Романтика любви
Джослин Рэйнс


Кэролайн Шоу, девушка из бедной семьи, покорила сердце Джеймса Годдарда, сына жестокого, циничного миллионера, и стала его женой. Когда Джеймс трагически погиб, его семья безжалостно отбросила «несчастную нищенку». Но Кэролайн не сломалась — она, сильная и целеустремленная, добилась успеха в жизни, став владелицей процветающей фирмы. Настало время подумать о своем женском счастье, но как же нелегко выбрать из троих великолепных мужчин единственного, кто предназначен судьбою…


Джослин Рэйнс

Романтика любви


Когда любовь становится фантазией.

Когда секреты становятся опасными.


Пролог


Лэйк-Ворт, Флорида


Был март, второе воскресенье месяца. Как только часы пробили одиннадцать, Кэролайн Шоу бесшумно вышла из дома. Впрочем, дом — одно название, ведь девочка чувствовала себя здесь совершенно чужой. Кэролайн кралась на цыпочках, избегая наступать на скрипучие половицы, и наконец тихо открыла входную дверь. Ее мать уже ушла в церковь, и Кэролайн боялась разбудить отца. По субботам Эл Шоу обычно напивался, поэтому по воскресеньям самое лучшее для нее было уйти из дома и не попадаться ему на глаза.

— Папе нужно отдыхать в воскресенье, — так обычно говорила ей мать, пытаясь скрыть от дочери то, что отец любит заглядывать в бутылку. — Он много работает и очень устает.

«Он много пьет и напивается до бесчувствия», — думала про себя Кэролайн, удивляясь этой маминой способности к самообману. После того несчастного случая, когда отец Кэролайн искалечил себе правую руку, он не мог найти постоянную работу. Он стал невыносимо несчастным, полным жалости к себе, постоянно был не в духе и терроризировал жену и дочь. Но несмотря на то что Эл Шоу стал злым и жестоким, несмотря на постоянные побои и брань, на отчуждение, Мэри Шоу постоянно твердила, что от него просто на время отвернулась удача, что в душе он хороший человек и нужно время, чтобы все изменилось.

— Со временем, — говорила Мэри, — он придет в себя. Найдет хорошую работу с приличной зарплатой. Со временем он опять станет таким же, каким был, когда я выходила за него замуж.

— Ты просто не знаешь, не можешь себе представить, каким он был, — рассказывала Мэри Шоу дочери. — Эл Шоу был самым привлекательным мужчиной в нашем городке. Просто потрясающим. А каким он был милым! Ни разу не поднял на меня руку. Тогда — ни разу.

— Но теперь-то поднимает, — отвечала ей Кэролайн. Она не хотела причинять боль своей матери, просто надеялась, что Мэри Шоу наконец-то взглянет правде в глаза, как это делала Кэролайн уже с раннего детства. В то время как Кэролайн была довольно рассудительной и знала о жизни больше, чем обычно знают пятнадцатилетние подростки, ее мать продолжала жить в воображаемом мире, где она все еще была молодой и красивой, а Эл Шоу не пускал в ход кулаки.

— То, что происходит между мной и твоим отцом, — мое личное дело, Кэролайн, — внушала ей Мэри. — Это обычные супружеские отношения, и это касается только нас. Я не вмешиваюсь в твои школьные дела, так и ты не должна совать нос в наши отношения с отцом.

Кэролайн очень хотелось бы, чтобы мама вмешивалась в ее школьные дела, обратила наконец на нее внимание. Но Мэри Шоу была так занята работой, поглощена стараниями удовлетворить претензии мужа, что у нее совершенно не оставалось времени на дочь, и одноклассники Кэролайн порой даже сомневались, что у нее есть мать.

— Личное дело? — спрашивала Кэролайн. — Ты думаешь, все, что он вытворяет с тобой, — это твое личное дело? Я ведь слышу, как он бьет тебя. Слышу, как ты плачешь.

— Он делает это не специально, — отстаивала мужа Мэри.

— Так зачем же он это делает?

— Просто он в отчаянии, что не может больше плотничать. После того несчастного случая для него настали трудные времена.

Несчастный случай. Вечно этот несчастный случай. Великое оправдание для Эла Шоу!


Дети зачастую проявляют очень большую изобретательность в придумывании способов, как можно оградить себя от неприятностей в семье, и Кэролайн Шоу не была исключением. Страдающая от одиночества девочка, которую даже Сверстники сторонились из-за ее полноты, неуклюжести, старомодной одежды и из-за ее родителей-нелюдимов, нашла отдушину не в бессмысленном сидении перед телевизором или походах в кино, не в чтении романов, а в хороших отметках, тяжелой работе… и в воскресных днях. Потому что по воскресеньям она бегала в «Брэйкерс» — легендарный отель, где ее мать работала бухгалтером.

С того самого дня, когда она впервые пришла к Мэри Шоу на работу, Кэролайн была буквально зачарована магическим величием «Брэйкерса». Теперь она каждое воскресенье совершала паломничество к этой жемчужине Палм-Бич с его высокими расписными потолками, бесценной антикварной мебелью и с его хорошо одетыми постояльцами. Для нее отель был сказочной страной, а все люди, находившиеся в нем, — сказочными персонажами. Кэролайн нигде раньше не видела таких хороших манер, таких добрых улыбок и такой уверенности в себе.

Никто на свете — за исключением матери — не знал о ее тайных походах. В особенности отец, который постоянно насмехался над мечтами дочери и обвинял ее в том, что она «слишком много о себе воображает». Даже Эвелин Аддамс, владелица «Салона украшений Эвелин» — магазинчика сувениров, в котором Кэролайн работала после уроков, — не знала об этом. А одноклассники уже давно решили, что она со странностями, и не замедлили сообщить ей об этом.

Порой Кэролайн задерживалась в холле: раскинувшись в резном кресле, она воображала прекрасную жизнь без громких оскорблений, жутких угроз, нападок и безудержной критики. Иногда она бродила по пляжу и смотрела на людей, которые купались, загорали и потягивали напитки из запотевших бокалов. Она прислушивалась к тому, как они приглушенными голосами говорили о вчерашней вечеринке, сегодняшней партии в теннис, о завтрашнем походе по магазинам на Ворт-авеню. «Интересно, каково это — быть одной из них?» — спрашивала она себя. Что чувствует человек, к которому другие относятся доброжелательно? Что это такое — чувство безопасности, спокойствия и уверенности? Уверенности в том, что здесь ты среди своих, что здесь тебя не считают странной и что тебе нечего бояться?

«Интересно, что это за ощущение?» — думала Кэролайн. Она едва сдерживала слезы, которые наворачивались на глаза при мысли о том, какая пропасть лежала между ней и этими людьми.

В то ясное мартовское утро Кэролайн сошла с автобуса и прошла пешком остаток пути до отеля «Брэйкерс». С каждым шагом она все больше удалялась от Пэттерсон-авеню. Свернув на дорогу к отелю — длинную, с пальмами по краям, — девочка окинула взглядом все вокруг себя, ощущая, как сладко сжимается сердце. Конечно, это был не ее мир, и она это знала. Каждый сразу понял бы это, только взглянув на ее дешевое, плохо сидящее платье и поношенные туфли. В этом прекрасном «Брэйкерсе» она была лазутчиком, человеком из другого мира. Она была здесь посторонней. «А что, если кто-нибудь меня здесь заметит? — спрашивала себя Кэролайн. — Вдруг мне не поверят, что здесь работает моя мама? Что, если меня прогонят?»

Кэролайн вошла в холл и начала свой привычный ритуал. Она гордо выпрямилась, представляя себе, будто она — осиротевшая богатая наследница-инкогнито. Кэролайн стала обходить свои владения. Она с восторгом любовалась роскошной мебелью, удивительными гобеленами на стенах, красивыми коврами на полу. Глядя на волшебный блеск, который рассыпали подвески-слезинки на люстрах, Кэролайн подумалось, что они вполне могут быть и бриллиантовыми. Девочка протянула было руку, чтобы погладить полированный столик, но вздрогнула, услышав вдруг за спиной чей-то голос.

— Ты знаешь, что для того, чтобы построить «Брэйкерс», потребовалось тысяча двести рабочих?

Кэролайн обернулась и оказалась лицом к лицу со взрослой девушкой. Это была блондинка, одетая в модный васильковый костюм, который так удачно сочетался с цветом ее глаз. Кэролайн почувствовала тонкий аромат духов. Девушка была старше ее на семь-восемь лет, но казалось, что их разделяет космическое расстояние — в несколько световых лет: она была так уверена в себе, так со вкусом одета и так красива…

— Я и не собиралась портить стол, честное слово, — едва слышно промолвила Кэролайн, уверенная, что сейчас ее выгонят.

Вместо того чтобы отругать ее, девушка улыбнулась.

— Вижу, вижу, что не собиралась, — заверила она. — Мне просто вдруг захотелось расширить твое представление об отеле: тебе, кажется, нравится сюда заглядывать. Я видела тебя здесь и раньше.

Кэролайн бросило в жар, и она покраснела — так ей стало стыдно за себя, стыдно за свои мечты, — все те мечты, которые отец высмеивал как «никчемные» и «глупые». Теперь ее секрет раскрыли.

— Меня зовут Франческа Пален, — представилась девушка. — Я работаю ассистентом в отделе по связям с общественностью.

Кэролайн не имела ни малейшего понятия о том, что такое «отдел по связям с общественностью», но это ничего не значило. Просто все это звучало очень официально и красиво, и девочке понравилось.

— А меня зовут Кэролайн Шоу. Здесь работает моя мама.

— Правда? А как ее зовут?

— Мэри. Мэри Шоу. Она работает в производственном отделе уже шестой год, — с гордостью произнесла Кэролайн. — Она говорит, нет ничего плохого в том, что я прихожу сюда по воскресеньям, когда она сидит дома, — если, конечно, я никому не мешаю.

Франческа снова улыбнулась. Она очень хорошо знала Мэри Шоу. Кое-кто из персонала потешался над этой женщиной, которая старалась выглядеть сурово, носить тяжелые дешевые украшения и держалась очень замкнуто. «Значит, это дочь Мэри Шоу». При этой мысли Франческа неожиданно для себя почувствовала прилив симпатии к Кэролайн.

— Ты здесь никому не мешаешь, честное слово. Нам нравится, когда сюда приходят воспитанные молодые люди, — успокоила ее Франческа Пален. В этой девочке определенно было что-то притягательное. От нее так и веяло тоской и одиночеством. Но при желании легко было заметить и стремление замечать красоту вокруг себя и восхищаться ею. Это заинтриговало Франческу.

— Тебе мама много рассказывала о «Брэйкерсе»?

— Нет, не много, — ответила Кэролайн. Все, что она слышала от матери об отеле, — это то, что он очень дорогой и недоступен для простых людей, таких как Шоу.

— Ты знаешь о том, что этот отель просто уникален?

Кэролайн отрицательно покачала головой, и Франческа продолжила:

— Во всем мире нет больше такого отеля. Он спроектирован на основе двух знаменитых памятников архитектуры: в Риме и в Генуе.

Кэролайн смотрела на нее широко раскрыв глаза. Чья-то там вилла! Да еще какой-то палаццо! Девочка не совсем понимала все эти названия, но ведь они относились к другому миру, где все люди счастливы и не причиняют друг другу боль.

— А тебе хотелось бы на экскурсию по отелю? — спросила Франческа Пален.

— Хотелось бы! — воскликнула Кэролайн. Мать ни разу не приглашала ее прогуляться по отелю.

Франческа взяла Кэролайн за руку и повела показывать ей магазины, где продавались шикарные вещи, обеденные залы — Флорентийский и Круглый, — с крахмальными скатертями, серебром и сверкающими хрустальными бокалами, теннисный клуб, расположенный напротив отеля, гольф-клуб и даже один из просторных номеров с видом на океан.

— Здесь останавливались президенты. Даже короли и королевы, — говорила Франческа, ведя Кэролайн по извилистым коридорам.

— Это просто как в сказке, — сказала Кэролайн.

— Ты можешь поверить в то, что этот отель горел? — поинтересовалась Франческа, подводя ее к лифту.

— Горел? — переспросила Кэролайн, не веря своим ушам. Все вокруг было само совершенство. И казалось, что все здесь существует целую вечность.

Франческа кивнула.

— Все здание сгорело дотла. И даже дважды: в 1903, а затем в 1925 году.

Она зачарованно слушала, пока Франческа рассказывала о всепожирающем пламени и о полном разрушении, царившем вокруг. Девочка представляла себе огонь, дым, пепел и руины и думала о том, что сейчас здания отеля выглядят прочными, незыблемыми, словно были такими всегда.

— Как видишь, весь комплекс восстановили, перестроили и снабдили надежной системой противопожарной защиты, — сказала Франческа и предложила Кэролайн зайти в ее офис. — Все это потребовало много сил, но стоило потрудиться, не так ли?

Кэролайн не ответила. Да ответа и не требовалось — ее мысли и эмоции отражались на ее лице, в блеске ее глаз.


Они поднялись на лифте в мезонин, и Франческа повела Кэролайн в приемную, общую для трех офисов, разместившихся вокруг. Самая маленькая комната принадлежала Франческе.

— Комната для рабов, — с кислой улыбкой заметила Франческа.

Кэролайн смотрела на все это широко открытыми глазами. Офис Франчески, который она назвала комнатой для рабов, был в два раза больше, чем спальня Кэролайн! Девочка увидела рабочий стол, на котором царил идеальный порядок, обратила внимание на удобные кресла и заново перетянутый диванчик. Ей пришла в голову мысль, что она могла бы с радостью переселиться сюда и прожить здесь всю оставшуюся жизнь.

— А что это? — спросила Кэролайн, показав на предметы, выставленные на столе. Все они имели золоченую монограмму «Брэйкерса». Здесь были представлены мыло, различные виды шампуней, туалетная вода, кружевные салфетки, шелковые шарфы и пепельница в виде морской раковины.

— Это образцы предметов обслуживания для особо важных персон, — сказала Франческа. — Мы должны ублажать своих гостей. Мы заинтересованы в том, чтобы они приезжали к нам еще.

«Как разумно, — подумала Кэролайн. — Показать гостям, что они важные персоны, чтобы они приезжали снова и снова». В этом был совершенно особый смысл. Она кончиками пальцев погладила шарфик, лежавший на столе, и подумала о том, что никогда в жизни не прикасалась к такой нежной шелковистой вещи.

— Возьми его, — сказала Франческа.

Кэролайн отдернула руку.

— Взять? — переспросила она. Ей вообще очень редко что-нибудь давали.

— Конечно. В качестве сувенира. Ну смелей, Кэролайн, он теперь твой.

Франческа взяла шарфик и обернула его вокруг шеи Кэролайн, тщательно расправив его так, чтобы была видна монограмма, вышитая золотом по зеленому и выделявшаяся на белом фоне. Отступив на шаг, Франческа продемонстрировала Кэролайн, как та выглядит, повернув ее к зеркалу на входной двери. — А знаешь ли ты, что через несколько лет ты станешь сногсшибательной красавицей?

Кэролайн пожала плечами и опустила глаза. Никто в жизни еще не говорил ей таких слов. Она прекрасно знала, как выглядит: неуклюжая, толстая, плохо одетая, на голове нелепый перманент, который делала ей мама, чтобы ее волосы вились, но от которого они казались совершенно безжизненными. Девочка постоянно помнила о своих обгрызенных ногтях, поэтому прятала руки под складками юбки. Не стоило заблуждаться насчет того, как она выглядела, ведь ее облик отражал ее чувства: потрепанное, печальное создание, иногда сердитое. Нет, это не имело ничего общего хоть со сколько-нибудь приличным видом, не говоря уже об образе сногсшибательной красавицы.

— Возможно, сейчас ты так не думаешь, но подожди — вот подрастешь и станешь собой, — заявила Франческа. Она сумела разглядеть тонкие прекрасные черты лица Кэролайн и поняла, что в будущем эта девочка, скинув несколько фунтов, занявшись прической и развив вкус, действительно сможет вскружить не одну умную голову. — Со временем парни будут бегать за тобой и просто становиться в очередь, — добавила Франческа с улыбкой.

Кэролайн покачала головой. До сих пор парни обращали на нее внимание только тогда, когда хотели списать домашнее задание.

— Ох ты! — воскликнула Франческа, взглянув на часы. — Мне пора идти вниз. Сегодня прибывает Чарльз Годдард. Я должна убедиться, что все идет как по маслу.

— Кто такой Чарльз Годдард? — спросила Кэролайн.

— Это владелец «Годдард-Стивенс», — многозначительно ответила Франческа.

Кэролайн озадаченно уставилась на свою собеседницу.

— Это одна из ведущих финансовых компаний в стране, — пояснила Франческа. — У исполнительных директоров здесь совещание, поэтому мистер Годдард собирается остановиться в отеле, хотя у него совсем рядом шикарный особняк.

Кэролайн кивнула, хотя она никогда не слышала о Чарльзе Годдарде. Ей вдруг стало грустно, потому что она поняла, что ее встреча с Франческой подходит к концу.

— Мы еще увидимся, — с улыбкой сказала Франческа, как будто прочитав ее мысли. — В следующий раз, когда соберешься прийти сюда, сообщи мне заранее. Я закажу нам чай.

— Я бы очень хотела, — робко произнесла Кэролайн. — Вы уверены, что я могу взять шарфик? — Она сжала в руках мягкий комочек шелка. — Ведь вы сказали, что товары с маркой «Брэйкерс» предназначены для особо важных персон — таких, как мистер Годдард.

— Да, конечно, — ответила Франческа, подмигнув Кэролайн. — А ты, я бы сказала, учишься на «особо важную персону», у тебя сейчас стажировка.

Кэролайн не совсем поняла, что имела в виду ее новая знакомая, но почувствовала, что за ее словами кроется комплимент. И поскольку за все пятнадцать лет жизни девочке довелось услышать, мягко говоря, не слишком много комплиментов, Кэролайн испытала искреннее наслаждение. Она думала об этом всю обратную дорогу до Лэйк-Ворт.


Когда Кэролайн тихонько проскользнула в свой маленький домик на Пэттерсон-авеню, Эл Шоу уже проспался. Краем глаза девочка заметила банку пива в левой руке отца, сигарету, тлеющую в пепельнице; по телевизору показывали соревнования по борьбе.

— Где тебя черти носили? — спросил Эл.

— Я была у Кэрол Каннингхэм, — соврала Кэролайн, пряча шарфик в сумку. — Мы обдумывали план нашей совместной лабораторной работы.

— И что же вы делали? Расщепляли атом? — Эл Шоу уставился на нее налитыми кровью глазами, и Кэролайн поймала себя на мысли о том, как хорошо бы было иметь отца, который бы не пил, не смолил бы сигарету за сигаретой. Отца, от которого бы пахло мылом и шампунем, который искренне и доброжелательно интересовался бы дочкиной лабораторной работой и даже предложил бы свою посильную помощь.

— Мама дома? — спросила она.

— На кухне, готовит ужин.

— Пойду помогу ей, — сказала Кэролайн. — Только положу сумку. — Она поднялась в свою комнату, достала из сумочки шарфик и разложила его на постели. Полюбовалась немного, аккуратно сложила его и спрятала в верхнем ящике комода. Это была самая ценная вещь из всех, когда-либо принадлежавших ей, и она не допустит, чтобы с ней хоть что-нибудь случилось.

— Нельзя ли побыстрее, Мэри? Я хочу есть! — услышала Кэролайн голос отца.

«Господи, нет. Пусть ничего не случится», — молилась про себя девочка, скрестив пальцы. Она никогда не могла предугадать, что выкинет отец. Иногда он кричал на мать, а потом спокойно помогал ей накрыть на стол. А иногда он просто бормотал что-то про себя, пил свое пиво и засыпал прямо на диване в гостиной, а Кэролайн тихо ужинала с матерью, стараясь не произносить ни слова, только бы не разбудить отца. Но чаще всего он просто матерился, угрожал и не обращал внимания на просьбы жены прекратить это. «Пусть на этот раз отец будет добрым, — молилась Кэролайн. — Пожалуйста, Господи».

— Черт возьми, Мэри! Мы будем ужинать или нет? Я голоден, — снова прозвучал голос Эла. Кэролайн слышала, как мать возится на кухне: шуршание целлофановой упаковки, шипение сковородки на плите, звук открываемой дверцы холодильника.

— Ужин будет готов с минуты на минуту! — прокричала мать. — Я как раз делаю то, что ты любишь больше всего, Эл. Куриные окорочка с жареной картошкой.

— Куриные окорочка? — взревел Эл.

Кэролайн все еще была наверху, когда она услышала, как хлопнула кухонная дверь и раздался звон разбитого стекла. Отец что-то швырнул. Наступила недолгая тишина, потом прозвучал умоляющий голос матери:

— Пожалуйста, Эл, не надо.

Потом отец начал кричать на мать, упрекая ее в том, что она совершенно бестолковая и ленивая. «Это так несправедливо, — подумала Кэролайн. — Только у мамы есть постоянная работа. Какое он имеет право называть ее бестолковой и ленивой?»

Кэролайн выбежала на лестницу, не зная, что ей делать. Мама раз и навсегда запретила ей вмешиваться в их ссоры. Но как могла она остаться в стороне, когда отец избивает маму? Пока Кэролайн пыталась решить, не нарушить ли материнский запрет, она снова услышала голос отца. На этот раз он звучал еще громче и злее.

— Ты уже третий вечер подряд кормишь меня куриными окорочками! — орал Эл.

— Но ты же сам говорил, что любишь их, — робко возразила ему Мэри Шоу.

— Ничего подобного! И вообще, не смей мне перечить!

Кэролайн услышала звук пощечины, затем возню; что-то рухнуло — кажется, стул.

— Эл, прошу тебя! — воскликнула мать.

Затем последовал ужасающий звук, как будто били обо что-то металлическим предметом. Кэролайн почувствовала дурноту. Она уже слышала этот звук и прекрасно знала, что он означает.

Уже не раздумывая, Кэролайн сбежала вниз по лестнице, пересекла крошечную прихожую и убогую гостиную. Перед дверью, ведущей на кухню, она остановилась и заглянула вовнутрь. Мать отступала от отца, подняв руки и пытаясь прикрыть от ударов голову и залитое кровью лицо, в то время как он во второй раз с силой опустил ей на голову тяжелую чугунную сковородку.

— Не надо, Эл, пожалуйста! — воскликнула мать. Струйка крови стекала ей на лицо. Но все эти мольбы и кровь, казалось, не произвели никакого впечатления на Эла. Он снова поднял руку, чтобы ударить свою жену. «Он хочет убить ее, — подумала Кэролайн. — На этот раз он собирается убить ее!»

— Прекрати! — закричала она и толкнула отца, который пьяно повалился на пол, а мать смогла в это время проскользнуть в гостиную.

Оставив на кухне отца, который неуклюже пытался встать на ноги, Кэролайн подбежала к телефону, стоявшему на маленьком столике в прихожей, подняла трубку и набрала номер полиции.

— Пожалуйста, приезжайте быстрее, — прошептала она в микрофон.

— Какого черта? — услышала она за спиной крик отца, в то время как диспетчер просил ее назвать адрес.

— Пэттерсон-авеню, тридцать девять, — успела сказать Кэролайн, и в этот момент Эл Шоу выхватил трубку из ее дрожащей руки и разбил телефон об стену.

— Ах ты сучка! — заорал он, ударив дочь по лицу. Он разбил ей губу, и Кэролайн почувствовала привкус крови. — Ты что, вызвала копов? Вызвала, да?

Он снова ударил ее. На этот раз сильнее. Эл преследовал дочь, подняв руку и намереваясь нанести еще удар.

Кэролайн панически озиралась. Ей нужно было во что бы то ни стало защитить себя и мать, найти какое-нибудь оружие. Пятясь, она зашла в гостиную, втолкнула мать в ванную и захлопнула за ней дверь, чтобы несчастная женщина хоть на время оказалась в безопасности.

Отец неверными шагами преследовал Кэролайн, подняв кулаки. Он натолкнулся на журнальный столик; газеты, пепельница, фонарик и ваза с искусственными цветами полетели на пол. Выругавшись, Эл попытался обрести равновесие и ударить Кэролайн. Она увернулась, схватила пепельницу и бросила ее в отца. Тот наклонился как раз вовремя, пепельница пролетела мимо, и из нее на ковер полетели искры тлевшей сигареты. Эл не обратил на это никакого внимания, а прошел по комнате и поднял тяжелый металлический фонарик. Теперь отец опять пошел на Кэролайн, держа фонарик в поднятой руке, с красным лицом и разинутым ртом. От него несло спиртным и сигаретами. Вдруг Эл споткнулся, чуть не упал и выронил фонарик. Кэролайн попыталась дотянуться до него, борясь с отцом за это импровизированное оружие, борясь за свою жизнь. Вдруг кто-то схватил ее и вырвал фонарик из ее руки. Это была Мэри Шоу. Она плакала.

— Прекратите! Прекратите оба! — закричала она, расталкивая Эла и Кэролайн. Теперь она больше не могла отрицать, что ее муж потерял контроль над собой, что ее дочь в опасности и что если она и дальше будет притворяться, будто на Пэттерсон-авеню, 39 все в порядке, то это для кого-нибудь кончится серьезными увечьями. — Эл, пожалуйста, успокойся.

— Прочь с дороги! — прорычал он, еще больше разъяренный слабой попыткой жены установить перемирие. И погрозил ей кулаком. Мэри Шоу поняла угрозу и на мгновение смешалась. В этот момент Кэролайн почувствовала запах дыма. Отведя взгляд от искаженного злобой лица Эла, она увидела, что старенький ковер загорелся — как раз в том месте, куда упала брошенная ею пепельница. Ворс кое-где тлел, а местами появились язычки пламени.

— Неси воду! — закричала Кэролайн матери и, схватив с дивана подушку, принялась сбивать пламя.

Мэри Шоу бросилась на кухню, а отец Кэролайн подошел к дочери и тыльной стороной руки нанес ей удар по щеке, которая и так уже распухла.

— Пусть все сгорит к черту! — закричал он, сбив Кэролайн с ног и отбросив подушку. — Это твоя вина! Это ты все затеяла!

Огонь начал быстро распространяться, дым наполнил гостиную, и в это время явилась полиция.


Эл Шоу не хотел успокоиться. Он боролся с двумя полицейскими так же яростно, как перед этим боролся со своей семьей, но натренированные и вооруженные полицейские — это не две испуганные женщины, и вскоре Эл обнаружил, что он в наручниках и арестован.

Полицейские вызвали по рации пожарников, «скорую помощь» для Кэролайн и ее матери и приказали им оставить горящий дом.

— Подождите секундочку! — сказала Кэролайн полицейскому, который вел ее к двери. Прикрыв лицо влажной салфеткой, она взбежала по лестнице в свою комнату, открыла верхний ящик комода и достала шелковый шарфик, подаренный Франческой Пален. Засунув его в карман, она бегом спустилась вниз, задыхаясь от дыма, и присоединилась к другим людям, стоящим на маленьком газоне перед домом.

Пока полицейские заталкивали Эла Шоу в машину, он повернулся к Кэролайн и уставил на нее свой скрюченный палец.

— Это все твоя вина, маленькая сучка! Все из-за тебя!


Пожарники Лейк-Ворта сделали все, что могли, но старый дом на Пэттерсон-авеню, 39 сгорел дотла. Осталась только жалкая кучка измятых кастрюль и сковородок, как горькое напоминание о том, что здесь когда-то был дом, в котором жили и воевали друг с другом.

Эл Шоу провел пару дней в камере и исчез из города. Он не оставил ни адреса, ни телефона, ни записки, а Кэролайн с матерью, оставшись без крыши над головой, поселились в маленькой комнатушке на Эверглэйдс-роуд в пансионе Селмы Йоханнес.

Жизнь шла своим чередом. Мэри Шоу обвиняла Кэролайн в том, что та устроила пожар, лишивший их дома, и в том, что ее звонок в полицию заставил Эла уйти от них, а Кэролайн пыталась спрятаться от действительности в воспоминаниях о «Брэйкерсе», своей затаенной мечте. Убедившись в том, что мать заснула, Кэролайн доставала из ящика аккуратно сложенный шелковый шарфик и гладила его пальцами до тех пор, пока ее не одолевал сон.

Этот шарфик стал для девочки символом другой, прекрасной жизни. Теперь, больше чем когда-либо, Кэролайн Шоу чувствовала почти магическую связь с этим отелем, связь, закаленную в огне. «Брэйкерс» стал осязаемой реальностью того, что до сих пор было только мечтой, фантазией, сотканной из воздуха. Франческа рассказала ей, что «Брэйкерс» был уничтожен пожаром, а потом его отстроили заново — и он стал еще лучше, чем прежде. Кэролайн не забыла ее слова. Они стали для нее маяком надежды, они согревали ее в течение всех тех унылых дней и месяцев, потянувшихся за пожаром. Если можно заново построить здание, то почему нельзя построить заново жизнь? Если можно собрать по кусочкам целый дворец, то можно, видимо, и разбитое сердце.

Кэролайн чувствовала: в ней еще осталось нечто живое, и именно это крохотное нечто, эта слабая пульсация жизни и является ее самым ценным достоянием.


Часть первая

История любви


Глава 1


Три года спустя


Мечты, как давно поняла Кэролайн, всегда были ее настоящими друзьями. Они сглаживали острые углы жизненных трудностей, и, поскольку это были ее собственные мечты, она могла сама создавать их по своему желанию, изменять и совершенствовать. Они позволяли видеть жизнь не такой, какая она есть, а такой, какой она могла бы быть. Действительные друзья, как оказалось, были совсем не такими. Кэролайн наблюдала, как к концу последнего учебного года ее одноклассники стали строить каждый свои планы: кто собирался учиться в колледже, кто решил устроить себе каникулы, а некоторые — просто выйти замуж. И никому не было никакого дела до Кэролайн. Никому даже не пришло в голову спросить ее о том, что она будет делать дальше.

Кэролайн боялась, что ее попытку сдружиться с кем-нибудь просто-напросто отвергнут, поэтому погрузилась в свои мечты и в учебу. Она старательно занималась, работала после занятий и изо всех сил старалась, чтобы мать простила ей тот звонок в полицию, после которого отец их бросил. Она была тихой и послушной, отдавала матери все деньги, заработанные в магазинчике «Салон украшений Эвелин», чтобы возместить свою долю расходов на содержание.

— Ты хорошая дочь, — снисходила Мэри до похвалы раз в неделю, когда принимала из рук Кэролайн гроши, заработанные тяжким трудом. Она всегда говорила с дочерью поджав губы и лишь изредка по-человечески искала у нее утешения.

— Мне следовало уже давно расстаться с твоим отцом, — признавалась мать в такие моменты, смахивая слезы.

— Почему же ты не сделала это? — спрашивала Кэролайн, не в состоянии постичь странное представление Мэри о ее замужестве. Кэролайн была совсем маленькой, когда произошел тот несчастный случай. Она даже не помнила его. Она не помнила отца таким, каким, по словам ее матери, он был когда-то: красивым, трудолюбивым, хорошим мужем и отцом.

— Потому что я любила его, — отвечала ей Мэри, которая все помнила. — Я до сих пор его люблю. Несчастный случай — не его вина, он может произойти с кем угодно. Когда-нибудь Эл станет таким, каким был в старые добрые времена. Я знаю, что станет.

Кэролайн так не думала, но не говорила об этом вслух. Ее мать просто обманывала себя. Кэролайн была уверена в том, что когда она достаточно повзрослеет, чтобы влюбляться, то ни за что не повторит ошибку своей матери: она найдет человека, который будет относиться к ней с уважением, который сделает ее счастливой.


В последний четверг мая, как раз накануне окончания средней школы, произошло два события, круто изменивших жизнь Кэролайн, хотя эта жизнь и так не была достаточно стабильной. Первое событие пришлось как раз на тот день, когда она пришла на работу после занятий. Ее начальница, Эвелин Аддамс, пригласившая ее в маленький офис на складе, была не в лучшей форме: лицо как-то посерело, похоже, она только что плакала. Кэролайн подумала, что у нее, наверное, снова болит голова. Приступы мигрени у Эвелин были настолько сильными, что иногда ей приходилось день или два отлеживаться в затемненной комнате.

— Я только что от врача, — начала Эвелин, пытаясь не расплакаться. — Он сказал, что у меня очень высокое давление и что, если я не изменю образ жизни, меня ждет удар.

— Боже! Если с вами что-то случится, я этого не переживу! — воскликнула Кэролайн.

Эвелин похлопала Кэролайн по руке и попыталась выдавить из себя улыбку.

— Все будет хорошо, — неуверенно произнесла она. — Но я должна тебе еще кое-что сообщить, Это касается аренды. Владелец предупредил меня, что нашел другого клиента, который заплатит ему столько, сколько он запросит. У меня не остается выбора. Мне придется закрыть магазин.

— Закрыть «Салон украшений Эвелин»? Когда? — спросила Кэролайн, чувствуя, что к горлу подступил комок и что сердце готово выпрыгнуть из груди.

— В конце месяца. Мне очень жаль, Кэролайн, — сказала Эвелин. — Я все время надеялась, что ситуация изменится к лучшему. Думала, что мне станет лучше. Надеялась на успешные переговоры об аренде. Наверное, я просто обманывала себя.

Кэролайн тяжело вздохнула. Она так надеялась, что станет работать у Эвелин полный день, после того как закончит школу. Деньги пошли бы на вечерние занятия в колледже. Плата за обучение в местном колледже была довольно низкой, но теперь для Кэролайн даже эта смехотворная плата стала просто несбыточной мечтой. Кэролайн также подумала о том, что скажет мать, когда она сообщит ей, что потеряла работу и не может платить свою долю за квартиру.

Кэролайн вдруг почувствовала себя страшно несчастной.

— Даже не знаю, где я смогу найти другую работу, — сказала она. — Ведь я работала у вас с четырнадцати лет.

Эвелин похлопала ее по плечу.

— Здесь недалеко есть скобяная лавка Джо Дэниэлса, — сказала она. — Он говорил, что ему нужны работники. Кроме того, Арлин Касло намекала, что ей нужны помощники в ее ателье. Обратись к ним и попроси навести справки о тебе у меня. Я дам тебе самые лучшие рекомендации. Не стоит беспокоиться.

Но Кэролайн не могла не беспокоиться. Ее беспокоило здоровье Эвелин. Другая работа. Со страхом она думала о том, как сообщить матери эту новость. По дороге домой она пыталась отрепетировать, что и как сказать матери. Подойдя к пансиону, выкрашенному в зеленовато-желтый цвет, Кэролайн увидела на пороге Селму Йоханнес. Та стояла подбоченясь, и ее морщинистое лицо было печальным, когда Кэролайн подошла поближе и поздоровалась с ней.

— Он вернулся, — сказала Селма.

— Кто? — спросила ее Кэролайн.

— Твой отец, кто же еще? Он в доме с твоей матерью, да поможет ей Господь. — Селма перекрестилась.

Кэролайн почувствовала, как у нее все сжалось внутри. Сначала работа, а теперь вот еще и это…


Кэролайн почти год не видела отца, не разговаривала с ним, но могла заранее предсказать, что произойдет. Он станет улыбаться, скажет пару нежных слов, пообещает что-нибудь, попросит прощения, расскажет, каким он теперь будет хорошим и что на этот раз все пойдет отлично. А как только получит прощенье, то все его обещания, все добрые намерения мигом испарятся. Они с матерью снова станут жертвами его настроения, он снова начнет избивать и оскорблять их. От этой мысли ей захотелось убежать подальше и никогда не возвращаться. Но куда она пойдет? Где будет жить? На что будет жить?

Кэролайн смахнула навернувшиеся слезы и нерешительно остановилась на пороге.

— Он хотел видеть тебя, — сказала Селма.

— Но я не хочу его видеть, — ответила ей Кэролайн.

— Он улыбался, — сказала Селма.

— Он всегда улыбается, — ответила Кэролайн. — Поначалу.

Тяжело вздохнув, она поднялась по ступенькам, открыла входную дверь и стала подниматься по лестнице.

— Ну что, рада видеть меня? — спросил Эл, когда Кэролайн вошла в маленькую комнатку, в которой она жила вместе с матерью. Его нос и щеки были красными от лопнувших капилляров, на лоб свисали космы волос, закрывая налитые кровью глаза. Его взгляд был одновременно усталым и враждебным. Эл был одет в футболку и рабочие брюки, висевшие на нем как на вешалке. Взглянув на его правую руку с неподвижным большим пальцем и отрезанными фалангами других, Кэролайн не могла отделаться от воспоминаний о драках и оскорблениях.

— Здравствуй, отец, — произнесла она.

— Твой отец нашел работу, — радостно сказала Мэри Шоу. Она улыбалась, впервые за все последние месяцы. — Постоянную работу на стоянке в Порт-Сент-Луисе.

Кэролайн кивнула. Она не могла произнести ни слова. Ее тошнило от самого запаха, который исходил от отца. Перед глазами стояла картина непотухшей сигареты, тлеющего ковра, пожара. Их дом сгорел. Они потеряли все. По словам родителей, во всем была виновата она одна. Только из-за нее у них ничего не осталось.

— Он снял там квартиру, — продолжала говорить ее мать. — Мы начнем все сначала, не так ли, Эл? — Она повернулась к мужу и посмотрела на него счастливым взглядом невесты. Потом повернулась к Кэролайн, явно ожидая одобрения.

— Итак, ты возвращаешься к нему? Снова? — спросила Кэролайн. — После всего, что он сделал с тобой в тот раз?

— На этот раз все пойдет совсем по-другому. Не так ли, Эл? — сказала Мэри.

— Ты правильно поняла, дорогая. Я стал совсем другим.

В последний раз Эл стал «другим» всего пять месяцев назад. Он приехал — Кэролайн как раз была на работе — и засыпал Мэри Шоу обещаниями, в которые та с радостью поверила. Она уехала с мужем, а через три недели позвонила Кэролайн из маленького мотеля к северу от Форт-Пирса, в котором они остановились. Кэролайн приехала забрать маму — в синяках и ссадинах. Врач из клиники, в которую Кэролайн доставила мать, три раза спрашивал ее о побоях. Но Мэри Шоу упорно доказывала, что она просто споткнулась, упала и ударилась.

И вот Эл Шоу вернулся и доказывал, что они будут жить вместе.

— А что с твоей работой? В прошлый раз, когда ты уехала с ним, тебя чуть не уволили из «Брэйкерса»? — спросила Кэролайн.

— Я собираюсь подать заявление на расчет. Я обязательно найду что-нибудь. В Порт-Сент-Луисе или в Стьюарте, — ответила Мэри Шоу.

— А если не найдешь? — спросила Кэролайн, думая о своей, теперь уже бывшей, работе. У нее даже не было времени рассказать об этом матери.

Мэри Шоу покачала головой.

— Я обязательно найду работу. Об этом даже не стоит беспокоиться. — Она снова улыбнулась. — Папа сказал, что ты можешь поехать с нами.

Кэролайн промолчала. Ее отец тоже.

— Ты ведь так сказал, Эл? — Мэри посмотрела на мужа, явно воодушевляя его.

Эл кивнул:

— Да, именно так я и сказал. Именно так.

«Поехать с ними? — подумала Кэролайн. — Поехать с ним? После всего, что он сделал с моей мамой? После всего, что он сделал со мной? После того, как явно давал понять, что не любит меня? Кроме, конечно, тех случаев, когда напивался до бесчувствия и мило соглашался, что надо папу проводить в его комнату?»

— Нет, спасибо. Как-нибудь в другой раз, — неожиданно для себя сказала Кэролайн. Не важно, что у нее нет работы. Не важно, что она не знает, где будет жить и чем будет питаться. Все это не имело никакого значения. Она не находила в себе сил и дальше разгадывать головоломку их жизни, не могла быть с этими людьми. Если она не может больше спасать жизнь матери, то должна спасти хотя бы свою. Когда Кэролайн произнесла эту фразу, у нее был вид не молоденькой неискушенной девушки, а усталой взрослой женщины. — Вы можете ехать в Порт-Сент-Луис. А я останусь в пансионе Селмы.

— На что ты собираешься жить? — спросила мать.

Кэролайн не имела ни малейшего представления.

— У меня все будет хорошо, — сказала она, взяв мать за руку. — Просто отлично, не волнуйся.

По крайней мере мама поинтересовалась, как будет жить ее дочь. А отец, как с горечью заметила Кэролайн, не снизошел даже до этого, не говоря уже о том, чтобы убедить дочку поехать с ними.


Вечером, когда мать, упаковав свои вещи, уехала с Элом Шоу в Порт-Сент-Луис, Кэролайн стала раздумывать над своим будущим. Мать сказала ей, что каждый месяц будет высылать ей деньги, потому что у отца появился заработок. Это позволит Кэролайн платить за квартиру и питание. Но ведь жизнь не ограничивается только жильем и едой. Как теперь быть с колледжем? А что с ее будущим? И с мечтами о том, чтобы выбиться в люди? О том, что ее будут ценить и уважать? Да и просто с мечтами о счастье?

На все эти вопросы, как прекрасно знала Кэролайн, существовал только один ответ: работа. То, что другим дано от рождения, она заработает сама.

На следующее утро Кэролайн стала обивать пороги разных частных заведений. Она обратилась к Джо Дэниэлсу, скобяная лавка которого была через квартал от «Салона украшений Эвелин».

— Извини, дорогая, — сказал он. — У меня есть работа, но не для девушки. Мне нужен крепкий парень, чтобы помогать загружать и разгружать мой пикап.

Кэролайн поблагодарила его и прошла еще два квартала до ателье Арлин Касло.

— Мы уже взяли работницу, всего две недели назад, — сказала она Кэролайн. — Да и той, наверное, придется уйти. Сейчас дела идут неважно. Даже не знаю, как мне быть. Магазинчики уцененных товаров, такие как «К-Маркт» и «Пенней», отбивают у меня всех клиентов.

Кэролайн провела все жаркое флоридское лето в поисках работы. Такой, где платили бы неплохое жалованье, которая позволила бы ей планировать жизнь, помогла бы уехать из Лэйк-Ворта, избавила бы от разочарований и отчаяния. Девушка читала объявления и ходила на собеседования по всем выбранным адресам, заглядывала во все магазинчики, в окнах которых были объявления «Требуются работники», и поняла, что никому не нужна. Она была слишком молодой, неопытной, ей нечего было предложить.

Какое-то время Кэролайн едва сводила концы с концами благодаря работе с минимальным окладом в фирме «Рой Роджерс». Она знала, что ей повезло, потому что у нее была хоть какая-то работа. Девушка была благодарна матери, которая высылала ей чеки, но по опыту знала, что работа отца может испариться в любой момент и тогда про чеки можно будет забыть. Если бы хоть кто-нибудь взял ее на работу. Если бы хоть кто-нибудь дал ей шанс!

В конце августа, в воскресенье, как раз накануне Дня труда, Кэролайн сидела в своей невыносимо жаркой комнатке в пансионе, представляя себе, как сейчас должно быть прохладно и хорошо на пляже, и вдруг подумала о Франческе Пален. Все лето она не заходила в «Брэйкерс», ведь ее мать там уже не работала. Кроме того, она не могла позволить себе потратиться на проезд в автобусе. А вдруг Франческа Пален вспомнит ее?..


Офис Франчески, залитый солнцем и ослепительно чистый, был таким, каким Кэролайн его запомнила. Франческа усадила ее на мягкий диванчик и, когда официант ввез сервировочный столик-тележку, она сказала Кэролайн, что очень обрадовалась ее звонку и счастлива видеть ее. Она сообщила также, что справилась в отделе кадров насчет работы в «Брэйкерсе».

— К сожалению сейчас нет никаких вакансий. Во всяком случае, для людей, незнакомых с гостиничным бизнесом, — сказала Франческа.

Лицо Кэролайн вытянулось, но, прежде чем она успела хотя бы поблагодарить Франческу за беспокойство, та задала вопрос: — У тебя ведь есть опыт работы в магазине, ты, помнится, говорила мне об этом?

Кэролайн кивнула. Ей было приятно, что Франческа это запомнила.

— Подруга моей матери как раз открывает магазин здесь, в Палм-Бич, — сказала Франческа.

Кэролайн просияла — ей нравилась работа в «Салоне украшений Эвелин», ей нравилось продавать.

— Я, конечно, сейчас не могу ничего обещать, — охладила ее пыл Франческа. — Но может быть, этой женщине — не смейся, но ее зовут графиня Тамара Брандт, — может быть, ей нужна работница.

— Настоящая графиня? — удивилась Кэролайн; слова Франчески произвели на нее огромное впечатление.

— По мужу, — ответила Франческа с лукавой улыбкой. — Тамара вышла замуж за графа и после развода решила оставить титул. В Палм-Бич титулы популярны. — Она рассмеялась. — Ну да ладно. Я попросила мать, чтобы она ей позвонила и спросила, нужны ли ей работники.

— О, спасибо вам! — воскликнула Кэролайн. — Я искала все лето и так и не смогла найти что-нибудь…

Франческа сочувственно кивнула и улыбнулась.

— Что ж, посмотрим, что ответит графиня.


Франческа позвонила на следующее утро.

— Догадайся, с кем ты увидишься сегодня? — спросила она, как только Кэролайн взяла трубку.

— С графиней? — предположила Кэролайн, скрестив пальцы и мысленно решив, что не стоит слишком надеяться.

— Точно!

— У нее есть работа?

— Она сказала моей матери, что ей нужна девушка для работы на складе, — сказала Франческа. — Одень свой самый лучший наряд и в четыре часа будь на Ворт-авеню, дом 225.

«Ворт-авеню!» — подумала Кэролайн. Она знала, что Ворт-авеню в Палм-Бич была самой богатой и самой известной торговой улицей в мире. Знаменитые кутюрье, такие, как Тиффани, Картье, Армани и Шанель, выставляли здесь свои товары в сверкающих как алмазы стеклянных витринах, привлекая важных клиентов, перед которыми шоферы в униформах открывали дверцы «роллс-ройсов» и которые выбирали себе покупки в шикарных элегантных магазинах — в том мире, который, как прекрасно понимала Кэролайн, ей недоступен.

— Название магазина — «Элеганс», — продолжала тем временем Франческа. — Графиня Тамара будет ждать тебя.

— О, Франческа, я даже не знаю, как мне благодарить тебя. И твою мать, — сказала Кэролайн.

— Да брось, не за что. Мне приятно помочь тебе, — ответила Франческа. — Кроме того, я должна предупредить тебя кое о чем. Мама знает графиню Тамару уже не первый год. И утверждает, что эта самая графиня — просто сущее наказание, словом, тот еще фрукт.

— Мне не впервой иметь дело со всякими «фруктами», — ответила Кэролайн, подумав об отце. — Могу даже сказать, что в этом вопросе я вроде как эксперт.

Франческа рассмеялась.

— Судя по тому, что говорит моя мама, тебе придется задействовать весь свой опыт.

* * *


Идя на собеседование, Кэролайн надела шарфик, подаренный Франческой, — «на удачу». Она знала, что тонкий шелк только подчеркивает убожество ее дешевого лавсанового платья. И все же этот шарфик был самой нарядной вещью, которая когда-либо была у нее, и девушка обернула его вокруг шеи, как это делала Франческа, тщательно расправив складки, чтобы была видна вышивка и фактура шелка. Этот шарфик стал не просто своеобразным талисманом. Он должен был показать всему миру, что, несмотря на бедность, Кэролайн — девушка со вкусом, обладающая своим стилем, и что ей не чужд некоторый шик.

Кэролайн пришла к магазину в доме 225 на Ворт-авеню без пяти четыре. В витрине было выставлено бледно-желтое шелковое вечернее платье с глубоким декольте и пышной юбкой, к которому прилагались босоножки на высоких каблуках, стоявшие на бархатной подушечке, и театральная сумочка, расшитая феонитами. Кэролайн открыла позолоченную дверь и тихонько вошла в «Элеганс». Ее никто не встретил. В магазине было тихо, прохладно, и там витал какой-то тонкий аромат. На резном кофейном столике тикали золотые часы. Пол был устлан пушистым бежевым ковром, а стулья с позолоченными спинками были обтянуты простеганным шелком в тон ковру. Все выглядело совершенно новым и сверкало чистотой.

На белых полках, высившихся до потолка и украшенных золочеными листьями, лежали образцы шелка, сатина, бархата и кружев. Слева было выставлено дамское белье — ночные сорочки с пеньюарами, комплекты, бюстгальтеры и трусики из дорогого трикотажа самых различных оттенков, начиная от белого до кремового и желтого, от персикового и красного до нежно-голубого. Справа в высоких витринах были вывешены роскошные вечерние платья из шифона, тафты, муслина и шелка. Фасоны были самыми разнообразными, на все случаи торжеств — от вечеринки с коктейлями до костюмированного бала. В центре магазина, на столе, покрытом муаровой скатертью, свисавшей до пола, были разложены белые лайковые перчатки, дорогая бижутерия и театральные сумочки, расшитые драгоценностями, которые, как потом узнала Кэролайн, называются минодьерами.

— Графиня? Здесь графиня Тамара? — воскликнула Кэролайн, не зная, как еще сообщить о своем приходе. На зов никто не появился, тишину нарушало только тиканье часов. Кэролайн опять огляделась, чувствуя себя неловко, но расправила плечи и напомнила себе, что пришла наниматься на работу, а не глазеть по сторонам.

Кэролайн, конечно, не догадывалась, что, как только она открыла входную дверь, прозвучал сигнал и что из-за оригинальной японской ширмы в конце салона кто-то ее внимательно разглядывает, сразу определив, что она ищет работу. Некоторое время девушка так и стояла в тишине, оглядываясь вокруг. Вдруг, раздвинув бархатные шторы цвета слоновой кости, в салон вошла самая экзотичная и красивая женщина, какую когда-либо видела Кэролайн.

Ее иссиня-черные волосы были гладко зачесаны назад и собраны в узел. Глаза, тоже почти черные, искусно подведенные, обрамляли длинные накрашенные ресницы. Дама была одета в бирюзовый восточный халат, увешана драгоценностями, а ее длинные ногти были кроваво-красного цвета. Кэролайн не могла отвести от нее глаз.

— Полагаю, ты пришла сюда в поисках работы, — сказала графиня со странным акцентом, который Кэролайн не смогла определить.

— Да, меня зовут Кэролайн Шоу. А вы — графиня Тамара?

Женщина с достоинством кивнула головой. Кэролайн протянула ей руку, но Тамара проигнорировала ее. Рука Кэролайн нерешительно опустилась. Может быть, графини не здороваются за руку?

— Миссис Пален говорила с вами обо мне. Насчет работы на складе, — подавшись вперед, сказала Кэролайн.

— У тебя есть опыт? — спросила графиня, пропустив мимо ушей имя миссис Пален.

— Да. Я проработала четыре года в «Салоне украшений Эвелин», — ответила Кэролайн.

Графиня Тамара уничтожающе посмотрела на нее.

— Что такое «Салон украшений Эвелин» и где находится это пресловутое заведение? — спросила она.

— Это магазин подарков. На Лэйк-Ворт.

Графиня прищурила глаза.

— И что ты там делала?

— Обслуживала покупателей…

Графиня Тамара прервала ее:

— Мне не нужна девушка, обслуживающая «покупателей», как ты их называешь. Здесь, в «Элеганс», у нас только клиенты. Мне нужна работница на складе.

— Именно это и сказала Франческа… — начала было Кэролайн.

Графиня снова прервала ее.

— Ты имеешь представление, что такое работница на складе в таком заведении, как «Элеганс»? — спросила она.

Кэролайн покачала головой.

— Не совсем, — призналась она, уверенная в том, что потеряла работу, даже не успев объяснить, как усердно она будет трудиться, как будет стараться, чтобы как можно скорее научиться всему.

— Я так и думала, — вздохнула графиня. Тоном профессора, читающего лекцию перед туповатой аудиторией, она начала свои разъяснения: — Работница склада распаковывает коробки с новым товаром, разворачивает одежду, пропаривает и гладит ее, вешает на тремпели, чтобы потом этот товар можно было выставить в салоне. Если что-нибудь примеряли, то работница снова гладит вещь, выводит пятна, если они появились, и снова вывешивает товар в салоне. И, само собой разумеется, она полностью делает уборку, пылесосит, полирует мебель и наводит чистоту во всем салоне.

— Кое-что из этого я делала и для Эвелин. Там я тоже упаковывала купленные подарки, — сказала Кэролайн, пытаясь доказать графине, что умеет делать все и явно может оказаться полезной.

Графиня сморщила нос.

— Вот уж не думаю, что магазин этой твоей Эвелин — той же категории, что и «Элеганс».

— Конечно же, нет, но если бы вы показали мне, как нужно работать, то я была бы счастлива.

Графиня снова прищурила глаза и посмотрела на Кэролайн.

«Боже! — подумала она. — Эти ужасные волосы, пережженные самодельным перманентом! Одежда как будто от Армии спасения! Обгрызенные ногти! Это тело, пухленькое как у младенца!.. И все же на ней дорогой шарфик, обернутый вокруг шеи с настоящим шиком. Кроме всего прочего, у нее безупречный цвет лица, чистая здоровая кожа. Карие глаза прячутся за длинными ресницами. Нос хорошей формы, чувственные губы». Тамара поймала себя на мысли, что у девушки скорее всего есть будущее, и почувствовала комок в горле. Она прекрасно помнила, какой неуклюжей была она сама в подростковом возрасте, как ей мешало собственное тело. Но все это было так давно, совсем в другой жизни. Вряд ли эта девушка, стоящая перед ней, сможет превратиться из лягушки в принцессу, как это удалось ей, графине Тамаре.

Графиню одолевали сомнения. Конечно, все возможно, но не без ее помощи. Хотя много усилий и не потребуется. Скинуть несколько фунтов, немного косметики. Кроме того, обязательно оздоровление этих выжженных волос! Вот только решать все эти проблемы приходится в самый неподходящий момент, как раз тогда, когда неудачный брак Тамары полностью развалился и когда она полностью решила посвятить себя работе. Лучше не связываться. Ей, конечно, нужна помощница. Такая, на которую можно рассчитывать, которая посвятила бы всю свою жизнь раскладке товаров и ублажению клиентов. Тогда Тамара смогла бы спокойно уйти в тень и сконцентрироваться на руководстве, думать исключительно об оформлении витрин, об успешном бизнесе. И тем не менее…

— Ты догадываешься, что еще очень молода? — спросила Тамара, укоризненно качая головой. — И ты, конечно, никогда не работала в таком магазине, как «Элеганс»?

— На днях мне исполняется девятнадцать. И несмотря на то что мне еще не приходилось работать в таком магазине, как «Элеганс», я очень способная, все схватываю на лету, — сказала Кэролайн.

Графиня попыталась скрыть улыбку, вспомнив, что как раз теми же самыми фразами она оперировала на своем первом собеседовании, когда искала работу.

— Наверное, у тебя есть рекомендации?

— Конечно. Есть характеристики из школы. Рекомендация от Эвелин — той женщины, на которую я работала. Кроме того, я думаю, что могу получить…

Графиня прервала ее:

— Дочь Одри Пален уже поручилась за тебя. Конечно, нельзя полагаться ни на чьи слова, но, по моему мнению, Одри надежна как раз в той степени, на которую вообще в принципе способны окружающие нас люди.

На этот раз именно Кэролайн пришлось прятать улыбку. Графиня явно привыкла выражаться без обиняков.

— Итак, когда ты можешь приступить к работе? — неожиданно спросила Тамара Брандт.

— Прямо сейчас, — ответила ей Кэролайн.

Графине импонировало нетерпение Кэролайн, кроме того, Тамара снова вспомнила свою юность, когда не была еще такой искушенной и уставшей от жизни, когда ждала от каждого нового дня новых приключений.

— Лучше завтра, — сказала она. — Ты сможешь прийти ровно в девять? И работать всю неделю от понедельника до субботы?

Кэролайн кивнула.

— Я обязательно приду вовремя, — сказала она. — Как вы, наверное, заметили, я пришла на собеседование несколько раньше назначенных четырех часов.

Графиня некоторое время молча смотрела на нее. «Что за прелесть эта девчушка», — подумала она, наслаждаясь ситуацией.

— Я не сомневаюсь, — наконец произнесла она, снова оглядев Кэролайн с головы до ног и раздумывая над тем, во что это она снова вовлекает себя. — Кроме того, тебе просто необходимо срочно сделать хоть что-нибудь с этой ужасной прической.

Кэролайн непроизвольно пригладила волосы.

— Хорошо, для начала ты просто будешь зачесывать их назад, — сказала графиня. — Мне не хотелось бы, чтобы твои посекшиеся волосы попадали на мои прекрасные платья. И запомни, что мне не нужна служащая с домашним перманентом, похожая на серую мышь. Девушка, которая работает на Ворт-авеню, должна выглядеть так, как будто выросла здесь. Волосы придется отрастить, и никаких перманентов, ясно?

— Нет проблем, — ответила Кэролайн.

— Что ж, хорошо. В таком случае увидимся завтра. В девять часов ровно. До свидания… — графиня легким взмахом руки дала понять девушке, что больше не задерживает ее.

Кэролайн не двигалась с места.

— Мы еще не обсудили мое жалованье, — сказала она.

Графиня прищурилась.

— Это ни к чему, — заявила она. — Ты просто будешь получать минимальное жалование.

«Минимальное? — подумала Кэролайн. — Это как раз то, что я получаю за упаковывание гамбургеров».

— Понимаете, я сейчас получаю минимальный оклад, — сказала Кэролайн вслух. — Я просто думала, что на Ворт-авеню я буду получать больше, в соответствии со здешней дороговизной.

— Ты ошибалась, — сказала графиня. — Итак, ты будешь работать или нет?

Кэролайн некоторое время хранила молчание. Если она начнет работать на графиню, то еще не скоро сможет переселиться из того пансиона, в котором живет сейчас. Кроме того, у нее явно не будет денег, чтобы оплачивать обучение в колледже. Но ведь графиня никогда не будет задерживать зарплату. Кроме того, работа кладовщицей в «Элеганс» — явный шаг вперед по сравнению с «Рой Роджерс». Очень большой шаг. Это не просто работа — это работа на Ворт-авеню, которая может значить очень много, если Кэролайн сумеет проявить себя.

Кэролайн кивнула.

— Минимальный оклад мне подходит, хотя если я буду работать хорошо, то хотела бы надеяться на повышение, — сказала она, не забыв упомянуть, что Эвелин Аддамс каждый год повышала ей оклад.

— Я не Эвелин Аддамс, — ответила на это графиня, презрительно поджав губы.

Кэролайн с трудом сглотнула и сумела не высказать вслух слова, так и вертевшиеся на языке.

— Конечно, я безмерно благодарна вам за то, что вы даете мне шанс, графиня. С нетерпением жду, когда мне можно будет приступить к работе, — сказала она.

— Я так и думала, — ответила ей графиня и, направившись в конец салона, исчезла за японской ширмой и шторами цвета слоновой кости.


Выходя из магазина, Кэролайн тяжко вздохнула. Франческа была права. Тамара Брандт, видимо, представляла из себя, пожалуй, самый трудный случай, с которым ей пришлось столкнуться. Но Кэролайн тогда еще не знала, что графиня — это яркая личность, блестящая деловая женщина, которая сможет научить ее большему, чем любой колледж или любые курсы с тщательно разработанной программой. Кроме того, кто вообще мог бы предположить, что именно в изящном магазинчике Тамары на Ворт-авеню Кэролайн встретит человека, который воплотит в жизнь ее самые сокровенные мечты.


Глава 2


Джеймс Хантингтон Годдард родился отнюдь не с серебряной ложкой во рту. В доме Годдардов все ложки были только из чистого золота. По крайней мере так думали об этой семье окружающие. История Годдардов, вот уже третье поколение ворочающих миллионами долларов, была довольно загадочной и запутанной, несмотря на все их претензии на солидность и порядочность.

Прадед Джеймса с отцовской стороны, Карл Годдард, был высоким широкоплечим мужчиной с хитрой улыбкой и далеко идущими планами. Он вырос на молочной ферме недалеко от Фингер-Лэйкс, но уже в юные годы пришел к выводу, что на дойке коров в четыре утра много не заработаешь, особенно когда в нескольких милях на север, как раз по ту сторону границы, люди живут намного лучше. Проведя несколько месяцев обучения у торговца спиртным Итчи Мэллоуна, Карл решил основать собственный бизнес. Он нагрузил большой молочный фургон отца ящиками с импортным вином и водкой и поехал со своим бесценным грузом в северные штаты, к югу от Канады: он ехал через Нью-Йорк, направляясь в Манхэттен. Конкурентами Карла были самые известные виноторговцы на восточном побережье, и ему не раз приходилось пользоваться кулаками, чтобы заполучить и удержать своих поставщиков, клиентов и чтобы отстоять свои пути доставки спиртного. Некоторые утверждали, что Карл Годдард не раз применял оружие. Все бизнесмены сходились в одном: лучше не становиться на пути у этого человека.

Клиентуру Карла составляли ночные клубы 125-й улицы Гарлема, фешенебельные рестораны Ист-Сайда в Манхэттене, клубы «девочек по вызову» в Саттон-Плэйс и многочисленные представители итальянских и еврейских мафиозных кланов. Были среди них и несколько богачей с Уолл-стрит, так как презентабельность, умение одеваться и светские манеры быстро принесли Годдарду популярность. Он не задерживал поставки, его цены были умеренными, кроме того, его знали как честного и надежного партнера. Карл довольно быстро сообразил, что настоящие деньги делаются не на борделях, где они приходят и уходят с большой легкостью, не на контрабанде, где любого могут арестовать, убить или упаковать в бочонок с цементом, а на Уолл-стрит. Это были надежные и легальные доходы, которые обладали, помимо всего прочего, достаточной защитой. Акции имели одно чудесное свойство: они только дорожали. Карл откладывал деньги, планируя вложить их в дело на Уолл-стрит, но вдруг, к ужасу всего мира, там произошла настоящая катастрофа. Акции совершенно обесценивались, брокеры выбрасывались из окон, газетные заголовки возвещали о финансовом крахе. Карл Годдард понял, что ему представляется один шанс из тысячи.

Он обратился со своим предложением к одному из своих самых лучших клиентов, к Венделлу Стивенсу, который неожиданно обанкротился. Предложение заключалось в следующем: Карл согласен вложить деньги в новое акционерное общество, если только Венделл предоставит свое «ноу-хау» и контракты. В сложившейся ситуации Венделл Стивенс просто не мог отказаться, кроме того, он как раз собирался жениться. Итак, компания «Годдард-Стивенс» родилась в самый разгар Великой депрессии. Долларовые акции ведущих компаний США можно было купить за десять центов, и к тому времени, как Карл решил оставить дела в 1954 году и объявить своего сына Роберта единственным наследником доли Годдардов в компании «Годдард-Стивенс», эта фирма уже стала одной из ведущих среди основных акционерных обществ США.

Что касается Венделла Стивенса, он в 1964 году отошел от дел и занялся организацией теннисных курсов в Шотландии и в Палм-Спрингс, а место Венделла в компании занял его сын Остин. Пять лет спустя Роберт Годдард, который ни разу в жизни не брал в руки сигарету, узнал, что болен раком легких. Ему оставалось восемнадцать месяцев жизни, большинство из которых он провел, давая своему сыну, Чарльзу, ускоренный курс обучения по управлению, финансам и организации работы империи, основанной Карлом Годдардом. Когда в 1972 году Роберт скончался, Чарльз Годдард, которому было всего тридцать один год, занял его пост и стал «Годдардом» в компании «Годдард-Стивенс». Он обладал настоящим чутьем в финансовых делах и отлично усвоил уроки отца, поэтому Роберт отошел в иной мир спокойно, зная, что его дела и компания остаются в надежных руках.

И в самом деле, компания «Годдард-Стивенс» была в надежных руках. Остин Стивенс, которому исполнилось сорок семь, обладал достаточным опытом в бизнесе, чтобы направлять Чарльза и помогать ему во всем, что касалось процветания и роста богатеющей «Годдард-Стивенс».


В 1975 году Чарльз Годдард, считая, что, возможно, для компании самое время приобрести широкую известность, и желая при этом провести независимый анализ работы фирмы, нанял адвоката со стороны, который мог объективно оценить перспективы их развития. То, что он узнал в результате исследования, поразило его: фирма не только не процветала, но явно была на грани банкротства. Его партнер, которому отец доверял во всем, хорошенько запустил руки в дела компании. Прямо по самые локти.

Чарльз попытался разобраться с Остином, но тот был вне себя от ярости, утверждая, что надо было сначала переговорить с ним, а только потом посвящать в их дела посторонних. Остин отказался предстать перед членами аналитической комиссии НЭК; кроме того, он стал распространять слухи, что Карл Годдард во время основания и становления компании повел себя некрасиво. Было похоже на то, что все, что Годдарды создавали в течение трех поколений, могло пойти прахом.

Чарльз провел не одну бессонную ночь, раздумывая над тем, как повел бы себя в такой ситуации его дед, который в гораздо более опасных условиях перевозил спиртное через канадскую границу — ведь в то время на это был наложен строгий официальный запрет. Порывшись в памяти, он вдруг вспомнил, что Итчи Мэллоун, наставник и соратник Карла Годдарда, все еще жив. Восьмидесятичетырехлетний старик все еще пребывал в полном здравии и обитал со своей супругой, пятой по счету, в Северной Каролине, где имел собственный конезавод. Чарльз нашел адрес старого приятеля своего дедушки и послал ему подарок, который, как он знал, будет оценен по достоинству.

Итчи хорошо помнил Карла и поблагодарил Чарльза за ящик отборного шотландского виски, не забыв отметить, что он частенько вспоминает старые добрые времена, когда приходилось прятаться от копов, перевозя контрабандные спиртные напитки. Стоило только Чарльзу намекнуть Итчи, что у него возникли некоторые проблемы, как тот сразу указал, к кому следует обратиться — к Сиду Шайну.

— Чем конкретно занимается этот Сид Шайн? — спросил его Чарльз.

Старик рассмеялся дробным смехом.

— Сид? — наконец спросил он. — Сид помогает разрешать проблемы. Сам он не высовывается, но устраивает чужие дела. Стоит обратиться к Сиду, как больше не о чем волноваться.

— Это ужасная трагедия, — позже отмечал Чарльз в своей речи на похоронах Остина. — Почему так случается, что человек находится на самом гребне жизни, карьеры и славы и вдруг на его пути встает мерзкий пьяный водитель? Какая кошмарная трагедия!

В память об Остине Чарльз пообещал выделить полмиллиона долларов для курса безопасного вождения, который читали в колледжах.

— Будет справедливо, если эту программу назовут именем Остина, — сказал он в заключение.

Последующие десять лет жизни Чарльз посвятил восстановлению компании, которая чуть не прекратила свое существование. Он приложил все усилия к тому, чтобы эта компания — символ его уверенности в будущем, его репутации, грядущая опора его наследников — никогда больше не подвергалась риску. Отныне никаких партнеров со стороны — только члены семьи. Имя Стивенса, конечно, останется в названии фирмы, иначе трудно будет объяснить отказ от имени основателя, но фактически только Годдарды будут управлять всеми делами.

— Не думай, что я был счастлив, унаследовав гибнущую фирму, — не раз говорил Чарльз своему сыну Джеймсу. — Но я хотел бы, чтобы ты был в состоянии посвятить свою жизнь процветанию компании «Годдард-Стивенс» и мы больше не знали плохих времен.


Мать Джеймса, Дина фон Хальтер с Парк-авеню в Лоукаст-Вэлли в Палм-Бич, была урожденной Дианой Хальтц из Хобокена, штат Нью Джерси. Ее отец был мечтателем, несостоявшимся скульптором, который зарабатывал на жизнь лекциями по искусству в государственном колледже. Ее мать посвятила свою жизнь семье, заботясь только о том, чтобы в доме все блестело чистотой, и без конца жалуясь, что муж не в состоянии обеспечить ей достойное существование. В возрасте восьми лет Диана твердо решила уехать из Хобокена. В пятнадцать она работала моделью в местном универмаге, в семнадцать забеременела от младшего Принстона, а в восемнадцать на деньги, которыми откупилась от нее семья парня, Диана устроилась в Нью-Йорке и всерьез принялась за поиски богатого мужа. В двадцать один год для простоты и благозвучия она поменяла в имени и фамилии несколько звуков и для пущей важности прибавила приставку «фон». В двадцать два она встретила Чарльза Годдарда и в двадцать три женила его на себе.

