себе представить, как я благодарен фортуне за нашу встречу! Вы настоящий подарок небес!

– Я и сама это знаю, – кокетливо улыбаясь, проворковала проказница без лишней скромности. – Однако вернемся к дилемме, перед которой я оказалась. Не стану спорить, покров таинственности всегда возбуждает. Однако если бы я узнала о вас больше, то в дальнейшем имела бы возможность воскрешать эту встречу в своих эротических фантазиях... Понимаете, одинокой девушке порой бывает очень трудно уснуть, не предавшись розовым грезам о любовном свидании со своим воображаемым рыцарем... Взрослым тоже нужны колыбельные...

– Вы всегда бываете так прямолинейны с понравившимися вам мужчинами? – рассмеявшись, спросил Таггарт.

Она обворожительно ухмыльнулась, самоуверенно, однако не надменно, и ответила без экивоков:

– Я терпеть не могу ходить вокруг да около. Жизнь слишком коротка, чтобы размениваться на лицемерие. Я всегда предпочитаю брать быка за рога. Это помогает мне выкроить больше времени для удовольствия.

Таггарт поймал ртом ее пальцы и сладострастно их облизал, сожалея, что полумрак мешает ему увидеть в деталях, как трепещут от вожделения ее ноздри и твердеют соски, жаждущие новых жарких поцелуев, – его поцелуев, черт побери! Как же случилось, что он так долго лишал себя бесхитростного удовольствия вселять в женщину страсть, обделял себя простой радостью наблюдать, как остро она реагирует на легкое прикосновение к ней желанного мужчины, трепещет от звука его голоса, цепенеет и млеет, когда он ее целует?

Конечно, не мог он теперь припомнить и того, чтобы вот так же напряженно когда-нибудь отслеживал эти мельчайшие женские реакции, чутко улавливал каждый судорожный вздох, замечал инстинктивное сжимание напряженных бедер, отягченных расползающейся по ним похотью.

Нет, разумеется, он вовсе не уподоблялся в сексе быку, чуждающемуся сантиментов перед случкой. Просто ни одной из его подружек не было дано пробудить в нем желание подмечать эти милые пустяки. Только одна горная фея, сосватанная ему вьюгой, сумела напрячь все органы его чувств, а не только причинное место, выпирающее из штанов.

Он прекратил слюнявить ее пальчики, нащупал рукой на двери рычажок, опустил стекло и выглянул наружу. Убедившись, что над выхлопной трубой не образовался сугроб, он закрыл окошко, дотянулся до бардачка и вынул оттуда бумажник, в котором должен был сохраниться один пакетик с презервативом.

И действительно, упаковка лежала на прежнем месте, за карточкой социального страхования. Шотландка выхватила драгоценную находку из его рук и с улыбкой проворковала:

– Тому, кто много путешествует, нужно быть более предусмотрительным...

Он снова рассмеялся, поймав себя на том, что еще никогда так не веселился перед совокуплением, и ответил:

– Непременно приму ваш совет к сведению. Но пока придется утешиться тем, что имеем.

Не медля более ни секунды, он скинул с себя куртку, отшвырнул ее в сторону и с поразительной ловкостью перебрался к радостно визжащей спутнице, готовой оказать ему самый радушный прием.




Глава 8


Прыть, проявленная американцем во время этого маневра, повергла Мойру в легкое изумление. Но еще больше она была удивлена тем, что он умудрился переместить свое крупное тело в заднюю половину малолитражки, не получив при этом никаких повреждений. Однако замешательство ее длилось всего несколько мгновений. Как только он усадил ее к себе на колени, она позабыла обо всем на свете, даже о свитерах, выпавших у нее из рук, и вытаращила глаза на его широкие плечи и мускулистую грудь. Единственная дилемма, волновавшая ее в этот момент, заключалась в том, чтобы решить: проявить ли инициативу самой либо уступить ее партнеру.

Жаль, что все прочие дилеммы, с которыми она сталкивалась в жизни, не были столь же трудно разрешимы.

– Какое восхитительно гладкое у вас тело, какая бархатистая кожа! – сжав пальцами ее талию, воскликнул американец, невольно избавив ее тем самым от необходимости сделать выбор.

– Мне приятно это слышать, – выдохнула она и тихонько застонала, когда он погладил ее по груди. – Но в этом нет моей заслуги, такой уж я родилась, – добавила она, млея от тепла его больших ладоней и чудес, которые вытворяли с ней его длинные сильные пальцы.

Ее соски набухли и отвердели, требуя немедленного внимания к себе. Не менее настоятельными были и требования той части его мужского естества, на которой она сидела, подобно всаднику в седле, готовая содрогнуться в оргазме от малейшей стимуляции. Решив не торопить развязку, Мойра выпятила грудь и уперлась руками ему в колени, как бы приглашая тем самым его сделать с ней нечто более ощутимое.

При этом ее продолжали терзать противоречивые желания: низ ее живота жаждал мощного натиска, в то время как разум хотел оттянуть неминуемую капитуляцию.

Тем временем американец обнял ее одной рукой за талию, а другой принялся ласкать ее грудь и легонько подергивать за тугой торчащий сосок. Это было восхитительно.

Стоны Мойры становились все бесстыднее и громче. Уступая мольбам нижней половины тела, она стала тереться промежностью о его бедро. Ободренный таким поощрением, он припал ртом к другому соску и стал его жадно сосать. В ответ Мойра с удовлетворением воскликнула:

– Я готова умереть от одних лишь ваших ласк!

– Не раньше, чем я вам это позволю, – возразил он, оторвавшись от соска. – Иначе кто же утешит меня в моем горе?

Она рассмеялась, как расшалившаяся вакханка, и выдохнула в ответ:

– Тогда пользуйтесь моей добротой, пока я еще не вознеслась к небесам. Будьте смелее!

– Дельный совет... – промурлыкал он и стал дразнить ее соски кончиком языка. – Я не премину им воспользоваться. – Он стал целовать ей шею и плечи, сжимая руками бюст.

– Еще, еще! – жарко шептала она.

Он запустил пальцы ей в волосы и привлек ее к себе. Она ощутила сосками кожу его груди и задохнулась от проникшего ей в рот языка. Но и этого ей было мало, ведь пока без его внимания оставались ее другие губы, набухшие от нетерпения и сочащиеся нектаром.

Мойра положила руки на спинку сиденья и легонько поцарапала обивку ноготками, словно бы затачивая их для решающего броска на свою жертву. Вожделение совершенно помутило ее рассудок, она готова была повыдергивать в порыве животной страсти все волосы на голове американца, как поступила бы на ее месте смуглокожая дикарка. Локоны его оказались поразительно приятными на ощупь, и она принялась с упоением их ощупывать и мять, пока он глухо рычал, словно свирепый лев, ублажающий свою самку.

Почувствовав себя львицей, Мойра вошла в раж и дала волю своим эротическим фантазиям. Ей всегда хотелось ощутить себя равной мужчине в дуэли на кровати, и теперь, когда ей представился случай испытать свои силы, пусть и на заднем сиденье малолитражки, она не собиралась его упускать.

Он крепче сжал руками ее талию. Она пустила в ход язык, давая понять партнеру, что тоже кое-что умеет. При этом она плотнее прижалась промежностью к его бедру, напоминая ему тем самым, что основная схватка у них еще впереди. Судя по твердости его мужской плоти, которую она ощутила, антрополог был не робкого десятка.

Мойра оторвалась от его губ и стала целовать ему лицо и шею, покусывая мочки ушей. В ответ последовал толчок пениса в ее наиболее уязвимое местечко. Мойре это пришлось по вкусу, и она укусила американца чуточку сильнее.

– Вы проголодались? – хрипло спросил он и просунул пальцы под резинку ее трусиков.

Мойра захныкала и нетерпеливо заерзала на его причинном месте, захлестываемая желаниями. Одного только прикосновения пальцев этого мужчины, вдруг ставшего таким желанным и близким, было достаточно, чтобы довести ее до умопомрачения. Его жаркое дыхание стало тяжелым, он бесцеремонно сжал пальцами ее ягодицы, а затем проник в ее тайную расселину.

Надрывно застонав, она дрожащими руками расстегнула молнию на брюках и зажмурилась. Он стал ее ласкать именно так, как ей и хотелось. По ее телу пробежала дрожь, она вздохнула и подставила грудь под его влажные губы.

Он припал ими к соску и коснулся ее заветной точки. В душе Мойры зазвучала волшебная симфония. А когда он надавил на ее трепетный бутон, она завыла, словно необузданная дикарка, низким грудным голосом и закатила глаза, впадая в экстаз.

– Вам хорошо со мной? – задушевно поинтересовался он, продолжая вытворять с ней чудеса.

– Да! Очень! – выдохнула она. – Умоляю вас, продолжайте!

Мойра чувствовала, что нужно подобрать какие-то другие, нежные и значительные, слова, но в голове у нее все помутилось, и она снова застонала, изнемогая от вожделения.

Он понял все интуитивно и, подхватив ее под мышками, слегка приподнял, а сам начал сползать с сиденья. Мойра пошире раздвинула ноги, желая хоть как-то помочь ему в его непростой миссии, и он принялся покрывать горячими поцелуями сначала ее живот, а потом и заветный бугорок, скрытый лепестками ароматной розы. Мойру охватил неистовый восторг.

– О Боже! – воскликнула она, не веря своему счастью.

Язык находчивого незнакомца проник еще глубже в лоно и стал слизывать нектар с завидной проворностью. Мойра вцепилась пальцами в его плечи и приготовилась взорваться миллионами осколков, залив соками все сиденье.

Он сполз еще ниже с сиденья и стал жадно вгрызаться в сочную сердцевину ее греховного плода.

Она уперлась бюстом в обшивку сиденья и стала тереться об нее сосками, дополняя свои красочные ощущения.

Он вдруг сжал одной рукой ее ягодицу и ввел два пальца другой во влагалище, продолжая лизать вибрирующий клитор.

Громко охнув, она взмыла к райским высотам, дрожа при этом так, что любой другой мужчина отпрянул бы от нее в испуге. Но американец был крепким орешком! Он не только не выпустил изо рта лакомый кусочек, но и продолжил свою трапезу с еще большим аппетитом, словно бы и в самом деле вознамерился съесть Мойру живьем. Как, оказывается, была она наивна, считая себя многоопытной блудницей. Первый же незнакомец, которому она отдалась, убедительно доказал, что в интимных вопросах она всего лишь самонадеянная провинциальная любительница, которой еще далеко до столичных профессионалок амурного искусства.

Заезжий маг, волшебным образом дважды отправивший ее в космический полет, внимательно смотрел на нее снизу вверх, застыв в неудобной позе у нее между ног. Все еще не веря, что все это с ней происходит не во сне, а наяву, Мойра погладила фокусника по взлохмаченной голове и сказала:

– Эти ваши дикари, с которыми вы так долго общались, они все такие гурманы?

– Они всего лишь наивные дети природы, у которой нам всем есть чему поучиться, – многозначительно ответил американец. – Я пристрастился к экзотической кухне и не смог удержаться и не отведать столь аппетитного блюда...

Он уселся рядом с Мойрой на сиденье, посадил ее к себе на колени и стал развязывать шнурки на ее ботинках. Она затаила дыхание, не осмеливаясь даже представить себе, какой еще он готовит ей сюрприз. Он деловито стащил с нее ботинки, брюки и трусики, вытянул ноги и стал стягивать джинсы...

Внезапно свет автомобильных фар разрезал мглу и полоснул по заиндевевшим окнам малолитражки.

– Проклятие! – разом воскликнули оба ее пассажира, переглянувшись. Судя по рокоту мотора, это был мощный грузовик.

Луч света замер, грузовик остановился. Стряхнув оцепенение, Таггарт и Мойра стали быстро одеваться, пихаясь и чертыхаясь. Первым опомнился Тагтарт.

– Предлагаю поступить рационально, – сказал он, натянув на себя через голову свитер. – Я надену куртку и схожу посмотрю, кого там черти принесли. А вы тем временем спокойно оденьтесь и ждите моего возращения. Но только не высовывайтесь без моего сигнала. Договорились?

– Вы очень любезны, – пробурчала Мойра, пытаясь нащупать упавшие на пол мятые брюки. Трусы, насквозь пропитавшиеся соками лона, застряли у нее на голени где-то под коленом. – Вы слышали? Это захлопнулась дверь кабины. Кажется, сюда идет водитель! Что же нам делать? Я не могу найти в темноте бюстгальтер и блузку! А вдруг он заглянет в машину? Боже, какой стыд, какой позор! Прикройте же меня скорее чем-нибудь.

– Разве только собой, – предложил американец со свойственной всем его землякам непосредственностью. – Не суетитесь, положитесь на меня, все обойдется, поверьте! Мне случалось выпутываться и не из таких ситуаций...

– Эй, в малолитражке! Помощь не требуется? – раздался снаружи мужской голос. – Надеюсь, вы там еще не замерзли?

Не удостоив его ответом, Таггарт спокойно шепнул Мойре:

– Прижмитесь вон к той дверце и прикройтесь паркой. Мне придется впустить сюда чуточку холода. Я бы, конечно, попытался выйти через переднюю дверь, но боюсь, что мне вряд ли это удастся в моем нынешнем состоянии.

– Замучил радикулит? – участливо спросила Мойра, едва сдерживая смех. – Может, мне лучше повременить с одеванием, чтобы легче было вас массировать?

Он пожал плечами и молча выбрался из машины, впустив в нее порыв ледяного ветра и немного снега.

– Надеюсь, мы не перегородили вам путь? – раздался тотчас же снаружи его звучный голос. – Спасибо за помощь! Мы уже приготовились здесь заночевать. Ведь пурга, похоже, не затихнет до утра.

Мойра натянула свитер и снова прыснула со смеху, обнаружив, что он чужой. Водитель грузовика будет озадачен, если случайно заметит игривый цветочный орнамент на свитере своего собеседника, подумала она, торопливо надела парку и поспешила на выручку к своему незадачливому товарищу по несчастью.

Грузовик оказался просто громадным, его колеса лишь немного уступали своими размерами автомобилю, в салоне которого она славно провела последний час. Водитель тоже оказался крупным мужчиной, правда, пожилого возраста, судя по его седым бровям и усам. Одет он был в плотную длиннополую меховую куртку и зимнюю шапку.

– Жаль, что я не прихватил с собой в дорогу крюк, приятель, – сказал он хриплым голосом. – Так что взять на буксир твою малышку не смогу. Но готов подбросить вас обоих до ближайшего поселка. – Он кивнул в знак приветствия подошедшей к ним Мойре. – Там вы, во всяком случае, в комфорте проведете остаток ночи. Хелен Стьюарт, хозяйка тамошней гостиницы, не откажет вам в приюте, хотя и поворчит немного из-за того, что вы ее разбудили.

Таггарт взял Мойру под руку, прижал ее к себе и сказал:

– Это было бы чудесно, старина. Ты согласна, дорогая?

– Разумеется! – сказала Мойра, улыбнувшись. – Спасибо вам за помощь!

– Так вы шотландка! – радостно воскликнул водитель, услышав знакомый акцент. – Значит, вы оба местные?

Они переглянулись, и Мойра решила, что у них нет особой причины врать этому добродушному шоферу. Она усмехнулась и сказала будничным тоном:

– Мы совершали автопрогулку по окрестностям, я показывала ему местные достопримечательности.

– Ага! – сказал толстяк, явно не горя желанием разузнать подробности их поздней экскурсионной поездки. К счастью, машину Мойры так занесло снегом, что издалека он ее даже не заметил.

Мойру такой ответ почему-то разочаровал, ей бы хотелось развить разговор и наврать незнакомцу с три короба смеха ради. Но все-таки она была рада тому, что они выберутся из метели и не подвергнутся опасности отравиться выхлопными газами. Правда, ей представлялось маловероятным, что ее товарищ по злоключениям захочет продолжить их возмутительный разврат, когда они приедут в Калит. Лично ей бы не хотелось останавливаться на полпути, так и не достигнув кульминации. И не только потому, что у нее вдруг разыгрался сексуальный аппетит, имелась и другая причина.

Этот лихой незнакомец, имени которого она так и не узнала до сих пор, начинал ей нравиться. Конечно, оба они понимали, что это всего лишь банальная мимолетная интрижка, однако пока ничто не мешало им ее продлить. Конечно, ей надо было возвращаться в Баллантре, где ее ожидали малоприятные проблемы, которые нужно было решать. Не говоря уже об отвратительных воспоминаниях о Джори, кувыркавшемся в ее кровати с ее лучшей подругой у нее на глазах.

Вспомнив эту мерзкую сценку в мельчайших деталях, Мойра прониклась решимостью во что бы то ни стало удержать американца хотя бы до утра и склонить его к продолжению их столь чудесно начавшегося знакомства, если, конечно, можно считать таковым оральный секс в салоне малолитражки. Затягивать же маленькое безумство до полудня, однако, было рискованно.

В кабине грузовика, где Мойра уселась на сиденье между двумя мужчинами, пахло кофе и крепким трубочным табаком. Этот запах напомнил ей о той далекой счастливой поре, когда она, совсем еще маленькая девочка, спускалась по утрам из детской в гостиную, где дядюшка Найл Синклер, попыхивая трубкой, рассуждал вслух о дебатах в парламенте о реформе сельского хозяйства. По молодости лет она не вникала в суть проблемы, но восхищалась глубокомысленным видом и пылом, с которыми дядюшка говорил. Ей казалось, что он упустил свое призвание. Ему, владельцу наследственного имения Синклеров, надлежало заседать в палате лордов, а не в кругу своих домочадцев, одетым в шлепанцы и домашний халат, пропитанный запахом табака. Ах, какие это были славные времена!

Убаюканная приятными воспоминаниями и негромкой дружеской беседой своих спутников, Мойра задремала и проснулась, лишь когда американец, на груди которого она спала, тронул ее за плечо и сказал:

– Мы приехали!

Она вздрогнула, встряхнула головой и воскликнула:

– Да, действительно, слава Богу!

Водитель, уже успевший выйти из кабины и обойти вокруг нее, услужливо распахнул дверь, протянул к ней руки и помог выбраться наружу.

– Я думаю, что Хелен вас примет, – сказал он. – Ступайте в дом.

– Огромное вам спасибо, сэр! Вы так добры, – поблагодарила его Мойра.

– Пустяки, – смущенно сказал он. – Всегда рад помочь землякам. А вам, сэр, – добавил он, обращаясь к Таггарту, – советую в другой раз приехать к нам весной, когда вокруг все цветет. Не пожалеете! Надеюсь, мы еще увидимся.

– Непременно, Ангус! Рад был познакомиться. Может быть, заночуете здесь? Я с удовольствием угостил бы вас завтраком.

– Благодарю вас, сэр, но мне отсюда рукой подать до моего дома, где меня заждалась жена. Ступайте лучше в дом, пока вас не замело снегом. Спокойной вам ночи! – Он отсалютовал Таггарту, поклонился Мойре и забрался в кабину.

Они помахали удаляющемуся грузовику вслед, укрывшись от вьюги под узким навесом, и, постучав в дверь, вошли в крохотный холл. Бывать в этой гостинице Мойре еще не доводилось, хотя она частенько проезжала через этот поселок, состоявший всего из нескольких домиков, вытянувшихся вдоль дороги. Холл освещался двумя светильниками.

– Проходите, – послышался откуда-то из глубины дома низкий хрипловатый голос, не похожий на женский.

Поздние гости вздрогнули и замерли, уставившись в темноту за винтовой лестницей. Переступив с ноги на ногу, Мойра тихо спросила у своего спутника:

– Разве нас должна была встретить не Хелен?

– Возможно, это ее супруг, – сказал Таггарт.

В следующий миг их сомнения развеялись: из полумрака соткалась как по волшебству маленькая сутулая женщина и шаркающей походкой приблизилась к посетителям. Худая, как жердь, и с пучком седых волос на макушке, она запрокинула голову и промолвила, сверля Мойру крысиными глазками-бусинками:

– Ангус сказал, что вам нужна комната.

Было странно слышать столь грубый голос от этой хрупкой пожилой женщины, которая была ниже Мойры ростом на добрый фут. Сколько же сигарет нужно выкурить, чтобы так охрипнуть? Мысленно содрогнувшись от этой мысли, Мойра сказала:

– Да, мадам, мы были бы вам очень благодарны.

Одетая в байковый домашний халат, украшенный розовым узором, и в огромных шлепанцах на ногах, она пристально посмотрела сквозь круглые стеклышки маленьких очков, съехавших на кончик ее костистого носа, на Таггарта, удовлетворенно пожевала губами и невозмутимо объявила:

– Свободным остался только один номер, без удобств. Разгар лыжного сезона, сами понимаете. Туалет общий, в конце коридора.

– Нас это устраивает, – сказал Таггарт. – Спасибо, вы чрезвычайно любезны. – Он полез было в карман за бумажником, однако хозяйка подала ему рукой знак не суетиться.

– Рассчитаетесь утром. Вот ваш ключ. Комната на втором этаже, справа от лестницы. Багаж вам придется нести самим, хозяин уже спит, как обычно, с половины одиннадцатого. А вы думали, что он один здесь со всем управляется? Черта с два!

Мойра невольно улыбнулась. Ее спутник забрал у старухи ключ и еще раз горячо поблагодарил ее за гостеприимство. Хелен едва заметно кивнула и зашаркала назад в свою каморку под лестницей, говоря на ходу бесцветным голосом:

– Утром в гостиной вы можете выпить чаю с ячменными лепешками. Если вам этого мало, можете позавтракать в кафе, расположенном на другой стороне улицы.

Хелен открыла наконец скрипучую дверь своей опочивальни и исчезла за ней.

– Спокойной ночи, – прошептала Мойра и добавила, взглянув на Таггарта: – Настоящая ведьма из сказки, не правда ли?

– А вот я люблю таких старых перечниц, они бывают очень забавными, – сказал он с задумчивым выражением лица.

– Что ж, о вкусах не спорят, – промолвила Мойра. – Но мне трудно вас в данном случае понять.

Он пристально посмотрел на нее, подкупающе улыбнулся и сказал, помахав ключом от номера:

– Почему бы нам не продолжить этот разговор в более уютных условиях?

Полумрак скрывал от Мойры его глаза, но она чувствовала испускаемое ими тепло. Несомненно, он был склонен продолжить их общение в предложенном ею же самой игривом ключе. До рассвета оставалось не так уж и много времени, и было бы глупо скомкать впечатление от этой необыкновенной ночи. Ведь уже утром все ее чудесные приключения закончатся, а дома ее не ждет ничего хорошего. Так почему бы ей и не скрасить серые будни красочными воспоминаниями? Она взяла у него ключ и с лукавой улыбкой воскликнула:

– А действительно, почему мы здесь еще стоим?




Глава 9


Подмигнув американцу, она стала подниматься по винтовой лестнице, уверенная, что ее спутник следует за ней, хотя потертая ковровая дорожка и скрадывала звук его шагов.

Последнее обстоятельство немного омрачало радостные предвкушения Таггарта, вселяло в него тревогу и сомнения относительно непредсказуемой Хелен. Менее всего хотелось бы ему, чтобы старуха бесшумно подкралась в самый неподходящий момент к двери их комнаты и, потрясая в воздухе клюкой, с хриплыми негодующими воплями ворвалась в нее.

Он догнал шотландку на площадке второго этажа, схватил ее за рукав и потянул на себя так, что она развернулась и упала в его объятия. Они вместе отлетели в угол, не устояв на ногах, и повалились на пол, что весьма обрадовало Таггарта и обескуражило Мойру – ей такое нетерпение показалось немного странным, ведь прошло всего лишь несколько часов с тех пор, как они лежали, обнявшись, на сиденье.

Вследствие легкого шока, который она испытала, очутившись вновь в пикантной позе, Мойра смогла лишь глупо улыбнуться. Ямочки, образовавшиеся при этом на ее щеках, привели Таггарта в дикий восторг. Душа его наполнилась радостью, за которой немедленно последовала могучая эрекция.

Мгновенно почувствовав ее, Мойра пришла в себя и деловито спросила:

– Зачем нам кататься по полу в одежде, когда мы в двух шагах от нашей комнаты? Или вам нравится экстремальный секс?

Вместо ответа он страстно поцеловал ее в губы, сжав ей голову ладонями так, что у нее возник звон в ушах. Ошеломленная столь темпераментным продолжением оральных ласк, она моментально сомлела, даже не попытавшись образумить сумасброда, который вел себя как бесцеремонный орангутанг, отбивший молодую самку у старого вожака стаи диких обезьян, обитающих в тропических лесах.

Конечно, занятия любовью в тесном салоне взятой напрокат малолитражки, застрявшей ночью в сугробе на обочине горной дороги, тоже сродни акробатике. Но в тех обстоятельствах его цирковые номера были вполне объяснимы суровыми условиями, как, впрочем, и спонтанность их грехопадения. Однако суета и полноценное половое сношение, как известно, понятия несовместимые.

Вот почему теперь, когда ими было принято осмысленное решение предаться неторопливому, прочувственному совокуплению в гостиничном номере, Таггарт счел логичным предварить его легкой прелюдией в пустынном коридоре, тем самым как бы начав все сначала. Впервые украдкой поцеловав незнакомку на морозе, он в полной мере не ощутил всей прелести пухлых губ, запаха волос и шелковистости кожи. Но главное, ему хотелось почувствовать, как она воспримет его новый мужской натиск.

Реакция шотландки на его бурные предварительные ласки поначалу показалась ему сдержанной: она словно бы оцепенела и не выказывала желания ни распалить его, ни перехватить у него инициативу. Но первое впечатление оказалось обманчивым, постепенно Таггарт понял, что это своеобразное проявление ее необычайной чувственности и раскованности. Она полностью отдавалась собственным ощущениям и наслаждалась всеми их оттенками, не мешая при этом излиянию эмоций своего партнера.

Такое поведение возбудило Таггарта самым невероятным образом. Он вошел во вкус и с трудом сдерживал желание пустить в ход свое мужское обаяние. С жадностью впиваясь ртом в губы шотландки, он вдруг осознал, что никогда прежде не испытывал от поцелуя подобного райского блаженства. И тотчас же задался вопросом, как такое могло с ним произойти, коль скоро плотские радости ему давно уже не в диковинку. Вопрос этот требовал немедленного ответа.

Отчасти это могло объясняться тем, что он слишком много времени отдал изучению древних цивилизаций, уклоняясь при этом от контактов с окружающим его современным обществом. Разумеется, монахом он не был, однако и не испытывал столь мощного прилива сексуальных чувств. Этой же Снежной королеве волшебным образом удалось без видимых усилий лишить его самоконтроля и заставить вытворять такое, чего он себе никогда не позволял, будучи в здравом уме.

Может быть, на него так повлияло продолжительное воздушное путешествие? Или сказались бессонница и нервное перевозбуждение?

Шотландка прервала нить его рассуждений, просунув руку ему под свитер и промурлыкав:

– Какие милые на нем вышиты цветочки!

– Цветочки? – переспросил он, пытаясь освободиться от дурмана вожделения, затуманившего ему мозг. – Какие еще цветочки?

– А те, что вышиты на этом свитере! Наверняка такой игривый узор навел Хелен на определенные подозрения относительно наклонностей своего ночного гостя!

Она слегка отодвинулась от него, и он, взглянув на свой свитер, увидел на нем рисунок в виде голубеньких и желтеньких цветочков. Он посмотрел в глаза смеющейся шотландки – они, как он и предполагал, тоже оказались небесно-голубыми, искрящимися задором и юмором, и пробормотал:

– Кажется, произошло маленькое недоразумение.

Она стиснула руками его бедра и прошептала, плотнее прижимаясь к его внушительному мужскому естеству:

– А это тоже недоразумение? Или еще одно свидетельство вашей приверженности к извращенному сексу?

Таггарт удивленно вытаращил глаза. Она хихикнула и запустила руку ему под резинку трусов. Более не в силах отмалчиваться, он порывисто сжал ее щеки ладонями и сказал:

– По-моему, все происходящее с нами не укладывается в рамки общепринятых норм морали. Назовем это импровизацией, капризом, фантазией, но только не извращением.

– Пожалуй, на извращенца вы действительно не похожи. Но один вопрос все-таки не дает мне покоя: каких еще фокусов можно ожидать от человека, не дрогнувшего даже перед семейкой людоедов?

– Дочери вождя того племени каннибалов кое в чем проявили поразительную смекалку... – промурлыкал он. – Некоторым цивилизованным дамам следовало бы у них кое-чему поучиться...

– Неужели? – Она задумчиво наморщила лоб. – Это ставит меня перед сложной дилеммой...

– Какой же? – поинтересовался Таггарт, чувствуя, что его мужское достоинство готово взорваться.

– Либо вынудить вас признаться, что именно с вами вытворяли те смуглокожие дикарки, пустив в ход свои умелые руки, либо самым варварским образом разорвать оба наши свитера и предоставить полную свободу действий вашим ловким пальцам.

Туман вожделения в голове Таггарта снова сгустился. Законченным трудоголиком, не признающим юмора, он себя не считал, хотя фактически посвятил всю свою жизнь любимой работе. Но не мог припомнить, когда в последний раз получал удовольствие от легкого подтрунивания и обмена шутками.

– Неужели всего лишь один забавный эпизод из множества случившихся со мной поставил вас в недоумение? – сказал он, состроив серьезную физиономию. – Ведь я мог бы рассказать вам тысячу подобных историй. К сожалению, мы с вами ограничены во времени...

– Я знаю! Только говорите, пожалуйста, чуточку потише! – прошептала Мойра, с опаской оглядываясь по сторонам.

Таггарт кивнул в знак своего полного согласия с ней и сжал губами ее пальцы, чтобы чем-то занять свой рот. Мойра попыталась отползти от него, но оказалась в буквальном смысле загнанной угол. Таггарт стал облизывать ее дрожащие пальцы, глядя в ее расширившиеся зрачки. Она прочистила горло и тихо сказала:

– По-моему, у вас проявляется склонность к каннибализму. Это меня пугает.

– А мне казалось, что вы поняли это, еще когда мы были в моей машине, – сказал он, оставив наконец в покое ее пальцы. – Но тогда вас это почему-то не смутило...

– В этом вы правы, проказник! С вами трудно спорить, вы из тех, кому лучше не класть палец в рот. Однако мне нравятся плохие парни. – Она хохотнула.

– Забавно слышать, что я похож на плохого парня, – сказал Таггарт. – Я всегда думал, что меня все принимают за пай-мальчика.

Дверь ближайшего номера со скрипом отворилась, и раздраженный мужской голос произнес:

– Послушай, пай-мальчик! Увел бы ты лучше свою подружку в номер и уложил ее в постель. Я здесь один, и ваши шуры-муры мешают мне заснуть.

Дверь захлопнулась. И Мойра воскликнула:

– А в самом деле почему бы нам не последовать его совету? Здесь дует, я боюсь сквозняков.

– Это серьезный довод, – промолвил он, наморщив лоб, и, взяв за руку, рывком поднял ее с холодного пола и увлек за собой по коридору.

Миновав дверь сексуально озабоченного постояльца, они отперли длинным старинным ключом дверь своей комнаты и ввалились в нее. В номере было темно, однако Таггарт даже не попытался нащупать на стене выключатель, включать свет он пока не собирался. Ему не терпелось заключить свою спутницу в объятия. И он это сделал, прижав ее спиной к стене. Она порывисто обняла его и жадно поцеловала в губы.

Такое совпадение желаний не могло его не обрадовать. Они стали срывать друг с друга одежду и швырять ее на пол, дрожа от страсти.

– Минуточку! – воскликнул Таггарт и, подняв с пола куртку, стал шарить по карманам. – Слава Богу, он здесь! – обнаружив заветный пакетик, с облегчением промолвил он. – Теперь можно продолжать со спокойной душой.

Мойра не заставила себя ждать. Она разделась догола, прижала своего обнаженного партнера спиной к холодной стенке и встала перед ним на колени. Таггарт замер в трепетном ожидании. Не прошло и секунды, как все его мужское достоинство оказалось у нее во рту. Он вцепился пальцами в ее волосы и сладострастно застонал, зажмурившись. Она заурчала, словно кошка, и принялась энергично работать ртом. Подавив дикое желание вогнать свой пест ей по самую рукоять в горло, Таггарт извлек его у нее изо рта, зубами надорвал упаковку и натянул презерватив на свой любовный инструмент. Затем он поднял Мойру с колен, прижал ее спиной к стене и, подхватив руками под аппетитные бедра, с диким рычанием овладел ею. Она запрокинула голову, впилась коготками ему в плечи и выдохнула:

– Наконец-то!

Вогнав свое раскаленное амурное орудие в нее до упора, Таггарт стал энергично работать торсом. Она же прыгала на нем, как отчаянная дикарка на мустанге, сотрясая воздух стонами и призывами любить ее еще и еще. Совершенно обезумев, Таггарт обращался с ней так, словно бы никогда не имел женщины. Впервые в жизни он вел себя не как джентльмен, а как каннибал, вознамерившийся проткнуть жертву своим копьем насквозь. Их лобковые кости трещали, соприкасаясь. Дамский нектар разлетался брызгами по всему номеру, казалось, еще немного, и из ушей прелюбодеев повалит пар. Но они никак не унимались.

Напротив, Мойра только-только вошла в раж и принялась отвечать на удары своего партнера с не меньшей силой, как бы бросая ему вызов, стремясь доказать ему, что это не он овладевает ею, а она имеет его. Стиснув его напрягшееся тело ногами, руками и стенками лона, дочь шотландских гор целиком завладела в этой схватке инициативой и полностью подчинила своим желаниям иноземного вояжера.

И тогда он применил хитрый маневр – впился своим горячим ртом в ее нежные пухлые губы и глубоко просунул язык. Задыхаясь, она изогнулась в дугу, упершись острыми торчащими сосками ему в грудь, и расцарапала ноготками его кожу на спине до крови. Это пробудило в нем зверя. Он сжал пальцами ее мясистые ягодицы и принялся с невероятной силой нанизывать ее на свой шампур. Она замотала головой и, содрогнувшись, вскричала:

– Да! Да! Да!

Мошонку Таггарта свело спазмом сладострастия, и он с удовлетворенным ржанием исторг в лоно Мойры струю семени. Она обмякла, обхватила руками его шею и разрыдалась от неземного счастья. Он поставил ее на пол, с неохотой вытянув свой жезл из лона, и сам припал к стене спиной, чтобы немного остудить свой пыл и отдышаться. Ноги обоих любовников одновременно подкосились, и они сползли по стенке на пол.

Перед глазами у Таггарта все вертелось и кружилось, он закрыл их и прислонился к стене затылком. Мойра склонила голову ему на плечо. Он обнял ее рукой за плечи и подумал, что вот в таком положении и хотел бы умереть, счастливым и удовлетворенным.

– Пожалуй, мы славно распорядились этим единственным презервативом, – спустя некоторое время хрипло произнесла шотландка, и Таггарт не мог не согласиться с ней.

– Жаль только, что мне вряд ли удастся уговорить вас остаться со мной еще на недельку, чтобы я мог набраться сил для повторения своего подвига, – отозвался он, улыбнувшись.

Тело его вдруг наполнилось тяжестью, глаза не хотели открываться. Колоссальным усилием воли он все-таки поднял веки и, повернув голову, посмотрел на свою спутницу.

Ее глаза светились нежностью. Она дотронулась кончиками пальцев до его колючей щеки, погладила его по губам и коснулась кадыка. Таггарт судорожно сглотнул ком, подкативший к горлу, и глубоко вздохнул.

– Вы опасный мужчина, – прошептала Мойра. – Я не уверена, что решусь еще раз испытать подобный штурм.

Он почувствовал себя бессильным перед этой загадочной женщиной, способной обезоружить его одним лишь своим прикосновением, и сказал, поглаживая ладонью ее шелковистые локоны:

– Не так уж я и опасен. В этом вы легко убедитесь, когда узнаете меня получше.

– Я попытаюсь, – выдохнула она и нежно поцеловала его в губы.

Волна чувственного восторга, окатившая Таггарта, заставила его судорожно вздохнуть и затаить дыхание до конца поцелуя, чтобы не отпугнуть эту доверившуюся ему нимфу. Сердце готово было лопнуть от восторга и волнения, в чреслах снова возникло напряжение. Ему дьявольски хотелось выразить свои чувства словами, но, подумав, он решил, что время для серьезного разговора еще не пришло.

Она положила голову ему на грудь, томно вздохнула и принялась покрывать его поцелуями. Наконец она чмокнула его в сосок, подняла голову и спросила:

– Не пора ли нам оторвать наши задницы от холодного пола и перебраться на кровать?

– Пора, – согласился с ней Таггарт. – Жаль только, что сил на это у меня, кажется, совсем не осталось.

– Мне верится в это с трудом, – сказала она, высвобождаясь из его объятий.

Неохотно выпустив ее, он помог ей встать с пола. Она подошла к тумбочке, взяла из ящичка несколько бумажных салфеток и, протягивая их Таггарту, сказала;

– Ступайте в уборную первым, а я тем временем подберу свои разбросанные по всей комнате вещи. Да, и не забудьте снять с себя использованное гигиеническое изделие!

Стянув презерватив, Таггарт с трудом натянул на себя брюки и, пошатываясь, побрел по длинному коридору в общий санузел. Там он умылся над раковиной, решив отложить удовольствие принятия горячего душа до утра, чтобы попытаться уговорить шотландку разделить его с ним. А потом они будут пить чай и любоваться восходом солнца, лежа в постели.

– Ты неисправимый мечтатель, – сказал он своему отражению в зеркале, пытаясь не думать о неминуемом расставании со своей случайной спутницей, и пошел назад в номер.

Вопреки его предположению она не стала посещать туалет, предпочла забраться в его отсутствие под одеяло, которым укрылась до подбородка. Тусклый свет уличного фонаря ласкал ее голое плечо и распущенные волнистые волосы, рассыпавшиеся по подушке.

Пораженный этим зрелищем, Таггарт застыл в дверях, вдруг пожелав, чтобы эта ночь длилась бесконечно. Он пронзительно ясно понял, что хочет овладевать этой чудесной женщиной снова и снова, познавая ее с разных сторон, и не только в сексуальном плане, но и в духовном. Он хотел познать это неземное создание досконально.

Тихонько сняв брюки, он нырнул под одеяло, борясь с желанием обнять ее и поцеловать. Но глаза у него слипались от усталости, изнуренный долгим путешествием и бурным коитусом организм нуждался в отдыхе. Он подпер щеку кулаком и стал молча любоваться своей сказочной принцессой, выдумывая различные предлоги для того, чтобы подольше остаться с ней вместе. В его первоначальные планы не входило близкое знакомство с прекрасной аборигенкой, а уж тем более продолжительный любовный роман с ней. Он намеревался в первую очередь разобраться с делами в замке Баллантре, что требовало значительных затрат умственной и физической энергии. Вдобавок ему надлежало вернуться к месту раскопок в Чаккобене через две недели, чтобы не потерять работу. Поэтому привязываться к этой таинственной незнакомке было не только нецелесообразно с логической точки зрения, но и опасно для его же собственного душевного здоровья.

– Зачем продлевать эти сладкие мучения? – пробормотал он, зевнув. Однако же погладил ее по голой руке, лежащей поверх одеяла, касаясь бархатистой кожи лишь кончиками пальцев. Поднимая один шелковистый локон волос за другим, он терся о них щеками, целовал их и шептал: – Я даже имени твоего не знаю, моя таинственная незнакомка! Но обожаю тебя.

Она пошевелилась во сне и, нащупав его руку, подложила ее себе под щеку. Это навело его на подозрение, что она привыкла спать с мужчиной. В общем-то в этом не было ничего предосудительного, она имела на это полное право. Однако неприятный осадок в душе Таггарта все же остался, ведь она говорила ему, что не замужем и живет одна. Впрочем, подумал он, разве можно в наше время слепо доверять женщине? Он укрылся с головой одеялом, уткнувшись носом в ее волосы, и постарался не думать больше о том, с кем эта особа проводила ночи, пока не встретилась на заснеженном горном перевале с ним, Таггартом Морганом-младшим, и не отдалась ему, движимая страстью, сначала в малолитражке, а потом в дешевом номере придорожной гостиницы. «Какое, в конце концов, это теперь имеет значение?» – бормотал, засыпая, он. Главное, что вдвоем им спать гораздо теплее. Он обнял ее за талию и захрапел, отдавшись в объятия Морфея.

Когда Таггарт много часов спустя проснулся, комната была освещена тусклым дневным светом, льющимся из крохотного заиндевелого окошка, расположенного под наклонным потолком. Он растерянно похлопал ладонью по пустому месту на кровати рядом с собой, тяжело вздохнул и поскреб пальцами колючий подбородок, пытаясь примириться с постигшим его разочарованием.

В маленьком номере, стены которого были обклеены дешевыми бумажными обоями в бело-розовую полоску, а дощатый пол застлан выцветшим зеленовато-розовым ковром, было прохладно. Одежда Таггарта, аккуратно сложенная, ожидала своего владельца на кедровом комоде, втиснутом под окошком между старым платяным шкафом и торшером. На сиротливо притулившемся к нему стульчике с набивным сиденьем он увидел початый флакон шампуня, стакан с зубной щеткой и распакованный брусочек туалетного мыла.

Иного имущества, принадлежащего поспешно покинувшей его незнакомке, не наблюдалось. Таггарт понял, что ее давно уже и след простыл, и не стал обманываться надеждой, что она болтает о разных пустяках с Хелен в гостиной, угощаясь горячим чаем с ячменными лепешками.

– Хорошенького понемножку, не нужно жадничать, – пробурчал он, спуская с кровати ноги. В голове немедленно возникла тупая боль – расплата за чрезмерную физическую нагрузку накануне. Таггарт чертыхнулся и резко встал, его желудок отозвался на это громким урчанием. Подумав, что одним только чаем успокоить его вряд ли удастся, Таггарт погладил живот ладонью и потянулся. Дел у него было впереди невпроворот, и пора было настраиваться на серьезный лад, а не забивать себе голову бесплодными предположениями.

