Виконт, который любил меня
Джулия Куин


Бриджертоны #2


Неисправимый холостяк и повеса виконт Энтони Бриджертон наконец надумал обзавестись супругой.

Но свадьбе угрожает катастрофа – ведь старшая сестра невесты решительно против кандидатуры жениха. Кейт Шеффилд уверена – такой мужчина, как Бриджертон, никогда не станет приличным мужем. Она не подпускает виконта даже близко к своей сестре.

Итак, война. И ни Энтони, ни Кейт не намерены выйти из нее побежденными.

Но чем дальше, тем сильнее их тянет друг к другу, а раздражение сменяется пылкой страстью, от которой не спасают ни разум, ни гордость…


Джулия Куин

Виконт, который любил меня


Пролог


Энтони Бриджертон всегда знал, что умрет молодым.

О нет, не ребенком. У юного Энтони не было причин размышлять о собственной смертности. Его детство можно было бы назвать идеальным, начиная со дня рождения.

Да, Энтони действительно был наследником древнего титула виконта и богатого поместья, но в отличие от многих аристократических пар лорд и леди Бриджертон очень любили друг друга и считали рождение сына не появлением наследника, а плодом этой любви.

Поэтому никто не устраивал званых вечеров, обедов и балов в честь Энтони. Мать с отцом были заняты тем, что восхищенно рассматривали первенца.

Бриджертоны были молодыми родителями: Эдмунду едва исполнилось двадцать, а Вайолет – восемнадцать, но они славились рассудительностью не по годам, любили сына неукротимо и преданно, качества, редко наблюдаемые в их кругах. К полному ужасу матери, Вайолет настаивала, что сама будет кормить сына, а Эдмунд никогда не следовал неписаным правилам, по которым отцы не должны ни видеть и ни слышать собственных детей. Он брал ребенка в долгие прогулки по полям Кента, рассуждал о философии и поэзии, когда тот еще не понимал значения этих слов. И каждый вечер рассказывал ему сказку на ночь.

Поскольку виконт и виконтесса были так молоды и любили друг друга, никого не удивило, что через два года после рождения Энтони на свет появился его младший брат, окрещенный Бенедиктом. Отныне Эдмунд стал брать на прогулки обоих детей. Целую неделю он провел на конюшне, помогая шорнику смастерить специальный ранец, в котором можно было бы носить Энтони. Малютку Бенедикта отец держал на руках. Они гуляли по полям, переходили ручьи, и отец рассказывал детям о чудесных созданиях природы: прекрасных цветах и ясном голубом небе, о рыцарях в сверкающих доспехах и несчастных, попавших в беду девушках. Вайолет смеялась при виде растрепанной, обветренной и разрумянившейся троицы, а Эдмунд обычно восклицал:

– Видите? Вот наша девица, попавшая в беду. И мы, конечно, спасем ее!

Энтони немедленно бросался в объятия матери и со смехом клялся защитить ее от огнедышащего дракона, которого они видели своими глазами всего в двух милях от деревни.

– Всего в двух милях от деревни?! – восклицала Вайолет с подобающим случаю ужасом. – Святые небеса, что бы я делала без своих защитников?! Трое сильных мужчин готовы оборонять меня!

– Бенедикт еще маленький, – непременно уточнял Энтони.

– Но он вырастет, – всегда отвечала она, ероша его волосы, – как вырос ты. И ты станешь еще выше и сильнее.

Эдмунд одинаково любил детей и был им предан, но по ночам, прижимая к груди фамильные часы Бриджертонов (подаренные на восьмой день рождения отцом, который, в свою очередь, получил их на восьмой день рождения от своего отца), Энтони часто думал, что отношения с отцом – особенные. Не потому, что Эдмунд любил его больше: к этому времени у него появились еще сестра и брат, Колин и Дафна, и Энтони прекрасно знал, что родители никого не выделяют.

Нет, ему нравилось так думать лишь потому, что он знал отца дольше остальных детей. В конце концов, как бы долго Бенедикт ни знал отца, Энтони всегда будет опережать его на два года. И на шесть – Колина. Что же касается Дафны… помимо того факта, что она девочка (вот кошмар-то!), она познакомилась с отцом на восемь лет позднее, чем он, и эта разница сохранится навсегда.

Короче говоря, Эдмунд Бриджертон был самим средоточием и центром мира Энтони. Высокий, широкоплечий, он сидел на коне так, словно родился в седле. Он прекрасно решал арифметические задачи (что не всегда удавалось наставнику) и не видел причины, почему бы сыновьям не получить домик на дереве (который он и выстроил сам), а его смех мог согреть душу самого жестокого человека.

Эдмунд научил Энтони ездить верхом, научил стрелять, научил плавать. Сам отвез его в Итон, вместо того чтобы отослать в экипаже под присмотром слуг, и, заметив, как сын нервно оглядывает школу, которой предстояло стать его новым домом, потолковал с ним по душам, заверив, что все будет хорошо.

И оказался прав. Энтони знал это с самого начала. Отец никогда не лгал.

Энтони любил мать. Черт, да он отдал бы руку на отсечение, лишь бы она была здорова и счастлива. Но по мере взросления все, что он делал – каждое достижение, каждая цель, надежды и мечты – было связано с отцом.

Однако однажды все изменилось, его мир рухнул. Позже Энтони часто размышлял, как странно, что жизнь может перевернуться за какое-то мгновение, и там, где секунду назад была твердая почва, возникают топи и зыбучие пески.

Это случилось, когда Энтони было восемнадцать. Он вернулся домой на летние каникулы и готовился провести свой первый год в Оксфорде. Его записали в Колледж всех душ, как когда-то его отца. Будущее казалось ясным и безоблачным, каким бывает только в восемнадцать лет. Он только что обнаружил существование женщин, вернее, они обнаружили его существование. Семья продолжала увеличиваться, и к уже существующим отпрыскам добавились Элоиза, Франческа и Грегори. Энтони едва сдержался, чтобы не закатить глаза к небу при виде Матери, беременной уже восьмым ребенком! Подобное положение казалось ему несколько неприличным! Подумать только, такие старые, а все рожают детей!

Но он оставил свое мнение при себе.

Кто он такой, чтобы сомневаться в отцовской мудрости? Может, и ему захочется иметь много детей в почтенном тридцатишестилетнем возрасте!

Энтони узнал обо всем в конце дня. Они с Бенедиктом возвращались после долгой беспощадной скачки и только что вошли в холл Обри-Холла, наследственного дома Бриджертонов, когда он увидел свою десятилетнюю сестру, почему-то сидевшую на полу. Бенедикт, проигравший брату какое-то дурацкое пари, условия которого требовали, чтобы он почистил коней, все еще находился на конюшне.

Увидев Дафну, Энтони остановился. Странно было уже то, что сестра сидела посреди холла, но еще более непонятным было видеть ее плачущей. Дафна никогда не плакала.

– Дафф, – нерешительно начал Энтони, слишком юный, чтобы знать, как поступить с плачущей женщиной, и гадая, сможет ли когда-нибудь научиться, – что…

Но прежде чем он успел договорить, Дафна подняла голову, и скорбное недоумение, застывшее в ее огромных карих глазах, ударило его в самое сердце словно ножом. Он замер, осознав, что в доме что-то неладно. Очень неладно.

– Он умер, – прошептала девочка. – Папа умер.

Сначала Энтони показалось, что он ослышался. Отец не может умереть! Другие люди умирают молодыми, как дядя Хьюго, но дядя Хьюго был невелик ростом и очень слаб. Ну… по крайней мере ниже ростом и более хилым, чем Эдмунд.

– Ты ошибаешься, – промямлил Энтони. – Ты, конечно, ошибаешься.

Дафна покачала головой:

– Мне Элоиза сказала. Он… он…

Энтони понимал, что в таком состоянии не стоит трясти сестру за плечи, но ничего не мог с собой поделать.

– Что с ним случилось, Дафф?

– Пчела, – прошептала она. – Его ужалила пчела.

Энтони ошеломленно уставился на сестру.

– Люди не умирают от укуса пчелы, – пробормотал он наконец хриплым, неузнаваемым голосом. – Его и раньше жалили пчелы, – добавил Энтони чуть громче. – Нас обоих. Тогда я был с ним. Мы набрели на гнездо. Меня ужалили в плечо…

Он невольно коснулся того места, которое так болело несколько лет назад.

Дафна молча непонимающе смотрела на брата.

– Тогда все обошлось, – настаивал Энтони, отчетливо слыша панические нотки в собственном голосе. Наверное, он пугает сестру, но бессилен совладать с собой. – Люди не умирают от укуса пчелы! – повторил он.

Дафна покачала головой. Взгляд ее карих глаз, казалось, принадлежал столетней старухе:

– Элоиза сама видела. Только минуту назад он стоял и улыбался. А в следующий момент уже… уже…

– Что, Дафна? Что случилось в следующий момент?!

– Умер, – ошеломленно пробормотала она. Энтони так же ошеломленно уставился на сестру.

Он так и оставил ее в прихожей и, перепрыгивая через две ступеньки, ринулся наверх, в спальню родителей. Отец, конечно, жив! Никто не умирает от укуса пчелы! Это невозможно! Совершенное безумие! Эдмунд Бриджертон молод, крепок, силен, и какая-то жалкая пчела не могла свалить его с ног.

Однако, добравшись до верхней площадки, он по мрачным лицам молчаливых слуг сразу понял, что дело плохо.

И лица, лица, выражающие сочувствие, участие, сожаление… всю оставшуюся жизнь эти лица будут его преследовать.

Он хотел было протиснуться сквозь толпу к родительской спальне, но слуги расступались перед ним, как Красное море перед евреями, и, открыв дверь, Энтони все понял.

Мать сидела на краю кровати. Она не плакала. Не издала ни звука. Только держала отцовскую руку и медленно раскачивалась.

Отец был неподвижен. Неподвижен, как…

Энтони даже не хотел додумывать до конца.

– Мама, – выдавил он, хотя годами не называл ее так. Став учеником Итона, он обращался к ней «матушка», считая это более подобающим взрослому сыну.

Она нехотя обернулась и непонимающе нахмурилась, будто его голос доносился до нее сквозь длинный, длинный тоннель.

– Что случилось? – прошептал он.

Вайолет покачала головой, безнадежно глядя в пространство.

– Не знаю, – прошептала она. Губы так и остались приоткрытыми, словно она хотела сказать еще что-то, но забыла слова.

Энтони неуклюже шагнул вперед, снова споткнувшись о невидимое препятствие.

– Его больше нет, – прошептала мать. – Его больше нет, а я, Господи, я…

Она положила ладонь на округлый живот.

– Я сказала ему… о, Энтони… сказала ему…

Она, казалось, вот-вот разлетится на мельчайшие осколки. Перестанет существовать, и это будет для нее величайшим блаженством. Энтони проглотил обжигающие глаза и горло слезы и подошел к ней:

– Ничего, мама, ничего… все хорошо…

Но он знал, что хорошо уже больше никогда не будет.

– Я сказала ему, что это наш последний, – простонала она, рыдая на его плече. – Сказала, что больше не могу вынашивать детей. И что мы должны быть осторожны, и… о Боже, Энтони, чего бы я только не дала, чтобы он был со мной! Чтобы я смогла родить ему еще одного ребенка! Не понимаю… просто не понимаю…

Энтони молча обнимал плачущую мать. И не находил слов утешения. Бесполезно. Ничем не выразить опустошенность в душе и сердце.

Он тоже ничего не понимал.

Приехавшие к вечеру доктора объявили, что сбиты с толку. Они слышали о чем-то подобном. Но на их памяти это был первый случай, чтобы молодой и сильный мужчина умер от таких пустяков! Действительно, Хьюго, младший брат виконта, внезапно умер год назад, но это еще ни о чем не говорило. Правда, Хьюго умер в поле, однако никто не заметил на его коже укуса пчелы.

Впрочем, никто и не искал.

– Нельзя было ничего предвидеть, – повторяли доктора снова и снова, пока Энтони не захотелось придушить их всех.

Наконец ему удалось выставить их из дома и уложить мать в постель. Пришлось переселить ее в другую спальню: она просто не смогла спать в той комнате, которую много лет делила с Эдмундом. Энтони удалось утихомирить и братьев с сестрами, пообещав, что они поговорят утром, что все будет, как прежде, и он позаботится о них, как хотел бы того отец.

Только потом он вошел в комнату, где лежало тело Эдмунда, и, почти не мигая, уставился на отца. Прошло несколько часов. Он покинул комнату другим человеком, с совершенно новым видением жизни и сознанием собственной смертности.

Эдмунд Бриджертон умер в тридцать восемь лет. И Энтони просто не мог представить, что способен чем-то превзойти отца. Даже возрастом.


Глава 1


Тема повес, разумеется, уже обсуждалась в этой колонке, и автор пришел к заключению, что существуют повесы и существуют Повесы.

Энтони Бриджертон – Повеса с большой буквы.

Просто повеса (тот, что сортом пониже) обычно молод и незрел. Он выставляет напоказ свои похождения, ведет себя как последний идиот и воображает, будто опасен для женщин.

Повеса с большой буквы (высший класс) знает, что опасен для женщин. Он не выставляет напоказ свои похождения, потому что в этом нет необходимости. Он и без того понимает, что окружающие бесконечно о нем сплетничают, и, честно говоря, предпочел бы, чтобы о нем вообще забыли. Он знает, что именно представляет собой и что совершил; дальнейшие пересуды, по его мнению, не имеют смысла.

Он не ведет себя как идиот по той простой причине, что он вовсе не идиот (не более, чем это ожидается от всякого представителя мужского пола), он не выносит недостатков нынешнего общества, и автор не может сказать, что осуждает его.

И если все вышесказанное не дает идеальной характеристики виконта Бриджертона, самого завидного жениха этого сезона, автору следует немедленно и навсегда отложить свое перо. Единственный вопрос заключается вот в чем: будет ли сезон 1814 года именно тем, когда он наконец познает блаженство брака?

Автор считает… что нет.

    
«Светские новости от леди Уистлдаун». 20 апреля 1814 года


– Только не говорите мне, – заявила Кейт Шеффилд, ни к кому в особенности не обращаясь, – что она снова пишет о виконте Бриджертоне.

Ее единокровная сестра Эдвина, подняла глаза от газетного листка.

– Откуда ты знаешь?

– Хихикаешь как безумная.

Эдвина снова залилась смехом, сотрясая обитый синим дамастом диван, на котором сидели девушки.

– Видишь, – укоризненно сказала Кейт, слегка подтолкнув сестру. – Ты всегда хихикаешь, когда она пишет об очередном гнусном распутнике.

Правда, при этом Кейт улыбалась. Она обожала поддразнивать сестру. Добродушно, разумеется.

Мэри Шеффилд, мать Эдвины и мачеха Кейт, которую опекала вот уже почти восемнадцать лет, подняла глаза от вышивания и поправила очки.

– Что это вас так развеселило?

– Кейт злится, потому что леди Уистлдаун снова пишет об этом распутном виконте, – пояснила Эдвина.

– И вовсе я не злюсь, – оправдывалась Кейт, хотя ее никто не слушал.

– Бриджертон? – рассеянно осведомилась Мэри.

– Совершенно верно, – кивнула Эдвина.

– Она всегда о нем пишет.

– Думаю, ей нравится писать о распутниках, – заметила Эдвина.

– Ну разумеется! О чем ей еще писать? – удивилась сестра. – Если читателям наскучат ее статейки, никто не купит газету.

– Неправда, – возразила Эдвина. – Только на прошлой неделе она писала о нас, и, Богу известно, мы не самые интересные в Лондоне люди.

Кейт улыбнулась наивности сестры. Пусть она и Мэри не самые интересные в Лондоне люди. Но Эдвина, с ее волосами цвета сливочного масла и поразительно светлыми голубыми глазами, уже была провозглашена Несравненной сезона 1814 года. Кейт же, с ее ничем не выдающимися каштановыми волосами и карими глазами, обычно именовалась «старшей сестрой Несравненной».

Что же, бывают прозвища и похуже. По крайней мере никто еще не назвал ее «засидевшейся в старых девах сестрой Несравненной», что было бы гораздо ближе к правде. В двадцать лет, а если уж быть честной до конца, почти в двадцать один год, Кейт считалась немного староватой, чтобы наслаждаться своим первым лондонским сезоном.

Но у них просто не было иного выхода. Даже при жизни отца семья Кейт не была богатой, а спустя пять лет они и вовсе были вынуждены сильно экономить. Конечно, до работного дома им было далеко, однако приходилось считать каждый фунт и каждый пенс.

При таких стесненных обстоятельствах Шеффилды смогли наскрести денег только на одну поездку в Лондон. Нанять дом, экипаж и минимальный штат слуг обошлось в немалые деньги. Дважды потратить такую сумму они просто не имели права. И так приходилось пять лет копить, чтобы позволить себе подобную расточительность. А если девочкам не удастся поймать себе женихов на брачном рынке… что же, их никто не запрет в долговую тюрьму, но придется подумать о спокойной жизни в благородной бедности в одном из очаровательных маленьких коттеджей Сомерсета.

Поэтому девушкам пришлось стать дебютантками одновременно. И самым подходящим, по мнению Мэри, стал год, когда Эдвине исполнилось семнадцать, а Кейт – двадцать один. Мэри хотелось бы подождать еще год, пока Эдвине не будет восемнадцать, но тогда Кейт достигнет почти двадцати двух лет, и кто же тогда на ней женится?!

Кейт насмешливо улыбнулась. Она с самого начала не хотела этого сезона, зная, что такие, как она, не привлекают внимания титулованных женихов. Она недостаточно красива, чтобы компенсировать недостаток приданого, не умела жеманиться, кокетничать, семенить мелкими шажками. Не научилась и остальным вещам, о которых другие девушки, похоже, узнают еще в колыбели. Даже Эдвина, девушка добрая и искренняя, каким-то образом умела стоять, ходить и вздыхать, так, что мужчины были готовы драться за честь помочь ей перейти улицу.

Кейт же всегда стояла прямо, расправив плечи, а ходила так, словно участвовала в призовых скачках. Но почему бы нет?! Если кто-то куда-то идет, какой смысл тащиться, едва перебирая ногами?!

Что же до нынешнего лондонского сезона… ей даже город не слишком нравился. О да, она неплохо проводила время и познакомилась с достаточно приятными людьми, однако деньги утекали, словно сквозь пальцы, и сознавать это было совершенно невыносимо.

Но Мэри и слушать ничего не желала.

– Выходя замуж за твоего, отца, – твердила она, – я поклялась любить тебя и растить с той же заботой и вниманием, которое уделю собственному ребенку. – Я выполняю долг перед твоей бедной матушкой, упокой, Господи, ее душу. И часть этого долга – видеть тебя счастливой в семейной жизни.

– Я вполне могу быть счастлива в деревне, – упрямилась Кейт.

– Но в Лондоне куда больший выбор, чем здесь, – запротестовала Мэри.

Тут в разговор вмешалась Эдвина, заверив, что будет ужасно несчастна без нее, и поскольку Кейт не выносила, когда сестра расстраивалась, ее судьба была решена.

И вот теперь она сидит в скромно обставленной гостиной снятого на сезон дома в районе Лондона и…

Кейт лукаво огляделась.

…и не знает, чем занять себя от скуки.

Кейт выхватила газету из рук сестры.

– Кейт! – взвизгнула Эдвина, тараща глаза на крошечный треугольник газетной бумаги, оставшийся в ее руке. – Я еще не дочитала!

– Ты будешь мусолить ее целую вечность, – ухмыльнулась Кейт. – Кроме того, я хочу посмотреть, что леди Уистлдаун сказала о виконте Бриджертоне на этот раз.

Глаза Эдвины, которые обычно сравнивали с мирными шотландскими озерами, блеснули дьявольским светом:

– Ты ужасно интересуешься виконтом, Кейт. Может, что-то утаиваешь от нас?

– Глупости! Я с ним даже не знакома! А если бы нас и познакомили, я немедленно спряталась бы от него! Он из тех людей, которых нам следует избегать любой ценой. Этот человек, возможно, способен обольстить даже айсберг.

– Кейт! – воскликнула Мэри.

Кейт поморщилась. Она совсем забыла о присутствии мачехи!

– Но это правда! – настаивала она. – Я слышала, что у него женщин больше, чем песка на морском берегу.

Мэри посмотрела на падчерицу, словно решая, отвечать или нет, и, наконец заметила:

– Конечно, это не совсем подходящая тема для ваших ушей, но многие мужчины могут сказать о себе то же самое.

Кейт залилась краской. Такого она не ожидала. Однако сдаваться тоже не собиралась:

– Думаю, у него их в два раза больше, чем у всех остальных. Как бы там ни было, он куда больший распутник, чем другие мужчины. Это не тот человек, которому можно позволить ухаживать за Эдвиной.

– Но это и твой сезон, – напомнила Мэри.

Кейт ответила Мэри саркастическим взглядом. Обе отлично понимали, что если виконт решит ухаживать за одной из сестер Шеффилд, это будет не Кейт.

– Вряд ли напечатанное здесь изменит твое мнение, – пожала плечами Эдвина и нагнулась к Кейт, чтобы лучше рассмотреть статью. – Да и вообще она пишет не столько о нем, сколько рассуждает о повесах и распутниках в целом.

Глаза Кейт выхватывали из текста ключевые слова.

– Пффф! – презрительно фыркнула она. – Бьюсь об заклад, она права. Скорее всего в этом году он не женится.

– Ты всегда на стороне леди Уистлдаун, – с улыбкой пробормотала Мэри.

– Потому что она, как правило, пишет правду. Вы должны признать, что для репортера светской хроники женщина она на редкость здравомыслящая. И до сих пор верно оценивала всех тех, с кем я встречалась в Лондоне.

– По-моему, ты должна иметь собственное мнение, – беспечно заметила Мэри. – Тебе не к лицу судить об окружающих по светской хронике.

Кейт знала, что мачеха права, но признаваться в этом не хотелось. Поэтому она снова фыркнула и принялась за газетную статью.

«Светские новости от леди Уистлдаун», несомненно, была самой интересной из всех лондонских газетных сплетен. Кейт не знала, когда леди начала писать, но слышала, что первая колонка появилась в прошлом году. Одно было ясно: кем бы ни была леди Уистлдаун, а никто не знал, кем она была, таинственная женщина-репортер явно принадлежала к высшему обществу и обладала неплохими связями. По крайней мере иначе и быть не могло. Ни один сторонний наблюдатель не мог знать тех сплетен, изложение которых появлялось в ее колонке каждый понедельник, среду и пятницу.

Леди Уистлдаун была неизменно осведомлена о последних слухах и скандалах и в отличие от других не стеснялась называть имена своих героев. Например, на прошлой неделе, решив, что Кейт не идет желтое, она не постеснялась написать:

«Желтый цвет придает темноволосой мисс Кэтрин Шеффилд вид опаленного нарцисса».

Кейт не отреагировала на оскорбление: слишком часто она слышала, что человек может считаться допущенным в общество только после оскорбления, нанесенного леди Уистлдаун. Даже Эдвина, по всем меркам имевшая небывалый успех в свете, завидовала вниманию, которое уделила сестре таинственная женщина-репортер.

И хотя Кейт не особенно жаждала быть в Лондоне во время сезона, все же рассудила, что если уж участвовать в светском водовороте, лучше при этом не выглядеть полной неудачницей. Если оскорбление, нанесенное в светской колонке, – единственное ее достижение, значит, быть по сему. Кейт будет наслаждаться своими скромными триумфами.

Теперь, когда Пенелопа Федерингтон хвасталась, что из-за атласного платья цвета мандарина ее сравнили с перезрелым цитрусом, Кейт могла театрально взмахнуть рукой и с драматичным вздохом ответить:

– Ну а я опаленный нарцисс…

– Когда-нибудь, – внезапно объявила Мэри, поправляя очки указательным пальцем, – кто-то непременно обнаружит истинное имя этой женщины, и тогда ей грозят неприятности.

Эдвина с интересом уставилась на мать:

– Ты действительно думаешь, что кто-то ее выследит? Вот уже год, как она умудряется хранить свой секрет.

– Такая известная персона не может вечно скрываться под псевдонимом, – покачала головой Мэри, тыча иголкой в вышивку и продевая сквозь ткань длинную желтую нить. – Помяните мои слова: все рано или поздно выйдет на свет божий, и тогда разразится скандал, которого в Лондоне еще не видывали.

– Ну… если бы я знала, кто она, – объявила Кейт, переворачивая страницу, – скорее всего постаралась бы стать ее лучшей подругой. Она безумно забавна. И кто бы что ни говорил, она почти всегда права.

В этот момент в комнате появился Ньютон, несколько огрузневший корги[1 - Порода декоративных собак. – Здесь и далее примеч. пер.] Кейт.

– Разве эта собака не должна жить во дворе? – рассердилась Мэри, но тут же вскрикнула, когда пес подполз к ее ногам и запыхтел, словно ожидая поцелуя.

– Ньютон, немедленно ко мне! – велела Кейт.

Пес с надеждой уставился на Мэри, но, не получив ответа, потрусил к Кейт, прыгнул на диван и положил передние лапы ей на колени.

– Он выпачкает тебя шерстью, – всполошилась Эдвина.

Кейт пожала плечами:

– Мне все равно.

Эдвина вздохнула, но тем не менее потрепала пса по голове.

– Что еще тут говорится? – спросила она, подавшись вперед. – Я так и не дошла до второй страницы.

На Кейт сарказм сестры не подействовал.

– Ничего особенного, – спокойно ответила она. – Кое-что о герцоге и герцогине Гастингс, прибывших в город в начале недели. Список блюд, подаваемых на балу у леди Данбери. По словам леди Уистлдаун, «все было на удивление вкусно». Да, и еще весьма нелестное описание платья миссис Федерингтон, в котором та появлялась в прошлый понедельник.

– Похоже, она обожает издеваться над Федерингтонами, – нахмурилась Эдвина.

– И неудивительно, – бросила Мэри, откладывая вышивку и вставая. – Эта женщина не сумеет выбрать цвет платья для своих девочек, даже если вокруг ее шеи обернется радуга!

– Матушка! – воскликнула Эдвина. Кейт зажала рот рукой, стараясь не смеяться. Мэри редко выражалась с такой определенностью, но уж если скажет… попадет не в бровь, а в глаз!

– Но это правда. Она продолжает одевать младшенькую в мандариновые тона. Всякий видит, что бедняжке пошел бы голубой или зеленый оттенка мяты!

– А меня вы одели в желтое, – напомнила Кейт.

– И очень об этом сожалею. Зря я послушала продавщицу. Мне следовало бы больше доверять собственному вкусу. Ничего, перекроим его для Эдвины.

Поскольку Эдвина была на целую голову ниже Кейт и к тому же белокожей блондинкой, перекроить желтое платье особых трудов не составляло.

– Только обязательно спори оборки с рукавов, – наставляла Кейт, – иначе все поймут, что это мое бывшее платье. Кроме того, они ужасно колются. Я едва не оторвала их там же, на балу у Ашборнов.

Мэри выразительно подняла глаза к небу:

– Я поражена и благодарна за то, что ты сочла возможным сдержаться.

– А вот я поражена, но не благодарна, – лукаво усмехнулась Эдвина. – Подумай только, как расписала бы этот случай леди Уистлдаун.

– Вот уж точно, – с улыбкой согласилась Кейт. – Ты, можно сказать, открыла мне глаза. «Опаленный нарцисс обрывает свои лепестки».

– Я иду наверх, – объявила Мэри, укоризненно качая головой и грозя озорницам пальцем. – Не забывайте, что вечером мы должны ехать на бал. Наверное, и вам стоит отдохнуть. Думаю, ночь будет долгой.

Кейт и Эдвина, дружно кивнув, пообещали послушаться мать. Мэри собрала вышивание и удалилась. Едва за ней закрылась дверь, Эдвина обернулась к Кейт:

– Ты уже решила, что наденешь сегодня?

– Пожалуй, зеленый газ. Мне следовало бы выбрать белое. Но, боюсь, этот цвет мне не идет.

– В таком случае, – заявила преданная Эдвина, – я тоже надену не белое, а голубое муслиновое.

Кейт одобрительно кивнула и опустила глаза на газету, которую все еще держала в руках, пытаясь одновременно удержать на сиденье толстяка Ньютона. Тот успел развалиться на спине и ерзал, дожидаясь, пока ему почешут брюшко.

– Только на прошлой неделе мистер Бербрук назвал тебя ангелом в голубом, тем более что это платье как раз в тон твоим глазам.

Эдвина удивленно вскинула брови:

– Мистер Бербрук действительно сказал это?! Тебе?

Кейт подняла голову.

– Конечно. Все твои поклонники пытаются передать комплименты через меня.

– Правда? Но почему?!

Кейт улыбнулась медленно и снисходительно:

– Возможно, Эдвина, это как-то связано с тем, что на музыкальном утреннике у Смайт-Смитов ты объявила всем присутствующим, что никогда не выйдешь замуж без благословения сестры.

Щеки Эдвины слегка порозовели.

– И вовсе не всем присутствующим, – пробормотала она.

– А вот это значения уже не имеет. Сплетни распространяются со скоростью лесного пожара. В то время я даже не была в комнате, а услышала обо всем ровно через две минуты после твоей тирады.

Эдвина скрестила руки на груди и громко фыркнула, в точности как старшая сестра.

– Так вот, я сказала чистую правду, и мне все равно, кто об этом знает! От меня, разумеется, ожидают, что я сделаю блестящую и успешную партию, но зачем выходить замуж за того, кто будет со мной плохо обращаться? Мне совершенно нет необходимости в подобном браке. Всякий, у кого хватит мужества произвести на тебя впечатление, будет достоин моего внимания.

– Разве на меня так сложно произвести впечатление?

Сестры переглянулись и одновременно произнесли:

– Почти невозможно.

Но хотя Кейт смеялась вместе с Эдвиной, в душе не умолкал назойливый голосок совести. Все три дамы Шеффилд знали, что именно Эдвина поймает аристократа и выйдет замуж за огромное состояние. Именно от Эдвины зависит, чтобы семья не жила в благородной бедности. Эдвина была красавицей, тогда как Кейт…

Кейт была Кейт. И ничего больше.

Но Кейт не завидовала. Не протестовала. Красота Эдвины была просто жизненным фактом. И Кейт приходилось смиряться с некоторыми неоспоримыми истинами. Танцуя вальс, она постоянно пыталась вести партнера. Она всегда будет бояться грозы, как бы ни уверяла себя, что это глупое ребячество. И что бы она ни надела, как бы ни причесалась, сколько бы ни нащипывала щеки, чтобы они выглядели румяными, все равно никогда не будет такой хорошенькой, как Эдвина.

Кроме того, Кейт не была уверена, что ей нравится то внимание, которое уделяли Эдвине назойливые поклонники. Да и не по душе ей было сознание того, что ей придется выйти замуж по расчету, чтобы обеспечить мать и сестру.

– Эдвина, – серьезно заверила Кейт, – тебе вовсе ни к чему выходить замуж за того, кто тебе не нравится. И ты это знаешь.

Эдвина молча кивнула, и сестре показалось, что она вот-вот заплачет.

– Если решишь, что ни один холостой джентльмен в этом городе недостаточно хорош для тебя, значит, будь что будет. Мы просто вернемся в Сомерсет и станем довольствоваться обществом друг друга. Мне лично больше никого и не нужно.

– Мне тоже, – прошептала Эдвина.

– А если ты найдешь мужчину, которого полюбишь, мы с Мэри будем в восторге. Ты совершенно спокойно можешь оставить нас вдвоем. Как тебе известно, мы прекрасно ладим.

– Но вдруг и ты найдешь себе жениха? – предположила Эдвина.

Кейт слегка искривила губы в легкой улыбке.

– Вполне возможно, – неохотно признала она, понимая, что скорее всего это неправда. Конечно, она не хотела всю жизнь оставаться старой девой, но очень сомнительно, что в Лондоне для нее найдется муж.

– Вероятно, один из твоих обезумевших поклонников обратится ко мне, как только поймет, что ты недосягаема, – поддела она.

Эдвина ударила ее подушкой:

– Не будь глупой!

– Вовсе нет! – запротестовала Кейт. И она была права. Откровенно говоря, это вполне возможный исход их поездки сюда и единственный способ, которым она сумеет найти мужа в городе.

– Знаешь, за какого человека я хотела бы выйти замуж? – мечтательно выдохнула Эдвина.

Кейт покачала головой.

– За ученого.

– Ученого?!

– Ученого, – твердо повторила Эдвина.

Кейт смущенно откашлялась:

– Не уверена, что ты найдешь много таких в Лондоне, да еще во время сезона.

– Знаю, – уныло ответила Эдвина. – Но, правду говоря, и тебе это известно, хотя мне нельзя говорить об этом вслух, – я настоящий книжный червь. И с куда большим удовольствием проводила бы время в библиотеке, вместо того чтобы выставлять себя напоказ в Гайд-парке. И хотела бы прожить жизнь с человеком, которому так же, как и мне, нравятся науки.

– Ты права. Хммм…

Мысли Кейт лихорадочно метались. Похоже, Эдвина вряд ли найдет ученого и в Сомерсете.

– Ничего, все будет хорошо! – весело заверила Эдвина. – Я вполне удовольствуюсь ученым-любителем.

Кейт облегченно вздохнула. Они наверняка сумеют найти в Лондоне жениха, который любит читать.

– И знаешь что? – добавила Эдвина. – Нельзя судить о книге по обложке. Очень многие люди увлекаются науками. Леди Уистлдаун толкует, что даже виконт Бриджертон может быть ученым в душе.

– Прикуси язычок, Эдвина. Ты не должна иметь ничего общего с виконтом Бриджертоном. Все знают, что он распутник худшего толка. Самый ужасный распутник во всем Лондоне! Во всей стране!

– Знаю. Я всего лишь привела его в качестве примера. Кроме того, вряд ли он собирается жениться в этом году. Так утверждает леди Уистлдаун, а ты сама сказала, что она почти всегда права.

Кейт погладила сестру по руке:

– Не беспокойся, мы найдем тебе хорошего мужа. Но только не… не… не виконта Бриджертона!


В этот самый момент предмет их беседы вместе с двумя из трех младших братьев отдыхал в «Уайтс», наслаждаясь послеобеденным виски.

Энтони Бриджертон развалился в кожаном кресле, задумчиво рассматривая на просвет рюмку с янтарной жидкостью. Повертел ее в руках и объявил:

– Я подумываю жениться.

Бенедикт Бриджертон по привычке, ненавидимой матерью, пьяно раскачивавшийся на задних ножках стула, потерял равновесие и, перелетев через спинку, приземлился на полу.

Колин Бриджертон поперхнулся и стал задыхаться.

К счастью для него, Бенедикт вовремя пришел в себя и громко хлопнул брата по спине. Зеленая оливка, вылетевшая из глотки Колина, ударилась о стол, едва не задев в полете ухо Энтони.

Тот не обратил внимания на эту выходку, вполне понимая, что столь внезапное заявление явилось чем-то вроде сюрприза.

Вернее, не «чем-то». Скорее полным, абсолютным и совершенным сюрпризом.

Энтони понимал, что не вполне соответствует образу человека, решившего остепениться. Последние десять лет он вел распутную жизнь, срывая цветы удовольствия, где только мог. Ибо ему, лучше чем сверстникам, было известно, что жизнь коротка и предназначена для одних наслаждений. О, у него имелся определенный кодекс чести. Он никогда не совращал девушек благородного происхождения. Все, кто имел право требовать от него женитьбы, были вне игры.

Кроме того, Энтони, сам имевший четырех сестер, испытывал некоторое уважение к доброй репутации порядочных девушек. Однажды он едва не дрался на дуэли за одну из сестер, чести которой, по его мнению, было нанесено оскорбление. Что же до остальных… у него на лбу выступал холодный пот при одной мысли о том, что его сестры способны связаться с человеком, имеющим такую же репутацию, как у их старшего брата.

Нет, ему, разумеется, и в голову не приходило обесчестить младшую сестру джентльмена.

Что же до остальных женщин, вдов и актрис, прекрасно знавших, чего они хотят и на что идут, он наслаждался их компанией, причем без всяких ограничений. С того дня как Энтони окончил Оксфорд и уехал в Лондон, он никогда не обходился без любовницы. Впрочем, иногда у него бывало и две содержанки одновременно.

Он участвовал почти во всех скачках, которые мог предложить ему свет, боксировал в клубе «Джентльмена Джексона» и выиграл больше партий в карты, чем мог сосчитать. И целых десять лет провел в бессмысленных поисках наслаждений, ограниченных только всепоглощающим чувством долга по отношению к семье.

Смерть Эдмунда Бриджертона была внезапной и неожиданной. Перед кончиной он ничего не успел наказать старшему сыну. Но Энтони был уверен, что отец попросил бы его заботиться о матери, братьях и сестрах с той же любовью и вниманием, которые проявлял сам Эдмунд по отношению к своей семье.

Поэтому в перерывах между балами, вечеринками, скачками и посещением клубов Энтони нашел время послать братьев в Итон и Оксфорд, посещать совершенно безумное количество музыкальных утренников, устраиваемых сестрами (истинный подвиг, поскольку у троих из четверых вообще не было слуха), и строго следить за финансами семьи. Имея семерых братьев и сестер, он считал своим долгом накопить достаточно денег, чтобы обеспечить будущее каждого.

Ближе к тридцати годам он вдруг осознал, что все больше времени уделял своему наследству и семье и все меньше – погоне за наслаждениями. И что ему это нравится. Он по-прежнему содержал любовниц, но никогда двух одновременно. И обнаружил, что больше не испытывает необходимости участвовать в каждой скачке или оставаться на балу допоздна, чтобы выиграть очередную партию в карты.

Но его репутацию уже ничего не могло ухудшить. Впрочем, звание самого прославленного повесы во всей Англии имело свои преимущества. Взять хотя бы то, что его почти повсеместно боялись.

Но теперь пришло время жениться. Ему необходимо остепениться, родить сына. Нужно же кому-то передать титул! Правда, он испытывал горькое сожаление и, возможно, некоторые угрызения совести из-за того, что не доживет до совершеннолетия наследника. Но что он мог сделать? Он был первенцем виконта Бриджертона в восьмом поколении. И его долг по отношению к династии Бриджертонов – плодиться и размножаться.

Кроме того, он находил утешение в сознании того, что в живых остаются три любящих брата. Они позаботятся, чтобы его сын был воспитан в любви и принципах чести и благородства, знакомых и дорогих каждому Бриджертону. Его сестры будут обожать мальчика, а матушка – баловать…

Энтони улыбнулся при мысли о своей большой, шумной семейке. Его сын не будет нуждаться в отце. И без него есть кому любить малыша!

А другие дети, которые у него родятся… возможно, они не запомнят отца. Когда он умрет, они будут совсем еще маленькими.

Энтони не мог не отметить, что из всех молодых Бриджертонов он был наиболее опечален и потрясен внезапной гибелью отца.

Энтони глотнул свой скотч-виски и, распрямив плечи, постарался выбросить из головы неприятные думы. Нужно сосредоточиться на цели, а именно – поисках жены.

Будучи в душе педантом и человеком организованным, он заранее составил мысленный список качеств, требуемых в невесте. Прежде всего она должна быть довольно привлекательной. Ослепительная красота совершенно не обязательна, хотя это было бы неплохо, но если с ней придется ложиться в постель, это обстоятельство облегчит ему задачу воспроизведения рода Бриджертонов.

Далее, она не должна быть глупой. Это, пожалуй, самое сложное требование. До сих пор умственные способности лондонских дебютанток не производили на него особенного впечатления. Когда он в последний раз попытался вовлечь в беседу молодую девицу, только что покинувшую школьную скамью, оказалось, что она не способна обсуждать что-либо, кроме еды (в руке она как раз держала тарелку с клубникой) и погоды. Причем она даже не поняла, о чем идет речь: когда Энтони спросил, не находит ли она, что погода обещает быть суровой, она ответила, что не знает, поскольку никогда не слышала слова «суровый».

Конечно, он может избегать разговоров с женой, не отличающейся остротой ума, но не желает иметь глупых детей!

Кроме того – и это было самым важным пунктом, – она не должна быть женщиной, в которую он может влюбиться. И это последнее правило нельзя нарушать ни при каких обстоятельствах.

Нет, он не был циником и знал о существовании истинной любви. Всякий находившийся в одной комнате с его родителями, знал, что такая любовь существует.

Но любовь – это проблема, появления которой необходимо избегать всеми силами. И он отнюдь не жаждал, чтобы это чудо его посетило.

Поскольку Энтони привык получать все, что хотел, то ничуть не сомневался в том, что сумеет найти привлекательную, умную женщину, в которую никогда не влюбится. И что тут особенного? Скорее всего он вообще никогда не обретет любви всей своей жизни, даже если станет ее искать. Большинству мужчин это не удавалось.

– Господи, Энтони. Что ты так хмуришься? Надеюсь, не на эту оливку? Я отчетливо видел, что она тебя даже не задела!

Голос Бенедикта вернул его к реальности, и Энтони тряхнул головой, прежде чем ответить.

– Все в порядке. В полном порядке.

Конечно, он ни с кем не делился мыслями о собственной смертности. Даже с братьями. Кто захочет выставлять на свет подобные вещи? Черт, да если бы кто-то пришел к нему и рассказал нечто подобное, Энтони, вероятно, жестоко посмеялся бы над ним.

Но никто не способен осмыслить глубины той связи, которая существовала между ним и отцом. И возможно, никто не понял бы чувств Энтони, твердо убежденного в том, что он не проживет дольше своего отца. Эдмунд был для него всем, и он стремился стать таким же прекрасным человеком, как его отец, и даже зная, что это вряд ли возможно, все равно пытался. Достичь большего, чем достиг Эдмунд, казалось ему абсолютно невозможной задачей.

Для него отец был величайшим человеком из тех, кого он знал, и, вполне возможно, величайшим человеком, который когда-либо жил на земле. И он подумать не смел, чтобы превзойти отца: подобные мысли казались верхом тщеславия.

Что-то случилось в ту ночь, когда умер отец. В ту ночь, когда он оставался в родительской спальне наедине с мертвецом, глядя на него и отчаянно пытаясь вспомнить каждое мгновение, которое они делили. До чего же легко забыть всякие мелочи: как Эдмунд сжимал руку Энтони, когда тот нуждался в ободрении. Как мог наизусть продекламировать песню Балтазара «Ни вздоха больше» из «Много шума из ничего», не потому, что считал ее исполненной особенного смысла, а просто потому, что она ему нравилась.

Энтони вышел из комнаты, едва первые розовые стрелы рассвета окрасили небо. Каким-то образом он уже понимал, что его дни сочтены, в точности как дни отца.

– Выкладывай! – потребовал Бенедикт, снова прерывая течение его нелегких размышлений. – Я не предлагаю пенни за твои мысли, поскольку полагаю, что они и этого не стоят, но о чем ты думаешь?

Энтони сел прямее, полный решимости вернуться к неотложному делу. В конце концов, ему необходимо выбрать невесту, а это проблема серьезная.

– Кто считается бриллиантом этого сезона? – осведомился он.

Братья немного помедлили. Первым высказался Колин:

– Эдвина Шеффилд. Ты наверняка ее видел. Миниатюрная блондинка с голубыми глазами. Ее обычно можно опознать по овцеподобной толпе влюбленных поклонников, повсюду следующих за девушкой.

Энтони проигнорировал довольно неудачные претензии брата на саркастическое остроумие.

– Мозги у нее есть?

Колин недоуменно захлопал глазами, словно ему никогда не приходило в голову, что и у женщин могут быть мозги.

– По-моему, да, Однажды я слышал, как она обсуждала мифологию с Миддлторпом и, похоже, брала верх в споре.

– Прекрасно, – кивнул Энтони, со стуком ставя рюмку на стол. – Тогда я женюсь на ней.


Глава 2


В среду вечером на балу у Хартсайдов виконт Бриджертон был замечен танцующим с некоей незамужней молодой леди. Такое поведение может быть классифицировано только как «поразительное», поскольку Бриджертон обычно избегает порядочных молодых мисс с упорством, которое было бы впечатляющим, если бы не приводило в отчаяние всех мамаш, жаждущих поймать подходящего жениха для своих дочерей.

Неужели виконт прочел предыдущую колонку автора и в извращенной манере всего мужского пола, к которому принадлежит вышеупомянутый образец, решил доказать неправоту вышеупомянутого автора?

Похоже, автор приписывает себе больший авторитет, чем имеет на самом деле, но известно, что мужчины принимали знаменательные решения, основываясь на куда более слабых доводах.

    
«Светская хроника леди Уистлдаун». 22 апреля 1814 года


К одиннадцати часам вечера все опасения Кейт сбылись.

Энтони Бриджертон пригласил Эдвину на танец.

Хуже того, Эдвина приняла приглашение.

Хуже того, Мэри глазела на пару с таким видом, словно готова была тут же договориться со священником о дне венчания.

– Немедленно прекратите! – прошипела Кейт, ткнув мачеху локтем в ребра.

– Что именно?

– Смотреть на них такими глазами!

– Какими именно? – удивилась Мэри.

– Так, словно вы уже составляете меню свадебного завтрака.

Мэри охнула и покраснела. Румянец был того рода, который именуют виноватым.

– Мэри!

– Что же, может, так оно и есть, – призналась Мэри. – И что, спрашивается, в этом плохого? Он будет превосходной партией для Эдвины.

– Вы слышали, о чем мы говорили сегодня в гостиной? Достаточно неприятно, что рядом с Эдвиной крутятся негодяи и распутники всех мастей. Вы не представляете, сколько времени мне потребовалось, чтобы отсортировать порядочных поклонников от распутников, так и норовящих соблазнить молодую девушку. Но Бриджертон! – Кейт содрогнулась. – Худшего развратника нет во всем Лондоне! Не хотите же вы, чтобы она вышла замуж за подобного человека!

– Не смей указывать мне, что я могу и чего не могу, Кэтрин Грейс Шеффилд, – резко бросила Мэри, выпрямляясь во весь рост, хотя даже сейчас оставалась на голову ниже Кейт. – Я все еще твоя мать! Ну, даже если и мачеха, это тоже немало!

Кейт немедленно ощутила себя последней дрянью. Мэри заменила ей мать и никогда не отдавала предпочтения Эдвине. Она укладывала Кейт спать, рассказывала сказки, целовала и обнимала, помогла пройти через сложный период взросления. Единственное, чего она никогда не делала, – не просила Кейт называть ее мамой.

– Это тоже немало, – тихо повторила Кейт, пристыженно опустив глаза. – И вы моя мать. Для меня это очень много значит.

Мэри долго смотрела на падчерицу, прежде чем отчаянно заморгать.

– О, дорогая, – выдавила она, роясь в ридикюле в поисках платка, – теперь ты превратила меня в лейку.

– Простите, – пробормотала Кейт. – И скорее повернитесь, чтобы никто ничего не заметил. Вот так.

Мэри вытащила носовой платок и промокнула глаза, такие же голубые, как у Эдвины.

– Я действительно люблю тебя, Кейт. Ты ведь это знаешь, правда?

– Конечно! – воскликнула Кейт, потрясенная тем, что Мэри вообще может спрашивать такое. – И вы знаете… знаете… что я… я тоже…

– Знаю, – кивнула Мэри, гладя ее руку. – Конечно, знаю. Просто, когда соглашаешься стать матерью ребенку, которого родила не сама, ответственность возрастает вдвое. Ты должна трудиться еще упорнее, чтобы обеспечить этому ребенку счастье и процветание.

– О, Мэри, я так люблю вас! И Эдвину тоже.

При упоминании имени Эдвины обе повернулись и уставились в центр зала, где последняя как раз танцевала с виконтом. Эдвина, как обычно, была миниатюрным видением неотразимой прелести. Светлые волосы забраны наверх, несколько прядей обрамляют ее хорошенькое личико, а фигура – истинное воплощение грации и изящества.

Кейт с раздражением отметила, что виконт ослепительно красив. Одетый просто, в черный фрак с белой сорочкой, он, очевидно, отвергал яркие тона, ставшие популярными среди щеголей и фатов высшего света. Высокий, с гордой осанкой и гривой густых каштановых локонов, падавших на лоб, он выглядел истинным английским аристократом, каким и должен быть настоящий мужчина.

– Красивая пара, не так ли? – пробормотала Мэри.

Кейт прикусила язык. Прикусила в полном смысле этого слова.

– Он несколько высок для нее, но вряд ли это может стать непреодолимым препятствием, как ты считаешь?

Кейт с такой силой сжала кулаки, что ощутила, как ногти вонзились в ладони. Даже лайковые перчатки не послужили защитой.

Мэри улыбнулась довольно коварной, по мнению Кейт, улыбкой. Она ответила подозрительным взглядом.

– Он хорошо танцует. Не находишь? – продолжала Мэри.

– Он не женится на Эдвине! – взорвалась Кейт.

Улыбка Мэри стала еще шире.

– Я все гадала, на сколько хватит твоего терпения, – хмыкнула она.

– Я и так молчала куда дольше, чем хотелось бы! – отпарировала Кейт, буквально отчеканивая каждое слово.

– Это было ясно с самого начала.

– Мэри, вы знаете, что он не тот человек, которого мы хотели бы для Эдвины.

Мэри слегка склонила голову набок и подняла брови:

– Насколько я понимаю, речь идет о том, какого человека Эдвина хочет для Эдвины?

– В любом случае он не годится в мужья! – запальчиво ответила Кейт. – Только сегодня днем она говорила, что мечтает стать женой ученого. Ученого!

Она кивком показала на темноволосого кретина, танцевавшего с сестрой:

– По-вашему, он похож на ученого?

– Нет, но и ты не выглядишь талантливой акварелисткой, хотя я знаю, что так оно и есть, – злорадно усмехнулась Мэри, чем окончательно вывела Кейт из себя.

– Допускаю, – процедила она, – что не стоит судить о человеке исключительно по внешности, но вы должны согласиться: судя по тому, что мы о нем слышали, вряд ли он проводит свободное время, согнувшись над пыльными книгами в библиотеке.

– Возможно, нет, – протянула Мэри, – но в начале вечера мы прекрасно поболтали с его матерью.

– Его матерью? – не сразу поняла Кейт. – Какое отношение имеет она ко всему этому?

Мэри пожала плечами:

– Трудно поверить, чтобы столь деликатная, утонченная леди могла воспитать негодяя и распутника, какова бы ни была его репутация в обществе.

– Но, Мэри…

– Когда сама станешь матерью, – перебила она, – поймешь, что я хочу сказать.

– Но…

– Я уже говорила тебе, – продолжала Мэри, чей решительный тон указывал на нежелание продолжать прежнюю тему, – как прелестно ты выглядишь в зеленом газе? Я так рада, что мы его выбрали!

Кейт недоуменно оглядела себя, гадая, с чего бы это Мэри заговорила о нарядах.

– Цвет так тебе идет! Леди Уистлдаун не назовет тебя опаленной травинкой в своей пятничной колонке!

Кейт растерянно уставилась на Мэри. Может, мачеха перегрелась? В зале слишком много народа, и поэтому нестерпимо душно, да еще горит столько свечей!

Но тут она ощутила, как Мэри безжалостно тычет пальцем ей в плечо, и поняла: что-то затевается.

– Мистер Бриджертон! – неожиданно воскликнула Мэри, на миг превратившаяся в восторженную молодую девушку.

Охваченная ужасом, Кейт резко повернула голову и увидела приближавшегося к ним поразительно красивого мужчину. Поразительно красивого мужчину, поразительно похожего на виконта, танцевавшего в данный момент с ее сестрой.

Она судорожно сглотнула, боясь, что сейчас у нее от удивления отвиснет челюсть, а это уже совсем неприлично!

– Мистер Бриджертон! – повторила Мэри. – Как приятно вновь увидеть вас! Это моя дочь Кэтрин.

Он взял ее вялую руку и едва коснулся губами пальцев. Прикосновение было таким легким, что Кейт вдруг показалось, что поцелуя вообще не было.

– Мисс Шеффилд, – пробормотал он.

– Кейт, – продолжала Мэри, – это мистер Колин Бриджертон. Я познакомилась с ним сегодня, когда беседовала с его матерью, леди Бриджертон.

Она повернулась к Колину и, просияв, добавила:

– Такая прелестная леди!

– Мы тоже так думаем, – широко улыбнулся он.

Мэри хихикнула! В самом деле хихикнула! Кейт просто ушам не верила.

– Кейт, знаешь, мистер Бриджертон – брат виконта, того, что сейчас танцует с Эдвиной, – уточнила она без всякой необходимости.

– Я так и поняла, – сухо сообщила Кейт. Колин Бриджертон бросил на нее косой взгляд, и она тут же поняла, что от него не укрылся легкий сарказм ее тона.

– Счастлив познакомиться, мисс Шеффилд, – вежливо заметил он. – Надеюсь, что вы уделите мне один из танцев.

– Я… конечно. – Она откашлялась. – Какая честь для меня!

– Кейт, – осторожно подтолкнула ее Мэри, – покажи мистеру Бриджертону свою бальную карточку.

– О, ну да, разумеется.

Кейт пошарила в поисках карточки, привязанной к запястью красивой зеленой ленточкой. Тот факт, что она была вынуждена нашаривать что-то привязанное к телу, несколько тревожил, но Кейт решила винить в своей нервозности внезапное и неожиданное появление доселе неведомого брата Бриджертона и тот неприятный факт, что даже в спокойном состоянии она отнюдь не могла считаться самой грациозной девушкой в этой комнате.

Колин вписал свое имя напротив названия одного из танцев и спросил, не хочет ли она пройтись вместе с ним к столику с лимонадом.

– Идите, идите, – вмешалась Мэри, прежде чем Кейт успела ответить.

– Я могу принести тебе стакан, – вызвалась Кейт, пытаясь понять, удастся ли смерить мачеху уничтожающим взглядом, так чтобы мистер Бриджертон ничего не заметил.

– О, это совсем не обязательно! Пожалуй, мне стоит вернуться к дамам своего возраста. – Мэри лихорадочно завертела головой, пока не заметила знакомое лицо. – О, смотрите, это миссис Федерингтон. Я должна идти. Порция! Порция!

Кейт с тоской посмотрела вслед быстро удалявшейся мачехе, прежде чем обернуться к мистеру Бриджертону.

– Думаю, – сухо заметила она, – матушка не хочет никакого лимонада.

В изумрудно-зеленых глазах Колина сверкнула веселая искорка:

– Либо вы правы, либо она намеревается добежать до Испании, чтобы собственноручно собрать лимоны.

Кейт невольно рассмеялась. Она вовсе не собиралась симпатизировать мистеру Колину Бриджертону. И вообще не слишком хорошо относилась к Бриджертонам после всего, что писали в газетах о виконте. Но, если быть честной с собой, несправедливо судить человека по грехам его брата. Поэтому она вынудила себя слегка расслабиться.

– А вы? Хотите пить или пригласили меня из вежливости? – выпалила она.

– Я всегда вежлив, – коварно улыбнулся он, – но на этот раз умираю от жажды.

При виде убийственного сочетания этой улыбки и красивых глаз Кейт едва не застонала.

– Значит, вы тоже повеса, – со вздохом констатировала она. Колин буквально подавился: непонятно чем, но все же подавился.

– Прошу прощения?

Кейт залилась краской, с ужасом осознав, что высказалась вслух.

– Нет, это я должна просить у вас прощения. Пожалуйста, извините меня. С моей стороны это неслыханная грубость.

– Нет-нет, – весело заверил Колин, явно заинтересованный ее речами. – Умоляю вас, продолжайте.

Кейт с трудом сглотнула. Выхода не было – свести все к шутке? Невозможно.

– Я просто… – Она откашлялась: – Если быть откровенной…

Колин кивнул. Ехидная улыбочка лучше всяких слов говорила о том, что он не ждет от нее ничего, кроме откровенности.

Кейт снова откашлялась. Ситуация становится абсурдной! Она уже не говорит, а квакает, словно жабу проглотила!

– Просто я посчитала, что вы похожи на брата… вот и все.

– На брата?

– На виконта, – уточнила она, хотя не видела в этом необходимости.

– У меня три брата, – пояснил Колин.

– Вот как, – пробормотала Кейт, чувствуя себя полной дурой. – Мне очень жаль.

– Мне тоже, – с чувством высказался он. – Братья по большей части ужасно надоедливы и действуют на нервы.

Кейт пришлось кашлянуть, чтобы скрыть возглас удивления.

– Какое счастье, что вам не вздумалось сравнить меня с Грегори! – с драматическим вздохом облегчения воскликнул Колин, искоса поглядывая на нее. – Ему всего тринадцать. – На этот раз он улыбнулся одними глазами. И Кейт поняла, что Колин просто издевается над ней. Этот человек вовсе не желает зла братьям.

– Вы весьма преданы семье, не так ли? – внезапно спросила она.

Эти смеющиеся глаза мгновенно стали серьезными.

– Полностью и абсолютно.

– Совсем, как я, – многозначительно заметила Кейт.

– И это означает…

– Это означает, – пояснила она, отчетливо понимая, что не мешало бы попридержать язык, – что я никому не позволю разбить сердце моей сестры.

Колин молча повернул голову в сторону брата и Эдвины, которые как раз заканчивали танец.

– Понятно, – пробормотал он наконец.

– Вы действительно понимаете, о чем я?

– Разумеется.

Они подошли к столу с лимонадом, и Колин вручил Кейт стакан. Сегодня вечером она уже выпила три стакана, факт, о котором была прекрасно осведомлена Мэри, когда настаивала на четвертом. Но в бальном зале было ужасно жарко, и Кейт снова хотелось пить.

Колин лениво сделал глоток и принялся рассматривать Кейт поверх стакана.

– Мой брат решил остепениться и завести семью, – наконец сообщил он.

Кейт решила, что в эту игру вполне могут играть двое. Она медленно пригубила лимонад, прежде чем ответить.

– Это действительно так?

– Кому и знать, как не мне!

– Говорят, он повеса и распутник.

Колин оценивающе оглядел ее:

– Это правда.

– Трудно представить, что человек, имеющий подобную репутацию, согласится довольствоваться одной женщиной и найдет счастье в браке.

– Похоже, вы много размышляли над подобным сценарием, мисс Шеффилд.

Кейт ответила прямым искренним взглядом.

– Ваш брат не первый человек сомнительного поведения, ухаживающий за моей сестрой. И, заверяю вас, я желаю Эдвине всяческого счастья.

– Но думаю, каждая женщина рада найти счастье в браке с богатым и титулованным джентльменом. Разве лондонские сезоны не существуют именно для этого?!

– Возможно, – кивнула Кейт. – Но боюсь, подобные умозаключения не имеют отношения к настоящей проблеме.

– Какой именно?

– Дело в том, что муж может разбить сердце жены с куда большей легкостью, чем обычный поклонник, – усмехнулась Кейт. – А вы так не считаете?

– Трудно сказать, поскольку я никогда не был женат.

– Стыдно, стыдно, мистер Бриджертон. Так ловко уклониться от чистосердечного ответа! Этого я от вас не ожидала!

– Правда? А я уже было возгордился собой. Похоже, вы загнали меня в угол.

– О, думаю, это просто невозможно, – покачала головой Кейт, допивая лимонад. Стакан был совсем маленький: леди Хартсайд, хозяйка дома, славилась невероятной скупостью.

– Вы слишком великодушны, – заметил он.

Она улыбнулась на этот раз вполне искренне.

– Меня редко обвиняют в великодушии, мистер Бриджертон.

Он рассмеялся. Громко. Весело. Прямо посреди бального зала. Кейт неловко поежилась, осознав, что они вдруг стали объектом любопытных взглядов окружающих.

– Вам следует непременно познакомиться с моим братом, – весело объявил он.

– С виконтом? – недоверчиво переспросила она.

– Вам может понравиться и общество Грегори, – дружелюбно предложил Колин. – Но, как я сказал, ему всего тринадцать, и он вполне способен подложить лягушку вам на стул.

– А виконт?

– Вряд ли он отважится класть вам на стул лягушек, – заверил Колин с абсолютно серьезным видом.

Кейт сама не знала, как ей удалось сдержать неуместный смешок.

– Понятно, – ответила она без улыбки. – У него множество достойных качеств.

– Он не так уж плох, – ухмыльнулся Колин.

– Поверьте, вы сняли груз с моей души. Немедленно начинаю составлять меню свадебного завтрака.

Колин открыл рот и потрясенно воззрился на Кейт.

– Я не хотел… вам не следует… пожалуй, это несколько преждевременный шаг…

Наконец Кейт сжалилась над ним.

– Я шутила, – пояснила она. Колин слегка покраснел.

– Ну конечно.

– А теперь прошу извинить, но мне нужно идти.

Колин вскинул брови:

– Надеюсь, вы не покинете нас так рано, мисс Шеффилд?

– Конечно, не покину.

Но не могла же она сказать ему, что ей срочно нужно в туалет! Четвертый стакан лимонада, очевидно, был лишним.

– Я обещана встретиться с подругой.

– Счастлив был познакомиться, – учтиво поклонился Колин. – Могу я проводить вас?

– Нет, спасибо, я сама найду дорогу.

Улыбнувшись на прощание, она вышла из зала.

Колин задумчиво проводил ее взглядом и направился к старшему брату. Тот стоял, прислонившись к стене, скрестив руки на груди, и почти злобно рассматривал собравшихся.

– Энтони! – окликнул Колин брата и хлопнул его по спине. – Как твой танец с прелестной мисс Шеффилд?

– Сойдет, – сухо ответил Энтони. Оба знали, что это означает.

– В самом деле? – Губы Колина едва заметно дернулись. – В таком случае тебе стоит познакомиться с ее сестрой.

– Прошу прощения, о чем ты?

– С ее сестрой, – со смехом повторил Колин. – Тебе просто необходимо познакомиться с ее сестрой.

Двадцать минут спустя Энтони уже знал от Колина всю историю Эдвины Шеффилд. Похоже, старшая сестра была нешуточным препятствием на пути к руке и сердцу Эдвины.

Как выяснилось, красавица не собиралась выходить замуж без ее одобрения. По словам Колина, всему свету было известно, что неделю назад Эдвина публично объявила об этом на музыкальном утреннике у Смайт-Смитов. Братья Бриджертон пропустили этот знаменательный момент, поскольку избегали музыкальных утренников у Смайт-Смитов.

Старшая сестра Эдвины, некая Кэтрин Шеффилд, более известная, как Кейт, тоже была дебютанткой этого сезона, хотя, если верить слухам, ей уже исполнился двадцать один год. Подобное совпадение заставляло предположить, что Шеффилды стеснены в средствах, что, собственно говоря, вполне подходило Энтони. Ему не нужна невеста с большим приданым, а невеста без отсутствия оного наверняка будет больше зависеть от мужа.

Энтони считал необходимым использовать все преимущества.

В отличие от Эдвины старшая сестра не взяла высший свет приступом. Если верить Колину, к ней все прекрасно относились, но бедняжка ни в коем случае не могла соперничать с ослепительной красотой младшей сестры. Высокая и темноволосая в отличие от миниатюрной блондинки Эдвины, она также была лишена поразительной грации и изящества последней. Опять же, если прислушаться к Колину, который, только что прибыв в столицу, уже успел стать настоящим источником последних слухов и сплетен, немало джентльменов начинали прихрамывать после танца с Кэтрин Шеффилд.

Вся ситуация казалась Энтони несколько абсурдной. Кто и когда слышал о девушке, которой требуется одобрение старшей сестры? Отец, мать и даже старший брат – это вполне естественно. Но сестра? Да это просто немыслимо! Кроме того, весьма странно, что Эдвина ждет советов от Кэтрин, которая совершенно не разбирается в тонкостях этикета и жизни высшего общества.

Но Энтони вовсе не хотелось вновь пускаться на поиски кандидаток, поэтому он просто решил, что скорее всего Эдвина очень предана семье. И поскольку семья была для него всем, это соображение явилось еще одним показателем того, что из нее выйдет превосходная жена.

– Значит, остается всего лишь очаровать старшенькую. Интересно, насколько это сложно?

– Ты без труда покоришь ее, – предсказал Колин, уверенно улыбаясь. – Без всякого труда. Застенчивая старая дева. Возможно, ей никогда не уделял внимания такой человек, как ты. Она и не поймет, откуда гром грянет!

– Я не желаю, чтобы она влюблялась в меня, – парировал Энтони. – Всего лишь хочу, чтобы она согласилась на мой брак с Эдвиной.

– У тебя все получится, – заверил Колин. – Не может не получиться. Я поговорил с ней сегодня вечером, и она, можно сказать, пела тебе дифирамбы.

– Прекрасно.

Энтони отошел от стены и решительно осмотрелся:

– Итак, где она? Настало время нас познакомить.

Колин, хмурясь, обежал глазами зал, но лицо его тут же просветлело:

– А вот и она! Идет в нашу сторону. Какое поразительное совпадение!

Энтони постепенно начинал убеждаться, что все происходящее в радиусе пяти ярдов от младшего брата никак не может быть совпадением, но тем не менее проследил за направлением его взгляда.

– Которая из этих женщин?

– Та, что в зеленом, – ответил Колин, едва заметно кивнув в сторону Кейт.

Наблюдая, как девушка в зеленом платье пробирается сквозь толпу, Энтони вдруг понял, что таинственная Кэтрин совсем не такая, какую он ожидал увидеть. И уж, конечно, ничуть не походит на амазонку – предводительницу дикарей. Она всего лишь кажется высокой по сравнению с Эдвиной, рост которой едва достигал пяти футов. Мало того, у нее весьма приятное лицо, густые светло-каштановые волосы и темные глаза. Белая кожа, розовые губки и уверенная походка, которой нельзя не восхищаться.

Конечно, она никогда не будет считаться бриллиантом чистой воды, как ее сестра, но вполне способна найти себе хорошего мужа. По крайней мере Энтони не видел к этому никаких препятствий. Скорее всего после женитьбы на Эдвине он обеспечит Кэтрин приданым: это самое малое, что он может сделать для свояченицы.

Колин внезапно ринулся вперед, проталкиваясь сквозь толпу:

– Мисс Шеффилд! Мисс Шеффилд!

Энтони последовал за братом, готовый изобразить очаровательную улыбку. Кто она такая? Жалкая старая дева! Да уже через неделю она будет шелковая!

– Мисс Шеффилд, – продолжал Колин, – какое счастье снова видеть вас!

Кейт ответила озадаченным взглядом, что было вполне понятно: Колин делал вид, будто случайно наткнулся на нее, когда все знали и видели, что он едва не затоптал с полдюжины зазевавшихся гостей, чтобы добраться до мисс Кэтрин.

– И я тоже рада нашей встрече, сэр, – с легкой насмешкой ответила она. – Так неожиданно скоро после нашей содержательной беседы!

Энтони улыбнулся. У нее более острый ум.

Колин победно ухмыльнулся, и у Энтони мгновенно сложилось отчетливое и неприятное впечатление, что брат что-то затевает.

– Не могу объяснить толком, – заявил Колин мисс Шеффилд, – но мне почему-то показалось настоятельно необходимым познакомить вас с братом.

Кейт резко повернула голову и застыла при виде Энтони. При этом выглядела она так, словно только сейчас проглотила ложку хины. Это, по мнению Энтони, было крайне странным.

– Как вы добры, – процедила мисс Шеффилд.

– Мисс Шеффилд, – жизнерадостно продолжал Колин, показывая на Энтони, – мой старший брат Энтони, виконт Бриджертон. Энтони, это мисс Кэтрин Шеффилд. Насколько мне известно, с ее сестрой ты уже успел познакомиться.

– Совершенно верно, – кивнул Энтони, испытывая всепоглощающее желание, нет, настоятельную потребность удушить брата.

Мисс Шеффилд поспешно, неуклюже присела:

– Лорд Бриджертон! Какая честь быть знакомой с таким человеком, как вы!

Колин издал звук, подозрительно похожий на фырканье. Или смех. Или на то и другое вместе.

И тут Энтони все стало ясно, стоило лишь взглянуть на физиономию брата. Не было никакой застенчивой, несчастной, жалкой старой девы. И что бы она ни наговорила Колину сегодня вечером, комплиментов в адрес Энтони явно не отпускала.

Энтони запоздало увидел, как мисс Шеффилд протягивает ему руку в полном соответствии с правилами этикета. Он взял ее пальцы и слегка прикоснулся к ним губами.

– Мисс Шеффилд, вы также прелестны, как ваша сестра, – не задумываясь, пробормотал он.

И если до этого она была явно не в своей тарелке, то после его реплики буквально побелела от злости. И Энтони с ужасом сообразил, что ляпнул ужасную глупость, окончательно восстановив против себя девушку. Ему не следовало сравнивать ее с сестрой! Она ни за что ему не поверит и посчитает лицемером!

– А вы, лорд Бриджертон, – ответила она тоном, ледяным, как замороженное шампанское, – почти так же красивы, как ваш брат.

Колин снова фыркнул, только на этот раз так сдавленно, словно его душили.

– Вы здоровы, сэр? – озаботилась мисс Шеффилд.

– Как бык! – рявкнул Энтони.

Кейт проигнорировала его, сосредоточив все внимание на Колине.

– Вы уверены?

Колин яростно закивал:

– Просто в горле першит.

– А может, больная совесть покоя не дает? – предположил Энтони.

Колин резко отвернулся от брата.

– Похоже, мне не помешает еще стакан лимонада, – заикаясь, пробормотал он.

– Возможно, не помешает что-то покрепче, – предложил Энтони. – Вроде настоя болиголова.

Мисс Шеффилд зажала ладонью рот, вероятно, чтобы удержаться от испуганного смешка.

– О нет, лимонада вполне достаточно, – вкрадчиво ввернул Колин.

– Может, мне принести вам стакан? – озабоченно спросила Кэтрин. Энтони заметил, что она уже сделала первый шаг, готовая воспользоваться любым предлогом, лишь бы улизнуть.

Колин покачал головой:

– Нет-нет, я вполне способен сам дойти до стола. Но, насколько я помню, следующий танец наш, мисс Шеффилд.

– Я готова освободить вас от обязательств, – отмахнулась она.

– О, но я не смогу жить в мире с собой, если оставлю вас без партнера! – запротестовал Колин.

Энтони заметил, что мисс Шеффилд явно встревожилась при виде дьявольского блеска в глазах Колина. Похоже, тот испытывал неподдельное наслаждение от происходящего. Что же все-таки он задумал? Такая реакция просто неестественна! Впрочем, что-то в мисс Шеффилд задевало Энтони. Раздражало. Ему просто не терпелось вступить с ней в битву. И победить.