Это была высокая красивая блондинка в стиле Грейс Келли, с умными, но холодными голубыми глазами, с какой-то сверхъестественной способностью добиваться своих целей. У нее был непревзойденный талант радушной хозяйки: любого гостя, даже самого тупого и бездарного, ей легко удавалось убедить в том, что он венец красоты, верх остроумия и кладезь премудрости. Этот ее дар решающим образом способствовал тому, чтобы фирма ее мужа достигла надлежащего могущества и размаха. В качестве жены и матери она ограничилась тем, что родила мужу двоих детей: будущего наследника Джеймса, а через два года — дочь Эмили, после чего решила, что ее миссия выполнена, и переселилась в отдельную спальню.


Все раннее детство Джеймс проводил то в четырнадцатикомнатной квартире на Парк-авеню, то в особняке в Лоукаст-Вэлли, который в двадцатые годы построил для себя один полуграмотный газетный магнат, то в вилле на берегу океана на северной стороне Палм-Бич, недалеко от особняка Кеннеди. Образование Джеймс получил в Шоте, альма-матер отца, и в Пенсильванском университете, библиотека которого была основана его дедом и носила его имя. Он вырос, ясно осознавая, чего от него ждут: по окончании колледжа он начнет работать в «Годдард-Стивенс», а к тридцати годам станет вице-президентом, потом он должен обеспечить компанию достойными наследниками и всегда следовать семейным традициям, выработанным не одним поколением Годдардов.

У него не было ни малейшего шанса встретиться с Кэролайн Шоу.


С первого дня существования «Элеганс» графиня Тамара думала только об одном: как обойти Селесту, давно известную в Палм-Бич законодательницу мод. Тамара провела много дней и не одну бессонную ночь в раздумьях о том, как победить своего смертельного врага — эту наглую потаскушку, которая увела у нее мужа. Оборудуя интерьер «Элеганс», выбирая самые дорогие изящные товары, покупая антикварные «роллс-ройсы» для доставки товаров клиентам, Тамара преследовала единственную цель: быть самой лучшей и уничтожить бизнес этой крашеной блондинки Селесты. Как только это произойдет, то трансильванский прощелыга — бывший муж Тамары — отвернется от Селесты и найдет себе следующую богатую дуру, чтобы доить ее. Характер человека не меняется.

За десять месяцев существования салона «Элеганс» графиня добилась значительных успехов. Она сумела переманить к себе несколько лучших клиентов Селесты; кроме того, многие из известных обитателей Палм-Бич покупали у Тамары белье, одежду и аксессуары для торжественных обедов, благотворительных вечеров, свадебных церемоний и вечеринок, которые фактически составляли основную часть жизни в этом курортном городке. Графиня оказалась очень искусной в бизнесе, возникнув как бы из небытия со своим маленьким салоном и став грозным конкурентом Селесты.

Что касается Кэролайн, то для нее эти первые месяцы работы в «Элеганс» были ошеломляющими, восхитительными, но очень утомительными. Весь первый рабочий день она убирала, вытирала пыль и натирала мебель, пока магазинчик не заблестел. Ее престижная работа на Ворт-авеню, казалось, превращается в настоящее испытание. Когда девушка сделала перерыв, чтобы съесть бутерброд, приготовленный дома, графиня Тамара выхватила его у нее из рук. Держа Кэролайн за запястье, она, сморщив нос, разглядывала обкусанные ее ногти и цыпки.

— Это просто безобразие! Я не допущу, чтобы ты прикасалась к моим товарам этими отвратительными лапами, — заявила она. И велела Кэролайн сделать маникюр в салоне Джорджетты Клингер, который находился напротив. — Отправляйся туда немедленно! И скажи, чтобы твои ногти покрасили самым нейтральным розовым лаком, какой только у них найдется. Терпеть не могу, когда у девушки красные когти, как у дракона, — сказала графиня, грозя Кэролайн пальцем с ярко-красным ногтем.

— А как же мой обед? — спросила Кэролайн, которая успела сильно проголодаться.

— Какой обед? Ты прекрасно знаешь, что тебе надо сбросить вес. Кроме того, как можно думать о еде, когда нужно срочно сделать маникюр? — спросила ее графиня.

— Но я не могу позволить себе маникюр… — начала было Кэролайн. Единственное, что она могла себе позволить, — это вот такие бутерброды с арахисовым маслом. На большее с минимальной зарплатой нечего было рассчитывать. А маникюр в салоне Джорджетты Клингер явно стоил хороших денег.

— Скажи маникюрше Кармиле, чтобы она записала расходы на мой счет, — продолжила графиня, не обращая внимания на слова Кэролайн.

— Я не знаю, когда смогу вернуть деньги, — сказала ей Кэролайн.

— Разве я что-нибудь говорила о возврате долга? — прервала ее графиня. — Кажется, я сказала «за мой счет».

Пораженная великодушием Тамары Брандт, Кэролайн перешла через Ворт-авеню и попала в элегантный тихий салон красоты. Полчаса, проведенные здесь, были самыми спокойными и прекрасными за всю ее жизнь. Никогда еще она не чувствовала к себе такого внимания, как в те минуты, когда ее нелепые обгрызенные ногти аккуратно подстригали, подпиливали и накрашивали лаком и, наконец, когда ее руки смазывали благоухающим розовым лосьоном.

«Боже, — думала она, возвращаясь в «Элеганс». — Вот как чувствуют себя женщины, которых лелеют. Вот что значит, когда о тебе заботятся». Эти новые ощущения были столь необычными, что Кэролайн совершенно забыла о своем обеде.

Кэролайн очень скоро поняла, что графиню раздражали не только ее ногти.

— Тебе придется расстаться с этой одеждой, — сказала ей через пару дней Тамара, имея в виду лавсановые вещи, слишком обтягивающие и яркие. — Она дешевая, поэтому ты сама выглядишь дешевкой. Я уже молчу о том, что твоя манера одеваться — чистое оскорбление имиджа «Элеганс»!

Графиня отступила на шаг и внимательно осмотрела Кэролайн, словно телку на сельскохозяйственной выставке. Она была в курсе, что девушка, работавшая на Селесту, носит белые брюки и тунику, но, по мнению Тамары, она выглядит как медсестра в кабинете дантиста. Она не допустит такого у себя в «Элеганс»! Подумав минуту, графиня произнесла приговор:

— Отныне ты будешь носить только шелк, — сказала она, прищурив глаза, чтобы лучше представить себе Кэролайн. — Я вижу тебя в шелковой блузке кремового цвета, длинной юбке в тон, с ленточкой в волосах и с тонким золотым пояском.

— Звучит заманчиво, но где я смогу купить все это? — спросила Кэролайн. — Вы ведь прекрасно знаете, что я не могу позволить себе так одеваться.

— Купить? — с негодованием переспросила графиня, вновь поразив Кэролайн. — Я распоряжусь, чтобы все это сделали на заказ. В моем ателье.

Кэролайн еще ни разу не была в ателье, но оно казалось еще более недоступным, чем магазин. Совершенно недоступным для ее мизерного жалованья.

— Успокойся, — сказала Тамара, почувствовав беспокойство девушки. — Не думай, что тебе придется платить за это. Я включу стоимость в статью деловых расходов, которые окупятся с лихвой.

Кэролайн была в полном замешательстве.

— Вы имеете в виду, что я не должна… Вы имеете в виду, что вы…

— Ты получишь соответствующую одежду, но будешь носить ее только на работе, — сказала графиня. — Разумеется, ты будешь следить за тем, чтобы одежда была безупречно чистой и выглаженной.

Графиня удалилась в свой кабинет и вернулась с сантиметром. Она сняла мерки груди, талии и бедер Кэролайн и позвонила куда-то, резко отдав приказ. Через четыре часа швея доставила в магазин блузку и юбку.

— Возьми, — сказала графиня, подавая одежду Кэролайн.

— Примерь и покажись мне.

Кэролайн отнесла блузку, юбку, ленточку и пояс в одну из трех просторных примерочных, сняла свою лавсановую одежду и облачилась в шелковую «спецовку». Она застегнула позолоченный поясок и стянула волосы шелковой ленточкой кремового цвета. Ощущение шелка на теле и волосах было просто восхитительным. Кэролайн знала, что она не красавица, но неожиданно для себя обнаружила, что выглядит совсем по-другому: стройней и элегантней, почти так, как принято на Ворт-авеню.

Кэролайн вышла из примерочной, гордо подняв голову и расправив плечи. Ее глаза сияли, когда она встала перед графиней.

— Повернись, — сказала Тамара.

Кэролайн медленно покружилась.

— По-моему, ты немного похудела, — одобрительно заметила графиня.

Кэролайн почувствовала, как у нее на глаза навернулись слезы.

— Мне тоже так кажется, — застенчиво произнесла она.

— Это результат того, что ты отказалась от своих ужасных обедов, — заявила графиня. Еще бы — она так загрузила Кэролайн работой, что у девушки даже не было возможности перекусить. — Скажи, что у тебя обычно на обед?

— Селма — отличная женщина, но ее нельзя назвать искусной кухаркой, — сказала Кэролайн, имея в виду свою хозяйку и подругу. — Обычно она делает обед из чего-нибудь консервированного и картофельных чипсов.

— Тебе следует покупать свежую зелень и цыплят, — порекомендовала графиня. — Расходы можешь записывать на мой счет в «С'э си бон»[1 - Это так вкусно (фр.).].

— Вы так великодушны… — радостно начала говорить Кэролайн.

— Не обольщайся и забудь про великодушие, — сказала графиня, подавая Кэролайн рулон бумажных полотенец и флакон «Виндекса». — Довольно болтовни! Мой салон должен сверкать!


Все последующие десять месяцев Кэролайн Шоу заставляла магазин не просто сверкать — он буквально искрился. Графиня Тамара требовала, чтобы в любой момент здесь царила идеальная чистота. Платья должны были висеть на расстоянии точно пяти дюймов друг от друга. Аксессуары — перчатки, бижутерия, выходные туфли и босоножки — тоже требовалось выставлять в определенном порядке. Белье — аккуратно раскладывать в вертящихся витринах и снабжать прокладками из надушенных кружочков бумаги. Графиня обходила магазин с рулеткой, чтобы проверить, насколько точно соблюдает Кэролайн ее приказы. Ничто не ускользало от ее всевидящего ока.

— Попав в зачуханный магазин, где все товары лежат бесформенной грудой, клиенты просто развернутся и уйдут, — наставляла она Кэролайн.

Кэролайн понимала, что графиня права, и поэтому она старалась настроить себя на то, что бесконечная уборка, протирание пыли и полировка витрин просто необходимы. Ей стоило особых усилий сдерживаться, чтобы не сказать, что основной источник беспорядка — это пепел с сигарет графини, падавший на пол, и что его приходится постоянно убирать.

Графиня Тамара также требовала, чтобы все товары постоянно выглядели девственно-свежими и привлекательными. Она лично показывала Кэролайн, как, используя кусок картона, снова расправить складки и кружева на шелковой одежде, после того как кто-нибудь из клиентов посмотрел вещь. Тамара демонстрировала, как нужно чистить, гладить и вешать одежду, чтобы никому не могло прийти в голову, что ее уже мерили.

— Клиент должен свято верить в то, что никто еще не прикасался к этому белью, — говорила она, наблюдая, как Кэролайн снова развешивает вещи, которые так и не купили.

— Клиент — всегда король, или королева, если угодно, — учила ее графиня, говоря, что в ее обязанности также входит предложить посетителям что-нибудь: кофе, чай, минеральную воду, шампанское (причем обязательно «Дом Периньон», а не какое-нибудь дешевое, как, например, «Маммз», которое предлагает Селеста) и соответствующую закуску. Миниатюрные смородиновые пирожные к кофе, хрустящие лимонные вафли к чаю, соленые орешки к «Эвиан» или перье и перченые сырные палочки к «Дом Периньон».

— Для моих клиентов — все самое лучшее, — постоянно говорила графиня. — Тогда у них поднимается настроение, а когда они в хорошем настроении, они покупают больше. Эти расходы возмещаются с лихвой. Это необходимые деловые расходы.

Кэролайн впитывала ее слова и училась на удивление быстро. Она поняла, как важно, чтобы сам магазин и все товары в любое время дня и ночи выглядели привлекательно, осознала необходимость постоянного обновления фасонов и стилей, старалась быть вежливой и улыбаться, даже когда ей попадались капризные и неприятные особы, потому что если угождать клиентам, то они покупают больше и, кроме того, снова приходят в этот магазин.

Именно об этом говорила Франческа — вспоминала Кэролайн их давнюю беседу в «Брэйкерсе». Если им льстить, они приходят снова. Деловые отношения становились для Кэролайн все более интересными; работая в «Элеганс», она увидела в них особый смысл. Неясные мечты стали приобретать форму и содержание. «Мне нужен свой личный магазин, — затаенно думала про себя Кэролайн. — Может быть, когда-нибудь у меня тоже появится собственный магазин».

* * *


Дни шли за днями, сменялись времена года, а Кэролайн все работала не покладая рук: мыла, скребла, пылесосила, складывала и перекладывала вещи, заворачивала покупки, предлагала напитки и закуски и бегала от магазина к ателье, которое оказалось просто тесным рабочим помещением на противоположном конце города, но в котором создавались эксклюзивные и баснословно дорогие шедевры салона графини Тамары.

Кэролайн работала много, но ее усилия были вознаграждены, хотя и не в денежном отношении. Девушка наконец сбросила вес, и обнаружилось, что у нее нормальные бедра, талия и бюст. А когда выжженные перманентом волосы отросли, оказалось, что у нее прекрасные блестящие каштановые кудри. Ее волосы были такими пышными и мягкими, что даже графиня признала это. И хотя Кэролайн не верила в то, что она красавица, но и она не могла отрицать, что просто расцвела, выросла и наконец-то не чувствовала себя неуютно в своем собственном теле. Обслуживая клиентов в своей новой шелковой кремовой «спецодежде», девушка ощущала себя легкой, грациозной и свободной, как будто потеряла не фунты веса, а груз, давивший ей раньше на плечи. Кэролайн очень польстило, когда один мужчина с Беверли-Хиллз вдруг спросил ее номер телефона.

— Ему не меньше пятидесяти! — с улыбкой рассказывала она графине, объясняя, почему отказалась от ухаживаний кавалера и не сообщила ему номер своего домашнего телефона.

— Ему как раз не больше сорока. И скорее всего это настоящий денежный мешок, — сказала ей Тамара. — Кого ты ждешь, Кэролайн? Сказочного принца?

Кэролайн улыбнулась.

— Да, — ответила она. — По правде говоря, я жду принца.


Пока Кэролайн ждала своего принца, она работала и внимательно присматривалась ко всему. Будучи хорошей ученицей, она изучала методы работы графини, пыталась имитировать ее манеры. Тамара Брандт предоставила ей все возможности наблюдать, как она маневрирует, организовывает работу и пользуется своими секретами торговли.

— Похоже, вы похудели? Или это просто вас стройнят брючки, купленные у нас? — спрашивала графиня клиентку, которой было далеко до стройной фотомодели.

— В этом платье вы как неискушенная девушка, — говорила она престарелой покупательнице, о которой было известно, что она любительница молодых мужчин.

Тамара обладала тем, что называют шестым чувством, поэтому всегда знала, что нужно ее клиенткам. А если не знала, то просто угадывала.

— «Яркие страницы» — это моя Библия. Я всегда читаю этот выпуск за утренним кофе, — говорила она Кэролайн, имея в виду ежедневный выпуск «Палм-Бич дэйли ньюс». Газета была отпечатана на глянцевой бумаге, и в ней постоянно давалась информация о жизни курортного общества. — Таким образом я знаю, кто во что был одет на той или иной вечеринке. Ты хочешь знать о жизни в Палм-Бич? Читай «Яркие страницы».

Кэролайн хотела знать как можно больше. Чувствуя себя как бы антропологом, изучающим жизнь незнакомого племени, она начала каждый день читать «Яркие страницы». Она узнала имена важных людей, научилась распознавать, какую одежду предпочитает высшее общество Палм-Бич. Она также стала обращать внимание на заголовки и запомнила имена репортеров, писавших статьи, и фотографов, делавших снимки. Она изучала клиентуру графини, требования, предъявляемые к одежде, стала запоминать имена клиентов и даже клички их любимцев — миниатюрных пуделей и шпицев, сопровождавших своих хозяек по магазинам. А когда не знала чего-нибудь, то обязательно интересовалась.

— Что такое «минодьер»? — спрашивала она, например, графиню. Раньше она никогда не слышала этого слова.

— Это маленькая расшитая драгоценными камнями сумочка, которую женщины носят вместо ридикюля, когда они одеты для торжественного случая. Это французское слово, а самым лучшим модельером минодьеров считается Юдит Лайбер, — без запинки отвечала графиня — ходячая энциклопедия во всех вопросах, касавшихся жизни высшего общества.

— А что такое «тэ дансан»? — интересовалась Кэролайн, услышав это слово в перепалке между уважаемой вдовой и ее начавшей выходить в свет дочерью, которая не знала, пойти в это самое «тэ дансан» или нет.

— Это вечеринка с танцами, где подают чай, — ответила ей графиня. — В старые добрые времена такие вечеринки были очень популярны, и теперь, кажется, к ним снова возвращаются.


В январе, когда Кэролайн проработала у графини почти семь месяцев, она пришла к своей начальнице и попросила повышения зарплаты. Кэролайн обратила внимание графини на то, что она очень старалась, справлялась со своими обязанностями и теперь, конечно, может рассчитывать на какое-нибудь вознаграждение помимо минимального оклада, который ей платили до сих пор.

— Клиенты меня уже знают. Некоторые даже спрашивают именно меня, — сказала Кэролайн. То же самое происходило в магазинчике Эвелин.

— Меня не интересует все это, даже если бы ты была самой Коко Шанель, — ответила ей графиня с непроницаемым лицом. — К твоему сведению, сейчас время застоя и спада производства. Ты должна быть счастлива, что у тебя есть работа, а если жалование тебя не устраивает, то можешь уходить.

У графини случались моменты великодушия и доброго отношения к людям, но когда дело касалось денег, она была непреклонна и думала только о бизнесе. Кэролайн прекрасно знала, что означает «застой», она много читала об этом в газетах. Но, как она могла видеть, этот застой нимало не отразился на делах «Элеганс».

В феврале, как раз после Дня святого Валентина, когда они были очень заняты и у графини не было выбора, кроме как позволить Кэролайн обслуживать клиентов (не особой важности), та снова подняла вопрос о повышении зарплаты.

— Почти все, что я продала, принесло значительную прибыль, — сказала Кэролайн. От своей начальницы она уже знала, что в розничной торговле наибольшую прибыль приносят постоянные клиенты, а также те, кто делает несколько покупок сразу. Поэтому, продавая платье, Кэролайн обязательно предлагала соответствующие аксессуары и белье.

— Ну и что из этого? — спросила графиня, поднимая глаза от биржевой страницы «Уолл-стрит джорнэл».

— А я все еще получаю минимальную зарплату, — напомнила Кэролайн.

— Столько и должна получать работница, — ответила ей Тамара, снова углубляясь в биржевые сводки.

Кэролайн не хотела сдаваться. Она прекрасно знала, что ее обязанности намного шире, чем работа, которую выполняла такая же, как она, девушка у Селесты; кроме того, не было секретом, что объем продаж, совершенных Кэролайн, принес графине значительную прибыль.

— Если вы не хотите повысить мне зарплату, то тогда по крайней мере, может быть, станете платить мне комиссионные?

Некоторые девушки, работавшие в галантерейных магазинах на Ворт-авеню получали комиссионные с совершенных продаж.

— Комиссионные? — Графиня наконец оторвалась от газеты и посмотрела на Кэролайн так, как будто та вонзила ей нож прямо в сердце. — В «Элеганс» никогда не было комиссионных и никогда не будет! Я занимаюсь здесь бизнесом, а не благотворительностью. Позвольте напомнить вам, мадемуазель, что вы здесь бесплатно проходите обучение, не говоря уже о маникюре, одежде и питании. Это вы должны платить мне.

Графиня была права насчет обучения и других вещей, но она, конечно, была несправедлива по отношению к Кэролайн и хотела дешево отделаться от нее. Кэролайн решила наведаться в бюро по трудоустройству Сакса и заполнить анкеты для магазинов Гуччи, Картье и Армани на случай, если там вдруг появится вакансия.

Но к сожалению, графиня знала, что говорит: кругом действительно был застой. В бюро Сакса вакансий не было. Никто не требовался и в тех магазинах, куда обращалась сама Кэролайн. Она кругом получала отказы, но не оставляла попыток найти что-нибудь.


В Палм-Бич март — всегда самый оживленный месяц — это разгар туристского сезона. По Ворт-авеню разъезжают «роллс-ройсы», «феррари» и великолепные «мерседесы», все столики в изысканных ресторанах зарезервированы заранее, а магазины полны покупателей, обновляющих свои гардеробы. В этом месяце третий вторник оказался исключительно удачным днем для «Элеганс». К половине четвертого в холодильнике уже не осталось минеральной воды, охлажденного чая и печенья, поэтому графиня послала Кэролайн пополнить запасы.

— А вы справитесь без меня? — спросила ее Кэролайн, подумав о том, что некоторым клиентам может не хватить внимания графини, пока Кэролайн сбегает в «С'э си бон».

— Конечно, справлюсь, — резко ответила Тамара. — Но советую поторопиться.

Кэролайн потребовалось почти полчаса, чтобы купить все необходимое, а как только она появилась в салоне, графиня, убедившись, что все более-менее спокойно, удалилась в свой офис. Кэролайн догадалась, что та пошла позвонить своему маклеру, человеку, которого графиня очень ценила. Независимо от того, сколько клиентов собиралось в салоне, она обязательно звонила Клиффорду Хэмлину, иногда по два-три раза в день, чтобы поинтересоваться состоянием дел с ее капиталовложениями. Она часто упоминала имя Клиффорда и говорила, что этого финансового гения знает уже давно. Кэролайн представляла его себе как скучного седого старика, курящего толстые сигары и играющего в теннис в шортах, без конца рассуждающего об акциях, ценных бумагах и перспективах разных толстосумов. Но ее это фактически не касалось. Клиффорд Хэмлин мог интересовать только Тамару.

Кэролайн стояла в глубине опустевшего салона, когда открылась входная дверь и вошел какой-то мужчина. На него падал свет с улицы, освещая его сзади, поэтому Кэролайн не могла разглядеть его лицо. Она только отметила, что у него пышные светлые волосы и что он держится с достоинством человека, уверенного в себе. От него веяло силой атлета. Он был одет так, как в Палм-Бич одеваются только богачи на отдыхе: футболка, застиранные джинсы цвета хаки, специальные кроссовки на резиновой подошве для гребли на байдарках. Он был худощавым, но мускулистым, ростом около шести футов и с широкими плечами, из-за которых его фигура от талии и бедер напоминала треугольник основанием вверх.

— Я могу вам чем-нибудь помочь, сэр? — спросила Кэролайн, как ее учила графиня.

Она все еще не видела лица посетителя, потому что он, наклонив голову, рассматривал витрину. По его виду можно было понять, что он и сам не знает, чего хочет.

— Я ищу подарок, — наконец произнес он тихим, мелодичным, серебристым голосом. Проработав не один месяц на Ворт-авеню, Кэролайн уже знала, что такая манера говорить вырабатывается, только если джентльмена воспитывали лучшие гувернанты, если он посещал закрытые учебные заведения для избранных и самые изысканные клубы. Этот человек определенно принадлежал к одной из самых богатых и известных фамилий в Палм-Бич. — Что-нибудь оригинальное, — добавил он.

И наконец он перестал разглядывать витрину и посмотрел на Кэролайн.


Глава 3


Джеймс Годдард, без всякого сомнения, был самым красивым мужчиной, которого когда-либо встречала Кэролайн. Он как будто сошел со страниц романа, материализовался из самых ее сокровенных грез. Кэролайн поморгала глазами, чтобы убедиться, что это не плод ее воображения. Да, он в самом деле существовал и, улыбаясь, стоял перед ней.

У него были классически правильные черты лица, высокий лоб, широко расставленные глаза, прямой точеный нос и полные чувственные губы. Его светлые волосы, прядями спадавшие на лоб, выгорели на солнце, кожа слегка загорела, а загадочная и соблазнительная улыбка обнажала ровный ряд ослепительно белых зубов. Его ясные ярко-голубые глаза, светившиеся живым умом, обрамляли длинные темные ресницы. Кэролайн вдруг поняла, что он не намного старше ее.

Клиент сказал, что ему нужно что-нибудь оригинальное. Кэролайн ни минуты не сомневалась, кому предназначается этот подарок — молодой, богатой и красивой подруге. И конечно, очень избалованной. Он явно собирается купить что-нибудь для женщины, которая много для него значит.

— Что-нибудь оригинальное для оригинальной особы? — спросила Кэролайн.

Он не ответил, а, наклонив голову набок, оглядел девушку с головы до ног. Шелковистые каштановые волосы, перевязанные ленточкой, чистая здоровая кожа, хрупкая стройная фигура. Кэролайн попыталась сделать вид, что не замечает, как он ее разглядывает.

— У нас есть очень оригинальные вечерние сумочки и украшения, которые мы только что получили из Парижа, — сказала она, слегка покраснев.

— Нет, я думаю, что это не пойдет, — ответил он, не сводя с нее глаз.

— Может быть, вы хотели бы купить что-нибудь из дамского белья? — спросила Кэролайн, чувствуя себя не в своей тарелке от его оценивающего взгляда и прилагая все усилия, чтобы казаться сдержанной и спокойной.

При этих словах посетитель оживился, а его лукавая улыбка стала шире.

— Прямо в яблочко, — сказал он, не сводя с нее глаз. — Именно в эту секунду я как раз и подумал о белье.

Кэролайн изо всех сил старалась не покраснеть.

— В таком случае… — Она подошла к выставочной витрине и показала ему черную грацию с глубоким вырезом и разрезами по бокам, состоявшую, казалось, из одних кружев, — это была одна из самых оригинальных и дорогих вещей в салоне. Соблазнительная роскошная штучка, которую так приятно снимать с партнерши в порыве страсти.

— Может быть, вы это имели в виду? — спросила Кэролайн.

Джеймс одобрительно присвистнул.

— Я как раз думал о чем-то таком, — поведал он, продолжая смотреть на нее. — Что еще вы могли бы показать мне? — В его глазах мелькали веселые искорки.

— У нас здесь очень большой выбор, — сказала Кэролайн, не зная, что ей делать дальше. Другие клиенты тоже пытались заигрывать с ней, но в данном случае все было по-другому. В присутствии этого мужчины ее сердце бешено колотилось, а ноги стали ватными. Все, на что она была сейчас способна, — это попытаться следовать сценарию, расписанному для нее графиней. — Я с удовольствием покажу вам все, что вы только пожелаете.

— Все? — переспросил он все с той же лукавой улыбкой, продолжая подшучивать над ней. Кэролайн покраснела.

Как раз в этот момент открылась бархатная портьера и в салоне появилась графиня Тамара. Она вплыла, как гордая яхта, звеня браслетами на запястьях и держа сигарету в поднятой руке.

— Мистер Годдард! — промурлыкала она, глядя на него, как кот на сметану. Кэролайн поймала себя на мысли о том, что его обаяние действовало на всех дам независимо от возраста. До сих пор графиня по-настоящему оживлялась только в конце рабочего дня, когда подсчитывала выручку. — Рада видеть вас здесь. Вам предложили что-нибудь выпить? Перье? Или, может быть, «Дом Периньон»?

Джеймс покачал головой.

— А как насчет охлажденного «Бада»?

Графиня была явно озадачена.

— «Бад»? — переспросила она. — Вы имеете в виду бадвейзерское пиво?

— Совершенно верно, — ответил ей Джеймс. — Нет ничего лучше холодненького пивка, если хочешь утолить жажду на Ворт-авеню. — И он подмигнул Кэролайн, которая не смогла сдержать смешок. Графиня бросила на нее сердитый взгляд, и Кэролайн осеклась.

— Конечно, мистер Годдард, все, что вам угодно, — подобострастным тоном произнесла Тамара. — У нас сейчас нет бадвейзерского пива, но я с удовольствием пошлю за ним мою работницу.

— Спасибо, не стоит беспокоиться, — сказал Джеймс, продолжая смотреть на Кэролайн. — Я пошутил, графиня. Если можно, немного шампанского.

— Кэролайн, принеси мистеру Годдарду бокал «Дом Периньона», — приказала графиня, хлопнув в ладоши.


«Значит, это Годдард, — думала Кэролайн, вынимая из холодильника бутылку шампанского. Странно, что ее руки дрожали. Самые простые движения, казалось, даются ей с трудом. Сердце колотилось, и никак не прекращалась дрожь в руках. Она все представляла себе, как Годдард смотрел на нее своими удивительными голубыми глазами, как они обменивались замечаниями, вместе посмеялись над его шуткой…

Такое с ней было впервые. Действительность превосходила самые смелые мечты, Кэролайн сделала глубокий вдох и постаралась взять себя в руки. Как только графиня произнесла фамилию посетителя, девушка поняла, кто это: Джеймс Хантингтон Годдард, сын Дины Годдард, прекрасной хозяйки, чьи приемы с восхищением описывались на страницах «Палм-Бич дэйли ньюс», и Чарльза Годдарда, финансиста, самого влиятельного человека на Уолл-стрит. Ее руки все еще дрожали, а сердце трепетало, когда она наливала искрящееся шампанское в высокий бокал и ставила его на кружевную салфетку на серебряном подносе. Кэролайн также положила несколько сырных палочек на фарфоровую тарелочку, украшенную гербом графини (после развода Тамара унаследовала и его), и понесла поднос в салон.

— Ваш «Дом Периньон», мистер Годдард, — сказала Кэролайн, пряча волнение под вежливой улыбкой. Ее сердце продолжало колотиться, когда она подавала шампанское.

— Джеймс, — сказал он своим волшебным голосом. — Меня зовут Джеймс, Кэролайн.

Он потянулся к бокалу, и их пальцы на миг соприкоснулись. Кэролайн почувствовала что-то похожее на электрический разряд, пронзавший все ее тело. Волосы на затылке поднялись, и Кэролайн, невольно поморщившись, резко отдернула руку, едва не пролив шампанское. Она тут же попыталась исправить ошибку, и их пальцы снова встретились, на этот раз на миг дольше. Кэролайн подняла глаза и, поймав его взгляд, покраснела еще больше и отвернулась, а графиня принялась исполнять свои обязанности.

— Итак, мистер Годдард, — сказала она, даже немного заикаясь от возбуждения. — Чем я могу вам помочь?

— Вы можете помочь мне вытащить Эмили на день рождения Кендалл Лоусон, — ответил он. Несмотря на то что Джеймс разговаривал с графиней, его взгляд все еще был обращен на Кэролайн.

— Никогда не поверю, что Эмили не хочет идти на день рождения к Кендалл Лоусон! — воскликнула графиня, как будто это было выше человеческого понимания. Имя Лоусонов часто упоминалось в «Ярких страницах». Лоусоны были не просто богатыми, они были просто неприлично богатыми и, кроме того, находились на самом верху общества и относились к тому кругу людей, который так восхищал графиню.

— Она говорит, что все еще находится в депрессии, и не хочет выходить, — объяснил Джеймс.

— Бедняжка, — сочувственно покачала головой графиня, понизив голос. — Это, конечно, ужасная трагедия, но ей надо ее пережить. Ведь жизнь продолжается, не так ли?

Джеймс Годдард кивнул и сказал:

— Эмили намекнула, что, если ее соответствующим образом подкупить, она может изменить свое отношение к приему. Нужно что-нибудь по-настоящему большого калибра. Такое, чтобы ей просто пришлось выйти из дома и поразить всех.

«Трагедия, — подумала Кэролайн. — Что это за трагедия? И этот подкуп?» Все это звучало так интригующе, так заманчиво! Да, это был другой мир, отличающийся от жалкого образа жизни Кэролайн.

— Вы очень умный молодой человек. — Графиня просто сияла, рассыпаясь в комплиментах и представляя себе, как один из нарядов из ее салона будет представлен на таком исключительном приеме. — Учитывая цвет волос Эмили, я бы предложила приглушенные тона, что-нибудь нежно-голубое или кремово-желтое. Но если вы считаете, что она захочет, чтобы вокруг нее смолкали все разговоры, то для данного случая подойдет более смелый цвет, скажем, фиолетовый или лазурный.

Джеймс Годдард неуверенно пожал плечами и посмотрел на Кэролайн, которая давно поняла, что нельзя вмешиваться в разговор, когда графиня обрабатывает клиента. Кроме того, девушка не была уверена, что сможет произнести хоть слово. Тамара, привычная к тому, что ей приходится обслуживать клиентов-мужчин, неспособных отличить шелк от сатина, не говоря уже о шифоне, продолжила атаку.

— Кэролайн, принеси, пожалуйста, для мистера Годдарда «Жасмин» и «Олеандр», — приказала она.

Графиня всегда наделяла соответствующими названиями самые оригинальные фасоны, имеющиеся в салоне.

— Французские модельеры всегда дают имена своим произведениям, — объясняла она Кэролайн. — Тогда вещи становятся как бы более изысканными, более желанными. Это придает им индивидуальность.

Графиня также не преминула добавить, что присвоение имен товарам дает ей возможность астрономически взвинтить цену.

Кэролайн направилась к дубовой двери, за которой скрывались дорогие модели. «Жасмин» представлял собой шелковую тунику бледно-лимонного цвета, расшитую блестками, и длинную пышную юбку. «Олеандр» на самом деле был ансамблем нежно-голубого цвета, состоявшем из шароваров и топа, верх которого был искусно выполнен из шифоновых лепестков, наложенных друг на друга в несколько рядов. Оба наряда висели на бархатных вешалках, и ни на одном не было ценника. Графиня придерживалась мнения, что на этом уровне разговор о деньгах просто вульгарен. Кроме того, цена могла бы несколько испортить настроение.

Как учила графиня, Кэролайн разложила оба наряда на стульях с высокими спинками рядом с конторкой. Она аккуратно расправила складки так, чтобы выгодно оттенить мастерство модельера и продемонстрировать фасон в лучшем свете.

Джеймс Годдард совершенно без эмоций смотрел то на один наряд, то на другой. Снова пожав плечами, он повернулся к Кэролайн.

— Если бы я пытался уговорить вас сделать то, что вы совсем не хотите делать, то какое из этих платьев заставило бы вас изменить свое мнение? — спросил он. Снова прозвучал этот его волшебный голос.

— Они оба исключительно хороши. Все зависит от вкуса Эмили… — дипломатически начала Кэролайн, чувствуя на себе пристальный взгляд графини.

— Я серьезно спрашиваю. Скажите мне честно, — настаивал Джеймс.

Кэролайн посмотрела на графиню, которая натянуто улыбалась.

— Давай, Кэролайн, какое тебе нравится больше? Говори как на духу. Мистер Годдард хочет слышать твое мнение, — сказала она.

— Сказать, что я думаю? Ну что ж, — начала Кэролайн, решив, что сейчас выскажется, а о последствиях будет думать потом. В конце концов, графиня сама настаивала на этом. — Исходя из того, что наряд предназначен для подкупа, я бы выбрала желтый костюм — он намного дороже…

Джеймс рассмеялся.

Графиня нахмурилась.

— Если вы не можете решить, какой из этих нарядов выбрать, то есть третий вариант, — резко сказала Тамара, рассерженная тем, что Кэролайн заговорила о цене — запретной теме в «Элеганс». — У нас есть совершенно новая модель «Виолетта». Мы только что получили ее из ателье. Кэролайн, пойди, пожалуйста, принеси…

Графиня махнула сигаретой в направлении Кэролайн, и на пол посыпался сноп искр.

— Графиня, ковер, — тихо сказала Кэролайн, пытаясь привлечь внимание начальницы.

— Кэролайн, прекрати, сейчас не время! — прервала ее Тамара, отсылая ее прочь. Она не могла терпеть никаких помех, если назревала потенциальная продажа дорогой вещи. — Пойди в мой офис и принеси пакет с платьем. Может быть, мистер Годдард…

Искры уже тлели на светлом ковре, несколько искр прилипло к халату графини.

— Графиня, осторожно! — воскликнул Джеймс, показывая на ее халат. Графиня посмотрела вниз и увидела, что по низу подола тлели оранжевые искры.

— Боже мой! Я же горю! — закричала Тамара и резко повернулась к Кэролайн. — Принеси воды!

Кэролайн, которая всегда без промедления исполняла любые приказы, застыла на месте. Захваченная видом огня, она пристально смотрела, как искры на полу постепенно превращались в язычки пламени. Даже Джеймс Годдард и странное впечатление, которое он на нее произвел, вылетели у нее из головы. Перед ее глазами стоял пожар. Тот, который разрушил их дом и искалечил ее детство. Пожар, лишивший ее жилья, всех вещей и даже той запутанной головоломки, которую представляла ее семья. Кэролайн смотрела на ковер, не в силах сдвинуться с места, не в силах дышать, словно парализованная тем кошмаром, который так долго пыталась забыть.

— Не стой как статуя! Ты здесь работаешь! Сделай что-нибудь! — закричала графиня. Она начала хлопать руками по халату, отчего искорки только стали более яркими.

Джеймс Годдард посмотрел на Кэролайн и увидел странное затравленное выражение ее карих глаз. Повернувшись к графине, он попросил ее замолчать.

— Да что же вы! — вспылил он. — Вы что не видите: девушка в шоке!

С этими словами Годдард выбежал в подсобку, схватил серебряное ведерко для льда, стоявшее возле холодильника, наполнил его водой и вернулся в салон. Там он вылил воду на ковер, мигом потушив огонь и вымочив туфли и халат графини.

— Вот и все, — сказал он. — Пожар потушен. Вы в безопасности.

— Мистер Годдард! Вы спасли мне жизнь! — воскликнула графиня, задрав халат выше колен и пытаясь отжать его. — Вы такой замечательный человек, настоящий герой! Не знаю, как мне благодарить вас.

Она замолчала и гневно посмотрела на Кэролайн.

— А ты! — закричала она. — После всего, что я для тебя сделала, ты смеешься прямо мне в лицо в присутствии моих клиентов! Мало того, что ты губишь торговлю, ты стоишь и смотришь, как на мне горит одежда, и не двигаешься с места, чтобы помочь! В жизни не видела такой неблагодарности! Ты уволена! Я хочу, чтобы ты оставила мой магазин сию же секунду!

— Но графиня… — начала было Кэролайн, потрясенная этой вспышкой.

— Вон! Ты слышала, что я сказала? Немедленно! — сказала графиня, показывая на заднюю дверь.

Кэролайн перенесла слишком много потрясений для одного раза: появление Джеймса Годдарда, человека, заставившего трепетать ее сердце, но принадлежавшего другой женщине, поток воспоминаний о том, другом, пожаре, который она не могла остановить, грубые слова графини и, наконец, это совершенно несправедливое увольнение.

Ее глаза наполнились слезами, и, не говоря больше ни слова, она направилась в конец салона. Она слышала, что Джеймс Годдард что-то говорит графине, но не могла разобрать слов. Да и какая теперь разница? Не важно, что он думал о ней, не важно, что о ней вообще думали. Полная гнева и переживая свое унижение, Кэролайн схватила сумочку и направилась к задней двери магазина.

Она уже выходила, когда почувствовала, что кто-то взял ее за руку.

— Вы не пойдете через дверь для прислуги, — прозвучал мягкий голос Джеймса Хантингтона Годдарда. — Вы выйдете через парадную дверь. Вместе со мной.


Глава 4


Когда Джеймс вывел Кэролайн через парадную дверь салона «Элеганс» на Ворт-авеню, графиня выбежала за ними, не обращая внимания на то, что мятый и мокрый халат облепил ей ноги.

— Мистер Годдард! — закричала она. — Кэролайн! — Прохожие останавливались, показывали на нее пальцами и перешептывались, но графиня не обращала ни на кого внимания. — Мистер Годдард! Кэролайн! Вернитесь!

Джеймс продолжал идти, игнорируя ее крики, но Кэролайн замешкалась. Было похоже, что графиня передумала увольнять ее. Может быть, она уже сама была не рада своей резкости. Кэролайн подумала, что если она сейчас вернется, то графиня, может быть, извинится перед ней и предложит возобновить работу. Она уже начала поворачивать назад.

Но Джеймс крепко держал ее за руку и не пускал.

— Не обращайте на нее внимания, — сказал он. — Идите себе, как шли.

— Кэролайн! — снова позвала ее графиня.

Кэролайн сделала попытку освободить свою руку. Она хотела вернуться, хотела исправить положение, но Джеймс Годдард только крепче сжал ее локоть.

— Не обращайте на нее внимания, — повторил он, уводя ее все дальше по улице быстрым шагом. Графиня, расценив ее быструю походку как решительность, сдалась и вернулась в «Элеганс».


Кэролайн вдруг осознала, что только что упустила единственный шанс вернуть работу. При одной мысли, чего она лишилась, она почувствовала панику и резко остановилась. Удивив Джеймса Годдарда, она с силой вырвала руку.

— Вы можете не обращать на нее внимания. А я не могу, — сказала она, сверкая глазами. — Она моя начальница.

— Бывшая начальница, — поправил ее Джеймс.

— И снова может стать ею, — с вызовом сказала Кэролайн, — если я вернусь и все с ней обсужу. Прямо сейчас. Сию минуту.

— Обсудите — с ней? — громко рассмеялся Джеймс. — Вы говорите о Тамаре Брандт как о разумном существе. Вы ведь прекрасно знаете, что она собирается сделать? — Это был риторический вопрос, и Джеймс продолжил, не дожидаясь ее ответа: — Она извинится, скажет, что ей очень жаль, что она совсем не это имела в виду. Но не потому, что она действительно сожалеет, что так обошлась с вами, а потому, что она понимает, как вы ей нужны. А потом, когда ваше сердце смягчится, предложит вам вернуться на работу.

— Это как раз то, чего я тоже хочу, — прервала его Кэролайн.

— Нет, совсем не то. В следующий раз, когда вы снова сделаете что-нибудь, что ей не понравится, или когда она просто встанет не с той ноги, Тамара снова вас выгонит, — ровным голосом сказал Джеймс Годдард. Кэролайн поймала себя на мысли, что он говорит слишком самоуверенно.

Но, поразмыслив над его словами, она вдруг вспомнила Эстрелью Санчес, одну из портних графини. Тамара в декабре выгнала ее с работы за то, что та взяла выходной, чтобы отвезти дочь в больницу. Но доходный праздничный сезон был в самом разгаре, и заказы рекой текли в «Элеганс». Помимо рутинной работы Тамара затеяла некоторые новшества, и вскоре поняла, что без умелых рук Эстрельи она не сможет удовлетворить требования клиентов, и бизнес ее может погореть. Поэтому она позвонила портнихе, извинилась, объяснила, что просто вспылила и попросила не обижаться на нее. Тамара снова наняла ее. А в январе, когда деловая активность несколько поубавилась, она снова уволила Эстрелью. На этот раз окончательно.

Кэролайн поймала себя на мысли, что, возможно, Джеймс Годдард был прав, когда сказал ей, что не стоит возвращаться по первому зову графини. Но, тем не менее, ей нужна работа, деньги и, кроме того, пусть это и необъяснимо, ей в самом деле нравится эта непредсказуемая, требовательная, но и щедрая душой графиня. Джеймсу Годдарду этого не понять. Он богат, и ему неведомы проблемы простого рабочего люда. Он был совершенно посторонним человеком, Кэролайн с ним еще даже фактически не знакома. И ее жизнь совершенно не касается Джеймса, он не имеет права вмешиваться в чужие дела…

— Поверьте мне, Кэролайн. Я знаю, о чем говорю, — сказал он, прерывая ее раздумья, как бы читая ее мысли.

— Не думаю, что вы понимаете, в чем проблема, — ответила ему Кэролайн. — Мне нужна работа, потому что мне нужны деньги. Не для того, чтобы привлекать всех вокруг сногсшибательными нарядами, а элементарно — для того, чтобы есть. Пи-та-ться, понимаешь?

Джеймс усмехнулся.

— Да будете вы пи-та-ться, — сказал он, снова взяв Кэролайн под локоть и увлекая ее дальше по Ворт-авеню. Она следовала за ним против своей воли, все еще находясь под впечатлением огня и вспоминая тот разрушительный пожар, случившийся в одну из суббот на Пэттерсон-авеню, 39. Она все еще была под впечатлением гнева графини, неожиданного увольнения с работы. Кэролайн не знала, что ей делать, кому верить. Джеймс по ее лицу видел, в каком она замешательстве.

— Послушайте, — сочувственно сказал он, останавливаясь и поворачиваясь к ней. — У таких людей, как Тамара Брандт, в характере есть и хорошие, и скверные черты, но в основном, когда дело касается их бизнеса и личных интересов, то они просто манипуляторы. Порой они выходят из себя и перестают контролировать ситуацию, потом понимают, что допустили ошибку. Тогда начинают каяться и извиняться; утверждают, будто ничего плохого не имели в виду, что такое больше не повторится, и продолжают свою песню, пока не добиваются того, что им нужно. На своих условиях.

Джеймс говорил уверенно. И в его словах была логика. Он очень правильно описал характер графини Тамары. Кроме того, под это описание подходил и Эл Шоу, который однажды совершенно вышел из себя, потом покаялся и поклялся, что изменится. И в конце концов получил то, что хотел, — на его собственных условиях.

— Вы говорите так, как будто хорошо знаете таких людей, как графиня, — нерешительно сказала Кэролайн.

— Знаю, — ответил Джеймс. — Взять, к примеру, моего отца.

Кэролайн посмотрела на него, но ничего не сказала. Ее просто поразило то, что, несмотря на их совершенно различное происхождение, у них, очевидно, было что-то общее, например, отцы, манипулировавшие окружающими. Подспудно девушка чувствовала, что Джеймсу можно доверять, и взяла его под руку. Следует послушать, что он ей скажет. Все равно она только что сделала самый решительный поступок в жизни, доверившись своему новому знакомому.


— Я совершенно ничего не имею против того, чтобы вы вернулись на свою работу, — продолжал Джеймс, пока они шли по торговой улице, которую Кэролайн уже знала не хуже, чем свою комнатку в пансионе Селмы Йоханнес. — Я полностью «за». Если хотите, я даже могу вам помочь вернуть свое место в «Элеганс». Но я не могу позволить вам бежать туда и жалобно проситься обратно. Я в жизни понял одно: нельзя пасовать перед обидчиками. Иначе вас никто не будет уважать.

Кэролайн снова вдруг подумала о своих родителях. О том жалобном и успокаивающем тоне, которым мать всегда разговаривала с отцом. О том, как она постоянно пыталась подделаться под него, соглашаться с ним, как она совершенно утратила собственную личность и игнорировала свои интересы только для того, чтобы удовлетворить тщеславие человека, которому совершенно невозможно было угодить. А ведь Кэролайн собиралась сделать то же самое: побежать к Тамаре, попытаться сгладить ситуацию, сдаться, извиниться и успокоить ее.

— В этом вы правы, — сказала Кэролайн, вдруг почувствовав благодарность к Годдарду за то, что он удержал ее от импульсивного порыва сделать то, что ее мать делала из месяца в месяц, из года в год. — Спасибо за то, что спасли меня от одного из моих ошибочных решений.

Джеймс улыбнулся.

— Всегда к вашим услугам, — сказал он с таким видом, как будто действительно имел это в виду.

— Дело в том, что мне нужна эта работа.

— Но есть и другие способы, кроме бесконечных уступок.

— Например?

— Например, заставить графиню просить, чтобы вы вернулись.

— Просить — меня? — Кэролайн усмехнулась. — А вы говорили, что знаете таких людей, как графиня. Если это правда, то вы должны знать, что они ни о чем не просят таких людей, как я.

— Просят, если знать способы воздействия на них.

— Способы?

— Пойдемте, я объясню вам.


Они подошли к усаженной цветами аллее, которая вела к кафе «Павильону» — жемчужине Ворт-авеню. Хотя Кэролайн и знала, что именно здесь все покупатели с Ворт-авеню останавливались, чтобы посплетничать, увидеть нужных людей, обсудить серьезные покупки, она еще ни разу не была здесь. Во-первых, ей не по карману были цены, во-вторых — это лишние калории. Всю ее жизнь ей внушали, что такие места, как кафе «Павильон», не для нее.

— Ну что, пошли? — сказал Джеймс с улыбкой, увлекая ее в кафе.

— Bon jour[2 - Добрый день (фр.).], месье Годдард. Приятно видеть вас здесь, — сказал француз приятной наружности, как только они вошли в кафе. Это был высокий седовласый джентльмен с пышными усами и осанкой военного. У него были ярко-голубые, умные и проницательные глаза, а его длинный нос и увесистый подбородок свидетельствовали о сильной, решительной натуре.

— Пьер! — воскликнул Джеймс, протягивая руку. — Здорово видеть тебя снова! Как дела?

— Pas mal[3 - Неплохо (фр.).], — ответил Пьер Фонтэн.

Джеймс кратко объяснил Кэролайн, что он владелец «Павильона» и вел дела с помощью своей жены, Шанталь. Как раз в это время Пьер, с поклоном, повернулся к Кэролайн и произнес:

— Приветствую и вас, мадемуазель.

— Пьер, это Кэролайн… — начал Джеймс и вопросительно посмотрел на нее, потому что не знал, как ее представить ее дальше.

— Шоу, — сказала она, улыбаясь Пьеру.

— Мадемуазель Шоу, я искренне рад вас видеть.

— А где же ваша мадам, Пьер? — спросил его Джеймс, оглядываясь. — Что-то сегодня не видно мадам Шанталь.

— Она не очень хорошо чувствует себя в последнее время, — ответил Пьер, вдруг утратив всю свою веселость.

— Мне очень жаль, — сказал ему Джеймс.

Пьер Фонтэн кивком головы принял сочувствие Джеймса и переменил тему разговора:

— Вчера мы получили открытку от Жан-Клода, и, слава богу, там одни хорошие новости.

— Кэролайн, сын Пьера Жан-Клод учится на шеф-повара, — сказал Джеймс. — В «Кап д'Антиб», не так ли, Пьер?

Пьер покачал головой.

— В «Оберж де Люн», — с гордостью произнес он. — Им недавно была присвоена третья звезда.

Кэролайн не имела ни малейшего представления, что такое «Кап д'Антиб», не говоря уже об «Оберж де Люн», но ей импонировало, что Джеймс и Пьер Фонтэн включили ее в свой разговор, как будто она тоже была из их круга и заслуживала внимания с их стороны.

— А как Эмили? — спросил Пьер. — В этом сезоне я ее еще не видел.

У Кэролайн сжалось сердце. Она совсем уже забыла об Эмили, забыла о том, что Джеймс Годдард, несмотря на все его внимание к ней, несвободен. Кэролайн вспомнила, что Эмили пережила какую-то трагедию, которая произвела на нее такое сильное впечатление, что она не хотела выходить из дома даже для того, чтобы попасть на престижную вечеринку по случаю чьего-то дня рождения. «Или даже для того, — вдруг подумала Кэролайн, — чтобы пройтись по магазинчикам Ворт-авеню и зайти в «Павильон» на чашечку кофе». Ее вдруг заинтересовало, что за беда ввергла Эмили в такое отчаяние.

— Она очень страдает, но переносит это довольно хорошо, — серьезно сказал Джеймс. — Я делаю все, чтобы убедить ее вернуться к жизни. Прошло достаточно времени, и пора ей снова начать выходить в свет.

— Передайте ей, что я надеюсь вскоре увидеть ее, — сказал Пьер.

— Непременно, — ответил ему Джеймс. — Я ей скажу об этом сегодня же вечером.

«Сегодня вечером», — подумала Кэролайн. Он говорит об этом бале, как будто это обыденная вечеринка. Похоже, Эмили и Джеймс давно вместе. Кэролайн вдруг поймала себя на мысли, что Джеймс, возможно, помолвлен с Эмили. «Вполне возможно, — подумала она. — Ведь мужчины не тратят бешеные деньги на наряды девушек, с которыми они просто встречаются. Даже очень богатые мужчины. Судя по всему, у них очень серьезные отношения.

— Какой столик вам предложить? — спросил Пьер.

— Вон тот, — ответил Джеймс, показывая на один из столиков в центре зала, как раз рядом с огромной белой клеткой для птиц. Эта клетка, шедевр викторианского искусства, была размером с небольшую комнату, и в ней обитало несколько ярких тропических птичек, которые сидели на искусно посаженных цветущих деревцах. Клетку окружали пышные тропические заросли, кусты белого жасмина и алого гибискуса.

— Bien sur[4 - Конечно, разумеется (фр.).], — сказал Пьер Фонтэн, сопровождая их к самому лучшему столику на террасе кафе. — Мадемуазель Шоу… — Пьер подвинул для нее один из резных стульев возле столика.

Кэролайн кивнула и опустилась на мягкое зеленовато-белое сиденье, цвет которого очень удачно гармонировал с интерьером кафе.

— Пьер, принеси нам, пожалуйста, капуччино и пирожные, — сказал Джеймс.

Пьер Фонтэн считался кулинаром классической кухни, и его фирменными блюдами были птифуры, миндальные прямоугольные финансье и замечательные по вкусу картофельные тарталетки. Он удалился на кухню и через несколько мгновений вернулся с дымящимися чашечками кофе, приправленного сливками и корицей, и с подносом, на котором маленькие пирожные были разложены так искусно, что походили на рассыпанные драгоценности. Их просто жалко было есть.

Как только Пьер обслужил их и удалился, Джеймс коснулся руки Кэролайн и сказал:

— Прежде чем мы приступим к чревоугодию и обсуждению наших маневров, я хотел бы узнать кое-что.

— И что же? — спросила его Кэролайн, непроизвольно насторожившись.

— Что произошло с вами в «Элеганс»? Тогда, когда загорелся халат графини? Вы ведь просто застыли на месте.

Кэролайн опустила взгляд. Ей неудобно было вспоминать этот эпизод и ассоциации, которые он вызывал. Даже несмотря на то что голос Джеймса звучал дружелюбно, она не собиралась рассказывать об этом. Она никогда еще не обсуждала свое детство с кем-нибудь, даже с Селмой или Франческой, не говоря уже о графине. Это была ее личная боль, ее секрет, что-то такое, что она должна была изжить сама. И все же она была благодарна Джеймсу Годдарду за то, что он спросил об этом. У Кэролайн даже возникла потребность разделить хоть с кем-нибудь это бремя, рассказать об отце и матери, о насилии и унижении, борьбе, непонимании, проклятиях, пожаре, который разрушил их дом, том самом пожаре, который невольно разожгла она сама. Но сейчас было не время говорить об этом. Она еще слишком мало знала собеседника. Может быть, когда-нибудь, когда она узнает Джеймса Годдарда получше…

— Вы не хотите говорить об этом? — догадался Джеймс.

Кэролайн молча кивнула.

— Хорошо, тогда не будем. Пока…

Он сказал «пока». Означало ли это, что они еще встретятся? Или это просто было выражение дипломатичности, как у графини Тамары, когда та пыталась убедить купить ее товар? Кэролайн не могла определить это. Всю жизнь ее учили не доверять людям, не раскрываться перед ними, побаиваться посторонних. Она взглянула на его прекрасное, чистое лицо, и Джеймс улыбнулся ей. Кэролайн не могла устоять перед этим, он действительно был неотразим. И когда он тихонько пожал ей руку, она затаила дыхание и чуть не расплавилась в своем кресле.

— Джеймс! Дорогой!

Кэролайн тут же вернулась в действительность и подняла глаза. Рядом с их столиком стояла высокая стройная брюнетка с удивительными аметистовыми глазами и безупречным матовым цветом лица. На ней был костюм, который Кэролайн видела до этого в витрине «Армани», а на плече висела сумочка на золотой цепочке. Над столиком теперь витал тонкий аромат ее дорогих духов.

Джеймс отпустил руку Кэролайн и поднялся, чтобы поприветствовать девушку.

— Здравствуй, Миранда, — сказал он, а она поцеловала его в обе щеки, как принято на континенте, а теперь и в Палм-Бич.

— Ах ты, мошенник! Куда ты пропал? Только не говори, что ты до сих пор встречаешься с Хелен Врилэнд! — тараторила она. Затем, взглянув на Кэролайн, добавила: — А кто это?

— Миранда, это Кэролайн Шоу, — сказал Джеймс. — Кэролайн, позволь представить тебе Миранду Элиот.

Кэролайн протянула ей руку, которую Миранда пожала, небрежно кивнув головой, и отпустила. Она снова повернулась к Джеймсу Годдарду.

— Знаешь, Джеймс, — сказала Миранда. — Мне очень тебя недоставало. Может быть, ты придешь сегодня в клуб? Там и встретимся.

Джеймс покачал головой.

— Видишь ли, Миранда, сегодня я занят, — сказал он, с улыбкой глядя на Кэролайн.

— А как насчет завтра? — снова сделала попытку Миранда Элиот.

— Завтра я тоже занят, извини, — сказал он, не сводя глаз с Кэролайн.

Миранда, подняв брови, впервые посмотрела на Кэролайн с интересом.

— Шоу… Шоу… — попыталась она вспомнить. — Шоу из Филадельфии? Шоу из компании «Универмаги»?

Кэролайн непроизвольно рассмеялась.

— Кэролайн — из семьи розничных торговцев Шоу, Миранда, — прервал ее предположения Джеймс с непроницаемым лицом. — А теперь, если не возражаешь, мы с Кэролайн займемся обсуждением деловых вопросов.

— Да, конечно. Приятно было познакомиться, Кэролайн, — сказала Миранда, усиленно пытаясь скрыть разочарование. — Ну что ж, удачи вам обоим.

Помахав рукой, она присоединилась к своим друзьям, сидевшим за отдаленным столиком.

— Подруга? — спросила Кэролайн. — Или кто-то близкий?

— Да, подруга. И в прошлом кто-то близкий, — ответил Джеймс, насмешливо глядя на нее. — А теперь советую отведать тарталетку, — сказал он, прервав размышления Кэролайн. — Пьер может обидеться, если вы проигнорируете его угощение.

Кэролайн покачала головой. С тех пор как она стала следовать рекомендациям графини, перешла на цыплят и зелень и значительно похудела, Кэролайн избегала мучного и жирной пищи, от которых толстеют. Она теперь прекрасно выглядела и чувствовала себя здоровой, намного лучше, чем когда-либо в жизни. И все же ей не хотелось превращаться в пуританку. Хоть раз можно было поддаться искушению.

Кэролайн взяла пирожное, которое Джеймс положил перед ней на белую фарфоровую тарелочку, и откусила кусочек.

— Вы привели меня сюда, чтобы научить, как следует поступать, чтобы получить желаемое, — напомнила она.

— Совершенно верно. Так вот, поговорим об этом, — начал он тихим проникновенным голосом, в то время как Миранда и ее друзья искоса наблюдали за ними и перешептывались. — Могу поспорить, что графиня платила вам минимальное жалованье. Также бьюсь об заклад, что она заставляла вас вкалывать — сполна отрабатывать это жалованье, включая мытье полов, работу с пылесосом, уничтожение пыли и сам процесс продажи товаров. Я прав?

Кэролайн кивнула, пораженная его проницательностью.

— Вы хотите вернуться и снова всем этим заниматься? — спросил он.

— Не то чтобы хочу, но мне придется сделать это, — сказала Кэролайн. — Это единственная работа, которую мне удалось найти во время застоя. Честное слово. Я потратила много времени на поиски. И кроме того, я не так уж мало зарабатываю.

— Тогда нет проблем, — заметил Джеймс. — Но если вы больше не желаете, чтобы с вами обращались как с рабыней, вам нужен какой-нибудь козырь. То, на чем вы могли бы сыграть. То, что Тамаре нужно больше всего. И как только это у вас будет, она возьмет вас обратно, но уже на ваших условиях.

— На моих условиях? — воскликнула Кэролайн, подумав, что он с таким же успехом мог бы изъясняться на эту тему на языке суахили. Никогда в жизни ничего не делалось на ее условиях. Их всегда кто-нибудь диктовал: отец, мать, графиня; наконец, всегда сказывались отсутствие денег, силы воли, низкое происхождение, отсутствие опыта и уверенности в себе. Козырь могут иметь только люди, рожденные и выросшие в других условиях, как, например, Джеймс Годдард. А такие, как Кэролайн, даже и слыхом не слыхивали ни про какие козыри, не говоря уже о надежде когда-нибудь воспользоваться ими.

— Вы прекрасно слышали, что я сказал, — настаивал Джеймс. — Именно на ваших условиях. В мире бизнеса исключительно важно, чтобы соперники принимали именно ваши условия.

— Вы бизнесмен? — удивленно спросила Кэролайн, подумав о его возрасте и о мозолях, которые она заметила на его ухоженных руках с тонкими пальцами.

— Не думаю, — рассмеялся Джеймс. — Я на последнем курсе в Пенне. Моя семья живет в Нью-Йорке, но здесь, в Палм-Бич, у нас тоже есть дом. — Джеймс помолчал, думая, как ему повезло, что он зашел в этот магазинчик графини на Ворт-авеню и встретил там Кэролайн. — Мой отец хочет, чтобы я занялся бизнесом, после того как закончу колледж в июне, — продолжил он, отвечая на вопрос Кэролайн.

— А вы не хотите? — спросила она, угадав это по его тону и искренне желая знать, почему человек, такой, как Джеймс Годдард, у которого есть все шансы, не хочет следовать успешной карьере отца. Ведь это была возможность, за которую любой другой отдал бы все что угодно.

Джеймс покачал головой.

— Папа хочет, чтобы в июне я приступил к работе в отделении нашей компании на Уолл-стрит. Но я все пытаюсь внушить ему, что не гожусь для деятельности в высших финансовых кругах, — сказал он. Кэролайн про себя отметила его замешательство, как будто он говорил все это против своей воли.

— А на что вы годитесь? — поинтересовалась она, на время забыв собственные проблемы. Ее заинтриговал этот человек, его прошлое, его жизнь, которая так отличалась от ее жизни. К своему удивлению, она подумала о том, что даже в мире немыслимого богатства и привилегий у людей, родившихся по ту сторону жизненной дороги, тоже есть свои проблемы.

— Как считает отец, это несерьезно. Они с мамой считают, что я пошел в ее отца, — сказал Джеймс. — Тот был школьным учителем.

— Разве это плохо? — спросила его Кэролайн.

— Кроме этого, он был еще и скульптором. Неудачником.

— Итак, вы тоже скульптор? — спросила его Кэролайн.

Джеймс покачал головой.

— Не совсем, — сказал он. — Я делаю модели кораблей. Моделирование кораблей имеет очень давние традиции, и многие из самых известных моделей делают в штате Мэн. — Когда Джеймс заговорил о своем увлечении, его глаза засветились и он оживился. — В Кэмдене живет человек, его зовут Калеб Джонс, и его модели считаются чуть ли не лучшими в мире. Летом мне хотелось бы поехать и поработать с ним, а потом, возможно, открыть собственную мастерскую.

Джеймс отпил глоток капуччино.

— Моя семья просто в отчаянии, — продолжал он. — Последнее, что хотела бы видеть мама, — это человека, который напоминал бы ее отца. Папа утверждает, что моя затея просто смехотворна и что у меня, наверное, переходный возраст. Они хотели бы видеть меня занимающимся тем, чем Годдарды занимались из поколения в поколение. Для них традиция — все, и они хотят, чтобы я стал финансовой акулой, как мой отец и как дедушка.

— А вы против этого.

— Не совсем. — Джеймс покачал головой, и их взгляды встретились. — Корабли — моя страсть. С самого детства я мечтаю стать мастером, создавать модели, которые доставляли бы людям такую же эстетическую радость, какую я получаю, когда их строю.

Кэролайн в замешательстве молчала. Получается, что у этого богатого, красивого, приятного во всех отношениях юноши тоже есть мечты. Мечты, которые не разделяет его семья, и не просто не разделяет, а высмеивает. Она вспомнила Эла Шоу и его замечания в ее адрес. «Задавака, выскочка», — говорил он дочке только потому, что она хотела чего-то, что отличалось от его представлений о жизни. Уже во второй раз за сегодняшний день Кэролайн поймала себя на мысли, что ее с Джеймсом Годдардом что-то объединяет.

— А теперь, — сказал он, откашлявшись, — давайте вернемся к вопросу о вас и к ситуации с вашей работой. Нам нужно придумать способ, который заставил бы графиню просто умирать от потребности снова взять вас на работу. Требуется мотив. Подумайте, что вы могли бы такое сделать, что произвело бы на нее впечатление.

«Выйти за вас замуж». Эта нелепая мысль возникла у Кэролайн совершенно неожиданно для нее самой, и она, устыдившись, тут же выбросила ее из головы.

— Я могла бы устроиться в «Саксе», — сказала она. — Или в «Гуччо», а самое лучшее — у Селесты. Графиня просто терпеть не может Селесту. Если я пойду к ней работать, то этим нанесу удар по самолюбию Тамары, которая конкурирует с Селестой, и она обязательно возьмет меня обратно. Но проблема в том, что я уже пыталась найти другую работу, а сейчас нигде нет вакансий.

— Может быть, есть что-нибудь еще, что заставило бы ее больше ценить вас? — спросил он, предлагая посмотреть на проблему с другой стороны.

Кэролайн попыталась что-нибудь придумать, но безуспешно. У нее не было ничего, чем она могла бы впечатлить графиню. Ни денег. Ни знатного происхождения. Ни положения в обществе. Не было даже нормального будущего.

— Давайте, — настаивал Джеймс. — Больше оригинальности. Дайте волю своему воображению.

Кэролайн поморгала. И как раз в тот момент, когда она собиралась сказать, что не отличается оригинальностью, она вдруг представила себе… Хотя нет, это было скорее шуткой, чем решением проблемы.

— Я знаю, что определенно заставит графиню повысить мое жалованье, — со смехом сказала она. — Наверное, вам известно, что она самый настоящий фанат, когда дело касается карабканья по социальной лестнице. Ее интересуют только деньги и положение в обществе. Если бы она увидела мою фотографию в обожаемых ею «Ярких страницах», где я фигурировала бы на каком-нибудь важном приеме в модном платье, купленном, естественно, не в «Элеганс», то ее точно хватил бы удар. Вот тогда она на все сто процентов взяла бы меня назад — на моих условиях.

Джеймс внимательно слушал ее.

— Отлично, — сказал он с серьезным лицом. — Сказано — сделано. Я знал, что мы обязательно что-нибудь придумаем.

— Мы?

— Ну хорошо, вы.

— И что же я придумала? — Кэролайн была в полном недоумении.

— План, как снова обрести свою работу, причем с соответствующей приманкой.

— Но ведь это просто шутка…

— В субботу вы будете моей дамой на приеме у Кендалл, — сказал он.

— Но у вас уже есть дама!

— Значит, будет две.

— А как отнесется к этому Эмили?

— Она не будет возражать.

У Кэролайн просто отвисла челюсть. Она не могла поверить своим ушам. Как раз в тот момент, когда он начал ей искренне нравиться, когда она почувствовала к нему симпатию и начала верить, что он не из тех испорченных плейбоев, которыми кишит все вокруг, он вдруг приглашает ее на ту же вечеринку, на которую уже пригласил Эмили! Так вот как он относится к женщинам! Кэролайн выпрямилась в кресле и гневно посмотрела на него.

— За кого вы меня принимаете? За одну из тех девиц, которые так и падают к вашим ногам? — спросила она.

— Что? Конечно же, нет, — ответил Джеймс, не понимая, почему настроение собеседницы так резко изменилось.

— Тогда почему же вы решили, что можете пригласить меня на вечеринку, куда уже пригласили свою подружку?

— Какую подружку? — Джеймс выглядел явно озадаченным.

— Вы прекрасно знаете, какую. Эмили! Или вы уже про нее забыли? — спросила Кэролайн ироническим тоном, ожидая объяснений.

Джеймс некоторое время разглядывал Кэролайн, заметив, что она разгневана, и вдруг рассмеялся. Сначала он пытался как-то сдерживаться, но потом стал смеяться все громче. Его плечи тряслись от хохота, и люди за соседними столиками стали оглядываться на них.

