Дорога страсти
Джуд Деверо


Монтгомери


Аманда Колден, дочь состоятельного владельца ранчо в Калифорнии, не должна становиться, подобно матери, игрушкой страстей, жизнью ее должен править рассудок. Так считают ее отец и жених-учитель, подчиняя воспитание девушки этой задаче. Но что значат доводы рассудка, когда в сердце вспыхивает любовь?

Роман выходил под названием «Пробуждение чувств».


Джуд Деверо

Дорога страсти


Глава 1


Кингман, штат Калифорния


Июль 1913


Легкий ветер пронесся по обширным плодородным лугам, раскинувшимся на полутора тысячах акров земель ранчо Колден, всколыхнул листья деревьев в садах, где созревали персики, фиги, миндаль и грецкий орех. Кукуруза сохла на корню в иссушающей жаре. Как и всегда, за последние два месяца не выпало ни капли дождя, и все в Кингмане молились, чтобы его не было еще несколько недель, пока не созреет хмель.

Хмель, основной продукт ранчо Колден, почти созрел. Сочные, мясистые гроздья, уже начавшие желтеть, тяжело свешивались с пятнадцатифутовых шестов. Через несколько недель сборщики оборвут лозу и хмель будет отправлен в печи для просушки.

Было раннее утро. Армия работников ранчо только-только встала и приступила к домашним делам. Однако солнце уже жгло нещадно, и вскоре работающим на полях не будет никакого спасения от его лучей. Больше повезет тем, кто будет трудиться в тенистых посадках хмеля, укрывающих людей от палящего солнца.

Через все ранчо тянулась нахоженная пыльная дорога, от нее в разные стороны разбегались другие, ведущие мимо вместительных амбаров, бараков для наемных рабочих и огромных печей, где сушили хмель.

Посреди ранчо, фасадом на север, стоял двухэтажный дом Колденов. Здание из обычного для этих мест красного кирпича украшали две белые крашеные веранды по бокам и балконы. Высокие пальмы и старая магнолия укрывали дом от солнечных лучей, даря комнатам прохладную тень.

На втором этаже дома, в спальне на западной стороне, еще спала Аманда Колден. Ее густые, орехового цвета волосы были заплетены в добропорядочную косу. Ночная рубашка сдержанного и невыразительного покроя застегнута до горла, манжеты туго охватывали запястья. Аманда лежала на спине, аккуратнейшим образом укрытая простыней по грудь, сцепив руки поверх покрывала. Постель была лишь слегка смята, словно ее только что расправили, но именно на ней провела ночь двадцатидвухлетняя девушка.

Комната не уступала кровати опрятностью. Если не считать неподвижно лежащей молодой женщины, в спальне почти не было признаков жизни. Дорогая добротная кровать под стать женщине, несколько стульев, пара столиков, стенной шкаф, три занавешенных окна. Никаких кружевных салфеточек на столах, ни одного приза, из тех что выигрывают на ярмарках поклонники, ни атласных бальных туфелек, сброшенных впопыхах под кровать. На туалетном столике — ни пудры, ни единой забытой шпильки для волос. В шкафу и в ящиках — идеальный порядок. В глубине шкафа — ни одного платья, из тех что покупаются по мгновенной прихоти и, ни разу не надетые, убираются с глаз долой. В шкафчике у окна — восемнадцать книг, все в кожаных переплетах и все высокоинтеллектуальные. Ни одного романа, в которых молодые красавцы обольщают юных невинных созданий.

По черной лестнице шумно поднялась, оправляя безупречное синее платье, миссис Ганстон. Перед дверью Аманды она выпрямилась, отдышалась, быстро и резко постучала и вошла в спальню.

— Доброе утро, — заявила она громким командирским тоном, означавшим: «А ну-ка вылезай из постели, некогда мне тут с тобой рассусоливать». Затем поспешила раздернуть шторы с такой яростью, словно те были ее злейшими врагами.

Аманда проснулась так же аккуратно, как до этого спала. Миг — и она еще спит, еще миг — она уже проснулась, еще секунда — и она уже стоит возле кровати, глядя на миссис Ганстон, женщину могучего телосложения, костистую, крупнолицую, с руками, точно грабли.

Миссис Ганстон, как обычно, нахмурилась, глядя на стройную, изящную Аманду. Было забавно осознавать, что они принадлежат к одному полу — насколько массивной была миссис Ганстон, настолько стройной и хрупкой — Аманда. Впрочем, женственность Аманды раздражала миссис Ганстон, поскольку казалась ей лишь признаком болезненности.

— Вот ваше расписание. — Миссис Ганстон припечатала листок бумаги к столику у западного окна. — Наденете, — из одного из многочисленных карманов платья появился еще один листок, — платье vieux rose с кружевной кокеткой. Знаете, которое?

— Да, — негромко ответила Аманда. — Знаю.

— Хорошо, — кратко ответствовала миссис Ганстон таким тоном, словно Аманда наконец-то начала соображать. — Завтрак ровно в восемь, мистер Дрисколл будет вас ждать. — С этими словами она вышла.

Как только затворилась дверь, Аманда зевнула, потянулась — и резко одернула себя с виноватым видом, как будто кто-то мог увидеть ее. Ни отец, ни ее жених, Тейлор Дрисколл, не одобряли зевания.

Но у Аманды не было времени обдумать, заслуживает ли зевок и потягивание неодобрения или нет — она не могла напрасно терять время.

С неосознанной грацией она поспешила к столу, чтобы взглянуть на расписание. Тейлор каждый вечер составлял для нее расписание занятий, поскольку был не просто ее будущим мужем, но и учителем. Отец нанял его давно, когда Аманде было всего четырнадцать, чтобы Тейлор сделал из Аманды леди. Когда Аманде исполнилось двадцать, и Тейлор решил, что она достойна называться «образованной женщиной», он попросил у ее отца разрешения жениться на ней, как только повысит ее образовательный уровень настолько, чтобы она могла стать его женой.

Отец Аманды, Джей Гаркер Колден, тут же с восторгом дал согласие за дочь. Ни один из них и не подумал спрашивать мнения Аманды по столь серьезному вопросу. Как-то вечером за ужином Тейлор прервал поучительную беседу о влиянии искусства барокко на современный мир и сообщил ей, что они поженятся. В первый момент Аманда не знала как реагировать. Тогда Джей Гаркер с ноткой пренебрежения сказал, что теперь она — невеста Тейлора. На что Тейлор с улыбкой заметил:

— Разумеется, если ты согласна. Джея Гаркера привела в ужас мысль о том, что женщина может высказывать свое мнение.

— Разумеется, он согласна, — рявкнул он. Аманда покраснела, стиснула руки и опустила глаза.

— Да, — выдавила она шепотом. «Выйти замуж за Тейлора». Эта мысль не давала ей покоя до самого конца ужина. Выйти замуж за этого высокого красавца, который знает все на свете, который учил и наставлял ее с самого детства! Да она никогда и подумать об этом не смела. После ужина, сославшись на головную боль, Аманда поднялась к себе в комнату. Она даже не слышала гневного ворчания отца: «Вылитая мать». Грейс Колден большую часть жизни провела на диване в своей маленькой комнате на верхнем этаже дома.

В ту ночь Аманда не могла заснуть, и потому позорно провалилась, отвечая о политике французского короля Карла I, так что Тейлор в тот день даже отменил занятия. Разумеется, он сурово выбранил ее, и Аманда поклялась оправдать столь высокую честь — называться его женой. Она будет учиться, выучит все, что в ее силах, и, может быть, когда-нибудь станет достойна Тейлора. Конечно, ей никогда не выучить и половины того, что знает он о жизни и о мире, но, в конце концов, женщине и не нужно знать столько же, сколько мужчине. Аманда хотела лишь удовлетворить Тейлора и стать самой лучшей женой, какой только сможет.

Она взяла расписание. И снова легкий озноб благодарности прошел по ее телу, когда она взглянула на листок, исписанный аккуратным, ровным, мелким почерком Тейлора. Каждый вечер он выкраивал время из собственных напряженных занятий по изучению управления поместьем, которое когда-нибудь станет его собственным, для того, чтобы составить расписание для нее. Аманда принялась заучивать расписание наизусть.


"7.15. Подъем и одевание.

8.00. Завтрак: одно яйцо вкрутую, один тост, кофе с молоком.

Будем обсуждать решения президента Вильсона о пересмотре тарифов.

8.42. Подготовка к экзамену по французским неправильным глаголам. Закончить сочинение по пуританской этике.

11.06. Гимнастика с миссис Ганстон.

11.32. Прием ванны.

12.04. Проверка перед экзаменом по видам певчих птиц.

1.00. Обед: цыпленок на пару, свежие фрукты, лимонад.

Будем обсуждать символизм в «Элегии на деревенском погосте» Грея.

2.12. Экзамен по французским не правильным глаголам.

2.34. Занятия акварелью, если результат экзамена 96 баллов или выше. Если нет — учиться!

3.11. Отдых.

4.37. Вышивание с миссис Ганстон. Практика в выкройке.

5.39. Одевание к ужину. Надеть розовое платье «Жанна Алле» — не забыть розовый пояс.

6.30. Ужин: немного овощей на пару, жареная рыба, кипяченое молоко. Обсуждение шедевров литературы конца девятнадцатого века.

7.38. Чтение вслух в гостиной. Сегодня вечером — отрывок из книги Торо «Уолден» (Подготовиться к разговору о флоре и фауне этого региона).

9.10. Подготовка ко сну (включая дыхательные упражнения).

10.00. Сон».


Наконец, одетая в элегантное платье, которое Тейлор выбрал из ее гардероба, составленного им же у портного Аманды, она вышла из спальни и направилась в ванную комнату в дальнем конце коридора. Глянув на часы, которые по настоянию Тейлора были развешаны по всему дому, Аманда убедилась, что делает все по расписанию. Время утреннего пребывания в ванной — четыре минуты. Тейлор однажды засек по часам, сколько она там находилась, затем отнял одну минуту, чтобы не рассиживалась. Она глянула в зеркало — проверить, не выбилась ли случайно прядка из прически. По мнению Тейлора, неубранные волосы — признак распутной женщины.

Выйдя из ванной, Аманда обнаружила, что опаздывает на добрых сорок пять секунд, и поспешила вниз по лестнице.

— Аманда!

Это был голос Тейлора, низкий, глубокий и неодобрительный. Он стоял в тени внизу, возле лестницы, держа в руке карманные часы и сурово сдвинув брови. Аманда моментально замедлила шаги, надеясь, что он не услышит бешеного биения ее сердца.

— Ты бежала, Аманда? — спросил он тем же тоном, каким обычно спрашивают: «Ты хотела отрезать кошечке хвост?» В голосе Тейлора смешались ужас и неверие.

У Аманды никогда и мысли не возникало солгать Тейлору.

— Да, я торопилась, — тихо ответила она. — Я прошу прощения.

— Хорошо. — Тейлор засунул часы в нагрудный карман темного пиджака. Весь его облик был неизменно безукоризнен: на одежде — ни пятнышка, ни складочки. Даже проехав несколько миль по пыльным дорогам на заднем сиденье открытого автомобиля, он вышел бы из него таким же чистым, каким и садился. Как бы ни было жарко, Тейлор никогда не потел. Точно так же он никогда не сутулился. Спину он всегда держал прямо, расправив грудь, точно солдат на параде. Тейлор был высок, очень худ (что, по его словам, свидетельствовало о способности контролировать одно из примитивных чувств человека — голод) и красив мрачноватой, почти отталкивающей красотой. Иногда он казался Аманде ожившей фотографией красивого мужчины.

Повернувшись к Аманде, Тейлор внимательно оглядел ее, убедился, что волосы аккуратно зачесаны назад, платье безукоризненно отглажено, швы на чулках прямые, туфли начищены. Обратив внимание на то, как прямо она стоит — женщина, которая должна стать его женой, не должна сутулиться, — он слегка нахмурился при взгляде на ее грудь. Когда Аманда стояла вот так, расправив плечи, она выглядела слишком… слишком женственно.

Развернувшись на каблуках, Тейлор направился в столовую, и Аманда испустила неслышный вздох облегчения. Проверку она прошла, и более того — Тейлор не рассердился на нее за то, что она бежала по лестнице, точно шкодливая девчонка. А ведь эта ее черта так ему не нравилась.

Тейлор любезно отодвинул для нее стул за обеденным столом, после чего сам занял место во главе. Мать Аманды, как обычно, завтракала в своей комнате, а отец уже поел. Порой у Аманды возникала мысль, что отец просто не хочет сидеть за столом с ней и с Тейлором — возможно, их просвещенные беседы ему неприятны. В конце концов, Джей Гаркер бросил школу в восьмом классе, когда поневоле стал кормильцем семьи. И именно поэтому он так настойчиво добивался, чтобы его дочь получила образование и вышла замуж за образованного человека.

Служанка поставила перед Амандой яйцо и кусочек сухого тоста. Аманда поняла, что от нее ждут начала разговора. Тейлору было приятно, что она заучивает наизусть распорядок, столь тщательно составленный им.

— Мне кажется, одним из основных пунктов тарифной реформы президента Вильсона была беспошлинная шерсть, то есть снятие налога на импортируемую необработанную шерсть.

Тейлор не ответил, но его кивок дал Аманде понять, что она права. Так нелегко запомнить все текущие проблемы.

— Кроме того, налог на товары, производимые из шерсти, снизился до тридцати пяти процентов. Это, разумеется, ложится тяжким бременем на американских фермеров-продавцов шерсти, но, с другой стороны, американские производители могут теперь покупать шерсть где угодно.

Тейлор кивнул:

— А сахар?

— Налог на ввозимый сахар защищает интересы производителей сахарного тростника в Луизиане и фермеров Запада, выращивающих сахарную свеклу.

Тейлор приподнял бровь:

— Это все, что ты знаешь про сахарный тариф?

Аманда лихорадочно порылась в памяти.

— Ах да, в течение трех лет сахарный тариф будет поднят. Фермеры, выращивающие сахарную свеклу, утверждают…

Они оба подняли глаза — в столовую ворвался Джей Гаркер. Этот плотный, приземистый, свирепого вида человек очень давно усвоил — если хочешь чего-то добиться, надо это просто брать. Он начал с нуля — и стал владельцем крупнейшей в мире плантации хмеля. Каждый шаг этого пути Гаркер брал с боем, даже если этого и не требовалось — и каждый полученный удар делал его еще злее.

— Взгляни-ка на это. — Гаркер протянул Тейлору какое-то письмо. Никаких пожеланий доброго утра, ни слова в сторону дочери — только рука с конвертом, протянутая к Тейлору, которого Гаркер всерьез считал умнейшим человеком на свете. Блестящее — хотя и безденежное — семейство, образованность, манеры, уверенное поведение Тейлора в обществе — все это повергало Джея Гаркера в священный трепет.

Аккуратно промокнув уголки рта салфеткой, Тейлор взял письмо и прочел его.

— Ну? — рявкнул Гаркер в своей обычной манере.

Тейлор аккуратно сложил письмо и не стал спешить с ответом. В письме губернатор Калифорнии выражал опасение, что в этом году с сезонными рабочими, подряжающимися на сбор хмеля, могут возникнуть проблемы. Деятели из профсоюза ОРМ — «Объединенные рабочие мира» — поговаривали о том, чтобы приехать в Кингман и попытаться настроить сборщиков против владельцев плантаций. А поскольку ранчо Колден — самая крупная цель, губернатор считал, что там все и начнется.

Не обращая внимания на пристальный взгляд Гаркера, Тейлор продолжал обдумывать прочитанное. В этом году цены на хмель неслыханно упали, и расходы придется урезать, чтобы свести концы с концами. А урезанные расходы, несомненно, повлекут за собой проблемы с этими сумасшедшими профсоюзными лидерами. Впрочем, справиться с этими людьми можно. В конце концов, Джей Гаркер достаточно поспособствовал процветанию Кингмана, чтобы обратиться за помощью к шерифу. Но профсоюзные лидеры — это полбеды.

Беспокоила Тейлора вторая часть письма губернатора, из-за которой, очевидно, так злился Джей Гаркер. Губернатор намеревался послать в Кингман какого-то университетского профессора, только что назначенного секретарем Совета по иммиграции и сезонным рабочим. По мнению губернатора, профессор, возможно, сумеет предотвратить беспорядки. И это бы ничего, окажись профессор болваном. Но это вряд ли. Докторская степень по экономике в Гейдельбергском университете в Германии. Вне всякого сомнения, последние сорок лет жизни этот тип провел за изучением проблем рабочего класса, удаляясь от университетского городка не больше чем на две мили. И уж наверняка он, до мозга костей пропитанный профсоюзными идеями, ни разу не задумался о проблемах владельцев ранчо. Ему и в голову не приходило, во что обходится выращивание хмеля — он просто ждал, что «богатый» владелец будет платить баснословные деньги «голодающим» сборщикам.

Тейлор поднял глаза на Джея Гаркера.

— Пригласите его сюда, — сказал он.

— Сюда? В Кингман? — Гаркер налился краской. Ему была ненавистна сама мысль о том, что правительство будет учить его управлять его собственным ранчо. Эта земля принадлежит ему, так ведь? А сборщики — свободные люди, разве нет? Если им не нравятся условия, они вольны уйти. И все же губернатор, очевидно, считает себя вправе указывать Джею Гаркеру, как вести дела.

— Нет, — ответил Тейлор. — Я говорю о том, чтобы пригласить его сюда, в ваш дом. — Прежде чем Гаркер успел возразить, Тейлор продолжил:

— Подумайте как следует. Нищий профессор из колледжа, зарабатывающий две с половиной, от силы три тысячи в год. Сомневаюсь, что он в жизни своей видел ранчо или дом, подобные этому. Пусть он приедет прямо сейчас, пока еще не приехали сборщики. Покажем, ему, что мы вовсе не чудовища, что… — он прервался, глянув на Аманду, которая как раз протянула руку к баночке с вареньем. — Нет, — только и произнес Тейлор, и девушка виновато отдернула руку.

— Профессор из колледжа? — повторил Гаркер. — Да кому этот старый дурень нужен? Жатва на носу, и у меня нет времени, так что ты должен…

— Аманда, — произнес Тейлор, и девушка вздрогнула.

Она слушала разговор вполуха, поскольку он не касался ее. И вот сейчас Тейлор уличил ее в рассеянности.

— Аманда займет его, — продолжал тот. — Она может обсудить с ним некоторые аспекты экономики, а если чего-то не будет знать, он с удовольствием объяснит ей. Кроме того, она может показать ему Кингман. Ты ведь справишься с этим, не правда ли, Аманда?

Оба — и Тейлор и отец — уставились на нее, точно голодные ястребы на кролика, бегущего по полю. Заслужить похвалу этих двух людей было для нее превыше всего, но с чужими она держится не слишком уверенно. Она встречалась с очень немногими людьми — пункт «встреча» редко появлялся в ее расписании, — а когда встречалась, то говорить было не о чем. Никого не интересовали причины разливов Нила. Все говорили о танцах (которые она никогда не посещала), об одежде (одежду для нее выбирал Тейлор), о кинокартинах (которых она ни разу не видела), о бейсболе (ни разу не побывав на игре, Аманда отлично знала правила — на экзамене она получила 98 баллов из 100) и об автомобилях (выезжала она редко, и то вместе с Тейлором и шофером, так что об автомобилях знала очень мало). Нет, перед чужими она ни разу не блеснула.

— Аманда? — громче повторил Тейлор.

— Да, я постараюсь, — честно сказала девушка. Может быть, с профессором из колледжа будет проще, чем с другими.

— Хорошо, — кивнул Тейлор, явно недовольный ее неуверенностью. Он посмотрел на высокие часы в дальнем углу столовой.

— Ты на три минуты выбилась из расписания. Иди и занимайся.

Аманда немедленно поднялась.

— Да, Тейлор.

Поглядев на отца, она негромко попрощалась с ним и вышла из комнаты.

Поднявшись к себе, Аманда села за маленький письменный стол и принялась за изучение французских не правильных глаголов. В десять утра она взялась за эссе по пуританской этике. Дважды она не правильно написала слово, так что пришлось все переписывать. Тейлор настаивал на том, чтобы ее работы были написаны без единой ошибки.

В одиннадцать утра миссис Ганстон ожидала ее в подвальном помещении. Аманда переоделась в синий спортивный костюм из плотной ткани, доходивший всего до середины икры. Тейлор сказал, что такой костюм необходим, но разработал платье, чтобы надевать поверх костюма для спуска по черной лестнице — ни в коем случае не по парадной, где Аманду могли заметить, — в подвал.

В течение тридцати минут под руководством миссис Ганстон Аманда выполняла комплекс упражнений с тяжелыми индейскими дубинками и грузами, подвешенными к стене.

В полдвенадцатого, когда Аманда шаталась от голода и усталости, ей было позволено провести семнадцать минут в ванне с холодной водой (Тейлор говорил, что горячая вода старит кожу). Согласно расписанию, она должна была одеться, начать подготовку к завтрашнему экзамену, и прибыть на обед ровно в час дня.

Но сегодня распорядок оказался нарушен.

Когда без четверти час миссис Ганстон внесла в комнату Аманды поднос с едой, девушка немедленно встревожилась.

— Что случилось с мистером Дрисколлом? — опасливо спросила она. Только смерть вынудила бы Тейлора нарушить режим.

— Он с вашим отцом, — ответила миссис Ганстон. — И он передал новый распорядок.

Широко раскрытыми глазами Аманда глядела на листок бумаги.


"С 1.17 до 6.12 прочти следующие книги:

Веблен «Инстинкт рабочего класса» Хокси «Научное управление» Ройс «Философия лояльности» Монтгомери «Труд и социальные проблемы»

6.12. Одеться к ужину. Синее шифоновое платье с жемчугом.

6.30. Ужин: овощи на пару, жареная рыба, кипяченое молоко, кусок шоколадного торта толщиной в один дюйм.

7.30. Обсуждение прочитанного.

9.30. Подготовка ко сну.

10.30. Сон».


Аманда подняла глаза на миссис Ганстон.

— Шоколадный торт? — прошептала она. В комнату вошла служанка, положила на столик четыре книги и вышла. Миссис Ганстон взяла одну из книг.

— Этот человек, профессор Монтгомери, написал вот эту книгу, и он приедет сюда. Вам нужно кое-что узнать, чтобы было о чем с ним говорить. Так что бросьте-ка мечтать о шоколадном торте и принимайтесь за работу. — С этими словами она шумно развернулась и вышла из комнаты.

Аманда уселась на твердом маленьком стуле, выпрямила спину и принялась за чтение книги доктора Генри Райана Монтгомери. Сперва книга показалась ей настолько странной, что Аманда ничего в ней не поняла. Там говорилось о том, что забастовки рабочих на самом деле были вызваны действиями владельцев шахт, заводов и плантаций.

Аманда раньше никогда не задумывалась о тех, кто работает в полях. Иногда она поднимала глаза от книги и видела их вдалеке — двигающихся, точно заводные игрушки, под слепящим солнцем. Но она тут же опускала глаза в книгу и не отвлекалась на рабочих.

Она провела за чтением всю вторую половину дня, осилила две книги из списка, и к ужину чувствовала, что готова обсуждать проблемы организации труда с Тейлором.

Но к его ярости она не была готова. Судя по всему, она не правильно прочла эти книги. Ей нужно было прочесть их с точки зрения управляющего.

— Чему я тебя учил? — ледяным голосом поинтересовался Тейлор.

После чего Аманда отправилась в свою комнату без шоколадного торта и с заданием написать эссе о том, почему книги Монтгомери и других авторов не правильные.

В полночь Аманда все еще писала эссе, и в ней начала расти нелюбовь к самому имени этого профессора Монтгомери. Из-за него ее спокойный домашний мир перевернулся с ног на голову, из-за него Тейлор на нее рассердился, из-за него она проводит лишние часы за работой и — что самое ужасное — лишилась куска шоколадного торта. Если все это наделала книга, чего тогда ждать от ее автора?

Устало улыбнувшись, она упрекнула себя в излишней впечатлительности. Профессор Монтгомери — наверняка просто старый, бедный преподаватель из колледжа, знающий экономику лишь по учебникам и ни разу не сталкивавшийся с ней в реальной жизни. Она представила себе седого человека, сгорбившегося за столом в окружении пыльных фолиантов, и задумалась, бывал ли он хоть раз в жизни в синематографе. Может, если они вместе поедут в Кингман… Аманда отогнала от себя эту мысль. Тейлор говорил, что синематограф притупляет разум, а ходят туда только невежды из низшего сословия, так что профессор из колледжа наверняка не захочет идти в такое недостойное место. Она вернулась к эссе и продолжала писать о том, сколь ошибочна книга профессора Монтгомери.


Глава 2


Шел шестой день автогонки Гарримана «Лос-Анджелес — Феникс», и двое мужчин в кабине «Штуца» уже устали. Время, отведенное для отдыха, ушло на ремонт автомобиля, не выдержавшего пути. Утром они въехали в грязную лужу, и теперь красный гоночный автомобиль, как и его экипаж, был весь покрыт коркой засохшей земли. У мужчин остались чистыми только губы, которые они постоянно облизывали, да глаза под защитными очками.

Гонка оказалась очень тяжелой. Трасса не была отмечена, а жителей многих городков на пути следования не предупреждали о приближении гоночных машин. Впрочем, там, где предупреждали, было еще хуже — люди высыпали на середину дороги и ждали машины. Они никогда не видели машин, способных ехать со скоростью шестьдесят миль в час, и не представляли себе, насколько это быстро. Многим водителям приходилось выбирать: врезаться в дерево и погибнуть или врезаться в толпу, погубив себя и кучу зевак. Большинство предпочли дерево.

Иногда зрители в приступе злости на водителей или на машины швыряли в них камни. Иногда пытались одобрительно похлопать по спине. И то и другое грозило водителю смертью.

Хэнк Монтгомери, сидящий за рулем «Штуца», осторожно снизил скорость до сорока миль перед въездом в маленький скотоводческий городок на границе Аризоны. Сидящий рядом с ним механик Джо Фишер наклонился вперед, вглядываясь в дорогу. На ней не было заметно никакого движения, и, миновав первое строение городка, они поняли почему. Слева от них стоял «Метц» Барни Паркера, врезавшийся в стену здания. Пыль, поднятая при столкновении, еще не осела, а Барни, похоже, в обмороке, свесился с сиденья.

Хэнк нажал на тормоз и начал останавливать машину. В этот момент Джо вскрикнул и ткнул куда-то пальцем. К машине Барни приближалась толпа агрессивно настроенных горожан с дубинками, палками и камнями. Кое-кто был вооружен винтовками и ружьями. Но, заслышав звук мотора Хэнка, они повернули в сторону «Штуца».

— Поехали отсюда! — завопил Джо.

Спереди и сзади машину окружали разозленные люди, а по бокам стояли дома. Либо резко рвануть с места, выжать акселератор и врезаться в толпу, либо…

Мысли с необычайной быстротой пронеслись в голове Хэнка, и он неожиданно быстро повернул тяжелую баранку руля. Он свернул на улочку в тот самый момент, когда Джо завопил: «Не вздумай!» Если эта улочка — тупик, то им крышка. Они явно попали в один из сонных городишек, где никому не хочется менять привычный уклад, где автомобили недолюбливают за то, что те целыми днями носятся по улицам, калеча лошадей и угрожая жизни пешеходов на тротуарах. Если сейчас горожане доберутся до автомобиля, Хэнку вряд ли придется рассказывать внукам об этой гонке.

В конце улицы виднелся просвет. Она упиралась в огороженный двор, где женщина кормила кур. Впрочем, сейчас она стояла, позабыв о птицах, и остолбенело смотрела на грязный автомобиль, который на безумной скорости пробил ее изгородь.

Хэнк и Джо инстинктивно пригнулись, когда машина врезалась в изгородь. Как только они выпрямились, на них налетела стая квохчущих и хлопающих крыльями кур. Хэнк сбросил с коленей курицу, высунулся наружу, чтобы смахнуть с капота еще парочку. Джо поднял одну из птиц с пола и выкинул из машины.

Очутившись, наконец, по ту сторону ограды, Хэнк притормозил и оглянулся назад. Фермерша грозила им кулаком, повсюду суетились куры, а позади приближались не на шутку разъяренные горожане.

— Ты что, спятил? — заорал Джо, перекрывая рев мотора, когда Хэнк начал разворачиваться обратно. — Давай уносить отсюда ноги!

— Попытаюсь вытащить Барни, — прокричал в ответ Хэнк.

— Нет, ты… — Джо не закончил фразу и откинулся на сиденье, когда Хэнк рванул вперед. Кто он такой, чтобы спорить? Всего лишь механик, а машина как-никак принадлежит Хэнку. И кому какое дело, что голова у Джо одна? Хэнк поступает так, как ему вздумается.

Джо наклонился к борту, когда Хэнк разогнал машину до сорока, пятидесяти, шестидесяти миль. Вот и поворот, за которым та улица, где разбилась машина Барни. Джо взмолился к небесам, чтобы Хэнк не вздумал свернуть при…

И понял, что постарел по меньшей мере на двадцать лет, когда Хэнк свернул при семидесяти милях в час, чуть не врезавшись в тротуар на противоположной стороне. Почувствовав запах паленой резины, Джо выругался. Приблизившись к машине Барни, Хэнк нажал на тормоз.

— Оружие! — рявкнул Хэнк.

Джо потянулся к пистолету Хэнка, притороченному к полу, хотя и был уверен, что не сможет им воспользоваться — так сильно тряслись руки.

Барни вяло выбирался из машины, возле него осталось всего трое горожан. Механик покинул его пару дней назад. Барни был изрядно оглушен ударом, но, увидев машину Хэнка и Джо, а следом за ними — разъяренную толпу, показавшуюся из-за угла, быстро смекнул что к чему. Даже не обернувшись к своей разбитой машине, он прыгнул прямо на колени Джо, и Хэнк снова нажал на газ.

Оказалось крайне затруднительным миновать в объезд этот маленький городок, петляя между нор койотов, высоченных кактусов, то и дело останавливаясь, чтобы открывать и закрывать ворота частных владений. Джо страдал под тяжелой тушей Барни, а тот бахвалился, что непременно обставил бы их в гонке, да свернул, чтобы не переехать собаку, и врезался в стену.

Джо начал думать, что Барни на самом деле не так уж и плох.

— Эти чертовы собачьи кости — просто смерть для шин, — заявил Барни.

Джо и Хэнк переглянулись. Через час, милях в шести от очередного маленького городка, Хэнк остановил машину и велел Барни выметаться.

— Вы не можете бросить меня здесь! — возмутился Барни. — Я умру от жажды.

— Не умрешь, если ходить не разучился, — отрезал Хэнк и рванул вперед.

Джо со вздохом откинулся на сиденье.

— Никогда не испытывал такого облегчения. Куда теперь, босс?

— К финишу!

Хэнк Монтгомери выиграл гонку. Отряхиваясь от грязи, он поднялся на платформу и получил из рук мэра Феникса серебряный приз высотой в три фута.

Джо поджидал его внизу, возле лестницы. Они провели в гонке восемь дней, практически не сомкнув глаз, и все, о чем мечтал сейчас Джо — ванна и кровать.

— Ты заказал нам номер? — устало поинтересовался он у Хэнка, когда толпа обступила их с поздравлениями.

— Номер для тебя и верхний этаж гостиницы для меня, — усмехнулся Хэнк.

— Верхний?.. — Джо осекся. Временами он забывал, что у Хэнка полно денег. «Впрочем, — подумал он, — эту забывчивость можно счесть и комплиментом». Хэнк не был похож на богача, как не был похож и на профессора колледжа.

— Ну ладно, я пошел спать. Ты как?

— Я скоро, — ответил Хэнк, снимая кожаный шлем и пытаясь пригладить волосы — темно-русые, если смыть с них пять с лишним фунтов грязи.

Джо проследил за взглядом Хэнка, направленным на привлекательную девушку на краю толпы.

— Попадешь ты в беду, — предупредил он и вздохнул. Пусть Хэнк Монтгомери делает, что ему заблагорассудится. Он хорошо платит Джо, премию победителя они поделят, а больше Джо ничего и не нужно. Повернувшись, он начал пробираться сквозь толпу.


Профессор Генри Монтгомери собрал бумаги и книги, сунул их в объемистый кожаный портфель и вышел из аудитории. Темно-коричневый костюм без изъяна сидел на этом высоком широкоплечем мужчине, обрисовывая мускулистое тело, наработанное годами тренировок. О том, кто он такой, знали очень немногие из его коллег и, как он надеялся, не знал никто из студентов. Для большинства он был преподавателем экономики с превосходным послужным списком, который устраивал сложные экзамены для студентов и многого требовал от них. Некоторым преподавателям были не по душе его идеи об организации труда, которые могли разозлить кое-кого из богатых учеников. Но поскольку профессор Монтгомери вел себя разумно и не ввязывался в скандалы, его терпели. Сослуживцы не знали ни о богатстве его семьи, ни о том, что в свободное время он увлекается гоночными автомобилями, и никак не предполагали, что у профессора Монтгомери может быть и другая жизнь.

Полторы мили до дома Хэнк прошел пешком. Небольшое кирпичное здание стояло в конце тихой пыльной аллеи, окруженное со всех сторон густой тенью деревьев. Пышная зелень буйно разрослась под солнцем Калифорнии. Подходя к дому, Хэнк улыбнулся, уже предвкушая покой и вездесущую материнскую заботу своей экономки миссис Соумс. Ему еще нужно было прочитать и проверить несколько работ студентов, кроме того, он трудился над второй книгой по организации труда и управлению.

Как только он открыл дверь, к нему устремилась миссис Соумс, неся за собой густое облако аромата свежей выпечки и расплываясь в улыбке всем лицом — даже всем телом. Готовила она превосходно, но слишком охотно «дегустировала» собственную стряпню.

— Ну вот вы и дома, — радостно произнесла она и протянула Хэнку письмо. — Это от тех людей с севера, о которых губернатор просил вас позаботиться.

— Он меня не об этом просил, — начал Хэнк. — Он… — и замолчал, поскольку объяснять ей суть дела не имело смысла. Он вскрыл письмо на глазах у миссис Соумс, прекрасно понимая, что бесполезно просить ее оставить его одного.

Закончив читать, Хэнк нахмурился.

— Судя по всему, эти Колдены приглашают меня к себе. Хотят, чтобы я остановился у них в доме до конца сбора урожая.

— Что-то они затевают, — с подозрением в голосе произнесла миссис Соумс. Хэнк потер шею:

— Может, просто хотят, чтобы я познакомился с ними, хотят завоевать мои симпатии. Вряд ли я смогу занять сторону рабочих, живя в роскошных апартаментах управляющего.

— И что, вы остановитесь у них? Хэнк положил письмо на столик.

— Пожалуй, я откажусь от их любезного предложения. Все равно мне еще нужно дополнительно поработать кое с кем из студентов, так что я останусь здесь и приеду туда буквально за несколько дней до того, как прибудут сборщики хмеля.

— Хорошо, — твердо сказала миссис Соумс. — А сейчас сядьте-ка и отдохните. Я вам состряпала отличный обед.

Хэнк проводил ее взглядом, щедро плеснул себе виски, снял пиджак и уселся читать вечернюю газету.

Миссис Соумс на кухне вела себя далеко не так спокойно, как Хэнк в гостиной. Плюхнув пирог на блюдо, она яростно вонзила в него нож. Слишком много людей ездят на ее профессоре Хэнке. Можно подумать, он способен поспеть везде и всюду. Можно подумать, ему так уж легко учить этих неблагодарных студентов, быть исполнительным секретарем или как он там называется, гонять на машинах — всего-то и есть у человека радости, — а в свободное время предотвращать забастовки рабочих. Слишком много для одного человека.

Но профессор Хэнк верит в то, что надо помогать тем, кому не так повезло в жизни, как ему, и готов для этого жизнью рисковать. Уж кому, как не ей, знать, что это правда! Шесть лет назад она была замужем и жила с ненавистным человеком, который в течение двадцати лет был ее мужем. Он пил, бил ее. Следы от побоев не проходили подолгу, но никто не вступался за нее. Родственники говорили, что она — его жена в горе и в радости, только вот ей почему-то досталось одно горе. Они сочувствовали ей, но не могли ничего поделать. Полиция не вмешивалась, а из больницы, где однажды она провела неделю после страшных побоев, ее снова отправили к мужу. Трижды она убегала от него, а один раз смогла убежать на две сотни миль, но он каждый раз находил ее. Она уже совсем было отчаялась, но профессор Монтгомери, проезжая как-то мимо на одной из своих машин, увидел, как старик лупит ее.

Профессор Монтгомери тогда выскочил из машины, врезал ее старику по физиономии и увез миссис Соумс с собой. Сперва она с подозрением отнеслась к этому молодому красавчику, но потом спросила сама себя: «Да что ему может быть нужно от старой женщины?"

Он отвез ее к себе, в огромный дом, где жила его семья. Этот дом принадлежал им еще до войны за независимость. Матушка профессора Монтгомери, ослепительно красивая женщина, спустилась по лестнице, метя пол подолом платья, и с ног до головы осмотрела миссис Соумс.

— Еще одна бездомная, Хэнк? — поинтересовалась она и пошла по своим делам.

Миссис Соумс три месяца прожила в этой чудесной семье, стараясь быть полезной по мере своих сил, так что в конце концов миссис Монтгомери начала поговаривать, что без миссис Соумс она уже просто как без рук.

Профессор Хэнк добился для нее развода, а потом, чтобы ее уж точно больше не тревожили, предложил ей поехать вместе с ним через всю страну, в Калифорнию, где ему дали место преподавателя экономики. Миссис Соумс с радостью согласилась, и последние пять лет жила так счастливо, как никогда раньше.

Но та же черта его характера, что побудила профессора спасти ее, тревожила миссис Соумс. Он заботился о людях, которым повезло в жизни меньше, чем ему. Он заботился о человеке, который снабжал его углем, и всегда просил миссис Соумс оставлять для того кусок пирога. И в то же время с некоторыми людьми, которые работали с ним, с блестящими, образованными господами, профессор Хэнк не был особо любезен.

В прошлом году вышла эта его книга, наделавшая столько шума. Она знала только, что там написано о том, что надо быть на стороне служанок и посыльных всех стран. Миссис Соумс не сомневалась, что книга хорошая, только вызвала она одни неприятности.

К профессору приехали профсоюзные деятели, очень встревоженные, глаза у них так и бегали. Когда они уехали, миссис Соумс проверила, на месте ли столовое серебро.

Сунув пирог в духовку, она взялась за картофельное пюре. А теперь вот эти богатые фермеры хотят, чтобы ее профессор Хэнк приехал к ним погостить. Погубить его — вот что у них на уме. Каждый раз подавать к столу вино, пичкать его французскими соусами и загубить его репутацию и желудок.

И что хуже всего, думала миссис Соумс, яростно давя ни в чем не повинные картофелины, — они хотят подвергнуть жизнь ее обожаемого профессора Хэнка опасности со всей этой профсоюзной заварухой. Ее дорогому профессору, святому человеку, незачем рисковать головой из-за кучки людей, с которыми он даже не знаком. У него и в колледже дел хватает.

Покончив с картофелем, она отодвинула его в сторону и вышла в гостиную. Профессор спокойно сидел на диване, читал газету и отхлебывал виски. Заходящее солнце бросало сквозь западное окно лучи на его голову, отчего волосы светились, точно нимб. «Вылитый ангел, — подумала она, глядя на него в профиль. — До чего же красивый мужчина! Хороший, добрый, замечательный человек».

Миссис Соумс подошла к окну и задернула шторы, чтобы солнце не слепило ему глаза. И тут она увидела длинный белый лимузин с открытым верхом, остановившийся перед домом. Впереди сидел шофер в белой, без единого пятнышка, форме, а на заднем сиденье — красивая молодая женщина в белом шелковом платье и белой шляпе с огромными полями. Свешивающиеся с полей страусовые перья мягко обрамляли лицо женщины. У нее были темно-рыжие волосы — единственное пятно краски во всей маленькой группе.

Миссис Соумс резко задернула шторы и пронзила взглядом затылок Хэнка. В чем ее профессор Хэнк не был святым, так это в отношениях с женщинами. Она, разумеется, никогда не спрашивала, чем он занимается на этих своих гонках, но пару раз, когда он возвращался, в его вещах обнаруживались предметы женского нижнего белья. Однажды она нашла там черный шелковый чулок.

Отдернув краешек шторы, она увидела, как шофер помогает молодой женщине выбраться из машины. И в руке у нее — только не это! — кажется, каталог с образцами обоев.

Задернув штору, миссис Соумс возвела глаза к небесам. Он снова это сделал. Как-то она попыталась втолковать ему — одно дело спасать толстых старух из тяжелого положения, и совсем другое — спасать молодых красивых женщин. Потому что они тут же начинают ждать от него чего-то — например, предложения руки и сердца.

Она наградила затылок Хэнка крайне неодобрительным взглядом. Он уже слишком взрослый, чтобы прислушиваться к подобным предупреждениям.

Подойдя к дивану, миссис Соумс взяла газету из рук Хэнка и стала складывать ее.

— К вам гостья, — язвительно заметила она. — Высокая, рыжеволосая, полагаю, красилась хной, очень красивая.

Хэнк допил виски.

— Боюсь, не припоминаю… рели у мужчины случаются провалы в памяти, то уж действительно глубокие. Неужто у него было так много женщин, что он не припоминает такую красавицу? Прищурившись, миссис Соумс забрала у Хэнка стакан и опустила его в карман передника.

— У нее грудь, как нос у корабля. Хэнк усмехнулся:

— Блайт Byдли.

Миссис Соумс неодобрительно поджала губы:

— Она привезла каталог с образцами обоев.

Кровь отхлынула от лица Хэнка.

— Она у переднего крыльца? Я, пожалуй, уйду с черного хода. Скажите ей…

— И не подумаю! — с негодованием заявила миссис Соумс. — Вы заставили бедную девушку поверить в то, во что ей не следовало верить, и теперь вы должны встретить ее как подобает мужчине, а не удирать, как последний трус. — Она собралась еще что-то сказать, но вместо этого развернулась и вышла, оставив его одного.

Хэнк медленно натянул пиджак и приготовился к тому, что должно было произойти. Три года назад Блайт была его студенткой. Еще тогда он был поражен ее умом, живым интересом, оригинальностью ее работ и, не в последнюю очередь, ее великолепной грудью. Правда, в этом плане он никогда не предпринимал никаких шагов по отношению к ней. Даже когда она оставалась после занятий, чтобы спросить его о чем-то, когда давала ему возможность перейти к более личным отношениям, он твердо держал дистанцию. Студенток он не трогал.

В начале следующего учебного года он ожидал увидеть ее снова, но в студенческом городке она не появилась. Затем однажды он увидел ее идущей по городку в каком-то легкомысленном платье, больше подходящем для танцев, чем для учебы. Он остановил девушку и заговорил с ней. То, что он услышал, Хэнку крайне не понравилось. Родители Блайт, люди небогатые по сравнению с семьей Хэнка, познакомили ее с сыном старого друга ее отца. Они провели вместе лето, и Блайт сама не заметила, как оказалась помолвлена с ним. И только после помолвки жених заявил, что не хочет, чтобы она продолжала учебу. Под давлением жениха, его и своих родителей Блайт оставила колледж и поступила на кулинарные курсы.

Хэнку это совсем не понравилось. Ему претила сама мысль о том, что кто-то вправе распоряжаться чужой жизнью, но, если Блайт теперь счастлива, он не должен вмешиваться.

Она сказала, что собирается пообедать с женихом, и вдруг пригласила его на этот обед.

И Хэнк неожиданно для себя принял приглашение. Скорее всего, повинуясь порыву или чему-то еще — может, странному тону голоса Блайт, смеси настойчивой просьбы и мольбы, или легкой печали в ее глазах.

Он пошел на обед, превзошедший его худшие опасения. Жених Блайт был явно до смерти напуган самой мыслью о том, что женщина может быть так же умна, как и он сам — если не умнее его. Он подробно разъяснил Блайт содержание меню, написанного по-французски, хотя, как знал Хэнк, Блайт свободно владела французским. Он спросил Хэнка о его книге, но, прежде чем тот раскрыл рот, потрепал Блайт по руке и заявил, что лучше не утомлять ее умной беседой. А ведь в прошлом году на самом сложном экзамене, который Хэнк устраивал за всю свою жизнь, Блайт не смогла ответить только на один вопрос!

Хэнку не понравилось то, что он увидел, но он решил не вмешиваться. Он уже понял — если ты вмешиваешься в отношения красивой женщины с ее женихом или мужем, красивая женщина тут же решает, что ты должен на ней жениться. Некрасивые женщины просто благодарят тебя за то, что ты освободил их, и идут своей дорогой, но красивые надеются, что ты после этого посвятишь им остаток своих дней.

Так что он просто ушел с того обеда, ничего не предприняв и даже не сказав Блайт ни слова о том, что она отказывается от собственной жизни в угоду этому надутому юнцу.

Но что стало потом с благими намерениями…

Когда он выиграл гонку Гарримана, его переполнял восторг победы. В нем не осталось и следа от профессора экономики. Он был просто счастливым, полным сил молодым мужчиной, в руках у него был серебряный приз, люди поздравляли его, а на краю толпы стояла Блайт Byдли в белом платье. Шляпка с забавным зеленым пером украшала ее голову, рыжие волосы были распущены по спине. Он не раздумывал. Он просто протянул к ней руку, и она подошла. А когда он обнял ее, она так податливо прижалась к нему, что Хэнку показалось, что Блайт — еще один приз за победу в гонке.

В гостинице, когда дверь закрылась за ними, он на миг обрел способность рассуждать здраво и попытался сказать, что ей бы лучше уйти. Но тут Блайт подняла юбку до колена, открыв черный шелковый чулок. Хэнк мог устоять перед чем угодно, но только не перед черными шелковыми чулками на длинных стройных ножках. Он мог бы даже предать свою страну, если бы его расспрашивала женщина, показывая при этом красивые ноги.

Они провели вместе уик-энд — два восхитительных, великолепных дня, где были ванны из шампанского, бешеная утренняя гонка через всю Аризону на вымытой машине, пикник и любовь под гигантскими кактусами. В понедельник он поцеловал ее на прощание, после чего Блайт, как думал Хэнк, вернулась обратно к жениху.

И вот теперь, месяц спустя, она стоит у его дверей с каталогом обоев в руке. А Хэнку было прекрасно известно, что этот каталог может означать только одно — женитьбу.

Он с тоской поглядел на графин виски, но тут раздался стук в дверь, и времени больше не осталось.


Миссис Соумс нашла его позже. Он сидел в темноте, прихлебывая виски. Она с неодобрением отметила, что графин наполовину пуст, и включила настольную лампу. Хэнк моргнул, но не пошевелился. По всей комнате были разбросаны обрывки обоев, точно кто-то в ярости рвал и расшвыривал их — скорее всего, так оно и было.

Она не собиралась давать ему возможность сидеть вот так, преисполнившись жалости к самому себе.

— Если хотите знать, вы это заслужили, — сердито сказала она. — Вы увлекаете этих девушек. Влюбляете их в себя, а потом отказываетесь жениться. И уж раз зашел разговор, почему бы вам и вправду не жениться на какой-нибудь из них? Эта молодая леди, мисс Вудли, показалась мне чрезвычайно достойной особой. Вам уже двадцать восемь лет — самое время остепениться и обзавестись семьей. Может, тогда перестанете гонять на своих машинах и уводить женщин у других мужчин.

Она прервала свою тираду, увидев, как он опечален. Сев рядом с ним, миссис Соумс потрепала его по руке.

— Намерения, стало быть, у вас, милый, были хорошие.

— Самое смешное, — негромко привнес Хэнк, — что я бы и не прочь жениться. Только я еще не встретил нужную мне девушку. В Блайт я не могу найти ни единого изъяна. Она умная, интересная, восхитительно красивая, великолепна в… э-э, прекрасный собеседник, а ее родословная не вызвала бы возражений даже у моей бабушки.

— Ну так женитесь на ней, — сказала миссис Соумс. — По крайней мере, начните за ней ухаживать. Думаю, пройдет не так много времени, и вы влюбитесь в нее.

Хэнк отхлебнул виски.

— Я вряд ли смог бы полюбить ее. Не знаю почему, но уверен, что она — не та, которую я ищу. И у меня такое чувство, что когда-нибудь я встречу девушку и сразу же пойму, что именно ее и искал. — Он усмехнулся. — Несколько метафизически звучит, не правда ли, миссис Соумс?

— Звучит так, словно этот мужчина выпил слишком много виски на голодный желудок. — Она тяжело поднялась на ноги. — Вставайте-ка, поешьте.

Хэнк не пошевелился, глядя в пространство перед собой.

— Пожалуй, я поеду на ранчо Колден, — сказал он. — Надо мне немного отдохнуть, сменить обстановку.

Миссис Соумс фыркнула:

— Вы хотите уехать подальше от этой бедняжки мисс Вудли, только и всего.

Хэнк вновь погрустнел.

— Я никогда не намекал, что женюсь на ней. Она просто…

— Пойдемте, поешьте, — устало велела миссис Соумс. — Буду молиться, чтобы у этого мистера Колдена не оказалось дочки, которую угнетают, притесняют и все такое прочее, чтобы у вас не возникло желания спасать ее.

Хэнк криво усмехнулся и поднялся с кушетки.

— Даже если у него и есть дочка, я буду держаться от нее подальше, честное слово. Даже если на ней не будет ничего, кроме черных шелковых чулок, даже если она в таком виде войдет ко мне в комнату среди ночи, я буду держаться от нее подальше.

Миссис Соумс предпочла промолчать в ответ.


Глава 3


Аманда подавила очередной зевок и попыталась посмотреть без отвращения на высокую стопку книг на столике. Уже несколько дней она занималась только тем, что читала книги по экономике, готовясь к приезду профессора. И отец, и Тейлор прожужжали ей все уши о том, что визит этого человека очень важен и что Аманда должна выступить в роли гостеприимной хозяйки.

— И держи его подальше от ранчо, — велел Джей Гаркер. — Не желаю, чтобы он разнюхивал тут на моей земле.

Тейлор подготовил для нее список музеев и мест, куда можно съездить. Возможно, как-нибудь они поедут в Террилл, в библиотеку. Он велел Аманде как следует изучить местную историю, чтобы она смогла хорошо сыграть роль экскурсовода.

Аманда очень хотела доставить удовольствие двум главным мужчинам в своей жизни и оправдать их ожидания, но с грядущим приездом этого профессора Монтгомери она почти отчаялась преуспеть в этом. Страх, который разделяли отец и Тейлор — что Аманда станет вести себя как ее мать, — начал передаваться и ей самой. Ни при каких обстоятельствах ей не следует забываться. Она должна сделать так, чтобы отец и Тейлор гордились ею. Профессор — очень образованный человек, так что нельзя осрамиться перед ним. Тейлор говорил, что в характере Аманды есть некоторая фривольность — несомненно, унаследованная от матери, — которую надо подавлять. Еще он сказал, что исход дела с профсоюзными лидерами зависит от того, насколько Аманде удастся произвести благоприятное впечатление на Монтгомери. Очень многое зависит от тяжелой артиллерии интеллекта Аманды, нацеленной на профессора.

Она вернулась к книгам.


Хэнк ехал по очаровательной сельской местности Калифорнии к югу от Сакраменто в маленьком открытом «мерсере», вдыхая запахи цветов и наслаждаясь ароматным ветерком. Маленькая машина как нельзя больше подходила для лета — ни крыши, ни дверей, только ярко-желтый корпус, желтые колеса и черные кожаные сиденья. Это была мужская машина — низко сидящая, быстрая на старте, с мощным управлением, слушающаяся руля тем лучше, чем выше скорость. Единственный недостаток — слабые, почти бесполезные тормоза, однако скорость и способность взбираться на очень крутые склоны на четвертой скорости с лихвой возмещали этот недостаток.

Хэнк уже предвкушал несколько недель отдыха на плантации хмеля. В его воображении рисовалась пухленькая жена Колдена, вносящая мужчинам завтрак — горячие бисквиты и подливку. Мысленно он уже лежал в гамаке и дремал от зноя. Неплохо будет уехать на некоторое время от книг, студентов и контрольных работ.

К северу от Сакраменто лежал Кингман. Хэнк притормозил и осмотрел город. Среднего размера городок, построенный возле пятиколейной железной дороги и, судя по озабоченной суетливости жителей, процветающий. В здании Оперы по вечерам в пятницу и субботу — сеансы синематографа, в будни — утренники. Он проехал зажиточные жилые кварталы с большими аккуратными домами.

На автозаправочной станции на восточной окраине города он поинтересовался, где находится ранчо Колден. Служащий повернулся и указал пальцем вдаль. Единственное, что удалось разглядеть на равнине, — еще одни городок вдалеке.

— Возле того города? — уточнил он.

— Этот «город» и есть ранчо, — ответил служащий.

Хэнк вылез из машины и пристальнее взглянул на протянувшуюся вдоль горизонта цепочку строений. Теперь он понял, почему деятели из ОРМ решили начать именно отсюда. Подними бучу здесь — будет слышно во всем мире.

Он сел в автомобиль и двинулся по направлению к ранчо Колден. Он миновал несколько поворотов, которые, несомненно, вели к ранчо, и повернул только на широкую дорогу, обсаженную по краям пальмовыми деревьями и цветущим кустарником. Полуторамильная дорога вела к двухэтажному кирпичному дому, почти полностью окруженному верандой.

Никто не вышел на шум машины, и Хэнку пришлось подойти к двери и постучать. На стук вышла служанка, неулыбчивая, незаметная маленькая женщина. Она вежливо приняла у Хэнка соломенную шляпу и провела его через темный вестибюль, обшитый деревом, в большую гостиную. По левую руку были двухстворчатые застекленные двери. Служанка вежливо постучала и слегка приотворила одну створку.

— Вас ждут, — пробормотала она, и Хэнк вошел следом за ней.

Он оказался в библиотеке. Прямо перед ним располагался камин, по обе стороны которого были окна во всю стену, выходящие на зеленое буйство оранжереи. Слегка улыбнувшись, Хэнк подумал, что было бы интересно повозиться там. Справа от него были другие двери, закрытые.

Слева он ощутил на себе чей-то взгляд. Неторопливо обернувшись, Хэнк посмотрел на двух мужчин. У старшего был воинственный вид строптивого мальчишки, которого заставляют делать что-то, чего он не хочет. Второй выглядел безупречно, точно манекен из магазина. «Рыба бесчувственная», — подумал Хэнк и тут же отдал симпатии старшему.

— Я Джей Гаркер Колден, — сказал старший таким тоном, будто нарывался на ссору с Хэнком. — А это мой зять, Тейлор Дрисколл.

Хэнк протянул было руку, но Колден проигнорировал рукопожатие, и он обернулся к Дрисколлу. Рука у того была такой же холодной, как и облик, и показалась Хэнку слабой.

— Не похожи вы на учителя из колледжа, — с вызовом заявил Джей Гаркер.

Не успел Хэнк открыть рот, как вперед выступил Тейлор.

— Мистер Колден хотел сказать, профессор Монтгомери, что мы представляли вас себе более взрослым, несколько более зрелым.

Хэнк ухмыльнулся:

— Надеюсь, что не разочаровал вас.

— Нет, что вы, — ответил Тейлор. — Добро пожаловать. Полагаю, вам бы хотелось устроиться, прежде чем будет подан обед. Марта проводит вас в вашу комнату.

Хэнк понял, что его отсылают. Кивнув, он вышел из комнаты. «Ты разочарован не меньше, чем я, мистер Айсберг, — подумал он. — Я-то надеялся на маленькую уютную ферму». Ну и ладно, уехать никогда не поздно. Он проследовал за Мартой вверх по лестнице.

Джей Гаркер жевал незажженную сигару и мерил шагами библиотеку.

— Ни чуточки он мне не нравится, — заявил он. — Не так должен профессор из колледжа выглядеть. Слишком он молодой и здоровый. С такого станется самому в поля выйти и забастовку возглавить.

— Тем больше причин держать его в таком месте, где мы сможем за ним следить. Признаю, что его возраст и внешний вид в первый момент поразили и меня, но постараюсь компенсировать нашу общую невежливость. Мы должны держать его подальше от полей. Нам необходимо в этом году экономить каждое пенни, иначе мы потеряем все.

— Мне-то об этом можешь не напоминать, — с горечью произнес Джей Гаркер. — Просто он не глядится…

— Не выглядит, — по привычке поправил его Тейлор. — Не выглядит так, как должен выглядеть профессор. Аманда…

— Аманда! Можно подумать, я отпущу ее одну с этим!

На лице Тейлора отразилось легкое движение души.

— Я хорошо ее учил, и она очень послушна. Сейчас нам нужна ее помощь, и мы можем на нее рассчитывать.

Джей Гаркер тяжелым взглядом посмотрел на человека, который должен был стать его зятем. Судя по всему, Тейлор непоколебимо убежден, что получит от жизни все, чего захочет. Гаркер давно пытался женить его на Аманде, но Тейлор решил подождать до тех пор, пока она не будет «образованна, как подобает». Тогда Гаркер не стал возражать, но сейчас ему казалось, что Тейлор совершает большую ошибку, отпуская Аманду одну с этим молодым щеголем.

— Боюсь, ты еще об этом пожалеешь, — сказал он. — В ней течет кровь ее матери.

— Я знаю Аманду, — ответил Тейлор. — В этом мужчине есть нечто… дерзкое, что оттолкнет Аманду. Доверьтесь мне. Она нам поможет.

— Ты больше веришь женщинам, чем я, — ответил Гаркер, решительно раздавив ногой сигару.


Спальня, куда служанка проводила Хэнка, была весьма неплоха. Она располагалась на втором этаже, окнами на север. Из комнаты был выход на маленький отдельный балкон с двумя железными стульями и столиком. Выйдя на балкон, слева от себя Хэнк увидел крышу веранды первого этажа, а прямо над ней — окно комнаты, видимо, еще одной спальни.

Затемненная комната, обставленная добротной мебелью, выглядела очень опрятно, но в ней не было ничего из милых сердцу мелочей, создающих уют, к которому Хэнка приучила миссис Соумс. Поглядев на книжные полки, он не увидел ничего интересного и начал развешивать одежду. От помощи Марты он отказался.

Спрятав пыльную дорожную куртку, он закатал рукава рубашки и направился в ванную, указанную Мартой. Дверь была закрыта, и он постучался.

— Да? — раздался из-за двери женский голос.

— Простите, — отозвался Хэнк, — не буду мешать.

— Я выйду через три с половиной минуты, — ответила женщина.

Хэнк уже направлялся к себе, когда смысл этих слов дошел до него. Женщина, которая точно знает, сколько времени пробудет в уборной? Он остановился и прислонился к стене таким образом, чтобы видеть и высокие часы, и дверь ванной комнаты.

Когда стрелки подошли к трехминутному рубежу, Хэнк полез в карман за монеткой — поспорить сам с собой, будет ли она так точна, как говорила.

Ровно через три с половиной минуты дверь отворилась, и из ванной вышла прекраснейшая женщина, какую Хэнк когда-либо видел. Высокая, стройная — почти худая — с большими карими глазами, в которых читались одновременно настороженность, горечь, испуг и любопытство. Густые темно-каштановые волосы. Он не видел, что на ней надето — ему казалось, что она облачена одновременно в средневековый бархат, муслин времен Наполеона, викторианскую тафту и эдвардианский хлопок.

Монеты посыпались на пол у него из рук.

— Вам помочь? — произнесло это видение.

— Я… э-э… я… — смешался Хэнк. В следующий миг видение пропало, и Хэнк снова обрел способность видеть. Нет, прекраснейшей женщиной на свете ее назвать нельзя. Очень привлекательная, это верно, но, строго говоря, далеко не такая красивая, как Блайт Byдли. Но он все не мог оторвать от нее глаз.

— Вы профессор Монтгомери? — спросила она.

Хэнк начал приходить в себя.

— Да, это я, а вы кто?

— Аманда Колден. Добро пожаловать в мой дом.

Она протянула руку, и Хэнк с трудом сообразил пожать ее. Что, черт возьми, с ним происходит?

— Благодарю вас. Я уже виделся с вашим отцом и его зятем. У вас, видимо, есть замужняя сестра. — Он изо всех сил поддерживал беседу, но чувствовал, что тонет в ее глазах. «Не начинай снова, Монтгомери, — приказал он себе, вспомнив, что произошло с Блайт Byдли. — Даже и не думай».

— Тейлор — мой жених. А теперь, профессор Монтгомери, простите, я опаздываю.

— Вы уходите? — спросил он и тут же выругался про себя — он говорил, как говорит маленький мальчик, когда уходит мама.

— Нет, я присоединюсь к вам за обедом. Помочь вам подобрать монеты?

— Нет, я справлюсь, — быстро ответил он. Стремительно нагнувшись, чтобы собрать сразу все четыре монеты, он полез под стол, обернулся, чтобы взглянуть на Аманду, и стукнулся головой. Девушка шагнула вперед и спасла вазу с цветами от падения.

— Может, позвать служанку? — предложила она.

— Нет, все в порядке, — отказался Хэнк, и тут же снова стукнулся головой.

Аманда посмотрела на него безо всякого выражения, открыла дверь комнаты рядом со спальней Хэнка и вошла внутрь, скрывшись с его глаз.

Хэнк добрых пять минут сидел на полу и проклинал сам себя, но ее образ все не шел у него из головы. Он видел ее сошедшей с полотен Фрагонара — на качелях, в раздувшейся атласной юбке, из-под которой видны кружевные нижние юбки и маленькие туфли с нарядными пряжками. Девушка рисовалась ему бегущей по золотому пшеничному полю, с развевающимися за спиной длинными волосами. Он представлял себе, как она, в облегающем платье, танцует танго.

Он представил ее в своих объятиях.

Он встал, не сводя глаз с двери комнаты Аманды, и, не соображая, что делает, тихонько подошел к двери и положил на нее ладонь.

И в этот самый момент Аманда открыла дверь — и чуть не уткнулась лицом в руку Хэнка.

Она была настолько ошеломлена, что просто стояла и смотрела на него широко раскрытыми глазами.

— Я…. э-э… монеты. Я… э-э, — замялся Хэнк и вяло улыбнулся ей.

— Время обеда, — решительно сказала она и повернулась боком, чтобы пройти мимо него. Быстро спускаясь по лестнице, Аманда прижала руку к сердцу, усилием воли пытаясь успокоить сердцебиение. Кто этот человек — безумец или просто эксцентрик? На профессора из колледжа он не похож. Да и ведет себя так, словно у него с головой не все в порядке. Когда она вышла из ванной комнаты, он стоял и смотрел на нее так, словно никогда не видел женщины. Аманда тут же осмотрела себя — вдруг она забыла надеть что-то важное. А он бросил на пол монеты, пополз по полу их собирать и чуть не опрокинул мебель.

А что он делал, когда она открыла дверь и чуть не столкнулась с его рукой — об этом Аманде даже думать не хотелось. Она спустилась вниз.

— Аманда, ты опоздала, — сурово сказал Тейлор.

— Я… Я встретила профессора Монтгомери. Тейлор не спускал с нее глаз.

— Он моложе, чем мы ожидали, и, следовательно, еще опаснее. Его нельзя оставлять без наблюдения. Ты проработала темы для сегодняшнего обсуждения?

— Да, — отстраненно произнесла Аманда. Она ни в коем случае не могла пожаловаться Тейлору. Она не могла сказать, что ей не понравился профессор Монтгомери или что она даже немного испугалась его. Тейлор хотел, чтобы она проводила с ним время, и она должна это сделать — ради Тейлора.

Профессор Монтгомери ленивой походкой вошел в столовую в без пяти минут час. По крайней мере, на этот раз он был одет как подобает. Тейлор прожил под одной крышей с Амандой восемь лет, они пользовались одной уборной, но она ни разу не видела его в рубашке с закатанными рукавами, как появился перед ней профессор Монтгомери.

Сейчас на нем был простой, даже слишком непритязательный костюм, а манеру профессора сидеть на стуле трудно было назвать правильной.

— Я опоздал? — поинтересовался он. — Прошу прощения. Собирал монеты. Я не могу себе позволить разбрасываться деньгами при моем жалованье, — продолжал он, улыбаясь Аманде с таким видом, будто сказал шутку, известную только им двоим.

Аманда не улыбнулась ему в ответ.

— Профессор Монтгомери, не могли бы мы обсудить некоторые аспекты вашей книги?

Хэнк в немом изумлении глядел на свою тарелку. На столе не было ни подносов, ни общих блюд — перед каждым стояло по тарелке с едой, достойной тяжелобольного: бледный, водянистый кусок рыбы, штук шесть зеленых бобов и три ломтика помидора. Он был голоден, а содержимого тарелки не хватило бы, чтобы набить носок — не говоря уж о его желудке. Посмотрев на тарелки Тейлора и Аманды, он увидел там то же самое — только порция Аманды была еще меньше. Нужно будет позднее найти место, где можно поесть.

— Профессор Монтгомери? — окликнул его Тейлор.

Хэнк посмотрел на него и на то, как он сидит за столом — плечи расправлены, спина прямая, — и решил, что Тейлор много себе позволяет. Всего лишь жених — а сидит как хозяин за столом в доме другого мужчины. И почему он медлит с женитьбой на Аманде?

— Ах да, аспекты, — отозвался Хэнк и откусил кусок рыбы. По вкусу она могла бы сравниться разве что с сырой мочалкой. — По-моему, основной аспект вот какой: кому принадлежит земля? Богатому землевладельцу или работнику? Имеет ли землевладелец право обращаться с работником, как ему заблагорассудится, или рабство все же отменено? Когда планируете пожениться?

Аманда потеряла дар речи от самонадеянности и грубости этого человека, но Тейлор был крайне вежлив. Он как будто не расслышал последний вопрос.

— Я полагаю, что земля принадлежит землевладельцу. А наемные работники — не рабы и вправе уйти, когда им угодно, — ответил Тейлор.

— Уйти, чтобы их жены и дети голодали? — задал Хэнк встречный вопрос. — Послушайте, давайте не будем сейчас обсуждать эту тему.

— Конечно, вы правы. После обеда Аманда покажет вам ранчо, и вы сможете увидеть сами, как организована плантация таких размеров, как эта.

