Волшебный рассвет
Джулия Тиммон


Эвелин мечтает стать актрисой, а родной дядя просит ее поработать администратором в принадлежащем ему отеле. Она не в силах отказать. Но как быть со взрывным темпераментом и острым языком? Естественно, первый же недовольный постоялец, весьма привлекательный внешне Ричард Барнс, вызывает в ней бурю раздражения. И маленькое недоразумение грозит вылиться в грандиозный скандал, но… Но неожиданно молодые люди понимают, что сама судьба свела их столь странным образом, чтобы зародить в сердцах любовь.

Как же теперь им забыть обо всех обидах, что они успели нанести друг другу?..


Джулия Тиммон

Волшебный рассвет


1


— Мы с Люсиндой караулили эту даму в зеленом пять ночей подряд, и все без толку! — заявила Эвелин, играя указательным пальцем с украшенной хрусталиком Сваровски сережкой в пупке. — Так ни разу ее и не увидели, только слышали шум шагов и душераздирающие вздохи. Брр! — Она поежилась. — Глухие, тяжкие… короче, загробные.

Абигейл недоверчиво повела бровью и убрала за ухо упавшие на глаза косички. У нее была более светлая, чем у большинства афро-американцев кожа, нос с широкими ноздрями, но весьма аккуратный, губы Наоми Кэмпбелл и глубокие, сияющие таинственным светом глаза.

— Говоришь, душераздирающие вздохи? — переспросила она, скептически улыбаясь. — А разве привидения дышат?

— Откуда мне знать! — Эвелин оставила сережку в покое и уперла руки в покрытые золотистым загаром бока, прикидываясь обиженной. — Если думаешь, что я вру, — на здоровье!

Крепко сдружившиеся с первых дней учебы в Калифорнийском университете, Эвелин Келли и Абигейл Ричмонд внешне не походили друг на друга, как день и ночь, как коричневый шоколад и белые сливки. У высокой стройной Эви глаза были светло-голубые — две прозрачные, сверкающие льдинки. Нос тонкий и продолговатый, весной покрывающийся едва заметными веснушками, а волосы, которые она стригла от плеч до верхнего края ушей лесенкой, светло-пепельные, как рассвет.

Абигейл взглянула на обиженно выпяченные губы подруги, всегда придававшие ей, любительнице рискованных мероприятий и игр с огнем, привлекательной детскости, и рассмеялась.

— Ладно-ладно, не дуйся. Рассказывай дальше.

Эвелин сузила глаза, испытующе посмотрела на Абби, раздумывая, заслуживает ли та прощения, и, решив, что заслуживает, с прежним пылом продолжила рассказывать об отдыхе в Ирландии, откуда вернулась накануне вечером.

— В общем, с привидениями нам крупно не повезло. Дама в зеленом подразнила нас и отправилась вздыхать под дверьми других номеров, а девочка, которую двести пятьдесят лет назад задушила собственная сестра, вообще, наверное, пребывала в этот момент в спячке. Зато виски и хэггиса мы напробовались вдоволь, а еще…

С какими еще прелестями ирландской жизни Эвелин посчастливилось познакомиться, Абигейл в этот день так и не узнала — оживленную болтовню подруги прервал телефонный звонок.

— Поговорить спокойно не дадут, — проворчала та, снимая трубку с небольшого черного аппарата. — Алло!

— Эви, здравствуй!

Это был Стивен Келли — моложавый, преуспевающий брат ее отца. По едва уловимому напряжению в голосе и по несвойственной ему торопливости, с которой он произнес слова приветствия, Эвелин мгновенно догадалась, что звонит ей дядя отнюдь не из желания расспросить о поездке в Ирландию.

— Как отдохнула? — тем не менее поинтересовался он.

— Замечательно, — ответила Эвелин. — А что у тебя стряслось?

— Стряслось? С чего ты взяла?..

— Эй, хорош хитрить. — Она перекинула ногу через подлокотник кресла и вновь принялась играть с сережкой в пупке. — Я прекрасно тебя знаю.

— Ладно, сдаюсь. — Стивен кашлянул. — У меня действительно проблемы. Лорин, мой администратор… Помнишь ее?

— Гм… — неопределенно отозвалась Эвелин, без особого энтузиазма воскрешая в памяти смутное воспоминание о единственном в своей жизни посещении дядиного отеля.

— Впрочем, это не столь важно, — продолжил Стивен, явно желая и в то же время не решаясь поскорее перейти к главному. — Представляешь, у Лорин сильно заболел отец. Она узнала об этом вчера и тут же уволилась. Сегодня улетает к нему в Северную Каролину, будет за ним ухаживать. — Он замолчал, очевидно надеясь, что племянница сама смекнет, что от нее требуется, и великодушно предложит помощь.

Эвелин, разумеется, смекнула, но лишь подняла к потолку глаза и скорчила уморительную гримасу. На остававшиеся до начала очередного семестра четыре недели она настроила уйму планов: поучаствовать в массовке снимающегося в Голливуде нового исторического фильма в духе «Гладиатора», повеселиться в «Миле чудес» на остаток денег, подаренных ей отцом на поездку, и прочесть недавно приобретенную книгу Скипа Пресса «Как пишут и продают сценарии в США». Словом, намеревалась провести последний месяц лета максимально насыщенно и интересней даже представить себе не могла, что будет вынуждена проторчать все это время в Анахайме, да еще в отеле Стива, работая администратором.

— Эви… — вкрадчиво начал Стивен. Эвелин посетила сумасбродная мысль, пока не поздно, нажать на рычаг телефона и минут десять не убирать с него палец — до тех пор, пока дядя не придумает, к кому бы еще обратиться за помощью. Но она, разумеется, устояла перед соблазном.

— У меня к тебе большая просьба…

— Стив, я еще не пришла в себя после поездки! — протараторила Эвелин, надеясь отвертеться. — И потом, планировала заняться своими делами. До начала учебного года остается всего месяц!

— Вот именно целый месяц! — воскликнул Стивен с пугающей решительностью. — Эви, мне больше не к кому обратиться, — добавил он мягче и почти заискивающе.

— Не к кому? — Эвелин резко убрала с подлокотника ногу и подалась вперед, как будто ринулась на внезапно возникшего перед ней из ниоткуда врага. — А твоя Кэт? Переломится, если немного тебе поможет?

Стивен как-то странно засмеялся, и Эвелин насупилась, сбитая с толку.

— С Кэт я не встречаюсь вот уже полтора месяца, — пояснил он. — А моя новая подруга слишком занята. Она литературный критик.

Эвелин присвистнула и бросила на Абигейл многозначительный взгляд.

— Ну ты даешь! Не успел разойтись с одной, уже крутишь роман с другой! И когда ты только остепенишься, а?

Стив опять рассмеялся — более весело и непринужденно.

— Не знаю, Эви. Но об этом потом поговорим, ладно?

Эвелин надула щеки и медленно выдохнула, соображая, кого бы еще порекомендовать дяде вместо себя. Ее мать отдыхала с детьми старшей дочери Хизер в Италии, сама Хизер с мужем — владельцы развлекательного комплекса в Санта-Ане — были вечно заняты. Об отце, разумеется, не могло быть и речи. Во-первых, у него тоже никогда не находилось и минутки свободной, во-вторых, сидеть за стойкой администратора ему, убеленному сединами профессору, было просто не к лицу.

— А с Эдвином ты не разговаривал? — спросила Эвелин, вспомнив вдруг о прилежном сынке близких друзей Стивена, с которым вся родня несколько лет безуспешно пыталась ее свести.

— Разговаривал, — со вздохом ответил Стивен. — Он вчера вечером улетел на конференцию в Монреаль.

— Черт! — невольно вырвалось у Эвелин.

— Мы завтра же начнем подыскивать работника, Эви, — тоном матери, упрашивающей капризного ребенка доесть кашу, произнес Стивен. — Сара с самого утра позвонит в агентство, скажет, что человек требуется срочно. У нас с ними давние отношения, надеюсь, нам быстро помогут.

Он замолчал, ожидая реакции племянницы, но та так ничего и не ответила.

— У меня нет другого выхода, Эви, — пробормотал Стивен беспомощно.

У Эвелин зашевелилась совесть. Она уже точно знала, что согласится поработать у дяди, но то ли по инерции, то ли просто из упрямства сказала:

— Я собиралась спокойно почитать книгу Скипа Пресса «Как пишут и продают сценарии в США». И сняться в массовке. Это важно для учебы, для моего будущего.

— В массовке? — Стивен усмехнулся. — Эви, дорогая! Чтобы сняться в массовке, не требуется ни особого ума, ни таланта, ни образования. Тебе бы заполучить какую-нибудь роль, для начала хоть эпизодическую. Кстати, у меня есть приятель в «Дримуорксе». При случае поговорю с ним о тебе.

— Приятель в «Дримуорксе»? — воскликнула Эвелин, оживляясь. — Что ж ты до сих пор молчал?

Абигейл уставилась на подругу с изумлением, округлив свои темно-карие глаза. Обзавестись знакомыми в «Дримуорксе» мечтала любая девчонка на их отделении.

— Потому что у нас с тобой не заходило об этом речи, — ответил Стивен. — Обещаю, что поговорю с Брайаном при первой же возможности. А книгу ты вполне можешь почитать и в отеле. Работы у администратора не так уж и много.

— Ладно, уломал, — ответила Эвелин, стараясь не выдать голосом, что за возможность получить пусть даже эпизодическую роль в очередном детище голливудского «Дримуоркса» готова работать администратором в «Меркури» хоть целый год.

— Ты моя спасительница, Эви! — воскликнул Стивен, облегченно вздыхая. — Если можешь, приезжай прямо сейчас. У нас тут такое творится! Сменщица Лорин в отпуске. Эвклид — он работает по ночам — торчит за стойкой уже почти сутки! А народу немало. Август, последний месяц школьных каникул. Сама понимаешь…

Эвелин все прекрасно понимала. В эту пору приезжих в Анахайме было как никогда много: родители со всего мира спешили порадовать своих чад прелестями «королевства чудес» — диснеевского парка развлечений. Эвелин скривила губы в усмешке, вспомнив слова дяди: «Работы у администратора не так уж и много», — но обошлась без комментариев.


Отель «Меркури», сосед всем известного «Мариотта», год назад отпраздновал свой десятилетний юбилей. Человек, уже побывавший однажды в «Меркури», а значит, покоренный его уютом и атмосферой домашнего тепла, возвращаясь в Анахайм, непременно селился здесь же.

Эвелин, появившаяся в холле отеля по прошествии двух часов после разговора со Стивеном, сразу поняла, что ей предстоит не просто много поработать, но и изрядно потрепать себе при этом нервы. У стойки администратора, за которой не было ни души, толпился народ. Отцы с раскрасневшимися от жары и нетерпения лицами и с взъерошенными волосами, матери, нервно прохаживающиеся туда-сюда по бордовым ковровым дорожкам на полу, и дети с отрешенными взглядами, — по-видимому, окончательно вымотанные дорогой и утомительным ожиданием.

На мгновение обожающей приключения Эвелин овладело нечто подобное страху. Ей представилось, как она становится за стойку администратора и как на нее обрушиваются гнев и раздражение измученных людей, и захотелось немедленно исчезнуть, наплевав и на Стива, и «Дримуоркс».

— Эви, наконец-то! — донеслось до нее откуда-то справа, и, остановившись у мраморной колонны, она повернула голову.

Стивен без пиджака, в галстуке с ослабленным узлом торопливым шагом направлялся к ней. Его холеное лицо избалованного женским вниманием холостяка выглядело непривычно усталым.

— Полчаса назад мне пришлось отпустить Эвклида. Он записан на прием к зубному и потом совсем измучился здесь, бедняга. К девяти обещал вернуться.

Эвелин бросила на толпу у стойки тревожный взгляд.

— По-моему, стоит мне предстать перед ними, они тут же разорвут меня в клочья, — пробормотала она.

— Не разорвут. — Стивен коснулся локтя племянницы и попытался ободрить ее улыбкой. — Главное, не волнуйся и не суетись. Пойдем, я расскажу тебе, что к чему.

Они вместе приблизились к кипящим негодованием людям и прошли во владения администратора. Как только Эвелин опустилась на обитое светло-серой кожей кресло на колесиках, к стойке перед ней тут же ринулись трое мужчин.

— Наконец-то!

— Сколько можно над нами издеваться?

— Мы торчим здесь вот уже полчаса!

Говорили мужчины одновременно и крайне возмущенно, отчего Эвелин страстно захотелось, чтобы у нее в ушах вновь оказались беруши, которыми вчера, летя домой из Ирландии, она пользовалась на борту самолета.

— Приносим всем свои извинения! — склонившись над письменным столом, произнес Стивен. — Одному нашему администратору пришлось срочно уволиться, а временную замену ей нашли только сегодня. — Он развел руками. — Еще раз извините. Я должен ввести Эвелин в курс дела. На это уйдет минут пять, не больше.

Минут пять? Эвелин почувствовала, как ее щеки покрывает смертельная бледность. Стив буквально бросал ее на съедение волкам. Ей опять захотелось испариться, исчезнуть отсюда, махнуть и на «Меркури», и на этих несчастных рукой.

Люди отступили от стойки. По их лицам было видно, что они на пределе, но поняли ситуацию и готовы потерпеть еще немного. Самый маленький из детей — розовощекий карапуз с огромными глазищами — присел на чемодан и захныкал. Девочка лет десяти, наверное сестра, принялась заботливо его утешать, явно подражая матери.

В кармане у Стивена зазвонил сотовый. Эвелин взглянула на его сделавшееся еще более напряженным лицо, и ей вдруг стало безумно жаль и этих людей, которые, вместо того чтобы принять ванну и отдохнуть с дороги, торчали в холле, и дядю, на чью бедную голову свалились все эти проблемы. Когда он достал телефон и начал с кем-то разговаривать, Эвелин включила компьютер и принялась бегло просматривать содержащиеся в нем документы.

По-видимому, беседа у Стивена была не из приятных. Убирая телефон, он сильно хмурился.

— Мне надо срочно уехать, Эви. Вернусь, как только смогу. Позвони Эвклиду, пусть по телефону объяснит тебе, как надо работать. А через часок я и сам с ним свяжусь, попрошу приехать пораньше. — Он говорил торопливо, пятясь к выходу.

— Думаю, я сама сумею во всем разобраться, — ответила Эвелин, не отрывая взгляда от монитора. — Но номер этого Эвклида на всякий случай оставь.

— Его визитка в той коробке. — Стивен кивнул на небольшой пластмассовый ящичек на столе, заполненный визитными карточками. — Ну, я побежал.

— Беги, беги, — ответила племянница, сосредотачивая все свое внимание на фамилиях клиентов, заказавших номера заранее.

Спустя пять минут она уже протягивала ключи главе одного из ожидающих в холле семейств — отцу захныкавшего карапуза. А еще через полчаса позвонила-таки Эвклиду и задала ему несколько вопросов об установленных в «Меркури» правилах. Эвклид оказался весьма толковым и доброжелательным парнем со спокойным низким голосом. На приеме у стоматолога он уже побывал, но должен был решить еще кое-какие личные вопросы, поэтому мог приехать не раньше половины девятого вечера.

Несмотря на это, после разговора с ним Эвелин почувствовала себя увереннее и, занимаясь оформлением очередного клиента, почти не волновалась.

К шести, когда наступило долгожданное затишье, голова у нее шла кругом. Она достала из сумки книгу Пресса, но строчки заплавали перед утомленными глазами, сливаясь, в черные кривые линии, а мысль заработала в совсем другом направлении. Ей вспомнилась Люсинда — жизнерадостное создание из общины хиппи в Блумингтоне. Они познакомились и подружились в Ирландии, а перед расставанием договорились поддерживать отношения. Образ жгуче-рыжей девицы сменил в воображении Эвелин образ чернокожей подруги. Они так толком и не поговорили сегодня, хотя рассказать друг другу намеревались очень о многом. Абигейл пообещала, что постарается приехать к в Анахайм. Может, дня на два, на три…

— Здравствуйте, — послышался где-то совсем рядом густой мужской голос. — Моя фамилия Барнс, я заказал номер позавчера.

Эвелин очнулась от раздумий, вспоминая, где находится.

— Как, простите, ваша фамилия?

— Барнс, — повторил человек, стоящий по ту сторону стойки.

Она окинула его мимолетным взглядом, нашла фамилию Барнс в компьютерной таблице и, оформив гостя, выдала ему карточку-ключ от номера четыреста пятнадцать и ключ от мини-бара.

— Ресторан на первом этаже в левом крыле, лифт в конце коридора. Если что-то понадобится, обращайтесь к горничной, — произнесла она, радуясь, что в точности запомнила слова Эвклида и что, несмотря на усталость, справляется с незнакомой работой как положено.

— Спасибо, — ответил Барнс.

Эвелин отметила, что у него классная фигура, когда он повернулся и зашагал к лифту, и вновь уставилась в книгу, стараясь сосредоточиться.

Но не прошло и десяти минут, как тот же густой мужской голос отвлек ее от чтения:

— Послушайте, мисс… — Взгляд Барнса скользнул по груди Эвелин, на которой, разумеется, не было ничего похожего на бейдж с именем. — Я заказал номер с двумя комнатами и балконом. С балконом! — повторил он, гневно сверкая глазами. — А вы отправили меня в эту каморку!

Эвелин медленно закрыла книгу. Она точно помнила, что дала ему ключ именно от того номера, который был указан в компьютере, что не допустила никакой оплошности. Впрочем, даже если бы она что-то и напутала, все равно никому не позволила бы разговаривать с собой в таком тоне. Мгновенно вспыхнувший гнев подкатил к горлу удушающей волной.

Барнс громко кашлянул.

— У меня такое ощущение, что вы даже не собираетесь исправлять ошибку, — произнес он, буравя Эвелин взглядом.

— Не собираюсь! — ответила она. — Потому что лично я никакой ошибки не совершала!

Барнс саркастически усмехнулся и покачал головой.

— По чьей же тогда милости я вынужден страдать?

Страдать! Эвелин чуть не прыснула. Отсутствие балкона в номере этого типа, видите ли, заставляет страдать! Ей вспомнились беды, выпавшие вчера и сегодня на долю несчастных Лорин, Стивена да даже того маленького ребенка, истерзанного поездкой, жарой и продолжительным ожиданием. Вот это были настоящие страдания. Эвелин взглянула на привереду с вызовом.

— Послушайте… — Он опять посмотрел на ее грудь, обтянутую топом, и, как будто смутившись, быстро перевел взгляд на лицо. — Я приехал в Анахайм не отдыхать, а работать и требую поселить меня в такой номер, какой я заказывал.

Эвелин раскрыла таблицу и проверила записи в колонках напротив его фамилии.

— Ричард Барнс, — прочитала она вслух подчеркнуто громко и отчетливо. — Дата прибытия: второе августа. Номер четыреста пятнадцать. Как видите…

— Меня не интересует, в какой момент вы ошиблись, — раздраженно перебил ее мужчина. — Сейчас или в тот день, когда я заказал номер по факсу. Давайте не будем тратить время впустую!

— Я работаю в этом отеле с четырех тридцати сегодняшнего дня, — произнесла Эвелин, едва удерживаясь, чтобы не перейти на крик. — И то временно.

— Это меня не волнует, — отрезал Барнс. — Немедленно переселите меня в другой номер, если не хотите, чтобы я пожаловался на вас хозяину!

Эвелин представила, что он отправляется к Стивену, и усмехнулась. Барнс в свою очередь уставился на нее взглядом хищника, готового наброситься на жертву. Несколько секунд оба смотрели друг другу в глаза, ведя безмолвную битву.

Может, встать и уйти? — подумала вдруг Эвелин. Удалиться спокойной походочкой, оставив этого обожателя балконов с носом. Пусть побесится, пусть жалуется кому угодно и сколько влезет. Представляю, как вытянется его физиономия, если я и впрямь так поступлю.

Она непременно выкинула бы этот фокус, если бы не вспомнила, каким измученным выглядел сегодня дядя, и не сжалилась над ним. Сердитого клиента следовало побыстрее поселить в номер с балконом и как можно скорее забыть о нем.

Но Эвелин понятия не имела, как узнать, в каких номерах есть балконы, а в каких нет. Поэтому решила опять побеспокоить Эвклида.

— Прости, что снова тебе звоню, но дело в том, что к нам приехал очередной клиент, заказавший номер заранее. Я выдала ему ключи, но, как выяснилось, не от того номера, какой ему требуется.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Эвклид, ни словом, ни интонацией не выражая раздражения.

— Номер четыреста пятнадцать, однокомнатный и без балкона, — пояснила Эвелин. — Лорин вписала в таблицу именно его. А клиенту требуются две комнаты и обязательно балкон, — произнесла она с оттенком иронии. — Объясни мне, в каких номерах есть балконы.

Эвклид сообщил ей, что в одной из компьютерных папок хранится подробное описание всех номеров, и Эвелин без труда этот документ разыскала.

— Только постояльцев сейчас так много, что я не уверен… — начал было Эвклид.

— Действительно, — перебила его Эвелин, догадавшись, о чем пойдет речь. — Все двухкомнатные номера с балконом заняты…

Она посмотрела на Барнса, которого пару минут демонстративно игнорировала… и испугалась: его умное, волевое лицо как будто окаменело.

— Тогда предложи этому типу другой номер. Скажем, трехкомнатный с двумя балконами, — донесся до нее из трубки обеспокоенный голос Эвклида. — Или трехкомнатный с лоджией. Не понимаю, как Лорин допустила такую нелепую ошибку…

— Ладно, я что-нибудь придумаю, — произнесла Эвелин, с ужасом осознавая, что выхода у нее нет. Похоже, Барнс и слышать не пожелает ни о лоджиях, ни о трех комнатах. — До вечера.

— Удачи.

Эвелин медленно положила трубку, соображая, как ей быть.

Главное, успокоиться, сказала она себе. В конце концов, я ни в чем не виновата, даже наоборот, стала жертвой этих чертовых обстоятельств. С какой стати я должна его бояться? Или оправдываться перед ним?

С подчеркнутой невозмутимостью она изучила список номеров, решив затратить на это столько времени, сколько потребуется, и ровным голосом сообщила Барнсу о том, что все двухкомнатные номера с балконами в данный момент заняты и она может предложить ему только трехкомнатный с двумя балконами или с одной лоджией. Как и следовало ожидать, тот взорвался:

— Вы что, издеваетесь надо мной?

У Эвелин от возмущения зашлось сердце, а перед глазами слегка потемнело. Но она взяла себя в руки.

— Нет, не издеваюсь. Видите ли, администратор, которая приняла ваш заказ, внезапно уволилась. Меня попросили ее заменить. Временно. Можно сказать, я здесь вообще посторонний человек. — Она посмотрела Барнсу в глаза и улыбнулась.

По-видимому, тот нашел ее улыбку оскорбительной, так как на его скулах заходили желваки.

— Посторонний? — рявкнул он, вновь заставляя вздрогнуть бесстрашное сердце Эвелин. — И вы заявляете об этом с такой легкостью?

Неслыханно! С подобным безобразием я сталкиваюсь впервые! Где я могу найти хозяина отеля? Эвелин пожала плечами. Эта дурацкая история начала ее забавлять. Ей стало даже интересно, чем все закончится.

— Понятия не имею. Знаю одно: он уехал по срочным делам и еще не вернулся. Так вы согласны переселиться в трехкомнатный номер?

— Я заказывал двухкомнатный! — упираясь ладонями в стойку и подаваясь вперед, процедил сквозь зубы Барнс.

— В таком случае… увы. — Эвелин с невинным выражением лица хлопнула ресницами, утоляя свое желание подразнить разъяренного клиента. — Ничем не смогу вам помочь.

— Это черт знает что, а не отель! — Ноздри Барнса раздулись, как у бьющегося с тореадором быка. — Дайте мне «Желтые страницы»! Я перееду в другой отель!

Эвелин чуть было не ответила на его приказное «дайте» грубостью, но сдержалась. Протягивая ему «Желтые страницы», она лишь язвительным тоном заметила:

— Только имейте в виду, что в августе все отели Анахайма обычно переполнены.

Барнс взял справочник, окинул Эвелин гневным взглядом и, не сказав больше ни слова, зашагал к лифту. Она смотрела ему вслед, пока он не исчез из виду, ощущая себя победительницей… и неосознанно любуясь его выправкой и широкими плечами.


Вернувшись в свой однокомнатный номер, Ричард положил «Желтые страницы» на столик, растянулся на диване и закрыл глаза. Неприятности, казалось, больше никогда в жизни от него не отвяжутся. А он уже страшно от них устал.

За написание статьи о всемирно известном «Диснейленде», придуманном и воплощенном в жизнь Уолтом Диснеем на небольшом куске земли к югу от Лос-Анджелеса, Ричард взялся не случайно. Понадеялся, что, уйдя с головой в. сказочный мир, скорее оправится от пережитых полтора года назад потрясений. Не тут-то было! У него не получилось даже спокойно поселиться в заказанном заблаговременно номере — двухкомнатном, где он мог бы и работать, и отдыхать.

Все эти мучительные полтора года, когда на душе становилось особенно тяжело, когда все валилось из рук и ничем не хотелось заниматься, он возвращался мыслями ко дню смерти отца — нелепой, жуткой. Перед глазами вставали леденящие кровь картины: место аварии, сплющенный нос синего «форда», «скорая» с мигалкой… Подернутые туманной пеленой глаза дорогого человека, его последний осознанный взгляд…

Эти воспоминания влекли за собой вереницу других, не менее болезненных и тяжелых. Об устроенном склочной Сильвией дележе наследства и грязном скандале, в который с удовольствием втянулись все многочисленные родственнички. Таким вот гадким образом они почтили память отца — возможно, самого достойного и благородного из всех Барнсов, Маклелланов и Уайтов.

Ричард все силился понять, почему невосполнимая утрата разбудила во многих представителях его семейства отнюдь не лучшие человеческие качества. Она всколыхнула все самое черное, таившееся долгие годы где-то на дне их душ. Устав от препирательств и взаимных обвинений, он официально отказался от своего права на наследство и переселился из Окленда в Сан-Франциско. Аманда, почему-то внезапно к нему охладевшая, не пожелала с ним ехать. Впрочем, разрыв с ней уже почти не затронул его израненного сердца. Их связь давно утратила былое очарование, превратившись в пресную обыденность, опостылевшую привычку.

Когда тяжесть мыслей показалась ему невыносимой, Ричард поднялся с дивана и подошел к мини-бару. Ничего крепкого в нем не оказалось, лишь бутылка легкого вина. Отмахнувшись от внезапного желания напиться, Ричард вернулся на диван и принялся листать «Желтые страницы».

Отелей в небольшом Анахайме было видимо-невидимо, но пытаться найти в них свободный двухкомнатный номер, и непременно с балконом, — работая ночью, Ричард обожал сделать небольшой перерыв и подышать свежим воздухом, — наверное, и в самом деле не имело смысла. К тому же он чувствовал, что еще одного разговора с горе-администраторшей, которая ничего не знает и знать не желает, просто не вынесет.

Просмотрев рассеянным взглядом длинные списки названий отелей, Ричард оставил и эту затею, решив принять душ и часок-другой поспать.

Ванная в номере, по счастью, оказалась просторной и уютной. Стены в ней были выложены рельефной плиткой успокаивающего сине-зеленого цвета, над зеркалом висели излучающие мягкий желтый свет лампы. Немного придя в себя под воздействием теплой воды и домашней атмосферы, Ричард вернулся в комнату в гораздо более благостном расположении духа. А закрыв глаза, даже представил себе безымянную администраторшу и отметил, что, если бы не ее нахальство, она, наверное, даже показалась бы ему весьма и весьма…

— Бред, — пробормотал он, прерывая свои размышления и укладываясь поудобнее. — От таких красавиц лучше держаться подальше. А то проблем не оберешься.

И, слишком утомленный вчерашним сумасшедшим днем, за который перед поездкой ему пришлось решить тьму вопросов, шумом аэропорта, перелетом и, разумеется, общением с голубоглазой администраторшей, Ричард погрузился в непродолжительный, но крепкий сон.


2


Артур Пондерс появился в «Меркури» через два часа после того, как Ричард Барнс взял «Желтые страницы» и снова удалился в свой однокомнатный номер. Невысокий, плотный, со смеющимися маленькими глазками и курносым носом, Пондерс относился к тому типу людей, которые, несмотря на внешнюю неказистость, сразу располагают к себе простотой общения и жизнерадостностью.

Эвелин, до чертиков уставшая за сегодняшний день и уже не способная ни читать, ни гадать, почему этот Барнс засел так надолго в своем номере, едва только увидев нового клиента, сразу повеселела.

— Добрый вечер! — воскликнул тот с таким задором и доброжелательностью, что губы Эвелин сами собой расплылись в улыбке.

— Добрый вечер!

— Жара спала, на улице — просто рай! — с восторженностью ребенка сообщил человек со смеющимися глазами. Его лицо неожиданно приняло выражения искреннего сочувствия. — Не завидую вам. Сидите здесь, наверное, с самого утра?

Эвелин покачала головой. Ей вдруг захотелось поболтать с забавным парнем, и она призналась:

— Я начала работать только после обеда. Причем совершенно неожиданно.

Брови незнакомца поползли вверх.

— Как так? — спросил он с живейшим участием.

— Просто одной из здешних администраторш пришлось срочно уволиться. У нее заболел отец. А вторая вообще в отпуске. Меня попросили временно поработать. — Эвелин вздохнула, радуясь, что после неприятного общения с Барнсом ей подвернулся столь милый собеседник.

— Да, не повезло… — протянул тот. Его глаза вновь просияли. — Меня зовут Артур Пондерс.

— А я Эвелин. — Она наклонила голову и взглянула на грудь, туда, где у служащих отелей должен висеть знак с именем и названием должности. — Надо попросить, чтобы мне сделали бейдж.

Пондерс одобрительно кивнул.

— Я заказывал номер позавчера.

— Артур Пондерс? — переспросила Эвелин, раскрывая нужную таблицу и с особым вниманием разыскивая в списке фамилию нового гостя.

— Точно, — ответил он с лучезарной улыбкой. Пондерс шел в списке сразу за Барнсом. Эвелин произнесла номер вслух:

— Пятьсот восьмой. Распишитесь вот здесь и получите ключи.

Когда Пондерс со словами благодарности и пожеланием удачно доработать остаток дня зашагал в сторону лифта, Эвелин посетила странная мысль: а вдруг и он сейчас вернется и заявит, что заказывал другой номер? Нет, решила она, прогоняя опасение. Не могла Лорин ошибиться дважды.

Едва ощутимая тень сомнения еще тревожила ее душу, когда Пондерс вновь появился в холле.

— Произошло какое-то недоразумение, — сказал он все с той же улыбкой, но несколько растерянно. — Мне совсем ни к чему две комнаты, и уж тем более балкон. Я заказывал…

— А-а, кажется, я все поняла! — воскликнула Эвелин, облегченно вздыхая. — По-видимому, администраторша, которая вчера уволилась, вписала ваш заказ в колонку напротив имени другого клиента. — Она рассмеялась, вспоминая каменное лицо и угрозы Барнса. — Мне очень жаль, что так получилось. Сейчас мы все уладим.