– Энтони, – заговорил Колин с таким невинным и серьезным видом, что у Энтони зачесались руки убить его на месте, – ты никого не пригласил на этот танец?

Энтони ответил уничтожающим взглядом.

– Прекрасно. Надеюсь, ты потанцуешь с мисс Шеффилд?

– Уверена, что в этом нет необходимости! – выпалила вышеупомянутая особа.

Энтони снова пронзил негодующим взглядом сначала брата, а потом и мисс Шеффилд. У последней был такой вид, словно он только что в ее присутствии обесчестил десять девственниц.

– Разумеется, необходимо, – театрально огорчился Колин, игнорируя невидимые кинжалы, которые метали глаза собеседников. – Мне в голову не пришло бы покинуть молодую леди в час беды! Джентльмены так не поступают!

Он картинно содрогнулся. Энтони серьезно подумывал о настоятельной необходимости повести себя не по-джентльменски. Например, врезать Колину в челюсть.

– Уверяю, – поспешно заметила мисс Шеффилд, – что я предпочитаю одиночество любым тан…

Довольно! С него довольно!

Энтони буквально плавился от бешенства. Собственный брат выставил его дураком! И он не собирается выслушивать оскорбления остроязычной старой девы!

Положив тяжелую руку на плечо мисс Шеффилд, он отчетливо произнес:

– Я сделаю все, чтобы вы не совершили тяжкой ошибки, мисс Шеффилд.

Кейт оцепенела и выпрямилась. Он не понимал, как ей это удается: ее спина и без того была прямее палки.

– Полагаю, вы вот-вот скажете то, о чем скоро пожалеете, – пояснил он.

– Нет, – задумчиво протянула она. – Не думаю, что на роду мне написаны сожаления.

– Ошибаетесь, – зловеще прошипел он и, схватив ее за руку, буквально потащил в круг танцующих.


Глава 3


Виконта Бриджертона заметили танцующим и с мисс Кэтрин Шеффилд, старшей сестрой прекрасной Эдвины. Это может означать одно: внимания автора не избежало то обстоятельство, что старшая мисс Шеффилд стала пользоваться небывалым успехом со времени странного и неожиданного заявления младшей мисс Шеффилд на музыкальном утреннике Смайт-Смитов.

Кто и когда слышал о девушке, нуждающейся в разрешении сестры, чтобы выйти замуж?

Кроме того, автор хотел бы знать, кто решил, что слова «Смайт-Смит» и «музыкальный утренник» имеют право употребляться в одном предложении?! Автор посетила одно из этих собраний и не услышала ничего, что могло бы хоть отдаленно считаться музыкой.

    
«Светская хроника леди Уистлдаун». 22 апреля 1814 года


Кейт с досадой поняла, что ничего не сможет поделать. Он виконт, она – ничтожество из Сомерсета. Оба стоят посреди переполненного бального зала. И не важно, что она невзлюбила его с первого взгляда. Придется танцевать с ним.

– Совершенно ни к чему тащить меня, – прошипела она.

Энтони картинно ослабил хватку.

Кейт стиснула зубы и поклялась себе, что этот человек никогда не женится на ее сестре. Слишком он холоден, слишком высокомерен. И пусть она немного несправедлива, но он слишком красив, а бархатные карие глаза и волосы абсолютно одного оттенка! Высок, выше шести футов, хотя, вероятно, не более чем на дюйм, а губы, хоть и классических очертаний (Кейт достаточно серьезно изучала искусство, чтобы выносить подобные суждения), чересчур плотно сжаты, словно он не умел улыбаться.

– А теперь, – бросил Энтони, как только ноги стали двигаться в ритм знакомой мелодии, – вы объясните, почему ненавидите меня?

Кейт сбилась с такта и наступила ему на ногу. Ничего не скажешь, человек он прямой.

– Прошу прощения?

– И совершенно ни к чему калечить меня, мисс Шеффилд.

– Уверяю, это вышло совершенно случайно.

Тут она сказала правду, хотя не слишком жалела об очередном доказательстве собственной неуклюжести.

– Интересно, почему мне трудно поверить вам? – задумчиво спросил Энтони.

Кейт поспешно решила, что честность будет ее лучшей стратегией. Поэтому она ответит искренностью на искренность.

– Возможно, – коварно улыбнулась она, – потому что знаете: приди мне в голову нарочно наступить вам на ногу, я бы так и сделала.

Он откинул голову и рассмеялся. Такой реакции она не ожидала. Правда, если хорошенько подумать, она сама не знала, на какую реакцию надеялась, но уж точно не на такую.

– Прошу вас быть более сдержанным, милорд, – настойчиво прошептала она. – Люди начинают оборачиваться.

– Люди стали оборачиваться две минуты назад, – парировал он. – Нечасто такой человек, как я, танцует с такой женщиной, как вы.

Укол был метко направлен, но, к несчастью для него, не попал в цель.

– Неверно, – дерзко ответила Кейт. – Вы уж точно не первый из влюбленных в Эдвину идиотов, пытающихся завоевать ее благосклонность, ухаживая за мной.

– Значит, не поклонники, а идиоты? – широко улыбнулся Энтони.

Поймав его взгляд, Кейт поразилась неподдельно веселому блеску в этих бархатных глазах.

– Надеюсь, вы не собирались скормить мне столь восхитительную приманку, милорд?

– И вы, конечно, не клюнули, – кивнул он.

Кейт опустила глаза, решив посмотреть, нельзя ли будто случайно снова наступить ему на ногу.

– У меня очень жесткие туфли, мисс Шеффилд, – заметил он.

Она резко вскинула голову.

Уголок его губ скривился в издевательской усмешке.

– А также зоркий взгляд, – добавил он.

– Очевидно, так и есть. Придется мне смотреть в оба, особенно в вашем присутствии.

– Боже правый, – протянул Энтони, – неужели это комплимент? Пожалуй, меня может хватить удар от потрясения!

– Если желаете считать это комплиментом, не мне вам возражать, – беспечно бросила Кейт. – Вряд ли вы получите еще один.

– Вы раните меня, мисс Шеффилд.

– Означает ли это, что ваша кожа не так жестка, как туфли?

– О, разумеется!

Кейт невольно рассмеялась, прежде чем поняла, что делает:

– Этому трудно поверить.

Подождав, пока ее улыбка растает, Энтони холодно процедил:

– Вы не ответили на мой вопрос. Почему вы меня ненавидите?

Кейт попыталась что-то сказать, но на миг потеряла дар речи. Она не ожидала, что он снова поднимет эту тему. Во всяком случае, надеялась на это.

– Вы ошибаетесь, милорд. Я не питаю к вам ненависти, – ответила она, с величайшей осторожностью выбирая слова. – Я даже не знаю вас.

– Близкое знакомство не всегда служит основанием для ненависти, – мягко пояснил Энтони, глядя на нее с убийственной прямотой – Ну же, мисс Шеффилд, вы отнюдь не кажетесь мне трусихой. Отвечайте!

Но Кейт продолжала молчать. Виконт прав, она заранее была настроена против него. И уж конечно, не собиралась благословлять его на ухаживания за Эдвиной. Она ни на секунду не верила, что остепенившиеся повесы становятся лучшими мужьями. И втайне считала, что повеса вообще не способен остепениться.

Но виконт вполне мог бы преодолеть ее предубеждения. Мог бы стать очаровательным, искренним и чистосердечным и убедить ее, что все газетные истории – гнусные сплетни или, во всяком случае, сильно преувеличены. Что он вовсе не самый мерзкий распутник, которого Лондон видывал с начала этого века. Мог бы заверить, что у него имеется свой кодекс чести, что он человек честный и высоких моральных принципов… Если бы он с самого начала не сравнил ее с Эдвиной. Столь очевидной лжи она вынести не могла. Конечно, она не уродлива: и лицо, и фигура достаточно приемлемы. Но она никоим образом не может сравниться с Эдвиной! Младшая сестра – настоящий бриллиант чистой воды, а она, Кейт – всего лишь скромный полудрагоценный камешек. И если этот человек утверждает иное, значит, у него имеются какие-то скрытые мотивы, поскольку он явно не слеп. Он мог бы отпустить ей любой пустой комплимент, и она приняла бы этот комплимент как обычную вежливость джентльмена. И даже могла бы чувствовать себя польщенной, имей его слова хоть какое-то отношение к истине. Но сравнить ее с Эдвиной… Кейт обожала сестру. Действительно обожала. И лучше других знала, что сердце Эдвины столь же прекрасно и чисто, как ее лицо. Не хотелось думать, что она ревнует, но все же… это сравнение почему-то больно ее уязвило.

– Я не питаю к вам ненависти, – повторила она, упрямо уставившись на его подбородок. Она терпеть не могла трусости, особенно в себе, поэтому вынудила себя смело встретить его взгляд. – Но я обнаружила, что вы не можете мне нравиться.

Что-то в его глазах подсказало ей, что он ценит ее суровую честность.

– Но почему же? – мягко спросил он.

– Могу я быть откровенной с вами?

Его губы дернулись в невеселой усмешке.

– Прошу вас.

– Сейчас вы танцуете со мной, потому что решили ухаживать за моей младшей сестрой. Это меня не волнует, – поспешно заверила Кейт. – Я привыкла к знакам внимания ее стороны поклонников Эдвины.

Очевидно, Кейт совершенно забыла об осторожности, Энтони едва успел отдернуть ногу, прежде чем она снова наступила на нее. Энтони с интересом отметил, что Кейт сейчас использует слово «поклонники» вместо «идиоты».

– Пожалуйста, продолжайте, – пробормотал он.

– Вы не тот человек, которого я хотела бы видеть мужем Эдвины, – просто сказала она. Сейчас она была совершенно искренна, а умные карие глаза смотрели прямо ему в лицо. – Вы повеса. Распутник. Ваша репутация общеизвестна. Будь моя воля, я не подпустила бы вас к сестре и на десять футов!

– И все же, – усмехнулся Энтони, – я сегодня танцевал с ней.

– И больше этого не повторится.

– Разве вы имеете право решать судьбу Эдвины?

– Эдвина доверяет моему суждению, – чопорно ответила Кейт.

– Понятно, – с таинственным видом кивнул Энтони. – Весьма интересно. А я считал, что Эдвина – человек взрослый.

– Ей всего семнадцать!

– А вы в двадцать лет считаете себя древней старухой?

– Мне двадцать один, – выдавила Кейт.

– И это делает вас истинным экспертом по части мужчин, а особенно мужей. Вы уже побывали замужем?

– Вы прекрасно знаете, что я еще девица, – процедила Кейт.

Энтони сдержал улыбку. Бог видит, до чего же забавно дразнить старшую мисс Шеффилд!

– Думаю, – медленно произнес он, – что до сих пор вам было сравнительно несложно манипулировать мужчинами, которые стучались в дверь вашей сестры. Это верно?

Кейт хранила каменное молчание.

– Так верно?

Наконец она коротко кивнула.

– Я так и думал, – пробормотал Энтони. – Похоже, вы делите их на достойных и недостойных.

Кейт ответила таким негодующим взглядом, что он едва удержался от смеха. Если бы они не танцевали, он, возможно, погладил бы подбородок, притворяясь погруженным в глубокие размышления. Но поскольку руки были заняты, пришлось довольствоваться склоненной набок головой и удивленно вскинутыми бровями.

– Я думаю также, – добавил он, – что вы сделали большую ошибку, надеясь манипулировать мной.

Губы Кейт были сжаты в мрачную прямую линию. Но она все же разомкнула их ровно настолько, чтобы произнести:

– Я не стремлюсь манипулировать вами, лорд Бриджертон. Мне просто нужно держать вас подальше от моей сестры.

– И это лишний раз доказывает, мисс Шеффилд, как мало вы знаете мужчин. – Он нагнулся ближе, овевая горячим дыханием ее щеку.

Кейт вздрогнула. Он знал, что она вздрогнет! И коварно улыбнулся.

– Для мужчин нет ничего более заманчивого, чем брошенный вызов.

Музыканты отложили инструменты. Но Кейт и Энтони по-прежнему стояли посреди зала, глядя в глаза друг другу. Наконец Энтони взял Кейт за руку, но прежде чем увести, шепнул на ухо:

– А вы, мисс Шеффилд, бросили мне самый восхитительный в мире вызов.

Кейт наступила ему на ногу. Сильно. Достаточно для того, чтобы с его губ сорвался совершенно не присущий повесе и распутнику слабый крик. Однако, когда он яростно уставился на нее, она спокойно пожала плечами:

– Это мой единственный способ защиты.

Глаза виконта потемнели:

– Вы, мисс Шеффилд, угроза благополучию окружающих вас людей.

– А вам, лорд Бриджертон, необходимы туфли из кожи потолще.

Рука, лежавшая на ее предплечье, судорожно сжалась.

– Прежде чем я верну вас в безопасное общество бдительных маменек и старых дев, нам нужно кое-что прояснить.

Кейт затаила дыхание. Ей не понравился его жесткий тон.

– Я собираюсь ухаживать за вашей сестрой. И если решу, что ей пойдет титул виконтессы Бриджертон, сделаю ей предложение и женюсь.

Кейт резко вскинула голову. Из глаз ее буквально вырвалось пламя.

– Полагаю, вы вообразили, будто имеете право решать судьбу Эдвины. Не забывайте, милорд, что если, по вашему мнению, ей и пойдет титул виконтессы, она может посчитать иначе.

Энтони усмехнулся с уверенностью мужчины, которому никто и никогда не перечил.

– Если я попрошу руки Эдвины, она не откажет!

– Пытаетесь намекнуть, что еще ни одна женщина не говорила вам «нет»?

Не ответив, он слегка приподнял бровь. Очевидно, предоставил ей делать собственные выводы.

Кейт грубо вырвала руку и, дрожа от гнева, ярости, ненависти и нешуточного страха, направилась к тому месту, где стояла мачеха.

К несчастью, у нее возникло ужасное предчувствие, что он сказал правду. И если устоять перед ним действительно невозможно…

Кейт содрогнулась. Похоже, они с Эдвиной попали в беду. Большую, большую беду.


На следующий день, как всегда, после большого бала, гостиная Шеффилдов была уставлена букетами. К каждому была прикреплена небольшая белая карточка с надписью: «Для Эдвины Шеффилд».

Кейт поморщилась, подумав, что простого «мисс Шеффилд» было бы вполне достаточно. Впрочем, трудно осуждать поклонников Эдвины, хотевших, чтобы их цветы попали именно к той мисс Шеффилд, которой были посланы. Правда, вряд ли кто-то мог бы ошибаться на этот счет. Цветочные аранжировки обычно посылались Эдвине. И в этом не было ничего особенного: каждый букет, прибывавший в резиденцию Шеффилдов за последний месяц, адресовался Эдвине.

Однако Кейт нравилось думать, что смеяться последней будет именно она. От цветочного аромата Эдвина, как обычно, начинала чихать, поэтому букеты уносили в комнату Кейт.

– Какое прекрасное создание, – шептала она, любовно гладя лепестки безупречной орхидеи. – Думаю, твое место на тумбочке у моей кровати. А вы…

Она нагнулась, чтобы понюхать белоснежные розы.

– Вы будете потрясающе выглядеть на моем туалетном столике.

– Вы всегда разговариваете с цветами?

Кейт круто развернулась при звуках низкого мужского голоса. Господи Боже, да это лорд Бриджертон в голубом утреннем сюртуке. Мужчина просто не имеет права быть таким красивым! Но какого дьявола он тут делает?

Она непременно должна его спросить!

– Какого дья…

Она вовремя осеклась. Нельзя позволить этому человеку низвести ее до такого состояния, когда уже не понимаешь, что говоришь… как бы часто ни сыпала она проклятиями, про себя, разумеется.

– Что вы здесь делаете?

Пожав плечами, он стал расправлять гигантский букет, который до этого держал под мышкой. Розовые розы. Совершенной красоты бутоны. Они были прелестны. Простые и элегантные. В точности такие, какие она выбрала бы для себя.

– Полагаю, обычай позволяет поклонникам наносить визиты предмету своего обожания, не так ли? Или я неверно прочел руководство по этикету?

– Я хотела спросить, – проворчала Кейт, – как вы вошли? Никто не объявил о вашем приезде.

Виконт кивком показал в сторону холла:

– Самым обычным образом. Постучал в дверь.

Негодующий взгляд Кейт, раздраженной его сарказмом, не помешал виконту продолжать:

– Как ни удивительно, мне открыл ваш дворецкий. Я дал ему карточку, он взглянул на нее и провел меня в гостиную. И хотя я предпочел бы изобрести некую хитроумную интригу, с помощью которой проник к вам в дом, на деле все было вполне просто и обыкновенно.

– Негодяй дворецкий, – пробормотала Кейт. – Ему полагается узнать, дома ли мы, прежде чем впускать гостей.

– Может, ему уже объяснили, что для меня вы дома при любых обстоятельствах.

– Я не давала ему таких указаний! – вспылила Кейт.

– Нет, – усмехнулся лорд Бриджертон, – я на это и не надеялся.

– И Эдвина тоже.

– Возможно, ваша матушка? – продолжал издеваться Энтони.

Ну разумеется!

– Мэри! – простонала Кейт, поняв, кто виновник.

– Вы называете ее по имени? – вежливо осведомился Энтони.

Кейт кивнула.

– Собственно говоря, она моя мачеха. Вышла замуж за моего отца, когда мне было всего три года. Не знаю, почему, я так и зову ее Мэри. Так уж получается, – недоуменно пожала она плечами.

Энтони не сводил с нее глаз, и Кейт вдруг сообразила, что только сейчас позволила этому человеку, – своей немезиде, – заглянуть в крошечный уголок своей жизни. С языка были готовы сорваться слова извинения: бессознательная реакция на собственную глупую болтовню. Но она не хотела просить прощения у этого человека даже за невольные проступки, так что вместо этого Кейт сказала:

– Боюсь, Эдвина сейчас на прогулке, так что вы зря приехали.

– О, в этом я сомневаюсь, – отозвался Энтони, протягивая цветы. Кейт внезапно заметила, что это не один большой букет, а три маленьких.

– Этот – для Эдвины, – пояснил он и положил первый на пристенный столик. – А этот… – Он проделал то же самое со вторым. – …для вашей матушки.

В руке у него остался последний букет. Кейт оцепенела от шока, не в силах оторвать глаз от совершенных в своей прелести розовых бутонов. Конечно, она знала, в чем дело. Он старается произвести впечатление на Эдвину, но, черт возьми, кроме него, ни один мужчина не дарил ей цветов, и до этого момента она не подозревала, как хочет, чтобы кто-то это сделал.

– Это, – сказал он наконец, протягивая ей розы, – для вас.

– Спасибо, – нерешительно пробормотала она. – Они изумительны.

Она нагнулась, чтобы понюхать росистые бутоны, и зажмурилась от удовольствия, когда ощутила нежное благоухание.

– С вашей стороны так любезно – подумать обо мне и Мэри.

Он учтиво склонил голову:

– Я рад доставить вам удовольствие. Должен признаться, что поклонник моей сестры однажды принес цветы матушке. Я редко видел, чтобы она приходила в такой восторг.

– Ваша мать или сестра? – дерзко уточнила Кейт.

– Обе, – улыбнулся Энтони.

– А что случилось с поклонником? – не унималась Кейт.

Улыбка Энтони стала поистине дьявольской:

– Женился на моей сестре.

– Пфф! Не будьте так уверены в том, что история повторится. Но…

Кейт закашлялась, не особенно желая откровенничать, однако не в состоянии лгать в такой момент.

– Но цветы действительно чудесны, и… и это такой трогательный жест! – Слова не шли с языка, но Кейт решительно сглотнула комок, застрявший в горле. – И я его ценю.

Энтони слегка подался вперед. Темные глаза сейчас напоминали расплавленный шоколад.

– Доброе слово, – задумчиво протянул он. – И обращенное ко мне, не больше и не меньше! Видите, это оказалось вовсе не так трудно.

В эту минуту Кейт, нагнувшаяся над цветами, неестественно выпрямилась.

– Похоже, у вас просто дар говорить неуместные слова!

– Только там, где речь идет о вас, дорогая мисс Шеффилд. Уверяю, что другие женщины ловят каждое мое слово.

– Да, я читала, – бросила она. Его глаза загорелись.

– Так вот из чего вы составили свое мнение обо мне! Конечно! Достопочтенная леди Уистлдаун! Мне следовало знать! Боже, с каким наслаждением я удушил бы эту особу!

– А я нахожу ее остроумной и наблюдательной, – возразила Кейт.

– Еще бы! – буркнул он.

– Лорд Бриджертон, – выдавила Кейт, – не думаю, что вы явились с целью оскорблять меня. Вы не хотите оставить Эдвине записку?

– Пожалуй, нет. Боюсь, что мое послание не доберется до Эдвины в первоначальном виде.

Это уж слишком!

– Я никогда бы не унизилась до лжи и интриг! – дрожащими губами выговорила Кейт. Имей она меньше самообладания, наверняка вцепилась бы ему в глотку. – Ваши грязные намеки порочат меня!

– Я уже высказался, и с этим ничего не поделаешь, – с раздражающим спокойствием ответил Энтони. – Дело в том, что я не слишком хорошо вас знаю, кроме того, что вы торжественно поклялись не подпускать меня к вашей сестре даже на десять футов. Признайтесь честно: будь вы на моем месте, согласились бы оставить записку?

– Если надеетесь завоевать благосклонность сестры, обворожив меня, у вас это не слишком хорошо получается, – ледяным тоном заявила Кейт.

– Я это вижу, – кивнул Энтони. – Мне не следовало бы провоцировать вас. Но я не мог удержаться. – Залихватски улыбнувшись, он беспомощно поднял руки. – Как я могу оправдаться? Вы производите на меня странный эффект, мисс Шеффилд.

Кейт с досадой поняла, что его улыбка – оружие, перед которым невозможно устоять. Ноги внезапно ослабели. Сесть… ей необходимо немедленно сесть.

– Прошу вас, садитесь, – пригласила она, показав на диван, обитый синим дамастом, и почти подковыляла к стулу в противоположном конце комнаты. Ей не хотелось задерживать виконта, но она не могла сесть сама, не предложив ему того же, а коленки положительно подгибались!

Если виконт и заподозрил что-то неладное в столь внезапном взрыве учтивости, то не показал вида. Вместо этого он взял с подушки длинный черный футляр и положил на стол, прежде чем устроиться на диване.

– Это музыкальный инструмент? – осведомился он, показывая на футляр.

– Флейта, – кивнула Кейт.

– Вы играете?

Она покачала головой, но тут же призналась:

– Пытаюсь научиться. Я начала брать уроки только в этом году.

Очевидно, он вполне удовлетворился ответом, потому что вежливо спросил:

– Как по-вашему, когда вернется Эдвина?

– Не раньше, чем через час. Мистер Бербрук повез ее кататься в парк.

– Найджел Бербрук? – с трудом выдавил виконт.

– Да, а что тут такого?

– У этого человека больше волос, чем мозгов. Гораздо больше.

– Но он лысеет! – не выдержала Кейт.

– И если это не доказывает моей правоты, не знаю, какие еще доводы вам привести! – поморщился виконт.

Кейт, пришедшая к тем же самым выводам насчет ума мистера Бербрука или отсутствия такового, все же не удержалась от упрека:

– Разве не считается дурным тоном оскорблять своих собратьев-поклонников?

Энтони тихо фыркнул:

– Это вовсе не оскорбление, а чистая правда. В прошлом году он ухаживал за моей сестрой. Вернее, пытался. Дафна делала все, чтобы его обескуражить. Он довольно славный парень, бесполезно это отрицать, но не из тех, с кем вы захотели бы построить корабль, оказавшись на необитаемом острове.

Тут перед Кейт предстала странная и неприличная картина: виконт, попавший на необитаемый остров. Одежда, превратившаяся в лохмотья, кожа, зацелованная солнцем. По телу вдруг растеклось неприятное тепло.

Энтони, склонив голову набок, насмешливо рассматривал ее:

– Скажите, мисс Шеффилд, вы хорошо себя чувствуете?

– Прекрасно! – буквально рявкнула она. – Просто великолепно! Почему вы спрашиваете?

– Вы почему-то раскраснелись.

Он подался вперед, пристально всматриваясь в ее лицо. Она действительно не слишком хорошо выглядела. Кейт принялась обмахиваться веером.

– Здесь немного жарко, не находите?

Энтони медленно покачал головой.

– Нисколько.

Кейт с тоской посмотрела на дверь:

– Интересно, что так задержало Мэри?

– Вы ее ждете?

– Не в ее привычках оставлять меня одну в обществе мужчины.

– Одну?

Последствия подобной ситуации были самыми пугающими. Энтони вдруг представил, как его ловят в сети брака со старшей мисс Шеффилд, и от ужаса на лбу выступил холодный пот. Кейт так не походила на остальных дебютанток своего круга, что он вообще забыл строжайшее правило светского общества, по которому молодой девушке не полагалось оставаться наедине с джентльменом, не являющимся ее родственником.

– Возможно, она не знает, что я здесь, – поспешно заметил он.

– Да, скорее всего это так.

Вскочив, она почти подбежала к сонетке и сильно дернула за ленту:

– Сейчас попрошу кого-нибудь доложить ей. Уверена, она захочет поздороваться с вами.

– Прекрасно. Возможно, миссис Шеффилд согласится составить нам компанию, пока мы ждем возвращения вашей сестры.

Кейт замерла на полпути к стулу.

– Вы собираетесь ждать Эдвину?

Энтони пожал плечами, наслаждаясь ее затруднительным положением.

– У меня нет других планов на сегодняшний день.

– Но может пройти несколько часов, прежде чем она приедет домой!

– Уверен, не больше часа, и, кроме того… – Он осекся, заметив стоявшую в дверях горничную.

– Вы звонили, мисс? – осведомилась она.

– Да, спасибо. Энни, пожалуйста, известите миссис Шеффилд, что у нас гость.

Горничная сделала реверанс и удалилась.

– Мэри сейчас спустится, – заверила Кейт, нервно постукивая носком туфли по ковру. – Уверена, что ее не придется ждать.

Энтони только улыбнулся в своей неприятной манере. Кейт невольно отметила его непринужденную позу. Очевидно, он надолго устроился на диване!

В комнате воцарилось неловкое молчание. Кейт сухо улыбнулась, но виконт только поднял брови.

– Уверена, что…

– …ее не придется ждать, – договорил он за нее, искренне потешаясь.

Кейт опустилась на стул, стараясь не гримасничать.

И тут в холле началась суматоха. Послышался собачий лай, сопровождаемый женским визгом:

– Ньютон! Ньютон! Немедленно прекрати!

– Мой пес, – со вздохом объяснила Кейт, поднимаясь. – Боюсь, он не…

– НЬЮТОН!!!

– …слишком хорошо ладит с Мэри, – договорила она, бросившись к двери. – Мэри! Мэри! Что там у вас?

Энтони встал одновременно с Кейт, поморщившись, когда пес снова принялся оглушительно лаять. Мэри завизжала еще громче.

– Что там? – пробормотал он. – Мастиф?

Это наверняка мастиф. Старшая мисс Шеффилд именно из тех женщин, которой нравится иметь в услужении мастифа-людоеда.

– Нет, – крикнула на ходу Кейт, выбегая в холл как раз в тот момент, когда Мэри издала очередной душераздирающий вопль. – Он…

Остальных слов Энтони не расслышал. Однако особого значения это не имело, потому что в комнату рысцой вбежал самый что ни на есть мирный и спокойный корги на свете, с густой шерстью цвета карамели и брюхом, почти волочившимся по земле.

Энтони окаменел от изумления. Это и есть устрашающее создание из холла?

– Добрый день, пес, – решительно сказал он.

Корги остановился как вкопанный, уселся и… Улыбнулся?!


Глава 4


Автор, к сожалению, не в состоянии привести все подробности, но в прошлый четверг в Гайд-парке, недалеко от Серпентайна, разразился настоящий скандал с участием виконта Бриджертона, мистера Найджела Бербрука, обеих мисс Шеффилд и безымянного пса неопределенной породы.

Автор, к сожалению, не была свидетельницей случившегося, но, судя по рассказом, победителем вышел безымянный пес.

    
«Светская хроника леди Уистлдаун», 25 апреля 1814 года


Кейт и Мэри, спотыкаясь, одновременно ввалились в гостиную. Ньютон со счастливым видом восседал в центре комнаты на голубом с белым ковре, широко улыбаясь виконту.

– По-моему, вы ему понравились, – заметила Мэри.

– Он и вас тоже любит. Беда в том, что вы его не терпите, – укорила Кейт.

– Я бы любила его больше, не набрасывайся он на меня каждый раз, когда я иду через холл.

– Мне показалось, вы сказали, что мисс Шеффилд и пес не ладят, – уточнил лорд Бриджертон.

– Так и есть. То есть они ладят… то есть не ладят и ладят тоже…

– Это вполне проясняет ситуацию, – пробормотал он.

Кейт проигнорировала язвительную реплику.

– Ньютон обожает Мэри, – пояснила она, – но Мэри терпеть не может Ньютона.

– Я вполне могла бы обойтись без столь преданного обожания, – вмешалась Мэри.

– Поэтому, – продолжала Кейт, – бедный Ньютон считает поведение Мэри по отношению к нему чем-то вроде вызова. И каждый раз, когда видит ее… – Она пожала плечами. – Боюсь, степень его обожания только возрастает.

Пес, словно поняв, о чем идет речь, прыгнул прямо к Мэри.

– Кейт! – воскликнула Мэри.

Кейт поспешила к мачехе, как раз когда Ньютон поднялся на задние лапы и положил передние чуть повыше коленей Мэри.

– Ньютон, лежать! – скомандовала Мэри. – Скверный пес! Плохой пес!

Собака, жалобно взвыв, присела.

– Кейт, – чрезвычайно строгим голосом объявила Мэри, – с собакой необходимо погулять.

– Я так и собиралась сделать, но приехал виконт, – ответила Кейт.

– О, какой ужас! – охнула Мэри. – Прошу прощения, милорд. Как грубо с моей стороны не поздороваться с вами!

– Это совершенно не важно, – вкрадчиво заверил виконт. – Вы немного отвлеклись, и я не хотел мешать.

– Да, – проворчала Мэри, – этот злосчастный пес… Господи, где были мои манеры?! Могу я предложить вам чай? Или может быть, вы проголодались? Вы так любезно решили посетить нас…

– Нет, спасибо. Я наслаждался бодрящим обществом вашей дочери в ожидании прибытия мисс Эдвины.

– Ах да. Насколько мне известно, она уехала с мистером Бербруком. Разве не так, Кейт?

Кейт, которой не понравилось, что ее общество назвали «бодрящим», сухо кивнула.

– Вы знаете мистера Бербрука? – спросила виконта Мэри.

– Да, – ответил он на удивление нерешительным тоном. – Знаю.

– Я долго думала, прежде чем отпустить с ним Эдвину. Этими карриклами[2 - Двухколесный парный экипаж.] очень трудно управлять, вы согласны?

– Думаю, у мистера Бербрука на редкость твердая рука, – заверил Энтони.

– Слава Богу, – облегченно вздохнула Мэри. – Вы меня успокоили.

Ньютон отрывисто залаял исключительно ради того, чтобы напомнить всем о своем присутствии.

– Пожалуй, мне лучше найти его поводок и вывести беднягу на прогулку, – поспешно сообщила Кейт. Глоток свежего воздуха не помешает и ей. И совсем неплохо будет избежать назойливого общества виконта. – Прошу простить меня…

– Погоди, Кейт! – окликнула Мэри. – Не можешь же ты оставить лорда Бриджертона со мной. Уверена, я очень скоро надоем ему до слез.

Кейт медленно обернулась, страшась следующей фразы Мэри.

– Как вы можете надоесть, миссис Шеффилд?! – с притворным ужасом ахнул обаятельный повеса.

– Еще как могу, – заверила она. – Вы никогда не беседовали со мной целый час напролет! А раньше Эдвина вряд ли воротится!

Кейт уставилась на мать, раскрыв от изумления рот. Что это вытворяет Мэри?!

– Почему бы вам вместе с Кейт не повести пса на прогулку? – предложила Мэри.

– О, я никогда не попросила бы лорда Бриджертона заняться столь прозаическим делом, – поспешно запротестовала Кейт. – Подобные просьбы хуже любой грубости, и, в конце концов, он наш почетный гость.

– Не будь глупенькой, – отмахнулась Мэри, прежде чем виконт успел вымолвить слово. – Уверена, что это станет для него развлечением. Не правда ли, милорд?!

– Конечно, – пробормотал он с совершенно искренним видом. Но что еще он мог сказать?

– Ну вот. Значит, все улажено, – объявила Мэри, по-видимому, чрезвычайно собой довольная. – Кто знает, вдруг на пути вы встретите Эдвину? Вот была бы удача!

– Действительно, – выдохнула Кейт.

Она только и мечтала избавиться от виконта. Не хватало еще толкнуть Эдвину к нему в лапы! Сестра так молода и впечатлительна! Что, если она не сможет устоять перед улыбкой виконта и его вкрадчивыми речами? Даже Кейт была готова признать, что лорд Бриджертон обладает несомненным обаянием, а ведь она терпеть его не могла! Эдвина, с ее чистосердечием и наивностью, наверняка будет очарована!

– Лорд Бриджертон, прошу, не чувствуйте себя обязанным сопровождать меня!

– Но это такая честь, – ехидно усмехнулся виконт, и у Кейт возникло отчетливое чувство, что он согласился прогулять Ньютона с единственной целью – преследовать ее. – Кроме того, – продолжал он, – как сказала ваша матушка, мы вполне можем встретить Эдвину. Это было бы чудесно, не находите?

– О да, – бросила Кейт. – Именно чудесно.

– Превосходно! – обрадовалась Мэри, радостно захлопав в ладоши. – Я видела поводок Ньютона на столе в холле. Сейчас принесу.

Энтони проводил Мэри взглядом, после чего обернулся к Кейт:

– Очень ловко проделано.

– Угу, – пробормотала Кейт.

– Как полагаете, – прошептал он, подавшись к ней, – кого она сватает: вас или Эдвину?

– Меня?! – прохрипела Кейт. – Да вы шутите.

Энтони задумчиво потер подбородок, глядя на дверь, за которой исчезла Мэри.

– Не уверен, – протянул он, – но… – Заслышав шаги Мэри, он поспешно закрыл рот.

– Вот, возьми, – сказала Мэри, протягивая поводок падчерице.

Ньютон радостно затявкал и отступил, словно готовясь броситься на Мэри и обрушить на нее всю силу своей неразделенной любви. К счастью, Кейт успела удержать его за ошейник.

– Вот, – поспешно поправилась Мэри, вручая поводок Энтони. – Передайте это Кейт. Предпочитаю не подходить слишком близко.

Ньютон залаял и с надеждой уставился на Мэри, которая немедленно попятилась.

– Ну-ка сидеть! – строго прикрикнул Энтони.

К величайшему изумлению женщин, Ньютон немедленно повиновался и с почти комическим рвением опустил свой жирный зад на ковер.

– Ну вот, – довольно произнес Энтони, протягивая поводок Кейт. – Кто им займется, вы или я?

– Вы, разумеется, – кивнула она. – Похоже, вы умеете обращаться с собаками.

– Естественно, – парировал он очень тихо, чтобы не услышала Мэри. – Они мало чем отличаются от женщин. Обе породы ловят каждое мое слово.

– Я провожу вас до выхода, – деловито кивнула Мэри.

Ньютон радостно залаял, и Мэри немедленно передумала:

– А может, и не стоит. Не желаю приближаться к этой собаке без лишней необходимости. Но помашу вам из окошка!

– Что бы я делала, не согласись ты помахать мне из окошка, – бросила Кейт мачехе.

Мэри лукаво улыбнулась:

– Не знаю, Кейт. Просто не знаю.

В желудке Кейт мгновенно похолодело, а в душе родилось смутное подозрение. Неужели лорд Бриджертон прав? Может, Мэри всерьез занялась сватовством, и не только ради Эдвины.

Эта мысль положительно пугала.

Кейт и Энтони, оставив Мэри в холле, направились к Милнер-стрит.

– Обычно я иду маленькими улочками до Бромтон-роуд, – пояснила Мэри, посчитав, что Энтони не слишком хорошо знаком с этой частью города, – а потом веду Ньютона в Гайд-парк. Но, если предпочитаете, мы можем пройти прямо до Слоун-стрит.

– Как пожелаете. Я всего лишь следую за вами, – смиренно ответил он.

– Прекрасно, – кивнула Кейт, решительно маршируя по Миллер-стрит к Ленокс-Гарденс. «Может, если смотреть вперед и идти быстрее, ему скоро надоест разговаривать?» – думала она. Ежедневные прогулки с Ньютоном были временем спокойных размышлений. И спутники ей были совсем ни к чему.

Стратегия прекрасно сработала в первые несколько минут. Они молча добрались до угла Ханс-Кресент и Бромтон-роуд, когда он внезапно сказал:

– Мой брат одурачил нас прошлой ночью.

Кейт остановилась как вкопанная.

– Прошу прощения?

– Знаете, что он сказал, перед тем как познакомить нас?

Кейт споткнулась, прежде чем отрицательно покачать головой.

Зато Ньютон не остановился и, словно обезумевший, дергал за поводок.

– Он утверждал, что у вас не находится слов, чтобы описать меня.

– Нууу, – протянула Кейт, – можно сказать, что он не так уж не прав.

– Он намекал, – пояснил Энтони, – что вы всячески меня превозносили.

Наверное, ей не стоило улыбаться:

– А вот это гнусная ложь.

Возможно, ему тоже не стоило улыбаться, но Кейт почему-то обрадовалась.

– Я тоже так считаю, – ответил он.

Они свернули на Бромтон-роуд и направились к Найтсбриджу и Гайд-парку.

– Но зачем ему это? – спросила Кейт. Энтони искоса взглянул на нее.

– У вас ведь нет брата, верно?

– Нет. Только Эдвина, и, боюсь, она всего лишь женщина.

– Он сделал это, только чтобы насолить мне, – вздохнул Энтони.

– Благородная цель, – пробормотала Кейт себе под нос.

– Я все слышу, – предупредил Энтони.

– На это я и надеялась, – отрезала она.

– И мне кажется, – продолжал виконт, – что он вознамерился и вам насолить.

– Мне?! Но зачем? Что я ему сделала?

– Возможно, вы слегка спровоцировали его, унизив любимого брата, – предположил он.

– Любимого? – переспросила она, вскинув брови.

– Вернее, обожаемого, – попытался поправиться Энтони. Кейт покачала головой:

– В это тоже как-то не верится.

Энтони ухмыльнулся. Старшая мисс Шеффилд, несмотря на раздражающе властную натуру, отличалась редким остроумием.

Они добрались до Найтсбиджа, и он взял ее за руку, чтобы перевести через дорогу. Оттуда они направились по одной из тропинок, которые вели к Саут-Карридж-роуд в Гайд-парке.

Ньютон, истинно деревенский пес в душе, ускорил шаг, как только они оказались среди зелени, хотя трудно было представить, чтобы толстый ленивый пес передвигался с такой скоростью.

Все же он развеселился и обнюхивал каждый цветок, каждую травинку, дружелюбно махал хвостом перед каждой белкой, собачкой или прохожим, встречавшимися им по пути. Весенний воздух был прохладен и свеж, но солнце уже пригревало, а небо сияло поразительной голубизной, как всегда бывает в Лондоне после недели непрерывных дождей. И хотя об руку с ним шла не та женщина, которую он хотел бы взять в жены, и уж совсем не та женщина, с которой он вообще собирался часто видеться, Энтони отчего-то ощущал непривычное довольство. На душе было необычайно легко.

– Не лучше ли нам направиться к Роттен-роу? – спросил он Кейт.

– Хммм? – рассеянно промычала она, похоже, не расслышав его вопроса. Она запрокинула лицо и явно наслаждалась долгожданным теплом. И тут на какой-то тревожный момент Энтони вдруг почувствовал резкий укол… чего-то.

Что это?

Он слегка тряхнул головой. Не может же это быть желанием! Только не к этой женщине!

– Вы что-то сказали? – пробормотала Кейт. Энтони откашлялся и глубоко вздохнул в надежде обрести временно утраченное самообладание. Может, холод немного прояснит голову?

Но вместо этого он уловил ее пьянящий запах: странную смесь экзотических лилий и обычного мыла.

– Вы, похоже, нежитесь на солнышке, – заметил он. Кейт с улыбкой повернулась к нему. Энтони невольно залюбовался ее ясными глазами.

– Я знаю, вы сказали что-то другое, но… да, мне так хорошо… особенно после этих унылых дождей.

– А мне казалось, что молодым дамам не полагается подставлять лица солнцу, – поддел он.

Кейт пожала плечами и, слегка смутившись, согласилась:

– Не полагается. Они очень боятся загореть. Но это просто божественно, поверьте мне.

Она слегка вздохнула и с такой тоской взглянула вдаль, что у Энтони сжалось сердце.

– Жаль, что нельзя снять шляпку, правда?

Энтони кивнул, испытывая абсолютно то же самое. Но просто немыслимо снимать цилиндр посреди Гайд-парка.

– Вы могли бы сдвинуть ее немного, и никто ничего не заметит, – предложил он.

– Вы так считаете? – оживилась Кейт, и странный укол чего-то вновь пронзил его внутренности.

– Конечно, – пробормотал Энтони, протянув руку, чтобы поправить ее шляпку, одно из причудливых созданий из кружев и лент, которые так нравятся женщинам, причем завязанное таким образом, что ни один мужчина не смог бы понять, как это делается.

Кейт старалась не шевелиться, повинуясь его мягкому приказу, но когда длинные пальцы случайно задели ее висок, затаила дыхание. Он стоял совсем близко, и во всем этом было нечто совершенно немыслимое. Она ощущала жар тела Энтони и исходивший от него чистый, чуть резковатый запах мыла.

И все это неожиданно взбудоражило нервы.

Она ненавидела его или по крайней мере не одобряла и питала искреннюю неприязнь к этому человеку. И все же с трудом подавляла совершенно абсурдное желание слегка податься вперед, пока расстояние между ними не исчезнет, и…

Она чуть покачнулась и вынудила себя отступить. Господи, что это на нее нашло?

– Погодите, – велел он. – Я еще не закончил.

Кейт принялась лихорадочно поправлять шляпку.

– Уверена, все в полном порядке. Вам ни к чему… ни к чему затруднять себя…

– Ну что, так лучше? – спросил он.

Кейт поспешно кивнула, хотя не поняла вопроса.

– Да, спасибо. Просто чудесно. Я… ой!

Ньютон оглушительно залаял и резко дернул за поводок.

– Ньютон! – крикнула Кейт, пытаясь поспеть за псом.

Но тот уже что-то увидел, хотя Кейт не могла понять, что именно, и буквально летел вперед, таща ее за собой, пока она не стала спотыкаться, неудержимо теряя равновесие.

– Ньютон! – беспомощно крикнула она. – Стоять!

Энтони весело наблюдал, как Кейт болтается на другом конце поводка, а пес продолжает тащить ее вперед, перебирая короткими толстыми лапами с такой скоростью, какой трудно было ожидать от перекормленного животного. Кейт предпринимала отважные попытки вцепиться в поводок, но Ньютон окончательно вышел из повиновения и продолжал мчаться в неизвестном направлении.

– Мисс Шеффилд, позвольте мне поводок! – прогремел Энтони, устремляясь вперед, чтобы помочь ей. Конечно, это был не самый блестящий способ разыгрывать героя, но если задумал произвести впечатление на сестру будущей жены, в ход должно идти все!

Однако как раз когда Энтони сумел ее догнать, Ньютон яростно дернул поводок, который вылетел из пальцев Кейт. Та, взвизгнув, метнулась вперед, но пес увернулся и побежал дальше. Поводок змейкой вился по траве.

Энтони не знал, то ли смеяться, то ли стонать от разочарования. Очевидно, Ньютон не собирался сдаваться.

Кейт на секунду застыла, зажав рот рукой. Но тут их взгляды встретились, и у Энтони возникла неприятная убежденность в том, что он проник в ее намерения.

– Мисс Шеффилд, – поспешно начал он, – я уверен…

Но она уже ринулась вслед за псом, вопя «Ньютон!» с полным пренебрежением к правилам этикета. Энтони с тоскливым вздохом устремился за ней. Нельзя же оставить ее одну в беде, если он считает себя джентльменом.

Кейт успела опередить его. Но когда он, завернув за угол, поравнялся с ней, остановилась. Тяжело дыша и подбоченившись, она оглядывала окрестности.

– В каком направлении он побежал? – спросил Энтони, стараясь подавить ощущение того, что в этой запыхавшейся женщине есть нечто, определенно его возбуждающее.

– Не знаю, – выдохнула она. – Думаю, он погнался за кроликом.

– О, теперь поймать его будет легче легкого, – заверил Энтони. – Тем более что кролики, как всем известно, выбирают только широкие, хорошо протоптанные тропинки.

– Что будем делать? – спросила Кейт, не обратив внимания на язвительную реплику.

Энтони мужественно подавил желание посоветовать ей вернуться домой и найти себе приличную собаку: уж очень встревоженной выглядела Кейт. Собственно говоря, при ближайшем рассмотрении она скорее выглядела раздраженной, чем встревоженной, но явно переживала за сбежавшего корги.

Поэтому он сказал:

– Предлагаю подождать, пока не услышим женский визг. Бьюсь об заклад, пес в любую минуту может наткнуться на какую-нибудь молодую леди и до смерти ее перепугать.

– Вы так считаете? – нерешительно пробормотала Кейт. – Вообще-то вид у него не устрашающий. Он считает себя грозным и могучим, и это ужасно трогательно, но, по правде говоря, он…

– Аааааааааааай!

– По-моему, теперь все понятно, – сухо объявил Энтони, устремившись на вопли неизвестной дамы.

Кейт поспешила за ним прямо через газоны, в направлении Роттен-роу. Виконт бежал впереди, и сейчас она могла думать только о том, что он действительно хочет жениться на Эдвине, поскольку, несмотря на тот факт, что атлетом он был замечательным, все же полностью утерял всякое подобие достоинства, гоняясь по парку за толстым корги. Хуже всего, что им придется показаться в таком виде на Роттен-роу, любимом месте прогулок аристократов.

Теперь все их увидят! Менее решительный мужчина давно бы сдался.

Кейт пыталась догнать его, но все больше отставала. Конечно, она никогда не носила брюк, но была совершенно уверена, что бежать в них легче, чем в юбках.

Она летела через Роттен-роу, отказываясь встретиться глазами с нарядно одетыми леди и джентльменами: всегда есть шанс, что ее просто не узнают в этой растрепанной особе, мчащейся по парку так, словно у нее подошвы горят. Шанс, конечно, невелик, но все же есть.

Наконец она снова оказалась на траве, но тут же споткнулась. Пришлось остановиться и отдышаться. И тут до Кейт дошел весь ужас ее положения. Они почти у Серпентайна.

О, только не это!

Ньютон обожал воду и, конечно, не задумается прыгнуть в озеро. К тому же солнце сегодня припекает, и искушение для всякого, чей мех так густ, конечно, велико, тем более что Ньютон развил поистине головокружительную скорость, головокружительную, разумеется, для разжиревшего корги, и теперь наверняка изнывает от жары.

Правда, Ньютон до сих пор не остановился и умело держал высокого сильного виконта на расстоянии.

Кейт приподняла юбки на дюйм-другой – пропади пропадом все зеваки, сейчас она не может позволить себе помнить об этикете – и вновь бросилась за виконтом. Конечно, Ньютона ей не догнать, но, может, она сумеет добраться до виконта, прежде чем тот прикончит несчастного пса.

Энтони действительно подумывал об убийстве. Нужно быть святым, чтобы не мечтать о расправе с такой собакой.

И если хотя бы один процент написанного о нем леди Уистлдаун – правда, он отнюдь не святой.

Кейт с трудом сглотнула слюну.

– Лорд Бриджертон! – окликнула она, намереваясь попросить его прекратить преследование. Нужно просто подождать, пока Ньютон не устанет. А с такими короткими лапами, как у него, долго бегать невозможно. – Лорд Бриджертон! Мы могли бы просто…

Кейт неожиданно осеклась.

Никак это Эдвина? На самом берегу озера?

Она прищурилась.

Это действительно Эдвина. Сестра стояла в изящной позе со сцепленными перед собой руками. Похоже, несчастный мистер Бербрук пытается починить сломавшийся экипаж!

Ньютон на секунду замер, одновременно с Кейт увидев Эдвину, и, резко изменив курс, с радостным лаем метнулся к одной из любимых хозяек.

– Лорд Бриджертон! – снова позвала Кейт. – Взгляните! Там…

Энтони обернулся и посмотрел в ту сторону, куда указывал ее палец. Так вот почему чертова псина так внезапно свернула в другую сторону! Энтони едва не поскользнулся в грязи и не шлепнулся на траву, пытаясь предпринять тот же маневр, что и Ньютон.

Нет, он непременно прикончит негодяя!

Нет, лучше придушить Кейт Шеффилд!

Нет, может быть…

Злорадные мысли о неминуемой мести прервал внезапный визг Эдвины:

– Ньютон!!!

Энтони привык считать себя человеком решительных действий. Но, увидев, что пес взвился в воздух и метнулся к Эдвине, буквально оцепенел от шока. Сам Шекспир не смог бы сочинить более подходящей концовки этого фарса, и сейчас он разыгрывался перед глазами Энтони с замедленной скоростью.

И он ничего не мог поделать.

Сейчас пес ударит Эдвину в грудь, и та упадет на спину!

Прямо в Серпентайн.

– Нееееет! – завопил он, рванувшись к девушке, хотя сознавал, что любые проявления героизма с его стороны попросту бесполезны.

Плюх!

– Господи Боже! – ахнул Бербрук. – Она вымокнет до нитки!

– Так не стойте здесь, – отрезал Энтони, добравшись наконец до места действия и прыгая в воду. – Помогите хоть чем-нибудь!

Бербрук явно не понимал, что от него требуется, и поэтому остался на месте и, тараща глаза, наблюдал, как Энтони хватает Эдвину за руку и помогает выйти на берег.

– Вы не ушиблись? – пробурчал он.

Она покачала головой и попыталась что-то ответить, но тут же отчаянно расчихалась.

– Мисс Шеффилд! – проревел Энтони, заметив, как Кейт замерла на берегу. – Нет, не вы, – уточнил он, когда Эдвина дернула его за руку. – Ваша сестра.

– Кейт? – прошептала Эдвина, смахивая капли воды с глаз. – Где Кейт?

– Вон она. Сухая, как песок в пустыне, – пробормотал он и тут же грубо рявкнул: – Немедленно возьмите пса на поводок!

Ньютон как ни в чем не бывало успел вволю наплескаться в озере и сейчас сидел на траве, высунув язык едва не до земли. Кейт поспешила к нему и схватила злополучный поводок.

Энтони повернулся к Эдвине, которая, как ни удивительно, была неотразима даже в промокшем и грязном платье.

– Позвольте мне увести вас отсюда, – хмуро предложил он и, прежде чем она успела отреагировать, подхватил ее на руки и вынес на дорожку.

– Никогда не видел ничего подобного! – прокомментировал Бербрук, качая головой.

Энтони не ответил, боясь, что не совладает с собой и швырнет идиота в воду. О чем он думал, когда торчал на берегу, пока это жалкое подобие собаки топило Эдвину?!

– Эдвина! – позвала Кейт, подходя так близко, как только мог позволить поводок Ньютона. – С тобой все в порядке?

– Думаю, вы для этого сделали все, что могли, – процедил Энтони, наступая на нее.

– Я?! – ахнула Кейт.

– Взгляните на нее! – прогремел он. – Нет, вы только взгляните на нее!

– Но это несчастный случай!

– Я прекрасно себя чувствую! – вмешалась Эдвина. – Немного замерзла, но ничего страшного!

– Видите? – запротестовала Кейт и судорожно сглотнула, внезапно сообразив, что сестра могла утонуть. – Говорю вам, это получилось случайно!

Виконт скрестил руки на груди и вскинул брови.

– Я никогда не причинила бы зла Эдвине. Как, по-вашему, я сотворила это поразительное деяние? – Кейт неожиданно хлопнула себя по лбу, словно совершила открытие. – Ах да, я знаю тайный язык корги! Велела Ньютону выдернуть у меня поводок и, поскольку еще и обладаю ясновидением, узнала, что Эдвина сейчас находится на берегу Серпентайна. Вот и приказала псу, мысленно, разумеется, так как он был слишком далеко, чтобы услышать мой голос, изменить направление бега, направиться к Эдвине и толкнуть ее в озеро.

– Сарказм вам не к лицу, мисс Шеффилд.

– Не вижу того, что было бы к лицу вам, лорд Бриджертон.

Энтони подался вперед, зловеще выдвинув подбородок:

– Женщины не должны держать в доме животных, если не могут их контролировать.

– А мужчины не должны брать женщин и животных на прогулку в парке, если не могут обеспечить их безопасность, – отрезала Кейт.

Энтони ощутил, как краснеют кончики ушей от едва сдерживаемой ярости:

– Вы, мадам, – несомненная угроза обществу.

Кейт открыла было рот, чтобы ответить на оскорбление. Но вместо этого раздвинула губы в пугающе коварной улыбке, повернулась к собаке и приказала:

– Отряхнись, Ньютон!

Ньютон взглянул на палец, указывающий прямо на Энтони, послушно потрусил к цели и усердно встряхнулся, послав во все стороны фонтаны брызг.

Энтони бросился к Кейт, явно намереваясь схватить ее за горло.

– Я… вас… УБЬЮ!!! – проревел он.

Но Кейт ловко увернулась и бросилась к Эдвине.

– Что это с вами, лорд Бриджертон? – издевательски осведомилась она, спрятавшись за спину сестры. – Вот уж не думала, что вы выйдете из себя в присутствии прекрасной Эдвины!

– Кейт, – взволнованно прошептала сестра, – что происходит? Почему ты так зла на него?

– А почему он так зол на меня? – прошипела Кейт.

– Послушайте, – внезапно ожил мистер Бербрук, – этот пес вымочил мне сюртук!

– Он забрызгал всех, – отозвалась Кейт.

Включая и ее саму. Но оно того стоило. О, оно того стоило! Она сделала бы это еще раз, лишь бы увидеть выражение потрясенной ярости на лице этого напыщенного аристократа!

– Вы! – заорал Энтони, яростно тыча пальцем в Кейт. – Молчать!

Кейт послушалась. Она не так глупа, чтобы и дальше провоцировать его. Он и без того выглядит так, словно его голова в любой момент взорвется. И разумеется, ему так и не удалось сохранить достоинство. А ведь каким невозмутимым он казался утром! Но сейчас с правого рукава капала вода: это он вытаскивал из озера Эдвину. Обувь, похоже, безнадежно испорчена, а сюртук в темных пятнах: результат стараний Ньютона.

– Вот что мы сделаем, – продолжал виконт убийственно тихим голосом.

– Лично мне, – вмешался мистер Бербрук, явно не сознавая, что лорд Бриджертон готов придушить первого, кто откроет рот в его присутствии, – необходимо отремонтировать экипаж. Потом я смогу отвезти мисс Шеффилд домой.

Он показал на Эдвину на случай, если кто-то не понял, какую мисс Шеффилд имеет в виду.

– Мистер Бербрук, – процедил Энтони, – вы умеете чинить экипажи?

Мистер Бербрук часто заморгал.

– Да вы хотя бы знаете, что стряслось с вашим экипажем?

Бербрук несколько раз открыл и закрыл рот, прежде чем объяснить:

– Есть у меня кое-какие идеи. Думаю, мне довольно быстро удастся понять, в чем суть проблемы.

Кейт завороженно уставилась на вену, бьющуюся на горле Энтони. Она впервые видела человека, доведенного до крайности. Немного побаиваясь взрыва, она снова спряталась за спину сестры, поскольку посчитала это наиболее благоразумной мерой предосторожности. Ей не нравилось думать о себе как о трусихе, но инстинкт самосохранения – дело другое.

Однако виконт каким-то образом умудрился держать себя в руках.

– Вот что мы сделаем, – повторил он ужасающе ровным голосом.

Три пары глаз выжидающе воззрились на него.

– Сейчас я подойду к ним…

Он показал на леди и джентльмена, стоявших ярдах в двадцати от компании и безуспешно делающих вид, что не интересуются происходящим.

– …и спрошу Монтроуза, нельзя ли на несколько минут позаимствовать его экипаж.

– Как, – воскликнул Бербрук, вытягивая шею, – неужели это Годфри Монтроуз? Сто лет его не видел!

Кейт заметила, как начала пульсировать вторая вена, на этот раз на виске виконта, и крепко сжала руку Эдвины в поисках поддержки.

Нужно отдать должное Бриджертону – он проигнорировал абсолютно неприличное вмешательство Бербрука и упорно продолжал:

– И поскольку он согласится…

– Вы уверены? – выпалила Кейт.

На этот раз его карие глаза напоминали осколки льда.

– В чем именно? – бросил он.

– Ни в чем, – промямлила она, готовая лягнуть себя. – Пожалуйста, говорите.

– Как я уже сказал, Монтроуз – истинный джентльмен и мой друг. – Он окинул Кейт яростным взглядом: – Он непременно согласится. Я отвезу мисс Шеффилд домой, после чего вернусь к себе и прикажу одному из моих людей вернуть коляску Монтроуза.

Никто не потрудился спросить, какую именно мисс Шеффилд он имеет в виду.

– А Кейт? – неожиданно спросила Эдвина. Что ни говори, а каррикл вмещает только двух человек.

Кейт снова сжала руку сестры. Дорогая, добрая Эдвина.

– Мистер Бербрук проводит вашу сестру домой, – сухо сообщил Энтони.

– Но я не могу, – возразил Бербрук. – Сначала нужно починить экипаж.

– Где вы живете? – прорычал Энтони.

Бербрук удивленно моргнул, но послушно дал ему свой адрес.

– Я заеду к вам домой и пошлю сюда слугу. Пусть подождет у экипажа, пока вы провожаете мисс Шеффилд. Вам ясно?

Он замолчал и сурово оглядел собравшихся, включая Ньютона. Исключением оказалась только Эдвина, единственная, кто не стал объектом его ярости.

– Вам ясно? – повторил он.

Все дружно закивали, и план был немедленно приведен в исполнение. Уже через несколько минут Кейт смотрела вслед отъезжающим лорду Бриджертону и Эдвине, тем самым людям, которые, как она поклялась, больше никогда не окажутся вместе в одной комнате.

Но хуже всего, что она сама осталась наедине с мистером Бербруком и Ньютоном.

И у нее ушло ровно две минуты на то, чтобы определить, кто из них лучший собеседник.


Глава 5


Внимание автора привлекло то обстоятельство, что мисс Кэтрин Шеффилд оскорбилась за свою собаку, поименованную «безымянным псом неизвестной породы».

Поверьте, Автор этих строк сгорает от стыда из-за своей грубейшей и вопиющей ошибки и умоляет тебя, дорогой читатель, принять мои смиренные извинения и обратить внимание на эту первую поправку в истории светской хроники.

Собака мисс Кэтрин Шеффилд – чистокровный корги и зовется Ньютоном, хотя трудно представить, что величайшему физику и изобретателю Англии понравился бы столь оригинальный способ обессмертить его в образе маленького перекормленного пса с дурными манерами.

    
«Светская хроника леди Уистлдаун». 27 апреля 1814 года


К вечеру того же дня стало очевидно, что Эдвине не удалось выйти из своего пусть и короткого испытания без потерь. Нос покраснел, глаза слезились, и всякий, кто видел ее распухшее лицо, убеждался, что, хотя серьезной болезнью тут и не пахнет, она все же сильно простудилась.

Несмотря на то что Эдвину немедленно уложили в постель с бутылкой горячей воды у ног и кружкой целебного зелья, приготовленного кухаркой, на тумбочке, Кейт преисполнилась решимости немедленно поговорить с сестрой.

– Что он сказал тебе по пути домой? – резко спросила она, усаживаясь на край кровати?

– Кто? – пробормотала Эдвина, опасливо принюхиваясь к запаху, издаваемому снадобьем. – Взгляни лучше на это. Какой-то странный дым, не находишь?

– Виконт, – нетерпеливо напомнила Кейт. – Кто еще мог говорить с тобой по пути домой? И не будь трусихой. Никакого дыма. Обычный пар.

Эдвина снова принюхалась и состроила гримаску:

– Пахнет просто ужасно. И вовсе это не пар.

– Говорю тебе, пар! – прошипела Кейт. – Что он говорил?

– Лорд Бриджертон? – благодушно переспросила Эдвина. – О, совершенно банальные вещи. Ты понимаешь, о чем я. Светская беседа, и все такое прочее.

– Он вел светскую беседу, пока с тебя стекала вода? – с сомнением уточнила Кейт.

Эдвина осторожно пригубила лекарство и едва не подавилась.

– Что она туда положила?

Кейт последовала примеру сестры и тоже потянула носом.

– Немного похоже на лакрицу. И по-моему, я вижу на дне изюминки.

Но тут она услышала стук дождя в стекла и поспешно выпрямилась:

– Дождь пошел?

– Не знаю, – шмыгнула носом Эдвина. – Вполне возможно. К концу дня небо затянуло облаками.

Она с сомнением посмотрела на кружку и поставила ее обратно на стол.

– Если я выпью это, только еще хуже заболею.

– Но что он еще сказал? – допытывалась Кейт и, подойдя к окну, отодвинула штору и выглянула наружу. Действительно, моросило, но трудно сказать, перейдет ли легкий дождик в грозу с молнией и громом.

– Кто, виконт?

Нет, нужно быть святой, чтобы хорошенько не встряхнуть сестрицу!

– Именно виконт, – прошипела Кейт.

Эдвина, которую тема явно не интересовала так живо, как старшую сестру, пожала плечами:

– Спрашивал, как я себя чувствую, конечно. Вполне естественно, учитывая, что я недавно выкупалась в Серпентайне. Должна заметить, совершенно мерзкое ощущение. Мало того, вода не только холодная, но и грязная.

Кейт откашлялась и снова села, готовясь задать самый неприятный, по ее мнению, вопрос. Но ничего не поделаешь, она просто обязана спросить. Пытаясь не выказать любопытства, так и бурлившего в ее венах, она промямлила:

– Надеюсь… он не пытался непристойно заигрывать с тобой?

Эдвина дернулась от неожиданности и широко раскрыла глаза.

– Разумеется, нет! – вознегодовала она. – Он вел себя как настоящий джентльмен. Не понимаю, с чего это ты так разволновалась? Говорю тебе, это была обычная, ни к чему не обязывающая беседа. Я уже не помню половины того, что было сказано!

Кейт уставилась на сестру, не в силах понять, как Эдвина в первые же десять минут, проведенных в компании этого распутника, не сумела понять, что он собой представляет. Он ухитрился не произвести на нее неприятного впечатления? Странно, очень странно. Потому что, к ее непреходящей досаде, каждое ужасное слово, которое он сказал ей, навеки отпечаталось в памяти.

– Кстати, – добавила Эдвина, – как ты провела время с мистером Бербруком? Ты вернулась почти через час.

Кейт картинно содрогнулась.

– Так плохо?

– Уверена, он станет прекрасным мужем какой-нибудь женщине. При условии, что у нее тоже не будет мозгов.

– О, Кейт, ты просто невыносима, – хихикнула Эдвина.

– Знаю-знаю, – вздохнула Кейт. – Непростительно жестоко с моей стороны. Бедняга так добр и совершенно беззлобен. Просто…

– Просто невыносимо глуп, – закончила Эдвина.

Кейт вскинула брови. Не в привычках сестры быть столь категоричной.

– Знаю, – виновато улыбнулась Эдвина. – Теперь я выгляжу злой и неблагодарной. Мне не стоило это говорить, но, правду сказать, я была уверена, что просто погибну во время прогулки.

Кейт сочувственно уставилась на сестру:

– С ним опасно ехать в каррикле? Он не умеет править?

– Нет, вовсе нет. Но он кого хочешь уморит своими разговорами.

– Настолько скучно?

Эдвина кивнула и удивленно покачала головой:

– Мне было так трудно уловить, что он имеет в виду, что я развлекалась, пытаясь определить ход его мыслей.

Она сильно раскашлялась и добавила:

– Но в конце концов у меня разболелась голова.

– Значит, ему не суждено стать твоим идеальным мужем-ученым? – благодушно улыбнулась Кейт.

Эдвина снова закашлялась:

– Боюсь, что нет.

– Может, тебе все-таки следует попробовать этого зелья? – предложила Кейт, показывая на кружку. – Кухарка клянется, что оно творит чудеса.

Эдвина яростно замотала головой:

– На вкус оно хуже яда!

Кейт немного, подождала и снова продолжила допрос:

– Виконт что-то говорил обо мне?

– О тебе?

– Нет, о какой-то другой Кейт! – вышла она из себя. – Конечно, обо мне! Сколько у тебя еще сестер?!

– И совсем ни к чему расстраиваться.

– Я не расстраиваюсь.

– И к тому же он ни разу не упомянул о тебе.

Кейт отчего-то стало досадно.

– Зато без обиняков высказался о Ньютоне.

Кейт прикусила губу. Неприятно, когда тебе предпочитают собаку!

– Я заверила его, что Ньютон – идеальный пес и совсем меня не обидел, но виконт так очаровательно беспокоился обо мне!

– Как мило, – пробормотала Кейт. Эдвина схватила платок и высморкалась.

– Послушай, Кейт, мне кажется, тебя интересует виконт!

– Мне пришлось практически целый день провести с ним, – вздохнула Кейт, словно это все объясняло.

– Прекрасно. Значит, ты сама убедилась, как он вежлив и обаятелен. И еще очень богат.

Эдвина громко чихнула и пошарила на тумбочке в поисках чистого платка.

– И хотя я не считаю, что нужно выбирать мужа, руководствуясь исключительно состоянием его финансов, но, учитывая наши трудности, не мешало бы подумать и об этом, верно?

– Ну… – протянула Кейт, зная, что Эдвина абсолютно права, но не желая говорить что-то, что могло быть истолковано, как одобрительные слова в адрес лорда Бриджертона.

Эдвина поднесла платок к лицу и громко высморкалась, что, строго говоря, было не совсем к лицу леди.

– Думаю, нам стоит добавить его к нашему списку, – шмыгая носом, выговорила она.

– Нашему списку? – сдавленно откликнулась Кейт.

– Да, возможных женихов. Похоже, мы с ним прекрасно друг другу подходим.

– Но мне казалось, ты хотела мужа-ученого!

– Хотела. И хочу. Но ты сама указала мне на невозможность отыскать такого человека в высшем обществе. Придется найти способ узнать, любит ли виконт читать.

– Удивительно, если этот дикарь вообще умеет читать, – буркнула Кейт.

– Кейт Шеффилд! – воскликнула Эдвина со смехом. – Я не ослышалась? Ты действительно это произнесла?

– Нет, – нагло соврала Кейт, поскольку виконт, разумеется, умел читать. Но во всех других отношениях ужасен, и никто ее в этом не переубедит!

– Сказала! – настаивала Эдвина. – Не ожидала от тебя такого. Но ты меня рассмешила.

В ночи пронесся отдаленный рокот грома, но Кейт растянула губы в улыбке, стараясь при этом не съежиться от страха. Обычно она не пугалась при условии, если гроза не бушевала прямо у нее над головой. В противном же случае не знала, куда деваться от страха.

– Эдвина, – заговорила Кейт, искренне считая, что обязана предупредить сестру, и одновременно пытаясь как-то отвлечься от приближающейся грозы, – ты должна выбросить из головы виконта. Он совершенно не тот человек, который может сделать тебя счастливым, не говоря уже о том, что этот распутник худшего разбора, вероятно, не постесняется завести дюжину любовниц и даже не позаботится скрыть это от жены… – Эдвина мрачно нахмурилась, и Кейт поспешила проглотить конец предложения. – И не думай, что он будет верен тебе! – драматически воскликнула она. – Неужели не читала «Уистлдаун»?! Не слушала, что говорят матери других молодых леди? Те самые, которые давно вращаются в обществе и знают, что почем! Все утверждают, что он ужасный распутник! И его единственное достоинство – неизменная преданность семье.

– Это говорит в его пользу. Не находишь? – указала Эдвина. – Тем более что жена тоже станет членом его семьи.

– Жена не то же самое, что кровная родственница, – едва не простонала Кейт. – Мужчины, которым в голову не приходит перечить своим мамашам, часто не задумываясь топчут ногами собственных жен, жестоко оскорбляя их чувства.

– Откуда ты все это знаешь? – не выдержала Эдвина.

Кейт потрясенно уставилась на сестру. До этой минуты Эдвина ни разу не усомнилась в суждениях сестры, касавшихся столь важных дел. К сожалению, Кейт не сумела придумать достаточно веского довода. Пришлось довольствоваться невразумительной фразой:

– Я просто знаю, только и всего.

Что, разумеется, отнюдь не убедило сестру.

– Эдвина, – снова попыталась Кейт, решив сменить общее направление беседы, – помимо всего прочего, не думаю, что при ближайшем знакомстве виконт тебе понравится.

– А мне он показался человеком приятным и даже славным.

– Только потому, что старался вести себя прилично, – не уступала Кейт. – Еще бы ему не казаться приятным! Он из кожи вон лезет, чтобы ты в него влюбилась.

– Значит, ты считаешь, что все это притворство? – нерешительно протянула Эдвина.

– Именно! – воскликнула Кейт и, решив идти до конца, добавила: – Понимаешь, вчера вечером и сегодня утром я провела несколько часов в его обществе. И могу заверить, со мной он вел себя совершенно иначе.

Эдвина ахнула от ужаса, к которому примешивалось предательское любопытство.

– Так он поцеловал тебя?!

– Нет! – взвилась Кейт. – Конечно, нет! Как, черт возьми, тебе это в голову пришло?!

– Ты сказала, что с тобой он вел себя совершенно иначе.

– Я имела в виду, что он не взял на себя труда быть со мной вежливым. И славным я бы его тоже не назвала, Наоборот, он был невыносимо высокомерен, отвратительно груб и, можно сказать, оскорбителен.

– Интересно, – пробормотала Эдвина.

– Не вижу ничего интересного! Настоящий кошмар!