Хэнк посмотрел на Аманду, сидящую напротив него, и подумал, что было бы лучше не оставаться с ней наедине. Он попытался представить, какой длины будут ее волосы, если их распустить. Он уже расправился со своей безвкусной порцией и теперь смотрел, как Аманда и Тейлор медленно едят. Они выглядели такими чопорными и правильными, и все же эти двое любили друг друга и собирались пожениться. Целуются ли они под пальмами? Пробирается ли Аманда к Тейлору в комнату по вечерам украдкой?

— Если вам все равно, я бы предпочел забраться в гамак и подремать после обеда, — сказал он и увидел, что оба смотрят на него в немом изумлении. «Ну, а сейчас что не так?» — подумал он.

Тейлор опомнился первым.

— Все уже организовано, и гамака в доме нет, — ответил он таким тоном, что было ясно: изменений своих планов он не потерпит. Хэнк хотел было дать отпор этому наглецу, но, с другой стороны, если тот навязывает ему прелестную Аманду, с чего бы Хэнку отбиваться? И потом, они могут поехать в город и чего-нибудь поесть.

Аманда втайне надеялась, что Тейлор позволит этому человеку потратить день на лежание в гамаке, но Тейлор не позволил, значит, у него есть на то свои причины. Сама она добавила лень к перечню черт, характеризующих профессора Монтгомери. В этом списке уже были неуклюжесть, дурные манеры за столом, агрессивность, неряшливость в одежде. Что еще предстоит ей обнаружить сегодня днем?

После обеда Аманда сказала:

— Профессор Монтгомери, я жду вас в четверть третьего в северном вестибюле. Он моргнул:

— В котором конце вестибюля?

— Прошу прощения? Он улыбнулся:

— Я буду там ровно в четверть третьего и ни тридцатью секундами позже.

Отвернувшись от него, Аманда нахмурилась. Кажется, она чем-то насмешила его. Она поднялась наверх, чтобы собраться, а когда спустилась, он уже ждал ее, прислонившись к стенке, словно слишком ослабел, чтобы стоять прямо.

— Пойдемте?

— Ваше желание — закон для меня.

Непонятно почему, но каждое его слово слегка раздражало Аманду. Шофер уже ждал их, но профессор Монтгомери заколебался, прежде чем сесть на заднее сиденье вместе с Амандой.

Аманда старалась изо всех сил, но он не обращал на нее внимания. Тейлор начертил для нее план с указанием маршрута, по которому следовало объехать плантацию. Кроме того, он составил список данных, которые она должна была выучить на память и рассказать профессору Монтгомери, во сколько обходится управление такой крупной плантацией, как ранчо Колден.

Она сообщила профессору площадь в акрах, количество выращиваемого хмеля, число работников, которым предоставлялись еда и жилье на ранчо. Она показала ему прочие культуры, произрастающие на плантации — фиги, орехи, миндаль, кукурузу, рассказала, что весной они выращивают еще клубнику и спаржу.

Но он просто сидел на заднем сиденье лимузина, глядя в окно, и не произносил ни слова.

Она показала ему виноградники и небольшую винокурню.

— А не распить ли нам бутылочку? — предложил он, достав бутылку со стойки.

— В моей семье не пьют спиртного, — ответила Аманда. — Это на продажу. — Отвернувшись от него, она продолжала излагать факты, связанные с винокурней.

— Да вы просто маленькая ходячая энциклопедия, — сказал профессор, вернувшись в машину.

При других обстоятельствах Аманда сочла бы его слова комплиментом, но в его голосе почему-то не слышалось восхищения. Она не знала, что ответить.

Без девяти минут четыре, точно по расписанию, составленному Тейлором, она велела шоферу везти их обратно в усадьбу, чтобы успеть ровно к четырем. Аманда предложила профессору Монтгомери воспользоваться их библиотекой, но он как-то странно посмотрел на нее, сказал, что сам позаботится о себе, и вышел из дома. Чуть позже Аманда увидела, как его маленькая желтая двухместная машина удаляется по направлению к городу.

Она села за столик и попыталась почитать учебник французского, но руки у нее тряслись. Этот человек очень беспокоил ее. Она никогда не чувствовала себя легко с чужими, но из-за него она чувствовала себя особенно неловко, как-то странно, и даже, хотя ей и не хотелось об этом думать, слегка рассердилась на него. Он не насмехался в открытую, не высмеивал ее, но она каким-то образом чувствовала его неодобрение. Не по отношению к ранчо — временами он даже проявлял интерес, например, к шелесту созревающего хмеля — по отношению к ней самой.

Встав из-за столика, Аманда подошла к маленькому зеркалу над комодом. Что в ней могло вызвать его неодобрение? Счел ли он ее физически отвратительной? Глупой? Она, как могла, старалась выполнить роль экскурсовода, и несколько дней заучивала те данные, что написал ей Тейлор, но, видимо, не справилась с поручением. Неужели студентки профессора Монгомери настолько образованны, что по сравнению с ними она выглядит деревенщиной?

Аманда снова ощутила приступ гнева, но подавила его и вернулась к занятиям. Назавтра Тейлор запланировал для них посещение музея в Кингмане, где Аманде следовало рассказать профессору об индейцах-землекопах, о Доннере и о развитии рудного дела в районе. Лучше как следует повторить все факты.


Хэнк сидел за столиком в баре, жевал бутерброд с толстенным куском жареного мяса и запивал его пивом — уже третьей кружкой за день.

"Вот же зануда маленькая, — думал он. — Самоуверенная, знающая все на свете, распираемая фактами наглая маленькая зануда». Она читала ему лекцию, словно приготовишке. Благородная леди, получившая нелегкое задание развлекать деревенского кузнеца, невежу необразованного, который вилку от ножа отличить не в состоянии. Он заметил, как она воротила хорошенький носик при виде того, как он разделяет с ними эту несъедобную трапезу.

Без сомнения, она думала о нем так же, как ее папаша думает о своих работниках — они должны быть благодарны за то, что работают на такое благородное семейство, как Колдены, так что как они смеют еще просить достойную плату? Да они должны быть благодарны за то, что им позволено нежиться в лучах его солнца, касаться его хмеля. А эта маленькая ханжа мисс Аманда наверняка уверена, что он просто в восторге от того, что попал в такой дом. «Завтра, чего доброго, она спросит, видел ли я раньше унитаз со сливным бачком», — подумал он, залпом проглотив остатки пива.

Хэнк не был уверен в том, что ему следует предпринять. Инстинкт подсказывал как можно скорее убираться из дома Колденов, но его удерживали обязательства перед губернатором и, что самое главное — перед профсоюзом. Может, его присутствие поможет предотвратить беду. Может быть, ему легче будет следить за соблюдением прав рабочих, находясь непосредственно в доме Колденов. Может, он и сумеет остановить то, что может начаться. Умом он понимал, что следует остаться. Душой он хотел убраться подальше от неприступной маленькой Аманды и ее еще более неприступного жениха. И только подумать: когда он в первый раз увидел ее, он…

Хэнк и сам не знал, что он тогда почувствовал, но она дохнула холодом и погубила росток.

Выйдя из темного прохладного бара, Хэнк попал под яркий солнечный свет. Сунув руки в карманы, он направился к машине. У Колденов скоро обед. Интересно, что у них сегодня? Вареная курица, вареный рис и вареные помидоры?


Аманда никогда не видела Тейлора таким рассерженным.

— Это не то платье, которое я велел тебе надеть к обеду, — еле слышно произнес он.

Аманда попыталась выпрямить спину и не расплакаться. Тейлор ненавидел слезы.

— Я забыла. Профессор Монтгомери расстроил меня, и…

— Каким образом? — Тейлор выпрямился еще сильнее, хотя это казалось просто невозможным. — Он вел себя недостойно по отношению к тебе?

— Нет, он не… Мне кажется, он невзлюбил меня.

— Невзлюбил тебя? — Тейлор был ошеломлен. — Аманда, ты меня удивляешь. Я считал тебя выше этих женских глупостей. Ты следовала расписанию? Ты все ему объяснила про ранчо?

— Да, я все сделала точно так, как было написано.

— Тогда все в порядке. Теперь ступай наверх, переоденься, и чтобы я больше не слышал от тебя этих выдумок. Не то я решу, что ошибся в выборе жены.

— Хорошо, Тейлор, — прошептала она и поднялась к себе. Оставшись одна и переодеваясь так быстро, как только могла, Аманда вновь ощутила, как ее терзает гнев. Она не испытывала этого чувства с тех пор, как Тейлор поселился у них. До его приезда она вспыхивала очень легко. Она злилась на мать, на отца, на подруг в школе.

Потом отец нанял Тейлора и дал ему полную власть над Амандой. Тейлор забрал ее из школы в Кингмане и начал давать ей уроки. После этого все изменилось. Аманда быстро усвоила, что гнев и дерзость — эмоции бесполезные. Тейлор не допускал ни того, ни другого. Он составил для нее расписание, исключавшее всякое проявление гнева (4.13 — вспышка раздражения). Ничего подобного не допускалось. Затем он нанял миссис Ганстон, чтобы следить за тем, как Аманда выполняет то, что ей сказано.

Помимо занятий, Тейлор как-то сказал, что мать Аманды дурно влияет на нее. И в самом деле, разве у Грейс Колден не было «прошлого»? Джей Гаркер согласился, и Грейс Колден отправили в какое-то дорогостоящее кругосветное путешествие, а когда она вернулась, дочери не позволялось даже кивнуть ей. Грейс заперлась в свободной спальне в дальнем углу верхнего этажа и редко выходила оттуда.

Спускаясь по лестнице, Аманда поклялась сделать все возможное, чтобы доставить удовольствие профессору Монтгомери, и тем самым — Тейлору.


Глава 4


На ужин Хэнк опоздал. Войдя в столовую, он сразу же почувствовал недовольство Тейлора. Неужели в этом доме порядки такие же, как в военном училище? Джея Гаркера снова не было за столом — ели только они трое. Если, конечно, содержимое тарелок можно было назвать едой. Насчет меню Хэнк ошибался. Вареная курица, вареный рис и вареная свекла.

Он не смог сдержаться.

— А работников своих вы так же кормите? Неудивительно, что профсоюз собрался пикетировать именно вас.

Тейлор окинул его ледяным взглядом.

— Для организма легкая еда полезнее. Я и Аманда неустанно боремся с ожирением.

— Вы его победили, — Хэнк отодвинул тарелку. — Если позволите, я вас оставлю. Мне нужно кое-что прочесть.

— Аманда тоже доела, — сказал Тейлор. — Она хотела бы показать вам посадки миндаля.

— Не стоит беспокоиться. На плантацию я сегодня уже насмотрелся. — Хэнк встал из-за стола и направился к выходу.

Тейлор прожег Аманду взглядом, в котором читался приказ последовать за профессором. Грустно поглядев на недоеденный ужин, она вышла из столовой.

Хэнк обернулся, заслышав ее шаги за спиной.

— Боитесь, что я увижу что-то, что видеть не следует?

— Не пойму, о чем вы, профессор Монтгомери, — честно призналась она.

— Где в этом доме кухня, вы, наверное, не знаете?

— Вон там, — показала Аманда и поспешила следом за профессором. Сама она не была на кухне уже много лет, с тех пор, как Тейлор застал ее там за поглощением булочек и молока. Он тогда пришел в ужас от грозящего ей ожирения.

Посреди просторной кухни стоял дубовый стол, ломящийся от съестного: ростбиф, подливка, не меньше пяти сортов овощей, рулеты, масло, фруктовый салат, овощной салат, а на стойке — три пирога. Слуги только садились ужинать, но не донесли ложки до рта при виде Хэнка и Аманды.

— Мисс Аманда! — выдохнула кухарка и вскочила на ноги.

Хэнк не отрываясь глядел на стол.

— Не возражаете, если я присоединюсь к вам?

— Нет! — сказала Аманда, понимая, как рассердится на нее Тейлор, если она позволит гостю сесть за стол со слугами. — Я хочу сказать…

Кухарка пришла в дом Колденов, когда Аманда была еще ребенком, и хорошо знала, что происходит в доме. Кроме того, она знала, чем сегодня кормили этого крупного, пышущего здоровьем, крепкого профессора Монтгомери.

— Сейчас я вам дам тарелку, — сказала она.

— Да, — только и сказал Хэнк, глотая слюну. — И отныне я требую нормальную пишу. Кухарка улыбнулась ему.

— Если мистер Тейлор позволит…

— Я позволю, — отрезал Хэнк, беря у нее из рук полную тарелку снеди.

— Мисс Аманда? — предложила повариха, протягивая пустую тарелку.

Аманда не могла вспомнить, когда в последний раз видела столько еды. От острого желания она вдруг ослабела. Но Тейлор этого не одобрит. Ему не нравятся женщины-пышки.

— Нет, спасибо, — произнесла она наконец.

— Ну ладно, — заявил Хэнк, — ведите меня в посадки миндаля или еще куда-нибудь, где я могу присесть.

Аманда вышла через черный ход вслед за Хэнком, оставив позади божественные ароматы и следя за его благоухающей тарелкой, точно голодная собака.

— Туда, — пробубнил Хэнк с набитым ртом, указав вилкой с наколотым на нее куском в сторону маленькой беседки с деревянным настилом, крышей на столбах и решетчатыми стенами. Внутри вдоль стен тянулись скамейки.

Аманда проследовала за ним в беседку и села напротив, не в состоянии думать ни о чем, кроме запаха еды.

— И вы даже не расскажете мне, когда построили эту беседку? — поинтересовался Хэнк, жадно впившись зубами в ростбиф. — И что это за дерево?

— Беседку построили в 1903 году, когда мы с родителями только-только переехали сюда. Построена она из кипариса и является точной копией одного английского домика, который моя мать увидела в журнале.

— А… Простите. Полагаю, вам не очень легко говорить о вашей матери.

Аманду удивило, что ему это известно. Хотя, если об этом знает весь Кингман, почему бы не знать и этому приезжему? Он уминал рулет с маслом. Тейлор не верил в полезность хлеба, тем более масла.

— Я бы предпочла не говорить о ней.

— Я понимаю. Когда она умерла?

— Умерла? — переспросила Аманда. — Моя мать не умерла.

— Но она не живет с вами, ведь так?

— Моя мать не выходит из своей комнаты. Профессор Монтгомери, полагаю, нам лучше сменить тему.

Она отвернулась. Хэнк сидел, жевал и наблюдал за ней. Глядя на ее профиль в лунном свете, он вновь припомнил первое впечатление от этой девушки, когда ему показалось, что она явилась из другого времени и пространства, где они были знакомы. Но ее холодность, высокомерие, снобизм показали Хэнку, что он ошибался. Он спросил себя, способно ли вообще на эмоции это маленькое худое тело.

Он обернулся на шум, — из темноты появилась кухарка, неся две тарелки. На каждой громоздились ломти пирога.

— Подумала, вдруг вам еще чего захочется, — сказала она, поставила десерт, забрала пустую тарелку Хэнка и ушла.

Хэнк предложил тарелку Аманде, но она покачала головой.

— Ну, как угодно, хотя пирог отменный. «Маленькая ханжа, — подумал он. — Такая неприступная, что даже кусок пирога не возьмет. Вне всякого сомнения, она боится подвергнуть свою непорочность угрозе, если хотя бы коснется этого дьявольского кушанья. Интересно, целуются они с Тейлором? Если да, то поцелуй, должно быть, такой же безвкусный, как и сегодняшняя рыба».

Аманда не осмелилась поднять на него глаза, пока он ел пирог. В желудке у нее урчало, от запаха рот наполнялся слюной. Но она не решилась съесть ни кусочка — Тейлор обязательно узнает это по запаху изо рта или увидит у нее между зубами шоколадные крошки. Ему не понравится, что она оказалась настолько слабовольной, что съела кусок пирога, которого не было в расписании.

— Ну вот, теперь лучше, — заявил Хэнк, отставив в сторону пустую тарелку, откинувшись назад и вытянув ноги. — Что вы запланировали на завтра? Вы ведь расписали мой завтрашний день, правда?

Аманда нахмурилась, услышав его тон, затем начала пересказывать расписание, составленное Тейлором.

— Утром мы едем в музей Кингмана, затем возвращаемся домой к обеду, после чего поедем обозревать окрестности. Потом вернемся на ужин.

— А чем вы занимаетесь в свободное время?

— Рисую акварели и вышиваю, — ответила Аманда, улыбнувшись самой себе. Тейлор всегда ставил ей высший балл за акварели, и, если она хорошо выполняла остальные задания, в награду ей разрешалось порисовать.

— С ума сойти, какое удовольствие, — пробормотал он. — А как вы с женихом развлекаетесь в городе по вечерам?

— Мы не ездим в город, — смущенно ответила Аманда. Тейлор говорил, что Кингман слишком провинциален для своего времени и что он сам никогда не поедет в город меньший, чем Сан-Франциско. Туда он выбирался раз в год купить одежду и другие нужные вещи. Кроме этой двухнедельной поездки, он редко покидал ранчо.

— Вы, наверное, слишком хороши для города? — спросил Хэнк и отметил, что становится желчным. Ее чопорность, надменность, нежелание унизиться даже до куска шоколадного торта вывели его из себя.

Он встал.

— Я иду спать. Вы идете?

— Да, — тихо отозвалась она, бросив последний взгляд на смутную тень тарелки с пирогом.

Через несколько минут она уже была в своей комнате. На столике лежали листки с основными датами истории Кингмана, которые она должна была выучить на память, прежде чем ложиться спать. Тяжело опустившись на стул, она в тысячный раз пожалела, что этот профессор Монтгомери приехал к ним. По непонятной причине он невзлюбил ее, и эта нелюбовь усиливалась с каждой минутой. Стало быть, ей придется вдвое больше работать, пропускать еду и периодически навлекать на себя гнев Тейлора только из-за этой нелюбви?

Значит, сегодня вечером ей придется прозаниматься допоздна, завтра они отправятся в музей, а там, как бы она ни пыталась быть хорошим экскурсоводом, он, несомненно, останется недоволен. Почему ему угодить так трудно, а Тейлору — так легко? Если она в точности выполняет то, что написал Тейлор, в том же порядке, строго по графику, Тейлор счастлив. Может, стоит спросить профессора Монтгомери, чего он от нее хочет. Хотя нет, не надо. Если желания профессора Монтгомери пойдут вразрез с расписанием Тейлора, на них придется не обращать внимания.

Она посмотрела на настенные часы и решила, что пора оставить рассуждения и браться за работу.


Хэнк стоял на прохладном балконе, глядя на звезды, вдыхая насыщенные ароматы ночи и мечтая о виски. Слева от него находилась спальня Аманды. Сквозь занавески пробивался свет, и Хэнк даже различал ее фигуру за столиком. Достаточно перелезть через перила на крышу веранды, и тогда от ее окна его будут отделять всего несколько шагов.

«Ну и что дальше? — подумал он. — Мисс Аманда сообщит ему, на сколько футов его балкон отстоит от ее окна? А что она сделает, если он ее поцелует? Расскажет ему историю поцелуя?»

Хэнк вернулся к себе, разделся и лег. Заснул он моментально, но через пару часов проснулся, повинуясь внезапному порыву, оделся и вышел на балкон. Свет в комнате Аманды по-прежнему горел, а сама она все так же сидела, склонясь над столом.

Хмурясь, Хэнк вернулся в постель. Чем бы там ни занималась эта маленькая ханжа, делала она это крайне прилежно.

Утром он проснулся поздно и понял, что дом уже давно ожил. Торопливо одевшись, Хэнк сбежал по лестнице. Аманда и Тейлор стояли в дверях столовой. Тейлор смотрел на карманные часы, Аманда покорно стояла позади него.

— Полагаю, я опять опоздал, — беззаботно сказал Хэнк и протиснулся мимо них в столовую. На приставном столике стояли серебряные подносы с яичницей, бисквитами, соусом, ветчиной, нарезанными ананасами, вафлями и сиропом.

— Ax, — воскликнул он тоном голодающего при виде изысканных блюд.

Наполнив тарелку, Хэнк уселся, поднял глаза и увидел, что Аманда и Тейлор смотрят на него. На холодном безукоризненном лице Тейлора лежала гримаса отвращения, зато на лице Аманды… На какое-то мгновение ему показалось, что по ее лицу скользнула не то тоска, не то голодное выражение, но оно тут же пропало, и она опустила глаза на свое яйцо всмятку.

После завтрака их уже поджидал шофер с машиной, и Хэнк еле сдержал стон. Еще один день экскурсий и лекций.

Через час они стояли в музее Кингмана. Насколько Хэнк мог судить, музей был целиком посвящен семейству Колденов.

— Мой отец приобрел одновременно четыре плантации, — рассказывала ему Аманда. — Они обошлись ему очень недорого, потому что шлаки из близлежащих шахт вызвали разлив реки Гласе, которая разнесла шлаки по землям. Отцу удалось, хотя и с большими затратами, снять шлаки и очистить плодородную землю под ними. Кроме того, он положил конец горному делу в районе.

— Да уж, он сумел, — пробормотал Хэнк.

— Затем он провел мелиоративные работы, и…

— Разбогател, — вставил замечание Хэнк. Аманда отвернулась. Вот он снова дает понять, что ему не по душе ни она ни ее семья.

— А когда ваш отец приобрел музей? — спросил он, проверяя внезапно возникшую догадку.

— Два года назад. — Аманда не поняла, почему он рассмеялся, услышав это.

— Ну ладно, пойдемте, я уже насмотрелся. Давайте выбираться.

— Но ведь еще не время. Нам нужно провести здесь еще сорок две минуты.

— Я намереваюсь провести эти сорок две минуты на свежем воздухе.

Аманда с неохотой последовала за Монтгомери. Она надеялась, что Тейлор не узнает о том, что они покинули музей раньше времени. И что теперь делать с профессором? Она направилась к лимузину, поджидающему их, но он не последовал за ней. Обернувшись, она поглядела, как он стоит где стоял, руки в карманах брюк, похожий больше на маленького мальчика, чем на мужчину. Как бы ей хотелось, чтобы он стоял прямо, как… как Тейлор.

— Далеко ли до города? — спросил он.

— Две с четвертью мили, — ответила она.

— Так и думал, что вы знаете. Я пройдусь пешком. Увидимся в Опере.

На миг Аманду охватила паника. Она поняла, что он не дойдет до Оперы, и представила себе жуткую сцену — она признается Тейлору, что «потеряла» профессора Монтгомери.

— Шофер может… — начала она и замолчала — Монтгомери широким шагом уходил в сторону города. Вздохнув, Аманда объяснила шоферу, где он должен их встретить, и, придерживая шляпку, поспешила следом за профессором Монтгомери.

Когда автомобиль проехал мимо него без Аманды, Хэнк обернулся и увидел, что она торопливо бежит за ним. Он нетерпеливо остановился. «Не иначе, решила, что я не обойдусь без красивой спутницы», — подумал он. Но Аманда была столь же телесна, сколь красавица с журнального фото.

— Насколько я понимаю, одного меня оставлять опасно? Еще ненароком встречусь с профсоюзными лидерами и сотворю что-нибудь ужасное?

Аманда вдруг почувствовала страшную усталость после ночи, проведенной над заучиванием того, чем она должна была развлекать этого человека. Она устала и от пропущенных ужинов, и от его ехидных замечаний.

— Профессор Монтгомери, я стараюсь сделать все возможное, чтобы ваше пребывание здесь было приятным. Простите, если не справляюсь. — Она расправила плечи так, как учил ее Тейлор, приучавший к хорошей осанке с помощь стального корсета.

Он смягчился. Может, она просто не может не быть холодной маленькой занудой, точно так же, как он не может не вести себя так, как ведет сейчас. Несправедливо сердиться на нее за то, что она не такая, какой он бы хотел ее видеть. Так что пусть себе ходит, точно кочерга на ножках, пусть стягивает волосы в такой тугой пучок, что расширяются глаза, пусть говорит одними фактами, пусть одевается на манер старой девы, пусть в ней не будет ни юмора, ни тепла, ни страстей. Не его дело.

— Прошу прощения, мисс Колден, я вел себя грубо. Дело в том, что мне не составляли расписания на день с тех пор, как я уехал из отчего дома, а сейчас, боюсь, я уже слишком взрослый для этого. Смотрите-ка, вон там играют дети. Давайте просто посидим там немного, понаслаждаемся, так сказать, запахом роз.

— Роз? — переспросила она. — Но в школьном саду розы не растут.

Он вздохнул, взял ее под локоть и повел к ограде школьного сада. Школа была закрыта, но в саду на качелях сидели трое ребятишек, а рядом с ними стояла привлекательная молодая женщина — их мать. Хэнк оставил Аманду возле скамейки под гигантским дубом, а сам направился к маленькой группе. Больше всего на свете ему хотелось сейчас увидеть приветливое лицо.

— Добрый день, — поздоровался он. Женщина обернулась. Она и вправду была очень хорошенькая, и она улыбнулась ему. Казалось, прошло много лет с тех пор, как женщина в последний раз улыбалась в его присутствии.

— Добрый день, — ответила она.

— Я…

— Не надо, не говорите. — Она поглядела мимо него, на скамейку, где застыла, расправив плечи, Аманда. — Вы, должно быть, гость Колденов. Учитель или что-то в этом роде, верно?

— Почти угадали, — ответил он, протягивая руку. Женщина ответила рукопожатием. — Хэнк Монтгомери. — Он кивнул в сторону ребятишек. — Славные малыши. Отец еще жив?

Женщина рассмеялась:

— Час назад был жив.

— Какая жалость, — вздохнул Хэнк Она двинулась по направлению к качелям, где сидела дочка, Хэнк — следом за ней.

— Как там дела? — негромко, спросила она, кивнув в сторону Аманды. — Колдены к вам хорошо относятся? Вы приехали учить Аманду?

— Да, все хорошо, только, скорее, Аманда учит меня. — Он помолчал. — Вы с ней знакомы?

— Была когда-то. Мы вместе ходили в начальную школу, но отец забрал ее в том возрасте, когда ей начали нравиться мальчики, ну, вы понимаете.

Хэнк не мог себе представить, чтобы Аманде кто-то нравился, но тем не менее кивнул.

— Он нанял ей учителя?

— Этого Дрисколла. Я его пару раз видела. В Кингман он не наведывается, но я его видела на заднем сиденье автомобиля — проезжал через город. Не мой тип, — добавила она, еще шире улыбнувшись Хэнку.

"И не мой, — подумал Хэнк. — Стало быть, Аманда собирается выйти замуж за своего учителя. Теперь, по крайней мере, понятно, почему в ее маленькой головке хранятся одни только факты».

Женщина хотела еще что-то добавить, но тут малышка упала с качелей и расплакалась. Мать взяла ее на руки. Девочка, видимо, не столько ушиблась, сколько испугалась, и тут же уставилась через плечо матери на Хэнка.

Хэнк протянул руки, и девочка охотно пошла к нему.

— Кокетка! — засмеялась мать. Хэнк взял девочку на руки, и оба принялись разглядывать друг друга. Он очень любил детей и надеялся когда-нибудь завести и своих.

— Скучаете по своим? — начала прощупывать его женщина.

— Детей нет, жены тоже.

— И вы и Аманда…

— Упаси Боже! — непроизвольно вырвалось у Хэнка. — То есть она же помолвлена со своим учителем, Тейлором Дрисколлом. Я полагал, об этом весь город знает. В маленьких городах, как правило, ни от кого ничего не скроешь, верно?

— Это не про Колденов, — ответила она, снова понижая голос. — Они могут быть богаты, как Крез, но есть вещи, которые за деньги не купишь. Мне-то все равно, но для старшего поколения, для моей матери и ее ровесников это значило очень многое.

— О чем вы? — заинтересовался Хэнк. Женщина поглядела ему за спину, и он увидел, что к ним приближается Аманда. Она забрала дочку и прекратила откровения.

— Добрый день, Аманда, — поздоровалась она.

— Добрый день, — ответила Аманда. По ее бесстрастному лицу легко было понять, что она не имеет ни малейшего представления о том, кто эта женщина.

— Лили Уэбстер. Мы вместе ходили в школу.

— Да, конечно, — сказала та. — Как поживаешь?

— Слишком много работаю. Ну, мне пора. Приятно было познакомиться, Хэнк.

— Мне тоже, — ответил он и улыбнулся, глядя ей вслед. Малыши сбились вокруг нее в кучку. Хэнк обернулся к Аманде.

— Готовы? — Он замолчал: Аманда смотрела вслед женщине с таким видом, словно увидела привидение. — С вами все в порядке? — спросил он.

Аманда опомнилась.

— Да, я готова. — Она вспомнила Лили. Когда они вместе учились в четвертом классе, они пробрались в раздевалку и там связали всю одежду и попристегивали все одно к другому. Они как раз заканчивали, но тут их застал учитель и велел сначала все развязать, а потом оставил на два часа в классе, уткнув носами в доску. Когда отец узнал об этом, он пришел в ужас, зато мать весело расхохоталась.

Но это было еще до приезда Тейлора. Иногда ей казалось, что она не помнит ничего, что было в ее жизни до его приезда. Каким-то образом одно его присутствие вычеркивало все, что было прежде.

А вот теперь ее озорная подружка Лили уже замужем, у нее трое детей, а Аманда даже не знает, когда сама выйдет замуж.

Она нахмурилась, глядя на спину профессора Монтгомери. Его расспросы начали ее беспокоить. Он заставил ее задуматься над тем, что Тейлор запланировал для них двоих. Она знала: свадьба будет, когда Тейлор решит, что Аманда готова, — и ни днем раньше. А если она и дальше с таким же успехом будет выполнять то, что он требует от нее по отношению к профессору Монтгомери, она никогда не будет готова выйти за него замуж.

Всю дорогу в город она шла у него за спиной и облегченно вздохнула, увидев лимузин, ожидающий их напротив Оперы. Но, к ее разочарованию, профессор Монтгомери вдруг свернул в сторону.

— Профессор, сюда, — окликнула она в надежде, что он просто не увидел машину.

Он пропустил ее слова мимо ушей и направился к ресторану. Аманда обогнула два потрепанных «форда» и пошла через улицу за ним. Он должен вернуться на ранчо к обеду, чтобы она уложилась в расписание, составленное на вторую половину дня.

Он придержал для нее двери ресторана.

— Дома нас ждет обед, — сказала она.

— Зачем так далеко ехать? Кроме того, вам будет полезно перекусить вдали от дома. — Он крепко взял ее под руку и провел в прохладный зал ресторана, насквозь пропитавшийся запахами тысяч съеденных здесь обедов.

Аманда уже не помнила, когда последний раз обедала вне дома. Это было здесь, она была вместе с матерью, и на той были белые «Черт, черт, черт, — мысленно выругался Хэнк. — Радость моя, ты мне не неприятна. Я из-за тебя голову теряю. Из-за твоих волос. Из-за твоих больших печальных глаз. Из-за этого тела, которое, будь на нем чуть побольше мяса, было бы просто прелестно, но как это возможно — в таком красивом теле такая ужасная душа?"

— Ну что же, мне нужно проверить несколько работ и написать пару писем, — сказал он наконец. — Пожалуй, поболтаюсь завтра по дому.

Она посмотрела на него с таким облегчением, что Хэнку показалось — она сейчас заплачет. На какое-то мгновение ему показалось, что если он не станет делать то, что она просит, то у нее будут неприятности. Да нет, это невозможно. Это же просто Снежная королева — иначе она бы не влюбилась в этого непроницаемого Дрисколла. Идеальная пара. Очень вероятно, что вместо занятий любовью они читают друг другу сонеты.

Официантка принесла заказ, и Хэнк улыбнулся, глядя на выражение лица Аманды.

— У вас такой вид, словно вы готовы на эту еду молиться, а не есть ее. Приступайте. Наслаждайтесь.

Уже много лет Аманда не ела ничего подобного. Тейлор утверждал, что тело — это храм, и к нему надо относиться с благоговением и не заполнять его вредной, жирной пищей.

Она отправила в рот первый кусок, и это было блаженство, чистое, неземное блаженство. Закрыв глаза, она жевала, ощущая вкус пищи во рту.

Хэнк поднял глаза от тарелки и увидел Аманду с закрытыми глазами и с таким выражением на лице, какое он видел у женщины только когда занимался с ней любовью. Он выронил вилку и широко раскрыл глаза.

— Ну как, — голос его прервался, — как вам еда?

— Благодарю вас, вкусно.

Она вернулась к еде, теперь глаза ее, слава богу, остались открыты, но Хэнк с трудом глотал свою порцию. «Успокойся, Монтгомери, — велел он себе. — Ты приехал сюда на встречу с профсоюзными лидерами, а не для того, чтобы снова влипнуть в историю вроде той, что произошла с Блайт Byдли».

— Мисс Колден, не расскажете ли вы мне о Кингмане?

Она начала выдавать факты, точно маленький ящичек из тех, в которые надо бросать монетку. Она рассказала ему о пяти железнодорожных путях (основном и четырех вспомогательных), о том, что почта приходит семь раз в день. Он узнал об индейцах-землекопах, об испанских землевладельцах, о медных шахтах. Познания его обогатились сведениями о шахтерах Доннера, которые остановились чуть западнее Кингмана на ранчо Джонсон. Она так и сыпала фактами и данными о спасательных группах, о количестве выживших и погибших. Она сообщила, когда город затопило и когда он горел, рассказала о построенных дамбах и наведенных мостах. Она выдала ему информацию о численности населения, о времени постройки школ, о…

— Стоп! — воскликнул он, переводя дух. Эта девушка — заводная игрушка свечным заводом, но, по крайней мере, он остыл. Пусть Тейлор Дрисколл берет ее себе. Она — только внешность и ничего больше.

— Ешьте свой пирог с вишней, — сказал он, пододвигая к ней тарелку, и улыбнулся, глядя, с каким аппетитом она ест. Для человека, боящегося потолстеть, она лихо управляется с едой.


Глава 5


Тейлор Дрисколл стоял возле стола в библиотеке, неотрывно глядя из окна на дорогу. Он посмотрел на часы. 2.13. Да где же она? Утром он дал ей расписание, и к полудню она должна была вернуться, так почему же опаздывает уже на два часа?

Он снова взглянул на часы. 2.14. Машины по-прежнему не видно. «Черт бы ее побрал!» — подумал он. Черт бы ее побрал за то, что он так себя чувствует из-за нее. Он проклинал и ее, и себя за то, что так беспокоится. Он уже давно дал себе слово, что больше не полюбит ни одну женщину — они слишком ненадежны. Сначала они говорят, что любят тебя, а потом бросают.

Он смотрел в окно и ему казалось, что он вернулся в детские годы, когда частенько стоял вот так же у окна и ждал, когда мать вернется домой. Вот она поднимается, спотыкаясь на ступенях, двое молодых мужчин поддерживают ее. Крашеные рыжие волосы спутаны, большие груди и выпирающие бока колышутся. Время от времени кто-то из мужчин щиплет ее за мясистые ягодицы, и она хрипло хохочет.

Тейлор — тогда еще мальчик — смотрел, как отец, неизменно дожидавшийся возвращения жены, выходил на крыльцо и помогал ей войти в дом. Ее спутники отпускали в его адрес двусмысленные шутки, но он словно не слышал их.

Тейлор отходил от окна, возвращался в постель и лежал там, стиснув маленькие кулачки и ненавидя обоих родителей — ее за то, что она толстая, шумная, глупая, думающая только о себе, а его за то, что он, такой утонченный, образованный, так глупо любит эту недостойную женщину.

Все свое свободное время Тейлор проводил за чтением и учебой, стараясь держаться подальше от матери, которая целыми днями валялась на софе, ела шоколад и ни разу пальцем не шевельнула, чтобы помочь управиться со слугами, ни разу не заговорила с мальчиком, который был ее сыном. Иногда Тейлор становился в дверном проеме и неотрывно глядел на мать, но это всегда забавляло ее, так что в основном он находился у себя в комнате. Мать открыто признавалась, что вышла замуж за отца из-за денег. Ее главными интересами были обильная еда, открытые платья с оборками и «приятное времяпрепровождение», подразумевающее виски и симпатичных молодых мужчин.

Отец же большую часть времени страдал и чувствовал себя несчастным из-за того, что любит такую женщину, как его жена. Казалось, он относится к этой любви как к терзающей его неизлечимой болезни.

Когда Тейлору было двенадцать лет, отец умер. Через год мать потратила последнее пенни из денег, оставшихся им от отца. Без малейших угрызений совести Тейлор сложил в сумку грязное белье — все, что не унесли слуги, ушедшие от них за несколько месяцев до того, — взял сотню долларов, украденных у пьяной матери, и ушел из дому на поиски родственников отца.

В течение многих лет он попрошайничал, чтобы получить образование. Живя в родительском доме, он воспитал чувство собственного достоинства, необходимое, чтобы выжить среди унижения, стыда и морального падения. Но, забыв про гордость, он просил понемногу то у одного из родственников, то у другого. Через несколько лет они начали относиться к нему как к неприятной обязанности и поняли, что, если ему не выслать денег, или рекомендательное письмо, или что-то другое, о чем он просил, их завалит лавина писем от Тейлора.

В двадцать лет Тейлор с отличием окончил учебу. Каждый из родственников приписывал эту заслугу исключительно себе и призывал юношу выйти в жизнь.

После колледжа он перепробовал разные работы, но ничто не было ему по душе. Он уже подумывал о том, чтобы вернуться в школу и заняться преподаванием, когда получил письмо от дальнего родственника Джея Гаркера Колдена. Колден писал, что у него растет капризная дочь, которая может выйти из-под родительского контроля. Мать просто неспособна воспитывать девочку, а у него нет времени. Он просил Тейлора приехать и учить дочь в частном порядке, пока ту не будет пора выдавать замуж.

Тейлор немедленно вспомнил свою мать и представил себе четырнадцатилетнюю чертовку, тайком вылезающую из окна, чтобы сбежать на вечеринку. Он решил попытаться спасти ее. Если он будет достаточно суров, то, может быть, не даст вырасти девочке в такое же отвратительное создание, каким была его собственная мать.

Он принял приглашение Джея Гаркера и поехал в Калифорнию, в огромное поместье Колденов, чтобы приняться за укрощение юной мисс Аманды.

Впервые увидев ее, он чуть не расхохотался. Он ожидал увидеть подобие своей матери, а перед ним стояла высокая, нескладная, почти хорошенькая девчушка, с готовностью взирающая на него большими глазами. Тейлору потребовалось всего два дня, чтобы понять: девочка очень умна. Правда, мозг ее не был занят учебой, а битком набит нарядами, мальчиками, болтовней и прочими пустяками.

Он мгновенно увидел скрытые в ней возможности. Она была податлива, как кусок глины. Он сможет превратить Аманду в леди, в полную противоположность его матери. Он выучит ее так, что она сможет вести беседы не только о последних модных танцах. Он оденет ее в утонченном, благовоспитанном стиле. Под его руководством она никогда не станет толстой.

Она оказалась превосходной ученицей, всегда готовой учиться и старающейся порадовать учителя. Ему было не жаль тех часов, которые он проводил за составлением распорядка дня для нее. Благодаря этим расписаниям он будет знать, где она находится. У Аманды попросту не будет времени оставить его.

Шли годы. Аманда выросла в очень привлекательную молодую леди, даже отдаленно не напоминающую его мать. И мало-помалу Тейлор начал влюбляться в нее. Он не хотел этого и даже поначалу боролся со своим чувством, потому что женщинам верить нельзя — поняв, что ты их любишь, они начинают использовать тебя. Поэтому он держал свою любовь при себе, но привязал Аманду к себе так прочно, что она уже не смогла бы вырваться. Когда-нибудь, когда мысль об этом перестанет так пугать его, он женится на ней. Пока что он опасался, что, выйдя за него замуж, она изменится и превратится в его толстую, пьяную, глупую мать.

Он снова посмотрел на часы. 2.18. Аманды по-прежнему не видно. Ему была невыносима сама мысль отпустить ее с этим варваром Монтгомери, но выбора не было. Тот мог вызвать большие неприятности на ранчо, и его надо было держать подальше, а для этого можно было использовать только Аманду. Поместье было очень важно для Тейлора — Джей Гаркер сказал, что когда-нибудь оно перейдет к нему. Аманда была единственным ребенком Гаркера, и он намеревался оставить все Тейлору через нее. А материальная независимость Тейлору была очень нужна. Его детство, особенно после смерти отца, прошло в постоянном выпрашивании денег, книг, стипендий, обуви, одежды. Годы, когда нужно было выклянчивать даже самое необходимое, больно ранили его гордость.

И вот теперь он разрывается между долгом перед плантацией и желанием держать Аманду под замком.

Он едва не улыбнулся, припомнив слова Аманды о том, что профессор Монтгомери, кажется, ее недолюбливает. Это Аманду-то? Девушку, способную вести беседу на почти любую серьезную тему на четырех языках? Вряд ли. Впрочем, может, он относится к числу тех низменных натур, которым больше по душе кухарки и танцовщицы из ночных клубов.

Было уже 2.22, а Аманда все не появлялась.

Тейлор уставился в окно так напряженно, что разболелась голова.


У Аманды гудели ноги, кроме того, ее так беспокоило нарушение расписания, что она почувствовала себя нехорошо. Профессору Монтгомери захотелось прогуляться по Кингману, заглядывая в витрины магазинов, останавливаясь поболтать с людьми — одним словом, потратить немного времени. Тейлор неоднократно говорил Аманде, сколь драгоценно время и как вредно тратить его на всякие пустяки. И вот она бродит, не используя всякую минуту на образование. Кроме того, Тейлор рассказывал ей, что за ужасные люди жители Кингмана. Разве не отвернулись они от ее матери? Горожане не любят Колденов, и Аманде лучше не иметь с ними ничего общего. Но вот она стоит за спиной профессора Монтгомери и приветливо кивает людям, многие из которых знают ее по имени.

— Пока что разговоры с простолюдинами вам особого вреда не принесли, не так ли? — сердито отреагировал профессор Монтгомери на ее предложение вернуться в усадьбу.

И еще одно обстоятельство омрачало пребывание в городе — отношение к ней этого человека. Всем проходящим женщинам он улыбался, а ее жег взглядом, хмурился и отпускал нелестные замечания. Она хотела вернуться домой, под защиту Тейлора и книг.

Аманда чуть не уткнулась носом в спину профессора, когда тот остановился перед аптекой. В витрине висело объявление, извещающее о том, что в субботу будут танцы.

— А вы с мистером Тейлором идете? — спросил он. — Не планируете вогнать всех в краску?

Она уловила смысл его слов, хотя и не поняла сленга.

— Мы не ходим на танцы, — твердо сказала она.

— А что для вас недостаточно хорошо — танцы или горожане?

Она вновь почувствовала приступ гнева.

— Танцы — это пустое времяпрепровождение, а что касается горожан… — она чуть было не рассказала ему про мать, но промолчала. Если он груб, ей вовсе не обязательно тоже быть грубой. — Профессор Монтгомери, я бы хотела вернуться домой. Уже поздно, и у меня есть другие дела.

— Ну, так отправляйтесь, — сердито ответил он, чувствуя, что ему просто необходимо убраться подальше от нее и от всего семейства Колденов. Эти две холодные рыбины — Тейлор и Аманда, грубый, воинственный Джей Гаркер и мать, которая сидит где-то взаперти и про которую рассказывают таинственными полунамеками — столько ему не вынести.

Но стоило ему посмотреть на Аманду, которая стояла совершенно прямо, до отказа расправив маленькие плечи, стоило заглянуть ей в глаза, где мерцало еле заметное пламя, и он понял, что не может уехать. Что-то держит его.

— Хорошо, — сказал он. — Поехали домой.

Аманда была готова заплакать от облегчения, пока они шли обратно к поджидающей их машине. Всю дорогу к ранчо он не проронил ни слова, и она была ему благодарна за это. Ей нужно было собрать все силы и подготовиться к встрече с Тейлором.

Когда они вошли в дом, Тейлор вышел в вестибюль встретить их, и Аманда тут же поняла, что он рассержен. Он дождался, пока профессор Монтгомери не поднимется наверх, затем позвал ее в библиотеку.

Мгновение он стоял к ней спиной, затем развернулся на каблуках и уставился на нее. Его темные глаза блестели, щеки порозовели от ярости.

— Ты разочаровала меня, Аманда. Крайне разочаровала. Ты знала, что должна была вернуться к полудню, но не вернулась. Нет! не пытайся мне ничего объяснить, я не желаю тебя слушать. Неужели ты не понимаешь, какое ответственное задание тебе поручено? Если деятели из профсоюза приедут сюда и спровоцируют неприятности, мы может потерять весь урожай этого года. И все только потому, что ты не соблюдала расписание.

Аманда смотрела вниз, на свои руки. Как бы она сумела удержать профессора Монтгомери в рамках расписания? Как угодно, но должна была. Видимо, все — все будущее ранчо — зависело от нее.

— Теперь ступай в свою комнату и подумай о том, что ты сделала. Ужина ты сегодня лишаешься, но вечером спустишься в гостиную и будешь читать вслух профессору Монтгомери. Может быть, под моим присмотром ты постараешься придерживаться расписания. — «И мне не придется о тебе беспокоиться», — подумал он, глядя на ее склоненную голову. — Ступай, Аманда, — повторил он, сдерживая ярость в голосе.

Аманда поднялась по лестнице к себе в таком состоянии, словно потолстела на пятьдесят фунтов. Миссис Ганстон уже ждала ее. Аманде пора было идти в подвал заниматься, затем принять душ, никакого ужина, а потом читать вслух для профессора Монтгомери. Она начинала ненавидеть этого человека!

Хэнк просидел у себя в комнате до ужина, пытаясь прочесть несколько студенческих рефератов. Иногда, когда студент показывал хорошие знания, но ниже, чем ему бы хотелось, Хэнк разрешал исправить оценку, написав исследовательскую работу. Так что в период между экзаменами ему время от времени приходилось проверять работы. Но он не мог сосредоточиться на чтении — все его мысли были обращены к Аманде. Он не мог понять, что в ней так разозлило его, но что-то, несомненно, разозлило. Он вспомнил, как она выглядела за обедом: глаза закрыты, на лице выражение неземного блаженства. «Хотел бы я быть тому причиной», — пробормотал он и вернулся к проверке рефератов.

Аманда не вышла из комнаты к ужину, и Хэнк был уверен — это потому, что она не выносит его общества. Он сидел в неестественном молчании рядом с твердолобым стариной Тейлором, жуя телячью котлету, в то время как Тейлор ел отварную рыбу. Хэнку стало интересно: что ест Аманда у себя в комнате, когда Тейлор ее не видит? Отварную рыбу, или, может, жареную курочку?

После ужина, как только часы по всему дому пробили 7.15, в гостиной появилась Аманда. Хэнк выглянул из-за газеты, коротко кивнул ей и снова спрятался за газетные страницы. «Интересно, — подумал он, — уйдет она или нет, когда увидит, что ее обожаемый Тейлор не один?"

Тейлор объявил, что Аманда будет читать для них.

— Ради бога, не обращайте на меня внимания, — отозвался Хэнк из-за газеты, но понял по повисшему в комнате молчанию, что от него ждут искреннего внимания к выступлению. Он неторопливо сложил газету, отложил ее в сторону и благовоспитанно уселся, положив руки на колени, как порядочный молодой джентльмен.

Аманда, одетая в скромное, без украшений голубое платье с непритязательным кружевным воротником, стояла перед ними безукоризненно прямо, держа в руках открытый томик стихов. Как он и предполагал, она начала читать самые занудные стихи из когда-либо написанных — «Оду утру» Уильяма Коллинза и «Гимн красоте ума» Шелли. От искушения заснуть его удерживала только возможность поглядеть на Аманду: длинные, толстые косы, полные губы, соблазнительно двигающиеся, когда она говорила. Он вслушивался в ее голос, слушал, как любовно она произносит слова, и гадал, как бы звучал этот голос, если бы она шептала ему слова любви.

Но если она и скажет что про любовь, так только Тейлору. Хэнк посмотрел на Тейлора и увидел, что тот не столько наслаждается, сколько оценивает ее чтение. Он был похож на учителя, слушающего ученицу, а не на мужчину, внимающему женщине, которую он любит.

До Хэнка дошло, что Аманда уже прекратила чтение и направляется с книжкой к Тейлору. Он проводил ее взглядом. Протянув томик Тейлору, она нежно, робко улыбнулась ему и почти шепотом произнесла:

— Пожалуйста.

Хэнк ощутил укол ревности, когда холодный, неулыбчивый Тейлор принял книгу у нее из рук. Он подумал, что, улыбнись Аманда ему и обратись к нему с какой-нибудь просьбой, он бы, по крайней мере, улыбнулся в ответ. На самом деле, он бы сделал просто все, чего бы она ни попросила. Но Тейлор всего лишь взял книгу, раскрыл ее и начал читать «Утро Рождества Христова» Джона Мильтона.

Пока Тейлор монотонно читал, Хэнк наблюдал за Амандой. Она смотрела на жениха, как будто он был богом, имеющим власть над живыми и умершими. Тейлор же просто не обращал внимания на ее обожание. Внезапно Хэнк почувствовал гнев из-за того, что Аманда дает так много и так мало получает взамен. Если бы она принадлежала ему, он бы давал ей все. Он бы дал ей все, что она сможет взять, и еще немного больше. Будь она помолвлена с ним, он бы не тратил вечера на чтение поэзии, он бы увлек ее в жасминовые поля и целовал бы, стягивая с ее плеч это ужасное платье. Он бы…

— Профессор Монтгомери? Голос Аманды вырвал его из грез. Она протягивала ему томик стихов.

— Не хотели бы вы прочесть нам что-нибудь?

Хэнк был так увлечен своими мыслями, что в первый момент даже не понял, что она говорит.

— Профессор Монтгомери — экономист, — вмешался Тейлор в своей обычной неприятной манере. — Сомневаюсь, что поэзия интересует его.

Хэнк не притронулся к книге, но поднял на Аманду глаза, в которых отражались его чувства, и начал читать наизусть стихи Уильяма Батлера Йетса «Леда и Лебедь»:
		"Биенье мощных крыльев, натиск пылкий,


		Скользят по бедрам перепонки лап,


		Широкий клюв сомкнулся на затылке:


		Не вырваться, не крикнуть, — слишком слаб


		Отпор девичьих рук, — бессильно тело


		Стряхнуть великолепный этот плен!


		Прислушайся, как бьется ошалело


		Чужая грудь у дрогнувших колен!»


Когда он закончил читать, в комнате повисла тишина. Все, что он видел — прелестный румянец, заливающий шею и лицо Аманды.

— Не могу сказать, что это стихотворение в моем вкусе, профессор Монтгомери, — отстраненным голосом произнес Тейлор. — Аманда! — резко окликнул он девушку, возвращая ее внимание к себе. — Я думаю, тебе следует прочесть еще что-нибудь.

Внезапно Хэнк почувствовал, что больше не в силах находиться в одной комнате с ними двумя.

— Извините, — произнес он и, не дожидаясь, пока его извинят, покинул гостиную. Он вышел на улицу, но и там не смог избавиться от комка в горле, от ощущения, будто он задыхается и не может глотнуть воздуха. Ноги понесли его к большому гаражу, где стояла машина, и, прежде чем он осознал, что делает, он уже сидел за рулем «мерсера» и катил прочь.

Холодный ветер, обдувающий лицо и тело, привел его в чувство. Он гнал по неровной пыльной дороге все быстрее и быстрее, выжимая из «мерсера» все, что возможно. Он знал, что тормоза у «мерсера» не годятся ни к черту, но ему были просто необходимы скорость и ощущение свободы. Ему было нужно оторваться от этого дома. «…скользят по бедрам, — проносились у него в голове мысли, — …слишком слаб отпор девичьих рук…"

Машина мчалась со скоростью шестьдесят миль в час, когда он заметил девушку. Она стояла посреди дороги, ошеломленная настигшим ее светом фар. Она не шевелилась, словно приросла к месту, а Хэнк приближался быстрее, чем что-либо, виденное ею ранее.

Хэнк обладал рефлексами хорошего гонщика и успел свернуть буквально в футе перед нею, врезавшись в изгородь. Машина снесла ограду футов на пятьдесят, пока Хэнк отчаянно жал на тормоза. Пропахав дорогу футов в двадцать в колденовских посадках хмеля, он в конце концов остановился.

Несколько секунд он неподвижно сидел, приходя в себя и глядя на поля, освещенные светом фар. Затем он задвигался, обрывая лозу и подвязки, чтобы выбраться с той стороны, где не было двери. Ноги подкашивались, но по мере того как он шел обратно к дороге, силы начали возвращаться, так что, когда он добрался до девушки, он уже бежал.

Было темно, но он различал фигуру, сидящую посреди дороги. Сперва ему показалось, что он избежал столкновения, но теперь он не был уверен в этом.

— С вами все в порядке? — обеспокоенно спросил он, опускаясь рядом с ней.

— В жизни не видела, чтобы кто-то так быстро ехал, — удивленно проговорила она.

Осматривая ее, Хэнк почувствовал запах спиртного и понял, что девушка пьяна. Бережно взяв ее за локоть, он поднял ее на ноги.

— Давайте я отвезу вас домой. Она с улыбкой повисла на нем, точно резиновая кукла.

— А ты тот тип, что приехал к Колденам?

— Он самый. Пойдем-ка. Если мне удастся вытащить машину, я отвезу тебя домой.

— Меня домой? Аманде это не понравится.

— Она даже не заметит, — ответил Хэнк, обняв девушку за талию и ведя ее к автомобилю.

Ему пришлось оборвать еще несколько лоз и подвязок, чтобы усадить ее на место пассажира.

— Славно, — пробормотала она и откинулась на кожаное сиденье.

Еще несколько минут Хэнку пришлось освобождать машину и осматривать грунт. Земля была сухая, так что он решил, что выберется и без посторонней помощи. Расчистив проход в сломанной изгороди, он сел за руль.

Свет шел только от луны да от фар автомобиля, но он все же разглядел, что девушка молода и красива немного кричащей красотой. Ее резко очерченное лицо покрывал густой слой косметики, а красная помада приковывала внимание к губам.

Заметив, что он смотрит на нее, она медленно, соблазнительно улыбнулась.

— Люблю мужчин, которые быстро ездят. Он завел мотор и начал задним ходом выбираться на дорогу.

— Куда тебя доставить?

— В «Придорожный домик Чарли», — ответила она.

С минуту Хэнк колебался, затем сказал:

— Поехали. — Может, в обществе живых людей ему станет полегче. — Только если там не устраивают чтения стихов.

Она рассмеялась так, что он сразу понял — она не впервые едет к Чарли и уверена, что стихов там читать не будут.

Он наслаждался поездкой в этот трактир, наслаждался видом женщины, сидящей в машине расслабленно, а не застыв, точно неживая. Ему просто нравилось видеть женщину, которая производила впечатление способной даже смеяться.

Трактир находился милях в пяти от города, чуть в стороне от дороги. Перед трактиром располагалась покрытая гравием стоянка для автомобилей. Сейчас там было три машины. Свет и взрывы смеха убедили Хэнка зайти.

Девушка уже выбралась из машины, когда Хэнк подошел к ней. На ней было дешевое платье из красного атласа, а помада в уголке крупного рта стерлась. Однако от быстрой езды у нее, по всей видимости, прояснилось в голове, потому что на ногах она стояла тверже, чем раньше.

Взяв его под руку, она тесно прижалась к нему. Сейчас она была приятно округлой, но через несколько лет неизбежно располнеет.

— Там все от зависти позеленеют, когда тебя увидят, — сказала она. — Как тебя звать?

— Хэнк Монтгомери, — ответил он, улыбнувшись ей. — А тебя?

— Рива Эйлер. — Она слегка потянула его за руку, увлекая к дверям.

Внутри находилось всего четверо посетителей. Вдоль трех стен трактира тянулись кабинки, вдоль четвертой — длинная барная стойка. Половину помещения занимали шаткие столики и множество стульев, вторая половина была отведена под танцы и для оркестровой площадки. Рива приветствовала мужчину за стойкой, не обращая внимания на остальных, и потянула Хэнка в угловую кабинку.

— Ну, расскажи-ка мне о себе, — потребовала она, доставая косметичку из маленькой сумочки и принимаясь за восстановление косметики на лице. Покончив с этим делом, она достала сигарету из посеребренного портсигаpa, на котором, впрочем, серебра почти не осталось. Хэнк взял у нее зажигалку, отделанную так же, как и портсигар, и дал ей прикурить. Девушка откинула назад копну волос. Волосы были острижены по плечи. Хэнку редко доводилось видеть так коротко стриженных женщин, и ее стрижка пришлась ему по душе. Он представил себе, как бы с такой стрижкой выглядела Аманда.

— Да не о чем рассказывать, — ответил он. — Преподаю экономику в…

— Экономику! — задохнулась она в тот самый миг, когда бармен ставил им на столик два пива. — Спасибо, Чарли, — пробормотала она. — Вот уж не похож ты на учителя экономики. Я решила, может, вы с Амандой любовники или что-то вроде того.

Хэнк отпил большой глоток из своей кружки.

— А ты знакома с Амандой?

Она посмотрела на него долгим взглядом. Что-то в нем привлекало ее. Он был хорош, просто необычайно — темно-русые волосы, голубые глаза, нос, благородный, царственный нос — и губы. Губы ей очень понравились. Но было в нем еще что-то. И это…

— Ты ведь богач, верно? — спросила она, снимая табачную крошку с кончика языка.

Хэнк так опешил, что некоторое время не мог произнести ни слова.

— Не волнуйся, я никому не проболтаюсь, если хочешь держать это в секрете. Просто я такие вещи носом чую. Если вырастаешь в такой бедности, как я, чутье обостряется. Нет, жалеть меня не надо, только закажи мне еще одно пиво и расскажи, что творится у Колденов.

Хэнк жестом подозвал бармена и повернулся к Риве.

— Ты знакома с Амандой? Я хочу сказать, ты знакома с Колденами?

Она улыбнулась ему. Молода, но через несколько лет состарится. И время вряд ли будет к ней милосердно.

— Ты хотел сказать, с Амандой, — ответила она. — Как там она? Все такая же стерва?

— Аманда? — переспросил он. — Аманда Колден — стерва? Ты ее, должно быть, с кем-то путаешь. Аманда безупречна. Она безупречно двигается, безупречно говорит, обсуждает только безупречные темы, ест только безупречно здоровую пищу, любит безупречного человека. Аманда никак не стерва.

Рива допила первый бокал пива и принялась за второй.

— Когда ты учился в начальной школе, был у тебя кто-нибудь, кого ты считал своим заклятым врагом? Кто-то, кто делал все назло тебе, что бы он ни делал?

— Джим Хармон, — ответил он, улыбнувшись воспоминаниям. — Я считал его самым злобным созданием на свете. Мы постоянно дрались.

— Вот. Ну а мы с Амандой были заклятыми врагами с самого первого дня в школе. Я до сих пор помню. Мой старик уже три дня пил, мать сбежала, как обычно, когда он расходился, так что были только моя старшая сестра и я. Она меня принарядила, как могла, но платье было все драное, грязное и мятое, так что, когда я пришла в школу, все дети надо мной смеялись. К насмешкам я привыкла, я их даже понимала, но тут наша маленькая мисс Аманда, вся такая чистенькая и опрятная, подходит ко мне, обнимает меня и говорит остальным, чтобы они перестали смеяться. Насмешки я еще могла выдержать, но только не жалость. Я толкнула Аманду на пол и набросилась на нее с кулаками.

Хэнк слушал с огромным интересом.

— И что сделала Аманда? — поинтересовался он, не сомневаясь, что она в слезах побежала жаловаться учительнице.

Рива усмехнулась:

— Фонарь мне под глаз поставила, вот что. Ну, и влипла в неприятности. Мне-то ничего, потому что учительница вышла на улицу как раз в тот момент, когда Аманда уселась на меня и врезала мне кулаком по физиономии. И с тех пор мы стали непримиримыми врагами — пока старик Колден не забрал ее из школы. С того времени ее почти никто не видел. Словно в другой штат переехала. Сильно она изменилась?

Хэнк не мог себе представить, чтобы Аманда, какой он ее знал, была способна полезть на кого-то с кулаками. Что же заставило ее так резко измениться? Может, поняла наконец, что она самая богатая девочка в городе, и остальные ей не ровня?

— Изменилась, — ответил он наконец. — Это уже не та Аманда, что была раньше. Хочешь еще пива?

«То, чего я хочу, — думала Рива, — в бутылке не отыскать. Я хочу кого-то вроде тебя — аккуратного, умного, сильного, кого-то, кто бы обо мне позаботился. Насколько серьезно у него к Аманде?»

— Ну, — поинтересовалась она, — к ней ты приехал или к кому другому из Колденов?

Почему-то ему не хотелось рассказывать ей о профсоюзных лидерах, которые грозились приехать в Кингман. Он не хотел создавать в городке панику. Люди здесь имели весьма смутное представление о том, что такое профсоюзы и каковы их цели, поэтому он решил пока что помалкивать.

— Изучаю поместье. Я и не знал, что у Джея Гаркера есть дочь, пока не приехал. А потом, Аманда помолвлена со своим репетитором.

Рива откинулась на скамейке и нежно улыбнулась ему.

— Тогда тебе не помешает познакомиться с жителями Кингмана. В субботу в городе танцы, — с надеждой в голосе добавила она.

Рива не принадлежала к тому типу женщин, который нравился Хэнку, но в последние несколько дней, после встречи с Амандой, он уже не был уверен, какой «тип» ему нравится. Ничего удивительного, что такая ханжа, как Аманда, очаровала его — кроме нее, он не видел женщин за эти дни. Это как если бы их вдвоем выбросило на необитаемый остров после землетрясения. Спустя какое-то время, в таких условиях любая женщина понравится. Может, если он отправится на танцы и посмотрит на других женщин, он перестанет обращать внимание на эту самодовольную тощенькую девицу.

— Мне за тобой заехать? — спросил он наконец.

Рива широко улыбнулась и откинула назад волосы.

— Прямо там встретимся. В восемь вечера?

— Отлично, — согласился он. — Ну, мне пора. Чего доброго, Колдены запрут на ночь двери.

"Можешь переночевать у меня», — чуть не предложила она, но сдержалась. Он довез ее до угла Четвертой и Центральной улицы и высадил. Она не собиралась показывать ему, где живет. Проводив взглядом его машину, удаляющуюся к темной громаде усадьбы Колденов, Рива поняла, что в который раз у Аманды оказывается то, чего хочет она. Рива нередко жаловалась и проклинала лотерею рождения, в которой кому-то достается все, а ей — ничего. Жизнь Аманды — сплошное удовольствие, ни проблем, ни забот, никакого пьянчуги-отца, постоянно угрожающего ей, никого над душой, твердящего ей, что и как делать, а у нее, Ривы, все наоборот. Аманде всегда доставалось только хорошее, а ей — одни отбросы.

Рива пошла вдоль железнодорожных путей. Ну, может, в этот раз она все-таки возьмет верх. Она начала прикидывать, удастся ли ей наскрести достаточно денег из своего жалованья кассирши, чтобы купить новое платье к субботнему вечеру. И как же все удивятся, когда увидят ее с таким парнем, как этот!


Глава 6


Аманда, конечно, не кралась, но все же постаралась производить как можно меньше шума, выбираясь из дома. Она прихватила с собой тетрадь и ручку, но лампу не взяла. Аманда надеялась, что луна будет светить достаточно ярко, а поскольку она намеревалась изучить расположение созвездий, этим лучше заниматься в темноте.

Это был странный вечер, как и все дни, начиная с приезда профессора Монтгомери. После того… стихотворения он выскочил из дома, а потом она услышала, как отъезжает его симпатичный автомобильчик. Она все вспоминала, как посмотрел на нее профессор Монтгомери, произнося те восхитительные строки. Она и не подозревала, что в мире существует подобная красота.

Аманда пожалела, что из-за своей нелюбви к ней он вряд ли согласится позаниматься с ней поэзией. Мысль заниматься с кем-то еще, кроме Тейлора, показалась ей отчасти предательством по отношению к учителю, но ведь главная цель в ее жизни — это получить образование. А когда она станет достаточно образованна, Тейлор женится на ней, и они будут жить вместе на ранчо, долго и счастливо.

Спустившись вниз, она пошла к беседке — туда, где совсем недавно сидела вместе с профессором Монтгомери, пока тот поглощал полную тарелку еды. Аманда поняла, что ей лучше не думать о еде, поскольку в животе урчало от голода. Из-за того что профессор Монтгомери отказался следовать расписанию, она осталась без ужина.

, Аманда оперлась спиной о столбик беседки и посмотрела на звезды. Несмотря на то что из-за поднявшейся в связи с приездом профессора Монтгомери суматохи она не спала уже несколько ночей, сейчас она не чувствовала себя сонной. Тяжелый, жаркий воздух, аромат цветов и прозрачное ночное небо вызывали в ней смутное беспокойство.

Пока она смотрела на звезды, послышался мерный шум мотора подъезжающей машины, и Аманда немедленно постаралась съежиться так, чтобы профессор Монтгомери не заметил ее. Она задержала дыхание, услышав, как остановилась машина и с дорожки донеслись его шаги. Она решила подождать, пока он пройдет в дом, а потом вернуться самой. Ей не хотелось столкнуться с ним на ступеньках и стать объектом его язвительных замечаний.

Она замерла и прислушалась, но, к ее ужасу, он явно направлялся не к дому, а к беседке. Она не смела шевельнуться.

— Мне показалось, здесь кто-то есть, — сказал он, когда до нее осталось несколько шагов.

Аманда тяжело вздохнула. Попалась!

— Добрый вечер, профессор Монтгомери, — буркнула она.

Хэнк вошел в беседку и сел как можно дальше от Аманды. Он заметил лишь краешек белого платья в свете фар. Мог бы и не заметить, но, похоже, у него особое чутье на Аманду. «Шел бы ты спать, — сказал он сам себе. — Ты выпил слишком много пива и после быстрой езды у тебя слишком хорошее настроение, чтобы сидеть с этой девушкой». Но мозг, похоже, не управлял телом, так что он продолжал сидеть.

— Я познакомился сегодня с вашей подругой.

Аманда не могла представить, кто мог назваться ее подругой, поскольку прошли годы с того времени, как она виделась с кем-то еще, кроме Тейлора и своей семьи.

— Неужели? — спросила она. Ей определенно пора наверх, Тейлору бы не понравилось, что она сидит здесь. Этого не было в расписании, и она даже не изучала созвездия.

— Ривой Эйлер, — подсказал он. Некоторое время Аманда не могла определить, кто это мог быть, но постепенно вспомнила прежние сражения с Ривой. Она уже давно не была похожа на Аманду тех времен, когда затевала с Ривой бессмысленные драки. Какое счастье, что Тейлор спас ее от себя самой.