Оставлять свой пост в столь суматошный день Эвелин не хотелось. Но на ее счастье из коридора, ведущего в ресторан, как раз в этот момент вышла молоденькая горничная в синем платье и белом переднике. Эви окликнула ее и, когда та приблизилась к стойке, попросила сходить в четыреста пятнадцатый номер и позвать оттуда постояльца. Позвонить сама Барнсу она почему-то не решилась.

Он спустился минут через десять, в течение которых Эвелин и Пондерс вели оживленную беседу о Лос-Анджелесе, об Анахайме и о Сейлеме, откуда приехал последний. Барнс выглядел еще более недовольным, чем в свое предыдущее появление в холле. Эвелин пришлось незаметно ущипнуть себя за запястье, чтобы не нахамить ему или не ляпнуть лишнего.

— Насколько я понимаю, найти подходящий номер в другом отеле вам не посчастливилось, — произнесла она с неестественно любезной улыбкой. — А я ведь вас предупреждала.

— Зачем вы позвали меня? — проигнорировав ее шпильку, спросил Барнс. — Гонять жильцов туда-сюда тоже входит в список отличительных особенностей вашего отеля?

Пондерс уставился на него с недоумением, — и одна его бровь поползла вверх.

— Нет, не входит, — невозмутима ответила Эвелин. — Просто ваш случай исключительный.

Барнс ухмыльнулся.

— Какая честь! Я непременно поговорю об этой исключительности с хозяином вашего балагана.

— Пожалуйста. — Эвелин широко улыбнулась, и ее белые ровные зубы блеснули. — Только сначала переселитесь в номер с двумя комнатами и балконом. А то, не дай бог, задохнетесь от недостатка свежего воздуха.

Черт, выругалась она про себя. Это уже откровенная грубость! Надо держать себя в руках, или несчастный «Меркури» «прославится» на весь Анахайм.

Барнс так и впился в нее злым взглядом. Она внимательнее всмотрелась в черты его лица — плотно сжатые губы, две складки между бровями, темные глаза, таящие в себе какую-то тайну, — и на миг ей показалось, что перед ней человек, порядком измученный всякими невзгодами, с которым следует не скандалить, а быть помягче.

Правда, секунду спустя, когда Барнс заговорил, это чувство прошло и Эвелин опять обуяло нестерпимое желание надерзить ему.

— Настолько хамоватого администратора я не встречал еще ни разу в жизни, — произнес он с убийственным презрением. — Временно вы здесь или не временно, я все равно поговорю о вас с хозяином.

— Послушайте, а может, мы решим этот вопрос, так сказать, полюбовно? — подключился к беседе Пондерс. — Нам всем сегодня досталось, в особенности Эвелин. Давайте не будем усугублять ситуацию, а?

Барнс повернул голову и взглянул на него так, будто только что заметил.

— А вы кто, простите…

— Артур Пондерс. — Он протянул руку. — Будем знакомы. Меня поселили в тот номер, который предназначался вам.

— А-а, вот оно что… — Барнс пожал довольно крупную для его роста руку Пондерса. — Ричард Барнс. Само собой, можно просто Ричард.

Ничего себе! — удивилась Эвелин. А мне казалось, этот тип позволяет называть себя только «мистер Барнс». Хамоватый администратор! Станешь тут хамоватой, если вынуждена общаться с таким, как он!

— Распишитесь вот здесь, а вы вот здесь, — произнесла она, кладя перед мужчинами книгу регистрации. — И поменяйтесь, пожалуйста, ключами. Перенести вещи вам может коридорный.

— Не беспокойтесь, — ответил Пондерс, весело подмигивая.

Эвелин улыбнулась, опять расслабляясь под магическим воздействием его дружелюбия. Интересно, кем Пондерс работает, есть ли у него жена и дети? Ей представилась рядом с ним такая же маленькая пухленькая и веселая молодая женщина и пара улыбающихся во весь рот ребятишек. Зеленоглазых, как сам Пондерс, и с такими же, как у него, курносыми носами…

Она очнулась, почувствовав на себе пристальный мужской взгляд, и повернула голову. Барнс уже поставил в книге свою подпись и, ожидая Пондерса, смотрел на нее. Как-то странно смотрел — не с негодованием, не с презрением, а задумчиво и даже грустно.

Ей стало немного не по себе. Не найдясь, что сделать, она взяла книгу и уставилась в нее, будто ожидала увидеть там что-то интересное…

— Желаю спокойно дождаться конца смены, Эвелин. — Ей улыбался Пондерс.

— А, да, — пробормотала она, сильнее смущаясь. — Спасибо. Если что, обращайтесь к горничной или к коридорному.

— Непременно, — пообещал Пондерс и вместе с Барнсом направился прочь.

Эвелин сидела не двигаясь даже после того, как звук их шагов в коридоре стих, а лифт закрылся и кабина поехала наверх. Почему взгляд этого Барнса произвел на нее столь странное впечатление? Почему она повела себя так по-идиотски? Она! Студентка актерского факультета, мечтающая сняться на «Дримуорксе»! Бесстрашная озорница, рассчитывающая когда-нибудь взглянуть в лицо настоящему привидению!..

Актриса, подумала Эвелин, усмехаясь. Стушевалась, поймав на себе пристальный взгляд скандалиста, вымотавшего ей нервы. Не смогла замаскировать своей неловкости. М-да…

Она прижала к горящим щекам ладони и снова пережила то мгновение, когда перехватила взгляд Барнса. В сердце на удивление приятно кольнуло, и боль от этого укола разлилась по телу медовой рекой.

— Бред, — пробормотала Эвелин, облизывая внезапно пересохшие губы. — Не хватало только увлечься этим красавчиком.


Ни к какому коридорному Артур Пондерс и не подумал обращаться за помощью. Из вещей у него была только дорожная сумка, которую он даже еще не успел распаковать. И спустя несколько минут после расставания с Ричардом в кабине лифта он уже стучал в дверь предназначавшегося ему номера на четвертом этаже.

Ричард открыл незамедлительно и предложил:

— Входи, располагайся. Мне осталось уложить кое-какие мелочи. Я быстро.

— Не торопись, — по-свойски ответил Артур, входя в комнату и осматриваясь. Его внимание тут же привлек мини-бар с торчащим в замочной скважине ключиком. — Есть что-нибудь стоящее? — спросил он, кивая на него.

— Нет. Только бутылка легкого вина, — ответил Ричард, укладывая в сумку футболку, которую снял с себя перед тем, как принять душ.

Артур открыл мини-бар и заглянул внутрь.

— Да уж, не густо. А впрочем, я не особенный любитель спиртного.

— Я тоже, — ответил Ричард, поводя плечом.

— Тогда давай отметим знакомство вином, — предложил Артур добродушно.

Ричард закрыл сумку, выпрямился и на мгновение задумался.

— Может, лучше пойдем ко мне? Я того номера еще, правда, не видел, но он с балконом и определенно просторнее. Захотим полюбоваться Анахаймом или просто подышать свежим воздухом, выйдем на балкон.

В новом мини-баре они нашли еще и бутылку бренди, но пить все равно стали вино. Ричард, обосновавшись в вожделенном двухкомнатном номере, совершенно успокоился и не думал больше ни о былых бедах, ни о скандале с хорошенькой администраторшей, ни о своих угрозах пожаловаться на нее владельцу «Меркури», воплощать которые в жизнь, разумеется, не намеревался.

— Что у вас произошло с Эвелин? — поинтересовался Артур, отпив из бокала.

— Эвелин? — Ричард нахмурился, силясь вспомнить, где он уже слышал сегодня это имя.

— С девушкой, которая заменяет администратора, — пояснил Артур. — Бедняга. Ну и досталось же ей сегодня!

— Бедняга? — Ричард усмехнулся. — Этой бедняге палец в рот не клади. Хамить умеет, будь здоров!

— А по-моему, она очень милая. И симпатичная. — Лицо Артура расплылось в мечтательно-довольной улыбке. — Если бы не моя обожаемая Мейси, я, наверное, даже приударил бы за ней.

Ричард посмотрел на него вопросительно. Кто такая Мейси? Подруга? Жена? Но явно любимая женщина.

Артур, как будто прочтя его мысли, просиял, достал из кармана брюк бумажник, раскрыл его и с гордостью показал Ричарду фотографию в прозрачном кармашке. У молодой женщины на снимке были такие же живые и веселые, как у Артура, глаза, пухлые щеки и подкупающая искренностью улыбка. Назвать ее красавицей было сложно, но Ричард прекрасно понял, почему Артур отзывается о ней так восторженно. На руках женщина держала девочку — ангелочка со светлыми курчавыми волосами.

— Я женат, — сообщил Артур счастливо. — Уже пять лет. И ни разу — представляешь! — ни разу за все это время не пожалел, что связал свою судьбу с этой женщиной. — Все с той же улыбкой на губах он продолжил: — Мейси чуткая, заботливая, умная. Всегда угадывает, когда мне нужна помощь или особое внимание. Наверное, я просто везучий.

— Определенно, — ответил Ричард, вспоминая о своем романе с Амандой, закончившемся столь неприглядно, и о старшей сестре Сильвии, которая, увлекшись дележом наследства, напрочь забыла о муже Даррелле. В тот период, полтора года назад, Даррелл, известный в Окленде художник, переживал серьезный творческий кризис и остро нуждался в поддержке жены.

— Я в Анахайме по делам, — сказал Артур. — У меня в Сейлеме небольшой бизнес, продуктовая база. Завтра с утра встречаюсь с поставщиками цитрусовых. Я предлагал Мейси составить мне компанию и Пегги — так зовут нашу дочку — взять с собой. Но Мейси сказала, что не хочет отвлекать меня от дел. Отдохнуть втроем мы планируем в сентябре, может где-нибудь здесь же. Свозим малышку в «Диснейленд». — И Артур посмотрел сквозь открытую балконную дверь на виднеющийся отсюда кусочек Анахайма.

Ричарду живо представилась эта троица на сказочной тропе «Диснейленда»: мужчина и женщина, не красавцы, но в то же время прекраснее многих других даже более привлекательных внешне людей, и похожая на маленького херувима девочка. Ему захотелось вдруг собрать всех на свете хороших людей и поселить вместе с Пондерсами в мире, где нет ни предательств, ни злобы, ни алчности — только веселье, только смех, только радость.

— Я считаю, что надо с раннего детства показать ребенку, какие на свете существуют чудеса, — продолжил Артур. — Пусть наберется положительных эмоций, уверится в красоте и правильности мира. Тогда сможет вступить во взрослую жизнь без внутреннего страха и комплексов. Верно ведь?

Ричард задумался.

— А сумеет ли человек, воспитанный только на чудесах, адекватно воспринимать суровую действительность, бороться с трудностями?

Артур кивнул в знак того, что понимает, о чем толкует его новый знакомый.

— Мы не воспитываем дочь на одних чудесах. Уже сейчас, в три с половиной года, она умеет трудиться. По-своему, конечно, по-детски. Убирает за собой игрушки, аккуратно ставит на место туфельки, помогает маме в кухне. Мейси от природы наделена воспитательским талантом. Она приучает Пегги к труду с поразительной ловкостью: легко, умело, ненавязчиво. — Говорил Артур увлеченно, с подъемом, и его лицо при этом выглядело столь одухотворенным, будто он великий художник, создающий свою самую значительную картину. — Естественно, и я принимаю в воспитании дочери очень активное участие. Учу ее писать и считать…

— В три-то года? — удивился Ричард.

— А что тут такого? — Артур пожал плечами и улыбнулся такой умиленной улыбкой, словно увидел перед собой свою малышку дочь. — Пегги — очень способный ребенок. Я не утруждаю ее занятиями, провожу их в форме игры. Она многое схватывает на лету. Уже умеет писать свое имя, знает, когда у нее день рождения.

— Ничего себе! — Ричард еще раз посмотрел на фотографию в бумажнике, который, как и был, раскрытый, лежал теперь на столике. — Такая малышка, и уже знает, когда родилась…

— Год, конечно, назвать не может, но четко произносит: «Зимой, одиннадцатого января», — сказал Артур. — Прежде чем решить, заводить ребенка или нет, мы с Мейси тщательно продумали, сможем ли обеспечить его всем необходимым как в материальном, так и в духовном смысле. Прочитали несколько книг по воспитанию. Я даже курить бросил.

Ричард удивленно посмотрел на пышущее здоровьем лицо собеседника.

— Ты курил?

— Угу. Целых пять лет.

— Никогда бы не сказал…

— Почему?

— Ну, ты производишь впечатление человека… — Ричард чуть было не сказал «правильного», но подумал вдруг, что в это слово принято вкладывать другой смысл. Правильными называют людей, у которых все разложено по полочкам, которые не способны ни на подвиги, ни на рыцарские поступки, ни на прекрасные безумства. Артур же, казалось, умел радоваться жизни во всех ее проявлениях, дышать полной грудью и любить. То есть был не правильным, а настоящим, достойным уважения и восхищения. — В общем, на курильщика, даже бывшего, ты не похож, — сказал Ричард, предпочтя оставить свои мысли при себе.

Артур пожал плечами.

— Ребенку и беременной женщине в любом случае вредно жить рядом с курильщиком.

— Согласен.

— Вот я и завязал с куревом.

— Сам решил или жена попросила? — полюбопытствовал Ричард.

Артур взглянул на него так, будто услышал глупость.

— Естественно, сам. Хотя… — Он сощурился, с полминуты о чем-то размышлял и, прищелкнув пальцами, ответил: — Возможно, к этому решению меня действительно подвела Мейси. Ты не представляешь, насколько она мудрая и тактичная. Так все обставит, что пойдешь по единственно верному пути и лишь потом, когда хорошенько все проанализируешь, поймешь, какую громадную роль в этом сыграла она…

Артур задумался, и на его веселое лицо легла едва заметная тень грусти.

Наверное, скучает по своим, подумал Ричард и неожиданно ощутил зависть. Ему нестерпимо захотелось тоже найти чуткую и умную подругу, создать с ней крепкую семью, обзавестись детьми и подарить им всего себя, окружить заботой и вниманием.

— Что-то мы совсем не пьем, — заметил Артур.

— Давай за любовь и за верных подруг, — предложил тост Ричард.

— С удовольствием! Они осушили бокалы.

— А у тебя есть семья, дети? Или еще не успел обзавестись этим богатством? — спросил Артур.

— Не успел, — ответил Ричард, стараясь ничем не выдать, насколько сей факт вдруг показался ему безотрадным.

— Пустяки! У тебя все еще впереди! — воскликнул Артур с такой уверенностью, что в истерзанном сердце Ричарда вдруг вспыхнула искра надежды. — С этим делом торопиться не следует. Любовь всей жизни каждый встречает в свой срок. Главное — не принять за нее что-то другое, ну и, разумеется, не упустить свой шанс.

— Сколько тебе лет? — полюбопытствовал Ричард.

— Мне? Двадцать девять.

Ричарду исполнилось двадцать восемь. Его новый знакомый уже пять лет жил с женой, воспитывал дочь и занимался собственным делом. А он о создании семьи практически не помышлял. Работе, хоть и любил ее, уделял недостаточно внимания, потому что слишком много времени копался в своей душе, до краев заполненной беспросветным мраком.

А кому нужны эти мои копания? — подумал вдруг Ричард. Изменить с их помощью свою родню я все равно не в состоянии. Я все больше и больше увязаю в трясине бесплодных размышлений, в то время как мои ровесники посвящают себя занятиям куда более благородным, достойным и полезным…

Он невольно представил себя в кругу семьи, и на сердце у него потеплело. Вот он входит в аккуратный белый дом с садом и детскими качелями во дворе. Чувствует долетающий до прихожей волшебный аромат тушеного мяса с овощами и розмарином — и протягивает руки вышедшей ему навстречу молодой женщине.

Нет, она вовсе не похожа на пухленькую веселую Мейси. Эта женщина стройная, высокая, с детским упрямством в голубых глазах. Светло-пепельные волосы делают ее экзотически притягательной, а милая улыбка — неотразимой и манящей…

Ричард удивленно моргнул, поймав себя на мысли, что в роли своей единственной представляет не кого иного, как скандальную администраторшу.

Совсем спятил, подумал он испуганно. Надо бы отдохнуть, расслабиться, забыть о своих проблемах. Мечтаю уже черт знает о чем!

— Так что это вы с Эвелин не поделили? — спросил Артур.

Ричард взглянул на него с подозрением. Не иначе как его новый, приобретенный столь странным образом приятель наделен телепатическими способностями!

— Не поделили? — переспросил он, стараясь привести в порядок совершенно спутавшиеся мысли. — Послушай, давай не будем об этом.

Артур развел руками. — Не будем так не будем. Но мне Эвелин понравилась. Общительная, улыбчивая… какая-то светлая.

А ведь точно подметил, подумал Ричард и, вспомнив о ее язвительности, поморщился.

— Ладно-ладно. — Артур поднял руки, как бы сдаваясь. — Не хочешь разговаривать об Эвелин, не будем. — Его губы растянулись в улыбке, которую он хотел скрыть, но не сумел. — Только странно, что ты так реагируешь на упоминания о ней.

Ричард вспыхнул. Измученный сегодняшним сумасшедшим днем, думами, историей с перепутанными номерами, он ощутил, что хочет немедленно остаться один и забыть обо всем — об Эвелин, об Артуре, о его чудесной семье и нелепых намеках.

Артур опять все понял без слов. Посмотрел на часы и присвистнул:

— Ого! Уже восемь. Пожалуй, пора пойти принять душ и отправляться на ужин. — Он поднялся с кресла. — Ты уже побывал в ресторане?

— Нет, — ответил Ричард, сознавая, что давно не ел и тоже не прочь подкрепиться.

— Надо проверить, как тут кормят, — сказал Артур, потягиваясь. — Мне гостиничная кухня обычно не нравится. Если и здешняя придется не по вкусу, надо будет подыскать какое-нибудь другое заведение поблизости. Ну ладно, я пошел. Рад знакомству.

Он уже шагнул к двери, когда Ричард окликнул его:

— Артур! Да?

— Только не обижайся на меня за мою мрачность. Ладно? Проблемы заели.

На лице Артура отразилось искреннее сочувствие.

— А-а. Понимаю.

— Знаешь, я тоже очень рад нашему знакомству, — чистосердечно признался Ричард. — Ты долго здесь пробудешь?

Артур пожал плечами.

— Наверное, дня три. Если честно, я бы хоть сегодня рванул назад.

Ричард поставил себя на место приятеля и спросил с участием:

— Скучаешь по семье?

Артур кивнул.

— Просто с ума схожу.

Неизвестно почему — большим приверженцем семейной жизни он никогда себя не считал — Ричард почувствовал, что обрадован ответом Артура. Если не сказать больше: воодушевлен. Его испортившееся было настроение опять улучшилось.

— Если хочешь, ужинать пойдем вместе.

Артур широко улыбнулся.

— С удовольствием. Ненавижу сидеть за столом в одиночестве. Чувствую себя в такие моменты всеми забытым и несчастным. — Он снова посмотрел на часы. — Я мигом. В душ, переоденусь и буду готов. Встретимся в холле минут через пятнадцать. Идет?

Ричард улыбнулся.

— Идет.

Когда дверь за Артуром закрылась, он воспроизвел в памяти его слова: «Ненавижу сидеть за столом в одиночестве. Чувствую себя в такие моменты всеми забытым и несчастным».

Неужели этот парень может чувствовать себя несчастным? — удивился Ричард. Глаза у него так и искрятся. Жизнь явно удалась. Или…

До него вдруг дошло, что судьба Артура сложилась именно так, а не иначе только потому, что тот живет по другим правилам, нежели он, Ричард, и ставит перед собой иные, чем он, задачи. Ричард же, по сути дела, вообще не преследовал никаких целей, в особенности последние полтора года, когда его жизнь резко окрасилась в темные тона.

Он был неплохим репортером и прилично зарабатывал, но, потеряв веру в людей, напрочь утратил желание совершенствоваться, достигать в своей профессии новых вершин. О женитьбе вообще приучил себя не думать, поскольку само слово «семья» с некоторых пор вызывало у него отвращение. В женщинах он серьезно разочаровался и считал теперь, что все они корыстолюбивы, а если и производят иное, более благоприятное впечатление, то, значит, просто-напросто притворяются.

С Амандой, например, они ведь не случайно разошлись именно в тот момент, когда она узнала, что он отказался от наследства. Ричард давно убедился в том, что абсолютно все представительницы прекрасного пола — это определение, кстати, вызывало в нем сильный внутренний протест — прирожденные актрисы и пускают свой талант в ход только для получения какой-либо выгоды.

Сегодняшнее знакомство с Артуром одним ударом разрушило все его теории. Нет, кривить душой, рассказывая о жене и ребенке, этот парень просто не мог. Значит, и впрямь был счастлив в браке и действительно ценил и уважал свою Мейси. Как получилось, что они повстречали друг друга в этом безумно жестоком, нелогичном мире? Может, просто целенаправленно к этому шли, не прятались под вуалью ложных убеждений и давних обид, мечтали о любви смело, открыто?

Какой толк в его, Ричарда, переживаниях? Кто в них нуждался? Никто. Ему самому они только мешали, постоянно держа в плену прошлого, не позволяя нормально наслаждаться настоящим, тем более — мечтать о будущем.

Размышляя об этом, он поднялся с кресла и медленно вышел из номера. В коридоре никого не оказалось. За одной из соседних дверей играла музыка, с улицы сквозь приоткрытое окно лился поток разнообразных звуков: чей-то звонкий смех, обрывки голосов, счастливый детский визг, шум куда-то направляющихся машин. Жизнь шла своим чередом: мужчины жили с женщинами, у них были дети, общие заботы, планы на будущее…

Ричард же почти не задумывался о том, что есть сейчас и что ждет его дальше. Жил в прошлом и словно бы упивался им.

Может, настал момент взглянуть на жизнь по-новому? — подумалось ему. Сбросить груз былых тягот и все начать сначала? Серьезно подумать о том, какую роль он играет в обществе, приносит ли кому-то пользу, не шагает ли в неверном направлении?

Ричард спустился на лифте в холл и, выйдя, тут же увидел Эвелин. Она сидела за стойкой и о чем-то размышляла. Ее взгляд был устремлен в одну точку, светлые волосы с одной стороны заправлены за ухо. Она казалась уставшей и выглядела в этой своей задумчивости мило и трогательно. Ричард вспомнил, как несколько часов назад они скандалили, и усомнился в том, что это ему не приснилось.

В тот момент, когда Эвелин перевела на него рассеянный взгляд, ее лицо резко изменилось. Их разделяло приличное расстояние, метров пятнадцать, но Ричард прекрасно увидел, как губы девушки сжались плотнее, а в глазах сверкнули искры. Она вскинула голову, и заправленные за ухо волосы упали на щеку.

Ричард огляделся по сторонам, ища, куда бы свернуть, чтобы избежать очередной встречи с ней. Но понял, что ему ничего не остается, как продолжать идти вперед. Более того, почувствовал, что неизбежна еще одна словесная стычка. Эвелин смотрела на него как сиамский кот, задумавший устроить драку с одним из собратьев.

— Как вам комнаты? Обстановка устраивает? А размеры? — осведомилась она язвительно. — И самое главное, конечно, балкон. Не слишком ли узкий?

Ричарда охватила злость. Он поразился, что всего секунду назад рассмотрел в этой вздорной особе нечто умилительное и трогательное. Поразился еще больше, вспомнив, как представил ее в роли своей избранницы. Даже не избранницы, а жены!

У меня точно непорядок с головой, подумал он с досадой и раздражением. Может, пора обратиться к врачу? Или к психоаналитику?

Ричард остановился в нескольких шагах от стойки и скрестил руки на груди.

— Неужели вас так сильно волнует, удобно ли человеку, которого сегодня днем вы поселили неизвестно куда? Не верю, честное слово. Для такой, как вы, столь незначительные мелочи не должны играть особой роли.

— Вы так думаете? — спросила Эвелин, театрально изгибая тонкую бровь. — Отчего же?

— Сказать откровенно? — спросил Ричард, подогреваемый гневом.

Обычно, приходя в подобное состояние, он не предпринимал никаких действий. Старался закончить разговор, если с кем-нибудь спорил, отложить дела, если занимался ими, и уединиться, остыть. Сейчас же чувствовал, что совладать с собой просто не в силах.

— Конечно, откровенно, — лучезарно улыбнулась Эвелин, словно не понимала, что нарывается на очередное оскорбление.

— Вы относитесь к тому типу людей, которые совершают ошибки шутя, которым плевать на всех, кому они при этом причиняют страдание, — произнес Ричард подчеркнуто спокойным голосом.

Он заметил, как крылья носа Эвелин дрогнули, как искры в голубых глазах превратились в колючие льдинки. Его слова доставили ей боль, в этом можно было не сомневаться. Но вместо торжества победителя он испытал почему-то стыд и раскаяние.

И то, и другое улетучилось, как только Эвелин вновь заговорила:

— Страдание? — переспросила она насмешливо. — Вы называете страданием отсутствие балкона в номере? Какой неженка! Тепличный цветочек! И как вы только отважились выйти за пределы своей оранжереи? — Она засмеялась, да так издевательски, что Ричард едва поборол в себе желание подскочить и закрыть ей рот ладонью.

Нет уж, подобную стерву я никогда не возьму в жены, подумал он, задыхаясь от злости. Лучше до гробовой доски жить холостяком. Иначе мы придушим друг друга в первую же брачную ночь.

— Ваш смех — еще одно подтверждение правильности моего вывода, — произнес Ричард ледяным тоном.

— А кого интересуют ваши убогие выводы? — спросила Эвелин сквозь смех.

— Вас, само собой, не интересуют! — прорычал Ричард, окончательно выходя из себя.

— Что за шум? — послышался за его спиной голос Артура.

Ричард повернул голову, только сейчас заметив, что в холле помимо них двоих есть и другие люди. Супруги средних лет, стоящие у доски объявлений. Парень на диванчике напротив центрального входа, очевидно кого-то ожидающий. Молодая женщина с ребенком на руках. И все они смотрели на них с Эвелин.

Приехали, подумал Ричард с чувством глубокого недовольства этой неприятной сценой, самим собой, бурей непонятных чувств, все переворачивающих в нем. По-моему, я научился устраивать скандалы в общественных местах и ничуть по этому поводу не смущаться. Прекрасно! Чем дальше, тем веселее!

— Что случилось? — опять спросил Артур, недоуменно переводя взгляд с Ричарда на Эвелин.

— Ничего, — сказала она теперь уже совершенно ровным тоном. — Я всего лишь поинтересовалась, как мистер Барнс устроился на новом месте.

— Всего лишь?! — Ричард хмыкнул. — Забавно! Мисс абсолютно не умеет смотреть на себя со стороны. Я вообще не понимаю, что она тут делает.

Эвелин мило улыбнулась.

— А я не понимаю, что тут делаете вы, мистер Барнс. Таким раздражительным и привередливым типам не рекомендуется покидать пределы их уютного гнездышка. Отели не для вас.

— Пойдем ужинать. — Артур решительно потянул Ричарда за рукав футболки.

Ричард метнул на Эвелин испепеляющий взгляд и, сопровождаемый очередным взрывом ее смеха, последовал за приятелем.

— Не понимаю, что ты к ней придираешься? — спросил Артур, когда они сели за один из свободных столиков в ресторане.

— Я и сам толком не знаю, — ответил Ричард, стыдясь своего поведения и вместе с тем все еще кипя от гнева. — Она определенно действует мне на нервы. Какой только идиот принял ее на работу?

Артур заказал минеральной воды и открыл принесенное официантом меню.

— Эвелин здесь временно.

— Ах да, я совсем забыл. Она ведь говорила. — Ричард тоже принялся просматривать названия подаваемых здесь блюд, хотя сосредоточиться на них никак не мог. Внутри него все клокотало.

— Насколько я понял, ее попросили тут поработать, — сказал Артур.

— Нашли кого попросить! — Ричард зло усмехнулся. — Я к такой ни за что в жизни не обратился бы за помощью. Она со своей грубостью распугает всех клиентов. Неужели человек, ее позвавший, не побоялся этого?

Подошел официант. Артур заказал то, что выбрал, а Ричард — первое блюдо, на название которого упал его взгляд.

— Во-первых, — рассудительно произнес Артур, сделав глоток принесенной минеральной воды, — ситуация сложилась крайне затруднительная. Одна из администраторш в отпуске, а вторая уволилась только вчера, причем совершенно неожиданно. Короче, за помощью пришлось обратиться к Эвелин от безвыходности. А во-вторых, я ума не приложу; почему вы постоянно скандалите. Со мной она разговаривает весьма любезно, даже по-дружески. Я ведь сказал: если бы не Мейси, то приударил бы за ней, честное слово.

Ричард криво улыбнулся, давая понять, что находит эту идею просто нелепой.

— Может, она и тебе приглянулась? — неожиданно спросил Артур. — Влюбленные часто выражают свои чувства довольно странно. Как дети. Мальчишки дергают девчонок за косички, а то и подраться норовят.

Ричард рассмеялся — настолько неестественно, что сам себе показался противным. С ним определенно творилось что-то неладное, и следовало срочно предпринять какие-то меры. Он подумал о завтрашнем походе в «Диснейленд», и надежда на то, что этот сказочный мир окажет на него целительное воздействие, согрела сердце.

Принесли заказ. Артур приступил к еде с воодушевлением, одновременно рассказывая о своей работе. Ричард же, отправив в рот какой-то красно-зеленой массы, скривился, словно откусил кусок лимона.

— Какая гадость! — вырвалось у него.

— А что это? — поинтересовался Артур, глядя в тарелку Ричарда.

— Черт его знает!

— То есть как? А что ты заказал?

— Понятия не имею, — честно признался Ричард, ощущая себя законченным неудачником. — Ну и денек сегодня. Надо поскорее лечь спать.

Артур улыбнулся своей неподражаемой добродушной улыбкой и похлопал сотрапезника по плечу.

— Да уж, хороший отдых тебе явно не помешает. Завтра проснешься и взглянешь на все, что сегодня произошло, по-другому. Может, сумеешь в чем-то разобраться.

Ричард не вполне понял смысл последней фразы приятеля. Наверное, потому, что слишком устал. К красно-зеленой массе он больше не притронулся. Подозвал официанта и заказал салат, с удивлением отметив, что уже почти не хочет есть. Артур расправился со своими мясными шариками, обваленными в каких-то специях, с большим удовольствием.

Когда они возвращались из ресторана, Ричард почему-то сильно волновался. Его волнение сменилось разочарованием, смешанным с недоумением и непониманием своего состояния, когда он увидел на месте Эвелин парня лет тридцати в форменном пиджаке, украшенном бейджем с именем.


3


— Это смешно, Стив! — говорила Эвелин, сидя в просторном кабинете дяди, где царили приглушенные тона: светло-кофейные стены, бежевые диванчик у дальней стены и кресло в углу, большой письменный стол из светлого дерева. — Я совершенно не гожусь для этой работы. Можешь не разговаривать со своим приятелем из «Дримуоркса», обидеться на меня, пожаловаться папе, но завтра я уеду в Лос-Анджелес!