– Нет, ты меня не поняла, – возразила Эдвина, задумчиво почесывая подбородок. – Странно, что он грубо вел себя с тобой, хотя, несомненно, слышал, что я выберу мужа только с одобрения старшей сестры. Скорее можно было бы подумать, что он сделает все, лишь бы завоевать твое расположение. Почему же повел себя таким непонятным образом?

Кейт густо покраснела, – к счастью, в полумраке это было не так заметно – и смущенно пробормотала:

– Он сказал, что ничего не может с собой поделать.

Эдвина насторожилась и на какую-то секунду оцепенела, словно время для нее остановилось, но тут же упала на подушки, заливаясь смехом.

– О Кейт! – едва выговорила она. – Это просто великолепно! Какой сумбур! Просто черт ногу сломит! О, я просто в восторге!

– Это вовсе не смешно! – прошипела Кейт. Эдвина вытерла глаза.

– В жизни не слышала ничего забавнее! О Господи! – К несчастью, смех снова вызвал приступ кашля. – Ну и ну! Кейт, из-за тебя у меня даже насморк прекратился!

– Эдвина, это отвратительно.

Эдвина трубно высморкалась.

– Зато чистая правда! – торжествующе объявила она.

– Все равно это долго не продлится, – предрекла Кейт. – К утру ты снова разболеешься!

– Скорее всего так и будет, – согласилась Эдвина, – но все же это ужасно смешно! Он сказал, что ничего не смог с собой поделать! Я сейчас умру от смеха!

– И совсем ни к чему мусолить все это, – буркнула Кейт.

– Знаешь, по-моему, он первый джентльмен из наших знакомых, кем ты не смогла манипулировать.

Кейт презрительно скривила губы. Хотя… виконт сказал то же самое, и оба были совершенно правы. Она действительно весь этот сезон манипулировала мужчинами, без стеснения командовала всеми… правда, исключительно ради Эдвины. Но теперь вовсе не была уверена, что ей нравится навязанная роль курицы-наседки.

А может, она сама себе ее навязала?! Заметив смену эмоций на лице сестры, Эдвина немедленно раскаялась.

– О Боже, – пробормотала она, – прости, Кейт. Я не хотела злить тебя.

Кейт выгнула брови:

– Ну ладно, я просто хотела тебя подразнить, но не ранить твои чувства. И понятия не имела, что лорд Бриджертон так тебя расстроил.

– Эдвина, мне всего-навсего не нравится этот человек. И вряд ли тебе стоит думать о браке с ним. Не важно, как бы настойчиво он ни преследовал тебя, хорошего мужа из него не выйдет.

Эдвина долго молчала. Взгляд ее великолепных глаз был мрачен.

– Ну… если ты так считаешь, значит, возможно, стоит тебя послушаться. Раньше твои суждения неизменно оказывались верными. И ты действительно провела в обществе виконта больше времени, чем я, так что лучше его знаешь.

Кейт издала длинный и плохо скрытый вздох облегчения.

– Вот и хорошо, – твердо ответила она. – И когда ты поправишься, мы поищем лучшую партию среди твоих нынешних поклонников.

– Может, и тебе мужа найдем, – предположила Эдвина.

– Я и так найду, – отмахнулась Кейт, – иначе в чем же смысл лондонского сезона?

Эдвина с сомнением покачала головой:

– По-моему, для себя ты никого не ищешь. Только для меня. Тебе давно пора бы выйти замуж и обзавестись своей семьей. Из тебя выйдет прекрасная мать!

Кейт прикусила губу, не желая сказать правду. Несмотря на прелестные голубые глаза и идеально красивое личико, Эдвина была на редкость проницательна. И сейчас она сказала правду. Кейт и не думала искать мужа. К чему это ей? Все равно поклонников у нее не было.

Она со вздохом посмотрела в окно. Похоже, гроза прошла стороной. Следует быть благодарной и за малые милости.

– Почему бы нам сначала не позаботиться о тебе? – спросила она наконец. – Тем более что ты скорее всего получишь предложение руки раньше, чем я. А тогда уж подумаем о моих перспективах.

Эдвина пожала плечами, и Кейт поняла, что сестра с ней не согласна.

– А пока, – заключила Кейт, поднимаясь, – тебе пора отдохнуть. Не буду обременять тебя своими нотациями.

Эдвина кашлянула в ответ.

– И выпей это снадобье, – со смехом добавила Кейт, направляясь к двери.

– Я скорее умру, – пробормотала Эдвина в спину сестре.

Однако уже через четыре дня Эдвина настолько привыкла к лекарству кухарки, что послушно пила его, правда, ворча и жалуясь. Однако она шла на поправку, хотя все еще кашляла и была вынуждена лежать в постели, что отнюдь не способствовало хорошему настроению. К тому же Мэри объявила, что до вторника дочь не выйдет из дома и не станет присутствовать на балах и приемах. Кейт была рада, что они получили передышку, поскольку какой смысл посещать балы без Эдвины?!

Но после того как Кейт провела блаженно-спокойные пятницу, субботу и воскресенье, ничем не занимаясь, кроме чтения книг и прогулок с Ньютоном, в понедельник Мэри неожиданно приказала ей собираться на музыкальный вечер к леди Бриджертон.

Кейт попыталась было яростно запротестовать по этому поводу, но Мэри ничего не стала слушать.

Кейт пришлось сдаться. Возражать все равно было поздно, тем более что мачеха уже вышла из комнаты, а Кейт взяла за правило никогда не спорить с закрытыми дверями.

Поэтому в понедельник утром она в светло-голубом платье с веером в руках сидела рядом с Мэри в их недорогом экипаже, катившемся по направлению к Гросвенор-сквер, где находился дом Бриджертонов.

– Все очень удивятся, увидев нас без Эдвины, – заметила она, нервно теребя черный газ накидки.

– Тебе тоже нужен муж, – парировала Мэри.

Кейт не ответила. Да и как можно оспаривать слова мачехи, когда та во всем права!

– И перестань мять накидку, – велела Мэри.

Рука Кейт ослабла. Но она тут же стала постукивать по полу носком туфельки, пока Мэри не взорвалась:

– Господи милостивый, Кейт, посиди ты спокойно хотя бы минуту!

– Не могу, – буркнула Кейт. Мэри тяжко вздохнула.

Последовала еще одна долгая пауза, после чего Кейт заметила:

– Эдвине будет одиноко без нас.

– У Эдвины есть новый роман. Последний, написанный этой особой Джейн Остен. Она даже не заметит нашего отсутствия, – откликнулась Мэри, не глядя на падчерицу.

Что правда, то правда: Эдвина скорее всего не поднимет глаз от книги, даже если ее постель загорится!

Поэтому Кейт попыталась найти новую отговорку:

– И музыка скорее всего будет ужасной. После того утренника у Смайт-Смитов…

– На том утреннике пели и играли дочери Смайт-Смитов, – нетерпеливо перебила Мэри. – Леди Бриджертон наняла оперную певицу, итальянку, ненадолго посетившую Лондон. Получить приглашение на этот вечер – большая честь для нас.

Кейт точно знала, что приглашение предназначено для Эдвины, а их с Мэри включили только из вежливости. Но Мэри плотно стиснула губы, и Кейт поклялась придержать язык до конца поездки.

Что оказалось совсем несложно, поскольку экипаж уже останавливался у Бриджертон-Хаус.

– Какой огромный! – тупо пробормотала Кейт, оцепенев от изумления.

– Действительно, – откликнулась Мэри. – Насколько мне известно, лорд Бриджертон живет не здесь. Хотя дом принадлежит ему, он предпочитает обитать в холостяцкой квартире, уступив место матери, братьям и сестрам. Как заботливо с его стороны!

«Заботливый» и «лорд Бриджертон» не те слова, которым следовало бы стоять рядом! Но Кейт все равно кивнула, слишком потрясенная размерами и красотой каменного здания, чтобы подыскать достойный ответ.

Один из лакеев Бриджертонов помог Мэри и Кейт выйти из экипажа. Дворецкий прочитал их приглашение, взял накидки и показал направление к музыкальному салону, в конце просторного холла.

Кейт уже успела побывать во многих аристократических домах и научилась сдерживать свои восторги при виде богатства и роскоши обстановки. Но интерьеры, декорированные со сдержанностью и элегантностью, свойственными стилю Адама, произвели на нее несомненное впечатление. Даже потолки были настоящими шедеврами, расписанными в светло-зеленых и голубых тонах и украшенными изысканной лепниной, казавшейся издали белым кружевом.

Музыкальный салон был столь же изящен: стены, выкрашенные в лимонно-желтый цвет, ряды стульев посередине, большой рояль… увидев все это, Кейт быстро подтолкнула мачеху к задним местам. Не стоит мозолить глаза хозяевам, тем более что лорд Бриджертон наверняка будет присутствовать, особенно, если все рассказы про преданность семье – действительно правда. Повезет, если он вообще не заметит Кейт!

Вопреки ее надеждам, Энтони точно знал, когда именно Кейт вышла из экипажа и появилась в фамильном доме Бриджертонов. До того как спуститься вниз, в музыкальный салон, он сидел в кабинете со стаканом виски.

Окна кабинета выходили на Гросвенор-сквер, и он развлекался, наблюдая, как прибывают экипажи. Когда из очередной кареты появилась Кейт Шеффилд, он заметил, что она запрокинула голову, совсем как в то день, когда наслаждалась солнечным теплом в Гайд-парке. Свет от факелов по обе стороны двери падал на ее потрясенное лицо. И Энтони вдруг задохнулся.

Стакан со стуком опустился на подоконник.

Это становится смешным, но внезапную напряженность мышц нельзя отнести за счет чего-то иного, кроме откровенного желания.

Ад и проклятие! Эта женщина даже не нравится ему! Слишком властная, слишком фанатичная, делает слишком поспешные выводы. И ее нельзя назвать красивой, по крайней мере в сравнении с нынешними дебютантками, включая ее сестру.

Лицо немного длинное, подбородок заострен больше, чем следовало бы, и глаза чересчур велики. Даже губы, с которых так и слетали оскорбления и непрошеные суждения, чересчур пухлые. В тот редкий момент, когда она держала рот закрытым, он успел взглянуть на нее – большая удача, поскольку дольше ей молчать не удавалось, – и заметил, что эти самые губы, полные, чуть надутые, так и просят поцелуя!

Поцелуя?

Энтони содрогнулся. Мысль о поцелуях с Кейт Шеффилд ужасала. Да одного того, что он вообще думал о чем-то подобном, достаточно, чтобы запереть его в сумасшедший дом.

И всё же…

Энтони рухнул в кресло.

И все же он видит Кейт во сне.

Все случилось после той истории с псом и Серпентайном. Он был в таком бешенстве, что почти лишился дара речи. Чудо еще, что вообще он оказался способен сказать несколько слов Эдвине на обратном пути домой! Светская беседа – на большее он не был способен: бессмысленные слова, такие знакомые, что сами собой срывались с языка. И это еще хорошо, потому что ему следовало бы уделять больше внимания Эдвине, своей будущей жене.

Нет, она пока не дала ему слова. Он даже не делал предложения. Зато идеально соответствовала всем его требованиям. Поэтому он уже решил, что именно ей наденет на пальчик обручальное кольцо. Эдвина не только красива и умна, но обладает прекрасным характером. Достаточно привлекательна, однако не настолько, чтобы в нем кипела кровь при одном на нее взгляде.

Вместе они проведут спокойную прекрасную жизнь, но он никогда ее не полюбит.

Она именно та, которая ему нужна.

И все же…

Энтони осушил стакан одним большим глотком и едва не поперхнулся.

И все же он видит во сне ее сестру.

Он старался не вспоминать о Кейт. Не перебирать в памяти детали сна: жар и страсть… но, к сожалению, выпил недостаточно, чтобы забыть сводящие с ума подробности. И хотя он не собирался напиться сегодня, идея о погружении в пьяное забытье начинала казаться привлекательной.

Теперь ему будет казаться привлекательной любая идея, помогающая забыть…

Но пить почему-то не хотелось. Он уже много лет не напивался. Подобные выходки были привилегией молодых и совсем не привлекали человека, приближавшегося к своему тридцатилетию. Кроме того, если он даже и решит искать утешения в бутылке, опьянение наступит недостаточно быстро, чтобы заглушить воспоминания о ней.

Воспоминания? Нет никаких воспоминаний. Это всего лишь сон. Только сон.

В тот вечер он отправился спать почти сразу же, как вернулся домой. Но перед этим разделся и почти час отмокал в горячей ванне, пытаясь согреться. Он не падал в Серпентайн, как Эдвина, но промочил обувь и намочил рукава, а стратегическая выходка Ньютона, намеренно забрызгавшего Энтони, стала причиной того, что он порядком промерз во время поездки домой в экипаже, открытом всем ветрам.

Выйдя из ванны, он забрался в постель, не обращая внимания на то, что за окнами еще светло и до захода солнца оставалось не менее часа. Энтони устал и предвкушал ту минуту, когда погрузится в крепкий сон, от которого пробудится только на рассвете.

Но в тишине ночи он вдруг стал метаться от неутоленной жажды. Предательский мозг родил мириады кошмарных видений. Он наблюдал их со стороны, словно плавал где-то под потолком, но при этом чувствовал все: его обнаженное тело двигалось над гибкой женской фигурой, руки гладили и сжимали теплую плоть. Восхитительное переплетение рук и ног, мускусный запах плотской любви: в его воображении все было жарким и живым.

Но тут он привстал. Совсем чуть-чуть, возможно, для того, чтобы поцеловать ушко безликой женщины. Однако теперь она уже больше не была безликой. Сначала появился густой локон темно-каштановых волос, нежно щекочущий его плечо. Тогда он вгляделся пристальнее…

И увидел ее. Кейт Шеффилд.

Энтони немедленно проснулся, вскочил и сел в постели, содрогаясь от ужаса. Он в жизни не видел более яркого эротического сна. И худшего кошмара.

Он стал лихорадочно шарить руками по простыням, опасаясь, что ощутит доказательство своей страсти. Помоги ему Боже, если он действительно исторг семя, занимаясь во сне любовью с самой устрашающей из своих знакомых женщин.

К счастью, простыни оказались сухими и чистыми, поэтому он, тяжело дыша, с колотящимся сердцем снова лег, медленно и осторожно, словно боясь, что сон вернется.

Однако сон не шел. Энтони целую вечность смотрел в потолок, сначала спрягая латинские глаголы, потом считая до тысячи, в отчаянной попытке выбросить из головы Кейт Шеффилд.

И, как ни странно, это ему удалось. Он изгнал ее образ из памяти и заснул.

Но теперь она вернулась. Сюда. В его дом.

И при этой мысли его трясло.

Где, черт побери, Эдвина? Почему не приехала с матерью и сестрой?

Первые аккорды струнного квартета зазвучали за дверью, нестройные и резкие: очевидно, музыканты настраивали инструменты и разогревались. Мать наняла их аккомпанировать Марии Россо, итальянскому сопрано, взявшей Лондон штурмом.

Энтони, разумеется, не признался матери, что наслаждался приятной интерлюдией с Марией, когда та в прошлый раз посещала столицу. Может, стоит возобновить эту дружбу? Если знойная итальянская красавица не излечит ту болезнь, что изнуряет его, значит, ничего уже не поможет.

Энтони встал и выпрямился, отчетливо сознавая, что выглядит так, словно готовится идти в битву. Черт, да именно так он себя чувствовал! Может, если повезет, ему удастся весь вечер избегать мисс Кейт Шеффилд. Вряд ли она приехала сюда, чтобы занимать его беседой после того, как ясно дала понять, что придерживается о нем столь же невысокого мнения, как он о ней.

Да, именно так он и сделает. Станет избегать ее. Вряд ли это будет так уж сложно.


Глава 6


Музыкальный вечер леди Бриджертон оказался решительно музыкальным! Что, по мнению автора, бывает далеко не всегда. Приглашенной исполнительницей оказалась сама Мария Россо, итальянское сопрано, дебютировавшая в Лондоне два года назад и вернувшаяся после короткого пребывания на венской сцене.

Мисс Россо, с ее густыми, черными, как смоль, волосами и сверкающими темными глазами, так же прекрасна, как ее голос, и не один, а вернее, более дюжины так называемых джентльменов из общества не могли отвести от нее взглядов даже после того, как закончился концерт.

    
«Светская хроника леди Уистлдаун». 27 апреля 1814 года


Не успел он войти, как Кейт ощутила его присутствие. И попыталась уверить себя, что это пустяки. Просто он невероятно красив, и, разумеется, любая женщина должна сразу же его заметить.

Он опоздал… но не слишком. Сопрано только что пропела первые ноты арии. Поэтому он, стараясь ступать как можно тише, скользнул на стул в первом ряду, где сидели его родные.

Кейт, сидевшая в последнем ряду, притихла как мышка в полной уверенности, что виконт вовсе не заметил ее. Он даже не взглянул в ее сторону, и, кроме того, слуги потушили свечи, так что комната погрузилась в романтический полумрак. Наверняка ее лицо оказалось в тени!

Во время исполнения Кейт старалась смотреть только на мисс Россо. Однако настроение ее ухудшалось с каждой минутой, поскольку певица не сводила глаз с лорда Бриджертона. Сначала Кейт посчитала, что это ей кажется, но примерно в середине вечера поняла, что сомнений быть не может. Всем своим видом Мария Россо словно излучала недвусмысленное предложение.

Кейт не понимала, почему это так ее раздражает. В конце концов, она получила еще одно неопровержимое доказательство того, что виконт действительно похотливый распутник, каким его изображает светская хроника. Ей следовало бы злорадно посмеиваться. Чувствовать себя отмщенной.

Но вместо этого ее мучило разочарование. На сердце легла неприятная тяжесть, отчего она даже слегка осела на стуле.

Когда концерт закончился, Кейт невольно заметила, что сопрано, грациозно поклонившись аплодирующей публике, бесстыдно шагнула к виконту и наградила его очередной манящей улыбкой, из тех, которые Кейт никогда не сможет усвоить, даже после уроков целой дюжины оперных певиц. Сразу становилось ясно, чего хочет добиться Мария этой улыбкой.

Господи Боже, да этому человеку вовсе ни к чему гоняться за женщинами. Они практически падают к его ногам.

Омерзительно! Воистину омерзительно!

И все же Кейт не могла не смотреть.

Лорд Бриджертон ответил певице таинственной полуулыбкой и, протянув руку, отвел с ее лица выбившийся из прически черный локон.

Кейт вздрогнула.

Теперь он наклонился, что-то шепча ей на ухо. Кейт почувствовала, как ее собственные уши буквально вытянулись в их сторону, хотя на таком расстоянии было невозможно что-то расслышать.

Но разве всепожирающее любопытство можно назвать преступлением? И…

Боже, неужели он поцеловал ее в шею? Отважиться на такое в родительском доме? Впрочем, строго говоря, Бриджертон-Хаус – его дом, но здесь жили леди Бриджертон и все остальные ее дети. Любой мужчина в таких обстоятельствах должен соблюдать правила приличия.

– Кейт! Кейт!

Пусть это легкий поцелуй скорее прикосновение губ, но все же, – поцелуй.

– Кейт!

– Да? Что случилось?

Кейт, подскочив от неожиданности, повернулась к Мэри и наткнулась на раздраженный взгляд.

– Прекрати следить за виконтом! – прошипела Мэри.

– Я не… то есть, конечно, ты права, но ты видела это! – яростно прошептала Кейт. – У него нет ни капли стыда!

Она снова оглянулась на виконта. Тот все еще флиртовал с итальянкой, очевидно, не обращая внимания на окружающих.

Губы Мэри сжались в тонкую линию.

– Я считаю, что его поведение не должно нас касаться, – выдавила она наконец.

– Разумеется, должно. Он хочет жениться на Эдвине.

– Наверняка мы этого не знаем.

Кейт вспомнила свой разговор с лордом Бриджертоном.

– Я бы сказала, что это вполне вероятно.

– Тем не менее оставь его в покое. Уверена, что он не желает иметь с тобой ничего общего после этой истории в Гайд-парке. И кроме того, здесь полно холостых джентльменов. Тебе следует забыть об Эдвине и поискать кого-то для себя.

Кейт почувствовала, как уныло опустились плечи. Сама мысль о попытке привлечь поклонника казалась невыносимой. Кроме того, всех мужчин интересовала только Эдвина. И хотя сама она не желала иметь ничего общего с виконтом, ее больно укололи слова Мэри о полной уверенности в том, что это виконт не желает иметь с ней ничего общего.

Как раз в этот момент Мэри властно схватила Кейт за руку.

– Пойдем, – тихо велела она. – Нужно поздороваться с хозяйкой дома.

Кейт поежилась. Леди Бриджертон? Ей предстоит познакомиться с леди Бриджертон? Матерью виконта? Трудно поверить, чтобы у такого создания, как он, вообще была мать!

Но воспитание есть воспитание, а хорошие манеры еще никто не отменял. Как бы Кейт ни хотелось выскользнуть в холл и исчезнуть, необходимо поблагодарить хозяйку за прекрасный вечер.

А вечер действительно был прекрасным. И хотя Кейт было до ужаса противно это признать, тем более что эта особа буквально вешалась на шею виконту, все же голос у нее поистине ангельский.

Мэри решительно повела падчерицу вперед и дождалась своей очереди, чтобы подойти к виконтессе, прелестной женщине со светлыми волосами и глазами. Даже странно, что она, такая миниатюрная, произвела на свет настоящих гигантов. Должно быть, сыновья удались в своего покойного отца.

Виконтесса тепло сжала пальцы Мэри.

– Миссис Шеффилд, – весело воскликнула она. – Как я рада снова видеть вас! Я часто вспоминала нашу беседу на балу у леди Хартсайд и счастлива, что вы смогли принять мое приглашение.

– Мы и подумать не могли, чтобы провести этот вечер где-то еще, – заверила Мэри. – Позвольте представить мою дочь.

Она сделала знак Кейт, которая выступила вперед и послушно присела.

– Приятно познакомиться с вами, мисс Шеффилд, – вежливо заметила леди Бриджертон.

– Вы оказали мне большую честь, пригласив в свой дом, – ответила девушка не менее учтиво.

Леди Бриджертон показала на стоявшую рядом девушку:

– А это моя дочь Элоиза.

Кейт приветливо улыбнулась новой знакомой, показавшейся ей ровесницей Эдвины. Лицо Элоизы Бриджертон осветила широкая дружеская улыбка, и Кейт немедленно прониклась к ней симпатией.

– Рада знакомству, мисс Бриджертон. Это ваш первый сезон?

Элоиза кивнула:

– Мой официальный дебют состоится только в следующем году, но мама разрешает мне посещать вечера и балы в Бриджертон-Хаус.

– Счастливица! Я сама бы не прочь посетить прошлогодние балы. Все казалось мне таким незнакомым, когда я весной прибыла в Лондон. Имена и лица смешались. Я просто была не в силах запомнить каждого.

– Видите ли, – усмехнулась Элоиза, – моя старшая сестра Дафна начала выезжать два года назад и так подробно описала мне всех и вся, что, похоже, я без труда узнаю каждого.

– Дафна – это ваша старшая дочь? – поинтересовалась Мэри.

Виконтесса кивнула:

– В прошлом году она вышла замуж за герцога Гастингса.

– Наверное, вы были безумно рады! – улыбнулась Мэри.

– Разумеется. Он герцог, но, что всего важнее – хороший человек и любит мою дочь. Надеюсь, что остальным моим отпрыскам также повезет в браке.

Леди Бриджертон слегка склонила голову набок и снова обратилась к Кейт:

– Насколько я поняла, мисс Шеффилд, ваша сестра не смогла приехать?

Кейт едва сдержала стон. Очевидно, леди Бриджертон уже видит Энтони и Эдвину стоящими у алтаря!

– Боюсь, на прошлой неделе она сильно простудилась.

– Надеюсь, ничего серьезного? – спросила леди Бриджертон тоном заботливой матери.

– Нет, совсем ничего, – заверила Мэри. – Она уже почти здорова. Но я посчитала необходимым продержать ее в постели еще день. Не хотелось бы, чтобы болезнь вернулась.

– Вы, разумеется, совершенно правы, – улыбнулась леди Бриджертон. – Очень жаль. Мне так хотелось поближе познакомиться с вашей младшей дочерью. Ее ведь зовут Эдвина, не так ли?

Кейт и Мэри кивнули.

– Я слышала, что она настоящая красавица, – заметила леди Бриджертон, но смотрела при этом на своего сына, беззастенчиво флиртовавшего с итальянкой. Смотрела и неодобрительно хмурилась.

Кейт стало нехорошо. Почему-то к горлу подкатила тошнота. Если верить последним выпускам «Уистлдауна», леди Бриджертон твердо вознамерилась женить сына. И хотя виконт не из тех людей, которые способны склониться перед волей матери, да и кого угодно, если уж на то пошло, Кейт интуитивно чувствовала, что при необходимости леди Бриджертон может надавить на любого.

Еще немного поболтав ни о чем, Мэри и Кейт оставили леди Бриджертон приветствовать остальных гостей. Вскоре их осадила миссис Федерингтон, которая, как мать трех незамужних дочерей, всегда находила, что сообщить Мэри по самым различным вопросам. Однако сегодня дородная особа не сводила глаз с Кейт.

Кейт немедленно принялась изобретать возможные пути отступления.

– Кейт! – прогремела миссис Федерингтон, с давних пор считавшая, что имеет право обращаться к дамам Шеффилд просто по именам. – Как удивительно видеть вас здесь.

– Почему же, миссис Федерингтон? – озадаченно спросила Кейт.

– Неужели не читали сегодняшнюю светскую колонку леди Уистлдаун?

Кейт обреченно улыбнулась, боясь, что иная реакция оскорбит миссис Федерингтон.

– Вы говорите о небольшом инциденте с участием моей собаки?

Брови собеседницы подскочили на добрых полдюйма:

– Судя по тому, что я слышала, это трудно назвать небольшим инцидентом.

– Поверьте, особенного значения это не имеет, да и последствий никаких не вызвало, – твердо заявила Кейт, хотя, по правде говоря, с трудом сдерживалась, чтобы не отчитать назойливую сплетницу.

– Должна сказать, что леди Уистлдаун была не права, называя Ньютона псом неизвестной породы. Всем известно, что он чистокровный корги.

– О, это совершенно не важно, – отмахнулась Мэри, выступив наконец на защиту Кейт. – Удивительно, что Ньютон вообще оказался достоин упоминания в газете.

Кейт изобразила широкую улыбку, прекрасно понимая, что и она, и Мэри бессовестно лгут. Пес сбил с ног Эдвину, и та едва не утонула. Мало того, виконт промочил ноги, вытаскивая Эдвину на берег. Вряд ли этот случай может считаться незначительным. Но если леди Уистлдаун предпочла не излагать детали, Кейт, разумеется, тем более не собиралась просвещать миссис Федерингтон.

Та открыла рот, очевидно, готовясь произнести длительный монолог на тему важности хорошего воспитания, или хороших манер, или еще чего-то хорошего, поэтому Кейт поспешно выпалила:

– Могу я принести вам лимонад?

Обе матроны согласились и поблагодарили ее. Кейт с облегченным вздохом ускользнула. Вернувшись, она невинно улыбнулась и сказала:

– К сожалению, у меня только две руки, так что придется вернуться за лимонадом для себя.

С этими словами она вновь ушла.

Немного постояла у стола с лимонадом, на случай если Мэри смотрит в ее сторону, после чего выскочила в холл, где уселась на заваленную подушками скамью, ярдах в десяти от музыкального салона, и наконец-то вздохнула свободно. Леди Бриджертон велела открыть стеклянные двери салона, ведущие в небольшой садик на задах дома, но стояла такая духота, что даже легкий ветерок почти не освежал помещения. Кейт посидела немного, радуясь, что остальные гости предпочли не выходить в холл. Но тут до нее донесся знакомый голос, сопровождаемый мелодичным смехом, и она с ужасом сообразила, что лорд Бриджертон и его будущая любовница оставили музыкальный салон и идут прямо сюда.

– О, только не это! – простонала она. Не хватало еще, чтобы виконт наткнулся на нее! Сама она знала, что покинула салон по собственной воле, но виконт, возможно, посчитает, что она сбежала от гостей, будучи социальной парией, отверженной, и что все общество придерживается того же мнения, что и он: Кейт Шеффилд – непривлекательная, наглая девица, представляющая угрозу для общества!

Угроза?!

Кейт сжала зубы. Не скоро, очень не скоро она простит ему это оскорбление, если простит вообще!

Но все же она очень устала. Не было сил встречаться с этими людьми именно сейчас. Поэтому она подхватила юбки, чтобы не споткнуться, и нырнула в дверной проем рядом со скамьей. Если повезет, он и его возлюбленная пройдут мимо, и она сможет спокойно вернуться в музыкальный салон.

Закрыв за собой дверь, Кейт наскоро огляделась. На письменном столе горела лампа, и когда глаза привыкли к полумраку, она поняла, что находится в чьем-то кабинете. Вдоль стен стояли полки с книгами, но их недостаточно, чтобы считаться библиотекой Бриджертонов. К тому же главное место в комнате занимал массивный письменный стол. На столешнице аккуратными стопками лежали бумаги, посредине стоял письменный прибор: перо, чернильница и пресс-папье.

Очевидно, это кабинет человека, привыкшего упорно трудиться.

Кейт подошла к столу и с любопытством провела пальцем по краю. Здесь слабо пахло чернилами и совсем немного – трубочным табаком. Но так или иначе, а комната ей понравилась. Уютная и практичная. Здесь можно проводить часы в ленивых размышлениях.

Но едва Кейт прислонилась к столу, наслаждаясь покоем и одиночеством, раздался ужасающий звук.

Щелканье замка.

Отчаянно охнув, она нырнула под стол, скорчилась в три погибели и возблагодарила Бога, что стол сделан из цельного дерева, а не покоится на тонких ножках.

Едва смея дышать, она прислушалась.

– Но я слышала, что именно в этом году пресловутый виконт Бриджертон решил добровольно сдаться священнику и пойти к алтарю, – сказал певучий женский голос.

Кейт прикусила губу. В певучем женском голосе отчетливо слышался итальянский акцент.

– И откуда вы это слышали? – спросил виконт, сопровождая свои слова очередным ужасающим щелканьем замка.

Кейт мучительно поморщилась. Какой кошмар! Она заперта в одной комнате с парочкой любовников! Хуже этого уже ничего быть не может!

Нет, может! Если ее здесь застанут! Правда, от этого ее нынешнее положение лучше не стало!

– Весь город только об этом и говорит, – пояснила Мария. – Все считают, что вы решили остепениться и выбрать себе жену.

Виконт ничего не ответил, но Кейт могла поклясться, что слышала, как он пожал плечами.

– Возможно, мне давно было пора это сделать, – пробормотал Бриджертон.

– Вы просто разбиваете мне сердце, милорд!

Кейт затошнило от омерзения.

– Ну-ну, моя милая синьорина…

Звук поцелуя…

– …мы оба знаем, что ваше сердце невосприимчиво к любым моим махинациям.

Далее послышалось шуршание: очевидно, Мария кокетливо отстранилась.

– Но я не ищу мимолетных романов, милорд. Разумеется, при этом не настаиваю на свадьбе, это было бы крайне глупо с моей стороны, но если найду себе покровителя, то, скажем так… не на месяц-другой, а на возможно долгий срок.

Шаги. Должно быть, Бриджертон старается подобраться к Марии как можно ближе.

– Не вижу, в чем проблема, – хрипловато прошептал он.

– Ваша жена может посчитать это проблемой.

– Мужчина оставляет любовницу только в одном случае: если он влюблен в жену, – усмехнулся Бриджертон. – А поскольку я не намерен выбирать жену, в которую мог бы влюбиться, не вижу причин лишать себя общества прелестных женщин вроде тебя.

И после этого он хочет жениться на Эдвине?!

Кейт больно прикусила губу, чтобы не закричать. Если бы она не сидела в лягушачьей позе с руками, обвивавшими щиколотки, возможно, восстала бы, подобно разъяренной фурии, и убила бы негодяя.

Далее последовали некие неразборчивые звуки, которые, как отчаянно надеялась Кейт, не были прелюдией к чему-то более интимному.

Однако уже через секунду виконт громко осведомился:

– Хотите что-нибудь выпить?

Мария пробормотала что-то утвердительное, и решительные шаги Бриджертона отдались эхом в комнате, все больше приближаясь…

О, только не это!

Кейт заметила графин, стоящий на подоконнике прямо напротив того места, где она пряталась. Если он, наливая вино, будет стоять лицом к окну, значит, все обойдется, но стоит ему повернуться, и…

Она застыла. Как мрамор. Забыла о необходимости дышать.

Широко раскрытыми, немигающими глазами (интересно, могут веки при моргании шуршать?) она с ужасом наблюдала за высокой фигурой Бриджертона, прекрасно видной с ее наблюдательного пункта под столом.

Бокалы слегка звякнули, когда он поставил их на подоконник, и, вынув пробку из графина, налил в каждый на два пальца янтарной жидкости.

«Не поворачивайся! Только не поворачивайся!»

– Все в порядке? – окликнула Мария.

– В полном, – кивнул Бриджертон. Поднял бокалы, что-то напевая себе под нос, и стал медленно поворачиваться.

«Иди к Марии! Иди к Марии!» – мысленно взмолилась Кейт.

Если он сейчас вернется к Марии, ей ничего не грозит. Но если повернется и сделает хотя бы шаг, она, можно считать, мертвец.

У Кейт не было ни малейших сомнений в том, что виконт прикончит ее. Странно, что он не попытался сделать это на прошлой неделе, после истории с Ньютоном!

Он медленно повернулся. И оцепенел.

А Кейт попыталась найти хоть одну причину, почему смерть в возрасте двадцати одного года не столь уж скверная штука.

Энтони прекрасно сознавал, зачем привел Марию Россо в свой кабинет. Ни один мужчина, в жилах которого течет кровь, а не водица, не останется равнодушным к ее чарам. Роскошное тело, пьянящий голос… и он по опыту знал, что ее прикосновения любого сведут с ума.

Но, жадно разглядывая шелковистые черные волосы, пухлые губки и огромные глаза, вспоминая, как желание охватывало его при виде других частей ее тела, таких же полных и упругих, он понимал, что использует эту женщину. Использует, чтобы получить наслаждение. Но при этом не испытывал ни малейших угрызений совести. Ведь она тоже по-своему использовала его! И он щедро вознаградит ее, осыпав драгоценностями, выделив квартальное содержание и сняв роскошный дом в фешенебельном, но не слишком, квартале города.

Нет, если ему было не по себе, если его терзают мрачные мысли, если так и подмывает пробить кулаком чертову кирпичную стену, то лишь потому, что он использовал Марию для того, чтобы выбросить из головы Кейт Шеффилд. Он больше не желал просыпаться и мучиться неудовлетворенным желанием, зная, что причиной всему Кейт Шеффилд. Энтони мечтал погрузиться в другую женщину, пока самая память о сне не рассеется, не канет в ничто.

Потому что, Богу известно, он вовсе не собирается осуществлять на деле эту эротическую фантазию. Кейт Шеффилд даже не нравится ему! При мысли о том, чтобы оказаться с ней в постели, его обдает холодным потом, даже если спираль желания скручивает его внутренности в клубок.

Нет, этот сон может осуществиться, только если он будет гореть в лихорадке… а возможно, и она тоже… и при этом их забросит на необитаемый остров, или наутро ему будет грозить казнь, или…

Энтони содрогнулся. Этому просто не суждено случиться.

Но, ад и проклятие, эта женщина, должно быть, приворожила его. Другого объяснения этому сну… нет, кошмару, просто не существует. И кроме этого, даже сейчас он мог поклясться, что ощущает ее запах, сводящее с ума сочетание лилий и мыла, тот манящий аромат, который преследовал его, когда они гуляли в Гайд-парке.

Подумать только, он наливает в бокал лучшее виски для Марии Россо, одной из немногих знакомых ему женщин, которые умеют оценить и хорошее виски, и дьявольское опьянение, которое за этим следует… и все, о чем он может думать – о проклятом запахе Кейт Шеффилд. Да, она сейчас в его доме, за что он готов убить матушку, но это по меньшей мере абсурдно!

– Все в порядке? – окликнула Мария.

– В полном, – ответил он так неожиданно сухо, что немедленно стал напевать, пытаясь немного расслабиться.

Потом повернулся, желая вернуться к ожидавшей его Марии.

Опять этот проклятый запах! Лилии! Он мог поклясться, что это лилии. И мыло. Лилии – это интригующе, но мыло – вполне разумно. Столь практичная женщина, как Кейт Шеффилд, наверняка моется каждый день.

Но почему-то нога замерла в воздухе, и шаг получился не обычным, широким, а мелким и нерешительным. Он никак не мог найти источник запаха и продолжал поворачиваться, поводя носом. Здесь просто не может быть лилий. И все же этот аромат…

Но тут он увидел ее.

Под своим письменным столом! Не может быть!

Конечно, он спит и видит привычный кошмар. И если закрыть, а потом вновь открыть глаза, она исчезнет.

Энтони моргнул.

Кейт осталась на месте.

Кейт Шеффилд, самая невыносимая, раздражающая, дьявольски наглая особа во всей Англии, скорчилась под столом, подобно лягушке.

Чудо еще, что он не уронил бокалы с виски!

Их взгляды встретились, и он заметил, что в ее широко распахнутых глазах плещутся страх и паника. Вот и прекрасно! Ей следует бояться его! Он выдубит ее проклятую кожу, пока она не покроется кровавыми рубцами.

Какого черта она здесь делает? Неужели для ее кровожадной натуры недостаточно облить его грязной водой из Серпентайна? Или она не удовлетворилась попытками испортить его отношения с Эдвиной? Теперь ей понадобилось еще и шпионить за ним?!

– Мария! – воскликнул он, подвигаясь к столу, пока не наступил на руку Кейт. Не так, чтобы сильно, но она тихо взвизгнула.

Энтони даже зажмурился от удовольствия.

– Мария, – повторил он, – я вдруг вспомнил о неотложном деле, которое необходимо немедленно завершить.

– Именно этим вечером? – с сомнением переспросила Мария.

– Боюсь, что так. Уф!

– Вы, кажется, вскрикнули? – удивилась Мария.

– Нет, – солгал Энтони, опасаясь, что задохнется. Кейт успела снять перчатки и сейчас вонзила ногти ему в ногу. Острые, как кинжалы!

По крайней мере он надеялся, что это ногти. Вполне возможно, она пустила в ход зубы.

– Уверены, что ничего не случилось? – допытывалась Мария.

– Совсем…

Боль резко усилилась: похоже, Кейт серьезно взялась за дело.

– Ничего!

Последнее слово больше походило на рычание. Он инстинктивно дернул ногой, ударив во что-то, подозрительно походившее на ее живот.

При обычных обстоятельствах Энтони скорее умер бы, чем ударил женщину, но этот случай был исключением. Мало того, он испытал странное удовольствие, отомстив ей по заслугам. Подумать только, она самым бессовестным образом вцепилась в его ногу!

– Позвольте проводить вас до двери, – предложил он Марии, стряхивая Кейт со своей щиколотки.

Но глаза итальянки горели любопытством.

– Энтони, под вашим столом сидит какое-то животное! – сообщила она, шагнув вперед.

Энтони коротко хохотнул:

– Можно сказать и так.

Кулак Кейт с силой опустился ему на ногу.

– Это собака?

Энтони серьезно подумывал ответить утвердительно, но даже он не был настолько жесток. Кейт, очевидно, оценила столь нехарактерный для него такт, потому что отпустила его ногу.

Энтони воспользовался свободой и быстро вышел из-за стола.

– Надеюсь, вы не посчитаете непростительной грубостью, если я не провожу вас до музыкального салона?

Она рассмеялась: тихий чувственный звук, предназначенный, чтобы обольстить его.

– Я взрослая женщина, милорд, и сумею благополучно пройти такое короткое расстояние.

– Простите меня?

Она вышла в дверь, которую он придержал для нее.

– Подозреваю, на свете нет женщины, которая не могла бы простить вам все за эту улыбку.

– Вы редкая женщина, Мария Россо.

Итальянка снова рассмеялась:

– Очевидно, все же недостаточно редкая.

Она выплыла в холл, и Энтони решительно захлопнул за ней дверь, после чего, словно сам дьявол сидел за его плечом, повернул ключ в скважине и спрятал в карман.

– Вы! – прогремел он, четырьмя длинными шагами сокращая расстояние между ними. – Немедленно покажитесь.

И поскольку Кейт не спешила выходить, он нагнулся, схватил ее за руку и вытащил из-под стола.

– Объяснитесь! – прошипел он.

Затекшие ноги Кейт едва ее держали, но она умудрилась сохранить равновесие.

– Это несчастная случайность, – пояснила она, схватившись за край стола.

– Странно, почему эти два слова с поразительной частотой слетают с ваших губ?

– Но это правда, – запротестовала она. – Я сидела в холле…

Она сглотнула слюну. Он сделал еще шаг и теперь был близко, очень близко.

– Я сидела в холле, – хрипло повторила она, – и услышала ваши голоса. Я просто хотела скрыться от вас.

– И поэтому вломились в мой личный кабинет?

– Я не знала, что это ваш кабинет! Я…

Кейт судорожно хватала ртом воздух. Теперь лацканы его фрака почти касались лифа ее платья. Она понимала, что он делает это намеренно, желая запугать ее. Унизить.

Однако сознание этого не помогло унять бешеный стук ее сердца.

– А мне кажется, вы знали, что это мой кабинет, – пробормотал он, медленно проводя пальцем по ее щеке. – И возможно, вовсе не собирались избегать меня.

Кейт снова сглотнула, больше не пытаясь сохранить даже видимость самообладания.

– Ммм? – промычал он. Палец скользнул к подбородку. – Что вы на это скажете?

Кейт приоткрыла губы, но не смогла бы выговорить ни единого слова, даже если бы от этого зависела ее жизнь. На нем не было перчаток: должно быть, снял их, чтобы ласкать Марию, и его прикосновение действовало с такой силой, что она задрожала. Оказалось, что она способна дышать, только когда палец замирал. Но стоило ему шевельнуться, и у нее перехватывало дыхание. Кейт не сомневалась, что ее сердце бьется в одном ритме с его пульсом.

– Может быть, – прошептал он, оказавшись так близко, что его дыхание целовало ее губы, – вы желали совершенно иного?

Кейт попыталась покачать головой. Но мышцы отказывались ей повиноваться.

– Уверены?

На этот раз собственная голова предала ее и сама собой качнулась из стороны в сторону. Виконт улыбнулся. Оба знали, что эту партию выиграл он.


Глава 7


Музыкальный вечер у леди Бриджертон посетили также миссис Федерингтон и три ее старших дочери – Пруденс, Филиппа и Пенелопа. Ни одна не была одета в платье, цвет которого хоть сколько-нибудь соответствовал бы ее внешности; мистер Найджел Бербрук, которому, как обычно, было что сказать, хотя никто, исключая мисс Филиппы Федерингтон, его не слушал, и, разумеется, миссис Шеффилд и мисс Кэтрин Шеффилд.

Автор предполагает, что приглашение включало также мисс Эдвину Шеффилд, но она на вечере не присутствовала. Лорд Бриджертон, похоже, был в прекрасном настроении, несмотря на отсутствие младшей мисс Шеффилд, но, увы, его матушка казалась разочарованной.

Впрочем, страсть леди Бриджертон к устройству браков уже вошла в легенду, тем более что теперь, выдав дочь за герцога Гастингса, она может спокойно подумать и о других детях.

    
«Светская хроника леди Уистлдаун». 27апреля 1814 года


Энтони отчетливо понимал, что он безумец. Другого объяснения просто не было. Он собирался запугать ее, привести в ужас, дать понять, что она не смеет вмешиваться в его дела и никогда не возьмет над ним верх, но вместо этого… он поцеловал ее.

В его намерения входило устрашение. Поэтому он все теснил ее к столу в надежде, что эта ходячая наивность убоится его присутствия. Она наверняка не знает, что это такое – близость мужчины, когда жар его тела проникает сквозь ее одежду, такая близость, когда нельзя сказать, где заканчивается его и начинается ее дыхание. Она не распознает первых уколов желания, не поймет значения медленно раскручивающейся волны жара в самой сердцевине ее естества.

А волна уже раскручивалась. Он видел это по ее лицу.

Но она, эта законченная невинность, не могла осознать то, что видел его опытный взгляд. И когда он нависнет над ней, мисс Шеффилд всего лишь ощутит, что он гораздо сильнее, могущественнее, и поймет, какую роковую ошибку сделала, ворвавшись в его личное святилище.

Ему следовало бы остановиться на этом и оставить ее, задыхающуюся и встревоженную. Но когда между ними оставалось не более дюйма, притяжение стало почти невыносимым. Ее запах неумолимо манил, дыхание невероятно возбуждало. Уколы желания, которые он хотел пробудить в ней, неожиданно загорелись в нем, посылая теплый зов желания по всему телу, вплоть до кончиков пальцев на ногах.

Он хотел провести пальцем по ее щеке… только затем, чтобы помучить ее, но неожиданно в ход пошла рука, уверенно опустившаяся на ее затылок, когда его губы завладели ее губами в бурном взрыве гнева и желания.

Кейт охнула прямо ему в губы, и он воспользовался этим, чтобы проникнуть языком в ее рот. Она окаменела в его объятиях скорее от удивления, чем от чего-то иного. Поэтому Энтони пошел дальше, скользнув ладонями по ее спине и сжав нежный изгиб ягодиц.

– Это безумие, – прошептал он ей на ухо, но не сделал попытки ее отпустить.

В ответ прозвучал сердитый смущенный стон, однако ее тело стало более гибким, что позволило ему теснее прижать ее к груди.

Энтони понимал, что следует остановиться, и, черт побери, вообще не стоило даже начинать, но кровь уже пылала, и ему было… так хорошо с ней.

Он тоже застонал, чуть отстранившись, чтобы попробовать на вкус солоноватую кожу ее шеи. Было в ней что-то, привлекавшее его, как не привлекала ни одна женщина, словно его тело обнаружило нечто такое, что полностью отказывался принимать ум. Что-то… очень правильное.

Правильно, когда она в его объятиях. Правилен сам запах, исходящий от нее. Правилен этот чуть солоноватый вкус. И он знал, что, если сорвет с нее одежду и возьмет прямо здесь, на полу кабинета, она примет его в себя и ему будет хорошо и спокойно, как никогда в жизни.

И тут Энтони вдруг решил, что когда Кейт Шеффилд не спорит с ним, она вполне может считаться лучшей женщиной во всей Англии.

Ее руки медленно ползли вверх, пока не легли ему на спину. И ее губы шевельнулись. Почти незаметно. Но она определенно ответила на поцелуй.

Тихое торжествующее рычание вырвалось из глотки Энтони. Он снова стал целовать ее яростно, исступленно…

– О Кейт! – выдохнул он, продолжая теснить ее, пока она не уперлась спиной в стол. – Боже, ты такая соблазнительная!

– Бриджертон, – пробормотала она дрожащим голосом.

– Ничего не говори. Что бы ни происходило между нами, молчи, умоляю!

– Но…

– Ни слова, – перебил он, прижимая палец к ее губам. Не хватало еще, чтобы она испортила этот восхитительный момент спорами и возражениями.

– Но я…

Кейт уперлась ладонями в его грудь и так сильно толкнула, что он едва не упал. Тяжело дыша, она оперлась о стол.

Энтони пробормотал ругательство из тех, какие обычно не употребляются в обществе благородных дам.

Кейт отпрянула к высокому стулу так, чтобы Энтони не смог до нее дотянуться. Схватилась за жесткую спинку, потом спряталась за ней, очевидно, решив, что лучше поставить между виконтом и собой преграду хотя бы в виде мебели.

Судя по лицу, настроение виконта было не из лучших.

– Зачем вы это сделали? – спросила Кейт едва слышно. Энтони пожал плечами. Теперь вид у него был скорее беззаботный, чем рассерженный.

– Потому что мне так захотелось.

Кейт потрясенно воззрилась на него, не в силах поверить, что существует такой простой ответ на то, что, по ее мнению, было столь сложным вопросом.

– Но этого быть не может! – выпалила она наконец. Он улыбнулся. Медленно.

– Однако так оно и есть.

– Но вы терпеть меня не можете! – не унималась она.

– Совершенно верно, – кивнул он.

– И я вас не выношу.

– Это вы твердите постоянно, так что приходится верить вам на слово, хотя всего несколько минут назад ваша нелюбовь не была столь очевидна.

Кейт залилась краской стыда. Она ответила на его коварный поцелуй и ненавидела себя за это почти так же сильно, как ненавидела его за все, что он с ней сотворил.

Но зачем еще и издеваться над ней? Так ведут себя только негодяи.

Она вцепилась в спинку стула с такой силой, что побелели костяшки пальцев, хотя вовсе не была уверена, что он послужит ей защитой от Бриджертона или помешает наброситься на него и удушить.

– Я не позволю вам жениться на Эдвине, – очень тихо сказала она.

– Я так и думал, что не позволите, – пробормотал он, подбираясь к ней, пока не оказался по другую сторону стула.

Она чуть приподняла подбородок.

– И уж я, во всяком случае, не выйду за вас ни за что на свете!

Он оперся руками о подлокотники и подался вперед, так что их лица почти соприкасались:

– Не припомню, чтобы я просил вашей руки.

Кейт, вздрогнув, попятилась:

– Но вы поцеловали меня!

– Если бы я женился на каждой женщине, которую целовал, – рассмеялся он, – думаю, меня давно бы бросили в тюрьму за многоженство!

Кейт начало трясти. Пришлось снова схватиться за спинку стула, чтобы не упасть.

– Вы, сэр, – почти выплюнула она, – бесчестный человек!

Глаза Энтони сверкнули дьявольским огнем. Выбросив вперед руку, он сжал ее подбородок и вынудил смотреть ему в глаза.

– Это неправда, – убийственно холодным голосом бросил он. – И будь вы мужчиной, я вызвал бы вас на дуэль.

Кейт не шевелилась. Очень долго. Целую вечность. Но взгляда не отводила. Кожа на подбородке горела в местах, которых касались его сильные пальцы. Наконец она сделала то, что поклялась никогда не делать в присутствии этого человека.

Взмолилась.

– Пожалуйста, – прошептала она, – отпустите меня.

Виконт с пугающей поспешностью разжал руки.

– Прошу прощения, – пробормотал он с некоторым… удивлением.

Нет, невозможно. Этого мужчину ничем нельзя удивить.

– Я не хотел сделать вам больно, – мягко добавил он.

– Разве?

Он кивнул:

– Не хотел. Это правда. Может, только напугать немного. Но не причинять боли.

Колени предательски подогнулись, но Кейт сумела отступить.

– Вы не кто иной, как повеса и распутник, – бросила она, жалея, что дрожащий голос звучит не так презрительно, как бы ей хотелось.

– Знаю, – пожал он плечами. Гневное пламя в его глазах сменилось смешливыми искорками. – Это в моей природе.

Кейт снова отступила. Она не могла привыкнуть к резким сменам его настроения.

– Я немедленно ухожу.

– Идите, – дружелюбно кивнул он, показывая на дверь.

– И вы не сможете меня остановить.

– Мне бы это в голову не пришло, – улыбнулся он. Кейт попятилась к двери, боясь, что, если хоть на секунду отведет от него глаза, он набросится на нее.

– Я немедленно ухожу, – неизвестно зачем повторила она. Но когда протянула руку к дверной ручке, он вдруг сказал:

– Надеюсь, увидимся, когда я в следующий раз навещу Эдвину?

Кейт побелела. Конечно, она стояла к нему вполоборота, так что он ничего не заметил, но впервые в жизни она физически ощутила, как отлила от лица кровь.

– Вы пообещали оставить ее в покое, – напомнила она тоном судебного обвинителя.

– Нет, – дерзко бросил он, прислонившись к спинке стула. – Я сказал, что вы вряд ли позволите мне жениться на Эдвине. Но это еще не значит, что я позволю вам вмешиваться в мою жизнь.

Чувство было такое, словно в горле застряло пушечное ядро.

– Но, – выдавила Кейт, – вряд ли вы сами захотите жениться на ней после того, как вы… как я…

Он направился к ней медленно, грациозно, как большой хищный кот.

– После того, как вы меня поцеловали?

– Я! Я не…

Но слова обожгли горло, потому что были насквозь лживы. Она не напрашивалась на поцелуй, но в конце, в самом конце ответила на него.

– О, бросьте, мисс Шеффилд, – посоветовал Энтони, выпрямляясь и складывая руки на груди. – Не стоит и дальше идти по этой дороге. Мы друг друга не выносим, и это чистая правда, но я уважаю вас… по-своему… странным, извращенным образом. Знаю также, что вы женщина искренняя и терпеть не можете фальши.

Она ничего не ответила. Да и что тут сказать? Как можно ответить на заявление, в котором содержатся слова «уважение» и «извращенное»?

– Вы ответили на поцелуй, – продолжал он с легкой, довольной улыбкой. – Готов признать без особого энтузиазма, но это только вопрос времени.

Кейт покачала головой, не в силах поверить услышанному:

– Как можете вы говорить о подобных вещах сразу же после того, как объявили о намерении ухаживать за моей сестрой?

– Верно, это несколько путает мои планы, – продолжал Энтони спокойно и задумчиво, словно размышляя, стоит ли покупать новую лошадь, или решая, какой галстук надеть.

Может, все дело было в его небрежной позе или в манере, с которой он гладил подборок, будто притворялся, что обдумывает происходящее, но внутри Кейт словно что-то взорвалось. Она, не задумываясь, рванулась вперед. Все фурии мира скопились в ее душе, когда она бросилась на него и стала колотить в грудь кулаками.

– Вы никогда не женитесь на ней! – крикнула она. – Никогда! Слышите?

Энтони поднял руку, опасаясь получить удар в лицо.

– Нужно быть глухим, чтобы вас не слышать, – усмехнулся он, ловко перехватывая ее запястья.

Но Кейт продолжала трястись от ярости:

– Не позволю вам сделать ее несчастной! Не позволю испортить ей жизнь! – твердила она, хотя слова застревали в горле. – Она все, что есть чистого, доброго и благородного! И заслуживает лучшего мужа, чем вы!

Энтони пристально наблюдал за этим не слишком красивым лицом, которое гнев сделал неожиданно прекрасным. Щеки раскраснелись, в глазах сверкали слезы, которые Кейт всеми силами старалась сдержать, и он почему-то в этот момент чувствовал себя законченным подлецом.

– Как ни удивительно, мисс Шеффилд, – тихо сказал он, – я искренне верю, что вы любите сестру.

– Конечно, люблю! – взорвалась она. – Иначе зачем бы я прилагала столько усилий, чтобы держать вас подальше от нее?! Неужели считаете, что я делала это ради забавы? Уверяю вас, милорд, я могла бы подумать о вещах, куда более интересных, чем сидеть пленницей в вашем кабинете!

Он резко выпустил ее руки.

– Я считала, – всхлипнула Кейт, растирая покрасневшую, горящую кожу, – что моя любовь к Эдвине – единственное, что вы способны понять во мне. Вы, тот, кто, по слухам, беззаветно предан семье!

Энтони молчал, по-прежнему наблюдая за ней. Возможно, он ошибался и в этой женщине есть нечто такое, чего он раньше просто не замечал.

– Будь вы братом Эдвины, – нанесла смертельный удар Кейт, – неужели позволили бы выйти за мужчину, подобного вам?

Виконт долго молчал, достаточно долго, чтобы собственное молчание отозвалось неприятным звоном в ушах.

– Это к делу не относится, – ответил он наконец. Нужно отдать должное Кейт, она не улыбнулась. Но и не позлорадствовала.

– Благодарю вас, думаю, я получила ответ, – спокойно ответила она, после чего резко повернулась и направилась к двери.

– Моя сестра, – крикнул Энтони ей в спину достаточно громко, чтобы остановить ее, – вышла замуж за герцога Гастингса. Вам знакома его репутация?

Кейт остановилась, но не оглянулась:

– Говорят, он весьма предан жене.

– Значит, о его прежней репутации вы ничего не знаете, – усмехнулся Энтони. – До того как жениться, он был…

Кейт медленно повернулась:

– Если вы пытаетесь убедить меня, что остепенившиеся распутники становятся лучшими мужьями, я все равно не соглашусь. В этой самой комнате всего четверть часа назад вы заявили мисс Россо, что не видите причины оставлять любовницу ради жены.

– Заметьте, я подчеркнул, что это верно лишь для тех мужчин, которые не любят своих жен.

У Кейт вырвался странный тихий звук: не столько фырканье, сколько громкий выдох, – и стало абсолютно ясно, что по крайней мере в этот момент она не питает к Энтони ни малейшего уважения.

– А вы любите мою сестру? – язвительно осведомилась она.

– Разумеется, нет. И никогда бы не оскорбил вас, уверяя в ином. Но, – громко уточнил он, видя, что Кейт готова перебить его, – я знаю вашу сестру меньше недели. И у меня нет причин считать, что я не полюблю ее, если нам суждено прожить долгие годы в законном браке.

– Интересно, почему я не верю ни единому вашему слову? – усмехнулась Кейт.

Виконт пожал плечами:

– Откуда мне знать?

Но он знал. Знал, что выбрал Эдвину именно по той причине, что никогда не сможет полюбить ее. Девушка ему нравилась, вызывала определенное уважение и наверняка станет превосходной матерью его наследников. Но он никогда не полюбит ее. Между ними ни разу не пролетела искра.

Кейт покачала головой. В глазах стыло разочарование. Разочарование, почему-то больно его уколовшее.

– А я не думала, что вы способны лгать, – тихо ответила она. – Да, вы повеса и распутник и, возможно, обладаете еще многими дурными качествами. Но ложь?!

Каждое слово казалось Энтони тяжелым ударом. Что-то неприятное тяжестью легло на сердце, и это что-то побуждало ударить ее, причинить боль… или по крайней мере показать, что не в ее власти ранить его.

– Кстати, мисс Шеффилд, – жестко бросил он, – вы не уйдете далеко без этого!

Не успела она ответить, как он сунул руку в карман, вынул ключ от кабинета и бросил в ее сторону, однако так, чтобы ключ упал к ее ногам. Расстроенная Кейт не успела отреагировать: руки схватили лишь воздух. Ключ с глухим стуком упал на ковер.

Кейт немного постояла, глядя на ключ, и Энтони безошибочно уловил тот момент, когда она поняла, что он сделал это специально.

Она не шевелилась. А когда наконец подняла глаза, он увидел в них неприкрытую ненависть. И кое-что похуже.

Презрение.

Энтони словно ударили в челюсть. Он с трудом подавил абсурдный порыв ринуться вперед, схватить ключ, встать на одно колено и протянуть его Кейт. Извиниться за свое поведение и умолять о прощении.

Но он не сделает ничего подобного. Он не желает перекидывать мост через эту пропасть; не хочет заслужить ее благосклонность. Потому что эта неуловимая искорка – та самая, которой так не хватало ее сестре, – потрескивала и горела так ярко, что в комнате казалось светло, как днем. И ничто на свете не могло его испугать больше, чем осознание этого факта.

Кейт оставалось неподвижной куда дольше, чем он мог предположить: очевидно, ей было неприятно нагибаться перед ним за ключом, даже если он поможет избавиться от общества виконта.

Энтони выдавил улыбку, опустил глаза вниз и тут же снова поднял.

– Разве вы не хотите уйти, мисс Шеффилд? – вкрадчиво осведомился он, наблюдая, как подрагивает ее подбородок, как конвульсивно сжимается горло.

Но тут она резко наклонилась и подняла ключ.

– Вы никогда не женитесь на моей сестре, – поклялась она, и от этого голоса по его спине прошел озноб. – Никогда. – И, решительно повернув ключ в скважине, исчезла.

Прошло два дня. Но Кейт все еще была в бешенстве. И настроения ее отнюдь не улучшило то обстоятельство, что на следующий день после музыкального вечера лакей принес Эдвине огромный букет.

«С пожеланиями скорейшего выздоровления, – гласила надпись на карточке. – Без вашего сияющего присутствия прошлая ночь была скучна и тосклива». Бриджертон.

Мэри долго охала и ахала над запиской.

– Так поэтично, – вздыхала она, – так мило. Только влюбленный без памяти человек способен так писать!

Но Кейт знала правду. Записка скорее была прямым оскорблением ей, чем комплиментом Эдвине.

Значит, у него скучная и тоскливая жизнь? – кипела она, перечитывая записку, лежавшую на столе в гостиной, и гадая, как бы изорвать ее таким образом, чтобы мачеха с сестрой посчитали это чистой случайностью. Пусть она мало разбирается в делах сердечных и мужских происках, но готова дать голову на отсечение, что в тот вечер в кабинете виконт испытывал все, что угодно, кроме скуки.

Он, однако, не приехал с визитом. Кейт не могла понять, почему именно, ведь прогулка с Эдвиной была бы откровенной пощечиной ее сестре. Конечно, в мечтах Кейт любила представлять, что он не приезжал, потому что боялся столкнуться с ней, но отчетливо сознавала, что такого просто не может быть. Этот человек никого и ничего не боится. И менее всего – некрасивой, немолодой старой девы, которую скорее всего поцеловал из любопытства, гнева и жалости.

Кейт подошла к окну и окинула взглядом Милнер-стрит: не самый живописный вид в городе. Но по крайней мере это занятие отвлекло ее от записки! Неприятно, что эти несколько слов так уязвили ее! Оставалось надеяться, что в его поцелуе любопытство и гнев перевесили жалость. Жалости она не вынесет.

Но у Кейт не было времени мучиться из-за поцелуя и того, что он мог и не мог означать, потому что на следующий день после присылки цветов прибыло донельзя расстроившее ее приглашение. Оказалось, что присутствие семьи Шеффилд необходимо на вечеринке в загородном доме Бриджертонов, спонтанно устроенной в последний момент леди Бриджертон. Матерью самого дьявола.

И Кейт никак невозможно не ехать. Ничто, кроме урагана, вкупе с землетрясением и торнадо – вещь в Великобритании неслыханная, хотя на ураган Кейт все еще надеялась при условии, что ни грома, ни молнии не будет, – не заставит Мэри отказаться от возможности появиться на буколическом пороге Бриджертонов вместе с Эдвиной. И Мэри, разумеется, ни за что не позволит Кейт остаться одной в Лондоне, в благословенном одиночестве, не говоря уже о том, что Кейт не может бросить Эдвину, толкнув ее прямо в объятия негодяя и распутника.

У виконта нет ни стыда, ни совести. Он скорее всего поцелует Эдвину, как поцеловал Кейт, и у сестры не хватит мужества противиться его домогательствам. Возможно, она сочтет это ужасно романтичным и тут же влюбится.

Даже Кейт с трудом смогла сохранить самообладание, почувствовав прикосновение его губ. На какой-то блаженный момент она забыла обо всем, кроме поразительного ощущения, что ее ласкают и хотят… нет, отчаянно в ней нуждаются… и это кружило голову, как хмельное зелье.

Да, этого почти достаточно, чтобы женщина забыла о том, что целующий ее мужчина – ничтожный негодяй. Почти… но не совсем.


Глава 8


Любой постоянный читатель этой колонки знает, что в Лондоне имеются две секты, пребывающие в вечной и постоянной оппозиции: Амбициозные мамаши и Исполненные решимости холостяки.

Амбициозная мамаша имеет дочерей брачного возраста. Исполненный решимости холостяк не желает жениться. Суть конфликта должна быть ясна всякому, у кого имеются хоть какие-то мозги: иными словами, приблизительно пятидесяти процентам читателей.

Автор еще не видела списка гостей, приглашенных на вечеринку в сельском доме леди Бриджертон, но информированные источники утверждают, что на следующей неделе в Кенте соберутся почти все незамужние молодые леди.

Вряд ли это кого-нибудь удивит. Леди Бриджертон никогда не делала тайны из желания удачно женить сыновей. Именно это обстоятельство и сделало ее столь популярной среди Амбициозных мамаш, которые уже пришли в отчаяние, поняв, что братья Бриджертон принадлежат к худшему виду Исполненных решимости холостяков.

Если довериться книгам записи пари, по крайней мере один из братьев Бриджертон пойдет к алтарю еще до конца года.

Как ни неприятно автору соглашаться с книгами записи пари, принятыми в мужских клубах и, следовательно, уже по одному этому не заслуживающими доверия, в данном случае предсказание скорее всего сбудется. Леди Бриджертон скоро получит невестку. Но кем она окажется и женой кого из братьев станет… ах, дорогой читатель, это все еще остается загадкой.

    
«Светская хроника леди Уистлдаун». 29 апреля 1814 года


Через неделю Энтони приехал в Кент и сейчас находился в своем кабинете, ожидая начала вечеринки.

Он видел список гостей. Мать, вне всякого сомнения, устраивает вечеринку с единственной целью – женить кого-то из сыновей, предпочтительно старшего. Обри-Холл, наследственное имение Бриджертонов, заполонят незамужние молодые леди, каждая красивее и глупее предыдущей. Чтобы число дам и кавалеров было равным, леди Бриджертон пришлось пригласить и джентльменов. Но ни один не был так богат и влиятелен, как ее сыновья, если не считать нескольких женатых мужчин.

Да, мать никогда не славилась осмотрительностью и тактом, по крайней мере во всем, что касалось благополучия, в ее понимании, разумеется, ее детей.

Энтони не удивился, увидев в списке обеих мисс Шеффилд. Мать несколько раз упоминала, как ей нравится миссис Шеффилд. А у хороших родителей, по ее мнению, бывают хорошие дети.

Правда, Энтони ощутил некоторое обреченное удовлетворение при виде имени Эдвины. Скорее бы сделать предложение и покончить с этим! Ему до сих пор было не по себе при мысли о той сцене в кабинете, однако сделать уже ничего невозможно… разве только взять на себя труд найти новую невесту, чего уж совсем не хотелось… Стоило Энтони принять решение, – в этом случае решение жениться, – как все должно было выполняться без малейших проволочек. Проволочки – для тех, кому суждено прожить долгую жизнь. Пусть он почти десять лет избегал брачного капкана, теперь, когда собрался жениться, нет смысла медлить.

Жениться, родить наследников и умереть. Такова жизнь любого английского аристократа, даже того, чьи отец и дядя не умерли безвременной смертью в тридцать восемь и тридцать четыре года.

Очевидно, самое благоразумное, что можно сделать сейчас, – избегать Кейт Шеффилд, как чумы. Правда, наверное, следует извиниться. Но это не так легко, тем более что ему неприятно унижаться перед этой особой.

Но шепот больной совести скоро превратился в назойливый рев, тем более что он понимал: она заслуживает слов «простите меня».

И возможно, заслуживает большего, но Энтони боялся углубляться в эту тему.

Не говоря уж о том, что, пока он не потолкует с ней, она до последнего дыхания будет противиться союзу между ним и Эдвиной.

Нет, теперь самое время действовать! Если на свете и было романтичное место для предложений руки и сердца, так это Обри-Холл. Выстроенный в начале восемнадцатого века из желтого камня, он уютно раскинулся на широком зеленом газоне в окружении шестидесяти акров зеленого парка, десять из которых занимали цветники. Чуть позже зацветут розы, но сейчас на земле расстилался ковер из фиолетовых гиацинтов и разноцветных тюльпанов, выписанных матерью из Голландии.

Энтони поднял голову и задумчиво уставился в окно, где величественно поднимались старые вязы, бросавшие тень на подъездную аллею и, как он воображал, делавшие дом частью природы, а не просто типичным загородным поместьем аристократии: рукотворным памятником богатству, влиянию и положению. Здесь имелось несколько прудов, ручей, бесчисленные холмы и долины, и все это содержало бесценные воспоминания детства.

Связанные с отцом.

Энтони закрыл глаза и тяжело вздохнул. Он любил приезжать в Обри-Холл, но знакомые пейзажи и запахи так ярко воскрешали образ отца, что сердце сжимало болью. Даже сейчас, почти через двенадцать лет после смерти Эдмунда Бриджертона, Энтони все еще ожидал увидеть его выходящим из-за угла. Почти слышал восторженные вопли одного из младших Бриджертонов, восседавшего на отцовских плечах.

Энтони невольно улыбнулся. Ребенок на плечах мог быть мальчиком или девочкой: Эдмунд никогда не различал детей, когда речь шла об игре в лошадки. Но тот, кто занимал это почетное место, немедленно становился объектом преследования няни, настаивающей, что место ребенка в детской, и уж, конечно, не на плечах отца.

– Ах, отец, – прошептал Энтони, глядя на портрет Эдмунда, висевший над камином. – Я не смогу сравниться с тобой, даже если проживу еще столько же…

И конечно, самым большим достижением Эдмунда Бриджертона была дружная и любящая семья и жизнь, наполненная смехом и радостью, чего так часто не хватает в аристократических домах.

Энтони отвернулся от портрета и подошел к окну, глядя, как к дому подкатывают экипажи. Этим днем поток гостей не иссякал, и в каждой коляске сидела миленькая молодая леди с сияющими от счастья глазами. Еще бы! Получить приглашение в дом Бриджертонов! Такое удается не каждому! Леди Бриджертон нечасто собирала здесь гостей, но каждая вечеринка становилась гвоздем сезона.

Но, по правде говоря, никто из Бриджертонов не оставался здесь надолго. Энтони подозревал, что мать страдала той же болезнью, что и он, и за каждым углом видела покойного мужа. Младшие дети почти не помнили этот дом, тем более что выросли в Лондоне. В их памяти не осталось длинных прогулок по полям, рыбалки или домика на дереве.

Гиацинт, которой сейчас только исполнилось одиннадцать, вообще не знала отца. Энтони, как умел, пытался восполнить потерю, но знал, что может считаться всего лишь бледной тенью в сравнении с Эдмундом.

Энтони с усталым вздохом прислонился к оконной раме, пытаясь решить, хочет ли выпить именно сейчас.

Он рассеянно рассматривал газон, когда на аллее появился еще один экипаж, гораздо скромнее остальных, хотя на вид крепкий и основательный. Но на дверцах не виднелось позолоченных гербов, как на других экипажах, и раскачивался он немного сильнее, словно рессоры были не слишком надежны.

Должно быть, это и есть Шеффилды. Все остальные, упомянутые в гостевом списке, владели значительными состояниями. Только Шеффилды были вынуждены нанять экипаж на лондонский сезон.

И точно: когда один из лакеев, одетый в красивую голубую ливрею, подбежал, чтобы открыть дверцу, из экипажа выступила Эдвина Шеффилд, прекрасное видение в бледно-желтом дорожном костюме и такого же цвета капоре. Энтони был слишком далеко, чтобы разглядеть ее лицо, но отчетливо представлял, что на нежных щеках играет румянец, а в чудесных глазах отражается безоблачное небо.