— Вы помните ее? — спросил Монтгомери. — Она вас помнит, особенно синяк, который вы ей поставили под глазом.

Неожиданно для себя Аманда улыбнулась.

— Да, помню. Мне поначалу было жаль ее, но она быстро положила этому конец. Она всегда…

— Что?

— Всегда хотела того же, что было у меня. Если я надевала голубое платье с сердечками, два дня спустя она появлялась в голубом платье с сердечками. Однажды мама повязала мне ленту в розовую и белую полоску, и на следующий день Рива пришла с такой же лентой. Я… — Она замолчала.

— Что вы сделали?

— Я выбросила свою ленту в реку. Он улыбнулся ей в темноте.

— Я иду с Ривой в субботу на танцы, — выпалил он, не успев подумать.

— Хорошо, — сказала Аманда. — У Ривы мало радостей в жизни.

— В отличие от вас, — не смог не сказать он. Она выглядела чертовски привлекательно в лунном свете, а белое платье и бледный овал лица делали ее похожей на сказочную фею.

Ее тон стал жестким.

— Я действительно счастлива. У меня есть все — семья, жених, книги. Большего нельзя и желать.

Он подумал, что если ей этого хватает, то для большинства женщин этого недостаточно.

— Может, вам с Тейлором присоединиться к нам с Ривой? Мы бы пошли на танцы всей компанией.

— Не думаю, что это возможно, — ответила она, не в силах представить Тейлора танцующим. Она встала, взяла ручку и тетрадь и пошла к выходу. — Мне пора.

Он быстро, как огромная кошка, скользнул к двери и загородил вход. Он стоял очень близко к ней и чувствовал ее легкий аромат. Не думая, что он делает, он поднял руку и коснулся ее волос.

— Не уходи, — прошептал он. — Побудь со мной.

Аманда испуганно вздрогнула. Он смотрел на нее так же, как когда читал стихотворение, особенно место о дрогнувших коленях… Ни один мужчина никогда не смотрел на нее так, никогда с ней так не разговаривал. Это пугало, и вместе с тем она не могла двинуться с места.

— Какой длины твои волосы? — прошептал он.

— Длины? — растерянно переспросила она. — До пояса. Их трудно расчесывать.

— А я бы хотел взглянуть на них распущенными. Они, наверное, такие длинные, густые.

Аманда чувствовала себя очень странно. Возможно, сказывался пропущенный ужин. Возможно, сказывались все те ужины, которые она пропустила за последние несколько недель, но она чувствовала легкое головокружение и дрожь.

— Профессор Монтгомери, я не думаю… — начала она, но остановилась, увидев, что он шагнул ближе к ней.

— Какие у тебя плечи, Аманда? Такие же белые и нежные, как кожа твоих щек? — Он прикоснулся к ее щеке.

"Очень странно», — подумала она, глядя ему прямо в глаза. Она знала, что не должна слушать то, что он говорит. Может, ей следует позвать на помощь? Она сделала шаг назад, и он тут же шагнул ближе к ней.

— Ради таких глаз можно умереть, — сказал он, лаская ее взглядом. — А губы! Губы, созданные для поцелуев. Губы, созданные, чтобы шептать слова любви. Губы, созданные, чтобы ласкать мужчину.

Она не могла сказать ни слова, лишь в голове лихорадочно билось: «О Боже!». Она была напугана, и только поэтому не убегала и не звала на помощь. Хотя нет, это чувство можно было лишь отчасти назвать страхом. Она не знала, с чем сравнить его.

— Аманда, — прошептал он и обнял ее, лаская шею.

К ней никто так не прикасался, и ей показалось, что она умирает. Она закрыла глаза, откинула голову назад, с наслаждением ощущая его руки на своем лице.

И вдруг все закончилось. Монтгомери исчез. Она стояла одна в ночной темноте и думала, не пригрезилось ли ей все это. Но, услышав, как захлопнулась дверь, она поняла, что Монтгомери ушел в дом.

Аманда тяжело опустилась на скамейку, ручка и тетрадь, которые она прижимала к себе все это время, упали к ней на колени. Все не так. Она поступила не правильно. Нельзя было так поступать, а главное, нельзя было чувствовать такое…

Она вспомнила о Тейлоре и ее сердце болезненно сжалось. Он ей доверял, верил в нее, а она чуть не предала его. Она — испорченное, аморальное создание. Как она смеет считать себя достойной Тейлора, если ведет себя таким образом с абсолютно незнакомым мужчиной, который попросту посмеялся над ней? Может, профессор Монтгомери и создает благоприятное впечатление, но оно обманчиво. Он цитирует вульгарные вирши, слишком быстро ведет машину, приглашает незнакомых женщин на танцы и заигрывает с девушкой, которая обручена с другим, прямо под носом у ее жениха. Люди, обладающие высокой моралью — такие, как Тейлор, — так себя не ведут. Тейлор никогда не ведет машину слишком быстро (по правде говоря, он вообще не водит машину сам). Тейлор не тратит время на такие бессмысленные занятия, как танцы, и он никогда не сорвется посреди ночи, чтобы встретиться с кем-нибудь вроде Ривы Эйлер. И он никогда не заигрывает с девушками, даже с той, на которой собрался жениться. Тейлор не говорит женщине, что ее губы созданы для поцелуев или для того, чтобы шептать слова любви. Или ласкать мужчину.

Ласкать? Целовать обнаженные плечи мужчины, или хотя бы его ладонь, или… «Нет! — приказала она себе. — Выкинь такие мысли из головы». По крайней мере, ей следовало представить, что она целует обнаженные плечи Тейлора, а не Монтгомери. Но никогда в жизни она не смогла бы предположить, что Тейлор способен снять рубашку при ней.

Аманда пошла к дому. Она никогда не чувствовала себя такой смущенной, и в очередной раз ей захотелось, чтобы профессор Монтгомери уехал. Теперь она приложит все силы, чтобы держаться от него подальше.


Хэнк плохо спал той ночью. Он не знал, что не дает ему уснуть — совесть или простое возбуждение. Ну почему ему всегда хочется не тех женщин? Он не обращал внимания на Блайт Вудли, пока та была его студенткой, но стоило ей обручиться с другим, как он тут же возник рядом.

Теперь была Аманда, женщина, не способная вдохновить на великую страсть, но он не мог заставить себя держаться от нее подальше. Она была хорошенькой, но существует множество женщин красивее ее. Она была слишком худой, слишком правильной, в ней даже было что-то от старой девы. Тогда почему он сходил с ума, когда оказывался рядом?

Хэнк слез с кровати и, пока не передумал, начал собирать чемодан. Завтра же он переберется в Кингман. Так будет лучше, учитывая и то, что руководители профсоюза смогут связаться с ним. Он остановится в гостинице «Кингман Арме», и каждый вечер будет знакомиться с новой женщиной, настоящей женщиной из плоти и крови, которая ест свиные отбивные и пьет пиво, и не считает танцы смертным грехом. Он найдет женщину, с которой можно разговаривать.

Когда он наконец заснул, было три часа ночи.


— Аманда, — недовольным тоном сказал Тейлор. Они сидели в столовой, ожидая, пока Монтгомери присоединится к завтраку. — Миссис Ганстон сказала, что он собрал чемодан и собирается уехать сегодня.

Аманда виновато вздохнула. Профессор Монтгомери уезжал по ее вине.

— Ты, видимо, не понимаешь, что это значит. Этот Монтгомери — настоящий социалист. Он пишет, что следует все отдать бедным. Он хочет забрать твой дом, твою одежду. Аманда, он хочет, чтобы ты работала на полях или стала служанкой. Тебе этого хочется?

Она вспомнила ростбиф и жареный картофель, который ели слуги на кухне, но отогнала картину.

— Нет, не хочу, — печально сказала она.

— Но все так и произойдет, если профессор Монтгомери уедет. Люди из профсоюза доберутся до него, склонят его на свою сторону, и он организует забастовку.

Аманда разглядывала собственные руки. Она чувствовала себя виноватой, но не знала, что делать. Профессор Монтгомери был непредсказуем — то он ненавидел ее, то заигрывал с ней.

— Аманда! — резко произнес Тейлор. — Почему твои волосы не в порядке?

Одна прядь действительно выбилась из тугого узла, в который она обычно укладывала волосы. Аманда поспешно заправила ее обратно.

— Я причесывалась второпях, потому что профессор Монтгомери занял ванную. — Ее голос вдруг сорвался. — Тейлор, не мог бы ты составить расписание и для него? Он приходит и уходит когда ему угодно, идет в ванную, когда ему хочется, ест что и когда ему хочется. Он постоянно мешает другим.

Тейлор неодобрительно отнесся к ее взрыву, но потом улыбнулся. Ее гнев доказывал, что она — женщина, понимающая, что такое логика. Она никогда не вернется домой в два часа ночи пьяная и не будет валяться до полудня, она не исчезнет на три дня. Аманда всегда будет заботится о муже и детях.

К полному удивлению Аманды, Тейлор легко коснулся губами ее лба. Он никогда не целовал ее прежде.

— Ну, милая, — нежно сказал он. — Хочешь клубничного джема? А через несколько дней, когда хмель соберут, Монтгомери и люди из профсоюза оставят нас в покое, и мы сможем обсудить наши свадебные планы.

Аманда остолбенела. Что такого она сказала? Что она сделала? Минуту назад он был рассержен тем, что она не смогла справиться с профессором Монтгомери, а теперь заговорил о свадьбе.

Аманда села за стол. Чем бы это ни было вызвано, она была рада. Она намазала тост джемом, как делала за обедом с Монтгомери, прикрыла глаза и вдохнула аромат.

На этот раз остолбенел Тейлор.

— Аманда! — резко произнес он.

— Я… я прошу прощения, — сказала она, открыв глаза. — Запах такой приятный.

Он отодвинул джем на дальний конец стола, словно бутылку виски от пьяницы, и Аманда постаралась скрыть тоску во взгляде, когда смотрела вслед джему.


Проснувшись, Хэнк почувствовал себя несвежим, поэтому тут же отправился в ванную и набрал побольше холодной воды. Когда он сел в ванну, его зубы застучали, а кожа покрылась мурашками, но зато он окончательно проснулся — и изгнал из головы остатки сна, в котором ему снилась Аманда.

Еще один завтрак в ее обществе, а он покинет этот странный дом, где живут четыре человека, а он видит только двух.

Одевшись, он подошел к лестнице, чтобы спуститься вниз, но остановился рядом с дверью, ведущей в комнату Аманды. Дверь была приоткрыта. Слева за стеной, на черной лестнице, слышались шаги прислуги. Он понял, что наверху, кроме него, никого нет.

Не задумываясь о том, что делает, он подошел и толкнул дверь. Комната была безликой, как картинка из журнала, и он не понял, почему его это удивило. Там было все, что положено: мебель, картины на стенах, занавески на окнах, но в ней не было ничего, что указывало бы на ее обитателя. В доме его матери даже в комнатах для гостей на столе лежали скатерти, возле кроватей — романы, если гостю захочется почитать на ночь. На каждом стуле лежало по красивой подушке, возле кресел — яркие пледы, всюду — свежие цветы, а в шкафах — мешочки с ароматическими смесями.

Но в комнате Аманды не было ничего похожего. На столах ничего не лежало. Не было кружевных подушечек на кровати, застеленной голубым покрывалом. Картины представляли собой слишком тщательные воспроизведения предметов, чтобы они казались настоящими. Темно-синие занавески — не глубокого голубого цвета, который мог бы оживить комнату, а скучного, унылого, невыразительного синего.

Он прошел в противоположный конец комнаты к столу, за которым Аманда провела всю ночь. Со стола все было убрано. Он выдвинул ящик стола с правой стороны и убедился, что вещи уложены в нем очень аккуратно. Сверху лежал исписанный листок бумаги, озаглавленный «Расписание», внизу проставлена сегодняшняя дата. На листке был поминутно расписан день — куда Аманда повезет Монтгомери сегодня, о чем будет беседовать, даже где и чем угостит и что наденет.

Он с отвращением задвинул ящик. Что за упорядоченная маленькая сволочь! Она не только распланировала собственную жизнь, но она собирается отнять свободу у окружающих. Неожиданно он почувствовал сочувствие к Тейлору и задумался, знает ли тот, во что ввязался. Распишет ли Аманда и обязанности мужа? «11.01 — четвертая попытка зачать ребенка». А если ему не удастся сделать это с шести попыток, она вышвырнет мужа вон? Он не мог представить, как Аманда пишет в собственном расписании: «11.01 — почувствовать страсть».

Он вышел из комнаты, оставив дверь открытой и даже не пытаясь скрыть следы своего пребывания. Через несколько часов он отсюда уедет.

Аманда и Тейлор уже сидели в столовой. После сдержанного приветствия Хэнк наполнил тарелку и сел за стол. Он старался скрыть гнев, но это было нелегко. Он чувствовал себя как дикий зверь, которого словили и посадили в клетку в зоопарке, установив жесткий порядок кормежки. Она пытается заставить его жить по расписанию, а что же тогда говорить о Тейлоре? Если бедняга не будет придерживаться установленного ею порядка, он потеряет ранчо? «Женись на мне, делай то, что я велю, и ранчо — твое», — так она ему сказала?

"Бедняга», — подумал Хэнк, с сочувствием глядя на Тейлора. Она не позволяет устраивать праздники или танцы, она забыла девушку, с которой когда-то дружила.

— Профессор Монтгомери, — говорил в это время Тейлор, — Аманда хотела бы поехать в Террилл на лекцию по евгенике. Она не может отправиться без сопровождающего, а у меня много работы. Не согласитесь ли вы составить ей компанию?

Хэнк хотел было отказаться, но решил, что должен сказать ей все, что думает о ее стремлении управлять другими.

— С удовольствием, — сказал он, глядя прямо на Аманду и не пытаясь скрыть гнев.

Аманда посмотрела на него и, увидев, как он разъярен, хотела сказать, что никуда с ним не поедет, но не посмела рассердить Тейлора, особенно после того, как он заговорил о браке.

И все же что-то в выражении лица Монтгомери заставило зашевелиться волосы на ее затылке.

После завтрака она почти полчаса прождала его у машины, пока наконец он не вышел из дома.

— Что, мисс, выбились из расписания? — резко спросил он.

Она шагнула в сторону, словно стараясь держаться подальше от переполнявшего его гнева.

— Да, мы должны были выехать раньше, — робко произнесла она.

— Тогда чего ждем? — он повернулся к шоферу. — Вы нам сегодня не понадобитесь. — Затем перевел взгляд на Аманду. — Или мы едем в моей машине, или вообще не едем.

— Хорошо, — тихо сказала она. Ей самой хотелось проехаться в такой славной открытой машине Монтгомери.

— Этого тоже нет в расписании, верно? — сердито спросил он и прошел мимо нее к гаражу.

Она стояла несколько мгновений, глядя ему вслед. Может, Тейлор передал ему копию расписания? Может, профессор Монтгомери злится на самого себя за то, что опаздывает или за то, что пошел в ванную, когда это не было указано в расписании?

Он произвел все манипуляции, необходимые, чтобы завести машину, вывел ее из гаража и так близко подъехал к Аманде, что чуть не задел колесом ее ноги.

— Садитесь! — скомандовал он.

Аманда с облегчением повиновалась. Вид этой желтой машинки всегда поднимал ей настроение, поэтому, садясь на черное сиденье и придерживая шляпу, когда «Мерсер» резко тронулся с места, она уже улыбалась. Это не было похоже на поездку в лимузине. Пока она в восхищении оглядывалась по сторонам, Хэнк прибавил газа. Ей не доводилось раньше ездить так быстро. Ветер растрепал волосы, глаза приходилось закрывать, чтобы в них не попала мошкара — лобовое стекло было только перед сиденьем водителя. Ей все нравилось. Да, все: и ветер, и то, что машина открытая, и то, как все быстрее мелькали деревья и поля.

Поездка была недолгой, не такой долгой, как хотелось Аманде. Посреди пути раздался странный звук и машина резко свернула направо. Монтгомери выругался, и Аманда с интересом наблюдала, как он поворачивает тугой руль и останавливает машину. Руки и глаза Монтгомери были заняты, поэтому Аманда не сразу заметила, что мужчина рядом с ней окончательно утратил контроль над собой.

Когда машина остановилась, Монтгомери посмотрел на Аманду, и его лицо стало еще злее, хотя, казалось, это невозможно.

— Шина лопнула. Теперь ваше расписание полетит ко всем чертям.

Поскольку главным для Тейлора было удержать Монтгомери подальше от Кингмана, Аманда надеялась, что Тейлор не рассердится, если они опоздают на лекцию. Самой Аманде хотелось просто подольше ехать на этой замечательной машине.

Она откинулась на сиденье, закрыла глаза и улыбнулась, еще раз вспоминая поездку. Прежде чем Аманда смогла понять, что происходит, Монтгомери схватил ее, сжал в объятиях и поцеловал. Он целовал ее с той же силой, с какой вел машину.

Ошеломленная, она не смогла шевельнуться. Она даже не успела открыть глаза. И как только поняла, что происходящее ей нравится, он так резко оттолкнул ее, что она ударилась спиной о сиденье.

Она поднесла руку к губам и широко открытыми глазами посмотрела на Монтгомери.

— А это было в вашем расписании, мисс Чопорность? Ну что, поездка напугала вас? Скорость не подходит для вашего правильного мира? Вы можете думать, что держите в руках всех мужчин, но это не так. Может, бедняга Тейлор и подчиняется вам ради ранчо папаши, но всех нас вам не подчинить.

В ярости он пошел к машине, вытащил запасное колесо и начал снимать поврежденное.

Аманда не двинулась с места. Его слова, поцелуй, то, как он действовал, вызвали только недоумение. Она не могла понять, о чем он говорит, и поэтому испугалась. Они были одни на заброшенной грязной дороге, в десяти милях от Кингмана, и поблизости не было видно ни машин, ни домов.

Собрав все мужество, Аманда вышла из машины и стала у него за спиной, стараясь держаться как можно прямее.

— Профессор Монтгомери, мне очень жаль, что я расстроила вас. Мне жаль, что нарушение распорядка так расстраивает вас, но мне пора домой. — Она развернулась и пошла по направлению к Кингману.

— Если вы не будете гнать лошадей, я подвезу вас, а потом уеду с вашего чертового ранчо и… — Он услышал шаги и, обернувшись, увидел, что она уходит.

"Пусть прогуляется, — подумал он. — Ей полезно немного поработать мышцами». Он не предполагал, что способен так злиться. Обычно его приводила в ярость несправедливость, а не хорошенькие девушки. Он ненавидел любое угнетение, не выносил богатых землевладельцев, позволяющих себе издеваться над рабочими и арендаторами, не мог спокойно смотреть на людей, утративших свободу.

Может быть, именно это его разозлило:

Аманда пыталась ограничить его свободу. Она расписала его действия по минутам и ожидала, что он будет делать все, что она ни потребует. Совсем как ее отец, который свято верил, что тот, кто работает на его полях, не имеет никаких прав.

Он обернулся и посмотрел на маленькую фигурку Аманды, удалявшуюся все дальше.

Как отец, который пытается контролировать других, или Дрисколл, который был выкроен из того же материала. Эти двое хотят управлять всем миром и всеми людьми, населяющими его.

Хэнк выпрямился, словно что-то напугало его.

— Управлять миром, — прошептал он, — или хотя бы одной маленькой дочерью?

Он побежал за Амандой.

Когда Хэнк преградил путь, Аманда расправила плечи, словно набирая побольше воздуха, чтобы закричать.

— Аманда, — осторожно попросил он, кляня себя за то, что напугал девушку, — расскажи мне о расписании.

Он, похоже, больше не злился, но Аманда ему не доверяла.

— Тейлор каждый вечер составляет расписание для меня.

— И сколько это уже длится? — спросил Хэнк. Он не знал, зачем спрашивает, просто хотел проверить свою догадку.

— С тех пор, как мне исполнилось четырнадцать. Тейлора тогда наняли в качестве моего учителя.

— В расписании, которое я видел, указывается каждая минута. Она нахмурилась:

— Конечно. Там же говорится, что я должна успеть сделать. А разве вы не расписываете, когда и что должны сделать?

Хэнк облегченно выдохнул вместо ответа.

— Ив расписании указывается, что ты должна надеть?

— Да.

— И что есть?

— Да.

— И когда можешь воспользоваться ванной?

Она отвела глаза и покраснела.

— Это сделано, чтобы упорядочить домашний распорядок.

Он остановился и внимательно посмотрел на нее, « разглядывая каждый завиток волос. Когда он впервые увидел Аманду, ему показалось, что у нее печальный взгляд, и теперь он знал причину печали. В четырнадцать лет она была бабочкой, готовой вылупиться из кокона, но отец нанял этого убийцу бабочек — старину Тейлора, чтобы запихнуть ее обратно в кокон. Там она и оставалась.

Ему захотелось обнять ее, прижать к себе, пообещать, что теперь все будет хорошо, но это бы не помогло, поскольку, по правде говоря, Аманда не знала, что что-то в ее жизни нуждается в исправлении.

— Аманда, — терпеливо сказал он таким тоном, каким обычно разговаривают с застенчивыми детьми. — С тобой обращаются как с пленницей. Подобно тому, как твой отец издевается над людьми, которые трудятся у него, Дрисколл издевается над тобой. Никто не живет по расписанию, любой человек имеет право на то, чтобы есть, когда хочется, идти в ванную, когда хочется. Дрисколл отнял у тебя свободу, свободу, гарантированную каждому конституцией. Поедем со мной, Аманда, я увезу тебя отсюда прямо сейчас. Я прослежу, чтобы ты никогда больше не жила по расписанию. — Он протянул ей руку.

Аманда так удивилась, что несколько мгновений не могла произнести ни слова. Она смотрела на Монтгомери, стоящего на залитой солнцем дороге с видом проповедника, пытающего отвратить грешников от их пороков, и гнев, который накапливался в ней с момента его приезда, выплеснулся, как лава во время извержения вулкана.

— Как вы смеете рассуждать так о моей жизни, — сказала она сквозь зубы. — Как вы смеете оскорблять моих отца и жениха! — Она шагнула вперед, глядя ему прямо в глаза, и гнев сделал ее как будто выше (или его — ниже). — Да что вы знаете обо мне? Вы приехали к нам как гость и только и делаете, что насмехаетесь над нами и смотрите на нас сверху вниз. Знайте, мне нравится, как я живу. Мне нравится четкий распорядок. Я люблю учиться, а больше всего я люблю отца и своего жениха. Что до вашей конституции, то я слышала, что человек имеет еще и право на выбор, и я сама выбрала, как мне жить. А сейчас, профессор Монтгомери, садитесь в свою быструю машину и уезжайте так быстро, как только сможете. Я пойду домой и первое, что сделаю, — прослежу, чтобы вам отослали ваши вещи.

Держа спину прямо, она обогнула его и пошла по дороге, демонстрируя каждым шагом, как она разъярена.

Хэнк в шоке остался на месте, чувствуя себя полным идиотом. С первого момента их встречи ему казалось, что их что-то объединяет. Его злило, что она этого не видит. Он ревновал ее к Тейлору и искал повод думать, что она на самом деле не любит его. Сейчас он чувствовал себя дураком, из-за того что смел надеяться, будто она может полюбить кого-нибудь еще. Он почувствовал, что краснеет, вспомнив, как пообещал спасти ее от буки Тейлора.

Хэнк стер со лба пот. После встречи с Амандой он стал сам не свой. Он вел себя как мальчишка, который сначала дарит подарки девочке, которая ему нравится, а потом дергает ее за косички. Восстановив в памяти последние несколько дней, он устыдился своего поведения. Он вспомнил, как бросал Аманду посреди улицы, делал язвительные замечания, а временами был откровенно груб. Он силой поцеловал ее, чего раньше ни с кем себе не позволял.

А что сделала Аманда, чтобы заслужить такое отношение? Она была сама собой. Она вела его в музей, а он смеялся. Она предлагала побеседовать о чем-нибудь, что могло его заинтересовать, а он с высокомерием отвергал это. Она пригласила его присоединиться к тихому поэтическому вечеру, а он шокировал ее чтением неприличных стихов.

Он никогда не чувствовал себя так отвратительно.

Он пошел по дороге вслед за Амандой, и снова напугал девушку, возникнув неожиданно прямо перед ней.

— Мисс Колден, — сказал он, прежде чем она успела заговорить, — я не нахожу слов, чтобы выразить свое раскаяние. Вы правы во всем, что сказали, от первого до последнего слова. Я вел себя отвратительно. Я не надеюсь, что вы простите меня, но чтобы исправить положение, немедленно покину ваш дом. Но сначала, может, вы позволите отвезти вас на ранчо?

Гнев Аманды уже немного остыл. Она с ужасом представила, как разозлится Тейлор, когда она скажет ему, что профессор Монтгомери уезжает.

— Это мне следует извиниться, — возразила она, зная, что лжет, но также зная, что от этой лжи зависит ее брак с Тейлором. — Мое поведение тоже было непростительным. Я прошу вас не уезжать. Пожалуйста.

"Пожалуйста», — подумал он. Она печально смотрит на него огромными глазищами и говорит «пожалуйста». Он знал, что должен уехать. Он знал, что она — не для него. Она противопоказана ему, как пирог толстяку, как спиртное пьянице. Но он знал, что не может расстаться с ней. Он останется и научит ее жить самостоятельно. У него есть обязанности перед профсоюзом, и он выполнит их.

— Хорошо, я остаюсь, — произнес наконец он. — Садитесь в тени, под деревом. Придется подождать, пока я заменю колесо. А потом я отвезу вас на лекцию и обещаю не ехать слишком быстро.

Она пробормотала слова благодарности и пошла в тень. Она была права, когда спорила с ним. Но его слова заставили ее задуматься. Неужели у других людей нет распорядка дня? Неужели другие едят когда и что захочется?

Она постаралась прогнать эти мысли из головы. В конце концов, она сама выбрала подчинение Тейлору.


Глава 7


Хэнк направлялся в сторону Террилла со скоростью десять миль в час. Этот город превосходил Кингман по размерам раза в три и был более современным — со множеством магазинов и мест, где можно развлечься. Люди на улицах следовали в одежде моде, а некоторые женщины даже пользовались косметикой.

Если бы Хэнк не был таким мрачным, он бы заметил, с каким интересом провожают его желтую машину женские взгляды. Он резко затормозил у здания Масонского Общества, где читалась лекция Аманды, вышел из машины и открыл перед девушкой дверцу.

— В котором часу это закончится? — угрюмо спросил он.

— В час. А вы разве не идете?

— Боюсь, евгеника меня не интересует.

— Библиотека находится…

— Я заметил неподалеку местечко, где показывают кинокартины. Схожу туда.

Глаза Аманды раскрылись от удивления.

— Синематограф?

Хэнк засунул руки в карманы.

— Ага. Увидимся в час.

Аманда стояла на тротуаре и смотрела, как он отъезжает. «Кинокартина, — думала она. — Он и в самом деле поехал смотреть кинокартину. О чем, интересно?"

В Масонском Обществе женщина-лектор с энтузиазмом рассуждала о селекции людей с целью создания расы совершенных разумных существ, но Аманда могла думать только о синематографе.

Когда после лекции она вышла на улицу, то обнаружила, что Монтгомери уже поджидает ее, прислонившись к припаркованной у входа машине.

— Не против пообедать, прежде чем мы отправимся домой? — спросил он.

Она согласилась, он отвез ее в миленький ресторан на окраине города. У Аманды потекли слюнки, как только они вошли внутрь. Последний раз, когда она обедала с профессором, ей довелось попробовать вкуснейшую в мире еду.

Когда официантка подошла к их столику, желудок Аманды сжался от предвкушения, но Монтгомери заговорил первым.

— Леди на особой диете. Не могли бы вы принести отварной картофель без подливки, отварную фасоль и рыбу, все без соуса.

Официантка посмотрела на Аманду, которая надеялась, что девушка откажется принять такой заказ, но та только сказала:

— Хорошо, а что будете вы?

— Ваш фирменный обед, — ответил Хэнк. Аманда постаралась скрыть разочарование даже от самой себя. Конечно же, полезнее употреблять здоровую цельную пищу вместо жареной, жирной и политой соусами. Она сглотнула слюну и постаралась не думать о еде.

— Вы посмотрели кинокартину, профессор Монтгомери?

— Конечно, — пробормотал он, не глядя на нее. По правде говоря, он не уделил должного внимания сюжету, поскольку думал только об Аманде. Ему нужно было побыть вдали от нее. Он не вынесет, если придется час за часом находиться рядом.

— Вам понравилось? — Ей хотелось задать тысячу вопросов, но она не осмеливалась. Кинокартины — нечто легкомысленное, не дающее пищи для ума.

— Все, как обычно, — ответил он. — Хороший парень, плохой парень и невинная девушка, злоупотребляющая косметикой.

— Ну да, — пробормотала она, не зная, как заставить его рассказать побольше.

Принесли заказ, и Аманда тайком наблюдала, как перед Монтгомери появляются самые восхитительные блюда: салат из клубники с ананасами, жаренная в масле форель, заправленные помидоры, огурцы под французским соусом, суфле, сдобные булочки и кофе. Ее собственная еда выглядела простой и безвкусной, и она боялась, что не сможет скрыть полный зависти взгляд, если не отвлечется от еды.

— Может, обсудим что-нибудь? — спросила она.

Хэнк с ужасом поднял глаза. Девушка смотрела на него широко раскрытыми глазами, ее движения были исполнены грации. Он понимал, что ему лучше с ней не разговаривать, но все же произнес:

— Хорошо.

— Что бы вы хотели обсудить? — спросила она. — Я только что прочла о последнем законе о тарифах Вильсона. Или же вас больше интересуют экономические реформы на Балканах?

Стоило ей заговорить, и он сразу же начинал понимать, что эта женщина — не для него. Он даже осмелился улыбнуться:

— Я ничего об этом не знаю.

— Да? — сказала она, провожая глазами блестящий от масла кусок, который он отправил в рот. — Может, американские налоги? — спросила она с надеждой. — Я еще знаю о налоговой системе в Англии и Дании.

Хэнк улыбнулся еще шире:

— Все это не для меня.

Он надрезал булочку, и Аманда почувствовала ее аромат, а когда он начал намазывать ее, подтаявшее масло заполнило мелкие отверстия в сдобе.

— Сербия? — быстро спросила она. — Адрианополь? Турция?

Может, разговор о войне отвлечет ее от аппетитных запахов?

— Ничего не знаю, — с довольным видом заявил он. Наконец-то он вспомнил, что она ему не нравится. — Почему бы вам не рассказать мне об этом?

Если она станет продолжать в том же духе, он будет помнить об этом достаточно долго, чтобы добраться до дома и избавиться от нее.

Она говорила, а он ел. Она рассказывала о том, как болгары после трехдневной осады захватили Адрианополь. Она рассуждала о реакции Австрии и перспективах объединения Сербии и Черногории.

Она говорила — вернее, читала лекцию — и Хэнк чувствовал себя все лучше. Эту Аманду он не любил. Эту Аманду легко представить рядом с Тейлором. Может, она родит от него набор энциклопедий.

Официантка принесла две порции десерта — персики, политые сахарным сиропом. Хэнк велел было унести вторую тарелку, но Аманда схватила ее и начала жадно есть. Он никогда не видел, чтобы так ели, — чувственно, с удовольствием, как будто она занималась любовью.

— А что еще вы знаете о войне? — сердито спросил он.

Аманда попыталась сосредоточиться, но божественный запах персиков мешал ей.

— Р-Россия не довольна действиями Австрии, и Австрия… — Она остановилась и прикрыла от удовольствия глаза.

— И что Австрия? — потребовал продолжения Хэнк.

— Тоже не довольна, — сказала она наконец. — Недовольна действиями России.

— Хорошо, — сказал он. — Вы закончили? Нам пора домой. Расписание помните? Не пора ли вам вернуться к занятиям, способствующим обогащению интеллекта?

— Да, — ответила Аманда, возвращаясь к действительности. Завтра ей предстояла проверочная работа по истории и доклад о строительстве Панамского канала, так что надо было готовиться. Она с грустью посмотрела на пустую тарелку. Тейлор был прав: нездоровая пища вредит организму. Персики только разбудили ее аппетит. — Нам пора.

Хэнк вел машину очень медленно, так что волосы Аманды не растрепались. Вернувшись на рачно, она в первую очередь отправилась на поиски Тейлора, чтобы узнать, не захочет ли он изменить расписание, поскольку они вернулись из города раньше, чем предполагалось. По крайней мере, она сможет спокойно позаниматься, не засиживаясь над книгами допоздна.

Слуга сказал ей, что Тейлор находится в библиотеке.

Хэнк поставил машину в гараж и наблюдал, с какой поспешностью Аманда ринулась в дом. «Не может дождаться, когда увидит своего Тейлора», — подумал он и понял, что снова разозлился. Он бы не смог сейчас видеть их вместе.

Засунув руки в карманы, он отправился на прогулку вокруг дома, мрачно глядя на здание и окружающие его деревья. Дверь оранжереи была открыта, и он вошел, наслаждаясь запахом жасмина. Но вдруг он услышал доносящиеся из библиотеки голоса. Хэнк хотел уйти, но остановился, услышав, что разговаривают Тейлор и Аманда.

— Ты рано вернулась, Аманда, — говорил Тейлор холодным тоном. — Предполагалось, что ты задержишь его до вечера.

— Я прошу прощения. Но он сам захотел вернуться.

— Это не может служить оправданием. Неужели благополучие плантации не интересует тебя? Неужели ты хочешь, чтобы всех нас — меня, твоего отца и мать, тебя саму — вышвырнули отсюда только потому, что ты не можешь занять всего-навсего человека самого простого происхождения?

— Я прошу прощения, — прошептала Аманда. — Я не знала, о чем с ним говорить. Нам нечего сказать друг другу.

— Нечего сказать! — возмущенно воскликнул Тейлор. — Ты забыла все, чему я тебя учил?

— Конечно нет, но ему не интересны научные предметы, он предпочитает… предпочитает кинокартины.

— Но он же профессор колледжа, — с удивлением сказал Тейлор, но его тон тут же изменился. — Ты что-то сделала не так.

— Неужели я должна была… — она колебалась, — пойти в синематограф вместе с ним? Или на танцы? Кажется, он любит танцевать.

Тейлор говорил так холодно, что его голос мог заморозить растения в оранжерее:

— Что ты за женщина, Аманда? Неужели я сделал предложение недостойной женщине? Ты скрывала от меня все эти годы свою истинную сущность? Теперь ты захочешь, чтобы тебе подавали виски на завтрак.

— Нет, сэр, — ответила она и перенеслась в то время, когда он был только ее учителем, а не женихом.

— Или ты начнешь носить короткие платья и устроишься на работу машинисткой?

— Нет, сэр, — тихо ответила она. — Я хочу только того, что у меня уже есть.

— Слова меня не убеждают. Аманда, ты не представляешь, как тебе повезло. У тебя есть все, чего только можно пожелать. Тебе не приходилось страдать от отсутствия денег или образования, а теперь ты хочешь швырнуть на ветер и то, и другое. — Он на мгновение остановился. — А может, зря я забочусь обо всем? Может, ты хочешь уехать с ранчо. Это так, Аманда? Ты не хочешь выходить за меня замуж и таким образом даешь мне понять это?

— Нет, — ответила Аманда, и в ее голосе послышались слезы. — Единственное чего я хочу, это выйти за тебя замуж. Но я не знаю, что нужно сделать, чтобы профессор Монтгомери остался доволен.

— Ты не знаешь, как доставить удовольствие и мне. — Тейлор снова остановился. — Отправляйся к себе, Аманда, и оставайся в комнате весь день, без ужина. Посвяти время изучению книг, чтобы найти тему, которая заинтересует профессора. Если он встретится с рабочими и руководителями профсоюза, в этом будет только твоя вина, и ты… — он понизил голос, — будешь сурово наказана. А теперь иди. Не могу смотреть на тебя.

Хэнк услышал, как Аманда вышла из библиотеки, и его первым движением было ринуться к Тейлору и выбить ему пару зубов. Но он сдержался и, сжав кулаки, понял, что у него дрожат руки. Ему стало не по себе от того, что он услышал. Он вспомнил, как разозлился, когда увидел, как обращается с Блайт Вудли ее жених, но унижение Блайт не шло ни в какое сравнение с тем, что устроил Тейлор Дрисколл. Тейлор полностью контролировал жизнь другого человека.

Хэнк вышел из оранжереи, чтобы вдохнуть побольше воздуха, но, похоже, ему не хватило бы всего кислорода Земли. Так вот что он видел в глазах Аманды — печаль, взгляд затравленного и посаженного в клетку животного — не страх, а обреченность. Тейлору принадлежал ее разум, ее мысли, даже ее тело. Он контролировал ее, как если бы она была механической куклой или его собственным созданием.

Хэнк начал понимать многое из того, что происходит в доме: например, жесткое расписание, по которому жила Аманда. Конечно же, она знала, что пробудет в ванной три с половиной минуты, — именно столько отвел на это Тейлор. Платья Аманды были пошиты из тканей сдержанных тонов, покрой был самым простым, а волосы она стягивала очень туго. Тейлор хотел ее видеть именно такой. Она говорила только о том, что прочла, потому что Тейлор не позволял ей поднять голову от книг.

Хэнк вспомнил, сколько раз видел Аманду за учебниками до самого позднего вечера. Она развлекала его целыми днями и при этом училась по ночам. Эта девушка была достаточно взрослой, чтобы уже закончить колледж, но ее до сих пор отсылали в постель без ужина, если она не подчинялась хозяину.

"Хозяин!» — подумал Хэнк. Он ненавидел это слово. Каждый человек являлся хозяином собственной судьбы, но некоторые из людей, благодаря деньгам или происхождению, считали себя хозяевами чужих судеб. Тейлор сказал, что Хэнк — человек простого происхождения, как будто в Америке люди делились на классы. И он сказал Аманде, что, если появится профсоюз, ранчо отберут. Профсоюз был пугалом для землевладельцев.

, Хэнк прикрыл на мгновение глаза и подумал обо всем том, что делает Тейлор, чтобы держать Аманду в подчинении, чтобы отнять у нее данную ей с рождением свободу — свободу выбирать, свободу любить или не любить, свободу плакать или смеяться. Он отнял у нее все, подвесив над головой, как дамоклов меч, угрозу разорения или разрыва помолвки.

Хэнк остановился перед домом и посмотрел на окно Аманды. Теперь он понял, что так влекло его к этой девушке с первой их встречи. Его ненависть к любому давлению либо несправедливости. Что-то в нем угадало, что Аманда нуждается в его помощи. Он поможет ей понять, что она имеет столько же прав, сколько любой другой человек, и ей не нужно спать, есть или дышать по расписанию, составленному кем-то другим. Он научит ее, и когда она поймет, то сможет сказать Тейлору Дрисколлу, чтобы тот убирался к черту.

Он улыбнулся, глядя на окно Аманды.

— Спящая красавица, — произнес он. — Я собираюсь разбудить тебя.

Он развернулся и пошел к гаражу. Ему нужно уехать и обдумать план — план возвращения мисс Аманды Колден к жизни.


Хэнк стоял в своей комнате на втором этаже дома Колденов и пристраивал за спиной только что купленный рюкзак. Он оставил пиджак в шкафу, оставшись в одной рубашке с засученными рукавами и брюках на подтяжках. Хэнк вышел на балкон и немного постоял, глядя на звезды. Слева он видел свет, пробивавшийся между занавесками спальни Аманды, и ее силуэт, склонившийся над столом.

Стараясь не шуметь, он перелез через перила балкона и ступил на крышу веранды, которая шла вокруг дома. Крыша проходила как раз под открытым окном Аманды. Карниз был уже, чем он предполагал, и он чуть не соскользнул вниз, но успел схватиться рукой за ставни и подтянуться. Он уже наполовину влез в комнату, прежде чем Аманда подняла глаза и увидела его. Она, как всегда, была одета аккуратно — каждая пуговка застегнута, каждый волосок на месте, хотя в комнате она находилась одна и время приближалось к десяти вечера.

Аманда изучала учебник по экономике, когда увидела, что профессор Монтгомери влезает в ее окно. Слово «шок» не вполне выражало охватившие ее чувства. Первое, что пришло ей в голову: Тейлору это не понравится.

Она застыла в изумлении, чувствуя, как волна гнева поднимается в ней.

— Профессор Монтгомери, — сказала она. — Вы не можете находиться в моей комнате.

— Ш-ш-ш, — прошептал он и влез вовнутрь. — Вы всех разбудите.

Он кивнул на пустое пространство в середине комнаты и продолжил:

— Подходящее место. Возьмите это, — и, стащив со спины рюкзак, протянул его ей.

Аманда отказалась поверить своим глазам, когда увидела, как он подошел к кровати и стащил с нее покрывало.

— Профессор Монтгомери! — прошипела она. — Вы не можете…

— Вы определенно всех перебудите.

Он взял покрывало, встряхнул его и расстелил на полу. После чего уселся на пол и, взяв рюкзак, начал выкладывать из него коробки с едой.

Там был салат с чем-то, похожим на мясо крабов или омара, еще один салат — с цыпленком и горохом, тартинки, оливки, сельдерей, пикули, клубника и крохотные пирожные.

Монтгомери вынул бутылку с густой красной жидкостью.

— Клубничный соус к пирожным с клубникой.

Аманда не двигалась с места, с удивлением глядя на еду.

— Вы не голодны? Я пропустил ужин, и вы, кажется, тоже, так что я подумал, что вы мне поможете справиться с этим. Не думаю, что ужин в столовой намного отличается от того, что мы едим здесь. Если же вы против, то мы можем разбудить слуг и попросить сварить что-нибудь для вас. Мы даже можем разбудить Тейлора и пригласить его присоединиться к нам.

— Нет, — быстро ответила Аманда и побледнела, представив, как она будит Тейлора. Запах пищи достиг ее носа, и она чувствовала, что у нее подгибаются ноги. Она опустилась на колени, словно генерал, протягивающий свой меч победившему его противнику.

— Бутерброд? — спросил он, протягивая полную тарелку. — Они с ветчиной и грибами.

Аманда одним глотком расправилась с бутербродом, восхитительным как на вид, так и на вкус.

Хэнк, улыбаясь, протянул ей порционную тарелку.

— Угощайтесь. Еды не много, но это все, что мне удалось купить в это время. Надеюсь, вам понравится омар.

— Да, конечно, — промычала она, глотая слишком быстро. Но все было таким невероятно вкусным, что ей казалось: еще минута — и еда исчезнет.

— Вы занимались? — спросил он.

— Историей экономики, — ответила она, набивая рот салатом из куриного мяса, заправленного восхитительным майонезом.

— Неужели ради меня? Или вы и раньше увлекались историей экономики?

— Я думала, мы сможем побеседовать об этом предмете. Я же не знала, что вы… — Она замолчала, так как чуть не сказала, что не знала, что Монтгомери, похоже, интересуют только машины, кинокартины и женщины неподходящего поведения.

— Но мы мало беседовали об экономике, верно? — сказал он. — И вообще мало беседовали. Я вел себя ужасно грубо, мисс Колден. Надеюсь, вы простите меня. Еще салата?

— Да, пожалуйста, — ответила Аманда. Она начала расслабляться. Конечно, мужчине неприлично находиться в ее спальне, тем более ночью, но он не выглядел опасным, а по сравнению с тем, как вел себя раньше, представлял образец вежливости и хороших манер.

— Вы так увлечены экономикой, что пропустили ради занятий ужин?

— Нет, это Тейлор… — Она чуть не сказала правду, но остановилась. — Мне нужно было остаться и немного позаниматься.

— Восхищен вашей старательностью. За все годы, что я учился в школе, мне ни разу не пришлось пропустить ужин ради занятий. Я всегда был голодным. А сейчас я бы не смог питаться так, как вы. У вас потрясающая сила воли, мисс Колден.

— Наверное, — пробормотала она, хотя сейчас особой силы воли она в себе не замечала. Она была готова душу продать ради тарелки пирожных с клубникой.

— А когда вы закончите?

— Что закончу? — спросила она, по-прежнему глядя на тарелку с пирожными.

— Ну как же! Сколько вам сейчас — двадцать три, двадцать четыре? Большинство женщин заканчивают обучение в более раннем возрасте, а у вас до сих пор есть учитель.

— Когда выйду замуж, — ответила она, протягивая руку за клубникой.

Хэнк щедро наполнил ее тарелку пирожными и клубникой, залив все сверху клубничным соусом.

— Значит, когда выйдете замуж за Тейлора. Расскажите мне о ваших свадебных планах.

— Мы еще ничего не планировали.

— Как странно! И как давно вы помолвлены?

Аманда резко выпрямилась, поставила наполовину пустую тарелку и пристально посмотрела на Хэнка. Она начала понимать, зачем он пришел. Подобно дьяволу, искушающему людей, он искушал ее.

— Профессор Монтгомери, я не настолько глупа, как вам кажется. Пожалуйста, уходите из моей комнаты и заберите все, что принесли.

— Клубника еще не кончилась.

— Я не хочу клубники, — солгала она. — А теперь уходите.

Он остался на месте, уверенный, что она не станет поднимать шум.

— Куда мы завтра идем?

— Мы — никуда. У меня достаточно собственных дел и здесь. — Волна страха прокатилась по ней, когда она представила, как говорит Тейлору, что не будет завтра развлекать профессора Монтгомери.

— Тейлор хочет, чтобы вы держали меня подальше от ранчо. Чтобы вы увезли меня куда-нибудь, где рабочие не смогут со мной связаться, верно?

Она колебалась.

— Я просто стараюсь сделать приятным пребывание гостя.

— Угу, — ответил Хэнк, пережевывая клубнику.

Она посмотрела на него, потом — на собственную тарелку с недоеденной клубникой и пирожными.

— Профессор Монтгомери, вы должны уйти.

— Не уйду, пока не скажете, что придумали на завтра.

Она боялась, что он сделает что-нибудь, если она не скажет, поэтому подошла к столу, где лежало составленное Тейлором расписание. Он передал его в восемь вечера.

— Мы идем в музей в Террилле, изучать историю заселения.

— Звучит очень увлекательно. Я рад, что мы не идем в библиотеку, чтобы освежить в памяти основные даты войны между Испанией и Америкой.

Она сердито посмотрела на него:

— И где вы получили звание профессора? На заочных курсах? Он усмехнулся:

— Я просто люблю многое, помимо занятий, да и вам не мешало бы оторвать голову от книг. Может, придем к компромиссу? Я иду с вами в музей, если днем вы пойдете со мной туда, куда я выберу.

— Не собираюсь тратить время на кинокартины, — резко ответила она. — Мне нужно обогащать ум и…

Он вскочил на ноги.

— Вам нужно обогащать жизнь. С минуту они стояли, меряя друг друга взглядом, пока наконец Аманда не отвернулась. Она не злилась с самого детства, но этот человек обладал исключительной способностью приводить ее в ярость. Глядя в его глубокие голубые глаза, она чувствовала что-то, чего она не понимала, но это чувство было где-то в ее душе.

— Пожалуйста, уходите, — прошептала она.

Он отвернулся и начал укладывать тарелки в рюкзак. Значит, он был прав, подозревая, что под коркой льда в Аманде таится женщина. Он мог заставить ее сердиться, и он двигался в правильном направлении. А мгновение назад он уловил в ее взгляде что-то еще. Кажется, впервые она взглянула на него как на мужчину.

Он поднял тарелку с пирожными и поставил на стол.

— Заберите, — сказала она. — Мне вообще не следовало есть с вами.

— Приберегаете свои обеды для Тейлора? Только он достоин есть с вами?

— Вы не достойны сидеть за одним столом с ним.

— Лучший комплимент, который я слышал в этом году. Увидимся завтра утром и не забудьте о нашем договоре.

Он закинул рюкзак на спину и вылез из окна.

Аманда опустилась на кровать, чувствуя себя разбитой после схватки с этим мужчиной.

С момента его появления все перевернулось с ног на голову. Тейлор заявляет, что не может ее видеть, а сама она, по вине этого ужасного профессора Монтгомери, ведет себя как девчонка. Она как будто забыла долгие годы самосовершенствования под руководством Тейлора. Дважды она ловила себя на том, что, оторвавшись от занятий, мечтает о еде — не о здоровой пище, а той, что Монтгомери имеет обыкновение запихивать в нее.

Она задумчиво посмотрела на тарелку с недоеденными пирожными. Уверяя себя, что она не будет есть, Аманда подошла к столу и взяла тарелку. У нее не было вилки, но, несмотря на это, несмотря на собственные уверения, она начала есть прямо руками.

Закончив, она с ужасом посмотрела на перемазанные руки, и, не веря самой себе, начала облизывать пальцы. Сделав это, она тяжело вздохнула, по-прежнему отказываясь верить в то, что сделала, подошла к двери и приоткрыла ее. Она прокралась по слабо освещенному коридору в ванную, надеясь, что Тейлор ничего не услышит.

По пути обратно Аманда испуганно посмотрела на дверь, ведущую в комнату Тейлора, и убедилась, что свет не горит. Не было света ни в комнате отца, ни в комнате Монтгомери. Повернувшись, Аманда заметила свет, выбивающийся из-под двери отдельной спальни, где спала ее мать. На мгновение Аманда задумалась о том, что мать может делать так поздно ночью. Много лет назад Тейлор запретил Аманде проводить время с Грейс Колден, поскольку считал, что та дурно влияет на дочь. Грейс быстро изучила расписание передвижений Аманды и сделала так, чтобы они редко встречались.

Аманда тряхнула головой. Монтгомери виноват и в том, что нарушает размеренное течение ее жизни. Мать оказывала на нее плохое влияние, но влияние профессора Монтгомери было просто ужасным. Как только хмель соберут и исчезнет опасность забастовки, она покончит с этим. Она вернется к прежней жизни. Снова они с Тейлором будут ужинать вместе и обсуждать полезные, разумные темы. Они будут потреблять полезную пищу. И она будет заранее знать, что ожидает ее в ближайшие часы. Не будет безумных гонок на машине, мужчин, влезающих посреди ночи в окно. И она не будет сердиться. С Тейлором она всегда чувствовала себя спокойно и уверенно, но стоит появиться профессору Монтгомери, как ее охватывает гнев.

Вернувшись в комнату, она переоделась в ночную рубашку, вернула покрывало на кровать и спрятала грязную тарелку, оставленную Монтгомери. Нельзя, чтобы миссис Ганстон обнаружила ее утром.

Она навела порядок на столе, поскольку миссис Ганетон ежедневно докладывала о состоянии ее комнаты Тейлору. Аманде стало стыдно, что она больше не занимается, но из-за полного желудка она чувствовала себя такой усталой и сонной, что занятия не принесли бы никакой пользы. Профессор Монтгомери ведет себя очень неразумно. Он только и знает, что гонять на машине быстрее ветра. А ей не нравится ни скорость, ни ветер, напомнила она себе.

Завтра она исправится. Завтра она будет вести себя так, будто рядом находится Тейлор. Она удержит разговор в рамках приличных, познавательных тем, и ничто не заставит ее показать свой гнев.

И она не будет есть то, что ей предлагает Монтгомери! И если он будет вести машину слишком быстро, она потребует снизить скорость. Она будет вести себя разумно и покажет ему, что сама распоряжается своей жизнью. Как он мог сказать, что ею управляют! Она покажет, что сама может принимать решения.

Она заснула, и ей снился ростбиф с кукурузой под соусом, так что проснулась она с чувством голода. Мысль о вареном яйце с тостами вызвала у нее отвращение. Но она подавила это чувство, и когда миссис Ганстон пришла, чтобы разбудить ее, эмоции Аманды находились полностью под контролем.


Глава 8


Проснувшись на следующее утро, Хэнк чувствовал себя великолепно. Прошлой ночью он сделал именно то, что хотел: заставил Аманду проявить хоть какие-то чувства. Если ему удалось пробудить в ней гнев, то он сможет вызвать и другие эмоции, а благодаря эмоциям она поймет, что ее контролируют.

Насвистывая, он спустился вниз к завтраку, где вместо приветствия был награжден недовольным взглядом Тейлора Дрисколла.

— Доброе утро, — радостно объявил Хэнк. — Готовы к еще одному тяжелому завтраку из яиц с ветчиной?

Улыбаясь, он прошел мимо Тейлора в столовую. И как он мог подумать, что Аманда любит эту карикатуру на мужчину?

Он тепло улыбнулся Аманде, которая уже сидела над своей тарелкой, и направился к сервировочному столу, чтобы наложить еды.

— Бекона? — предложил он Аманде, пока Тейлор не вошел в комнату. — Он очень не плох.

— И очень вреден для тела, — холодно ответила она.

— Боитесь, он увидит вас за тем, как вы поедаете бекон? Ничего, отыграетесь за обедом. Накормлю вас чем-нибудь приличным.

Аманда хотела сказать что-нибудь резкое, но в столовую вошел Тейлор. Она начинала ненавидеть профессора Монтгомери. Его наглости не было предела. Похоже, он считал, что лучше других знает, что им подходит, а что — нет.

Она перевела взгляд с Тейлора на Монтгомери. Они оба были очень красивы, но внешность Тейлора ей нравилась больше. Светловолосый Монтгомери выглядел менее серьезно. Ей нравилось смотреть, как аккуратно, неторопливо ест Тейлор, как прямо он сидит. Монтгомери поглощал пищу слишком энергично, а сидел, лениво и небрежно развалившись на стуле. Он был слишком большим, выглядел слишком… мужественно. Ей, конечно, больше нравится сдержанная сила Тейлора. Монтгомери словно хотел… Она не знала точно, чего именно он хотел, но что бы это ни было, от нее он это не получит.

Закончив в полном молчании завтрак, Аманда вышла вместе с Монтгомери из дома и пошла в гараж к его машине. Она не посмела предложить поехать на лимузине. Монтгомери тут же засыпал ее вопросами:

— Вы хотите есть? Может, нам остановиться перекусить где-нибудь? Не хотите пойти поплавать вместо музея? А сегодня утром Дрисколл устроил вам экзамен? Он сам покупает для вас одежду? А вы бы хотели выбирать одежду сами?

Хэнк продолжал тормошить ее, но Аманда запретила себе сердиться на него. Это эгоистичный, властный человек, который считает, что знает все о жизни других, и он не заслуживает того, чтобы из-за него сердились.

Он медленно вел машину в Террилл, и у Аманды было достаточно времени, чтобы понаблюдать, как он управляется с передачами. «По крайней мере, научусь хоть чему-то, вместо того, чтобы тратить время на этого бесполезного человека», — подумала она.

В музее он вел себя грубо и нетерпеливо. Она рассказывала ему о трагедии Доннера, указывая на экспонаты, выставленные в музее.

— И когда спасательная экспедиция добралась до них, она обнаружила только останки, — объясняла Аманда, намекая на каннибализм, но не решаясь прямо назвать его.

— Видимо, кожаные ботинки, — сказал он раздраженно. — Мне нужно позвонить, чтобы договориться насчет сегодняшнего дня. Подождите меня здесь.

"Он не любит, когда другие приказывают мне, но охотно делает это сам», — подумала Аманда. Она послушно вышла из музея и остановилась в прохладной тени портика. Неожиданно ей захотелось домой, за стол, к своим книгам. Что задумал этот ужасный человек?

— Вот вы где, — сказал он, возникая за ее спиной. — Насмотрелись? Пора поесть. Я голоден.

— Похоже, это ваше обычное состояние. И все-таки, профессор Монтгомери, как вы получили ученую степень? Переели других студентов?

Он недовольно посмотрел на нее:

— Соблазнил всех студенток, и мне дали степень, просто чтобы избавиться от меня.

Он потянул ее за руку к машине, и когда они уже сели, повернулся к ней:

— Я не хотел грубить. Но вы говорите только о том, что прочитали в книгах. А помимо книг существует целый мир. — Он широким жестом обвел окрестности. — И думаю, вам следует посмотреть на него.

— Не понимаю, почему вы считаете меня глупой, профессор Монтгомери. Я видела достаточно и знаю, что собой представляет мир. Это грязное место, полное грязных, злых людей.

— Кто вам сказал?

— Тейлор говорит… — начала она, но остановилась. — Это мое собственное наблюдение.

— Ладно, тогда я — Христофор Колумб, — сказал он, заводя машину. — Вы не покидали дом на достаточно долгое время, чтобы понять, что такое мир.

Зато она знала, что, если мир населяют люди, подобные ему, она определенно не хочет видеть больше, чем уже увидела.

Он остановил машину перед рестораном. Через минуту он вышел, нагруженный большой картонной коробкой, которую засунул между запасным колесом и канистрой с бензином.

— Мы едем на пикник, — объявил он, словно приглашая ее возразить, и завел машину.

"Опять напрасная трата времени», — подумала она. Она так отстанет в своих занятиях, что Тейлор никогда не женится на ней.

Он направил машину за город, к горам, мимо фермерских домиков, садов и полей. Они въехали на поляну, окруженную деревьями, посреди которой блестел пруд. Хэнк остановил машину в тени неподалеку. Место было полностью отгорожено от окружающего мира кольцом деревьев, к поляне вела одна тропа, по которой, судя по следам, ходили только коровы.

Аманда оглянулась по сторонам, пытаясь вспомнить названия диких цветов и птиц. Если Тейлор спросит, что полезного она узнала за день, ей будет что сказать.

— Здесь славно, правда? — спросил Хэнк, выгружая коробку. — Мне рассказали об этом местечке в ресторане. Ну-ка, беритесь за тот конец.

Аманда взяла край покрывала, которое держал Хэнк. Она сначала не заметила, что место красивое, но именно таким оно и было. Трава была какой-то особенно густой и зеленой, вода — голубой, а жужжание насекомых создавало приятный шум. Но она тут же одернула себя. «Я должна вести себя так, будто Тейлор рядом», — напомнила она себе.

— Неужели мы будем сидеть прямо на сырой земле? — спросила она.

— Нет, на сухой подстилке. Немного сырости вам не повредит. Кожа и была создана, чтобы защищать нас. — Он начал выкладывать еду.

Аманда поклялась, что не станет есть, что бы он ни вынул из коробки. Если она позволит ему кормить ее, то за неделю растолстеет, и Тейлор ее бросит. Но ей пришлось собрать всю волю в кулак, когда она увидела, что за восхитительная еда появилась перед ней. Там была и куриная грудка под соусом, и копченая свинина, и хлеб, и салат из грейпфрутов с цикорием, и отварной картофель, и клубника, и крохотные меренги, и лимонный пирог, и огромный шоколадный торт. Хэнк наполнил стаканы лимонадом из большого запотевшего графина.

Аманда сглотнула слюну и отвернулась.

— С чего начнем? — спросил Хэнк, протягивая ей тарелку.

Она взяла тарелку, положила самую маленькую картофелину и начала понемногу откусывать от нее. Она не взяла даже лимонад, так как знала, что в нем есть сахар.

— Вот, значит, как? — улыбнулся Хэнк. Она проигнорировала и его слова, и тон.

— Профессор Монтгомери, не могли бы мы обсудить что-нибудь еще, помимо моих привычек в еде? Почему бы вам не рассказать, почему вы так уверены в пользе профсоюзов? Может, ваши родители были эмигрантами?

— Нет, не были. Вы настолько предубеждены против эмигрантов, что отказываетесь есть то, что я предлагаю вам?

Она откусила небольшой кусочек картофелины, стараясь не обращать внимания на аромат лежащих перед ней блюд.

— Вы запутали меня своими рассуждениями о сезонных рабочих. Я же одна из богачей-тиранов, помните? Люди типа меня дают им работу, ввергая тем самым в пучину несчастий.

Она продолжала смотреть на шоколадный торт. Он был залит сверху шоколадной глазурью и состоял из семи коржей с шоколадным кремом между ними.

— Вы даже не знаете, о чем говорите, — сказал Хэнк. — Вам приходилось бывать на поле во время сбора урожая? Вы знаете, что многие фермеры продают воду сборщикам? Температура доходит до сорока градусов, а у людей нет воды.

— Уверена, что вы преувеличиваете. Рабочие могут уволиться, если им не нравится, как с ними обращаются. Это свободная страна, а вы расписываете все так, будто рабочие — это рабы, не имеющие права уйти от своего хозяина.

Она рассматривала торт, и поэтому не заметила, что глаза Хэнка потемнели от гнева. Она пренебрежительно рассуждала о том, что составляло смысл его жизни.

— Такие, как вы, делают существование профсоюза бессмысленным, — тихо сказал он. — Рабочие — простые, необразованные люди. У них нет ни денег, ни образования, чтобы изменить образ жизни. Но у них есть дети, которых нужно кормить, и они не могут позволить себе бросить работу. Поэтому они трудятся на жаре и не покупают воды, чтобы сберечь лишний грош, хоть и падают в обморок от солнечных ударов.

Аманда вздрогнула, услышав его слова. Ей не понравилась нарисованная им картина. «А что бы сказал Тейлор?» — подумала она.

— Я не несу ответственности за то, что в мире существует бедность. Моя семья дает людям работу. Если рабочим не нравятся условия, они могут перебраться на другое ранчо.

Гнев захлестнул Хэнка.

— Вы — маленький надутый сноб, — сдавленным голосом произнес он. — Сидите здесь в шелковом платье перед кучей еды, и при этом слишком хороши — или слишком горды, — чтобы поесть, в то время как другие сражаются за каждую крошку хлеба. Такие, как вы, выводят меня из себя настолько, что я готов… — Он остановился, так как от гнева не мог найти слова. Не думая, что делает, он запустил руку в шоколадный торт, который, похоже, так нравился Аманде, схватил кусок величиной с четверть и швырнул его в лицо Аманде. — Ты можешь есть, но не хочешь. Они хотят, но не могут.

Его трясло от гнева. Лицо Аманды и почти все волосы были в шоколаде, глаза смотрели с ужасом.

— Я разбужу тебя, Аманда Колден, — закричал он на нее. — Я вытащу тебя из кокона, как бы тяжело мне ни пришлось!

Трудно сохранять достоинство, если лицо покрыто шоколадом, но Аманда приложила все силы.

— А вам не пришло в голову, что людям может нравиться то, как они живут? — спросила она, и ее голос тоже дрожал от гнева. — Вы снизошли как божество и решили изменить мою жизнь, жизнь рабочих, хотя нам, может быть, нравится заведенный порядок. Может, я сплю, но лучше спать, чем жить в мире, где мужчины кидаются в женщин едой. — С этими словами она вскочила и побежала к пруду, чтобы умыться.

Ей хотелось плакать, кричать, вопить. Но больше всего ее пугало, что она опозорила Тейлора. Он бы ужаснулся, если бы увидел ее сейчас. Она повернулась, услышав, что Монтгомери подходит к ней.

— Если вы хоть пальцем притронетесь ко мне, я снижу расценки для рабочих, — заявила она, пятясь от него.

Он вздохнул и протянул ей носовой платок.

— Возьми это.

Она выхватила платок из его руки и вытерла лицо. Ей казалось, что она смыла весь шоколад, но на платке остались черные полосы. Тейлор убьет ее. Она останется без ужинов как минимум на месяц. Она пожелала, чтобы земля разверзлась и языки адского пламени поглотили профессора Монтгомери.

— Дай, я помогу, — сказал Хэнк, опускаясь позади нее на колени.

— Не прикасайтесь ко мне, — сказала она, всхлипывая.

Он отобрал носовой платок и намочил его в пруду.

— Аманда, ты страшно перепачкалась. Шоколад и на лице, и на волосах, и даже на одежде.

Аманда почувствовала, что бледнеет. Она еще никогда по-настоящему не злила Тейлора и боялась представить, что он сделает, если она вернется домой в таком виде.

Хэнк посмотрел на нее, и выражение его лица смягчилось.

— Испугалась? — тихо спросил он. — Тебя когда-нибудь били?

— Конечно же нет, — ответила она, но он почувствовал неуверенность в ее голосе. Он встал и помог ей подняться.

— Мы все приведем в порядок. Вымоем голову, выстираем платье, и все высохнет до того, как придет время возвращаться. Будешь как новенькая.

— Выстираем платье? — с ужасом переспросила она. — Вымоем голову?

— Конечно, — ответил он. — Но если ты против, то отправляйся к своему Тейлору как есть.

С минуту она взвешивала возможности, после чего решила, что готова пойти на что угодно, лишь бы Тейлор не увидел ее такой.

Хэнк видел, как эмоции сменяются на ее лице, и вспомнил о сезонных рабочих, которые не могут решить, что делать: постараться не создавать проблем или же вступить в профсоюз для дальнейшей борьбы. Неужели Аманда так боится Дрисколла?

Хэнк все решил за нее. Он снял рубашку и протянул ее Аманде.

— Иди к тем деревьям, сними платье и надень вот это. Мы смоем шоколад и ты высохнешь очень быстро.

Аманда подняла глаза и увидела, что его широкие плечи и мускулистые руки обнажены. Вопреки ожиданиям, зрелище ее не напугало. На самом деле Хэнк выглядел очень привлекательно.

— Иди, — сказал он, и голос его прозвучал ниже, чем обычно.

Аманда встала и направилась в густую тень деревьев. Она носила платье самого простого покроя, и сейчас жалела, что на ней не костюм — тогда бы она смогла оставить хотя бы юбку. Со вздохом она стянула платье и осталась в нижней сорочке длиной до колена. Сорочка была отделана кружевом. Было странно чувствовать себя без длинных рукавов и высокого воротника, к тому же она замерзла. На подоле сорочки были небольшие разрезы, сквозь которые теперь виднелись черные чулки. Ей еще раз пришлось напомнить себе о гневе Тейлора, если она появится дома с грязным лицом и в вымазанном шоколадом платье.

Она вынула шпильки из волос, и они упали длинной волной до пояса. Она тряхнула головой и улыбнулась. Она так туго стягивала волосы, что иногда ей было больно.

Распустив волосы, Аманда подняла рубашку Монтгомери и в раздумье подержала ее в руках. Ей еще не приходилось держать мужские рубашки, и ее удивило, какой большой оказалась эта. Ей стало интересно, какого размера рубашки у Тейлора.

"Как не стыдно!» — одернула она себя и поспешно надела рубашку. Еще немного, и она начнет сравнивать Тейлора и Монтгомери. Рубашка доходила почти до колен, из-под нее виднелось несколько дюймов кружева, сквозь которое кокетливо проглядывали ноги в черных чулках.

Она нерешительно вышла из тени и пошла отмывать платье и руки.