Дядя знал племянницу как облупленную. Она с детства росла упрямой и решительной, могла выкинуть какой-нибудь номер и шокировать всю родню, но зловредностью и бессердечием никогда не отличалась. Стивен прекрасно понимал, что ни в какой Лос-Анджелес она не уедет, ни за что не бросит его на произвол судьбы, поэтому не воспринял ее слова всерьез.

— Эви, дорогая, Сара уже сегодня позвонила в агентство и попросила срочно найти замену Лорин. Возможно, уже завтра они пришлют нам первого претендента.

— Кто такая Сара? — спросила Эвелин без особого энтузиазма.

— Она заведует подбором кадров, — пояснил Стивен.

— А-а. — Эвелин на минуту задумалась и, словно внезапно очнувшись, решительно мотнула головой. — Стив, это просто издевательство какое-то! Я даже внешне не похожа на администратора!

Она обвела себя рукой. И Стивен скользнул взглядом по ее топу, не закрывающему пупок с серьгой, и полупрозрачным браслетам на запястье.

— Ерунда, — произнес он не вполне уверенно. — Это дело поправимое. Я дам тебе денег, и ты прямо сейчас сможешь сходить в магазин и купить себе что-нибудь более подходящее.

У Эвелин вспыхнули щеки.

— Нет уж, уволь! Этого мне вообще не вынести! Если я напялю на себя скучный жакет, то не проживу и часа.

Дядя примирительно вытянул вперед руки.

— Ладно-ладно. Носи, что тебе нравится. Только, может… — Его взгляд остановился на переливающемся в свете ламп хрусталике Сваровски. — Может, какое-то время обойдешься без этих штучек?

Эвелин упрямо тряхнула головой.

— Нет! Я без этих штучек — не я. Послушай, Стив… — начала она умоляюще.

— Хорошо, хорошо, хорошо, — торопливо перебил ее дядя. — Можешь работать хоть в бикини.

Эвелин округлила глаза и недоверчиво уставилась на него.

— Ты серьезно? Я ведь и на такое спо…

— Конечно нет, — опять поторопился ответить Стивен. — То есть да… Точнее… — Он выдохнул, почувствовав себя совершенно измотанным. — Точнее, в бикини, пожалуйста, не приходи. Но украшай себя чем пожелаешь. — Он опять посмотрел на ее пупок и поморщился. — Хотя подобного членовредительства я никогда не мог понять.

— А разве не красиво? — Эвелин, сидящая в кресле с перекинутой через подлокотник ногой, легонько ударила по сережке пальцем, и хрусталик заискрился.

Стивен подумал о том, что в семье Келли все женщины, как на подбор, с роскошными фигурами и, будь его воля, он спрятал бы их под паранджи, а не только вырядил бы в скучные жакеты. Во избежание нежелательных последствий.

— Красиво, красиво, — произнес он с напускной небрежностью. — Итак, договорились. Завтра ты приходишь к девяти.

Эвелин тяжело вздохнула.

— Не знаю… Если бы еще не этот Барнс…

— Что еще за Барнс? — спросил Стивен.

— Один тип, который поселился в «Меркури» сегодня ближе к вечеру. Лорин вписала его заказ напротив фамилии другого человека, произошла небольшая неувязка… Короче, я поселила Барнса в четыреста пятнадцатый номер вместо пятьсот восьмого, двухкомнатного с балконом. Через десять минут он явился снова, стал угрожать мне… Ну, я тоже пару раз не сдержалась и нагрубила ему. — Она сделала паузу, глядя на дядю и ожидая его реакции.

— И чем же все закончилось? — спросил тот невозмутимо.

— Я позвонила Эвклйду, спросила, как мне быть, — продолжила Эвелин несколько разочарованно. Упоминая о своей грубости, она понадеялась, что уж тут-то Стив точно отпустит ее. — И с его помощью выяснила, что все двухкомнатные с балконом заняты. Тогда Барнс вообще взбесился, потребовал «Желтые страницы», сказал, что переедет в другой отель.

— Переехал? — спросил Стивен с любопытством.

— Нет! — ответила Эвелин. — Просидел в своем однокомнатном номере два часа, пока не явился другой клиент, Артур Пондерс. Представляешь, Лорин вписала его заказ напротив имени Барнса.

— И?

— Когда все выяснилось, они просто поменялись номерами.

— Ну и отлично. — Стивен развел руками, не понимая, из-за чего тут переживать. — С людьми раздражительными и нервными постоянно приходится сталкиваться, просто не надо принимать их близко к сердцу. К тому же у этого… как его там?..

— Барнса.

— У этого Барнса, если честно, был повод разозлиться. Мне бы тоже, наверное, не понравилось, если бы вместо двухкомнатного номера меня отправили в однокомнатный. Но все уладилось, и слава богу! — Он произнес это с такой интонацией, будто ставил в разговоре точку.

— Нет, не все уладилось! — выпалила Эвелин, опуская перекинутую через подлокотник ногу на пол. — Я не могу этого Барнса видеть, мы продолжаем с ним скандалить!

Стивен, уже переключивший внимание на разложенные перед ним бумаги, поднял голову и посмотрел на племянницу непонимающе.

— Это еще почему?

— Не знаю, — буркнула Эвелин, живо напомнив Стивену себя пятилетнюю.

Как-то раз в ту далекую пору она пожаловалась ему на какого-то мальчишку, своего ровесника, с которым вечно дралась. Пожаловалась бурно и многословно, но ее глаза при этом так светились, что Стив без труда догадался: она к своему «противнику» неравнодушна.

Неужели и этот Барнс запал ей в душу? — подумал он, пристальнее всматриваясь в разрумянившееся лицо племянницы. Недаром же говорят, что и от ненависти до любви один шаг…

— А какого он возраста? Как выглядит?

Румянец на щеках Эвелин сгустился, укрепляя Стива в его подозрении.

— Это имеет какое-то значение? — спросила она чересчур резко.

— Имеет, раз спрашиваю, — спокойно ответил Стивен.

— Ну… ему лет семьдесят… Он маленький, с носом-пуговкой… — сказала Эвелин, поднимаясь с кресла, и направилась к выходу.

Стивен окликнул ее, когда она уже приближалась к двери.

— Эви…

— Что?

Она повернулась и посмотрела ему в глаза. Теперь по ее взгляду было невозможно понять, что она чувствует и о чем думает. Точнее, создавалось впечатление, будто ей уже наплевать и на Барнса, и на скандалы с ним.

Актриса, отметил про себя Стивен. Надо бы и в самом деле поговорить о ней с Брайаном.

— Где ты планируешь остановиться? — спросил он.

Эвелин сдвинула тонкие брови, задумываясь.

— Еще не знаю. Может, в «Звездных путешествиях», — ответила она, назвав первый пришедший на ум аттракцион «Диснейленда».

Стивен улыбнулся, оценив шутку.

— Если хочешь, можешь пожить здесь, в «Меркури», или у меня.

— Лучше здесь, — ответила Эвелин. — Только непременно в двухкомнатном номере с балконом.

Стивен погрозил ей пальцем.

— Ты ведь прекрасно знаешь, что все двухкомнатные заняты Барнсом и ему подобными. Выбирай любой другой и хватит капризничать.

— Любой? — переспросила Эвелин, лукаво прищуриваясь. — А если я захочу люкс?

— Можно и люкс, — ответил Стивен и устало улыбнулся. В то, что сегодняшний безумный день подходит к концу, ему просто не верилось.

— Ура! — закричала Эвелин и выскочила в коридор.

Несколько минут Стивен рассеянно смотрел на захлопнувшуюся за ней дверь. От перенапряжения его мозг уже отказывался работать, а тело словно налилось свинцом.

— Нос пуговкой… Лет семидесяти… — повторил он вслух слова племянницы. — Неужели ей нравятся именно такие мужчины? Нет, не может быть. Просто я неправильно ее понял.

Он представил, как Эвелин кокетничает с престарелым коротышкой, и рассмеялся, окончательно прогоняя мысль о том, будто она им заинтересовалась.


Возможность пожить в номере люкс на время отвлекла Эвелин от странных размышлений, не дававших ей покоя весь вечер. Окрыленная, она помчалась забрать сумку с вещами, которая до сих пор стояла под администраторским столом, отметила, что презентабельный Эвклид смотрится за стойкой гораздо уместнее, чем она, и попросила его посмотреть, свободен ли какой-нибудь из люксов.

— Трехкомнатный на верхнем этаже, — сообщил тот, заглянув в таблицу. — Девятьсот первый. — Он улыбнулся одними глазами, серыми, с каким-то необыкновенным синеватым оттенком. — Собираешься в нем поселиться?

— Угу. — Лицо Эвелин расплылось в довольной улыбке.

— Повезло, — сказал Эвклид, слегка прищуриваясь.

По его сосредоточенно-взволнованному взгляду, по тому, как шевельнулись и замерли его губы, Эвелин поняла, что он собирается что-то добавить, но не решается. Она догадалась, что пришлась ему по вкусу в то самое мгновение, когда ровно в восемь тридцать вечера Эвклид появился в холле «Меркури» и, направившись своей твердой походкой к администраторской стойке, впервые взглянул на нее. Его серьезный взгляд потеплел, смягчилось все строгое, мужественное лицо.

— Жаль, — произнес Эвклид, по-видимому собравшись с духом, — что, когда не работаешь ты, работаю я. — Он улыбнулся несколько робкой улыбкой, придавшей его представительному виду трогательной незащищенности. — Я с удовольствием пригласил бы тебя куда-нибудь…

Он сильнее сощурился, вглядываясь в прозрачную голубизну глаз девушки, как будто пытаясь угадать по их выражению, согласилась бы она прийти к нему на свидание.

Эвелин улыбнулась, принимая его слова как награду после всех сегодняшних неприятностей.

— Может, оставишь свой телефон? — спросил Эвклид смелее. — Созвонимся позднее, когда все утрясется…

— Конечно, — ответила Эвелин, беря карточку-ключ от девятьсот первого номера. — Потом… Мы ведь не в последний раз видимся.

— Договорились. — Эвклид приободрился. — Желаю приятно отдохнуть. Люксы у нас просто классные.

— Спасибо.

Девятьсот первый оказался не просто классным, а сногсшибательным. Эвелин, хоть никогда и не ведала ни нужды, ни недостатка в чем-то необходимом, просто рот раскрыла, войдя в эти поистине королевские покои. Просторные комнаты, со вкусом обставленные мебелью в стиле ампир, всевозможная современная аппаратура, мягкие ковры на полу, джакузи в ванной — словом, все было рассчитано на людей, привыкших купаться в роскоши.

Войдя в спальню и сев на огромную застеленную атласным покрывалом кровать, Эвелин невольно погрузилась в мечты. Ей представилось, что она приехала в Анахайм, причем не одна, а с любимым мужчиной… При этой мысли ее грудь сдавило так сладко, что она вздохнула, легла поперек королевского ложа и закрыла глаза.

В свои двадцать лет Эвелин еще ни разу не влюблялась по-настоящему. Романы, завязывавшиеся у нее с ребятами из университета, отличались быстротечностью и спустя месяц-другой забывались — воспоминания о них тонули в море других впечатлений, которыми изобилует молодая студенческая жизнь. На первом и втором годах обучения все они лишь играли в любовь, будто что-то репетируя, готовясь к чему-то более стоящему.

Сегодня совершенно неожиданно в ее душе проснулось нечто новое: желание стать настоящей женщиной, способной дарить любовь, отдавать душевное тепло. Эвелин осознала это только сейчас, опустившись на кровать в роскошном номере, — кровать, предназначенную для двоих, для двоих влюбленных. И так сильно поразилась, что несколько мгновений лежала не дыша, боясь пошелохнуться.

С чего это вдруг? — подумала она, чувствуя, как к щекам приливает кровь, а сердце ускоряет ритм. Из-за внимания Эвклида? Да, он очень симпатичный. И наверняка порядочный, надежный. Все предусмотрит, во всем поддержит. С таким, наверное, ничто не страшно. Только…

Она прислушалась к себе, стараясь понять, не Эвклид ли стал причиной происходящих в ней метаморфоз. Но перед глазами неожиданно возник образ совершенно другого человека — тоже статного и высокого, но с карими глазами и с плотно сжатыми губами. Барнс!

Она распахнула глаза и, злясь на саму себя, вскочила с кровати.

— С ума сойти! Я превращаюсь в мазохистку. Блаженствую, вспоминая, как меня оскорбляли. Чудесно!

Охваченная желанием отделаться от нелепых мыслей Эвелин схватила с прикроватной тумбочки телефонный аппарат, оснащенный невообразимым количеством кнопок, и набрала номер Абигейл. К счастью, подруга оказалась дома.

— Абби, это я.

— Ну и как ты там? — поинтересовалась сочувствующим тоном Абигейл.

— Э-э-э… — Эвелин чуть было не принялась рассказывать о конфликте с Барнсом, но решила, что слишком много ему чести. — Долгая история… — Ей в голову внезапно пришла потрясающая мысль: пригласить подругу к себе и в ее компании как следует повеселиться. Чтобы совсем не сдвинуться под магическим воздействием этого скандалиста Барнса. Стивен наверняка не станет возражать. — Послушай, может, приедешь ко мне? Ты ведь обещала, что постараешься.

— Хочешь, чтобы я помогала тебе выдавать клиентам ключи от номеров? — Абигейл усмехнулась.

— Нет, не беспокойся. С этим я худо-бедно, но справлюсь сама. — Эвелин помолчала, прикидывая, каким бы образом заманить Абби в Анахайм. — Если бы ты только знала, в каких апартаментах мой обожаемый дядюшка позволил мне поселиться, — произнесла она загадочным тоном. — В люксе на верхнем этаже! С гостиной, спальней и еще одной комнатой, наверное для гостей. Если бы ты увидела эту мебель, эту ванную, эту аппаратуру, то закачалась бы!

— Ты что, собираешься поселить меня в комнате для гостей? — спросила Абигейл недоверчиво.

— Ну да. А если хочешь, можешь расположиться в спальне. Мне все равно, где спать.

— Мм… — растерянно промычала Абигейл.

— Абби, пожалуйста! — взмолилась Эвелин, объятая странным чувством, смахивающим на панику.

Ей вдруг показалось, что от решения подруги зависит вся ее дальнейшая судьба, что, если та не приедет, она умрет от бесконечных дум о Барнсе и пререканий с ним.

— Понимаешь, через четыре дня у деда день рождения, — сказала Абигейл. — Вечер будет убийственно скучный, но не явиться на него я просто не могу.

— Приезжай хотя бы на четыре дня, — попросила Эвелин, и не думая сдаваться. — Поживешь со мной в этой роскоши, сходим в «Диснейленд», еще куда-нибудь.

— На четыре не получится… — протянула Абби, уже явно всерьез задумываясь над предложением подруги. — Завтра в пять вечера я договорилась встретиться с Джимом и Сузи.

— В Беверли-Хиллс?

— Да, у них. Эвелин задумалась.

— Может, позвонишь им и скажешь, что у тебя изменились планы? Придумай что-нибудь правдоподобное.

— Нет, Эви, — решительно возразила Абигейл, — ты же знаешь, какие они обидчивые. Надуются, потом целый год будут смотреть на меня косо.

— Тогда приезжай послезавтра. — Эвелин чувствовала, что добьется-таки своего: уломает подругу и та погостит в Анахайме пусть не целый месяц, но хотя бы пару дней. Чем дольше она уговаривала Абби, тем острее чувствовала, что как никогда остро в ней нуждается. Но для чего, сама толком еще не знала. — Если не приедешь, на тебя надуюсь я.

— И целый год будешь смотреть волком? — с шутливой тревогой в голосе спросила Абигейл.

— Вообще больше не взгляну в твою сторону, — так же «серьезно» ответила Эвелин.

Абби рассмеялась.

— Ладно, так и быть. Послезавтра жди.

— Ур-ра! — закричала Эви, подпрыгивая на месте.

Они попрощались. И Эвелин, врубив на всю катушку диск с записью «Аэросмита», — ничего более подходящего в номере она не нашла, — отправилась блаженствовать в джакузи… где ее вновь посетило незнакомое прежде желание — стать любящей женщиной.

Сбитая с толку, Эвелин попыталась заставить себя переключиться на что-нибудь другое. Подумала о снимающемся в Голливуде фильме, о Джиме и Сузи, своих однокурсниках, живущих вместе в Беверли-Хиллс, о маме и озорниках племянниках. Вспомнила о Люсинде из Блумингтона, которой должна была отправить электронное письмо… И с ужасом поняла, что сосредоточить внимание не может ни на чем. Тяжело вздохнув, она расслабилась, покорно позволяя мозгу работать в угодном ему направлении.

С минуту в ее голове стоял густой туман. Потом он стал рассеиваться, уступая место на удивление ясным, никогда раньше не посещавшим ее мыслям.

Правильно ли я живу? — спросила себя Эвелин. Не пора ли покончить с сумасбродством и безумными выходками?

Ей вспомнились бесконечные студенческие вечеринки, непродолжительные романы, заканчивая которые она не чувствовала ни боли, ни разочарования. Вспомнился и Джек Мак-кэйб, бросивший учебу по окончании первого курса, — парень, который любил ее, наверное, по-настоящему. Она не особенно переживала, видя, как он страдает, даже, наоборот, чувствовала себя королевой, наделенной правом относиться к подданным пренебрежительно, свысока.

Сейчас впервые в жизни Эвелин вдруг попыталась поставить себя на его место и ощутила подобие тех чувств, которые, должно быть, испытывал безответно ее любящий Джек. Ей стало до того стыдно, что она медленно вылезла из роскошной ванны, посчитав, что не достойна подобных благ, вытерлась огромным мягким полотенцем, надела халат, вышла в гостиную и опустилась на широкий светлый диван.

Ей очень захотелось повернуть время вспять, перенестись в тот момент, когда Джек впервые объяснился ей в любви — сбивчиво, взволнованно. Теперь она повела бы себя совсем иначе: не смотрела бы на него снисходительно, не молчала бы с безразличным видом, не отвлеклась бы на разговор с позвонившей ей на сотовый Абби…

Сколько ошибок мы совершаем в жизни, подумала Эвелин, рассеянно покачивая головой в такт песни «Шагай этим путем». Как поздно осознаем, что вели себя неправильно, что своим равнодушием, невниманием, глупым высокомерием доставили кому-то боль…

Она попыталась воспроизвести в памяти свою последнюю встречу с Джеком, но не смогла. Он исчез из ее жизни незамеченным. По сути, в том, что этот парень не заронил в ее сердце и искры любви, она была не виновата. Но ведь могла же обойтись с ним по-человечески, более бережно, более мягко.

Лишь придя в спальню и забравшись в благоухающую цветами постель, Эвелин вспомнила, что с обеда не брала в рот ни крошки, и, к своему удивлению, осознала, что ничуть не хочет есть.

Какой странный день, мелькнуло у нее в мыслях. Надо поскорее уснуть. Завтра наступит другой день и я начну новую жизнь. Даже с Барнсом постараюсь больше не препираться. Кто знает, почему он такой раздражительный?

Какие беды пережил в прошлом? Да, точно. Я буду сама вежливость. Так лучше. Надо держать себя в руках, контролировать каждый свой шаг, каждый поступок, тогда по прошествии времени не будет стыдно вспомнить о собственном прошлом.

Она заснула в этот вечер, ощущая себя человеком, которому только что отпустили все грехи.


4


Проснулась Эвелин прекрасно отдохнувшей и бодрой. В первое мгновение вид комнаты, в которой она находилась, ошеломил ее. Но когда многочисленные события прошедшего сумасшедшего дня одно за другим всплыли в памяти, она успокоилась.

Было восемь утра. Эвелин никогда не спала допоздна, даже если никуда не торопилась или всю ночь веселилась на вечеринке. Почувствовав себя страшно голодной, она поднялась с кровати и первым делом отправилась на поиски съестного, справедливо полагая, что в таких номерах, как этот, можно обнаружить все, что ни пожелаешь. Интуиция ее не подвела. В гостиной на журнальном столике красовалась корзинка с экзотическими фруктами и с карточкой с наилучшими пожеланиями от дирекции отеля. Войдя вчера в люкс, Эвелин даже не обратила на нее внимания.

Она приняла душ и, достав из мини-бара бутылочку минеральной воды, устроила себе «домашний» завтрак.

Мысли о Барнсе возникли в голове, едва Эвелин утолила голод. А с ними пришло и воспоминание о принятом вчера решении начать совершенно новую жизнь.

— Буду с ним сама любезность… Нет, не только с ним, но и со всеми остальными, — сказала себе Эвелин, вдевая в пупок кольцо с шариком из медицинской стали.

Но не сдержала данного себе обещания. Забыла о нем, как только вновь увидела Барнса.

Он появился в холле «Меркури» в девять двадцать пять утра. В белоснежной плотно облегающей его внушительный торс футболке и в синих джинсах, с сумкой на плече. Отдохнувший и посвежевший, но с тем же выражением недовольства на гладко выбритом лице.

— Мне бы хотелось приобрести карту города. Где они продаются, вы случайно не в курсе? — Он произнес это с такой интонацией, будто был уверен, что если услышит положительный ответ, то от изумления лишится рассудка.

Эвелин поднялась со стула, решив, что стоя почувствует себя увереннее. Но не успела и рта раскрыть, как взгляд Барнса скользнул сначала по ее груди, на которой, как и вчера, не было бейджа с именем, потом по пупку с кольцом, едва выглядывающим из-под тонкой кофточки на пуговках-бусинах. Эвелин, всегда смелая в выборе одежды, не тушевавшаяся, даже когда кто-нибудь открыто говорил ей, что находит ее внешний вид странным, на этот раз сильно смутилась.

Черт! Как я могла забыть про бейдж! — подумала она в отчаянии. Целый вечер проболтала вчера со Стивом, а о самом главном не упомянула!

Губы Барнса, теперь рассматривающего браслет из бусин на запястье Эвелин, скривились в усмешке.

Эвелин подумала, что он находит ее смешной. И от этого, как ни странно, на душе у нее сделалось настолько гадко, что она медленно опустилась на стул и несколько мгновений не знала, как ей быть.

— Я спросил у вас про карту, — убийственно спокойно напомнил Барнс.

В один миг от всех благих намерений Эвелин не осталось и следа.

— Я слышала, о чем вы спросили, — ответила она, вспыхнув от негодования. — И заметила, как вы рассматривали меня. Вам не кажется, что это верх неприличия?

Барнс рассмеялся.

— А вам не кажется, что для администратора солидного отеля вы выглядите, мягко говоря, не вполне подходяще?

Раздражение волной захлестнуло Эвелин. Она опять вскочила со стула, забыв о смущении, в которое ее привел оценивающе насмешливый взгляд собеседника, и заговорила, свирепо сверкая глазами:

— Как я выгляжу, вас не касается, ясно?

Слишком уж вы высокого о себе мнения. Номер ему подавай с балконом, одевайся, как он скажет! В голове не укладывается!

— Грубиянка, — произнес Барнс с прежним спокойствием. Лишь по вспыхивающим в его глазах искрам можно было догадаться, что он тоже на взводе.

— Хам! — выпалила Эвелин, привлекая к себе внимание только что вошедших в холл двух девушек с коротко стриженными затылками и непокорными прядками спереди, зачесанными набок.

Девушки подошли к стойке и вопросительно уставились на скрестившего на груди руки Барнса.

Тот обвел их рассеянным взглядом и отошел чуть в сторону, к мраморной колонне, молча давая понять, что уступает им место и продолжит разговор с администратором позднее.

Эвелин, еще не пришедшая в себя, глубоко вдохнула и медленно выдохнула.

— Чем могу быть полезна? — спросила она у девушек вполне доброжелательным тоном.

Те переглянулись.

— Мы хотели бы остановиться в вашем отеле, — сказала более высокая, у которой передние пряди были выкрашены в розоватый цвет.

Все то время, пока Эвелин занималась оформлением, — непритязательные клиентки, скорее всего студентки, попросили поселить их в самом скромном двухместном номере, — Барнс вообще не смотрел в сторону стойки. Эвелин молила Бога, чтобы он ушел отсюда, чтобы нашел карту города где-нибудь в ближайшем киоске, а ее оставил в покое. Она чувствовала, что, если он опять с ней заговорит, даже самым что ни на есть дружелюбным голосом, из нее вырвется настоящий фонтан разбуженного им гнева.

— Итак, как насчет карты? — невозмутимо произнес Барнс, когда девушки, получив ключи от номера, направились к лифту.

Эвелин взяла карту города, которая лежала тут же на стойке и не заметить которую мог разве что слепой, и, положив перед Барнсом, произнесла:

— За счет отеля.

Она смотрела перед собой, поэтому не видела выражения его лица в тот момент, когда совершенно изменившимся голосом — мелодичным, с нотками не то нежности, не то восхищения — он сказал:

— Спасибо, Эвелин.

По ней как будто прошел разряд электрического тока. Она не сразу подняла голову — на несколько секунд замерла, словно околдованная этими чарующими звуками. Никогда в жизни слышать собственное имя не доставляло ей столько удовольствия, а мужской голос еще ни разу не вызывал в ней такого сильного волнения.

Когда она перевела взгляд на то место, где должен был находиться Барнс, он уже выходил на улицу.


Остановившись перед входом в «Меркури» и развернув карту, Ричард долго не мог заставить себя сосредоточиться на обозначениях, а стоял и думал, зачем опять стал придираться к Эвелин, с какой целью вывел ее из себя. Ведь Артур объяснил ему вчера, что поработать администратором девушку попросили от безвыходности положения. Она вообще могла отказаться, так с какой стати ей менять ради этого свой облик?

А сережку в пупке и кофточку с чудными пуговицами, к которым так замечательно подходил яркий браслет, он, если честно, находил весьма забавными. Его всегда привлекали женщины, любящие себя украшать. Но главным были в Эвелин не серьги и не браслеты, а плоский живот и изящные запястья, все ее стройное молодое тело, на котором все эти побрякушки смотрелись просто сногсшибательно.

Ричард пожал плечами, не понимая ни своего поведения, ни отношения к этой светловолосой девушке. Одернув себя, он посмотрел на часы и, прогнав навязчивые мысли, принялся искать на карте ближайший пункт проката автомобилей.

Прибыв в «Диснейленд» без пятнадцати одиннадцать, Ричард купил билет, прошел через турникет и направился мимо фотографирующейся с Утенком Доналдом, Микки Маусом и Белоснежкой детворы к ближайшему кафе под открытым небом. Он умышленно выпил с утра лишь чашку кофе, которую попросил принести в номер, чтобы позавтракать как следует позднее в самом парке.

Прежде чем отправляться в отдел информации и рекламы, ему хотелось немного подышать этим пропитанным добротой и чудесами воздухом, вжиться в это бесконечное приключение, созданное сотнями талантливых и изобретательных людей.

Журнал Сан-Франциско «Небоскребы» заказал ему статью о сказке-реальности, конец которой настанет лишь тогда, когда мир лишится воображения.

Когда, неспешно позавтракав, он направился по «Главной улице США» к центру парка, его мысли под цокот копыт впряженных в трамвай-конку лошадей и звуки механических пианино, доносящихся из распахнутых дверей лавок и ресторанов, опять заработали в странном направлении. А сердцем вновь завладело неведомое прежде желание найти свою единственную и посвятить ей остаток дней.

Ричард с умилением смотрел на сияющие мордашки детей и завидовал их родителям. Как к дивной музыке прислушивался к ребячьему смеху и что-то искал в глазах попадающихся ему навстречу женщин.

На одной из площадей, где циркачи и дрессированные животные давали представление, он приостановился, залюбовавшись праздничным разноцветьем. Ему подумалось, как здорово смотрелась бы на его фоне Эвелин с ее браслетом, пуговицами-бусинами и живым блеском глаз. От этой мысли у него на душе стало светло и радостно, а губы разъехались в блаженной улыбке.

Ричард пребывал в этом необыкновенном состоянии минут десять, а может, и полчаса. Потом внезапно очнулся, мысленно обозвал себя идиотом и поспешил брать интервью у Боба Рота, одного из руководителей отдела информации, с которым связался по телефону несколько дней назад еще из Сан-Франциско…


Войдя в «Меркури» около четырех часов дня и взглянув на подругу, Абигейл сразу заметила произошедшие с той за последние дни перемены. Эвелин стояла боком к стойке, задумчиво глядя в окно.

Они дружили вот уже два года, и за все это время грустной Абби видела подругу лишь несколько раз. Сегодня к ее грусти примешивалось что-то новое, несвойственное всегда веселой и заводной Эви.

— Эй, что они тут с тобой сделали? — спросила Абигейл, приблизившись.

— Ой! Абби! — Эвелин обнажила в улыбке ровные зубы, перегнулась через стойку и обняла подругу. — Как здорово, что ты приехала! А я уже подумала, ты махнула на меня рукой. Заходи.

Она распахнула расположенную сбоку дверцу, впуская Абби в свое временное владение.

— Махнула рукой? Неужели, думаешь, я на такое способна? — Абигейл нахмурила черные брови. — Если уж я что-то кому-то пообещала, то в лепешку расшибусь, но обещание выполню.

— Знаю-знаю, — улыбнулась Эвелин. — Садись. — Она придвинула к столу второй стул, стоявший у стенки. — На чем приехала?

Абби закатила глаза и мрачно предложила:

— Угадай.

— Неужели тряслась на автобусе? — спросила Эвелин с сочувствием.

— Гораздо хуже. — С губ Абигейл, покрытых шоколадного цвета помадой, слетел тяжелый вздох.

— Гм… — Подруга озадаченно нахмурилась и качнула головой. — Сдаюсь.

— На такси, — сообщила Абби, снова вздыхая. Эвелин разразилась звонким смехом, наконец-то превращаясь в себя прежнюю.

— Это называется «гораздо хуже»?

— Естественно, — ответила Абигейл с таким видом, будто считала, что пояснения здесь абсолютно излишни. — Я отдала этому гаду чуть ли не все мои денежки! — Она всплеснула руками, и связка ярких браслетов на одной из них весело забренчала.

— За что ты его так неласково? — удивилась Эвелин. — Поездка от Лос-Анджелеса до Анахайма — удовольствие недешевое, это всем известно.

Абигейл скривила рот.

— Не хватало только осыпать его нежностями, — проворчала она. — Заграбастал мои бабки, да еще и телефончик попросил!

— А ты что? — полюбопытствовала Эвелин, забавляясь рассказом.

— Сказала, что никакого телефончика у меня нет! — воскликнула Абигейл с таким возмущением, будто все еще разговаривала с таксистом.

Эвелин снова засмеялась.

— Ты меня развеселила. Спасибо. А то я чуть умом здесь не тронулась.

Абби вспомнила, что на свой первый вопрос так и не получила ответа.

— Да, кстати, я спросила, что они с тобой сотворили.

— Ты о чем?

Абигейл внимательно посмотрела на подругу. Та была в легкой полосатой рубашке с короткими рукавами, нижние три пуговицы которой никогда прежде не застегивала, и в узкой джинсовой юбке. Браслетов на ее руке — они обе их обожали — Абби, к своему великому удивлению, не обнаружила.