Следующей появилась миссис Шеффилд, и только когда эти двое оказались рядом, он понял, как они похожи. Обе были очаровательно грациозны и миниатюрны и держались одинаково. Одни и те же наклон головы, осанка и фигуры.

Красота Эдвины не померкнет со временем. Это прекрасное качество для жены, хотя… вряд ли он доживет до тех дней, когда она состарится.

Энтони бросил сожалеющий взгляд на портрет отца.

Наконец из экипажа вышла Кейт.

И Энтони понял, что все это время задерживал дыхание.

Она даже двигалась не так, как мачеха и сестра. Они изящно перебирали ногами, спускаясь по лесенке, и опирались при этом на руку лакея. Кейт же практически спрыгнула вниз, и хотя взяла протянутую руку лакея, все же было видно, что в помощи не нуждается. Едва ее ноги коснулись земли, как она подняла лицо и стала с любопытством осматривать фасад Обри-Холла. Все в ней было прямым и откровенным, и Энтони ничуть не сомневался, что, окажись он достаточно близко, чтобы заглянуть в ее глаза, увидел бы в них одну только искренность.

Правда, стоит ему оказаться перед ней, как в глазах сверкнет презрение, а, может, и ненависть.

Впрочем, он это заслужил. Джентльмен не обращается с леди так, как он обошелся с Кейт Шеффилд! Чего же теперь ждать!

Кейт повернулась к матери и сестре и сказала что-то, вызвавшее смех Эдвины и снисходительную улыбку Мэри. Энтони вдруг сообразил, что до сих пор не видел всех их вместе. Они были настоящей семьей и в присутствии друг друга чувствовали себя легко и свободно, беседуя с неподдельным увлечением. Очень занимательно, если учесть, что Мэри и Кейт не были кровными родственницами.

Значит, бывают узы крепче кровных. Те самые, для которых не было места в его жизни.

Именно поэтому, когда он женится, рядом у алтаря будет стоять Эдвина Шеффилд.

Кейт ожидала, что Обри-Холл будет достоин восхищения. Но не думала, что будет так очарована.

Дом оказался меньше, чем она ожидала. Нет, он был больше, гораздо больше, чем те здания, которые она имела честь называть своим домом. Но этот загородный особняк не напоминал гигантское чудовище, поднимавшееся среди равнин, как заброшенный средневековый замок.

Нет, Обри-Холл казался почти уютным. Странно так описывать дом, в котором не менее пятидесяти комнат. Но его причудливые башенки и бойницы напоминали волшебную сказку, тем более что заходящее солнце придавало желтому камню почти красноватый оттенок. В Обри-Холле не было ничего помпезного или величественного, и Кейт полюбила его с первого взгляда.

– Какая красота! – прошептала Эдвина. Кейт кивнула:

– Достаточно красиво, чтобы вынести почти неделю в обществе этого ужасного человека.

Эдвина рассмеялась, и Мэри тут же пожурила падчерицу, хотя не смогла удержаться от снисходительной улыбки. Но все же сказала, показывая глазами на лакея, который выгружал их вещи из экипажа:

– Тебе не стоит говорить вслух подобные вещи. Никогда не знаешь, кто тебя слушает, и потом, неприлично отзываться в подобном тоне о хозяине дома.

– Не бойтесь, никто меня не слышал, – заверила Кейт. – И кроме того, я думала, что наша хозяйка – леди Бриджертон. Ведь это она прислала приглашение.

– Но владеет домом виконт, – отпарировала Мэри.

– Прекрасно, – сдалась Кейт, театральным жестом обводя Обри-Холл. – Едва я окажусь в этих священных стенах, стану настоящим ангелом.

– Хотела бы я на это посмотреть! – фыркнула Эдвина. Мэри окинула падчерицу понимающим взглядом.

– «Ангел» относится также к садам и парку, – напомнила она.

Кейт только улыбнулась:

– Даю слово, Мэри, я буду вести себя тише воды, ниже травы.

– Достаточно и того, что ты постараешься избегать виконта.

– Обещаю, – поклялась Кейт.

«При условии, что он будет всячески избегать Эдвину». Рядом появился лакей:

– Угодно вам пройти в дом? Леди Бриджертон будет рада приветствовать гостей.

Дамы немедленно направились к парадной двери. Однако, пока они взбирались на крыльцо, Эдвина обернулась к сестре и с лукавой улыбкой напомнила:

– Ангельское поведение начинается здесь, дорогая сестричка.

– Не будь мы на людях, – прошипела Кейт, – я бы отшлепала тебя.

Едва они очутились в холле, Кейт увидела, как прибывшие до них гости поднимаются по лестнице в свои комнаты. Леди Бриджертон немедленно направилась к дамам:

– Миссис Шеффилд! Как чудесно вновь видеть вас. И вас, мисс Шеффилд, – добавила она, обращаясь к Кейт. – Я так рада, что вы смогли приехать.

– С вашей стороны было крайне любезно пригласить нас, – ответила Кейт. – И для меня истинное удовольствие хотя бы на неделю забыть о городской жизни.

– Значит, в душе вы деревенская девушка? – улыбнулась виконтесса.

– Боюсь, что так. Лондон – город необыкновенный и стоит того, чтобы его посетить, но я предпочитаю зеленые поля и свежий воздух провинции.

– Мой сын тоже так считает, – кивнула леди Бриджертон. – Правда, большую часть времени он проводит в городе, но кому, как не матери, знать правду?!

– Виконт? – с сомнением спросила Кейт. Он казался таким законченным повесой, а всем известно, что естественное обиталище повесы – это город.

– Да, Энтони. Когда он был маленьким, мы почти все время проводили здесь. Конечно, уезжали в Лондон во время сезона, поскольку я люблю посещать балы и вечеринки, но оставались не дольше, чем на несколько недель. Только после кончины моего мужа мы перебрались в городской дом.

– Сожалею о вашей потере, – пробормотала Кейт. Голубые глаза виконтессы мгновенно погрустнели.

– Как мило с вашей стороны. Его уже много лет нет с нами. Но все же я каждый день вспоминаю Эдмунда и тоскую…

Кейт старалась и не смогла сглотнуть застрявший в горле комок. Она вдруг вспомнила, как сильно любили друг друга отец и Мэри. Сейчас перед ней стояла еще одна женщина, испытавшая истинную любовь, и ей вдруг стало так грустно. Потому что и Мэри, и виконтесса потеряли мужей, и еще потому… Потому что она сама скорее всего никогда не узнает счастья истинной любви.

– Но мы что-то становимся слишком сентиментальными, – неожиданно заключила леди Бриджертон с чересчур жизнерадостной улыбкой, – а ведь я даже не знакома с вашей младшей дочерью.

– Неужели? – нахмурилась Мэри. – Полагаю, так оно и есть: ведь Эдвина не смогла посетить ваш музыкальный вечер.

– Я, разумеется, видела вас издали, – сказала леди Бриджертон Эдвине, награждая ее ослепительной улыбкой.

Мэри представила дочь виконтессе, и Кейт невольно заметила одобрительный взгляд, брошенный последней на Эдвину. Нет ни малейших сомнений: леди Бриджертон решила, что Эдвина будет превосходным дополнением к ее семье.

Немного поболтав с гостьями, леди Бриджертон предложила им чай, пока лакеи вносят вещи в их комнаты. Но женщины отказались, поскольку Мэри устала и хотела прилечь.

– Как вам будет угодно, – кивнула леди Бриджертон, делая знак горничной. – Сейчас Роуз проводит вас в ваши комнаты. Могу я еще что-то сделать для вас, прежде чем вы подниметесь наверх?

Мэри и Эдвина дружно покачали головами. Кейт хотела было сделать то же самое, но в последнюю минуту вдруг выпалила:

– Простите, могу я задать вопрос?

– Разумеется, – тепло улыбнулась леди Бриджертон.

– Когда мы приехали, я заметила, что дом окружен необыкновенно красивыми цветниками. Нельзя ли мне там погулять?

– Значит, вы еще и садоводством увлекаетесь? – осведомилась леди Бриджертон.

– Садовница из меня не слишком опытная, – призналась Кейт, – но я всегда восхищаюсь работой настоящего мастера.

Виконтесса покраснела:

– Для меня большая честь знать, что вам понравились мои цветники. Они моя радость и гордость. Правда, сейчас я не так много ими занимаюсь, но когда Эдмунд был жив… – Она осеклась и откашлялась. – Просто я хотела сказать, что в те времена я вечно была в грязи по самые локти, от чего моя матушка положительно сходила с ума.

– Полагаю, и садовник тоже, – кивнула Кейт.

– О, тут вы правы! – рассмеялась леди Бриджертон. – Он был совершенно ужасный брюзга! Всегда твердил, что женщины ничего не знают о цветах и умеют только принимать их в подарок. Но у него был настоящий дар, так что приходилось с ним мириться.

– А он? Научился мириться с вами?

Леди Бриджертон коварно улыбнулась:

– К сожалению, нет. Но это меня не останавливало.

Кейт широко улыбнулась, инстинктивно потеплев душой к виконтессе.

– Но не позволяйте мне задерживать вас, – вспомнила леди Бриджертон. – Роуз немедленно поведет вас наверх. Мисс Шеффилд, буду счастлива сама показать вам цветники. Боюсь, сейчас я очень занята приемом гостей, но мы обязательно найдем время, только чуть позже.

– Большое спасибо, мне бы очень хотелось пройтись с вами по саду, – заверила Кейт, после чего вместе с Мэри и Эдвиной последовала за молоденькой горничной.

Энтони осторожно выглянул в вечно приоткрытую дверь и, удостоверившись, что все ушли, направился к матери.

– Ты сейчас встречала Шеффилдов? – поинтересовался он, хорошо зная, что это так и есть. Но его кабинет был слишком далеко, и он не слышал разговор женщин, поэтому приходилось расспрашивать мать.

– Совершенно верно, – ответила Вайолет. – Такая прекрасная семья, не находишь?

Энтони молча улыбнулся.

– Я так рада, что пригласила их.

Энтони снова ничего не ответил, хотя его так и тянуло фыркнуть.

– Я внесла их имена в список в последнюю минуту.

– Я ничего не знал, – пробормотал он. Вайолет кивнула:

– Пришлось срочно разыскивать в деревне еще троих джентльменов, чтобы у всех дам были партнеры.

– Значит, сегодня можно ожидать к ужину викария?

– И его брата, который приехал в гости, и сына тоже.

– Но ведь юному Джону всего шестнадцать!

– Мне ничего другого не оставалось, – пожала плечами Вайолет.

Энтони немного поразмыслил. Похоже, Вайолет всеми силами старалась обеспечить присутствие Шеффилдов, даже если для этого придется терпеть прыщавого шестнадцатилетнего подростка. Нет, она бы и без того пригласила священника с сыном, но лишь в том случае, если бы в доме не было гостей. Когда за столом собиралась только семья, Бриджертоны нарушали общепринятые стандарты и позволяли детям любого возраста присоединяться к взрослым. Недаром, впервые посетив друга, Энтони был шокирован, когда узнал, что им придется обедать в детской.

Но все же вечеринка есть вечеринка. И даже Вайолет Бриджертон не разрешала детям есть за одним столом со взрослыми.

– Насколько я знаю, ты познакомился с обеими мисс Шеффилд, – заметила Вайолет.

– Да, матушка.

– Я сама нахожу их очень милыми, – продолжала мать. – Конечно, большого состояния у них нет, но мне всегда казалось, что, выбирая спутника или спутницу жизни, стоит брать в расчет не столько деньги, сколько моральные качества, при условии, разумеется, что человек не находится в отчаянных обстоятельствах.

– Тебе лучше других известно, – протянул Энтони, – что в моем случае об отчаянных обстоятельствах не может быть и речи.

Вайолет раздраженно дернула плечиком и свысока посмотрела на сына.

– На твоем месте я бы не стала так необдуманно иронизировать, сын мой. Я всего лишь сказала правду. Тебе следовало бы на коленях благодарить создателя за то, что никому из Бриджертонов не приходится думать о деньгах и что ты можешь не искать богатую наследницу! Большинство мужчин лишены такой роскоши, как свободный выбор, когда речь идет о женитьбе!

Энтони только улыбнулся:

– Так кого мне благодарить? Создателя? Или свою мать?

– Негодник!

Он нежно провел пальцем по ее щеке.

– А кто меня воспитывал?

– И, могу тебя заверить, это было нелегко, – пробормотала она.

Энтони подался вперед и поцеловал мать.

– Желаю удачно встретить остальных гостей.

Вайолет с притворным недовольством нахмурилась и погрозила сыну пальцем.

– Куда это ты собрался?

– На прогулку.

– В самом деле?

Он повернулся, несколько сбитый с толку такой заинтересованностью:

– В самом деле. А что, есть какие-то препятствия?

– Вовсе нет. Просто я не помню, когда ты в последний раз гулял… просто так, ради самой прогулки.

– Я сто лет не бывал в деревне, – пояснил Энтони.

– Верно. В таком случае тебе стоило бы пройтись по цветникам. Только что расцвели гиацинты: поистине поразительное зрелище. Ничего подобного ты в Лондоне не увидишь.

– Так я и сделаю. Встретимся за ужином.

Вайолет просияла и помахала сыну рукой, наблюдая, как тот исчезает за дверью углового кабинета, где находились высокие стеклянные двери, выходившие на боковой газон.

Интерес старшего сына к дамам Шеффилд не только очевиден, но и безмерно интригует. Если бы только угадать, какой именно мисс Шеффилд он интересуется…

Примерно четверть часа спустя Энтони уже шел по тропинкам цветника, наслаждаясь контрастом теплого солнца и прохладного ветра. Он так задумался, что не сразу расслышал звук легких шагов на соседней дорожке. Это пробудило в нем любопытство. Гости устраивались в своих комнатах, а у садовника был выходной. Честно говоря, Энтони заранее предвкушал приятное одиночество.

Он свернул в направлении шагов, стараясь ступать бесшумно, пока не добрался до конца тропинки. Взглянул направо, потом налево и увидел… Ее.

Странно, почему он ничуть не удивлен? Кейт Шеффилд в бледно-сиреневом платье, очаровательно гармонирующем с ирисами и фиолетовыми гиацинтами, стояла возле декоративной деревянной арки, которая в середине лета будет покрыта вьющимися розовыми и белыми розами.

Несколько секунд он наблюдал, как она гладит какое-то пушистое растение, название которого никак не мог запомнить, а потом нагибается, чтобы понюхать голландский тюльпан.

– Они не пахнут, – сообщил он, неспешно подходя к ней. Кейт немедленно выпрямилась и вздрогнула, прежде чем обернуться. Похоже, она узнала его голос, и это доставило ему странное удовлетворение.

Приблизившись к ней, Энтони показал на ярко-красный цветок и пояснил:

– Они прелестны и весьма редки для английских садов, но, увы, лишены аромата.

Ответа пришлось дожидаться дольше, чем следовало бы, но тут Кейт призналась:

– Я еще никогда не видела тюльпанов.

– Никогда? – улыбнулся Энтони.

– Я имею в виду тюльпанов, растущих в земле. Конечно, Эдвина получала много букетов, а луковичные цветы сейчас вошли в моду. Но я впервые вижу их на клумбе.

– Тюльпаны – любимые цветы моей матери, – сообщил Энтони и, нагнувшись, сорвал полураспустившийся бутон. – И конечно, гиацинты.

– Почему именно они? – не скрыла любопытства Кейт.

– Мою младшую сестру зовут Гиацинт, – сказал он, вручая ей тюльпан. – Или вы этого не знали?

– Не знала, – покачала она головой.

– Понятно. Видите ли, нас называли в алфавитном порядке, от Энтони[3 - Имя Энтони в английском языке начинается с буквы «А».] до Гиацинт. Впрочем, я, по-видимому, знаю о вас куда больше, чем вы обо мне.

Кейт широко раскрыла глаза, услышав это загадочное заявление, но вслух обронила:

– Это скорее всего правда.

Энтони вздернул бровь.

– Я потрясен, мисс Шеффилд. Подумать только, я нацепил все свои доспехи и ожидал услышать: «я знаю о вас все, что необходимо, и даже больше», – пропищал он, неумело подражая ее голосу.

Кейт пыталась не поморщиться, и это ей удалось, но тон ответа получился чрезвычайно сухим:

– Я обещала Мэри вести себя как ангел.

Энтони громогласно рассмеялся.

– Как странно, – пробормотала Кейт. – Эдвина отреагировала точно так же.

Энтони оперся ладонью об арку, всячески стараясь не уколоться о шипы вьющейся розы.

– Меня разбирает безумное любопытство. Не откажитесь пояснить, что имеется в виду под ангельским поведением?

Кейт пожала плечами и стала неловко теребить несчастный тюльпан:

– Полагаю, я выясню это по ходу дела.

– Но вы не должны дерзить хозяину дома, верно?

Кейт ответила раздраженным взглядом:

– Видите ли, милорд, мы немного поспорили насчет того, кто именно должен считаться хозяином этого дома. Не забывайте, приглашение исходило от вашей матери.

– Верно, но дом принадлежит мне.

– Да, – пробормотала она. – Мэри так и сказала.

– И это вас убивает? – ухмыльнулся Энтони. – Не отрицайте, это видно!

– Необходимость быть вежливой с вами?

– Именно.

– Поверьте, мне вовсе не легко. Приходится держать себя в узде.

Выражение его лица слегка изменилось, словно он решил больше не измываться над ней. Словно теперь у него на уме было совсем иное.

– Но согласитесь, это не так уж и сложно? – выдохнул он.

– Вы мне не нравитесь, милорд! – выпалила Кейт.

– Знаю, – весело хмыкнул он. – Я и не надеялся вам понравиться.

Кейт вдруг стало не по себе, совсем как в тот вечер в его кабинете, перед тем как он поцеловал ее. Горло внезапно перехватило, а ладони загорелись огнем. А внутренности… нет, невозможно описать это напряжение, стянувшее узлом желудок. Инстинктивно и, возможно, из самосохранения она поспешно отступила.

Энтони снова усмехнулся, будто точно знал, о чем она думает.

Кейт снова потеребила тюльпан и наконец выдавила:

– Вам не стоило срывать цветок.

– Но он вам необходим, – деловито заявил Энтони. – Несправедливо, что все цветы достаются Эдвине.

Кейт окончательно пришла в смятение.

– Но вашему садовнику, – пролепетала она, – вряд ли понравится испорченная клумба.

Энтони коварно улыбнулся:

– Он подумает, что это дело рук Гиацинт и ее подружек.

Кейт невольно улыбнулась:

– Мне следовало бы осуждать вас за столь хитрый замысел.

– Но вы не осуждаете?

Кейт покачала головой:

– Только не думайте, что мое мнение о вас не может еще ухудшиться.

– Ну-ну! – погрозил он пальцем. – Кто-то обещал вести себя как ангел.

Кейт огляделась.

– Но это не считается, если рядом никого нет, чтобы меня услышать, верно?

– Но я же слышу!

– А вы тем более не считаетесь!

Энтони шагнул к ней.

– А я думал, что являюсь единственным, кого стоит принимать в расчет.

Кейт промолчала, боясь встретиться с ним взглядом. Стоило окунуться в эти бархатные глубины, как в желудке все переворачивалось.

– Мисс Шеффилд? – пробормотал он.

Кейт подняла голову. Большая ошибка. Сердце сейчас выскочит из груди.

– Почему вы искали меня? – неожиданно спросила она.

Энтони оттолкнулся от арки и выпрямился.

– Я вовсе никого не искал и точно так же, как и вы, удивился, встретив вас здесь. Хотя…

Он саркастически усмехнулся.

Чему тут удивляться? Ему следовало бы понять, что мать что-то затевает, в тот же самый момент, когда она предложила прогулку по саду.

Но неужели она пытается свести его не с той мисс Шеффилд? Не может же она предпочесть Кейт Эдвине в качестве возможной невестки?!

– Но теперь, когда я нашел вас, нужно признаться, что мне необходимо что-то сказать.

– Что-то еще не досказанное? – удивилась Кейт. – Поверить невозможно.

Энтони проигнорировал укол.

– Я хотел извиниться.

Кейт мгновенно насторожилась. Губы растерянно приоткрылись, глаза округлились.

– Прошу прощения?

Энтони подумал, что сейчас ее голос скорее похож на лягушачье кваканье.

– Я хотел попросить у вас прощения за свое поведение тем вечером. Я обошелся с вами непростительно грубо.

– Вы извиняетесь за поцелуй? – ошеломленно уточнила она.

Поцелуй? Он и не думал извиняться за поцелуй. И никогда не извинялся за подобные вещи. И раньше никогда не целовал женщину, перед которой приходилось потом извиняться. Нет, он имел в виду все те гадости, которые наговорил ей после поцелуя.

– Э… да, – солгал он. – За поцелуй. И за все, что я сказал.

– Понятно, – кивнула Кейт. – Вот уж не думала, что распутники способны раскаиваться в своих поступках.

Пальцы Энтони конвульсивно сжались в кулак. Его чертовски раздражала ее привычка вечно делать о нем поспешные выводы.

– Этот распутник способен, – процедил он.

Кейт набрала в грудь воздуха и медленно выдохнула.

– В таком случае я принимаю ваши извинения.

– Превосходно, – ответил он, награждая ее своей самой обаятельной улыбкой. – Могу я проводить вас назад?

– Разумеется. Но это еще не значит, что я вдруг возьму и переменю свое мнение насчет вас и Эдвины!

– О, мне и в голову не приходило, что вас так легко поколебать, – вполне искренне сообщил Энтони.

Кейт ответила поразительно прямым даже для нее взглядом:

– Факт остается фактом: вы меня поцеловали.

– И вы ответили на поцелуй, – не удержался он от ответного выпада.

Ее щеки приобрели восхитительный розовый оттенок.

– Факт остается фактом, – решительно заявила она. – Это произошло. И если вы женитесь на Эдвине, даже невзирая на вашу репутацию, которую я считаю сильно подпорченной, последствия могут быть непредсказуемыми.

– Ну разумеется, – согласился он своим бархатистым баритоном.

Кейт ответила яростным взглядом:

– Поймите, это всегда будет стоять между нами. Нельзя стереть из памяти того, что случилось.

Дьявол, сидевший в Энтони, едва не подбил его спросить, что именно случилось, и вынудить тем самым повторить слово «поцелуй», но он пожалел ее и промолчал. Кроме того, она права. Поцелуй всегда будет стоять между ними. Даже сейчас, когда ее щеки смущенно алеют, а рот раздраженно сжат в тонкую линию, он вдруг задался вопросом, что будет, если схватить ее в объятия, и какова она на вкус, если обвести языком ее губы. Будет ли она пахнуть цветами из сада? Или этот сводящий с ума аромат лилий и мыла все еще льнет к ее коже? Растает ли она в его объятиях? Или оттолкнет его и побежит к дому?

Есть единственный способ выяснить, но это навсегда разрушит его шансы покорить Эдвину. Но, как указала Кейт, женитьба на Эдвине может вызвать немало сложностей. Что ни говори, стыдно и позорно вожделеть собственную свояченицу.

Может, пришло время поискать новую невесту, какой бы утомительной ни казалась эта перспектива? Может, пришло время снова поцеловать Кейт Шеффилд здесь, среди совершенной красоты садов Обри-Холл, где цветы целуют их ноги, а воздух благоухает сиренью.

Может быть, может быть…


Глава 9


Мужчины – противоречивые создания. Их головы и сердца никогда не находятся в гармонии согласия. И, как прекрасно известно женщинам, их поступки диктуются совершенно иным аспектом…

    
«Светская хроника леди Уистлдаун». 9 апреля 1814 года


А может, и нет.

Пока Энтони обдумывал, как лучше приступить к исполнению плана, неподалеку раздался ужасный вопль брата:

– Энтони! Вот ты где!

Мисс Шеффилд, абсолютно не подозревая, что была близка к тому, чтобы потерять рассудок еще от одного его поцелуя, обернулась на голос Колина.

– Когда-нибудь, – прошипел Энтони, – мне придется убить его.

Кейт снова обернулась:

– Вы что-то сказали, милорд?

Энтони проигнорировал вопрос и, возможно, поступил правильно, поскольку отчаянно хотел ее, а это самая короткая дорога к огромным неприятностям и краху всех его планов.

Честно говоря, ему скорее следовало поблагодарить Колина за столь несвоевременное вмешательство. Еще несколько секунд – и он стал бы целовать Кейт Шеффилд, что оказалось бы величайшей в его жизни ошибкой.

Одному поцелую всегда можно найти извинение, тем более что в ту ночь его открыто провоцировали. Но два… два!.. побудили бы любого благородного человека прекратить всякие ухаживания за Эдвиной Шеффилд.

А Энтони еще не был готов руководствоваться кодексом чести. И не собирался сдаваться.

Поверить невозможно, насколько он был близок к тому, чтобы отбросить свои замыслы в отношении Эдвины. О чем он думает? Она идеально подходит всем его требованиям. Только присутствие Кейт, ее назойливой сестры, сбивает его с толку!

– Энтони, – продолжал Колин, подходя ближе, – и… мисс Шеффилд?! – Он с любопытством уставился на парочку, прекрасно зная, что эти двое друг с другом не ладят. – Какой сюрприз!

– Я как раз осматривала цветники вашей матери и наткнулась на виконта, – объяснила Кейт.

Энтони кивнул.

– Дафна и Саймон приехали, – объявил Колин.

– Моя сестра с мужем, – пояснил Энтони.

– С герцогом? – вежливо осведомилась Кейт.

– Им самым, – проворчал Энтони.

Колин рассмеялся при виде хмурого лица брата:

– Он был против этого брака. Его просто убивает сознание того, что они счастливы.

– О, ради всего святого! – отмахнулся Энтони, едва сдерживаясь, чтобы не выругаться при Кейт. – Я искренне рад счастью сестры.

Судя по голосу, особенной радости он не испытывал.

– Жаль, что мне не подвернулся хоть один шанс выбить пыль из этого ублюд… прохвоста, прежде чем они решили жить долго и счастливо.

Кейт поперхнулась смешинкой.

– Понимаю, – заверила она, отчетливо сознавая, что губы сами расплываются в широчайшей улыбке.

Колин ухмыльнулся ей, прежде чем обратиться к брату.

– Дафф предложила игру в пэлл-мэлл. Что вы на это скажете? Мы сто лет не играли. И если начнем прямо сейчас, сможем отделаться от жеманных мисс, которых матушка наприглашала для нас. Присутствующие, естественно, в виду не имеются. – Его улыбка могла очаровать даже дикого зверя.

– Разумеется, – пробормотала Кейт.

Колин подался вперед, лукаво сверкая глазами.

– Никто на свете не мог бы назвать вас жеманной, мисс, – добавил он.

– Это комплимент? – язвительно осведомилась она.

– Вне всякого сомнения.

– В таком случае я принимаю его с благодарностью.

– Мне она нравится, – смеясь, сообщил Колин Энтони. Энтони даже не улыбнулся.

– Вы когда-нибудь играли в пэлл-мэлл? – осведомился Колин.

– Боюсь, что нет. Я даже не знаю, что это такое.

– Это игра на траве. Очень забавная. Правда, она более популярна во Франции, чем у нас.

– Как в нее играют?

– Расставляют на дорожке ворота и бьют деревянными молотками по шарам так, чтобы каждый прошел сквозь эти воротца.

– Достаточно простые правила, – заметила Кейт.

– Только не в том случае, когда играете с Бриджертонами, – хмыкнул Колин.

– И что это означает?

– Это означает, – вмешался Энтони, – что мы никогда не ставим воротца на обычной дорожке. Колин вкапывает их над древесными корнями…

– А ты – ближе к берегу озера, – перебил Колин. – Мы так и не отыскали красный шар, который утопила Дафна.

Кейт сознавала, что не стоило бы и дальше оставаться в обществе виконта Бриджертона, но, пропади все пропадом, уж больно заманчивой казалась возможность сыграть.

– Не найдется, случайно, места для еще одного игрока, тем более что вы уже исключили меня из разряда жеманниц? – осведомилась она.

– Конечно! – заверил Колин. – Подозреваю, вы прекрасно поладите с нашей компанией обманщиков и интриганов.

– В ваших устах это должно звучать комплиментом, – со смехом заметила Кейт.

– О, так оно и есть! Честность и благородство совершенно не уместны в этой игре!

– И, – вставил Энтони, самодовольно улыбаясь, – нам следует пригласить и вашу сестру.

– Эдвину? – выдавила Кейт. Черт, она только что сыграла ему на руку! Делала все, чтобы разлучить этих двоих, и практически устроила им свидание! И теперь она никак не могла помешать виконту, после того как сама напросилась в игру.

– У вас имеется другая сестра? – мягко спросил он. Кейт грозно свела брови:

– Возможно, она не захочет играть. По-моему, она сейчас отдыхает в своей комнате.

– Я прикажу горничной очень тихо постучать ей в дверь, – не стесняясь, солгал Энтони.

– Превосходно! – жизнерадостно воскликнул Колин. – У нас будет настоящая команда! Трое мужчин и три женщины.

– А разве это командная игра? – спросила Кейт.

– Нет, но матушка настаивает, чтобы в таких случаях количество женщин и мужчин было равным. Она расстроится, если число будет нечетным.

Кейт представить не могла, что прелестная изящная женщина, с которой она дружески болтала всего час назад, способна расстроиться из-за таких пустяков, но решила, что ее это касаться не должно.

– Я пойду за мисс Шеффилд, – пробормотал Энтони, выглядевший невыносимо самодовольным. – Колин, почему бы тебе не проводить эту мисс Шеффилд на поле? Встретимся там через полчаса.

Кейт открыла рот, чтобы запротестовать, тем более что такой план позволял виконту остаться наедине с Эдвиной, пусть и на самое короткое время. Но, поразмыслив, все-таки промолчала. У нее просто не найдется разумных доводов, чтобы помешать виконту.

Энтони отметил, что сейчас она напоминает рыбу на песке, и самым наглым образом ухмыльнулся уголком рта, прежде чем заявить:

– Рад видеть, что вы согласны со мной, мисс Шеффилд.

Кейт что-то неразборчиво буркнула. Пусть радуется, что она не высказала все, что думает. Вряд ли слова показались бы ему вежливыми.

– Договорились! – воскликнул Колин. – Увидимся на поле!

С этими словами он взял Кейт под руку и увел, оставив самодовольно смотревшего им вслед Энтони. Они прошагали почти четверть мили от дома, прежде чем оказаться на неровной поляне, ограниченной с одной стороны довольно большим озером.

– Место погребения блудного красного шара? – спросила Кейт, показывая на воду.

Колин со смехом кивнул:

– Жаль, потому что у нас был набор на восемь человек. Мать настаивала на этом, чтобы все ее дети могли участвовать в игре.

Кейт не знала, то ли смеяться, то ли хмуриться:

– У вас очень дружная семья.

– Самая лучшая, – просто ответил Колин, подходя к ближайшему сараю.

Кейт последовала за ним.

– Не знаете, который сейчас час? – окликнула она, постукивая пальцами по бедру.

Колин остановился, вытащил из кармана часы и открыл крышку:

– Десять минут четвертого.

– Спасибо, – кивнула Кейт, делая мысленные вычисления. Они ушли от Энтони примерно без пяти три, а он обещал привести Эдвину через полчаса, так что остается еще пятнадцать минут. Самое большее – двадцать. Кейт была готова проявить великодушие и сделать скидку на неизбежные задержки. Если к половине четвертого Эдвина будет здесь, тревожиться не о чем.

Колин вновь направился к сараю. Кейт с интересом наблюдала, как он рывком открывает дверь.

– Похоже, петли заржавели.

– Мы давно не приходили сюда играть, – пояснил Колин.

– В самом деле? Имей я такой дом, как Обри-Холл, ноги моей в Лондоне не было бы.

Колин резко обернулся, все еще держась за дверную ручку:

– Знаете, вы очень похожи на Энтони.

– Да вы шутите! – ахнула Кейт.

Он покачал головой. На губах молодого человека играла странная легкая улыбка.

– Возможно, потому, что вы оба – старшие дети. Я каждый день благодарю Бога за то, что не родился первенцем.

– Но почему?

– Просто не хочу нести на своих плечах груз обязательств по отношению к семье, – пожал плечами Колин. – Титул, состояние, братья и сестры… для меня это слишком большая тяжесть.

Кейт не особенно нравилось слушать похвалы виконту, честно выполнявшему тот долг, который налагал на него титул. Не хотела знать что-то такое, что могло бы изменить ее мнение о нем. Хотя… нужно сказать, что несомненное впечатление на нее произвела искренность его сегодняшнего извинения.

– Какое отношение все это имеет к Обри-Холлу? – осведомилась она.

Колин непонимающе уставился на нее, словно забыв, о чем идет речь.

– Полагаю, никакого. Просто Энтони тоже влюблен в эти места.

– Но ведь он все время проводит в Лондоне, – напомнила Кейт.

– Это-то и странно, – пожал плечами Колин.

Кейт не нашлась с ответом и потому просто наблюдала, как он старается пошире открыть дверь сарая.

– Ну вот, – объявил Колин, наконец выкатывая тележку, специально предназначенную для мячей и деревянных молотков. – Немного запылились, но, кажется, все в порядке.

– Если не считать потери красного мяча, – с улыбкой заметила Кейт.

– В этом целиком виновата Дафна. И вообще я привык во всем винить Дафну. Это так облегчает мою жизнь!

– Я все слышала!

Обернувшись, Кейт увидела привлекательную парочку, явно направлявшуюся к ним. Молодой человек был поразительно красив, с очень темными волосами и очень светлыми глазами. Девушка могла принадлежать только к семейству Бриджертонов: те же каштановые волосы и карие глаза, как у Энтони и Колина, не говоря уже о сходстве черт и улыбки. Кейт слышала, что все Бриджертоны похожи друг на друга, но никогда не верила этому. До сегодняшнего дня.

– Дафф! – воскликнул Колин. – Ты как раз вовремя! Поможешь нам расставить воротца!

– Неужели ты думал, что я позволю тебе одному размечать дорожку? – задорно улыбнулась Дафна. – Саймон, этому человеку ни в чем нельзя доверять! Он тут же попытается тебя обжулить!

– Не слушайте ее, – посоветовал Кейт Колин. – Она очень сильная и наверняка сумеет забросить мой мяч прямо в озеро!

Дафна выразительно закатила глаза и обратилась к Кейт:

– Поскольку я уверена, что мой злосчастный братец не догадается нас познакомить, придется представляться самой. Я Дафна, герцогиня Гастингс. А это мой муж Саймон.

Кейт поспешно присела в реверансе.

– Ваша светлость, – пробормотала она и, повернувшись к герцогу, повторила: – Ваша светлость.

Колин махнул рукой в ее сторону и, присев, стал вынимать воротца и мячи.

– Это мисс Шеффилд.

Дафна озадаченно нахмурилась:

– Я только сейчас столкнулась с Энтони. Он сказал, что идет за мисс Шеффилд.

– За моей сестрой, – пояснила Кейт. – За Эдвиной. Я Кэтрин. Для друзей просто Кейт.

– Что же, если у вас достаточно храбрости, чтобы играть в пэлл-мэлл с Бриджертонами, я определенно хочу иметь такую подругу, – широко улыбнулась Дафна. – Можете назвать меня Дафной, а моего мужа – просто Саймоном. Да, Саймон?

– Разумеется, – кивнул герцог.

У Кейт сложилось отчетливое впечатление, что объяви его жена небо – оранжевым, а траву – белой, он ответил бы то же самое. И не потому, что не прислушивался к ее словам. Просто всем было ясно, что он безумно ее любит.

Именно такого брака хотела Кейт для Эдвины.

– Давай мне половину, – предложила Дафна, взяв у брата воротца. Мисс Шеффилд и я… то есть мы с Кейт… – Она дружески улыбнулась. – …установим пару-тройку, а вы с Саймоном доделаете остальное. – Дафна взяла Кейт за руку и повела к озеру. – Нужно сделать все, чтобы шар Энтони упал в воду, – шепнула она. – Я так и не простила ему последнюю игру. Думала, Бенедикт и Колин лопнут от смеха. Но Энтони был хуже всех! Он просто стоял и нагло ухмылялся! Ухмылялся! – Она сокрушенно покачала головой. – Никто не умеет ухмыляться так подло, как мой старший братец.

– Знаю, – пробормотала Кейт.

К счастью, герцогиня ее не расслышала.

– Клянусь, так и убила бы его, если бы могла!

– Но что будет, если все шары утонут в озере? – не выдержала Кейт. – Конечно, я ни разу с вами не играла. Но вы кажетесь людьми азартными и, похоже…

– Такой конец неизбежен? – договорила Дафна с улыбкой. – Вы, вероятно, правы. У нас не остается никаких моральных принципов, когда речь идет о пэлл-мэлл. Стоит кому-то из Бриджертонов взять в руки молоток, как он становится последним обманщиком, лжецом и проходимцем. Понимаете, дело не столько в том, чтобы выиграть. Главное, чтобы остальные проиграли.

– Звучит… – Кейт замялась, не находя подходящих слов.

– Ужасно? – улыбнулась Дафна. – Вовсе нет. Уверяю, вы повеселитесь, как никогда! Но при наших темпах вскоре все шары действительно окажутся на дне озера. Полагаю, нужно послать во Францию за новыми.

Она с силой воткнула воротца в землю.

– Знаю, со стороны это кажется пустыми амбициями, но я готова на все, чтобы натянуть нос моим братьям.

Кейт безуспешно попыталась сдержать смех.

– А у вас есть братья, мисс Шеффилд? – спросила Дафна. Поскольку герцогиня, кажется, забыла ее имя, Кейт сочла нужным вернуться к официальному обращению:

– Нет, ваша светлость. Эдвина – моя единственная сестра.

Дафна, приложив ладонь ко лбу, оглядела местность, пытаясь понять, как расставлены остальные воротца. Заметив одни, стоящие прямо над древесным корнем, она решительно зашагала в ту сторону. Кейт ничего не оставалось, как последовать за ней.

– Четверо братьев, – заметила Дафна, ставя на место очередные ворота, – быстро научат жизни кого угодно.

– Должно быть, вы многое усвоили, – почтительно заметила Кейт. – Вы, наверное, можете подбить мужчине глаз? Свалить на землю?

– Спросите моего мужа, – хитро улыбнулась Дафна.

– О чем именно? – крикнул герцог с другой стороны дерева, где они с Колином устанавливали очередные воротца.

– Ни о чем, – с невинным видом откликнулась герцогиня. – Я также поняла, – прошептала она Кейт, – что иногда лучше держать рот на замке. Мужчинами куда легче управлять, когда поймешь кое-что об их истинной природе.

– Что именно? – вырвалось у Кейт. Дафна прикрыла рот ладонью:

– Они не так сообразительны, как мы, у них не такая тонкая интуиция, как у нас. И им совершенно ни к чему знать о половине того, что мы творим за их спинами. – Она настороженно огляделась: – Надеюсь, он нас не слышал?

В этот момент из-за дерева выступил Саймон.

– Каждое слово, – заверил он.

Дафна подскочила на добрый фут. Кейт задохнулась от смеха.

– Но это правда! – дерзко бросила Дафна. Саймон скрестил руки на груди.

– Думай что хочешь, – объявил он и, обернувшись к Кейт, добавил: – Но за эти годы я тоже кое-что узнал о женщинах.

– Правда? – заинтересовалась Кейт.

Он кивнул и подался вперед, словно выдавая важную государственную тайну:

– Женщинами куда легче манипулировать, если позволить им верить, что они умнее мужчин и обладают более тонкой интуицией. И, – добавил он, глядя на жену с видом превосходства, – жизнь мужчин становится куда более мирной, если мы притворяемся, что понятия не имеем о половине того, что они творят за нашими спинами.

К ним приблизился Колин, размахивавший молотком.

– Они опять ссорятся? – спросил он Кейт.

– Обычный спор, – поправила Дафна.

– Упаси меня Господь от таких споров, – пробормотал Колин. – Давайте выбирать цвета.

Кейт подошла к тележке с шарами.

– Который час? – снова спросила она, барабаня пальцами по бедру.

Колин вынул часы:

– Тридцать три минуты четвертого. А что?

– Просто подумала, что виконт с Эдвиной должны бы уже прийти, – пояснила Кейт, стараясь не выглядеть слишком озабоченной.

– Значит, придут, – пожал плечами Колин и, очевидно, безразличный к ее переживаниям, показал на тележку: – Вы гостья. Значит, выбираете первой. Какой цвет предпочитаете?

Кейт, не раздумывая, схватила тот молоток, что лежал ближе всего. И только когда он очутился у нее в руке, поняла, что взяла черный.

– Молот смерти! – одобрительно заметил Колин. – Так и знал, что из нее выйдет прекрасный игрок!

– Оставьте розовый для Энтони, – предложила Дафна, потянувшись к зеленому молотку.

Герцог вытянул оранжевый и обратился к Кейт:

– Будете свидетелем, что я не имел ничего общего с розовым молотком Бриджертонов.

Кейт коварно улыбнулась:

– Я заметила только, что вы не выбирали розовый молоток.

– Конечно, нет, – парировал он, улыбаясь еще ехиднее, чем Кейт. – Цвет для Энтони выбирала моя жена. Не могу же я возражать ей?!

– Мне желтый, – заявил Колин, – и голубой для мисс Эдвины, не так ли?

– О да, – кивнула Кейт. – Эдвина любит голубой.

Все четверо уставились на два оставшихся молотка: розовый и фиолетовый.

– Фиолетовый ему не понравится, – задумчиво протянула Дафна.

– Верно, – согласился Колин. – Но розовый понравится ему еще меньше.

С этими словами он схватил фиолетовый молоток и закинул в сарай. За молотком последовал фиолетовый шар.

– Интересно, где же Энтони? – неожиданно спросил герцог.

– Прекрасный вопрос, – пробормотала Кейт, барабаня пальцами по бедру.

– Полагаю, вы хотите узнать время, – ехидно вставил Колин.

Кейт покраснела. Она уже дважды справлялась у него, который час.

– Благодарю, пока в этом нет необходимости, – обронила она, проклиная себя за то, что не нашлась с остроумным ответом.

– Прекрасно. Дело в том, что когда вы начинаете постукивать пальцами таким образом…

Рука Кейт застыла.

– …значит, хотите спросить у меня, который час.

– Вижу, за последние сорок минут вы успели немало узнать обо мне, – сухо заметила Кейт.

– О, я очень наблюдателен, – хмыкнул он.

– Очевидно, – пробормотала она.

– Но, на случай если хотите знать, сейчас без четверти четыре.

– Они сильно запаздывают.

– Весьма сомневаюсь, что в этот момент мой брат насилует вашу сестру, – прошептал Колин, наклонившись ближе.

– Мистер Бриджертон! – возмущенно воскликнула Кейт, отскакивая.

– О чем вы там говорите? – спросила Дафна.

– Мисс Шеффилд беспокоится, что Энтони прямо в этот момент компрометирует другую мисс Шеффилд, – смеясь, пояснил Колин.

– Колин! – воскликнула Дафна. – Это не смешно!

– И разумеется, неправда! – запротестовала Кейт. То есть почти неправда. Она не думала, что виконт компрометирует Эдвину, но, возможно, из кожи вон лезет, чтобы вскружить ей голову. Это само по себе достаточно опасно!

Кейт взвесила молоток на руке, соображая, как лучше опустить его на голову виконта и представить это несчастным случаем.

Действительно, молот смерти!

Энтони взглянул на каминную полку, где стояли часы. Почти половина четвертого. Часы опаздывают. Но тут уже ничего не поделаешь.

Энтони довольно усмехнулся. Он, как правило, был пунктуален до крайности, но если представилась возможность помучить Кейт Шеффилд, почему бы нет? Можно и задержаться!

А Кейт Шеффилд наверняка терзается при мысли о том, что сама толкнула свою драгоценную сестрицу в лапы распутника.

Энтони глянул на «лапы распутника», иначе говоря, на собственные руки, и снова усмехнулся. Давно он уже так не забавлялся. И все, что для этого потребовалось, – просто посидеть в кабинете в ожидании Эдвины. Она сообщила через горничную, что спустится через десять минут. Это было двадцать минут назад. Разве он виноват, что она медлит?

И вдруг Энтони представил все последующие годы своей жизни. Он ждет Эдвину. Ждет, ждет… Неужели она из тех женщин, которые хронически опаздывают всюду, куда бы ни собрались? В конце концов, это может стать поводом для ссор.

Но тут в холле раздались чьи-то шаги. Энтони поднял глаза. На пороге обрисовалась изящная фигурка Эдвины.

Энтони бесстрастно подумал, что она великолепна. Само совершенство. Безупречно красивое лицо, грациозная осанка и поразительные, сияющие голубизной глаза, такие яркие, что нельзя не поражаться их оттенку каждый раз, когда смотришь в них.

Энтони внимательно прислушался к собственной реакции. Ни один мужчина не может быть равнодушен к такой красоте!

Ничего. Ни малейшего желания поцеловать ее. Это казалось почти преступлением против натуры.

Но может быть, все к лучшему. Недаром он хотел иметь жену, в которую никогда не влюбится. Желание в этом случае может быть опасным. Желание куда скорее, чем безразличие, перерастет в любовь.

– Прошу извинить за опоздание, милорд, – учтиво улыбнулась Эдвина.

– Ничего страшного, – отозвался он, несколько приободренный собственными рациональными рассуждениями. Все же она прекрасно подходит на роль его жены. И нет необходимости искать новых кандидаток.

– Но нам уже пора. Игроки наверняка разметили дорожку.

Энтони взял ее под руку, и они вышли из дома. Он похвалил погоду. Эдвина подтвердила, что погода сегодня изумительная. Он упомянул о вчерашней погоде. С этой минуты она соглашалась со всем, что бы он ни сказал. Уже через минуту он не мог вспомнить, о чем шла речь.

Истощив все темы, связанные с погодой, они замолчали. Наконец три минуты спустя, проведенные в полной тишине, Эдвина вдруг выпалила:

– Что вы изучали в университете?

Энтони недоуменно уставился на нее. Он впервые слышал подобный вопрос из уст юной леди.

– Обычные предметы, – ответил он наконец.

– Какие «обычные»? – настаивала она с нехарактерным для нее нетерпением.

– В основном историю. И немного – литературу.

– Вот как? – протянула она. – Я люблю читать.

– Правда?

На этот раз он воззрился на нее с неподдельным интересом. Вот уж кого нельзя посчитать синим чулком!

– И что же вы любите читать?

Эдвина мгновенно оживилась:

– Романы, если хочется отвлечься. Философские труды, если меня томит жажда самосовершенствования.

– Философия? Не переношу ничего в этом роде.

Эдвина очаровательно рассмеялась:

– Кейт тоже такова! Вечно твердит, что сама знает, как ей жить, и не нуждается в указаниях давно умерших людей.

Энтони вспомнил свои впечатления от чтения в университете трудов Аристотеля, Бентама и Декарта. Потом вспомнил, что ощущал, когда уклонялся все в том же университете от чтения всяческих философских трудов.

– Думаю, – пробормотал он, – что в этом я на стороне вашей сестры.

– Вы, и вдруг согласились с Кейт? – весело спросила Эдвина. – Необходимо срочно найти записную книжку и отметить число и время. Должно быть, это впервые в истории!

Энтони смерил Эдвину косым оценивающим взглядом.

– В вас куда больше дерзости, чем вы хотите показать.

– О, мне далеко до Кейт!

– А в этом нет ни малейших сомнений.

Он услышал смешок Эдвины, но когда повернулся к ней, та всеми силами старалась принять серьезный вид.

Наконец они добрались до поля и увидели дожидавшихся их игроков. Все терпеливо ждали, лениво помахивая молотками.

– О дьявол! – выругался Энтони, совершенно позабыв о том, что находится рядом с дамой, на которой хотел жениться, – она захватила молот смерти!


Глава 10


Вечеринка в сельском доме – весьма опасное событие. Женатые люди вдруг понимают, что им больше по вкусу общество чужой половины, а неженатые часто возвращаются в город, заключив подозрительно поспешную помолвку.

И действительно, наиболее поразительные помолвки заключаются в тихой, патриархальной обстановке.

    
«Светская хроника леди Уистлдаун». 2 мая 1814 года


– Вы не слишком спешили добраться сюда, – заметил Колин, едва Энтони и Эдвина подошли к остальной компании. – Ну вот, все уже готовы. Эдвина, вам – голубой молоток. Энтони, тебе – розовый.

– Мне розовый, а ей… – Он бесцеремонно ткнул пальцем в Кейт. – …достался молот смерти?

– Я позволил ей выбирать первой. Она наша гостья, – напомнил Колин.

– Энтони обычно берет себе черный молоток, – пояснила Дафна. – И даже дал ему свое имя.

– Вы не должны довольствоваться розовым, – вмешалась Эдвина. – Вам этот цвет совершенно не идет. Вот. – Она протянула ему свой молоток. – Почему бы нам не поменяться?

– Вздор! – воскликнул Колин. – Мы специально выделили вам голубой! В тон ваших глаз.

Кейт послышалось, что Энтони застонал.

– Я возьму розовый, – объявил он, выхватив оскорбительный молоток, – и все равно выиграю. Давайте начнем!

Как только Эдвину представили герцогской чете, все опустили мячи у ближайших ворот и приготовились начать игру.

– Пусть начнет самая младшая! – предложил Колин с галантным поклоном в сторону Эдвины.

Но та покачала головой:

– Лучше я буду последней. В этом случае у меня появится возможность понаблюдать за более опытными игроками.

– Мудрая женщина, – пробормотал Колин. – В таком случае начнем со старшего. Энтони, ты самый древний из нас.

– Прости, братец, но Гастингс на несколько месяцев старше.

– Почему у меня такое чувство, что мы оказались в самом центре семейной ссоры? – прошептала Эдвина сестре.

– Просто Бриджертоны весьма серьезно относятся к игре в пэлл-мэлл, – пояснила Кейт тоже шепотом.

И действительно, сейчас все трое Бриджертонов весьма напоминали бульдогов, готовых на все ради выигрыша.

– Эге-ге! – погрозил Колин пальцем. – Никаких столкновений не допускается.

– Мы понятия не имеем, что такое столкновение, – заметила Кейт, – поскольку никто не позаботился объяснить нам правила игры.

– Просто следите за нами! – деловито предложила Дафна, – и сами поймете, что делать.

– По-моему, – тихо сказала Кейт Эдвине, – целью является утопить в озере шар противника.

– В самом деле?

– Нет, разумеется. Но именно так считают Бриджертоны.

– Опять шепчетесь? – окликнул их Колин. – Гастингс, бейте по чертову мячу. У нас не так много времени.

– Колин, – вмешалась Дафна, – не смей ругаться. Здесь дамы.

– Ты не считаешься! – отрезал Колин.

– Здесь еще две молодые леди, забыл?

Колин растерянно моргнул и обратился к сестрам:

– Вы не возражаете?

– Нисколько, – заверила Кейт, совершенно завороженная происходящим. Эдвина только головой покачала.

– Вот и хорошо. Гастингс, да двигайтесь же!

Герцог чуть подтолкнул свой шар к воротам.

– Надеюсь, вы понимаете, – спросил он, ни к кому в особенности не обращаясь, – что я никогда раньше не играл в пэлл-мэлл?

– Хорошенько ударь по мячу, дорогой, так, чтобы он пролетел сквозь эти ворота, – посоветовала Дафна, показывая на первые ворота.

– Но разве это не последние ворота? – удивился Энтони.

– Первые.

– Но они должны быть последними, – настаивал Энтони. Дафна воинственно выдвинула подбородок:

– Я сама размечала дорожку. И это первые ворота.

– Похоже, сейчас прольется кровь, – шепотом заметила Эдвина.

Герцог повернулся к Энтони и наградил его фальшивой улыбкой:

– Думаю, мне придется поверить Дафне.

– Тем более что это она размечала дорожку, – поддержала Кейт.

Энтони, Колин, Саймон и Дафна потрясенно уставились на Кейт, словно не веря, что у нее хватило храбрости вмешаться в разговор.

– Но так оно и было, – настаивала она. Дафна взяла ее под руку.

– Кейт Шеффилд, я обожаю вас! – объявила она.

– Помоги мне, Боже, – пробормотал Энтони.

Герцог размахнулся, ударил, и оранжевый шар покатился по траве.

– Молодец, Саймон! – воскликнула Дафна. Колин обернулся и презрительно уставился на сестру.

– Здесь не принято хвалить противников! – резко бросил он.

– Но Саймон играет впервые! – оправдывалась Дафна. – И он вряд ли выиграет.

– Не важно!

Дафна повернулась к сестрам.

– У Бриджертонов принято открыто ненавидеть противников, – пояснила она. – В этой игре, разумеется.

– Я так и поняла, – сухо ответила Кейт.

– Моя очередь! – раздраженно рявкнул Энтони и, с омерзением глядя на розовый шар, ударил по нему молотком. Шар полетел по прямой, но тут же ударился о дерево и камнем упал на землю.

– Блестяще! – воскликнул Колин, становясь в позицию. Энтони пробормотал себе под нос что-то крайне нелестное и явно не подходившее для дамских ушей.

Колин послал желтый шар в первые ворота, после чего уступил место Кейт.

– Можно мне сделать пробный удар? – осведомилась она.

– Нет! – дружно вылетело из трех глоток.

– Ладно-ладно, – проворчала она. – Отойдите все. Не желаю, чтобы меня обвинили в нанесении увечья.

Она отвела назад молоток и изо всех сил ударила по шару. Шар описал в воздухе впечатляющую дугу, но потом ударился о то же дерево, что и шар Энтони, и лег рядом с ним.

– О Господи, – вздохнула Дафна, несколько раз взмахнув молотком, прежде чем ударить.

– Почему «о Господи»? – встревоженно спросила Кейт, отнюдь не ободренная сожалеющей улыбкой герцогини.

– Увидите, – загадочно ответила Дафна и, ударив по шару, отошла в том направлении, куда он полетел.

Кейт обернулась к Энтони. Тот выглядел очень-очень довольным нынешним состоянием дел.

– Что вы теперь сделаете со мной? – робко спросила она. Энтони язвительно усмехнулся.

– Лучше спросите, чего я не собираюсь с вами делать? – посоветовал он.

– Кажется, теперь моя очередь, – вмешалась Эдвина, вставая в исходную позицию. Она вяло ударила по шару и разочарованно застонала, когда тот пролетел всего треть дистанции.

– В следующий раз бейте сильнее, – посоветовал Энтони, устремляясь к своему шару.

– Ну да, – пробормотала Эдвина ему в спину. – Сама бы я не поняла.

– Гастингс! – заорал Энтони. – Ваша очередь!

Пока герцог бил по шару, Энтони, прислонясь к дереву и помахивая дурацким розовым молотком, дожидался Кейт.

– Мисс Шеффилд! – окликнул он наконец. – Правила игры гласят, что нужно находиться у своего мяча!

Кейт послушно встала рядом с ним.

– Стою, – буркнула она. – И что теперь?

– Вам следовало бы обращаться со мной повежливее, – заметил он, лениво улыбаясь.

– После того как вы специально задержали Эдвину? – парировала она. – Мне следовало бы колесовать и четвертовать вас!

– До чего же кровожадная особа! – протянул Энтони. – Думаю, со временем вы станете прекрасным игроком в пэлл-мэлл.

Ему доставило огромное удовольствие наблюдать, как лицо Кейт заливает краска.

– О чем вы? – спросила она.

– Ради всего святого, Энтони! – крикнул Колин. – Твоя очередь, черт возьми!

Энтони глянул в ту сторону, где лежали рядом два шара: ее мрачно-черный, его – непристойно-розовый.

– Верно, – кивнул он, – не стоит задерживать дорогого, милого Колина.

С этими словами он поставил ногу на свой шар, размахнулся…

– Что вы делаете? – взвизгнула Кейт.

…и ударил. Его шар остался на месте, а вот ее скатился вниз с холма.

– Негодяй! – возмутилась Кейт.

– На войне и в любви все средства хороши, – парировал он.

– Я вас убью!

– Можете попробовать, – продолжал издеваться он, – но сначала догоните!

Кейт взвесила на руке молот смерти и уставилась на ногу Энтони.

– Даже не думайте! – остерег он.

– Искушение слишком велико, – простонала она. Он зловеще сверкнул глазами:

– Здесь полно свидетелей.

– И это единственное, что спасает вам жизнь.

Энтони только улыбнулся:

– Насколько я вижу, ваш шар укатился слишком далеко, мисс Шеффилд. Увидимся через полчаса или чуть позже, когда вы сравняетесь с остальными.

В этот момент мимо прошла Дафна, следующая за мячом, который пролетел мимо них незамеченным.

– Вы за это заплатите! – прошипела Кейт.

Но его ухмылка была красноречивее любого ответа.

Повернувшись, она стала спускаться с холма. Громкое и абсолютно не подобающее леди ругательство сорвалось с ее губ при виде шара, застрявшего под кустом живой изгороди.

Через полчаса Кейт все еще отставала от последнего игрока на двое ворот. Побеждал Энтони, что безмерно ее бесило.

Как раз в тот момент, когда она в ожидании своей очереди била баклуши, раздался злобный вопль Энтони, немедленно привлекший ее внимание.

Преисполненная добрых предчувствий по поводу его возможной кончины, она огляделась и неожиданно заметила розовый шар, летящий по траве прямо на нее.

– Йо-хоооо!!!

Кейт обернулась и увидела радостно подпрыгнувшего Колина. Тот бешено размахивал молотком и вопил во все горло.

Судя по виду, Энтони был готов оторвать братцу голову.

Кейт и сама готова была сплясать танец победы: если она не смогла выиграть, приятно знать, что он тоже проиграл… Беда в том, что теперь им снова придется играть вместе. И хотя одиночество было не слишком приятным времяпрепровождением, все же даже оно лучше, чем вынужденная беседа с этим негодяем!

Кейт было очень трудно удержаться от самодовольной ухмылки, когда Энтони направился к ней хмурый, как осенняя туча.

– Не повезло, милорд, – пробормотала она. Виконт ответил злобным взглядом.

Она тяжело вздохнула – для пущего эффекта, разумеется.

– Уверена, что вы будете вторым… в крайнем случае третьим.

Он угрожающе навис над ней и издал звук, поразительно напоминающий рычание.

– Мисс Шеффилд! – нетерпеливо крикнул Колин с вершины холма. – Ваша очередь!

– Слышу! – отозвалась Кейт, соображая, как лучше ударить.

Она может нацелиться в следующие ворота или окончательно ухудшить положение Энтони. К сожалению, их шары не соприкасались, поэтому она не может повторить его подлый трюк: поставить ногу на свой шар и ударить по шару Энтони. Возможно, это и к лучшему. С ее везением она непременно промахнется, да еще и ногу сломает!

– Как же быть? – пробормотала она. Энтони пожал плечами:

– Вы ничего не сможете со мной сделать.

– Верно, – признала она. Если она попробует вывести его из игры, то выведет прежде всего себя, поскольку следует сначала что есть сил ударить по черному шару, чтобы привести в движение розовый. Удержать на месте свой шар она не могла, и только Богу известно, где он очутится после этого. – У меня все равно нет никаких шансов выиграть, – заметила она с невинной улыбкой.

– Вы сможете стать второй или третьей, – ответил Энтони ее же словами.

Кейт покачала головой:

– Вряд ли. Я так отстала от остальных, а конец игры уже близок.

– Вы не сделаете этого, мисс Шеффилд, – остерег он.

– Неужели? – удивилась она. – Сделаю. Клянусь, что сделаю.

Улыбаясь, как злая ведьма из сказки, она отвела назад молоток и ударила по своему шару со всей накопившейся в ней энергией.

Черный шар врезался в розовый и послал его еще ниже, к подножию холма.

Ниже… Ниже… Прямо в озеро.

Разинув от восторга рот, Кейт ошеломленно наблюдала, как розовый шар медленно идет ко дну. И тут в душе загорелось нечто странное и примитивное, сродни восторгу дикаря при виде поверженного противника. Не успев понять, что с ней творится, она пустилась в безумный пляс, вопя на всю округу:

– Да! Да! Я выиграла!

– Не выиграли! – отрезал Энтони.

– А чувство такое, что выиграла! – торжествовала она. Колин и Дафна, успевшие сбежать вниз, остановились перед ними.

– Мисс Шеффилд, вы просто молодец! – воскликнул Колин. – Я знал, что вы достойны носить молот смерти!

– Блестяще, – согласилась Дафна. – Просто блестяще!

Что оставалось делать Энтони? Только хмуриться и делать вид, будто все происходящее ничуть его не задевает. Колин дружелюбно хлопнул ее по спине:

– Уверены, что каким-то боком не относитесь к роду Бриджертонов? Вы мгновенно сумели уловить дух игры!

– Я ничего бы не смогла сделать без вас, – скромно призналась Кейт. – Не пошли вы его шар вниз по холму…

– Но я надеялся, что вы продолжите мою разрушительную работу, – пояснил Колин.

Наконец к ним приблизились герцог с Эдвиной.

– Поразительный исход игры, – прокомментировал герцог.

– Но игра еще не закончена, – возразила Дафна. Муж ответил иронической усмешкой:

– По-моему, продолжение просто неуместно, не находишь?

Как ни удивительно, с ним согласился даже Колин:

– Не представляю, как можно побить рекорд мисс Шеффилд.

Кейт просияла. Герцог глянул на небо:

– К сожалению, на небе начинают собираться тучи. Я хочу успеть проводить Дафну в дом, прежде чем пойдет дождь. В ее положении и тому подобное… ну, вы понимаете.

Кейт в полном изумлении уставилась на краснеющую Дафну, которая совсем не выглядела беременной.

– Так и быть, – кивнул Колин. – Конец игре! Я объявляю победительницей мисс Шеффилд.

– Но я была на двое ворот позади остальных, – возразила Кейт.

– Тем не менее любой истинный поклонник пэлл-мэлл в стиле Бриджертонов понимает, что послать шар Энтони в озеро куда важнее, чем провести шар через все ворота. И поэтому вы победительница сегодняшней игры, мисс Шеффилд. Кто-то не согласен? – спросил он, глядя на Энтони.

Промолчали все, даже Энтони, хотя было видно, что в этот момент он готов убить… вот только кого?

– Превосходно, – кивнул Колин. – В таком случае мисс Шеффилд – наш победитель, а вот Энтони – проигравший.

Странный сдавленный звук вырвался из горла Кейт: то ли смех, то ли всхлип.

– Но должен же кто-то проиграть, – ухмыльнулся Колин. – Такова традиция.

– Верно, – согласилась Дафна. – Мы, Бриджертоны, хоть и кровожадны, но привыкли следовать традиции.

– Вы все буйнопомешанные, – добродушно заметил герцог. – Вот кто вы такие. И на этой ноте мы с Дафной должны с вами распрощаться. Надеюсь, никто не обидится, если мы не станем помогать собирать воротца?

Никто, разумеется, не возражал, и вскоре герцог с герцогиней направились к дому.

Эдвина, которая все это время молчала, хотя и взирала на Бриджертонов, как на беглецов из сумасшедшего дома, деликатно откашлялась.

– Как по-вашему, не стоит ли попытаться достать шар? – спросила она, глядя с вершины холма на озеро.

Остальные уставились на спокойные воды, словно им в голову не приходило ничего подобного.

– Он же не потонул на самой середине, – пояснила она, – а только вкатился в воду. Возможно, и сейчас лежит у самого края.

Колин почесал затылок. Энтони продолжал строить зверские гримасы.

– Не хотите же вы потерять еще один мяч! – настаивала Эдвина, но, не дождавшись ответа, отбросила молоток и вскинула руки: – Ладно! Я сама достану дурацкий старый мяч!

Этим она успешно вывела мужчин из ступора, и они немедленно поспешили ей на помощь.

– Не будьте дурочкой, мисс Шеффилд, – галантно заявил Колин, начиная спускаться, – я сам его достану.

– Ради всего святого, – пробормотал Энтони, – я вытащу чертов шар.

Он побежал вниз, легко обогнав брата. Несмотря на владевшую им ярость, он не мог винить Кейт за дерзкую выходку. Сам он поступил бы точно так же, хотя при этом ударил бы по шару с такой силой, что последний наверняка долетел до середины озера.

И все же чертовски унизительно уступать женщине, особенно ей!

Он добрался до озера и медленно пошел по берегу. Шар так ярко окрашен, что должен просвечивать сквозь толщу воды, если, конечно, лежит на мелком месте.

– Ну что, видишь? – спросил остановившийся рядом Колин.

Энтони покачал головой:

– Так или иначе, а цвет дурацкий. Никто никогда не выбирал розовый шар.

Колин кивнул.

– Даже фиолетовый был лучше, – продолжал Энтони, переходя с места на место, чтобы как следует осмотреть всю береговую линию. И, внезапно остановившись, окинул брата подозрительным взглядом. – А где, черт возьми, фиолетовый молоток?

– Понятия не имею, – пожал плечами Колин.

– А вот я уверен, что он как по волшебству появится в наборе для пэлл-мэлл завтра же вечером.

– Ты скорее всего прав, – жизнерадостно поддакнул Колин, следуя за Энтони. – А если повезет, то и сегодня днем.

– Рано или поздно я все равно тебя прикончу, – деловито пообещал Энтони.

– В этом я ничуть не сомневаюсь, – вздохнул Колин, продолжая осматривать участки воды. – Смотри! Вот он! – вдруг крикнул он.

И верно, розовый шар лежал на мелководье, футах в двух от берега. Энтони выругался. Придется снимать сапоги и лезть в озеро. Похоже, у Кейт Шеффилд вошло в привычку загонять его в воду. Впрочем, в тот раз, когда он спасал Эдвину, у него не было времени снять обувь, и тонкая кожа была напрочь испорчена. Его камердинер едва не хлопнулся в обморок при виде такого ужаса.

Энтони со стоном уселся на камень, чтобы стащить сапоги. Конечно, ради спасения Эдвины не жалко дорогой обуви. Но ради спасения дурацкого шара… пожалуй, не стоит даже ноги мочить!

– Похоже, у тебя все идет отлично, – произнес Колин, – поэтому я пойду помогу мисс Шеффилд вытаскивать воротца.

Энтони обреченно кивнул и полез в воду.

– Холодная? – послышался с берега женский голос. Господи Боже, опять она! Энтони повернулся. На берегу стояла Кейт Шеффилд.

– Я думал, вы вытаскиваете воротца, – сухо обронил он.

– Не я, а Эдвина.

– Этих мисс Шеффилд чертовски много, – пробормотал он себе под нос. Должен существовать закон, запрещающий дебюты сестер в один сезон!

– Простите, не расслышала.

– Я сказал, просто ледяная.

– О, мне так жаль!

Энтони мгновенно отвлекся от шара.

– Ничего вам не жаль, – буркнул он наконец.

– Вы правы, – призналась она, – Нисколько не жаль, что вы проиграли. Но я вовсе не хотела, чтобы вы отморозили ноги.

Энтони немедленно охватило совершенно безумное желание увидеть ее голые ступни. Ничего не скажешь, жуткая мысль. Он не имеет права вожделеть эту женщину. Она даже не нравится ему!

Он вздохнул. Это неправда. Она ему нравится странным парадоксальным образом. И как ни ужасна эта мысль, он уверен, что тоже начинает ей нравиться… точно таким же манером.

– На моем месте вы сделали бы то же самое! – крикнула она.

Он ничего не ответил. Только продолжал медленно входить в воду.

– Сделали бы! – настаивала она.

Энтони нагнулся и подхватил шар, намочив при этом рукав. Черт!

– Знаю, – бросил он, не оглядываясь.

– Вот как? – удивленно протянула она, словно не ожидая, что он так легко сдастся.

Энтони вышел на берег, к счастью, хорошо утоптанный, так что грязь не липла к ступням.

– Возьмите, – велела она, протягивая ему нечто вроде одеяла. – Оно лежало в сарае. Я заглянула туда перед тем, как спуститься, и подумала, что вам понадобится чем-то вытереть ноги.

Энтони открыл рот, но почему-то не издал ни звука.

– Спасибо, – выдавил он, наконец беря у нее одеяло.

– Я не так уж ужасна, как вам кажется, – улыбнулась она.

– Да, и я тоже.

– Возможно, но вам не следовало задерживать Эдвину. Наверняка сделали это, чтобы подразнить меня.

Он молча покачал головой и сел на камень, чтобы вытереть ноги, предварительно бросив шар на землю.

– Не думаете, что опоздание как-то связано с моим желанием провести время с женщиной, которую я собираюсь сделать своей женой?

Кейт слегка покраснела.

– В жизни не слышала более эгоистичного заявления, но нет, вы наверняка хотели досадить мне.

Она, разумеется, была права, но уж этого он ей не скажет.

– Видите ли, нас задержала именно Эдвина. Не знаю почему. Не мог же я подняться в ее комнату и потребовать, чтобы она поторопилась? Поэтому я ждал в кабинете, пока она не пришла.

Последовало долгое молчание.

– Спасибо за то, что сказали мне это, – выговорила она наконец.

Эдвин насмешливо улыбнулся:

– Не так уж я ужасен, как вы считаете.

– Знаю, – вздохнула она с таким сожалением, что Энтони рассмеялся.

– Но все-таки ужасен, верно? – поддразнил он.

Кейт мгновенно просияла, словно возобновление войны вернуло ей присутствие духа.

– О, несомненно!

Кейт улыбнулась, наблюдая, как он натягивает чулки и сапоги. Потом нагнулась и подхватила розовый мяч.

– Пойду отнесу его обратно в сарай.

– Это на случай, если на меня накатит неодолимое желание швырнуть его обратно в воду?

– Ну да, – подтвердила она.

– Ладно, – кивнул он, вставая. – Тогда я захвачу одеяло.

– Справедливый обмен.

Кейт принялась было взбираться на холм, но, заметив исчезающих из виду Колина и Эдвину, оцепенела.

– Ну и ну!

Энтони поспешно обернулся.

– Что там? О, вижу! Похоже, ваша сестра и мой брат решили вернуться без нас.

Кейт нахмурилась при виде такого предательства, однако тут же пожала плечами и снова стала взбираться наверх.

– Полагаю, что смогу вынести ваше общество еще несколько минут, если вы сумеете вынести мое.