Монтгомери растянулся на покрывале, по-прежнему в одних брюках и нижней рубашке. Он поднял голову к верхушкам деревьев и, похоже, дремал. «Лентяй, — подумала она. — Этот человек — лентяй». Но думая так, она не чувствовала гнева.

— Готова? — спросил он и повернулся к ней.

Он смотрел на нее так, как никто никогда не смотрел. Тейлор определенно никогда не смотрел на нее с таким выражением лица. Она не поняла значения его взгляда, но все же вспыхнула.

— Шоколад должен легко отмыться… я думаю, — нерешительно произнесла она под его пристальным взглядом. Он сел и смотрел на нее почти не моргая.

— Аманда, ты очень красивая, — прошептал он.

— Красота не важна. Главное в человеке — разум, — сказала она и почувствовала абсурдность ситуации: она стоит в одном белье и читает лекцию мужчине. Но она может управлять своими чувствами. Хоть она и покраснела под его взглядом, но она не забыла, что перед ней человек, только что запустивший в нее тортом.

Аманда отвернулась от Монтгомери и попыталась отмыть в пруду платье и волосы. Шоколад смывался с платья с легкостью, и ей стало легче на сердце. Но с волосами было труднее. Чтобы видеть, откуда следует вымыть шоколад, ей требовалось зеркало.

— Позволь мне помочь, — произнес Хэнк за ее спиной, и от звука его голоса она подпрыгнула.

Она не доверяла этому человеку.

— А если я не соглашусь, вы опрокинете мне на голову блюдо с клубникой? — спросила она.

Он опустился на колени и попытался очистить ее волосы с помощью носового платка.

— Я сделал это не потому, что ты со мной не согласилась.

— И что же заставило вас совершить такой возмутительный поступок?

Его рука касалась ее подбородка, и он провел пальцем по ее нижней губе.

Сердце Аманды забилось быстрее. «Нельзя ему это позволять», — подумала она, но не шевельнулась.

— Профсоюз, — тихо напомнила она. Хэнк не отводил взгляда от ее рта.

Наконец он посмотрел ей в глаза и очнулся.

— Ты не разбираешься в том, о чем говорила. Повторяешь, как попугай, слова отца или этого сухаря Тейлора, которого, как тебе кажется, ты любишь.

— На самом деле люблю, профессор Монтгомери.

Он отнял руки от ее лица и начал отряхивать одежду.

— Ты ничего не знаешь о любви. Она выдернула платье из его рук.

— А вы не знаете, что я знаю. Я прекрасно разбираюсь в любви, так как люблю Тейлора уже многие годы, с того времени, как мне исполнилось четырнадцать. И это настоящая неумирающая любовь.

— Я видел вас вместе. Он твой учитель, а не возлюбленный. Сколько раз он говорил тебе, как ты красива? Сколько раз он терял голову от страсти настолько, что тебе приходилось выталкивать его из своей спальни?

— Тейлор — джентльмен. Конечно же, мне не приходилось выталкивать его из спальни. Мне вообще не нужен мужчина, который настолько…

— Страстен? — спросил Хэнк. — Дай я попробую вот так.

Он попытался очистить волосы Аманды краем покрывала, но у него не получилось.

— Они совсем перепутались. Ложись вот сюда, а голову положи на камень — я вымою шоколад из волос.

Аманде идея не понравилась, но она повиновалась. Хэнк опорожнил один из стаканов и вернулся к Аманде, которая лежала в тени на траве, раскинув волосы вокруг головы. Он так громко вздохнул, что она подняла в удивлении голову.

— Я и сама справлюсь, — сказала она, пытаясь подняться.

— Нет, — быстро возразил Хэнк. Он наполнил водой стакан, опустился на колени и осторожно вылил воду на волосы. Он не верил, что это происходит с ним. Раньше он мог оказаться наедине с юной девушкой в одном белье и черных чулках на длинных красивых ногах только по одной причине — если бы сам раздел ее, чтобы заняться любовью. Но сейчас все было более чем невинно — он лишь мыл ей голову.

— Так о чем мы говорили? — спросил он. Возможно, разговор отвлечет его от разглядывания Аманды.

— Вы, как всегда, нападали на меня, — ответила она, но в ее голосе не было гнева. Она закрыла глаза и отдалась приятным ощущениям, чувствуя, как его руки касаются головы и волос. День прошел ужасно, она напрасно потратила кучу времени. Профессор Монтгомери не заинтересовался музеем и в грубой форме дал ей это понять. Потом он кричал на нее и вымазал ей лицо в шоколаде — вот уж действительно ужасный день, — но сейчас ей хотелось лежать вот так вечно, в этой дремотной жаре, и чтобы кто-то лил прохладную воду ей на голову.

Когда Монтгомери поцеловал ее, этот поступок показался ей очень естественным. Она не открыла глаза, и только наслаждалась вкусом его теплых губ. Она подняла руки и обняла его за голову. Кончик его языка коснулся ее, и это ей понравилось. Она бы не протестовала и дальше, если бы он не погладил ее грудь.

Ощущение было таким сильным, что она широко открыла глаза. Она оттолкнула Хэнка и села так резко, что мокрые волосы хлестнули ее по плечам, прикрытым рубашкой.

— Как вы смеете! — возмущенно выдохнула она.

— С легкостью, — ответил он, улыбаясь. — И огромным удовольствием. Таким же удовольствием, которое ощутила ты, должен добавить.

— Вы застали меня врасплох! — сказала она и встала.

Он усмехнулся с таким понимающим видом, что она отвела глаза и покраснела.

— Отвезите меня домой, — попросила она. Хэнк тоже встал.

— Конечно. Так и поедем: я — без рубашки, ты — в одном белье и моей рубашке, к тому же с мокрыми волосами.

Аманда даже не смогла представить, что случится, если Тейлор увидит ее вот так. Он бросит ее, уедет. Она разрушит свою жизнь, а отец будет ненавидеть ее из-за того, что Тейлор уехал. Иногда Аманде казалось, что Гаркер любит Тейлора больше собственной дочери.

Аманда тяжело опустилась на траву.

— Да, — тихо сказала она. — Мне придется подождать, пока волосы и платье высохнут.

Хэнку пришлось отвернуться, чтобы сдержаться и не высказать все, что он думает о ее страхе перед человеком, которого, по ее утверждению, она любит. Как ей объяснить, что страх и любовь несовместимы?

— У тебя есть гребешок?

— Да, — ответила она и пошла к машине. Ее чувства пришли в смятение, и больше всего ей хотелось, чтобы Монтгомери никогда не приезжал. Она должна избавиться от него. Сегодня же вечером она скажет Тейлору, что профессор — невозможный человек и она не может находиться рядом с ним. Тейлор должен понять. Он поймет и позволит… «Обязательно», — сказала она сама себе. Они больше не учитель и ученица, они любят друг друга, поэтому на равных обсудят ситуацию и…

— Сиди спокойно, — сказал Хэнк и начал осторожно вычесывать кусочки торта из ее волос.

— Профессор Монтгомери, вы не должны ко мне прикасаться, — сказала она и отодвинулась.

— Потому что на это имеет право только твой возлюбленный? Слушай, мне жаль, что так получилось с тортом, и я прошу прощения, ладно? А теперь повернись и сиди тихо. Кроме того, твой жених так не делает, верно?

Аманда отвернулась и подставила голову. Его прикосновения были такими нежными, успокаивающими. Тейлор действительно никогда не касался ее волос, никогда не держал ее за подбородок и никогда не целовал в губы. Но все же она знала, что он любит ее. Любовь — это не только прикосновения. Это уважение и право честно смотреть в глаза тому, кого любишь. А Монтгомери не обладал этими качествами, — Вы женаты? — спросила она, и собственная бестактность поразила ее.

— Нет, и не обручен, и даже не влюблен.

— Тогда вы не знаете, что такое любовь.

— Ты — тоже, так что мы сравнялись в счете.

— Тейлор и я… — начала она, но на мгновение остановилась. — Хотя, что толку вам доказывать? Вы уже все для себя решили, и что бы я ни сказала, вы не измените своего мнения. Не могли бы мы поговорить о чем-нибудь еще?

— Ты имеешь в виду одно из этих твоих «обсуждений»? О внешней политике или причинах, вызвавших войну между Севером и Югом?

— Совсем не плохая тема. Вам, конечно, известно, что рабство было лишь одной из ряда причин. Как профессор экономики…

— Замолчи, или я снова тебя поцелую. Аманда чуть не улыбнулась, но тут же взяла себя в руки.

— А что вы знаете о ботанике?

— А что ты знаешь о собственной матери? Аманда попыталась отодвинуться от него, но он держал ее за волосы, и она не могла двигаться.

— Думаю, это очень личный вопрос, профессор Монтгомери.

— Принести лимонный пирог? — спросил он, осторожно выбирая крошки из ее длинных густых волос.

Она не выдержала и улыбнулась. Ей удалось забыть о Тейлоре. Теперь, когда она сидела на траве в рубашке чужого мужчины, чувствуя его пальцы в волосах, и Тейлор, и отец отодвинулись куда-то очень далеко.

— Мама расчесывала мне волосы, и мы часто ели лимонный пирог вместе, — тихо произнесла Аманда. Она редко вспоминала мать за два последних года.

— И когда это прекратилось? — Хэнк продолжал водить гребешком по ее волосам, касаясь их обнаженными запястьями. Ему хотелось касаться ее, обнять ее и поцеловать в шею, стянуть рубашку с плеч и…

— Когда мне сказали… — начала она. — То есть когда я обнаружила правду о ее прошлом. Она оказывала на меня плохое влияние.

Хэнк слышал сожаление в ее голосе. Значит, Тейлор разлучил ее с мамой, которая расчесывала ей волосы и кормила пищей, обладающей запахом и вкусом.

— У меня был двоюродный брат, который оказывал на меня дурное влияние. Он давал мне виски и сигареты и водил к… скажем, не к тем женщинам, научил неприлично ругаться и слишком быстро водить машину. Старина Чарльз заставлял меня вытворять всякие безумства — даже если это вредило моему здоровью, а то и могло убить. Удивительно, что я дожил до шестнадцатилетия. Наверное, твоя мать такая же? Выпивает? Или употребляет наркотики? Опиум, например? А может, дело в мужчинах? Она приводила любовников прямо в дом? Или…

— Прекратите! — возмущенно сказала Аманда. — Она никогда ничего такого не делала; Она сама шила мне платья с красивыми воротничками, и покупала лакированные туфельки, и каждое воскресение возила в Кингман есть мороженое, и… — Она резко остановилась, так как почувствовала в душе боль. «Снова Монтгомери заставляет меня страдать», — подумала она.

— Понятно, — сказал он с легким сарказмом в голосе. — Ужасное влияние.

Она отвернулась и высвободила волосы из его рук.

— Вы ничего не понимаете. Вы судите слишком поспешно о том, в чем совершенно не разбираетесь.

— Тогда объясни мне, Аманда, — сказал он, впервые обращаясь к ней по имени. Она обняла руками колени.

— Вы запутали меня. И почему я должна что-то объяснять? Вы — чужой. Вы уедете через несколько дней, так что зачем что-то объяснять?

— А может, ты боишься? Расскажи, что ужасного сделала твоя мать, и я тоже буду ее ненавидеть. Я ненавижу насилие. Ненавижу тиранов и тех, кто унижает слабых. Скажи, что должна была сделать твоя мать, чтобы вы жили в одном доме и при этом не видели друг друга.

— Мне она ничего не сделала. За свою жизнь она не обидела ни одно живое существо, но она была… танцовщицей! — Сделав это признание, Аманда со страхом посмотрела на Монтгомери. Теперь он знал все.

— Понятно, — произнес он после долгой паузы. — Она танцевала профессионально? В одежде или без?

Аманда смотрела на него в немом изумлении. Она только что раскрыла самую страшную тайну, тайну, которая, как выражался Тейлор «подпортила» происхождение Аманды, а профессор Монтгомери, похоже, даже не уделил этому должного внимания.

— В одежде, конечно, — нетерпеливо ответила Аманда. — Вы что, не поняли? Она выступала на сцене!

— И как у нее получалось?

Аманда издала стон, в котором смешался гнев и бессилие, поднялась и пошла к машине. Этот человек обладал чувствительностью скалы!

Он словил ее за руку и развернул к себе.

— Нет, я не понял. Может, ты объяснишь. Все, что я слышал, это то, что твоя мать любила тебя, а ты — ее, потом кто-то сказал тебе, что она выступала на сцене, и ты внезапно возненавидела ее.

— Я не ненавижу ее, я… — Она выдернула руку из его ладони. Он окончательно запутал ее. Он заставил ее задуматься над тем, что раньше она воспринимала как само собой разумеющееся.

Хэнк видел боль и гнев на лице Аманды и захотел успокоить ее.

— Ты так и не поела. Сядь, поешь и объясни мне еще раз. Я хороший слушатель, а это иногда помогает говорить.

Аманда послушно последовала за ним к покрывалу с разложенной едой. Внезапно ей захотелось, чтобы он понял. Он, похоже, обвинял ее, но если он услышит все полностью, он поймет, а когда поймет — перестанет злить ее непонятными намеками.

Он налил стакан все еще холодного лимонада, наложил полную тарелку еды и протянул ее Аманде.

— Ешь и рассказывай, — приказал он.

— Мама хорошо относилась ко мне, когда я была ребенком, — начала она, набив рот. — Но я знаю, что она так много времени проводила со мной только потому, что остальные женщины Кингмана не общались с ней.

— Потому что она была танцовщицей?

— Да. Понимаете, отец не знал о ее прошлом, когда они поженились. Мама родом из очень респектабельной семьи. Ее предки были в числе первых поселенцев, и он доверял ей.

— То есть он думал, что она — чиста и невинна, и дожидалась только его, сидя взаперти. Аманда нахмурилась.

— Что-то вроде. Потом, когда они уже были женаты, один человек узнал маму. Он ухаживал за ней, когда она еще выступала, но она отказала. Он рассказал о ней всем в Кингмане. — Аманда отвела глаза. — У него есть фотография, где мама в трико, — шепотом закончила она.

— И что произошло? — спросил Хэнк. — Весь город отвернулся от нее?

— Да, — тихо ответила Аманда и снова уставилась на еду. — Когда я была в третьем классе, одна девочка сказала, что, хоть моя мама и из приличной семьи, сама она — дешевая танцовщица.

Хэнк начал наконец-то понимать.

— А кто рассказал всем в городе о происхождении твоей матери?

— Мой отец очень гордился своей женой. Хэнк смотрел, как она ест, низко опустив голову. Значит, Гаркер женился на женщине, которая, как он считал, невинна и благородна, а позже обнаружил, что у нее есть ум и индивидуальность, а сверх того, ноги. «Наверное, такие же красивые, как у ее дочери», — подумал Хэнк и улыбнулся.

— Профессор Монтгомери, я не думаю, что это — повод для смеха.

— Значит, твой отец всем раструбил, что его жена превосходит всех по происхождению, а потом обнаружил, что она выступала на сцене — и была добродетельна настолько, что отвергла притязания какого-то скользкого типа, должен добавить. Значит, весь город повернулся к ней спиной? Спорю, они были рады унизить ее, потому что боялись, что она унизит их. И как тогда поступила твоя мать?

Аманда никогда не задумывалась, что общество поступило с ее матерью плохо, так как думала только о скандальном поведении Грейс. Та сбежала из дома, когда ей исполнилось восемнадцать, после помолвки с человеком старше ее на пятьдесят лет. Отец не мог разыскать Грейс два года, на протяжении которых она зарабатывала на жизнь, танцуя с семью другими девушками в кордебалете в Сан-Франциско. Отец Грейс силой вернул ее домой и шесть месяцев спустя она стала женой Гаркера Колдена — человека, не равного ей по происхождению. Но ее отец был убежден, что падшей женщине, которой стала Грейс, все подойдет.

— Мама проводила все время со мной, — ответила Аманда. — Мы вместе наряжали кукол, и она читала мне вслух, и разрешала примерить драгоценности и… — Она остановилась, так как собственные слова причиняли ей боль. Она вспомнила нежный аромат пудры, исходивший от матери, и как мама целовала ее на ночь, и как укачивала, если Аманде вдруг снился плохой сон.

— Итак, Тейлор Дрисколл пришел в твою жизнь и сказал, что мать оказывает плохое влияние на тебя, поэтому ты должна держаться от нее подальше. Так все было?

— Да, — ответила Аманда тихо, по-прежнему думая о матери.

— Наверное, мать подговаривала тебя пойти на сцену, — предположил Хэнк. — Она надевала на тебя свое трико? Рассказывала истории о том времени, когда выступала? Ее рассказы были увлекательными?

— Она никогда не вспоминала то время при мне. И она, конечно, не подговаривала меня сбежать из дома.

— Тогда скажите мне, мисс Колден, — тихо спросил Хэнк. — Каким образом она оказывала на вас плохое влияние?


Глава 9


— Я не хочу больше говорить о моей матери, профессор Монтгомери, — резко сказала Аманда.

Хэнк внимательно смотрел на нее.

— И я тебя не виню. Она такая ужасная женщина. Обсудим что-нибудь приятное. Например, когда ты выйдешь замуж?

— Скоро, — ответила она, подбирая последние кусочки с тарелки.

— Еще торта? — предложил он. — Или на сегодня достаточно? — Его глаза сверкали.

Аманда знала, что ей следует отказаться от торта, но не смогла.

— Поговорим о чем-нибудь нейтральном, — предложил он. — О любви, ухаживаниях или твоей первой брачной ночи с Тейлором.

Аманда застыла в шоке.

— Лимонада? — невинным тоном спросил он, протягивая стакан. — Ты, конечно, так много учишься, что уже все знаешь о мужчинах и женщинах. Да, а занятия любовью Тейлор обычно включает в расписание, или у него это происходит спонтанно?

— Он не… — начала она гневно, но остановилась. — Тейлор — настоящий джентльмен.

— И будет вести себя как джентльмен и в вашу первую брачную ночь. А ты не задумывалась, что он настолько любит образованных женщин, что может разочароваться, обнаружив, что его невеста так мало осведомлена о… скажем там, физиологической стороне брака?

— Тейлор — мой учитель, и он научит меня всему, что мне следует знать.

— Значит, он останется твоим учителем и после замужества? Это не прекратится сразу после церемонии? Ты будешь жить по расписанию до конца дней своих?

Аманда резко поднялась и посмотрела на Хэнка сверху вниз.

— Вы невыносимы, профессор Монтгомери.

Хэнк продолжал сидеть, и его взгляд упирался в ноги Аманды — длинные, изящные ноги в черных чулках.

— Аманда, — прошептал он, и руки сами поднялись, чтобы обнять ее.

Но Аманда уже натягивала на себя еще не высохшее платье. Через минуту она была одета и укладывала волосы в тугой узел. Она отошла подальше от покрывала, где расположился Монтгомери вместе с едой.

— Я хочу поехать домой. Немедленно, — произнесла она так холодно, как только могла. Он сердито посмотрел на нее.

— Домой, в объятия того, кто тебя любит?

— Профессор Монтгомери, моя личная жизнь вас не касается. Как мне заставить вас понять это?

Одним движением он вскочил на ноги и оказался лицом к лицу с Амандой.

— Я пойму это, когда твоя жизнь будет твоей жизнью. А сейчас я вижу перед собой не женщину, а щенка, и Тейлор тянет тебя за поводок, заставляя делать то, что хочется ему.

— Это абсурд! Я сама распоряжаюсь своей жизнью. Я…

, — Докажи! — с вызовом сказал Хэнк. — Докажи, что Тейлору нужна ты, а не ранчо твоего отца, и я оставлю тебя в покое.

Она отступила назад. Он произнес вслух то, чего она втайне боялась.

— Ну конечно, ему нужна я, — чуть слышно произнесла она. — Тейлор любит меня и доказывает это каждый день. Каждый вечер он составляет для меня расписание. Он распоряжается моей едой, одеждой, он направляет обучение, он…

— Выполняет свою работу, для которой, собственно, и был нанят, — отрезал Хэнк. — Твой отец не может уволить его, пока он является твоим учителем. Тебе уже двадцать два, Аманда. Когда же закончится обучение? Когда с тебя снимут поводок и отпустят на свободу?

Он смутил и одновременно разозлил ее.

— Из-за вас у меня разболелась голова, профессор Монтгомери. Пожалуйста, отвезите меня домой.

— Домой, к этому ожившему автомату, которого, как ты говоришь, ты любишь? Да у моей машины больше чувств, чем у Тейлора Дрисколла.

Смущение покинуло Аманду, и ею полностью овладел гнев.

— И какие доказательства вам нужны? — резко спросила она. Она была готова сделать все, лишь бы он прекратил свои нападки. — Скажите, что нужно сделать, чтобы доказать, что Тейлор — это человек, которого я люблю.

— Страсть, — быстро ответил Хэнк. — Этот человек не способен на страсть. Если даже ты выйдешь за него замуж, все равно умрешь старой девой.

Она покраснела, уже не от гнева, а от смущения.

— Я попрошу его…

— Нет, ничего не проси у него. Пригласи к себе в комнату. Обними его. Сядь к нему на колени и перебирай пальцами волосы.

Аманда призвала на помощь все воображение, чтобы представить себя сидящей на коленях у Тейлора, но не смогла. Она отвернулась от Монтгомери и пошла к машине.

— Вы — испорченный человек, — сказала она.

Хэнк схватил ее за руку и притянул к себе, покрывая поцелуями, в которых желание мешалось с гневом.

Возможно, гнев Аманды заставил ее ответить ему, но она обняла его, притягивая к себе, а губы открылись навстречу ему, и она отдавалась поцелую с такой же готовностью, с какой всегда принимала от Монтгомери еду. Ее грудь прижалась к его груди, его колено проникло между ее колен, и Аманда потянулась к нему, позволив поддержать ее, так что касалась земли лишь кончиками пальцев левой ноги.

Хэнк оторвался от ее губ и начал целовать шею.

Тело Аманды горело и дрожало, сердце бешено билось, но ей удалось оттолкнуть Хэнка.

— Это вы называете страстью, профессор Монтгомери? — удалось ей произнести.

В его глазах было столько ярости, что он мог бы убить взглядом. Он ничего не сказал, только потянул покрывало за край и начал сворачивать его вместе с едой и тарелками. Затем запихнул все в коробку, которую забросил в машину.

— Садись, — скомандовал он, распахивая перед Амандой дверцу. Девушка повиновалась.

Он гнал машину к ранчо Колден слишком быстро, а потом долго возился в гараже с тормозами. Аманда начала выбираться из машины, но он остановил ее.

— Мы заключили пари, помнишь? Аманде не хотелось смотреть на него. Его руки, его губы, его еда, его слова — все превращало ее жизнь в ад.

— Ты должна заставить Тейлора проявить страсть, — сказал он.

— Профессор Монтгомери, я считаю…

— Зови меня просто Хэнк. Мы достаточно сблизились для этого.

Она по-прежнему смотрела только перед собой, мечтая, чтобы он навсегда убрался из ее жизни, и она смогла бы вернуться к тому, что знала и понимала.

— Это было сказано под влиянием момента, и я не думаю…

— Если выиграешь ты, я уеду из Кингмана. — Она повернулась к нему, и надежда, которая вспыхнула в ее взгляде, разозлила его. — Если выиграю я, ты пойдешь со мной на танцы сегодня же вечером.

"С тобой и Ривой Эйлер», — чуть не сказала Аманда, но поскольку она не собиралась проигрывать, не было никакого смысла спорить о танцах. Она была готова кинуться в объятия любого мужчины, лишь бы избавиться от этого ужасного Монтгомери.

— А что будет с вашим профсоюзом?

— Пришлю кого-нибудь другого, кого-нибудь, кого меньше будет интересовать хорошенькая дочь Колдена и кому будет наплевать на то, как ты губишь свою жизнь.

— Очень мелодраматично, — язвительно заметила она, позволяя гневу вырваться наружу. — И как вы собираетесь определить победителя в этом идиотском споре? Будете подглядывать за мной и Тейлором в замочную скважину?

— Поверю тебе на слово. У тебя есть время до половины восьмого, чтобы подвигнуть Тейлора на демонстрацию примитивных инстинктов…

— На то, что демонстрируете вы? — перебила она.

— Или ты идешь танцевать со мной, — продолжил он, не обращая внимания на ее слова.

— Можете собирать вещи. Он загадочно улыбнулся:

— Еду в город, чтобы купить тебе платье на сегодняшний вечер. Не думаю, что Дрисколл купил что-нибудь подходящее для танго.

Она выбралась из машины.

— Надеюсь, у вас есть кто-нибудь на примете, чтобы надеть это платье, поскольку мне оно не понадобится.

Она повернулась и уже в дверях послала Хэнку язвительную улыбку.

— Было интересно пообщаться с вами, профессор Монтгомери, не скажу, что приятно, но интересно. Ждите меня в беседке в половине восьмого и не забудьте взять чемодан.

Она развернулась и пошла к дому, слыша, как из гаража выезжает машина.

Храбрость не покидала Аманду, пока она шла по лестнице в комнату, но как только она закрыла за собой дверь, силы оставили ее, и она прижалась к двери, закрыв глаза. Там, у пруда, рядом с этим ужасным человеком, она стала совсем другой — дерзкой и нахальной девчонкой, не похожей на настоящую Аманду.

Она оглядела унылую бесцветную комнату и поняла, что стала прежней Амандой. Она взяла расписание, составленное Тейлором, и увидела, что уже давно выбилась из графика. Едва прикоснувшись к этому листку бумаги, она почувствовала себя во власти Тейлора.

Аманда тяжело опустилась на стул. Что же она наделала? Неужели ей придется соблазнять Тейлора? Делать недвусмысленные намеки? Да она лучше пройдет по раскаленным углям.

Но если она не сделает этого, ей придется идти на танцы. Конечно, она сможет объяснить Монтгомери, что пошутила. После чего он, с присущим ему тактом, перекинет ее через плечо и унесет. И тогда между ней и Тейлором все будет кончено.

Она уткнулась лицом в стол. За какие грехи она была наказана знакомством с Монтгомери? Господь послал на египтян десять казней, а ей был послан профессор Монтгомери. Даже Иов взроптал бы, если бы ему пришлось иметь дело с этим человеком.

Она открыла глаза и снова посмотрела на расписание. Она слишком поздно вернулась с прогулки с Монтгомери и давно уже должна была изучать подробности последней битвы между греками и болгарами, чтобы обсудить это за ужином с Тейлором — если она доживет до ужина. Тейлор убьет ее, если она сделает то, во что ее втянул Монтгомери.

Если бы она могла хоть с кем-то посоветоваться! Как соблазняют таких, как Тейлор? С Монтгомери все было просто — достаточно оставаться на одном месте несколько секунд, и он уже тянет к ней руки. Мысли Аманды вернулись к событиям сегодняшнего дня. Теплый воздух, птицы, вкусная еда, губы и руки Монтгомери — все слилось в одно нескончаемое наслаждение.

"Нет! — сказала она сама себе. — Сейчас же прекрати вспоминать все это». Монтгомери — всего-навсего плохо воспитанный мужлан, который не достоин чистить ботинки Тейлору. Но он заставил ее ощутить такое…

— Мама, — решила она вдруг. — Мама сможет помочь.

Не давая себе задуматься над тем, что она делает, Аманда вышла из комнаты, пересекла коридор и постучала в дверь комнаты, где проводила все свое время Грейс Колден.

— Войди, Марта, — сказала Грейс, думая, что пришла прислуга.

, Аманда открыла дверь и обнаружила, что сердце ее колотится так, будто она делала что-то предосудительное. Мать сидела за маленьким столиком спиной к Аманде и что-то быстро писала. Аманда, конечно же, несколько раз за эти годы видела мать, но всегда отводила глаза. Тейлор, застав ее однажды беседующей с матерью, резко отчитал ее.

— Это я, — прошептала Аманда. Грейс повернулась на стуле, жадно разглядывая дочь, но не кинулась навстречу, хотя ей пришлось приложить немало сил, чтобы не заключить Аманду в объятия.

— Что-то случилось, — осторожно произнесла Грейс мягким голосом. Она была такой же красивой, как ее дочь — черные волосы, черные глаза — но в глазах не было и следа печали. Для женщины, отвергнутой собственной семьей, она выглядела на удивление счастливой.

Аманда, находясь в комнате матери, чувствовала себя виноватой, но одновременно ей было хорошо. Она знала, что виной всему Монтгомери.

— Мне нужен совет, — тихо сказала она. Грейс отложила ручку и все свое внимание перенесла на дочь.

— Я сделаю все, чтобы тебе помочь.

— Я… я совершила глупость, — начала Аманда, не отрывая взгляда от собственных рук.

Грейс чуть не сказала «Замечательно!», но предпочла промолчать и продолжала смотреть на испуганную Аманду. На девочке было отвратительное, безвкусное платье, к тому же мятое, а волосы пришли в полный беспорядок.

— Я поспорила, — сказала Аманда, после чего как можно быстрее изложила матери суть спора.

Когда она закончила, Грейс начала:

— Профессор Монтгомери… Но Аманда перебила ее:

— Это ужасный человек! Я бы в жизни не согласилась на этот глупый спор, если бы он не пообещал уехать из Кингмана. Тейлор не понимает, какой он на самом деле, иначе он бы не заставлял меня проводить время с профессором Монтгомери.

Глаза Грейс засверкали, она лихорадочно о чем-то размышляла.

— Думаю, тебе следует выиграть спор. Ради блага всех обитателей ранчо ты должна победить. Не время думать только о себе. Ты должна подтолкнуть Тейлора, а дальше пусть действует природа. Я уверена, что Тейлор поймет все правильно — и ответит взаимностью. В конце концов, он нормальный, здоровый мужчина, а ты — красивая молодая женщина.

К тому же вы обручены и собираетесь пожениться. Готова спорить, Тейлору приходится прилагать немало сил, чтобы сдерживать себя. Он просто относится к тебе с чрезмерным уважением.

— А ты не думаешь, что Тейлор разлюбит меня, если я буду вести себя слишком… откровенно? Мне кажется, ему не нравятся откровенные женщины.

— Говорю тебе, он уважает тебя. Покажи, что ты меньше нуждаешься в уважении и больше — в любви, и ты не только выиграешь спор, но и узнаешь точную дату свадьбы. К тому же избавишься от этого отвратительного профессора Монтгомери. Чего еще можно желать?

Аманда улыбнулась матери.

— Наверное, ты права. Спасибо, — она повернулась, чтобы уйти, но Грейс окликнула ее:

— Аманда, — тихо спросила она, — что заставило тебя прийти ко мне?

— Профессор Монтгомери расспрашивал о тебе, и я подумала…

— Понимаю. А теперь иди. У тебя осталось два с половиной часа, чтобы выиграть спор.

Аманда улыбнулась и вышла из комнаты. Грейс откинулась на спинку стула и прикрыла глаза в молитве.

— Господи, — просила она, — мне нужна помощь. Хотя я так ненавижу Дрисколла, что сомневаюсь, что заслуживаю ее, как сомневаюсь, что попаду на небеса.

Она открыла глаза и довольно улыбнулась. Если Аманда попробует заигрывать с этой холодной жабой, он будет в ужасе. Монтгомери прав: в Тейлоре нет страсти. Грейс надеялась, что заигрывания Аманды вызовут в Тейлоре такое отвращение, что он разорвет помолвку или даже уедет с ранчо.

— Нет, этот ублюдок, к сожалению, на это не пойдет, — пробормотала Грейс.

Тейлор так хотел ранчо, что сумел полностью подчинить себе Аманду, избавиться от самой Грейс и внушить Гаркеру, что тот не способен управлять ранчо без молодого помощника.

"Монтгомери, — подумала Грейс, прежде чем вернуться к перу и бумаге, — нужно присмотреться к этому молодому человеку».

Аманда стояла перед распахнутыми дверьми шкафа. «Два с половиной часа, — думала она. — А я уже потратила впустую пятнадцать минут на выбор платья». Ей не приходилось самой подбирать одежду с того давнего времени, когда Тейлор сказал, что возьмет это на себя. Вряд ли имеет смысл спрашивать у него что ей надеть для его же соблазнения.

Наконец она вытащила простое розовое платье, поскольку розовый оказался самым близким к красному из тех цветов, из которых она могла выбирать, и принялась размышлять, что можно предпринять, чтобы выиграть этот бессмысленный спор. Может, поцеловать в губы? Страшно подумать, что она почувствует, когда ее поцелует мужчина, в которого она влюблена, если поцелуи какого-то Монтгомери так на нее действуют! Подумав об этом, она ощутила мурашки на коже.

Одевшись, Аманда совершила незапланированный расписанием визит в ванную, а затем спустилась вниз, чтобы разыскать Тейлора. Служанка сказала, что он в библиотеке. Прежде чем постучать, Аманда сделала глубокий вдох. Ей пришлось напомнить себе, что она делает это ради ранчо.

Когда она услышала «войдите», у нее задрожали руки.

Тейлор поднял голову от стола и очень удивился, увидев ее. После чего с недовольным видом перевел взгляд на платье.

— Не помню, чтобы я выбирал для тебя это платье.

— Произошел несчастный случай, — очень естественно сказала она, словно всю жизнь лгала. — В музее какое-то ребенок уронил на меня кусок торта. Шоколадного торта.

— Ужасно, — ответил он. — У нынешних детей отвратительные манеры.

Аманда вдохнула побольше воздуха:

— Наши дети будут другими.

Было видно, что Тейлор шокирован ее словами, и Аманда на секунду почувствовала свою власть над ним — она не ожидала, что ее слова произведут такой эффект.

— Почему ты не занимаешься? — тихо спросил он.

— Я хотела поговорить с тобой, — ответила она и сделала несколько шагов по направлению к столу. — Я думала… — она колебалась, — я думала, мы сможем обсудить наши свадебные планы.

Тейлору понадобилось время, чтобы прийти в себя. Нет, ему это определенно не нравилось. Аманда не должна была находиться в библиотеке, она не должна была надевать это платье, и конечно же, ей не следовало говорить ему о свадьбе и… о детях! Он должен это прекратить. Если она начнет делать то, что ей хочется, и когда ей это хочется, неизвестно, куда она отправится в следующий момент — может, в придорожный трактир? Он решительно встал.

— Аманда, ты немедленно…

— Но я хочу поговорить о нашем браке, — быстро сказала она, не давая ему продолжать. Ей пришлось спрятать за спиной дрожащие руки.

Тейлор вышел из-за стола и посмотрел на Аманду сверху вниз.

— Мы обсудим наши свадебные планы тогда, когда я скажу.

Впервые в жизни Аманда рассердилась на Тейлора. Впрочем, она тут же решила, что виноват в этом Монтгомери. Он запутал ее, внушил сомнение в том, что она всегда считала безусловно верным, — Мне уже двадцать два и я — женщина, а не маленькая девочка. — заявила она голосом десятилетней школьницы.

— Ты ведешь себя не как разумный взрослый человек, — сказал Тейлор. — Ты ведешь себя как капризный, избалованный ребенок. Такую женщину ни один мужчина не возьмет в жены.

Аманда вспомнила слова матери: «Он слишком уважает тебя». К тому же она ни на минуту не забывала о споре. Поэтому, пока храбрость не покинула ее, она поднялась на цыпочки и прижалась губами к губам Тейлора.

Ничего не произошло. Видимо, из-за этого Монтгомери у нее создался неверный взгляд на жизнь, но стоило ей оказаться рядом с ним на расстоянии вытянутой руки, и она тут же оказывалась в его объятиях. Но Тейлор не реагировал, не отвечал, не двигался.

Она немного приоткрыла губы, но это ничего не изменило.

Она открыла глаза и посмотрела на Тейлора. Тот отвечал ей взглядом, полным гнева. Она отскочила от него. Тейлор был вне себя от ярости: лицо покраснело, на шее проступили вены. Аманда испугалась. Она вспомнила, Монтгомери спросил ее: «Тебя когда-нибудь били?» Она застыла, парализованная ужасом, и только смотрела на Тейлора.

Тейлору понадобилось еще несколько секунд, чтобы окончательно прийти в себя и заговорить. Он был в неподдельном ужасе. Девушка, которую он так заботливо воспитывал, превратилась в распутницу, какой была его собственная мать. Неужели все женщины одинаковы? Неужели им нужно только одно?

— Ты закончила? — спросил Тейлор наконец. От него исходил холод. — Или хочешь еще? Может, будем спариваться прямо на ковре? Ты этого хочешь?

— Нет, — прошептала она. — Я…

— Неужели я ошибался в тебе, Аманда? Все эти годы я думал, что ты — другая, что ты — женщина, достойная любви, женщина, созданная для более высоких целей, чем примитивное воспроизведение. Скажи, ты лгала мне все это время? Тебя интересовало обучение, науки, или…

— Конечно же, интересовало, — ответила она, чувствуя себя проституткой. — Я не хотела…

— Чего не хотела? — резко спросил он. — Вести себя как женщина с улицы? Женщина, которая набрасывается на мужчин?

— Но мы же обручены, — жалобно сказала она. — Разве жених и невеста не проявляют друг к другу внимание?

— Я проявляю к тебе недостаточно внимания? А то, что я планирую твои занятия, подбираю одежду, провожу время с тобой, нанял миссис Ганстон, чтобы она присматривала за тобой — все это не является доказательством моего внимательного отношения к тебе?

— Да, конечно, — прошептала она. Она никогда не чувствовала себя такой мерзкой. Как только она могла быть груба с Тейлором? — Я прошу прощения. Этого больше не повторится.

— Мне трудно поверить в искренность твоих извинений. Видимо, я — неподходящий для тебя человек. Видимо, мне следует покинуть ранчо и…

Аманда подняла голову. Значит, ему не нужно ранчо. Она почти улыбалась.

— Пожалуйста, не уезжай. Я буду вести себя хорошо, тебе не придется больше из-за меня беспокоиться. Я больше никогда не буду такой… бесстыдной. Пожалуйста, прости меня.

Я сейчас же пойду наверх и буду заниматься весь вечер, даже не буду ужинать. Завтра ты будешь гордиться мной.

— Этого сложно добиться.

— Вот увидишь, — сказала Аманда, спеша к двери. — Этого больше не повторится, обещаю. — Она закрыла за собой дверь библиотеки и побежала вверх по лестнице.

Оставшись в библиотеке один, Тейлор тяжело опустился на стул и с ужасом обнаружил, что его трясет. Он чуть не потерял все: ранчо, Аманду, обеспеченное будущее — все. Но его также обеспокоило, что он ничего не почувствовал, когда Аманда его целовала.

Он встал. Все правильно. Он не должен думать о ней иначе как о своей ученице, пока они не поженятся. И все же происшедшее потрясло его. Он стоял у самого края: утратить ранчо и Аманду, единственную женщину, которой он доверял и которая вела себя как проститутка с улицы, — все это заставило его ощутить, как земля уходит из-под ног.

Впервые в жизни он подошел к шкафчику, где Гаркер держал виски, и наполнил стакан на два пальца. Жидкость обожгла горло, на глазах выступили слезы, но он почувствовал себя лучше, когда вернулся к расчетным книгам. Что вселилось в Аманду? Может, он дает ей недостаточно сложные задания и ей нечем занять пытливый ум? Может, у нее слишком много свободного времени? Он немедленно поработает над ее расписанием и займет ее чем-нибудь полезным.

Аманда пыталась успокоиться, но безуспешно. Оказавшись в комнате, она бросилась на кровать и разрыдалась так, будто ее жизнь кончилась. Она чуть было не потеряла Тейлора.

Она заколотила кулаками по кровати. Она ненавидит, ненавидит, ненавидит профессора Монтгомери! Он разрушил ее жизнь. Почему бы ему не отправиться туда, откуда пришел? Почему бы ему не оставить ее в покое?

Она плакала почти полчаса, пока в дверь не постучали и в комнату не вошла мисс Ганстон. Аманда постаралась спрятать глаза, чтобы женщина не увидела, что она плакала.

— Он передал вот это, — сказала миссис Ганстон, выглядевшая на удивление довольной.

Аманда взяла книгу и записку и захлопнула дверь почти перед самым лицом женщины.

— «Основы математики», — прочла она вслух и посмотрела на новое расписание. Ей следовало начать работу над книгой, а утром ее ждала проверочная работа по первым четырем главам.

— Но ведь завтра воскресенье, — прошептала она. Ее плечи опустились, когда она раскрыла книгу. Материал был ужасно сложным, и чтобы разобраться, ей придется просидеть всю ночь. И даже так ей не справиться! Тейлор разозлится, а она будет выглядеть недостойно.

Она села за стол и открыла учебник на первой странице.

Аманда была так погружена в книгу, пытаясь понять принципы математики, что не услышала, как Хэнк влез в окно. Когда он заговорил, девушка подпрыгнула от неожиданности.

— Проспорила? — произнес Хэнк за ее спиной.

Аманда прижала руку к сердцу и повернулась к Хэнку.

— Неужели вам всегда нужно подкрадываться, как разбойнику? Неужели нельзя просто постучать в дверь, как делают все воспитанные люди? Хотя я требую слишком много. Вы ведь выросли в хлеву, в окружении животных.

Хэнк только усмехнулся.

— Он так с тобой обошелся, что тебе надо на ком-то отыграться?

Она посмотрела на него убийственным, как ей казалось, взглядом. Но он даже не перестал ухмыляться. Она вернулась к книге.

— Готова отправляться? Я купил для тебя платье. Самое модное и подходящее для танго.

Она стиснула зубы и не оторвала взгляд от книги.

— Боюсь, что ничего не получится. Я не могу пойти, — она ожидала, что после этих слов Хэнк взорвется, но он не издал ни звука. Молчание длилось так долго, что ей пришлось повернуться к нему. Он растянулся на ее кровати, полностью заняв ее. На мгновение он показался ей очень привлекательным, но она отогнала мысль прочь.

— Ну? — сказала она.

— Что «ну»? — спросил он, продолжая разглядывать потолок.

У него в запасе было больше способов вывести человека из себя, чем у иных людей волос на голове. Она стояла со сжатыми от ярости кулаками.

— Профессор Монтгомери, я хочу, чтобы вы покинули мою комнату и больше никогда не показывались мне на глаза. Я также хочу, чтобы вы перестали вмешиваться в мою жизнь. Что касается того, что я пообещала сегодня днем, то я… я была не в себе и сказала не то, что на самом деле имела в виду. Если вы почему-то поняли с моих слов, что я пойду с вами на танцы, то приношу свои извинения. Мне нужно работать, и сегодня вечером я не выйду из дома.

Он продолжал лежать, не говоря ни слова, подложив руки под голову.

— Я прошу вас уйти!

— А что за работа? — спросил он наконец. Она бессильно вздохнула.

— Если вам так интересно, «Основы математики», и у меня будет экзамен завтра утром, так что я должна все время до последней минуты отдать учебе.

Он скатился с кровати и стал рядом с Амандой.

— Экзамен в воскресенье. Значит, он тебя наказал? А что ты сделала? Повалила его на пол? Забралась к нему в ванну?

— Вон из моей комнаты!

— Или просто подержалась за его холодную руку?

Она прятала от Хэнка глаза. Он шагнул ближе и шепнул в самое ухо:

— А может, ты поцеловала его? Аманда опустилась в кресло.

— Пожалуйста, уйдите, — прошептала она. Но он схватил ее за плечи, притянул к себе.

— Ты признаешь, что я был прав? У Тейлора вместо крови в венах вода. Он не способен хоть как-то проявить любовь.

Она попыталась вырваться из его рук.

— Он — хороший человек, и я хочу, чтобы он был доволен мной.

— А почему ты не хочешь быть довольна сама собой?

. Она изобразила улыбку:

— Мне доставит удовольствие вернуться к занятиям. А также мне будет приятно, если вы покинете мою комнату. А еще большее удовольствие мне доставит ваш отъезд из Америки.

Он вынул часы из кармана.

— Мы опаздываем. Я должен встретить Риву ровно в восемь, так что у тебя десять минут на одевание. Тебе понравится платье, которое я купил.

— У него нет переда? Или юбки? Профессор Монтгомери, я не собираюсь тратить время на отвратительное, бессмысленное сборище с вашими отвратительными друзьями.

Он снова усмехнулся:

— Ты уже один раз проиграла, так что, может, проиграешь и сейчас?


Глава 10


К тому времени как Хэнк добрался до здания Оперы, где проводились танцы, он уже вполне созрел для монастыря. Рива была в ярости, потому что он испортил свидание, придя с другой женщиной, а Аманда злилась потому, что он не отвязался от нее, пока она не согласилась пойти на танцы. А если прибавить и то, что обе женщины давно недолюбливали друг друга и что им пришлось усесться вдвоем на одно сиденье в его машине, то становится вполне понятно, почему Хэнк начал с большим интересом обдумывать предложение Аманды убраться из Америки. Может, отправиться в продолжительный круиз? Круиз на корабле военно-морского флота, где мужчины месяцами не видят женщин.

— Вон там есть столик, — объявила Рива, пытаясь перекричать музыку. — Он, конечно, только на двоих, — продолжила она, выжидающе глядя на Аманду. Рива была готова убить Аманду на месте. Ей только-только удалось подцепить этого роскошного, богатого, образованного, очень богатого, уважаемого и, опять же, богатого мужчину, как тут же появилась Аманда. Что еще хуже, на Аманде было потрясающее белое платье из атласа с укороченной юбкой и сверкающей бахромой по краю. Рива и не подозревала, что такие платья существуют на свете. На его фоне ее собственное голубое платье, на которое ушел недельный заработок, казалось дешевым и кричащим.

— Слишком мало места, — сказала Аманда. — Вы вдвоем садитесь, а я поищу другой столик.

Хэнк решительно схватил ее за локоть.

— Может, мне уйти? — спросила Рива. Хэнк схватил другой рукой ее локоть и начал подталкивать обеих женщин к тесному столу.

Здесь не подавали коктейлей, но было достаточно пива и вина, так что Хэнк заказал бутылку шампанского. Все трое сидели молча, ожидая шампанское, а вокруг раздавался смех, гремела музыка, танцевали парочки. Когда шампанское принесли, Рива и Хэнк охотно выпили, но Аманда не прикоснулась к бокалу.

— Пей, — приказал Хэнк.

— И что ты сделаешь, чтобы заставить меня, если я не соглашусь?

— Приглашу потанцевать со мной, — произнес он так, чтобы это услышала только она.

— Чтобы избежать этого, я выпью целую бутылку, — ответила она, поднимая бокал. Вино было божественным на вкус — немного кислым и холодным, с маленькими пузырьками газа. Она выпила все и подставила бокал, чтобы официант снова наполнил его.

— Тебе нужно что-нибудь съесть, а то опьянеешь. Есть что-нибудь в меню, чего ты не любишь?

— Только мужчина, которого я не люблю.

— Прошу прощения, — вмешалась Рива. — Но мне кажется, что я — лишняя. Вон там несколько моих знакомых. Я присоединюсь к ним.

— Погоди, — сказал Хэнк. — Давай потанцуем.

Он взял Риву за руку, поднялся и посмотрел на Аманду.

— Попробуешь сбежать — очень потом пожалеешь.

Она только посмотрела на свой бокал, который официант наполнил в третий раз, и улыбнулась.

— И не пей так много.

Хэнк вел Риву в танце, а она прижималась к нему так сильно, как только позволяли приличия. Но он, похоже, ничего не замечал, и только оглядывался на столик, где сидела Аманда. Рива обхватила его руками за затылок и развернула лицом к себе.

— Что с тобой? — спросила она. — Влюбился в нее?

— Упаси Боже, что ты, — с ужасом ответил он. — Просто пытаюсь выполнить свой долг. Ненавижу, когда человека держат в подчинении.

— Ты имеешь в виду Аманду? Это она-то в подчинении? С таким домом и кучей денег? Да одно такое платье, как у нее, заставит женщину забыть любые неприятности.

— Тебе нравится платье? А Аманда сказала, что оно годится только для официантки из салуна.

— Она солгала, поверь мне.

Похоже, это замечание доставило Хэнку удовольствие. Рива улыбнулась и прижалась к нему еще теснее. Он был прекрасным партнером, и ей нравилось чувствовать его мускулы под своими руками, чувствовать, как их ноги соприкасаются во время танца. Если Аманда вздумает отобрать этого мужчину, ей придется нелегко.

Аманда приступила к четвертому бокалу, когда напряжение наконец-то оставило ее. Хотя «напряжение» было неподходящим словом. Скорее, ужас. Монтгомери пригрозил рассказать Тейлору обо всем, что произошло со времени его появления в доме Колденов, если Аманда не пойдет с ним на танцы. Аманде пришлось выбирать между реальной опасностью потерять Тейлора, если Монтгомери ему действительно обо всем расскажет, и вероятной опасностью потерять его, если он случайно заглянет в комнату и обнаружит ее отсутствие. А думать о завтрашнем экзамене она просто не могла.

Она глотнула еще шампанского и начала разглядывать зал. Он не был таким безвкусным, как ей показалось вначале, да и музыка теперь звучала гораздо приятнее.

— Аманда?

Она подняла глаза и увидела очень симпатичного молодого человека. Не такого красивого, как Тейлор или даже Монтгомери, но в целом очень приятного — темно-каштановые волосы, карие глаза, полные губы и густые усы. Пока он садился, она не отводила глаз от его губ.

— Вот ты какая стала. Целую вечность тебя не видел. Помнишь меня? Я — Сэм Райан. Она перевела взгляд на его глаза.

— Сэм Райан, тайная любовь всех девочек начальных классов. Помню, как мы, девчонки, шеи сворачивали, когда ты проходил мимо. — Аманда сначала пришла в ужас от собственных слов, но тут же решила, что все это не имеет значения.

Сэм смутился:

— Не знал об этом, но вот ты действительно выглядишь потрясающе. Мне нравится твое платье.

— Правда? Такое старье. — Сэм выглядел лучше с каждым глотком шампанского.

— Не хочешь потанцевать?

— Боюсь, я не умею.

— Неужели? — Он улыбнулся и нагнулся к ней. — Ты здесь одна? Я имею в виду, тот парень, что привел тебя сюда, он — твой или Ривы?

— Ривы! — почти выкрикнула она. — Не имею с ним ничего общего. Он просто вел машину. Я с ним почти не знакома. И вообще не хочу его знать. — Она замолчала.

Сэм некоторое время рассматривал ее Аманда выросла и стала хорошенькой женщиной — пушистые волосы красиво обрамляли лицо, а плечи соблазнительно выглядывали из выреза платья.

— Здесь так шумно. Не хочешь выбраться куда-нибудь, где можно спокойно поесть и поговорить?

— Я не против чего-нибудь съесть, — ответила она, вспомнив, что ничего не ела после того ужасного пикника с невыносимым профессором Монтгомери. Пытаясь встать, Аманда чуть не упала, но сильные руки Сэма подхватили ее, и она улыбнулась так, будто он спас ей жизнь. Ей было приятно увидеть в его глазах такое же выражение, какое ей доводилось несколько раз заметить в глазах Монтгомери. Ей не хотелось вспоминать, как Тейлор смотрит на нее. Отвращение, которое он продемонстрировал сегодня, ранило ее сильнее, чем она могла признать.

— Спасибо, — прошептала она, прижимаясь к Сэму, и его взгляд еще больше потеплел. Ей было так приятно! Она вцепилась в его руку, словно не могла передвигаться сама, и Сэм повел ее к двери.

Танго закончилось, и Хэнк поспешил к столику, где он оставил Аманду. Столик был пуст, за исключением бутылки из-под шампанского и трех бокалов. Он окинул взглядом зал и увидел, как Аманда выходит из дверей, повиснув на руке атлетически сложенного молодого человека, пожирая его при этом взглядом. Прошло несколько мгновений, прежде чем способность дышаться вернулась к Хэнку, после чего он ринулся за парой, бросив Риву. Аманда и ее высокий спутник уже вышли.

— И куда, черт побери, ты собралась? — закричал Хэнк, хватая Аманду за руку.

— Эй, мистер, секундочку, — сказал Сэм, притягивая к себе Аманду.

— Любишь ты, чтобы мужики из-за тебя дрались, Аманда, — заявила Рива, появляясь на верхних ступеньках лестницы, ведущей в зал.

Аманда улыбнулась всем троим и решила, что отныне будет пить шампанское каждый день.

Хэнк смотрел Сэму в глаза. Они были одного роста, но Сэм был массивнее и его лицо было лишено признаков интеллекта, в отличие от лица Хэнка.

— Эта женщина — под моей зашитой, — Хэнк обращался к Сэму таким тоном, словно разговаривал с каким-нибудь из своих студентов. — Я не могу позволить ей разгуливать с…

— Минуточку! — сказал Сэм. — Я знаком с Амандой всю жизнь, а ты пришел сюда с Ривой.

— И я так думаю, — сказала Рива.

— Ага, думает, — подтвердила Аманда, улыбаясь.

— Ты напилась, — сказал Хэнк с отвращением и потянул Аманду к себе. — Я отвезу тебя домой.

Она отпрыгнула от него.

— А мне нравится напиваться, и я хочу уйти с Сэмом. Разве не для этого вы привезли меня сюда, профессор Монтгомери? Чтобы я делала то, что захочу.

— Но я не думал, что ты напьешься. Сэм шагнул вперед, но Аманда жестом остановила его.

— Ну конечно, вы хотели, чтобы я делала то, что вам хочется, верно?

Она быстро повернулась к Сэму и поцеловала его в губы. Она не почувствовала ничего, кроме гнева, и когда Сэм попытался обнять ее, она оттолкнула его и снова посмотрела на Хэнка.

— Вот так! Я хочу этого. А сейчас мы с Сэмом пойдем куда-нибудь перекусить. Рива немедленно повисла на руке Хэнка.

— Замечательно! А мы пойдем танцевать. Она потянула Хэнка за собой, но тот не двинулся с места, наблюдая, как Сэм и Аманда идут вниз по улице в свете фонарей. Их тусклый свет придавал всей сцене какой-то интимный оттенок.

— Я тоже проголодался, — сказал Хэнк и пошел вслед за Амандой и Сэмом. Сжав зубы, Рива последовала за ним.

— А мне ты сказал, что Аманда для тебя ничего не значит.

— Я просто чувствую себя ответственным за нее, — объяснил Хэнк и свернул вслед за Амандой и Сэмом в небольшое кафе.

— Не возражаете, если я присоединюсь к вам? — спросил он и сел напротив Аманды. Рива села рядом с ним.

— Скажет мне наконец кто-нибудь, что происходит? — поинтересовался Сэм. — Кто этот человек?

— Хотела бы я знать, — сказала Аманда. — Кто вы такой, профессор Монтгомери? И почему вы постоянно мешаете мне?

— Хороший вопрос, — одобрила Рива. Хэнк взял меню и полностью погрузился в него.

— Ну, что здесь вкусного? Впрочем, для Аманды это не имеет значения. Она съест вагон чего угодно.

На некоторое время повисла тишина. Все трое смотрели на Хэнка, но он не поднимал взгляд от меню, пока не появилась официантка. Хэнк не мог понять, что разозлило его больше: надутая Аманда, которая чуть не сбежала с этой горой мышц, или то, что она улыбалась своему «знакомому» слишком призывно. Ее бросало из одной крайности в другую: то Тейлор, в котором не было ничего от живого человека и слишком много мозгов, то этот жеребец, у которого вместо мозгов были мышцы.

— Мы с Сэмом идем на прогулку, — объявила Аманда после ужина.

— Только через мой труп. — Хэнк любезно улыбнулся.

— Это можно организовать, профессор, хотя я не люблю бить стариков, — сказал Сэм.

Хэнк чуть не сорвался с места, но Рива удержала его. Хэнк нравился ей с каждой минутой все больше. Если бы только удалось увести его подальше от Аманды!

— Хорошая идея — прогуляться, — согласилась Рива. — Пойдем все вместе. Можем пройтись до музея.

Дорогая к музею была длинной и почти неосвещенной. Она шла вдоль поля, где рос хмель, и Рива твердо решила затащить Хэнка в темное местечко под заросли хмеля.

— Сейчас Аманда заставит открыть для нас музей, — сказал Хэнк. — А потом прочтет лекцию.

Аманда холодно посмотрела на него и придвинулась поближе к Сэму.

— Предпочитаю развлекаться. Разве не для этого меня сюда притащили?

Хэнк увидел, как Сэм пожирает взглядом Аманду, и сжал в руке вилку так, что она погнулась.

— Осторожнее, профессор, не пораньте себя, — съязвил Сэм. — В вашем возрасте раны заживают медленно. Пошли, Аманда.

— Да, — она улыбалась, глядя в лицо Хэнку.

Хэнку сначала пришлось заплатить, потом Рива пожелала сходить в туалет, и он ждал ее так долго, что потерял всякое терпение. В результате он потерял из виду Аманду и ее «приятеля».

— Пошли, — нетерпеливо сказал он Риве.

— Худшее свидание из тех, что у меня были, — пробормотала Рива и пошла за Хэнком. Она постаралась направить Хэнка поближе к темным полям, но он не замечал, что она делает.

Наконец она остановилась прямо перед ним.

— Не понимаю, что происходит. Ты пригласил меня на танцы, а сам пришел с другой женщиной, которая, как ты говоришь, ничего для тебя не значит. Мы станцевали всего один танец, и ты кидаешься вслед за Амандой, будто она — любовь всей твоей жизни. Хотелось бы знать, где мое место во всей этой мешанине. Если тебе нужна Аманда, зачем приглашать меня? — Она понимала, что рискует потерять его, но у нее так болели ноги в бальных туфлях, что ей уже было наплевать.

— Аманда всю жизнь прожила в хрустальном замке. Она не понимает, на что способны мужчины, поэтому вешается на этого футболиста весь вечер.

— Сэм — неплохой парень. С ней все будет в порядке.

— Как же! — сказал Хэнк и пошел вперед. — Я за нее отвечаю. Я заставил ее прийти, и я не переживу, если с ней что-нибудь случится.

— Ты уверен, что это — единственная причина? Что ты не интересуешься ею сам?

— Только как ученицей. Она — не мой тип. Ей приходилось почти бежать, чтобы успеть за ним.

— Докажи это, — потребовала она. Хэнк остановился и посмотрел на Риву в лунном свете. Она слишком сильно накрасилась, платье на ней было дешевым, и он сомневался, что она знает что-нибудь о том, что происходит в Сербии, но сейчас она выглядела привлекательно. Он нагнулся к ней и быстро поцеловал. Его мысли вертелись вокруг того, куда подевалась Аманда.


— Похоже, он нас потерял, — сказала Аманда, задыхаясь от бега.

— Он за тобой присматривает, что ли? — спросил Сэм.

— Что-то вроде. Он думает, что я ему принадлежу.

— Но я слышал, ты обручилась с тем парнем, что живет в вашем доме.

Может, под влиянием выпитого сцена, разыгравшаяся сегодня в библиотеке, отчетливо всплыла в мозгу Аманды. Если Тейлор — нормальный мужчина, то вероятно причина в ней? Монтгомери не считал ее физически непривлекательной, но точно так же он думал обо всех женщинах. Он флиртовал с Лили Уэбстер в парке, он пригласил Риву на танцы. Похоже, не существовало женщины, которая ему бы не нравилась.

Она слегка прижалась к Сэму:

— Скажи, а в школе ты обращал на меня внимание?

— Конечно, ты же дочь Колдена. Ты была самой богатой девчонкой в школе.

— Значит, — грустно сказала она, — ты поэтому подошел ко мне на танцах? Из-за денег моего отца?

Улыбаясь, он взял ее под руку и увлек к краю дороги.

— Да я в первый момент тебя и не узнал. Просто посмотрел на тебя и подумал, что ты — самая хорошенькая девушка, какую я только видел.

— Правда? — прошептала она. Но если она хорошенькая, почему Тейлор не хочет прикасаться к ней? Она задумалась над тем, как Сэм отреагирует на ее поцелуй. Аманда повернулась к нему лицом и с удовольствием заметила, что его дыхание участилось.

— Пойдем, взглянем на поля хмеля в лунном свете, — сказал он и потянул ее за собой. Когда они оказались у ограды, Сэм обнял и перенес девушку.

В первый момент его прикосновения заставили ее вздрогнуть, но лунный свет, этот большой, красивый мужчина, вино и его откровенный интерес подействовали на нее так, что ее кожа запылала. Она наблюдала, как он перебирается через ограду, и ей понравилось, как мышцы напрягаются под его одеждой. Посмотрев на Сэма, она поняла, что он заметил ее взгляд.

— Иди сюда, моя сладкая, — нежно сказал он и повел ее за руку в тень хмеля.

Аманда последовала за ним, наконец-то чувствуя себя хорошо. Она не была неудачницей. Наконец-то рядом с ней был мужчина, которому она нравилась, который не поучал ее и не давал ей заданий. Мужчина, который не злился на нее из-за того, что она непонятно чем расстроила его.

Внезапно Сэм повернулся к Аманде, обнял и начал целовать ее. Ей это понравилось. Сэм не был Тейлором, который ненавидел целоваться, или Монтгомери, который целовал ее только тогда, когда пытался доказать что-то.

Она встала на цыпочки и сама поцеловала его, обвив руками шею.

Его губы касались ее щек, шеи. Руки шарили по всему телу, с силой сжимая грудь, а ноги прижимались к ее ногам.

, — Да, лапочка, дай мне… — бормотал он, скользя губами по плечам.

Она почувствовала, как он потянул рукав платья, пытаясь стащить его вниз, и услышала легкий треск.

— Сэм, — сказала она, безуспешно пытаясь оттолкнуть его. От его губ ее плечи стали мокрыми, а от того, как он прижимался, заболели ноги. — Сэм, пусти.

— Не сейчас, лапочка. Не пущу, пока не получу то, что ты мне обещала.

Аманда начала осознавать, что происходит. Одной рукой Сэм сжимал ей грудь, другая двигалась по всему телу.

— Нет, — закричала она, но он накрыл ее рот своим. Ей не нравилось, как он целуется. Его поцелуи не были такими приятными, как поцелуи Монтгомери. Она отвернулась. — Прекрати! Я хочу домой.

— Ты дома, малышка.

Он подхватил ее под колени одной рукой и приподнял, одновременно опускаясь на землю.

Аманда испугалась и начала отбиваться, но она была вполовину легче и гораздо слабее Сэма.

— Нет! — кричала она, колотя его куда попало.

Он потянул за вырез платья и она услышала, как трещит ткань. Он покрывал поцелуями ее грудь. Она попыталась закричать, но он закрыл ладонью рот.

— Нет смысла сопротивляться, малышка, — сказал он. — Я же даю тебе то, чего ты добивалась весь вечер.

Он жадно целовал ее грудь, а она с трудом хватала воздух, чувствуя, что теряет сознание.

И вдруг его ладонь исчезла. Аманда открыла глаза и увидела, что Монтгомери оттягивает Сэма от нее за волосы.

— Ах ты, ублюдок, — кричал Хэнк. — Я так и думал!

Сэм отпрыгнул в сторону.

— Она сама хотела. Она напрашивалась на это весь вечер. Что, злишься из-за того, что она меня выбрала?

Мгновение спустя Сэм лежал на земле. Из рассеченной верхней губы, куда ударил Хэнк, лилась кровь.

— Я убью тебя, старая развалина, а потом вернусь к ней, — заревел Сэм, поднимаясь на ноги и готовясь напасть на Хэнка.

— Тебе понадобится помощь, — тихо произнес Хэнк, примериваясь к голове Сэма. Он сцепил руки в замок и с силой ударил Сэма в висок.

Сэм еще мгновение двигался, после чего рухнул лицом вниз.

— Неплохо для старой развалины, — произнес Хэнк, глядя на распростертое у его ног неподвижное тело, после чего повернулся к Аманде. Ее лицо было белее атласного платья, и она прикрывала грудь обеими руками.

— Ну, пойдем, — сказал он как можно нежнее, хотя был зол настолько, что вполне мог свернуть Аманде шею. Он попытался приобнять ее за плечи, но Аманда прошла мимо, высоко подняв голову. Ладно, пусть будет так, если ей хочется. Он хотел утешить ее, но она всем видом показывала, что не нуждается в утешении. Даже не взглянув на неподвижное тело футболиста, Хэнк потер руку и пошел за Амандой к дороге.

Рива ждала их там, но Аманда прошла мимо нее по направлению к городу и ожидающей там машине.

— Сэм?.. — спросила Рива, кивая на разорванное платье Аманды.

— Да, — буркнул Хэнк, глядя, как Аманда удаляется все дальше.

— Значит, свидание закончилось, — сделала вывод Рива. — По крайней мере, нельзя сказать, что было скучно.

Хэнку было не до нее. Счастье еще, что он услышал слабые крики Аманды. Если бы он прошел на два ряда дальше, он бы вообще не заметил ее. Когда он вспомнил тело этого ублюдка поверх Аманды, ему захотелось вернуться и убить его.

Аманда не останавливалась, пока не дошла до машины Хэнка. Она села, глядя прямо перед собой.

— Подвинься и дай место Риве, — сказал Хэнк, и его голос прозвучал злее, чем он хотел.

— Нет уж, спасибо, — отказалась Рива. — Я вернусь на танцы. Большое спасибо за свидание, профессор. Может, еще как-нибудь выберемся, — и она побежала к зданию Оперы.

Хэнк сел на водительское место, завел машину и повел ее в сторону ранчо Колден. Он ничего не говорил Аманде, но мысленно ругал ее всю дорогу. Она ничего не понимала в мужчинах, как, впрочем, и во всем остальном. Все, что она знала — это книги и расписания. И с чего она решила, что справится с таким самоуверенным типом, как этот Сэм? Хэнк даже не особо винил Сэма, учитывая то, как Аманда вешалась на него весь вечер.

Когда какая-то женщина обогнала их, он сердито посмотрел на Аманду, но при взгляде на ее лицо его гнев улетучился. Она выглядела напуганной до смерти, будто жизнь ее кончилась. Он остановил машину у края дороги под дубом и, выйдя из нее, подошел с другой стороны к Аманде.

— Вылезай, — сказал он.

— Я хочу домой, — чуть слышно произнесла она.

Он протянул ей руку, но она вжалась в сиденье.

— Не прикасайся ко мне, — почти завизжала она.

— Аманда, я не насильник, и не позволю тебе думать, будто все мужчины — такие, как этот ублюдок.

Одной рукой он подхватил ее под коленями, другой — за спину, и вынес из машины.

Как только он коснулся ее, Аманда вернулась к жизни и принялась колотить его по спине, животу, а потом вцепилась руками в волосы. Но он крепко держал ее, только застонал, когда она попала по особо чувствительным местам. Потом она разрыдалась, и Хэнк понес ее под дерево. Он сел, по-прежнему прижимая ее к себе и гладя ее волосы, пока она плакала.