— Что здесь смешного? — спросила Кэролайн.

— Эмили — моя сестра, — еле выговорил он, давясь от смеха.

Но Кэролайн было невесело. Как же — сестра! Неужели Джеймс думает, что она в это поверит? Наверное, этот человек принимает ее за полную идиотку.

— Я не из тех дебютанток Палм-Бич, у которых коэффициент интеллекта равен размеру бюста! — воскликнула Кэролайн.

— А кто считает, что из тех? — Джеймс наконец стал серьезным.

— Если Эмили — ваша сестра, то почему я не могла вспомнить ее, когда вы говорили о ней с графиней? — спросила Кэролайн. — Если бы Эмили Годдард была клиенткой «Элеганс», то я обязательно знала бы ее.

— Она не Эмили Годдард. Она Эмили Прингл, — сказал Джеймс. — Моя сестра была замужем. Прингл — это ее фамилия по мужу.

Щеки Кэролайн стали пунцовыми. Она просто сгорала от стыда. Конечно же, она прекрасно знала Эмили Прингл: элегантную блондинку с бледным классически правильным лицом, холодную и высокомерную. Итак, это сестра Джеймса!

— Приношу свои извинения, — еле слышно произнесла она. — Простите меня, пожалуйста.

— Только с одним условием, — сказал Джеймс.

— Что за условие?

— Что вы будете моей дамой на вечеринке у Кэндалл, — ответил он, наклонившись к ней и взяв ее за руку.

— Спасибо за приглашение, — ответила Кэролайн, убирая руку. — Но к сожалению, я не могу принять его.

— Почему? — поинтересовался Джеймс. — Там обязательно будут репортеры из «Ярких страниц». Это именно такой прием, фотографии о котором помещают на суперобложке. О вас упомянут в статье, поместят вашу фотографию, в итоге вы сумеете вернуть свою работу.

— Послушайте, это была шутка, — серьезно сказала Кэролайн, — Я не могу пойти на прием к Кэндалл Лоусон. У меня нет сногсшибательного наряда от Селесты или от кого-либо еще, который подходил бы для такого случая.

— Это пустяки, — беззаботно заметил Джеймс.

— Кроме того, у меня нет ничего такого, что репортер из «Ярких страниц» захотел бы запечатлеть, — подытожила Кэролайн.

— Тогда нам надо быстро закругляться, — сказал Джеймс, посмотрев на часы. — В половине шестого Селеста закроет свой магазин.

Джеймс Годдард попросил счет, расплатился и повел Кэролайн на Ворт-авеню под пристальными взглядами Миранды Элиот и компании ее подружек.


Глава 5


Для Чарльза и Дины Годдард их сын Джеймс был не просто загадкой. Это был как бы странный мистический кроссворд. Они не могли понять увлечение сына моделированием и считали это пустой тратой времени. Дина, можно сказать, посвятила всю свою жизнь, чтобы уничтожить даже малейшие намеки на то, что она дочь человека, чьим рабочим инструментом были его собственные руки. Чарльз всю жизнь строил свою компанию, чтобы потом оставить ее в наследство сыну, — компанию, имевшую такой престиж и власть, что она вошла в число ведущих в стране. Родителям было непонятно, как они могли произвести на свет человека, так непохожего на них, настолько далекого от них и их интересов.

В противоположность Джеймсу их дочь Эмили воплотила в себе все их понятия об идеальном ребенке. Она наслаждалась своим положением и привилегиями, данными ей от рождения, свято чтила семейные традиции и неукоснительно их соблюдала. Родители никогда не сомневались, что дочь рано выйдет замуж, что ее брак будет удачным, что она будет членом престижных благотворительных обществ, одеваться со вкусом и последует примеру своей матери в умелом применении способностей организовывать светские рауты, полезные для карьеры супруга.

Чарльз и Дина были довольны своей дочерью, гордились тем, что произвели на свет такое совершенство. И у них были для этого все основания. Эмили унаследовала светлые волосы матери, ее аристократические манеры и красоту в сочетании со скрытой силой воли и решительностью отца. Как в свое время ее родители, Эмили получала все, что желала. И к радости Чарльза и Дины Годдард, она всегда хотела именно того, чего хотели ее родители.

Когда Эмили была на последнем курсе Фармингтона, ее желанием, как и желанием ее родителей, был брак с Кайлом Принглом, единственным сыном Одры и Лейтона Прингл, с которыми Годдарды были знакомы вот уже два десятилетия. Лейтон был ученым, всемирно известным ботаником, путешествовавшим по тропическим лесам Борнео и Амазонии с целью организации экологически чистых зон и заповедников. Одра была членом правлений нескольких музеев, и ее имя также было широко известно в культурных кругах. Оба они были выходцами их богатых виргинских семей, и если Лейтоны когда-нибудь работали физически, то это было так давно, что никто уже не мог вспомнить, когда это было и чем они занимались. Эта семья жила, как и многие богатые семьи, на доходы от кредитов — бизнеса, получившего широкое распространение в последние годы. В конце концов Принглы оказались в такой ситуации, когда у них осталось много шика, но мало наличных. Они тщательно скрывали от окружающих этот неприятный факт, и даже Чарльз узнал об этом только спустя несколько месяцев после того, как Эмили и Кайл на брачной церемонии произнесли свои «да».

На первый взгляд Кайл Прингл обладал не только идеальными умственными данными, он также имел очень презентабельный вид. Его приятная наружность и смугловатая кожа только подчеркивали нежную красоту Эмили. Он был сложен атлетически, играл за университетскую команду в поло и был известной личностью в поло-клубе «Саутгемптон» в Палм-Бич. Кайл отличался удивительной способностью радоваться жизни и наслаждаться всегда и везде. Но особенно его радовала перспектива стать зятем Чарльза Годдарда. Женитьба на Эмили означала не только то, что у него будет очаровательная жена, но еще и гарантировала место в правлении компании «Годдард-Стивенс».

Нацелившись не только на романтические отношения, но и на все связанные с ними выгоды, Кайл не просто ухаживал за Эмили — он, можно сказать, завоевывал ее. Он засыпал ее цветами, парфюмерией, любовными записками, а на день рождения, когда ей исполнилось восемнадцать, подарил футляр с изумрудным кольцом, украшенным бриллиантом в шесть каратов.

О помолвке объявили официально, и те несколько месяцев, которые оставались до свадьбы, Чарльз Годдард потратил на деловые переговоры со своим будущим зятем и принял его на работу в компанию «Годдард-Стивенс». Чарльз исходил из того, что отныне можно будет также использовать связи Кайла; кроме того, Прингл-младший был почти одного возраста с сыном Чарльза — Джеймсом, а присутствие в компании двух представителей молодого поколения будет полной гарантией дальнейшего процветания фирмы.

— Ты начнешь с самых низов, как и все члены семьи Годдардов, но если ты будешь работать хорошо, то вскоре займешь место в правлении наряду с Джеймсом, — сказал он Кайлу.

— Спасибо, сэр, — ответил ему Кайл. — Я сделаю все, чтобы оправдать ваше доверие.

* * *


Эмили и Кайл обручились в День памяти в епископальной церкви Лоукаст-Вэлли. Свадьба состоялась в клубе «Пайпинг Рок», и на ней присутствовало пятьсот самых близких родственников и знакомых этих двух семей. Чарльз Годдард подарил молодоженам пакет акций «Годдард-Стивенс» и чек на 25 тысяч долларов — на расходы, которые могут возникнуть во время медового месяца в четырехзвездочных отелях Парижа, Лондона и Рима. Вернувшись в Нью-Йорк, Эмили и Кайл поселились в просторной, хотя и неухоженной, квартире на углу Парк-авеню и 91-й улицы.

— Я прекрасно знаю, что она выглядит не очень презентабельно, но моя семья владеет этой квартирой еще с двадцатых годов, — сказал Кайл своей молодой жене. — Почему бы тебе не нанять декоратора и не облагородить наше гнездышко? Я слышал, что с такими делами превосходно справляется Сисси Макмиллан.

— И за очень большие деньги, — добавила Эмили. Сисси Макмиллан, весьма известная среди художников-оформителей — говорили, что у нее «глаз-алмаз» — и отнюдь не лишенная светской обходительности, с незапамятных времен пользовалась особой популярностью в высшем обществе восточного побережья. Она знала, как превратить дома нуворишей в роскошные апартаменты и как навести в старинных особняках современный лоск.

— Она этого стоит, — сказал Кайл, предоставляя Эмили полную свободу действий во всем, что касалось облагораживания их квартиры. Он только что начал вою деятельность в компании «Годдард-Стивенс» и знал, что скоро у него будет много денег.

Эмили занялась образцами красок для стен и тканей для обтяжки мягкой мебели, а Кайл каждое утро уезжал на работу в одно из отделений фирмы на Уолл-стрит. Чарльз Годдард доверил ему несколько небольших счетов второстепенной важности, а сам Кайл, как Чарльз и рассчитывал, привлек в его банк новые счета, многие из которых оказались весьма значительными. Они принадлежали его друзьям, родственникам и членам команды, в которой играл Кайл.

Чарльз был доволен этим деловым начинанием, а также — по крайней мере на первых порах — своим зятем.


За шесть месяцев Эмили превратила квартиру на 91-й улице в анфиладу светлых, веселых комнат, идеально подходящих для приема гостей, а Кайл с первой попытки сдал экзамен по брокерскому делу. Они стали подыскивать коттедж в Саутгэмптоне на лето, а Эмили решила забеременеть. Кайл, со своей стороны, также сделал несколько приобретений: двух пони для игры в поло и зеленый гоночный «ягуар» для Эмили.

— Это просто совершенство! — сказала она, когда Кайл вручал ей ключи от машины.

— На свете нет ничего более совершенного, чем ты, — ответил Кайл. Ему было приятно проявить такую щедрость. Они были молоды, богаты и составляли идеальную пару. Эмили, Кайл и все, кто их знал, считали их брак очень удачным. Все, за исключением Чарльза Годдарда.

Он все чаще виделся со своим зятем, и ему все меньше нравилось то, что он видел.

— Слишком много продаж, — сказал он Кайлу в один зимний день вскоре после окончания медового месяца. Чарльз просматривал портфели акций, которыми занимался Кайл, прежде чем подвести месячный баланс, и обратил внимание на то, что позиции открывались и закрывались слишком часто. Акции покупали, держали день-два, потом снова продавали, и так без конца.

— «Годдард-Стивенс» не занимается спекуляциями. Мы солидные вкладчики, — заявил Годдард-старший.

Но Кайл не чувствовал за собой вины.

— Почти каждая из этих операций принесла доход, — заявил он.

На Чарльза его слова не произвели должного впечатления.

— Ты занимаешься ерундой. Кидаешь пару сотен туда, пару сюда. На одних комиссионных ты заработал больше, чем получили прибыли вкладчики, — сказал он, сделав быстрый подсчет. — Я должен напомнить тебе, что «Годдард — Стивене» — солидная инвестиционная компания, а не кормушка. Ты должен составлять свои портфели в соответствии с утвержденными биржевыми сделками и прекратить эти безумные купли-продажи.

Чарльз отпустил Кайла, считая, что тот правильно понял предупреждение.

Но Кайл не прекратил свои махинации, и Чарльз Годдард, во второй раз вызвав его в офис, не скрывал своей ярости. Чарльз потратил почти десять дней, чтобы предотвратить банкротство «Годдард-Стивенс», и попутно принимал все меры, чтобы избежать скандала как в отношении фирмы, так и в отношении любого вкладчика, который хоть когда-нибудь с ней сотрудничал. Но Годдард совсем не собирался жертвовать десятилетиями тяжкого труда, успехов и разочарований только для того, чтобы его зять мог заработать пару сотен долларов то там, то сям. Да, он поступил с Кайлом слишком мягко, но не хотел закрывать глаза на то, что его клиентурой пользовались в целях личной выгоды.

Поэтому на следующий раз Чарльз говорил с Кайлом за закрытыми дверьми тоном, не допускающим возражений.

— Ты манипулируешь этими счетами, и я хочу тебя предупредить, что это противозаконно. У твоих клиентов есть полное право предъявить тебе иск, — сказал он Кайлу, побагровев от гнева.

— Мои клиенты ожидают, что я буду более смело вкладывать их деньги, — спокойно парировал Кайл, на которого, очевидно, не произвели впечатления ни слова, ни сам тон тестя.

— Смело и безрассудно — разные вещи. Так же как смело и противозаконно, — сказал ему Чарльз. — Все порученные тебе портфели показывают значительные убытки. Ты должен лично возместить их, немедленно. Мы никогда не наносим ущерб — повторяю еще раз: мы никогда не наносим ущерб — своим клиентам. Кроме того, мы никогда — повторяю, никогда — не рискуем деньгами своих вкладчиков, ты понял меня?

Кайл спокойно ответил, что все понял, и вышел из кабинета с таким видом, как будто согласен, что не прав и собирается начать новую жизнь.


Несмотря на все предупреждения, портфели акций, которыми занимался Кайл, постоянно свидетельствовали об активной деятельности, а когда внутренний аудит фирмы выявил недостачу в пяти счетах, которыми ведал Кайл, Чарльз Годдард решил, что с него хватит. Он ничего не сказал жене и дочери, не говоря уже о Кайле, поскольку это было чистой тратой времени и нервов. Вместо этого Чарльз Годдард представил себе, как действовали бы в этой ситуации его дед Карл или, скажем, его отец Роберт и даже почивший в бозе Итчи Мэллоун и его таинственный мистер Шайн, которые помогли Чарльзу построить его империю и сохранить ее репутацию. Чувствуя связь с прошлым и понимая, что предки одобрят его выбор, Чарльз Годдард решил действовать без промедления.

Он лично возместил убытки так, что клиенты фирмы даже не заподозрили о происходящем. В один прекрасный день он рано оставил работу и тайно посетил конюшни Лонг-Айленда, где встретился с человеком по имени Рэй Лайонс, занимавшимся лошадьми и попавшим в затруднительное положение из-за страсти к азартным играм. Чарльз отозвал Рэя в сторонку, вынул из портфеля чековую книжку и предложил Рэю решить его проблемы.

— Не задавайте лишних вопросов, — сказал он этому кривоногому конюху с искривленными пальцами на руках, который искренне заинтересовался суммой. — Мне нужна одна услуга. Вы должны поехать во Флориду. В поло-клуб в Палм-Бич, где мой зять примет участие в матче в конце недели. Потом вы должны исчезнуть. Я ясно выражаюсь?

Рэй Лайонс кивнул.

— Ясно как божий день, мистер Годдард, — ответил он и выслушал разъяснения Чарльза относительно решения назревшей проблемы.


Вернувшись в свой офис после встречи с Рэем Лайонсом, Чарльз Годдард еще раз обдумал свое решение. Он сделал как раз то, что на его месте сделали бы его отец и дед: защитил интересы своей семьи, фирмы и репутацию Годдардов. Единственное, что его волновало, — реакция Эмили. Конечно, она некоторое время будет в отчаянии, но вскоре утешится. Она была еще очень молода, а высказывание, что время лечит, действительно имело глубокий смысл.

Чарльз понимал, что у него не оставалось выбора. В семье Годдардов еще не было разводов и никогда не будет. Никогда. Нестабильность в личной жизни может быть воспринята клиентами как профессиональная нестабильность независимо от того, что сами они на словах обязательно будут отрицать все это и от того, что их собственная личная жизнь также может быть довольно запутанна. Несмотря ни на что, во всем, что касалось их финансов, клиентам нужен человек солидный, надежный, ответственный и непогрешимый.

Больше того, Кайл Прингл был не просто помехой в делах или временным затруднением. Это было слабое звено, способное загубить все, что создали Годдарды с двадцатых годов. Чарльз прекрасно понимал, что именно на его плечи ложится ответственность за все, что натворил его зять, и не только ответственность — весь позор. Ведь, в конце концов, именно он привел Кайла Прингла в компанию и в семью, именно он дал ему власть над акциями и положение в обществе. Теперь именно он и должен исправить свою ошибку. Поэтому он не колеблясь принял решение, чувствуя только слабенькие угрызения совести.


Поло — игра не для слабаков. Это быстрая, жесткая и опасная игра. Пони выращивают специально, чтобы они были выносливыми и носились по игровому полю с угрожающей скоростью. Всадники изо всех сил размахивают битами, заботясь только о том, чтобы попасть по мячу. Здесь несчастные случаи происходят довольно часто, даже с исходом полного паралича, поэтому тот несчастный случай, который оборвал жизнь Кайла Прингла, был, конечно, крайне неприятным, но отнюдь не из ряда вон выходящим. Поло вполне можно было назвать убийственной игрой.

Эмили очень сильно переживала несчастье, но на людях она держалась с полным достоинством. Только оставшись одна, она давала волю отчаянию и часами лила горькие слезы по безвременно ушедшему супругу. Ее родители делали все, чтобы смягчить ее горе, понимая, что нужно время, чтобы оно хоть немного улеглось. Именно поэтому они были очень благодарны Джеймсу за то, что он отказался от приглашения провести каникулы с однокурсником на Бермудах и ранней весной присоединился к своей семье в Палм-Бич.

— Надо хоть немного привести в чувство Эмили, — сказал он со значением и глубокомысленно, именно так, как всегда говорил с раннего детства. Джеймса очень волновало состояние сестры. Казалось, что в отчаянии она утратила не только интерес к еде или развлечениям — она утратила интерес к жизни. Утверждая, что по ночам она не может спать, Эмили после обеда, усталая, уходила в свою комнату, чтобы уже больше не выходить оттуда до ужина. Джеймс был мягкосердечным человеком, но очень решительным, и он вознамерился сделать все, чтобы вытащить свою единственную сестру из этого траура и вернуть ее в реальный мир.

— Ты не можешь так просто отказаться от вечеринки по случаю дня рождения Кендалл Лоусон, — сказал Джеймс, когда они получили по почте приглашение. — Ведь она была твоей самой лучшей подругой с первого класса школы. Тебе пора выходить в свет, и вечеринка у Кендаллов как раз тот случай, чтобы снова появиться среди людей.

Эмили все еще колебалась. Она объяснила, что не хотела бы, чтобы ее жалели. Она не хотела быть единственной вдовой среди молодых беззаботных сверстников. Она боялась просто расплакаться, если вдруг кому-нибудь придет в голову произнести имя Кайла. Кроме того, у нее не было соответствующего наряда на этот вечер и совершенно не было сил пойти по магазинам и поискать, во что ей одеться.

— Учти, я не для того проделал весь это долгий путь, чтобы сидеть и смотреть, как ты заперлась в доме, — возразил ей на это Джеймс. — Я собираюсь убедить тебя пойти на эту вечеринку, чего бы мне это ни стоило, даже подкупить тебя, если нужно.

— Подкупить? — Эмили слегка оживилась. — Как это — подкупить?

— А вот это мой секрет, — с таинственным видом сказал Джеймс. На самом деле он до сих пор еще и не думал об этом. Но он видел, что заинтриговал сестру и что это был, пожалуй, первый шаг на пути к возвращению в светскую жизнь, которая так много значила для Эмили. Теперь все, что было необходимо, — это идея.

Мысль о каком-нибудь наряде пришла Джеймсу в голову, когда он проходил мимо «Элеганс». Как и ее мать, сестра Джеймса постоянно твердила, что никогда не сможет найти наряд, соответствующий ее натуре, и кроме того, ведь Эмили сама говорила, что одна из причин ее отказа от участия в вечеринке у Кендалл — это то, что ей нечего надеть. Поэтому Годдард-младший вошел в магазин графини с мыслью купить что-нибудь экстравагантное, что-нибудь из последних коллекций. Но вместо этого он встретил Кэролайн Шоу. И ему пришлось приобрести «подкуп» Эмили не в «Элеганс», как он собирался с самого начала, а у Селесты.


— Вот моя ставка, — сказал Джеймс с низким поклоном, передавая сестре большую прямоугольную коробку.

— О, Джеймс! Ты самый лучший изо всех братьев на свете! — воскликнула Эмили, открывая коробку и вынимая приталенное с удлиненной юбкой платье из абрикосового муслина, расшитое цветами из стекляруса. Оно все так и сверкало, покрой был безупречным и подчеркивал точеные плечи и спокойную, безмятежную красоту Эмили. Поглядев в зеркало, она впервые со дня панихиды улыбнулась, поймав себя на мысли, что той, кто завоюет сердце ее брата, несказанно повезет. Может быть, он совершенно непрактичен, но у него доброе сердце, и он всегда знает, что нужно сказать или сделать, чтобы людям вокруг него было хорошо. Неудивительно, что все женщины за ним так и бегают.

— Ну что? Хорошо? Великолепно? Чудесно? — спросила она, встретившись с его глазами в высоком зеркале в холле и ожидая одобрения.

— Просто изумительно, — ответил Джеймс.

Эмили не могла не согласиться с ним.

— Полагаю, что ты выиграл, — сказала она.

— Итак, ты идешь к Кэндалл?

Эмили кивнула.

— Я пойду, — произнесла она. — Если ты будешь моим кавалером.

— Обязательно, но тебе придется делить меня.

— Так я и знала! Ну и с кем мне придется тебя делить?

— С Кэролайн Шоу.

— Из семьи Шоу, владельцев сети универмагов Шоу? — спросила Эмили.

— Из семьи Шоу из Лэйк-Ворт, — Джеймс улыбнулся, вспомнив, как пыталась вычислить Кэролайн его бывшая подружка Миранда Элиот.

— Никогда не слышала о них, — сказала Эмили. — Это твое последнее увлечение?

Джеймс ничего не ответил. Просто он и сам еще не знал, что значит для него Кэролайн Шоу. Все, что он знал, — это то, что он никак не может дождаться субботы. Не может дождаться, когда снова увидится с ней.

Не может, никак не может дождаться, просто никаких сил…


Глава 6


Кэролайн посмотрела на часы, затем на свое отражение в зеркале в дверце шкафа. До прихода Джеймса Годдарда оставалось еще двадцать минут, но она уже была одета. Платье, как сказала Селеста, смоделировала мадам Вионнэ, знаменитая французская модельерша тридцатых годов. Его сшили из тяжелого крепа дымчатого цвета; фасон нельзя было назвать облегающим, но при этом он удивительным образом подчеркивал все изгибы тела. Эффект был таким, что обычная фигура в этом платье выглядела исключительной, а хорошая фигура — просто незабываемой.

Платье оказалось таким дорогим, что Кэролайн запретила Джеймсу покупать его. Но он настоял на своем, утверждая, что не сомневается в последующем возврате долга.

— Ведь это не просто платье, — сказал он. — Это капиталовложение. Это способ для вас вернуть работу.

Кэролайн сначала думала, что она будет себя неловко в нем чувствовать, как чувствовал бы себя любой в чужой одежде. Однако простое, но элегантное платье из шелка, казалось, было сделано специально для нее. Кэролайн еще раз посмотрелась в зеркало. Неужели она подросла? Или просто у нее такое чувство, будто она стала выше? Неужели она и впрямь такая стройная? Или это иллюзия? Неужели случилось то, о чем говорила Франческа, — она стала сногсшибательной красавицей? Или это только кажется? Скорей всего, она просто заблуждалась. Неужели правда, что Джеймс Годдард пригласил ее на день рождения к Кендалл Лоусон? Или ей все это снится?

— Кэролайн! К тебе мистер Годдард, — возвестила Селма.


Кэролайн вздохнула и вытерла вспотевшие ладони о салфетку. Взяв вечернюю сумочку, которую Джеймс помог ей выбрать в тон платью, она спустилась вниз.

Ступеньки скрипят, обои на стенах грязные и облезлые, дорожка на лестнице потертая. Вот он и увидит, где живет Кэролайн, поймет, как она бедна и какие они, в сущности, разные.

И покинет ее.

Но Джеймс не сделал этого.

Он стоял на крылечке пансиона Селмы, одетый в белый вечерний смокинг, как киногерой, вдруг спустившийся с экрана и пришедший в реальную жизнь. Его белокурые волосы блестели на солнце, оттеняя слегка загоревшее лицо, а глаза сверкали. Казалось, он только что создан Господом лишь для того, чтобы доставить Кэролайн удовольствие, которого она никогда в жизни не испытывала. Джеймс протянул ей красную розу и оглядел ее ласковым взором, который, казалось, обнял ее от головы до ног. Кэролайн подумала о том, что никогда и никто еще не смотрел на нее так внимательно и оценивающе, заглядывая в самую душу, и ей вдруг захотелось вернуть этот молчаливый, но красноречивый, ласкающий взгляд.

— Выглядишь что надо, — сказал Джеймс хрипловатым голосом, впитывая в себя ее образ, платье, волосы, косметику, все ее существо.

— Только благодаря тебе, — ответила Кэролайн, чувствуя, как взгляд Джеймса обволакивает ее. Без него у нее никогда бы не было этого платья и этого, совершенно нового для нее, чувства уверенности в себе.

— Художник ценится по своим произведениям, — сказал он, отвечая на ее похвалу. — А это — в честь нашего первого свидания, — сказал Джеймс, протягивая ей розу. Для Кэролайн это было не просто первое свидание — ей вообще впервые дарили цветы.

— Спасибо, — промолвила она, принимая алый бутон. — Мне еще никто не дарил розы.

— Это просто несправедливо, — заметил Джеймс, снова оглядывая ее с головы до ног.

По всему телу Кэролайн прошла теплая волна, и она почувствовала, что краснеет.

— Знаешь, — сказал вдруг Джеймс, все еще наслаждаясь ее видом и не сводя с нее своих удивительных голубых глаз, — должен признаться тебе кое в чем. Мне вдруг расхотелось идти на эту вечеринку к Кендалл Лоусон.

Кэролайн молча кивнула, потрясенная непонятным приливом эмоций и вдруг осознав, что она тоже очень хочет остаться с ним наедине.

— Но положение обязывает, — сказал Джеймс, возвращая их обоих на грешную землю.

Кэролайн подумала, что не только положение, но и неоплаченные счета обязывают ко многому, вспомнив о работе, которой лишилась. Она передала розу Селме, которая с радостным видом отправилась на кухню, чтобы поставить цветок в вазу с водой.

— Ты вся дрожишь, — заметил Джеймс, ведя Кэролайн под руку к своему легкому спортивному автомобилю «остин хейли» выпуска 67-го года.

— А я так надеялась, что ты этого не заметишь, — ответила ему Кэролайн, которая наконец могла говорить, и взглянула на него.

Джеймс улыбнулся.

— Не стоит нервничать, — сказал он. — Все, что от тебя требуется, — это жизнерадостно улыбнуться, когда Роз Гарелик будет фотографировать тебя.

— Роз Гарелик? — спросила Кэролайн. Она вспомнила это имя, напечатанное под снимками. — Она ведь из репортеров «Ярких страниц»?

Джеймс кивнул.

— Видно, в школе ты всегда прилежно училась, — сказал он, явно польщенный. — Как раз сегодня утром я разговаривал с Кендалл, хотел удостовериться, что именно Роз будет писать о приеме. Стоит постоянно помнить о том, что нам просто необходимо воплотить наш план в жизнь. — Он открыл дверцу низкого автомобиля и помог ей сесть.


Джеймс вел машину уверенно и быстро; он не отпускал никаких замечаний: ни об убогом жилище Кэролайн, ни о старом халате и стоптанных шлепанцах Селмы. Джеймс не задавал девушке вопросов, почему она живет одна, не расспрашивал о родителях. Вместо этого он всю дорогу до Палм-Бич говорил о своей сестре.

— Подкуп удался на славу! Эмили согласилась пойти на вечер. Я уже отвез ее, — сказал он, явно довольный.

— Но почему понадобился подкуп, чтобы твоя сестра туда пошла? — спросила Кэролайн. Никогда в жизни она не слышала о таких удивительных вещах.

— Все из-за ее жуткой депрессии, — ответил ей Джеймс. — Все время с тех пор, как погиб ее муж, она была…

— Погиб? — переспросила Кэролайн, потрясенная услышанным. — Но ведь он должен был быть совсем молодым?

— Он и был молодым. До тридцати было еще далеко, — ответил Джеймс.

Кэролайн ахнула. Ведь Кайл Прингл, получалось, был не намного старше Джеймса, и вот он умер. От одной мысли о том, что кто-нибудь может покинуть этот мир в расцвете лет, Кэролайн непроизвольно почувствовала озноб.

— Это был несчастный случай?

— Несчастный случай на игре в поло этой осенью, — ответил Джеймс. — Поло — это быстрая, опасная игра. По степени риска относится к той же категории, что и слалом, прыжки с парашютом и гонки. Эмили всегда этого боялась, но Кайлу нравилось играть. Сколько раз она просила его быть осторожнее, но он только смеялся. Говорил, что риск — благородное дело.

— Какой ужас! Неудивительно, что она в отчаянии, — сказала Кэролайн, думая, как ужасно потерять мужа в такие молодые годы. Она просто не могла себе представить, как можно пережить такую трагедию.

Джеймс Годдард остановил машину у дверей фешенебельного клуба «Пеликан» и помог Кэролайн выйти. Пока слуга отпарковывал машину, Кэролайн прислушивалась к веселой музыке, доносившейся изнутри, а когда они вошли в зал, она увидела самых изысканных молодых людей Палм-Бич, которые танцевали и пили шампанское. Она инстинктивно вся съежилась, чувствуя себя, как в детстве, пришелицей из иного мира, которой не место на такой вечеринке, которая не должна появляться там, где обитают Годдарды и Лоусоны, не говоря уже о том, чтобы примкнуть к их компании. Она была Кэролайн Шоу из Лэйк-Ворта — все равно что ниоткуда. Да и что она знала о светском обществе Палм-Бич?

Почувствовав ее настроение, Джеймс взял ее за талию и на мгновение привлек к себе.

Кэролайн подняла глаза, на ее лице ясно читалось отчаяние.

— Я прекрасно знаю, что это не моя среда. Независимо от того, какой сногсшибательный на мне наряд, — сказала она.

— Ты очень красивая, и ты нисколько не хуже любого из присутствующих здесь, — ответил ей Джеймс. — Я горжусь тем, что привел тебя сюда. Это ведь просто люди, не хуже и не лучше, чем где-либо еще.

Взяв ее под руку и подмигнув ей, он проводил ее в зал.

— Помни, — сказал он ей, — как только ты увидишь Роз Гарелик, тебе надо улыбаться. И когда графиня позвонит тебе завтра, не бери трубку.


В воскресенье графиня Тамара поднялась, как всегда, ни свет ни заря. Она вышла, чтобы подобрать у входа воскресный выпуск «Ярких страниц», направилась в гостиную и приготовилась выпить кофе. Налив дымящийся кофе в чашку и взяв журнал, она удобно устроилась в кресле. Бон-Бон, ее любимая мальтийская кошка, устроилась у нее на коленях.

— Ух… — пробормотала она, чувствуя, как горячий кофе возвращает ее к жизни. — Что бы я делала без чашечки «яванского» по утрам?

Она стала листать газету, разглядывая красочные фотографии вчерашних приемов и гала-шоу. Эти фотографии буквально завораживали графиню. Ей всегда доставляло особое наслаждение подсчитывать, сколько богатых и известных дам одевались в эксклюзивные наряды, разработанные для ее магазина. Для нее это была как бы игра, но очень серьезная, попытка сравнять счет и отомстить с тех самых пор, когда Селеста увела от нее мужа.

Тамара стала тщательно изучать разворот, и тут в глаза ей бросилась большая фотография. Округлив глаза, хозяйка уставилась на снимок. Да, это была она, во всем блеске! Графиня со стоном отбросила газету. Бон-Бон в страхе спрыгнула с ее колен и спряталась в угол.

— Боже мой! Я просто не верю своим глазам! Это невероятно! — воскликнула графиня.

Она потерла глаза и, взяв газету, снова посмотрела на фотографию, чтобы убедиться, что это не сон. Это уж чересчур! Невероятно! Кэролайн Шоу, ее бывшая кастелянша, та, которую она только что выставила за дверь, была на приеме у Кэндалл Лоусон с Джеймсом Годдардом, единственным наследником всего состояния инвестиционной компании «Годдард-Стивенс». Он стоял рядом с этой девицей, обняв ее за плечи. А она, негодница, была одета в платье, купленное у Селесты! У Селесты, этой низкопробной воровки чужих мужей, которая скорее всего украла и этот фасон у мадемуазель Вионнэ!

Это было настоящее оскорбление! Самое низкое предательство из всех, какие только можно вообразить! Настоящая пощечина! Ее просто унизили и обошли! Ее оскорбили!

Графиня снова бросила журнал и, едва не наступив на перепуганную Бон-Бон, ринулась к телефону. Не важно, сколько сейчас времени и кого она разбудит своим звонком. Как только осмелилась Кэролайн Шоу выставиться в этой безвкусной дешевке от Селесты на одном из самых престижных приемов в Палм-Бич? Эта девушка должна была продемонстрировать один из фасонов, предлагаемых салоном «Элеганс». Может быть, «Олеандр». Или «Жасмин».

Графиня вся тряслась от злости, прислушиваясь к гудкам в трубке. Тамара прекрасно знала, что и как ей нужно говорить. Конечно, она будет вежливой и рассудительной. Она расскажет, как сильно сожалеет обо всем случившемся и что она совсем не то имела в виду, а просто погорячилась. Кэролайн обязательно должна почувствовать раскаяние, что не вернулась и не выслушала хозяйку, после того как Джеймс Годдард вывел ее из «Элеганс». Графиня скажет Кэролайн, что работа все еще ждет ее. Ясное дело, на прежних условиях.

Девушка будет счастлива вернуться. Ведь ей и в самом деле была нужна работа. Кроме того, они ведь неплохо сработались и сдружились за эти несколько месяцев.

Нет ничего проще.


Джеймс Годдард не спал всю ночь, думая о Кэролайн Шоу и вспоминая то ощущение, которое у него возникало, когда он обнимал ее. Она такая хрупкая и беззащитная. Нежная и одновременно сильная. Джеймс вспоминал запах ее волос, ее очаровательную улыбку, умный взгляд искристых глаз. Он вспоминал, как она разговаривала с другими людьми — дружелюбно, без всякой помпезности, — и как они отнеслись к ней, а ведь некоторые узнали в ней продавщицу из «Элеганс». Она выразила свои соболезнования Эмили, но без показной сентиментальности, была искренна в своих пожеланиях Кендалл, обрадовалась, увидев Франческу Пален, с которой, очевидно, была знакома, она была вежлива с Мирандой Элиот, но сохраняла дистанцию между ними. Друзья Джеймса поглядывали на Кэролайн, восхищались ею, спрашивали о ней: как ее зовут, откуда она и где Джеймс нашел такое совершенство. Они по очереди приглашали ее танцевать и пытались познакомиться поближе. Кэролайн была мила со всеми, но при помощи взгляда или улыбки четко давала понять, кто ее избранник.

Джеймс вспоминал, как они ушли с вечера около часа ночи и как он отвозил ее домой по тихой, освещенной лунным светом дороге в Лэйк-Ворт. Верх автомобиля был открыт, и теплый тропический ветерок играл прядями волос Кэролайн. У дверей ее дома Годдард вышел, чтобы открыть перед ней дверцу машины. Джеймс проводил девушку к двери обшарпанного пансиона, в котором она жила, и вот настал момент, которого он ждал весь вечер. Он посмотрел ей в глаза, прошептал ее имя и нежно обнял.


Переполненная незнакомыми чувствами, Кэролайн лежала без сна и думала о Джеймсе Годдарде. Все, что он говорил и делал, и даже то, чего не делал, выстраивалось перед ее мысленным взором в определенную картину. Он очень уверенно водил машину, и от этого Кэролайн чувствовала себя рядом с ним в безопасности. То, что Джеймс пожертвовал своими каникулами и приехал сюда, в Палм-Бич, чтобы быть рядом с сестрой в трудные минуты, свидетельствовало о его добром сердце и великодушии. Он не спрашивал Кэролайн о ее семье или о подробностях ее жизни, и это позволяло надеяться, что он оставил эти вопросы на потом, когда она начнет ему больше доверять. Джеймс представил ее своим друзьям с таким видом, как будто гордился ею, и поддразнивал Роз Гарелик насчет баснословного гонорара за фотографию, потому что Кэролайн якобы была не только самой красивой девушкой из всех присутствовавших, но и была изысканней всех одета.

Он приносил своей даме из буфета шампанское с деликатесами, которые она выбирала. Он танцевал с Кэролайн, но заботился также о том, чтобы ей доставались и другие партнеры. Однако признался, что все время наблюдал за ней, чтобы она не затанцевалась с кем-нибудь и не исчезла из его жизни как раз тогда, когда он наконец нашел ее. Он еще рассказал Кэролайн о своих моделях, о том, что когда-нибудь попытается наладить их производство, о своей незавидной роли единственного наследника из богатой семьи с высоким положением в обществе, Пока Джеймс вез ее обратно в пансион, Кэролайн чувствовала себя как Золушка, которая возвращается домой после бала — несчастная и всеми забытая, для которой волшебство вот-вот закончится, а прекрасный принц растворится в воздухе.

Но нет, ее волшебство, оказывается, только началось, когда Джеймс проводил ее к двери пансиона, посмотрел на нее, прошептал ее имя и заключил в объятия…

— Ты от меня не отделаешься так быстро, — сказал он, пальцами подняв ее голову за подбородок так, чтобы Кэролайн смотрела ему прямо в глаза.

— А я и не собиралась, — вдруг услышала она свой ответ, произнесенный хрипловатым, глухим голосом, который звучал как чужой.

— Это только начало, — прошептал Джеймс, наклоняясь и прикасаясь губами к ее губам. Одной рукой он обнял ее за талию, притянув к себе, а пальцы другой руки запустил в ее шелковистые волосы на затылке. Его поцелуй был сначала осторожным, и Кэролайн сразу доверилась ему, прижав губы к его губам. Почувствовав ее желание, Джеймс стал целовать ее более страстно и приоткрыл губы, как бы приглашая ее следовать его примеру. Охваченная незнакомыми чувствами, девушка, словно во сне, почувствовала, как Джеймс мягко провел языком по ее губам. Непроизвольно поддаваясь его порыву, Кэролайн с тихим стоном еще крепче прижалась к нему. Она почувствовала его мускулистое тело. Его губы были солоноватыми и сладкими одновременно, и девушка бессознательно стала водить языком по его языку. Медленно приоткрыв глаза, она стала рассматривать его длинные ресницы и голубую жилку, пульсирующую на веке. Потом, снова закрыв глаза, Кэролайн полностью отдалась поцелую, у которого не было ни начала, ни конца.


Глава 7


В воскресенье утром, ровно в 10.30, кто-то позвонил в дверь пансиона Селмы. Кэролайн, которая была на ногах с половины седьмого, сбежала вниз и увидела Джеймса Годдарда, стоявшего в дверях с газетой «Яркие страницы» под мышкой и с двумя красными розами в руке. Освещенный утренним солнцем, он показался ей еще красивее, чем прежде. Само его присутствие наполнило Кэролайн таким восторгом, какого она еще никогда не испытывала. Значит, вчерашний вечер не был сном, подумала она. Джеймс Годдард действительно существует и пришел к ней — по крайней мере в данный момент.

— Я пришел раньше, — сказал он, имея в виду, что они с Кэролайн договорились встретиться в полдень. — Но я просто не мог выдержать еще полтора часа. Только не в том состоянии, в котором я сейчас.

Кэролайн улыбнулась. Она сразу поняла, что он имеет в виду, ведь она сама была в таком же состоянии: оглушенная новыми ощущениями, опьяненная чувствами, потрясенная силой начинающейся первой любви. Застенчиво посмотрев на него, она сказала:

— Я не была уверена, что все, что произошло вчера, было на самом деле. Не была уверена, что ты существуешь.

— О, все это была самая настоящая реальность, — сказал Джеймс, поцеловав ее. А про себя подумал, что он тоже всю ночь размышлял над тем, действительно ли она существует или это лишь плод его разгулявшегося воображения. И теперь он видел собственными глазами: Кэролайн во плоти стоит перед ним, свежая и прекрасная. Мягкие волосы обрамляют ее милое лицо, а домашняя одежда, состоящая из белой рубахи и шорт, только подчеркивает прекрасную фигуру. — Я сам считал, что просто придумал тебя.

Лицо Кэролайн порозовело от смущения, и она взяла его за руку.

— Я абсолютно реальна, — возразила она дрогнувшим голосом.

— И я реален, — сказал Джеймс. — Мы оба существуем на самом деле.

Он протянул ей розы.

— Это тебе. В честь нашего второго свидания.

Кэролайн поцеловала его — это был первый в ее жизни случай, когда она сама отважилась поцеловать. Губы Джеймса трепетали у ее губ, и от них по всему телу Кэролайн распространилось тепло, от которого она как бы растворилась и ей захотелось чего-то такого, чему она не могла найти объяснение.

— Твоя газета, — сказал Джеймс, отрываясь наконец от возлюбленной и протягивая ей «Яркие страницы». С нетерпением он наблюдал, как Кэролайн перелистала журнал и нашла свое фото.

— Ого! Неужели это я? — воскликнула она, смеясь и пытаясь поверить в то, что красавица из журнала — именно та девушка, которую она каждое утро видит в зеркале.

— Конечно, — сказал Джеймс, проведя пальцем по ее щеке. — Определенно это ты. А теперь скажи мне, звонила ли графиня?

— Звонила ли она? Да еще и девяти не было, как она уже дала о себе знать.

— Ты с ней говорила?

— Нет. Как ты и советовал, я попросила Селму ответить на звонок.

— А потом?

— А потом она перезвонила через пятнадцать минут, и с тех пор звонит каждые четверть часа. — Кэролайн улыбнулась. Ее лицо буквально светилось от возбуждения и радости, и Джеймс не смог устоять. Обняв, он стал целовать ее, освещенную ярким утренним солнцем, прижимаясь к ней и ощущая податливые изгибы ее тела.

— Похоже, наш план сработал, — наконец сказал он, слегка отстранившись от Кэролайн. — Пусть Тамара еще немного позлится, а потом ты выдвинешь свои условия. Потребуешь повысить жалованье и комиссионные со всех продаж.

— У нее будет инфаркт.

— Разве у нее есть сердце?

Кэролайн рассмеялась.

— Четко подмечено.

— Я хочу сказать тебе еще кое-что: ты должна поставить ее в известность, что приступишь к работе только через две недели.

— Через две недели? Почему?

— Потому что у меня осталось только две недели весенних каникул, — сказал Джеймс, снова привлекая ее к себе. — А пока я нахожусь в Палм-Бич, я не собираюсь делить тебя ни с кем, а особенно с графиней.


Последующие две недели были для Кэролайн полны незнакомых ощущений, ведь она впервые за всю жизнь попала в волшебный мир, где о ней заботились. В этом мире были катания на яхтах, прогулки при луне, пикники на природе и обеды в фешенебельных ресторанах, поездки с Джеймсом на его «остине», дискотеки для «золотой молодежи», теннис и крокет, где каждый удачный удар завершался смехом и объятиями. Они бродили по пляжу, взявшись за руки гуляли по Ворт-авеню, разглядывая витрины, заходили выпить чашечку кофе в «Павильоне», хозяин которого, Пьер, уже относился к Кэролайн как к почетной гостье, усаживал их с Джеймсом за лучший столик и предлагал самые изысканные блюда.

С каждым днем они сближались все больше и больше. Кэролайн рассказала Джеймсу о своем детстве и пожаре, случившемся по ее вине, о родителях и ее двойственных чувствах по отношению к ним. Джеймс, в свою очередь, рассказал о сложных взаимоотношениях со своими родителями, которых очень уважал. Не раз он пытался доказать им, что его мечтой было работать с Калебом Джонсом в штате Мэн, а те старались во что бы то ни стало отговорить его. Влюбленные обсуждали прошлое, все обиды и неприятности и находили слова утешения друг для друга. За эти две недели они настолько сблизились, что, казалось, были знакомы всю жизнь.

А в субботу, за неделю до окончания весенних каникул Джеймса, они стали любовниками.


Этот день они провели на его яхте «Соленые брызги», а когда начали спускаться сумерки, Джеймс поставил яхту у пирса и повел Кэролайн к «остину».

— Поедем ужинать? — спросил он.

— Только если это будет пикник, — ответила Кэролайн. Эта идея пришла ей в голову совершенно неожиданно, скорее всего, из-за всех этих приятных развлечений, которые Джеймс организовывал для нее всю неделю. Кэролайн постоянно ловила себя на мысли о том, что его романтическое отношение к жизни действовало на нее как наркотик.

Они приехали на Сансет-авеню, и Джеймс припарковал машину у «С'э си бон». Он вошел в этот изысканный магазинчик уверенной походкой человека, знающего, что немедленно получит все, что хочет. Его совершенно не интересовали цены. Он уложил в корзину набор импортных сыров, различные паштеты, французский хлеб, несколько упаковок готовых салатов, пирожные и бутылку красного вина.

— Мы не можем питаться одной любовью, — сказал он, теребя ей мочку уха, пока они стояли в очереди к кассе.

Кэролайн покраснела, заметив, что седая дама, увешанная бриллиантами, которая стояла за ними, слышала эти слова.

— Не упускай его, — вдруг обратилась она со своим советом к Кэролайн.

Джеймс повернул голову.

— Не стоит беспокоиться, мадам. Она не отделается от меня, даже если сильно этого захочет, — заявил он, выходя с Кэролайн из магазина.

* * *


Казалось, что весь этот мир создан специально для них, что звезды радостно подмигивают им, как друзья, а луна одобрительно поглядывает на них, словно союзник. Джеймс свернул с шоссе на дорожку без всяких дорожных знаков, и остановил машину под пальмами. Он достал из багажника одеяло и разложил на нем покупки. Кэролайн прислушивалась к прибою и полной грудью вдыхала свежий солоноватый воздух побережья.

— Где мы? — спросила она.

— Этот участок принадлежит моей семье, — ответил Джеймс.

— Но я не вижу коттеджа, — оглядываясь вокруг, заметила Кэролайн.

— Коттедж прячется дальше, за парком.

Кэролайн покачала головой.

— Мы с тобой из двух совершенно разных миров, — серьезно сказала она, снова подумав о том, какие богачи эти Годдарды.

— Но значит ли это, что мы не сможем соединить эти миры? — спросил Джеймс, почувствовав ее настроение.

— Это значит, что задача может оказаться невероятно трудной, — промолвила она. — Ведь ты практически не знаешь меня.

— Я знаю тебя сегодня лучше, чем знал вчера, а завтра буду знать лучше, чем сегодня, — тоже серьезно сказал Джеймс, как будто у них уже был подписан договор.

— И у нас будет «завтра»? — спросила Кэролайн, подумав, что остается всего лишь неделя каникул.

— У нас впереди много тысяч «завтра», — ответил он, взяв ее за руку и заглядывая ей в глаза. — Это только начало.

Как только Джеймс произнес эти простые слова, он почувствовал, что на волю вырвались все его эмоции и чувства, которые он так долго пытался сдерживать. Кэролайн Шоу была совершено непохожа на женщин, встречавшихся ему раньше. От нее исходило тепло и живительная сила, сострадание и понимание — то, чего он был лишен с самого детства, несмотря на все преимущества жизни в роскоши. Притянув ее к себе, Джеймс обнял ее и посмотрел ей прямо в глаза. Как раз в тот момент, когда Кэролайн уже начало казаться, что она сейчас утонет в синеве его взгляда, он стал целовать ее, сначала нежно, а потом все более и более настойчиво.

— Только начало, — шептал он. — Только начало.

— Мне не по себе, — сказала Кэролайн, чувствуя, как бешено колотится ее сердце, ощущая ту бурю эмоций, которую вызывало в ее душе каждое его слово, каждое прикосновение.

— Не надо ничего бояться, — прошептал Джеймс, языком раздвигая ее губы. От этого ощущения Кэролайн забыла обо всем на свете и почувствовала себя невесомой и парящей в воздухе. Общение с Джеймсом совершенно изменило ее: теперь она верила, что умна и красива, что любит и любима. За эти несколько дней, проведенные с ним, она расцвела и повзрослела, а страхи, преследовавшие ее всю жизнь, совершенно исчезли. Отдаваясь во власть своих ощущений, она на секунду подумала: неужели с кем-нибудь происходило то же, что сейчас происходит с ней? А потом ее охватила жаркая волна, лишившая способности думать и говорить. Кэролайн прижалась к нему, чтобы почувствовать, как ее груди касаются его груди, а их бедра сливаются.

Джеймс откликнулся было на ее призыв, но, собрав все силы, сумел отстраниться. Он знал, что Кэролайн невинна, и не хотел торопить ее.

— Не спеши, — прошептал он, перебирая пальцами шелковистые волосы у нее на затылке. — Я хочу растянуть это наслаждение.

И он снова стал целовать ее, водя языком по ее губам, пока она не приоткрыла их.

— Сладкая, — прошептал он. — Ты такая сладкая.

Кэролайн охватили неведомые доселе желания, и она инстинктивно стала повторять все, что он делал, и целовать его так же, как он. Она провела кончиком языка по его губам, ощущая их контур. Кэролайн почувствовала, какими мягкими они стали, и Джеймс с тихим стоном приоткрыл их. Ощутив мягкое прикосновение ее языка, он затаил дыхание и стал целовать ее все более пылко, а его рука ласкающим движением опустилась ей на грудь. Обхватив ее ладонью, он стал водить пальцами по затвердевшему соску, отчего Кэролайн вся задрожала, а центр наслаждения переместился в эту маленькую точку.

Она прерывисто вздохнула, обхватила руками его затылок и с силой притянула Джеймса к себе, не прерывая поцелуя. С закрытыми глазами он, опершись на локоть и обхватив рукой ее талию, откинулся на спину на расстеленном одеяле, и Кэролайн последовала его движению, прижавшись к Джеймсу всем телом. Ее пальцы, как самостоятельные существа, гладили его по лицу, перебирали золотистые волосы у него на затылке, провели по его плечам и ласкающим движением забрались под рубашку. За пальцами последовали губы, и, расстегнув пуговицы, Кэролайн стала ласкать волосы на его груди и обвела кончиком пальца сосок. Джеймс застонал, его охватило неукротимое желание, и возведенный с таким трудом бастион его сдержанности рухнул.

— Ты ведь с самого начала знала о моих чувствах? Видела, как сильно я тебя хочу? — прошептал он ей прямо в губы, обхватив ладонями обе ее груди, которые, как ей казалось, наполнились вожделением, пронзившим все ее существо.

Кэролайн видела это. Об этом свидетельствовал блеск глаз Джеймса. Она чувствовала это. По тому, как вздымалась его грудь, какими настойчивыми становились его руки и губы, по затвердевшему члену. Джеймс стянул с себя брюки, взял ее руку и направил ее к курчавым волосам внизу живота. Дотронувшись до члена, Кэролайн даже затаила дыхание, почувствовав, какой он большой и твердый, несмотря на нежную кожицу.

— Я еще никогда… — начала она говорить, и ее хрипловатый низкий голос показался ей самой чьим-то чужим.

— Я знаю, — прошептал Джеймс, помогая ей раздеться.

Со стоном, прорвавшимся, кажется, из глубины его души, он крепко обнял Кэролайн и перевернулся вместе с ней. Оказавшись сверху, он гладил ее груди, и она кожей чувствовала, как пульсирует его член. Их губы встретились. Кэролайн почувствовала каплю на своем бедре, а он прижимал ее всем весом.

— Открой глаза, — попросил он.

Кэролайн непроизвольно повиновалась и увидела его полный обожания взгляд. Джеймс слегка подвинулся. Она почувствовала, как он погладил холмик внизу ее живота, и вдруг его палец проскользнул в нее. Ей стало жарко, она почувствовала себя одновременно пленницей и госпожой той страсти, которая разгоралась в ней. Внутри нее было тесно и влажно, она обхватила его палец как шелковая перчатка. К первому пальцу присоединился второй. Джеймс двигал ими, возбуждая в ней непреодолимое желание. Поддавшись непроизвольному порыву, Кэролайн тоже протянула руку и стала ласкать Джеймса, двигая ладонью все быстрее и быстрее. Они уже довели себя до полного экстаза. Кэролайн стала поднимать и опускать бедра в унисон с его движениями, продолжая ласкать и целовать его с такой силой, что, казалось, сейчас проглотит его и будет поглощена сама. Джеймс водил языком по ее небу и, когда Кэролайн застонала, стал потихоньку входить в нее. Он очень осторожными толчками продвигался все глубже и глубже, а она подняла бедра, умирая от желания.

— Иди ко мне, пожалуйста, — хрипло прошептала Кэролайн, раздвигая бедра еще шире, и он надел презерватив. Ему не хотелось повредить ей и их только родившейся любви.

— Открой глаза, — снова попросил Джеймс. В лунном свете она увидела, каким прекрасным его сделала любовь. Джеймс обнял ее и прижал к себе. Всем своим существом Кэролайн почувствовала его жар и его желание.

— Ну вот, — сказал он и глубоко вошел в нее.

Она была настолько возбуждена от ощущений, которые Джеймс пробудил в ней, что момент боли просто растворился в экстазе слияния их тел. Джеймс застонал от прилива счастья, почувствовав, как она приняла его, осязая тепло ее объятия. Он продвинулся дальше, но, пытаясь контролировать наступающий оргазм и не потерять ощущение реальности, снова слегка вышел из нее. Его уход, пусть и неполный, был просто непереносим, и Кэролайн притянула его к себе, удерживая руками и ногами. Теперь Джеймс снова обрел контроль над собой и не хотел оставлять ее ни на секунду. Он стал продвигаться все глубже и глубже, пытаясь достичь самой ее сущности, следуя движениям ее бедер и рук, крепко державших его, ее призывам и словам любви.

Не прерывая поцелуя, он двигался все быстрее, и это превратилось в неистовый танец страсти. Как бы сквозь туман он чувствовал, как она впивается ногтями ему в спину, слышал стоны Кэролайн, пока она беспомощно пыталась двигаться под ним. Взяв ее руками за ягодицы, он поднимал их все выше, погружаясь в нее все глубже. Они слились друг с другом на целую вечность, погрузились в бездну страсти, пока, задыхаясь, не почувствовали, что наступил оргазм, лишивший их сил. Совершенно безвольные, они лежали не разнимая объятий. Джеймс понемногу пришел в себя и потихоньку снова стал двигаться, доведя их обоих до второго оргазма, наэлектризовавшего и обострившего все их чувства. Они полностью растворились в волшебном ощущении утоленного желания.

Джеймс, все еще находящийся в состоянии экстаза, не хотел отпускать ее и, обнимая Кэролайн и не выходя из нее, тихонько перекатился набок. Их сердца бешено колотились, дыхание было прерывистым. Они молча смотрели друг на друга, не в силах произнести ни слова, во власти новых эмоций и чувств. Обретя снова способность нормально дышать и говорить, Кэролайн широко раскрыла глаза и произнесла тихим шепотом:

— Неужели такое возможно и кто-нибудь еще испытывал что-то подобное?

Он все еще был в ней.

— Нет, — прошептал он, крепче приживая ее к себе и думая о сказочной ценности того, что произошло с ними. — Этот подарок — только для нас. Теперь ты — часть моей души.


Пока Джеймс отвозил Кэролайн в Лейк-Ворт, Дина Годдард обсуждала с мужем прием, который она устроила сегодня вечером. Дина спросила супруга, что произошло за ужином, когда подавали салаты. В гостиной появился слуга и возвестил, что пришел Рэй Лайонс, который хочет поговорить с Чарльзом. Чарльз, обычно не допускающий, чтобы ему мешали во время ужина, вышел и вскоре вернулся.

— Что там случилось? — спросила его Дина.

— Кое-какие проблемы в одном из филиалов, — ответил Чарльз, скрывая от нее, что он ужасно разозлился оттого, что Рэй Лайонс осмелился появиться в его доме.

— Что-нибудь серьезное?

Чарльз покачал головой.

— Сбой в работе компьютера. Уже все в порядке, — сказал Чарльз, не собираясь посвящать свою жену в то, что Рэй попал в неприятную историю из-за карт и попытался шантажировать его. Чарльз мгновенно пресек эту попытку.

Потом они начали обсуждать Кэролайн Шоу. Конечно, они сегодня утром видели ее фотографию в «Ярких страницах». С ней они не были знакомы, но Эмили, оказывается, видела ее в магазине «Элеганс» и разговаривала с ней на вечере у Кендаллов.

— Она довольно привлекательная, можно даже сказать, красавица. А Эмили находит ее довольно приятной девушкой. Как ты думаешь, у них с Джеймсом что-то серьезное? — спросил Чарльз.

— Этого не может быть. Они только что познакомились, — сказала Дина.

— Полагаю, у нее ни копейки за душой. — Чарльз покачал головой, думая о непрактичности Джеймса и о том, как легко он сходится с кем угодно.

— Не только ни копейки. Даже ее происхождение не вызывает энтузиазма. Я говорила с Джеймсом до того, как он отправился на эту вечеринку. Ее отец дежурит на стоянке автомобилей, а мать — бухгалтер, — сказала Дина.

— Боже милостивый! — воскликнул Чарльз.

— Ничего, это пройдет. Через неделю Джеймс возвращается в колледж, а ты прекрасно знаешь, как легкомысленны юноши в этом возрасте. Он сразу же забудет ее, — предположила Дина.

— Конечно, это просто одно из его мимолетных увлечений, — согласился с ней Чарльз, непроизвольно вспомнив собственную молодость, когда его тоже считали дамским угодником. «Яблоко от яблони…» — с улыбкой подумал он, наливая себе бренди. Совсем чуть-чуть, только чтобы уснуть. Ему просто необходимо было расслабиться после неприятностей, связанных с этим глупым увлечением Джеймса и нежданным визитом Рэя Лайонса.


Глава 8


В те минуты, которые тянулись после их вечернего пикника до следующей встречи, они оба — и Кэролайн, и Джеймс — испытывали необъяснимые и бесконечные перепады настроения. Возбуждение и неудержимая радость оттого, что они нашли друг друга и провели такой волшебный вечер наедине, сменялись беспокойством и мрачными предчувствиями — мыслями, что их страстное увлечение друг другом было мимолетным, кратким умопомешательством, которое пройдет с восходом солнца. Когда Джеймс появился в пансионе на следующий день, они с Кэролайн чувствовали себя неловко и испытующе поглядывали друг на друга.

— Как ты себя чувствуешь? — робко спросил Джеймс. На самом деле ему хотелось знать, относится ли она к нему так же, как и раньше.

Кэролайн ответила на тот скрытый вопрос, который он не решился задать.

— Вчера вечером мне не хотелось расставаться с тобой, — сказала она. А потом не выдержала и высказала собственные опасения: — Я боялась, что больше тебя не увижу.

— Вот этого не надо бояться, — произнес Джеймс, обнимая ее и прижимая к себе. — Я люблю тебя.

Он помолчал, потрясенный важностью этих слов. До сих пор он еще никому их не говорил, даже когда занимался любовью.

— Я не решился сказать об этом вчера вечером, — продолжал он. — Боялся, что тебе покажется все слишком скорым, неискренним, что ты мне не поверишь.

Теперь, высказав свои самые сокровенные чувства, Джеймс ждал, что ответит ему Кэролайн. Смутится? Выскажет свои сомнения или, может быть, посмеется над ним? Она была сегодня такой сдержанной и спокойной, и он не мог понять, о чем она думает. И вот Кэролайн подняла ресницы.

— Я тоже люблю тебя, — тихо сказала она, глядя ему прямо в глаза. — Но я и представить себе не могла, что ты можешь чувствовать по отношению ко мне то же самое. Это казалось мне невозможным.

— Ничего невозможного, — нежно произнес Джеймс, не сводя глаз с ее лица, которое стало для него самым родным и дорогим на свете. — Эти чистая правда. Я люблю тебя. Не спрашивай, как я это понял, просто это так и есть.

— Ты хоть догадываешься, что изменил всю мою жизнь? — спросила Кэролайн, чувствуя себя очень уютно и в полной безопасности в его руках.

— Теперь я знаю об этом. А ты изменила мою жизнь, — ответил Джеймс. Он наклонился, чтобы поцеловать ее, и они растворились в объятиях друг друга, их тела слились. Оба они были теперь уверены, что их союз предначертан свыше.


К середине этой недели они сблизились настолько, что им стало казаться, что они знают друг друга всю жизнь. Они стали обсуждать будущее и лето, которое они проведут вместе в Мэне. Кэролайн рассказала ему о своих родителях, ничего не скрывая, и о страшных событиях, из-за которых ей пришлось теперь жить одной. Джеймс, в свою очередь, поведал о непрекращающемся конфликте со своими родителями по поводу того, что он обязан работать в «Годдард-Стивенс».

— Я им доказываю, что не хочу работать в фирме, а они утверждают, что я глуп и что нельзя нарушать семейные традиции, — сказал он. — Мне не хотелось бы разочаровывать их. Но почему я должен отказаться от своей мечты, только чтобы они были довольны? Почему я не могу остаться Годдардом, создавая модели кораблей?

Кэролайн покачала головой. Она не знала, что на это ответить, как решить эту дилемму. Для нее семейные традиции представлялись и впрямь священными. Вот в ее семье традиционными были только нарушенные обещания и несправедливые обвинения. Она также знала, как важно уметь мечтать и сделать все возможное, чтобы эти мечты воплотились в жизнь. Кэролайн подумала, что неразумно сжигать за собой все мосты. А вдруг его родители правы и его увлечение моделированием было временным? Вдруг его действительный талант заключался в занятиях бизнесом? На все эти вопросы просто не существовало ответа.

В конце недели Кэролайн наконец ответила на телефонный звонок Тамары и приняла ее извинения.

— Она согласилась повысить мне жалованье, но отказала в комиссионных, — сказала Кэролайн Джеймсу после своей первой беседы с бывшей начальницей.

— Пусть еще немного помучается, — ответил он.

— А что, если она больше не объявится? — спросила Кэролайн, для которой старые опасения еще не были забыты.

— Тогда мы пойдем и переговорим с Селестой. Застой или подъем спроса — не важно, она будет счастлива похитить секретное оружие конкурента, — ответил Джеймс.

Кэролайн рассмеялась.

— Да, она уже похитила мужа Тамары. Может быть, мне стоит позволить ей похитить и меня?

— Неплохая идея! — сказал Джеймс, посоветовав ей назначить встречу с Селестой и твердо стоять на своем перед графиней, поскольку все козыри были теперь у нее на руках. Кроме того, он прошелся с Кэролайн мимо «Элеганс» по пути в «Павильон». В конце концов графиня сдалась и снова приняла Кэролайн на работу — на условиях Кэролайн.

— Прибавка к жалованью плюс комиссионные со всех моих продаж! — возбужденно докладывала Кэролайн Джеймсу. — И ты просто не поверишь, как она была добра ко мне. Пригласила на ленч в «Табу» и утверждала, что для «Элеганс» я настоящая находка. Даже сказала, что у меня особый талант к розничной торговле.

Пока Кэролайн постигала науку использования своих преимуществ, Джеймс связался с Калебом Джонсом, мастером по созданию моделей судов из Кэмдена, штат Мэн. Он обсудил условия сотрудничества и финансовые вопросы. Он также обдумывал, как вести себя с отцом, ведь их серьезная беседа давно назрела.

— Он не одобрит мою идею, — сказал Джеймс.

Кэролайн сочувственно относилась к предстоящей беседе Джеймса с Чарльзом Годдардом. Она сама еще лично не встречалась с этим могущественным финансистом, но, исходя из того, что знала о нем, понимала, что дело нешуточное.


Беседа Джеймса с отцом произошла в последний день его весенних каникул. Они сидели в библиотеке Годдардов. Золотисто-розовые лучи закатного солнца освещали эту уютную комнату. Сверкало золотое тиснение на корешках книг в кожаных переплетах. Однако сидевшие в кабинете мужчины не обращали внимания на всю эту красоту и роскошь. Каждый из них был настроен решительно отстаивать свою точку зрения.

— Собираешься строить модели, вместо того чтобы занять свое место в «Годдард-Стивенс»? — сказал Чарльз, не веря в то, что он слышит. — Ты единственный наследник компании. Это должно быть у тебя в крови.

Джеймс покачал головой.

— Мир большого бизнеса не для меня, отец, — сказал он. — Я собираюсь этим летом поехать в Кэмден, чтобы стать учеником моделиста. Все предварительные переговоры уже закончены.

— Лишиться возможности стать президентом финансовой империи только для того, чтобы делать игрушки? — спросил Чарльз. На его щеках выступили красные пятна.

— Модели судов — это не игрушки, отец. Некоторые говорят, что они — произведения искусства, — ответил ему Джеймс.

— Это просто смешно! — воскликнул Чарльз, вспомнив Арнольда Хальтца и горы нераспроданных «произведений искусства» в гараже его тестя. Чарльз любил сына, но у него совершенно не было иллюзий, что его отпрыск — новый Пикассо. — Полагаю, что твоя девушка тоже имеет отношение к этой безумной затее?

— Затея совсем не безумная, а у девушки есть имя, папа. Ее зовут Кэролайн. Кэролайн Шоу. Она поедет со мной в Кэмден.

— Это ее проблемы. — Эта тема Чарльзу Годдарду была также чрезвычайно неприятна.

— Кэролайн не имеет никакого отношения к моей идее насчет моделирования. Больше того, она скорее поддерживает тебя, чем меня. Она не уверена, что я поступаю правильно, — сказал Джеймс.

Чарльз Годдард ничего не ответил ему. Он молча разглядывал лицо сына. Судя по всему, Джеймс говорил совершенно искренне. И, как обычно в тех случаях, когда ему приходилось решать серьезную проблему, Чарльз решил сначала обдумать все варианты. Конечно, он мог выйти из себя и отказаться от сына. Он знал таких отцов, которые поступали именно так со своими сыновьями, вышедшими из повиновения. Можно было привести веские аргументы и доказать Джеймсу непрактичность его замыслов. Можно было напомнить Джеймсу, что он вырос в роскоши и что если он займется созданием моделей судов, то ему придется значительно снизить свои расходы, даже несмотря на трастовый вклад, оставшийся ему от бабушки. Его образ жизни может измениться настолько, что это будет явным шагом назад. Был также еще один выход: он мог подкупить Джеймса — при помощи денег, поездки в Европу или новой яхты, построенной по его чертежам. Впрочем, Джеймс никогда не был практичным.

Обдумав все эти варианты, Чарльз Годдард не остановился ни на одном из них. Он решил действовать по-другому. Уж такого Джеймс от него никак не может ожидать. Чарльз улыбнулся сыну, как будто они только что не обменивались колкостями.

— Когда ты едешь в Филадельфию? — дружески спросил он, меняя тему разговора.

— Завтра. Рано утром, — сказал Джеймс.

— Для тебя это последние дни в колледже, — мечтательно и даже с любовью произнес Чарльз. — Студенчество — особый период в жизни, который больше не повторится и который запоминается навсегда. Но пока ты наслаждаешься студенческой жизнью, мне хотелось бы, чтобы ты все хорошенько обдумал. Я не стану давить на тебя. Обещаю, что не буду заставлять тебя делать то, что ты не хочешь делать — включая работу в «Годдард-Стивенс». И когда я говорю, что просто хочу видеть тебя счастливым, я имею в виду именно это.

— Спасибо. Огромное спасибо, папа. Я ценю твое отношение ко мне, — сказал Джеймс, потрясенный. Отец не каждый день демонстрировал свои чувства и проявлял заботу о нем.

— Хорошо, проведи лето в Мэне, если ты действительно этого так сильно хочешь, — продолжил Чарльз. — Поезжай туда с Кэролайн, создавай свои модели, но не забывай обдумывать будущее. А осенью мы снова вернемся к этому разговору. Мне не хотелось бы, чтобы ты хладнокровно и без раздумий прошел мимо возможности, которая предоставляется далеко не всякому. Тебе следует учесть все последствия, включая выбор будущей спутницы жизни, и подумать о детях, которых ты будешь растить. Договорились?

Чарльз смотрел ему прямо в глаза, и, понимая всю серьезность, а также справедливость предложения отца, Джеймс кивнул. Кэролайн говорила ему почти то же самое, и Джеймс подумал, что его отец на удивление прозорлив и добр.

— Ты полюбишь Кэролайн, когда узнаешь ее, — сказал Джеймс.