В общих чертах план его дальнейших действий выглядел так: он быстренько примет душ, затем узнает у Хелен, где именно находится кафе, о котором она вчера упомянула, потом, за плотным завтраком, прикинет, как ему лучше вызволить из снежного плена свою малолитражку. В худшем случае придется купить несколько лопат и уговорить кого-то из местных жителей подвезти его до завязшей в сугробе машины и помочь ему раскидать снег. Несколько часов тяжелой физической работы пошли бы ему только на пользу, наверняка после этого уже не лезли бы в голову разные глупые фантазии о том, как он мог провести это утро, если бы шотландка не упорхнула ни свет ни заря.

Умышленно стараясь не смотреть ни на кровать, ни на стену, возле которой он еще совсем недавно овладевал незнакомкой, Таггарт оделся и решительно направился по коридору в душевую. И только очутившись под упругими горячими струями воды, он задумался о том, как она поступила со своим грузовичком. У него даже екнуло сердце при мысли, что незнакомка все еще может находиться на перевале, и если он поторопится, то вполне может застать ее там. Однако внутренний голос тотчас же обозвал его полным идиотом и язвительно напомнил, что она даже не оставила никакой записки. Несомненно, о продолжении интрижки не могло быть и речи.

– Что ж, порезвились и разбежались, – пробурчал он, вытираясь полотенцем насухо. – Излишества вредят здоровью, а оно мне еще пригодится, как сегодня, так и в обозримом будущем. Пожалуй, оно даже и к лучшему, что я больше никогда не увижу эту славную крошку, так мне будет спокойнее!

Натягивая через голову свитер, он уловил стойкий запах ее нектара и, криво усмехнувшись, представил, что о нем подумает Хелен, если учует это характерное амбре. Впрочем, какое это теперь имеет для него значение? Да плевать ему на всех в этой чертовой дыре! Ему ли, с его богатым жизненным опытом, стесняться аборигенов?

Спустившись по лестнице в холл гостиницы не без непродолжительной задержки на площадке между этажами, где на него нахлынули эротические воспоминания, он увидел за стойкой не старуху, а высокого жилистого мужчину, который что-то писал в регистрационном журнале.

– Доброе утро, – поздоровался с ним Таггарт.

– Скорее, добрый день, – отозвался мужчина, подняв голову и вперив в постояльца изучающий взгляд.

– Неужели? – с искренним удивлением воскликнул Таггарт. – Значит, я все еще живу по времени в штате Виргиния.

– Не огорчайтесь, ваш организм сам быстро перестроится, – с улыбкой утешил его супруг Хелен, обладавший в отличие от нее весьма приятной наружностью. – Не насилуйте его, – добавил благообразный старичок, сверля гостя голубенькими глазками из-под кустистых седых бровей, серебристый отлив которых прекрасно гармонировал с его густой шевелюрой и розоватой кожей морщинистого лица. – Выписываетесь?

– Да, из четвертого номера. – Таггарт протянул ему ключ и полез в карман за бумажником. – Сколько я вам должен?

Старичок взял у него ключ, взглянул на номерок, помрачнел и пробормотал с легкой досадой:

– А вы, оказывается, не любитель лыжных прогулок... Так-так...

Он вновь изучающе посмотрел на гостя, но уже с иным выражением лица, как бы разочаровавшись в нем внезапно.

– Вы мне ничего не должны, – резко произнес он и потупился.

– Не понял? – удивленно промолвил Таггарт. Хозяин гостиницы метнул в него быстрый взгляд, пожевал губами и пояснил:

– Ваш счет оплачен. Еще утром. Небезызвестной вам юной леди. – В его глазах заплясали смешинки.

Таггарт мог бы просто кивнуть и молча уйти, однако он спросил:

– Надеюсь, что мы не доставили вам беспокойства?

– Нет! – Старик пожал плечами. – Мы не вмешиваемся в личную жизнь наших клиентов. – Он снова опустил взгляд.

Таггарт ему, разумеется, не поверил, однако сдержанно произнес:

– Вы правы. Мы оба чрезвычайно признательны вам за ваше гостеприимство.

– Мы, шотландцы, всегда славились своим гостеприимством. И вы, как я понимаю, в этом уже успели убедиться, – язвительно ответил старик, покосившись на гостя.

Если до этих его слов Таггарт предполагал, что недовольство хозяина гостиницы вызвано жалобой постояльца со второго этажа, которого они разбудили своей возней на лестничной площадке, то теперь ему стало ясно, что дело в чем-то другом.

Видимо, толстяк Ангус, привезший их в эту гостиницу, сказал Хелен, что они супруги. Поэтому когда поутру его «жена» поспешно покинула гостиницу одна, вдобавок оплатив их проживание в номере, уважения к гостю у хозяев поубавилось. Видя, что выписавшийся господин почему-то продолжает топтаться возле стойки, владелец гостиницы надел на нос круглые очки и стал демонстративно разгадывать кроссворд. Уйти, так и не выяснив причину его очевидной холодности, Таггарт не мог.

Но как же ему лучше втолковать этому старику, что он и не думал извлекать для себя пользу из сложившейся ситуации? Судя по тому, что говорила шотландка, можно было предположить, что она живет где-то неподалеку от Калита. И хотя ему и было в общем-то наплевать на ее репутацию среди местных жителей, портить ее окончательно Таггарту не хотелось. В маленьких поселках и деревеньках сплетни распространяются в одночасье, а натура селянина не подвластна влиянию прогресса – уж это он знал точно, будучи знатоком человеческой природы.

Тем не менее ему показалось несколько странным, что поведение двух явно совершеннолетних людей, по доброй воле уединившихся на одну ночь за закрытыми дверями, вызвало в эпоху свободных нравов у кого-то удивление, граничащее с осуждением. Очевидно, тому имелись какие-то скрытые причины. Таггарт нахмурился и спросил у владельца гостиницы, задумчиво слюнявившего карандаш:

– Она не оставила мне никакой записки? Не просила вас мне что-нибудь передать? О чем вообще она говорила, когда расплачивалась?

Седоволосый шотландец положил карандаш на стол, расправил плечи и, сняв очки, четко ответил:

– Леди была со мной достаточно любезна, сэр. Она произвела на меня приятное впечатление. Но только болван мог не догадаться, что она перед этим плакала.

Потрясенный до глубины души, Таггарт переспросил:

– Плакала? Может, вам это померещилось?

Старик насупил кустистые брови, просверлил своего недоверчивого собеседника пытливым взглядом и, убедившись, что тот искренне взволнован, сказал, несколько смягчившись:

– Она, конечно же, не шмыгала носом и не комкала в руке мокрый от слез платок, однако... Видите ли, сэр, я вырастил пять дочерей и научился с одного взгляда понимать, какое у женщины настроение. У этой юной особы на сердце скребли кошки.

Проклятие! Ведь он только что утешился мыслью, что доставил очаровательной незнакомке незабываемое удовольствие, угадав ее сокровенные желания. Что же ему думать обо всем этом теперь? Внезапно его осенило: она вполне могла вернуться сюда, где оставила свой грузовичок! Но на всякий случай он поинтересовался у старика:

– Скажите, пожалуйста, она не сказала, куда собирается отправиться? Дело в том, что наши автомобили застряли на перевале из-за снегопада...

– Да, теперь я припоминаю, что она говорила что-то в этом роде... Я отправил ее к Роби, в самый конец улицы. У него там ремонтная мастерская. Но с тех пор уже прошло несколько часов. – Хозяин гостиницы развел руками.

Таг улыбнулся и протянул ему руку:

– Большое спасибо за полезную информацию! Уверен, что она будет тронута вашей заботой о ней.

Пожав ему руку, старик снова водрузил очки на кончик носа, взял карандаш и сказал, прежде чем возобновить разгадывание кроссворда:

– Думаю, что Роби уже вернулся в мастерскую. Рекомендую вам его проведать. Да, его фамилия Пирсен. Желаю удачи!

– Уже бегу! – воскликнул с улыбкой Таггарт. – Спасибо за дополнительные сведения.

Глаза владельца гостиницы потеплели, он пробурчал:

– Я рад, что оказался вам полезен. Хотя, конечно, ваши дела меня не касаются.

Таггарт кивнул ему напоследок и направился к выходу, решив разыскать исчезнувшую незнакомку во что бы то ни стало. Коль скоро она улизнула от него, словно мышка от кошки, так почему бы ему не продолжить эту игру в кошки-мышки? Его уязвленное мужское самолюбие все равно не даст ему покоя, пока он не выяснит причину ее слез и не убедится, что не он ее до них довел. Еще ни одна женщина не убегала из его постели так стремительно и в расстроенных чувствах. Он просто обязан был ее найти. Только вот хочет ли сама беглянка этого? И что он скажет ей, когда ее найдет? Ломая себе голову над ответами на эти вопросы, Таггарт выскочил на улицу.

К его удивлению, она оказалась уже очищенной от снега. Правда, пешеходные дорожки расчистить от сугробов еще не успели, но это было не столь уж и важно ввиду полного отсутствия пешеходов. Если снег еще не везде убрали в поселке, то как тогда обстоят дела высоко в горах? Определенно вьюга, свирепствовавшая там всю ночь, похоронила под заносами оба их брошенных на перевале автомобиля.

Впрочем, если в распоряжении механика Роби Пирсена имеется мощная снегоуборочная техника, подумал Таггарт, пряча лицо от холодного ветра, вполне может статься, что машины откопали из-под снежных завалов и отбуксировали в поселок. Но в любом случае надо наведаться в эту мастерскую.

– Было бы совсем неплохо знать хотя бы, как зовут девицу, которой ты интересуешься, – пробормотал Таггарт и стал думать, как ему лучше построить разговор с Роби.




Глава 10


Ей надо было прекратить о нем думать. По крайней мере до тех пор, пока на глаза у нее не перестанут наворачиваться слезы при одной только мысли о том, что она никогда его больше не увидит. Глаза у нее и без того покраснели от напряженного всматривания в дорогу, заметенную снегом. Возвращение в долину по извилистому серпантину отняло у нее много сил и нервных клеток. Вынужденная ехать очень медленно, Мойра поневоле вспоминала то и дело того странного американца, от которого сбежала на рассвете, вновь и вновь подвергая сомнению разумность своего поступка.

Прошло около семи часов с тех пор, как она тихо выбралась из их постели, скрепя сердце взглянула на посапывающего во сне незнакомца в последний раз и подавила желание снова нырнуть под одеяло, согретое теплом его великолепного тела. Но эта сцена запомнилась ей в мельчайших подробностях. Ее память отчетливо запечатлела и его длинные ресницы, темневшие на фоне бронзовой кожи, и мужественный подбородок, и крупные губы, которыми он слегка причмокивал во сне, рельефную мускулатуру рук с длинными сильными пальцами, доставившими ей неописуемое блаженство.

Словно бы наяву видела Мойра перед своим мысленным взором светло-коричневую племенную татуировку на его плече, которая вызвала у нее труднопреодолимое желание разбудить антрополога и выяснить у него, на каких еще частях его тела поставили свои клейма людоеды.

И даже спустя семь часов ей не удавалось отделаться от ощущения, что она поторопилась, навсегда лишив себя удовольствия от соприкосновения с его ртом и еще одним универсальным органом.

Однако настырный внутренний голос твердил ей, что она поступила мудро, потихоньку сделав из гостиницы ноги. Потому что в противном случае она бы не удержалась и раскрыла ему всю свою подноготную. Разумеется, взамен потребовав от него рассказать ей все без утайки о себе. Времени на задушевный разговор она, естественно, не пожалела бы.

Провидению было угодно удержать ее от этого опрометчивого поступка и сподобить ее сохранить свое инкогнито. После всех безумств, которым они предавались анонимно этой ночью, было бы верхом безрассудства назвать заезжему донжуану свою фамилию, рискуя покрыть ее неискупимым позором. Если, конечно, не считать таковым самое ее спонтанное грехопадение, совершенное в минуту полного умопомрачения вследствие неблагоприятного стечения многих обстоятельств и скверной погоды.

Так или иначе, прелесть этой фантастической ночи осталась ненарушенной, что позволяло ей сочинять бесчисленные вариации на эту тему. Имея такой неисчерпаемый источник вдохновения, она уже не будет сожалеть о разрыве с Джори и быстрее его навсегда забудет. Теперь, после незабываемого соития с загадочным американцем, этот похотливый козел, который предпочел ей блудливую подружку Присс, выглядел в ее глазах полным ничтожеством, и ей даже казалось странным, что она поначалу была уязвлена его изменой. Так что это даже и к лучшему, что она не продлила свое безумство еще на несколько дней, ничего путного из этого все равно бы не вышло. Она бы так и не насытилась дикарскими ласками своего нового бесподобного любовника, ниспосланного ей, несомненно, небом для утешения, и расстроилась бы окончательно, расставшись с ним. А ее израненное сердце нуждалось в отдыхе и покое.

Не говоря уже о том, что ей требовалось сохранить оставшиеся у нее крупицы здравомыслия, столь необходимые для решения бесчисленных проблем, ожидавших ее в Баллантре. Она должна была любой ценой сохранить этот замок в руках Синклеров, иначе гореть ей вечно в адском пламени в наказание за свою бестолковую жизнь, растраченную на глупые пустяки.

Мойра тяжело вздохнула, живо представив, как лохматые и рогатые черти поджаривают ее на костре, нанизав на вертел, и сосредоточилась на управлении пикапом, уже доставившим ее к низким каменным оградам, разделявшим земельные участки, за каждый из которых ей приходилось сражаться. И вновь, как уже случалось не раз, Мойра остро почувствовала моральную ответственность перед своими предками и потомками.

Каждый камень, выпавший из межевой стены, ложился тяжким грузом на ее хрупкие плечи. Но она не роптала и в одиночку несла свой крест, исполняя работу, явно непосильную тридцатилетней писательнице со скромными доходами. Нанять команду инженеров ей было не по карману, а привлечь к благоустройству своего родового замка уйму посторонних инвесторов она не хотела по моральным соображениям.

Вот на повороте в просвете между вековыми соснами открылся потрясающий вид на долину, раскинувшуюся у подножия заснеженных лесистых гор. И как обычно, Мойра притормозила, чтобы полюбоваться этим восхитительным зрелищем. Отказать себе в этом удовольствии она не могла, в любое время года и в любую погоду принадлежащая ей пока еще земля выглядела изумительно. Всякий раз, когда Мойра окидывала взглядом родовые владения Синклеров, она преисполнялась гордостью за свой род, история которого уходила корнями в седую старину. Вот и теперь руки ее крепче сжали баранку, а сердце заколотилось чаще, подгоняемое решимостью сохранить фамильное наследие.

Да, был грех, она порой жалела, что стала единственной дочерью и наследницей своих родителей, безвременно сошедших в могилу вскоре после того, как ей исполнилось шесть лет. Их смерть стала для нее серьезным потрясением. Но еще сильнее переживала она утрату своего любимого дяди Найла, постигшую ее двумя десятилетиями позже. Однако каким бы тяжелым ни казалось ей бремя взятых на себя обязательств, Мойра стойко преодолевала все трудности, потому что любила Баллантре всеми фибрами своей души.

После окончания колледжа ей представилась возможность сделать карьеру в Инвернессе, популярном центре туризма в Северном нагорье, где ежегодно проводился красочный горский фестиваль. И хотя в глубине души она и была уверена, что даже там, вдали от замка, с головой погруженная в увлекательную и хорошо оплачиваемую работу, она не забудет о своем долге, Мойра не осмелилась полностью доверить заботу о Баллантре управляющему и осталась жить в нем, став свободным литератором. Постепенно хозяйственные хлопоты стали смыслом ее существования, она уже не представляла своей жизни без регулярного общения с людьми, живущими на этой земле, простыми работящими фермерами, разводящими овец и возделывающими арендованные у Мойры участки. Она сердцем прикипела к этой долине и знала, что никогда не предаст свои родные места.

Вдохновленная их красотами, она тронула свой грузовичок с места, преисполнившись решимости удвоить свои усилия в борьбе за правое дело. Первым делом надо было написать в Америку детям Таггарта и убедить их инвестировать значительные средства в поместье Баллантре. Как заметил мистер Уэнтуорт в свойственной ему мягкой манере, даже продажа значительной части земли, прилегающей к замку, не спасла бы хозяйство от финансового краха. К тому же, добавил он с подкупающей улыбкой, найти покупателя будет весьма затруднительно.

Между тем древнее строение оседало, рассыпалось и загнивало быстрее, чем строители успевали его реставрировать. Гонораров, которые она получала за свои книги и статьи, на оплату труда рабочих уже не хватало. На арендную плату за землю надежды тоже с каждым годом становилось все меньше, дети фермеров не проявляли интереса к тяжелому крестьянскому труду и уезжали учиться или работать в Инвернесс и Абердин, откуда не возвращались.

Аналогичная картина наблюдалась и в соседней деревне, молодежь уходила оттуда на поиски лучшей доли столь же стремительно, как из фермерской общины. Доходы же тех, кто оставался, в значительной мере зависели от хода ремонтных и реставрационных работ в замке, к которым их привлекала Мойра. Но когда фонды иссякали, сокращалось и количество рабочих мест. Мойра, чувствовавшая свою ответственность за благосостояние всех земляков, не могла бросить их на произвол судьбы и, когда положение стало отчаянным, прибегла к тому же способу поправить дела, к которому прибегали еще в начале четырнадцатого столетия ее предки: обратилась за помощью к вождю клана Морганов, потомков когда-то могущественного клана Маккеев.

Теперь ей предстояло наладить контакт с его старшим сыном и наследником, Таггартом-вторым. Закавыка заключалась в том, что он мог и не знать о своем статусе вообще либо не пожелать продолжить миссию своего почившего отца.

Мойра миновала растресканные колонны главных ворот крепости, считавшейся когда-то неприступной благодаря своему выгодному географическому положению, и медленно поехала по длинной аллее, с которой открывался чудесный вид и на Кернгормские горы, облюбованные теперь альпинистами и туристами, и на озеро Лох-Олиш, и даже на изгиб реки Тей, в бурных водах которой рыбачили и приезжие любители экзотического отдыха, и местные жители, особенно в неурожайные годы либо в периоды массового падежа овец.

На заливных лугах вдоль каменистого берега реки паслись лохматые бараны, рядом трудились на своих участка фермеры-земледельцы. Дальше по дороге располагалась деревня Баллантре, за ней начинались горные отроги Инвернесс. Все эти угодья, испокон веков принадлежавшие пращурам Мойры, требовали постоянного присмотра и неустанного труда, она же не управлялась даже с разваливающейся на глазах цитаделью.

– Да, таким лакомым куском пирога легко и подавиться! – в сердцах воскликнула она, минуя въезд во двор замка, заваленный грудами строительного мусора и щебня, и сворачивая на гравийную дорожку, ведущую к ее башне в северном крыле.

Погруженная в раздумья о насущном и стараясь не отвлекаться на воспоминания о минувшей ночи и брошенном ею в гостиничном номере мужчине, Мойра поднялась по винтовой лестнице в свою спальню и застыла на пороге, вдруг отчетливо вспомнив возмутительную случку Джори и Присс на ее кровати.

И тотчас же все первостепенные дела, которые она собиралась переделать, как то: разжечь огонь в огромном камине, чтобы согреть свою холодную каменную обитель, отредактировать свою заметку, составить план ремонтных работ на весну, написать важное письмо в Штаты – все они моментально отошли на второй план, вытесненные фундаментальной заботой, важность которой представлялась Мойре бесспорной.

Швырнув парку и сумочку на стул у камина, она подошла к стоявшей посередине овальной опочивальни кровати и замерла в трепетном созерцании своего оскверненного ложа, до недавнего времени являвшегося центром ее мироздания, райским уголком, в котором она укрывалась от всех невзгод и отдыхала от непосильных мирских забот и душой, и телом.

– И духу вашего больше здесь не будет! – страшным голосом воскликнула она, стряхнув оцепенение, и одним рывком сорвала с кровати одеяло, простыню и подушки. Испоганенные мерзкими развратниками вещи полетели на толстый пыльный ковер, устилающий пол, под ноги своей разгневанной хозяйке, и она стала яростно их топтать.

И дернул же ее черт привести Джори именно сюда, а не в одну из одиннадцати спален главного корпуса замка, прекрасно обставленных и с действующим камином, как она поступала всегда, обзаводясь очередным временным сожителем. Неужели она действительно вообразила, что влюблена в этого урода? Да нет, разумеется, она была всего лишь увлечена им, но не собиралась выходить за него замуж. Тогда какого же дьявола нужно было приучать его к своей личной спальне?

Немного успокоившись, Мойра криво усмехнулась. Безусловно, виной всему стало страшное переутомление и непродолжительное затмение рассудка. Да, Джори Мактавиш удивил ее своими потенциальными возможностями в постели, но иных добродетелей, кроме жеребцовых достоинств, за ним не замечалось. Удовлетворяться же только ими в браке Мойре не позволяла гордость. Она считала себя достойной лучшей участи. К тому же и традиции клана обязывали ее принимать во внимание финансовое состояние своего будущего супруга, не говоря уже о его репутации, рассудительности и предприимчивости.

Самолюбивая и эгоистичная, она привыкла лично принимать решения и отдавать распоряжения, менять же свою натуру ей было поздно. Конечно, было бы неплохо обзавестись другом, на поддержку которого всегда можно положиться не только в моральном, но и в материальном плане. Но тогда ей пришлось бы наверняка поступиться частью своих командных позиций в имении, а также своими интересами в деревне Баллантре. Такой вариант ее не устраивал, что сводило к нулю ее шансы найти себе достойного спутника жизни среди местных жителей.

Придя к этому заключению, Мойра в отчаянии упала на голую кровать и машинально нащупав на полу подушку прижала ее к своей вздымающейся от волнения груди, наволочки пахнуло духами Присс, и Мойра в негодовании зашвырнула подушку в угол, решив просто-напросто сжечь все эти грязные тряпки, предварительно разорвав их на мелкие кусочки.

Она вскочила, подбежала к платяному шкафу и стала вынимать из него свежее постельное белье, изо всех сил стараясь не смотреть на кучу грязного на полу. Потом она принялась аккуратно стелить постель, тщетно пытаясь отогнать навязчивые эротические картинки, порождаемые ее воображением. На чистой простыне вновь бесстыдно совокуплялись по-собачьи, сверкая голыми задницами, Присс и Джори, а на куче грязного белья лежал, свернувшись калачиком, голый мужчина, которого она бросила в гостинице на рассвете.

Мойра начала взбивать подушки, пытаясь отогнать эти странные видения. Их место тотчас же заняли мысли об умершем Таггарте, идеальном партнере в их суррогатном заочном супружестве, обеспечивавшем ей и стабильный доход, и мудрые советы, и приятный дружеский обмен мыслями. Этот мужчина не интересовался, как именно она распоряжалась его деньгами, полностью доверяя сметам расходов, которые она отсылала ему ежемесячно. Их союзу недоставало только реальной физической близости, но этот недостаток успешно компенсировался регулярным пылким сексом с Джори. Чтоб ему стать импотентом!

Со смертью Таггарта все пошло вразнос. Предательство Джори только завершило этот неудержимый разрушительный процесс. Но чудной американец оказался тем волшебным джинном, который помог ей восстать из пепла и наполнил ее новой энергией и жаждой активной жизни.

Правда, экстремальный секс не обошелся для нее без последствий: отбитый копчик давал о себе знать тупой болью. Она потерла больное место и застелила постель новым покрывалом. Ах, как чудесно было бы покувыркаться на нем с энергичным антропологом, стажировавшимся в тропических дебрях с юными непорочными людоедками. Боже, как ей его сейчас не хватало! С каким наслаждением она встала бы в ту же позу, что и Присс перед Джори, и показала бы ему, на что способна цивилизованная и образованная белая женщина, если разбудить в ней зверя.

Ее взгляд, устремленный в окно, стал задумчивым и грустным. Конечно, мужчина с экзотическим талисманом на шее доставил ей сказочное удовольствие, за что она была ему бесконечно признательна. Однако в определенном смысле жить ей после такого блаженства стало труднее, потому что за то непродолжительное время, пока они были вместе, она поняла, как важно для нее само живое общение с равным ей по интеллекту и миропониманию мужчиной, умеющим найти верный подход к женщине и без лишних слов угадывающим ее заветные желания.

Еще ни с одним любовником ей не было так интересно, легко и просто, как с этим американцем с фигурой Тарзана и бусами из зубов крокодила на мощной шее. Как бесконечно далеко до него Джори! Насколько этот похотливый козел примитивен! И как обидно и странно, что она прежде этого не понимала! Впрочем, вряд ли стоит упрекать в чем-то обыкновенного провинциального парня, ютящегося в каморке над пабом своего папаши, коль скоро и сама она давно огрубела душой и перестала прислушиваться к своему внутреннему голосу. Ничего не поделаешь, теперь ей придется утешаться приятными воспоминаниями и орошать слезами подушку по ночам, облегчая томление в душе и лоне.

Слезы вновь навернулись у нее на глаза, и Мойра стала с отвращением бросать грязное постельное белье на старое покрывало, чтобы связать его в узел и сжечь в камине. Но благоразумие победило ярость, и она стащила узел по лестнице на первый этаж, вынесла его на улицу и закинула в кузов пикапа, чтобы позже отвезти его в главный корпус замка, где имелась большая стиральная машина.

Однако, переведя дух и пораскинув мозгами, Мойра решила не откладывать стирку в долгий ящик и постирать белье немедленно. Подогнав автомобиль к массивным дверям парадного входа задом, она взвалила узел на спину и потащила его по извилистому лабиринту проходов и коридоров в подвал, надеясь, что доберется туда целой и невредимой, не переломав себе по пути ноги. Покалечиться в чреве невероятно головоломной конструкции, именуемой замком Баллантре, можно было запросто, особенно спускаясь по крутым лестницам.

За несколько столетий Баллантре ремонтировали и перестраивали бесчисленное количество раз, и в результате замок из гармоничного архитектурного ансамбля превратился в замысловатое сооружение, напоминающее кроличью нору. Но Мойра, знавшая как свои пять пальцев все его ходы и выходы, благополучно спустилась в каменное подземелье и, волоча за собой по древним каменным плитам тюк с бельем, очутилась наконец в бывшей пыточной камере, ныне переоборудованной в прачечную.

Стирку она ненавидела с детства, но была вынуждена смириться с этой рутинной работой по соображениям экономии. Запихнув белье в машину и засыпав туда порошка, она закрыла крышку и с облегчением отряхнула ладони. Теперь с Джори было покончено навсегда, и с Присс тоже. Но удастся ли ей найти себе новую близкую подружку? Такую, с которой можно поделиться любым, даже интимным, секретом, за чашкой чая обсосать каждую деталь бурно проведенной с любовником ночи, посмеяться от души, помечтать или посетовать на злодейку судьбу. Короче, облегчить душу и поднять себе настроение. Присс умела слушать и проявлять сочувствие, правда, сгрызая при этом не менее коробки печенья. Но какие могут быть счеты между подружками?

Все шло хорошо, пока эти посиделки не вышли Мойре боком. Вернее, Мойра оказалась сбоку припека, Присс же отбила у нее любовника и ни капельки не раскаивалась в этом. Что ж, каждому свое, философски рассудила Мойра и побрела к выходу из прачечной. Едва передвигая ноги, внезапно словно бы налившиеся свинцом, она проделала снова долгий путь по лестницам, переходам и коридорам, вышла из центрального здания и направилась в свою башню, собираясь выпить чаю, поудобнее устроиться в своем уютном кабинете и приступить к умственной работе, которая окончательно отвлечет ее от мыслей об этой парочке предателей.

Войдя наконец в кухню, Мойра повесила на вешалку у двери парку и первым делом поставила на плиту чайник. О Джори она особенно не тосковала, подтверждением чему стали ее приключения минувшей ночью, но это вовсе не означало, что она не имела права возненавидеть его после того, как он так чудовищно с ней обошелся. Разве то, что он сделал в ее отсутствие с Присс, ее лучшей подругой, не верх цинизма? Только законченный мерзавец мог вытворить такое в кровати своей постоянной любовницы! Фу, какая гадость! Уж если ему стало так невтерпеж, мог бы трахнуть другую девицу. Мало ли их крутится в баре? Так нет же, он выбрал именно Присс! Ее лучшую подругу, единственную, кому она поверяла свои секреты.

– Так мне, дуре, и надо! – воскликнула в сердцах Мойра, сообразив наконец, что Присс была не достойна такого доверия. Да и дружбой с ней она тоже не дорожила, раз так энергично вертела своей голой задницей, пока Джори самозабвенно ее тарабанил. Эта возмутительная картина снова возникла у Мойры перед глазами в мельчайших деталях, и она тряхнула головой, отгоняя прилипчивые воспоминания. И пусть эта бесстыдная кошка и бормотала потом в свое оправдание что-то о том, что втрескалась до беспамятства и потому уже давно мечтает ему отдаться. Все равно она была обязана соблюсти правила приличия. Впрочем, этот кобель Джори тоже не ангел! Не пора ли извлечь из этой ситуации для себя урок и впредь уже не быть такой доверчивой?

Мойра усмехнулась, вспомнив, что лишь вчера ночью доверилась незнакомцу, вздохнула и стала заваривать чаи. Хорошо, что она хотя бы решилась убежать из номера поутру, иначе совершила бы какую-нибудь непоправимую глупость. Вот только почему у нее скребут на сердце кошки.

Такое же смутное ощущение своей вины она испытала, когда разругалась в пух и прах с Присс и Джори. Не слишком ли она сентиментальна в последнее время? Мойра положила на блюдце еще два печенья и пошла пить чай в кабинет, убежденная в том, что сладкое и на этот раз поможет ей быстро выйти из депрессии.

Конечно, с ее стороны было невежливо исчезнуть, даже не оставив американцу записку. Но что, хотелось бы ей знать, она могла ему написать второпях? Покидая гостиницу, она чувствовала себя жалкой трусихой, испортившей своим внезапным исчезновением настроение хорошему человеку. Что после этого он о ней подумает? Терзаемая раскаянием, она чуть было не решила написать все-таки ему записку, пока ехала в горы забирать свой пикап вместе с Роби в кабине его тягача, и засунуть ее в дверную щелку малолитражки незнакомца. Но она так устала, выкапывая из-под сугроба свой грузовичок, что даже не стала дожидаться, пока Роби вытянет из кювета машину американца, и укатила домой, внушив себе, что там ее ждут неотложные дела. В действительности, как она теперь поняла, ее гнал оттуда страх, боязнь снова встретиться с американцем на этом роковом повороте дороги. Что бы тогда она ему сказала? Извинилась бы за то, что убежала не попрощавшись, словно мартовская кошка, уставшая от ласк всех дворовых котов?

Но это было не самое худшее ее опасение, больше всего она боялась, что он вернется и между ними все завертится снова, как прошлой ночью, и тогда она совершенно обезумеет и не сможет уже уйти от него, став рабыней любви.

Мойра поставила чашку и блюдце на стол и, выдвинув один из ящиков, начала искать упаковку аспирина, чуть слышно бормоча себе под нос:

– Всего лишь одна ночь с незнакомцем, и ты вообразила, что к тебе пришла настоящая любовь! Ты ведь даже не знаешь его имени!

Она рассмеялась: и угораздило же ее влюбиться в мужчину, живущего главным образом в южноамериканских джунглях! Где бы, любопытно, они провели свой медовый месяц? В гамаке? Такого счастья и врагу не пожелаешь! Чем же она прогневала небеса? За что ей такой суженый? Ей внезапно стало зябко.

– Выброси его из головы! – немедленно приказала себе она, подумывая, не лучше ли ей прилечь у камина и согреться. Потирая пальцами виски, Мойра пересекла комнату и стала разжигать огонь в очаге. Когда дрова весело затрещали и по ним побежали язычки пламени, она уселась в старинное кожаное кресло и попыталась расслабиться.

Та Мойра, которую она знала, наверняка разбудила бы того парня, прежде чем от него уйти, и накувыркалась бы с ним от души. Но в течение той удивительной ночи с ней произошла поразительная метаморфоза: из нормальной независимой женщины она превратилась в жалкое, убогое создание, боящееся собственной тени. Она шмыгнула носом и произнесла сквозь слезы, тщетно пытаясь взбодриться:

– И все равно нужно было хорошенько трахнуться с ним напоследок!

Это одиночество превратило ее в плаксивую неврастеничку, решила она, сделав глоток чаю. Любая на ее месте тронулась бы рассудком, если бы пожила долго одна в огромном пустом замке. Здесь уже давно не сновали строители и плотники: после смерти Таггарта ей стало нечем платить им за работу. К тому же наступила холодная и снежная зима, с приходом которой она осталась в своей башне в одиночестве, даже без кошки, непременной подружки любой старой девы.

– Надо взять себя в руки! – сказала Мойра громко и, схватив пачку бумажных салфеток, стала сморкаться и вытирать слезы. – И заняться полезным делом!

Мойра встала, вернулась к письменному столу, достала из него папку с черновиком статьи и, раскрыв ее, начала вносить в рукопись поправки красным карандашом. Закончив с корректурой, она собиралась перепечатать текст набело и заняться сочинением письма в Штаты. Но даже в том случае, если бы наследник Таггарта ответил быстро, ей потребовались бы деньги на текущие расходы. О сумме, которую нужно было срочно вернуть банку, она боялась даже вспоминать, чтобы снова не расплакаться от отчаяния. Оставалось только попытаться продать несколько земельных участков. Но где же найти зимой покупателя? Буквы начали расплываться у нее перед глазами...

А что будет, если наследник Таггарта не захочет иметь с ней дело? Этот язвительный вопрос, заданный внутренним голосом, отбил у нее охоту править рукопись. И Мойра, отложив ее в сторонку, достала гроссбух, чтобы с его помощью выбрать участки для срочной продажи. Земля на заливных лугах была плодороднее, чем в других местах. Но фермеры, арендующие ее, исправно платили большую арендную плату и вряд ли согласились бы перебраться в другое место. Следовательно, надежда оставалась только на участки неподалеку от деревни. Однако продажа этой земли требовала кругленькой суммы для оплаты заключения экспертов, а таких денег на руках у нее не было. И времени на оформление сделки тоже. Если же продать ее со скидкой, она понесет значительные убытки.

Мойра скользнула рассеянным взглядом по старой пишущей машинке, стоящей на конце стола. Надо было раньше написать в Америку письмо, сразу же после смерти Таггарта. Но у нее тогда не хватило мужества обратиться к его наследнику с просьбой срочно выслать ей денег. Разумеется, в том, что он охвачен горем, уверенности у нее не было. Но она сама была охвачена грустью и печалью настолько, что не могла ничего с собой поделать.

– А теперь, жалостливая Мария Магдалина, ты потеряешь всю землю Синклеров! – в сердцах воскликнула она.

У нее вдруг еще сильнее разболелась голова, аспирин не помогал. Перспектива стать позором всего своего рода нарисовалась перед ней с пронзительной отчетливостью. Ей надо было проявить больше упорства и смекалки, найти какой-то способ спасти замок и без участия сыновей Таггарта, так и не помирившихся с отцом, даже когда он доживал свои последние дни.

Мойра в сердцах отбросила карандаш, злясь на себя и на отпрысков покойного, и принялась массировать кончиками пальцев пульсирующие виски. Вдруг со стороны въезда во двор донеслось урчание автомобильного мотора. Она вскочила и подбежала к окну. Какой-то незнакомый ей черный грузовик маневрировал по двору, вероятно, в поисках свободной площадки, пригодной для парковки. Наконец он остановился возле черного хода и заглох. Мойра уже собралась было пойти поговорить с водителем, воспользовавшись подземным ходом, соединяющим ее башню с главным корпусом, как вдруг дверца машины распахнулась, и из кабины высунулась голова с копной курчавых волос.

У Мойры перехватило дух, и она схватилась рукой за горло. Лица мужчины она из окна не видела, но его волосы тотчас же узнала. Да разве могла она их забыть!

– Но этого не может быть! – прошептала она. – Если только я окончательно не сошла с ума...

Ноги сами понесли ее к ступеням лестницы, ведущей в подземный тоннель. Рискуя свернуть себе шею, она сбежала по ним и устремилась по каменным плитам в подсобные помещения основного здания замка. Рой догадок и вопросов гудел у нее в голове. Во-первых, ей казалось странным, что он приехал сюда на грузовике, а не на серебристой малолитражке. Во-вторых, было непонятно, как ему удалось выйти на ее след спустя несколько часов после ее исчезновения из гостиницы. В Калите ее никто не знал. Стоп! А механик Роби?

Нет, этого решительно не могло быть! С ним она расплатилась наличными, и вряд ли он стал бы рассказывать об этом незнакомцу. Но в гостинице она расплачивалась кредитной карточкой, и у мужа Хелен осталась квитанция. Но даже если допустить, что американцу удалось уговорить старичка сказать ему ее имя и фамилию, то все равно оставалось загадкой, как он узнал ее адрес. Она убавила шаг и крепче сжала в руке фонарь, который сняла на бегу с крюка, прежде чем спуститься в темное чрево крепости. Мозг ее продолжал лихорадочно искать ответы на все новые и новые вопросы, возникавшие у нее по мере продвижения по тоннелю.

Почему он приехал к ней на грузовике? Да и вообще, он ли это? Может быть, это кто-то из строительных рабочих? Почему она решила, что только у этого американца, живущего среди косматых дикарей, такая шевелюра?

Достигнув наконец главного корпуса, Мойра поднялась по узкой и скользкой лестнице в подсобное помещение и, лавируя между опорными колоннами и ящиками со строительными материалами, поспешила по длинному коридору, устланному ковровой дорожкой, к выходу во двор, расположенному рядом с большой кухней. Вдоль стен коридора тянулись книжные стеллажи, забитые книгами, повсюду толстым слоем лежала пыль, а кое-где виднелась паутина. Содержать огромное строение в порядке и чистоте одному человеку было не по силам. Многие комнаты вообще пустовали на протяжении десятилетий, но Мойра, выросшая в замке, знала в нем каждый уголок. Миновав огромный камин, в котором вполне можно было зажарить на вертеле целого быка, она прошла мимо дверей кладовой и замерла возле застекленных створок двери черного хода, не решаясь ее распахнуть. Но взгляд ее устремился во двор, где тоже застыл в нерешительности мужчина с копной курчавых волос на голове.

Он был широк в плечах и высок ростом, морозный узор на стекле мешал ей разглядеть его лицо, но было видно, что он одет в темную куртку. Сердце твердило ей, что это тот самый американец, но она не могла в это поверить. Наконец он подошел к двери поближе, и сердце Мойры заколотилось с чудовищной силой. Проклиная себя за невероятную глупость и позорную трусость, она тряхнула головой, расправила плечи и сделала долгий успокаивающий вздох, упорно внушая себе, что для паники нет причин, потому что на пороге застыл обыкновенный работяга, ищущий работу. И что надо спокойно открыть дверь и покончить со своими идиотскими фантазиями.

Дрожащими руками Мойра стала отодвигать засов, трепеща, как испуганная крольчиха. Задвижка поддалась и отошла в сторону. Мойра распахнула дверь и издала громкий вздох удивления и восторга: в шаге от нее стоял он!

– Это вы! – прошептала она, борясь с желанием протянуть руку и дотронуться до его лица. Значит, предчувствие не обмануло ее, он действительно разыскал ее! Все другие проблемы тотчас же отошли на задний план, она была не в силах думать больше ни о чем, кроме как о возможности упасть в его объятия и ощутить на своих губах его поцелуй.

Но как ни велика была ее щенячья радость, ей не составило труда заметить, что он смотрит на нее скорее с изумлением, чем с телячьим восторгом. Наконец он промолвил:

– Мойра?

– Да, это я, – смущенно подтвердила она.

Он закрыл глаза, словно бы осмысливая вдруг открывшуюся ему горькую правду, глубоко вздохнул и, вскинув подбородок, вперил в Мойру пристальный холодный взгляд. На его лице при этом не читалось никаких эмоций.

По спине Мойры почему-то пополз холодок, вызванный вовсе не сквозняком, на котором она стояла, а предчувствием чего-то страшного. Зябко поежившись, она засунула руки под мышки, хотя только что хотела обнять ими гостя, и переступила с ноги на ногу. Насколько она поняла, он не предполагал, что дверь ему откроет именно она. Так тогда зачем он сюда пожаловал?

Американец стал абсолютно не похож на того человека, которым он был этой ночью. Он тряхнул головой и с горькой усмешкой сказал:

– В более дурацкое положение, чем это, он вряд ли сумел бы меня поставить, даже если бы он сейчас был жив!

– Простите? – сказала Мойра, предположив, что он подразумевает какое-то происшествие, случившееся с ним по пути из Калита в Баллантре.

В его светло-карих глазах вспыхнули дьявольские огоньки.

– Так вы Мойра Синклер? – спросил он гробовым голосом.

– Да, как я уже и сказала, – смущенно промолвила она. – Но почему у вас такое лицо, словно вы смотрите на привидение. Разве вам была нужна здесь не я?

Он продолжал буравить ее взглядом, как бы не веря своим глазам.

– Уж не хотите ли вы сказать, что вам не известно, кто я такой? – осевшим голосом спросил он.

– Я думаю, вы тот самый мужчина, из постели которого я выбралась этим утром. Что происходит, в конце концов? Почему вы себя так странно ведете? – воскликнула Мойра.

– Вы продолжаете пытаться убедить меня, что находитесь в неведении относительно того, кто я есть на самом деле? – спросил он, насупив брови.

– Вы мужчина, с которым у меня была интимная связь, – теряя терпение, сказала Мойра. – Помимо этого, мне ничего о вас не известно. Надеюсь, вы собираетесь наконец просветить меня?

– Вам о чем-то говорит имя Таггарт Морган? – ледяным тоном спросил американец.

Ошеломленная, Мойра раскрыла рот и вытаращила глаза, отказываясь поверить, что тот самый мужчина, с которым у нее был такой бурный спонтанный секс всего лишь несколько часов назад, каким-то образом посвящен в ее личные дела. Кто же он в самом-то деле? Она попятилась, раздумывая над тем, не спокойнее ли будет скрыться за дверью и закрыться на засов.

– А почему вы меня спрашиваете об этом? – пролепетала она.

– Так вы и в самом деле все еще не догадались? – наступая на нее, спросил, в свою очередь, он. – Я сын Таггарта Моргана, и зовут меня тоже Таггарт. Прошу любить и жаловать!

Мойра застыла, готовая рухнуть на пол без чувств.

Гость самодовольно ухмыльнулся:

– Может быть, вы наконец пригласите меня в дом? Вряд ли сквозняк пойдет нам обоим на пользу. К тому же я проголодался и замерз.




Глава 11


Однако Мойра словно приросла к полу и продолжала смотреть на него с удивлением и ужасом. Тага такое поведение несколько обескуражило, он нахмурился и тяжело засопел, отчаянно пытаясь объяснить все происходящее с ним логически. Их вчерашняя встреча уже не казалась ему случайной, следовательно, он имел дело с опытной мошенницей, которая сначала ловко морочила голову его отцу, а сейчас с ошеломляющим бесстыдством стремится использовать в своих корыстных интересах его сына и наследника. Но как ей удалось так ловко все обстряпать?

Впрочем, подумал он, судя по письмам, которые она писала его смертельно больному отцу, эта женщина, так убедительно изображавшая теперь испуг и недоумение, обладала недюжинным умом и актерским талантом. Иначе бы она не сумела обворожить Таггарта-старшего и выкачать из него кругленькую сумму денег на ремонт и содержание замка, в котором жила.

Ему живо вспомнилось, как потряс его Баллантре, когда он впервые увидел его с горы, подъезжая к долине на дребезжащем грузовичке, выпрошенном у Роби. Огромный, величественный и суровый, этот бывший бастион разбойников доминировал над окрестностями даже теперь, когда за многие столетия он существенно поизносился и перестал считаться неприступной крепостью, за стенами которой долгое время безбедно существовал клан отпетых негодяев.

Было нелепо и смешно осознавать, что он является их потомком и, что самое главное, владельцем Баллантре. Но смеяться ему почему-то не захотелось ни тогда, ни в данный момент. Таггарт сглотнул ком и снова окинул изучающим взглядом женщину, загородившую ему проход. Справившись с волнением, Мойра подбоченилась и смотрела на неожиданного гостя пытливо и дерзко, готовая дать ему отпор. Она определенно чувствовала себя здесь хозяйкой, и с этим ему нельзя было не считаться.

Но как же, черт побери, она все-таки узнала о его приезде? Связалась уже после его отбытия из Америки с Джейсом? Была вынуждена вступить в контакт с наследниками своего бывшего благодетеля в силу финансовых затруднений? Побоялась потерять крышу над головой и смирила свою гордыню? Никаких видимых свидетельств того, что она расходовала получаемые от его отца деньги по назначению, он пока не заметил. Во дворе не было ни грузовиков, ни строительных материалов, необходимых для серьезных восстановительных работ. И первое, что приходило в голову, было то, что она тратила немалые суммы на себя, уверенная, что отчеты, которые она регулярно отсылала в Штаты, выглядят достаточно убедительно.

Однако заморочить голову ему, Таггарту Моргану-младшему, этой авантюристке не удастся. И никакие женские фокусы ей не помогут, хотя на один из них он вчера ночью уже и попался.

Словно бы угадав ход его мыслей, молчавшая до этого Момента Мойра перешла в контрнаступление.

– Вы имеете нахальство требовать от меня гостеприимства? – воскликнула она, взмахнув негодующе руками. – И это после того, как вы свалились на мою голову, словно снежная лавина, и вдобавок подозреваете меня в притворстве? К вашему сведению, мистер Таггарт, вся эта страшная история стала для меня полной неожиданностью.

Таггарт в ответ недоверчиво хмыкнул и бесцеремонно прошел в дом мимо нее, ясно давая ей понять, кто отныне будет здесь командовать.

– Что вы себе позволяете! – возмутилась Мойра. – Я вас, кажется, не приглашала.

– А по-моему, вы оказали мне уже наибольшее гостеприимство, на которое может рассчитывать мужчина. Хозяин гостиницы даже намекнул мне в разговоре, что у вас в Шотландии так принято. Советую вам прекратить ваши странные игры, а впредь думать о последствиях, прежде чем броситься в объятия к незнакомцу. – Он пошел дальше по полутемному коридору, но Мойра крикнула ему вслед:

– Стойте! То, что между нами произошло ночью, не дает вам права вламываться в мое жилище! Немедленно вернитесь!

Таггарт остановился и резко обернулся. Бежавшая за ним Мойра натолкнулась на него и едва не упала. Он подхватил ее под мышками и прижал к себе. Она выпятила бюст и вытаращила глаза, испуганная решительным выражением его лица. Шутить с ней он точно больше не собирался, сочтя для себя унизительной роль куклы, которую дергала за веревочки хитрая Мойра Синклер, ловко морочившая голову своими письмами его отцу. Не менее обидным ему казалось и то, что он представлял ее себе совершенно другой.

– Из того немногого, что мне стало известно о наших общих предках, – не выпуская ее из объятий, сказал он, – Морганы не раз пробивали брешь в стене обители Синклеров и становились здесь полноправными хозяевами. Так что я всего лишь продолжаю родовую традицию, хотя действую не стенобитным орудием.

Зрачки Мойры расширились, однако не от страха, а точно так, как они расширялись, когда он пускал этой ночью в ход свои пальцы и заставлял ее трепетать от страсти. Следовательно, пытаясь унизить ее, он добился другого результата. Таггарт выпустил ее из рук и отшатнулся, боясь запутаться в своих мыслях и сетях ее женских чар. Как ни жарки были их взаимные любовные ласки, они не могли ввести его в заблуждение. Пусть он и остался под большим впечатлением от совокупления с этой темпераментной шотландкой, Таггарт был уверен, что все ее исступленные крики, томные стоны и сладкие вздохи – всего лишь дамские уловки, призванные притупить его бдительность и заставить его забыть, что она неплохо жила на деньги его отца.

С этим следовало покончить раз и навсегда. Хотя его мужское естество и было категорически против разрыва с этой красоткой.

– Послушайте! – вскричала Мойра, охваченная нервной дрожью. – Давайте разберемся во всем спокойно. Пока же, похоже, мы оба заблуждаемся в отношении того, что произошло на самом деле.

Она лукаво улыбнулась и сверкнула голубыми глазами.

– О нет! Одному из нас уж точно известно больше, чем другому, – возразил на это Таггарт.

– Тогда я предлагаю вам умерить свой пыл и изменить для начала хотя бы тон разговора, – сказала Мойра и попыталась его обойти. Но он инстинктивно преградил ей путь к бегству и заявил:

– Хорошо. Но только имейте в виду, что повторения прошлой ночи не будет, с меня довольно того, что я один раз клюнул на вашу приманку. Я не собираюсь и впредь позволять вам меня дурачить.

– Дурачить вас? – Мойра рассмеялась. – Это круто! Тогда позвольте мне задать вам один вопрос: если я хотела вас обворожить и заманить в свои сети, тогда зачем я убежала на рассвете, даже не попрощавшись с вами? Ведь если следовать вашей логике, я должна была бы остаться и закрепить успех. И вот еще: объясните мне наконец, откуда мне могло быть известно, кто вы такой на самом деле! И что вы вообще собирались прилететь сюда из Америки? Меня о вашем визите никто не уведомил.

– Вы могли навести обо мне и моих планах справки, позвонив в Штаты, – сказал Таггарт.

– Это смешно! Я не настолько богата, чтобы позволить себе лишние разговоры по международной линии, – возразила она.

– Я об этом уже догадался, – с усмешкой сказал он. – После смерти моего отца вы лишились своего главного источника существования, пособия, которое он вам назначил.

– Пособия! – Мойра покраснела от негодования. – У нас имелся деловой договор с вашим отцом, все было по закону!

– И вы привыкли жить на широкую ногу. Сожалею, но отныне вам придется изменить образ жизни и привыкнуть к скромности и экономии, – холодно промолвил он. – Я не намерен брать вас на содержание. Впрочем, я не удивлюсь, если узнаю, что вы уже успели облапошить и других потомков Морганов в Америке. Вы весьма преуспели в написании трогательных писем.

– Откуда вы знаете о моих письмах? – прищурившись, спросила Мойра.

На этот вопрос он предпочел не отвечать, опасаясь, что вместе с гневом у него снова возникнет эрекция, совладать с которой он не сумеет и пустит этот аргумент в ход. А на пока еще чужой для него территории любой необдуманный поступок мог обернуться против него.

– Если бы вы не писали ему душещипательных посланий, он вряд ли бы стал посылать вам значительные суммы денег, – наконец сказал он. – Это чисто логическое умозаключение. Наличие же у вас таланта беллетриста несомненно, поскольку мой папаша был очарован вашими историями. Вам даже не пришлось прибегать к традиционному способу выкачивания денег из мужчин. Поэтому мне, можно сказать, повезло в этом смысле, я взял реванш за всех обманутых вами Морганов.

В ответ она влепила ему звонкую пощечину. Глаза ее при этом потемнели от гнева, на щеках вспыхнул румянец, грудь учащенно вздымалась. И Таггарту показалось, что она сейчас на грани бурного оргазма. Он, во всяком случае, тотчас же пришел в необычайное сексуальное возбуждение.

– Я думаю, что на этом наш разговор закончился, – вдруг заявила Мойра и, отступив, указала ему рукой на дверь. – Прошу вас покинуть мой дом, я не потерплю больше от вас оскорблений в стенах своего родового замка. Теперь, после близкого знакомства с вами, мне многое становится понятным.

– Что же именно, позвольте узнать? – спросил Таггарт.

– Только такой бессердечный человек, как вы, мог оставить без ухода и присмотра своего тяжело больного отца. Вы не соизволили даже послать ему открытку. Ваши братья такие же черствые эгоисты. Так-то вы отплатили ему за все добро!

Таггарт беззвучно пошлепал губами и расхохотался.

–Да вы редкая артистка! – с трудом произнес он сквозь смех.

Но Мойра не собиралась шутить, она окинула его таким ледяным взглядом, что по спине у него пробежал холодок.

– Что вам может быть в действительности известно обо мне и моих братьях? – наконец сказал он.

– В этом вы, как ни странно, правы, – невозмутимо констатировала Мойра. – Ваш отец никогда не писал мне о том, как вы живете. Он лишь упомянул однажды о вашем существовании. Мой личный опыт общения с вами я нахожу вполне достаточным, чтобы навсегда распрощаться. Будьте здоровы! – Мойра изобразила шутливый поклон и распахнула дверь. – Уверяю вас, что я не обременю вас своими письмами. И скорее не оправдаю надежд своих предков, чем возьму на Баллантре хотя бы один цент из моргановских сундуков. Прощайте.

Но Таггарт и не думал идти у нее на поводу. Эта самонадеянная шотландка явно переоценивала свою роль смотрительницы замка либо искренне считала, что имеет на родовое поместье больше прав, чем он. Возможно даже, что она была уверена, что перед смертью его отец сделал ее своей наследницей. Пора было разочаровать ее и поставить на место.

Таггарт отошел подальше от открытой двери, не собираясь уходить из помещения, по закону принадлежащего ему, и заявил с важным видом:

– Мне представляется, что нынешнее поколение шотландских Синклеров преувеличивает свое значение в общей картине исторических связей кланов Морганов, Синклеров и Рамзи. Связей, которые существенно ослабли с тех пор, как замок Баллантре потерял свою былую роль оплота трех этих родов. Должен признаться, что я не слишком осведомлен относительно своих пращуров, живших по эту сторону океана. Но то, что стало мне известно, пока я рос среди американских Рамзи и Синклеров, позволяет мне считать весьма условными узы наших общих обязательств.

– Уж не хотите ли вы сказать, что оставили без внимания историю собственного рода, будучи антропологом и посвятив всю свою жизнь истории других народов? – насмешливо спросила Мойра, словно бы отказываясь поверить, что он совершенно не интересовался собственными корнями.

– Одной из причин моего нынешнего визита в Шотландию как раз и явилось желание устранить это упущение и наконец-то докопаться до своих корней, – сказал Таггарт.

– И я попалась под ваш заступ! Очень мило, – съязвила Мойра, складывая руки на груди. – Но что еще вам от меня надо? Как долго вы собираетесь мучить меня изложением своих ограниченных взглядов на наше общее историческое наследие, ради сохранения которого вы пока ровным счетом ничего не сделали?

– Я не собирался вас мучить, – тяжело вздохнув, ответил Таггарт. – И позволю себе заметить, что прошлой ночью вы не жаловались на мое обращение с вами и не считали его пыткой. Я даже не знал, что вы – Мойра Синклер, пока вы не открыли мне эту дверь.

– Так вы признаете, что прибыли сюда с недобрыми намерениями в отношении неизвестной вам Мойры Синклер?

– Вовсе нет! Напротив, я с нетерпением ждал нашего знакомства, – брякнул Таггарт и тотчас же пожалел об этом.

– Что ж, оно состоялось при весьма оригинальных обстоятельствах. Надеюсь, вы удовлетворены этой частью программы? – нахмурившись, промолвила Мойра.

– Повторяю, я не знал, что это вы, – стиснув зубы, сказал Таггарт. – Ведь и вы утверждаете, что даже не подозревали, с кем имеете дело. В этом смысле мы квиты. Но согласитесь, что надо признать эту поразительную встречу феноменальной случайностью, если все, что вы говорите, – правда.

– Как ни трудно в это поверить, однако, похоже, что все именно так и обстоит. Если, конечно, вы меня не обманываете, – сказала Мойра. – Что ж, в жизни всякое бывает. Порой школьные приятели спустя многие годы случайно встречаются в аэропорту за тысячи миль от дома.

Таггарт выдержал испытующий взгляд, поверил ей и понял, что он законченный идиот: ведь когда Мойра открыла ему дверь, на ее лице светилась счастливая улыбка, а он взял и все испортил. О Боже! Как же он одичал...

Продолжая стоять возле двери, Мойра выдержала паузу и спросила:

– Вы до сих пор так и не объяснили, зачем я, Мойра Синклер из Баллантре, вам понадобилась. Вы разговаривали со своим отцом незадолго перед его смертью? Он вам что-нибудь рассказывал обо мне?

Таггарт покачал головой:

– Мы с ним долгое время не общались. Я даже не знал, что он смертельно болен. И получил известие о его кончине всего несколько месяцев назад, находясь в археологической экспедиции.

– По вашему виду и тону не скажешь, что вы убиты горем, – язвительно сказала Мойра, скрестив руки на груди.

Таггарт стиснул зубы, но сдержался. Из писем Мойры к его отцу он знал, что отношения между ними были совершенно иными, чем отношения Таггарта-старшего со своими беспутными сыновьями. Поэтому ее позиция по данному вопросу была вполне понятна и объяснима, она заняла сторону отца. Но молча проглотить ее «шпильку» было совсем непросто, поскольку виноватым он себя не считал, а унижаться до объяснений причин своего конфликта с родителем не собирался. Тем не менее он сухо обронил:

– Не вам судить о наших семейных делах! Что вы можете о них знать!

– Что ж, тогда просветите меня! – предложила она совершенно спокойно.

У Таггарта задергался левый глаз.

– Я, конечно, мог бы, – сказал он, сглотнув ком. – Но не стану. Мои отношения с отцом никого не касаются.

И действительно, кому какое дело до того, что он ушел из отчего дома, чтобы не сойти там окончательно с ума?

К счастью, Мойра оставила эту щекотливую тему и сразу же вернулась к волновавшему ее вопросу.

– Приятель Таггарта, Мик Темплтон, сообщивший мне о его кончине, подчеркнул, что непременно исполнит его последнюю волю, – сказала она. – С тех пор прошло три месяца, но никто из его родственников так и не удосужился связаться со мной. Что вам известно о нашем с Таггартом договоре? Зачем вы прибыли сюда? И почему с нетерпением ожидали нашей встречи, если вас не интересует проблема сохранения семейного исторического наследия?

Таг ответил ей не сразу, неготовый к откровенному разговору и затрудняясь объяснить, какие чувства пробудили в его сердце ее пространные письма к его отцу. Еще сложнее ему было свыкнуться с мыслью, что сочиняла их та же женщина, с которой он провел необыкновенную ночь, даже толком не познакомившись с ней при этом. Ему легче было списать все на простое стечение обстоятельств, чем поверить, что так угодно провидению. А после стычки с Мойрой на пороге черного хода замка все вообще запуталось и осложнилось. После недолгих колебаний он решил раскрыть ей свои карты и выпалил:

– Мне стало известно о вашем существовании тогда же, когда я узнал о зарубежном имуществе отца.

Посвящать Мойру Синклер в детали он, однако, не стал, сочтя более благоразумным умолчать как о том, что, кроме как в Шотландии, другого зарубежного имущества у покойного не было, так и о том, что о своих заокеанских владениях отец никому не рассказывал при жизни, даже своему бухгалтеру.

– Ваше имя всплыло, когда я просматривал его деловые бумаги, – помолчав, добавил он. – И признаться, был озадачен его покупкой замка.

– Покупкой? Вы, наверное, подразумеваете документы об инвестировании? – сказала недоуменно Мойра.

– Вы полагаете, что отец всего лишь вкладывал деньги в эту недвижимость с целью получить налоговую льготу? – переспросил Таггарт не менее удивленно.

– Именно так все и обстояло, – с улыбкой сказала Мойра. – Вы внимательно читали бумаги?

И вновь интуиция Мойры Синклер поразила Таггарта: самих документов он так толком и не прочитал, удовлетворившись заверениями Мика, что отец является владельцем всего замка. Неужели Мик заблуждался? Трудно было поверить, что отец всего лишь вкладывал в эту недвижимость деньги. Но почему же все-таки Мик особо подчеркнул, что ему следует серьезно отнестись к возложенным на него обязанностям наследника имущества своего отца? Досадно, что тогда он пренебрег документами, находившимися в кожаной папке, и увлекся чтением писем Мойры, подумал Таггарт и задал ей коварный вопрос:

– А почему бы вам просто не объяснить мне, в чем суть ваших договоренностей с моим отцом?

Она настороженно взглянула на него и спросила, в свою очередь:

– Уж не намекаете ли вы на то, что в наших отношениях было нечто непристойное? Если так, то будьте мужчиной и примиритесь с этим, а не терзайте меня двусмысленными вопросами!

Таггарт отдал должное ее хладнокровию и уму и выразился более определенно:

– Я не думаю, что в вашем соглашении подразумевалось хоть что-то непристойное, но мне трудно не задаться вопросом: зачем вообще моему отцу понадобилось заключить его с вами? Вряд ли бы он стал вкладывать в полуразрушенный замок большие суммы только ради незначительных налоговых льгот. Я позволю себе предположить, что он надеялся преумножить свои капиталовложения. Но если судить по весьма неприглядному виду этого строения, значительных реставрационных работ здесь и не производилось. Чему, впрочем, не трудно найти объяснение: вы умышленно не спешили улучшить облик здания, чтобы отец не смог его продать и тем самым лишить вас родного дома. А ведь именно так он и поступил бы рано или поздно! Да, теперь я наконец-то понял, в чем заключался его замысел – привести ненавистное ему родовое гнездо в порядок и навсегда от него избавиться, а заодно и от своего постыдного наследия, которое вам представляется достойным гордости.

Мойра посмотрела на него как на сумасшедшего. Выглядел он в этот момент действительно возбужденным и взволнованным снизошедшим на него озарением. Иного разумного объяснения поступка своего папаши он не видел.

Но Мойра не приняла всерьез его слова. Она была поражена странным отношением самого Таггарта к своему родовому имению.

– Ваш отец никогда бы не выселил меня из семейного гнезда! – воскликнула она. – Не говоря уже о том, что просто не сумел бы этого сделать, даже если бы вдруг захотел. Но объясните, как вы, при вашей-то профессии, не понимаете всей ценности семейного наследия?

– Вы пытаетесь убедить меня в том, что мой отец вложил десятки тысяч долларов в нечто абстрактное? – Таггарт рассмеялся. – Возможно, в последние годы своей жизни старик и тронулся слегка рассудком, однако же не до такой степени, чтобы пускать свои накопления на ветер. И да будет вам известно, мисс Синклер, своих предков он ненавидел, презирал их и стыдился своего наследия.

Мойра нервно провела пальцами по своим волосам и, тяжело вздохнув, спросила:

– Вы привезли с собой документы?

Все бумаги, завещанные ему отцом, были при нем, но пока ему не хотелось говорить ей, что все ее письма сохранились. Возможно, эта женщина полагала, что отец спрятал их куда-то и свято берег от посторонних глаз, проникнувшись к их переписке сентиментальными чувствами. Таггарт не знал, что ей писал в ответ его отец, но был уверен, что вырастивший и воспитавший его человек напрочь лишен сентиментальности. И если он не забывал о своих корнях, то лишь потому, что хотел их выкорчевать и заново написать историю своей семьи.

– Документы в грузовике, – сказал Таггарт. – Но здесь, в коридоре, несколько темновато. Вам так не кажется?

– Пожалуй, вы правы, – сказала Мойра. – Мы уже достаточно долго выясняем отношения в полумраке, наступило время прекратить блуждать в потемках и пролить свет на семейные тайны. Предлагаю вам забрать из машины свои бумаги и подняться с ними в жилые покои, где мы и разрешим эту проблему раз и навсегда.

Она потянула за дверную ручку, и Таггарт вышел во двор, борясь с желанием обернуться и помешать ей захлопнуть дверь у него за спиной и закончить этим их встречу. Сохранив достоинство, он, однако, забрал из грузовика не только сумку, но и рюкзак, потому что уезжать отсюда, не получив ответов на имевшиеся у него вопросы, он не собирался.

– Но почему вы прикатили ко мне на грузовике? – раздался у него за спиной голос Мойры.

Он испуганно вздрогнул, не ожидая, что она подкрадется к нему так бесшумно, и оцепенел на мгновение. Придя в себя, он перекинул лямки рюкзака через плечо, обернулся и ответил:

– Вчера ночью кто-то еще проезжал то опасное место в горах и, вероятно, не заметил из-за вьюги сигнального флажка на антенне малолитражки. В результате весь ее перед смят в лепешку, а колеса повреждены. Разве вы не заметили этого, когда вытягивали из кювета свой автомобиль?

– Нет, мне показалось, что с вашей машиной все в порядке, – не моргнув глазом ответила Мойра. – Честно говоря, особенно я к ней и не приглядывалась, занятая больше тем, чтобы не дать сорваться с обрыва своему пикапу, пока его вытягивал Роби, прицепив тросом к своему тягачу. Он собирался потом высвободить из сугроба и вашу малютку. Но я не стала ждать и уехала. Разве он вам ничего не сказал?

– Не слишком-то он разговорчив, – ответил Таггарт, не сумевший вытянуть из молчаливого земляка Мойры почти никакой информации, как он ни старался. – Хорошо еще, что он одолжил мне грузовик, я должен вернуть его ему в конце недели.

– Мне жаль, что такое приключилось с вашей машиной, – сказала Мойра.

Таггарт перекинул через другое плечо ремень сумки и захлопнул дверцу грузовика, почему-то сомневаясь, что она не причастна к повреждению взятого им напрокат автомобиля. Уж слишком подозрительным казалось ему то, что она поспешила покинуть место происшествия.

– Зачем вы взяли свой багаж с собой? – с подозрением покосившись на его тяжелые вещи, поинтересовалась Мойра.

– В этих краях рано темнеет, и я не собираюсь опять вести машину ночью по горной дороге, – сказал Таггарт.

– В нашей деревне есть хорошая гостиница, я позвоню Молли и зарезервирую для вас номер. У них чудесная кухня...

– Не трудитесь, мисс Синклер, я думаю, что и в замке для меня найдется уголок, – улыбнувшись, перебил ее Таггарт. – Возможно, я не знаю всех деталей, но уверен, что кое-что здесь мне все-таки принадлежит.

Мойра скрестила руки на груди и полоснула его холодным взглядом.

– И не нужно так на меня смотреть, особого гостеприимства на этот раз я от вас не ожидаю. – Не обращая внимания на ее оскорбленное лицо, он молча прошел мимо нее и добавил: – Я привык спать в походных условиях и на комфорт не рассчитываю.

– Хорошо, – сказала Мойра, догнав его возле входной двери. – Тогда я оставлю вас на ночь в пыточной камере. Вам, Морганам, не привыкать к подобным помещениям. Добро пожаловать в замок Баллантре!

Почему-то эта шутка не показалась Таггарту забавной.




Глава 12


Мойра повела Таггарта сначала вверх по винтовой лестнице, потом по широкому коридору, вдоль стен которого стояли впритык стеллажи с книгами, в главный корпус. Но не в свою спальню, куда мечтала его затащить еще час назад для продолжения безумства прошлой ночи, а в большую гостиную, давно уже пустовавшую ввиду отсутствия гостей. А ведь были времена, когда здесь толпилась шикарно одетая публика, сновала с подносами прислуга, звучала приятная музыка, пахло дорогой парфюмерией, воском и коньяком. Теперь же в этом роскошном зале царило унылое запустение, пахнущее тленом, в углах висела паутина, а мебель покрывалась пылью.

И вот в такой гнетущей атмосфере она, Мойра Синклер, собиралась беседовать со старшим сыном своего скончавшегося американского благодетеля. Что же послужило причиной их отчуждения? Да и вообще, как такое возможно, чтобы сын многие годы игнорировал своего смертельно больного отца? Это не укладывалось у Мойры в голове, и она хотела как можно быстрее услышать от гостя внятное объяснение как в связи с необычной ситуацией в семье американских Морганов, так и по поводу заблуждения Таггарта-младшего относительно его прав на Баллантре. Лично она до сих пор пребывала в твердой уверенности, что спустя несколько недель станет единственной хозяйкой всего имения – таким, во всяком случае, был их уговор с покойным. «Ну, ничего, – подумала Мойра, распахнув двери зала, – сейчас это недоразумение прояснится, главное – сохранять спокойствие во время разговора».

Высокие потолки помещения, узкие окна и огромный камин создавали у впервые очутившегося здесь ощущение, что лучше говорить потише, чтобы эхо не разнесло звуки по всему замку.

– Вы умеете разжигать огонь? – спросила Мойра, обернувшись.

– Конечно, при наличии необходимых для этого материалов, – чуть заметно улыбнувшись, ответил гость.

– Дрова в камине есть, – сказала она, – вам остается их только разжечь. Вы найдете все необходимое для этого на специальной подставке в углу. А я тем временем схожу за своими бумагами, это займет всего несколько минут. Осваивайтесь, чувствуйте себя как дома.

Таггарт недоуменно вскинул брови и пожал плечами, как бы говоря этим жестом, что иначе и быть не может, поскольку это и его дом.

Мойра повернулась к нему спиной и поспешила выйти в коридор, прежде чем он мог заметить на ее лице гримасу досады. Ее трясло от злости, она была возмущена такой самоуверенностью незваного гостя, нежелающего понять, что он глубоко заблуждается. Ноги сами принесли ее к проходу, ведущему к лестнице в подземный тоннель.

Шумно дыша от праведного негодования и спешки, Мойра быстро прошла по нему в северную башню, поднялась в кабинет и достала из нижнего ящика своей картотеки нужную папку с документами. Помимо оригинала подписанного договора, в ней хранились квитанции банковских вкладов, подтверждающих ежемесячные взносы Таггарта-старшего, и банковские расписки в получении ею займов, обеспеченных этими денежными переводами. В отдельном кармашке Мойра хранила его письма. Они-то и стали причиной ее кратковременной задержки в кабинете. Задумчиво шевеля губами и морща лоб, Мойра некоторое время размышляла, стоит ли показывать их сыну человека, памятью которого она так дорожила. С одной стороны, письма в случае необходимости могли стать подтверждением их добрых отношений и соглашений с американским партнером, но с другой – ей не хотелось знакомить его неблагодарного отпрыска с теми пассажами, которые не предназначались для посторонних глаз и были особенно ей дороги. Нет, решила с тяжелым вздохом Мойра, Таггарту-младшему незачем читать откровенные письма своего отца, сын все равно не разделит его чувств и не поймет его мудрых советов.

Она сунула папку под мышку и спустилась в подземный ход, освещая себе путь фонарем. Теперь ее мысли целиком заняла непостижимая для ее ума перемена, происшедшая с ожидавшим ее в гостиной мужчиной. Как получилось, что он из обаятельного и забавного джентльмена, сумевшего овладеть ею в поразительно короткий срок, превратился в угрюмого и недружелюбного зануду, покушающегося на ее владения? Не следует ли искать корни такой метаморфозы в его трудном детстве? Быть может, раскол между детьми, рано потерявшими мать, и убитым горем отцом произошел, когда его супруга умерла? Пусть даже так, с горечью подумала она, и все-таки за столько лет они могли бы помириться! Но нет, даже смертельный недуг не изменил их отношения. Мойра закусила губу, сожалея об этом, и прибавила шагу.

Конечно, в определенном смысле Таггарт-младший был прав, резонно указав ей, что она практически ничего не знает об отношениях его отца со своими сыновьями и поэтому не вправе высказывать какие-то суждения об этом. Очевидно, дети Таггарта-старшего не случайно покинули один за другим отчий дом и зажили самостоятельно. Но неужели причина их разрыва с отцом была настолько ужасна? В конце концов, все мужчины порой бывают излишне непреклонны в своих решениях, грубоваты, скрытны и эгоистичны. Однако же родственники им это обычно прощают.

Мойру Таггарт-старший подкупил своими глубокими суждениями о жизни, любопытными замечаниями о своих знакомых и близких, ценными философскими мыслями, умением емко и кратко излагать их. Он делился с ней своими впечатлениями о судебных процессах, которые вел, воспоминаниями о своих студенческих годах и важных вехах своей карьеры, рассуждая о преимуществах американской судебной системы. И хотя многое из написанного им ей было непонятно, она всегда поражалась его огромной эрудиции и восхищалась его писательским талантом.

С особым интересом она читала его рассказы о долине Рогз-Холлоу и ее обитателях, чьи фамилии ей о многом говорили, – Рамзи и Синклерах, соседях Морганов. Таггарт-старший высоко оценивал достоинства Мака Рамзи, ровесника его сына, ставшего шерифом города. О собственных же детях судья Морган особенно не распространялся, видимо, это была слишком болезненная для него тема. Мойра поняла, что лучше не сыпать ему соль на рану, и не обременяла его нескромными вопросами. Странная трактовка семейной истории Морганов, которую дал, пусть и в запальчивости, Таггарт-младший, стала для Мойры полной неожиданностью.

Вот почему любопытство снедало ее тем сильнее, чем выше поднималась она по ступеням лестницы, ведущей из подземелья в основную часть замка. Мойра и сама не ожидала, что в ней вспыхнет такой неподдельный интерес к семейным тайнам клана Морганов, один из последних представителей которых ожидал ее в большой гостиной возле камина. Сама того не замечая, она бормотала на ходу себе под нос:

– Нет, он проделал этот неблизкий путь из Америки вовсе не от безделья. И не из праздного любопытства решил взглянуть на свое предполагаемое наследство, прежде чем его продать. А что, если он и в самом деле выселит меня из замка?

Она отогнала нелепые предположения и, стиснув зубы, почти бегом одолела последний пролет. Да какое это имеет значение, что он задумал, в конце концов? У него нет абсолютно никаких прав ни на один камень Баллантре. И продавать что-либо из ее родового наследия он не вправе. Сейчас она ему это объяснит...

Мойра расправила плечи и попыталась придать своему раскрасневшемуся от бега лицу дружелюбное выражение, готовясь очень вежливо, подробно и аргументированно растолковать упрямому и алчному претенденту на ее законные владения, что иного выбора, кроме как либо продлить договор аренды, заключенный с ней его отцом, либо убраться отсюда восвояси, у него нет. И только по доброте душевной она позволит ему, если он этого захочет, остаться в замке на одну ночь.

– Ну, по-моему, я все с собой захватила! – бодро воскликнула Мойра, войдя наконец в зал. К своему неописуемому удивлению, она обнаружила, что гостиная пуста. Она позвала его по имени, но ей многократно ответило только гулкое эхо – Таггарт, Таг, Та...

Мойра в панике выскочила в коридор и снова окликнула его. Но безуспешно.

Не услышать ее было просто невозможно. Тогда куда же он подевался? Забыл что-то в машине и вернулся к ней? Вряд ли, одному ему было не найти туда дорогу, тем более в сумерках: электрическое освещение имелось далеко не во всех помещениях огромного замка, в его закоулках легко было потеряться. Мойра включила фонарь и отправилась на поиски легкомысленного гостя, то и дело останавливаясь и окликая его.

В конце концов она очутилась у двери черного хода. Та оказалась запертой изнутри на засов. Сквозь мутные стекла было видно, что возле грузовичка нет ни души. Куда же американец запропастился? Неужели рискнул в одиночку добраться до главного входа. Мойра в сердцах чертыхнулась и пошла туда по лабиринту коридоров и проходов. Вдруг из мрака ниши на лестничной площадке возникла темная фигура. Мойра в испуге шарахнулась в сторону, чуть было не выронив из рук тяжелый фонарь.

– Что это вы тут блуждаете? – спросил Таггарт и взял ее за локоть, чтобы она не упала. – Я пошел искать туалет и заблудился. Поразительно, как вам удается ориентироваться в этих катакомбах! И вообще здесь у вас жутковато: повсюду шныряют мыши и крысы, снуют тараканы и пауки. Только привидений и вампиров не хватает. Или они появятся после полуночи? Если не секрет, где все-таки расположен действующий туалет? Или они все у вас закрыты на ремонт?

– В замке двадцать уборных, однако в этой части здания ни одна из них не функционирует, – прочистив горло, сказала Мойра и высвободила руку.

– Как и электрическое освещение. Очень мило. Вы весьма экономно расходовали средства, выделяемые регулярно на ремонт замка моим почившим отцом, – язвительно заметил Таггарт.

– Однако это не помешало вам и без освещения забраться черт знает куда. Мы с вами находимся в южном крыле здания.

– Я прекрасно вижу в темноте, – невозмутимо сказал он. – А вы разве до сих пор этого еще не поняли?

Разговор начинал принимать опасный для нее оборот.

– У вас завидное чувство юмора, – попыталась обратить обмен колкостями в шутку Мойра. – Вы не теряете его даже в критической ситуации. Должна сказать, что вам сильно повезло, что вы не свернули себе шею и не переломали ноги, блуждая по замку в поисках действующего туалета.

– Раз вы настолько заботливы, позвольте мне подойти к вам поближе и взять вас под руку, – не преминул воспользоваться случаем Таггарт и подошел к ней вплотную, почти касаясь ее своим телом.

Она вдруг задрожала и замерла, почувствовав предательскую слабость в коленях. Голова ее стала наполняться туманом, а соски твердеть. Но высвободить свою руку она почему-то не спешила, как и попятиться. Каким-то странным, осевшим голосом она пролепетала:

– Здесь, в помещениях нижнего этажа, всегда темно и прохладно. А в подземелье вообще полный мрак, и я стараюсь пореже туда спускаться. Подвалы сохранились в своем первозданном виде, как и основание северной башни, их не переделывали с шестнадцатого века, то есть с эпохи правления Синклера-первого. Его преемники переустраивали главным образом жилые помещения и службы. И в результате получилось невероятное смешение архитектурных стилей, с причудливыми лесенками, извилистыми коридорами, темными закоулками, обескураживающими тупиками, излишними нишами и...

– Абсолютно необходимыми альковами, – пошутил Таггарт. – Кстати, нельзя ли взглянуть на ваш будуар?

Он бессовестно заигрывал с ней, зажав ее в темном углу в полуподвале пустого дома, но, как ни странно, ей было это даже приятно. Однако за десять часов, минувших со времени ее поспешного бегства из гостиницы, к чувствам, которые она испытывала к этому неординарному мужчине, прибавилась и подозрительность. Пытаясь не обращать внимания на внезапный жар, охвативший ее с головы до пят, Мойра грудным, чувственным голосом спросила:

– Зачем вы так?

– Как «так»? – притворился непонимающим он, едва ли не упираясь в низ ее живота своим напрягшимся мужским естеством.

Звон, вдруг возникший у нее в ушах, стал оглушительным, внутри у нее все таяло и дрожало. Но все же у нее хватило смелости и сил пояснить:

– Зачем вы меня соблазняете? Ведь еще недавно вы едва ли не открыто обвинили меня в попытке облапошить доверчивого старичка и выудить у него как можно больше денег.

– Разве? – Таггарт погладил ее ладонями по плечам. – Вы просто неправильно меня поняли. Но теперь, как мне кажется, нам будет легче достичь взаимного понимания, разумеется, к нашему общему удовлетворению...

Мойра нервно повела плечами, тщетно борясь с усиливающимся вожделением, и деланно рассмеялась ему в лицо:

– А вы, оказывается, пока не растеряли в своих джунглях все джентльменские манеры! Не думала, что вы такой умелый сердцеед!

Говоря это, она попятилась, но уперлась спиной в стену и была вынуждена расслабиться. Таггарт снова встал вплотную к ней, и она, чуть дыша, сказала:

– Так вы, я вижу, неплохо разбираетесь в психологии женщины. И если грубый натиск и оскорбления на нее не действуют, вы не задумываясь пускаете в ход свое обаяние!

– Вы считаете, что в данном случае мне это поможет? – вкрадчиво спросил он.

– Вы еще тот фрукт! – выдохнула Мойра с улыбкой.

– Вы тоже та еще штучка! – ответил он, не сводя взгляда с ее пухлых губ.

У нее еще оставался шанс извернуться и убежать, оставив его наедине со всеми тайнами и явными обитателями подземелья – привидениями, грызунами и насекомыми. Но в этом случае она бы потеряла контроль над ситуацией и выставила бы себя в нелепом свете. Мойра благоразумно воздержалась от резких телодвижений и была вознаграждена за это.

Ироничная улыбка Таггарта погасла, взгляд же стал значительно более серьезным и пристальным. Очевидно, он понял, что пора пояснить свои намерения, и спокойно промолвил:

– Клянусь честью, что сам толком не понимаю, что здесь творится. Возможно, мне следовало более тщательно и вдумчиво прочитать документы. Но меня тогда отвлекли совершенно другие аспекты наследства. Баллантре пока остается для меня загадкой, над которой необходимо основательно поломать голову.

Ни один мускул не дрогнул при этом на его мужественном лице, поэтому Мойра не сумела даже предположить, что бы ему хотелось услышать от нее. В холле служебного хода, стоя на сквозняке, они наговорили друг другу массу колкостей и обидных вещей. Но несмотря на это, ей почему-то хотелось верить, что он в действительности лучше, чем она раньше думала о нем, огулом сочтя всех сыновей Таггарта бесчувственными негодяями. Несомненно, такая перемена в ее настроении произошла под воздействием нескольких бурных оргазмов. Дав себе слово непременно поразмышлять об этом позже, Мойра сделала попытку повернуть его высказывание в свою пользу и спросила:

– Следовательно, вы признаете, что поторопились с предъявлением претензии на владение чем-либо в Баллантре?

– Ничего подобного я не имел в виду! – воскликнул, к ее огорчению, он. – Мик абсолютно четко обрисовал мне ситуацию. Мой отец мало кому доверял, но уж если кто-то и удостаивался такой чести, то заслуженно.

Мойра отнесла эти слова на свой счет и смягчилась, преисполнившись благодарности к покойному за оказанную ей честь. А кому не лестно быть избранным? Знать, что твой труд оценен по достоинству? Верить, что и впредь тебе будут сопутствовать уважение и успех?

– Я не сомневаюсь, что нам удастся обо всем договориться, – сказала с теплой улыбкой она.

– Я тоже так считаю, – сказал Таггарт, однако остался стоять на прежнем месте, как и Мойра, хотя весьма стесненные обстоятельства их разговора не соответствовали степени его серьезности.

– Вы были правы, говоря, что мне фактически ничего не известно о ваших отношениях с отцом, – торопливо прошептала Мойра, охваченная приливом доброжелательности и сексуального волнения. – Но я бесконечно благодарна вашему покойному отцу за то, что он протянул мне руку помощи в роковую для меня минуту, когда я уже отчаялась сохранить самые дорогие для меня вещи. Возможно, мы с вами оба заблуждаемся на его счет, каждый по своим причинам. Вдвоем нам будет легче составить объективную картину. Вы так не считаете? – Она пытливо взглянула на Таггарта, но он лишь многозначительно хмыкнул и кивнул. Однако даже это было расценено ею как добрый знак, и она с воодушевлением предложила: – Давайте не будем лишний раз его упоминать, а лучше сосредоточимся на конкретных юридических вопросах, к которым мы оба имеем непосредственное отношение.

– Согласен! – сказал Таггарт и погладил ее ладонью по руке так, что у Мойры по спине побежали мурашки.

Этот мужчина с каждой минутой все сильнее заинтриговывал ее своими непредсказуемыми жестами и поступками. Он то ощетинивался и сворачивался в клубок, словно колючий еж, то смотрел на нее доверчиво и ласково, как теленок. Но размышлять о странностях его натуры сейчас ей не хотелось, да и ее состояние совершенно не располагало к глубокому психоанализу.

– Из-за вас я постоянно теряю нить разговора, – посетовала вслух она, сама того не желая.

Его рука скользнула выше по ее плечу, легла ей на шею. Теребя пальцами пряди ее волос, Таггарт сверлил ее гипнотизирующим взглядом, храня при этом полное молчание.

– Что вы со мной делаете? – осевшим голосом произнесла она. – Надеетесь таким образом склонить меня к пересмотру условий контракта? Вы коварный искуситель! Настоящий библейский змей! Вам не миновать небесной кары!

– Возможно, – сказал с ухмылкой он. – Но я имею право на снисхождение, ибо сам не ведаю, что творю. Мои руки сами, помимо моей воли, рвутся вас ласкать. И не только они...

– Я заметила это, – сказала Мойра, остро ощущая напряженность его мужского естества низом своего живота. – Не пора ли нам покинуть это место, оказывающее на вас такое странное воздействие? И перебраться в более спокойное?

– Это вряд ли что-либо изменит, – возразил он, вешая фонарь на крюк, вделанный в стену у нее над головой. – К тому же здесь достаточно уютно. – Он сжал ее лицо ладонями.

Мойра запрокинула голову и непроизвольно раскрыла рот, подставляя губы для долгого и жаркого поцелуя, который сам собой перерастет в буйный коитус, как она втайне надеялась. Внутри у нее закипал вулкан желания, готовый вырваться наружу. Но Таггарт почему-то не торопился войти в нее.

Их жаркий поцелуй, как ей показалось, длился уже целую вечность. Наконец Таггарт закрыл глаза, обрамленные длинными ресницами, и прошептал:

– Остановите меня, я собой не владею...

Но не успела Мойра сообразить, приказ ли это либо просьба, как он снова запечатал ей рот поцелуем и крепче прижался к ней всем своим напрягшимся телом. Мойра даже не поняла, то ли она сама ему отдалась, то ли он овладел ею в мгновение ока, но только он начал уверенно и мощно работать торсом, доставляя ей неземное удовольствие.

На этот раз его толчки не были похожи на дикарскую пляску, но они совершенно лишили ее рассудка. То пронзая ее почти насквозь своим несгибаемым фаллосом, то вновь извлекая его из ее бурлящего лона, Таггарт вынуждал Мойру сладострастно стонать и умолять его любить ее вновь и вновь. Бедра Таггарта заходили ходуном, она же крепче стиснула ногами его могучий торс и впилась пальцами в его широкие мускулистые плечи, не заботясь о том, будет ли он уважать ее после этого.

Как ему удавалось без особого труда совершенно ее обезоруживать и лишать не только самоуважения, но и самоконтроля? Почему она зверела, лишь только его мужское естество входило в нее до упора? А самое любопытное, почему все это происходило именно в позиции «стоя», возле холодной кирпичной стены? Отчаявшись найти ответы на эти головоломные вопросы, Мойра принялась скакать на чреслах Таггарта с нечеловеческой силой, стукаясь об стену копчиком и затылком так, будто бы стремилась пробить в ней брешь. Таггарт усилил свой мужской натиск.

Все сомнения и колебания казались ей в этот момент эфемерными, истинную ценность имели только эти дикарские ласки – их губы, слившиеся в поцелуи, тела, ставшие единым целым, его мужское орудие, вибрирующее в тисках ее женственности, словно отбойный молоток. Могла ли она в таком экстазе еще и думать о последствиях? Могла ли колебаться, испытывая оргазм?

И Мойра не подумала о них, когда с грудным стоном исступленно задергалась, закатив к сводам замка глаза.

– О Боже! – прохрипел тот, чьи бедра она ловко оседлала, и тоже содрогнулся в сладостной конвульсии. – Что я натворил... – Он перевел дух, поставил ее ногами на пол и, повернувшись к ней спиной, стал приводить себя в порядок. – Извините, – наконец добавил он.

– Любопытно узнать, за что конкретно? – насмешливо поинтересовалась Мойра, поправляя на себе одежду.

– За неджентльменское поведение, – ответил он и рассмеялся.

– Я тоже вела себя не совсем так, как это приличествует леди, – язвительно напомнила ему Мойра.

Таггарт повернулся к ней лицом, припал к стене спиной и широко расставил ноги.

– Я не должен был сюда приезжать, – сказал он, мотая всклокоченной головой. – Вы были правы, говоря, что мне здесь нечего делать. Я только все разрушаю, порчу жизнь и вам, и себе. Видит Бог, я должен был снова заняться своим любимым делом, а не вторгаться бесцеремонно туда, куда меня не приглашали, в погоне за химерами. Несомненно, сумасбродство передалось мне от моего папаши вместе с генами...

Он закрыл глаза, уронил вдоль туловища руки и замолчал, уйдя в свой внутренний мир, таинственный и загадочный.

Мойра сложила на груди руки, окинула его подозрительным взглядом и сказала:

– Да что вы такое там бормочете? Успокойтесь! Мы ведь уже договорились не вспоминать всуе вашего отца! Насчет химер – это вам виднее, но лично мне ваша бесцеремонность в определенном смысле понравилась.

– Вы шутите? – спросил он, приоткрыв глаза.

– Нет, я говорю вполне серьезно. Мужчина рожден для вторжения, но не всем дано делать это с блеском. Так что не убивайтесь, уж так устроен этот жестокий мир.

– В этом вы правы, пожалуй, – сказал он, снова закрыв глаза. – Честно говоря, я знаю, что вам это не просто понравилось, а даже очень... – Он улыбнулся. – Можете не комментировать.

– Вы неисправимый негодяй! – воскликнула Мойра и рассмеялась. – Очевидно, не я первая говорю вам комплименты. И многих женщин вам довелось ошеломить своей несомненной мужественностью?

– Признаться, не считал. Но знаю точно, что большинству из них не дано ошеломлять своих партнеров своим умением целоваться и лишать их рассудка своей красотой.

У Мойры дух перехватило от этих слов, и от волнения она не смогла сказать ему в ответ ничего умнее, чем «спасибо».

Таггарт открыл глаза и смерил ее изучающим взглядом. Мойре даже стало от него чуточку не по себе. Что за странные отношения возникли между ними? Это было нечто большее, чем животная страсть. Этот мужчина затронул какую-то глубинную струнку в ее душе, и чувства, разбуженные им, оказались гораздо сильнее сексуального влечения. Мойра зябко передернула плечами и сказала, обводя взглядом нишу, в которой они находились:

– Кажется, у нас уже становится традицией выяснять отношения в тесных помещениях.

Губы Таггарта медленно растянулись в самодовольной улыбке, он не сдержался и, запрокинув голову, расхохотался, да так, что ожерелье из крокодильих зубов впилось ему в кадык.

– Именно это и придает нашим встречам особую прелесть, – наконец сказал он. – Лично у меня от этих тесных местечек остались самые приятные впечатления. Буду рад посетить их вновь.

Мойра густо покраснела, но тоже не смогла сдержать улыбку, вдруг почувствовав, как жар расползается по всему телу. Она выдержала многозначительную паузу и сказала:

– Очевидно, я не вправе упрекать вас за чрезмерную прямолинейность? Ведь я сама спровоцировала вас. Откровенно говоря, эта ваша особенность мне даже импонирует.

– Только она? – лукаво прищурившись, спросил он. – Неужели у меня нет и других достоинств?

Мойра выразительно посмотрела на его мужское достоинство и, подняв от ширинки взгляд, ответила не моргнув глазом:

– Отчего же? Еще одно, несомненно, есть.

– Сдаюсь, – сказал Таггарт, уронив голову в деланном поклоне.

Какой же он все-таки потрясающий самец, подумала с замирающим от страсти сердцем Мойра. Настоящий мужчина, сильный, красивый, лохматый, темпераментный! И не подумаешь, что он большой ученый, пока не пообщаешься с ним подольше. С виду простой и неприхотливый, он тем не менее умел многозначительно помалкивать, говорить на любую тему со знанием дела, одним лишь взглядом заставлять своего оппонента умолкать. А главное – ему легко удавалось подчинять ее, Мойру Синклер, своей воле. Внимательно рассматривая Таггарта-младшего, она вдруг осознала, что, помимо всех своих редких внешних и внутренних качеств, он обладает еще какой-то невидимой таинственной аурой. В его гипнотизирующем взгляде чувствовалась напряженная работа мысли. Порой же, особенно когда он говорил о своем отце, в его глазах читалась тоска бесконечно одинокого человека.

– У меня возникло ощущение, словно бы меня рассматривают через увеличительное стекло, – промолвил Таггарт.

– Простите, – с улыбкой сказала Мойра. – Я пыталась понять, что вы на самом деле собой представляете. Я ведь очень любопытна по своей натуре и поэтому просто сгораю от желания постичь вашу суть. Вы мне кажетесь очень загадочным и оригинальным мужчиной. Пожалуйста, не сердитесь на меня за мою неискоренимую привычку совать свой нос туда, куда не следовало бы. – Она виновато развела руками: дескать, прошу меня любить такой, какая я есть.

– Похоже, что мы с вами оба ведем себя пока не слишком сдержанно, – сказал Таггарт. – А уж о привычке совать что-то куда попало я лучше промолчу. В общем, я тоже не ангел, как вы успели заметить. Так что не извиняйтесь.

– Я извинилась, потому что не хочу, чтоб вы отсюда уехали, – призналась Мойра, подчинившись требованию внутреннего голоса. – Не удивляйтесь! Как и у всякой женщины, мое сердце склонно к переменам. И теперь меня раздирают противоречивые желания – побольше узнать о вас и не спугнуть невольно своим любопытством.

Если Таггарт и был удивлен ее откровенным признанием, то виду не подал. Абсолютно спокойно, даже лениво он спросил:

– И что же именно вас больше всего интересует?

Но Мойру нельзя было обмануть, надев маску невозмутимости; она нутром почувствовала, как он напрягся и сосредоточился. Вскинув подбородок и прищурившись, она некоторое время сверлила его пытливым взглядом, словно бы прикидывая, стоит ли задавать ему сугубо личный вопрос теперь, когда они достигли перемирия, и наконец спросила:

– Какими бы мотивами вы ни руководствовались, вы все-таки проделали большой путь сюда. Скажите положа руку на сердце, неужели вас абсолютно не интересует история вашего рода? Ведь где еще, как не в этом замке, можно составить наиболее полное впечатление о своих предках, живших здесь на протяжении многих веков.

Ее вопрос поставил Таггарта в тупик. Он долго смотрел на нее из-под густых бровей, наморщив лоб, прежде чем отделиться от стены и тихо ответить, глядя на нее сверху вниз:

– История моих пращуров представляет для меня необычайный интерес. Однако в данный момент у меня неожиданно возникло любопытство совершенно иного свойства...

– Но тоже обусловленное вашим профессиональным интересом к истории? – чуть слышно пролепетала Мойра, почуяв подвох.

– Нет, к истории это не имеет никакого отношения, тем более к жизни давно умерших обитателей этого замка, – прошептал Таггарт, надвигаясь на нее.

– Тогда чем же вызвано ваше любопытство, – хрипло спросила Мойра, цепенея.

Ответом ей стал его нежный и легкий поцелуй, подобный дуновению теплого ветерка. Таггарт уперся руками в стену и придвинулся к ней еще ближе, замерев всего в дюйме от нее.

Мойра затрепетала и внутренне приготовилась к чему-то необыкновенному.

Он прижался щекой к ее щеке и прошептал ей на ухо:

– Мне прежде всего хотелось бы узнать о своем будущем. Ближайшем будущем, связанном с одной конкретной особой, обитающей в этом замке и не собирающейся умирать этой ночью.

– Я заинтригована! – прошептала Мойра. – Продолжайте!

– Предлагаю договориться быть друг с другом абсолютно честными, – глядя ей в глаза, сказал он. – И, следуя духу нашей договоренности, признаюсь, что пока не знаю, как долго я здесь пробуду. Возможно, через какое-то время я переберусь отсюда в деревню. Но я знаю наверняка, что никуда не уйду из замка этой ночью. Не потому, что хочу поскорее приступить к осмотру оплота своего рода, а потому, что мне хочется получше изучить вас, Мойра Синклер. Я просто не усну, пока не получу ответ на один терзающий меня до сих пор вопрос.

– Какой же именно? – выдохнула она, трепеща.

– Почему вы плакали? – Он поцеловал ее в щеку. – Мне очень важно знать причину ваших слез. Я не хочу, чтобы вы и впредь обливались слезами, вспоминая нашу встречу.

– Это правда? – спросила Мойра, шмыгнув носом. Он кивнул и смахнул покатившуюся по ее щеке слезу кончиком указательного пальца.

– Из-за этого я и бросился на ваши поиски! – добавил он. – И теперь, когда я наконец-то вас нашел, я не допущу, чтобы вы сбежали из моей постели второй раз за сутки.

– А как же быть с моими желаниями? Или их вы не принимаете в расчет? – спросила Мойра, собрав остатки сил.

– Вот и решайте прямо сейчас, оставлять меня здесь или нет. – Он коснулся губами ее губ.

– Я не знаю, что вам ответить, – призналась Мойра, лихорадочно взвешивая все «за» и «против».

Таггарт взял ее за подбородок и взглянул ей в глаза:

– Только честно!

Она выдержала его взгляд и сказала, собравшись с духом:

– Ладно! Я хочу, чтобы ты остался со мной этой ночью. Но я боюсь, что наши личные отношения помешают нам объективно решить наши деловые проблемы. Ты должен это понять!

– Сейчас я способен понять лишь одно: нам обоим не хочется расставаться. И предпочел бы провести с тобой эту ночь в постели, Мойра, хотя в этом плане я не привередлив. Меня вполне устраивает и та оригинальная традиция, которая сложилась в наших отношениях. Итак, что же ты все-таки решила?

И видимо, в качестве решающего довода он стиснул пальцами ее набухший сосок и подался вперед. Его последний аргумент произвел должный эффект: раздвинув ноги, Мойра выпятила бюст и простонала:

– Да!

Таггарт плотнее прижался к ней и спросил, просто и задушевно:

– Твое «да» означает, что ты хочешь отдаться мне сейчас же, возле стенки, или же в постели?

– И сейчас, и в постели, всю ночь напролет! – грудным голосом ответила она.




Глава 13


Полное затмение рассудка случилось с Таггартом во время его блужданий по коридорам и анфиладам замка, и кульминацией этого умопомрачения стала его случайная встреча на темной лестнице с Мойрой. Психика его дала сбой не случайно, ее надлому предшествовали его тщетные попытки проанализировать происходящее, пока Мойра отлучилась из гостиной, наводящей ужас на простого смертного своими чудовищными размерами и причудливым средневековым интерьером.

Он развел в огромном камине огонь и принялся расхаживать вдоль него взад и вперед в ожидании возвращения хозяйки. Внезапно внутренний голос ехидно поинтересовался у него, какого черта ему вообще здесь надо. Ведь в этот идиотский спор с Мойрой Синклер он ввязался только из спортивного интереса, чтобы насолить ей в отместку за ее коварное бегство из номера этим утром. Брать же на себя ответственность за эту груду камней ему абсолютно не хотелось, как, впрочем, и за отчий дом, в котором он вырос. Тем более что Морганы всего лишь эпизодически становились правителями Баллантре, а главным образом и замком, и землей, прилегающей к нему, распоряжались на протяжении всей истории этих мест Синклеры. Убедиться в этом было можно, взглянув на старинные портреты в массивных рамах, развешанные на стенах гостиной в просветах между книжными стеллажами.

Жадный до чтения, Таггарт не мог оставить уникальные издания без внимания. Осматривая одну полку за другой, он обнаружил и редчайшие фолианты в кожаных переплетах с описанием истории Шотландии, и наставления по лисьей охоте, снабженные рисованными иллюстрациями, и толстенные тома руководства по овцеводству, и книги всемирно известных драматургов и беллетристов.

Однако некая потусторонняя сила вновь обратила его внимание на портреты, а также сценки групповой охоты и общей трапезы представителей кланов Рамзи, Синклеров и Морганов, лица которых ему показались удивительно знакомыми. Все эти мастерски выполненные картины наглядно свидетельствовали, что эти три фамилии связаны между собой многовековыми близкими отношениями.

Тем не менее внушительная портретная галерея не давала объяснения странного поступка Таггарта Моргана-старшего, решившего вдруг на склоне своих лет взвалить на себя тяжкое бремя материальной ответственности за этот исторический памятник в виде полуразвалившегося замка, из которого за три столетия до этого бежал его скрывавшийся от правосудия предок. Ранее пришедшее ему в голову предположение, что отец вынашивал некий хитроумный план отмщения, Таггарт-младший отмел как необоснованное. Отец всю жизнь стремился создать новую славную историю Морганов, о темном же прошлом своих родственников он ничего не хотел даже слышать. «Зачем огорчаться из-за былых неприятностей, когда жизнь так скоротечна, – не раз повторял он своим сыновьям. – Нужно жить настоящим и закладывать день ото дня прочный фундамент своей грядущей немеркнущей славы. Лишь тогда люди станут вас уважать».

К тому моменту, когда зов природы вынудил Таггарта отправиться на поиски туалета, у него сложилось решение. Он изучит вместе с Мойрой документы, и если выяснится, что какая-то доля всего шотландского имения принадлежит ему, как утверждал Мик, тогда он просто откажется от своих имущественных прав в ее пользу. В конце концов, это не его наследие, а ее, как и связанные с ним финансовые расходы. Он же лучше потратит деньги на обновление дома в Рогз-Холлоу.

И вообще ему не следовало отправляться в это путешествие, поддавшись уговорам близкого друга своего покойного отца и причудливой игре своего больного воображения. Но коль скоро он очутился все-таки здесь, то самое лучшее – совершить доброе дело и восстановить наследницу Синклеров в ее законных правах на этот замок. После чего он с легким сердцем закажет себе авиабилет до Чаккобена, где ему уже давно надлежало быть. После смерти отца он выбился из колеи и все последующее время чувствовал себя не в своей тарелке. По прибытии же в Шотландию он вообще начал вытворять чудеса. Пора было вернуться в нормальную жизнь, туда, где ему было все понятно и привычно.

Примерно такие благие намерения вынашивал он еще час назад, блуждая по лабиринту комнат в поисках туалета.

Сейчас же он был озабочен проблемой иного свойства.

Прижав Мойру к холодной каменной стене, он возбуждал ее руками и языком. Она трепетала от его прикосновений и восклицала:

– Боже, что ты делаешь со мной!

В стуке ее сердца он слышал совсем иное – просьбу сорвать с нее одежду без промедления и разрушить все еще разделявшую пока их хрупкую преграду.

– Это что-то новенькое! – прошептала она, когда он засунул кончик языка в ее ушную раковину. – Так ты сведешь меня с ума!

– Но зачем это мне? – спросил Таггарт. – Уж не думаешь ли ты, что я хочу уговорить тебя отказаться от замка? Уверяю тебя, что таких планов у меня нет. Он всегда принадлежал Синклерам и будет им принадлежать и впредь, что бы ни говорилось в бумагах.

Эти слова возымели неожиданный для него эффект. Мойра с силой оттолкнула его обеими руками и вскричала, сверкая глазами:

– Как это понимать? Это какая-то новая стратегия?

Проклиная себя за неосмотрительность, Таггарт воскликнул:

– Понимай это так, что я готов отписать этот замок тебе! Мы же договорились не путать бизнес с сексом! Просмотрим в спокойной обстановке все документы и мирно решим все наши спорные вопросы. Разве я недостаточно ясно выразился? Чего же еще ты от меня хочешь?

– Я... – Мойра растерянно захлопала глазами. – Я сама толком не знаю, – призналась она с тяжелым вздохом.

Таггарт не стал выяснять, чего ей нужно, а без лишних слов заключил ее в объятия. Мойра не оттолкнула его на этот раз, напротив, она обняла его за талию и прильнула к нему. Он уткнулся лицом в ее волосы и пробормотал:

– Я хочу сделать как лучше.

– Это значит – снова залезть мне в трусы! – прошептала она и рассмеялась. – Это у тебя по крайней мере хорошо получается. Послушай, Таггарт, какого дьявола мы здесь вообще суетимся? Нам ведь надо серьезно поговорить о деле.

– О делах я сейчас разговаривать не в состоянии, – ответил Таггарт. – И ты, по-моему, тоже. Можешь считать это моей капитуляцией, но я готов отдать полцарства за кровать. Желательно с пуховой периной. Мне давно уже пора принять горизонтальное положение.

– Нам обоим недостает терпения, – сказала Мойра. – И мы оба прямолинейны. Поэтому скажу без обиняков: несомненно, эта земля принадлежит роду Синклеров, однако на протяжении многих веков ею время от времени владел и клан Морганов. Поэтому отчасти все это и твое наследие.

– Послушай, Мойра! – с жаром воскликнул Таггарт, но она приложила палец к его губам:

– И не спорь со мной! Хочешь – верь, хочешь – не верь, но я говорю это вовсе не с целью переложить на тебя часть ответственности за Баллантре. В делах я предпочитаю играть честно, не вводя партнера в заблуждение. Мои предки наверняка сейчас переворачиваются от негодования в гробах, но я не могу поступать иначе. – Мойра положила руки ему на плечи. – Совесть не позволит мне подобраться плутовским путем к твоим банковским счетам. И суть проблемы вовсе не в деньгах и даже не в ваших с отцом странных взаимоотношениях. Только не перебивай меня, пожалуйста! – Она облизнула пересохшие губы, смахнула со лба прядь волос и продолжала: – Раз уж ты здесь, Таггарт, ты должен уделить какое-то время изучению истории своих далеких предков в Шотландии. Что тебя останавливает? Или ты чего-то боишься?

– Ничего я не боюсь, – насупившись, как мальчишка, не совсем уверенно ответил он. И тотчас же умолк, одолеваемый сомнениями. А вдруг он действительно носит в своем подсознании страх узнать нечто такое, что заставит его задержаться здесь надолго? Что, если голос крови окажется сильнее его нынешних обязательств перед коллегами?

Где гарантия, что подспудно он не опасается столкнуться с такими новыми фактами, которые перевернут его прежнее представление об отце и заставят сделать переоценку собственного поведения? Пока что он чувствовал себя вполне комфортно и ни о чем не сожалел, в связи с чем не испытывал ни малейшего желания ввязываться в авантюру, чреватую запоздалым раскаянием.

Пальцы Мойры сжали его руки, как бы напоминая ему, что пора дать ей серьезный ответ. Но вопреки воле своего рассудка Таггарт ощутил от этого прикосновения мощный прилив желания. И не только сексуального, но и более сильного и опасного – познать ее основательно как личность, проникнуть в таинственные глубины души и сердца этой поразительной женщины, постичь ее сущность. По своему опыту он знал, что в случае осуществления такой цели он будет вынужден впустить ее в свой внутренний мир.

Чтобы как-то продолжить разговор, не выдав при этом охватившей его паники, он спокойно сказал:

– Знаешь, Мойра, ведь я не случайно предпочитаю жить в джунглях в компании черепов, костей и разбитых горшков.

– Очевидно, тебе легче общаться с мертвецами, чем с живыми людьми? – наморщив веснушчатый носик, предположила она.

– Ты попала в самую точку, – без тени улыбки ответил он. – Изучая жизнь древних, я познаю их тайны, но при этом не рискую выдать свои.

– Ты очень предусмотрителен, однако!

– До сих пор это меня вполне устраивало. И мне трудно менять свои привычки.

– Понимаю. – Мойра привстала на цыпочках и нежно поцеловала его в губы. – Лично я бы не хотела всю жизнь провести на кладбище, разгадывая секреты, унесенные мертвецами с собой в могилу. Это коверкает психику. Но я уважаю твой выбор и не стану рассуждать о возможных печальных последствиях для мужчины продолжительного общения со скелетами и людоедами. Я скажу тебе прямо, Таггарт: со мной твой номер не пройдет. И как бы мне ни хотелось провести эту ночь с тобой, предаваясь необузданному сладострастию, я не премину рискнуть и выпытать у тебя все твои тайны. Не хмурься! Ты ведь сам призвал меня быть откровенной.

Она сжала его пальцы и взглянула ему в глаза.

– Это желание обуревает меня, Таггарт Морган, с той самой незабываемой минуты, когда ты поцеловал меня во время вьюги на горном перевале. Тебе придется честно рассказать, что произошло между тобой и твоим отцом, почему ты стал отшельником, сторонящимся цивилизации, и зачем прилетел в Шотландию! – Мойра сжала его в объятиях и, положив голову ему на грудь, страстно добавила: – Ведь может оказаться, что ты помчался сюда, за тридевять земель от родного дома, не поддавшись внезапному порыву, как это тебе кажется, но повинуясь велению своего сердца, давно уже нашептывающего, что надо побороть свой страх и забрать то, что предназначено одному тебе.

Потрясенный проницательностью Мойры и ее умением легко проникать сквозь любые барьеры, созданные кем-то на ее пути, Таггарт попытался ответить ей шутливым тоном:

– Конечно, всякое возможно. Однако пока у меня вроде бы не возникало никаких затруднений с овладением понравившимся мне предметом.

Снисходительно улыбнувшись, Мойра заметила на это:

– Ты даже не представляешь, как ты похож на своих предков. Да будет тебе известно, что ты не первый из Морганов, оказавшийся в цепких объятиях женщины из рода Синклеров. Стены замка помнят немало пикантных сценок, подобных той, что разыгрывается здесь сейчас.

Таггарт почувствовал, что окончательно попал под очарование своей собеседницы и уже не владеет собой. Ее запах дурманил ему голову, грудной голос завораживал, а тело приводило в трепет. Осевшим голосом он произнес:

– Выходит, мне уже не выбраться из твоих коготков?

– Попытайся! Сноровки тебе не занимать. В малолитражке я имела возможность удостовериться в твоей поразительной изворотливости. – Она вновь прислонилась к стене и добавила, понизив голос: – Меня чертовски интересует еще один вопрос.

– Какой же? – спросил он, почти касаясь ее губами.

– Способна ли моя скромная персона привлечь к себе внимание мужчины, посвятившего себя познанию человеческой природы?

– Ты уже пробудила во мне чрезвычайный интерес к себе!

– Я имею в виду другое – как к представительнице клана Синклеров, история которого тесно переплелась с историей клана Морганов. Ты узнаешь массу любопытных фактов.

Ответом его стал жаркий поцелуй, принятый Мойрой безоговорочно. Сердце Таггарта, казалось, вот-вот выскочит из груди. Эмоции выходили из-под его контроля. Скрыть эрекцию стало невозможно. Он попытался пошутить в связи с этим конфузом, но почему-то в голосе его ощущалась дрожь:

– Похоже, я уже влип в одну прелюбопытнейшую историю, выпутаться из которой далеко не просто.

– А ты это только теперь понял? – с усмешкой спросила Мойра и, крепче сжав руку Таггарта, потащила его за собой по лестнице.

Лишь очутившись в знакомом коридоре, ведущем в гостиную, Таггарт смекнул, что она подготовила ему сюрприз. Инстинкт самосохранения подсказывал ему, что нужно бежать из этого замка немедленно, иначе капкан захлопнется. Он вздрогнул и едва не выронил фонарь.

Но Мойра подвела его к массивному столу с гранитной столешницей, взяла лежавшую на ней папку с документами и приказала Таггарту, кивнув на его сумку и рюкзак, стоявшие на полу у дверей гостиной:

– Возьми это с собой!

– Зачем? Куда еще ты меня хочешь завести? – с опаской в голосе поинтересовался он.

– Узнаешь в свое время. Куда подевалась твоя страсть к опасным приключениям? Может быть, тебе помочь? – Она наклонилась, чтобы взять сумку, но Таггарт ей этого не позволил. Тогда она забрала у него фонарь и пошла по коридору.

Подхватив с пола свой багаж, он покорно последовал за ней, думая о том, что теперь уж ему точно не выпутаться из ловко раскинутых этой плутовкой сетей. Эрекция моментально исчезла, сменившись тревожным предчувствием беды.

Они миновали в полном молчании просторный холл, парадную мраморную лестницу, потом прошли мимо служебной лестницы, ведущей в извилистый коридор к черному ходу, свернули в незаметный боковой коридорчик и вскоре очутились перед довольно широкой лестницей. Таггарт подумал, что вот сейчас они поднимутся по ней и наконец очутятся в уютной спальне с необъятной старинной кроватью под балдахином посередине, впечатляющим изразцовым камином с бронзовыми часами, удобными креслами и бархатными шторами на высоких окнах, сквозь которые льется мистический лунный свет. Однако Мойра, к его удивлению, нырнула в неприметную нишу под ступенями и подала кивком ему знак подойти к ней поближе.

Приблизившись к ней, Таггарт увидел дубовую дверь, незаметную из коридора, и, вскинув брови, спросил:

– Куда ведет этот тайный ход?

– В подземелье. Раньше им пользовались только лакеи, – сказала Мойра и, держа фонарь в поднятой руке, толкнула дверь ногой.

Дверь со скрипом открылась, на Таггарта пахнуло сыростью и плесенью. Он поморщился и, проглотив подкативший к горлу ком, с тяжелым вздохом шагнул вслед за Мойрой в узкий проход, уходящий наклонно в темноту. Они прошли по нему с полсотни шагов, миновав два ответвления, и свернули в третье.

– Раньше такими вот потайными тоннелями можно было пройти в любую часть здания, – сказала Мойра. – Но теперь большинство подземных проходов либо замуровано, либо завалено землей и камнями. Во время первой перестройки под замком были проложены широкие тоннели во все его крылья и башни, как на случай боевых действий, так и для облегчения труда лакеев. Все они поддерживались в рабочем состоянии вплоть до конца восемнадцатого столетия. Финлей Синклер, тогдашний глава клана и владелец имения, провел вторую реконструкцию замка, но вскоре все его труды пропали в ходе жестоких сражений. Больше всего пострадали башни и стены, значительный урон претерпели главный корпус и крылья. Разумеется, пострадали и подземные сооружения. До сих пор невозможно попасть в тоннель, когда-то соединявший центральную часть замка с южным крылом и башней. Замурован и проход, ведущий к озеру. Это, случалось, затрудняло бегство некоторых из моих предков, оказавшихся в опасной ситуации, и те были вынуждены искать иной способ унести отсюда ноги.

Таггарт и бровью не повел, слушая ее рассказ. Он понял, к чему она клонит, играя привычную ей роль Шахерезады: как и в случае с его отцом, околдованным ее сладкими песнями о былом величии их шотландских предков, эта хитрая лиса рассчитывала выудить у нынешнего номинального главы клана Морганов ценную информацию об американских Синклерах и новые капиталовложения. Только на этот раз она не на того напала! Таггарт-младший готов был послушать сказки, но деньгами сорить не собирался.

Общее впечатление о замке Баллантре он уже получил, когда спускался с гор в долину на дребезжащем грузовичке и заезжал в главный двор. Этот огромный бастион, фасад основной части которого был облицован гранитом, до сих пор сохранял следы своего былого величественного великолепия. Два примыкающих к нему крыла, выступающие вперед подобно сторонам треугольника, имели по концам сторожевые башни. По периметру всего строения тянулась зубчатая надстройка. На этом, однако, признаки первоначального боевого назначения этого сооружения заканчивались.

С течением времени строгий стандартный стиль цитадели претерпел множество дополнений и утратил былую гармоничность. Каждое новое поколение обитателей крепости перестраивало и перекраивало свое жилище в соответствии со своими вкусами и возможностями. Вставлялись окна разных форм и размеров, сооружались новые галереи, переделывались надстройки, замуровывались бойницы, строились нелепые переходные мостики. В итоге замок стал похож на Вавилонскую башню, способную поставить в тупик антропологов грядущих поколений, дерзнувших приступить к ее изучению, не имея под рукой письменных исторических источников.

Чем дальше продвигались Таггарт и Мойра по подземному проходу, тем сильнее сомневался он в том, что это кратчайший путь. Врожденное чувство направления помогало Таггарту прекрасно ориентироваться на любой осваиваемой им территории. Вот и теперь, плутая по запутанному подземному лабиринту, он твердо знал, что они продвигаются в сторону северной башни. Странный маршрут, выбранный Мойрой, лишний раз подтверждал его догадку о том, что она задалась целью вскружить ему голову, только не тем образом, который предпочел бы он.

Однако до сих пор ни ее рассказы, ни затянувшаяся своеобразная экскурсия по замку так и не пробудили в Таггарте ощущения своей причастности к этому месту. Он чувствовал себя обыкновенным американским туристом, купившим тур по шотландской глубинке. Мойра в очередной раз обернулась, прежде чем увлечь его в новый темный проход, и заявила:

– Вот мы и пришли!

Таггарт напряг зрение и в неверном тусклом свете фонаря увидел толстенную дубовую дверь подозрительно маленького размера.

– Где мы? – спросил он, подозревая, что это вход в пыточную камеру.

– Мы в северной башне. Я здесь живу! – с гордостью сообщила ему Мойра и толкнула дверь.

Таггарт подождал, пока она войдет и осветит ему путь, чтобы он не споткнулся, внося в холл свой багаж, и протиснулся следом в холодное сырое круглое помещение.

– Здесь уютно, – гробовым голосом произнес он в духе мрачного английского юмора.

Мойра хмыкнула и захлопнула дверь. Когда же она, повернувшись к Таггарту лицом, подняла фонарь повыше, он увидел узкую каменную винтовую лестницу без перил, уходящую вверх, и понял, что дурное предчувствие его не обмануло: на этой лестнице он и свернет себе шею. Перехватив его взгляд, Мойра отобрала у него рюкзак и водрузила его себе на спину.

– Ну и тяжесть, однако! – сказала она. – Что там внутри? Надеюсь, ты не боишься высоты? Советую не смотреть вниз и держаться ближе к стене. Страшно бывает только в первый раз, а потом, привыкнув, начинаешь спускаться и подниматься по этим ступенькам даже в полной темноте.

Таггарт с подозрением покосился на нее, она ответила ему кривой ухмылкой и стремительно взбежала по узкой каменной лесенке, вделанной в стену, до шестой ступеньки. Несколько огорченный тем, что она не отдала фонарь ему, на что он как новичок рассчитывал, Таггарт перекинул через плечо сумку, собрался с духом и стал подниматься, стараясь не выдать волнения тяжелым сопением.

– Лестничная площадка расположена сравнительно невысоко, – успокоила его Мойра. – Потом уже станет легче – там есть электрическое освещение, да и ступеньки пошире.

Она продолжала небезопасное восхождение, виляя крутыми бедрами. Таггарт сосредоточился на ее тугих округлых ягодицах и ощутил прилив бодрости и сил. Краем глаза он заметил вбитые в стену крюки, очевидно, предназначенные для крепления факелов и оружия. Это разнообразило его впечатления от подъема по узким ступенькам. И к тому моменту, когда они достигли двери, ведущей на площадку, он уже чувствовал себя сторонником такого оригинального способа поддержания хорошей физической формы. Подтверждением тому стало вновь охватившее его возбуждение.

– Можешь оставить свой багаж здесь, – сказала Мойра, когда они наконец протиснулись в узкую дверь, и поставила тяжелый рюкзак на пол.

– Нет, я лучше захвачу его с собой, – сказал Таггарт и закинул рюкзак за спину, не сочтя необходимым сообщить Мойре причину своего решения. Дело было в том, что, помимо папки с документами, там хранился вишневый ларец с письмами, который его владелец предпочитал держать при себе.

– Добро пожаловать в мой дом, – включив освещение, сказала с улыбкой Мойра. – Это своеобразный крохотный замок внутри большого замка. Как ты уже убедился, попасть сюда совсем непросто. Поэтому я всегда чувствую себя здесь надежно защищенной.

Круглая просторная комната была освещена массивными канделябрами в форме колеса и настенными светильниками. Прохладный воздух был насыщен сыростью, потолок непривычно высокий, каменный пол покрыт старинными выцветшими коврами. В одном помещении находились и жилая комната, и место для приготовления пищи, и каменный очаг. Стола было два – обеденный и письменный.

Имелись здесь также три двери, две из которых, обшитые филенками и выкрашенные кремовой краской, вели, вероятно, в примыкающие к башне флигели, а третья, массивная и выкрашенная в темно-зеленый цвет, очевидно, выходила в большой холл главного входа. Рядом стояла изящная антикварная подставка, на которой покоилось блюдо из старинного стекла с горсткой монет, связкой ключей и пачкой жевательной резинки. Лестница, ведущая на следующий этаж, действительно оказалась более широкой, с деревянными ступенями и красивыми резными перилами, до которых так и хотелось дотронуться. Судя по виду отполированного до блеска узора, люди, бывавшие здесь в течение существования этого помещения, так и поступали.

Вопреки воле Таггарта воображение нарисовало ему картину из далекого прошлого – его пращура, спускающегося по этой лестнице навстречу неизвестной юной красавице из клана Синклеров. Собственно говоря, он и не мог не представить себе какой-нибудь истории из жизни когда-то обитавших в этом замке людей, поскольку они являлись его родственниками и дух их продолжал витать в этих стенах. Интерес к истории проявился у него еще в детстве и во многом определил его выбор профессии. Несколько смущало Таггарта лишь то обстоятельство, что привиделись ему именно его предки, а не индейцы майя в отместку за то, что он их забыл. Но он решил не придавать значения этому пустяку, поскольку угадать игру своего воображения не дано никому.

Тем не менее ему пришлось признать, что общая направленность его мыслей принимает скверный оборот. Отправляясь сюда, он дал себе слово немедленно бежать из замка прочь, если только перед ним замаячит опасность оказаться втянутым в сомнительную авантюру и по уши погрязнуть в дерьме, оставленном его предками ему в наследство. Дурацкая затея отца канула вместе с ним в Лету, а подхватывать эстафету и многократно умножать его финансовые потери было глупо и нелепо.

Сейчас ему требовалось успокоиться и не перенапрягать мозги, а поддаться зову основного инстинкта и сконцентрировать внимание на своей очаровательной спутнице.

– Как я успел заметить, Синклеры обожали, чтобы их изображали на портретах, – сказал он, кивнув на развешанные по стенам полотна в массивных золоченых рамах. Запечатленные на них суровые шотландцы мало походили на книгочеев. Так откуда же тогда взялись все эти книги, которые здесь повсюду?

– Будь в их распоряжении современная кино и фотоаппаратура, они бы обклеивали своими фотографиями все стены, – иронически промолвила Мойра. – А разве американские Морганы были не склонны увековечивать себя с помощью живописцев?

– Мне об этом ничего не известно, – ответил Таггарт спокойно. – Отец, как я уже говорил, не питал особого почтения к своим предкам и вполне мог уничтожить их портреты.

Мойра погрустнела и сказала задумчиво:

– Даже если он действительно это сделал, то потом наверняка раскаялся. – Как всегда, она заняла сторону своего благодетеля и единомышленника, что начинало раздражать его наследника.

Но Таггарт благоразумно воздержался от циничных замечаний в связи с этим, напомнив себе, что поклялся не навязывать ей свое мнение по этому вопросу. Зачем лишний раз наступать ей на больную мозоль? Спор лишь осложнит и без того непростую ситуацию.

– А каково твое мнение о Синклерах и Рамзи, которые живут уже третье столетие бок о бок с Морганами в Америке? Ты ведь бывал в их домах и не мог не заметить, есть ли там подобные картины.

Таггарт пожал плечами, в душе благодарный Мойре уже за одно только то, что она оставила в покое тему его отношений с отцом, от которой у него обычно возникал нервный тик и повышалось артериальное давление. Впрочем, и разговоры о его детстве тоже не доставляли ему особого удовольствия.

– Мне доводилось бывать в домах своих соседей, – ответил он, пожевав губами, – но меня мало интересовала живопись, мальчишкой я увлекался поиском старинных кладов и вообще разнообразных сувениров минувших эпох. У меня даже образовалась целая коллекция наконечников стрел и всяческих окаменелостей. Я мог часами рассматривать их и систематизировать.

Мойра не смогла сдержать улыбку:

– Так вот, значит, когда проявилась твоя страсть к раскопкам! Любопытно! И где же именно ты проводил свои детские археологические экспедиции? На заднем дворе?

– Да, – подтвердил ее догадку Таггарт, любуясь ямочками на ее щеках, раскрасневшихся от волнения. – Но не только. Меня манил к себе пруд в имении старика Рамзи. Его берега я перекопал с упорством крота, мечтая обнаружить останки динозавра и прославиться, как Индиана Джонс.

– Значит, у нас в детстве был общий кумир!

– Этот сумасшедший археолог?

– Нет, актер, который исполнял его роль, Харрисон Форд, – еще больше повеселев, сказала Мойра.

– Все ясно! – Таггарт усмехнулся. – Кого еще могла боготворить шотландская девчонка!

– Ну не динозавра же! – пустила ответную шпильку Мойра.

– Если говорить без шуток, – продолжал Таггарт, с детства не терпевший шуток по своему адресу, – то всерьез я увлекся археологией только в старших классах. А до этого проводил большую часть свободного от учебы времени вне дома, чтобы поменьше общаться с отцом.

Сказав это, он понял, что сболтнул лишнего, но было поздно: Мойра уже насупила брови. Однако она не выразила своего неудовольствия вслух и, помолчав, спросила:

– И что же именно побудило тебя заняться изучением прошлого?

– На меня оказали благотворное влияние мои учителя, особенно преподаватели истории и социологии. Они были супругами и часто ездили вместе на раскопки. Эти замечательные люди открыли мне увлекательный мир путешествий и поразили меня широтой своих познаний. Главной же их целью было пробудить в своих учениках желание продолжить образование в колледже. В ту пору мои сверстники вполне довольствовались знаниями, полученными в средней школе, и не стремились получить диплом о высшем образовании. А как обстояли дела в этом плане у тебя, Мойра?

– Примерно так же, – ответила она.

– А ты училась в колледже?

– Я училась в Инвернесском университете. Как единственная представительница Синклеров в этих местах, я с самого рождения знала, что несу ответственность за наше родовое наследие и потому должна соответствовать своей миссии. Теперь я дипломированный специалист по управлению бизнесом, однако весьма преуспела и в литературе: пишу статьи, сочиняю короткие рассказы.

– Надеюсь, их публикуют? – недоверчиво спросил Таггарт, все еще не до конца расставшийся с убеждением, что она обыкновенная бездельница, выкачивавшая средства из его доверчивого папаши. О своей литературной деятельности она в своих письмах к нему ни разу не обмолвилась.

– Да, разумеется! В различных крупных и мелких изданиях.

– Значит, забот у тебя полон рот! – пошутил Таггарт, желая разрядить возникшую между ними напряженность.

Мойра кивнула и натянуто улыбнулась, словно бы смущенная тем, что разоткровенничалась. Из этого он сделал вывод, что тема литературной деятельности для нее священна. Перехватив его испытующий взгляд, она снова заговорила, заметно волнуясь, как говорят только о наболевшем:

– Молодежь теперь совсем уже другая, ее силком не удержишь в деревне. Дети фермеров стремятся обосноваться в городе, уезжают туда либо на учебу, либо на заработки, а вот домой не возвращаются. – Она тяжело вздохнула и с сожалением добавила: – Так что хозяйство практически не развивается, управлять стало нечем. Деревня медленно умирает, грядет катастрофа. Над Баллантре нависла угроза полного разрушения... Только не подумай, ради Бога, что я хочу тебя разжалобить, как нищенка, выпрашивающая подаяние.

– Как ты могла так плохо подумать обо мне! – покраснев от стыда, воскликнул Таггарт. – Я прекрасно понимаю, насколько тяжело тебе приходится и как ты страдаешь... Скажи честно, тебе никогда не хотелось сбросить с себя эту непосильную ношу? – Он просверлил ее изучающим взглядом.

– Разумеется, хотелось! Кому понравится чувствовать себя тягловой лошадью? Но дело в том, что у нас абсолютно разное воспитание! Да и традиции здесь, в Шотландии, не те, что у вас, американцев. К примеру, вот ты говоришь, что твой отец стремился выкорчевать даже память о своих предках. Для нас же, шотландцев, нет ничего дороже семейного наследия.

– Мой отец в этом плане был исключением из общего правила, – возразил ей Таггарт, намекая, что не даст ей сбить себя с толку. – Да и он под конец жизни изменился, судя по его странному завещанию. Зачем-то он ведь финансировал замок!

– Вот и я о том же! – обрадованно подхватила Мойра. – У него, очевидно, заскребли кошки на сердце. Если бы его не замучила совесть, он бы не стал вбухивать свои денежки в это чудовищное сооружение. – Она испуганно прикрыла рот ладошкой и покраснела, сообразив, что ляпнула глупость. Таггарт отвел удивленный взгляд, уже не зная, что ему и думать о ней. Мойра моментально нашлась и выпалила первое, что пришло ей в голову: – Но при всем при том я должна признать, что ты тоже в чем-то прав. Покойный действительно не любил перемывать косточки своим прямым предкам. Лишь с огромным трудом мне порой удавалось убедить его поведать мне какую-нибудь семейную историю. – Она невинно захлопала глазками.

Таггарт снова посмотрел на нее и обнаружил, что выражение ее лица опять стало ласковым и кротким, как у ангелочка, глядя в голубенькие глазки которого хотелось немедленно распахнуть душу и во всем исповедаться. Но Таггарту почему-то не хотелось впускать ее в свое прошлое и выпускать из темницы своей памяти жутких чудовищ. И он молчал, насупив брови и закусив губу, как упрямый подросток, выслушивающий нотации своего взбешенного отца в его кабинете.

Угадав его состояние, Мойра вкрадчиво промолвила:

– Как я понимаю, интерес к своим корням проснулся в нем тогда, когда было уже невозможно изменить отношения между вами...

Тронутый ее сочувствием, Таггарт не выдержал и выплеснул ей всю правду о подоплеке напряженности, царившей в их доме многие годы:

– Все время, пока я жил под одной с ним крышей от рождения и до своего восемнадцатилетия, он изо дня в день заставлял нас, четверых своих сыновей, доказывать, что мы лучше, чем наши непорядочные предки, основавшие в горной долине поселение под названием Рогз-Холлоу. Все Морганы были редкими негодяями и закоренелыми ворами, преступный ген, очевидно, передавался из поколения в поколение, как и склонность к запойному пьянству и гнусному разврату. Ну и что ты на это скажешь?

У Мойры от изумления раскрылся рот, но из него не вырвалось ничего, кроме громкого вздоха. Впрочем, Таггарт и не нуждался в сочувствии, свой вопрос он задал чисто риторически и не ждал на него ответа.

– Мой отец задался целью в корне изменить эту скверную традицию и начать семейную историю заново. Себе он определил роль отца-основателя новой династии Морганов, а нам, его сыновьям, роль достойных продолжателей его славных дел. Следует признать, что отец действительно совершил переворот в семейных традициях. Он не искал в жизни легких путей, добивался всего тяжелым трудом и усердием. Он стал первым из Морганов, кто окончил университет и стал дипломированным юристом. Он сделал прекрасную карьеру и занял кресло окружного судьи. Его избрали почетным гражданином нашего города, он был принят в лучших домах округа и вошел в его элиту. И никто не мог упрекнуть его в мошенничестве, мздоимстве или в пьянстве. Он сколотил приличный капитал и заложил солидный фундамент в счастливое будущее своих потомков.

В этом месте его пылкого монолога Мойра вскинула брови и хмыкнула, как бы выражая тем самым недоумение в связи с отсутствием у столь добропорядочного человека внуков. Однако Таггарта это не смутило, и он продолжил свой рассказ:

– На нас, четверых своих сыновей, отец возлагал огромные надежды. Он хотел, чтобы мы приумножили славу его добрых дел и стали примером для грядущих поколений Морганов. И уж конечно же, он делал все, чтобы никто из нас не пошел по кривой дорожке, как наши беспутные пращуры. И меньше всего он желал, чтобы кто-то из его сыновей сделал карьеру, раскапывая могильник семейных тайн и выпуская тени прошлого на свободу.

При этих словах Мойра смертельно побледнела и тихо охнула, словно бы ей вдруг явился скелет кого-то из его лихих предков-разбойников, выскочивший из склепа.

– Поэтому покорно прошу меня простить за проявленный скептицизм относительно примирения моего папаши с дурной славой, оставленной ему в наследство его предками. Но даже если незадолго до смерти на него и снизошло просветление, то его запоздалые попытки загладить свои прегрешения перед заблудшими пращурами и лишенными счастливого детства сыновьями уже ничего не изменят. Слишком рьяно он изо дня в день терзал нас своими проповедями и наставлениями, чтобы мы, его дети, смогли это забыть и поверить в его чудесное перевоплощение.

Таггарт умолк и ушел в свой внутренний мир.




Глава 14


Огорошенная горькой исповедью Таггарта, Мойра тем не менее сочувствовала ему, видя, как сильно он страдает из-за своей невыдержанности. По скулам бедняги забегали желваки, на висках вздулись вены, а в остекленелых глазах сквозила отрешенность человека, раскаявшегося в том, что он сгоряча выболтал свою тщательно скрываемую тайну.

Позже, обретя способность обдумывать услышанное глубоко и всесторонне, она проанализирует его высказывания и о характере своего отца, и о свойствах натуры Морганов, живших в стародавние времена. И поразмышляет над тем, насколько нелегко было Таггарту предотвратить проявление этих наследственных черт у себя, живя в местах, где царят еще первобытные порядки и нравы. Выводы, к которым она придет, поразят ее своей парадоксальностью: Таггарт бежал за тридевять земель от лицемерной цивилизации, чтобы почувствовать себя нормальным и свободным человеком среди наивных дикарей, которые никогда не попрекнут его низким происхождением и не напомнят ему о непристойном поведении его предков.

Теперь же, однако, она лихорадочно пыталась примирить свое представление о знакомом и уважаемом ею человеке с тем абсолютно не похожим на его привычный ей образ красочным описанием, которое она только что услышала из уст его старшего сына и наследника. Гармоничного портрета из такого смешения не получалось.

– Извини, Таггарт, – прошептала она, понимая, что говорит совсем не те слова, которые следовало бы произнести, – но я ничего об этом не знала. – Вот в этом она не покривила душой, хотя добавить к сказанному нечто более конкретное ей бы не помешало. Хотя бы то, что она и в мыслях допустить не могла, что Таггарт-старший подвергал своих детей жестоким телесным наказаниям. Поверить в то, что он скуповат, еще было возможно. Однако же бессердечным тираном она его себе не представляла.

И тем не менее достаточно было только взглянуть на застывшего перед ней человека, обуреваемого стыдом за свою слабость и несдержанность, чтобы поверить, что все сказанное им чистая правда. И понять, пусть и с запозданием, почему он держался с ней так странно, прибыв в замок.

Однако теперь, после его пылкого монолога, у нее возникли новые вопросы, ответов на которые она пока не нашла.

Таггарт очнулся от забытья и, повернувшись к ней спиной, стал пристально вглядываться в висевшие на стене портреты. Наконец он прокашлялся и сказал:

– Откуда же ты могла это знать? Ведь вы с моим отцом были знакомы только по переписке. Он рассказывал тебе лишь о том, что считал возможным. Поэтому извиняться излишне.

– А что тебе известно о нашей переписке? – спросила Мойра. – И вообще, откуда ты знаешь, что мы с твоим отцом обменивались письмами?

Он помолчал, вздохнул и, обернувшись, сказал:

– Письма сохранились. Кажется, все до одного.

Это признание, сделанное с явной неохотой, застало Мойру врасплох. Ей показалось, что каменный пол уходит у нее из-под ног. И как могла она упустить из виду, что ее письма, отправленные смертельно больному человеку, рано или поздно окажутся в руках его наследников? Впрочем, даже если бы она и подумала об этом, сочиняя свои послания за океан, это бы ничего не изменило, она все равно была бы откровенна со своим учителем и благодетелем.

Мойра при всем своем желании не смогла бы вспомнить все темы, которых они касались в своей переписке, но даже обрывочные воспоминания вызвали у нее желание раствориться в воздухе. Едва шевеля губами, она с трудом произнесла:

– И ты их все... – Закончить фразу она не смогла.

– Тебя интересует, прочел ли я эти письма? – договорил за нее Таггарт. – Да. Хотя, должен признаться, и не собирался этого делать поначалу. Меня меньше всего интересовало, как распоряжался мой отец своим временем и с кем он общался. Прости, если я тебя невольно огорчил. Но согласись, что, как наследник, я вправе ознакомиться со своим наследством. В суете похорон и трауре, последовавшем за печальным церемониалом, я даже не придал этим письмам значения. Потом я занялся приведением в порядок имения, с чем наверняка бы не справился, если бы мне не помогли мои братья...

– Значит, вы все собрались наконец под одной крышей? – чуть слышно спросила Мойра, надеясь, что собеседник не уловит в ее голосе ноток упрека.

– Да, – кивнув, сказал Таггарт. – Хотя судьба и разбросала нас по разным уголкам земного шара. Тем не менее общее горе на какое-то время нас снова сплотило.

Мойре хотелось узнать обо всех четверых сыновьях Таггарта-старшего как можно больше, но смущать Таггарта-младшего своими вопросами она не стала, он и без того чувствовал себя неловко. Словно бы угадав ее желание, он сам продолжил свое печальное повествование:

– Каждый из нас покинул отчий дом, как только достиг совершеннолетия. Берк же сбежал из него и того раньше, он был самым шустрым и смекалистым. Избрав свой жизненный путь, мы следовали по нему, не оглядываясь назад и ни о чем не жалея. Но все мы были уверены, что, если понадобится, мы в любой момент сплотимся и совместно преодолеем любые трудности. Нас объединяло общее детство, закалившее наш дух, выработавшее у нас чувство локтя и ответственности за слабого. Делить же на четверых дом в Рогз-Холлоу, под крышей которого мы все родились и выросли, никому из нас и в голову не приходило.

Заметив, как болезненно Таггарт поморщился, упомянув название места своего рождения, Мойра зябко поежилась и потерла плечи ладонями. Продолжать молча слушать его она была уже не в силах, а потому промолвила:

– Я, наверное, не смогла бы надолго покинуть свой дом. Не говоря уже о том, чтобы расстаться с ним навеки.

– Что ж, каждому свое, – заметил он абсолютно спокойно. – Мы росли в разных условиях, а потому и отношение к жизни у нас разное.

– Это правда, и разница между нами заключается в том, что мне привили безусловную любовь к родному дому. И хотя порой я и ропщу на тяготы своих обязанностей, у меня никогда не возникает желания покинуть имение. Да и причин для этого в общем-то нет.

Говоря все это, Мойра не сводила глаз с лица Таггарта.

Рот его был плотно сжат, на виске пульсировала синяя жилка. Сообразив, что пора пролить бальзам на его израненную болезненными воспоминаниями душу, она слегка изменила направление разговора и бодро сказала:

– Наверное, вы были рады вновь увидеть друг друга после долгой разлуки. Ведь встречаться вам, как я догадываюсь, доводилось нечасто? – Мойра тепло улыбнулась, как бы подчеркивая свою доброжелательность.

Глаза Таггарта заметно оживились, когда он заговорил о своих братьях, что подтверждало его слова о прочных невидимых узах, связывавших всех четверых даже в годы разлуки.

– Мы не встречались под одной крышей очень долго. И конечно же, предались воспоминаниям о детстве, едва усевшись за круглый стол. Но это были приятные воспоминания, не связанные с отцом. О нем мы, не сговариваясь, помалкивали.

– Эта встреча, как я догадываюсь, всех вас взбодрила и сплотила, – задушевно промолвила Мойра.

– А ты весьма проницательна, – сказал он. – И умеешь слушать. – Он лучисто улыбнулся. – В связи с этим я бы хотел вернуться к письмам, оставшимся мне от отца...

Мойра насторожилась, но не подала виду и сказала:

– Любопытно, чем же они тебя заинтересовали.

– Позволь мне сперва высказать несколько общих мыслей по поводу переписки между людьми. Это вступление облегчит нам взаимное понимание в дальнейшем, – сказал Таггарт.

– Я заинтригована! – воскликнула Мойра.

– Как я заметил, одно лишь мое упоминание о твоей переписке с моим отцом ошеломило тебя настолько, что ты даже на миг потеряла дар речи. Видимо, ты боялась, что я, прочитав твои письма, мог составить о тебе ложное впечатление. Так вот, я должен сказать, что впечатление, складывающееся о любом человеке на основании только его писем, как бы одномерно. Ты следишь за моей мыслью, Мойра?

– Продолжай! – сказала она.

– В письме человек излагает свои мысли, но тот, к кому они обращены, лишен возможности видеть выражение лица пишущего или слышать голос диктующего свое послание, а потому у него возникают затруднения с пониманием скрытого смысла прочитанного, равно как и с составлением верного представления об авторе текста. Согласись, что за написанными словами легко спрягать свою истинную сущность в отличие от слов, сказанных приличной встрече.

– В этом есть, конечно, толика истины, – согласилась с ним Мойра, подразумевая в первую очередь, разумеется, существенное различие собственного представления о Таггарте-старшем от характеристики, которую ему дал его сын. – Но хочу заметить, что пишущий чувствует себя гораздо более свободным и раскованным, чем тот, кто смотрит своему собеседнику в глаза. А потому порой письмо говорит о подлинной натуре своего автора больше, чем тому того хотелось бы. И в этом заключается особая привлекательность писем для вдумчивого читателя.

– Мне трудно сдержать восхищение твоим острым умом! – польстил ей Таггарт и пристально посмотрел в глаза.

– Не слишком ли много комплиментов для одного вечера? – с лукавой улыбкой спросила она. – Чему я обязана столь разительной переменой в твоем отношении ко мне?

– Если честно, то я и раньше был о тебе высокого мнения, – признался Таггарт. – Вернее, об уме неизвестной мне Мойры Синклер, письма которой к своему отцу я, сам того не желая, прочитал. И захотел с ней познакомиться лично.

Услышав это признание, Мойра впала в оторопь. Чем дольше общалась она с этим неординарным мужчиной, тем больше поражалась многогранности его натуры и непредсказуемости его слов и поступков. Она уже успела привыкнуть к тому, что реакция читателей на ее литературные опусы может не соответствовать ее ожиданиям и способна повергнуть ее в сильнейшее волнение. Но этот человек высказывал свое мнение о ее личных письмах, содержащих искренние чувства и суждения, порой весьма интимного свойства. Поэтому у нее и возникло временное умопомрачение, когда она услышала от него похвалу.

– Позволь мне объяснить тебе ту ситуацию, в которой я узнал о существовании этих писем, – пришел ей на помощь Таггарт, заметив, что она чересчур долго хлопает глазами и не закрывает рот. – Завещание отца потрясло меня до основания. Мне долго не верилось, что он оставил мне все свое имущество, как движимое, так и недвижимое, оцениваемое в колоссальную сумму. Меня охватило жуткое беспокойство, мне захотелось все бросить и бежать куда глаза глядят, как я уже поступил однажды много лет назад. Но за прошедшие с тех пор годы я повзрослел и стал иначе смотреть на многие вещи. В частности, я проникся чувством ответственности за сохранение своего наследия, в первую очередь дома Морганов и принадлежащей им в долине земли. Я понял, что нельзя прерывать трехсотлетнюю традицию нашей семьи. Но при этом, как ни парадоксально, подспудно желал разрушить все то, что сделал в течение своей жизни мой отец, мечтавший переделать историю Морганов на свой лад и навсегда искоренить дурную славу своих шотландских предков.

– Твои братья чувствовали то же самое? – спросила Мойра, выйдя наконец из оцепенения.

– И да и нет! – Таггарт развел руками. – Им понятны терзающие меня сомнения, их мучит совесть за то, что бремя ответственности за наследство легло только на мои плечи. Но в целом они поддерживают все мои решения.

– Какие же именно?

– Относительно имения в Рогз-Холлоу, разумеется. Проблему замка Баллантре мы не обсуждали. – Таггарт тяжело вздохнул и принялся расхаживать по площадке. – Дело в том, что о самом его существовании я узнал только недавно, когда Берк и Остин уже уехали, а в доме остались лишь мы с Джейсом, моим младшим братом. Он получил место преподавателя в городе и намеревался начать там новую жизнь – жениться и обзавестись детьми. Возможно, таким образом он хотел исполнить отцовский наказ – стать безупречным Морганом, не обремененным своим неблаговидным прошлым. Я был на грани отчаяния, поскольку не знал, как мне лучше распорядиться своим наследством. И вдруг к нам нагрянул старый друг отца Мик Темплтон. От него-то мне и стало известно о шотландском замке. И все кардинально переменилось...

– Почему? – спросила Мойра, стремясь понять истинную причину появления в замке человека, которого она до недавних пор считала бессердечным. Слушая его взволнованный рассказ, она стала постепенно менять свое мнение. Но мотив его странного поступка все еще оставался для нее загадкой. Казалось бы, после тяжелых хлопот с похоронами своего отца он должен был бы махнуть на все проблемы рукой и вернуться к своей любимой работе. А он почему-то отправился туда, где его ожидали новые заботы. – Чем тебя заинтриговал этот замок?

– Да уже тем, что отец держал свою затею с Баллантре в секрете! – сказал Таггарт и махнул рукой. – О замке знал один только Мик. Разве тебе об этом не известно?

– Нет. Клянусь! Хотя теперь, выслушав твою историю, я понимаю, почему он так поступил. Тебя это известие, наверное, сильно потрясло?

– Как обухом по голове... Я даже подумал, что папаша рехнулся. Кто же станет, находясь в здравом уме, вбухивать столько денег в возрождение того, что сам всегда стремился разрушить до основания?

– Нет, с ума он не сошел, – возразила Мойра. – В этом я уверена. До последних дней он сохранял ясность рассудка.

– Вот и Мик мне так говорил. Но я ему не поверил, думал, что болезнь отца дала осложнение на голову. Если бы Мик не подчеркнул важность документов и личных бумаг, которые он мне привез, я бы вряд ли их прочитал. Должен сказать, что письма, хранившиеся в ларце, произвели на меня неизгладимое впечатление. Я захватил их с собой.

Он скинул с плеч рюкзак, развязал тесемку и достал изумительную резную шкатулку из вишневого дерева.

Мойра ахнула, увидев ее, и, поборов волнение, сказала:

– Это я подарила ему этот ларец. Как мило, что он передал его тебе. Более столетия назад эта вещица принадлежала дочери Лиллит Синклер. Внутри ларца хранилась семейная Библия, и... возможно, ты пока этого не знаешь, но еще в нем содержалось повествование об одной важной странице истории семьи Морган. Мне подумалось, что все это должно принадлежать Таггарту.

– Поначалу у меня не было ни малейшего желания заглядывать в ларец, – сказал Таггарт-младший. – Он казался мне ящиком Пандоры. Но Мик, вручая мне его, подчеркнул, что мой отец настаивал на том, чтобы я ознакомился с его содержимым.

– И ты решил открыть ларец.

– Да! Отец не одобрял выбранную мной профессию, но понимал, чем был обусловлен мой выбор. И на этот раз любопытство оказалось сильнее меня. А сюда я привез ларец потому, что подумал, что тебе может захотеться получить его назад.

– И ты готов его вернуть даже после всего того, что я тебе рассказала?

Таггарт промолчал, однако шкатулку ей тоже не отдал.

– И что же находилось внутри? – спросила Мойра, не без удовлетворения отметив перемену в его умонастроении.

– Я не успел ознакомиться со всем его содержимым, ограничился прочтением твоих писем, которые лежали сверху.

Мойра кивнула, предлагая ему продолжать.

– Мне было трудно понять, что побудило отца коренным образом изменить свое отношение к прошлому нашей семьи. Я не знал, как мне поступить с шотландской недвижимостью. И с трудом удержался оттого, чтобы захлопнуть крышку шкатулки, когда прочитал отцовскую записку, в которой он позволил себе усомниться в моей мужественности. Даже с того света отец бросил мне вызов! А я сыт по горло тем, что претерпел от него при его жизни. Но, поразмыслив, я решил, что не стоит обижаться на впавшего в маразм старика, и прочитал письма.

– С годами все мы меняемся, – мягко заметила Мойра. – Так уж устроена жизнь. Не берусь судить, насколько он был хорошим отцом. И не стану утверждать, что понимаю, почему у нас с ним сложились великолепные отношения. Я бы предпочла не занимать ни его, ни твою сторону. Но готова дать слово, что буду говорить только правду. Можешь задавать мне любые вопросы. Что именно хотелось бы тебе узнать о Таггарте?

– Я приехал сюда вовсе не ради этого!

– Тогда что же тебя к нам привело?

– А тебе хочется узнать правду? – тихо спросил он.

– Да, я всегда предпочитаю знать истинное положение вещей, даже если правда оказывается горькой.

– Неужели? – Таггарт недоверчиво вскинул бровь.

Ей почему-то вспомнилась выразительная сценка с участием Присс и Джори, выявившая истинное отношение к ней лучшей подруги и любовника, с которым она собиралась связать свое будущее. Она горько усмехнулась.

– Предпочитаю осведомленность, какой бы болезненной она ни была, блаженному неведению, – добавила Мойра, глядя Таггарту в глаза. Они смотрели на нее сосредоточенно и серьезно.

Ей вдруг расхотелось углубляться в эту чувствительную сферу человеческих отношений и захотелось незамысловатого бурного секса. Такого, какой она познала накануне с этим отчаянным и страстным американцем, способным и рассмешить ее, и заставить стонать от безумной страсти. Вчерашний Таггарт не скупился ни на шутки, ни на безудержные ласки. Сегодняшний Таггарт был озабочен проблемами иного рода.

Он открыл шкатулку и достал из нее пачку писем, аккуратно перевязанную розовой шелковой ленточкой.

– Вот что побудило меня прилететь в Шотландию.

Мойра бережно взяла у него пачку и моментально узнала свой почерк на конвертах. Ей стало чуточку грустно от этого напоминания об утраченном друге, сыгравшем огромную роль в ее жизни. Она сжала пальцами свои письма и спросила:

– Но как они могли повлиять на твое решение?

Таггарт хотел было коснуться кончиками пальцев ее бархатистой щеки, но в последний момент передумал.

– Видишь ли, сперва я хотел только просмотреть одно или два письма, просто для того чтобы понять, какого рода отношения сложились между вами, чем заинтересовал его замок. Мик не имел никакого представления о мотивах поступка отца. Да и не знал, насколько велики были его капиталовложения в Баллантре. Мне хотелось уяснить для себя все это, чтобы решить, как мне лучше поступить с имением. – Мойра понимающе кивнула, и он продолжал: – Я вытянул из стопки письмо наугад и стал его читать – не бегло, а внимательно. К моему удивлению, содержание письма оказалось не чисто деловым, а живым и увлекательным, полным занимательных сведений о Баллантре и его обитателях. Поэтому я решил прочитать еще одно твое письмо. А потом вытянул из пачки и третье... Полагаю, что ты преуспеваешь на ниве беллетристики, поскольку пишешь поразительно образно и доходчиво. Я читал твои письма до полуночи с неослабевающим интересом и проникся ощущением, что мы с тобой старинные знакомые. Такова сила твоего слога!

– Не нужно мне льстить! – потупившись, сказала Мойра.

– И что самое удивительное, – с воодушевлением продолжал Таггарт, – ты почти ничего не рассказываешь о себе. Тем не менее твоя натура обрела для меня отчетливые очертания. Твои суждения о людях, твои заметки, мнения по различным вопросам – все это говорит о твоем проницательном уме и твердом характере. Но мне захотелось узнать, молода ли ты или в годах, замужем или вдова, не влюблена ли в моего отца. И я продолжил чтение. Постепенно мне стало ясно, что ты относилась к нему с огромным почтением, но не более того. Это меня обескуражило, я отчаялся составить о тебе определенное представление. Это заставило меня читать все новые и новые письма. К рассвету, когда в пачке осталось всего два письма, я почувствовал отвращение к чтению. И страстно захотел познакомиться с тобой лично...

Он виновато улыбнулся и отвел взгляд.

– Возможно, это звучит несколько странно, даже наводит на мысль о моей неуравновешенности. Но вполне соответствует моему состоянию в последние несколько месяцев. – Таггарт тяжело вздохнул, и Мойре стало его жаль.

Она погладила его рукой по колючей щеке, и он ответил ей ласковым и благодарным взглядом – так щенок смотрит на приласкавшего его хозяина. Мойра тоже была чрезвычайно взволнована. Запинаясь и с трудом подбирая слова, она промолвила:

– Все это звучит просто удивительно... Я действительно подрабатываю написанием рассказов и статей для журнала, но это не означает, что я настоящий писатель. Когда я что-то пишу, то делаю это скорее для самой себя, чем для читающей публики. И я даже не предполагала, что написанное мной может кого-либо растрогать. Я... – По щеке ее покатилась слеза, голос задрожал. – У меня, право же, больше нет слов.

Таггарт взял ее пальцами за подбородок и сказал, глядя в глаза:

– Признаться, мне их тоже не хватает. Но полагаю, что вместе мы их найдем. Ради этого я и прилетел в Шотландию, чтобы лучше во всем разобраться. И теперь вижу, что был прав.

– Пожалуй, это так, – промолвила Мойра, совершенно растерявшись от внезапно охватившего ее смущения.

Он медленно и широко улыбнулся:

– Любопытно, что пикты – замечательные оружейники и ювелиры, покрывавшие свои тела причудливыми синими татуировками, – были на редкость суеверны. Они поклонялись драконам и приносили им кровавые жертвы. Но даже это не спасло их от скоттов, завоевавших территорию Шотландии в девятом веке.

Говоря все это, он ласкал пальцами ее лицо, волосы и шею.

Она непроизвольно подалась вперед и подставила ему рот для поцелуя, прошептав:

– Да, я знаю историю родного края, как и всякая шотландка.

Сердце ее вдруг затрепетало в груди так, что ей стало жарко.

– Когда-то в пору студенчества я был поражен их культами и верованиями. Особенно большое впечатление на меня произвела их вера в карму и судьбу – материи, не подлежащие доказательству, на мой взгляд. Ты следишь за ходом мысли?

– В тебе вновь заговорил ученый, – промурлыкала Мойра, млея от его мускулистого тела, которое она поглаживала обеими руками, предвкушая скорое блаженство, подобного которому она еще не знала. После неожиданных взаимных признаний их чувства наполнились новым смыслом и обрели иное качество. Что, в свою очередь, сулило невиданный накал страстей.

– Только в данный момент меня интересует всего несколько эфемерных вопросов, на которые мне бы хотелось услышать прямые ответы. – Таггарт с улыбкой привлек ее к себе.

– Я готова удовлетворить твое любопытство, – сказала она, дрожа всем телом. – Что именно тебя интересует?

– В первую очередь, разумеется, привидения. Много ли их в этом замке? Дают ли они о себе знать? Доводилось ли тебе встречаться с ними? – Таггарт забрал у нее письма и положил их на столик.

– Да, действительно, здесь обитает привидение. И тому имеются доказательства.

– И какие же? – спросил Таггарт, хмыкнув.

У Мойры вдруг задрожали колени, а сердце застучало вдвое быстрее. Поразительно, как ему удавалось ее смущать?

– Ну, к примеру, я нередко обнаруживаю в южной башне странный беспорядок, – выдохнула она, с трудом сдерживая желание слиться с Таггартом в долгом поцелуе. – А кроме меня, здесь никто не живет. Следовательно, это работа привидения.

Она выпятила бюст и уткнулась сосками ему в грудь.

– И у тебя имеются какие-то конкретные предположения на этот счет? Чей, по-твоему, дух обитает в южной башне? – проникновенно поинтересовался Таггарт, заправляя ей за ухо шелковистый локон и сжимая ее лицо ладонями.

У Мойры перехватило дух. Ей показалось, что она вся пылает. Она тряхнула головой и пролепетала:

– Дух сэра Джона, разумеется! На протяжении многих столетий он был как бы членом семьи. Но является он далеко не всякому! По-моему, со мной он заигрывает, неисправимый сердцеед! О его любовных подвигах при жизни остались легенды! Он разбил в свое время немало дамских сердец.

Таггарт усмехнулся и произнес, пронзая Мойру взглядом:

– Знаешь, до того как я познакомился с тобой, лишь одной женщине удалось произвести на меня столь же сильное впечатление. Она покорила меня без видимых усилий в мгновение ока. Как только я сразу же не распознал в тебе аналогичные способности? Еще тогда, во время вьюги, бушевавшей на горном перевале, мне следовало сообразить, что ты роковая дама.

И с этими словами он овладел ею с уверенностью мужчины, не сомневающегося в том, что женщина, трепещущая от вожделения в его объятиях, хочет, чтобы он довел ее своими губами, руками и мужским естеством до полного исступления.

Все смешалось у Мойры в голове. Она позабыла обо всех своих планах и была способна только наслаждаться процессом, о котором мечтала с того момента, когда покинула Таггарта в гостинице. Отодвинулись на дальний план и все проблемы, связанные с их предками и замком, письмами и договорами, историей рода и традициями клана. Всем этим они еще займутся в свое время, но пока они полностью отдались упоительному совокуплению. Мойра хотела ему отдаться – и вот он уже овладел ею с пылом дикаря. И в той самой позе, которая дарила им обоим наибольшую раскрепощенность. Мойра ликовала. Таггарт свирепел.

Аллилуйя! Это вновь произошло на полу возле лестницы.




Глава 15


– Хочу в кровать, – прошептал ей на ухо Таггарт, едва переведя дух после многотрудного мужского подвига под стоны и вздохи Мойры. Проводить яростные любовные схватки в экстремальных условиях – в салоне малолитражки, возле стены или на полу – стало у них доброй традицией, не лишенной своеобразных прелестей. Но теперь ему хотелось переместиться в более удобное место, желательно на большую кровать с пуховым матрацем, и предаться там неспешному соитию. Мойра, посланная ему провидением, пробудила в нем зверя, аппетит которого было трудно удовлетворить. Он хотел обладать ею снова и снова, готов был наслаждаться ее плотью бесконечно, и объяснения такому странному феномену не было.

Мойра махнула рукой в направлении лестницы и вцепилась пальцами в его шевелюру. Таггарт же зарычал и принялся покрывать ее бюст и плечи поцелуями, вновь входя в раж. Очевидно, очутиться в кровати в этот вечер им было суждено еще не скоро. Пальцы Таггарта жадно ощупывали ее тело. Она соединила их со своими и прижалась к нему всем телом. Он завел ей руки за голову, а сам, присев на корточках, стал целовать ее живот, лаская рукой горячую и влажную шкатулку насаждения. Мойра изогнулась, выпятив груди, и застонала от удовольствия, провоцируя Таггарта на новые экстравагантные поступки. Его воображение уже разыгралось.

Ему живо представлялось, как он, задрав ей блузку, станет целовать соски ее округлых грудей, а потом рывком сорвет с нее всю одежду и устроит дегустацию всех ее аппетитных достоинств. Мойра будет изгибаться, стонать, вздыхать и постепенно впадет в экстаз. И тогда он опять войдет в ее упоительно-тесный и горячий росистый тоннель и обретет в нем вечное блаженство.

Таггарт лизнул Мойре пупок и медленно выпрямился, одновременно стянув с нее через голову блузку. Ее голые груди дразнили его голодный взгляд, наполняя чресла болезненным томлением. Овладеть ею вновь здесь же и немедленно было бы простейшим решением проблемы. Но он не привык искать легких путей даже в сексе. Истекая слюной при виде ее женских прелестей, способных свести с ума любого гурмана, Таггарт все-таки сохранял самоконтроль, потому что знал по своему богатому опыту, что в любви торопиться не следует.

А сексуальный опыт у него был немалый, он познал женщин всех цветов кожи и самых разных народов. Как антрополог, он обязан был составить личное представление о традициях и привычках различных социумов, а потому проводил в этом плане интенсивные полевые исследования. Однако даже в сравнении с самыми пылкими его партнершами Мойра, несомненно, была достойна трона царицы страсти. Одним своим жестом, одной полуулыбкой она умудрялась пробудить в нем ураган эмоций. Что же касается ее лона, словно бы созданного самой природой именно для его причинного места, то оно было выше всяких комплиментов. Соблазн убедиться в этом снова был настолько велик, что Таггарт заскрежетал зубами. В нем пробудился дикарь, привыкший набрасываться на свою жертву и овладевать ею безотлагательно. Однако где-то в глубине его подсознания теплилось желание предаться упоительным нежным ласкам на широкой удобной кровати, как цивилизованный человек, и проверить, куда могут увлечь их обоих эти сложные эмоции, ставшие следствием эволюции примитивной человеческой особи.

Как метко подметила Мойра, он всегда оставался в первую очередь ученым.

Он уже успел отметить, что Мойра влияет на него поразительным образом. Всякий раз, когда он оказывался с ней рядом, у него возникало ощущение, что они знакомы целую вечность. И еще одно, мистического характера, – будто бы они были когда-то разлучены против своей воли и вот только теперь снова встретились. Это вполне объясняло переполнявшее его возбуждение. Как путешественник, возвратившийся домой после долгих странствий, Таггарт никак не мог насытиться ласками своей возлюбленной, опасаясь вскоре снова потерять ее.

Разумеется, он отдавал себе отчет в том, что рано или поздно им придется расстаться. Но только не по прихоти злого рока, а по собственной воле. Они понимали, что с ними происходит. Мойра принадлежала Шотландии и замку, он жил за океаном, на другой половине земного шара. И менять такое положение вещей они не собирались. Но между ними вспыхнул жаркий роман, пылкая любовная интрига, порочная интимная связь, близкая к безумству, и они не смогли устоять перед своими разбушевавшимися инстинктами.

Но такое, логически стройное, объяснение происходящего с ними не состыковывалось с возникшим у них обоих странным ощущением их многовекового знакомства. Вряд ли это было игрой больного воображения. Скорее, причина коренилась в генетической памяти. Таггарт изучал верования, культы и религии многих племен и народов, но себя не считал человеком, склонным к слепой вере. Он руководствовался логикой, рациональным мышлением и опытом, мыслил как ученый, привыкший все подвергать сомнению и проверке.

Вот почему он ощущал отчаяние, когда пытался проанализировать и объяснить рациональное возникновение у него чувства тоски при мысли о предстоящей разлуке с Мойрой Синклер. Никаких объективных причин для этого, казалось бы, не существовало. Тем не менее всеми фибрами своей души он восставал против подобного финала их романа.

Он уткнулся лицом в ложбинку между ее восхитительными холмами и вдохнул аромат шелковистой кожи. Мойра вцепилась ему в плечи, задрожала, словно в пароксизме оргазма, и, сжав ладонями его щеки, запрокинула ему голову. Их взгляды встретились. В ее глазах, больших и потемневших, Таггарт прочитал не только вожделение, но и, как это ни странно, смущение. Но сейчас было не время искать объяснение столь сложного явления. Следовало действовать, как подобает мужчине, если его хочет женщина.

Таггарта беспокоил только один вопрос: как высоко расположена спальня?

– Держись крепче! – приказал он Мойре, сверкнув глазами.

Она привычно обвила ногами его бедра, промямлив для приличия, что она немного тяжеловата. Он поцеловал ее в губы и, придерживая одной рукой за спину, а другой обнимая за плечи, начал свое восхождение по винтовой лестнице.

– Право же, Таггарт, опусти меня, я пойду сама! – крепче сжав его руками и ногами, сказала Мойра, когда они поднялись на один виток выше.

– А долго еще идти до спальни? – шумно дыша, спросил он.

– Не очень, – выдохнула она, чувствуя себя настоящей амазонкой.

Слегка покачиваясь, он поволок ее дальше по ступеням и вскоре очутился на площадке следующего этажа, миновав проем в перекрытии. Здесь он прижал Мойру спиной к стене, чтобы перевести дух, и она блаженно зажмурилась, подумав, что сейчас он овладеет ею в привычном им положении.

Ее влажные волосы спутались и походили на пук соломы, щеки пылали румянцем страсти, глаза блестели от вожделения и казались чуточку раскосыми. Таггарт подумал, что его собственный вид сейчас вряд ли соответствует облику джентльмена, и хрипло промолвил:

– Я не отпущу тебя, пока мы не упадем на кровать. И, как человек порядочный, должен тебя предупредить: как только это случится, я тотчас же тобой овладею с нечеловеческой мощью...

Он подтвердил свои намерения тем, что сжал обеими руками ее мясистые ягодицы и подался вперед низом живота.

Она восторженно охнула и блаженно закрыла глаза.

– Где же спальня? – спросил он, с шумом втягивая воздух.

– Прямо за тобой, – ответила чуть слышно она. Он счастливо улыбнулся и дернул ее за локон.

– Я чувствую себя одним из бессердечных мародерствующих Морганов, взявших штурмом замок Синклеров, – шутливо произнес разбойничьим голосом он.

Мойра захлопала глазами и пролепетала:

– Тогда мне остается роль невинной девицы из семьи Синклер, которую вот-вот изнасилует язычник шотландец?

– Относительно девственности не уверен, – рассмеявшись, сказал Таггарт, за что получил удар пятками по почкам. – Но в том, что я – язычник, сомнения нет. Поэтому у тебя не должно быть иллюзий относительно моих намерений.

Она ответила ему грудным удовлетворенным смешком. Ямочки у нее на щеках стали глубже, в глазах заплясали веселые чертики. Ей не терпелось пасть жертвой похотливого дикаря.

Таггарту хотелось осмотреть спальню, узнать по обстановке и порядку вкусы и характер ее хозяйки. Но ярко-голубые глаза Мойры притягивали его к себе, словно магнит Его охватила всепоглощающая радость, безмерная и безграничная. Восторг такого рода он испытывал, пожалуй, лишь совершив какое-нибудь грандиозное научное открытие либо найдя редчайший артефакт во время раскопок. Получалось, что Мойра стала самой важной его находкой в жизни. Пожалуй, даже уникальной, поскольку она была живой и дышащей участницей его личной истории, главным звеном, связывающим его с прошлым и будущим.

Несомненно, он впал в эйфорию. Но в этом не было ничего ненормального: ведь в этой каменной башне многие мужчины рода Морганов на протяжении веков всматривались в голубые глаза красавиц из рода Синклеров. Так что они с Мойрой продолжали свои родовые традиции, подчиняясь законам истории и природы.

Очевидно, она испытывала то же чувство. Таггарт сделал такой вывод после того, как она соскользнула с него на пол и застыла в задумчивости посередине своей опочивальни, глядя ему в глаза, вцепившись пальцами в его волосы.

– Таггарт, – прошептала она, гипнотизируя его своим пристальным взглядом, от которого у него закружилась голова.

Вожделение переполняло его, однако он лишь коснулся губами ее губ и, вздохнув, промолвил:

– Ты не поверишь, но я еще никого не хотел так, как хочу сейчас тебя. В атмосфере этого замка есть нечто волшебное... И между нами тоже возникло нечто такое, что я не берусь объяснить. Но я...

Мойра прижала указательный палец к его губам:

– Я знаю! Я все понимаю...

Таггарт в это не верил, поскольку сам он ровным счетом ничего понять не мог. Но глаза, в которые он смотрел, не могли лгать, они светились нежностью и женской мудростью.

– Существуют вещи, которые лучше даже не пытаться объяснить, – прошептала Мойра и, привстав на цыпочках, поцеловала его в губы так, что ему стало жарко.

– Я сойду с ума, если сейчас же не овладею тобой, – промолвил он осевшим от страсти голосом и провел дрожащими пальцами по ее волосам. – Пусть каждое мгновение нам покажется вечностью. Я стану изучать все изгибы твоего прекрасного тела, наслаждаться бархатистостью кожи, вдыхать твой запах, вкушать твой нектар.

После таких слов затрясло Мойру, и Таггарт понял, что сболтнул лишнего. Ему не следовало откровенничать с легко возбудимой женщиной. Но слово не воробей... Теперь путей назад уже не было, надо было отвечать за свои слова.

– Я тебя понимаю, – сказала она, угадав, что он излишне взволнован, – я чувствую то же самое.

Мойра обняла его и снова жарко поцеловала в губы.

Все тотчас же разрешилось, на душе у Таггарта стало легко и спокойно, словно бы он нашел то, что очень долго искал. Он словно бы вышел на край обрыва, под которым разверзлась бездонная пропасть, и теперь ему оставалось только решить – отступить ли назад и остаться в надежном и спокойном мире или же шагнуть в неизведанное пространство, где все непонятно и нет простых ответов.

– Чтобы поверить во что-то, не обязательно искать подтверждение существования этого явления, – сказала Мойpa, прочитав его мысли. – Достаточно довериться своим ощущениям.

Таггарт с облегчением вздохнул.

– Следуй своему инстинкту, – продолжала она, поедая его страстным взглядом. – Иначе всю жизнь будешь корить себя за нерешительность.

Таггарт сжал лицо ладонями и шепотом спросил:

– Кто же ты, Мойра Синклер?

Она широко улыбнулась:

– Разве ты еще не понял? Я твоя суженая.

И не успел Таггарт осмыслить услышанное, как она развернула его и увлекла на кровать.

– Ты возьмешь меня наконец или будешь философствовать?

Мойра рассыпчато рассмеялась, а за ней заржал, как жеребец, и он сам. Разбойничья улыбка на лице Таггарта внушила Мойре еще большую страсть, глаза ее потемнели, дыхание участилось, соски отвердели. Она уже не могла ждать. Заложив руки за голову, она выпятила бюст.

Таггарт склонился над ней и зубами стянул с ее плеча бретельку бюстгальтера. Мойра заерзала под ним от нетерпения по матрацу. Он почувствовал, что ему пора снять брюки, сковывающие инициативу. Но в данный момент он был слишком занят Мойрой.

Рыча от возбуждения, он снял с нее бюстгальтер окончательно и немедленно припал ртом к торчащему соску. Мойра застонала от пронзившего ее неописуемого восторга и выгнулась в дугу. Он принялся сосать другой сосок. Она застонала. Он плотнее прижал ее к кровати. И стоны Мойры перешли в томные грудные вздохи, она впала в экстаз. Опасаясь непроизвольной эякуляции, он перевалился на бок и расстегнул пуговицу и молнию у нее на джинсах. Она зажмурилась и задрожала. Он запустил руку ей в трусы. Она громко застонала, почувствовав его палец на клиторе. Он сорвал с нее джинсы вместе с трусиками и ввел палец в росистое лоно. Мойра запрокинула голову и задвигала бедрами.

Он извлек палец из лона и с наслаждением облизал его. Сладкий на вкус, ароматный нектар вскружил ему голову. Он склонился над Мойрой, едва не рыдающий от переполняющих его чувств, и сжал руками ее полные красивые груди. Она ахнула. Он стал тереть ей пальцами соски и нежно целовать их. Она замерла.

Когда же он оторвался от грудей и взглянул ей в глаза, то заметил в них слезы. Она же вытянула руки и, сжав ими его голову, с мольбой промолвила:

– Продолжай, милый! Не прекращай целовать меня, это так замечательно. Я давно не испытывала подобного блаженства. Мне очень хорошо с тобой...

– И мне с тобой тоже, Мойра! Ты прекрасна! Мужчины должны целовать тебе ноги.

– Только не все, а те, что моложе пятидесяти, – заметила Мойра с лукавой улыбкой. – Впрочем, здесь, в Баллантре, выбор не велик. Не знаю, что бы я без тебя делала...

– Я уверен, что ты разбила сердца всем здешним парням, коварная красавица, – в тон ей шутливо сказала Таггарт.

– Ты не менее коварный соблазнитель, если сумел уже не раз забраться ко мне в трусы, – парировала Мойра. – Это не каждому удается. – Она криво усмехнулась.

– Ты свела меня с ума своей красотой. Всякий раз, когда я смотрю на тебя, во мне вспыхивает страсть. И мне хочется познавать тебя снова и снова, потому что я знаю, что твоя сокровищница удовольствия не поскупится и подарит мне новые ощущения. Со мной еще никогда такого не бывало...

– Не пора ли это проверить? – с лукавой улыбкой проворковала Мойра и раздвинула ноги, как бы приглашая его в очередное увлекательное путешествие.

Таггарт не заставил ее повторять свое приглашение.




Глава 16


Мойра была готова многое отдать, чтобы узнать, что скрывают прекрасные золотистые глаза этого большого лесного кота, терзающего ее плоть со свирепостью кровожадного зверя. Ей нравилась роль жертвы этого гибкого и сильного самца, внезапно перевоплощающегося в нежного и ласкового кавалера, умеющего довести даму своего сердца в постели до умопомрачения. И забрать у нее на память частицу ее сердца.

Она затруднялась, однако, отнести его к какому-то определенному типу мужчин, его натура казалась ей слишком сложной. Таггарт был и самоуверен, и застенчив, и многоопытен, и наивен, и откровенен, и скрытен. Такое уникальное сочетание черт характера делало его в ее глазах совершенно загадочной личностью.

Тем не менее слабую попытку разгадать эту личность она все-таки предприняла. Истолковать же неуловимые характерные черты Таггарта и тем более как-то их систематизировать она даже не пыталась. К примеру, то, с каким выражением лица и с какой интонацией он говорил о существовании между ними какой-то мистической связи, выходящей за рамки чисто плотских отношений между мужчиной и женщиной. Это, разумеется, была смешная белиберда, но Мойра, слушая ее, почему-то с серьезным видом кивала в знак того, что она все понимает. Внутренний голос нашептывал ей, что следует быть уравновешенной и не спешить с выводами, время все расставит по своим местам.

Но теперь она снова млела от прикосновения его рук, и все ее тело взывало об удовлетворении вожделения. И тратить попусту время на досужие домыслы Мойре совершенно не хотелось, все ее помыслы свелись к одному намерению – как можно дольше предаваться с Таггартом безумному сексу, вновь и вновь получая неземное удовольствие.

Он уже довел ее до умопомрачения своими оральными ласками. Его пальцы и язык не обошли вниманием ни одного ее чувствительного местечка. Лоно сочилось ароматным нектаром, отвердевшие соски торчали, на щеках играл румянец. Мойра была в экстазе. Она целиком отдалась наслаждению и старалась не думать вообще ни о чем.

Слабый свет предзакатного солнца, освещавший комнату, придавал обстановке особый уют и толику романтичности. Запрокинув голову, Мойра тихо постанывала от непередаваемых ощущений в промежности, где сновал язык Таггарта. Его руки сжимали ее полные груди и теребили соски. Подобных плотских радостей она прежде не знала.

Ей почему-то вспомнились их соития в автомобиле и в гостинице, когда она впервые ощутила в своем лоне его юркий язык и на миг потеряла сознание. Ей запомнились вой ветра снаружи и холодный мрак. А лотом, в номере, неверный свет свечей. Но теперь все было иначе. Таггарт нарушил плавное течение мыслей Мойры, впившись ртом в преддверие ее сокровищницы удовольствия, и она задергалась в очередном оргазме. Сколько их уже было сегодня? Она сбилась со счета...

Он ввел язык невероятно глубоко в ее медовую расселину и принялся слизывать с нежных губ густой сок, восклицая:

– Амброзия! Пища богов!

Мойра зашлась истерическим смехом и заметалась, изнемогая от потребности ощутить в себе его грубое и мощное мужское орудие. Но он умело удерживал ее на грани беспамятства. Более того, он внезапно вообще встал с кровати. Мойра открыла глаза, с трудом заставив себя поднять отяжелевшие веки.

Таггарт стоял в двух шагах от нее и любовался ее телом. Их взгляды встретились, и она вдруг ощутила себя слабой и беспомощной перед этим сильным и властным мужчиной с великолепным мускулистым торсом и невероятным пестом.

Тем не менее он смотрел на нее с обожанием, как смотрят на богиню. Следовательно, подумала она, каким-то неведомым образом она подчинила его себе. Издав грудной стон, Мойра согнула в коленях ноги и шире раздвинула их, интуитивно чувствуя, что созерцание ее женских прелестей не проходит для него безболезненно, что один лишь вид оплота ее женственности кружит ему голову и вызывает у него судорогу в чреслах.

Таггарт судорожно вздохнул, и Мойра, расправив плечи, выпятила груди. Пенис Таггарта задрожал от перенапряжения, глаза его затуманились. Мойра ощутила невероятный прилив вожделения, любуясь видом этого великолепного самца, готового в очередной раз овладеть ею. Он был прекрасен в этот миг, ей захотелось обвить его собой, почувствовать его одновременно всеми своими заветными местечками, слиться с ним в любовном порыве, стать продолжением его губ, языка, рук и мужского достоинства, вечно ощущать его тепло и солоноватую сладость. И млеть от проникновения мужского орудия в ее женские глубины.

От этих фантазий из ее груди вырвался утробный стон, а бедра пришли в лихорадочное движение.

– Я хочу тебя! – бесцеремонно заявила она.

– А как именно ты меня хочешь? – серьезно глядя ей в глаза, спросил Таггарт.

Его вопрос поставил ее в тупик. Она даже заелозила на кровати, вдруг явственно представив себе множество возможных вариантов. Глаза Таггарта потемнели, он с видимым трудом удерживал себя от необдуманного поступка. Мойра медленно облизнула нижнюю губу. Головка члена Таггарта вздрогнула, готовая исторгнуть семя. По всему его телу пробежала дрожь. Он приблизился к Мойре и склонился над ней. Она могла бы помочь ему, но умышленно оставалась неподвижной. Запах его естества щекотал ей ноздри, рот наполнился слюной.

Но Таггарт потянулся к подушкам. Одну из них он отложил в сторону, а вторую взбил и положил снова ей под голову. Закинув на нее вытянутые руки, Мойра стала еще более доступной для него. Этого он и добивался.

Таггарт встал на колени поверх ее живота и стал покорять ложбину между ее трепетными холмами. Словно завороженная Мойра наблюдала, как скользит между ними его мужское орудие, нацеливаясь на ее раскрытый рот. Ожерелье из зубов крокодила глухо позвякивало на загорелой груди оседлавшего ее дикаря. Он легко и сноровисто работал торсом, вводя Мойру своими телодвижениями в транс. Наконец головка пениса стала касаться ее подбородка, потом губ, и от перевозбуждения все закружилось у нее перед глазами.

Руки ее сами тянулись к мошонке Таггарта, но она крепче сцепила пальцы в замок у себя за головой, желая стать на этот раз не госпожой, а рабыней в амурной игре. Всегда предпочитавшая осуществлять контроль над всеми процессами, в которые она была вовлечена, Мойра вдруг почувствовала потребность довериться мужчине и подчиниться его воле, дав ему полную свободу действий. Чутье подсказывало ей, что он все сделает к их взаимному удовольствию.

Пенис достиг ее рта в той мере, что она смогла лизнуть его кончиком языка. Таггарт ахнул от сладостных ощущений. Мойра победно ухмыльнулась. Расчет ее оказался верным: даже подчиняясь, она оставалась хозяйкой положения. Он задышал шумно и часто. В лоне Мойры тоже возникла приятная тяжесть. Вот Таггарт изменил положение тела и с рычанием ввел свое несравненное любовное орудие ей в рот. Она с легким стоном сомкнула губы вокруг его мужской плоти и стала с упоением сосать, сжав член рукой. Совершив несколько резких качков, Таггарт со стоном извлек из ее рта пенис.

Вены его вздулись, головка побагровела, налившись кровью. Он сжал свой любовный инструмент в руке и начал медленно мастурбировать. Она пристально смотрела на его темные от загара пальцы, фиолетовую головку с прозрачной капелькой на конце и неимоверно возбуждалась от этого эротического зрелища. Не выдержав этой сладкой пытки, она пролепетала:

– Пожалуйста, возьми меня немедленно.

Он потянулся ко второй подушке, подсунул ее под бедра Мойры и таким образом возложил ее таз на возвышение из пуха и пера, словно бы на алтарь. Мойра почувствовала, что достигнет оргазма даже от дуновения ветерка. С каким удовольствием она бы запрокинула сейчас голову, зажмурилась и полностью отдалась своим многокрасочным ощущениям, не задумываясь над их причиной. Но ее голова была подперта подушкой так, что из этой затеи наверняка ничего бы не получилось.

Поэтому она смотрела, как Таггарт натягивает на пенис презерватив, действуя медленно и неторопливо, целует ее бедра возле колен и смотрит на нее, словно голодный людоед. Изогнувшись дугой, Мойра поборола желание вцепиться в его шевелюру и застонала – громко и призывно. Ей хотелось завизжать в полный голос и рывком привлечь его к себе. Он же стал облизывать внутреннюю сторону ее бедер, подбираясь все ближе и ближе к ее заветному трепещущему бутончику. Эта была адская, но сладостная пытка.

Истошный вопль все же вырвался у нее из груди, когда он лизнул ее чувствительное местечко. Таких сильных эротических эмоций ей никогда еще испытывать не доводилось. Таггарт оказался подлинным кудесником секса. Мойра стала вертеться и крутиться. Он сжалился над ней и ввел ей внутрь два сжатых пальца. Оргазм сотряс ее с такой сокрушительной силой, что она стала подпрыгивать на кровати. Перед глазами вспыхнули и заплясали звездочки. Только чудом она не упала вместе с Таггартом с кровати. И тогда он вошел в нее, прохрипев:

– Мойра!

Она снова кончила и потеряла сознание.

Когда же она очнулась, то обнаружила, что Таггарт продолжает неторопливо и мощно овладевать ею, закинув ее ноги себе на плечи и упершись ладонями в матрац. Его любовное орудие то полностью погружалось в ее содрогающееся тело, то выходило из него, блестящее от росы. От волнения у нее свело горло. Она почувствовала, что неведомая сила снова возносит ее к облакам. Все нервы Мойры словно бы оголились, промежность таяла под ударами его мошонки, влажная от нектара. Ей с трудом удалось вздохнуть, и он вогнал в нее свой пест так глубоко, что головка, казалось, застряла у нее где-то в горле. Отчего слезы ручьями хлынули у нее из глаз. Он снова вогнал свой амурный меч в ее лоно по самую рукоять и замер, стиснув ее ягодицы руками. Вены у него на лбу вздулись, головка члена подрагивала где-то глубоко внутри Мойры. Она затаила дыхание.

– Мойра! – прохрипел он.

И тогда она расцепила пальцы и сжала ими его плечи сверкнув глазами, он дернул ее на себя, едва не проткнув пенисом насквозь, и они слились в упоительном экстазе Она впилась в его губы ртом и запрыгала под ним, словно норовистая кобылица. Почти со звериным остервенением они принялись исполнять дикарскую любовную пляску, издавая нечеловеческие звуки.

В какой-то момент этих судорожных телодвижений Таггарт выдернул из-под Мойры подушки, зашвырнул их в дальний угол спальни и слегка изменил положение тела. Она обвила его ногами и немедленно почувствовала умиротворение. Он замедлил темп своего бешеного штурма и перевел дух. Все ощущения Мойры обрели новую окраску, она почувствовала прилив сил и проворнее задвигала тазом, на этот раз легко и свободно, как равноправная партнерша, а не жертва обезумевшего людоеда.

Сжав ладонями ее лицо, Таггарт продолжал любить ее нежно и бережно. От этого умопомрачительного процесса ощущения Мойры стали острее. А когда их губы слились в поцелуе, она закрыла глаза и перенеслась в забытое прошлое, в те неведомые далекие времена, когда они с Таггартом вот так же страстно предавались исступленному соитию в стенах этого замка, в этой же башне. Он ускорил ход событий, задвигавшись мощно и яростно, и бурно кончил. И в ушах ее словно бы прозвучали слова: «Наконец-то ты вернулся в свои родные места!»

Охваченная странным восторгом, Мойра снова испытала оргазм и впала в забытье, подарившее ей необходимый организму после изнуряющего секса отдых. Таггарт улегся на бок и прижал Мойру к своей груди, уткнувшись подбородком в ее влажные волосы. Постепенно их дыхание стало ровным, сердца успокоились. Придя в себя, Мойра попыталась было осмыслить все происшедшее с ними, но вскоре почувствовала, что не способна думать, а хочет только чувствовать.

Чудовищная пустота в лоне пугала ее, соски требовали продолжения стимуляции, промежность – легкого массажа. Только новый шквал удовольствия мог успокоить и обнадежить Мойру, вселить в нее уверенность в своих возможностях. Как могла она размышлять об исходе деловых переговоров с Таггартом, когда он только что побывал в ней лично, ослепил ее своим мужским достоинством, очаровал своим темпераментом. Ей было жутко от одной лишь мысли об их неминуемой грядущей разлуке. И она гнала все мысли прочь.

Какие бы дружеские и теплые ни сложились между ними отношения, он должен был улететь в Америку, она же была обречена остаться в замке. К счастью, Таггарт отвлек ее от неприятных размышлений нежным поцелуем в шею. Глаза Мойры засветились чистой радостью. Но внутренний голос нашептывал ей, что она наивная глупышка, неосмотрительно впустившая чужестранца в свое сердце.

Но он оказался самым удивительным из всех мужчин, которых она знала. Не каждый способен мгновенно перевоплотиться из царя джунглей в благородного и ласкового джентльмена. Мойра улеглась поудобнее, плотнее прижалась спиной к его горячему сильному телу и настроилась на философский лад.

Несомненно, легенды и сказания предков, история ее семьи, предания родной земли оказали на нее огромное влияние. Она была очарована их романтической красотой, хотя не считала себя склонной к мечтательности. Ей всегда был ближе реалистический, прагматической подход к жизни.

Обстоятельства вынуждали ее смотреть на окружающую реальность трезво, не питая иллюзий. Образованная современная женщина, она знала, чего хочет, и делала все, чтобы добиться своей цели, как решая крупную финансовую проблему, такую, к примеру, как привлечение капитала для восстановления фамильного замка, так и изыскивая деньги на текущие нужды. В обоих случаях она все тщательно планировала и принимала осмысленное решение.

Но все это не объясняло, почему она ввязалась в интрижку с Таггартом. Даже само общепринятое название подобной скоротечной любовной связи – интрижка – вызывало у нее внутренний протест и звучало как оскорбление. В ней пробуждались романтические чувства и вера в красивые семейные легенды, дремавшие до поры в глубине сердца. Вероятно, их пробуждение было обусловлено встречей с благородным рыцарем, явившимся в облике Таггарта-младшего.

Он продолжал играть с ее шелковистыми локонами. Глаза Мойры закрывались, по телу разливалось блаженное тепло. Засыпая, она подумала, что проснется бодрой, полной сил и свежих идей и решит одним махом все свои проблемы.




Когда она проснулась много часов спустя, комнату, погруженную во мрак, освещали только тлеющие в камине рубиновые уголья. Еще плохо соображая спросонья, Мойра все же поняла, что находится в спальне одна. Тем не менее ей не стало одиноко и тревожно, хотя бы потому, что брюки Таггарта висели на спинке стула возле платяного шкафа.

Мойра улыбнулась и с наслаждением потянулась, словно сытая и довольная кошка. Другая бы на ее месте терзалась угрызениями совести. Ведь за три последних дня она совокуплялась с двумя мужчинами. Но ей хотелось мурлыкать и ежиться в лучах полуденного солнца, не омрачая свое беззаботное существование ненужными соображениями.

Перевернувшись на бок, она уставилась на мерцающие угольки в очаге камина, растопленного Таггартом, пока она спала. Не склонная заводить с мужчинами продолжительные интимные отношения, Мойра тем не менее была не из тех легкомысленных девиц, что прыгают из постели в постель едва ли не каждый день, обуреваемые жаждой свежих ощущений. Но Таггарт свалился ей на голову, подобно манне небесной, поэтому совесть ее была чиста.

К тому же она рассталась незадолго до их с Таггартом удивительной встречи со своим последним сексуальным партнером, точнее, дала Джори хорошего пинка под зад и навсегда изгнала его как из своей постели, так и из жизни в целом. Поэтому она имела полное право подыскать ему замену. Но это сделало за нее провидение.

Мойра тяжело вздохнула, улеглась на спину и уставилась в потолок.

– Как, однако, все это странно, – пробормотала она. Откинула одеяло и спустила ноги с кровати. Кого она пытается обмануть? Себя? Надо честно признать, что так ведут себя только уличные кошки. Однако ж ей такое поведение пришлось по вкусу. Как мало, однако, нужно одинокой женщине для счастья! Всего-то пару ночей с дикарем в постели. Правда, и в машине тоже. И на лестничной площадке. И на полу, в бесстыдной позе. И еще – в подземном тоннеле. Джори был не способен на такие подвиги.

Мойра побежала босиком в ванную за халатом, стараясь не наступать на непокрытые ковром холодные плиты. И как ей могло взбрести в голову попытаться сделать из Джори дельного человека? Слава Богу, что он обнаружил свою гнилую сущность, иначе бы она и дальше питала на его счет иллюзии.

Сейчас ей казалось несколько странным, что она приглашала Джори в свою спальню в башне, куда обычно вообще никого не приводила. Как это было неосмотрительно с ее стороны! Нельзя впускать свиней в святилище. Зато с Таггартом она почувствовала себя прекрасно и не опасалась, что он осквернит ее обитель, как это сделали Джори и Присс. Могли бы подыскать в замке и другое укромное местечко для своих обезьяньих забав, мерзавцы. В Баллантре много пустых спален и комнат для гостей, и везде имеются удобные диваны.

Просто удивительно, как она оправилась после их дикой выходки и даже умудрилась уснуть в своей оскверненной кровати. Впрочем, с улыбкой подумала она, довольно думать об этой мерзости, вопрос исчерпан.

Люди часто спрашивали, не одиноко ли ей в этом огромном пустом замке. Но Баллантре был настолько тесно связан с историей ее семьи, что она не чувствовала себя в нем одинокой. Порой ей даже казалось, что замок переполнен тенями ее предков, продолжающими жить своей загадочной жизнью.

В детстве у нее часто возникало ощущение, что портреты предков, развешанные здесь повсюду, внимательно следят за ней со стен, как бы проверяя, следует ли она заведенным в семье Синклеров порядкам, действовавшим на протяжении многих столетий. Она рано осознала свое предназначение и прониклась чувством ответственности за продолжение своих родовых традиций.

В юности она была уверена, что дядюшка Найл проживет долгую жизнь, поэтому груз ответственности ляжет на ее плечи еще не скоро. Однако дядюшка тяжело заболел, когда она, недавняя выпускница университета, только приступила к работе в Инвернессе и жила в городе в крохотной квартирке. Пневмония свела его в могилу в ту зиму, когда ей исполнилось двадцать пять лет.

Мойра взглянула в зеркало над раковиной. Это было печальное время, пора горьких утрат и разочарований. Ей пришлось отказаться от карьеры и нормальной жизни и взвалить на себя бремя наследства.

Постепенно лицо ее просветлело, на губах заиграла лукавая улыбка. Секс с Таггартом стал для нее тяжелым испытанием, с непривычки у нее все ныло и болело. В другой раз ей следует поостеречься, чтобы не причинить себе вреда.

В другой раз... А будет ли он? Представится ли ей другой случай предаться с ним безумству? Да и хватит ли у нее духу на это? Не возобладает ли здравый смысл над ее чувствами? Мойра тяжело вздохнула и потянулась к крану душа.

И вновь ей стало горько от мысли, что она едва не связала жизнь с этим ничтожеством Джори. Он был забавным парнем и не предъявлял никаких претензий, почти во всем с ней соглашался, а потому казался ей идеальным партнером. Серьезным человеком, вынашивающим амбициозные планы, его назвать было нельзя, но и особых хлопот он ей не доставлял. Мойра встала под душ. Да, с Джори все было легко и просто, подумала она, подставляя лицо и грудь под тугие водяные струи.

И вот явился Таггарт, с которым все очень непросто. Его уж никак не назовешь простаком! Однако ж ему удалось едва ли не в одночасье завоевать ее целиком, легко сломать барьеры всех ее предрассудков, взять ее за душу и овладеть ее помыслами. Теперь ей даже не верилось, что она была готова удовлетвориться чем-то меньшим.

Горячая вода моментально вернула ей силы и бодрость. Этот мужчина вынуждал ее думать, даже когда смешил ее, и сам обладал проницательным и богатым умом. При этом от одного только его взгляда у нее начинали дрожать колени. Сам же он не производил впечатления податливого человека и не давал ей повода надеяться, что позволит ей поработить его.

Да ей и не хотелось этого, куда интереснее было пытаться предугадать его слова, реакцию на что-либо и дальнейшее поведение. Мойра не нуждалась в твердой руководящей руке, но в отношении Таггарта готова была сделать исключение и выполнять все его желания. Вот и теперь ей не терпелось поскорее отправиться на его поиски.

Она вымыла с шампунем голову, ополоснула волосы и задалась вопросом, как она поступит, когда его найдет. Будь он теперь рядом с ней, такого вопроса у нее бы не возникло. Но раз его здесь не было, ей пришлось пошевелить извилинами. Фантазии в отношении Таггарта снова вышли за рамки секса. Несомненно, решила она, им они снова и займутся, с не меньшим энтузиазмом, чем прежде. А потом, возможно, перейдут к деловым вопросам.

Нет, подумала Мойра, сначала следует разобраться с мистическими ощущениями их связи в прошлых жизнях. Чем они, черт побери, вызваны? Уж не слишком ли сильным возбуждением? Она, к примеру, просто обезумела от похоти. В таком состоянии в голову может втемяшиться что угодно. Тем более на фоне их разговоров об общих предках и хитросплетениях историй их кланов. Да, похоже, что она просто бредила.

Однако ей почему-то не хотелось верить в такое простое объяснение.

Так что же все-таки ей со всем этим делать? Как поступить в отношении Таггарта? Как ей быть с этим ласковым и нежным зверем, остающимся джентльменом даже во время необузданного секса, от которого у нее глаза лезут на лоб? Мойра почувствовала сладкое томление в лоне и, взглянув в зеркало, увидела, что соски встали торчком, а на щеках у нее заиграл румянец. Ею вновь овладела похоть.

Какой стыд и позор! Разве можно терять голову из-за мужчины? Они и познакомились-то совсем недавно, а она уже и думать не хочет о разлуке. Ну разве это не глупо? Разве это не показатель ее слабости? Она уже и так выставила себя перед ним похотливой дурой.

Вот только почему ее это совершенно не обескураживает? Почему ей кажется, что их уже связывают невидимые узы? Откуда у нее возникло чувство, что их разлученные давным-давно души воссоединились вновь? И чем дольше размышляла Мойра над этим загадочным феноменом, тем крепче становилась родившаяся в ее сердце уверенность, что на этот раз она не допустит, чтобы Таггарт снова ее покинул.




Глава 17


Таггарт положил кипу бумаг на колени и уставился на пляшущее в камине пламя. Судя по шуму воды в трубах, Мойра уже проснулась и принимала душ. Она живо представилась ему голой, в мыльной пене, с фигурой и лицом Афродиты, выходящей из морских волн. У него немедленно возникла эрекция.

Он заерзал в кожаном кресле, тщетно пытаясь прогнать этот образ. Как могло случиться, что после продолжительного бурного соития он вновь проникся к этой женщине вожделением? Откуда возникло это странное желание овладевать ею беспрерывно и вечно? И чувство, будто бы он ожидал этой возможности несколько веков? Не прошло еще и нескольких часов, как он выбрался из ее постели, а его чресла вновь переполнены похотью! Не пора ли покончить с этим баловством и заняться серьезным делом, ради которого он сюда приехал? Ну сколько можно терзать свою и ее плоть?

Но такими уговорами он только еще сильнее разжег свое вожделение. Мойра стала ему необходима, как воздух и тепло. Без нее он уже не представлял своего существования.

Он положил папку с документами на пол у своих ног, встал и потянулся. Здесь, в гостиной на первом этаже башни, у него родились очень странные мысли. Он вдруг проникся чувством ответственности за это творение рук своих далеких предков, почувствовал себя обязанным сохранить эту башню для своих потомков. И для начала разжег огонь в каминах спальни и гостиной, расположенной этажом ниже.

Ему стало мучительно стыдно за свое пренебрежительное отношение к наследию своих пращуров, из поколения в поколение сохранявших связь времен. Как мог он повернуться спиной к их заветам из одного лишь глупого желания насолить своему отцу? Из-за его слепого упрямства чуть было не нарушилась родовая традиция, цепь, связующая поколения. Это выглядело вдвойне нелепо, учитывая его профессию. Прошлое невозможно перекроить по собственному усмотрению, его следует чтить и свято хранить о нем память.

Это озарение снизошло на Таггарта только теперь, и он проникся живым интересом к затее своего отца. Но сначала, как это ни удивительно, он сконцентрировал свое внимание на другой родословной, наследии семьи, на первый взгляд генеалогически отдаленной от его собственной. И в какой-то момент своих изысканий понял, что стал невольным продолжателем устремлений отца, посвятившего всю свою жизнь делу искоренения памяти о своих предках.

Когда-то он отказался от изучения их наследия по принципиальным соображениям, не пожелав что-либо доказывать упрямому и своевластному отцу. Сейчас он осознал ошибочность своей тогдашней позиции и пожалел о том, что не довел начатое дело до конца. Ему надлежало завершить его ради собственного удовлетворения, обретения душевного спокойствия и чувства выполненного долга. Он же поддался эмоциям и предпочел порвать отношения с отцом. Оглядываясь на те годы, он с горечью думал о том, насколько более значительной казалась бы ему его профессиональная деятельность, если бы он проявил твердость духа и докопался бы до собственных корней. Но он перенес таившийся в его подсознании интерес к своей родословной на прошлое чужих людей.

И добился в своих научных исследованиях значительных успехов. Его открытия в культуре майя получили всемирное признание, коллеги изучали и развивали его теории, делали на основе его работ новые открытия в этой области. Таггарт гордился своими достижениями и своим местом в исторической науке.

Теперь настало время вложить свой вклад в дело изучения истории семьи Морган.

Он потер глаза, вздохнул и в очередной раз задался вопросом: но какого дьявола ему приспичило заняться этим именно сейчас?

Несомненно, смерть отца оказала огромное воздействие на все его поведение и заставила переосмыслить все свои прежние поступки, ответственные решения и жизненные цели. Однако каким образом она повлияла на его увлечение именно Мойрой Синклер было выше его понимания.

Если, разумеется, не брать в расчет тот факт, что он был не первым мужчиной в их роду, очарованным роковыми красавицами, носящими такую фамилию. Не говоря уже о том, что сам отец попал под обаяние Мойры. Здесь явно не обошлось без участия потусторонних сил.

Таггарт вновь взглянул на пухлую папку с документами и письмами своего отца, бережно сохраненными Мойрой. Он все еще не решил, что ему думать и чувствовать после ознакомления с ними. Написавший их человек оказался совсем не таким, каким он представлялся Таггарту прежде. За два часа, которые он провел, читая эти письма, Таггарт понял, что совершенно не знал собственного отца. Сойдя в могилу, Таггарт-старший остался для своих сыновей загадочным незнакомцем.

Разумеется, некоторые его идеалы и воззрения были довольно понятны Таггарту-младшему. Но невероятной представлялась удивительная метаморфоза, происшедшая с отцом на склоне лет. Этот упрямый и себялюбивый человек внезапно стал сомневаться в верности своего прежнего мировоззрения. Не стало ли это следствием его тяжелого недуга? Не заподозрил ли он, что его болезнь неизлечима, задолго до получения результатов медицинского обследования? Не предчувствие ли своей скорой неминуемой смерти подтолкнуло его оказать Мойре финансовую помощь?

Или же сознание его коренным образом изменилось после знакомства с ней? Во всяком случае, именно такое впечатление сложилось у Таггарта-младшего после прочтения его писем. Впрочем, в старости все люди пересматривают свои жизненные ценности, не стал исключением в этом смысле и Таггарт-старший. Прежде за ним не замечалось склонности к философствованию. Он твердо знал, что хорошо и что плохо, и потому-то и стал судьей. В тонкости он предпочитал не вникать, мир виделся ему только в белом и черном цветах. Точно так же судил он и своих сыновей. Безжалостно карал их за малейшую провинность и превратил их жизнь в своем доме в бесконечный судебный процесс, отведя им роль подсудимых, а себе – и судьи, и жюри присяжных одновременно.

И вот выяснилось, что на склоне лет в его сознании произошел переворот. Причину этого его сыну узнать уже никогда не удастся. Но у него не вызывало сомнений то, что толчком к перевороту стало знакомство с Мойрой, этой роковой женщиной, пробудившей нечеловеческую страсть и у Таггарта-младшего.

Но сексуальным аспектом ее влияние на него не ограничилось. Таггарт не только проникся к ней вожделением, но и воспылал интересом к истории рода Морганов, захотел досконально изучить ее, стать одним из ее творцов, продолжателем дела своих предков, хранителем их наследия, исполнителем их заветов. Невольно напрашивался вопрос: не уловка ли это, с помощью которой хитрая Мойра выуживала из Морганов деньги? Почему бы ей не обратиться непосредственно к своим американским родственникам – потомкам владельцев Баллантре, Синклерам, живущим теперь в Рогз-Холлоу?

Возможно, она пыталась к ним обратиться, предположил Таггарт, но отклика не получила. Никаких документальных подтверждений этому он, однако, не обнаружил. Не известно было ему также и то, что происходит в семье американских Синклеров, живущих в Рогз-Холлоу. Он поддерживал связь исключительно со своими братьями, а с другими людьми, которых он знавал в юности, даже не переписывался. Покинув отчий дом, он чувствовал потребность в полном отчуждении от всего своего прошлого окружения. Близких же друзей у него не было.

Скрытный и осторожный, он хранил все свои обиды в сердце и не делился ими с другими. Эта привычка сохранилась у него до сих пор. Но, повстречав женщину, которая сейчас принимала душ этажом выше, Таггарт внезапно почувствовал, что ему надо с ней поделиться своими сокровенными мыслями.

Он стал расхаживать взад и вперед по гостиной, мучительно ища ответы на рождающиеся в его мозгу вопросы. Пока что ясно ему стало только одно – осью всей круговерти невероятных событий является Мойра Синклер. И только она способна помочь ему разобраться во всем. Таггарт еще с минуту пристально разглядывал портреты на стене, а затем стал подниматься по лестнице в спальню, полный решимости без стука ворваться в маленькую ванную, устроенную в этой опочивальне лет пятьдесят назад.

Мойра все еще нежилась под тугими струями душа, стоя в ванне, покоящейся на четырех подставках в виде когтистых львиных лап, за цветастой клеенчатой занавеской. Комнату заполнил густой ароматный пар, насыщенный запахами дорогого мыла и шампуня. У Таггарта слегка закружилась голова.

А когда сквозь клубы пара и занавеску он увидел контуры тела купальщицы, кровь взбурлила в его жилах, а все сомнения в том, что Мойра оказывает на него какое-то странное воздействие, моментально исчезли. Он вдруг почувствовал столь мощное половое влечение к этой женщине, что сам устыдился его. При такой утрате самообладания ему следовало бы не раздумывая бежать из этой башни, не страшась ни холода, ни мрака ночи. Возможно, пронизывающий до костей ветер, дующий со стороны болота, и выветрил бы проклятое наваждение из его воспаленных мозгов.

И похоть из чресел. Тогда бы он смог рассуждать разумно и здраво, разложил бы все сам по полочкам в своей голове и нашел бы всему рациональное объяснение. После чего наверняка поспешил бы завершить свои дела в Баллантре и унес бы отсюда ноги подобру-поздорову, пока совершенно не сошел с ума.

Так следовало бы и поступить здравомыслящему, зрелому и самостоятельному мужчине, думающему головой, а не головкой.

Но Таггарт сделал все наоборот. Он отдернул занавеску и впился в голую Мойру плотоядным взглядом обезумевшего эротомана. Она испуганно завизжала, прикрыв груди руками, а потом спросила с некоторой опаской:

– Что с тобой, Таггарт? Ты здоров? Зачем ты сюда пришел?

В этот миг она была бесподобна. И ему дьявольски захотелось овладеть ее блестящим мокрым телом немедленно.

– А что, по-твоему, я вообще здесь делаю, Мойра? – задал он ей, в свою очередь, не менее странный вопрос.

И, не дожидаясь ответа, он прямо в одежде залез в ванну и обнял ее, не обращая внимания на пар и воду.

– Ты насквозь промокнешь! Не делай глупостей! – попыталась было образумить его Мойра. – Ой, что ты делаешь...

– То же, что начал делать, едва лишь мы познакомились, – ответил он и страстно поцеловал ее в губы, трепеща от вожделения и шумно дыша.

Мойра порывисто обняла его, прильнув к нему всем телом, и он жадно сжал руками ее ягодицы, сожалея, что нельзя прижать ее сейчас же к стене.

– Успокойся, дорогой, – шептала она ему.

– Почему-то мне это давно не удается, – ответил он, продолжая изучать ее тело пальцами. – Поначалу мне казалось, что я понимаю, зачем здесь нахожусь – ради завершения всех дел. И возможно, получения ответов на некоторые вопросы. Но теперь... – Он ввел ей между половыми губами ладонь и умолк, не уверенный, что разговоры в такой ситуации уместны.

Но Мойра не смутилась и, положив ему руки на плечи, спросила:

– А теперь у тебя возникло множество новых вопросов, верно? Но ведь этого следовало ожидать. Наверное, ты хочешь расспросить меня о своем отце?

– Как ты угадала? – удивленно спросил он, извлекая руку из ее интимного места, чтобы сосредоточиться на разговоре.

– А разве это так сложно? Ведь ты, наверное, прочел его письма ко мне, пока я спала.

– Да. Он сильно изменился с тех пор, как мы с ним расстались. Мне даже показалось, что письма написаны кем-то другим.

– Мне вас обоих очень жалко, – сказала Мойра. – Вы так и не сумели выяснить отношения. – Она погладила его по щеке.

– Вряд ли это было возможно. Честно говоря, он это заслужил.

– Я не пытаюсь оправдать твоего отца, – со вздохом сказала Мойра. – Возможно, ты прав. Но я знаю его с другой стороны. Признаться, ты потряс меня своим рассказом.

– Я никогда еще не был в таком замешательстве, как теперь.

– Почему?

– На меня свалилось сразу столько новостей! Да и завязавшиеся между нами отношения тоже не назовешь простыми...

– Не торопись разобраться с ними. Давай сперва выберемся из ванны, я начинаю замерзать... Подай, пожалуйста, мне полотенце. – Мойра потянулась к крану и выключила воду.

Он вылез из ванны, взял с полочки полотенце и передал его ей. Она начала энергично вытираться. Выбравшись наконец из ванны на коврик, Мойра велела Таггарту снять с себя мокрую одежду и вручила ему чистое полотенце. Бросив мокрую одежду в корзину для белья, он вытерся насухо и, повернув Мойру спиной к себе, начал вытирать полотенцем ее мокрые волосы. Она слегка подрагивала, косясь на его возбужденное мужское достоинство, нацеленное на расселину между ее тугими ягодицами.

– Ты не сердишься на меня за то, что я без спросу прочел его письма к тебе? – осевшим голосом спросил Таггарт.

– Ничего, – сказала она. – Я бы на твоем месте поступила так же.

Он порывисто наклонился и поцеловал ее в шею. Она затаила дыхание, ожидая большего. Он бросил полотенце в корзинку и погладил ее по плечам. Она чуть слышно застонала и повела крутыми бедрами. Он непроизвольно уперся своим естеством в ее копчик и хрипло произнес:

– У меня постоянно затуманивается рассудок, когда я рядом с тобой. И возникает желание овладевать тобой снова и снова. Это настоящее наваждение, с которым я не могу ничего поделать. – Сжав руками ее полные груди с набухшими сосками, он прошептал: – Я могу думать только об этом...

– А я об этом, – грудным голосом ответила Мойра и сжала пальцами его любовный инструмент.

Таггарт ухватил ее обеими руками за бедра, раздвинул ей коленом ноги и под громкие стоны Мойры, наклонившейся над ванной и вцепившейся в ее край руками, вогнал свое орудие ей в нежное лоно до упора. Судорога пробежала по всему ее гибкому телу, колени у нее задрожали, она бы наверняка упала в ванну головой, если бы он не поддержал ее, ухватив за груди. Одновременно Таггарт активно двигал торсом, вынуждая Мойру непроизвольно тоже работать тазом. Его левая рука, теребившая сосок, соскользнула вдоль живота к лобку и замерла. Нащупав ее трепетный бугорок, он принялся поглаживать его. Стоны и вздохи Мойры стали громче. Половые губы крепче стиснули пенис. Она была на грани оргазма.

– Еще, Таггарт! – простонала она, мотая головой.

– Да! – отозвался он, ускоряя свои телодвижения и проворнее действуя пальцами.

Мойра забилась в конвульсиях, повизгивая от удовольствия, по бедрам ее потекли соки. Это переполнило чашу терпения Таггарта, он стал овладевать ею с нечеловеческой мощью, издавая звериный рык и шумно сопя. Наконец он крепче схватил ее руками за бедра и стал резко натягивать на себя. Мойра истошно закричала:

– Да, Таггарт! Хорошо! Продолжай!

Он оправдал ее надежды и вновь проявил свой дикарский нрав, раз за разом загоняя свой пест в нее по самую рукоять. Сердце его бешено стучало, на лбу и висках взбухли вены, лицо побагровело. Наконец он заскрежетал зубами и исторг в нее семя. Она опять кончила одновременно с ним и шумно задышала.

Колени Мойры ослабели, и она стала оседать. Он потянул ее на себя, поскользнулся и упал, ударившись о стенку спиной. Мойра, лишенная всякой опоры, упала на него. И лишь тогда до Таггарта дошло, что он забыл надеть презерватив.

– Вот так номер! – воскликнул он, сжав ее бюст.

– Третий, – ответила самодовольно Мойра, плохо соображая после бурного коитуса, и хихикнула.

Таггарт расхохотался, тотчас же позабыв о допущенном промахе. Помимо всех прочих своих несомненных достоинств, Мойра обладала прекрасным чувством юмора, все ее шутки всегда были неожиданны и оригинальны. Редкая женщина обладает таким даром! Как, впрочем, и мужчина, мысленно добавил он.

Скользкие и мокрые, они сидели на коврике и смотрели друг на друга с умилением и восторгом. Наконец Таггарт спохватился, что нужно сказать нечто умное, и брякнул:

– Мы не предохранились. Что теперь будет?

Мойра залилась звонким смехом, чмокнула его в щеку и ответила:

– Ты уникальный мужчина, Таггарт Морган. А будет вот что: через год я появлюсь в лесах Амазонки с нашей крошкой. Не бойся, я принимаю таблетки.

– Я беспокоюсь не за себя, – поспешил заверить ее он, вдруг утратив желание смеяться. Ему представился образ беременной Мойры, вынашивающей его ребенка, и ком подкатил у него к горлу. Он до сих пор не думал, что когда-нибудь станет отцом. Но сейчас от волнения с трудом сдерживал слезу умиления. Если бы Мойра действительно забеременела, это стало бы залогом продолжения их связи. А ему не хотелось ее терять.

– А я так и не думала! – воскликнула Мойра, вставая, чтобы взять с полочки чистое полотенце. – Ты ведь необыкновенный мужчина, Таггарт Морган.

Она кинула ему полотенце, сама обернулась другим и, наклонившись, стала вытирать тряпкой воду с пола. Таггарт с нарастающим интересом следил за этим процессом, чувствуя прилив сил. Мойра действовала легко и непринужденно, однако в воздухе ощущалась напряженность. Таггарт прокашлялся и спросил:

– Значит, приехала бы ко мне даже в лесные дебри? Если бы родила?

Мойра выпрямилась и серьезно ответила, прислонившись к раковине спиной:

– Да, если бы в этом возникла необходимость. Только вряд ли бы такое случилось, за Баллантре надо присматривать, да и вообще я сумела бы воспитать малыша сама, не покидая Шотландии. Мне не привыкать управляться со всем одной.

– Ты всегда была такой самостоятельной?

– Разве ты не понял этого, прочитав мои письма?

– В них ты почти ничего не рассказываешь о себе, главным образом повествуешь о текущих делах и местной жизни. И не жалуешься на то, что тебе одной тяжело. Некоторые выводы о тебе можно сделать разве что из твоей манеры рассказывать о людях, живущих в Баллантре, красотах этого края, своих планах по его благоустройству. У меня сложилось впечатление, что мне здесь все давно и хорошо знакомо. А Гэвин, Молли и Присс – мои добрые друзья. Почему ты помрачнела? Я чего-то не понял? Разве вы с Присс больше не подруги? – Таггарт насторожился, заметив тень, промелькнувшую на лице Мойры.

– Да, мы поссорились, – сказала она. – Но не будем сейчас об этом, это долгая история. – Она махнула рукой.

– Извини, я не знал, – смущенно пробормотал Таггарт, пожалев, что бесцеремонно вторгся в запретную зону частной жизни своей собеседницы, на что не имел никакого права даже после их бурного совокупления. В конце концов, половой акт – еще не повод, чтобы лезть партнерше в душу. И Мойра, угадав его мысли, сказала, улыбнувшись:

– Секс не решает все проблемы, как тебе известно.

Он молча подхватил ее на руки и понес в спальню, преисполнившись решимости опровергнуть этот тезис.

– Что ты делаешь? – воскликнула она, болтая ногами. Таггарт швырнул ее на кровать и многозначительно сказал:

– Сейчас узнаешь... Вот только подброшу дров в камин.

Пока он суетился возле камина, Мойра перестелила постель, воссоздавая в своем гнездышке привычный уют и комфорт. Приятное шуршание чистого постельного белья, потрескивание поленьев в очаге, легкая истома в груди – все это создавало в спальне домашнюю атмосферу, которой Таггарт был уже давно лишен. О чем еще может мечтать мужчина в холодную зимнюю ночь, как не о прекрасной желанной даме, ожидающей его в кровати под одеялом?

Он выпрямился, обернулся и увидел очаровательное лицо Мойры, позолоченное отблесками пламени. Она тихо сказала:

– Я передумала, – и уставилась на него горящим взглядом.

Он пронзительно остро осознал и свою наготу, и болезненную эрекцию, возникшую совершенно внезапно. И еще он задался вопросом: сумеет ли он всегда соответствовать требованиям, которые предъявляла ему темпераментная Мойра? Удастся ли ему всегда быть в должной форме, чтобы пробуждать в ней страсть и удовлетворять ее? Ведь еще минуту назад ему хотелось лишь одного – улечься с ней в кровать, накрыться одеялом и уснуть. Но ее глаза говорили, что сон в ее планы не входит. Она явно готова съесть его живьем, начав с причинного места.

– Передумала? – переспросил он удивленно. – Но относительно чего? – Разумеется, в душе он догадывался о ее намерениях, но хотел соблюсти видимость приличия, внезапно ощутив непривычную потребность оставаться джентльменом, даже будучи нагишом. Пенис вздрогнул и вперил в Мойру свой единственный глаз. Таггарт расправил плечи и скрестил руки на груди.

Мойра лукаво улыбнулась, в очередной раз обворожив Таггарта своими ямочками на щеках, и, похлопав ладошкой по одеялу, сказала:

– Я не стану ждать, пока высохнут волосы. Мы займемся сексом немедленно. И на этот раз инициативу в свои руки возьму я.

– Надеюсь, ты не будешь со мной слишком сурова? – спросил он, сдерживая рвущийся наружу смех.

– А разве ты щадил меня? – спросила, вскинув бровь, она.

Таггарт прыгнул на кровать, признавая тем самым справедливость ее слов. Она перевернула его на спину и заставила заложить сцепленные в пальцах руки за голову.

– Ты права, – сказал он. – Так будет справедливо.




Глава 18


Мойра с осторожностью присела на табурет возле маленького круглого кухонного столика. Шел четвертый день их с Таггартом совместной жизни в ее башне, и сидеть ей было чуточку больно. Все мышцы тела у нее ныли, в интимных местах пылал пожар. У нее и прежде бывали сильные и энергичные любовники, но секс с ними походил скорее на спортивные соревнования, в которых главным было количество набранных очков.

С Таггартом все было не так. Он умело перемежал штурм и натиск с нежностью и отдохновением, овладевал ею то грубо и требовательно, то задумчиво и медленно, порой даже сентиментально. Он был непревзойденным виртуозом большого секса, подлинным дирижером симфонии организмов, большим мастером и знатоком любовной игры. С телом Мойры он обращался как с прекрасным музыкальным инструментом, из которого извлекал своим смычком самые невероятные звуки. Она чувствовала себя так, словно бы качалась на волнах, набегающих на песчаный пляж. Порой эмоции захлестывали ее, и тогда она рыдала от избытка чувств и мотала головой, не в силах произнести ни слова.

Да и описать словами самого Таггарта, как и то, что он с ней вытворял, было невозможно. Ни с чем подобным она еще не сталкивалась в своей эротической практике. Мойра чувствовала себя удовлетворенной и умиротворенной, сердце подсказывало ей, что секс с Таггартом на каком-то этапе перерос в новое качество, именуемое любовью.

Он был неутомимым любовником, она пока ему в этом не уступала. Пурга, начавшаяся два дня назад, заточила их в башне. И большую часть времени им пришлось провести в постели. Мойра заварила чай и улыбнулась, явственно вспомнив, как славно они провели время. Он имел ее бесчисленное количество раз, в немыслимых позициях, остервенело и нежно. И днем, и ночью. В какой-то момент она почувствовала себя скверной девчонкой. Но ему ничего не сказала.

Проснувшись, она обнаружила, что на небе появилось солнце, а другая половина кровати пуста. Но исчезновение Таггарта почему-то ее не огорчило. Ей хотелось побыть одной, осмыслить случившееся, понять, как ему удалось овладеть не только ее телом, но и душой. И решить, как ей после этого жить.

С тех пор как Таггарт объявился в Баллантре, они не разлучались почти ни на миг. И лишь теперь, пока он где-то прогуливался, знакомясь с окрестностями, у нее появилась возможность собраться с мыслями. Когда Таггарт был рядом, способность мыслить у нее пропадала.

Мойра отхлебнула из чашки с густым чаем и улыбнулась, вспомнив, каким аккуратным и четким почерком была написана записка, оставленная им для нее на тумбочке возле кровати. В ней говорилось, что по замку без нее он блуждать не станет, поэтому ей не стоит разыскивать его в бесчисленных комнатах и коридорах.

Она выбежала на балкон, однако Таггарта поблизости не разглядела. Его грузовичок стоял на прежнем месте во дворе напротив черного хода. Облегченно вздохнув, Мойра отправилась на кухню пить чай. Но почему-то пила его без удовольствия, с единственной целью – взбодриться. Ей бы хотелось проснуться от ощущения внутри себя мужской плоти Таггарта и наполниться бодростью, почувствовав тугую струю его семени. Но он лишил ее такого удовольствия, и она обиженно надула губки. Любопытно, подумалось ей, как долго она будет в плену вожделения?

Мойра вздохнула: очевидно, пока будет чувствовать себя женщиной.

Единственное рациональное дело, которое она сделала за все это время, было отправление статьи в редакцию по электронной почте. Проснувшийся, когда она сидела за ноутбуком, Таггарт взглянул на нее с искренним удивлением. Очевидно, он думал, что в такой глуши не может быть ни компьютеров, ни факсов, ни мобильников. Убедившись в обратном, он сказал, что тоже пользуется ноутбуком в джунглях. И пояснил, что заблуждался на ее счет потому, что все свои письма она писала от руки, своим забавным детским почерком. На это Мойра с улыбкой ответила, что глубоко личные письма считает необходимым писать пером, а не выстукивать их на клавиатуре компьютера. И вот сегодня она обнаружила, проснувшись, написанное рукой Таггарта короткое послание. Теперь у нее будет маленький сувенир на память об их необыкновенном знакомстве.

Мойра подперла ладонями подбородок и уставилась в узкое окошко, выходящее на рощу, за которой располагался поселок. Ей бы не хотелось, чтобы Таггарт в одиночку отправился знакомиться с местными жителями. Мали ли что они могут ему наговорить о ней?

Уж лучше бы он сидел в башне и удовлетворял ее прихоти. Зачем вообще кому-то знать, что сюда пожаловал американец? Тем более похожий на Крокодила Данди, с ожерельем из крокодильих зубов на шее, тропическим загаром и копной волос на голове. Что подумают о нем люди? Слух о странном иностранце, разгуливающем по Баллантре, моментально облетит все окрестности. А что будет, когда выяснится, что он Морган?

Мойра тяжело вздохнула, не в силах даже представить себе возможные последствия этого.

А что она станет делать, когда он отсюда уедет? Ей вдруг стало страшно. Разлука с Таггартом стала бы для нее настоящим кошмаром. Забыть его она уже никогда не сможет, слишком многое их связывало. Нет, этот дикарь из тропических дебрей отныне всегда должен был находиться рядом с ней. А еще лучше – внутри ее.

Мойра вскочила с табурета, более не в силах сидеть спокойно, и в сердцах воскликнула:

– Какая же я все-таки дура!

Взгляд ее упал на чистую чашку, стоящую на кухонной полочке. Из нее Таггарт пил чай, главным образом лежа в постели. На глаза у Мойры навернулись слезы умиления. Таггарт чувствовал себя в ее башне как дома. Свободно хозяйничал на кухне, готовил для них обоих чай и закуски. И от его непосредственности на душе у нее становилось теплее. Мойра провела пальцем по ободку чашки и улыбнулась, вспомнив, каких еще мест касались его губы.

Она поставила чашку на полочку и со вздохом подумала, что страдает, словно впервые влюбившаяся школьница. С той только разницей, что сексуального опыта ей давно уже не занимать. Следовательно, сделала логический вывод она, к ней пришла серьезная, большая любовь. Таггарт овладел ее сердцем и помыслами, стал неотъемлемой частью ее жизни. И ей это нравилось.

Мойра тряхнула головой и направилась к лестнице, собираясь подняться в спальню, принять душ и поменять постельное белье. Уже в который раз.

– Кажется, мое гнездышко превращается в настоящий бордель, – пробормотала она, поднимаясь по ступеням. – А ведь это идея! Почему бы не пригласить в замок команду профессионалок и не поставить это дело на серьезную основу? Появятся средства для реставрации здания.

Она вошла в спальню и сорвала с кровати грязные простыни.

Это подействовало на нее успокаивающе, и она с легким сердцем отправилась в ванную принимать душ. Но стоило только ей взглянуть на умывальник, как у нее застрял в горле ком. Раковина живо напомнила ей, как Таггарт овладевал ею, повернув к себе спиной и держа ее руками за бедра. Она чувствовала каждый миллиметр его несравненного любовного орудия, но, к сожалению, не видела, какое выражение лица было у него во время того головокружительного коитуса.

Мойра взглянула на себя в зеркало. Щеки ее раскраснелись, в глазах светилось откровенное вожделение. Она походила на бесстыдную публичную девку. Даже умывальник вызвал у нее эротические фантазии. Что же с ней будет дальше? Уже на каждом углу ей мерещился этот роковой мужчина. Скоро она вообще не сможет спокойно ходить по замку.

Мойра подняла с пола грязные мокрые полотенца и отнесла их в комнату, чтобы сложить в один узел с прочим грязным бельем. Но хозяйственные хлопоты упорно не хотели вытеснить из ее головы мысли о Таггарте. Еще более прочно он засел у нее в сердце. Это было еще одной причиной, чтобы не делить его с другими обитателями Баллантре. Одно дело – предаваться вместе с ним наивным романтическим фантазиям в этой башне, рассуждать о воссоединении их душ, разлученных много веков назад какой-то злой силой, а совсем другое – давать ему возможность поделиться этими дурацкими мыслями ненароком с местными жителями, знающими ее как облупленную с раннего детства.

Она принялась связывать из простыни узел, когда снаружи донесся шум автомобильного мотора. Это явно был не грузовик, следовательно, к ней кто-то пожаловал в гости. От злости Мойра стиснула зубы. Уже пронюхали!

– Проклятие! – пробормотала она и, пинком отправив узел с бельем в угол, пошла взглянуть с крепостной стены, кого еще там черт принес. Хорошо бы Таггарту задержаться на озере! А уж она бы сплела какую-нибудь сагу относительно его грузовичка, стоящего во дворе. О визите одного из Морганов в замок Баллантре никто не должен знать.

Открыв дверь, ведущую на зубчатую стену, Мойра поморщилась от пронзительного холодного ветра, ударившего ей в лицо, и плотнее запахнула на себе парку. На берегу озера никого видно не было. Во входную дверь внизу уже стучали. Она наклонилась и взглянула вниз.

– Этого только мне еще не хватало! – сорвалось с ее губ.

Мойра поспешно вернулась в комнату. Впускать незваную гостью в дом ей совершенно не хотелось. Но делать было нечего, лучше всего выяснить отношения с Присс в отсутствие Таггарта. Моля Бога, чтобы он еще немного погулял, она спустилась по лестнице в холл и распахнула входную дверь.

– Я приехала мириться! – с порога заявила Присс и сунула ей в руку пакет с выпечкой. – Это свежие лепешки с корицей. Еще теплые. И еще я прихватила с собой термос с какао. Пожалуйста, Мойра, позволь мне все тебе объяснить!

Сердце Мойры екнуло, ей самой дьявольски хотелось поговорить со своей лучшей подружкой обо всем, что с ней случилось за дни, прошедшие после их ссоры. Они так долго поверяли друг другу все свои секреты, что скрыть от Присс удивительный поворот в своей жизни Мойре было чудовищно трудно. Однако пока она еще была не готова делиться этим секретом с кем-либо, а тем более с изменщицей Присс. Ей казалось, что как только кто-нибудь из местных узнает о Таггарте, волшебные узы, связывающие их, порвутся. Поэтому-то она и не торопилась пригласить подругу-предательницу в дом, который та скандальным образом осквернила.

Мойра взглянула поверх головы Присс, с тревогой осматривая окружающую местность. Таггарта поблизости видно не было. Подруга неверно истолковала ее блуждающий взгляд и поспешно воскликнула:

– Не беспокойся, я одна. Джори не знает, что я здесь.

– А тебе уже требуется его разрешение, чтобы поехать куда-то одной? – иронически спросила Мойра. – Где же он сейчас? Неужели в твоей постели?

Присс густо покраснела, но пролепетала:

– Это надо обсудить спокойно. Я все должна тебе объяснить. Будь я в здравом уме, я бы не решилась на такой поступок, который тогда совершила. Но стоило только мне увидеть голого Джори, как у меня ум зашел за разум... – Она жалобно захлопала глазками. – Я не могу это объяснить. Со мной такого еще никогда не случалось. Ну, ты сама понимаешь... Мне кажется, что между нами существует какая-то невидимая таинственная связь... Словно бы мы с ним... В общем, сразу это не выразишь словами... Это какая-то магия...

Мойра вцепилась пальцами в дверной косяк, ощутив внезапно подозрительную слабость в ногах. При иных обстоятельствах она бы подумала, что подруга тронулась умом. Присс никогда не была суеверна и не верила в духов и волшебство, как и в Бога. Впрочем, Мойра тоже не была набожной прихожанкой и не посещала церковь каждое воскресенье. Хотя, конечно, они обе чтили христианские заповеди и по мере сил старались соблюдать правила морали. В отношениях же с мужчинами подруги вели себя довольно прагматично. Мойра поняла, что ей пыталась объяснить Присс, однако не считала себя вправе сказать ей об этом, поскольку не хотела объяснять, что и сама чувствует примерно то же самое к Таггарту Моргану. Слава Богу, того пока рядом не было.

Присс зябко поежилась и сказала:

– Мойра, здесь холодно. Какао стынет... И я замерзну.

Мойра вздохнула и промолвила:

– Тебе следует потеплее одеваться зимой. Мини-юбка и чулочки вряд ли подходят для этого времени года.

Присс молча прошмыгнула мимо нее в холл и принялась отряхивать снег с одежды и обуви перчатками.

– Ты, разумеется, права, но...

– Минуточку! – перебила ее Мойра и, захлопнув дверь, привалилась к ней спиной. – Не в этом ли наряде ты была, когда я застала вас с Джори в своей кровати? Сколько дней с тех пор прошло? Выходит, до сих пор ты не удосужилась побывать дома и переодеться? Неужели все это время ты трахалась с Джори?

–Да, я еще не была дома! – покраснев, с вызовом ответила Присс. – Можешь считать меня распутницей! Ну и что из того? Это мое личное дело! Сколько хочу, столько и трахаюсь.

Мойра расхохоталась, сама не понимая почему. Было нечто трагикомичное в позе и выражении лица Присс, отстаивающей свои женские права, в одежде, которую она не меняла вот уже пять дней. Мойра забрала у нее пакет и термос и, кивком предложив ей следовать на кухню, первой пошла туда, говоря на ходу:

– Будь Джори столь же напорист в своей карьере, как в постели, он бы давно достиг заоблачных высот.

– Ты совсем его не знаешь! – возмущенно воскликнула Присс.

Едва войдя в кухню, она первым делом сняла сапоги и «положила их на плиту, чтобы подсушить и согреть.

– Отчего же не знаю? Напротив, я знаю его как облупленного, милочка, – возразила, обернувшись, Мойра.

– Ха-ха-ха! – скорчив ироническую гримасу, произнесла подружка. – Физически – возможно. Но вспомни, вы с ним хотя бы раз строили совместные планы на будущее? Говорили о своих мечтах? Или вы только тарабанились до полного изнеможения?

Мойра плюхнулась на табурет и заявила:

– Разумеется, милочка! Мы с ним о многом разговаривали. У нас на все находилось время.

Присс уселась на стул, разлила по чашкам какао и с ехидной улыбочкой напомнила ей:

– Не забывай, подруга, что ты всем потом делилась со мной. И что-то я не припоминаю, чтобы вы с ним особенно разговаривали в постели, из которой вы сутками не выбирались. У вас были занятия поинтереснее пустого трепа. Разве я не права?

Мойра с наслаждением откусила кусочек от лепешки, отхлебнула из чашки какао и изобразила на лице блаженную улыбку. Спорить о Джори с Присс ей совершенно не хотелось. Однако упустить случай подколоть подругу она не могла и с невинным видом поинтересовалась:

– Так вы с ним, значит, разговаривали о жизни все эти дни?

Присс негодующе фыркнула:

– Отчего же? Не только. Джори – разносторонне развитой мужчина! Мы сочетали приятное с полезным.

Теперь фыркнула Мойра: этот «развитой» мужчина не годился Таггарту Моргану даже в подметки. Что же до их задушевных разговоров в паузах между бурными соитиями, то говорила главным образом она – о своих заботах, связанных с имением, о прочих текущих делах. Он же помалкивал, потому что ему нечего было сказать, круг его интересов ограничивался работой в отцовском пабе, выпивкой, сексом и едой. Это была жалкая, ничтожная личность, которую она теперь презирала. И отношения с ним ей теперь казались легкомысленными и пустыми. Мойра подперла руками подбородок, задумчиво посмотрела на Присс и сказала:

– Джори не стоит того, чтобы долго его обсуждать. Нам надо поговорить кое о чем другом. И ты знаешь, что я имею в виду.

В ожидании ответа подруги она макнула лепешку в какао и стала машинально ее жевать.

– Да, ты права, я все понимаю, – промямлила Присс, пряча глаза. – Но только не знаю, с чего лучше начать. Я высоко ценю дружбу с тобой, Мойра. И ты это знаешь. И я понимаю, что самым подлым образом предала эту дружбу. Но пойми и ты меня тоже! Я ничего не могла с собой поделать! Все произошло так быстро, так спонтанно. Все было словно во сне. Не успела я даже опомниться, как очутилась на кровати, а Джори – во мне... После этого на меня нашло полное затмение.

– Но тебе по крайней мере стыдно? – строго спросила Мойра. – Хотя бы за то, что ты сделала это на моей кровати?

– Да, очень, – прошептала Присс, покраснев до корней волос. – Но в тот момент я об этом не подумала.

Но Мойре почему-то подумалось, что она просто сильно возбудилась, явственно представив себе ту пикантную сценку.

– Дело в том, что как только я почувствовала в себе его причинное место, я могла думать только об одном: наконец-то это свершилось! Наконец-то мужчина моих грез овладел мной.

– Почему же ты мне раньше не призналась, что втрескалась в него? – спросила Мойра, сверля ее пытливым взглядом.

– Я тебе на это намекала, – прошептала Присс. – Вспомни, я ведь всегда согласно кивала, когда ты мне рассказывала, какой Джори темпераментный мужчина. И я всегда разделяла твой восторг в связи с его мужскими достоинствами.

– Ну, знаешь ли, милочка, это еще ни о чем не говорит! – воскликнула Мойра. – Нужно было признаться мне в своих чувствах к нему откровенно, а не плести втайне интриги.

– По-твоему, я должна была попросить у тебя разрешения трахнуться с ним разок-другой? Или же заявить, что ты должна уступить его мне навсегда? Не смеши меня, ради Бога.

Мойра хотела было на это что-то возразить, но захлопнула рот, сообразив, что подруга права.

– Конечно, я не должна была так поступать, тем более на твоей кровати. Но что мне оставалось делать в тех обстоятельствах? Все равно вы с Джори не созданы друг для друга. И когда у меня появился шанс сблизиться с ним, я им воспользовалась. – Присс дерзко взглянула ей в глаза.

– Весьма оригинальным образом, должна я заметить! – Мойра нервно рассмеялась, начиная злиться. – Ты сразу же пленила его сердце. Но что самое интересное, при этом ты была уверена, что делаешь мне одолжение! Как бы доказываешь, что мы с ним не созданы друг для друга. Браво! Гениально!

– Нет, я так тогда вовсе не думала. Однако разве то, что Джори не отверг меня, не доказывает, что я в чем-то права? И это был не просто секс, а нечто гораздо большее, некий таинственный обряд, который нам с ним было суждено совершить. Мы с Джори сразу же это почувствовали. И чем дольше длится это таинство, тем больше мы убеждаемся в своей правоте. Это удивительно, не так ли?

Мойра возмущенно фыркнула.

– Да, он будет соглашаться в этом с тобой, пока ему не подвернется другой аналогичный случай. И поверь мне, милочка, Джори не преминет им воспользоваться.

– Нет, Джори не такой! – с жаром воскликнула Присс. – Не в обиду тебе будет сказано, Мойра, но со мной он ведет себя иначе, чем с тобой. У нас с ним все по-другому.

Присс умолкла, схватила чашку с какао и стала задумчиво помешивать в ней чайной ложечкой, охваченная сентиментальными воспоминаниями. Наконец она промолвила голосом сомнамбулы:

– Вы с ним когда-нибудь строили совместные планы на будущее? О том, что хотите создать семью, завести собственное дело, вместе путешествовать? В общем, о жизни, а не только о Баллантре и твоих попытках не допустить превращения замка в руины.

На это Мойре нечего было ответить. Сама-то она думала обо всем этом, но заговорить на эти темы с Джори так и не решилась. Сейчас, размышляя о причинах этого, она непроизвольно произнесла:

– Он такой легкомысленный, что не вписывается в образ надежного мужчины, которому женщина может спокойно довериться. Джори живет одним днем и не задумывается о будущем.

– Я знаю, – сказала Присс. – Пусть он немного и легкомыслен, только лентяем его не назовешь. У него нет должного взаимопонимания со своей семьей. И не хватает духу открыто заявить о своих правах. Вот почему он просто помогает пока своему отцу и помалкивает о своих амбициях. По секрету скажу тебе, Мойра, что он мечтает открыть свою фотомастерскую. Делать фотографии, выставлять их в своей галерее, продавать через Интернет. Мне его мечта по душе.

Мойра потупилась, чтобы не выдать своего удивления. Она знала, что Джори увлекается фотографией, но не более того. Он как-то сказал, что переоборудовал одну комнату в своем доме под «темную комнату». Но она решила, что это всего лишь хобби, юношеское увлечение. Теперь, после рассказа Присс, ей стало ясно, что у Джори с ее подружкой сложились особые, близкие и доверительные, отношения. Такие, какие не могли сложиться у него с ней, поскольку она никогда не брала в расчет его мнение, искренне считая, что он будет всегда подчиняться ей и в дальнейшем. Мойре стало стыдно за свое высокомерие, и она нахмурилась.

Не вела ли она себя подобным образом и с Таггартом, подумалось ей. Естественно, их отношения трудно было назвать серьезными, но все-таки и банальной любовной интрижкой их назвать тоже было нельзя. Ведь не случайно же у нее начинали сиять глаза всякий раз, когда она размышляла о мистической подоплеке их знакомства и фантазировала о его возможном исходе. Однако когда их с Таггартом разговор грозил перерасти в нечто важное для них обоих, она давала задний ход. Как, впрочем, и Таггарт. В этом ей следовало хорошенько разобраться.

Если вдуматься, то за минувшие несколько дней они не только занимались безудержным сексом. Им удавалось выкраивать время и для откровенных бесед. Еще ни с кем Мойра не чувствовала себя так легко и спокойно, как с Таггартом. И поэтому она многое поведала ему о себе и своих творческих планах, призналась, что мечтает написать роман, а со временем и продолжение. Он, в свою очередь, рассказал ей массу интересного о раскопках и находках. Но о главном они так и не решились заговорить и, естественно, не строили планов на будущее.

Однако в глубине души Мойры крепла уверенность, что надежная основа их долговременных отношений заложена самим провидением. И внутренний голос подсказывал ей, что пора проявить активность и ускорить процесс укрепления их взаимного понимания и доверия. Судя по тому, что Таггарт не торопился ее покинуть, он тоже предчувствовал кардинальные перемены.

Мойра вновь принялась есть лепешки, у нее всегда пробуждался зверский аппетит во время усиления мозговой активности. И какао тоже пришлось как нельзя кстати: шоколад полезен для серых клеточек. Мойра отхлебнула из чашки и задалась вопросом: а не права ли Присс, говоря, что она ни черта не понимает в психологии мужчин и не способна наладить с ними сколько-нибудь серьезные отношения?

Не выдержав затянувшегося молчания, Присс продолжила:

– И дело вовсе не в том, что у Джори не хватает мужества высказать все наболевшее своим родственникам без обиняков. Он, по-моему, боится их обидеть. У него доброе сердце! Жаль, что люди этого не понимают...

– Возможно, причина этого заключается в том, что женщины сосредотачивают свое внимание на иных его достоинствах? Тоже весьма выдающихся, – пробормотала Мойра.

– Да уж, мужским достоинством Господь его не обидел, это настоящий божий дар! – с восторгом подхватила Присс, и глаза ее при этом подернулись мечтательной дымкой.

Мойра чувствовала, что пора рассмеяться, но почему-то ей было не до смеха. Хотя сама по себе ситуация была нелепа: две подруги обсуждали своего общего полового партнера, сидя на кухне и потчуясь какао с лепешками. Помолчав, она сказала:

– Да, ты права, в этом плане Джори не уступит иному жеребцу. Так ты говоришь, что всего за несколько дней вы с ним обсудили все ваши сокровенные мечты и даже поговорили о будущем? Это поразительно!

– Мы и раньше болтали с ним о том о сем, случайно встречаясь в деревне либо на берегу озера. Мойра! Не хмурься и не смотри на меня так! Я не флиртовала с Джори, пока вы с ним были близки. Я просто мило улыбалась ему и... – Она прикусила язык.

– И строила глазки, верно? И постепенно в него влюбилась, – сказала Мойра, сверля ее взглядом.

Присс передернула плечиками:

– Я ничего не могла с собой поделать! Это нечто не поддающееся объяснению, В этом-то и все дело. Но самое удивительное во всей этой истории то, что и Джори почувствовал ко мне влечение... Нет, определенно здесь не обошлось без потусторонних сил.

Мойре все это было вполне понятно.

Присс прищурилась и с серьезным лицом сказала:

– И я не сожалею, что теперь мы с Джори вместе. И не извиняюсь за это перед тобой. Мне только неприятно, что наши с ним отношения завязались при весьма некрасивых обстоятельствах. И мне жаль, что это причинило тебе боль.

Она встала, обошла стол и обняла Мойру за плечи, подсев на край табурета.

– Ты должна мне поверить, как бы это ни было для тебя обидно. Я должна была так поступить. Это был мой единственный шанс. Возможно, я и не заслуживаю этого, но хочу, чтобы мы снова стали близкими подругами.

– Я тоже не хотела бы потерять тебя, – призналась ей Мойра, поглаживая ее ладонью по руке. – И я понимаю твои чувства к Джори. – Она умолкла, судорожно вздохнув, и закусила нижнюю губу. Присс заслуживала уважения за свой смелый поступок, не каждой хватит духу прийти к оскорбленной ею подруге и во всем покаяться, извиниться и все честно объяснить. Теперь и ей следовало сделать ответный шаг и облегчить свою душу, рассказать Присс о Таггарте. Это стало бы добрым началом их качественно новых отношений.

Присс искренне сожалела о своем поступке, а Мойре не терпелось поведать ей о своих новых приключениях. Смутные предчувствия относительно надвигающихся невероятных событий не давали ей покоя. Откровенный рассказ Присс вынудил ее сопоставить их странные ощущения. Мойре был необходим совет постороннего человека, и Присс, как это ни удивительно, как нельзя лучше подходила для этого.

– Мне тоже нужно многое тебе сказать, – прочистив горло, произнесла Мойра.

Присс обрадованно улыбнулась и крепко сжала ей руку.

– Значит, ты прощаешь меня?

Она стиснула подругу в крепких объятиях, чуть было не стащив ее с табурета и не перевернув столик.

– Ты не пожалеешь, если предоставишь мне еще один шанс! – с жаром прошептала Присс. – Даю слово. Итак, я вся внимание.

Она уселась на стул и приготовилась слушать, обхватив ладонями чашку с какао. Глаза ее светились любопытством, на губах блуждала улыбка. Казалось, что ничего не случилось. Хотя на самом-то деле за прошедшие несколько дней произошли колоссальные перемены. Мойра взглянула на хорошо знакомое ей лицо и подумала, что все складывается к лучшему. Возможно, Присс удастся распутать этот клубок невероятных обстоятельств. Нервно рассмеявшись, она сказала:

– Я даже не знаю, с чего начать.

У Присс удивленно вытянулась физиономия.

– Наверное, речь пойдет о займе? Насколько я помню, ты намеревалась встретиться с Дандерсом. Я чувствую, что тебе отказали. Боже, как это скверно. Да еще эта кошмарная история со мной и Джори! Бедняжка, я представляю, что у тебя сейчас творится в душе...

– Нет, я хотела рассказать вовсе не о займе. Но ты угадала, мне действительно было отказано в продлении срока его возврата. Но этого следовало ожидать, в моем-то нынешнем удручающем финансовом положении.

– Извини, Мойра, но, по-моему, тебе надо срочно связаться с наследниками Таггарта, – сказала Присс.

– Я тоже пришла к этому заключению, когда возвращалась домой после встречи с риелтором, – сказала Мойра.

– Молодец! – Присс хлопнула по столику ладонью. – Ты собираешься написать в Америку? Когда рассчитываешь получить ответ?

– Я не хочу туда писать, – к ее изумлению, сказала Мойра.

– Послушай, милочка, – с тяжелым вздохом промолвила Присс, – твоя гордыня тебя погубит. Кроме американцев, тебе сейчас никто не поможет. Терять тебе уже нечего.

– Помолчи, пожалуйста, я не все еще тебе рассказала! Возвращаясь домой, я застряла в сугробе на перевале. Меня подвез до Калита случайно проезжавший мимо водитель грузовика, и я переночевала там в гостинице, – продолжала свой рассказ Мойра.

– Какое все это имеет отношение к письму в Америку? – снова перебив ее, с нетерпеливым взмахом руки воскликнула Присс. – Ах, я начинаю кое о чем догадываться... Ты провела ночь в номере не одна, милочка? Теперь понятно, почему ты так быстро меня простила. – Она поставила чашку на стол и, подавшись вперед, потребовала: – Выкладывай все без утайки! Кто он? Хорош ли собой? И не вздумай отмалчиваться! Я не стану тебя осуждать за твой рискованный поступок, у меня самой рыльце в пуху. Будь я на твоем месте, я бы тоже не упустила свой шанс. Послушай, а чей это грузовичок я видела во дворе? Уж не его ли? – Она вытаращила глаза. – О Боже, значит, он еще здесь? Неужели я вам помешала? – Присс выразительно посмотрела на лестницу, ведущую в спальню. – Мойра, почему ты сразу же не отправила меня восвояси?

– Ты не угадала насчет грузовика, это был вовсе не его водитель, – разочаровала Присс Мойра. – Дело в том, что в ту ночь на безлюдной дороге попала в беду не только я... Еще один бедолага застрял в придорожном сугробе, едва не столкнувшись с моим пикапом. И основательно завяз...

Наморщив лоб, Присс подалась вперед, готовая слушать.

– И ты, как я догадываюсь, укрылась от вьюги в его машине. И там-то все и произошло. Узнаю свою подругу... – произнесла после томительной паузы она.

У Мойры запылали от стыда щеки. Сглотнув ком, она промямлила, пораженная проницательностью своей подруги:

– Мне захотелось немного разнообразить свою скучную жизнь.

– Так рассказывай же, не томи! Он турист? Не шотландец?

– У него шотландские корни. Но он американец, заехавший к нам по пути в Юкатан, – с хитрой улыбкой сказала Мойра.

Присс захлопала глазами, раскрыв от изумления рот.

Мойра улыбнулась снова, довольная, что сумела заинтриговать подругу. Торопиться с рассказом о подробностях знакомства с Таггартом ей не хотелось, всему свое время. Но ей стоило больших усилий удержаться от детального описания всех своих перипетий: сначала в салоне малолитражки, потом на лестничной площадке и, наконец, возле стены в номере. Она заерзала на табурете, не без самодовольства подумав, что история той незабываемой ночи достойна того, чтобы стать легендой. Но пока еще эта сага не закончилась, лучше попридержать язык за зубами.

– Раз ты пригласила его сюда, значит, он потряс твое воображение в гостинице, – предположила Присс, дрожа от возбуждения. – Я хочу знать подробности!

– Не угадала! – воскликнула Мойра. – Я не приглашала его к себе, проведя спим ночь в гостинице. Напротив, я сбежала оттуда тайком, пока он спал.

– Выходит, он выследил тебя? – выдохнула Присс. – Ну разве это не романтично? Ты должна все рассказать мне без утайки, раз мы с тобой помирились. От лучшей подруги у тебя не может быть секретов. Иначе какая же это дружба?

– Он и не пытался выйти на мой след, – сказала Мойра. – Мы с ним снова встретились в замке совершенно случайно.

– Случайно? Да как же такое возможно? Калит расположен в часе езды от Баллантре, шансы встретить тебя здесь случайно минимальны. Или вы с ним столкнулись нос к носу не в замке, а в деревне? – не унималась Присс.

Мойра покачала головой, закрыла глаза и с тоской вздохнула. Открыв глаза, она увидела, что Присс хмурится.

– В чем дело, милочка? – строго спросила она. – У тебя неприятности? Он утомил тебя своим присутствием? Ты поэтому впустила меня? Если ты нуждаешься в моей помощи, я к твоим услугам...

– Успокойся, Присс! – вскинув ладонь, прервала ее монолог Мойра. – Он все еще находится здесь, потому... В общем, в определенном смысле этот замок принадлежит и ему...

– Что? – Глаза у Присс едва не вылезли из орбит. – Клянусь, Мойра Синклер, ты самая потрясающая женщина в мире. Да кто же он таков? Зачем он сюда прибыл?

– Ради Баллантре. И меня тоже, в некотором смысле. Только когда мы с ним встретились, я ничего об этом еще не знала... – Она умолкла, потеряв желание вводить подругу в суть своей тайны.

Но утаить что-либо от Присс было невозможно.

– Довольно ходить вокруг да около! – шлепнув по столу ладонью, вскричала она. – Он, как ты сама сказала, приехал сюда ради тебя. Тогда почему же ты отрицаешь, что он выслеживал тебя? Что-то концы не сходятся с концами.

– Я знаю. Все очень сложно сразу объяснить. Видишь ли, Присс, в ночь нашей случайной встречи на шоссе мы договорились не раскрывать друг другу своих имен. Мы решили, что так будет романтичнее. И до тех пор, пока он снова не появился передо мной, на этот раз в замке, я ничего о нем не знала. И сперва подумала, что он меня выследил. В действительности ему нужно было попасть в Баллантре и встретиться с Мойрой Синклер, но что она – это я, он даже не предполагал. И я тоже даже представить себе не могла, что он сын Таггарта Моргана, Таггарт-младший.

– Что? Сын покойного Таггарта Моргана из Америки? Он здесь, в твоей спальне? И у вас с ним были трали-вали? Боже, мне дурно!

Мойра усмехнулась и кивнула.

– Ты хочешь сказать, что у тебя гостит тот самый бессердечный негодяй, который не потрудился поухаживать за своим умирающим отцом?

– Именно так, – раздался у нее за спиной звучный мужской голос.

Подружки разом обернулись. В дверном проеме стоял Таггарт Морган. В руках он держал стопку запыленных старинных книг огромного размера ив кожаных переплетах. На нем были надеты джинсы и линялый свитер, шею украшал вязаный шарф Мойры. В таком наряде его было трудно сразу узнать. Волосы он зачесал назад, что придало суровости его резко очерченному лицу. Он широко улыбнулся, обнажив жемчужно-белые ровные зубы, шагнул в комнату и сказал:

– Я и есть тот самый бессердечный негодяй.




Глава 19


Начав свою ознакомительную прогулку с осмотра прилегающей к замку местности, Таггарт завершил ее поиском букинистических редкостей в подземелье. Свои трофеи он сложил на столе возле двери и пошел посмотреть, с кем это разговаривает на кухне Мойра. Непредвиденное появление в башне постороннего человека нарушило все его планы, он собирался поделиться с Мойрой своими соображениями относительно будущего имения, появившимися у него в это утро.

Гуляя по берегу живописного озера, он много и напряженно думал и пришел к заключению, что пора положить конец своим метаниям и остепениться. И не ради исполнения завещания своего отца и даже не из-за Мойры, но просто ради самого себя. Пора было разобраться в своем прошлом, получше изучить историю своей семьи, понять, что связывало Морганов с Синклерами на протяжении нескольких столетий.

Надо было наконец обсудить с Мойрой судьбу Баллантре и свои законные права на замок. Груз ответственности за их с ней общее наследие был слишком велик для плеч одной хрупкой женщины. Таггарт уже подписал документы, подтверждающие его решимость продолжать финансировать ремонтные и реставрационные работы, временно замороженные из-за нехватки средств. Оставалось только позвонить в Рогз-Холлоу и отдать распоряжение о переводе денег в Баллантре, включая и те, что шли на оплату услуг Мойры.

Собирался он и переговорить со своим братом Джейсом, но пока только о текущих делах в их американском доме. О замке Таггарт решил побеседовать с ним позже, при личной встрече, и надеялся, что брат это правильно поймет.

Такое решение созрело у Таггарта исподволь в течение нескольких последних дней, а не под влиянием бурного секса в минувшие сутки. Немалую роль в этом сыграли книги, которые он пролистал, пока Мойра корпела над своими опусами, а также поразительная рукопись и приложенная к ней старая карта, непосредственно относящиеся к истории Баллантре, святилища воинственных пиктов в стародавние времена. Эти карты и рисунки священного дуба, а также жертвенных камней он перерисовал в блокнот и взял его с собой на прогулку. Каково же было его удивление, когда он обнаружил в роще и дуб, и священные камни. Потрясенный своим открытием, Таггарт поспешно вернулся в замок и обследовал стеллажи в коридорах первого этажа. Уже первые находки утвердили его в намерении провести в имении планомерные научные изыскания, а затем и раскопки.

Возбужденный и перепачканный пылью и грязью, Таггарт схватил в охапку трофеи и помчался делиться своими планами с Мойрой. Но в его радужные планы совершенно не вписывалась неожиданная встреча с незваной гостьей.

– Позволь мне представить тебе мою подругу Присс, – сказала Мойра, встав из-за стола. – Не обижайся на нее, она не хотела тебя оскорбить...

– Я вполне способна все объяснить сама, – вскочив со стула, заявила Присс. – Характеризуя вас подобным образом, я говорила то, что о вас думаю. Но не предполагала, что вы имеете привычку подслушивать чужие разговоры, сэр!

– Это справедливо и честно, – заметил он, снимая грубошерстный шарф, которым он обмотал шею, отправляясь на променад ранним утром. О Присс ему кое-что было известно из писем Мойры, но он понятия не имел о ее внешности. Как оказалось, это была миниатюрная светлокожая брюнетка с маленьким вздернутым носиком, из тех, что заставляют мужчин совершать безумные поступки ради одного лишь поцелуя. Губки у нее были пухленькие, а глаза большие и совершенно бесстыжие. Но на Таггарта они не произвели должного впечатления.

Он скользнул ироническим взглядом по ее вызывающему наряду, пожевал губами и промолвил:

– Я бы тоже мог дать вам нелицеприятную характеристику, но, как джентльмен, пока воздержусь.

Присс вскинула бровь, выразительно посмотрела на Мойру, как бы поздравляя ее с тем, что в ее доме наконец-то объявился мужчина с характером, и, впившись взглядом в ожерелье на шее Таггарта, подошла к нему вплотную и воскликнула:

– Ну и зубки! Чьи же они, драконьи? Да вы настоящий дикарь, а не джентльмен! Прибыли к нам прямиком из джунглей? Как там дела у ваших родственничков-людоедов? Ведь это, наверное, ваш семейный амулет?

Ее смелый натиск не обескуражил Таггарта. Вперив в Присс пристальный взгляд, он хладнокровно сказал:

– Вы угадали, это ожерелье действительно сделано умельцами из племени людоедов. На этот счет вас просветит Мойра позже. Теперь же я предпочту ретироваться, чтобы не мешать вашей милой светской беседе, которую невольно прервал.