— Было больно? — нежно спросил он. Аманда начала приходить в себя.

— Он задел мою гордость. Хэнк протянул носовой платок.

— И больше ничего? Значит, испорчено только отвратительное платье?

— Это красивое платье. Самое лучшее на танцах.

— Ты правда так думаешь? — спросил Хэнк довольным тоном.

Аманда снова шмыгнула носом.

— Не понимаю, что случилось. Он так хорошо ко мне отнесся во время танцев. И было так приятно просто поцеловаться с мужчиной.

Хэнк почувствовал себя уязвленным.

— Когда я целовал тебя, тебе это не нравилось.

— Да, но ты просто хотел проучить меня. Ты хотел, чтобы я стала такой, какой ты хочешь меня видеть, и Тейлор хочет, чтобы я стала такой, какой хочется ему. А Сэм просто подумал, что я… хорошенькая.

Хэнк понял, что в ее словах больше правды, чем ему хотелось услышать.

— Но ты флиртовала с ним, и он подумал, что ты — легкая добыча.

— Я хотела чувствовать, что нужна кому-то.

— Понятно. Не расскажешь, что произошло сегодня между тобой и Тейлором?

Она вздрогнула, вспомнив сцену в библиотеке.

— Нет.

— Было настолько плохо?

Она сидела у него на коленях, но, при всей интимности положения, они могли бы с таким же успехом сидеть в креслах в гостиной.

— Мне только хочется знать, почему, когда тебе захотелось почувствовать себя желанной, ты не пришла ко мне.

— К тебе? — переспросила она. — Но с тобой я не чувствую себя желанной. Я чувствую себя глупой. Ты постоянно даешь мне понять, что все, что я делаю — не правильно. Ты кричишь на меня, ведешь себя грубо, заявляешь, что я понятия не имею о том, что такое жизнь или любовь. Рядом с Тейлором я, конечно, не чувствую себя роковой женщиной, но, по крайней мере, он признает, что я — сообразительная.

Она слезла с его колен, встала и попыталась прикрыться клочками платья.

— Тейлор выбирает для меня одежду, ты купил для меня это платье. Не вижу разницы между вами, за исключением того, что Тейлор не кричит. Должна признать, что еда, которую ты мне обычно предлагаешь, нравится мне больше, чем еда Тейлора, но в каждодневном общении я предпочитаю Тейлора — с ним спокойнее. А после сегодняшнего вечера я убеждена, что он — единственный подходящий для меня мужчина. Кстати, все свидания такие «забавные»? Предпочту в следующий раз остаться дома. А теперь, профессор Монтгомери, не могли бы вы отвезти меня домой, где я смогла бы почувствовать себя в безопасности?

Она повернулась и пошла к машине, стараясь сдержать дрожь — она все еще не оправилась после нападения Сэма. Оказывается, после всех этих лет с Тейлором она упустила важную часть образования. Тейлор никогда не целовал ее, но вот приехал Монтгомери и первым сделал это. И Монтгомери никогда не причинял ей боль своими прикосновениями, и его руки никогда не казались липкими, как у Сэма.

Она подставила лицо ветру и постаралась не расплакаться. В сотый раз она пожелала, чтобы Монтгомери никогда не приезжал. Хотя Тейлор редко целует ее, это не имело бы значения, так как она никогда бы не узнала о поцелуях, или машинах, или танцах, или прекрасной еде. И она бы не встретилась с Сэмом или Ривой, которая бросала на нее убийственные взгляды весь вечер. Ее жизнь была бы совсем другой, если бы он не приехал.

А сейчас ей нужно вернуться к прежней жизни. Ей придется тайком прокрасться в дом (и этого она никогда не делала до его приезда), взять учебник по математике и учиться до самого утра, если она хочет написать работу завтра утром.

Хэнк остановил машину на достаточном расстоянии от дома, чтобы никто не увидел свет фар и не услышал мотор.

— Аманда, — сказал он, поворачиваясь к девушке. — Ты не можешь обвинять меня в том, что произошло.

— Конечно, нет. Я умоляла тебя взять меня на танцы и купить платье с вызывающим вырезом. И я рассказывала тебе о том, как люблю маленькие милые пикники и прочие развлечения, которые ты устраивал для меня. С чего мне винить тебя во всех тех ужасах, что произошли с того момента, как ты появился. Мой жених не выносит меня, на меня напал старый друг. Но я уверена, что сама виновата во всем этом, никак не ты.

Хэнк ничего не ответил. Он развернулся и пошел к дому. Он был уверен, что все делал правильно, но слова Аманды заставили его усомниться в этом. Видимо, действительно следует поверить ей на слово и оставить ее в покое.

В дверях спальни Хэнк поцеловал Аманде руку.

— Доброй ночи, мисс Колден, — сказал он и исчез, прежде чем она смогла что-то ответить.

Он плохо спал этой ночью. Ему снова и снова слышались слова Аманды о том, что он не имеет права вмешиваться в ее жизнь. Она была права, когда обвинила его во всем том плохом, что произошло в ее жизни по его вине. Сегодня ее чуть не изнасиловали, и если бы это произошло, вина лежала бы целиком на нем. Она не просила его ни о чем, это он навязывал ей свою помощь.

В три часа ночи он встал и вышел на балкон. В окне Аманды горел свет, и он видел ее силуэт над столом. Она разбирала математику, прилагая все силы, чтобы человек, которого она любит, остался доволен.

Хэнк вернулся в комнату и начал укладывать вещи. Он не понимал, что пытался доказать Аманде, но чувствовал, что проиграл. Миссионеры, приехавшие на Гавайи, были уверены, что во всем поступают правильно, но их действия принесли только беды коренным жителям. И он чуть не разрушил жизнь Аманды, женщины, которую он… Хэнк остановился. Он не знал, что испытывает по отношению к ней, но знал, что сделал все, чтобы она была несчастна. Может, во всем виновато его тщеславие — решил попробовать увести ее у Тейлора Дрисколла? И что бы было, если бы ему это удалось? Она стала бы второй Блайт Вудли, которая решила, что он обязан жениться на ней? Она бы тоже рвала образцы обоев и кидала клочки в него? Ей лучше оставаться там, где она была, рядом с Тейлором, и если она предпочитает, чтобы каждая минута ее жизни была расписана, то она сама это выбрала.

Он написал письмо мистеру и миссис Колден с благодарностью за оказанное гостеприимство, хотя ее он никогда не видел, а его видел редко, потом попытался составить записку для Аманды, но не смог. Что он может сказать? «Прости, что пытался управлять твоей жизнью, когда ты уже выбрала того, кто это должен делать»?

В полшестого он услышал шаги слуг наверху и понял, что вот-вот настанет время наказания для Аманды за ненаписанную работу. Он подавил в себе гнев, как и чувство несправедливости, и закрыл чемодан. Его это больше не касалось — как, впрочем, никогда не касалось, — и он пошел вниз. Он оставил записку на столе в гостиной, и вдруг заметил свет, который выбивался из-под двери в библиотеку.

Твердя себе, что это — не его дело, он заглянул вовнутрь. Аманда уже сидела за массивным столом, на фоне которого выглядела маленькой и слабой. Перед ней лежали ручка и бумага. Но голова Аманды лежала на столе, а руки безвольно повисли вдоль тела. Она спала, как ребенок.

Он почувствовал приступ раскаяния. Она заснула во время экзамена, потому что провела остаток ночи над книгами. Он тихо прикрыл за собой дверь и подошел к столу. Она спала так крепко, что не услышала его и не шевельнулась, когда он взял со стола листок с задачами и заглянул в него. Задание было сложным, и Хэнк снова проклял Дрисколла.

Хэнк понял, что должен делать. Он взял ручку Аманды, несколько листков дорогой почтовой бумаги, которой гордился Колден, для черновика, книгу и начал разбирать задачи. Через полчаса он закончил. Аманда так и не проснулась. Он положил листки на стол так же, как нашел их, и, подчиняясь минутному желанию, написал записку для Аманды, которую положил ей на колени. Также внезапно для себя он поцеловал кончики пальцев и коснулся ими волос Аманды, которые снова были стянуты в тугой узел.

— Прощай, Спящая красавица, — прошептал он и покинул комнату.


Глава 11


— Ну, Аманда, — громко сказал Тейлор, разбудив ее так внезапно, что она чуть не упала со стула, — вижу, мои задания наводят на тебя скуку, и тебя даже не волнует, напишешь ли ты работу. С другой стороны, возможно, это я тебя больше не волную.

Аманде понадобилось некоторое время, чтобы она поняла, где находится и что происходит вокруг, после чего ее тут же охватила паника. Она так хотела написать работу хорошо, что просидела над учебником всю ночь, но именно поэтому заснула, как только экзамен начался.

Она сжала кулаки и еще раз напомнила себе, что страдает от гнева Тейлора по вине Монтгомери. Если бы он не приехал в Кингман, ей бы не пришлось мчаться на танцы только для того, чтобы ее чуть не изнасиловали, как не пришлось бы сдавать экзамен в шесть часов утра в воскресное утро. Как не пришлось бы умирать от стыда, наблюдая, как Тейлор берет в руки абсолютно пустой лист, где она должна была записать решение задач.

— Я могу все объяснить, — начала Аманда, но тут же замолчала. «Как объяснить?» — лихорадочно думала она, пытаясь сочинить мало-мальски достоверную историю.

Тейлор с удивлением посмотрел на нее.

— Ты очень хорошо справилась, — спокойно сказал он. — Не знал, что ты разбираешься в математике.

Он никогда не учил ее математике, потому что сам не был силен в этом предмете. Он предпочитал литературу и искусства. Но его так, разозлили сексуальные притязания Аманды, что он решил дать ей самое трудное задание. Она должна была прочитать вводные главы из учебника для начинающих, а задачи он подобрал из учебника третьего года обучения, и тем не менее, если верить ответам, которые он списал из специального приложения для проверки упражнений, Аманда решила все на «отлично». Судя по этому экзамену, ее познания в математике далеко превосходили то немногое, что знал сам Тейлор.

— Хорошо? — глупо переспросила Аманда. — Но я даже не поняла вопросы.

Тейлор с раздражением посмотрел на нее. Она что, издевается над ним?

— Могу с этим поспорить. — сказал он. — А теперь иди и переоденься. Надень платье из лилового шелка. То, что сейчас на тебе, мне абсолютно не нравится. И причешись. Волосы совсем растрепались. После завтрака я проверю, как ты шьешь.

Он так швырнул листок с задачами на стол и так хлопнул дверью, выйдя из библиотеки, что Аманде показалось, что разозлен он не только тем, что она заснула. Он даже ничего не сказал о пустом листке.

Она подошла к столу и взяла листок, и тут же замерла в изумлении. Он был исписан ее собственным почерком. Даже пятерки были написаны именно так, как она обычно писала. Она что, ответила на вопросы во сне?

Уже думая об этом, Аманда поняла, что такое просто невозможно. Недоверчиво глядя на лист, она заметила небольшой клочок бумаги у своих ног. Аманда подняла его.


Дорогая мисс Колоен,

Простите, что я вмешивался в Вашу жизнь, я был не прав. Моя небольшая помощь на экзамене ни в коей мере не искупит моей вины, но, надеюсь, будет Вам полезна.

Желаю Вам и Вашему жениху всего наилучшего.

Искренне Ваш,

Генри Р. Монтгомери.

Р.S. Я получил степень не на заочных курсах.


Только спустя минуту Аманда поняла, что профессор Монтгомери спас ее от Тейлора и что, судя по тону письма, он уехал. В первое мгновение она почувствовала огромное облегчение. Он отчасти получил прощение за тот ужас, что ей пришлось пережить прошлой ночью, но за все, что он сделал за то время, что был здесь, она его никогда не простит.

Она откинулась в кресле и вздохнула с облегчением. Теперь ее жизнь вернется в прежнее спокойное русло. Теперь она сможет подтолкнуть Тейлора к тому, чтобы он побыстрее женился на ней. Она будет выполнять его указания, Следовать расписанию и заниматься без передышки до тех пор, пока он не заговорит о женитьбе, ну а когда они поженятся… И что? Она по-прежнему будет жить по расписанию, составленному Тейлором? И вечно учиться? И в один прекрасный день ей придется рожать утром ребенка, а вечером — сдавать экзамен по французскому?

"Прекрати!» — приказала она себе. Она выйдет замуж за Тейлора и будет счастлива, как бы ей ни пришлось жить. И начнет прямо сейчас — поднимется наверх, переоденется и приведет в порядок волосы.

Она засунула записку Монтгомери в карман, намереваясь позже разодрать ее в тысячу клочков и развеять по ветру, но, оказавшись в комнате, Аманда обнаружила, что тщательно разглаживает листочек и прячет его в самый дальний ящик гардероба, под белье. Она сказала себе, что сможет использовать записку как доказательство, если понадобится. Доказательство чего, она не знала, но все равно сохранила письмо.

Аманда вытащила лиловое платье, но медлила надевать его. Она не любила этот цвет. На фоне лилового кожа казалась желтоватой, а глаза — бесцветными. Подчиняясь минутной прихоти, она сняла с верхней полки шкафа шляпную картонку, где на дне, под кучей бумаги, лежало белое атласное платье, в котором она была на танцах. Аманда приложила платье к себе и посмотрелась в зеркало. Жаль, что не пришлось потанцевать — бахрома красиво бы смотрелась во время танца.

Сердце Аманды чуть не остановилось, когда она услышала, что в дверь стучит миссис Ганстон. Та, по обыкновению, сразу же вошла в комнату, не дожидаясь ответа. Аманда повернулась спиной к шкафу и поспешно спрятала платье за спину.

— Вы еще не одеты. — Миссис Ганстон явно была шокирована. — Вы должны были быть внизу три минуты назад.

— Я была занята, — ответила Аманда, пытаясь скрыть платье позади себя в шкафу. — Спущусь, как только смогу.

— «Как только смогу!»… — миссис Ганстон чуть не задохнулась от изумления, ее некрасивое лицо стало еще некрасивее. — Вы выбились из расписания. Хозяин услышит об этом!

— Хозяин? — только и смогла сказать Аманда, придя в себя. Ей надо срочно переодеться и спуститься к завтраку, если она хочет поспеть за расписанием. И тут она вспомнила, что даже не взглянула на расписание сегодня утром.

Она поспешно оделась, пытаясь запомнить, что написал Тейлор на сегодня, и спустилась вниз. Но что-то все время замедляло ее действия. То ли жара, то ли то, что сегодня было воскресенье, — что-то мешало Аманде все делать вовремя.

Тейлор стоял в дверях столовой, вытащив часы из кармана. На его лице читалось недовольство.

— Ты сегодня очень опоздала, Аманда.

— Я знаю, но я занималась всю ночь и никак не могу прийти в себя. А что на завтрак? — Она проскользнула мимо Тейлора и не увидела, как у того в изумлении открылся рот.

Тейлор сжал губы. Вчера она лезла с поцелуями, а сегодня нарушила расписание. Ею необходимо срочно заняться.

Аманда с отвращением посмотрела на вареное яйцо и тост. Она была такой голодной, а этого бы не хватило накормить и мышь. Но она хочет вернуться в свой прежний безопасный мир, а такие завтраки — его часть. Она взялась за ложку.

— Аманда, ты собираешься начать обсуждение, наконец, или мне придется сделать это?

— Извини, что ты сказал? Ах, обсуждение. Боюсь, я забыла тему. Сегодня очень тяжелое утро.

Она наблюдала за служанкой, которая внесла завтрак, предназначавшийся для Монтгомери. Желудок Аманды умолял о пище, которая теперь и ему была знакома. Она с тоской смотрела на серебряный поднос.

— Аманда! — изумился Тейлор. — Что ты хочешь сказать? Ты что, не прочла сегодняшнее расписание?

— Я прочла, просто не помню. Если ты скажешь, что запланировано на сегодня, я начну обсуждение.

У Тейлора не было времени, чтобы прийти в себя от удивления, так как в комнату ворвался Гаркер, яростно жуя сигару.

— Он уехал, — объявил Гаркер, не ноздоровавшись. — Исчез профессор и эта его модная машина.

И Тейлор, и Гаркер с обвиняющим видом уставились на Аманду.

— Я сделала все, что смогла, — сказала она. — Ему не нравится, когда его заставляют жить по расписанию.

Гаркер повернулся к Тейлору:

— Ты посадил его на одно из своих чертовых расписаний? Ты это сделал? И как, хотел бы я знать? Прицепил график на его дверь, чтобы он знал, когда ему позволено облегчиться?

Тейлор выпрямился:

— Нет, конечно. Аманда должна была сопровождать его, не более того. Я предложил несколько развлечений.

Гаркер кусал кончик сигары. Он всегда был высокого мнения об образованности Тейлора, но сейчас впервые задумался, было ли в мозгах Тейлора что-нибудь помимо книг — например, здравый смысл.

— И что за развлечения? Библиотека? Музеи? А Аманда по своему обыкновению должна была зачитывать факты?

Услышав это, Аманда покраснела, но ни один из мужчин этого, к счастью, не заметил.

— Монтгомери — преподаватель колледжа. Я уверен, что ему нравится…

— Нравится, как же! — заорал Гаркер. — Не зря я боялся доверить тебе это дело. Знал я, что ты в этом ни черта не смыслишь. Я же говорил тебе, не посылай с ним Аманду! Монтгомери — здоровый жеребец, а не стреноженный мерин. Черт побери! И зачем я поверил тебе? Он смотался, и вместо того, чтобы удержать его на нашей стороне, мы подтолкнули его к этим, из профсоюза.

— Не думаю. Мы были очень гостеприимны. У него достаточно ума, чтобы признавать это. Как раз сегодня утром Аманда прекрасно справилась с экзаменом по математике.

Несколько мгновений Гаркер задыхался от ярости.

— Ты что, думал, что такой здоровый зверь, как Монтгомери, будет сидеть рядом с хорошенькой девушкой и рассуждать о математике? У тебя что, лед в венах? Боже помилуй, да я сам не могу выдержать рядом с этой занудой Амандой и десяти минут, а она моя родная дочь! Так как же ты мог ждать, что нормальный мужчина вроде Монтгомери сможет терпеть ее рядом?

Никто не заметил, как кровь отхлынула от лица Аманды.

— Я уверен, Аманда сделала все возможное, чтобы развлечь Монтгомери. Возможно, ему пришлось уехать по семейным делам.

— Ага, например, чтобы спастись от скуки. — Гаркер зажал сигару между пальцев и ткнул ею в Тейлора. — Парень, если тебе нужно ранчо, придумай что-нибудь еще, кроме того, чтобы присматривать за моей дочерью. Если из-за профсоюза я лишусь хоть пенни, ты вылетишь отсюда быстрее ветра. Понял, что я сказал? — И он вышел из комнаты.

Тейлор застыл на месте, а Аманда продолжала сидеть, глядя на пустую чашку. Только из-за Монтгомери отец так ужасно отозвался о ней. За то недолгое время, что этот человек провел в их доме, ее мир обрушился: Тейлор показал, что испытывает к ней физическое отвращение, а отец заявил, что не может находиться рядом. Раньше ее удивляло, что отец никогда не завтракает вместе с ней и Тейлором и никогда не проводит с ними вечера. Но она и подумать не могла, что это потому, что ее собственный отец ненавидит ее.

Она посмотрела на Тейлора, который все еще стоял и с изумленным видом смотрел вслед Гаркеру. Был ли Тейлор расстроен из-за того, что Гаркер сказал такое о собственной дочери? Аманда была уверена, что нет. Она ясно читала на его лице страх — страх потерять ранчо.

"Но Монтгомери, если бы услышал слова отца, обязательно бы рассердился», — подумала было она, но тут же прогнала эту мысль.

Она встала.

— Я пойду к себе, — тихо сказала она и пошла к дверям, но Тейлор перехватил ее там.

Он закрыл двери, уперся в них спиной и сурово посмотрел на Аманду:

— Чем ты его оттолкнула? Почему он уехал?

В голове Аманды завертелись мысли. Она оттолкнула Монтгомери, делая то, что ей приказал делать Тейлор. Монтгомери бывал доволен только тогда, когда она ела не по расписанию, ездила туда, куда не предусматривало расписание, и совершала скандальные поступки — взять хотя бы танцы! Но она не могла сказать об этом Тейлору.

— Я жду, Аманда, — потребовал Тейлор.

— Я старалась изо всех сил и следовала твоему расписанию. Но профессор Монтгомери не любит музеи.

Глаза Тейлора смотрели холодно и рассерженно.

— Или ты не смогла сделать их посещение интересным для него. Видимо, ты недостаточно думаешь о благосостоянии ранчо и поэтому недостаточно занималась, чтобы сделать пребывание профессора Монтгомери у нас приятным.

Это было так насправедливо! Если Тейлор любит ее, то почему его не волнует то, как отец только что отозвался о ней? Ей редко позволялось покидать свою комнату до визита профессора Монтгомери, а они, не спросив ее, поручили Монтгомери ее заботам, как будто она знает, как управлять мужчиной, который разглядывает ее ноги, целует ее и кидается шоколадным тортом! Как жизнь, посвященная только учебе, могла подготовить ее к встрече с таким мужчиной?

— Твоя леность будет стоить нам ранчо, — сказал Тейлор. — Профсоюз отберет у нас все. Хмель высохнет на полях, потому что некому будет собирать его, и во всем этом будешь виновата только ты.

— Я старалась…

Слезы навернулись на глаза Аманды. Она всем сердцем пожелала, чтобы Монтгомери сорвался с горы на своей машине и никто не успел бы спасти его.

— Значит, недостаточно старалась, — презрительно ответил Тейлор. — Ты останешься в своей комнате на весь день. Не выходи до завтрашнего утра, а я тем временем подумаю, как исправить то, что ты натворила. И раз математика дается тебе слишком легко, мы посмотрим, хорошо ли ты помнишь греческий. Переведешь на греческий роман «Моби Дик». — Он шагнул в сторону, давая ей пройти. — Иди и не смей показываться на глаза следующие двадцать четыре часа.

Аманда вышла, но вместо раскаяния ее охватил гнев. Тейлор поступил несправедливо. Он не знал, что за человек Монтгомери. Он даже не представлял, через что ей пришлось пройти из-за этого ужасного профессора.

"Прекрати!» — велела она себе. Тейлор был хорошим, и он был прав. Это она не смогла справиться с поручением. По какой причине она не справилась — не важно, важен результат, так что он имел полное право наказать ее.

За то время, что она шла к комнате, ей удалось убедить себя, что Тейлор был абсолютно прав и что ей не следует думать о словах отца. Но со временем раскаяние снова покинуло ее. В комнате было жарко, а платье из тяжелого шелка было слишком плотным и окончательно измучило ее. Подошло время обеда, и она умирала с голода. Дважды она смотрела на окно, словно надеясь, что Монтгомери проберется в ее комнату с полными коробками съестного. Но все было тихо, и никто не нарушал ее занятий.

К двум часам ее окончательно измучил голод, и она ощущала какое-то внутреннее беспокойство. Она не могла сосредоточиться на переводе. Перед глазами стояли вчерашние танцы. Она вспомнила музыку, шампанское, танцующие парочки. Она отодвинула стулья и начала подражать движениям танцующих. А что было бы, если бы она пришла на танцы одна или с подругой и встретила бы там Монтгомери? Временами, когда он не вел себя отвратительно, он мог быть очень славным. Пригласил бы он ее на танец? Заинтересовала ли бы она его как женщина, а не объект изучения и насильственных изменений?

Она закружилась по комнате, но тут же почувствовала такое сильное головокружение, что ей пришлось сесть. Она сжала голову руками и головокружение прошло. Ужасно! Она вспомнила, как профессор Монтгомери сказал, что ей уже двадцать два, а ее по-прежнему лишают ужина, словно школьницу.

Она вышла из комнаты высоко подняв голову и, стараясь не обращать внимания на то, как сильно бьется сердце, спустилась в столовую. Может, ей удастся найти служанку и выпросить у нее бутерброд, чтобы потихоньку унести к себе в комнату? К ее разочарованию, в столовой в полном одиночестве сидел отец. Перед ним стояла тарелка с ростбифом и кучей овощей, пирог со свининой, несколько сортов хлеба и два вида салатов. Аманда так долго стояла в дверях, не в силах оторваться от заманчивого зрелища, что отец заметил ее.

— Что надо? — воинственно спросил Гаркер.

— Можно мне присоединиться к тебе? услышала она собственный голос, и прежде чем он смог ответить, ринулась к столу. Служанка поставила перед ней тарелку.

— Ты пришла, чтобы объясниться или извиниться? — спросил отец.

— Я просто хочу есть, — ответила Аманда, пододвигая полную тарелку. Она была так голодна, что ей пришлось сдерживать себя, иначе она бы начала есть прямо руками.

Гаркер несколько минут наблюдал за ней и впервые увидел в своей дочери живого человека. Обычно она вела себя как маленькая всезнайка и с каждым годом заставляла острее чувствовать недостаток образования у него самого.

— Так почему сбежал этот профессор? Аманда заталкивала в рот морковь под соусом.

— Он не любил, когда его заставляют жить по расписанию. Ему нравится ходить в синематограф, на танцы и пикники. Он не любит музеи или лекции по евгенике. А размеры нашего дома или машины его не впечатлили.

Аманда не могла поверить, что вот так вот, запросто, разговаривает с отцом. Может, на нее повлияла хорошая еда?

Гаркер некоторое время размышлял над ее словами.

— А ты не могла пойти с ним на танцы?

— Я обручена с другим, к тому же у меня было так мало времени — я должна была заниматься и готовиться к походу по музеям.

Бобы с луком были божественными.

Гаркер смотрел на нее. То, что она обычно ела, выглядело крайне неаппетитно, а сегодня она уплетала как возчик. Он поначалу обвинял Аманду в отъезде Монтгомери, но теперь задумался, что, возможно, только благодаря Аманде молодой профессор пробыл у них так долго. В детстве она была упрямой, с сильной волей — как и ее мать. — но он нанял Тейлора, и через несколько месяцев девочка угомонилась. Поначалу Гаркер был доволен, но прошли годы, и Аманда превратилась в безупречную машину — скучную и бездушную, так что иногда ему хотелось, чтобы она показала коготки. А когда ей исполнилось двадцать, а она по-прежнему заучивала на память стихи, как десятилетняя, он начал с трудом выносить ее присутствие.

Теперь он наблюдал за Амандой, которая ела как сборщик с полей, и чувствовал, что что-то изменилось. Сегодня утром Грейс, которая обычно избегала его, как чумы, и, похоже, возненавидела его с момента приезда Тейлора, улыбнулась ему. И Гаркер впервые увидел Тейлора другими глазами. Образованность Тейлора больше не производила на него впечатление, и он задумался, а так ли тот умен, как все считают. Много лет назад, когда Грейс потребовала, чтобы Гаркер избавился от Тейлора, он отказался только из принципа. Он принял решение и следовал ему — прав он был или нет — и даже когда Грейс отказалась делить с ним кровать, пока не уедет Тейлор, он не мог ей позволить повлиять на принятое решение. Но сегодня утром Грейс улыбнулась ему, и он вспомнил, какой чертовски привлекательной женщиной она была, и задумался, чего ради он променял общество красавицы-жены на общество Тейлора.

— Принесите персиковый пирог, — велел Гаркер служанке. — Моя дочь голодна. Аманда неуверенно улыбнулась:

— А ты не боишься, что я потолстею?

— Мне нравятся женщины, у которых есть мясо на костях.

— То есть… я хочу сказать… — запнулась она, вспомнив похожие слова Монтгомери. — Спасибо, я с удовольствием поем пирога.

Аманда невольно посмотрела на пустое место напротив себя и подумала: «Я скучаю по нему». Она тут же сказала себе, что это глупая мысль, но вспомнив о переводе, которым наказал ее Тейлор, пожалела, что не может поехать на пикник с Монтгомери. «С Тейлором!» — тут же поправила она себя.

Она попыталась представить Тейлора лежащим на земле перед скатертью с едой или как он ведет такую же машину, какая была у Монтгомери. Она попыталась представить, как Тейлор моет ей голову или целует ее, но ни одна из картин не возникла у нее в голове достаточно отчетливо.

Гаркер заметил, что она смотрит на пустой стул, словно увидела там призрака, и спросил:

— Тебе что, понравился профессор? Аманда выпрямилась на стуле.

— Он был… — Она хотела сказать, что он был безответственным человеком, но он заботился о ней, а то, как он решил ее задачи, говорило, что он был образован. — Он был необычным, — сказала она наконец. — Абсолютно непредсказуемым. Никогда не знаешь, что он сделает в следующий момент.

— Никаких расписаний? — усмехнулся Гаркер, глядя на нее.

Аманда с удовольствием улыбнулась в ответ.

— Профессор Монтгомери просто не знал такого слова. Он верил в личную свободу каждого.

Ее улыбка напомнила Гаркеру, как улыбается Грейс, и он почувствовал, что ноги слабеют. Он так давно злился на жену, что почти сумел забыть ее. Да как она смела указывать ему, кого нанимать! Особенно после того, как она обманула его, не сказав, что была танцовщицей до того, как они поженились. Он раструбил всему городу о высоком происхождении жены, а теперь все смеются над ним.

Но сейчас, глядя на Аманду, он вспомнил гибкое, красивое тело Грейс. Она была великолепна в постели, но он прекратил их отношения, после того как она потребовала уволить Тейлора. Теперь он понял, что глупая гордость стоила ему жены и дочери.

— Ты не знаешь, где твоя мать бывает днем? — неожиданно спросил он.

— Нет, я давно ее не видела, — ответила она. И мысленно прибавила: «С того самого дня, как попросила у нее совета о Тейлоре». После чего густо покраснела.

Гаркер отодвинул стул и встал.

— Пойду, поищу ее, — он пошел к дверям, но обернулся. — Поужинаешь со мной сегодня?

— Да, конечно, — с удивлением ответила она.

Оставшись в столовой одна, Аманда снова посмотрела на пустой стул. Поведение отца каким-то образом было связано с Монтгомери. Из-за него ее чуть не изнасиловали, но из-за него отец пошел искать маму и пригласил саму Аманду поужинать с ним. Правда, она тут же с неудовольствием подумала, что будет переводить «Моби Дика» на греческий тоже по вине Монтгомери. Может, теперь, когда ее желудок был полон, она сумеет хоть что-то сделать? И она медленно пошла по ступенькам вверх, в жаркую комнату.


— Вы обнаружили это в ее комнате? — спрашивал Тейлор миссис Ганстон, держа на вытянутых руках разорванное белое платье, которое переливалось и искрилось в солнечных лучах.

— Я знала, что она что-то прячет, — ответила миссис Ганстон самодовольно. — Я видела, как она засовывает что-то в шкаф, поэтому обыскала комнату, как только она пошла вниз. Она завернула платье в оберточную бумагу и спрятала в картонку. Вы ей такого не покупали, к тому же, как видите, платье разорвано спереди. Она делала что-то, что ей не следовало делать, и мне кажется, что в это как-то замешан профессор Монтгомери. Странные вещи происходят в этом доме с того времени, как он появился. Я нашла грязную тарелку в ее комнате, а однажды…

— Достаточно, — резко сказал Тейлор, комкая платье в руках. — Можете идти.

— Но это еще не все…

Тейлору стали неприятны ее заискивающие манеры.

— Достаточно. Идите.

С гримасой отвращения женщина оставила Тейлора одного в библиотеке, хлопнув на прощание дверью.

Тейлор стоял некоторое время, бессмысленно глядя в окно, и прежние страхи вернулись к нему. Все, над чем он так упорно трудился, рушилось прямо на глазах. Гаркер угрожал выкинуть его с ранчо, Аманда делала что-то тайком, возможно, в компании другого мужчины.

Он посмотрел на атласное платье. Когда? Как? Где? Что она делала? Была ли она после утренней сцены расстроена настолько, чтобы бросить его?

Вчера она поцеловала его, и он очень разозлился, но теперь ему пришло в голову, что не стоило так реагировать. Может быть, Аманде требовалось иное внимание. Может быть, ей хотелось, чтобы за ней… ухаживали.

Аманда — разумная девушка, и ее никогда не обманет лесть человека, подобного Монтгомери, но, в конце концов, она была женщиной, а женщинам нравится ухаживание.

Ну и как именно ухаживают за женщиной? Дарят цветы и конфеты? Он тяжело вздохнул. Уж наверняка не мучают переводами на греческий. А Монтгомери ухаживал за ней? Не было ли это платье одним из его подарков? Наверное, Аманда в отвращении разорвала платье и спрятала, так как не смогла сразу от него избавиться.

Чем больше он думал об ухаживании, тем яснее ему становилось, что он должен делать. Он поухаживает за Амандой несколько недель — цветы, конфеты, поцелуи в ручку, все такое — затем они назначат дату венчания, которое состоится в самое ближайшее время. А когда они поженятся, и ранчо, и Аманда благополучно перейдут в его владение. Он станет держать ее в своей собственной комнате, где сможет проследить за тем, чтобы она никогда не получала платья от других мужчин.

Он сжал платье, и напряжение постепенно оставило его. Он не задумывался о необходимости ухаживать за Амандой, так как та все равно была обручена с ним, но сейчас он вспомнил, что мужчина должен ухаживать за женщиной, так что Аманду могло разочаровать то, что он этого не делал.

Подумав о помолвке, он вспомнил, что так и не купил Аманде кольцо. Он засунул платье в верхний ящик стола и пошел в гараж. Он велит шоферу отвезти его в Кингман, где купит для Аманды кольцо с бриллиантом — ничего вызывающего, что-то сдержанное и элегантное.


Рива Эйлер все еще злилась после танцев. Похоже, Аманда Колден родилась только для того, чтобы портить ей жизнь. Рива прилагала все силы, чтобы подцепить мужчину своей мечты, а эта принцесса делала вид, что не хочет даже танцевать с Хэнком. «Так я ей и поверила», — подумала Рива. Аманда вылезла из кожи, привлекая к себе внимание, и даже не постеснялась наброситься на пьяного Сэма Райана, чтобы потом изобразить, будто Сэм напал на нее. А лапочка Хэнк попался на удочку.

Рива переходила через улицу, когда заметила, что один из принадлежавших семье Колденов лимузинов остановился напротив ювелирного магазина. После того как шофер открыл дверь, из машины вылез мужчина, за которого должна была выйти Аманда. «Что не мешает ей бегать за Хэнком», — с горечью подумала Рива. Она наблюдала, как высокий черноволосый красавец пытается открыть дверь магазина. «Он роскошно выглядит», — подумала Рива, отдав должное вкусу Аманды в подборе мужчин.

Рива быстро перешла дорогу.

— Сегодня воскресенье, — сказала она, и мужчина повернулся, чтобы посмотреть на нее. Рива почувствовала, как по коже бегут мурашки. У мужчины был такой надменный вид, словно его спина состояла не из костей и плоти, а из стали. И тем не менее Рива почувствовала в нем родственную душу. Он выглядел холодным снаружи, но она чувствовала, что внутри есть огонь. Он высокомерно оглядел ее слишком яркую помаду и разукрашенную блестками шляпку, но она почувствовала, что заинтересовала его. Может, заигрывая с женихом Аманды, удастся отыграться перед этой зазнайкой?

— Сегодня воскресенье, и магазин закрыт, — повторила Рива.

— Да, конечно, — ответил Тейлор и отвел глаза. Он неуютно чувствовал себя, глядя на эту женщину.

— Мистер Роббинс живет в нескольких кварталах отсюда, и он уже должен был вернуться из церкви. Я могу провести вас к нему, и он, возможно, откроет магазин, — она посмотрела на Тейлора, — если, конечно, вы хотите купить что-нибудь действительно важное, например, кольцо с бриллиантом.

Она обратила внимание, что на Аманде не было кольца, которое обычно дарят к помолвке, так что, возможно, после позднего возвращения Аманды с танцев жених решил «отметить» ее. Рива увидела интерес в темных глазах мужчины и поняла, что оказалась права.

— Если вы скажете мне, как туда проехать… — начал Тейлор.

— Нет, нам лучше пойти пешком. Отпустите водителя. Кстати, вам будет нужен кто-то, чтобы померить кольцо. У нас с Амандой почти один размер.

Тейлор нахмурился. Женщина была слишком навязчива, слишком сильно красилась и явно не принадлежала к его классу, но он позволил провести себя к дому ювелира. Покупка кольца имела большое значение для его будущего.

Два часа спустя, выйдя из ювелирного магазина, он уже улыбался. Мисс Эйлер, конечно, была вульгарной, необразованной личностью, но в ней что-то было…

— Не хотите ли перекусить? — предложила Рива. — Нам следует отметить ваш последний день на свободе. Вон в той забегаловке по воскресеньям подают жареных цыплят.

Тейлор собирался в ужасе отказаться, но вместо этого сказал:

— Звучит соблазнительно. Он предложил Риве руку, и они вместе пересекли улицу.


Глава 12


Аманда сидела в темноте беседки и прислушивалась к ночным шорохам. Ужин с отцом прошел восхитительно, несмотря на то что говорили они мало. После сегодняшнего утра, когда отец заявил, что она утомляет его до смерти, Аманда боялась лишний раз рот раскрыть. Она почему-то сомневалась, что отцу понравится идея обсудить последний закон о тарифах. Во время ужина она поймала себя на мысли, что ей хочется, чтобы профессор Монтгомери был здесь. Он знает, о чем следует разговаривать. Он способен говорить о погоде, не сравнивая перистые облака с кучевыми, в отличие от самой Аманды. «Сегодня жарко», — это все, что ей удалось выдавить из себя, и отец отозвался: «Да, в самом деле». Но ей было приятно даже молча сидеть с отцом и наслаждаться настоящей едой.

После ужина она было направилась в свою комнату, чтобы заняться переводом «Моби Дика» на греческий, но вместо этого вернулась и пошла во все нарастающей темноте к беседке, где теперь и сидела, глядя на звезды. Она вспоминала, как сидела здесь с профессором Монтгомери. Она вспоминала, как он однажды съел три куска пирога, и как он целовал ее, и как просил распустить волосы. Она вспоминала, как однажды он вернулся домой поздно вечером и, заметив ее в этой беседке, подошел к ней.

Аманда резко выпрямилась и напомнила себе, что ей следует думать о Тейлоре, а не о Монтгомери. Но единственное, что пришло в голову — это как несправедливо было заставлять ее делать этот перевод. Тейлор обвинил ее в отъезде профессора Монтгомери, даже не дав ничего объяснить и не поверив тому немногому, что ей удалось сказать.

В гараж заехала машина, и Аманда на мгновение затаила дыхание. Конечно же, это не Монтгомери, и конечно же, ей не хочется, чтобы он вернулся. Но, может быть, это все-таки он?

Она услышала шаги по дорожке, и сразу же поняла, что это был Тейлор. Монтгомери ходил более уверенно, более… более агрессивно, а Тейлор ступал легко и быстро, как будто бежал.

Как она и надеялась, он не увидел ее и направился прямо к дому. Ей полагалось быть в своей комнате, заниматься «Моби Диком», получив всего одну крохотную порцию еды за весь день, а вместо этого она сидела снаружи, наслаждаясь ночной тишиной.

Аманда слышала, как открываются и закрываются двери в доме, и поняла, что ее отсутствие обнаружено. Благодарение Богу, что никто не хватился ее вчера, пока она была на танцах.

Спустя какое-то время шум в доме затих, открылась дверь черного хода, и на дорожке послышались шаги Тейлора.

— Аманда? — позвал он.

Почему-то Аманде не хотелось отвечать. Она говорила себе, что просто сердится на Тейлора за несправедливость, но какая-то часть ее твердила, что Тейлор — не тот мужчина, с которым женщине хочется сидеть под звездами. «Это все из-за Монтгомери, — напомнила она себе. — Если бы он не приезжал…"

— Я здесь, — откликнулась она, глядя, как Тейлор приближается к ней.

— Не возражаешь, если я посижу?

— Конечно же нет, — ответила она, и торопливо принялась объяснять:

— В комнате было так жарко, что я не могла думать. Вот и устроила перерыв. Но сейчас я вернусь к работе.

Она встала.

— Подожди, — сказал он. — Аманда, возможно, сегодня утром я был несколько резок. Ты всегда прекрасно справлялась с моими поручениями, и думаю, случай с профессором Монтгомери не был исключением. Боюсь, я злился на самого себя больше, чем на кого-либо еще, но выплеснул все на тебя.

Аманда застыла на месте. Тейлор еще никогда не извинялся перед ней.

— Я понимаю, — прошептала она. — Приезд профессора Монтгомери всех нас вывел из себя.

— Думаю, я и отсылал тебя с ним именно потому, что сам не мог выносить его присутствия.

— Да? — Аманда вернулась в беседку. Никогда еще Тейлор не был с ней так откровенен.

— Это ленивый, наглый человек. У него и, двух грошей не наберется. Меня раздражало то, что он находится в этом прекрасном доме. Сможешь ли ты меня простить?

— Да, конечно! — ответила она, и после недолгого колебания спросила:

— Нужно ли мне продолжать перевод «Моби Дика»?

Тейлор поморщился:

— Нет.

Какое-то время они молчали, наконец Тейлор произнес:

— Я должен сказать тебе что-то важное. Аманда мысленно взмолилась, чтобы это была не математика. Получив сто баллов за последнюю работу, она боялась, что Тейлор решит заниматься математикой каждый день.

— Думаю, пришло время поговорить о нашем браке.

— Ox, — выдохнула Аманда и тяжело опустилась на скамью с другой стороны от входа. Она этого не ожидала.

— Ты становишься женщиной, и пора серьезно обсудить, когда мы поженимся. Я все обдумал и считаю, что это следует сделать ровно через два месяца, начиная с сегодняшнего дня. Если тебя это устраивает, конечно.

Мысли Аманды лихорадочно метались. Сегодня утром отец пригрозил выставить Тейлора, и сегодня же вечером Тейлор предлагает пожениться, причем в ближайшее время. Она не смогла удержаться от мысли: не пытается ли он сохранить таким образом свое место на ранчо?

— Тебе нечего сказать?

Аманда чуть не сказала, что от нее, видимо, ничего не зависит.

— Звучит прекрасно.

Тейлор нахмурился в темноте. Сегодня днем было так приятно выбирать вместе с мисс Эйлер обручальное кольцо. Она сказала, что Аманда сойдет с ума от радости и что Аманда счастливица, поскольку выходит замуж за такого человека, как Тейлор. Не похоже, чтобы Аманда сходила с ума от радости. Он тяжело вздохнул:

— Аманда, возможно, ты не хочешь выходить за меня замуж?

Не дав себе времени думать, Аманда выпалила:

— Тебе нужна я или ранчо? — После чего в ужасе зажала рот рукой.

— Вот в чем дело, — с облегчением произнес он. — Это Монтгомери тебе подсказал такое?

— Мне так стыдно, сэр, то, что я сказала — ужасно! Ну конечно же, я буду счастлива выйти замуж в любое время. Если вы скажете точную дату, я немедленно начну приготовления, хотя, наверное, вы сами захотите всем заняться. Жениху не полагается видеть платье невесты, но если вам хочется, вы можете заказать и его тоже. Я помогу всем, чем только могу. Занятия отнимают много времени, но я…

— Аманда! — резко прервал ее Тейлор. — Конечно, ты можешь сама распланировать свою свадьбу. Иногда мне кажется, что ты видишь во мне тюремщика, как будто я запер тебя, а ключ выбросил. Я просто пытался дать тебе хорошее образование. Сожалею, если теперь ты чувствуешь себя пленницей.

"Только с того момента, как появился Монтгомери», — подумала она, но вслух произнесла:

— Я не чувствую себя пленницей. Тейлор полез во внутренний карман и достал оттуда коробочку с кольцом.

— Подай мне левую руку, пожалуйста. Аманда не понимала, чего он хочет. В испуге ей показалось, что Тейлор собирается бить ее линейкой по руке, поэтому, когда кольцо оказалось на ее пальце, она промолчала. Бриллиант сверкал в лунном свете. В смущении она смотрела на него.

— Подходит по размеру? — нетерпеливо спросил Тейлор. — Мы старались угадать правильно.

— Прекрасно подходит, — слова давались Аманде с трудом. Обручальное кольцо. Теперь они официально помолвлены и она должна выйти замуж за Тейлора. Почему же ей не хотелось прыгать и кричать от радости?

— А кто «мы»? — спросила она, желая выиграть время.

— Твоя подруга, Рива Эйлер, помогла выбрать кольцо. На самом деле, не будь ее, не было бы и кольца. Ювелирный магазин уже закрылся, но мисс Эйлер отвела меня к владельцу и заставила его открыть магазин. Мисс Эйлер уверяла меня, что кольцо подойдет.

Аманда с трудом удержалась, чтобы не сорвать кольцо с руки. Другая женщина мерила ее обручальное кольцо! Мало Риве Монтгомери? Теперь она хочет получить Тейлора и кольцо Аманды в придачу?

— Как мило с ее стороны, — сказала Аманда и отвела глаза от кольца. Ей хотелось зашвырнуть его в темноту.

— Аманда, — произнес наконец Тейлор. — Я о вчерашнем вечере, когда ты… когда ты поцеловала меня.

Она резко встала.

— Я сожалею. Я попросила прощения вчера и делаю это снова. — Она чувствовала, как волна раздражения поднимается в ней, а кольцо точно огнем жжет палец.

Тейлор тоже поднялся:

— Я не это имел в виду. Иногда мне трудно думать о тебе как о взрослой женщине. Я все еще помню неуклюжего подростка, каким ты была при первой нашей встрече.

Аманда почувствовала, как напряжение понемногу оставляет ее. Его слова имели смысл. Может быть, она действительно не казалась Тейлору отталкивающей.

— Могу ли я? — произнес он и попытался обнять ее.

Аманда мгновение колебалась, но затем шагнула навстречу и прижалась щекой к его груди. Грудь Тейлора не была слишком широкой, и она чувствовала, как его сердце бьется где-то под ее щекой. Невольно Аманда сравнила Тейлора с Монтгомери. Тот был больше, сильнее, и когда он обнимал ее, то крепко прижимал к себе. Сейчас бы он уже обнимал ее везде, его губы скользили бы по ее волосам, шее, приближаясь к губам.

Тейлор отодвинулся, посмотрел на нее сверху вниз и прижался губами к ее губам.

"Ничего, — подумала она. — Абсолютно ничего не чувствую. Ни тепла, ни интереса, ни желания сделать что-нибудь еще. С таким же успехом я могла бы целовать статую».

Тейлор оторвался и посмотрел на нее.

— Это доказывает, что я хочу тебя, а не ранчо?

Она через силу улыбнулась и кивнула. Что с ней не так? Это же Тейлор, мужчина, которого она любит. Может, если она поцелует его еще раз, то почувствует хоть что-то? Она встала на цыпочки и потянулась к его лицу, но Тейлор уже отвернулся и, как ей показалось, раздраженно усмехнулся.

— Думаю, для начала достаточно, — сказал он и убрал руки. — Ты не сможешь заснуть от перевозбуждения.

Аманда почувствовала такую злость, что не смогла произнести ни слова, хоть ей и хотелось сказать, что такие поцелуи ее вообще не возбуждают.

— Ну, Аманда, тебе пора спать. Завтра мы начнем занятия с экзамена по истории. Надеюсь, ты хорошо подготовилась. Вечером мы еще поговорим. — Он улыбнулся и нажал пальцем на кончик ее носа. — А если ты будешь хорошей девочкой, будут и поцелуи. И что самое замечательное, как только хмель свезут с полей, мы начнем готовиться к свадьбе. Тебя это порадует.

Аманда боялась, что не сдержится и скажет что-нибудь ужасное. Теперь Тейлор заставил ее почувствовать себя идиоткой. Неужели все мужчины превратились в снобов и снисходительных всезнаек? Похоже, каждый мужчина, с которым сводила ее судьба, считал, что точно знает, что для нее лучше. Отец забрал ее из школы и запер дома с учителем. Учитель разлучил ее с матерью и расписал всю жизнь по часам. Наконец, появился Монтгомери, который заставил бросить занятия и начать есть.

— Да, я пойду лягу, — согласилась Аманда и как можно быстрее выскочила из беседки, пока не сказала какую-нибудь глупость. Можно, например, спросить Тейлора, не собирается ли он теперь оценивать ее работы в поцелуях вместо баллов: «Никаких поцелуев, Аманда, ты не ответила на четыре вопроса в работе по истории царствования Эдварда I».

Только в комнате Аманда расплакалась. Она сорвала обручальное кольцо, швырнула его на туалетный столик, бросилась на кровать и разрыдалась. Все так смешалось! Еще месяц назад она знала о жизни все, что ей требовалось. Ей нужен был только Тейлор. Но вот она встретила Монтгомери, и все изменилось. Она уже ни в чем не была уверена. Даже уроки, которые раньше казались ей необходимыми для самообразования, превратились из-за Монтгомери в занятие для школьницы-переростка.

Уже ближе к полночи Аманда поднялась, надела ночную рубашку и забралась под одеяло. Но она так и не уснула. Лишь бы ей понять, что надо делать. Лишь бы ей избавиться от этой путаницы в голове…

Пришло утро, и миссис Ганстон вручила Аманде очередное расписание, составленное Тейлором, на которое Аманда едва взглянула. Она неожиданно поняла, как ей не нравится отношение миссис Ганстон к ней. В конце концов, кто кого нанял?

Аманда с отвращением проглотила скудный завтрак в компании Тейлора, а позже — такой же скудный обед. После обеда Тейлор отослал ее в комнату за обручальным кольцом, которое она забыла надеть. В два часа она с трудом одолела экзамен по истории, и Тейлор даже ничего не сказал. Его холодное молчание было хуже любых упреков.

— Значит, не достанется мне больше поцелуев, — пробормотала она под нос, когда Тейлор вернул ей работу, поставив самый низкий балл.

Аманда вернулась в комнату, взглянула на расписание, и тяжелая тоска накатилась на нее. Если она и не была пленницей, то чувствовала себя именно так.

В половине четвертого она подошла к окну и увидела, что мать сидит с газетой в тени миндальных деревьев. Не думая, что она делает, Аманда вышла из комнаты и, хотя по расписанию должна была изучать живопись, присоединилась к матери.

— Здравствуй, — тихо произнесла Аманда. Грейс оторвала взгляд от газеты и немедленно увидела, что дочь плачет, причем, судя по опухшим глазам, плачет давно. Она задумалась, решая, что еще сделал этот негодяй Тейлор Дрисколл.

— Присаживайся, — сказала Грейс. — И бери лимонад.

Аманда наполнила стакан лимонадом, села и отхлебнула холодную жидкость. Рядом лежала кучка печенья, и она взяла несколько, прежде чем произнести:

— Ты когда-нибудь запутывалась настолько, что совсем не знаешь, что делать?

— Со мной это происходит каждый день, но почему бы тебе не рассказать, в чем именно ты запуталась? Если, конечно, это не латынь — я, знаешь ли, слаба в школьной программе.

— Это мужчина, — сказала Аманда и опять разрыдалась.

— Ну, в этом я смогу помочь. Аманда не знала, с чего начать.

— Думаю, этот ужасный профессор Монтгомери окончательно разрушил мою жизнь.

Грейс представила, как ее первый внук оказывается незаконнороженным ребенком, и прикрыла глаза. Она увезет Аманду в Швейцарию. Она…

— Он окончательно меня запутал, — говорила тем временем Аманда. — Я люблю Тейлора, и всегда любила, и знаю, что хочу выйти за него замуж. Он вчера подарил мне обручальное кольцо. Ох! Я опять оставила кольцо наверху. Я знаю, что люблю Тейлора, но с приездом профессора Монтгомери я уже ничему не радуюсь. Занятия даются все тяжелее. Мысли блуждают где-то.

— Пока мне все кажется нормальным, — сказала Грейс.

— Нормальным? Разве нормально для обрученной девушки думать о другом мужчине?

— А почему нет? Он для тебя — что-то абсолютно новое, ну, как для ребенка — мороженое. Сначала ребенок объедается мороженым и даже может заболеть, но привыкнув к новому вкусу, он разумно оценивает свои силы.

— Ты считаешь, мне нужно больше общаться с профессором Монтгомери? Мне казалось, чем меньше я его вижу, тем лучше.

— Как раз наоборот. Ты видела его столько, сколько нужно, чтобы разбудить твое любопытство. До вашего знакомства ты вела очень размеренную жизнь, и его поведение заинтриговало тебя. Если бы ты провела с ним больше времени, то очень быстро поняла бы, что он не стоит и половины Тейлора. После пары дней танцев и нескольких свиданий ты бы с радостью вернулась к Тейлору и тому образу жизни, который тебе на самом деле нравится.

Единственное, чего хотелось Аманде — это разобраться. Хватит смотреть на пустой стул и мечтать, чтобы на нем сидел Монтгомери. Хватит постоянно сравнивать Тейлора с другим и в конце концов потерять его.

— Профессор Монтгомери ведет беспорядочную жизнь. Он отправляется в кино вместо лекций и на пикники вместо музеев.

— Звучит действительно ужасно, — сказала Грейс, и ее глаза сверкнули. Она столько лгала последнее время, что теперь ей уж точно не попасть на небеса.

— Но как мне снова увидеться с Монтгомери? Может, пригласить на обед? Но Тейлору это не понравится.

"Ну, конечно, Тейлора надо ублажать, как разгневанное божество», — с раздражением подумала Грейс. Вздохнув, она открыла газету.

— Взгляни на это объявление, я его только что обнаружила, — сказала она и протянула газету Аманде.


Необходим переводчик. Требования: умение говорить и/или писать на возможно большем количестве языков. Помощь при приеме рабочих, сборщиков хмеля. Пять долларов в день. Обращаться в «Кингман Арме», к профессору Генри Р. Монтгомери.


— Сколько языков ты знаешь, солнышко? — спросила Грейс.

— Четыре, — ответила Аманда. — И пишу еще на трех. Мама, ты думаешь, я могу поступить на работу? Тейлор этого не одобрит, и…

— Но ты делаешь это ради Тейлора. Поверь мне, как только ты немного побудешь в обществе этого никчемного человека и увидишь, что за бессмысленную жизнь ведут другие, ты немедленно вернешься к спокойной жизни с Тейлором. Ты будешь рада снова жить по расписанию и изучать предметы, достойные внимания. И кроме того, ты будешь уверена в своей любви к Тейлору. Беспокойство исчезнет, и ты станешь лучшей женой и матерью.

Аманде очень хотелось поверить матери, а мысль о работе наполняла ее восхищением. Мама, конечно же, была права. Как только она выкинет Монтгомери из головы, то сразу же исправится. Аманда обнаружила, что теперь относится к Тейлору с большим терпением.

Она вздохнула:

— Не думаю, что папа или Тейлор позволят мне это.

Грейс сжала кулаки. Несколько лет назад она позволила Тейлору победить, потеряв в результате мужа и дочь, но сейчас она не собиралась проигрывать. Она будет драться до последней капли крови. Аманда, похоже, снова начала ее любить, постепенно выходя из-под влияния Тейлора, и Грейс не хотела, чтобы этот процесс прекратился. «Спасибо, Монтгомери, — думала она. — Спасибо за то, что ты разрушил заклятие, висевшее над нашим домом».

— Я возьму отца на себя, — сказала Грейс. — А отец позаботится о Тейлоре.

— Ты уверена? — с сомнением прошептала Аманда.

Грейс подалась вперед и сжала руку дочери.

— Даже очень.


— Работа? — произнес Тейлор, задыхаясь. — Аманда собирается работать вне дома? Переводчицей при этом… этом… — Его верхняя губа дрожала.

Гаркер жевал сигару. Час назад Грейс пришла к нему и рассказала, что Аманда хочет работать с профессором Монтгомери. Грейс так замечательно выглядела и так замечательно пахла после ванной, а когда она села, платье так соблазнительно обрисовало ногу…

— Если мы не смогли заставить этого профессора остаться здесь, нужно, чтобы кто-то присматривал за ним там. Пошлем Аманду.

Тейлору казалось, что он слышит, как прекрасно выстроенная жизнь рушится вокруг него. Больше всего ему хотелось, чтобы он вообще никогда не слышал имени Монтгомери, Подумать только! Ведь он сам уговорил Гаркера пригласить Монтгомери на ранчо Колден.

— Но эти рабочие… — с отвращением произнес Тейлор. — Такая чувствительная девушка, как Аманда, не сможет общаться с этими скотами.

— А мне кажется, моя дочь взяла от меня больше, чем я думал. Она отправится к этому профессору и расскажет нам, что он затеял. Мы будем опережать профсоюз не меньше чем на несколько шагов. Мне нужно собирать хмель и не нужно лишних проблем. Она завтра же отправится на работу. — Гаркер не дал Тейлору вставить ни слова. — И утром она позавтракает со мной. Ей понадобится много сил.

Гаркер вышел из комнаты, а Тейлор бессильно опустился на стул, сжав голову ладонями.


Аманда еще никогда в жизни так не нервничала. Отец заставил ее съесть невероятно сытный завтрак, и теперь она тяжело дышала, выглядывая из окна машины. Она не видела Тейлора со вчерашнего дня и знала, что его отсутствие говорит о том, что он не одобряет ее затею. А ей так хотелось объяснить Тейлору, что все, что она делает, только поможет им! Но он не дал ни малейшего шанса. Зато отец казался на удивление довольным. Он улыбнулся и даже пытался быть любезным с дочерью.

— Приехали, мисс, — произнес водитель. Аманда выглянула из окна и увидела длинную очередь людей, ведущую в гостиницу «Кингман Арме». Раньше ей не приходилось разговаривать с шофером, ограничиваясь простыми указаниями, так как Тейлор считал недопустимым общаться со слугами, кроме как по крайней необходимости. Но водитель выглядел очень дружелюбным, и она рискнула.

— Как вы думаете, чего ждут все эти люди? — спросила она.

— Пять долларов в день неплохие деньги, а тех, кто говорит больше чем на одном языке, очень много.

Похоже, водитель знал, зачем Аманда приехала сюда, и это ее удивило.

— Подъехать к началу очереди, мисс? Я мог бы пойти и сказать профессору Монтгомери, что вы хотите устроиться на это место. Уверен, он вас сразу возьмет.

Но Аманда не была в этом уверена. Монтгомери уже прошелся несколько раз по ее деньгам и снобизму.

— Спасибо, я подожду своей очереди, как и все.

Она невольно поморщилась. Большинство людей в очереди выглядели так, будто ни разу в жизни не мылись. Какой-то мужчина с гнилыми зубами ухмыльнулся и подмигнул ей.

— Я буду здесь, мисс, на случай, если вам понадобится помощь.

— Большое спасибо…

— Джеймс, мисс.

— Спасибо, Джеймс.

Она подождала, пока Джеймс откроет перед ней дверцу, вышла из машины и направилась в конец очереди.

Остальные претенденты, похоже, не обрадовались ее появлению и принялись насмешливо обсуждать ее одежду, машину, на которой она приехала, и то, насколько ей нужна работа.

— Глядите-ка, нас посетила леди, — сказала какая-то безвкусно накрашенная женщина. — Думаешь, милашка, что шелковое платье обеспечит тебя работой?

Аманда промолчала. И с чего она решила, что все это ей нужно?

— Небось, охотится за красавчиком-профессором, — заметила другая женщина, ухмыльнувшись.

Аманда повернулась к обсуждавшим ее женщинам.

— Сколько языков вы знаете? — холодно спросила она.

— Не твое дело, — ответила первая женщина.

— Я говорю на четырех и пишу еще на трех, — произнесла Аманда достаточно громко, чтобы остальные люди в очереди услышали ее. Джеймс ободряюще улыбнулся из машины.

— Что-что? — спросил молодой человек с блокнотом в руках, который до этого продвигался вдоль очереди. — Кто тут сказал, что знает четыре языка?

Он вопросительно смотрел на Аманду и стоявших рядом женщин.

— Я, — ответила Аманда. Молодой человек оглядел ее с ног до головы.

— Какие именно?

— Французский, итальянский, испанский и немецкий. Могу читать и писать на русском, греческом и латыни.

Он быстро записывал за ней, но вычеркнул латынь.

— Какие-нибудь восточные языки? Хинди?

— У меня начальные знания в китайском, но боюсь, я говорю не достаточно свободно.

Молодой человек смотрел на нее со все возрастающим интересом:

— Еще какие-нибудь «начальные знания»?

— Немного знаю японский и венгерский. Люди в очереди начали расходиться, бросая на Аманду недовольные взгляды.

— Пошли со мной, лапочка, — сказал молодой человек, и схватив Аманду за руку, потащил ее в гостиницу.

В вестибюле царил хаос — всюду шумели, носились, сидели люди, заполняя все свободное пространство. Вдоль стен лежали тюки и чемоданы. Дети кричали, хмурые мужчины курили, а обессилевшие женщины не обращали внимания ни на мужей, ни на детей. Воздух был голубым от дыма, шум оглушал, душное помещение прогрелось не меньше чем до сорока градусов.

— Стой здесь и не уходи, — предупредил молодой человек. — Что бы ни случилось, не двигайся с места.

Джо Тесторио с трудом пробрался сквозь толпу к комнате Монтгомери. Хэнк, в одной рубашке с засученными рукавами, опрашивал одного претендента за другим. Рива Эйлер, исполнявшая при нем обязанности секретаря, стояла или, вернее, нависала за его спиной.

— Я нашел ее, — объявил Джо. — Она говорит на четырех языках, пишет и читает на трех, и «немного» знает еще три.

— Давай ее сюда! — обрадовался Хэнк. — Нужно было привязать это сокровище к дверям, чтобы она не убежала.

Джо ринулся в холл. С того момента как он оставил ее, Аманда, похоже, не шевельнула ни одним мускулом. «Значит, вполне может быть хорошей подчиненной», — с удовольствием подумал он.

— Он ждет тебя, — сказал Джо и, взяв Аманду за руку, принялся расталкивать людей на пути к комнате.

У Аманды перехватило дыхание, когда она увидела Монтгомери. Тот проглядывал бумаги на столе и расспрашивал маленького нервного человечка, сидевшего перед ним. Казалось, прошли годы с того момента, как она видела его последний раз.

— Вот она, шеф, — объявил Джо. Хэнк поднял глаза и увидел Аманду. Девушка напомнила ему весенний цветок, проросший сквозь мерзлую грязь — такая она была свежая, чистая и… желанная.

— Только не это, — сказал Хэнк и опять повернулся к маленькому человечку. — Так на каких языках кроме английского и итальянского вы говорите?

— Мой английский не очень хороший, но мой итальянский очень хороший, — ответил человечек с сильным акцентом.

— Так еще на каких языках? — явно теряя терпение, спросил Хэнк. Он злился, но прекрасно знал, что злится на Аманду. Ну почему бы ей не исчезнуть из его жизни навсегда?

"Ну нет, — подумала Аманда. — После того, что я перенесла, пробираясь сюда, ему меня не смутить». Кроме того, она не знала, как покажется на глаза родителям в случае неудачи.

— Но, шеф… — вмешался Джо. Аманда шагнула вперед.

— Не смогу ли я помочь? — спросила она. Рива, похоже, пыталась сжечь ее взглядом, но Аманда твердо решила не отступать. — Профессор Монтгомери хочет знать, говорите ли вы на каком-нибудь другом языке, кроме английского и итальянского.

Разобравшись наконец, что от него требуется, маленький человечек обрадовался возможности обрушить на Аманду все свои проблемы: и что у него семь детей, и что ему нужна работа, чтобы их кормить, и что пять долларов в день — это куча денег, и что он говорит только по-итальянски и немного по-английски.

Аманда поблагодарила его и пожелала удачи ему и его семье. Затем повернулась к Хэнку:

— Только английский и итальянский. Могу я поговорить со следующими из очереди — этими мексиканцами?

— Твоя помощь вообще не требуется. Джо, проводи мисс Колден.

— Колден? — Джо посмотрел на Аманду так, словно на ее месте стоял сам дьявол. — А ну пошли.

Аманда отстранилась от Джо и облокотилась о стол Монтгомери.

— Я думала, вам нужна помощь. Я думала, вы верите в равные для всех права, но, видимо, только бедняки заслуживают справедливого отношения к себе. Выходит, у вас один закон для бедных, другой — для богатых. Простите, что не сразу поняла. — Она выпрямилась. — Удачи вам, профессор Монтгомери, чем бы вы ни занимались.

Она начала пробираться к дверям. Хэнк смотрел, как она уходит, и разрывался между желанием найти хорошего переводчика и желанием никогда больше не видеть Аманду. С того момента, как он уехал с ранчо, он думал только о ней.

— Все правильно, шеф, нам не нужны Колдены, — сказал Джо. — Она будет докладывать папаше о всех наших делах.

— Каких еще делах? — пробормотал Хэнк и ринулся за Амандой. Он настиг ее уже на выходе из гостиницы и, схватив за руку, затащил в первое попавшееся помещение. Им оказалась крохотная вонючая кладовка с тусклой лампочкой под самым потолком.

— Профессор Монтгомери, — сказала Аманда, вырывая руку, — я достаточно натерпелась!

— Чего ты хочешь, Аманда? — требовательно спросил Хэнк.

— Работу. Я увидела ваше объявление в газете. Языки мне всегда давались, и я их неплохо знаю. Конечно, по-вашему, мне следовало тратить время не на книги, а на танцы, но раз уж я что-то успела выучить, пусть мои знания приносят пользу.

— И поможешь организовать профсоюз? Ты себе отдаешь отчет, что мы агитируем рабочих присоединяться к ОРМ? Что я объединяю их для борьбы за лучшие условия работы? Против таких, как твой отец?

— Так вот, что вы им говорите? Учите ненавидеть тех, кто владеет землей? Благодаря моему отцу у этих людей есть работа.

Хэнк с трудом сдерживал себя. Она понятия не имела о том, что такое бедность. Не знала, что такое голод — кроме тех случаев, когда намеренно ограничивала себя в еде.

— А Тейлор позволил поступить на работу?

— Я не спрашивала его, — честно ответила Аманда. — Профессор Монтгомери, так вы берете меня на работу? Если нет, я пойду домой.

— Да ты и дня не продержишься, — сказал Хэнк.

— Готова поспорить на что угодно, что я не только продержусь, но и прекрасно справлюсь с работой.

— Аманда, да если ты выдержишь хотя бы сегодняшний день, можешь просить у меня все, что захочешь.

— В самом деле? — спросила Аманда, приподняв брови. — Ловлю вас на слове. А вы не боитесь, что я потребую несколько бомб с часовым механизмом?

Хэнк уже открывал дверь кладовки.

