Буря
Джулия Кросс


Буря #1






Джексон Мейер — самый обычный парень. Колледж, любимая девушка и хобби — путешествия во времени. Просто развлечение, и не более того: после его прыжков в прошлое и обратно в настоящем ничего не меняется!

…Так и было до тех пор, пока кто-то не напал на Джексона и его подругу. В панике путешественник во времени возвращается на два года назад. Но этот прыжок не похож на предыдущие, и Джексон застревает в прошлом, оставив в настоящем смертельно раненую Холли.

Собирая по крупицам информацию о себе, о своей семье и о своем предназначении, Джексон должен решить, как далеко он готов зайти, чтобы спасти возлюбленную… и весь мир.






Джулия Кросс

БУРЯ


Моему редактору Брендану Денину — он видел эту книгу совсем не так, как я, и именно поэтому она сейчас перед вами.




Суббота, 11 апреля 2009 года




Итак, это правда. Я умею путешествовать во времени. Но это далеко не так захватывающе, как кажется на первый взгляд. Я не могу отправиться в прошлое и убить Гитлера. И в будущее — например, в две тысячи тридцать восьмой год, чтобы своими глазами увидеть, кто выиграет чемпионат мира по бейсболу, — я тоже не в состоянии попасть. Мой рекорд на настоящий момент прыжок на шесть часов назад. Не такой уж я и супергерой, как считаете?

Сегодня вечером я наконец-то поделился своим секретом с одним человеком; его коэффициент интеллекта на несколько световых лет впереди моего, так что он вполне мог и сам догадаться. Единственная просьба Адама — и он настаивает, чтобы я обязательно выполнил ее, — это ведение записей. С этого момента я должен фиксировать практически каждый момент моей жизни. Вообще-то ему требовался подробный отчет обо всем, что случилось со мной за последние восемнадцать лет, но пока что мне удалось отговорить его от этой идеи. И мое согласие писать в дневнике еще не означает, что я действительно буду это делать. Мое умение путешествовать во времени не грозит миру катастрофой — вовсе нет. И я не ставлю перед собой великих целей: например, спасти человечество от гибели. Но, как говорит Адам, должна быть причина, почему я такой, и ее необходимо выяснить.






    

Джексон Майер









Глава первая


Вторник, 4 августа 2009 года,

12 часов 15 минут




— Как далеко назад я должен отправиться? — спросил я Адама.

Мы старались держаться подальше от детей, которые выстроились у клетки с белыми медведями.

— Тридцать минут? — предложил он.

— Эй, не трогай! — Холли выхватила у мальчика из нашей группы пакет с конфетами, который он только что стащил из чужой коляски, и сердито посмотрела в мою сторону. — Было бы неплохо, если бы ты следил за своими подопечными.

— Извини, Хол! — Я сгреб Хантера в охапку, пока он не стянул что-нибудь более существенное. — Руки вверх! — скомандовал я ему.

Мальчик широко улыбнулся беззубым ртом и раскрыл толстые ладошки прямо перед моим носом:

— Видишь? Ничего нет.

— Пусть так и дальше будет, хорошо? Нельзя брать чужие вещи. — Я поставил его на землю и подтолкнул к группе детей из лагеря. Они шли на большую поляну зоопарка, где у нас был запланирован ленч.

— Холли Флинн, — произнес я и взял девушку за руку, переплетая наши пальцы.

Она резко обернулась ко мне:

— Этот малыш-клептоман веревки из тебя вьет!

Пожав плечами, я улыбнулся:

— Возможно.

Лицо Холли смягчилось, она притянула меня к себе за рубашку и поцеловала в щеку.

— Ну… и какие у тебя планы на сегодняшний вечер?

— Гм… я что-то собирался делать вместе с этой очаровательной блондинкой. — Вот только никак не могу вспомнить, что именно. — Это… сюрприз.

— Ты полон сюрпризов, — она засмеялась и покачала головой. — Неужели ты забыл, что обещал весь вечер провести со мной, читая вслух Шекспира… на французском, от конца к началу? А потом мы собирались смотреть «Титаник» и «Ноттинг-Хилл». Поверить не могу!

— Видимо, я был пьян, когда соглашался. — Я взглянул через плечо Холли и поцеловал ее в губы. — Но я не против «Ноттинг-Хилла».

Она закатила глаза:

— Мы ведь собирались пойти на концерт какой-то группы с твоими друзьями? Ты что, забыл?

Малышка из группы Холли взяла ее за руку и показала в сторону туалета. Я поспешил отойти в сторону, пока мы не начали обсуждать мое неумение строить планы на две недели вперед и помнить о них.

— Эй, Джексон, сюда! — позвал меня Адам, кивком указав на дерево.

Пришло время тщательно распланировать мое путешествие во времени.

— Ты пойдешь с нами на концерт сегодня вечером? — поинтересовался я. На самом деле мне хотелось проверить, помнит ли Адам о нем.

— Гм… давай подумаем. Провести целый вечер с твоими друзьями из школы, которые, как я слышал, очень похожи на сошедших с экрана героев «Сплетницы»? И к тому же отдать всю зарплату за пару коктейлей с закуской? — он покачал головой и улыбнулся: — А ты что думаешь?

— Я тебя понимаю. Может быть, завтра сходим куда-нибудь в вашем с Холли районе?

— Неплохая идея.

— Отлично, договорились. Я все равно не смогу есть рядом с верблюдами — они так воняют! Так что давай сейчас немного поэкспериментируем.

Адам бросил мне на колени дневник и вслед за ним ручку:

— Запиши свою цель, потому что путешествие во времени без цели — это…

— Безответственно, — закончил я его мысль, сдерживая стон.

— У нас за спиной магазин сувениров. Я уже час наблюдаю за тем, что там происходит. Девушка за кассой не менялась.

— Ты пялился на нее все это время?

Адам закатил глаза и отбросил со лба прядь темных волос.

— Значит так, берешь секундомер, отправляешься на тридцать минут назад и заходишь в магазин. Делай что хочешь, но она должна запомнить твое имя.

— Это называется флирт, — тихо произнес я, чтобы никто не услышал, и решил сосредоточиться на своих записях, пока Холли не вернулась.






Цель: проверить нашу теорию на ком-то, кто не в курсе эксперимента.

Теория: все события и случайные происшествия, включая общение с людьми, во время путешествия в прошлое НИКАК не влияют на настоящее время.





Проще говоря, я отправляюсь на полчаса назад, флиртую с девушкой в сувенирном магазине, возвращаюсь в настоящее, снова иду в магазин и проверяю, вспомнит ли она меня.

Не вспомнит.

Но Адам Силверман, победитель Национальной ярмарки научных проектов две тысячи девятого года и в недалеком будущем студент-первокурсник Массачусетского технологического института, не согласится с этой теорией, пока мы тщательно не проверим ее. Со всех возможных сторон. Честно говоря, я особо не возражаю. Иногда это даже весело, да и всего несколько месяцев назад никто, кроме меня самого, не знал о моем умении. Теперь, когда количество осведомленных удвоилось, я чувствую себя уже не таким ненормальным. И не таким одиноким.

Но до Адама у меня не было друзей, помешанных на науке. Хотя он, скорее, из тех плохих парней-ботаников, которые взламывают сайты государственных структур. А это, по-моему, чрезвычайно круто.

— Ты точно уверен, что можешь вернуться ровно на тридцать минут назад? — спросил Адам.

— Да, вероятно, — я пожал плечами.

— Не забывай следить за временем. А я посчитаю, сколько секунд ты пробудешь в полной отключке. — Адам вложил мне в ладонь секундомер.




— Я действительно превращаюсь в овощ, когда отправляюсь в прошлое? Как считаешь, сколько я пробуду в таком состоянии? — поинтересовался я.

— Думаю, двадцатиминутная экскурсия на полчаса в прошлое отключит тебя примерно на две секунды.

— А где я был тридцать минут назад? Не хочу встретить там себя самого.

Адам раз десять нажал кнопку секундомера и лишь потом ответил мне. Все-таки он явно не в себе.

— Ты был внутри, смотрел на пингвинов.

— Хорошо, постараюсь не попасть туда.

— Ты можешь выбрать место, если хорошенько сконцентрируешься, и мы оба это знаем. Поэтому не надо вешать мне лапшу на уши, заявляя: представления не имею, куда именно я попаду, — пошутил Адам.

Возможно, мой друг прав, но очень тяжело сосредоточиться на конкретном месте. Стоит лишь на долю секунды отвлечься и подумать о чем-то другом, и я тут же сбиваюсь с курса.

— Угу, конечно. Сам попробуй, если считаешь, что это так легко.

— Я бы с удовольствием.

Понимаю, почему такого человека, как Адам, восхищает мое умение. Но я сам не считаю его экстраординарным. Это ошибка природы, и к тому же пугающая.

Я взглянул на часы — двенадцать двадцать пять, потом закрыл глаза и сосредоточился на том, чтобы вернуться на полчаса назад в определенное место. Хотя, признаюсь честно, я понятия не имею, как это у меня получается.

Впервые прыжок во времени я совершил около восьми месяцев назад, когда только начал учиться в колледже. Произошло это в середине урока французской поэзии. Я задремал на несколько минут, а когда проснулся, на меня подуло холодом и перед моим носом вдруг захлопнулась какая-то дверь. Я стоял перед нашим студенческим общежитием. А потом, даже не успев испугаться, снова оказался в классе.

Вот тогда уже мне стало по-настоящему страшно.

Теперь для меня это, скорее, развлечение, хотя я по-прежнему не имею представления, в какой день и час переместился в тот, первый, раз. Я начинал с прыжков на шесть часов назад, и к настоящему моменту мое рекордное время — двое суток. Над прыжками в будущее еще предстоит поработать, и я не собираюсь останавливаться. Уже знакомое чувство, словно я раздваиваюсь, охватило меня. Затаив дыхание, я ждал, когда оно прекратится. Очень неприятное ощущение, но к нему постепенно привыкаешь.




Глава вторая


Вторник, 4 августа 2009 года,

11 часов 57 минут




Когда я снова открыл глаза, Адама рядом не было. Вместе с ним исчезли все дети и другие ребята-вожатые из лагеря. Неприятное чувство раздвоения прекратилось — взамен пришла небывалая легкость, которая всегда сопровождает меня в путешествиях во времени. Мне кажется, я могу пробежать много миль, не почувствовав тяжести в ногах.

Я огляделся по сторонам. Повезло на семь-восемь баллов из десяти — все были слишком заняты разглядыванием животных, и мне удалось незаметно материализоваться из воздуха. К счастью, мне еще ни разу не приходилось объяснять свое неожиданное появление.

Нажав на кнопку секундомера, я посмотрел на огромный циферблат над входом в зоопарк.

11 часов 57 минут. Почти вовремя. Я направился к сувенирному магазину и вошел внутрь. Девушка за кассой была примерно моего возраста или, возможно, немного старше. Она облокотилась на прилавок и, подперев голову руками, смотрела в стену.

Каждый раз, проводя подобные эксперименты, я вынужден напоминать себе одну очень важную вещь: в Голливуде бытует совершенно неверное представление о перемещениях во времени.

Я серьезно.

Хорошо, как вам такой невероятный факт? Девчонка за кассой вполне может стукнуть меня по носу и даже сломать его, но как только я вернусь в свое время, перелом исчезнет и останется лишь синяк или припухлость. Почему нос не будет сломан — это отдельный вопрос, не имеющий ответа, но суть в том, что я буду помнить все произошедшее.

А вот если я сломаю ей нос, а потом вернусь в настоящее, она окажется цела и невредима и не будет ничего помнить. По нашему плану я должен снова проверить эту теорию. Вот только бить я ее не собираюсь. В любом случае — что бы я ни делал, результат всегда один и тот же.

— Привет, — поздоровался я. — У вас тут можно купить солнцезащитный крем?

Даже не взглянув на меня, она указала на левую стену. Я направился туда, взял четыре разных флакона и, вернувшись, с грохотом опустил их на прилавок.

— Гм… ты учишься в Нью-Йоркском университете или…

— Знаешь, где-нибудь в другом месте ты мог бы купить их в два раза дешевле, — резко ответила она.

— Спасибо за совет, но крем мне нужен прямо сейчас. — Я облокотился о прилавок напротив нее.

Девушка выпрямилась и принялась пробивать мои покупки.

— Четыре флакона? Ты серьезно?

Что ж… с флиртом на этом можно закончить.

— Ладно, я возьму один. Похоже, тебе здесь не платят процент от выручки.

— Ты работаешь в дневном лагере? — высокомерно поинтересовалась она, разглядывая мою зеленую форменную рубашку.

— Да.

Презрительно фыркнув, она выхватила у меня из руки кредитку и поинтересовалась:

— Ты в самом деле меня не помнишь?

Мне потребовалось несколько секунд, чтобы обдумать ее слова.

— Гм…

— Я Карен. Сидела за тобой на экономике весь семестр. Профессор Ларсон называл тебя неуравновешенным и говорил, что ты совершенно не понимаешь реального финансового положения студентов колледжа. — Она посмотрела на меня круглыми глазами. — Ты именно поэтому начал работать?

— Нет! — ответил я, но она угадала. Мне даже не платят, потому что я волонтер. Но я не собирался сообщать ей об этом. Очевидно, у нее уже сформировалось мнение обо мне. — Что ж… приятно было повидаться.

— Ну-ну, — проворчала она.

Я быстро вышел из магазина. Для возвращения в свое время мне не нужно концентрироваться так же сильно, как для прыжка в прошлое. Видимо, причина в том, что для дальнейших экспериментов я должен обязательно вернуться. Адам называет настоящее время моей «основной базой».[1 - Основная база, дом — бейсбольный термин. — Здесь и далее примеч. пер.] Он уже освоил искусство говорить на понятном мне языке. А бейсбольные аналогии — мои самые любимые. Надеюсь, когда я вернусь, вокруг не будет толпы незнакомцев, глазеющих на лежащего без сознания Джексона.




Глава третья


Вторник, 4 августа 2009 года,

12 часов 25 минут




Когда я снова открыл глаза, то увидел склонившегося надо мной Адама.

— Джексон?

— Дружище, купи себе мятную жвачку, — пробормотал я, отпихивая его в сторону.

— Ты был как зомби одну целую восемь десятых секунды. Я почти не ошибся. Очень скоро у меня будет достаточно данных, чтобы произвести точные вычисления. В этот раз, надеюсь, ты ничего себе не повредил?

— Нет.

Я знал, почему он спрашивает. На прошлой неделе, отправившись на несколько часов назад в прошлое, я отвлекся и оказался не у себя квартире, а на оживленной проезжей части, и мою ногу проехал большой грузовик.

Вернувшись на основную базу, я почувствовал, как острая боль поднялась по ноге к бедру, а потом все прошло. Появился лишь небольшой лиловый синяк, а в остальном нога была в полном порядке, хотя тот грузовик наверняка раздробил мне кость.

Я поднялся и отряхнул брюки.

— Оказалось, мы с ней вместе учились. И мое поведение вывело ее из себя. Тогда, два часа назад. Понимаешь, о чем я говорю? Получается, если теория не верна и я действительно изменил что-то в прошлом, она не обрадуется, когда увидит меня снова.

— Давай выясним это! — Адам помахал Холли. — Эй, Хол, мы сейчас вернемся!

Я схватил Хантера, который медленно пробирался с лужайки в сторону сваленных в кучу детских рюкзаков, — в поисках чего-нибудь ценного, что можно было бы засунуть в карман.

— Давай-ка, малыш, пойдем с нами в магазин.

Когда мы втроем вошли внутрь, девушка перевернула коробку с брелками для ключей, и они с шумом высыпались в пластиковый контейнер. Я остановился и уставился на нее, изображая удивление.

— Ты случайно… не сидела за мной на экономике?

Она подняла глаза и даже слегка улыбнулась:

— Да… Профессор Ларсон.

Дин-дон, два очка в пользу Джексона Майера. Она действительно не помнит, как я с ней обошелся всего полчаса назад. Как я и говорил, мой прыжок в прошлое ничего не изменил в настоящем.

— Ты Карен, так ведь? — спросил я.

Она подняла брови:

— А ты Джексон, специализируешься на французской поэзии, да?

Адам застонал и толкнул меня:

— Не вижу здесь ничего интересного. Пойдем?

Не обращая внимания на Адама, я поднял Хантера и посадил его на прилавок.

— Еще и на английской литературе. У меня двойная специализация.

Хотя мои короткие прогулки по прошлому никак не влияют на события на основной базе, от них есть некоторая польза. Сбор информации, например. Так что, думаю, чисто теоретически прыжки во времени меняют настоящее.

И они изменили меня.

Мы с Адамом и малышом вышли из магазина и, оказавшись на улице, тут же столкнулись с Холли.

Она выбрасывала мусор в контейнер у входа. Я взял ее за руку и потянул к дереву, за которым можно было укрыться.

— Адам запал на ту девчонку из магазина. Я пытался помочь им завязать знакомство.

Холли рассмеялась, и я слегка подтолкнул ее к стволу.

— Хантер опять что-нибудь украл? — пробормотала она. Мои губы уже нашли ее рот, и она не могла говорить отчетливо.

— Ничего об этом не знаю. — Я снова поцеловал Холли и вдруг почувствовал каплю дождя на своей щеке. Оторвавшись друг от друга, мы подняли головы вверх, и в этот момент небеса разверзлись и вниз хлынули потоки воды.

— Черт! Сегодня обещали хорошую погоду! — выругалась Холли.

Покинув наше укрытие, мы побежали к поляне, где Адам и другие сотрудники лагеря уже строили детей друг за другом.

По зоопарку пронесся мощный раскат грома, и несколько малышей вскрикнули.

— Мы идем к автобусу? — спросил я Адама.

— Да! — Он говорил громко, стараясь перекричать шум дождя.

Дети подняли рюкзаки над головами и побежали, тут же разрушив стройность рядов. Холли и Адам быстро переместились в начало строя, а я остался сзади, чтобы подгонять отстающих. Все вместе мы двинулись в сторону выхода.

К счастью, автобус стоял прямо напротив входа в зоопарк. Моя одежда и теннисные туфли промокли насквозь. Подсадив последнего малыша в автобус, я вдруг заметил рыжеволосую девочку лет десяти или одиннадцати, которая стояла под дождем в одиночестве, повернувшись ко мне спиной, и мне были видны только ее волосы — с длинной косы капала вода, голубые джинсы и рубашка, закрывающая руки.

У меня в голове тут же возникло множество догадок, и я почувствовал, как кровь стучит в ушах.

Это не она, потому что этого не может быть.

Но что если я не ошибся?

Направившись к девочке, я сквозь шум дождя услышал крик Холли:

— Джексон, куда ты идешь?

— Она не с нами, — сказал Адам. — Давай, поехали уже!

Мои шаги стали шире, я заторопился и вот, наконец, приблизился к ней. Коснулся плеча, и девочка тут же обернулась. Ее глаза на секунду расширились, а потом лицо разгладилось, и на губах появилась улыбка. Если это все-таки она, сможет ли она узнать меня?

Дождь колотил по тротуару. Потемневшее небо осветила вспышка молнии.

— Джексон! — в очередной раз позвала Холли.

А у меня снова оборвалось сердце — глаза этой маленькой девочки оказались голубыми, а не зелеными, и я почувствовал облегчение и одновременно сильное разочарование.

— Гм, извини… Я принял тебя за другую.

Развернувшись, я побежал назад. Десятки детских глаз следили за мной из окон автобуса. С трудом забравшись по ступенькам, я стряхнул с волос воду и шагнул в проход. Все отвернулись от окон и принялись разглядывать меня. Наши с Холли взгляды на секунду пересеклись, но я прошел мимо нее и упал в кресло рядом с Адамом.

Я ощутил укол совести, когда моя девушка, не сказав ни слова, села одна на свободное место. А я ведь знал, что она о многом хочет меня спросить. По тому, как все на нас уставились, я понял, что мое поведение произвело впечатление.

— Кто эта малышка, за которой ты погнался? — поинтересовался Адам.

Я был вынужден отвести взгляд.

— Никто… она напомнила мне одну девушку. Ложная тревога. Ничего особенного.

Адам наклонился ближе ко мне и, помолчав минуту, спросил:

— Она похожа на Кортни, так ведь?

Я вздохнул, но потом кивнул, соглашаясь:

— Я понимаю, что это глупо.

— Ничего подобного. Это со многими случается. — Он резко втянул в себя воздух и прошептал: — Послушай, ты ведь не думаешь… гм, это интересная теория, но в ней слишком много логических ошибок.

— Забудь об этом, — сказал я, пока он не замучил меня вопросами. — Пожалуйста.

Здесь нечего было обсуждать. Моя сестра-близнец умерла. Это случилось четыре года назад, но я никак не мог успокоиться. Мысли о ней постоянно преследовали меня. Все дело было в том, что мне ее очень не хватало.

Холли дождалась меня на выходе из автобуса и преградила мне путь.

— С тобой все в порядке?

Она смотрела на меня с беспокойством, но я, взглянув ей в глаза, лишь пожал плечами:

— Да, а что?

У нее вытянулось лицо, и она повернулась ко мне спиной:

— Ничего… не обращай внимания.

Ну вот, теперь я свалял дурака в личных отношениях. Холли никогда не сказала бы этого прямо, но я знал, что она так думает.

Я снял у нее с плеча промокший насквозь рюкзак и забросил его за спину вместе со своим.

— Ты хочешь немного прийти в себя… обсохнуть, прежде чем мы куда-нибудь отправимся?

Она спрыгнула с нижней ступеньки автобуса и уже на тротуаре с улыбкой повернулась ко мне:

— Конечно.

Я накрутил на руку ее светлые волосы, собранные в высокий хвост, и выжал из них воду.

— Мне кажется, тебе понадобится фен.

Холли потянулась ко мне и коснулась ладонями моих щек. Ее светло-голубые глаза внезапно стали серьезными, как у Адама несколько минут назад.

— Ты уверен, что у тебя все в порядке? Что ты…

— Я иногда веду себя странно, вот и все. — Я заставил себя слегка улыбнуться и, взяв ее за плечи, подтолкнул к зданию Молодежной Христианской Организации, где мы наконец-то могли укрыться от дождя.




Глава четвертая


Пятница, 30 октября 2009 года,

18 часов 00 минут




Сегодня вечером мы с другом намерены осуществить план, над которым работали некоторое время. Мы собираемся украсть мои медицинские записи из кабинета доктора Мелвина. Адам уверен, что в них есть ответ на вопрос, почему природа сыграла со мной такую шутку. Но неужели он всерьез рассчитывает увидеть на папке штамп «Сумасшедший путешественник во времени»?

Последние сорок восемь часов я провел, наблюдая за доктором Мелвином, распорядок дня у которого оказался странным и непредсказуемым. Он почти все время работал. Исключением стал лишь один вечер, два дня назад. Так что в ходе этого эксперимента я должен отправиться назад в прошлое на два дня (это пока что мой рекорд) и реализовать наш хитроумный и сложный с научной точки зрения план.

Адам в это время должен возвращаться домой из института. Он, наверное, уже голову сломал, пытаясь предсказать заранее, что мы там найдем. Ну а я выполнил свою задачу — записал цель прыжка, и теперь осталось лишь обсудить с Холли изменения в наших планах. Когда началась учеба, Адам стал являться домой очень неожиданно, и мне постоянно приходится переносить свидания с Холли. Но она и сама была занята учебой и танцами в какой-то группе, так что, возможно, ее эта новость даже обрадует. Кроме того, я все еще успеваю поужинать с ней, а вот пойти в кино уже не получится. Кстати, об ужине… Вот черт! Я опаздываю на пятнадцать минут.

Позже я продолжу свои записи.




Пятница, 30 октября 2009 года,

21 час 30 минут




Что ж, похоже, вопреки моим ожиданиям изменение наших планов совсем не порадовало Холли.

— Дорогая, пожалуйста, открой дверь!

Мимо прошмыгнули, хихикая, две девушки в купальных халатах.

Я снова повернулся к Лидии.

— Она не хочет тебя видеть, — фыркнула она. — Вот почему я решила не связываться с парнями. И уже месяц твержу Холли, что ей надо последовать моему примеру.

Я подавил в себе порыв накричать на эту вечно раздраженную девушку — соседку Холли по комнате в общежитии. Лидия стояла, упираясь руками в дверной косяк, и не давала мне пройти. Можно подумать, что я собирался выбить дверь или устроить еще что-нибудь в этом роде.

— Лидия, разве ты не торопишься в Клуб любителей поэзии Сильвии Плат?

За дверью включили музыку.

— Джексон, ты прелесть! И теперь тебе точно не видать моего ключа.

Я легонько стукнулся лбом в стену рядом с дверью.

— Пожалуйста, впусти меня.

— Не прощай его! Он снова тебя обманет, а потом снова и снова, — крикнула Лидия.

Похоже, я все-таки придушу эту девчонку.

Дверь у нас за спиной распахнулась, и, обернувшись, я увидел девушку с толстым учебником в руках.

— Джексон, я тебе сочувствую, но мне нужно заниматься. А ты, Лидия, замолчи, пожалуйста. Никому нет дела до твоих выпадов против мужчин!

Музыка в комнате Холли заиграла еще громче. Чтобы Лидия меня услышала, я повернулся к ней и прокричал:

— Я заплачу тебе сто долларов, если ты дашь мне ключ и переночуешь в другом месте.

Я ожидал услышать лекцию о нарушении правил общежития и еще какую-нибудь чушь о том, как женщины, образно выражаясь, передают в чужие руки «ключ» от своей жизни.

Но к моему удивлению, Лидия лишь подняла темные брови и произнесла:

— Двести.

Я открыл бумажник, вытащил кредитку и положил ее на ладонь девушки:

— Возьми вот это.

Бросив ключ на пол передо мной, она направилась в холл. А я вздохнул с облегчением.

— Спасибо, — произнесла девушка с учебником, по-прежнему стоявшая у меня за спиной.

Я поднял ключ и поднес его к замку.

— Хол, прошу тебя, поговори со мной.

Единственным ответом мне стал припев из песни Пинк. Я вставил ключ в замочную скважину и медленно открыл дверь. Я думал, что Холли стоит с другой стороны и ждет моего появления, чтобы выхватить ключ и выпроводить меня снова.

Красная туфелька пролетела мимо и со стуком ударилась в стену над окном. Я вошел внутрь, закрыл за собой дверь и лишь после этого огляделся. Из платяного шкафа торчали ноги Холли и полы ее голубого халата.

Я не знал, слышала ли она, как я вошел. Но ведь туфелька, скорее всего, летела в меня. Девушки и раньше бросались в меня обувью, но Холли это было совсем несвойственно.

Пока я шел через комнату, чтобы выключить стереосистему, мне пришлось увернуться от ее коричневой босоножки. Когда музыка стихла, Холли перестала рыться в своих вещах, выбралась из шкафа и встала напротив меня.

— У меня хорошие новости, — произнес я, пытаясь улыбнуться, хотя это немного не соответствовало моменту. — За определенную цену Лидия согласилась прекратить свои злобные выпады. Она не вернется до завтрашнего дня.

— В самом деле? Ты заплатил моей соседке, чтобы она ушла?

На ее лице не появилось и тени улыбки, и я почувствовал, как у меня замерло сердце.

— Объясни, что случилось? Что я сделал не так? — Своим вопросом я демонстрировал, что понимаю — проблема не только в том, что мы не идем в кино. Очень глупо с моей стороны. Я потянулся к ней, но Холли по-прежнему стояла, скрестив руки на груди.

— Ты постоянно что-то от меня скрываешь. Носитесь где-то с Адамом, как мальчишки.

— Ты ревнуешь? Я помню, что он прежде всего твой друг, так что, может быть, составим график общения с ним? — Плохо, просто ужасно. Этого не нужно было говорить. Я весь сжался, ожидая, что она закричит или снова запустит в меня обувью.

Но Холли отвернулась и, подойдя к столу, принялась рыться в стопке бумаг:

— Отлично, ты прав. Это не такое уж большое дело.

Вложить в эту фразу еще больше сарказма было невозможно. От ее слов на меня повеяло ледяным холодом. Я пригладил волосы и постарался придумать подходящий ответ. Или пора уже прикидывать, как сбежать отсюда? И все же я попробовал сменить тему.

— Ты… что-то потеряла? И искала это в шкафу?

— Да, одну из карт памяти. — Так и не повернувшись ко мне, она с грохотом опустила книгу на стол. — Мне действительно нужно заниматься, понимаешь?

Я поднял с пола туфли и запихал в шкаф.

— Ну… может быть, я помогу тебе…

— Нет, — быстро ответила Холли и включила монитор. Потом она вздохнула и расслабила плечи: — Джексон, я не шучу. Иди и займись чем-нибудь, пожалуйста.

В ее голосе уже не было сарказма, он звучал обессиленно и немного раздраженно. Она предлагала мне легкий способ выйти из конфликта. Но любопытство взяло верх, и я снова открыл рот:

— Хол, почему ты так сердишься?

Она слегка покачала головой:

— Я не… сержусь на тебя.

Я разочарованно вздохнул:

— А чего же тогда…

Чего ты от меня хочешь? Вот что я собирался спросить у нее, потому что сам не знал ответа. Но слова застряли у меня в горле, когда я увидел, как слеза упала на лист бумаги, лежащий перед Холли. Я сделал пару шагов к ней, она обернулась, и я на секунду увидел, что ее глаза блестят от слез. А потом Холли спрятала лицо у меня на груди.

— Ты все время что-то от меня скрываешь. Как будто у тебя есть еще одна отдельная жизнь… и я не могу быть ее частью.

Ее голос дрожал от слез, и это тронуло меня гораздо больше, чем я мог предполагать. Мне следовало уйти, пока была такая возможность. Я обнял ее за плечи и крепко прижал к себе.

— Я вовсе не собирался отталкивать тебя. Мне… очень жаль.

Освободившись от моих объятий, Холли упала на кровать, и ее светлые локоны рассыпались по подушке.

— Я не могу долго сердиться на тебя и ненавижу себя за это, — громко простонала она.

Я втянул в себя воздух — оказывается, я все это время задерживал дыхание — и лег на кровать рядом с Холли, зарывшись лицом в ее волосы.

— Ты вроде бы сказала, что не сердишься.

Она крепко прижала ладони к глазам.

— Я сердилась. Это прошедшее время.

— Это означает, что окончательное примирение наступит после проведенной вместе ночи?

Холли криво улыбнулась, но потом ее губы снова сжались в тонкую линию.

— Только если ты пообещаешь: больше никаких секретов… никогда.

Это невозможно. Совершенно исключено.

Холли села, и я принялся водить пальцами по ее спине.

— Ты все равно уступишь.

Она повернулась ко мне и, выгнув бровь, произнесла:

— Давай попробуем.

— Хорошо, обещаю.

— Лжец! — Холли рассмеялась и, сняв с меня рубашку, набросила ее на лампу. — Лидия завтра будет вне себя от злости.

Я повалил ее на кровать и ослабил узел на поясе халата.

— Она разбогатела как минимум на двести долларов, так что у нее нет повода для злости. И вообще, у нее бывает когда-нибудь хорошее настроение?

— Нет, но все равно спасибо за то, что я хотя бы одну ночь проведу без феминистских нравоучений.

Я наклонился к ней и прошептал:

— Считай это подарком в честь нашего примирения.

Холли сбросила халат.

— Я получу еще что-нибудь?

— Хочешь новую машину? — поинтересовался я.

— Нет.

— Полкило того дорогущего горького шоколада?

Она покрыла поцелуями мою шею.

— Ты знаешь, чего я хочу.

Я громко застонал:

— Ни за что.

— Пожалуйста.

— Ты делаешь из меня полного идиота. Даже хуже — превращаешь меня в девчонку. — Я повернулся к ней, и в этом была моя ошибка. Один взгляд на все еще мокрые от слез щеки Холли — и я сдался. — Если ты кому-нибудь расскажешь, я тебя отшлепаю. Поняла?

Холли жестом показала, что будет молчать, как рыба, и уютно устроилась рядом со мной.

— Может быть, на этот раз попробуешь британский акцент?

Я рассмеялся и поцеловал ее в лоб.

— Постараюсь.

Адам и мои медицинские записи могут подождать.

— Что ж, поехали…

Я закатил глаза и набрал полную грудь воздуха:

«Это было лучшее изо всех времен, это было худшее изо всех времен; это был век мудрости, это был век глупости…».[2 - Цитата из книги Чарлза Диккенса «Повесть о двух городах» (1859).]




Когда я учился в девятом классе, учитель английского часто заставлял нас читать наизусть Диккенса, стоя у доски перед всем классом. И я это терпеть не мог. Но ради Холли я готов переступить через себя, правда, никогда не признаюсь ей в этом.

— Как ты считаешь, он правильно поступил? — поинтересовалась она, прослушав несколько первых страниц.

— Ты имеешь в виду Сиднея? Когда он взошел на плаху ради того, чтобы его любимая женщина могла остаться с другим мужчиной?

Холли рассмеялась, и я почувствовал движение ее губ у моей груди.

— Да, я об этом.

— Нет, я считаю, что он полный идиот. — Я поцеловал ее в уголок рта, и она улыбнулась.

— Ты лжешь.

Я притянул ее поближе к себе и снова поцеловал, пытаясь положить конец этому обсуждению. Иначе мне пришлось бы в итоге раскрыть некоторые секреты, которые я хотел оставить при себе.

— Ты ведь ни в кого не целилась, когда бросала туфли? — поинтересовался я между поцелуями.

Холли склонилась надо мной, и ее волосы окутали нас золотым занавесом.

— Я даже не заметила, что ты вошел.

— Это хорошо, потому что у красной туфельки очень острый каблук. Им и глаз можно выбить.

Холли искренне расхохоталась и после поцелуя прошептала мне на ухо:

— Я сохраню его для всех остальных бойфрендов.




Рано утром я проснулся от звука будильника — он громко жужжал мне прямо в ухо. Светлые волосы Холли щекотали мой нос, во рту был неприятный привкус. Холли кулаком выключила будильник и пробормотала:

— Я специально поставила его, чтобы ты не проспал лабораторное занятие в восемь.

— Я мог бы пропустить его сегодня. — Смахнув волосы Холли с лица, я поцеловал ее в шею. — Ложись спать.

Она взяла мою руку и крепко прижала ее к себе, а потом что-то неразборчиво пробормотала. Но мне послышалось: расскажи мне секрет.

Это была любимая игра Холли. Обычно я, не задумываясь, говорил какую-нибудь глупость, например: «Когда-то я был без ума от Хиллари Дафф». Но сегодня я чувствовал, что после нашей ссоры должен ей нечто большее.

Прикоснувшись губами к уху Холли, я прошептал:

— Я без ума от тебя.

Кажется, прежде чем снова провалиться в сон, я почувствовал, как ее губы растянулись в улыбке.




Я открыл глаза через два часа. На этот раз меня разбудил стук в дверь. Я взял джинсы и натянул футболку, а потом потряс за плечо Холли.

— По-моему, Лидия вернулась.

Холли со стоном подняла с пола халат и открыла дверь. Двое мужчин, оттеснив ее, ворвались в комнату.

— В чем?.. — возмутилась Холли, крепко стягивая полы халата и завязывая пояс.

Один из вошедших — невысокий, с рыжими волосами — захлопнул дверь.

— Это он, — обратился он к напарнику.

— Что происходит? — спросил я.

Коротышка посмотрел на меня:

— Ты сын Кевина Майера?

У меня чуть не остановилось сердце. Что-то произошло… Когда я видел отца в последний раз? Вспомнил: два дня назад перед тем, как он уехал за границу.

— С ним все… в порядке?

Холли сделала глубокий вдох и, приблизившись, крепко сжала мою руку. Могу только представить, о чем она сейчас подумала: самолет компании врезался в гору, и единственный ребенок генерального директора остался круглым сиротой. Я почувствовал, что на шее у меня выступили капельки пота.

Второй из ворвавшихся к нам мужчин был высокого роста. Он вынул из кармана пиджака какой-то жетон, но показал его так быстро, что я не успел прочитать надпись.

— Ты должен пойти с нами.

Полиция? Или, может быть, ФБР? Или следственные репортеры? А что, если фармацевтическую компанию отца обвиняют в отмывании денег или какой-нибудь другой скандальной деятельности?

Отец и его многочисленные советники по бизнесу неоднократно внушали мне: репортеры ни перед чем не остановятся, чтобы получить информацию для статьи. И вот эта спешка с жетоном, они специально не дали мне возможности разглядеть его…

Я покачал головой:

— Я никуда не пойду.

— Джексон, может быть, тебе стоит…

Взмахом руки я попросил Холли замолчать и снова взглянул на неожиданных визитеров.

— Для кого вы пишете?

Они переглянулись, и высокий, пожав плечами, неуверенно переспросил:

— Тебя интересует название газеты?

Я жестом указал на дверь:

— Выметайтесь, вы оба.

Холли, стоявшая рядом с дверью, очень медленно перебралась ко мне за спину. Все это время она старалась не выпускать их из поля зрения.

Краем глаза я заметил, что она пятится к шкафу, пытаясь что-то достать. Мобильный телефон? Баллончик с перцем?

— Ты сейчас связан с какими-нибудь государственными структурами? — поинтересовался коротышка. — Они сообщали тебе о чем-нибудь?

Эти парни всерьез меня достали. Я быстро обвел взглядом комнату в поисках подходящего средства защиты и осторожно потянулся к высокому торшеру.

Но не успел я и глазом моргнуть, как Холли запустила свою туфельку в лицо рыжеволосому. Он резко развернулся, и я увидел отпечаток каблука, наливающийся краснотой у него над бровью. Кровь прилила к моим щекам, сердце колотилось так, словно собиралось выскочить из груди. Мысленно призвав на помощь Карлоса Белтрана,[3 - Карлос Белтран — известный пуэрториканский бейсболист.] я ударил изо всех сил. Стеклянный абажур торшера угодил прямо в свежую рану незнакомца. Он отпрянул назад, с грохотом ударившись спиной о дверь. Осколки стекла оставили глубокий порез у него над левым глазом.

Потом он присел, широко развел руки в стороны и схватил меня за ноги. Я не смог устоять и упал лицом вниз на плиточный пол.

Второй мужчина переступил через наши распростертые тела и направился к Холли. Она пятилась назад, спрятав правую руку за спину.

— Не нужно сопротивляться, и тебя никто не тронет, — начал было он, но не успел закончить фразу. Сжав в кулаке баллончик, Холли резко выставила вперед правую руку и, хорошенько прицелившись, направила струю перца прямо на незнакомца.

— Выметайся из моей комнаты!

— Вот черт! — выругался он, согнувшись пополам, и принялся тереть глаза.

Холли проскочила мимо него и метнулась к двери.

Мы с коротышкой одновременно поднялись на ноги. Он отвлекся на крик напарника, а я побежал за Холли к выходу.

Но вдруг у меня за спиной раздался крик:

— Стой, не двигайся!

Я обернулся и увидел, как рука рыжеволосого нырнула внутрь наполовину расстегнутой куртки. Когда она показалась снова, в кулаке был крепко зажат полуавтоматический пистолет. Льющаяся из раны кровь застилала ему взгляд, но, уставившись на меня одним глазом, он целился мне прямо в голову.

Я набрал полную грудь воздуха, понимая, что выхода нет. Я побежден. Холли стояла, прижавшись спиной к стене, — ее рука застыла на дверной ручке.

Высокий мужчина поднял одну руку, по-прежнему прижимая вторую к глазам.

— Не надо… пока. Только если он прыгнет.

Куда прыгну? От его слов у меня чуть не остановилось сердце. Они ведь не могут знать… или могут?

Я сделал большой шаг назад, но споткнулся о лежащий на полу торшер и, почувствовав что-то на своей лодыжке, снова не смог удержаться на ногах.

В ушах стоял звон от удара, потом завизжала Холли. И вдруг все как будто замерло: мое сердце, дыхание… время.

Холли упала на пол. Я уже готов был закричать и броситься к ней, но вдруг заметил, что на ее халате выступила кровь. В ту же секунду я почувствовал, что переношусь в прошлое, но на этот раз это происходит без моего контроля.

Но прежде чем свет вокруг меня померк, я успел заметить, как грудь моей девушки всколыхнулась и опустилась. Она была еще жива, и я оставил ее одну.




Глава пятая


Выплюнув изо рта что-то, по вкусу напоминающее солому, я понял, что лежу на траве лицом вниз. Но где я? Какой сейчас день? У меня колотилось сердце, и было странное ощущение, как будто я по-прежнему в своем времени. Солнце пекло мне спину, но я ведь не должен был этого чувствовать. Этот прыжок чем-то отличался от всех предыдущих. Что-то изменилось.

Может быть, я видел сон… или сильно ударился головой? И мы с Холли даже не ссорились? И ничего страшного не случилось? От неприятных воспоминаний о Холли, лежавшей на полу без сознания, у меня защемило сердце.

Я заставил себя подняться, но споткнулся обо что-то и снова упал лицом вниз, сильно ударившись о землю. Сильная боль стала подтверждением того, что я все-таки на основной базе. Моя черная сумка лежала у ног. Вероятно, я захватил ее за собой.

Сфокусировав взгляд, я понял, что нахожусь в Центральном парке недалеко от своего дома. Я шагнул к дорожке, чувствуя непомерную тяжесть в ногах. Достав из кармана телефон, я покрутил его, чтобы увидеть время, но экран оставался темным. Я несколько раз стукнул им по ноге, но потом сдался и поинтересовался у женщины, пробегавшей мимо меня по дорожке:

— Не подскажете, который сейчас час?

— Около шести, — ответила она.

Сильная боль во всем теле была мучительной. Пришлось остановиться и присесть на скамейку.

— С тобой все в порядке? — поинтересовался пожилой мужчина, сидевший рядом со мной.

— Да, спасибо, — ответил я и запрокинул голову. Мне нужно было немного отдохнуть. Закрывая глаза, я вдруг увидел газету моего соседа и, прочитав дату выпуска, подскочил на месте.

9 сентября 2007 года.

Что происходит, черт возьми?

— Это… гм, сегодняшняя газета? — спросил я.

— Именно так, — ответил он и снова принялся что-то насвистывать.

Нет, этого не может быть. Он обычный чудак, читающий газеты двухлетней давности. Но я еще несколько секунд продолжал пялиться на нее.

Большая капля упала на дату на самом верху страницы.

Мы оба посмотрели на небо, где собирались темные тучи. Мужчина сложил газету и поднялся.

— В прогнозе ничего не говорится про дождь, — заметил он и ушел.

Что ж, пока я мог опираться только на дату в газете, и, если она была верной, этот день уже был два года назад, в прошлом. Ну… или, по крайней мере, в моем прошлом.

Дождь становился все сильнее, и я побежал по дорожке. Заметив полицейского, который прятался от дождя под деревом, я устремился к нему, ничуть не беспокоясь, что вымокну.

— Простите, офицер, вы не знаете, какое сегодня число?

— Девятое, — пробормотал он, даже не взглянув на меня.

— Девятое сентября?

Он фыркнул:

— Да.

— Две тысячи девятого года, да?

— Две тысячи девятого?!! Черт побери этих подростков! — Полицейский вытаращил глаза и ушел прочь.

Его слова вызвали у меня панику. Я чувствовал себя так, словно мне только что укололи кофеин в вену. Вытерев мокрые от дождя глаза подолом рубашки, я решил попытать счастья в третий раз. Идеальным источником информации мог стать Генри — один из швейцаров в доме, где я живу. Но я не мог рисковать: вдруг где-нибудь поблизости бродит второй Джексон. Развернувшись в противоположную от своего дома сторону, я направился в кафе.

Капли дождя были холодными как лед. Я замерз так, что, открывая дверь в «Старбакс», уже стучал зубами. Девушка за стойкой выпрямилась и улыбнулась:

— Давно тебя не видела.

Я оглядел столы в зале — не оставил ли кто-нибудь свежий выпуск «Таймс».

— Гм… да. Я был занят в… школе.

Девушка рассмеялась, и я повернулся к ней лицом. Она показалась мне знакомой, хотя, возможно, все дело было в ее рабочей одежде.

— Не болтай, ты же все лето ездил по Европе.

Я?

— Нет, всего лишь неделю провел в Германии.

Она принялась готовить кофе, но для кого? Кроме меня у стойки никого не было.

— А все остальное время?

— Я много работал, — произнес я под жужжание парового вспенивателя.

— Работал? — Она покачала головой, а затем на мгновение задумалась, прекратив взбивать молоко. — Но ты ведь говорил, что весь декабрь проведешь в Испании?

— Гм, планы изменились и…

— А почему я не видела тебя в школе на прошлой неделе? Они отдали твой шкафчик кому-то из новеньких, — сообщила она и пододвинула мне чашку.

Замерев на месте, я смотрел на чашку кофе на стойке из черного мрамора и чувствовал, что куски головоломки начали складываться в цельную картинку. Шкафчики — это значит средняя школа. Европа и первый семестр в Испании — выпускной класс.

А выпускной класс — это две тысячи седьмой год.

— Какого черта! — чуть слышно выругался я.

Я не мог вернуться даже на три дня в прошлое, а в этот раз перепрыгнул целых два года? У меня на лбу выступили капельки пота. Эта девушка действительно мне знакома. Она одна из многочисленных студентов-стипендиатов в Академии Лойолы.

Академия Лойолы — это старшие классы школы. А ведь я ее уже окончил. В две тысячи восьмом году.

Но, судя по всему, этого еще не произошло.

— Джексон, с тобой все в порядке? — поинтересовалась девушка.

Она знала как меня зовут и как я выгляжу. Учась в школе, я приходил сюда каждый день и расплачивался именной кредиткой. Хорошо, с этим все ясно.

А вот во всем остальном я никак не мог разобраться. Или мог, но это немыслимо. Я в свои девятнадцать лет не должен был очутиться там, где мне еще семнадцать.

Чтобы не потерять сознание от потрясения, я вынужден был облокотиться о стойку. Как, ради всего святого, я здесь оказался?

— Извини, я должен идти… Только хотел поздороваться.

Спотыкаясь, я направился к выходу и прислонился к двери, стараясь справиться с дыханием. Был ли вообще две тысячи девятый год? Еще ни разу за все время моих путешествий во времени я не был настолько дезориентирован. Честно говоря, на этот раз я ощущал реальность происходящего так же ясно, как и на основной базе, которую покинул. Начиная с боли, холодных капель дождя, тяжести в ногах и биения сердца.

Может быть, я смогу все исправить, если вернусь назад? Перед моими глазами пронеслись воспоминания: Холли ужасно напугана, она падает на пол, истекая кровью… Холли все еще дышит.

Но как долго она сможет продержаться? Во всем, что произошло, виноват я один.

Я крепко зажмурился, чтобы сдержать слезы. Нельзя было впадать в панику, и единственное, что могло помочь мне, — это попытка переместиться назад, в мое время.

Назад в тридцатое октября две тысячи девятого года — день, который однозначно стал худшим в моей жизни. Дождь хлестал мне в лицо, и, прижавшись спиной к двери, я закрыл глаза и заставил себя сконцентрироваться на возвращении в две тысячи девятый год.

В тот же миг я почувствовал, что раздваиваюсь, и мое внимание рассеялось. Теперь все было бессмысленно — меня уносило в неизвестном направлении.




Глава шестая


Еще не открыв глаза, я почувствовал аромат вишнево-лимонной полироли для мебели. Ни дождя, ни шума голосов, ни звука мотора грузовика, который вот-вот переедет мне ноги, — ничего этого не было. В конце концов я открыл глаза и, оглядевшись, сразу понял, где нахожусь.

Это кабинет моего отца.

Через чистые окна большого углового офиса можно было различить машины, движущиеся по Пятой авеню. Интересно, сейчас утро или вечер? День, судя по всему, был рабочий. Адам постоянно напоминал мне, что нужно более внимательно выбирать место, куда я хочу попасть.

«Кто знает, куда тебя в итоге занесет?» — как-то сказал он.

Но я решил, что не буду зацикливаться на этом, и напомнил себе, что следующая важная задача — это выяснить день и время, в котором я на этот раз оказался. Поэтому я подошел к компьютеру и нажал на кнопку, но он оказался заблокированным и включался лишь после проверки отпечатка пальца.

На маленьком экране телефона рядом с клавиатурой светились какие-то цифры. Но как только я наклонился, чтобы разглядеть их, из-за двери послышались пиликающие звуки, похожие на те, что издают кнопки замка на гаражных воротах. Я и не знал, что на двери отца был код. Ведь внутри этого здания и так безопасно.

Если только это не будущее… Вдруг я оказался в будущем после тридцатого октября две тысячи девятого года?

Но у меня не было времени обдумать эту идею, потому что я вдруг осознал, что, если дверь откроется и сюда войдет кто-нибудь — например, отец, — он вполне может сойти с ума, увидев меня. Ведь я не должен был находиться здесь в этот день. В этом году, каким бы он ни был.

Я шагнул в шкаф для одежды слева от стола как раз в тот момент, когда дверь открылась. Звук шагов эхом разнесся по комнате, и вдруг перед моим лицом появилась рука. Вжавшись в стенку, я затаил дыхание. Отец убирал в шкаф свое зимнее пальто.

Подсказка номер один: на улице холодно. Несколько месяцев уже можно исключить. Дверца закрылась, но не до конца. Внутрь проникало немного солнечного света, и я мог видеть отца, который перекладывал бумаги на столе. В тишине офиса вдруг раздался громкий звонок, и я чуть не потерял сознание, подумав, что меня обнаружили.

— Слушаю, — произнес отец.

Это всего лишь телефонный звонок.

— Все прошло по плану, — прогудел мужской голос из немного приглушенного динамика.

— Агент Фриман, мне нужен полный отчет.

Агент?

Мне показалось, что человек на другом конце линии фыркнул, и тогда отец рявкнул:

— Немедленно!

— Хорошо, хорошо, извините. Два объекта, мужского и женского пола, благополучно прибыли в назначенное место.

— Агент Фриман, мне кажется, вы не понимаете, что такое полный отчет. Я вынужден буду снизить ваш балл за практический экзамен, — угрожающим тоном произнес отец.

— Ладно. Гром со своими друзьями, как обычно, шел пешком и успел к началу репетиции джазовой группы в семь часов две минуты утра. А Молния оказалась в заданном месте ровно в семь часов пятьдесят восемь минут. За две минуты до звонка к началу занятий в классной комнате. Она могла прийти раньше, но решила зайти за горячим шоколадом.

Судя по всему, он докладывает о нас с Кортни.

Но ее не стало пятнадцатого апреля две тысячи пятого года.

Гром и Молния? Кодовые имена?

Записывать я здесь ничего не мог, поэтому закрыл глаза, сильнее вжался в стенку шкафа и заставил себя снова и снова повторять известные мне факты.

Я попал в прошлое до две тысячи пятого года. Судя по всему, какой-то агент следил за нами по дороге в школу и сейчас отчитывался перед отцом.

Да, вынужден признать, мой отец — очень серьезный человек, занимающий пост генерального директора крупнейшей фармацевтической компании. Но отправлять за нами специальных агентов, или кем там был этот парень, звонивший по телефону, — это уже слишком.

— Она была одна? — спросил отец, оторвав меня от размышлений.

— Да, сэр.

Я слышал, как он расхаживал по кабинету.

— А как же та девочка, живущая двумя этажами выше? Пейтон?

— Источник сообщил мне, что она простудилась.

— И ты не посчитал нужным доложить об этом мне? Если бы я знал, то пошел бы вместе с ней…

— Я полгода рисковал жизнью в пустыне, выполняя задания ЦРУ. И вполне в состоянии проследить за двумя двенадцатилетними детьми по дороге в школу! — В голосе агента послышалось легкое раздражение.

Агент ЦРУ провожал нас в школу? Или, может быть, он к этому времени уже уволился или вышел на пенсию и начал работать на отца?

Отец вздохнул:

— Примите мои извинения. Спасибо за информацию. Сегодня первый день, когда за ними присматриваю не я. Не думал, что мне так тяжело будет перепоручить это дело кому-то другому.

Что?!!

— Не стоит так переживать. Ведь половина треклятого ЦРУ постоянно присматривает за ними. Большей безопасности для ваших детей не добиться, даже если возить их в машине с пуленепробиваемыми стеклами.

— Агент Фриман, не стоит так легкомысленно относиться к заданию. Пусть даже это сопровождение двух детей в школу. И, надеюсь, вы понимаете мое самое важное условие?

— Ни в коем случае не вмешиваться. Кроме ситуаций, когда у меня не будет другого выхода, — произнес агент Фриман. — На днях я видел, как Гром с парой друзей бросали яйца из окна его комнаты в машину того русского. И не сказал ни слова!

Отец усмехнулся:

— Это было пару дней назад, так ведь?

— Да, сэр, одиннадцатого января.

Одиннадцатое января. Мне двенадцать лет. То есть… не мне, а тому, другому Джексону. Ему сейчас двенадцать. Я быстро провел подсчеты в уме и пришел к выводу, что нахожусь в тринадцатом января две тысячи третьего года.

Две тысячи третий? Черт возьми!

— Я займусь этим. И, к вашему сведению, этот русский — полный придурок, но я, конечно же, не одобряю, когда из окон двадцатого этажа что-то бросают. Особенно если вспомнить о том, что в Нью-Йорке это запрещено законом. Спасибо, вы сообщили мне все, что было нужно. Жду от вас новой информации каждый час.

Я не слышал шагов отца — ни единого звука, чтобы догадаться, что он приближается к шкафу, — и вдруг дверь резко распахнулась. Он зажал мне рот ладонью и за рубашку вытянул наружу.

Еще через секунду я оказался у стены: отец придавил мне шею рукой и навалился всем телом, чтобы у меня не было ни малейшего шанса вырваться.

Конечно, я мог сбежать. Просто переместиться во времени. Но глядя в гладкое, уверенное лицо отца, который был сейчас почти на семь лет моложе, я понимал, что не могу сконцентрироваться.

— Ты моложе остальных, — спокойно произнес он. — Как ты попал сюда, черт возьми?

Кто такие «остальные»?

Его рука по-прежнему давила мне на горло, и я не мог дышать, не говоря уже о том, чтобы ответить ему. Сейчас я был на семь лет старше того мальчика, с которым он, возможно, сегодня завтракал за одним столом. Понятно, почему он не узнавал меня.

Лицо отца оставалось абсолютно спокойным, но глаза сверкали от гнева. Или даже от ненависти. От этого взгляда у меня по спине пробежал холодок.

— Что ты предпочитаешь? — спросил он. — Пистолет? Яд? Смертельную инъекцию?

Меня в буквальном смысле сковал страх. Отец немного ослабил хватку, но лишь для того, чтобы схватить меня пальцами за шею.

— Или я сейчас убью тебя голыми руками, — продолжил он.

Мне казалось, я чувствую, как мои глаза наливаются кровью и сознание оставляет меня. Поле зрения сузилось до крошечного участка, в котором я видел лишь лицо отца. Я не знал, мог ли он убить меня в момент прыжка во времени, но одной угрозы было достаточно, чтобы убраться из этого года. Что я и сделал, так и не сказав ни слова отцу, который, как выяснилось, умел убивать голыми руками.

Кто же он такой, черт возьми?




Глава седьмая


Воскресенье, 9 сентября 2007 года,

06 часов 15 минут




Дождь снова хлестал мне в лицо. Капли попадали в открытый рот. Голова кружилась, меня тошнило. Я был напутан.

Мой отец только что пытался убить меня. Своими собственными руками. И это не шутка.

Конечно же, он не знал, что это я. И он сам нанял агента ЦРУ, который должен был следить, чтобы со мной ничего не случилось. Это само по себе было настолько странно, что не укладывалось у меня в голове. Услышав стук за спиной, я испуганно подскочил на месте. И только сейчас осознал, что стою, прислонившись к двери кафе «Старбакс». Снова.

Это две тысячи седьмой год. Тот самый момент, из которого я прыгнул в прошлое.

Девушка, которая работала в этом кафе и училась вместе со мной в школе, высунулась наружу и сунула что-то мне в лицо:

— Ты оставил на стойке свой телефон.

Я взял его и пристально посмотрел на нее:

— Сейчас две тысячи седьмой, да? Выпускной класс?

Паника в моем голосе никак не соответствовала окружающей обстановке: воскресное утро, по улицам Манхэттена прогуливаются люди. Неужели они не знают, что мир только что перевернулся вверх дном? Или что в результате какого-то ужасного происшествия я не могу вернуться в будущее?

Конечно же, им это неведомо. Только мой мир перевернулся. Жизнь остальных в полном порядке.

— Да, сейчас две тысячи седьмой год, — ответила девушка, озадаченно улыбаясь.

Похоже, она считает, что я не в себе.

— Какой классный телефон! Откуда он у тебя? Впервые вижу такую модель, а моя сестра работает в…

— Это всего лишь образец. У меня есть кое-какие связи. Вообще-то мне не следовало его никому показывать. — Я убрал телефон в карман. — Гм… пока, увидимся.

Дождь утих, и теперь лишь слегка моросило, так что я выбежал на улицу и направился в парк. Все события последних нескольких часов никак нельзя было назвать нормальными. Единственное, что я мог сделать, чтобы не запаниковать, — это записать все. Как я и обещал Адаму.

Адам… Я бы все отдал, чтобы увидеть сейчас его. Или Холли…

Я шел по узким дорожкам через парк, пока не нашел дерево, под которым можно было расположиться. Достав дневник, я рассчитывал, что смогу успокоиться. Но мысли об Адаме и Холли заставили мое сердце биться сильнее. Особенно Холли… Я старался не думать о ней и сосредоточиться на том, что происходит. Честно говоря, со дня нашей первой встречи, когда мы с Холли столкнулись и она пролила свой смузи мне на туфли, она постоянно присутствовала в моих мыслях. Но я не готов был признаться в этом и скрывал свои чувства от всех.

Сначала Холли была девушкой, которая никогда не станет моей. Во-первых, у нее был преданный бойфренд, а во-вторых, она только и делала, что отпускала колкие замечания в адрес богатых детишек из привилегированных семей, за которыми мы присматривали. По крайней мере, так было, пока она не узнала, что я — такой же, как они. Это заставило ее на некоторое время замолчать.

Люди всегда хотят получить то, чего они не могут или не должны иметь. Одно это, похоже, словно магнитом притягивало нас с Холли друг к другу. И я знаю, что не только я стремился оказаться рядом с ней. Она испытывала те же чувства.

Я должен был вернуться в две тысячи девятый год. Я закрыл глаза и постарался направить всю свою энергию, чтобы сконцентрироваться на том времени и месте, где должен был сейчас находиться.




Глава восьмая


Прошло уже несколько часов, но я по-прежнему сидел под деревом, пытаясь записать в дневнике все, что только мог. Это было отчаянной попыткой не выпасть из реального мира и сохранить ясность мыслей. К тому же, если меня вдруг обнаружат мертвым, мой дневник станет для Адама — не важно, в настоящем или в будущем — источником информации о том, что со мной произошло.




Воскресенье, 9 сентября 2007 года,

18 часов 30 минут




За прошедшие сорок восемь часов я предпринял семнадцать попыток вернуться назад (или, скорее, вперед) в тридцатое октября две тысячи девятого года, и они все провалились. После второго прыжка я оказался в феврале две тысячи шестого года, на улице, под сильнейшим снегопадом. И чуть не замерз там до смерти. У меня в голове все перемешалось. Иногда мне кажется, что я жив, но в остальные моменты я чувствую себя так, словно нахожусь в каком-то немыслимом чистилище. Мне нужно удержать в голове столько разных дней и лет. Существую ли я на самом деле? Что я могу представлять собой, если у меня нет даже основной базы — моего дома?

После многочисленных перемещений я оказался в каком-то неизвестном мне времени. А потом вернулся сюда. Такое впечатление, что будущего не существует. Словно девятое сентября две тысячи седьмого года — это КОНЕЦ СВЕТА. А сейчас я настолько измучен, что не могу даже думать о путешествии во времени. Может быть, если я на пару мгновений закрою глаза…




— Эй, парень, поднимайся! — кто-то потряс меня за плечи и ткнул пальцем в грудь.

Я вскочил с травы и чуть не сбил с ног двух полицейских, стоявших напротив меня. Пока я спал, солнце уже село. Я взглянул на часы: восемь пятнадцать вечера.

— Здесь нельзя спать, — сказал один из них.

— Извините… — Я нагнулся, чтобы поднять с травы свою черную сумку, и поплелся в сторону дорожки. Мне вдруг захотелось зашвырнуть эту дурацкую сумку — постоянное напоминание о моем эгоистичном поступке — в Гудзон. У меня снова скрутило живот. Все это — наказание за то, что я сбежал, оставив Холли умирать. Прижав ладони к глазам, я постарался сконцентрироваться. Не сходи с ума! Если я погружусь в бездну страданий здесь, в прошлом, это ни на шаг не приблизит меня к спасению Холли. И я не смогу разобраться, что случилось с отцом и почему он так странно отреагировал, обнаружив меня в шкафу.

Я перешел через улицу и заглянул в кафе. Каждый шаг давался мне с огромным трудом. Должна быть причина, почему, оказавшись здесь, я так плохо себя чувствую. И еще эта боль, словно меня режут ножом…

Еда. Мне нужно было подкрепиться, чтобы держаться на ногах, хотя еда — это было последнее, чего мне сейчас хотелось. Мой мозг пребывал в состоянии лихорадочного бреда, как будто у меня была тяжелая форма гриппа. Я страдал физически и психически, и невозможно было понять, какая боль сильнее.

— Вы один? — поинтересовалась старшая официантка.

Я кивнул и направился за ней к столику рядом с дверью, снова и снова прокручивая в голове весь ужас случившегося. Но меня волновали не странные события, происходившие после прыжка, а то, что ему предшествовало. Вот кошмар, который преследовал меня, и теперь мне это стало очевидно.

Кто были те мужчины в комнате Холли? Почему они спрашивали о моем отце? И о том, не общался ли я с представителями государственных структур?

«Это он!» — произнес один из них. Могли ли они каким-то образом узнать о моих способностях?

— Будете что-нибудь пить? — спросила официантка.

— Кофе, пожалуйста. И где у вас туалет?

Она показала рукой налево. Я доковылял до туалета, прислонился спиной к стене и закрыл глаза. Пожалуйста, пусть на этот раз у меня все получится!




Глава девятая


Вокруг меня непрерывно сигналили автомобили и пахло выхлопными газами. Открыв глаза, я увидел перед собой бампер блестящего желтого такси.

— Что за черт! — раздался крик.

Я отпрыгнул с дороги:

— Извините, я поскользнулся.

— Идиот, я ведь мог задавить тебя!

Только в Нью-Йорке можно возникнуть из ниоткуда, и реакцией на твое появление станет лишь ругань раздраженных водителей.

Прикрывая рукой глаза от ослепительного летнего солнца, я бросился к тротуару, заполненному людьми. Там было безопасно. Не так уж легко сохранить ясность мысли, если ты так измотан и мгновение назад вокруг тебя было темно и холодно.

Я прислонился спиной к фонарному столбу, чтобы перевести дух. Перед моими глазами снова возникло лицо Холли в тот момент, когда пуля пронзила ее, — образ, на котором я только что пытался сконцентрироваться. Очевидно, что ничего не вышло. Снова.

Придется смириться Джексон, и попробовать еще раз.

Наконец-то я смог оглядеться. Вокруг меня снова были улицы Манхэттена. Я знал, где нахожусь, но какой это день?

В газетном киоске рядом с моим домом было пусто, поэтому я заглянул внутрь, стараясь следить за вращающейся входной дверью, через которую обычно выходил отец.

Наш швейцар Генри взглянул в мою сторону, щурясь от солнца. Я схватил со стойки бейсболку с эмблемой клуба «Нью-Йорк Метс» и надвинул козырек на нос, чтобы спрятать лицо.

— Я возьму это и «Нью-Йорк таймс», — сказал я, доставая из бумажника слегка влажную купюру в пятьдесят долларов и протягивая ее продавцу.

— Ты фанат «Метс», да? Что ж, думаю, я не стану на тебя обижаться за это! — Он расхохотался так громко, что я не услышал шагов приблизившегося сзади покупателя.

— «Уолл-стрит джорнал», — произнес у меня за спиной очень знакомый голос.

Это был отец. Я как можно быстрее развернулся в другую сторону и перевел взгляд на газету, которую сжимал в руке.

Первое июля две тысячи четвертого года.

Черт, он ведь мог узнать меня! Постой, Джексон, я ведь видел тебя всего несколько минут назад. Откуда у тебя волосы на лице и несколько дополнительных сантиметров роста? Вот это было бы шоу! Каким образом меня опять занесло в такое далекое прошлое?

Мне ничего не оставалось делать и, не поворачиваясь лицом к отцу, я направился в противоположном от него направлении.

— Эй, ты забыл взять сдачу!

К счастью, продавец не побежал за мной. Я решил, что безопаснее будет пойти длинным путем, обогнул Центральный парк и только потом направился к дереву — на уже ставшее мне привычным место. Прыжки во времени совершенно измотали меня, и мне требовался отдых. Несмотря на отличное самочувствие в настоящий момент, я знал, что после возвращения в две тысячи седьмой год мне снова станет плохо. Словно у меня чума или свиной грипп.

Вдруг за деревом, словно вспышка, мелькнула россыпь рыжих волос. Потом я увидел длинные худые ноги и ускорил шаг. Я как будто стремился к источнику воды в жаркой пустыне: вдруг он исчезнет, если я вовремя не доберусь до него?

— Кортни? — позвал я, но у меня прервался голос.

Она сбросила розово-зеленые теннисные туфли и, положив на колени книгу, сидела, прислонившись спиной к дереву.

— Кортни! — произнес я на этот раз гораздо громче.

Она высунула голову из-за ствола дерева и, щурясь на ярком солнце, пыталась разглядеть мое лицо. Потом она отбросила книгу в траву и медленно поднялась на ноги:

— Да?

Я застыл на месте, потрясенно глядя на нее. Она и в самом деле была рядом — живая и невредимая. Жизнь как будто насмехалась надо мной, и это причиняло мне мучительную боль.

Моя девушка, которая должна была жить, уже умерла или умирает в далеком две тысячи девятом году, а моя сестра, которую я уже однажды терял, загорает рядом со мной на траве в две тысячи четвертом, читая недавно вышедшее продолжение «Гарри Поттера». Она даже еще не больна.

По мере того как Кортни приближалась, тихий голос в моем подсознании звучал все громче. Я слышал Адама, который перечислял все плюсы и минусы беседы с моей сестрой — в этом времени совсем еще девочкой. Но ведь наш разговор не приведет мир к катастрофе?

В этот момент я совершенно утратил способность мыслить рационально. Я стремился ухватиться за что-то знакомое мне — то, что существовало в действительности. Поэтому совершил, вероятно, самый глупый поступок из всех возможных.

Преодолев разделяющее нас расстояние за несколько огромных прыжков, я оказался рядом с Кортни и крепко сжал ее в объятиях, словно желая убедиться, что она реальная, из плоти и крови. Я абсолютно растворился в этом моменте, и тут прямо у меня над ухом раздался пронзительный крик Кортни. Резко подняв ногу, она ударила меня коленом в пах, после чего вывернулась из моих объятий и начала медленно отступать назад.

— Кортни, успокойся! — хватая ртом воздух, произнес я и поднял руки вверх. Ее взгляд заметался по сторонам, и я понял, что она собирается бежать. — Пожалуйста, останься! Дай мне минуту.

Ее зеленые глаза стали похожи на два больших блюдца.

— Оставь меня в покое! Мой… мой отец придет сюда с минуты на минуту! — Она показала рукой мне за спину. — Смотри, вот и он!

Сглупив, я попался на ее уловку и оглянулся через плечо. Кортни попыталась проскользнуть мимо меня, но я схватил ее за талию. Мне нужно было поговорить хотя бы с кем-нибудь. И чтобы этот кто-то поверил мне.

— Обещаю, что не причиню тебе зла, — произнес я прямо ей в ухо. Затем достал бумажник и сунул его под нос сестре. — Возьми вот это. Посмотри, что в нем. Я отпущу тебя и сяду под дерево. Договорились?

Она вся сжалась, но перестала вырываться. Потом я вспомнил, что в две тысячи третьем году по пути в школу за нами следовал агент Фриман. Наблюдает ли он сейчас за Кортни? Или по-прежнему халатно относится к своим обязанностям?

— Все деньги до последнего пенни из тех, что дает тебе отец, ты уже три года складываешь под матрас. Хотя я объяснял тебе, что в итоге они все пропадут, потому что он не позволит тебе купить мотоцикл — даже в шестнадцать лет и даже если ты сама за него заплатишь.

У Кортни на секунду перехватило дыхание, но она промолчала.

Я решил попробовать еще раз:

— Восемь лет назад ты видела, как я упал с этого дерева и сломал руку.

Я перестал держать Кортни и, отступив на несколько шагов, сел на траву. Она резко развернулась ко мне:

— Джексон?

— Да, — сказал я. А потом бросил ей бумажник и наблюдал за тем, как она роется в нем, доставая удостоверение личности с фотографией, кредитные карточки и фотографии.

Она опустила глаза и встретилась со мной взглядом.

— О, боже! Ты… взрослый… и…

— Я могу… путешествовать во времени, — решился произнести я, догадываясь, какую реакцию это вызовет.

Меня приятно удивило, что Кортни не сдвинулась с места, когда я поднялся на ноги. Следующие полчаса я объяснял ей, как попал сюда. Конечно, я опустил некоторые детали. Не стал рассказывать о случившемся с Холли и про разговор отца с таинственным агентом ЦРУ. Кортни стояла рядом, широко распахнув глаза, и внимательно слушала, пока я не замолчал.

— Это сон, да? — спросила она.

Я улыбнулся, как мне показалось, впервые за целую вечность.

— Нет, клянусь тебе, это реальность.

Она на шаг приблизилась ко мне и принялась, наморщив нос, разглядывать мое лицо:

— Ты… похож на моего брата. Только… старше.

Я рассмеялся:

— Мне казалось, ты вот-вот бросишься бежать.

— Я по-прежнему не исключаю такого развития событий, — пробормотала Кортни и, протянув руку, нежно прикоснулась к моей щеке. — Черт возьми, это ты. Приходится признать.

— Когда ты в последний раз видела меня — того, моложе?

— Четыре дня назад. Ты сейчас в бейсбольном лагере в Колорадо, — объяснила она и, потянувшись к моей бейсболке, сорвала с нее ценник.

— Отец подошел ко мне со спины, когда я был в газетном киоске, так что мне пришлось спрятать лицо.

— Ты действительно можешь путешествовать во времени?

Я кивнул.

Мы некоторое время молча смотрели друг на друга, а потом Кортни наконец произнесла:

— Ты не мог бы объяснить немного подробнее? С научной точки зрения. Понимаешь, это действительно очень странно.

— Хорошо, договорились. Я постараюсь.

Мы сели под дерево друг напротив друга. Кортни скрестила ноги — сейчас она выглядела гораздо спокойнее, чем можно было ожидать.

— Настоящее время для меня сейчас — это две тысячи девятый год.

— Ясно.

— И по какой-то причине я не могу туда вернуться. Словно весь мир сместился на два года в прошлое. Я уже два дня подряд оказываюсь в две тысячи седьмом.

У Кортни округлились глаза:

— Но почему? И что произошло перед тем, как весь мир сместился в прошлое, или как ты это называешь?

Я сидел, опустив глаза, и выдергивал травинки из земли.

— Не могу понять, в чем причина. Раньше мне удавалось возвращаться в прошлое на один-два часа, максимум на пару дней. И обычно я легко перемещался на прежнее место, как будто и не покидал его.

— А как тебе удается понять, какое время твое?

— Вообще-то у меня есть основная база — мой дом. А сами прыжки чем-то напоминают полет бумеранга. Меня забрасывает куда-то, а потом я плавно возвращаюсь назад. Когда я нахожусь в каком-то другом времени, как сейчас, например, я кажусь себе собственной тенью. И что бы я ни делал во время путешествий, это не меняет положения дел на базе.

— Совсем?

Я покачал головой:

— До сих пор такого не случалось.

Кортни проследила взглядом за велосипедистом, который проезжал мимо.

— Значит, если бы у тебя был пистолет и ты убил бы вон того человека, через три года в будущем он был бы жив?

— Думаю, да, но я не стану проверять.

— Прямо как в «Дне сурка», — сказала Кортни, глядя мне через плечо.

— Что?

— Это фильм, где герой снова и снова проживает один и тот же день? Чтобы убить себя, он бросает тостер в ванну, и опять просыпается тем же утром.

— Хорошее сравнение, мне такое не приходило в голову.

— Ты можешь отправиться отсюда в другой год, например, в девяносто первый?

— Нет, мне нужно вернуться.

— То есть?

— В бейсболе, когда противник отбивает летящий мяч, ты должен сначала вернуться на прошлую базу и лишь потом бежать на следующую. Если сейчас я попробую прыгнуть на пять лет в прошлое, то, открыв глаза, окажусь в туалете в том кафе в две тысячи седьмом.

Глубоко вздохнув, Кортни покачала головой:

— Это так странно!

— Согласен, — сказал я и погрузился в глубокий анализ происходящего. Вот оно — влияние Адама! — Знаешь, что и вправду странно?

— Что? — откликнулась Кортни.

— Когда я перемещался из две тысячи девятого года, все было по-другому. Мне казалось, что я легче воздуха, а ведь обычно я как будто раздваиваюсь. Но теперь, когда я застрял в две тысячи седьмом, каждый прыжок снова стал очень болезненным.

— Получается, всего лишь однажды у тебя были другие ощущения, и теперь в твоем мире что-то изменилось, — нахмурилась Кортни. Я понял, что она перебирает в уме разные варианты. Но в итоге она покачала головой и улыбнулась: — Это так странно! Ты захватил что-нибудь из будущего?

Я уставился на нее:

— Что? Выигрышный лотерейный билет? Нам вроде бы не нужно еще больше денег! Кроме того, ты ведь уже видела мой бумажник. В нем все из будущего.

— Да, конечно. Я и забыла об этом. — Она подняла мой бумажник, который так и валялся в траве, и снова принялась рыться в нем.

Я внимательно наблюдал за движениями Кортни, пытаясь запомнить все до мельчайших подробностей. Я боялся, что она вот-вот исчезнет.

— Ты отлично держишься.

— Вероятно, я в шоке, — заметила она и, вынув из бумажника мои водительские права, поднесла их близко к глазам. — Ого, значит, нам по девятнадцать лет! И как я выгляжу? Пожалуйста, скажи, что у меня выросла грудь!

Я проглотил комок в горле. Не говори ей. Лучше даже не думай. Кортни сейчас здесь. Сосредоточься на этом. У меня тряслись руки, но мне удалось сохранить спокойствие на лице и в голосе.

После долгой паузы она подняла на меня глаза:

— Что такое? Я толстая, да?

Я заставил себя улыбнуться и отвел взгляд.

— Ты отлично выглядишь и совсем не толстая.

— Ты ведь мой брат, поэтому так говоришь.

— Возможно, но это правда.

— Расскажи мне что-нибудь по-настоящему интересное о будущем, — попросила Кортни, глядя на меня с таким любопытством, словно она была автором колонки сплетен и жаждала услышать сенсационную новость.

И я точно знал, чего она хочет.

— У меня есть девушка.

Как я и предполагал, на лице Кортни появилось заинтересованное выражение.

— Как ее зовут?

— Холли, — ответил я и прислонился затылком к стволу дерева. Я впервые произнес вслух имя моей девушки с того момента, как оставил ее одну, и мне показалось, что у меня сейчас остановится сердце. Но я знал, что эта новость отвлечет Кортни и она не станет задавать вопросы о себе. Мне нужно было разыграть эту карту, пусть даже очень болезненную для меня.

— Как она выглядит?

— Шикарная блондинка с голубыми глазами.

— Да, я могу представить тебя с блондинкой модельной внешности. Она, наверное, работает в Париже, делает карьеру?

Я рассмеялся:

— Она из Джерси и не такого высокого роста, чтобы быть моделью. И практически всегда ходит без макияжа.

Кортни широко улыбнулась:

— Она мне уже нравится.

— Мне тоже. — Я положил руки сестре на плечи и крепко сжал их. На этот раз она не возражала.

— Джексон?

— Да?

— Я должна рассказать тебе один секрет. — Кортни повернулась и уткнулась лицом в мою рубашку. — Я целовалась со Стюартом Коллинзом на дне рождения Пейтон на прошлой неделе.

— Я так и знал! Вы слишком надолго ушли на кухню, а потом он расхаживал с глупой ухмылкой на лице. Я готов был вмазать ему как следует!

Она захихикала:

— Именно поэтому я и не сказала тебе.

Я обнял ее еще крепче:

— Я так по тебе скучаю.

Я никогда не произнес бы этих слов в две тысячи четвертом году, но ведь прошло уже четыре года с тех пор, как я в последний раз разговаривал с сестрой. От горя у меня сжалось сердце. Мне нужно уходить. Все это очень тяжело, даже слишком. Изменить ничего невозможно.

Я в последний раз обнял Кортни и прошептал:

— Пока, дорогая.

Потом я оставил позади две тысячи четвертый год и вернулся в свое чистилище. В девятое сентября две тысячи седьмого года. Снова.




Глава десятая


Я резко открыл глаза и увидел, как три капли крови упали в белоснежную раковину. Кто-то протянул руку и сунул мне под нос бумажное полотенце. Кровь из носа — еще одно доказательство того, что это время стало моим настоящим. Я сейчас на моей новой основной базе.