— Может, ты еще и дырку в пупке решила зарастить? — укоризненно спросила она, останавливая взгляд на новеньком бейдже, прикрепленном к груди Эвелин.

Подруга помрачнела.

— Нет, с моим пупком полный порядок.

Она хотела приподнять застегнутую на все пуговицы рубашку, но в этот момент послышался шум раскрывающейся двери лифта. Спустя пару минут к стойке подошли четверо — семья того карапуза с большими глазищами, который расплакался здесь, в холле, в день приезда. Сегодня они покидали Анахайм.

С улыбкой на губах Эвелин приняла у главы семейства ключи и попрощалась со всеми четверыми, даже малышу помахала рукой. Абигейл следила за ней, мысленно отмечая, что с подругой и вправду что-то произошло.

— Никогда не думала, что в тебе есть талант няньки, — пробормотала она, как только все семейство вышло на улицу.

— Няньки? — Эвелин непонимающе вскинула бровь.

— Ты так чудесно махала этому малявке рукой, — пояснила Абби. — Прямо как другу.

— Ну и что в этом такого?

— Не знаю. Просто я, например, совершенно не умею общаться с детьми. Наверное, еще не готова к этому.

Эвелин опустилась на стул. И Абигейл, внимательнее вглядевшись в её лицо, сделавшееся не то более мудрым, не то более спокойным, прищелкнула языком.

— Знаешь, мне кажется, «Меркури» повлиял на тебя как-то странно, — произнесла она, ощущая, как в душе зарождаются смутные подозрения. — Или дело тут вовсе не в «Меркури», а в чем-нибудь другом?

— В другом? — переспросила Эвелин с деланным удивлением.

Абби обеспокоилась. Обычно для подруги ничего не стоило замаскировать свои чувства — прикинуться веселой, когда было не до веселья, в любой момент разыграть перед всеми недоумение, восторг, негодование. Актерскими способностями судьба щедро наделила Эвелин, вот только сейчас с этими способностями что-то произошло.

— Ты случайно не влюбилась? — с тревогой в голосе спросила Абигейл.

Эвелин рассмеялась, опять неискренне, настораживающе.

— А в кого здесь влюбляться? — спросила она, избегая встречаться с подругой взглядом. — В ненормальных постояльцев?

— Почему ненормальных? Наверняка среди них есть и достойные экземпляры. Лично я, направляясь сюда, очень на это рассчитывала.

— Зря. — Эвелин придвинула к себе коробку с визитными карточками, взяла одну из них — незаламинированную, со скругленными углами, цвета слоновой кости — и принялась вертеть в руках, явно желая скрыть, что ей не по себе.

— Что-то определенно произошло, — тоном домохозяйки, констатирующей преждевременную кончину любимого цветка, произнесла Абигейл.

Эвелин вдруг сделалась жалкой, даже в размерах как будто уменьшилась — ссутулилась, понурилась. Ее грудь приподнялась и опустилась, а с губ слетел тяжелый вздох.

— Правильно, что-то произошло. Но что именно, я и сама не понимаю…

Она столь беспощадно теребила визитку, что ее углы вскоре разлохматились. Абигейл так и подмывало выхватить несчастный кусок бумаги из рук подруги и как-нибудь успокоить ее, заставить выбросить из головы и «Меркури», и «ненормальных постояльцев».

— Знаешь что? — внезапно сказала Эвелин, посмотрев на настенные часы из такого же светлого дерева, что и стойка. Минутная стрелка подползала к пяти, большая указывала на семь. — Отправляйся-ка в номер, отдохни немного. Потом сходи чего-нибудь купи нам на ужин, а я попрошу Эвклида приехать сегодня пораньше. Мне действительно хочется кое-чем с тобой поделиться.

Абигейл вытаращила огромные глаза, и их белки на фоне темной кожи показались ослепительными. Эвелин мгновенно поняла, что та имеет в виду.

— Помню-помню: ты отдала гаду таксисту почти все деньги. Ерунда. Мой кошелек на прикроватной тумбочке в спальне. — Тень грусти внезапно сползла с ее лица. — Только не падай в обморок, когда войдешь в апартаменты. Такого ты в жизни своей еще не видывала, поспорить готова. — Она закусила нижнюю губу, задумавшись. — Конечно, можно было бы заказать ужин в номер, но нам это, похоже, не по карману, а на дядины деньги рассчитывать не хочется.

— Да и мне надо чем-нибудь заняться, а то я умру от тоски, дожидаясь тебя, — заметила Абигейл.


Вечер начался весьма удачно. Эвклид пообещал, что приедет аж к шести. Барнс, ушедший куда-то с сумкой на плече лишь после обеда и ограничившийся сегодня только ровным «добрый день, Эвелин», пока так и не появился.

Абби сходила в ближайший супермаркет и, вернувшись со здоровенным пакетом из плотной коричневой бумаги, проплыла мимо с загадочным видом.

Эвелин, провожая ее взглядом, заулыбалась. Догадаться, что задумала эта хитрюга, не составляло труда. Конечно, наделает экзотических бутербродов со всем, что только, как сама она любила объяснять, «посмотрело на нее призывно» с длинных магазинных полок.

Абигейл считалась королевой бутербродов. Талант общения с детьми, быть может, в ней действительно еще не проклюнулся, но дар кулинара жил всегда. С первых дней учебы в университете на любой вечеринке она устраивала «студенческий рай», щедро одаривая однокашников своими шедеврами — бутербродами и канапе всевозможных размеров, форм и состава…

Эвелин не ошиблась. Войдя в свой люкс в начале седьмого, она сразу почувствовала аромат свежей зелени, копченой рыбы, грибов и массы других лакомств, которые Абигейл пустила сегодня в ход. Ломтики хлеба, радующие глаз многообразием и насыщенностью красок, живописно расположились на трех плоских блюдах с золотой каймой.

Где она их раздобыла? — мелькнуло у Эвелин.

Лицо Абби озаряла несколько смущенная улыбка. Как любой кулинар-любитель, она пребывала в прямой зависимости от реакции на свои произведения тех, кто их пробовал. Эвелин знала эту особенность подруги и старалась каждый раз подобрать какие-нибудь новые, особые слова, выражая свое восхищение.

— Ого! Прямо как картинка из маминой поваренной книги! — воскликнула она, подходя к столику с инкрустированной столешницей и четырьмя резными ножками. — Абби, ты добрая волшебница! Надо поселить тебя по соседству с Алисой и Питером Пэном.

— Нет уж, эти два дня я поживу здесь, — с небрежностью, какой маскировала неловкость, когда ее хвалили, произнесла Абигейл. — А в «Диснейленд» съездим просто в качестве посетителей. До ужаса хочется соблазнить какого-нибудь пирата Карибского моря.

Эвелин расхохоталась и легонько ткнула подругу в бок.

— Может, сначала определишься, постоялец нашего отеля тебе нужен или пират?

Абби подбоченилась и театрально пожала плечами.

— Не охота терять на никчемные раздумья драгоценное время. Я не прочь завязать парочку романов одновременно. С пиратом погуляла бы в эту ночь, с постояльцем — в следующую.

— Ишь какая любвеобильная! — Эвелин опять рассмеялась и включила музыкальный центр. Заиграл тот же диск «Аэросмита».

Разговор, прерванный, а скорее, даже толком еще не начатый несколько часов назад, они возобновили, уплетя по парочке бутербродов и выпив вина, которое хозяйственная Абби обнаружила в мини-баре.

Эвелин откинулась на обитую светлой бархатистой тканью и украшенную вдавленными пуговицами спинку дивана и просто и бесхитростно, как будто всю жизнь только тем и занималась, что рассказывала подругам о происходящих в ней грандиозных изменениях, сказала:

— Может, я взрослею, или старею, или трогаюсь умом… черт его знает! Но меня вдруг стали посещать безумные мысли. Я всерьез задумалась о том, правильно ли живу, почему в прошлом так бессовестно обижала людей. К примеру, Джека. Помнишь его?

— Угу. Ты что, как-то его обозвала? — спросила Абигейл, не вполне понимая, о чем именно толкует подруга.

— Да нет, никак я его не обзывала. Но обращалась с ним, как с пустым местом, вернее, как с ничтожеством, — с чувством сказала Эвелин, страстно желая, чтобы ее поняли.

Однако Абигейл пожала плечами, явно не находя ничего предосудительного в том, что молоденькая хорошенькая Девушка не удостаивает вниманием какого-то там пылко влюбленного.

— Пойми же, Абби! — вкладывая в слова весь жар своей души, произнесла Эвелин. — Все мы люди, каждый из нас может вдруг взять и влюбиться. Помимо своей воли. Только представь себе, каково было Джеку видеть мою надменную физиономию!

Абигейл сложила губы трубочкой, точь-в-точь как Наоми Кэмпбелл, и задумалась.

— Тогда я тоже небезгрешна… — протянула она минуту спустя. — Вспомни Гарри или этого, как его там…

— Билли Касла, — подсказала Эвелин.

Этот белый парень, окончивший университет в прошлом году, в свое время был готов в ногах валяться у пренебрегавшей им королевы бутербродов.

— Вот-вот. — Абби кивнула, и ее многочисленные короткие косички подпрыгнули.

— Мы унижаем людей, совсем не задумываясь о том, что в один прекрасный момент можем оказаться на их месте! — воскликнула Эвелин.

— Постой-ка… — Абигейл в упор уставилась на подругу, словно и впрямь была волшебницей, которой надо лишь сосредоточиться, чтобы прочесть чужие мысли. — Ты уверена, что не влюбилась?

Щеки Эвелин предательски покраснели.

— Н-не уверена… — пробормотала она. — То есть нет… Нет конечно! Никакая это не любовь, а просто наваждение, настоящая чертовщина!

Абигейл взяла с блюда два бутерброда и один протянула Эвелин.

— Съешь и расскажи все по порядку. Кто он такой, что между вами произошло, почему ты называешь все это не любовью, а чертовщиной. Попробуем разобраться вместе. Не зря ведь говорят: одна голова хорошо, а две — лучше.

Эвелин кивнула, послушно съела бутерброд с тунцом и веточками зелени и глотнула вина, бокал с которым ей тоже подала Абби.

— В общем, наше знакомство началось со скандала: с язвительных замечаний и взаимных оскорблений, — сказала Эви, чувствуя, как оттого, что ей выдалась возможность поделиться наболевшим с близким человеком, ее душа начинает потихоньку освобождаться от тяжести.

— Как это понимать? — нахмурилась Абби.

Эвелин рассказала о допущенной Лорин ошибке, о негодовании Барнса, о появлении Пондерса и о последующих событиях.

— Короче, никакая это не любовь, — заключила она уверенным тоном. — Но я почему-то постоянно о нем думаю, снова и снова прокручиваю в голове наши совершенно идиотские перепалки и ума не приложу, почему так на него реагирую. К тому же… — Эвелин чуть не заговорила о неожиданно возникшем желании полюбить кого-нибудь настоящей крепкой любовью, но резко замолчала, словно чего-то испугавшись.

— Что «к тому же»? — с любопытством спросила Абигейл, так и не дождавшись продолжения фразы.

Эвелин решила ответить что-нибудь нейтральное, но, не придумав ничего подходящего, развела руками.

— Это я так…

Абигейл сосредоточилась и погрузилась в раздумья. Эвелин ценила в ней это качество: подруга никогда не отмахивалась от проблем друзей, всегда старалась оказать посильную помощь, даже если находила эти проблемы смешными или же не заслуживающими внимания.

— Может, ты слишком устала? — предположила Абигейл со всей серьезностью. — Запуталась в массе полученных в последнее время впечатлений — от поездки, от новых знакомств, от этой истории с «Меркури»?

Эвелин неопределенно пожала плечами.

— Может, и так.

— Тогда пошли гулять. Тебе надо расслабиться, отвлечься от всего, — решительно заявила Абби. — Пираты Карибского моря нас уже заждались.


5


Ричард не поверил своим глазам, когда увидел Эвелин на том самом месте, на котором вчера утром представлял себе ее.

Прошлый день он почти полностью потратил на беседы с руководством и со счастливыми посетителями «Диснейленда», на просмотр документов в архивах и на освоение новых аттракционов, во время которого еще и наблюдал за лицами ребятни и на время вернувшихся в детство взрослых.

Возвратившись в отель после десяти, Ричард принял душ, заказал ужин в номер и принялся разбираться с диктофонными записями и пометками в блокноте, трансформируя их в строчки статьи. В час ночи, почувствовав резь в глазах, он вышел на балкон и поблагодарил судьбу за то, что она не оставила его без этого удовольствия. Город не спал. С набережной доносился нестройный хор женских и мужских голосов. В небольшом парке, засаженном лимонными и апельсиновыми деревьями, приглушенно ворковали влюбленные.

На Ричарда опять напала тоска, и он поспешно вернулся к работе, за которой просидел до пяти утра. Боб Рот согласился встретиться с ним на следующий день в три пополудни, и Ричард сказал, что принесет ему интервью.

Проснувшись в десять утра, он принял душ, опять заказал еду в номер — омлет и чашку кофе — и вышел в гостиную, где на диване, столе и кресле до сих пор лежали листы бумаги, блокнот, ручки и диктофон. Ричард намеревался еще кое над чем поработать… Но перед глазами, как воспоминание из прошлой жизни, возникла картинка из сегодняшнего сна: он идет босиком по залитому солнцем побережью, держа за руку… Эвелин! Она в короткой майке, полупрозрачной длинной юбке и тоже без обуви. Доверчиво шагает туда, куда он ее ведет, и так безмятежно улыбается, что кажется ему наивным ребенком, которого нельзя оставлять без внимания…

Ричард почувствовал, что спина и руки покрываются мурашками, и поежился как от озноба. Впечатление от сновидения преследовало его до самого вечера…

Увидев Эвелин на площади «Диснейленда», улыбающуюся точно так же, как и в его сне, он замер и несколько мгновений смотрел на нее, словно на суперсовременный аттракцион, на сплав науки и настоящей магии. Эвелин была не одна. С девушкой-афроамериканкой, украшенной, как и она сама, браслетами и сережками. Обе вели себя подкупающе непосредственно: покатывались со смеха, пихали друг друга в бок, когда циркачи, дающие вечернее представление, выкидывали какой-нибудь особенно забавный трюк, то и дело оживленно и эмоционально обменивались впечатлениями.

Как будто сон все еще продолжается, подумал Ричард и испугался этой мысли. Однако не продолжил свой путь к выходу, а будто по слышной ему одному команде двинулся прямо к Эвелин и ее подруге.

Он всем своим существом желал сказать ей что-нибудь приятное, но неизвестно почему, приблизившись, выдал очередную колкость:

— Здесь вы смотритесь куда уместнее.

Эвелин, не услышавшая, как он подошел, резко повернула голову. Выражение безмятежного счастья вмиг исчезло с ее разрумянившегося от смеха лица. Она прищурилась и натянуто улыбнулась.

— Уместнее, говорите? В смысле, на фоне клоунов?

Ричард, проклинающий себя за глупое насмехательство, тем не менее не придумал ничего более умного, как рассмеяться.

— Вот, Абби, — Эвелин воинственно уперла руки в бока, — полюбуйся! Я рассказывала тебе сегодня именно про этого типа. Если бы не он, моя жизнь в Анахайме текла как в сказке.

— Не преувеличивайте, — сказал Ричард, изо всех сил стараясь хотя бы голосу придать мягкости, выразить им пусть сотую долю тех противоречивых чувств, которые вызывала в нем светловолосая Эвелин. — «Меркури» — это вам не «Диснейленд».

Наверное, она углядела в его словах очередную издевку, потому что крылья ее тонкого носа дрогнули, а красиво очерченные губы как будто затвердели, сжавшись. Если бы не Абигейл, вцепившаяся в ее руку, Эвелин, наверное, взорвалась бы, а посетители «Диснейленда», толпящиеся вокруг, восприняли бы все как одно из тысячи устроенных для них развлечений.

— Остынь, Эви, — негромко, но повелительно сказала Абби.

Девушка, будто очнувшись от забытья, взглянула на подругу с благодарностью и глубоко вздохнула. Ее губы медленно расслабились.

Абигейл строго посмотрела на Ричарда. Он отметил, какие они с Эвелин разные — просто небо и земля. У обеих были замечательные фигурки, обе своеобразно одевались, но их красота настолько сильно различалась, что вызывала желание бесконечно смотреть на одну и на другую и сравнивать их глаза, волосы, губы, носы — словом, каждую деталь, каждую черточку.

— Считаете себя остроумным? — спросила Абби.

И Ричард, почувствовав, что она делает это из желания оградить от неприятностей подругу, улыбнулся. Ему всегда казалось, что женщины дружат лишь для того, чтобы вместе плести интриги, ходить на увеселительные мероприятия, хвастаться друг перед другом нарядами и безделушками… Ну и, пожалуй, еще плакаться и делиться нанесенными им мужчинами обидами. О том, что некоторым свойственно трогательно печься о себе подобных, он даже не подозревал.

Хорошая у нее приятельница, подумалось Ричарду. И от этой мысли сладко защемило сердце, будто речь шла о человеке близком, родном…

— Он не только остроумным себя считает, — ответила за него Эвелин, и в ее глазах предостерегающе блеснули острые льдинки. — Еще ему кажется, что он имеет право указывать людям, как им выглядеть, обвинять их в несовершенных ошибках.

— Вот это да! — произнесла Абигейл, прикидываясь, что слова подруги потрясли ее.

— Мне кажется, я имею право на единственное: поселяясь в приличном отеле, рассчитывать на достойный сервис, — ответил Ричард, жалея, что не воспользовался исключительной возможностью и не начал разговор совсем по-другому.

— Разумеется! На это все рассчитывают! — с пылом ответила Эвелин. — Только жизнь — это не тематический аттракцион, в котором все чудеса заранее организованы. Впрочем, об этом в вашей оранжерее вам, очевидно, никто не рассказывал, — добавила она убийственно желчным тоном.

Ричарда как будто ударили по щеке.

Соплячка, подумал он, внезапно озлобляясь и забывая и про свой сон, и про нежность, которой еще минуту назад переполнялось его сердце. Ей ли рассказывать мне, что такое жизнь! Ветреной пустышке, у которой на уме только камушки да бусинки!

— Хотел бы я послушать, о чем рассказывают в вашей оранжерее, — произнес он, усмехаясь. — Вероятнее всего, о том, по сколько часов в день следует крутиться перед зеркалом, рассматривая собственный пуп.

Он боковым зрением увидел, как запылали щеки Эвелин, как потемнели ее глаза, как она подалась вперед, словно бросаясь в атаку на врага, и как подруга сильнее вцепилась в ее запястье, потому что, договорив последние слова, повернулся и зашагал прочь, к выходу.

Успела ли Эвелин что-нибудь ответить ему, он не знал. Если и успела, то голос ее утонул в сказочной какофонии звуков «Диснейленда» и до Ричарда не долетел.


— Артур, пойдем куда-нибудь и напьемся! — почти потребовал Ричард, забросив сумку со своими репортерскими принадлежностями в свой номер и явившись к Пондерсу.

— С какой это радости? — спросил улыбаясь неунывающий Артур.

— Ты тоскуешь по жене и дочери, верно ведь? — рассудительно заметил Ричард.

Артур закивал.

— А мне просто паршиво.

— Ты что, опять с Эвелин поругался? — спросил Артур.

Ричард махнул рукой, в первую секунду решив, что лучше отмолчаться. Но свое решение изменил буквально сразу же.

— А впрочем… да, опять поругался; — Он провел руками по коротким волосам, взъерошивая их. — Она меня просто бесит. Вертихвостка. Ни хрена ведь не смыслит в жизни, а все туда же, пытается читать нотации.

— Выпусти пар, — невозмутимо посоветовал Артур. — Ошибки мы все совершаем, в том числе и ты, и я.

Ричарду стало стыдно. Он кипятился как подросток, по сути, без причины.

— Ты прав.

Артур поднялся с кровати, на которой полулежал, просматривая какие-то бумаги.

— Напиваться нам ни к чему, но сходить куда-нибудь перекусить я не против.

— Отлично, — пробормотал Ричард, с облегчением вздыхая. Он подсознательно боялся остаться сейчас один и был благодарен приятелю за то, что тот принял его внезапное предложение, точнее наполовину принял. — Кстати, как твои дела? Переговоры прошли успешно?

— Вполне, — ответил Артур, складывая бумаги в аккуратную стопку. — Если ничего не изменится, я уже завтра после обеда полечу домой.

— Здорово, — отозвался Ричард, умирая от зависти.

Они направились в открытый ресторан, располагавшийся напротив «Меркури». Почти все столики были заняты. Музыканты на небольшом возвышении играли что-то меланхолично-романтичное, разговоры посетителей сливались в жужжание пчелиного роя.

Приятели отыскали свободный столик в углу и сели. Принесли меню. Но Артур вскочил со стула и замахал кому-то руками как раз в тот момент, когда Ричард только-только позволил себе расслабиться.

— Эвелин! Идите к нам! — прокричал его спутник, и у Ричарда внутри как будто все оборвалось.

Он не поворачивал головы, отчаянно надеясь, что после стычки в парке Эвелин не пожелает его видеть и сядет за другой столик. Не тут-то было.

Подруги, как показалось Ричарду, не без удовольствия приняли предложение Артура. Подошли к их столику, сияя улыбками, и уселись на свободные места.

Чему она радуется? — подумал Ричард, душа в себе приступ ярости. Неужели хочет, чтобы я «отвесил ей еще какой-нибудь комплимент»? Упрашивать меня не придется…

— Познакомься, Абби, это Артур, — тем временем представила Эвелин подруге излучающего дружелюбие молодого человека.

— Не тот ли самый, которого ты поселила в другой номер? — спросила Абигейл весело.

— Тот-тот, — смеясь, ответил за Эвелин Артур.

Какого черта он позвал их? — размышлял всеми игнорируемый Ричард. Я ведь популярно объяснил ему, что опять сцепился с этой девицей. Неужели его забавляют наши перепалки? Неужели радует перспектива увидеть продолжение шоу?

Он принялся оглядываться по сторонам, ища хотя бы еще один свободный столик, как будто это что-то могло изменить. Эвелин и Абби уже принесли меню, и они никуда не собирались уходить.

Эвелин, как назло, расположилась напротив него, но еще ни разу не посмотрела в его сторону. Вообще вела себя так, будто его тут нет.

Ричарду стало настолько не по себе, что он чуть было не поднялся и не ушел из ресторана. По сути, не стряслось бы никакой беды, если бы он именно так и поступил. С Артуром, каким бы тот ни был замечательным парнем, им все равно предстояло уже завтра расстаться, а на мнение обеих девиц ему было глубоко наплевать.

Нет, он лгал себе. Все обстояло гораздо сложнее. Его как будто кто-то удерживал за этим столиком — бесплотными руками невиданной силы, а мнение Эвелин по поводу всего вокруг где-то в глубине души ему ужасно хотелось узнать. Он не смотрел на нее, но ясно видел и ее глаза, и губы… В особенности эти чувственные, женственные губы…

Устремить на Эвелин недоуменный взгляд его заставил взрыв ее заливистого смеха.

— Вы что, решили сменить имидж? — спросила она, глядя на его волосы.

Ричард тут же сообразил, в чем дело. За ним такое давно водилось: в моменты сильного душевного волнения он взъерошивал свои короткие волосы и выглядел тогда, мягко говоря, уморительно.

— Это после разговора о любовании пупом? — безжалостно продолжала над ним издеваться Эвелин. Она уже не смеялась, но, казалось, была готова в любое мгновение закатиться вновь.

Ричард медленно перевел взгляд на сидящую рядом с Эвелин подругу. Та прятала лицо за раскрытым меню, наверняка тоже давясь от смеха. Потом посмотрел на Артура, который извинительно развел руками: прости, мол, старик, ты и впрямь смешон.

Проклятье! — подумал Ричард, не зная, что ему делать. Эта чертова жизнь скоро окончательно меня доконает! Хоть в монастырь уходи, там-то уж точно нет ни острых на язык девиц с проколотым пупком, ни жаждущих заграбастать как можно больше денег сестричек!

Вспомнив, что самый достойный выход из ситуации, в которой чувствуешь себя неловко, — это пошутить, Ричард величественным жестом пригладил волосы и с достоинством произнес:

— Это не новый имидж. А один из моих многочисленных образов. Для человека творческого это вполне естественно.

— Вы — человек творческий? — Эвелин изумленно распахнула глаза. — Не верю.

Их беседу на время прервал снова появившийся у стола официант. Сделав заказы, Ричард и Эвелин с вызовом уставились друг на друга.

— На творческого человека вы совсем не похожи, — пояснила девушка.

— Это почему же? — не сводя с нее глаз, спросил Ричард.

Ему начало казаться, что судьба свела его с этой девчонкой неспроста, решив столь изощренным образом лишить остатка сил, добить. Или, может, наоборот? Чтобы заставить над чем-то задуматься, что-то переменить во взглядах на жизнь… Он почему-то не сомневался, что сегодняшним ужином их история не закончится, и это предчувствие тревожило его и в то же время, как ни странно, дарило надежду.

— Сказать откровенно? — спросила Эвелин, повторяя произнесенные недавно Ричардом слова.

Она помнит о той нашей беседе, понял он. Явно не раз возвращалась к ней мысленно. Это видно по выражению ее глаз, по упрямо сжатым губам, по выступившему на щеках румянцу.

— Конечно, откровенно, — продолжая смотреть ей в глаза, спокойно ответил Ричард тоже ее же словами.

— Вы относитесь к тому типу людей, которые судят обо всем с технарской категоричностью, которым не дано видеть прекрасное, а соответственно, и творить. Вы вечно чем-нибудь недовольны, постоянно отыскиваете вокруг что-то, что не вписывается в столь обожаемые вами правила. — Эвелин говорила хладнокровнее и решительнее, чем в «Меркури». Наверное, чувствовала себя здесь, за этим столиком, свободнее и увереннее, нежели за стойкой администратора.

Ричарда больно кольнули ее слова. Неужели она и в самом деле о нем такого мнения? Принимает за черствого педанта, за бездушного приверженца порядка? Может, он действительно производит теперь на людей такое впечатление? Может, запутавшись в своих бедах и в тщетных потугах в них разобраться, превратился из некогда веселого, остроумного парня в отталкивающего и пугающего своей мрачностью типа?

Принесли вино. Ричард тут же схватил свой бокал и поднес к губам. Но не успел сделать и глотка, как его остановил Артур:

— Подожди, у меня есть тост. За чудесный вечер и понимание!

Уголок рта Ричарда дрогнул в ироничной усмешке. Понимание! Его-то как раз не в состоянии понять ни единая живая душа. Тем более девица, что сидит напротив и буравит его взглядом, верно считая, что одержала над ним победу, и радуясь этому.

Рано веселишься, подумал он, снова поднося к губам бокал.

Когда хмельная жидкость потекла по горлу, приятно согревая, Ричард немного успокоился.

— Кстати, предлагаю всем перейти на «ты», — сказал Артур. — А то как-то скованно себя чувствуешь с этими «вы».

— Точно! — подхватила Эвелин. — Так и кажется, будто уже начался учебный год и ты в окружении постоянно что-то с тебя требующих профессоров. — Она смешно наморщила нос и пожала плечами, на которых красовались лишь тонкие кружевные бретельки топа.

Ричард только сейчас обратил на ее плечи внимание. Они у нее были женственные, изящные, покрытые легким ровным загаром. Так и хотелось протянуть руку и нежно провести по ним подушечками пальцев. Ему вспомнился период ухаживания за Амандой — свое восхищение ею, ее прелестями, — и он насторожился, напоминая себе, как обманчива и опасна эта дорожка.

— Вы обе учитесь в университете? — спросил Артур подруг.

— Да, в Калифорнийском, — ответила Абигейл. — На актерском отделении.

Пораженный Ричард сделал еще глоток вина.

Ну и ну! Быть студенткой одного из престижнейших вузов Штатов — это тебе не шуточки. М-да, назвав ее пустышкой, он явно погорячился. Мозги, по-видимому, у нее далеко не куриные.

— Очень интересно, — произнес Артур оживленно. — Расскажите что-нибудь о своей учебе.

— Что именно? — спросила Абби.

— Ну, к примеру, какие надо сдать экзамены, чтобы поступить на ваше отделение. Или кто из знаменитостей обучает вас актерским премудростям.

Абигейл принялась рассказывать, а Ричард погрузился в безрадостные думы. Ему почему-то начинали действовать на нервы дружелюбие и общительность Артура. С появлением девушек тот стал особенно улыбчивым, слишком оживился. Ричарда даже посетила черная мысль: не решил ли этот добряк разок изменить своей обожаемой Мейси? Все равно об этой шалости ей никто никогда не расскажет…

В своей задумчивости он не заметил, как опять принялся теребить волосы. Осознал это, лишь поймав на себе взгляд Эвелин. Она следила за его рукой, которой он привычными движениями наводил на голове художественный беспорядок, и широко улыбалась.

— Кстати, насчет технарской категоричности вы… то есть ты сильно ошибаешься, — произнес Ричард, удивляя самого себя. Еще секунду назад у него и в мыслях не было разуверять ее в чем бы то ни было.

— Серьезно? — Эвелин вскинула бровь и чуть склонила голову набок.

Ричард кивнул, приглаживая волосы. В глазах девушки промелькнуло вдруг какое-то странное выражение, а плававшие в них холодные арктические льдинки вдруг растаяли и повеяло умиротворяющим теплом.

— Серьезно, — ответил он, откидываясь на спинку стула и силясь понять, что с ним происходит. — Нельзя делать о людях столь поспешные выводы.

— Беру пример с тебя, — ответила Эвелин.

Удивительно, но, услышав от нее это «тебя», Ричард обрадовался. Его радость удвоилась, когда он прислушался к разговору Артура и Абби и понял, что они болтают уже не о киноискусстве, а о семье его нового знакомого и многочисленных достоинствах милой Мейси, изменять которой достойный супруг, очевидно, даже не помышлял.

Принесли заказанные блюда. Ричарду пришло вдруг в голову, что именно сейчас он должен заговорить с Эвелин в совершенно другом тоне. Что если не сделает этого, то упустит нечто крайне важное и всю оставшуюся жизнь будет жалеть о допущенной ошибке.

— Должен признать, что во многом был не прав, — произнес он примирительно-дружеским тоном.

Эвелин, ловко отрезавшая кусочек мясного рулета, замерла с вилкой и ножом в руках. На ее лице отразилась целая гамма чувств — изумление, желание принять это завуалированное предложение забыть старые обиды и что-то еще, какая-то нежность, почти любовь, в реальность которой Ричард отказывался верить.

— Я не имел права оскорблять тебя, указывать тебе, как одеваться, как себя вести, — произнес он торопливо, заполняя неловкую паузу и спеша высказать все, что должен, пока имел возможность. — Извини.

У Эвелин запылали щеки. Она медленно положила вилку и нож на стол. Артур увлеченно рассказывал о своей малышке дочери, Абигейл — было ей это интересно или нет — внимательно его слушала. Они даже не догадывались, что в отношениях между их соседями совершается нечто важное. А может, только делали вид, что не догадываются, или даже специально не обращали на них внимания.