— Посмотрим, — ответил Чарльз, который очень сомневался в этом. Он не мог представить себе, чтобы какая-нибудь девица, тем более из бедной семьи, не видела перед своими глазами хрустящие долларовые купюры, рассчитывая на простую связь, не говоря уже о браке, с Годдардом.

— Я серьезно подумаю о работе в «Годдард-Стивенс», но, в свою очередь, мне хотелось бы, чтобы ты поменял свое отношение к Кэролайн, — сказал Джеймс.

— Ты предлагаешь мне сделку? — Чарльз слегка улыбнулся.

— Да, — ответил Джеймс. — Кэролайн очень мне дорога. Я хочу, чтобы ты узнал ее поближе.

Чарльз кивнул.

— Мне нравится, как ты дипломатически повернул разговор на то, что интересует тебя. Именно поэтому я считаю, что работа в компании как раз по тебе.

— Значит, по рукам? — спросил Джеймс.

— По рукам, — сказал Чарльз. — Если только ты пообещаешь не принимать серьезных решений до нашего следующего разговора осенью.

Мужчины пожали друг другу руки и обнялись. Джеймс поймал себя на мысли, что, несмотря на некоторые недостатки, его отец действительно очень достойный, хороший человек. Самым важным для Джеймса было то, что отец выслушал его точку зрения и согласился, что он попробует реализовать свои мечты — хотя бы на лето. А может быть, и на всю жизнь, если получится. Солнце уже зашло, и пока они с отцом пили по миротворческому бокалу шерри, Джеймс думал о том, что, возможно, все будет хорошо.

Чуть позже Чарльз рассказывал жене:

— Мы с Джеймсом неплохо поговорили. Рано или поздно он начнет рассуждать здраво. Может быть, он не очень практичен, но он далеко не дурак.

— Но он очень упрям, когда надумает что-нибудь, — напомнила ему Дина.

Чарльз кивнул:

— Да, это так. Но он еще очень молод, и я некоторое время хочу подержать его на длинном поводке.

— А что с этой девицей? — спросила Дина, которая знала, что Кэролайн Шоу работает продавщицей в магазине, живет в убогом пансионе на Лейк-Ворт и что Джеймс проводил с ней все свободное время на этих каникулах.

— Просто гормоны. — Чарльз поморщился. — Парню всего двадцать лет, а в этом возрасте встречи при луне и букетики роз зачастую принимают за настоящую любовь. Пусть поедет в Кэмден. Он перерастет и свои модели, и эту девушку.


Кэролайн и Джеймс провели эту последнюю ночь на борту «Соленых брызг». Воздух был необычайно холодным, но они надели свитера, закутались в плед и сидели, обнявшись, в кубрике и смотрели на звездное небо Флориды, разомлевшие и счастливые.

— Мне будет очень не хватать тебя, — лаская ее сказал Джеймс.

— Обещаешь? — поддразнила она его, но ее мысли были серьезными. Ведь он возвращается в свой колледж. Возвращается к своим лекциям, экзаменам, выпускному вечеру, к прекрасным девушкам, которые, как понимала Кэролайн, будут окружать его. Что, если, попав в Филадельфию, он забудет ее?

Джеймс крепче прижал ее к себе.

— Я обещаю, — серьезно сказал он, глядя ей в глаза. — Господи, мы целую вечность не будем видеться! Мне не хочется даже думать об этом.

— Тогда давай не будем об этом думать, — прошептала Кэролайн, проведя пальцами по его губам. — Лучше представить себе все те волнующие вещи, которыми мы займемся, когда ты вернешься.

— Прекрасная идея. — Он поцеловал ее. — Ты начинай первая.

— Хорошо. Мы поедем кататься на яхте. Поедим пирожных в «Павильоне»…

— …и поедем в Кейс…

— …посетим Эверглэйдс…

— Не стоит также забывать Мэн, — сказал Джеймс. — Летом наступит самое замечательное время. Тебе понравится Кэмден.

Они все говорили о том, как проведут вместе лето, но Кэролайн все это казалось не реальностью, а какой-то фантазией. В душе она все еще оставалась девчонкой, выросшей на Пэттерсон-авеню, для которой лето в Мэне представлялось цитатой из книги, а не жизнью.

— Мы в самом деле поедем в Кэмден? — спросила она.

— Конечно, — с нежностью в голосе сказал Джеймс, поднося ее руку к губам. — Я уже начал подыскивать место, где мы будем жить…

Кэролайн подумала, что все идет уж слишком гладко, и просто не верила в свою удачу. Сначала она встретила Джеймса, что само по себе уже было настоящим чудом. Потом потеряла работу, а в результате — повышение в должности, приличная зарплата и даже комиссионные. Кроме того, она сумела сдружиться с графиней, которая за обедом призналась ей, что планирует закрыть магазин на лето, когда дела идут вяло. Тамара поедет в Европу, и Кэролайн сможет отправиться в Мэн с Джеймсом. Она проведет с ним лето, и они будут любить друг друга. Просто невозможно было представить остальные чудеса, которые могут последовать за всем этим.

— Нам повезло, правда? — спросил Джеймс, гладя ее волосы.

Кэролайн кивнула. Она никогда еще в жизни не считала себя везучей. Раньше не считала. А теперь все изменилось. Изменилась и она сама. Она стала более уверенной в себе, более раскованной, иона научилась любить и быть любимой. И все это благодаря человеку, чьи руки сейчас обнимали ее.

— Люби меня, — сказала Кэролайн. — Еще хоть раз до того, как уедешь.

Не ожидая ответа, она встала, протянула ему руку и вместе с ним спустилась в уютную, тихо покачивающуюся каюту. Кэролайн хотелось, чтобы Джеймсу запомнилась эта ночь. Она знала, что два месяца — это очень долго, когда любишь, поэтому сейчас дорог каждый миг.


Глава 9


К концу марта, когда стих зимний сезон благотворительных балов, начался весенний сезон свадеб и светских дебютов молодых барышень. Графиня, постоянно следившая за изменчивыми требованиями клиентуры, обновила ассортимент, исходя из традиционных событий конца весны и конца сезона в Палм-Бич. Вместо бальных платьев она теперь предлагала большой выбор свадебных нарядов. Платья из тюля для дебютанток сменили креповые наряды для торжественных обедов. В витринах «Элеганс» были выставлены платья для подружек невест, ансамбли для посаженных матерей, изысканные наряды для матерей, сестер и тетушек дебютанток этого сезона.

— Зима — время старой гвардии, — говорила графиня Кэролайн. — А весна — время молодых.

Кэролайн старалась изо всех сил и использовала не только методы обращения с клиентами, которым за зиму научила ее графиня, но и те приемы, которые подсмотрела сама, наблюдая за своей начальницей. Ведь теперь она получала комиссионные и была заинтересована в том, чтобы список ее постоянных клиентов возрастал. Она начала с того, что оповестила тех клиентов, которых уже давно поручила ей графиня. Послала каждой своей клиентке по открытке с монограммой «Элеганс», где сообщала о том, что магазин получил новые товары и аксессуары. Не забыла она и тех барышень, с которыми познакомилась на вечере у Кэнделл Лоусон, а если в «Элеганс» появлялось новое лицо, она обязательно представлялась и предлагала свою помощь в выборе наиболее подходящего платья.

— Ты становишься просто искусницей, — как-то сказала ей графиня, с довольным видом просматривая чеки за неделю и отмечая, что вместе с платьем Кэролайн обычно продавала пелерину, вечернюю сумочку или украшения для прически. У нее оказался врожденный вкус и способность быстро подбирать ансамбли, и, кроме того, ей не понадобилось много времени, чтобы научиться убеждать нерешительных покупательниц сделать покупку. А самое главное, она всегда знала, когда следует остановиться и дать клиентке возможность подумать, чтобы потом согласиться с ее доводами, причем у последней оставалось впечатление, что эта идея сама пришла ей в голову. — Я вижу, что твои клиенты приходят снова и снова, — добавила Тамара, заметив, что в чеках имена покупательниц периодически повторялись.

Но графиня была не такой уж ласковой и добродушной, как могло показаться.

— Ты зарабатываешь слишком много, — ворчливо заметила она в конце апреля, подавая Кэролайн комиссионный чек на значительную сумму.

— Я много работала, и это честные деньги, графиня, — ответила ей Кэролайн, вспомнив слова Джеймса, что такие люди, как Тамара, уважают уверенных в себе и презирают слабых.

Графиня решила дать ей добрый совет.

— Надеюсь, ты собираешься вложить хотя бы часть этих денег в дело, — сказала она и предложила представить Кэролайн своему брокеру, Клиффорду Хэмлину.

— Когда на счете в банке у меня соберется достаточная сумма, я обязательно так и сделаю. Этому я тоже научилась у вас, — ответила ей Кэролайн. Она знала, что Клиффорд Хэмлин оказывал графине действительно неоценимые услуги, и поблагодарила ее за предложение. — Но сначала мне надо расплатиться с долгами.

Графиня не стала вникать, какие это долги у Кэролайн, а та не стала сама ей рассказывать, но каждую пятницу, получив зарплату, Кэролайн сразу спешила в банк и перечисляла деньги с комиссионного чека на специальный счет. Ведь она привыкла жить на одну зарплату, а теперь, с прибавкой жалованья, это стало еще легче. Комиссионные деньги были особыми. Она откладывала их, чтобы вернуть Джеймсу долг за платье, которое позволило ей вернуть работу, да еще и на ее условиях.

* * *


Телефон в пансионе Селмы звонил каждый вечер ровно в восемь. Всегда просили позвать Кэролайн. И всегда это был Джеймс. Он рассказывал, как прошел день, спрашивал, как у нее дела, и обязательно говорил, как сильно он ее любит.

— Этот парень — настоящий спонсор телефонной компании, — как-то сказала Селма. Это было вечером во вторник, в начале мая. Они только что закончили обслуживать других постояльцев пансиона и мыли на кухне посуду. Часы на стене показывали без четверти восемь.

— Я уже говорила ему, что не стоит звонить так часто, — ответила Кэролайн. — Но он не обращает на это внимания.

Без пяти восемь всю посуду уже вымыли, вытерли и расставили по полкам. Остатки салатов разложили по пластмассовым судкам и спрятали в холодильник. Полотенца развесили на сушке. В восемь Кэролайн и Селма перешли в опустевшую гостиную. Селма устроилась на диване с новым романом Джудит Макнот, а Кэролайн включила телевизор и стала ждать звонка.

— По Джеймсу Годдарду можно сверять время, — сказала Селма, взглянув на свои часики.

Кэролайн улыбнулась. Да, это было так. Но сегодня пробило восемь часов, а звонка не было. Прошло четверть часа, затем еще четверть. Кэролайн сначала подумала, что Джеймс, наверное, забыл ее, что ему надоела эта затея со звонками, что он раздумал продолжать их отношения или встретил кого-нибудь. Но она сразу же отругала себя за то, что старые мысли и опасения опять вырываются наружу. Ведь она стала совсем другой. Более уверенной в себе, уверенной в чувствах Джеймса. Ведь она знала, что Джеймс не повеса. Он не обманывает ее. Он говорил, что любит ее, и все, что он делал с тех пор, подтверждало искренность его чувств. Должна быть какая-то другая причина того, что он не позвонил в восемь, как обычно. А вдруг с ним что-нибудь случилось? Вдруг он не позвонил потому, что просто не смог.

Перед мысленным взором Кэролайн вдруг возникла ужасная автомобильная авария. Потом она представила себе, как на Джеймса возле общежития напали хулиганы. Она подумала о том, что его кругом может поджидать опасность, ведь не зря каждый вечер выпуск новостей начинался с сообщений о насилиях и убийствах. А Филадельфия, как ей говорил Джеймс, по количеству совершенных преступлений ничем не отличается от юга Флориды. Кэролайн стала мысленно молить Бога о том, чтобы он защитил его, чтобы с ним ничего не случилось. Ведь они только-только нашли друг друга.

В половине десятого Кэролайн уже не могла сидеть на месте. Она подошла к телефону и попыталась дозвониться до Джеймса. Ответил мужской голос, и она вздохнула с облегчением. Но потом поняла, что это был не Джеймс, а его сосед по комнате Фил Брэдли.

— Я его видел в последний раз за обедом, — сказал ей Фил, который был наслышан о Кэролайн и с которым ее обещали познакомить.

— У него все было в порядке, когда ты видел его? — спросила Кэролайн.

— Абсолютно, — ответил Фил веселым и дружелюбным голосом, от которого ей стало немного легче. — После обеда он собирался на лекцию по экономике, но его дальнейшие планы я не знаю.

— Ты не мог бы передать ему, чтобы он позвонил мне, как только придет? — попросила Кэролайн.

Фил сказал, что, конечно, передаст, никаких проблем, и повесил трубку.

К одиннадцати часам от Джеймса все еще не было известий, и Кэролайн находилась уже на грани полной паники. Те картины, которые она раньше вытеснила из своего воображения, начали снова появляться.

— Может быть, стоит позвонить в филадельфийскую полицию? — сказала она Селме. — Или по окружным клиникам?

— Может быть, — ответила Селма, подняв голову от книги. Ее лицо было встревоженным. — Забыть позвонить — на Джеймса это не похоже.

В половине двенадцатого Кэролайн позвонила в справочную службу Филадельфии и стала записывать номера городской полиции, полицейского участка студенческого городка, региональных клиник и пунктов «Скорой помощи» в районе университета. В это время кто-то позвонил в дверь. Сердце Кэролайн сжалось, и она застыла. Она глядела на входную дверь, не решаясь открыть, боясь новостей, которые ей сейчас сообщат.

— Давай я открою, — предложила Селма.

— Нет, я сама, — хриплым голосом произнесла Кэролайн. Она медленно пошла к двери, страстно желая, чтобы время остановилось, чтобы вчерашний день не сменялся сегодняшним. Ведь вчера телефон зазвонил ровно в восемь. Вчера Джеймс сказал ей, что закончил переговоры с Калебом Джонсом и что нашел очаровательный домик — он назвал его «выездной вариант», — коттедж, который они могут снять на лето. Вчера он сказал ей, что любит ее, и строил планы на будущее. Вчера он был жив.

Она открыла дверь, приготовившись к самому худшему.


— Привет!

Кэролайн вскрикнула, зажав рот ладонью. Это был Джеймс! Живой и невредимый! Улыбался ей своей обворожительной улыбкой и протягивал букет роз. Их была целая дюжина, может быть, две дюжины, а может, и больше. Кэролайн просто не могла сосчитать их, потому что ее захлестнула волна эмоций. Чувство огромного облегчения смешалось с гневом. Она некоторое время молча смотрела на него, не зная, что лучше: обругать или поцеловать его.

Джеймс выглядел слегка взъерошенным и уставшим, но все равно он был еще красивее, чем в ее воспоминаниях. Он церемонно поклонился и подал ей этот огромный букет, обернутый в зеленую бумагу.

— Ты что, скупил весь цветочный магазин? — спросила Кэролайн, польщенная таким вниманием.

— Всего-навсего три десятка, — широко улыбаясь, сказал он. — В честь трехмесячного юбилея нашей первой встречи.

Кэролайн взяла букет и спрятала лицо в цветы, вдыхая их свежий сладкий аромат.

— Спасибо! Спасибо тебе! Это самое прекрасное мгновение моей жизни! Самое замечательное… — прошептала она, с трудом подбирая слова.

Он все улыбался.

— Это пустяки, — сказал он. — Просто маленький знак внимания к человеку, изменившему всю мою жизнь.

Обретя наконец способность расстаться с букетом, Кэролайн передала его Селме, которая сразу отправилась на кухню, чтобы поставить его в вазу, и оставила юных влюбленных наедине.

— Ты не собираешься пригласить меня? — спросил Джеймс, притворно надув губы.

Кэролайн все еще не могла прийти в себя, ее слишком переполняла радость и противоречивые чувства. Поэтому она вместо ответа бросилась к нему и стала целовать и прижимать его к себе с такой силой, что едва не сбила с ног.

— Да тише ты. Я тоже рад тебя видеть, — рассмеялся он.

— Я люблю тебя! Люблю, люблю! — говорила Кэролайн, смеясь и всхлипывая одновременно и пряча лицо у него на плече. — У меня просто нет слов, чтобы высказать, как я тебя люблю.

— Нет проблем. Я найду слова.

Джеймс отстранил ее на расстояние вытянутых рук и заглянул ей в глаза, впитывая в себя всю ее прелесть, снова напоминая себе, что Кэролайн существует на самом деле и принадлежит ему.

— Я больше не хочу, чтобы мы расставались, — тихо сказал он. Его лицо было серьезным, почти торжественным. — Через пару недель я заканчиваю колледж, и мы с Филом сразу уезжаем в Мэн. Как только графиня закроет магазин на лето, ты сядешь в самолет и прилетишь ко мне. Это будет конец.

Кэролайн с тревогой посмотрела на него.

— Конец чего? — спросила она.

— Конец этой бессмысленной разлуки, — хрипловатым от чувств шепотом произнес он, крепко прижимая ее к себе. — И мы больше никогда не будем расставаться.


Все последующие три дня они действительно не расставались. Поговорив из вежливости немного с Селмой и с парой постояльцев пансиона, Джеймс сказал Кэролайн, чтобы она упаковала что-нибудь из одежды в дорожную сумку. Когда она вернулась из своей комнаты, он проводил ее к машине, взятой напрокат в аэропорту, и повез в направлении Палм-Бич. В особняк родителей на Норт-Каунти-роуд.

— У нас будет уикэнд в гнездышке Годдардов, — сказал он.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что твои родители…

Джеймс прижал палец к губам:

— Ш-ш-ш. Они отправились в Нью-Йорк. В доме никого нет, только слуги. Так что все в нашем полном распоряжении.


Кэролайн и Джеймс провели сказочный уик-энд в особняке Годдардов, больше похожем на дворец. Кэролайн даже не могла себе представить, что так можно жить. Там был бассейн, теннисный корт, гараж на восемь машин. Дом был окружен зеленым садом, и семье принадлежала часть пляжа, где каждое утро производили уборку и наводили красоту. Дом состоял из множества комнат, и огромных, и маленьких, но все они были роскошно обставлены; кухня была таких размеров, что вполне могла бы обслуживать гостиницу, а ванные комнаты были сплошь из мрамора и зеркал.

Кэролайн думала над странностями жизни, вспоминая свои воскресные экскурсии в «Брэйкерс». Какой затерянной и чужой она чувствовала себя там, пришелицей из другого мира. А теперь она была здесь, ела из тарелок, сделанных из чистого серебра и фарфора, пила из хрустальных бокалов, ей прислуживали вежливые слуги. Она загорала на частном пляже, где даже прибой принадлежал им, плавала в бассейне олимпийских размеров, гуляла по ухоженным дорожкам парка и спала в спальне с шелковыми обоями с человеком, которого любила, с человеком, семье которого принадлежал этот сказочный дворец вместе со всей округой.

Уик-энд пролетел незаметно, и когда Джеймсу пришло время возвращаться в Филадельфию, они с Кэролайн успокаивали друга, по очереди говоря, что всего через несколько недель они снова будут вместе в Мэне.

— Сделай так, чтобы эти недели прошли побыстрее, — попросила она, прижимаясь к Джеймсу. Они стояли у стойки, где производилась посадка на самолеты авиакомпании «Дельта эйрлайнз». Остальные пассажиры его рейса уже были в самолете.

— Постараюсь, — сказал он. — Я люблю тебя, Кэролайн. Очень люблю. Очень-очень. Гораздо больше, чем ты можешь себе представить.

Они крепко обнимали друг друга, как будто цеплялись за жизнь, и никак не могли расстаться.

— Спасибо за чудесный сюрприз, — прошептала Кэролайн, почувствовав, что он разнимает руки. В горле у нее стоял комок.

— Всегда к вашим услугам. В любое время и все, что пожелает моя принцесса, — сказал он, в последний раз целуя ее. Стюард уже напоминал пассажирам, что нужно занимать свои места.

— Ну, мне пора, — заторопился Джеймс.

— Я люблю тебя, — сказала Кэролайн.

Глядя ему вслед, пока он легкой походкой спортсмена шел к выходу, а потом к «Боингу-727», отлетавшему в Филадельфию, Кэролайн чувствовала, будто теряет часть своей души. Но ведь скоро они будут снова вместе. Целое лето, в Мэне. Вместе в этой жизни и потом…


Глава 10


Кэролайн еще никогда не была нигде, кроме Флориды, и поэтому Мэн, пока этим сверкающим июньским днем Джеймс вез ее из портлендского аэропорта в Кэмден, произвел на нее такое же впечатление, которое произвел бы Париж на человека, впервые попавшего туда. Ландшафт во Флориде плоский, там растут субтропические растения и пышные, яркие цветы. А в Мэне кругом высились покрытые хвойными лесами холмы — древние геологические образования. Их склоны заканчивались на красивом каменистом побережье. Цветы были самыми обычными: здесь росли астры и цинии, как будто сошедшие с детской коробки с акварелью, а также лаванда и скромный душистый горошек. Климат Флориды был жарким и влажным, а в Мэне — более резким, даже суровым, а воздух был настоян на соленом запахе моря и хвои — благодаря соснам, украшавшим гористый ландшафт.

Кэмден на фоне зеленых островов и ярких парусов яхт в заливе Пенобскот словно сошел с открытки с видом типичного городка Новой Англии, с остроконечными крышами соборов и американскими флагами, развевающимися на ветру. Пока Джеймс вез Кэролайн в своем «хейли» по узкой извилистой главной улице, где прогуливались местные жители, приезжие и туристы, она обратила внимание на многочисленные магазинчики, где продавались сувениры — как обычные, массового производства, так и кустарные, сделанные руками местных умельцев.

— Здесь есть целое сообщество мастеров — они живут и работают в Кэмдене, — ответил Джеймс на ее вопрос об этих магазинчиках. — Например, подружка Фила, Дженни, шьет стеганые одеяла и покрывала. Она уроженка Кэмдена.

Раньше Джеймс уже говорил Кэролайн, что Фил Брэдли, его товарищ по студенческому братству и сосед по комнате, тоже проведет лето в Мэне, потому что у его родителей была небольшая гостиница в Кэмдене.

— Фил специализируется по бухгалтерскому учету и в отличие от некоторых любит работать с цифрами, — как-то сказал ей Джеймс, когда звонил по телефону. — Он будет вести учет для гостиницы своих предков и собирается составить балансовый отчет для парочки местных фирм.

Кэролайн с волнением ждала встречи с Филом и его подругой. Ей нравилось, что у нее появятся друзья ее возраста, что она будет с ними общаться и станет членом их маленького дружного коллектива. Ведь она выросла в одиночестве и была одна, пока в ее жизнь не вошел Джеймс. Их любовь от присутствия друзей должна стать еще сильнее и богаче.

— Жду с нетерпением, когда же мы наконец увидимся с твоим Филом, — сказала она, положив руку на колено Джеймсу, сидевшему за рулем.

На вершине холма, где деловой центр Кэмдена заканчивался, Джеймс свернул на боковую улочку. В ее конце за могучими вязами и соснами стоял большой дом из белого кирпича с красивыми черными ставнями. Крышу веранды, шедшей вокруг дома, подпирали гигантские колонны, а сверкающие окна мансарды только подчеркивали красоту и изящество линий здания. Рядом с домом стоял маленький коттедж. Джеймс остановил машину перед коттеджем и повернулся к Кэролайн.

— А вот и наше гнездышко, о котором я тебе говорил. — Он весь сиял от радости. — Нравится?

У Кэролайн просто не было слов. Коттедж показался ей огромным и прекрасным, совсем как волшебный кукольный дом. Его стены, обшитые деревянными планками, были выкрашены в белый цвет, а ставни на окнах были нежно-зелеными. Во дворе рядом с небольшим цветником, где весело цвели желтые ноготки, висели качели, а на небольшой веранде, размером с почтовую марку, стояла удобная мебель с мягкими голубыми с белой окантовкой подушками. Огромный вяз отбрасывал тень на дом, а в маленьком фонтанчике перед домом купались красные кардиналы и серые воробьи.

— О, спасибо, что ты нашел его, — наконец произнесла она, поцеловав Джеймса в щеку. — Но ты уверен, что мы можем позволить себе это? — Мысли о деньгах никогда не оставляли Кэролайн.

Джеймс кивнул.

— Зарабатывать я буду не слишком много, но у меня есть небольшой доход от трастового вклада. Это негусто, но мы сможем как-нибудь протянуть, — сказал он.

— Мне кажется, что для тебя этот дом — все равно что убогая каморка, — сказала Кэролайн, глядя на коттедж и вспоминая огромный особняк Годдардов в Палм-Бич.

— Для меня это настоящий дворец, — сказал Джеймс, нежно глядя на нее. — Дворец, в котором мы будем жить вместе.

Кэролайн подумала, что он всегда знает, что сказать и как дать ей почувствовать, что он ее обожает. Да, ей страшно повезло, что она встретила Джеймса. Как благосклонно отнеслась к ней судьба в тот день, когда он вдруг зашел в «Элеганс»!

— А кто владелец большого дома? — спросила она, поворачиваясь к нему и беря его за руки.

— Сисси Макмиллан декоратор из Нью-Йорка. Ее прапрадедушка был капитаном, и это он построил дом в 1850 году. А коттедж появился на рубеже прошлого и нынешнего веков.

— Она живет здесь? — спросила его Кэролайн.

— То да, то нет. Ее семья в течение четырех поколений регулярно проводила здесь лето, но Сисси очень занятая дама. Когда она не занимается дизайном особняков и фирм для самых богатых и знаменитых клиентов, то приезжает сюда немного развеяться. Между прочим, она очень хотела познакомиться с тобой.

Кэролайн почувствовала, что ее сердце защемило, когда она представила себя в компании с женщиной, украшавшей дома богачей и знаменитостей. Несмотря на то что она постоянно продавала бальные платья и вечерние наряды богатым и знатным особам, работая в «Элеганс», и что тем не менее ей удалось не ударить в грязь лицом или подвести Джеймса на приеме у Кэндалл Лоусон, Кэролайн до сих пор чувствовала некоторую неуверенность, представляя себя в компании с такими людьми. Но она постаралась уговорить себя, что справится, и приняла протянутую руку Джеймса, который помогал ей выйти из машины. Кэролайн подумала о том, что, может быть, когда-нибудь ей удастся забыть Пэттерсон-авеню и все эти печальные события ее прошлой жизни…

Кэролайн украдкой разглядывала Джеймса, который взял ее под руку и вел теперь к дому. В шортах цвета хаки и в белой футболке он выглядел так, будто сошел со страницы модного журнала. Широкие плечи и узкая талия, стройные и пропорциональные загорелые ноги. Золотистые волосы Джеймса немного выгорели на солнце, а голубые глаза имели тот же оттенок, что и высокое небо над головой и глубокие воды залива на горизонте. Каждый раз, когда Кэролайн смотрела на него, она ощущала прилив щемящей радости, удивления и не могла поверить, что этот удивительно красивый и романтический юноша вдруг безумно влюбился в нее. Никакие мечты, никакие сладкие сны не могли сравниться с этой действительностью, с радостью, которую она испытывала. А вдруг все слишком хорошо, чтобы быть правдой? А вдруг все произошло слишком быстро? Продолжится ли их роман? Неужели у этого чуда, у этой волшебной сказки хороший конец?

— Дом, милый дом, — сказал Джеймс, прогоняя ее мрачные мысли. — Ты не хочешь посмотреть, что там внутри?

— Конечно, хочу! А он и в самом деле наш? — спросила Кэролайн, и ее глаза заблестели от удовольствия, когда она осмотрелась. Она даже и представить себе не могла, что на свете может существовать такое удивительно прекрасное, уютное место. Ее взволновала сама мысль о том, что коттедж принадлежит им, хотя бы на лето. Сколько помнила себя Кэролайн, у Элла Шоу не было приличного дома, а после пожара она вообще жила в жалкой комнатушке в пансионе Селмы.

— Наш! На все лето, — сказал Джеймс. — Всю неделю я готовил его к твоему приезду. Подкрашивал, убирал, мыл окна.

Кэролайн взяла его за руку и увидела маленькие мозоли на ладонях и след пореза на пальце, что подтверждало, что он действительно крепко потрудился, чтобы доставить ей удовольствие. Он ее любовник, защитник, опора — вообще все на свете. Кэролайн поцеловала шрам и, перевернув ладонь, поцеловала и ее.

— Никто никогда еще не делал для меня ничего подобного, — сказала она, до слез тронутая его заботливостью и переполненная чувством огромной радости и волнения.

Он поцеловал ее в щеку, и прикосновение его губ было нежным, как прикосновение крыльев бабочки.

— Я знаю, что это смешно, но мне все равно, что подумают соседи. Я просто должен внести тебя в дом на руках.

Он легко подхватил ее и, маневрируя, понес сквозь свежевыкрашенную белую дверь с отполированным бронзовым молотком и резным почтовым ящиком. Как только они оказались внутри, он отпустил Кэролайн, захлопнул дверь и распахнул объятия.

— Никогда в жизни я не был так счастлив, — сказал он, прижимая ее к себе и нежно целуя.

— Я тоже, — ответила Кэролайн, снова молясь в душе Богу, чтобы ее счастье хоть немного продлилось, чтобы оно не испарилось, как в ее кошмарных снах.

Джеймс, отпустив ее наконец, показал ей дом. Сразу же за входной дверью располагалась маленькая прихожая, на стене которой был ковер-вешалка с вытканной монограммой одной из школ Новой Англии. Там же стояли маленький столик и простой деревянный стул. Слева от прихожей располагалась небольшая, но хорошо оборудованная кухня, а прямо — гостиная и столовая. В гостиной был каменный камин с поленьями и лучинами, чтобы его можно было сразу же зажечь, если выдастся прохладный вечер. Всю мебель там составляли маленький, но удобный диван и пара уютных кресел. Окна выходили на лужайку, за которой синел залив Пенобскот. Дощатый пол, пахнувший свеженатертым воском, был устлан ярким тканым ковром, а посередине стоял большой обеденный стол, который, как объяснил Джеймс, купили в старинной таверне и который является символом старых добрых времен и хорошей жизни. На большом корабельном сундуке, который также служил как журнальный столик, стояла модель яхты удивительно правильных пропорций. Она была белой с красной полосой на корпусе.

— Это «Соленые брызги», — сказала Кэролайн, прочитав название и вопросительно глядя на Джеймса. — Ведь это твоя яхта, правда? — Весной они провели не один час на ее борту. Это тридцатитрехфутовое судно со стапелей Херресхоффа было его настоящей гордостью.

— Это первая модель, которую я сделал полностью самостоятельно, — сказал Джеймс, явно польщенный. — Даже Калеб признал, что получилось неплохо.

Кэролайн наклонилась, чтобы получше рассмотреть модель, и увидела, что на борту были нарисованы два соединенных сердца. На одном были инициалы «КШ», а на другом — «ДГ».

— Это в память о днях, проведенных вместе, — сказал он, поясняя значение сердец. — Калеб ворчал — не забывай, что он пуританин, — но в конце концов он позволил мне эту маленькую вольность.

— Надо не забыть поблагодарить его. — Кэролайн улыбнулась, а Джеймс взял ее за руку и вывел из комнаты.

По узкой лестнице они поднялись на второй этаж, где была всего одна просторная спальня со скошенными стенами, состоящими полностью из окон. Вдали виднелись белые яхты на фоне голубой воды залива Пенобскот и зеленые острова. Сама комната была выполнена в классическом стиле. Побеленный потолок опирался на резные балки, а широкая низкая кровать была накрыта покрывалом ручной работы с вытканными на нем сердцами. На комоде стояла бело-голубая ваза с маргаритками, а пол был устлан голубым ковром.

— Это покрывало сделала Дженни, она подарила его на новоселье, — сказал Джеймс. — А вазу дала Сисси.

Кэролайн тронуло великодушие людей, которые ее даже не знали. Они были так не похожи на тех, с кем ей приходилось до сих пор иметь дело.

— Но ведь мы не знакомы, — сказала она, все еще не в силах привыкнуть к вниманию со стороны совершенно чужих людей. Кэролайн не заблуждалась насчет того, что уроки, полученные в детстве, никогда не забываются.

— Ничего, скоро познакомитесь, — ответил Джеймс. — Сисси пригласила нас завтра во второй половине дня, а вечером мы будем ужинать с Филом и Дженни.

— А что насчет сегодня? — спросила Кэролайн, улыбаясь и лукаво глядя на Джеймса. Она не видела его несколько недель, и ей хотелось провести этот первый вечер с ним наедине.

— Сегодня мы остаемся дома. — Джеймс тоже улыбнулся, как будто прочитав ее мысли. Поцеловав Кэролайн, он показал на ложе и на поднос с сандвичами, стоявший на ночном столике. Там же в ведерке со льдом была бутылка шампанского.

— Да уж, — произнесла Кэролайн, поежившись, потому что Джеймс теребил мочку ее уха. — Неплохая идея. Но как насчет аперитива?

— Твоя идея еще лучше, — сказал Джеймс, подхватив ее на руки.


Сисси Макмиллан была больше шести футов роста и немного напоминала аиста из-за длинных ног и рук. У нее были кудрявые серебристо-белые волосы, чистая кожа без намека на морщины и ясные светло-голубые глаза. Она была одета в белую блузку, запахивающуюся хлопчатобумажную юбку, массивные туфли без каблуков, а ее лицо оживляла яркая губная помада. Сисси была больше похожа на жену крестьянина, чем на владелицу самой престижной дизайнерской фирмы, имеющей отделения в Нью-Йорке, Бостоне и Вашингтоне и клиентами которой являлись сливки общества — те самые 500 граждан страны, которые вершили судьбы людей. Считалось, что под ее добродушной внешностью скрывается железная воля и сильный характер. Направляясь по дорожке от своего огромного особняка к Кэролайн и Джеймсу, чтобы поприветствовать их, она чуть не споткнулась о своего спаниеля Эрина.

— Кто может поверить, что это зверь посещал собачью школу хороших манер? — сказала она, а собака в это время носилась кругами и еще крепче обвила поводок вокруг ее щиколоток.

Сисси снова чуть не упала, и Джеймс протянул руку, чтобы поддержать ее.

— И как ни странно, он успешно закончил ее! Надо затребовать назад свои деньги! — воскликнула Сисси, со смехом поворачиваясь к Кэролайн. Собака полностью проигнорировала команды «сидеть» и «стоять».

— Здравствуйте, миссис Макмиллан. Приятно познакомиться с вами, — сказала Кэролайн, протягивая ей руку.

— Да, Джеймс был прав. Он утверждал, что ты красавица, и это правда, — ответила ей Сисси, обменявшись крепким рукопожатием и глядя ей прямо в глаза. — Добро пожаловать в Кэмден. Очень хорошо, что ты смогла приехать. Несомненно, Джеймс — самый счастливый человек в штате Мэн! А теперь пошли есть пирожные, пока они не остыли.

Сисси Макмиллан прошла вместе с Джеймсом и Кэролайн на веранду особняка. Там стоял белый резной столик, накрытый накрахмаленной скатертью с голубой вышивкой на белом фоне. В центре столика стояли запотевший кувшин с лимонадом, три высоких бокала и белое блюдо с разложенными на нем пахучими и все еще теплыми черничными палочками. Все это выглядело непритязательно, но в то же время очень заманчиво.

— Они такие красивые, что их даже жалко есть, — сказала Кэролайн. Она уже привыкла к вкусам графини, которая предпочитала все экстравагантное и изощренное, и даже не могла себе представить, что самые простые вещи могут выглядеть изысканными, если их правильно оформить.

— Какая чепуха. Они предназначены для того, чтобы наслаждаться ими, — сказала Сисси Макмиллан, потянувшись за кувшином и наливая в бокалы желтоватый лимонад. Напиток, в котором плавали кусочки льда и ломтики лимона, оказался сладковато-кислым и очень освежающим. Черничные пирожные, покрытые золотистой корочкой и наполненные ягодами, были просто замечательными, и Кэролайн не замедлила похвалить кухарку.

— Там дикая черника, она здесь растет, — сказала Сисси. — Целая плантация черники находится прямо за домом. Я покажу вам, где она.

Они беседовали о Мэне, о моделях Джеймса, о делах Сисси, и Кэролайн почувствовала, что расслабилась. Она даже рассказала несколько анекдотичных случаев о графине Тамаре и о магазине «Элеганс».

— Эта графиня, кажется, не подарок. — Сисси рассмеялась. — Но все равно хорошо, что у тебя большой опыт работы в магазине, Кэролайн.

— Почему? — спросила ее удивленная девушка.

— Потому что мне надо решить небольшую проблему, — ответила Сисси. — Видишь ли, у меня на Мэйн-стрит есть небольшой домик. Последние шесть лет там был книжный магазин, но срок аренды истекает, и семья, которая снимала его, сообщила мне, что собирается переехать в Орегон. — Она сделала паузу и отхлебнула лимонад. — И вот теперь магазин пустует, а я пытаюсь решить, что делать с ним дальше. Несколько местных торговцев сувенирами заинтересовались им, но для них рента непомерно высока. И все же мне хотелось бы дать шанс местным умельцам выставлять и продавать свои изделия.

Кэролайн кивнула. Ей нравилась эта женщина, которая в отличие от графини была не только деловой, но и разумной в своем бизнесе.

— Можно, конечно, сделать магазин художественным салоном и самой руководить им, — продолжила Сисси. — Но у меня просто нет времени и опыта.

— Опыта? Не скромничай, Сисси. Ты смогла бы руководить одной рукой Белым домом, а второй — Пентагоном, — пошутил Джеймс.

— Если говорить начистоту, то, возможно, смогла бы, — сказала Сисси не то в шутку, не то всерьез. — Дело в том, что я действительно слишком занята, чтобы возиться с магазином. Мне вполне можно присвоить кличку Фигаро. Только в течение следующих двух недель мне придется побывать в шести различных штатах.

— Вам нравится путешествовать? — вежливо спросила Кэролайн, подумав о том, что сама она, отправившись в Мэн, впервые летела на самолете, впервые покинула Флориду.

— Все зависит от клиентов, — сказала ей Сисси Макмиллан. — Некоторые из них становятся настоящими друзьями. А некоторые — настоящие зануды. Впрочем, для тебя это, конечно, не новость, Кэролайн, ведь ты поработала в Палм-Бич.

— О, она многое знает, — согласился за нее Джеймс.

Кэролайн рассмеялась.

— Да, есть люди хорошие, плохие и просто ужасные, — сказала она.

— Кэролайн может справиться с кем угодно, — рассмеялся Джеймс. — Общение с графиней было для нее настоящей школой!

— Джеймс говорил мне, что ты собираешься найти себе работу, пока будешь в Кэмдене. И мне в голову пришла одна идея, — сказала Сисси. — Что ты скажешь насчет того, чтобы управлять моим сувенирным магазинчиком?

— Вы хотите, чтобы я управляла им? — спросила Кэролайн, думая, что ослышалась, и взглянув на Джеймса, который одобряюще кивнул ей.

— Почему бы и нет? — спросила Сисси. — Я собираюсь открыть его на лето. У тебя есть опыт работы в «Элеганс» и в том магазине подарков на Лэйк-Ворт. Я буду платить тебе на тех же условиях, что и графиня, если тебя это устраивает.

— Это было бы просто замечательно! — воскликнула Кэролайн. — Именно такую работу я хотела бы здесь найти. Но мне никогда не приходило в голову, что это может оказаться так просто. — Как только слово «просто» сорвалось с ее губ, Кэролайн снова почувствовала что-то вроде суеверного страха, который преследовал ее всю жизнь, ведь ее внутренний голос постоянно напоминал ей, что в жизни ничто хорошее не дается легко. Что за все рано или поздно придется платить.

— Ну и хорошо. Значит, договорились, — быстро сказала Сисси. — Я всегда доверяю своей интуиции, общаясь с людьми. И ты мне понравилась с первой минуты, Кэролайн. Ты честная и открытая и явно не пустышка. И вообще, я считаю, что здесь, в Мэне, ты сумеешь сойтись с местными жителями.


Фил и Дженни жили в квартирке на старой ферме в пяти минутах ходьбы от их коттеджа. Фил был выше Джеймса и шире его в плечах, с веселыми карими глазами, которые прятались за большими очками в металлической оправе, и кустистой рыжеватой бородой. Он приветствовал Кэролайн, по-медвежьи обхватив ее своими ручищами, а Дженни стояла рядом с ним и улыбалась.

— Наконец-то я могу объединить голос и образ, — сказал Фил, довольный, что наконец видит Кэролайн, с которой несколько раз говорил по телефону.

— Так приятно встретиться с тобой, Фил, — ответила Кэролайн.

— А я — Дженни, — сказала Дженни Армстронг, протянув руку, как только Фил отпустил Кэролайн. Ростом она едва ли была пяти футов двух дюймов, к тому же пухленькая, но очень милая. Ее каштановые волосы были заплетены в косу, падавшую ей на спину, а светло-зеленые глаза обрамляли рыжеватые ресницы. Щеки и нос были усеяны веснушками. Она не носила никакого макияжа, и от нее исходил едва слышный ванильный аромат. В своем выцветшем комбинезоне и белой футболке она выглядела очаровательно, совсем как модель из каталога Крю.

— Мы очень хотим, чтобы ты акклиматизировалась как можно быстрее, и поэтому предлагаем немедленно начать с настоящего мэнского ужина: вареных крабов, печеного картофеля, капустного салата, помидоров и холодного пива, — огласила она все меню сразу, приглашая гостей под деревянный навес, сооруженный рядом с фермой.

Неподалеку во дворе в открытом очаге тлели угли, а в помятом цинковом тазике, заполненном водой со льдом, стояли бутылки с содовой и с пивом. На углях пекся картофель, завернутый в фольгу, белая с черным эмалированная паровая кастрюля для варки крабов ждала только, чтобы ее поставили на огонь. Джеймс открыл бутылки с содовой и пивом и раздал их, в то время как Фил налил в кастрюлю воды и поставил ее на угли.

— Паровые крабы самые вкусные, — объяснял он Кэролайн, пока вода закипала. — Сохраняется настоящий вкус, а самое главное, если их варить, то получается просто какая-то каша.

— Джеймс говорил, что ты работала в настоящем изысканном магазине в Палм-Бич, — вступила в беседу Дженни, когда Фил закончил свою лекцию о крабах.

— Изысканном для неискушенного взора. И не таком уж замечательном в самом деле, — улыбнулась Кэролайн, взглянув на Джеймса, который подошел к ней сзади и обнял ее.

— Ты уже разговаривала с Сисси? — спросила Дженни.

Кэролайн кивнула.

— Она предложила мне работу, — сказала она. — Я согласилась управлять ее магазинчиком кустарных изделий. Она сказала, что ее просто уговорили открыть этот магазин.

— Я знаю. Ведь я одна из искусительниц, — призналась Дженни. — Здесь очень много молодых людей, которые занимаются народным промыслом, и зачастую они делают настоящие произведения искусства. Поэтому мы и обратились к Сисси, чтобы она открыла этот магазин для самых лучших изделий — для нас это будет настоящая витрина нашего искусства. Сисси — известный декоратор, она работает в стиле «в Америке все самое лучшее»; кроме того, все знают, какая она требовательная и как высоки ее стандарты. Мы подумали, что она могла бы стать нашим спонсором: ее имя сделает нам рекламу, и нашими работами заинтересуются и начнут покупать.

Энтузиазм Дженни был заразительным, и в голове Кэролайн тут же начали возникать разные идеи, которые она решила обсудить с Сисси Макмиллан утром.

— Я ничего не знаю о ремеслах, но немного разбираюсь в торговле, — сказала Кэролайн.

— Не беспокойся, — заверила ее Дженни. — Мы сообщим тебе все, что нужно знать. Кроме того, Джеймс говорил, что ты можешь продать все что угодно. Абсолютно все!

— Это для меня новость, — сказала Кэролайн, покраснев. Она надеялась, что Джеймс не наговорил им слишком много.

— А для меня нет! Она просто гений, — сказал Джеймс, сжимая ее плечо и привлекая к себе.

— Крабы созрели! — возвестил Фил, доставая из углей картофель и укладывая на блюдо красных крабов, от которых шел пар. Все это на резном подносе, накрытом газетой, он поставил на стол под навесом, где уже стояли белые тарелки и лежали салфетки. Потом принес салат и помидоры. Все уселись за стол, а Дженни, наклонив голову, прошептала молитву.

— Мой папа священник, — сообщила она Кэролайн. — В нашей семье принято благодарить Бога за хлеб насущный, и я до сих пор считаю, что это чудесный маленький ритуал. Он как-то сближает семью и друзей.

Кэролайн с досадой вспомнила, как ужасно проходили обеды в ее доме, когда она была маленькой. Там не было ни друзей, ни настоящей семьи. Кэролайн садилась за стол, чтобы выслушивать бесконечные пьяные выкрики и ругательства Шоу, который стучал кулаком по столу или давал ей пинка. Она съеживалась от страха и быстро ела, набивая рот. А несколько слов благодарственной молитвы Дженни принесли минуту мира, покоя и расслабления, и это было просто приятно. Кэролайн решила про себя, что, несмотря на то что она никогда не была особенно религиозной, она все равно позаимствует «маленький ритуал» Дженни Армстронг.

За ужином они беседовали о работе Фила на каникулах, о его планах продолжить обучение, чтобы освоить программирование, о новых дизайнах в традиционном стиле и современных — для покрывал, которые делала Дженни, об увлечении Джеймса, трудностях обработки высушенного тика и красного дерева, о разнице в производстве сплошных и полых корпусов моделей и об адском терпении, которое необходимо при точном воспроизведении оснастки трехмачтового клиппера. Они также поговорили о Калебе Джонсе, американце африканского происхождения, чья семья жила в Мэне вот уже несколько поколений и чей прапрадед был гарпунером на китобойном судне — именно он и осел на этом побережье. Жена Калеба, Милдред, также была уроженкой Мэна, ее совсем недавно назначили школьным инспектором Кэмдена. После того как они помогли Дженни и Филу убрать со стола и вымыть посуду, Кэролайн с Джеймсом, взявшись за руки, медленно пошли домой, наслаждаясь вечерней прохладой и свежим воздухом.

— Это будет самое прекрасное лето за всю мою жизнь, — сказала Кэролайн, когда они подошли к двери коттеджа.

— Первое из множества самых прекрасных, — поправил ее Джеймс. — А когда мы станем восьмидесятилетними стариками, то будем вспоминать и спорить, какое же лето было действительно самым лучшим.

Кэролайн подняла на него глаза. Она могла представить себе, каким он будет в восемьдесят: старичок с морщинистым, но красивым лицом, приносящий ей розы и строящий планы на следующее чудесное лето, все время ждущий приключений. Она могла представить и себя, тоже с морщинами, но энергичную. Она бы держала его под руку и улыбалась ему.

Они зажгли камин и занялись любовью прямо перед ним на ковре. Огонь отбрасывал блики на их обнаженные тела, и когда в камине остались одни тлеющие угольки, их чувства все еще пылали.


Фраза, сказанная Сисси, засела в голове Кэролайн, и она решила назвать магазин «Штат Мэн». Но именно связи и знакомства Дженни позволили ей выставить в этом магазине много действительно прекрасных работ, сделанных руками местных умельцев. В магазине продавались только изделия народных ремесел. Здесь была красивая стеклянная посуда, сделанная в мастерских центральных районов Мэна, где художников вдохновляли многочисленные водопады, ковры и паласы ручной работы из Дамарискотты, свитера самых разных фасонов, связанные из овечьей шерсти, лессированной и натуральной, красочные покрывала и накидки, сделанные Дженни, — самые разные, начиная от полога для колыбели и кончая широкими покрывалами для двуспальных кроватей, а также модели судов, сделанные Калебом Джонсом и его учеником Джеймсом Годдардом. В магазине принимались индивидуальные заказы.

Сисси, за которой клиенты в основном присылали частные самолеты, чтобы ускорить ее приезд, старалась проводить в Кэмдене как можно больше времени. Она просто засыпала Кэролайн идеями по оформлению витрин, чтобы привлечь как можно больше покупателей. Ее опытный взгляд декоратора не упускал ничего, и это выгодно отразилось на интерьере магазинчика.

— Необходимо создавать ощущение простора, — поучала Сисси Кэролайн, расставляя посуду на незатейливом подносе. — Вещам нужен воздух, чтобы они могли как бы дышать, и не бойся самых неожиданных сочетаний. — Она указала на глиняную посуду и расписные эмалированные кувшины, стоявшие вместе. Кэролайн прислушивалась к ее советам, присматривалась и вскоре стала подумывать, что этим летом она научилась у Сисси не меньше, чем до этого у графини. Кэролайн теперь знала, что учатся не только в школе или колледже.

Благодаря тому что издатель местной газеты был старым приятелем Сисси, там вскоре появилась статья о магазине с фотографиями красиво оформленных витрин, просторного интерьера, высококачественных изделий и его молоденькой прелестной директриссы.

— Ты становишься знаменитостью, — подтрунивал над Кэролайн Джеймс, разглядывая ее фотографию в газете. — Сначала «Яркие страницы», а теперь и здесь.

Статья вызвала оживление в торговле, и дела в «Штате Мэн» шли все лучше и лучше. Кэролайн даже пришлось взять себе помощницу на неполный рабочий день. Фил давал ей рекомендации по бухгалтерскому учету — в «Элеганс» этим занималась графиня, никого не подпуская к расчетам, — а Джеймс подсказал Кэролайн, что не следует закрываться на субботу, чтобы мастеровые со всей округи могли лично встречаться с заказчиками и рекламировать свои изделия. К августу магазинчик «Штат Мэн» был уже не авантюрой, в которую Сисси позволила себя втянуть, а довольно прибыльным предприятием, и Кэролайн смогла выдать Джеймсу очередной чек в погашение своего долга.

— Я что, нищий, чтобы брать у тебя деньги? — спросил он, как обычно отказываясь взять чек.

— Ты не должен так говорить. То платье от Селесты было деловым предложением. Займом. И теперь я хочу расплатиться, — сказала Кэролайн.

— Но мне не нужны деньги, — ответил Джеймс.

— А я настаиваю. — Кэролайн говорила вполне серьезно.

Не желая спорить с ней, Джеймс взял наконец чек и положил его в карман рубашки. Кэролайн вскоре получила уведомление из банка, что он положил эти деньги на свой счет.


По воскресеньям, когда у них был выходной, Кэролайн и Джеймс купались в море, играли в теннис и плавали на яхте на близлежащие острова, организовывая спонтанные пикники. Они ходили в порт, чтобы посмотреть на величественные теплоходы, чей маршрут начинался и заканчивался в Кэмдене, покупали свежую рыбу и прочие дары моря у рыбаков прямо на шхунах. Они собирали чернику, и Кэролайн пекла пирожки и пирожные по рецептам Сисси. Они выращивали помидоры и пшеницу, посадили базилик, петрушку, петуньи и герань. По вечерам они сидели дома перед камином или посещали спектакли кэмденского народного театра имени Шекспира или концерты музыкального салона. С Дженни и Филом они стали неразлучными друзьями и часто обедали вместе, прогуливались или совершали велосипедные экскурсии по окрестностям.

Самыми особенными днями оставались вторники. Ведь именно во вторник Джеймс зашел в «Элеганс», и, отличаясь особым романтизмом, он не забывал отметить этот памятный день. Как-то Кэролайн проснулась, засыпанная лепестками роз, чтобы сразу же увидеть любовное письмо рядом с чашкой с утренним кофе. На следующую неделю Джеймс организовал ночную прогулку под парусом с шампанским и икрой, потом последовала прогулка к далекому водопаду, который заканчивался чистым прозрачным прудом. Там, в свете угасающего дня, они занялись любовью на мягкой зеленой траве.

— Интересно, когда иссякнет твоя фантазия в плане празднования этих юбилеев? — спросила Кэролайн, нежась в объятиях Джеймса.

— Никогда, — тихо ответил он. Облокотившись, он приподнялся и посмотрел на Кэролайн. Она была прекрасна. Нет, она была просто совершенством с головы до кончиков пальцев. В ней вообще не было недостатков, ее душа не знала зла. Даже не верилось, что удача улыбнулась ему и он встретил такое сокровище. Пока Джеймс раздумывал над тем, что она для него значила, его лицо оставалось серьезным, а когда он заговорил, Кэролайн удивилась глубине его чувств, отразившихся в его дрогнувшем голосе.

— Я хочу, чтобы у нас был настоящий юбилей, — сказал он. — Я хочу, чтобы ты стала моей женой, Кэролайн. Сейчас.

— Женой? Сейчас? — спросила она, затаив дыхание.

— Да, — сказал он, осыпая поцелуями ее лицо. — Пока не кончилось наше лето.

— А как быть с договором, который ты заключил с отцом? Вдруг твои родители расстроятся? Я ведь еще с ними не встречалась… — проговорила она. Джеймс рассказал ей, какой разговор состоялся у него с отцом в Палм-Бич и об их соглашении.

— Если меня это не беспокоит, то и тебя не должно волновать, — сказал Джеймс. — Мои родители будут счастливы, что ты станешь членом нашей семьи.

— Ты уверен?

— Конечно, уверен! Они будут просто очарованы тобой, — заверил ее Джеймс. — Когда они узнают тебя поближе и поймут, какая ты чудесная и как я счастлив с тобой, они полюбят тебя так же сильно, как и я.

Уверенность Джеймса подействовала на нее, и Кэролайн начала обдумывать их свадьбу.


Глава 11


Во-первых, нужно было составить список приглашенных. С друзьями все было просто, совсем не так, как с их семьями. Без сомнения, будут приглашены Фил и Дженни, а также Сисси Макмиллан и Калеб Джонс со своей женой Милдред. Джеймс и Кэролайн подружились со многими художниками, поставлявшими свои изделия в магазин, и у Джеймса также было несколько друзей по яхт-клубу. Кэролайн хотелось пригласить Франческу Пален, с которой она переписывалась и не будь которой она никогда не встретила бы Джеймса. Но Франческа была сейчас в Калифорнии и не могла приехать, так же, как и графиня, отдыхавшая в Европе.

Что касается Годдардов, они были явно шокированы и выразили свое неудовольствие, когда Джеймс позвонил им в Лоукаст-Вэлли, чтобы сообщить приятную новость. Чарльз раздраженно напомнил своему сыну, что тот обещал ему дождаться конца лета и только потом принимать какие-нибудь серьезные решения. Дина заплакала в трубку и сказала Джеймсу, что он просто разрушает свою жизнь. Они оба явно дали понять, что и слышать не хотят ни о какой Кэролайн Шоу и, что бы ни говорил Джеймс, они не собираются менять свое мнение. Теперь Джеймс и Кэролайн стояли перед дилеммой: приглашать ли его родителей? Или лучше не надо? И вдруг если они их не пригласят, то еще больше настроят их против Кэролайн? Или, получив приглашение, те откажутся приехать? А если приедут, то как поведут себя? Может быть, будут улыбаться и притворяться, что рады за новобрачных? Или будут мрачными как туча и своей неприязнью омрачат этот счастливый день? Кэролайн не могла ничего сказать по этому поводу, да и Джеймс тоже. Он задумывался над тем, что погорячился, пообещав Кэролайн, что ее с радостью примут в его семью. Всегда он был для них загадкой, а теперь они становились загадкой для него.

А как быть с родителями Кэролайн? Ей хотелось бы, чтобы ее мать была рядом с ней, когда она скажет «да». Или по крайней мере, как Кэролайн вскоре поняла после долгих раздумий, ей хотелось видеть ту мать, которую породило ее воображение, которой та могла бы быть. Мэри Шоу не было рядом, когда Кэролайн стала скаутом. Не было на выпускном вечере в школе и в тот день, когда она нашла работу на Ворт-авеню. Мэри Шоу была слишком поглощена своими проблемами, чтобы разделять минуты радости и триумфа в жизни дочери. Единственное, в чем Кэролайн была уверена полностью, — это в том, что Эл Шоу будет незваным гостем на свадьбе. На церемонии официального празднования их счастливой судьбы не было места насилию и злым силам. Но опять же — как она могла пригласить мать, не пригласив отца? Таким образом, их родители представляли собой неразрешимую проблему. Джеймс был настроен куда более оптимистично.

— Я считаю, что следует пригласить моих родителей и сестру, — сказал он. — Если они не захотят приехать, то пусть сидят дома. Если они приедут и будут высказывать недовольство, то это мои проблемы, как разобраться с ними. Но я искренне верю, что в конце концов они полюбят тебя так же, как и я.

Его слова тронули Кэролайн, потому что она знала, как сильно ему хотелось, чтобы это было правдой.

— Ты уверен, что они не будут возражать против самой церемонии нашего бракосочетания? — спросила она. — Мне казалось, что они принадлежат к тем людям, кто предпочел бы для своего сына торжественную церемонию в большом соборе и пышную свадьбу.

— А я считаю, что им даже понравится скромная свадьба, — парировал Джеймс. — Особенно после того цирка на трех аренах, который состоялся, когда Эмили выходила замуж. Мама сказала потом, что была на грани нервного срыва, пока организовывала все это.

— Когда ты говоришь, то все становится таким простым, — со смехом сказала Кэролайн, благодарная ему за эту уверенность, даже несмотря на то, что совсем не разделяла ее. — Ну вот, ты решил проблему своих родителей. А что мы будем делать с моими?

У Джеймса на все был готов ответ.

— Скажи своей матери, что ты хотела бы видеть ее на свадьбе, но желательно одну. Она поймет. А если не поймет, значит, так суждено.

Мэри Шоу все поняла, но когда Кэролайн перезвонила ей, чтобы уже официально пригласить ее, мать вежливо отклонила приглашение, сославшись на то, что сломала на работе руку и теперь не в состоянии приехать в Мэн.

— Сломала руку на работе? — спросила ее Кэролайн, не веря своим ушам. — Сидя за столом в страховой компании?

Кэролайн знала, что все это ложь. Скорей всего, Эл Шоу снова устроил скандал и побил мать. Для Кэролайн оставалось загадкой, почему Мэри продолжала с ним жить, и эту загадку она никогда не сможет решить.

— Что ж, твои родители не могут приехать, а вот мои собираются, — сказал Джеймс, после того как снова поговорил с Годдардами. — Эмили тоже.

— Ты счастлив, любовь моя? — спросила его Кэролайн. Ведь несмотря на всю его браваду по поводу того, что совершенно неважно, будет ли его семья на свадьбе, Кэролайн прекрасно понимала, что ему это далеко не безразлично. Наоборот. Несмотря на всю свою независимость и бескомпромиссность Джеймс искренне любил своих родителей и сестру, и он всей душой хотел бы уничтожить разногласия и социальные различия между ними и Кэролайн.

— Ну конечно, я счастлив, — ответил Джеймс.

Его радостное настроение передалось Кэролайн, и она, вся во власти сладких предчувствий и надежд, стала вместе с Джеймсом планировать свадьбу, исходя из их вкусов и представлений о таких церемониях.

— Никаких выдумок, — снова и снова повторял Джеймс. — Все должно быть скромным и прекрасным. Совсем как ты.

* * *


Они договорились с отцом Дженни, священником пресвитерианской церкви Кэмдена, что он освятит их брак во время полуденной службы. Торжественный обед, который должен был состояться на лужайке перед домом Сисси, организуют владельцы гастронома, расположенного по соседству с магазином Кэролайн. Белое свадебное платье фасона «принцесса», в классическом стиле, с длинными рукавами и шлейфом, вышитое маленькими жемчужинами, должна была сшить Сюзан Лоренц, местная портниха и новая подруга Кэролайн. Джеймс собирался надеть белый блейзер, рубашку в бледно-голубую полоску, темно-синие брюки и темно-синий галстук.

— За кольца отвечаю я, — сказал он, когда возник этот вопрос. — Я хочу, чтобы это было моим сюрпризом.


Семья Годдардов прибыла вечером накануне свадьбы и поселилась в ближайшей гостинице. Джеймс пригласил их на ужин в коттедж, считая, что это будет самый лучший способ растопить лед в их отношениях.

— Это очень мило с твоей стороны, дорогой, — сказала Дина Годдард в ответ на приглашение. — Но может быть, у твоей невесты много забот перед свадьбой?

— Ее зовут Кэролайн, мама, — напомнил Джеймс. — Завтра я собираюсь жениться на ней. Не думаешь ли ты, что тебе пора называть ее по имени?

Дина вздохнула.

— Ладно тебе, Джеймс, — сказала она. — Твой отец, сестра и я проделали довольно большой путь, чтобы приехать сюда. Давайте не будем ссориться, хорошо?

— Конечно, давайте, — ответил Джеймс. Ему и самому не хотелось ссориться со своими родными накануне самого важного дня в его жизни. Ему хотелось, чтобы все шло гладко, ему хотелось, чтобы его родители полюбили Кэролайн так же искренне, как он, даже несмотря на то, что до сих пор их отношение к ней было подчеркнуто неприязненным. — Так что же — стоит рассчитывать, что вы поужинаете с нами?

— Конечно, мы придем, — сказала Дина. Она негодовала оттого, что Джеймс поставил их перед фактом своей женитьбы, и все же ей было интересно посмотреть на эту продавщицу, которой удалось окрутить ее сына. Без сомнения, она использовала общеизвестный надежный трюк.

— Чудесно. Ужин будет в восемь. Это Кэмден, поэтому не обязательно одеваться официально, — сказал Джеймс. — Скажи папе и Эмили, что мы с Кэролайн будем очень рады их видеть. Тебя тоже, мама.


С того самого момента, как Годдарды переступили порог коттеджа, Кэролайн постоянно чувствовала их холодное презрение по отношению к ней. Она заметила, что Джеймс не обратил на это никакого внимания. Или не обратил, или просто не захотел обращать.

— Здравствуйте все. Я хотел бы представить вам Кэролайн, — сказал Джеймс, с гордым видом подводя ее к своим родным. Кэролайн подумала, что, может быть, он и правда нижнего не заметил, хотя она даже поежилась от холода, исходящего от них. Может быть, он привык к их снисходительно-презрительному отношению к окружающим и то, как они приняли ее, для них действительно просто норма. Или, может быть, он был слишком уверен, что они полюбят ее так же, как и он, и совершенно не замечал, что происходит.

— Значит, это и есть Кэролайн, — сказала Дина, с натянутой улыбкой пожимая ей руку. Она не могла не признать, что девушка и в самом деле была красива. Кроме того, она обладала вкусом, о чем свидетельствовала простая хлопчатобумажная юбка голубого цвета, подобранная в тон блузка и синие босоножки. К удивлению Дины, талия Кэролайн была такой же тоненькой, как и у нее. Неужели она не была беременна? Неужели Джеймс говорил правду, когда утверждал, что женится на ней, потому что любит ее? Но даже если это и так, их союз был просто немыслимым, и Дина вся внутренне сжалась от одной этой мысли, потому что Кэролайн Шоу олицетворяла все то, что урожденная Диана Хальтц пыталась забыть всю свою сознательную жизнь.

— Мы очень ценим, что вы проделали такой большой путь, чтобы приехать на нашу свадьбу, — вежливо сказала Кэролайн, понимая, что женщина, которая скоро станет ее свекровью, совсем не собирается испытывать к ней никаких материнских чувств.

— Ничего особенного, дорогая. Ведь Мэн — это не Мозамбик, — ответила Дина, которая сознавала, что ведет себя чересчур надменно, но была не в силах сдержаться. У нее мороз шел по коже при одной мысли о том, какой опрометчивый шаг совершает сейчас Джеймс.

— Все равно мы рады, что вы приехали, — с улыбкой сказала Кэролайн, пытаясь сделать вид, что все хорошо, и надеясь, что со временем семья Джеймса если и не полюбит ее, то по крайней мере смирится с ее существованием.

— Джеймс наш сын, — холодно произнесла Дина.

— А Кэролайн скоро станет моей женой, — вставил Джеймс и подвел Кэролайн к отцу. — Папа, позволь представить тебе Кэролайн.

— Да, да… Очень приятно, молодая леди, — сказал Чарльз и поцеловал Кэролайн в щеку, чем очень удивил свою жену. Ценитель красивых женщин — особенно молоденьких красивых женщин, — Чарльз Годдард не мог отрицать, что его сын нашел просто сногсшибательную красотку. Но что еще, кроме красоты, мог принести в семью его сын? На имени Годдардов уже было одно пятно: Кайл Прингл. Этого более чем достаточно. И вот теперь появляется невестка без связей в обществе, без привычки к богатству, не имеющая представления, какая это ответственность, не знающая, кто и что такое «Годдард-Стивенс». Как собирается Джеймс добиться успеха в жизни? Что станет с «Годдард-Стивенс», если сын заведет себе такую неподходящую жену? Обрывки мыслей о том, что Джеймс собирается своими руками разрушить себе жизнь, и о том, что можно предпринять в этой ситуации, проносились в голове Чарльза. Они с Джеймсом заключили договор, и Джеймс, со своей стороны, нарушил его.

— Эм, я хочу представить тебе Кэролайн, — сказал Джеймс, обнимая сестру.

Эмили Прингл оглядела Кэролайн с ног до головы, словно перед ней стояла соперница, а не будущая невестка. Так же как и ее родители, она считала, что брат женится слишком опрометчиво.

— Мы уже встречались, — сказала Эмили, обращаясь к Джеймсу и игнорируя Кэролайн, как будто той не было в комнате. Однако выражение лица Джеймса стало напряженным, и его сестра тут же повернулась к Кэролайн с искусственной улыбкой: — Не так ли, Кэролайн?

— Да, несколько раз, — сказала Кэролайн, протягивая ей руку. Но рука повисла в воздухе — Эмили не отреагировала на дружеский жест.

— Я просто изматывала ее в «Элеганс», — сказала Эмили Джеймсу таким же капризным тоном, каким часто говорила их мать. — Я обычно примеряла полмагазина, и бедняжка Кэролайн бегала, разворачивая, распаковывая, снова укладывая и развешивая вещи, а потом снова приносила мне что-нибудь свеженькое из коллекции Эвиан. Она работала очень споро. Неудивительно, что у вас дома так чисто и такой порядок.

У Кэролайн было такое чувство, как будто ей дали пощечину. Ее возмутило не то, что ей явно намекнули на ее низкое положение в обществе. Оскорбительным был тон, которым все это было сказано. Требовательно, презрительно, снисходительно и уничтожающе. Она совершенно не заслуживала этого тона.

— По правде говоря, основную часть уборки делаю я, — вмешался Джеймс. — Кэролайн очень занята. Она работает менеджером в магазине Сисси Макмиллан. Это в центре города. Я уверен, что вам захочется посмотреть этот магазин, пока вы здесь. О нем скоро будет статья с фотографиями в журнале «Самые красивые дома и сады», и одна из моих моделей тоже будет представлена на фотографии, — с гордостью в голосе произнес он.

Дина и Эмили обменялись многозначительными взглядами, в которых, помимо неприязни, можно было прочитать и недоверие. Это был элитный журнал для богатых, его номера можно было увидеть, как бы брошенными случайно на журнальный столик, чуть ли не в каждом уважаемом доме от Парк-авеню до Ворт-авеню.

— Боюсь, что мы не сможем, дорогой. Мы уезжаем завтра сразу после свадьбы, — сказала Дина, лицо которой не выражало ни капли сожаления. — В воскресенье утром Чарльз играет в гольф; по-моему, там будет какое-то соревнование, я права, дорогой? — обратилась она к мужу. — А у меня встреча в историческом клубе. Надеюсь, это понятно?

— Не совсем, — сказал Джеймс. — Кэролайн превратила этот магазин в популярный салон, и вы должны гордиться ею. Надеюсь, что вы будете относиться к ней так же хорошо, как относились к Кайлу.

Дина натянуто улыбнулась.

— Конечно, мы относимся к ней хорошо, — сказала она.

— Прекрасная девушка! Мы счастливы принять ее в нашу семью! — громче чем нужно вставил Чарльз.

— Мы вместе пообедаем… — сказала Эмили ровным голосом, совершенно без эмоций.

Джеймс улыбнулся, приняв их слова за чистую монету, и обнял Кэролайн за плечи.

— А теперь я предлагаю выпить шампанского, прежде чем мы попробуем куриную запеканку, приготовленную специально для нас поваром Сисси.

Джеймс и Кэролайн удалились на кухню, чтобы приготовить напитки. Как только они вышли из комнаты, Эмили взглянула на мать и прошептала:

— Я-то думала, что она по крайней мере умеет готовить.