Но что-то изменилось. Отправляясь в прошлое, я был в туалете один. Если бы я знал формулу Адама, то смог бы вычислить, как долго простоял здесь, прислонившись к стене, в полной отключке.

— Вот, сынок, возьми. Зажми этим нос, — произнес мне в ухо низкий голос.

Позади меня стоял высокий и лысый темнокожий мужчина.

— Спасибо, — поблагодарил я, и на какое-то мгновение по его взгляду мне показалось, что я ему знаком. Но у меня в голове была такая путаница, что я задумался над этим, лишь когда он исчез.

Через минуту кровь остановилась, и, вымыв руки, я вернулся в зал.

Официантка уже принесла кофе. Это была та же девушка, которая поздоровалась со мной, когда я направлялся в туалет. Вот черт. То же место и то же время.

Она улыбнулась, когда я проскользнул на свой диванчик:

— Готовы сделать заказ?

Не задумываясь, я ткнул пальцем в первую строку на левой странице меню:

— Я буду вот это.

— Лосось на гриле с сезонными овощами?

Я пожал плечами и кивнул. Она уже отвернулась и собралась уходить, когда я вдруг вспомнил:

— Постойте! Я забыл спросить… у вас есть сегодняшняя газета?

Проверять было бессмысленно, и все же я хотел это сделать.

— Конечно, я сейчас принесу.

Постукивая пальцами по столу, я ждал ответа, который знал заранее. Официантка положила газету на стол передо мной. Прочитав под заголовком «сентябрь две тысячи седьмого года», я застонал.

Все время одно и то же. Уже восемнадцать раз. Было уже восемь часов тридцать минут вечера. Прошла всего пара минут, вот и все.

Я еще никогда не задерживался в прошлом так надолго.

— У вас все в порядке? — спросила официантка.

— Извините, я расстроился из-за того, что последнее представление… — я замялся и бросил взгляд на заголовки. — Мюзикл «Энни» отменен, а мне так нравится песня «Тягостная жизнь у нас».

Официантка переминалась с ноги на ногу, накручивая на палец выбившуюся из прически прядь волос.

— Да… Гм… ваш ужин будет готов через несколько минут.

У меня в голове снова зазвучал голос Адама, и я достал из сумки дневник. Раньше это казалось мне забавным и напоминало небольшое приключение. Но с каждой несостоявшейся попыткой спасти Холли, слова Адама приобретали все большее значение.




«— Ты должен записывать все почти поминутно.

— Почему?

— Прежде всего, чтобы помнить, сколько тебе действительно лет. Во-вторых, чтобы знать, изменил ли ты что-нибудь. И в-третьих, на случай, если ты что-то забудешь».




Я ничего не менял. Никогда. Но все равно продолжал вести записи, придерживаясь плана, который был еще одной гениальной идеей Адама. Когда он написал его впервые, практически не напрягаясь, словно речь шла о списке вещей в лагерь, я хохотал как сумасшедший. Но дело в том, что большинство из предложенных им пунктов невозможно было применить к моим перемещениям во времени, пусть даже на два дня назад. Поэтому я никогда не воспринимал его всерьез. Сейчас все было по-другому.






Краткая памятка действий (по степени важности) при перемещениях во времени:




Шаг 1: определить дату и время суток

9 сентября 2007 года, 20 часов 30 минут




Шаг 2: сколько минут проведено в прошлом во время последнего перемещения

(1 июля 2004 года), 165 минут




Шаг 3: определить свой возраст в текущем году, а также возраст членов семьи и друзей

Джексон Майер (это я, только на два года моложе): 17 лет

Кевин Майер: 42 года

Адам Силверман: 16 лет

Холли Флинн: 17 лет

Кортни Майер: нет в живых




Шаг 4: разработать легенду для себя или притвориться кем-то другим

(можно изменить при необходимости).

Я (тот который моложе) должен находиться в Испании до декабря. Так как вероятность нашей случайной встречи очень мала, я притворюсь, что я — это я в семнадцать лет. Потребуется только в случае общения с кем-то из знакомых.




Шаг 5: вспомнить базовую информацию о текущем годе

(происходящие события, развитие техники и т. п.)

Упоминание того, что Джон и Кейт поссорятся и это приведет к прекращению съемок сериала «Джон и Кейт плюс восемь» может вызвать всеобщую панику. Спрятать мобильный телефон и никому его не показывать.





Я снова перебрал в уме все произошедшие со мной события, стараясь как-то упорядочить их. Совершив прыжок из две тысячи девятого года, я оказался в две тысячи седьмом. Было около шести утра девятого сентября. Сейчас уже почти девять вечера, но мои попытки вернуться в будущее продолжались не менее трех дней. Пока я нахожусь в другом месте, время на основной базе течет очень медленно. А вот ощущение смертельной болезни (гриппа или еще чего-то подобного) я испытываю впервые. И плохо мне только в этом году — возможно, потому что я в ужасе от того, что застрял здесь. Вот такая у меня карма! Или меня довели до этого многочисленные перемещения во времени, от которых у меня плавится мозг?

— Джексон Майер! Неужели это ты! — Женский голос над ухом вырвал меня из заторможенного состояния.

Подняв глаза, я увидел мою любимую школьную учительницу испанского.

— Мисс Рамзи, как поживаете?

— Отлично! Но я считала, что ты пробудешь в Испании весь семестр?

В этот момент мне пришлось напомнить себе, кем я сейчас являюсь.

В НАСТОЯЩИЙ МОМЕНТ мне семнадцать лет и я ученик выпускного класса, который должен был весь этот семестр провести в Испании, но в будний день вечером оказался в ресторане на Манхэттене в одиночестве.

— Я вернулся раньше.

Она села на диванчик напротив меня:

— Глазам не верю, как сильно ты повзрослел всего за одно лето!

Я нервно рассмеялся:

— В стране святого Мигеля быстро становишься мужчиной.

Мисс Рамзи расхохоталась, и ее очки с толстыми стеклами сползли на кончик носа:

— Надеюсь, тебе удалось перепробовать все испанское вино?

— Конечно, я выпивал по бутылке в день.

Она снова рассмеялась:

— Не обманывай меня. Итак… когда я снова увижу тебя в школе?

Я знал, что одна эта идея заставит меня скривиться от отвращения, поэтому постарался контролировать выражение лица. Я ни за какие коврижки больше не вернусь в школу!

— Даже не знаю. Я обдумываю, не сдать ли мне сразу все экзамены. Что-то я устал от школьной обстановки, — ответил я. Официантка поставила передо мной еду, и, взяв вилку, я воткнул ее в стебель спаржи. — Честно говоря, я поставил отцу ультиматум: государственная школа или экзамены на диплом об образовании. И он склоняется ко второму варианту.

— Государственная школа — это не так уж плохо. Я посещала одну из них, и посмотри, что из этого вышло.

— Так я отцу и сказал, — сообщил я и перевел взгляд на тарелку с едой.

— Ты выглядишь немного грустным. С тобой все в порядке?

Я кивнул:

— Это всего лишь разница во времени. Я вернулся всего несколько часов назад, и для меня сейчас еще два часа ночи.

Это было недалеко от правды: если говорить о времени, я не спал уже почти двое суток. Но на новой основной базе прошло всего лишь несколько часов.

Как же меня угораздило сюда попасть!

— Сочувствую тебе. Ладно… мне пора на свидание, — мисс Рамзи кивнула в сторону мужчины, который сидел за столом в одиночестве и разглядывал свои зубы в отражении в ложке. — Больше ни за что не буду знакомиться по Интернету.

— Вы всегда можете притвориться, что у вас болит живот… или тошнит.

Она улыбнулась и собралась уходить:

— Береги себя, Джексон.

Я улыбался, пока мисс Рамзи не повернулась ко мне спиной, а потом перевел взгляд на дневник, который по-прежнему лежал передо мной. Погрузившись в подробности моего последнего прыжка в прошлое, я настолько увлекся записями, что даже не заметил, как подошла официантка. Она стояла напротив меня и стучала по полу носком туфли.

— Простите, вы что-то сказали?

— Вам что-то не нравится?

Я посмотрел на тарелку с остывшим лососем. Запах рыбы показался мне отвратительным.

— Нет, все в порядке. Счет, пожалуйста.

Она положила передо мной лист бумаги.

— Упаковать вам с собой?

— Гм… нет, спасибо.

Девушка взяла тарелку и удалилась. Если учесть, что моя голова была забита размышлениями о прыжках во времени, предложение забрать с собой оставшуюся еду имело совсем иной смысл. Похожими глупыми идеями мы с Адамом обычно обменивались, играя в «Героя гитары» и попивая «Краун Ройал». Обычно я выдвигал какую-нибудь мысль, а Адам развивал ее до такой степени, что мой мозг был не в состоянии воспринимать.

Этот вопрос тоже мог бы прозвучать тогда: если я вернусь в две тысячи девятый год и возьму с собой коробку еды из этого кафе, не испортится ли рыба? Или, если переместиться назад, не исчезнет ли она из коробки? Ведь, строго говоря, тогда этой рыбы еще не было? Может ли живое существо отправиться в прошлое до своего рождения?

Затем, если у нас с Адамом была такая возможность, мы проверяли свои догадки.

Мы старались строить планы так, чтобы Холли или мой отец ничего не заподозрили, а это было очень сложно. Холли всегда чувствовала, если я чего-то не договаривал или пытался обвести ее вокруг пальца. Но сейчас я готов был отдать все, чтобы вернуться в то время! Даже если бы мне снова пришлось терпеть ее крики или часами стоять под запертой дверью.

Официантка уже возвращалась. Достав из бумажника кредитную карточку, я положил ее на край стола и принялся перелистывать страницы дневника, пытаясь найти зацепку, которая помогла бы мне составить план дальнейших действий. Хотя бы какой-нибудь. Мои пальцы замерли на странице с надписью «13 января 2003 года» наверху. Забрав кредитку, официантка ушла, а я по-прежнему смотрел на слова, которые сам когда-то написал.






«Мне кажется, отец работает на ЦРУ!»





Достаточно было вспомнить, как глаза отца сверкали гневом и его пальцы сжимали мне горло, и я ощутил сильный прилив адреналина. Я как будто снова вернулся к жизни. Он никогда не говорил, что работает в ЦРУ. Но его поведение в тот момент это подтверждало. О Центральном разведывательном управлении я знал лишь то, что показывают в голливудских фильмах. Тем не менее этого было достаточно. Агент ЦРУ (или бывший агент) должен был следить за мной и Кортни, когда мы шли в школу утром тринадцатого января две тысячи третьего года. Не могу объяснить, почему именно это привлекло мое внимание, но желание увидеть человека, чей голос я тогда слышал из динамика телефона, казалось мне достаточной причиной для прыжка. Честно говоря, большинство моих поступков за последние два дня были вызваны чем угодно, но только не логикой. Я активно болтался во времени (в буквальном смысле этого слова), в поисках чего-то конкретного, за что можно было бы ухватиться. Мне нужны были факты и ответы на мои вопросы. Закрыв глаза, я вспомнил один день четыре года назад.




Глава одиннадцатая


Понедельник, 13 января 2003 года,

07 часов 35 минут




Солнце снова ослепительно сияло, но на этот раз дул ледяной ветер и у меня тут же замерзли кончики ушей. Я стоял около кафе в нескольких кварталах от своего дома. Дверь открылась, и, словно приглашая меня войти, наружу вырвался поток теплого воздуха. Я нырнул внутрь и тут же схватил утреннюю газету с пустого столика. Убедившись, что я оказался в нужном мне дне, я почувствовал небольшое удовлетворение. Для разнообразия приятно иногда знать, в каком времени очутился.

Я чувствовал поразительную легкость в ногах. Устроившись на стуле, я положил голову на стол. Несколько глубоких вздохов — и я поднял глаза и оглядел зал.

Вот только я не знал, что именно ищу, — в этом заключалась единственная проблема. Разве важно, работает мой отец на ЦРУ или нет? Хотя… если задуматься… это может объяснить, почему в то утро разъяренные парни ворвались в комнату Холли в общежитии? От мысли, что мой отец мог иметь отношение к тому, что случилось с Холли, меня затошнило. Мне совершенно не хотелось винить себя в происшедшем, но и возлагать ответственность на отца тоже было неприятно. И все же, если на минуту начать мыслить логически (или здраво), существовало лишь несколько версий, которые могли объяснить все случившееся. Я заставил себя остаться на месте и обдумать их все вместо того, чтобы, повинуясь импульсу, совершать безумные поступки… Хотя они все равно ничего бы не изменили, ведь я не был на основной базе. Нужно постараться выбросить эту мысль из головы и забыть о ней… хотя бы на время. Я нашел обрывок бумаги и ручку, чтобы письменно изложить все версии, хотя понимал, что, возвращаясь назад, не смогу забрать записи с собой — это было невозможно. Но увидеть собственные мысли на бумаге было бы полезным.






1. Мой отец занимает пост генерального директора фармацевтической компании, втайне владеет приемами нападения и самозащиты и беспокоится о безопасности собственных детей так сильно, что это уже похоже на паранойю. Он нанимает — не знаю точно, кого именно, — но, возможно, перенесшего ранение бывшего агента ЦРУ, который должен везде следовать за детьми. Но как объяснить, что ему самому удавалось следить за нами так осторожно, что мы с Кортни этого не замечали?

2. Мой отец действительно агент ЦРУ, а его работа — это прикрытие. Но в целом он хороший человек, и не его вина, что двое парней с пушками решили угрожать мне — единственному оставшемуся в живых члену его семьи, потому что он не выдал им секретный код, с помощью которого, попади он не в те руки, можно запустить ядерные ракеты по всему миру. Отец забыл предупредить меня, что я должен остерегаться тех парней. Или, возможно, они первые до него добрались… в две тысячи девятом году. Но как я могу выяснить это, не имея возможности вернуться?

3. Мой отец действительно работает на ЦРУ. Он шпион, и ему удалось выяснить, что в две тысячи девятом году я буду путешествовать во времени. И тогда он решил, что я, как и любой связанный со мной человек, представляю угрозу национальной (или всемирной) безопасности и, чтобы уберечь мир от гибели, меня нужно изолировать (или убить).

4. И последняя версия: возможно, он действительно агент ЦРУ и, зная о странных способностях своего сына, осознает, что несколько раз в год ему нужно делать сканирование мозга. И в конечном счете он превратится в лабораторную крысу ученых из государственных организаций. Или его продадут русским шпионам.





Хорошо, согласен — эти мои теории больше похожи на сюжеты из второсортных фильмов, собирающих самую большую кассу летом, но если говорить серьезно… Какой-то агент ЦРУ (или потерявший в бою ногу бывший агент ЦРУ) следил за мной и моей сестрой-близняшкой, когда нам было по двенадцать лет. Так что мои предположения небеспочвенны! И даже если у версий со второй по четвертую менее одного процента вероятности, это исключает возможность поинтересоваться у отца в две тысячи седьмом году, чем он в действительности зарабатывает на жизнь.

Хотя, после того как он чуть не задушил меня, я решил больше не пытаться выяснять у него что-то наедине.

С трудом переставляя ноги, я подошел к прилавку, чтобы заказать кофе. Нужно придумать, как проследить за тем парнем, которого отец нанял шпионить за мной и Кортни.

— Большую чашку обычного кофе.

Мужчина за стойкой кивнул и взял деньги, а я принялся ждать.

— Маленькую чашку горячего шоколада с обезжиренным молоком и взбитыми сливками, — раздался голос у меня за спиной.

Услышав его, я тут же поднял голову, схватил протянутый мне кофе и резко обернулся. Как только она заговорила, я уже знал, что моим планам выследить практически неуловимого агента Фримана не суждено осуществиться. Не в этот раз, когда мне отчаянно захотелось снова поговорить с сестрой.

Но как это сделать? Заманить ее куда-нибудь так, чтобы агент Фриман не увидел меня? А что, если у меня получится, но он все же последует за нами? Тогда мне повезет, и я увижу его, а поскольку все события здесь никак не повлияют на будущее… Какая разница, увидит ли он меня? Главное, что я смогу какое-то время побыть с Кортни наедине!

И тут меня осенило: отец ведь когда-то придумал для нас совершенно дурацкий пароль! Мы с Кортни закатывали глаза при каждом упоминании о нем, и в старшей школе заявили, что от него нужно отказаться. «Ни при каких условиях нельзя следовать за человеком, если он не знает пароль!» — твердил отец ежедневно с того момента, как мы с Кортни начали ходить в детский сад.

Это было похоже на неудачную социальную рекламу и повторялось день за днем. Вот еще один пример отцовской паранойи, выражавшейся в чрезмерной опеке, но до сих пор я не замечал этого. А вот сегодня этот пароль может сыграть мне хорошую службу.

Я оглянулся и посмотрел на сестру, которой сейчас было двенадцать. На ней была ярко-зеленая вязаная шапка и варежки в тон, из-под белой лыжной куртки торчала школьная юбка. Щеки Кортни раскраснелись от холода, и она еще выглядела здоровой и полной сил. Когда она протянула парню за кассой кредитку, я быстро прошел мимо и бросил ей:

— Бери карту из колоды.

Кортни подпрыгнула и уронила кошелек на стойку. Потом она посмотрела мне в лицо. Четкая инструкция, которая нас очень раздражала, требовала слушаться любого, кто произнесет эти слова. Но мы ни разу не слышали их от незнакомого человека. По-моему, тогда я считал, что это всего лишь шутка. Кортни относилась серьезнее к требованию отца. Она стеснялась говорить об этом с друзьями, но вела себя более ответственно.

Я встал рядом и посмотрел ей прямо в глаза:

— Я никого тебе не напоминаю?

Мне казалось, что ее взгляд обжигает мое лицо, а потом она прошептала:

— Ты чем-то похож на моего брата.

Я не смог сдержать улыбку:

— Хочешь услышать невероятную историю?

— Давай, — медленно произнесла она.




— Я не могу в это поверить, — пробормотала она, кажется, уже в двадцатый раз. — Получается, ты уже разговаривал со мной раньше? Сколько раз?

— Всего один.

Кортни удалось незаметно выскользнуть из школы между классным часом и первым уроком, и мы зашли в маленький книжный магазинчик за углом. Я рассказал ей ту же историю, что и в прошлый раз. Она была права: это действительно похоже на «День сурка».

Я не мог сдержаться и крутил головой по сторонам, пытаясь увидеть хитрого шпиона — агента Фримана, но его пока не было видно.

— Если ты знал, куда направляешься, почему не захватил пальто? — поинтересовалась сестра.

Я выкатил на нее глаза:

— Какая ты смешная! Мне некогда было упаковать вещи!

Кортни качнулась на каблуках и прислонилась к стеллажу с книгами.

— А сколько уже прошло времени с тех пор, как ты покинул будущее? Я имею в виду две тысячи девятый год.

— Точно не знаю, но, мне кажется, уже целая вечность. Хочешь, мы куда-нибудь сходим вместе?

Чтобы вынудить агента Фримана последовать за нами.

— Конечно, но сначала нужно купить тебе пальто. Не стоит расхаживать с короткими рукавами, когда на улице всего десять градусов.

— Двенадцатилетняя девочка с кредиткой — это так опасно, — улыбнулся я.

Кортни фыркнула, и мы вышли из магазина на холод. Кортни в этом возрасте была совсем не такой, как я ее помнил. Мы всегда с ней ладили, но сейчас она казалась мне особенно жизнерадостной и милой. Повзрослевшая, но пока еще маленькая девочка с богатым воображением. Именно поэтому я мог рассказать ей мою похожую на бред историю, и она в нее поверила. Дети вообще гораздо восприимчивее взрослых, но их доверчивость тоже имеет предел. И все же Кортни видела меня насквозь и знала, что я не лгу.

В универмаге она расплатилась кредитной карточкой за мое новое пальто, а потом мы задумались, чем заняться дальше.

— Как ты это делаешь? Я имею в виду твои прыжки во времени? — спросила она.

Мы зашли в Метрополитен-музей и смешались с толпой туристов.

— Я не знаю, как объяснить, что происходит в этот момент. Как, например, описать процесс дыхания?

— Как ты думаешь, у меня получилось бы?

Я отвел взгляд от ее лица:

— Хороший вопрос. Давай, попробуй.

Она улыбнулась и покачала головой:

— Может быть, расскажешь, появятся ли у меня в будущем какие-нибудь необычные способности? Я должна морально быть готовой к этому.

Я заколебался, чувствуя, что, как и в прошлый раз, меня охватывает сильное горе, но справился с собой и не отвел взгляда, размышляя над ответом. Наш разговор вряд ли продлится очень долго. Кто-нибудь скоро хватится ее.

— Извини, я не могу нарушать этические правила путешественника во времени. Или меня исключат из этого клуба, — ответил я и вздохнул с облегчением — Кортни не заметила, что я ушел от ответа.

— Черт! Значит, дело в маме, да? — произнесла она, словно это был уже известный факт. — Мы ведь не замечали у папы никаких странностей. Для таких способностей нужен особый родитель.

— Или цистерна токсичных отходов, — добавил я.

Кортни захихикала и покачала головой:

— Что-то я в этом сомневаюсь.

Мы с Адамом, строя наши теории, пару раз говорили о генетике. Например, в тот момент, когда мне привиделась маленькая Кортни, стоящая в одиночестве возле зоопарка. Но мы так ни до чего и не додумались и, естественно, не сделали никаких выводов. Мы разработали отличный план, как украсть мои медицинские записи, но реализовать его так и не удалось, потому что я застрял в две тысячи седьмом году. И нас интересовала моя карта, а не моей матери.

Мы с Кортни совсем не знали ее. Она умерла от осложнений всего через несколько дней после родов. Отец не хотел говорить о ней, поэтому, когда мне исполнилось лет семь или восемь, я перестал спрашивать. Как можно мечтать о матери, когда у тебя ее никогда не было? Я ведь не знал, как это бывает по-другому.

Я остановился, и Кортни повернулась ко мне.

— Ты считаешь, дело в маме? — переспросил я.

Но даже если бы я захотел взглянуть на ее медицинскую карту, где ее найти? Мамы уже так давно нет в живых. Кроме того, подобные документы не так просто украсть.

Кортни пожала плечами и спросила:

— Может быть, именно поэтому доктор Мелвин постоянно сканирует наши головы?

Не знаю, отчего — из-за догадки Кортни или от нехватки сна и еды, но у меня внезапно закружилась голова, и я почувствовал себя хуже, чем несколько часов назад.

— Мне нужно присесть.

Она потащила меня за руку к скамейке.

— Ты такой бледный! С тобой все в порядке?

Капли пота выступили у меня на шее и стали стекать за воротник рубашки.

— Я просто… устал.

Я лег на скамейку, вытянулся и закрыл глаза. Кортни провела рукой по моему лбу, стирая холодный пот. Мне нужно вернуться в две тысячи седьмой год, пока я не потерял сознание или не случилось что-нибудь более серьезное, что потребует медицинского вмешательства. Это было бы забавно! Но где же, черт возьми, агент Фриман? Этот прыжок окажется бессмысленным, если я так и не увижу его.

Я открыл глаза и прикоснулся к щеке Кортни:

— Боюсь, мне не следует дольше здесь оставаться. Хорошо?

У нее в глазах стояли слезы:

— Я ведь не буду этого помнить, да? Когда ты вернешься в две тысячи седьмой год, я тут же обо всем забуду?

У меня свело горло, и, стараясь сдержать слезы, я выдавил из себя:

— Мне так не кажется.

Она кивнула:

— Как будто я видела сон наяву, да?

— Вот именно. Обычно так бывает, когда не хочешь смотреть в лицо реальному миру. — Я медленно поднялся на ноги, и она поддержала меня за талию.

— Кортни, я люблю тебя.

— Я тоже люблю тебя, даже если никогда не признаюсь тебе в этом, — прошептала она.

Я почувствовал, что сделал шаг назад, хотя и не хотел этого. Только что сестра обнимала меня, и вдруг вместо тепла ее тела я ощутил холод.

Кортни была очень храброй и никогда не бросила бы истекающую кровью Холли одну. Моя сестра всегда поступала правильно. И если благородство чего-то стоит, то это я должен был умереть и лежать сейчас в земле, а не Кортни. Но из нас двоих, близнецов, я не только все еще жив, но и обладаю особыми способностями и могу путешествовать во времени.

В тот момент, когда свет вокруг меня уже почти померк, я увидел невысокого коренастого молодого человека приблизительно моего возраста, который приближался к Холли сзади, а за ним бежал мой отец. Я постарался запомнить его лицо и не отводил взгляд, пока это было возможно.

— Вот она! — услышал я крик этого парня.

— Не стреляйте! — взвизгнула Кортни, а потом они все исчезли. Или я исчез. И снова направился в свое чистилище.




Глава двенадцатая


Воскресенье, 9 сентября 2007 года,

21 час 20 минут




— Эй, с тобой все в порядке? — прокричал мне на ухо мужской голос.

— Он собирался убежать, не заплатив, а потом я увидела, что он отключился, — рассказывала официантка.

— Как долго он уже без сознания? — спросил еще кто-то.

— Около десяти минут, — ответила девушка.

Лучше не бывает! Теперь вход сюда мне заказан.

Открыв глаза, я уставился в потолок. Нужно было немедленно встать с пола. Это было нелегко, но с помощью менеджера кафе мне удалось подняться на ноги.

— Извините, у меня слегка закружилась голова… гм, видно, уровень сахара упал, — пробормотал я.

Менеджер загородил мне дорогу:

— Может быть, вызвать «скорую помощь» вместо полиции?

Полиция? Черт возьми!

Официантка держала в руке мой бумажник и снова топала ногой.

— Его кредитная карта не принята к оплате. Мне кажется, это подделка!

Ну и ну!

— У меня есть другая карта и немного наличных.

— Да, два доллара. И я проверила остальные карты. Ни одна не действительна, — заявила официантка.

Я заглянул ей за спину, рассчитывая увидеть свою учительницу испанского мисс Рамзи. Она бы выручила меня из этой переделки. Но за ее столиком уже сидела пожилая пара. Похоже, свидание оказалось коротким.

— Разрешите мне позвонить… отцу.

Но в кафе уже входил офицер полиции, за ним следовал еще один. Взяв мой бумажник из рук официантки, он достал из него водительское удостоверение:

— Выдано в две тысячи восьмом году? Интересно. А выглядит как настоящее. Профессиональная работа.

Это потому, что мои документы и в самом деле настоящие. А вот когда у меня закончились наличные?

Полицейский, державший мой бумажник, зло взглянул на меня и обратился к менеджеру:

— Мы забираем его. Без наркотиков тут вряд ли обошлось.

— Обычно так и бывает, — согласился тот, кивая головой.

— Судя по этому бумажнику, набитому фальшивыми документами, он наверняка сам принимает и распространяет их, — заметил полицейский.

Его усмешка вывела меня из себя, и я снова не удержался:

— Конечно, наркодилерам очень нужны поддельные документы, срок действия которых начинается только через год.

— Самонадеянный придурок, — пробормотал он себе под нос.

Я попытался уйти, но второй полицейский преградил мне дорогу, а тот, у которого был мой бумажник, схватил меня за руки и защелкнул на запястьях наручники. Я вскипел от гнева и попытался вывернуться.

«Не делай себе хуже, — мысленно произнес я. — И не пытайся прыгнуть в прошлое». В итоге я все равно вернулся бы сюда, а мое бессознательное состояние только подтвердило бы их версию о том, что я наркоман.

Все, кто был в это время в кафе, наблюдали за тем, как меня вывели за дверь и усадили в патрульную машину. Неужели это самое плохое, что могло со мной случиться?

Похоже, что нет. Ведь теперь мне придется звонить отцу и просить его внести за меня залог. А ведь он чуть не задушил меня в две тысячи третьем году. Вот это будет умора!

— Эй, Майер! Тут кое-кто хочет тебя видеть, — крикнул мне полицейский. Я протер глаза и сел. Похоже, я уснул прямо на скамье в камере. В моей тюремной камере, я ведь опасный преступник. Или безответственный путешественник во времени, не обеспечивший себя необходимыми документами, подлинность которых не вызывала бы сомнений.

Шаги, гулким эхом разносившиеся по коридору, становились все ближе, и на меня один за другим накатывали приступы тошноты. Я не знал, как отреагирую, когда снова увижу отца. Даже если не брать в расчет мои подозрения относительно его работы в ЦРУ и его попытку задушить меня, я бы все равно нервничал, если бы Кевин Майер — генеральный директор компании, собирался внести залог и освободить меня из тюрьмы. Особенно если это был не совсем я. Увидит ли он разницу?

— Если вы не возражаете, я бы хотела поговорить с мальчиком перед тем, как вы его отпустите, — раздался женский голос с противоположной стороны большого помещения.

Можно не сомневаться — это не мой отец.

— Как пожелаете, — ответил полицейский и, подойдя поближе, открыл дверь моей камеры.

Сначала я увидел обувь незнакомки: высокие черные сапоги, доходившие практически до колена. Она была одета в короткое черное платье, а ее кожа по цвету напоминала карамель. Может быть, эта девушка — адвокат? Хотя она приблизительно моего возраста. Слишком молода, чтобы быть адвокатом.

Каблуки застучали по полу камеры. Гостья не улыбнулась — я вообще не дождался от нее какого-либо дружеского приветствия. Она встала напротив меня, скрестив руки на груди, и ждала, пока полицейский выйдет.

— Послушай, малыш. План таков: я вытаскиваю тебя из этой дыры и везу домой, и там ты рассказываешь мне обо всем, что натворил в последнее время. У меня большой список вопросов. Но в этом заведении не вздумай ничего говорить, понятно?

— Гм… а ты кто? — поинтересовался я.

— Мисс Стюарт, — ответила она с самодовольной усмешкой.

— Мисс Стюарт? Сколько же тебе лет? Двадцать?

Ей и этого не дашь. Скорее, лет восемнадцать или, возможно, девятнадцать. Что-то здесь было нечисто, а в моем положении вообще не стоило никому доверять. Даже если это означало, что я останусь запертым в камере. В принципе это уже неважно, ведь две тысячи седьмой год — это и так тюрьма для меня.

— Да, я не люблю представляться по имени, — заявила она.

— А где мой отец? Я оставил ему сообщение.

Она порылась в сумочке и, достав лист бумаги, протянула его мне. Это была факсимильная копия, но я все равно узнал почерк отца.






Джексон,

прошу тебя, точно следуй указаниям мисс Стюарт, или ты еще больше себе навредишь. Она работает на меня и имеет большой опыт в улаживании деликатных ситуаций, если требуется избежать внимания со стороны средств массовой информации. Мы с тобой поговорим позже.

    

Отец.







Я попытался засунуть лист в сумку, но она выхватила его у меня.

— Кем ты работаешь у моего отца? — поинтересовался я.

— Секретарем.

— В самом деле? — я покачал головой и поднялся. — Хотя какая разница…

Она вышла из камеры и направилась вперед, не останавливаясь, чтобы удостовериться, следую ли я за ней. Словно знала, что любой парень, пусть даже слегка чокнутый, не упустит такую возможность. Слишком самонадеянно, ведь я-то был сильно не в себе, но все же не мог проигнорировать записку отца.

Я вздохнул и потащился по коридору за цокающей высокими каблуками мисс Стюарт. Мои ноги словно налились свинцом, а сердце сковала грусть. Когда мы уже выходили, полицейский кивнул мне и поднес руку к фуражке:

— Наши искренние извинения за недоразумение, мистер Майер.

Я готов был вежливо ответить ему, но мисс Стюарт прошипела мне на ухо:

— Ничего не говори! — и протопала в сторону двери, обронив через плечо: — Мистер Майер будет ждать от вас официального письма с извинениями. А также выполнения всех остальных условий, о которых мы договорились.

Остальные условия?

Я уже собирался развернуться и любезно попрощаться с ними, но «секретарша» схватила меня за руку и потянула на холодную темную улицу.

— Это было грубо. Ведь они старались…

Она погрозила пальцем у меня перед носом:

— Разве я не дала строгих указаний, как себя вести?

Вытаращив глаза, я последовал за ней к автомобилю, припаркованному возле полицейского участка. Вообще-то это был мой автомобиль, то есть им обычно управлял Кэл — наш водитель. Уже около машины я вдруг задумался, не сбежать ли мне от мисс Стюарт. Но решил, что делать это прямо напротив полицейского участка, откуда она меня только что вытащила, было бы большой глупостью. По дороге никто из нас не проронил ни слова. Я был слишком погружен в размышления о том, что направляюсь домой, то есть в мою квартиру две тысячи седьмого года. В действительности же меня в этот день там не было, потому что я учился в Испании. И до сих пор тот, другой Джексон, должен быть там. То есть, похоже, я находился в двух местах одновременно.

Играть роль самого себя в юном возрасте было очень странно. Тот Джексон, который сейчас в Испании, еще несовершеннолетний. Он не мог голосовать и даже не знал, в какой колледж пойдет учиться. Все это так отличалось от моей прежней жизни и пока что совершенно меня не радовало. И все же тяжелее всего было свыкнуться с мыслью, что, возможно, мне придется задержаться здесь на некоторое время.

Когда мы подъехали к дому, мисс Стервозная секретарша выскочила из машины вслед за мной. Я резко развернулся к ней — вся ситуация и так казалась нелепой, не хватало еще, чтобы эта странная девчонка везде сопровождала меня.

— Можешь не подниматься. Я подожду, пока отец вернется домой. Спасибо за помощь.

— Ты чудо! — заявила она и, оттолкнув меня, прошла вперед. — Извини, но я следую приказам. Кроме того, твой отец задерживается на несколько часов.

Приказам? Агенты ЦРУ говорят тебе, что делать? Или твой большой начальник — генеральный директор? И что значит задерживается? Сейчас одиннадцать часов вечера! Какие неприятности могли произойти в фармацевтической компании, что он не в состоянии выкроить пары минут на телефонный звонок?

От меня не укрылось, как Генри, наш швейцар, приблизившись, чтобы открыть дверь, уставился на меня во все глаза.

— Мистер Майер, мы не ждали вас сегодня. У вас все в порядке? — Генри внимательно оглядел меня, а потом посмотрел на мисс Стюарт.

Я выдавил из себя улыбку:

— Да, я вернулся раньше. Из Испании…

Он распахнул передо мной дверь:

— Рад снова видеть вас.

Мисс Стюарт схватила меня за руку и потянула за собой внутрь:

— Пойдем, малыш. Разве тебе не пора в кровать? И как насчет комендантского часа?

Я вырвал у нее руку и быстро пошел вперед, надеясь первым войти в лифт и, может быть, даже успеть закрыть двери перед ее носом. Но, конечно же, лифтер услышал приглушенный стук каблуков и повернулся ко мне с вопросом:

— Мы дождемся леди?

— Да, — пробормотал я.

Должен признать, что, оказавшись дома в знакомой обстановке, я немного успокоился. Я опустился на диван, сожалея, что у меня совершенно нет сил, чтобы спорить с ней. Мисс Стюарт устроилась в большом кресле и положила длинные ноги на пуф.

— Ну, и как тебе это удалось?

— Что? Попасть в полицию?

Она пожала плечами:

— Да, давай начнем с этого, а потом перейдем к более важному вопросу.

Я постарался придумать какую-нибудь подходящую причину. Нужно было вжиться в образ, и лучшим всегда был избалованный сынок богатых родителей, самоуверенный и бесцеремонный. Я положил ноги на кофейный столик и, сбросив теннисную туфлю, пнул ее через всю комнату к коврику у двери.

— Ну… у моего друга есть небольшой побочный бизнес. И он в шутку подделал для меня несколько удостоверений личности, кредиток и еще пару бумажек. Думаю, он специально подсунул их в мой бумажник.

— Ты принимаешь наркотики? — поинтересовалась она.

Я не знал, как лучше ответить. С одной стороны, это было бы отличным объяснением всему случившемуся, но мне совершенно не хотелось оказаться в реабилитационной клинике.

— Наверное… наверное, нет.

— Похоже, полицейские решили иначе. Они утверждают, что ты лгал и называл себя диабетиком, когда пытался выпутаться из этой истории.

— Я не собираюсь рассказывать тебе больше, чем им.

Мисс Стюарт спустила ноги на пол и, придвинувшись ближе, пристально посмотрела на меня:

— Как, черт возьми, ты выехал из чужой страны без багажа, без паспорта и без денег? Ведь у тебя не было вообще ничего для подтверждения личности!

Глубоко вздохнув, я задержал дыхание. Похоже, того, другого Джексона, сейчас нет в Испании. «Не теряйся, — напомнил я себе. — Она не должна видеть твое волнение».

— Я не знаю, о чем ты говоришь.

Ее лицо напряглось.

— Ты лжешь. Хозяин твоей квартиры в Испании утверждает, что ты исчез вчера рано утром, не взяв с собой ничего из вещей. Он решил, что тебя убили. Так же считал и твой отец. Он страшно беспокоился, пока ты не позвонил из полицейского участка.

Я редко путешествовал по Европе без разрешения, никого не предупредив заранее. Да, в две тысячи девятом году я выдумывал различные истории, чтобы скрыть эксперименты с прыжками во времени, и лгал Холли, но никогда так сильно не выходил за рамки. Эту историю с паспортом будет невероятно сложно объяснить.

— Мой приятель в Испании — тот, который делает фальшивые документы…

— Он американец? — перебила меня она.

Я покачал головой:

— Нет… э-э, англичанин.

Мисс Стюарт наморщила лоб:

— Я не знаю ни одного студента, приехавшего из Великобритании по программе обмена, в радиусе двадцати миль от твоего дома в Испании.

Очень странное заявление!

— Он не студент… Всего лишь один мой знакомый. Честно говоря, парня вышвырнули из его родной страны. Может быть, у него даже нет визы.

Она расслабилась и снова откинулась на спинку кресла.

— Похоже, ты тщательно выбираешь друзей.

— Стараюсь. Так вот, я вызвался испытать кое-что из того, что он сделал, — поддельный паспорт Евросоюза. Захотел оказаться в очереди для граждан ЕС в аэропорту. Она движется гораздо быстрее, чем другие. — Я взглянул на ее застывшее, как будто высеченное из камня, лицо и запнулся, но потом продолжил: — Паспорт Евросоюза. Для тех, кто живет в Европе.

— Я знаю, что такое ЕС, — рявкнула она. — Если ты летел не как американский гражданин, то как кто?

— Француз.

Она рассмеялась, но ей было совсем не весело:

— Никто бы тебе не поверил.

Ухмыльнувшись, я принялся цитировать французскую декларацию прав человека, изо всех сил стараясь имитировать правильное произношение. Я оттачивал его в старших классах, и теперь мне это пригодилось.

Она прищурилась, слушая меня:

— Неплохо. Продолжай.

— Так вот, я и мой друг, которого я назову Сэмом, приехали в Лондон с поддельными документами. Потом мы зависли в пабе, и я сказал, что без проблем вернусь домой без паспорта гражданина США. Выдам себя за француза Пьера, студента по программе обмена. И мы поспорили на десять тысяч долларов. Я не был уверен, смогу ли провернуть эту аферу, пока не встретил девчонок из авиакомпании «Дельта». И убедил их дать мне бесплатный билет до Нью-Йорка.

— И это сработало? — удивилась она. — Ты действительно прилетел сюда как французский гражданин?

— Как видишь, — заявил я, разводя руками.

— И где же этот французский паспорт?

— Я сжег его после того, как прошел таможенный контроль.

— Итак, ты пытаешься убедить меня, что один из лучших учеников, который набрал тысячу девятьсот семьдесят баллов в тесте академических способностей, хорошо образованный и свободно говорящий на двух иностранных языках, не замеченный ни в каких правонарушениях, даже в проезде без билета, вдруг напивается и нарушает не только несколько федеральных законов, но и законы иностранных государств? В некоторых странах за это тебе грозила бы смертная казнь!

— Глупости!

Она снова наклонилась ко мне:

— Хочешь пари? Я пришлю тебе список государств, где тебя в буквальном смысле лишили бы головы за такие действия. И даже укажу номера статей в законах, разрешающих сделать это.

— Ты слишком умна для секретарши! — заявил я и на секунду замолчал, чтобы посмотреть на ее реакцию, но мисс Стюарт даже бровью не повела. — Можешь думать все, что угодно, мне наплевать! Я был там, а сейчас я здесь. Вот такое волшебство!

Мисс Стюарт застонала и, поднявшись с кресла, принялась мерить комнату широкими шагами.

— Ох уж эти семнадцатилетние придурки! — бормотала она.

— Разве офисные работники не должны быть вежливыми? Хорошее отношение к клиенту и все такое? — я широко улыбнулся, но мне это не сошло с рук.

Направленный на меня взгляд был похож на испепеляющий лазерный луч.

— Тебе не мешало бы принять душ до возвращения отца. От тебя воняет хуже, чем от бездомных, живущих на улице.

На этот раз она меня не обманывает. Я несколько раз попадал под дождь и не менял одежду уже три дня. И столько же не мылся.

Не удостоив мисс Стюарт взглядом, я поднялся и отправился к себе в комнату. Захлопнув дверь, я прислонился к ней спиной — нужно было унять колотящееся сердце и осмыслить все случившееся со мной. Я чувствовал, что теперь, когда я застрял в две тысячи седьмом году и не могу решать за себя, мне придется часто размышлять над происходящим.

Судя по тому, что сказала мисс Стюарт, тот, другой я, бесследно исчез приблизительно в то же время, когда я очутился здесь. Все это было совершенно непонятно и полностью противоречило теориям, которые мы с Адамом успели построить. Осознание того, что юного Джексона здесь нет, заставляло меня чувствовать, что две тысячи седьмой год — моя новая основная база — засасывает меня все глубже, словно я попал в зыбучий песок.

Моя комната выглядела приблизительно так же, как в две тысячи девятом году, а вот все джинсы оказались на несколько сантиметров короче. Только спортивные шорты и футболка подошли мне по размеру. Я принял душ и вернулся в гостиную. Мисс Стюарт говорила по телефону, но, увидев меня, сразу же замолчала.

— Твой отец хочет пообщаться с тобой, — сообщила она и сунула трубку мне в руку.

Я решил сыграть роль непослушного подростка, которому плевать на то, что думают родители, но так и не смог сдержать дрожь в ногах.

— Привет, пап.

— Джексон, о чем ты только думал, черт возьми!

Я отодвинул трубку подальше от уха и повернулся спиной к мисс Стюарт.

— Гм… ну…

— Ты хоть понимаешь, сколько законов ты нарушил? И сколько усилий мне пришлось приложить, чтобы вытащить тебя из неприятностей?

Не дожидаясь ответа, он продолжил отчитывать меня. Это продолжалось еще минут пять, а потом отец замолчал, ожидая, что я рассыплюсь в извинениях.

— Мне жаль, я только…

…хочу знать, работаешь ли ты в ЦРУ? И собираешься ли запереть меня в клетке?

— Знаешь что, Джексон, я не могу обсуждать это сейчас, — произнес отец, недовольно вздохнув в трубку. — Я восстанавливаю твои потерянные документы. И мисс Стюарт сможет посадить тебя на самолет до Мадрида завтра днем. Это в том случае, если ты сможешь нормально себя вести.

Его слова стали для меня полной неожиданностью.

— Гм… Честно говоря, я не хочу возвращаться в Испанию.

— Почему нет?

Я оглянулся на мисс Стюарт. Снова устроившись в кресле, она подпиливала ногти.

— У меня есть на это личные причины. И я не хотел бы обсуждать их в той компании, которую ты мне навязал.

— Ладно… хорошо, — медленно произнес отец. — Завтра я позвоню в Академию Лойолы.

Я уже смирился с тем, что мне придется остаться в две тысячи седьмом году, пока я не придумаю способ вернуться в две тысячи девятый, но снова садиться за школьную парту я не собирался.

— Я хотел бы отдохнуть один семестр, если ты не возражаешь.

— Мы обсудим это позже. Я возвращаюсь домой завтра.

— Где ты сейчас? — В каком-нибудь секретном месте?

— В Хьюстоне, — ответил отец. — Это деловая поездка.

— Отлично, увидимся завтра. — Я нажал на кнопку и вернул телефон мисс Стюарт, которая никак не хотела оставить меня в одиночестве. — Спасибо. Теперь ты можешь идти.

Она поднялась и взяла сумочку с подлокотника кресла.

— Приятно было поболтать с тобой, малыш.

Внезапно я решил попробовать вытянуть из нее хоть что-нибудь — ведь для меня она была пока единственным источником информации.

— Знаешь, отец рассказал мне, чем ты в действительности занимаешься. И что ты не его секретарша. Можешь больше не притворяться. Если честно, мне кажется, это круто, что ты настолько… в курсе.

На этот раз она по-настоящему рассмеялась:

— Да уж, ты правильно подметил. Если хочешь узнать о коррупции и тайнах в крупной корпорации, спроси того человека, кто отвечает по телефону. Он знает все секреты.

— Даже законы иностранных государств. Я поражен, — сказал я и, выгнув бровь, сделал пару шагов в сторону мисс Стюарт.

— У нас обширные связи за рубежом, но, мне кажется, для тебя это не новость. — Она вынула из сумочки визитку и протянула ее мне. — Можешь звонить мне в любое время, если вдруг передумаешь и решишь вернуться в Европу. Или… если тебе снова захочется обсудить международное право.

Я удивленно уставился на мисс Стюарт: неужели она флиртует со мной? Она первая из моих знакомых девушек, кто готов к такому быстрому развитию отношений. Как бы то ни было, вряд ли она делает это искренне.

Как только она ушла, я упал на диван, надеясь, что сон сразу же придет ко мне. Я отчаянно нуждался в отдыхе, но мысли об отце и его связях с ЦРУ не давали мне покоя. Встреча с Кортни и арест отвлекли меня от поиска разгадки.

Я крутился с боку на бок и очень долго не мог заснуть, опасаясь, что из-за двери вот-вот выскочат нежданные гости с пистолетами. Меня мучило чувство вины, и все, что я оставил в две тысячи девятом, камнем лежало на моем сердце. Неужели я могу начать все заново? Может быть, именно в этом разгадка того, что произошло со мной. Тогда я должен увидеть Холли или поговорить с ней здесь, в этом году. Мне нужно убедиться, что с ней все в порядке. И тогда, возможно, меня перестанут преследовать кошмары две тысячи девятого года? Что, если именно так я могу изменить ход событий? Здесь и сейчас?

Я протянул руку и взял телефон с прикроватного столика, стоящего у меня за спиной. Вряд ли у Холли за эти два года изменился номер. Уже наступило утро понедельника, часы показывали без пяти шесть. Скорее всего, она давно не спит. Я по памяти набирал номер, и мое сердце бешено колотилось. Через три гудка в трубке раздался шелест мнущихся страниц, потом загрохотала музыка и, наконец, голос, который я больше всего хотел услышать, произнес:

— Алло?

Я не мог ни говорить, ни двигаться.

— Простите… я ошибся номером, — только и смог произнести я.

Она усмехнулась:

— Ничего страшного.

Из моей груди вырвался громкий вздох облегчения, но, повесив трубку, я уже знал, что не смогу успокоиться. Я должен был увидеть Холли. Смертельная усталость валила меня с ног, и я побрел к себе в комнату. Но в голове у меня уже зрел план, как снова войти в жизнь Холли, и не только ее, но и Адама.




Глава тринадцатая


Проснувшись через несколько часов, я решил составить отчет о последних событиях и взял в руки дневник. Если бы мне удалось познакомиться с Адамом в этом, две тысячи седьмом году, он мог потребовать все мои записи. Я достаточно хорошо его знал, чтобы предвидеть это.




Понедельник, 10 сентября 2007 года




Сегодня первый день, когда мне придется изображать себя самого в семнадцать лет. Черт возьми, это ужасно! И все же, несмотря на ранний час, я уже поставил себе несколько целей:

1. Избежать повторной учебы в выпускном классе.

2. Выяснить, что в этом году делают Адам и Холли.

Мне очень нужно их увидеть. Обоих. Несмотря на то, что они меня не знают.




Кто-то громко постучал в дверь моей спальни. Скорее всего, это отец, и он до сих пор рассержен из-за событий прошлой ночи.

— Ты забыл, что с мая я жил в другом часовом поясе! — громко сказал я, пряча дневник под подушку.

— Уже почти полдень, ты спал достаточно. Я приготовил тебе поесть, — прокричал он через дверь.

Я принял душ и медленно оделся, стараясь придумать историю, объясняющую, почему почти круглый отличник решил забросить учебу в выпускном классе.

Отец ждал меня за кухонным столом. Как обычно, он был в костюме и в галстуке, с аккуратно расчесанными темными волосами. На завтрак он приготовил кофе и пожарил яичницу.

С одной стороны, мне хотелось все ему рассказать — особенно о том, что я видел Кортни и говорил с ней. Ведь он скучал по ней не меньше, чем я. А возможно, даже больше. Правда, мы никогда этого не обсуждали. Но я внутренне проинструктировал себя: не верь ни единому его слову.

— Джексон! — отец приветствовал меня сдержанным кивком.

— Папа.

— Я хочу обсудить твое намерение бросить учебу. Полагаю, у тебя были свои причины для отъезда из Испании, но мне бы хотелось, чтобы ты подумал о возвращении в Академию Лойолы.

— Нет уж, спасибо. — Я ни за что больше не сяду за парту. — А ты собираешься на работу?

Отец раскрыл газету, и она скрыла его лицо.

— Да.

Я налил себе стакан апельсинового сока и сделал большой глоток.

— Что ты делал в Хьюстоне?

Убивал голыми руками?

— Ничего интересного, встретился с несколькими политиками. Пытался разобраться с Управлением по контролю за продуктами питания и лекарствами до того, как они начнут душить нас новыми правилами. Человек, бросивший учебу в выпускном классе, с этим никогда бы не справился.

Я застонал и положил в рот большой кусок яичницы.

— Я не хочу возвращаться в школу, где полно заносчивых нахалов.

Отец сложил газету и посмотрел на меня:

— Гм… Европа изменила тебя. Не могу сказать, что мне это не нравится, но… это не должно отразиться на твоем образовании. Остался всего год, а потом ты сможешь выбрать для себя любой колледж.

Еще один год. Понимает ли он, что это, черт возьми, означает для человека в моем положении?

— Я сообщу тебе о своем решении, — проворчал я.

Отец отправился на работу, а я остался в одиночестве на кухне. Мне в голову лезли разные вопросы, например, сбрасывает ли он маску обычного человека и превращается в шпиона в тот же момент, когда закрывает за собой дверь, или нет? Но если отец и в самом деле работает на ЦРУ, можно даже не пытаться следить за ним — меня тут же поймают.

Он никогда не был похож на государственного служащего, правда, в последние несколько лет он держался отстраненно. Мне казалось, что причина в Кортни. И я считал, что он хотел бы похоронить меня вместо нее.

Но я не винил его, особенно сейчас, когда пытался вжиться в роль несносного семнадцатилетнего подростка, который нарушил закон. Избалованного настолько, что отказывался продолжать учебу.

В дверь позвонили, и, заставив себя подняться со стула, я с трудом подошел и открыл ее. На пороге стоял Генри с большим пакетом коричневого цвета:

— Вам письмо.

Я забрал у него пакет.

— Спасибо. Ты проверил, там нет взрывчатки?

Его глаза округлились:

— О… я не знал…

— Генри, я шучу. — Я похлопал его по плечу, закрыл дверь и вернулся обратно на стул. Открыв посылку, я обнаружил внутри новый мобильный телефон, паспорт, водительское удостоверение, кредитные карточки, пару сотен долларов наличными и записку.






«Малыш,

надеюсь, это поможет тебе провести сегодняшний день чуть лучше. Я знаю, насколько беспомощными бывают дети из привилегированных семей — такие, как ты. Я даже записала номер своего мобильного в память твоего телефона. Буду присматривать за тобой. Так распорядился твой отец.

    

Мисс Стюарт












P.S. Я уже подняла на ноги всю службу безопасности в международном аэропорту Кеннеди. Они ищут Пьера, французского студента, прибывшего по программе обмена, так что даже не думай повторить свой трюк».





Надеясь наконец-то восполнить запас энергии, я заставил себя как следует поесть. Мне нужно было узнать все подробности жизни Холли и Адама в этом году, и желательно обойтись без прыжков во времени, потому что они лишь мешали, затягивая все глубже в прошлое. Я знал одного парня, способного мне помочь, но общение с ним вряд ли можно было назвать приятным.




Пройдя по пустому коридору общежития Нью-Йоркского университета, я постучал в самую последнюю дверь. Она открылась — коридор наполнился громкой музыкой, — и пухлый парень с сальными волосами и набитым ртом за рубашку втянул меня внутрь.

— Тихо! Молчи!

— Гм… ладно.

Я огляделся по сторонам. Это была маленькая комната на одного, заваленная грязной одеждой и коробками от еды на вынос. Где-то под ними должна быть кровать. Во всяком случае, мне так показалось.

Хозяин покрепче завязал потрепанный пояс банного халата.

— Откуда ты узнал обо мне?

— От одного твоего приятеля, вы вместе ходите на социологию.

Грязный Леон (я знаю его именно под этим именем) учился на последнем курсе Нью-Йоркского университета, когда я только поступил туда. Считалось, что он может найти ответ на любой вопрос. И, похоже, погрузившись в работу, он часами не вставал со стула и поедал готовые сандвичи и маринованные огурцы целыми банками.

Грязный Леон вскинул бровь, но все же кивнул:

— Хорошо, теперь ты один из нас.

Боже, надеюсь, что это не так.

— Ну… расскажи, как ты это делаешь?

Ему пришлось сбросить несколько пар трусов на пол, чтобы освободить себе место перед экраном компьютера.

— Ну, во-первых, это деловое соглашение. Конфиденциальность — обязательное условие, но клиенты еще никогда не подводили меня.

— Видимо, перед твоим очарованием невозможно устоять.

— Иногда у меня бывают рискованные задания, и я получаю информацию, из-за которой многим может грозить тюрьма. А теперь рассказывай, что тебе нужно.

— Хочу найти кое-кого. Основные данные, адрес и название школы у меня есть.

Он кивнул:

— Это девушка, и ты хочешь больше знать о ее жизни. Ничего сложного, если только она не на государственной службе или не меняла пол.

— Ни то, ни другое.

Я рассказал ему то, что знал о Холли, и, ожидая ответа, прислонился к двери, потому что в этой комнате невозможно было присесть, не дотронувшись до грязной одежды хозяина.

— Судя по данным Внутренней налоговой службы, у нее есть работа, — сообщил Леон через несколько минут, не отрываясь от экрана компьютера.

Что ж, его мастерство впечатляет…

— Какая именно?

— В компании под названием «Аэротвистерс». Это в Ньюарке.

— Это кафе, где готовят смузи?

Леон быстро набрал что-то на клавиатуре, и на экране появилась фотография Холли.

— Это спортивный клуб, она ведет занятия по физкультуре в дошкольной группе и занимается организацией праздников. Но ты уже вышел из возраста ее воспитанников.

В будущем Холли расскажет мне, что преподавала физкультуру, но я не знал, где именно.

Вглядевшись в экран, я радостно улыбнулся:

— Им нужен новый сотрудник.

— Для уборки и технического обслуживания. Ты уверен, что справишься с этим?

Не факт.

— Постараюсь, если мне нужно будет произвести на нее впечатление.

Леон уставился в стену над моей головой.

— Это зависит от того, какой подход ты выберешь. Трудолюбивый парень, который не боится запачкать руки… здесь пахнет победой.

— Это точно!

Если я не провалю это дело.

Он снова повернулся к компьютеру:

— В сегодняшнем письме по электронной почте владелец зала пишет, что утром у них возникли проблемы с канализацией, настолько серьезные, что, цитирую, «я готов был рвать на себе волосы». Похоже, это твой шанс!

— Круто! Может быть, ты и резюме для меня составишь?

Леон улыбнулся, продемонстрировав грязные зубы с застрявшими между ними кусочками маринованных огурцов:

— Я представлю тебя лучшим специалистом по уборке и техническому обслуживанию во всем Нью-Джерси! И это будет стоить еще пятьдесят баксов.

— Отлично, пришли мне его по почте. — Я заплатил Леону, оставил ему свой электронный адрес и поспешил уйти, пока бактерии, заполонившие комнату, не подобрались ко мне.

Эта работа стала бы отличным стартом для меня, а потом я придумал бы способ подобраться к Адаму. И хотя он просил обязательно разыскать его, если вдруг произойдет что-то подобное, мне казалось полным безумием подойти к нему и сказать: «Эй, привет, я из будущего!»

Эта работа была бы первым шагом к составлению плана дальнейших действий. Если, конечно, мне удастся на нее устроиться.

— Ты первый кандидат за две недели, который действительно имеет необходимый опыт работы, — сказал мне через стол Майк Стайнман.

— Рад это слышать.

За предыдущие полчаса я лгал столько раз, что сам уже запутался. К счастью, он поверил мне. Я не видел другого способа познакомиться с Холли. Мы учились в разных школах и вели настолько разную жизнь, что она вряд ли смогла бы довериться мне. Как может девушка из Джерси снова и снова случайно встречать на улице парня, который живет на Манхэттене? У меня не было выбора: или эта работа, или мне придется перейти в ее школу. Но этот вариант нужно было оставить про запас и изо всех сил постараться избежать его, потому что я не хотел снова садиться за парту. В отличие от Холли я никогда не ходил в большую государственную школу, но основные правила из книги «Сто один совет для старшеклассников» действовали везде. Очень непросто стать своим в компании, если ты из другого социального круга.

— Отлично. Двадцать часов в неделю. Каждый вечер ты закрываешь зал. У нас за неделю бывает до тысячи детей, поэтому все быстро ломается, и ты должен быть готов ко всяческим сюрпризам.

— Меня не так легко испугать.

Теперь уже нет.

— Замечательно. Ты можешь сегодня же приступить к работе?

Я ответил через секунду:

— Вы не шутите? У меня есть работа?

Он поднялся и направился к двери.

— Да, мы отчаянно в тебе нуждаемся. У нас только что погас свет над брусьями, и это лишь последний пункт в длинном списке неисправностей.

— Благодарю вас, мистер Стайнман. Вы даже не представляете, как мне нужна эта работа, — признался я.

Он распахнул передо мной дверь.

— Похоже, нам обоим повезло сегодня. И еще — все здесь зовут меня Майк.

— Я понял.

— Пойдем, я покажу тебе служебную раздевалку и комнату со всем необходимым для твоей работы.

Мое сердце билось все быстрее. Холли была где-то здесь. Но она еще не моя девушка. Пока еще не моя.

Вслед за Майком я прошел через зал с мягким покрытием на полу, где стояли гимнастические бревна. У меня дрожали ноги, и я слушал вполуха, когда он открыл для меня пустой шкафчик и принялся перечислять правила и график уборки.

В конце концов он похлопал меня по спине:

— У меня никогда не было специалиста по техническому обслуживанию, так что приходилось заключать контракты на работу с разными компаниями. Или пытаться что-то сделать самому. А это вечная проблема!

От волнения у меня пересохло во рту, и я смог лишь прохрипеть:

— Спасибо.

Надеюсь, я не погибну, меняя лампочку.

— С четырех до семи здесь многолюдно, так что, выполняя свою работу, ты должен постараться не мешать занятиям, — сказал Майк и бросил мне черную рубашку-поло с вышитой надписью «Аэротвистерс, инк.» на груди.

Натянув ее поверх футболки, я вслед за Майком вышел из раздевалки и направился в сторону вестибюля, откуда родители могли наблюдать за занятиями детей в гимнастическом зале. Сейчас там, прислонившись к невысокой перегородке, стояли темноволосая девушка и невысокий парень.

— Это Джана и Тоби. Они оба в нашей команде и ведут занятия в свободное от тренировок время.

— Привет! — они одновременно поздоровались со мной.

В две тысячи девятом году я несколько раз встречал повзрослевшую Джану, а вот Тоби что-то не мог припомнить.

— Эй, Холли, иди сюда! — крикнул Майк.

Длинные светлые волосы, стянутые в высокий хвост, мелькнули под столом.

— Да, Майк?

Она поднялась с пола, держа в руке карандаш, который, видимо, только что уронила, и встала напротив нас рядом с Джаной и Тоби. У меня перехватило дыхание и подкосились ноги. Она была такая настоящая и так близко от меня. Сколько времени прошло с тех пор, как я видел ее в последний раз? Всего пять дней, а мне кажется, что уже несколько месяцев.

— Джексон теперь отвечает в клубе за уборку и техническое обслуживание.

— Поверить не могу, что тебе удалось убедить кого-то взвалить на себя эту ношу, — ответила Холли.

Ее легкий смех зазвенел у меня в ушах, и мне внезапно захотелось схватить Холли, закинуть к себе на плечо и убежать отсюда. Сделать так, чтобы с ней никогда не случилось ничего плохого. Я глубоко вздохнул и постарался сконцентрироваться, несмотря на боль, которая жгла меня изнутри. Она не узнала меня. Другого я и не ожидал, но все равно это было очень тяжелым испытанием.

Я покачал головой и заставил себя улыбнуться и кивнуть ей в знак приветствия, а потом развернулся и пошел в другую сторону. Если не считать тот момент в будущем, когда в Холли попала пуля, у меня сейчас был первый в жизни нервный срыв.

А еще мне нужно было поменять лампочку, и это тоже пугало меня.

Когда я протянул руку к огромной лампе, висевшей рядом с брусьями, лестница подо мной затряслась. Но, к счастью, мне удалось справиться с заданием и избежать удара током. Спускаясь вниз, я заметил Холли, которая раздавала что-то своим ученицам перед уходом.

Я медленно поставил ногу на пол и вздохнул с облегчением — высота никогда не радовала меня.

Я не мог отвести взгляд от Холли и, заметив прядь светлых волос, упавшую ей на глаза, с трудом сдержался, чтобы не протянуть руку и не заправить их ей за ухо. Мне хотелось убедиться, что Холли реальна, и на ощупь ее волосы такие же, как я помнил.

Я готов был схватить ее, вытащить за дверь и рассказать обо всем, что произошло. Возможно, она поверила бы мне, но я все равно оставался бы для нее чужим человеком.

Джексон, не будь идиотом! Она никогда не поверит тебе и, скорее всего, убежит в испуге. А кто бы поступил по-другому? Кроме Кортни… и Адама. Я постарался взять себя в руки и принялся складывать лестницу.

Когда Холли заканчивала работу, к ней подошел Тоби:

— Эй, Хол, это было твое последнее занятие?

Я тут же принялся оттирать грязной тряпкой невидимое пятно с белой стены и делал вид, что очень сосредоточен на этом занятии.

— Да.

— Ты не хочешь пойти куда-нибудь перекусить? Может быть, съедим по бургеру? — поинтересовался он.

Я рассмеялся про себя и покачал головой.

— Я не могу. У меня…

Он хмыкнул и дернул Холли за волосы:

— Ничего страшного.

— Тоби, я серьезно, в этом семестре у меня углубленная программа по двум предметам…

Он поднял руку, чтобы она замолчала, и посмотрел в мою сторону:

— Это ты Джексон, да?

Я подошел к ним поближе:

— Да.

Он стоял, прислонившись спиной к стене, и снова пялился на Холли.

— Джексон, если девушка отказывается встретиться с тобой в пятый раз за две недели, что это, по-твоему, значит?

Я едва не лишился дара речи, но взял себя в руки. Еще чего доброго подумают, что я не в состоянии нормально разговаривать.

— Может быть, она не ест мясо?

Холли улыбнулась.

— Она ест то, что заменяет мясо, — сказала Джана, приблизившись сзади. — Ты учишься в школе?

— Нет.

Все трое замерли в ожидании объяснений. Я мысленно напомнил себе, кем являюсь в настоящий момент.

— Я не хожу в школу.

— Учишься дома? — удивился Тоби.

— Нет, я бросил учебу… Ну, то есть уже сдал все тесты по программе.

— Значит, ты уже в колледже? — спросила Джана.

— В тебе столько снобизма! Почему ты считаешь, что все должны учиться в колледже? — возмутился Тоби.

— Может быть, я и соберусь туда. Но пока еще не решил, — сказал я.

— Значит, тебе уже восемнадцать? — спросила Джана.

— Дайте Джексону хотя бы несколько дней освоиться, а потом уже набрасывайтесь на него, — сказал Тоби.

— Мне семнадцать.

— Как и Холли, — заметила Джана. — У нее недавно был день рождения.

Холли сделала круглые глаза и дернула Джану за руку:

— Нужно привести в порядок зал для малышей. Что мы все столпились вокруг новенького?

Майк вышел из своего кабинета, и я тут же снова принялся вытирать стену.

— Джексон, я ухожу через пару минут. Пойдем, я покажу тебе, как закрывать клуб.

— Майк, я могу это сделать, — прокричала Холли из дальнего угла. — Я все объясню Джексону, а завтра он уже сам справится.

Майк пожал плечами:

— Отлично!

Как только он ушел, Холли, Тоби и Джана побежали наверх, в тренажерный зал. Я увидел, что Холли встала на беговую дорожку, и снова принялся за работу.

Список дел на вечер был очень большой, и мне потребовалось много времени, чтобы справиться с ним, ведь я никогда не занимался ничем подобным. Я убирал рабочие инструменты, когда подошли Холли и Джана. Они достали из сумок бутылки с водой, а потом Холли сняла через голову черную рубашку-поло, под которой оказался ярко-розовый спортивный бюстгальтер. Ее волосы мелькнули прямо перед моим носом, и я уловил арбузный запах шампуня, который был мне очень хорошо знаком.

Потом Холли и Тоби вернулись наверх и продолжили изнурительный марафон на беговой дорожке.

— Они все время это делают, — сказала Джана, присаживаясь ко мне. — А я бег терпеть не могу.

— У меня дыхание сбивается только от одного взгляда на них, — признался я.

Минут двадцать они по очереди прибавляли скорость, а потом Тоби сдался.

— Наконец-то я выиграла! — сообщила Холли, когда они спустились вниз.

— Да пожалуйста, — пробормотал Тоби. — Я иду в душ.

— Кое-кто не умеет проигрывать, — нараспев произнесла Джана.

— Ладно, Холли. Я признаю поражение. — Тоби изящно склонился перед дверью в раздевалку.

Холли рассмеялась и села около своей сумки — как раз рядом со мной.

— Он ушел? — прошептала она.

Мой язык внезапно отказался повиноваться, и я смог лишь кивнуть, мысленно ругая себя за идиотское поведение. Ну, скажи хоть что-нибудь!

Холли плюхнулась на мат, лежавший у нее за спиной.

— Утром я точно не встану, но если ты расскажешь об этом Тоби…

Я наклонился над ней и, набравшись смелости, поинтересовался:

— И что тогда? Сделаешь так, чтобы меня уволили? Вывернешь все шурупы из креплений лестницы?

Она затряслась от смеха:

— Нет, я не стану ничего делать. Это была неудачная попытка тебя напутать.

Я протянул руку, чтобы помочь ей встать, и, поколебавшись, она схватилась за нее. Но, как только Холли оказалась на ногах, я разжал ладонь. Ее прикосновение напомнило мне слишком о многом.

— Я лучше пойду. Ты работаешь завтра?

— Да, я здесь почти каждый день.

Холли показала мне, как запирать входную дверь, и я направился к железнодорожной станции, которая была в нескольких кварталах от клуба. Но каждый шаг, увеличивающий расстояние между нами, давался мне все труднее.




Глава четырнадцатая


Понедельник, 10 сентября 2007 года




Я вошел домой через парадную дверь и тут же услышал голос: это был отец, но говорил он не по-английски. Интересно, что это за язык? Может быть, русский?

Прислонившись к стене в противоположном углу кухни, я пару минут прислушивался к его беглой речи, а потом он повесил трубку.

— Джексон, это ты?

Хватит подслушивать.

— Да, папа.

Он вышел в холл и увидел меня.

— Где ты был?

— Гм… я просто гулял… кое с кем.

Он нахмурился:

— Уже поздно. Было бы неплохо, если бы ты позвонил мне.

— Извини, — пробормотал я и поспешил сменить тему: — Ты сейчас говорил по-русски?

Он повернулся ко мне спиной.

— Это был турецкий язык. Мы сейчас проводим испытания нового препарата. Мне нравится общаться без переводчика, когда это возможно.

Какие-то тайные дела ЦРУ!

Внезапно я вспомнил еще один подозрительный момент. Из будущего. В тот момент я искренне считал, что мой отец — обычный сноб и этим определяется его отношение к тому, что я встречаюсь с самой обычной девушкой. Это произошло в середине июля две тысячи девятого года. Мы с Холли только что поужинали и шли ко мне домой. Холли запрыгнула мне на спину, и мы вдвоем приветствовали Генри, стоящего у двери. Он засмеялся и покачал головой:

— Хорошего вам вечера, мистер Майер, мисс Флинн.

— Почему они никогда не называют нас по именам? — поинтересовалась Холли.

— Я предлагал им быть менее официальными, поверь мне, но они отказываются.

Мы не успели еще войти в квартиру, а она уже целовала меня в шею. Нас обоих не было в городе в эти длинные выходные, мы не виделись целых пять дней и готовы были тут же наброситься друг на друга или как минимум продолжать обниматься. В любом случае идея начать вечер с ужина была ужасной.

— Ты не хочешь выпить? — спросил я, открывая холодильник за барной стойкой в гостиной.

— Мне нравится вино с насыщенным фруктовым вкусом. У тебя есть такое?

Я достал бутылку, но не стал брать бокалы. Мы действительно планировали встретиться сегодня за ужином, но сейчас мне хотелось лишь одного — окунуться в водоворот чувств, из которого мы не могли вырваться всю прошлую неделю.

— Давай сегодня напьемся хорошенько.

— Что мы празднуем? — поинтересовалась Холли, когда мы вошли в мою комнату и сели на кровать.

«Ничего… пока еще», — подумал я, вытягивая пробку, и протянул ей бутылку:

— За нас, самых классных парня и девушку во всем мире!

Холли сделала глоток вина — фруктового, как она его назвала.

— Поверить не могу, что ты не взял бокалы. Кстати, сколько стоит такое вино?

Я внимательно изучил наклейку на бутылке:

— Не знаю… долларов сто, наверное.

Холли чуть не подавилась:

— Сто долларов! Чтобы напиться, достаточно бутылки виски за десятку.

Я рассмеялся:

— Ты сама его выбрала. Кроме того, тебя валят с ног даже два-три бокала пива.

Она вытаращила глаза, а потом снова улыбнулась:

— Расскажи мне про Европу. Адам никак не может успокоиться, что видел Альпы и мужчин в кожаных шортах на подтяжках.

— Сначала ты… Чем ты занималась в Индиане? — спросил я, пытаясь сменить тему. Мне нужно было сначала слегка отредактировать свою историю.

— Джексон, это же Средний Запад. Ужасная скукотища. Я напекла кучу печенья с бабушкой и нянчила двоюродных сестер.

Я коротко рассказал о том, как мы с Адамом съездили в Германию и Италию, — кроме прыжков во времени, конечно. К тому моменту мы уже допили бутылку, и Холли принялась изучать мои диски с музыкой. Выбрав наконец один, она поставила его в проигрыватель и забралась ко мне на кровать.

— Послушай, я знаю, что в наших отношениях все легко и просто, но можно я скажу, что скучала по тебе? Совсем чуть-чуть, когда было совсем уж нечем заняться. Например, когда единственным развлечением было смотреть, как растет кукуруза.

— Можно. — И я только что решил, что сегодня вечером мы полностью разденемся. В этой комнате. У меня появился план.

Теперь остается лишь уговорить Холли.

До сих пор мы проводили наедине очень мало времени, и я пока что не торопился с раздеванием. То есть я вообще не собирался ни в чем торопить ее. Я старался действовать убеждением или, как хороший продавец, придумывал маркетинговый ход. Холли перекатилась на спину, и я поднял ее блузку, оголив живот, а потом наклонился и прикоснулся губами к коже прямо над пупком.

Я внимательно следил за выражением лица Холли, когда расстегивал ей джинсы. Когда я практически стянул их с нее, протащив ее до края кровати, она вдруг громко расхохоталась. И напряжение, висевшее в воздухе, рассеялось.

— Неплохо, Джексон.

Я снова лег рядом с ней и поцеловал в щеку:

— Ты смеешься надо мной?

— Да, — она прикоснулась губами к моей шее и просунула руку под рубашку.

Некоторое время спустя, когда почти вся наша одежда валялась на полу и Холли лежала сверху на мне, а я ее крепко обнимал, в моей комнате кто-то вдруг громко кашлянул. Мы одновременно подняли головы и увидели моего отца, который стоял в дверном проеме, скрестив на груди руки.

— О боже! — воскликнула Холли и забралась под одеяло, натянув его на голову.

— Папа, что ты тут делаешь? Я думал, ты в Южной Африке.

— В Южной Америке. Джексон, надень на себя хоть что-нибудь. Нам нужно поговорить. Наедине, — произнес он и вышел, хлопнув дверью.

Я стянул одеяло с головы Холли — она закрывала лицо ладонями, но я все равно разглядел яркий румянец на щеках.

— Поверить не могу, что это случилось, — простонала она.

Рассмеявшись, я подтащил ее повыше и уложил на подушки.

— Все в порядке, ему наплевать, чем мы тут занимаемся, поверь мне.

— Джексон, твой отец только что видел меня в нижнем белье. У меня есть все основания чувствовать себя некомфортно! — Она перевернулась на живот и снова накрыла голову. — Давай уже, иди!

Холли не смотрела на меня, но я все равно улыбнулся:

— Мне нужна минутка, чтобы немного остыть.

Она затряслась от смеха:

— В следующий раз запирай дверь, даже если будешь уверен, что твой отец в Антарктике.

— У тебя отличное чувство юмора! — сказал я и поцеловал ее в щеку. — Никуда не уходи, договорились?

— Ты серьезно? А то я как раз собиралась пойти показать трусы лифтеру, — пробормотала она в подушку.

— Ему бы понравилось! — Я натянул джинсы и вышел на кухню. Отец ждал меня, опираясь на стол.

— Как это называется? — поинтересовался он.

Я открыл холодильник, взял молоко и стал пить прямо из пакета, чтобы позлить его.

— Ты разве забыл? В двенадцать лет ты сам мне обо всем рассказал.

— Джексон, не пытайся строить из себя умника! Кто эта девушка? И почему ты продолжаешь встречаться с ней?

— Ты и этого не помнишь? Ее зовут Холли, ты ее уже видел. И встречаемся мы потому, что она мне нравится. В чем проблема, пап?

Он подошел ближе и наклонился ко мне:

— Ты ничего о ней не знаешь. А она уже довольно давно имеет доступ к конфиденциальной информации. Ты ложишься спать у нас дома с какой-то незнакомкой! Кто знает, что она делает здесь в это время?

Я показал на него пальцем и кивнул:

— Думаю, ты попал в точку. Эта девушка из Джерси занимается промышленным шпионажем. Я как раз заметил, что ее ежедневник как-то странно потолстел в последнее время. Подожди меня здесь, а я пойду и обыщу ее, чтобы найти доказательства.

— Джексон, ты ведешь себя как ребенок.

Я выдохнул:

— Пап, знаешь что? Мне нравится Холли. Мы с тобой оба взрослые люди, и каждый делает то, что считает нужным.

Не оглядываясь, я ушел к себе. Я строил из себя крутого парня, но внутри трясся, как будто мне десять лет.

Забравшись в постель к Холли, я задумался о том, что происходит с отцом в последнее время. Раньше ему были абсолютно безразличны девушки, с которыми я встречался и приводил домой.

— Все в порядке? — поинтересовалась Холли.

— Да, конечно. Ты ведь не шпионка?

Она рассмеялась:

— Нет, но с детства хотела ею стать.

Воспоминания о том, как мы с Холли легко и непринужденно проводили вместе время, давались мне очень тяжело. И сейчас, когда я застрял в прошлом, моя основная задача — сделать так, чтобы события тридцатого октября две тысячи девятого года не повторились. Если мне это не удастся, виноват буду я один, ведь я знал о них заранее.

Ложась спать в две тысячи седьмом году, который теперь стал моей основной базой, я перебирал в памяти все детали того вечера в две тысячи девятом, когда мой отец вел себя как самый настоящий секретный агент. Если уж на то пошло, он ведь отсутствовал тогда целых три недели, но откуда-то знал, что Холли несколько раз приходила ко мне. Он знал гораздо больше, чем следовало обычному родителю.

Все эти мысли возвращали меня к тому единственному вопросу, который меня пугал… возможно ли, что парни, стрелявшие в Холли, работали на моего отца или были на его стороне? Пока я не мог исключить эту версию, как, впрочем, и любую другую.




Глава пятнадцатая


Пятница, 14 сентября 2007 года




Что ж, теперь у меня есть настоящая работа. В Джерси. Я уборщик. Если бы мой отец знал об этом он бы из меня дух вышиб. Или наорал бы, что я бросил дорогую частную школу ради того, чтобы менять лампочки. Я работаю уже целую неделю и пока еще жив. И мои коллеги были достаточно добры ко мне и не рассказали Майку о моих крупных провалах, которые обычно случались поздно вечером после его ухода. Джана, Тоби и Холли никогда не произносили этого вслух, но, мне кажется, мы негласно заключили пакт о неразглашении. Ведь они тоже всегда задерживаются после работы и занимаются на тренажерах, хотя Майк не устает твердить об ответственном подходе и профилактике несчастных случаев.