— И ты меня извини, — пробормотала Эвелин, в своем смущении преобразившись настолько, что Ричарду показалось, будто он почти влюблен в нее. — Я тоже хороша. Столько гадостей тебе наговорила. — Она на мгновение втянула голову в плечи и посмотрела на Ричарда с мольбой о прощении. — Иногда на меня находит. Так разойдусь, что не остановить.

— Такое со всеми бывает, — ответил Ричард, не узнавая собственного голоса.

Когда-то давно он со многими людьми разговаривал так же ласково — с сестрой, с матерью, с девушками, за которыми ухаживал. Теперь же с Сильвией не общался вообще, матери, вместо того чтобы скорбеть о муже, с удовольствием втянувшейся в грязные семейные разборки, звонил редко и был в разговоре с ней весьма сдержан. А влюбляться в девушек словно бы разучился…

По его спине пробежала трепетная дрожь. Нет, не разучился, понял он, глядя в глаза Эвелин, в своем отделанном кружевом топе напоминающей одну из прелестных героинь диснеевских сказок.

— Насколько я поняла, у тебя какая-то творческая профессия, — сказала она, справляясь со смущением.

— Я репортер, — ответил Ричард, радуясь возможности переключиться на нейтральную тему. — Сюда приехал, чтобы написать статью о «Диснейленде».

— Откуда? — поинтересовалась Эвелин.

— Из Сан-Франциско.

Эвелин о чем-то задумалась, а потом спросила:

— А что, все репортеры так обожают двухкомнатные номера с балконом?

Ричард отметил, что теперь воспринимает ее слова даже с умилением. Впрочем, сейчас она поддела его без намека на враждебность, скорее игриво, как разбаловавшийся котенок, напрыгивающий на ногу хозяина, не выпуская коготков.

Ричард улыбнулся.

— Думаю, не все. Но для меня балкон действительно важен. Я, бывает, просиживаю за работой целую ночь, а в перерывах люблю подышать свежим воздухом. Две комнаты — это для того, чтобы в одной отдыхать, а другую с чистой совестью завалить бумагой, ручками, блокнотами и тому подобным. Занимаясь написанием статьи, я чаще всего ложусь спать под утро, а когда просыпаюсь, начинаю с того места, на котором остановился, не тратя времени на доставание и повторное раскладывание в нужном порядке листов и всего прочего. И спать, и работать в одной комнате, согласись, не очень-то удобно…

Он потрясающе хорошо себя чувствовал. Оттого, что разговаривал с Эвелин настолько легко и свободно. Девушка здорово умела слушать.

Ричард терпеть не мог рассказывать о себе тому, кто лишь прикидывался, будто интересуется его жизнью. Притворщика мог без труда вычислить и прекращал разговор при первой же возможности. В особенности восприимчивым к невниманию он стал в последние полтора года, лишившись привычной поддержки близкого человека, потеряв уверенность в себе.

Эвелин не ломала комедию, внимая его словам. В этом не могло быть сомнений.

— А-а, теперь мне все понятно, — сказала она, когда Ричард замолчал. — Мог бы с самого начала объяснить, в чем дело. Тогда, наверное, мы не убили бы столько времени на скандалы… — Она резко замолчала и опустила голову.

Ричард представил, на что они могли потратить «убитое время», и его сердце забилось сильнее от приятного возбуждения.

Он задумался: а был ли у них шанс сблизиться, если бы не перебранки? И пришел к поразительному выводу: не было. Только благодаря допущенной кем-то ошибке и путанице с номерами он обратил на Эвелин внимание, вырвался из трясинного плена своих мрачных мыслей, взглянул на жизнь новым взглядом. Парадоксально! Смешно! Но именно так все и получилось.

Его вдруг вновь переполнило то самое желание сделать свою жизнь похожей на жизнь Артура. И он ясно понял, что рождено оно не чем иным, как знакомством с этой голубоглазой девушкой.

Не зря мне приходили в голову удивительные фантазии и снились странные сны, подумал Ричард в волнении, какого не испытывал целую вечность. Эта встреча послана мне как знак, как подарок.

Ему захотелось сейчас же дать Эвелин понять, что, по его мнению, их знакомство должно вылиться в нечто грандиозное. Но язык как будто превратился в пропитанную водой губку и отказывался повиноваться, а мысли окончательно перепутались.

Эвелин, по-видимому ожидавшая от него подобных слов или хотя бы какого-нибудь намека, потупилась. Ричард мгновенно угадал ее чувства по тому, как дрогнули крылья ее носа. Он уже знал, что именно так выражается на этом милом лице обида или гнев.

— А на творческого человека ты все же не похож, — произнесла она с теми же насмешливыми нотками, каких Ричард понадеялся никогда больше не слышать.

Он тут же вспомнил и про технарскую категоричность, и про обожаемые правила, в которые что-нибудь постоянно не вписывается, — короче, практически в точности воспроизвел в памяти колкие, обидные слова, которые Эвелин бросила ему в лицо в начале разговора. В отместку за его былые оскорбления… Быть может, она и впрямь считала его черствым сухарем, лишенным способности видеть и понимать прекрасное…

Внезапно ощутив себя потерянным и опустошенным, Ричард тихо спросил:

— Почему же я не похож на человека творческого? Все по тем же причинам или…

Взгляд Эвелин потеплел. Вероятно почувствовав его растерянность, она решила над ним сжалиться.

— Потому что творческие люди обычно любят вкусно поесть.

Ричард взглянул на свою тарелку. Картофель, фаршированный сыром, и рубленое мясо лежали на ней нетронутыми.

Эвелин рассмеялась, отправила в рот последний кусок рулета и, прожевав, повернулась к подруге, что-то эмоционально объясняющей Артуру.

— Вы явно нашли общий язык, — заметила она. — Но уже половина двенадцатого. Мы собирались на дискотеку, Абби. Ты не забыла?

Намеревается покрутить перед парнями задом, подумал Ричард, но тут же устыдился своей мысли.

— Нам действительно пора, — сказала Абигейл, поднимаясь. — Приятно было с вами пообщаться.

Эвелин тоже встала. Когда их с Ричардом взгляды встретились, ее голубые глаза смеялись. То ли она продолжала над ним потешаться, то ли праздновала победу, то ли безмолвно говорила: продолжение следует, — этого Ричард не мог понять.

— До завтра, — произнесла она, задвигая стул.

— До завтра, — ответил он, пытаясь не подать виду, что испытывает ревность.


6


Ричард проснулся с мыслью, что сегодня непременно продемонстрирует ей себя настоящего — человека не хмурого, восприимчивого к красивому, способного на прекрасные глупости и жизнь без правил, творческого и многогранного. Ведь таким он и был когда-то, таким с ее помощью становился теперь.

Всевозможные подтверждения ошибочности ее о нем мнения он придумывал все время, пока принимал душ, брился и одевался.

Надо будет сказать ей, что ее бусинки и колечки радуют мне глаз. Что все мои прежние слова — полная чушь, которую я говорил, только чтобы подразнить ее. Признаться в том, что в течение последних полутора лет я переживал серьезный кризис и что наконец выхожу из него лишь благодаря ей…

Из номера Ричард выскочил с такой поспешностью, будто спасался от настигающих его языков пламени, а к лифту в буквальном смысле слова побежал. Если высказывание Эвелин о непременном наличии у людей творческих хорошего аппетита соответствовало действительности, то Ричард в данный момент определенно не мог считаться одним из них. О завтраке он в это утро даже не вспомнил.

Эвелин с кем-то разговаривала по телефону. Сидела нахмурившись, нервно покусывая нижнюю губу и вертя в руках визитную карточку со странным значком цвета киновари в верхнем левом углу.

Ричард остановился у стойки, переводя дыхание.

— В семь? — спросила Эвелин в трубку, кивком приветствуя Ричарда. — А как же работа?

Ричард следил за сменой эмоций на ее выразительном лице. Когда собеседник что-то ей ответил, она удивленно вытянула губы трубочкой и тут же, как от досады, закусила нижнюю, а мгновение спустя кисло улыбнулась.

— Ладно, договорились. Абби как раз завтра уезжает.

По-видимому, собеседник спросил, кто такая Абби.

— Моя подруга из Лос-Анджелеса, — пояснила Эвелин. — Я попросила ее приехать, поддержать меня.

Она говорила еще несколько минут, а положив трубку, посмотрела на Ричарда с отчаянием.

Тот забеспокоился:

— В чем дело? Произошло что-то неприятное?

— Пока нет, — ответила Эвелин. — Но вот-вот произойдет. — С ее губ сорвался такой тяжелый вздох, что Ричарду до покалывания в пальцах захотелось погладить ее по голове и прижать к своей груди. — Моя семейка опять надумала навязать мне одного болвана.

Ричард вопросительно изогнул бровь.

— Полного придурка… Конечно, нельзя так обзывать людей, но… — Она посмотрела на Ричарда с мольбой, молча прося его не то понять, насколько ей гадко, не то спасти от этого самого придурка. — Я не выношу Эдвина, веришь?

Ричард, растерявшись, пожал плечами и одновременно кивнул.

— Типичный маменькин сынок, рохля. Фу! — Эвелин поежилась, будто в ознобе. — Они пытаются свести меня с ним вот уже три года!

— Кто они? — спросил Ричард, ища на лице девушки следы вчерашней проведенной на дискотеке ночи и не обнаруживая ни кругов под глазами, ни красных прожилок на белках.

— Да все мои родственники! — выпалила Эвелин, тряхнув головой. — Этот Эдвин — сын друзей моего дяди, пренеприятный тип!

Ричард представил, как Эвелин пытаются навязать ненавистного ей человека, и у него все перевернулось внутри. Где-то на подсознательном уровне он уже считал ее своей и даже думать о том, что она может достаться кому-то другому, не желал.

— Неужели твоим родственникам не понятно, что тебе этот Эдвин не нравится? — спросил он.

— Понятно, — ответила Эвелин. — Но они считают себя гораздо более опытными и умными, чем я, и утверждают, что мы с ним непременно будем счастливы.

— Бред! — возмущенно воскликнул Ричард. — Не позволяй распоряжаться своей жизнью даже самым близким, самым родным людям, — сказал он твердо, с горечью вспоминая о собственной родне. — И они могут ошибаться, точно тебе говорю.

Эвелин посмотрела на него как-то странно — с благодарностью и изумлением, смешанными с каким-то еще чувством. Неожиданно ее лицо просияло.

— Придумала! — вскрикнула она, вскакивая со стула и сжимая кулаки. — Надо явиться на эту вечеринку с кем-нибудь!

Ричард нахмурился, пытаясь понять ход ее мыслей.

— С кем-нибудь?

— С каким-нибудь парнем, как будто с женихом, — радостно пояснила Эвелин. Она задумалась, потом вопросительно посмотрела на Ричарда. — Слушай, ты не поможешь мне в этом?

Он почувствовал себя настолько счастливым, что в первое мгновение потерял дар речи.

— В Лос-Анджелесе я бы быстро нашла кого-нибудь подходящего, там у меня тьма знакомых, а здесь никого нет! — протараторила Эвелин извинительным тоном. — Это ни к чему тебя не обяжет, побудем там вдвоем, и все!

Ее голос почему-то погрустнел, а может, Ричарду это только показалось. Ему хотелось крикнуть: да, да, да! Я согласен и счастлив! Но он стоял как истукан, молча любуясь ее переменчивым, светлым, как ранняя весна, лицом.

— Надо только убедить их всех в том, что мы… — Эвелин запнулась, смутившись, но быстро справилась с собой и продолжила: — Что мы вместе, то есть встречаемся. — Она с какой-то отчаянной смелостью вскинула голову и посмотрела в глаза Ричарда. — Ну что? Поможешь мне?

— С удовольствием, — ответил тот, с трудом сдерживая счастливую улыбку.

Эвелин шумно выдохнула, вновь опускаясь на стул.

— Слава богу!

Какое-то время она сидела молча, что-то обдумывая. А когда заговорила вновь, ее голос зазвучал рассудительно и деловито:

— Стив все равно ни разу тебя не видел и понятия не имеет, что ты и есть тот самый Барнс.

— Тот самый Барнс? — переспросил Ричард, недоуменно вскидывая брови.

— Ну, я рассказала о тебе Стиву! — скороговоркой выпалила Эвелин, явно пугаясь, что он сейчас разозлится и передумает ей помогать. — Еще тогда, в первый день!

— Кто такой Стив? — спросил Ричард настороженно.

— Мой дядя, владелец «Меркури», — ответила Эвелин с невинным видом.

Ни черта себе! — подумал Ричард, опираясь о стойку обеими руками.

— Значит, это он попросил тебя поработать здесь администратором?

— Да.

Ричард рассмеялся — так безудержно и весело, как давно уже не смеялся. Он угрожал Эвелин пожаловаться на нее хозяину, а хозяин приходился ей близким родственником, обратившимся к ней за помощью в критической ситуации.

— Почему же ты сразу не сказала мне, что доводишься владельцу отеля племянницей? — спросил Ричард, все еще смеясь.

Эвелин повела плечом, обтянутым жатым хлопком нежно-розового цвета.

— Не хотела тебя разочаровывать. — Она посерьезнела. — Но давай перейдем к делу. К появлению на вечеринке нам следует подготовиться.

— О чем это ты?

Только сейчас Ричард подумал о том, в какую авантюру впутывается и чем это ему может грозить… Впрочем, за возможность предстать перед родней Эвелин, а главное, перед маменькиным сынком Эдвином в качестве ее жениха, он был готов на что угодно.

— Если бы мы действительно встречались, ты бы многое знал обо мне, — пояснила Эвелин. — Ну, есть ли у меня братья или сестры, как зовут моих родителей и тому подобное.

Какая предусмотрительная, одобрительно отметил про себя Ричард. Я о таких мелочах и не задумался бы.

— Верно, — согласился он, кивая.

— Если на сегодняшний вечер у тебя ничего не запланировано, давайте опять встретимся и я посвящу тебя в некоторые подробности моей жизни, — предложила Эвелин. — Абби пообщается с Артуром. По-моему, они болтали вчера с превеликим удовольствием.

— Артур, возможно, уже сегодня уедет, — сказал Ричард. — Торопится к семье, — добавил он, почему-то делая акцент на последнем слове.

Но, на их счастье, Артуру пришлось задержаться. Глава фирмы, который согласился поставлять ему цитрусовые на наиболее выгодных условиях, срочно уехал днем по делам и отложил подписание договора на следующее утро. Ричард ничего не имел против болтушки Абби, но не хотел уделять ей сегодня вечером особого внимания. В его планы входило сосредоточиться только на Эвелин. На подробностях ее жизни…

— Постарайся запомнить максимум информации; — попросила его она, когда они вчетвером уселись за столик в ресторанчике неподалеку от «Меркури». — И ничего не перепутать.

— Постараюсь, — ответил Ричард, усмехаясь про себя. Удержать в голове пусть даже дюжину имен казалось ему делом плевым.

— В общем, у меня есть старшая сестра по имени Хизер, — начала Эвелин настолько серьезно, будто сидела перед экзаменатором и отвечала на каверзный вопрос. — Хизер замужем за Феликсом, они живут в Санта-Ане. У них там развлекательный комплекс под названием «Пирамида». Запомнил?

— Развлекательный комплекс «Пирамида», — послушно повторил Ричард.

— Слушай дальше. У Хизер и Феликса — двое детей. Старшему, Джонни, восемь лет, младшей, Кэти, — три. Они вместе с моей мамой Рейчел вернулись в Лос-Анджелес буквально несколько часов назад. Из итальянской провинции Венето, с курорта Абано Терме.

Последние географические названия Ричард слышал впервые в жизни, но решил, что зазубривать их не имеет смысла.

— В честь их приезда, собственно, и устраивается завтрашняя вечеринка, — сказала Эвелин, морщась. — Без Муров подобные мероприятия у нас не обходятся.

— Кто такие Муры? — поинтересовался Ричард.

— Давние друзья Стива, — ответила Эвелин, корча пренебрежительную гримасу. — Эдвин — их сын.

— Ага. Все понятно.

— Мой папа — его зовут Герберт — преподает политологию в Западном колледже, — вновь заговорила Эвелин. — С ним лучше не вступай ни в какие споры, все равно не победишь. У Стива новая подружка, литературный критик. Ее я сама еще ни разу не видела…

Она долго перечисляла имена родственников и друзей семьи, с которыми завтра вечером им предстояло встретиться, но Ричард уже не старался их запомнить. Думать о каких-то посторонних ему людях он напрочь отказался, глядя на чувственные губы Эвелин, которые очень хотелось поцеловать.

Когда ее голос стих, Ричард задал вопрос, который так и вертелся у него на языке:

— А о себе? О себе ты что-нибудь расскажешь?

Эвелин посмотрела на него в замешательстве.

— Если бы ты была моей девушкой, я бы в первую очередь разузнал, что любишь и чем живешь именно ты, — пояснил Ричард. — Зато помнил бы дату твоего рождения, твой любимый цвет, время года и так далее.

Эвелин растерянно моргнула и отвернулась, притворяясь, что воспылала желанием рассмотреть семейство за соседним столиком.

Артур и Абигейл самозабвенно говорили, сегодня о тиграх и антилопах, бог знает, по каким тропинкам добравшись до этой африканской темы, и опять обращали на своих соседей по столику ноль внимания.

— Разве это может понадобиться? — спросила Эвелин, по прошествии нескольких минут снова повернувшись к ожидающему ответа Ричарду и с несвойственной ей нерешительностью глядя на него.

— Еще как может, — ответил он твердо. — Представь, например, такую ситуацию: твоя мама спрашивает меня, верю ли я в гороскопы и что думаю по поводу твоего знака зодиака. Что, по-твоему, я отвечу?

— Мама не увлекается подобной ерундой, — возразила Эвелин.

— Я всего лишь привел пример, — не унимался Ричард. — Если речь зайдет не о гороскопах, то о чем-нибудь подобном. Всего не предусмотришь.

— Верно, — согласилась Эвелин с видом человека, осужденного на казнь. — Ладно, слушай. Я родилась третьего апреля восьмидесятого года…

Третьего апреля, подумал Ричард обрадованно. Я так и думал, так и чувствовал! Не зря она напоминает мне светлую весну…

Рассказав о том, что ее любимый цвет — светло-розовый, режиссер — Стэнли Кубрик, блюдо — салат из тунца, писатель — Курт Воннегут, а животное — ушастый слон, Эвелин перевела дыхание, будто прошла тяжелое испытание.

Ричард протянул руку и нежно коснулся ее плеча. Эвелин вздрогнула. В это мгновение ему показалось, что все волшебство мира сосредоточилось в ней одной, а окружающая их действительность перестала существовать.

Их взгляды встретились. Ни разу за эти несколько дней Эвелин не казалась Ричарду настолько беззащитной, хрупкой и маленькой. За минуту, в течение которой они смотрели друг другу в глаза, совершилось некое таинство, произошло нечто чудесное, что растопило толстую корку льда, сковывавшую полтора года сердце Ричарда.

Губы Эвелин приоткрылись, словно моля о поцелуе. Глаза повлажнели и заблестели как-то по-новому, озаряя ее прекрасное лицо.

— Нам пора, — пробормотала она, смутившись… и разрушила магию момента. — Абби завтра уезжает, а я обещала показать ей Анахайм.

Ричард нехотя убрал руку, с удивлением и страхом осознавая, что мысль о расставании даже до завтрашнего дня пугает его.

— Итак, договорились, — произнесла Эвелин уже обычным ровным тоном. — Встречаемся завтра в холле «Меркури» в шесть тридцать вечера. Не подведешь меня? — Не волнуйся.


Эвелин работала в этот день только до обеда, точнее даже не работала, а объясняла, что где находится, черноглазой Анджеле, администратору с пятилетним стажем, которую Сара взяла на испытательный срок.

Абигейл уехала утром, напророчив Эвелин море счастья с Ричардом и сотню раз повторив, что Артур классный парень, жаль только женатый.

Эвелин решила, что не стоит надевать на вечер нечто экстравагантное, хоть перед Ричардом ей и хотелось покрасоваться в чем-нибудь этаком. Но их ожидал не какой-нибудь официальный прием, а просто ужин в кругу друзей и родственников, на который можно явиться хоть в джинсах.

Однако она остановила свой выбор на коротком платье из шелкового шифона цвета беж. Надела на руку браслет из хрустальных бусин. Покрыла губы тонким слоем ярко-красной помады, а глаза — светло-коричневыми тенями и тушью. Наряд дополняла кожаная сумочка с длинной ручкой…

Ричард уже ждал ее в холле отеля. Вместо обычных футболки и джинсов на нем была ничем особым не выделяющаяся светло-серая рубашка с короткими рукавами и черные брюки. Но смотрелся он замечательно, именно так, как, согласно фантазиям Эвелин, и должен был выглядеть ее мужчина.

Оглядев свою спутницу с ног до головы, Ричард поднял вверх большой палец, и они вдвоем направились к выходу.

«Форд», который Ричард взял напрокат, был припаркован напротив дверей отеля.

— Не знаю, понравится ли твоим родственникам эта колымага, — сказал он, когда оба сели на передние сиденья. — Но если бы я знал, что нам предстоит, арендовал бы что-нибудь попредставительнее.

— Мои родственники, хоть и со странностями, но «вещизмом» не страдают, — с достоинством ответила Эвелин. — Они судят о людях не по марке машины и не количеству денег на их счету.

Она заметила, как лицо ее спутника внезапно помрачнело, и задумалась, чем это вызвано.

— Выглядишь ты просто потрясающе. Прости, по-моему, я забыл это тебе сказать, — произнес Ричард, глядя сквозь ветровое стекло на дорогу и поворачивая ключ в замке зажигания.

— Спасибо.

— Куда едем?

— Прямо, потом направо, а дальше я покажу.

— Понял.

Вечеринку Стивен устроил, как обычно, на широкую ногу. Заказал невообразимое количество всяких деликатесов, украсил дом разноцветными шарами и гирляндами из мелких, как звезды на далеком небосводе, лампочек.

Члены семей Келли и Фламмер действительно не страдали «вещизмом», но ради возможности порадовать друг друга и особенно маленьких Кэти и Джонни были готовы вывернуться наизнанку…

Когда Ричард завел «форд» на небольшую стоянку слева от особняка Стивена, Эвелин неожиданно почувствовала такое сильное волнение, что чуть было не попросила развернуться и увезти ее обратно в «Меркури».

Ричард, по-видимому заметив ее тревогу, мягко накрыл ее руку своей и прошептал:

— Ничего не бойся, я с тобой.

У Эвелин на миг потемнело перед глазами. Более приятных слов она, наверное, не слышала ни разу в жизни. Более приятных, более уместных, произнесенных с нежностью и в то же время твердо.

Она моргнула, одарила Ричарда благодарной улыбкой и сжала его руку.

— Итак, операция «Категоричный отказ Эдвину» начинается!

— Вперед! — скомандовал Ричард, открывая дверцу.

Он заметил боковым зрением, как какая-то дама у соседнего «шевроле» буквально застыла на месте, увидев выходящую из машины с его, Ричарда, помощью Эвелин.

— Шанон Мур, — прошептала девушка одними губами. — Мамаша Эдвина.

Ричард едва заметно кивнул, давая понять, что понял ее.

Эвелин же повернула голову, естественным движением беря его за руку, и лучезарно улыбнулась миссис Мур.

— Здравствуйте! Как дела?

— Н-нормально, — ответила та, сдвигая жгуче-черные, крашеные брови.

— Познакомьтесь: Ричард, — произнесла Эвелин с гордостью невесты, представляющей друзьям семьи своего суженого. — Ричард, это Шанон Мур, супруга давнего приятеля моего дяди Стивена.

Ричард прижал к груди свободную руку и чуть склонил голову.

— Очень приятно, — произнес он тоном человека, старающегося произвести благоприятное впечатление на близких людей своей избранницы.

Эвелин, продолжая улыбаться, на мгновение доверчиво к нему прижалась. Он чмокнул ее в висок и повел к особняку.

— Кстати, чуть не забыла, — произнесла Эвелин полушепотом. — Называй меня Эви. Это будет выглядеть правдоподобнее. Никто из друзей и родственников не обращается ко мне «Эвелин».

— Учту, — ответил Ричард и улыбнулся каким-то своим мыслям.

В душу Эвелин закрался холодный, мерзкий страх. Она впутала в рискованную авантюру человека, который, хоть и вызывал в ней бурю невероятных эмоций, практически не знал ее, к тому же каких-то пару дней назад жаждал довести до белого каления, унизить.

А вдруг, согласившись сыграть эту роль, он задумал мне отомстить? — мелькнула леденящая кровь мысль. Вдруг решил доказать, что последнее слово останется за ним, что он в этой войне победитель?

Девушка повернула голову и пристально всмотрелась в его правильный профиль. Ричард тут же взглянул на нее. В его глазах отражалось явное желание справиться с заданием должным образом и ни капли злорадства. Эвелин успокоилась и, приподняв голову, зашагала более уверенно.

Во дворе толпились гости. Все смеялись, стоя кольцом вокруг табуретки, на которой светящийся от гордости Джонни показывал какой-то фокус — наверняка привезенный вместе с сувенирами и ветками засушенных растений из Абано Терме.

— Если я правильно понимаю, это и есть твой племянник Джимми, — умышленно громко, чтобы привлечь к себе внимание, произнес Ричард.

— Джонни, — улыбаясь, несмотря на опять сковавший ее душу страх, поправила его Эвелин.

— А да, перепутал. Прости, Малыш. Услышав его обращение «Малыш», Эвелин покачнулась, споткнулась о каменный бортик аллеи и чуть не упала. Ричард с такой ловкостью подхватил ее своими сильными руками, что она совершенно растерялась, потрясенная ливнем обрушившихся на нее в этот момент чувств.

Если бы не блестящая игра Ричарда, она, наверное, наделала бы глупостей. Удрала бы отсюда, никому ничего не объяснив, ни с кем не поздоровавшись, или, наоборот, громогласно объявила бы, что Ричард ей не жених, а случайный знакомый.

— Малыш, ты в порядке? — спросил он, прижимая ее к себе с таким искренним беспокойством, будто не только вжился в роль ее сердечного друга, а поверил, что в самом деле им стал.

Эвелин, покраснев и смутившись, пробормотала в ответ что-то нечленораздельное.

— Крепче держи меня за руку, тогда все будет в порядке, — произнес Ричард тоном влюбленного, сосредоточенного лишь на предмете своей страсти. — Слышишь? Обещаешь, что впредь так и будет? — Он взял Эвелин за подбородок и, нежно приподняв, посмотрел ей в глаза. — Обещаешь?

Эвелин кивнула, задыхаясь, чувствуя, что ее щеки горят, и подозревая, что выглядит круглой дурой.

— Вот и отлично.

Эвелин поняла, что она законченная трусиха и что о съемках ей следует забыть, потому как ее актерские способности куда-то бесследно улетучились. Когда она взглянула на гостей, то увидела, что все стоящие вокруг табуретки с Джонни-фокусником теперь смотрят на них с Ричардом, в том числе и сам Джонни, забытый публикой.

Интересно, успел ли он показать им все, что хотел? — пронеслась в затуманенном мозгу Эвелин нелепая мысль.

Неизвестно, чем бы закончилась эта немая сцена, если бы не находчивость Ричарда.

— Джонни, дружище, давай знакомиться! — воскликнул он, как будто не замечая крайнего изумления на физиономиях глядящих на него взрослых.

Мальчик убрал в карман цветные шарики и пробку от винной бутылки — атрибуты фокусника — и, не спрыгивая с табуретки, стоя на которой был ростом выше Ричарда, с готовностью протянул ему свою маленькую, но крепкую руку.

— Меня зовут Ричард, — произнес Ричард просто и дружелюбно, именно так, как следует знакомиться с ребенком.

— А меня Джон Фламмер, — ответил мальчик, радуясь, что с ним обращаются как с равным.

— Я знаю твое имя, — сказал Ричард.

— От Эви? — полюбопытствовал Джонни, впиваясь внимательными живыми глазенками в лицо тети и пытаясь что-то для себя уяснить.

— Да. — Ричард положил руку на талию Эвелин настолько собственническим жестом, что девушку бросило в дрожь, и привлек ее к себе.

— Значит, она твоя невеста? — спросил Джонни тоном человека, разгадавшего хитрую загадку. Его пухлые губы растянулись в улыбке, являя миру дыру на месте верхнего переднего зуба.

— Значит, — ответил Ричард, чмокнув Эвелин в макушку.

— А как же Эдди? — громко и обеспокоенно спросил Джонни.

Головы всех присутствовавших как по команде повернулись куда-то направо. Ричард посмотрел туда же и увидел Шанон Мур, а рядом с ней парня лет двадцати пяти с красным от негодования лицом. Не то чтобы уродливого или неказистого, но «пренеприятного», как верно выразилась Эвелин.

Девушка ощутила себя человеком, которого неумолимо засасывает трясина. Она уже не представляла, как выпутается из нелепой ситуации, и проклинала тот миг, когда ее осенила идея явиться на вечеринку с Ричардом… Хотя, с другой стороны, усердных попыток родни навязать ей в женихи Эдвина после сегодняшнего представления можно было уже не опасаться.

Эдвин, став центром внимания всех собравшихся, наверное, провалился бы сквозь землю, если бы мать Эвелин не пришла ему на выручку.

— Джонни, — ласково произнесла Рейчел, — беги-ка в сад, посмотри, чем занимается Кэти.

— Но я хотел узнать… — начал Джонни.

— Беги к Кэти, — уже строже велела она. Мальчик, больше не пререкаясь, резво спрыгнул с табуретки и помчался к сестре.

— Эви, дорогая! — Рейчел протянула дочери руки.

— Мама!

Они обнялись, и на время в груди Эвелин, искренне соскучившейся по матери, потеплело.

— Как отдохнули? — спросила она, расчувствовавшись.

— Замечательно, детка! Привезли кучу фотографий и видеозаписи. — Рейчел вскинула руки. — Эуганейские холмы просто чудо! А античные колоннады, дворцы, фольклорные фестивали!.. Эви, когда-нибудь и ты должна на все это взглянуть! У меня такое чувство, будто я помолодела на десяток лет. Грязевые обертывания Абано Терме — секрет вечного здоровья…

Эвелин совсем не походила на мать — темноглазую, с полными губами, как у всех добряков. Что в них было общего, так это, пожалуй, ясность взгляда и энергичность. И еще удивительная стройность и высокий рост.

— А ты как съездила? — спросила Рейчел. Эвелин, для которой поездка в Ирландию уже казалась событием из прошлой жизни, напрягла память.

— Чудесно, — сказала она, опять вспоминая, что должна написать Люсинде. — Потом расскажу поподробнее.

Создавалось впечатление, что Рейчел намеренно оттягивает момент знакомства с Ричардом, который наблюдал за происходящим с неподдельным интересом.

— Познакомься: это Ричард, — собравшись с мужеством, произнесла Эвелин.

Глаза Рейчел — в первую минуту она смотрела на гостя с настороженностью, если не с неприятием, — вдруг наполнились материнской теплотой, заметив которую Эвелин почему-то очень обрадовалась.

— Это моя мама, Ричард, — на удивление ровным и спокойным голосом произнесла она.

— Рейчел, — повторил тот, почтительно и непринужденно улыбаясь.