— Ну что ты! Теперь, когда она считает, что скоро будет жить в полном достатке, она и пальцем не пошевелит, — сказала Дина.

Через пару минут явились молодые с наполненными бокалами.

— Я хочу сказать особый тост. — Джеймс поднял свой бокал и, повернувшись к Кэролайн, с нежностью посмотрел на нее. — За Кэролайн, женщину, которая сделала меня самым счастливым человеком на свете.

— За Кэролайн, — хором повторили Годдарды.


Глава 12


Проснувшись утром в день своей свадьбы, Кэролайн посмотрела в окно спальни и не увидела знакомого пейзажа залива Пенобскот. Она уже знала, что по утрам в Мэне часто спускается густой туман, но надеялась, что в эту августовскую субботу, в этот день, когда она станет женой Джеймса Хантингтона Годдарда, погода будет к ней благосклонна. Когда Кэролайн отвернулась от окна, на ее лице ясно отразилось все разочарование.

— День разгуляется, вот увидишь, — сказал ей неисправимый оптимист Джеймс, когда она снова забралась в постель и прижалась к нему. — И что такого, если нет? Все равно прекрасно. Туман — это даже романтично. Ничто на свете не может испортить нам этот день. Вообще ничто.

— Даже твои родители? — спросила Кэролайн, которая все еще расстраивалась из-за их поведения вчера вечером.

— Не стоит беспокоиться о них, — сказал Джеймс, приподнимаясь и обнимая ее сзади. Они вместе смотрели на туман. — Я прожил с ними всю свою жизнь и прекрасно знаю их характеры. Они обычно ведут себя очень официально с незнакомыми людьми, но со временем становятся более душевными.

— Надеюсь, — сказала Кэролайн, которая сомневалась в этом, но очень хотела видеть все его глазами.


За час до церемонии туман рассеялся и засияло солнце. Кэролайн подумала, что это, может быть, хороший знак. А вдруг Джеймс прав насчет своих родителей? Вдруг они действительно отнесутся к ней более сердечно? И все же, ожидая вместе с Дженни в притворе церкви, когда заиграет орган и начнется церемония, Кэролайн посмотрела на Годдардов, которые сидели в первом ряду и перешептывались, и у нее по коже прошел мороз.

— Замерзла? — спросила ее Дженни, обняв за плечи.

Кэролайн покачала головой и попыталась стряхнуть с себя плохие мысли и предчувствия. — Просто немного нервничаю.

— Не стоит. Все будет прекрасно, — заверила ее Дженни. — Джеймс так любит тебя! Он просто не допустит, чтобы что-нибудь омрачило этот день, поверь.

— Даже его семья? — спросила Кэролайн.

— Даже они! — заверила ее Дженни, взглянув на Годдардов, таких холодных, надменных и чинных. Про себя она была рада, что не ей придется иметь дело с этой семейкой. — Как прошел вчерашний вечер? — спросила она. Фил немного рассказал своей подружке о Годдардах, и было похоже, что они относятся к тем людям, которых желательно обходить десятой дорогой.

— Считаю, что прошла первое испытание, — сказала Кэролайн с кислой улыбкой. — Я провела с ними весь вечер и до сих пор жива, чтобы рассказать тебе об этом!

Преподобный Армстронг провел трогательную и торжественную церемонию, говоря о любви, Господе и вечном служении. Кэролайн и Джеймс стояли бок о бок, держась за руки, и как бы составляли единое целое. Рядом с ними стояли Дженни и Фил — свидетели на их обручении. Когда пришло время Джеймсу надеть на палец Кэролайн кольцо, Фил сделал шаг вперед и подал его Джеймсу.

— Этим кольцом нарекаю тебя своей супругой, — повторил Джеймс слова преподобного Армстронга, надевая на тонкий пальчик Кэролайн золотое изящное колечко. Он купил эти уникальные кольца в баснословно дорогом ювелирном магазине Сохо в Нью-Йорке. Поверхность колец была матовой, а в выемке с внутренней стороны прятались чистой воды бриллианты — совсем как любовь Кэролайн и Джеймса, которую приходится оберегать, словно бесценное сокровище от безразличных или не в меру любопытных глаз, которыми порой взирает на них окружающий мир. На внутренней стороне колец были также выгравированы их инициалы и дата свадьбы.

— Этим кольцом нарекаю тебя своим суженым, — сказала Кэролайн, когда пришла ее очередь надеть обручальное кольцо на палец Джеймса.

Остальная часть церемонии прошла для Кэролайн как в тумане, она помнила только ошеломляющее чувство счастья оттого, что вверяет себя Джеймсу, которого любит до умопомрачения. И вот преподобный Армстронг провозгласил их мужем и женой и пригласил Джеймса поцеловать Кэролайн. Теперь их брак был официальным и освященным. Она сделала это! Они сделали это! Кэролайн стала миссис Джеймс Годдард! Когда она повернулась, чтобы поцеловать его, по ее щекам катились счастливые слезы.

— Я люблю тебя, — прошептал ей Джеймс, обнимая ее на виду у всех приглашенных. Его глаза тоже блестели от слез. — Я обожаю тебя. Тебя, и только тебя. На всю жизнь.

— На всю жизнь и навечно, — ответила Кэролайн, растворившись в его объятиях и принимая его первый поцелуй в качестве Кэролайн Шоу Годдард.

Солнце припекало, что в августе было немного необычно для Мэна, но на столах было достаточно охлажденного шампанского, вина и ледяного пива, что было особенно приятно Филу, который больше ничего не пил. Без конца приносили подносы со свежими канапе. По мере того как обед на зеленой лужайке перед домом Сисси продолжался и гости начали гулять по парку, всеобщее оживление и ощущение счастья нарастало. Всем было хорошо. За исключением Дины Годдард, которая разглядывала их и ворчала.

— Кроме Сисси Макмиллан, здесь нет ни одного достойного человека, — прошептала она своему мужу. — Больше того, я просто поражена, что такая достойная дама, как Сисси, может подавать пиво на чьей-нибудь свадьбе. Ирландское ребячество, не так ли, Чарльз?

Прежде чем он мог что-нибудь сказать, за него ответила Сисси Макмиллан.

— Вы можете считать это ребячеством, миссис Годдард, но я назвала бы это внимательностью по отношению к гостям, — сказала она своим не терпящим возражений тоном, очевидно услышав реплику Дины. Сисси встречалась с Годдардами несколько раз, когда декорировала манхэттенскую квартиру Эмили и Кайла Прингл, и нашла их высокомерными, холодными и амбициозными. — Один из моих гостей любит пиво. А мне нравится, чтобы все гости чувствовали, что о них заботятся.

— Конечно. Вы абсолютно правы. Я просто не думала… — начала Дина, выдавив из себя улыбку. Сисси Макмиллан была, пожалуй, единственным человеком на свете, с кем она просто не знала, как себя вести. — Кстати, о гостях, Сисси, с вашей стороны очень любезно организовать свадебный прием для Джеймса и его невесты.

Сисси насмешливо подняла бровь.

— Что ж, родители Кэролайн не смогли это сделать. А родители Джеймса не захотели.

Дина, открыв рот, смотрела на нее. На минуту она буквально оторопела от прямолинейности Сисси, но только на минуту.

— С Чарльзом и со мной никто не советовался, — попыталась оправдаться она, придя в себя.

— А если бы посоветовались? — спросила Сисси, которая не лезла за словом в карман. Она не стала ждать ответа Годдардов, а направилась к другим гостям.


Торжественный обед длился часа два или немного больше, но настоящее веселье началось только тогда, когда все разошлись и остались только Фил, Дженни и Сисси. Фил взял гитару и пел новобрачным песенки про любовь, а Дженни и Сисси подпевали ему. Наконец Сисси сказала:

— Пора и честь знать. Самое время оставить голубков наедине, не так ли?

Кэролайн и Джеймс поблагодарили своих друзей, собрали свадебные подарки и ушли к себе в коттедж.

— Хочешь, откроем их сейчас? — спросил Джеймс, когда они с Кэролайн устроились на диване в гостиной перед заваленным яркими пакетами журнальным столиком.

— Почему бы и нет? Хоть рассмотрим нашу добычу, — поддразнила его Кэролайн.

Джеймс подошел к столу, взял один из пакетов и потряс его.

— Весит целую тонну, — сказал он. — Спорим, там хрусталь?

— Открой, и посмотрим, — ответила Кэролайн.

Джеймс принес коробку и положил ее ей на колени.

— Нет, открывай ты.

Кэролайн вздохнула и начала снимать бумажную обертку. — Похоже, это наша первая семейная размолвка, — со смехом сказала она.

Джеймс оказался прав. Там действительно был хрусталь — огромная резная ваза, подарок от его родителей и сестры. Джеймс объяснил Кэролайн, что это французский хрусталь старинной известной фирмы «Баккара», который считается самым лучшим в мире. Очень дорогой, но безличный подарок, такой, какой могут дарить незнакомым. Однако это был не единственный презент Годдардов новобрачным. В вазе лежал конверт.

— Его открываешь ты, — сказала Кэролайн. — Там может быть что-то личное.

В конверте лежал чек на десять тысяч долларов, выписанный на имя Джеймса Хантингтона Годдарда. Никаких указаний на то, что он женат и что у него есть супруга, которую зовут Кэролайн. Этот подарок был предназначен только ему.

— Боже, как это великодушно со стороны твоих родителей! — воскликнула Кэролайн, взглянув на чек поверх его плеча.

Джеймс с каменным лицом посмотрел на нее. Он явно был в ярости, и его обычная жизнерадостность исчезла. Этот чек был как грубая пощечина, адресованная женщине, которую он любит.

— О каком великодушии речь? Для них это пустяки. То, что мой отец называет «мелочь для подаяний», — сказал Джеймс, подумав о тех экстравагантных подарках, которыми его родители приветствовали Кайла, когда тот вошел в их семью. Но не только сумма чека возмутила Джеймса, а то, что на нем не было указано имя его жены — вот это было настоящим оскорблением. Его возмущала полная противоположность отношения его родителей к Кайлу и к Кэролайн, он был просто потрясен той пропастью, которая разделяла его фантазии и эту горькую голую правду. Не говоря больше ни слова, он разорвал чек на мелкие кусочки и бросил обрывки в камин.

— Боже, что ты делаешь? — воскликнула Кэролайн, наблюдая, как клочки бумаги сначала затлели, а потом загорелись.

— Мой отец любит повторять, что «деньги говорят». Что ж, теперь говорю я. Я им объясняю, что мне не понравилось, как они обращались с моей женой сегодня, — сказал Джеймс. — Они понимают только язык денег. И они получат соответствующее сообщение, когда выяснится, что чек не обналичен. — Тут же хмурое выражение исчезло у него с лица, и он обнял Кэролайн. — Послушай, я не хотел расстроить тебя. Ведь ты для меня все, — сказал он, погладив ее по щеке. — Но пока я рядом, никто — слышишь? — никто не посмеет относиться к тебе иначе, чем с уважением.

Кэролайн крепко обняла его и задумалась над их будущим. Несмотря на все заверения Джеймса, что семья Годдардов примет ее, теперь было совершенно ясно — по крайней мере для нее, — что этот прием если когда-нибудь и осуществится, то состоится очень нескоро. Она также с досадой подумала о выходке Джеймса. Разорвать чек — да, это был гордый мелодраматический жест, скорее похожий на попытку богатого мальчишки доказать свою независимость. Но Кэролайн выросла без богатств, без особняков на берегу моря и дорогих маленьких спортивных автомобилей, без летних каникул в Мэне. Для нее десять тысяч были настоящим богатством, опорой, к которой можно было обратиться в трудные времена, золотым яичком, которое могло бы оказаться решающим при выживании. Никто не знает, что принесет им будущее, никто не говорит, что деньги, которые дали Годдарды, могут оказаться решающими. Просто она решила, что Джеймс погорячился, рыцарским жестом уничтожив чек. Но как она могла винить его? Ведь чек был выписан на его имя. Это были его деньги, а она сама больше, чем кто-либо другой, понимала сложности отношений с родителями.

— Нам все равно не нужны их деньги, — сказал Джеймс, инстинктивно понимая, что у нее на душе. — Летом я немного заработал, кроме того, у меня есть трастовый фонд, ведь ты помнишь? Бабушка оставила его на меня и мою сестру. Все доходы зачисляются на мое имя, и я могу тратить деньги, как мне заблагорассудится. Что, кстати, напомнило мне кое о чем.

— О чем?

— О нашем медовом месяце. Как тебе нравится Париж?

— Париж? Как ты можешь спрашивать, нравится ли мне Париж? — воскликнула Кэролайн, радуясь, что их разговор о Годдардах закончен, по крайней мере на время. Она расцеловала Джеймса, покрыв поцелуями его щеки, глаза, нос, губы. Потом отстранилась. — Но как мы можем поехать в Париж? У меня работа в магазине, а ты не закончил учиться у Калеба.

— Мы поедем через три недели после того, как Сисси закроет «Штат Мэн» и закончится мой договор с Калебом. Графиня не откроет свой «Элеганс» до Дня труда. Поэтому у нас появляется маленькое «окошко», которым мы можем воспользоваться. Что ты скажешь на это, милая женушка?

— Я скажу, что люблю тебя.

— И я скажу: ое t'aime[5 - Я тебя люблю (фр.).], — произнес Джеймс.

— О, вы так старомодны, месье Годдард.

— Совершенно верно, мадам Годдард.

— Мадам Годдард! Мне все еще не верится, что мы женаты.

— Советую поверить. Потому что я собираюсь увести тебя на нашу супружескую постель и скрепить наш союз печатью, — сказал Джеймс с веселой искоркой в глазах.

— Интересно, это будет по-другому теперь, когда мы женаты? — размышляла вслух Кэролайн, пока они поднимались в спальню по узкой лесенке.

— Не по-другому. Просто лучше, — сказал Джеймс. — Гораздо лучше.


Глава 13


Женитьба как бы вдохновляла Джеймса, он стал еще более романтичным, чем раньше, и новая жизнь Кэролайн в качестве его жены была сплошным праздником внимания, любви и обожания. Не было ни одного дня без какого-нибудь, пусть маленького, доказательства его любви — небольшого сюрприза, неожиданного подарка, сентиментального амулета. Он читал ей вслух целые тома лирических стихов, приносил вычурные раковины, найденные им на морском берегу, устраивал пикники, которые рождались как бы сами по себе. И плюс ко всему обязательные «юбилейные подарки» — праздники, которые стали почти священным ритуалом. В первую субботу после свадьбы он появился в коттедже, отработав день в студии Калеба, с одной красной розой.

— С юбилеем, Кэролайн, — сказал он, протягивая ей цветок. — Красная роза в честь самого счастливого дня в моей жизни. Только помни, что на этот раз это самый настоящий юбилей, а не придуманный случай.

— Ты просто невероятный романтик, ты знаешь об этом? — сказала Кэролайн, поцеловав его.

— Конечно, — рассмеялся Джеймс. — Я самый натуральный мистер Романтик. И влюбленный герой. Из героического рыцарского романа.

— Натуральный Джеймс-Романтик — преданный рыцарь прекрасной дамы, — поддразнила его Кэролайн.

— Скорее уж, целая ходячая компания «Романтика любви», — со смехом возразил Джеймс.

— Да, это про тебя, — Кэролайн улыбнулась. — «Романтика любви», лучший друг продавцов цветочного магазина! — Вдруг выражение ее лица стало серьезным. — Я говорила тебе, как я счастлива с тобой? — спросила она, положив розу на стол и обхватив лицо Джеймса ладонями.

— Да, но я не буду возражать, если снова услышу это.

— Я с тобой очень-очень счастлива, моя корпорация «Романтика любви»!

— И это только начало, — нежно сказал Джеймс. — Вот увидишь.


Во вторую субботу после дня бракосочетания Джеймс появился в коттедже под вечер с двумя красными розами.

— С юбилеем, Кэролайн, — сказал он.

— И тебя тоже с юбилеем, корпорация «Романтика любви». — Кэролайн улыбнулась, назвав его этим прозвищем, которое быстро стало у них обиходным, и позвала его на второй этаж.

Вдохновленная романтическими наклонностями своего мужа, Кэролайн тоже запланировала кое-что по случаю их юбилея. Она поспешила уйти из магазина, чтобы успеть приготовить сандвичи и охлажденный чай с мятой. Голубое покрывало, подаренное Дженни, было все усыпано маргаритками.

Джеймс лукаво посмотрел на нее.

— Игры на маргаритках? — спросил он.

— Как минимум одна игра, — ответила Кэролайн, подмигивая ему и расстегивая верхнюю пуговицу на блузке.

В третью субботу после свадьбы, закончив трудный рабочий день — ведь она помогала Сисси закрыть «Штат Мэн» на зиму — и собрав последние вещи для предстоящей поездки в Париж на неделю — так называемый их медовый месяц, — Кэролайн ждала Джеймса, который должен был прийти из студии Калеба. Конечно, с традиционными розами. Она с улыбкой представляла себе своего романтического супруга, забежавшего в цветочный магазин перед самым его закрытием и заказывающего самые прекрасные цветы, какие только есть в продаже. На этот раз это должны быть три розы. Хотя, зная Джеймса, можно ожидать и три дюжины роз, как в тот раз, когда он сделал ей сюрприз, неожиданно приехав из Пенна в Лэйк-Ворт.

Обычно Кэролайн успевала поддерживать порядок в коттедже, но теперь там царило полное безобразие из-за всех этих чемоданов, сумок, коробок и газет. Собираясь уехать из Мэна, упаковывая вещи для Парижа, подыскивая жилье в Палм-Бич, они просто задыхались от нехватки времени, чтобы полностью закончить все дела.

Измотанная, уставшая и слегка продрогшая от сырости, которая воцарилась в Мэне, Кэролайн все же улыбалась, думая об их третьем юбилее. Она собиралась кое-что сказать Джеймсу, и для этой новости следовало создать особо приятную атмосферу. Кэролайн зажгла камин, подбросив в огонь пучок веток черники. Она подумала о том, что это последние веточки в этом сезоне, и вспомнила, как еще только вчера вечером они с Джеймсом оборвали несколько оставшихся ягод. Потом она приготовила чай, как это делал личный повар Сисси, и поставила его в холодильник. Кэролайн, конечно, так и не научилась готовить, несмотря на неоднократные безуспешные попытки, но она все же освоила искусство выпечки черничных палочек и приготовления охлажденного чая и в самом деле гордилась своим искусством.

Кэролайн вернулась в гостиную, села перед камином и стала поджидать Джеймса. Она глядела на огонь, но представляла себе уже не пылающий дом Шоу в Лэйк-Ворте, не свое незадачливое детство, а то, как они с Джеймсом здесь, перед камином, занимались любовью. Кэролайн чувствовала, как эти воспоминания согревают ее, придают чувство защищенности и уверенности. Она также вспоминала, как кардинально изменилась ее жизнь с того самого дня, когда Джеймс Годдард зашел в «Элеганс». Это было в марте. Кем она была до этого? Ей даже трудно было вспомнить себя прежнюю, ведь не было ничего общего между той перепуганной девчонкой и этой женщиной. Кэролайн вспоминала. Да, она была тогда робкой, неуклюжей. И никогда не знала любви мужчины. Та девочка совсем не знала жизни. А теперь она стала женщиной. Женой. Любовницей. Деловой партнершей. Подругой. И будет еще много-много кем, и все это благодаря Джеймсу.

Спустились сумерки, и Кэролайн включила маленький торшер. Посмотрела на часы — было уже почти семь часов, а Джеймс обычно в полседьмого уже был дома, даже в дни их юбилеев, когда он заезжал в цветочный магазин. Где он может быть? Кэролайн стала думать, что могло его задержать. Может быть, он готовит ей свой очередной замечательный сюрприз?

Кэролайн посмеялась над собой, вспомнив тот последний случай, когда она волновалась за Джеймса. Тогда она чуть не свела с ума Селму, придумывая причины, почему он не мог ей позвонить ровно в восемь, как обычно. А Джеймс в это время летел на самолете во Флориду. «Что же случилось на этот раз?» — спрашивала она себя. Может быть, ее корпорация Романтика любви» отправился по какому-нибудь особому романтическому делу? И сейчас постучит в дверь и протянет ей какой-нибудь брелок или другую безделушку, сделанную на заказ? Или что-нибудь французское, чтобы взять это в поездку как амулет? А может быть, что-нибудь такое, что будет напоминать им о Мэне? Или, в качестве юбилейного сюрприза, просто приведет с собой на прощальный ужин Фила и Дженни?

Кэролайн улыбалась, а мечты, которые не перестали быть главным в ее жизни, все раскручивались и росли перед ее мысленным взором. Здесь было столько милых вариантов!

В полвосьмого она начала серьезно тревожиться. Джеймса не было дома, и он не позвонил. Ведь он прекрасно знал, что она с ума сойдет от беспокойства, и он никогда еще не забывал про нее. В конце концов Кэролайн позвонила Дженни и Филу, но там никто не брал трубку. Она также набрала номер Сисси, хотя не была уверена, вернулась ли та из Нью-Йорка. Потом она позвонила Калебу Джонсу.

— Он уехал около половины шестого, — ответил ей Калеб с типичным произношением жителя Мэна. — Уже по идее должен быть дома.

— Да, наверное, — сказала Кэролайн, беспокойство которой возросло, но она не хотела волновать друга и учителя Джеймса. — Извините, что побеспокоила вас. Я уверена, что он появится с минуты на минуту. Ведь в Кэмдене с человеком вряд ли может случиться что-нибудь плохое, не так ли?

— Ну конечно! — рассмеялся Калеб.

Кэролайн повесила трубку и снова села перед камином. Она думала над тем, стоит ли позвонить в полицию, но потом решила, что подождет еще полчаса. Кэролайн снова взглянула на часы. Она была уверена, что вот-вот услышит шум приближающейся машины Джеймса.

Наступило восемь часов, восемь пятнадцать, потом восемь тридцать. В восемь сорок Кэролайн направилась к телефону, чтобы позвонить в полицию, и как раз в этот момент услышала шум подъезжающей машины.

Она подбежала к двери.

— Поздравляю тебя с юбилеем! — воскликнула Кэролайн, распахивая дверь и чувствуя себя глупышкой из-за того, что так волновалась. — А где ты был…

Слова застряли у Кэролайн в горле. Она зажала рот ладонью и некоторое время стояла безмолвная. Потом закричала.


Джеймс Хантингтон Годдард не стоял на пороге своего дома с тремя красными розами на длинных стеблях. Он лежал в окружном морге. Как сообщил высокий худой офицер полиции, которому выпала эта нелегкая задача, и он использовал все сочувствие, на какое только был способен, в «остин-хейли» Джеймса на полной скорости врезался автомобиль, которым управлял пьяный водитель. Оба водителя погибли мгновенно — так сказал офицер Ройко. Джеймс скорее всего даже не почувствовал удара — так сказал офицер Ройко. Машина вся покорежена, но техники дорожной службы смогли извлечь некоторые личные вещи мистера Годдарда — так сказал офицер Ройко.

Офицер Ройко. Ройко. Кэролайн не могла сосредоточиться ни на чем, кроме этого имени. Офицер Ройко. Она не могла понять почему, но его имя казалось ей смешным. Она пыталась не рассмеяться.

— Что касается личных вещей… — снова сказал он.

— Личных вещей? — машинально повторила Кэролайн, чувствуя себя словно в густом тумане. Она ничего не слышала. Не хотела слышать. Сейчас не хотела. И может быть, никогда не захочет.

— Да, — продолжал офицер Ройко. — Там был бумажник мистера Годдарда, чековая книжка, альбом с какими-то эскизами. А на переднем сиденье было несколько роз.

— Нет, — сказала Кэролайн, погрозив пальцем полицейскому. — Не несколько роз, а три. Три.

Она отвернулась от офицера Ройко и заглянула в уютную гостиную коттеджа, где весело горел камин, где все было полно очарования и прекрасных воспоминаний. Этот человек говорил чушь. Это было совершенно невозможно.

Кэролайн снова посмотрела на него, но не могла произнести ни слова. Тогда она, не обращая больше на него внимания, поднялась по лестнице в спальню, в ту самую спальню, которую она делила со своим любимым три счастливых месяца, в которой они зачали ребенка, которого он никогда не увидит. Сегодня утром она узнала, что беременна, и собиралась сказать об этом Джеймсу, как только он придет домой. Кэролайн знала, что он любит детей, и он постоянно твердил, что ему очень хотелось, чтобы у них была своя семья.

Кэролайн оглядела комнату, вбирая в себя воспоминания и фотографии, всю эту идиллическую обстановку, всю эту красоту, которую они создали вместе. И внутри нее был ребенок, которого они тоже создали. Вместе.

Как сомнамбула, она повернулась к большому окну, из которого открывался вид на лужайку и на залив, и медленно подошла к нему. Она долго стояла у окна, прижав руки к животу, и смотрела на белые корабли, рассеянные по синей морской глади.

— Моя любовь к тебе — на всю жизнь, — прошептала она. — На всю жизнь и после смерти.

Снизу слышался горьковатый запах горящих в камине веточек черники.


Глава 14


Панихида состоялась в той же самой церкви, в которой венчались Джеймс и Кэролайн, и вел ее все тот же преподобный Армстронг. Годдарды прилетели в Кэмден на самолете «Гольфстрим», который Чарльз Годдард обычно использовал для деловых поездок. Когда Годдарды появились в церкви, они отказались сесть рядом с Кэролайн, отказались говорить с ней и даже кивком головы не показали, что знакомы с ней. Для них ведь она всегда была пустым местом. А теперь, после смерти Джеймса, она превратилась в полное ничтожество.

Дина и Эмили были одеты в черные траурные платья, а на Чарльзе был темный костюм и серый галстук. С сухими глазами и застывшими лицами они заняли скамью неподалеку от той, на которой сидела Кэролайн, и все время, пока преподобный Армстронг отпевал Джеймса, неотрывно смотрели на гроб своего сына. Когда служба закончилась, священник объявил, что церемонии захоронения не будет и что прах Джеймса будет развеян над заливом Пенобскот, согласно воле его жены.

Панихида закончилась, и все, кто на ней присутствовал, стали выходить из маленькой пресвитерианской церкви. Они по очереди подходили к Кэролайн, чтобы выразить свое соболезнование. Сисси обняла ее. Фил крепко прижал к себе. Дженни поплакала вместе с ней. Калеб и Милдред пытались найти слова утешения. Ее новые родственники дождались, пока она осталась одна, и наконец снизошли до того, чтобы заметить ее существование. Чарльз и Дина подошли к ней, за ними стояла Эмили, безмолвно плача и вытирая покрасневшие глаза белым батистовым платочком.

— Мистер и миссис Годдард, мне так жаль… — начала говорить Кэролайн, глядя на них.

— Жаль?! — воскликнула Дина, укоризненно качая головой, как будто Кэролайн сделала что-то непристойное. Она оглядела свою невестку с головы до ног и снова поймала себя на мысли, что это, конечно, удивительно, но талия этой женщины такая же тонкая, как и в день свадьбы. Наверное, Джеймс говорил правду: он женился на Кэролайн Шоу не потому, что она была беременна, а потому, что хотел жениться на ней.

— Я знаю, что вы сейчас чувствуете, миссис Годдард, но Джеймс и я… — снова попыталась заговорить Кэролайн. Она хотела сказать им о ребенке, который родится следующей весной.

Но Дина снова не позволила ей закончить.

— Если бы Джеймс не женился на тебе, он до сих пор был бы жив, — резко сказала она. Глаза ее метали молнии, а обвинительный тон был презрительным и холодным.

Кэролайн была так потрясена, что даже не сразу сообразила, что можно сказать в ответ на это. Она молча смотрела на каменное ухоженное лицо блондинки, которая родила Джеймса, и удивлялась ее жестокости.

— Если бы ты не заманила моего сына, — говорила Дина, — если бы ты не сыграла на его жалости, не заставила его считать, что он должен на тебе жениться…

— Но я не заставляла его делать то, что Он сделал, — запротестовала Кэролайн, шокированная этими нелепыми обвинениями, но настроенная защищаться. — Никто его не заманивал.

— Почему ты не осталась там, где тебе положено быть? — продолжила Дина, как будто Кэролайн ничего не говорила. — С какой стати ты полезла туда, куда тебя не просили? Почему ты вмешалась в жизнь моего сына и разрушила ее?

Потрясенная этой неожиданной атакой, Кэролайн все же нашла в себе силы сказать:

— Вы можете думать все что угодно обо мне и моих действиях, миссис Годдард, но фактом остается то, что ваш сын любил меня. Очень сильно, — сказала она твердым голосом. — И я любила его. Больше, чем вы можете себе представить.

Но на этом ее самообладание кончилось, и она расплакалась. Слезы градом катились по ее щекам и стекали по шее под воротник. Ей нужно было выплакать свое горе, обиду на свекровь, сознание того, что она носит ребенка Джеймса — ребенка, которого он никогда не увидит, не погладит по голове и который будет внуком Годдардам. Чувства переполняли ее, и слезы перешли в рыдания. Ее плечи тряслись, а слезы текли из глаз, как водопад. Дина Годдард стояла как статуя, не делая даже попытки утешить или хотя бы пожалеть ее.

— Ты по крайней мере могла бы держать себя в руках на людях, — презрительно произнесла она, повернулась и вышла из церкви.

— Моя жена очень расстроена, — сказал Чарльз Годдард. Несмотря на загар, он выглядел бледным и уставшим. Казалось, что его физические и моральные силы иссякли из-за неожиданной потери единственного сына, наследника, который должен был продолжить фамилию Годдардов и традиции Годдардов. Теперь он остался один. Когда он умрет, вместе с ним умрет и фамилия Годдардов. — Джеймс мог бы иметь прекрасное будущее в компании, если бы выбросил из головы эту глупую затею с моделями, — задумчиво сказал он, больше для себя, чем для Кэролайн.

— Джеймс любил свои модели, — сказала Кэролайн. — Но он знал, как много значит для вас «Годдард-Стивенс». Может быть, вам это было неизвестно, но он очень серьезно относился к вашим чувствам. Он очень серьезно относился к чувствам всех окружающих.

Губы Чарльза Годдарда задрожали, и на его глазах заблестели слезы. Он вытер их большим белым платком. Кэролайн видела, что его чувства глубоки и искренни, должно быть, он очень любил своего сына. Она подумала о том, что Чарльз, к сожалению, так редко проявлял свои чувства по отношению к Джеймсу, которому так не хватало именно любви и понимания со стороны отца.

— Джеймс думал о «Годдард-Стивенсе», — продолжила Кэролайн, надеясь, что они со свекром смогут разделить хоть миг сострадания и любви к человеку, который был так дорог им обоим. Может быть, Чарльз Годдард, пусть по-своему, хоть немного сгладит ту боль, которую так изощренно причинила ей его жена. — Он думал о том, что нужно продолжить традиции семьи, поверьте, это так. Ведь его страсть к моделям не означает, что он не понимал своего предназначения как наследника дела Годдардов. Он очень много думал над тем, как поступить. Все время говорил об этом. Он знал, что от его выбора зависит все его будущее. Понимал, что его ждет ценное наследство.

При слове «наследство» Чарльз Годдард сжал губы и выпрямил плечи.

— Кстати, о наследстве, — сказал он, снова становясь самим собой. — Надеюсь, вы понимаете, что вам ничего не причитается.

Кэролайн кивнула.

— Конечно, понимаю, — сказала она. Мысль о том, что она могла бы унаследовать деньги Годдардов, даже не приходила ей в голову. Единственное, о чем она думала, — это о смерти своего мужа и о том, что носила ребенка, которого отец никогда не увидит.

— Трастовый вклад Джеймса был оставлен ему бабушкой, и теперь наследницей становится Эмили, — продолжил Чарльз, упоминая детали трастового наследства, с тем чтобы Кэролайн убедилась, что деньги Годдардов всегда останутся в семье и что они хорошо защищены от посягательств алчных искателей приключений.

— Это я прекрасно понимаю, — сказала Кэролайн, вытирая слезы и пытаясь принять такой же деловой вид, какой напустил на себя Чарльз Годдард. Но под маской достоинства она уже вся кипела от злости. Она злилась, что ее свекор мог говорить о деньгах в такую минуту. Злилась, что он мог подумать, будто для нее деньги имели первостепенное значение. Злилась, что Годдарды так лихо судили ее — и признали виновной по всем статьям.

— Как вам прекрасно известно, миссис Годдард и я не одобряли этого брака, мисс Шоу. И вы не только ничего не получите от Джеймса, вы ничего не получите и от нас. Надеюсь, что вам это понятно. Надеюсь, что вы не замышляете постоянно стучать в нашу дверь и стоять с протянутой рукой, — сказал Чарльз.

Кэролайн не знала, что было оскорбительнее: нелепые обвинения Дины Годдард или постоянные намеки Чарльза Годдарда на меркантильные интересы вдовы его сына.

— Мисс Шоу? — повторила Кэролайн, но пытаясь придать своему голосу столько негодования, сколько могла. — Мистер Годдард, вы можете презирать меня сколько угодно, но я вынуждена напомнить вам, что я жена вашего сына. Мое имя миссис Годдард. И есть еще кое-что, что вы должны знать. Я хочу вам сказать, что… — начала Кэролайн. Она хотела, чтобы он знал, что, несмотря на все его высокомерие, она все же носила его внука. Внука Годдардов. Она хотела, чтобы он знал, что кровь Годдардов течет по жилам ее ребенка и что будет новое поколение Годдардов, которое, может быть, сможет облегчить боль утраты так рано ушедшего из жизни Джеймса. Но, как и его жена, Чарльз не дал ей договорить.

— Что бы это ни было, я не желаю этого слышать, — заявил он, вне себя от негодования. — Вы не можете сказать ничего, что могло бы заинтересовать меня.

— Но, мистер Годдард, вы не понимаете, — снова сделала попытку Кэролайн. — Я пытаюсь объяснить вам, что Джеймс и я…

Чарльз снова сжал губы и нанес свой последний удар:

— Джеймс мертв. Больше не существует никакого «Джеймс и я». Если вы собираетесь играть роль вдовы Годдарда и претендовать на то, что являетесь членом нашей семьи, то очень скоро пожалеете об этом, обещаю. Поймите, что вас просто не существует, мисс Шоу. Надеюсь, все понятно?

Не ожидая ответа, Чарльз Годдард повернулся и вышел из церкви — и из жизни Кэролайн.

Пока она пыталась прийти в себя от того, что услышала, к ней подошла Эмили и легонько прикоснулась к ее руке.

— Я знаю, что вы переживаете, — сказала Эмили тихим, прерывистым шепотом. — Я ведь тоже потеряла мужа. Из-за ужасного несчастного случая. Совсем как вы — Джеймса. Мне так жаль. Очень жаль. Мне жалко нас обеих.

— Спасибо, — смогла сказать Кэролайн, все еще находясь под впечатлением обвинений Чарльза и Дины. Она смотрела в никуда, затерянная в мире утраты и боли, таком далеком от реального мира, в котором была Эмили, которая пыталась ее утешить.

Постояв немного и не зная, что еще сказать, Эмили тоже вышла из церкви и присоединилась к своим родителям.

Кэролайн смотрела, как они все трое сели в машину, на которой личный водитель отвезет их в аэропорт, и они вернутся в свой замкнутый защищенный мир богатства, где они обитают. Изолированный мир, защищенный высокими заборами и ледяными взаимоотношениями, недоступными физическими и моральными барьерами, целой армией слуг и адвокатов, получавших хорошие деньги за то, что держат на расстоянии тех, кто может нарушить их покой. Они четко дали ей понять, что не желают иметь с ней ничего общего. Ни сейчас, ни потом. Никогда. Они и раньше не воспринимали ее, а теперь и подавно нечего ожидать. Они выбросили ее в дикий мир той реальности, о которой даже не хотели слышать. Кэролайн вдруг поняла, что они не хотели иметь дело не только с ней, но и с ее ребенком. Они не хотели знать ребенка Джеймса. Наследника, который мог бы так много значить для них.

Кэролайн осталась одна, всеми покинутая, в этом храме, в котором они с Джеймсом поклялись любить друг друга до конца жизни и даже после смерти. Она повернулась к алтарю, опустилась на колени, сложила ладони и начала молиться.


Несколько дней после похорон Кэролайн потратила на то, чтобы упаковать модели судов, сделанные Джеймсом, подарить почти всю его одежду благотворительному обществу при пресвитерианской церкви и окончательно убрать и закрыть коттедж. Заливаясь слезами, Кэролайн попрощалась с Калебом и его женой, с Сисси, Филом и Дженни и одна отправилась в аэропорт. Теперь не будет никакого медового месяца, никакой поездки в Париж, не будет романтических ужинов вдвоем, ночных прогулок по набережной Сены, не будет любви под стрельчатой крышей маленького отеля. Они с Джеймсом планировали вернуться во Флориду и поселиться в маленьком отеле, пока не найдут квартиру в Палм-Бич. Но теперь его не было, и Кэролайн не знала, куда ей ехать, что делать. Сисси попыталась было уговорить ее переехать в Манхэттен, но Кэролайн чувствовала, что у нее не хватит сил освоиться в новом городе, особенно таком престижном и безжалостном, как Нью-Йорк. Фил и Дженни предложили ей остаться в Мэне, но она знала, что в Кэмдене ей трудно будет найти работу, потому что лето прошло и туристский сезон закончился. Поэтому она в конце концов решила вернуться в Лэйк-Ворт.

Она думала о том, что Флорида — ее родина. Там тепло, все улицы ей знакомы, и, несмотря на горькие воспоминания, там единственный дом, который хоть когда-нибудь у нее был. Там были друзья, такие, как Франческа и Селма, а самое главное, там была работа. «Элеганс» должен был открыться через неделю после Дня труда, и Кэролайн знала, что ее работа позволит ей содержать себя и ребенка. Кроме того, она рассчитывала на то, что будет занята. Даже несмотря на непредсказуемость поведения графини и всякие неприятности, она хоть как-то будет отвлекаться от своего горя.

Итак, она вернется во Флориду, но не к своим родителям, которые все еще жили в Порт-Сент-Луисе. Несмотря на то что они письменно выразили свои соболезнования, Эла и Мэри Шоу не было рядом с Кэролайн на похоронах Джеймса. Кэролайн лучше вернется в свою комнатку у Селмы, каморку, которую она называла домом, пока не встретила Джеймса Годдарда и пока они не полюбили друг друга.


На третий день после возвращения в Лэйк-Ворт Кэролайн позвонили из-за океана.

— Это графиня, — сказала Селма, которая ответила на звонок.

«Тамара заканчивает свой летний сезон в Европе и поэтому звонит, — подумала Кэролайн. — Она собирается дать тридцать три поручения, которые следует исполнить немедленно! Прямо сейчас! Без отлагательства! До того, как она вернется в Штаты и снова откроет «Элеганс»».

Кэролайн с усталой улыбкой взяла трубку, приготовившись услышать, что надумала графиня. Она надеялась, что та загрузит ее работой настолько, что она забудет про все. Надеялась, что ее будут критиковать, поправлять и заставлять все переделывать. Это было бы спасением. Настоящей терапией ее нервов. И конечно же, ей были нужны деньги. Те несколько сотен долларов, которые были на их общем счету с Джеймсом, оставались теперь единственным подспорьем для Кэролайн. Она не раз вспоминала тот чек, который им подарили на свадьбу и который Джеймс уничтожил. Эти деньги ничего не значили для него, но для нее теперь они могли оказаться спасением. Десять тысяч долларов — это хорошая сумма. На них можно было купить уверенность в ближайшем будущем, а также одежду и еду для ребенка. Если бы Джеймс не был таким импульсивным…

Кэролайн тщательно следила за ходом своих мыслей. Она не могла себе позволить сожалеть хоть о чем-нибудь… ни о чем, что касалось их брака с Джеймсом.

В трубке раздался голос Тамары, приглушенный расстоянием, и даже прежде, чем Кэролайн смогла поздороваться, графиня полностью захватила инициативу.

— Ах ты, скромница! Вышла замуж бог знает где, даже не устроив настоящего торжества! — прокричала графиня. — Мне каждую неделю в Лондон присылают «Яркие страницы» — и вдруг что я вижу? Скромное сообщение о твоей свадьбе! С Джеймсом Годдардом!

— Графиня, я должна кое-что… — начала Кэролайн.

Но Тамара ее не слушала.

— Скажи мне, какого черта ты делаешь снова в Лэйк-Ворте? Ведь ты теперь просто неприлично богата, — продолжала она. — Я позвонила по номеру в Мэне, который ты дала мне, но там почему-то назвали твой старый номер!

— Графиня, я должна кое-что сказать вам… — Кэролайн снова попыталась вставить хоть слово.

— Нет, Кэролайн, дорогая. Это я должна кое-что сказать тебе! Поэтому и звоню! Ты не единственная счастливая новобрачная в мире. Я тоже успела выйти замуж! За герцога, никак не меньше! — Тамара рассмеялась, довольная сюрпризом. — Ты теперь можешь называть меня герцогиней, Кэролайн! Тебе не кажется, что это просто здорово?

Это действительно было здорово. Кэролайн прекрасно понимала, что графиня была более чем на седьмом небе, но ей было не до того, чтобы разделять чужое счастье. Только не сейчас. Может быть, позже… Она сумела выдавить из себя что-то вроде «поздравляю», а Тамара, не слушая ее, продолжала распространяться насчет богатства герцога, его владений, древности его титула, запутанности его семейного древа, о его особняке на Белгрэйв-сквер, вилле на юге Франции, острове в Эгейском море, поместье в Кенте… и о его страшной неприязни к американским деловым женщинам. Герцог придерживался традиционных взглядов на работающих женщин и полностью соответствовал представлениям графини о мужчинах.

— И поэтому как мне ни жаль, но придется расстаться с «Элеганс», — сказала Тамара, нанося смертельный удар Кэролайн. — Ферди не нравятся такие заведения. Он уверен, что я не буду скучать по своему магазинчику, потому что у меня будет достаточно благотворительной деятельности и мне придется отныне вести довольно активную общественную жизнь.

Кэролайн просто не верила своим ушам, она никак не могла постичь, что, потеряв мужа, она сразу же теряет еще и работу.

— Вы не открываете «Элеганс»? — тихо спросила она, а ее глаза наполнились слезами, как это происходило почти постоянно со дня гибели Джеймса. Ее голос дрожал. — Вы и впрямь закрываете магазин?

— Только не надо сентиментальничать, Кэролайн, — рассмеялась Тамара. — Прекрасно знаю, что тебе приходилось порой несладко, когда ты работала у меня, и ты периодически начинала подыскивать себе другую работу. Теперь у тебя есть все возможности — ты даже можешь пойти к этой крысе Селесте, если захочешь. Но ничего не говори ей, пусть она сама узнает, что она, пусть и графиня, замужем за сожителем, у которого нет за душой ни гроша, а я герцогиня и имею хорошо обеспеченного муженька. Так что иди и работай на нее, если тебе хочется. Я разрешаю и благословляю тебя. Ты чувствуешь, дорогая, как благотворно повлияло на меня это замужество?

Кэролайн почувствовала слабость в ногах и дурноту. Горло пересохло, в желудке появились спазмы, что совершенно не было похоже на ее обычное утреннее недомогание. Она надеялась, что ослышалась или неправильно поняла слова графини.

— А что насчет аренды? — голос Кэролайн звучал как чужой. — Как ваши клиенты? И все товары?

— Я найду реализатора, кроме того, надеюсь выгодно сдать помещение, — ответила Тамара. — Я уже провела предварительные переговоры с компанией недвижимости, чтобы мне подыскали арендатора. А что касается клиентов, Кэролайн, — они могут отовариваться где им заблагорассудится, если, конечно, хотят выглядеть посредственно. Например, у Селесты. Что же касается оборудования, я собираюсь списать его. Тогда я получу скидку. Но в любом случае, теперь у меня есть Ферди. А у тебя — этот красавчик Джеймс Годдард. И ради Бога, Кэролайн, неужели ты и в самом деле хочешь работать? Ведь теперь тебе придется участвовать во всей этой дурацкой благотворительности, а на это нужно время, поверь моему слову. Ты только представь себе, сколько денег у этих Годдардов!

— Да, Годдарды, — печально произнесла Кэролайн. Их деньги вряд ли принесут ей счастье. Да и что стоили все их богатства даже тогда, когда Джеймс был жив и нуждался просто в их любви и поддержке? Они даже не снизошли до того, чтобы проявить хоть немного понимания и сочувствия по отношению к Кэролайн. О каких деньгах может идти речь, если они сначала оскорбили ее, а потом отвернулись от нее и заявили, что больше никогда в жизни не хотят ни видеть ее, ни слышать о ней, а просто вычеркнули ее из своей жизни? Они даже не захотели выслушать важную новость — что у них с Джеймсом должен быть ребенок.

— Графиня, я должна кое-что рассказать вам, — Кэролайн наконец смогла говорить более или менее твердым голосом. Она поведала Тамаре о несчастном случае с Джеймсом и о ребенке.

Графиня была просто потрясена печальными новостями, которые сообщила ей Кэролайн, и, как это случалось не раз за те месяцы, когда Кэролайн работала у нее, Тамара показала себя со своей лучшей стороны, проявив понимание и искреннюю заботу о ней. Не раздумывая ни секунды, она предложила — нет, даже стала настаивать, — чтобы Кэролайн немедленно отправлялась в Лондон и жила у них с герцогом, пока не родится ребенок. А возможно, и дольше.

— Нет, я не могу, — ответила Кэролайн, поблагодарив графиню за ее доброту. — У меня нет денег на билет на самолет. И даже если вы мне их вышлете, я все равно не смогу все время жить за ваш с герцогом счет. Считаю, что мне лучше остаться во Флориде. Здесь у меня друзья. В клинике есть все мои данные, что очень пригодится, когда родится ребенок. А самое главное — здесь мой дом.

Не успев произнести это слово, Кэролайн с горечью подумала, что раньше ее дом был там, где Джеймс. А теперь Джеймса не стало…

* * *


Кэролайн потеряла мужа, работу и всякую надежду на нормальные отношения с родителями Джеймса. Все эти несчастья свалились на нее одновременно, и, сломленная судьбой, Кэролайн целые дни проводила в постели. Она не могла ни есть, ни спать, а иногда наступали такие моменты глубокого отчаяния, что она начинала просить Бога, чтобы он забрал ее, как забрал Джеймса. Она лежала без сна в своей комнатушке у Селмы, охваченная горем и болью потери единственного человека на земле, который действительно любил ее, потрясенная сознанием того, что больше никогда не заглянет в дорогое лицо человека, которого она любила больше жизни. Она больше никогда не обнимет его, не поцелует, не будет заниматься с ним любовью. Она никогда не почувствует шелковистость его волос, не услышит его голос, не посмеется над его шутками, не ощутит вкус его кожи.

Дни и ночи слились в одну нескончаемую волну горя и боли. Кэролайн лежала в постели, одетая в футболку Джеймса, и сжимала в руке любительскую фотографию, снятую Филом в день их свадьбы. Она была полностью истощена, ей просто необходимо было хоть ненадолго забыться во сне, но демоны отчаяния побеждали ее, снова и снова возвращая в тот вечер, когда Джеймс не вернулся в их коттедж со своим юбилейным букетом. Она с отчаянием думала о том, что если бы он не заехал в цветочный магазин, то остался бы жить, как и говорила Дина Годдард. Она пыталась осознать действительность: ее любимого больше нет, ее замужество кончилось, а она, погруженная в пучину отчаяния и вины за все на свете, совсем как в детстве, осталась совершенно одна.

Беспокойно ворочаясь с боку на бок на скрипучей кровати, на которой матрас так истончился, что она чувствовала, как в ее тело впиваются пружины, Кэролайн пыталась напомнить себе, что она не совсем одна. Ведь в ней жил ребенок Джеймса. Их ребенок. Ребенок, которого они зачали в порыве страсти, плод их любви.

Это должно было бы утешать ее, хоть немного смягчить удар, нанесенный его смертью. Но нет, ничего подобного. Утешение не приходило. Какую радость ей принесет ребенок, которого Джеймс никогда не увидит, никогда не возьмет на руки? Да, он — часть Джеймса. Но Кэролайн не хотела иметь лишь жалкую часть своего мужа. Она хотела его всего! Живого, рядом с ней. «На всю жизнь и после смерти». Ведь именно так они клялись друг другу. Перед лицом Бога, преподобного Армстронга и всех друзей!

Почему Джеймс не мог уехать из студии Калеба на десять минут раньше? Эта мысль преследовала Кэролайн каждую ночь. — Или на десять минут позже? Почему он не заехал в парфюмерный магазин вместо цветочного? Почему ей не пришло в голову приехать к нему в студию? Тогда они бы задержались, чтобы поболтать с Калебом, и несчастье бы не случилось. Почему это должно было произойти с ними? Именно с ним? Ну почему? Почему?

Иногда Кэролайн казалось, что она сойдет с ума, прокручивая в уме действия Джеймса в тот день. Может быть, это просто из-за того, что потеря просто непереносима?

«Мне нужно вылезти из этой чертовой постели и найти работу, — пыталась она внушить себе. — «Элеганс» больше не существует. Работы больше нет. У меня нет денег и нет источника существования. Мне нужно во что бы то ни стало взять себя в руки и найти способ прокормить себя и ребенка. — Кэролайн пыталась уговорить себя и взять себя в руки. — Где моя сила воли? — спрашивала она себя. — Все, что мне нужно, — сила воли. Мне просто нужно открыть газету. Просмотреть объявления о вакансиях. Принять ванну, вымыть голову. Погладить платье, подкраситься. Позвонить по телефону и походить на собеседования. Поговорить с людьми, объяснить им, что мне очень нужна работа».

Ей было необходимо снова вернуться в реальный мир. Прекратить жить прошлым. Проявить элементарную заботу о себе и о ребенке, который жил в ней.

Но как для самой Кэролайн, так и для Селмы было ясно, что сейчас она была просто не в состоянии бегать в поисках работы. У нее совершенно не было аппетита, и она была на грани истощения. Ее лицо пожелтело, волосы свисали безжизненными прядями. По нескольку дней она не принимала ванну и не мыла голову. Только лежала в постели, оплакивала мужа и бессмысленно глядела в потолок.

Ее мысли запутались еще больше, когда письмо, которое она написала Годдардам, пытаясь сообщить им о будущем внуке, вернулось нераспечатанным. Чарльз Годдард действительно имел это в виду, когда говорил, что Годдарды не желают ее видеть или слышать о ней. Никогда! Для них такие люди, как Кэролайн Шоу, просто не существовали и ничего не значили. Это нельзя было изменить никаким способом. То, что родители Джеймса, бабушка и дедушка будущего ребенка, даже не захотели распечатать письмо, чтобы узнать, что она хотела сообщить им, повергло Кэролайн в еще более глубокое отчаяние.

— Ты ничего не ешь. Совсем не спишь. Даже не переодеваешься, — сказала Селма, вернувшись как-то из магазина и обнаружив, что Кэролайн все еще в постели, в этой бессменной футболке Джеймса, смотрит на модель, сделанную им, и льет безмолвные слезы. Модель была копией «Соленых брызг», яхты, на которой они провели так много счастливых минут и на корпусе которой были увековечены их инициалы. Первая модель Джеймса.

— Я знаю, знаю… — печально произнесла Кэролайн. — Мне нужно встать, нужно вернуться к реальности, но, Селма, как мне не хватает его! Без него для меня ничто не существует на этом свете. Мне совершенно наплевать даже на себя.

— Ты не должна думать только о себе, — сказала Селма. — Тебе надо подумать о ребенке, Кэролайн. Судя по тому, как ты себя ведешь, тебя совершенно не волнует твой ребенок.

Кэролайн не ответила. Ведь ее ответ прозвучал бы кощунственно. Селма была права: ее совершенно не интересовал ребенок. Все равно, родится он или нет. Выживет или умрет. Кэролайн с горечью твердила себе, что она жертва генетики и именно поэтому просто следует традициям семейства Шоу — испытывает полное безразличие и даже ненависть к своему ребенку. Годдарды не лучше, их тоже не интересует собственный внук. Кэролайн с горечью признавалась себе, что ей не нужен ребенок. Не нужен именно этот ребенок. И вообще никакой.

Ей нужен Джеймс. А как раз его больше никогда не будет…


Обеспокоенная состоянием Кэролайн, Селма Йоханнес поговорила о ней с другими постояльцами: с Хелен О'Доннел и Уолтером Энцем. Все трое пришли к общему мнению: Кэролайн и сама нуждается в помощи, не говоря о будущем ребенке. Они также подумали, что, возможно, ей будет легче, если к ней приедет мать, несмотря на всю запутанность их семейных отношений, и поэтому Селма Йоханнес позвонила Мэри Шоу и рассказала ей о том, что происходит. Горе повлияло на общее физическое состояние Кэролайн: у нее появились пигментные пятна и периодически случались судороги, но она отказывалась лечь в больницу. Селма попросила Мэри приехать к дочери. «В такие минуты девочке нужна родная душа, — так думала Селма. — Даже несмотря на любые прошлые разногласия». Но чего Селма не ожидала, так это того, что Мэри Шоу появится в пансионе вместе с мужем.

— Мама! — воскликнула Кэролайн, на минуту выйдя из состояния полной подавленности. Они остались наедине в гостиной Селмы. Эл в это время припарковывал машину.


Прошло несколько месяцев, с тех пор как Мэри Шоу в последний раз видела свою дочь, и ее встревожил изможденный, болезненный вид Кэролайн. В детстве она всегда была пухленькой, а теперь походила на скелет. На лице выделялись огромные запавшие глаза, под ними залегли синие круги. Мэри сразу поняла, что ее дочь серьезно нуждается в медицинской помощи.

— Кэролайн, доченька, ты не должна доводить себя до такого состояния. Тебе надо позаботиться о своем здоровье и о здоровье ребенка, — сказала Мэри сдавленным голосом, чувствуя угрызения совести. Она была благодарна Селме за то, что та позвонила. Да, она не была хорошей матерью, и ей стало стыдно, что понадобился телефонный звонок совершенно постороннего человека, чтобы она наконец приехала сюда. Мэри протянула руки, чтобы обнять дочь, пережившую ужасную потерю, как когда-то переживала она сама, когда Эл стал выпивать и обозлился на весь мир.

Кэролайн бросилась к матери, на мгновение забыв в ее теплых надежных руках все горести.

— Я не могу жить без него, мама, — задыхаясь от рыданий, говорила Кэролайн, а мать пыталась, как могла, утешить ее. — Просто не знаю, как я буду жить без него. Благодаря ему я почувствовала себя совсем другой: лучше, красивее…

— Ну, ну… — тихо говорила Мэри, гладя длинные спутанные волосы дочери. — Ведь ты у меня умница, ты моя красавица. И ты всегда была такой.

Кэролайн отстранилась и посмотрела на мать.

— Но почему ты мне никогда не говорила этого? — печально спросила она. — Почему ты никогда не дала мне почувствовать, что для тебя я особенная, как это сделал мой Джеймс?

Мэри покачала головой. Да, ей не было оправдания, и все же ее можно было понять…

— Дорогая, ты ведь знаешь, как трудно мне приходилось с твоим отцом. Почти все мои силы уходили на то, чтобы быть ему хорошей женой. А потом ты вызвала эту полицию, потом мы потеряли дом, Эл попал в тюрьму, и вся наша жизнь пошла кувырком. Мне очень жаль, что я не смогла быть такой, какой ты хотела меня видеть. Просто потому, что Эл…

— Что там еще Эл? — послышался мужской голос.

Это был отец Кэролайн. Он стоял в дверях гостиной, упершись руками в бедра. Кэролайн подумала: «По крайней мере, он выглядит почти по-человечески. Эл был выбрит, его глаза были ясными, и от него пахло не перегаром, а каким-то лосьоном. На нем были голубые спортивные брюки и белая рубашка, а не обычные джинсы и тенниска. Неужели он наконец взял себя в руки или за всей этой видимостью он прячет очередной свой замысел? — раздумывала Кэролайн. Она не могла отделаться от подозрений. Почти все, что делал или говорил ее отец, всегда вызывало ее недоверие.

— Здравствуй, Кэролайн, — вежливо произнес отец.

Кэролайн кивнула, но не сдвинулась с места.

— Мне очень жаль, что так получилось с твоим мужем, — сказал Эл. — Я слышал, что ты очень горюешь.

Кэролайн устало смотрела на него, не зная, что у него на уме.

— А это что? — Эл подошел к журнальному столику и стал рассматривать модель «Соленых брызг», которую Селма днем раньше вынесла в гостиную, надеясь хоть этим выманить Кэролайн из постели.

— А почему ты спрашиваешь? — Кэролайн почувствовала непроизвольное желание оградить модель, сделанную Джеймсом, от отца, который в минуту гнева мог сломать все, что попадало ему под руку.

— Просто так, — обиженно ответил Эл и наклонился, чтобы рассмотреть модель получше. — Кто бы это ни сделал, он определенно знает в этом толк. Первоклассная работа.

Слова отца на миг смягчили Кэролайн. Насколько она знала, Эл Шоу когда-то был отличным столяром-краснодеревщиком, и то, что он похвалил работу Джеймса, было ей приятно.

— Это сделал Джеймс, — тихо сказала она. — Это копия его яхты. Его бывшей яхты… — Глаза Кэролайн снова наполнились слезами, но она даже не сделала попытку вытереть их.

— Мать говорила, что твой Джеймс Годдард из самой крутой семейки в Палм-Бич, — сказал Эл Шоу, чувствуя себя неловко, как это было всегда, когда надо было проявить сочувствие к кому-нибудь. Он просто не знал, как действуют отцы в таких ситуациях. — И вот я сказал себе: «Парень, твоя девчонка знает, что делает. Не успела поступить на работу на Ворт-авеню, как тут же закадрила богатенького».

Кэролайн отвернулась от отца. Он говорил совсем как Годдарды. Никого она не «закадрила». Она просто полюбила Джеймса всей душой, а он полюбил ее. Но ее отец, так же как Годдарды, никогда не поймет, что между людьми могут быть нормальные отношения без примеси зла, зависти, неприязни и жадности.

— К чему ты клонишь, папа? — нетерпеливо спросила его Кэролайн. Она была просто не в том состоянии, чтобы спокойно перенести то, что сейчас произойдет: Эл начнет свои обычные рассуждения о «бедных-богатых». Она слышала это всю жизнь — каждый раз, когда он садился на своего любимого конька и часами говорил о них и нас, о том, что все на свете было устроено несправедливо, ведь именно «нам должны по праву принадлежать все их деньги».

— К чему я клоню? — спросил Эл. Он тут же ухватился за предоставленную ему возможность пофилософствовать. — Ну что ж, я скажу, к чему я клоню. Мэри говорила, что ты беременна от этого парня…

— Да, — ответила Кэролайн, тут же разозлившись от одной мысли, что у ее ребенка — у ребенка Джеймса — будет такой дедушка, как Эл Шоу. Эл Шоу и Чарльз Годдард… Она нервно вздрогнула.

— И вот я подумал. — Эл отвел взгляд и стал прикуривать сигарету. — Я подумал: а интересно, сколько Годдарды дают тебе? Я имею в виду на твое содержание и на ребенка? Могу поспорить, что там достаточно, чтобы хоть немного помочь мне и твоей матери.

У Кэролайн просто отвисла челюсть. Все ясно, ее отец приехал за деньгами. Не потому, что заботился о ней. Он приехал, чтобы поживиться.

— Это, конечно, не твое дело, но Годдарды ничего не дают мне, — сказала она.

— Ну, ну, не кипятись. Я просто спросил, — сказал Эл. — Не забывай, что я твой отец. И я должен заботиться о благополучии своей дочери, не так ли?

— С каких это пор? — спросила Кэролайн. — Ты не беспокоился обо мне с той минуты, когда я появилась на свет. Ты был слишком занят своими пьянками и просаживанием в барах денег, которые зарабатывала мама, а еще тем, что пускал в ход кулаки, когда не знал, чем еще заняться.

— Кэролайн!.. — Мэри Шоу была явно шокирована выходкой дочери. Она еще никогда не позволяла себе так говорить с отцом. Но Мэри прекрасно видела, что перед ней совсем другая Кэролайн. Несмотря на ее худобу и болезненную бледность, это была взрослая и уверенная в себе женщина.

— Послушай, я просто так спросил про деньги, — запротестовал Эл Шоу. — Как я уже сказал, мужчина обязан заботиться о своей семье. Так ты утверждаешь, что Годдарды ничего тебе не дают? Это скверно пахнет, детка. Я считаю, что тебе следует позвонить им. Или обратиться к адвокату, чтобы он связался с ними. Ведь они кое-что тебе должны…

— Папа! Прекрати! — закричала Кэролайн. Ей была ненавистна сама мысль, что она снова увидит этих Годдардов, позволит втянуть себя в некрасивую и бесполезную тяжбу из-за денег. Лучше она сама станет зарабатывать себе на жизнь. По крайней мере это будут ее деньги.

— Какого черта я должен прекратить? — вспылил Эл. — У Годдардов навалом баксов. Я слышал, они не знают, куда их девать.

— И где ты это слышал? — спросила его Кэролайн. Эл Шоу вряд ли когда-нибудь попадал в компанию, имеющую даже самое отдаленное отношение к таким людям, как Дина и Чарльз Годдард.

— Слухами земля полнится, — ответил Эл в своей обычной уклончивой манере, отведя взгляд. — Тебе следует подсуетиться, чтобы они платили тебе хоть какое-нибудь пособие. Чтобы ты могла спокойно жить.

Кэролайн покачала головой.

— Я не собираюсь звонить Годдардам и не хочу искать никакого адвоката, — сказала она.

— В чем дело? Ты боишься? — спросил Эл. — Ты боишься, что они подумают, будто ты просишь милостыню? Но это не милостыня, крошка. Ты требуешь то, что принадлежит тебе по закону. Так что прямо сейчас иди к телефону и позвони им. Скажи, что ждешь ребенка от их сыночка и что тебе нужны деньги, чтобы кормить их внука. Скажи им, что ты…

— Прекрати! Я не желаю больше ничего слышать! — закричала Кэролайн, зажав уши ладонями. — Я хочу, чтобы ты ушел, папа. Пожалуйста…

— Вот как? Интересно, почему? — спросил Эл. — Ты не хочешь видеть меня теперь, когда вышла замуж за богатенького? Ты стыдишься своего старика?

Кэролайн с мольбой посмотрела на мать.

— Пожалуйста, увези его домой, — попросила она. — Я неважно себя чувствую. Я не могу с ним спорить. Только не сегодня… — Она прижала руки к животу, и ее лицо исказилось от боли.

— Ты с самого детства была жестокой, — продолжал Эл, грозя ей пальцем. — Всегда считала себя лучше всех.

— Папа, пожалуйста, ведь я просила тебя уйти, — сказала Кэролайн и снова поморщилась от резкой боли. Судороги, которые она испытывала все последние дни, стали совершенно непереносимыми сейчас, когда она говорила с отцом. Она хотела, чтобы он немедленно исчез из пансиона Селмы. Ей нужно было вернуться в свою комнату и лечь в постель.

Но Эл Шоу не собирался уходить.

— Ты считаешь, что я выживший из ума старик? — закричал он. — А вот я думаю, что это ты сошла с ума, раз не хочешь позвонить Годдардам и потребовать у них денег. Нельзя позволять этим людям думать, что они могут плевать на нас…

— Хватит! — взорвалась Кэролайн, которая уже всерьез не могла больше слушать разглагольствования отца по поводу «этих людей». Его всегда волновала только собственная персона, он всегда хотел, чтобы другие платили ему за его несчастья. Кэролайн была сыта всем этим по горло. — Я хочу, чтобы ты ушел, — снова сказала она. — Я только что потеряла мужа, хоть это-то ты понимаешь?

Тут она почувствовала резкую, нестерпимую боль в животе и, согнувшись, опустилась на стул.

— Кэролайн, что с тобой? — спросила ее мать, которая встала перед ней на колени и пыталась заглянуть ей в лицо.

Кэролайн, задыхаясь, покачала головой. Она не могла говорить. Боль была просто нестерпимой.

— Должно быть, это ребенок, — сказала Мэри, помогая Кэролайн встать. — Эл! Сходи за машиной! Нам нужно отвезти Кэролайн в больницу!

— Надо думать, прежде чем командовать, Мэри, — сказал Эл, не двигаясь с места. — Только пару секунд назад твоя драгоценная доченька выставляла меня отсюда.

— Эл, прошу тебя. Неужели ты не видишь, что ей плохо? — своим обычным умоляющим тоном произнесла Мэри.

Эл пожал плечами и пошел за машиной.


К тому времени, когда Кэролайн привезли в больницу, схватки усилились и у нее началось кровотечение. После бесконечного ожидания, когда Кэролайн почувствовала, что больше не в силах переносить эту боль и неопределенность, ее наконец осмотрел врач. Кэролайн думала о том, что, наверное, потеряет ребенка, но у нее не было ни сил, ни желания спрашивать об этом. Ей было так больно, что ей было все равно, выживут ли она или ее ребенок, все равно, что с ней будут делать. Кэролайн хотела умереть. Тогда она снова была бы вместе с Джеймсом…

Она почувствовала, как ей сделали укол, уложили на каталку и куда-то повезли. Кэролайн как во сне слышала чьи-то голоса, перед ней мелькали встревоженные лица, и кто-то говорил ей: «С тобой все будет хорошо. Мы позаботимся о тебе». Для Кэролайн все это совершенно ничего не значило, и она позволила им делать с собой все, что они хотели. Она чувствовала, что тонет, всплывает, снова тонет, полная противоречивых ощущений, и вдруг наступила спасительная легкость, покой и темнота…


Через сутки Кэролайн открыла глаза и увидела склонившуюся над ней женщину. Она не могла вспомнить, кто это.

— Доброе утро, — сказала женщина. Это была маленькая азиатка, очень красивая, одетая в белоснежный халат. Ее лицо оживляла яркая оранжево-красная губная помада. На шее у нее висел стетоскоп. Удивительно блестящие гладкие черные волосы были подстрижены «под пажа», глаза прятались под очками в золотой оправе. — Поздравляю с возвращением в мир живых, — сказала она.

Кэролайн, поморгав, огляделась вокруг и с удивлением отметила, что кроме нее в комнате еще три пациентки.

— Где я? — спросила она. Она все еще была как в тумане и не имела представления, какой сегодня день и сколько сейчас времени. Все, что она знала, — это постоянная тупая боль в животе. Поморщившись, Кэролайн легла поудобнее.

— Вы в больнице, а я доктор Лу, — сказала женщина, протянув ей руку. — Позавчера я оперировала вас. Еще пару дней будет немного больно, но не так, как когда вас сюда привезли.

Кэролайн вдруг все вспомнила. Судорожную боль, спор с отцом, поездку в больницу «Скорой помощи». И, неожиданно для нее самой с ее губ сорвался вопрос, который она боялась задать:

— А ребенок? С ребенком все в порядке?

Она с надеждой смотрела на доктора Лу. Впервые со дня гибели Джеймса Кэролайн вдруг поняла, что ей не все равно, что случится с ребенком. С их ребенком — ее и Джеймса. Как могла она быть такой равнодушной, бесчувственной? Ведь этот ребенок означал возрождение, еще один шанс, данный ей судьбой, воздаяние за утрату любимого. Глаза защипало от слез, и она совершенно ясно поняла, что больше всего на свете ей теперь нужен этот ребенок. Ребенок Джеймса.

— Как мой ребенок? С ним все в порядке? — снова спросила она, умоляюще глядя на женщину, склонившуюся над ней.

— Ребенок в порядке, — сказала та, взяв Кэролайн за руку.

Из глаз Кэролайн хлынули слезы облегчения и радости, означавшие, что она наконец примирилась с собой и с ребенком, которого чуть не потеряла.

— Вам очень повезло, миссис Годдард, — сказала доктор Лу. — Не знаю, что вы там с собой делали, но, несмотря на ваше полное пренебрежение к диете и к собственному состоянию, ребенок сумел выжить.

— Недавно погиб мой муж, — сказала Кэролайн, пытаясь объяснить свое безразличие ко всему, что происходит.