— Я учту это, — мягко произнес он. — Но ты не выдержишь и до полудня.

Он оказался почти прав. Не один раз за день Аманде хотелось подняться и уйти домой. Она получила не одну, а как минимум пятнадцать работ. Ей приходилось переводить одновременно устно и письменно. Каждый час все больше людей прибывало в Кингман, и Монтгомери нанял несколько человек, чтобы те встречали поезда и направляли приезжих к нему, где он объяснял, что такое профсоюз.

В одиннадцать утра они переехали из «Кингман Арме» в дом, который снял Джо. Огромные плакаты на фасаде объясняли, что в доме находится штаб-квартира профсоюза.

Весь день Аманда объясняла рабочим, что у них есть права и что если они объединятся, то смогут проводить нужные изменения мирным путем. Она начала понимать, что «мир» было ключевым словом. Тейлор и отец говорили, что члены профсоюза стремятся к разрушениям и убийствам, но до сих пор она не слышала ни одного призыва к насилию.

К трем часам она очень устала. Аманда мечтала о ванной и глотке холодного лимонада, но продолжала работать. Несколько раз она видела Монтгомери, который выглядел еще более уставшим, чем она.

В окружении всех этих людей она чувствовала себя ужасно. Их глаза были такими голодными и усталыми. Маленький ребенок на руках какой-то женщины плакал от голода, и Аманда отдала его матери все деньги, которые нашла в кошельке. Свой гребень, украшенный финифтью, она отдала другой женщине. В четыре часа она послала Джо за шофером, которого попросила заказать триста бутербродов, раздать еду рабочим, а счет послать ее отцу.

Несколько раз она чувствовала, что Монтгомери смотрит на нее, но сама взгляд отводила.

Больше всего она огорчалась из-за детей. Неужели и этим малышам придется работать в поле? Как можно смотреть в их голодные глаза? Детям хотелось потрогать ее — такая она была чистенькая и милая, — и несколько раз Аманде пришлось укачивать малышей, одновременно объясняя их отцам, что такое профсоюз. Двое детишек обмочились прямо у нее на коленях, один срыгнул на плечо.

В восемь вечера люди начали расходиться в поисках любого пристанища, где бы можно было остановиться, чаще — временных лагерей, устроенных вдоль дороги.

Обессилев, Аманда сидела за столом, заваленным бумагами, и печально смотрела вокруг. В голове не осталось ни одной мысли. За сегодняшний день она побывала в аду и вернулась обратно — или еще не вернулась.

Она услышала, как Рива говорит Монтгомери:

— Пошли, поедим чего-нибудь.

Медленно, бездумно Аманда поднялась.

"Домой, — думала она. — Сначала горячая ванна, а потом — горячий ужин».

Хэнк смотрел на Аманду. Он знал, что она чувствует. В первый раз, когда ему пришлось работать со сборщиками, он чувствовал себя так же. Бедность ужасала, и он был так же плохо подготовлен к этому, как сейчас — Аманда. Впервые он осознал, что Аманда способна заботиться о других. Она заботилась о Тейлоре, отце, матери. Она верила, что другие люди важнее, чем она сама, и поэтому уступала.

— Иди с Джо, — ответил Хэнк. — У меня еще есть дела.

Рива поняла, что «дела» у Хэнка наверняка общие с Амандой.

— Если бы у меня был богатый отец, я бы тоже могла послать за едой, — язвительно заметила она. — У нее есть деньги, чтобы делать то, чего мне всегда хотелось.

— Я не заметил, чтобы ты так же охотно возилась с детьми, как она, — ответил Хэнк, затем повернулся к Аманде и взял ее за руку. — Пойдем со мной.

— Мне нужно домой, — прошептала она, не глядя на него. — Джеймс меня ждет.

"Джеймс, — подумал он. — Не «мой шофер» или «моя машина».

— Я скажу, чтобы он ехал домой. Я должен извиниться перед тобой.

Аманда посмотрела на Хэнка и увидела понимание в его глазах. Она кивнула и прошептала:

— Мне хочется куда-нибудь, где было бы тихо и чисто.

Он пожал ее руку, нежно сжимая пальцы, и повел к машине. Он извинился перед шофером, который просидел весь день в машине, ожидая Аманду, и отпустил его домой, объяснив, что мисс Колден вернется позже.


Глава 13


Хэнк привез Аманду на укромную поляну у пруда, окруженного деревьями — туда, где однажды они устроили пикник. Ему пришлось почти вытолкнуть Аманду из машины, и теперь она стояла, бессильно опустив руки.

— Аманда, — позвал он, но она не ответила, и он взял ее руки в свои. — Скажи что-нибудь.. Ты еще никогда не сталкивалась с бедностью так близко, верно? Тебя заперли в хорошеньком уютном домике, и ты не знала, что такие люди вообще существуют. Но именно эти люди — собирали урожай, чтобы еда появилась на твоем столе. Потом этих людей покупался шелк на твои платья и бриллианты на твои пальцы.

Она попыталась отстраниться от него, но он крепко держал ее за руки.

— Я хочу домой! Я сожгу свое платье, но я хочу опять жить по расписанию! — В ее глазах появились слезы. — Отпусти мня, я сказала! Я хочу домой!

Он обнял ее.

— Поплачь, Аманда. Плачь, сколько хочешь. Ты это заслужила.

Она попыталась вырваться. Она не хотела плакать, и она не хотела когда-либо снова видеть его.

— Отпусти меня. Я хочу домой!

— Может быть, это и есть твой дом, — ответил он — прижимая ее к себе. У нее уже не было сил сопротивляться, и вскоре она сама прижималась к нему. Он казался таким сильным. За сегодняшний день она увидела столько слабых, больных людей, которые не могли даже обратиться к врачу! Она расплакалась в его объятиях. Он медленно опустился на землю и, прислонясь спиной к дереву, сжимал ее в своих руках.

— У этих людей не было еды, а я беспокоилась о том, на сколько баллов напишу очередную работу.

Он вытянул шпильки из ее прически, и волосы полностью закрыли ее спину.

— Не вини себя в этом.

— Но мой отец…

Он нежно прижался губами к ее губам, желая только успокоить ее, но, к удивлению обоих, это произвело эффект взорвавшейся бомбы. Аманда приоткрыла губы и прижалась к нему всем телом. Руки Хэнка нашли ее грудь, и как только Аманда почувствовала это, ее тело расслабилось и раскрылось навстречу ему.

— Аманда, — прошептал он. — Мы должны остановиться, или я не выдержу.

— Пожалуйста, не останавливайся, — молила она. — Я не перенесу, если еще один мужчина оттолкнет меня. Люби меня! Дай мне почувствовать, что я чего-то стою.

Хэнк честно попытался остановиться. Она сейчас слишком расстроена и вымотана, но если что-то между ними произойдет, она может пожалеть об этом на следующее же утро.

— Пожалуйста, Хэнк, — шептала она. — Ну пожалуйста…

Когда-то давно он подумал, что «пожалуйста», произнесенное Амандой, может заставить его сделать все, что она захочет. И он был прав. Он не мог ей ни в чем отказать, и даже разум отступал перед этим «пожалуйста».

Он поднялся, подхватил ее на руки, и зашагал к пруду.

— Как насчет купания, малышка? И он шагнул в воду — прямо в одежде, обуви и что там еще на них было. Холодная вода отрезвила Аманду.

— Профессор Монтгомери, — произнесла она нервно. — То, что я сказала минуту назад… Он поцеловал ее.

— Ты можешь драться со мной или помогать мне, но результат будет одинаков. Ты уйдешь отсюда совсем другой.

Она стояла на цыпочках, вода доходила ей до пояса. Взглянув в глаза Хэнку, она поняла, что он прав. Она подумала, что желала его с первого мгновения их встречи. Сегодня вечером она будет делать то, что хочется именно ей. Сегодня вечером она не сможет спрятаться за расписание или кого-то, кто бы указывал ей, что делать.

— Да, — прошептала она и начала расстегивать платье.

Хэнк отвел ее руки, высвободил пуговицы из петель, и спустил платье с плеч. Ее взгляд, исполненный страсти, пронзил его, как нож.

— Я хочу тебя так, как никогда, никого и ничего не хотел в своей жизни, — произнес он и притянул ее к себе. Ее ноги оторвались от дна. Ни один из них не заметил, что платье Аманды упало в воду.

Он жадно целовал ее, в то время как руки освобождали тело Аманды от нижней сорочки, стягивая ее вниз. Когда бретельки сорочки не поддались, он разорвал их.

Аманда была слишком возбуждена, чтобы думать. До этого ее жизнь была лишена страсти, и теперь она отвечала ему со всем нерастраченным пылом. В нем был каждый танец, который она не станцевала, каждый глоток шампанского, который ей не пришлось выпить, каждый роман о любви, который ей не довелось прочитать, каждое свидание, на котором она не побывала, каждое пожатие руки, которое ей не удалось ощутить.

Ее груди высвободились, и Хэнк припал к розовым соскам, погружая их в горячий плен своих губ.

У Аманды ослабли ноги, и Хэнк поддержал ее одной рукой, поглаживая другой полную округлую грудь. Он подхватил Аманду, и тяжелое намокшее белье соскользнуло в воду. Теперь на ней оставались только черные чулки и черные подвязки.

Хэнк по-прежнему сжимал грудь и, припав к ней ртом, ласкал языком нежные соски. Ноги Аманды обвились вокруг его туловища. Он опустил ее на траву. Он скользил языком все ниже по коже живота, осторожно покусывая зубами нежную плоть.

— Посмотрим, какая ты на вкус здесь, — прошептал он, погружая язык в самую потаенную ее часть.

Глаза Аманды широко раскрылись, она схватилась руками за его волосы и попыталась оттолкнуть от себя, но язык Хэнка продолжал двигаться где-то внутри нее. Она откинулась на спину и сжала его голову меж своих шелковистых коленей. Его руки ласкали грудь Аманды, соски напряглись и стали очень чувствительными.

Ей показалось, что еще мгновение, и она умрет, но Хэнк оторвался от нее и начал ласкать внутреннюю поверхность бедер. Она чувствовала, как кожа под его руками становится все горячее и горячее. Она стонала под ним, а его руки скользили по ее ногам, по шелковым чулкам, которые все еще были на ней. Шелк и кожа…

Вдруг его руки остановились, и Хэнк отодвинулся.

Аманда в ужасе открыла глаза. Неужели все?

— Одно мгновение, малышка, — хрипло произнес Хэнк, словно прочитав ее мысли. Он начал раздеваться, и Аманда в смущении отвернулась.

— Не надо, не отворачивайся, — сказал он и лег между ее согнутых ног. Она почувствовала собственный аромат на его лице, и это не показалось ей отталкивающим, скорее, возбудило еще больше. — Смотри на меня, как я смотрю на тебя. Целуй меня, как я тебя целую.

Аманда хотела было сказать «нет», но он уже проник языком меж ее губ. У нее не было сил сопротивляться.

Он разделся очень быстро, и Аманда снова чувствовала его кожу на своей. Это ощущение сводило ее с ума. Он снова целовал ее грудь, постепенно продвигаясь все выше. Аманда с жаром отвечала ему, покрывая поцелуями его лицо, губы, шею. Она опустилась ниже, и вскоре ощутила, как волосы на его груди щекочут ей лицо. Она опустила голову еще ниже, жадно вдыхая его запах, запах мужчины. Он сжимал ее голову своими сильными руками, и Аманда почувствовала себя хрупкой и одновременно очень сильной — услышав, как бьется его сердце, она ощутила свою власть над ним.

Она ласкала мускулистый живот Хэнка и чувствовала, как рядом пульсирует что-то очень мощное и твердое. Еще мгновение, и она ощутила это у своих губ…

— Нет, — слабо прошептала она и попыталась отвернуться.

— Я — за равные права для всех, — хрипло пошутил он. — Попробуй меня, Аманда.

Она несмело взяла этот пульсирующий стержень в руки и коснулась его губами. Он был твердым и горячим, как согретый солнцем мрамор, и она начала жадно ласкать его, погружая все глубже в рот.

Она застонала, когда Хэнк отодвинулся от нее. Они оба дошли до предела.

Аманда была влажной, влажной и готовой ко всему, когда Хэнк легко, как рука в перчатку, вошел в нее. Она изогнулась, и Хэнк, успокаивая ее, немного отодвинулся. Это было нужно и ему самому, так как он чувствовал, что взорвется, если продвинется еще на миллиметр.

Аманда нашла свой ритм и начала осторожно двигаться под ним. Хэнк оперся на руки, закрыл глаза, на его прекрасном лице появилось выражение странной смеси удовольствия и боли. Аманда же напоминала ребенка с новой и удивительной игрушкой — она скользила вниз-вверх, внутрь-наружу, наслаждаясь тем, какая она мягкая и податливая, а он — твердый и сильный. Как шелк и мрамор…

Вдруг ее тело напряглось, пальцы впились в спину Хэнка, и она с силой притянула его к себе. Она хотела всем телом ощущать его горячую, гладкую, ароматную кожу. Ее ноги обвили тело Хэнка, и она заставила его погружаться все глубже и глубже в нее.

Остатки разума покинули его, и он превратился в зверя — дикого, жестокого, ненасытного. Он сжимал ее с такой силой, будто от этого зависела его жизнь. Только она могла утолить огонь, пылавший в нем.

Аманда прижалась к нему, и они слились в одну слепую, слабую плоть. Мысль о том, чтобы разлучиться, заставила Хэнка содрогнуться. Они стали одним целым.

И только спустя несколько очень долгих мгновений Аманда пришла в себя. Она яростно прижимала его к себе руками, ногами, сжимая внутри мускулами, о существовании которых узнала только сегодня. Она зарылась лицом в его грудь, стараясь ощутить его всем телом.

Хэнк сжимал ее так же сильно. Ему никогда не приходилось испытывать ничего подобного. Ни одна женщина не доставляла ему подобного наслаждения. Когда она начала расслабляться под ним, он не смог найти сил, чтобы освободить ее от своего тела. Вместо этого он осторожно перекатился на спину, одновременно удерживая ее и стараясь не выходить из ее горячего, желанного тела. Она оказалась наверху, и Хэнк мысленно поклялся, что не позволит ей и ногой ступить на землю. Он хочет оставаться так вечно, сохранив только для себя каждый изгиб, каждый волосок ее тела.

Ему показалось, что она задремала. Она выглядела расслабленной и пресыщенной. Линии ее тела полностью повторяли его собственные, так что казалось, будто они — части одного целого, разделенные лишь по ошибке. Теперь они снова были вместе.

Он гладил волосы Аманды и, боясь потревожить ее, тихо лежал под ней. Она заслужила отдых, как никто другой. Когда они только встретились, Хэнк пытался заставить ее раскрыть глаза и посмотреть на мир вокруг. Но сегодня, когда ее глаза наконец открылись, ему захотелось укрыть ее, увезти подальше от дома, где находился штаб. Ее так напугала бедность! И он чувствовал, что она винит во всем себя. Ну почему она думала, что виновата за все зло, какое только существует в мире? Почему она думала, что должна подчиниться Тейлору, чего бы он ни потребовал? Или отцу? Приходилось ли Аманде делать то, чего хочется именно ей?

Он еще крепче прижал ее, чувствуя, как она свернулась калачиком, словно ребенок, — его ребенок, прекрасный, нежный, самый любимый ребенок.

Аманда приподнялась и посмотрела на него.

— Кажется, я заснула.

Он прижал ее голову к своему плечу.

— Спи, сколько хочешь.

Но Аманда снова превращалась в Аманду, а не слепое орудие страсти. Она даже начала вспоминать кое-что из того, что делала.

— Профессор Монтгомери, я…

— Хэнк, — поправил он ее. Ему не хотелось прерывать эти мгновения или отпускать ее. Он чувствовал, что должен быть именно здесь.

— Мне пора домой, — нежно прошептала Аманда.

— Еще нет, — ответил он, обвил ее тело своими ногами, с сожалением нарушив ту интимную связь, которая их объединяла до последнего мгновения.

Аманда знала, что должна уйти. Ей нужно побыть одной и подумать обо всем, что произошло сегодня вечером. Ее начинало страшить то, что она сделала.

Она встала и отвернулась, пытаясь укрыть грудь от его взгляда.

— Думаю, мне нужно одеться.

Хэнк почувствовал, как все рушится. Аманда снова превратилась в мисс Колден. Если ей хочется делать вид, что ничего не произошло — что ж, он готов.

— Последний раз я видел твою одежду, когда она направлялась прямо на дно пруда.

Аманда все утро чувствовала себя слишком хорошо. Пришло время расплачиваться. Но неужели ей придется войти в дом отца полностью голой? «Профессор Монтгомери и я просто разговаривали, но потом немного увлеклись и…» Она подняла его рубашку и укуталась в нее.

— Что же мне теперь делать? — спросила она, скорее себя, чем Хэнка.

Хэнк сел, безуспешно пытаясь сдержать гнев. Видимо, больше всего ее волновало, как она скроет происшедшее от Дрисколла. Но должен же быть предел заботам о чувствах других! Аманде пора позаботиться о себе, сказать, наконец, «этого хочу я».

— Я отвезу тебя домой, — спокойно произнес он. — Проберемся внутрь, как в тот вечер после танцев.

"Ничего похожего на «останься со мной», — подумала Аманда. — Ни одного слова любви. Ничего похожего на «я хочу провести остаток моих дней с тобой». Совокупление, как у животных, а теперь можно и по домам». Она заслужила это, не так ли? Она бегала за ним, искала встречи. Он уехал с ранчо, а она помчалась за ним, залезла в его машину и умоляла заняться любовью с ней. Как это говорится? «Просите осторожнее — иначе это получите». Она получила то, о чем просила, и теперь пришло время платить — все правильно. Она поднялась.

— Буду благодарна, если вы просто довезете меня до ранчо, — холодно произнесла она. Ей хотелось разрыдаться. Интересно, вернется он к Риве или нанесет визит той хорошенькой итальянке, на которую — она сама это видела — глазел сегодня? Она не осмеливалась посмотреть ему в глаза. При всем своем «приличном» происхождении она оказалась ничем не лучше любой девчонки с окраины. — Я сама смогу попасть в дом.

В полной тишине он довез ее до дома. Оба молчали, погруженные в мысли, обоих переполняли гнев и боль.

Аманда сидела на месте пассажира, одетая в его рубашку и черные чулки чуть выше колен.

— Остановитесь здесь, — сказала она, указывая на длинную подъездную аллею, ведущую к дому. — Дальше я пойду сама.

Он еще больше разозлился, решив, что она стремится избавиться от него как можно быстрее. Бросится ли она, рыдая, в объятия жениха?

— Он не простит тебя, ты же знаешь, — не удержался Хэнк.

— Не простит, — ответила она, не зная, кого именно имеет в виду Хэнк, говоря «он». Да это и не важно, так как она сомневалась, что хоть кто-то теперь простит ее. Она выбралась из машины, и Хэнк даже не помог ей, ничего не сказал, просто уехал, оставив ее в темноте.

Аманда медленно шла по аллее, когда увидела свет в гостиной и сидящую там мать. Аманда прижалась лицом к окну и тихо позвала:

— Мама!

Грейс Колден подняла голову, увидела дочь и подошла к окну.

— Аманда, что случилось? Ты выглядишь так, как будто попала в аварию.

— Все гораздо хуже, — ответила Аманда. — Мама, ты не раздобудешь мне одежду? Свою я, похоже… ну, потеряла.

— Конечно, милая, — ответила Грейс и вышла из комнаты. Через несколько минут она появилась снаружи, с платьем через руку. — Этот дракон, миссис Ганстон, вертится возле твоей комнаты. Я с трудом проскользнула мимо.

— Она действительно похожа на дракона, — сказала Аманда. Она не выходила из тени, пытаясь скрыть от матери, насколько раздета.

— Может, расскажешь мне, почему приходишь домой в одной мужской рубашке? Кстати, это случайно не рубашка профессора Монтгомери?

Но Аманде не хотелось отвечать матери. Она мечтала побыстрее оказаться в безопасности, в своей комнате.

Грейс посмотрела на Аманду и улыбнулась. — Я буду здесь, на случай, если захочешь рассказать, что произошло.

Аманда кивнула. Она боялась, что расплачется, как только заговорит. Они вместе вошли в дом. Тейлор стоял наверху лестницы, ожидая Аманду. Он казался каким-то угрожающе большим, его лицо было темным, как грозовая туча.

— Ты сегодня очень опоздала, Аманда, — сказал он.

— И очень устала, — ответила она.

— Немедленно пройди в библиотеку. Я хочу поговорить с тобой. Сегодня пришел огромный счет за бутерброды. Ты должна это объяснить. А также тебе придется объяснить, почему твои волосы распущены.

У Аманды больше не было сил все это выносить.

— Я слишком устала, чтобы идти в библиотеку, а деньги на оплату счета можно взять из тех, что были сэкономлены на моей еде — меня оставляли без ужина достаточно часто. А сейчас прошу меня извинить — я иду спать.

Аманда слишком обессилела, чтобы понять, насколько бунтарскими были ее слова. Она ушла, оставив за спиной застывшего в изумлении Тейлора и широко улыбающуюся мать. Уже в комнате она стянула платье, чулки и кинулась на кровать, даже не надев ночную сорочку.


На следующее утро миссис Ганстон как обычно постучала в дверь спальни Аманды и сразу же вошла. В комнате царил хаос: на полу валялось платье, в дальнем углу — туфли, со стула свисали чулки. Покрывало наполовину съехало на пол, а поперек кровати лежала голая Аманда, свесив вниз ногу.

Первое мгновение миссис Ганстон была слишком поражена, чтобы говорить.

— Немедленно встать! — наконец закричала она. — Как вы посмели разбросать одежду? Как вы посмели…

— Убирайтесь! — сердито ответила Аманда, прикрыв простыней грудь. — Выйдите отсюда и попросите Марту принести мне немного кофе. Крепкого кофе.

Миссис Ганстон подчинилась.

Аманда села на кровати и сжала голову руками. Голова болела, и визжащий голос миссис Ганстон только усилил боль. Она подняла глаза и увидела Тейлора, стоящего в дверях. «Ну вот он и пришел в мою спальню», — подумала она. Не тогда, когда она умоляла обратить на нее внимание, а сейчас, после того как другой мужчина… касался ее.

— Мне это не нравится, — сказал Тейлор. — Леди не кричат.

Аманда заметила проблеск интереса в его глазах, когда он понял, что она сидит прикрытая одной простыней. От этого ей тут же стало неуютно.

— Мне нужно одеться, чтобы идти на работу. Закрой, пожалуйста, дверь. Тейлор шагнул в комнату.

— Аманда, я не могу позволить тебе идти туда одной. Шофер сказал, что там полно грязных типов.

— Шофера зовут Джеймс, и если эти люди грязные, то только потому, что у них нет денег — или еды, или им негде спать.

— Аманда, — строго произнес Тейлор. — Я запрещаю тебе идти туда. Вчера вечером ты выглядела всклокоченной, как какая-нибудь сборщица с полей, а сегодня утром… — Он замолчал и уставился на нее.

— И что сегодня утром? Я не выгляжу твоей ученицей? Тейлор, пожалуйста, уйди, пока мы не поругались. Мне нужно одеваться, и не говори, что запрещаешь мне идти — иначе мне придется тебя ослушаться. Подожди, пока уберут хмель. Рабочие уедут, и тогда мы все обсудим. А сейчас не заставляй меня говорить то, о чем я позже пожалею.

Тейлор, похоже, не нашел, что сказать. Он вышел из комнаты и закрыл дверь. Аманда откинулась на спинку кровати. В нее как будто вселился другой человек. Она накричала на миссис Ганстон, которая всегда заставляла ее трепетать, и заявила Тейлору, что не подчинится ему.

Она потянулась к столику, где лежало очередное расписание, составленное Тейлором. Ей полагалось быть внизу, надев бело-розовое шелковое платье, в котором она выглядела как восьмилетняя девочка, и завтракать — один тост и два вареных яйца.

Аманда швырнула расписание на стол. Было бы безответственно оставаться здесь ради занятий, когда столько людей нуждалось в помощи. «Безответственный» — так она раньше отзывалась о Хэнке.

— Хэнк, — произнесла она вслух, словно оценивая его имя. Не подходит. Слишком современное, ему не достает романтики. А какое имя проставлено на его книгах? Она взяла с полки над кроватью книгу и открыла титульную страницу. Профессор Генри Райан Монтгомери.

— Райан, — прошептала она. Старинное имя — имя мужчины-воина, рыцаря, сражающегося за простых людей. «Райан, — подумала она. — Сэр Райан. А еще лучше — лорд Райан».

Она поднялась с кровати и принялась, напевая, натягивать голубой костюм. Он был слишком темным, слишком строгим на ее вкус, и она подумала, что нужно поменять портного и заказать что-нибудь, что понравилось бы Райану, то есть Хэнку.

Она прошла в ванную — окончательно выбившись из расписания, — и, поддавшись импульсу, постучала в дверь матери и пригласила ее позавтракать.

— Папа ест в это же время. Позавтракаем втроем, как в старые времена.

— Как раньше, до того… — Грейс не закончила, но Аманда поняла; до того, как появился Тейлор.

Завтрак прошел очень приятно. Аманда молчала — родителям не хватило бы вечности, чтобы наговориться, поэтому она отдалась мыслям о вчерашнем вечере. Может, она поторопилась в суждениях, может быть, Райан — то есть Хэнк — действительно нуждался в ней, и она не была для него просто еще одной женщиной.

Погруженная в мысли, она попрощалась с родителями, даже не подозревая, как изменилось ее поведение. Тейлор ждал ее у машины, и она мысленно подготовилась к новому сражению.

— Я прошу тебя не ходить, — мягко произнес он.

— Я нужна там, — ответила она.

— Здесь ты тоже нужна.

— Здесь никто не помнит, что я вообще существую. Я целыми днями сижу в комнате с книгами и бумагами. Я годами не вижусь с родителями. Тейлор» мне и так тяжело — не делай все еще тяжелее. Я хочу чувствовать, что кому-то нужна.

Тейлор схватил ее за локоть.

— Ты нужна мне, — произнес он, и в его голосе послышалась безнадежность.

Аманда чуть было не сказала, что останется с ним, но в памяти всплыли лица голодных детей. Она должна им помочь — любой ценой.

— Все закончится, как только уберут хмель, — сказала она. — Я хочу помочь мирной организации профсоюза.

— Профсоюз! — закричал он, и умоляющее выражение исчезло из его глаз. — Ты не понимаешь, о чем говоришь. Эти люди отнимут у нас все — до последней крошки еды!

Они хотят…

— Поэтому их надо опередить, не так ли? Ты отберешь у них еду, пока они не сделали это с нами? Тейлор, пойдем со мной. Ты должен увидеть этих людей. Они не воры. Просто они…

Он шагнул в сторону.

— Ты забыла, что я уже восемь лет тружусь с твоим отцом. Я видел этих людей. Это безответственные…

— До свидания, Тейлор, — сказала она и пошла прочь.

По дороге в город она погрузилась в вихрь противоречивых мыслей. Сколько всего случилось за последние несколько недель! До приезда Монтгомери она была счастлива и спокойна, но теперь все смешалось. Она уже не понимала, кто такой Тейлор — ее учитель, мужчина, которого она любила или враг. А Монтгомери? Любовник? Друг? Учитель? Враг?

В штабе царил хаос. Джо заявил, что беспорядок — ее вина, так как прошел слух, что здесь бесплатно кормят. Он не доверял Аманде, потому что она была из Колденов, и всячески показывал ей это.

Аманда поднялась по лестнице в комнату, где они вчера работали вместе с Монтгомери. Хотя она твердила себе, что вчерашний вечер для нее ничего не значит, ее сердце забилось, когда она подошла к двери.

Мужчина, который вчера занимался с ней любовью, обнимал и целовал Риву Эйлер.

Аманде показалось, что земля уходит из-под ног. Значит, она была права в своих сомнениях. Она для него была лишь подопытным кроликом. Он просто хотел узнать, сможет ли «агитировать» и ее, заставить бороться за свои права — как он призывал рабочих бороться за свои. Может, сегодня им понадобится переводчик — как если бы она была очередной сборщицей хмеля. Она с сожалением подумала о Тейлоре. Как только уберут хмель, она с радостью вернется к расписанию и размеренной жизни.

— Доброе утро, — жизнерадостно произнесла Аманда и села за стол. Она услышала, как Рива и Монтгомери отпрянули друг от друга, но не посмотрела на них.

— Доброе утро, Аманда, — мягко ответил Хэнк.

Она по-прежнему не смотрела на него.

— Профессор Монтгомери, — отрывисто спросила она, — впустить посетителей? Или вы предпочитаете использовать эту комнату для личных встреч? Я могу перебраться в коридор. Да, думаю, я так и сделаю.

Она начала собирать бумаги.

— Аманда, позволь все объяснить. Она взглянула на него, и когда их глаза встретились, она вспомнила все те слова, что он говорил ей вчера, всю заботу, которую ей дарил. Кровь прилила к лицу, и она отвела взгляд.

— Что объяснить, профессор Монтгомери? — Ей показалось, что он скрипнул зубами. Конечно же, он расстроен — из-за того, что одна любовница застала его с другой. — Новые переводы? Или как мне объяснить людям, что здесь не бесплатная столовая, а профсоюз?

— Объяснить по поводу Ривы. Она…

— Набросилась на вас? — глаза Аманды сверкнули. — Похоже, вам не везет — подобное с вами случается очень часто.

— Аманда, пожалуйста, я… Она схватила со стола нож для вскрывания конвертов.

— Еще шаг, и я воспользуюсь этим. Теперь и его глаза сверкали от гнева. Он медленно сжал ее кулак и заставил опустить нож на стол.

— Будь по-твоему, — сказал он. — Займемся делами — люди ждут.

Аманда была рада снова погрузиться в шум и сутолоку, которую создавали посетители. Они не давали ей думать о прошлой ночи. Рива язвительно улыбалась ей, и Аманда несколько раз чувствовала взгляд Монтгомери, но сама отводила глаза.

В час дня Хэнк подошел к столу Аманды и сказал:

— Сейчас мы пойдем на обед.

— Спасибо, я не голодна, — ответила она.

— В тот день, когда ты не будешь голодна, настанет конец света. Пошли со мной, или я устрою такую сцену, что ты больше никогда, проходя по улицам этого города, не сможешь поднять голову.

— Не думаю, что меня это волнует, особенно если ради спасения моей репутации я должна остаться с вами наедине. Или мы пригласим на обед нескольких ваших знакомых? Точнее сказать, ваш гарем.

— Я вынесу тебя на руках, — предупредил Хэнк.

Аманда поднялась и вышла вместе с ним, не позволяя прикоснуться к себе. Но перед машиной Хэнка она остановилась.

— Я не сяду в одну машину с вами, — заявила она. — Чем бы вы ни угрожали. Он почти улыбался.

— Хорошо, тогда пошли просто пообедаем.

Все время, пока они усаживались за столик, он молчал, только заказал для обоих фирменное блюдо ресторана.

— Большое спасибо, — язвительно сказала она. — Вообще-то я привыкла сама заказывать для себя.

— Что грызет тебя? Вчерашний вечер? Или сегодняшнее утро? Если дело в том, что было вчера…

— Если вы позволите, я предпочла бы забыть об этом.

— А я буду помнить столько, сколько живу, — нежно произнес Хэнк и потянулся было к руке Аманды, но в это время появилась официантка с заказом.

И вдруг Аманда заплакала — к крайнему удивлению обоих. Официантка, увидев это, неодобрительно посмотрела на Хэнка, осуждая его за то, что он заставил девушку разрыдаться на публике. Пораженный Хэнк вырвал поднос из ее рук, переложил всю еду со стола обратно на поднос, затем схватил Аманду за руку и начал выталкивать ее в заднюю часть ресторана. Повара с удивлением наблюдали за ними, и Аманда постаралась сдержать слезы, но безуспешно. Хэнк потащил ее дальше и не останавливался, пока они не оказались позади ресторана, в тени развесистого дуба.

Там он заставил ее присесть.

— Ну ладно, говори, — сказал он, опустив поднос и усевшись рядом с ней.

— Профессор Монтгомери, я…

— Хватит называть меня профессором, Аманда. После того что произошло вчера, ты могла бы обращаться ко мне просто по имени. Я хочу, чтобы ты объяснила, зачем так добивалась возможности работать со мной, зачем отдалась мне и почему сейчас плачешь. — Закончив фразу, он понял, что больше всего ему хочется, чтобы она сказала, что пришла к нему, потому что любит. Он не был уверен, как будет реагировать, если она действительно скажет это, но после вчерашней ночи он был близко к тому, чтобы просить ее руки. Одна только возможность проводить каждую ночь в такой страсти…

— Я была груба с Тейлором сегодня утром, — сказала она, и плечи Хэнка вздрогнули. — И с миссис Ганстон тоже.

— Как ужасно, — саркастически произнес он. А он-то надеялся, что Аманда приревновала его. Утром Рива буквально повисла на нем, и он решил проверить, заставят ли губы другой женщины позабыть его все на свете, как это было, когда он целовался с Амандой. Не заставили.

— Значит, — продолжал Хэнк, — ты злишься на меня все утро и рыдаешь из-за Тейлора? «А как же мы? Что делать со вчерашним вечером?» — одновременно думал он.

Аманда пыталась взять себя в руки. Хэнк протянул ей тарелку с едой, и она начала есть. Похоже, в ее сознании присутствие этого мужчины всегда будет связываться с едой.

— Я пришла на работу, потому что поняла, что вы были кое в чем правы. Хэнк с надеждой посмотрел на нее.

— Я действительно плохо разбираюсь в жизни.

— Угу, — разочарованно отозвался он.

— Я имею в виду, что, конечно, у меня хорошие знания в языках, науках, но не в человеческих отношениях. Профессор Монтгомери, я почти ничего не знаю о любви.

— Вчера вечером ты справилась неплохо, — нежно сказал он, и в его глазах загорелось пламя.

Она смотрела в сторону.

— С вашей стороны было очень мило научить меня тому, что вы знаете сами в этой области. Сначала я была возмущена, но только потому, что вы мне не нравились в качестве учителя. Впрочем, когда Тейлор впервые составил расписание, я тоже была возмущена, — сказала она и мило улыбнулась.

— Не представляю, как ты могла, — съязвил он.

— Не грубите мне, профессор Монтгомери. Вы сами решили научить меня, как следует жить — я не напрашивалась.

— Так вот в чем дело? — разъяренно спросил он. — Ты решила изучить, как живет все остальное человечество? И теперь ты готова вернуться к своему учителю-жениху, чтобы во всеоружии затеять легкий флирт?

Слезы снова показались на глазах Аманды, и она отложила тарелку.

— О, черт, — выругался Хэнк и протянул ей свой платок. — Ладно, больше не буду. Скажи мне, что на самом деле тебя тревожит?

— Все! — ответила Аманда, и ответ прозвучал от всего сердца. — Мне так неуютно, беспокойно. До того, как вы появились, я была счастлива. Я училась целыми днями, а по вечерам мы с Тейлором музицировали или читали стихи. — Она всхлипнула. — А теперь во мне звучит какая-то тревожная музыка, и я хочу использовать все свои знания. И я сомневаюсь в том, что говорит Тейлор или отец! И еще эти люди, сборщики хмеля — как они несчастны! Я чувствую себя как принцесса, которая проспала в башне замка тысячу лет.

Хэнк не собирался читать ей лекцию и даже не собирался говорить, что она действительно спала все это время.

— Значит, ты пришла ко мне, чтобы узнать больше о мире. Значит, и прошлая ночь была лишь способом утолить твою жажду знаний?

— Я не знаю, чем была прошлая ночь, — честно ответила она. — В любом случае, она только все ухудшила. Я уже не понимаю, кто я и чего хочу. И Тейлор очень изменился. То он ведет себя так, будто я маленькая девочка — к тому же признается, что думает обо мне как о ребенке, — то вдруг обещает поцеловать меня, если буду хорошо заниматься.

— Что он?.. — удивленно спросил Хэнк. Но Аманда ушла от ответа.

— Думаю, он так же смущен, как и я. Не может понять, женщина я или его ученица. Он так давно живет рядом со мной, что, наверное, забыл, как надо обращаться с женщиной.

Хэнк не стал говорить, что такие вещи не забываются. Он попытался взглянуть на проблемы Аманды непредвзято — как если бы она была его студенткой, а не женщиной, чьи губы… «Думай о ней как о студентке!» — мысленно приказал он себе.

— А кем бы ты хотела быть, Аманда? — спросил он своим лучшим «профессорским» тоном. — Женщиной или ученицей?

Она снова принялась за еду.

— Вы меня привлекаете, профессор Монтгомери, я даже не буду отрицать это.

Хэнк скрипнул зубами, с трудом промолчав.

— Но я не думаю, что испытывала бы к вам эти чувства, если бы знала, что Тейлор думает обо мне как о женщине. — Она нерешительно взглянула на него и, убедившись, что он смотрит на нее без злости, облегченно продолжила:

— В том, что вы говорили, много правды. Я находилась дома на положении пленницы, но это только потому, что не пыталась изменить устоявшийся порядок. Как только мне захотелось прекратить занятия и начать ходить на работу, я смогла это сделать. А сегодня утром Тейлор…

— И что же Тейлор? — спросил Хэнк, стараясь, чтобы его голос звучал ровно.

— Сегодня утром я… я спала без ночной рубашки, и когда дверь открылась и в комнату вошел Тейлор… Он смотрел на меня с большим интересом… Он смотрел на меня как на женщину, а не как на ребенка.

Хэнк отложил тарелку. Он больше не мог есть.

— В самом деле? — спросил он. «И чем же, интересно, был важен для нее вчерашний вечер? Тем, что этот сухарь Тейлор понял наконец, что Аманда — женщина?"

— Значит, он посмотрел на полуголую женщину и проявил некоторый интерес, не так ли?

— Вы всегда изображаете Тейлора каким-то недочеловеком. Неужели вы не понимаете, что он был моим учителем с самого раннего моего детства? Не удивительно, что он относится ко мне как к ученице. Только поэтому, когда я поцеловала его, он…

— И что он?

— Он был недоволен мной, — тихо призналась она, вспоминая прошлую ночь. — Он, правда, целовал меня после этого, но совсем не так…

— А как надо было?

— Вы же знаете, — ответила она и покраснела.

— Наверное, стоит объяснить.

— То, что мы делали вчера вечером… Я просто не могла сдержаться. Вы гораздо опытнее Тейлора. Ну, вы понимаете, вокруг вас столько женщин… Рива целовала вас. Лили Уэбстер смотрела так, как будто она не против заняться с вами тем, что мы делали вчера. И наверняка у вас много женщин в колледже…

— Сотни, — ответил он. — Тысячи. Куда бы я ни пришел, женщины падают мне под ноги и умоляют заняться с ними любовью.

Он не мог скрыть сарказм в голосе. Она заставляла его чувствовать себя этаким распутником, тогда как Тейлор представал респектабельным гражданином с высокими моральными принципами — которых не было у него.

— К чему ты ведешь, Аманда?

— Я подумала, не смогли бы вы поучить меня? Вы, конечно, уже пытались, но я была нерадивой ученицей. Теперь же я буду стараться.

— Чему поучить? Как заниматься любовью? — Брови Хэнка взлетели. Видимо, так чувствует себя золотоискатель, наткнувшись на золотоносную жилу.

— Нет, конечно. Благодарю за вчерашнюю ночь — я многое узнала. Теперь я не испугаюсь в свою первую брачную ночь и буду знать, как следует действовать.

— Всегда рад помочь, — ответил Хэнк, с огромным трудом удержавшись от замечания, что сомневается в том, что Тейлор вообще знает о некоторых вещах, которые они делали прошлой ночью.

— Я хочу научиться тому, чего нет в книгах. Как ходить на свидания и танцы, чем еще занимаются мужчины и женщины… Если я перестану вести себя как школьница, Тейлор перестанет обращаться со мной как со школьницей.

"Ох уж этот Тейлор», — подумал Хэнк. Он начинал ненавидеть этого человека. Значит, Аманда смотрела на прошлую ночь как на репетицию свадебной ночи с Тейлором. А чего еще мог ждать Хэнк? Что она заявит, что не может жить без него после прошлой ночи?

Чтобы она стала второй Блайт Вудли? Он хотел спать с Блайт, но чтобы при этом она подыскала для замужества кого-то другого. Аманда предлагала именно это, но по какой-то причине предложение Аманды приводило его в ярость.

— Значит, синематограф. Еще что-нибудь? — наконец спросил он. — Ты уверена, что больше не нуждаешься в уроках секса?

Она залилась румянцем и отвела глаза.

— Уверена, что вчера вечером мы прошли все.

— Это была всего лишь макушка айсберга, — сказал он таким безразличным тоном, как будто они обсуждали погоду. — Есть еще множество позиций: ты — сверху, например, или стоя. А еще сидя…

— Стоя? — с явным любопытством спросила она. — То есть как? Мне интересно, как это возможно?.. Чисто физически…

— Я стою, ты охватываешь ногами мою талию, я поддерживаю твою… — он изобразил руками, как поддерживает ее сзади. — А ты садишься на моего старичка.

— На что?.. — Аманда рассмеялась, но тут же замолчала. — Все же я думаю, что вчерашней ночи достаточно. Подожду, пока не выйду замуж за Тейлора.

Впрочем, она так и не смогла представить, как Тейлор усаживает ее на своего…

— Профессор Монтгомери, — тихо спросила она, — как вы считаете, после вчерашней ночи у меня может появиться ребенок?

Хэнк отхлебнул охлажденного чаю.

— Надеюсь, нет, — честно ответил он.

— Но я думала, то, чем мы занимались, было предназначено для воспроизведения. Я даже уверена в этом.

— Аманда, — начал он, пытаясь сдержаться. Она разговаривала с ним так откровенно, как будто он был женщиной. — Я не очень разбираюсь в этой области. Но я спал со многими женщинами — то есть с некоторыми, то там, то здесь — и, по-моему, ни одна не забеременела. Случись это, я уверен, одна-то уж точно сказала бы мне об этом. Люди ложатся вместе не только для воспроизведения, но и для удовольствия. Разве тебе не понравилось вчера?

Аманда не могла смотреть на него. Понравилось? Да она чуть не умерла от удовольствия! И сегодня утром, увидев, как они с Ривой касаются друг друга, она была готова схватить ружье и застрелить обоих.

— Очень понравилось, — прошептала она. — Но я всегда думала, что после каждого раза рождается ребенок. Женатые пары…

Она задумалась, сообразив, что не знает, как живут женатые пары.

— Женатые пары… — тихо сказал Хэнк. — Да если бы мы были женаты, я бы занимался с тобой любовью каждую ночь, и каждое утро, прежде чем идти на лекции. Да еще бы прибегал на обед… Ты просто чисто физиологически не смогла бы иметь детей после каждого раза.

— Понимаю, — ответила Аманда. Она старалась вести разговор, касаясь только теории, но чувствовала, что кожа ее запылала. На обед? При дневном свете? Ей захотелось узнать, как он выглядит без одежды. Она знала, какой он на ощупь, но не на вид. Были ли его плечи такими же широкими, как ей казалось в темноте? Были ли его бедра?.. Она прокашлялась и добавила:

— Я не имела ни малейшего представления. Большое спасибо, что объяснили.

— Готов в любое время рассказать или показать все, что ты захочешь, — любезно ответил он.

— Очень… гм… мило с вашей стороны. — Она слабо улыбнулась и посмотрела на грязные тарелки на земле. Она всего-навсего сказала, что предпочла бы сама сделать заказ, а он приволок ее сюда и…

— Готова вернуться? — спросил Хэнк.

— Да, — ответила она и поднялась. Хэнк взял ее за руку.

— Не хочешь рассказать, что произошло в тот день, когда ты проиграла наш спор? За что Тейлор наказал тебя экзаменом по математике?

— Мне бы не хотелось говорить об этом, — ответила она.

— Может, мне удастся сделать так, чтобы это не повторилось? Я смог бы дать совет, но это трудно сделать, если не знаешь, что именно произошло.

Ей не хотелось вспоминать этот день.

— Я поцеловала его. Он стоял передо мной, а я поднялась на цыпочки и поцеловала его.

— Вот, значит, что.

Она не поняла, что он имел в виду.

— А что еще можно было сделать? Мы заключили это ужасное пари, и я думала, что делаю это ради ранчо, потому что вы сказали, что уедете, если я заставлю Тейлора проявить свои чувства. Вот я и поцеловала его. Как мне еще было заставить его? Если я поцелую вас… — Она остановилась. — Ну, вы понимаете, что я имею в виду.

— Прекрасно понимаю. Ты повела себя как школьница, вот он и наказал тебя, как школьницу.

— Школьницы не целуют своих учителей. Хотя, возможно, ваши студентки так и поступают.

— Нет, но если бы какая-нибудь попробовала, я бы повел себя как Тейлор.

— Да? — прошептала она, почувствовав вдруг, что сама виновата в тех неприятностях, что произошли за последние несколько дней. — Не уверена, что понимаю вас.

— Давай вернемся. У нас есть еще несколько свободных минут, и я успею тебе показать, как надо соблазнять мужчину. Как правильно это делать.

Она колебалась.

— Я думал, ты хочешь, чтобы я научил тебя, как быть современной женщиной.

— Я имела в виду синематограф или что вы научите меня танцевать танго.

— Вот Рива разбирается в мужчинах. Уверен, если бы Рива поцеловала Тейлора, он бы и не вспомнил о математике.

Аманда пощупала свой безымянный палец в надежде обнаружить кольцо, но поняла, что снова оставила его дома. Рива помогала Тейлору выбирать ее кольцо…

— Пойдемте, профессор Монтгомери, — сказала она. — Может, я чего-то не знаю, но я хорошая ученица.

Он смотрел, как она ставит тарелки на поднос и идет в ресторан. Пока он не замечал, чтобы она была плоха хоть в чем-то. Усмехнувшись, он пошел за ней. Пора приниматься за урок.


Глава 14


Они в молчании шли по пыльной, горячей улице Кингмана. Аманда обнаружила, что мысль о предстоящем не внушает ей отвращения. «Это всего лишь урок, — говорила она сама себе, — урок, результаты которого можно будет использовать с Тейлором». В конце концов, вот уже несколько лет она любит именно его. Тейлор — тот мужчина, за которого она выйдет замуж. И ей действительно необходимо узнать, что сделать, чтобы он перестал видеть в ней ребенка. Какое счастье, что профессор Монтгомери был настолько любезен, что согласился помочь ей.

— Сюда, — сказал он, открывая дверь кладовки, где хранились тряпки и швабры.

— Сюда? — спросила она.

— Это единственное место, где мы можем побыть наедине. Поторопись, мы и так задержались.

Ей показалось, что он стремится как можно быстрее избавиться от этой скучной обязанности. Конечно же, там, наверху его ждут люди, чьи проблемы куда серьезнее, чем ее. Она зашла в кладовку, и он запер дверь на ключ.

Хэнк перевернул большую корзину и уселся на нее.

— Прежде всего запомни — ты находишься в менее выгодном положении, когда он стоит, так как он выше тебя. Подожди, пока он сядет — так ты сможешь управлять ситуацией. А теперь погаси свет и садись ко мне на колени.

— Но… — начала она.

— Представь себе, что я — Тейлор. В темноте у тебя лучше получится. Конечно, если тебе хочется и после замужества жить по расписанию, можешь не слушаться меня. Как хочешь, Аманда.

Она потянула выключатель и комнатка погрузилась в темноту. Но руки Монтгомери нашли ее, и он усадил ее на колени.

— Аманда, что ты делаешь! Ты должна сейчас заниматься латынью.

— Да, но я… Ох, понимаю, ты сейчас — Тейлор.

— Делаю вид, — поправил ее Хэнк. — Аманда, если бы я был — я, то обнял бы тебя вот так… — И он обнял ее, касаясь груди. — И поцеловал бы тебя вот так…

Он так нежно поцеловал ее, что Аманда вспомнила прошлую ночь. Она сама обняла его, ее язык проник в его рот. Она застонала, когда его руки начали ласкать ее грудь. Как он там говорил — сидя? Люди могут заниматься любовью сидя. Она сильнее прижалась к нему.

Хэнк отстранил ее.

— Но это не я. Сейчас я — Тейлор, — с трудом произнес Хэнк. Аманда сводила его с ума. — Тейлор будет сидеть вот так. — Он опустил руки, стараясь не касаться Аманды. Сквозь дверь пробивался свет, и Хэнк видел достаточно, чтобы снова понять, как она прекрасна. Похоже, ее глаза повеселели. — И что ты будешь делать?

— Не знаю. Вчера мне не нужно было что-то делать. Похоже, ты всегда к этому готов.

Она чувствовала, сидя у него на коленях, что и сейчас он готов. Ее сердце учащенно билось, а он выглядел таким спокойным, словно ее поцелуи на него не подействовали. Впрочем, отчасти подействовали.

— Думаю, я поцелую его, — предположила она и потянулась к его губам, но Хэнк отвернулся.

— Нет, начало должно быть более изощренным. Поцелуй меня в шею, одной рукой расстегни пуговицы на рубашке, а второй — перебирай волосы.

— Понятно, — ответила она. Это было самое легкое задание, какое ей только приходилось выполнять. Его волосы были такими мягкими, чистыми, и как будто сами обвивались вокруг ее пальцев. Пуговицы расстегнулись с легкостью, и ее рука проскользнула внутрь, к его теплой груди. — Вот так?

— Точно, — прошептал он.

Она коснулась губами его шеи. Горячая, гладкая кожа, покрытая мягким пушком. Она провела языком по волоскам. Его кожа была приятной на вкус.

— А теперь — ухо, — подсказал Хэнк. Его сердце так билось, что он с трудом расслышал самого себя.

Аманда подумала, что, похоже, у нее начало получаться. Она схватила зубами мочку его уха и нежно потянула. Хэнк обнял ее. Она обвела языком ухо, одновременно щекоча его своим дыханием.

— У меня хорошо получается? — прошептала она.

— Неплохо, — с трудом произнес он. Она становилась все изобретательнее в своих ласках: целовала его виски, глаза и, покрывая поцелуями щеки, постепенно приближалась к губам. Она почти полностью расстегнула рубашку и теперь мечтала почувствовать обнаженной грудью его смуглую горячую кожу, потереться своей гладкой кожей о волосы на его груди.

— Теперь это ухо? — спросила она и принялась ласкать языком левое ухо Хэнка. Она придвинулась ближе, и грудь заныла, коснувшись тела Хэнка. Ей захотелось распахнуть платье и почувствовать на груди его губы.

Она целовала его так страстно, будто через минуту умрет. Она погружала язык в глубину его рта, яростно покусывала губы, а потом начала опускаться ниже, к шее. Руки почти рвали его одежду.

Хэнк больше не мог играть. Подхватив Аманду легко, как пушинку, он пересадил ее лицом к себе. Одним движением она стянула через голову платье. Кружевные панталончики сползли вниз, и обнаженный низ живота прижался к промежности Хэнка.

Поддерживая левой рукой затылок Аманды, он страстно целовал ее, исследуя языком сладкие глубины рта. Правой рукой Хэнк расстегивал брюки, одновременно массируя костяшками пальцев низ ее живота. Аманда терлась о его руку.

И вдруг они услышали, как кто-то пытается открыть дверь.

— Похоже, она заперта, — послышался голос Ривы. — У кого ключи: у тебя или у Хэнка?

— Наверху вроде есть ключи, — ответил Джо. — Пойду посмотрю.

— Я с тобой, — сказала Рива, затем добавила, обращаясь к кому-то еще:

— Стой здесь. Сама подотрешь блевотину своего ребенка.

Внутри кладовки Хэнк и Аманда постепенно вспоминали, кто они и где находятся.

— Нам лучше выйти, — сказала Аманда. — Не думаю, что они нас поймут.

"Я бы точно не понял», — подумал Хэнк и начал застегивать брюки.

Аманда нащупала шнур включателя. Когда свет зажегся, их глаза встретились, но Аманда не смогла смотреть на Хэнка слишком долго. Стоило ему нажать какую-то тайную кнопку в ней, и она тут же вспыхивала, как эта электрическая лампочка.

Хэнк открыл дверь и выглянул. Рива и Джо были наверху, но перед дверью тихо стояла женщина — судя по внешности, итальянка. На руках она держала девочку с позеленевшим личиком.

— Добрый день, — сказал Хэнк. — Мы тут…

Аманда принялась извиняться перед женщиной за то, что они заставили ее ждать, и они все вместе прошли наверх.

Хэнк приостановился на лестничной клетке.

— Что это за язык? — спросил он.

— Итальянский. Разве она не итальянка?

— Она-то итальянка, но ты на каком языке сейчас говорила?

— Ох, кажется, на греческом, — беспомощно ответила Аманда. — Или русском. А может, латыни.

Хэнк посмотрел на Аманду и постарался не прикасаться к ней. Он до сих пор чувствовал ее дыхание у своего уха.

— Причешись и возвращайся к работе, — велел он. — Рабочие все прибывают — твой отец дал объявления о найме в три штата. Чем больше у него рабочих, тем выше конкуренция. Он может уволить пару сотен и тут же найти еще тысячу, чтобы собирать хмель. Но пока иди. А то любой, кто на тебя взглянет, сразу поймет, чем мы занимались.

Аманда поспешила в уборную. Зеркало отразило раскрасневшееся лицо, растрепанные волосы и припухшие от многочисленных поцелуев губы. Она приложила все силы, чтобы скрыть беспорядок. Хорошо, что никто не видит, во что превратилось ее нижнее белье. Она задержалась перед дверью на секунду, пытаясь понять, что происходит. Стоит ему прикоснуться к ней, и она теряет голову. И какие ужасные, непозволительные вещи она совершает!

"Тейлор», — напомнила она себе. Она влюблена в Тейлора, и хочет, чтобы он относился к ней как к женщине. Вот ее цель.

Она вернулась из уборной в душный кабинет, переполненный людьми, которые пытались понять, что такое профсоюз. Аманда снова объясняла, что они не лишатся работы, если попросят подвезти на поля воду.

Она взглянула на Монтгомери, когда он занимал свое место. Волосы у него на затылке были расчесаны, и ей захотелось взлохматить его, но пока она смотрела, руки Ривы скользнула по волосам Хэнка и пригладила их. Затем Рива прошла мимо Аманды и на ходу тихо шепнула:

— Зачем тебе оба? Отдай мне хоть одного. С виноватым видом Аманда обратила свое внимание на семейство индийцев, сидящее перед ней. Она пыталась подобрать язык, на котором они бы поняли ее, и больше не смотрела на Хэнка.

Но Хэнк не мог отвести глаза от Аманды. Раза два он не смог вспомнить, что такое профсоюз. Он все думал, как она могла показаться ему когда-то маленьким, нервным, надутым и бесчувственным снобом. Но это было до того, как он впервые прикоснулся к ней.

Рива несколько раз напомнила ему о работе, и Хэнку пришлось прекратить мечтания.

— Скажи, есть в округе место, куда бы я мог пригласить девушку? — спросил он. Рива одарила его самой поощряющей улыбкой.

— Возле Террилла ярмарка, и я умираю от желания пойти туда, — с явным намеком ответила она.

— Ярмарка. Отлично, — Хэнк быстро написал записку Аманде, засунул листок в стопку других бумаг и попросил Джо все отнести на ее стол.

Аманда разговаривала с семьей испанцев. Увидев записку, она автоматически перевела ее вслух, как делала это по десять раз на дню.

Миловидная женщина улыбалась, слушая как ее симпатичный муж отвечает, что будет рад пойти в синематограф сегодня и на ярмарку завтра вечером. Аманда залилась краской до самых корней волос.

В полпятого Хэнк остановился у ее стола.

— Итак? — спросил он.

— Я обручена с другим. Я не могу пойти на свидание с вами.

— Я подумал, что тебя стоит обучить, как вести себя на свидании. А то еще утомишь Тейлора до смерти, читая ему лекции.

— Ox, — в растерянности произнесла она. Ей хотелось пойти на свидание, хотелось пойти в синематограф с Хэнком, сидеть там рядом с ним. К тому же она опасалась, что он скоро уедет. — Хорошо, я пойду.

— А завтра на ярмарку?

— Да, — с трудом ответила она. Рива стояла недалеко, присматриваясь и прислушиваясь ко всему, что происходит. Нечестно, что Аманда получает вое, в то время как самой Риве достается так мало. Потом она улыбнулась. Она подумала, что скажет жених Аманды, если узнает, где его невеста проводит вечера.

Остаток дня Аманда провела в предчувствии чего-то необыкновенного. Несколько раз она напомнила себе о Тейлоре, но тут же говорила, что все делает только ради него.

В шесть часов Хэнк подошел к столу.

— Готова? — спросил он. — Сеанс начнется в полседьмого.

Аманда взяла сумочку и вышла вместе с ним.

Рива стояла у двери и смотрела им вслед.

— Ревнуешь? — спросил Джо, посмеиваясь над ней.

— Может, и ревную, — ответила Рива. — Все достается богатым.

— Ты думаешь, Хэнк любит Аманду, потому что она богатая? Тогда тебе стоит взглянуть, как он смотрит на нее, когда она проходит по комнате. Его куда больше интересует, то, что есть у нее, а не у ее папаши.

— А тебя кто спрашивает? — обиделась Рива. — Впрочем, знаю я одного человека, которому захочется узнать, что происходит между этими двумя.

Она вышла из штаба и направилась к ранчо Колден.

Хэнк шел позади Аманды. Они направлялись в Оперу, где находился и синематограф. Он не прикасался к ней, хотя страстно желал этого.

— Если бы мы были обручены, ты бы сейчас шла со мной под руку, — сказал Хэнк, подставляя Аманде руку.

Аманда улыбнулась ему.

— Еще что-нибудь?

— Во время сеанса ты можешь испугаться. Я слышал, что в этой картине жизнь героини подвергается опасности от начала до самого конца.

— И что делать, если я испугаюсь?

— Прижмись ко мне, — ответил он, целуя кончики ее пальцев. — Я утешу тебя.

Несколько мгновений она смотрела на его губы, но тут же очнулась и отвела взгляд.

— Пожалуйста, помните, профессор Монтгомери, что вы — мой учитель, а не мой жених.

— Я ни на секунду не забываю об этом.

Он провел ее в темноте зала к первым рядам, и они заняли места в середине ряда.

Аманда не знала, какие требования следует предъявлять к кинокартинам, но никогда не ожидала, что этот вид развлечений может быть таким захватывающим. Опасности, преследовавшие молодую актрису, были такими настоящими. Злодей был таким ужасным, он строил такие отвратительные и подлые планы, пытаясь похитить героиню!

Хэнк наблюдал за Амандой. Все эмоции отражались на ее лице, как у ребенка. Когда злодей осуществлял свой особенно мерзкий план, она схватила Хэнка за руку, и он обнял ее и прижал к себе. А когда героиня чуть не оказалась под колесами поезда, Аманда спрятала лицо на груди Хэнка. Ни одна кинокартина не нравилась ему так сильно.

Когда все закончилось, и в зале зажегся свет, он был разочарован тем, что надо уходить и что он больше не может прикасаться к Аманде. По тому, как она продолжала сжимать его руку, он понял, что она испытывает те же чувства.

— А что сейчас делали бы жених и невеста? — спросила она, сжимая руку, которой он обнимал ее. Хэнк пригласил ее сегодня только в синематограф. Неужели сейчас она вернется домой и обнаружит, что Тейлор запланировал вечер поэзии? Разве она сможет читать стихи после того, как видела, что женщину чуть не переехал поезд?

— Я бы сводил тебя в какое-нибудь тихое местечко поужинать, туда, где были бы свечи и музыка, и мы бы немного потанцевали.

Аманда подумала, что Хэнк просто отвечает на вопрос, а не приглашает ее.

— А я бы не смогла пойти. Я даже не умею танцевать.

— Ты бы научилась. У тебя способности к быстрому обучению.

— Все зависит от учителя. Его губы находились очень близко от нее, и она надеялась, что он поцелует ее.

— Эй! Вы двое! Что, собираетесь заплатить еще за один сеанс? — закричал какой-то человек с другого конца зала.

Хэнк и Аманда отпрянули друг от друга и поспешили из зала. Выйдя на улицу, Аманда с неохотой подумала, что теперь должна попросить Хэнка отвезти ее домой.

— Знаешь, — сказал вдруг Хэнк, — тебе действительно надо научиться танцевать. Вдруг вы с Тейлором окажетесь на приеме в Белом доме и президент пригласит тебя на танец? Что ты ему скажешь? Что ты не умеешь?

Аманда воспрянула духом.

— Вы правы. Но я не могу танцевать в этом. — Она посмотрела на свой строгий темно-синий костюм. — А мое платье для танцев разорвано.

Хэнк взял ее за руку.

— Ничего, справимся. Там, где я купил то платье, полно других.


— Вы хотели видеть меня? — спросил Тейлор Дрисколл, оглядывая Риву, стоявшую в освещенной заходящим солнцем гостиной ранчо Колден. Он говорил себе, что она слишком накрашена, а ее платье безвкусно, но тем не менее чувствовал: его влечет к ней. Ему захотелось увидеть ее умытой и в чем-нибудь простом и дорогом, может, светло-синем. — Чем могу служить?

Рива заметила желание, нараставшее в этом мужчине. Он, конечно, зануда, но она смогла бы заставить его расслабиться. Ей захотелось поцеловать его, увидеть, как он тянется к ней в поцелуе. Рива отвернулась.

— Чувствую себя ябедой, — заговорила она. — Пришла рассказать об Аманде, но сейчас не уверена, что это стоит делать. Мне лучше уйти.

Но Тейлору не хотелось, чтобы она уходила. Ему было очень одиноко последние несколько недель, хотя он не признавался в этом даже самому себе. Аманда постоянно отсутствовала, с Гаркером он не встречался, а миссис Колден отказывалась разговаривать с ним, когда они случайно сталкивались.

— Подождите, — сказал он Риве. — Не хотите остаться и выпить чаю? Или, может быть, немного шерри?

"Чай, — подумала Рива. — И подадут в серебряной посуде». Она посмотрела на Тейлора и увидела немую просьбу в его красивых темных глазах. «Берегись, девочка, — предупредила она сама себя. — Он тебе не нужен». Она знала, что за стенами этого дома он окажется таким же бедняком, как и она сама. Деньги у него появятся только в случае женитьбы на Аманде.

— Да, — услышала она собственный голос. — Я бы выпила чаю.

Спустя час она вернулась к вопросу, ради которого пришла, и рассказала Тейлору об Аманде. Внешне он воспринял новость спокойно, но она видела боль в его глазах. И бешенство. Еще бы — Аманда не сумела отшить парня, когда тот зашел слишком далеко. Она даже не умела танцевать. Интересно, ее жених был таким же необразованным?

— Итак, вы считаете, что между ними возникло взаимное влечение? — спросил Тейлор, стараясь не выдать своих чувств. Аманда была первой женщиной, которой он позволил себе поверить, и она предала его.

— Могу ли я говорить откровенно? Хэнк, конечно, не мужчина, а мечта, но и вы хороши — даже не пытаетесь бороться с ним. Вы преподнесли Аманду на серебряном подносе.

Тейлор обиделся:

— Я действительно попросил ее сопровождать профессора Монтгомери, но я не думал, что…

Рива со стуком опустила чашку:

— А почему бы вам не врезать Хэнку?

— Прошу прощения?

— Хотя нет, идея плохая, — продолжала она. — Я видела, что он сделал с Сэмом Райаном. Думаю, у вас нет ни шанса. Но у вас есть определенные преимущества — вы же обручены с Амандой. Завтра она собиралась на ярмарку в Террилле вместе с ним. Пригласите ее сами. Она должна ходить с вами, раз вы обручены.

— На ярмарку? — переспросил недоверчиво Тейлор. — Не думаю, что это возможно. Завтра вечером у меня по плану изучение Теккерея и…

— Чтение? — Рива даже поперхнулась, а затем с интересом посмотрела на Тейлора. — Слушайте, а как вы делали предложение Аманде? Как это происходило?

— Мисс Эйлер, вы вмешиваетесь в мои личные дела.

— А все-таки? Вы опустились перед ней на колени и сказали, что умрете, если она не выйдет за вас замуж?

— Не думаю, что…

— Так я и знала, — она выпрямилась на маленьком жестком кресле. — Хэнк бы сделал именно так. Будьте уверены, если бы Хэнк делал предложение, это было бы очень романтично. Он нанял бы скрипачей и держал бы под рукой ванну шампанского. Он заставил бы женщину почувствовать себя самой прекрасной, самой желанной в мире.

— Понятно, — сказал Тейлор и, как ему показалось, действительно понял. Мисс Эйлер говорила о романтике. — Вы думаете, Аманде это бы понравилось?

— Всем женщинам нравится, когда за ними ухаживают. Всем женщинам хочется, чтобы мужчины совершали безумства ради них. Вот что такое любовь: мужчина показывает женщине, что она ему интересна. Не обязательно использовать цветы и скрипки, мужчина может просто дать понять, что хочет видеть женщину радом с собой постоянно. Ревность тоже очень романтична. Если вы любите Аманду, то должны показать ей это.

— Я подарил ей кольцо, — защищаясь, ответил Тейлор.

— И я ни разу не видела его на руке Аманды. Вы случайно не проговорились, что я вам помогала выбирать это кольцо?

— Кажется, я действительно упомянул этот факт.

Рива хмыкнула. В этом мужчине чувствовалась страсть, но она скрывалась где-то очень глубоко. Кто-то должен помочь вызволить ее наружу.

— Мистер Дрисколл, говоря абсолютно откровенно, вы теряете Аманду. Пока вы соберетесь с силами и начнете сражаться за нее, она убежит с Хэнком Монтгомери. Не с ним, так с бродячим торговцем.

Тейлор беспомощно смотрел на Риву. Что значит «сражаться»? Может, обратиться к стихотворениям Роберта Бернса? Рива видела его растерянность.

— Пригласите Аманду на ярмарку, развлеките ее. Выиграйте несколько призов, покатайте на карусели. Проведите сквозь Туннель Любви и страстно поцелуйте. Проводите домой и попытайтесь ворваться в ее комнату. Заставьте ее думать, что сходите с ума из-за нее.

Тейлор смотрел на Риву. Он не мог представить, что сделает хоть что-то из предложенного ради Аманды, но ему захотелось поцеловать мисс Эйлер.

Рива поняла его взгляд, и больше всего на свете захотела коснуться этого мужчины. Ее привлекала его скованность и смущение.

— Наверное, мистер Дрисколл, вы не сильны в страстных поцелуях.

— Наверное, нет, — тихо ответил он. Медленно они потянулись навстречу друг другу, и когда их губы соприкоснулись, эффект был подобен удару тока. Тейлор притянул руками голову Ривы.

Она первая оторвалась от него и посмотрела в его темные глаза. «Бедняк, — твердила она себе. — Помни об этом. Он беден, как церковная мышь. Влюбишься в него и закончишь жизнь с шестью детьми на руках, без крошки еды в доме».

— Неплохо, — произнесла она вслух. — Но вам нужно работать. Пригласите Аманду на ярмарку и попрактикуйтесь с ней. А мне пора идти.

Ей нужно спасаться бегством, пока сама не занялась «практикой» с Тейлором. — До свидания, мистер Тейлор.


— Но магазин закрыт, — говорила Аманда Хэнку. Они стояли перед витриной. Там, за стеклом, висело роскошное шелковое платье для танцев, с кружевной отделкой на корсете.

— Помнишь сказку об Алладине? Я тоже знаю волшебные слова, распахивающие любые двери в любой час дня и ночи.

Она посмотрела на него. Когда он вот так улыбался, у нее подкашивались колени.

— И что это за слова?

— Плачу наличными, — ответил он, и Аманда рассмеялась. — Пошли, хозяйка магазина живет на втором этаже. Попросим ее открыть двери и подберем платье для тебя.

Аманда почувствовала укол ревности, увидев, с какой готовностью хозяйка распахивает перед Хэнком дверь — уже второй раз. В этом магазине он купил предыдущее платье для Аманды.

Когда они спускались позади хозяйки в магазин, Аманда сказала:

— Похоже, вы с ней очень дружны. Хэнк остановился в темноте и прижал Аманду к стене.

— Если бы это было настоящее свидание или если бы мы были на самом деле обручены, а бы решил, что ты ревнуешь. Так ты ревнуешь, Аманда?

— Конечно нет. Как я могу ревновать вас, если влюблена в другого?

— Кого бы ты предпочла увидеть целующим эту хорошенькую продавщицу — меня или Тейлора?

— Я уже привыкла видеть, как вы целуетесь с самыми разными женщинами. Странно, что вы не используете это в качестве условия для приема новых членов в профсоюз: «Если хорошенькая женщина хочет быть принята в профсоюз, она должна поцеловаться с профессором Монтгомери».

Он рассмеялся и отодвинулся от нее, позволяя спуститься вниз. Попав в магазин, Аманда забыла о всех мужчинах мира. Ей не приходилось бывать в магазинах с четырнадцати лет, с момента приезда Тейлора. Она была так загружена занятиями, что уже не обращала внимания на одежду, которую подбирал для нее Тейлор — простые платья, закрывавшие ее тело с ног до головы. Но теперь перед ней висели открытые платья из самых замечательных тканей — шелка, атласа, кружев.

Она обернулась и посмотрела на Хэнка.

— Вперед, — скомандовал он, забавляясь ее растерянностью. — Перемерь все. Купим, что захочешь.

— Пошлите счет моему отцу, — сказала она, прежде чем прикоснуться к великолепному платью из голубого атласа.

— Я сам за все заплачу, — тихо сказал Хэнк хозяйке. Идея купить что-нибудь, что будет касаться кожи Аманды, очень привлекала его.

— И присоедините к платью вот это, — добавил он, указывая на белье из розового шелка с атласными вставками.

Аманда мерила платье за платьем, демонстрируя каждое Хэнку. Она не могла объяснить, как он это делает, но благодаря ему она чувствовала себя самой красивой женщиной в мире. Она выбрала пять платьев, тут же надев то, что висело в витрине. Хэнк донес пакеты до машины.

— Как я выгляжу? — спросила она. Начинало темнеть, и особенно темно было в том месте, где Хэнк оставил машину. — То есть, если бы вы были мужчиной, а я — женщиной, просто женщиной, не знакомой вам, вы бы заинтересовались… Ну, вы бы подумали, что я выгляжу привлекательно?

Хэнк швырнул свертки на пассажирское сиденье машины, схватил Аманду за руку и потащил ее в самую темноту, под деревья, стоявшие неподалеку.

— Аманда, — нежно произнес он, — если бы ты была моей, я бы так восхищался твоей красотой, что…

Он поднял ее руку к своим губам и нежно куснул ладонь у основания среднего пальца. Это был не поцелуй, Хэнк словно хотел проникнуть сквозь кожу Аманды. Он двигался от пальцев к середине ладони, продолжая покусывать руку. Вскоре она чувствовала его губы и зубы на запястье, затем все выше и выше, на внутренней стороне локтя, где он остановился, чтобы поцеловать самые нежные участки ее кожи.

Голова Аманды запрокинулась, глаза закрылись, она подставляла поцелуям Хэнка обнаженные плечи. Он целовал ее плечи, затем спустился по правой руке к ладони и начал покусывать кончики пальцев.

— Аманда, — произнес он. Два ее пальца все еще были у него во рту, и она чувствовала его язык, зубы, горячую влагу внутри рта.

— Да, — ответила она, и это «да» относилось ко всему, чего бы он ни попросил.

— Вот что бы я сделал, если бы ты была моей.

Аманда смотрела на него и даже в темноте смогла разглядеть, как раздуваются его ноздри, как пылают страстью его глаза. Зачарованная, как кобра флейтой, она смотрела, как Хэнк погружает ее пальцы в глубину рта. Ее тело начало пробуждаться, но когда она уже была готова сама наброситься на него, Хэнк отпустил ее руку.

— Пошли, поедим чего-нибудь, — сказал он и повел Аманду к машине.

Она села, разместив свертки на коленях.

По дороге в ресторан Хэнк молчал. Он понимал, что играет с огнем, но не мог остановиться. Он знал, что может увести Аманду у Дрисколла. Но это будет несправедливо по отношению ко всем ним. Под прекрасной оболочкой Аманды все еще таилась порядочная маленькая леди. Эта женщина не могла принадлежать ему, какой бы желанной она ни была.

Аманда думала почти об этом тоже. Он был бедняком, бунтарем, и она не могла быть с ним. Когда он не прикасался к ней, она помнила, кто он такой. Он был мужчиной, с которым можно флиртовать, но не тем мужчиной, которого может полюбить женщина. Если же она полюбит его, ее ждет ужасное будущее.

Она постаралась не думать об этом, пока смотрела, как Хэнк ведет машину и его профиль вырисовывается при свете луны и уличных фонарей. Но она видела его сильные руки на руле, видела, как он переключает ручную передачу. Она видела, как двигаются мускулы на его ноге, когда она нажимает педаль газа.

Хэнк взглянул на нее, заметил голод в ее глазах, и здравый смысл покинул его. Он положил правую руку на колено Аманды и почувствовал шелк.

— Ты когда-нибудь носила чулки другого цвета?

— Тейлор утверждает, что это самый подходящий для леди цвет. Хэнк рассмеялся:

— Он или дурак, или знаток.

"Не знаю, кто именно», — подумала Аманда.

Тихий ресторанчик находился на самой окраине. Остановив машину, Хэнк несколько мгновений смотрел на Аманду. Она поняла, что он собирается сказать нечто серьезное, и прикрыла ладонью его рот.

— Пусть все идет, как идет, — тихо произнесла она, после чего опустила руку. — А как жених помогает невесте выбраться из машины?

Он улыбнулся ей. Похоже, она знала правила игры, и то, что происходило между ними, все еще оставалось игрой.

— Сначала он целует ее.

— Да? — сказала Аманда и подставила щеку.

Хэнк провел по ее лицу кончиками пальцев. С каждым днем ее прическа становилась все проще и естественней.

— А может, и не целует. Аманду очень мало дразнили в жизни, и никогда ее не поддразнивал мужчина.

— Ах ты! — выдохнула она, а когда Хэнк, защищаясь, поднял руки, набросилась на него, роняя пакеты на пол. Она колотила его, а Хэнк заслонялся руками, не позволяя наиболее соблазнительным частям ее тела касаться его.

— Сдаюсь, сдаюсь! — кричал он. — Я поцелую тебя.

— Нет, потому что я этого не позволю, — надменно заявила Аманда, выходя из машины.

Хэнк захлопнул дверцу со своей стороны, схватил Аманду и закружил ее в своих объятиях.

— Отвергаешь меня, несчастная? — прорычал он, подражая злодею из фильма, который они смотрели. — Отдайся мне, не то я вышвырну твою старушку-мать на снег.

— Но, сэр, — отвечала она, отвернувшись. — Снаружи страшный мороз!

— Тогда — в пустыню. Без капли воды. Итак, несчастная, будешь ли ты моей?

Аманда стукнула Хэнка, вырвалась и побежала.

— Никогда в жизни!

Хэнк поймал ее через несколько шагов и прижал к себе спиной.

— Ты нужна мне вся — твои глаза, губы, грудь. Я хочу целовать тебя, заботиться о тебе, любить тебя всю ночь.

Аманда перестала вырываться и повернулась к нему лицом.

— Тогда — к черту героя, я выбираю тебя, злодей.

Она поцеловала его, прижимаясь всем телом, чувствуя, как нарастает его возбуждение.

— Аманда, — сказал он, прижимая ее к себе, и ее тело прогнулось. Его нога скользнула между ее ног.

Сердце Аманды колотилось, и больше всего ей хотелось раствориться в темноте вместе с Хэнком.

— Хочешь отделаться от обещания накормить меня? — наконец сказала она. Он отодвинулся и посмотрел на нее.

— Ты умираешь от голода с первого дня, как я увидел тебя, — сказал он, улыбаясь. — И речь идет не только о еде.

— Это тебе так хочется думать, — с независимым видом ответила она и оттолкнула его. — Я, должно быть, ужасно выгляжу. Подай мою сумочку и проводи меня куда-нибудь, где я смогла бы привести в порядок волосы.

Он подчинился ей с такой готовностью, что Аманда улыбнулась. Как приятно оказалось поддразнивать и смеяться, приказывать мужчине. Она одернула платье, и они вошли в ресторан.

Впервые они ели вместе и не ссорились. При свете свечей Хэнк был больше похож на мужчину, которого она может любить. Первые несколько мгновений Аманда решала, о чем же они будут разговаривать, но тут же оказалось, что есть сотни вещей, которые ей хотелось знать о Хэнке: где он рос, как начал заниматься экономикой, где изучал математику, какой была его семья, что он делал, когда не спасал рабочих.

— Ты участвуешь в автогонках? — спрашивала она за десертом. — И выигрываешь?

— Так же часто, как и проигрываю.

— Как ты думаешь, а я могу прийти посмотреть, как ты выигрываешь или проигрываешь? — спросила она, но потом вспомнила, что он скоро уедет, а она останется здесь. Она опустила глаза в тарелку.

— Может, вы с Тейлором приедете посмотреть на гонки, — ответил Хэнк. Он хотел ответить безразличным тоном, но в его голосе звучала горечь. — Думаю, пора везти тебя домой.

Аманда подняла голову:

— Но ты обещал научить меня танцевать. Помнишь, Белый дом. Именно поэтому мы и купили платье для танцев.

Он должен отвезти ее домой, установить расстояние между ними, но в то же время не хотел отпускать ее.

— Значит, танцы. Но учти: не заходи слишком далеко.

— А что тогда?

— Тогда я выполню все, что ты попросишь, — ответил он серьезнее, чем хотел.

Хэнк расплатился с официантом, и они покинули ресторан.


Глава 15


Аманда потянулась на кровати, укуталась в легкое одеяло и снова закрыла глаза. Ей не хотелось вставать, не хотелось видеть людей или солнечный свет. Ей хотелось остаться в кровати и вспоминать прошлый вечер.

После ужина профессор Монтгомери решил повести ее на танцы, но они обнаружили, что единственное место, где можно потанцевать — это баржа, курсировавшая по реке Гласе неподалеку от Террилла. Баржа уже ушла и не причалит до часу ночи.

— Что-нибудь придумаем, — заявил Хэнк, и они на страшной скорости помчались к берегу реки, где он нанял весельную лодку. На ней они поплыли к барже. Хэнк оказался хорошим гребцом.

— Я же вырос в Мэне, помнишь? — только и сказал он, когда она в восторге обняла его.

Когда они подплыли к барже, люди увидели их и перестали танцевать, подбадривая Хэнка криками, пока лодка причаливала к барже. Десяток рук потянулись к ним, помогая подняться на борт и привязать лодку.

— Леди захотелось потанцевать. Что я мог сделать? — объяснял Хэнк под смех всех присутствующих.

Они стали звездами вечера. Хэнк оказался прав — Аманда с легкостью выучила все движения. К концу вечера она танцевала польку, вальс, несколько быстрых танцев и даже танго. Аманда никогда так не веселилась. Наконец-то она не была изгоем, она стала такой же, как все вокруг. Она нравилась мужчинам, потому что была хорошенькой, женщинам — потому что смеялась.

Они ели устриц, пили шампанское и танцевали, пока баржа не подошла к причалу и музыканты не начали убирать инструменты. К этому времени все успели перезнакомиться и на прощание махали друг другу руками и желали доброй ночи.

Хэнк помог Аманде спрыгнуть с баржи на причал и медленно повел к месту, где они оставили машину.

— Устала? — спросил он.

Она наклонилась и провела рукой по воде.

— Все замечательно. Не знала, что именно так живут другие.

— И никаких работ по математике в воскресное утро?

— Интересно, сколько языков знают те женщины?

— Туше, — рассмеялся Хэнк. — Хороший из меня учитель? Ты ведь хотела узнать побольше об окружающем мире.

Она смотрела на него в лунном свете. С каждым часом он выглядел все прекраснее.

— Ты лучший учитель в мире, — нежно ответила она.

Он неторопливо довез ее до ранчо, оттягивая момент расставания, и остановил машину в конце длинной подъездной аллеи. Вдвоем они дошли до дома, но двигались так медленно, что их могла бы обогнать и улитка.

— Кажется, мне пора, — сказала Аманда. Она не прикасалась к нему, но хотела, чтобы он ее обнял. — Если бы мы были помолвлены, то, наверное, на прощание…

— Если я притронусь к тебе, Аманда, через тридцать секунд наша одежда будет валяться на земле, а мы с тобой — на газоне твоей матери. Ты идешь домой, а я — в гостиницу. Увидимся завтра в штабе, а после работы пойдем на ярмарку.

Она шагнула навстречу ему.

— Хэнк, — прошептала она. Ему пришлось почти отпрыгнуть:

— Уходи немедленно, Аманда.

Она неохотно развернулась и вошла в темный дом. В спальне она натянула ночную рубашку, забралась в пустую кровать и немедленно захотела, чтобы Хэнк был рядом. Перед тем как заснуть, она ни разу не вспомнила о Тейлоре.

И вот теперь, проснувшись, ей захотелось остаться в кровати и вспоминать каждое мгновение прошлой ночи.

Но ей не дали. После короткого стука в комнату ворвалась миссис Ганстон. На ее лице ясно читался гнев, но Аманде было так хорошо, что ее это не волновало.

— Два часа ночи, — сказала миссис Ганстон. — Вас не было до двух ночи, и не думаю, что об этом знаю я одна. Ваше поведение безнравственно. Удивлюсь, если мистер Тейлор захочет после этого иметь с вами дело.

— Думаете, не захочет? — вяло поинтересовалась Аманда.

— Да на вас противно смотреть. Полдня валяетесь в кровати, волосы растрепаны. Я не слепая, вижу, что происходит. Все этот смазливый Монтгомери. А вы бегаете за ним, как все женщины в этом городе. Все знают, что он ухаживает за одной из девчонок Эйлер. Таких мужчин, как он, женщины интересуют, пока не завоеваны. А что он получил от вас, мисс? Все, что хотел? Это он купил новое платье? И во что же он его оценил? Небось, вы…

— Вы уволены, миссис Ганстон, — сказала Аманда, не повышая голоса.

— Вы не можете уволить меня. Я работаю на мистера Дрисколла.

— Который работает на моего отца и, таким образом, на меня. Еще раз повторяю, вы уволены. Я распоряжусь, чтобы Тейлор выдал вам деньги за две недели, но дом вы покинете сегодня же вечером.

— Но вы не можете, — попыталась возразить миссис Ганстон, но от удивления утратила голос. Она развернулась и выбежала из комнаты.

— Браво!

Аманда подняла голову и увидела на пороге комнаты мать, которая широко улыбалась.

— Дорогая, ты не опаздываешь? — сказала Грейс и закрыла дверь спальни. Аманда слышала, как мать, что-то напевая, идет по коридору.

Аманда вскочила с кровати и принялась быстро одеваться. Она не хотела пропустить ни минуты рабочего дня. Ей полагалось чувствовать себя ужасно, после того как она уволила миссис Ганстон, и, возможно, ее еще ждет объяснение с отцом и Тейлором, но пока она ощущала лишь удовольствие от того, что избавилась от этой ведьмы.

Она спустилась по лестнице и вошла в столовую. После танцев она испытывала волчий голод. Увидев Тейлора, Аманда замерла. Он сидел за столом, уткнувшись в газету. Казалось, прошли годы с того момента, когда она в последний раз видела его, но в этот же момент она снова превратилась в его ученицу. Она вспомнила стальной корсет, который он заставлял ее носить, и выпрямилась.

— Доброе утро, — произнесла она холодным, безжизненным голосом, и в нем не слышалось ни энтузиазма, ни смеха.

Тейлор опустил газету и посмотрел на севшую напротив него Аманду. Появилась служанка с вареным яйцом и тостом. Тейлор дал знак все это унести.

— Принесите для мисс Колден яичницу с беконом, булочки, мед и масло. Чай или кофе? — спросил он Аманду.

— Ч-чай, — с трудом произнесла она. Когда служанка ушла, Тейлор посмотрел на Аманду:

— Думаю, нам нужно поговорить.

По какой-то причине Аманда почувствовала отвращение к тому, что происходит. Ей захотелось оттянуть разговор.

— Мне нужно в штаб. Скоро появятся люди, и мне нужно разговаривать с ними. По нашим подсчетам, они говорят как минимум на шестнадцати языках. Большую часть я не знаю, но мы подыскиваем кого-нибудь, кто говорит на известном мне языке, и через него рассказываем людям о профсоюзе. Бывают очень смешные случаи. Один раз мы выстроили цепочку из пяти человек, чтобы поговорить с человеком, который знал только какой-то китайский диалект. Это действительно интересно, и я должна…

Тейлор взял ее за руку:

— Аманда, я люблю тебя.

— Ох, — сказала Аманда. — Ох! Он отпустил руку, когда служанка принесла тарелку и поставила еду перед Амандой. Запах яичницы заставил ее вспомнить о Монтгомери. Обычно, когда она ела что-нибудь действительно вкусное, он был рядом. С Тейлором она ела только сухие безвкусные блюда.

Когда они остались одни, Тейлор снова заговорил:

— У меня не слишком хорошо получается стать твоим женихом, а не учителем. Есть вещи, которые даются мне тяжело, и одна из них — выражать свои чувства.

Она видела, что ему тяжело, и часть в ней захотела посоветовать ему не пытаться выразить свои чувства. Ей захотелось немедленно пойти в штаб профсоюза, а вечером — на ярмарку, «Пожалуйста, — молилась она про себя. — Пусть ничего не испортит сегодняшний вечер».

— Я не спал всю ночь, — сказал Тейлор. — Я слышала, когда ты вернулась.

"А кто не слышал?» — подумала она.

— Я не знаю и не хочу знать, что тебя задержало вчера, но не могу не чувствовать, что в этом есть и моя вина. Возможно, ты не осознаешь, что я держал тебя в такой строгости только потому, что боялся потерять. Ты думаешь, что я просил тебя выйти за меня замуж из-за ранчо. Если быть честным, финансовая независимость много значит для меня, но я просил твоей руки потому, что люблю тебя.

Он посмотрел на нее, и Аманда увидела, что темные глаза, которых она всегда боялась, полны боли.

— Ты вернула мне веру в женщин, Аманда. Моя мать… — Он замолчал и отвернулся. Глаза Аманды расширились. Она ничего не знала о его семье.

— Твоя мать? — мягко спросила она. Он снова посмотрел на нее, и Аманде показалось, что в его глазах сверкнули слезы. Она взяла его за руку.

— Моя мать предала меня, и я думал, что все женщины такие же, как она, но ты — совсем другая, Аманда. Ты добрая, а я вел себя отвратительно.

— Нет, ну что ты, — возразила она, сжимая его руку. — Ты столькому меня научил.

Наверное, я самая образованная женщина в Америке.

Он благодарно улыбнулся ей.

— Значит, ты не ненавидишь меня?

— Ненавижу? Нет, конечно. Мы же помолвлены, помнишь? — Она захотела показать кольцо, но вспомнила, что опять оставила его наверху.

Его улыбка стала уверенней.

— Аманда, я буду честен с тобой. Я ничего не знаю об ухаживании, но я постараюсь. Начиная с этого момента ты больше не моя ученица, а я — не твой учитель. Никакого расписания, никаких занятий. Будем делать то, что делают другие обрученные. Аманда, я хочу, чтобы мы были счастливы.

«Почему же я не счастлива? — думала Аманда. — Почему мне хочется закрыться в своей комнате и проплакать еще четыре года?»

— Звучит прекрасно, — произнесла она вслух.

— Ты не выглядишь счастливой. Наверное, тебе нужны доказательства, — поддразнил ее Тейлор. Он развернул стул, на котором сидел, и подставил колено. — Иди, присядь ко мне на колени.

Ужас — единственно подходящее слово, чтобы описать чувства, охватившие Аманду после этого предложения.

— Не смотри так испуганно, Аманда. Обрученным это можно делать.

Она продолжала стоять, оцепенев. Он схватил ее за руку и потянул к себе на колени.

— Ну как, разве это не чудесно? Аманда, ты очень красива. — Он обнял ее и попытался прижать к себе, чтобы поцеловать.

В голове Аманды пронеслись воспоминания: она на коленях у Хэнка в маленькой кладовке. «Думаю, я поцелую его», — сказала она тогда. «Нет, — ответил Хэнк. — Начало должно быть более изощренным. Поцелуй меня в шею, одной рукой расстегни пуговицы на рубашке, а второй — перебирай волосы».

Тейлор поцеловал ее, но поцелуй не помог ей расслабиться.

Он отодвинулся и посмотрел с удивлением.

— Видимо, нам потребуется время. Аманда, я понимаю, что ты предпочла бы сейчас находиться в своей комнате за занятиями, но кроме книг в жизни существуют другие вещи. Когда мы поженимся, тебе придется выполнять некоторые обязанности, как это делают все жены по отношению к своим мужьям. Обязанности — не вполне подходящее слово, так как я надеюсь, что со временем тебе понравится то, что происходит между мужчинами и женщинами.

Аманда выпрямилась у него на коленях и вспомнила, как Хэнк сказал: «Попробуй меня».

— Думаю, я смогу научиться, — сказала она.

— Тогда расслабься, — велел Тейлор голосом учителя.

После стольких лет подчинения она действовала почти автоматически. Она положила голову на его плечо.

Он устраивал ее поудобнее и, казалось, был удовлетворен, в то время как Аманда боролась с абсурдной мыслью, что они не подходят друг другу. Она думала, что, пожалуй, слишком тяжелая для худощавого Тейлора и что, хотя он приказал ей расслабиться, ему не понравится, если она поласкает его ухо языком. Она не могла не вспомнить о Хэнке: для него она была легче пушинки, когда он без труда поднимал ее на руки, ссаживая с баржи и подсаживая в машину, и ничто не могло его шокировать.

— Ты дашь мне шанс побыть твоим возлюбленным, вместо того чтобы быть учителем? — спросил Тейлор.

— Конечно, — ответила Аманда. — Если мы поженимся…

— Если?!

— Когда мы поженимся, мы станем… любовниками.

— Мой застенчивый цветок. Я введу тебя в мир любви. Не хочу шокировать тебя, Аманда, но у меня есть кое-какой опыт.

"У меня тоже», — захотелось ей сказать, но она не знала, как он это воспримет.

Он позволил ей встать с его колен и посмотрел на нее.

— Начнем сегодня вечером. Я встречу тебя после работы — надо же мне взглянуть на твою прихоть — и мы отправимся на ярмарку в Террилл.

— На ярмарку? — в ужасе спросила Аманда. — Но…

— Что-то не так? Если не хочешь идти на ярмарку, отправимся еще куда-нибудь. На танцы или в кино. Или можем погулять при лунном свете. Может, устроим пикник под луной? Вот было бы мило. Захватим шоколадный торт. Я знаю, как ты любишь шоколад. Аманда больше не могла слушать.

— С удовольствием пойду на ярмарку. А сейчас мне надо вернуться к моей… — она колебалась, — прихоти. Увидимся вечером.

— А поцелуй на прощание? — весело спросил он.

Она повернулась для поцелуя, но он схватил ее голову за затылок и с силой притянул к себе для настоящего, глубокого поцелуя. Второй рукой он попытался погладить ее грудь.

Она вырвалась и отпрыгнула от него.

Он довольно хихикнул.

— Вот видишь, я могу быть не только учителем. А теперь иди. Увидимся вечером.

Почти задыхаясь, она вышла из столовой. Минуту спустя она мчалась в лимузине к штабу профсоюза. У нее было все, чего можно желать: Тейлор любил ее и больше не вел себя с ней как с ребенком. Сегодня вечером она пойдет на праздник с мужчиной, которого любила с детства. Она была самой удачливой, самой счастливой женщиной в мире.

Тогда почему она чувствовала себя так, будто жизнь кончена? Почему ей хотелось запереться в комнате и никогда не выходить наружу?

К тому времени, как она добралась до штаба, ее глаза и душа были полны невыплаканных слез. Первым, на кого она наткнулась, оказался Хэнк. На мгновение его глаза встретились с ее глазами, и в них вспыхнул огонь. Аманда отвела взгляд.

Он подошел к ее столу и склонился над ней.

— Ты сегодня опаздываешь, — прошептал он. — Что, позднее свидание?

От теплого дыхания, которое Аманда почувствовала возле уха, по ее телу пробежали мурашки.

— Можете вычесть деньги за опоздание из моей зарплаты, — холодно ответила она, отодвигаясь на другой конец стола. — Зарплаты, которую я до сих пор не получила, должна заметить.

Хэнк подвинулся к ближе.

— Что-то случилось? Если эта скотина Тейлор тебя обидел, я…

— Тейлор сказал, что любит меня, и пригласил на праздник сегодня вечером, профессор Монтгомери. Благодарю за обучение, оно дало блестящие результаты. — Она протянула ему руку для пожатия. — Примите мою самую искреннюю благодарность.

Хэнк посмотрел на нее, потом — на протянутую руку.

— Был рад оказать эту услугу, — холодно ответил он. — Если еще понадобится моя… — Он окинул ее взглядом с ног до головы, — помощь, только дайте знать.

Он вынул из внутреннего кармана бумажник, извлек две банкноты по пять долларов и швырнул их на стол.

— За оказанные услуги. А теперь можно начать работу или у богатой мисс Колден на сегодня запланированы более важные дела?

— Да я за день делаю больше, чем вы — за неделю — ответила она, желая только того, чтобы он наконец исчез и она перестала вспоминать, как целовалась с ним, или танцевала, или занималась любовью.

— Посмотрим, — он развернулся и пошел к своему столу.

Конечно же, все в комнате слышали их перепалку. Джо посмотрел на Риву и помахал в воздухе рукой, словно показывая: «Горячо!». Рива смотрела в сторону и улыбалась, но улыбка не была долгой. Она поссорила Аманду с Хэнком, но ей было неприятно думать, что та сохранила очаровательного мистера Дрисколла. Кто бы с ней ни остался, Аманда будет в выигрыше. Дело в том, что оба мужчины нравились Риве.

Хэнк знал, что повел себя как ребенок, но он не смог сдержать свой гнев. Конечно, она никогда не лгала ему, повторяла, что любит Тейлора. Она хотела узнать побольше о сексе, чтобы соблазнить своего жениха. Но все это выглядело таким нереальным! Он до конца не мог поверить, что она собирается замуж за этого самоуверенного сухаря.

Он разбрасывал бумаги у себя на столе и рычал на всех, кто попадался под руку, пока Рива наконец не спросила:

— Чего ты хочешь? Жениться на Аманде? Ну так попроси у нее руки и не порть жизнь тем, кто с тобой работает.

— Я не хочу жениться на ней, — сердито ответил он. — Она влюблена в эту жабу Дрисколла, да и сама всего-навсего…

Зануда? Но девушка, танцевавшая с ним вчера, не была заносчивой занудой. И в кладовке на его коленях сидела далеко не холодная бесчувственная леди. И женщина, которая умоляла заняться с ней любовью…

— У тебя что — мало работы? — огрызнулся он, но когда Рива отвернулась, схватил ее за руку и спросил:

— Пойдешь на праздник со мной вечером?

Рива закатила глаза:

— Аманда идет на ярмарку со своим женихом, и поэтому ты должен показаться там с другой женщиной. Верно?

— Так идешь или нет?

— Почему нет? — с отвращением ответила она. — Будет не хуже любого другого свидания с тобой. Хэнк, когда ты уедешь, этот город умрет от скуки.

Аманда была рада тому, что Монтгомери завалил ее работой, хотя некоторые поручения были явно надуманными. Но, по крайней мере, это отвлекало ее от мыслей. Она пошла на обед одна и впервые, с того времени как познакомилась с Хэнком, не почувствовала голода.

Когда она вернулась в штаб, там произошла драка между двумя мужчинами из-за хорошенькой женщины. Один из дравшихся ударил ножом другого. В течение часа доктор и шериф разбирались в происшедшем, и в штабе царил хаос.

Шериф хотел арестовать Хэнка.

— Все произошло с его подачи, и он должен заплатить, — сказал шериф и схватил Хэнка за руку.

— Пока у вас нет доказательств… — начал Хэнк.

Аманда встала между ними. Шериф был невысоким человеком с такой толстой шеей, что его еще в детстве прозвали Бульдогом. Аманда часто видела, как он разговаривает с ее отцом.

— Профессор Монтгомери не имеет ничего общего с этой дракой, — сказала она.

Поскольку отец Аманды ежемесячно выделял ему сумму на «дополнительную» охрану, шериф Рэмзи отнесся к ней с максимальным уважением.

— Мисс Колден, я не знаю, как вы оказались здесь, но этот человек представляет опасность для нашего мирного общества. Он хочет начать войну между сборщиками и землевладельцами. Я слышал, он раздает ружья, а теперь вижу доказательства тому, что он снабжает рабочих ножами.

Аманду разозлило это заявление, поскольку впервые в жизни она столкнулась с предвзятостью.

— Никто не занимается здесь раздачей оружия, уверяю вас, все, чем мы занимаемся — это рассказываем людям об их правах.

— Мисс Колден, прошу простить, но я не согласен с вами. Эти люди хотят крови. И первой прольется твоя кровь, — добавил он, указывая на Хэнка, а затем снова повернулся к Аманде:

— Советую вам убираться отсюда, пока не произошло что-нибудь ужасное. Я сегодня же поговорю с вашим отцом. Уверен, он не знает, во что вы ввязались.

Он повернулся и вышел из штаба. За ним два человека вынесли раненого рабочего.

Аманда повернулась к Хэнку:

— Что он имеет в виду, говоря о крови?

— Некоторые верят, что профсоюзу следует бороться за права рабочих жесткими методами. Считают, что никто не будет слушать нас, если мы не обратим на себя внимание, и что лучше всего это сделать, пролив немного крови.

Он внимательно наблюдал за тем, как Аманда воспримет эту информацию. «Теперь она точно вернется в свой уютный мирок, к книгам», — думал Хэнк.

— Но если мы объясним этим людям, что такое профсоюз, можно будет организовать его, минуя насилие.

— Организовать профсоюз легко. Сложности начинаются, когда члены профсоюза предъявляют свои требования владельцам. Те просто смеются над нашими петициями.

— Рабочим следует устроить забастовку, — сказала Аманда. Хэнк рассмеялся:

— Забастовку, во время которой горничные будут подавать им завтрак в постель?

Аманда увидела, что Джо и Рива смеялись над ней, так же, как и семья рабочих, понимавших английский. Она снова почувствовала себя лишней, чужой. Она было решила, что стала частью чего-то, что помогала им, но на самом деле все они не считали ее своей. Они думали, что она — богатая мисс Колден, не способная понять, что не у всех есть слуги и неограниченный кредит.

— Им следовало отложить немного денег заранее, а не тратить их на кино и танцы, — ответила она самым легкомысленным тоном. Пусть верят в то, во что хотят верить. — Может, мне перевести басню о стрекозе и муравье? Да, кстати, — заметила она, смахивая пылинку с платья, — не нанять ли нам кого-нибудь, чтобы вымыть здесь все?

Она села за свой стол, повернувшись ко всем спиной.

Позади нее Хэнк попытался понять причину взрыва. Он осадил ее, потому что ему не понравилось, как она влезла между ним и шерифом, а отношение шерифа к Аманде напомнило Хэнку, что она — дочь врага. Но раньше он не слышал от нее ничего подобного. Она старательно трудилась последние несколько дней и ни разу не показала, что ей неприятно общаться с рабочими.

В шесть часов появился Тейлор Дрисколл, и Хэнк почувствовал приступ ненависти к этому человеку. А когда Тейлор посмотрел на Аманду нежными, любящими глазами, Хэнк сломал карандаш, который держал в руке.

— Ты готова? — тихо спросил Тейлор. Аманда покинула свой стол, даже не попрощавшись. Она продолжала молчать, когда они с Тейлором уселись на заднее сиденье лимузина.

— Так вот где ты работаешь? — спросил Тейлор. Он не знал, как еще начать разговор. Последние восемь лет он говорил только с Гаркером о ранчо и с Амандой о занятиях.

— Работаю, но не принадлежу, — с горечью ответила Аманда.

Тейлор улыбнулся. Так как он больше не был ее учителем, его новое положение не позволяло ему сказать, что он думает об этом ужасном доме и этих ужасных людях, и он был рад, что Аманда заговорила первая. Он сел ближе и взял ее за руку.

— Да, милая, ты — не из них. Ты принадлежишь мне и людям нашего круга.

Аманда посмотрела на него и задумалась, похожа ли она на него. Она была не в настроении ехать на ярмарку, но и домой не хотелось. Видимо, она действительно похожа на Тейлора. И она действительно принадлежит Тейлору!

На ярмарке было шумно и грязно, все воняло и сверкало — и Аманда немедленно пришла в восторг. Именно это ей было нужно, чтобы забыть тех, кто считал ее испорченной богатой девчонкой.

Тейлор вышел из лимузина и тут же захотел забраться обратно. Как он и предполагал, место было ужасным. Над их головой переливался плакат:


Принцесса Фатима, настоящая бедуинка из сказочной Ниневии, исполнит магический танец анаконды точно так же, как танцевала Гипатия в Священном Писании.


Рядом с плакатом была изображена толстая полуголая женщина со змеей, обвитой вокруг ее тела. Вот зачем он пошел в колледж — чтобы сбежать от этой пошлости!

— Аманда, если это место оскорбляет твои чувства, мы можем уехать.

Аманда в восторге смотрела на силомеры, аттракционы, павильоны с едой.

— Нет, что ты, все так чудесно! — Она взяла его за руку. — Тейлор, спасибо, что привез меня сюда. Что сначала сделаем? Ты голоден? Может, поедим воздушной кукурузы? Я ела ее последний раз, когда была маленькая. А что такое корндог? Давай попробуем!

— Да, пожалуйста, давай, — ответил Тейлор, одновременно думая, насколько велики его шансы отравиться. Неужели другие мужчины проходят через все это ради своих любимых? Если да, то удивительно, что хоть кто-то женился.

Час спустя Тейлор был уверен, что отравился. Он съел воздушную кукурузу, орешки, нечто отвратительное под названием «корн-дог» и с чувством выполненного долга отказался от покрытой шоколадом карамели, предложенной Амандой. Он даже изобразил потрясение, когда толстая, грязная гадалка посмотрела на руку Аманды и сказала:

— Ты будешь танцевать с королевой и родишь сына, который станет королем.

Теперь она с ожиданием смотрела, как плохо пахнущий молодой человек в рубашке из красного атласа пытался уговорить Тейлора кинуть мяч в деревянные болванки, прельщая призом в виде отвратительной куклы в розовых и фиолетовых лентах.

— Аманда, а если человек действительно выигрывает, что это дает?

— Это же просто ради развлечения, — отвечала она.

— Давайте, мистер, — призывал молодой человек. — Три броска за один цент. Разве удовольствие такой очаровательной леди не стоит каких-то денег? — Он оглядел Аманду с ног до головы. — Я бы сам заплатил, чтобы повеселить ее.

Аманда умоляюще смотрела на Тейлора, пока тот придумывал причину, чтобы отказаться от участия в этой глупой игре. Неожиданно их оттеснила другая пара.

Хорошее настроение покинуло Аманду, когда она увидела, как Монтгомери и Рива остановились перед ними. Хэнк кинул мяч, и все деревянные болванки упали.

— Пойдем? — попросила Аманда Тейлора. Хэнк, изобразив удивление, обернулся к ним.

— Приятно встретить вас здесь, мисс Колден. И вас, Дрисколл, — добавил он, кивая Тейлору.

— Бросите еще, мистер? — спросил молодой человек, все еще глазея на Аманду.

Хэнк кинул мяч и сбил еще несколько болванок, после чего повернулся к Дрисколлу.

— А что, в школе вас этому не учили?

— Думаю, нам пора идти, — повторила Аманда, но Тейлор не двинулся.

Хэнк сбил болванки и в третий раз.

— Выбирайте, — сказал хозяин павильона Риве, указывая на кукол, висевших на стенах и под потолком.

Рива с победным видом указала на куклу в розовом.

Что-то внутри Тейлора раскрылось, и он понял, что мужчины соревнуются в этих играх не ради вульгарных призов, а чтобы продемонстрировать свою ловкость и завоевать женщину. За годы, проведенные на ранчо Колдена, он почти забыл собственное прошлое — долгие годы борьбы, чтобы заработать денег на обучение. Однажды ему пришлось работать по вечерам на такой вот ярмарке. Он должен был замещать всех, кто не выходил на работу, поэтому он побывал на всех аттракционах, во всех павильонах, на самых сомнительных выставках.

Он полез в карман и достал монету.

— Тейлор, — сказала Аманда, — тебе действительно не надо это делать. У меня нет ни малейшего желания получить этот… одну из этих отвратительных…

— Кукол, — любезно подсказал Хэнк. — Боишься, что он проиграет и опозорится? — шепотом добавил он.

— Он еще ничего тебе не проиграл, — ответила она, но сердце ее учащенно билось. Она действительно боялась, что Тейлор поставит себя в глупое положение.

Тейлор вспомнил, что нижнюю часть болванок делали тяжелее, чтобы было труднее их сбить. Когда он работал в подобном павильоне, ему приходилось сбивать болванки, чтобы доказать зрителям, что это возможно.

Без труда он сбил три раза подряд, и Аманда, с победным видом глядя на Хэнка, выбрала куклу с фиолетовыми лентами.

— Пойдем в тир? — спросил Тейлор Хэнка. — Или вы предпочитаете демонстрировать не умение, а только грубую силу?

— А ну попробуй одолеть меня, — ответил Хэнк.

— Я не думаю… — начала Аманда, но мужчины уже шли вперед, оставив позади обеих женщин. Аманда неуверенно улыбнулась Риве и посмотрела на безвкусно разукрашенную куклу. — Забавно выглядит, правда?

— Что именно? Их идиотское поведение или кукла?

— Конечно же кукла, — ответила Аманда.

Мужчины переходили из одного павильона в другой. Хэнку было труднее, так как в отличие от Тейлора он ничего не знал о внутреннем устройстве аттракционов, но он старался, как будто на кону стояла его собственная жизнь. Тейлор побеждал там, где требовались знания и сноровка, но Хэнк побил его на силомере. Сначала он выиграл плюшевого зверька для Ривы, а потом — для Аманды, но та отказалась принять игрушку.

К девяти вечера обе девушки сгибались под тяжестью кукол, плюшевых игрушек, тарелок, отвратительных кружек, соусников и «мешочков с сюрпризом». Мужчины шагали перед ними, как львы в поисках добычи.

Когда они обошли все павильоны, мужчины остановились и уставились друг на друга.

— Не могли бы мы отнести все это в машину? — взмолилась Аманда. — Тейлор, если ты не против, я бы хотела вернуться домой. У меня начинается мигрень.

Рива стояла рядом, с руками, полными всякой ерунды, и переводила взгляд с одного мужчины на другого. Она не думала, что Аманда понимает, что происходило на самом деле, но сама Рива была уверена, что Тейлор выигрывал не для Аманды, а именно для нее. Она видела, как Тейлор оглядывался на нее каждый раз, когда выигрывал. Он отдавал призы Аманде, но смотрел на Риву.

"Кажется, я влюбилась», — с ужасом думала Рива. Он ей абсолютно не подходил — не имел денег, ничего — и она понимала, что он никогда не влюбится в такую женщину, как она, но больше всего ей хотелось уехать с ярмарки вместе с ним. «Не делай этого», — сказала она сама себе. Ему нужны деньги не меньше, чем ей самой, и он женится на Аманде, чтобы получить ранчо. Но пока он не женился, ей захотелось хоть раз побыть с ним.

Рива согнулась, как от сильной боли, уронив призы на землю.

— Что случилось? — спросила Аманда, пытаясь освободить руку, чтобы помочь Риве.

Тейлор успел первым и уже подставлял Риве руку.

— Боль в животе. Мне лучше пойти домой.

— Пошли тогда, — неохотно произнес Хэнк.

— Я отвезу ее домой. В моей машине она сможет лечь на заднем сиденье.

— Ненавижу портить другим настроение. — Ее глаза встретились с глазами Тейлора, и она почувствовала, что он ее понял.

Тейлор выпрямился, и когда он смотрел на Аманду, перед ней снова стоял учитель.

— Аманда, я провожу мисс Эйлер, но мне бы не хотелось испортить тебе праздник. Ты можешь остаться, а профессор Монтгомери, я уверен, довезет тебя домой. — Он даже не дождался ответа и повернулся к Риве. — Пойдемте, мисс Эйлер, я донесу ваши вещи. До свидания, Аманда, и не задерживайся допоздна.

Он покинул их, поддерживая Риву.

Аманда сжала зубы.

— Нужно было тогда подбить ей оба глаза, — сердито сказала она. Хэнк рассмеялся:

— Что случилось? Кто-то увел твоего парня?

— Не могли бы вы отвезти меня домой прямо сейчас?

— А как насчет путешествия по Туннелю Любви?

— Я лучше пройду через долину змей, — отрезала она и пошла вперед. Он поймал ее за руку.

— Да что с тобой? Перед нами разворачиваются прекрасные перспективы. Рива сбежала с твоим снеговиком — хотел бы я знать, что она будет с ним делать, — и мы тут одни. Хочешь куда-нибудь отправиться?

— Только не с вами.

Он так тряхнул ее, что из рук Аманды вылетели два плюшевых медведя и тарелка.

— И все-таки, что с тобой? Вчера ты танцевала так близко ко мне, как будто мы — любовники. Да мы и есть любовники! Мне стоит только притронуться к тебе и…

— Вот именно! — зашипела она на него. — Ты ко мне относишься не лучше, чем к… падшей женщине, а когда мне требуется защита, ты делаешь вид, что мы — чужие друг другу. Ты знаешь все о моем теле, но ничего — о моей душе.

— Аманда, — тихо произнес он, — вокруг нас уже собирается толпа. Пойдем в какое-нибудь спокойное место.

Она зашагала впереди него.

— Может, в твой номер?

— Что грызет тебя? Почему ты набрасываешься на меня, как сумасшедшая? Из-за того, что я пришел с Ривой? Ты сходишь с ума от ревности?

Аманда швырнула игрушки на землю.

— Мужчины! — выдохнула она. — Вы думаете, что женщина способна злиться только из-за ревности? Да мне наплевать, что ты встречаешься с Ривой, можешь встречаться хоть с сотней женщин. Я злюсь из-за того, что произошло сегодня днем. Возможно, я не знаю, как работает профсоюз, возможно, я бываю наивна и не разбираюсь в жизни, но я не позволю, черт меня побери — да, ты не ослышался — черт меня побери, тебе или кому-нибудь еще обращаться со мной как с пустоголовой вертихвосткой из высшего общества. Я мало общалась с людьми до того, как встретила тебя. Но мне не безразличны те, с кем я сейчас встречаюсь, и мне не безразличен профсоюз. Я поссорилась с женихом и забросила родителей ради дела, в которое верю, хотя ты и все остальные относятся ко мне так, как будто у меня нет мозгов. А теперь, профессор Монтгомери, забирайте свои призы и свою маленькую быструю машинку, и засуньте их куда-нибудь подальше от моих глаз. Я пойду домой пешком.

Она резко развернулась, чуть не споткнувшись о брошенные игрушки, и зашагала вперед.


Глава 16


Хэнку удалось усадить ее в машину, хотя это оказалось нелегкой задачей. Он так и не понял, почему она сердилась, но сообразил: что-то обидело Аманду именно сегодня. Дважды он пытался поговорить с ней, но она не отвечала. Может, ей было плохо из-за того, что она поняла, что не любит этого Дрисколла. Хорошо, конечно, что она взялась за ум, но Хэнк не понимал, почему надо выплескивать гнев на него.

— Осторожнее! — закричала Аманда. Хэнк увидел, что на дороге стоят двое мужчин. Он уже не мог затормозить, поэтому, чтобы избежать столкновения, резко свернул налево. Уже нажимая на ручной тормоз он понял, кто были эти двое и чего они могли хотеть.

— Оставайся в машине, Аманда, — прошептал он. — Чтобы ни случилось, оставайся в машине. И не говори им, кто ты. Не хочу, чтобы они услышали имя Колденов. Ты поняла меня?

Аманда поняла, что происходит что-то серьезное и сейчас не время для милых перебранок. Она молча кивнула Хэнку.

Мужчины побежали, как только увидели машину Хэнка, и оказались рядом, когда он уже выбирался наружу.

— Привет, профессор, — сказал высокий. Фары машины освещали его светлые, почти белые волосы и голубые глаза, которые подозрительно сверкали. — Ты ведь знаком с Андреем?

Хэнк не улыбался.

— Твоего последнего напарника убили в Сан-Диего, верно? Послушай, Уитни, ты нам здесь не нужен.

— Разве так разговаривают со старым другом? — ответил Уитни Грэм.

— Мы собираем профсоюз, — сказал Хэнк, — и нам не нужно кровопролитие.

Уитни уперся рукой в капот и наклонился к Хэнку.

— Жестокость — это единственный способ заставить мир посмотреть на нас, и ты это знаешь. Ничего не сдвинется с места, пока мы не прольем кровь, и первой будет кровь Колдена. Ты знаешь о том, как он обращается со сборщиками. На этот раз мы достанем ублюдка.

Хэнк задержал дыхание. Он надеялся, что Аманда будет молча сидеть в машине и не скажет, кто она. Эти люди были фанатиками, приверженными делу, и дело значило для них больше, чем свобода, или их собственные жизни, или жизни других. Они хотели показать всему миру, что мир живет не правильно, и решили, что единственный способ это сделать — привлечь внимание мира к себе. Они считали, что американцы пропустят мимо ушей тысячи историй о печальной судьбе сезонных рабочих, но прислушаются к нескольким историям, написанным кровью. Уитни Грэм и его сменявшие друг друга напарники блуждали по Америке, подбивая группы сезонных рабочих на борьбу против несправедливого обращения. Эта борьба стоила жизни и имущества множеству людей, но им удалось добиться некоторых изменений. Уитни верил, что цель оправдывает средства.

— Местный шериф у Колдена в кармане, — сказал Хэнк. — Это вероломный человек по прозвищу Бульдог, и он переломит тебя пополам голыми руками.

— Если словит, — ответил Уитни. Он посмотрел на Аманду. — Я слышал, дочь Колдена работает у тебя.

— Работает, и неплохо. Помогает собирать рабочих в профсоюз.

— В профсоюз, значит, — рассмеялся Уитни. — У рабочих пустые животы, и Колден знает это. У Колдена на руках все козыри. Он может обращаться со сборщиками как с последним мусором, а им приходится это глотать. — Глаза Уитни сверкнули в свете фар. — Когда-нибудь мы отнимем власть у таких, как Колден. Когда-нибудь профсоюз сможет защитить права рабочих. Но до этого времени нам нужно разжечь несколько костров.

— В этих кострах горят люди! — воскликнул Хэнк. — Возвращайся туда, откуда пришел, Уитни. ОРМ разослал уже несколько десятков агитаторов, и я здесь рассказываю людям, что такое профсоюз. Нам не нужен ни ты, ни твое оружие.

Уитни снова взглянул на профиль Аманды. Девушка не шевельнула ни одним мускулом с того момента, как остановилась машина.

— Я слышал, у Колдена хорошенькая дочь. Такая же хорошенькая, как эта леди? Хэнк фыркнул:

— Дочь Колдена такая же хорошенькая, как он сам. Ей сигару в зубы — и будет вылитый папаша. А эта леди — мисс Дженет Армстронг.

— Жаль, — сказал Уитни. — Думаю, Колден все сделает, чтобы защитить свою дочь.

Хэнк смотрел на полубезумные сверкающие глаза Уитни и чувствовал, как мурашки бегут по спине. Эти фанатики вполне могут сделать Аманду средством для достижения своих целей. Укради ее — и можно шантажом добиваться от Колдена чего угодно. Убей ее — и общество вспомнит о существовании сезонных рабочих.

— Я сам со всем справлюсь, Уитни, — сказал Хэнк, приложив все силы, чтобы в голосе не прозвучал страх. — Уходи туда, откуда пришел.

Уитни вышел из круга света, отбрасываемого фарами.

— Хорошо, парень. Уеду, как только пойму, что у вас нет проблем. Хочу убедиться, что Колден и другие землевладельцы обращаются с моими людьми должным образом. От меня не будет неприятностей. — Его голос слабел по мере того, как он отходил от машины. — И передай привет этой мисс Колден от меня. Как там ее зовут? Эми? Да нет, Аманда. Ну так скажи, что я кланялся ей.

Звук его шагов постепенно затих и наступила тишина.

Хэнк не мог сдвинуться с места. Несмотря на жаркую ночь, он чувствовал озноб. Он не разговаривал с Амандой, пока садился в машину и ехал по направлению к ранчо. За время пути озноб сменился жаром, и он вспотел.

Хэнк остановил машину и повернулся к Аманде.

— Не собираюсь выслушивать никаких возражений. Завтра останешься дома. Вообще никуда не выходи. Пусть Тейлор задаст тебе чего-нибудь, чтобы ты весь день просидела в своей комнате.

Аманда даже не нашла нужным отреагировать на его тон.

— Ты думаешь, они собираются убить моего отца? — прошептала она.

Хэнк просто хотел, чтобы она была в безопасности. Он винил себя за то, что позволил ей работать в штабе, что ей пришлось столкнуться с жестокостью.

— Уитни не вполне в своем уме. Он считает, что борется за права рабочих, но на самом деле это лишь прикрытие для его садистских наклонностей. В прошлом году в Чикаго он избил восьмидесятилетнего… — Хэнк внезапно остановился. Он так расстроился из-за того, что Уитни упомянул Аманду, что плохо соображал. — Нет, не думаю, что он собирается убить твоего отца. Скорее всего, погибнут невинные люди, какой-нибудь отец шести детей. Уитни хочет пролить столько крови, чтобы об этом заговорили газеты. Ему не важно, чья это кровь, — он понизил голос, — даже если это будет твоя кровь, Аманда.

— Невинные люди, — проговорила Аманда. — Может, моего отца и не убьют, но «невинные» люди могут пострадать. И в этом все равно обвинят моего отца.

— Аманда, не хочу начинать этот разговор. Твой отец извлекает прибыль из чего только может. И его не интересует, какой ценой получена прибыль. Я тебе уже говорил, что он дал объявления о найме в трех штатах. Здесь соберутся тысячи людей. Может, две тысячи вступят в профсоюз и уйдут с полей, если условия работы будут невыносимыми, но еще тысячи будут голодны настолько, что согласятся работать в любых условиях.

— Мой отец не чудовище, — тихо сказала Аманда.

Может, сейчас он был похож на Уитни, но Хэнка переполняли эмоции.

— Твой отец несколько лет не разговаривал с собственной женой из-за того, что до замужества она танцевала на сцене. Он отдал собственную дочь человеку, больше похожему на машину, чтобы тот лишал ее пищи, если она не выполняла каждое его желание. Колден не способен поставить себя на место другого. Он решает, чего хочет, и берет это. И не важно, сколько людей свалятся по пути к цели. Он хочет получить прибыль с продажи хмеля, и хмель должен быть собран. Не думаю, что он отдает себе отчет в том, что на полях трудятся люди. Они для него — машины для получения прибыли.

— Мой отец не такой, — возразила Аманда. — Ты не знаешь его, как я.

Она вспоминала, как они ужинали и завтракали вместе последние несколько дней. Она не хотела вспоминать, как он сказал, что не выносит ее. Она сама была тогда виновата. Аманда вышла из машины, даже не подождав, пока Хэнк подаст ей руку.

Хэнк выпрыгнул из машины и побежал за ней. Он остановился перед Амандой, положив руки ей на плечи.

— Аманда, не важно, как ты относишься к своему отцу. Для меня важна только твоя безопасность. Пообещай мне, что завтра ты останешься дома и не пойдешь в штаб.

— А как бы ты себя вел, если бы на моем месте была Рива?

— Рива? — спросил он. — При чем тут Рива? Ты что, все еще ревнуешь Тейлора к Риве из-за того, что они вместе ушли с ярмарки?

Аманда пошла прочь от него, но он не отставал.

— Я хочу, чтобы ты пообещала, Аманда.

— Если бы жизнь Ривы подвергалась опасности, ты бы решил, что она достаточно храбрая, чтобы противостоять всему. Но я должна прятаться в своей комнате, потому что я — глупая девчонка из высшего общества. Правильно?

Хэнк растерянно смотрел на нее. Ни один мужчина не сможет прожить достаточно долго, чтобы начать понимать женщин.

— Если бы жизнь Ривы была в опасности, я бы тоже хотел, чтобы она оставалась в безопасном месте.

— Но Рива — бедная, а я — богатая, и это все меняет.

Хэнк чувствовал себя так, будто только что выпил кварту виски и прокатился десять раз на карусели.

— Им нужна ты, потому что ты — дочь Колдена. Аманда, пообещай, что останешься завтра дома.

Она прошла мимо него.

— Профессор Монтгомери, я в состоянии сама позаботиться о себе. Если же нет, обо мне позаботятся деньги моего отца. — И она поспешила в дом.

Хэнк стоял, в ярости сжимая кулаки. Видимо, единственный способ защитить Аманду от этих фанатиков — это привязать к кровати. Он никак не мог понять, почему она злится, но позволить, чтобы из-за каких-то женских капризов подвергалась опасности ее жизнь, он тоже не мог. Он пошел к машине.

Аманда задержалась на несколько мгновений на пороге дома. Она понимала, что вела себя глупо, но, похоже, последнее время ее мозг шел на поводу у эмоций. Эти двое напугали ее, напугали до смерти. У того, который называл себя Уитни, ярость переполняла голос. Когда он говорил, Аманде казалось, что по ее коже проводят холодным металлом. Он рассуждал об убийстве, как другие — об интересной книге. Сегодня утром, когда шериф заговорил о насилии в связи с профсоюзом, это казалось чем-то далеким и нереальным. Но для этого Уитни насилие было не только реальным, но даже желательным.

Если бы она могла хоть что-то сделать!

Неожиданно она остановилась. Разговор о насилии зашел в связи с тем, что ее отец якобы пытался заставить сборщиков трудиться в невыносимых условиях. Если ей удастся убедить представителей профсоюза, что отец вовсе не такое чудовище, каким они его представляют, ей удастся предотвратить насилие до того, как оно возникнет.

В этот поздний час отец, как обычно, был в библиотеке. Раньше она бы не осмелилась побеспокоить его, но теперь она делала многое из того, на что не решалась раньше. Аманда постучалась в дверь библиотеки, и когда отец сказал, чтобы она входила, проскользнула в открытую дверь.

Отец так хмуро посмотрел на нее, что она была готова повернуться и убежать. Гаркер Колден не любил сюрпризов, и неожиданное появление дочери его явно не обрадовало. Аманда взяла себя в руки.

— Папа, у меня к тебе очень серьезный разговор, — сказала она, пытаясь сдержать биение собственного сердца.

— Если это о вашей с Тейлором свадьбе…

— Нет, — быстро ответила она. Неужели все мужчины думают, что женщину волнует только ревность или романтическая любовь? — Я разговаривала с представителями профсоюза, эти люди думают, что ты — что-то вроде… тирана, а мне бы очень хотелось убедить их, что это не так. Я хочу, чтобы они знали, что ты заботишься о своих работниках.

Гаркер отложил ручку, выпрямился в кресле и посмотрел на дочь. Все в доме изменилось, и он почему-то не хотел знать, что привело к этим изменениям. Кое-что ему нравилось, но что-то — не очень. Ему нравилось, что жена флиртует с ним и что дочка проявляет характер. Но ему не нравилось, что она думает, будто имеет право расспрашивать его, как он управляет собственным ранчо. Да и с Тейлором последние несколько дней были одни проблемы. Что Аманда и Тейлор знают об управлении ранчо? Всю жизнь они сидели, уткнувшись в книги. Гаркер даже начал сомневаться, разумно ли будет делать Тейлора своим зятем. Может, стоило поискать другого мужа для дочери.

И вот Аманда стоит перед ним, как испуганный кролик, делающий вид, что ему ни капельки не страшно, и требует разъяснений, как он управляет своей собственностью. Сначала ему захотелось прогнать ее к черту из кабинета, но потом он решил, что полезнее использовать ее связи с профсоюзом. Может, удастся избежать лишних проблем. Не то, чтобы его это очень волновало. Бульдог уже нанял с полдюжины людей, чтобы те присматривали за сборщиками на полях. Они предотвратят любые волнения.

— Тебе сказали, что я забочусь только о прибыли? — спросил Гаркер.

— В общем-то, да.

— И не забочусь о людях на полях? Аманду начинало отпускать чувство ужаса.

— Да, так говорят.

— Надеюсь, Аманда, что ты им не поверила. Ты ведь не станешь на сторону врагов твоего собственного отца?

— Нет, папа. Но я хотела бы услышать правду от тебя самого.

— Рад, что ты пришла ко мне. Пора узнать немного больше о плантации, которая кормит тебя, Видишь ли, я не впервые сталкиваюсь с такими проблемами. Последние одиннадцать лет случались и попытки устроить забастовку, и перестрелки. Но я не пытался спрятаться и сумел справиться со веем. Все тут думают, что я получаю кучу денег от плантации, а на самом деле я едва свожу концы с концами. Эти, из профсоюза, умеют только подсчитывать, почем я продаю хмель, но они не учитывают расходы, на которые я иду. Аманда, вырастить один тюк хмеля стоит двадцать четыре доллара, и двадцать из них идут на неквалифицированный труд. Черт, да я каждый год трачу девятьсот долларов, чтобы подвязать хмель. А никто не вспомнит о подвязке. Небось, они думают, что кто-то делает это для меня бесплатно. А ведь хмель еще нужно подсушивать и переправлять. В этом году была засуха, и я получу две трети по сравнению с тем урожаем, что был в прошлом году., И это тоже — потеря в деньгах. — Он остановился и посмотрел на дочь.

— Я бы с радостью платил сборщикам хоть двадцать долларов за тюк, — продолжал Гаркер. — Я знаю, что им нужны деньги и что они думают, будто я достаточно богат, но я плачу столько, сколько могу. В этом году цена на хмель такая низкая, что я урезал себя, в чем только мог, но я не снизил оплату за сбор. Я обделяю себя во всем, чтобы платить этим беднякам по самым высоким расценкам. Например, каждый год я разрешал владельцам магазинов из Кингмана открывать свои лавки прямо на полях. Люди получают товар, торговцы — деньги, а я бесплатно предоставляю землю и возможности для этого. Я не жалуюсь — всегда готов поделиться, чем могу. Но в этом году я не смогу позволить такую щедрость. Тейлор сейчас обустраивает лавки, товары для которых закупил я. Это принесет кое-какую прибыль, но зато я не буду снижать расценки за тюк собранного хмеля.

Аманда ликовала. Ее отец не был чудовищем, как считали все остальные. Они ничего не понимали.

— А если представители профсоюза придут к тебе и потребуют, чтобы ты привозил воду на поля, ты выполнишь это?

Гаркер улыбнулся:

— Я уже распорядился, чтобы на поля привозили лимонад. И еду. А также холодную питьевую воду.

— Ox, — Аманда расплылась в улыбке. Каждая ее клетка улыбалась. Теперь членам профсоюза не надо будет чего-то требовать. Рабочие будут знать, что у них есть право на протест, но против чего им протестовать? Кто может быть недоволен человеком, который привозит на поля лимонад?

— Спасибо, — сказала она, продолжая улыбаться. — Я расскажу об этом в штабе, — Она направилась к двери. — Спокойной ночи, папа, — попрощалась она и покинула комнату.

Аманда взлетела на верхний этаж, не чувствуя под ногами ступенек. Все устроилось. Насилия не будет. В сущности, отпадет необходимость в профсоюзе. Если бы каждый землевладелец был таким, как ее отец, и доставлял лимонад на поля, рабочим не надо было бы организовывать профсоюзы.

Аманда разделась и, все еще улыбаясь, легла в постель. Завтра она заставит этого противного профессора Монтгомери проглотить его собственные слова. Будет ли разочарован Уитни? Ему не выгодно привлекать внимание газет к человеку, который платит сборщикам по высшим расценкам и доставляет для них на поля лимонад и еду. Теперь можно не бояться идти в штаб завтра. Она в безопасности — ее защитил отец, который, что бы о нем ни говорили, был хорошим человеком.

Она заснула, даже не вспомнив о Тейлоре. И она не проснулась, когда тот в три часа ночи с туфлями в руках прокрался по ступенькам наверх.


— Лимонад! — кричал на нее Хэнк. — Ты рисковала своей жизнью, приходя сюда, из-за лимонада!

Как только она вошла в штаб, Хэнк схватил ее за руку и потащил в каморку, где хранились швабры. Теперь он стоял, глядя на нее сверкающими от гнева глазами, крича так, что на шее выступили жилы.

— И зачем прятаться здесь? — спокойно спросила она. — Ты так кричишь, что всем все слышно.

— Мне наплевать, кто там меня слышит! Какого черта, Аманда! Чего ты сюда пришла?

Аманда попыталась открыть дверь, но Хэнк ее запер.

— Я не останусь здесь, чтобы выслушивать твои оскорбления.

Он схватил ее за плечи и развернул к себе лицом.

— То, что сказал твой отец, хуже любых оскорблений. Он солгал тебе, Аманда. От первого до последнего слова. Если бы он хорошо обращался с рабочими, мы бы сюда не приехали.

— Об этом я и пытаюсь тебе сказать. Насилия не будет. Можешь сказать своим друзьям, в том числе этому ужасному Уитни, что можно разъезжаться по домам. Пусть он пугает какого-нибудь другого землевладельца.

Хэнк бессильно опустил руки, выражение его лица изменилось.

— И ты веришь этому, Аманда? — тихо спросил он. — Неужели мы для тебя — дикари? Ты думаешь, мы просто так приехали сюда? Только чтобы испортить жизнь такому невинному, любящему человеку, как твой отец?

— Думаю, вы ошибались в нем. Я же не говорю, что другие землевладельцы не притесняют своих рабочих. Но мой отец — хороший человек. Он старается изо всех сил. У него такие расходы, а никто их не учитывает. Он… — Она замолчала, увидев, что Хэнк оттолкнул ее и открыл замок. Он держал дверь открытой.

— Идите домой, мисс Колден, — устало сказал он. — Это место — не для вас. Вы говорите сейчас, как попугай, обученный Колденом. Если я захочу выслушать откровения Колдена, я обращусь к нему лично. А сейчас идите домой и запритесь там, пока хмель не уберут и не произойдет то, что должно произойти.

Аманда прошла мимо Хэнка в коридор.

— Вы уже все для себя решили, и я не могу ничего изменить, — сдержанно сказала она. — Но вы сами убедитесь. Надеюсь, что в вас окажется достаточно от мужчины, чтобы признать себя не правым, когда придет время. До свидания, профессор Монтгомери, — Она повернулась и вышла из штаба.

Пока Аманда возвращалась на ранчо, ее гнев достиг высшей точки. Организаторы профсоюза хотят верить тому, что на самом деле ложно, они предпочитают считать себя этакими рабами, строящими пирамиду для жестокого фараона. Но сегодня начинается сбор хмеля, и уже завтра они поймут, что на ранчо Колден с людьми обращаются так, как нужно обращаться с людьми.

Она улыбнулась, представив реакцию Монтгомери. Расстроится ли он, убедившись, что необходимости в профсоюзе нет? Он хотел составить петицию с требованием доставлять воду на поля. Ей захотелось увидеть его лицо, когда он обнаружит, что рабочих снабжают не только водой, но и едой, и холодным вкусным лимонадом. Она представила, как протягивает профессору Монтгомери высокий запотевший стакан и любезно улыбается при этом. Она очень сомневается, что он признает, что был не прав.

Она вышла из лимузина и направилась к дому. Первым человеком, на которого она наткнулась, оказался Тейлор. Он выглядел уставшим, но он компенсировал это, держа спину особенно прямо.

— Аманда, — строго сказал он, — я как раз собирался за тобой. Твоя работа в штабе закончена. Уборка начинается сегодня, и у тебя нет причин и дальше общаться с этими людьми.

— Они не «эти люди», а разумные существа, заслуживающие должного обращения. Если ты так не думаешь, то, по крайней мере, мой отец так считает.

— Не разговаривай со мной этим непозволительным тоном, Аманда.

Аманда собралась было дать отпор, но промолчала. Через несколько дней Монтгомери, опозоренный, уедет домой, а она останется с Тейлором. Лучше, пока не поздно, помириться с ним.

— Прошу прощения. Это все жара. Она меня так раздражает. Я уже уволилась и не вернусь на работу.

— Хорошо, — быстро ответил он. — А теперь тебе лучше побыть в своей комнате, пока все не кончится. Ты и так вмешана выше всякой меры.

— Конечно, — пробормотала она и начала подниматься по ступенькам, но остановилась и повернула назад. — Тейлор, нельзя ли мне прийти помогать на поля? Я бы могла разливать лимонад.

Глаза Тейлора расширились.

— Разливать… — Он постарался взять себя в руки. — На полях много мужчин, не думаю, что это подходящее место для леди.

— Но я работала с ними в штабе…

— Аманда! Я не могу позволить тебе прийти на поля, и даже не возражай мне. Ты будешь очень мешать. Неужели тебе хочется добавить другим работы?

— Нет, — ответила она и поняла, что слишком сильно сжимает рукой перила. Похоже, она всем мешает. Она не нужна в штабе и не нужна на полях.

— Я составил расписание для тебя. Оно — на столе. Я не смогу проверить тебя, так как занят на полях. Да, Аманда, когда закончится уборка, я поговорю с тобой об увольнении миссис Ганстон. Она была так оскорблена, что я не смог уговорить ее остаться. — Он стоял и смотрел, как она поднимается по лестнице.

Оказавшись в комнате, Аманда поняла, что от хорошего настроения ничего не осталось. Она взяла новое расписание и вспомнила, как Тейлор обещал, что больше не будет никаких расписаний. Она вспомнила также, как он говорил, что она станет его возлюбленной. Но Тейлор, которого она только что видела, был холоден и официален, как никогда раньше.

Она швырнула так и не прочитанное расписание на стол и бросилась на кровать. Было жарко, и Аманда ощущала смутное беспокойство. Она попробовала поднять себе настроение, представив, как профессор Монтгомери признает, что был не прав, но ей не удалось сосредоточиться.

Она встала, посмотрела на расписание и застонала, обнаружив, что должна перевести «Походы Цезаря» с латыни. Она увидела, как за окном, в тени дерева, ее мать растянулась на шезлонге и ела что-то, похожее на шоколад. Аманда взяла письменные принадлежности, учебник по латыни, и присоединилась к матери.

Она приятно провела день, валяясь в тени в компании матери. Грейс дала ей увлекательнейшую книгу, написанную некой графиней де ла Глейс. Это был роман, полный страстей, о страданиях женщины, полюбившей мужчину, недостойного этих страданий. Аманда ушла в книгу с головой и съела полтора фунта шоколада.

На следующий день и отец, и Тейлор были слишком заняты, чтобы заметить, что она не там, где должна быть, и делает не то, что должна делать, поэтому она провела большую часть времени с мамой. Аманда, чувствуя прилив мужества, спросила мать о том времени, когда та танцевала на сцене. Грейс рассказывала несколько часов, и Аманда начала понимать, что то, чем занималась мать, больше походит на тяжелую работу, чем на греховные развлечения.

— Ты очень храбрая, — сказала Аманда. — Я бы хотела стать такой же храброй.

— Мне кажется, ты уже такая, — ответила Грейс. — Просто ты еще не знаешь, для чего тебе нужна храбрость.

— Как Ариадна? — спросила Аманда, вспомнив героиню романа графини де ла Глейс. — Чтобы решить, что я люблю мужчину и бороться за него?

— Кого ты любишь, Аманда?

— Тейлора, конечно, — быстро ответила она и покраснела. То, что произошло с Монтгомери, было только экспериментом. Но Аманда все-таки опять представила себе, как он поразится, когда обнаружит, что ошибался насчет рабочих на ранчо Колден. Будет ли его раскаяние настолько велико, что он сделает ей предложение? Она представила, как он говорит: «Я ошибался, любимая моя. Я хочу провести остаток своих дней с такой мудрой женщиной, как ты». Ей понравилось представлять, как он признает, что она далеко не глупа — он слишком часто заставлял ее чувствовать себя глупой. Но любит ли она его? Вышла бы она за него замуж? Бросить родителей и Тейлора, чтобы разъезжать по свету на желтом «мерсере» Хэнка?

— Аманда, — сказала Грейс, прервав ее мечтания, — похоже, к нам приближается твой профессор Монтгомери.

Аманда повернула голову и посмотрела.

Это был он и направлялся к ним со стороны полей. «Ну вот, — подумала она. — Он идет, чтобы извиниться и…» Может ли она надеяться на большее?

— Аманда, — сказала Грейс, и в ее голосе звучала уверенность. — Я не знакома близко с профессором Монтгомери, но, насколько я могу судить по походке, он очень зол.

Аманда улыбнулась:

— Злится на самого себя. Думаю, он обнаружил, что напрасно приезжал сюда. Он очень гордый человек, и ему тяжело признать, что он был не прав.

Аманда встала и одернула юбку.

— Не будешь возражать, если я приглашу его на чай? А еще лучше, я закажу лимонад. Надеюсь, он понимает шутки.

— Как скажешь, дорогая, но, похоже, профессор Монтгомери…

— Вот ты где! — заорал Хэнк, еще не дойдя до Аманды. Его рубашка была такой мокрой от пота, как будто он попал под дождь. — Я велел тебе сидеть в комнате, а ты выставляешь себя на всеобщее обозрение. Ты веришь всем, кто тебе лжет, но не веришь мне, хотя я говорю правду.

Аманда покраснела и не смела взглянуть на мать. Она открыла рот, чтобы ответить, но Хэнк схватил ее за руку и потащил за собой.

— Прекрати! — лишь могла сказать Аманда. — Это моя мама и…

— Как поживаете, миссис Колден? Аманда идет со мной. Хочу показать, как ее отец обращается с рабочими.

— Пожалуйста, пожалуйста, — ответила Грейс и с интересом посмотрела на мужчину. Ее никто не предупредил, что профессор Монтгомери так молод и так красив.

— Я не хочу идти с тобой, — сказала Аманда.

— Иди сама или я перекину тебя через плечо и понесу.

Глаза Хэнка сверкали гневом, он уже несколько дней не брился и выглядел почти устрашающе.

— Я не собираюсь…

Хэнк присел, подставил плечо и перекинул через него Аманду.

— Отпусти меня! — закричала Аманда, молотя кулаками по его спине. Хэнк шлепнул ее по заду.

— Я слишком устал, чтобы меня били.

— Мама, помоги! — кричала Аманда.

— Не хотите ли печенья? — спросила Грейс, протягивая тарелку.

— Спасибо, — сказал он, набрал целую пригоршню, затем поднялся на ноги и ушел.

Грейс продолжила чтение, но улыбка не сходила с ее лица несколько часов.


— Отпусти меня, — потребовала Аманда. Хэнк опустил ее на землю, схватил за руку и потащил за собой.

— Я хочу, чтобы ты кое-что увидела.

— Мне не разрешили появляться на полях. Он остановился и посмотрел на нее.

— Ты все еще не решаешься думать сама, Аманда. Веришь всему, что говорят, не задавая вопросов. В прошлые годы твой отец так плохо обращался с рабочими, что те заговорили об убийстве, чтобы это остановить, но тебе наплевать. Колден потратил пять минут, чтобы сказать, какой он хороший, и ты поверила ему, а не тысячам, которые говорят обратное.

— Но он — мой отец. Он…

— Ты не можешь сделать человека хорошим тем, что будешь верить в это. Недостаточно лишь хотеть, чтобы это получилось. — Он отвернулся и снова потянул ее за собой. — Ты должна увидеть, почему мы организовали профсоюз.

Теперь Аманда была такой же злой, как и Хэнк, и ей хотелось увидеть, как он уезжает ко всем чертям на своей желтой машине. Из-за охватившего ее гнева она не сразу поняла, что находится перед ней.

Сначала она почувствовала запах. Чтобы запах достиг ее носа, даже не понадобился ветер. Воздух накалился до предела, а они подходили все ближе к полям. Внезапно она поняла, что не хочет видеть то, что простиралось на горизонте до самых окраин города.

— Подожди, — сказала она, выдергивая руку. — Я не хочу туда идти.

— И я не хочу. Я хочу принять душ и подготовиться к вечерним танцам, но они не могут, и поэтому я не могу, и ты не можешь. — И он снова потащил ее за собой.

Огромная пустошь к востоку от плантаций хмеля была теперь покрыта палатками и грубыми шалашами. Кое-где валялись кучи соломы. И всюду мусор: кости, гниющее мясо, лошадиный помет. Летали толстые мухи, а над входом в одну из палаток Аманда увидела голову овцы, всю в личинках мух. Хэнк с силой сжал ее руку.

— Твой отец сдает палатки по семьдесят пять центов в день. Учитывая, что взрослый человек работает под палящим солнцем весь день и в таких условиях может собрать хмеля лишь на девяносто центов, это немного несправедливо, тебе не кажется? Те, кто не может позволить себе палатку, покупает солому и спит на ней. Мусор отсюда не вывозится.

Он потащил ее по дороге к центру лагеря. Несколько мгновений Аманда могла только смотреть. Там находились туалеты. Очередь из пятнадцати-двадцати человек вела к каждому туалету, и пока Аманда смотрела, одну беременную, стоявшую в конце очереди, вырвало. Желудок Аманды тоже сжался, хотя она стояла в нескольких десятках метров от туалетов.

— Твой отец поставил девять туалетов для двух тысяч восьмисот людей, — сказал Хэнк. — Каждый туалет — на двоих. Мужчины и женщины ходят в одни туалеты — они же рабочие, зачем заботиться о приличиях? Они же животные. Вчера сборщики попробовали поддерживать чистоту вокруг палаток, выбрасывая мусор в туалеты, но они всего в метр глубиной, поэтому были переполнены уже к вечеру. Колден не распорядился вычистить их. Не хочешь ли зайти вовнутрь, Аманда? Экскременты покрывают весь пол. Как видишь, от запаха люди теряют сознание. Постой подольше, и увидишь, как кто-нибудь испражняется прямо на землю. В конце концов это приведет к дизентерии.

Аманда перестала сопротивляться. Она никогда не видела ничего подобного, даже не думала, что такое может существовать. Хэнку не пришлось тащить ее, когда они пошли дальше. Он остановился у помпы, качавшей воду из колодца.

— Для рабочих устроено два колодца, но к середине дня вода заканчивается, а ближайший колодец расположен в миле отсюда. Сборщики получают мало, а тратя время на походы за водой, теряют и то немногое, что могли бы заработать.

Хэнк пошел к полю, по-прежнему сжимая локоть Аманды и направляя ее в сторону посадок хмеля. На одном конце сборщики уже опустили шпалеры, поддерживавшие лозы, на другом они еще оставались. Поле было покрыто мужчинами, женщинами, детьми, которые отрывали гроздья хмеля и укладывали их в мешки. Стояла невыносимая жара.

— Не хочешь поработать на этой жаре, Аманда? Один человек умер от жары вчера. А недавно на носилках унесли четверых детей. Туалетов здесь нет, так что сборщики могут либо не отходить от поля целый день, либо потратить час на то, чтобы вернуться в лагерь и постоять в очереди. А куда девать мешки с собранным хмелем по сто фунтов весом? Тащить с собой или оставлять здесь, чтобы кто-нибудь их украл? Вот они и устроили отхожее место здесь. — Хэнк указал на еще не убранные шпалеры. — Конечно, когда они дойдут до этой части поля, им придется убирать хмель прямо в экскрементах.

Аманда ничего не могла сказать. Она с трудом стояла под палящим солнцем, и когда Хэнк снова потянул ее за собой, уже не сопротивлялась. Он подвел ее к фургончику, вынул из кармана деньги и отдал их человеку, стоящему позади фургона.

— Не хочешь ли стакан холодного лимона-, да? — спросил он и протянул Аманде грязный стакан с теплой жидкостью.

Она не осмелилась отказаться и сделала глоток, но тут же скривилась. Она с трудом проглотила отвратительный на вкус напиток.

— Лимонная кислота, — сказал Хэнк. — Лимоны стоят слишком дорого. Твой отец берет лимонной кислоты на пенни, делает несколько галлонов «лимонада» и продает по пять центов за стакан. Это приносит ему сотни долларов прибыли.

Он взял стакан и отдал его вспотевшей девочке восьми лет. Та жадно выпила жидкость и, отдавая стакан Хэнку, с благодарностью посмотрела на него.

— Твой отец торгует еще и едой, но при этом воду дают, только если ты купишь тушеного мяса. Хочешь еще стакан воды — покупай еще одну упаковку мяса. Воду просто так купить нельзя, и Колден скорее удавится, чем будет раздавать ее даром.

Он снова потянул ее за собой, но на этот раз Аманда добровольно шла рядом. Она сама хотела увидеть все, увидеть мир, о существовании которого она не знала. Она год за годом сидела в комнате, пока собирали хмель, и ни разу не задумалась о работающих на полях людях.

Хэнк повел ее к весовой, но они не смогли подойти близко, так как всюду сидели люди. Они вываливали из мешков лозы и обрывали с них листья. На лицах сборщиков читалась боль, но они обрывали листья с такой яростью, словно боролись за свои жизни.

— Чтобы собрать один мешок весом в сто фунтов, человек тратит несколько часов, после чего он тащит мешок к весам, чтобы его взвесили и записали на его имя. Но твой отец велел приемщикам говорить, что хмель «не достаточно чист». Теперь сборщикам приходится тратить драгоценные часы, чтобы перебирать лозы, обрывая несозревший до конца хмель. В среднем человек собирает от двухсот пятидесяти до четырехсот фунтов хмеля в день, но твой отец создал такие условия, что удается сдать только сто фунтов в день. Сборщик трудится весь день под солнцем без воды, без туалетов, и зарабатывает от девяноста центов до доллара десяти.

Он повернулся к ней лицом.

— Ты знаешь, зачем отец выдумал очистку хмеля? По двум причинам: во-первых, ему не нужно платить за лишние листья и ветки, но более важна вторая причина — он хочет, чтобы сборщик не выдержал и уволился. Твой отец чертовски умен, Аманда. Не от него ли твои мозги? Он выдумал гениальный способ дурачить этих людей. В среднем по стране за сбор хмеля платят по доллару за сто фунтов. В объявлениях твой отец обещал высокие расценки и прибавку. Расценки установлены в девяносто центов за тюк, а прибавка — плюс еще десять центов за тюк. Но прибавку дают только тем, кто останется на все время уборки. Если работник увольняется до того, как собран весь хмель, он теряет прибавку. Уволилось уже около тысячи японцев. Они не могут работать в такой грязи. На каждом уволившемся человеке твой отец зарабатывает десять центов от каждой собранной сотни фунтов. Умножь десять центов на тысячу тюков, собранных этой тысячью уволившихся. Получится множество дорогих сигар для Колдена и… — он осмотрел ее с ног до головы, — куча шелковых платьев для тебя, Аманда.

Гнев Хэнка исчез, и его плечи опустились.

— А теперь можешь идти домой, Аманда. Иди, сиди в тени под деревом со своей матерью и наслаждайся тем, что твой отец заработал для вас.

— А что будет здесь? — с трудом спросила она. Ее голос охрип. Ужас того, что она увидела, вошел в каждую клетку ее тела.

— Не знаю. Все оказалось даже хуже, чем я себе представлял. Уитни вертится здесь и слишком много говорит. Рабочие боятся потерять работу, но когда ты видишь, как твой шестилетний ребенок умирает от жары, тебе на многое наплевать. Люди много трудятся, но, из-за того что вода и еда такие дорогие, а расценки — такие низкие, они тратят все, что зарабатывают. Некоторые уже должны твоему отцу. Терпение на исходе, страсти накаляются. Думаю, они пойдут с требованиями к твоему отцу.

— Он не станет слушать, — сказала Аманда, глядя на маленькую девочку, обрывающую хмель. Ей было не больше трех лет, и Аманда видела, что штанишки ребенка, видневшиеся из-под грязного платья, все мокрые. Аманде не хотелось защищать отца. Человек, позволивший, чтобы из года в год повторялось подобное, не заслуживал, чтобы его защищали.

Хэнк удивленно посмотрел на нее.

— Нет, конечно, он не станет слушать, но я постараюсь убедить его. Страшно подумать, что может случиться, если ничего не изменится.

— Ты? — спросила Аманда. — Но сегодня утром к нам приходил шериф Рэмзи. А он…

— Сначала стреляет, а потом — думает, — продолжил за нее Хэнк. — Я знаю об этом. Но сейчас я хочу, чтобы ты вернулась домой, Аманда. Нельзя, чтобы Уитни узнал, кто ты. Оставайся в своей комнате. А еще лучше будет, если вы с матерью уедете в Сан-Франциско на несколько дней.

Аманда молча смотрела на него. «Трусиха, — думала она. — Я всегда была трусихой. В четырнадцать лет я боялась противостоять Тейлору, в двадцать два я боюсь собственного отца». Она отвернулась от Хэнка и пошла по направлению к дому. Может, ей удастся отыграться за все эти годы.

Хэнк смотрел, как она уходит. Она не была виновата в происходящем, и он знал это, но ему хотелось, чтобы она увидела, против чего он борется. Он мысленно помолился, чтобы она послушала его и уехала куда-нибудь. Но у него не было времени беспокоиться об Аманде. Он должен был найти Уитни и узнать, что замышляют эти фанатики. Люди были достаточно злы, и для начала бунта хватит малейшего толчка.


Глава 17


Дверь в библиотеку была открыта, но даже если бы она была заперта, для Аманды это не имело никакого значения. Она вошла в комнату. Ее отец сидел за столом перед разложенными бумагами, Тейлор склонился у него над головой.

Тейлор выпрямился и с недовольным видом посмотрел на Аманду.

— Ты должна находиться в своей комнате, Аманда. Я же сказал тебе…

Но Аманда смотрела только на отца.

— Если ты не изменишь то, что сейчас творится на полях, начнется кровопролитие. Гаркер смотрел на нее, пожевывая сигару.

— Аманда, ты не можешь рассуждать о том, в чем абсолютно не разбираешься, — снова заговорил Тейлор. — Сейчас же поднимись в свою комнату и…

— Заткнись, Тейлор, — резко сказала Аманда. — Это — семейное дело.

Отец выпрямился в кресле, и Аманда посмотрела ему прямо в глаза. Она все еще чувствовала запах разлагающегося мусора и туалетную вонь.

— Люди из профсоюза говорят о кровопролитии, и твоя кровь прольется первой.

— Аманда! — Тейлор наконец очнулся от шока. — Ты не можешь…

Она повернулась и посмотрела на него.

— Сидеть! — приказала она, как будто он был жалкой собачонкой. Она смотрела на него, пока он не подчинился, затем подошла к столу отца, оперлась руками и подалась вперед. — Тебе годами все сходило с рук, но сейчас все по-другому. Сборщики еще могут смириться с грязью и недостатком воды, но не с тем, как ты надуваешь их с деньгами. Если ты не начнешь платить, они начнут стрелять.

Она смотрела на отца, и в их взглядах читалось одно и то же — гнев и упрямство.

— Аманда, я… — начал Тейлор. Аманда подняла на него глаза.

— Сиди молча или убирайся отсюда, — сказала она, а затем она снова посмотрела на отца:

— Ну?

Гаркер насмешливо хмыкнул.

— У меня пятнадцать своих людей на полях. Они докладывают мне обо всем, что происходит, а если им не удастся со мной связаться, то у них есть ружья и они знают, как с ними обращаться. У Бульдога еще больше людей неподалеку. А эти — пусть говорят что хотят, но первой прольется их кровь, не моя.

Аманда шагнула в сторону. Она не собиралась спрашивать у отца, почему он так жесток, и не видела способа повлиять на него. Она не знала, чем можно ему пригрозить. Единственное, что имело для него значение — это ранчо.

Пригрози она уйти из дома, если он не вычистит лагерь, на него бы это не подействовало. Хэнк был прав: человек, который отказался от жены и обрек на одиночество дочь, способен на что угодно.

Глаза Гаркера победно сверкали.

— Для тебя главное — победить, не так ли? — спросила Аманда. — И не важно, кто стоит на твоем пути, по чьим головам придется пройти — ты должен победить. Но на этот раз тебе не выиграть. Ты можешь довести до голодной смерти еще несколько бедняков, но завтра ты проиграешь. Кончилось твое время.

Аманда развернулась и вышла из комнаты. Она не могла находиться рядом с этим человеком.

Тейлор перехватил ее на лестнице.

— Аманда, — тихо произнес он. — Я не хотел…

— Хотел, — резко ответила она, глядя на него в упор. — И ты хотел сделать все те унизительные, бесчеловечные вещи, которые когда-либо проделывал со мной. Годами ты старался во всем походить на моего отца. У него были тысячи беспомощных рабочих, над которыми он мог издеваться, а у тебя — одинокая девочка, которой хотелось одного — чтобы ею были довольны. И теперь, Тейлор, как и рабочие, я сыта по горло.

— Но, Аманда, я люблю тебя.

— Не любишь. Ты даже не знаешь меня. Ты любил деревянную куклу, которую наряжал так, как, по твоему разумению, должна была выглядеть женщина. Если я была тебе нужна, ты вытаскивал меня из комнаты, а если надоедала — запихивал обратно, вручив список дел, чтобы я была занята.

Она не хотела больше тратить время на разговоры и поспешила по лестнице вверх.

— Аманда, — говорил он, двигаясь за ней. — И что ты собираешься делать? Наша помолвка…

— Разорвана, — отрезала она, но затем повернулась и терпеливо продолжила:

— Сначала я посмотрю, чем можно помочь рабочим. Я… — Она замолчала, перебирая в уме, что можно сделать. — Я сделаю лимонад — бесплатный лимонад. А когда хмель соберут, я уеду.

— С ним? — язвительно спросил Тейлор. — Я не настолько слеп, как ты думаешь.

Она посмотрела на Тейлора так, будто видела его впервые.

— Может, ты и не слепой, а вот я точно была слепа. Если Хэнк захочет взять меня, то я поеду с ним, но мне не кажется, что я ему нужна. А теперь, может, ты дашь мне пройти? Там люди умирают от жары и жажды, пока мы стоим тут и болтаем о недостойных внимания пустяках.

— Недостойных внимания! — закричал он. — Мое будущее под вопросом из-за каприза женщины, которая бегает за каким-то…

Аманда повернулась и посмотрела ему в лицо.

— Ты получишь ранчо, я уверена. Где еще мой отец найдет такую точную копию самого себя? Ни одному из вас я не нужна. Да, и последний совет, Тейлор, — уезжай отсюда. Постарайся уехать сегодня. Прямо сейчас. Возьми Риву, уезжайте вдвоем и никогда не оглядывайтесь назад. Рива тебе подойдет. В ней достаточно огня, чтобы растопить кусок льда, который ты называешь сердцем. А сейчас мне пора идти. Вообще-то, по правде говоря, мне наплевать, что с тобой случится, Тейлор.

Она поспешила в комнату, где сняла шелковое платье и заменила его на легкую блузу и темную льняную юбку. Когда она оделась, она собрала необходимую одежду и вещи из шкафа и комода. У нее не было собственного чемодана, поэтому она отправилась в спальню отца, где стащила со шкафа его чемодан. Затем запихнула в него вещи и спустилась вниз. Проходя по дому, она не ощущала грусти из-за того, что покидает его. Ее переполняло предчувствие свободы, которая ждала за порогом.

Она оставила чемодан в привратницкой, а сама вернулась в дом на кухню, где взяла огромную ручную соковыжималку, а также позвонила на склад в Кингмане и заказала несколько десятков ящиков лимонов.

— Если у вас нет, пошлите в Террилл, — сказала она в телефон.

Она вышла наружу, сжимая в одной руке чемодан, а в другой — соковыжималку, но остановилась. Прежде чем окончательно уйти, она должна попрощаться с матерью.

Аманда стояла перед креслом матери под деревом и все, что произошло за несколько последних лет, снова ожило в памяти. Она разозлилась на себя. Как она могла позволить Тейлору разлучить ее с мамой? Почему она так слепо подчинялась ему?

Грейс подняла глаза на дочь.

— Мама, я… — Она не смогла продолжить из-за нахлынувших слез.

— Собираешься уезжать? — спросила Грейс, кивая в сторону чемодана.

— Я ужасно обращалась с тобой и теперь…

Грейс перебила дочь:

— Не возражаешь, если я сбегу вместе с тобой? А это зачем? Собираешься проломить кому-нибудь голову?

Аманда подняла соковыжималку.

— Отец пообещал сборщикам лимонад, и я собираюсь дать его им. По моим расчетам, пройдет день или два, прежде чем он получит счет и остановит доставку лимонов.

— А чемодан? Это тоже связано со сборщиками или одним симпатичным профессором экономики?

— Я… — Аманда чувствовала себя очень храброй последние несколько часов, но сейчас храбрость оставила ее. Она опустилась на колени и положила голову на колени матери. — Это было так ужасно, — заплакала она. — Бедные люди умирают от жажды, потому что отец не дает им достаточно воды. Я чувствую себя такой глупой. Я провела все эти годы в комнате и…

— Успокойся, Аманда, — строго сказала Грейс. — Самобичевание ничего не дает. Ты была просто маленькой милой девочкой, которой хотелось сделать приятное отцу. Вытри глаза — нам пора приниматься за дело. Почти закат, так что сборщики скоро закончат сегодняшнюю работу, а лимоны доставят только завтра утром. Подожди, я упакую несколько вещиц, и мы отправимся ночевать в гостиницу «Кингман Арме», а с завтрашнего утра начнем делать лимонад. А теперь вытри глаза, чтобы быть хорошенькой для твоего профессора.

— Но, мама, ты не можешь бросить отца только потому, что я уезжаю.

— А что удерживает меня здесь? У нас с ним нет ничего общего с того момента, как он отобрал тебя у меня, наказывая меня за то, что ему представлялось предательством. Я ждала, пока ты выйдешь замуж за Тейлора или же разум вернется к тебе. Раньше я уехать не могла — получилось бы, что мы все покинули тебя. Ну, а теперь я могу уехать. — Она встала. — Жди здесь, я быстро вернусь.

Аманда села в кресло, опустив руки на колени.

"Если Хэнк возьмет меня с собой», — подумала она. Теперь уже ясно, что она давно любит его. С горечью она подумала, что сила воли долгое время была единственной сильной чертой ее характера. Она приказала себе любить Тейлора, и, несмотря на то что он запугивал ее, несмотря на его снисходительные поцелуи и наказания, она оставалась ему верна. И хотя Хэнк неоднократно показывал, что заботится о ней, что видит и ценит в ней личность, она упрямо отвергала его. Она чуть не довела себя до той ужасной и печальной жизни, которую вела бы в качестве жены Тейлора, и все это одним усилием воли.

Сначала ей надо помочь сборщикам, но как только они уедут, она пойдет к Хэнку и вымолит у него прощение, даже если ей придется делать это стоя на коленях.

Она отвлеклась от собственных мыслей, когда увидела из-за деревьев, как с десяток мужчин направляются к входу в дом. Группу возглавлял человек с поразительно белыми волосами — без сомнения, Уитни Грэм.

Аманда мгновенно вскочила на ноги. Конечно же, это была делегация с петицией, которую Хэнк собирался подать ее отцу. Она подбежала к дому в тот момент, когда Тейлор, Гаркер и двое людей Рэмзи Бульдога вышли на крыльцо. Аманда затаилась в его тени. Она не чувствовала себя ни на чьей стороне.

— Вот наши требования, — сказал Уитни. — Мы не довольны тем, что творится на полях.

Гаркер ничем не показал, что слышит его слова. Он просто смотрел темными, как уголь, глазами.

Уитни поднялся на крыльцо, чтобы быть на одной высоте с Гаркером. Тейлор попытался помешать подобной развязности, но Гаркер оттолкнул его в сторону.

— Говори, что пришел сказать, — прорычал он.

Уитни зачитал список из семи жалоб, в число которых входили отсутствие туалетов на полях и отвратительное состояние туалетов в лагере, отсутствие воды, жалобы сборщиков на приемщиков хмеля, и лимонад из лимонной кислоты вместо лимонов, и, наконец, требование поднять расценки до доллара двадцати пяти центов за сто фунтов хмеля, без прибавок.

Все затаили дыхание, пока Гаркер размышлял.

"Пожалуйста, — мысленно взмолилась Аманда, — пожалуйста, согласись с ними».

Наконец Гаркер заговорил. Он согласился на устройство дополнительных туалетов, доставку воды три раза в день, настоящий лимонад и даже платить два доллара пятьдесят центов приемщикам, выбранным самими сборщиками. Но он отказался поднять расценки.

Теперь заупрямился Уитни.

— Ты только что вырыл собственную могилу, — тихо произнес он.

Гаркер ударил Уитни по лицу тыльной стороной ладони.

— Убирайся с моей земли!

В следующий момент начался ад. Один из людей Бульдога повис на Уитни. Уитни сбежал по ступенькам, остальные девять депутатов не знали, что делать — убегать или драться. Бульдог кричал, что Уитни арестован, на что Уитни ответил, что у того нет разрешения на арест. С этим он и его люди покинули владения Гаркера.

Аманда бессильно оперлась о колонну крыльца. Все кончено. Снежный ком покатился с горы. Ни один человек не смог бы выдержать нечеловеческие условия на полях, не взорвавшись в конце концов.

Неожиданно Аманда выпрямилась. А где Хэнк? Он сказал, что возглавит делегацию, но его не было даже среди депутатов. Неужели он решил уйти от всего этого? Неужели он наконец понял, что это была не его битва?

Она рассмеялась собственной мысли. Хэнк Монтгомери не был трусом. Он в одиночку восстал против Гаркера Колдена, человека, который терроризировал всю семью, и не дал ему спуску. Он управлялся с такими сумасшедшими, как Уитни Грэм. Хэнк устроил штаб профсоюза посреди Калифорнии, в Кингмане, а когда жители написали «Убирайтесь отсюда» на здании, Хэнк просто пожал плечами и велел Джо закрасить надпись.

Нет, отсутствие Хэнка Монтгомери в делегации не могло быть вызвано ни трусостью, ни недостатком интереса. Что же удержало его? Может, что-нибудь случилось на полях?

Не раздумывая, она зашагала по направлению к полям. Мать словила ее за руку, когда она уже выходила из тихого, прохладного сада.

— Значит, решила отправиться без меня? — спросила Грейс, безуспешно стараясь, чтобы ее тон прозвучал безразлично.

— Люди из профсоюза выставили отцу ультиматум, — сказала Аманда. Грейс хмыкнула:

— Представляю, как это воспринял твой отец.

— Он ударил представителя. Но, мама, Хэнка с ними не было!

Грейс посерьезнела, увидев, как напугана дочь.

— Ну и что? Ты думаешь, он бы лучше справился с задачей?

— Хэнк сказал, что он собирается подать петицию. Но не сделал этого. Мама, тут что-то не так. Я должна найти Хэнка.

Грейс Колден опустила чемодан, который держала в руке.

— Тогда пошли, мы вместе найдем его.

— На полях очень плохо, — сказала Аманда, пытаясь посмотреть в глаза матери. — Люди… Грейс коснулась руки дочери.

— Пора нам что-то сделать, верно? Пора нам обеим перестать прятаться в комнате.

— Да, — сказала Аманда, и они зашагали вперед.

Они искали Хэнка два часа. Они обошли все палатки, перешагивая через отвратительные кучи мусора и не обращая внимания на оскорбительные замечания рабочих. Они опросили всех, кто говорил на известных Аманде языках. Они объяснялись при помощи жестов. Они спросили столько людей, сколько смогли, но никто не видел профессора Монтгомери последние два часа.

Уитни Грэм преградил им путь, когда шел третий час их поисков.

— Вы же из Колденов? — Его глаза сверкали в надвигающейся темноте. — Обстановка накаляется, люди настроены против Колденов. Вам лучше убраться отсюда.

— Я хочу знать, где профессор Монтгомери, — заявила Аманда, преодолевая страх перед этим человеком.

Уитни ухмыльнулся:

— Ушел пару часов назад с хорошенькой девчонкой. Я его не видел с того времени. Небось… — Двусмысленное продолжение фразы явно читалось на его лице.

Аманда сжала кулаки и одернула юбку.

— Я иду за ним. Если придется, вытащу его хоть… из кровати, но он поговорит с моим отцом. Отец поднимет расценки. Хэнк найдет способ убедить его.

Уитни насмешливо улыбнулся.

— Похоже, вы считаете, что профессор всесилен. Лично я не думаю, что что-то может убедить Колдена, разве пара выстрелов.

Аманда надеялась, что на ее лице не отражается ужас, который она испытывала.

— Я найду его. Хэнк знает, как разговаривать. Если кто и может убедить моего отца, так только он.

— Может быть, уже слишком поздно для разговоров, — Уитни развязно смерил ее взглядом с ног до головы.

Аманда развернулась и пошла по направлению к дороге на Кингман.

Грей с трудом догнала дочь.

— Что за ужасный человек. Просто мурашки по коже. Милая, куда ты так спешишь?

— В дом Ривы Эйлер, — горько ответила она.

— Ты думаешь, профессор Монтгомери у нее?

— Да. Ни дня не может без женщины. Грейс пробиралась сквозь высокую траву, с трудом поспевая за дочерью. Колени дрожали, шляпка съехала на один глаз.

— Я всего однажды видела вас вдвоем, дорогая, но я уверена, что он без ума от тебя.

Аманда некоторое время колебалась, но к ней тут же вернулась уверенность:

— Он на всех женщин так смотрит.

— Ни у какого мужчины не наберется достаточно энергии, чтобы с таким пылом относиться хотя бы к двум женщинам одновременно.

— Хэнк очень энергичен, — бросила Аманда через плечо. — В нем неиссякаемый фонтан самой невероятной энергии.

Грейс приостановилась и широко раскрывшимися глазами посмотрела на дочь.

— Повезло же женщине, которую он любит, — пробормотала она и поспешила вперед.

Аманда достигла конца поля и помогла матери перебраться через ограду.

— Мы дойдем до города пешком? — спросила Грейс, чувствуя, как подгибаются колени. Она натерла мозоль на мизинце левой ноги.

— Попросим кого-нибудь подвезти нас. Грейс отвернулась, чтобы Аманда не увидела ужас, отразившийся на ее лице. Годами она молилась, чтобы дочь хоть раз восстала против Тейлора, но видеть, как Аманда превращается из безответного ягненка в разъяренную львицу, было выше ее сил.

Первая же машина, проезжавшая по дороге, остановилась перед ними, но она ехала в противоположную от города сторону. Из окна высунулся Сэм Райан и нахально улыбнулся Аманде.

— Вот мы и встретились снова, — нежно произнес он.

Аманда хмуро посмотрела на него:

— Сэм, я хочу, чтобы ты развернул машину и довез меня с мамой до дома Ривы Эйлер. Сэм спрятался обратно.

— Извините, не могу. — Похоже, он только сейчас заметил Грейс. — Отец послал меня со срочным поручением.

— Если ты сейчас же не отвезешь меня к Риве, я пойду к твоим родителям и расскажу им, как ты приставал ко мне на танцах. Я сохранила разорванное платье.

Сэм скривился:

— Ладно, залезайте, но у дома вас ждать не буду.

— Никто тебя не просит, — отрезала Аманда.

Аманда молчала весь путь к дому Ривы. Она даже не ответила матери, когда та прошептала:

— Так что Сэм сделал на танцах? Аманда была слишком занята, размышляя о Хэнке Монтгомери. Она-то думала о том, как сильно любит его и какой он благородный человек — помогает бедным беззащитным рабочим, а он в это время развлекался с Ривой Эйлер. А она сказала Тейлору ехать за Ривой! Нет, она абсолютно не разбиралась в мужчинах, как, впрочем, и в женщинах. Рива заигрывала с Хэнком в штабе, но сделала все, чтобы Тейлор увез ее с ярмарки.

Аманда с наслаждением представила, что она сделает с Ривой и Хэнком, когда обнаружит их вместе.

— Приехали, — угрюмо произнес Сэм. — Теперь мы в расчете. Отец голову с меня снимет.

— Ты это заслужил, — Аманда хлопнула дверцей машины. — Не будешь приставать к беззащитным женщинам.

— Как же, беззащитная! Твой профессор выбил мне зуб.

Аманда улыбнулась ему:

— В следующий раз будешь помнить. Сэм скривился и уехал.

— Аманда, милая, — сказала Грейс, — Когда все закончится, мы с тобой сядем и серьезно поговорим.

Аманда не ответила. Она подошла к двери дома Ривы и постучала. Это был грязный домишко со сломанными качелями снаружи, ржавыми жестяными баками для мусора, сваленными в кучу у забора вперемешку с битым кирпичом. Жалкий куст шиповника с трудом пророс из-под чего-то, напоминающего крыло грузовика. Кусок газеты заменял разбитое стекло в одном из окон.

После второго стука Аманда услышала чьи-то шаркающие шаги за дверью.

— Что надо? — прокричал мужской голос.

— Это Аманда Колден, мистер Эйлер. Я хочу видеть Риву, — прокричала Аманда в ответ. — Если она здесь, — пробормотала она себе под нос.

— Она спит, — ответил мистер Эйлер.

— И с кем? — снова пробормотала Аманда. — Мне очень нужно ее увидеть, — прокричала она сквозь дверь.

Чья-то рука сердито сорвала кусок газеты с разбитого окна. Сохранившееся стекло было таким грязным, что сквозь него все равно ничего не было видно. В окне появилось лицо Ривы.

— Я здесь, мисс Всезнайка, — сказала Рива. — И я одна в своей постели, хотя это — не твое дело. И что привело тебя в этот конец города? Ищешь кого-нибудь, кто бы помыл тебе туалет?

— Где Хэнк? — спросила Аманда.

— Не у меня.

Аманда пристально посмотрела на Риву.

— Тогда когда он уехал? Думаю, именно его визит утомил тебя настолько, что ты так рано легла.

— Между прочим, уже десять вечера. И некоторым рано вставать на работу. Не все могут корчить принцесс, как…

— Минуточку! — вмешалась Грейс. — Прежде чем вы, юные леди… — она выделила это слово, — начнете вырывать друг дружке волосы, нам следует выяснить то, ради чего мы пришли. Рива, профессор Монтгомери пропал. Нам сказали, что он уехал с женщиной, и мы решили, что это можешь быть ты.

— Сюда он не приезжал. Хэнк был на полях весь день. Я виделась с ним вчера, всего несколько минут, и он казался очень расстроенным. Он велел мне не приходить на поля — дела там обстоят слишком плохо.

— Не знаешь, куда он мог поехать? — спросила Грейс.

— Может, вернулся в гостиницу и залег спать. А может, он в штабе, или поехал поужинать куда-нибудь, а может…

— Ты должна нам помочь, — сказала Аманда. — Боюсь, с ним что-то случилось.

Теперь, когда она знала, что Хэнк не с Ривой, она начала успокаиваться. Уитни солгал им, но зачем? Может, он лгал только потому, что она — Колден? Или была другая причина?

— С ним все в порядке, — ответила Рива. — Хэнк может сам о себе позаботиться. К тому же уже поздно и я хочу спать.

— Иди сама, или я потащу тебя, — заявила Аманда.

— В самом деле, Аманда, — вмешалась Грейс. — Я уверена, что Рива права, и с профессором Монтгомери все в порядке. Нам следует…

— Ты отдашь мне Тейлора, — быстро сказала Рива, как будто тот был предметом торга.

— Продано, — произнесла Аманда, подражая ведущему аукциона. — Продано женщине в грязной ночной рубашке.

— Дай мне пять минут, чтобы одеться.

— Не крась губы, и уложишься в две, — ответила Аманда с милой улыбкой.

Грейс отвернулась, скрывая смех.

Через четыре минуты одетая Рива появилась снаружи.

Аманда больше не тратила время на язвительные замечания, а отдавала приказы, как генерал во время сражения, или, скорее, как ее отец. Ни Рива, ни Грейс не осмелились ослушаться ее. Аманда распределила районы поисков и дала им всего час. За этот час они должны были обежать почти весь Кингман.

Через час женщины встретились перед «Кингман Арме».

— Никаких следов, — доложила Рива. Она теперь тоже изъяснялась кратко. — Никто не видел его целый день. И в гостиницу он не возвращался. Джо сейчас в штабе, и он также не видел Хэнка.

Грейс тоже не повезло.

— Если бы мы нашли машину… — сказала Аманда. Ее сердце чуть не выпрыгивало из груди, парализующий ужас охватывал ее. Хэнк не мог оставить людей на полях и профсоюз, если только… если только что-то не случилось. Слишком много говорили о насилии и кровопролитии. — Он никогда не оставлял свою машину. Если бы…

— Я видела что-то желтое на краю поля. Такое же желтое, как машина профессора Монтгомери. Правда, оно было завалено ветками…

— С ним что-то сделали, — тихо произнесла Аманда, и она чувствовала, что это правда. — Хэнк собирался остановить тех, кто хочет насилия. Они убрали его.

— Убрали? — спросила Грейс. — Ради всего святого, что ты имеешь в виду? Рива сделала попытку уйти.

— Знаете, уже так поздно, а я так устала. Пойду, пожалуй, домой, посплю. Мне на работу через несколько часов. Аманда, когда хмель соберут, мы вместе пообедаем.

Аманда схватила Риву за руку.

— Ты пойдешь на поле вместе с нами. Мы разыщем Уитни Грэма — я чувствую, он стоит за всем этим — и заставим его сказать, где Хэнк. — Она запнулась. — Если еще не поздно. Рива, у твоего отца есть ружье? Не думаю, что такой человек, как Уитни, послушается трех женщин, если ему просто сказать «пожалуйста».

— Р-ружье? — спросила Рива.

— Или пистолет. Лучше всего, двустволку. Два ствола скорее привлекут его внимание. Рива начала отходить в сторону.

— Знаешь, Аманда, лучше возьми Тейлора обратно. Забери обоих. А я пойду домой. Спокойной ночи, миссис Колден, спокойной ночи, Аманда.

Аманда догнала Риву, когда та не отошла и на десять шагов, и крепко схватила ее за руку.

— Не время трусить. Нам нужно найти Хэнка. Возможно, он остановит войну, которая вот-вот начнется на ранчо. Но самое главное, он может быть ранен.

— Мы — тоже, — проворчала Рива.

— Иногда, Рива, человеку приходится делать не то, что ему хочется. Я права, мама? Мама?

Девушки обернулись и увидели, что Грейс Колден все еще стоит, прислонившись к стене «Кингман Арме». Ее лицо было мертвенно-бледным.

— Рива, у твоего отца есть виски? — с трудом прошептала она.

— Виски у него точно есть, — ответила Рива, и в ее голосе слышался страх.

— Пошли, мы зря тратим время, — скомандовала Аманда. — Мы должны найти Хэнка.

Она пошла в ночь, и две женщины неохотно последовали за ней.


Глава 18


Ты уверена, что знаешь, как ею управлять? — спрашивала Рива. — Или хотя бы как ее завести?

Ее голос наконец-то звучал спокойно, и в нем определенно слышалось уважение. Еще вчера она была уверена, что всегда такая вежливая и такая правильная мисс Аманда Колден не способна сделать и половины того, что вытворяла сегодня.

Три женщины «одолжили» двустволку мистера Эйлера (тот забылся пьяным сном и лишь на мгновение очнулся, когда Грейс вытащила у него из руки наполовину пустую бутылку виски). После этого Аманда усадила их на заднее сиденье старого пикапа и они отправились на ранчо Колден.

На заднем сиденье подпрыгивающей и виляющей по дороге машины сидела Грейс и судорожно хваталась за руку дочери.

— Поскольку я не уверена, что выберусь отсюда живой, я бы хотела сделать одно признание. Я и есть графиня де ла Глейс.

Аманда с удивлением оглянулась на мать.

— Ты написала роман об Ариадне и ее возлюбленном?

— Мне нужно было занять себя чем-то, пока я сидела взаперти. Я получаю хороший процент от продаж, так что ты и твой профессор сможете прожить на доходы от моих книг. — Грейс подалась вперед. — И позаботьтесь о Риве, пожалуйста.

Аманда сжала руку матери.

— Когда это закончится, я прочитаю все твои книги. Мне нужно наверстывать упущенное.

Грейс улыбнулась матери, и остаток пути они проехали молча.

Им не составило труда найти Уитни Грэма — он стоял на сколоченном на краю поля помосте для танцев и произносил очередную речь о жестокости землевладельцев. Вокруг помоста разожгли костры, и в разъяренных глазах уставших людей отражалось пламя. Когда толпа подхватила за Уитни какой-то профсоюзный гимн, Аманда вышла из толпы и сделала Уитни знак следовать за ней.

В полном молчании Рива и Грейс с ужасом наблюдали, как Аманда, приставив ружье к голове Уитни, требовала, чтобы тот сказал, где находится Хэнк Монтгомери.

Рива отдала Уитни должное — он был твердым орешком. Он заявил, что готов сказать Аманде, где Хэнк, но только потому, что ей потребуется слишком много времени, чтобы добраться до него.

— Все произойдет уже завтра. Отказ Колдена поднять расценки был последней каплей. Это ранчо взорвется через двадцать четыре часа.

Аманда придвинула ружье ближе к его носу.

— Ты взорвешься через две минуты, если не скажешь, где Хэнк.

Он посмотрел на Аманду с оттенком уважения и сказал, что его напарник, Андрей, увез Хэнка в горы и спрятал в хижине, где жили сами Уитни и Андрей перед тем, как появиться в Кингмане. По нажимом Аманды он подробно описал, как туда добраться. Похоже, его забавлял решительный настрой девушки.

— Вы, богачи, держитесь друг за дружку, верно?

— Богачи? — переспросила Аманда. — Если ты о Хэнке, то он все тратит на профсоюз. Уитни только рассмеялся.

— Семья профессора так богата, что вы, Колдены, по сравнению с ними — щенки. Два года назад мы пытались подбить на забастовку рабочих компании его папаши, но…

— Но вам не удалось, — закончила она.

— Аманда, — предложила Грейс, — мы можем предотвратить забастовку — достаточно увезти мистера Грэма.

Аманда колебалась, взвешивая возможности.

— Люди имеют право на протест, и отец сам должен их остановить. И только Хэнк может заставить его сделать это.

Уитни снова рассмеялся. Он знал, что Аманда не выстрелит в него, и ему было наплевать, найдет или не найдет она Монтгомери — все равно тому не добраться до ранчо вовремя.

Они должны были избавиться от профессора — в противном случае он бы все испортил. Уитни повернулся спиной к Аманде и ее ружью и растворился в толпе.

— Этому человеку наплевать на собственную жизнь, — прошептала Рива.

Аманда не тратила времени на то, чтобы думать об Уитни Грэме.

— Я должна привезти Хэнка, — сказала она и двинулась к месту, где была спрятана его желтая машина.

Женщины откинули ветки, прикрывавшие автомобиль, и начали его рассматривать.

— Ты сможешь завести машину? — снова спросила Рива.

— Надеюсь, — ответила Аманда. — Сейчас я ее заведу…

Она постаралась вспомнить все движения, которые проделывал Хэнк, заводя машину. Она повернула ручку зажигания, но только четвертая попытка вдохнула жизнь в мотор, после чего ей сразу же пришлось разбираться с передачами. Руль поворачивался с таким трудом, что она чуть не вывернула руки, и когда она нажала на тормоз, машина не остановилась. Аманда снесла шесть рядов хмеля, прежде чем разобралась, в чем дело.

— Аманда, я не думаю, что… — начала Грейс со страхом.

— Все, я поняла, — сказала Аманда, давая задний ход. — Я скоро вернусь.

Она не учла, что при заднем ходе руль действует в зеркальном отражении, поэтому посадки хмеля изрядно пострадали, прежде чем она выехала на дорогу. Она помахала матери и Риве рукой, вдавила в пол педаль газа и унеслась в восточном направлении.

И Хэнк, и Тейлор говорили, что она — способная ученица, но она ничему еще не училась так быстро, как водить эту машину. Уже через пятнадцать минут она чувствовала себя так, будто родилась за рулем. Оказалось, что она так пристально наблюдала за тем, как Хэнк ведет «мерсер», что теперь по гудению мотора могла угадать, когда следует включить передачу.

Была полночь, поэтому на широкой грязной дороге, ведущей к горам, никого не было. Она ехала быстро, и ветер растрепал ее волосы. Скорость, с которой неслась машина, возможность контролировать ее наполняли Аманду чувством собственной власти.

За весь путь случилась всего одна неприятность — два фермера с полными повозками остановились поболтать посреди дороги. Аманда судорожно пыталась подсчитать ширину дороги, расстояние, с которого ей надо начать тормозить, если она не хочет врезаться в повозку, после чего попыталась свернуть налево, но не успела, и машина, виляя по дороге, чуть не наехала на лошадей. Фермеры перестали разговаривать и с удивлением смотрели на красивую девушку в желтой машине, внезапно возникшей перед ними. При этом нос машины почти уткнулся в дорожный столб, а вокруг разлетелись камни и гравий. Одна из лошадей начала нервничать, но хозяин быстро успокоил ее.

После того как виляющая машина остановилась, Аманда обнаружила себя под самыми мордами двух лошадей — одна чуть не затоптала ее, а вторая была так напугана, что не шевелилась. Люди же застыли в изумлении. Аманда пришла в себя первой. Сердце бешено колотилось в груди, но она была горда тем, что предотвратила аварию.

— Добрый вечер, — сказала она фермерам. На переднем сиденье застряло несколько веток хмеля, и Аманда предложила их лошадям. Животные начали жевать и успокоились.

Фермеры помогли выкатить машину обратно на дорогу и пожелали Аманде удачи, куда бы она ни направлялась. Она помахала им на прощание и тронулась в путь.

У нее кончился бензин, и она сама залила его из запасной канистры, затем еще раз, когда машина уже подъезжала к горам. Аманда молилась, чтобы Уитни не обманул ее, и, приближаясь к описанному им месту, все больше нервничала. Подъехав к полуразрушенной хижине с обвалившейся крышей, она выскочила из машины до того, как остановила ее. Она всем телом надавила на тугой ручной тормоз, подложила по камню под задние колеса и побежала.

Хижина была пустой. С минуту она паниковала и была уверена, что Уитни солгал ей, но тут же увидела какое-то пятно на том, что осталось от пола у задней стены. Он подошла и изучила пятно. Кровь. Ее было много — похоже, что раненый человек проспал здесь всю ночь.

Аманда почти разрыдалась. Она устала, была голодна и напугана — а тут уже следы высохшей крови на полу.

— Не меня ищешь?

Она подняла глаза и увидела Хэнка, стоящего в дверном проеме. Всхлипнув, она кинулась в его объятия.

— Ты жив! Мой дорогой, мой любимый, я так боялась за тебя!

— Эй, погоди минутку, — сказал Хэнк, пытаясь отстраниться от нее. — Что случилось? И не могла бы ты не налегать так на мою руку?

Она увидела кровь на его правом боку.

— Они стреляли в тебя? Я убью их! У меня есть ружье мистера Эйлера и…

Хэнк прикоснулся к ее губам ладонью.

— Это отложим на потом. А сейчас я хочу знать, как обстоят дела. Боюсь, я провалялся без чувств всю ночь. Я очнулся только сейчас, услышав, что подъезжает моя машина. Кстати, кто ее ведет?

— Я. Хэнк, дорогой я чуть с ума не сошла. Я боялась, что тебя убили.

Хэнк ослабел после потери крови и целой ночи без еды и питья и теперь опасался, что у него горячка и Аманда — лишь плод его бреда. Не может быть, чтобы Аманда называла его «дорогим».

Он знал, что должен вернуться на ранчо, чтобы предотвратить то ужасное, что может произойти, но сейчас его волновала только Аманда. Он перебирал пальцами ее волосы.

— Почему ты здесь, Аманда?

— Чтобы забрать тебя.

Ее охватило смущение. Последний раз, когда они виделись, он обвинял ее в том, как ужасно живут сборщики.

— Чтобы помочь профсоюзу? А ты не могла обратиться за помощью к Тейлору?

Она уже было открыла рот, чтобы солгать и сказать, что она здесь только чтобы предотвратить кровопролитие, но остановилась.

— Нет, — нежно сказала она. — Я приехала, чтобы отвезти тебя к рабочим, но главное, почему я здесь — это потому, что я люблю тебя.

Хэнк ничего не мог сказать и так долго стоял и просто смотрел на нее, что Аманда почувствовала себя глупо.

— Извини, — сказала она и попыталась оттолкнуть его, чтобы выйти. — Если ты готов, я отвезу тебя на ранчо. Уитни выставил список требований отцу, но мой отец, конечно, не согласился поднять расценки, и Уитни вывел его из себя, и он ударил Уитни. Шериф собирается арестовать Уитни, может, уже сегодня, так что ты видишь…

Ей пришлось остановиться, потому что Хэнк резко развернул ее и впился поцелуем ей в губы с такой силой, что мурашки побежали у нее по спине.

— Я люблю тебя, Аманда, — сказал он. — Люблю так давно, что не помню времени, когда не любил. Наверное, я просто ждал тебя, ждал, пока ты передумаешь.

— Я передумала, — прошептала она. — Я хочу уехать из Кингмана вместе с тобой. Я хочу всегда быть рядом.

Он улыбнулся, гладя ее щеку. Ее объятия причиняли ему боль, но физические страдания не шли ни в какое сравнение с душевной болью, которую он чувствовал с того момента, как встретил ее. Когда он впервые увидел ее, он подумал: «Вот женщина для меня», хотя казалось, что внутри женщины, которую он хочет, находится бездушный автомат. Но теперь перед ним была женщина из плоти и крови, женщина, которая пришла за ним.

— Как ты заставила Уитни сказать, где я?

— Приставила ружье к его голове. Хэнк улыбнулся:

— А как ты научилась водить машину?

— Я наблюдала за тобой. Он улыбнулся еще шире.

— Что с Тейлором?

— Я предложила ему проводить больше времени с Ривой. К тому же Рива выпросила его у меня, и я отдала.

— В самом деле? — рассмеялся Хэнк. — Значит, вы с Ривой поделились. Мне следует быть благодарным, что вы не подбрасывали монетку.

Аманда отстранилась от него.

— Если ты закончил смеяться надо мной, мы можем ехать. Он взял ее руку.

— Ты действительно имела это в виду? Ну, что ты поняла наконец, что любишь меня?

Ей не понравилось, как Хэнк это сформулировал, но правда была правдой.

— Да, — сказала она. — Я поняла это.

Он немного отодвинулся и широко ухмыльнулся.

— И все эти слова о том, что ты хочешь быть рядом со мной, можно считать предложением руки и сердца?

Ее смущение вернулось. Разве сейчас время для кольца с бриллиантом и шампанского? Он стоял перед ней в окровавленной рубашке, с темными кругами под глазами, а она была слишком грязной и уставшей.

— Думаю, да, — ответила она и принялась рассматривать собственные руки.

— Подожди, пока я расскажу нашим внукам об этом, — заявил Хэнк. — Никогда не поверят, что их бабушка сделала предложение первой.

Она ринулась на него с грозным видом:

— Если ты хоть кому-то расскажешь об этом, у нас с тобой вообще не будет детей, тем более — внуков.

Она резко развернулась и пошла от него прочь.

Он словил ее и снова притянул к себе, обняв здоровой рукой.

— Ну извини, малышка, хотел, чтобы ты почувствовала себя в моей шкуре. Ты представить себе не можешь, до чего меня довела, когда была уже моей и тем не менее боролась со мной. Я умирал каждый раз, когда ты просто смотрела на Дрисколла. Я даже перестал надеяться, что ты когда-нибудь поймешь, что принадлежишь мне, и отступил, но ты пришла на работу в штаб. И я окончательно утратил покой.

Она улыбнулась, прижимаясь к его груди.

— Я рада. Ты тоже делал меня несчастной. Он поцеловал ее в макушку.

— Пора идти. Из руки опять пошла кровь, а вести машину одной рукой будет нелегко.

— Я отвезу нас, — сказала она. Он улыбнулся:

— Ты? Аманда, ты представляешь себе, какой тугой руль у этой модели? А тормоза? Ты не сможешь даже…

— И кто, по-твоему, привез меня сюда? — сердито спросила она.

— То было другое дело, это была…

— Что? — требовательно спросила она.

— Необходимость. — Он больше не улыбался.

— А сейчас меньшая необходимость? Думаешь, ты в бреду и одной рукой будешь вести машину лучше, чем я — двумя руками?

— Ну, в общем, да. Она отступила.

— Ладно, давай, — сказала она, указывая на машину. Она встала в стороне и наблюдала, как Хэнк сражается с ручкой завода. Рана открылась, и несколько раз ему пришлось закрыть от боли глаза, но он упрямо продолжал вертеть ручку.

Аманда подошла к нему.

— Пожалуйста, — сказала она. — Позволь мне помочь.

Хэнк посмотрел на нее. Он знал, что стоит ей сказать «пожалуйста» — и он готов на все. Эту просьбу было труднее выполнить, чем любую другую, но он позволил Аманде вести машину. Это оказалось даже хуже, чем он предполагал. Она ехала слишком быстро, яростно крутила руль и не замечала других машин. Она расспрашивала его о том, как Андрей и Уитни похитили его. Он объяснил, что Андрей не собирался стрелять в него, но за его спиной упало дерево, и Андрей так испугался, что нажал на курок. Хэнк пригнулся, но недостаточно быстро. Андрей решил, что Хэнк мертв, и затащил его в хижину, чтобы скрыть тело, где и оставил. Хэнк спал, пока Аманда не приехала за ним.

— Очень болит? — спросила Аманда, глядя на него.

Ему становилось не по себе, когда она не смотрела на дорогу, поэтому он поспешил заверить:

— Быть мертвым значительно хуже. Аманде показалось, что за этим он пробормотал что-то вроде: «Тейлор правильно вел себя с женщинами — их нужно запирать». Но она предпочла считать, что ей это все-таки показалось.

Они дважды остановились, чтобы заправиться и купить кофе с бутербродами, после чего продолжили путь. Они вернулись на ранчо только к закату.

К этому времени уже все закончилось. Подъезжая к дороге, возле которой раскинулся лагерь сборщиков, Аманда поняла, что многие уехали. Хэнк очень ослаб и был бледным, и Аманда хотела сразу же отвезти его к врачу, но он отказался.

Я должен увидеть твоего отца, — сказал он.

Аманда кивнула и взяла его под руку. Вдвоем они направились к дому.

Джо Тесторио первым увидел их и подбежал, чтобы сообщить новости. Все закончилось в течение нескольких минут. Уитни Грэм произносил очередную речь, когда подкатило две машины, в одной — шериф, окружной прокурор и помощник шерифа, в другой — еще четыре помощника. Прокурор призвал людей к миру, но один из помощников указал на Уитни и объявил, что у него есть ордер на его арест.

И вдруг что-то случилось, Джо так и не понял, что именно. Скорее всего, проломилась скамейка, на которой стояли люди. Этот звук и крики упавших людей ввергли толпу в панику. Помощник шерифа выстрелил в воздух, чтобы успокоить людей, но это привело к обратному.

Через три минуты толпа отхлынула, а на земле остались шериф, окружной прокурор, помощник и двое рабочих, один из которых был мальчиком тринадцати лет — все мертвые.

Хэнк, услышав об этом, стал еще бледнее, хотя, казалось, это было невозможно. Аманда сжала кулаки.

Хэнк вошел в дом Колденов не постучавшись и сразу направился в библиотеку, Аманда — следом за ним. Гаркер сидел за столом с таким видом, будто ничего не произошло.

— Пришли обвинять меня? — сказал он, глядя на окровавленного Хэнка и разъяренную Аманду. — Вот они — ваши разговоры о том, что насилия не будет. Губернатор высылает специальное подразделение полиции. Они вышибут дух из рабочих. Ты проиграл, Монтгомери, проиграл.

— Ты еще не понял этого, Гаркер, но проиграл ты. Всего-то и надо было — поднять расценки, и ты мог бы предотвратить кровопролитие. Теперь весь мир услышит о ранчо Колден.

— Услышит о том, как люди из профсоюза убили шерифа и окружного прокурора. Страна растерзает профсоюз. Прокурора тут все любили, и у него были жена и дети.

— Страна услышит о бесчеловечных условиях, в которых трудились сборщики и которые довели их до бунта. Я буду одним из тех, кто расскажет. Я подробно опишу все, что здесь творилось, как людей довели до предела.

— И я помогу ему, — сказала Аманда. Гаркер пренебрежительно фыркнул:

— Убирайся в свою комнату. Я найду кого-нибудь вместо Тейлора.

— И он тебя бросил? — тихо спросила Аманда.

— Сбежал с этой вертихвосткой Эйлер, — пробормотал Гаркер. — Но его можно заменить.

— Теперь у тебя есть то, чего ты хотел: это огромное ранчо полностью в твоем распоряжении. Не будет жены с сомнительным прошлым, которая могла бы скомпрометировать тебя, дочери с детскими выходками, зятя, с которым пришлось бы иметь дело. Но ты что-то потерял, хотя не знаешь этого: контроль над этим ранчо. Ты показал всему миру, что способен на все, чтобы выжить больше денег, но люди не позволят тебе делать это. Твое время кончилось, и мы с Хэнком сделаем все, чтобы оно кончилось навсегда.

— И ты против меня? — спросил Гаркер, и глаза его сердито блеснули. — Можешь убираться. Мне никто не нужен, — говоря это, он чувствовал, что лжет, но его гордость была слишком велика, чтобы признать это.

— Прощай, отец, — сказала Аманда и повернулась к Хэнку. — Ты готов, дорогой?

Хэнк кивнул, и они вместе покинули библиотеку, но в коридоре он остановился.

— Аманда, если бы я раньше не был уверен, что люблю тебя, то понял бы это сейчас. Ты выйдешь за меня замуж?

— Да, — прошептала она и улыбнулась. — И наш сын будет королем.

— Что?

— Когда я была на ярмарке с Тейлором, гадалка сказала мне…

— Я истекаю кровью, а ты говоришь мне об этом…

— Я говорила не о Тейлоре, а о нашем сыне, который станет…

Он поцеловал ее.

— Пошли, нам пора в штаб. Нужно расспросить нескольких людей о том, что случилось. Чем раньше мы это сделаем, тем быстрее я передам материал в газеты.

— Пойдем, но после того, как я отвезу тебя к врачу.

— Ты отвезешь меня в город? А как же машины на дороге? И пешеходы на улицах?

— Пожалуйста, — попросила она, проводя рукой по его щеке.

— Да, — сказал он. — Да.


ПОСЛЕСЛОВИЕ АВТОРА


Еще ни одна моя книга не опиралась на реальные события в такой степени, как эта.

Прообразом профессора Генри Р. Монтгомери послужил Карлтон Паркер, профессор экономики, получивший образование в Германии. Профессор Паркер был человеком, который заботился о других: он заботился о своих студентах, о том, как относятся наниматели к работникам. Во время учебы он каждое лето работал в шахтах, чтобы на собственном опыте узнать, что такое труд. После получения ученой степени он вернулся в США, где написал несколько работ, рассказывающих об ужасных условиях, в которых приходится трудиться рабочим, не защищенным профсоюзом.

Профессор Паркер надеялся, что проблемы трудящихся можно разрешить мирным путем, но деятели из организации «Международные Рабочие Мира» (МРМ) считали, что привлечь внимание общества к этим проблемам можно только насильственными методами. Несколько человек — то ли действительно фанатики, готовые умереть ради дела, в которое они верили, то ли сумасшедшие — ходили из города в город, подстрекая измученных рабочих на бунт. К сожалению, их методы действительно приносили определенные результаты: после того как происходило кровопролитие, обществу приходилось выслушивать требования рабочих и отчасти удовлетворять их.

Эта книга основана на истории одного из таких бунтов — Уитландской забастовке. Забастовка вспыхнула жарким летним днем во время сбора хмеля, в августе 1913 года в городе Уитланд штата Калифорния. Все, что я написала об условиях, в которых работали сборщики — правда от первого до последнего слова. Обычно писателю приходится изменять реальные события, присочинять, чтобы они приобрели большую драматичность, но в этот раз мне было достаточно перечислить сухие факты. Они были настолько ужасны, что, просто перечитывая материал, собранный для книги, я почувствовала себя физически плохо.

Бунт произошел именно так, как я описывала. По стечению обстоятельств, окружной прокурор в тот день оказался в Уитланде. Услышав, что на полях требуется присутствие шерифа и его помощников, он отправился туда вместе с ними и был убит. Владелец ранчо во время бунта прятался в доме.

После трагедии в город были присланы войска, и началась охота на руководителей МРМ. Четверо — Уильям Бек, Ричард Форд, Уолтер Баган и Герман Сьер — были осуждены по обвинению в убийстве. Суд проходил в Мэрисвилле, городке рядом с Уитландом (в моем романе — Террилл), где жители были особенно предубеждены против профсоюза.

Суд стал настоящим фарсом. Алиби отвергли как «слишком хорошо подстроенные». «Улики» состояли из одной телеграммы в адрес штаба МРМ с просьбой прислать почтовые марки.

Багана и Бека оправдали, Форда и Сьера присудили к пожизненному заключению. Суд должен был стать уроком тем, кто захочет вмешаться в то, как землевладельцы управляют своей собственностью.

Но это — предыстория. Профессор Карл-тон Паркер оставил преподавание и занял пост ответственного секретаря в Совете по иммиграции штата Калифорния. Он приехал в Уитланд, собрал факты и написал несколько статей о том, что на самом деле произошло. Статьи вызвали большой интерес. Благодаря его усилиям было принято несколько законов, регулирующих санитарное состояние временных лагерей сборщиков. Совет Здравоохранения получил полномочия инспектировать лагеря и штрафовать работодателей. Открылось несколько штабов, где сезонным рабочим рассказывали об их правах.

Надеюсь, я не была излишне пристрастна. У землевладельцев тоже есть права, и слишком часто приходится слышать, как рабочие говорят: «Вот стану хозяином и ничего не буду делать — только сидеть в прохладной конторе и отвечать по телефону». В год, когда произошла Уитландская забастовка, цены на хмель очень снизились, склады были забиты хмелем урожая предыдущего года, и многим землевладельцам, выращивавшим хмель, пришлось нелегко. Содержание плантации действительно обходилось очень дорого. Владельцы экономили каждый грош. Им приходилось решать философскую дилемму: нанять ли несколько тысяч человек по низким расценкам и не обеспечивать их водой (так как подвоз воды тоже стоил денег) и спасти плантацию, обеспечив этих людей работой и в следующем году, или заплатить по высоким расценкам в этом году, обеспечить рабочих всем необходимым, разориться и лишить тем самым сборщиков заработка на все последующие годы?

Мистер Дест (у меня — Гаркер Колден) разорился, и Уитланд сегодня представляет собой лишь слабую тень былого величия. Я так и не уверена до конца в том, кто победил в Уитландской забастовке.

Джуд Деверо

Санта Фе, Нью Мексика.

Август 1987