Как ни хотелось ему поскорее переговорить с Мойрой, Таггарт благоразумно рассудил, что лучше сделать это, оставшись с ней наедине. А пока Мойра будет болтать со своей подружкой, он сможет принять горячий душ и немного вздремнуть. Таггарт уже направился было к лестнице, как вдруг остановился, подумав, что неприлично идти в спальню хозяйки дома на глазах у гостьи.

– Что это у тебя там за книги? – спросила Мойра. – Беллетристика?

– Нет, это нечто более серьезное, – ответил он. – С твоего позволения, я бы немного порылся в книжных стеллажах в западном флигеле.

Присс нахмурилась и выпалила:

– Это крыло закрыто, посторонним туда вход запрещен, – Она выразительно посмотрела на Мойру и спросила: – Ты не предупредила своего гостя, что шляться по замку небезопасно?

– Присс, пожалуйста, закрой рот! – одернула ее Мойра.

– Все в порядке, – сказал Таггарт. – Я рад, что у тебя есть такая заботливая подруга.

– Да, Присс всегда готова встать на мою защиту, особенно от излишнего внимания недостойных меня мужчин. Она порой даже жертвует собой ради моего благополучия.

Присс от негодования даже охнула, но, как это ни странно, воздержалась от ответной колкости. К удивлению Таггарта, она виновато улыбнулась и торопливо промолвила:

– Ты права, милочка. Но к сожалению, на этот раз я не смогу прикрыть тебя своей грудью. Так что тебе придется разбираться с ним самой.

Мойра рассмеялась и укоризненно покачала головой:

– Я начинаю жалеть, что простила тебя. Ты неисправима!

– Я знаю! Но признай, что именно поэтому ты так долго меня и терпишь! – воскликнула Присс и, подойдя к Мойре, обняла ее. – И слава Богу!

К пущему удивлению Таггарта, Мойра тоже обняла ее.

– Мы вернемся к этому разговору позже.

Присс покосилась на Таггарта и с улыбкой воскликнула:

– Непременно! А теперь я, пожалуй, пойду. Хочу предупредить, однако, вас, сэр, – добавила она, обращаясь к Таггарту, – что вы играете с огнем. Посмейте только обидеть ее, и вы наживете себе серьезных врагов! За нее заступлюсь не только я, но и добрая половина Баллантре. Здесь нет таких густых лесов, в которых вы смогли бы скрыться от разгневанных шотландцев, выступивших на защиту своей обиженной землячки.

Таггарт улыбнулся и протянул ей руку со словами:

– Очень рад был с вами познакомиться. Смею вас заверить, что не дам вашим землякам повода гоняться за мной по окрестным рощам и перелескам.

– Мне почему-то хочется в это верить, – с милой улыбкой проворковала Присс, пожимая ему руку. – Надеюсь, вы окажетесь достойны не только моего, но и ее доверия, – добавила она и лукаво подмигнула своей подруге.

Щеки Мойры порозовели от смущения.

– Спасибо тебе, Присс, за добрые пожелания, – сказала она и взглянула на Таггарта с такой нескрываемой страстью, что Присс поняла все без слов и, подхватив сумочку, поспешила к выходу. Мойра проводила ее до двери, чмокнула на прощание в щечку и, помахав ей рукой, закрыла за ней.

– К Присс нужно привыкнуть, – с тяжелым вздохом сказала она Таггарту, вернувшись. – Пожалуйста, не обижайся на нее.

– Пустяки! – отмахнулся он и немедленно поцеловал ее в губы.

– Какой ты нетерпеливый, однако! – промолвила она, когда он стал целовать ей шею и плечи. – Не желаешь ли отведать лепешек с какао?

– Я предпочел бы утолить свой голод иначе, – ответил он, пытаясь поцеловать ей грудь.

Мойра запрокинула голову и не стала ему мешать.

– Но сперва я с удовольствием принял бы горячий душ, – добавил Таггарт. – Признаться, во время прогулки я изрядно замерз. – Он жадно сжал рукой ее торс.

– Я чувствую, на тебя пагубно воздействует местный климат, – выдохнула она, трепеща от прикосновения его пальцев.

– Да, климат здесь ужасный, – пробормотал он, беря ее за руку и увлекая к лестнице, ведущей в спальню. – Не могла бы ты сделать мне в ванной легкий массаж?

– С удовольствием, дорогой, – сказала она, поднимаясь по ступенькам. – Надеюсь, на тебя не оказали вредного воздействия какие-то посторонние факторы, с которыми ты столкнулся во время блуждания по берегу озера и коридорам замка?

– Боюсь, что меня сглазили овцы, – с серьезным видом сказал Таггарт. – Они как-то странно косились на меня, пока я прогуливался вдоль берега. Теперь меня будут мучить кошмары.

– Что ж, ничего сверхъестественного в этом нет, – в тон ему сказала без тени улыбки Мойра, с трудом сдерживая смех. – Им было холодно и очень одиноко.

Они разом прыснули со смеху, и Таггарт почувствовал умиротворение. Ему не нужно было никуда торопиться, не требовалось предпринимать ничего срочного. Оставалось лишь заключить Мойру в объятия и получать удовольствие и доставлять его ей, заставляя вздыхать, стонать и умолять любить ее бесконечно.

Но как долго продлится это блаженство? И на этот вопрос он со временем найдет ответ, подумал Таггарт, жмурясь от ее долгого поцелуя. Теперь у них для всего будет достаточно времени, они во всем разберутся и совместно решат все свои проблемы.

– Я вижу, ты раскопал что-то увлекательное в здешней библиотеке, – сказала Мойра, кивнув на стопку книг.

Но ему сейчас не хотелось говорить о книгах, его манила к себе ложбинка между ее холмами плоти. И ни о каких раскопках он рассуждать тоже не собирался, предпочитая углубиться в ее собственный таинственный тоннель. И вместо ответа Таггарт расстегнул ее рубашку и впился ртом в тугой сосок.

Тихо охнув, Мойра запрокинула голову. Он поцеловал ее в пупок. Она судорожно вздохнула, дрожа от блаженства, и сказала срывающимся голосом:

– Таггарт, мне нужно срочно разобрать некоторые бумаги. И ответить на письма моих арендаторов... Ох, не надо...

Он запустил ей руку под резинку трусов, хрипло говоря:

– Может быть, это подождет? Давай сперва примем душ...

Он стянул с нее трусики вместе с колготками и джинсами.

Она вцепилась ему руками в волосы и простонала:

– О Боже! Что ты делаешь со мной, дорогой! Ой-ей-ей!

Он принялся вылизывать ей клитор, все больше возбуждаясь от ее вздохов и стонов. С трудом удерживаясь от семяизвержения, Таггарт продолжал медленно и настойчиво доводить Мойру до исступления своими губами и языком. Пустить в ход свою тяжелую артиллерию он решил в ванной, воспользовавшись смягчающими косметическими средствами. Обняв руками ее бедра, он произвел еще несколько волшебных пассов и поверг ее в бурный оргазм. А когда она пришла в себя, он подхватил ее рукой под коленями, другой обнял за плечи и отнес в спальню.

Мойра доверчиво прильнула к нему, обняв за шею, и прошептала:

– Ты чародей и волшебник! Как тебе удается вытворять такое со мной?

Превозмогая боль в мошонке, он прямиком прошел в ванную, пинком открыл дверь и наконец позволил Мойре встать на пол. Ноги у нее подкосились, она бы наверняка упала, не поддержи он ее вовремя за талию. Мойра прильнула к нему и, почувствовав эрекцию, грудным голосом простонала:

– Не лучше ли нам принять ванну, а не душ?

– Ты потрешь мне спинку? – спросил он.

– По-моему, сперва следует уделить внимание другой части твоего тела, – сказала она и сжала рукой его мужское достоинство.

– Ты на редкость проницательна, – сказал он. – Включай воду. Хорошо бы добавить в нее ароматической соли либо шампуня. Понежимся вволю, нам обоим не помешает расслабиться и отмокнуть.

– Прекрасное занятие для первой половины дня!

– Я тоже так думаю. А потом я приготовлю завтрак, а ты поработаешь. Но предупреждаю – готовлю я варварски.

– А чего еще можно ожидать от дикаря?

Таггарт полюбовался ямочками на ее щеках и подумал, что готов ежедневно брать на себя все домашние хлопоты, лишь бы она почаще улыбалась.

– Вот только есть одна закавыка, – сказала Мойра. – В моем холодильнике пусто, в кладовой тоже. Придется мне слетать в деревню за продуктами. Проклятие! Я же не сказала Присс, что не надо никому ничего о тебе в деревне рассказывать! Теперь она уже наверняка сидит в баре «Лиса и фазан» и болтает о нас без умолку.

Таггарт нахмурился и спросил:

– Тебя волнует, что все узнают, что в твоем доме мужчина, или больше беспокоит то, что он носит фамилию Морган?

Мойра посмотрела на него несколько озадаченно и закусила губу, затрудняясь дать ответ.

– Ни то, ни другое, – наконец сказала смущенно она. – Это, возможно, глупо звучит, но я просто не хочу ни с кем тебя делить. Я ревную тебя ко всему белому свету. Мне хочется как можно дольше побыть с тобой наедине.

– Зачем же ты тогда представила меня Присс?

– А что мне оставалось делать? С Присс отдельная история, как-нибудь потом я все тебе объясню.

– Я сразу понял, что между вами недавно что-то произошло.

– Ну ладно, так и быть. В общем, я случайно застукала ее в кровати со своим бывшим любовником. В собственной спальне. Представляешь, каково мне было в этот момент?

Таг вскинул брови и пожал плечами, не решаясь задавать вопросы или давать оценку этому происшествию. Шотландские традиции пока оставались для него загадкой, он до сих пор еще не понял, как далеко простирается шотландское гостеприимство и на кого оно распространяется. Поэтому предпочел тактично промолчать и послушать.

– Ты помнишь ту ночь на заснеженном перевале? – спросила Мойра, пытливо заглядывая ему в глаза.

– Еще бы! В мельчайших деталях, – ответил он, гадая, к чему она клонит.

– Тогда ты помнишь и то, что я сказала, что у меня был тяжелый день. Именно в тот день я их здесь и застала в самый неподходящий момент.

– Бедняжка! – Он погладил ее ладонью по щеке. – Представляю, каким это стало для тебя ударом. Хороши друзья!

– Поэтому-то Присс и пришла сегодня сюда извиняться, – сказала, помолчав, Мойра. – Может быть, напрасно я все это тебе рассказала? Тебе, наверное, неприятно слышать все это, после того что между нами произошло?

– И долго ты встречалась с тем парнем? – спросил Таггарт.

– Более полугода. И не успела я однажды ненадолго отлучиться, как он тотчас же трахнул здесь Присс. – Мойра поджала губы, снова почувствовав обиду на Джори.

Только теперь, заметив пробежавшую по ее лицу тень, Таггарт сообразил, что в тот день она занималась сексом не только с ним, но и со своим бывшим партнером. И ему стало чуточку грустно от этого прозрения. Он спросил:

– Ты любила его?

– Мне хотелось бы так думать, – ответила Мойра. – Но, увидев, с каким вдохновением он овладевает сзади Присс, я поняла, что строила на его счет иллюзии. Нет, я не любила его. Поэтому не думай обо мне плохо.

– Ты взрослая женщина и вольна поступать так, как находишь нужным, – сказал Таггарт, сообразив, к чему она клонит.

Она сжала руками его щеки и сказала, глядя ему в глаза:

– Сегодня Присс намекнула мне в откровенном разговоре, что я излишне скрытна и эгоистична. Она обвинила меня в том, что я стараюсь подчинить себе своих друзей, отвожу себе роль лидера. Они с Джори вместе всего несколько дней, сказала она, но за это время он рассказал ей о себе больше, чем мне за полгода нашего знакомства, близкого разумеется. И за все годы наших добрососедских отношений. – Мойра перевела дух, коснулась пальцем его скулы и добавила: – До встречи с тобой, Таггарт, я бы не поверила, что за столь короткий срок можно добиться чьего-то доверия, сблизиться с малознакомым тебе человеком настолько, чтобы поверять ему свои секреты и мечты. Возможно, я просто раньше не встречала достойных мужчин. Но с тобой все вышло иначе! Разве такое могло случиться без воли на то высших сил?

Таггарт подумал, что то же самое он мог бы сказать ей о себе, но промолчал, решив выразить свои чувства иным образом несколько позже. А пока он любовался ее милым ротиком и внимательно следил за выражением ее лица.

– Все позади, Мойра! Не волнуйся, – наконец сказал он и нежно ее поцеловал. – Все это в прошлом. И это главное.

– Все было кончено еще до того, как я встретила тебя, – заметила Мойра. – Иначе между нами ничего бы тогда не произошло... Как это ни странно, но я больше обиделась на Присс, чем на Джори. И, поняв это, я почувствовала тоску.

Он хотел было спросить у нее, что она чувствует сейчас, но передумал: ответ читался в ее влюбленном взгляде.

– Конечно, мне чуточку досадно, что все так совпало – и мой разрыв с Джори, и наше знакомство, если можно так назвать то, что между нами случилось, – продолжала рассуждать вслух Мойра. – Ничего не поделаешь, такова была воля провидения. Но я ни о чем не жалею. И надеюсь, что мой рассказ не омрачит наши отношения.

– Все будет хорошо, – заверил он ее и поцеловал ей кончики пальцев. – У нас с тобой все будет прекрасно.

Ему самому было немного странно слышать произносимые им слова. Он всегда считал себя неисправимым эгоистом и не предполагал, что когда-нибудь изменится. Но, встретив на своем жизненном пути эту удивительную женщину, он стал мыслить иными категориями. Следовательно, она права, главное – повстречать достойного человека. Он обласкал ее взглядом.

– Слава Богу! – с облегчением произнесла она. – Признаться, Таггарт, я не предполагала, что смогу выговориться. Ты вселил уверенность и покой в мое разбитое сердце.

Он снова пылко поцеловал ее в губы, и она ответила ему с не меньшей страстью, обвив руками его плечи. Она прошептала, с трудом оторвавшись от его губ:

– Я жутко тебя ко всем ревную, чего сама от себя не ожидала. К Присс, к деревенским девушкам, ко всему миру...

– И я тебя тоже, – признался он, собираясь с духом, чтобы поделиться с ней своими личными ощущениями и мыслями относительно их знакомства. Наконец он сказал: – Знаешь, прежде, до встречи с тобой, я не ощущал своей связи с прошлым. Но теперь у меня возникло ощущение, что я знаю тебя целую вечность. Что ты об этом думаешь? Не схожу ли я с ума?

– Нет, Таггарт, ты не безумец, – прошептала она. – Я чувствую то же самое. И это не случайность.

Он с облегчением вздохнул и погладил ее ладонью по шелковистым волосам, как он и предполагал, она его поняла. И это сейчас было главное.

– Я пока не могу все это объяснить рационально, – помолчав, произнес он. – Но думаю, что иначе и не могло быть, раз это воля небес. Пусть все так и будет впредь. Я не хочу уезжать из Баллантре. Я не хочу с тобой расставаться.

И они снова слились в долгом и страстном поцелуе, чувствуя, что их сердца бьются в едином ритме.




Глава 20


Сердце Мойры билось так сильно, что она усомнилась в том, что правильно поняла сказанное Таггартом. Однако его пламенный взгляд и нежные прикосновения свидетельствовали об обратном. Собравшись с духом, она сказала:

– Я тоже не хочу с тобой расставаться. Тем не менее...

– Я уже подписал все необходимые документы, – перебил ее Таггарт. – Остается только сделать несколько звонков своему поверенному в Штатах, чтобы дело завертелось. В общем, финансовая поддержка тебе будет обеспечена. И все задолженности по твоей зарплате погашены.

Наконец-то Мойра могла успокоиться, все проблемы, из-за которых ее в последние несколько месяцев мучила бессонница, оказались решены, причем в ее пользу. Она ощутила невероятное облегчение и некоторую слабость в коленях.

И все-таки теперь ей было этого мало. Слова Таггарта заронили в ее сердце надежду на нечто большее. И пусть это могло показаться проявлением эгоизма и жадности, но разве не заслужила она права на личное счастье? Подарок для одной себя, а не для Баллантре или своего клана? Немного бальзама для своего истерзанного сердца, елея для измученной души?

Нужно было немедленно все прояснить окончательно, убедиться, что ее надежда не эфемерна. Она робко спросила:

– Как долго ты... – и прикусила язык, внезапно испугавшись услышать нежеланный ответ и омрачить себе этот радостный день. Однако Таггарт догадался, о чем она хочет его спросить, и с мягкой улыбкой ответил:

– Это будет зависеть от тебя.

На лице Мойры засияла радостная улыбка, она прильнула к его груди и пролепетала:

– А как же твоя работа в Мексике? Ты говорил, что в твоем распоряжении всего неделя...

– Я позвоню туда и попрошу заменить меня кем-нибудь, это не проблема, – ответил Таггарт. – Справятся и без меня.

– А чем же тогда займешься ты? – с легким удивлением спросила Мойра. – Не станешь же сидеть здесь без дела.

Взгляд Таггарта стал сосредоточенным и серьезным.

– Я буду изучать историю своего рода. – Он коснулся ее волос. – И ты, надеюсь, мне в этом поможешь.

– Разумеется, помогу, Таггарт! С радостью! – воскликнула Мойра. – Ты уверен, что не передумаешь?

– Вполне! – ответил он. – Я полон решимости докопаться до своих корней, отбросив все предрассудки. Углубиться в изучение истории Баллантре, культуры друидов, пиктов, кельтов и галлов. Интерес к этим древним народам пробудился во мне, еще когда я учился в школе, благодаря моим учителям. Но позже, под влиянием своего отца, я отказался от продолжения своих изысканий и стал изучать культуру майя. Теперь же, очутившись на родине своих предков, в их родовом гнезде, я был настолько очарован увиденным и прочитанным, что задумал организовать здесь не только теоретические, но и полевые исследования. Мы стоим на пороге огромных научных открытий, Мойра!

Его взгляд светился целеустремленностью и верой в правоту своей идеи. Сердце Мойры отозвалось на его слова громким ликующим стуком. Восторг, охвативший ее от нарисованной Таггартом перспективы, не поддавался словесному описанию и был подобен экстазу. Он продолжал развивать свою мысль:

– Однажды я уже поддался пагубному влиянию своего отца, задавшегося целью изжить память о наших предках и заново переписать историю Морганов. И в результате запутался в собственных жизненных ценностях, потерял ориентиры. Впервые очутившись в Уэльсе на раскопках, я не сумел четко ответить себе, зачем я туда приехал и ради чего работаю, по собственной ли воле или из подсознательного стремления насолить своему отцу. Теперь же все мои планы ясны, а задачи определены. Остается только приступить к работе. И выполнить ее компетентно и тщательно.

– Мне так странно все это слышать от тебя, Таггарт, – сказала Мойра, немного завидуя его целеустремленности и вере в себя. – Ведь еще недавно ты говорил совсем другое... Чем же вызвана такая кардинальная перемена?

– Ты права, Мойра. Я сильно изменился за последние дни.

Таггарт задумчиво посмотрел куда-то поверх ее головы.

– Возможно, на меня оказала влияние ваша с отцом переписка, прочтя которую я изменил свое мнение о нем. Да и сама его смерть заставила меня пересмотреть свое отношение к жизни, всерьез задуматься о своем предназначении. Я понял, что прятался все эти годы от ответственности за ширмой работы в дальних странах. Но встреча с тобой на земле моих предков произвела переворот в моем сознании. Теперь я стану заниматься тем, к чему лежит мое сердце. Я начну свою жизнь заново, рука об руку с тобой, Мойра!

От нахлынувших чувств на глаза у нее навернулись слезы, а в горле запершило. Сжав его лицо ладонями, она сказала:

– Надеюсь, что ты не пожалеешь о своем решении.

– Я не сомневаюсь, что у нас все будет прекрасно! – сказал он, лаская ее взглядом.

– Приятно видеть такого уверенного в себе мужчину!

– Мое сердце подсказывает мне, что я на верном пути. Его лицо озарилось светом внутренней энергии.

–А сегодня утром я сделал одно открытие, которое устранило остатки моих сомнений, – вкрадчиво добавил он.

– Что за открытие? – встрепенулась она.

– Давай немного прогуляемся! – предложил он. – А ванну примем позже. Я хочу кое-что тебе показать...

Мойра взяла его за руку и сказала:

– Хорошо, пошли, раз уж тебе так не терпится.

– Только оденься потеплее, нам придется идти в лес, расположенный в северной части имения.

– Ты впервые просишь меня надеть на себя побольше одежды, – пошутила Мойра. – Да еще ведешь в лесные дебри...

– Чем больше на тебе будет одежды, тем глубже станет радость раздевания по возвращении, – в тон ей ответил Таггарт. – Это будет оригинальный стриптиз!

– Ты меня не обманешь? – с хитрой улыбкой спросила она.

Он подхватил ее руками под мышками и закружился вместе с ней на месте, восклицая:

– Я никогда не подведу тебя, дорогая! Буду исполнять все твои желания. Но сперва давай прогуляемся в лесок! Ты увидишь нечто необыкновенное!

– Я впервые вижу тебя таким! – сказала Мойра с изумлением и поцеловала в губы.

Таггарт неохотно опустил ее на пол и со вздохом промолвил:

– Это потому, что раньше я был совершенно другим. Но нам следует поторопиться, скоро станет смеркаться. Ступай одевайся, я подожду тебя внизу.

От волнения у Мойры возникло головокружение. Торопливо надевая теплые вещи, она с замирающим сердцем размышляла о том, что к переменам, происшедшим с любимым ею мужчиной, ей придется привыкнуть. Как, однако, многогранна его натура! Он постоянно чем-то ее удивлял, этот неугомонный потомок разбойников Морганов. В нем вновь заговорила их кровь. Какое счастье, что такой неординарный мужчина принадлежит ей одной!

Спустившись в холл, она деловито спросила у Таггарта, держащего в руках ее теплую куртку и шапку:

– Так что за открытие ты сделал?

Он помог ей надеть парку, нахлобучил ей на голову шапку и, взяв за руку, сказал:

– Пошли, я все тебе покажу.

От холодного воздуха у Мойры перехватило дух. Но Таггарту, казалось, мороз был нипочем. Предзакатное солнце ласкало его лицо, он радостно улыбался, шагал уверенно и бодро. Мойра с трудом поспевала за ним, но не роптала.

– Что тебе известно о памятниках древней культуры пиктов, сохранившихся в лесу на прилегающей к замку территории? – спросил он с загадочным видом.

Застигнутая врасплох этим вопросом, Мойра наморщила лоб и переспросила:

– Какие еще памятники культуры пиктов? Впервые о них слышу! Там нет никаких развалин, я хорошо знаю этот лес. Вот на горном хребте в южной части имения действительно сохранились развалины старинного монастыря. Не торопись, Таггарт! Лучше скажи, что ты нашел! Я умираю от любопытства.

Таггарт ограничился таинственной ухмылкой.

– Но как ты определил, где следует искать? Нет, постой! Пока не ответишь, я не сдвинусь с этого места.

Она встала как вкопанная. Он обернулся и взял ее за руку.

– В одной из старинных книг, которые я обнаружил в твоей библиотеке, я нашел упоминание о событиях, имевших место на территории замка Баллантре во времена обитания там воинственных кельтов. На полях страницы имелись какие-то пометки. Разобрав их, я догадался, что речь шла о той части имения, где находится роща. Между страницами имелась также нарисованная от руки карта местности. Этим утром я отправился на поиски сокровищ.

– Ты на редкость находчив и решителен!

– Настоящий исследователь обязан обладать этими качествами, – серьезно ответил ей Таггарт, сделав вид, что не заметил иронических ноток в ее голосе. – Так вот, я отправился в лес и нашел там каменный круг, место жертвоприношений пиктов.

– Но почему в лесу? Обычно жертвенники устраивались на открытой местности. И как я могла его не заметить?

– Несомненно, когда-то там не было деревьев, об этом свидетельствует и карта. Там росло только несколько дубов.

– Это просто поразительно! – сказала Мойра.

– Я тоже так подумал. И у меня родилась идея пригласить в Баллантре ученых-археологов. Пусть проведут здесь серьезные раскопки. Это привлечет внимание правительства, и оно выделит фонды на ремонт и реставрацию замка. Ну, что ты на это скажешь? Согласись, что частному лицу такая задача не по карману.

– Мне твоя затея кажется сомнительной, – подумав, сказала Мойра. – К тому же я считаю, что восстановление из руин родового гнезда моей семьи – моя забота. И мне бы не хотелось перекладывать свою работу на чужие плечи.

– Хорошо, в этом ты, пожалуй, права, – согласился с ней Таггарт. – Но ведь можно ограничить раскопки только той частью территории, на которой я обнаружил этот жертвенник. Иначе говоря, лесом в северной части имения.

– И кто же захочет платить за груду древних камней? Пусть и расставленных определенным образом? – с недоверием посмотрев на него, спросила Мойра.

– Проблема в том, насколько они древние! По-моему, этот жертвенный круг был создан в пятом веке, возможно, даже раньше. Сохранился главный жертвенный камень, с четкими магическими письменами. Этот памятник культуры народа, исчезнувшего в девятом веке, уникален. Он сохранился просто чудом, только благодаря тому, что был скрыт лесом.

– Но почему я не обратила на эти камни внимания?

– Ты не знала, на что следует обращать внимание! К тому же камни почти полностью скрыты мхом и листвой. Мне помогла в их поиске карта, выполненная поразительно точно.

– Но почему же ты сразу мне о ней не рассказал?

– Я хотел, но мне помешала Присс. Кстати, в твоей библиотеке я надеюсь сделать еще много научных открытий. Работы здесь непочатый край. Я же успел только просмотреть книги на нескольких стеллажах.

– Так ты хочешь задержаться в имении только ради своих исследований? – с волнением спросила Мойра.

Он привлек ее к себе и ответил, глядя ей в глаза:

– Я останусь здесь, Мойра, потому что именно здесь мои родовые корни. И другой страны мне больше не надо. Тем более что здесь я встретился с тобой. – Он подтвердил свои слова долгим и нежным поцелуем. – Несомненно, все случившееся было предопределено судьбой.

– Но как бы ты поступил, если бы не нашел эти жертвенные камни? – спросила Мойра.

– Не знаю, – честно ответил он. – Скорее всего я все равно организовал бы в Баллантре раскопки. Профессиональное чутье подсказывает мне, что это непростое место. Интуиция меня не обманула, я сделал открытие мирового значения. Теперь на Баллантре обратят внимание знаменитые исследователи древности, сюда устремятся не только археологи, но и туристы. Мы сможем устроить для них что-то вроде отеля в замке.

– У тебя, как я вижу, возникли грандиозные планы! – Мойра расхохоталась. – Если по этим развалинам начнут сновать орды туристов, студентов, рабочих и ученых, то не пройдет и года, как здесь останутся только руины.

– Не беспокойся, все будет нормально. В конце концов, можно отказаться от этой затеи, если ты против, – пожав плечами, сказал Таггарт. – Но согласись, что сама идея великолепна.

Он внимательно посмотрел на нее и понял, что в душе она вовсе не против.

– В целом твоя затея мне нравится, – призналась Мойра. – Мне просто трудно быстро ее осмыслить. Все это так неожиданно.

– Мне тоже потребуется еще несколько месяцев, чтобы произвести расчеты и составить смету расходов. Так или иначе, но деньги начнут поступать сюда не раньше весны. Не беспокойся, тебе не придется нести бремя забот о замке одной, я тебе помогу. Раскопки продлятся не менее нескольких лет.

Мойра затрепетала, представив себе открывающиеся перед ней перспективы. В течение нескольких лет этот мужчина будет спать с ней в одной постели, согревая ее своим телом. О таком она и мечтать не могла еще совсем недавно, привыкнув удовлетворяться непродолжительным партнерством с простыми местными парнями. От радости ей хотелось прыгать и скакать, смеяться словно умалишенная и хлопать в ладоши.

– Я вижу, ты чересчур взволнована, – сказал Таггарт.

– Ты меня просто ошарашил, – призналась Мойра.

– Прошу тебя только об одном – предоставь мне этот шанс! – сказал он. – Я тебя не разочарую.

– Пока еще такого не произошло, – сказала Мойра. – Ты с честью выдержал все испытания, которым я тебя подвергала.

– Мойра! – взволнованно воскликнул он. – Ты веришь, что у нас все сложится хорошо? Да или нет? Ответь мне!

– Я верю в это, Таггарт! – сказала она и обняла его за шею. – Спустя три столетия один из Морганов снова заявил свои права на то, что должно принадлежать ему одному. Пошли скорее в лес, взглянем на твою находку!

И, взявшись за руки, они направились к жертвенному каменному кругу.




Глава 21


Таггарту казалось, что у него выросли крылья. Ему хотелось взмыть вместе с Мойрой к облакам и парить над землей бесконечно долго, чувствуя себя властелином мира. Он с восторгом взглянул на Мойру, она рассмеялась, вырвала руку и побежала, крича на бегу:

– Попробуй догони, если сможешь!

Он бросился ее догонять, но Мойра оказалась выносливой и быстрой бегуньей. Ему удалось настичь ее лишь в полусотне ярдов от рощи. Они обнялись и поцеловались, переполненные восторгом и ожиданием чего-то необыкновенного.

– Пошли же туда скорее, – сказал Таггарт и, снова взяв ее за руку, увлек в лес.

– Слушаюсь и повинуюсь, мой господин, – ответила она с улыбкой, но в ее потемневших от вожделения глазах он прочел желание исполнить его приказы другого свойства.

Таггарт порывисто обнял Мойру, прижал ее спиной к дереву и запечатал ей рот жарким поцелуем. Вожделение переполняло их обоих, им не терпелось возлечь на алтарь страсти. Она крепко обхватила его руками, и они слились в одно целое.

– И почему мне всегда тебя мало? – прошептал он ей на ухо, шумно дыша от перевозбуждения.

– Значит, так задумано небесами, – ответила она, млея в его объятиях.

– Мы так никогда не дойдем до жертвенника, – сказал он и снова потащил ее в лес мимо вековых дубов.

– Как тебе удается так уверенно ориентироваться здесь?– спросила Мойра, когда они очутились в чаще.

– Это профессиональный навык, – не задумываясь ответил Таггарт.

Спустя несколько минут они вскарабкались на каменистую возвышенность и остановились. Таггарт указал рукой на раскидистое дерево и сказал:

– Видишь этот старый дуб? Под ним и находится каменный алтарь пиктов. Они верили, что в ветвях дуба обитают духи. И приносили им свои жертвы. – Он повернул ее лицом к холму, поросшему подлеском, и заговорщицки произнес: – А вот там, если хорошенько присмотреться, можно разглядеть жертвенный каменный круг.

– Я вижу только нагромождение камней, – сказала Мойра.

– Давай подойдем к ним поближе, и ты сразу все поймешь, – сказал Таггарт, решив не тратить время на объяснения.

Они сделали еще несколько шагов, Таггарт наклонился и руками разгреб листву и мох. Мойра с изумлением уставилась на камень, испещренный загадочными знаками. Таггарт самодовольно усмехнулся и сказал:

– А теперь посмотри внимательно вокруг. Видишь, сколько здесь еще точно таких же холмиков? Они расположены по кругу не случайно! Вон один холмик, рядом другой, чуть дальше третий. Ну, убедилась?

– О Боже! А я столько раз гуляла здесь в детстве! Как тебе удалось их обнаружить?

– Благодаря вот этой карте! – Таггарт извлек из кармана куртки свернутый лист пожелтевшей от времени бумаги.

Пометы и надписи на нем показались Мойре бессмысленными каракулями. Она с удивлением взглянула на Таггарта и спросила:

– И вот эти знаки помогли тебе разыскать камни?

– Разумеется! А что в этом особенного? Я ведь профессионал. – Он обнял Мойру за талию, прижал ее к себе и добавил: – И не только в этой узкой области. Если хочешь в этом убедиться, давай побежим наперегонки до башни!

Мойра вздохнула и серьезным тоном спросила:

– Это действительно большое научное открытие?

– Да, – сказал он. – Мне действительно повезло. Оно прославит мое имя в научном мире.

– В деревне живет один старик, – сказала Мойра. – Его зовут Кестер, он считается местным историком. Думаю, что ему кое-что известно об этом жертвеннике. Почему бы нам его не проведать?

– Прекрасная мысль! – обрадовался Таггарт. – Я с удовольствием с ним познакомлюсь. И огромное спасибо тебе за поддержку, за то, что ты в меня поверила. Но в деревню мы пойдем завтра. А сейчас у нас по плану горячая ванна.

– А ты будешь мне прислуживать во время мытья? – с лукавой улыбкой спросила Мойра. – Давай заключим уговор!

– Честно говоря, если ты предлагаешь побежать на спор до башни, то сейчас я к этому не готов, мне кое-что мешает, – с улыбкой ответил Таггарт.

– Нет, никаких забегов! Я все равно прибегу первой. Я говорю совсем о другом – сказала Мойра.

– О чем же? – плотнее прижимая ее к себе, спросил он.

– Я хочу, чтобы ты рассказал мне все, что тебе известно о жертвенниках и пиктах. Я же, в свою очередь, поделюсь с тобой своими знаниями о традициях и легендах Морганов и Синклеров. И Рамзи тоже.

– Договорились! – растроганно воскликнул Таггарт. Она привстала на цыпочки и поцеловала его в губы, как бы закрепляя их уговор. И поскольку они находились в священном месте, их обоих охватил суеверный трепет.

– А теперь, – оторвавшись от его губ, сказала Мойра, – я бы хотела побыстрее очутиться в горячей ванне.

– Вместе со своим рабом? – спросил Таггарт.

–Да, при условии если он будет послушным, – ответила Мойра с улыбкой. – И не расплескает всю воду.

Руки Таггарта скользнули по ее телу и нащупали груди с торчащими сосками. Она сглотнула подступивший к горлу ком.

Таггарт сжал руками ее бедра и хрипло произнес:

– Тогда давай не будем терять время!

Утверждать, что до башни они добрались бегом, он бы не стал, однако вновь они очутились там довольно быстро. Он обнял Мойру, как только за ними захлопнулась входная дверь.

– Наберись терпения! – воскликнула она и шлепнула его по рукам ладошками. – И не забывай, что отныне ты мой раб!

Она подтолкнула его к лестнице и стала на ходу снимать с него куртку, приговаривая:

– Настоящий раб обязан мыть свою госпожу голым.

– С этим я не стану спорить, – обернувшись, сказал он.

– Тогда быстрее шевели ногами! – приказала ему она.

– Слушаюсь и повинуюсь, моя госпожа, – сказал он и бегом поднялся в спальню. Но, очутившись там, он привлек Мойру к себе и спросил, стиснув ее в объятиях: – А как долго мне еще придется играть эту роль? У меня возникли на этот счет любопытные идеи.

– Не будем торопить события, – сказала Мойра. – Пока еще госпожа я. Приказываю немедленно наполнить горячей водой ванну и ждать моих дальнейших указаний.

Она больно ущипнула его за ягодицу, он вздрогнул и поспешил исполнить ее приказ, предвкушая новое удовольствие.

Наполнив до краев ванну горячей водой, он добавил в нее ароматической соли и повернулся к Мойре лицом. Она шагнула ему навстречу, все еще не раздетая, и он стал медленно снимать с нее одежду. Не привыкший к будуарным забавам, он испытывал при этом легкое волнение и наполнялся чувством ответственности за исполняемую им в этой новой игре роль.

Сначала он неторопливо стянул с нее свитер, потом стал расстегивать надетую под ним рубашку, покрывая нежными поцелуями обнажившиеся участки тела. Мойра с шумом втягивала ртом и носом воздух, пожирая его плотоядным взглядом. Таггарт обошел вокруг нее, полюбовался ее стройной фигурой и медленно стянул с ее плеч рубашку, согревая своим дыханием нежную кожу ее шеи. Нащупав тонкие бретельки бюстгальтера чуткими пальцами, он стянул их с ее плеч, погладил ее ладонью по спине и, не удержавшись, сжал руками груди.

Мойра охнула, покачнулась и едва не рухнула. Он сжал пальцами соски. Легкий стон сорвался с ее губ. Он снял с нее бюстгальтер и уронил его на пол. Она замерла.

– Что прикажет мне делать дальше моя госпожа? – тихо спросил он.

Мойра промолчала, только тряхнула головой, не в силах уже промолвить ни слова.

Таггарт обнял ее за талию и стал расстегивать пуговицу на поясе джинсов. Мойра прислонилась к нему спиной, легонько постанывая и поводя бедрами. Он расстегнул молнию и стянул с нее джинсы вместе с трусиками. Она залилась довольным, чувственным смехом. Поддерживая ее руками за бедра, он помог ей переступить через джинсы, сам опустился на колени и повернул ее лицом к себе. Зажмурившись, Мойра замерла. Он осторожно ввел свою ладонь в ее росистую расселину. Она издала грудной стон и затрепетала, стиснув своими нежными лепестками его пальцы. Он коснулся другой рукой ее груди и стал ее ласкать. Мойра застонала в полный голос, мотая из стороны в сторону головой. Боль в мошонке вынудила Таггарта отстраниться и выпрямиться.

Мойра открыла глаза и с отчаянием воскликнула:

– Куда же ты! Не покидай меня, милый!

Муки эрекции стали нестерпимы, но Таггарт нашел в себе силы смириться с этим дискомфортом и на руках отнес свою возлюбленную в ванну. Осторожно погрузив ее в горячую воду, пахнущую цветами, он велел ей закрыть глаза, взял губку и принялся нежно мыть ее ноги, борясь с желанием прыгнуть в ванну и немедленно овладеть ею.

Когда его рука нащупала промежность, тело Мойры пришло в движение, атомные вздохи перешли в призывные стоны. Не дожидаясь, пока они оба потеряют над собой контроль, он переключил свое внимание на ее полные груди. Мойра выгнулась дугой и зарычала, двигая бедрами. Немного помассировав ее соски, Таггарт уронил губку в воду и ввел ей во влагалище два сжатых пальца. Мойра согнула в коленях ноги, издав глубокий стон. Не дожидаясь дополнительных распоряжений, Таггарт забрался в ванну и проворно овладел ею. Она моментально испытала бурный оргазм, едва не выплеснув при этом из ванны всю воду.

Терпение Таггарта лопнуло, когда она ухватила его за мошонку, обезумев от страсти. Рывком вытащив ее из воды, он понес ее, мокрую и стонущую от страсти, к кровати, швырнул податливое тело на матрац и стал овладевать ею с нечеловеческим рвением, мощно работая торсом.

Мойра вцепилась ногтями ему в плечи, стиснула ногами его бедра и вторила его телодвижениям с самозабвением и восторгом. Не прошло и нескольких мгновений, как и он затрясся в небывалом оргазме, вогнав свое мужское достоинство в ее трепещущую женскую плоть до упора и что-то крича не своим голосом. Они едва не скатились с кровати на пол.

В последний момент Мойра выскользнула из-под Таггарта и уселась на него верхом, как и подобает подлинной госпоже. Таггарт хрипло рассмеялся, вывернулся и повалил ее на бок, лицом к себе. Она улыбалась, глядя ему в глаза. Таггарт спросил:

– Почему ты сказала, что моя ненасытность в сексе с тобой предопределена высшей силой?

– Как? Разве ты сам этого еще не понял? – Мойра удивленно вскинула брови. – Что тебе известно об истории Рогз-Холлоу?

– Мне известно, что в незапамятные времена там обосновались трое разбойников, убежавших из Шотландии, где их должны были повесить за их преступления, – ответил Таггарт.

– Это верно, – сказала Мойра. – Твой предок, Тиг Морган, был отпетым негодяем. Как и его сообщники, Айан Синклер и Дугал Рамзи. Так вот, у Тига здесь осталась беременная возлюбленная, сестра Дугала Лиллит.

– Он знал об этом? – спросил Таггарт.

– Да. – Мойра кивнула. – Любовники были без ума друг от друга, но пожениться им мешали неблагоприятные обстоятельства и давняя вражда между их кланами. Вдобавок Тиг продул замок Дугалу в карты.

– Неужели? – Таггарт раскрыл рот от удивления.

– Представь себе! – Мойра усмехнулась. – А ведь его отец и брат заплатили за этот замок своими жизнями, сражаясь за обладание им с Синклерами. Потом вождь Рамзи выиграл его у Тига в карты и сделал приданым своей сестры Лиллит, которую срочно обручил с Калумом Синклером, рассчитывая тем самым заручиться его поддержкой в борьбе против Маккеев и Морганов. Ну и как тебе все это нравится?

– История захватывающая, – сказал Таггарт. – Но что помешало Лиллит бежать вместе с Тигом?

– Опасное морское путешествие не по силам беременной женщине. А Тигу реально грозила виселица, как и его дружкам.

– А как сложилась судьба Калума и брата Лиллит? Как случилось, что они, вожди кланов, не встали на защиту своих родственников?

– Мне кажется, что они просто не хотели их защищать. Эта троица разбойников никому не внушала ни доверия, ни жалости. Все были только рады от них избавиться. Лиллит сама уговаривала их спасаться бегством и поклялась, что отправится следом, когда родит ребенка, прихватив младенца с собой.

– Ей удалось осуществить свой план?

– Нет. – Мойра покачала головой. – О ее плане пронюхал Калум и велел прислуге не спускать с нее глаз. Родившийся у нее от Тига сын умер, не дожив и до пяти лет. Так записано ее почерком на страницах Библии, которую она хранила в вишневом ларце. От Калума у нее родилась дочь, унаследовавшая шкатулку. А позже семейная реликвия перешла к Карие. И так и осталась в семье Синклеров на многие поколения, переходя от дочери к сыну, от него – к его брату, потом – к сестре. Пока наконец не попала ко мне.

– Три столетия! Это даже трудно себе представить, – прошептал Таггарт, погладив ее по щеке. – Какая удивительная история! Сага о разлученных сердцах.

– Но мы с тобой наконец-то поставили в ней точку. – Мойра тепло улыбнулась ему и добавила: – Теперь ты наконец понял, что я тогда имела в виду?

Таггарт привлек ее к себе и с ликованием произнес:

– Отныне никакой злой силе не удастся разлучить нас, любимая, или заставить покинуть родовое гнездо!

Эти слова прозвучали как клятва.


notes



Notes