— Это можно понять, но ведь ребенок жив, и это ваш ребенок. По-моему, он очень настойчив и хочет появиться на свет.

— Я действительно хочу, чтобы он появился на свет, — сказала Кэролайн.

— Тогда я должна посоветовать вам как можно скорее заняться своим здоровьем, — сказала доктор Лу. — Вам необходимо обеспечить себе сбалансированное трехразовое питание, а когда вы окрепнете, то нужно начинать делать простые физические упражнения. Например, гулять. Не бегать, не поднимать ничего тяжелого, не переутомляться. Если вы работаете, то я советовала бы попросить отпуск по состоянию здоровья. Мне не хотелось бы, чтобы вы проводили весь день на ногах и подвергались стрессам. Ваш ребенок в порядке — пока. И только от вас зависит, будет ли он жить…

Кэролайн кивнула, благодарная судьбе за то, что ребенок жив, готовая на все, чтобы только он появился на свет.

— У вас есть кто-нибудь, кто может позаботиться о вас в ближайшие месяцы? — спросила доктор Лу. — Родственники? Или, может быть, друзья?

Кэролайн немного подумала. Мать занята отцом. Тамара в Европе. У Франчески ее работа в «Брэйкерсе», где ее недавно повысили в должности и она стала помощником директора. Оставалась только Селма, которая всегда была рядом, всегда была готова прийти на помощь.

— Да, — ответила Кэролайн. — Есть.

— Очень хорошо, — сказала доктор Лу. — Сообщите, чтобы за вами приехали завтра утром. Нам нужно проконтролировать ваше состояние еще хотя бы сутки.

Кэролайн согласно кивнула.

— Вы должны прийти ко мне на прием через две недели, — продолжила доктор Лу. — Но если возникнут какие-нибудь проблемы, например появятся боли, судороги, схватки, сыпь или пятна, вы должны немедленно сообщить мне об этом. Понятно?

— Понятно, — серьезно ответила ей Кэролайн. Потом попыталась улыбнуться. — Просто не знаю, как мне благодарить вас.

— Я скажу, как нужно благодарить меня, — мягким, но решительным тоном сказала доктор Лу. — Нужно неукоснительно соблюдать мои рекомендации и начать заботиться о себе и о ребенке. Не могу гарантировать, что вы сможете доносить ребенка до положенного срока, но в ваших силах многое сделать, чтобы шансы были в вашу пользу.

— Я сделаю все, что от меня зависит, — пообещала ей Кэролайн. — Мне нужен этот ребенок, доктор Лу. Я раньше даже не понимала, как он мне нужен.

Уже выходя из палаты, доктор Лу вдруг остановилась и повернулась к Кэролайн.

— Кстати, — сказала она. — Простите за вопрос, если он вам покажется бестактным. Скажите, вы из семьи Годдардов?

Кэролайн удивилась. Она не знала, почему доктор Айрин Лу вдруг задает ей этот вопрос, но зато она знала единственный правильный ответ на него и покачала головой.

— Нет, мы однофамильцы, но не родственники, — спокойно ответила она, опуская глаза, все же чувствуя себя неловко оттого, что говорит неправду.


Селма появилась в палате Кэролайн на следующее утро в десять часов. Она была рядом, пока медсестры усаживали Кэролайн в кресло-каталку, и шла следом, пока ее везли к выходу. Когда Селма пошла, чтобы подогнать машину, а Кэролайн ждала ее во дворе, она оглянулась на новый высотный корпус больницы, где провела эти несколько дней. На большой серой гранитной плите над дверью были четко выгравированы имена людей, на чьи деньги было построено это здание. Там было написано:

«Дина и Чарльз Годдард».


Глава 15


Здоровье и деньги стали теперь смыслом жизни для Кэролайн. Строго соблюдая рекомендации Айрин Лу, Кэролайн закупала молочные продукты, свежие овощи и фрукты, рыбу, цыплят и нежирное мясо. Послушно и скрупулезно, как это было в ее характере, она следовала теперь советам доктора Лу, организовала себе сбалансированное питание и занялась укреплением своего здоровья. Сначала под ручку с Селмой она на трясущихся ногах едва смогла пройти полквартала. Постепенно увеличивая нагрузку, Кэролайн наконец добилась того, что могла пройти восемь кварталов без посторонней помощи. Она часто беседовала по телефону с матерью, но отказывалась говорить с Элом, объясняя это тем, что врачи запретили ей волноваться. Она читала, смотрела телевизор и раз в неделю говорила с Тамарой, которая звонила ей из Лондона. Графиня, теперь ставшая герцогиней, проявляла искренний интерес к состоянию здоровья Кэролайн и ее будущего ребенка и весело обсуждала с ней светское общество, окружавшее ее в Европе.

— Просто не знаю, что бы я без вас делала, — говорила ей Кэролайн. — Вы так вдохновляете меня своим оптимизмом, Тамара. Честное слово, я не знаю, как мне благодарить вас.

— А я знаю. Я хочу быть крестной матерью твоему малышу, — не задумываясь сказала ей герцогиня — ей легко приходили в голову любые идеи.

Кэролайн попыталась было возразить, что на это место уже претендует Селма, но Тамару ничто не могло сбить с толку.

— Нет проблем, — заявила она. — Скажи своей Селме, что я с удовольствием разделю с ней свои обязанности.

— Скажу, — со смехом ответила ей Кэролайн, приятно польщенная. Эта непредсказуемая женщина, которой Бог не дал своих детей, просто обожала малышей.


За последующие месяцы беременности здоровье Кэролайн постепенно восстановилось. Ее фигура округлилась, волосы снова обрели блеск, а цвет лица стал таким свежим, как никогда. Полнеющая талия была предметом особой гордости для Кэролайн — ведь там, внутри нее, жил человечек, связывающий ее с дорогим прошлым, с Джеймсом. Иногда, конечно, Кэролайн могла всплакнуть, но те времена, когда она проводила дни и ночи в отчаянии, закрывшись в темной спальне, прошли, и она понимала, что теперь ей нужно было решать реальную проблему: как одной воспитать ребенка. Мать ежемесячно высылала ей чек на небольшую сумму, и на эти деньги удавалось жить. Но Кэролайн знала, что нельзя бесконечно рассчитывать на мать. Ей также не хотелось просить помощи у друзей. Никогда она не жила за счет других и теперь не собиралась.

— Мне нужно придумать способ зарабатывать деньги, — сказала она Селме, когда наступил ноябрь. — Доктор Лу говорила, что мне можно работать, но нужно придумать что-нибудь, что я могла бы делать на дому. Мне нужно найти способ содержать себя.

Селма кивнула. Она сама уже много лет жила на скромные доходы от пансиона, но ей просто не приходило в голову ничего дельного, что она могла бы посоветовать Кэролайн.

— А что ты скажешь, если я продам модели кораблей, сделанные Джеймсом? — спросила Кэролайн. Эта идея уже несколько дней не давала ей покоя. Кажется, пришло время проверить ее в реальной жизни.

— Звучит неплохо. Конечно, если ты найдешь покупателей, — ответила Селма.

— Джеймс все равно собирался продавать их. Я знаю, что эти модели довольно дорогие — еще Калеб говорил мне об этом, и, кроме того, я уверена, что покупатели обязательно найдутся. Когда в журнале «Самые красивые дома и сады» появилась фотография одной из моделей, несколько человек звонили в магазин «Штат Мэн» и интересовались, нельзя ли купить эту модель. У меня их осталось всего две, но все равно я считаю, что можно дать небольшое объявление в «Ярких страницах» и посмотреть, что из этого выйдет.


Результатом объявления были три телефонных звонка и одна встреча, о которой Кэролайн договорилась с человеком по имени Кеннет Дрэйпер. В назначенный день Селма и Кэролайн тщательно протерли модели, которые Джеймс сделал, пока был в Кэмдене, и поставили их на журнальный столик в гостиной. Кэролайн, которая еще не забыла уловки, которыми Тамара Брандт завлекала покупателей, приготовила кувшин чая со льдом и печенье. Кэролайн прекрасно понимала, что пансион Селмы — это не «Элеганс» и что ее бюджет никак нельзя сравнивать с бюджетом графини, но постаралась сделать все, что от нее зависело. Ровно в три часа в дверь позвонили. На пороге пансиона стоял Кеннет Дрэйпер с женщиной, которую он представил как свою жену Линду.

Кэролайн пригласила чету Дрэйперов в гостиную, а после того, Как угостила их чаем и печеньем, она уже знала, что Кеннет Дрэйпер — пенсионер, бывший владелец мастерской по изготовлению пластмассовых изделий, но в душе он всю жизнь был моряком.

— Я вырос на севере Мичигана и научился ходить под парусом на озере, — сказал он. Кеннет рассказал о своей первой яхте, о рыбе-солнце, о том, как процветал его бизнес, о своем увлечении парусным спортом. У него были яхты «Эриксон-32», «Вэлиэнт-40» и «Хинкли Саутвестер-50». Эти названия были знакомы Кэролайн: Джеймс не раз упоминал их, — и ее охватили сладкие воспоминания о том, как он о них рассказывал. Кеннет осмотрел модели, сделанные Джеймсом, — точные копии гоночных яхт «Тикондерога» и «Неустрашимая». Кэролайн обратила внимание Кеннета на скрупулезно воспроизведенные мелкие детали оснастки и на тщательность отделки моделей. Все, что она узнала от Джеймса, Кэролайн теперь рассказывала Кеннету Дрэйперу.

Кэролайн заметила, что Кеннет Дрэйпер был в восторге от моделей, но его жена в это время не знала, куда ей деться от скуки. Она смотрела в окно, разглядывала маленькую гостиную, а потом стала посматривать на часы. Кэролайн боялась, что все это ей наскучит настолько, что она станет настаивать на том, что пора идти, а ведь ее муж еще не решил, какую из двух моделей ему выбрать.

— Может быть, вы хотите посмотреть журнал? — спросила Кэролайн у Линды Дрэйпер.

— С удовольствием, — ответила та. — Вы, конечно, не знаете Кеннета, но я-то знаю, что, когда дело доходит до его любимых лодок, он совершенно теряет чувство времени. Мы можем торчать здесь до вечера!

Кэролайн улыбнулась.

— Я прекрасно понимаю, что вы имеете в виду. Мой муж был совершенно таким же.

Она дала Линде журнал «Самые красивые дома и сады» — тот самый номер, в котором была статья о магазине «Штат Мэн», — а сама продолжала отвечать на вопросы Кеннета Дрэйпера и с удивлением обнаружила, что многое узнала от Джеймса. Кэролайн едва могла скрыть свою радость, когда Кеннет наконец покачал головой и сказал, что готов приобрести модель «Тикондероги» за тысячу двести долларов.

— Ну вот, теперь ему придется сооружать новую подставку! — сказала Линда Дрэйпер, поднимаясь. — Просто не знаю, где он собирается держать все эти лодки! — Она с любовью посмотрела на своего мужа.

— Место всегда найдется. — Кеннет подмигнул жене, выписывая чек.

— Подождите, я упакую вашу модель, — сказала Кэролайн, очень довольная результатами первой сделки.

Когда Кэролайн прощалась с ними, Линда Дрэйпер спросила ее о статье в журнале, где было написано про магазин «Штат Мэн».

— Было бы неплохо, если бы такой магазин появился здесь, во Флориде, — сказала она. — Там есть пять-шесть вещичек, которые я с удовольствием купила бы для себя.

— А какие? — с любопытством спросила Кэролайн.

— Вот эта кружевная шаль — просто произведение искусства, а еще мне понравилось покрывало с сердечками, — ответила Линда. — И стеклянные подсвечники, и…

— Ну и ну, — рассмеялся Кеннет Дрэйпер, останавливая поток красноречия Линды. — Мне здорово повезло, что у миссис Годдард сегодня нет под рукой этих «милых вещичек». — Он повернулся к Кэролайн. — Линда — непревзойденная опустошительница моего кошелька. Если бы здесь был тот магазин, то мне пришлось бы расстаться с хорошенькой суммой, по сравнению с которой тысяча двести долларов — сущая мелочь!

— Да будет тебе, Кен, — сказала Линда, подмигнув Кэролайн. — Я посмотрела этот журнал только потому, что мне наскучили все ваши разговоры о лодках. Боюсь, что я обыкновенная женщина, которая зевает, пока ее муж воспевает разные там «генуи» и «спинакеры».

Дрэйперы рука об руку вышли из пансиона, оставив за собой неплохую идею. Кэролайн задумалась о том, что она, может быть, сумеет предложить покупателям кое-что еще, кроме моделей: какой-нибудь товар, который оценили бы такие женщины, как Линда, которым поднадоело хобби их мужей. Ведь у них была масса времени выбрать что-нибудь для себя, пока идет увлеченный разговор о судах и моделях.


Кэролайн взяла немного денег из тех, что она выручила за модель, и потратила их на новое объявление в «Ярких страницах». Позвонили четыре человека, но только один заинтересовался моделью «Неустрашимая» и назначил встречу. Однако он так и не появился.

— Это издержки розничной торговли, — сказала Кэролайн Селме, пожав плечами. Они пили лимонад и ели печенье, которое Кэролайн специально приготовила для ожидаемого покупателя. — Такое постоянно происходило в «Элеганс». Женщины звонили, чтобы им приготовили наряд, а сами даже не появлялись, чтобы примерить его.

Третье объявление наконец увенчалось успехом — на этот раз покупатель пришел.

— Работа просто исключительная, но боюсь, что меня не очень интересует модель «Интерпид», — сказал Брайан Ховардс, владелец автосалона на окраине Палм-Бич. Он привел с собой жену, Жанин, и провел около часа, разглядывая модель со всех сторон и засыпая Кэролайн вопросами о работе и материалах. Его жена, закатив глаза, вздохнула и принялась листать журнал «Самые красивые дома и сады», который Кэролайн специально положила на журнальный столик.

— Эта льняная блузка с вышивкой — просто чудо, — сказала Жанин Ховардс, показывая мужу фотографию, помещенную в статье о «Штате Мэн». — Я с удовольствием купила бы такую для себя.

— Угомонись, Жанин. Я здесь для того, чтобы делать покупки для себя, — сказал он и повернулся к Кэролайн. — У меня есть яхта «Джей-44», и что я действительно хотел бы, так это ее копию. Может быть, вы примете заказ? Этот мастер — он местный?

Кэролайн почувствовала, что на глаза наворачиваются слезы, но смогла взять себя в руки и только покачала головой.

— К сожалению, он умер несколько месяцев назад, — сказала она. — Но я могла бы связаться с человеком, с которым он работал в Мэне. Тогда я завтра позвоню вам и скажу, заинтересовался ли он предложением сделать модель «Джей-44».

Брайан Ховардс радостно согласился, и, как только они ушли, Кэролайн позвонила Калебу. Она рассказала ему, чем сейчас занимается, и спросила, может ли он сделать копию «Джей-44», а если может, то сколько это будет стоить и сколько займет времени. Также Кэролайн предложила ему, если он хочет, прислать ей еще несколько своих моделей, которые она могла бы продать для него. Калебу понравилась ее идея, и уже через несколько недель пансион был буквально завален прекрасными моделями, сделанными Калебом.

— Ты настоящая деловая женщина, — сказала ей Селма, когда Кэролайн использовала часть денег, вырученных от продажи модели «Джей-44» Брайану Ховардсу, на то, чтобы поместить очередное объявление в «Саундингс», самой популярной газете среди яхтсменов.

— Я была бы еще лучшей деловой женщиной, если бы предлагала что-нибудь и для женщин, — ответила Кэролайн.


Коллекционеры продолжали отвечать на ее объявления, и Кэролайн все больше и больше убеждалась, что их женам и подружкам очень тоскливо присутствовать при специфических разговорах о яхтах и судах. Каждый раз происходило одно и то же: мужчины погружались в свой мир красивых яхт, а женщины зевали и перелистывали журналы. Кэролайн поняла, что упускает свой шанс, не предлагая ничего для скучающих дам. Пока мужчины рассуждают о формах, оснастке и цвете гоночных яхт, их спутницы могли бы тоже что-нибудь присмотреть для себя. Кэролайн решила воплотить эту идею в жизнь. Лучше всего было начать с того, что пользовалось хорошим спросом в «Штате Мэн» и на что она могла бы принимать заказы.

Она позвонила Дженни, которая с радостью согласилась прислать ей несколько покрывал и пледов с традиционным орнаментом. Потом Кэролайн поговорила со Сьюзан Лоренц, которая в свое время сшила ей свадебное платье. Сьюзан мастерила прекрасные льняные блузки с вышивкой, исключительно подходящие для жаркого климата, и сейчас у нее их скопилось около полутора дюжин.

— Ты не могла бы прислать мне шесть штук? — спросила ее Кэролайн. — Может быть, я их здесь продам.

Она также связалась еще с несколькими людьми, с которыми познакомилась, когда работала в «Штате Мэн». В Вискэссете жил реализатор мыла и шампуней для ванн, основанных на натуральном растительном сырье; в Оганквите жила женщина, цветочные композиции которой пользовались большой популярностью у туристов; Кэролайн знала также кружевницу из Бангора, которая делала прекрасные воротники и манжеты. Все были рады предложить ей свои товары, потому что в Мэне как раз наступил мертвый сезон, а цены Кэролайн были очень разумными. Она собиралась продавать и самые дешевые сувениры, и изысканные дорогие вещи. Таким образом, женщины могли теперь выбрать для себя небольшой подарок в качестве компенсации за долгие часы утомительного ожидания и улучшить свое настроение.

Теперь, когда мужчины приходили посмотреть модели судов, их женам и подругам тоже было на что посмотреть и что купить. Пансион Селмы, конечно, не «Элеганс» и никогда им не станет. И Джеймса больше не было, чтобы мастерить модели. Но те модели, которые делали его товарищи и его учитель, тоже приносили людям радость — совсем как мечтал об этом Джеймс, — а Калеб постоянно получал новые заказы. Кэролайн нашла способ зарабатывать деньги, содержать себя и ребенка, отвлечься от отчаяния и горя, заодно доставляя людям радость.

Кэролайн вскоре обратила внимание на то, что модели яхт продавались поштучно, а товары для женщин — целыми партиями.

— Какие прекрасные вещи! Какая романтика! — восклицали женщины по поводу элегантных товаров, выставленных специально для них. — А как они оригинальны! На всем юге Флориды не найти ничего подобного!


К апрелю, когда должен был родиться ребенок, Кэролайн, конечно, не разбогатела, но уже и не сидела без копейки. Она купила скромные комплекты для новорожденных и приобрела на распродаже колыбельку. Впервые со дня гибели Джеймса она снова позволила себе мечтать. Теперь все ее мечты были о ребенке. Их с Джеймсом ребенке. Иногда она представляла себе, что это девочка, ангелочек с золотистыми локонами, как у Джеймса, и с голубыми глазами. А иногда представляла себе непоседу-мальчишку, полного энергии, с ямочками на щеках и хитрой улыбкой. Но всегда это был здоровый и счастливый ребенок, такой же здоровый, какой стала теперь сама Кэролайн. Когда она в последний раз была на приеме у доктора Лу, та похвалила ее за то, что она так хорошо соблюдала все рекомендации.

— У меня не было выбора, — сказала ей Кэролайн. — Я хочу, чтобы мой ребенок жил.


За две недели до срока, когда Кэролайн должна была родить ребенка, в доме Селмы раздался неожиданный телефонный звонок.

— Это был адвокат, — волнуясь сказала Селма. — Он представляет интересы какого-то деятеля из Палм-Бич, который планирует снести целый квартал домов по соседству.

— Ну и?.. — спросила Кэролайн. — Что он хочет от тебя?

— Это не он, это его клиент хочет, — ответила Селма. — Он предложил купить мой дом, чтобы построить на этом месте одну из этих ужасных многоэтажек! Он обещает хорошо заплатить, если я уберусь отсюда.

Кэролайн эта новость просто поразила.

— Звучит довольно заманчиво, — сказала она. — Но ведь ты прожила здесь почти тридцать лет. Наверное, тебе не нравится идея переезда?

Селма покачала головой.

— Наоборот! Я хоть сейчас готова переехать отсюда. Мне совсем не хочется, чтобы мой крестник видел, в каком убогом жилище обитает его крестная!

В этот же день адвокат перезвонил снова. Послушавшись совета Кэролайн, Селма отказалась от его предложения. Она держалась до тех пор, пока изначально предложенная цена не выросла втрое.

* * *


12 апреля, ровно в восемь утра, у Кэролайн начались схватки. Беременность, которая началась с трагедии и едва не закончилась гибелью ребенка, наконец подошла к концу. Роды прошли легко, как будто это была компенсация Кэролайн за все, что ей пришлось пережить. Она провела в родовой палате всего три часа, и в полдень на свет появился младенец. Айрин Лу передала его в протянутые руки Кэролайн, и когда та впервые прижала его к себе и увидела, что у него разрез глаз и форма губ такие же, как у Джеймса, она не выдержала и заплакала. Но это были счастливые слезы.

— Мальчик, — прошептала она. — Мой маленький мальчик.


Три недели спустя, вспомнив, что Эмили — единственная из всей семьи Годдардов проявила к ней искреннее сочувствие, Кэролайн позвонила ей на Парк-авеню. Несмотря на то что Годдарды ясно дали ей понять, что не желали даже слышать о ней, она хотела, чтобы они знали о ребенке. В конце концов это были родные бабушка и дедушка ее сына. На звонок ответила горничная, которая сказала, что Эмили пробудет в Европе еще шесть месяцев. Кэролайн оставила сообщение, чтобы та ей позвонила.

Но Эмили так и не позвонила. Второе письмо, которое Кэролайн написала Годдардам и в котором рассказывала, что у них появился внук, также вернулось нераспечатанным. Кэролайн окончательно поняла, что они с Джеком остались одни на всем белом свете. Ну что ж, они справятся без заносчивых Годдардов, пусть те тешатся своими деньгами.


Часть вторая

«Романтика любви»


Глава 16


Пять лет спустя


ВСЕ ДЛЯ РОМАНТИКОВ


В салоне миссис Кэролайн Годдард, который полтора года назад открылся на бульваре Окичоби, 218, Вест-Палм-Бич, и который называется «Корпорация «Романтика любви»», не бывает «покупателей». Его посещают только уважаемые клиентки, и с каждым днем их становится все больше. Судя по всему, бизнес миссис Годдард процветает. На этой неделе мы посетили этот салон и поговорили с его хозяйкой о секретах ее успеха.

— Клиент для меня — всегда король», — так заявила нам двадцатишестилетняя владелица «Корпорации «Романтика любви»», которая открыла этот оригинальный магазин, где все товары напоминают о романтической стороне нашей жизни. До этого она продавала свои товары на дому, в небольшой квартирке в Вест-Палм-Бич. Молодая вдова Джеймса Хантингтона Годдарда, чья семья владеет несколькими особняками в Палм-Бич еще с тридцатых годов, до этого работала продавщицей в «Элеганс» на Ворт-авеню, и вот теперь решила начать собственное дело. «Мой муж был просто неисправимым романтиком, — призналась она. — Он получал истинное наслаждение, создавая вокруг себя романтическую обстановку, даже обыденную жизнь он умел превратить в сказку. У него был к этому настоящий дар, и мне захотелось поделиться своим представлением о настоящем счастье с другими, чтобы все женщины могли ощутить прекрасную атмосферу романтики».

Миссис Годдард рассказала, что идея открыть магазин пришла ей в голову, когда она продавала модели судов, сделанные ее трагически погибшим мужем. Она обратила внимание, что жены и подруги ее клиентов скучали, пока их спутники-коллекционеры скрупулезно обсуждали детали своих покупок.

«Я начала с мелочей: блузок, цветочных композиций, диванных подушечек в форме сердца, — и вдруг обнаружила, что товары с романтической символикой пользовались гораздо большим спросом, чем модели яхт, — рассказывает миссис Годдард, удивительно красивая шатенка, демонстрируя только что полученную партию мыла и шампуней с запахом розы, лаванды и фиалки, кружевные покрывала, тонкие, как паутина, — их вяжут искусные мастерицы из Мэна, — любовные романы, разложенные в корзины, полотенца и простыни, расшитые сердечками и цветами. — С помощью моих друзей я смогла снять помещение на бульваре Окичоби, и мало-помалу мой бизнес стал расти».

И ее бизнес действительно процветает. Когда мы там были, в этом простом, но очень элегантном магазинчике жизнь просто кипела. Клиенты, с которыми мы беседовали, отмечали, что им очень нравится интерьер магазина. Стены здесь выкрашены в белый цвет, и на них нарисованы бутоны роз и алые сердечки, на белом полу — тоже. Весь товар размещен со вкусом и с учетом тематики. Сразу у входа расположен отдел, где выставлены вышитые лиловые саше, ночные рубашки, сорочки и свечи. Слева продаются абажуры персикового цвета («Для того, чтобы создать романтичное освещение», — объяснила нам миссис Годдард), а также душистое мыло, полотенца и вышитые салфетки нежных расцветок. Практически весь товар меняется каждую неделю, по мере поступления новых партий, поэтому постоянным клиентам всегда есть что выбрать. На каждые сто долларов, потраченные на покупку, клиентки получают десятидолларовые сертификаты, которые они могут собирать, чтобы потом ими воспользоваться. Миссис Годдард обладает прирожденным вкусом и очень внимательна к мелочам, таким, как, например, розовые фирменные пакеты, на которых красными прописными буквами указан адрес магазина. Упаковка товара тоже оригинальна: покупки заворачивают в розовую бумагу с орнаментом, перевязывают красной лентой, и к каждой покупке полагается свежая роза.

«Как вы можете видеть, мой магазин рассчитан на романтиков, — сказала миссис Годдард, предлагая в это время очередной клиентке жасминовый чай и лимонные вафли. — Я хотела сделать свой магазин «Корпорация «Романтика любви»» как можно более уютным, чтобы джентльменам было приятно покупать здесь презенты для своих дам, дамам — подарки для джентльменов, а самое главное, чтобы просто доставить удовольствие прекрасной половине человечества».

Мы верим, что у Кэролайн Годдард, которая умело сочетает работу в магазине с воспитанием своего чудесного пятилетнего сынишки Джека, есть прекрасное будущее.


Роз Гарелик

«Яркие страницы»

Палм-Бич, Флорида


Эта статья появилась как раз накануне Дня святого Валентина, там же была помещена фотография Кэролайн, которая стояла у входа в магазин «Корпорация «Романтика любви»», держа за руку своего светловолосого голубоглазого сына.

— Посмотри-ка, наш Джек здесь просто красавец, — сказала Кэролайн, протягивая Селме раскрытую газету. Было уже восемь утра, и Селма пришла к Кэролайн, чтобы помочь одеть Джека и отвести его в школу. За свой пансион, который она продала, Селма выручила больше денег, чем за все годы, когда сдавала комнаты, поэтому она смогла переехать вместе с Кэролайн в Вест-Палм-Бич. Кажется, сам Бог послал Кэролайн Селму Йоханнес. Она вложила три тысячи долларов, чтобы Кэролайн смогла открыть свой магазин, она занималась Джеком, пока Кэролайн была на работе. А главное, она относилась к ней как самая настоящая мать. Кэролайн, в свою очередь, очень радовалась метаморфозам, которые произошли с Селмой, с тех пор как она продала свой пансион. Давно были забыты стоптанные шлепанцы и застиранные халаты. Селма начала следить за собой, хорошо одеваться, посещать парикмахерскую и поговаривать, что, несмотря на то что она никогда не была замужем и не собиралась делать это, ей вполне можно было найти кого-нибудь, кто скрасил бы в старости ее одиночество. Кэролайн иногда ловила себя на мысли, что «Корпорация «Романтика любви»» оказала свое романтическое влияние даже на Селму.

Селма посмотрела на фотографию и улыбнулась.

— Да, наш Джек — очаровательный малыш, — согласилась она, гордясь своим крестником. — А ты здесь прямо воплощение удачливой деловой женщины.

Кэролайн вздохнула.

— Как раз сегодня я очень занятая деловая женщина, — сказала она, допивая кофе и потянувшись за дипломатом. — По случаю Дня святого Валентина я собираюсь снизить цены на все товары и устроить лотерею. Приз — посещение салона Элизабет Арден. Там клиентке за счет магазина сделают массаж, маску для лица, маникюр, макияж — все, что она захочет.

Селма покачала головой.

— Ты просто не можешь без оригинальных идей. — Она рассмеялась. — Ну теперь точно слава о твоем магазине пройдет по всей Флориде.

— Если, конечно, я доживу до этого, — сказала Кэролайн, думая о том, какой тяжелый рабочий день ждет ее впереди. Нужно было подготовиться к праздничной распродаже; статья в сегодняшней газете, конечно, привлечет новых покупателей, а ее помощнице пришлось срочно уехать в Орегон, чтобы ухаживать за заболевшей матерью. Теперь ей придется все делать самой.

Но Кэролайн нравилось быть занятой, ей просто необходимо было постоянно что-то делать. Работа и материнство немного приглушили то чувство одиночества, которое не покидало ее со дня гибели Джеймса. Это было не просто отвлечение от горьких дум — ребенок и магазин стали ее спасением.

Она любила Джека так сильно, что не могла даже выразить это словами. Он был смыслом ее жизни, связующим звеном с бессмертной душой Джеймса, частью самого дорогого ей человека, ушедшего так рано. Иногда, когда Джек улыбался и на его щеках появлялись ямочки, когда смотрел на нее своим лукавым взглядом, его сходство с Джеймсом становилось просто поразительным, и у Кэролайн непроизвольно наворачивались на глаза слезы. Джек был для нее самым драгоценным подарком судьбы, и она думала о том, что, наверное, просто сошла с ума, когда после гибели Джеймса погрузилась в свою депрессию и чуть не потеряла и его.

Они жили маленькой дружной семьей. Кэролайн помнила, какой нелюдимой она была в детстве, а Джек, наоборот, был очень общительным. Он любил играть со своими школьными товарищами, с Селмой, которую он видел каждый день и которую очень любил, с Тамарой, его второй крестной матерью, которая вместе со своим герцогом часто навещала их и обходилась с ним так, как будто он был принцем Чарльзом. Джек свободно общался с клиентами в магазине матери, куда Селма приводила его после школы. Даже с родителями своей мамы. Когда он спрашивал о дедушке и бабушке с отцовской стороны — о Годдардах, которые даже не подозревали о его существовании и которые в свое время ясно дали Кэролайн понять, что не желают ничего ни слышать, ни знать о ней, — она целовала его и говорила:

— Родители твоего папы живут очень далеко отсюда, дорогой. Очень-очень далеко.

— А они когда-нибудь приедут к нам в гости? — спрашивал он.

— Нет, дорогой, — отвечала ему Кэролайн. — Думаю, что нет. Но они нам и не нужны. Ведь нам хватает, что мы любим друг друга?

— Конечно, мама. Мы любим друг друга больше, чем все люди на свете, — отвечал Джек, как будто у них с Кэролайн это какая-то своя тайная игра.

— Так сильно? — спрашивала Кэролайн, притворяясь удивленной.

— Даже еще сильнее! — отвечал Джек, обнимая ее. А потом с улыбкой менял тему на более интересную для себя. Это был счастливый, здоровый ребенок, и Кэролайн постоянно клялась себе, что сделает все возможное, чтобы он таким и оставался.

Что касается работы, то она была для Кэролайн больше, чем лекарство от ее горя. Работа помогла ей вернуть уверенность в себе — ту уверенность, которую пробудил в ней Джеймс, когда они были вместе. Он научил ее, как снова получить работу в «Элеганс». Он познакомил ее с Сисси Макмиллан и посоветовал принять предложение Сисси руководить ее магазином. Он всегда был рядом, вдохновляя Кэролайн, заставляя быть лучше, внушая ей, что она умная, талантливая, красивая, что она сможет добиться всего, чего захочет, — даже открыть собственный магазин. Благодаря работе Кэролайн снова стала собой. Она часто размышляла над этими годами, которые прошли в трудах и заботах. Да, это были нелегкие годы, и не проходило дня, чтобы она не вспоминала Джеймса, не сожалела, что его нет рядом. Но работа — сначала торговля в пансионе Селмы, потом в ее квартире и, наконец, открытие магазина, — ежедневная работа — это то, что Кэролайн могла контролировать и направлять, развивать и улучшать и что никогда не подведет ее. И она не сдастся, никогда не выпустит этот шанс из рук.

— Мама! — В кухню, где беседовали Селма и Кэролайн, вбежал Джек. Золотистые локоны на его голове спутались, голубые глаза сияли. — Можно я пообедаю сегодня с тобой в магазине? Селма приведет меня туда после школы. Правда, Селма?

Кэролайн ласково посмотрела на сына. Да, у нее будет трудный рабочий день. Да, ей не будет хватать времени. Но она ни в чем не могла ему отказать. Больше того, она не могла отказать себе в радости в середине дня провести с ним хоть полчаса.

— Конечно, дорогой. — Кэролайн наклонилась и обняла Джека. — Мы возьмем сандвичи с ветчиной и кресс-салатом у дяди Пьера. Тебя это устроит? У нас будет экспресс-обед.

Джек радостно кивнул.

— А можно я с тобой поеду в «Павильон» за сандвичами? — спросил он, надеясь, что целых десять минут покатается на машине, пока они будут ехать от магазина матери на Ворт-авеню. Даже когда он был совсем маленьким, Кэролайн брала его в кафе Пьера Фонтэна. Джеку очень льстило, что Пьер обслуживает его как взрослого дядю, а еще ему нравилось совать пальцы в клетку с пугливыми разноцветными тропическими птичками.

— Посмотрим, — сказала Кэролайн, вставая. — А теперь, мои дорогие, мне пора бежать. Увидимся в полдень, хорошо?

— Конечно, мама. Пока! — сказал Джек, целуя ее на прощание.

— Ты там не очень переутомляйся в своем магазине, — сказала ей Селма, которая тоже пользовалась каждым удобным случаем зайти в «Корпорацию «Романтика любви»» — единственный в ее жизни бизнес, в который она вложила свои деньги. Даже сама мысль о том, что часть магазина — ее личная собственность, была приятна, хотя Селма не считала себя серьезным партнером.

— Кстати, а я могу участвовать в твоей лотерее? — спросила она Кэролайн, когда та была уже в дверях. — Мне теперь не помешал бы лифтинг, и бесплатное обслуживание в салоне Элизабет Арден звучит очень заманчиво.

Кэролайн рассмеялась.

— В лотерее могут участвовать все клиенты «Корпорации «Романтика любви»», — ответила она. — Даже такие особенные, как крестная мать моего сына.


Вторая крестная мать Джека тоже решила нанести визит Кэролайн. Тамара, как шквал, влетела в магазин, окруженная облачком терпкого запаха французских духов, и протянула ей газету «Яркие страницы», раскрытую как раз на той странице, где была напечатана статья о «Корпорации «Романтика любви»».

— Ты об этом знала? — спросила она.

— Роз брала у меня интервью, но я не знала, когда выйдет статья. И выйдет ли вообще, — ответила ей Кэролайн и повернулась к двум клиенткам, которые как раз зашли в магазин.

— Могу ли я вам чем-нибудь помочь? — спросила их Тамара, взяв бразды правления в свои руки и не обращая больше внимания на Кэролайн.

— Да. Мне понравилось вот это жидкое мыло с запахом розы, — сказала одна из женщин, взяв в руки флакон с витрины. — Я бы купила дюжину для себя, а еще дюжину я хочу, чтобы вы послали моей невестке в Вашингтон.

— Конечно, мы сделаем это, — заверила ее Тамара, записывая имя и адрес клиентки.

Вторая женщина остановилась у витрины с любовными романами. Ее заинтересовала обложка романа Джулии Гарвуд.

— Это новый роман, — сказала Кэролайн, которая взяла себе за правило обязательно читать те книги, которые продает. — Мне он очень понравился, и все наши клиентки, которые читали его, отзывались о нем восторженно.

— Я еще никогда не читала любовных романов… — нерешительно сказала женщина, поглаживая пальцем обложку и глядя на портрет мужчины, изображенный на ней. — Некоторые из моих подруг говорят, что это прекрасный способ спрятаться от действительности.

— В этом нет ничего плохого, — с улыбкой ответила ей Кэролайн. — И я хочу сказать, что мы поощряем увлечения наших клиентов и вознаграждаем их за это. Например, к каждой книге мы бесплатно предлагаем саше.

— Бесплатно? — Глаза женщины засияли.

— Абсолютно. Вы можете выбрать запах мимозы, лаванды или розы, — сказала Кэролайн.

Женщина достала кошелек.

Когда обе клиентки с фирменными пакетами «Корпорации «Романтика любви»» вышли из магазина, Тамара повернулась к Кэролайн. — Это те же саше, которые были у нас в «Элеганс»?

— Да. Только вместо белого шелка я попросила изготовителя покрывать их красным или розовым сатином, — ответила ей Кэролайн.

— Да, хорошую вещь видно сразу, — заметила герцогиня. Вместе с мужем она проводила зимний сезон в Палм-Бич. Каждый год в феврале она появлялась в городе и танцующей походкой отправлялась по магазинам на Ворт-авеню, как все состоятельные дамы. Особое удовольствие ей доставляло то, что она смогла обскакать ненавистную Селесту, которая до сих пор была рабыней своего бизнеса и была вынуждена содержать элегантного, но безденежного графа, занятого только своей игрой в гольф и бридж. — Хотя я посоветовала бы тебе заказать саше еще и с набивным рисунком. Лучше всего с каким-нибудь цветочным орнаментом, — сказала Тамара, осматриваясь вокруг. Но больше не нашла, к чему придраться.

Кэролайн кивнула. Ей нравилась набивная ткань и различные орнаменты. Это нравилось и многим женщинам, которых она знала. Предложение Тамары было дельным. Практически все советы Тамары были дельными.

— А Ферди не рассердится, что ты здесь? Снова? — спросила Кэролайн, пытаясь сдержать смех. — Мне казалось, что он запретил тебе работать.

— Он думает, что я в парикмахерской, — сказала Тамара, а потом выпрямилась в полный рост и добавила: — И учти, Кэролайн: то, чего он не знает, не может расстроить его. Надеюсь, ты не думаешь, что я рассказываю мужу обо всем, что делаю?

Кэролайн с улыбкой наблюдала, как герцогиня суетится в ее магазине, имитируя ее и стараясь перенять приемы ее торговли, как когда-то делала сама Кэролайн в «Элеганс». Она подумала о том, что Тамара, возможно, и заслужила свой новый титул, которым так гордилась, но в душе она оставалась все той же графиней с Ворт-авеню. Кэролайн вспомнила, как разгневалась Тамара, когда узнала, что ее бывшая работница открыла «Корпорацию «Романтика любви»», даже не поставив ее в известность и не спросив у нее ценного совета.

— Как ты могла решиться на такое, не обсудив все сначала со мной? — спросила ее тогда Тамара, оскорбленная до глубины души.

— Но ты же сама говорила мне, что Ферди против того, чтобы ты имела хоть какое-нибудь отношение к бизнесу, — ответила ей Кэролайн.

— У Ферди средневековые представления о бизнесе, — заявила герцогиня. — Он считает, что делом могут заниматься только мужчины, а женщины не должны пачкать свои прелестные ручки и заботиться о том, чтобы заработать себе на жизнь.

— Могу поспорить, что перенос Ферди в двадцатый век не за горами, — сказала ей Кэролайн, почувствовав в голосе Тамары раздраженные нотки.

— А как же! Пусть он будет отбрыкиваться и кричать, но я сделаю это как можно быстрее! — заявила Тамара. Ей нравился ее новый титул и все, что к нему прилагалось, но теперь она понимала, что быть герцогиней — это не значит жить полной жизнью. — Я считаю, что тебе когда-нибудь захочется расширить свою «Корпорацию», Кэролайн, — сказала Тамара. — Ты здесь все прекрасно устроила, кроме того, у тебя почти такая же деловая хватка, как и у меня. Поверь моему слову, Кэролайн, бульвар Окичоби скоро станет тесен для тебя и для твоей «Корпорации».

В голосе Тамары звучала тоска по активной деловой жизни, по радостям и даже разочарованиям, которые приносит работа. Ей не хватало эмоций, не хватало духа соперничества, побед и перспектив. Она, конечно, преувеличивала ее возможности, но Кэролайн и сама, хотя еще никому не говорила этого, уже подумывала о том, что неплохо бы было открыть второй магазин. Идея продажи товаров с романтическим уклоном появилась только как возможный выход из трудной ситуации и как источник заработка. Но дела пошли так хорошо, как Кэролайн не могла и мечтать. А теперь, когда статья в «Ярких страницах» как бы официально подтвердила ценность ее идеи, Кэролайн чувствовала, что у «Корпорации «Романтика любви»» есть потенциалы, которым тесно в этом пусть популярном, но маленьком магазинчике.

Идея расширения и привлекала и пугала ее. Ей не хотелось замахиваться на слишком многое, не хотелось хвататься за кусок, который она не сможет проглотить. Осторожная и рассудительная, что являлось следствием трудного детства, проведенного в постоянных лишениях, в борьбе за существование, Кэролайн решила действовать медленно и наверняка. Ей нужно было время, чтобы выносить эту идею, время, чтобы удостовериться, что это единственно правильное решение. Расширение было огромным шагом вперед, и она не хотела рисковать, пока не будет полностью уверена, что сможет удовлетворить потребности обоих магазинов, справиться с возросшей финансовой ответственностью и вынести дополнительную нагрузку, ведь она и так была очень ограничена во времени.


В 12 часов 15 минут появились Селма и Джек. В «Корпорации «Романтика любви»» было полно клиенток, заскочивших туда во время своего обеденного перерыва, и Кэролайн обрадовалась, что хоть на секунду ей можно отвлечься от дел. Она обняла сына и поздоровалась с Селмой.

— Мы можем сейчас поехать в «Павильон»? За сандвичами? — спросил Джек. Он явно был голоден. Кэролайн как-то сказала, что ее сынок — настоящий ходячий аппетит.

— Вы никуда не едете, молодой человек. — Услышав голос Джека, герцогиня вышла из-за прилавка. — По крайней мере пока не обнимете свою крестную.

Джек позволил Тамаре потискать и поцеловать его. Он даже согласился вместе с ней присматривать за магазином, пока мама купит что-нибудь на обед.

— Может быть, лучше я схожу за сандвичами? — спросила Селма у Кэролайн, которая уже направилась к двери.

— Нет, спасибо, — сказала Кэролайн. — По правде говоря, я с удовольствием сделаю небольшой перерыв и хоть немного подышу свежим воздухом. Съезжу к Пьеру и быстренько вернусь назад. Тамара в это время покомандует в магазине — уж здесь-то я совершенно спокойна!

Жизнь Пьера Фонтэна очень изменилась с того дня, когда Кэролайн и Джеймс встретились в «Элеганс» и впервые зашли в «Павильон» выпить по чашечке капуччино. Его жена, Шанталь, умерла после тяжелой болезни, оставив его одного управляться с рестораном и кафе. С годами это становилось для него все труднее, и он все больше советовался со своим сыном Жан-Клодом, у которого был собственный процветающий ресторан в Нью-Йорке и который иногда на выходные приезжал в Палм-Бич.

Пьер и Кэролайн очень сдружились, особенно теперь, когда у нее тоже появилось собственное дело. По утрам, в спокойные минуты перед открытием магазина и кафе, они часто вместе пили кофе и обсуждали свои дела и проблемы. Пьер очень жалел Кэролайн и оказал ей сильную моральную поддержку после гибели Джеймса. Но с тех пор прошло уже пять лет, и теперь он совершенно искренне недоумевал, почему Кэролайн до сих пор одна, почему ни с кем не встречается, почему избегает даже разговоров о том, что ей нужен мужчина. Кэролайн вместе с ним скорбела о смерти Шанталь и, поскольку Пьер вырастил сына, часто спрашивала у него совета о том, как надо воспитывать мальчиков.

— Мой Жан-Клод в детстве был настоящим сорванцом. Импульсивным, темпераментным и очень изобретательным, — рассказывал Пьер, погружаясь в приятные воспоминания. — И ведь с возрастом он совершенно не переменился! Как только он появляется, то немедленно дает мне понять, что у него не хватает никакого терпения общаться с сонными жителями Палм-Бич, и что он не в силах выносить местную скуку. Провинциал — самый мягкий эпитет, который он использует. — Но Пьер не мог не восхищаться своим сыном, его модным и претенциозным рестораном в Нью-Йорке, популярной кулинарной книгой «Готовить с любовью», которую на досуге написал Жан-Клод, и его бурной личной жизнью. — Несмотря ни на что, Жан-Клод хороший мальчик, и у него доброе сердце. Он добился такого большого успеха, но не медлит ни секунды, если мне нужна его помощь. Мой сын — взрослый человек, он очень занят в своем Нью-Йорке, но еще не «вырос из своих ботинок» и заботится о своем папе.

— А вы, конечно, заботитесь о нем, — задумчиво сказала Кэролайн, поймав себя на печальной мысли, что существуют и такие безразличные отцы, как Эл Шоу.


Кэролайн поехала на восток Палм-Бич. Она нашла место для машины на Ворт-авеню, недалеко от того здания, где когда-то был «Элеганс», и поспешила в кафе. Сегодня Пьер был почему-то особенно рад видеть ее и приветствовал ее более эмоционально, чем обычно.

— Я хочу познакомить тебя кое с кем, — сказал он, сияя. Пока Пьер вел ее под руку к кухне «Павильона», построенной в европейском стиле, оттуда выбежал главный шеф-повар Марсель Шабер, который работал в кафе с самого первого дня. Его обычно добродушное круглое лицо покраснело от гнева. Увидев Пьера, Марсель сорвал с головы свой поварской колпак, бросил его на пол и топнул ногой.

— C'est fini![6 - Все, хватит! (фр.).] — воскликнул он. — Я ухожу сию же секунду! Ноги моей больше не будет в «Кафе Павильон»!

— Марсель, что случилось? — спросил Пьер.

— Вы не хуже меня знаете, что случилось! Это все ваш сынок с его безумными идеями! Quiche[7 - Запеканка (фр.).] с сушеными томатами! Нет, c'est execrable![8 - Это омерзительно (фр.).]C'est un catastrophe![9 - Это катастрофа (фр.).] Это… — Марсель от волнения путал английские и французские слова и размахивал руками. Его негодование было таким сильным, что он задыхался.

— Calmez-uous[10 - Успокойся (фр.).], Марсель, — сказал Пьер. — Я знаю, что некоторые рецепты Жан-Клода несколько необычны, но ведь до сих пор все, что он предлагал, пользовалось успехом.

— Папа, да пусть он уходит, если ему так хочется, — сказал высокий, удивительно красивый молодой человек, вышедший следом за Марселем из кухни. Кэролайн сразу узнала его.

— Видите?! Он прогоняет меня! — закричал толстый усатый шеф-повар, который проработал у Пьера пятнадцать лет.

— Не стоит обольщаться, Марсель, — насмешливо сказал Жан-Клод. — Ты здесь вообще ни при чем. Все, что я хотел — это немного оживить меню и обновить ассортимент в папином ресторане.

— Обновить?.. — лицо Марселя покраснело еще больше, казалось, что его сейчас хватит удар. Он в отчаянии всплеснул руками, на лбу выступили капельки пота. — «Павильон» — французский ресторан! Мы здесь подаем французские блюда, а не «модные»! Сушеные томаты! Ха! — воскликнул Марсель.

Пьер взял своего шеф-повара под руку.

— Да будет тебе, Марсель. Давай пойдем в мой кабинет и там за чашечкой эспрессо все спокойно обсудим, — дипломатически сказал он и повел повара в конец ресторана.

Жан-Клод Фонтэн покачал головой и резко повернулся. Тут он обратил внимание на молодую женщину, которая, конечно, слышала всю эту перепалку. Жан-Клод подумал, что она настоящая красавица, и тут же совершенно забыл о неприятной сцене. Женщина была стройной, с карими глазами. Ее золотистые каштановые волосы были удивительно красивыми — французы называют таких женщин шатенками, — и она была одета в модный габардиновый костюм цвета спелой пшеницы. Жан-Клод понял, что это, скорей всего, и есть Кэролайн Годдард, о которой так часто говорил отец. Как раз сегодня утром он сказал, что она должна заехать в кафе, чтобы купить обед.

— Наверное, вы Кэролайн, — сказал он, произнеся ее имя с французским акцентом. — Папа говорил мне, что вы красавица, но забыл сказать, какая красавица. — Он сделал шаг по направлению к ней и поклонился. — Enchante[11 - Я очарован (фр.).], — прошептал он по-французски, взял ее руку, поднес к губам и поцеловал.

Кэролайн почувствовала, что покраснела, и быстро убрала руку. Ей польстил неожиданный комплимент, взволновал легкий поцелуй, который еще ощущался на коже, и вообще ее застали врасплох те странные ощущения, которые она испытывала в присутствии Жан-Клода Фонтэна. Теперь, когда они стояли друг против друга, она поняла, почему он так нравится женщинам. Они были приблизительно одного возраста, и он был красивым, как настоящая звезда экрана. Жан-Клод был немного выше шести футов. Рукава рубашки темно-оливкового цвета были закатаны, обнажив крепкие руки, покрытые темными волосками. Светлые льняные брюки подчеркивали стройные бедра и длинные ноги. У него были зеленые глаза миндалевидной формы, большие чувственные губы и насмешливая улыбка. Темные волнистые волосы были завязаны сзади в хвостик.

— А вы, наверное, Жан-Клод, — ответила Кэролайн, узнав его по фотографии на обложке его бестселлера «Готовить с любовью».

— Интересно, как вы догадались? — спросил он, отведя наконец взгляд от ее фигуры и глядя ей прямо в глаза.

— Ваш отец рассказывал о вас, — ответила Кэролайн ровным голосом, не желая показать собеседнику, как на нее действует его обаяние.

Тот улыбнулся, представив себе, что мог наговорить отец.

— Требовательный, взрывоопасный?.. — подсказал он.

Кэролайн кивнула.

— Кроме всего прочего. — Она рассмеялась.

— Догадываюсь, что вы слышали наш небольшой спор, — сказал Жан-Клод, имея в виду сцену с Марселем.

— Его могли слышать даже в Тампе[12 - Тампа — столица штата Флорида.], — ответила Кэролайн. Она прекрасно понимала, что он просто заигрывает с ней, и хотя ей это почему-то нравилось, с другой стороны, ей хотелось сбежать. Жан-Клод обладал какой-то притягательной силой, и это пугало ее так же сильно, как и волновало. Со дня гибели Джеймса она выбросила из головы все мысли о мужчинах, все порочные чувства и желания. Сначала это было естественным следствием ее горя. А потом стало частью ее натуры…

— Могу поспорить, что могли. — Жан-Клод усмехнулся. — И что, как вы думаете, говорят обо мне в Тампе? — Он попытался сымитировать американское произношение Кэролайн, но у него получилось «Тампа» — с ударением на последний слог. Совсем по-французски.

— Поговаривают, что вы собираетесь добавить несколько новых блюд в меню вашего отца, но Марсель не разделяет вашей привязанности к сушеным томатам. — Кэролайн улыбнулась.

Жан-Клод пожал плечами.

— Должно быть там, в Тампэ, они никогда не пробовали сушеные томаты. — В его голосе явно слышалось недоумение.

— Я тоже никогда не пробовала сушеные томаты, — призналась Кэролайн.

Он укоризненно покачал головой.

— Подозреваю, что вы не пробовали даже «escardots»[13 - Улитки (фр.).] или «foie gras»[14 - Печенка под жирным соусом (фр.).], — печально сказал Жан-Клод. — Это просто ужасно. С этим надо что-то делать. Надо срочно расширить ваши горизонты за пределы пиццы и гамбургеров, ma cherie[15 - Моя дорогая (фр.).].

Прежде чем Кэролайн смогла сообразить, что ей сказать в свою защиту, из кабинета вышел Пьер. За ним следовал немного успокоившийся Марсель.

— Марсель согласился попробовать твой quiche, — сказал Пьер Жан-Клоду. — Но он настаивает, что ты должен лично показать ему, как его готовить.

— Я тоже настаиваю на личной демонстрации, потому что, если он не будет совершенно точно соблюдать мой рецепт, запеканка получится один к одному такой, какую можно найти в любой забегаловке, — сказал Жан-Клод почти таким же важным голосом, каким говорила Тамара, когда бывала в ударе. — Кроме того, я настаиваю, чтобы Марсель лично попробовал его. Чтобы почувствовать, каким должен быть настоящий вкус этого блюда…

Кэролайн наблюдала за Жан-Клодом, пока он обсуждал рецепт с отцом и с Марселем. У него и в самом деле был очень темпераментный характер, и Кэролайн легко могла себе представить, как он командует в собственном ресторане. Жан-Клод говорил очень уверенно и убедительно, и ей это нравилось. Но не из-за его уверенности краска приливала к ее щекам и учащался пульс. Причина была в его свободных европейских манерах, в его чувственности, его почти осязаемом сознании собственной значимости и привлекательности. Пока Кэролайн наблюдала, как он говорит и размахивает руками, стараясь захватить все внимание своих слушателей, ее посетили одновременно две мысли: что она не хотела бы остаться с ним наедине… и что она очень хотела бы остаться с ним наедине.

Кэролайн поступила со своими непроизвольно возникшими эмоциями так, как поступала всегда в тех случаях, когда они начинали донимать ее: стала думать о своем бизнесе, о «Корпорации «Романтика любви»» — в этом мире она чувствовала себя уверенно, в этом мире все было под ее контролем. Когда Кэролайн думала о своем магазине, она становилась на удивление изобретательной, и вот теперь у нее появилась одна идея, которая, как она могла гарантировать хоть сейчас, принесет ее магазину известность и привлечет массу новых клиентов.

Когда трое мужчин закончили обсуждение, Пьер повернулся к Кэролайн.

— Я вижу, ты уже познакомилась с моим стеснительным и скромным сынком, — сказал он.

— Да, и кстати, я… — Она посмотрела на Жан-Клода, помолчала немного и пошла в атаку: — Кстати, я хотела спросить вас, Жан-Клод, долго ли вы еще планируете пробыть в Палм-Бич?

— Только выходные, — ответил он, откровенно лаская ее восхищенным взглядом. — А почему вы спрашиваете? Что у вас на уме, cherie[16 - Дорогуша (фр.).]?

Он, казалось, подшучивал над Кэролайн, чувствуя, что она нервничает, и наслаждался ситуацией. Ему очень нравилось наблюдать, какое впечатление он производит на женщин, особенно на красивых женщин.

Кэролайн откашлялась.

— Я хотела спросить, не могли бы вы уделить мне час или пару часов своего драгоценного времени в субботу?

Жан-Клод многозначительно посмотрел на отца и на Марселя.

— Вы только послушайте! Она делает мне предложение!

Все три француза рассмеялись, а Кэролайн покраснела.

— Видите ли, Жан-Клод, — сказала она, когда наконец смех стих, а краска покинула ее щеки. — Я предлагаю, чтобы мы с вами попробовали…

— Что бы вы ни предлагали, дорогая, я принимаю ваше предложение, — прервал ее Жан-Клод, и мужчины снова рассмеялись.

— Но это серьезно! — воскликнула Кэролайн. — Я говорю о деле. Я хотела бы устроить что-то вроде праздника в моем магазине…

— Ах да. В вашем магазине, где продают все, связанное с романтической любовью, и где ты никогда не влюбляешься сама, — сказал Жан-Клод, явно повторяя слова Пьера.

Кэролайн распрямила плечи и твердо решила не обращать внимания на его комментарии. Ее личная жизнь его не касалась!

— Поскольку вы являетесь автором бестселлера «Готовить с любовью» — книги, которая, кстати, и у нас раскупается очень хорошо, — я подумала, что ты мог бы лично появиться в моем магазине, — стала объяснять она. — Клиентки будут просто счастливы видеть вас. Все, что от вас требуется, — это с часик посидеть в моем магазине, поговорить с ними и пораздавать автографы. Это было бы очень хорошо для бизнеса — для моего и вашего.

Кэролайн вдохновлялась все больше и больше, объясняя свою задумку. Ее щеки горели, глаза сияли, и прилив энтузиазма придал еще больше прелести ее чисто американской красоте.

Жан-Клод пожал плечами и посмотрел на отца.

— Американские женщины — просто воплощение страсти, когда дело касается их работы, не так ли, папа? — спросил он.

Пьер рассмеялся.

— А эта женщина еще и настойчива так же, как и красива. Она не отступит, сынок. Единственное, что тебе остается, — это сказать «да».

— Еще не было случая, чтобы я отказался сказать «да» красивой женщине, — серьезно сказал Жан-Клод. — Хотя вынужден признать, что меня не очень волнуют женщины из Палм-Бич. Они консервативны, следуют только своим принципам и не любят перемен. Я уже не говорю о сушеных томатах. — Он многозначительно посмотрел на Марселя и снова повернулся к Кэролайн. — Но для вас, мадам… Все что угодно!

Кэролайн вздохнула. Он был настоящим снобом, этот Жан-Клод. Французским шовинистом, который свысока смотрел на американцев. Но она сделала предложение, и он его принял. Назад пути не было. Кроме того, его появление в «Корпорации «Романтика любви»» действительно привлечет внимание публики и, как следствие, еще больше оживит торговлю.

— Считаю, что мы сможем продать много книг, — как можно более деловым тоном сказала она.

— В этом я ничуть не сомневаюсь, — ответил Жан-Клод.

После того как они с Жан-Клодом закончили обсуждать детали его появления в «Корпорации «Романтика любви»», он снова взял ее руку и поднес к губам, задержав ее несколько дольше, чем следовало бы по правилам этикета. Кэролайн вдыхала запах его одеколона и думала, что этот тонкий запах действует на нее как наркотик. Или это было воздействие самого Жан-Клода? Его близости? Его мужской привлекательности?

В полном замешательстве Кэролайн отняла руку более резко, чем собиралась, попрощалась и выбежала из «Кафе Павильон».

* * *


Только в машине, когда она отъезжала от стоянки, Кэролайн вспомнила, зачем она ездила в кафе.

— Обед! — воскликнула она, нажав на тормоза. Кэролайн выскочила из машины и снова поспешила в «Кафе Павильон», где ее давно ожидал упакованный обед.

— Дорогая, ты забыла свои сандвичи? Или была другая причина, чтобы вернуться? — игриво спросил ее Жан-Клод, подавая аккуратно завернутый пакет.

— Я забыла сандвичи, — сказала Кэролайн. — Какая еще может быть причина?

Жан-Клод пожал плечами.

— Я мог бы назвать одну-две… — сказал он таким тоном, из которого любой бы заключил, что он имел в виду совсем не сандвичи.

Кэролайн густо покраснела и опустила глаза.

— Увидимся в субботу, — пробормотала она и почти бегом направилась по узкой, усаженной цветами дорожке на улицу. Она затылком чувствовала на себе взгляд его зеленых глаз. Конечно, он смеялся над ней, считал ее провинциалкой и до мозга костей американкой. Она чувствовала, что ее тайные мысли теперь раскрыты и выставлены на всеобщее обозрение из-за такой мелочи, как забытый обед. Кэролайн стала убеждать себя, что это не имеет ничего общего с ее желанием снова видеть Жан-Клода. Абсолютно ничего!


Глава 17


Как и Кэролайн, Жан-Клод Фонтэн начал работать с ранней юности. Сначала он помогал на кухне в маленькой семейной гостинице неподалеку от Мустье-Сент-Мари, маленькой деревушки во Франции, где едва насчитывалось шестьсот жителей. Деревушка находилась в Верхнем Провансе, настоящем земном рае с голубым небом и кристально чистым воздухом к северо-западу от Марселя и северо-востоку от Ниццы. Вдали от людных пляжей и забитых транспортом улиц Лазурного берега, Мустье всю весну и лето утопала в зарослях цветущих пахучих розмаринов, дикого тмина, лаванды, огромных подсолнухов, в миндальных рощицах; вдобавок деревушку окружали холмы, склоны которых были усеяны голубыми и розовыми альпийскими цветами. В селении были узкие мощеные улочки и дома со ставнями, словно сошедшие с открытки; их украшали традиционные терракотовые черепичные крыши, а на каждом подоконнике стояли ящики с яркими цветами. Мед, оливковое масло, трюфели, сыры и печенье, которые производили местные жители, пользовались большой популярностью, и их экспортировали чуть ли не во все страны. Но именно керамика — фаянсовая, глиняная и фарфоровая посуда — прославила Мустье на весь мир.

Семья Жан-Клода пустила корни в Мустье еще в шестнадцатом веке, и его родители, как и их предки, владели этой гостиницей и таверной. Летом Жан-Клод подрабатывал кондуктором в автобусе, официантом и помогал на кухне. По окончании школы он стал работать в ресторане «Ле Сантон», лучшем в Мустье. В этом заведении под руководством строгого шеф-повара, сторонника традиционной кухни, он научился нарезать морковь тончайшей соломкой, а лук — мелкими одинаковыми кусочками. У Жан-Клода обнаружился настоящий кулинарный талант, и, несмотря на его постоянные стычки с другими работниками, его вскоре повысили до должности помощника мастера по соусам, у которого он научился готовить основы, эмульгаторы и глазировку, благодаря которым соусы получались однородными и сбалансированными, такими, какими и должны быть настоящие классические французские соусы. Когда Жан-Клоду предложили работу в двухзвездном ресторане в Эз-ан-Прованс, шеф-повар «Ле Сантона» посоветовал ему согласиться.

— Это прекрасный шанс, который ты не должен упустить, — сказал он. — Кроме того, когда ты уйдешь, на кухне наступит мир и покой.

— И меньше заказов, — тут же отпарировал Жан-Клод.

Жан-Клод, держа в секрете свои рецепты и меню и не вступая в споры с другими работниками, хорошо проявил себя на новой работе и вскоре получил предложение от известного шеф-повара в Лионе. Ему едва исполнилось двадцать, а он был уже известным кулинаром и вошел в один из интернациональных коллективов, которые содержат по всему свету фешенебельные отели и шикарные рестораны, или же обслуживают их. В Лионе Жан-Клод выучил английский у двух американцев, приехавших познать секреты традиционной французской кухни. Он экспериментировал с разными травами, такими как кориандр и специями, такими как куркума, о существовании которых он узнал от вьетнамского повара. И поскольку молодой, но талантливый специалист считал Америку страной будущего, страной, где он сможет по-настоящему сделать себе имя, он мечтал покинуть любимую Францию, переехать в Штаты и присоединиться к своим родителям.

Когда ему исполнилось двадцать восемь, он переехал в Нью-Йорк и стал работать в ресторане «Монтраше», а потом, найдя спонсоров, которые были наслышаны о его талантах, открыл собственный ресторан «Мустье» на пересечении Восемнадцатой улицы и Парк-авеню. Расположенный всего в квартале от Юнион-сквер, популярного фермерского рынка, ресторан «Мустье» стал настоящей меккой для гурманов, а Жан-Клод Фонтэн, французский шеф-повар, экспериментировавший с американскими, азиатскими и даже африканскими специями и соусами, стал настоящей звездой в этом городе, помешанном на звездах. «Нью-Йорк таймс» присвоила ресторану звание четырехзвездного. Фотографию Жан-Клода поместили на обложке журнала «Нью-Йорк», о нем появилась довольно лестная статья, и не одна. Он подписал контракт на книгу, и его издательница, которая не могла устоять перед обаянием Жан-Клода, как и все женщины, сама предложила название: «Готовить с любовью».

Жан-Клод был очень занят, но он не мог себе позволить пренебрегать личной жизнью. Его полуторагодовой роман с актрисой Бритт Роумэн начался, когда она выступала на Бродвее и ее продюсер привел ее поужинать в ресторан «Мустье». Когда контракт на шоу закончился и Бритт отправилась в Ванкувер сниматься в очередном фильме, предметом всеобщего внимания и слухов стала связь Жан-Клода с телеведущей Джулией Чанг, с которой он постоянно то ссорился, то мирился. А его свидания с супермоделью Тайсен Тэйлор стали настоящей находкой для фоторепортеров. К тому времени, когда Кэролайн встретила Жан-Клода, он был уже известным кулинаром, не хуже Вольфганга Пака из «Спаго». Его имя ласкало слух гурманов в этой стране, любящей вкусно поесть, что способствовало росту и без того высокого самомнения Жан-Клода. Он был яркой и страстной личностью, а о его популярности среди прекрасного пола ходили легенды.

Появление Жан-Клода в «Корпорации «Романтика любви»» привлекло как местных жительниц, так и женщин, отдыхавших в Палм-Бич. Они приходили группами, парами, поодиночке. Важно было, что они приходили, ведь тогда ни одна из них не уходила без покупки. Поговорив с Жан-Клодом и попросив, чтобы он подписал купленную здесь же книгу «Готовить с любовью», они еще немного задерживались в магазине и покупали что-нибудь: ароматизированное мыло, флакон туалетной воды, галстук или шелковый шарфик для мужа или жениха.

Даже герцогиня, которая была просто без ума от своего Ферди, поддалась очарованию Жан-Клода. Она по-настоящему разволновалась, когда он поприветствовал ее со своим ласкающим слух французским произношением, заглянул ей в глаза и поцеловал руку. Селма, которая твердо стояла на том, что для нее время романтики давно прошло, была польщена, когда он похвалил ее большие выразительные карие глаза. Циничная и острая на язычок Роз Гарелик, которая развелась уже в третий раз и на каждом углу твердила, что любовь придумана для птичек, покраснела, когда он спросил ее, ела ли она когда-нибудь quenelles[17 - Кнели (фр.).] при свечах. Клиентки, которые пришли сюда с намерением купить одну книгу, покупали по три — ведь там были автографы Жан-Клода. Всю вторую половину дня «Корпорация «Романтика любви»» была буквально наводнена женщинами. Они хотели посмотреть на этого очаровательного, очень сексуального французского шеф-повара и, соперничая друг с другом, старались прикоснуться к нему, поговорить с ним, завладеть хоть на миг его вниманием.

— И, пожалуйста, еще эту, — сказала женщина в красном жакете, протягивая Жан-Клоду уже третью книгу «Готовить с любовью» для автографа. — Просто напишите «Мэрилин с любовью».

Жан-Клод улыбался и делал то, о чем его просили, терпеливо подписывая книги, позируя для фотографий, позволяя себя целовать, обнимать, флиртовать с ним, и, конечно, завоевывал все женские сердца в Палм-Бич. «Конечно, он может смотреть на этих людей сверху вниз, — подумала Кэролайн, — но ведь его нисколько не раздражают все эти женщины, чьи руки он целует». На нее тоже произвело впечатление, что он не заставил себя уговаривать, а просто пришел ей на помощь. У него была международная репутация одного из лучших кулинаров, его книга пользовалась огромной популярностью. Для Жан-Клода, конечно, появление в «Корпорации «Романтика любви»» совершенно ничего не значило, но ведь он пришел, и не просто позволил восхищаться собой, а делал по-настоящему хорошую работу, отвечая взаимностью на лестные слова в свой адрес. «Если он привлекает людей, которые приходят к нему в ресторан, так же, как сейчас привлекает моих клиенток, — подумала Кэролайн, — то понятно, почему «Мустье» пользуется такой популярностью».

Как планировалось сначала, Жан-Клод должен был провести в магазине Кэролайн где-то около часа, но он пробыл здесь целых четыре часа. Были распроданы все экземпляры его книги, а также и другие товары: духи, кружевные подушечки для будуара, вешалки для белья, обтянутые шелком, блокнотики с цветочным орнаментом, вышитые ночные рубашки, шелковые шлепанцы, бюстгальтеры, трусики, неглиже — все это буквально испарилось с прилавков. Даже без всяких подсчетов Кэролайн знала, что «Корпорация «Романтика любви»» в этот день побила все рекорды.


— Тебе не нужно было оставаться здесь так долго, — сказала Кэролайн Жан-Клоду, когда наконец ушла последняя покупательница, и она закрыла магазин. Они сидели в маленькой рабочей комнате и пили чай.

— Знаю, что не нужно было, — ответил он со своей обычной самоуверенностью. — Но ведь ты хотела, чтобы я остался, не так ли? — Он смотрел ей прямо в глаза и ждал, как она будет оправдываться.

— Ну конечно, хотела. То есть я имею в виду… — Она запнулась, пораженная собственным смущением.

— Ты имеешь в виду, что это было выгодно для бизнеса? — подсказал Жан-Клод, решив проявить снисхождение и помочь ей.