— В туалетной комнате случилось нечто ужасное. Ты сможешь с этим разобраться? — бросил мне Майк, возвращаясь к занятиям в своей группе.

Издав неслышный стон, я взял пару резиновых перчаток. Вряд ли это чем-то отличается от уборки туалета в общежитии. Во время учебы в колледже, когда ванная комната у нас была одна на троих, я должен был приводить ее в порядок раз в две недели.

Но, войдя в мужской туалет и бросив взгляд на забитый унитаз, из которого текло на пол, я развернулся и направился к Майку.

— Мне кажется, здесь нужен сантехник.

Он рассмеялся:

— А ты кто?

— Ну да, конечно… Я пошутил. — Похоже, у меня серьезные неприятности.

Холли наблюдала за мной через плечо. Она сидела на полу, разложив перед собой листы бумаги и степлер.

— Тебе нужна помощь? — поинтересовалась она.

— Нет, спасибо. Я справлюсь.

Но она все равно поднялась и пошла за мной:

— Мне совсем не сложно.

— Хорошо, но тогда тебе понадобится вот это. — Я взял хирургическую маску со своей рабочей тележки и открыл дверь.

Закрыв лица масками, мы с Холли стояли перед забитым унитазом.

— Какая гадость, — пробормотала она.

— Мужчины — свиньи, Холли.

— Откуда мне знать, я никогда ни с кем не жила.

— Тогда тебе повезло.

Она показала на вантуз, стоящий рядом с унитазом:

— Может быть, попробуешь вот это?

Я удивленно вскинул брови и спросил:

— Ты уже пользовалась им раньше?

— Много раз. А ты?

Я пожал плечами:

— Конечно, каждый день.

Когда я попытался прочистить унитаз вантузом, Холли расхохоталась. Конечно, не о такой беседе с ней я мечтал, но это пока что был наш самый длинный разговор в две тысячи седьмом году — а это уже кое-что.

Она потянулась через меня и подняла крышку сливного бачка, прислонив ее к стене. Потом сунула руку внутрь — эта девушка, похоже, совершенно не брезглива.

— Видишь эту маленькую штуковину? Не знаю, как ее назвать, но она должна находиться вверху. Именно поэтому слив не работает.

Холли вынула руку из бачка, и вся вода тут же ушла вниз.

— Отличная работа, — похвалил ее я.

Она сняла маску и улыбнулась:

— Как считаешь, дышать уже можно?

Я схватил бутылку с дезинфицирующим средством со своей тележки и принялся разбрызгивать его по всем углам туалетной комнаты.

— Через минуту все будет в порядке.

Холли взяла еще одну пару перчаток и губку и помогла мне с уборкой. Выходя из туалета, мы столкнулись с Джаной.

— Прячешься в мужском туалете с новым парнем? Я потрясена, — поддела она Холли.

— И не зря! Мы занимались таким грязным делом, — парировала Холли и ушла, оставив меня одного со своей подругой. Она еще не переодела трико, а ее руки до локтей были вымазаны мелом.

— Вряд ли она согласится встречаться с тобой. Пожалуйста, прими это к сведению.

— Клянусь тебе, мы всего лишь прочищали унитаз.

Джана тихо захихикала:

— Я знаю, но кто-то ведь должен просветить тебя, пока ты не слишком на нее запал.

Слишком поздно.

— У нее есть бойфренд?

— Нет. А у тебя есть девушка? — спросила Джана.

— Гм… как бы… нет, у меня нет девушки.

Тоби подошел и встал между нами.

— Майк сегодня уходит рано, и его не будет все выходные. Как считаете, может, нам заняться чем-нибудь?

— Ночь покера, — предложила Джана с хитрой улыбкой.

— Точно! Джексон, ты с нами? Ты теперь хранитель ключей, так что без тебя не обойтись.

— Вы хотите, чтобы я рисковал работой, которую только что получил, ради игры в покер и ваших развлечений?

Тоби тихо засмеялся:

— Хорошо, какие твои условия?

Я кивком показал на Холли:

— Я соглашусь, если вы ее уговорите остаться, но при этом не нужно ссылаться на меня.

— Ты имеешь виды на мою женщину?

— Тоби, это называется безответная любовь. Сдайся уже, — сказала Джана и похлопала его по голове, как маленького щенка.

— Мне интересно, вот и все. Кроме того, у нас кое-что было, — сказал я.

Джана закатила глаза:

— Они вместе прочищали унитаз.

— Как романтично, — не удержался Тоби.

— Джексон! — позвал меня Майк. — Нужно вымыть пол в зале для малышей. Тут кое-кого стошнило.

Отлично. Приятно осознавать, что сотни тысяч долларов, потраченные на мое обучение в частной школе, оправдывают себя.

Как только я закончил отчищать кучу матов, ко мне подошел Тоби:

— Все получилось.

— Как тебе это удалось?

Он усмехнулся:

— Я не могу раскрывать свои секреты, но здесь не обошлось без прикосновений, мы сильно потели и еще, возможно, исследовали, насколько она гибкая.

Я легонько толкнул его в плечо:

— И не мечтай!

Тоби и Джана ушли раньше, чем Майк, но вернулись минут через десять после того, как его машина выехала с парковки. Я мыл вестибюль, когда дверь открылась и они вошли, нагруженные вещами. Тоби и Джана захватили с собой еще двоих. Увидев темноволосого парня в солнцезащитных очках, я выронил швабру, и она с громким стуком упала на пол.

— Адам!

Ой!

Он остановился и повернулся ко мне:

— Мы знакомы?

Вот черт! Давай же, придумай скорей хоть что-нибудь!

— Фестиваль научных проектов в прошлом году, ты ведь был там? — запнувшись, поинтересовался я.

— Да, я и еще тысяча человек.

Все четверо уставились на меня. Я предпринял еще одну неубедительную попытку:

— У тебя был такой крутой проект. Тот, на тему…

— Теория относительности, — закончил он за меня.

— Именно так.

Тоби выпучил глаза:

— Отлично, среди нас еще один подвинутый на науке. Надеюсь, ты не умеешь, как Силверман, вычислять, у кого какая карта.

Холли подошла к нам и остановилась рядом с парнем, который пришел вместе с Адамом. В этот Момент я понял, кто это. Дэвид Ньюман — будущий бойфренд Холли.

Он улыбнулся и протянул ей коричневый бумажный пакет, который держал в руках.

— С тебя семь долларов. И имей в виду, я ждал целых двадцать минут, пока они приготовят свежую порцию гуакамоле.

Она вложила несколько купюр ему в ладонь:

— Я люблю тебя, Дэвид.

— Мне она этого никогда не говорит, — пожаловался Тоби.

Холли повернулась к нему:

— Только потому, что ты не хочешь этого. Признайся, эти три слова тебя пугают.

А вот я готов к отношениям!

Он рассмеялся и посмотрел на нее в упор. Холли тут же отпрянула.

— Возможно, зато меня совсем не пугают занятия любовью, — расхохотался Дэвид.

Оттолкнув его, Холли ушла вместе с Джаной, бормоча себе под нос:

— Ох уж эти подростки!

— Ты исключительно вежлив, Тоби, — заметил Дэвид.

— Только не говори мне, что ты никогда не развлекался, пытаясь пробить ее броню, — парировал Тоби.

— Я отказываюсь отвечать на этот вопрос, — произнес Дэвид, но ему тоже было весело.

— Но ты ведь думал о том, чтобы поцеловать ее?

Я бросил взгляд на Адама — он, как и я, молча слушал.

— Не сказал бы.

— А я думал, — не стесняясь, заявил Тоби. — Чаще всего, когда мне хотелось заставить ее замолчать.

Они оба расхохотались так громко, что Холли с Джаной оглянулись на нас.

Я продолжил уборку, в то время как остальные перенесли стол в гимнастический зал, и игра началась. Когда стало очевидно, что дел у меня больше не осталось, Тоби поинтересовался:

— Ты не собираешься присоединиться?

— Конечно, немного наличных мне не помешает.

Я занял место рядом с Адамом. Холли сидела напротив меня. Мне очень хотелось поговорить с другом, но я был вынужден сдерживаться, вжиться в роль и оставаться для них новым парнем, о котором мало что известно.

Дэвид раздавал карты.

— Джексон, а где ты учился, пока не бросил школу? В Джерси?

Кивнув, я назвал школу, в которую не ходил ни один из них.

— Так вот почему мы с тобой никогда не встречались, — заметила Джана.

— Вам всем осталось два года до выпуска?

— Ага.

— Так почему же ты бросил школу? — поинтересовался Тоби.

Джана ткнула его локтем в бок, но я знаком показал ей, что все в порядке.

— Мне надоело учиться. И отец хотел, чтобы я работал.

— И я не могу дождаться, когда наконец закончу школу, — сказала Холли и, сбросив две карты, взяла новые. — Углубленный курс английского оказался очень тяжелым. Я предполагала, что так будет, но проходить новый роман раз в неделю и писать работы по пять страниц через день — это уж слишком.

— Что ты читаешь? — спросил я у Холли.

— Мы только что закончили «Повесть о двух городах».

Ага, удача сама идет ко мне!

Тоби и Адам застонали.

— Терпеть не могу Диккенса, — заявил Адам. Дэвид тоже сбросил карты.

— В самом деле, мистер Высший средний балл? Вы меня удивляете.

— Литература — это не математика и не естествознание, а нечто совершенно иное, — сказал Адам.

— Тебе тоже не понравилась эта книга? — обратился я к Холли.

— Понравилась, но мне никак не удается написать по ней работу. Я вроде бы начала, а потом застряла.

— «Это было самое прекрасное время, это было самое злосчастное время», — достаточно написать эту фразу и дальше слово «конец», — произнес Тоби с отвратительным британским акцентом. — Чей ход?

— Я пас, — сказала Джана и открыла карты.

Дэвид сделал то же самое.

— Тоби, кажется, я начинаю понимать, откуда у тебя такие проблемы с девушками, — поддразнила его Холли. — Ничего удивительного, что ты не чувствуешь романтики в этой истории. А ведь она о безответной любви и готовности пожертвовать личными интересами, не требуя ничего взамен.

Он посмотрел на Холли:

— Ты невероятно сексуальная, когда говоришь о литературе.

Холли покачала головой и посмотрела на меня:

— Видишь, о чем я? Он ничего не понимает.

Я решил воспользоваться моментом.

— Просвети нас тогда, раз ты такая мудрая женщина. Чтобы другие девушки не пострадали от нашего неромантичного поведения.

Она принялась вертеть в руках карты и чуть было не уронила одну из них.

— Гм… Наверное, я не самый лучший советчик в этом вопросе. Джана, а ты что думаешь?

Подруга Холли выпрямилась на стуле.

— Что ж, попробую: Тоби не готов разделить интересы своих знакомых девушек. Может быть, проблема именно в этом. Холли любит читать и ждет того же от своего будущего молодого человека. А я, например, люблю музыку в стиле панк и ска, поэтому буду искать парня, который, как и я, предпочитает малоизвестную музыку.

— Понятно, но ты мне пока что не сильно помогла. Наверняка тебе есть еще что сказать, — сказал я.

— Парню, с которым я стала бы встречаться, должен как минимум нравиться спорт. Гимнастика занимает больше половины моего времени, так что с этим ничего не поделаешь.

— Ну а как же Тоби? Он как раз гимнаст.

Джана удивленно посмотрела на меня:

— Кроме того, он еще и мой двоюродный брат.

И почему я этого не знал?

— Согласен, это плохой пример.

— Ты думаешь? — произнес Тоби, качая головой. — Давай, Холли, рассказывай, дай нам возможность узнать тебя.

Да, пожалуйста. Честно говоря, Холли в семнадцать лет — абсолютная незнакомка для меня.

— Я не знаю, чего хочу. Может быть, однажды я разберусь в себе, а пока мои цели — учеба, работа и сбор денег на колледж, — сказала Холли.

— Какая ску-у-ука! — затянула Джана.

Холли бросила в нее через стол горсть попкорна.

— Ладно, Джана, мне нужен парень, который в состоянии осилить весь роман Диккенса, а не только его первые строки, и может читать вслух отрывки, танцуя на балу под… гм…

Опустив подбородок на ладони, Джана вздохнула:

— Может, под «Пойдем со мной» Норы Джонс? Тогда это был бы вальс.

— Клевый должен быть парень, как считаете? — сказал Дэвид.

Тоби едва сдерживался, чтобы не расхохотаться:

— Флинн, ты что, шутишь? Никогда бы не подумал, что ты из тех девушек, которые клюют на эту ерунду.

— Это не ерунда, а естественное поведение, — сказала Джана.

— Так и есть, — согласилась Холли и выложила карты на стол. — Фулл-хаус.

— Вот черт! — пробормотал Адам.

Все остальные тоже раскрыли карты. Я взглянул на Джану и поинтересовался:

— Как ты думаешь, она блефует?

— Блефует? Она же показала все карты! — Джана выглядела озадаченной.

— Нет, я имею в виду ее рассказ об идеальном парне. Мистер Лучший любовник, который цитирует Шекспира и танцует танго.

Холли откинулась на спинку стула и скрестила руки на груди:

— Вальс, а не танго. И я не блефую. Кстати, еще кое-что — он не должен быть геем.

— Да уж, такого ты долго будешь искать, — сказал Дэвид.

— А возможно, он сидит напротив, — заметил я.




Холли вздрогнула, но быстро взяла себя в руки и самоуверенно улыбнулась:

— Никаких шансов.

Я взял карты и, тасуя их, произнес:

— Да, наверное, ты права. Мне самому тоже не нужна девушка с такими запросами.

— Я совсем не прихотлива.

Дэвид взял банку содовой с пола, куда составили все напитки.

— Холли, ты выдумала какого-то парня в трико, танцующего вальс и шепчущего на ухо строки из «Ромео и Джульетты». Это как раз и доказывает, что у тебя большие запросы. Если ты говоришь о ровесниках, то должна быть счастлива, если мы не сплевываем на пол и не чешем между ног в твоем присутствии.

Холли улыбнулась и ущипнула его за щеку:

— Дэвид, ты прелесть! Кстати, я ничего не говорила про трико.

— И без него образ получился ужасный. Кто забивает тебе голову этой ерундой? Теперь понятно, почему ты отказываешься встречаться со мной! — со стоном констатировал Тоби.

— Это ведь женщины пишут романы об идеальных мужчинах, которых не существует. Из-за них у вас возникают несбыточные ожидания! — заметил Адам.

Холли кивнула:

— Отлично сказано, Адам. Это могло бы быть правдой, вот только желания возникают помимо нашей воли!

Джана толкнула меня в плечо:

— Мне кажется, Джексон готов был воплотить твою мечту в жизнь, так ведь?

— Ну да, конечно, — пробормотала Холли и, перегнувшись через стол, взяла карты у меня из рук. — Так мы играем в покер или нет?

Тоби переводил взгляд с меня на Холли, а потом показал на нее пальцем:

— Ты боишься увлечься им. Признай это.

— Я должен это услышать, — заявил Дэвид.

На лице Холли появилось азартное выражение.

— Хорошо, показывай, что собирался, Джексон.

Я покачал головой:

— Да нет, не буду, у меня нет настроения танцевать. Кроме того, ты и так уже считаешь, что все мужчины одинаковы, и поэтому не сможешь дать объективную оценку.

Я постоянно напоминал себе, что разговор нужно поддерживать в легкомысленной манере; может быть, даже разозлить ее, если потребуется. От любой более-менее умной девушки комплиментами ничего не добьешься.

Увидев, как ее глаза вспыхнули гневом, я сдержал улыбку.

— Отлично, если ты не врешь и действительно обладаешь теми качествами, которые мне хотелось бы видеть в моем парне, я соглашусь пойти с тобой на свидание.

Я усмехнулся:

— А почему ты решила, что я хочу? Какая мне от этого выгода?

Она покраснела и опустила глаза, но потом снова посмотрела на меня.

— Извини, я имела в виду совсем другое. Я заплачу завтра за твой ужин и уберу в туалетах, когда закончу работу. Но если я окажусь права, ты должен будешь выполнить мое условие.

— Джексон, на твоем месте я бы ловил ее на слове. На завтра здесь запланированы три детских дня рождения, плюсуй к ним еще все утренние занятия, так что туалеты будут ужасно грязные, — заметил Тоби.

— А если выиграю я, то ты придешь завтра рано утром и поможешь мне провести эти три праздника. Орущие дети, торты и горы оберточной бумаги от подарков — вот, что нас ожидает, — добавила Холли.

— Договорились, — согласился я.

— Это гораздо веселее, чем напиться, — сказал Дэвид.

— Но мы можем сделать это позже, — добавил Тоби.

— Я выберу музыку, — сказал Адам, доставая из кармана айпод.

— Нет, давайте посмотрим, что есть у Холли, — предложил я с улыбкой.

Она достала свой айпод, я быстро просмотрел в нем список песен, надеясь найти подходящую. И мне повезло! Я выбрал «Ты меня не знаешь» в исполнении Дженн Арден и вернул айпод Холли, которая тут же передала его Джане.

Я встал из-за стола. Джана включила музыку через стереосистему. Когда раздались первые аккорды песни, я протянул руку Холли.

— Парень из Джерси, который моет туалеты, и умеет танцевать вальс? — спросила она с круглыми глазами.

Я кивнул.

— А вот умеешь ли ты?

Я не обманывал Холли. Кое-чему я научился, посещая многочисленные костюмированные вечеринки. Кроме того, во время первого семестра в колледже я изучал «фольклорные и бальные танцы» — это был самый легкий предмет из обязательного курса «прикладное искусство», именно поэтому я его выбрал.

— Немного, только то, чему учили на уроках физкультуры, — сказала она.

Я осознал всю тяжесть ситуации, в которой оказался, как только обнял Холли за талию. И все же мне нужен был предлог, чтобы дотронуться до нее, пусть даже наш танец продлится всего несколько минут. Холли вложила мне в ладонь свою руку и я почувствовал, как сильно она нервничает. Она была скованна и напряжена, ожидая, когда я начну двигаться.

— Расслабься, — прошептал я и притянул ее к себе.

Холли немного опустила плечи. Я сделал шаг назад, и она последовала за мной. Мы начали двигаться в такт музыке, и я наклонился, чтобы чувствовать запах ее волос.

Когда песня закончилась, мы остановились в дальнем углу зала, и Холли взглянула на меня, словно ожидая чего-то.

Инстинктивно я потянулся губами к ее рту, но потом вспомнил, что ей нужен не поцелуй. И, поспешно приблизившись к ее уху, процитировал Диккенса, намеренно выбрав отрывок из середины романа:

— «Когда в невинном создании, играющем у ваших ног, вы увидите отражение собственной светлой красоты, вспоминайте иногда, что есть на свете человек, который с радостью отдал бы жизнь, чтобы спасти дорогое вам существо».

Я поднял голову, и она повернулась ко мне, слегка коснувшись губами моей щеки. Ее рот оказался совсем рядом с моим, и я замер на мгновение.

Не целуй ее! Это было бы слишком поспешно. Так можно и спугнуть. Холли закрыла глаза, и в этот момент я убрал руку и отступил на шаг, самодовольно улыбнувшись.

— Ты собиралась поцеловать его! — обвиняющим тоном воскликнул Тоби.

— Вовсе нет, — сказала Холли.

— Похоже, кому-то придется мыть туалеты, — продолжал Тоби. — Джексон, я и подумать не мог, что ты настоящий плейбой. У тебя случайно нет учебника по всяким таким штучкам?

Я усмехнулся и снова посмотрел на Холли. Она залилась краской и, быстро развернувшись, направилась в противоположную от меня сторону.

— Ты выиграл, я помою туалеты.

— Холли, тебе совсем не обязательно…

Она подняла руку, перебивая меня:

— Эй, ты же делал это ради победы. Если бы ты проиграл, я бы обязательно этим воспользовалась.

— Тебе в любом случае не пришлось бы ничего делать, — выпалил я, не подумав.

Холли громко выдохнула:

— Можешь уже прекратить изображать плейбоя. Я поняла, что проиграла.

Было очевидно, что она злится, и никто, включая меня, не знал, как на это реагировать. Я потер виски пальцами.

— Мне нужно домой. Мама будет волноваться, если я сильно задержусь. — Холли схватила сумку и направилась к двери. Дэвид взглянул на меня, а потом поспешил за ней:

— Хочешь, я немного провожу тебя?

— Нет, я устала, и завтра мне целый день работать.

— Ты в порядке? — спросил он.

— В полном. А что такое? Меня только что очаровал идеальный парень. — Она пыталась сделать вид, что шутит, но в голосе звучали сарказм и обида.

Я опустился на стул и закрыл голову руками:

— Вот черт!

— Парень, что это было? — поинтересовался Тоби.

— По-моему, это очевидно, — заметила Джана.

Мы все уставились на нее, ожидая объяснений, так как сами ничего не понимали.

— Она фактически пригласила тебя на свидание и теперь считает, что ты посмеялся над ней. Вряд ли ты вел себя искренне, ведь вы только на прошлой неделе познакомились.

— Отлично, Джана, — язвительно произнес Тоби.

— Я не имела в виду, что он и в самом деле играл с ней. Я только хочу сказать, что, возможно, Холли видит это так.

Я поднял голову и натянуто улыбнулся:

— Замечательно!

— Я бы не сказал, что Холли часто приглашает парней на свидание, — вставил Адам.

— Это точно, — согласился Дэвид, возвращаясь за стол.

— Какой же я идиот! — пробормотал я.

— Честно говоря, я считаю, что ты гений! Что ты ей такого сказал? — поинтересовался Тоби.

— Не имеет значения. Вы готовы идти?

— Я да, если ты уходишь, — сказала Джана.

— Да, ухожу.

Этот вечер закончился полным провалом. Честно говоря, я не только не помог, но, скорее, навредил себе. Я вышел из клуба и направился на станцию. Сев в поезд, я уже знал, что попробую еще раз вернуться в две тысячи девятый. Задача войти в жизнь Холли в этом году оказалась для меня невыносимо тяжелой. И я уже провалил ее.




Глава шестнадцатая


Суббота, 15 сентября 2007 года,

00 часов 05 минут




Я собирался снова попробовать переместиться в две тысячи девятый год, как кто-то плюхнулся на сиденье рядом со мной.

— Привет, Джексон.

Я повернулся и увидел свое отражение в очках Адама.

— Ты следил за мной?

Он скрестил руки на груди, продолжая пристально смотреть на меня.

— Что ты делаешь в поезде, который идет в Нью-Йорк в такое позднее время?

— Мой отец работает по ночам в городе, и я обычно помогаю ему.

— Где?

— В Академии Лойолы. Он уборщик.

— А сын весь в отца.

— Именно так.

— Чушь! Откуда ты знал, как меня зовут, еще до того, как нас друг другу представили?

— Я из будущего, и в две тысячи девятом мы с тобой друзья.

Он посчитал мои слова шуткой и проигнорировал их.

— Знаешь, что я думаю?

Я прислонился лбом к окну и закрыл глаза:

— И какая же у тебя теория, Адам?

— Ты — правительственный агент.

Нет. Но, вполне возможно, сын одного такого агента.

— Ну, конечно, значит, я не путешественник во времени, а агент, заинтересованный в твоем научном проекте, потому что правительство хочет украсть твои идеи и применить их для создания оружия.

— Ну… почему оружия?

Я рассмеялся, сел прямо и снова посмотрел на Адама.

— Я не работаю на правительство. Даю слово. И не собираюсь красть твой проект или арестовывать тебя за хакерство.

— Но я ничего не говорил про хакерство, — сказал он с напряженным лицом.

— Ох… ну, конечно!

— Выходит, ты все-таки агент.

— Адам, я хочу рассказать тебе правду, но, скорее всего, ты не поверишь мне.

Он немного расслабился и откинулся на спинку сиденья.

— А ты попробуй.

Я набрал полную грудь воздуха, готовясь к рискованному шагу: резкой смене личности.

— Давай не будем торопиться. Я не хочу, чтобы у тебя случился сердечный приступ. Во-первых, я живу на Манхэттене.

— Понятно.

— Ты не хочешь зайти ко мне домой? Там я расскажу все остальное.

Он медленно проговорил:

— К твоему сведению… у меня есть друзья, которые точно знают, где я сейчас. Это на случай, если я не вернусь.

Я выкатил на него глаза:

— Вернешься! Можешь в этом не сомневаться.

Вытаращив глаза, Адам разглядывал мой дом.

— И ты здесь живешь?

— Ага.




Мы поднялись на лифте. Все это время Адам не знал куда девать руки и озирался по сторонам, словно боялся, что в любую секунду на него могут наброситься сотрудники отдела полиции по борьбе с хакерами.

— Как зовут твоего друга? — поинтересовался отец из гостиной, когда мы проходили мимо.

— Это Адам Силверман. Адам, это мой отец.

Адам пожал ему руку и поздоровался:

— Приятно познакомиться, сэр.

— Джексон, я уезжаю из города на пару дней.

— Зачем?

— Деловая поездка в Южную Корею. Я оставлял тебе сообщение некоторое время назад, но ты не перезвонил. Через пять минут за мной придет машина. Ты справишься тут без меня?

— С каких это пор у тебя дела в Южной Корее?

Брови отца поползли вверх, и я понял, что он не собирается обсуждать это в присутствии незнакомого человека.

— Увидимся через несколько дней.

Я прошел через холл. Адам плелся сзади. Когда мы оказались в моей комнате, я закрыл дверь и показал на диван в дальнем углу. Адам подошел к нему и сел, внимательно наблюдая за моими действиями. Достав запирающуюся серебряную шкатулку, в которой лежали фотографии, из ящика письменного стола, я перебрал всю пачку и протянул Адаму несколько снимков. Мне вчера как раз удалось распечатать фотографии две тысячи девятого года с карты памяти телефона. Я решил, что они станут хорошим доказательством моих слов.

— Это ведь?..

— Холли, — закончил за него я.

Адам перевернул снимок и посмотрел на обратную сторону, а потом расплылся в широкой улыбке.

— Очень мило. Искусная работа. И ты гениально вписываешься в мой научный проект. Большинство людей знают только то, что он имеет отношение к теории относительности, а вот сделать следующий шаг и придумать историю о прыжках во времени… это очень изобретательно.

— Выходит, ты не веришь в собственные исследования? — Я знал, что фотографий будет недостаточно.

— Конечно, верю, теоретически. Откуда у тебя мои фотографии? Наверняка из компьютера моих родителей?

— Я сам их сделал. И что значит «теоретически»? Ты или веришь, или нет.

— Я считаю, что путешествие во времени возможно, но требует более глубоких исследований и, возможно, технологий, которые пока еще не существуют.

— Ты ошибаешься, — решительно заявил я.

— Это невозможно?

— Вполне возможно, и я сам могу перемещаться во времени.

Он рассмеялся и покачал головой:

— Хорошо, докажи.

— Что бы я ни сказал, это прозвучит, как слова гадалки на ярмарке. Это ведь будущее. Ты поступишь в Массачусетский технологический институт, набрав две тысячи триста баллов в тестах академических способностей.

— Неплохой результат. Что еще? — он откинулся назад и положил руки за голову.

Я плюхнулся на кровать и, достав из сумки дневник, принялся перелистывать страницы.

— Может быть, ты еще что-то велел сказать, но я забыл.

— Наверное, это было не так важно.

— Я никогда всерьез не думал о том, что застряну в прошлом. — Я сел и улыбнулся, а потом ткнул его пальцем в грудь. — Твоя собака только что умерла, да? Всего несколько дней назад.

— Спасибо, что напомнил, — проворчал он. — Но это ничего не доказывает. Мы с Джаной говорили об этом сегодня вечером. Ты мог подслушать.

— Извини.

— Как мы познакомились в будущем?

— Мы вместе работали в дневном лагере. И Холли тоже. — Я внимательно смотрел на лицо Адама, пытаясь увидеть хотя бы малейшие признаки того, что он мне верит, но оно оставалось спокойным и отстраненным.

— Но ты ведь в какой-то момент доказал мне, что можешь путешествовать во времени, так ведь?

Я кивнул:

— Да, наш разговор начался приблизительно так же, как сейчас. Только тогда мы с детьми были в ночном походе с палатками. Все спали, и мы могли поговорить. Ты предложил провести эксперимент и заставлял меня перемещаться туда-сюда во времени. — Я открыл бумажник и протянул ему карту памяти. — Вот здесь много информации об экспериментах.

Адам принялся крутить карту в руках, а я снова начал листать дневник, пытаясь найти страницу с описанием первого эксперимента.

— И этого было достаточно, чтобы обдурить меня? Похоже, в будущем я стал полным идиотом.

— Нет, ты заставил меня делать это десятки раз. — Мое внимание привлекли несколько небрежно написанных строк после моих заметок от одиннадцатого апреля две тысячи девятого года. — Вот, посмотри! Ты сам себе оставил записку.

Адам выхватил дневник у меня из рук. Я увидел, как он резко побледнел и снова опустился на диван.

— Откуда у тебя это?

— Ты сам написал. Я понятия не имею, что это такое. Это на латыни?

— Да, на латыни. — Его пальцы замерли в углу страницы.

— О чем там говорится?

После длительного молчания Адам вдруг проявил небывалую активность. Он принялся быстро листать страницы дневника, а потом, не поднимая глаз, сказал:

— Ничего особенного. Забудь.

Я уставился в потолок, терпеливо ожидая от него неизбежных вопросов. Конечно, Адам прекрасно знал, какое послание оставить самому себе, чтобы его невозможно было поставить под сомнение. И мне тоже не стоило в нем сомневаться.




— Джексон, проснись! — Адам склонился надо мной и тряс меня за плечи.

Свет был таким ярким, что мне не хотелось открывать глаза. Похоже, в комнате горели все лампочки.

— Который сейчас час?

— Четыре.

Учитывая все предыдущие перемещения во времени, это слово ничего для меня не значило. Я подошел к окну: на улице по-прежнему было темно. И тут я заметил на полу гору деталей от компьютера. Лишние запчасти были разбросаны по всей комнате, а на столе теперь громоздились два монитора.

— Какого черта?

— Извини. Чтобы проанализировать всю последнюю информацию, мне пришлось взять еще два компьютера, которые я нашел в квартире. Жесткий диск оказался слишком мал и не хотел читать карту памяти, которую ты мне дал, поэтому я… как бы… сделал свой компьютер. — Адам ходил по комнате как никогда быстро и, собирая лишние детали, бросал их в кучу на полу.

Я внимательно присмотрелся к нему: темные волосы торчали в разные стороны, зрачки были расширены, как у наркомана, сидящего на кокаине, и он постоянно щелкал пальцами. Я лишь однажды видел Адама в таком состоянии — тогда он выпил шесть банок «Ред булл», и вел себя как ненормальный.

— Ты принимал что-то с кофеином?

Он показал мне кипу листов бумаги.

— Я записал несколько вопросов, которые хочу обсудить с тобой.

— Давай сначала поедим. Ты пил «Ред булл» или кофе? — Я подтолкнул его к двери. Адам не возражал, только прижимал записи к груди, очевидно, опасаясь, что я могу их отнять.

— Готов к первому вопросу из моего списка? — спросил он, усаживаясь за кухонный стол.

Я выложил из холодильника на стол несколько кусков индейки и буханку хлеба.

— Хорошо, но ты ешь, пока будешь говорить. Нужно чем-то разбавить кофеин.

Адам засунул в рот кусок хлеба и принялся торопливо жевать.

— Послушай… получается, что в две тысячи девятом году вам с Холли по девятнадцать лет и вы оба учитесь на первом курсе Нью-Йоркского университета?

— Нет, я на втором, а Холли — на первом.

— Холли в предпоследнем классе, — констатировал он и тут же покачал головой: — Сейчас она учится в предпоследнем классе, а та, другая, в колледже. Понятно. А как вы познакомились в марте две тысячи девятого? Мы ведь тогда заканчивали школу? Или выпустились досрочно?

— Нет, ничего такого не было. В марте мы начали проходить курс подготовки для работы в лагере — всего несколько занятий до начала лета.

— Послушай, друг, но ведь парень из колледжа не может встречаться с ученицей школы? Это своего рода табу. Постой… мне кажется, сейчас ты стремишься приблизительно к тому же… только в худшем варианте.

Я вздохнул, борясь с желанием вернуться в кровать. Для меня все это было очевидно.

— Никакого табу. Та Холли всего на четыре месяца младше меня. Она одна из самых старших в своем классе, а я один из самых младших. Вот и все. Неужели это так важно? Странно, что ты этого не знаешь. Как давно вы знакомы с Холли?

— Два года. И мой мозг работает настолько быстро, что я не запоминаю такие незначительные детали. Кроме того, она родилась в девяностом году, а я в девяносто первом, и это меня сбивает. Итак, ты ездишь отсюда в университет? А Холли живет в общежитии? В каком именно? Может быть, нам стоит пойти туда и осмотреться?

— Ты меня утомляешь, — заявил я. — Я тоже живу в общежитии, но в другом — не там, где Холли. В нашем корпусе студенты первого и второго курса живут вместе. И ты уже бывал в этой квартире раньше… то есть другой ты, из будущего. Сюда я перебираюсь летом и во время каникул. А Холли была и здесь, и в моей комнате в общежитии. Что-то еще? Хочешь, я назову тебе имена всех своих преподавателей? Или расскажу, какой дорогой ходил на занятия каждый день?

Адам надолго замолчал, глядя на лист бумаги, лежащий перед ним, а потом ответил:

— Нет. По крайней мере, не сейчас.

— Следующий вопрос, — подсказал я, растирая виски.

— Скажи, что произойдет, если ты отправишься на полчаса назад, но пробудешь там тридцать одну минуту. Тогда формально ты окажешься…

— В будущем, — закончил я фразу за него. — Но я никогда не перемещался за пределы своей жизни.

Адам кивнул:

— Я так и понял. Но тебе придется возвращаться назад, если ты пробудешь в прошлом до того момента, из которого отправился в путешествие?

Так странно, что мне приходится объяснять Адаму всю эту ерунду.

— Извини, в дневнике записано не все, но мы с тобой уже проводили этот эксперимент. В этот момент я становлюсь самим собой. Не забывай, что в прошлом я чувствую себя не совсем обычно, — как будто я раздвоился во время перемещения. И тогда я кажусь себе легче и почти не ощущаю жару и холод. И что бы я ни делал во время этих прыжков, положение дел на основной базе не меняется.

— Ясно, — сказал Адам, запихивая в рот еще один кусок хлеба. — Во время твоих обычных прыжков ты попадаешь в теневое или… зеркальное время.

— Точно, это как многократно пересматривать один и тот же фильм в надежде, что в какой-то момент твой любимый герой сумеет избежать смерти. Или пытаться криком предупредить его, думая, что это что-то изменит, но все остается по-прежнему, — заключил я. — Но как, черт возьми, я все-таки оказался здесь, в две тысячи седьмом году? И у меня нет привычного ощущения легкости, я чувствую себя как обычно.

— И куда подевался тот, другой Джексон? — спросил Адам, качая головой, а потом посмотрел на меня безумным, одурманенным кофеином, взглядом. — У меня есть одна теория.




Я поставил локти на стол, стараясь сосредоточиться, хотя понимал, что это может быть выше моего понимания.

— Хорошо, я готов тебя выслушать.

— Что ж, во-первых, совершенно очевидно, что где бы ни была твоя база, там есть только один Джексон.

— Да, но формально я ведь сейчас в прошлом.

Он наклонился над своими бумагами и стукнул кулаком по столу:

— А что, если это другая вселенная?

Я чуть не упал со стула.

— Да ты явно свихнулся.

Он насмешливо взглянул на меня:

— В самом деле? С тобой произошло нечто невероятное, и при этом ты считаешь, что я ненормальный, потому что упомянул теорию о параллельных мирах?

Я рассмеялся. Адам прав. Что я вообще знаю?

— Давай отметим эту мысль, чтобы позже вернуться к ней. Какой следующий вопрос в твоем списке?

— Пару раз ты упомянул в дневнике о том, что тебя словно что-то выталкивает назад. Я постараюсь найти этому объяснение, но, судя по всему, ты не можешь по-настоящему жить в прошлом.

Я вздохнул:

— Похоже, могу. Если перенести туда же мою основную базу.

— Именно так. Только мы не знаем, как тебе это удалось. Я никак не могу понять, что мешает тебе вернуться в две тысячи девятый год. Или в ту, другую, вселенную, если мы решили пока не отвергать эту теорию. Ни один из экспериментов не показал даже малейшего риска застрять в прошлом. Хотя, видимо, я предусмотрел это на всякий случай. И написал сам себе записку. Тот, другой я, — из будущего.

Я сел напротив Адама и положил ладонь на его бумаги.

— Значит, ты действительно мне веришь? В то, что я из будущего?

Мне нужно было убедиться, что его выводы не зависят от количества выпитого кофеина, иначе через пару часов мой друг снова вернется к своим логически здравым рассуждениям.

— Да, у меня нет ни капли сомнения. Ты решил бежать тогда, в две тысячи девятом году от страха, что эти парни с пистолетами тебя убьют?

— Ты прочитал об этом в дневнике?

Он кивнул, а я сделал глубокий вдох, собираясь признаться в том, чего я еще не говорил никому ни в прошлом, ни в будущем:

— Честно говоря, я не уверен, что в тот момент принял решение отправиться в прошлое… И я знаю, что остаться там мне было бы крайне тяжело. Ты ведь прочитал про мою сестру, да?

— Рак, опухоль мозга, умерла в апреле две тысячи пятого, — сказал он, сверившись с записями.

— Меня не было рядом, когда ее не стало, — признался я.

Адам поднял глаза и пристально посмотрел на меня:

— Мне казалось, что твои прыжки во времени начались только через несколько лет.

— Я хочу сказать, что меня не было тогда в палате, рядом с ней. — Я сглотнул, чувствуя, что у меня вот-вот сведет горло. — Знаешь, люди иногда сожалеют о том, что их не было рядом и они не попрощались или еще что-то в этом роде.

Адам отодвинул записи и положил руки на стол:

— И?

— Так вот, я не хотел присутствовать при этом. Мне было очень страшно. Не только из-за того, что мне придется говорить с ней, а потом страдать от потери. Я боялся смотреть на то, как из нее уходит жизнь. Я так часто мысленно представлял это: вот ее грудь поднимается, в нее входит воздух, а потом…

— Замирает, — закончил за меня Адам.

— А еще мне в голову приходили всякие идеи… Например, когда она перестанет слышать нас? Может быть, уже после последнего вздоха? Ведь люди умеют задерживать дыхание, так что, возможно, она все еще слышала нас и даже думала о чем-то. — Слезы застилали мне глаза, и я вытер их. — Я понимаю, что это глупо.

— Ничего подобного, — мягко произнес Адам. — Но я не совсем понимаю ход твоих мыслей… Как это связано с тем, что ты бежал из две тысячи девятого года?

— Понимаешь, Холли еще дышала, и я не хотел видеть, как она… перестанет. Возможно, именно поэтому я и застрял здесь. И не могу вернуться.

Адам наморщил лоб:

— Я по-прежнему не понимаю.

— Это карма. Наказание… за то, что я сбежал. — Я взял кусок индейки, лежавший напротив меня. — Но если бы я мог снова пережить тот момент…

Адам жестом остановил меня:

— Нет, это классная идея. Мне нужно лишь немного поломать над ней голову.

— Я уверен, что причина именно в этом. У людей не может быть второй попытки, чтобы все исправить. И из-за своего поступка я теперь все время буду получать пинок под зад, и Холли никогда не захочет иметь со мной дело. Как прошлой ночью.

— Ты имел колоссальный успех, — констатировал Адам и принялся готовить себе сандвич.

— Я вел себя как полный идиот. Кроме того, такие парни, как Тоби, постоянно приглашают ее на свидание.

— Ну, не так уж часто ее и приглашают. Поведение Холли не располагает к этому. Вот в чем причина. А Тоби не может смотреть на девушку просто так, у него тут же возникает какая-нибудь сексуальная фантазия, — объяснил Адам, запихивая в рот остаток сандвича. — Я серьезно, он совершенно не скрывает, что происходит у него в голове, и, мне кажется, не понимает, как ухаживать за девушкой по-дружески. Вместо этого он флиртует. К тому же он прекрасно знает, что она откажет.

Я обхватил голову руками, пытаясь осознать, в чем смысл моей новой жизни сегодня и вообще в этом году. Перестану ли я когда-нибудь мечтать о том, чтобы очутиться в другом месте и в другое время? И что более эгоистично с моей стороны: оставаться здесь или продолжать попытки вернуться назад? И можно ли вообще спасти Холли?

— Сейчас больше не нужно отвечать на вопросы. Не сомневаюсь, тебе это очень тяжело, — сказал Адам, вырывая меня из мрачных мыслей.

Я поднял голову и улыбнулся:

— Честно говоря, я не против ответить на все вопросы из твоего списка. Мне кажется, прошла уже целая вечность с тех пор, как я мог вот так легко поговорить с кем-нибудь. Не лгать и не придумывать разные истории.

Лицо Адама тут же осветилось радостью, которую он попытался скрыть, но меня так просто не проведешь. Может быть, нам не будет так весело вместе, как в две тысячи девятом году, но все же я не один.

— Я считаю, что мы можем быть абсолютно уверены только в одном, — заключил Адам, снова перелистав записи, лежавшие перед ним.

— И в чем же?

— Ты совершенно точно сменил основную базу, но, черт возьми, я никак не могу понять, как тебе это удалось.

— Если только это не другая вселенная, — улыбнулся я другу. — Зная тебя, я уверен, что ты не остановишься, пока не выяснишь это.




Глава семнадцатая


Суббота, 15 сентября 2007 года,

08 часов 00 минут




Я приехал на работу к восьми часам, чтобы побыстрее закончить с уборкой и помочь Холли с подготовкой к праздникам. Мне казалось, что это могло стать шагом к примирению, ведь сейчас она меня ненавидела. Когда я открыл дверь, свет уже был включен. В зале были двое: Холли и Тоби.

Она крутилась на брусьях, а он подстраховывал внизу.

Так вот значит, что он вчера имел в виду, когда говорил о поте и прикосновениях.

Тоби подсадил ее повыше, и, когда Холли отпустила руки и дважды перевернулась в воздухе, прежде чем шумно приземлиться на голубые маты, у меня чуть не случился сердечный приступ.

— Неплохо, — заметил Тоби.

— Очень рискованно, — произнес я.

Они вдвоем подскочили на месте, но, увидев меня, расслабились. И все же Холли смотрела на меня с каменным лицом.

Черт, она все еще сердится!

Холли отправилась в раздевалку, а я взял все необходимое для работы и принялся за мытье окон на фасаде. Через некоторое время появился Тоби:

— По-моему, она все еще зла на тебя.

Мне было очень грустно, но я заставил себя улыбнуться:

— А ты, видимо, счастлив.

Он рассмеялся и, взяв тряпку, принялся вместе со мной оттирать стекло.

— Возможно, но я не собираюсь расстраиваться из-за того, что Холли не пошла со мной на свидание.

— Конечно нет, — ответил я.

— Я серьезно, мне просто нравится ее дразнить. Не пойми превратно, Холли — классная девчонка, но такую, как она, я вряд ли вынесу.

— Что ты имеешь в виду?

— Она слишком умная, и я не смог бы обманывать ее. Она бы видела меня насквозь. — Он перестал тереть стекло и склонил голову набок. — Хотя, я был бы не прочь переспать с ней.

— А почему Холли не в команде, как ты и Джана? — поинтересовался я. — У нее отлично получается.

— Она не соревновалась уже три года, с тех пор как приехала сюда из Индианы. Думаю, причина в травмах и, возможно, в деньгах.

— В деньгах?

— Нельзя сказать, что она из бедной семьи, но наш вид спорта требует больших затрат.

— А она в хорошей форме для соревнований?

— Да, эта девчонка гораздо способнее любого из нашей команды. Но она мне ни за что не поверит, поэтому я никогда не скажу ей об этом.

— А она решит, что ты цепляешься к ней.

Тоби рассмеялся:

— Что ж, я-то ведь не профессиональный плейбой. Кроме того, вчера на вечеринке у друга я познакомился с такой девчонкой! Горячая штучка и совершенно без мозгов!

— Как раз твой тип, да?

— Да, если только вся ее легкость не наигранна. И она не притворяется, что глупа. Понимаешь, потом это может плохо закончиться. Кроме того, мне нравится общаться с недалекими людьми.

Я чуть было не начал доказывать Тоби, что его подход к ухаживанию неверный, но вовремя остановился.

— Похоже, она настоящая бомба, — сказал я.

Холли вышла из раздевалки в форменной футболке и светло-коричневых шортах, и мы оба замолчали. Мокрые волосы она заплела в косу, а на футболку прикрепила большой значок с надписью «хозяйка праздника».

Я пошел за ней в зал, где проходят праздники. Она расставляла чашки на столе напротив каждого стула. Я взял стопку тарелок и, следуя за Холли, ставил их рядом с чашками. Несколько минут она игнорировала меня, но потом остановилась и обернулась:

— Что ты делаешь?

— Помогаю тебе. Я вижу, что ты злишься, и пытаюсь наладить отношения.

— Зачем? — спросила она, подбоченившись.

Я собрался было ответить, но язык перестал меня слушаться. Я не мог ничего сказать. А что бы в такой ситуации посоветовала моя Холли?

«Джексон, что ты молчишь, словно воды в рот набрал! Попробуй обхитрить меня!»

— Я объясню тебе, если ты скажешь, почему сердишься.

Холли продолжила накрывать на стол — раскладывала яркие разноцветные ложки и вилки.

— Я не сержусь, но ты мне не интересен.

Вот это да!

— Почему?

— Потому что я знаю парней твоего типа.

— И что?

Схватив ножницы и моток ленты, она принялась нарезать ее, чтобы привязать к шарам.

— Ну, ты понимаешь… парни всегда стремятся очаровать девушку, но при этом у них одна цель — залезть ей в трусы.

Я попытался изобразить возмущение:

— Сначала ты решила, что я хочу пригласить тебя на свидание, а теперь утверждаешь, что я стремлюсь залезть к тебе в трусы?

И ты права в обоих случаях!

Как и прошлым вечером, Холли залилась краской:

— Нет, я не это имела в виду.

— Если ты считаешь, что хорошо меня изучила, назови хотя бы пять фактов обо мне, — потребовал я.

— Ты здесь работаешь, это раз.

Я сделал круглые глаза:

— Хорошо, что еще?

— Ты бросил школу в Джерси, но при этом читал «Повесть о двух городах» и умеешь танцевать вальс.

— Кое-кто слишком категоричен в своих оценках. Признайся, ты недостаточно хорошо меня знаешь, чтобы делать выводы относительно моих так называемых замашек плейбоя.

— И что ты предлагаешь с этим делать?

— Ты должна мне ужин.

— Хорошо, в пять часов. Я за рулем, и это будет тайская кухня, — выставила она свои условия.

— Звучит неплохо!




Последний праздник закончился в пять, а без пятнадцати шесть Холли в джинсовой юбке и голубой блузке уже ждала меня у выхода. Она распустила волосы и слегка завила их.

— Отлично выглядишь! — похвалил я.

Она пожала плечами:

— Я съездила домой и переоделась, пока ты чинил сломанный душ в мужской раздевалке.

В последний раз проверив все помещения и выключив свет, я запер входную дверь и пошел за Холли к ее машине.

На пассажирском сиденье стопкой были сложены книги из библиотеки — томов десять, не меньше. Я осторожно переложил их назад.

— Классная машина!

— Разбитая пятнадцатилетняя «хонда», в которой не работает кондиционер?

— Классика — это всегда прекрасно.

Весь оставшийся путь мы молчали, но у ресторана, заглушив машину, Холли повернулась ко мне:

— Для информации — мне нельзя ходить на свидания. У нас с тобой сейчас, конечно, не свидание, но у моей мамы свое представление об этом. Поэтому я пригласила нескольких друзей.

— Компаньонов?

— Именно так.

— Кого ты позвала?

— Дэвида и Адама. Ты видел их вчера.

Я кивнул.

— И еще Джану.

— Замечательно!

Мы уже собирались войти внутрь, когда Холли резко развернулась, и ее лицо оказалось всего в нескольких сантиметрах от моего.

— Думаю, ты был прав. Я слишком поторопилась с выводами о тебе.

— Ты извиняешься?

— Нет, я даю тебе возможность доказать, что ошиблась. Но лишь для того, чтобы защитить твою репутацию. Не нужно и дальше пытаться произвести на меня впечатление.

— Как скажешь, — сказал я, пожимая плечами.

Она улыбнулась:

— Отлично, тогда я уверена, что ты не станешь возражать и ответишь на мои вопросы за ужином. Как ты сам заметил, я даже пяти фактов о тебе не могу назвать.

— Хорошо, — согласился я, не в состоянии скрыть нервную дрожь в голосе.

— И еще. Джексон?..

— Да.

— Это будет непросто.

Мое сердце начало колотиться. Холли была из тех девушек, кому невозможно было солгать. Уж я-то знал, потому что пытался сделать это бессчетное количество раз.

— Чем занимаются твои родители? — спросила она, как только мы сели за столик.

— Мой отец работает в школе на Манхэттене.

— Он учитель? — поинтересовалась сидящая с другой стороны Джана.

— Нет, он уборщик.

Она кивнула, но ничего не сказала. Я перевел взгляд на Холли.

— Братья или сестры? — спросила она.

Я отхлебнул воды из стакана, стоявшего передо мной, и лишь потом ответил:

— Сестра.

— Старшая или младшая? — продолжила Холли.

— Вообще-то мы близнецы, но она умерла несколько лет назад.

Она опустила глаза и уставилась на свои руки, а потом пробормотала:

— Мне очень жаль.

К счастью, вопросы о семье на этом закончились.

Дэвид переводил взгляд с меня на Холли, пытаясь понять причину возникшего между нами напряжения.

Официант подошел к нам и принял заказ. Дэвид с Джаной углубились в анализ неудачных выступлений футбольной команды в этом году. Холли молчала и крутила в руках маленькую миску с кисло-сладким соусом.

— Ты уже закончила с расспросами? — поинтересовался я.

Она встретилась со мной глазами и слегка улыбнулась:

— Я еще не начинала. Какая твоя любимая книга?

— Гм… «Незнакомец в чужой стране», — ответил я.

— Я ее не читала. Интересная?

— Да, отличная! Про путешествие на Марс и возвращение на Землю.

— Звучит заманчиво. А любимая песня?

— Гм… Я не в состоянии выбрать какую-то одну. Назову тебе пять в произвольном порядке: «Место, известное нам одним» в исполнении группы «Кин», «Твои фотографии» группы «Кьюр», «Медленно падая» Глена Хансарда, «Безумный мир» Гэри Джулса и «Вьючное животное» «Роллинг Стоунз».

У меня вырвались названия не только песен из прошлого, знакомых Холли, но и тех, с которыми у меня были связаны яркие воспоминания о наших отношениях.

— Не уверена, что слышала хотя бы одну из них, — призналась она.

— Не сомневаюсь, ты бы узнала некоторые из них, если бы услышала.

— Любимый фильм?

На всякий случай я решил назвать очень старый фильм:

— «Назад в будущее».

Адам в этот момент поперхнулся водой и закашлялся, забрызгав меня.

Холли рассмеялась:

— Согласна, странный выбор.

— А ты наверняка любишь что-нибудь сентиментальное из восьмидесятых годов с плаксивой главной героиней.

Например, «Шестнадцать свечей».

Холли выкатила на меня глаза, и в этот момент появился официант и принялся расставлять тарелки на столе.

— Не угадал.

— Это игра в двадцать вопросов, Хол? — поинтересовался Дэвид.

Она взяла вилку и принялась накручивать на нее лапшу:

— Я знакомлюсь с новым другом.

— Интересно, — сказал Дэвид, и уголки его рта поползли вверх.

Когда все остальные увлеклись беседой, Холли снова принялась спрашивать:

— Как звали твою сестру?

— Кортни, — ответил я, понижая голос. Может показаться, что со временем произносить ее имя вслух стало легче, но это не так. — А теперь я могу спросить тебя кое о чем?

— Конечно.

— Зачем ты тренируешься по утрам, если ушла из гимнастики?

— Мне нравится. Других причин нет.

— Из чистой любви к спорту? Это вдохновляет, — сказал я.

Она рассмеялась и бросила в меня салфетку через стол:

— Давай, смейся надо мной! Сам попробуй попрыгать на батуте пять минут, и новое пристрастие тебе обеспечено.

— У тебя есть еще какие-нибудь пристрастия, о которых мне нужно знать, прежде чем я снова сяду к тебе в машину?

— Только кофеин, — призналась Холли.

— И у меня тоже.

— Так что, неужели ты действительно готов общаться со школьниками? Ведь мы еще совсем дети.

— Ну вот, ты снова оцениваешь меня. Не все же могут, как ты, углубленно изучать некоторые предметы. Кроме того, я уже сдал все тесты за курс средней школы. Так что формально я ее окончил.

— Сложно было?

— Не знаю. Я заплатил кое-кому, и их сдали за меня.

Адам снова подавился — на этот раз куском цыпленка, и закашлялся. Я постучал его по спине.

— Забавно. Хорошо, а какое… твое любимое место в Нью-Йорке? — Холли возила лапшу по тарелке, терпеливо дожидаясь моего ответа.

— Центральный парк.

Она прищурилась:

— Что ж, в этом мы похожи.

— Это значит, что ты дашь мне свой номер телефона?

Почему-то все разговоры за столом смолкли за долю секунды до того, как я задал этот вопрос. Совсем не вовремя! Все замерли на мгновение и сразу же вернулись к еде. Холли смотрела мне в глаза и долго пила воду. Я ждал ответа.

— Я дам тебе адрес электронной почты.

— Разумно.

— И когда мы закончим торговаться?

Я пожал плечами:

— Лично мне весело.

— Мне тоже, — согласилась Холли, и улыбка озарила ее лицо.

Конечно же, я знал ее номер. Но мне хотелось, чтобы Холли сама продиктовала его.

Я предложил Холли ехать к себе, а сам собирался дойти пешком от ее дома до станции. К моему удивлению, она не стала возражать. Но мы оказались у дома Холли как раз в тот момент, когда на подъездной дорожке парковала машину светловолосая женщина — ее мать. Она подошла к нам, как только мы вышли из машины.

— Привет, Холли! Кто твой друг?

Она не улыбнулась мне, но я все равно протянул руку, чтобы поздороваться:

— Меня зовут Джексон.

В будущем Кэтрин не особо меня жаловала, так что я не ждал теплого приема.

— Он работает в клубе вместе со мной. — Холли обошла мать сбоку и, схватив меня за рубашку, потянула к себе.

— Приятно познакомиться, миссис Флинн, — сказал я.

— Заткнись, — прошипела Холли.

Я рассмеялся и вслед за ней вошел в дом.

— Я напишу тебе адрес электронной почты, и ты первая пришлешь мне сообщение. Договорились? — предложил я.

Она взяла лист бумаги и ручку с кухонного стола и протянула их мне. Закончив писать, я собрался уходить:

— Увидимся в понедельник?

Она кивнула, и, взяв сумку, я поспешил на улицу, пока Кэтрин не продолжила расспросы.

Добравшись до дома, я обнаружил, что Холли уже написала мне. Правда, всего лишь одно предложение — она приглашала немного поболтать в сети.






«Хочешь услышать забавную историю?»





Я открыл программу для мгновенного обмена сообщениями. Холли уже была онлайн, так что я написал ответ.






Я: Про то, как я ломаю что-нибудь в клубе или падаю с лестницы?

Холли: Ты упал с лестницы?

Я: Пока еще нет.

Холли: Ладно, слушай: моя мама двадцать минут мучила меня вопросами о тебе. Она сходит с ума по любому поводу, даже если парни просто разговаривают со мной. Мне кажется, это все из-за ее любви к фильмам канала «Лайфтайм».

Я: То есть она подозревает, что я могу оказаться мошенником, грабителем или убийцей?

Холли: Ты еще забыл про похитителей детей и любителей порно в Интернете.

Я: Умираю от смеха! Но не признаю себя виновным!

Холли: Я постоянно слышу один и тот же бред: «Холли, ты должна помнить, что произошло в том фильме: женщина общалась в сети с приятным парнем и решила встретиться с ним на острове Аруба. А там ее похитила и удерживала в заложниках карибская мафия».

Я: А я слышал, что карибская мафия постоянно ошивается в Джерси.

Холли: Я знаю. Какой ужас! Неужели у них свои люди даже на Арубе?





Зазвонил мой новый мобильный телефон, и на экране высветилось имя «Адам».

— Что стряслось?

— Твой отец — не твой отец, — процедил он в трубку.

Я слишком резко качнулся на стуле и чуть не упал, столкнув при этом лэптоп со стола.

— Я взял у тебя дома образцы волос — и они не совпадают. Это возможно, только если в кровати твоего отца спит какой-то другой мужчина.

— Как ты узнал? То есть меня интересует…

— У меня есть знакомые в частной лаборатории, где делают ДНК-тесты, — тихо произнес он. — Но это только между нами.

У меня колотилось сердце.

— Но они иногда бывают ошибочными.

— Тест на отцовство может оказаться ложноположительным, но отрицательный результат под сомнение не ставят.

Я молчал так долго, что Адам, похоже, начал волноваться.

— Тебе не хочется провести эксперимент?

У меня так сильно тряслись руки, что я едва мог держать телефон.

— Конечно. И мне кажется, что… сестра была права. Мне нужно больше узнать о матери.

— Я тоже об этом подумал. Только дождись меня. Я должен увидеть это своими глазами. То есть я уже, конечно, видел, но… не совсем… гм… потому что…

— Адам, мне все ясно, я подожду, — сказал я и, захлопнув телефон, бросил его на стол.

Сначала я несколько минут ходил по комнате, потом сел на стул. Тишина казалась мне оглушительной. Но потом я вспомнил, что не закончил разговор с Холли. Подняв лэптоп с пола, я постарался взять себя в руки и лишь после этого принялся писать ответ.






Я: Извини, у меня возникли проблемы с Интернетом. Я бы позвонил, но…

Холли: Ты это здорово придумал, Джексон! Знаешь что, лучше сам дай мне свой номер. И тогда, если ты вдруг замолчишь и я буду беспокоиться, не подавился ли ты арахисом или не приключилось ли еще чего-нибудь, я смогу сама позвонить и убедиться, что ты жив.

Я: А что, если я буду беспокоиться, не подавилась ли ты?

Холли: Ладно, я скажу тебе мой номер!

Я: Клянусь, я воспользуюсь им, только если это будет вопрос жизни и смерти.

Холли: Договорились.





Мне пришлось закончить нашу беседу, потому что Адам позвонил снова и предложил мне прийти к нему домой. Мало ли, вдруг ЦРУ прослушивает мою квартиру? И я не только согласился с ним, но и дал себе обещание никогда больше не закатывать глаза и не игнорировать предостережения Адама, которые раньше казались мне бредовыми.

Адам распахнул дверь через несколько секунд после того, как я постучал. Я последовал за ним через темную гостиную, где какие-то люди — видимо, его родители — смотрели телевизор, уютно устроившись на диване.

— Ты бывал здесь раньше, так ведь? — спросил он, прикрывая дверь в спальню.

— Да. Могу я спросить, с чего это вдруг ты решил провести тест на отцовство?

Он принялся доставать что-то из ящика стола.

— Это было после того, как я принял таблетки с кофеином, чтобы не уснуть. Я тогда много о чем думал. Но больше всего мне хотелось посмотреть, есть ли совпадения в ваших ДНК.

— Почему это было так важно?

— Это могло дать ответ на один из вопросов, которые ты записал в дневнике. Если он работает на ЦРУ, то агент, который путешествует во времени, был бы им очень кстати. Я готов назвать миллион способов, как правительство могло бы извлечь пользу из твоих способностей.

— Ты подумал, что он, возможно, такой же, как я? — Это была еще одна теория, до которой мы не додумались в будущем, но ведь Адам прочел все мои записи о себе. И теперь его гениальный до безумия мозг логически дорабатывает эту информацию.

Он пожал плечами:

— Я не знаю, но это бы объяснило, как ему удается одновременно заниматься бизнесом и работать в ЦРУ. Ты уже знаешь, в какой день отправишься?

— У нас с тобой уже был этот план… в будущем. Мы собирались выкрасть мою медицинскую карту. И я по-прежнему считаю, что мы можем это сделать. А вот как насчет карты моей матери? Может быть, в ней причина, почему я такой? Интересно, хранится ли информация о людях, которых уже нет на свете?

На лице Адама появилось выражение глубокого сосредоточения. Мне даже показалось, что я натолкнул его на какую-то мысль.

— Если бы тебе удалось прыгнуть далеко в прошлое, когда такие документы охранялись не так строго…

— То есть мне нужно войти в больницу, убедить сестру покинуть свой пост и украсть компьютер? — Я предложил это в шутку, но, конечно же, Адам отнесся к моим словам со всей серьезностью.

Он сел на кровать и посмотрел на меня:

— Хорошо… Итак, вы с сестрой родились в медицинском центре Нью-Йоркского университета, и это означает, что ваша биологическая мать умерла там. Верно?

— Да, — медленно выговорил я, осознавая всю важность этого вывода. Я никогда не рассматривал ситуацию под таким углом. Я столько раз бывал в этой больнице и даже не задумывался о том, что именно там и моя мама, и Кортни — больше половины моей семьи — ушли из жизни. Можно сказать, вся моя семья, раз мы с отцом не были биологическими родственниками.

— Джексон? — позвал Адам и помахал рукой у меня перед носом. — Нам нужен день, когда ты был в больнице… В прошлом, и желательно как можно более далеком.

— Я много раз навещал Кортни.

Он покачал головой:

— Нет, ты сам должен быть пациентом. Может быть, ты болел или приезжал на осмотр к доктору Мелвину. Если это было достаточно давно, когда карты пациентов не хранились в компьютере и их возили на тележках в бумажных папках, ты мог бы найти свою и осторожно заглянуть в нее.

Внезапно в моей голове сформировался отличный план. Возможно, к нему меня подтолкнул шок от осознания того, что отец — не родной мне человек. Я вспомнил один день в очень далеком прошлом, который удовлетворял всем нашим требованиям. Тогда произошло кое-что, на что мне захотелось посмотреть.

— Двадцать четвертое декабря тысяча девятьсот девяносто шестого года, — сказал я Адаму.

— Отлично. Я думаю, стоит взглянуть также на карту твоей матери, если ты сможешь придумать, как это сделать. Обязательно попытайся, пока будешь там. — Он дал мне секундомер и маленький блокнот. — До сих пор не могу понять, как тебе удается брать что-нибудь с собой в прошлое, хотя оттуда ты ничего не можешь принести. Как будто во время прыжка вокруг тебя образуется некое силовое поле. Если, конечно, твои записи не врут.

— Ну вот, теперь ты сможешь сам все увидеть. — Я несколько раз щелкнул кнопкой секундомера, как в будущем всегда делал Адам. — Как ты думаешь, если бы я держал за руку человека, он переместился бы со мной?

— Не уверен, но не хотел бы оказаться твоей лабораторной крысой в этом эксперименте.

— Ты прав, это слишком опасно.

— Мы должны быть уверены, что точно зафиксируем длительность твоего прыжка. Прикрепи секундомер к ремню. И как только поймешь, где находишься, нажми на кнопку. — Адам открыл шкаф и протянул мне черную лыжную куртку. Потом он надел мне на голову синюю вязаную шапку.

У меня не было практически никакой информации о моей матери. В свидетельстве о рождении она была записана как Айлин Майер. Но я не знал, какого цвета у нее были глаза и волосы и даже никогда не видел ее фотографии. Внезапно мне захотелось выяснить все о ней. Я закрыл глаза и сосредоточился на конкретной дате. Так далеко в прошлое я еще никогда не прыгал.




Глава восемнадцатая


Вторник, 24 декабря 1996 года




Первое, что я увидел, когда пришел в себя в сугробе и включил секундомер, были башни-близнецы, возвышающиеся в отдалении. Как будто великан с небес только что вернул их на место. При одном взгляде на них меня охватила дрожь, но я справился с собой и поднялся на ноги.

Застегнув куртку, которую дал мне Адам, я побрел в сторону тротуара. Этот вечер перед Рождеством хорошо сохранился в моей памяти. В тот день выпало почти пятнадцать сантиметров снега. Я, Кортни и отец были дома. Поглядывая в окно на пролетающие снежинки, мы готовили подарки для гостей вечеринки, которую наши соседи устраивали в полночь. Впервые за шесть лет жизни я был так счастлив, ведь настоящий снегопад в канун Рождества невозможно купить ни за какие деньги. Возможно, потом Адам назовет меня легкомысленным, но мне было необходимо увидеть это снова. Еще раз пережить этот вечер, а потом я мог бы приступить к поиску медицинских карт. Хотя сегодняшние события тоже могли привести меня в нужное место.

Все вокруг сверкало белизной. Снег практически слепил глаза. Я шел через парк к бейсбольному полю. Мне пришлось подождать всего пятнадцать минут — и вот я увидел двух маленьких детей, укутанных настолько, что из-под одежды виднелись только их носы. Держась за руки отца, они куда-то тянули его. Отвернувшись, я прислонился спиной к ограждению поля, натянул пониже шапку и надел солнцезащитные очки. Вокруг стояло еще несколько человек, так что я не особо выделялся среди них.

— Джексон, может быть, начнешь с головы? — предложил отец.

Мне очень хотелось оглянуться на звук своего имени, но я продолжал смотреть вперед.

— Нет, сначала я попробую скатать низ. Он будет очень большим, — произнес маленький Джексон.

— Брат, ты никогда не слушаешь папу. Санта оставит тебя без подарков, — заметила Кортни, как обычно голосом всезнайки.

— В прошлом году он мне много всего принес!

— Пусть Джексон попробует, милая. Кто-то же должен и это сделать.

Через некоторое время я снова посмотрел в их сторону — дети лепили снеговика.

— Пусть у него будет три глаза, как у инопланетянина, — предложил мальчик.

— Еще чего! Ему нужен цилиндр! Он должен быть похож на человека с цилиндром на голове! — воспротивилась Кортни.

— Ну и ладно, тогда я сделаю своего снеговика.

Я услышал, как отец рассмеялся, но не стал настаивать, чтобы я делал так, как хотела Кортни.

— Папа, а почему бедным людям Санта приносит маленькие подарки? — спросила она.

— Тоже мне вопрос! Потому что у них маленькие дома! — заявил шестилетний я.

— Кортни, кто тебе это сказал? — поинтересовался отец.

— Сильвия.

Няня-пуэрториканка. Она присматривала за нами, когда отец уезжал из города.

— И что она сказала?

— Что на Рождество в ее семье Санта всегда приносил фрукты, потому что на другие подарки им не хватало денег, — объяснила Кортни.

Боковым зрением я увидел, что она повязывает свой шарф на снеговика.

— Сильвия из другой страны. Везде разные обычаи, — сказал отец.

— Я хочу отдать ей половину моих подарков, — объявила Кортни.

— Ага, можно подумать, ей очень нужен автомобиль для Барби, — заявил я. — Этой Сильвии ведь уже лет сто! Она даже на «Пауэр вилс»[4 - «Пауэр вилс» — детские машины на аккумуляторной батарее от компании «Фишер Прайс».] не сможет ездить. Лучше я ей подарю что-нибудь свое.

— Если Санта принесет тебе не только уголь, — не унималась Кортни.

— А я не против. Из него можно делать алмазы, правда, пап?

— Именно так. И никто не обязан отдавать подарки. Мы можем что-то купить для Сильвии.

— Можно сфотографировать снеговика, чтобы ей показать? — спросил Джексон.

Голос прозвучал откуда-то издалека, и я знал, что должно случиться. Затаив дыхание, я ждал.

— Что ты там делаешь?

— Пытаюсь достать руки для снеговика.

Я резко развернулся, хотя и рисковал, что меня заметят. Я должен был это увидеть. Маленький Джексон карабкался по стволу дерева, стараясь дотянуться до большого сука над головой.

Отец со всех ног бросился к нему.

«Джексон! Не трогай!» — едва не крикнул я самому себе.

Шестилетний мальчик замер на нижней ветке, наблюдая, как сук у него над головой, который он только что тянул вниз, пытаясь оторвать от него часть, провисает под тяжестью огромной шапки снега.

Он уже летел вниз, когда отец нырнул вперед и одной рукой обхватил его за пояс, а другой попытался прикрыться от снега. Падая, Джексон вытянул вперед руку и сильно ударился о промерзшую, голую землю — огромное дерево прикрывало ее от снега. Я весь сжался и затаил дыхание. Даже издалека я услышал треск ломающейся кости. Или, возможно, я слишком хорошо помнил этот звук. И все же он был гораздо тише по сравнению с прозвучавшим следом криком Кортни. Она подбежала к упавшей ветке и остановилась над Джексоном, закрыв лицо ладонями.

— У него что-то с рукой!

В этот момент маленький мальчик осознал, что произошло, и расплакался.

— Дорогая, это всего лишь перелом, — объяснил отец его сестре и осторожно поднял Джексона с земли. Он подтянул рукав куртки, и тут его лицо окаменело.

Стоило Кортни увидеть торчащую из-под кожи кость, как она тут же отвернулась, и ее вырвало печеньем, полкило которого она съела чуть раньше.

— Я не хочу умирать, — услышал я собственный вопль. — Папа, пожалуйста, позвони доктору Мелвину.

— Нам нужно в больницу. С тобой все будет в порядке, обещаю, — сказал отец.

Я увидел, как отец поднес рукав ко рту и произнес:

— Эдвардс, где тебя носит, черт возьми!

Буквально через несколько секунд мимо меня пробежал мужчина.

— Простите, сэр. Вам нужна помощь? — спросил он моего отца.

— Да. Мой сын повредил руку.




Мужчина взял на руки Кортни, которую уже не рвало, — теперь она решила извиниться на случай, если я действительно умираю.

— Джексон, я ничего плохого не имела в виду, когда говорила про Санту… Он принесет тебе много подарков. Мне так жа-а-аль…

— Это открытый перелом, ему нужна операция, — произнес мужчина, которого звали Эдвардс.

Маленький Джексон прижимал сломанную руку к животу и продолжал плакать — гораздо тише, чем вопила его сестра. Держа меня на руках, отец быстро шагал по снегу. Я смотрел в их удаляющиеся спины.

Этот Эдвардс — определенно агент какой-то службы. Я помнил этого человека, но считал, что он самый обычный прохожий, который пришел нам на помощь. Но отец никогда не позволил бы незнакомцу взять на руки мою сестру. Видимо, тогда пронизывающая боль в руке отвлекала меня, и я был слишком мал, чтобы запомнить все подробности.

Я поднял рукав куртки, которую дал мне Адам, и нащупал шрамы, оставшиеся после операции в тот день накануне Рождества. За многие годы они стали уже не так заметны.

Я взял такси до больницы, в которую, как я знал, направлялся отец. Заново пережив эти события, я решил, что он не притворяется, а искренне заботится о нас. Его беспокойство было искренним. Может быть, он не знал о том, что мы не являемся биологическими родственниками. Или был одним из многих приемных родителей, кто принял решение не разглашать секрет.

А возможно, дело вообще в чем-то ином.

Когда такси остановилось у больницы, я полез в один из небольших кармашков моего бумажника, где хранил старые долларовые купюры. К счастью, я собирал их. На всякий случай.

Я вошел в отделение скорой помощи, надеясь, что там мне удастся как следует разглядеть мужчину, которого отец называл Эдвардс. Но их нигде не было видно. Насколько я помнил события того вечера, я недолго пробыл в сознании, а потом меня отвезли в операционную и там скрепили кость шурупами. Мне нужно было найти человека, который провел бы меня через закрытые двери отделения.

— Я могу вам помочь? — поинтересовалась женщина за стойкой у входа.

— Гм… Да, я пришел повидать моего… брата, Джексона Майера. Он только что приехал сюда вместе с моим отцом. У него сломана рука.

— Ваше имя, пожалуйста, — сказал она, поднимая глаза от стопки бумаг, которые лежали перед ней. Видимо, ее удивило, что я смотрю на нее так, как будто она говорит по-японски.

— Ваше имя, не его, — добавила она.

Ох, об этом маленьком осложнении я и не подумал.

— Гм… Питер… Питер Майер.

Она принялась печатать что-то на компьютере с большим старым монитором, который отображал только два цвета: черный и зеленый. Я уже много лет не видел ничего похожего. Даже прически у всех медицинских сестер, которые попались мне на пути, выглядели очень необычно. В другой ситуации они могли бы вызвать у меня улыбку.

— Ваше удостоверение личности, пожалуйста? — попросила женщина.

Ох, похоже, пора сматываться.

— Гм… Я… забыл его в такси. Но уже позвонил, и водитель возвращается. Мне нужно спуститься и встретить его. Я сейчас вернусь. — Я резко развернулся и чуть не врезался в мужчину в голубой рубашке. Ростом примерно метр восемьдесят, темнокожий, с бритой головой — он почему-то показался мне знакомым. Очень знакомым.

— Думаю, я могу помочь тебе, — произнес он низким голосом, в котором слышался легкий южный акцент.

— В самом деле?

Он кивнул:

— Почему бы тебе не последовать за мной?

И это был не вопрос. Ужасно испугавшись, я направился за ним — мне очень хотелось узнать, как связаны все эти люди и события. Кроме того, похоже, у меня не было шансов выбраться отсюда.

Я старался поспевать за его широкими шагами. Он придержал для меня дверь лифта, и я вошел в кабину. После того как он вставил карту в прорезь в стене, рядом открылось отверстие — небольшое, однако вполне достаточное, чтобы в нем поместилась рука. Я вытянул шею, стараясь как следует все разглядеть. Похоже, это было что-то вроде сканера отпечатков пальцев.

Разве такая система безопасности в больнице — это нормально? Тем более в тысяча девятьсот девяносто шестом году? И почему мы так далеко ушли от отделения скорой помощи?

Мужчина смотрел прямо перед собой, но ответил на мой молчаливый вопрос:

— В правительственное крыло больницы могут попасть только лица с допуском к государственным секретам, но я уверен, что ты это и так знаешь.

— Гм… нет, — сказал я.

Мой голос звучал испуганно, как у ребенка, но незнакомец оставался холоден и спокоен. Можно подумать, что он постоянно приводит посетителей к скрытому в лифте сканеру отпечатков пальцев.

Я чувствовал, что кабина идет вниз, но экран, на котором обычно зажигается номер этажа, оставался темным. Когда двери лифта наконец открылись, у меня перехватило дыхание. Прямо передо мной стояли четверо с оружием, которое они тут же навели на нас. Я замер на месте, раздумывая, не нажать ли мне какую-нибудь еще кнопку.

— Ты не можешь вернуться наверх без разрешения, — произнес загадочный незнакомец.

В этот самый момент я постарался сконцентрироваться и вернуться в две тысячи седьмой год к Адаму. Но, конечно, я был слишком напуган, чтобы сделать это, как и в тот раз, когда отец душил меня в своем кабинете. Один из вооруженных людей грубо схватил меня и принялся ощупывать мои брюки.

— Чист. Оружия нет.

— Благодарю. Иди за мной.

Мне удалось заставить себя переставлять ноги, и я внимательно смотрел по сторонам. Мы прошли по помещению, похожему на подземный тоннель. Мужчина открыл дверь и втолкнул меня в комнату. Там меня силой усадили в кресло, похожее на то, что стоит в кабинете стоматолога, и пристегнули руки ремнями. У меня мелькнула мысль о сопротивлении, но я решил, что в присутствии вооруженных людей это бессмысленно.

— Я шеф Маршалл, — представился человек, который привел меня вниз. — А ты кто? Мы оба знаем, что у Джексона Майера нет брата.

Я молчал, и шеф Маршалл кивнул своему коллеге:

— Проверь его кровь.

От этого меня бросило в дрожь. Я закрыл глаза и попытался исчезнуть из этой комнаты. Нужно поскорей убираться отсюда. К такому эксперименту мы с Адамом не были готовы.

Да, прыжки в прошлое — это настоящий «день сурка». И то ощущение легкости, которое я всегда испытывал при перемещениях (кроме того, единственного раза, тридцатого октября две тысячи девятого года), значительно смягчало любую боль. Другими словами, если бы я сильно ушибся в прошлом, то после возвращения у меня была бы лишь шишка на голове или в каком-нибудь другом месте, и ничего больше.

Но что если они все-таки убьют меня в этом году? Ведь моя основная база в другом времени. Я понятия не имел, что произошло бы, будь я и в самом деле мертв.

Я практически не почувствовал укола и через несколько секунд услышал шаркающие шаги, которые удалялись от меня.

— Имей в виду, что отсюда невозможно убежать, — сказал шеф Маршалл.

Мои глаза широко распахнулись:

— Вы уже говорили мне это.

— Я имею в виду, что ты не сбежишь, как бы ни пытался. Это новое изобретение доктора Мелвина — прибор для обеспечения безопасности с использованием электромагнитного импульса.

Гм… Что он имеет в виду, черт возьми? И он знает доктора Мелвина. Может быть, Кортни была права, утверждая, что наш врач как-то замешан во всем происходящем? Неужели доктор Мелвин готов поджарить меня или любого, кто окажется в этой комнате, электромагнитными волнами? Хотя, конечно, здесь со мной еще шеф Маршалл и тот, другой парень, тоже.

— Ну же, назови свое имя, — произнес шеф Маршалл низким голосом с южным акцентом. Он сидел на стуле напротив меня, скрестив на груди руки. — Откуда ты знаешь Джексона Майера?

Я сидел молча, глядя ему за спину, и старался сохранить спокойствие.

— Он не враг, — вдруг произнес второй мужчина.

— Ты уверен? — спросил шеф Маршалл.

— Да. — Он подошел ближе и внимательно посмотрел на мое лицо, а потом стащил у меня с головы вязаную шапку.

— Враг? — наконец заговорил я.

— Не валяй дурака, — сказал шеф Маршалл. — Ты разве не видишь сходства? — спросил он мужчину с иглой. — С другими?

Какими другими?

Мужчина так близко приблизил ко мне лицо, что я почувствовал запах чеснока, которым, видимо, был приправлен его ленч.

— Да, вижу. Но этого… не может быть?

Впервые с лица шефа Маршалла исчезло спокойное, собранное выражение. Он нажал кнопку на стене и прокричал:

— Эдвардс, иди сюда!

Через несколько секунд в комнату вошел мужчина, которого я видел на бейсбольном поле.

— Шеф, что случилось?

— Немедленно приведи сюда агента Майера, — приказал шеф Маршалл.

О, боже! Какой ужас!

— Извините, сэр, но он с мальчиком.

— Хорошо. Тогда Мелвина.

— Он тоже с мальчиком в операционной, — сказал Эдвардс.

Шеф Маршалл медленно повернулся к Эдвардсу и произнес:

— Я тоже с ним, но здесь…

Эдвардс открыл рот от удивления, потом закрыл его и произнес:

— Ты хочешь сказать, что он может… То есть еще не может, но со временем…

Продолжения фразы я не услышал. Я подумал о том, что отец вот-вот войдет сюда и увидит меня, взрослого, после того что случилось в его кабинете в две тысячи третьем году. И этого оказалось достаточно, чтобы у меня появились силы сконцентрироваться на побеге. Последнее, что я видел, было лицо шефа Маршалла. Он наклонился ближе, внимательно разглядывая меня. Я не знаю, что сильнее напугало меня… выражение его глаз или хищная усмешка, которая появилась у него на губах, когда я покидал девяносто шестой год.




Глава девятнадцатая


Воскресенье, 16 сентября 2007 года,

12 часов 30 минут




— Джексон! — закричал Адам мне в ухо.

Я лежал на полу у него в спальне, уставившись в потолок.

— Какой сейчас год?

— Две тысячи седьмой, — медленно произнес он.

Комната кружилась. У меня перед глазами летали красно-синие шары, и, когда я сел, они начали вращаться вокруг гигантской модели ДНК на столе у Адама — как птички вокруг головы мультяшного героя.

Я схватил Адама за рубашку и потряс:

— Мне нужно позвонить отцу. Немедленно!

— Хорошо. — Он помог мне встать, но я тут же повалился на него.

— Я не чувствую ног, — пробормотал я перед тем, как упал на кровать.

Потом я поднес руку к лицу и повертел из стороны в сторону, как будто ожидал, что она исчезнет или станет прозрачной.

Внезапно красно-синие шары потемнели, и вместе с ними все вокруг.




Проснувшись на следующее утро, я тут же увидела Адама — он крепко спал рядом со мной. Я перекатился по кровати и встал, с удовольствием осознав, что ноги держат меня. Но я все равно чувствовал сильную слабость, а голова гудела, словно с сильного похмелья.

Адам медленно открыл глаза:

— Ты стоишь!

— С трудом! — Я изо всех сил обхватил себя руками, пытаясь утихомирить пронизывающую боль под ребрами.

Адам натянул футболку через голову и открыл дверь спальни.

— Тебе нужно поесть.

В этот момент я меньше всего думал о еде, но из-за отсутствия аппетита я и так сбросил пять фунтов на прошлой неделе. Если так пойдет, то скоро я могу по-настоящему исчезнуть.

— Доброе утро, мама! — поздоровался Адам с женщиной, которая жарила что-то на кухне.

— Ты рано встал. Я и не знала, что у тебя ночевал друг! — Миссис Силверман повернулась спиной к плите и улыбнулась мне.

Я сдерживался, чтобы не засмеяться, — в две тысячи девятом году мне всегда было весело смотреть на родителей Адама. Я звал их «Пол и Джуди», потому что они напоминали мне Дика и Джейн — героев моих любимых книг из пятидесятых годов прошлого века. Я читал их в детском саду. Они не имели ни малейшего представления о том, что затевает их сын и на что он вообще способен. Главным в жизни для них были блинчики и хорошая погода.

— Меня зовут Джексон, — представился я.

Мы с Адамом сели за стол, и он пододвинул ко мне мой дневник:

— Запиши, что ты помнишь.

— Какое время показывал секундомер? — поинтересовался я.

— Чуть больше двух часов.

— А твои часы?

— Четыре минуты, — ответил он.

Хотя в будущем мы с Адамом неоднократно проверяли это, мне по-прежнему казалось странным, что за время моего долгого, как мне казалось, прыжка в прошлое, в настоящем проходило всего несколько минут или, что бывало чаще, несколько секунд.

— Что со мной происходило?

— То же самое, что и раньше, судя по вашим записям со мной… с тем другим парнем. Ты ни на что не реагировал. — Адам снова постучал пальцем по странице. — Пиши.

Казалось, моя память сохранила лишь беспорядочные отрывки, но как только я начал записывать, а Адам задавать вопросы, мне удалось вспомнить большую часть событий.

— Ух ты, похоже, ты не промахнулся с датой! Итак, теперь мы знаем, что он точно агент, — сказал Адам.

Миссис Силверман поставила перед каждым из нас по огромной тарелке с блинчиками и спросила:

— Кто агент, дорогой?

Адам пожал плечами:

— Один герой из телешоу.

Она улыбнулась сыну:

— Будете апельсиновый сок?

— Конечно, — ответил он.

— Нет, спасибо, — поблагодарил я.

— Итак, значит, ты похож на кого-то… или он хотел сказать, что ты похож на себя в детстве? Я не удивлюсь, если он именно это имел в виду.

— Он спросил: «Ты разве не видишь сходства?», а потом что-то о том, что я похож на других… или, может быть, «на другого»… то есть на другого меня, — объяснил я.

Тошнота после рискованного приключения прошлой ночью так и не прошла, поэтому я отодвинул тарелку, но Адам вернул ее на место:

— Ешь!

Я только попробовал и тут же побежал в туалет, где меня вырвало. Когда я чистил зубы, Адам объяснял матери:

— Судя по всему, несвежие суши.

— У меня есть «Маалокс», — прокричала мама Адама, подойдя к туалету.

Я вышел и увидел Адама, который стоял рядом с дверью и держал в руке бутылочку с лекарством. Я глотнул прямо из горлышка, и мы вернулись в спальню, где я тут же упал на кровать. Адам закрыл за собой дверь. В руках он держал тарелку с блинчиками.

— Перемещение во времени изматывает тебя. Судя по записям в дневнике и тому, что я сейчас вижу, в этом можно не сомневаться.

— Ты уверен, что это не психосоматика? Может быть, так проявляется мое чувство вины? Я чувствовал себя абсолютно нормально, пока Холли не застрелили. — Дрожа, я натянул одеяло и свернулся в клубок.

— Похоже, кое-кто изучал психологию, — заметил Адам и сел на стол, продолжая жевать. — Мне кажется, это все относительно. До того как ты отправился в две тысячи седьмой год, ты не прыгал дальше, чем на два дня. Мы вывели формулу зависимости времени, которое ты проводишь в прошлом, от дальности прыжка. Но ты это прекрасно знаешь, потому что все формулы записаны в твоем дневнике.

Я кивнул:

— Но почему в этом году тошнота не мучит меня постоянно? Ведь формально я нахожусь в своем прошлом.

Он пожал плечами:

— Думаю, потому что для тебя здесь и сейчас — это основная база. Любой другой год — это время, в котором ты не должен находиться, поэтому ты будешь плохо себя чувствовать всякий раз, когда окажешься за пределами базы. И чем дольше ты там находишься, тем тяжелее симптомы. Как будто ты раздваиваешься, и, возможно, пока это предел твоих возможностей.

— Думаю, это вполне разумное объяснение. Я только не могу взять в толк, почему?

— По-моему, мы можем с уверенностью сказать, что не поняли еще и малой части того безобразия, которое с тобой происходит.

— Согласен. Но… Мне и в самом деле надо позвонить отцу. Я мог бы поинтересоваться, действительно ли он агент правительства. Сказать, что подслушал разговор, или придумать еще что-нибудь в этом роде. Ведь он вряд ли из плохих парней, как считаешь?

Адам поднял бровь:

— Ты в этом уверен? Но на каком основании? Он отвез тебя в больницу, когда ты сломал руку. Ну и что такого? И даже если он действительно хороший парень… это не поможет, потому что он вынужден будет отвернуться от тебя, когда поймет, что ты все знаешь. Раз прыжки во времени так сильно изматывают тебя, мне кажется, следует ограничиться только решением очень важных задач. Тебе нужно восстановиться, дружище, и прикидываться дураком, общаясь с отцом. Ну, мне так кажется. Это облегчит сбор информации. Судя по твоему рассказу, парни в больнице не очень тебе обрадовались, а они знают твоего отца… то есть они вроде как на одной стороне. — Адам замолчал на мгновение, и мне показалось, что я вижу, как он не успевает за своими мыслями.

Я сел и прислонился к спинке кровати.

— Вот черт, я ужасно себя чувствую, а ведь думал пригласить Холли на свидание сегодня. Вчера вечером она дала мне номер телефона.

Адам повернулся ко мне спиной и принялся перебирать бумаги на столе:

— Она занята.

— Ты так думаешь?

— Я обещал ей помочь подготовиться к зачету по математическому анализу.

— Отлично, тогда у меня есть повод ее увидеть. Я могу присоединиться к вашим занятиям. Скажем ей, что мы вместе проводили время.

Он достал из шкафа джинсы и натянул их, по-прежнему не глядя на меня.

— Мне кажется, это плохая идея. Она по-настоящему переживает из-за этого зачета…

— Адам, ты недоговариваешь. Она сказала тебе что-то?

В конце концов он перевел на меня взгляд и вздохнул:

— Я не собирался сегодня поднимать эту тему, но, похоже, у меня нет выбора. Я прочитал все твои записи, и мне кажется… ты просто развлекался с Холли. У вас не было ничего серьезного.

— Ты говоришь о Холли «ноль-ноль семь» или о той, другой?

— Холли «ноль-ноль семь»?

— Да, это звучит круче, чем Холли из две тысячи седьмого года.

Адам покачал головой и рассмеялся:

— Интересный способ шифрования. Но я говорю о другой Холли. Из две тысячи девятого года. Скажи… твое отношение к ней сейчас такое же, как в будущем? Если забыть о чувстве вины из-за того, что ты оставил ее умирать?

Я уставился на Адама, не зная, что ему ответить, и почувствовал, как мое лицо краснеет в приступе гнева, который я не могу контролировать.

— Джексон, послушай, я не имею ничего против тебя. Тебе столько пришлось вынести! И то, что ты хочешь уберечь Холли и готов сделать все, чтобы она осталась жива, подтверждает, что ты честный парень. Но разве ты не задумывался, что находиться с ней рядом слишком рискованно, и причин этому несколько. Холли — моя подруга, и я не хочу, чтобы она страдала.

— Ты считаешь, что я стремлюсь общаться с ней из-за чувства вины? — уточнил я, потому что сам тоже не был уверен в своих мотивах. Для меня это была еще неизведанная территория. Честно говоря, я плохо разбирался во взаимоотношениях любого рода.

— Мне так показалось… хотя я могу ошибаться. Как бы то ни было, ты должен перестать винить себя.

Адам включил компьютер, а я перекатился на живот и принялся разглядывать рисунок на простынях, пытаясь осмыслить его проницательное замечание. Я не готов оставить Холли в покое из-за чувства вины, или мне снова хочется сделать так, чтобы она увлеклась мной? Есть и еще кое-что — я ведь мог уйти в тот наш последний вечер две тысячи девятого года. Я на целый час опоздал на ужин, а потом сообщил ей, что не могу пойти в кино, потому что встречаюсь с Адамом.

Холли тогда поднялась со стула, взяла сумочку и спокойно произнесла: «Что ж, у меня тоже есть чем заняться, так что я начну прямо сейчас».

Я понимал, что она сердится, хотя она даже не повысила голос, пока я не пошел за ней. Наверняка мое решение сделать это было на чем-то основано. Я никогда не встречался с девушками из своей школы и вообще ни с кем, кто знал хотя бы что-нибудь о моей жизни. Как и с теми, кто был знаком с моей умершей сестрой. В колледже все стало проще, и однажды я обнаружил, что рассказал Холли практически все о себе. Но в этом случае я был для нее единственным источником информации. Она не собирала слухи и сплетни, которые циркулировали по моей школе.

С Холли было легко разговаривать — какую бы фразу я ни начинал, она могла закончить ее за меня. Она знала, о чем я думаю. Как в тот первый раз, когда я поцеловал ее…

Это произошло в мой девятнадцатый день рождения — двадцатого июня две тысячи девятого года. После смерти Кортни отец уже несколько лет как будто забывал об этом дне.

Холли только что рассталась с Дэвидом и с неохотой согласилась пойти в клуб вместе с другими вожатыми из нашего лагеря. Конечно, мне очень хотелось остаться с ней наедине, но я видел, что она грустит и пытается сделать вид, что хорошо проводит время. Так что я отказался от своего первоначального плана вытащить ее танцевать.

— Может быть, уйдем отсюда? — спросил я.

Она кивнула.

— Хочешь есть?

— Умираю от голода.

— Я тоже.

Пальцы Холли нашли мою ладонь, и, стиснув их, я вывел ее на улицу. Стоял теплый летний вечер. Я отпустил ее руку, и мы вместе пошли по тротуару.

— Ты ведь не ешь пиццу?

Она покачала головой:

— Нет, у меня аллергия на молочные продукты.

— Я знаю одно замечательное место на другой стороне города. Там большой выбор блюд, которые тебе можно есть, — сообщил я.

— Звучит заманчиво.

Мы сели в такси и уехали далеко от клуба. Кафе было практически пустым, и мы достаточно долго изучали меню с разнообразными вегетарианскими блюдами, а потом расположились за самым большим столом.

— Ты давно отказалась от мяса?

Прежде чем ответить, она обмакнула кусочек питы в хумус.

— Несколько лет назад. Если бы мне нравился вкус мяса, я бы его ела, но мне не нравится.

— То есть дело не в том, что ты хочешь сохранить жизнь коровам?

— Не совсем, — она улыбнулась и сделала глоток холодного чая. — Можно задать тебе вопрос?

— Конечно.

— Ты давно планировал все это? Я имею в виду, остаться сегодня со мной наедине. Я слышала, что ты… часто так поступаешь.

Прошла минута, и я не знал что ответить. Стандартная реакция казалась мне неправильной. Я сложил руки на столе и внимательно посмотрел на Холли. Она жевала что-то, но тут же замерла.

— Честно говоря, я увидел, как ты танцуешь с Бруком, и понял, что ты винишь себя за то, что тебе весело. Я сегодня чувствую то же самое.

Я говорил правду. Мне хотелось быть рядом с ней, но я не знал почему. И это немного меня пугало. Холли опустила глаза и принялась водить вилкой вокруг вазы с фруктами. Она отлично понимала, о чем я говорю.

— Да, так и есть.

— Здорово! Итак, вот что нужно сделать, чтобы облегчить наше чувство вины. — Я выпрямил спину и увидел, что у нее загорелись глаза. — Сегодня вечером разрешаются только самые обычные дела. Такие как еда, питье и сон.

Она слегка улыбнулась:

— Разрешены только обычные дела — звучит неплохо.

— Может быть, добавим к этому списку беседу? — предложил я.

— Мистер Майер, как поживаете? — раздался голос у меня за спиной.

Я развернулся на стуле и увидел, как к стойке подходит мой отец.

— Папа, что ты здесь делаешь?

Отец оглянулся и кивнул мне:

— Я планирую работать допоздна и решил взять ужин в офис.

— Ведь это обычно делает твоя секретарша? — удивился я.

Он пожал плечами:

— Я отпустил ее домой.

Он хотел остаться в одиночестве по той же причине, которая вынуждала меня искать компанию. Я вскочил со стула и посмотрел на Холли, а потом снова на отца.

— Это Холли Флинн. Мы вместе работаем.

Отец протянул ей руку:

— Кевин Майер.

— Приятно познакомиться, — сказала Холли.

Отец взял пакет у человека за стойкой и снова повернулся к нам.

— Ты ходишь в школу в Нью-Йорке? — спросил он у Холли.

— В сентябре я начну учиться в Нью-Йоркском университете.

— Она первокурсница, — объяснил я.

Отец кивнул и собрался уходить.

— Тогда этот второкурсник сможет все тебе показать. У Джексона это хорошо получается.

Я решил сделать еще одну, последнюю попытку.

— Я, наверное, вернусь домой поздно, если ты не возражаешь…

— Никаких проблем! — Отец даже не обернулся.

Я втянул в себя воздух и провел ладонью по волосам.

— Неловко получилось, — заметила Холли.

Я резко повернулся и посмотрел на нее.

— Его офис на противоположной стороне улицы. Именно он рассказал мне про это место.

— Я не это имела в виду. Я говорю о… гм…

Я опустил глаза.

— Да, точно…

Холли, вероятно, почувствовала, что мне нужно сменить тему:

— Итак, о чем будем беседовать?

— Что произошло у тебя с Даниэлем или Донни? Как там его звали?

Она спрятала улыбку:

— Дэвид, но ты ведь и так знаешь. И, по-моему, это неправильно — обсуждать своих бывших на свидании?

— Но у нас ведь не свидание, так что ты не нарушишь никаких правил, — сказал я.

Обычно я не выспрашиваю таких подробностей, но, мне казалось, что я не смогу разобраться в Холли, если не буду знать, что представлял собой парень, с которым она встречалась целый год. Я считал немыслимым, что в нашем возрасте можно так долго встречаться с кем-то. Самые длительные мои отношения с девушкой продолжались месяц, две недели из которого она провела в другой стране.

— Ничего интересного. Обычная история, когда постепенно вырастаешь из отношений со школьным бойфрендом.

— А он… нормально это воспринял?

Она слегка улыбнулась:

— Да, Дэвид нормальный парень. Я не знаю, что он об этом говорит, так что не буду лишний раз переживать.

Мы сменили тему и проговорили еще целый час, прежде чем собрались идти домой. Я старался, чтобы наша беседа получилась непринужденной, и надеялся, что Холли поверит, что у меня нет «больших планов» на вечер.

— Что теперь? — поинтересовался я.

— Думаю, мне пора домой.

Нет, нет, нет!

— Может быть, сначала прогуляемся? Разве ежедневная физическая нагрузка не входит в список разрешенных дел? Вряд ли это можно назвать весельем.

— Конечно нет, — сказала Холли.

Напряжение, исчезнувшее за ужином, снова начало нарастать. Холли тоже почувствовала это и, видимо, ждала какого-то развития событий или, напротив, хотела как можно скорее закончить вечер.

— Ну и как, есть что-нибудь хорошее в твоей новой свободной жизни? — поинтересовался я.

— Все хорошо. Думаю, именно поэтому я и чувствую себя виноватой.

— Логично. — Я повернул за угол, особо не задумываясь, куда мы идем. Главное, чтобы дорога не кончалась.

Холли взяла меня за руку, и мы остановились посередине тротуара. Я повернулся и, увидев выражение ее лица, понял, что обычные дела на сегодня закончились.

Она подошла ко мне поближе:

— Я должна тебе кое-что сказать.

Ох! Сейчас она предложит нам остаться друзьями.

— Да? Ты уверена?

Ее светло-голубые глаза встретились с моими:

— С днем рождения, Джексон!

Я открыл рот, чтобы ответить ей, но не смог произнести ни слова. Сегодня мне нужно было одно: услышать эти слова от моего отца. Не дорогие подарки, не вечеринка в мою честь — всего одна фраза. Может быть, даже что-то вроде: я знаю, что Кортни нет с нами, но ей хотелось бы, чтобы ты сегодня был счастлив. Это меня вполне устроило бы.

Холли наморщила лоб и отпустила мою руку:

— Извини, мне не стоило так говорить, да? Но после ухода твоего отца я подумала…

У меня появилась цель, и мозг принялся лихорадочно придумывать способы ее достижения. Я стал осторожно теснить Холли к стене, пока она не уперлась в нее спиной. Ее глаза были широко распахнуты, щеки порозовели. Я не колебался, опасаясь, что она может остановить меня. Прижавшись к Холли всем телом, я наклонился и поцеловал ее в губы, которые оказались очень приятными на вкус. От нее пахло клубникой и мятными леденцами.

Она перестала держаться за стену и, подняв руки, обняла меня за шею и еще ближе притянула к себе. Запустив пальцы мне в волосы, она касалась моей щеки губами. Наши сердца бешено колотились. В этот момент мне захотелось сорвать с нас двоих одежду и почувствовать Холли всем телом.

А потом она уперлась руками мне в грудь и оттолкнула меня. Я тут же сделал шаг назад и взглянул на нее: она прислонилась к стене, чтобы не упасть, ее грудь вздымалась и резко опускалась, ресницы трепетали. Я заволновался: неужели я неправильно истолковал ее поведение?

Но тут она улыбнулась:

— Вот это да!

Я вздохнул с облегчением и, приблизившись к Холли, обнял ее за талию.

— Я так давно хотел это сделать.

Она открыла глаза и взглянула на меня:

— Мне кажется, я тоже.

Конечно же, это была совсем другая Холли, не «ноль-ноль семь», и ее поцелуй был очень чувственный.

Та Холли из будущего зацепила меня. Еще никому из девушек не удавалось этого сделать. Вероятно, через какое-то время я испугался, что настолько открылся перед ней. И когда началась учеба и у нас появилось много дел, я действительно немного оттолкнул ее от себя. Было проще придумывать оправдания, чем признаться ей (и себе тоже) в истинных чувствах. Думаю, я тогда очень легко относился к жизни. Какой смысл анализировать отношения, если это всегда можно успеть.

Вот только оказалось, что я не успел.

Вернувшись мыслями в настоящее, я увидел, что Адам решил дать мне немного отдохнуть и подумать и продолжает печатать что-то на компьютере. Может быть, лучшее, что я мог сделать для Холли в две тысячи седьмом году, — это позволить ей узнать меня. Больше никакого актерства и никаких игр. Я буду таким, какой я есть на самом деле. Не считая того, что я из будущего. И если нас двоих такие отношения не устроили бы, я был бы готов отступить и следить за ее безопасностью с расстояния.

— Адам, послушай! — позвал я и сел на кровати.

Он повернулся на стуле и произнес:

— Я думал, ты спишь.

— Нет, я думал над тем, что ты сказал. Не могу ответить ничего определенного, но обещаю, что буду с ней осторожен.

— Отлично, друг. Рад это слышать, — сказал Адам и показал мне несколько строк, написанных от руки на внутренней стороне обложки моего дневника: — Это для тебя.

Я взглянул и удивился:

— Снова латынь?

— Гм… в некотором роде. — Он снова посмотрел на меня. — Если тебе вдруг потребуется сказать мне что-то, но делать это на основной базе будет слишком опасно или ты не сможешь остаться со мной наедине, возвращайся на один-два дня назад. Я научу тебя, как передать мне информацию втайне от всех. А потом ты сможешь вернуться назад и воспользоваться тем, что узнал.

— Что ты имеешь в виду? Ты не объяснишь мне прямо сейчас?

Адам покачал головой:

— Даже ЦРУ не сможет вычислить, что это, и я не хочу рисковать и раскрывать тебе секрет здесь, на основной базе, где любое действие имеет последствия.

Я кивнул и убрал дневник в сумку.

— Пойду-ка я домой, чтобы не мешать твоим планам на вторую половину дня.

— Если хочешь пойти со мной, то я не против. Уверен, что Холли все равно.

— Нет, я подожду до завтра, чтобы увидеть ее.

Я был очень удивлен, когда, вернувшись домой, обнаружил в компьютере сообщение от Холли. А я-то думал, что она некоторое время будет вести себя сдержанно, даже если я заинтересовал ее. У Холли терпения было больше, чем у всех девушек, которых я знал. Иногда это меня ужасно раздражало.






Холли: Только что узнала, что ты общался с моим другом Адамом. Ты тоже помешан на науке?

Я: Хотелось бы, но я не настолько крут. Так что я просто делаю вид.

Холли: Выходит, ты и впрямь очень умный?

Я: Да, но пытаюсь исправиться. Может быть, даже запишусь в группу психологической поддержки…

Холли: Твое слабое место?

Я: Любовь к стейку. Я обожаю сочный бифштекс «Нью-Йорк» с хрустящей жирной корочкой!

Холли: Смешно! И какая гадость! Но я имела в виду другое. Что ты рассказываешь, когда тебе нужно обратить на себя внимание?

Я: Ты очень деликатно выражаешь свои мысли. Вынужден признать — чтобы произвести впечатление на девушек, я цитирую сонеты Шекспира на французском. И не перестану без медицинской помощи, потому что этот прием действительно работает.

Холли: Гм… Хотела бы сказать, что на меня это не произвело бы впечатления, но боюсь, что это не так. Но, конечно, сюрприза уже не получится.

Я: Понятное дело.

Холли: Адам только что пришел. Пора готовиться к зачету. Напишу тебе позже.





Ну вот, я начал говорить правду и немного рассказал о себе. Все прошло не так уж плохо. Во всяком случае, сейчас. Я уснул на кушетке, записывая в дневник все о Холли из две тысячи девятого года, что только мог вспомнить. На тот случай, если вдруг память начнет подводить меня. Было очень много моментов, которые я в свое время даже не подумал записать, потому что считал, что все успею.

Когда я открыл глаза, было уже темно. Видимо, я проспал весь день. Почти целый час я занимался всякой ерундой, пытаясь решить, стоит ли звонить или снова писать Холли. Я уже собирался написать ей, но тут от нее снова пришло сообщение. Похоже, у Холли в семнадцать лет гораздо меньше терпения.






Холли: Я знаю, что прошло всего шесть часов и я делаю ужасную глупость. Но я только хотела спросить, не посоветуешь ли ты какие-нибудь полезные материалы для подготовки к тесту академических способностей.

Я: Могу тебе кое-что порекомендовать, но что мне за это будет?

Холли: А что ты хочешь?

Я: Можно позвонить тебе прямо сейчас?

Холли: Рискни. Заодно узнаешь, отвечу ли я.





Мне следовало предвидеть, что она так скажет. Прежде чем набрать номер, я забрался в кровать и выключил свет.




— Привет, — отозвалась Холли.

— Привет…

— Итак…

— Итак… расскажи мне что-нибудь интересное из школьной жизни. Мне кажется, я уже целую вечность не учился. — Вот еще одно правдивое заявление. Пока что у меня все получалось.

— Ну, например… мне нужно сделать новый проект для углубленного курса английского. Очень интересное задание: в течение дня записывать в дневник слова песен, которые отражают мое настроение, — и так целую неделю.

— И какая же у тебя сейчас песня?

— «Каникулы» группы «Гоу-гоу». Ты ее знаешь? — спросила она.

Я пропел первую строчку:

— «Не могу перестать думать о тебе».

— Тебе она кажется дурацкой?

— Вовсе нет!

— А какая у тебя сейчас была бы песня?

Голос Холли смягчился, и я закрыл глаза, представляя, как она забралась под теплое белое одеяло и положила голову на голубую подушку с оборками.

— Гм… «Все перемешалось».

— Никогда такой не слышала, — сказала Холли.

— Это группа под названием «Триста одиннадцать».

— Ты хорошо разбираешься в музыке, да?

— Да, можно сказать, помешан на ней.

— А у меня очень своеобразный вкус. Иногда я даже стесняюсь сказать, что мне нравится, — призналась Холли.

— Например?

— Песня Билли Джоэла «Не спрашивай, почему».

Я пропел в трубку первую строчку из этой песни.

— Поверить не могу, что ты ее знаешь, — удивилась Холли.

— Я и на гитаре могу ее сыграть.

— Не может быть!

— Я не шучу. Как-нибудь покажу тебе.

— Круто!

Согласен, я не смог удержаться и немного схитрил. Я ведь знал, какая песня у Холли любимая, и в две тысячи девятом году разучил ее на гитаре, чтобы произвести впечатление.

Этим вечером я лег спать, впервые за долгое время чувствуя себя самим собой. Пусть Адам, который соображает гораздо лучше меня, разбирается с новой информацией, а я поступлю так, как он советовал, и не буду торопиться подводить отца к разговору.

Я по-прежнему заперт в этом странном чистилище, ожидая, что кто-нибудь или что-нибудь поможет мне понять, что делать дальше.




Глава двадцатая


Воскресенье, 7 октября 2007 года




Я знаю, что должен на какое-то время прекратить прыжки во времени. Нельзя забывать, что в последний раз после прыжка несколько дней чувствовал себя совершенно разбитым, и поэтому обязательно должен прислушаться к совету Адама. Но сегодня утром я проснулся с мыслями о Кортни… о том что хотел бы исправить в наших отношениях… например, тот случай в седьмом классе. Поскольку мы были не только братом и сестрой, но и одноклассниками, я был в курсе всего, что происходило в ее жизни. Хотя многого предпочел бы не знать.

Например, что от нервов у нее случались проблемы с желудком. Каждый раз, когда мы писали тест или наша музыкальная группа проходила прослушивание, Кортни начинала портить воздух и постоянно бегала в туалет. Я видел, как она торопится в женскую комнату, и знал, в чем причина. И все же я никогда особо не задумывался и не обсуждал ни с кем поведение моей сестры, пока вдруг мой лучший друг, который был сильно и безответно влюблен в Кортни, не увидел, как она выбежала из зала прямо перед выступлением на Фестивале научных проектов. Он забеспокоился, не заболела ли она, а я, не задумываясь, выпалил: «Она в порядке. Просто не любит пукать в присутствии других людей».

Он ухмыльнулся и в ту же секунду я осознал, что натворил. Тогда я еще мог сказать, что солгал, и попытаться взять свои слова назад. Но я упустил эту возможность и лишь посмеялся вместе с ним. В итоге несколько недель после Фестиваля Кортни пришлось жить с прозвищем «пердунья». Это было ужасно.

Трудно поверить, но после всего, что произошло с нами, эта глупая шутка в средней школе все равно вызывает во мне чувство вины. Самое неприятное — я так и не признался сестре, что я сам случайно распустил этот слух. Мы никогда не говорили об этом. Как будто Кортни знала, что мне не хватит смелости заступиться за нее перед друзьями. Мне кажется, она все понимала. Но ей не следовало так плохо обо мне думать, а я не должен был быть таким трусом.




Я пытался отпереть входную дверь в «Аэротвистерс», но у меня так сильно кружилась голова, что я никак не мог попасть ключом в замочную скважину. Отдохнув несколько недель на новой основной базе, я нарушил правила, установленные Адамом, и провел целых четыре часа в две тысячи третьем году с моей сестрой. И сейчас расплачивался за это. А ведь я планировал задержаться в прошлом всего на несколько минут, но не смог заставить себя вернуться. Адам также рекомендовал мне ежедневно заниматься спортом, чтобы немного окрепнуть и легче переносить побочные эффекты от прыжков во времени. Но, похоже, четырехчасовая экскурсия в прошлое уничтожила все, что дали мне три недели бега и подъема тяжестей. По крайней мере, так я себя сейчас чувствовал.

Дверь открылась как будто сама по себе, и я, спотыкаясь, вошел внутрь.

— Джексон, дружище, что случилось? — произнес знакомый голос. Это был Тоби.

— Все в порядке? Ты выглядишь очень… бледным, — откуда-то издалека прозвучал голос Холли.

Их лица закружились у меня перед глазами, а потом я зажмурился и провалился в пустоту.




— У тебя есть другие туфли, чтобы доехать до дома? — услышал я голос Тоби.

— Нет, но я могу вести машину босиком, — ответила ему Холли.

Я попробовал разлепить глаза, увидел серые шкафчики у стены и понял, что лежу на скамейке в служебной раздевалке.

— Смотрите, кто проснулся! Парень, ты много выпил вчера? — спросил Тоби.

— От него совсем не пахнет. Скорее всего, это грипп, который сейчас повсюду. Я сама болела две недели назад, и меня рвало каждые пятнадцать минут целых шесть часов.

— Что ж, раз ты пришел в себя, я поеду.

— Увидимся позже, Тоби, — сказала Холли.

Я почувствовал, что она положила мне на лоб мокрое полотенце.

— Какой сейчас год?

Холли рассмеялась и села на кушетку рядом со мной:

— Ты хотел спросить, который сейчас час?

— Да, и это тоже.

— Пять часов.

Я попытался сесть, но она снова уложила меня.

— Не нужно вставать, иначе опять упадешь, а я не такая сильная, как Тоби.

— Мне нужно работать.

— Мы обо всем позаботились.

— В самом деле? Не стоило…

— Ты должен был позвонить и сказать, что болен.

Нет, я должен был дождаться выходного дня, чтобы отправиться в прошлое.

— Да, ты права. Как я здесь оказался?

Холли улыбнулась и поправила полотенце у меня на лбу.

— Ты упал на Тоби, и он успел подхватить тебя, иначе ты бы ударился головой о пол. А потом, когда он поставил тебя на ноги, тебя вырвало мне на туфли.

Я закрыл руками лицо и застонал:

— Прости, пожалуйста.

— Ничего страшного. Я уже говорила, что со мной было то же самое. Ведь дети, которые приходят к нам в клуб, повсюду оставляют сопли, а вместе с ними и вирусы. И как нам не подцепить их?

— Какое счастье, что вы здесь оказались! Иначе я упал бы прямо на входе, и у меня на голове была бы огромная шишка.

Она рассмеялась и провела пальцами по моей руке. Я чуть не сошел с ума от ее легкого прикосновения. Мы уже три недели обменивались письмами по электронной почте: в основном они были ни о чем — обычные шутки или рассказы о помешанных на спортивных занятиях мамашах, с которыми Холли приходилось иметь дело, но я ни разу не видел ее за пределами клуба. Не могу сказать, что я действовал так намеренно, но слова Адама не шли у меня из головы. Я боялся оставаться с Холли наедине и завязывать какие-либо отношения помимо дружеских, как между коллегами по работе. Кроме того, Холли «ноль-ноль семь» было всего семнадцать, и в две тысячи девятом году я бы даже не подумал ухаживать за семнадцатилетней девушкой.

Ее пальцы нащупали мой шрам.

— Откуда он у тебя?

— Свалился с дерева, когда мне было шесть. — Я протянул руку и прикоснулся к ее лицу прямо под подбородком. — А у тебя откуда этот шрам?

— Упала с кухонного стола. Восемь швов. — Холли схватила мои пальцы и сжала их. — У тебя холодные руки, — сказала она и пристально посмотрела на меня.

Я знал этот взгляд, и мне хотелось, чтобы он длился как можно дольше. И все же я сомневался, стоит ли ей так смотреть на меня.

— Ты, наверное, уже готова идти домой.

— Да, последний праздник закончился час назад. Но как же ты? С тобой все будет в порядке? — забеспокоилась она.

— Позвоню Адаму. Он заедет за мной.

— Я могла бы отвезти тебя домой. Где ты живешь?

Не так уж и близко.

— Не беспокойся, у нас с Адамом были планы на сегодня. — Я достал телефон, чтобы позвонить ему.

Холли собрала вещи и снова села рядом со мной. А потом сделала то, что совершенно выбило меня из колеи. Она сняла полотенце и, наклонившись, легонько прикоснулась губами к моему лбу.

— У тебя нет температуры. Это хорошо.

Не знаю, было ли это просто дружеским жестом с ее стороны, но я больше не мог сдерживаться. Я обнял ее, провел рукой по волосам и крепко прижал к себе.

Холли повернула голову, и я почувствовал ее дыхание на своей шее. А потом она тихо засмеялась и спросила:

— Что ты делаешь?

Я разжал руки и отстранился от нее.

— Ничего такого — просто благодарю тебя. В моей семье все любят обниматься.

Она встала и улыбнулась:

— Не стоит благодарности! Надеюсь, тебе уже лучше.

У двери Холли споткнулась, как будто у нее закружилась голова или она потеряла равновесие.

Несколько минут спустя появился Адам со спортивным напитком в руке.

— Как ты мог сделать это без меня!

Я взял у него бутылку и открыл ее.

— Извини, я уже несколько недель не прыгал и не смог удержаться. Сейчас расплачиваюсь за это.

Он помахал рукой перед моим носом.

— Забудь об этом. У меня есть шикарный план. Или, скорее, это возможность снова попытаться добыть твою медицинскую карту. И даже если ничего не выйдет, то можно попробовать вытянуть информацию у человека, который делает в ней все записи.

— А твой план подразумевает перемещение во времени? Я совершенно без сил.

— И кто в этом виноват? Нет, сегодня не будет никаких прыжков. Но тебе придется признаться отцу в том, что ты работаешь здесь, если только люди из ЦРУ не следили за тобой все это время. Надеюсь, если ты упомянешь определенные симптомы, он забеспокоится и наконец-то обратит на тебя внимание.

Я прекрасно понял намек Адама и был благодарен ему за то, что он не называет вещи своими именами. Особенно сейчас, ведь я только что несколько часов провел вместе с Кортни. Адам хотел, чтобы я симулировал симптомы рака мозга, — этого мой отец очень опасался в последние несколько лет.

— Хорошо. Что ты задумал?




Отец приехал один. Он вбежал внутрь, и Адам встретил его у двери.

— Джексон только что потерял сознание. Он жаловался, что головная боль его убивает, — сказал Адам.

Я опустился на кушетку и прикрыл глаза:

— Папа, это ты?

— Да, Джексон. Нам нужно ехать. Я уже позвонил доктору Мелвину, он ждет нас в своем кабинете.

— В самом деле? В воскресенье? — пробормотал я.

Адам помог мне подняться на ноги.

— Ты — особый пациент, — пояснил отец.

Я заметил, как у него за спиной Адам поднял брови, как будто хотел сказать мне: «Я же знал, что в твоей карте есть что-то особенное!»

Я был очень удивлен, обнаружив, что отец приехал за мной на моей БМВ М6. Надеюсь, только что выпитый «Гаторейд» не запросится наружу. Я пристегнулся, и он на огромной скорости рванул вперед.

— Тебе не кажется, что нужно немного притормозить?

— Не волнуйся, у меня много друзей в полиции Нью-Джерси.

Да, агент Майер, я в этом не сомневаюсь.

— А твою новую работу мы обсудим позже. Я думаю, именно из-за нее ты бросил школу?

— Мне показалось, что мы собирались обсудить это позже.

Отец еле слышно выругался и свернул направо так резко, что меня отбросило к окну.

— Причина в том, что мы богаты? Тебе для разнообразия захотелось почувствовать себя нормальным?

— Не совсем. Решил подцепить девушку, которая ни за что не стала бы встречаться с парнем с Манхэттена.

Он скосил на меня глаза:

— Что?

— Пап, я шучу.

Всю оставшуюся дорогу мы молчали, в основном потому, что отец вел машину, как настоящий секретный агент, и это пугало меня. Он должен обладать дипломатической неприкосновенностью или еще чем-то в этом роде, чтобы так гонять. Или быть уверенным, что сможет договориться с полицейскими. Если бы моя жизнь закончилась в бешеной гонке с участием полицейских машин и вертолетов — такой, что о ней сообщили бы по телевизору, во всем был бы виноват Адам.

Машина с визгом затормозила у больницы.

— Подожди в приемном покое, пока я припаркуюсь.

Отец пришел очень быстро, и мы направились к лифту. Он раскачивался на каблуках, пока я жал на кнопку нужного нам этажа.

— Мне казалось, что здесь есть что-то вроде нижнего уровня. Но на плане я его не вижу. Какой-то подземный этаж…

Я уже несколько недель занимался этим: делал небольшие намеки и смотрел на реакцию отца. Но пока никаких результатов это не принесло. Он очень хорошо умел маскироваться. Даже слишком хорошо.

— Понятия не имею. Думаю, если тебе действительно нужно это знать, ты можешь спросить в службе информации.

У лифта нас встретил пожилой мужчина с непослушными седыми волосами и круглым животом.

— Джексон, как ты?

— Не очень хорошо, доктор Мелвин.

— Мы сразу пойдем в отделение рентгенологии и сделаем тебе МРТ. Нужно посмотреть, что может вызывать эти боли… и обмороки, — сказал он.

Его голос звучал, как всегда, дружелюбно — так мог бы говорить дедушка или любимый дядя. Мы с Кортни любили приходить к доктору Мелвину, и каждый раз он засыпал нас подарками и конфетами.

— Я бы хотел, чтобы ты сделал Джексону магнитно-резонансную томографию всего тела, — сказал отец.

— Да, конечно.

Все аппараты в рентгенологии были мне хорошо знакомы. Даже закрытое пространство томографа уже не пугало меня. Я спокойно лежал и слушал непрерывное щелканье. Когда обследование закончилось, я одевался и через стекло наблюдал за комнатой для медицинского персонала, где находились отец с доктором Мелвином. Когда я натягивал рубашку через голову, Мелвин взглянул на листок с результатами исследований и тут же выронил его из рук.

С напряженным от волнения лицом отец поднял его. Когда они посмотрели на меня, я отвернулся. Я прождал минут пять, не меньше, прежде чем Мелвин пришел за мной и мы в полной тишине направились в смотровую. Вряд ли они могли открыть мне все свои секреты, но даже если бы я получил немного информации, эта затея оправдала бы себя.

Я сидел на кушетке и наблюдал за тем, как доктор рассматривает снимки моего мозга на большом плоском мониторе компьютера.

— Что-то не так? Я видел вас за стеклом.

Мелвин повернулся ко мне и натянуто улыбнулся:

— Ничего серьезного. Ни опухоли, ни гематомы.

— Тогда почему вы так взволнованны? — поинтересовался я.

Отец сначала расхаживал по комнате, а потом остановился и посмотрел на снимки.

— Мы не совсем уверены, в чем проблема.

Мелвин надел мне на руку манжету прибора для измерения давления и вставил в уши стетоскоп.

— У тебя низкое давление и обезвоживание.

— И поэтому вы так растерялись? — Мне очень нужно было получить ответы на все вопросы — мои и Адама, но сейчас они явно пытались обмануть меня.

Доктор Мелвин убрал стетоскоп в карман халата и посмотрел на отца, который едва заметно кивнул.

— Мне нужно задать тебе несколько вопросов, прежде чем я смогу поставить диагноз.

— Хорошо, — согласился я, немного подумав.

Мелвин показал в правый угол первого снимка.

— Вот эта зона была активна во время сканирования, что свидетельствует о том, что… возможно…

— Что? — спросил я, ухватившись за его слова.

— Ну, это необычно и может объяснить некоторые твои симптомы.

Как, например, то, что я попал в прошлое на два года назад и застрял в нем? Это считается медицинским симптомом?

— Это необычно и… отличается от других снимков моего мозга, которые вы делали?

— Да, — ответил отец.

— Может быть, причина в том, что я стал старше. — Даже… намного старше.

— Тебе когда-нибудь казалось, что ты… потерял память? — Я видел, что он очень осторожно подбирал последние два слова. — Не просыпался ли в каком-нибудь месте и не мог вспомнить, как там оказался?

— Да ладно, не пугайте меня.

— А как насчет зрительной памяти? Ты можешь дословно запоминать страницы из книг или, возможно, адреса, или карты? — спросил Мелвин.

— Я должен уметь это делать?

— С твоей генетикой такое возможно…

Отец громко закашлял.

— Извини, я имел в виду, что это возможно при активности этого участка мозга, — поправил сам себя Мелвин.

Хотелось бы сохранять полное спокойствие, чтобы осторожно подбирать слова, но сегодня это было невозможно.

— Что это за участок мозга? Не нужно считать меня полным идиотом, я ведь изучал анатомию и физиологию.

— Где? — одновременно спросили они.

О, боже! Это ведь было в колледже.

— Гм, это, скорее, был семинар. В течение одного дня… И, честно говоря, я оказался там, когда прогуливал тест по алгебре…

Отец повернулся и внимательно посмотрел на меня. Его лицо выглядело напряженным.

— Послушай, Джексон, — вдруг сказал он, — ты приемный ребенок. Как и Кортни, но это и так очевидно. Я никогда не рассказывал тебе об этом, но и повода серьезного не было. До сегодняшнего дня.

Мне было непросто изобразить потрясение. К тому же я практически не сомневался, что отец бросил эту бомбу, желая отвлечь меня после того, как Мелвин обмолвился о моей генетике. Он был большим специалистом по секретам и легко мог почувствовать, что я лгу. Поэтому я решил не притворяться, что я в шоке, а действовать по-другому:

— Гм… Да, пап… Я уже давно догадывался об этом.

— В самом деле? — удивился Мелвин.

— Ну… мы совсем не похожи и… — Я не мог больше ничего придумать, потому что другой вопрос занимал все мои мысли. — А история о том, что моя мать умерла в родах… это правда?

Отец покачал головой:

— Не совсем. Мне очень жаль, что я не рассказал тебе об этом.

Теперь мне казалось, что я сделал шаг назад. Ведь я уже был в курсе, что он мне не родной отец, а теперь еще выяснилось, что я знаю о своей матери гораздо меньше, чем думал.

Мелвин сел рядом со мной и обнял меня так, как будто я был маленьким ребенком, которого обидели. Мне даже показалось, что он вот-вот откроет ящик стола, достанет леденец и подарит его мне.

— Джексон, ты должен понять, что… у нас нет информации о состоянии здоровья твоих родственников. Как врач, при постановке диагноза я всегда принимаю во внимание медицинский анамнез членов семьи.

Он только что вслух подтвердил, что у меня нет настоящей семьи, а такое непросто услышать. Существовал ли на свете еще хотя бы один человек с такими же способностями, как у меня? Или я — нелепая ошибка природы? Мальчик, которого когда-то подобрали на обочине дороги.

— То есть… вы полагаете, что мозг кого-то из моих родственников проявлял такую же странную активность, как мой?

— Не в точности такую, как у тебя, но похожую.

К моему удивлению, отец забыл об осторожности и, бросив на Мелвина пронзительный взгляд, заявил:

— Нет, у него нет с ними ничего общего. Я уже многие годы твержу тебе это.

И, выйдя за дверь, захлопнул ее за собой. Мелвин некоторое время смотрел ему вслед, а потом с вытаращенными глазами повернулся ко мне.

— Он знает моих настоящих родителей? — спросил я.

Мелвин покачал головой:

— Он очень расстроен из-за… твоей сестры. Это я виноват — вызвал у него тяжелые воспоминания. У Кортни была очень редкая и агрессивная форма рака. А учитывая, что твоих родителей нет в живых и семейный анамнез нам неизвестен, мы не можем исключать вероятность того, что ты тоже носишь в себе этот ген.

Безупречная история! Плохо только, что в ней не хватает некоторых подробностей. Те люди из подземного отделения, которые знали меня, отца и доктора Мелвина, никак не вписываются в сценарий, который они пытаются сейчас разыграть! Отец и Мелвин использовали ту же уловку, к которой я сам неоднократно прибегал. Например, когда меня обвиняли в каком-нибудь серьезном проступке в школе или дома, я готов был признаться в мелком преступлении, чтобы отвлечь внимание от первоначального обвинения. И это всегда срабатывало.

— Мои биологические родители мертвы?

Доктор Мелвин хмуро кивнул:

— Мне очень жаль, но это так. Единственное, что мы о них знаем, — это то, что их нет в живых.

— Но когда… они умерли? Сразу после нашего с Кортни рождения? Сколько времени прошло с момента усыновления? Как долго я жил с ними? — я не мог остановиться и продолжал задавать вопросы один за другим.

Доктор Мелвин снова с беспокойством взглянул на дверь, но я не знал, надеется ли он, что отец сейчас вернется, или наоборот — не хочет этого. Тогда он мог бы рассказать мне кое-что еще. В конце концов он глубоко вздохнул и произнес:

— Я знаю только одно — вы с Кортни начали жить со своим отцом в одиннадцать месяцев.

Одиннадцать месяцев… Получается, что почти целый год жизни, самый первый год, меня растил кто-то другой. Это ничего не меняло, но для меня почему-то было очень важным.

Мне хотелось задать ему столько вопросов, что у меня голова пошла кругом, и я был вынужден прилечь.

— Я плохо себя чувствую.

Мелвин налил в чашку воды и протянул ее мне.

— А почему не леденец? — спросил я.

Он улыбнулся и достал красную конфету из ящика стола.

— Полежи тут, а я пока схожу и поговорю с твоим отцом.

— Да, конечно.

Как только дверь за ним закрылась, я схватил телефон и принялся набирать сообщение Адаму.




Позже, когда мы с отцом ехали домой, он уже пришел в себя и извинился:

— Мне жаль, что тебе именно так пришлось узнать, что ты мой приемный сын. Я и сам погорячился. Доктор Мелвин очень увлекается научными теориями. И, мне кажется, иногда он забывает, что имеет дело с реальными людьми. Как бы то ни было, это имеет отношение скорее к Кортни, чем к тебе.

— Как всегда, — сказал я, сам не осознавая, насколько эта фраза была типична для семнадцатилетнего Джексона.

Отец долго и пристально смотрел на меня, а потом вышел из машины и протянул ключи Генри.

— Ты прав, Джексон. Кортни давно покинула нас, но ты рядом. Мне очень хочется, чтобы наши отношения стали прежними, но иногда я просто не в состоянии справиться с горем. Но я буду стараться. Обещаю.

Это что — новая тактика? Вызвать у меня чувство жалости, чтобы я перестал искать ответы и начал доверять человеку, который обманывал меня всю мою жизнь?

— Хорошо, пап.

— А теперь расскажи мне о той девушке, на которую ты пытаешься произвести впечатление. Я уверен, что ты не лгал, когда упомянул о ней.

Я тут же подумал о безопасности Холли и вспомнил предупреждение Адама о том, что не стоит втягивать ее в эту странную историю. Погрузившись в свои мысли, я прошел через парадную дверь и ответил отцу, не оглядываясь:

— Она бы тебе не понравилась, как мне кажется. И здесь особо нечего рассказывать. Мне нравится, что у меня есть работа.

— Как знаешь…

Судя по всему, он не поверил мне.




Услышав звонок, я взглянул на экран телефона — конечно же, это был Адам. Прежде чем ответить, я зашел в комнату и закрыл за собой дверь.

— Привет, что стряслось?

Я рассказал ему о том, как отец пытался вызвать у меня сочувствие.

— Джексон, ты тоже можешь сыграть в эту игру. Что бы он ни скрывал, пусть почувствует себя виноватым.

— Отличная идея. Кто знает… может быть, он расколется.

— Хорошо, а теперь объясни мне, что стряслось и почему ты вдруг нарушил единственное правило, которое я установил для тебя?

Не могу сказать, что я стыдился своего желания повидать Кортни. Но все же я знал, что не стоило этого делать по нескольким причинам, и не хотел вдаваться в обсуждение случившегося с Адамом.

— Во-первых, ты установил для меня массу правил, и, во-вторых, я не сделал ничего из ряда вон выходящего. Просто решил нанести короткий визит кое-кому, а потом потерял счет времени.

Адам простонал в трубку:

— Я не шучу — ты должен вести себя более ответственно. И не допустить подобного снова. А я собираюсь составить новый список теорий, основываясь на том, что ты узнал сегодня.

— Хорошо.

— Да, кстати… Холли спрашивала, как твои дела, — добавил Адам, и я услышал, как он быстро застучал по клавишам, печатая что-то. — Первый раз она звонила около часа назад и еще минут за пять до нашего разговора.

Всего на несколько секунд я забыл обо всех перипетиях своей запутанной жизни и снова стал самим собой — Джексоном Майером. Обычным парнем, который обрадовался, что девушка, которая ему понравилась, проявляет к нему интерес. И хотя я намеревался вести себя осторожно и не слишком с ней сближаться, мне все равно было приятно это слышать. Она сделала меня счастливым… а сейчас это было нелегкой задачей.




Глава двадцать первая


Пятница, 12 октября 2007 года,

10 часов 00 минут




Я стоял напротив витражных окон Метрополитен-музея, смотрел на толпы проходивших мимо людей и уже начинал по-настоящему злиться на Адама. Ведь это он поднял меня с постели в три утра, прислав сообщение с текстом: «Встретимся у музея в девять тридцать… серьезный суперсекретный физический эксперимент… сумасшедшие ученые правят миром!»

— Ты даже не представляешь, как сложно узнать тебя в шапке!

Я резко обернулся и чуть не столкнулся носом с… Это определенно был не Адам.

— Холли? Что ты здесь делаешь?

— У нас экскурсия, — сообщила она с улыбкой и тут же показала глазами на большую лужайку рядом с музеем. — Но я сбежала, и ты будешь моим сообщником.

Должно быть, я выглядел совершенно сбитым с толку, потому что она рассмеялась.

— Я не могу… Я встречаюсь с Адамом.

Холли покачала головой:

— Адам сейчас спит на тригонометрии.

— Не может этого быть. Он должен прийти сюда, — возразил я, уже совершенно ничего не понимая.

На лице Холли внезапно появилось испуганное выражение, и, схватив меня за руку, она юркнула за статую.

— Извини, в эту сторону смотрел мистер Орман, мой учитель по театральному искусству. — Она снова взглянула на меня, и ее щеки слегка порозовели. — Адам не отправлял тебе сообщения. Это сделала я.

Ее признание потрясло меня. Неужели Холли сама предлагает мне авантюрное приключение?

— Ты отправила мне сообщение с телефона Адама в три часа утра?

— Угу, — подтвердила она. — Он помогал мне готовиться к зачету, и в итоге мы просидели над учебником всю ночь, а потом он уснул и… Я вспомнила, как ты рассказывал про Центральный парк. Что это твое любимое место…

Если бы так поступила Холли «ноль-ноль девять», я бы тут же поцеловал ее. Но это была другая Холли, поэтому, чтобы заполнить внезапно возникшую неловкую паузу, я принялся задавать вопросы.

— Твоя вечно беспокоящаяся за все мама разрешила тебе остаться на ночь у Адама? И ты не боишься проблем из-за того, что сбежала с экскурсии?

Она посмотрела на меня круглыми глазами:

— Я сказала ей, что буду ночевать у Джаны. Кроме того, мы ведь занимались. А в Нью-Йорк мама никогда не отпускает меня одну. Так что это мой единственный шанс. Так ты со мной или нет?

Я заметил, что она повернулась в сторону выхода, и понял, что улыбаюсь.

— С тобой, конечно.

Холли оглянулась на меня через плечо и тоже улыбнулась:

— А я была уверена, что ты догадаешься, от кого пришло сообщение.

Я рассмеялся:

— Фраза «сумасшедшие ученые правят миром» должна была меня насторожить, но я подумал, что Адам, наверное, выпил лишнего…

Холли развернулась ко мне лицом — теперь она шла по тротуару спиной вперед.

— Это потрясающе! Поверить не могу, что я сделала это! Тоби подменит меня на работе, а мистер Орман не собирался возвращаться с нами на автобусе. Так что в моем распоряжении почти целый день!

— Ты могла бы стать неплохой шпионкой или сыщиком! — поддразнил ее я.

Холли вздохнула:

— Хотелось бы, но, если бы я занялась шпионажем, мои способности к языкам подвели бы меня.

Чтобы войти в Центральный парк, мы обошли музей и спустились под мост. Я взял у Холли сумку и закинул на плечо.

— Какая тяжелая! Что у тебя там?

— Плед и три книги на случай, если мне вдруг захочется долго-долго лежать на солнце и читать, — сказала она. — И… много всякой еды.

— Похоже, ты все хорошо продумала. А почему ты выбрала меня в свои сообщники?

Холли рассмеялась, не сводя глаз с деревьев вдалеке.

— Ну… я подумала, что раз уж я собираюсь взять с собой кого-нибудь, то, наверное, стоит пригласить человека, которому не придется прогуливать школу.

— Понятно! То есть причина не в том, что я потенциально плохой парень и бунтарь?

Она широко улыбнулась мне:

— Конечно, и это тоже!

Мы нашли отличную лужайку около игровой площадки. Холли расстелила плед рядом с качелями.

— За моим домом стояли похожие качели, но я почти никогда не использовала их по назначению.

— А что же ты делала? — удивился я.

— Смотри! — Холли взобралась по красному металлическому столбу и схватилась руками за верхнюю перекладину. Подтянув к ней подбородок, она вдруг сделала сальто и снова повисла так, что ее голова торчала над перекладиной, а ноги болтались.

— Неплохо, я тоже хочу попробовать.

— Вперед!

Так же, как Холли, я подтянулся и перевернулся через перекладину.

— А это не так сложно, как мне казалось!

— У тебя отлично получается! Нужно попросить Тоби показать тебе несколько упражнений на перекладине.

Я спрыгнул на траву и ждал, что она последует за мной. Но вместо этого Холли сначала зацепилась ногой за верхнюю перекладину, а потом встала на ней боком.

— Холли, мне кажется, тебе не следует…

— Не переживай, я делаю это с пяти лет. — Она непринужденно развернулась в другую сторону и прошла по перекладине, обхватывая ее пальцами ног. В этот момент я думал только о том, что она может упасть и разбиться, ударившись о землю.

— Ты очень меня пугаешь! Пожалуйста, спускайся! — умоляюще попросил я.

— Когда я впервые проделала это, мама мыла тарелки на кухне. Она выглянула из окна и, увидев меня, выскочила на улицу с громким криком — требовала, чтобы я немедленно спускалась. Я послушалась, а потом она целый вечер не разговаривала со мной. — Холли снова повисла на перекладине, несколько раз повторила сальто и, сделав в воздухе кувырок назад, с легкостью приземлилась на ноги.

Я облегченно вздохнул, и она рассмеялась.

— У меня чуть сердечный приступ не случился. Ты как обезьянка из джунглей.

Холли направилась ко мне, и, как только она оказалась достаточно близко, я схватил ее за руку и потянул к пледу.

— Сядь, пожалуйста.

Она округлила глаза, но послушалась. Я растянулся рядом с ней и стал смотреть на облака, плывущие над кронами деревьев. Холли тоже легла.

— Тебе лучше? — спросила она. — Желудочный грипп — это ужасно.

— Да, гораздо лучше. Тогда у меня был очень тяжелый день. — Я повернулся на бок лицом к ней. — Можно спросить тебя кое о чем?

— Да.

— Если бы ты могла изменить что-нибудь в прошлом? Например… ты совершила плохой поступок или хочешь оставить о себе хорошие воспоминания. Ты бы это сделала?

Она тоже повернулась ко мне:

— Почему ты спрашиваешь? Это настолько неопределенный вопрос, что на него сложно ответить.

Я поднялся на локте.

— Мне приснился сон прошлой ночью. О том, как однажды я очень плохо поступил со своей сестрой.

— Что ты тогда сделал? — поинтересовалась она.

— Рассказал другу одну очень неприятную вещь о ней, а он разболтал это всей школе. Нам было по двенадцать лет, и я пытался произвести впечатление.

— Какую именно неприятную вещь? Если ты рассказал о том, что она намочила штанишки в три года, это не так уж страшно.

Я наморщил нос:

— Это была совсем свежая история о том, что она портит воздух.

Холли прикрыла рукой рот:

— Ох, это очень плохо.

— Согласен… Так вот, в моем сне я был такой, как сейчас, уже взрослый. И знал, что могу предотвратить тот случай, хотя это все равно ничего не изменит ни в настоящем, ни в прошлом.

— То есть, твоя сестра не узнает, что ты раскаялся?

— Именно так.

— Но для тебя это было бы важно?

— Да.

Холли помолчала минуту, а потом ответила:

— Мне кажется, это даже благородно — попытаться все исправить.

— Но я ведь ничего не смогу изменить.

— Да, и все же иногда очень тяжело поступить правильно. Чем чаще ты это делаешь, тем легче становится. Даже если это только во сне.

Я снова повернулся на спину.

— Думаю, ты права.

Холли придвинулась ближе ко мне и принялась до хруста ломать пальцы. Похоже, ее что-то беспокоило.

Продолжая смотреть на небо, я потянулся к Холли и расцепил ее руки. Одну из них я опустил на плед между нами и положил рядом свою. Через несколько секунд ее пальцы уже гладили мою ладонь. Я сжал их и зажмурился.

— Хол?

— Да?

— Расслабься, ладно? То, что ты здесь, рядом со мной, — этого больше чем достаточно. У меня нет других планов.

И это было правдой. Я дышал терпким осенним воздухом, в котором чувствовался запах дыма, и мой большой палец описывал круги на тыльной стороне ее ладони.

— Ты совсем не такой, как я себе представляла, — тихо сказала она.

Я улыбнулся про себя:

— А ты именно такая, как я думал.

Она положила голову мне на плечо. Я почувствовал ее губы на своей щеке, и теплая волна прокатилась по всему моему телу. Протянув руку, я положил ладонь на щеку Холли. Я готов был оставаться здесь целую вечность — и не важно, в каком году это происходило бы.

Это напомнило мне первый раз, когда мы спали вместе (конечно, это было с Холли «ноль-ноль девять», и я не нарушал никаких законов). Безумная идея сделать это зародилась у меня в голове не так давно. И у меня были грандиозные планы. И все же мое самое любимое воспоминание о том дне никак не связано с основным событием.

Это было в середине июля две тысячи девятого года, через пару дней после того, как нас вместе застал отец.

Наконец-то мы оказались одни у меня дома. Дверь в спальню была заперта. Громко играла красивая музыка. И ничто не могло помешать нам сделать то, что мы запланировали.

Холли стянула платье через голову и на четвереньках принялась пятиться назад по кровати. Я взялся за резинку ее розовых трусиков и принялся стаскивать их. Мои губы следовали за руками.

Она запустила пальцы мне в волосы и прошептала:

— Я никогда не делала этого.

Моя рука остановилась, так и не добравшись до ее бедра. Это ее заявление можно было понимать по-разному.

— Никогда не делала чего?

— Не занималась сексом.

Я никак не ожидал этого услышать. Даже в самых смелых фантазиях я не мог представить, что Холли девственна.

Я снова опустился на колени, чтобы взглянуть ей прямо в глаза.

— Никогда?

Она покачала головой и спрятала лицо в ладонях:

— Мне нужно было сказать об этом раньше.

— Холли, в этом нет ничего страшного. Нам не обязательно…

— Нет, я хочу. — Она опустила руки и, упав на живот, зарылась лицом в подушку. — Сама не верю, что только что это сказала.

Я лег рядом и положил руку ей на спину:

— Все хорошо.

— Обещай, что ты не будешь смеяться надо мной, если я расскажу тебе кое-что?

Я поднял вверх правую руку:

— Слово скаута.

Она улыбнулась и села, скрестив ноги:

— Однажды я почти сделала это. Мы с Дэвидом планировали это большое событие — избавиться от недостатка, начинающегося на букву «д», — в ночь студенческого бала.

Я старательно сдерживал улыбку. Холли заметила это и закатила глаза:

— Я понимаю, что в этом нет ничего оригинального. И все же мы подготовились и сняли номер в отеле, но у Дэвида возникла небольшая проблема, и он испортил все презервативы, которые принес с собой.

— Ты вроде бы сказала, что никогда…

— Нет, все это случилось еще до того, как я сняла платье. Не буду рассказывать тебе подробности.

Я громко расхохотался, но Холли так посмотрела на меня, что я тут же закрыл рот.

— Но мы все равно решили пойти в магазин и купить еще одну коробку.

— Надеюсь, побольше…

Она рассмеялась и кивнула:

— Там мы все время смотрели по сторонам, чтобы случайно не натолкнуться на знакомых. А когда подошли к кассе, Дэвид обнаружил, что не взял с собой бумажник и ему нечем расплатиться. У меня тоже не было кошелька, так что мы попросили женщину за кассой отменить покупку. А она включила микрофон и вызвала менеджера. В тот момент мы с Дэвидом могли думать лишь о том, как поскорее убраться оттуда, а она пыталась убедить менеджера дать нам презервативы бесплатно.

Я покатился со смеху, и Холли присоединилась ко мне.

— Здорово, и чем все закончилось?

— Я сказала «спасибо, не нужно» и потащила Дэвида к выходу. А потом сообщила ему, что, видимо, это был знак и нам не стоит продолжать. По крайней мере, не в этот раз.

— И вы вернулись в отель и посмеялись над тем, что произошло?

Она снова легла рядом со мной.

— Не совсем так. Самолюбие Дэвида немного пострадало. Он заснул сразу, как мы пришли в номер, или притворился спящим, чтобы не разговаривать со мной.

— И вы больше не пытались?

Холли покачала головой:

— Нет. И вовсе не из-за его фиаско с презервативами. Но той ночью я могла думать только об одном: неужели Дэвид — единственный парень, которого я когда-либо поцелую? И не знала, готова ли я утвердительно ответить на этот вопрос, а потом сомнения начали расти как снежный ком. Я понимала, что мы с ним движемся в разных направлениях, и мне казалось, что я совершаю ошибку.

Я обнял ее за талию и притянул к себе.

— Ты так серьезно ко всему относишься, да?

Она прижалась щекой к моей груди.

— Ты тоже серьезный человек, только не хочешь этого признавать. Как, например, насчет классической литературы, которую ты тайком читаешь?

— Это ведь для школы.

— Но ты ведь уже определился со своей специализацией. Джексон, и еще кое-что…

— Да?

— Я действительно этого хочу, — сказала она.

Не ответив, я прикоснулся губами к ее плечу и закрыл глаза. Я знал, что ей пришлось собраться с силами, чтобы сказать это, но некоторые моменты все равно беспокоили меня.

— Джексон?

Я тяжело вздохнул и откинул голову на подушку:

— Может быть, в другой раз.

— Более подходящий, чем сегодняшний вечер? — Она ослабила объятия и принялась отодвигаться от меня.

— Я не хочу причинить тебе боль, — чуть слышно прошептал я.

Мысль о том, что ей может не понравиться, мешала мне продолжать то, что мы начали. Я не мог вспомнить, когда в последний раз был с девственницей, — даже просто общался. Может быть, никогда.

Я погрузился в глубокие размышления, а Холли в этот момент принялась покрывать поцелуями каждый сантиметр моего тела. Ее руки проделывали такие вещи, что мой мозг отказывался мыслить логически. Застонав, я закрыл лицо руками:

— Холли, что ты делаешь?

— Джексон, посмотри на это с другой стороны. Ты намекаешь, что мне нужно поискать себе другого парня? — она дразнила меня, и ее голос звучал весело.

— Нет.

— Значит, ты бросишь меня ради какой-нибудь распущенной девицы?

— Нет, конечно.

— Тогда я не вижу другого продолжения наших отношений, если только ты не давал обет безбрачия.

— Ни в коем случае.

Она рассмеялась и, положив ладони мне на щеки, прижалась своим лбом к моему.

— Я хочу, чтобы это был ты.

— Почему?

Она поцеловала меня в губы:

— Потому что… я так хочу, тебе ясно?

Я прекрасно понимал, о чем она сейчас умолчала. Эти три слова мы друг другу не говорили.

— Ты должна сказать мне, если будет больно. Обещаешь? — попросил я. У меня уже тряслись руки.

Холли взяла мою ладонь и приложила к сердцу.

— Клянусь.

— Хорошо.

Она поцеловала меня в щеку:

— По-моему, я впервые вижу, чтобы ты так нервничал.

Я действительно переживал и никогда в жизни еще так не медлил. Холли, смеясь, назвала меня экспертом в надевании презервативов, и мне пришлось сказать, что я практиковался, когда был младше. Так и было — лет в четырнадцать. Как бы то ни было, нам с Холли удалось превратить этот неприятный и неловкий момент в чрезвычайно веселый.

Что касается самого секса, то, мне кажется, все прошло великолепно. И в основном благодаря тому, что Холли никогда не притворяется. А еще она умеет сделать так, что я чувствую себя частью чего-то важного. Как будто мы каждый раз создаем воспоминание, которое невозможно будет забыть. Вот я, к примеру, очень порывистый человек. Чего бы мне ни захотелось, я тут же стараюсь сделать это. Но у меня возникло чувство, что Холли уже давно начала планировать эту ночь и прокручивала ее в голове во всех подробностях. И я был в восторге от того, что она захотела сделать меня частью этого события.

Позже мы вместе принимали душ. Холли стояла на цыпочках и, скрестив руки, крепко обнимала меня за шею. Она прижималась лицом к моей груди, вода стекала с нас потоками. Мне показалось, что она специально прячет лицо, чтобы скрыть слезы. И я боялся спрашивать ее, в чем дело. Некоторое время мы продолжали стоять, обнимая друг друга. А потом она прошептала:

— Спасибо.

Тогда мне впервые захотелось признаться ей в любви. Эти слова прозвучали бы вполне естественно и идеально могли вписаться в атмосферу момента. Но стоило мне задуматься, что я чувствую на самом деле, как язык отказался повиноваться. Так что вместо «я тебя люблю» я произнес:

— Ты знаешь, что у тебя веснушка на…

Она закрыла мне рот рукой.

— Да, знаю.

Потом мы снова смеялись, и это задало тон всей ночи. Холли сидела на кухонном столе и слушала мои шутки, пока я готовил яичницу. Завернувшись в мой синий купальный халат, с влажными волосами и до сих пор играющим румянцем на щеках она выглядела великолепно.

И сейчас, оглядываясь назад, я понимал, что был бы абсолютно счастлив, если бы это мгновение растянулось на долгие недели или даже месяцы.

Все, что произошло, нельзя было назвать идеальным, и все же это было великолепно.

Я был настолько погружен в воспоминания о Холли «ноль-ноль девять», что не заметил, как дыхание Холли «ноль-ноль семь» стало очень глубоким, и она начала пускать слюни на мою толстовку. Я отпустил ее руку, обнял и притянул поближе, чтобы голова Холли не касалась земли. Поворочавшись минуту, девушка подняла голову:

— Я уснула, да? — Она вытерла лицо рукавом, и я улыбнулся:

— Почему бы и не вздремнуть, если прогуливаешь занятия?

Холли села и залилась румянцем:

— Извини, я из тех, кто может уснуть в пробке под непрерывные гудки автомобилей.

— Видимо, у тебя вчера было много домашней работы?

— Да, и еще подготовка к тесту академических способностей. Я планирую сдать его через несколько недель.

Я сел напротив нее:

— У меня были неплохие результаты. И я по-прежнему хочу помочь тебе.

— Что значит «неплохие»?

— Тысяча девятьсот семьдесят баллов.

Ее брови поползли вверх.

— Это отличный результат! Мне нужно набрать тысячу девятьсот, чтобы попасть в Нью-Йоркский университет. Хотелось бы проявить себя еще лучше и получить стипендию. Я очень на это надеюсь.

— Не сомневаюсь, у тебя все получится. Я практически уверен в твоем успехе.

— Небольшая помощь не помешает, — с улыбкой сказала она и начала наклоняться ко мне, как будто собиралась поцеловать. Я уже готов был броситься к ней, но вдруг почувствовал внутреннее напряжение. Что-то еще, помимо предупреждения Адама, мешало мне. Мог ли я изменять Холли с Холли? Не слишком ли она мала, чтобы целоваться с таким, как я? И можно ли считать, что я поцелую свою Холли?

Мне было страшно принимать решение и, поднявшись с земли, я протянул Холли руку:

— Давай прогуляемся, это поможет тебе проснуться.

Она убрала плед в сумку и тоже встала.

— Куда пойдем?

Я почувствовал, что Холли продолжает держать меня за руку, и улыбнулся. Когда мы направились вперед по дорожке, она еще сильнее сжала мои пальцы.

— Ты была когда-нибудь в саду Шекспира?

— Нет.

— Это недалеко.

Когда мы добрались туда, Холли направилась к первой табличке, чтобы прочитать надпись на ней. Я сделал шаг в ее сторону, и тут мимо меня проскользнул невысокий мужчина с рыжими волосами, который тихо произнес:

— Джексон, рад снова видеть тебя.

У меня перехватило дыхание, и кровь застучала в ушах, но я все равно постарался сфокусировать взгляд, когда он повернулся ко мне лицом. Это был именно он — тот самый человек, который два года спустя ворвется в комнату Холли в общежитии. Он развернулся и пошел в противоположную от меня сторону, его шаги становились все шире и быстрее, и, не задумываясь, я последовал за ним.

Моя рука инстинктивно потянулась в карман за складным ножом, и я сжал его в кулаке. Быстрый шаг рыжеволосого сменился легким бегом, и я тоже побежал, не говоря ни слова. Через некоторое время он сошел с дорожки и начал уводить меня в другую часть парка, густо заросшую деревьями.

Мое сердце колотилось в такт бегу. Казалось, он не знает о том, что я преследую его, но вдруг рыжеволосый остановился напротив одного из деревьев и поднял вверх руки, как будто признавал поражение.

— Я надеялся, что ты пойдешь за мной.

Я подошел ближе. Возможно, он заманил меня в ловушку и имел при себе более современное оружие, чем мой старый складной нож, но я был слишком зол, чтобы думать об этом. Когда парень повернулся, я внимательно посмотрел на его лицо и чуть не рухнул на землю с сердечным приступом. Над левым глазом у него была рана — настолько свежая, что из нее еще сочилась кровь, а рядом с ней красная отметина — отпечаток каблука туфли Холли из две тысячи девятого года.

Это не могло быть совпадением, так ведь?

— Как тебе удалось?.. Я не…

Я замолчал, потому что он выдержал мой взгляд абсолютно спокойно, и выражение его лица не изменилось. Меня же переполняли эмоции.

— Джексон… что ты… делаешь? — раздался у меня за спиной тихий голос Холли. Она прерывисто дышала — видимо, бежала за мной.

Я быстро оглянулся через плечо, потом снова посмотрел на рыжеволосого, стараясь придумать, как лучше сформулировать свой вопрос.

— Как ты… попал сюда? Откуда?

Он поднял брови, и его рот медленно расплылся в ухмылке:

— Интересно. Почему бы тебе не рассказать мне, как ты здесь очутился?

Мне хотелось ударить его, чтобы стереть с лица эту ухмылку, но вдруг у меня за спиной раздался крик. Я оглянулся и увидел высокую блондинку, которая одной рукой схватила Холли за горло.

Меня затошнило. Боже мой, не может быть, чтобы это случилось снова! И откуда взялась эта женщина?

— Рена, я надеялся, что ты появишься раньше, — произнес рыжеволосый так, словно она опоздала на ужин или прием к стоматологу.

— Все сложилось немного не так, как мы ожидали, — объяснила она.

Мой взгляд метался между ними и наконец остановился на лице Холли. Слезы в два ручья текли у нее по щекам, пока она пыталась вырваться из захвата Рены. Увидев панику в ее глазах, я совершенно потерял над собой контроль. А Холли продолжала пинаться, стараясь освободиться. Мне нужно было что-то предпринять.

Я выхватил нож, и в то же мгновение рыжеволосый у меня за спиной закричал:

— Рена, берегись!

Но он предупреждал не обо мне. Внезапно из-за кустов выскочил мужчина и, приблизившись к ней со спины, схватил ее так же, как она держала Холли. Глаза Рены закатились, и она завалилась на бок на траву, увлекая за собой свою жертву и нападавшего. Холли высвободилась и поднялась на ноги. Потом согнулась, опираясь руками о колени.

— Даже не пытайся выкинуть сейчас какой-нибудь трюк, — раздался женский голос позади меня и Холли.

Мы одновременно обернулись. Увидев мисс Стюарт — секретаршу отца, выполнившую идеальный удар с разворота, я открыл рот от удивления. Каблук ее высокого кожаного сапога попал прямо в лицо рыжеволосому, заставив его отступить в кусты. 2:0 в пользу модной женской обуви.

Мисс Стюарт бросилась вслед за незнакомцем.

А я пошел в другую сторону. Холли уже бежала ко мне, и я крепко обнял ее. Она выглядела потрясенной и ничего не понимала — так же, как и я. И тут я увидел, что с земли поднимается мой отец. Быстро собравшись с мыслями, я понял, что это он только что спас Холли. И при этом двигался так быстро, что я не узнал его.

— Какого черта… — начал было я, но он поднес руку ко рту и принялся бормотать что-то в рукав на неизвестном мне языке.

Потом он дотронулся до плеча Холли:

— Ты в порядке?

Но она попятилась назад, вытаращив глаза. По-прежнему прижимая одну руку к груди, Холли опустила другую в карман и достала баллончик с перцем, который всегда носила с собой.

Отец поднял руки вверх и произнес:

— Я не причиню тебе вреда.

Я уже не знал, кому верить, и внезапно мне захотелось вырвать баллончик у Холли и брызнуть перцем в сторону отца — просто так, на всякий случай.

— Джексон, с тобой все в порядке? — обратился он ко мне.

Я посмотрел на блондинку, лежавшую без чувств на земле, а потом на Холли. Она уже все сопоставила, поняла, что все эти люди мне знакомы, и, значит, я заодно с ними. Она снова подняла баллончик и направила его на меня.

— Холли, успокойся, я знаю не больше, чем ты, — сказал я, и она опустила руку.

Мисс Стюарт вернулась вместе с мужчиной приблизительно того же возраста, что и мой отец.

— Объекту удалось уйти, — сообщил он.

— Мы могли бы его догнать, но… Что, черт возьми, мы должны делать, если он…

Отец жестом велел ей замолчать, поднес палец к уху и замер секунд на десять.

— Разберись с этой спящей красавицей, — бросил он мужчине, который появился вместе с мисс Стюарт.

Тот поднял тело блондинки, перекинул его через плечо и ушел.

— Юная леди, оставайтесь на месте, — твердо произнес отец, обращаясь к Холли, которая отступала, намереваясь убежать.

У нее по щекам снова потекли слезы. Я никогда еще не видел свою девушку такой испуганной. Она принялась нажимать на кнопки мобильного телефона, пытаясь набрать сообщение.

— Стюарт, нужно очистить территорию. Встретимся в условленном месте, — обратился отец к своей секретарше. Она скрылась из виду, и в ту же секунду он выхватил баллончик с перцем и мобильный телефон из рук Холли.

— Я уверен, что у тебя много вопросов по поводу произошедшего, но мы не можем обсуждать их здесь, — сказал он и, взяв Холли за плечи, развернул ее в сторону дорожки, которая вела к тротуару.

— Что ты делаешь? — спросил я. Мне не нравилось, что он прикасается к ней.

— Хочу убедиться, что она доберется до дома в целости и сохранности. — Отец продолжал вести Холли к тротуару. — Мы и так устроили тут непонятно что! Я не намерен больше допускать ошибок.

Несколько секунд она послушно шла вперед, а потом вдруг изо всех сил наступила отцу на ногу и ударила его локтем в пах. Правда, удар вышел настолько слабым, что отец даже не поморщился. Но теперь он крепко стиснул ее плечи и повел к машине.

— Пожалуйста, отпустите меня! Я ничего не скажу… пожалуйста! — тихо умоляла она.

— Обещаю, тебе никто не причинит вреда, — произнес отец, а потом достал бумажник и, раскрыв его, показал удостоверение с фотографией наверху и словом «ЦРУ» сбоку. — Я все объясню через минуту.

Пока мы шли к длинной черной машине, я раздумывал, не схватить ли Холли за руку и не убежать ли вместе с ней, но потом я увидел, что это наша машина с нашим водителем Кэлом, который сегодня утром отвозил меня к Метрополитен-музею.

— О боже, — пробормотала Холли, когда отец открыл дверь. — Пожалуйста, отпустите меня.

— Будет гораздо проще, если ты пойдешь сама, — ответил он ей. — Доверься мне.

— Зачем ей садиться в машину? — в отчаянии спросил я.

Отец мрачно посмотрел на меня. Я послушался, потому что у меня не было выбора.

Губы Холли дрожали, она вытерла слезы и села в машину. Два ряда задних сидений были повернуты друг к другу, и отец сел напротив Холли. Я сел рядом с ней, и в закрытом пространстве салона стало лучше слышно, как громко стучит мое сердце.

— Кто… вы? — выдавила Холли.

Судя по всему, удостоверение агента ЦРУ не убедило ее, и она решила, что мы с отцом — сообщники в каком-нибудь преступлении, а не близкие родственники.

— Это мой отец, — сказал я.

— Понятно, — медленно произнесла она.

Отец секунду колебался, не сводя с меня глаз.

— И я работаю на ЦРУ.

Холли покачала головой и, вздохнув в знак поражения, откинулась на спинку сиденья.

— Страшнее и быть не может… Вы не собираетесь меня отпускать, так ведь? Убьете, и я стану еще одной пропавшей девушкой, фото которой покажут по телевизору.

— Замолчи, — приказал отец и указал в окно машины, — и посмотри, где мы.

Я выглянул в окно одновременно с Холли и увидел, что машина остановилась около музея — там, где мы с ней стояли пару часов назад, прямо позади большого школьного автобуса желтого цвета.

— Видишь, как я и обещал. Мы доставили тебя назад в целости и сохранности.

— Но… как же те люди… и…

— Те, кого мы преследовали, — террористы.

— Террористы? — переспросила она.

— Послушай, я считаю, что нам следует сообщить твоим родителям о сегодняшнем происшествии, — произнес отец ровным голосом, который мог, наверное, успокоить любого даже в зоне военных действий.

Холли решительно закрутила головой.

— Я бы не советовала вам это делать… Мама тогда больше не выпустит меня из дома.

— Ну, если ты так считаешь…

У меня было такое чувство, что отец рассчитывал услышать от Холли именно этот ответ. Похоже, он предвидел, как она отреагирует на его предложение. Интересно, что еще он о ней знает?

— Да, так будет лучше всего, — она с нетерпением посмотрела в окно. — Теперь я могу идти?

Отец кивнул и взялся за ручку двери, намереваясь открыть ее.

— Холли, агенты практически никогда не раскрывают себя. Когда это происходит, мы фиксируем все документально, и потом, если вдруг случается утечка информации, можем точно установить ее источник. Не забывай об этом!

— Я поняла, — прошептала она, едва дыша.

— Отлично.

Холли смотрела на меня, как на незнакомца, и это не предвещало ничего хорошего.

— Я пойду с тобой, Хол.

— Не нужно… Я хочу побыть одна.

— Надеюсь, мы увидимся на работе?

— Да… на работе, — произнесла она, выпрыгивая из машины и захлопывая дверь.

Я остался и смотрел ей вслед, пока автомобиль не тронулся с места. Тогда я повернулся к отцу:

— Если с ней что-нибудь случится…

— Ничего не случится. Можешь мне поверить, — сказал он. — Но я должен спросить… сколько тебе сейчас лет, Джексон?

Он знал. Неужели дело в моих намеках? Нет, это результаты медицинского обследования.

У меня еще никогда так сильно не колотилось сердце. Но я старался держать себя в руках, осознавая, что любые мои слова могут быть использованы против меня.

— Ты знал моих настоящих родителей? — спросил я в надежде, что резкая смена темы выбьет его из колеи.

Он покачал головой:

— Не совсем… нет.

— А с кем мы с Кортни жили первые одиннадцать месяцев нашей жизни? Доктор Мелвин рассказал мне об этом.

Отец уставился в окно, но его лицо по-прежнему не выражало никаких эмоций.

— Этот человек больше не мог заботиться о двух детях. Это все, что я знаю.

Понятно, судя по всему, он не собирается открывать мне подробности.

— Почему я такой?

Отец отвернулся от окна и снова посмотрел на меня. Было очевидно, что он настроен по-деловому.

— Я не могу ответить на твои вопросы, пока не задам свои. Расскажи о своих способностях. Как я понимаю, ты можешь свободно их использовать?

Мне очень захотелось его ударить. Он лгал в тот день, когда привез меня к доктору Мелвину. Как я мог верить хотя бы одному его слову? Но тут кое-что пришло мне в голову, и я удобнее устроился на сиденье.

— Папа, я не раскрою своих тайн, которые ты так стремишься узнать, не получив ничего взамен.

— Что, например? У тебя же все есть.

— Во-первых, никаких больше разговоров о школе. И я не брошу работу.

Он покачал головой и минуту пристально смотрел на меня, прежде чем заговорить:

— Ты устроился на работу из-за Холли? Для парня твоего возраста это странный поступок.

— И какой же у меня возраст? — со вздохом спросил я, понимая, что должен раскрыть некоторые секреты. — Через два года в будущем, где Холли была моей девушкой, с ней кое-что произошло. После этого я попал сюда и никак не могу вернуться, поэтому собираюсь сделать все возможное, чтобы предотвратить ту ситуацию. Но, в отличие от тебя, не представляю, как это осуществить. Так что я хочу, чтобы ты поделился со мной профессиональными знаниями. Это моя вторая просьба. Ты должен научить меня каким-нибудь шпионским штучкам.

— Что случилось, Джексон? Ты можешь мне рассказать, — сказал он.

С одной стороны, я видел перед собой отца, а не чужого мне человека, от которого вынужден был бы все скрывать. И мне очень хотелось спросить у него, как тот, рыжеволосый, мог оказаться сначала в будущем, а потом вернуться назад в две тысячи седьмой год. И почему рана у него на лице выглядела одинаково — это был свежий отпечаток каблука туфли Холли, как будто она только что ударила его.

— Не сейчас.

Со вздохом отец кивнул:

— Хорошо, у меня есть масса советов для начинающих, а также несколько пособий, которые ты сможешь изучить. Честно говоря, сейчас я как раз тренирую группу агентов.

Я слегка улыбнулся, несмотря на то, что в воздухе по-прежнему витало напряжение.

— Твоя секретарша входит в эту группу?

Он улыбнулся:

— Да, она одна из них.

— Сколько ей лет? — Мне до смерти хотелось узнать это с того момента, как она попросила называть ее мисс Стюарт.

— Девятнадцать.

— ЦРУ принимает на работу тинейджеров?

— Да, в некоторых необычных ситуациях, — сказал он, осторожно подбирая слова. — Дженни Стюарт у нас относительно недавно. Когда ты встретишь ее снова, не нужно ей говорить, сколько тебе в действительности лет и как ты сюда попал.

Я слегка улыбнулся, потому что знал — она не хотела бы, чтобы я узнал ее имя.

— Я никому не скажу. Я же не идиот.

— Значит, Холли не в курсе? — спросил отец.

— А ты как считаешь? — удивился я. — Она думает, что я — парень из Джерси, который бросил школу.

Впервые за все время на лице отца появились признаки беспокойства.

— Она уже так не считает. Я поручил агенту Стюарт проверить ее и… пригласить к нам домой на корпоративную вечеринку.

Я потер руками глаза и застонал:

— Отлично. Сначала вы напугали Холли, а как только она узнает про мою ложь, то начнет меня ненавидеть. Ты серьезно говорил про вечеринку? Это может быть интересно.

— Извини, я подумал, что можно все уладить, — со вздохом произнес отец. — Когда она увидит, что мы самые обычные люди.

— Мы никогда не стали бы для нее нормальными даже без упоминания ЦРУ. — Я решил сменить тему, чтобы не накричать на отца. — А как же твой офис генерального директора, где я столько раз бывал?

— Это государственная компания, но все сделано так, чтобы она производила впечатление частной. Мое участие в повседневных делах минимально.

Это прозвучало настолько обыденно, что я пришел в ярость:

— Отлично, сначала я выясняю, что ты не мой отец, теперь ты оказываешься агентом ЦРУ, а все, что я знал о твоей работе, — вымысел. Сплошная ложь. Что я вообще о тебе знаю?

— Джексон, все очень непросто. Если мы, секретные агенты, не будем тщательно скрывать, чем занимаемся, это может стоить жизни многим людям.

Я откинулся на спинку сиденья и, скрестив на груди руки, уставился на него.

— Тогда скажи мне, в чем заключается твоя работа? Ты борешься с плохими парнями, которые перемещаются туда-сюда во времени, не меняя одежды и со свежими ранами на лице?

— Мне кажется, нам нужно к доктору Мелвину, — сказал отец.

— Не сейчас. Ты можешь отвезти меня, но я больше ничего не скажу. — Я повернулся к окну и увидел, как крупные капли падают на тротуар. Дождь усиливался.

— Мне нужно поехать на работу и выяснить, насколько сильно Холли теперь меня ненавидит.

Возможно, она так зла, что у меня вряд ли получится наладить с ней отношения. От этой мысли я почувствовал себя еще более одиноким, чем раньше.




Глава двадцать вторая


Пятница, 12 октября 2007 года,

14 часов 30 минут




Ко времени выхода на работу я успел продумать несколько вариантов разговора с Холли. Нужно было сделать так, чтобы она перестала злиться, но оказалось, что у Майка на меня свои планы.

— Я хочу, чтобы ты подновил надпись на стене у заднего входа. Пятница — не очень напряженный день, и я подумал, что мы можем сделать это сейчас. — Он стоял около белой стены и показывал на слово «Твистерс», выведенное на ней красными буквами. Краска местами потрескалась и начала отслаиваться.

К тому времени, когда я закрыл пленкой ковровое покрытие, поставил лестницу и взял лотки для краски, пришли Холли и Джана, у которых скоро начинались занятия. Увидев Холли, я тут же спрыгнул вниз и подошел к девушкам.

— Привет, Джексон, как дела? — поинтересовалась Джана с дружеской улыбкой.

Холли ничего не сказала ей — и это было хорошим знаком.

— Хорошо, а у вас? Правда здорово, что сегодня пятница? — спросил я, делая вид, что абсолютно спокоен.

— Не то слово! — она ткнула Холли локтем в бок, и та наконец-то подняла на меня глаза.

— Гм… да, пятница — это… хорошо, — сказала она, грызя ноготь большого пальца и переминаясь с ноги на ногу.

Джана посмотрела сначала на меня, потом на Холли и, покачав головой, отошла в сторону, как будто почувствовала, что нам нужно остаться наедине. Холли бросила взгляд на подругу и, казалось, готова была последовать за ней, но я протянул руку и преградил ей путь.

— Прости за то, что произошло сегодня утром. Я не ожидал, что нечто подобное может случиться, — сказал я и осторожно сжал ее руку выше локтя. Холли перевела взгляд на мои пальцы и напряглась.

— Я в порядке. В самом деле, ничего страшного… Клянусь, я никому не скажу.

Я не успел ничего ответить, потому что она поднырнула под мою руку и быстро ушла.

Майк вышел из кабинета и громко захлопал в ладоши.

— Джексон, приступай! Мне не терпится посмотреть, что у тебя получится!

Выбора у меня не было, так что пришлось вернуться к работе. Я наблюдал за Холли все время, пока она вела занятия, и понимал, что ее нервы на пределе. Мне хотелось одного — снова лежать рядом с ней на траве; я давно не чувствовал себя так хорошо и спокойно. Но весь оставшийся вечер мне пришлось таращиться на стену.

— Эй, Холли, не хочешь пойти на вечеринку к моим родителям сегодня вечером? — прокричала Джана через весь зал в конце дня, когда они с Холли убирали маты после занятий. — Джексон, тебя я тоже приглашаю!

Чтобы ответить, я вынужден был спуститься на несколько ступенек.

— Извини, мне еще нужно поработать какое-то время, и у меня совершенно нет сил. Думаю, я пойду домой и сразу лягу спать. Но спасибо за приглашение!

— А я, наверное, приду, — сказала Холли, когда подруга подошла к ней поближе.

Порывшись в сумочке, Джана достала ключи.

— Отлично. Приходи, когда закончишь.

— Ты уже уходишь? — спросила Холли с паническими нотками в голосе. — Мне еще нужно заполнить кое-какие бумаги. Я обещала Майку оставить их у него на столе.

Но Джана уже развернулась к нам спиной и поднесла к уху мобильный телефон.

— Тогда заканчивай и приходи. А я поеду домой, а то мама начинает сердиться.

Как только Джана вышла из здания, Холли бегом бросилась в другой конец зала и, усевшись под гимнастическим бревном с большой пачкой бумаги, принялась что-то быстро писать.

Я вздохнул и снова взобрался на лестницу. Вернуть расположение Холли будет непросто. Ведь практически все, что я говорил ей, было ложью.

Мне нужно было взять большое ведро с красной краской, которое висело сбоку лестницы. Потянувшись за ним, я осторожно взглянул через плечо на Холли, но слишком сильно наклонился в сторону и через мгновение полетел вниз. Я упал на спину, лестница рухнула мне на живот, а ведро перевернулось у моих ног. Брызги краски разлетелись во все стороны.

— О боже! — раздался возглас Холли. Подбежав ко мне, она подняла лестницу. — С тобой все в порядке?

Я кивнул, потому что не мог говорить, — у меня перехватило дыхание.

Она наклонилась ближе, внимательно вглядываясь в мое лицо:

— Ты можешь сесть?

Я медленно поднялся, пытаясь сделать несколько коротких вдохов.

— Мы ведь все знали, что я когда-нибудь с нее упаду.

Холли улыбнулась, а потом огляделась по сторонам и нахмурилась:

— Майка хватит удар.

Я вытер краску с лица подолом рубашки и теперь был в состоянии оценить ущерб. Можно было подумать, здесь произошла кровавая резня.

— Черт, ты права. Хорошо, что я закрыл пол пленкой.

Холли поднялась на ноги:

— Пойду принесу бумажные полотенца из хозяйственной комнаты. Их понадобится очень много.

Мы вдвоем, не говоря друг другу ни слова, около получаса убирали краску, оттирали стены, сворачивали пленку и раскатывали новую. Холли не возражала, что я нахожусь так близко к ней, и это уже было достижением, пусть и небольшим.

— Спасибо за помощь, — сказал я через некоторое время.

Она рукой вытерла пот со лба, немного измазавшись в краске.

— Ты не виноват, что плохо справляешься с этой работой.

— Что ты имеешь в виду? — удивился я.

— Девушка, которая стукнула того придурка ногой в лицо… Я говорила с ней, когда твой отец выпустил меня из машины. Она рассказала, что тебе приговорили к общественным работам, — пожав плечами, объяснила Холли. — Ты был арестован или… что-то вроде того. Так что ты все-таки натворил?

Выходит, Дженни Стюарт придумала целую легенду для меня. Очень мило с ее стороны, вот только теперь для Холли я — избалованный сынок богатых родителей, нарушивший закон, а это гораздо хуже, чем просто избалованный сынок богатых родителей.

— А вот что, — сказал я со смехом и, взяв маленькую кисть, поднес ее к лицу Холли. А потом быстро, пока она не остановила меня, нарисовал красную полосу у нее на щеке.

Она тут же зажмурилась:

— Ты что?!

— И что ты теперь будешь делать? — спросил я, поддразнивая ее.

Холли схватила большой ролик из лотка с краской и подняла его, приготовившись к атаке:

— Давай, Джексон, подойди-ка поближе!

Я поднял руки вверх:

— Ладно, сдаюсь.

— Отлично! — Холли опустила валик вниз.

Но стоило мне потянуться за бумажными полотенцами, как я тут же почувствовал на своей спине липкий и мокрый от краски ролик. Я все еще сжимал в руке кисточку и, медленно выпрямившись, подошел вплотную к Холли, с ухмылкой глядя на ее довольное лицо. Я мазнул краской ей по переносице, а она, проскользнув под моей рукой, провела валиком по моему затылку. Так продолжалось еще пару минут, пока наконец мы окончательно не измазались в краске и я не упал на покрытый пленкой пол.

— Мне нужен перерыв.

Холли рассмеялась и села рядом со мной.

— Мир?

— Мир, — согласился я.

Несколько секунд мы молчали, и Холли снова занервничала: подтянула колени к груди и принялась грызть ногти. Я играл с браслетом у нее на лодыжке, пытаясь понять, какое у нее настроение. Она не отодвинулась, так что я решился на следующий шаг.

— Хочу, чтобы ты знала, — у меня не было никаких серьезных проблем с законом. Просто небольшое недоразумение с кредитной карточкой и поддельным удостоверением личности.

Она кивнула и, прижавшись щекой к коленям, спросила:

— Ты… в самом деле живешь на Манхэттене?

— Да.

Ее брови поползли вверх.

— Покажи мне водительское удостоверение.

Я за руку притянул ее поближе к себе и отдал свой бумажник. Порывшись в нем, Холли нашла то, что ей было нужно.

— Ты родился в девяностом году, как и я. И если бы не бросил школу, то учился бы в выпускном классе.

— Да, у меня ведь день рождения летом, так что я пошел в школу раньше.

— И где же ты учился? — поинтересовалась она.

— В одной очень престижной частной школе в районе Верхний Ист-Сайд, — со вздохом ответил я.

Холли наморщила нос:

— Фу!

— Сам знаю, — сказал я и повернулся на бок, чтобы видеть ее. — Мне нравится работать здесь, подальше от всех тех глупостей, с которыми я постоянно сталкивался в старшей школе. И клянусь, я понятия не имел, что сегодня такое случится! Это было ужасно!

— Но ведь ты все время жил в таких условиях?

Я стер краску у нее с левой щеки.

— Честно говоря, я совсем недавно узнал, где на самом деле работает мой отец. Пару месяцев назад, не больше. И все еще пытаюсь свыкнуться с этим.

— Трудно поверить, что он каждый день занимается подобными вещами. Мне еще никогда в жизни не было так страшно, — призналась она.

Чувство вины жгло меня изнутри.

— Мне так жаль! Если тебе это поможет, готов признать, что у меня до сих пор трясутся ноги. Наверное, именно поэтому я и упал с лестницы.

Холли слегка улыбнулась и села:

— Закончим уборку?

Я с неохотой поднялся, и мы отнесли лотки и кисти в мужскую раздевалку.

— Может быть, имеет смысл поставить их под горячую воду на несколько минут, — предложил я.

— Да, наверное, это самый лучший вариант. — Холли сняла теннисные туфли и, закатав брюки, включила воду в душе.

— Надеюсь, мне удастся смыть краску с волос, — сказала она и бросила лоток на пол под горячую воду.

— Мне кажется, и так хорошо, — пошутил я и, заметив, что могу дотянуться до ее руки, не сдержался. Я схватил кисть, которую Холли сжимала в кулаке, и потянул так сильно, что она оказалась под моим душем и вода полилась ей прямо на голову.

— Что ты делаешь?! — рассердилась она.

— Я подумал, что тебе нужно смыть краску с волос, пока она не высохла. — Я встал под воду рядом с Холли. Она посмотрела на меня и улыбнулась, как будто все неприятности сегодняшнего утра были забыты, хотя я знал, что это не так. И очень хорошо помнил, как она была напугана. И все же — в эту минуту Холли была рядом со мной.

А потом — я даже не успел попытаться остановить ее — она встала на цыпочки и осторожно поцеловала меня в губы. Все споры о морали, которые я вел сам с собой сегодня утром, тут же вылетели у меня из головы. Она была рядом, и одно это заставило мое сердце биться сильнее, возвращая меня к жизни. В ту секунду, когда губы Холли коснулись моих, мы прижались друг к другу и обнялись. Мои ладони касались лица Холли, ее губы двигались одновременно с моими, а пальцы ласкали шею. Вода из душа лилась на нас сверху, как будто мы стояли под водопадом.

Это так напомнило мне наш первый поцелуй… через два года в будущем.

Горячая вода внезапно сменилась ледяной, и мы тут же отпрыгнули в сторону. Дотянувшись до крана, я закрутил его. С Холли капала вода, и она дрожала.

Я схватил пару полотенец с полки над раковиной и накинул одно из них ей на плечи.

— У тебя краска в волосах еще осталась.

Она снова немного нервно рассмеялась, а затем обошла меня и села перед одним из шкафчиков.

— Интересно, есть ли у Тоби запасная рубашка?

Я взял лоток для краски и, бросив его под душ, повернулся к Холли, которая пыталась справиться с замком.

— Вот черт, он заперт!

Внезапно мой мозг воссоздал картину сегодняшнего дня: я стою у раковины и мою руки, а Тоби закрывает свой шкафчик.

— Двадцать два, шестнадцать, пять, — вдруг вырвалось у меня, и тут я вспомнил, что доктор Мелвин на днях упоминал о фотографической памяти. Когда я начал запоминать всякие мелочи, и что это могло означать?

Холли набрала код, и дверца открылась.

— Надеюсь, он не держит здесь ничего такого, что другим не следует видеть.

Она, похоже, не обратила внимания на то, что я знаю комбинацию цифр, но ведь шкафчик Тоби — это не сейф, доверху забитый деньгами. Скорее всего, там лежат грязные носки и дезодорант. Я решил не мучить себя вопросами, а добавить их к списку тех, которые я хочу задать Адаму.

— Ты ведь не станешь… гм… никому об этом рассказывать, правда? — спросила Холли, роясь в шкафчике Тоби.

Я решил, что под «этим» она подразумевает наш поцелуй, а не приключение с разлитой краской. Хотя, возможно, она имела в виду и то и другое.

— Нет, если ты не хочешь, — сказал я.

Она вздохнула и села на скамейку у стены.

— Могу себе представить, сколько всего мне придется выслушать от Тоби и Дэвида!

— Из-за того, что мы измазали друг друга краской? — Я сел на скамейку рядом с ней, и мы прислонились к стене.

— Я не о краске, — ответила она и слегка порозовела.

— Друзья дразнят тебя из-за меня? — поинтересовался я.

Она кивнула:

— После той игры в покер. И «дразнят» — это еще мягко сказано.

Наклонившись к Холли, я поцеловал ее в шею, прямо под ухом, и почувствовал, как у нее по коже побежали мурашки.

— Ты можешь им вообще ничего не рассказывать. Это будет наш секрет.

Холли улыбнулась и взяла меня за руку, переплетя пальцы.

— Ну… тогда у нас должно быть тайное место для встреч, о котором никто не будет знать.

Я около минуты пристально смотрел на ее юное, мечтательное лицо. Холли «ноль-ноль семь» не была похожа на себя в будущем. Девушка, которую я встретил в две тысячи девятом году, была такой же глубокой и с аналитическим складом ума, как эта, но гораздо более серьезной и прагматичной. Она не тратила время, чтобы залезть куда-нибудь повыше и сделать там сальто, и никогда не рисковала. Казалось, что в этом году мы с ней поменялись местами.

Я снова поцеловал ее и обнял за плечи:

— Давай подумаем… в моей школе было отличное место для встреч на третьем этаже под лестницей. Там столько всего происходило!

— Джексон! — услышал я голос из-за двери.

Мы с Холли так и подскочили на месте, а потом вышли из раздевалки и направились в зал. Там я увидел отца, который расхаживал из стороны в сторону, глядя на ужасный беспорядок, который мы оставили.

— Что ты здесь делаешь? — спросил я у него и почувствовал, как Холли напряглась и спряталась у меня за спиной.

— Что тут, черт возьми, произошло? — удивленно спросил отец.

— Я упал с лестницы, — объяснил я.

Он достал телефон и принялся нажимать кнопки.

— У нас появилось небольшое… семейное дело, которым нужно немедленно заняться.

— Сейчас? А как же клуб? — удивился я.

— Я могу все убрать, — едва слышным шепотом вызвалась Холли.

Отец покачал головой:

— Я вызвал сюда кое-кого. Через пару часов здесь все будет блестеть.

— Тогда я, наверное, пойду, — сказала Холли, направляясь к служебной раздевалке.

Я пошел за ней и взял свои вещи.

— Еще раз спасибо… за то, что осталась. Ты могла этого не делать.

Она посмотрела на моего отца через открытую дверь раздевалки, потом перевела взгляд на меня и быстро поцеловала в губы.

— Кстати, Джексон, в моей школе нет подходящей лестничной площадки, и внутрь невозможно попасть без удостоверения учащегося. Так что мне придется сказать друзьям правду.

— Если хочешь, — произнес я, улыбнувшись.

Похоже, она только что снова стала моей девушкой. Снова.

— Я подожду тебя на улице, — сказал отец, направляясь к выходу.

Холли снова улыбнулась и, прислонившись к стене, заметила:

— Честно говоря, он меня немного пугает.

— А я?

Она сделала шаг вперед и взяла меня за руку.

— Чаще всего ты заставляешь меня волноваться, но в хорошем смысле.

Я поцеловал Холли в лоб, потом мои губы переместились по ее щеке ближе ко рту. Но тут загудел телефон, который я по-прежнему сжимал в руке. Застонав, я открыл его и прочитал сообщение от отца: «Немедленно на выход!»

— Мне нужно идти. Увидимся завтра? — Я набросил свою куртку ей на плечи, чтобы она не замерзла по дороге домой, и выбежал из клуба.

Отец ждал меня на улице.

— Садись в машину! — он показал на черный автомобиль, стоявший у тротуара.

Я нырнул на заднее сиденье и оказался рядом с высоким человеком, лицо которого невозможно было разглядеть в полумраке. Но я все равно узнал того самого мужчину в синем костюме, который вел меня в подземное отделение больницы, и ко мне тут же вернулся утренний страх. Я потянулся к двери, чтобы выпрыгнуть из машины, но отец уже изо всех сил нажал на газ.

— Что он здесь делает, черт возьми? — Я отодвинулся от своего соседа как можно дальше и схватился за ручку двери.

— Тебе знаком шеф Маршалл?

— Да, мы встречались, — успел произнести я, прежде чем этот псих прижал полотенце к моему лицу.

Плохи мои дела. Я привалился к холодному стеклу и отключился.




Глава двадцать третья


Суббота, 13 октября 2007 года,

02 часа 00 минут




Первым, кого я увидел, с трудом разлепив глаза, был пожилой человек, склонившийся надо мной и светивший крошечным фонариком мне в лицо. Запах той химической отравы, которую они использовали, чтобы отключить меня, похоже, въелся мне в ноздри.

Я лежал на кушетке в помещении, которое ничем не отличалось от обычной комнаты. Прикрывая рукой глаза, я спросил:

— Доктор Мелвин? Что вы здесь делаете? Где я?

Отец подошел ко мне со спины и включил лампу на прикроватном столике.

— Это секретное помещение, поэтому нам пришлось усыпить тебя.

— Секретное в том смысле, что мой разлагающийся труп будет здесь надежно спрятан? — съязвил я.

Мелвин снова подошел ко мне с фонариком, но я отвел его руку:

— Прекратите сейчас же!

— Он всего лишь хочет проверить, в каком ты состоянии, — прогудел низкий голос из другого угла комнаты.

Он был здесь, мне это не привиделось. И что они имеют в виду, называя его «шеф»? Если отец — агент Майер, то шеф Маршалл должен быть начальником… чего-либо.

В этот момент я уже не знал, чему верить. Мне нужен был план действий и кто-нибудь, кто поддержит меня, — а именно Адам и его советы. Я скорчился, схватившись за живот, и застонал:

— В туалет, скорее!

Отец указал на коридор слева от меня.

— Вторая дверь по правой стороне.

Я метнул взгляд в сторону шефа Маршалла — он выглядел спокойным и уверенным в себе, как и в тот день в девяносто шестом году, — и поспешил в указанном направлении.

Заперев дверь в туалет, я постарался вспомнить, чем занимался пару дней назад и — это было даже важнее — что в это время делал Адам. А потом я закрыл глаза и отправился на сорок восемь часов назад. Это был тот самый план, который мы разработали. Способ связаться друг с другом при перемещении во времени — так, чтобы на основной базе об этом никто не узнал.




Глава двадцать четвертая


Среда, 10 октября 2007 года,

16 часов 32 минуты




Я пришел в себя на парковке спортивного клуба. Похоже, я снова не смог как следует сконцентрироваться на том, куда хочу попасть. Хотя, мне кажется, я стал точнее с тех пор, как покинул две тысячи девятый год, — дом Адама располагался очень близко от моей работы. Я пустился бежать и вскоре, слегка запыхавшись, уже жал на дверной звонок. Всего несколько секунд ожидания — и миссис Силверман впустила меня внутрь.

— Здравствуй, Джексон, как твои дела?

— Гм… неплохо. Адам дома?

— Да, заходи. Он в своей комнате.

Я прошел по коридору и постучал в дверь.

— Мама, я же сказал тебе, что не голоден!

— Это я, Джексон! — сказал я через дверь.

Адам тут же распахнул ее и уставился на мою все еще влажную, заляпанную краской одежду.

— Что стряслось?

— Помнишь, ты говорил, что я могу поинтересоваться у тебя значением тех слов на латыни или еще каком-то там языке?

Адам втащил меня в комнату и с грохотом захлопнул дверь.

— Выкладывай.

— Показать тебе дневник?

— Я прекрасно помню, что написал в нем. Это может потребоваться, только если ты придешь ко мне до того, как я написал это сообщение.

Расхаживая по комнате, я рассказал Адаму обо всем, начиная с происшествия в парке.

— Это так странно, — пробормотал он. — Ты из будущего, и это не твоя основная база. А значит, я ничего не буду помнить. Возможно, это случалось уже неоднократно… То есть ни ты, ни я не узнаем, возвращался ли ты из будущего, чтобы пообщаться со мной. — Адам повернулся и посмотрел на меня выпученными глазами. — Интересно, сколько раз мы с тобой уже так разговаривали?

— Адам, сосредоточься! Какие-то психи из ЦРУ ждут, когда я выйду из туалета, где заперся. Если считать от сегодняшнего дня, то это произойдет послезавтра.

Он потряс головой, как пловец, выходящий из бассейна.

— Извини, это сообщение — всего лишь код, который я придумал много лет назад. Он не поддается дешифровке, но я могу научить тебя.

Я кивнул, раздумывая над его словами:

— Получается, в своем настоящем времени я смогу сообщить тебе, что происходит, а отец и его коллеги не узнают об этом?

Адам ухмыльнулся:

— Именно так. И еще, Джексон, я никому не рассказывал про этот код. И всего лишь дважды писал на нем сообщения. Первый раз — через два года в будущем, чего еще не произошло. А второй — всего несколько недель назад. Я создал его в уме, и им будет очень непросто взломать его.

— Мне кажется, сейчас самое важное — смогу ли я освоить его и насколько быстро?

Он кивнул:

— Думаю, проблем не будет.

И Адам принялся подробно инструктировать меня. Он оказался прав — его секретный язык было не так уж трудно понять.

— Отлично, и что теперь? — Я снова принялся расхаживать по комнате. — Я не знаю, кого мне больше опасаться: ЦРУ или парней, которых они сегодня утром пытались поймать? Я имею в виду того рыжеволосого из две тысячи девятого года. Вряд ли он приходил с добрыми намерениями тогда и в этот раз тоже… А мой отец со своей командой преследовали его. Значит ли это, что ЦРУ на моей стороне?

Адам наморщил нос:

— Они вырубили тебя без разрешения. Вряд ли так ведут себя хорошие парни.

— Ты считаешь, что они хотят меня убить? — спросил я.

Он на какое-то время замолчал — это означало, что он осмысливает ту же информацию, что и я некоторое время назад, — и в итоге его вывод совпал с моим:

— Они бы уже это сделали. Конечно, если они получат от тебя все, что нужно, тогда, возможно…

— Что мне делать, когда я вернусь? Мой отец в курсе, что я на два года старше. Так что это, видимо, уже не секрет.

Адам заерзал на стуле.

— Хорошо… скажи им, что ты прыгал один раз, — предложил он и ненадолго задумался. — Нет, тогда они поймут, что ты лжешь. Скажи, что ты трижды перемещался в прошлое, а в последний раз, оказавшись здесь, вдруг потерял свои способности.

Я кивнул, соглашаясь с другом:

— Это почти правда. Я ведь не могу вернуться в две тысячи девятый год.

— Именно так, а поскольку твой отец знает, что что-то произошло с Холли «ноль-ноль девять», он поймет, что ты не ради своего удовольствия болтаешься в прошлом. А действительно застрял здесь.

Эти слова Адама принесли мне облегчение, потому что я спонтанно решил рассказать отцу о том, что произошло, и теперь сомневался, правильно ли поступил.

— Я рад, что не наделал глупостей.

— Думаю, это должно сработать, — сказал Адам. — Я изучил кучу правительственных документов… просто так, из любопытства. Чем больше правды будет в твоих ответах, тем лучше. Агенты ЦРУ отлично обучены и умеют чувствовать ложь. Назови им несколько реальных фактов и посмотри, может быть, тебе снова удастся вытянуть из доктора Мелвина какие-нибудь секреты. Как в тот раз, когда он проговорился про твои генетические особенности. Это поможет нам заполнить пробелы.

— Я случайно упомянул, что видел шефа Маршалла раньше, — вспомнил я.

— Да, но никто из них не знает, когда и где. Только не рассказывай им о том прыжке в прошлое, когда ты попал в секретное отделение больницы. Но если ты будешь слишком скрытничать или осторожничать, они поймут, что ты что-то затеваешь. — Адам внимательно посмотрел на меня и поднял брови. — Не сомневаюсь, твой отец и парни из ЦРУ ожидают, что ты будешь напуган, узнав, что они в курсе твоей странной мозговой активности и умения перемещаться во времени. Ты отлично сыграл свою роль в тот раз, когда был с отцом и доктором Мелвином.

Я глубоко вздохнул и кивнул:

— Будет очень непросто их обмануть.

— Удачи тебе.

Небольшая экскурсия в прошлое закончилась, и, решив не терять больше времени и надеясь, что у меня все получится, я прыгнул обратно. Все-таки шеф Маршалл был мне очень неприятен и внушал страх.




Глава двадцать пятая


Суббота, 13 октября 2007 года,

02 часа 07 минут




Я склонился над раковиной, включил воду и смочил лицо. Подождав еще пару минут, я вышел из туалета и вернулся в гостиную.

— Все в порядке? — поинтересовался отец.

Я упал на кушетку.

— Да. Ложная тревога.

С кресла в другом углу комнаты раздался голос шефа Маршалла:

— Ты узнал меня сегодня вечером в машине, — напомнил он.

Прежде чем ответить, я бросил взгляд на отца и доктора Мелвина, которые стояли, прислонившись к стене. А потом, словно по мановению волшебной палочки — так же, как это было со шкафчиком Тоби, — мой мозг воссоздал картину из прошлого.

— Вы были в туалете… в ресторане и дали мне бумажное полотенце, так ведь?

Почему я вспомнил об этом сейчас, а не во время прыжка в девяносто шестой год?

— Правильно. Я искал тебя после твоего исчезновения из Испании. Это был единственный раз, когда ты меня видел? — Он сверлил меня пронзительным взглядом, словно мог читать мысли.

— Ну… наверное, нет. — Давай же, придумай что-нибудь! — Еще один раз вы были у меня дома. В будущем. Я пришел домой, а вы с отцом сидели за столом. Мне еще тогда показалось, что мы где-то виделись, но я промолчал.

— Джексон, когда ты в первый раз совершил прыжок во времени? — поинтересовался Мелвин.

Я снова посмотрел на него. В этот раз можно сказать правду.

— Двенадцатого ноября две тысячи восьмого года. Мне было восемнадцать. Это случилось… во время урока французской поэзии. Я как будто заснул за партой, а, открыв глаза, оказался около общежития и не сразу понял, что происходит.

И что я не свихнулся окончательно!

Мелвин покачал головой:

— Изумительно!

— А что изумительного в том, что я вернулся на два года назад и не могу выбраться отсюда?

— Я не об этом, а о твоих способностях, и ты ведь даже не…

Отец ткнул Мелвина локтем в бок:

— Давай не будем сегодня перегружать его.

— Откуда вы узнали, что я могу путешествовать во времени? — обратился я к отцу.

Отец и доктор переглянулись, а затем Мелвин ответил мне:

— Ты являешься носителем рецессивного гена. Мы называем его геном времени. Известно, что он отвечает за определенные симптомы или способности.

— Что значит «известно»? Получается, что… есть и другие?

Как, например, тот парень из парка? Один из последних людей, кого я видел в две тысячи девятом.

— Случаи перемещения во времени отмечались на протяжении нескольких столетий. Но это держится в секрете, — объяснил Маршалл.

Они ждали моего ответа, рассчитывая, вероятно, что эта новость шокировала меня. Не сомневайтесь, так оно и было, но время мне требовалось в основном для того, чтобы как следует сформулировать ответ.

— Получается, тот парень в парке и женщина тоже могут перемещаться во времени? И делают это, когда им захочется?

— Это зависит от конкретного человека, — произнес доктор Мелвин. — Если основываться на информации, которую нам удалось добыть, способности у всех разные. Насколько ты можешь контролировать себя в этот момент?

— Я утратил свои способности. А до этого, последнего, прыжка перемещался всего два раза… но они очень отличались друг от друга.

Доктор Мелвин выпрямился, быстро подошел и сел на кофейный столик прямо напротив меня.

— Ты сказал, что, переместившись на два года в прошлое, застрял здесь. Я правильно тебя понял? А как же те другие твои прыжки? Как тебе удалось вернуться?

Я объяснил им, как перемещался во времени до того момента, пока не попал сюда, и постарался добавить в свой рассказ о двух прыжках как можно больше реальных фактов.

— Ты видишь самого себя, когда оказываешься в прошлом? — спросил Мелвин. Я еще никогда не видел, чтобы у него было такое напряженное лицо.

— Всего лишь однажды, во время второго прыжка. Я столкнулся сам с собой на работе.

Что-то в этом моем заявлении поколебало невозмутимость Маршалла и отца. Маршалл подошел ближе и сел рядом с Мелвином. А отец сказал:

— Скорее всего, это было что-то вроде галлюцинации. Путешествие в прошлое вызвало противоречивые воспоминания.

— Возможно, но почему здесь нет другого меня? Того, который исчез из Испании.

— Прыжки Джексона не были полными, — внезапно понял Мелвин. На его лице появилось выражение сильного возбуждения. Насколько я помню, такая же реакция была у мужчины с фамилией Эдвардс в девяносто шестом году. — Невероятный парадокс: полукровки способны на полупрыжки.

— Мелвин! — резко оборвал его отец.

— Полукровки? — переспросил я. — Полупрыжки?

Ответом мне была мертвая тишина, а затем отец и доктор Мелвин заговорили одновременно:

— Понимаешь… этот ген не похож на другие, — запинаясь, сказал Мелвин.

— Не похож? — Да уж, ситуация выглядит все более странной.

— На те случаи, которые оформлены документально. Мелвин немного знает…

— Хватит! — рявкнул Маршалл, глядя на меня в упор. — Доктор Мелвин — эксперт по этому рецессивному гену. И, возможно, больше никто в мире не обладает такими знаниями, как он. У ЦРУ нет другого выбора, кроме как пристально следить за каждым носителем гена времени. Я считаю, что мы видим результат самого обычного процесса эволюции. И именно поэтому твой случай не похож на все остальные уже известные нам. С течением времени все меняется.

Ага, я понял: это очередные недостающие части головоломки. Во-первых, Мелвин проговорился о «полукровках».

«Этот ген совсем не похож на другие».

Может быть, он хотел сказать, что я не стану использовать свои возможности во вред всему миру.

— Формально, Джексон совершил один полный прыжок, — заметил Мелвин, глядя мне за спину. — Возможно, он мог бы…

— Мелвин, мне кажется, на сегодня он и так услышал достаточно! — Отец смотрел на доктора и, казалось, взглядом умолял его замолчать. — Джексон ведь еще ребенок. Вы же слышали, он сказал, что больше не может этого делать.

Я постарался скрыть свою реакцию на последние слова Мелвина и сделать вид, как будто ничего не понял. Но я прекрасно знал, что он имел в виду тот мой прыжок, когда я оставил умирающую Холли одну.

Это был полный прыжок. Я сменил основную базу, и именно поэтому он отличался от всех предыдущих.

— Выходит, ЦРУ наблюдает за всеми, кто путешествует во времени? И у всех этих людей дурные намерения? Настолько, что они могут поставить мир на грань уничтожения?

— Это очень запутанно, — сказал отец. — Все, о чьем существовании мы знаем, являются нашими противниками. Мы называем их «ВВ».

— «ВВ»?

— «Враги времени».

Выходит, плохим парням дали прозвище?

— И что в них такого ужасного?

— Это длинная история, но, если коротко, дело в борьбе за власть. И с этим нам приходится постоянно сталкиваться, — сказал Маршалл. — Обычный гражданин — такой, как ты, например, — даже не догадывается о том, что происходит, и никогда не поймет, что может случиться, если изменить прошлое. Или раскрыть тайны будущего.

Они могут перемещаться в будущее? И менять ход событий?

— Мне кажется, мы уже выяснили, что я не обычный гражданин.

— Но и не агент ЦРУ, прошедший специальную подготовку, — резко возразил мне Маршалл.

Если его задачей было убедить меня, что ЦРУ в этом деле выступает с позиций добра, он ее полностью провалил.

— Ясно, если вы не хотите ничего добавить к рассказу о том, почему природа сыграла со мной эту злую шутку, то я пойду домой.

— Здесь особо нечего добавить, — сказал отец, который старался говорить со мной тоном «хорошего полицейского». — Возможно, если бы мы знали о тебе больше и доктор Мелвин мог бы…

Все произошло именно так, как предсказывал Адам. Они старались вытянуть из меня как можно больше информации. Но я знал, что достаточно силен в этой игре. Я почти целый год скрывал, что путешествую во времени, выдумывая разные истории. Конечно, обмануть Холли «ноль-ноль девять» было чуть легче, чем этих парней, но мой отец в две тысячи девятом году даже не догадывался о моих способностях.

— На сегодня разговоров достаточно, — сказал я.

— Согласен, — кивнул Маршалл.

Мелвин протянул мне крошечную красную таблетку и стакан воды.

— Это поможет тебе уснуть, — произнес он таким тоном, как будто говорил с ребенком, которому собираются вырвать зуб.

— А где же пропитанная отравой тряпка? — едко поинтересовался я.

— Это место известно только мне и агенту Майеру. Даже доктор Мелвин предпочитает оставаться в неведении для его же собственной безопасности, — объяснил Маршалл.

Ну да, потому что он старенький толстячок-доктор, в столе которого полно леденцов. Он не из тех, кто может задушить человека голыми руками.

— Кстати, для всех остальных, кроме присутствующих здесь, ты — семнадцатилетний Джексон Майер, и твой отец — генеральный директор компании. Это понятно? — спросил Маршалл.

— Да, конечно.

Я перевел взгляд на красную таблетку и напомнил себе, что если бы они хотели убить меня, то давно бы сделали это, придумав более занимательный способ.

Еще тридцать секунд в этой комнате, и больше я ничего не помнил. Я снова погрузился в темноту и впервые за эти недели искренне захотел вернуться домой, в две тысячи девятый год. Туда, где я был бы в своем настоящем. Мне до смерти надоело изображать юного Джексона и переживать о том, что это, возможно, навсегда.




Глава двадцать шестая


Суббота, 13 октября 2007 года,

09 часов 00 минут




В субботу утром я проснулся в собственной кровати целый и невредимый. Единственным неприятным последствием прошлой ночи была сильная головная боль. Я принял душ, оделся и, взяв дневник, принялся записывать в него все детали прошедшего дня, которые смог вспомнить. Я забросил дневник несколько недель назад, но сейчас обстоятельства изменились.




Похоже, природа сыграла со мной злую шутку, и я — генетический мутант. И проблема не только в странных генах, которые дают мне возможность путешествовать во времени, но и в том, что они изменились и мой способ перемещения оказался настолько странным, что напугал даже доктора Мелвина. В сущности, полупрыжки ни на что не влияют, а полные прыжки или меняют прошлое, или позволяют попасть в другую реальность — в том случае, если теория Адама верна. Но это может относиться и к будущему, если Маршалл и доктор Мелвин сказали правду. Вот такие дела.

Если отец и Мелвин знали о моей странной генетике и причудах мозга, почему они не предупредили меня о возможных последствиях, чтобы я мог заранее подготовиться? Неужели в две тысячи девятом отец был в курсе всего происходящего и молчал? А вот так называемые «Враги времени», похоже, проведали о моих способностях, раз они явились в общежитие к Холли. Не правда ли, очень интересно: мой отец работает на людей, которые борются с путешественниками во времени, и при этом усыновляет ребенка с такими же способностями, как у его врагов. Простое совпадение? Что-то я в этом сомневаюсь.

Если мне удастся вытянуть еще немного информации из доктора Мелвина, тогда, возможно, я узнаю, как вернуться в две тысячи девятый год и по-настоящему изменить там ход событий.




Я вышел из комнаты и направился на кухню. На кушетке в гостиной сидела Дженни Стюарт, перед ней на кофейном столике стоял ноутбук, вокруг были разбросаны какие-то бумаги.

— У тебя теперь здесь офис? — поинтересовался я.

— Мне поручили присматривать за тобой. Нужно убедиться, не дало ли то средство, которым тебя усыпили прошлой ночью, побочных эффектов, — ответила она, не отрывая глаз от экрана компьютера.

Сегодня она говорила с сильным южным акцентом, которого я раньше не замечал.

— Что это за акцент? Или сейчас ты наконец-то перестала притворяться?

— Тебе придется узнать меня как следует, чтобы различать, когда я притворяюсь, а когда — нет, — парировала она. — Притворство и работа под прикрытием — моя специализация.

В этот раз я поверил ей. Она могла меняться так быстро, что я не успевал и глазом моргнуть.

— Так что, моего отца нет дома?

— Он будет позже, — ответила девушка.

Я сел на кушетку рядом с ней и наклонился, чтобы посмотреть на экран.

— Пишешь что-то суперсекретное?

Она закатила глаза:

— Мне задано написать десять страниц о болезнях в африканских странах. Для курса антропологии.

— Ты учишься в колледже?

Она пожала плечами:

— Время от времени. С этим прикрытием я отлично справляюсь.

— Мне кажется, роль стервозной секретарши получается у тебя гораздо лучше, — заметил я, и она улыбнулась. — На антропологии вы изучаете путешественников во времени или еще что-то в этом роде?

Я хотел мимоходом завести разговор на тему, которая меня интересовала. Но пальцы мисс Стюарт застыли над клавиатурой, и она откинулась на спинку кушетки, прежде чем посмотреть на меня.

— Поверить не могу, что они рассказали тебе о «Буре».

— Что такое «Буря»?

Она поморщилась:

— Это подразделение ЦРУ, где я работаю, и твой отец тоже. Наша работа… Как бы это сказать?.. Скрыта от остальных. О нашем существовании все знают, и название «Буря» на слуху, но тот, кто у нас не работает, никогда не узнает, чем мы занимаемся. Это относится даже к агентам с высшим уровнем допуска.

Может быть, не стоило говорить ей о том, что я в курсе? У отца и шефа Маршалла не было выбора, им пришлось поделиться со мной этой информацией. Хотя о перемещениях во времени я знал и до них. Но как объяснить Дженни Стюарт, откуда у меня такие сведения и при этом не раскрыть своих секретов?

— А я… гм… видел одного из «Врагов времени», или как их еще называют. И он исчез прямо у меня на глазах.

— Ничего себе! — удивилась она. — Я до сих пор не понимаю, почему они не дали тебе какую-нибудь таблетку, чтобы стереть память, или еще что-нибудь в этом роде? В нашем подразделении принципы безопасности превыше всего.

Я продолжал засыпать Дженни Стюарт вопросами, потому что в ее присутствии, в отличие от шефа Маршалла, чувствовал себя уверенно и мог сконцентрироваться на том, что мне действительно нужно было узнать.

— Тот рыжеволосый парень, которого ты ударила ногой в лицо… Он ведь исчез, правда?

— Да, его зовут Реймонд, и от него у нас одни неприятности.

— А та блондинка, которая потеряла сознание? Что они с ней сделали? — поинтересовался я.

Дженни покачала головой:

— Я не знаю. Мне кажется, они должны были попытаться вытянуть из нее информацию. Для списка.

— Списка?

— Списка Маршалла. — Она взяла подушку и, положив ее под спину, вытянула ноги на кушетке. — Он выпытывает у них информацию о будущем. Например, имена людей, которых наши противники могут попытаться устранить, — и тогда мы делаем все, чтобы предотвратить покушение. В основном речь идет о политиках и ученых. Но иногда мы узнаем о каком-то событии и стараемся не допустить его.

— Так странно, что люди могут путешествовать в будущее, — заметил я. После долгих размышлений это показалось мне полной бессмыслицей. Ведь что такое будущее? Для меня — любой день после тридцатого октября две тысячи девятого года. Но если какой-нибудь путешественник во времени родился после меня или до… от мыслей о времени у меня закружилась голова.

— Маршалл и доктор Мелвин считают, что некоторые из них могут даже перемещаться за пределы собственной жизни, но, конечно же…

— Вы понятия не имеете, насколько далеко распространяется их умение, — закончил я фразу за нее. «Пределы собственной жизни», следуя формулировке мисс Стюарт, казались мне более понятными, чем прошлое, настоящее и будущее. — Если, как сказал Маршалл, люди с такими способностями встречались на протяжении многих веков, то, возможно, они появлялись из прошлого.

— Трудно сказать. Мы действуем строго в соответствии с приказом. Во всяком случае, я, — сказала она. — Хотя я ведь новенькая.

— Вот значит, чем занимается «Буря», — оберегает людей из списка Маршалла. — Я поудобнее устроился на кушетке и погрузился в размышления. — Но как бороться с противником, который может появиться из ниоткуда, а потом исчезнуть?

Она наклонилась ближе ко мне и понизила голос:

— Я изучила научные работы доктора Мелвина от корки до корки, это нечто невероятное! Но суть в том, что мы совершенно неверно представляем себе перемещение во времени.

Я начал сомневаться, что мне удастся услышать от мисс Стюарт что-то новое.

— Что ты имеешь в виду? Думаешь, они постоянно меняют ход событий?

— Это маловероятно, — ответила она.

— Почему?

— В основном потому, что перед первым прыжком…

— Самым первым? И в каком возрасте это случается? — спросил я.

— Данные Мелвина свидетельствуют о том, что большинство из них совершало первый прыжок в возрасте семи-восьми лет. В течение некоторого времени этот процесс невозможно контролировать, то есть они не понимают, что делают и куда попадают. И у каждого это происходит по-своему. Все как в жизни: у кого-то получается лучше, у кого-то хуже.

Семь-восемь лет — ничего себе! Даже страшно подумать, что можно так долго не знать о своих необычных способностях! И выходит, молодое поколение «Врагов времени» периодически появляется то тут, то там?

— Как бы то ни было, — продолжала Дженни, — представь, что перед первым прыжком их жизнь — это длинная и толстая ветвь дерева. В момент прыжка она начинает расти в другом направлении.

— И они могут остаться на этой новой ветви? Даже жить там, так ведь? — Именно это и произошло со мной. То есть сейчас происходит. Прыжок из две тысячи девятого в две тысячи седьмой вызвал появление нового отростка на моей ветви. А вот во время остальных прыжков ничего подобного не случалось.

— Да, ты прав, — согласилась Дженни. — Это как параллельная вселенная.

Ой, только не это! Адам никак не хочет отказываться от этой теории, а мне она ужасно не нравится. Из-за нее все, что происходит в мире, кажется менее ценным. И усиливается ощущение одиночества.

— А они могут вернуться на прежнюю ветвь после появления новой? — спросил я.

— Некоторые могут. То есть большинство из тех, с кем нам приходится сталкиваться, это умеют. И лишь некоторые в состоянии перемещаться вперед-назад по своей жизни на одной ветви.

— Так вот почему они не могут особо навредить нашему миру, — добавил я. — А если сначала переместиться на другую ветвь времени, а потом вернуться назад, что-нибудь изменится?

— Мы точно этого не знаем, но думаем, что подобные изматывающие путешествия во времени плохо сказываются на физическом состоянии.

Да, так и есть.

— В самом деле? Я не знал этого.

— Да, и считаем, что «Враги времени» непреднамеренно создают новые ветви. Они появляются, когда кто-то пытается переместиться в пределах своей собственной жизни.

— Но что в этом плохого? — с сарказмом в голосе поинтересовался я. — У таких людей ведь появляется больше возможностей. Можно одновременно иметь летний домик в Аспене, таймшер во Флориде и апартаменты на Манхэттене.

Дженни улыбнулась:

— Хочешь услышать самую безумную теорию Мелвина? Я знаю о ней только потому, что… залезла в его компьютер.

— Конечно.

— Он считает, что если бесконечно делить одну и ту же ветвь времени, то отростки в итоге пересекутся, и это может привести к концу света… или мозг самого путешественника во времени не выдержит и самоуничтожится.

— Вот это да! Боюсь, на сегодня с меня хватит, — сказал я, то ли в шутку, то ли всерьез.

— Да уж, я тоже предпочитаю верить в теорию самоуничтожения, — заметила она.

— Но если у каждого из «Врагов времени» разный уровень способностей, как можно предсказать их действия и подготовиться к ним? — поинтересовался я.

— Основное правило агента гласит: нельзя исходить из допущений. Это относится и к тем, кто перемещается во времени с плохими намерениями.

— А бывает такое, что кто-то из них в раннем детстве или еще когда-нибудь случайно отправляется в прошлое и не может вернуться в свое время? — спросил я.

— Да.

Я не стал больше ничего выяснять. Мне было тяжело услышать ответ Дженни и теперь требовалось время, чтобы осмыслить его. Может быть, именно поэтому я по-прежнему считал, что мой дом там, в две тысячи девятом году? Или меня тянет назад чувство вины за то, что я сбежал и даже смог стать счастливым на этой ветви времени.

А еще мне хотелось оказаться лицом к лицу с теми парнями, которые ворвались в комнату Холли, и выяснить, кто они такие. Я хорошо помнил рыжеволосого коротышку с отпечатком каблука на лице, а вот образ другого, повыше, моя память не сохранила.

— Мило беседуете?

Мы с Дженни одновременно оглянулись и увидели моего отца, который стоял, опершись о каминную полку. Подняв брови, он смотрел прямо на мисс Стюарт. Она положила подушку на место и вернулась за компьютер.

— Мы можем поговорить наедине, агент Стюарт? — спросил отец.

Ее лицо тут же окаменело от страха.

— Да, сэр.

Мне стало жаль Дженни, и я даже посочувствовал бы ей, если бы она не доставала меня тогда, во время нашей первой встречи. Я посмотрел на компьютер, оставленный без присмотра на кофейном столике.

Устоять перед таким соблазном было невозможно, но, как только я нажал на клавишу, чтобы оживить экран, Дженни тихо, как привидение, возникла у меня за спиной.

— На твоем месте я бы этого не делала.

Я отдернул руку от клавиатуры.

— Извини.

Она стояла передо мной, скрестив руки, и, судя по выражению лица, была настроена решительно.

— Предлагаю сделку. Ты пишешь за меня семестровую работу по испанскому, а я учу тебя драться, как умеют только настоящие агенты.

— Это отец тебя надоумил? — спросил я, и она кивнула. — Сколько страниц должно быть в работе?

— Десять.

Похоже, отец готов сдержать свое обещание и намучить меня некоторым вещам.

— Через один или два интервала?

— Два, — с усмешкой сказала она.

— Договорились.

Дженни снова устроилась перед компьютером.

— Твой отец хочет, чтобы я показала тебе подробные схемы бесшумной защиты.

— Бесшумной защиты? — Я подвинулся, чтобы лучше видеть экран. Я и не подозревал, что так сильно хочу освоить приемы секретных агентов, пока не появилась такая возможность. Мои способности могли дать мне серьезные преимущества, если бы я не нуждался в помощи такого количества людей. И каждый из них пытается перетянуть меня на свою сторону.

— В ее основе — максимальное приложение силы и минимальная ответная реакция. Все делается тихо, практически без движений, — объяснила она.

Кликая мышью, Дженни выводила на экран изображения основных приемов атаки, а я внимательно рассматривал их.

— Мы будем только смотреть картинки? И ничего больше?

Она пожала плечами:

— Я делаю то, что мне сказали. Твой отец, похоже, считает, что эти схемы тебе помогут. Но я лично предпочитаю практические занятия.

Я рассмеялся:

— Наверное, он думает, что я к ним не готов.

Или знает, что они отложатся у меня в голове, как комбинация цифр, открывающая замок на шкафчике Тоби. Не об этом ли Мелвин спрашивал меня на днях у себя в кабинете?

«А как насчет зрительной памяти? Ты можешь дословно запоминать страницы из книг или, возможно, адреса и карты?»

Мне было неприятно думать, что отец и доктор Мелвин знали о происходящем в моей голове гораздо больше, чем я сам. Но если бы зрительная память помогла мне самому остаться в живых и спасти Холли, я не стал бы переживать из-за недавно открывшихся у меня странных способностей.

— Честно говоря, я удивлена, что отец не научил тебя основным приемам самозащиты и другим подобным вещам, учитывая его должность и все, что с ней связано. Похоже, вчерашние события стали для него сигналом тревоги. Конечно, мы не отвергали вероятность того, что они выберут тебя в качестве мишени. Чтобы подобраться к твоему отцу.

Неужели я всегда был мишенью? Возможно, именно поэтому «Враги времени» пришли за мной в общежитие Холли?

Я нервно рассмеялся:

— Для меня уж точно это был сигнал тревоги. Бели бы они не вырубили меня, я вряд ли уснул бы прошлой ночью.

— Слабак, — пробормотала она. — Кстати, как ты собирался использовать свой складной нож?

— Даже не знаю. Именно поэтому мне нужны эти занятия.

Дженни кивнула и принялась подробно объяснять мне каждую схему. Я слушал ее так, словно речь шла о жизни и смерти. Собственно, так оно и было.

— Тебе нужно постоянно помнить, что… сила здесь не главное, — произнес отец, подойдя к нам сзади. — Вот агент Стюарт, к примеру. Она превзошла всех во время недавних тренировок. У нее легкая походка, и она движется тише других. Умение выполнить задание без единого звука — это большой плюс. И еще она никогда не забывает об основной цели атаки — это тоже очень помогает. Если ты хорошо усвоишь все это, до последней мелочи, сила тебе не понадобится.

Дженни Стюарт изо всех сил старалась скрыть восторг от похвалы начальника.

— Взгляни на эту схему и давай попробуем повторить.

Я посмотрел на картинку на экране: нужно одновременно ударить противника под колено и схватить его за горло. Он упадет на тебя и не сможет ни крикнуть, ни заговорить, потому что у него будет сдавлено горло, — таким образом, все произойдет очень тихо.

Мы сдвинули кофейный столик, и со второй попытки у меня все получилось.

— Все-таки у Майера-младшего есть скрытые способности агента, — заметила Дженни.

— Это самые элементарные навыки выживания, — сказал ей отец. — То, что должен уметь каждый тинейджер, разве не так?

— Конечно, — согласилась она.

— Почему бы тебе не опробовать этот прием на мне? — предложил он.

Я колебался достаточно долго и этим насмешил Дженни. Ее реакция придала мне решимости победить отца.

— Давай.

Я сосредоточился на его лице, представив, что за ним стоит Холли или Кортни, и вспомнил, как сердит на него за все секреты, ложь и притворство. Этого оказалось достаточно, чтобы ощутить прилив гнева, и вдруг внутри меня что-то переключилось. Несколько секунд спустя отец уже лежал на ковре, хватая ртом воздух.

— Неплохо, Джексон, совсем неплохо. — По выражению его лица мне стало ясно, что он глубоко поражен, и на секунду в его глазах мелькнула боль.

Я протянул руку, чтобы помочь ему встать:

— Попробуем снова?

Отец кивнул, и на этот раз я даже не успел понять, что происходит, как сам оказался на ковре. Следующий час мы тренировались. То он одерживал верх, то я — и мы по несколько раз повторили все приемы, показанные на схемах.

— Чему еще мне нужно научиться? — поинтересовался я.

Отец даже слегка улыбнулся:

— Я могу показать тебе, как обнаружить подслушивающее устройство.

— Хорошо! — Идея мне понравилась, и я пошел за ним на кухню.

— Не забудь про вечеринку сегодня вечером, — прокричала Дженни нам вслед. — Твоя девушка уже подтвердила, что придет.

Я застыл на месте и оглянулся:

— Холли придет сюда сегодня вечером?

— Так мы договорились, — ответила она.

— Я решил, что это шутка, — обратился я к отцу, который искал что-то в ящике кухонного стола.

— Если она увидит, что агенты ЦРУ общаются и ужинают как самые обычные люди, это может помочь ей справиться с беспокойством, которое она испытывает. Ведь из-за нас она подверглась нападению, после чего мы затащили ее в машину и потребовали молчать о том, что случилось.

— Странно, что вы не стерли ее память или не сделали еще что-нибудь в этом роде, — с горечью произнес я, вспомнив прижатое к моему лицу полотенце, пропитанное снотворным.

— Мне показалось, что ты будешь против.

— И правильно показалось, — ответил я, стараясь четко обозначить свою позицию.

Отец кивнул:

— Я понял. Адама Силвермана мы тоже не станем трогать, если только он не начнет болтать.

Внутри у меня все оборвалось — они знают об Адаме.

— Гм… он абсолютно безвреден. Я серьезно. Он ведь не виноват, что я рассказал ему все…

Отец поднял руку:

— Я же сказал, что мы оставим его в покое. К тому же, если ты захочешь освоить что-нибудь новое, он сможет помочь тебе в этом. Как тебе такая идея?

Да, Адам мог бы обучить меня любым научным премудростям. Но сейчас мне очень нужно остаться с ним наедине на некоторое время, чтобы рассказать обо всем, что произошло со вчерашнего дня.

Отец положил мне на ладонь маленький фонарик и открыл ящик под кухонной раковиной.

— В ЦРУ есть множество устройств, которые помогают обнаружить «жучки», но я хочу научить тебя приемам старой школы. Представь, что ты оказался где-то совершенно один и все, что у тебя есть, — это содержимое твоих карманов. Только то, что обычно имеет при себе человек.

— И?

Он засунул голову под раковину, и я сделал то же самое.

— Здесь может пригодиться твой опыт работы в спортзале. Однажды, когда мне поручили проверить президентский номер в отеле «Плаза», я обнаружил взрывчатку в водопроводной трубе. Или ее подложил кто-то из агентов Секретной службы, или я нашел то, что они пропустили.

Что ж, мой отец действительно намного круче, чем я мог предположить. Хотя он и страшный лжец!




Глава двадцать седьмая


Холли пришла на нашу вечеринку не одна — она привела с собой Адама.

— Честно говоря, я не ожидал тебя здесь увидеть, — прошептал я ей на ухо, помогая снять пальто. — Мне показалось, что отец напугал тебя.

Она улыбалась, но все равно выглядела очень взволнованной.

— Страх и любопытство не исключают друг друга.

— Я чувствую то же самое, — еле слышно прошептал Адам.

Когда днем у меня выдалось несколько свободных минут, я отправил ему по электронной почте несколько отсканированных страниц, где с помощью его кода объяснял, как мне удалось освоить придуманный им суперсекретный способ связи. Мне потребовалось немало времени, чтобы записать все подробно, ничего не напутав в процессе кодировки. Так что, узнав подробности, о которых я не мог сообщить Холли, он вполне мог быть напуган даже больше, чем она.

— Неужели ты здесь живешь? — сказала Холли, оглядывая прихожую. — Не проведешь для меня экскурсию?

— Да, конечно.

Я взял ее за руку и провел через гостиную, в которой толпилось не меньше двадцати гостей с бокалами в руках. Из всех присутствующих я знал только доктора Мелвина, шефа Маршалла и Дженни Стюарт. Откуда были все остальные люди, я не имел представления.

— Ух ты, и все они агенты? — тихо, чтобы никто не услышал, поинтересовался Адам.

Я пожал плечами и продолжил показывать Холли квартиру, а Адам завел разговор с доктором Мелвином.

Я не был уверен, захочет ли Холли посмотреть мою комнату, поэтому оставил ее напоследок.

— Зайдешь ко мне? — осторожно спросил я.

— Да, конечно, — с улыбкой отозвалась она. — Очень интересно взглянуть на комнату тинейджера из богатой семьи, который не в ладах с законом.

Рассмеявшись, я распахнул перед ней дверь:

— Я ведь уже объяснил, что не совершал никакого преступления.

Хотя я видел тебя в будущем без одежды. И в этом нет ничего страшного!

— Знаю, это я тебя дразню. — Холли огляделась по сторонам и повернулась ко мне: — Самая обычная комната.

— Ну разумеется. Все, что свидетельствует о моей ненормальности, я храню в другом месте. — Я взял ее за руку, и наши пальцы переплелись. Холли покраснела и сделала шаг назад. — Я пошутил.

Она улыбнулась:

— Дело не в этом. Просто… есть кое-что еще.

— Что такое?

— Хорошо, я расскажу тебе, — начала Холли и отвела глаза в сторону. — У Джаны есть теория. Она считает, что второй поцелуй отличается от первого, потому что… ты его ждешь, но при этом еще не чувствуешь себя абсолютно комфортно со своим парнем.

Я изо всех сил сдерживался, но все равно расхохотался. Так вот в чем ее проблема? Холли слегка толкнула меня, и я засмеялся еще сильнее.

— Извини, Хол. Я решил, что ты переживаешь о чем-то серьезном. И рад, что все оказалось так просто.

— Просто для тебя, наверное? — спросила она.

— И я помогу тебе разобраться с этим. Холли, я ничего не жду. Делай что хочется, если ты по-другому не можешь. И не ищи других оправданий.

— А ты не мог бы… поцеловать меня сейчас, и покончим с этим? — тихо и неуверенно попросила она.

Я пожал плечами:

— Нет, извини. Принуждение — это не мой стиль. Твой ход, партнер, — произнес я, имитируя южный акцент Дженни Стюарт, который сегодня вечером сменился британским.

Розовые щеки Холли стали пунцовыми, и она потянула меня к двери:

— Пойдем посмотрим, что там делает Адам.

— Выходит, тебе не страшно идти по перекладине качелей в трех метрах от земли, а меня поцеловать ты боишься?

Меня очень забавляла эта ситуация, и теперь я понимал, какой серьезный путь предстоит пройти Холли, прежде чем она станет той девушкой, с которой я познакомлюсь два года спустя.

— Позже, — с улыбкой произнесла она.

— Я ведь уже сказал — только если ты действительно этого хочешь.

Она повернулась ко мне спиной и направилась вперед по коридору.

— Хочу.




— Во сколько ты должна быть дома? — спросил я у Холли, когда все гости разошлись. Мы с ней были одни в телевизионной комнате. Адам немного перебрал шампанского, так что мы помогли ему добраться до моей комнаты и уложили на кровать.

Холли покраснела:

— Я… сказала маме, что останусь у Джаны. Мне показалось, раз Адам уже вырубился…

— То есть ты хочешь остаться здесь на ночь? — удивился я.

— Извини, я, наверное, поторопилась. Если хочешь, я могу поехать домой. — Холли начала подниматься, но я потянул ее назад к себе.

— Или… ты можешь остаться.

— Ты не возражаешь? — спросила она и прикоснулась ладонью к моей щеке. У меня была всего секунда, чтобы кивнуть, а потом она поцеловала меня, настолько наклонившись вперед, что мне пришлось лечь на спину.

Несколько минут я вообще ни о чем не мог думать, но потом был вынужден остановиться и перевести дыхание. Холли лежала сверху, запустив пальцы мне в волосы, и целовала меня в шею. А моя рука уже ласкала ее под платьем. В этот момент я заставил себя вспомнить, что со мной Холли «ноль-ноль семь», а не девятнадцатилетняя Холли, у которой так сильно было развито чувство ответственности, что она не позволяла себе поддаваться внезапным порывам. Другими словами, я не мог уговорить ее сделать что-либо, если она сама не была на сто процентов уверена в правильности своего поступка. А вот Холли «ноль-ноль семь» совсем другая.

Мой следующий шаг потребовал гораздо больших усилий, чем все приемы защиты, которым сегодня обучал меня отец.

Я отодвинул Холли в сторону и поднялся с кушетки:

— Я хочу пить. Тебе принести что-нибудь?

Она села и натянула подол платья практически до колен.

— Да, воды, пожалуйста.

Отец стоял в кухне у широко открытого холодильника и изучал его содержимое.

— Развлекаешься?

Я потянулся через него и взял две бутылки воды.

— Можно и так сказать. Сделаешь мне одолжение?

— Конечно, что ты хочешь?

Преодолевая себя, я попросил:

— Найди, пожалуйста, какой-нибудь предлог, чтобы зайти к нам через пять минут.

Отец взял пакет молока и закрыл холодильник.

— Зачем?

Я мысленно застонал и принялся объяснять:

— Потому что, по всей видимости, я превратился в порядочного парня, который будет чувствовать себя виноватым, если зайдет слишком далеко в отношениях с семнадцатилетней девушкой.

Он слегка улыбнулся:

— Но она не была так молода, когда вы встречались в две тысячи девятом?

— Вот именно — сейчас все не так, как было… раньше, в будущем… даже не знаю, как сказать. — Я уже собрался уходить, но обернулся к отцу: — Давай через десять минут, ладно?

Он рассмеялся:

— Конечно.

Когда я вернулся, Холли стояла около полки с дисками, изучая названия фильмов. Она поправила лямки на плечах и привела в порядок платье.

— Хочешь во что-нибудь переодеться? — спросил я, пытаясь найти предлог, чтобы прервать наше уединение в этой комнате и немного прикрыть обнаженные части ее тела.

— Мне нужно было захватить что-нибудь с собой, но я торопилась после работы, — сказала она и взяла у меня бутылку с водой.

Я кивком показал на дверь, и Холли вышла за мной в холл. Мы остановились у комнаты Кортни, и я помедлил какое-то мгновение, прежде чем повернуть дверную ручку. Оказавшись внутри, я сразу направился к гардеробной, и Холли очень медленно последовала за мной. Отец до сих пор хранил все вещи сестры. В комнате была идеальная чистота. Уборщица каждый день заходила сюда, пылесосила, выбивала бледно-лиловое одеяло и протирала от пыли безделушки на комоде.

Холли провела указательным пальцем по крышке белого туалетного столика. Она вела себя очень осторожно, словно боялась сломать что-нибудь. Или, возможно, ей было тяжело смотреть на комнату, полную вещей, к которым никогда больше не прикоснется их хозяйка.

Я вошел в гардеробную и, не торопясь, принялся перебирать вешалки с одеждой Кортни. Потом мне на глаза попались розово-зеленые теннисные туфли, в которых она была во время нашей первой встречи в две тысячи четвертом году. Тогда она еще хорошенько отработала на мне приемы самообороны.

Когда я наконец выбрал брюки от тренировочного костюма и футболку с длинным рукавом и вернулся в комнату, Холли стояла около туалетного столика и смотрела на одну из нескольких десятков аккуратно расставленных на нем открыток с пожеланиями выздоровления. Я осторожно подошел сзади и заглянул ей через плечо. Как только я понял, что именно она читает, внутри у меня все оборвалось.

В декабре две тысячи восьмого отец все-таки набрался мужества и сделал то, что собирался уже очень давно, — избавился от вещей Кортни. И когда я приехал домой на зимние каникулы, комната сестры оказалась пустой. Исчезло все, даже эта открытка, — единственное, что мне хотелось сохранить. И не где-нибудь в доме, а именно здесь, в комнате сестры. Но, оказавшись в этом году, я даже не подумал, что могу ее здесь найти.

Я смотрел на слова, которые сам когда-то написал, и чувствовал всепоглощающее горе — не из-за самой открытки, а потому, что она так и не прочитала ее.






«Кортни,

моей любимой сестре, которая гораздо круче, чем я готов был признать. Я составил список секретов, которые хранил от тебя все это время. Но только попробуй показать эту открытку кому-нибудь, и я найду твои младенческие фотографии голышом и запушу их по школе.

Все, о чем я никогда не говорил сестре (ну, может быть, не совсем все). Джексон Майер.

1. На самом деле от тебя не воняет.

2. Это я в прошлом году прилепил жвачку к твоим волосам. Помнишь, тебе пришлось постричься, чтобы избавиться от нее?

3. Я не показывал друзьям твою фотографию с аппаратом для исправления прикуса. Я сказал так, потому что ты рассказала отцу о фильмах, которые я прятал под кроватью (нет, это были не мои диски, и я не смотрел их).

4. Мне нравилось, что ты помогала мисс Рамзи разучивать испанские песни с малышами в больнице.

5. ТЕРПЕТЬ НЕ МОГУ, когда парни обсуждают, какая „горячая штучка“ моя сестра, но, что бы я ни говорил тебе, ты вовсе не уродлива.

6. Хотя я смеюсь над тем, что ты плачешь в финале „Титаника“ (каждый раз, когда его смотришь!), мне это кажется очень трогательным.

7. Иногда я остаюсь дома по выходным и говорю тебе, что все мои друзья заняты. Но это неправда — мне нравится проводить время дома с моей глупышкой-сестрой.

8. Я боюсь измениться, если тебя не будет рядом. И стать хуже, чем я есть сейчас.

9. Иногда я не могу заснуть, потому что боюсь, проснувшись, обнаружить, что тебя нет с нами. Мне кажется, если я буду продолжать двигаться, это поможет тебе.

10. Я постоянно думаю о том, что это должно было случиться со мной, и меня мучает мысль… что если ты тоже так считаешь? И наш отец? Неужели все вокруг смотрят на меня и думают: „Тебе повезло“ или „Твоя сестра лучше, чем ты“?

11. Больше всего я боюсь сказать, что люблю тебя. Хотя это правда. Мне страшно, потому что эти слова звучат так, как будто ставят точку в отношениях. Как и слово „прощай“. Но я не скажу его тебе, никогда…

Может быть, ты попробуешь задержаться здесь еще на какое-то время? Ради меня — потому что я не уверен, смогу ли остаться самим собой без тебя.

    

Я всегда буду любить тебя! Джексон».







Я протянул руку и забрал открытку с туалетного столика. Холли испуганно подпрыгнула, а потом вытерла глаза тыльной стороной ладони.

— Извини, я не собиралась читать…

— Ничего страшного. — Я сложил открытку и держал ее в руке.

— Чем вы занимаетесь?

Мы с Холли подняли глаза и увидели отца, стоящего у двери. Он слегка улыбнулся:

— Холли, можешь взять все, что захочешь. Я уже давно собираюсь отдать многое отсюда на благотворительность, но никак руки не доходят…

Холли перевела взгляд на меня. Я сунул одежду ей в руки.

— Думаю, это должно подойти.

Она встретилась со мной глазами:

— Прости, мне не следовало смотреть…

— Не беспокойся, — я наклонился и поцеловал ее в макушку. Она еще раз быстро взглянула на меня и направилась через холл в ванную комнату.

Я уже собирался уходить, но отец осторожно взял у меня из руки открытку.

— Я читал ее каждый вечер, когда ты ложился спать, — сказал он.

— Правда?

Он кивнул.

— Я смогу расстаться со всем этим… через некоторое время? — Это был один из первых личных вопросов, которые он задал мне о будущем.

— Да, ты избавишься от всего. И даже от этой открытки.

Он с улыбкой протянул ее мне:

— Что ж, теперь ты сможешь ее сохранить.

Я повертел открытку в руках:

— Я так и не отдал ее Кортни и очень жалею, что…

Отец положил руку мне на плечо:

— Она знала, я в этом не сомневаюсь.

Ох, мне бы его уверенность! Я поднял глаза и встретился взглядом с отцом.

— Папа, я видел ее. Я не собирался рассказывать тебе, но…

На его лице отразились смешанные чувства. С одной стороны, ему было интересно, но воспоминания вызывали боль.

— Когда? То есть… в каком году?

— Несколько раз. Сначала мы разговаривали, когда ей было четырнадцать, потом двенадцать. Она прогуляла школу, и мы провели вместе целый день.

Вот черт! Я только что опроверг собственные слова и ту историю, которую изложил вчера отцу и шефу Маршаллу. Я ведь утверждал, что прыгал всего дважды и совсем на короткое время. Получается, я никак не мог оказаться в две тысячи третьем году. Я уставился на отца, ожидая его реакции. Забрать свои слова назад я уже не мог.

Отец разинул рот от удивления, но сумел справиться с собой и произнес:

— Ты с ней разговаривал? Она знала о том, что…

Надеюсь, упоминание о Кортни отвлекло его, хотя это маловероятно.

— Я ей все объяснил, и она поверила мне. Конечно, испугалась сначала, но потом приняла как должное.

Отец прислонился головой к дверному косяку и закрыл глаза:

— Я так сильно по ней скучаю.

— Я знаю.

Он открыл глаза и протянул руку, преграждая мне путь.

— Джексон, то, что ты написал в открытке, неверно. Я бы не хотел, чтобы ты оказался на ее месте. И никогда не смог бы выбрать между вами. Ты ведь это знаешь?

Я похлопал его по руке:

— Сейчас уже знаю.

Возвращаясь через холл в телевизионную комнату, я поневоле задумался о поведении отца. Было ли это лучшей маскировкой агента за всю историю ЦРУ или, возможно… всего лишь возможно, что я впервые за все эти годы видел моего настоящего отца, выглянувшего из-под тщательно подобранной маски агента.

Когда я открыл дверь, Холли снова подпрыгнула. Я видел ее со спины, потому что она вернулась к полке с дисками, но от меня не укрылось, как она тайком вытерла слезы с лица рукавом футболки. Я быстро шагнул к ней и развернул лицом к себе.

— Хол, ты вовсе не разочаровала меня. Клянусь! — сказал я и взял ее лицо в свои ладони.

Она закрыла глаза и кивнула:

— Я знаю… Просто… это было… очень хорошее послание.

Стерев слезы с ее щек, я вспомнил, как отреагировал на ее плач в две тысячи девятом году после нашей последней крупной ссоры. Я настолько привык к выдержке и хладнокровию Холли, что, застав ее сейчас в слезах, готов был поверить, что мир перевернулся с ног на голову.

— Я не хотел, чтобы ты расстраивалась, — сказал я.

Холли взяла меня за руку и потянула на кушетку, где тут же улеглась рядом со мной. Она накрыла губами мои губы, и я со вздохом закрыл глаза. Прижавшись ко мне всем телом, Холли прошептала:

— Я не против того, чтобы узнать твои секреты, даже если они грустные.

Я снова принялся целовать ее, запустив руку под футболку, и надеялся только на то, что отец выполнит свое обещание и зайдет к нам до того, как я окончательно потеряю голову и забуду, какая именно Холли лежит рядом со мной.

Я губами исследовал ее шею, когда в комнату вошел отец:

— Ой, простите, я не знал, что вы здесь.

Как я и ожидал, Холли залилась краской, и, когда я предложил посмотреть какой-нибудь фильм, кивнула, соглашаясь. А через пятнадцать минут она уже крепко спала, положив ноги мне на колени. Я накрыл ее одеялом и вышел из комнаты. На меня навалилась вся тяжесть сегодняшнего вечера, и я понял, что вряд ли смогу уснуть без снотворного.

Я направился прямиком к бару и, когда вошел отец, наливал себе в бокал «Краун Ройал». Я быстро спрятал бутылку под стойку, но он все равно успел ее заметить.

— Я только…

Отец кивнул еще до того, как я договорил.

— Налей и мне тоже.

Я молча наполнил еще один бокал. Он сел на стул у бара и одним глотком выпил свою щедрую порцию виски.

— Папа, можно задать тебе вопрос?

— Конечно.

Не торопясь, я сделал глоток виски, надеясь, что это придаст мне немного уверенности в себе.

— Как вышло, что ты усыновил меня? Ведь ты работаешь в секретном подразделении, которое знает все о таких «ошибках природы», как я?

Он опустил бокал на подставку:

— Я знал, что ты скоро задашь мне этот вопрос.

— Это было случайное совпадение?

Он покачал головой:

— Ты и твоя сестра были моим заданием.

— Заданием? — переспросил я.

— Да, я сам вызвался и был счастлив, что его поручили мне.

— Выходит, ты никогда не хотел иметь детей? И не думал усыновлять?

— Не совсем так, но я уверен, что ты сможешь понять мои мотивы. При моей работе времени на личную жизнь практически не остается, — он встал и улыбнулся. — Пока она не становится частью твоей работы… или они не становятся…

— А как же агент Эдвардс? — спросил я, когда отец уже уходил. — Он охранял нас или…

Отец остановился и спросил, не оборачиваясь:

— Откуда ты знаешь про агента Эдвардса?

Что-то в его голосе изменилось, и поэтому я решил сказать правду.

— Я видел его… в прошлом.

— Ты был так далеко?

Иными словами, его больше нет.

— Что с ним случилось?

Отец подошел ко мне на пару шагов.

— Его убили… десять лет назад.

Внутри у меня все оборвалось.

— Как?

— Это были они… «Враги времени», — отец покачал головой и ушел, не дав мне возможности все выяснить.

Неужели он и так сказал больше, чем мог в этой ситуации? Или снова вернулся к привычной манере выражаться уклончиво? Сомнений не было — я хотел доверять отцу. И это желание было настолько сильным, что я мог не замечать знаков, предупреждающих об опасности.




Глава двадцать восьмая


Воскресенье, 14 октября 2007 года,

05 часов 00 минут




Я проснулся неожиданно и с плохим предчувствием, хотя, возможно, просто видел ночью страшный сон и не мог его вспомнить. Кресло-кровать чуть не перевернулось, когда я сел и принялся оглядывать комнату. Холли по-прежнему, свернувшись калачиком, спала на кушетке, — там, где я оставил ее несколько часов назад. Я натянул одеяло ей на плечи и через холл направился в свою комнату.

Адам спал на боку поперек моей кровати. Видимо, его уже настигло похмелье после выпитого на вечеринке шампанского. Я закрыл дверь в спальню и сделал несколько шагов, как вдруг услышал голоса, доносившиеся с кухни.

— Мне кажется, у нас нет никаких причин давить на него, — произнес отец.

Я постарался как можно тише подойти к кухне. Дверь шкафа в холле была открыта, и я проскользнул и спрятался за ней.

— Он лжет нам. Зачем он это делает, если не завербован нашими противниками? — произнес шеф Маршалл. Сложно было не узнать его низкий властный голос. Неужели отец сообщил ему, что вчера вечером я, случайно проговорившись, упомянул, что несколько раз встречался с Кортни во время своих перемещений во времени и видел агента Эдвардса. Но с какой стати ему скрывать это от своего начальника? Ведь обо всем остальном он ему докладывал. — Мы столько лет позволяли тебе играть роль его отца, и ради чего? Ты ведь даже не смог заслужить его доверие! Разве он пришел к тебе, когда впервые обнаружил у себя странные способности?

Я напрягся, опасаясь, что разговор примет крайне неприятный оборот.

— Он с другой ветви времени, — сказал отец. — И ты не можешь делать меня ответственным за то, что происходит на ней или произойдет в будущем.

— Мы все несем ответственность за это, — прогудел Маршалл.

— Возможно, он напуган, — этот голос принадлежал доктору Мелвину. — Внезапно его маленький и понятный мир разросся до гигантских размеров.

Почему они не боятся, что я могу их услышать?

— Мелвин, твоя работа — это найти проблему и урегулировать ее, — рявкнул Маршалл. — Я не допущу, чтобы мы теряли время, анализируя чувства несчастного мальчика. Мы уже могли бы использовать его.

Использовать меня? Внутри у меня все сжалось.

— Шеф, подожди минутку, — перебил его отец. — Мы ведь не договаривались об особых заданиях.

— Потому что мы думали, что имеем дело с результатом неудачного эксперимента, на проведение которого доктор Мелвин потратил половину жизни. Сейчас все изменилось, — сказал Маршалл.

Неудачный эксперимент? С каждой секундой их разговор приобретал все более неприятный оборот.

— Нужно дать ему время. Если бы вы видели, как хорошо его мозг отвечает на стимуляцию, — произнес отец. — Про сегодняшний день не может быть и речи.

Сегодня?

Я пытался осознать услышанное, и от этого мне в буквальном смысле стало плохо. И тут я понял, что больше не могу прятаться. Ноги сами вынесли меня на кухню. Когда я вошел, все трое сидели за столом и пили кофе.

— Какой эксперимент? — первым делом поинтересовался я.

Они уставились на меня, и через некоторое время отец заговорил:

— Мы обсуждали секретный проект. Тебе не о чем волноваться.

В самом деле? Они считают, что мне пять лет или я полный идиот?

— Может быть, вам стоит вести взрослые разговоры в другом месте, если вы не хотите, чтобы я подслушивал?

— Что именно ты слышал? — спросил Маршалл.

Мои руки сами сжались в кулаки.

— Все… и кто-то из вас должен рассказать мне про этот эксперимент. Немедленно.

Доктор Мелвин встал и подошел поближе, пристально разглядывая меня, как будто со мной было что-то не так.

— Ты понимаешь меня?

Я оглянулся на отца и Маршалла:

— Он в своем уме?

— Абсолютно. Просто он немного удивлен, что ты понял, о чем мы беседовали. Ведь мы говорили на фарси, — сказал Маршалл.

— Что? — удивился я, пятясь от Мелвина. — На фарси?

— Сработало за одну ночь. Невероятно! — воскликнул доктор.

Маршалл поднял брови и посмотрел на отца:

— Ну, наконец-то! Возможно, теперь миллионы долларов, потраченные на «Аксель», хоть как-то оправдают себя.

«Аксель»?

На этот раз я уловил разницу в звучании языка, на котором они говорили, — это был не английский. У меня вспотели ладони, и я был вынужден вытереть их о брюки, которые так и не переодел с вечера.

— Что вы сделали со мной, черт возьми? Поджарили мне мозги электромагнитными волнами?

Порывшись в ящике кухонного стола, доктор Мелвин достал пинцет. Он подошел поближе и сказал, нацелив его мне в глаз:

— Постой смирно одну секунду.

Я замер на месте, а он залез мне в ухо и достал оттуда маленькое металлическое устройство. Я уставился на него так, словно это был таракан, и почувствовал себя грязным или, скорее, оскверненным.

— Этот прибор транслирует звук тебе в ухо во время сна. Я запрограммировал его на уроки иностранного языка. Это обычная запись, не более того, — принялся объяснять доктор Мелвин спокойным голосом, который я так хорошо помнил из детства. — Произошло то же, что и со схемами, на которые ты смотрел вчера. Только тогда работала твоя зрительная память, а этой ночью — слуховая.

— Но… как я могу понимать язык, которому меня не учили? Я ведь ни слова не могу сказать на фарси. И пока вы не сказали, даже не слышал разницы в звучании. — Я пригладил волосы, понимая, что должен сосредоточиться на том, чтобы получить информацию. Сейчас нужно узнать как можно больше, обдумывать буду позже. И паниковать тоже потом.

— Ты не можешь говорить на фарси, потому что речь — это моторный навык. Тренироваться в произнесении слов нужно не меньше, чем бросать мяч в бейсболе или ездить на велосипеде, — объяснил Мелвин.

— Это всего лишь означает, что ты можешь впитывать информацию, как губка. Но никогда не будешь знать того, чему тебя не учили. Твой уровень интеллекта выше среднего, но ты отнюдь не гений и даже не близок к этому, — добавил отец. — В этом и состоит разница.

— Какое облегчение, — пробормотал я. — Итак, получается, этот эксперимент… «Аксель», или как вы его назвали, заключался в том, что вы вставили магнитофон мне в ухо?

Мелвин посмотрел на отца, а тот, в свою очередь, уставился на Маршалла. Шеф Маршалл взглянул на часы и произнес:

— У нас нет времени это обсуждать. Давайте посмотрим, как он воспримет то, что произошло.

— Кто? Я? — удивился я. — Что еще произошло?

— Я слышу шаги в холле.

Я бросился бежать еще до того, как они успели пошевелиться, но вскоре услышал за собой топот ног. Из телевизионной комнаты, покачиваясь и протирая глаза, вышла Холли. Увидев всех нас, она остановилась:

— Ой… я только хотела посмотреть, куда ты подевался, — сказала она мне.

Что-то в выражении ее лица насторожило меня. Она водила рукой по воздуху, пока наконец не наткнулась на стену перед собой, и тут же прижалась к ней лбом. Я положил руки ей на плечи.

— Холли, с тобой все в порядке?

— Что? — пробормотала она.

— Это наркотики, — сказал Мелвин.

— Какие наркотики? — возмутился я и уже собирался повернуться, но Холли качнулась в сторону, и мне пришлось придержать ее.

— По правилам мы обязаны были сделать это для ее безопасности, — сказал Маршалл.

— Мне плевать на ваши правила! — я сверлил отца взглядом. — Поверить не могу, что ты позволил им это сделать.

Я поднял Холли на руки. Закрыв глаза, она продолжала ощупывать все вокруг. Наконец ее пальцы нашли мое лицо и замерли у меня на щеке.

Я отвернулся и понес ее в телевизионную комнату.

— Джексон, ее имя следующее в списке Маршалла, — произнес отец настолько тихо, что я едва расслышал его.

У меня возникло такое чувство, что порыв ветра сбил меня с ног. Я медленно повернулся:

— Кто-то хочет причинить ей боль? Но почему именно Холли?

— Мы только что получили эту информацию и как раз обсуждали ее, когда ты вошел, — сказал отец.

Первым заговорил Маршалл:

— Эта девочка — отличный способ подобраться к тебе. Один из многих. Я не сомневаюсь, что найдутся и другие. Думаю, ты сам запустил этот процесс в две тысячи девятом, раскрыв свои способности во время какого-то прыжка. До этого нам удавалось убедить их, что ты не представляешь никакой ценности… потому что абсолютно нормален.

У меня подкосились ноги, и, спотыкаясь, я побрел к кушетке, чтобы усадить Холли, пока я не уронил ее. Пробормотав что-то, она зарылась лицом в подушки.

Я сел на пол у изголовья. Я один виноват в том, что застрял здесь и во всем, что случилось с Холли. Моя карма здесь совершенно ни при чем — все имеет под собой настоящую, конкретную причину. Если бы я не занимался глупейшими экспериментами с Адамом и рассказал кому-нибудь… Я едва мог говорить, и все же выдавил из себя несколько слов:

— Почему они хотели, чтобы я пошел с ними? И спрашивали, не вступали ли правительственные агенты со мной в контакт?

Я замолчал и посмотрел на Маршалла, который по-прежнему оставался спокоен и кивал, словно знал, что я только что ответил на собственный вопрос.

— Они хотят, чтобы я был на их стороне, — хрипло произнес я. — «Враги времени».

Потом заговорил отец:

— Да, Джексон, но мы не допустим, чтобы что-нибудь случилось с тобой… или с Холли. Особенно теперь, когда мы в курсе того, что происходит.

Внезапно у Мелвина округлились глаза, и в тот же миг отец с Маршаллом выхватили пистолеты и нацелили их в сторону кушетки. Я вскочил с пола и оказался лицом к лицу с женщиной. Прежде всего мне бросились в глаза ее волосы.

Огненно-рыжие… почти, как у Кортни. Она была очень похожа на мою сестру, только выглядела гораздо старше. На долю секунды я забыл обо всем, что меня окружало, и о грозившей нам опасности и чуть не произнес вслух имя Кортни. Неужели она тоже может перемещаться во времени?

Мне даже пришлось напомнить себе, что Кортни не дожила до пятнадцати лет.

Я выбросил эту мысль из головы и увидел, что справа от женщины появился невысокий рыжеволосый парень — тот самый, с отпечатком каблука на лице. С другой стороны от женщины уже стоял высокий темноволосый мужчина.

В отличие от отца и Маршалла они были без оружия.

— Мы не собираемся драться с вами, — произнесла женщина, поднимая вверх руки. — У нас сообщение от Томаса.

Доктор Мелвин потянул меня за рубашку — поближе к себе и подальше от пяти человек, враждебно настроенных друг к другу. Маршалл и отец обошли кушетку, оттесняя незваных гостей в дальний угол комнаты.

— У тебя пять секунд, Кэссиди, — произнес Маршалл.

Кэссиди. Я постарался запомнить ее имя и лицо.

— Мы здесь для того, чтобы забрать мальчика в то время, где ему надлежит быть, — сказал рыжеволосый.

— Этому не бывать, — заявил отец.

— Он сбился с пути, и Томас считает, что это может быть губительным для всех нас, — сказала Кэссиди.

Кто такой Томас, черт возьми? Генеральный директор «Врагов времени»?

Впервые за все время я увидел, как лицо шефа Маршалла дрогнуло. Он боится, потому что поверил им. Я вдруг вспомнил теорию, о которой рассказала Дженни Стюарт: множественные переплетения ветвей времени могут вызвать конец света или самоуничтожение мозга у тех, кто по ним перемещается. Странно, вряд ли шефа Маршалла волнует состояние моего мозга. А вот от мысли о другом варианте развития событий мое сердце забилось изо всех сил.

Неужели они действительно могут вернуть меня назад? В две тысячи девятый год? Не задумываясь о том, что творю, я ткнул пальцем в сторону рыжеволосого коротышки:

— Что ты делал тогда… в комнате Холли? И зачем ты… то есть тот другой парень…

Я не смог произнести вслух то, что случилось с Холли. Рыжеволосый кивнул мне из противоположного угла комнаты:

— Нам всем казалось, что ты представляешь собой угрозу. Но сейчас мы понимаем, что ее смерть была ошибкой, а ты даже не подозревал о нашем существовании.

В комнате стало так тихо, что я отчетливо услышал, как палец отца придавил курок.

— Агент Майер, действовать только по моему приказу, — тихо, но твердо произнес Маршалл.

Не сводя с меня глаз, рыжеволосый что-то медленно достал из кармана. Я приблизился к нему и увидел нашу с Холли фотографию: я в плавках и она в купальнике возле бассейна в летнем лагере.

Я и Холли «ноль-ноль девять».

— Где ты это взял? — возмутился я.

— Я сам сделал этот снимок, — ответил он. — Решил, что не помешает напомнить тебе о том времени, к которому ты принадлежишь и куда должен вернуться.

Здесь наши с ним желания совпадали, и это пугало меня. Такое впечатление, что я уже был на их стороне. Но, честно говоря, я сомневался, стоит ли вообще к кому-то присоединяться. Можно ли было однозначно определить, где черное, а где белое? Скорее всего, я оказался на территории с размытыми понятиями добра и зла, где одна группировка противостояла другой.

— Но… — начал было я, но он перебил меня.

— Не верь тому, что о нас рассказывают. Мы не такие уж плохие. Мне казалось, что тебе будет интересно самому во всем разобраться, но, похоже, юный Франкенштейн доктора Мелвина мыслит только по шаблонам, заранее заложенным ему в голову.

Я подошел еще ближе и, сделав резкий выпад, попытался выдернуть у него из руки фотографию. Не знаю, почему, но мне было неприятно, что он ее держит. Но рыжеволосый увернулся так ловко, что я оказался совершенно не готов к этому.

— Они не хотят, чтобы ты умел по-настоящему перемещаться во времени, потому что тогда ты будешь представлять для них угрозу. А я могу научить тебя, как совершить прыжок в любой момент, когда ты этого захочешь. Я знаю, где и когда вы сможете быть вместе, оба целые и невредимые. — Он сунул снимок Холли мне прямо под нос.

Возможно, он умел убивать не хуже, чем отец и шеф Маршалл, так же быстро и легко, или даже делал это лучше них. Но сейчас я не видел ничего дурного в его поведении. Он предлагал мне сделку.

— Учитывая обстоятельства, я считаю, у меня есть право решать, что лучше для мальчика, — сказала Кэссиди, глядя на отца. — Большее, чем когда-либо будет у тебя.

Лицо отца исказилось от гнева, и в этот момент темноволосый мужчина, который все это время молчал, нырнул вперед, выбил пистолет из руки отца и повалил его на пол. В ту же секунду я перепрыгнул через спинку кушетки и закрыл собой Холли. На мгновение подняв голову, я увидел, как Кэссиди и рыжеволосый растворились в воздухе.

У меня перехватило дыхание, пока я пытался осознать, что произошло. Маршалл выстрелил туда, где они только что стояли, но пуля попала в стену. Я еще крепче прижался к Холли, а потом услышал еще один выстрел и вслед за ним громкий крик темноволосого.

— Черт возьми! — выругался Маршалл.

Я сполз с Холли, сомневаясь, смогу ли встать и удержаться на ногах. Я слишком хорошо помнил тот звук выстрела из будущего. Доктор Мелвин медленно поднимался с пола, а отец стоял над загадочным мужчиной, нацелив пистолет ему в грудь. У него была прострелена нога, и брюки уже намокли от крови. Мертвенно-бледный, он стонал от боли.

«Почему же он не прыгает?» — спрашивал я себя, пока не вспомнил, как в девяносто шестом году сам был слишком напуган, чтобы сконцентрироваться на прыжке. Судя по всему, сильная боль снизила его способности.

Я подошел ближе, чувствуя, как внутри у меня все сжимается.

Маршалл поднял на нас глаза и кивнул:

— Агент Майер, можете приступать к допросу свидетеля.

Отец пнул мужчину ногой в бок, чтобы заставить его перевернуться на спину. Я по-прежнему стоял рядом, беспомощно вытянув руки по швам.

Нагнувшись над раненым, отец громко спросил:

— Из какого ты года?

Но ответа не последовало.

— Как твое имя? — прозвучал следующий вопрос.

— Это Харольд, — ответил за него Маршалл. — Один из выводка доктора Людвига.

Что за доктор Людвиг, черт возьми?

— Ладно, Харольд, с какой ты ветви времени? Назови какое-нибудь значительное событие.

На лице раненого появилась безумная, злая усмешка:

— Вы все покойники. Все до единого. Но я не скажу, когда это случится! — Подняв голову, он посмотрел на меня. — За исключением тебя, Джексон. Ты жив. Подумай об этом и не слушай их.

Я застыл на месте. Что он хотел этим сказать?

Маршалл раздраженно вздохнул:

— Он бесполезен. Я закончил допрос. Агент Майер?

Отец поднял пистолет и дважды выстрелил Харольду в грудь. Кровь брызнула во все стороны, и я прикрыл лицо рукой. Но стоило мне увидеть, что он все еще дышит, как я вспомнил, что учился оказывать первую помощь, и опустился на пол рядом с ним.

У этого парня даже не было оружия, и он не сделал ничего особенного — только попытался забрать у отца пистолет. Возможно, чтобы помешать ему выстрелить в кого-нибудь в комнате. И вот теперь он умирает прямо на наших глазах.

Я стащил с себя рубашку и прижал ее к его груди. А мои пальцы уже тянулись к его шее, чтобы нащупать пульс.

— Доктор Мелвин, помогите мне! Он все еще дышит!

Но он не двинулся с места:

— Я не уверен, что нам следует…

— Что с вами такое? Вы ведь врач! А он еще жив! — Я крепче прижал пропитавшуюся кровью рубашку к груди раненого. Все происходящее вызвало у меня болезненные воспоминания о том, что случилось с Холли в две тысячи девятом.

— Джексон, — раздался голос отца. — Назад… немедленно.

Но я был не в состоянии поднять на него глаза. Как он мог так поступить? Словно убить человека для него было самым обычным делом. Отец взял меня за руку, но я тут же вырвал ее.

— Не прикасайся ко мне!

Через несколько секунд Маршалл уже теснил меня к стене. Возвышаясь надо мной, с искаженным от гнева темным лицом, он произнес:

— Я пытался дать тебе шанс, чтобы ты продемонстрировал отцу свои умения — те, о которых мы с тобой прекрасно знаем. Но я не только не смог доказать свою точку зрения, но и упустил возможность убить двух серьезных противников!

Я слышал, как отец сказал что-то Маршаллу, но не смог разобрать слов. Кровь так громко пульсировала у меня в ушах, что заглушила его речь. В голове вдруг всплыли схемы атаки из компьютера — три резких движения, и шеф Маршалл уже лежал на спине рядом с умирающим.

— Расскажи мне, что такое «Аксель»!

Он тут же вскочил с пола и одним быстрым движением обхватил меня руками за шею:

— Может быть, перед лицом смерти ты докажешь нам, что лгал о своих способностях…

Боковым зрением я заметил, что отец движется за спиной у Маршалла. Но мне нельзя было смотреть на него — только на Холли, которая по-прежнему лежала на кушетке без сознания, а потом снова на Маршалла. Его спокойное, расчетливое лицо было всего в нескольких сантиметрах от моего, а пальцы сдавливали горло, не давая воздуху поступать в легкие. Я попытался вырваться, но безрезультатно. Потом я встретился взглядом с доктором Мелвином. Этот человек знает ответы на все вопросы. Он — мозговой центр проекта «Аксель», и, возможно, единственный в этой комнате, кто не сможет противостоять мне в драке. Хорошо бы встретиться с ним наедине…

И у меня тут же созрел план. Если бы мне удалось совершить полный прыжок в две тысячи девятый год, на ту же ветвь времени, с которой я попал сюда, я бы сделал все возможное, чтобы защитить Холли, и получил бы всю необходимую мне информацию об этом эксперименте от ничего не подозревающего доктора Мелвина.

Я не мог допустить, чтобы меня использовали, как какое-то оружие, — в этом я ни капли не сомневался. Я уже собирался прыгнуть, но крики отца и Мелвина отвлекли меня, и я почувствовал, что раздваиваюсь. Снова неполный прыжок! Что, если Маршалл продолжит душить меня, пока я буду пребывать в бессознательном состоянии на основной базе?

Но… уже слишком поздно.




Глава двадцать девятая


Я пошевелил руками и ногами, чувствуя облегчение от того, что мне удалось освободиться из захвата Маршалла, и огляделся по сторонам. Моя квартира. Я дома. Удивительно, что я попал в то же место, откуда прыгнул, хотя многое здесь выглядело иначе. Например, мебель в гостиной изменилась. Мне снова не удался полный прыжок, и с годом я промахнулся. Это был не две тысячи девятый, и реальность случившегося стала для меня тяжелым ударом. В эту самую минуту Холли без сознания лежала в комнате, полной людей, которым я не доверяю, и я сам стоял там в полной отключке, рискуя, что меня вот-вот задушат или пристрелят. Но в прыжке время движется медленнее, так что я мог бы обдумать план действий перед возвращением… Это принесло бы больше пользы, чем еще одна неудачная попытка вернуться в две тысячи девятый год.

Я взглянул на часы блока кабельного телевидения: семь часов пять минут. Но за окном, перед которым стояла кушетка, было темно. Вечер. Вот только какой сегодня день и год?

Из глубины холла донеслось шарканье ног по деревянному полу. Прижавшись спиной к стене, я выглянул из-за угла. Это был я — гораздо младше, чем сейчас. И шел я в комнату Кортни.

Мой взгляд упал на руку юного Джексона, и я тут же понял, что это за день. Меня начало тошнить, и сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Каждый раз, отправляясь в путешествие во времени, я старательно избегал этого дня. И когда я впервые оказался в две тысячи седьмом, и во время неудавшихся прыжков в две тысячи девятый, я до ужаса боялся того, что могу оказаться здесь. В это самое время.

Джексон вошел в спальню сестры, и я немного приблизился к двери. Мне тогда было четырнадцать.

И в этот день не стало Кортни.

Дверь открылась лишь наполовину, но этого было вполне достаточно, чтобы видеть, как Джексон ставит свою открытку на туалетный столик. Я вполне мог не заглядывать в комнату — несмотря на все прошедшие годы, я прекрасно помнил этот момент и знал, что буду делать дальше.

Конечно, некоторые подробности забылись, но встреча с Холли «ноль-ноль девять» помогла мне их восстановить. В моей памяти всплыл разговор, который у нас с ней однажды состоялся.




«— Ты никогда не рассказываешь о том, что происходит у тебя дома. Я не слышала от тебя ни одной обычной семейной истории. Например, о чудной, вечно пьяной тетушке, которую тебе приходится терпеть, или о том, как вы решали, какой салат принести на очередную семейную встречу, — однажды сказала Холли, подтрунивая надо мной.

Я рассмеялся:

— То, что моя семья, в отличие от твоей, не принадлежит к среднему классу, еще не значит, что в моей жизни…

Холли усмехнулась:

— Отлично, назови мне самую обычную семейную проблему, которую невозможно решить за деньги, и обещаю, что я больше никогда не стану поднимать эту тему.

Я постарался вспомнить какую-нибудь правдивую историю, чтобы доказать, что она неправа.

— Хорошо, вот например… Кортни до ужаса боялась гроз. Стоило ей увидеть молнию, она тут же мчалась ко мне и вытаскивала меня из кровати. А потом требовала, чтобы я спал на полу в ее комнате.

— И ты соглашался? — удивилась она.

Я пожал плечами:

— Это был единственный способ заставить ее замолчать.

— Типичная фраза для брата. Извини, что сомневалась в тебе».




В тот день, когда Кортни умерла, — в этот день — у меня было предчувствие, что это случится. Словно что-то внутри меня угасало. И, поддавшись порыву, я вошел к ней комнату и лег на пол. Я помню, как зарылся лицом в ковер, и, вдыхая его запах, понимал, что она больше никогда не попросит меня остаться с ней в этой комнате. И не разбудит меня в два часа ночи, требуя подняться с удобной кровати и спать на твердом и холодном полу. И, мне кажется, именно тогда, в четырнадцать лет, я решил, что никогда больше не останусь в одиночестве, уткнувшись носом в чей-то ковер.

Я дотронулся до левого нагрудного кармана пиджака — там, в маленьком отделении моего бумажника, лежал мой экземпляр этой открытки. Две одинаковых открытки, и ни одна из них так и не достигла адресата.

У меня чуть сердце не выскочило из груди, когда из телефона юного Джексона вдруг раздались звуки мелодии «Битлз». Он сам тоже подскочил на месте и, увидев номер звонившего, вздохнул. Потом он отключил звонок и, выбросив трубку в холл, пинком захлопнул дверь.

Это звонил отец. Комната сестры была последним местом, где он стал бы меня искать. Тогда мне хотелось спрятаться. Не только от него — вообще от всех.

Я прислонился к стене и, крепко зажмурившись, подавил в себе желание прыгнуть назад. То, что я здесь оказался, вряд ли было совпадением. У меня появилась возможность все исправить, пусть даже это уже ничего не изменит. И в будущем все останется по-прежнему.

К счастью, когда я вышел из дома и сел в такси, швейцар не обратил на меня внимания. По дороге я достал из бумажника крошечную вырезку из газеты, измятую и пожелтевшую за те пять лет, что она хранилась у меня. Мне нужно было уточнить некоторые факты, которые уже стерлись из памяти.






«Памяти Кортни Линн Майер. Кортни Майер, проживающая на Манхэттене, скончалась пятнадцатого апреля две тысячи пятого года в двадцать два часа пять минут в возрасте четырнадцати лет после трех месяцев лечения от рака».





Двадцать два часа пять минут. Осталось меньше трех часов. Этаж и номер палаты я еще помнил, так как много раз приходил навестить сестру, правда, лишь в начале болезни. Так что сейчас я даже не мог предположить, в каком состоянии найду ее. Будет ли она в ясном уме, и как отреагирует, увидев брата, который вдруг стал старше на четыре года?

Я пробрался мимо поста медсестер, когда они смотрели в другую сторону, но вдруг услышал голос отца и, спрятавшись за большой мусорной корзиной, замер. Мне было видно, как отец приближается, прижав к уху телефон.

— Джексон, где ты, черт возьми? — Он остановился прямо напротив меня. Затаив дыхание, я смотрел на его ноги. — Извини… Я не хотел кричать на тебя. Прошу, пожалуйста, звони мне. Я должен точно знать, что с тобой все в порядке.

Я смотрел, как отец направляется к выходу, и впервые подумал о том, что его тоже не было в палате в тот момент, когда Кортни не стало. Она оставалась совсем одна. Я поднялся и незаметно проскользнул к сестре. У нее была самая большая палата в больнице, вся заставленная цветами, открытками и подарками. Я закрыл за собой дверь и тут же захотел убежать отсюда. Я ведь знал, что должно случиться неотвратимое, и это тяжелым грузом лежало у меня на сердце.

Кортни лежала на боку, подтянув колени к груди. Она была очень бледной. Если бы не рыжие волосы, она сливалась бы с чистыми белыми простынями. Монитор над кроватью тикал, как часы, отсчитывая минуты.

Не знаю, как мне удалось заставить себя двигаться, но я подошел к стулу рядом с ее койкой. Я не сомневался, что отец сидел здесь, прежде чем уехал искать меня. Кортни открыла глаза и прищурилась, как будто пыталась сфокусировать взгляд на моем лице.

— Джексон?

Я мог только кивать, пытаясь сдержать слезы.

— Ты так странно выглядишь… Должно быть, это из-за морфия, — сказала она.

Я видел, что жизнь едва теплилась в теле Кортни, поэтому мне было невыносимо слышать звук ее голоса. Я начал подниматься со стула, но тут почувствовал ее холодные пальцы на своей руке.

— Пожалуйста, не уходи. Тебя не было здесь целую вечность.

Я придвинул стул поближе и сжал ее руку.

— Я останусь с тобой.

Кортни улыбнулась, и ее веки задрожали, но она заставила себя открыть глаза.

— Я тоже ненавижу это место. Ничего удивительного, что тебе не хочется приходить сюда.

После этих слов я больше не мог сдерживаться. Наклонившись вперед, я прислонился лбом к холодной белой простыне и увидел, как слезы скатываются по моему носу вниз.

— Кортни, прости меня. Мне так жаль.

Ее холодные пальцы прикоснулись к моим волосам, и она принялась гладить меня по голове.

— Нет, я совсем не это имела в виду, — она похлопала по кровати рядом с собой. — Иди ближе. Я замерзаю.

Вытерев слезы рукавом свитера, я положил голову ей на подушку. Кортни придвинулась ближе, и мое сердце заколотилось, как будто я увидел привидение.

Она взяла меня за руку и прижала ее к своей щеке.

— Ты такой теплый… Тебе страшно здесь, да?

Я смотрел в ее зеленые глаза, еще не утратившие своей яркости.

— Да, но я не уйду, обещаю.

— Закрой глаза, — прошептала она. — Я так делаю, когда мечтаю оказаться где-нибудь в другом месте, и это помогает. Расскажи мне что-нибудь интересное, только не про больницу и не о том, что с ней связано.

Я закрыл глаза и, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно, сказал Кортни то же самое, что в две тысячи четвертом году:

— У меня теперь есть подруга.

— Не может быть, — еле слышно прошептала она. — Кто?

— Она из другой школы, — я прикоснулся к спине сестры и осторожно ее погладил.

— Как ты с ней познакомился?

— Это потрясающая история. Ты хочешь ее услышать?

— Да, пожалуйста.

— Помнишь большие двери на входе в Молодежную Христианскую Организацию? — спросил я. — Туда еще нужно подниматься по ступенькам?

Она кивнула.

— Так вот, я как раз шел по той лестнице к входу, когда в меня врезалась какая-то девчонка. Оказывается, она читала на ходу…

— Какую книгу?

Я убрал волосы с ее лица и улыбнулся:

— Я знал, что ты спросишь. Джона Гришема. Так вот, она налетела на меня и вылила прямо мне на туфли большой стакан розового смузи. Первое, что я заметил, пытаясь устоять на ногах в луже с замороженной клубникой, были ее светло-голубые глаза.

Кортни весело рассмеялась:

— Как романтично… Но я ни за что не поверю, что ты сначала посмотрел на ее глаза.

— Серьезно, я не лгу. Потом я потянулся, чтобы поднять испачканную книгу, и на внутренней странице обложки увидел ее имя — Холли Флинн с размашистой завитушкой напротив буквы Ф. Это показалось мне очень милым, но разве я мог признаться ей в этом? Неужели кто-то и в самом деле подписывает книги?

— Я так делаю, — прошептала Кортни. — А что произошло потом?

— Ну… Я протянул ей книгу, и она улыбнулась. Я мог думать только о том, как сильно хочу поцеловать ее. И узнать, каково это. Не знаю, почему, но я был уверен, что с Холли все будет совсем иначе. Не так, как с другими.

— Мой брат влюблен… никогда не думала, что услышу такую новость, — пробормотала Кортни с улыбкой.

Я прижался губами к ее лбу:

— Ты такая холодная.

— Джексон, обещай мне кое-что, ладно?

— Все, что ты хочешь.

— Женись на этой девушке со смузи и заведи много детей. Не меньше шести. Ты мог бы назвать одну девочку Кортни, а другую Лили. Мне всегда нравилось это имя.

— Я знаю. По-моему, у тебя было пять кукол с именем Лили. Но мне всего девятнадцать, я еще слишком молод, чтобы жениться.

Глаза Кортни широко распахнулись, и я видел, как у нее в голове одна за другой возникают догадки. А потом ее охватила паника, и, хватая ртом воздух, она спросила:

— Ты ведь не совсем Джексон, да?

Я притянул ее к себе, обхватив двумя руками, и крепко обнял.

— Тсс, не волнуйся. Это и впрямь я, только старше.

— Но мы никогда здесь не встречаемся. Обычно я отправляюсь посмотреть на тебя.

— Да, я знаю, — сказал я, хотя в ее словах не было смысла. Мне не понравилось, что Кортни так спокойно отреагировала на мое неожиданное признание. Раньше она могла наброситься на меня с кулаками или принималась громко кричать, забыв, что вокруг люди. Это означало, что ей дают большую дозу морфия, и она цепляется за жизнь из последних сил.

Кортни зевнула и снова обмякла.

— Я так… устала.

Я поднял глаза на часы на стене: еще только восемь сорок пять. Видеть, как она закрывает глаза, и знать, что через некоторое время она уже не сможет их открыть, было невыносимо. И я потерял контроль над собой, хотя прекрасно знал, что должно случиться. Я ведь уже видел Кортни в гробу, но все равно хотел предотвратить неизбежное. Или хотя бы ненадолго отсрочить. Дать моей сестре еще немного времени.

— Кортни, не спи… прошу тебя. Пожалуйста! — я легонько потряс сестру за плечи и прижался лбом к ее волосам. — Подожди еще чуть-чуть.

Она протянула руку и вытерла слезы с моих щек.

— У тебя на лице появились волосы… они колются.

Я рассмеялся:

— Я тебя люблю, ты ведь знаешь это, правда?

— Я тоже тебя люблю. — Рука Кортни сползла мне на шею, видимо, у нее уже не было сил держать ее на весу. — Ты ведь так и не пообещал мне… жениться на той девушке со смузи, завести шестерых детей и еще, может быть, собаку.

— Обещаю, — прошептал я ей на ухо, чтобы она точно услышала. На лице Кортни появилась широкая улыбка. — Какая песня должна звучать на нашей свадьбе?

— Гм…

— Я знаю, что бы ты выбрала, — поддразнил я ее и запел ее любимую песню: — «Я вижу, как восходит красная луна…»

— Да уж, — сказала она. — Это песня не очень подходит для свадьбы…

Я слышал, что ее дыхание становится поверхностным, и стремился сохранить мужество, продолжая говорить с ней и всячески поддерживать, но не мог. Ее уносило куда-то далеко от меня, и я чувствовал себя одиноким, как никогда.

Вытерев нос рукавом, я приподнял подбородок Кортни, чтобы видеть ее глаза:

— Кортни, у тебя что-нибудь болит?

— Я в порядке.

Она лгала, я видел это по ее лицу.

— Кортни, скажи мне правду.

Ее глаза наполнились слезами, и в итоге она кивнула.

— Да, болит… везде. И больнее всего цепляться за жизнь. Словно я вишу на скале, и мои пальцы начинают соскальзывать.

Так вот почему в тот раз Кортни продержалась на два часа больше. Она ждала меня и отца. Надеялась, что хотя бы один из нас придет. Я обнял ее еще крепче, и слезы ручьем полились у меня из глаз.

— Прости меня. На твоем месте должен быть я. Должен был.

— Нет, Джексон, не говори так никогда! — Ее голос звучал сейчас гораздо тверже, чем раньше.

Задыхаясь от слез, я втянул в себя воздух и заставил себя прекратить плакать:

— Все в порядке, Кортни. Теперь спи. Все хорошо, скоро все пройдет.

— Спасибо, — прошептала она.

Мне казалось, что я вижу это как наяву: белые костяшки пальцев, цепляющихся за скалу, а потом вдруг она разжимает их и… Резкое облегчение, чувство свободного падения, и тело становится легким как воздух. И боль отступает.

Я пригладил рукой ее волосы и, тихо плача, наблюдал, как ее грудь вздымалась все реже, а потом… замерла.

Монитор загудел, и я услышал топот ног по плиточному полу в коридоре. В последний раз прошептав «прощай», я закрыл глаза и вспомнил о Холли, которая в одиночестве лежала на полу своей комнаты в общежитии и истекала кровью. Вот то место, где мне надлежит сейчас быть.

Я уже сконцентрировался на прыжке, как вдруг услышал громкий и недоуменный возглас доктора Мелвина:

— Джексон?




Оказавшись в две тысячи седьмом году, я даже не открыл глаз. Ощущение раздвоенности исчезло, и шеф Маршалл больше не держал меня за горло. Мне казалось, что рядом никого нет, но они, несомненно, были где-то поблизости, готовые действовать. Отец сказал что-то, но в тот момент я уже думал о тридцатом октября две тысячи девятого года. Еще одна попытка сделать полный прыжок. Пожалуйста, пусть в этот раз у меня все получится.




Глава тридцатая


Кто-то плеснул мне в лицо ледяной водой. Я чихнул и закашлялся, почувствовав во рту вкус хлорки. После визита к Кортни меня знобило, но здесь воздух был настолько вязкий и влажный, что я тут же согрелся.

Во время прыжка у меня не было ощущения раздвоенности, значит, все-таки получилось. Вот только, что это за день? Для тридцатого октября сейчас слишком жарко.

— Может быть, он пьян, — произнес детский голос.

— Нет, я знаю точно — это свиной грипп, — ответили ему.

Я разлепил веки и чуть не ослеп на солнце. А шесть (или около того) пар маленьких глаз продолжали изучать меня.

— Почему на тебе зимняя одежда?

Вытянув указательный палец, я шутливо прицелился в детей, и они отпрыгнули в сторону.

— Ой, нет!!!

— Джексон, с тобой все в порядке? — спросила маленькая девочка.

Я встал со стула и чуть не свалился в бассейн, который оказался у меня за спиной.

— Гм… какой сейчас год?

Малыши захихикали, а потом один из них произнес:

— Две тысячи девятый. Ничего себе, он точно напился!

Две тысячи девятый. У меня наконец-то получилось вернуться. Хочется верить, это та самая ветвь времени, которую я когда-то покинул.

— Нет, Хантер, никто не напился, — произнес знакомый голос позади меня.

Я резко развернулся и, оказавшись лицом к лицу с Холли, схватил ее за плечи:

— Какой сейчас год?

Наморщив лоб, она оглядела меня с головы до ног:

— Что это на тебе? Когда ты успел переодеться?

— Не знаю, — медленно ответил я.

Я по-прежнему был в толстом свитере и во вчерашних брюках, которые надел перед вечеринкой у отца в две тысячи седьмом году, и чувствовал, что у меня начинает потеть спина. Сейчас, наверное, около тридцати градусов тепла или даже больше. Следом за Холли подошел Адам с выпученными глазами.

— Вот это да!

— Адам, как я рад тебя видеть! Какой это год? Как долго мы с тобой знакомы?

Холли рассмеялась, и я услышал немного нервные нотки в ее голосе:

— С ним все в порядке?

— Гм… скорее всего, он перегрелся. — Адам схватил меня за руку. — Пойдем, я отведу тебя в тень. Сейчас август две тысячи девятого, и ты знаешь меня с… марта.

Отлично, это нужная мне ветвь времени. И он не помнит, что мы общались в две тысячи седьмом. С годом я тоже не ошибся, только с датой вышла небольшая промашка. Но если все прошло так же, как во время моего прыжка в две тысячи седьмой год, тот, другой Джексон, который моложе меня, должен был исчезнуть. И это означает, что у меня может быть немного времени, чтобы кое-что исправить. Или даже предотвратить — а это гораздо важнее.

Я последовал за Адамом, который шел от бассейна к дереву. Опустившись на траву, я лег на спину и уставился на раскачивающиеся ветви. Холли встала на колени рядом со мной и приложила ладонь к моему лбу:

— Хочешь воды?

Я схватил Адама за рубашку:

— Я не совсем уверен, что здесь моя… ну, ты понимаешь, основная база.

У него перехватило дыхание:

— Но ты потеешь… значит, тебе жарко. Судя по всему, это…

— Я знаю.

— Нужно позвать на помощь, — испуганно сказала Холли.

— Нет! Это из-за тех… витаминов. Я намешал туда трав, которые растут в теплице, и Джексон вызвался протестировать их. Я думаю, у него галлюцинации.

— Причем очень продолжительные. Несколько недель и даже дольше, — сказал я.

— Черт возьми, — еле слышно пробормотал Адам.

Холли сильно толкнула его:

— Ты в своем уме? Нельзя вот так просто что-то приготовить и кормить этим людей! А если бы ты отравил его?

Адам поставил меня на ноги.

— Думаю, с ним все будет в порядке. Все ингредиенты там натуральные. Но, может быть, на всякий случай съездим в больницу?

Он тянул меня все дальше от Холли, но мысль о том, что я не буду ее видеть, казалась мне невыносимой.

— Постой! Мне нужно только…

— Тебе нужно немедленно пойти со мной! — сказал Адам.

Я оттолкнул его и упал на колени рядом с Холли, которая по-прежнему сидела на траве. Я обнял ее и крепко сжал руки.

— Я так по тебе скучал!

— Адам, в самом деле, что ты с ним сделал? Он явно не в себе.

Я отпустил ее и, положив ладони ей на щеки, поцеловал:

— Мне так жаль, что я покинул тебя.

Она осторожно убрала мои руки с лица и посмотрела на Адама:

— Я соберу детей, а ты помоги ему, ладно? Возьми машину мистера Уэллборна.

Я снова опустился на траву и закрыл глаза. Минуту спустя Адам тряс меня за плечи:

— Она ушла.

— Я и не думал, что в шестнадцать лет ты был таким хилым, — сказал я и вдруг вскочил как ужаленный. Мой план… Эксперимент доктора Мелвина. — Мы должны кое-что сделать… Поехали…

Сейчас, на этой ветви времени, никто в ЦРУ не догадывался о том, что Джексон может перемещаться во времени. Они пребывали в неведении, и нужно было действовать быстро, пока ситуация не изменилась.

Практически не сомневаясь, что Адам заинтересуется, я торопился поведать ему об эксперименте, упомянутом Маршаллом. Но рассказ о том, что я застрял в прошлом, и упоминание о ЦРУ настолько поразили моего друга, что он был не в состоянии обсуждать самые важные вопросы.

— То, что другой Джексон взял и исчез из две тысячи седьмого года, — это невероятно. И так странно! Сколько бы я ни изучал путешествия во времени, такое мне даже в голову не приходило, — недоумевал он.

— Самое странное — это их реакция, когда я упомянул, что видел сам себя во время этих полупрыжков, или как там они их называют. Они так удивились, как будто никогда об этом не слышали, а ведь доктор Мелвин считается своего рода экспертом по этому — как лучше выразиться? — совмещенному гену.

Адам покачал головой, не в силах поверить в услышанное, а потом так тяжело выдохнул, словно последние несколько минут задерживал дыхание.

— Нам нужно идти, — напомнил я ему.

— У меня есть запасные шорты и футболка, так что ты можешь сменить теплую одежду. Иначе тебя удар хватит, — сказал Адам, направляясь в сторону лагерного офиса.

— Постой! — остановил его я. — Ведь здесь был другой Джексон… до того, как я вернулся? Нужно удостовериться, что он действительно исчез. Что если прыжки вперед по одной ветви времени или в сторону или еще куда-нибудь, я уже и сам запутался, происходят по-другому? Я не могу допустить, чтобы поблизости разгуливал мой двойник.

Адам остановился и повернулся ко мне:

— Ты сидел у бассейна. У твоих подопечных было плавание, и ты присматривал за ними.

На всякий случай Адам связался по рации со всеми воспитателями и поинтересовался, не видели ли они Джексона, одетого в форменную одежду… и по погоде. И хотя я никогда не оставлял свою группу без присмотра в бассейне и не мог бросить свои вещи, а сумка моего двойника с бумажником внутри лежала у бортика, мы должны были окончательно убедиться, что он исчез.

Убедив директора лагеря, что мне требуется медицинская помощь, но «скорую» вызывать не нужно, мы выехали на дорогу, ведущую к больнице, где работал доктор Мелвин, и я наконец смог рассказать Адаму о случившемся во всех подробностях.

Его мало что удивило в моей истории, — представляю, как отреагировало бы большинство людей, — но в этом был весь Адам.

— Итак, вот что я придумал, — сказал я, когда план постепенно начал вырисовываться у меня в голове. — Поскольку мы знаем, что доктор Мелвин поставил какой-то идиотский эксперимент и я был его частью, можно предположить, что вся необходимая нам информация хранится в его компьютере. Ты смог бы добыть ее? Скопировать, или как это делают такие великие хакеры, как ты? Если это возможно, то я хотел бы обойтись без прыжков во времени. Я не хочу рисковать и демонстрировать свои способности.

Будем надеяться, что я еще не сделал этого.

— Если там что-то есть, я обязательно найду, — сказал Адам. — Существует лишь несколько сетей, которые мне пока не покорились, — сказал он.

— Черт, в ЦРУ, наверное, мечтают о таком сотруднике, как ты. — Я улыбнулся ему, а затем вспомнил самую важную деталь. — Они называли этот проект «Аксель»… Я не уверен, что файл может называться так же, но наверняка доктор Мелвин за свою жизнь провел не один эксперимент.

— Все понятно, — быстро кивнул Адам. — Мне кажется, самое важное здесь… смогу ли я сделать это и остаться в живых?

Я задумался на минуту:

— И так, чтобы обойтись без моих суперспособностей. Придется придумать, что со мной что-нибудь случилось.

— Ты мог бы врезаться в столб и заработать большую шишку, — предположил Адам.

— Нет, ничего, что потребовало бы сканирования мозга.

— Хорошо, забудь об этом. Когда тебе в последний раз делали томографию?

Я вздохнул:

— В июне. Как раз перед днем рождения.

— То есть… ты думаешь… он знает?

Я выглянул в окно. Над этим вопросом я много размышлял в две тысячи седьмом году.

— Отец что-то знает. Обязан знать. Не факт, что он распорядился этой информацией мне во вред, но есть знаки, которые указывают на это.

— Выходит, что ты представления не имеешь, кто хороший, а кто может желать тебе смерти? — заключил Адам.

— Угу, с этого момента я сам за себя.

Адам кивнул, глядя на меня с искренним сочувствием.

— Мне кажется, ты всегда был сам за себя.

Я уверен, что он не имел в виду ничего плохого, но для меня его слова лишь подтвердили то, что я остался один в своем собственном мире. И на моей ветви времени.

Мы поднимались на лифте в кабинет доктора Мелвина, и это напомнило мне о том дне в две тысячи седьмом году, когда мы с отцом приехали в больницу. Я решил притвориться, что ушиб спину, — многие падают, но на теле не остается никаких следов.

Мелвин вышел из кабинета мне навстречу:

— Джексон, что случилось?

— Он упал с вышки, — сказал Адам.

— Вернее, я упал на вышку, — поправил его я.

Доктор Мелвин поспешил со мной в смотровую:

— Ты можешь ходить — это хороший знак.

— Вы не возражаете, если мой друг подождет у вас в кабинете? — поинтересовался я.

— Нет, нисколько, — сказал Мелвин.

Я кивнул Адаму, и он нырнул в кабинет, закрыв за собой дверь.




— И как же ты узнал, какой файл тебе нужен? — У меня свело желудок от одной мысли о том, что я собирался выяснить дальше. — Или ты уже прочитал его?

Мы ехали в машине мистера Уэллборна в сторону моей квартиры, и Адам был вне себя от восторга. Какую аферу нам удалось провернуть! До всех событий, последовавших за моим прыжком из две тысячи девятого года, я бы тоже считал, что мы сделали что-то серьезное. Но после множества ситуаций, когда моей жизни угрожала реальная опасность, обвести вокруг пальца доктора Мелвина казалось полной ерундой.

— Мне удалось проникнуть в его компьютер и найти там несколько зашифрованных файлов. Судя по всему, он не работал с ними по меньшей мере месяц. Мне удалось скопировать их на карту памяти, и я займусь расшифровкой, как только вернусь домой.

Адам въехал на подъездную дорожку к моему дому и, остановив машину перед подъездом, повернулся ко мне. Веселое выражение уже исчезло с его лица.

— Я понимаю, что ты хочешь разобраться с отцом и постараться заставить его ответить на все твои вопросы, но все-таки мне кажется, что тебе следует проявить осторожность. Дай мне немного времени, чтобы расшифровать эти файлы, а пока увези Холли из города. Отправляйтесь куда-нибудь и оставайтесь там, пока у нас не появится больше информации. Меня пугает, что у того парня из «Врагов времени» в две тысячи седьмом году были ее фотографии из две тысячи девятого.

Я глубоко вздохнул и кивнул:

— Теперь мне остается лишь одно — уговорить Холли уехать.

— Она согласится, я в этом не сомневаюсь. — Адам взглянул на часы. — У тебя есть всего десять минут до того, как дети на автобусе отправятся в лагерь, а потом и Холли соберется домой. Сейчас самое время перехватить ее.

Я выпрыгнул из машины, захватив с собой новую сумку, — ту, которая не совершала вместе со мной путешествие на два года назад. У меня теперь хотя бы был работающий мобильный телефон и кредитные карточки. Мне совершенно не хотелось снова, как в две тысячи седьмом, оказаться в тюрьме. А в бумажнике, который я захватил с собой из прошлого, лежали поддельные жетоны агентов ФБР и ЦРУ, сделанные для меня Адамом в две тысячи седьмом году. На мой взгляд, они выглядели как настоящие. По меньшей мере с ними можно будет ввести в заблуждение обычного человека или полицию штата.

Адам уехал, и швейцар поздоровался со мной.

— У тебя есть чем завести мою машину? Я собираюсь прокатиться.

— Да, сэр, — ответил он, отпирая ящик, где хранились запасные ключи.

Когда я подъехал к зданию Молодежной Христианской Организации, Холли как раз выходила из автобуса. Я не стал глушить двигатель и решил дождаться ее у выхода. Как только она появилась, я заключил ее в объятия:

— Мне так жаль!

— С тобой… все в порядке?

— Думаю, да. Послушай, Хол… Мы можем уехать отсюда?

Она посмотрела на детей, которые выходили из автобуса и направлялись внутрь здания.

— Их же еще нужно отправить по домам.

— Адам сделает это за нас. Он как раз паркует машину мистера Уэллборна, — я улыбнулся и прикоснулся к ее щеке. — Ну, пожалуйста?

Холли кивнула, но все равно продолжала настороженно смотреть на меня. Я взял ее за руку и подвел к пассажирской двери.

— Ты приехал на машине?

— Да, на всякий случай.

— Никогда не видела тебя за рулем. Ты ведь умеешь водить машину, не так ли? — поинтересовалась она.

Мы сели внутрь.

— Не волнуйся, я справлюсь.

— Ты считаешь, что можешь управлять транспортным средством после того, как Адам чуть не отравил тебя?

Я успел забыть, что Холли «ноль-ноль девять» не верит, что я могу проявить ответственный подход к чему бы то ни было. Я положил ее руку к себе на колени.

— Все будет хорошо, клянусь тебе.

— Куда мы едем?

Я улыбнулся ей и направил машину в сторону пригородов Нью-Йорка.

— Куда-нибудь подальше отсюда. У тебя паспорт с собой?

Холли рассмеялась:

— Ты когда-нибудь бываешь серьезным?

— Хорошо, как насчет какого-нибудь места, куда можно добраться на машине? Пять часов езды — это не слишком далеко?

— А когда мы вернемся?

— Гм… В воскресенье вечером?

Ее лицо тут же стало серьезным. Теперь она мне поверила.

— Это что-то вроде поездки на уик-энд?

— Да, только ты и я. Никто не будет нам мешать.

Холли покачала головой:

— Все это так странно!

— Именно поэтому, Хол, мы и должны это сделать! — сказал я и выразительно посмотрел на нее.

— Ладно… почему бы и нет, — с улыбкой согласилась она. — Только нужно будет придумать, что сказать маме.

Она склонила голову мне на плечо, и я сжал ее руку.

— Вздремни, я разбужу тебя, когда мы приедем на место.

Но Холли не стала спать, а всю дорогу мучила меня расспросами, куда мы направляемся.

— Мартас-Винъярд? — в конце концов, после примерно двадцати подсказок угадала она.

— Правильно. Я знаю, что тебе нравятся пляжи. А это великолепный курорт, мы с отцом приезжали сюда в каникулы несколько лет назад.

Мы зарегистрировались в отеле, и я протянул Холли один ключ от номера, оставив остальные себе.

— Никак не могу поверить, что я согласилась на это, — сказала она, потирая виски.

— Если хочешь, я отвезу тебя домой пораньше, — предложил я, провожая ее по коридору к нашему номеру.

Прежде чем вставить карточку в замок, она повернулась ко мне:

— Признайся, что происходит? Ты от чего-то бежишь?

Это была возможность сказать правду… ну, или что-то похожее на правду. Я глубоко вздохнул и кивнул:

— Да, я поссорился с отцом. Мне нужно было уехать, но я не хотел путешествовать один.

Хорошо, возможно, «ссора» — это некоторое преуменьшение, и произошла она в другом году и на другой ветви времени, но я действительно не доверял отцу и не хотел бы сейчас оказаться с ним в одной комнате.

Она встала на цыпочки и поцеловала меня в лоб:

— В следующий раз не пугай меня и сразу рассказывай о том, что случилось. Я тоже когда-то сбегала от матери и проводила выходные с Джаной. А в этот раз все получилось так внезапно.

— Но в остальном это ведь почти то же самое, ты согласна?

Холли кивнула и наконец открыла дверь.

— Не помешало бы взять с собой некоторые вещи.

Я подтолкнул ее внутрь номера.

— Когда такой испорченный ребенок, как я, пускается в бега, — важной составляющей бунта является опустошение кредитной карточки отца. Если нам что-то потребуется, мы это сразу купим.

Дверь за нами захлопнулась, и Холли принялась рассматривать просторный двухкомнатный сьют.

— Похоже, он тоже обошелся тебе недешево, да?

Зазвонил мой телефон — это был Адам.

— Как дела? — поинтересовался я.

— Я все ближе к разгадке. Только хотел убедиться, что у вас все в порядке, — ответил он. — Как ты себя чувствуешь?

— Адам, все отлично. Я позвоню тебе, если что-то изменится. Пока, — я попрощался с Адамом. Холли, сбросив туфли, плюхнулась на кровать.

— Хочешь посмотреть пляж? Может быть, прогуляемся?

— Я только что разулась, — заметила она.

Я схватил ее за запястье и, стянув с кровати, поднял на руки:

— Туфли тебе не понадобятся.

Она рассмеялась и обняла меня за шею:

— Сделаю вид, что все это происходит по-настоящему.

— Я прекрасно тебя понимаю, — сказал я и, повернувшись, поцеловал ее в руку. — Иногда мне самому сложно отличить реальность от… чего-то другого.

Я нес Холли на руках, пока мы не вышли на песок. На пляже действительно было очень красиво. Если бы я когда-нибудь планировал романтический уик-энд для нас двоих, то, возможно, остановил бы свой выбор именно на этом месте.

— Мне нравится на пляже вечером, — сказала она.

— Мне тоже. — Я не хотел уходить слишком далеко от людей и ярких огней отеля, поэтому через несколько минут остановился и мы сели на песок.

— Спасибо, что разрешил мне принять участие в твоем странном бунте.

Я повернулся так, чтобы видеть ее лицо:

— Ты ведь сердилась на меня сегодня, да? Когда мы сидели у бассейна?

Она покачала головой:

— Нет, не сердилась.

Я взял ее за руки.

— Расскажи мне, что тебе не понравилось.

— Ты сказал кое-что во время ленча, когда был одурманен теми таблетками Адама… Но это ерунда, ничего страшного.

Я не знал, что успел сказать ей другой Джексон перед моим возвращением. Но память подсказывала мне, что приблизительно в это время я стал все чаще жертвовать нашими отношениями ради экспериментов с прыжками во времени. Я взял ее за руки, приложил их к своим щекам и произнес:

— Я не знаю, как сказать, чтобы не напугать тебя…

На ее лице появилось тревожное выражение:

— Слишком поздно. Неужели ты думаешь, что после такого предисловия я не испугаюсь?

— Я люблю тебя, — вырвалось у меня в ту же секунду, когда Холли замолчала. Я решил ничем не подкреплять свои слова — просто замер на месте и наблюдал, как выражение страха на ее лице сменилось потрясением.

Глаза Холли наполнились слезами, и, отвернувшись, она принялась смотреть на воду.

— Тебе не обязательно говорить это. Я счастлива, что сейчас здесь, с тобой.

— Холли, посмотри на меня.

Но она не двигалась, поэтому я силой развернул ее. Она быстро стерла стекающие по щекам слезы и закрыла глаза, чтобы я не заставил ее посмотреть мне в глаза.

— Прости меня.

— За что, Хол?

— За то, что ты вынужден был сказать это. Как бы я хотела не думать о твоих чувствах ко мне… и не желать ничего большего.

— Я люблю тебя, — снова произнес я и придвинулся ближе.

— Перестань, — прошептала она. — Это моя вина, что…

Я дотронулся пальцем до губ Холли, призывая ее замолчать:

— Я очень люблю тебя и не говорил об этом только потому, что у нас и так все было замечательно. Мне кажется, что реальный смысл этих слов можно понять, только когда… все меняется к худшему.

Холли открыла глаза, и мне показалось, что на этот раз она действительно мне поверила:

— Ты серьезно?

Я рассмеялся:

— Да, серьезно, я без ума от тебя.

Она обхватила меня руками за шею:

— И я… То есть… я тоже люблю тебя.

Я потянул ее за собой на песок и покрыл поцелуями все ее лицо.

— Гм! — раздался голос позади нас.

Холли отстранилась от меня, и мы увидели семейную пару с двумя маленькими детьми, которые торопливо проходили мимо нас. Она рассмеялась и поцеловала меня в щеку:

— Мне так неприятно, что я расплакалась.

— Плачь сколько угодно. Главное, чтобы ты была счастлива.

— Так и есть, — призналась она.

И я был счастлив. Вопреки всему.




Я быстро вышел из душа и обернул полотенце вокруг талии. Вернувшись в комнату, я увидел, что Холли крепко спит, лежа на животе в центре кровати. Белый гостиничный халат сполз с ее плеча, обнажив татуировку на лопатке — японский иероглиф. Я никогда не сомневался в том, из какого года эта Холли, но все равно хорошо, что у нее есть своя метка. Может быть, мне удастся уговорить ее вытатуировать под иероглифом два ноля и девятку.

Холли успела заснуть за те шесть или семь минут, что я был в душе, но ведь уже почти полночь. Вытряхнув песок из своих вещей, я оделся и наклонился к Холли:

— Я собираюсь в магазин. Что тебе купить?

Она приоткрыла глаза.

— Я не сплю. Пойдем вместе.

Я натянул на нее одеяло:

— Не надо, спи.

— Белье, — пробормотала она.

Я взглянул на оранжевый купальник, лежащий на полу. Ну конечно, она ведь носила его во время работы под форменной одеждой.

— Похоже, мы совсем не подготовились к поездке. Посмотрю, может быть, удастся что-то найти. Холли?

— Да?

— У меня есть ключ, поэтому не открывай никому дверь, ладно?

Она кивнула, и я тихо вышел из комнаты. Сувенирный магазин в холле был открыт круглые сутки. Мы с Холли могли бы стать живой рекламой отеля, потому что его логотип стоял практически на всех вещах, которые продавались там. Дама, дремавшая в кресле за прилавком, вскочила, когда я вошел.

— Я могу вам помочь?

— Гм… да. Во время перелета потерялся чемодан моей девушки. Ей нужна какая-нибудь одежда, белье и все такое… — Перебрав стопку футболок, я выбрал две разных размеров: маленькую и побольше.

— Какой размер она носит? — поинтересовалась женщина.

И тут уголком глаза я заметил, как у стойки портье напротив сувенирного магазина мелькнули рыжие волосы — кто-то небольшого роста взял визитку с информационного стенда.

— Гм… Точно не знаю. Дайте мне по одному предмету каждого размера, — ответил я. — Я сейчас вернусь.

Я в несколько шагов добрался до стойки портье. Ребенок уже повернулся ко мне спиной и направлялся в правую часть холла. Может быть, я сошел с ума, но это была та же девочка, которую я видел около зоопарка в июне этого года. Но на этот раз она казалась меньше ростом и младше на пару лет. Она вошла в маленькую комнату с торговыми автоматами. Прислонившись к стене, я решил дождаться, когда она выйдет. Было уже за полночь. Как может маленький ребенок разгуливать в одиночестве в такое время?

Я постоял еще минуту, но, не услышав ни звука, заглянул за угол. Автомат с содовой, генератор льда. Ее там не было, но ни одна рыжеволосая девочка не проходила мимо меня. Так куда же она подевалась?

Качая головой, я пошел прочь. Сон. Мне нужно поспать или некоторое время пожить спокойно, без приключений. Одного самого обычного дня было бы достаточно, чтобы начать трезво мыслить… Потому что сейчас, судя по всему, у меня уже начались галлюцинации.

Взад-вперед по холлу расхаживал мужчина в форме сотрудника отеля. Он посмотрел на меня, когда я снова направился к сувенирному магазину, и поинтересовался:

— Как поживаете, сэр?

Судя по надписи на груди, его звали Джон.

— Вы не видели здесь только что маленькую рыжеволосую девочку?

— Нет, вы кого-то ищете?

Я покачал головой, стараясь сохранить внешнее спокойствие.

— Нет, мне показалось странным, что ребенок гуляет без присмотра так поздно ночью. Вы менеджер?

Он ухмыльнулся:

— Младший менеджер, но в ночную смену я здесь главный.

Я достал фальшивый жетон сотрудника ФБР, быстро продемонстрировал его и тут же спрятал обратно. Отец и Дженни Стюарт всего один день тренировали меня как секретного агента, но этого мне оказалось достаточно, чтобы получить представление о способах защиты и, что более важно, о методах предотвращения проблем. Или, возможно, у меня всегда был талант к жизни под прикрытием… то есть к утаиванию многих вещей.

— Послушай, Джон, мне нужно взглянуть на поэтажный план всего отеля и на список постояльцев, который обновлялся бы каждый час, если возможно.

— Какие-то… проблемы? — запинаясь, спросил он.

— Пока нет. И нам нужно постараться, чтобы они не возникли. Я буду ждать эти бумаги в магазине. И помни — я под прикрытием, так что этого разговора между нами не было. Понятно? — грозно поинтересовался я, как это делают обычно тайные агенты в голливудских фильмах.

Он кивнул и, развернувшись, поспешил к стойке портье. А я вернулся в магазин. Держа в одной руке несколько вешалок, продавщица перебирала одежду.

— Не знаешь, какой у твоей девушки размер бюстгальтера?

Я посмотрел на ярлык:

— Гм… что означают эти буквы и цифры?

— Все ясно, тогда я подберу по одному каждого размера, — сказала она с улыбкой.

Я взял щетки, пасту и нить для чистки зубов, дезодорант и сандалии для Холли. Сложив все это на прилавок, я добавил еще кое-что для себя. Наконец появился Джон со стопкой бумаг.

— Здесь все планы, которые мне удалось раздобыть. И я оставил напоминание для менеджера, который выйдет на работу утром, чтобы он предоставил вам обновленные списки гостей.

Я взглянул на план первого этажа и снова посмотрел на молодого человека. Я не знал точно, кого искать в этом списке, но решил, что все-таки будет лучше иметь его у себя.

— Спасибо, Джон. Номер триста двенадцать. Можете подсунуть под дверь?

— Я запишу все на ваш номер? — обратилась ко мне продавщица.

— Да, спасибо. — Я взял несколько книг в бумажной обложке и добавил их к покупкам, которых и так набралось немало. — И это тоже.

По дороге в номер, толкая перед собой тележку с шестью полными пакетами, я проверял свою фотографическую память и старался пройти с первого этажа на третий через коридоры, предназначенные только для персонала. Еще я решил, что неплохо было бы изучить пути к быстрому отступлению, и нашел двенадцать разных выходов из отеля.

Холли по-прежнему крепко спала, когда я лег рядом с ней. Я включил маленькую настольную лампу, взял книгу и начал читать. Не прошло и получаса, как Холли перевернулась и, наткнувшись на мои ноги, открыла глаза.

— Тебе удалось найти что-нибудь из белья? — спросила она.

— Да, только с названием отеля на попе.

— Какая разница, это же белье. — Она обняла меня за талию и, положив голову мне на плечо, снова закрыла глаза.

Отложив книгу в сторону, я смотрел, как колышется ее грудь, и вдруг отчетливо почувствовал, что готов почти на все, лишь бы это ритмичное дыхание никогда не прекращалось. Это было единственное, чего я желал, — и наплевать на «Бурю» и «Врагов времени». Никто из них не в состоянии предложить мне что-то более ценное, что я готов был бы защищать и за чье благополучие сражаться. Я наблюдал за спящей Холли, пока мои глаза не начали закрываться.




Глава тридцать первая


Пятница, 14 августа 2009 года,

06 часов 30 минут




На следующее утро я проснулся от того, что Холли перебирала пальцами мои волосы. Я открыл глаза и увидел свою девушку — она поднялась на локте и смотрела на меня почти в упор, так что достаточно было поднять голову, чтобы поцеловать ее.

— Ты могла бы будить меня так каждое утро?

На секунду ее лицо вытянулось, но потом Холли взяла себя в руки и улыбнулась:

— Я уже выглядывала в окно. Там очень красиво.

— Хол, что я сказал вчера около бассейна? — спросил я, пытаясь улыбнуться. — До того как переоделся?

Она покачала головой:

— Ничего особенного. Мне не стоило даже упоминать об этом.

Но выражение на ее лице говорило мне совсем другое. Меня это беспокоило, и я уже начинал сердиться на своего младшего двойника за его глупое поведение. Я нежно прикоснулся к ее шее.

— Ты можешь рассказать мне. В этом нет ничего страшного.

Она опустила глаза и, глядя прямо перед собой, медленно провела пальцем по моей груди.

— Ты помнишь, что я знакомилась со своей соседкой по общежитию в прошлый уик-энд?

Эта невыносимая Лидия!

— Да, конечно.

— Так вот… Этажом выше живет парень из моей школы, — принялась тараторить Холли, рассчитывая, видимо, что это помешает мне вникнуть в смысл ее слов. — Я не очень хорошо его знаю, но его сосед по комнате в последний момент решил жить в другом здании. Теперь если он не найдет ему замену, то вынужден будет платить за комнату целиком и… Я подумала, ведь твое общежитие так далеко от моего…

— Ты хочешь, чтобы я переехал… в твое здание? — Это было для меня совершенно неожиданно. Я не помнил, чтобы Холли просила меня о чем-то подобном.

— Это была всего лишь идея, то есть… я понимаю, какой смысл тебе переезжать, ведь у тебя есть место, где жить, и там намного просторнее? — Она положила голову на мою подушку.

— Теперь главный вопрос… Что я тебе ответил?

— Ты сказал, что терпеть не можешь это здание, и… мне надоест видеть тебя каждое утро.

— Но ты решила, что я имею в виду что-то другое? Что это мне надоест видеть тебя?

— Да, — подтвердила она еле слышно.

— Этого никогда не случится, — я улыбнулся и поцеловал ее, а потом встал. — Я перееду, куда ты скажешь. Но, мне кажется, тебе нужна новая соседка.

— Но ты же никогда не видел Лидию, — удивилась Холли.

— Нет, но я знаю девушек такого типа. — Я взял несколько пакетов и, вывалив их содержимое на кровать, принялся искать, во что бы переодеться.

— Что это такое? — спросила Холли, показывая мне огромные трусы.

Я расхохотался:

— Мы могли бы использовать их вместо паруса. Или как парашют.

Продолжая смеяться, она взяла бюстгальтер:

— Ты серьезно? Размер «сорок два, Д»?

— Сходи пока в душ, а я поищу что-нибудь более подходящее. — Схватив Холли за руки, я вытащил ее из кровати и прошептал на ухо: — Я буду любить тебя, даже если ты поправишься и эти трусы придутся тебе впору.

— Буду стараться! И это значит, нам нужен очень сытный завтрак, — сказала Холли со смехом, закрывая дверь в ванную.

Разбирая вещи в поисках белья меньшего размера, я набрал номер Адама.

— Привет! Есть успехи?

— Черт возьми, я лег спать десять минут назад! — сонно пробормотал он. — Нет, пока ничего.

Вздохнув, я перешел на французский, чтобы Холли, если она вдруг нас услышит, не поняла, о чем идет речь.

— Понятно. Тогда, мне кажется, у нас есть два варианта. Если бы мне удалось переместиться в тот день, когда я еще не знал о своих возможностях, то я мог бы попробовать воздержаться от прыжков во времени и занялся бы поиском информации.

— А если кто-то узнает?

Среди одежды я увидел крем для бритья и бритву и отложил их в сторону.

— Тогда мне придется выбирать, на чьей я стороне.

— Ого, кто не с нами, тот против нас! — присвистнул Адам.

Думаю, в глубине души я всегда знал, что именно этим все и закончится.

— Да, приблизительно так.

Адам снова заговорил:

— Если ты выбираешь кого-то из них, это еще не значит, что сердцем ты с ними… Понимаешь, что я хочу сказать?

Он был прав: в этой игре можно вывернуться. И я мог извлечь из этого пользу для себя.

— Отличная мысль! Но будем надеяться, что план А сработает. Моя жизнь была бы гораздо легче, если бы люди из «Бури» ничего не знали о моих способностях.

— Кое-кто теперь дружит с головой, — заметил Адам. — Интересно, что же все-таки с тобой произошло?

— Очень многое. Даже слишком. — Дверь ванной открылась, и я снова перешел на английский. — Созвонимся позже, Адам.

Я бросил телефон на кровать и повернулся к Холли. Одной рукой она придерживала полотенце, а другую протягивала за одеждой:

— Ну что, нашлось что-нибудь или мне понадобятся булавки?

— Тебе повезло! — Я показал на стопку вещей подходящего размера, и Холли принялась перебирать ее.

— Вы снова обсуждали меня по-французски? — спросила она, подозрительно подняв вверх брови.

— Возможно… но мы говорили только хорошее.




Когда мы спустились к завтраку, Джон все еще не сменился. Холли ушла чуть вперед, и, улучив момент, я развернулся и салютовал ему. Младший менеджер ответил мне едва заметным кивком. Жаль, что его смена заканчивается. И плохо, если его сменщик окажется более подозрительным и не позволит так легко собой манипулировать. Что ж, как бы то ни было, я уже знаю наизусть планы всех этажей.

После завтрака мы отправились по магазинам и наконец-то купили одежду без логотипа отеля. Вернувшись, мы переоделись в купальные костюмы и спустились вниз к бассейну, сели на бортик и опустили ноги в воду. Какое приятное ощущение, особенно если вспомнить, что моя жизнь в последние несколько недель не давала мне ни малейшего шанса расслабиться. Хотя я все равно был настороже — как бы чего не случилось.

— Почему здесь так мало людей? — поинтересовалась Холли.

— Сегодня пятница. Многие приедут вечером, на уик-энд, — ответил я и соскользнул с бортика в воду.

Холли тоже нырнула и села рядом со мной на ступеньки.

— Ты не шутил, когда сказал, что готов переехать в мое общежитие? Это вовсе не обязательно. Твоя комната гораздо лучше. Я была в том здании перед поступлением.

Я обнял Холли за талию и притянул к себе. Теперь она сидела боком у меня на коленях.

— Нет, не шутил. Если это то, чего ты хочешь.

— Ну… смотри… Рядом не будет ни моей матери, которой не нравится, когда мы закрываем дверь в мою спальню, ни портье, которые все фиксируют в своих секретных шпионских блокнотах. — Она прикоснулась к моей шее.

Я наклонился, поцеловал ее и уже раздумывал, не вернуться ли нам в номер, как вдруг увидел очень знакомого мужчину в синем костюме и черных солнцезащитных очках, который направлялся к нам.

Что ему известно? Только то, что я уехал из города без предупреждения? Или еще что-то…

Застонав, я придвинулся ближе к Холли:

— Как долго ты сможешь задерживать дыхание?

Она не успела ответить, а я уже потянул ее за собой и продержал под водой несколько секунд. Когда мы вынырнули, она громко смеялась. Отец стоял на краю бассейна, скрестив руки на груди и сдвинув очки на кончик носа.

У Холли округлились глаза. Нащупав дно ногами, она встала и направилась к ступенькам:

— Я пойду… гм, в бар, выпью чего-нибудь.

— Я с большим интересом узнал о твоих экспресс-каникулах, — произнес отец.

— Извини, забыл позвонить. — Выбравшись из воды, я взял со стула полотенце. Все это время я не сводил глаз с Холли. — Зачем ты приехал?

— Я волновался… Что здесь делает эта девушка? — спросил он.

— Ее зовут Холли, — ответил я, вытирая волосы.

— Я знаю, как ее зовут.

— Тогда ты мог бы называть ее по имени, — заметил я, стараясь говорить как раздраженный, избалованный подросток.

Холли стояла около барной стойки. На стул рядом с ней вдруг сел мужчина в костюме. Я не видел его лица, только темные волосы и широкие плечи. Бармен поставил на стойку два бокала со льдом, а потом взял кувшин с холодным чаем и наполнил их до краев.

Услышав шум в отдалении, Холли оглянулась через левое плечо. Буквально на несколько секунд, но незнакомец успел воспользоваться моментом и бросил что-то в ее бокал. Я внезапно осознал, что раньше, до последних событий, грозивших мне смертельной опасностью, не заметил бы этого, и сильно испугался.

Я рванулся к ним, слыша топот отца у меня за спиной. Оказавшись рядом с Холли, я накрыл ладонью бокал и, потянувшись к ее уху, прошептал:

— Давай уйдем отсюда. Мы можем выпить где-нибудь в другом месте.

— Гм… хорошо.

У меня в душе рос страх, но я старался с ним справиться. Вряд ли они приехали сюда с хорошими намерениями. Схватив Холли за руку, я быстро пошел в противоположную от отца сторону.

— Джексон! Куда ты? — закричал отец.

Холли оглянулась через плечо и замедлила шаг:

— Может быть, стоит поговорить с ним?

Я покачал головой и сильнее потянул ее за собой, направляясь за здание отеля, подальше от всех. Мы шли мимо мусорных контейнеров, и поблизости никого не было видно. Но вдруг я почувствовал чью-то руку у себя на шее, и какой-то молчавший до этого момента участок моего мозга тут же переключился в состояние бесшумной защиты. Сердце не должно колотиться. Никаких криков. Ни малейших признаков того, что я хотя бы немного испуган. Только идеально проведенный прием.

Холли отпрыгнула назад, и через несколько секунд нападавший уже лежал на спине, глядя в дуло собственного пистолета. Это был тот самый мужчина из бара. Наконец-то мне удалось разглядеть его лицо. Однажды я уже видел его, всего одну долю секунды в две тысячи третьем году, когда Кортни прогуляла школу, чтобы пообщаться со мной.

Меня пробрала дрожь, и я, тяжело дыша, пытался сообразить, что делать дальше. Отец подбежал к нам и оценил ситуацию:

— Фриман, что, черт возьми, здесь произошло?

— Кто-нибудь объяснит мне, в чем дело? — выпалила Холли, не сводя взгляда с Фримана, который по-прежнему лежал на земле. — Джексон… как тебе удалось… сделать это?

Но у меня не было возможности ответить. Парень по фамилии Фриман попытался сбить меня с ног. Я намеренно качнулся, чтобы он успел подняться, и тут же снова уложил его на землю лицом вниз, скрутив руки за спиной. Я несколько раз отрабатывал этот прием, тренируясь с отцом в две тысячи седьмом. Я поставил ногу на спину Фриману, чтобы он не мог сдвинуться с места, и засунул пистолет в карман брюк. Я не умел пользоваться оружием, но и не собирался возвращать его.

— Ладно… как ты это сделал? — снова спросила Холли.

Совершенно очевидно, что план А не удался. Можно уже не прятаться. Вот только, кто мой настоящий враг?

— Это элементарная самозащита, — сказал я Холли, а потом повернулся к отцу: — Что тебе нужно, черт возьми?

Отцу удалось справиться с шоком, и его лицо уже приняло обычное выражение. Он стоял немного в отдалении, а агент Фриман извивался под моей ногой.

— Мы поймали твоего друга… И знаем, чем он занимался все это время.

Я посмотрел за угол и увидел, что доктор Мелвин ведет к нам Адама Силвермана.

Итак, нас разоблачили. Круто, что тут еще скажешь!

— Адам? — удивилась Холли. — А ты что здесь делаешь?

Адам ничего не ответил. Он посмотрел сначала на Фримана, а потом на нас с Холли.

— Мистер Силверман украл секретные документы ЦРУ, и доктор Мелвин считает, что ты помогал ему, — сказал отец и, взглянув на меня, поднял одну бровь. — Мы знаем, что ты умеешь делать, где ты был и когда… Нам известно все.

Я взглянул на Адама. Слова здесь были не нужны — его измученное лицо стало ответом на мой вопрос. Я боялся подумать о том, что они сделали, чтобы заставить моего друга заговорить. Мне ни в коем случае не стоило тащить его вчера с собой в кабинет доктора Мелвина. Хорошо, что я рассказал ему не все.

— Постойте… ЦРУ? — удивилась Холли.

Я наконец взглянул ей в лицо и понял, что без объяснений не обойтись. Если Дженни Стюарт в две тысячи седьмом году было всего девятнадцать, то, может быть, Холли поверит, если сказать…

— Я готовлюсь… стать агентом. Как мой отец… Честно говоря, мы вместе с Адамом проходим обучение.

— Так вот чем вы все время заняты… Когда ведете себя как полные идиоты?

— Мы не так давно начали подготовку, и нам нравятся разные исследовательские проекты. Адам в основном взламывает компьютеры.

— Ну, это понятно, — заметила Холли и повернулась к моему отцу: — Это правда?

Неужели она ставит его слово выше моего?

— Да, правда, — не дрогнув, ответил отец. Может быть, он решил, что мы быстрее перейдем к сути дела, если он подтвердит мою ложь. В любом случае нам пришлось бы придумывать объяснение для Холли. Вряд ли стоило рассказывать ей о перемещениях во времени.

Глядя в глаза отцу, я постарался вложить в голос как можно больше уверенности и произнес:

— Раз вы помешали Адаму получить информацию, придется вам самим рассказать мне все. Я устал от лжи и глупостей и хочу знать правду, какой бы она ни была.

— Джексон, я не уверен, что это хорошая мысль, — медленно произнес отец.

— Понятно. — Я убрал ногу со спины Фримана и снова взял Холли за руку.

Она крепко ухватилась за нее — удивительно, учитывая все то, что она сейчас обо мне узнала! Адама я тоже взял за руку и потащил за нами. Отойдя на несколько шагов, я прокричал через плечо:

— Я поступлю так, как считаю нужным. Надеюсь, вы осознаете, во что ввязались. Адам не мог вам всего рассказать… Он просто не владеет всей информацией.

Отец быстро догнал нас:

— Подожди секунду. Хорошо, твоя взяла. Думаю, мы можем рассказать тебе кое-что. Я не подозревал, что ты и так уже о многом… догадался.

— Отлично, только я и доктор Мелвин, — сказал я и повернулся к Адаму: — Может быть, вы с Холли вернетесь к бассейну, и ты расскажешь ей о… наших правилах.

— Правилах? — переспросил Адам с удивлением.

— Ну да, ты ведь знаешь… Что происходит, когда раскрыта личность агента. Помнишь? — намекнул ему я.

— A-а, эти правила! — Он обнял Холли за плечи, и она обернулась ко мне:

— Я сразу же вернусь, обещаю. — Мы вчетвером проводили Холли и Адама взглядом, а потом я повернулся к отцу: — Тебе лучше проследить, чтобы они были в безопасности. И смотри, чтобы этот парень не бросил ничего в их бокалы.

— Что здесь происходит, черт возьми? — обратился Фриман к отцу.

— Я позже тебе объясню.

— Вперед, доктор Мелвин, — я указал на дальнюю дверь отеля, и мы молча поднялись в мой номер.

Пока я натягивал одежду, он сидел на диване в другой комнате и ждал, что я первым начну разговор.

— Дженни Стюарт еще жива? — спросил я. — Она по-прежнему агент и работает на вас?

Мелвин колебался некоторое время, но все же ответил:

— Да, она в Нью-Йорке.

Я выдвинул стул из-под стола и, сев прямо напротив Мелвина, достал пистолет Фримана и зажал его в руках.

— Я хочу услышать о проекте «Аксель».

— Может быть, сначала ты расскажешь мне все, что знаешь, а я заполню пробелы? — сказал он таким тоном, как будто мне было пять лет.

Я рассмеялся и немного приподнял пистолет, хотя ни разу в жизни не стрелял. Но доктор Мелвин этого не знал.

— Неплохая уловка. Однажды я оказался в одном очень интересном месте — подземном отделении вашей больницы. И сейчас хочу узнать, что именно там происходит.

Глаза доктора Мелвина округлились до размера мячиков для гольфа, но потом он кивнул и поудобнее устроился на кушетке:

— Хорошо, я объясню. «Аксель» — это проект, целью которого было совместить результаты моих исследований гена Времени и новейшие технологии, полученные нами из различных источников. Реализация проекта началась в тысяча девятьсот восемьдесят девятом году, когда нам удалось имплантировать суррогатной матери оплодотворенную яйцеклетку женщины из «Врагов времени».

— Постойте, выходит, вы украли у нее яйцеклетки? — возмутился я. — Так вот почему они так злы на вас?

— Наш эксперимент их не обрадовал, если ты это имеешь в виду. И да, мы взяли у этой женщины яйцеклетки. Но использовали сперму обычного мужчины. Это был анонимный донор.

— Вы убили ее? Ту женщину из «Врагов времени»?

Мелвин покачал головой:

— Нет, ей удалось сбежать.

У меня заколотилось сердце:

— Ее зовут Кэссиди?

— Откуда ты знаешь?

Если бы я стоял, то у меня подкосились бы ноги. Та женщина, которая пыталась вернуть меня на эту ветвь времени, была моей биологической матерью. Ничего удивительного, что она напомнила мне Кортни. И что там она сказала отцу? «Учитывая обстоятельства, я считаю, что имею право заботиться о его благополучии. Большее, чем когда-либо будет у тебя».

Для меня это было уже слишком, и я едва не попросил Мелвина замолчать. Но не стал — теперь мне не нравилось, как раньше, прятаться от правды.

— Похоже, я ее видел. Продолжайте!

— Целью проекта было смешать гены путешественников во времени и обычных людей и выяснить, какие способности проявятся у ребенка, и, если это произойдет, насколько он будет отличаться от других.

От его слов у меня перехватило дыхание. Вот и еще один недостающий кусочек головоломки встал на место.

— Полукровка… Франкенштейн, — еле слышно пробормотал я. Теперь мне все понятно. — А почему вы не создали больше таких, как я?

— Джексон, честно говоря, я не подозревал, что ты сможешь перемещаться во времени. Конечно, мы надеялись на это. Но нам достаточно было привести в этот мир человека, мозг которого работал бы так же, как у них. Путешественники во времени обладают потрясающей способностью запоминать информацию. И это меня интересовало гораздо больше, чем прыжки в прошлое или в будущее.

Ну да, можно подумать, что это как-то поможет мне.

— Но зачем нужен был эксперимент по созданию полукровок? Почему вы не сделали полную копию?

Мелвин медленно опустил голову:

— Это самый сложный момент и основная причина того, почему агенты «Бури» вынуждены вести постоянную и временами крайне тяжелую борьбу с «Врагами времени». Я, конечно, попытаюсь объяснить тебе, но ты можешь потерять доверие к нашей организации.

— Гм… его и так уже немного осталось, — заметил я. — Можете выкладывать мне все. Вряд ли что-то в состоянии ухудшить мое отношение к «Буре».

У Мелвина вытянулось лицо, но через мгновение он пришел в себя.

— «Враги времени» лишены возможности чувствовать. Они не знают, что такое страх, любовь или горе.

Я застонал и с трудом сдержался, чтобы не закатить глаза.

— Вы правы, это звучит неубедительно. Получается, что «Враги времени» — отвратительные психопаты, а агенты «Бури» все как один — мать Тереза. Не так уж оригинально.

Вздохнув, Мелвин попытался пригладить непослушные седые волосы:

— Я не говорил, что они плохие. Все совсем не так. Из-за отсутствия эмоций они не видят в жизни ничего постоянного. Для меня, как и для большинства людей, потеря любимого — это страшное событие, потому что человек уходит, а мы не можем вернуться в то время, где он еще жив. В противном случае смерть уже не казалась бы мне такой страшной. Опасно то, что они перемещаются туда-сюда во времени и потенциально могут влиять на происходящие события. Это относится и к тебе, и к твоим экспериментам со временем. Но самая большая угроза таится не в их способностях, а в том, что, принимая решения, они не руководствуются принципами гуманности.

Что ж… Я могу вернуться в прошлое и увидеть Кортни в любой момент, когда мне этого хочется, но от этого мое отношение к ее смерти не изменилось. Может быть, я даже сильнее грушу по ней. Я настолько увлекся объяснениями доктора Мелвина, что совсем забыл, что держу его в заложниках под дулом пистолета.

— Никто из них не показался мне плохим. Они даже извинились за… за то, что еще не случилось… и уже никогда не случится, — твердо сказал я.

Теперь уже Мелвин смотрел на меня по-другому. В его глазах я был учеником, а он — учителем.

— Вот почему это так сложно объяснить. И в нашем мире много людей, похожих на них. Не настоящих «Врагов времени», а тех, кто принимает решения, руководствуясь логикой, и идет только на обдуманный риск.

— Но и в этом нет ничего плохого.

Брови доктора Мелвина поползли вверх:

— В самом деле? Тогда подумай о войне. Всегда, в любой стране, есть человек — мужчина или женщина, — который несет ответственность и готов отправить в бой солдат: молодых парней, которых разлучают с их девушками, и мужчин, которых дома ждут жены и дети. И тот, кто готов рискнуть их жизнями, поступает обдуманно. Взвешивает, стоит ли пожертвовать десятками жизней ради спасения тысяч. В нашем мире без таких людей не обойтись, но только представь, что будет, если мы все станем похожи на них!

Я чувствовал, что мои плечи все ниже опускаются под тяжестью его слов.

— Как вы считаете, меня тоже ждут эти изменения? Но ведь я был абсолютно нормальным до восемнадцати лет. Что, если я и дальше буду меняться и в итоге стану таким, как они?

Мелвин слегка улыбнулся:

— Джексон, я знал тебя еще до твоего рождения. Ты никогда не смог бы послать людей на смерть, сколько бы жизней это ни спасло. Их методы основаны на математическом расчете, а твои идут от сердца, хотя иногда ты действуешь импульсивно. Это замечательная черта, но в ней твоя слабость.

— Они считают это слабостью или вы? — поинтересовался я.

— И я, и они, — не задумываясь ответил Мелвин. — У нас, докторов, внутри тоже постоянно идет эта борьба. Есть ситуации, когда приходится забыть о сочувствии к пациенту и руководствоваться только медицинскими показаниями, чтобы поставить диагноз или назначить лечение. А бывают моменты, когда очень полезно установить эмоциональную связь с пациентом. Сложно только вовремя успеть отделить одно от другого.

Я успел заметить промелькнувшую в его глазах грусть.

— Как в случае с Кортни? Вы пытались продлить ей жизнь дольше, чем следовало бы?

— Она очень страдала от боли. Я знал об этом, но все равно не хотел сдаваться. — Его глаза затуманились, но остались сухими. — Я до сих пор сомневаюсь, правильно ли действовал тогда. Видимо, она начала меняться раньше, чем ты. И вот, сегодня с ней все в порядке, а через месяц весь мозг уже изъеден опухолями, и оперировать поздно. Я ведь даже предположить не мог, что такое случится, — он вздохнул и уставился куда-то вдаль. — Лучшие онкологи и нейрохирурги со всего мира по нашей просьбе изучали дело Кортни. Но современная медицина оказалась не в состоянии помочь ей.

— То есть она могла бы стать такой, как я, если бы не заболела?

— Да, — ответил он. — Джексон, я сомневаюсь, что мои ответы помогут тебе, а не сделают еще более несчастным.

— Я хотел это услышать, — я покачал головой и принялся разглядывать свои руки. — А теперь мне кажется, что все мои связи разрушены… в том числе и с отцом, ведь я всего лишь часть эксперимента.

Эти слова вырвались у меня неосознанно. Хорошо, что со мной в номере был только Мелвин. В две тысячи седьмом году отец рассказал мне, что мы с Кортни были для него заданием, а я так хотел оставаться его сыном.

— Я не знаю, какие еще доводы привести. Поверь мне, что твой отец борется за правое дело.

Я вспомнил слова Маршалла, которые он произнес в две тысячи седьмом году, стоя над телом Харольда: «Он — один из выводка доктора Людвига».

— А кто такой доктор Людвиг? — спросил я.

Брови Мелвина поползли вверх:

— Ученый, как и я, который так же увлечен исследованиями мозга людей, способных перемещаться во времени. Только он создает чистокровных путешественников. И не оригиналы, а копии.

— Вы говорите о клонировании? — спросил я.

— Что-то в этом роде. И о генетической мутации.

Я представил себе двойников Харольда, Кэссиди и парня с отпечатком каблука на лице, стоящих рядами в гигантских инкубаторах. Как страшно!

— Постойте, я ведь не клон, правда?

Мелвин энергично затряс головой:

— Вовсе нет. Вы с сестрой появились на свет так же, как многие дети. К этой процедуре прибегают женщины, когда не могут сами зачать ребенка.

Я вздохнул с облегчением. Конечно, нет ничего хорошего в том, что я родился в результате научного эксперимента. Но вряд ли я был готов принять тот факт, что меня создал робот-автомат, — как ни странно, вполне успешно — и при этом сохранить рассудок.

— И где же этот доктор Людвиг? Неужели «Буря» не хочет разделаться с ним или как-то помешать его деятельности? Нельзя допустить, чтобы он занимался клонированием людей. Постойте… он ведь, в отличие от вас, не на стороне ЦРУ?

— Нет, доктор Людвиг не на нашей стороне, — твердо ответил Мелвин. — И он мертв.

— Неужели до него уже добрались? — удивился я.

— Да, можно и так сказать.

Я узнал от Мелвина все, что хотел. Теперь все части головоломки заняли свои места, но я чувствовал, что по-прежнему не могу доверять ни отцу, ни «Врагам времени». Может быть, они так рассержены из-за того, что Мелвин украл яйцеклетки той женщины. Это было бы вполне логично.

Я знал, что мы с Кортни не были безразличны доктору Мелвину. Я уже достаточно хорошо научился читать по лицам, чтобы видеть это, но, к сожалению, не он тут командовал. Главным был шеф Маршалл, и поэтому я не мог доверять Мелвину. Но пока я решил не думать об этом, потому что доктор пристально смотрел на меня и я испугался, что он читает мои мысли. Сегодня я уже получил нужный мне ответ от Адама. У меня есть возможность выбрать одну из сторон, не продавая душу.

— Хорошо, скажите честно, шеф Маршалл где-то поблизости? Я хотел бы поговорить с ним наедине.

Лицо доктора Мелвина напряглось, но он кивнул и достал телефон.

— Схожу проверю, как там мои друзья. Пусть он найдет меня, когда будет готов к разговору, — сказал я, выходя из номера.

Пока я шел к бассейну, Адам прислал мне сообщение, которое гласило: «Ты сможешь поблагодарить меня позже».

Смысл этих слов стал мне ясен, лишь когда Холли, едва завидев меня, подпрыгнула и бросилась мне на шею. Они с Адамом сидели в шезлонгах, которые стояли вплотную друг к другу. Прямо поверх купальника Холли надела платье, которое было на ней утром. Я не сомневался, что мои друзья не станут купаться и развлекаться, пока я веду с доктором Мелвином беседу, которая изменит всю мою жизнь.

— Мне так жаль, — прошептала Холли. — Адам мне все рассказал.

Я обнял Холли и взглянул через ее плечо на Адама, надеясь пообщаться с ним без слов. Он поднял брови, как будто хотел сказать: не тупи.

Мне пришлось поломать голову, пока я пытался понять, что же все-таки теперь знает Холли, и в итоге придумал несколько вариантов. Скорее всего, Адам сообщил ей, что я — приемный ребенок и мы выяснили это, прочитав информацию на жестком диске. Этим можно было объяснить и мой побег. Конечно, все это звучит надуманно, но Холли вполне могла поверить.

— Как тебе удается спокойно относиться к моим связям с государственными организациями? — спросил я у нее.

Она слегка рассмеялась, и мы сели на шезлонг лицом друг к другу.

— Обещай, что ты не разозлишься, и я расскажу тебе кое-что.

Я улыбнулся:

— Сомневаюсь, что я вообще могу на тебя злиться.

— У меня весь дневник исписан различными теориями о тебе, и сын агента ЦРУ — это не самое страшное по сравнению с тем, что я себе напридумывала.

— Что, например? — хором спросили мы с Адамом.

Я и не подозревал, что Холли ведет дневник.

— Гм… ну, я предполагала, что вы воруете деньги. Думала, что Адам помогает тебе взламывать компьютерную сеть иностранных банков. Потом, конечно, я решила, что ты состоишь в какой-нибудь банде.

— Ну да, конечно, — согласился я. — А как Адам мог быть в этом замешан?

Холли наклонилась ко мне. На ее лице был написан такой восторг, что я по-настоящему испугался. Похоже, она не смогла оставить мечты о шпионаже в детстве.

— Адам мог делать для тебя фальшивые документы. Например, если ты собирался нанять нелегальных иммигрантов для своего строительного бизнеса, и им нужны были бы удостоверения личности. Он ведь мастер подделок!

А какие у него получаются жетоны агентов ФБР!

— Холли, почему же тогда ты продолжаешь встречаться с Джексоном? — удивился Адам.

Она покачала головой и улыбнулась:

— Боже мой, ты даже не представляешь, как часто я задавала себе этот вопрос.

Я наклонился к ней и поцеловал в губы.

— Я тебя не виню.

— Кстати, неплохая идея по поводу банды, — заметил Адам. — У нас могло бы неплохо получиться!

Холли рассмеялась:

— То, что Адам — тайный агент ЦРУ, меня почти не смущает, а вот ты… У нас в классе почти никто не сомневается, что он станет или очень крутым разработчиком программного обеспечения, или взломщиком секретных кодов в каком-нибудь государственном учреждении. Честно говоря, я думала, что он уже работает на кого-нибудь. Днем изображает обычного ученика выпускного класса, а по ночам…

Адам злобно хмыкнул, как бы в подтверждение этой идеи:

— Хотел бы я драться, как Джексон. Вот это было бы круто!

— Я научу тебя когда-нибудь.

— И меня тоже, или я всем расскажу твои секреты! — Холли встала и подняла с земли сумочку. — Пойду принесу нам всем что-нибудь перекусить.

Я проводил ее взглядом до бара, где, по-прежнему наблюдая за нами, сидели отец и Фриман, и лишь потом спросил у Адама:

— Что ты рассказал ей?

— Помимо того, что мы работаем в ЦРУ? Только историю о том, что ты — не сын своего отца. Я решил, что она поведется на это, особенно если я представлю его настоящим подонком.

— Ну так… тебе удалось найти информацию по проекту «Аксель»? — поинтересовался я. Мой друг опустил глаза и кивнул. — Неприятная история вышла, да?

— Да, — со вздохом согласился он.

— Мне очень жаль, что я втянул тебя в это… Что они сделали, чтобы заставить тебя говорить? — поинтересовался я.

Адам побледнел:

— Начали с угроз моей семьи, тебе и Холли, а потом твой отец взял инициативу в свои руки и сказал, что привезет меня сюда и я смогу убедиться, что с вами все в порядке. Нельзя сказать, что он церемонился со мной, но, по крайней мере, не угрожал, как те, другие.

Холли принесла нам поесть, но тут я увидел шефа Маршалла, который направлялся к отцу.

— Оставьте мне немного начос, ладно? У меня еще один… разговор.

Холли кивнула, провожая меня взглядом. Я шел к человеку, который во время нашей последней встречи чуть не задушил меня.

Что ж, разговор обещает быть интересным!

Остановившись прямо напротив Маршалла, я постарался выглядеть невозмутимо и придал лицу решительное выражение — в точности, как перед игрой в бейсбол. Мне пришлось немного вытянуть шею, чтобы посмотреть ему прямо в глаза.

— Не возражаете, если мы немного побеседуем?

Его лицо было холодным и отстраненным как всегда:

— Нисколько.

Отец попытался пойти за нами, но я развернулся и выставил вперед руку:

— Это только наше дело: мое и шефа Маршалла.

Казалось, отец будет возражать, но он быстро сдался, и это только усилило мои подозрения. Я повернулся к Маршаллу:

— Никаких микрофонов и раций!

После минутного колебания он вынул из уха небольшое пластмассовое устройство и, бросив на землю, растоптал. Потом снял часы и протянул их отцу.

Я повел Маршалла на задний двор отеля, в самый дальний его угол. Отец или Фриман, скорее всего, уже оборудовали мой номер прослушивающим устройством. Набрав в грудь воздуха, я постарался, чтобы мои слова прозвучали твердо:

— Я хочу, чтобы вы сделали из меня агента.

Как и ожидалось, на лице Маршалла не дрогнул ни один мускул.

— Зачем? Чтобы убедить твою подружку? Я думаю, Адам Силверман может сделать очень похожее удостоверение личности, и этого будет достаточно. Моей помощи здесь не требуется.

— Я говорю о настоящей подготовке, — сказал я и сжал зубы, стараясь сдержать гнев. Шеф Маршалл был не из тех людей, к кому я испытывал симпатию. — Я знаю Дженни Стюарт. Вы взяли ее, когда ей было девятнадцать.

— Мне кажется, твой отец вряд ли одобрит такое решение.

— Он не мой отец, и именно поэтому я не хотел, чтобы он присутствовал при разговоре! — Я пригладил волосы, пытаясь придумать более убедительные доводы. — Я знаю, что агенту Стюарт осталось не больше двух месяцев подготовки. Вы могли бы взять меня на освободившееся место в группе.

— Как человека, который умеет перемещаться во времени? Это будет твой вклад? — У него был такой же хищный взгляд, как в две тысячи седьмом году. — Ты мог бы принести большую пользу, ведь ты переместился сюда из октября этого года и знаешь, что произойдет в ближайшие месяцы.

Он знает все детали, так что, по всей видимости, его успели ввести в курс дела. Я покачал головой:

— Нет, я не позволю вам воспользоваться тем, что я знаю. И не хочу, чтобы кто-нибудь был в курсе. Я уверен, что мои родственные связи дают мне на это достаточно оснований.

Шеф Маршалл скрестил на груди руки, и мне показалось, что я слышу, как он размышляет.

— Я не соглашусь, пока не узнаю твоих мотивов.

Я подавил смех:

— Желание разделаться кое с кем из «Врагов времени» — этого разве недостаточно?

— Нет, если ты лжешь.

Я раздраженно вздохнул:

— Отлично. Причина очень простая: мне нужно решить, на чьей я стороне. Это и есть пока мой единственный мотив.

Он кивнул и протянул мне руку, которую я осторожно пожал.

— Именно это я и хотел услышать. Я поговорю с твоим отцом и надеюсь, что ты понимаешь — твоя жизнь теперь совершенно изменится.

— Разве этого еще не произошло? — пожал плечами я.

Я расстался с шефом Маршаллом и, избегая встречаться взглядом с отцом, вернулся к Холли и Адаму.

— Я с ног валюсь, не спал всю ночь, — чуть позже, когда солнце уже клонилось к закату, произнес Адам. — Твой отец уже снял мне номер, так что я пойду спать.

— Увидимся позже, — сказал я.

Холли кивнула в сторону бара, где по-прежнему сидели отец и Фриман:

— Ты все еще сердишься на него?

— Это очень сложно.

Она наморщила лоб:

— Тогда попробуй объяснить… Он вырастил тебя. Ведь это чего-то стоит?

Холли терпеливо молчала, и я понял, что она ждет от меня серьезного шага. Гораздо более серьезного, чем все тайны ЦРУ.

— Да, конечно… Но я пока не уверен, что могу доверять ему.

— Может быть, со временем получится. У тебя теперь будет не так много секретов.

— Надеюсь. — Глядя в глаза Холли, я прикоснулся к ее лицу. У меня сейчас было очень много желаний, которые мне еще не доводилось испытывать. Но больше всего я хотел сохранить в памяти это мгновение. И чтобы она никогда его не забывала. — Пойдем внутрь?

Она улыбнулась:

— Да, конечно.

Мы вышли из бара и быстро направились в наш номер. Как только я запер дверь, Холли подошла ко мне и принялась расстегивать рубашку.

— Надо же, сегодня кто-то очень нетерпеливый, — поддразнил ее я.

Даже в сумерках я заметил, как ее щеки покраснели. Мне нравилось, что она по-прежнему смущается от моих слов.

Я нащупал застежку у Холли на спине, медленно расстегнул ее и спустил лямки с плеч — все ниже и ниже, пока платье не оказалось на полу рядом с моей рубашкой.

— Я хочу, чтобы ты знала… Я не занимался этим некоторое время… — Я поднял Холли на руки — она обхватила меня ногами — и бросил ее на кровать.

Она громко расхохоталась:

— Ты серьезно? Что у тебя с головой? Прошло всего…

Я приложил палец к ее губам:

— Давай притворимся, что это было много… недель назад.

— Как будто ты пропал в море?

— Именно так.




Около полуночи я проснулся от громкого звонка. Холли спала рядом со мной, но даже не пошевельнулась, когда я просунул руку под подушку, чтобы достать телефон.

— Папа?

— Извини, если я тебя разбудил. Ты можешь спуститься ко мне в бар?

Смысла прятаться не было. Если я не пойду, они вполне могут подняться сюда и снова сунуть мне в нос пропитанное снотворным полотенце или выкинуть еще что-нибудь в этом роде.

— Дай мне пять минут.

— Не торопись, — разрешил он.

Я слегка потряс Холли и повернул ее так, чтобы видеть ее лицо.

— Холли?

Она с трудом подняла веки.

— Что?

— Отец попросил меня спуститься в бар. Похоже, ему нужно поговорить со мной.

Она перевернулась на другой бок и натянула одеяло до подбородка:

— Конечно.

— Я недолго. — Я убрал волосы с ее лица и поцеловал в щеку. — Я тебя люблю.

Она прикоснулась к моему лицу:

— Я тоже.

Я быстро оделся и проверил, со мной ли пистолет Фримана.

Когда я вошел в бар, там никого не было. Только отец, который что-то говорил мужчине за стойкой, а тот смеялся в ответ.

— Ты один? — удивился я.

Он повернулся к бармену:

— Мы возьмем напитки в отдельный кабинет, если можно.

— Без проблем.

Пройдя через пустой зал за отцом, я опустился на диван. Он поставил передо мной бокал с пивом, и по его лицу я понял, что он уже успел немного выпить. Очень нетипично для агента на задании.

— Я один, — сказал он. — Фриман и Мелвин… заняты.

— Понятно, — медленно произнес я.

— Мелвин пересказал мне ваш разговор. Джексон, послушай, я уже несколько часов размышляю над этим — тебе не следует выбирать для себя такую жизнь только потому, что ты не видишь другого выхода.

— А в две тысячи седьмом году ты сам был готов учить меня, — заметил я.

Он допил пиво и покачал головой:

— Не знаю. Может быть, я считал, что под нашим наблюдением ты будешь в большей безопасности или что тебе по каким-то причинам необходимо научиться.

— А сейчас?

— Я не уверен, что ты осознаешь, на какие жертвы придется пойти, посвятив свою жизнь работе, о которой ты не сможешь никому рассказать. Даже своим собственным детям.

На несколько секунд отец полностью завладел моим вниманием. Он так смотрел на меня, что мне хотелось верить каждому его слову и сказать о моей любви, но я не был на сто процентов уверен, что он снова не играет со мной.

— Я не могу помочь тем, кому не доверяю. Я не хочу, чтобы меня обманывали или мной манипулировали.

Он откинулся на спинку сиденья и глубоко вздохнул:

— Мы всего лишь пытались защитить тебя. Конечно, на тебя сразу слишком много всего свалилось.

— Я понимаю. Но сейчас мне хотелось бы, чтобы ты мне все рассказал. И не важно, насколько это тяжело: убийства и все такое прочее. — На меня тут же нахлынули ужасные воспоминания о том, как шеф Маршалл приказал отцу убить Харольда. — Как часто тебе приходится… убивать людей и идти по жизни дальше, не чувствуя за собой вины? Ты все время действуешь по приказу? Даже играешь роль отца? Я ведь был твоим заданием, верно?

Я ожидал, что отец разозлится не меньше, чем я. Но он лишь кивнул и посмотрел на свои руки, прежде чем снова встретился со мной взглядом.

— Я хочу, чтобы ты кое-что увидел. Кое-что в прошлом. Тебе нужно лить смотреть, ничего больше, и тогда ты получишь ответы на многие вопросы. Нужен лишь неполный прыжок. Тот, который не влияет на ход событий.

— Я так понимаю, Адам рассказал тебе про неполные прыжки? — спросил я, и отец кивнул. — Куда мне нужно попасть? В какой день?

— Второе октября девяносто второго года. Около трех часов дня, — ответил он.

— Так далеко я еще никогда не прыгал. Мне потом будет плохо. По-настоящему. И я не знаю, как долго смогу там оставаться.

— Понимаю. Решай, хочешь попробовать или нет.

Его лицо выражало искреннее горе и усталость. Ничего не осталось от того деятельного энергичного мужчины, каким он был в две тысячи седьмом, таким же, как Маршалл и Мелвин, когда я рассказывал им о своих прыжках в прошлое и о будущем. Отец достал из кармана ручку и, нарисовав небольшую схему Центрального парка, обвел на ней старую детскую площадку. Потом он протянул мне устройство, похожее на МР3-плеер, — я знал, что оно передает звук на расстоянии. Дженни Стюарт показывала мне похожий прибор, когда я писал для нее работу на испанском в качестве взятки за рассказанные мне секреты.

Я закрыл глаза, и теплый зал вокруг меня постепенно погрузился в темноту.




Глава тридцать вторая


Пятница, 2 октября 1992 года,

15 часов 00 минут




Я стоял в центре бейсбольного поля недалеко от дерева, с которого упаду и сломаю руку через четыре года. Отсюда я мог видеть одну из детских площадок, на которой, насколько я помнил, проводил в детстве много времени с отцом или с одной из нянь, которые периодически менялись.

Я подошел поближе и увидел мужчину, похожего по комплекции на отца, который качал на качелях девочку в ярко-розовом свитере. Маленький мальчик с каштановыми волосами пытался взобраться по горке вверх, а женщина с такими же волосами, только чуть светлее, подталкивала его сзади каждый раз, когда он соскальзывал вниз.

В этот день нам с Кортни было по два года. Это, скорее всего, мы. Я сел на стол для пикника, включил маленький прибор, который дал мне отец, и надел наушники.

Мужчина, который качал Кортни на качелях, был похож на моего отца. Но он выглядел очень молодо, ему нельзя было дать больше двадцати четырех — двадцати пяти лет. Схема парка лежала у меня в заднем кармане. Я достал ее, развернул и положил на стол — так, чтобы казалось, будто я занят чтением.

Отец снял рыжеволосую малышку с качелей и отнес ее в песочницу. Потом женщина взяла на руки маленького Джексона и присоединилась к отцу с Кортни. Мне было так необычно видеть, как я, еще в подгузниках, хожу по площадке и пытаюсь, подражая Человеку-пауку, взобраться по крутой горке.

Отец сидел на краю песочницы, а Кортни у его ног. Я слышал, как она что-то напевала. Сначала ее голос звучал неразборчиво, но потом я понял причину, — она пыталась петь на французском и одновременно засовывала в рот совок, испачканный в песке.

Женщина тоже запела, и ее голос показался мне знакомым. Или, может быть, мне хотелось верить, что я помню этот приятный голос. Должно быть, это наша постоянная или приходящая няня. Она выглядела настолько молодо, что могла бы быть студенткой колледжа и работать у отца, и учиться одновременно.

Женщина села на скамейку у песочницы. Маленький Джексон запрыгнул внутрь и принялся скакать по песку.

— Дать тебе ведерко? — спросил отец у Кортни.

Она кивнула — ее маленькие, торчащие в стороны хвостики задрожали — и продолжила петь. Отец поставил напротив Кортни голубое ведерко и, оглянувшись на женщину, улыбнулся. Его взгляд о многом говорил — так не смотрят на приходящую помощницу или тайного агента-напарника.

Маленький Джексон подпрыгнул к Кортни и, зажав в кулаке песок, высыпал его на голову сестре:

— Дождик, дождик!

Она шлепнула пухлыми ладошками ему по лицу и закричала:

— Нет!

На мгновение я оказался очарованным способностью двухлетнего мальчика принимать невинный вид и одновременно что-то замышлять — такого мне еще не доводилось видеть. Такое впечатление, что цель жизни Джексона заключалась в том, чтобы заставить Кортни кричать.

— Джексон, нельзя, — сказал отец.

Кортни развернулась и изо всех сил толкнула меня в лицо.

— Перестань!

Я не удержался на ногах и шлепнулся на попу, но тут же поднялся, взял самосвал и принялся возить его по песку.

— Давайте сделаем замок для принцессы Кортни, — предложил отец.

Я закатил глаза. Значит, вот как оно началось. Все мое детство я слышал лишь одно: «Я принцесса, значит, я главная. Так папа сказал».

Отец взял у Кортни совок и принялся наполнять ведерко. Но я заметил, что он внимательно, словно проверяя что-то, поглядывает в сторону деревьев за пределами парка. Кортни насыпала в ведро песок и примяла его сверху ладошкой. Потом она показала на отца и сказала:

— Кевин!

Только у нее получилось «Кебин». Но почему она не назвала его «папа»? У меня не было возможности обдумать это, потому что женщина поднялась со скамейки и села прямо в песок.

— Джексон, можешь украсить меня. Я не возражаю.

Она говорила с шотландским акцентом. Маленький мальчик зажал песок в кулаке, а потом поднес руку к ее голове и раскрыл пальцы. Женщина рассмеялась и, зажмурившись, откинула голову назад. Теперь я мог как следует рассмотреть ее лицо. Она была очень симпатичная и как будто светилась изнутри, но при этом в ее внешности не было ничего особенного. Может быть, она просто была счастлива. От того, что маленький мальчик посыпает ей голову песком.

Женщина крепко обняла малыша и принялась покрывать поцелуями его лицо. Через наушники я отлично слышал заливистый хохот маленького Джексона.

— Мы могли бы сделать песочных ангелов, — предложила женщина.

Я завороженно смотрел, как она легла на песок рядом с мальчиком, вытянула в стороны руки и принялась водить ими сверху вниз — как будто взмахивала крыльями, чтобы улететь.

Кортни подняла глаза от своего замка и засмеялась, а потом подползла ко мне, чтобы сделать собственного песочного ангела.

— Тебе придется несколько дней вытряхивать у них песок из волос, — заметил отец, переворачивая ведерко Кортни. — Это как краски для рисования пальцами, которые остаются на руках, а не на бумаге.

В его голосе не было раздражения — только любовь.

— Но через десять лет они будут помнить только это. А про песок, который мы будем неделю выгребать из их кроваток, забудут, — ответила ему женщина.

Потом она вдруг села и, схватив отца за руку, потянула его к себе.

— Давай, иди к нам.

Он громко рассмеялся, но не сдвинулся с места:

— Айлин!

Айлин. Это имя записано в моем свидетельстве о рождении. Я всегда считал, что оно выдуманное.

Отец наклонился и взял ее за руку. Они переплели пальцы, но спрятали руки под ногу отца. От кого он прячется? Вряд ли от двухлетних близнецов, валяющихся в песке? И какая потрясающая могла бы выйти фотография: четыре человека в песочнице, словно на гигантской водяной кровати.

— Ты совсем другой, когда смеешься, — сказала отцу женщина, которую звали Айлин. Она повернула голову — совсем чуть-чуть, чтобы дотронуться лбом до его щеки, и я заметил, что она коснулась его губами. Отец улыбнулся и позвал меня:

— Джексон, расскажи маме смешную шутку, которой я тебя научил.

— Тук-тук, — сказал маленький мальчик, продолжая возить руками по песку.

Айлин рассмеялась:

— Кто там?

— Тук-тук, — снова повторил он.

— Дальше мы пока не продвинулись, — заметил отец, и они вдвоем рассмеялись.

В наушниках вдруг раздались еще какие-то звуки помимо разговора в песочнице. Я услышал шорох листьев под деревьями, которые росли в отдалении. Отец оказался гораздо более наблюдательным, чем я думал, потому что внезапно он выпрямился и начал вглядываться в даль. Кортни тоже села, а Джексон встал и начал топтаться на песочной фигуре, которую сделала его сестра.

Я услышал щелчок спускового крючка еще до того, как разглядел человека, прячущегося за деревьями. Выстрел прозвучал очень громко, и я увидел, как отец потянулся через Айлин, схватил меня одной рукой, а другой подтянул Кортни к себе и закрыл ее своим телом. Маленький Джексон упал на землю и тут же расплакался.

Отец что-то прокричал, но я не видел рядом агентов — никого больше, кроме человека, который прятался за деревом. Потом он выхватил пистолет из заднего кармана брюк и выстрелил в его сторону, продолжая прикрывать нас и не давая ему возможности как следует прицелиться. Нападавший перебежал к другому дереву, и в этот момент я увидел его лицо и рыжие волосы. Это был он — парень, в которого Холли бросила туфельку.

Не знаю, что на меня нашло и почему я принял такое решение. Как будто глубоко скрытый инстинкт взял надо мной верх. Мое сердце вдруг перестало колотиться, а в голове быстро промелькнули образы: план местности, расстояние между мной и рыжеволосым — я отлично представил себе все это. И, достав пистолет агента Фримана, я выстрелил. До этого момента я никогда не держал в руках оружие, но все равно был уверен, что пуля попадет ему прямо в грудь.

И все же девять десятых моего мозга молили о том, чтобы я промахнулся.

Рыжеволосый упал на землю, и я рванулся к нему замедлив бег только в тот момент, когда приблизился к телу. Он лежал на спине, глядя в небо: глаза были открыты, но грудь оставалась неподвижной. Я упал на колени рядом с ним и прижал руки к ране, из которой сочилась кровь, уже пропитавшая джемпер.

Потом, хватая ртом воздух, я бросил пистолет на грудь убитого и не мог заставить себя взять его снова.

Отсюда я хорошо видел отца. Он крепко прижимал к себе маленького Джексона, шепча:

— Все хорошо, хорошо!

К ним бежали двое: мужчина и женщина — должно быть, агенты, потому что отец кивнул им и передал мужчине Джексона, а женщина взяла Кортни. Они ушли, и в этот момент отец упал в песок на спину, а Айлин наклонилась над ним, закрыв рот руками.

— О боже, Кевин, ты ранен!

Отец вдруг затрясся от смеха и притянул ее к себе так близко, что их лица почти соприкасались.

— В плечо, все будет хорошо.

Айлин положила голову к нему на грудь, ее всхлипывания раздавались так громко и отчетливо, что их можно было услышать даже без специальных устройств.

— Они ведь могли тебя убить!

— Тихо, все в порядке. Не волнуйся, в меня и раньше стреляли.

— А как же дети? Где они?

— Не переживай. Они уже в бронированном автомобиле. И тебе тоже пора туда. Я готов убить Фримана, так сильно я перепугался. Где он был, черт возьми? — начал возмущаться отец.

Айлин подняла голову, а потом обняла и поцеловала отца, словно решила воспользоваться возможностью, пока он не мог двигать рукой. Отец все же смог поднять вторую руку и погладил Айлин по волосам, но через пару секунд осторожно отодвинул ее от себя.

— Маршалл идет, — прошептал он.

Она кивнула, потом снова поцеловала его в щеку и тихо прошептала:

— Я тебя люблю.

— Не двигаться! — вдруг раздался у меня за спиной низкий голос шефа Маршалла.

Я закрыл глаза и прыгнул, не оставляя ему возможности снова наброситься на меня.




Глава тридцать третья


Суббота, 15 августа 2009 года,

01 час 20 минут




— Джексон!

Я сидел, положив голову на деревянный стол.

— Что?

Так плохо после прыжка мне еще никогда не было. Мне казалось, что у меня очень высокая температура.

— Давай уйдем отсюда, — сказал отец.

Он помог мне встать и закинул одну мою руку себе на плечи. Мы прошли через холл к лифту и поднялись к нему в номер. Не в состоянии двигаться, я упал на кушетку и закрыл глаза.

— Черт, плохо дело, — пробормотал он. — Что ты хочешь? Есть, пить?

— Нет, — застонал я. — Меня тут же вырвет.

Отец включил свет:

— Что с тобой? Почему ты смотришь на руки?

Пока он не спросил, я не осознавал, что делаю это. Мои руки были совершенно чистыми, но мне казалось, что они липкие от крови.

— Я дотронулся до раны. У него шла кровь… Как я мог это сделать!

— У него — это у кого?

— У того парня, которого я застрелил. Он мертв. То есть, конечно, все не так, но я сделал это.

— Но… ты видел, что произошло? С… ней? — Отец поперхнулся на последнем вопросе и опустил глаза.

— А что должно было случиться? Когда меня там не было? — И тут я все понял. Я совершенно не помнил Айлин, и отец интересовался, видел ли я, что произошло с ней. — Ее убили? Тогда, в девяносто втором году?

Отец медленно склонил голову и, отпустив мои руки, сел на пол.

Выходит, когда это случилось в действительности и меня там не было, никто не смог помешать рыжеволосому застрелить Айлин.

— Папа, это был тот же парень… один из тех, кто был в комнате, когда убили Холли! — Я по-прежнему смотрел на свои руки. Кровь исчезла… Ничего этого в действительности не произошло, но казалось таким реальным! — Мне очень жаль. Я не мог позволить ему сделать это…

— И не вмешаться? — спросил отец, а потом поднялся с пола и сел в кресло напротив меня.

— Это было глупо, ведь я не смог ничего изменить. — Я постарался не думать сейчас о случившемся и задал другой вопрос: — Кем она была? Я спрашиваю об Айлин.

Отец помолчал минуту, собираясь с духом.

— Она занималась наукой — была очень талантливой и работала вместе с доктором Мелвином. Айлин — та женщина, которая выносила вас с Кортни, хотя биологической связи между вами нет. Но она называла себя вашей матерью.

— Я слышал об этом. Но мы ведь были для нее всего лишь научным проектом? Заданием? Доктор Мелвин рассказал мне о суррогатной матери для эксперимента.

Отец покачал головой:

— Может быть, поначалу так и было, но в то мгновение, когда она почувствовала ваши первые толчки… и потом, позже, когда она взяла вас на руки… вы были для нее родными детьми. Два чудесных малыша с потрясающими способностями, которые могут изменить мир. Вот чего она ждала от этого эксперимента.

— А в чем состояла твоя задача? Ты охранял ее?

— Я должен был защищать тебя и твою сестру. А агент Фриман — не тот, которого ты сегодня уложил на землю, а его отец, — был приставлен к Айлин. Я присоединился к этому проекту, когда вы с Кортни делали первые шаги… вам было около одиннадцати месяцев.

— Когда я выстрелил в того парня в прошлом, ты был в бешенстве из-за агента Фримана. И сказал, что не знаешь, где он находился в тот момент.

Отец внезапно побледнел:

— Я не за этим отправлял тебя туда. Мне нужно было лишь показать тебе, что там случилось. Чтобы ты понимал, почему я делаю то, что делаю.

— Не нужно ничего объяснять! — Я поднял руки вверх, хотя крови на них уже не было. — Ты ведь любил ее, да?

— Да… — Его голос дрогнул, и он перевел взгляд на экран телевизора. — Если бы я мог изменить хоть что-нибудь, то это был бы тот день. Будь у меня еще пятнадцать секунд, и я смог бы прикрыть ее.

— Ты уже собирался сделать это, но потом схватил меня и Кортни, — чуть слышно заметил я.

— Я понимаю, о чем ты сейчас думаешь, Джексон. Но все немного не так. Многие считают, что я поступил неправильно. Можно подумать, что такие события происходят постоянно! Если бы я спас Айлин, но что-нибудь случилось бы с тобой или с Кортни, она ни за что не простила бы меня. Никогда! — Отец попытался улыбнуться, но его лицо исказилось от горя. — Мне она оставила тех, кого любила. Вас обоих. Частичку себя, которую я мог бы оберегать. Я хотел стать вашим отцом еще до ее смерти. Думал о женитьбе и планировал, что у меня будет семья. Конечно, этого бы не одобрили, но я собирался нарушить запрет, как только придумал бы, как сообщить о своем решении начальству.

— Папа, мне очень жаль, — произнес я и тяжело вздохнул. — Все это время я задавался вопросом, кто растил меня до того, как появился ты. Теперь я знаю.

— Я понимаю, что ты мне не доверяешь, но я потерял сначала любовь всей моей жизни, а потом дочь. И не хочу еще и тебя потерять.

— Ты ведь в какой-то момент остался без напарника?

Отец кивнул:

— Агент Фриман-старший был моим учителем. Он был потрясающим человеком и погиб в тот же день, что и Айлин. И сейчас, когда к нам присоединился Фриман-младший… это непросто, ведь его отец погиб на этой работе. Агенты в «Буре» не случайно так молоды… и многие не задерживаются надолго.

— Они увольняются?

— Нет, никто сам не уходит, никогда, — ответил отец и тут же сменил тему. — Джексон, послушай, нашу систему тоже можно обмануть, если знать как. К счастью, я это умею. И, чтобы защитить вас с Кортни, я скрывал кое-что от Маршалла и «Бури». И тебе не нужно рисковать жизнью ради них.

Но я все еще оставался под впечатлением от последнего прыжка в прошлое:

— Но… почему в моем свидетельстве о рождении указано ее имя? И твоя фамилия?

— Айлин была самым близким для вас человеком. Кого, кроме нее, можно было назвать вашей матерью? А моя фамилия подкрепляла историю, которую я рассказывал вам с Кортни… О том, что ваша мать умерла в родах.

— А какая у нее была настоящая фамилия?

— Ковингтон. Айлин из очень богатой семьи… из Шотландии. Я думаю, ты уже понял это по ее акценту. Вот откуда у нас деньги. Она завещала все тебе и Кортни. Мы живем в ее квартире. Я постарался создать вам все условия — так хотела бы Айлин. И они совершенно не похожи на те, в которых вырос я.

— А какое у тебя было детство? — поинтересовался я.

Отец похлопал меня по плечу:

— Это отдельный разговор. Не забывай о моих словах… Маршалл знает, на что я способен, и он постоянно настороже. Вряд ли он позволит мне вмешиваться в твое обучение.

— Почему?

— Он осознает, кого я на самом деле защищаю на этой работе, — усмехнулся отец. — Кроме того, они готовы сделать из тебя достаточно хорошего агента, но не настолько, чтобы ты мог работать в одиночку.

— Или против них, — добавил я.

Рация, стоявшая на раковине в ванной комнате, вдруг громко загудела. Отец резко развернулся:

— Вот черт!

— Что случилось?

— Сработали датчики, которые я поставил в твоем номере, — объяснил отец. Набрав код, он открыл сейф и достал пистолет. — Кто-то туда проник.

Я вскочил с кушетки и подбежал к двери раньше отца, хотя всего несколько мгновений назад едва переставлял ноги. Мы вдвоем бросились вперед по коридору и вверх по пожарной лестнице. Я повернул за угол и столкнулся с Холли, стоявшей у двери нашего номера. Она ахнула, но удержалась на ногах. А я был слишком слаб и, покачнувшись, упал спиной на ковер. Холли не сразу поняла, что это был я, — она была вся на нервах из-за последних событий с участием ЦРУ.

— Черт, Джексон, ты меня до смерти напугал, — сказала она. — Я только хотела найти тебя… Что случилось?

Отец протянул мне руку и помог встать на ноги.

— Он не очень хорошо себя чувствует. Наверное, отравился чем-нибудь.

— Ты очень бледный, — сказала Холли и, положив мою руку себе на плечи, открыла дверь в номер. Добравшись до кровати, я тут же упал в нее.

— Я принесу воды, — сказал отец.

Холли развязала шнурки и сняла с меня туфли, а потом села рядом со мной, прислонившись спиной к изголовью.

— Придвигайся поближе, мы накроемся одеялом.

Я послушался и положил голову ей на колени. Холли накинула на меня одеяло и принялась гладить по волосам.

— Спасибо, Хол.

— Тебе еще что-нибудь нужно? — спросила она.

Я покачал головой и задремал.




— Представляете, когда я рассказала своим первоклассникам, что езжу домой на метро, один мальчик так распереживался, что заплакал, — смеясь, сказала Холли.

— Уровень преступности в метро и вообще в общественном транспорте гораздо ниже, чем считают многие, — заметил отец.

— Думаю, во всем виноват Голливуд. Слишком много фильмов со взрывающимися автобусами и погонями за плохими парнями по метро, — сказала Холли.

— Что ты чувствовала, работая с детьми, у которых есть прислуга? Они ведь даже не представляют себе другой жизни? — поинтересовался отец. — Должно быть, это очень необычно.

Холли снова рассмеялась:

— Да, сначала так и было. Когда я преподавала гимнастику, то часто подкупала детей, обещая дать монетку за то, что они попробуют какой-нибудь новый элемент. Но после первого же дня в лагере я поняла, что мелкие деньги мне здесь не помогут. И все же я считаю, что любой ребенок заслуживает внимания.

— Да, ты права, — согласился отец.




Я собрался с силами и открыл глаза. Отец сидел на стуле напротив кровати. Я повернулся и взглянул на Холли:

— Я долго спал?

— Пару часов, — ответила она и прикоснулась к моей щеке. — Как ты себя чувствуешь?

— Лучше. — Я медленно поднялся и сел рядом с Холли, прислонившись к изголовью кровати. — Папа, ты почему еще здесь?

Он поднялся и протянул мне бутылку с водой:

— Хотел убедиться, что с тобой все в порядке. И с Холли очень приятно общаться. Я даже не заметил, что прошло два часа.

— Да, очень приятно, — сказал я и, обняв свою девушку, притянул ее к себе. — Что бы он тебе ни говорил, все неправда.

Холли рассмеялась и покачала головой:

— Значит, ты не встречался с одной из участниц мюзикла «Блондинка в законе»?

— Ну… это правда, но мы общались… всего две недели.

— Это была самая противная девчонка из всех, что я встречал, — сказал отец.

Я кивнул:

— Согласен.

Отец встал со стула и направился к двери:

— Думаю, мне нужно поспать несколько часов, прежде чем мы начнем строить планы на сегодня.

— Папа?

— Да.

Я оглянулся на Холли, а потом снова посмотрел на него:

— Я уверен в своем решении присоединиться к семейному делу.

Он изменился в лице, но потом кивнул в сторону двери, давая понять, что хочет поговорить наедине. Холли тоже разгадала его намек и вытолкнула меня из кровати. Когда мы вышли из номера в коридор и отец несколько раз посмотрел во все стороны, он наконец тихо произнес:

— Давай завтра еще обсудим это… но только не здесь. В таком большом здании непросто обеспечить безопасность. Я не в состоянии проверить каждый угол.

— Хорошо.

— Мы могли бы выйти в море… А Фриман присмотрел бы за твоими друзьями.

Я тут же покачал головой:

— Так не пойдет. То есть мы поплывем, но Адам и Холли будут с нами. И я хочу, чтобы ты мне все рассказал, хотя я уже дал слово Маршаллу и не намерен менять свое решение.

Отец вздохнул:

— Ты уверен, что хочешь именно этого?

Я кивнул:

— Я не допущу повторения тех событий.

— Понимаю, что ты имеешь в виду, — сказал он. — Но нам все равно стоит поговорить, пока кто-нибудь другой не начал расхваливать нашу работу… и забивать твою голову великими идеями. — Он снова вздохнул и направился к лестнице.

Сейчас отец был единственным человеком, кто понимал весь смысл, который я вложил в свою последнюю фразу. На этой ветви времени тридцатое октября две тысячи девятого года — это будущее, но для меня оно уже было прошлым. И то, что случилось с Айлин, не должно произойти с Холли. Я был твердо намерен не допустить этого.

Ложась в постель, я наконец-то осознал: меня официально приняли на службу в ЦРУ. И это не шутка. Я притянул Холли поближе к себе, склонился над ней и поцеловал:

— Ты такая красивая. Хочешь, я расскажу тебе секрет?

— Да, я люблю секреты. Особенно твои.

— Я захотел поцеловать тебя сразу, как только увидел.

— В самом деле? — Она подняла голову и поцеловала меня в нос. — Расскажи еще какой-нибудь секрет.

— Я обещал сестре, что женюсь на тебе.

Холли рассмеялась:

— Это была одна из галлюцинаций, которые у тебя вызвал особый научный проект Адама?

Наклонившись, я поцеловал ее чуть выше ключицы.

— Гм, ты права… И еще: у нас будет шестеро детей.

— Шестеро!

— Угу… так что сохрани те огромные трусы, они тебе пригодятся.

Холли так смеялась, что у нее на глазах выступили слезы. Но потом улыбка исчезла с ее лица, и она долго и пристально смотрела на меня. Это был тяжелый, все понимающий взгляд.

— Так ты это имел в виду, когда говорил…

Я знал, куда она клонит.

— Что невозможно быть уверенным, пока все не будет в полном порядке?

Она протянула руки к моему лицу:

— Что случилось?

— Всего лишь плохой сон.

— Ты можешь рассказать мне.

Я положил голову на подушку:

— Ты видела когда-нибудь, как человек умирает?

— Нет, — ответила она и повернулась ко мне. Теперь наши лица практически соприкасались. — Никогда.

Я не смог сдержаться и рассказал Холли о том, как был в больнице у Кортни, назвав это сном или галлюцинацией.

— Долгое время я считал, что отец ненавидит меня за то, что я здоров… и живу на этом свете.

— Этого не может быть, — сказала Холли. Стоило ей произнести эти слова, как слезы закапали у нее из глаз прямо на подушку. Она поспешно вытерла их ладонью.

— Прости, не нужно было рассказывать тебе об этом.

— Нет, все в порядке. Ты можешь говорить мне что угодно. Я серьезно. — Она взяла мою руку и поднесла к губам. — Жаль, что я не знаю, как она выглядела.

— Но ты же видела… — Я замолчал, вспомнив, что Холли «ноль-ноль девять» видела лишь пустую комнату и несколько моих фотографий в моей квартире. — То есть… ты хочешь посмотреть? У меня есть ее фотография.

Она кивнула. Я потянулся за бумажником и, порывшись в нем, достал открытку, которую так и не отдал Кортни. Фотография на ней была сделана в Центральном парке накануне Рождества за месяц или два до того, как она заболела. Холли посмотрела на фото и перевернула открытку. Я был не против того, чтобы она прочитала мое послание, потому что Холли «ноль-ноль семь» уже видела его, и это казалось мне правильным.

Смахнув слезы, Холли вернула мне открытку. Я видел, что она изо всех сил пытается совладать с собой.

— Я тоже не смогла бы решиться на это. Смотреть, как умирает кто-то, кого ты любишь, — мне было бы ужасно страшно.

— Холли, я уверен, что ты не струсила бы, — сказал я и провел пальцами по ее щеке.

— Сейчас, возможно, но не в четырнадцать лет.

Я улыбнулся, глядя в ее все еще мокрые от слез глаза.

— Давай больше не будем о грустном. Мне больно видеть, что я так тебя расстроил.

— Тогда больше никаких разговоров о детях. Только от одной мысли об этом мне хочется скрестить ноги и остаться в этой позе навсегда.

Ее шуток мне как раз и не хватало, чтобы выйти из подавленного состояния.

— Мне нравится, что ты совершенно свободно говоришь мне такие вещи. Может быть, ты тоже расскажешь мне секрет? Хотя, скорее, я сам спрошу…

— И что же тебя интересует?

— Как получилось, что ты начала встречаться с таким парнем, как Дэвид Ньюман?

— А что с ним не так?

— Все нормально, но что тебя в нем привлекло? Как начались ваши отношения?

Она подняла бровь:

— Ты действительно хочешь это услышать?

— Мне любопытно, вот и все.

— Мы напились на одной вечеринке и принялись целоваться на глазах у гостей. А поскольку мы с ним и так были хорошими друзьями, все решили… что у нас с ним отношения. Дэвид был настолько пьян, что ничего не помнил. Он и сейчас не помнит.

— И это все?

Она пожала плечами:

— Несколько лет назад мне казалось, что я обязательно встречу идеального парня, а потом я решила…

— Попробовать?

Она сонно улыбнулась:

— Да, но я ведь не знала, как это бывает. Поэтому не видела разницы.

Я придвинулся к Холли и обнял ее за талию.

— Я понимаю, что ты имеешь в виду.

— Какое-то время я ненавидела тебя за то, что ты заставил меня сомневаться в своих решениях. С Дэвидом я не чувствовала… он не…

— Не зажигает в тебе искру? — с улыбкой подсказал я.

— Да. — Холли поцеловала меня и улеглась сверху, запустив пальцы мне в волосы. Но потом немного отстранилась и зевнула. — Извини.

Я нежно прижал ее голову к своей груди:

— Поспи немного. Ты очень устала.

— Хочешь, чтобы я легла рядом? — с улыбкой спросила она.

Я еще крепче сжал ее в объятиях:

— Ни за что. Оставайся здесь. Так очень тепло.

Она подняла голову:

— У тебя всегда это хорошо получается.

— Что именно?

— Ты берешь меня за руку в нужный момент и целуешь вовремя. Как будто так ты говоришь мне то, чего не можешь произнести вслух. Но я знала, что рано или поздно слова найдутся. — Она снова прижалась щекой к моей рубашке.

— Прости, что я испытывал твое терпение.

В эту ночь я так и не смог уснуть. Я лежал в кровати, чувствуя как по телу разливается тепло от спящей у меня под боком Холли, и думал об отце и всех потерях, что ему довелось пережить. Он не предал бы меня. Даже если бы его обязанностью было спасать жизнь кому-то другому. Теперь я знал это.

Я видел след от пули на его плече и раньше. Он был ранен, когда закрывал меня своим телом семнадцать лет назад. Все это время я не знал, откуда взялся этот шрам. Мои переживания и стремление повидать Холли в две тысячи седьмом году, когда она еще не была знакома со мной, — сущие пустяки по сравнению с тем, что мой отец больше никогда не сможет увидеть Айлин. Никогда в жизни.

Узнав, что эта женщина была для меня почти как мать, я захотел выяснить о ней как можно больше. Все, что только возможно. Жаль, что это случилось так давно. Глядя на лучи солнца, пробивающиеся сквозь шторы, я знал, что жизнь никогда больше не будет такой простой, как в это утро. Но я не позволял себе думать ни о чем другом. Не сейчас.




Глава тридцать четвертая


Суббота, 15 августа 2009 года,

12 часов 00 минут




— Вот это да! — восхитилась Холли, глядя на большую белую парусную яхту. — У этого монстра есть капитан?

Отец подошел к нам сзади:

— Я за него.

— Знаете, может быть… я не поплыву с вами, полежу лучше на пляже или еще чем-нибудь займусь, — сказал Адам, с завистью глядя на растянувшихся на пляже людей.

Отец похлопал его по спине — чуть сильнее, чем следовало бы.

— Нет, ты отправишься с нами. Я не могу оставить тебя на берегу, потому что здесь ты сразу отыщешь себе компьютер. Только не в мое дежурство.

Мне показалось, что отец шутит, но, судя по выражению лица Адама, он испугался. Наклонившись ко мне, он прошептал:

— Бандиты все время это проделывают: заманивают неугодных им людей на лодку убивают, а тела сбрасывают в океан. К тому моменту, как их прибьет к берегу какой-нибудь страны или острова в Карибском море, опознать их уже нельзя.

Услышав слова Адама, Холли закатила глаза:

— Ты серьезно? Есть много других способов спрятать тело.

Отец помог Холли подняться на борт, а я прошептал Адаму:

— Что случилось с настоящей Холли Флинн?

Он усмехнулся:

— Ей никогда не нравилась спокойная жизнь, и в этом она похожа на тебя.

Адам был прав. Нельзя сказать, что, общаясь со мной, Холли притворялась. Скорее, она сдерживала себя, не зная, как я отреагирую. Планы на будущее, страсть… обязательства — я мог бы не выдержать всего этого и сбежать.

Я подтолкнул Адама к трапу:

— Я прослежу, чтобы с тобой ничего не случилось. И к твоему сведению — бандиты, как правило, убивают на моторных лодках.

Отец сосредоточенно отвязывал паруса, и я стал ему помогать, а Адам и Холли остались сидеть на скамье на носу яхты и наблюдали за нами.

— Этому агентов тоже учат? — поинтересовалась Холли. — Похоже, вы отлично знаете свое дело!

Я взглянул на отца и улыбнулся:

— Нет, мы отдыхали на яхте всей семьей. Это как раз самое обычное занятие.

— Достаточно редкое явление в нашей жизни, согласен? — заметил отец.

Через несколько минут мы уже отплывали, направляясь в открытый океан. Переполненный отель остался далеко позади, и я тут же почувствовал облегчение. Теперь я понял, почему отец хотел выйти в море.

— Ну, и когда мы будем обсуждать шпионские секреты?

— Нужно отойти еще дальше от берега, — тихо ответил отец. — Ты знаешь, как обнаружить подслушивающее устройство?

— Да, ты научил меня, — сказал я и отправился проверять сначала нижнюю палубу, а потом верхнюю. Отец что-то шепотом обсуждал с Адамом, и я не смог удержаться и начал прислушиваться.

— Есть одно подразделение… Я поступил туда на службу много лет назад, когда был примерно твоего возраста. Не переживай, штаб-квартира находится под Нью-Йоркской публичной библиотекой, и это совсем не опасно. Работа состоит в основном в просмотре книг, сайтов в Интернете и компьютерных программ в поисках зашифрованных сообщений, — говорил отец. — Я мог бы порекомендовать тебя.

— Круто! — обрадовался Адам.

Они углубились в обсуждение этого подразделения ЦРУ, и я решил не мешать им и отправился на противоположный конец яхты. Похоже, сегодня у отца уже пропало желание что-то безотлагательно обсудить со мной. Может быть, он просто хотел, чтобы мы провели вместе какое-то время, ведь у нас больше не было секретов друг от друга.

Холли тоже поднялась с нижней палубы. Она принесла воды и села у меня между ног, прижавшись ко мне.

— Я никогда еще не была на такой яхте, — сказала она.

— Из всех занятий во время отпуска я больше всего любил плавание под парусами.

Солнечные лучи обжигали кожу, но под брызгами океанских волн, которые изредка долетали до нас, мы чувствовали себя комфортно. Я крепко обнял Холли за талию и положил подбородок на ее макушку. Некоторое время мы сидели молча, а потом я почувствовал на себе ее взгляд и опустил глаза. Холли пристально смотрела на меня.

— Что такое? — поинтересовался я.

Она покачала головой:

— Ничего… просто…

Я наклонился к ней ближе:

— Хол, что случилось?

Прикоснувшись губами к моей шее, она тихо произнесла мне прямо в ухо:

— Я люблю тебя. Я говорю серьезно — совсем не так, как когда-то Дэвиду… Я люблю тебя намного сильнее.

Я крепче стиснул ее в объятиях, чувствуя, как эмоции переполняют меня. Не знаю, что заставило меня произнести следующую фразу. Может быть, глубина ее глаз или чувство вины за то, что я так долго не говорил о самом главном. Или я просто вспомнил, что отцу так и не довелось сделать это. Глядя на отца, я поднес губы к ее уху и прошептал:

— Выходи за меня замуж.

Холли глубоко вздохнула и задержала дыхание, я слышал это, но не смотрел на нее. В этом не было необходимости. Моей единственной целью было сделать ей предложение. Остальное было неважно… пока что.

Она положила ладони мне на щеки и развернула к себе — так, чтобы я мог видеть ее, а потом произнесла:

— Хорошо… когда-нибудь. Я обещаю.

— Не стоит. Мне нужно было лишь сказать тебе это.

— Обещаю, — с улыбкой повторила она.

Мне очень хотелось забыть обо всем и наслаждаться этим чудесным моментом, но я пережил слишком многое, чтобы позволить себе расслабиться. Сегодня пятнадцатое августа. Будет ли Холли снова в опасности тридцатого октября? Или, может быть, даже раньше?

Я заметил обеспокоенность на лице отца, стоявшего у штурвала, и тут же переключил все внимание на происходящее вокруг нас.

— Что-то не так? — поинтересовался я у него.

Он показал мне за спину, и я быстро обернулся. В нашу сторону двигались угольно-черные тучи, неизвестно откуда появившиеся на чистом небе.

— Вот черт! — сказал Адам, поднимаясь на ноги, чтобы как следует разглядеть, что происходит. Я встал и подошел к отцу:

— Ну что, поворачиваем назад, как считаешь? По-моему, пора быстро валить отсюда.

— Ты прав, — согласился он.

Мы с отцом торопились закрепить паруса и проверить наши координаты на тот случай, если видимость вдруг значительно ухудшится. Десять минут спустя тучи полностью заволокли небо. Дождь мог начаться с минуты на минуту.

Вдруг молния рассекла небо, и все вокруг на несколько секунд окрасилось в розовый цвет. Через мгновение хлынул сильный дождь.

— Спасательные жилеты! — кричал отец под раскаты грома. — И уйдите с палубы!

Мы с Холли подняли скамью и достали спасательные жилеты. Я бросил один Адаму, а другой быстро натянул на Холли через голову и крепко завязал. Дождь лил с такой силой, что я почти не видел ее лица. Зато услышал, как она закричала, посмотрев мне через плечо. Я быстро обернулся.

На носу яхты стоял темноволосый мужчина в длинном черном дождевике. О боже, этого не может быть! Моим первым желанием было крикнуть Холли, чтобы она шла на нижнюю палубу, но если один из них появился здесь…

— Как он сюда попал? — удивленно спросила Холли.

И за кем пришел?

Мое сердце стучало громче, чем капли дождя по палубе. Мужчина приблизился к Адаму и схватил его за шею как раз в тот момент, когда яхта накренилась и Холли отбросило к поручням. Незнакомец слегка покачнулся, и, воспользовавшись моментом, я ударил его локтем в голову. Он тут же отпустил Адама, который упал вперед, но быстро вскочил и, оттащив Холли от перил, потянул ее за собой на другой конец яхты.

Буквально через секунду незнакомец оказался рядом со мной и сбил меня с ног. Я упал на спину прямо на палубу. Когда я вскочил на ноги, он обхватил ладонями мою шею и принялся толкать к грот-мачте. Его лицо было мне незнакомо, но я видел, что оно искажено от гнева. Я чувствовал, что начинаю задыхаться, — перед глазами уже замелькали черные точки — и схватил его за запястья, пытаясь ослабить хватку.

— Ты убил ее, — прошипел незнакомец.

Кого убил?

— Холли! — вдруг закричал Адам.

Я хотел лягнуть нападавшего, но ноги уже не подчинялись мне. Вдруг я услышал рядом с собой чей-то топот, или, возможно, это кровь так громко пульсировала в ушах. За спиной незнакомца возник размытый силуэт, потом раздался громкий треск. Его руки разжались, и он упал на палубу. Я принялся жадно хватать ртом воздух, зрение постепенно прояснялось.

Холли стояла напротив меня, сжимая в руках огнетушитель. Она отпрыгнула назад, как только незнакомец поднялся на ноги, но он как-то странно двигался по палубе, которая раскачивалась из стороны в сторону, — можно было подумать, что он ничего не видит. Он нащупывал путь руками и наконец поднялся на скамью. Еще одна вспышка молнии рассекла небо, осветив его растерянное лицо. А потом раздались два выстрела, и незнакомец упал через ограждение в океан.

Я схватился рукой за грудь и, оглянувшись, увидел на дальнем конце яхты отца, сжимающего в руке пистолет. Отличный выстрел! Он подбежал ко мне и сжал в ладонях мое лицо:

— Ты в порядке?

Я не мог говорить и закивал, тяжело дыша.

— Извини, я убрал все оружие вниз, — прокричал он и вложил мне в руку пистолет.

Я несколько секунд смотрел на него, а потом засунул в карман, хотя мысль о том, что когда-нибудь я могу применить его, была мне неприятна.

— Кто-нибудь объяснит мне наконец, что происходит… Немедленно! — потребовала Холли, показывая на тело незнакомца, которое качалось на волнах.

За ее словами последовал такой сильный раскат грома, что перекричать его было невозможно. А ко мне вернулся голос, и я обратился к отцу:

— Что это было, черт возьми? Ты ведь был в курсе? Следующий номер в списке Маршалла, так? Зачем мы вообще вышли в море, если ты знал, что на нас могут напасть?

— Как ты считаешь, я убрал бы оружие, если бы знал об их планах? — ответил он. — Этого парня я никогда раньше не видел, хотя я знаю почти каждого из них.

Яхта еще сильнее накренилась, и нас всех отбросило на ограждение. Я успел одной рукой обхватить Холли за талию, а другой прикрыть ей голову. Отец с трудом встал на ноги и прокричал что-то Адаму, который пытался удержать штурвал.

— Джексон, ответь мне! — потребовала Холли, когда мы поднимались на ноги. — Что это за человек? Откуда он взялся?

Проигнорировав ее вопрос, я повернулся к отцу и прокричал:

— Нам спуститься вниз?

Он переместился ближе к нам:

— Нет, Фриман скоро будет здесь. Расчетное время прибытия — две минуты.

Я убрал пистолет и принялся вглядываться в даль, пытаясь увидеть лодку.

— Джексон? — снова позвала меня Холли.

Я слышал обиду в ее голосе, как тогда в зоопарке, когда она чувствовала, что что-то не так, но я солгал ей. Я посмотрел на отца — он кивнул мне и направился к Адаму.

Когда я развернулся, Холли снова скользила по палубе. Я схватил ее сбоку за спасательный жилет и посмотрел на нее в упор.

— Скажи мне, — снова потребовала она.

Я убрал мокрые волосы с ее лица.

— Он — путешественник во времени.

— Что?

— Путешественник во времени, — повторил я.

— Но… но… как он мог появиться…

Ветер был такой сильный, что легко мог свалить с ног любого с такой комплекцией, как у Холли. Держась одной рукой за поручень, я притянул ее ближе к себе.

— Забудь все, что ты до сих пор слышала о перемещениях во времени, потому что это только сбивает с толку.

— Можно подумать, что это поможет.

Нотка сарказма, прозвучавшая в словах Холли в тот момент, когда мы цеплялись за поручень яхты, которая в любой момент могла пойти ко дну, придала мне уверенности, и я решил честно рассказать ей обо во всем.

— Я тоже умею это делать.

— Что именно?

— Перемещаться во времени. — Холли молчала, поэтому я объяснил: — Когда ты обнаружила меня в четверг в теплой одежде, я только что вернулся после долгого отсутствия.

И снова молния — настолько яркая, что я увидел выражение лица Холли и понял: мое признание шокировало ее.

— Что? Мы не виделись несколько недель?

Стоит ли рассказать ей?

— Я видел тебя, но ты была моложе.

— Этого не может быть… Почему я не помню? — спросила она. В этот момент раздался звук мотора, и мы одновременно обернулись — это подоспел катер Фримана. Огромный прожектор, установленный на носу судна, светил прямо на нас.

— Я ведь сказал тебе, Холли. Забудь все, что ты знаешь о перемещениях во времени.

— Идите сюда! — позвал нас отец.

Схватив Холли за спасательный жилет, он приподнял ее и поставил на поручень.

— Я пойду первым и помогу тебе.

Прожектор лодки Фримана освещал лицо девушки. Я видел, что на нем было написано смущение и одновременно с ним душевная боль, и еще кое-что… Похоже, она действительно хотела верить мне.

Лодка Фримана приблизилась к яхте, но подойти вплотную не смогла. Холли покачала головой, отказываясь от помощи отца, и прыгнула так внезапно, что никто из нас не успел остановить ее. Приземлившись на палубу катера, она перекатилась на бок, чтобы смягчить падение, и тут же поднялась на ноги.

— Силверман, ты следующий, — закричал отец.

Адам взобрался на перила и прыгнул так же, как Холли, только упал неудачно — на колени, и я понял, что он сильно ушибся. Волны, бушующие со всех сторон от катера, поднимались выше его бортов.

Мы с отцом тоже встали на перила и, одновременно оттолкнувшись, удачно приземлились на ноги.

— Кто это был? — прокричал Фриман отцу.

— Я никогда не видел его раньше.

— Он сказал, что я убил кого-то… какую-то женщину, — закричал я и, потянув Холли за руку, усадил ее рядом с собой.

Они вдвоем посмотрели на меня, а потом Фриман произнес:

— Возможно, этого еще не случилось.

— Я знаю! — Я еще не убивал никого, кроме того рыжеволосого парня. Но тогда я сделал неполный прыжок, так что на самом деле он жив.

— Если ты можешь перемещаться во времени, тогда почему бы тебе не вернуться назад на несколько часов и сделать так, чтобы мы не сели на эту яхту? — спросила Холли.

— Ты сказал ей? — раздался голос Адама, который сидел с другой стороны от меня.

— Хол, все не так просто! — Я взял ее руку и крепко сжал в своей ладони. — Иногда я сожалею об этом.

Вдруг она подскочила и схватила Фримана за плечо:

— Постойте! Там есть еще кто-то!

Мы с отцом и Адамом тут же бросились к борту катера, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь сквозь проливной дождь. И действительно — на платформе для купания недалеко от берега стояла маленькая фигурка.

— Похоже, это ребенок, — сказал Фриман, разворачивая катер.

Нас всех, включая моего отца, одолевали сомнения. Он был государственным служащим, который боролся со злыми путешественниками во времени, а не спасал детей во время шторма. И все же ни один из нас не хотел оставлять ее там. Я взглянул в сторону берега, но не увидел там испуганных родителей, мечущихся в поисках ребенка. Скорее всего, они побежали в отель за помощью.

— Гавань с противоположной стороны, — прокричал Фриман, направляя катер к платформе.

В этот момент гигантская волна ударила в борт и окатила нас водой с головы до ног. Мотор неожиданно громко затарахтел, и мы с Адамом тут же оглянулись, ожидая, что он вот-вот начнет дымиться.

— Эта чертова посудина не хочет поворачивать! — выругался Адам.

— Я поплыву к ней, — громко крикнул я, чтобы все слышали. — Не ждите меня.

И, не дожидаясь ответа, я прыгнул в воду и поплыл. У меня над головой разбивались волны. Оказавшись у платформы, я увидел, что ребенок, державшийся за флагшток в самом ее центре, — это маленькая девочка лет девяти-десяти. Только я не мог понять, почему она полностью одета: джинсы, кофта с длинным рукавом и теннисные туфли.

Подтянувшись, я взобрался на платформу и подошел к ней. Прожектор удаляющегося катера на секунду осветил ее лицо и длинные рыжие волосы.

— Я… знаю тебя?

Она покачала головой, продолжая крепко прижиматься к флагштоку.

— С тобой все в порядке?

— Да, — ответила она. — Ты пойдешь со мной?

— Куда? — Я встал на колени рядом с ней. — Назад на берег?

Она снова покачала головой, и меня вдруг охватило неприятное предчувствие. Похоже, я вспомнил, где видел ее раньше. Девочка отпустила флагшток и взяла меня за руку. В ту же секунду мне показалось, что я разрываюсь пополам. «Мы перемещаемся», — понял я. Вдвоем совершаем неполный прыжок. Вот только куда?




Глава тридцать пятая


Первое, на что я обратил внимание, была тишина: ни шума дождя, ни грома — ничего не было слышно. Я открыл глаза и огляделся.

— Это… станция метро? — поинтересовался я.

— Да, здесь никого нет, — ответила девочка, голос которой звучал серьезно и по-взрослому.

Я снова опустился на колени, внимательно вглядываясь в нее. Худенькая и болезненная, она очень походила на Кортни. Повернув голову, девочка посмотрела на меня, и я увидел, что глаза у нее голубые, а не зеленые.

— Подожди минуту… Я ведь тебя уже видел. Около зоопарка?

Капля воды собралась у нее на кончике носа, и она смахнула ее рукой.

— Да.

— Кто ты? — спросил я.

— Я такая же, как ты.

— Как тебя зовут? — Я огляделся по сторонам, ожидая, что на станцию вот-вот с грохотом въедет поезд.

— Эмили, — ответила она.

— Ты точно такая же, как я?

Она покачала головой:

— Почти, но не полностью.

— Значит, ты похожа на тех, других? — Я отступил от нее на шаг, вспомнив девочку, которая бродила ночью по отелю, а потом исчезла. Это была она же, только на два года моложе.

— Почти, но не полностью, — повторила она, слегка улыбнувшись.

Не в состоянии поверить в происходящее, я покачал головой.

— Я, наверное, сплю? Или ударился головой? Ты так похожа на мою сестру!

— Мы же похожи друг на друга. Большинство из нас. Схожая ДНК, так ведь?

— Не знаю… Наверное.

Эмили протянула мне свою маленькую ручку:

— Пойдем со мной.

— Зачем? — спросил я, но все равно взял ее за руку.

— Мне нужно показать тебе кое-что.

Мы шли к лестнице с несколькими пролетами, которая, судя по всему, вела на улицу. Свободной рукой я нащупал пистолет.

— Что тебе известно?

Она покачала головой:

— Я не причиню тебе вреда.

— Я опасаюсь не тебя, а того, кто приказал тебе меня найти.

— Никто не приказывал, — сказала она, а потом повернулась ко мне с улыбкой: — Вернее, это был ты.

Услышав это, я остановился у лестницы и на секунду замер, а потом снова присел, чтобы увидеть ее лицо. Стоило мне заглянуть в ее глубокие синие глаза, как я тут же забыл, о чем хотел спросить.

— У тебя мои глаза…

Она снова улыбнулась:

— Да.

— Но почему? Как?

Девочка нахмурилась и покачала головой:

— Я не могу рассказать тебе. Пожалуйста, позволь мне показать тебе кое-что.

Прежде чем подняться на первую ступеньку, она снова обернулась.

— Чуть не забыла! — С этими словами она сунула руку в карман и, достав из него какой-то предмет, положила его мне на ладонь. — Я должна передать тебе вот это.

Я уставился на маленькое кольцо — бриллиантовые грани камня переливались в мерцающем свете ламп у нас над головой. Покрутив его в пальцах, я решил, что оно имеет для меня какое-то значение, не связанное с предложением, которое я сделал сегодня Холли. В противном случае тот, другой Джексон, плохо рассчитал время. Какой смысл перемещаться вместе со мной на какую-то станцию метро ради того, чтобы дать мне это кольцо? И делать это в самый разгар шторма, который чуть не погубил нас.

Поднимаясь по лестнице за Эмили, я увидел наверху свет. Судя по всему, там сейчас день.

— Это Нью-Йорк?

— Да.

Когда мы достигли верхней ступеньки, я ожидал услышать знакомые звуки города: автомобильные гудки, шум моторов, голоса людей, разговаривающих по мобильным телефонам, — но вокруг было тихо. Мы вышли из метро, и я остановился как вкопанный, широко разинув рот, — ничего другого сделать я не мог.

Мы были в Нью-Йорке, но таким я этот город еще никогда не видел. В округе сохранилось всего несколько домов, но на них лежал толстый слой пыли песочного цвета — вероятно, из-за обрушения рядом стоящих зданий.

У меня подкашивались ноги. Этот город — мой дом, место, где я вырос. Но он пуст, здесь никого нет. Я медленно развернулся и увидел, что вся улица лежит в руинах. Проезжая часть и тротуар были завалены обломками зданий.

Рядом со мной кашлянула Эмили, и, вернувшись к реальности, я понял, что тоже кашляю. Все вокруг было покрыто слоем пыли. Ничего удивительного, что здесь было так тяжело дышать.

— Эмили… это будущее? — спросил я. Это не может быть прошлым, по крайней мере на уроках истории я не изучал ничего похожего.

— Да, — ответила она, продолжая кашлять.

— Что случилось? Какой это год?

— Я не могу сказать тебе этого.

— Но как это произошло? Была война или… что-то еще.

— Я могу сказать лишь одно: есть люди, которые намерены устроить это, а другие делают все, чтобы помешать им…

Я пристально посмотрел девочке в глаза и понял, что она не обманывает меня. Выходит, дело не в противостоянии двух группировок — все гораздо сложнее. То, что я видел сейчас, было ужасно. И кто-то должен предотвратить катастрофу.

— Я… я никогда не перемещался за пределы собственной жизни, — сказал я.

— Это потому, что ты со мной, — объяснила она и снова закашлялась.

— Я понял, что ты не такая, как я. Но чем ты отличаешься от них?

Она смахнула рукой пыль с лица.

— У меня есть все, о чем они могут только мечтать.

Странно, но ее это почему-то не радовало.

Где-то вдалеке послышался собачий лай. Это был первый звук, который я услышал с того момента, как оказался здесь. Через несколько секунд целая свора псов выскочила из-за угла и, щелкая зубами, на полной скорости помчалась в нашу сторону. Эмили схватила меня за руку, и мы отступили к стене дома. Я готов был броситься бежать, но она стояла, замерев на месте.

— Эмили, бежим!

Девочка на секунду зажмурилась, и я понял, что она пытается прыгнуть, но безуспешно.

— О нет! Я просчиталась! Их не должно быть здесь.

Ее глаза расширились, но в этот момент собаки вдруг повернули головы и убежали в том направлении, откуда появились. Я уже готов был вздохнуть с облегчением, но тут из-за того же угла, откуда появились собаки, вышли три человека.

По крайней мере, я решил, что это были люди. У всех троих были выбритые головы и расплывчатые черты лица. Их зрачки практически сливались с белками глаз, а кожа выглядела почти прозрачной, как будто состояла из одного слоя, под которым виднелись голубые и розовые сосуды, наполненные кровью.

— Вы только посмотрите, он был прав! — радостно прокричал один из них.

Я чувствовал исходящую от них злобу и желание поквитаться со мной и прекрасно понимал, что эти трое пришли сюда не для дружеской беседы.

Эмили не двигалась, а мне захотелось поскорее убежать отсюда. Я схватил девочку за руку и толкал впереди себя, пока мы бежали вдоль стены разрушенного здания. Меня охватила страшная паника. Я понимал, что здесь отец не придет мне на помощь, как совсем недавно на яхте.

Мое сердце колотилось в такт бегу, волосы Эмили развевались у нее за спиной, а пыль, которая поднималась с земли, забивала нам глаза и рот.

Девочка испуганно оглянулась на меня через плечо:

— Джексон, мы не сможем убежать… Нам нужно…

Неожиданно эти трое возникли прямо перед нами, и мы были вынуждены резко остановиться.

— Я поражен, что вы решили убежать, — усмехнулся один из них. — Какой в этом смысл, если можно просто прыгнуть?

Эмили попятилась назад, и я закрыл ее спиной, так что она оказалась между мной и стеной какого-то здания. Ее грудь так быстро опускалась и поднималась, что сомнений не оставалось — девочка сильно напутана. Видимо, страх не позволял ей переместиться в прошлое.

Вдруг в моей голове одна за другой начали возникать схемы защиты, которые показывала мне на компьютере Дженни Стюарт, — похоже, подсознание подсказывало мне, что нужно делать.

Один из наших преследователей потянулся к Эмили и уже собирался схватить ее, но я с силой пнул его ногой в живот, и он отлетел назад и ударился головой о тротуар. Другого — он подошел ко мне с противоположной стороны, я стукнул локтем в лицо. Он попятился назад, и в этот момент Эмили сползла вниз по стене, как будто ноги перестали слушаться ее.

— Я могу это сделать? — в отчаянии спросил я. — Я могу перенести нас обоих назад из будущего?

Взгляд ее огромных глаз встретился с моим, и она уже открыла рот, чтобы ответить мне, но вдруг крикнула:

— Джексон, берегись!

Третий парень обхватил меня сзади за шею, но я тут же перекинул его через себя. Упав на землю, он взвыл от боли. Я схватил Эмили, потянул вверх и поднял на руки. Она крепко схватилась за меня и спрятала лицо у меня на груди. Я понимал, что она пытается совладать со страхом и вытащить нас отсюда. Ощущение раздвоения еще никогда не радовало меня так, как в тот момент.




Глава тридцать шестая


Суббота, 15 августа 2009 года,

15 часов 30 минут




Шторм стал еще сильнее, хотя это казалось невозможным. Дождь бил мне в лицо. Эмили по-прежнему крепко держалась за меня, спрятав лицо, и я чувствовал, что она дрожит. Я тоже весь трясся. Я попытался опустить ее на платформу, но девочка не отпускала меня, и ее дрожь постепенно сменилась всхлипываниями. Я крепко обнимал ее, надеясь, что в будущем, в каком бы году это ни происходило, ей со мной хорошо и спокойно.

Наконец она отпустила руки и глубоко вздохнула:

— Я не думала, что… так получится.

— Ты в порядке? — спросил я.

Она кивнула и потянулась к флагштоку в центре платформы.

— Я не очень хорошо рассчитала место и время, да?

— Ты планировала попасть на платформу для купания в самый разгар сильнейшего шторма?

— Нет, но кое-что изменилось… иногда сложно все сделать правильно.

От сильного порыва ветра платформа закачалась. Все внутри меня перевернулось, и я схватился за флагшток выше рук Эмили, стараясь разглядеть катер, который уже успел уплыть очень далеко.

— Мне нужно возвращаться назад, — сказал я Эмили, показывая в сторону берега.

— Я с тобой, — заявила она и вся сжалась, услышав очередной раскат грома.

— Разве ты не можешь переместиться? В какой-нибудь другой день?

Она покрутила головой, и с ее волос во все стороны полетели капли воды.

— Нет, пусть все видят, что мы плывем вместе, а потом я прыгну. Только не рассказывай никому обо мне и о моих способностях. Я — обычный ребенок, которого ты спас в шторм, хорошо?

Так вот почему она совершила неполный прыжок — чтобы все видели нас здесь, хотя я сомневаюсь, что сейчас можно было хоть что-то разглядеть.

— И как ты это сделаешь?

— Ты должен отпустить меня, что бы ни случилось. Обещаешь? — Розово-синие всполохи от молнии осветили ее лицо, и я заметил, что она сомневается, смогу ли я прислушаться к просьбе такой маленькой девочки.

— Ты показала мне будущее… Значит ли это… Может быть, ты еще не родилась? — поинтересовался я.

— Я не могу сказать тебе.

Я опустился на колени и посмотрел ей прямо в глаза:

— Сколько тебе лет?

— Одиннадцать.

— Ты знаешь доктора Мелвина?

Она держалась твердо и не отводила глаз в этом необъявленном соревновании.

— Я знаю о нем.

— То есть ты появилась на свет не с его помощью?

Ее оборона ослабла, и она сделала шаг назад:

— Нам пора.

Я схватил ее за руку:

— Еще нет.

— Ты сказал, что мне не следует отвечать на вопросы. Может быть, лишь на некоторые, — прокричала она сквозь раскаты грома.

— Это был другой я. Он, видимо, совсем взрослый, да? И никто его не слушает.

— Ты в самом деле так думаешь? То есть ты не доверяешь себе взрослому, хотя — и это очевидно — он знает гораздо больше, чем ты.

Я понимал, что она права. И выпытывать у нее информацию — это безответственный поступок.

— Прости… Кое-что может случиться, и я хочу постараться предотвратить это. Ни о чем другом я сейчас просто не в состоянии думать.

— Я понимаю, ты чувствуешь, что тебе нужно все изменить или каким-то образом наладить. Главное — не перемудри. Доверься себе и сделай правильный выбор. Нам пора, — сказала Эмили и показала в сторону берега.

Мы прыгнули, и я поддерживал ее все время, пока мы плыли. Волны накрывали нас с головой, но в итоге мы выбрались на песок и немного прошли по пляжу. Потом я указал на отель:

— Беги туда, а я скажу, что ты вспомнила, где искать родителей, ладно?

Эмили уже собралась уходить, но потом остановилась и, опустив глаза, на мгновение обхватила меня руками и крепко сжала.

— Пока, Джексон! Удачи тебе…

Я проводил ее взглядом до боковой двери отеля, чувствуя тяжелый груз, который лег мне на плечи после этого прыжка в будущее. Теперь речь идет не только о спасении Холли. Все гораздо серьезнее. Ничего удивительного, что отец хотел удержать меня подальше от всего этого.

Но уже слишком поздно.

Развернувшись, я побежал к гавани. Адам, Холли и Фриман уже торопились ко мне.

— С ребенком все в порядке? — спросил Адам.

— Да, она пошла в отель, — ответил я и, предотвращая дальнейшие расспросы, решил сменить тему и обратился к Фриману: — Где мой отец?

— У центрального входа.

Холли бросилась ко мне, и я быстро обнял ее и показал на отель:

— Пойдем?

Мы добежали до входа, и отец провел нас внутрь. Все люди в лобби отеля были абсолютно спокойны и наслаждались прохладой кондиционеров, мы же насквозь промокли и оставляли за собой следы на мраморном полу. Мне очень хотелось объявить всем присутствующим о близком конце света, но я понимал, что не могу рассказать о том, что видел, даже агентам «Бури». Ведь тогда мне пришлось бы упомянуть Эмили.

Отец кивком головы указал на коридор слева, и мы последовали за ним. Вдруг он достал пистолет, и я втянул в себя воздух. Фриман тоже приготовил оружие.

— Что происходит? — спросила Холли.

— Они здесь, — ответил Фриман.

— И что им нужно? — устало поинтересовался Адам.

— Джексон, — ответил отец. — По крайней мере, так считает Мелвин. Возможно, они хотят повторить эксперимент. Мы уже несколько месяцев стараемся держать их на расстоянии. Пару лет назад я, вопреки приказу Маршалла, дал им возможность приблизиться и убедиться, что у тебя нет никаких способностей.

— Но почему бы им не убить меня? — спросил я.

— Они не убивают просто так, без всякой цели. Только в борьбе за власть, — сказал Фриман и заглянул за угол, прежде чем пропустить нас.

— Власть над чем? — поинтересовалась Холли.

— Они считают, что мир станет значительно лучше, если все люди будут такими, как они, — объяснил отец. — Но «Буря» полагает, что множественные перемещения во времени приведут к полному хаосу.

— Это точно, — согласился Адам.

— И на их стороне доктор Людвиг, — добавил я. — Со всеми его клонами или кого он там создает.

— А они считают, что Мелвин создает армию, — сказал отец, поворачиваясь ко мне. — Джексон, не делай глупостей. Оставайся рядом с нами и держись от них подальше. Мы с Фриманом уже не раз это делали. Мы справимся.

В середине коридора Фриман вдруг остановился. В ту же секунду примерно через десять номеров от нас из воздуха появились женщина-блондинка и парень по имени Реймонд. Тот, кто убил Айлин. Не представляю, что чувствовал отец, которому приходилось снова и снова сталкиваться с ним.

— Черт, мне страшно, — пробормотала Холли. — Я не особо поверила вам по поводу путешествий во времени. Но сейчас уже не сомневаюсь.

Отец тут же закрыл меня спиной, и я тоже встал перед Холли.

— Что, черт возьми, мы должны делать, если они с такой легкостью появляются и исчезают? — испуганно спросил Адам.

— Они не так часто это делают, поверь мне, — сказал отец.

— За исключением Томаса, — пробормотал Фриман.

Снова Томас. Это имя звучит в самые ответственные моменты.

Фриман выстрелил, и Холли закричала.

Они тоже начали стрелять, и я постарался как следует укрыть Холли у себя за спиной. Если «Враги времени» могут так просто пропадать и появляться, мне не следует спускать с нее глаз.

Адам снова закричал — на этот раз из-за того, что у нас за спиной возник еще один мужчина.

Двое ранее появившихся «Врагов времени» побежали вперед по коридору. Я подтолкнул Холли, и мы бросились за ними, пытаясь оторваться от мужчины, который бежал сзади, — в ту же сторону, куда направились блондинка и Реймонд.

Преследуя их, Фриман пробежал через двойные двери в большой, полный гостей зал ресторана, где праздновали свадьбу. Как только мы ворвались внутрь, держа пистолеты перед собой, гости закричали и устремились к выходу.

Ресторан был полон людей, не имеющих никакого отношения к происходящему. Им нужно было бежать отсюда. Как можно скорее. Оглядевшись по сторонам, я заметил кнопку пожарной сигнализации. Это может нам помочь.

— Скорей нажми на нее, — крикнул я Холли, показывая на стену у нас за спинами.

Она подбежала и локтем разбила стекло. Завыла сирена, и специальные устройства на потолке начали разбрызгивать воду. Крики усилились, и через тридцать секунд зал почти опустел. На столах стояли хрустальные бокалы, в центре танцевальной площадки — большой рояль. Не очень подходящее место для перестрелки.

Парень с отпечатком каблука Холли на лице, которого, оказывается, звали Реймонд, запрыгнул на крышку рояля и наставил пистолет на Фримана. Холли ахнула, когда на наших глазах молодой агент отбросил пистолет и поднял руки. Но он изображал поражение не больше двух секунд, а потом отец, неожиданно оказавшийся позади Реймонда, толкнул его так сильно, что тот упал на стол за роялем — тарелки и столовое серебро разлетелись во все стороны — и сполз вниз. Второй мужчина, только что стоявший в отдалении, вдруг возник прямо за нами. Я шагнул в сторону и, схватив стул, запустил им в него. Он покачнулся, но удержал равновесие.

Блондинка выстрелила в потолок, и большая хрустальная люстра полетела на пол. Холли снова закричала и нырнула под стол в тот момент, когда осколки стекла разлетелись во все стороны. Я последовал за ней и, крепко прижав к себе, почувствовал, что ее сердце колотится сильнее моего.

— Оставайся со мной, хорошо? — попросил я. — Только не убегай и не делай никаких глупостей.

Она кивнула.

Мимо пробежал отец, его преследовала блондинка. Я хотел выстрелить ей в ногу, но отец был слишком близко, и я не хотел рисковать. В этот момент Холли вытянула руку и схватила женщину за лодыжку. Блондинка не удержала равновесие и упала лицом вниз. Ощутив прилив адреналина, я мгновенно выбрался из-под стола, встал и поставил ногу на спину женщины, направив пистолет ей в голову.

— Нет, Джексон! Не притрагивайся к ней! — закричал отец, но я не мог понять, почему он беспокоится.

Последним, кого я увидел, был отец, который потянул Адама за собой на пол за секунду до того, как у них над головами просвистела пуля.

Свет в зале померк. Я даже не мог предположить, куда направляюсь.




Глава тридцать седьмая


Полный прыжок. Мы только что совершили полный прыжок. Вот это да! Теперь понятно, почему мне не следовало к ней прикасаться.

Несмотря на то, что над моей жизнью нависла угроза и мы вдвоем с блондинкой были вооружены, первая мысль, которая пришла мне в голову, когда я открыл глаза, была: Холли только что видела, как я исчез!

И если раньше она не верила тому, что я могу перемещаться во времени, теперь у нее не осталось никаких сомнений. Я услышал, как кто-то ахнул, и, повернувшись, увидел группу девочек-подростков, стоящих на тротуаре. На них были очень странные юбки из ткани с рисунком «ромбиками» и носки до колен. В стиле Джеки Кеннеди или еще кого-то, похожего на нее. В этот момент я понял, на что именно они так смотрят: моя нога по-прежнему была на спине у блондинки, и я целился в нее из пистолета. И с нас текла вода, хотя день был ясный и солнечный.

Быстро засунув пистолет в карман брюк, я огляделся по сторонам. Вдоль Пятой авеню были припаркованы старомодные кадиллаки. Но они не выглядели старыми — наоборот, блестели как новые. Странного вида автобусы, на которых обычно ездили хиппи, выстроились друг за другом у тротуара. Я не удивился бы, если бы на улицу сейчас выскочили актеры из фильма «Лак для волос» и запели «Добро пожаловать в шестидесятые».

Блондинка из «Врагов времени» толкнула меня, и, упав на спину, я придавил ногу одной из девушек. Они вскрикнули одновременно в пять или даже шесть голосов, но я уже вскочил с земли и бросился в погоню за блондинкой.

Если она сейчас прыгнет, смогу ли я самостоятельно вернуться назад? И было ли это прошлое на моей ветви? Я надеялся, что нет, потому что не понаслышке знал о том, что перемещения в пределах одной ветви времени очень тяжело переносятся. Я видел, как впереди мелькают светлые волосы, и, расталкивая людей, бежал, стараясь подобраться поближе к блондинке.

Мои новые способности к наблюдению теперь работали вовсю, и, несмотря на погоню, мне удалось рассмотреть практически все: парня-хиппи, поющего песню Боба Дилана у входа в какой-то магазин, и пустыри на горизонте, которые в мое время уже будут застроены домами. Наконец я догнал блондинку и сначала схватил ее за рубашку, а потом крепко взял руками за талию.

— Тебе следует хорошенько постараться и вернуть нас назад. Точно в то место, откуда мы сюда попали.

Она стукнула меня локтем в живот, но все равно прыгнула в две тысячи девятый год. Или, возможно, в какое-нибудь другое время. Ведь, чтобы совершить полный прыжок, возвращаться на базу не нужно.




Глава тридцать восьмая


Суббота, 15 августа 2009 года,

16 часов 30 минут




Я поскользнулся и почувствовал, что съезжаю вниз по наклонной поверхности. Дождь. Гром. Снова. Я поспешил открыть глаза и чуть не закричал, обнаружив, что нахожусь на крыше отеля. Распластавшись на животе, я схватился пальцами за выступающую черепицу. Блондинка из «Врагов времени» зло рассмеялась. Она с легкостью переползла подальше от меня. Мне хотелось ударить ее, и я бы с удовольствием сделал это, если бы не боялся разжать пальцы.

— Вот черт! Промахнулась на несколько минут. Может быть, они уже успели разделаться с твоим отцом, — ухмыльнулась она. — А то он все время путается под ногами.

Я почувствовал прилив ярости, и это придало мне смелости: разжав одну руку, я потянулся за пистолетом. Блондинка по-прежнему пыталась встать на ноги… так что она даже не заметила бы, что я в нее целюсь. Но я не мог этого сделать.

Я убрал пальцы со спускового крючка и снова хотел ухватиться за черепицу, но тут вдруг что-то загрохотало. От неожиданности я чуть не разжал пальцы.

Вспышка молнии прорезала небо, и в то же мгновение в грудь женщины вошла пуля. Вот только кто в нее стрелял?

Я ничего не мог сделать и в ужасе наблюдал, как она сначала упала на крышу, потом скатилась вниз, и через некоторое время тело ударилось о землю. Снизу послышались крики, потом завыли сирены. Я перевернулся, прижался спиной к крыше и, раскачиваясь из стороны в сторону, начал перемещаться вверх, пытаясь вспомнить план отеля. Прямо надо мной, там, где крыша становится ровной, должна быть дверь, ведущая внутрь.

Оказавшись на самом верху, я попытался подняться на ноги, но совершил ошибку, посмотрев вниз. У меня начала кружиться голова и свело живот, так что я снова лег на спину и, тяжело дыша, пытался побороть страх. Я почти не сомневался, что в ЦРУ не берут тех, кто боится высоты.

Дверь со стуком распахнулась, и я услышал голоса.

— Объясните мне, что с ним произошло? — требовала Холли. — Он может вернуться после того, как… растворился в воздухе?

Я вздохнул с облегчением. С моей девушкой все было в порядке. Но с кем она говорит? Я не хотел привлекать к себе внимание, пока не станет ясно, что это безопасно.

— У меня такое чувство, что мы скоро это выясним. Ведь ты теперь с нами, — произнес чей-то голос.

Он показался мне очень знакомым — я слышал его в худший день моей жизни. Мне нужно увидеть его лицо… Это был второй из неожиданных визитеров, которые ворвались тогда в комнату Холли.

Я медленно поднялся, заставляя себя смотреть вверх и не опускать глаза. Мужчина прижал Холли к столбу. Да, это был именно он — тот, кто выстрелил и убил Холли тридцатого октября две тысячи девятого года. Но я заставил себя вспомнить, что этого еще не случилось.

— Джексон, а я как раз тебя ищу, — сказал он. — Боюсь, мы с тобой не знакомы лично. Я Томас.

— Томас, — с яростью в голосе повторил я. Конечно же, это был Томас. Тот самый человек из «Врагов времени», готовый атаковать снова и снова, пока победа не окажется на его стороне. Может быть, стоит выполнить его желание прямо сейчас, чтобы он наконец прекратил попытки получить то, чего хотел. Мне нужно было лишь притвориться, что я на его стороне. Это ведь совсем не сложно?

Главное — не смотреть на Холли, иначе я не смогу осуществить свой план и все испорчу. Но ее взгляд обжигал мне лицо.

— Это Рена сейчас свалилась с крыши? — как ни в чем не бывало спросил Томас.

— Гм… кто? Та блондинка?

— Да, это она, — он повернулся ко мне лицом. — Джексон, я здесь не для того, чтобы причинить тебе зло. Этого мы никогда не хотели и с удовольствием оставили бы твоего отца в покое, если бы он не убил стольких из нас!

Я глубоко вздохнул и задержал дыхание, стараясь успокоиться. «Отца не так легко убить. Ему всегда удается избежать смерти!» — твердил я про себя.

— Так что же вам нужно от меня, Томас?

Продолжая удерживать Холли, он наклонился ко мне, и я увидел, что мы с ним немного похожи. Он был лет на пятнадцать старше, но сходство все равно было очевидно.

— Я всего лишь хочу, чтобы ты выслушал нас. Ты попал под влияние тех, других людей. Но они не такие, как ты, и не понимают нас. Я хочу показать тебе, что ты мог бы иметь. Это идеальная жизнь. Мы пытались вступить с тобой в контакт, когда ты был один, но сейчас у нас остался единственный выход — поставить под угрозу жизнь этой девушки. Вспомни, как проявились все твои способности, когда мы застрелили ее. Потрясающий прогресс!

Я почувствовал, что вспыхнул от гнева в тот момент, когда он упомянул о случившемся с Холли. Но ведь тот, другой парень… Реймонд сказал, что это была ошибка. Он действительно так считал?

— О чем он говорит? — спросила Холли.

Томас посмотрел на нее:

— Это в будущем, дорогая, тебе не о чем волноваться. Будущее постоянно меняется.

— Да, и изменения эти уже идут полным ходом, — сказал я, стараясь не отвлекаться от своего плана. — После тех событий много воды утекло. Для меня уж точно. Чем чаще я использую свои способности, тем больше я хочу знать. Все остальное неважно.

Широкая улыбка озарила его лицо.

— О, именно это мне и хотелось услышать.

— Вот, например, Рена. Тебе ведь все равно, что ее только что убили, потому что она по-прежнему жива. Где-то на другой ветви времени, да?

— О… вижу, ты пока знаешь далеко не все. Когда убивают такого человека, как я… или ты, — начал он и показал на меня пальцем, — мы перестаем существовать в любом времени. И в прошлом, и вообще. А вот эта юная леди и любой обычный человек останутся в целости и сохранности на созданной нами новой ветви времени. Это одна из причин, почему мы были против эксперимента доктора Мелвина.

— Не понимаю, — сказал я. Боковым зрением я видел, как Холли тяжело дышит и ее грудь вздымается от каждого вздоха, — происходящее пугало ее. Дождь начал стихать и уже слегка моросил, но небо по-прежнему оставалось черным, каким оно бывает глубокой ночью. Я же сконцентрировался на происходящем, стараясь не отвлекаться на царивший у стен отеля хаос.

— Видишь ли… создание многочисленных ветвей времени может привести к уничтожению нашего мира. Путешественники во времени, руководствуясь эмоциями, никогда не перестанут спасать своих любимых. Они будут вести себя как полные идиоты, независимо от того, какими способностями обладают. Им будет все равно, и очень скоро… мир перестанет существовать.

Неужели случится то, что показывала мне Эмили? Мог ли я стать виновником той катастрофы в будущем? Или еще какой-нибудь путешественник во времени?

— А если улаживать проблемы, не создавая новых ветвей времени? — поинтересовался я.

Он снисходительно улыбнулся:

— Да, это было бы замечательно. Но на это способен только я. Другие тоже пытались, да так старательно, что повредились умом и умерли. Кроме того, изменение одного события часто вызывает цепную реакцию, и если не обдумывать внимательно каждый шаг и действовать импульсивно, результаты могут быть плачевными. Мало кто может выдержать такую ответственность.

— Понятно. Что ж… у меня это получается. Особенно теперь, когда я набрался опыта, — заявил я, вспомнив Дженни Стюарт и ее способности полностью вживаться в роль. И притворяться. — Я готов выслушать… твою позицию.

Он улыбнулся и, отпустив Холли, взялся пальцами за мое запястье. И мы прыгнули. Вместе.




Глава тридцать девятая


Почувствовав твердую почву под ногами, я тут же высвободил руку.

— Мы на Таймс-сквер, — сообщил он. — Как тебе нравится?

Мне были знакомы все здания, окружавшие меня, вот только они были выкрашены в теплые тона, которые хорошо отражали солнечные лучи.

На этот раз Нью-Йорк был полон людей. Их одежда была такого же цвета, что и дома. Проходящая мимо женщина улыбнулась и поздоровалась с нами. Я посмотрел вниз, на землю. Она была выложена коричневым кирпичом с зеленоватым оттенком — и он был повсюду. Ничто не отделяло тротуар от проезжей части.

— А где же все машины? — удивился я.

— Их нет. Есть только устройства для телепортации на большие расстояния, — сказал Томас. — Обрати внимание, какой воздух: всегда чистый, не холодно и не жарко. Просто идеально.

Да, воздух совсем не похож на тот, что был в разрушенном Нью-Йорке, который показывала мне Эмили. Я бы и дня там не продержался. Что она пыталась мне сказать? «Есть люди, которые намерены устроить это, а другие делают все, чтобы помешать им…»

— Так ты отсюда? — спросил я у Томаса.

— Ты хочешь спросить, из этого ли я времени? — уточнил Томас и рассмеялся. — Это одно из преимуществ таких, как мы. Ты можешь назвать домом любое место… и в любое время. Почему бы не выбрать себе наиболее разумный мир?

Отлично, похоже, он так и не признается, в каком году родился. Правда, я и не ждал, что он это сделает.

У меня за спиной на детской площадке играли дети. Во всяком случае, я решил, что это детская площадка, хотя оттуда не доносилось ни звука. Дети в летнем лагере вели себя совершенно по-другому.

Все оборудование на площадке двигалось или было электронным. Два столба соединял луч, который слегка раскачивался из стороны в сторону, и дети пытались пройти по нему. Невысокая стена для скалолазания вращалась, чтобы малыши не забирались высоко.

— Все работает на солнечных батареях, — объяснил Томас, вслед за мной повернувшийся к детской площадке. — Здесь, в будущем, мы не делаем ничего, что повредило бы нашей планете.

Но ведь кто-то разрушил Землю? Или только Нью-Йорк, но я все равно видел это своими собственными глазами. Или, возможно, для них эта катастрофа была в прошлом, и им удалось устранить все последствия. Или… это какая-то другая ветвь времени?

Он направился в сторону светло-коричневого здания, и я последовал за ним.

— Мы значительно улучшили качество жизни. Никто даже не подозревал, что такое возможно. Справились с проблемой ожирения, улучшили витаминные добавки, усовершенствовали работу мозга.

Витамины, дающие супервозможности? Это могло объяснить, почему дети лазают по стенам, как Человек-паук.

— Когда это произошло?

Или, что более важно, какие радикальные меры были приняты, чтобы добиться такого успеха?

— Этого я тебе сказать не могу. — Томас говорил официальным, но вполне спокойным тоном, словно гид, который проводит для меня четырехчасовую экскурсию по идеальному будущему.

Я продолжал рассматривать то, что меня окружало, и видел самый настоящий идеальный мир. Все на своих местах, никакого мусора на улицах. Цветовая палитра тщательно подобрана; создавалось впечатление, как будто город и сельская местность слились воедино. Невероятно и очень хорошо… Именно поэтому я и не поверил тому, что увидел. Эмили не просто так показывала мне другое будущее. Мне необходимо было знать даты. Это касалось обоих миров.

— Время вышло, — сказал Томас и, взяв меня за руку, отправился в прошлое.




Глава сороковая


Суббота, 15 августа 2009 года,

17 часов 00 минут




Томас действительно оказался настоящим мастером. Мы вернулись в тот же момент, откуда прыгнули. Тяжело дыша, я согнулся пополам и попытался сориентироваться в обстановке. Честно говоря, прыжки во времени вместе с кем-нибудь влияли на меня не так, как путешествия в одиночестве. Прыжок на два года в прошлое немного подорвал мои силы, а неполный прыжок в девяносто второй год совершенно измотал. Зато сейчас я отлично себя чувствовал.

— Ну как, производит впечатление? — поинтересовался Томас.

— Да… это было невероятно, — ответил я.

Он направился к Холли, которая оставалась без нас всего одну или две секунды, и даже не успела сдвинуться с места. Томас схватил ее за локоть и потащил к краю крыши.

— Что ты делаешь? — спросил я, не понимая, стоит ли мне предпринять что-нибудь или еще рано.

— Твое заявление, сделанное чуть раньше, о несущественных вещах прозвучало очень убедительно, учитывая все, что тебе довелось пережить в последнее время. Но, к сожалению, я слишком умен и не могу позволить себя обмануть.

— Ты мне не веришь? — поинтересовался я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно.

— Это неважно. Я полагаюсь лишь на факты и поступки, которые подтверждают сказанное.

Томас обхватил Холли руками настолько сильно, что она не могла вырваться. Предпринимая попытки освободиться, она разозлилась, и я видел, как исказилось ее лицо.

Но я продолжал играть свою роль, решив посмотреть, как далеко в своей провокации может зайти Томас.

— Джексон, я много думал о тебе, — спокойно произнес он, пока Холли извивалась, пытаясь высвободиться из его мертвой хватки. — Недавно я услышал выражение: убить двух птиц одним камнем. Там, откуда я родом, так не говорят. Есть способ проверить, лжешь ли ты, утверждая, что готов отказаться от всех своих привязанностей. И выяснить, представляешь ли ты какую-нибудь ценность для моей команды.

— И что это за способ? — спросил я, уже не скрывая волнения.

— Отлично продуманный план, как я уже говорил раньше, очень важный для таких людей, как мы. Единственная проблема в том, что, если ты действительно продемонстрируешь невероятные способности, это также будет означать, что ты мне лжешь. И не в состоянии взять на себя ответственность — а без этого невозможно жить со способностями, которые ты получил при рождении! — Он встретился со мной взглядом, и, мне показалось, что я увидел сожаление в его глазах. — Никто из нас не хочет причинить тебе вред… или помешать тебе жить своей жизнью, но у нас может не быть выбора. В том случае, если ты будешь представлять для нас угрозу. Мы готовы согласиться с тем, что ты окажешься на стороне наших врагов, но не можем допустить, чтобы ты действовал безответственно и импульсивно. Мы можем смириться с тем, что «Буря» — наш противник, но не готовы позволить ее лидеру быть неосторожным в обращении со временем. Ты меня понимаешь?

Я чувствовал, что капли пота стекают по моей шее. Сердце грохотало, как колеса товарного поезда. А он смотрел на меня и прекрасно понимал, что со мной происходит.

— Что ты… о чем ты говоришь?

Он обхватил Холли так, что ее руки оказались плотно прижаты к телу, и пододвинул ее еще ближе к краю. Я наконец-то разрешил себе посмотреть ей в лицо и увидел панику в ее глазах. Мы с ней одновременно все поняли.

В этот момент Томас взял Холли за талию, поднял вверх и наклонил в сторону крыши. Я затаил дыхание, когда он еще ближе шагнул к краю.

— Постой! Не делай этого! — закричал я, но это не помогло.

Томас еще выше поднял Холли и, продемонстрировав невероятную силу, перебросил ее через край. Громкий крик оглушил меня, и мой мозг переключился в автоматический режим. В ту же секунду я прыгнул. Не во времени, а по-настоящему — вниз с крыши.

За долю секунды, когда я почувствовал, что прикасаюсь к Холли кончиками пальцев, я успел сконцентрироваться и дать своему мозгу команду представить, что мы находимся в свободном падении. «Думай о том, где ты хочешь быть», — скомандовал я себе. О каком-нибудь чудесном месте.




Глава сорок первая


Мгновение назад я чувствовал кисть Холли у себя между пальцами, а теперь она лежала сверху, и ее сердце колотилось рядом с моим. Вокруг нас была мягкая трава.

— Холли? — пробормотал я, не открывая глаз.

Мы вдвоем тяжело дышали, все еще охваченные паникой.

— О боже, мы разбились?

Я посмотрел в ее светло-голубые глаза и увидел, что в них отражается солнце. Солнце, а не тучи.

— Нет, мы живы… Черт возьми, я даже не представляю, как мне это удалось.

Холли еще секунду смотрела на меня, а потом принялась крепко целовать, и слезы полились из ее глаз мне на лицо. Я обнял ее так крепко, что, казалось, она не сможет дышать.

Когда у меня кончились силы, я выпустил ее и лег, широко раскинув в траве руки.

— Холли?

— Да?

— Неужели я действительно только что спрыгнул с этой чертовой крыши?

— Да. — Она прижалась лицом к моей груди и начала плакать еще сильнее.

Я лег на бок и развернул Холли к себе, чтобы лучше видеть ее лицо.

— Хол, все в порядке. С тобой все хорошо.

Она наконец подняла голову и вытерла слезы.

— Ты можешь перемещаться во времени вместе с обычными людьми?

— Судя по всему, да. Но я понятия об этом не имел. Честно говоря, мне эта мысль даже в голову не приходила. Я видел, что ты падаешь, и сделал это… не задумываясь. — Я прижался лбом ко лбу Холли и закрыл глаза. — Мне не стоило доводить до этого. Но я не знал, что он задумал, и…

— Все в порядке. Я видела, что ты пытаешься сбить его с толку… И сама поступила бы точно так же. — Она положила руки мне на лицо и снова поцеловала меня. — Это Центральный парк.

Я решил оглядеться по сторонам, наконец-то вспомнив, что мы только что появились здесь из ниоткуда. Но никто не кричал, и вокруг было тихо… Это определенно хороший знак. Мне потребовалось всего несколько секунд, чтобы понять, где мы находимся. Это была верхняя восточная часть Большой лужайки, около одной из бейсбольных площадок. Примерно в пятнадцати метрах от нас загорали две девушки. На них были солнцезащитные очки, и происходящее вокруг их совершенно не интересовало. Все остальные отдыхающие были от нас еще дальше.

— Ну надо же, Центральный парк! — сказал я Холли и помог ей встать. — Обычно мне тяжелее определить время, в котором я очутился, а не место.

— Ты не знаешь, какой сейчас день? — удивилась Холли.

Я улыбнулся, увидев ее реакцию.

— Нужно найти возможность это выяснить.

Прежде чем тронуться с места, я снова притянул ее к себе. Мне не хотелось отпускать ее ни на секунду. Зарывшись лицом в ее волосы, я втянул воздух, стараясь успокоиться.

— Мы должны разобраться в том, что сейчас произошло, и, возможно, потом я смогу забрать тебя на какой-нибудь остров лет на сто в прошлое.

— А я, возможно, разрешу тебе сделать это, — пробормотала она.

Мы поспешили к скамейке, где молодая женщина читала газету, а маленький мальчик рядом с ней играл в мяч. Я прошел за спиной у женщины, и мы с Холли одновременно посмотрели на дату. Двенадцатое августа две тысячи девятого года.

— Три дня назад, — тихо произнес я, — но какая это ветвь времени?

— Что ты говоришь? — переспросила Холли.

— Вот он! — раздался вдруг крик.

Мы одновременно обернулись и увидели Реймонда и Кэссиди — мою биологическую мать, стоящих примерно в пяти метрах от нас и наставивших на нас пистолеты. Я чуть не лишился чувств, когда увидел, кто прячется за Реймондом.

Это была Холли. Еще одна?

Холли с другой ветви времени? Разве появление моей Холли не должно было заставить эту, другую девушку, исчезнуть? Но у меня не было времени размышлять — только не сейчас, когда Холли «ноль-ноль девять» увидела свою копию.

— Вот черт! — выругалась та Холли, которая стояла у меня за спиной.

Обе девушки потрясенно смотрели друг на друга.

— Джексон? — вдруг произнесла та, вторая.

— Мы должны вернуться назад, — сказал я Холли, которая была рядом со мной. — Немедленно.

— Тут уж не до шуток, — прошептала она и спрятала лицо у меня на груди.

— Попробую приземлиться внизу, — пробормотал я и прыгнул.




Глава сорок вторая


Суббота, 15 августа 2009 года,

17 часов 30 минут




Что ж, похоже, я так и не научился концентрироваться во время прыжка.

— Вот черт! — раздался рядом с моим ухом голос Холли.

Она оказалась сверху на мне, и мы оба снова скользили вниз по скату крыши. Она ухватилась за выступающую черепицу — совсем как я некоторое время назад, а потом поймала меня за руку. Я быстро перевернулся и начал карабкаться вверх.

— Подумать только, мне не нравилось лазить по лестницам… По сравнению с ними повиснуть на наклонной крыше восьмиэтажного дома — это ужасно. — Я чувствовал, как у меня сдавливает грудь, и осознавал, что еще немного, — и я прямо здесь потеряю сознание.

Холли легонько хлопнула меня по щеке:

— Джексон, смотри на меня!

Я поднял голову и взглянул на нее. Дождь мешал мне сфокусировать взгляд.

— Я не могу этого сделать. Мне только нужно…

— Можешь, я в этом не сомневаюсь. — Она крепче обхватила меня за руку и тянула изо всех сил, пока я снова не начал карабкаться вверх.

— Прости, но я не могу, как ты, пройти по перекладине качелей. Ты отчаянная циркачка! — пробормотал я несколько раздраженно из-за того, что не смог обойтись без ее помощи.

— Постой, когда это ты видел, что я залезала на качели?

— Другая ты, в две тысячи седьмом.

— Ах да! Железная логика… Ты мне хоть нравился тогда? — поинтересовалась она.

— Сначала нет, потом да, потом опять нет и снова да.

— То есть все именно так, как было в этом году? — поддразнила она меня.

— Думаю, мы с тобой только что видели ту Холли, может быть, она лишь немного старше, — сказал я, все еще не веря в то, что произошло.

— Я стараюсь не думать об этом, но все равно чувствую, что в ближайшем будущем мне придется пройти курс психотерапии, — сказала она.

И тут я понял, что мы уже почти забрались на самый верх, — туда, где крыша становилась ровной, а Холли придумала отличный способ, чтобы отвлечь меня.

— Как ты думаешь, этот урод все еще здесь? — спросила она.

— Думаю, мы скоро это выясним. — Мой страх немедленно смыла волна гнева, и мне захотелось немедленно расквитаться с Томасом.

Мы забрались на самый верх, и Томас действительно был там. Он повернулся к нам и широко улыбнулся.

— Может быть, нам снова спрыгнуть вниз? — предложила Холли, стоя позади меня.

Я покачал головой:

— Он не тронет тебя. Даю слово.

— Это потрясающе! Ты намного способнее, чем девяносто девять процентов путешественников во времени! — сообщил он мне.

Его лицо не выражало ни сарказма, ни злобы — лишь искреннее удивление. Но это не означало, что он не собирается нас убивать.

У меня сжались кулаки, и я рванулся к нему.

— Я считал, что таким, как вы, ни к чему бессмысленные убийства. А если бы я не смог прыгнуть?

— Тогда — да, бедная девушка… Но она ведь не может жить вечно и никогда не сможет, — категорично заявил он.

Стиснув зубы, я заставил себя сконцентрироваться. На самом деле я хотел только одного: сбросить этого урода с крыши и посмотреть, как он разлетится на тысячу кусочков.

Холли ахнула, увидев, что Томас достал пистолет и навел его на нас.

— Боюсь, для меня слишком рискованно отпускать тебя куда-нибудь одного. Может быть, как раз такие, как ты, по-настоящему опасны? — Томас смотрел мне в лицо, как любопытный ребенок, который разглядывает инвалида в кресле-каталке. Да уж, эмоций им явно не хватает. Вот о чем ему не мешало бы подумать.

Выбить пистолет у Томаса из руки было очень легко, он даже не успел среагировать. Услышав, как оружие со стуком упало на крышу и съехало вниз, я почувствовал прилив адреналина. Боковым зрением я заметил, что Холли нырнула за столб, к которому он прижимал ее некоторое время назад.

Я схватил его за рубашку:

— Это я тебя никуда не отпущу. Можешь попробовать прыгнуть, если хочешь.

Он ударил меня локтем в лицо, и я почувствовал сильную боль, которая отдалась во всем теле. Еще один удар, на этот раз кулаком в живот — и у меня перехватило дыхание, и я согнулся пополам. В ту же секунду Томас высвободился из моего захвата. Я понимал, что он может с легкостью отправиться в будущее и там обдумать следующий шаг, поэтому метнулся вперед и обхватил его руками за ноги. Другой человек тут же упал бы лицом вниз, но Томас лишь подпрыгнул и снова опустился на крышу.

Мне с трудом удалось схватить его за запястье. Разжать пальцы я не мог, иначе он прыгнул бы без меня. Я изо всех сил потянул Томаса за руку и заставил лечь на крышу, чтобы он не пытался убежать от меня.

Прижав его к крыше, я смотрел ему в лицо и никак не мог придумать, что делать дальше. Достать пистолет и пристрелить его? Я сомневался, смогу ли сделать это, но вспомнил, как Холли летела с крыши, и моя рука сама потянулась за его оружием.

— Отлично, пусть будет по-твоему, — сказал он со злобной усмешкой. — Надеюсь, ты не против почувствовать, как тяжело перемещаться вместе со мной. Тебе покажется, что твоя голова вот-вот взорвется, и будет так плохо, что тебе захочется умереть.

— Джексон, отпусти его… пожалуйста, — взмолилась Холли у меня за спиной.

Я оглянулся и покачал головой, а потом снова взглянул на Томаса.

— Нет, не отпущу.

Одним быстрым движением он стукнул меня головой. У меня перед глазами все расплылось, я инстинктивно зажмурился и ослабил хватку. В этот момент Томас поднял ногу и ударил меня в живот. Отлетев назад, я ударился головой о металлический столб. Холли закричала.

Томас склонился надо мной и схватил меня за рубашку.

— Ты сам нарвался, — сказал он.

Я сморщился, ожидая почувствовать боль, которую он так красочно описал.

Но тут его уверенное лицо несколько поблекло.

— Что ты… сделал?

Я? Ничего, просто готовился к боли. Он еще крепче взялся за мою рубашку и при этом зажмурился и наморщил лицо. И в этот момент я вдруг осознал: может быть, он не в состоянии прыгнуть, потому что я не хочу… или потому что хочу остаться здесь?

Я колебался всего одно мгновение, а потом собрал все силы, чтобы снова уложить Томаса на крышу.

Он вскрикнул от боли, хотя я не делал ничего, просто тянул его вниз.

Он упал на бок, хватая ртом воздух, и я взгромоздился сверху на него и прижал дуло пистолета к его виску.

— Постой! Не стреляй, — сдавленно произнес он.

Я сильнее надавил пистолетом на висок, чувствуя, как разгорается мой гнев.

— А почему нет?

В этот момент дверь, ведущая на крышу, распахнулась и появился запыхавшийся отец.

— Джексон, слава богу!

Я отвлекся лишь на долю секунды, и в этот момент Томас протянул руку и вырвал клок волос у меня из головы. Я резко дернулся в сторону.

— Ты шутишь, что ли? Мой пистолет у твоего виска, а ты выдергиваешь у меня волосы?

— Это запасной план. — Я не сводил глаз с пучка темных волос, зажатых в его пальцах, и на его лице медленно появилась усмешка.

ДНК. Черт возьми!

Шаги отца, который приближался к нам, не помешали мне наконец-то собрать головоломку из всех намеков, которые я услышал за последние двадцать четыре часа.

— Джексон, я сделаю это, — произнес отец.

— Ты ведь знаешь, не так ли? — спросил у меня Томас, подняв одну бровь.

— Джексон! Поднимайся! — снова голос отца.

Но я не мог оторвать взгляда от моих волос в пальцах этого ужасного человека. Они не пытались воссоздать меня. Они хотели сделать кого-то совершенно на меня не похожего. Кого-то более совершенного, чем я. «Все, о чем они могут только мечтать».

Эмили.

Пот, стекающий с моей ладони, намочил указательный палец, и он слегка дрогнул на спусковом крючке. Я не мог убить его. Томас не должен был умереть. Иначе ее не будет на этом свете. В этот момент у меня в голове всплыли слова Эмили: «Доверься себе и сделай правильный выбор. Это не так тяжело, как кажется».

И тогда я понял, что решение уже принято, — иначе она не приходила бы ко мне. Эмили существовала. Было это правильным или нет, я не мог вычеркнуть из жизни этого ребенка или помешать ей появиться на свет.

Я отпустил Томаса и, наступив ему на живот, поднялся, почувствовав небольшое удовлетворение от его громкого стона. А потом, чтобы загородить Томаса от выстрела, встал между ним и отцом. Отец вопросительно посмотрел на меня, но не успел ничего спросить, потому что у него за спиной возник Реймонд — парень с отпечатком каблука на лице. Он стоял на краю крыши и целился отцу в спину.

— Папа! Берегись! — я нырнул вперед и сбил его с ног. Он упал на бок в тот момент, когда раздался выстрел. Я почувствовал, как пуля пролетела мимо, слегка задев мою руку. Хорошенько прицелившись, отец выстрелил, и Реймонд упал вниз. Через несколько секунд сквозь шум дождя мы услышали, как его тело ударилось о землю.

Отец тут же развернулся, ища взглядом Томаса, который теперь, как и Реймонд чуть раньше, стоял на краю крыши.

— Мы еще увидимся, Джексон.

А потом совершенно неожиданно для нас Томас развернулся и прыгнул — всего за какую-то долю секунды до того, как отец выстрелил. Удара не было слышно, и я понял, что он исчез задолго до того, как его тело коснулось земли. Я не удерживал его, и он снова обрел силу.

Отец тихо выругался, а потом подбежал ко мне и силой усадил на крышу:

— Джексон, черт возьми! Ты когда-нибудь будешь меня слушать?

Я слегка улыбнулся и прислонился лбом к стене:

— Ну, мы разобрались с пятью из них. Неплохо, как ты считаешь?

Холли выбралась из своего укрытия и поспешила к нам:

— О боже! Ты ранен!

Она упала на колени и начала расстегивать мне рубашку.

— С ним все будет в порядке! Обещаю, — произнес отец.

— Кто стрелял в блондинку снизу? — поинтересовался я у него.

— Агент Фриман.

— Он убежал, да? — спросила Холли, осторожно освобождая мою руку из рукава рубашки. — Тот злой парень?

Я кивнул и зажмурился, почувствовав пронизывающую боль. Здоровой рукой я дотронулся до щеки Холли. Наши взгляды встретились, и, не сдержавшись, я произнес:

— Хол, мне очень жаль… Прости меня… Этого не должно было…

Дотронувшись пальцем до моих губ, она покачала головой:

— Прекрати… ты не должен извиняться за то, что спас мне жизнь. Все так запуталось. Я не могу понять, какого черта ты решил в тот момент прыгать с крыши и… во времени.

Она немного разволновалась в конце этой речи, а потом наклонилась ко мне и прижалась щекой к моей щеке.

Я поцеловал ее в шею и произнес:

— Amor vincit omnia.

— Это латынь? — спросила Холли, когда мы коснулись друг друга лбами. — Что это значит?

— Любовь побеждает все, — ответил ей отец, который уже порвал рубашку и перевязал мою кровоточащую рану.

Холли провела губами по моему лбу:

— Я определенно могу с этим жить.

Через несколько минут дверь, ведущая на крышу, распахнулась и из нее появились Мелвин и Адам.

Еще один вздох облегчения. Где-то в глубине души я всегда знал, что отец не допустит, чтобы с Адамом что-либо случилось, — только не в его дежурство. Холли вскочила и обняла друга.

Он схватил ее за плечи.

— Почему ты прыгнула с крыши? У меня чуть сердце не остановилось!

Она оперлась о его руку, и я увидел, что на нее навалился весь ужас пережитого. Казалось, она вот-вот потеряет сознание. Адам усадил Холли на крышу рядом со мной, и она свернулась калачиком под моей здоровой рукой, дрожа так, словно на улице был мороз, а не плюс двадцать пять градусов.

Мелвин перевел взгляд на меня и быстро заговорил на фарси:

— Ты прыгнул вместе с ней?

— Вы видели? — решил уточнить я, переводя взгляд с Мелвина на отца. Оба кивнули. — Я даже не подозревал, что такое возможно.

— Мы называем это перемещением. — Мелвин склонился ближе ко мне, и его напряженное лицо напугало меня. — Послушай, ты действительно можешь взять с собой кого-нибудь, если твои способности позволяют это. Но у обычного человека не задействована та часть мозга, которую ты используешь во время прыжка. И если бы ты прямо сейчас переместился с ней снова, то с вероятностью восемьдесят процентов это бы ее убило. А третий прыжок грозит смертью уже на сто процентов.

Я тяжело вздохнул, жалея о том, что не знал этого раньше. С другой стороны, это ничего бы не изменило. Я бы все равно попытался спасти ее.

Услышав шум приближающегося вертолета, я закрыл глаза, чтобы защитить их от поднятой в воздух пыли и грязи, и заставил себя думать о маленькой девочке, глаза которой были полны слез, когда она оставляла меня на пляже. Куда бы она ни возвращалась — там ее не ждало ничего хорошего, и мне нужно было найти способ помочь ей. И все же я представить себе не мог, когда мы могли бы снова встретиться. Скорее всего, в будущем — вот единственный намек, который у меня был.

Отец помог Холли подняться и, дождавшись меня, подсадил ее в вертолет. Адам пристегнул ее на соседнем со мной сиденье. Холли снова открыла глаза и резко села, услышав громкий шум пропеллера. Я прислонился к спинке сиденья, стараясь не думать о боли. Рука Холли скользнула в мою ладонь, и она положила голову на мое здоровое плечо.

Когда мы поднялись в воздух, я взглянул вниз, на отель, и увидел, что, пока я путешествовал во времени и лазил по крыше, одна стена здания полностью обрушилась. Вокруг отеля стояло множество машин спасательных служб.

Мужчина в медицинской форме поставил мне капельницу гораздо быстрее, чем я ожидал, учитывая крутые виражи вертолета. Лекарство, которое он мне ввел, ослабило боль, и сознание слегка затуманилось. Но еще до того, как я отключился, у меня в голове всплыли слова Томаса: «Она ведь не может жить вечно и никогда не сможет».

Холли никогда не будет в безопасности. По крайней мере, пока знакома со мной. И в это мгновение боль с новой силой вернулась ко мне, но это была уже совсем другая боль. Худшая из всех возможных.




— Тебе повезло. Это одна из самых чистых ран, что мне доводилось видеть, — в десятый раз повторил врач, накладывая мне швы.

— Угу.

— Руку придется носить на перевязи? — поинтересовался отец.

— Да, возможно, несколько дней, — ответил врач. — Меньше чем через час вы будете дома.

— Сколько сейчас времени? — спросил я у отца.

Мы пробыли здесь всю ночь, вот только я отключился на некоторое время, а Холли с Адамом уже были дома и в безопасности.

Отец удобнее устроился в кресле, которое стояло рядом со мной, и посмотрел на часы:

— Восемь. Я обещал Холли, что ты позвонишь, когда придешь в себя.

Я медленно кивнул, чувствуя, как ко мне возвращаются страх и смятение. Дождавшись, когда врач закончит зашивать рану и наложит повязку, я признался отцу:

— Я не уверен, стоит ли.

Он поднялся и заглянул за ширму, проверив, что доктор уходит по коридору, а потом присел на край кровати и тихо произнес:

— Он угрожал причинить ей вред? Я о Томасе…

— Не совсем так, но я не сомневаюсь, что он сделает все возможное, чтобы добраться до меня. — Я не стал рассказывать отцу о моих догадках относительно ДНК и вообще собирался молчать на эту тему. И не потому, что Эмили просила меня об этом. Агенты ЦРУ могли попытаться предотвратить этот эксперимент, а я уже и так пожертвовал слишком многим, чтобы позволить им сделать это. Я позволил Томасу сбежать — возможно, руководствуясь при этом неверными мотивами. Но я — не шеф Маршалл, и не всегда представляю себе картину в целом, особенно если разглядел только небольшие фрагменты.

— Мы можем усилить защиту…

Отец замолчал, увидев, что я покачал головой:

— Этого недостаточно. Ты ведь видел, с какой легкостью они появляются словно из воздуха и исчезают. Мы не сможем им противостоять. Не всегда.

— Но, если ты отдалишься от Холли, им не понадобится убивать ее или причинять ей вред. Не забывай, что я говорил тебе об их подходе, — убивать только ради власти. Они не поймут, что ты жертвуешь собой, держась от нее подальше, а решат, что ты просто охладел к ней.

Я слышал отчаяние в голосе отца — он видел в этом единственный выход и хотел, чтобы я это сделал. Так же он поступил бы и с Айлин. Дал бы ей возможность оставаться живой и невредимой, но при этом не быть частью его жизни. Вот она — настоящая любовь. Но что, если я не такой стойкий, как отец?

— Это ведь очень тяжело… быть одному, как считаешь? — спросил он.

Рассматривая свои руки, я кивнул:

— Да.

— Но если это сохранит ей жизнь… — продолжил он.

— Я знаю.

Но что я мог сказать Холли? Что неизлечимо болен? Это не поможет — она захочет остаться рядом и держать меня за руку до самой смерти. Может быть, сказать, что я ее никогда не любил по-настоящему? Но одна лишь мысль о том, что я увижу ее лицо, когда она осознает смысл этих слов, была страшнее еще одного ранения.

И какой же у меня оставался выбор?

Чуть позже, когда доктора разрешили мне поехать домой, мы с отцом сели в такси. Когда машина остановилась у нашего дома, я вышел первым и сказал, что пойду прогуляться. Моя рука была на перевязи, и я все еще находился под действием обезболивающих, поэтому прошел совсем немного и, увидев в тени скамейку, опустился на нее.

— Тебе необязательно даже говорить ей.

Подняв голову, я увидел отца, стоящего напротив меня.

— Исчезнуть, ничего ей не сказав?

Он сел рядом со мной:

— Я понимаю, о чем ты думаешь. Ты или должен находиться с ней рядом двадцать четыре часа семь дней в неделю, или разбить ей сердце. Но мне кажется, что есть компромисс.

Я повернулся и посмотрел на него, отчаянно желая найти решение:

— Какой?

Глубоко вздохнув, отец заговорил:

— Ты не должен говорить об этом ни Мелвину, ни Маршаллу… никому.

Он полез в карман и, достав оттуда маленькую карту памяти, протянул ее мне. Я повертел ее в руках:

— И?..

— Адам Силверман не единственный, у кого есть собственный секретный код.

— Я все равно не понимаю.

Отец быстро огляделся по сторонам и продолжил:

— Это для меня. Я хочу сообщить тому, другому мне, из недалекого прошлого о последних событиях. Подумай о своей ветви времени, вспомни все. Ведь еще совсем недавно вы с Холли не были знакомы. А если она тебя не знает…

Я уставился на отца, не в состоянии вымолвить ни слова, а его план тяжелым камнем лег мне на сердце.

— Я даже не знаю, смогу ли я снова сменить свою основную базу.

Он кивнул:

— Тебе удавалось сделать это в самые важные моменты твоей жизни. Это только твое решение, но я понимаю, каково это, — терять близкого.

Мой мобильный телефон лежал на скамейке рядом со мной. Отец взял его и медленно вложил в мою руку:

— Позвони ей, но не прощайся. Тогда она не будет чувствовать ничего плохого.

Отец ушел, а я открыл телефон и стал смотреть на фотографию: мы с Холли на пляже всего пару дней назад. Пока я искал ее номер в памяти телефона, у меня перехватило горло. Она ответила через два гудка.

— Привет, ты все еще собираешься приехать сегодня утром? — спросила она.

Я собрался с силами и заставил себя говорить спокойно:

— Да, я уже выезжаю и скоро буду.

Она вздохнула с облегчением:

— Отлично!

Мне было очень больно слышать радость и желание в ее голосе. Я вынужден был откашляться, прежде чем продолжить. Разглядывая деревья перед собой, я постарался думать о жизни. О длинной и счастливой жизни Холли.

— Хол, послушай…

— Что?

— Я люблю тебя.

Слезы жгли мне глаза, и, казалось, я слышу в трубке, как ее губы растягиваются в улыбке.

— Я тоже тебя люблю. Скоро увидимся.

Нет, если я смогу сделать то, что запланировал.

— Пока, Холли.

Закрыв глаза, я попытался совершить полный прыжок в прошлое, в один из самых важных дней моей жизни. Чувства раздвоенности на этот раз не было, и я понял, что отец был прав. Если захотеть, я смогу это сделать.




Глава сорок третья


Воскресенье, 15 марта 2009 года,

17 часов 38 минут




Моя новая основная база. Мне удалось переместиться именно в то место и время, где я должен сейчас находиться. Я вошел в здание Молодежной Христианской Организации на Девяносто второй улице и обратился к секретарю:

— Мне нужно оставить записку для мистера Уэллборна.

— Да, пожалуйста, — она протянула мне лист бумаги и ручку.

Я быстро набросал несколько строк, отказавшись от работы в летнем лагере, которую должен был начать именно в этот день, и тут же вышел из здания. Спустившись по лестнице, я остановился у фонарного столба достаточно далеко от входа. Я должен был ее увидеть.

Прошло несколько минут, и вот в конце улицы появилась девушка. Ее светлые волосы были собраны в хвост и развевались из стороны в сторону. В одной руке она держала высокий стакан с розовым смузи, а в другой книгу, которая закрывала ей лицо. Я боялся, что эмоции возьмут верх и ноги сами понесут меня к ней, но вместо этого я прислонился к столбу и смотрел, как Холли подходит все ближе.

Сейчас в ее жизни все хорошо и спокойно. Я еще не бросил ее, и не разбил ей сердце… И не стал причиной ее смерти. Я вспомнил, как она сказала мне однажды: «Это так… будто у тебя есть еще одна отдельная жизнь, и я не могу быть ее частью».

Но сейчас мы с ней поменялись местами.

Когда Холли подошла к ступенькам, не отрывая взгляда от книги, я затаил дыхание. Все время, пока она шла вверх, я простоял у столба, как будто приклеившись к месту. Именно в этот момент наши жизненные пути пересеклись, но теперь этого уже не случится.

Когда Холли безо всяких происшествий подошла к двери и шагнула внутрь, я почувствовал облегчение и одновременно оцепенел от горя. Я изменил ход событий в прошлом. Мы с ней не встретились.

Я опустил руку в карман и нащупал кольцо, которое дала мне Эмили. Судя по всему, она не знала, что я выберу… или, возможно, всего лишь возможно, все-таки была в курсе моего решения. Эта мысль давала мне пусть небольшую, но надежду, поэтому я тут же прогнал ее из головы и, развернувшись, ушел прочь.

Чем сильнее я удалялся от Холли, тем больнее мне становилось, и я не был уверен, что когда-нибудь эта рана затянется.

Ноги сами привели меня к той лужайке, где мы с Холли «ноль-ноль семь» провели целое утро, валяясь на траве. И вдруг, как и в тот день, я почувствовал необычайное спокойствие. Несколько секунд спустя я уже лежал на траве, глядя в небо, и слышал голос Холли — настолько явно, словно она снова была рядом со мной.

— Джексон?

— Да?

— Ты совсем не такой, как я себе представляла.

— А ты именно такая, как я думал.

У меня не осталось никаких сомнений — я наконец-то совершил правильный поступок. Иного выбора не было. В конце концов, боль и горе — это ничто по сравнению с сожалением о том, что не сделано.

Моя сумка лежала рядом на траве. Я достал из нее дневник и написал всего несколько слов — чтобы перечитать в те дни, когда мне будет гораздо тяжелее, чем сейчас. И пусть я не знаю, что ждет меня в будущем… Сейчас я уверен в одном… И это правда…

Я ни о чем не жалею.




Благодарности


Очень многие способствовали тому, чтобы эта книга увидела свет. Я понимаю, что не буду оригинальна, но только сейчас по-настоящему осознаю, насколько искренне и глубоко все авторы благодарны своим помощникам. «Буря» — результат совместной работы большого количества людей, и я надеюсь, что сумею на этих страницах отдать должное каждому из них.

Мне хотелось бы поблагодарить моего мужа Ника, чьи советы и поддержка имеют для меня наибольшую ценность (хотя я не всегда признаюсь ему в этом). Именно он вдохновил меня на историю о любви и верности моего главного героя. И большая часть успеха этой книги — это его заслуга, потому что, если есть на свете что-то тяжелее, чем жизнь писателя, то это — жизнь с писателем. Спасибо, что ты никогда не сомневался во мне и ждал до поздней ночи, пока я закончу работу, чтобы мы могли провести время вместе. Я счастлива, что рядом со мной мужчина, все достоинства которого невозможно описать в одном абзаце.

Моей старшей сестре Дженни, которая объективно оценивала каждый вариант текста, я благодарна за то, что она поддерживала и вдохновляла меня на всем протяжении мучительного процесса создания этой книги. Как преданный читатель, она давала мне отличные советы, и благодаря им я сделала множество добавлений и правок в тексте. И я не могу не упомянуть о моральной поддержке, которую способен оказать лишь близкий родственник.

Спасибо дедушке Элму — одному из самых дорогих мне людей во всем мире. Он отличный писатель и был одним из первых, кто поддержал меня, когда я решила попытаться найти издателя для этой книги. Когда у меня стали накапливаться письма с отказами, именно он присылал мне прекрасные, дарящие вдохновение сообщения по электронной почте, в которых говорил о том, что я становлюсь все лучше и серьезнее, как писатель, и он очень мной гордится. Я так и не смогла удалить эти письма, и не забыла того, как они помогли мне.

Моей маме Коллин я благодарна за то, что она гордится мной всегда, — не важно, пишу ли я статью для небольшого журнала или серию из трех книг для одного из крупнейших издательств. Она никогда не говорила мне: «ты не справишься» или «ты недостаточно хороша» — как раз наоборот, она всегда хвалила меня.

Спасибо моему отцу Тому, у которого я не только унаследовала писательские гены, но и научилась дисциплине, без которой их невозможно было бы развить. И еще я благодарна ему за ежедневные напоминания о том, что забота и беспокойство о детях не заканчиваются в тот момент, когда они вырастают.

Я благодарна Джойс, моей мачехе, — одной из самых щедрых женщин, которых я встречала в жизни. Она всегда относилась ко мне как к родной дочери.

Я благодарю мою свекровь Маршу, которая с первого дня стала поклонницей этой книги. Именно отношения Марши и Тима, моего свекра, стали для меня примером любви, которую можно пронести сквозь годы, наполненные горестными и радостными событиями.

И, конечно же, большое спасибо моим детям — Чарльзу, Элле и Мадди, которые взрослеют слишком быстро. Надеюсь, однажды они подрастут и, читая эту книгу, будут постоянно находить в ней детали из своего детства и вспомнят наши разговоры за ужином, когда мы обсуждали сюжет или главных героев. И тот момент, когда они увидят в сюжете отражение своих воспоминаний, станет очень важным для всех нас.

Спасибо моей младшей сестре Джейми за то, что она сразу стала поклонницей этой книги, и это вдохновило меня. Джейкобу моему самому младшему брату. И Райану — еще одному младшему брату, который, насколько я знаю, вместе со своей группой «Парамедик» собирается написать несколько замечательных песен для «Бури». Возможно, сейчас, когда книга увидела свет, они уже написаны.

Я благодарна моим любимым тетушкам Трейси, Кэти и Дон — всю мою жизнь, сколько я себя помню, они поддерживают и вдохновляют меня. Ради каждой из них я стремилась написать эту книгу. И знала, что они будут мной гордиться.

Спасибо моей бабушке Морин — опоре всей нашей семьи, которая всегда разделяла мою страсть к книгам.

Спасибо Рианнон, моей кузине и «почти сестре», за ее желание прочесть варианты текста без редакторской правки и за все чудесные разговоры о книгах, которые у нас были.

Я не могу не упомянуть и обо всех моих младших кузинах, которые читали и комментировали некоторые части романа. Ваши свежие мысли оказались для меня очень ценными и нашли свое отражение в книге.

Спасибо Кевину Роббинсу — одному из моих первых читателей. Его комментарии очень помогли мне и непосредственно повлияли на окончательный вариант книги.

Я также благодарна всем-всем-всем двоюродным братьям и сестрам, на которых я проверяла эту книгу задолго до того, как появился ее чистовой, готовый к публикации вариант: Лорен Роббинс, Келси и Кайле Уилсон, Грейс и Саре Гиан.

Спасибо Шаннон Слайфер — давней подруге и первой читательнице моего самого первого романа, написанного летом две тысячи девятого года. Лорен Джукс — моей самой преданной читательнице среди тинейджеров. Ей довелось читать как самые худшие, так и лучшие мои произведения. И на протяжении всего этого времени наши «тренировочные беседы» сильно помогали мне. Я благодарю Сару Торман, мою замечательную давнюю подругу, которая разделяет мою страсть к гимнастике. Я всегда могу рассчитывать на нее, когда мне нужно излить душу или поделиться хорошими новостями.

Спасибо Аманде Коба, моей старинной приятельнице, которая помнит подробности моего детства и, что самое главное, раннего подросткового возраста и рассказывает о них в нужные моменты. Ее воспоминаний обо мне хватит для того, чтобы написать серию из двадцати молодежных романов. Спасибо моим старым соседям и добрым друзьям Джастину и Тори Спрингам, которые, насколько я помню, первыми узнали от меня о моем желании написать книгу.

Я благодарю моих коллег, работающих в административном отделе Молодежной Христианской Организации округа Шампейн за поддержку и добрые слова, а также за то, что вы каждый день напоминаете мне о том, кто я. Наша организация помогает всем нам крепко держаться на ногах. Уроки, полученные здесь, я никогда не забуду. Свой роман я задумала под этой крышей, и мои дети стали частью нашей большой христианской семьи.

Спасибо Рони Лорен — одной из моих первых подруг-писательниц и литературных критиков, с кем я познакомилась в Интернете. Наши книги готовились к публикации практически одновременно, и я была счастлива, что рядом со мной человек, который переживает то же, что и я. Ее поддержка в этот момент была просто бесценна.

Я благодарю Сузи Таунзенд, моего агента, которая разделяет мою любовь к молодежной литературе и всегда точно знает, что мне необходимо услышать, когда мне весело или грустно. Она не позволяет мне витать в облаках и отвлекаться и с неизменным спокойствием воспринимает все мои вопросы и литературные идеи. А ее любовь к этому роману и его героям я чувствую во всех комментариях и критических замечаниях, которые от нее получаю. Я надеюсь, что впереди нас ждут долгие годы совместной работы.

Большое спасибо всем знакомым и незнакомым мне сотрудникам литературного агентства «Файн-Принт». Я уверена, что каждый из них внес свой вклад в работу над этой книгой и таким образом поддержал меня как автора. Я благодарна этому агентству — команде высококлассных профессионалов за великолепную работу, которую они делают.

Спасибо Брендану Денину, моему редактору и другу, которому я посвятила эту книгу, за то, что он рискнул сделать ставку на неизвестного автора и поверил не только в «Бурю», но и в меня как в писателя. Благодаря ему я наслаждалась самим процессом творчества не меньше, чем результатом. Наша совместная работа над книгой — это, несомненно, незабываемый опыт. Брендана можно сравнить с тренером, подготовившим спортсмена к Олимпийским играм, и, если бы не наша встреча, я стала бы совершенно другим писателем.

Спасибо Питу Вулвертону и Тому Данну — великолепным ребятам из «Томас Данн букс» за то, что они дали мне шанс и, поверив в мою книгу, позволили написать еще две ее части.

Спасибо всем замечательным людям в «Сент-Мартин пресс». Я незнакома с вами и никогда не слышала о многих из вас, но все равно, независимо от того, какую работу вы выполняете, — вы помогли мне осуществить мечту. И вы делаете это каждый день. Мне кажется, что я успею познакомиться со многими из вас к тому моменту, когда придет время выражать благодарности в конце второй книги.

И все же, сколько бы людей ни держало в руках «Бурю», я никогда не забуду, как сидела в кабинете Мэтта Болдацци в свой первый приезд в Нью-Йорк. Он процитировал несколько строк из моего романа и признался, что утром они заставили его прослезиться. Думаю, это был один из самых важных моментов для меня как для писателя. Я поняла, что все сотрудники издательского дома любят книги, которые они выпускают, и их авторов.

Спасибо «Саммит интертеймент» за непрекращающиеся попытки перенести «Бурю» на большой экран и продюсеру Софи Кассиди за то, что она увидела потенциал этого романа, прочитав его черновой вариант. Я благодарна продюсеру Сонни Малли за его преданную любовь к моей книге и вдохновение, которое он дарил мне как ее автору.

Спасибо Рою Ли за чудесное сообщение с высокой оценкой моей книги, которое он отправил мне после того, как прочитал ее. Я уверена, что судьба экранизации этого романа находится в самых надежных руках.

Также я хочу выразить благодарность некоторым авторам, под чьим влиянием я находилась, и кто вдохновлял меня еще до того, как я начала писать, а также в самом начале моей творческой жизни. Это Кортни Саммерс, Джоан Роулинг, Стивен Кинг, Джуди Блум, Луис Лоури, Джей Ашер, Элли Картер, Стефани Майер и Энн Мартин.

И последнее, но не менее искреннее спасибо — всем и каждому, кто возьмет в руки и прочитает мой роман, какой бы причиной вы ни руководствовались. Без вас — тех, кто покупает и читает книги, мое вдохновение иссякло бы очень быстро.


notes



Примечания





1


Основная база, дом — бейсбольный термин. — Здесь и далее примеч. пер.




2


Цитата из книги Чарлза Диккенса «Повесть о двух городах» (1859).




3


Карлос Белтран — известный пуэрториканский бейсболист.




4


«Пауэр вилс» — детские машины на аккумуляторной батарее от компании «Фишер Прайс».