Энтони ничего не ответил, чем безмерно ее поразил. По ее мнению, он должен был воспользоваться случаем, чтобы сразить ее язвительной репликой. Но вместо этого он уставился на нее каким-то странным взглядом…

– Все… все в порядке, милорд? – нерешительно спросила Кейт.

– Разумеется, – рассеянно кивнул он.

Остаток пути до сарая оба молчали. Кейт положила розовый шар на место, заметив, что Колин и Эдвина вытащили воротца и сложили на место все, включая якобы пропавшие фиолетовый шар и молоток. Украдкой взглянув на Энтони, она улыбнулась. Судя по злобной гримасе, он все заметил.

– Одеяло лежало здесь, милорд, – слегка усмехнулась она, отступая.

Энтони пожал плечами:

– Я отнесу его в дом. Оно скорее всего нуждается в чистке.

Кейт кивнула. Они закрыли дверь и ушли.


Глава 11


Дух соперничества хорош именно тем, что выявляет худшее в мужчине… или лучшее в женщине.

    
«Светская хроника леди Уистлдаун». 4 мая 1814 года


Энтони, посвистывая, шел по тропинке к дому. И искоса поглядывал на Кейт, когда был уверен, что та на него не смотрит. Собственно говоря, если не сравнивать ее с сестрой, она очень привлекательна. Непонятно только, почему его это так удивляет. Его воспоминания не отдавали должного чарующей прелести ее лица. И потом, она всегда в движении. Вечно улыбается, или хмурится, или поджимает губы. И никогда не умеет принять безмятежный, скромный вид, который так удается многим молодым леди.

Он попал в ту ловушку, что и остальные холостые джентльмены, считая ее чем-то вроде приложения к младшей сестре. А Эдвина так неотразима, так поразительно, ошеломляюще красива, что всякий, кто стоял рядом с ней, невольно отходил на второй план. Трудно любоваться кем-то еще, когда в комнате находится Эдвина.

И все же…

Энтони нахмурился. И все же он почти забыл про Эдвину и не обращал на нее внимания в течение всей игры. Конечно, это можно понять: пэлл-мэлл в стиле Бриджертонов требует всей отдачи и совершенно сводит с ума членов его семьи. Возможно, он не обратил бы внимания на самого принца-регента, вздумай последний присоединиться к игре.

Но разве дело в этом, если перед глазами мелькают другие образы: Кейт, нагнувшаяся с молотком, ее напряженное, сосредоточенное лицо. Кейт, смеющаяся над чьим-то неудачным броском, Кейт, аплодирующая Эдвине, когда ее шар пролетел сквозь ворота: весьма нехарактерная тенденция для Бриджертонов. И конечно, Кейт, коварно улыбающаяся в ту последнюю секунду перед тем, как послать его шар в озеро.

Хоть Энтони и не смотрел на Эдвину, все же нашел достаточно времени, чтобы смотреть на Кейт.

И это должно было встревожить его.

Но он снова оглянулся на нее. На этот раз она подняла лицо к небу и слегка нахмурилась.

– Что-то не так? – вежливо осведомился Энтони. Кейт покачала головой.

– Просто прикидывала, когда пойдет дождь.

– Думаю, что не сейчас.

Она медленно кивнула:

– Ненавижу дождь.

Что-то в ее глазах, глазах обиженного трехлетнего ребенка, заставило его рассмеяться.

– В таком случае вы выбрали не ту страну для проживания, мисс Шеффилд.

Кейт смущенно улыбнулась:

– Нет, я не против обычного дождя. Но терпеть не могу грозы.

– В отличие от меня, – пробормотал Энтони.

Она бросила на него растерянный взгляд, но ничего не ответила. Только уставилась на камешки под ногами. И неожиданно принялась пинать один, совсем кругленький, иногда останавливаясь или сворачивая в сторону, чтобы снова толкнуть камешек носком ботинка и послать вперед.

В этой выходке было что-то очаровательное и очень милое. Энтони особенно заинтересовался изящной ножкой, выглядывавшей из-под сиреневой юбки. И в какой-то момент не успел отвести глаз, когда она резко вскинула голову:

– Думаете… Почему вы так на меня смотрите?

– Так о чем я думаю? – поинтересовался он, намеренно игнорируя вторую часть ее вопроса.

Ее губы упрямо сжались. Энтони ощутил, как его собственные подрагивают в смешливой гримасе.

– Вы, кажется, смеетесь надо мной?

Энтони покачал головой.

Кейт снова остановилась:

– А мне кажется, что смеетесь.

– Уверяю вас, – начал он, проклиная собственный веселый голос, – я и не думал смеяться над вами.

– Лжете!

– Я не…

Он осекся, зная, что, если скажет еще хоть слово, просто взорвется от хохота. И, что самое странное, совершенно не понимал, в чем причина.

– О, ради всего святого, – пробормотала она, – в чем дело?

Энтони прислонился к стволу ближайшего вяза и буквально затрясся от едва сдерживаемого смеха.

Кейт подбоченилась, взирая на него с гневом и немалой долей любопытства:

– Что тут такого забавного?

Энтони наконец сдался и, едва успев пожать плечами, разразился смехом.

– Не… не знаю, – выдохнул он. – Выражение вашего лица… просто… просто…

Он заметил, что она улыбается. Как ему нравится ее улыбка!

– Выражение вашего лица, милорд, тоже угрюмым не назовешь, – парировала она.

– О, тут вы правы.

Энтони несколько раз глубоко вдохнул и, немного придя в себя, выпрямился. Поймав подозрительный взгляд Кейт, он неожиданно понял, что должен непременно узнать, что она о нем думает. И это не могло ждать до завтра. Не могло ждать даже до сегодняшнего вечера.

Непонятно, как случилось такое, но, оказывается, ее хорошее мнение много значило для него. Конечно, необходимо, чтобы она одобрила его уже полузабытый план ухаживания за Эдвиной, однако проблема не только в этом. Она оскорбляла его, едва не утопила в Серпентайне, унизила в сегодняшней игре. И все же он жаждал заслужить ее одобрение.

Энтони не мог припомнить другого случая, когда чье-то уважение значило бы для него так много, и, честно говоря, ему было не по себе.

– Думаю, вы у меня в долгу, – объявил он.

У него слегка кружилась голова, а мысли пришли в смятение. Нет, нужно быть хитрее, если он хочет узнать, о чем она думает. Но она не должна знать, как много это значит для него.

– Простите?

– Долг. За пэлл-мэлл.

Кейт фыркнула самым неподобающим для леди образом и, в свою очередь, прислонилась к дереву.

– Не ошибаетесь? Если кто-то у кого в долгу, так это вы! Не забыли? Я выиграла.

– Да, но вы унизили меня.

– Верно, – согласилась она.

– Вы не были бы собой, – чрезвычайно сухо продолжал он, – если бы воспротивились дурной привычке кидаться в спор.

Кейт скромно потупила глаза:

– Леди всегда должна быть скрупулезно честной.

Энтони изогнул уголок губ в понимающей усмешке.

– Я надеялся, что вы это скажете, – пробормотал он. Кейт неловко поежилась.

– Почему это?

– Потому что вы заплатите свой долг, мисс Шеффилд, ответив на один вопрос, любой по моему выбору, причем ответите абсолютно искренне.

Он оперся рукой о ствол и подался вперед. Кейт вдруг ощутила себя в ловушке, хотя увернуться не составляло труха. И с досадой и непонятным волнением поняла, что ее держат в плену его глаза, темные и горящие, словно прожигавшие насквозь.

– Вы на это способны, мисс Шеффилд? – допытывался он.

– К-какой вопрос? – заикаясь, спросила Кейт, даже не осознав, что говорит шепотом, пока не услышала свой задыхающийся голос.

Он слегка склонил голову набок:

– Только помните, я жду честного ответа.

Она кивнула. Или по крайней мере подумала, что кивнула. Она хотела кивнуть. Но, по правде говоря, вовсе не была уверена, что может пошевелиться.

Он снова подался вперед, не настолько, чтобы она ощутила его дыхание, но достаточно близко, чтобы она вздрогнула.

– Итак, мисс Шеффилд, мой вопрос.

Ее губы чуть приоткрылись.

– Вы…

Он подвинулся на дюйм.

– …по-прежнему…

Еще дюйм.

– …ненавидите меня?

Кейт конвульсивно сглотнула. Такого она не ожидала.

Она облизала пересохшие губы, пытаясь что-то ответить, хотя понятия не имела, что именно. Однако с языка не сорвалось ни звука.

Губы Энтони растянулись в медленной победной улыбке:

– Полагаю, это означает «нет».

Кейт бессильно обмякла, словно разом лишилась всякой энергии.

– Не хотите еще немного побыть на свежем воздухе? – деловито осведомился он, подняв глаза к небу. Куда девался прожженный обольститель, который пытался очаровать ее всего несколько секунд назад? – Погода вполне подходящая. Кажется, тучи рассеялись.

Кейт молча смотрела на него. Либо он лишился рассудка, либо она потеряла дар речи. А может, и то, и другое.

– Прекрасно. Я всегда восхищался любящими природу женщинами. Значит, увидимся за ужином?

Она кивнула и удивилась, что смогла хотя бы это.

– Что же, до свидания.

Он взял ее руку, прижался обжигающим поцелуем к внутренней стороне запястья, к тонкой полоске голой кожи, выглядывавшей между краем рукава и перчаткой.

– До вечера, мисс Шеффилд, – бросил Энтони и ушел, оставив ее наедине с невероятно странным ощущением того, что сейчас между ними произошло нечто важное. Но даже под угрозой казни Кейт не могла сказать, что именно.

В половине восьмого Кейт решила притвориться смертельно больной. Без четверти восемь она едва не довела себя до апоплексического удара. Но без пяти восемь, когда прозвучал колокол, призывавший к ужину, давая гостям знать, что пора собираться в гостиной, она расправила плечи и вышла в коридор, чтобы встретиться с Мэри.

Она отказывалась быть трусихой.

Поэтому никогда трусихой не была.

И сможет выдержать еще один вечер.

– Кроме того, – сказала она себе, – ее вряд ли посадят где-то поблизости от лорда Бриджертона. В конце концов, он виконт и хозяин дома и должен сидеть во главе стола. Как дочь младшего сына барона, она считалась не слишком знатной по сравнению с остальными гостями. Следовательно, ее место в конце стола, где она сможет видеть его, только вывернув шею.

Эдвина, делившая комнату с Кейт, уже ушла в комнату Мэри, чтобы помочь ей выбрать ожерелье, и Кейт осталась одна в коридоре. Наверное, стоило бы тоже пойти к Мэри и подождать там, но ей почему-то не хотелось ни с кем разговаривать. Кроме того, Эдвина заметила ее непонятное, задумчивое настроение. Не хватает еще, чтобы Мэри принялась допрашивать ее, в чем дело.

Но, честно говоря, Кейт сама не понимала, в чем дело. Знала только, что сегодня днем что-то изменилось в их отношениях с виконтом. Что-то стало другим, и она откровенно признавалась себе, что это ее пугало.

И это было вполне естественно. Не так ли? Люди всегда боятся того, чего не понимают.

А Кейт определенно не понимала виконта.

Но не успела она в полной мере насладиться одиночеством, как дверь напротив открылась, и оттуда вышла еще одна молодая дама. Кейт немедленно узнала Пенелопу Федерингтон, младшую из трех знаменитых сестер Федерингтон, вернее, трех, кто уже выезжал в свет. Кейт слышала, что четвертая все еще пребывала в классной комнате.

К несчастью для сестер, они были известны полным отсутствием успеха на брачном рынке. Для Пруденс и Филиппы сезон уже был третьим, и ни одного предложения! Сейчас, в середине своего второго сезона, Пенелопа, приезжая на балы и званые вечера, всячески избегала сестер и мать, которых в обществе считали чопорными и занудными.

Кейт всегда нравилась Пенелопа. Обе подружились с того дня, как подверглись осмеянию в колонке мисс Уистлдаун за отсутствие вкуса в выборе платьев подходящего цвета.

Кейт со вздохом отметила, что и сейчас, в лимонно-желтом наряде, Пенелопа выглядела увядшей и болезненной. Кроме того, покрой утяжелялся множеством воланов и оборок. Пенелопа, не отличавшаяся высоким ростом, буквально терялась в этом платье.

Какая жалость! А ведь Пенелопа могла быть весьма привлекательной, если бы кто-то убедил ее мать не лезть с советами к модистке и позволить дочери самой выбирать одежду. У нее было приятное лицо с очень светлой кожей, присущей рыжим людям, только вот ее волосы были скорее рыжевато-каштановыми, чем медными.

Но, как бы там ни было, эти роскошные волосы решительно не сочетались с лимонно-желтым цветом.

– Кейт! – воскликнула Пенелопа, закрыв за собой дверь. – Какой сюрприз! Я не знала, что ты тоже приедешь!

Кейт кивнула:

– Думаю, нас пригласили в последний момент. Мы познакомились с леди Бриджертон только на прошлой неделе.

– Знаю. Я лишь сказала, что это сюрприз, но на самом деле вовсе не удивилась. Лорд Бриджертон уделяет много внимания твоей сестре.

Кейт вспыхнула.

– Э… да. Так оно и есть.

– По крайней мере, если верить слухам. Однако верить им можно далеко не всегда, – продолжала Пенелопа.

– Леди Уистлдаун редко оказывается не права, – заметила Кейт. Пенелопа пожала плечами и с отвращением оглядела свой туалет.

– Да уж, в отношении меня она всегда права.

– О, не глупи! – поспешно вставила Кейт, хотя обе знали, что она сказала это только из вежливости.

Пенелопа устало покачала головой.

– Мама убеждена, что желтый – счастливый цвет, а счастливая девушка непременно поймает мужа.

– О Господи! – фыркнула Кейт.

– Одного она не понимает, – сухо добавила Пенелопа, – что этот «счастливый» оттенок придает мне положительно несчастный вид и отталкивает джентльменов.

– Ты не пробовала предлагать зеленое? – осведомилась Кейт. – Думаю, в зеленом ты будешь неотразимой.

Пенелопа покачала головой:

– Она терпеть не может зеленый цвет. Считает, что он слишком уныл.

– Зеленый? – недоверчиво переспросила Кейт.

– Я даже не пытаюсь ее понять.

Кейт, на которой было зеленое платье, поднесла рукав к лицу Пенелопы, закрыв, как могла, желтые оборки.

– Если бы ты себя видела! Лицо просто светится.

– Не говори мне этого, иначе я расплачусь. Мне противен собственный вид!

Кейт ответила сочувственной улыбкой:

– Я бы одолжила тебе одно из своих платьев, но, боюсь, подол будет волочиться по полу.

Пенелопа рассеянно отмахнулась:

– Ты очень добра, но я смирилась со своей участью. По крайней мере в этом сезоне все лучше, чем в прежнем.

Кейт вскинула брови.

– О, тебя ведь здесь не было, – поморщилась Пенелопа. – Я весила на два стоуна[4 - Мера веса, 6,35 килограмма.] больше, чем сейчас.

– Два стоуна?! – ахнула Кейт. Но это невозможно!

Пенелопа кивнула и сделала гримаску.

– Детский жирок. Я умоляла маму, чтобы позволила мне выезжать с восемнадцати лет, но она решила, что чем раньше, тем лучше.

Стоило только присмотреться к лицу Пенелопы, как становилось понятно, что ее мать, мягко говоря, не права. Кейт ощущала нечто вроде духовного родства с девушкой, хотя та была почти на три года моложе. Обе хорошо знали, что это такое, когда тебя отвергают поклонники, помнили маску безразличия, которую надеваешь на лицо, когда тебя не приглашают на танец.

– Почему бы нам не спуститься к ужину вместе? – внезапно спросила Пенелопа. – Похоже, наши родные задерживаются.

Кейт не слишком торопилась появляться в гостиной, где ее ожидало неизбежное общество лорда Бриджертона, и радовалась, что Мэри и Эдвина оттянут вечернюю пытку, пусть всего на несколько минут. Но все же решила пойти с Пенелопой.

Обе заглянули в комнаты к матерям, сообщили о перемене планов и рука об руку спустились в холл.

Оказалось, что почти все приглашенные уже собрались в гостиной и болтали в ожидании ужина. Кейт, которая впервые была на загородной вечеринке, с удивлением отметила, что все казались более оживленными и веселыми, чем в Лондоне. Должно быть, это влияние свежего воздуха! А может, чем дальше от столицы, тем менее строги правила этикета. И вообще она решила, что предпочитает эту атмосферу лондонской.

Лорд Бриджертон стоял на другом конце комнаты у камина. Увидев его, Кейт постаралась больше не смотреть в ту сторону. Но тем не менее остро чувствовала его присутствие. Она понимала, что это безумие, однако могла поклясться, что почувствовала, как он наклонил голову, и слышала, как он говорит и смеется.

И определенно ощутила, как он смотрит ей в спину. Шея горела, словно охваченная пламенем.

– Я понятия не имела, что леди Бриджертон пригласила так много людей, – прошептала Пенелопа.

Стараясь не смотреть на виконта, Кейт обшарила глазами комнату, чтобы определить, кто в ней собрался.

– О нет! – вдруг простонала Пенелопа. – Здесь Крессида Купер!

Кейт осторожно повернула голову. Если у Эдвины и была соперница на роль первой красавицы сезона 1814 года, то этой соперницей считалась Крессида Купер. Высокая, стройная, с медового цвета волосами и сверкающими зелеными глазами, она неизменно оказывалась в кругу обожателей. Но в отличие от доброй и благородной Эдвины Крессида, по мнению Кейт, уродилась эгоистичной, невоспитанной ведьмой, которой доставляло удовольствие изводить окружающих.

– Она ненавидит меня, – призналась Пенелопа.

– Она ненавидит всех, – заверила Кейт.

– Нет, она действительно меня ненавидит.

– Но почему? – удивленно спросила Кейт. – Что ты могла ей сделать?!

– В прошлом году я случайно столкнулась к ней и выбила из рук чашку с пуншем. Чашка опрокинулась на нее и герцога Ашборна. Бедняги были с головы до ног залиты пуншем.

– И это все?

Пенелопа закатила глаза.

– Для Крессиды этого более чем достаточно. Она убеждена, что герцог непременно сделал бы ей предложение, не покажись она ему неловкой и неуклюжей.

Кейт фыркнула неприлично громко для леди.

– Ашборн вовсе не собирается жениться. По крайней мере в ближайшее время. Все это знают. К тому же он почти такой же ужасный распутник, как Бриджертон.

– Который, вероятнее всего, женится в этом году, – напомнила Пенелопа. – Если верить сплетням.

– Ба! – отмахнулась Кейт. – Сама леди Уистлдаун написала, что он вряд ли женится.

– О, это было давно, – уверенно заявила Пенелопа. – Леди Уистлдаун постоянно меняет свое мнение, и, кроме того, всем очевидно, что виконт ухаживает за твоей сестрой.

Кейт прикусила язык.

– О нет! Она идет сюда! – хрипло прошептала Пенелопа. Кейт ободряюще сжала ее руку.

– Не волнуйся. Она ничем не лучше тебя.

Пенелопа ответила саркастическим взглядом:

– Знаю. Но от этого она не становится менее неприятной. И всегда из кожи вон лезет, чтобы меня задеть.

– Кейт, Пенелопа! – весело воскликнула Крессида, теребя светлый локон. – Какой сюрприз видеть вас здесь!

– Почему бы это? – процедила Кейт.

Крессида озадаченно захлопала глазами, очевидно, пораженная тем, что Кейт посмела усомниться в ее суждении.

– Впрочем, – поправилась она, – не такой уж это сюрприз, тем более что твоя сестра имеет большой успех, и все мы знаем, что ей приходится повсюду ездить с тобой, но вот Пенелопа… – Она изящно повела плечиком. – Впрочем, не мне судить. Леди Бриджертон известна своим добросердечием.

Реплика показалась Кейт настолько грубой, что она ошеломленно уставилась на Крессиду, оцепенев от шока. Но та явно вознамерилась уничтожить Пенелопу.

– Какое миленькое платье, – продолжала Крессида с такой сладкой улыбкой, что Кейт могла бы поклясться, что ощутила вкус сахара в воздухе. – Обожаю желтый цвет.

Крессида одернула рукавчик светло-желтого платья.

– К сожалению, он далеко не всем идет, не находишь?

Кейт скрипнула зубами. Сама Крессида, естественно, выглядела неотразимой.

Крессида снова улыбнулась, удивительно напомнив в этот момент змею, и, слегка повернувшись, помахала рукой:

– О Гримстон! Гримстон! Подойдите на минутку сюда! Кейт оглянулась, увидела приближавшегося Бэзила Гримстона и едва удержалась, чтобы не застонать.

Гримстон был точной копией Крессиды, только мужского пола: такой же наглый, самодовольный и самовлюбленный. Непонятно, почему такая милая дама, как виконтесса Бриджертон, пригласила его! Наверное, не хватало джентльменов, чтобы составить компанию дамам.

Гримстон подошел ближе и приподнял уголок рта в подобии улыбки.

– Ваш покорный слуга, – обратился он к Крессиде, удостоив Кейт и Пенелопу мимолетным пренебрежительным взглядом.

– Не находите, что дорогая Пенелопа прелестно выглядит в этом платье? – спросила Крессида. – Должно быть, желтый можно назвать цветом сезона.

Гримстон принялся медленно оскорбительно осматривать Пенелопу с головы до ног и с ног до головы. При этом его взгляд скользил по ней с таким издевательским вниманием, что Кейт ощутила невыразимое отвращение, от которого тошнота подкатила к горлу. Больше всего на свете ей хотелось обнять Пенелопу и прижать к себе. Но этот жест только подчеркнет, что перед ними слабое, неспособное постоять за себя создание.

Покончив с беззастенчивым осмотром, Гримстон повернулся к Крессиде и пожал плечами, словно не мог найти для Пенелопы ни единого слова похвалы.

– Почему вы стоите здесь? Вам никуда не нужно идти? – выпалила Кейт.

Крессида потрясенно всплеснула руками.

– Право, мисс Шеффилд, я едва выношу ваши дерзкие речи! Мы с мистером Гримстоном всего лишь восхищаемся внешностью Пенелопы. Этот оттенок изумительно подчеркивает цвет ее волос и кожи. Приятно видеть, она так изменилась к лучшему с прошлого сезона!

– Действительно, – протянул Гримстон, и от его масляного тона Кейт передернуло. Ее словно окатили грязью. Она чувствовала, как трясет Пенелопу. Оставалось надеяться, что от гнева. Не от боли.

– Не понимаю, о чем вы, – холодно ответила Кейт.

– О, понимаете, прекрасно понимаете, – заверил Гримстон, восторженно поблескивая глазами. Наклонился вперед и театрально прошептал так громко, что окружающие слышали каждое слово: – Она была ужасно толстой!

Кейт открыла рот, чтобы ответить по достоинству, но прежде чем успела вымолвить слово, вмешалась Крессида:

– Какая жалость! В прошлом году в город приехало столько холостых мужчин. Конечно, почти всем девушкам хватало партнеров для танцев, но меня неизменно охватывала жалость при виде несчастной Пенелопы, сидевшей среди вдов.

– Вдовы, – выдавила Пенелопа, – часто оказываются единственными в зале людьми, которые могут похвастаться хоть каким-то умом.

Кейт от радости захотелось вопить на всю комнату. Крессида тихо ахнула, словно имела полное право оскорбиться.

– Всё же нельзя не… – начала она. – О! Лорд Бриджертон!

Кейт отодвинулась, чтобы пропустить виконта в их кружок, и с омерзением отметила, что поведение Крессиды разительно изменилось. Она принялась кокетливо хлопать ресницами и сложила губки бантиком.

Все это было так противно, что Кейт совершенно забыла о необходимости как можно меньше сталкиваться с виконтом.

Бриджертон окинул Крессиду жестким взглядом, но ничего не сказал и вместо этого спокойно обратился к Кейт и Пенелопе, и приветливо поздоровался с ними, назвав по именам.

Кейт едва не лопалась от злорадства. Он намеренно не замечает Крессиду!

– Мисс Шеффилд, – вкрадчиво продолжал Энтони. – Надеюсь, вы извините нас, если я провожу Пенелопу на ужин!

– Но вы не можете это сделать! – неожиданно выпалила Крессида.

Бриджертон окатил ее ледяным взглядом.

– Прошу прощения, – ответил он тоном, яснее ясного говорившим о полном отсутствии раскаяния, – разве я говорю с вами? Или пытался вовлечь вас в разговор?

Крессида попятилась, очевидно, уничтоженная таким отпором. И все же в чем-то она была права. Аристократу, да еще хозяину дома, не пристало провожать к столу женщину ниже его по рождению. Кейт не знала, кто был его дамой на этот вечер, но уж, конечно, не Пенелопа, чей отец был простым «мистером».

Бриджертон предложил Пенелопе руку, повернувшись при этом спиной к Крессиде.

– Ненавижу наглых девиц, а вы? – громко спросил он. Кейт зажала рот ладонью, однако не смогла сдержать смешка. Бриджертон слегка улыбнулся ей поверх головы Пенелопы, и в этот момент у Кейт появилось странное ощущение, что она полностью понимает этого человека. И, как ни странно, теперь она вовсе не была уверена, что виконт такой бездушный, подлый распутник, каким его считала раньше.

– Ты видела?!

Кейт повернула голову и увидела стоявшую рядом Эдвину.

– Видела все, – ошеломленно пролепетала она. – И слышала тоже.

– Что тут произошло?

– Он был… он был… – запинаясь, пролепетала Кейт, не находя слов, чтобы описать случившееся. И тогда сказала вещь, еще несколько минут назад абсолютно для нее невозможную: – Он был настоящим героем.


Глава 12


Обаятельный мужнина – вещь занимательная. Красивый мужчина – радость для глаз. Но мужчина благородный… ах, дорогие читатели, именно такого следует осаждать юным леди.

    
«Светская хроника леди Уистлдаун». 2 мая 1814 года


В эту ночь Кейт не могла уснуть.

Очевидно, ее ждала одна из тех ночей, когда приходится часами разглядывать трещины на потолке, да вот беда: трещин на потолках Обри-Холла как раз и не было. И луна не вышла на небо: сквозь занавеси не пробивалось ни лучика света, так что, будь даже на потолке трещины, она ничего не увидела бы, и…

Кейт с тяжелым вздохом откинула одеяло и встала. Нет, ей просто необходимо уметь отрешаться от тревожных мыслей. Она уже почти час пролежала в постели, глядя в ночную тьму, закрывая глаза и уговаривая себя заснуть.

Ничего не помогало.

Перед мысленным взором всплывало лицо Пенелопы Федерингтон в тот момент, когда виконт пришел ей на выручку, Кейт была уверена, что у нее самой было точно такое же выражение: смятения, восторга, обожания… да-да, она страшно боялась, что может растаять и растечься ручейком у его ног.

Настолько великолепен был Бриджертон.

Целый день она провела в обществе Бриджертонов, и одно было несомненным: все, что говорят об Энтони и его преданности семье, – чистая правда.

И хотя Кейт еще не была готова отказаться от своего мнения о виконте, как о повесе и распутнике, все же начинала понимать, что в нем, кроме этого, есть и еще что-то.

Что-то хорошее.

Что-то такое, что, если уж быть до конца объективной, делало его вполне приемлемым мужем для Эдвины.

Ну почему, почему ему вдруг понадобилось стать славным и милым? Почему он не мог оставаться лощеным развратником, каким его считали в обществе? Теперь он вдруг стал совершенно другим, человеком, который мог стать ей небезразличным.

Даже в темноте Кейт почувствовала, что краснеет. Пора бы перестать думать об Энтони Бриджертоне, иначе ей обеспечена бессонница на ближайшую неделю.

Может, стоит что-нибудь почитать? Сегодня вечером она успела побывать в большой библиотеке Бриджертонов, где на полках стояли десятки томов. Наверняка там имеется какой-нибудь скучный роман, который живо навеет ей сон.

Кейт накинула халат и бесшумно прокралась к двери, стараясь не разбудить Эдвину.

Сунув ноги в шлепанцы, она вышла в коридор и осмотрелась по сторонам, перед тем как закрыть за собой дверь. Это ее первый визит в загородный дом аристократов, но она кое-что слышала о подобного рода собраниях. Не хватало еще наткнуться на кого-то, прокладывающего путь в чужую спальню!

Если кто-то решил завести роман с чужой половиной, ей до этого нет дела.

В коридоре горел единственный фонарь, тускло мигавший в полумраке. Кейт не забыла захватить свечу, поэтому подошла ближе и открыла фонарь, чтобы зажечь фитиль. Удостоверившись, что пламя не колышется, она направилась к лестнице, хотя не забывала останавливаться на каждом углу и проверять, нет ли кого поблизости.

Через несколько минут она оказалась в библиотеке, где стены были целиком закрыты книжными шкафами. Кейт неплотно прикрыла дверь на случай, если тут кто-то находится, подошла к ближайшему книжному шкафу и стала рассматривать корешки.

– Хмм, – пробормотала она, вытаскивая книгу и глядя на обложку. – Ботаника.

Она любила садоводство, но учебник по этому предмету не казался очень уж интересным. Что лучше выбрать: роман, который подстегнет ее воображение, или скучный текст, который послужит лучшим снотворным?

Кейт поставила учебник на место и перешла к другому книжному шкафу, поставив перед этим свечу на столик. Похоже, здесь одни труды по философии.

– Определенно нет, – пробормотала она, направляясь к шкафу, стоявшему справа. Может, ботаника и усыпит ее, но философия уж точно повергнет в длительный ступор.

Кейт слегка передвинула свечу и, нагнувшись, всмотрелась в следующий ряд книг, когда яркая и совершенно внезапная вспышка молнии за окном осветила комнату.

У Кейт вырвался короткий резкий вопль. Она проворно отскочила, ударившись о столик. Только не сейчас! Только не здесь!

Однако как раз в этот момент за окном раскатился еще один громовой разряд.

Небо снова потемнело. Кейт затряслась, как в лихорадке, и вцепилась в столик с такой силой, что суставы заломило. Она ненавидела грозу. О, как же она ненавидела грозу! Ненавидела грохот и стрелы молний, и зловещее потрескивание в воздухе, но больше всего ненавидела собственную реакцию, когда от ужаса совершенно теряла разум.

И так было всю ее жизнь, по крайней мере сколько она себя помнила. В детстве Кейт обычно успокаивали отец или Мэри. Кейт отлично помнила, как они сидели на краю кровати, держали ее руку и шептали слова утешения и ободрения, пока вокруг бушевали громы и молнии. Но, став постарше, Кейт убедила родных, что переросла свои страхи. О, все знали, что она терпеть не может бурь, но никто не подозревал о том, что с ней творится на самом деле.

Ей самой это казалось чем-то вроде порока, отвратительной слабостью, причин которой она не знала. И лекарства у нее тоже не было.

Она не слышала стука дождя по стеклу: возможно, гроза не такая уж сильная и скоро пройдет. Может, она уже уходит. Может…

Очередная молния осветила комнату, и Кейт истерически вскрикнула. Гром прогремел, казалось, над самой головой: очевидно, гроза приближалась.

Кейт бессильно опустилась на пол.

Слишком громко. Слишком ярко и слишком…

Бууум!!!

Кейт проворно забралась под стол, подтянула колени к подбородку, обхватила их руками и в ужасе ожидала дальнейшего.

И тут начался дождь.

Было уже начало первого, и гости, жившие по деревенским законам и ложившиеся спать рано, разошлись по комнатам. Только Энтони все еще сидел в кабинете, рассеянно барабаня пальцами по краю стола в такт стучащим по стеклу каплям дождя. И каждый раз, когда изломанное копье молнии пронизывало воздух и каждый удар грома прокатывался по округе, он от неожиданности подскакивал в кресле.

Господи, как он любил грозы!

Трудно сказать почему. Может, считал это доказательством власти природы над человеком. Может, восхищала поразительная энергия света и звука, бушевавшая вокруг него. Как бы то ни было, а он чувствовал себя живым и бодрым.

Когда мать намекнула, что уже поздно, он понял, что не особенно хочет спать. Вот он и решил воспользоваться редкими моментами одиночества, чтобы просмотреть счетные книги, оставленные для него управляющим.

Через час кропотливых занятий сложением, вычитанием умножением, а иногда и делением веки Энтони потяжелели.

Конечно, день был длинным…

Он оторвался от очередной книги, оставив в ней закладку. С самого утра он навещал арендаторов и осматривал здания. В одном доме было необходимо починить дверь, какая-то семья не смогла собрать урожай и заплатить аренду из-за того, что глава семьи сломал ногу. Энтони выслушивал и разбирал споры, восхищался новорожденными и даже помог починить протекающую крышу. Конечно, все это входило в обязанности землевладельца, и эта роль ему нравилась, хотя была очень утомительной.

Игра в пэлл-мэлл показалась приятным отдыхом. Однако, вернувшись домой, Энтони снова превратился в хозяина, что изматывало не меньше визитов к арендаторам. Элоизе едва исполнилось семнадцать, так что приходилось постоянно наблюдать за ней, да еще и эта стервозная девица Купер принялась изводить бедняжку Пенелопу Федерингтон, и следовало что-то предпринять, и…

И рядом находилась Кейт Шеффилд.

Кошмар его существования.

Предмет его желаний.

Все сразу.

Ну и попал он в переплет! Господи, да ведь он решил ухаживать за Эдвиной! Королевой сезона. Несравненной. Милой, благородной, с хорошим характером.

Но вместо этого он не мог выбросить из головы Кейт Шеффилд. Кейт, которая хоть и бесила Энтони, не могла не заслуживать его уважения. Да и как не уважать ту, которая так стойко придерживается своих убеждений? Нужно признать, что основа ее убеждения – преданность семье – была тем принципом, который он считал главным в своей жизни.

Энтони, зевнув, поднялся из-за стола и потянулся. Ему определенно пора спать. Если повезет, он заснет, едва голова коснется подушки. Не хватало еще, чтобы он часами глазел в по-толок, думая о Кейт.

И о всех тех вещах, которые он хотел с ней сделать.

Энтони взял свечу и вышел в пустой холл. В спящем доме было нечто мирное и загадочное. Даже сквозь шум дождя был слышен каждый его шаг: носок, пятка, носок, пятка. И если не считать редких вспышек молний, холл освещался только его свечой. Энтони, как ребенок, стал водить подсвечником в воздухе, наблюдая игру теней на стенах и мебели. Какое странное ощущение власти… однако…

Он вопросительно поднял бровь. Дверь библиотеки была чуть приоткрыта, и в щель пробивался бледный луч света.

Энтони был почти уверен, что все уже спят, тем более что из библиотеки не доносилось ни звука. Должно быть, кто-то заходил за книгой и оставил свечу на столе.

Энтони нахмурился. Чертовски легкомысленный поступок! Огонь может пожрать дом за полчаса даже в грозу, а библиотека, заставленная книгами… любая искра может привести к пожару.

Он толкнул дверь и вошел в комнату. Одна стена библиотеки была занята высокими окнами, так что стук дождя здесь раздавался куда громче, чем в холле.

Громовой удар сотряс пол, и почти одновременно небо расколола молния.

Энтони улыбнулся почти счастливо и подошел к столику, на котором стояла свеча. Нагнулся, задул ее, и… И что-то услышал.

Звук дыхания. Затрудненного, тяжелого, с легким присвистом.

Энтони огляделся.

– Кто здесь? – окликнул он, хотя никого не видел.

И тут снова услышал странные звуки, доносившиеся снизу.

Держа свечу в руке, он наклонился, заглянул под стол и оцепенел.

– Боже! – охнул он. – Кейт!

Она свернулась клубочком и так крепко обхватила ноги, словно боялась рассыпаться. Лоб прижат к коленям, все тело сотрясает крупная дрожь.

Кровь Энтони заледенела. Он никогда не видел человека в подобном состоянии.

– Кейт? – снова позвал он, ставя свечу на пол и подходя ближе.

Он никак не мог определить, слышит ли она его. Да бедняжка почти без сознания! Так глубоко ушла в себя… будто пытается сбежать от чего-то. Неужели все дело в грозе? Она говорила, что ненавидит дождь, но тут речь идет не о простой ненависти. Энтони знал, что в отличие от него многие терпеть не могут грозу. Но все же понятия не имел, что можно дойти до такого состояния.

Кейт выглядела так, словно разлетится на миллион хрупких осколков, если он посмеет дотронуться до нее.

Гром сотряс комнату, и Кейт вздрогнула, как от удара. Удара, который остро ощутил Энтони.

– О, Кейт, – прошептал он с сочувствием.

Немного подумав, он очень осторожно потянулся к ней, не уверенный, что она знает о его присутствии. Испугать ее все равно, что разбудить лунатика.

Он нежно положил руку ей на плечо и слегка сжал:

– Я здесь, Кейт. Все будет хорошо.

Молния снова разорвала ночь, осветив комнату резкой белой вспышкой. Кейт снова сжалась в еще более тугой комочек. До него вдруг дошло, что она не поднимает головы, потому что пытается спрятать глаза.

Он взял ее холодную как лед ладонь. Сведенные пальцы не гнулись. Труднее всего было оторвать ее руки, обнимавшие колени, но наконец Энтони сумел поднести их к губам и попытался согреть поцелуями.

– Я здесь, Кейт, – повторил он, не зная, что еще сказать. – Я здесь. Все будет хорошо.

В конце концов он умудрился тоже забраться под стол и теперь сидел на полу подле Кейт, обнимая ее вздрагивающие плечи. Она, похоже, немного расслабилась от его прикосновения, что пробудило в нем страннейшее ощущение: почти чувство гордости тем, что именно он сумел ей помочь. И еще глубочайшее облегчение, потому что он не мог вынести ее мук.

Он шептал ей на ухо утешения и нежно гладил по спине, пытаясь ободрить самим своим присутствием.

Медленно, очень медленно – он не знал, сколько времени просидел с ней под столом, – мышцы Кейт стали расслабляться. Руки немного потеплели, а дыхание, хоть и учащенное, уже не было таким хриплым.

Поняв, что ей легче, он чуть приподнял ее подбородок.

– Взгляни на меня, Кейт, – нежно, но властно приказал он. – Взгляни, и поймешь, что ты в безопасности.

Кейт попыталась открыть глаза, но ничего не получалось.

Энтони в жизни не сталкивался с подобным ужасом. Но ему казалось вполне естественным, что глаза не хотят открываться. Не хотят видеть то, что так ее пугало.

Однако через несколько секунд ей удалось открыть глаза и встретить его взгляд.

Энтони невольно отшатнулся.

Если глаза действительно зеркало души, что-то в Кейт Шеффилд разбилось в эту ночь. Она казалась измученной, потерянной и совершенно сбитой с толку.

– Не помню, – прошептала она едва слышно.

Он сжал ее руку, которую так и не выпустил, снова поднес к губам и бережно, почти по-отечески поцеловал ладонь.

– Не знаю, – покачала она головой.

– Помните, как пришли в библиотеку?

Кейт кивнула.

– Помните грозу?

Она на мгновение прикрыла глаза, словно старания держать их открытыми требовали больше энергии, чем у нее осталось.

– Гроза все еще не кончилась.

– Верно, – согласился Энтони.

Дождь по-прежнему бил по стеклу с такой же яростью, как и раньше, но прошло несколько минут с последнего громового раската.

Кейт посмотрела на него полным отчаяния взглядом:

– Я не могу… я не…

Энтони снова сжал ее руку:

– Ничего не говорите. Говорить буду я.

Он увидел, как Кейт содрогнулась и тут же расслабилась:

– Спасибо.

Он улыбнулся, хотя знал, что в темноте она ничего не увидит. Но может, почувствует? Может, расслышит улыбку в его голосе?

– Посмотрим, – вслух размышлял он, – о чем бы мне вам рассказать…

– Расскажите о доме.

– Об этом доме? – уточнил он.

– Да.

– Хорошо, – согласился Энтони, довольный тем, что она интересуется грудой камней и извести, так много для него значившей. – Как вам известно, я здесь вырос.

– Да, ваша матушка говорила.

При этих словах что-то теплое и мощное загорелось в его груди. Он сказал, что ей совсем не обязательно говорить, и она, очевидно, была благодарна за это, но теперь, как могла, участвовала в беседе!

Это, несомненно, означает, что ей уже лучше. Открой она глаза… не сиди они под столом, все казалось бы почти нормальным.

Его поражало собственное стремление сделать все, чтобы она пришла в себя.

– Рассказать вам о том случае, когда мой брат утопил любимую куклу сестры? – спросил он.

Кейт покачала головой и снова съежилась, когда поднявшийся ветер с новой яростью стал бросать пригоршни воды на стекла. Но тут же вскинула подбородок и попросила:

– Лучше расскажите о себе.

– Хорошо, – медленно протянул Энтони, пытаясь проигнорировать смутное неловкое чувство, разливавшееся в душе. Насколько легче повествовать о братьях и сестрах, чем о себе!

– Расскажите о своем отце.

– Об отце? – едва выговорил Энтони.

Кейт улыбнулась, но он был слишком шокирован ее просьбой, чтобы заметить это.

– У вас же был отец, верно?

Горло Энтони перехватило судорогой. Он не часто говорил об отце даже со своими родными. И твердил себе, что это потому, что все в прошлом: Эдмунд мертв уже больше десяти лет. Но, по правде сказать, некоторые вещи слишком сильно бередили старые раны.

А есть раны, которые не заживают даже через столько лет!

– Он… он был великим человеком, – тихо начал Энтони. – И прекрасным отцом. Я очень его любил.

Кейт повернулась, чтобы взглянуть на него.

– Ваша мать с такой любовью говорит о нем. Поэтому я и спросила.

– Мы все любили его, – просто ответил он, глядя в пустоту. Сейчас он не видел ничего, кроме отцовского лица, каким оно было в последние минуты жизни. – Он был лучшим отцом, которого может пожелать себе любой мальчишка.

– Когда он умер?

– Одиннадцать лет назад. Летом. Мне только исполнилось восемнадцать. Как раз перед моим отъездом в Оксфорд.

– Молодому человеку трудно потерять отца, особенно в такое время.

Энтони резко обернулся к ней.

– Отца потерять тяжело в любое время.

– Разумеется, – поспешно согласилась Кейт, – но, думаю, бывают особенно тяжкие времена. И для мальчиков и девочек все бывает по-разному. Мой отец скончался пять лет назад, и мне ужасно его недостает, но, думаю, это не одно и то же.

Он вопросительно посмотрел на нее.

– Мой отец был чудесным человеком, – объяснила Кейт. Глаза ее сразу потеплели. – Добрый и мягкий, однако при необходимости бывал и суровым. Но для мальчика отец значит очень много: именно он должен научить его быть мужчиной. А потерять отца в восемнадцать лет, когда только начинаешь понимать, какая ужасная это потеря… – Она громко вздохнула. – Возможно, я не имею права это обсуждать, тем более что не могу представить себя на месте мужчины, но считаю… – Она помедлила, поджав губы, словно пыталась подобрать слова. – Считаю, что это очень тяжело.

– Моим братьям было шестнадцать, двенадцать и два года, – тихо сказал Энтони.

– Полагаю, им тоже пришлось нелегко, хотя самый младший мальчик, должно быть, совсем его не помнит.

– Верно, – кивнул Энтони. Кейт грустно улыбнулась:

– Я тоже не помню свою мать. И от этого так странно на душе!

– Сколько вам было, когда она умерла?

– Это произошло в мой третий день рождения. Всего несколько месяцев спустя отец женился на Мэри, даже не удосужившись соблюсти общепринятого периода траура. Это весьма шокировало ближайших соседей, хотя, думаю, что нуждалась в матери больше, чем он в соблюдении этикета.

Энтони впервые задался вопросом, что случилось бы, умри его мать молодой, оставив на отца восьмерых детей, среди которых были совсем малыши, а один еще в пеленках. Эдмунду наверняка пришлось бы нелегко. Да им всем пришлось бы нелегко. Что же тогда испытала Вайолет?

Но по крайней мере у нее остался Энтони, который всеми силами старался заменить детям отца. А если бы скончалась Вайолет, в семье не осталось бы женщины, способной заменить детям мать. Когда Эдмунд погиб от укуса пчелы, Дафне, старшей из сестер, было всего десять лет. И Энтони был уверен, что его отец не женился бы во второй раз. Как бы он ни хотел, чтобы у детей была мать, все же не смог бы видеть в доме другую женщину.

– Как умерла ваша мать? – неожиданно для себя спросил Энтони, втайне поражаясь собственному любопытству.

– Инфлюэнца. Во всяком случае, так считали врачи. Впрочем, это могла быть какая-то другая легочная инфекция. Все произошло очень быстро. Отец говорил, что я тоже заболела, но быстро поправилась.

Энтони вдруг подумал о сыне, которого надеялся иметь. Он и жениться решил по этой причине.

– И вы тоскуете по матери, которую даже не знали? – прошептал он.

Кейт долго молчала. Хриплые нотки в его голосе подсказывали, что от ее ответа зависит очень многое. Она не могла понять почему, но что-то в ее детстве, несомненно, находило отклик в его сердце.

– Да, – ответила наконец Кейт, – но это не то, что вы подумали. Нельзя тосковать о том, кого не помнишь, однако в жизни остается пустота, огромная пустота, и ты отчетливо сознаешь, кто должен ее заполнить, но совсем забыла, какая она, твоя мать, и каким образом она могла бы заполнить эту пустоту. – Ее губы сложились в печальную усмешку. – Это имеет какой-то смысл?

– И очень большой, – кивнул Энтони.

– Наверное, гораздо мучительнее терять родителей, которых знаешь и любишь, – добавила Кейт. – И мне довелось это пережить, потому что потеряла обоих.

– Мне очень жаль, – тихо ответил Энтони.

– Нет, все в порядке, – заверила она. – Старое изречение о том, что время исцеляет все раны, на редкость правдиво.

Энтони пристально уставился на нее. Судя по его лицу, он с ней не согласен.

– И чем ты старше, тем тебе труднее приходится. Счастье, что у тебя была возможность узнать их, но боль потери становится сильнее.

– У меня словно руку отняли, – прошептал Энтони.

Кейт серьезно кивнула, почему-то ощущая, что он крайне редко и далеко не со всеми говорит о своей скорби. И нервно облизнула пересохшие губы. Забавно, как все бывает в жизни. За окном бушуют гроза и ливень, а у нее губы потрескались!

– Может, для меня лучше, – тихо заметила Кейт, – что я лишилась матери так рано. И Мэри прекрасно со мной обращалась. Любила, как дочь. Честно говоря… – Она неожиданно осеклась, ощутив, как повлажнели глаза. А когда вновь обрела дар речи, горячо прошептала: – Честно говоря, она никогда не относилась ко мне иначе, чем к Эдвине. Не думаю, что свою родную мать я любила бы больше.

Взгляд Энтони положительно обжигал.

– Я очень рад, – улыбнулся он.

И от этой улыбки у Кейт перехватило дыхание.

– Иногда Мэри бывает такой смешной, – продолжала она, обретя дар речи. – Приходит на могилу к моей матери и рассказывает обо всех событиях в моей жизни. Так мило с ее стороны. В детстве она брала меня с собой, и я рассказывала о Мэри все, что знала.

– И вы всегда ее хвалили?

– Всегда.

Несколько минут они провели в дружелюбном молчании, глядя на пламя свечи. Наблюдая, как воск медленно стекает на подсвечник. Когда по свече покатилась четвертая капля воска, Кейт повернулась к Энтони:

– Конечно, я покажусь вам неисправимой оптимисткой, однако думаю, ничего в мире не происходит случайно.

Он вздернул бровь.

– Рано или поздно, но все хорошо кончается, – пояснила Кейт. – Я потеряла мать, но обрела Мэри и сестру, которую горячо люблю. – Кейт немного помолчала. – Думаю, мне пора подняться наверх, – пролепетала Кейт.

Губы Энтони дернулись в мальчишеской улыбке.

– Хотите сказать, что наконец набрались мужества вылезти из-под стола?

– О Господи! – охнула она, смущенно прижимая руку к заалевшей щеке. – Простите меня. Боюсь, я совсем забыла, где мы сидим. Какой трусихой вы, должно быть, меня считаете!

Энтони, все еще улыбаясь, покачал головой:

– Только не трусихой, Кейт! Даже когда я думал о вас, как о самой невыносимой женщине в мире, не сомневался в вашем уме и храбрости!

Кейт, находившаяся в процессе высвобождения из-под стола, остановилась.

– Не знаю, считать ли это комплиментом или оскорблением.

– Скорее всего и тем, и другим, – признался он, – но во имя дружбы решим, что это комплимент.

Она повернула голову в его сторону, прекрасно представляя, какой нелепой кажется сейчас, стоя на четвереньках. Однако теперь было не до приличий: слишком значительным казался этот момент.

– Значит, мы друзья? – прошептала она. Энтони поднялся и кивнул:

– В это трудно поверить, но, думаю, это так.

Кейт с улыбкой оперлась на протянутую руку и встала.

– Я очень рада. Вы… на самом деле, вы не тот дьявол, каким я вас всегда считала.

Выражение его лица внезапно показалось Кейт очень коварным.

– Впрочем, может быть, я ошибалась, – немедленно поправилась она.

Энтони улыбнулся. Искренне и открыто. Не просто скривил губы, как делал на балах, стараясь изобразить улыбку. Горло Кейт вдруг перехватила невидимая тугая петля.

– Боюсь, что не смогу проводить вас в вашу комнату, – извинился он. – Если кто-то наткнется на нас посреди ночи…

Кейт кивнула.

Между ними завязалась странная дружба, но ей вовсе не хотелось попасть в ловушку брака с этим человеком. И без лишних слов ясно, что он не хотел жениться на ней.

– …особенно когда вы так одеты, – продолжал. Энтони.

Кейт опустила глаза и, ахнув, потуже завязала халат. Она совершенно забыла о своем наряде!

– Вы больше не боитесь? – спросил Энтони. – Дождь все еще идет.

Кейт замерла, прислушиваясь к дождю, превратившемуся к этому времени, в легкую морось.

– Думаю, гроза закончилась.

Энтони кивнул и выглянул в холл:

– Никого нет.

– Мне нужно идти.

Он отступил и дал ей пройти.

Кейт шагнула к двери, но на пороге остановилась и обернулась:

– Лорд Бриджертон!

– Энтони. Зовите меня Энтони. По-моему, я уже звал вас по имени.

– Разве?

– Когда нашел вас. Впрочем, вряд ли вы меня слышали.

– Вы, конечно, правы, – нерешительно улыбнулась она. – …Энтони. – Как непривычно прозвучало его имя в ее устах! – Я только хотела поблагодарить вас, – добавила Кейт. – За то, что помогли мне сегодня вечером. – Она неловко откашлялась. – Без вас мне пришлось бы туго.

– Я ничего не сделал, – проворчал он.

– Вы сделали для меня все, что могли, – возразила она и, преодолевая искушение остаться еще ненадолго, поспешила к лестнице.


Глава 13


В Лондоне происходит слишком мало достойных внимания событий, тем более что почти все хоть сколько-нибудь интересные люди находятся сейчас в Кенте, в поместье Бриджертонов. Автор живо представляет, какие пикантные сплетни скоро будут ходить по городу. Мы все ждем скандала! Ибо на вечеринках в провинциальных поместьях непременно бывает хоть один грандиозный скандал!

    
«Светская хроника леди Уистлдаун». 4 мая 1814 года


Утро выдалось именно таким, какие обычно бывают после сильной грозы, – ясным и солнечным. Но с земли поднимался туман, оседавший на коже прохладной освежающей влагой.

Энтони был совершенно безразличен к погоде, поскольку почти весь остаток ночи провел, глядя в темноту.

Только на рассвете он заснул и проснулся уже после полудня. Но отдохнувшим он себя не чувствовал. Тело налилось странным сочетанием усталости и нервной энергии. Веки отяжелели, глаза потускнели, и все же он непрерывно барабанил пальцами по простыне, словно прислушиваясь к какой-то одному ему слышной мелодии.

Наконец, когда в желудке заурчало так громко, что даже лепнина на потолке, казалось, задрожала, он нехотя встал, накинул халат и, широко зевнув, подошел к окну.

За мгновение до того как выглянуть наружу, он каким-то образом знал, кого сейчас увидит.

Кейт. Медленно идущую по газону.

Лица ее он не видел: она была слишком далеко. Только часть профиля. И все же он не мог оторвать от нее глаз. В этой фигуре было так много магии… столько странной грации в размахе рук, такой артистизм в осанке.

Энтони понял, что она направляется к цветнику. Значит, он просто обязан быть рядом.

После вчерашней грозы общество разделилось на тех, кто собирался прогуляться под солнышком, и тех, кто предпочел мокрую траву и сырой воздух ради более теплого и сухого климата гостиной.

Кейт решительно присоединилась к первой группе, хотя отнюдь не жаждала оказаться в большой компании. Слишком о многом стоило поразмыслить. Сейчас было не до вежливой беседы с людьми, которых она едва знала. Поэтому Кейт снова потихоньку прокралась в великолепные цветники леди Бриджертон и нашла уединенное местечко под увитой розами беседкой.

Кейт села и тяжело вздохнула. Это было единственное место, где ей никто не досаждал.

Несколько минут она сидела, глядя в пространство, вернее, на туго свернутый розовый бутон. Как приятно остаться одной там, где не приходится прикрывать ладонью рот, когда зеваешь от скуки. И никто не заметит темных кругов под глазами, не станет расспрашивать о причине ее необычной молчаливости.

Как приятно остаться одной, посидеть и попробовать разобраться в своем отношении к виконту. Задача была непростая, и Кейт оттягивала этот момент, как могла.

Впрочем, особенно обдумывать нечего. Все, что она узнала за последние несколько дней, говорило об одном: больше невозможно противиться ухаживанию Энтони за Эдвиной.

За эти дни он показал себя заботливым, чувствительным и сострадательным. Даже…

Она вспомнила свет в глазах Пенелопы Федерингтон, которую виконт спас от когтей Крессиды, и улыбнулась.

…даже настоящим героем.

И он предан своей семье.

Пользуется своим положением и влиянием не для того, чтобы принижать окружающих, а чтобы не позволить таким негодяйкам, как Крессида, оскорблять ни в чем не повинных людей.

Он помог Кейт пережить грозу, помог с великодушием и добротой, которые теперь, когда она была способна мыслить связно, поистине ошеломляли.

Пусть он повеса и распутник, был и остается повесой и распутником, но его поведение в этих случаях доказывает обратное. И единственное возражение против брака Энтони и Эдвины – это…

Кейт с трудом сглотнула. В горле застрял ком величиной с пушечное ядро.

Потому что в глубине души она сама мечтала стать его женой.

Но это было чистым эгоизмом с ее стороны, а Кейт всю свою жизнь старалась быть бескорыстной и знала, что никогда не сможет попросить Эдвину отказаться от брака с Энтони по такой причине. Если б Эдвина каким-то образом догадалась, что Кейт увлечена виконтом, немедленно положила бы конец его ухаживаниям. И чем это кончится? Энтони попросту найдет другую красивую и достойную невесту. Их в Лондоне великое множество. Есть из кого выбирать.

Ему, разумеется, в голову не придет просить ее руки, так чего же она добьется, помешав браку сестры и виконта?

Ничего, разумеется. Разве что будет избавлена от мук, видя сестру рядом с Энтони. Но время лечит. Не так ли? Она сама сказала вчера, что время исцеляет раны. Кроме того, ей наверняка будет больно видеть его женатым на любой другой женщине. Правда, тогда ей не придется встречаться с ним по праздникам, на крестинах, на…

Кейт тяжело вздохнула. Долгий, печальный, усталый вздох, выкачавший последний глоток воздуха из ее легких и оставивший ее плечи согбенными.

Уж очень ныло сердце.

Но тут в ушах прозвучал голос… его голос, низкий и бархатистый, окатил ее теплой волной.

– Боже, какой серьезный вид!

Кейт вскочила так быстро, что ударилась икрами о скамейку, потеряла равновесие и пошатнулась.

– Милорд! – выпалила она.

Губы Энтони изогнулись в намеке на улыбку:

– Я подумал, что смогу найти вас здесь.

Кейт широко распахнула глаза, сообразив, что он намеренно разыскивал ее. Сердце забилось быстрее, но это обстоятельство по крайней мере она могла скрыть от него.

Он глянул в сторону скамьи, показав глазами, что она может сесть.

– Вообще я увидел вас в окно. Хотел убедиться, что сегодня вы себя лучше чувствуете, – тихо признался он.

Кейт уселась, ощущая горечь разочарования. Он просто верен правилам вежливости. Разумеется, иначе быть не может. Глупо с ее стороны мечтать, что между ними может быть нечто большее, чем обычная дружба. Он действительно славный человек и, как любой славный человек должен убедиться, что она пришла в себя после всего, что перенесла вчера ночью.

– Так и есть. Все в порядке. Спасибо.

Если он и уловил что-то неладное в ее коротких, отрывистых фразах, то не подал виду.

– Я рад, – кивнул он, садясь рядом. – Почти всю ночь волновался за вас.

Ее сердце, и без того беспорядочно колотившееся, пропустило удар.

– За меня?

– Конечно. Как я мог не волноваться?

Кейт прикусила губу. Опять его чертова вежливость! О, она не сомневалась, что он искренне тревожился и его сочувствие неподдельно, но вызвано природной добротой, а не каким-то особенным чувством к ней.

Впрочем, она ничего другого не ожидала. Но и лишиться последней надежды не могла.

– Простите, что потревожила вас так поздно, – тихо сказала она, чувствуя себя обязанной извиниться. Но, честно говоря, у нее голова кружилась от счастья. Он здесь!

– Вздор! – отмахнулся Энтони, слегка выпрямившись и окидывая ее суровым взглядом. – Страшно подумать, что вы могли остаться одна во время грозы! Хорошо, что я оказался рядом.

– Обычно во время грозы со мной никого не бывает рядом, – призналась Кейт.

Энтони нахмурился:

– И некому вас успокоить? А родные?

– Они не знают, что я по-прежнему боюсь грозы.

Энтони медленно кивнул.

– Понимаю, – проговорил он размеренно и негромко, – что часто бывает очень трудно разделить свои терзания с теми, кого любишь больше всего.

Кейт одарила его теплым мудрым взглядом. На какую-то долю мгновения у Энтони возникла совершенно абсурдная мысль, что она каким-то образом узнала о нем все, до последней мелочи, от момента рождения до уверенности в собственной скорой смерти. Казалось, в эту секунду, при виде Кейт с обращенным к нему серьезным лицом и полураскрытыми губами он отчетливо осознал, что именно она, единственная из всех на этой земле, действительно его знает.

Это волновало.

И более того, ужасало.

– Вы очень умны, – прошептала она.

Он не сразу вспомнил предмет их разговора. Ах да, страхи. Ему лучше других известно, что это такое.

Но сейчас Энтони попытался свести все к шутке:

– Большую часть времени я бываю глуп, как пробка.

Кейт покачала головой:

– Нет, думаю, вы попали в самую точку насчет страхов. Я, разумеется, ничего не говорю Мэри и Эдвине. Не хочу их тревожить. – Она на секунду прикусила губу: смешной привычный жест, который Энтони находил невероятно чувственным. – Но если быть верной себе, – продолжала Кейт, – нужно признать, что мои мотивы не совсем бескорыстны. Помимо всего прочего, мне не нравится казаться слабой в глазах окружающих.

– Не такой уж незамолимый грех, – пробормотал он.

– Полагаю, вы и тут правы, – улыбнулась Кейт. – Но я осмелюсь высказать предположение, что и вы страдаете тем же грехом.

Энтони молча кивнул.

– Все мы играем определенные роли в этой жизни, – продолжала она, – и моя – всегда оставаться сильной и благоразумной. Сильные благоразумные личности не прячутся под столами во время грозы.

– Ваша сестра, – спокойно возразил он, – возможно, куда сильнее, чем вы думаете.

Кейт резко вскинула голову. Неужели Энтони пытается объяснить, что влюблен в Эдвину? Он и раньше хвалил грацию и красоту ее сестры, но никогда не рассуждал о ее характере.


Кейт всматривалась в его лицо, сколько позволяли приличия, однако не нашла ничего, что рассказало бы о его истинных чувствах.

– Я не говорила, что Эдвина слаба, – ответила она наконец, – но я ее старшая сестра. И всегда должна казаться сильной в ее глазах. А она всего лишь должна быть сильной ради себя.

Она снова подняла голову и увидела, что он внимательно всматривается в нее, словно хочет заглянуть в душу.

– Вы тоже самый старший из детей леди Бриджертон. Уверена, вы знаете, что я имею в виду.

Энтони кивнул, глядя на нее весело и одновременно задумчиво.

– Совершенно верно.

Она ответила ему улыбкой, улыбкой человека, прошедшего те же испытания, что и собеседник.

И ей становилось все легче в его обществе, словно теперь она могла раствориться в нем, утонуть в тепле его тела. Но Кейт знала также, что невозможно и дальше откладывать свое признание.

Необходимо сказать Энтони, что она больше не возражает против его брака с Эдвиной. Несправедливо держать это при себе только потому, что она мечтает удержать его хотя бы на несколько прекрасных минут здесь, в саду.

Глубоко вздохнув, Кейт расправила плечи и повернулась к Энтони.

Тот ответил выжидающим взглядом, сообразив, что она хочет что-то ему сказать.

Кейт открыла рот. Но не смогла выдавить ни звука.

– Я слушаю, – решил он ей помочь.

– Милорд! – выпалила она.

– Энтони, – мягко поправил он.

– Энтони, – повторила Кейт, гадая, почему ей все труднее называть его по имени. – Мне необходимо поговорить с вами.

– Я так и понял, – усмехнулся он.

Кейт упорно рассматривала свою правую туфлю, чертившую полумесяцы на утоптанной земле тропинки.

– Это… э… насчет Эдвины.

Энтони удивленно покачав головой, проследил за ее взглядом, Теперь вместо полумесяцев у нее получались извилистые линии.

– С вашей сестрой что-то случилось? – мягко осведомился он.

– Н-нет, – пролепетала Кейт. – Вовсе нет. Насколько мне известно, она сейчас в гостиной, пишет письмо нашей кузине в Сомерсете. Леди любят писать письма.

– Что любят? – удивленно моргнул Энтони.

– Писать письма. В отличие от меня. Я в этом отношении ужасно ленива, – затараторила она, – и у меня редко хватает терпения высидеть за письменным столом достаточно долго, чтобы сочинить письмо, не говоря уж о том, что у меня отвратительный почерк. Но большинство дам посвящает своей корреспонденции почти все свободное время.

Энтони постарался не улыбнуться.

– Хотите предупредить меня, что ваша сестра любит писать письма?

– Нет, разумеется, нет, – промямлила Кейт. – Просто вы спросили, не случилось ли чего с моей сестрой, и я, конечно, объяснила, где она, и потом мы совершенно потеряли нить разговора. И…

Он положил ладонь на ее руку, тем самым мгновенно положив конец потоку слов.

– Что вы хотели сообщить мне, Кейт?

Под его заинтересованным взглядом она снова распрямила плечи и стиснула зубы, словно готовясь к тяжкому испытанию. И наконец разом выдохнула:

– Я просто хотела объяснить, что больше не возражаю против вашего брака с Эдвиной.

В груди Энтони неожиданно разверзлась пустота.

– Понимаю, – выдавил он не потому, что действительно понимал. Просто ему нужно было что-то сказать.

– Признаюсь, что была настроена против вас, – торопливо продолжала она. – Но, приехав в Обри-Холл, я лучше узнала, что вы за человек, и по совести не могу позволить вам думать, что по-прежнему буду стоять на пути вашего счастья. Это было бы дурно с моей стороны.

Энтони растерянно уставился на нее, смутно ощущая нечто обескураживающее в готовности Кейт выдать за него сестру, тем более что эти два дня он постоянно боролся с неудержимым желанием зацеловать ее до умопомрачения.

С другой стороны, разве его желание не исполнилось? Эдвина станет ему идеальной женой.

В отличие от Кейт.

Эдвина удовлетворяла всем критериям, которые он установил для будущей невесты, когда решил, что настала пора жениться.

В отличие от Кейт.

И разумеется, он не может заигрывать с Кейт, если хочет жениться на Эдвине.

Он еще раз напомнил себе, что Эдвина – именно та женщина, которая ему подходит по всем статьям. Получив благословение сестры, она выйдет за Энтони хоть на следующей неделе, если он того пожелает.

Так почему же, дьявол побери, ему хочется схватить Кейт за плечи и трясти, трясти, трясти, пока она не возьмет обратно каждое проклятое, невыносимое, раздражающее слово?!

Все дело в этой таинственной искре. Той чертовой искре, которая, не затухая, то и дело проскакивает между ними. Иначе почему он всей кожей ощущает ее присутствие, стоит ей не только появиться в комнате, но даже улыбнуться, вздохнуть или пошевелить пальцем? И откуда это тягостное чувство, упорно подсказывавшее, что стоит дать себе волю, как он влюбится в нее по уши?

Любовь – единственное, чего Энтони боялся больше всего на свете. Возможно, единственное, чего он вообще боялся.

Какая грустная ирония заключена в том, что смерть – единственное, чего он не боялся вообще. Смерть вовсе не страшна одинокому человеку. Великое ничто не пронизано ужасом, когда ухитряешься избегать привязанностей.

А вот любовь – вещь священная, поразительная по своей сущности. Энтони это знал. Наблюдал каждый день, каждый раз, когда его родители обменивались взглядом или касались друг друга.

Но любовь – злейший враг умирающего. Только она может сделать невыносимым остаток его дней: изведать блаженство и знать, что все будет отнято навеки. Какая горечь!

И скорее всего именно поэтому Энтони, получив благословение Кейт, не прижал ее к себе, не зацеловал до потери сознания. Не обжег дыханием ее кожу, давая понять, что он горит от желания к ней, а не к ее сестре.

Вместо этого он устремил на нее бесстрастный взор, хотя сердце билось неровно и часто, и спокойно объявил:

– Я очень-очень рад. С моей души упал камень.

Даже произнося эти слова, он словно смотрел со стороны на всю сцену, словно был зрителем пошлого фарса. Словно на несколько мгновений вышел из собственного тела, искренне гадая, что, черт возьми, здесь происходит.

Кейт слабо улыбнулась:

– Я так и думала.

– Кейт, я…

Она так и не узнала, что он хотел сказать. По правде говоря, даже сам он не был слишком уверен в том, что именно хочет сказать. Он вообще не сообразил, что собирается заговорить, пока с губ не сорвалось ее имя.

Но слова остались непроизнесенными, потому что он внезапно услышал ЭТО.

Тихое жужжание. Скорее жалобный вой. Тот звук, который люди обычно находят весьма раздражающим.

Но для Энтони ничто не могло быть кошмарнее.

– Не двигайтесь, – хрипло прошептал он.

Кейт прищурилась, и разумеется, немедленно попыталась обернуться:

– Вы о чем? Что случилось?

– Просто не шевелитесь.

Кейт скосила глаза влево и чуть повела подбородком в ту же сторону:

– О, это всего лишь пчела, – облегченно улыбнулась она, отмахнувшись, чтобы прогнать надоедливое насекомое. – Ради Бога, Энтони, не пугайте меня так.

Однако Энтони выбросил руку вперед и с пугающей силой сжал ее запястье.

– Я велел вам не двигаться! – прошипел он.

– Энтони, – засмеялась Кейт, – это всего лишь пчела.

Он удерживал ее на месте, больно сжимая руки, не отрывая взгляда от мерзкого создания, вившегося над ее головой. Его самого парализовали страх, ярость и еще что-то, чему он не находил названия.

Со дня смерти отца он довольно часто видел пчел в саду. Когда живешь в деревне, невозможно избежать подобных «встреч». Мало того, до сих пор Энтони вынуждал себя намеренно играть с опасностью. Он всегда считал, что, подобно отцу, обречен на раннюю смерть. И если его убьет жалкое насекомое, он примет предназначенный ему удар гордо и с достоинством. Все равно он умрет раньше или… раньше. И не собирается бежать от какой-то дурацкой пчелы.

Но его ни разу не ужалили.

Но, видя, как пчела пролетает в такой опасной близости от Кейт, задевая ее волосы, садясь на кружевной рукав платья, он задыхался от ужаса. Воображение работало слишком живо, и Энтони ясно представлял, как крохотное чудовище вонзает жало в ее мягкую плоть. Представлял, как она, задыхаясь, опускается на землю. Представлял, как ее несут в дом. Как она лежит на той же самой кровати, которая послужила временным гробом отцу.

– Спокойно, – прошептал он. – Сейчас мы встанем… очень медленно. И потихоньку уйдем.

– Энтони, – заметила Кейт, нетерпеливо морщась, – что с вами? Это всего лишь пчела. Перестаньте вести себя так странно! Ради Бога, не убьет же она меня!

Ее слова повисли в воздухе ощутимой тяжестью, как твердые предметы, готовые рухнуть на землю. Наконец, ощутив, что снова может говорить, Энтони тихо, яростно воскликнул:

– Все может случиться!

Кейт замерла, однако не потому, что намеревалась последовать его приказу. Просто что-то в его словах и взгляде насмерть ее перепугало.

– Энтони, – сказала она, смутно надеясь, что голос ее звучит спокойно и властно, – немедленно отпустите меня.

Она даже попыталась вырваться, но он был неумолим, а пчела продолжала неутомимо описывать круги над ее головой.

– Энтони! – воскликнула она. – Прекратите сейчас же…

Не докончив фразы, она сумела освободиться от его хватки, но пошатнулась и неловко взмахнула рукой. И задела локтем пчелу. Растревоженное насекомое врезалось прямо в полоску кожи над отделанным кружевом вырезом ее платья.

– О, ради… Ой! – вскрикнула Кейт, когда пчела, несомненно, возмущенная таким бесцеремонным обращением, вонзила в нее жало.

– Черт! – выругалась она, совершенно забыв о приличиях и о том, что находится в мужском обществе. Конечно, это всего лишь пчелиный укус, но, дьявол, как же больно! – Пропади все пропадом, – проворчала Кейт, пытаясь разглядеть красный волдырь, мгновенно вспухший над кружевной оборкой. – Теперь придется искать мазь от пчелиных укусов. – Расстроенно вздохнув, она стряхнула с юбки мертвую пчелу. – По крайней мере эта негодница убила себя. Справедливое наказание для… – Но тут она случайно подняла глаза и увидела лицо Энтони. Белое как снег. Не бледное, не бескровное, а именно белое.

– О Боже, – прошептал он, хотя, как ни странно, губы его не шевелились. – О Боже!