— Да, именно это я и имею в виду, — с облегчением произнесла Кэролайн, благодарная ему за брошенную соломинку, после чего она снова могла рассуждать здраво. — Твое присутствие просто совершило чудо. Я не знаю, как мне тебя благодарить.

— Да я и сам получил от этого настоящее наслаждение. Мне нравятся женщины, мне нравится, когда им хорошо, — сказал Жан-Клод. Затем он замолчал и стал смотреть ей в глаза.

Кэролайн очень боялась покраснеть. Она напомнила себе, что европейцы отличаются от американцев, что они более раскованны, более открыты и свободны в своих отношениях с женщинами, легче относятся к собственным чувствам. Ведь она только что целых полдня наблюдала за тем, как действовал в «Корпорации» ее новый знакомый: осыпал клиенток комплиментами, оказывал им внимание, льстил им, очаровывал их. Кэролайн стала внушать себе, что комплименты Жан-Клода в ее адрес были просто выражением его обычного отношения ко всем женщинам, которые попадались на его пути. Он не имел в виду ничего личного, ничего личного не должна видеть в этом и она. Кэролайн откашлялась и вернулась к теме бизнеса, где чувствовала себя более спокойно.

— Я могу прямо сейчас сказать, что за те несколько часов, которые ты провел в магазине, мы побили все рекорды торговли, — сказала она.

— Тогда с тебя причитается.

— Это само собой разумеется, — согласилась Кэролайн.

— Чудесно! В таком случае я приглашаю тебя сегодня на ужин, — сказал Жан-Клод и подсел поближе.

Она чувствовала тепло его тела, слышала запах его одеколона.

— Только не сегодня. Я…

— Ты что, — спросил он, глядя на нее насмешливо, — не проголодалась?

— Нет, — засмеялась Кэролайн. — Дело не в этом…

— Неудивительно, судя по тому, что твое представление об обеде не выходит за узкие рамки сандвичей с ветчиной. — Жан-Клод сделал гримасу.

— Что плохого в сандвичах? — спросила она, раздраженная его намеком. — Тем более что они приготовлены в кафе твоего отца?

— Согласен. Но «Павильон» едва ли прославился благодаря сандвичам. Они указаны в меню только для… — Жан-Клод замолчал, не желая обидеть ее.

— Для провинциальных американок? — закончила она за него.

Жан-Клод сделал вид, что не заметил ее колкости.

— Давай просто остановимся на том, что я хочу лично приготовить что-нибудь для тебя. Что-нибудь особенное, — сказал он. — Ты не собираешься в ближайшее время в Нью-Йорк?

— Нет, — ответила Кэролайн. — Не собираюсь.

Казалось, он огорчен.

— А как насчет благодарности? Я намерен получить свой долг.

— С этим я согласна, — призналась Кэролайн.

— Тогда договорились. Встретимся, как только ты приедешь, — решительно сказал он, как будто то, что она не собиралась ехать в Манхэттен, — мелочь, которая не сможет помешать исполнению его желаний. Жан-Клод сел еще ближе, и их колени соприкоснулись. Кэролайн подскочила. Она не могла больше равнодушно относиться к его близости, к его мужской привлекательности. Прошло так много времени, с тех пор когда она прикасалась к мужчине, когда мужчина прикасался к ней, а Жан-Клод, как она догадывалась, в совершенстве постиг искусство прикосновений.

— Кэролайн? — спросил Жан-Клод, слегка нахмурившись, но продолжая улыбаться. Он протянул руку и пальцем поднял ее голову за подбородок, чтобы она смотрела ему в глаза. — Мы договорились, не так ли?

— Да, — еле слышно произнесла она. Потом отвела глаза и напомнила себе, что ей не о чем волноваться. Она никогда не была в Нью-Йорке и не собиралась ехать туда ни сейчас, ни потом, поэтому ей не придется платить свой «долг». Кэролайн облегченно вздохнула. — С нетерпением буду ждать встречи, — солгала она.

— Верю. Я гений, когда дело доходит до кухни, — сказал Жан-Клод. Потом многозначительно посмотрел ей в глаза и добавил: — И в других комнатах тоже…


Дина Годдард была занята весь день. Их рейс из Нью-Йорка задержали, и она появилась в Палм-Бич только к полудню. Потом она побеседовала с домашней прислугой, встретилась со своим тренером и имела долгую и не очень приятную беседу с декоратором, оформлявшим коттедж рядом с бассейном. Она с удивлением обнаружила, что уже половина пятого. Дина как раз собиралась позвонить в «Ренато», новый итальянский ресторан на Виа-Мицнер, чтобы заказать столик, когда раздался телефонный звонок.

— Это вас, миссис Годдард, — сказала горничная. — Звонит миссис Риттенбахер.

Дина взяла трубку в библиотеке, той самой, где Джеймс обсуждал с отцом свое будущее. Направляясь к телефону, стоявшему на обитом кожей старинном письменном столе, Дина поймала себя на мысли, что это было так давно. Чарльз Годдард обходил эту комнату стороной, с тех пор как их сын погиб. Он вообще стал многое обходить стороной. Чарльз предупредил Дину, чтобы она не устраивала вечеринок без крайней необходимости. Он почти не интересовался жизнью Эмили и, к удивлению всех, кто его знал, даже потерял интерес к своему детищу, к «Годдард-Стивенс» — компании, которая всегда была его гордостью, радостью и смыслом жизни.

Он признался Дине, что слишком подавлен, чтобы сконцентрироваться на работе, буквально сломлен тем, что теперь у него нет наследника, которому он оставит свою компанию. И поэтому он игнорировал работу, проводя немыслимое количество времени в различных клубах за игрой в карты и в гольф и ничего не делая, просто убивая время. Карты хоть немного отвлекали его. Восемнадцать лунок — тоже. Не говоря уже о шотландском виски — сначала в пять часов, а потом уже начиная с полудня. Дину беспокоило то, что муж начал пить, беспокоило его состояние, но она старалась убедить себя, что со временем он выйдет из этого состояния и перестанет вести себя так странно. Иногда она подумывала над тем, что Чарльзу не помешало бы проконсультироваться у психиатра, хотя, конечно, не решалась заговорить об этом. Потом, где-то два года назад, он удивил ее и своих работников «Годдард-Стивенс», объявив, что нанял исполнительного директора по имени Клиффорд Хэмлин, который отныне будет заниматься рутинными делами фирмы. Чарльз объяснил, что он собирается посвятить все свое время обучению этого нового сотрудника так, как он планировал обучать своего сына Джеймса. Кроме того, он заявил, что Хэмлин, менеджер из инвестиционной компании «Осборн и Прэгер», и есть тот человек, которому он может доверить настоящее и будущее своей компании.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, Чарльз, — сказала ему Дина после официальной вечеринки, на которой Клиффорда представили остальным сотрудникам «Годдард-Стивенс», их коллегам и конкурентам с Уолл-стрит. — Клиффорд, без сомнения, умен и очарователен, но ведь он человек со стороны. Он не один из нас.

— Нас? — горестно спросил Чарльз, наливая себе коньяк. — Без Джеймса «нас» как таковых уже не существует, Дина. В семье не осталось никого, кто унаследовал бы «Годдард-Стивенс». Никого…

«Никого», — подумала Дина, садясь за письменный стол в покинутой библиотеке — а ведь когда-то это была самая любимая комната Джеймса, — и приготовилась ответить на звонок. Бедный Чарльз. Кажется, он дошел до точки и не видит дальнейшего пути.

— Да? — задумчиво сказала она в трубку.

— Дина, дорогая. Это Бетси.


Набирая номер Дины Годдард, Бетси Риттенбахер прекрасно понимала, что, возможно, рискует карьерой мужа и собственным будущим. Являясь давними друзьями Годдардов по Лоукаст-Вэлли и Палм-Бич, Бетси и Беннет Риттенбахер, как и все остальные члены их узкого круга, свято соблюдали наложенный Годдардами запрет: никогда и ни под каким предлогом не упоминать ту женщину, на которой женился их сын Джеймс. Никогда! Не говорить о ней! Не говорить о женитьбе Джеймса и том факте, что она действительно существовала! Годдарды ясно дали понять, что Кэролайн Шоу и все, что к ней относится, — запретная тема.

Бетси так никогда и не могла понять, что же имели Дина и Чарльз против своей невестки. Джеймс, судя по всему, крепко влюбился, а Кэролайн, как известно, те несколько коротких месяцев их совместной жизни была для него хорошей женой. Она не была из разряда «золотоискательниц», не была проституткой, убийцей в конце концов, но Дина и Чарльз вели себя так, как будто она составляла угрозу для их жизни. Что плохого может быть в том, что иногда кто-нибудь посплетничает про нее? Как может принести вред чье-нибудь невинное замечание относительно короткой женитьбы Джеймса?

Бетси не могла этого понять. Но она не хотела ссориться со своими могущественными друзьями, особенно учитывая то, что ее муж работал на Чарльза Годдарда, а она сама участвовала в двух комитетах, которые возглавляла Дина. И особенно после того случая, когда Ванесса Элиот, мать Миранды, неосторожно упомянула имя Кэролайн Шоу в присутствии Дины. Ванессу больше не приглашали на обеды к Годдардам, а ее мужа, ведущего экономиста-аналитика, который до этого часто консультировал Чарльза в вопросах финансового положения «Годдард-Стивенс», больше никогда не приглашали для проведения аудита. Дина и Чарльз просто не замечали Элиотов, как будто тех и не существовало, вычеркнув их из своего круга. Остальные знакомые Дины и Чарльза, напуганные такой реакцией, никогда не решались произносить имя Кэролайн Шоу или хоть косвенно намекнуть на ее существование — ведь с ними обошлись бы точно так же.

Это казалось смехотворным, нелепым, просто каким-то безумием. Но Бетси, думая о будущем мужа, как и все те, кто хотел остаться в кругу Годдардов по личным или деловым мотивам, неукоснительно соблюдала запрет и никогда не обсуждала Кэролайн с Диной и не заговаривала о женитьбе Джеймса. Даже когда до нее дошли слухи о том, что Кэролайн открыла какой-то магазинчик на Вест-Палм-Бич. Но это было до статьи в «Ярких страницах»! До того, как Бетси увидела фотографию и прочитала подпись к ней! Не важно, что говорили Дина и Чарльз Годдард. Не важно, что Дина и Чарльз могут предпринять. Бетси Риттенбахер должна была позвонить. Просто не могла не позвонить! Вся эта нелепая ситуация слишком затянулась. Все это было слишком дико, странно, нелогично.

— Бетси, дорогая, я как раз собиралась позвонить тебе, — сказала Дина приветливо, как она всегда разговаривала с теми людьми, которые имели для нее значение. — Мы с Чарльзом сегодня только после полудня попали в город, и я была очень занята. У меня даже не было времени просмотреть почту.

Бетси откашлялась.

— Там в почте есть одна новость, которая, я думаю, заинтересует тебя, — сказала она.

— Ты, наверное, имеешь в виду письмо о благотворительном гала-концерте, который организует фонд борьбы с лейкемией? — спросила Дина, перебирая конверты, лежавшие на столе.

— Нет, я имею в виду не гала-концерт, — сказала Бетси. — Ведь вы с Чарльзом выписываете «Яркие страницы»?

— Да, конечно, — ответила Дина. — Но у меня действительно не было времени, чтобы просмотреть все номера, которые собрались за время нашего отсутствия. Кстати, я уже дала распоряжение горничной, чтобы она выбросила их…

— Не надо! — воскликнула Бетси, прервав ее.

— Что не надо? — спросила Дина.

— Не разрешай горничной выбрасывать их, — сказала Бетси и, переведя дух, продолжила: — Дина, у меня есть основание думать, что тебя заинтересует выпуск от девятого февраля.

— Почему? Там какая-нибудь сногсшибательная сплетня, которой я еще не знаю? Какой-нибудь грандиозный скандал? Чья-нибудь дочь убежала с шофером? Или обнаружена в постели с великим Дейном и его саксофоном?

Бетси помедлила. У нее еще было время отступить, сделать вид, что ничего не произошло. Она думала о том, не совершает ли она большую ошибку, правильно ли поступает, сообщая Дине Годдард эту новость. Это, конечно, невероятно, но, кажется, кроме нее, об этом никто не знает.

— Ну и что там за новость? — спросила Дина, явно заинтересовавшись.

Бетси снова перевела дух. Она слышала, как бешено колотится ее сердце. Если сейчас она станет говорить дальше, то назад пути уже не будет. Никогда. На карту была поставлена карьера ее мужа… ее положение в обществе… их финансовое благополучие и пребывание в высших кругах Палм-Бич… Она еще с минуту подумала, глубоко вздохнула и бросилась с головой в омут.

— Там есть статья о магазине на бульваре Окичоби, — начала она. — Магазин называется «Корпорация «Романтика любви»».

— На западе Палм-Бич? Ну и что? — Дина была уже по-настоящему заинтригована.

— Его владелица — Кэролайн, жена вашего Джеймса.

— Бетси! — ледяным тоном воскликнула Дина, мгновенно опуская между ними железный занавес. — Я думала, что мы ясно дали понять! Я думала, что ты умнее и…

— Дина, послушай меня, — сказала Бетси. Она приготовилась выложить новость, и ее сердце забилось еще сильнее. — Там есть еще кое-что, помимо статьи.

— У этой женщины всегда есть «еще кое-что», — холодно произнесла Дина. — Я не хочу слышать о ней больше ни слова. Я не хотела слышать это имя несколько лет и не собираюсь слышать его теперь.

— Придется, Дина, — сказала Бетси. — Потому что Кэролайн Шоу — мать маленького мальчика. — Она сделала паузу, чтобы усилить эффект. — Маленького сына Джеймса.

— Это просто смешно! — воскликнула Дина.

— Нет, Дина, это правда. Ребенка зовут Джек, ему пять лет. И он точная копия Джеймса. Это твой внук, Дина. Твой и Чарльза.

— Этого не может быть! Это просто невозможно! — сказала Дина Годдард. — Иначе кто-нибудь уже сообщил бы нам, кто-нибудь сказал.

— Вы сами запретили нам упоминать ее имя. Не позволяли говорить с вами о…

Бетси Риттенбахер услышала издалека, как охнула ее подруга. Трубка выскользнула из руки Дины, стукнулась об стол, и телефон упал на пол.


Глава 18


Впервые со дня похорон Джеймса Чарльз не выпил после обеда, как это он обычно делал, потягивая скотч, пока не впадал в тяжелый сон, больше похожий на кому. Вместо этого он весь вечер читал и перечитывал статью Роз Гарелик в номере «Ярких страниц» от девятого февраля о местном магазинчике под названием «Корпорация «Романтика любви»». Если он не читал текст, то рассматривал фотографию пятилетнего малыша. Мать ребенка даже не удосужилась сообщить им о его существовании. Мальчик. Пятилетний мальчик, который, как говорила Бетси Риттенбахер, является сыном Джеймса. Их внуком. Сыном его сына и наследником «Годдард-Стивенс».

Чарльз изучал черты лица ребенка, форму его ног, цвет его волос, форму черепа, улыбку, пока они не запечатлелись в его мозгу. Инстинктивно он чувствовал, был уверен в душе, что в жилах этого ребенка течет кровь Годдардов. Но логический склад ума, однако, не позволял ему окончательно поверить в это. Он перенес слишком много боли и страданий, слишком много разочарований, чтобы легко поддаться на какую-нибудь дешевую уловку.

Размышляя о нечестности Кайла и о несчастном случае с Джеймсом, Чарльз считал, что вынес слишком много ударов судьбы, больше, чем обычно полагалось человеку. Вот уже несколько лет он чувствовал, что буквально задыхается и что его душевные муки становятся просто непереносимыми. Иногда, хотя он ничего не говорил Дине, Чарльзу казалось, что он наверняка представляет интересный клинический случай для психоаналитика. Но теперь, благодаря звонку Бетси Риттенбахер, все вдруг изменилось самым коренным образом. Хотя изменилось ли?

В это воскресенье Чарльз Годдард лег поздно, но не мог заснуть. Он лежал, ворочаясь в постели, перебирая все варианты, споря с самим собой относительно того, что нужно предпринять, как действовать, когда сделать первый шаг и каким должен быть этот первый шаг. Вместе с тем он призывал себя к осторожности, сдержанности, чтобы не слишком торопить события. Он постоянно напоминал себе, что самое главное не позволить надеждам овладеть им, пока он не будет полностью уверен, пока не исчезнет даже маленькая тень сомнения в том, что мальчик — пятилетний сын Кэролайн Шоу, которого она специально прятала от Годдардов, — действительно сын Джеймса. Вправду ли Джек Годдард — настоящий Годдард? Действительно ли в его жилах течет кровь Годдардов? И продолжается ли линия Годдардов? Или просто Чарльз — старый уставший человек, отчаянно цепляющийся за соломинку? Все, что требовалось, — это доказательства. Надежные, неопровержимые доказательства.

В пять часов утра Чарльз оставил все попытки уснуть и встал с постели, которую он не делил с женой со времени рождения их второго ребенка. Он оделся и пошел прямо в стеклянный солярий виллы. Когда над Атлантическим океаном встало солнце, бросая сверкающие разноцветные отблески на пенящиеся волны, Чарльз Годдард уже пил кофе, вспоминая прошлое, раздумывая над будущим.

Когда вчера вечером Дина сказала ему о телефонном звонке Бетси Риттенбахер, он сначала просто остолбенел, не веря тому, что слышит, полностью лишившись самообладания. Когда жена показала ему статью в «Ярких страницах» и фотографию мальчика, он пережил целую бурю эмоций, такую сильную, какую не испытывал со дня смерти сына. Неожиданно отупение, туман в голове под воздействием виски, в котором он топил свое отчаяние, депрессию и безнадежность, испарились в ярком свете открывающихся перспектив. Неужели жена Джеймса действительно родила Годдарда? Его внука?

Это было слишком великолепно, чтобы принять этот факт не задумываясь, и Чарльз, будучи прирожденным бизнесменом, не мог позволить втянуть себя в авантюру. Что, если это ловушка? Заговор, который затеяла Кэролайн, чтобы запустить лапы в капиталы Годдардов? Что, если после стольких лет отсиживания в тени она задумала очередной трюк, чтобы попасть в семью, которая ее отвергала? А вдруг это глупая попытка шантажа? Чарльз сказал себе, что ему следует действовать осторожно.

«Сначала, конечно, должны быть найдены твердые гарантии того, что ребенок — их крови. Должны быть надежные, положительные, неопровержимые доказательства. Что я вообще знаю об этой Кэролайн Шоу?» Так думал Чарльз, глядя на океан, а его надежды то возрождались, то гибли с каждой набегающей волной. Джеймс и сам говорил, что она просто продавщица из Лэйк-Ворт. Местная девчонка «с другой стороны улицы», хотя и красивая. Однако она использовала свою красоту, чтобы заманить их сына, и привела его к смерти. У нее не было ни знатного происхождения, ни родословной, ни положения, ни денег. И без сомнения, в ее жизни были другие мужчины до Джеймса и после его смерти. Возможно, она встречалась с другими мужчинами и при жизни Джеймса. Никогда нельзя быть уверенным в людях, особенно в амбициозных молодых женщинах. Так думал Чарльз, вспоминая собственные случайные связи во времена бурной молодости. Не исключено, что этот мальчик — Джек, как было написано в газете, — следствие подобной связи. Или случайной встречи на одну ночь с официантом, или продавцом, или служащим заправочной станции, которого она зацепила в баре или Бог знает где еще. Может быть, Чарльз — просто выживший из ума старик, желающий поверить в невероятное. Может быть, ребенок совсем не Годдард.

Но что, если он все-таки Годдард? Чарльз ничего не мог с собой поделать — эти вопросы вертелись у него в голове, рождая невероятную надежду на то, что он не последний в роду Годдардов и что у него есть наследник. Вдруг у них с Диной есть внук, который продолжит фамилию, который обеспечит будущее «Годдард-Стивенс»? Что делать в таком случае? Ответ на этот вопрос был просто очевиден: ребенка следует забрать к себе, воспитать по стандартам Годдардов, с тем чтобы традиции Годдардов укоренились в нем как можно раньше. Его нужно воспитывать, обучать и формировать по годдардовским меркам, чтобы у него появилось мировоззрение Годдардов и внешний лоск, на выработку и совершенствование которых они с Диной потратили жизнь. Ребенку только пять лет. Еще не поздно, хотя начиная с этого момента дорог каждый миг.

Даже сама мысль об этом взволновала Чарльза Годдарда, и он вдруг обнаружил, что давно встал с кресла и ходит взад и вперед по комнате. Потом он машинально подошел к бару в библиотеке и стал наливать себе «Шива Регал». Конечно, время для коктейля еще не наступило, но ему было все равно. Его нервы были на пределе, сердце бешено колотилось. Ему нужно было успокоиться — или просто отпраздновать. Но когда Чарльз поднял тяжелый хрустальный бокал, он понял, что теперь, как никогда, ему нужна ясная голова. Решение, которое он сейчас должен принять, было самым важным в жизни. И неожиданно запах янтарной жидкости показался ему тошнотворным, ему стало противно от собственной слабости, стал неприятен тот путь, который он избрал после смерти Джеймса, чтобы отгородиться от остального мира. Может быть, у него есть наследник Годдард. Ему следовало узнать это, следовало удостовериться в этом раз и навсегда. Он не мог жить, сомневаясь, подозревая и надеясь. И существовал только один способ узнать то, что он хотел знать. Только один.

Чарльз вылил нетронутый напиток в раковину и, расправив плечи, принял решение. Он подошел к письменному столу — тому самому, за которым сидела Дина, когда говорила с Бетси Риттенбахер. Чарльз сел, расстегнул свою спортивную куртку и достал из левого кармана кожаное портмоне. Запустив пальцы в одно из отделений, он вынул оттуда визитную карточку. Глубоко вздохнув, Чарльз набрал номер телефона с кодом округа Палм-Бич.


Было только 7.15 утра, но Тед Аронсон был к услугам своих клиентов в любое время дня и ночи — даже по выходным. Постоянная готовность к действию, сочетающаяся с абсолютной секретностью и конфиденциальностью были включены в перечень «специальных услуг», и именно за это его так ценили его работодатели. Свободный частный детектив (он предпочитал слово «сыщик»), Аронсон специализировался не на грязных супружеских изменах или второсортных преступлениях, а на сборе информации для корпораций и отдельных клиентов. В течение ряда лет он периодически выполнял деликатные поручения для главы правления «Годдард-Стивенс». Они простирались от простой проверки прошлого перспективных служащих до совершенно секретных расследований состояния дел в конкурирующих фирмах и копаниях в деталях личной, сексуальной и общественной жизни будущих деловых партнеров. Тед Аронсон не прятался за деревьями в аллеях и не рылся в мусорных баках. Он был непревзойденным мастером сбора информации, настоящим гением, способным заставить свой компьютер найти именно те данные, которые были нужны его клиентам.

В это воскресное утро он снял трубку, обменялся любезными приветствиями с Чарльзом Годдардом и внимательно выслушал его объяснения. Чарльз сказал, что уверен в том, что Тед знает, как найти нужную информацию, и в том, что он сможет сделать это совершенно конфиденциально. Как только Аронсон заверил его, что эти требования клиента будут соблюдены, Чарльз Годдард высказал свою просьбу.

— Я хочу, чтобы ты проверил данные рождения ребенка. — Чарльз говорил медленно, тщательно подбирая слова. — Он родился пять лет назад у Кэролайн Шоу Годдард. Имя ребенка Джек. Джек Годдард. Я полагаю, что он родился либо в округе Палм-Бич, либо где-то еще неподалеку. Мне нужны все подробности: дата рождения, время, обстоятельства, — словом, все, что ты сможешь узнать.

— Как я понял, — сказал Тед, быстро делая записи в своем защищенном паролем «Компаке», — вам нужна копия сертификата о рождении ребенка и соответствующие регистрационные данные из больницы.

— Правильно. Как много времени это займет? — спросил Чарльз.

Тед Аронсон немного подумал. Каждый его клиент обязательно считал свое дело самым срочным, но все они хорошо платили, поэтому он старался, чтобы они не были разочарованы в его услугах.

— Не очень много, — ответил он Чарльзу Годдарду. Больницы работали все семь дней в неделю, а у компьютеров вообще не было ни временных границ, ни выходных, ни праздников. — Примерно двадцать четыре часа.

— Хорошо, — сказал Чарльз. — Надеюсь получить твое сообщение завтра приблизительно в это же время.

— Я позвоню, — пообещал «сыщик».

Положив трубку, Чарльз сказал себе, что первый шаг сделан. Впервые со дня смерти Джеймса он чувствовал, что его судьба и судьба его компании находятся в его надежных руках. Второй шаг уже обретал форму, когда он стал просматривать наброски своей сегодняшней встречи с Клиффордом Хэмлином, исполнительным директором «Годдард-Стивенс». Клиф прилетел из Нью-Йорка вчера вечером. Он должен был провести выходные с Годдардами на их вилле в Палм-Бич.

* * *


Клиффорд Хэмлин был известен как «темная лошадка» в среде заправил Уолл-стрит, азартный человек, любящий риск — и в своих рискованных предприятиях неизменно пожинающий лавры. Он отличался, по словам Дины Годдард, острым умом и уверенностью в себе. Мужчины считали его идеалом бизнесмена и изо всех сил соперничали с ним, а женщины были заинтригованы и изо всех сил старались соблазнить его. У него была примечательная внешность: высокая, стройная фигура, волнистые каштановые волосы, приятные черты лица, на котором выделялись внимательные, немного усталые, кошачьи серые глаза. Он был лидером на публичных выступлениях, решительным оппонентом на совещаниях, очаровательным собеседником на торжественных обедах, требовательным, но справедливым начальником для своих подчиненных. Он обедал в лучших ресторанах, заказывал свой гардероб на Сэвилл-роу в Лондоне, был поклонником балета и жил на Пятой авеню в фешенебельной квартире, окна которой выходили на Центральный парк и которая была заполнена произведениями искусства. Но под всем этим внешним лоском скрывалась глубокая печаль, за блестящим фасадом безошибочно угадывалась приглушенная аура перенесенной когда-то боли и утраты, результат психологической травмы, которую он пережил в раннем детстве и которая наложила отпечаток на всю его судьбу.

Клиффорд, единственный сын Хэмлинов, вырос не на манхэттенской Парк-авеню и не на лондонской Белгрэйв-сквер, а в Огайо, в Блю-Эш — безвестном городке на Среднем Западе, где все мужское население работало на одного из трех промышленников этого района: на фабрике красок, в угольных шахтах или на машиностроительном заводе, — а женщины в это время изо всех сил старались, исходя из более чем скромного бюджета, содержать свои дома хотя бы в относительном порядке, чтобы там могли жить их мужья и их дети. Его отец, как до этого и дед, трудился на фабрике красок. Каждый вечер Фрэнк Хэмлин приходил с работы, кашляя кровью, больной и почти безумный от воздействия токсических паров, которыми дышал весь день. Он не курил — никогда в жизни не взял в руки ни одной сигареты или сигары, — но умер от рака легких, едва ему исполнилось тридцать лет.

Семилетним мальчиком Клиффорд остался без отца, и поэтому забота о матери стала его обязанностью. Из-за плохого зрения — следствия диабета — Вирджиния Хэмлин практически во всем зависела от своего сына, начиная с хождения по магазинам и кончая оплатой счетов. Он фактически стал глазами своей матери и научился смотреть на мир с ее точки зрения. Всю оставшуюся жизнь он будет с особой симпатией относиться к тем, кому пришлось бороться за свое существование. Они с матерью едва сводили концы с концами, но Клиффорд не собирался погрязнуть в жалости к себе. Его поддерживали воспоминания о любящем отце и о крепком, счастливом браке его родителей. Он вспоминал раннее детство, задумывался о контрасте между тем, что есть на деле, и той жизнью, которая могла бы сложиться у его семьи при благоприятном стечении обстоятельств, и в результате пришел к выводу, что его жизнь будет другой, потому что он сделает ее другой.

Интеллектуально одаренный ребенок, Клиффорд умел складывать и вычитать уже в три года. Он всегда казался старше своих сверстников, и когда его выбрали старостой класса в начальной школе, он быстро проявил качества прирожденного лидера. В то время как другие дети равнодушно относились к учебе, не желая или не умея противиться ограниченному выбору, который их ожидал в будущем, Клиффорд усиленно занимался. Он страстно любил читать, и походы в библиотеку стали для него развлечением, самообразованием и уходом от жалкой действительности, особенно по вечерам, когда он часами читал матери вслух. Директор городской школы обратил внимание на одаренного мальчика и, когда Клиффорд перешел в средние классы, он направил его в центральную школу округа, где обучение проходило по ускоренной программе.

— Вашему сыну нужно соперничество, — сказал он матери Клиффорда. — Не беспокойтесь, обучение будет бесплатным. Автобус будет отвозить его в школу каждый день, так что по вечерам он будет дома. Штат основал эту школу специально для талантливых детей, таких, как Клиффорд.

Директор также связался с «Биконом», организацией, занимавшейся проблемами слепых, которая предоставляла им помощников из числа добровольцев. Теперь, пока сын был в школе, у Вирджинии Хэмлин было целых две помощницы, которые выполняли ее поручения и отводили ее на прием к врачу.

— Тебе не нужно волноваться о матери. Ты должен сконцентрироваться на занятиях, — напутствовал Клиффорда директор.


Встретившись с другими детьми, такими же одаренными, как он, обучаясь у лучших учителей Огайо, Клиффорд сделал свой первый шаг в преодолении всевозможных социальных ограничений и жалких перспектив Блю-Эша. Он учился с тем же усердием, что и всегда, получал отличные отметки, а в возрасте шестнадцати лет, когда его мать умерла, нашел способ отвлечься от горя, вызванного второй огромной утратой, — бег. Каждое утро в половине шестого он пробегал пять-шесть миль на школьном стадионе. Ничто не могло оторвать его от ежедневного скрупулезного труда. Ни усталость, ни тяжело переносимые зимние холода в Огайо, ни то, что приходилось заниматься спортом в одиночку. Клиффорд решил достичь таких же отличных результатов в беге, как до этого — в учебе. Стремление к совершенству стало его целью, оружием против жестокой действительности, защитой от ран, нанесенных двумя трагическими смертями самых дорогих ему людей.

К тому времени, когда Клиффорд получил стипендию в университете Огайо, он был уже одним из самых выдающихся студентов и чемпионом штата по марафону. Когда ему было восемнадцать лет, у него был вид породистого скакуна: длинные стройные ноги, прямой римский нос, выдающиеся скулы, проницательные серые глаза и волнистые каштановые волосы. Он стал удивительно красивым, но несколько загадочным юношей, напоминавшим многим девушкам из студенческого городка Хэтклиффа какого-то трагического, романтического героя, полного тайных страстей. Он редко говорил о своем происхождении, и печаль, которую он излучал, а также неизменно отличные оценки и спортивные победы сделали его самой популярной и самой загадочной личностью во всем студенческом братстве.

Клиффорд специализировался по экономике и окончил университет с высшими баллами. Очень целеустремленный, он решил использовать свои исключительные математические способности на то, чтобы зарабатывать достаточно денег и создать для себя жизнь, которая кардинально отличалась бы от той, прежней. Через день после окончания университета он с первой попытки сдал экзамен на биржевого маклера. В течение недели он устроился на работу в дайтонское отделение брокерской фирмы «Осборн и Прэгер», которая имела еще четыре филиала на Среднем Западе. Он был чуть ли не единственным человеком из Блю-Эша, который ходил на работу в костюме и галстуке.


Клиффорд Хэмлин в «Осборн и Прэгер» проявил себя исключительно, так же как и во всем, чем занимался. Еще бы — он старался изо всех сил. Утром Клиффорд первым приходил на работу, а вечером уходил последним. Он прошел курсы бухгалтерского учета и финансового анализа и постиг разницу между двумя основными подходами к инвестициям: методом вложения ценных бумаг и таймингом, — узнал тонкости волновой теории Элиота и значение оценки риска «альфа» и «бета». На основе полученных знаний он разработал собственную стратегию маркетинга, представлявшую собой сплав технического анализа и экономической базы. Он не игнорировал личностную сторону бизнеса и, проявляя инициативу, назначал встречи, обедал и сидел в барах со своими клиентами, помнил их дни рождения и юбилеи и занимался их финансами, как будто это были его собственные деньги, яростно оберегая вкладчиков от убытков и увеличивая их доходы.

Когда Клиффорд не работал, он бегал — каждый день пробегал пять-шесть миль в небольшой роще, расположенной рядом с его скромной квартиркой на окраине города. А когда не бегал, то посвящал свободное время «Бикону». Клиффорд, который в детстве каждый вечер читал книги и газеты матери, теперь по вечерам читал другим слепым женщинам и мужчинам. Он также посещал их на дому, отвозил в банк, аптеку и магазины, делая для других то, что он раньше делал для своей матери и что делали для нее добровольцы из «Бикона», пока он был в школе.

Клиффорд, казалось, все свое время посвятил работе на благо окружающих, и его личная жизнь отошла на второй план. Мужчины считали его великолепным специалистом и другом, но несколько замкнутым человеком. Женщин привлекала его внешность и исключительная компетентность в делах, и они считали, что только им под силу расшевелить его, отвлечь от напряженной деловой жизни и помочь ему раскрыть душу. Хэмлин был решительным и одаренным, честолюбивым и напористым. В личной жизни за все эти годы у него было несколько романов, некоторые из которых казались довольно серьезными: биржевой маклер из его офиса, актриса, которую он встретил в книжном магазине, когда просматривал раздел биографий замечательных людей, женщина-биолог, с которой его познакомил брокер из «Осборн и Прэгер». Всякий раз Клиффорд очень старался ответить на чувства этих женщин, хоть немного раскрепоститься, но то волшебство единства душ, которое он наблюдал в своей семье, пока были живы родители, так и не приходило. Еще в ранней юности он решил, что справится со всем, что предъявит ему жизнь, но вот с ее романтической стороной ему справиться так и не удалось. Ему была нужна настоящая любовь, которую он, конечно, сразу сумеет распознать, потому что видел ее в первые семь лет жизни.

За первый год работы в «Осборн и Прэгер» Клиффорд завоевал репутацию брокера, зарабатывающего больше всех, обскакав даже многих опытных работников фирмы. На следующий год его назначили начальником отдела, а на четвертый год перевели в главную контору в Чикаго. Когда компания «Осборн и Прэгер» открыла новый филиал с главной конторой в Филадельфии, Клиффорда назначили его вице-президентом и отвели ему пятикомнатный особняк на Риттенхауз-сквер.

Еще через несколько лет, когда «Осборн и Прэгер» стала весьма престижной компанией на Уолл-стрит, Клиффорд оказался в ней третьим по значению человеком, и по иерархии выше его были только два основателя фирмы: Лиланд Осборн и Бартлетт Прэгер. Они оба очень высоко ценили Клиффорда и понимали, как много он значит для компании и для ее будущего. Ему хорошо платили, давали приличное вознаграждение по итогам работы за год и обещали, что в свое время он займет самое высокое положение в фирме. Поэтому, когда через шесть месяцев после гибели Джеймса Чарльз Годдард предложил Клиффорду стать исполнительным директором «Годдард-Стивенс», как раз в тот день, когда ему исполнилось тридцать шесть, Клиффорд вежливо поблагодарил Чарльза и откровенно сказал ему, что его предложение все же недостаточно привлекательно.

— Лиланд и Бартлет заверили меня, что со временем я стану членом исполнительного комитета «Осборн и Прэгер», — уверенным тоном ответил он Чарльзу. — А сейчас я старший партнер и получаю свою долю прибыли. И самое главное — мне здесь нравится.

Чарльз Годдард не привык, чтобы ему отказывали. Решив заполучить человека, которого он считал наиболее подходящим для того, чтобы помочь «Годдард-Стивенс» вступить в двадцать первый век в самом лучшем виде, Чарльз несколько раз повторял Клиффорду свое предложение в последующие полтора года. Даже несмотря на то что Чарльз значительно «подсластил» свои первоначальные условия, Клиффорд отклонил и второе и третье предложение. Но четвертое предложение стоило того, чтобы над ним подумать.

— Ты отказывался от моих предложений почти два года, — напомнил ему Чарльз, когда они обедали вместе в обеденном зале для особо важных персон в нью-йоркском отделении «Годдард-Стивенс». За огромными окнами открывался впечатляющий вид на каменные каньоны Уолл-стрит и на сверкающие фонтаны у подножия статуи Свободы, но мужчины не обращали на все это никакого внимания. Пожилой человек говорил, а молодой слушал.

— Как ты, наверное, помнишь, я начал предлагать тебе работу в «Годдард-Стивенс» только после смерти Джеймса, когда оказалось, что теперь я уже никогда не смогу передать руководство ежедневными операциями компании моему единственному сыну. С тех пор, несмотря на то что я дважды изменял условия на более благоприятные, ты продолжал отклонять мои предложения и решил остаться в «Осборн и Прэгер». Не могу понять почему, ведь мои предложения были очень выгодными.

— Я остаюсь потому, что ко мне там хорошо относятся и хорошо платят, и еще потому, что там у меня долгое продуктивное прошлое и прекрасное будущее. — Клиффорд повторил то, что он уже говорил Чарльзу. — Конечно, я прекрасно понимаю, что «Годдард-Стивенс» — ведущая компания с солидной репутацией, но я не вижу причины туда переходить.

— Думаю, такая причина есть, — сказал Чарльз; он сегодня пригласил Клиффорда на обед, чтобы сделать новое предложение, которое хорошо продумал. — Джеймса нет вот уже два года. У меня нет наследника, и, учитывая то, что моя дочь Элизабет не может найти себе достойного мужа, нет никакой надежды, что в ближайшем будущем наследник появится. Если ты согласишься стать исполнительным директором «Годдард-Стивенс», то не только будешь получать больше, чем в «Осборн и Прэгер», — я собираюсь предложить тебе кое-что, с чем не смогут соперничать Лиланд Осборн и Бартлет Прэгер, то, что я не успел предложить своему сыну, а именно — владение фирмой, когда я отойду от дел, или умру, или по иной причине стану недееспособным. Если бы не сложившиеся обстоятельства, я никогда в жизни не сделал бы такое предложение человеку со стороны, не являющемуся членом моей семьи, и, учти, я не собираюсь еще раз повторять его. Ты должен решить, Клиффорд, я настаиваю, чтобы ты принял решение прямо сейчас. Ты можешь согласиться с моим предложением или продолжать работать в «Осборн и Прэгер» и быть служащим до конца твоих дней.

Чарльз Годдард откинулся в кресле, глядя Клиффорду в глаза. Только что он выложил свою козырную карту. Он прекрасно знал, что сделал Клиффорду Хэмлину предложение, от которого тот не сможет отказаться. Мужчины молча смотрели друг на друга.

Хотя выражение лица Клиффорда оставалось непроницаемым, мысли вихрем проносились у него в голове. Как у Лиланда Осборна, так и у Бартлета Прэгера были дети, которые когда-нибудь унаследуют фирму. Клиффорд знал, что независимо от того, как хорошо он будет работать и сколько денег получать, он всегда останется просто служащим. А если он примет предложение Годдарда, то станет богатым — по-настоящему богатым — и, кроме того, контроль над компанией будет полностью в его руках. В отличие от родителей он ни от чего и ни от кого не будет зависеть.

Клиффорд откашлялся, что свидетельствовало о его волнении, и невозмутимо согласился принять предложение Чарльза Годдарда.


Лиланд Осборн и Бартлет Прэгер были очень расстроены — просто шокированы, — когда Клиффорд сказал им, что уходит из компании. Но, заботясь о благосостоянии своих детей, они, конечно, не могли сделать встречное предложение, которое могло бы соперничать с предложением Чарльза. Поэтому они пожелали Клиффорду успехов и после трудных переговоров согласились, что его клиенты, если пожелают, могут последовать за ним в компанию «Годдард-Стивенс». Практически все клиенты, за исключением одного, пожелали перевести свои счета. Только Тамара Брандт заявила Клиффорду, что, даже несмотря на то что он утроил ее состояние за те годы, пока она входила в число его клиентов, она не последует за ним и не вложит свои деньги в «Годдард-Стивенс».

— Здесь нет ничего личного. Ты прекрасно знаешь, как я ценю твои советы, но счет переводить не буду, — сказала она, объявляя свое окончательное решение.

— Тогда в чем причина? — спросил Клиффорд, слегка уязвленный. Конечно, его обида была просто смешной, но он не терпел поражений. Даже если это касалось всего одного клиента. Всего одного счета.

Тамара гордо подняла голову, выражение ее лица стало каменным.

— Я не хочу иметь ничего общего именно с этой компанией. Ничего! — заявила она, напомнив еще раз, что ее счет останется там, где он сейчас, то есть в «Осборн и Прэгер».

— Но это же нелепо. Чем тебе не нравится «Годдард-Стивенс»? — спросил Клиффорд, не понимая причины неприязни Тамары к компании, в которую он только что перешел. Ведь за эти годы он не только помог Тамаре действительно разбогатеть, но и сумел взять с нее клятву, что она никому и никогда не позволит заниматься ее финансами, кроме Клиффорда.

— Потому что Чарльз Годдард — отпетый негодяй, и я не позволю ему заработать на мне ни пенни, — ответила Тамара. — И, Клиф, на твоем месте я была бы очень осторожной, работая на этого человека. Очень осторожной. Он опасный человек.

— Опасный? — Единственное, что знал о нем Клиффорд — это то, что Чарльз — крутой бизнесмен. Чуть ли не самый крутой на всей Уолл-стрит. Однако Тамара говорила о нем таким тоном, словно он был ее заклятым врагом. Интересно, что сделал ей Чарльз Годдард, чтобы вызвать такую ненависть?

— Он чуть не уничтожил дорогого мне человека, — сказала Тамара, вспомнив о холодном пренебрежении Чарльза к Кэролайн, когда та была беременна Джеком. — Более того, он отказывается воспринимать реальность такой, какая она есть. Вместе с женой они предпочитают видеть мир только со своей колокольни. Они даже и слушать не станут, если что-нибудь выходит за рамки их представлений. Ни за что! Они хотят жить как страусы, спрятав голову в песок. — Конечно, она имела в виду их жестокий отказ от Кэролайн — и от Джека, — которых Годдарды вычеркнули из своей жизни, и то, как хладнокровно они возвращали нераспечатанными письма Кэролайн.

— Кого чуть не уничтожил Чарльз Годдард? — спросил Клиффорд.

— Не в моем характере сплетничать, как школьница, — ответила герцогиня, напустив на себя важный и таинственный вид.

Клиффорд знал, что бесполезно настаивать, но ему было трудно представить себе, что Чарльз Годдард, целеустремленный, практичный бизнесмен, привыкший считать каждый цент, откажется от какой-нибудь сделки, пусть даже неприятной и трудоемкой. Тем не менее Тамара держалась непреклонно и, несмотря на неоднократные попытки Клиффорда, предпринятые позже, выведать, в чем тут дело, сразу замыкалась в себе и отказывалась говорить об этом. У нее и в самом деле не было ни малейшего желания посвящать кого бы то ни было в личную жизнь Кэролайн. Если Годдарды хотели жить в своем воздушном замке — без любимого внука, который мог бы значить для них так много, — то они сами сделали свой выбор. Это их выбор, их собственная потеря.

Как и все, Клиффорд Хэмлин прекрасно знал о театральной, наигранной манере самовыражения Тамары и о ее непредсказуемой привязанности к одним людям и неприязни к другим. Иногда он задумывался над тем, кого это Чарльз Годдард «чуть не уничтожил» и каким, интересно, образом, но герцогиня стойко хранила молчание. Может быть, это очередное преувеличение с ее стороны? А может быть, герцогиня знает о Годдардах что-то такое, еще не известное ему? Клиффорд никак не мог понять этого, и у него не было способа узнать причину. Клиффорду не нравилась необъяснимая неприязнь Тамары к Чарльзу Годдарду, ведь портфель ее акций теперь был довольно значительным, и он не хотел бы выпускать его из рук. Только не он, «темная лошадка» Уолл-стрит, у которого еще не было клиента, которого бы он потерял, и портфеля, который бы он не увеличил.

Когда Чарльз и Дина пригласили его провести уик-энд в Палм-Бич, Клиффорд позвонил герцогине из своего офиса в Нью-Йорке. Он договорился с ней о встрече тет-а-тет («чтобы вспомнить старые добрые времена»), на которой планировал все же убедить ее перевести свой счет в «Годдард-Стивенс». Кроме того, Клиффорд, который всегда думал на несколько ходов вперед, имел еще одну цель: он хотел заодно получить и счет герцога.


Пятилетний Джек Годдард всегда ждал воскресений, как другие дети ждут Рождества. Воскресенье был тем днем, когда мальчика баловали сверх всякой меры. По воскресеньям, когда «Корпорация «Романтика любви»» была закрыта, мама брала его с собой к тетушке Тамаре на ее шикарную виллу на берегу океана, где они с дядей Ферди проводили зиму, где он мог плавать в бассейне, строить замки из песка и чувствовать себя так, как будто на свете нет ничего, что он не мог бы сделать, ничего, что он не попробовал бы сделать. Более того, у крестной всегда был для Джека какой-нибудь подарок: игрушка, видеоигра, книжка, костюмчик, — всегда что-нибудь да находилось. Визиты к тетушке Тамаре по воскресеньям во второй половине дня действительно были похожи на Рождество. Об этом думал Джек, пытаясь угадать, какой подарок ждет его сегодня.

— Мама, поехали к тете Тамаре сейчас, — попросил он Кэролайн, сгорая от нетерпения, которое могут испытывать только дети — и их за это нельзя порицать. Он зашел в спальню матери, где она сидела за столом, просматривая бумаги. На следующий день у нее была назначена встреча в банке, где она хотела взять ссуду. Кэролайн наконец решила открыть второй магазин, и ей были нужны деньги на аренду, отделку магазина и на новое оборудование. Джек потянул ее за рукав, надеясь привлечь к себе внимание. — Ну по-жа-а-луйста, — попросил он, разделив это слово на слоги, каждый из которых мог вытянуть душу.

Кэролайн посмотрела на сына, потом на часы и покачала головой.

— Еще только час, солнышко. Твоя тетя Тамара обычно ждет нас в половине третьего, — ответила она. Кэролайн и сама получала почти такое же удовольствие, как и ее сын, навещая свою бывшую хозяйку. Пока Джек резвился в бассейне или на пляже, они с герцогиней говорили о «Корпорации «Романтика любви»». Впрочем, правильнее было бы сказать, что герцогиня читала ей лекции о «Корпорации», ведь, несмотря на то что Тамара Брандт добилась высокого титула и положения, она очень тосковала о тех временах, когда у нее был салон «Элеганс», и ей очень хотелось бы вернуться в активную деловую жизнь. Больше всего на свете Тамаре нравилось торговать. Ей нравилось манипулировать публикой, обхаживать, осыпать комплиментами клиенток и убеждать их купить еще одно платье, еще одну сумку, еще одну пару перчаток.

— Ну мама, пожалуйста. Почему мы не можем сегодня поехать пораньше? — уговаривал Кэролайн Джек, завораживая ее своими синими, как у Джеймса, глазами. Когда она не ответила сразу «нет», сын усилил натиск: — Могу поспорить на что хочешь, что тетя Тамара не будет против. Ей нравится, когда я приезжаю.

Кэролайн улыбнулась сыну, ее единственной любви на всем белом свете, единственному человеку, для которого она была готова на все. Его полная уверенность в том, что его все любят и что не только Тамара Брандт, а и вообще все, кого он знал, всегда рады видеть его, была для Кэролайн немного странной, но трогательной. Самоуверенность сына была так непохожа на ее собственную робость в детстве.

— Ты ведь знаешь, она может быть занята, — укорила Кэролайн Джека, который, войдя в азарт, зачастую забывал учитывать интересы окружающих. — Вполне может быть, что они с герцогом не готовы принять гостей до половины третьего.

Джек задумался над словами матери, но тут же лукаво улыбнулся, совсем как его отец, когда придумывал одну из своих романтических затей.

— Герцог, скорее всего, играет в гольф, поэтому тетя Тамара совершенно одна и скучает. Давай просто поедем туда и посмотрим, что будет! — сказал он, оживившись. — Давай сделаем ей сюрприз, как она сама всегда делает! Каждый раз, когда я к ней приезжаю, она дает мне новый подарок!

Кэролайн рассмеялась и взъерошила светлые волосы сына. Как можно было сопротивляться? Как могла она отказать ему?

— Хорошо, но я сначала позвоню ей. Чтобы убедиться, что мы можем приехать раньше обычного. Некрасиво сваливаться как снег на голову.

— Ой, мамочка, не звони, пожалуйста. Тогда не будет никакого сюрприза, — сказал Джек, поразив ее своим волнением.

Кэролайн знала, что это логично. Если позвонить, то сюрприза, конечно, не будет. И герцогине действительно нравилось общество Джека, неважно где и когда. Что плохого, если они появятся у нее на час раньше? Если они причинят Тамаре неудобство, то всегда могут уехать и потом вернуться.

— Хорошо, — сказала она, сдаваясь и откладывая документы. — Но если твоя крестная занята, то нам придется убраться и приехать позже. Невежливо вмешиваться в чужие дела, тебе понятно?

Джек серьезно посмотрел на нее, потом снова улыбнулся улыбкой отца, и на его щеках появились ямочки.

— Конечно, мама. Я понимаю, — сказал он, но потом пожал плечами и добавил: — Но я не знаю, почему ты так волнуешься. Тетя Тамара никогда не бывает так сильно занята, чтобы не обрадоваться нам.


Клиффорд знал Тамару Брандт еще с тех времен, когда она была Перл Брановски, фондовым агентом в «Маршалл Филд», а он был еще полным амбиций начинающим молодым биржевым маклером в чикагском отделении «Осборн и Прэгер». Однажды в пятницу Перл появилась в его офисе — просто «вплыла», — с пятьюстами долларов наличными и сказала, что надеется, что Клиффорд правильно вложит ее деньги и сделает ее богатой и независимой. Хэмлину удалось сохранить серьезный вид, хотя она показалась ему слегка ненормальной — на первый взгляд. Вскоре его скептицизм сменился восхищением, когда она каждую пятницу, в день зарплаты, регулярно приходила в офис и прибавляла к своему маленькому счету небольшие суммы. Вызывало уважение и то, как разумно она маневрировала и использовала свою карьеру, когда решительно ушла из агентов по недвижимости и стала агентом по реализации дорогой одежды, потом — агентом по реализации кремов «Крем-де-ла-Крем» в отделе кутюрье.

Шли годы, но Перл Брановски не уставала совершенствоваться и расти. Она изменила свое имя и стала Тамарой Брандт («Это имя гораздо более звучное и лучше подходит для бизнеса, не так ли?» — объяснила ему Перл свой поступок), переехала на восток, вышла замуж за графа и открывала и закрывала свои магазинчики с решительностью, которой можно было только позавидовать. Пока она строила свою карьеру в деловом мире, Клиффорд помогал ей увеличивать активы на ее счете, ведя кропотливый учет, что в конце концов привело к тому, что теперь капитал Тамары составлял шестизначную цифру. Клиффорд Хэмлин присутствовал на ее первой свадьбе, на новоселье, когда она осела в Палм-Бич, утешал ее, когда граф ушел к Селесте, вдохновлял, когда она открыла «Элеганс», и разделил ее триумф, когда она добилась любви герцога. Хэмлин просто наслаждался присутствием Тамары и поэтому позволял ей подтрунивать над ним, критиковать его и поучать, как ему следует жить.

Они с герцогиней обедали на террасе под навесом, откуда открывался вид на бассейн и на Атлантический океан. Клиффорд был рад, что замужество пошло Тамаре на пользу. Сверкая бриллиантами, которые она обычно носила днем, Тамара смеялась и беззлобно сплетничала о соседях, а особенно о ненавистной Селесте. Когда ливрейный лакей подал им третье блюдо экстравагантного обеда, Тамара перестала сплетничать и принялась за свою обычную тему: Клиф слишком худой, он плохо питается, а самое главное, ему давно пора найти подходящую женщину и жениться.

— Ты хоть понимаешь, что за время нашего знакомства я успела дважды побывать замужем? — спросила она, подвигая к нему поближе вторую порцию салата и цыпленка под соусом карри. — И тебе не стыдно? Скоро сорок лет, и ни разу не решился! Ни разу!

Клиффорд поднял брови. Он знал, что стоит ему остаться один на один с Тамарой, как обязательно начнется это «когда-ты-собираешься-найти-себе-хорошую-жену», и поэтому заранее запасся юмором.

— Ну как я могу найти себе подходящую женщину? Ведь ты уже занята, — с невозмутимым лицом сказал он. Клиффорд давно понял, что более тонкие замечания Тамара не ценит.

— Ох, не смеши меня, Клиф! — воскликнула она, накладывая ему на тарелку вторую порцию дикого риса с каштанами и сушеной черникой, вымоченной в красном вине. — Тебе действительно надо жениться. Человек в твоем положении должен иметь супругу, которая поможет ему развлекаться, которая будет состоять в важных благотворительных обществах, которая обеспечит ему имя и соответствующий имидж. Кроме того, разве ты не слышал, что женатые мужчины живут намного дольше холостяков?

Клиффорд удивленно покачал головой. Тамара была как всегда непредсказуема.

— Это совершенно новый аргумент, его ты еще не использовала, — сказал он.

— Что ж, это самая настоящая истина, и статистические данные подтверждают мои слова. Я сообщила об этом Ферди вечером накануне того дня, когда он сделал мне предложение, и видишь, что получилось? Он женился на мне и уверен, что теперь проживет еще пятьдесят лет!

Клиффорд закатил глаза и позволил себе улыбнуться.

— Ты неотразима! Совершенно не меняешься! — сказал он ей.

— И не собираюсь меняться, — отпарировала баронесса. — Ферди настаивал, чтобы я бросила курить, и я пошла на это, как видишь. Но это единственная перемена, которую я могу себе позволить. А вот тебе пора немного измениться. Ты восхитительное создание: эти прекрасные глаза, эти волнистые волосы, эта стройная фигура — видно, что бегун. У тебя вид поэта, типа Байрона, мозги Эйнштейна и банковский счет Дж. П. Моргана. Ты хорошая приманка, если еще не знаешь этого. Женщины должны просто увиваться вокруг тебя.

— Но среди них нет той, которая мне нужна, — признался Клиффорд.

— А какая? Скажи, кто она. Скажи! — Тамара наклонилась вперед, ее глаза светились от любопытства. Неужели Клиффорд нашел себе кого-нибудь, пока они не виделись?

Клиффорд только покачал головой. Он не собирался признаваться, что такой женщины еще не было, иначе начнется лекция номер два: о том, что он слишком переборчив.

— У тебя есть свои секреты, — сказал он, имея в виду ее загадочные намеки насчет Чарльза Годдарда, — а у меня — свои. Кроме того, я надеялся, что мы за обедом обсудим кое-что более интересное, чем мои любовные интрижки.

— Например? Мои деньги? — спросила Тамара, подливая ему еще соуса из йогурта, огурцов и мяты.

Клиффорд кивнул.

— Если говорить честно, то да. Есть кое-что, что тебе следует знать. В то время как курс акций «Осборн и Прэгер» упал на четыре процента, курс «Годдард-Стивенс» возрос на пятнадцать процентов.

Тамара молча смотрела на него, быстро подсчитывая в уме свою возможную прибыль. Это было искушение, настоящее искушение, но она покачала головой. Да, она любила деньги, но не настолько. Не так сильно, чтобы предать друга.

— Слушай, не надо меня агитировать. Ты ведь прекрасно знаешь, какого я о тебе мнения, каким талантливым я тебя считаю. Я просто против «Годдард-Стивенс»… — Графиня остановилась на полуслове и вопросительно посмотрела на вошедшего лакея.

— В чем дело, Соумс? — спросила Тамара слегка раздраженно. — Сейчас у меня очень важные переговоры.

— Извините, ваша светлость, — сказал лакей, сделав шаг вперед и склонившись перед своей госпожой, которая настаивала именно на таком обращении к ней. Ей безумно нравилось, когда ей кланялись и называли «ваша светлость», даже несмотря на то, что она прекрасно знала, что за ее спиной многие фыркают и посмеиваются над ее претензиями. Но для урожденной Перл Брановски такие поклоны и подобострастие были искушением, перед которым она никак не могла устоять. — Приехали ваши гости.

— Гости? Какие гости? — спросила Тамара, взглянув на часы. — Я никого не жду до половины третьего.

Лакей улыбнулся.

— Это мисс Кэролайн, мадам, — сказал он. — И господин Джек.

* * *


Джек уже бежал по зеленому газону. Он подпрыгнул и оказался на коленях у крестной матери.

— Мы приехали раньше! — воскликнул он, не в силах сдержать ликование. — Ты удивилась, тетя Тамара? Ведь да?

— Очень, — ответила герцогиня, тиская и целуя мальчика, а потом взглянула на Кэролайн, которая подошла к бассейну и остановилась там. Понимая, что она помешала беседе, Кэролайн смущенно поглядывала то на герцогиню, то на ее собеседника.

— О, Тамара, извини, что я помешала тебе, — сказала она. — Не знала, что у тебя гости. Это Джек захотел сделать сюрприз…

— Клиффорд не гость, — прервала ее Тамара. — Он мой брокер. То есть, я хочу сказать, мой бывший брокер.

Кэролайн повернулась к мужчине, сидевшему за столом напротив герцогини, и улыбнулась. Клиффорд оценивающе разглядывал Кэролайн своими умными серыми глазами, его волнистые каштановые волосы рассыпались по воротнику белой хлопчатобумажной рубашки, из-под закатанных рукавов которой были видны руки с тонкими кистями и изящными пальцами.

— Итак, вы — Клиффорд Хэмлин, — сказала она, протягивая руку и вспомнив имя, которое слышала еще в «Элеганс». — Тамара говорит, что вы финансовый гений.

Клиффорд поднялся и пожал протянутую руку Кэролайн. С улыбкой на полных чувственных губах он буквально впитывал ее взглядом, пока их руки соприкасались.

— Герцогиня преувеличивает. Как всегда, — сказал он. — А вы…

— Это Кэролайн. Кэролайн Годдард. — Представила ее Тамара.

— Годдард? — повторил он, не сводя глаз с Кэролайн. Она была в желтом бикини, а надетая поверх него белоснежная пляжная юбка скорее подчеркивала, чем скрывала ее стройную загорелую фигуру. Ее темно-каштановые волосы блестели на солнце, а ласковые карие глаза были полны любопытства.

— Да, Годдард, — сказала графиня, прежде чем Кэролайн смогла произнести хоть слово. — Кэролайн — вдова Джеймса Годдарда. Кэролайн, Клиффорд — исполнительный директор «Годдард-Стивенс». Сейчас он работает на Чарльза Годдарда.

При упоминании имени Чарльза Годдарда Кэролайн непроизвольно отступила на шаг назад. Она не хотела находиться рядом ни с кем, кто близко знал отца Джеймса, человека, выкинувшего ее из своего мира, обидевшего ее так, как никто не обижал, даже ее собственный отец.

— Чарльз и Дина пригласили меня на уик-энд, — объяснил Клиффорд. Он заметил реакцию Кэролайн, но не мог понять, чем это сумел ее обидеть.

Кэролайн пыталась сохранить приятное выражение на лице. В конце концов, Клиффорд Хэмлин был гостем Тамары. Но ведь он работал на ее бывшего свекра, руководил его компанией, он остановился на вилле Годдардов в Палм-Бич. Кэролайн сказала себе, что перед ней враг. От этого человека следует держаться подальше. Пока они смотрели друг на друга, чувствуя неловкость и любопытство, Джек соскользнул с рук герцогини. Он уловил имя «Годдард».

— Мама, кто такой Чарльз Годдард? — спросил Джек.

— Это отец твоего папы, — быстро ответила Кэролайн, ероша ему волосы и надеясь, что ответ удовлетворит его.

Джек задумчиво смотрел на нее. Он переваривал информацию.

— Значит, он мой дедушка? — через минуту спросил он. Джек знал, что родители Кэролайн, которых он видел почти каждый месяц, были его бабушка и дедушка. Мэри — бабушка, а Эл — дедушка.

Кэролайн замялась.

— Да, — неохотно произнесла она, потому что ее загнали в угол и отступать было некуда.

— Тогда почему этот дядя сказал, что Чарльз Годдард пригласил его в Палм-Бич? — не отступал Джек, показывая на Клиффорда. — Ты ведь говорила, что мои дедушка и бабушка Годдарды живут далеко. Так далеко, что не могут навестить нас.

У Кэролайн сжалось сердце. Она знала, что этот день когда-нибудь наступит и ее сын узнает, что у его дедушки с бабушкой Годдардов есть дом в Палм-Бич, знала, что Джеку придется лицом к лицу столкнуться с фактом, что родители его отца не знают о существовании родного внука, потому что не хотят этого знать. Кэролайн не находила слов, она растерялась, не зная, что ответить ребенку, которого она так хотела защитить от разочарований.

— Знаешь, дорогой, может быть, мистер Хэмлин имел в виду… — начала Кэролайн.

Клиффорд взглянул на нее и увидел, в какой она растерянности. Догадавшись, что он сказал сыну Кэролайн Годдард что-то такое, что ему не следовало знать, он решил исправить положение.

— Да, твоя мама права. Твой дедушка живет в Нью-Йорке, — сказал он мальчику, вдруг поняв, что Джек не знает Годдардов и, что самое удивительное, Годдарды, скорее всего, не знают о его существовании. Клиффорд не понимал, как такое вообще возможно. Это было очень странно, очень необычно. Хэмлин обратил внимание и на то, что Тамару и Кэролайн связывают очень теплые дружеские отношения, и подумал, что, может быть, эта красивая женщина, которая сейчас стоит перед ним, как раз и есть та, «кого я очень люблю», и одновременно тот человек, которого Годдард, судя по словам герцогини, «чуть не уничтожил».

— Но ты сказал, что он пригласил тебя в Палм-Бич. Я ведь слышал! — запротестовал Джек, глядя на Клиффорда. — Ты сказал, что приехал сюда, чтобы навестить его.

— Здесь я для того, чтобы навестить Тамару, — сказал Клиффорд, в голове которого вихрем носились мысли и догадки относительно тайны этого внука и наследника Годдарда. — Она одна из тех людей, кого я люблю больше всех на свете.

— Это я люблю ее больше всех на свете, — сказал Джек, отвлекшись от любопытной темы и успокоившись после объяснений Клиффорда. — А я ее самый любимый человек на свете, ведь правда, тетя Тамара?

— Ну конечно, — ответила герцогиня, пылко прижимая к себе крестника. — Хочешь поплавать? Соумс присмотрит за тобой, пока ты плаваешь в бассейне.

Джек обнял крестную, помахал Кэролайн и Клиффорду Хэмлину и помчался к дому, чтобы найти Соумса.

— Соумс! — кричал он по дороге. — Ты ведешь меня плавать!

* * *


Кэролайн вздохнула, глядя вслед Джеку. Она знала его характер, знала, что его вопросы не исчерпаны, и что в один прекрасный день он снова заговорит о Чарльзе Годдарде. Он прекрасно запомнил, что сказал Клиффорд Хэмлин, и захочет узнать о дедушке, который почему-то приехал в Палм-Бич. Она думала над тем, что теперь скажет сыну. Что может сказать ему. Ей не хотелось обманывать его, но не хотелось и причинять ему боль.

Голос Клиффорда Хэмлина прервал ее мысли как раз тогда, когда Джек и Соумс вышли из дома и направились к бассейну.

— Простите меня. Мне было невдомек, что Джек ничего не знает, — извиняющимся тоном сказал Клиффорд. Он встал и подвинул стул для Кэролайн.

Она села, но ничего не стала говорить. Просто не могла. Кэролайн была уверена, что каждое ее слово снова свернет беседу на Чарльза Годдарда, а ей этого не хотелось. Если бы Клиффорд Хэмлин не разрушил эту хрупкую защитную оболочку, которой она с таким трудом окружила своего сына! Он был ей неприятен из-за этого и еще из-за того, что был связан с Чарльзом Годдардом, человеком, который прогнал ее, презирал ее и приговорил к одиночеству и трудной беременности, что едва не стоило жизни ее ребенку. Его извинение звучало искренне, а выражение его лица было сочувствующим. Но неважно, каким понимающим и сочувствующим он может казаться, — Кэролайн не могла не учитывать, что не знает, как далеко простирается преданность этого человека своему начальнику. Не исключено, что он придет к Чарльзу и расскажет ему о Джеке. Кэролайн вздрогнула, попытавшись представить себе реакцию Чарльза на сообщение, что у него есть наследник. Может быть, он будет в ярости оттого, что ему не сказали о Джеке? Или просто пожмет плечами, выслушав новость, предавая забвению и презирая собственного внука, как он презирал Кэролайн?

— Ты должен кое-что узнать, Клиф, — сказала герцогиня, пока Кэролайн и Клиффорд настороженно поглядывали друг на друга. — Чарльз Годдард не имеет ни малейшего представления, что у него есть внук.

— Я уже понял, что он не знает об этом, — ответил Хэмлин, вспомнив, что Чарльз назначил его исполнительным директором «Годдард-Стивенс» только потому, что у него не было наследника, который занял бы его место. — Единственное, что мне непонятно, — почему он этого не знает. Это самое странное из всего, что я до сих пор слышал.

Кэролайн кивнула. Да, это и вправду странно, но, как говаривал Джеймс, Годдарды, несмотря на их внешний лоск и порядочность, действительно были странными людьми.

— Когда Джеймс умер, — начала она, решив, что ему лучше выслушать ее, прежде чем он пойдет к Годдардам и услышит их версию, — его родители ясно дали понять, что не желают иметь со мной ничего общего. Они совершенно определенно заявили, что не желают, чтобы я имела хоть какое-то отношение к их жизни, к их семье. Ни я, ни что другое, связанное со мной. Они боялись, что я стану претендовать на их деньги.

— А вы претендовали? — спросил Клиффорд, который теперь по крайней мере мог себе представить, почему Чарльз и Дина не хотели общаться со своей невесткой. Брак Джеймса был очень коротким, и Клиффорд на мгновение допустил, что, может быть, Кэролайн Шоу действительно «золотоискательница», красивая молодая женщина, воспользовавшаяся своей привлекательностью, чтобы попасть в нужную постель, и добившаяся того, чтобы ей одели на палец колечко и она могла рассчитывать на привилегии богатой семьи.

Кэролайн покачала головой.

— Нет, никогда, — резко сказала она. — Мы с Джеймсом жили скромно. Нам не нужны были ничьи деньги. — Ее глаза наполнились слезами, когда она вспомнила кошмарную сцену, происшедшую на похоронах Джеймса в Кэмдене пять лет назад. Обида все еще жила в ней, как ни старалась Кэролайн делать вид, что все забыто.

— Что же дало основание Годдардам считать, что у вас меркантильные интересы? — спросил Клиффорд.

— Как говорил Джеймс, это проявление их обычного недоверия к человеку со стороны, следствие того, что они видят все сквозь призму денег. Они ясно дали понять, что ненавидят меня. Дина Годдард обвинила меня в смерти Джеймса. Чарльз Годдард был уверен, что меня интересуют только деньги. Когда я попыталась сказать ему, что беременна, он отказался слушать и предупредил, чтобы я никогда в жизни не приходила к нему с протянутой рукой. Я написала им письмо, но оно вернулось нераспечатанным. После того как родился Джек, я позвонила Эмили, но она была в Европе. Я оставила сообщение, но она так и не перезвонила. Тогда я написала Годдардам второе письмо, в котором сообщала о рождении внука. Это письмо также вернулось нераспечатанным. Все было совершенно ясно, и я решила, что если Годдарды не хотят иметь ничего общего ни со мной, ни с Джеком, то так тому и быть. Я поклялась никогда больше не унижаться и, конечно, не допускать, чтобы Джек ощутил на себе их презрение. Поэтому я и пытаюсь держать сына подальше от них. Хотя это было совсем нетрудно, учитывая их абсолютное равнодушие…

Клиффорд внимательно слушал эту удивительную историю, пытаясь определить: она лжет намеренно или просто драматизирует? И все же ее искренняя печаль говорила в ее пользу. Кроме того, ее сын Джек рос без отца. Маленький мальчик, такой же, каким и сам Клиффорд был когда-то. Воспоминание о том, что он тоже вырос без отца, расплавило стальную броню, которой Хэмлин всегда так успешно защищал свои эмоции.