И они обменялись рукопожатиями.

— А это мой папа Герберт, — сказала Эвелин уже настолько свободно, словно в самом деле привела в дом дяди жениха, и, почувствовав, что родня его приняла, расслабилась.

Мужчины пожали друг другу руки.

Эвелин, с раннего детства обожающая своего строгого, серьезного и мудрого отца, всегда чуть-чуть его побаивалась. Его мнение по любому поводу играло для нее огромную роль, хотя она никогда не признавалась ему в этом. Отправляясь на сегодняшнюю вечеринку, она даже подумать боялась, как отец отнесется к Ричарду, которого собиралась представить в качестве своего жениха.

Герберт посмотрел на спутника дочери настолько пристально, что Эвелин испугалась, как бы тот не плюнул на ее затею и не убрался отсюда подобру-поздорову. Но Ричард с честью прошел испытание: спокойно позволил «будущему тестю» себя изучить, не отвел глаз в сторону, не завел, чтобы скрыть неловкость, бессмысленного разговора.

По-видимому, Герберт оценил это по достоинству, потому что, несмотря на всю свою суровость, по-дружески хлопнул Ричарда по плечу. Эвелин не сдержалась и счастливо заулыбалась, что воспринялось всеми, кто на нее смотрел, как само собой разумеющееся.

На знакомство со Стивеном, Хизер, — которую Ричард назвал Хейзел, отчего заметно смутился, — Феликсом и всеми остальными, в том числе и с рассерженными Мурами, ушло несколько минут. Эдвин протянул Ричарду руку с откровенной неохотой, а на Эвелин вообще не посмотрел.

В какое-то мгновение ей стало его даже жаль. В конце концов он был не виноват, что получил такое воспитание и до сих пор шел на поводу у родителей. Принять Эвелин в свою семью мечтали в основном они, сам Эдвин скорее всего не питал к ней никаких особых чувств.

Какой же я стала доброй, удивилась Эвелин, поймав себя на том, что пытается войти в положение ненавистного ей с ранней юности парня. Раньше его разобиженная физиономия только бы развеселила меня. Что это со мной? Может, заболела?

Наиболее трогательной и милой оказалась сцена знакомства Ричарда с малышкой Кэти.

Увидев его, та широко распахнула глаза, как будто встретилась с другом или с героем любимой сказки. А когда Ричард назвал ей свое имя и улыбнулся, протянула ему ручонки, прося взять ее на руки.

Ричард не растерялся, поднял ее и спокойным ласковым тоном начал расспрашивать, понравилось ли ей в Италии и какие игрушки она оттуда привезла. Кэти поведала ему о своих впечатлениях от поездки, не утаив ничего, правда, на плохо поддающемся расшифровке языке, содержащем весьма ограниченное количество понятных слов. Ричард слушал ее внимательно, кивая и задавая по ходу какие-то вопросы. Эвелин смотрела на него, приоткрыв рот, не веря своим глазам и ушам…

Вечеринка удалась на славу. Новая подруга Стивена, Карен, которую Эвелин почему-то представляла себе жутко скучной, оказалась заводной и шумной. На Ричарда и Эвелин, которые постоянно держались за руки, хоть и не договаривались об этом, весь вечер бросали любопытные взгляды. Кэти крутилась возле Ричарда до тех пор, пока ее не увели спать. Джонни тоже постоянно к нему подбегал то с одной, то с другой своей мальчишеской проблемой.

Говорят, дети и животные чувствуют достойных людей, вспомнила Эвелин неизвестно где услышанное утверждение. Чем больше она узнавала Ричарда, тем сильнее сожалела о том, что по окончании сегодняшнего вечера он перестанет быть ее женихом и их пути разойдутся. Ей нравилось в нем практически все. Независимая манера держаться, умение на любой вопрос, кем бы он ни был задан, дать исчерпывающий и в то же время немногословный ответ.

Больше всех вопросов ему, естественно, задала Рейчел — о работе, о Сан-Франциско, о статье, над которой он работает сейчас. Об отношениях с дочерью расспрашивать не стала, но намекнула, что очень за нее рада.

Когда Эвелин поняла, что больше не в состоянии ломать комедию, она шепнула Ричарду:

— Пожалуй, пора удалиться.

— Ты так думаешь? — спросил он, хмурясь. — Я, например, с удовольствием побыл бы здесь еще немного.

Эвелин испытующе на него посмотрела, стараясь понять, почему он так ответил. Просто или с каким-то умыслом?

Конечно, просто, поспешила она заставить себя расстаться с глупыми мечтами. Торчать в номере отеля ему наверняка скучно, Артур ведь уехал. Болтаться по увеселительным заведениям одному также не особенно интересно. А здесь людно, весело, полно всяких вкусностей…

Ей стало так тоскливо, что захотелось плакать.

— Нам действительно пора, — сказала она твердо.

— Ты куда-то торопишься? — поинтересовался Ричард.

— Нет, просто устала от этой дурацкой игры.

Ричард кивнул, почему-то тоже грустнея.

Эвелин подумала, что лучше уйти незаметно, не устраивая бурного прощания и больше ни над кем не издеваясь. Родители восприняли появление здесь Ричарда всерьез: никого другого их младшая дочь ни разу не приводила на семейные торжества.

— Уйдем тихо, — шепнула она Ричарду. — А то мне станет родителей до того жалко, что я не выдержу и во всем сознаюсь.


7


До «Меркури» они ехали молча, думая каждый о своем. Было около десяти, и вечерний Анахайм радовался жизни, хохоча и веселясь.

Выйдя из машины, Ричард и Эвелин медленно побрели к отелю.

— Может, немного погуляем? — предложил Ричард, кивая на апельсиново-лимонный парк, тот самый, в котором по ночам ворковали влюбленные.

— Да, пожалуй, — ответила Эвелин со вздохом. — На душе как-то тяжко. Если я засяду сейчас в своем люксе, то просто с ума сойду.

Они свернули на мощенную камнем дорожку.

Ричарда тоже ела непонятная тоска, но пытаться выяснять, чем она вызвана, ему не хотелось.

— Почему у тебя тяжко на душе? — спросил он, стараясь не выдать голосом своего настроения.

— Не знаю. Возможно, из-за этой истории. — Эвелин замолчала, и Ричард почувствовал, что она собирается с духом, чтобы открыть ему какую-то тайну. И не ошибся. — Наверное, стоит честно тебе признаться, — продолжила она. — В дом близких родственников я никогда не приводила мужчин. Сам ведь знаешь, какие они, эти мамы и папы, все принимают чересчур близко к сердцу.

Ричард вспомнил отца, у которого душа действительно болела не только за них, его детей, но и за всех родственников и друзей. О матери думать не стал, не желая вгонять себя в еще более мрачное расположение духа.

Эвелин выдержала паузу и снова заговорила:

— Я всегда старалась относиться к ним бережно. По крайней мере, не посвящать в подробности своей уже взрослой жизни. — Она криво улыбнулась. — Я далеко не пай-девочка. Люблю и на дискотеках повеселиться, и посходить с ума на вечеринках. Могу и выпить, не до поросячьего визга, конечно, но чтобы почувствовать хмель. Наркотой, правда, не балуюсь и курить только пробовала. Не понравилось… Я к тому все это говорю, что родителям вовсе не обязательно ни о чем подобном знать, равно как и о романчиках, которые начинаются и тут же заканчиваются, то есть ничего особенного собой не представляют.

— Ты переживаешь, что с моей помощью заморочила родителям голову? — спросил Ричард, подкупленный откровенностью Эвелин.

Женщины, с которыми ему доводилось иметь дело, какими бы испорченными они ни были, вели себя совершенно по-другому: в первые дни знакомства старательно разыгрывали перед ним невинных овечек. Так было и в случае с Амандой. «Пикантные» подробности о ее прошлом он начал узнавать лишь по прошествии нескольких месяцев, причем совершенно неожиданно и чисто случайно. О том, что, еще учась в колледже, она прославилась неразборчивостью в связях, курила травку, нюхала кокаин…

— Да, переживаю, — ответила Эвелин серьезно. — По-моему, ты им даже понравился. И Стивену тоже, хоть он явно расстроился из-за того, что обиделись Муры. — Она горько усмехнулась.

— И мне твои родители понравились, — честно признался Ричард. — Серьезные, порядочные, не притворы. Терпеть не могу лицемерия и глупости!

— Да уж, лицемерить мои родственники не умеют, особенно папа.

Некоторое время они шли по аллее, освещенной желтым светом фонарей, молча. Увидев низенькую скамейку, выкрашенную какой-то светлой краской, а сейчас кажущуюся бледно-лиловой, Ричард указал на нее рукой.

— Присядем?

— Давай, — согласилась Эвелин.

Они уселись, вытянув вперед уставшие за целый день ноги.

Пахло лимонами. Но аромат Эвелин, как будто усилившийся, когда она опустилась на скамейку, перебивал этот запах, магически воздействуя на Ричарда. Он впервые взглянул оценивающе на ее ноги — длинные, крепкие, с тонкими щиколотками и узкими ступнями, не скрытыми от глаз тонкими ремешками босоножек.

Она просто чудо, подумал Ричард, и его грудь сдавила щемящая тоска. Естественная, откровенная — по сути, тоже настоящая. Как Артур. Наверное, я, с грузом моих проблем, не имею права ей навязываться. Она повстречает другого человека, более достойного, нормального. А с родителями как-нибудь объяснится… Скажет: не сложилось.

Но ему до одури хотелось прикоснуться к длинным ногам руками, опуститься на колени и осыпать ее упругие бедра горячими поцелуями.

И стало невыносимо больно оттого, что вечеринка у Стивена осталась позади, равно как и право называться женихом этой удивительной девушки.

— Ладно, что сделано, то сделано, — произнесла Эвелин, вздыхая.

Ричард заметил, как тонкая бретелька платья сползла с ее плеча, и ощутил приступ неслыханного желания, прямо как подросток, еще никогда не вступавший в интимную связь с женщиной.

Эвелин машинально поправила бретельку и продолжила:

— Зато мы добились намеченной цели. — Она невесело рассмеялась. — Бедняга Эдвин, наверное, теперь больше никогда не появится у Стивена. Его предки обиделись. Ведь это время они мечтали женить его на мне. А Эдвин просто привык во всем им подчиняться.

— Сколько ему лет? — спросил Ричард.

— Двадцать шесть.

Ричард присвистнул.

— Ничего себе! В таком возрасте во всем подчиняться родителям, мягко скажем, неумно.

— Согласна, — ответила Эвелин, перебирая бусинки браслета.

Когда она нервничала, то постоянно что-то вертела в руках — Ричард давно подметил эту ее особенность. Его охватило желание взять ее тонкие пальцы в свои, крепко их сжать и подарить ей успокоение каким угодно способом — ласковыми словами, ободряющим взглядом… поцелуем…

Черт! О поцелуях с Эвелин не следовало даже мечтать. Наставала пора возвращаться домой, в прошлую жизнь.

— Только строго судить Эдвина не стоит, — сказала Эвелин, продолжая начатый разговор. — У него очень властная мать, с младенчества приучившая его к безропотному послушанию. — Она рассмеялась. — Не подумай, что я настолько добренькая. Просто в последние дни со мной творится что-то непонятное. Черт его знает, что именно.

— Кстати, прости, что Хизер я назвал Хейзел, а Джонни — Джимми, — сказал Ричард, вспоминая про свои оплошности. — Понадеялся, что с легкостью запомню все, что ты мне рассказывала, поэтому не особенно старался запоминать.

— Перестань. Это я перед тобой должна извиниться за то, что поначалу вела себя как дура. Чуть не шлепнулась у всех на глазах. Если бы ты не поддержал меня… — Она смущенно потупилась.

— Пустяки, — ответил Ричард, несмотря на то что страстно желал отреагировать на это проявление робости совершенно по-другому: опять обнять Эвелин за талию и прижать к себе, как в тот момент, когда она споткнулась.

— В общем, ты здорово мне помог, — сказала она. — А с родителями я как-нибудь потом объяснюсь. Скажу, что мы с тобой расстались… потому что не сошлись характерами.

— Да, действительно жаль их… — протянул Ричард задумчиво. — Хорошие люди. Я, например, со своей матерью в последнее время почти не общаюсь. А отец… — Он сглотнул, помолчал и продолжил сдавленным голосом: — Мой отец умер полтора года назад. Погиб в автокатастрофе. Все произошло до безумия нелепо и страшно.

Он не увидел, скорее почувствовал, как напряглась Эвелин, услышав его слова. Какое-то время она сидела не дыша и смотрела на него широко раскрытыми глазами. Ричард уставился на какую-то видимую лишь ему точку в пространстве, боясь выражением своих глаз напугать девушку.

О своей жизни в последнее время он не рассказывал ни единой живой душе. Не хотел наткнуться на непонимание, да и обременять людей печальной историей не желал. С Эвелин же его неожиданно потянуло на откровенность.

— Почему же ты почти не общаешься с мамой? — осторожно спросила она. — Наверняка ей тяжело.

Ричард хмыкнул, вспоминая, с каким жаром мать спорила с Сильвией о том, что кому достанется из имущества отца, уже через несколько дней после похорон.

— Не думаю.

Эвелин не стала задавать других вопросов. Дождалась, когда Ричард пояснит свои слова сам.

— У меня ведь тоже есть старшая сестра, — произнес он спустя некоторое время каким-то чужим, глухим голосом. — Сильвия. Ее я вообще не желаю больше знать. Когда папа умер, она тут же помчалась к нотариусу за завещанием. Можешь себе представить?

Он прищурился, стараясь скрыть выражение своих глаз, и пристально посмотрел на Эвелин. Та ничего не ответила, но Ричард по одному ее виду понял, что она потрясена услышанным.

— Если бы ты только знала, какая заварилась каша, — продолжил он, пытаясь не давать волю чувствам, — когда выяснилось, что основную часть своего имущества отец завещал мне. Сильвию этот факт привел в бешенство. Она затеяла скандал, к которому с превеликим удовольствием присоединились все наши многочисленные тетушки и дядюшки, которые, как оказалось, тоже рассчитывали на кусок папиного наследства. Мама играла в раздувании этой войны далеко не последнюю роль. Несколько раз пыталась втянуть в нее и меня, но у нее ничего не вышло.

Он сцепил пальцы в замок, заставляя себя успокоиться.

Эвелин по-прежнему смотрела на него широко распахнутыми глазами и не произносила ни слова.

— Никогда не думал, что мой близкие настолько мелочны и ничтожны, — сказал Ричард тихо. — Мне казалось, все эти истории о скандальном дележе наследства выдумки авторов глупых сериалов и дамских романчиков.

Он замолчал, поджав губы.

— Чем же все закончилось? — с той же, что и несколько минут назад, осторожностью спросила Эвелин.

Ричард сокрушенно вздохнул.

— Понятия не имею. Когда дело дошло до угроз обратиться в суд, я официально отказался от всего, что мне завещал отец, уволился из «Окленд трибьюн» и переехал в Сан-Франциско. Моя подруга меня бросила — не пожелала ехать со мной. Наверное, к лучшему.

Он неожиданно для самого себя рассмеялся резким, неприятным смехом.

— Такая вот история. Теперь я живу в Сан-Франциско, вдали от этих склочников, и очень рад, что больше никого из них не вижу и не слышу… А если честно, ничему я не рад. Все пытаюсь понять, как же так вышло, почему в жизни столько несправедливости. И не могу…

Ему вдруг стало ужасно стыдно за то, что вылил на свою новую «светлую» знакомую всю эту грязь, никак не желавшую оставить его в покое. И захотелось тут же как-нибудь исправить досадную ошибку. Он напрягся, прикидывая, что бы такое оптимистичное добавить к своему мрачному рассказу, и в этот момент теплая ладонь Эвелин мягко легла на его руку.

— Ты сильно мучаешься, — произнесла она исполненным сострадания голосом. — Теперь я, кажется, все поняла…

Ее сердечный порыв и стремление помочь настолько растрогали Ричарда, что он наклонил голову и прижался губами к ее небольшой узкой руке.

— Прости, Малыш. Я не должен был рассказывать тебе о своих бедах…

Эвелин нежно провела пальцами по его щеке, на которой уже появилась щетина.

— Эй, — ласково сказала она, — мы уже не на вечеринке. Можешь называть меня даже не Эви, а, как обычно, Эвелин.

— Нет, — прошептал Ричард, утыкаясь лицом в ее теплую ладонь. — Для меня ты Малыш.

Он почувствовал вдруг, что эта девушка бесконечно дорога ему и что воспоминание о сегодняшней ночи, обо всей этой поездке никогда не сотрется из его памяти, будет согревать душу до самой старости, до гробовой доски.

— Теперь я все понимаю, — повторила Эвелин задумчиво.

Ричард поднял голову, трепетно сжимая ее руку в своей.

— Что понимаешь?

— Почему в первый момент ты показался мне настолько хмурым, сумрачным, — ответила Эвелин, словно разговаривая с собой. — Но, несмотря на это и на наши скандалы, я все же почувствовала в тебе нечто особенное…

Она замолчала. Ее слова отозвались в душе Ричарда оглушительным взрывом эмоций. В первые несколько мгновений он не то что говорить, даже соображать толком не мог.

— Признаться честно, я рада, что мы познакомились, — добавила Эвелин тихо и так, будто заглядывала внутрь себя и читала книгу своей души.

Ричард крепче сжал ее руку.

— Малыш… — Им овладело страстное желание осыпать ее водопадом самых ласковых на свете слов, поблагодарить за все, что она невольно сделала для него, признаться в чувствах, которым он сам еще не знал названия.

Эвелин как будто не заметила, что с ним творится. Или слишком растерялась, потому и поспешила сменить тему:

— А насчет родственников… Знаешь, мне кажется, не стоит настолько серьезно на них обижаться. Если ты простишь им все прегрешения, тебе самому станет легче.

— Об этом и речи не может идти, — ответил Ричард, вновь становясь угрюмым и непримиримым.

— Подожди, выслушай меня, — попросила Эвелин. — Ты ведь отказываешься от людей, в жилах которых течет такая же, как и у тебя, кровь. Они ошиблись, запутались, но все мы совершаем оплошности, абсолютно все. — Она облизнула губы, очевидно сильно волнуясь. — Я, например, буквально на днях задумалась о собственной жизни и пришла к выводу, что с удовольствием вернулась бы в сотню моментов прошлого и поступила бы совсем не так, как поступила тогда. Кто знает, может, твои родственники уже сами осознали свои ошибки?

Ричард долго смотрел на нее не моргая. Потом, повинуясь какому-то мощному движению души, взял обе ее руки, поднес к губам и нежно поцеловал.

— Спасибо тебе… Ты не представляешь, как сильно мне помогла, — прошептал он, задыхаясь от наплыва чувств.

Она и впрямь ему помогла. Указала единственно верный путь.

Он полтора года ломал голову над загадкой этого неприглядного семейного скандала, а отгадка оказалась до смешного простой. Его родственники всего-навсего совершили серьезную ошибку, ему следовало простить их и принять такими, какие они есть.

Как только вернусь домой, сразу позвоню Сильвии, решил Ричард, испытывая пьянящее облегчение, которого ждал так долго, о котором мечтал. Пусть знает, что я прощаю ее и готов возобновить отношения. Она ведь моя сестра. Одна из самых близких мне на свете людей…

— Тебе всего двадцать лет, Малыш, — горячо прошептал он, глядя на Эвелин, как на какое-то чудо.

— И? — непонимающе спросила она.

— Двадцатилетние девочки не бывают такими мудрыми.

Эвелин негромко засмеялась.

— Я вовсе не мудрая, а взбалмошная и вредная. Иногда такое могу выкинуть! — Она закатила глаза, показывая, что способна на разные безумства. — Это со мной в последнее время творится что-то странное. Сама не понимаю, что именно: либо я становлюсь взрослее, либо заболела. А может…

Окончить фразу ей не удалось. Уже не понимая, что делает, Ричард привлек ее к себе и принялся жадно целовать. Эвелин с готовностью ответила на его порыв, как будто только этого и ждала весь вечер, ради этого и уговорила пойти его с ней на вечеринку…

Прошло, наверное, полчаса, а может, гораздо больше. Ричарду показалось — целая жизнь. Он вообще лишился способности мыслить: не мог вспомнить, ни какой сегодня день, ни что привело их двоих в этот дивный парк.

Эвелин немного отстранилась и перевела дыхание. Ее глаза горели как звезды.

— Пойдем ко мне, — прошептала она, поднимаясь со скамейки и беря Ричарда за руку.

Он не сопротивлялся. Его мозг отказывался анализировать ситуацию. Жило лишь сердце, а оно велело ему идти за этой девушкой, куда бы она ни позвала.

Вообще-то в любовных делах он старался быть предельно осторожным, убедившись к своим двадцати восьми годам, что случайные связи нередко влекут за собой вереницу нежелательных последствий. Если бы он не чувствовал себя сейчас одурманенным, околдованным, обязательно придумал бы способ предотвратить сближение с Эвелин, оградить ее от страданий. Он понятия не имел, как посмотрит на события сегодняшнего вечера завтра, не был уверен, что готов предложить милой Эви что-то надежное и постоянное, хоть и видел в ней божество, хоть всем сердцем мечтал сделать своей…

Только когда двери лифта раскрылись и они, держась за руки, вышли в коридор верхнего этажа «Меркури», сознание Ричарда начало потихоньку проясняться. Эвелин жила в роскошном номере. В таких ему еще не доводилось бывать. Они не остановились ни в прихожей, ни в гостиной — прямиком прошли в спальню с огромной кроватью и, упав на нее, продолжили страстно целоваться.

— Эви… Малыш… — прошептал Ричард, когда Эвелин принялась расстегивать пуговицы на его рубашке. — Ты… уверена?

— Да, — ответила она с такой решимостью, что он отбросил прочь сомнения, отдаваясь страсти.

У нее было прекрасное тело. Небольшие округлые груди, удивительно упругие, нежные как шелк. Тонкая талия с переливающимся камушком в пупке. Упругие, гладкие бедра.

Ричард покрывал ее поцелуями до тех пор, пока она не взмолилась охрипшим от ласк голосом:

— Возьми меня… Пожалуйста…

К этому моменту Ричард почти не контролировал себя. И все же нащупал отброшенные к спинке кровати брюки и достал из кармана презерватив.

Несколько мгновений спустя исчезло все — шикарная обстановка люкса, сомнения и мысли о прошлом. Осталась только восхитительная Эви…


Он проснулся, когда сквозь огромное окно номера, наполовину занавешенное шторами, уже лился бледный утренний свет. И, увидев безмятежно спящую рядом Эвелин, с радостью и испугом вспомнил о событиях вчерашней ночи.

Эви подарила ему себя бескорыстно и щедро, ничего не требуя взамен, ни на что не намекая. Светлая, восхитительная, сейчас в своей сонной безмятежности она напоминала раннюю весну, едва зародившийся рассвет. Ричард воспроизвел в памяти вечеринку у Стивена, знакомство с ее родителями, прогулку по парку, разговор на скамейке.

Она посоветовала мне возобновить отношения с родственниками, вспомнил Ричард, снова поражаясь удивительной мудрости этой двадцатилетней девочки. Умница моя, красавица…

Он всмотрелся в лицо Эвелин — в ее чуть тронутые румянцем щеки, слегка приоткрытые и немного припухшие от шквала его поцелуев губы, чуть подрагивающие ресницы, ниточки бровей. Она была настоящим ангелом, доброй феей, а он по сравнению с ней — истрепанным жизнью невротиком.

Что я могу предложить ей? — подумал Ричард. Переехать в мою холостяцкую берлогу в Сан-Франциско, в которой, слишком занятый мрачными раздумьями, я не удосужился даже навести мало-мальский уют?.. Поедем со мной, моя крошка! Забудь об этом люксе, об учебе, о своем благополучии, о друзьях и стань подругой погрязшего в обидах болвана. Быть может, он и превратится в себя прежнего, но сначала разберется в своих мыслях и чувствах, попытается поговорить с сестрой, с матерью, добиться большего в работе…

Нарисованная им самим картина повергла Ричарда в такое уныние, что он тихонько откинул простыню и поднялся с кровати, вдруг почувствовав, что не достоин ни Эвелин, ни признания ее родителей, ни роскоши этого номера.

Сначала надо наладить собственную жизнь, а уж потом пытаться связать ее с чьей-то еще, твердо сказал себе он. Я непременно воспользуюсь твоим советом, Малыш, я постараюсь стать таким, как прежде. И никогда не забуду эту ночь, буду лелеять воспоминание о ней, как драгоценность, как экзотический сувенир.

Ричард еще раз пристально всмотрелся в лицо Эвелин, стараясь запечатлеть его в своей памяти в мельчайших подробностях, и на цыпочках, боясь ее разбудить, вышел из спальни.

Задерживаться в Анахайме ему не имело смысла. Материалов для статьи он собрал предостаточно, все остальное мог доделать и дома. Следовало как можно быстрее исчезнуть из жизни Эвелин, сделать расставание наименее болезненным для нее.

Когда, поспешно собрав вещи, он спустился в холл, за стойкой стоял знакомый парень с высоким лбом и аккуратной стрижкой, по-видимому работающий только в ночную смену, — идеальный образчик администратора солидного отеля. Сердце Ричарда застонало, оттого что перед ним не Эвелин. Быстро выписавшись из отеля, он стремительно зашагал к выходу.


Проснувшись, Эвелин поднялась не сразу. Не открывая глаз, немного понежилась в теплой постели, пропитанной запахом любви и сбывшихся грез. Когда сон окончательно покинул ее, а разум прояснился, она сладко потянулась, вспоминая о вчерашнем вечере и ночи с Ричардом.

Ричард!

Распахнув глаза, Эвелин посмотрела на подушку с вмятиной и скомканную простыню рядом с собой. Ричарда не было.

— Ричард! — позвала она, подумав, что он проснулся раньше и просто решил принять душ.

Ей никто не ответил. В ванной не шумела вода, в соседней комнате не играла музыка. В люксе царила тишина.

Объятая тревожным предчувствием, какого она не испытывала еще ни разу в жизни, Эвелин медленно поднялась с кровати и осмотрелась по сторонам. О вчерашнем присутствии здесь Ричарда не напоминало ничто, кроме подушки со следом от его головы.

Наотрез отказываясь верить в то, что после волшебной ночи любви он исчез из ее жизни навсегда, Эвелин заглянула в ванную, в комнату для гостей, вышла в гостиную, даже для чего-то открыла входную дверь и посмотрела в оба конца коридора. Было семь тридцать утра, постояльцы отеля еще спали.

Он ушел к себе, подумала Эвелин, хватаясь за эту мысль, как за спасительную соломинку. Ну конечно! А я-то, дурочка, запаниковала. Естественно, ему удобнее привести себя в порядок в собственном номере: там и побриться можно, и переодеться. Сбежать от меня как последний трус он не смог бы. Ричард не такой…

Мысленно разговаривая с собой подобным образом, она постепенно усыпила свои тревоги и стала анализировать события вчерашнего дня. Следует относиться к нему бережнее и внимательнее, решила она, вспомнив рассказ Ричарда о семейном скандале и о расставании с невестой. Надо быть с ним искренней и открытой и постараться помочь ему.

Под влиянием внезапного порыва она достала из шкафа первую попавшуюся одежку — короткое платье с аппликациями, — надела его, заскочила в ванную лишь для того, чтобы почистить зубы и взглянуть на себя в зеркало, и пулей вылетела из номера.

Пятьсот восьмой, пятьсот восьмой, как молитву твердила она, спускаясь на пятый этаж. Ей казалось, время замедлило ход, а с лифтом что-то не в порядке — он двигался с мучительно-медленной скоростью. Когда наконец его дверцы с шумом разъехались в стороны, Эвелин набрала полную грудь воздуха и помчалась по длинному коридору, ища глазами заветный номер. Пятьсот восьмой!

Она остановилась перед ним как вкопанная и постучала не сразу — с минуту набиралась сил и лихорадочно придумывала, что сейчас скажет Ричарду. Ее сердце колотилось как сумасшедшее, в висках пульсировала кровь, в горле от быстрого бега и безумного волнения пересохло, а перед глазами плавали темные пятна.

Наконец ей удалось немного успокоиться. И, сжав кулак, она решительно постучала.

Лишь оглушающая, сводящая с ума тишина была ей ответом. Эвелин постучала во второй раз, в третий, чувствуя, как внутри нее, где-то в районе груди, что-то разрывается, причиняя боль. Такую адскую, боль, какой она еще никогда не испытывала.

Ричард не отозвался. Скорее всего его вообще не было в номере.

Может, он опять в «Диснейленде»? — подумала Эвелин, ощущая острую потребность срочно утешить себя, исцелить каким угодно лекарством образовавшуюся в душе рану. Или ушел завтракать? Или просто прогуляться? Он ведь любит дышать свежим воздухом. Да, точно. Побродит по парку, вспомнит наш вчерашний вечер, вернется и сам ко мне придет. Ну конечно…

Но уговорить себя не смогла. И, простояв у закрытой двери пятьсот восьмого номера еще минут пять, внезапно сорвалась с места и побежала к лифту, а вскоре, запыхавшаяся, уже стояла перед Эвклидом, опираясь на стойку руками.

— В чем дело, Эви? — спросил тот обеспокоенно, едва она приблизилась.

— Ричард Барнс… Ты видел его сегодня?

Эвклид ответил незамедлительно. И все же в те сотые доли секунды, пока он открывал рот, Эвелин успела обратиться к высшим силам с мольбой, чтобы его ответ подарил ей хоть каплю надежды.

— Да, видел, — сказал Эвклид, пожимая плечами. — Это ведь тот самый тип, которому требовался непременно двухкомнатный номер, правильно?

— Правильно, — пробормотала Эвелин, замирая от тревоги. — Где он, Эвклид? Куда пошел и когда вернется? Ты случайно не знаешь?

Эвклид недоуменно всмотрелся в ее лихорадочно горящие глаза.

— Успокойся, Эви, прошу тебя. Присядь. — Он кивнул на стул рядом с собой. Эвелин послушно обошла стойку и села, уже предчувствуя беду и не торопя молодого человека с ответом. — Барнс не вернется, — произнес тот спокойным тоном. — Часа полтора назад он выписался и уехал.

— Куда? — чуть ли не выкрикнула Эвелин, чувствуя, как под ней покачивается земля, намереваясь куда-то уплыть.

— Не знаю, — ответил Эвклид растерянно.

— В Сан-Франциско, — пробормотала Эвелин словно в бреду, совершенно не задумываясь о том, как выглядит и что подумает о ней Эвклид. — Домой…

Она вскочила со стула и побежала назад, к лифту, не зная, как ей спастись от усиливающей в груди боли, ничего не желая, никого не видя, как будто наполовину умерев, лишившись желания жить.

Эвелин не помнила, как вновь очутилась в своем номере, как вошла в спальню, как забралась в постель и с головой накрылась простыней. Ей хотелось забыться сном, провалиться в спасительный мрак, спрятаться от всех и вся, лишиться способности думать, вспоминать, чувствовать.

Но мысли не желали ее покидать, грудь буквально разрывало, а сцены вчерашнего вечера с издевательской навязчивостью вставали перед глазами.

Почему? — недоумевала Эвелин, сжавшись в комок и зажмурив глаза, точно побитая собака. Что ему не понравилось? Может, он не смог простить мне прежние выходки? Почувствовал, что не в состоянии забыть мои дерзости? Но ведь и я от него порядком наслушалась гадостей! Черт! Если бы я только знала, тогда бы держала себя в руках, не распускала свой поганый язык…

Терзаясь раскаянием и мучительными предположениями, Эвелин пролежала в кровати до самого обеда. Поднялась только тогда, когда в сумочке запиликал сотовый.

Звонила Абигейл.

— Ну, как твои дела? — спросила она бодрым звонким голосом. — Когда возвращаешься? Что у тебя с Ричардом?

У Эвелин на глаза навернулись слезы. Она ответила не сразу, некоторое время помолчала, успокаиваясь.

— Администратора уже нашли. Вчера. Я теперь свободна как птица.

— Отлично! — воскликнула Абигейл. — Сузи и Джим на следующей неделе устраивают грандиозную вечеринку! Значит, ты тоже сможешь прийти. А Ричард? Как ваши дела?

Эвелин закрыла ладонью рот, почувствовав, что сейчас разрыдается.

— Эви? — позвала подруга, настораживаясь. — Ты в порядке?

— Нет, — простонала Эвелин, больше не в силах сдерживаться.

— В чем дело? Он опять оскорбил тебя? — спросила Абигейл взволнованно.

— Нет, — снова прошептала Эви, закрывая глаза и в который раз уносясь мыслями на низенькую скамейку в парке с апельсиновыми и лимонными деревьями. — Я потом все тебе расскажу, не по телефону, ладно? — пробормотала она жалобно.

— Эви, дорогая, я боюсь за тебя. Может, мне приехать? Прямо сейчас? Я бы все дела отложила, сняла со счета остаток денег и…

Эвелин задумалась, стоит ли принимать предложение подруги. Абигейл могла выслушать ее и поддержать, дать какой-нибудь совет. Но она не нуждалась сейчас ни в советах, ни в разговорах — ни в чем и ни в ком, кроме Ричарда. А его никто не мог ей вернуть.

— Нет, Абби, спасибо, — сказала она отрешенно. — Я скоро сама приеду… сегодня или завтра. Тогда и поговорим.

— Хорошо. Но пообещай, что не наделаешь глупостей! — потребовала Абигейл. — Не знаю, что там у тебя стряслось, но помни: ты самая лучшая и не должна падать духом. Все образуется, вот увидишь, — добавила она убаюкивающе.

— Да, — ответила Эвелин, на мгновение оживая. — Спасибо тебе. Глупостей я постараюсь не наделать, не волнуйся.

Она слонялась по своему люксу до вечера, не обращая ни малейшего внимания на окружающую ее роскошь и не притрагиваясь к музыкальному центру. А около восьми наспех собрала вещи и уехала.


8


Ричард терзался сомнениями всю дорогу до аэропорта, во время полета и приехав домой. Слова Эви, ее смех, сладострастные стоны звучали в его голове снова и снова, приобретая все большую значимость, причиняя все более нестерпимую боль.

Теперь ему казалось, что он поступил как последний трус, как законченный мерзавец. И очень сожалел, что не дождался пробуждения Эви и по-дружески с ней не поговорил, все не объяснил. Уезжая из Анахайма, он думал только о том, что своим исчезновением освобождает Эвелин от тяжести своего присутствия, и о том, что должен будет убить в себе зародившуюся к ней любовь или, по крайней мере, притупить ее, приглушить.

О чувствах Эвелин он не думал и, когда вдруг предположил, что и она сейчас страдает, страшно разволновался.

Кретин! Идиот! — мысленно обзывал себя он. Разве я не видел, что эта ночь стала для нее чем-то особенным: по выражению глаз, по безоглядности, с которой она мне отдалась? Получил ценный совет, насладился прогулкой и сексом — и в кусты!..

В редакции в день приезда Ричард решил не появляться — над статьей еще следовало поработать. Ему страстно хотелось на что-то отвлечься, но мысли никак не желали переключаться на «Диснейленд», а сердце разрывалось от жуткой боли.

Промучившись до самого вечера, он надумал позвонить сестре и, не откладывая в долгий ящик, тут же уселся на диван, снял с телефона на столике трубку и набрал давно заученный наизусть номер. Пока в трубке раздавались длинные гудки, перед его глазами промелькнула вся прошедшая жизнь, начиная с детства.

Совсем еще детьми они с Сильвией страшно дрались, потом научились терпеть и понимать друг друга, а повзрослев, превратились в близких друзей. Ричард вспомнил, как, решая, выходить ли ей замуж за Даррелла, Сильвия часами напролет беседовала с ним в кухне. Они вместе взвешивали все «за» и «против», спорили, смеялись. Сильвия, тогда еще тоненькая, с длинными волосами, заплетенными в косы, поглядывала на брата с мольбой, будто считала, что от его мнения зависит вся ее судьба…

Из трубки донесся приглушенный щелчок, и на сердце у Ричарда похолодело.

— Алло!

Это была Сильвия. Ее голос прозвучал тише и спокойнее обычного, но не узнать его Ричард не смог бы даже по прошествии полувека.

— Сильвия? — все же спросил он, больше потому, что не знал, как начать этот безумно сложный разговор.

Последовала продолжительная пауза. За это время в голове Ричарда пронеслась дюжина мыслей. Может, она не желает со мной разговаривать? Или не узнала? Или считает, что я отказался тогда от этого чертового наследства, просто чтобы повыпендриваться, вот и молчит, демонстрируя свое презрение?..

— Ричард… — робко произнесла Сильвия, по-видимому и не думавшая его презирать.

— Как дела? — спросил он весьма сдержанно, не в состоянии в одночасье коренным образом изменить отношение к жадной до денег сестре.

— Гм… А мама не рассказывала тебе? — спросила Сильвия таким жалобным тоном, что сердце Ричарда мгновенно смягчилось.

— С мамой я не общался вот уже два месяца, — ответил он, впервые за полтора года задумываясь о том, что мать, возможно, нуждается в его помощи.

Сильвия тяжело вздохнула.

— У меня серьезные неприятности, — призналась она.

Заболела? — подумал Ричард с тревогой. Или что-нибудь с работой?

По-видимому, Сильвии тоже непросто было с ним разговаривать. Прежде чем продолжить, она еще несколько раз вздохнула и безрадостно усмехнулась.

Ричард молча ждал.

— Даррелл полюбил другую женщину, — произнесла наконец Сильвия надтреснутым голосом. — Тоже художницу.

Ричарду захотелось услышать подробности, понять, виновата ли в охлаждении к ней мужа сама Сильвия. И, как ни удивительно, ощутил острую потребность поддержать ее, успокоить. Оказалось, он никогда не переставал любить свою странную непредсказуемую сестру, просто запрещал себе об этой любви думать.

— Вы развелись? — спросил он, больше не в силах томиться неизвестностью.

— Да, совсем недавно, — ответила Сильвия убито. Ричарду показалось, она рада слышать его и чувствует облегчение, делясь с ним. — Если честно, Стефани во сто раз лучше меня. По большому счету, я рада за Даррелла. Он достоин быть счастливым… — Ее голос задрожал, и она замолчала.

Ричард настолько растерялся, услышав ее признание, что в первый момент не смог подобрать подходящих слов для ответа. Его охватило желание сегодня же отправиться в Окленд, встретиться с сестрой, посидеть с ней в кухне родительского дома, как тогда, много лет назад, выслушать все-все, что бы она ни пожелала рассказать. Собственная обида вдруг показалась ему настолько ничтожной, что стало стыдно. Он вспомнил Эвелин и зажмурил глаза от приступа благодарности, смешанной с желанием и отчаянием. В его сознании мелькнула спасительная мысль: может, еще не поздно все исправить? По крайней мере, попытаться…

— Ты знакома с этой Стефани? — услышал он собственный голос.

— Да… — Сильвия всхлипнула, но, по-видимому, тут же взяла себя в руки, так как незамедлительно продолжила: — Они поступили благородно. Не стали обманывать меня, взяли и во всем признались. Сначала мы поговорили один на один с Дарреллом, потом все вместе…

— Только не впадай в уныние, — произнес Ричард, напрочь забывая о том, что еще несколько дней назад даже имени сестры не желал слышать. — Если все так вышло, значит, иначе нельзя. Надо перетерпеть, найти в себе мужество.

Сильвия горько усмехнулась.

— Я стараюсь. Только не понимаю, к чему все это…

— Что? — спросил. Ричард озадаченно.

— Терпеть, находить в себе мужество, — произнесла Сильвия устало.

— То есть как не понимаешь?

— Я сама во всем виновата, Ричард, — сказала Сильвия с каким-то пугающим отчаянием. — И знаю, что не буду счастлива. Я не имею на счастье права. — Она сделала паузу, сглотнула и заговорила более пылко и взволнованно: — Даррелл просил родить ему ребенка, а я все отказывалась, говорила, что, мол, еще не насытилась вольной жизнью. В трудные моменты я не поддерживала его, думала только о себе.

Даже вспоминать стыдно… Причем мне казалось, что я во всем права, веришь? — Последнее слово она произнесла молящим тоном, и Ричарду ясно представился ее взгляд — такой же, как в те вечера перед замужеством.

— Верю, — ответил он, как мог мягко.

Сильвия вздохнула с облегчением.

— Только сейчас я вдруг осознала, что жила совсем не так, как следовало, что стремилась неизвестно к чему. Что не ценила прекраснейших людей, находившихся со мной рядом. Потому-то судьба и отобрала их у меня — папу, Даррелла, тебя…

Ричарду показалось, что он ослышался. Выходило, сестра страшно мучилась из-за своих проступков, чувствовала себя прескверно и жаждала прощения. Если бы не Эвелин, он еще долго не узнал бы об этом, возможно даже никогда. Эта девочка сотворила настоящее чудо. Перевернула всю его жизнь. Он был обязан встретиться с ней хотя бы еще раз…

— Мне очень стыдно за мое поведение, Ричард, — произнесла Сильвия дрожащим голосом. — С удовольствием оправдала бы себя, но не могу, не знаю как…

Ричарду хотелось утешить сестру, но он не представлял, каким образом. Поэтому молчал, вслушиваясь в каждый ее вздох, каждое всхлипывание.

— Я сотню раз собиралась позвонить тебе или приехать и попросить прощения, но то не решалась, то не находила времени, ухаживая за мамой…

Смысл последних слов Сильвии дошел до Ричарда не сразу. С первых минут разговора он пребывал в сильном волнении, захлестнутый стыдом и раскаянием, а очнувшись, медленно переспросил:

— Ухаживала за мамой?..

— Ну да, — ответила Сильвия удивленно. — До операции и после. Ей уже лучше.

— Сильвия, ради бога! — вскричал Ричард, охваченный паникой. — Объясни, о чем ты? Какая операция? Какой уход?

— Ты что, ничего не знаешь?.. А мама говорила, что обо всем тебе рассказала, что ты предложил помочь, приехать, очень обеспокоился, даже денег хотел выслать… Но она сказала, что не нужно…

У Ричарда помутилось в голове. Их мать была больна. Но его в свои проблемы не посвятила, очевидно щадя. С Сильвией и с остальными родственниками он все равно не общался, вот мама и решила, что ему о ее болезни никогда не узнать.

— Сильвия, умоляю, объясни толком, что случилось?

— Сердце, — ответила Сильвия глухо. — Операцию сделали недавно.

Ричард судорожно переваривал все, что услышал. Деньги… Мама солгала, будто он предложил ей денег. Значит, операция стоила недешево. Значит, им пришлось терпеть какие-то лишения, в чем-то себе отказывать.

— Вы уже оплатили счета? — спросил он.

— Да, не беспокойся, — торопливо ответила сестра. — Нужную сумму мы с мамой быстро насобирали.

— Как?

— Кое-что продали, — ответила Сильвия как-то смущенно. — На что нам все эти богатства? От них одни несчастья…

Получается, что теперь, познав серьезную беду, и мои родственники больше не страдают «вещизмом», прямо как родня милой Эви, подумал Ричард. Эви! Какую громадную роль ты сыграла в моей судьбе, Малыш. Моя красавица, умница…

— Я приеду, Сильвия. Завтра же! — произнес он решительно.

— Правда? — воскликнула Сильвия настолько обрадованно, что у него ёкнуло сердце. — Ричард, миленький, мама умрет от счастья! Только… — ее голос посерьезнел, — пожалуйста, не рассказывай ей о нашем с Дарреллом разводе. Она еще довольно слабая, расстроится. Пусть пока думает, что у нас все наладится, что Даррелл оставит Стефани. Я потом с ней сама поговорю.

— Конечно, — пообещал Ричард.


Две недели спустя Ричард поднимался на борт самолета, летящего в Лос-Анджелес.

В Окленд к родственникам он поехал на следующий же день после разговора с Сильвией, упросив главного редактора «Небоскребов» позволить ему взять отпуск. Сестра и мать устроили в честь его приезда настоящий пир, приготовив все, что он любил с детства: ореховый пирог, свинину, фаршированную шпинатом, тушеную брюссельскую капусту и кучу другой вкуснятины.

В первый вечер они общались втроем, не приглашали больше никого из родни. Ричарда терзали угрызения совести: он смотрел на постаревшую, слабенькую после операции мать, на измученную неудачами в личной жизни сестру и проклинал себя за то, что так долго не уделял им ни капли внимания.

Эвелин за две недели разлуки превратилась для него в заветную мечту, в недосягаемую звезду. Общаясь с близкими, он ни на минуту о ней не забывал и постоянно представлял себе их новую встречу.

Они должны встретиться! Непременно должны!

Садясь сегодня в самолет, Ричард не имел понятия, где Эвелин живет и чем занимается. Он не знал ни номера ее телефона, ни адреса в Лос-Анджелесе, ни адреса ее родителей. Поэтому направлялся в Анахайм, в отель «Меркури», в котором они познакомились.

Всю дорогу перед его глазами стоял светлый образ девушки. Она представлялась ему то возмущенной и дерзкой, то растерянной, то улыбающейся, то сосредоточенной, то стонущей от блаженства. Он жаждал вновь почувствовать ее в своих объятиях, а при мысли о том, что она запросто может отвергнуть его, не хотел дальше жить…

За администраторской стойкой в «Меркури» сидела, когда Ричард вошел в отель, черноглазая женщина лет тридцати, с дежурной улыбкой на тонких губах, в строгом сером костюме и с бейджем на груди. Словом, типичная администраторша, совсем непохожая на лучезарную Эви.

— Чем могу быть полезна? — услужливо осведомилась женщина по имени Анджела, когда Ричард приблизился к стойке.

— Не подскажете, где я могу найти Эви? — спросил Ричард, отчаянно надеясь получить утвердительный ответ.

Анджела изумленно повела черной бровью.

— Это кто-то из постояльцев?

— Нет-нет. — Ричард усмехнулся. — Она временно работала здесь до вас.

— А-а! — Лицо Анджелы расплылось в улыбке. — Эвелин! Конечно-конечно, я помню. — Она взглянула на коробку с визитками, просмотрела те из них, что лежали с края, и развела руками. — К сожалению, я понятия не имею, где она теперь. Ее давно не видно.

Ричард нахмурился и принялся теребить свои короткие волосы, напряженно думая, что ему делать. Он дал себе слово разыскать Эви и сказать ей все, что должен, и намеревался во что бы то ни стало это слово сдержать. Поймав на себе веселый взгляд Анджелы, он быстро пригладил волосы и спросил:

— А вашего босса когда я могу увидеть?

— Гм… — Анджела пожала плечами. — Сложно сказать. Он появился здесь утром, но не задержался, уехал по делам и больше не показывался.

Ричард задумчиво уставился на то место, где впервые увидел Эвелин. Она сидела в обтянутом серой кожей кресле за письменным столом. Углубившись в мысли о ней, он настолько ясно ее увидел, что даже испугался и покачал головой.

— Послушайте, мне просто необходимо разыскать Эви, — стараясь расположить к себе Анджелу, проникновенным голосом произнес он. — Дело личного характера, можно сказать, жизненно важное.

Лицо Анджелы приняло заговорщическое выражение. Она таинственно улыбнулась и понимающе кивнула.

Ричард продолжил с большим пылом:

— У вас нет ни ее адреса, ни телефона. У меня тоже. Значит, я вынужден обратиться за помощью к ее дяде, владельцу «Меркури». Подскажите, как я могу с ним связаться.

— Я не имею права давать посторонним его телефон, — с той же улыбкой, но категорично ответила Анджела.

— Тогда сами ему позвоните, — попросил Ричард. — Скажите, в «Меркури» явился Ричард Барнс… Ой нет! Моей фамилии ему называть не стоит.

Он с облегчением вздохнул, радуясь, что не допустил дурацкой ошибки. На вечеринке Эвелин представила его родственникам просто как Ричарда. Барнсом называла только на начальном этапе их знакомства — в пору жарких скандалов.

— Скажите: «Здесь Ричард, тот самый, с которым Эвелин приезжала на семейный ужин. Он хотел бы встретиться с ее дядей и спрашивает, где может его увидеть и в котором часу».

Анджела недоверчиво взглянула на него.

— Признаться честно, мне все это не нравится. У меня еще не закончился испытательный срок, поэтому ввязываться в сомнительные истории я не хотела бы.

Ричард порывисто прижал руки к груди.

— Я вас прекрасно понимаю. Но уверяю, эта история вовсе не сомнительная. Стивен моментально вспомнит, о ком вы говорите, готов поспорить!

Анджела с явной неохотой сняла с телефонного аппарата трубку и набрала номер Стивена. Их разговор длился буквально пару минут.

— Он приедет через полчаса, — сообщила она, возвращая трубку на место. — Просил вас подождать.

— Большое вам спасибо, Анджела! Не представляете, какую огромную услугу вы мне оказали!

Ричард отправился в ресторан — перекусить, выпить чашку кофе и собраться с мыслями. Как объяснить Стивену, почему у него нет ни телефона, ни адреса Эви, он пока не знал, но ощущал себя самым счастливым человеком на свете.

Стивен приехал даже чуть раньше, но Ричард уже сидел в одном из кресел в холле, ожидая его.

— Ричард! Здравствуй, — сказал Стивен, протягивая руку.

Ричард сразу почувствовал, что разговаривает Стив несколько натянуто, но, памятуя о нанесенной Эдвину и его родителям обиде, решил не придавать этому особого значения.

— Здравствуйте!

Мужчины обменялись рукопожатиями.

— Пойдем ко мне в офис, там и поговорим.

В просторном кабинете, оформленном в светлых бежево-кофейных тонах, Ричард опустился на маленький диванчик. Стивен же сел за стол, очевидно по выработанной за годы владения «Меркури» привычке.

— Итак, что у тебя стряслось? — спросил он, раскрывая папку с какими-то бумагами и глядя в них.

Ричард не воспринял этот жест как оскорбление. Напротив, даже обрадовался. Поведать Стивену, что его сюда привело, было не так-то просто, тем более глядя ему в глаза.

— Понимаете, мне надо срочно встретиться с вашей племянницей и кое-что ей объяснить, — произнес он не так уверенно, как хотел бы.

Стивен поднял голову от бумаг и посмотрел на гостя как на идиота.

Черт! — подумал Ричард, проклиная себя за нерешительность. Надо рассказать ему правду, хотя бы частично, а то он выставит меня вон. Никакие выдумки в данной ситуации помочь мне все равно не смогут.

Он сделал глубокий вдох.

— Видите ли, у меня нет номера телефона Эвелин. Она не успела дать его мне, потому что мы были знакомы с ней совсем недолго.

Стивен недоверчиво нахмурился, и между его бровями образовались две складочки.

— То есть как? — спросил он строго. — Я не верю. Эвелин никогда не приводила в мой дом мужчин, а тут вдруг решила явиться с практически незнакомым человеком?

Ричард развел руками, заставляя себя непринужденно улыбнуться.

— Вы же знаете свою племянницу. Она непредсказуема, как стихийное бедствие.

Эти слова Стивен, по-видимому, нашел справедливыми.

— Впрочем, да, — ответил он, почесав висок. — А что у тебя к ней за разговор? И пожелает ли она с тобой встречаться?

— Не знаю, — искренне признался Ричард. — Я хотел бы поговорить с ней на сугубо личную тему.

Стивен сузил глаза.

— Смотри у меня, — пригрозил он не то в шутку, не то всерьез. — Обзавестись собственными детьми мне не довелось, поэтому к племянницам я отношусь, как к родным дочерям. Тому, кто попытается их обидеть, голову откручу.

Ричард вытянул вперед руки.

— Не беспокойтесь. Мне Эвелин не менее дорога.

Стивен пристальнее всмотрелся в лицо собеседника, словно проверяя каким-то секретным способом, не врет ли тот.

— Может, вы позвоните ей и спросите, согласна она меня видеть или нет? — предложил Ричард, начиная сомневаться в том, что сумеет договориться со Стивеном по-другому. — Если Эви ответит «нет», я тут же уйду, обещаю.

Очевидно, Стивену эта идея пришлась по вкусу. Он снял с телефона трубку и набрал номер, за возможность узнать который Ричард был готов отдать все, что имеет.

— Эви, дорогая, тут вот какое дело, — начал Стивен, и сердце у Ричарда в груди застыло от страха. — У меня в кабинете сидит тот парень, с которым ты была на вечеринке в моем доме.

Даже Ричард со своего диванчика услышал, как Эвелин крикнула в трубку:

— Барнс?!

— Барнс?! — повторил за ней Стивен, вытаращив глаза. — Значит, это и есть тот самый Барнс? Но ведь ты сказала…

Наверное, Эви что-то стала ему объяснять, так как он резко замолчал, сосредотачиваясь. Его изумленный взгляд, казалось, вот-вот прожжет в Ричарде дыру.

— Ему надо срочно с тобой встретиться, — произнес он спустя какое-то время. — Явился ко мне, чтобы узнать твой телефон. Не возражаешь, если…

Он опять замолчал, но вскоре произнес:

— Хорошо.

По выражению его лица Ричард не мог определить, что ответила Эви, поэтому чувствовал себя человеком, ожидающим вынесения приговора.

Стивен положил трубку, и складки между его бровей вдруг разгладились, а взгляд повеселел.

— Она не против. Скажу больше: даже рада. — Он качнул головой, прищелкивая языком. — Ну и странные же создания эти женщины! Век буду жить, не пойму их логики. Если бы ты только видел, с каким негодованием несколько недель назад она рассказывала мне о Барнсе. Просто места себе не находила от злости. Хотя… — в его глазах запрыгали чертики, и он за секунду помолодел лет на пять, — я сразу почувствовал, что что-то здесь не так. По ее лицу увидел. Щеки у нее горели, эмоции хлестали через край. М-да, сложная штука — жизнь!


9


Стивен летел к выходу из «Меркури» как на крыльях, сжимая в руке лист кремовой бумаги с выведенными ровным почерком Стивена номером телефона и адресом Эвелин. Драгоценность, не идущую ни в какое сравнение со всеми сокровищами мира.

Он позвонил ей из апельсиново-лимонного парка, куда неосознанно направился, с той самой низкой скамеечки, при свете дня выглядевшей более темной.

Эвелин ответила сразу, как будто сидела рядом с телефоном и даже держала на трубке руку.

— Эвелин…

Ричарду хотелось назвать ее по-другому, даже не Эви и не Малыш, а каким-нибудь более ласковым, более душевным словом. За время разлуки у него их скопилось множество. Но ему помешала глупая скованность, потому он и обратился к ней так официально.

— Да? — ответила она довольно строго.

Ричард сглотнул. От волнения мысли в его голове скрутились в спираль, а ладонь, в которой он держал трубку, повлажнела. Это был его последний шанс. Следовало подобрать самые нужные, самые главные слова, чтобы убедить Эвелин встретиться с ним, выслушать его, и, осознавая это, он страшно нервничал.

Разумеется, она обиделась на него. Но общаться с ним не отказалась, значит, не все еще было потеряно.

— Малыш… — пробормотал Ричард, внезапно решая, что особых слов ему не стоит выдумывать, что чуткая, человечная Эви, которая называла себя взбалмошной и вредной и, может, порой именно такой и была, в любом случае все поймет правильно. — Извини, что я уехал тогда, не простившись с тобой, не поговорив.

— Ты звонишь только для того, чтобы попросить прощения? — спросила Эвелин сдержанно.

— Д-да… — ответил Ричард, теряясь.

— Я прощаю тебя. Ни о чем не волнуйся, — сказала Эвелин таким тоном, словно разговор был уже окончен.

— То есть нет! — выпалил Ричард. — Точнее… Малыш, я звоню для того, чтобы попросить тебя со мной встретиться. Нам надо серьезно поговорить.

— О чем? — спросила Эвелин уже гораздо мягче.

— Очень о многом, — произнес Ричард серьезно.

Всем его существом вдруг завладело желание сейчас же рассказать Эви и о примирении с родственниками, и о семейных новостях, и обо всем, что он успел проанализировать и переосмыслить за последние две недели. А главное — о том глубоком, невообразимо прекрасном чувстве, которое она зародила в его сердце. Но он ограничился лишь кратким:

— Это очень важно.

Эвелин не торопилась отвечать.

Вдруг у нее слишком много других дел и она не может сказать сразу, когда ей удобно со мной встретиться? — подумал Ричард. Или же боится, что и на этот раз дело закончится постелью, а наутро я вновь исчезну, оставив ее зализывать новые раны в полном одиночестве?

— Эви, милая моя, — ласково, умоляюще заговорил он. — Клянусь, я не обижу тебя. Если пожелаешь, даже пальцем к тебе не притронусь. Сама реши, где нам встретиться. Хочешь, в каком-нибудь людном месте, в ресторане или в парке. Для меня это не имеет значения.

Ричард закрыл глаза, и ему вспомнилось, как, сидя на этом самом месте, он горячо целовал Эви и сходил с ума от наслаждения. Нет, для него имело значение, где они встретятся. О возможности еще раз прикоснуться к ней, почувствовать ее тепло, он мечтал все эти две недели. Но по сравнению с проблемами, которые она ему помогла разрешить, секс блек и отодвигался на задний план.

— Хорошо, — сказала Эвелин тихо, но с той же решимостью, с которой тогда, взяв Ричарда за руку, повела его в свой номер люкс. — Давай встретимся.

Такого сильного облегчения Ричард не испытывал, наверное, никогда. Даже во время телефонной беседы с Сильвией, сделавшей возможным его возвращение в семью. Ему вдруг показалось, что краски вокруг — зелень листвы, желтизна солнца, прозрачная лазурь неба над головой — сделались более насыщенными. Его губы растянулись в улыбке, а сердце в груди словно пустилось в пляс.

— Когда и куда мне приехать? — спросил он, готовый хоть сию секунду перенестись в любую точку земного шара, какую бы Эви ни назвала.

Она задумалась лишь на миг.

— Приезжай ко мне.

— К тебе? — переспросил Ричард, не веря, что, после того как он с ней обошелся, она все еще ему доверяет.

— Да, — ответила Эвелин без колебаний. — Мой адрес у тебя есть?

— Есть, — ответил Ричард, для чего-то разворачивая кремовый листок бумаги, который до сих пор сжимал в руке. — Стивен дал вместе с номером телефона.

— Приезжай к семи вечера, — сказала Эви, не выражая голосом ни радости, ни грусти. — Я буду ждать, — добавила она тихо, почти шепотом.


Эвелин не понимала своего состояния. В ней бушевал ураган чувств, голова шла кругом.

За две прошедшие недели она стала совершенно другим человеком. На вечеринку к Сузи и Джиму не поехала, внезапно обнаружив, что больше не питает пристрастия к подобного рода развлечениям. Про массовку и «Дримуоркс» вообще ни разу не вспомнила, осознав, что, чтобы стать хотя бы посредственной актрисой, ей надо еще учиться и учиться. Люсинде написала на следующий день по возвращении в Лос-Анджелес. Та сразу ответила, пообещав, что в скором времени непременно навестит ее.

О Ричарде Эвелин ни на минуту не забывала, как ни старалась вытеснить его из своего сердца. Почему он так запал ей в душу, было трудно понять. По сути, они почти друг друга не знали и никогда даже намеками не заговаривали о совместном будущем, о серьезных отношениях.

Когда сегодня зазвонил телефон, у нее неожиданно похолодело в груди. Странно, ведь она не ждала, что ей позвонит Ричард — у него не было ее номера. Он ни словом, ни поведением ни разу не дал ей понять, что желает продолжить их знакомство. В последнюю ночь осыпал ее ласками и нежными словами, но не более того. Сняв трубку и услышав голос дяди, она еще сильнее разволновалась. Стивену принадлежал «Меркури», а познакомились они с Ричардом именно там.

Когда дядя сказал, что Ричард в его кабинете, Эвелин показалось, что она опять видит сон, снившийся ей постоянно в последние две недели. И пока, несколькими минутами позже, не раздался второй звонок и из трубки до нее не донесся столь милый сердцу голос самого Ричарда, она все еще не верила, что не спит.

Было без четверти три, когда, договорившись о встрече, они закончили разговор.

Положив трубку, Эвелин некоторое время не двигалась с места — сидела на кровати в своей спаленке в счастливом отупении и смотрела в пространство перед собой. Затем стала соображать, что ей надо успеть сделать. Позвонить маме и сказать, что на ужин к ним она сегодня не приедет. Полежать в травяной ванне, чтобы к вечеру выглядеть хоть немного посвежее. За последние две недели, потеряв аппетит, она немного похудела, а от постоянных переживаний и тяжких дум утратила живой блеск в глазах. Позвонить Абби, сообщить ей сногсшибательную новость и спросить совета…

Вдруг Эвелин вскочила с места и неожиданно для самой себя принялась кружить по комнате, будто вальсируя.


Ричард отправился в Лос-Анджелес сразу же, хотя до встречи с Эвелин у него еще было больше четырех часов. Она жила на окраине города, в одном из тихих спальных районов. Ричард сразу разыскал ее дом — небольшой двухэтажный особнячок с двумя входами, по-видимому рассчитанный на две семьи.

Интересно, она одна живет в своей половине? — подумал он, остановившись недалеко от дома. И как давно? В котором часу просыпается, на чем обычно ездит на занятия?

Ему было интересно все-все, что касалось жизни Эвелин. На асфальт под ногами, на гравиевые дорожки, ведущие к входам в дом, он смотрел с волнительным трепетом. Ему так и казалось, что если прислушаться, то можно уловить звук ее легких быстрых шагов.

Если бы Эвелин в этот момент откуда-нибудь возвращалась или, наоборот, куда-нибудь направлялась, то непременно увидела бы его, но, думая об этом, Ричард ничуть не смущался. Стыдиться своих чувств, своих душевных порывов, скрывать их от любимых людей ему больше не хотелось.

Простояв на одном месте минут пятнадцать и внимательно рассмотрев дом Эвелин, он медленно побрел вниз по улице и свернул в небольшое уютное кафе на перекрестке. Приветливая официантка с вытатуированной на плече бабочкой тут же подала ему меню. Взглянув в ее улыбающиеся глаза, он подумал, что она догадалась о том, что в его душе поет весна. И улыбнулся.