– Энтони?! – встревожилась Кейт, подавшись вперед и моментально забыв о боли. – Энтони, что стряслось?

Услышав ее слова, он мгновенно вышел из транса, метнулся к ней и грубо схватил за плечо одной рукой, а другой оттянул лиф платья, чтобы лучше рассмотреть место укуса.

– Милорд! – взвизгнула Кейт. – Немедленно остановитесь!

Энтони не отвечал. Тяжело, прерывисто дыша, он прижал ее к спинке скамьи. И по-прежнему оттягивал вырез платья, недостаточно сильно, чтобы обнажить грудь, но, несомненно, ниже, чем позволяли приличия.

– Энтони, – снова позвала Кейт в надежде, что, услышав свое имя, он немного опомнится. Этого человека она не знала. Он был совсем не тем, кто сидел рядом с ней всего несколько минут назад.

Этот полубезумный, взбудораженный мужчина совершенно не слушал ее протестов.

– Немедленно замолчите, – процедил он, не обращая на Кейт внимания. Его взгляд был устремлен к красному распухшему бугорку на ее груди. Дрожащими руками он вытащил жало.

– Энтони, со мной все в порядке, – настаивала она. – Вы должны…

Испуганный крик сорвался с ее губ. Одной рукой он вытащил из кармана платок, а другой крайне неделикатно сжал грудь.

– Энтони, что вы делаете? – охнула Кейт, пытаясь отстранить его. Но силы были неравны. Он еще крепче придавил ее к спинке скамьи, почти расплющив ладонью грудь.

– Не дергайтесь! – рявкнул он, прижимая платок к месту укуса.

– Что вы делаете? – спросила она, отстраняясь. Он не поднял головы:

– Пытаюсь удалить яд из ранки.

– А укус ядовит?

– Должно быть, – пробормотал он. – Должно быть. Что-то же убивает вас.

Кейт разинула рот от удивления:

– Что-то убивает меня? Вы в своем уме? Ничего меня не убивает. Это всего лишь пчелиный укус.

Но Энтони проигнорировал ее: слишком было велико стремление спасти Кейт.

– Энтони, – умиротворяюще начала она, – я ценю ваше участие, но меня не раз кусали пчелы, и…

– Его тоже кусали пчелы, – перебил он. Что-то в голосе Энтони послало озноб по ее спине:

– Кого? – прошептала она.

Он еще крепче прижал платок к месту укуса и промокнул прозрачную жидкость, сочившуюся из крохотного прокола:

– Моего отца. Он умер от укуса пчелы.

Кейт не верила своим ушам.

– От укуса пчелы?

– Именно.

– Энтони, крохотная пчела не может убить взрослого мужчину.

Энтони на миг прекратил свои старания, чтобы взглянуть на нее. В глазах стыла ледяная тоска.

– Уверяю, что может, – процедил он.

Неужели он говорит правду? Впрочем, зачем ему лгать?

Поэтому Кейт не пошевелилась, поняв, что он действительно поглощен стараниями выдавить яд из ранки. Убежать сейчас означает обречь его на муки сомнений.

– Опухоль не спадает, – пробормотал он, снова прижимая платок к ее груди. – Похоже, часть яда осталась.

– Поверьте, все будет хорошо, – мягко сказала Кейт. К этой минуте ее гнев превратился почти в материнскую заботу. Он сосредоточенно морщил лоб, а лихорадочные движения говорили о сильном волнении. Он волнуется за нее. Безумно боится, что она упадет мертвой прямо здесь, в саду. От жала крохотной пчелы. Это казалось немыслимым и все же было правдой.

Энтони покачал головой.

– Всего этого недостаточно, – резко бросил он. – Нужно принимать срочные меры.

– Энтони, я… что вы делаете?

Он наклонил голову, словно намереваясь поцеловать ее.

– Придется высосать яд, – мрачно сказал он. – Сидите смирно.

– Энтони! – завизжала Кейт. – Вы не можете…

Она тут же осеклась, ощутив прикосновение его горячих губ, нежно, но неумолимо втягивавших в рот ее плоть. Кейт не знала, как реагировать: то ли оттолкнуть его, то ли притянуть к себе.

Но тут она случайно подняла голову. И оцепенела, превратившись в соляной столб, потому что увидела за плечом Энтони трех женщин, с потрясенным видом взиравших на происходившее. Мэри, леди Бриджертон и миссис Пенелопа Федерингтон, несомненно, самая заядлая сплетница в лондонском свете.

И Кейт отчетливо поняла, что ее жизнь необратимо изменилась и уже никогда не будет прежней.


Глава 14


И поверьте, если на вечеринке у леди Бриджертон разразится скандал, те из нас, кто остался в Лондоне, могут быть уверены, что пикантные новости со всей возможной скоростью дойдут до наших нежных ушей. Поскольку там собрались все прославленные сплетницы столицы, нам гарантирован полный и детальный отчет.

    
«Светская хроника леди Уистлдаун». 4 мая 1814 года


На какую-то долю секунды все застыли, как в живой картине. Кейт ошеломленно уставилась на шокированных матрон. Те с ужасом смотрели на нее.

А Энтони все пытался высосать яд из ранки, совершенно не подозревая о том, что у них появились зрители.

Именно Кейт из всего квинтета первой обрела дар речи, а вместе с ним и силу и, резко оттолкнув Энтони, вскрикнула:

– Прекратите, милорд!

Застигнутый врасплох Энтони покачнулся и тяжело сел на землю. Однако глаза по-прежнему горели решимостью спасти ее от ужасной участи.

– Энтони?! – ахнула леди Бриджертон. Голос ее дрожал, словно она не могла поверить тому, что видела собственными глазами.

– Мама? – пробормотал он, оборачиваясь.

– Энтони, что ты делал?

– Ее ужалила пчела, – мрачно сообщил он.

– Все в порядке, – настаивала Кейт, повыше подтягивая лиф платья. – Я говорила, что все хорошо, но виконт меня не слушал.

Глаза леди Бриджертон затуманились.

– Понимаю, – грустно кивнула она, и Энтони видел, что она действительно понимает. Единственная из всех присутствующих, кто способен понять происходящее.

– Кейт, – выдавила наконец Мэри, – он касался губами твоей… твоей…

– Груди, – услужливо подсказала миссис Федерингтон, подбоченившись. И хотя она неодобрительно хмурилась, каждому было ясно, что эта женщина безмерно наслаждается происходящим.

– Вовсе нет! – воскликнула Кейт, стараясь подняться, что представлялось нелегкой задачей, поскольку Энтони при падении приземлился прямо ей на ногу. – Меня ужалили вот сюда!

Дрожащим пальцем она показала на круглое красное пятно, все еще ярко выделявшееся на коже.

Дамы одновременно уставились на место укуса и дружно покраснели.

– Это вовсе не на груди, – запротестовала Кейт, слишком напуганная направлением, которое принимала беседа, чтобы смутиться из-за чересчур откровенных выражений.

– Но совсем близко, – возразила миссис Федерингтон.

– Почему никто не заткнет ей рот? – рявкнул Энтони.

– Что? – фыркнула миссис Федерингтон. – Меня еще никогда так не оскорбляли!

– Когда-то нужно и начинать! – бросил Энтони.

– Что он хочет этим сказать? – взорвалась миссис Федерингтон, дернув леди Бриджертон за руку. Не дождавшись ответа от виконтессы, она повернулась к Мэри и повторила вопрос.

Но Мэри было не до нее. Она не сводила глаз с падчерицы.

– Кейт, – приказала она, – немедленно иди сюда.

Кейт послушно встала рядом с мачехой.

– Итак? – осведомилась леди Федерингтон. – Что мы намерены делать?

Четыре пары глаз смотрели на нее.

– Мы? – едва слышно переспросила Кейт.

– Что-то не пойму, какое отношение имеете вы ко всему этому? – отчеканил Энтони.

Миссис Федерингтон громко, презрительно хмыкнула:

– Вам придется жениться на девушке, – объявила она.

– Что?! – вырвалось у Кейт. – Вы, должно быть, спятили!

– А по-моему, я единственный здравомыслящий человек в этой компании! Господи, девушка, он прижимался губами к твоим сиськам, и все мы это видели.

– Вовсе нет! – простонала Кейт. – Меня ужалила пчела. Пчела!

– Порция, – вмешалась леди Бриджертон, – я считаю, что здесь не место для подобных выражений.

– Сейчас не та ситуация, чтобы деликатничать! Как бы вы ни описывали случившееся, сплетники ничего не захотят слушать. Подумать только, самый завидный жених Лондона лечит пчелиные укусы поцелуями. Поверьте, милорд, со стороны так не казалось!

– Никаких сплетен не будет, – прорычал Энтони, со зловещим видом надвигаясь на даму, – потому что никто не проронит ни единого слова! Я не позволю порочить репутацию мисс Шеффилд!

Глаза миссис Федерингтон от удивления вылезли из орбит:

– Воображаете, что такое можно скрыть?

– Я не собираюсь об этом болтать, и, думаю, мисс Шеффилд – тоже, – яростно отчеканил Энтони. Его взгляд обладал силой поставить на колени любого мужчину, но миссис Федерингтон либо была особой непробиваемой, либо настолько глупой, что не обращала на Энтони никакого внимания. Поэтому он продолжал: – Моя матушка и миссис Шеффилд тоже озабочены тем, чтобы наши репутации остались незапятнанными. Значит, остаетесь вы, миссис Федерингтон, единственный член нашей тесной компании, которого можно назвать болтливой базарной торговкой, вечно распространяющей сплетни и слухи.

Щеки миссис Федерингтон залила темная краска.

– Всякий мог видеть вас из дома, – с горечью сообщила она, явно расстроенная тем, что такой лакомый кусочек вырывают прямо у нее изо рта. Да ее бы не меньше месяца носили на руках, как свидетельницу такого скандала! Единственную, которая согласилась бы поведать подробности.

Леди Бриджертон взглянула на дом и побледнела:

– Она права, Энтони. Вы сидели прямо напротив гостевого крыла!

– Это была пчела! – практически взвыла Кейт. – Всего лишь пчела! Неужели нас заставят пожениться из-за какой-то пчелы?

Ее взрыв был встречен многозначительным молчанием.

Она перевела взгляд с Мэри на леди Бриджертон. Обе смотрели на нее с чем-то вроде участия, доброты и жалости. Потом она уставилась на Энтони, но его лицо было жестким, замкнутым и совершенно непроницаемым.

Уничтоженная Кейт поспешно зажмурилась. Этого не должно было случиться! Пусть втайне она мечтала о нем, но вовсе не желала, чтобы все произошло таким образом.

О Господи милостивый, только не это! Теперь он будет считать, что его заманили в ловушку. И проведет остаток жизни, глядя на нее и думая о другой…

– Энтони? – прошептала она. Может, если Энтони заговорит с ней, хотя бы просто посмотрит на нее, она поймет, о чем он думает.

– Мы поженимся на следующей неделе, – постановил он, выговаривая слова ясно и четко, но без всяких эмоций.

– Вот и прекрасно! – с облегчением воскликнула леди Бриджертон, захлопав в ладоши. – Мы с миссис Шеффилд немедленно начнем приготовления.

– Энтони, – снова прошептала Кейт на этот раз чуть настойчивее. – Вы уверены?

Она схватила его за руку и попыталась оттащить от матрон. Он неохотно переступил с ноги на ногу. Но по крайней мере повернулся спиной к дамам. Взгляд его оставался по-прежнему неумолимым.

– Мы поженимся, – повторил он с властностью истинного аристократа, не терпящего возражений и ожидавшего немедленного повиновения. – Нам больше ничего не остается.

– Но вы вовсе не хотите жениться на мне, – резонно заметила она. Он насмешливо покачал головой:

– А вы хотите выйти за меня?

Она ничего не ответила. Да и что тут скажешь, особенно если хочешь сохранить хотя бы остатки гордости!

– Полагаю, мы с вами прекрасно поладим, – продолжал он, слегка смягчившись. – И даже стали друзьями. Это куда больше, чем может сказать о себе большинство мужчин и женщин в начале брака.

– Но вы не можете этого хотеть, – упорствовала она. – Вы собирались жениться на Эдвине.

Он скрестил руки на груди.

– Я ничего не обещал Эдвине. И мы просто скажем ей, что полюбили друг друга.

Кейт ощутила, как глаза сами собой закатываются к небу.

– Она в жизни этому не поверит.

– В таком случае скажите ей правду, – пожал плечами Энтони. – Объясните, что вас ужалила пчела, я пытался помочь вам, и нас застали в компрометирующей позе. Скажите все, что хотите. В конце концов, она ваша сестра.

Кейт со вздохом опустилась на каменную скамью.

– Никто не поверит, что вы хотели жениться на мне. Все посчитают, что вас заманили в ловушку.

Энтони бросил многозначительный взгляд на женщин, все еще с интересом взиравших на парочку.

– Надеюсь, вы не возражаете? – бросил он.

Леди Бриджертон и Мэри немедленно отступили и отвернулись, чтобы дать им возможность поговорить. Когда миссис Федерингтон не сразу последовала их примеру, Вайолет подалась вперед и едва не вырвала руку у нее из плеча. Энтони сел рядом с Кейт:

– Мы не сможем заткнуть рты людям, особенно Порции Федерингтон. Она была свидетелем всему и, конечно, распустит язык. Уверен, что она будет молчать ровно до той минуты, как вернется в дом. Поэтому нам следует извлечь пользу из создавшейся ситуации. Я все равно собирался жениться в этом году…

– Почему?

– Что почему?

– Почему вы все равно собирались жениться в этом году?

Энтони ответил не сразу. Да и как ответить на этот вопрос? Поэтому он сказал:

– Просто решил жениться, вот и все. Для меня это достаточно веская причина. Да и вам рано или поздно пришлось бы выйти замуж…

– Честно говоря, – перебила она, – я скорее полагала, что останусь незамужней.

Энтони ощутил, как напряглись мышцы. Только через несколько секунд он сообразил, что во всем виновата охватившая его безрассудная ярость.

– Вы собирались остаться старой девой?

Кейт кивнула. Судя по виду, она ничуть не лгала.

– Да, такая возможность определенно была.

Энтони стиснул зубы, готовый убить всех мужчин и женщин, которые сравнивали ее с Эдвиной и искренне считали, что старшая сестра ничто по сравнению с младшей. Кейт понятия не имела, что может быть по-своему привлекательной и желанной.

Когда миссис Федерингтон объявила, что они должны пожениться, первая реакция Энтони была такой же, как у Кейт: неподдельный ужас, не говоря уже о раненой гордости. Мужчины терпеть не могут, когда их вынуждают жениться. Особенно обидно, если жениться приходится из-за какой-то пчелы.

Но, наблюдая, как отчаянно протестует Кейт, он испытал странное удовлетворение.

Он хотел ее. Хотел отчаянно. Но ни за что не позволил бы себе сделать ей предложение: слишком явно угрожала она его спокойствию.

Однако вмешалась судьба, и теперь все выглядело так, словно ему придется жениться на ней… но стоит ли яростно протестовать по этому поводу? Бывает участь куда хуже, чем получить умную, образованную, красивую жену, которую вожделеешь двадцать четыре часа в сутки.

Главное – не влюбиться в нее. А это не так уж и сложно. Богу известно, она сводит его с ума своей страстью к непрерывным спорам. Но их брак вполне может быть удачным. Можно наслаждаться ее дружбой и телом и этим ограничиться. Глубже его чувства не зайдут.

А после его смерти Кейт сумеет воспитать его сыновей. Лучшей матери на всем свете не сыщешь. Это дорогого стоит.

– У нас все получится, – заверил он. – Вот увидите.

Она явно сомневалась в столь благополучном исходе дела, но все же кивнула. Да и что остается делать? Самая отъявленная сплетница Лондона застала девушку в тот момент, когда мужчина прижимался губами к ее груди. Если бы он не сделал предложения, репутация Кейт была бы погублена навеки.

А если она откажется выйти за него… ее посчитают не только падшей женщиной, но и полной идиоткой.

Энтони неожиданно встал.

– Матушка! – рявкнул он и, оставив Кейт на скамье, подошел к матери. – Мы с моей невестой желали бы остаться одни.

– Разумеется, – пробормотала леди Бриджертон.

– Вы считаете это мудрым решением? – не удержалась миссис Федерингтон.

Энтони подался вперед и прошептал на ухо матери:

– Если вы немедленно не уберете эту ведьму отсюда, я убью ее голыми руками.

Леди Бриджертон поперхнулась смехом, кивнула и даже сумела выдавить:

– Конечно.

Ровно через полминуты Кейт и Энтони остались одни. Он повернулся к ней; она встала и направилась к нему.

– Нам нужно немедленно уйти подальше от дома, – пробормотал он, беря ее под руку.

Он шагал широко и решительно. Кейт то и дело спотыкалась, стараясь не отстать.

– Милорд, – спросила она на бегу, – вы считаете, что это мудро?

– Повторяете слова миссис Федерингтон? – усмехнулся он, ни на миг не останавливаясь.

– Не дай Бог! – пробормотала она, – но вопрос остается вопросом.

– Думаю, что очень мудро, – заявил он, утаскивая Кейт в беседку. Правда, она была открыта с четырех сторон, но окружена кустами сирени, сквозь которые было не так-то легко разглядеть, что творится внутри.

– Но…

Он улыбнулся. Медленно.

– Знаете, вам бы только спорить.

– Вы привели меня сюда, чтобы сказать это?

– Нет. Я привел вас сюда, чтобы сделать ЭТО.

И не успела она раскрыть рот, не успела даже вздохнуть, как он завладел ее губами в жадном, пламенном поцелуе. Требовательном поцелуе, забиравшем все, что она могла дать, и требующем еще большего. Огонь, горевший в ней, взметнулся до самого неба и горел даже жарче, чем в ту ночь в его кабинете, жарче в миллион раз!

Она таяла в этом огне. Господи Боже, она тает и хочет, чтобы это продолжалось вечно!

– Что ты со мной делаешь? – прошептал Энтони ей в губы. – Этого не должно было случиться. В тебе все абсолютно неправильно, однако…

Кейт ахнула, когда его ладони легли на ее ягодицы и прижали разгоряченное тело к возбужденной мужской плоти.

– Видишь? – пробормотал он, скользя губами по ее щеке. – Чувствуешь? – Он хрипло усмехнулся, словно издеваясь над собой. – Да ты хотя бы понимаешь, что происходит? – Он безжалостно стиснул ее и прикусил нежную мочку уха: – Ну конечно, не понимаешь.

Кейт ощутила, как вплавляется в него. Кожа горела, словно обожженная, а предательские руки сами собой поднялись и обхватили его шею.

А Энтони продолжал разжигать в ней пламя, с каждой минутой все больше выходившее из-под контроля. Ею овладели поистине первобытные желания, а внутри все горело и растекалось огненной жидкостью, и хотелось только одного: чтобы он прижался к ней еще теснее.

Кейт хотела его. О, как она хотела его! Ей не следовало, не следовало желать этого человека, которого вынудили жениться на ней.

И все же хотела его с отчаянием, от которого перехватывало дыхание.

Но это плохо, это ужасно плохо. Она была преисполнена самых дурных предчувствий относительно такого брака и понимала, что должна сохранять ясную голову. И все время напоминала себе об этом. Но губы раскрылись сами собой, позволяя языку Энтони скользнуть внутрь. Мало того, ее язык осторожно коснулся уголка его рта.

И желание продолжало накапливаться в ее животе – ведь это странное, колючее, бурлящее ощущение было не чем иным, как желанием, – и становилось сильнее и сильнее.

– Я ужасная, правда? – прошептала она, скорее себе, чем ему.

Но он услышал ее, и его дыхание жаром обдало ее щеку.

– Нет. – Он снова прикусил ее мочку, словно заставляя прислушаться: – Нет. – Он прижался губами к губам и заставил ее проглотить слово. – Нет.

Голова Кейт бессильно откинулась. Его голос был низким и чувственным, и она вдруг почувствовала, что в этот момент словно родилась заново.

– Ты само совершенство, – прошептал он, обняв ее за талию. – Именно сейчас, именно в этот момент, в этом саду ты воплощение совершенства.

Кейт отчего-то растревожили его слова. Словно он пытался сказать ей, а, может, и себе, что завтра она уже не будет совершенством, а послезавтра окажется полным ничтожеством, Но его руки и губы убеждали лучше всяких слов, и она выбросила из головы неприятные мысли, наслаждаясь кружившим голову блаженством их близости.

Она ощущала себя настоящей красавицей. Самим… совершенством. И именно сейчас, именно здесь не могла не обожать человека, вызывавшего в ней подобные чувства.

Рука Энтони сжала ее грудь сквозь тонкий муслин платья. Пальцы судорожно стискивали упругую плоть, словно их обладатель летел с обрыва и случайно схватился за якорь спасения. Ее сосок был твердым и тугим, коловшим ладонь даже сквозь ткань платья, и ему потребовалась вся сила воли, каждая унция самоконтроля, чтобы не высвободить из плена каждую пуговицу ее платья.

Энтони мысленно видел, как обнажает ее, даже когда их губы встретились в очередном исступленном поцелуе. Ее лиф соскользнет с плеч медленно и соблазнительно, обнажив груди. Почему-то он знал, что эти груди тоже будут самим совершенством. Он взвесит одну на ладони, подставляя сосок солнцу, и медленно, очень медленно наклонит голову, пока не сможет легко коснуться языком крохотной горошинки.

И услышит ее стон.

А он будет продолжать терзать ее, крепко держа в объятиях, чтобы она не смогла ускользнуть. И только потом, когда Кейт откинет голову и начнет тяжело дышать, он вопьется губами в эту плоть и станет сосать, пока она не закричит.

Господи Боже, он так сильно хочет ее, что сейчас взорвется!

Но здесь не время и не место для подобных вещей. Не то чтобы он чувствовал необходимость подождать до свадьбы, В конце концов, он публично сделал Кейт предложение, и теперь она принадлежит ему. Но он не мог овладеть ею в садовой беседке. И не хотел. Для этого он слишком горд и слишком уважает свою невесту. Поэтому Энтони с великой неохотой медленно оторвался от Кейт и взглянул в ее лицо. В этот момент он был готов поклясться, что Кейт Шеффилд так же прекрасна, как ее сестра.

Правда, ее привлекательность была иного рода. Губы полнее, не столь модных очертаний, но бесконечно более соблазнительные. Ресницы… почему же он до сих пор не замечал, насколько они длинны? Стоило Кейт прикрыть глаза, как они ложились на щеки густыми опахалами. А когда ее кожа розовела от желания, от нее исходило истинное сияние. Энтони сознавал, что всему причиной разыгравшееся воображение. Но сейчас, глядя на нее, отчетливо представлял рассвет, то мгновение, когда солнце только встает над горизонтом, окрашивая небо нежными оттенками розового и персикового.

Они простояли так несколько минут, пытаясь отдышаться. Наконец Энтони уронил руки, и оба одновременно отступили.

Кейт чуть коснулась пальцами рта.

– Нам не стоило этого делать, – прошептала она.

Энтони прислонился к одной из опор беседки, казалось, абсолютно довольный своей участью.

– Почему нет? Мы помолвлены.

– Ничего подобного. Настоящей помолвки не было.

Он удивленно уставился на Кейт.

– Никаких официальных объявлений. Не подписано никаких документов. И потом, у меня нет приданого. Вам следует знать, что я бесприданница.

– Пытаешься избавиться от меня? – улыбнулся он.

– Разумеется, нет! – выпалила она, но тут же, смутившись, переступила с ноги на ногу.

Энтони шагнул к ней:

– Надеюсь, ты не пытаешься подсказать мне, как лучше избавиться от тебя?

– Н-нет, – краснея, солгала Кейт, хотя пыталась сделать именно это.

Разумеется, с ее стороны подобный шаг был невероятной глупостью. Если он откажется жениться, ее не примут ни в одном порядочном доме не только в Лондоне, но и в той маленькой деревушке графства Сомерсет, где она жила. Истории о падении женщины распространяются молниеносно.

Но разве легко сознавать, что на тебе женятся по необходимости! Какая-то часть сознания даже требовала, чтобы он подтвердил все ее подозрения. Что он хочет видеть своей женой не ее, а Эдвину, а на ней женится только потому, что их поймали на месте преступления. Конечно, слышать это очень больно, однако Кейт считала, что лучше знать правду и терпеть душевные муки, чем оставаться в неведении.

По крайней мере тогда она окажется на твердой почве. Сейчас же она чувствовала, что попала в зыбучие пески.

– Давай выясним все до конца, – решительно объявил Энтони. Кейт подняла голову. Его глаза так пристально впивались в нее, что она не смогла отвести взгляда. – Я сказал, что хочу жениться на тебе. Я человек слова. Всякие иные предположения на эту тему будут для меня оскорбительными.

Кейт кивнула. Но про себя упорно повторяла одну и ту же фразу: «Будь осторожна со своими желаниями. Будь осторожна со своими желаниями…»

Она только что согласилась стать женой человека, в которого влюбилась. И теперь была способна лишь задаваться вопросом: представляет ли он, что перед ним Эдвина, когда целует Кейт?

«Будь осторожна со своими желаниями, – твердил внутренний голос. – Иначе они могут исполниться…»


Глава 15


И снова автор оказался прав. Вечеринки в сельских домах иногда кончаются самыми поразительными помолвками. Думаю, мы первыми из всех лондонских изданий сообщим вам сенсационную новость, дорогие читатели: виконт Бриджертон женится на мисс Кэтрин Шеффилд. Не на мисс Эдвине, как полагали сплетники. На мисс Кэтрин.

Нам оказалось на удивление сложно узнать подробности заключения этой помолвки. Автор точно знает от заслуживающего доверия источника, что молодую пару застали в компрометирующей ситуации, свидетельницей которой стала миссис Федерингтон. Однако миссис Ф. оказалась крайне неразговорчивой, что, согласитесь, совершенно нехарактерно для нее. Автор может только предполагать, что виконт, как человек решительный и жесткий, пригрозил изувечить миссис Ф., если она вымолвит хоть слово.

    
«Светская хроника леди Уистлдаун». 11 мая 1814 года


Кейт скоро поняла, что подобного рода известность ей не по душе.

Два последних дня, проведенных в Кенте, были достаточно неприятны сами по себе, особенно когда Энтони за ужином объявил о предстоящей свадьбе. Кейт даже дышать было некогда между потоками поздравлений, вопросов и намеков, на которые не скупились гости леди Бриджертон.

Некоторое облегчение принес только разговор с Эдвиной, которая обняла сестру и объявила, что «взволнованна», «счастлива» и «нисколько не удивлена».

Кейт выразила свое недоумение последним утверждением. Но Эдвина только плечами пожала:

– Лично я сразу увидела, что он безумно увлекся тобой. Не понимаю, почему никто, кроме меня, этого не заметил.

Ее слова окончательно сбили Кейт с толку, поскольку сама она была твердо уверена, что Энтони намеревался жениться на Эдвине.

В Лондоне ей пришлось еще хуже. Каждый член общества, казалось, посчитал своим долгом посетить маленький, снятый внаймы домик Шеффилдов на Милнер-стрит, чтобы засвидетельствовать свое почтение будущей виконтессе. Большинство умудрилось сдобрить поздравления огромной дозой язвительности, ехидства и откровенной зависти. Никто не верил в искреннее желание виконта жениться на Кейт, и никто не понимал, насколько это грубо: высказывать ей подобные вещи прямо в лицо.

– Боже, да вам просто повезло, – заметила леди Купер, мать злосчастной Крессиды, которая со своей стороны и двух слов не сказала Кейт. Только презрительно кривила губы и метала молнии в ее сторону.

– Я и понятия не имела, что он интересуется вами, – выложила мисс Гертруда Найт, выражение лица которой ясно говорило, что она по-прежнему не верит в происходящее, и, возможно, надеется, что помолвка окажется чистой фикцией, несмотря на объявление в «Лондон таймс».

А леди Данбери, известная своей бестактностью, так прямо и заявила:

– Понятия не имею, как вам удалось поймать его, но, должно быть, ваш замысел прекрасно сработал. Помяните мои слова, немало здешних девиц были бы рады поучиться у вас.

Кейт только улыбнулась или по крайней мере попыталась улыбнуться: она опасалась, что ее отчаянные попытки казаться дружелюбной и беспечной не всегда убедительны, и, кивнув, пробормотала:

– Я действительно очень счастлива.

Это же самое она повторяла как автомат всякий раз, когда Мэри украдкой толкала ее в бок.

А вот Энтони везение не изменило: он сумел избежать пристальных взглядов и настойчивых расспросов, которые приходилось выносить Кейт. Он сказал, что ему необходимо остаться в Обри-Холл и уладить кое-какие дела перед свадьбой, назначенной на следующую субботу, всего через девять дней после случая в саду. Мэри тревожилась, что подобная поспешность может вызвать толки, но леди Бриджертон со свойственным ей здравым смыслом объяснила, что разговоры пойдут в любом случае и что Кейт придется вынести куда меньше неприятных намеков, если она окажется под защитой имени Энтони.

Кейт, разумеется, подозревала, что виконтесса, имевшая определенную репутацию женщины, готовой на все, лишь бы пристроить старших детей, просто хотела как можно скорее поставить Энтони перед алтарем, прежде чем тот успеет передумать. И в этом она была согласна с будущей свекровью. Как бы она ни нервничала по поводу свадьбы и семейной жизни, все же не любила проволочек. И когда принимала решение, даже если, как в этом случае, оно было принято за нее, – не видела причин откладывать неизбежное. Разумеется, слишком торопливая свадьба вызовет гнусные сплетни, но чем скорее они с Энтони поженятся, тем скорее эти сплетни заглохнут, и она сможет надеяться на прежнюю, тихую, ничем не примечательную жизнь.

Правда, теперь жизнь Кейт будет принадлежать не только ей, и к этому необходимо привыкнуть.

Впрочем, ее существование и без того необратимо изменилось. Дни летели в водовороте событий. Леди Бриджертон тащила ее из лавки в лавку, тратя на приданое огромные суммы денег Энтони. Кейт быстро усвоила, что сопротивление бесполезно. А когда леди Бриджертон, или Вайолет, как она велела себя называть, решалась на что-то… помоги Господь тому глупцу, который вздумал встать у нее на пути. Мэри и Эдвина несколько раз их сопровождали, но быстро объявили, что неистощимая энергия Вайолет их утомляет, и сбежали к «Гюнтерс», где подавали мороженое самых разных сортов.

Наконец всего за два дня до свадьбы Кейт получила от Энтони записку с просьбой быть дома в четыре часа, поскольку он намерен нанести ей визит. Кейт немного нервничала при мысли о том, что снова увидит его: в городе все казалось иным, более официальным. Тем не менее она обрадовалась возможности избежать очередного посещения Оксфорд-стрит, модистки, шляпницы, перчаточника и всех тех, кого вздумала посетить Вайолет.

И пока Мэри и Эдвина ездили по своим делам, – Кейт очень вовремя забыла упомянуть, что ожидает виконта, – она уселась в гостиной со спящим у ее ног Ньютоном и стала ждать.

Большую часть недели Энтони провел в размышлениях. И неудивительно, что все его размышления касались Кейт и их будущего союза.

Он тревожился, что полюбит ее, если даст себе волю. Значит, главное – не давать себе воли. И чем больше он думал об этом, тем больше убеждался, что проблем не возникнет. Он человек сильный и сможет управлять своими действиями и инстинктами. Да, разумеется, он понимал, что любовь существует. Но верил также в ясность разума и, что всего важнее – в способность к самоконтролю. Откровенно говоря, он считал, что влюбиться можно по собственному желанию. И уж если не захочет влюбляться, тогда, черт возьми, и не влюбится. Только и всего. А если влюбится, то какой же он мужчина?!

Однако до свадьбы ему придется поговорить об этом с Кейт. Прояснить некоторые детали их семейной жизни. Нет, не устанавливать правила. Просто добиться понимания. Да-да, «понимание» – это самое подходящее слово.

Кейт, похоже, прекрасно сознавала, чего может ожидать от него и что он может ожидать в ответ. В их союзе любовь не присутствует. И присутствовать не будет. Это просто невозможно. Вряд ли у Кейт имеются какие-то иллюзии на этот счет, но на всякий случай он должен все уточнить, прежде чем любое недоразумение превратится в настоящее несчастье.

Лучше уж, как говорится, выложить карты на стол, чтобы потом ни одна из сторон не получила неприятного сюрприза. Кейт, конечно, с ним согласится. Она девушка практичная и захочет знать, что почем. Кейт не из тех, кто любит теряться в догадках.

Ровно без двух минут четыре Энтони постучал в дверь дома Шеффилдов, пытаясь игнорировать с полдюжины членов высшего света, которые по чистой случайности прогуливались по Милнер-стрит. По-видимому, сегодня они изменили своим обычным занятиям и маршрутам.

Но это и неудивительно. Пусть он только недавно вернулся в Лондон, но ясно, что его помолвка стала очередным скандалом дня. В конце концов, «Уистлдаун» доставляется и в Кент.

Дворецкий поспешно открыл дверь и, впустив Энтони, проводил его в гостиную. Кейт сидела на диване. Волосы подняты и зачесаны в аккуратный… как там его (Энтони никогда не мог запомнить названия модных причесок), прикрытый дурацким маленьким чепчиком, в тон белой отделке ее светло-голубого платья.

Он решил, что после свадьбы первым делом избавится от этого чепчика. У нее прекрасные волосы: длинные, густые и блестящие. Он знал, что этикет требует от женщин носить шляпки и чепцы в присутствии посторонних, но просто преступление прикрывать такие волосы в уединении собственного дома!

Однако прежде чем он успел поздороваться, Кейт показала на серебряный чайный сервиз:

– Я взяла на себя смелость приказать принести чай. Воздух сегодня слишком прохладен, и я подумала, что вы захотите согреться. Если же вы проголодались, я немедленно позвоню горничной.

Воздух отнюдь не показался Энтони холодным, но он тем не менее учтиво ответил:

– Чая будет вполне достаточно, благодарю вас.

Кейт кивнула и стала разливать чай, но тут же нахмурилась и подняла чайник:

– Я даже не знаю, какой чай вы пьете.

Энтони ощутил, как уголки губ слегка приподнялись:

– С молоком. Без сахара.

Кейт кивнула, поставила чайник и потянулась за молочником.

– Подобные вещи жена обязана знать.

Он сел на стул, стоявший под прямым углом к дивану.

– Теперь вы знаете.

Кейт глубоко вздохнула.

– Теперь знаю, – повторила она.

Энтони откашлялся, продолжая наблюдать за ней. Она не надела перчаток, и он обнаружил, что с удовольствием смотрит на ее руки. Удивительные у нее пальцы: длинные, тонкие, и движения невероятно грациозны, что удивило его, учитывая, сколько раз она наступала ему на ноги во время танцев.

Конечно, иногда она делала это нарочно, но не так часто, как хотела ему внушить.

– Возьмите, – пробормотала она, протягивая чашку. – Осторожно, он горячий. Терпеть не могу остывший чай.

Энтони улыбнулся. Конечно, не любит. Она не из тех людей. Кейт терпеть не может полумер. Это одно из качеств, которые он больше всего в ней любил.

– Милорд? – вежливо спросила она, шагнув ближе. Энтони взял блюдце, так, чтобы коснуться ее пальцев, и заметил, как по щекам Кейт пополз легкий румянец. По какой-то причине это его обрадовало.

– Вы хотели о чем-то поговорить, милорд? – продолжала она, поспешно отнимая руку.

– Надеюсь, вы еще помните мое имя. И неужели я не могу приехать к собственной невесте только для того чтобы насладиться ее обществом?

Кейт ответила проницательным взглядом:

– Разумеется, можете. Но не думаю, что способны на такое.

Ну и дерзкая девчонка!

Энтони покачал головой:

– Как ни противно признать, вы правы.

Она что-то пробормотала. Энтони не расслышал, что именно, но подозревал, что она сказала «как всегда».

– Я подумал, что нам следует обсудить наш брак.

– Простите?

Он откинулся на спинку стула:

– Мы оба люди практичные. Думаю, будет легче, если мы с самого начала поймем, чего ожидать друг от друга.

– К-конечно.

– Вот и хорошо.

Он поставил чашку с блюдцем на стол перед собой.

– Я рад, что вы так считаете.

Кейт медленно кивнула, но ничего не сказала, предпочтя не сводить взгляда с его лица. Энтони откашлялся с таким видом, словно готовился произнести речь в парламенте.

– Начало наших отношений нельзя назвать приятным, – заявил он и хмуро свел брови, когда она кивнула, – но я чувствую, что с тех пор мы успели подружиться.

Кейт снова кивнула, подумав о том, что скорее всего ей придется в течение всего разговора кивать как китайскому болванчику.

– Дружба между мужем и женой крайне важна, – продолжал Энтони, – даже, по моему мнению, важнее любви.

На этот раз она не кивнула.

– Наш брак будет основан на взаимной дружбе и уважении, – разглагольствовал Энтони, – и за это я благодарен судьбе.

– Уважении, – эхом откликнулась Кейт, поскольку он выжидающе уставился на нее.

– Я сделаю все, чтобы стать хорошим мужем. И буду верен вам и нашим обетам при условии, что вы не собираетесь изгонять меня из своей постели.

– Весьма благородно с вашей стороны, – заверила Кейт. Энтони не сказал ничего неожиданного для нее.

Энтони подозрительно прищурился:

– Надеюсь, вы принимаете меня всерьез, Кейт.

– Как же может быть иначе?

– Прекрасно!

Но он как-то странно взглянул на нее. Должно быть, не поверил.

– В свою очередь, я ожидаю, что ваше поведение будет безупречным и ничем не очернит наш род.

Кейт невольно выпрямилась и поджала губы:

– Это подразумевается само собой.

– Я так и думал. Это одна из причин, по которым я так доволен нашим браком. Из вас выйдет превосходная виконтесса.

Кейт понимала, что это скорее всего комплимент, но с каким-то не слишком приятным оттенком, может быть, чуточку снисходительным. Она предпочла бы услышать, что из нее выйдет превосходная жена.

– У нас будет дружба, – объявил он, – основанная на взаимном уважении. И у нас будут дети, смышленые дети, если будет угодно Господу, поскольку вы самая умная из известных мне женщин.

Это несколько сглаживало его снисходительность, но Кейт не успела улыбнуться, как он добавил:

– Но вам не следует ожидать любви. В этом браке любви быть не может.

Ужасный горький ком поднялся к самому горлу, однако Кейт снова кивнула. Только на этот раз каждое движение вызывало новый прилив сердечной боли.

– Есть вещи, которых никогда не смогу дать вам. И боюсь, любовь тоже в их числе.

– Понимаю.

– Действительно понимаете?

– Разумеется! – отрезала она. – Вы вполне ясно все объяснили. Яснее быть не может.

– Я никогда не хотел жениться по любви, – оправдывался он.

– Вы говорили другое, когда ухаживали за Эдвиной.

– Я ухаживал за Эдвиной только потому, что хотел произвести впечатление на вас, – парировал он.

– Но сейчас вы не произвели на меня впечатления, – процедила она.

Энтони тяжело вздохнул:

– Кейт, я приехал сюда не для того, чтобы ссориться. Просто считал, что лучше, если мы с самого начала будем честны друг с другом перед свадьбой.

– Конечно, – бросила она, вынудив себя кивнуть в очередной раз. Он не собирался оскорблять ее, и не стоило так расстраиваться. К этому времени она достаточно хорошо узнала Энтони, чтобы понять: им движут только благие намерения. Он чувствовал, что никогда не будет любить ее, и честно в этом признался.

– Нам действительно следует все расставить по своим местам еще до свадьбы, – тихо сказал он.

Кейт продолжала кивать, опасаясь, что если вдруг перестанет, может сделать что-то поистине глупое… например, заплакать.

Он перегнулся через стол, взял ее руку, но Кейт съежилась.

– Не хочу, чтобы вы шли к алтарю, питая напрасные иллюзии. Вряд ли вам нужны лишние разочарования.

– Естественно, не нужны, милорд.

Он нахмурился:

– По-моему, я просил вас назвать меня по имени.

– Совершенно верно… милорд.

Он отнял руку и положил ее на колени, ощущая странную тяжесть в груди.

– Прежде чем уйти, я хотел бы кое-что оставить вам, – неожиданно вспомнил он. И не отрывая глаз от ее лица, сунул руку в карман и вытащил маленькую бархатную коробочку.

– Простите, что дарю вам обручальное кольцо перед самой свадьбой.

Кейт разгладила голубой бархат, прежде чем поднять крышечку. Внутри лежало простое золотое кольцо с единственным круглым бриллиантом.

– Это из фамильных драгоценностей Бриджертонов, – пояснил Энтони. – В коллекции есть несколько обручальных колец, но я подумал, что это вам больше понравится.

– Оно прекрасно, – прошептала очарованная Кейт. Энтони взял у нее коробочку.

– Позвольте мне, – попросил он, вынимая кольцо из бархатного гнездышка.

Она протянула руку, проклиная себя за то, что пальцы предательски дрожат, не слишком сильно, но достаточно, чтобы он заметил. Однако не сказал ни слова. Энтони крепко сжал ее ладонь и надел кольцо на безымянный палец.

– Выглядит очень мило, не находите? – спросил он, не выпуская ее руки.

– Д-да, – пролепетала Кейт, уставясь на кольцо. Она никогда не любила украшений. Это первое, которое она будет носить постоянно. Какое странное ощущение… ощущение тяжести, холода, и… и надежности. Каким-то образом все случившееся на прошлой неделе показалось более реальным. Теперь возврата нет.

Ей вдруг пришло в голову, что она смотрит на кольцо так, словно почти ожидает удара молнии с небес. Удара, который воспрепятствует свадебным приготовлениям и помешает им дать обеты перед алтарем.

Энтони придвинулся ближе и поднес к губам украшенную кольцом руку.

– Наверное, нам нужно скрепить сделку поцелуем? – спросил он.

– Не уверена…

Он усадил ее себе на колени и коварно улыбнулся:

– Зато уверен я.

К несчастью, при этом Кейт случайно задела ногой Ньютона, который немедленно и громко взвыл, очевидно, расстроенный тем, что его сон столь грубо прервали.

Энтони вопросительно уставился на собаку:

– Я даже не заметил его!

– Он дремал, – пояснила Кейт, – он очень чутко спит.

Но проснувшийся Ньютон не захотел оставаться в стороне и, залаяв еще громче, прыгнул на стул, а с него на колени Кейт.

– Ньютон! – взвизгнула она.

– О, ради всего святого… – начал было Энтони, однако его речь была прервана искренним и очень слюнявым поцелуем Ньютона.

– По-моему, вы ему понравились, – заверила Кейт, от всей души забавляясь брезгливой гримасой Энтони.

– Эй, псина, – приказал Энтони, – ну-ка, немедленно на пол!

Ньютон повесил голову и заскулил.

– Немедленно!

Ньютон с тяжелым вздохом перебрался на пол.

– Вот это да! – ахнула Кейт, глядя на пса, который грустил под столом, скорбно положив морду на ковер.

– Все дело в командном тоне, – пояснил Энтони, крепко обхватив ее талию и не давая встать.

Кейт посмотрела сначала на его руку, потом в лицо и вопросительно вскинула брови.

– Почему, – задумчиво спросила она, – у меня сложилось впечатление, что вы считаете возможным использовать этот самый тон и для укрощения женщин?

Энтони пожал плечами и улыбнулся, глядя на Кейт из-под отяжелевших век.

– Вы правы, – пробормотал он.

– Только не со мной, – заявила Кейт, пытаясь вырваться. Но он крепко держал ее.

– Особенно с вами, – заверил Энтони голосом, похожим на немыслимо тихое мурлыканье тигра, и, сжав подбородок Кейт, повернул ее лицо к себе.

Его губы были мягкими, но требовательными. Он целовал ее неспешно, но так сладостно, что у нее перехватило дыхание. На секунду оторвавшись от Кейт, он шепнул:

– Где ваша мать?

– Ее нет дома, – простонала Кейт.

– Она надолго ушла?

– Не знаю.

Кейт тихо взвизгнула, когда язык Энтони провел чувственную влажную линию по ее шее.

– Господи Боже, Энтони, что вы делаете?!

– Надолго? – повторил он вопрос.

– На час. Может, на два.

Энтони взглянул на дверь, желая удостовериться, что закрыл ее за собой.

– Может, на два? – пробормотал он улыбаясь. – В самом деле?

Он зацепил пальцем вырез ее платья, прихватив заодно и сорочку.

– Нам и одного хватит.

И, зажав ей рот поцелуем, быстро стянул платье вниз вместе с сорочкой.

И почувствовал, как Кейт охнула, но только еще крепче прижался губами к ее губам и сжал нежное полушарие груди. Оно заполнило ладонь, словно было создано для него.

Почувствовав, что остатки сопротивления улетучились, Энтони легонько прикусил мочку ее уха.

– Тебе нравится? – прошептал он, продолжая ласкать ее.

– Д-да, – выдохнула Кейт.

– М-м-м… это хорошо, – пробормотал он, обводя языком ее ухо. – Иначе все бы сильно усложнилось.

– П-почему?

Он сдержал взрыв неуместного веселья, грозящий вырваться на волю. Конечно, сейчас не время смеяться, но она так чертовски невинна! Он впервые осыпал ласками воплощенную наивность и находил это на удивление приятным.

– Скажем так, – заключил он, – что мне с тобой очень хорошо.

– Правда? – нерешительно улыбнулась Кейт.

– Это еще не все, – прошептал он, обдавая ее горячим дыханием.

– О, в этом я уверена, – пролепетала она.

– Неужели? – шутливо спросил он, снова стиснув ее.

– Я не настолько неопытна, чтобы вообразить, будто то, чем мы сейчас занимаемся, может привести к появлению ребенка.

– Буду счастлив показать тебе все остальное, – пообещал он.

– Не… ой!

Он снова сжал ее грудь. Как очаровательно, что она теряет способность мыслить, стоит только ее коснуться.

– Что ты сказала? – осведомился Энтони, покрывая ее шею поцелуями-укусами.

– Я… сказала?

Он кивнул. Чуть отросшая щетина покалывала ее горло.

– Я совершенно уверен. Впрочем, предпочел бы не слышать. Ты начала со слова «не».

Его язык лизнул ее подбородок.

– Это не то слово, которое уместно в такой момент. Но…

Язык скользнул к ямочке между ключицами.

– …я отступаю.

– Прав… правда?

Энтони кивнул:

– Наверное, я, как и следует хорошему мужу, пытался определить, что тебе нравится больше всего.

Она ничего не ответила. Только дыхание участилось. Он улыбнулся, щекоча губами ее кожу:

– Как, например, насчет этого?

Он распластал ладонь на ее груди, ощущая, как твердеет сосок.

– Энтони! – задохнулась Кейт.

– Прекрасно, – объявил он, приподнимая ее подбородок. – Я рад, что мы вернулись к «Энтони». «Милорд» – это так официально, не находишь? Слишком официально!

И тут он сделал то, о чем мечтал несколько недель. Нагнул голову и припал губами к ее груди, пробуя на вкус, посасывая, дразня, упиваясь каждым всхлипом, срывавшимся с ее губ, каждым спазмом желания, сотрясавшим ее тело.

Энтони наслаждался ее реакцией и тем, что именно он вызвал эту реакцию.

– Так чудесно, – пробормотал он, целуя ее. – Ты так чудесна на вкус.

– Энтони, – хрипло взмолилась Кейт, – вы уверены…

Даже не подняв головы, он прижал палец к ее губам.

– Понятия не имею, о чем ты спрашиваешь, но, что бы там ни было…

Он коснулся языком другой груди.

– …я уверен.

Она тихо, гортанно застонала, выгибая тело под его ласками, и он с новой энергией атаковал ее сосок, осторожно перекатывая его зубами.

– О Бо… О Энтони!

Он обвел языком ареолу. Кейт – совершенство, настоящее совершенство. И как возбуждает ее голос, хриплый, прерывающийся от желания… Все его тело пульсировало и напрягалось при мысли о брачной ночи, о ее исступленных страстных криках. Она станет пылающим костром под его ласками, и он уже предвкушал, как заставит ее взорваться.

Энтони чуть отстранился, чтобы видеть ее лицо. Она раскраснелась. Глаза заволокло дымкой, зрачки превратились в крошечные точки. Непокорные пряди волос выбивались из-под уродливого чепца.

– Я не желаю больше это видеть, – объявил он, стаскивая с нее чепец.

– Милорд!

– Пообещай, что больше никогда его не наденешь.

Кейт заерзала на его коленях, что еще ухудшило и без того критическое состояние его чресл, и взглядом поискала чепец на полу.

– Я не сделаю ничего подобного! – отрезала она. – Мне он нравится.

– Не может быть, – серьезно возразил Энтони.

– Вполне может, и… Ньютон!

Энтони проследил, куда она смотрит, и от души рассмеялся. Ньютон, обрадованный появлением новой игрушки, с упоением терзал несчастный чепчик.

– Хорошая собака! – едва выговорил он.

– Я бы заставила вас купить мне новый, – пробормотала Кейт, поправляя вырез платья, – если бы вы и без того не истратили целого состояния на мое приданое.

– Неужели? – весело осведомился Энтони.

– Видите ли, – объяснила она, – я ездила за покупками с вашей матушкой.

– Прекрасно! У нее отличный вкус.

Он показал на окончательно испорченный чепчик.

А когда снова взглянул на Кейт, оказалось, что ее губы капризно поджаты. Он невольно улыбнулся. До чего же легко прочесть по лицу все ее мысли!

Он довольно вздохнул. Жизнь с Кейт ни в коем случае нельзя будет назвать скучной.

Но становилось поздно. И ему скорее всего давно пора идти. Кейт сообщила, что мать будет отсутствовать не менее часа, но Энтони давно привык не доверять подобным утверждениям, особенно если они исходили от женщин. Кейт может ошибаться, или ее мать вдруг неожиданно решит вернуться пораньше, и вообще все зависит от тысячи различных обстоятельств, и хотя свадьба должна состояться всего через два дня, вряд ли разумно напрашиваться на неприятности.

Энтони с огромной неохотой, – просто сидеть и ничего не делать, только держать Кейт в объятиях, – уже тихое счастье, – встал, поднял ее и усадил на стул.

– Это было восхитительной интерлюдией, – пробормотал он, касаясь ее лба поцелуем. – Но я боюсь несвоевременного возвращения твоей матушки. Увидимся в субботу утром.

– В субботу? – удивилась Кейт.

– Мама очень суеверна, – смущенно улыбнулся Энтони. – И считает, что жених и невеста не должны видеться за день до свадьбы: это якобы плохая примета.

– Правда?

Кейт поднялась, смущенно приглаживая волосы и одергивая платье.

– И вы тоже в это верите?

– Вовсе нет! – фыркнул он.

– С вашей стороны очень мило угождать матери, – заявила она.

Энтони промолчал, прекрасно сознавая, что большинство мужчин с его репутацией возмутятся, если окружающие намекнут, что они привязаны к женским юбкам. Но это сказала Кейт, и он знал, как она ценит его преданность семье. Поэтому он наконец признался:

– Я сделал бы все на свете, лишь бы матушка была спокойна.

Кейт застенчиво улыбнулась:

– Это одно из качеств, которые я больше всего ценю в вас.

Он попытался было сменить тему, но она продолжала:

– Нет, это правда. Вы куда более заботливы, чем хотите казаться.

Поскольку он все равно не мог победить ее в споре, да и какой смысл противоречить женщине, которая вас хвалит, оставалось прижать палец к ее губам и попросить:

– Ш-ш-ш… только никому не рассказывай.

Поцеловав ее руку, он попрощался и ушел.


Глава 16


Автору стало известно, что свадьба лорда Бриджертона и мисс Шеффилд будет на удивление скромной и пройдет в узком кругу.

Иными словами, автора не пригласили.

Но не бойся, дорогой читатель! Автор, как человек предусмотрительный, готов к подобным неурядицам и обещает подробно описать все детали церемонии, как интересные, так и банальные.

Свадьба самого завидного жениха Лондона достойна быть представленной в скромной колонке автора, не согласны?

    
«Светская хроника леди Уистлдаун». 13 мая 1814 года


Свадебная церемония, проходившая в гостиной Бриджертон-Хаус, была скромной и малолюдной. То есть людей было довольно много: тут собралась вся семья Бриджертонов, от Энтони до одиннадцатилетней Гиацинт, которая со всей серьезностью исполняла роль цветочницы. Когда ее брат, тринадцатилетний Грегори, попытался опрокинуть ее корзинку с лепестками роз, она врезала ему правым хуком в челюсть, – задержав церемонию на добрых десять минут, зато внеся крайне необходимую ноту веселья и легкомыслия.

Хохотали все, за исключением Грегори, весьма расстроенного случившимся. Бедняге было не до смеха, тем более что Гиацинт громко сообщала всем, кто мог ее слышать, а голос девочки был достаточно громким, чтобы ее слышали в каждом углу комнаты, что именно он начал первым.

Кейт видела все это со своего наблюдательного пункта в холле. Честно говоря, она подсматривала сквозь приоткрытую дверь. И даже она улыбалась, хотя ноги вот уже час, как тряслись от страха. В этот момент она от всей души благодарила свою счастливую звезду за то, что леди Бриджертон не настояла на пышной свадьбе. В этом случае Кейт, никогда не считавшая себя нервной особой, скорее всего просто умерла бы от страха.

Сначала Вайолет действительно упоминала о роскошной церемонии, как самом верном средстве покончить со сплетнями о Кейт, Энтони и их спешной помолвке. Но в конце концов решила, что лучше всего не тянуть со свадьбой. А поскольку невозможно за одну неделю подготовиться к пышной церемонии, список гостей был сокращен до членов обеих семей. Подружкой Кейт была Эдвина, шафером Энтони – его брат Бенедикт, и, скоро церемония подошла к концу. Священник объявил их мужем и женой.

Глядя на гладкое золотое кольцо, сверкавшее рядом с бриллиантом на безымянном пальце левой руки, Кейт невольно думала о том, как быстро может измениться жизнь человека. Церемония была короткой и прошла, как во сне, и все же ее жизнь необратимо изменилась. Эдвина была права. Теперь она замужняя женщина, виконтесса. Леди Бриджертон.

Кейт рассеянно прикусила губу. Это звучало так, словно относилось к какой-то другой женщине. Сколько времени пройдет, прежде чем она привыкнет к новому обращению? Теперь она жена, со всеми обязанностями жены. И это ужасало.

Теперь, когда на ее пальце сияет обручальное кольцо, Кейт смогла поразмыслить о своей судьбе. Во многих отношениях она была счастливейшей женщиной на земле. Энтони будет хорошо с ней обращаться. Как, впрочем, с любой женщиной. В этом и заключается проблема.

Они покинули Бриджертон-Хаус и уселись в экипаж, которому предстояло проехать несколько миль до дома Энтони. Теперь никто не назовет его «холостяцкими апартаментами»! Кейт украдкой взглянула на мужа. Тот смотрел прямо перед собой. Почему он так серьезен?!

– Теперь, когда мы женаты, ты собираешься перебраться в Бриджертон-Хаус? – тихо спросила она.

Энтони вздрогнул и растерянно огляделся, словно забыв о ее присутствии.

– Да, – кивнул он. – Но только через несколько месяцев. Думаю, пока нам лучше обойтись без лишних свидетелей, особенно в самом начале семейной жизни, не правда ли?

– Конечно, – пробормотала Кейт, нервно перебирая юбку и безуспешно пытаясь успокоиться. Но это оказалось невозможным. Чудо еще, что она не порвала перчатки!

Но тут Энтони осторожно сжал ее руки. Кейт немедленно замерла.

– Нервничаешь? – осведомился он.

– Думаешь, мне не следует нервничать? – в свою очередь, спросила она, надеясь, что голос звучит сухо и иронично.

– Тебе нечего бояться, – улыбнулся он.

Кейт едва не разразилась истерическим смехом. Похоже, ей придется слышать эту банальность снова и снова.

– Возможно, – выдавила она, – но все же мне есть, отчего нервничать.

Его улыбка стала еще шире:

– Туше, моя дорогая жена.

Кейт вдруг задохнулась. Как странно слышать это обращение, и еще более странно быть женой этого человека!

– А ты? Ты нервничаешь? – в свою очередь, спросила она.

Энтони подался к ней. Темные глаза горели обещанием того, что ждет их сегодня ночью.

– Отчаянно, – пробормотал он, и его губы нашли чувствительную впадинку за ее ухом.

– Послушай, как бьется сердце…

Тело Кейт оцепенело и одновременно расплавилось.

– Думаю, нам нужно подождать.

Он прикусил маленькую мочку:

– Подождать? Но чего?

Она попыталась увернуться. Он этого не понял. А если бы понял, наверняка бы разозлился. И все же…

– Со свадьбой, – пролепетала она.

Это, казалось, позабавило Энтони. Он игриво повертел кольцо на ее безымянном пальце.

– Для этого уже немного поздно, не так ли?

– С брачной ночью? – уточнила Кейт.

Он отстранился, сведя темные брови в прямую и немного сердитую линию.

– Нет, – просто ответил он.

Кейт пыталась придумать нужные слова, которые заставят его понять, однако это было нелегко. Да и она сама не была уверена, что понимает себя. Он ни за что не поверит, если она сейчас скажет, что не собиралась требовать ничего подобного. Эта просьба просто вырвалась из глубины души, рожденная паникой, об атаке которой она до этого момента даже не подозревала.

– Я не прошу вечности, – добавила она, ненавидя свой дрожащий голос. – Всего лишь неделю.

Это явно заинтересовало Энтони. Он иронически усмехнулся:

– И чего ты надеешься этим добиться?

– Не знаю, – честно ответила Кейт.

Взгляд мужа показался ей жестким, обжигающим и сардоническим одновременно.

– Не ожидал. Ты – и вдруг чего-то не знаешь!

Кейт не хотела смотреть на него. Не хотела близости, к которой он принуждал своими затягивающими в омут глазами. Легко скрывать свои чувства, когда смотришь на его подбородок или плечо, но стоит поднять голову…

Она боялась, что он заглянет в самую ее душу.

– Эта неделя принесла огромные перемены в моей жизни, – начала она, сама не представляя, что хочет этим сказать.

– И в моей тоже, – поддакнул Энтони.

– О нет, для тебя все иначе. Для тебя нет ничего нового в интимности брачной жизни.

Уголок его губ дернулся в кривой, немного надменной улыбке.

– Уверяю, миледи, что раньше я никогда не был женат.

– Я не это имела в виду, и ты все прекрасно понимаешь.

Он не стал спорить.

– Мне просто нужно больше времени, чтобы подготовиться, – пояснила она, чинно складывая руки на коленях, но продолжая бессознательно вертеть большими пальцами, что лучше всяких слов выдавало ее нервозность.

Энтони долго смотрел на все это, прежде чем небрежно положить ногу на ногу.

– Хорошо, – кивнул он наконец.

– Правда?

Она даже выпрямилась от удивления, не ожидая столь быстрой капитуляции.

– При условии… – продолжил он.

Кейт уныло сгорбилась. Ей следовало бы знать, что он так просто не сдастся.

– …что ты просветишь меня по одному вопросу.

– П-по какому именно, милорд? – заикаясь, пробормотала Кейт.

Он наклонился к ней. В глазах плясали чертики.

– Каким образом ты собираешься готовиться?

Кейт отвернулась к окну и тихо выругалась, увидев, что они еще даже не добрались до улицы, на которой стоял дом Энтони. И никакой возможности отмолчаться: им еще минут пять придется сидеть в экипаже.

– Ну-у-у-у, – протянула она, – не уверена, что уловила смысл твоих слов.

– Разумеется, – усмехнулся он, – я так и ожидал.

Кейт мрачно свела брови. Нет ничего хуже, чем оказаться объектом насмешек, особенно когда сегодня день твоей свадьбы!

– Теперь ты играешь со мной, – упрекнула она.

– Нет, – запротестовал он, растянув губы в плотоядной ухмылке, – но я бы хотел поиграть с тобой. Это вещи разные.

– Мне не нравится, когда ты говоришь загадками, – проворчала она, – зная, что я ничего не понимаю.

Устремив взгляд на ее губы, Энтони увлажнил языком свои.

– Ты все поняла бы, если бы просто смирилась с неизбежным и забыла свое глупое требование.

– Терпеть не могу, когда со мной обращаются снисходительно, как с малым ребенком, – сухо обронила Кейт.

Его глаза гневно сверкнули.

– А я терпеть не могу, когда мне отказывают в моих правах, – парировал он ледяным тоном.

Кейт съежилась под его властным взглядом.

– Я ни в чем тебе не отказываю!

– Да неужели? – саркастически осведомился он.

– Я всего лишь прошу дать мне передышку. Совсем недолгую. Временную. Короткую, – уточнила она. – Неужели ты откажешь мне в такой скромной просьбе?

– По-моему, из нас двоих, – отчеканил он, – отказываешь ты, а не я.

Он был прав, черт его побери, и она понятия не имела, что еще сказать и как оправдаться. Конечно, у нее не было никаких оснований требовать отсрочки. Он действительно имел полное право перекинуть ее через плечо, утащить в постель и запереть в спальне на неделю, если ему взбредет в голову подобная идея.

А вот она вела себя глупо: узница собственных страхов и неуверенности, неуверенности, которую узнала впервые с тех пор, как встретила Энтони.

Всю свою жизнь она была той, кому предназначались второй взгляд, второе приветствие, второй поцелуй руки. И хотя по правилам этикета к ней полагалось обращаться первой, как к старшей сестре, красота Эдвины была настолько ошеломляющей, а чистая голубизна глаз такой поразительной, что люди просто забывались в ее присутствии.

Впрочем, Кейт и не расстраивалась. Будь Эдвина сварливой или избалованной, старшей сестре пришлось бы нелегко. Но Эдвина была так же добра, как и прекрасна. А большинство мужчин, с которыми знакомилась Кейт, казались такими глупыми и ничтожными, что она не расстраивалась, если они прежде всего замечали младшую сестру.

До этого момента.

Ей хотелось, чтобы глаза Энтони загорались, когда она, Кейт, входила в комнату. Хотела, чтобы он оглядывал собравшихся, пытаясь отыскать взглядом ее лицо. О нет, не нужно, чтобы он ее любил, – по крайней мере так твердила себе Кейт, – но она отчаянно мечтала быть первой в его привязанностях, первой в его желаниях. И в ней росло ужасное, кошмарное предчувствие, что это означает одно: она влюбляется в собственного мужа.

Влюбиться в мужа: кто бы мог подумать, что это окажется таким несчастьем?

– Вижу, у тебя нет ответа, – спокойно констатировал Энтони.

Экипаж подкатил к дому, что избавило Кейт от необходимости ответить. Но когда подбежавший ливрейный лакей попытался открыть дверцу, Энтони рывком ее захлопнул, не отводя глаз от лица жены.

– Как, миледи? – повторил он.

– Как… – эхом откликнулась она, уже забыв, о чем он спрашивал.

– Как, – повторил он голосом твердым, как камень и обжигающим, как пламя, – как вы собираетесь готовиться к брачной ночи?

– Я… я об этом не подумала, – созналась Кейт.

– Я так и понял.

Он отпустил дверь, и она распахнулась. За нею оказались два лакея, изо всех сил пытавшиеся скрыть любопытство. Кейт продолжала молчать. Энтони помог ей спуститься и повел в дом.

Слуги собрались в холле, и Кейт бормотала приветливые слова каждому, кого представляли ей дворецкий и экономка. Поскольку по стандартам высшего общества дом был невелик, слуг оказалось немного, но церемония представления заняла добрых двадцать минут.

Но и эти двадцать минут не помогли ей успокоиться. К тому времени, как Энтони обнял Кейт за талию и повел к лестнице, сердце ее тревожно билось, а сама она впервые в жизни испугалась, что может потерять сознание.

О нет, она боялась не брачной постели.

И не того, что может не угодить мужу.

Даже такая невинная девственница, как она, могла сказать, что его поцелуи и ласки были откровенным доказательством страстного желания. Он покажет, что ей делать: в этом Кейт не сомневалась. Но то, чего она боялась…

Горло Кейт перехватило. Она поднесла кулак ко рту и прикусила костяшку, чтобы успокоить бунтующий желудок, словно это могло помочь унять жуткое жжение в горевших внутренностях.

– Господи, – прошептал Энтони, когда они остановились на площадке, – ты насмерть перепугана.

– Нет, – солгала она.

Он взял жену за плечи, повернул лицом к себе и, пристально посмотрев в глаза, тихо выругался, после чего схватил ее за руку и потащил в спальню.

– Нам необходимо уединение, – пробормотал он на ходу. Едва они очутились в его комнате, богато обставленной, типично мужской, со вкусом отделанной в темно-красных с золотом тонах, он вызывающе подбоченился:

– Разве твоя мать не рассказала о… о…

Кейт рассмеялась бы при виде его смущения, не будь сама на грани обморока.

– Конечно, – поспешно заверила она. – Мэри объяснила все.

– В чем же тогда проблема, черт побери?! – Он снова выругался, но тут же извинился: – Прости, пожалуйста. Это не лучшее средство, которым можно успокоить человека.

– Я не могу сказать, – прошептала Кейт, уставившись в пол и тупо рассматривая изысканный рисунок ковра, пока глаза не наполнились слезами.

Странный, жуткий, сдавленный звук вырвался из горла Энтони.

– Кейт, – хрипло спросил он, – может, кто-то… какой-то мужчина дурно обошелся с тобой?

Она подняла голову. Тревога и ужас на его лице едва не растопили ее сердце.

– Нет! Вовсе не это! – вскричала она. – О, не смотри на меня так! Я этого не вынесу!

– Это я не могу вынести неизвестности, – прошептал Энтони и, одним прыжком перекрыв расстояние между ними, поднял к губам ее руку. – Ты должна сказать мне, – продолжал он, едва ворочая языком. – Ты боишься меня? Я тебе противен?

Кейт яростно затрясла головой. Неужели он способен поверить, что может быть противен какой-то женщине?!

– Скажи мне, – шептал он, прижимаясь губами к ее уху. – Скажи, как сделать так, чтобы ты успокоилась. Боюсь, я не в силах дать тебе отсрочку.

Она молчала.

Он рывком притянул ее к себе и простонал:

– Я не смогу ждать неделю, милая. Просто не смогу.

– Я…

Зря она взглянула в его глаза. Потому что тут же забыла, что собиралась сказать. Во взгляде его было столько страстного желания, что где-то, в самом центре ее естества, загорелось пламя, оставив ее задыхающейся, умирающей от жажды и отчаянно стремившейся к чему-то, что она не совсем понимала.

Сейчас Кейт сознавала лишь одно: она не заставит его ждать. Если честно и бескомпромиссно заглянуть в собственную душу, придется признать, что и ей ждать тоже не хочется.

Да и какой в этом смысл? Может, он никогда ее не полюбит, Может, не всегда будет желать ее так же безгранично, как она его. Но всегда можно притвориться. Сделать вид. А, когда он держит ее в объятиях и прижимается губами к ее губам, притвориться так легко!

– Энтони! – прошептала она, и в ее устах его имя прозвучало молитвой, благословением и мольбой.

– Все, что угодно, – хрипло ответил он, бросаясь перед ней на колени и лихорадочно пытаясь освободить ее от одежды. – Проси меня, о чем хочешь. Я дам тебе все, что в моих силах.

Голова Кейт безвольно откинулась. Остатки сопротивления растаяли бесследно.

– Только люби меня, – прошептала она. – Только люби. Единственным ответом было тихое рычание обезумевшего от желания хищника.


Глава 17


Дело сделано! Мисс Шеффилд стала леди Кэтрин, виконтессой Бриджертон.

Автор желает счастливой паре всего хорошего. Разумные и благородные люди нечасто встречаются в свете, и очень приятно видеть двоих представителей этой редкой породы, соединенных в браке.

    
«Светская хроника леди Уистлдаун». 16 мая 1814 года


До этого момента Энтони не подозревал, как страстно хочет добиться ее согласия. Признания, что она с таким же пылом желает его. Он прижал Кейт к себе, прильнув щекой к ее животу. Даже в своем подвенечном платье она благоухала лилиями и мылом, тем ароматом, который вот уже несколько недель сводил его с ума.

– Ты мне нужна, – выдохнул он, боясь, что слова потеряются в слоях шелка и кружев, которые их разделяли. – Нужна сейчас.

Вскочив, он подхватил Кейт на руки и в два шага добрался до большой кровати, царившей в спальне. До этого он ни разу не приводил сюда женщин, предпочитая встречаться с многочисленными возлюбленными на их территории, и теперь абсурдно радовался этому обстоятельству.

Кейт была другой. Особенной. Его женой. Хорошо, что никакие непрошеные воспоминания не будут вторгаться в их первую и последующие ночи.

Энтони уложил Кейт на перину и, не отрывая глаз от очаровательного лица в ореоле растрепанных волос, принялся методично срывать с себя одежду. Сначала перчатки, потом уже порядком измятый фрак.

Ее глаза, огромные и потемневшие, были полны ожидания чуда, и Энтони медленно, довольно улыбнулся.

– Ты ведь никогда раньше не видела голого мужчину, верно? – пробормотал он.

Кейт, привстав, покачала головой.

– Прекрасно.

Нагнувшись, он снял с ее ноги туфельку.

– Это твой первый и последний мужчина. Другого ты не увидишь.

Энтони выпрямился и стал неспешно расстегивать пуговицы фрачной сорочки. Его желание неизмеримо возросло, когда он увидел, как она провела языком по пересохшим губам.

Кейт хотела его. Он достаточно знал женщин, чтобы увериться в этом. И к тому времени, как первые лучи солнца заглянут в комнату, она не сможет жить без него.

Пока что он отказывался признать, что скорее всего сам не сможет жить без нее. Тот огонь, который пылал сейчас в спальне, и то, что нашептывало его сердце, – вещи абсолютно разные. Он вполне способен их разделить. И обязательно разделит.

Пусть он не желает любить свою жену. Это еще не значит, что они не сумеют наслаждаться друг другом в постели.

Его рука легла на пуговицы брюк, но Энтони медлил. Кейт все еще была полностью одета. И она все еще совершенно невинна. Она не готова видеть доказательство его желания.

Он забрался на кровать и, как хищный кот, пополз к ней, подкрадываясь все ближе, пока локти, на которые она опиралась, не скользнули по простыне. Она оказалась на спине, тяжело дыша и не сводя с него глаз.

Он решил, что нет ничего более прекрасного, чем лицо Кейт, разрумянившееся от желания. Темные шелковистые волосы, уже освобожденные от шпилек и заколок, скреплявших сложную свадебную прическу, разметались по плечам. Ее губы, немного слишком полные по канонам красоты того времени, в угасающем свете позднего дня приобрели темно-розовый цвет. А кожа… никогда еще не казалась такой безупречной, почти прозрачной. Легкий румянец окрасил ее щеки по контрасту с модной бледностью, которой добивались все дамы высшего общества, но Энтони находил его очаровательным. Она была настоящей, живой и теплой, и трепещущей от желания. Он безумно хотел ее.

Энтони благоговейно коснулся ее щеки, стройной шеи и полоски нежной кожи, выступавшей над вырезом лифа. Сзади платье застегивалось на бесчисленные пуговицы, но ему удалось расстегнуть почти треть, и лиф оказался достаточно просторен, чтобы соскользнуть вниз.

Ее груди, увенчанные ярко-розовыми сосками, выглядели еще совершеннее, чем два дня назад, и так и просились в ладони.

– И никакой сорочки? – благодарно пробормотал он, проводя пальцем по ее хрупким ключицам.

Кейт покачала головой.

– Покрой платья не позволил, – выдохнула она.

Угол его губ приподнялся в улыбке, исполненной чисто мужского довольства.

– Напомни мне послать награду модистке.

Его рука спустилась еще ниже. Он осторожно сжал ее грудь, чувствуя, как из груди рвется стон желания, и прикрыл глаза, когда такой же стон сорвался с ее губ.

– Ты так прекрасна, – пробормотал он, лаская ее взглядом. Он никогда не думал, какое это удовольствие – просто смотреть на женщину! Для него главными всегда были прикосновения и поцелуи. Впервые зрелище было невероятно соблазнительным.

Для него не было женщины красивее и соблазнительнее.

Его вдруг охватила странная радость оттого, что остальные мужчины были слепы настолько, что не видели эту красоту. Ему безумно нравилось, что ее чары были скрыты от остального мира. Так ему казалось, что она принадлежит ему целиком и безраздельно.

Энтони вдруг захотелось, чтобы она тоже коснулась его. Он поднял ее руку, все еще затянутую в белую перчатку, и положил себе на грудь. Ее тепло обжигало даже сквозь ткань. Но этого было недостаточно.

– Я хочу чувствовать тебя, – прошептал он и, сняв кольца, украшавшие безымянный палец Кейт, положил их в ложбинку между ее грудями.

Кейт охнула, чуть вздрогнув от прикосновения холодного металла к разгоряченной коже. Энтони тем временем стал снимать с нее перчатку: легонько потянул за каждый палец и стянул перчатку с руки. Шелест атласа казался бесконечным поцелуем, и по спине Кейт прошел невольный озноб.

Потом с нежностью, вызвавшей слезы у нее на глазах, Энтони надел кольца ей на палец и поцеловал ладонь.

– Дай мне другую руку, – мягко приказал он.

Она так и сделала, и он продолжил ту же изысканную пытку, неспешно проводя атласом по ее коже. Но на этот раз взял в рот ее мизинец и стал сосать, обводя языком кончик.

Кейт ощутила ответный удар желания, скользнувшего по руке, дрожью отозвавшегося в груди, змеей проползшего вниз и сосредоточившегося жарким и таинственным озерцом между ногами. Энтони что-то пробуждал в ней, что-то темное, и, возможно, немного опасное. Что-то дремавшее в ней годами и ожидавшее единственного поцелуя от этого человека.

Вся ее жизнь была подготовкой именно к этому моменту, а ведь она даже не знала, чего ожидать дальше.

Его язык скользнул по ее пальцу, стал описывать круги по ладони.

– Какие прелестные руки, – пробормотал он, прикусив подушечку большого пальца. – Сильные, но такие изящные и тонкие.

– Вздор, – смущенно охнула Кейт. – Мои руки…

Но он заставил ее замолчать, прижав палец к губам.

– Ш-ш-ш… Неужели ты не усвоила, что никогда не следует противоречить мужу, особенно когда он тобой восхищается?

Кейт задохнулась от восторга.

– Например, – продолжал он, коварно улыбаясь, – я хочу провести целый час, исследуя внутреннюю сторону твоего запястья…

Его губы с молниеносной скоростью провели по нежной коже ее запястья.

– …и имею на это полное право, не считаешь?

У Кейт не нашлось ответа. Энтони тихо усмехнулся, и этот негромкий звук снова согрел ее сердце.

– И не думай, что я этого не сделаю, – предупредил он, обводя голубые вены, пульсирующие под кожей. – Я вполне могу потратить два часа на исследование твоего запястья.

Кейт зачарованно наблюдала, как его пальцы, едва касаясь, поднимаются к ее локтю и описывают круги на коже.

Его ладонь легонько задела вершинку ее груди.

– И очень расстроюсь, если ты со мной не согласишься.

Он подался вперед и завладел ее губами в коротком, но жгучем поцелуе, после чего, немного отстранившись, прошептал:

– Жена обязана во всем соглашаться с мужем, не находишь?

Его слова показались ей настолько абсурдными, что Кейт разом обрела дар речи:

– Да, милорд, если ее мнение совпадает с мнением мужа.

Энтони высокомерно воззрился на жену:

– Вы спорите со мной, миледи? Да еще в мою брачную ночь, не больше и не меньше!

– Это и моя брачная ночь, – напомнила она. Он прищелкнул языком и покачал головой.

– Наверное, придется наказать тебя. Но как? Прикосновениями?

Его рука погладила ее грудь.

– Или наоборот? Лишить тебя моих прикосновений?

Отняв руку, он наклонился и подул на ее сосок.

– Прикосновениями, – охнула Кейт, выгибаясь. – Определенно прикосновениями.

– Ты так думаешь? – хищно улыбнулся он. – Но обходиться без прикосновений тоже весьма привлекательная идея.

Кейт уставилась на него. Энтони, стоя на четвереньках, навис над ней, как первобытный охотник, настигнувший добычу. Густые каштановые волосы упали ему на лоб, придавая странно мальчишеский вид, однако глаза горели и сверкали совершенно взрослым желанием.

Он хотел ее. И это безмерно волновало. Пусть он мужчина и, следовательно, может получить удовлетворение с любой женщиной, но сейчас, в этот момент, хотел ее. Кейт была в этом уверена.

И сознание этого заставляло чувствовать себя прекраснейшей из женщин.

Осмелев, она привлекла его к себе, так что их губы почти соприкасались.

– Поцелуй меня, – приказала она, удивленная собственным повелительным тоном. – Поцелуй немедленно.

Он недоверчиво улыбнулся, но за мгновение до того, как их губы встретились, все же прошептал:

– Все, что угодно, леди Бриджертон. Все, что угодно.

И тут все, казалось, произошло одновременно. Его губы прижимались к ее губам, дразня и кружа голову, а руки уже приподнимали Кейт. Пальцы неустанно трудились над пуговицами платья, и прохладный ветерок овевал ее кожу, по мере того как ткань сползала все ниже, дюйм за дюймом, обнажая ребра, пупок, и потом…

И тут его руки скользнули под ее бедра, и Кейт, ахнув от неожиданности, осталась без платья, в одних панталонах, чулках и подвязках. Ни один мужчина еще не видел ее такой, и все же она наслаждалась взглядом Энтони.

– Подними ногу, – велел он.

Он мучительно медленно скатал шелковый чулок. За ним последовал другой. Настала очередь панталон, и Кейт, не успев опомниться, осталась совершенно обнаженной.

Энтони легко провел ладонью по ее животу.

– Думаю, на мне все еще слишком много одежды, не находишь?

Кейт широко открыла глаза, когда он встал и избавился от брюк. Его тело было истинным совершенством: грудь, руки и широкие плечи бугрились мышцами, ноги длинные и стройные, живот плоский, а его…

– О Господи! – почти вскрикнула она.

– Я принимаю это как комплимент, – ухмыльнулся Энтони.

Кейт судорожно сглотнула. Неудивительно, что животные на соседской ферме выглядели так, словно вовсе не наслаждались актом воспроизводства. По крайней мере те, кто принадлежал к женскому полу. Ясно, что и у них с Энтони ничего не получится.

Энтони, заметивший проблеск ужаса в ее глазах, мягко улыбнулся.

– Доверься мне, – прошептал он, скользнув на кровать рядом с ней и лаская ее бедро. – Просто доверься мне.

Он скорее почувствовал, чем увидел, как она кивнула, и приподнялся на локте, лениво выписывая круги и арабески на ее животе, спускаясь ниже и ниже, пока не коснулся темного островка волос между ногами. Ее мышцы дрогнули, а с губ сорвался долгий выдох.

– Успокойся, – посоветовал Энтони, пытаясь отвлечь ее поцелуями. В последний раз он лежал с девственницей, когда сам еще ничего не умел, и теперь полагался только на свой инстинкт. Он хотел, чтобы их первый раз был идеальным. Ну… по крайней мере чертовски сладким.

Продолжая целовать Кейт, он скользнул еще ниже, пока не достиг влажного жара ее лона. Она снова охнула, но он неутомимо ласкал ее, наслаждаясь стонами и трепетом.

– Что ты делаешь? – прошептала Кейт ему в губы.

Энтони улыбнулся уголком рта и проник в нее одним пальцем:

– Доставляю тебе удовольствие.

Она опять застонала, что ужасно ему понравилось. Сохрани Кейт возможность выражаться связно, он сразу понял бы, что не сумел ублажить ее.

Энтони навис над ней и раздвинул коленом ее бедра, застонав в свою очередь, когда его напряженная плоть уперлась во врата ее лона. Он почти взрывался при одной мысли, что погрузится в нее.

Пока что Энтони всеми силами старался сохранить самообладание, действовать медленно и бережно… но его потребность с каждой секундой становилась сильнее.

Кейт была готова принять его, по крайней мере насколько может быть готова к этому невинная девушка. Конечно, в первый раз ей будет больно, но он надеялся, что мучения продлятся недолго.

Энтони приподнялся на локтях, прошептал ее имя, и взгляд потемневших от страсти глаз остановился на нем.

– Сейчас я сделаю тебя своей. Навсегда, – предупредил он, подавшись вперед. Мышцы ее лона конвульсивно сжали его плоть: ощущение было столь восхитительным, что Энтони пришлось сцепить зубы. Как легко, Боже, до чего же легко затеряться в ней и найти наслаждение…

– Скажи, если будет больно, – хрипло прошептал он, позволяя себе дюйм за дюймом продвигаться вперед. Она определенно возбудилась, но была такой тесной, что ей наверняка понадобится время привыкнуть к его вторжению.

Кейт кивнула.

Энтони застыл, почти не почувствовав, как сжалось сердце:

– Больно?

– Нет. Я имела в виду, что обязательно скажу. Пока не больно, но ощущения очень странные.

Энтони сдержал улыбку и, нагнув голову, поцеловал кончик ее носа.

– Не знал, что когда-нибудь мои ласки назовут странными.

Кейт растерянно прикусила губу, словно боялась, что оскорбит мужа. Но он слегка улыбнулся.

– Может, ты ласкал не тех женщин? – предположила она.

– Вполне вероятно, – согласился он, продвигаясь еще на дюйм.

– Хочешь, открою тебе секрет? – внезапно спросила Кейт.

– Разумеется, – ответил Энтони, подавшись вперед.

– Когда я впервые увидела тебя… сегодня вечером…

– Во всем моем величии? – поддразнил он, высоко вскинув брови.

Она очаровательно нахмурилась:

– Я подумала, что у нас ничего не получится.

Еще один дюйм… Он был близок, так близок к тому, чтобы полностью войти в нее.

– Хочешь, открою тебе секрет? – повторил Энтони.

– Разумеется.

– Твой секрет… – Один маленький выпад, и он уперся в доказательство ее невинности. – …вовсе не секрет.

Кейт вопросительно уставилась на него.

– Все было написано на твоем лице, – хмыкнул он.

Она опять нахмурилась, отчего Энтони так и подмывалоразразиться смехом.

– Но теперь, – продолжал он с абсолютно серьезным лицом, – у меня есть вопрос.

Кейт терпеливо выжидала.

Он коснулся губами ее уха и прошептал:

– О чем ты сейчас думаешь?

Кейт помолчала, очевидно, не сразу поняв смысл его слов.

– Значит, все кончилось? – неверяще спросила она наконец.

На этот раз он все-таки расхохотался.

– Далеко не все, дорогая жена, – выдохнул он, вытирая глаза. – Далеко, далеко не все!

И тут же став серьезным, предупредил:

– Сейчас будет немного больно, Кейт. Но обещаю, боль никогда больше не повторится.

– Н-наверное, – пролепетала она, но Энтони ощутил, как напряглось ее тело.

– Не нужно напрягаться, дорогая, – проворковал он. – Расслабься.

– Я расслабилась, – заверила Кейт, зажмурившись. Он радовался, что она не видит его улыбки.

– Ты никоим образом не расслабилась.

Глаза Кейт широко распахнулись.

– Ничего подобного!

– Поверить не могу! – воскликнул Энтони, словно обращаясь к незримому собеседнику. – Она спорит со мной в нашу брачную ночь!

– Я…

– Боишься щекотки? – внезапно перебил он.

– Боюсь ли я щекотки?!

– Именно, – кивнул он.

Кейт подозрительно прищурилась:

– А в чем дело?

– Значит, боишься, – уверенно заключил он.

– Вовсе нет… Ооооой!!! – взвизгнула она, когда его пальцы нашли особенно чувствительное местечко под мышкой. – Энтони, прекрати! – охнула Кейт, отчаянно извиваясь. – Я этого не выношу. Я…

Он сделал резкий выпад.

– О! – выдохнула она. – О Гос…

Энтони застонал, не в силах поверить собственным ощущениям. Он и представить не мог, как это чудесно: до конца погрузиться в лоно Кейт.

– Ты права, это настоящий рай.

– Но ведь ничего еще не кончилось, верно?

Энтони медленно покачал головой, начиная древний, как мир, танец любви.

– Еще и не начиналось, – заверил он, завладев ее губами и принимаясь ласкать грудь.

Кейт, уловив ритм, стала бессознательно поднимать бедра, встречая выпады Энтони. Сначала нерешительно, потом – с энергией, подстегнутой нарастающей страстью.

Ее дыхание все учащалось, и он все больше воспламенялся. Он хотел владеть ею, обладать, придавить своим телом и больше никогда не выпускать. И с каждым выпадом становилось все труднее думать о ее желаниях. Внутренний голос буквально вопил, что это ее первый раз и нужно быть бережным. Но тело требовало разрядки.

Сверхъестественным усилием воли Энтони вынудил себя остановиться и отдышаться.

– Кейт? – позвал он, едва узнавая собственный голос, звучавший хрипло, глухо, отчаянно. – Ты так прекрасна, так невероятно… Кейт?

Она оцепенела под ним, и вовсе не от наслаждения. Энтони замер.

– Что случилось, милая? – прошептал он. И увидел, как лицо на миг исказилось гримасой боли, но не физической, а душевной. Правда, она тут же постаралась растянуть губы в деланной улыбке:

– Ничего.

– Неправда, – тихо возразил он, напрягая руки, чтобы не упасть на нее, но не замечая усталости, потому что всеми фибрами души страдал за эту женщину, лицо которой выглядело измученным и страдающим, несмотря на все попытки это скрыть.

– Ты назвал меня прекрасной, – прошептала она.

Энтони молча уставился на нее. Даже под угрозой смерти он не понял бы, что тут плохого. Впрочем, виконт уже давно отчаялся понять женскую логику. И сначала решил, что следовало бы просто подтвердить свое мнение и еще раз заверить, что она действительно прекрасна. Но что-то подсказало ему, что делать это ни в коем случае не следует. Что сейчас один из тех моментов, когда никакие уговоры не подействуют. Значит, ступать по тонкому льду следует очень-очень осторожно. Поэтому он снова пробормотал ее имя, рассудив, что это – единственное слово, которое уж точно не заведет его в беду.

– Я не прекрасна, – выдохнула она, глядя ему в глаза. Он снова отметил, что сейчас она похожа на увядший цветок, но прежде чем успел возразить, Кейт вдруг спросила: – Кого ты представлял?

– Н-не понимаю, – удивился Энтони.

– Кого ты сейчас представлял на моем месте?

Энтони дернулся как от пощечины и шумно выдохнул.

– Кейт, – медленно выговорил он, – ты сошла с ума, ты…

– Я знаю, что мужчина способен найти наслаждение с любой женщиной, даже если не желает ее! – выкрикнула она.

– Ты вообразила, что я не желаю тебя? – выдавил он. Боже милостивый, он боится в любую минуту взорваться в ней, хотя эти несколько минут даже не шевельнулся.

Губы Кейт дрогнули. На шее забилась жилка.

– Ты… ты думал об Эдвине?

– Да как я могу спутать вас? – окончательно растерялся Энтони.

Кейт ощутила, как жалко сморщилось ее лицо, как горячие слезы жгут глаза. Она не хотела плакать перед ним, только не сейчас, но сердце болело так, что, казалось, вот-вот разорвется, и…

Его ладони с поразительной быстротой сжали ее щеки, вынуждая смотреть прямо на него.

– Выслушай меня, – тихо, напряженно заговорил он, – и выслушай внимательно, потому что повторять я не стану. Я желаю тебя. Сгораю от жажды обладать тобой, и это желание не дает мне спать по ночам. Даже когда мы были врагами, я вожделел тебя. Да, это сводит меня с ума, терзает хуже всякой пытки, но так оно и есть. И если я услышу от тебя хотя бы еще одну глупость в этом роде, клянусь, привяжу к чертовой кровати и сделаю с тобой все, что хочу, сотней различных способов, пока не вобьешь в свою дурную голову, что для меня ты самая прекрасная и желанная женщина во всей Англии, а если остальные этого не видят, они просто проклятые идиоты!

Кейт от изумления открыла рот.

– Надеюсь, тебе понятно? – надменно осведомился Энтони, вздернув темную бровь.

Но Кейт тупо глазела на него не в состоянии что-то ответить.

Он нагнулся, почти коснувшись ее носа своим.

– Тебе понятно? – еще суше повторил он.

– Д-да, – пролепетала она.

– Прекрасно, – проворчал Энтони, и прежде, чем она успела опомниться, смял ее губы поцелуем, таким яростным, что Кейт судорожно вцепилась в простыню, пытаясь сдержать крик. Он с силой вдавился в нее бедрами, вонзаясь, гладя, входя все глубже, пока она не испугалась, что сейчас растает. Но прильнула к нему, сама не понимая, пытается удержать его или оттолкнуть.

– Не могу больше, – простонала она в полной уверенности, что сейчас разобьется, как тонкий фарфор. Ее мышцы словно заледенели, и дышать становилось труднее и труднее.

Но он словно не слышал ее. Лицо превратилось в застывшую маску, на лбу выступил пот.

– Энтони! – повторила она. – Я не…

Его рука опустилась вниз и коснулась какого-то чувствительного местечка, о существовании которого Кейт раньше не подозревала. Она вскрикнула. Он вонзился в нее в последний раз, и окружающий мир просто перестал существовать. Кейт затрясло. Она вдруг поняла, что летит куда-то и не может выдохнуть, не может даже втянуть в себя воздух. Горло, должно быть, перехватило, спина выгнулась, а пальцы впились в край кровати с силой, которой она раньше за собой не знала.

Энтони на какое-то время замер неподвижно, а потом, открыв рот в безмолвном вопле, присоединился к ее экстазу. Наконец он рухнул на перину всей тяжестью.

– О Боже, – прошептал он. – Никогда… никогда… так хорошо… никогда еще не было так хорошо.

Кейт, у которой было чуть больше времени, чтобы прийти в себя, улыбнулась и пригладила его волосы. И тут ей в голову пришла коварная мысль, абсолютно коварная…

– Энтони, – шепнула она.

Он так и не понял, как сумел поднять голову, потому что потребовалось поистине геркулесово усилие, чтобы открыть глаза и что-то пробормотать в ответ.

Кейт медленно улыбнулась и с чисто женской обольстительностью, которой научилась всего несколько минут до этого, провела по его щеке указательным пальцем.

– Мы уже закончили?

Энтони некоторое время молчал, затем расплылся в улыбке.

– Ненадолго, – хрипло пообещал он, перекатываясь на бок и увлекая Кейт за собой. – Совсем ненадолго.


Глава 18


Хотя сплетни о чересчур поспешной свадьбе лорда и леди Бриджертон, урожденной мисс Кэтрин Шеффилд, по-прежнему не утихают, автор придерживается твердого мнения, что это брак по любви. И хотя виконт Бриджертон далеко не во всех случаях сопровождает жену, – да и какой муж это делает? – стоит им оказаться рядом, нельзя не заметить, что он вечно нашептывает что-то на ушко леди, и это что-то неизменно заставляет ее краснеть и улыбаться.

Более того, он всегда танцует с ней чаще, чем позволяют приличия. Учитывая тот факт, сколько мужей терпеть не могут танцевать с женами, согласитесь, это весьма романтично.

    
«Светская хроника леди Уистлдаун». 10 июня 1814 года


Следующие несколько недель пролетели в лихорадочной суматохе. После короткого путешествия в деревню новобрачные вернулись в Лондон, где сезон был в полном разгаре.

Кейт надеялась возобновить уроки игры на флейте, но быстро обнаружила, что пользуется огромным успехом. Отныне ее дни были заполнены визитами, поездками по магазинам с родными и редкими прогулками в парке. Вечера превратились в водоворот балов и приемов.

Зато ночи принадлежали только Энтони.

Кейт решила, что их брак ничто не может омрачить. Правда, она виделась с Энтони реже, чем хотелось бы, но понимала и смирилась с тем, что он очень занятой человек. Обязанности, как в парламенте, так и в многочисленных поместьях, отнимали большую часть его времени. Но по ночам, возвращаясь домой и ложась рядом с ней в постель (никаких отдельных спален для лорда и леди Бриджертон!), он был неизменно внимателен: спрашивал, как прошел день, рассказывал о своих делах и любил ее едва не до рассвета.

Он даже выкроил полчаса, чтобы послушать ее упражнения на флейте. Она все-таки умудрилась нанять учителя и договориться об уроках два раза в неделю по утрам.

Жизнь Кейт была прекрасной, гораздо лучше, чем у большинства женщин ее положения. Если муж и не любил ее, если даже никогда не полюбит, то делал по крайней мере все, чтобы она чувствовала себя счастливой и желанной.

И если днем он казался каким-то отстраненным, то по ночам их близость была безраздельной.

Однако все общество, и особенно Эдвина, вбило себе, в головы, что лорд и леди Бриджертон поженились по любви. Эдвина привыкла навещать ее каждый день, и сегодняшний не был исключением. Сестры сидели в гостиной, наслаждаясь чаем с печеньем и редкими моментами уединения, тем более что Кейт уже успела распрощаться с ежедневным потоком визитеров. Казалось, все непременно хотели узнать, как поживает новая виконтесса.

Ньютон прыгнул на диван рядом с Эдвиной. Лениво поглаживая его густой мех, она объявила:

– Все только о тебе и говорят!

Кейт спокойно поднесла чашку к губам.

– Похоже, больше им делать нечего, – пожала она плечами. – Ничего, скоро найдут другую тему.

– Вряд ли, пока твой муж будет смотреть на тебя такими глазами, как вчера вечером.

Кейт почувствовала, как стало жарко щекам.

– Он не сделал ничего сверхъестественного.

– Кейт, он положительно пылал!

Ньютон перевернулся на спину и заскулил, давая понять, что следовало бы почесать ему брюшко.

– Я сама видела, как он оттолкнул лорда Хавериджа, спеша поскорее добраться до тебя.

– Мы приехали порознь, – спокойно пояснила Кейт, хотя в сердце росла и ширилась тайная и скорее всего глупая радость. – Ему наверняка что-то нужно было мне сказать.

– И он сказал? – с сомнением пробормотала Эдвина.

– Что именно?

– Сказал тебе что-то? – с деланной вежливостью поинтересовалась сестра. – Ты только что пояснила, что ему нужно было что-то тебе сказать. Если так, неужели он промолчал? Тогда откуда тебе известны столь интересные подробности?

Кейт моргнула и схватилась за лоб:

– Эдвина, у меня голова кружится от твоих расспросов.

– Ты ужасно скрытная! Не хочешь ни в чем признаваться! – расстроилась Эдвина.

– Эдвина, мне не в чем признаваться, – рассердилась Кейт, хватая с блюда печенье и откусывая сразу половину, чтобы не отвечать с набитым ртом. Да и какую тайну она должна открыть сестре? Что еще до брака муж хладнокровно и прямо заявил, что никогда ее не полюбит?!

Ничего не скажешь, самая очаровательная тема для беседы за чаем с печеньем.

– Собственно говоря, – объявила Эдвина, дождавшись, пока Кейт прожует, – у меня другая причина для приезда сюда. Мне нужно что-то тебе сказать.

Кейт облегченно вздохнула.

– Правда?

Эдвина кивнула и залилась краской.

– Что с тобой? – удивилась Кейт, глотнув чая. Во рту ужасно пересохло после жирного печенья.

– Кажется, я влюбилась.

Кейт поперхнулась чаем:

– В кого?

– В мистера Бэгуэлла.

Кейт долго ломала голову, безуспешно пытаясь припомнить, кто такой мистер Бэгуэлл.

– Он ученый, – мечтательно вздохнула Эдвина. – Мы познакомились на вечеринке в сельском доме леди Бриджертон.

– По-моему, мы с ним не встречались, – задумчиво протянула Кейт.

– Ты была слишком занята, – с иронической улыбкой напомнила Эдвина. – Романом с виконтом, помолвкой и всем остальным.

Кейт состроила сестре ужасающую гримасу.

– Лучше расскажи о мистере Бэгуэлле.

Глаза Эдвины загорелись.

– Боюсь, он всего лишь второй сын, так что больших доходов ждать не приходится. Но поскольку ты так удачно вышла замуж, нет нужды беспокоиться по этому поводу.

Глаза Кейт неожиданно наполнились слезами. До этой минуты она не представляла, под каким давлением жила Эдвина все последние месяцы. Конечно, и Кейт, и Мэри старались заверить ее, что она должна выйти замуж по своему выбору, но все трое прекрасно знали, каково состояние их финансов. И разумеется, недаром подшучивали насчет того, как легко влюбиться в богатого мужчину. Почти так же легко, как в бедного!

Стоило взглянуть на Эдвину, чтобы понять, какая неимоверная тяжесть свалилась с ее плеч.

– Я рада, что ты нашла свою любовь, – пробормотала Кейт.

– О, он прекрасный человек! Знаю, что у нас не слишком много денег, но, честно говоря, не нуждаюсь в шелках и драгоценностях! – выпалила она и, случайно взглянув на бриллиант, сверкавший на руке Кейт, побагровела, как свекла. – Конечно, и ты тоже, – поспешила заверить она. – Просто…

– Просто теперь все устроилось, и больше не нужно мучиться мыслями о том, как помочь матери и сестре, – мягко перебила Кейт.

– Верно! – с громким вздохом подтвердила Эдвина. Кейт дотянулась до руки сестры:

– Теперь тебе нечего тревожиться за меня, и я уверена, что мы с Энтони всегда поддержим Мэри, если ей понадобится наша помощь.

Губы Эдвины дрогнули в несмелой улыбке.

– А ты должна хоть раз в жизни подумать о себе, – продолжала Кейт. – И принимать решения, основываясь на собственных желаниях, а не на том, чего хотят родные.

Эдвина отняла руку, чтобы смахнуть слезу со щеки.

– Но я действительно люблю его, – прошептала она.

– Мне не терпится познакомиться с ним, – заявила Кейт. – Можно устроить званый ужин в узком кругу и пригласить его в качестве почетного гостя.

– Прекрасная мысль.

– И возможно, нам удастся поехать на прогулку в парк, чтобы лучше познакомиться. Теперь я, как почтенная замужняя леди, вполне могу считаться настоящей дуэньей. Ну разве не забавно? – засмеялась она.

– Ну разве не забавно? – повторил веселый мужской голос.

– Энтони! – воскликнула Кейт, удивленная появлением мужа в неурочный час. Бесчисленные встречи и совещания вечно удерживали его вдали от дома. – Как я рада тебя видеть!

Слегка улыбнувшись, он кивнул Эдвине.

– Как ни странно, но сегодня у меня выдалось свободное время.

– Будешь пить чай?

– Я посижу с вами, – решил он, взявшись за хрустальный стакан, стоявший на пристенном столике красного дерева, – но вместо чая выпью бренди.

Кейт молча наблюдала, как он наливает себе бренди, как рассеянно вертит стакан в руках. В такие минуты ей было очень трудно не выдать своих чувств. Сегодня он был особенно красив.

– Итак, – спросил Энтони, пригубив бренди, – что вы обсуждали, пока меня не было?

Кейт вопросительно посмотрела на сестру и, дождавшись кивка, объяснила:

– Эдвина встретила джентльмена, который пришелся ей по душе.

– В самом деле? – заинтересованно осведомился Энтони. В этот момент он самым странным образом напоминал заботливого отца. – Я хотел бы познакомиться с ним.

– Правда? – ахнула Эдвина. – Вы действительно этого хотите?

– Конечно. Мало того, настаиваю на этом.

Не дождавшись ответа, он слегка нахмурился и добавил:

– Как-никак, а я глава семьи, и это мой прямой долг.

Эдвина изумленно приоткрыла рот:

– Я… я не понимала, что вы считаете себя обязанным опекать меня.

Энтони уставился на девушку с таким видом, словно та внезапно рехнулась.

– Вы сестра Кейт, – бросил он, словно это все объясняло.

Еще несколько секунд Эдвина продолжала непонимающе смотреть на него, прежде чем расплыться в сияющей улыбке.

– Мне всегда хотелось иметь старшего брата, – призналась она.

– Надеюсь, я прошел испытание, – буркнул Энтони, несколько смущенный столь внезапным проявлением эмоций.

Эдвина буквально расцвела.

– Прошли, и блестяще! Честно говоря, не понимаю, почему Элоиза вечно жалуется.

– Видишь ли, Энтони, – вмешалась Кейт, – со времени нашей свадьбы Эдвина и твоя сестра стали лучшими подругами.

– Помоги нам Боже, – пробормотал он. – И на что, спрашивается, может жаловаться Элоиза?

Эдвина невинно улыбнулась:

– В общем, ни на что в особенности. Просто иногда вы чересчур ревностно оберегаете своих родных.

– Вздор! – фыркнул он.

Кейт поперхнулась чаем в полной уверенности, что к тому времени, когда их дочерей придет пора выдавать замуж, он перейдет в католическую религию только для того, чтобы иметь право запереть их в монастырь с двенадцатифутовыми стенами!

Энтони зловеще прищурился:

– Интересно, над чем ты смеешься?

Кейт поспешно прижала к губам салфетку.

– Ни над чем, – заверила она под прикрытием белоснежной ткани.

– Пфффф!

– Элоиза утверждает, что вы были настоящим злобным медведем, когда Саймон ухаживал за Дафной, – выпалила Эдвина.

– Вот как?

Эдвина кивнула:

– Она даже рассказывала, что вы дрались на дуэли!

– Элоиза слишком много болтает, – буркнул Энтони.

– Представляете, она знает все! Все и обо всех! Даже больше леди Уистлдаун!

Энтони повернулся к жене с полуиронической-полурассерженной миной:

– Напомни мне купить намордник для моей сестрицы, – шутливо заметил он. – И для твоей тоже.

Эдвина мелодично рассмеялась:

– В жизни не думала, что подтрунивать над братом так же забавно, как над сестрой! Я так рада, Кейт, что ты решила выйти за него!

– Можно подумать, у меня был выбор! – сухо усмехнулась Кейт. – Но я довольна, что все так обернулось!

Эдвина встала, разбудив при этом Ньютона, спавшего блаженным сном рядом с ней. Тот оскорбленно заскулил и перебрался на пол, где немедленно свернулся под столом. Эдвина, проследив за псом, усмехнулась и покачала головой.

– Мне пора. Нет, не провожайте, – добавила она, когда Кейт и Энтони встали, чтобы проводить ее до двери. – Я сама найду дорогу.

– Чепуха, – отмахнулась Кейт, беря Эдвину под руку. – Энтони, я сейчас вернусь.

– Я буду считать секунды, – пробормотал он. Дамы покинули комнату в сопровождении Ньютона, который на этот раз оживленно залаял, вероятно, полагая, что его собираются вывести на прогулку.

После ухода сестер Энтони немедленно устроился в уютном кресле, где только что сидела Кейт. Сиденье все еще было теплым, и ему показалось, что ткань обивки впитала ее запах. Потянув носом, он определил, что на этот раз мылом пахло сильнее, чем лилиями. Возможно, лилии – это духи, которые она добавляет в воду по вечерам.

Энтони сам не совсем понимал, почему решил вернуться домой: еще утром у него вовсе не было подобных намерений. Вопреки тому что он наговорил Кейт, многочисленные обязанности вовсе не требовали каждодневного отсутствия: немало встреч можно было провести и дома. И хотя он действительно был человек занятой, не терпевший праздной жизни, которой предавались почти все члены высшего общества, все же последнее время часто часами просиживал в «Уайтс», читая газеты и играя в карты с друзьями.

Он считал это наилучшим выходом. По его мнению, было крайне важно держаться на определенном расстоянии от жены. Жизнь, по крайней мере его жизнь, следовало разделить по разным категориям, а жена очень хорошо вписывалась в разделы, которые он мысленно определил как «личные дела» и «постель».

Но сегодня, когда он приехал в «Уайтс», там не оказалось никого, с кем бы ему особенно хотелось побеседовать. Он пролистал газету, но и там не нашлось ничего интересного. Сидя у окна и пытаясь наслаждаться собственным обществом, которое находил невероятно скучным, Энтони вдруг был поражен неодолимым и совершенно абсурдным желанием поскорее отправиться домой и посмотреть, чем занята Кейт.

И что тут дурного? Всего один день! Вряд ли он влюбится в собственную жену, проведя вместе с ней один день!

Энтони тут же напомнил себе, что никакой опасности влюбиться вообще не существует. Он женат почти месяц и до сего времени сумел уберечься от слишком пылкой привязанности к Кейт. И нет причин считать, будто он и дальше не сумеет сохранить нынешнее положение вещей.

Весьма довольный собой, он глотнул бренди. И поднял глаза, заслышав шаги жены.

– По-моему, Эдвина влюбилась, – сообщила она с ослепительной улыбкой. Энтони ощутил, как напряглось все тело. До чего же он странно реагирует на ее улыбки, причем это происходит постоянно и чертовски досаждает!

Не всегда, конечно. Он вовсе не возражал против подобного состояния при условии, что за ним следовало немедленное путешествие в спальню.

Но мысли Кейт, очевидно, приняли совершенно иное, чем у него, направление, поскольку она предпочла сидеть напротив мужа, хотя в кресле было достаточно места для двоих, если, конечно, эти двое обожали сидеть в обнимку. Даже стул, стоявший наискосок от его кресла, и то был бы удобнее: по крайней мере тогда Энтони мог бы сдернуть с него Кейт и усадить себе на колени. Если же он попытается проделать этот маневр, когда она сидит по другую сторону стола, придется протащить ее по чайному сервизу.

Энтони чуть прищурился, оценивая ситуацию, пытаясь определить, сколько чая прольется на пол, в какую сумму обойдется замена ковра и действительно ли его заботят столь незначительные расходы…

– Энтони! Ты меня слышал?

Он поднял голову.

Кейт сложила руки на коленях и подалась вперед, с видом сосредоточенным и слегка раздраженным.

– Ты меня слышал? – повторила она. Он моргнул.

– Прости, нет.

Кейт подняла глаза к небу, но воздержалась от упреков.

– Я говорила, что нам следует как-нибудь пригласить к ужину Эдвину и ее молодого человека. Посмотреть, подходят ли они друг другу. Я еще не видела, чтобы она так интересовалась мужчиной.

Энтони потянулся к печенью. Он был голоден и почти отказался от мысли усадить жену на колени. С другой стороны, если убрать с середины стола чашки и блюдца, последствия будут не столь печальны…

Он незаметно отодвинул в сторону поднос с сервизом.

– Хммм? – промычал он, жуя печенье. – Ах да, конечно, Эдвина достойна быть счастливой.

Кейт с подозрением поглядывала на мужа.

– Может, налить тебе чаю? Я не слишком большая поклонница бренди, да и песочное печенье вкуснее с чаем.

Собственно говоря, Энтони считал, что бренди прекрасно сочетается с песочным печеньем, но неплохо бы опустошить чайник, на случай если он опрокинется.

– Прекрасная мысль, – согласился он. – Чай – именно то, что мне нужно. Понять не могу, почему сам об этом не подумал.

– Я тоже не понимаю, – язвительно пробормотала Кейт. Энтони ответил жизнерадостной улыбкой и взял чашку из ее рук.

– Спасибо, – поблагодарил он, проверяя, добавила ли она молока. Оказалось, что добавила. Впрочем, он не удивился: Кейт прекрасно запоминала подобные мелочи.

– Чай еще не остыл? – вежливо спросила Кейт.

Энтони осушил чашку.

– Ни в коем случае, – довольно выдохнул он. – Нельзя ли попросить тебя налить еще?

– Похоже, ты вдруг полюбил чай, – сухо обронила она.

Энтони оглядел чайник, прикидывая, сколько чая в нем еще осталось и можно ли допить все до конца, не ощутив настоятельной потребности облегчиться.

– Почему бы не присоединиться ко мне? – предложил он. – По-моему, тебя мучает жажда.

– Разве? – удивилась Кейт. Энтони кивнул:

– Мне так показалось.

– Разумеется.

– Не осталось ли чая еще на одну чашечку? – спросил он как можно более небрежно.

– Если и не осталось, я всегда могу попросить кухарку заварить новый.

– О нет, это совершенно ни к чему! – воскликнул он, возможно, немного громче, чем надо. – Хватит и того, что есть.

Кейт наклоняла чайник, пока в чашку не вылились последние капли. Добавила немного молока и молча подала мужу, хотя вскинутые брови выражали ее мысли красноречивее всяких слов.

Пока он нехотя пил чай – живот уже был слишком полон, чтобы глотать его залпом, – Кейт откашлялась и спросила:

– Ты знаешь поклонника Эдвины?

– Понятия не имею, кто он.

– Прости. Должно быть, я забыла упомянуть его фамилию. Это некий мистер Бэгуэлл. Имени его я не знаю, но, по словам Эдвины, он второй сын. Возможно, это как-то поможет? Она встретилась с ним на вечеринке у твоей матери.

– Никогда о нем не слышал, – покачал головой Энтони. – Скорее всего один из тех бедняг, которых пригласила матушка, чтобы сравнять количество дам и джентльменов. Она вообще наприглашала чертову пропасть женщин. Как всегда. Надеется, что кто-то из нас вдруг влюбится. При этом ей приходится терпеть присутствие ничем не примечательных мужчин. По ее мнению, у каждой дамы должен быть кавалер, и никак иначе.

– Ничем не примечательных? – повторила Кейт.

– Да, чтобы женщины влюблялись не в них, а в нас, – ухмыльнулся Энтони.

– Похоже, ей отчаянно не терпится пристроить всех своих детей, не находишь?

– Видишь ли, – пожал плечами Энтони, – в этот раз матушка пригласила столько хорошеньких незамужних девушек, что была вынуждена идти к викарию и просить его шестнадцатилетнего сына прийти на ужин.

– По-моему, я его видела, – поморщилась Кейт.

– Да, несчастный юноша болезненно застенчив. Викарий сказал, что его целую неделю мучила крапивница, после того как за ужином ему пришлось сидеть рядом с Крессидой Купер.

– Ну, от такого соседства у кого угодно появится крапивница!

– Ну вот, я лишний раз убедился, что в тебе злости хоть отбавляй, – хмыкнул Энтони.

– Вовсе нет, – запротестовала Кейт, хотя ее выдавала ехидная улыбка. – Я сказала правду!

– Можешь не оправдываться, – отмахнулся Энтони, допивая настоявшийся чай. Хорошо, что хоть молоко немного смягчало горечь. – Здоровая злость – одно из качеств, которые мне больше всего в тебе нравятся.

– Господи, – покачала головой Кейт, – страшно подумать о тех качествах, которые нравятся тебе меньше всего.

– Сейчас речь идет не об этом. Возвращаясь к твоей сестре и ее мистеру Багуэллу…

– Бэгуэллу.

– Как жаль!

– Энтони!

Он проигнорировал восклицание.

– Я тут подумывал, что следовало бы дать Эдвине приданое.

Ирония этого поступка не ускользнула от Энтони. Когда-то он намеревался жениться на Эдвине и снабдить приданым Кейт.

Он осторожно взглянул на жену, пытаясь понять, о чем та думает.

Разумеется, предложение было сделано не только для того, чтобы заслужить ее благодарность. И все же он был не так благороден, чтобы не признаться себе, что надеялся на нечто большее, чем потрясенное молчание Кейт.

Но тут Энтони вдруг понял, что она вот-вот заплачет.

– Кейт? – нерешительно окликнул он, не зная, радоваться ему или волноваться.

Она совершенно по-детски вытерла нос обратной стороной ладони и всхлипнула:

– Такого благородного поступка я в жизни своей не ожидала.

– Собственно говоря, я сделал это для Эдвины, – промямлил виконт, не выносивший женских слез. Но сам немедленно возгордился. Сейчас ему казалось, что он мгновенно вырос футов до восьми.

– О Энтони! – расплакалась Кейт и, к его невероятному изумлению, вскочила, едва не перевернув стол, и бросилась в его объятия. При этом она уронила на пол три чашки, два блюдца и ложечку. – Ты такой милый, – выдохнула она, вытирая глаза и с размаха садясь к нему на колени. – Лучший мужчина в Лондоне.

– Об этом мне ничего не известно, – возразил он, обнимая ее за талию. – Самый опасный – возможно… или самый красивый…

– Лучший, – решительно сказала Кейт. – Определенно лучший.

– Ну… если ты так настаиваешь, – согласился Энтони, вовсе не расстроенный таким поворотом событий.

– Хорошо, что мы допили чай, – блаженно вздохнула Кейт, оглядывая валявшуюся на полу посуду. – Представляю, во что превратился бы ковер.

– Действительно, – улыбнулся Энтони, прижимая к себе жену. Они идеально друг другу подходили.

И вообще она создана для него.

– Ты так добр ко мне, – прошептала Кейт.

Энтони вспомнил о том, сколько дней он намеренно проводил вне дома, оставляя Кейт одну, но постарался отделаться от угрызений совести. Если он и старался соблюдать дистанцию, то лишь для ее блага. Он не хотел, чтобы она влюбилась в него. Тогда ей придется куда труднее, когда он умрет.

А если он влюбится в нее…

Он даже думать не хотел о том, как тяжело придется ему.

– У нас есть планы на вечер? – осведомился он.

Кейт кивнула. Волосы слегка пощекотали ему щеку.

– Бал. У леди Моттрам.

Энтони не мог устоять против мягкой шелковистости ее волос и, пропустив их сквозь пальцы, намотал на запястье.

– Знаешь, о чем я думаю? – продолжал он. И почувствовал, как Кейт улыбнулась:

– О чем?

– Послушай, я не так уж симпатизирую леди Моттрам. И знаешь, о чем еще я думаю?

На этот раз он услышал смешок:

– О чем же?

– Думаю, нам следует подняться наверх.

– Ты действительно так считаешь? – с деланно-непонимающим видом переспросила Кейт.

– Действительно. Подняться прямо сейчас и не медлить.

Плутовка поерзала попкой, дабы убедиться в том, в самом ли деле у него возникла неотложная потребность подняться наверх.

– Вижу, – серьезно заключила она. Он слегка ущипнул ее за бедро.

– А мне показалось, что ты скорее почувствовала.

– И это тоже, – призналась Кейт. – Доказательство довольно веское.

– О, в этом я уверен, – кивнул Энтони и с коварной улыбкой приподнял ее подбородок, пока они не оказались нос к носу. – Знаешь, о чем еще я думаю? – хрипло выговорил он.

Кейт широко раскрыла глаза:

– И представить не могу.

– Думаю… – Одна рука прокралась под ее платье и поползла по ноге. – …что если мы немедленно не поднимемся наверх, я вполне согласен остаться прямо здесь.

– Здесь? – взвизгнула Кейт. Пальцы нашли край чулка.

– Здесь, – подтвердил Энтони.

– Сейчас?

Пальцы пощекотали треугольник мягких волос, раздвинули нежные складки лона и проникли внутрь. Она была нежной и влажной, и Энтони мгновенно взлетел на седьмое небо.

– Определенно сейчас. В эту же секунду.

– Здесь?

Энтони стал покусывать ее губы:

– Разве я уже не ответил?

И даже если у Кейт были еще вопросы, весь следующий час она предпочла их не задавать.

А может, он просто из кожи вон лез, чтобы лишить ее дара речи.

И если мужчина может судить по женским вскрикам и стонам, работа была проделана на редкость усердно.


Глава 19


Ежегодный бал леди Моттрам имел огромный успех. Туда съехалось все общество, но люди наблюдательные не могли не заметить, что лорд и леди Бриджертон на этот раз отсутствовали. Леди Моттрам утверждает, что они обещали приехать, и автору остается только гадать, что задержало новобрачных дома…

    
«Светская хроника леди Уистлдаун». 13 июня 1814 года


Гораздо, гораздо позже, после полуночи, Энтони лежал в постели, обнимая жену. Кейт мирно спала, прижавшись спиной к его груди.

И это было весьма удачно, потому что на улице шел дождь.

Он попытался прикрыть одеялом ее ухо, чтобы она не слышала стука капель по стеклам. Но она и во сне была такой же неугомонной, как наяву, и ему не удалось даже укрыть ее как следует, потому что она постоянно сбрасывала одеяла.

Энтони еще не понял, начнется ли гроза, но дождь все усиливался, да и ветер поднялся такой, что ветви деревьев скреблись о стены.

Кейт становилась все неспокойнее, и Энтони, шепча ей на ухо бессвязные утешения, нежно приглаживал густые волосы. Буря не разбудила Кейт, но, очевидно, вторглась в ее сны. Она что-то бормотала и металась, пока не свернулась клубочком на противоположной стороне кровати, лицом к нему.

– Что случилось такого, что ты так ненавидишь дождь? – вздохнул он, заправляя темный локон ей за ухо. Он не осуждал Кейт, слишком хорошо познав муки непонятных страхов и предчувствий. Взять хотя бы его самого: уверенность в собственной неминуемой смерти преследовала его с того момента, как он взял безжизненную руку отца и осторожно положил на недвижную грудь.

Подобные вещи объяснить невозможно. И понять тоже. Он просто знал это.

Энтони никогда не боялся смерти по-настоящему. Ее присутствие было частью его существования так долго, что он молча смирился. Ведь смиряются же другие люди с истинами, составляющими их жизненный цикл. Весна сменяет зиму, а лето – весну. Смерть для него была такой же сменой состояний.

До этой минуты. Он пробовал отрицать это, старался выбросить из головы назойливые мысли, но смерть упорно показывала свое кошмарное лицо.

Со времени женитьбы на Кейт его жизнь пошла по другой стезе, как бы он ни хотел убедить себя, что способен ограничить супружескую жизнь дружескими отношениями и постелью.

Кейт была ему небезразлична. Слишком небезразлична. Он почти не выносил разлуки с женой и мечтал о ней по ночам, даже держа ее в объятиях.

Энтони еще не был готов называть это чувство любовью, но оно пугало.

И что бы ни пылало между ними, Энтони не хотел, чтобы это чувство выгорело до конца.

И в этом заключалась жесточайшая ирония.

Энтони закрыл глаза и устало вздохнул, гадая, что делать с проблемой, лежавшей рядом с ним в постели. Но даже с закрытыми глазами он увидел вспышку молнии, озарившую мрак и превратившую черноту за сомкнутыми веками в кроваво-оранжевое озеро.

Открыв глаза, он увидел, что они не задернули шторы, когда ложились спать. Придется встать и сдвинуть их, чтобы молнии не освещали комнату.

Но стоило ему пошевелиться, как Кейт схватила его за руку и отчаянно впилась ногтями в кожу.

– Тихо-тихо, все хорошо, – прошептал он. – Я только задвину шторы.

Однако она не отпускала его, и тихий крик, сорвавшийся с губ, когда громовой раскат сотряс ночь, едва не разбил ему сердце.

Новая вспышка позволила увидеть ее напряженное, словно разом осунувшееся лицо. Энтони всмотрелся в нее, желая увериться, что она все еще спит. Потом оторвал ее руки, встал и подошел к окнам. Правда, он опасался, что молнии будут видны и сквозь плотную ткань, поэтому зажег свечу и поставил на тумбочку. Конечно, комната остается погруженной в полумрак, но по крайней мере со светом как-то спокойнее. Нет ничего более пугающего, чем огненная стрела, пронзающая тьму.

Он снова забрался в постель и посмотрел на Кейт. Та по-прежнему спала неспокойно. Тяжело дышала, свернувшись калачиком. Молния, казалось, не слишком тревожила ее, но при каждом ударе грома Кейт сжималась.

Энтони снова стал гладить ее волосы, стараясь успокоить. Но гроза набирала силы, и гром грохотал почти непрерывно. Кейт с каждой секундой становилась все беспокойнее и при очередном оглушительном раскате внезапно открыла глаза. Лицо исказилось от страха.

– Кейт? – позвал Энтони.

Она села и прижалась спиной к изголовью. В этот момент она выглядела статуей, олицетворяющей ужас. Застывшее тело отказывалось повиноваться. Немигающие глаза по-прежнему были открыты и лихорадочно перебегали с предмета на предмет, хотя ничего не видели.

– О, Кейт, – прошептал он. Все было куда, куда хуже, чем в ту ночь в библиотеке Обри-Холл. Ее боль кинжалом полосовала его сердце.

Никто не должен испытывать подобный ужас. Особенно его жена.

Медленно, чтобы не перепугать Кейт, он подвинулся ближе, и осторожно положил руку на ее плечо. Она дрожала в ознобе, но не оттолкнула его.

– Вспомнишь ли ты что-нибудь утром? – вздохнул он. Она не ответила. Впрочем, он и не ожидал ответа.

– Ну-ну, все хорошо, – уговаривал он, пытаясь воскресить в памяти нежные, глупые слова, которыми мать утешала их в детстве. – Ничего не случилось. Ты в безопасности.

Дрожь, казалось, немного унялась, но Кейт так и не успокоилась. И когда следующий раскат грома сотряс комнату, она съежилась и уткнулась ему в шею.

– Нет, – простонала она. – Нет, нет!

– Кейт…

Энтони несколько раз моргнул, прежде чем пристально вглядеться в жену. Она еще не проснулась окончательно, но, похоже, немного пришла в себя, и…

– Нет-нет…

И голос у нее…

– Нет, не уходи…

…совсем как у ребенка.

– Кейт!

Он крепко прижал ее к себе, не понимая, что теперь делать. Разбудить ее? Пусть ее глаза открыты, но она явно спит и видит сон. Ему хотелось вырвать ее из кошмара, но, проснувшись, она окажется в кошмаре наяву, ночью, в разгар ужасной грозы.

Или позволить ей и дальше спать? Может, тогда он сумеет понять, чем вызвано ее состояние?

– Кейт, – снова прошептал он, словно она могла объяснить ему, что делать дальше.

Но она только стонала и вырывалась. Энтони прижал губы к ее виску, надеясь, что его присутствие как-то ее утихомирит.

– Нет, пожалуйста, нет…

Она стала всхлипывать, содрогаясь всем телом. Вскоре плечо Энтони стало мокрым от слез.

– Нет, о нет… Мама!!!

Энтони оцепенел. Он знал, что Кейт всегда обращается к мачехе по имени. Неужели она говорит о своей родной матери, женщине, давшей ей жизнь и умершей много лет назад?

Но пока он задавался этим вопросом, Кейт словно окаменела и испустила пронзительный вопль.

Вопль совсем маленькой девочки.

Кейт тут же повернулась и бросилась в его объятия, цепляясь за него, с ужасающим отчаянием сжимая плечи.

– О, мама, – плакала она, продолжая трястись, – нет, ты не можешь уйти! О, мама, мама, мама, мама, мама…

Не привались Энтони спиной к изголовью, она сбила бы его на пол.

– Кейт! – снова выпалил он, удивленный паническими нотками в собственном голосе. – Кейт, не волнуйся, дорогая, все хорошо. Все в порядке. Никто никуда не уходит. Слышишь? Никто.

Но она уже замолчала и только по-прежнему всхлипывала так горько, что сердце замирало. Энтони продолжал прижимать ее к себе и, когда она немного успокоилась, осторожно опустил на перину. Теперь Кейт снова лежала на боку, и он обнял ее, пока она не заснула. Примерно в это же время последний удар грома прокатился по небу.

Проснувшись наутро, Кейт изумилась, увидев мужа, сидевшего в кровати и взиравшего на нее с самым странным выражением сочувствия, любопытства и легкой жалости.

Энтони продолжал молчать, пристально наблюдая за женой. Она терпеливо выжидала, желая увидеть, что он сделает, но наконец нерешительно заметила:

– Ты выглядишь усталым.

– Плохо спал, – признался Энтони.

– Но почему?

– Шел дождь. Грохотал гром.

Кейт нервно передернулась:

– И сверкали молнии?

– Да. Была сильная гроза, – кивнул он.

Было нечто многозначительное в его коротких точных фразах, от которых озноб шел по коже.

– К-как удачно, что я ничего не слышала, – пробормотала Кейт. – Ты знаешь, я не слишком хорошо переношу грозы.

– Да, знаю, – просто ответил Энтони, но в этих двух словах было море потаенного смысла. Сердце Кейт сильно забилось.

– Энтони, – заговорила она, не уверенная, хочет ли слышать ответ, – что случилось прошлой ночью?

– У тебя был кошмар.

Кейт на секунду прикрыла глаза.

– Я думала, что у меня их больше не бывает.

– Я понятия не имел, что ты страдаешь от кошмаров.

Кейт шумно выдохнула и села, прикрываясь одеялом.

– В детстве, каждый раз, когда начиналась гроза. Позже мне об этом рассказывали. Я сама ничего не помню. И думала, что… – Кейт осеклась: горло перехватило так, что она боялась задохнуться.

Он бережно взял ее руку. И этот простой жест тронул ее душу куда больше любых слов.

– Кейт, сейчас тебе лучше?

Она кивнула.

– Я всего лишь думала, что избавилась от кошмаров.

В комнате стало так тихо, что Кейт казалось, что она слышит биение их сердец. Наконец Энтони спросил:

– Ты знала, что разговариваешь во сне?

Она смотрела перед собой, но при этих словах ее голова конвульсивно дернулась вправо. Их глаза встретились.

– Я разговаривала?

– Да. Прошлой ночью.

Она нервно смяла простыню.

– И что я сказала?

Энтони поколебался, но все же ответил спокойно, не повышая голоса:

– Ты звала мать.

– Мэри? – прошептала она.

– Нет. И у тебя был… – Он помолчал и прерывисто вздохнул: – Совсем детский голос.

Кейт облизнула губы.

– Не знаю, что сказать тебе, – ответила она, боясь окунуться в глубинные колодцы памяти. – Понятия не имею, почему звала мать.

– Может, – мягко посоветовал Энтони, – тебе стоит спросить Мэри?

Кейт яростно затрясла головой:

– Когда мама умерла, отец еще не был знаком с Мэри. Она не знает, почему я звала мать.

– А вдруг твой отец рассказал ей что-то? – заметил он, целуя ее руки.

Кейт опустила глаза. Ей хотелось узнать, почему она так боится гроз, но вытаскивать на свет причину ее давних страхов ей не хотелось. А вдруг она обнаружит что-то, чего не желает знать? А вдруг…

– Я пойду с тобой, – неожиданно предложил Энтони. И почему-то ей стало спокойнее.

– Спасибо, – прошептала Кейт со слезами на глазах. – Я так тебе благодарна!

Во второй половине дня они поднялись по ступенькам крыльца дома Шеффилдов. Дворецкий провел их в гостиную, и Кейт уселась на знакомый голубой диван. Энтони подошел к окну и облокотился на подоконник.

– Увидел что-то интересное? – спросила Кейт.

Он покачал головой и, улыбнувшись, обернулся к жене.

– Просто люблю смотреть в окна. Вот и все.

Кейт подумала, что он ужасно милый, хотя не могла сказать точно, почему именно. Каждый день открывал новые черты его характера, какую-нибудь трогательную привычку, еще теснее их связывающую.

– О чем ты задумалась?

Кейт растерянно вздрогнула. Энтони вопросительно взглянул на нее.

– Ты задремала? – весело спросил он. – Я впервые вижу столь мечтательную улыбку на твоем лице.

Кейт покачала головой и, покраснев, промямлила:

– Ничего такого…

Он с сомнением покачан головой и подошел к дивану:

– Даю сто фунтов за твои мысли.

От немедленного ответа Кейт спасло появление Мэри.

– Кейт! – воскликнула мачеха. – Какой приятный сюрприз! И лорд Бриджертон! Рада видеть вас обоих!

– Вам следовало бы называть меня Энтони, – ворчливо напомнил он, целуя ее руку. Мэри улыбнулась.

– Обязательно запомню, – пообещала она, садясь напротив Кейт, и, дождавшись, пока Энтони займет свое место на диване, сообщила: – Боюсь, Эдвины нет дома. В город неожиданно приехал ее мистер Бэгуэлл, и они отправились на прогулку в парк.

– Стоило, пожалуй, одолжить им Ньютона, – оживился Энтони. – Не могу представить более ревностного опекуна.

– Собственно говоря, Мэри, мы пришли к вам, – пояснила Кейт с таким серьезным видом, что мачеха мгновенно всполошилась.

– Что-то случилось? – спросила она, переводя взгляд с Кейт на Энтони. – У вас все в порядке?

Кейт кивнула и замялась, пытаясь найти подходящие слова. Забавно: все утро она репетировала свою речь, а вот теперь безмолвствует. Но Энтони поспешно взял ее за руку. Тепло его ладони оказалось странно успокаивающим.

– Я хотела бы спросить вас о своей матери, – выпалила она.

Мэри немного растерялась, но тут же развела руками:

– Разумеется. Но ведь я совсем ее не знала. Правда, твой отец много рассказывал о ней.

– Да, понимаю. Наверное, у вас не найдется ответов на все мои вопросы, но больше мне не к кому обратиться.

Мэри неловко заерзала, сжимая лежавшие на коленях руки. Но Кейт заметила, что костяшки пальцев побелели.

– Прекрасно. Что ты хочешь узнать? Я расскажу тебе все, что известно мне самой, – пообещала она.

Кейт снова кивнула и попыталась сглотнуть слюну. Но во рту вдруг пересохло.

– Как она умерла?

Мэри слегка опустила веки и немного ссутулилась, возможно, от облегчения.

– Но ты уже слышала обо всем. От инфлюэнцы. Или какой-то легочной инфекции. Доктора не смогли сказать определенно.

– Да, верно, но…

Кейт оглянулась на Энтони. Тот ободряюще кивнул. Глубоко вздохнув, она продолжала:

– Я по-прежнему боюсь грозы и хочу понять почему. Я больше не желаю ничего бояться.

Мэри открыла было рот, но ничего не сказала и посмотрела на падчерицу. Лицо ее медленно бледнело, становясь почти прозрачным. В глазах плескалось страдание.

– Я и не представляла… подумать не могла, что ты…

– Я хорошо скрывала свои страхи, – мягко пояснила Кейт. Мэри рассеянно коснулась виска дрожащей рукой.

– Знай я об этом… наверное…

Пальцы легли на лоб и стали разглаживать морщинки.

– Наверное, сказала бы тебе правду, – решила она наконец. Сердце Кейт замерло.

Мэри тяжело вздохнула, прижимая пальцы к глазам. Выглядела она, как человек, страдающий тяжкой мигренью, словно боль разрывала череп изнутри.

– Послушай, – выдавила она, – я не сказала… потому… просто думала, что ты все забыла. Нехорошо, если человека нарочно заставляют вспомнить подобные вещи. Но очевидно, я ошиблась, иначе не боялась бы так. О, Кейт, мне ужасно жаль!

– Уверен, что вам не о чем жалеть, – мягко вставил Энтони.

Мэри испуганно вскинула голову, словно забыв о его присутствии.

– Неправда, – грустно покачала она головой. – Мне следовало позаботиться о ней. Следовало знать, что Кейт до сих пор страдает от своих страхов. Настоящая мать почувствовала бы ее терзания. Пусть не я дала Кейт жизнь, но все же старалась быть для нее истинной матерью…

– Так и было, – заверила Кейт. – Самой лучшей матерью.

Мэри обернулась к ней и долго молчала, прежде чем сказать странно глухим голосом:

– Тебе было всего три года, когда умерла твоя мать. В твой третий день рождения.

Кейт медленно опустила голову.

– Выходя замуж за твоего отца, я дала три обета. Первый – своему мужу. Поклялась быть его женой перед Богом и свидетелями. Но в сердце своем я дала еще два обета: один – тебе, Кейт. Стоило мне взглянуть на тебя, одинокую и несчастную девочку с огромными карими глазами, – а они были грустными, такими грустными, какие не должен иметь ни один ребенок, – как я поклялась, что буду любить и заботливо растить тебя, как собственное дитя.

Мэри вытерла глаза, с благодарностью приняв платок, протянутый ей Энтони, и едва слышно продолжала:

– Другой обет я дала твоей матери, когда навещала ее могилу.

– Верно, – печально улыбнулась Кет. – Я и сама не раз ходила с вами.

– Нет, милая. Это было еще до свадьбы. Я встала на колени перед ее надгробием и дала свой третий обет. Она была тебе хорошей матерью: так говорили все, и любой дурак мог видеть, как ты по ней тоскуешь. Поэтому я пообещала ей то же самое, что и тебе: быть хорошей матерью, любить и лелеять, как собственную плоть и кровь. – Она подняла голову, и Кейт увидела в прояснившихся глазах прямоту и искренность. – Мне хочется верить, что она спокойно спит в могиле. Вряд ли какая-нибудь мать может скончаться с миром, зная, что оставляет сиротой совсем маленького ребенка!

– О, Мэри, – прошептала Кейт.

Мэри грустно улыбнулась, прежде чем обратиться к Энтони.

– Вот почему, милорд, я раскаиваюсь. Мне следовало бы видеть, как она страдает.

– Но, Мэри, – запротестовала Кейт, – я и не хотела, чтобы вы видели. Пряталась в своей комнате. Под кроватью или в шкафу. Где угодно, лишь бы вы не узнали.

– Но почему, солнышко?

Кейт украдкой смахнула слезу со щеки.

– Понятия не имею. Наверное, не хотела волновать вас. А может, боялась показаться слабой.

– Ты всегда старалась быть сильной, – прошептала Мэри. – Даже когда была совсем крошечной.

Энтони сжал руку Кейт и взглянул на Мэри.

– Она сильная. И вы тоже. – Мэри долго смотрела на падчерицу, а потом продолжила: – Когда твоя мать умерла… понимаешь, меня там не было, но после свадьбы твой отец рассказал мне все. Он знал, что я уже любила тебя, и считал, что так я лучше пойму, как обращаться с тобой.

Твоя мать скончалась скоропостижно. По словам твоего отца, она заболела в четверг и умерла во вторник. Все это время лил дождь: одна из ужасных нескончаемых бурь, когда струи воды безжалостно бьют по земле, пока реки не выходят из берегов, а дороги становятся непроезжими. Он был уверен, что она выживет, если только прекратится дождь. Конечно, это глупое суеверие, но он каждый вечер, ложась спать, молился, чтобы завтра показалось солнце. Молился обо всем, что могло дать хотя бы крошечную надежду.

– О, папа, – тоскливо прошептала Кейт.

– А тебе, естественно, приходилось сидеть дома, что безмерно тебя раздражало. – Мэри задумчиво улыбнулась, очевидно, погрузившись в воспоминания. – Ты всегда любила бегать в саду. Отец рассказывал, что твоя мать каждый день выносила из дома колыбель и укачивала тебя на свежем воздухе.

– Я этого не знала, – прошептала Кейт.

– Ну разумеется, не знала. И в то время не понимала, как тяжело больна твоя мать. Тебя не пускали к ней, опасаясь, что ты можешь заразиться. Но ты, должно быть, почувствовала неладное. Недаром считается, что дети наделены необыкновенным чутьем. В ночь ее смерти разразился ужасный ливень с грозой. Раскаты грома оглушали, а молнии раскалывали небо… – Мэри помолчала и слегка наклонила голову набок. – Помнишь старое сучковатое дерево в дальнем саду, то самое, на которое вы с Эдвиной так любили взбираться?

– Расколотое надвое? – прошептала Кейт.

– Оно самое. Это случилось в ту ночь. Отец позже говорил, что более ужасающего звука он в жизни не слышал. Гром грохотал непрерывно, и молния расколола дерево в тот самый момент, когда очередной раскат сотряс землю. Полагаю, ты не смогла заснуть, Даже я помню ту бурю, хотя жила в соседнем графстве. Вряд ли кому-то удалось сомкнуть глаза в ту ночь! Твой отец сидел рядом с кроватью жены. Она умирала, и все это понимали. В своей скорби окружающие совершенно о тебе забыли. И хотя старались не пускать тебя в родительскую спальню, на этот раз всем было не до трехлетней малышки. Твой отец держал жену за руку, когда та отходила. Смерть ее не была мирной. Легочные болезни причиняют много страданий. Я знаю это, потому что моя мать умирала точно так же. Бедняжке не хватало воздуха. Она задыхалась у меня на глазах. – Мэри с трудом сглотнула, и покачала головой. – Но если моя мать умерла, когда мне было двадцать, – продолжала Мэри, – тебе только исполнилось три года. Негоже ребенку видеть подобные вещи. Тебя пытались увести, но ты не слушалась. Кусалась, царапалась, кричала. Кричала и кричала и потом… – Мэри поперхнулась и прижала к лицу платок Энтони. Прошло несколько секунд, прежде чем она снова обрела дар речи. – Твоя мать уже почти не дышала, – едва слышно добавила она. – И как раз в ту минуту, когда няне удалось потащить тебя к выходу, комнату осветила молния. Твой отец сказал… – Мэри снова замолчала. – Твой отец сказал, что случившееся потом было самым кошмарным испытанием в его жизни. Стало светло, как днем, и молния словно повисла в воздухе. А ты словно окаменела. Никогда не забуду, как он описывал тебя. Утверждал, что ты превратилась в маленькую статую…

В комнате воцарилась тишина. Наконец Кейт выдавила:

– Я не знала. Не знала, что все видела.

– Отец сказал, что, когда мать умерла, ты отказывалась об этом говорить, – пояснила Мэри. – Проспала едва ли не двое суток, а когда проснулась, выяснилось, что ты тоже заболела. Правда, болезнь протекала куда легче, и опасности для жизни не было. Ты неважно себя чувствовала и не упоминала о смерти матери. А когда выздоровела, отказалась об этом говорить. Отец, правда, пробовал, но каждый раз, когда упоминал об этом, ты трясла головой и затыкала уши. Наконец он отказался от попыток.

Мэри пристально взглянула на падчерицу.

– Он считал, что после этого ты немного повеселела. Он сделал то, что считал нужным для тебя.

Кейт покачала головой.

– Теперь мне гораздо лучше. Не могу объяснить почему. Я рада, что узнала причину своего страха, хотя в памяти ничего не осталось.

Мэри сдавленно всхлипнула и, сорвавшись со стула, с силой прижала к себе Кейт. Обе плакали.

Немного отстранившись от Мэри и взглянув на Энтони, Кейт заметила, что он тоже вытирает уголки глаз. Конечно, он немедленно отнял руку и принял безучастный вид, но Кейт все видела. И в этот момент поняла, что любит его. Любит всей душой.

А если он никогда не полюбит ее… что же, не стоит сожалеть об этом. Не сейчас, в этот проникновенный момент.

И возможно, никогда.


Глава 20


Интересно, заметил ли кто-нибудь, кроме автора, что последнее время мисс Эдвина Шеффилд выглядит очень рассеянной? Ходят слухи, что она отдала кому-то свое сердце, хотя никто не знает имени счастливчика.

Однако, судя по поведению мисс Шеффилд на балах, автор может смело предположить, что таинственного джентльмена в данный момент нет в столице. Мисс Шеффилд не выказала явного интереса ни к одному из остальных своих поклонников и даже отказывалась танцевать на балу у леди Моттрем в прошлую пятницу.

Неужели мисс Шеффилд встретила кого-то в деревне? Автору придется провести расследование, чтобы узнать правду.

    
«Светская хроника леди Уистлдаун». 13 июня 1814 года


– Знаешь, о чем я думаю? – спросила Кейт, сидя за туалетным столиком со щеткой для волос.

Энтони стоял у окна, опершись рукой о раму и глядя на улицу.

– М-м-м? – промычал он, слишком погруженный в собственные мысли, чтобы ответить связно.

– По-моему, – жизнерадостно продолжала она, – я больше не буду бояться гроз.

Энтони резко обернулся:

– В самом деле?

Она кивнула.

– Не знаю, почему мне так кажется. Интуиция, наверное.

– Интуиция, – ответил он голосом, звучавшим сухо и безразлично даже в его ушах, – редко обманывает нас.

– Почему-то я крайне оптимистично настроена, – объявила она, помахивая серебряной щеткой. – Всю жизнь этот кошмар преследовал меня. Я не говорила тебе… и никому, но каждый раз во время грозы превращалась в жалкое существо. И думала… не только думала, но и знала…

– Что именно, Кейт? – спросил он, страшась ответа, хотя сам не знал почему.

– Я тряслась и рыдала, – задумчиво протянула она, – в полной уверенности, что обязательно умру. Просто невозможно перенести такое и дожить до следующего дня.

Она мучительно поморщилась, не зная, как лучше объяснить то, что терзало ее все эти годы.

Но Энтони все равно понял. И кровь в его жилах превратилась в лед.

– Конечно, ты посчитаешь это ужасной глупостью, – смущенно потупилась Кейт. – Ты так рассудителен, так рационален, так практичен. Вряд ли ты одобришь подобные эмоции.

«Если бы она только знала…»

Энтони потер глаза, вдруг ощутив, что опьянел. Подковылял к стулу, надеясь, что она не заметит, как он спотыкается, и почти свалился на сиденье.

К счастью, ее внимание было приковано к различным флакончикам и безделушкам на туалетном столике. А может, она просто стыдилась взглянуть на мужа, боясь, что он посмеется над ее безрассудными страхами.

– Когда гроза кончалась, – продолжила она, уставясь в стол, – я понимала, как глупо себя вела и какую чушь воображала. В конце концов, я пережила немало гроз, и ни одна меня не убила. Но никакие здравые рассуждения не помогали. Ты понимаешь, о чем я?

Энтони попытался кивнуть, хотя вовсе не был уверен в том, что понимает жену.

– Когда начинался дождь, для меня переставало существовать все, кроме грозы и, разумеется, моего страха. Потом солнце выходило из-за туч, и я снова сознавала, что причин для страхов нет. Но при следующей грозе все начиналось сначала. И снова я понимала, что умру. Отчетливо понимала.

Энтони затошнило. Тело, казалось, больше ему не принадлежало. И язык словно отнялся. Он попытался что-то ответить, но не сумел.

– Честно говоря, – внезапно заявила Кейт, вскинув голову, – я только однажды почувствовала, что могу дожить до завтрашнего дня. И это было в библиотеке Обри-Холл. – Встав, она подошла к мужу, опустилась на колени и прижалась щекой к его колену. – С тобой.

Он механически поднял руку, чтобы погладить ее по голове, не сознавая при этом, что делает.

До этого разговора он и не предполагал, что Кейт тоже думает о собственной смерти. Большинство людей не задавались подобными вопросами, и это словно невидимой стеной отделяло Энтони от окружающих, словно он один понимал главную ужасную истину, о которой не подозревало остальное общество.

И хотя в Кейт предчувствие гибели было несколько иным, мимолетным, вызванным временным взрывом стихий, тогда как в нем оно присутствовало всегда и будет присутствовать до последнего дня, она в отличие от него победила гибельный инстинкт.

Кейт боролась с собственными демонами и сразила их.

И Энтони безумно ей завидовал.

Да, эту реакцию нельзя назвать благородной, и он прекрасно это сознавал. Да, Кейт ему небезразлична, и он счастлив, и рад, и взволнован и желает ей всего самого лучшего, и горд, что она задушила в себе страх перед грозой… и все же завидовал. Чертовски завидовал. Кейт победила.

А он, хоть и признавал существование собственных демонов и отказывался их бояться, сейчас оцепенел от ужаса. И все потому, что случилось то единственное, чего он клялся не допустить.

Он влюбился в собственную жену.

Влюбился в свою жену, и теперь мысль о смерти, о необходимости покинуть ее, сознание того, что их супружеская жизнь уместится в короткое стихотворение, а не в длинный и сладострастный роман, стало мучительной пыткой.

И он не знал, кого винить. Отца, за то, что умер молодым и оставил сына нести ужасное проклятие? Кейт, за то, что вошла в его жизнь и заставила бояться собственного конца?

Черт, да он бы обрушился на первого попавшегося прохожего, будь в этом хоть какой-то смысл.

Но правда заключалась в том, что никто не виноват, даже сам Энтони. Ему было бы куда легче, сумей он ткнуть в кого-то пальцем и заявить:

– Ты! Это ты всему причина.

Конечно, только незрелые юнцы пытаются свалить на кого-то вину за собственные беды, но время от времени каждый имеет право на ребяческие эмоции, не так ли?

– Я так счастлива, – выдохнула Кейт, поудобнее устроив голову на его коленях.

Энтони тоже хотел быть счастливым. Так страстно мечтал, чтобы все уладилось, чтобы в его жизни все было светло и безоблачно. Чтобы он мог восхищаться ее победами, не думая о собственных тревогах. Забыть об опасности. О будущем. Просто держать ее в объятиях, и…

Одним резким движением он встал и поднял Кейт.

– Энтони? – удивилась она.

Вместо ответа он поцеловал ее. Их губы встретились в страстном поцелуе и желании, туманившем мозг и властвовавшем над телами. Сейчас он не хотел думать. Вернее, хотел потерять способность мыслить. Ему было нужно это мгновение. Только это мгновение.

Лишь бы оно длилось вечно.

Подхватив жену на руки, он шагнул к постели и уложил на перину за секунду до того, как накрыть своим телом. Она была восхитительна: сильная и нежная, пожираемая тем же огнем, который бушевал в Энтони. Пусть Кейт не понимала, что именно пробудило в нем столь внезапную потребность, но чувствовала и отзывалась на нее.

Кейт уже переоделась в пеньюар, который легко распахнулся под его ловкими пальцами. Он должен был коснуться ее, ощутить, заверить себя, что она здесь, под ним, и сейчас будет принадлежать ему. На ней был шедевр модистки из нежно-голубого шелка, завязывавшийся на плечах и облегавший ее изгибы: наряд, предназначенный для превращения мужчин в жидкий огонь, и Энтони не был исключением.

Было нечто отчаянно эротичное в ощущении ее кожи сквозь шелк, и его руки неустанно шарили по ее телу, касаясь, сжимая, делая все, чтобы крепче привязать ее к нему.

Сумей он втянуть ее в себя, наверное, так и сделал бы, чтобы удержать навеки.

– Энтони! – охнула Кейт в тот короткий миг, когда он прерывал поцелуй. – Что с тобой?

– Я хочу тебя! – прорычал он, срывая с нее пеньюар. – И хочу сейчас!

Кейт широко раскрыла взволнованные глаза. Он сел, оседлав ее, опираясь на колени, чтобы не придавить своей тяжестью.

– Ты так прекрасна. Неотразима и великолепна.

Кейт просияла и сжала лицо мужа. Он поймал ее руку и поцеловал ладонь. Кейт блаженно вздохнула. Его пальцы нашли тонкие бретельки, завязанные бантиком. Стоило потянуть за кончик, и банты развязались. Шелковистая ткань соскользнула с груди. Энтони мгновенно потерял голову и сорвал сорочку, оставив Кейт совершенно обнаженной его пылающему взору.

Прерывисто застонав, он дернул за ворот рубашки. Пуговицы разлетелись в разные стороны. Еще несколько секунд – и к рубашке присоединились брюки. И когда с одеждой было покончено, он снова накрыл ее собой, разводя ноги мускулистым бедром.

– Не могу ждать, – хрипло признался он. – Прости, на этот раз я не подарю тебе наслаждения.

Кейт, обдавая лицо Энтони горячим дыханием, схватила его за бедра и направила в себя.

– Мне хорошо с тобой. Всегда. И я не хочу, чтобы ты ждал!

После этого им было не до слов. Энтони с торжествующим, гортанным криком пронзил ее одним длинным и мощным выпадом. Глаза Кейт округлились. Тихо, удивленно охнув, она приняла его и оказалась готова к вторжению. Более чем готова.

Лихорадочный ритм движений Энтони разжег огонь страсти, пожиравший ее, пока она не возжелала его с отчаянием, лишившим ее разума.

Сейчас в них не осталось ни нежности, ни мягкости, ни утонченности. Они были потными, разгоряченными и умиравшими от желания и вцепились друг в друга с такой силой, словно могли продлить этот миг бесконечно, всего лишь усилием воли. Но настал момент, когда оба забились в экстазе, бурном и ярком. Тела одновременно выгнулись, а с губ сорвались крики освобождения.

Позже, когда они лежали в объятиях друг друга, стараясь отдышаться, Кейт закрыла глаза и отдалась всепоглощающему сну.

В отличие от Энтони.

Он смотрел на спящую жену. Видел, как глазные яблоки иногда двигаются под опущенными веками. Наблюдал, как мерно вздымается ее грудь. Прислушивался к каждому вздоху. К каждому сонному бормотанию.

Существуют на свете воспоминания, которые мужчина жаждет сохранить в своем сердце. И это – одно из них.

Но когда он уверился, что Кейт крепко спит, она смешно фыркнула, прижалась к нему и медленно подняла ресницы.

– Ты не спишь? – хрипло пробормотала она.

– Нет, – шепнул он, гадая, не слишком ли сильно сжимает ее. Он не хотел отпускать ее. Никогда.

– Тебе нужно отдохнуть, – продолжала она. Энтони попытался закрыть глаза и не смог.

– Как хорошо… – зевнула она.

Он поцеловал ее в лоб и что-то согласно промычал. Кейт приподняла голову и поцеловала его в губы.

– Надеюсь, так будет всегда, – заключила она, снова зевнув: очевидно, сон одолевал ее. – Отныне и навеки.

Энтони окаменел.

Всегда.

Она не знает, что значит для него это слово. Пять лет? Шесть? Может, семь ли восемь.

Навеки.

Это слово для него не имеет смысла. Он просто не в состоянии его осознать.

И внезапно ему не стало хватать воздуха.

Одеяло превратилось в кирпичную стену, сомкнувшуюся над ним и грозящую раздавить.

Он должен выбраться отсюда. Должен уйти. Должен…

Энтони вскочил. По-прежнему задыхаясь, потянулся к одежде, разбросанной по полу, и стал продевать ноги в первые попавшиеся отверстия.

– Энтони!

Он резко вскинул голову. Кейт уже успела сесть. Даже в полутьме он видел в ее глазах боль и смущение.

– Ты здоров? – спросила она. Он коротко кивнул.

– В таком случае почему ты суешь ногу в рукав рубашки?

Он опустил голову и пробормотал ругательство, которое до сих пор не осмелился бы произнести при даме. Добавив еще несколько отборных проклятий, он смял в кулаке тонкую ткань, отбросил и натянул брюки.

– Куда ты? – встревожилась Кейт.

– Мне нужно уйти, – буркнул он.

– Сейчас?

Он не ответил. Не знал, что ответить.

– Энтони?!

Кейт сползла с кровати и потянулась к нему, но за миг до того, как ее пальцы коснулись его подбородка, он съежился и отпрянул, ударившись спиной о кроватный столбик. Он снова увидел в ее лице обиду и боль, но знал, что стоит ощутить ее нежное прикосновение – и он погиб навсегда.

– Черт побери! – взорвался он. – Где мои рубашки?

– В твоей гардеробной, – нервно напомнила она. – Там, где всегда.

Он почти выбежал в гардеробную, не в силах слышать ее голос. Что бы она ни говорила, в ушах звенело «всегда» и «навеки».

И это его убивало.

Когда он вышел из гардеробной в сюртуке и туфлях, Кейт в расстройстве бродила по комнате, теребя голубой пояс своего пеньюара.

– Мне нужно идти, – глухо повторил Энтони.

Кейт промолчала: именно то, чего он от нее, вроде бы хотел, но вместо этого не шевельнулся. Ожидал, пока она заговорит.

– Когда ты вернешься? – спросила Кейт наконец.

– Завтра.

– Это… хорошо.

Энтони кивнул.

– Я не могу находиться здесь! – выпалил он. – Мне нужно идти.

Кейт на миг зажмурилась.

– Да, – согласилась она трогательно жалким голосом. – Ты уже сказал.

И, не объяснив, куда идет, не оглянувшись, он направился к двери.

Кейт медленно подошла к кровати и уставилась на смятые простыни. Почему-то казалось неправильным ложиться в постель одной, натягивать на себя одеяло и сворачиваться клубочком. Она думала, что сейчас заплачет, но глаза оставались сухими. Поэтому она подошла к окну, раздвинула шторы и выглянула на улицу, изумив себя собственной тихой молитвой о грозе.

Энтони ушел и, хотя даже если вернется, все равно останется чужим. Сейчас ей нужна гроза. Необходимо доказать себе, что она может быть сильной. Ради себя самой.

Она не хотела оставаться в одиночестве, но что тут поделать? Энтони, похоже, полон решимости держаться от нее подальше. В его душе бушевали демоны, демоны, с которыми он, похоже, не осмелится сразиться в ее присутствии.

Но если ей предстоит остаться одной, даже рядом с мужем, тогда, Господи помоги ей, она будет одинокой и сильной.

Кейт прислонилась лбом к гладкому холодному стеклу.

Слабость еще никогда и никому не помогла.


Энтони не помнил, как, шатаясь, прошел к выходу. И немного пришел в себя, только споткнувшись на ступенях крыльца, скользких от легкого тумана, висевшего в воздухе. Он пересек мостовую, понятия не имея, куда идет, зная только, что нужно убраться как можно дальше. Но когда он ступил на тротуар, какой-то дьявол заставил его обернуться и устремить взгляд на окошко спальни.

Ему не стоило туда смотреть! Кейт должна была лежать в постели, или шторам полагалось быть задернутыми, или ему к этому моменту следовало быть на полпути к клубу.

Он увидел ее, и тупая боль в груди стала резче. Почти невыносимой. Кто-то неумолимый только сейчас располосовал его сердце, и в нем росло неприятное сознание того, что рука, державшая кинжал, принадлежала ему самому.

Он наблюдал ее с минуту… а может, прошел час. Вряд ли Кейт видела мужа: судя по ее позе, она не замечает его присутствия. Кейт стояла слишком далеко, чтобы увидеть ее лицо, но ему казалось, что ее глаза закрыты.

Наверное, надеется, что гроза не начнется…

Энтони поднял голову и посмотрел в небо. Кейт вряд ли повезет. Туман уже конденсировался в капли влаги на его лице, и казалось, набухшие облака вот-вот разразятся ливнем.

Энтони понимал, что следует как можно скорее уйти отсюда, но какая-то невидимая цепь словно приковала его к месту. Даже после того как Кейт отошла от окна, он остался стоять, глядя на дом. Потребность вернуться была почти неодолима. Он хотел вбежать в дом, упасть перед женой на колени и молить о прощении. Хотел подхватить ее на руки и любить, пока первые рассветные лучи не проникнут в комнату.

Но он знал, что не может сделать ничего подобного.

Или не хочет…

Он запутался так, что сам не понимал, что ему нужно.

Простояв на холодном ветру почти час, дождавшись, пока начнется дождь, Энтони наконец зашагал, сам не зная, куда, не чувствуя, как замерз, не замечая дождя, с поразительной силой хлеставшего по тротуару.

Он словно лишился способности чувствовать…


Глава 21


В обществе шепчутся, что лорд и леди Бриджертон были вынуждены пожениться. Но это неправда. Автор отказывается верить, что это не брак по любви.

    
«Светская хроника леди Уистлдаун». 15 июня 1814 года


Кейт смотрела на пристенный столик, где стоял поднос с завтраком, и размышляла, может ли быть такое, когда умираешь от голода и одновременно напрочь лишен аппетита. Желудок громко урчал, требуя еды, и немедленно, и все же каждое блюдо, от яиц до лепешек, от копченой сельди до жареной свинины, вызывало тошноту.

Обреченно вздохнув, она потянулась к треугольнику тоста, и взяв чашку с чаем, опустилась на стул.

Прошлой ночью Энтони так и не вернулся.

Кейт заставила себя проглотить кусочек тоста. Она надеялась, что муж по крайней мере появится домой утром. Она и без того медлила с завтраком, – было уже почти одиннадцать утра, а Кейт обычно ела в девять, – но муж по-прежнему отсутствовал.

– Леди Бриджертон?

Кейт, которую так грубо вернули к действительности, вздрогнула и подняла голову. Рядом стоял лакей с маленьким кремовым конвертом в руках.

– Это принесли для вас несколько минут назад, – сообщил он.

Кейт поблагодарила лакея и взяла конверт, запечатанный аккуратной капелькой розового воска. Поднеся его к глазам, она разобрала инициалы «Э.О.Б.». Кто-то из родных Энтони? «Э» – скорее всего Элоиза, поскольку все Бриджертоны именуются в алфавитном порядке.

Кейт осторожно сломала печать. Из конверта выскользнул аккуратно сложенный листок бумаги.

«Кейт, Энтони у нас. Выглядит ужасно. Конечно, это не мое дело, но я подумала, что вам следует знать.

Элоиза».

Кейт перечитала записку, отодвинула стул и встала. Пора нанести визит в Бриджертон-Хаус.

К удивлению Кейт, дверь открыл не дворецкий, а Элоиза.

– Быстро вы! – воскликнула она.

Кейт оглядела холл, почти ожидая, что на нее сейчас набросится еще парочка Бриджертонов.

– Вы ждали меня? Элоиза кивнула.

– И вам совсем ни к чему стучать в дверь. Бриджсртон-Хаус принадлежит Энтони, а вы его жена.

Кейт слабо улыбнулась. Сегодня она почти не чувствовала себя женой хозяина дома.

– Надеюсь, вы не считаете меня безнадежной сплетницей, вечно готовой сунуть нос, куда ее не просят, – продолжала Элоиза и, взяв Кейт под руку, повела в гостиную. – Но Энтони действительно не в себе, и, подозреваю, вы не знали, где он.

– Почему вы так думаете? – вырвалось у Кейт.

– Видите ли, он из кожи вон лез, чтобы мы не узнали о его приезде.

Кейт с подозрением уставилась на золовку.

– То есть как?!

У Элоизы хватило совести покраснеть.

– Понимаете, я единственная знаю, что он здесь, и только потому, что шпионила за ним. По-моему, даже матушка ни о чем не догадывается.

Кейт потрясенно захлопала глазами:

– Вы шпионили за нами?

– Нет, разумеется, нет! Но сегодня я встала очень рано и, услышав, как хлопнула входная дверь, спустилась вниз, узнать, в чем дело. Вот и заметила свет под дверью его кабинета.

– Откуда же вы знаете, что он выглядит ужасно?

Элоиза пожала плечами.

– Сообразила, что он рано или поздно выйдет поесть или облегчиться, поэтому прождала на ступеньках час или дольше…

– Или дольше? – переспросила Кейт.

– Вернее, три часа. На самом деле это не так уж долго, когда задашься целью, и, кроме того, я захватила с собой книгу.

Кейт с невольным восхищением покачала головой:

– Когда он вернулся домой?

– Около четырех.

– А что делали вы среди ночи?

Элоиза снова пожала плечами:

– Бессонница. Со мной это часто бывает. Поэтому я спустилась вниз взять книгу из библиотеки. Наконец около семи… полагаю, было около семи, поэтому я ждала меньше трех часов…

У Кейт голова пошла кругом.

– …он вышел из кабинета. Но не направился в комнату для завтраков. Поэтому я заключила, что причина его появления немного иная. Минуты через две он снова скрылся в кабинете. Где и пребывает до этого момента, – торжественно закончила Элоиза.

Кейт добрых две минуты не сводила с нее глаз.

– Вы никогда не подумывали предложить свои услуги министерству обороны?

Элоиза расплылась в улыбке. В этот момент она так походила на Энтони, что Кейт едва не заплакала.

– В качестве шпиона? – осведомилась девушка.

– Именно.

– Не считаете, что я бы сделала блестящую карьеру?

– Сказочную.

Элоиза порывисто обняла Кейт:

– Я так рада, что вы вышли замуж за моего брата! А теперь идите и узнайте, что произошло.

Кейт кивнула, распрямила плечи и шагнула к двери кабинета. Но тут же остановилась и ткнула пальцем в Элоизу:

– Надеюсь, вы не будете подслушивать под дверью!

– Мне такое и в голову бы не пришло, – поклялась она.

– Элоиза, я серьезно!

Элоиза вздохнула:

– Мне все равно пора спать. Я всю ночь провела на ногах.

Кейт подождала, пока золовка поднимется наверх, после чего направилась к кабинету. Сжала дверную ручку, прошептала: «Только откройся», и повернула. К ее невероятному облегчению, дверь не была заперта.

– Энтони! – окликнула она мягко и нерешительно. Звук собственного голоса показался ей неприятным. Она не привыкла быть мягкой и нерешительной.

Не получив ответа, Кейт переступила порог. Шторы были сдвинуты, и тяжелый бархат почти не пропускал света. Кейт продолжала оглядывать комнату, пока не увидела мужа. Тот спал, сидя за письменным столом.

Кейт бесшумно подступила к окнам и немного раздвинула шторы, не желая, чтобы яркий свет ослепил Энтони, когда он проснется, но и не собираясь вести столь важный разговор в темноте. Вернувшись к столу, она осторожно тряхнула мужа за плечо.

– Энтони! – прошептала она. – Энтони!

Вместо ответа он всхрапнул. Нетерпеливо нахмурившись, она тряхнула его немного сильнее.

– Энтони! Энтони, проснись!

Он что-то несвязно пробормотал, открыл глаза и выпрямился.

Кейт подождала, пока он окончательно очнется и посмотрит на нее.

– Кейт! – хрипло буркнул он, дыша на нее перегаром. – Что ты здесь делаешь?

– Нет, что ты здесь делаешь? – парировала она. – До сих пор я думала, что мы живем в миле отсюда.

– Не хотел тебя беспокоить, – промямлил он.

Кейт ни на секунду не поверила мужу, но решила не спорить и вместо этого прямо спросила:

– Почему ты ушел вчера ночью?

Последовало долгое молчание.

– Это сложно объяснить, – ответил наконец Энтони с усталым вздохом.

Кулаки Кейт сами собой сжались.

– Я достаточно сообразительна, – сообщила она намеренно ровным голосом. – И обычно в состоянии понять сложные ситуации.

Энтони, очевидно, остался недоволен ее сарказмом.

– Мне не хочется вдаваться в подробности.

– А когда захочется?

– Поезжай домой, Кейт, – тихо попросил он.

– А ты? Не собираешься поехать со мной?

Энтони с едва слышным стоном взъерошил волосы. Иисусе, она вцепилась в него, как бульдог в кость. Голова его раскалывалась, во рту был металлический вкус, и все, что ему сейчас нужно, – плеснуть водой в лицо, почистить зубы… а жена, дай ей волю, начнет его пытать…

– Энтони? – упорствовала она. С него достаточно!

Он вскочил так внезапно, что стул отлетел и с треском свалился на пол.

– Немедленно прекрати расспросы, – процедил он. Губы Кейт упрямо сжались. Но глаза… Металлический вкус во рту сменился горьким. Сознание собственной вины едва не прикончило его.

Потому что в ее глазах плескалась боль.

А мука, терзавшая его сердце, стала невыносимой.

Он не готов. Пока не готов. И не знал, что с ней делать. Не знал, что делать с собой. Всю жизнь… по крайней мере с тех пор, как умер отец, он мирился с некоторыми истинами. Истинами, для него непреложными. Но Кейт ворвалась в его мир и перевернула его.

Он не хотел ее любить. Черт, да он вообще не хотел никого любить. Любовь – единственное, что заставляло его бояться собственной смертности. А как насчет Кейт? Он обещал любить и защищать ее. Как можно выполнить обет, если ему придется ее покинуть? Нельзя же поведать ей о своем странном убеждении? Мало того, что она посчитает его безумным. Он бросит ее в пропасть той же боли и страха, которые терзали его. Пусть лучше живет в блаженном неведении.

Или лучше, если бы она вообще его не любила?

Энтони не знал ответа. Ему необходимо время. И он не мог сосредоточиться, когда она стоит рядом и не сводит с него полных боли глаз… И…

– Уходи, – выдавил он. – Просто уходи.

– Нет, – ответила она со спокойной решимостью, заставившей Энтони полюбить ее еще сильнее. – Не уйду, пока не скажешь, что тебя беспокоит.

Он подошел к ней и взял за руку.

– Я не могу быть сейчас с тобой, – прохрипел он, избегая ее взгляда. – Завтра. Мы увидимся завтра. Или послезавтра.

– Энтони…

– Я должен все обдумать.

– Что именно? – вскричала она.

– Прошу, не усложняй все еще больше…

– Разве возможно усложнить то, о чем я понятия не имею? – не сдавалась Кейт.

– Мне нужно всего несколько дней, – пробормотал он. – Всего несколько дней, чтобы поразмыслить.

Понять, что ему делать. Как он собирается прожить остаток дней своих.

Но она повернулась лицом к нему и коснулась щеки с нежностью, от которой заныло сердце.

– Энтони, – прошептала она, – пожалуйста… Он не сумел ничего ответить. Не издал ни звука.

Ее ладонь легла ему на затылок. Она притягивала его к себе с неумолимой силой… ближе… ближе, и он не смог с собой совладать. Потому что хотел ее, хотел безумно, хотел ощутить тепло ее тела, чуть солоноватый вкус кожи. Хотел вдыхать ее аромат, дотрагиваться, слушать вздохи и стоны, когда он ее ласкает…

Она коснулась его губ губами, мягкими и требовательными. Ее язык пощекотал уголок его рта. Как легко потеряться в ней, опуститься на ковер и…

– Нет! – вырвалось у него, и ей-богу, он понятия не имел, что так выйдет. – Нет! – повторил он, оттолкнув ее. – Не сейчас.

– Но…

Он не достоин ее. Еще не достоин… пока не поймет, как собирается прожить последние годы жизни. И если это означает необходимость лишить себя того единственного, что может принести ему спасение – так тому и быть.

– Иди, – приказал он чуть резче, чем намеревался. – Иди! Увидимся позже.

На этот раз Кейт повиновалась и, не оглядываясь, вышла.

А Энтони, только сейчас научившийся любить, понял, что чувствует человек, когда умирает его душа.

К утру следующего дня Энтони был безнадежно пьян. К полудню он мучился похмельем. В висках стучало, в ушах звенело, а братья, пораженные тем необычайным обстоятельством, что обнаружили главу семьи в клубе, да еще в таком состоянии, слишком громко переговаривались.

Энтони зажал ладонями уши и застонал. Все переговаривались слишком громко!

Он приподнял тяжелую голову и злобно уставился на братьев.

– Кейт вышибла тебя из дома? – осведомился Колин, схватив грецкий орех с большого оловянного блюда, украшавшего стол, и раскалывая его с поистине оглушительным треском.

Бенедикт наблюдал за братом с поднятыми бровями и ехидной ухмылочкой:

– Она определенно вышибла его из дома, – сообщил он Колину. – Подай-ка мне орех, если нетрудно.

Колин бросил брату орех.

– Щипцы тоже нужны?

Бенедикт покачал головой. И, продолжая ухмыляться, поднял толстую книгу в кожаном переплете.

– Обожаю раскалывать орехи этим.

– Не смей, – выдавил Энтони, пытаясь схватить книгу, – не смей даже помыслить об этом.

– Похоже, сегодня у тебя особо чувствительный слух, не так ли?

Будь у Энтони под рукой пистолет, пристрелил бы обоих, и даже перспектива лишнего шума его не пугала.

– Можно дать тебе совет? – спросил Колин, энергично жуя орех.

– Нельзя! – отрезал Энтони.

Колин жевал с открытым ртом. Поскольку подобные вещи были строго запрещены в их доме, оставалось предположить, что Колин намеренно громко чавкает, дабы причинить брату как можно больше неприятностей.

– Закрой свой чертов рот, – велел он.

Колин проглотил орех, причмокнул и громко потянул чай из чашки.

– Что бы ты ни наделал, лучше извиниться. Я знаю тебя и знаю Кейт, и зная то, что знаю…

– Какого дьявола он несет? – проворчал Энтони.

– По-моему, – вмешался Бенедикт, развалившись на стуле, – он пытается объяснить, что ты осел.

– Именно! – воскликнул Колин. Энтони устало качнул головой.

– Все куда сложнее, чем вы воображаете.

– Так всегда бывает, – высказался Бенедикт с чистосердечием, таким фальшивым, что человек неопытный вполне Мог бы принять его за искренность.

– Когда вы, парочка идиотов, найдете женщин, достаточно наивных, чтобы выйти за вас, можете набраться наглости давать мне советы. А пока… заткнитесь!

Колин уставился на Бенедикта:

– Думаешь, он злится?

Бенедикт дернул бровью:

– Либо злится, либо пьян.

Колин покачал головой:

– Не пьян. Успел протрезветь. И явно страдает от похмелья.

– Этим и объясняется, – с философским кивком заключил Бенедикт, – почему он так взбесился.

Энтони с силой прижал пальцы к вискам.

– Боже милосердный, – охнул он, – что вы попросите за то, чтобы оставить меня в покое?

– Поезжай домой, Энтони, – ответил Бенедикт, на удивление мягко.

Энтони закрыл глаза и шумно выдохнул. Он и сам мечтал только об этом. Но не знал, что скажет Кейт, и, что всего важнее, понятия не имел, что почувствует, оказавшись дома.

– Да, – согласился Колин, – поезжай домой и скажи, что любишь ее. Что может быть проще?

И внезапно все действительно стало простым и ясным. Нужно сказать Кейт о своей любви. Сейчас. Сегодня. Сделать все, чтобы она знала. И в эту секунду он поклялся провести каждую минуту своей безнадежно короткой жизни, доказывая ей свою любовь.

Уже слишком поздно что-то менять. Он всячески пытался не влюбиться в свою жену, но ничего не получилось. И поскольку вряд ли он способен ее разлюбить, значит, приходится примириться с неизбежным. Все равно его будут терзать предчувствия собственной смерти независимо от того, признается ли он Кейт в любви. И все отведенные ему годы он проживет в радости, если станет открыто и честно любить собственную жену.

Он твердо уверен, что и она к нему неравнодушна. И конечно, будет рада слышать, что он отвечает на ее чувства. А когда мужчина любит женщину, любит всем сердцем и душой, разве не его долг и обязанность сделать ее счастливой?

Но Энтони не расскажет ей о своих предчувствиях. Какой смысл? Пусть он один страдает от сознания того, что срок, отведенный ему и Кейт, не слишком велик. Но зачем мучиться ей? Лучше пусть испытает внезапную и острую боль от его безвременной кончины, чем заранее терзаться все эти годы.

Он скоро умрет. Но ведь умереть суждено каждому. Просто он отправится на тот свет раньше, чем остальные. Но, ей-богу, он насладится своими последними годами пребывания на земле. Насладится каждой частицей своего существа. Конечно, лучше бы не влюбляться, но теперь, когда это случилось, он не собирается прятаться от любви!

Все очень просто. Его мир – это Кейт. Если он попытается отрицать это, лучше сразу перестать дышать.

– Мне нужно идти! – выпалил он, вставая так неожиданно, что ударился бедром о край стола. Ореховая скорлупа разлетелась по столешнице.

– Я так и подумал, – кивнул Колин.

– Иди, – улыбнулся Бенедикт.

Похоже, его братья куда сообразительнее, чем кажется с первого взгляда!

– Поговорим с тобой через неделю-другую? – спросил Колин.

Энтони невольно улыбнулся. Последние две недели он каждый день встречался с братьями в клубе. Невинный вопрос Колина означал одно: всем ясно, что Энтони безумно любит жену и следующую неделю намеревается доказывать ей это. И что его новая семья так же важна для него, как и та, в которой он родился.

– Две недели! – отрезал Энтони, рывком натягивая пальто. – Может, три.

Братья переглянулись и дружно фыркнули.

Когда Энтони, задыхаясь и перескакивая через две ступеньки, ворвался в дом, оказалось, что Кейт отсутствует.

– Куда она поехала? – спросил он дворецкого. Как глупо! Он даже не подумал, что она может куда-то отправиться.

– На прогулку в парк, милорд, – пояснил дворецкий. – С мисс Эдвиной и мистером Бэгуэллом.

– Поклонник Эдвины, – пробормотал Энтони себе под нос. Черт! Конечно, он рад за свояченицу, однако та выбрала чертовски неподходящее время! Он только что принял судьбоносное решение, касающееся жены. Было бы неплохо, окажись она на месте.

– Они взяли с собой и это создание, – передернувшись, добавил дворецкий, так и не сумевший пережить то, что считал вторжением корги в его дом.

– Значит, Ньютон тоже поехал? – уточнил Энтони.

– Полагаю, через час-другой они вернутся.

Энтони раздраженно постукивал носком сапога о мраморный пол. Он не желал ждать целый час. Черт, да он и минуты не желает ждать!

– Я сам их найду, – бросил он. – Это не так уж трудно.

Дворецкий кивнул и, открыв дверь, показал на маленький экипаж, в котором приехал Энтони.

– Вам понадобится другая коляска, милорд?

Энтони покачал головой.

– Я поеду верхом. Так выйдет быстрее.

– Хорошо, милорд, – с поклоном ответил дворецкий. – Сейчас прикажу оседлать коня.

Минуты две Энтони наблюдал, как дворецкий медленно и величаво направляется в глубь дома, прежде чем нетерпеливо воскликнуть:

– Я сам обо всем позабочусь!

Не успел дворецкий оглянуться, как хозяин исчез.

Энтони добрался до Гайд-парка в самом веселом настроении. Скорее бы найти жену, схватить ее в объятия и признаться в любви! Он истово надеялся, что она ответит столь же нежными словами. Наверное, так оно и будет: он видел любовь в ее глазах и не мог ошибиться. Может, она просто ожидала, пока он все скажет первым. В этом случае ее трудно винить: перед самой свадьбой он взял на себя труд предупредить, что их брак не будет союзом по любви.

Каким же идиотом он был!

Оказавшись в парке, он решил сразу же ехать на Роттен-роу. Сейчас там должно быть многолюдно. Самое подходящее место для парочки влюбленных и их компаньонки. Вряд ли Кейт выберет более уединенное место.

Энтони пустил коня в галоп, хотя парк не место для скачек. При этом он честно старался игнорировать приветственные оклики как других всадников, так и пешеходов. И когда он уже посчитал, что близок к цели, послышался хоть и дребезжащий, но весьма повелительный женский голос:

– Бриджертон! Послушайте, Бриджертон! Да остановитесь же, когда с вами говорят!

Виконт, застонав, обернулся. Леди Данбери. Огнедышащий дракон, наводящий страх и ужас на светское общество. И проигнорировать ее невозможно! Интересно, сколько ей лет? Шестьдесят? Семьдесят? Но независимо от возраста она была одной из сил природы, а разве можно не обращать внимания на силы природы?

– Леди Данбери, – пробормотал он, натягивая поводья и пытаясь не выглядеть слишком уж раздраженным. – Как приятно видеть вас.

– Добрый день, мальчик, – улыбнулась она. – Вид у вас такой, словно вместо виски вы приняли яд! Взбодритесь!

Энтони жалко улыбнулся.

– Где ваша жена?

– Я как раз ищу ее, – пояснил он. – Вернее, искал.

Леди Данбери была слишком проницательна, чтобы не заметить намека. Поэтому он решил, что старуха, должно быть, намеренно пропустила его слова мимо ушей.

– Мне нравится ваша жена, – неожиданно изрекла она.

– Мне тоже, леди Данбери.

– Никогда не понимала, почему вы так рвались ухаживать за ее сестрой. Милая девушка, но вовсе не для вас.

Она закатила глаза и негодующе фыркнула:

– Мир был бы куда более счастливым местом, если бы люди просто слушались меня, прежде чем идти к алтарю. Я могла бы за неделю сосватать весь брачный рынок.

– О, в этом я уверен.

Старуха подозрительно прищурилась:

– Вы издеваетесь надо мной?

– Мне это в голову не приходило, – искренне ответил Энтони.

– Прекрасно. Вы всегда казались человеком здравомыслящим. Я…

Она вдруг разинула рот и показала куда-то в сторону.

– Что это, черт возьми?

Энтони попытался определить, куда направлен перепуганный взгляд леди Данбери, и увидел открытую коляску. Впряженные в нее лошади явно испугались и понесли: коляска вихлялась из стороны в сторону и кое-как удерживалась на двух задних колесах. Энтони находился слишком далеко, чтобы видеть лица пассажиров, но услышал визг и громкий лай собаки.

Кровь Энтони превратилась в лед.

В экипаже была его жена!

Не потрудившись попрощаться с леди Данбери, он пришпорил лошадь и поскакал вперед. Что он будет делать, когда доберется до коляски? Перехватит поводья у злосчастного кучера? Может, ему удастся спасти седоков.

Но он не может хладнокровно дожидаться, когда коляска разобьется у него на глазах.

Однако именно это и произошло.

Энтони был на полпути к раскачивающемуся экипажу, когда он съехал с дорожки, наткнулся на большой булыжник и, потеряв равновесие, повалился на бок.

Охваченному смертельным страхом Энтони оставалось смотреть, как жена погибает у него на глазах.


Глава 22


Вопреки общепринятому мнению автор вполне отчетливо сознает, что ее считают циничной.

Но это, дорогой читатель, крайне далеко от правды. Автор просто обожает хеппи-энд. И если кто-то посчитает ее романтической дурочкой, что поделать: пусть так и будет.

    
«Светская хроника леди Уистлдаун». 15 июня 1814 года


К тому времени как Энтони добрался до перевернутого экипажа, Эдвина умудрилась выползти из-под обломков и пыталась открыть перекосившуюся дверцу. Рукав платья был разорван, грязный подол висел лохмотьями, но она, ничего не замечая, продолжала лихорадочно дергать за ручку двери. У ее ног подпрыгивал Ньютон, заливаясь тревожным лаем.

– Что случилось? – резко спросил Энтони, спрыгнув на землю.

– Не знаю, – выдохнула Эдвина, вытирая непрерывно текущие слезы и размазывая грязь по лицу. – Наверное, мистер Бэгуэлл не очень хорошо умеет управлять лошадьми, а потом Ньютон вырвался, и… и не знаю, что было дальше. Минуту назад мы спокойно ехали по дорожке. А потом…

– Где Бэгуэлл?!

Эдвина показала куда-то в сторону.

– Его выбросило из коляски. Ударился головой. Но с ним все обойдется. А вот Кейт?

– Что с Кейт?!

Энтони упал на колени и всмотрелся в хаос обломков. Правая сторона экипажа была напрочь смята.

– Где она?

Эдвина съежилась и едва слышно прошептала:

– Она… ее придавило коляской.

В этот момент Энтони ощутил вкус смерти, горький, металлический, отвратительный. Он клещами сжат горло, выдавливая остатки воздуха из легких.

Энтони принялся расшвыривать обломки. Нужно выломать дверцу и расширить дыру. Все выглядело не так плохо, как ему показалось в момент катастрофы, но сердце никак не хотело успокаиваться.

– Кейт! – закричал он, пытаясь выглядеть спокойным и безмятежным. – Кейт, ты меня слышишь?!

Но в ответ слышалось только ржание обезумевших лошадей. Дьявол! Нужно их распрячь, прежде чем они потащат дальше перевернутый экипаж, а уж потом попытаться разбросать обломки.

– Эдвина! – окликнул Энтони. Эдвина немедленно подбежала к нему:

– Что мне делать?

– Вы умеете распрягать лошадей?

Она кивнула:

– Я почти никогда этого не делала, но справлюсь. Энтони кивком показал в сторону зевак, уже собравшихся на дорожке:

– Попросите кого-нибудь помочь вам.

Эдвина снова кивнула и поспешно принялась на работу.

– Кейт! – снова закричал Энтони. Он ничего не видел: все загораживало сорванное сиденье. – Ты меня слышишь?

Молчание.

– Попробуйте открыть дверь! – задыхаясь, выкрикнула Эдвина.

Энтони вскочил и что было сил дернул за дверь. Она слетела с петель. Отверстие оказалось достаточно большим, чтобы влезть в него до пояса.

– Кейт! – позвал он, стараясь не замечать панических ноток в своем голосе. Даже звук дыхания казался слишком громким и словно отдавался эхом в тесном пространстве, напоминая Энтони, что он не слышит тех же звуков от Кейт.

И только осторожно отодвинув сиденье, он увидел ее. Она была ужасающе неподвижна, но крови, кажется, не было, да и голова не лежала под неестественным углом.

Это хороший признак. Он не слишком разбирался в медицине, но отчаянно надеялся, что Кейт жива.

– Ты не можешь умереть, Кейт, – шептал он, дрожащими руками разгребая обломки и стараясь расширить отверстие настолько, чтобы вытащить ее. – Слышишь? Ты не можешь умереть.

Острая щепка вонзилась в тыльную сторону его руки. Но Энтони, не обращая внимания на поползшую по руке струйку крови, стал дергать сломанную перекладину.

– Попробуй только не дышать! – предупредил он дрожащим, больше похожим на всхлипы голосом. – Умереть должна вовсе не ты! Только не ты! Твой час еще не настал! Ты меня понимаешь?

Он оторвал еще какой-то обломок и потянулся вперед, чтобы легонько сжать ее запястье. Пальцы нашли пульс, бившийся довольно ровно. Но он так и не мог понять, истекает ли она кровью, а может, сломала спину, или ударилась головой, или…

Энтони задохнулся. На свете есть столько способов умереть! Если пчела способна убить человека в полном расцвете сил, перевернувшийся экипаж может похитить жизнь хрупкой женщины.

Энтони схватил последний обломок, преграждавший путь к любимой, и потянул. Но ничего не вышло.

– Не делай этого со мной, – бормотал он. – Не сейчас. Она должна жить. Слышишь меня? Она должна жить!

Он смутно ощутил влагу на щеках и сообразил, что это, должно быть, слезы.

– Всегда предполагалась, что на ее месте должен быть я!

И когда он приготовился в очередной раз дернуть за проклятый обломок, Кейт вцепилась ему в руку и открыла глаза, ясные и немигающие.

– О чем это ты толкуешь, черт возьми? – спокойно и вразумительно осведомилась она.

Облегчение, нахлынувшее на него, было почти болезненным.

– К-как ты? – запинаясь, пробормотал он.

– Все будет хорошо, – заверила Кейт, поморщившись. Энтони чуть помедлил с ответом, обдумывая ее слова.

– Но сейчас с тобой все в порядке?

Кейт тихо кашлянула, и ему показалось, что она прикусила губу от боли.

– Что-то неладное с ногой, – призналась она, – но крови, по-моему, нет.

– Что ты чувствуешь? Слабость? Голова кружится?

– Нет. Только боль. Что ты здесь делаешь?

Энтони улыбнулся сквозь слезы:

– Я хотел найти тебя.

– Правда? – прошептала она.

Энтони кивнул:

– Я приехал… то есть я понял…

Энтони поежился. Он никогда не думал, что наступит день, когда он скажет женщине эти слова, слова, так заполнившие его сердце, что теперь почти невозможно выдавить их наружу.

– Я люблю тебя, Кейт, – выдавил он. – И хотя не сразу понял, как отношусь к тебе, но это так и есть, и я должен был сказать все. Сегодня.

Ее губы дрогнули в нерешительной улыбке. Показав подбородком на свое неподвижное тело, она резонно заметила:

– И выбрал для этого самый подходящий момент!

Поразительно, но он осознал, что тоже улыбается.

– Кажется, ты почти рада, что я так долго ждал? Признайся я во всем сразу, не приехал бы сегодня в парк.

Кейт показала ему язык, что, учитывая обстоятельства, в сто раз усилило его любовь к ней.

– Только вытащи меня, – попросила она.

– А ты скажешь, что любишь меня? – поддразнил он. Кейт ослепительно улыбнулась и кивнула.

Конечно, это было ничем не хуже признания, и пусть он никак не мог пробраться внутрь экипажа, пусть Кейт застряла в перевернувшемся экипаже и нога ее была, возможно, сломана, Энтони вдруг охватило поразительное ощущение довольства и покоя.

Он вдруг понял, что не чувствовал ничего подобного почти двенадцать лет с того дня, как вошел в спальню родителей и увидел, что отец лежит на постели холодный и неподвижный.

– Сейчас я тебя вытащу, – пообещал он, подсовывая руки ей под спину. – Боюсь, тебе будет больно, но ничего не поделаешь.

– Нога и без того ужасно ноет, – храбро улыбнулась Кейт. – Я хочу поскорее выбраться.

Энтони серьезно кивнул и попытался вытянуть Кейт из-под обломков.

– Ну как? – спросил он. Сердце переставало биться каждый раз, когда она морщилась от боли.

– Все хорошо, – охнула Кейт, но было видно, что она попросту храбрится.

– Нужно перевернуть тебя, – объявил он, разглядывая острый кусок дерева, свисавший сверху. Только бы он не упал. Да и трудно вытащить ее так, чтобы чертов обломок ее не задел. Даже если она порвет одежду… пропади все пропадом. Он купит ей сотню новых платьев, если она пообещает никогда не садиться в экипаж, которым будет управлять кто-то, кроме него! Ему невыносима мысль о ссадинах на ее нежной коже! Она и без того вынесла достаточно. С нее хватит!

– Придется вытаскивать тебя головой вперед, – сообщил он. – Как по-твоему, сумеешь протиснуться под этим обломком? Приподнимись немного, так, чтобы я смог подхватить тебя подмышки.

Кейт что-то согласно пробормотала и, стиснув зубы, стала невыносимо медленно поворачиваться. Приподнялась на руках и шевельнула бедрами.

– Ну вот, достаточно, – решил Энтони. – Теперь я собираюсь…

– Быстрее! – выдавила Кейт. – Только побыстрее. Без всяких объяснений.

– Договорились, – откликнулся он, поспешно отодвигаясь, пока его колени не коснулись травы. Мысленно посчитал до трех и потянул жену к отверстию. Но тут же замер, услышав душераздирающий вопль Кейт. Не будь Энтони так убежден, что умрет в течение следующих девяти лет, мог бы поклясться, что постарел на целых десять.

– Тебе плохо? – ахнул он.

– Все в порядке, – настаивала Кейт, хотя дышала тяжело, проталкивая воздух сквозь сомкнутые губы, а лицо словно осунулось от боли.

– Что случилось? – донесся до него женский голос. Оказалось, что Эдвина уже успела распрячь лошадей и прибежала на помощь. – Я слышала голос Кейт.

– Эдвина? – спросила Кейт, изгибая шею, чтобы лучше видеть. – С тобой ничего не случилось? – Она нетерпеливо дернула мужа за рукав. – Эдвина здорова? Ей больно? Нужен доктор?

– Эдвина совершенно здорова! – отрезал Энтони. – Это тебе нужен доктор.

– А мистер Бэгуэлл?

– Что с Бэгуэллом? – обретался Энтони к Эдвине, даже не глядя на нее. Ему еще предстояло благополучно вытащить Кейт из-под рухнувшего экипажа.

– Шишка на затылке. Но он твердо стоит на ногах.

– Ничего страшного. Чем я могу помочь? – встревоженно спросил подошедший молодой человек.

Энтони почему-то чувствовал, что вина лежит не только на Ньютоне, но и на поклоннике Эдвины, тем более что именно последний управлял лошадьми. Поэтому лорд Бриджертон отнюдь не испытывал ни жалости, ни милосердия по отношению к мистеру Бэгуэллу.

– Я дам вам знать, – резко бросил он, прежде чем обернуться к Кейт.

– Бэгуэлл совершенно здоров.

– Как это я забыла справиться о них?

– Уверен, что, учитывая обстоятельства, тебе простят этот промах, – заверил Энтони, снова отодвигаясь назад так, что в отверстии остались голова и руки. Теперь Кейт лежала почти у самого выхода. Еще одна, несомненно болезненная попытка, и она окажется на свободе.

– Эдвина! Эдвина! – окликнула Кейт. – Ты уверена, что не покалечилась?

Эдвина просунула голову в отверстие.

– Со мной все хорошо, – заверила она. – Мистера Бэгуэлла выбросило из коляски, а я сумела…

Но Энтони бесцеремонно оттолкнул свояченицу.

– Кейт, постарайся стиснуть зубы как можно крепче, – приказал он.

– Что… Ааааааааааа!!!

Одним отчаянным рывком он вытащил Кейт, и оба, тяжело дыша, приземлились на траву. Но если вся операция потребовала от Энтони слишком много усилий, Кейт, очевидно, задыхалась от боли.

– Господи Боже! – вскричала Эдвина. – Ее нога!

Энтони поднял голову, и сердце куда-то покатилось. Нога Кейт была неестественно согнута. Явный перелом!

Он сжал кулаки, стараясь не показать тревоги. Перелом вполне может срастись, но он также слышал о людях, потерявших конечности из-за начавшегося заражения и неумелого лечения.

– Что там с моей ногой? – спросила Кейт. – Мне очень больно, но… О Господи!

– Тебе лучше не смотреть, – посоветовал Энтони, стараясь повернуть ее лицо в противоположную сторону.

Ее и без того частое дыхание стало беспорядочным. В глазах металась паника.

– Господи, – выдавила она, – как больно. Я и не сознавала, что может так болеть, пока не увидела…

– Не смотри! – снова приказал Энтони.

– О Господи, Господи!

– Кейт? – взволнованно позвала Эдвина, наклонившись над сестрой. – Как ты?

– Взгляни на мою ногу! – почти взвизгнула Кейт. – Неужели сама не понимаешь?

– Я вообще-то говорила о твоем лице, – пояснила Эдвина. – Ты прямо-таки позеленела.

Но Кейт уже было не до сестры: ей не хватало воздуха. И на глазах у Энтони, Эдвины, мистера Бэгуэлла и Ньютона она бессильно обмякла, лишившись сознания.

Три часа спустя она уже лежала в собственной постели, устроившись если не удобно, то по крайней мере без особых страданий благодаря настойке опия, которую Энтони силком влил ей в рот, едва они приехали домой. Кость вправляли три хирурга, за которыми послал Энтони. Приехавший семейный врач оставил несколько рецептов на лекарства.

Энтони хлопотал над Кейт, как наседка над цыплятами, предлагая советы и читая наставления, пока один из докторов, окончательно потерявший терпение, не набрался храбрости осведомиться, когда хозяин дома получил диплом от Королевского медицинского колледжа.

Энтони даже не улыбнулся.

После всей суеты и перебранок на ногу Кейт наложили шину и велели лежать в постели не меньше месяца.

– Не меньше месяца! – простонала она, когда последний хирург удалился. – Что я буду делать целый месяц?

– Перечитаешь все книги, на которые до сих пор не хватало времени, – предложил Энтони.

Кейт нетерпеливо потянула носом: трудно дышать ртом, когда зубы стиснуты.

– А я и не подозревала, что так отстала по части литературы! – процедила она.

Энтони поспешно отвернулся, чтобы скрыть смех.

– Хочешь заняться вышиванием?

Она ответила яростным взглядом. Можно подумать, перспективы заняться вышиванием облегчат ее состояние!

Энтони осторожно сел на край кровати и погладил жену по руке.

– Я составлю тебе компанию, – пообещал он с ободряющей улыбкой. – Я уже решил поменьше времени проводить в клубе.

Кейт вздохнула. Она устала, изнемогала от боли и раздражения и срывала злость на муже, а это уж совсем несправедливо. Повернув руку, она переплела пальцы с пальцами Энтони.

– Я люблю тебя, знаешь? – прошептала она.

Он сжал ее ладони и кивнул. Нежность в его глазах говорила лучше всяких слов.

– Ты говорил, что между нами не может быть любви, – напомнила Кейт.

– Я был ослом.

Кейт не стала возражать. Губы Энтони слегка дернулись: очевидно, он это заметил. Немного помолчав, она сказала:

– В парке ты говорил какие-то странные вещи.

Энтони не отнял руку, но немного отстранился:

– Не понимаю, о чем ты.

– А я думаю, что понимаешь, – мягко возразила Кейт.

Энтони на секунду закрыл глаза и встал, осторожно высвободив руку. Столько лет он старался никому не выдать предчувствия собственной близкой смерти. Так даже лучше. Либо люди поверят ему и встревожатся, либо не поверят и посчитают безумцем. Так или иначе выхода нет.

Но сегодня Энтони, охваченный горячечным ужасом и не помня себя, что-то выболтал жене. Он даже не помнил точно, что именно сказал. Очевидно, этого было достаточно, чтобы пробудить в Кейт любопытство. А она не из тех, кто будет молчать и терпеливо ждать, пока это любопытство соизволят удовлетворить. Конечно, Энтони мог бы прибегнуть к всяческим уверткам, но она все равно вытянет из него правду. Более упрямой женщины еще на свет не рождалось.

Энтони подошел к окну и оперся о подоконник, рассеянно глядя перед собой, словно видел уличный ландшафт через тяжелые, плотно задернутые шторы темно-красного бархата.

– Есть то, чего ты не знаешь обо мне, – прошептал он.

Кейт ничего не ответила, но он знал, что она настороженно прислушивается. Может, дело в том, что Кейт слегка пошевелилась, а может, причиной всему было ощутимое напряжение, копившееся в воздухе, как перед грозой, но он точно знал: она прислушивается.

Энтони обернулся. Конечно, было бы лучше обращаться к шторам, но Кейт этого не заслужила. Она сидела в постели, положив ногу на подушки и глядя на него с трогательной смесью сочувствия и любопытства.

– Не знаю, как рассказать тебе, не показавшись при этом полным идиотом, – признался он.

– Иногда легче всего просто объяснить все, как есть, – пробормотала она, похлопав по краю кровати. – Не хочешь сесть рядом?

Энтони покачал головой. Близость к Кейт только все затруднит.

– Когда умер отец, со мной что-то произошло, – выдохнул он.

– Вы очень любили друг друга?

– Да. Я любил его, как никого другого, пока не встретил тебя.

Глаза Кейт сверкнули:

– Что случилось?

– Все произошло неожиданно, – продолжал Энтони глухим, бесстрастным голосом, словно воскрешал в памяти какой-то незначительный случай, а не событие, перевернувшее его жизнь. – Его укусила пчела. Я тебе говорил, кажется…

Кейт кивнула.

– Кто бы подумал, что пчела может убить человека, – горько рассмеялся Энтони. – Все это было бы смешно, когда бы не было так трагично.

Кейт ничего не ответила, только смотрела с участием, разрывавшим ему сердце.

– Я оставался с ним всю ночь, – продолжал он, повернув голову так, чтобы случайно не взглянуть ей в глаза. – Он был мертв, но я не мог его покинуть. Сидел рядом и смотрел в его лицо. – Короткий рассерженный смешок сорвался с его губ. – Боже, каким дураком я был! Представляешь, почти ожидал, что он в любую секунду откроет глаза и сядет.

– Не думаю, что это так уж глупо, – мягко возразила Кейт. – Я тоже видела смерть. Трудно поверить, что человек ушел навсегда, хотя он выглядит таким спокойным и безмятежным.

– Не знаю, когда это случилось, – вздохнул Энтони, – но к утру я совершенно уверился.

– Что он мертв? – уточнила она.

– Нет! – резко бросил он. – Что я тоже умру.

Он ожидал протестов, может быть, рыданий, всего, что угодно, но она молчала. Лишь выражение лица чуть заметно изменилось. Наконец он был вынужден пояснить:

– Я не такой великий человек, каким был отец.

– Думаю, он не согласился бы с тобой, – спокойно заметила она.

– Да, но его здесь нет, поэтому мы никогда не узнаем наверняка, не находишь? – отрезал Энтони.

Кейт снова промолчала. И снова он почувствовал себя негодяем.

Тихо выругавшись, он прижал пальцы к ноющим вискам. Голова вдруг закружилась, и Энтони сообразил, что не помнит, когда ел в последний раз.

– Об этом могу судить только я, – сухо процедил он. – Ты его не знала. – Тяжело вздохнув, Энтони прислонился к стене. – Позволь мне досказать до конца. Ничего не говори, не перебивай, не суди. Мне и без того тяжело дается каждое слово. Можешь сделать это ради меня?

– Разумеется, – кивнула Кейт.

– Видишь ли, мой отец был величайшим из людей. Не проходит и дня, чтобы я не осознал, как мне далеко до него. Он был и остается недосягаем для меня. Я был бы счастлив хоть немного походить на него. Это все, чего я хочу. Хотя бы немного походить на него. – Энтони посмотрел на Кейт, сам не зная, чего ищет. Может, одобрения, может, сочувствия. А может, просто хочет увидеть ее лицо. – Но я точно знаю, – прошептал он, каким-то образом обретя мужество посмотреть ей в глаза, – что никогда не сумею превзойти его. Пройди хоть сто лет.

– Что ты пытаешься мне сказать? – прошептала Кейт. Энтони беспомощно пожал плечами:

– Понимаю, все это кажется бессмысленным. Я не могу дать разумных объяснений. Но с той ночи, когда я сидел у тела отца, мне стало ясно, что вряд ли проживу дольше, чем он.

– Понятно, – выдохнула она.

– Ты действительно понимаешь?

И тут словно прорвало плотину. Слова вырвались бурным потоком. Он открыл, почему был исполнен решимости никогда не жениться по любви. Признался, как завидовал, когда она сумела побороть своих демонов.

И тут Энтони заметил, как Кейт поднесла руку ко рту и прикусила подушечку большого пальца. Она и раньше это делала, когда расстраивалась или глубоко задумывалась.

– Сколько лет было твоему отцу, когда он умер? – спросила она.

– Тридцать восемь.

– А сколько тебе сейчас?

Он удивленно поднял брови: Кейт знала, сколько ему лет. Но он все же ответил:

– Двадцать девять.

– Значит, по твоим предположениям, тебе осталось девять лет.

– Да, самое большее девять.

– И ты искренне в это веришь.

Энтони кивнул.

Кейт поджала губы и громко выдохнула.

Молчание длилось целую вечность.

Наконец она устремила на него ясный, искренний взор:

– Так вот, ты ошибаешься.

Как ни странно, ему сразу стало легче. Он даже почувствовал, как уголок его губ приподнимается в подобии улыбки.

– Думаешь, я не понимаю, как абсурдно это звучит?

– Мне все это вовсе не кажется абсурдным. Наоборот, нормальная реакция человека, горячо любившего отца. И все же ты не прав.

Энтони не ответил.

– Смерть твоего отца была трагической случайностью. Жуткой, кошмарной превратностью судьбы, которую никто не мог бы предсказать.

Энтони философски пожал плечами:

– Возможно, меня ждет тот же самый конец.

– О, ради всего святого! Энтони, я тоже могу завтра умереть. И могла бы погибнуть сегодня, когда перевернулся экипаж.

– Даже не напоминай мне об этом! – воскликнул Энтони, бледнея на глазах.

– Моя мать скончалась, когда ей было столько же лет, сколько мне сейчас, – резко напомнила Кейт – ты об этом не думал? По твоим раскладкам, к следующему дню рождения мне суждено последовать за ней.

– Не будь…

– Глупой? – докончила Кейт за него. В комнате снова стало тихо.

– Не знаю, смогу ли я справиться с этим, – едва слышно прошептал Энтони.

– Тебе и не нужно с этим справляться, – заверила Кейт и поскорее прикусила задрожавшую губку. – Не мог бы ты подойти и взять меня за руку?

Энтони отреагировал мгновенно: тепло ее прикосновения наполнило его, проникая все глубже, пока не охватило самую душу. И тут на него снизошло озарение. Речь идет о чем-то гораздо большем, чем любовь. С этой женщиной он способен стать лучше, чем есть на самом деле. Он и раньше был силен, добр и благороден, но рядом с ней он был еще добрее, сильнее и благороднее.

Вместе они сумеют достичь всего.

И он почти поверил, что сорокалетие – вовсе не такая недостижимая мечта.

– Тебе не нужно с этим справляться, – повторила она. – Откровенно говоря, я не представляю, как ты сможешь справиться с этим, пока не доживешь до тридцати девяти лет. Но зато ты вполне можешь…

Она сжала его руку, и Энтони ощутил в себе силы, о которых не ведал всего секунду назад.

– …не дать тревогам и страхам править своей жизнью.

– Я понял это сегодня утром, – прошептал он, – когда осознал, что должен сказать тебе о любви. Но теперь… теперь я твердо в этом уверен.

Глаза Кейт внезапно наполнились слезами.

– Ты должен жить так, словно каждый час – твой последний. Провожать каждый день так, словно ты бессмертен. Когда мой отец слег, он сожалел о том, что многое из задуманного им так и не было осуществлено. Ему всегда казалось, что время еще есть. Его слова запали мне в душу. Как по-твоему, почему я так поздно решила брать уроки игры на флейте? Все твердили, что я слишком стара, что, если хочу добиться успеха, следовало начать упражняться в детстве. Но какое это имеет значение? Я вовсе не хочу стать виртуозом. Просто играю для себя. Я всегда могу сказать, что пыталась научиться.

Энтони улыбнулся. Флейтистка из нее просто кошмарная! Даже Ньютон не выносит ее игры.

– Но верно и обратное, – мягко добавила Кейт. – Нельзя закрывать глаза на новые проблемы или прятаться от любви только потому, что считаешь, будто не сумеешь осуществить свои мечты. Поверь, перед смертью у тебя накопится столько же сожалений, сколько у моего отца.

– Я не хотел любить тебя, – прошептал Энтони. – Потому что боялся любви больше всего на свете. Я уже привык к своим странным воззрениям на жизнь. Почти смирился. Но любовь…

Он задохнулся. Странный сдавленный звук, вырвавшийся из горла, вовсе не подобало мужчине. Делал его уязвимым. Но сейчас ему было все равно. Потому что Кейт с ним.

И не важно, увидит ли она его глубочайшие страхи. Она будет любить его, несмотря ни на что. И твердая убежденность в этом освобождала Энтони от гнета дурных предчувствий.

– Я видел истинную любовь, – продолжал он. – И был совсем не таким, каким хотело видеть меня пресыщенное общество. Я знал, что любовь существует. Моя мать… мой отец…

Он прерывисто вздохнул. Никогда в жизни ему еще не приходилось так тяжело. И все же он сознавал, что слова должны быть произнесены. Как бы ни трудно было сказать их, потом, когда все будет кончено, сердце его воспарит от вновь обретенного счастья.

– Я был так уверен: только любовь, что может, может… не знаю, как точнее сказать, – может заставить меня осознать собственную смертность.

Он нервно взъерошил волосы, пытаясь выразить все, что бурлило в душе.

– Любовь – единственное, что сделало бы мой уход невыносимым. Как я мог любить кого-то искренне и глубоко, зная, что эта любовь обречена?

– Но она не обречена, – возразила Кейт, сжимая его руку.

– Знаю. Я влюбился в тебя и все понял. Даже если я прав, даже если мне суждено прожить столько же, сколько отцу, я не обречен.

Он подался вперед и коснулся губами ее губ.

– У меня есть ты. И я не собираюсь тратить зря ни единого момента, который у нас есть с тобой.

Кейт счастливо улыбнулась:

– И что это означает?

– Это означает, что любить – не значит бояться, что любовь отнимут. Любить – это найти единственную, которая живет в твоем сердце. Ту, которая делает тебя лучше, чем ты есть на самом деле. Любить – это смотреть в глаза своей жены и точно знать, что она лучшая из всех женщин на свете.

– О, Энтони, – прошептала Кейт, не вытирая струившихся по щекам слез. – Сейчас ты высказал все, что у меня на сердце.

– Когда я думал, что ты умерла…

– Не говори этого, – выдохнула она. – Не стоит даже думать об этом.

– Нет. Я должен сказать тебе. Впервые, даже после стольких лет ожидания собственной смерти, я отчетливо понял, что это такое. Понимаешь, если бы ты ушла… для чего мне тогда жить? Не знаю, как моя мать вынесла столько боли. Как она жила после смерти отца?..

– У нее были дети. Она не могла тебя оставить.

– Верно, но муки, которые ей пришлось терпеть…

– Думаю, человеческое сердце гораздо сильнее, чем мы это себе представляем.

Энтони долго смотрел в глаза жены, пока не почувствовал, что они стали единым целым. Потом дрожащей рукой он положил ладонь ей на затылок и завладел губами. В этот момент он боготворил ее, отдавая всю любовь, преданность и благоговение, скопившиеся в душе.

– Я люблю тебя, Кейт, – пробормотал он, слегка отстранившись. – Я так тебя люблю.

Кейт кивнула: говорить она не могла.

– И сейчас я хочу… хочу…

Но тут случилось нечто странное. В груди вдруг забурлил смех. В этот момент его обуяла чистейшая радость. Как жаль, что он не может подхватить ее и закружить!

– Энтони? – смущенно пробормотала она.

– Знаешь, что еще означает любовь? – спросил он, наклоняясь над ней, так что их носы почти соприкасались.

Кейт покачала головой:

– Мне даже предположить трудно.

– Это означает, – проворчал он, – что я нахожу твою сломанную ногу чертовски досадной помехой.

– О, и вполовину не так, как я, милорд, – с сожалением вздохнула Кейт.

Энтони нахмурился.

– Никакой физической нагрузки в течение двух месяцев, верно?

– Да. Не менее двух месяцев.

Энтони усмехнулся. В этот момент он как нельзя больше напоминал того повесу и распутника, каким его рисовала светская хроника.

– Очевидно, мне придется быть очень, очень осторожным, – объявил он.

Кейт хихикнула. Не смогла сдержаться. Она любила этого мужчину, а он любил ее и, наверное, понятия не имел, что они проживут вместе до глубокой старости. Этого довольно, чтобы свести с ума любую женщину. Даже со сломанной ногой.

– Потешаешься надо мной? – осведомился он, надменно поднимая бровь.

Кейт, смеясь, покачала головой, и Энтони проворно скользнул в постель рядом с ней.

– Мне такое в голову бы не пришло.

– Прекрасно! – воскликнул он. – Потому что мне нужно сказать тебе что-то очень важное.

– Правда?

– Абсолютная. Пусть в этот вечер мне нельзя показать, как сильно я тебя люблю, но высказать все я могу.

– А я никогда не устану слушать, – заверила Кейт.

– Но запомни, потом я обязательно расскажу, как бы хотел показать тебе.

– Энтони! – взвизгнула она.

– И думаю начать с твоего ушка. Да, определенно с ушка. Я поцелую его, прикушу, а потом…

Кейт охнула. Неловко заерзала. И влюбилась в него с новой силой.

И пока он шептал ей на ухо милые пустячки, у нее возникло странное ощущение, словно она вдруг обрела способность провидеть будущее. Каждый день был полнее и богаче предыдущего, и каждый день она влюблялась, влюблялась, влюблялась…

Возможно ли влюбляться в одного и того же мужчину снова и снова, день за днем?

Кейт вздохнула, поудобнее устраиваясь на подушках. Позволяя себе наслаждаться его бесстыдными словами…

Ей-богу, она обязательно попытается.


Эпилог


Лорд Бриджертон отпраздновал свой день рождения, – насколько известно автору, ему исполнилось тридцать девять, – дома, со своей семьей.

Автора в гости не пригласили, тем не менее подробности торжества достигли ее внимательного слуха, и, похоже, оно прошло очень весело. День начался с короткого концерта: лорд Бриджертон играл на трубе, а леди Бриджертон – на флейте. Миссис Бэгуэлл, сестра леди Бриджертон, вызвалась аккомпанировать на фортепьяно, однако предложение было отклонено.

По словам вдовствующей виконтессы, более отвратительной какофонии ей не приходилось слышать, и нам сообщили, что в конце концов юный Майлз Бриджертон вскочил на стул и умолял своих родителей остановиться.

Нам также сказали, что никто не пожурил мальчика за грубость. Наоборот, когда лорд и леди Бриджертон отложили инструменты, в комнате раздался общий вздох облегчения.

    
«Светская хроника леди Уистлдаун». 17 сентября 1823 года


– Должно быть, у нее шпион в нашем доме, – заявил Энтони, качая головой.

Кейт, которая в эту минуту расчесывала волосы, готовясь ко сну, засмеялась:

– Она даже не знает, что твой день рождения был не вчера, а сегодня.

– Это пустяки, – проворчал он. – У нее непременно есть шпион в доме. Другого объяснения у меня нет.

– Ты прав, все остальное она описала очень точно, – подтвердила Кейт. – Говорю тебе, я всегда восхищалась этой женщиной.

– Мы были не так уж плохи, – запротестовал Энтони.

– Мы были ужасны.

Отложив щетку, она подошла к мужу:

– Мы всегда ужасны. Но по крайней мере мы честно пытаемся.

Энтони обнял жену за талию и оперся подбородком о ее макушку. Редко что доставляло ему ощущение такого покоя и довольства, как близость жены. Просто держать ее в объятиях – это уже счастье. Он вообще не понимал, как мужчина может выжить в этом мире без любимой женщины.

– Уже почти полночь, – пробормотала Кейт. – Твой день рождения подходит к концу.

Энтони кивнул. Тридцать девять. Он никогда не думал, что протянет столько.

Нет, неправда. С того момента, как он впустил Кейт в свое сердце, его страхи медленно таяли. Но все же хорошо, когда тебе тридцать девять. Вселяет надежду.

Большую часть дня он провел в кабинете, глядя на портрет отца. Разговаривая с ним много часов подряд. О троих детях, которых родила ему жена. О браках своих братьев и сестер и об их ребятишках. О своей матери. О том, как она занялась живописью, проявив в этом занятии немалые способности. О Кейт, о том, как она освободила его душу, и о том, как он сильно ее любит.

Именно этого отец и желал для него. Для всех своих отпрысков.

Часы на каминной полке пробили двенадцать. Энтони и Кейт не произнесли ни слова, пока не отзвучал последний удар.

– Вот и все, – прошептала Кейт. Энтони кивнул.

– Идем в постель.

Кейт ответила сияющей улыбкой.

– Именно так ты решил отпраздновать свой день рождения?

Он взял ее руку и поднес к губам.

– Лучшего способа я не смог бы придумать. А ты?

Кейт покачала головой и, смеясь, побежала к кровати.

– Читал, что еще она написала в последней колонке?

– Эта особа? Уистлдаун?

– Она.

Энтони оперся руками на край кровати по обе стороны от жены и плотоядно ухмыльнулся:

– Что-то насчет нас?

Кейт покачала головой.

– Тогда мне абсолютно все равно.

– Это насчет Колина.

Энтони сокрушенно вздохнул:

– Она уделяет Колину слишком много внимания.

– Может, она к нему неравнодушна?

Энтони закатил глаза:

– Леди Уистлдаун? Эта старая кляча?

– А вдруг она не старая!

Энтони презрительно фыркнул.

– Она морщинистая старая ведьма. И ты это знаешь.

– Вовсе не знаю, – возразила Кейт, уворачиваясь от его объятий и ныряя под одеяло. – Думаю, она довольно молода.

– А я думаю, – объявил Энтони, – что сейчас мне вовсе не хочется рассуждать о леди Уистлдаун.

– Неужели? – хмыкнула Кейт.

Он лег рядом и положил руку ей на бедро.

– У меня на уме кое-что получше.

– Получше?

– И намного, – заверил Энтони, прикусывая мочку уха Кейт. – Гораздо, гораздо, гораздо лучше. Уж поверь.


В маленьком, элегантно обставленном домике, неподалеку от Бриджертон-Хаус, женщина… не первой молодости, конечно, но ни в коем случае не морщинистая старая ведьма села за письменный стол, положила перед собой листок бумаги и окунула перо в чернила.

На бумаге появилась первая фраза:

«Светская хроника леди Уистлдаун. 19 сентября 1823 года. Ах, милый читатель, до автора дошли слухи…»


notes


Примечания


1


Порода декоративных собак. – Здесь и далее примеч. пер.


2


Двухколесный парный экипаж.


3


Имя Энтони в английском языке начинается с буквы «А».


4


Мера веса, 6,35 килограмма.