— Они ничего не узнают от меня о Джеке, — сказал он, понимая, какое трудное решение ей пришлось принять.

— Очень хорошо, — ответила Кэролайн, скептически относясь к его обещанию. Ведь, в конце концов, для него Чарльз был намного важнее, чем женщина, которую он видит впервые в жизни.

— Те, кто меня знает, могут подтвердить, что я никогда не нарушаю данного слова, — сказал Клиффорд, решив держаться в стороне от запутанной семейной истории Годдардов. По правде говоря, он никогда и не хотел вмешиваться в их личную жизнь. Не раз Чарльз намекал ему, что Эмили могла бы стать для него идеальной женой, но Клиффорд делал вид, что не понимал намека, замыкаясь всякий раз, когда всплывала эта тема. А исходя из элементарного инстинкта самосохранения, ему самому было просто невыгодно, чтобы Чарльз узнал о существовании наследника. Ведь тогда их договор окажется под угрозой.

— Придется поверить на слово, — сказала Кэролайн, увидев, что Тамара усиленно кивает головой, подтверждая слова Клиффорда.

— Я хотел бы, чтобы вы поверили мне. Думаю, что могу понять, в каком трудном положении вы оказались, — сказал он, заглянув в глаза Кэролайн. Ее очарование — факт, который нельзя отрицать, так же как и ее решительность. Она растит ребенка без всякой помощи со стороны Годдардов. Клиффорду очень импонировала ее независимость и самоуважение, и он захотел получше узнать ее.

— Вряд ли… — почти ледяным тоном произнесла Кэролайн.

Клиффорд еще раз взглянул на нее и решил воздержаться от дальнейших рассуждений на эту тему — по крайней мере, в данный момент.

— Вы выросли во Флориде? — вдруг спросил он, желая сменить тему разговора, чтобы Кэролайн смогла увидеть в нем не только то, что он связан с Диной и Чарльзом Годдард.

— Да, только не в Палм-Бич, — ответила она.

— Неподалеку?

Кэролайн кивнула.

— На другой стороне улицы. — Кэролайн поежилась и, послушавшись Тамару, рассказала ему о Пэттерсон-авеню, о своей встрече с герцогиней, о том, как она заинтересовалась торговлей. Клиффорд внимательно и заинтересованно слушал ее, задавая попутно вопросы и вставляя свои комментарии.

Кэролайн и Клиффорд не замечали, как быстро бежит время, и герцогиня встала.

— Этот вкусный лимонный пирог просто добил меня, — зевая сказала она. — Джек не единственный на свете человек, которому требуется немного вздремнуть после обеда.

Кэролайн посмотрела на часы. Было почти половина четвертого. Джек уже поплавал, пообедал, прогулялся с Соумсом по пляжу и вернулся к бассейну. В половине третьего он уже так устал, что его глаза слипались. Соумс унес его в дом и уложил в постель.

— Пора будить Джека и отвозить его домой, — сказала Кэролайн, поднимаясь. Ее ждала неоконченная работа, и она хотела еще раз просмотреть цифры, прежде чем пойдет в банк в понедельник.

— Может быть, он поспит еще немного? Вы не могли бы показать мне Палм-Бич? — неожиданно спросил ее Клиффорд.

Кэролайн была в замешательстве. У нее было еще много работы, кроме того, ей совсем не хотелось продолжать эту встречу с человеком из круга Годдардов.

— То, что Клиффорд работает на Чарльза Годдарда, не означает, что ты должна его ненавидеть, — вмешалась герцогиня, догадавшись, о чем думает Кэролайн. — И ты прекрасно знаешь, что я буду рада, если Джек побудет здесь еще немного.

— Я думала, что вы уже не раз видели Палм-Бич, — ледяным тоном сказала Кэролайн, глядя Клиффорду в глаза. Судя по его одежде и манерам, а также исходя из того, что она слышала о нем от Тамары, Кэролайн подумала, что он не только богат, но и повидал свет.

— Конечно, я видел Палм-Бич, — сказал Клиффорд. — Если считать зал «Дельта эрлайнз», выход девяносто пять, а также виллу Годдардов. Но если вам не хочется, тогда…

Кэролайн уже хотела извиниться, но вдруг вспомнила старинную поговорку: «Познай врага твоего». И решила согласиться.


Глава 19


Кэролайн предложила поехать на ее машине.

— Нет, поедем на моей, — сказал Клиффорд, явно привыкший владеть ситуацией. Он провел ее к сверкающему черному «бентли», который взял напрокат в Палм-Бич, и представил ее водителю в униформе — пожилому седоволосому мужчине, которого звали Фрэнклин. — А теперь говорите Фрэнклину, куда нас везти, — предложил он.

— Давайте начнем с коттеджа «Сигал». — Кэролайн, конечно, не привыкла к роли гида, но решила организовать все как можно лучше, как это было свойственно ее натуре. Пока Фрэнклин отъезжал от виллы герцогини, Кэролайн рассказала, что это историческое здание было первым домом, которое построил в Палм-Бич Хенри Моррисон Флэглер, основатель отеля «Брэйкерс». — Рядом находится музей Флэглера, а потом мы поедем к Мар-а-Лаго, — сказала она.

— Где живет Дональд, — продолжил Клиффорд.

Кэролайн повернулась к нему.

— Вы с мистером Трампом на «ты»? — спросила она, впрочем не удивляясь.

— Я один из трех тысяч его лучших друзей, — насмешливо ответил ей Клиффорд.

Кэролайн улыбнулась, оценив юмор, но не забывала, что ей следует быть настороже. Карьера и будущее Клиффорда Хэмлина зависели от Чарльза Годдарда, человека, презиравшего ее, и поэтому она чувствовала себя в его присутствии немного неловко. Ей было непривычно и выступать в роли гида, и сидеть в шикарном автомобиле стоимостью сто двадцать пять тысяч долларов, а еще она испытывала некоторую робость рядом с этим человеком, который живет в сложном и таинственном мире больших финансов. Находясь в замкнутом пространстве автомобиля, где ее окружали вельвет, лайковая кожа и под ногами лежали мягкие коврики, где создавался искусственный микроклимат, куда не проникал шум с улицы, а вычурные здания Палм-Бич в полной тишине проносились мимо затемненных стекол, Кэролайн постоянно напоминала себе, что Клиффорд Хэмлин — не просто человек, который неожиданно получил власть над их с Джеком судьбой, но и потенциальный враг, независимо от того, что он говорил за обедом.

— А это вилла «Флора», — сказала она, продолжая экскурсию. Здание построил в 1920 году финансист Эдвард Ширсон. — Они проезжали мимо особняка, выстроенного в стиле средиземноморского Возрождения.

— Это один из основателей компании «Ширсон, Хэммилл», — добавил Клиффорд, который знал по Уолл-стрит всю историю владельца особняка.

— Одна из его праправнучек была постоянной клиенткой в «Элеганс».

— «Элеганс»… — повторил Клиффорд, пока «бентли» двигался по Саут-Каунти-роуд. Он часто слышал от Тамары, когда она была еще его клиенткой, об этом магазине — и об удивительно трудолюбивой способной девушке, которую она сначала взяла к себе на работу, только чтобы оказать услугу одной из своих подруг. — Это где-то на Ворт-авеню, не так ли?

— Совсем недалеко. Вы хотели бы взглянуть на него?

Клиффорд кивнул, и Кэролайн сказала Фрэнклину, чтобы тот свернул направо на Ворт-авеню. Когда они подъехали к бывшему «Элеганс», где теперь открылся ювелирный магазин, Кэролайн показала в окно:

— Вот здесь. — Клиффорд Хэмлин проследил за ее взглядом. — Здесь герцогиня одевала самых богатых и знатных дам Палм-Бич. — Она не стала говорить, что это еще и то место, где она работала и встретила Джеймса, где поняла, что тоже может быть счастливой. Как много лет прошло с тех пор! Кэролайн снова почувствовала, как к ее горлу подступает комок, — и так было всякий раз, когда она думала о Джеймсе, произносила его имя и когда выражение лица или улыбка Джека напоминали ей дорогого ей человека. Погрузившись в воспоминания, Кэролайн замолчала. Как бы почувствовав ее печаль, Клиффорд быстро отвлек ее внимание, заговорив о настоящем, о том, что она в состоянии контролировать. Ведь он сам постоянно использовал этот прием для себя вот уже много-много лет.

— А это что? — спросил он, указывая на огромное здание, окруженное парком, которое они как раз проезжали.

— Клуб «Эверглэйдс», — ответила Кэролайн. — Очень шикарный. Годдарды являются его членами.

Клиффорд кивнул.

— Как я понял, Чарльз проводит там немало времени, когда он в Палм-Бич, — сказал он, задумчиво разглядывая солидное современное здание клуба, одной из достопримечательностей Палм-Бич, известного тем, что туда принимают только богатых и избранных.

— Члены его семьи также посещают Палм-Бич-поло и Каунти-клаб — самые популярные клубы округа, — сказала Кэролайн, вспомнив, что ей рассказывал Джеймс о своих родственниках.

— Поло-клуб? Это ведь там погиб Кайл Прингл? — спросил Клиффорд.

Кэролайн кивнула.

— Джеймс говорил, что это был дикий несчастный случай. Что-то такое с подпругой. Он сказал, что никто так и не мог понять, что случилось, ведь Кайл был очень искусным наездником, — сказала она и изменившимся тоном, как будто говорила сама для себя, продолжила: — Я не понимаю, почему умирают молодые. Никогда не пойму.

Клиффорд знал, что сейчас она имела в виду Джеймса Годдарда.

— Мне очень жаль, что так случилось с вашим мужем, — сказал он, вспомнив своего отца, который тоже умер молодым. — Простите, что я, не подумав, упомянул имя Кайла. Мне не следовало этого делать.

Кэролайн повернулась к нему. Его каштановые волосы в полумраке лимузина казались черными, а серые глаза под тенью длинных ресниц были совершенно серьезны. На мгновение их взгляды встретились, и Кэролайн почувствовала непроизвольную потребность довериться ему, поверить в то, что он искренне интересуется ее жизнью, и Джеймсом, и вообще всем… Но, помня о том, что ей следует быть начеку с исполнительным директором «Годдард-Стивенс», она подавила в себе этот порыв и попыталась улыбнуться.

— Все это было так давно… — тихо сказала она, не желая, чтобы Клиффорд Хэмлин догадался о ее самых сокровенных мыслях о Джеймсе и вообще хоть о чем-нибудь.


Через несколько минут Клиффорд сказал:

— Вы упоминали, что «Корпорация «Романтика любви»» находится в Вест-Палм-Бич.

— Я просто польщена, что вы помните название моего скромного магазина, — ответила Кэролайн, действительно удивленная, что он обратил внимание на ее слова.

— Мне хотелось бы посмотреть его, — сказал Клиффорд, проигнорировав ее комплимент. Исключительная память на цифры, факты, даты и имена была одним из залогов его успеха в жизни.

— Почему бы и нет? Он приблизительно в десяти минутах езды отсюда. — Следуя указаниям Кэролайн, Фрэнклин проехал по Ворт-авеню, свернул на Коконат-роу, затем на Роял-Палм-вэй, пересек мост Роял-парк и попал на бульвар Окичоби в Вест-Палм-Бич, который оказался довольно оживленной торговой улицей.

— Это здесь, — сказала Кэролайн, показывая на магазин. — На той стороне улицы. — Она испытывала гордость, глядя на яркие витрины магазина. Ее магазина. Возникшего из ее дерзких снов и ставшего реальностью благодаря тяжелому труду и помощи со стороны друзей. Она сделала этот магазин былью, а теперь обдумывала, как расширить свою деятельность. При этой мысли Кэролайн непроизвольно посмотрела на часы. Скоро конец дня, а она еще не закончила работать над цифрами, которые собиралась завтра показать в банке.

— Я вас задерживаю? — спросил Клиффорд. Он заметил ее нетерпеливый взгляд на часы. — Мне действительно очень хочется посмотреть магазин, конечно, если у вас найдется еще пара минут. — Его слова прозвучали так, как будто это она делала ему огромное одолжение, демонстрируя свои достижения.

— Конечно, — ответила Кэролайн, не показывая, что ей приятен его интерес. — Но потом мне действительно нужно возвращаться. У меня есть еще работа.

— Мы не задержимся надолго, — заверил ее Клиффорд. — Фрэнклин, притормози. Мы выйдем на несколько минут.

Фрэнклин остановил «бентли» перед «Корпорацией «Романтика любви»» и придержал дверцы машины, пока Клиффорд и Кэролайн выходили. Кэролайн открыла входную дверь и пригласила в свой магазин Клиффорда. Совершенно незнакомого человека. Человека, который работал на Чарльза Годдарда. Кэролайн чувствовала себя немного странно, как будто она не просто показывала ему магазин, а выдавала свои мечты, свои сокровенные тайны.

— Смотрите… — сказала она немного смущенно, не зная, что такой серьезный финансист, как Клиффорд Хэмлин, может подумать о ее специализированном магазине для женщин, полностью сориентированном на чувственность и романтику любовных отношений.

Клиффорд вошел и осмотрелся, ничего не говоря, а просто охватывая взглядом оформление, размещение товаров, сами товары и только иногда кивая головой. Кэролайн была просто заинтригована: ей очень хотелось знать, что он думает обо всем этом.

— Вы очень изобретательны, это бросается в глаза, — наконец сказал он, продолжая рассматривать все вокруг.

Кэролайн с удовольствием приняла комплимент, шестым чувством догадавшись, что Клиффорд редко говорит комплименты.

— У вас настоящий талант к торговле и маркетингу, — продолжил Клиффорд, разглядывая броские витрины, брошюры, предлагавшие клиентам соответствующие скидки за каждые потраченные сто долларов, макет афиши на столе Кэролайн в маленьком офисе. — Это немаловажно для бизнеса в наши дни. Теперь я вижу, почему вашим клиентам нравится здесь. Вы создали не просто магазин. Вы создали среду. Атмосферу. Место паломничества… Тамара как-то говорила, что вы подумываете об открытии второго магазина, — сказал он, поворачиваясь наконец к Кэролайн.

— Я уже не просто подумываю, — ответила Кэролайн, чувствуя на себе внимательный взгляд его серых глаз. — Завтра утром у меня назначена встреча в банке. Надеюсь, мне дадут ссуду, чтобы я могла открыть второй магазин.

— Замечательная мысль, — сказал Клиффорд. — Вам следует предпринять шаг именно сейчас, пока не появился какой-нибудь конкурент и не украл вашу идею.

— Украл?.. — спросила потрясенно Кэролайн. Ей и в голову никогда не приходило, что ее идею могут украсть. У нее никогда в жизни не было ничего, что стоило красть. Но ведь «Корпорация «Романтика любви»» была ее детищем. Она сама создала этот магазин, все спланировала, боролась за то, чтобы ее мысли воплотились в жизнь, думала обо всем день и ночь. Она была просто поглощена этим магазином, он представлял ее сущность, ее мысли, мечты, идеалы, а еще он был памятью о Джеймсе, ее единственной великой любви. Ничто в жизни, кроме, конечно, Джека, не было ей так дорого, как «Корпорация «Романтика любви»». И мысль о том, что идею, которую она выстрадала, могут украсть, наполнила сердце Кэролайн ужасом и потребностью защитить свое детище. — Я никогда не думала, что это возможно. Может быть, мне следует ускорить реализацию планов насчет расширения и действовать более решительно, чем я собиралась.

— Вы должны сделать это, пока не сделал кто-нибудь другой, — ответил ей Клиффорд. — Хотя я еще не видел ваши расчеты.

«Все документы при мне, — подумала Кэролайн. — Может, мне стоит осмелиться и показать их ему? Можно ли ему доверить такую информацию?» Не исключено, что он тут же побежит к Чарльзу с докладом. Но, с другой стороны, Клиффорд Хэмлин — талантливый, высоко котирующийся финансист, способный руководить такой известной фирмой, как «Годдард-Стивенс». Он должен знать все о бизнес-планах. Почему бы ей не воспользоваться его советом?

— Могу ли я попросить вас просмотреть мои расчеты? — спросила Кэролайн. — Я заплачу столько, сколько вы запросите…

Клиффорд не дал ей закончить.

— Я с удовольствием ознакомлюсь с ними, — сказал он. Очевидно, Кэролайн не имела представления, что стоимость его услуг порой доходила до семизначных цифр. — Причем сделаю это бесплатно.

— Спасибо. Буду рада выслушать ваш совет, — сказала Кэролайн, закрывая дверь «Корпорации». Клиффорд Хэмлин был основным создателем богатства Тамары. Почему бы ему не сделать богатой и Кэролайн?

— Тогда вам следует предоставить мне документацию. — Клиффорд под руку повел Кэролайн к ожидающей их машине, которая сверкала на тропическом солнце, как черный бриллиант.

Когда они снова сели в «бентли», Клиффорд повернулся к Кэролайн.

— Почему бы нам не обсудить дела «Корпорации «Романтика любви»» за бокалом чего-нибудь? Здесь есть ресторан на побережье? Не знаю как вам, но мне нравится работать, когда передо мной прекрасный вид на море.

Кэролайн кивнула. Да, она знала подходящее место — Джеймсу там нравилось больше всего, и она не была там с тех пор, как его не стало.

— Место называется «Ривер-Хауз», но оно в двадцати минутах езды отсюда — в Палм-Бич-Гарденз.

Клиффорд Хэмлин взглянул на часы.

— У нас еще есть время, — сказал он и назвал Фрэнклину ресторан.

— Вам разве не нужно возвращаться к Годдардам? — спросила Кэролайн, удивленно подняв брови. Ведь он говорил Тамаре что-то о каком-то приеме.

— Нужно, но не сию минуту. Еще рановато, — ответил Клиффорд.

Фрэнклин направил «бентли» по шоссе 95, ведущее на север, в Палм-Бич-Гарденз.


«Ривер-Хауз», ресторан, популярный как среди местного населения, так и среди туристов, находился прямо на берегу залива. Внутри располагались бар и обеденный зал, а на усаженной цветами лужайке под открытым небом стояли столики, где посетители могли наслаждаться напитками и прекрасным видом на залив. Когда Кэролайн и Клиффорд заняли столик, Клиффорд заказал два коктейля «Маргарита» с дольками лимона, сказав официанту, что по кромке бокал должен быть покрыт крупицами соли.

— Именно это я и имел в виду, когда говорил о прекрасном ресторане на берегу, — сказал он, откинувшись в кресле и надевая солнцезащитные очки. Несколько минут он молча созерцал величественные яхты, бороздившие воды залива. Кэролайн не знала, о чем он думал, — темные очки скрывали выражение его глаз. Она поймала себя на мысли, что он очень красив и напоминает английского актера Джереми Айронса — у него такое же точеное лицо, гладкая белая кожа, мягкие светло-каштановые волосы и тонкие кисти рук. Он был худощавым, хорошо сложенным, в нем чувствовалась порода. Она представляла себе, как Хэмлин рос в мире избранных и утонченных, таких, как Джеймс. Но в отличие от Джеймса, который не сумел вписаться в среду, в которой он был рожден, Клиффорд Хэмлин, казалось, был просто предназначен для аристократической жизни. Их молчание немного затянулось, и тут официант принес их коктейли.

— За что мы выпьем? — спросил Клиффорд, поднимая бокал и глядя на Кэролайн.

— Может быть, за успешную поездку во Флориду?

Клиффорд покачал головой.

— Я бы предложил тост за Тамару, — с загадочной улыбкой сказал он.

— За герцогиню? Почему? — спросила Кэролайн.

— Потому что она познакомила нас, — продолжая улыбаться, ответил Клиффорд. Его глаз не было видно за темными стеклами очков. — И потому что я рад этому знакомству.

Кэролайн, пораженная его словами, не знала что и подумать. Она опустила глаза и немного отпила из запотевшего бокала, к кромке которого прилипли снежинки соли. Текила побежала по ее жилам, и возникло ощущение тепла и непонятного волнения. Кэролайн сделала второй глоток, чувствуя на себе внимательный взгляд Клиффорда Хэмлина: он как бы изучал ее из-за своих темных очков. Может быть, он пытался разгадать, не является ли она «золотоискательницей», как назвали ее Годдарды? Интересно, поверил ли Хэмлин в то, что она рассказала о своем опыте знакомства с этой семейкой? Или он доволен, что встретил ее, потому что может хоть сейчас побежать к отцу Джеймса с полным отчетом? Или, может быть, он увидел в ней свою будущую клиентку — еще одну дырку в ремне? А может быть, между ними сейчас происходило что-то другое, тайное и еще не высказанное?

Клиффорд прервал затянувшееся молчание.

— А теперь поговорим о вашей «Корпорации», — сказал он, и краткий миг их эмоциональной связи прошел. — Давайте просмотрим ваши цифры.

Несмотря на то что у нее в душе снова зашевелились подозрения, Кэролайн достала из сумки сложенные листы расчетов и передала их Клиффорду. Он внимательно просмотрел их и некоторое время сидел молча, погруженный в свои мысли. У Кэролайн в голове крутились обрывки мыслей, она боялась, что он просто подбирает слова, чтобы вежливо сказать ей, что ее затея с расширением деятельности просто смехотворна. Полная нетерпения и смущенная ничтожностью своего бизнеса, представляя себе презрение этого человека, привыкшего иметь дело с настоящими, большими деньгами, личного друга Дональда Трампа, к такой мелочи, как «Корпорация «Романтика любви»», Кэролайн ждала приговора.

— Какую ссуду вы собираетесь взять? — спросил Хэмлин, не говоря ничего о ее расчетах. Интересно, что ему сказали цифры? Или не сказали?..

— Сто тысяч долларов. — Кэролайн изо всех сил старалась казаться спокойной.

Клиффорд покачал головой.

— Это просто смешно, — сказал он, складывая документы и передавая их ей.

— Вы думаете, банк столько не даст? — спросила Кэролайн, чувствуя себя маленькой, незначительной, занявшейся не своим делом глупышкой. Сомнения, постоянно преследовавшие ее в детстве, периодически возвращались в самое неожиданное и неподходящее время.

Клиффорд покачал головой.

— Ста тысяч долларов недостаточно, — сказал он. — Вам следует просить по меньшей мере двести тысяч. Как минимум. Ваш оборот и запланированные доходы позволят вам выплатить эту ссуду.

— Но ведь это очень большие деньги, — запротестовала Кэролайн.

Клиффорд покачал головой.

— Вам придется трудно, но вы определенно справитесь. Одна из основных причин неудач в мелком бизнесе — недостаток денег.

Кэролайн очень боялась просить у банка даже сто тысяч долларов, она даже потеряла сон, представляя себе ответственность за такую большую сумму. А теперь Клиффорд Хэмлин, человек, которого Тамара называла финансовым гением, советовал Кэролайн удвоить ее. Она понимала, что он прав насчет недостатка капиталов. В пятый месяц существования ее «Корпорация» едва не прогорела. У Кэролайн не было достаточно денег, чтобы заплатить поставщикам, страховку, зарплату работнице, оплатить счета за рекламу, расходы на канцелярские принадлежности и налоги. Ей пришлось обращаться за помощью к Сисси и Селме.

— Двести тысяч долларов — очень много, — сказала она, взвесив его слова. — Но вы совершенно правы относительно нехватки капитала.

— Если вы хотите расширить свой бизнес, то надо сделать это как положено. Все основные расчетные расходы удвоятся. Но это тот самый минимум, на который вам следует рассчитывать. Вы говорили, что второй магазин должен быть в более престижном районе, следовательно, аренда обойдется дороже. Вам нужно обставить и оформить его, нужно нанять архитектора, чтобы он утвердил ваши планы в местных комиссиях, а также подрядчика, который бы выполнил работу. Когда магазин будет готов к открытию, нужно будет найти управляющего — человека, которому вы доверяете и которому должны платить больше, чем обычным продавцам. Вы еще говорили, что желаете обновить ассортимент и увеличить количество товаров. Кроме того, будут расходы на рекламу, расходы на юридическое оформление, почтовые расходы на то, чтобы уведомить об открытии магазина старых и потенциальных клиентов, на компьютерную программу учета, усовершенствованную телефонную связь и, конечно, расходы на то, что вам придется без конца ездить от одного магазина к другому.

Кэролайн вздохнула.

— Да, все это я не учла. Но вы, конечно, правы, — сказала она, все еще находясь под впечатлением от трудностей, с которыми ей, судя по словам Клиффорда, придется столкнуться. Открытие второго магазина будет большей головной болью, чем она представляла себе до этого. Ведь она думала открыть свой второй магазин, имея очень ограниченные средства, как всегда, когда начинала что-то новое. — Может быть, мне не стоит замахиваться на кусок больше того, который я смогу проглотить.

— Если вы не расширите свой бизнес сейчас, кто-нибудь обязательно украдет у вас эту идею. Гарантирую, — сказал Клиффорд. — И в этом случае вам следует также учесть потенциальные расходы на защиту своих прав.

Кэролайн подняла к небу глаза и рассмеялась.

— Получается, что у меня нет другого выбора, кроме как расширяться? — спросила она, вдруг осознав, что, создав «Корпорацию «Романтика любви»», она сама себе устроила ловушку.

— Послушайте, Кэролайн, выбор есть всегда. Но в вашем случае положение такое, что ваш выбор очень ограничен. Конечно, если вы хотите контролировать ситуацию.

Кэролайн молча смотрела на него.

— Ведь вам хочется контролировать ситуацию? — вдруг спросил Клиффорд.

Он снял очки и некоторое время смотрел ей в глаза своими серыми кошачьими глазами.

— И я просто настаиваю на этом, — сказал он, подзывая официанта, чтобы расплатиться.

Кэролайн не отвечала. Она знала, что в том мире, в котором живет Клиффорд, контроль над ситуацией означает все.

Когда они вышли из «Ривер-Хауз», Хэмлин все еще продолжал читать Кэролайн краткую лекцию по основам финансов в розничной торговле. Клиффорд настолько увлекся, что, когда они подошли к «бентли», даже не заметил, что ему приветливо машет Перри Мэдисон, управляющий филиалом «Годдард-Стивенс» в Палм-Бич, который также ожидал свою машину.


К тому времени когда они вернулись на виллу Тамары, Клиффорд уже убедил Кэролайн в том, что он прав: если она собирается расширяться, то ей нужно сделать это по всем правилам. Она должна попросить в банке ссуду на двести тысяч долларов, объяснив свою состоятельность выплатить долг именно в тех выражениях, которые ей подсказал Клиффорд, оперируя своим денежным оборотом, маржой прибыли и перспективами торговли. Несмотря на то что Кэролайн чувствовала себя более или менее уверенно, используя новые термины и словесные обороты, которым сегодня научил ее Клиффорд, ее ладони были влажными от волнения, а горло пересыхало всякий раз, когда она представляла, как сидит напротив важного управляющего банком по займам.

— С вами все в порядке? — спросил ее Клиффорд, когда «бентли» свернул на дорожку, ведущую к вилле Тамары.

— Просто немного волнуюсь, — призналась Кэролайн. — Не хочется выглядеть профаном, когда пойду в банк.

— Это банк окажется профаном, если откажет вам в ссуде, — сказал Клиффорд. — Когда-нибудь вы вспомните об этом и посмеетесь над ситуацией. Это не сумма. Вы можете достичь действительно большого успеха. Кэролайн. Запомните это.

Это был его второй комплимент за сегодняшний вечер, и Кэролайн снова засомневалась в его искренности. Она не знала, как обычно действует Хэмлин. Ей так хотелось верить этому человеку, но она ничего не могла с собой поделать. Что скрывалось за его добрыми словами и дружеским советом?

Она протянула ему руку, попрощалась и вышла из машины. Фрэнклин почтительно придержал перед ней дверцу «бентли».

— Мне хотелось бы, чтобы вы завтра рассказали мне, как пойдут дела в банке, — крикнул ей вслед Клиффорд.

— Но вы остановились у Годдардов, — напомнила ему Кэролайн. — Вряд ли я смогу туда позвонить.

— Я позвоню сам, — уверенно сказал он. — Можете не сомневаться.


Клиффорд появился на вилле Годдардов в половине восьмого. Дина и Чарльз, уже торжественно одетые, ждали его. Они знали, что днем он встречался с бывшим клиентом, и теперь хотели знать, где он был после этого. Ведь Клиффорд чуть не опоздал на прием в свою честь.

— Я совершил экскурсию по Палм-Бич, — объяснил Клиффорд, поднимаясь в свою комнату, чтобы переодеться к ужину.

Через несколько минут, стоя перед зеркалом в ванной, он вдруг понял, что сказал им неправду. Он не осматривал Палм-Бич, а пытался разобраться в чувствах, которые, как он думал, давно закрыты для него. Кэролайн Годдард захватила его воображение, и он не мог понять, почему. Конечно, она была очень привлекательной и не менее умной, чем те женщины, с которыми он встречался. Но здесь было что-то еще. Кэролайн каким-то образом повлияла на него, и он чувствовал одновременно беспокойство и блаженство.

Когда Клиффорд наконец спустился вниз, уже появились первые гости. Среди них были Перри и Элеанор Мэдисон — они стояли в фойе, держа в руках бокалы, и беседовали с Годдардами. Увидев Клиффорда, все четверо замолчали и повернулись к нему.

— Похоже, ты неплохо провел время в «Ривер-Хауз», — сказал Перри Мэдисон.

Его замечание удивило Клиффорда, но его лицо оставалось бесстрастным.

— По правде говоря, да, неплохо, — ответил он.


Глава 20


Чарльз Годдард внимательно слушал отчет Теда Аронсона о той информации, которую ему удалось собрать о рождении ребенка Кэролайн. Он позвонил ровно в восемь утра в понедельник. Аронсон, как всегда, работал быстро и качественно. Дина отправилась в клуб играть в теннис, а Клиффорд уехал в аэропорт. Чарльз был в доме один, если не считать слуг. Он сидел в кабинете рядом со своей спальней, и его никто не отвлекал от разговора с Аронсоном.

— Ребенок родился около пяти лет назад, утром двенадцатого апреля, — начал говорить Аронсон. — Точное время родов, происходивших в региональной больнице в Лэйк-Ворте, — одиннадцать сорок два, вес ребенка — восемь фунтов двенадцать унций.

«В региональной больнице, — с иронией подумал Чарльз. — В той самой, куда мы с Диной вложили миллионы долларов, чтобы построить современное здание роддома».

— Согласно записям лечащего терапевта, старшего гинеколога по имени Айрин Лу, беременность была осложненной, но роды прошли нормально, — продолжал говорить Тед. Ему было немного неловко обсуждать такие интимные «женские» подробности, кроме того, это совсем не походило на все, чем он обычно занимался, но он продолжал свой отчет, скрывая эмоции. В конце концов Чарльз Годдард был его клиентом. Хорошо платившим и очень влиятельным клиентом. — Миссис Годдард пробыла в…

— Миссис Годдард… — пробормотал Чарльз, прервав Аронсона, сообщавшего ему подробности рождения Джека. Он все еще считал практически невозможным называть Кэролайн Шоу женой его погибшего сына, членом его семьи, членом семьи Годдардов. Но еще более невероятным был факт, что она сохраняла в секрете существование его внука.

— Можно продолжать, сэр? — спросил Аронсон.

— Да. Извини. Продолжай, пожалуйста. — Чарльзу хотелось знать как можно больше. Очень хотелось.

— Как я начал говорить, после родов миссис Годдард оставалась в больнице два с половиной дня.

— Посетители были? — спросил Чарльз: ему было интересно, навещал ли их в больнице «отец» мальчика.

— Да, один, — ответил Аронсон. — Женщина по имени Селма Йоханнес. Мисс Йоханнес также забрала из больницы домой миссис Годдард и ее сына.

Сердце Чарльза забилось сильнее, когда он услышал, что единственным посетителем Кэролайн была женщина, а не какой-нибудь жеребец с ближайшей заправочной или пиццерии. Неужели Джек Годдард — действительно сын Джеймса? Его внук? Его наследник? Такая возможность, которая раньше казалась просто невероятной, теперь становилась все более и более похожей на правду. Чарльз немного помолчал, еще раз обдумал «второй шаг» и ровным тоном стал говорить Аронсону:

— Я хочу расширить твою задачу, Тед. Ты должен продолжить расследование. Как я полагаю, существуют определенные тесты, по которым можно установить отцовство?

Этот вопрос подтвердил догадку Теда Аронсона, которая мучила его с воскресенья, с тех самых пор, как Чарльз Годдард произнес свои первые слова двадцать четыре часа назад: председатель правления «Годдард-Стивенс» считает, что у него есть внук.

— Да, анализы крови, — ответил он. — Но мне нужно знать группу крови, по которой будет определяться родство.

— Нет проблем. Как ты уже, наверное, догадался, у меня есть основания полагать, что этот ребенок может оказаться моим внуком. Группа крови Джеймса указана в его медицинской карточке в больнице Ленокс-Хилл в Нью-Йорке, — сказал Чарльз. — Прав ли я, предполагая, что если группа крови ребенка совпадет с группой крови Джеймса, то он мой внук?

— Анализ крови подтвердит только то, что у вашего сына и у Джека одна и та же группа крови, но не то, что Джеймс его отец. Отцовство можно установить только на основании анализа ДНК, а для этого необходимо иметь образец от Джеймса. Может быть, у вас есть прядь волос вашего сына? — сказал Аронсон своим обычным бесстрастным тоном, хотя это поручение было очень необычным.

Чарльз немного подумал.

— По-моему, у жены есть памятные альбомы наших детей, — сказал он. — Мне кажется, там были и пряди их волос.

— Хорошо. Если вы предоставите мне прядь волос сына, мистер Годдард, я начну работать над определением ДНК…

— Я передам тебе эту прядь, как только смогу, — прервал его Чарльз, — а пока мне хотелось бы, чтобы ты занялся анализом крови, чтобы выяснить, совпадают ли группы мальчика и моего сына.

— Будет сделано, — сказал Аронсон.

— Еще я хочу, чтобы ты увидел мальчика, — продолжил Чарльз. — Поговорил с ним. И сфотографировал.

— Поговорить с ним? О чем? — У Аронсона не было проблем с фотографированием, но он не имел ни малейшего представления, как следует говорить с пятилетним малышом; кроме того, у него не было желания заниматься этим.

— Да, поговорить с ним, — сказал Чарльз. — Он должен быть в школе для малышей, или в садике, или не знаю где там еще. Подойди к нему, когда они будут гулять или когда он будет уходить домой. Расспроси о его друзьях или о чем-нибудь еще. Мне нужно твое впечатление о нем. О его характере, развитии, сам понимаешь. Потом сфотографируй его. Мне нужна не газетная фотография. Надеюсь, ты понял, что я имею в виду, Аронсон.

— Конечно, — ответил Тед, который понял главное: Чарльза Годдарда, одного из самых уважаемых и грозных банкиров Уолл-стрит, преследует навязчивая идея относительно маленького мальчика по имени Джек, который действительно может оказаться Годдардом.

* * *


В то время, когда происходил этот разговор, Кэролайн сидела за столом переговоров в тихом офисе через дорогу от конторы Теда. Дела шли неважно. Два банкира с седыми волосами, серыми лицами и в серых костюмах отказывались видеть потенциал развития «Корпорации «Романтика любви»».

— Дело не в том, что ваши расчеты неверны, миссис. Годдард, — сказал один из них. — Дело в том, что наш банк не видит перспектив в предприятии розничной торговли, которое удовлетворяет только фривольные запросы женщин.

— Фривольные запросы? — с негодованием повторила Кэролайн. Ее вывело из себя то, как они с позиции мужского шовинизма отнеслись к ней и к ее идее, но она хотела сохранить выдержку. Ведь громкие крики были в стиле Тамары, а не Кэролайн. — Поверьте, джентльмены. То, что мы продаем в «Корпорации «Романтика любви»», вряд ли можно назвать фривольным. Конечно, если вы считаете, что товары, приносящие женщинам радость, фривольны, то это ваше право.

— Послушайте, миссис Годдард, — сказал второй собеседник, теребя мочку уха. — Как мы уже сказали, все расчеты выглядят достаточно надежно. Но «Юнайтед Палм бэнк энд траст» обычно дает ссуды более… как бы это сказать… более консервативным предприятиям.

— Значит, вы отказываете мне в ссуде? — спросила Кэролайн, которая хотела, чтобы они наконец прямо объявили ей свое решение.

Они оба кивнули.

— Мне очень жаль, — сказал один.

— Может быть, в следующий раз, — сказал второй, явно желая, чтобы на будущее дверь для нее была открыта.

Кэролайн была очень расстроена, но сумела сдержать свои эмоции и сохранить деловое выражение лица. Она собрала свои бумаги, уложила их в дипломат и встала.

— Спасибо за то, что смогли уделить мне время, — сказала она, пожав им руки.

Мужчины встали, сказали, что очень рады, что она выбрала именно «Юнайтед Палм бэнк энд траст», и проводили ее до дверей.

«Вот тебе и спец по финансам Клиффорд Хэмлин», — подумала она, направляясь к своей машине. Ей было интересно, позвонит ли он. Хотя в этом она сильно сомневалась.


Но Клиффорд Хэмлин позвонил — почти сразу же, как только появился в своем офисе в нью-йоркском отделении «Годдард-Стивенс» в половине пятого. Секретарша передала ему дюжину сообщений, срочно требующих ответа, и его расписание встреч было очень плотным до семи часов вечера, но, как только Клиффорд остался один в своем просторном, шикарно обставленном кабинете, он сразу же набрал номер Кэролайн в «Корпорации «Романтика любви»».

— Как дела с банком? — спросил он, радуясь, что слышит ее голос.

— Никак, — грустно ответила Кэролайн.

— Они отказали в ссуде?

— Именно это они и сделали.

Клиффорд не мог понять: она очень расстроена или это просто из-за расстояния у нее такой голос? Наверное, и то и другое.

— А какую причину они указали? — поинтересовался он.

— Намекали на фривольность моих товаров, — саркастически произнесла Кэролайн. — Расчеты им понравились, а вот продукция — нет.

— Ну и черт с ними, — сказал Клиффорд, удивив Кэролайн своим сердитым тоном. — Банкиры могут быть очень глупыми, поверьте мне. У многих совершенно отсутствует воображение. Но ведь я говорил вам, что им понравятся расчеты?

— Конечно, но это не принесло мне ничего хорошего. Ведь я не получила деньги, которые мне нужны, — ответила Кэролайн. — Меня больше всего и бесит то, что банкиры согласились, что мои расчеты правильны. «Впечатляют», как сказали они.

— Вам не стоит прекращать поиски, — посоветовал Клиффорд. — Возможно, придется посетить несколько банков, пока не найдете такой, в котором вас поймут. Один отказ еще ничего не значит.

— Надеюсь, что вы правы, — сказала Кэролайн, представив себе, как он сидит за столом в «Годдард-Стивенс». Она представила себе его стройную жилистую фигуру, волнистые каштановые волосы, его самообладание, веру в свои силы и способности. И еще она вспомнила, как он выразил уверенность в ее способностях, когда они пили «Маргариту» в «Ривер-Хауз». — Честно говоря, я удивилась, что вы позвонили, — добавила она.

— Я был заинтересован, — сказал Клиффорд. — Я и сейчас заинтересован в исходе вашего дела.

Кэролайн не могла определить для себя причину его заинтересованности. Что у него на уме? Может быть, он шпионит для Чарльза Годдарда? Но вслух она ничего не сказала. Клиффорд в это время спросил:

— Вы уже назначили встречу в других банках?

— Да, конечно, — ответила она. — Кроме сына, «Корпорация» значит для меня все. И я сделаю все возможное, чтобы обеспечить ей успех.

— В успехе я не сомневаюсь, — сказал Клиффорд. — Извините, подождите минуточку. Да? В чем дело, Маргарет? — голос Клиффорда стал более строгим, когда в дверь постучали и вошла его секретарша, держа в руках кипу папок и показывая на часы. Она была хорошим делопроизводителем, для чего ее и нанимали. — Послушайте, Кэролайн, мне очень жаль, но нам придется на этом закончить наш разговор, — сказал Клиффорд.

Прежде чем Кэролайн успела сказать ему, что тоже очень занята и не может дольше задерживаться у телефона, он уже повесил трубку.

— Извините, что прервала вас, мистер Хэмлин, — сказала Маргарет Фрит, положив стопу папок на угол большого письменного стола из красного дерева, за которым сидел Клиффорд. — Но вы просили напомнить вам о совещании с представителями корпорации «Холлоуэй». Они уже пришли и ожидают вас в конференц-зале.

— Хорошо, а что это за папки, Маргарет? — спросил Клиффорд, немного расстроенный, что не мог еще хоть немного поговорить с Кэролайн, но силой воли направляя свои мысли в деловое русло.

— Дормантные счета, о которых вы спрашивали. Бухгалтерия проделала работу, просмотрев все компьютерные отчеты, и отобрала файлы, где отражалась лишь небольшая активность или вообще не было никакой активности за последние пять лет. Вы говорили, что хотите просмотреть их, чтобы решить, что с ними делать.

Клиффорд кивнул. Он сделал правильный выбор, наняв Маргарет Фрит, интеллигентную, хотя имеющую вид старой девы, женщину около пятидесяти лет, которая так же серьезно относилась к своей работе в «Годдард-Стивенс», как и он сам.

— Спасибо, Маргарет. Я просмотрю их, как только смогу, — сказал Клиффорд, похлопав ладонью по папкам, потом встал и направился к двери. — Ну что ж, приступим к «Холлоуэй».


Кэролайн еще никогда не была в Нью-Йорке, и когда одним мартовским утром реактивный самолет компании «Дельта эрлайнз», на котором она летела, спустился над Ист-Ривер и приземлился в аэропорту Ла-Гуардиа, она почувствовала, как учащенно забилось ее сердце. Ее обуревали самые противоположные чувства: она с удовольствием ждала встречи с различными продавцами, чтобы обсудить торговую марку и этикетки для «Романтики любви», но одновременно сама мысль о том, что она целую неделю не увидит Джека, была просто непереносимой. Но ведь она проведет эту неделю в Манхэттене с Сисси Макмиллан, пообедает с Жан-Клодом Фонтэном. И может быть, пройдет депрессия, которая мучила ее с самого начала марта — ведь именно в начале марта она когда-то полюбила Джеймса Хантингтона Годдарда.

Воспоминания об их встречах, о, первых свиданиях, о совместной жизни и свадьбе в Мэне постоянно возвращались с новой силой и преследовали Кэролайн именно в марте. Кроме того, во всех трех банках, куда она обратилась, ей отказали в ссуде, и это еще больше усилило ее депрессию.

— Мы не думаем, что ваш бизнес просуществует достаточно долго, — сказали в одном.

— Сеть магазинов, продающих романтические штучки? Честно говоря, сложно себе это представить, — заявили во втором.

Но больше всего расстроил Кэролайн тот факт, что не все банкиры, отказавшие ей, были мужчинами. Женщина — вице-президент банковской и кредитной компании на Вест-Палм-Бич — заявила:

— Я считаю, что для матери-одиночки одного магазина вполне достаточно. Зачем взваливать на свои плечи еще один?

То, что ей приходилось объяснять свою идею всем этим скептически настроенным банкирам, было для Кэролайн унизительно и утомительно, и поэтому, когда несколько нью-йоркских оптовиков, занимавшихся косметикой и столовыми приборами, а также владелец швейной фабрики и импортер столового белья согласились встретиться с ней, она подумала, что поездка может отвлечь ее от тяжких дум, и позвонила Сисси, чтобы спросить, можно ли ей остановиться у нее на неделю.

— Ну конечно! — воскликнула Сисси. Она сейчас была в своем городском доме на Ист-стрит, 77. — Я, как ты должна помнить, с самого начала приглашала тебя в Нью-Йорк.

Кэролайн невольно вспомнила, как добра была Сисси Макмиллан, когда сдала им коттедж в Кэмдене.

— Конечно, я это помню, — ответила Кэролайн, чувствуя одновременно печаль и благодарность. — И очень хочу увидеться с тобой снова. Очень.


Встреча на швейной фабрике прошла очень успешно и закончилась подписанием контракта, согласно которому там будут шить специально для нее блузки, ночные рубашки и неглиже с монограммой «Корпорации «Романтика любви»». То же произошло в компании, занимавшейся столовыми приборами: там согласились организовать производство блюд, тарелок и бокалов в стиле «Корпорации». С импортером столового белья она договорилась о повторной встрече: следовало обсудить дополнительно объем поставок и расценки.

Кэролайн была довольна встречами. Она держалась профессионально и смогла договориться, что получит все, что ей было нужно, в указанные сроки, а кроме того, здесь были заложены основы дальнейшего сотрудничества. Отказы в ссуде на расширение бизнеса в свете волнений и планов на будущее временно отошли на второй план.

— У меня нет сомнений, что «Корпорация» будет расти, — сказала Кэролайн Сисси, когда они ужинали в ее прекрасно оформленной столовой, где стояла посуда в традиционном стиле, почти такая же, которую Кэролайн скоро будет предлагать в «Романтике любви».

— И у меня нет сомнений, ведь ты выглядишь как настоящий торговый магнат, — со смехом сказала Сисси, и в уголках ее проницательных глаз собрались веселые морщинки.

— Очень уставший магнат, — тоже со смехом призналась Кэролайн.

Сисси кивнула. Хотя она ничего не говорила, Сисси очень волновалась за Кэролайн. Она видела, что под ее внешне бурной деятельностью скрывалась глубокая печаль. То, что она тосковала по Джеймсу, было ясно без слов. И все же Сисси думала, что Кэролайн слишком цепляется за свою утрату.

— И очень одинокий магнат? — подсказала она. — Иногда, — призналась Кэролайн.

— Тоскуешь по Джеймсу?

Кэролайн кивнула:

— Все время.

— Надеюсь, что ты не сочтешь меня слишком резкой, но я, будучи типичной уроженкой Новой Англии, не знаю, как можно выразить свою мысль, кроме как прямо высказать ее, — начала Сисси. — Я думаю, что тебе грозит серьезная опасность стать профессиональной вдовой.

— Это неправда! — воскликнула Кэролайн, удивленная этим словам и тому образу, который возник перед ее глазами.

Сисси стояла на своем.

— Я просто физически ощущаю, как ты цепляешься за Джеймса, — сказала она, усиливая натиск. — Каждый раз, когда в твоем присутствии произносят это имя, твои глаза наполняются слезами. Боже мой, Кэролайн, его нет уже больше пяти лет. Прошлое принадлежит прошлому. Не думаю, чтобы Джеймс хотел, чтобы ты провела всю жизнь, копаясь в старых воспоминаниях. Ты ведь еще молодая. Такая молодая, красивая женщина.

— Я не живу прошлым. У меня есть Джек. У меня есть моя «Романтика любви».

— Но у тебя нет личной жизни, Кэролайн. Совершенно нет. Джеймс был тогда очень молодым. Он безумно любил тебя, а ты любила его. Но это было много лет назад. Пора бы тебе снять траур, который ты, кажется, намерена носить вечно.

Кэролайн молчала. Да, слова Сисси были грубоватыми и, хотя та не имела этого в виду, обидными. Все в Кэролайн восстало против них. Она любила Джеймса, просто обожала его. Конечно, она тоскует о нем. Любой бы тосковал на ее месте.

— Сердишься на меня? — спросила Сисси. — Думаешь, я недооцениваю ваш брак?

— Нет, — сказала Кэролайн. А потом, подумав, призналась: — Да. Мне не хотелось бы, чтобы кто-нибудь недооценивал Джеймса.

— Но я не могу недооценивать Джеймса. Я говорю о тебе. Понимаю, как ты предана своей «Корпорации», но пора бы уже появиться какому-нибудь мужчине и встряхнуть тебя как следует.

Кэролайн попыталась улыбнуться. Теперь, когда мимолетная обида улеглась и она могла подумать над словами Сисси, Кэролайн призналась себе, что та права. Джеймс был удивительным человеком, и время, проведенное с ним, было просто сказкой, но ведь они и впрямь были так молоды…

— Я всегда считала Джеймса моей единственной любовью, — призналась она. Ведь когда-то она была толстушкой и не пользовалась успехом. Ни один мальчик даже не глянул в ее сторону, пока не появился Джеймс с его голубыми глазами и золотистыми волосами…

— Может быть, наступило время считать его своей первой любовью? — сказала Сисси.

— Но ведь это просто приспособленчество, — сказала Кэролайн, чувствуя в глубине души, что, как она ни сопротивляйся, Сисси говорит дело.

— Тогда у тебя не будет более подходящего времени, чем теперь, чтобы начать это приспособленчество. Когда ты ужинаешь с этим французом? — Сисси как всегда была прямолинейна и категорична. Кэролайн рассказала ей о Жан-Клоде, который регулярно звонил ей с тех пор, как побывал в «Романтике любви». Она также рассказала Сисси о том, что он откровенно флиртовал с ней и что она нехотя дала согласие поужинать с ним, когда приедет в Нью-Йорк.

— Завтра вечером, — сказала Кэролайн с непонятным волнением.

— Куда он ведет тебя? — спросила Сисси, в глазах которой плясали озорные искорки. — Надеюсь, местечко будет уютным, со свечами, где он сможет шептать тебе на ушко всякую чепуху.

— Не торопи события! — воскликнула Кэролайн, всплеснув руками. — Мы с Жан-Клодом просто друзья — два человека, которые озабочены общими проблемами, как заработать себе на жизнь. Его появление в магазине помогло мне продать не только мои товары, но и его книгу.

— Друзья? Как прелестно это звучит, — сказала Сисси со скептическим выражением на лице. Она не раз читала о Жан-Клоде Фонтэне в скандальной хронике, обедала в «Мустье» и была наслышана о его бурной личной жизни. Было практически невероятно, чтобы любая женщина — даже такая упорно скрывающаяся от романтических приключений, как Кэролайн, — может устоять перед таким искушением. — Так где состоится ужин?

— На квартире Жан-Клода в Сохо. Завтра вечером я должна приехать туда, а он сам приготовит ужин.

Сисси закатила глаза. Ужин вдвоем на чердачке в Сохо с Адонисом, который плюс ко всему умеет восхитительно готовить!

— Ой! — воскликнула Кэролайн, посмотрев на часы. — Джеку уже скоро пора спать, а я еще не позвонила ему.

Она подбежала к телефону в гостиной, а Сисси крикнула ей вслед:

— Передай ему привет! Еще раз!

Кэролайн очень скучала по Джеку и говорила с ним каждое утро и каждый вечер. Ей нравился Манхэттен с его суетой и специфической атмосферой космополитизма, но ей хотелось, чтобы ручонки сына обнимали ее за шею каждый день, она хотела слышать его тоненький голосок.

— Здравствуй, солнышко, — сказала она, дозвонившись в половине девятого. — Селма укладывает тебя спать?

— Нет, мы читаем, — ответил Джек. — Книжку про Бретта Хааса.

— Про кого? — спросила Кэролайн.

— Ох, мама. Ты что, ничего не знаешь? — Джек вздохнул, поражаясь неосведомленности матери. — Бретт Хаас играл третьим номером за «Атланта Брэйвз». Теперь его показывают по телевизору всякий раз, когда играют «Брэйвз». И он всегда делает игру. Книга, которую мы читаем, — о нем.

— Наверное, интересно? — с притворным вниманием спросила Кэролайн. Бейсбол едва ли был ее любимым видом спорта, а биографии спортивных звезд — последними книгами, за которые она могла взяться. Может быть, потому, что Эл Шоу был бейсбольным болельщиком, а может быть, потому, что она считала эту игру ужасно скучной и медлительной.

— Мы дошли до самой замечательной главы! — Голос Джека прерывался от возбуждения. — Бретт как раз собирается пробить свой знаменитый удар и выиграть финал в чемпионате мира! Как раз через левую стенку!

— А откуда ты знаешь, что он победит? — спросила Кэролайн.

— Потому что я читал эту книжку шестнадцать раз, — серьезно сказал Джек. — Селма купила мне ее на прошлой неделе.

— Я тоже купила тебе кое-что, дорогой, — сказала Кэролайн, охваченная нежностью к сыну.

— Мне? Правда? — радостно воскликнул он.

— Да. В знаменитом магазине игрушек в Нью-Йорке, который называется «ФАО Шварц».

— Ты купила мне игрушку? — спросил Джек. Его любопытство росло с каждой минутой.

— Я не скажу! Тебе придется подождать, пока я не приеду, — сказала Кэролайн. — Ты всегда говорил, как любишь сюрпризы. Поэтому твой подарок из «ФАО Шварц» будет сюрпризом, хорошо?

— Хорошо, — разочарованно ответил он. — Когда ты приедешь?

— Не позже чем через несколько дней, — ответила Кэролайн. — Но это скоро, дорогой, очень скоро. Я скучаю по тебе, люблю тебя и сама не дождусь, когда мы встретимся.

— Я тоже, мама. И когда ты приедешь, я почитаю тебе книжку про Бретта Хааса. Я знаю там каждое слово. Тебе понравится!

Кэролайн рассмеялась.

— Если ты почитаешь ее, то мне, конечно, понравится, — согласилась она. — А теперь я хочу поговорить с Селмой, хорошо? Ей я тоже хочу сказать «спокойной ночи».

Джек передал трубку своей крестной и отправился на кухню, чтобы выпить молоко и съесть шоколадное пирожное.

— У вас все хорошо? — спросила Селму Кэролайн, с которой она тоже говорила каждый день.

— Все хорошо, — ответила Селма, но ее голос звучал как-то странно.

— Селма, что случилось? — спросила встревоженная Кэролайн. — Я ведь слышу по голосу…

Селма Йоханнес вздохнула. Она не хотела волновать Кэролайн — только не сейчас, когда она была так занята в Нью-Йорке; кроме того, возможно, здесь не о чем было беспокоиться.

— Селма? Пожалуйста, расскажи мне, — настаивала Кэролайн.

— Видишь ли, этот мужчина… Он подошел к Джеку сегодня, когда он выходил из школы, — сказала Селма.

— Мужчина? Какой мужчина? Кто это был? — спросила встревоженно Кэролайн.

— Я не знаю. Раньше я его никогда не видела. Я ждала у тротуара в машине. Он подошел к Джеку — не к кому-нибудь из других детей, а именно к Джеку — и заговорил с ним. Я вышла из машины, чтобы узнать, в чем дело, но Джек уже отошел от него. Он сказал этому человеку, что ему не разрешают разговаривать с незнакомыми. Твой сын очень послушный, Кэролайн. Многие родители хотели бы сказать такое о своих детях.

Кэролайн задумалась над тем, что сейчас услышала. Да, ее сын был особым ребенком, в этом она ни минуты не сомневалась. Но ее обеспокоил этот незнакомец. Что он хотел от Джека? Почему он заговорил именно с ним, а не с другими детьми? Кто он? Что ему нужно? Вернется ли он?

— Следи за Джеком, Селма, хорошо? Он очень дорог мне, — попросила она.

— Мне тоже. Бог свидетель, я не допущу, чтобы с ним что-нибудь случилось, — решительным тоном сказала Селма. — Кроме того, возможно, здесь не о чем волноваться.

— Ты права, — сказала Кэролайн.

Она положила трубку и вернулась в столовую, где на подносе уже стоял приготовленный кофе.

— Дома все в порядке? — спросила Сисси.

— Думаю, что да, — ответила Кэролайн, не вдаваясь в подробности. Не было необходимости портить вечер Сисси своими беспочвенными подозрениями.

— Очень хорошо, — сказала Сисси. — А теперь давай поговорим еще о завтрашнем ужине.

— И что с ужином? — спросила Кэролайн, все еще думая о Джеке и о незнакомце, который с ним говорил.

— Я как раз думала, что, может быть, тебе нужна компаньонка? — Глаза Сисси смеялись. Она ее явно дразнила.

А на Вест-Палм-Бич Селму мучили сомнения, правильно ли она поступила. Ведь она не сказала Кэролайн о том, что этот человек сфотографировал Джека, прежде чем подошел к нему. Ей не хотелось расстраивать Кэролайн, которая была далеко и все равно ничего не могла предпринять в этой ситуации.


Пока Кэролайн лежала без сна в одной из комнат для гостей в квартире Сисси Макмиллан, раздумывая о загадочном незнакомце, который говорил с Джеком после школы, в кабинете Чарльза Годдарда на вилле в Палм-Бич зазвонил телефон прямой связи. Фотографии, которые прислал ему Тед Аронсон, подтверждали то, что было видно и по фотографии в газете: у ребенка глаза и форма губ были годдардовскими.

— Да? — Чарльз Годдард сразу взял трубку. Он ожидал звонка Теда Аронсона, потому что знал, что частный детектив позвонит сразу же, как только узнает результаты анализа крови.

Тед Аронсон произнес только два слова — два слова, которые должны были изменить жизнь не только Чарльза и Дины Годдард, но и Эмили Прингл, Клиффорда Хэмлина, Кэролайн Годдард, а самое главное, маленького Джека Годдарда.

— Все совпадает, — сказал Аронсон и стал ждать дальнейших указаний.


Глава 21


Слияние улиц Принц и Мерсер считается самым престижным местом в Сохо и находится на равном расстоянии от гастрономического рая «Дин и Де Люка» и от дорогого торгового центра на Вест-Бродвей. Художественные галереи, изысканные рестораны и филиал Музея Гуггенгхейма находятся как раз в этом месте, и именно здесь, на верхнем этаже здания, где когда-то выпускали швейные машинки, в частично модернизированном помещении под самой крышей жил Жан-Клод Фонтэн. Кэролайн поднялась наверх в огромном лифте и очутилась перед зеленой лакированной металлической дверью, защищенной, как принято в Манхэттене, как минимум одним замком «медеко», одним замком «фитчет» и одним полицейским замком «фокс», рычаг которого фиксировался в полу. Жан-Клод по очереди открыл все замки и впустил Кэролайн. Она некоторое время смотрела на него молча, пытаясь соединить его образ очаровательного и темпераментного француза, который остался у нее в памяти, с еще более привлекательным реальным образом.

Его лицо, начиная от высоких скул и кончая матовым цветом и ямочкой на подбородке, было еще более красивым, чем в ее воспоминаниях. Его блестящие, черные как смоль волосы были, как всегда, завязаны сзади в хвостик, и от него пахло одеколоном — этот завораживающий запах Кэролайн помнила еще с Палм-Бич. Она тут же напомнила себе, что перед ней современный Казанова и что она совершенно равнодушна к его чарам.

— Дорогая, — прошептал он, глядя ей в глаза и поднося ее руку к своим губам. — Прошло так много времени с тех пор, как мы виделись в последний раз.

Кэролайн удивленно подняла брови. Это было уж слишком помпезно, даже для Жан-Клода.

— Совсем не так много, — напомнила она ему сухо, отняв руку. Она твердо решила не поддаваться на его уловки и не позволить Жан-Клоду заставить ее чувствовать себя так же неловко, как во время их предыдущих встреч. Он был знаменитым шеф-поваром и автором бестселлера, человеком, который верил в то, что натиском может добиться всего чего угодно и который имел подход ко всем женщинам, попадавшимся на его пути.

— Достаточно долго, чтобы я с нетерпением ждал нашего вечера, — вкрадчивым голосом произнес он и, взяв ее за руку, повел в комнату.

— Мы не проводим вместе вечер, мы вместе ужинаем, — поправила его Кэролайн, снова убрав руку. Она решила, что настало время изменить тему и намекнуть на приятные запахи приправ и вина, которые неслись из кухни. — Что-то пахнет так вкусно! — сказала она.

— Тебе нравится запах моего одеколона? — спросил он с лукавой улыбкой.

Кэролайн мысленно спросила себя, прекратит ли он когда-нибудь свои насмешки.

— Я имела в виду ужин. Пахнет очень заманчиво.

— Конечно, заманчиво. А как будет вкусно! — со своей обычной самонадеянностью заявил он. — Но сначала экскурсия, а потом еда.

Жан-Клод снова взял ее за руку и повел вглубь своей квартиры, но вдруг остановился.

— Это было «до», — сказал он, показывая на обшарпанный угол возле окна с облупившейся краской. — А это — «после», — и он показал на обширный шикарный зал, весь покрытый коврами и хорошо обставленный, где одна стена почти сплошь была стеклянной.

Кэролайн невольно рассмеялась. Всего парой слов Жан-Клод сумел дать полную характеристику своей квартиры. Обняв ее за плечи, он продолжил показ.

— Мы начнем с «после». А потом постепенно дойдем и до «до», — пообещал он, открывая перед ней дверь в просторную комнату. К удивлению Кэролайн, это оказалась ванная, шедевр дизайна и декора, достойная того, чтобы ее снимок поместили в самом престижном журнале. Там были сплошной мрамор и зеркала, а застекленная крыша давала естественное освещение. За большой квадратной ванной располагалась рощица из бамбука, а на ее широком крае стояли различные гели, тальки, туалетная вода и лежали губки. Стопка аккуратно сложенных пушистых белых полотенец только и ждала, когда их возьмут. Рядом с ванной комнатой стояла огромная кровать, накрытая бежевым покрывалом. По обеим сторонам кровати стояли книжные шкафы, забитые книгами и оснащенные разными светильниками, чтобы было удобнее читать. Здесь же были вазочки с маргаритками. Но у Кэролайн не создалось впечатления, что это место предназначено для чтения. Вся обстановка была слишком чувственной, слишком сексуальной, совсем как человек, который стоял рядом с ней. Она снова попыталась внушить себе, что не должна обращать внимания ни на эту кровать, ни на привлекательную мужскую фигуру Жан-Клода, ни на теплое прикосновение его руки, пока он показывал ей это просторное, шикарное, но такое необычное жилище.

— А теперь мы посмотрим «до», — провозгласил он, когда они подошли к кухне на другой стороне чердака. Здесь ни к чему еще не прикоснулась рука современного архитектора, и Кэролайн сказала, что все здесь выглядит так, как, наверное, было еще в те времена, когда президентом был Герберт Гувер.

— Настоящий антиквариат, — согласился с ней Жан-Клод, обводя широким жестом потрескавшуюся старинную раковину, приземистый холодильник со спиралью наверху и видавшую виды печку, когда-то покрытую белой эмалью, на которой были три горелки и духовка со сломанной ручкой, функцию которой теперь выполняла скрученная проволока.

— Меня удивляет, что владелец ресторана не отремонтировал первым делом эту часть помещения, — сказала она, удивленная той патетикой, с какой Жан-Клод хвалился свей обшарпанной кухней.

— Дело в том, что я провожу целые дни на кухне, и последнее, что мне хочется делать, когда я прихожу домой — это готовить. — Он оглянулся на широкую кровать и ванну, и Кэролайн сразу стало ясно, чем он хочет заниматься, когда приходит домой.

— Тогда почему ты готовишь для меня? — спросила Кэролайн.

— Потому что ты относишься к тем людям, для которых представления об обеде ограничиваются сандвичами. — Он усмехнулся. — Мне не хотелось травмировать твои нежные чувства, предложив равиоли с корешками таро, грибами с трюфельным соусом и маслом — блюдо, которое обычно подают в «Мустье». Дома я могу сделать что-нибудь более…

— Основательное? — подсказала Кэролайн. — Подходящее для провинциальной американки?

Жан-Клод улыбнулся.

— Для очаровательной провинциальной американки, — сказал он, окинув Кэролайн одобрительным взглядом. Она была одета в строгий костюм хорошего покроя и шелковую блузку и представляла собой удивительное сочетание деловой женщины и просто красивой женщины. Выглядела она очень молодо, несмотря на то что уже была замужем и родила ребенка. Она была полна противоречий, эта Кэролайн Годдард, и разительно отличалась от хрупких, утонченных, капризных манхэттенских женщин, с которыми он привык иметь дело.

От его комплимента и взгляда щеки Кэролайн порозовели. Несмотря на ее твердое решение оставаться бесстрастной и несмотря на убеждение, что он говорит все это автоматически, его хорошо проверенные комплименты искусного соблазнителя в сочетании с его очарованием и притягательной силой произвели на нее впечатление, которому она была не в силах сопротивляться. Пока Кэролайн наблюдала, как он вытаскивает пробку из бутылки с белым вином, ей удалось подавить свои непроизвольные эмоции и сконцентрироваться на нереальности самого факта, что она находится сейчас здесь с ним. Такой вот ужин на двоих она не могла даже представить себе. Она не могла даже подумать, что когда-нибудь попадет в Нью-Йорк, когда он впервые пригласил ее и сказал, что она должна отплатить свой долг. И вот теперь они сидели вдвоем на его «чердачке» в Сохо, молодые, здоровые, красивые, мужчина и женщина, и в воздухе между ними как бы проскакивали искры таинственной связи. Кэролайн изо всех сил старалась не замечать всего этого.

— Неужели ты и правда можешь приготовить ужин вот на этом? — спросила она, имея в виду старую печку, а Жан-Клод в это время старательно ввинчивал штопор в пробку.

Он кивнул.

— Хочешь верь, хочешь не верь, но мне приходилось готовить и на кухоньках поменьше и не так хорошо оборудованных. По-настоящему старых! — сказал он со своим неуловимым и милым французским акцентом, протягивая ей бокал с искрящимся приятно прохладным вином.

— В самом деле? В это трудно поверить, — ответила Кэролайн, принимая бокал. — Лично я вряд ли смогла бы сделать что-нибудь стоящее в такой кухне, хотя должна признаться, что я неважная кухарка. Мы с Джеком умерли бы с голода, если бы не было свежемороженых продуктов и микроволновок.

Жан-Клод состроил гримасу и застонал.

— Микроволновки! — воскликнул он. — Все, что я могу сказать, — это что тебе сказочно повезло, что я сжалился над тобой и пригласил попробовать настоящую еду.

— Тогда скажи мне, что ты приготовил для бедной изголодавшейся провинциальной американки сегодня?

— Canard braise au vin rouge, мадам, — сказал он с церемонным поклоном, как будто был метрдотелем очень изысканного ресторана. — Утку. Тушенную в соусе с красным вином, — перевел он на английский.

Кэролайн вздохнула, представив деликатесное блюдо, которое ее ждет.

— Мне кажется, что я умерла и сразу попала в рай, — сказала она, садясь в одно из брезентовых кресел, стоявших возле соснового стола, и вдыхая смешанный запах красного вина, тмина и лука, с которыми готовилась утка. — Это для меня просто роскошь, — заявила Кэролайн и, не желая дать ему шанс съязвить, добавила: — Я имею в виду, что для меня специально готовят.

Она откинулась на стуле, отпивая приятное вино, а Жан-Клод подошел к стереопроигрывателю и поставил компакт-диск с квартетом Моцарта. Когда он приглашал Кэролайн, то сказал, что всю работу будет делать сам, и, уставшая после суеты дня, она с удовольствием приняла это условие. Он поставил на стол белые фаянсовые тарелки и бокалы ручной работы — Жан-Клод объяснил ей, что они из Мустье. На столе стояли свечи и маленькая вазочка с красными анемонами. Перед каждой тарелкой лежали аккуратно сложенные льняные салфетки. Кэролайн поймала себя на мысли, что на Сисси все это произвело бы хорошее впечатление.

Жан-Клод стоял перед маленьким разделочным столиком и очищал спаржу, сезон которой только начинался. Он был очень привлекательным мужчиной, и Кэролайн до сих пор не верилось, что она находится с ним здесь, в его необычной квартире. Только сегодня утром, когда Сисси получила почту, она видела его фотографию в «Нью-Йорк пост» — он был на премьере нового фильма с актрисой Региной Куинн. А день назад там же была заметка Лиз Смит о его связи с Мэрили Стерлинг, очаровательной директрисой рекламного агентства. И Кэролайн напомнила себе, что она — Кэролайн Шоу, выросшая «на той стороне улицы», и не из тех, кто шагает впереди всех. Так почему она оказалась здесь? Что такое увидел в ней Жан-Клод Фонтэн? Очередную победу? Очередную дырку в ремне? Или просто он был послушным сыном и делал одолжение знакомой его отца?

— Как прошел сегодняшний день? — спросил он, прерывая ее размышления. — Что касается меня, то день был кошмарным. Мой кондитер пригрозил, что уйдет от меня.

— