Платье Дилан Томас Рассказы Дилан Томас (1914–1953) – валлиец, при жизни завоевавший своим творчеством сначала Англию, а потом и весь мир. Мастерская отделка и уникальное звучание стиха сделали его одним из самых заметных поэтов двадцатого столетия, вызывающих споры и вносящих новую струю в литературу. Его назвали самым загадочным и необъяснимым поэтом. Поэтом для интеллектуалов. Его стихами бредили все великие второй половины двадцатого века. Детство Томаса прошло главным образом в Суонси, а также на ферме в Кармартеншире, принадлежавшей семье его матери. Эти поездки в деревню и их контраст с городской жизнью в Суонси, стали основой для большой части его творчества Томаса, в особенности его рассказов и радиопостановок. Также важным источником вдохновения писателя были валлийский фольклор и мифология. Дилан Томас Платье Они неотступно преследовали его два дня по всему графству, но у подножия холмов он от них улизнул и, притаившись под золотым кустом, слышал их крики, когда они, спотыкаясь, спускались вниз, в долину. Из-за дерева на гребне холма он смотрел на поля внизу, куда они ринулись, точно собаки, тыча палками в живые изгороди, и тихонько заскулил, когда внезапно с весеннего неба упал туман и скрыл их от его глаз. Но туман был ему как мать, набросившая ему на плечи, где порвалась рубашка и кровь запеклась на лопатках, плащ. Туман грел его; питьем и едой лежал туман на его губах, и он улыбался под его роскошной мантией, как кот. С обращенной к долине стороны холма он направился туда, где деревья росли гуще. Они могли бы вывести его к свету и огню и тарелке супа. Он подумал об углях, которые могли потрескивать в камине, и о молодой матери, которая стояла там одна. Он подумал о ее волосах. Какое гнездо получилось бы из них для его рук. Пробежав меж деревьев, он очутился на узкой дороге. В какую же сторону пойти: навстречу луне или от нее – прочь? Из-за тумана положение луны было неизвестно, но на краешке неба, где туман рассеялся, были видны склонения звезд. Он пошел на север, где были звезды, бормоча песенку, у которой не было мелодии; он слышал, как чавкали, увязая в топкой земле и высвобождаясь из нее, его ноги. Теперь настало время собраться с мыслями, но, едва он начал приводить их в порядок, в склонившихся над дорогой деревьях ухнула сова, и он остановился и подмигнул ей, заметив в ее крике родственную меланхолию. Скоро она упадет вниз камнем и схватит мышь. На миг он увидел птицу – сидит на своей ветке и ухает. Потом, испугавшись ее, поспешил дальше, ко не прошел в темноте и нескольких ярдов, как с новым криком сова улетела. Жалко зайчишку, подумал он, выпьет хорек его кровь. Дорога спускалась к звездам, и оставленные позади деревья, и долина, и память о бог знает чем померкли. Он услышал шаги. Из тумана, сверкая дождинками, выступил старик. – Доброй ночи, сэр, – сказал старик. – Для сына женщины нет ночи, – сказал сумасшедший. Старик свистнул и почти бегом поспешил к придорожным деревьям. Пусть псы узнают, ухмыльнулся сумасшедший, карабкаясь вверх по склону холма, пусть псы узнают. И хитрый как лис вернулся назад, к тому месту, где скрытая туманом дорога расходилась на три стороны. – К черту звезды, – сказал он и пошел в темноту. Мир под его ногами был шаром; когда он бежал, шар подпрыгивал, падал; деревья поднимались вверх. Вдалеке завизжала собака браконьера, попав лапой в капкан, и, услышав это, он побежал быстрее, думая, что враги настигают его. – Пригнитесь, ребята, пригнитесь, – крикнул он, но голосом человека, который мог показывать на упавшую звезду. Вспомнив – внезапно, – что он не спал с самого побега, он перестал двигаться. Теперь струи дождя, уставшие хлестать по земле, разлетались в своем падении во все стороны и летели по ветру, как песчинки, которые сыплет по ночам в глаза песочный человек. Если бы ему повстречался сон, это была бы девушка. Две последние ночи он мечтал об этой встрече, пока шел или бежал по пустынному графству. «Ляг», – скажет она и постелет ему свое платье, чтобы он мог прилечь, и сама ляжет рядом с ним. Даже тогда, когда он мечтал и у него под ногами шуршали сучки деревьев, как будто шуршало ее платье, в полях кричали его враги. Он бежал и бежал, все дальше оставляя позади сон. Иногда светило солнце, иногда – луна, а иногда под черным небом он тузил изо всех сил и подбрасывал вверх ветер, пока сам не сдвинулся с места. – Где Джек? – спрашивали в саду – там, откуда он сбежал. – Высоко в горах, с ножом мясника, – отвечали с улыбкой. Но ножа при нем не было – запущенный в дерево, он так все еще и дрожит там. В голове у него не было никакого смятения. Он бежал и бежал, стеная во сне. А она, сидя в доме одна, шила себе новое платье. Это было яркое деревенское платье с цветами на корсаже. Еще несколько стежков – и оно готово, можно надевать. Оно ляжет ей на плечи как влитое, и на ее грудях распустятся два цветка. Когда по утрам в воскресенье они с мужем будут выходить, чтобы погулять по полям или до деревни, парни станут улыбаться ей, прикрывшись рукой, а то, что платье будет облегать ей живот, вызовет пересуды среди всех вдовых женщин. Она накинула на себя это новое платье и, покрасовавшись у зеркала, увидела, что оно еще красивее, чем она себе представляла. В нем ее лицо выглядело бледнее, ее длинные волосы – темнее. Она решила, что платье будет с глубоким вырезом. На улице – в ночи – собака задрала морду и завыла. Она поспешно отвернулась от своего отражения и поплотнее задернула шторы. Там – в ночи – искали сумасшедшего. Говорили, что у него зеленые глаза и что он женат на настоящей леди. Говорили, что он отрезал ей губы, потому что она улыбалась мужчинам. Его забрали и увезли, но он украл на кухне нож, зарезал сторожа и удрал в пустынные долины. Он издалека увидел свет в доме и доковылял до сада. Он ощупью нашел – а не увидел – окружавшую его низкую ограду. Ржавая проволока царапала ему руки, и мокрая, жуткая трава облепляла колени. А как только он проник в сад, садовое воинство с головками цветов на плечах – все эти обретавшие плоть неудачи – кинулось ему навстречу. Он вновь разодрал пальцы в кровь, хотя прежние раны еще сочились. Человек кровавых деяний, он пробился из вражеской тьмы на ступени. – Пусть в меня не стреляют, – произнес он шепотом. И открыл дверь. Она сидела посреди комнаты. Ее волосы небрежно рассыпались по плечам, и три пуговицы у ворота платья были расстегнуты. Отчего так завыла собака? Испуганная ее воем, она качалась в своем кресле, размышляя о слухах, доходивших до нее. «Что стало с той женщиной?» – задавала она себе вопрос во время качания. Она не могла представить себе женщины без губ. «Что сталось с женщиной без губ?» – задавалась она вопросом. Дверь отворилась бесшумно. Он вошел в комнату, пытаясь улыбнуться, протянул руки. – А, ты вернулся, – сказала она. Потом развернула кресло-качалку и увидела его. Кровь была даже под его зелеными глазами. Она прижала пальцы к губам. – Не стрелять, – сказал он. Но от движения руки ворот ее платья разошелся, и он, в изумлении, не сводя глаз, глядел на ее широкий белый лоб, ее испуганные глаза и рот и – затем вниз – на цветы ее платья. От движений руки платье плясало на свету. Она сидела перед ним вся усыпанная цветами. – Сон, – сказал сумасшедший. И, опустившись на колени, положил ей на колени свою вконец замороченную голову.