— Чего-нибудь выпьете? — спросила официантка, немного наклоняясь.

— Нет, спасибо, — ответил Ричард, и без вина чувствующий себя охмелевшим. — Разве что чашечку кофе.

Он просидел в кафе около часа, купаясь в светлых мечтах. Опомнился, когда до встречи с Эвелин оставалось всего двадцать пять минут.

Цветы! — прозвучало в его голове. Надо непременно купить ей букет цветов! Пусть сразу поймет, что я смотрел на нее не просто как на развлечение, а как на достойную восхищения женщину, как на любимую.

Когда официантка принесла счет, он спросил, где расположен ближайший цветочный магазин.

— Справа от кафе, через два здания, — с готовностью сообщила та, и Ричарду опять показалось, что она разгадала его секрет.

Цветочный оказался небольшим магазинчиком, буквально потрясающим воображение красками и ароматами.

Как только Ричард появился на пороге, к нему подскочил невысокий круглолицый продавец.

— Чего желаете? — спросил он, широко улыбаясь.

Ричард обвел растерянным взглядом многообразие расставленных тут и там ваз с цветами. Он понятия не имел, что любит Эвелин: розы, лилии или, например, герберы.

Продавец быстро смекнул, в чем дело.

— Собираетесь преподнести букет женщине? — спросил он с видом знатока.

— Да, — ответил Ричард, задумываясь, сможет ли кто-нибудь ему помочь в столь щекотливом деле, пусть даже человек, всю жизнь продающий цветы.

— Жене, невесте? — продолжал расспрашивать продавец. — Или, может, матери, тете?

— Гм… — Ричард не знал, как назвать Эвелин. Женой она ему, естественно, не доводилась, но и невестой пока не была.

— Я понял, — без тени смущения произнес его собеседник. — Вы влюблены в нее до беспамятства, но еще не успели объясниться. Так?

— Так. — Ричард смутился, но вздохнул с большим облегчением. Этот продавец и впрямь знал толк в связанных с цветами делах.

— Тогда рекомендую розы, желательно красного оттенка! — провозгласил он, указывая на вазы с багровыми, алыми, темно-розовыми, пурпурными и коралловыми цветами. — Если, конечно, вы уже готовы сказать ей самые главные слова, — добавил он, многозначительно понижая голос.

Ричард моргнул. Прошедшие две недели он постоянно думал о том, что должен выразить Эви свою бесконечную благодарность, непременно восхититься ее непосредственностью, необычной красотой, предложить стать его девушкой, может даже женой. Но ни разу не представил себе, как объяснится ей в любви.

А ведь именно любовью называлось то многоликое, сложное чувство, которое привело его на этот раз и в Лос-Анджелес, и на эту улицу, и в цветочный магазин.

— Да, полностью готов, — с поразившей его самого решимостью ответил Ричард. — Именно сегодня я во всем ей признаюсь, иначе просто нельзя.

На губах продавца заиграла улыбка человека, которому постоянно приходится общаться с потерявшими от любви голову мужчинами. Он довольно потер руки.

— Тогда прошу! Выбирайте для своей принцессы самые красивые розы. Наверняка она их достойна, а? — В его глазах заплясали смешинки — по-видимому, примерно такие же слова он говорил влюбленным всех возрастов и калибров.

Ричард не заметил смешинок.

— Разумеется, — ответил он, сосредотачивая внимание на огненно-красных розах.

Ричард шел к двухэтажному особняку, сам не свой от волнения. Огромный букет роз говорил всем, кто попадался ему навстречу, о том, что в его сердце пылает любовь, но он не замечал ни любопытных взглядов, ни понимающих улыбочек.

Эвелин открыла дверь, едва только он позвонил.

Ричард боялся, что, беспрестанно думая о ней все эти дни, приукрасил ее в своем воображении, превратил в героиню классического романа и разочаруется, увидев, что в действительности она обычнее и проще, чем в его фантазиях. Не произошло ничего подобного.

Настоящая Эви была гораздо прекраснее запечатлевшегося в его памяти образа.

От нее веяло молодостью, жизнелюбием и теплом, а глаза, хоть и блестели не так ярко, как прежде, поражали прозрачной голубизной. В его мечтах у нее были прекрасные выразительные глаза, но не настолько волшебного цвета.

Ричард молча смотрел на нее несколько бесконечно долгих мгновений, не зная, что сказать. Эвелин тоже молчала. Но в ее взгляде отражалось многообразие сложных, глубоких чувств.

— Это тебе, — пробормотал Ричард, спохватываясь. — Держи.

Эвелин перевела взгляд на букет, словно замечая его только что, и ее глаза повлажнели. Она медленно протянула руки, очень бережно, как новорожденного ребенка, взяла цветы и уткнулась в них носом.

— Какая красота! Спасибо… Чего же ты стоишь? Проходи.

Прихожая в ее доме была небольшая, обставленная стульями викторианской эпохи и столиком на трех ножках. Стены украшали портреты людей, явно живших в начале прошлого века.

— Как у тебя интересно, — заметил Ричард, осматриваясь по сторонам.

Эвелин грустно улыбнулась.

— Это дом моего деда. Он тоже был профессором, как папа. Умер три года назад.

Ее взгляд устремился на портрет бравого юноши с загнутыми кверху усами.

— Это он? — спросил Ричард.

— Да, — ответила Эвелин. — Гостиная там.

Ричард прошел в комнату, в которой первозданная обстановка была так же бережно сохранена — два кресла вроде библиотечных, диван, обтянутый черной кожей, и ломберный столик перед ним. Наверное, весь этот антиквариат смотрелся бы мрачновато, если бы не нежно-розовые стены и не пена кружевных занавесок на широком окне.

Эвелин вошла в гостиную с вазой в руках, в которой уже красовались розы.

— Чай будешь? — спросила она, ставя вазу на пол в углу.

— Чай? — переспросил Ричард удивленно. Сейчас ему было совсем не до чая. — Подожди, Эви… Давай поговорим.

— Это очень важно, — улыбаясь глазами, повторила она ту фразу, которую он произнес днем, умоляя ее о встрече.

— В самом деле важно, — произнес Ричард с чувством. — Ты даже не представляешь как!

Эвелин пожала плечами.

— Хорошо. Только не стой посреди комнаты. Присаживайся. — И она указала на одно из кресел.

Ричард лишь сейчас осознал, что и впрямь стоит столбом в самом центре гостиной. Кивнув, он подошел к креслу и сел. Эвелин опустилась на диван.

— Знаешь, Эвелин… То есть Эви… Малыш… — Ричарду вдруг показалось, что ему никогда не набраться смелости начать этот разговор, и, обозлившись на себя, он кашлянул и заговорил увереннее: — Мне ужасно стыдно, Малыш, за то, что я исчез тогда столь странным образом. Я мог бы придумать сейчас какое-то оправдание своему поступку, но не хочу. В наших отношениях не должно быть лжи. Признаюсь честно: я подумал в тот момент, что не стоит обременять тебя своими нерешенными проблемами. Пусть уж лучше ты будешь жить, не ведая этого мрака…

Он замолчал, переводя дыхание.

— Считаешь меня слабачкой? — произнесла Эвелин холодно. — Думаешь, я безмозглая бабочка? Порхаю по жизни, не ведая и не видя страданий и лишений? Да, я могу произвести впечатление создания ветреного и несерьезного… Возможно, до недавнего времени именно такой я и была. Но это не означает, что…

— Умоляю, выслушай меня до конца, Малыш! — попросил Ричард, перебивая ее.

— Ладно. — Эвелин откинулась на спинку дивана и скрестила руки на груди.

Голубой камушек в пупке, удивительным образом подчеркивающий лазурь ее глаз, блеснул, как будто подмигнув.

Ричард не знал, свидетельствуют ли эти камни в пупке о несерьезности или ветрености, но был уверен, что обожал их как неотъемлемую часть этого, необыкновенного создания, его чудесной Эви.

— Слабачкой я тебя не считаю, милая моя, — сказал он мягко. — Я ведь говорю, что сильно сожалею о том, что уехал тогда, не поговорив с тобой. Я совершил ошибку, и еще раз прошу меня простить.

Эвелин вздохнула. Ее глаза на миг наполнились беспросветной тоской, но тут же вновь просветлели.

— Ладно, я тебя прощаю. По-моему, я уже сказала тебе об этом днем.

— Да, Малыш. Ты просто чудо. — Ричарду нестерпимо захотелось пересесть к ней на диван и заключить ее в объятия, но он напомнил себе, что не за этим сюда явился, и продолжил говорить, оставаясь в кресле: — Только твое прощение для меня не столь важно. Точнее, главная цель моего визита совсем не в этом. Я хочу поблагодарить тебя за все, что ты для меня сделала.

Эвелин изумленно округлила глаза.

— А что я для тебя сделала? Ричард покачал головой.

— Перевернула всю мою жизнь, подсказала, в каком направлении мне двигаться. Если бы не ты…

— Эй! Объясни, о чем ты говоришь! — потребовала Эвелин. — Или я решу, что схожу с ума.

— О своих проблемах. О семье, — ответил Ричард. — Если бы не наш с тобой разговор, я бы до сих пор жил в омуте своих обид и не знал бы, что нужен своей матери, сестре. Очень нужен…

Эвелин встревожилась, о чем-то догадавшись.

— У них что-то стряслось?

— Да. Маме недавно сделали операцию на сердце, а от сестры ушел муж.

Эви прижала руки к щекам, приходя в столь сильное волнение, будто речь шла не о чужой, а о ее собственной семье.

— Ужасно…

— Мама не рассказывала мне о своей болезни — не хотела расстраивать. А Сильвии солгала, что я обо всем знаю и даже предлагал приехать, но якобы она сама меня отговорила. — Теперь слова из Ричарда лились потоком. Он чувствовал себя грешником, явившимся на исповедь. — Я считал себя благородным и гордым, а на деле оказался последним негодяем: прикрываясь бог знает чем, освободился от обязанностей сына и брата. Если бы не ты, Эви, я по сей день так бы и жил. Я счастлив, что мы встретились, и бесконечно тебе благодарен.

Ричард заметил, как губы Эвелин дрогнули, как тонкие длинные пальцы сжались в кулаки. Если бы у нее в руках была какая-нибудь мелкая вещица, она наверняка теребила бы ее, усмиряя волнение.

Некоторое время оба молчали. Ричард думал о том, что должен признаться Эви в своих чувствах и сразу уйти, как бы это ни было больно, если она скажет, что не разделяет их…

— Как прошла операция? — спросила Эвелин.

— Что? — Ричард очнулся от раздумий.

— Как прошла операция твоей мамы?

— А-а. Нормально. Она еще слаба, но идет на поправку. Если бы не состояние ее здоровья и не отчаяние Сильвии, я бы сразу приехал к тебе, клянусь. Все эти дни я только о нас с тобой и думал, Малыш, сотню раз представлял себе нашу встречу.

Эвелин молча кивнула, почему-то потупляя взор. Ричард не понял, как она восприняла его последние слова, и обеспокоился.

— Раз уж ты настолько откровенно мне во всем признался, я тоже кое в чем тебе откроюсь, — произнесла она медленно, начиная играть указательным пальцем с синим камушком в сережке. — Ты тоже во многом мне помог.

— Я? — От удивления Ричард усмехнулся.

— До недавнего времени меня ни разу никто не бросал, — произнесла Эвелин, как будто не заметив его реакции.

— Я не бросил тебя, я…

— Позволь мне договорить, — спокойно и строго попросила она.

Ричард поднял руки и согласно кивнул.

— Незначительных романчиков было в моей жизни немало, — продолжила Эвелин. — Окончив школу и поступив в университет, я стала увлекаться всеми подряд молодыми людьми и бегать на свидания. — Она криво улыбнулась. — Но все эти увлечения обычно заканчивались быстро и не затрагивали моего сердца. Как правило, инициатором разрыва была я…

Ричард слушал ее, все лучше и лучше понимая, кто она такая, его Эви. Не взрывная девчонка, за какую он принял ее в первый день знакомства, а рассудительная, взрослая, способная анализировать свои поступки женщина. Точнее, в ней уживалось и то, и другое, поэтому-то, наверное, она и казалась ему столь притягательной.

— О чувствах парней, которых одаривала своей благосклонностью, я никогда не задумывалась, — продолжила свои признания Эвелин. — Воспринимала их как пустое место. А ведь все они были живыми людьми, со своим внутренним миром, с глубокими переживаниями…

Она замолчала, погрузившись в себя. Ричард не торопил ее, не задавал вопросов. Ему доставляло удовольствие просто находиться с ней в одной комнате, сознавать, что их разделяет всего каких-нибудь три шага.

— В общем, когда ты исчез в то утро, я испытала такое сильное потрясение, что оно тоже перевернуло мое представление о жизни, — произнесла Эвелин, глядя в пространство перед собой. — В какой-то момент мне даже показалось, что я не переживу случившегося…

— Малыш, милый мой… — покаянно прошептал Ричард, проклиная себя за то, что натворил.

Он с превеликим удовольствием повернул бы время вспять и любой ценой исправил бы ошибку. Быть может, самую чудовищную из всех, что когда-либо совершил.

Эвелин жестом попросила его успокоиться.

— Не утешай меня и не извиняйся, — сказала она, по-прежнему избегая встречаться с ним взглядом. — Признаюсь, я посчитала тебя трусом, но при этом о многом задумалась. Наверное, хорошо, что ты оставил меня тогда. В противном случае я тоже по сей день жила бы как последняя негодяйка.

— Не называй себя так! — запротестовал Ричард.

— Почему? — Эвелин наконец повернула голову и посмотрела ему в глаза. — Если это правда, чего здесь стесняться?

Ричард порывисто наклонился вперед, упираясь руками в колени.

— Нет, это не правда, Малыш. Любой человек набирается мудрости лишь с опытом. В молодости он всегда что-то не учитывает, о чем-то не задумывается. Ты потрясающая, Эви, — произнес он ласковым полушепотом. — Искренняя, умная, красивая…

Эвелин как-то странно усмехнулась.

— А совсем недавно ты утверждал, что я грубиянка, отношусь к тому типу людей, которые совершают ошибки шутя, плюют на тех, кому причиняют страдание. Разве не так?

Ричард взлохматил волосы, тут же их пригладил, откинулся на спинку кресла и вздохнул.

— Об этом периоде нашего знакомства давай лучше вообще забудем. Мы наговорили тогда друг другу столько гадостей, что вспоминать страшно.

— Забудем? — Эвелин повела бровью и обезоруживающе улыбнулась. — Нет уж! По-моему, и тот период был не лишен своеобразной прелести.

Ричард вспомнил, как горели ее щеки, когда она спорила с ним, сидя за стойкой администратора, как сияли голубые глаза, как — хоть он в этом и не признавался себе — его уже тогда тянуло к ней с неодолимой силой. К тому же их перебранки сыграли особую роль в их судьбах: выкинуть из памяти то, с чего началось их знакомство, все равно что вырвать из книги первые страницы.

— Да, ты права, — пробормотал он. — Забывать ни о чем не будем. И все же я забираю те свои слова обратно. Я говорил их в порыве гнева, раздражения… А может, еще и потому, что чувствовал в себе какие-то странные изменения, но не осознавал, в чем дело.

Эвелин посмотрела на него вопросительно, не вполне понимая, о чем он говорит, но черты ее милого лица вдруг разгладились и как будто осветились золотистым сиянием. Ричарду даже показалось, что ее глаза заблестели опять так же ярко и живо, как прежде.

— Я тоже забираю свои слова обратно, — торжественно произнесла она.

Ричард с шутливой серьезностью сдвинул темные широкие брови.

— В том числе и признание, что находишь меня не способным видеть прекрасное, а соответственно, и творить? Считаешь вечно чем-нибудь недовольным и постоянно отыскивающим нечто, не вписывающееся в обожаемые мной правила, да?

Эвелин рассмеялась, запрокидывая голову.

— А у тебя, оказывается, великолепная память! — воскликнула она.

— Как и у тебя.

— Я собираюсь стать актрисой, — произнесла Эвелин, кокетливо поправляя свои светло-пепельные волосы. — Для меня хорошая память очень важна.

— А я репортер, — напомнил ей Ричард. — И для меня она тоже играет отнюдь не последнюю роль.

Эвелин кивнула, соглашаясь.

— Ты не ответила, — сказал Ричард, серьезнея.

Тонкая бровь Эвелин вопросительно изогнулась.

— Я спросил, все ли свои слова ты готова забрать обратно, — произнес он.

— Конечно! — бесхитростно глядя ему в глаза, ответила Эви.

— Правда?

— Чистая правда.

— Эви, милая…

Ричард вскочил с кресла, напрочь забывая о намерении не прикасаться к ней сегодня. Когда он опустился на диван и сжал ее руки в своих, Эвелин показалось, что она ждала этого момента весь вечер, все прошедшие две недели. Или даже всю жизнь.

— Если бы ты только знала, если бы знала… — зашептал он, чувствуя, что ее близость, ее тепло и ее запах сводят его с ума, лишают способности себя контролировать. — Я думал, что не доживу до этого дня, честное слово. Представляя, что ты не захочешь больше меня видеть, не сможешь простить, я не хотел дальше жить…

— Правда? — одними губами произнесла Эвелин, глядя на него так, будто все, что происходит, ей снится.

— Конечно, правда, девочка моя, красавица, малышка. — Он принялся любоваться ее лицом восхищенно, упоенно, будто видел в первый или в последний раз в жизни. — Какие у тебя изумительные глаза, а губы… — Он на мгновение зажмурился и покачал головой. — Они просто созданы для поцелуев…

Эвелин сама потянулась к нему. Последовавший поцелуй разрушил остатки невидимых преград между ними, выпустил на волю их чувства. Они целовались пылко, неистово, как тогда, на скамейке в парке. Ричард ни о чем не думал, ничего не боялся. Отдаваясь своей страсти, он ощущал себя человеком, бесконечно долго плывшим по бурному океану и наконец увидевшим спасительный берег.

Его берегом была Эвелин. Теперь он в этом ничуть не сомневался. Уверенность в том, что они больше никогда не расстанутся, росла в нем с каждой секундой, придавая сил, даря надежду, окрыляя…

Эвелин отстранилась первая — тяжело дыша, светясь от счастья.

Ричарду пришло вдруг в голову, что надо поскорее объясниться, дать понять, насколько серьезны его намерения.

— Эви, милая… может, это покажется тебе странным, но я чувствую, что жить без тебя больше просто не в состоянии. — Он все еще прерывисто дышал и смотрел в сторону, безумно волнуясь. — Не знаю, что отдал бы за возможность стать твоим постоянным другом, спутником, твоей опорой и защитой…

Произнося эти слова, он невольно вспоминал свой последний разговор с Амандой, когда чуть не сделал ей предложение, и ненавидел себя за это. Мысли о ней порождали глупый страх перед новым отказом и мешали задать Эвелин главный вопрос.

Выражения ее лица он не видел, но чувствовал, что она сильно напряжена, и мечтал как можно скорее оставить этот разговор позади.

— Эви, мне бы очень хотелось… Ты согласна… стать моей женой?

Когда последнее слово слетело с его губ, Ричард вдруг подумал, что слишком поторопился, что допустил чудовищную ошибку, которую теперь не исправить. Эвелин почти не знала его и вполне могла принять за человека, недостойного ее внимания.

Сначала он качал права и осыпал ее оскорблениями, потом согласился сыграть роль ее жениха, потом переспал с ней и сбежал. А сейчас вдруг опять явился и делает предложение!

Ричард покраснел и поспешно произнес, спеша хоть что-то исправить:

— Можешь не отвечать сразу, милая. Думай над моим предложением сколь угодно долго, все взвесь, проанализируй. Я готов ждать месяц, полгода, год… — Он рассмеялся. — Наверное, ты жутко удивилась. Еще бы! Я бы тоже удивился. Хорош жених: как последний трус сбежал, когда отношения только-только начали завязываться, две недели черт знает где болтался и вдруг надумал предложить руку и сердце! М-да…

— Я согласна, — с уже хорошо знакомой Ричарду решимостью ответила Эвелин.

Ричард, собравшийся было снова над собой посмеяться, моргнул и, медленно повернув голову, посмотрел в сияющие чистым теплым светом глаза Эвелин.

— Что ты сказала?.. Я не ослышался?

Она улыбнулась, потрепала его по волосам и произнесла с нежностью:

— Какой же ты смешной.

— Ответь мне, — попросил Ричард, буквально впиваясь взглядом в ее глаза.

— Нет, ты не ослышался, — подтвердила Эвелин. — Я согласна стать твоей женой. Без всяких раздумий.

Ричард покачал головой, не веря, что ему выпало столь огромное счастье.

— Удивлен? — спросила она. — Я предупреждала тебя, что могу быть несерьезной и ветреной… но сейчас я абсолютно уверена в своих словах.

— Ты… — горячо прошептал Ричард, проводя пальцем по ее пухлым губам. — Ты самая невероятная и прекрасная из всех знакомых мне женщин. Ты чудо, лучик света, бесконечная радость…

— Эй-эй! Поосторожнее! — Эвелин погрозила ему пальцем. — Советую не захваливать меня, а то я не то что превращусь в себя прежнюю, а вообще испорчусь.

— Не испортишься. — Ричард уверенным жестом обнял ее за талию и привлек к себе. — Я верю в тебя, Малыш. Ты меня не подведешь.

— И я в тебя верю, — ответила Эвелин. — С тобой мне будет не страшно.

— Ты серьезно?

— Вполне. После вечеринки у Стивена я не могу в тебе сомневаться. Ты умеешь правильно реагировать на неожиданности и выкручиваться из затруднительных ситуаций. Это очень ценное качество.

— Спасибо. — Ричард довольно улыбнулся. — Кстати, о вечеринке. Насколько я помню, ты сказала, что я пришелся твоим родителям по вкусу?

— Правильно. — Эвелин внезапно нахмурилась. — Когда явился к Стивену, что ты ему сказал? Как объяснил, почему у тебя нет номера моего телефона? Выложил все, как есть?

Ричард поднял указательный палец.

— Нет, только отдельные моменты.

— Какие именно? — Лицо Эвелин сделалось умильно-сосредоточенным.

Ричард коснулся кончика ее носа пальцем.

— Признался, что мы знакомы совсем недавно. Впрочем, об этом твой дядя и без того догадался бы, после того как ты назвала ему мою фамилию.

— Ах да! Конечно! — Эвелин наморщила нос, о чем-то думая. — И все? Больше ты ничего ему не рассказал? Не упомянул, что мы все подстроили?

Ричард покачал головой.

— Тогда беспокоиться не о чем. — Эвелин вздохнула с облегчением и доверчиво прижалась к груди Ричарда. А у того внутри словно заиграла дивная музыка. — В том, что мы знакомы недолго, нет ничего особенного. Этим мою родню не удивишь.

— Эви, Эви, Эви… Девочка моя, крошка… — Ричард принялся покрывать ее макушку поцелуями. — Я безумно счастлив, просто на седьмом небе. Мы заживем, как Артур с его Мейси, и у нас появится не один ребенок, а несколько…

— Как Артур? — спросила Эвелин, не поднимая головы.

— У него чудесная семья: любимая жена и дочка, — пояснил Ричард с готовностью. — Неужели он тебе не рассказывал?

— Нет. — Эвелин задумалась. — А с Абби, по-моему, чем-то подобным делился… Да-да! Точно!

Ричард вспомнил Абигейл и ощутил, что, хоть и мало с ней знаком, но готов стать ее добрым другом.

— Как у нее дела? — спросил он. Эвелин этот вопрос обрадовал. Она сильнее прижалась к груди Ричарда виском.

— Отлично. Моя Абби никогда не унывает. Кстати, буквально перед твоим приходом мы разговаривали по телефону.

Она помолчала, очевидно желая добавить что-то еще и не решаясь.

Ричард ласково провел по ее голове рукой, приободряя.

— Абби сказала, что очень обрадуется, если узнает, что у нас с тобой роман, — произнесла Эвелин несколько робко. — Даже странно. Она ведь не сторонница длительных отношений.

— Может, просто потому, что еще не готова к ним? — предположил Ричард.

Эвелин кивнула.

— Скорее всего. Мы с Абби подружились, как только поступили в университет. Она мне все равно что сестра, несмотря на цвет кожи.

— Разве цвет кожи имеет значение для дружбы? — спросил Ричард.

Эвелин подняла голову и посмотрела на него с благодарностью.

— Нет, значение имеет совсем другое: преданность, искренность и готовность прийти на помощь, — произнесла она, улыбаясь.

— Умница ты моя. — Ричард потрепал ее по щеке, покрытой легким румянцем. — Мыслишь совершенно правильно. — Он долго на нее смотрел, думая о том, что с сегодняшнего дня его жизнь навек осветится солнечным сиянием, и боясь в это поверить. Наконец спросил тихо: — Ты действительно готова выйти за меня замуж?

Эвелин заулыбалась.

— А ты что, уже передумал?

— Что ты, Малыш! Я никогда не передумаю. Ты — единственная женщина, которой я сделал предложение. Для меня это жизненно важно — хочешь верь, хочешь не верь.

— Я верю тебе, — пробормотала Эвелин, опять приникая к его груди.

— Только, пожалуйста, взвесь все как следует, — сказал Ричард несколько смущенно. — Подумай, нужен ли я тебе такой — без наследства, без состояния.

Эвелин напряглась, отстранилась, а когда заговорила, ее голос звучал сдержанно и холодно:

— Считаешь меня меркантильной? Если так, давай сегодня же разойдемся и забудем об этом разговоре.

— Нет, Эви! — Ричард уверенным движением снова притянул ее к себе. — Прошу, не обижайся. Я заговорил о деньгах просто потому, что хочу видеть тебя довольной, не желаю, чтобы ты в чем-то нуждалась. — Он опять поцеловал ее в макушку. — А впрочем, деньги — это ерунда. Их мы заработаем. Я считался весьма и весьма неплохим репортером. Но в последнее время работал без особого подъема, не ставя перед собой больших целей. Это в прошлом. Я чувствую.

Эвелин вздохнула, расслабляясь. Ричарду показалось, что к нему прижимается не высокая стройная женщина, а пушистый котенок.

— В Сан-Франциско у меня квартира, — заговорил он более уверенно и охотно. — Довольно просторная, но, признаюсь честно, весьма жутко обставленная. Когда я ее приобрел, купил первую попавшуюся мебель, а ремонтом и интерьерами вообще не занимался — в тот момент мне было на них наплевать. Теперь все изменилось. Начинается совершенно новая жизнь.

Эвелин слушала его молча. И хоть ему не было видно ее лица, он чувствовал, что она улыбается, оттого говорил с все большим воодушевлением:

— В нашем доме будет уютно и тепло. Мы вместе придумаем, как его украсить, чем обставить. Если потребуется, наймем дизайнеров. Ты станешь королевой нашего мирка, прекрасной правительницей, хозяйкой. — Он внезапно замолчал, задумываясь. — Только… как же твой университет? Ты должна его окончить.

Эвелин кивнула.

— На каком ты курсе? — спросил Ричард.

— Перешла на третий, — ответила Эви.

— Гм… — Ричард в задумчивости почесал подбородок. — Как же я выпустил это из виду? Размечтался: королевство, уют! А о самом главном забыл.

— Самое главное не в этом, — медленно произнесла Эвелин, почему-то грустнея.

Ричард наклонил голову и посмотрел ей в глаза.

— В семейных отношениях, как и в дружбе, основное — это искренность, преданность, готовность заботиться друг о друге, — пояснила она рассудительно.

Ричард улыбнулся и поцеловал ее в нос.

— Какая же ты у меня мудрая, Малыш. Я старше тебя на восемь лет, но иногда чувствую себя перед тобой мальчишкой.

— Тебе двадцать восемь? — спросила Эвелин.

— Да, — ответил Ричард. — Надо бы и мне посвятить тебя в подробности своей жизни, как ты меня — перед вечеринкой.

— Потом, — прошептала Эвелин и опять потянулась к нему губами.

Удивительно, но каждый их последующий поцелуй, хотя страстностью и продолжительностью отличались они все, казался Ричарду совсем не похожим на предыдущий. Этот заставлял думать о вечности и постоянстве, и душа Ричарда пела, смакуя удивительное ощущение.

— С учебой мы что-нибудь придумаем, — пробормотал он, когда поцелуй наконец-то прервался. — Можешь не переживать. Главное в жизни действительно чистота отношений, но каждый человек должен иметь собственное лицо, твердо стоять на ногах. Правильно ведь?

Эвелин погладила его по щеке, благодарно улыбаясь, и кивнула.

— Может, я вообще уволюсь из «Небоскребов» и попытаюсь найти работу тут, — сказал Ричард, тая от ее ласки. — А квартиру продам. Купим жилье здесь. Что-нибудь более подходящее для семьи.

— Неужели ты правда готов ради меня на такую жертву? — удивилась Эвелин. — Обычно это женщина оставляет дом, родителей, родной город, учебу, работу и едет за мужчиной…

— Ради тебя я готов на что угодно, — ответил Ричард, ничуть не кривя душой.

Наверное, Эвелин ему поверила. Потому что в ее глазах засверкала искорки — такие же яркие и веселые, как в день их встречи. Нет, даже более яркие и веселые.

— Не торопись с увольнением, — сказала она.

— Почему?

— Мне надо серьезно подумать, хочу ли я быть актрисой. В последнее время я в этом почему-то не уверена. Может, стоит, пока не поздно, выбрать какую-нибудь другую профессию. А сделать это можно и в Сан-Франциско…

Ричард быстро поцеловал ее в губы.

— Если хочешь, мы вместе об этом поразмыслим.

— Конечно, хочу.

Ричард вздохнул, закрывая глаза. Увереннее и спокойнее ему не доводилось чувствовать себя никогда прежде. Поблаженствовав несколько минут, он вдруг нахмурился, ощутив, что не сделал чего-то важного… самого важного.

Эвелин, уловив его состояние, встрепенулась.

— Что-то не так?

Взглянув на ее губы, в ее чистые прозрачные глаза, Ричард вдруг понял, что именно забыл сделать.

— Эви, милая… — прошептал он порывисто, — я ведь не сказал тебе самого главного.

— Чего?

— Я люблю тебя… Люблю больше жизни!

Она лукаво улыбнулась и склонила голову набок.

— Если честно, я об этом сразу догадалась.

— Правда? Но как?

Эвелин рассмеялась звонким счастливым смехом и кивнула на букет в углу.

— Красные розы дарят женщинам или влюбленные, или беспросветные тупицы, — сказала она. — О твоем же уме я весьма высокого мнения.

Как же с ней легко, как здорово! — подумал Ричард, гладя Эвелин по щеке и качая головой. Она подарок, награда за все прежние страдания. Волшебный рассвет после непроглядного сумрака ночи…

Он так увлекся своими мыслями, что, когда Эвелин ему ответила, в первое мгновение решил, что ее слова прозвучали в его воображении.

— Я тоже тебя люблю.

— Что?!

— Люблю тебя…

Ричард долго смотрел на нее в полном ошеломлении, потом, внезапно очнувшись, обнял так крепко, что едва не задушил.

— Я безумно счастлив!..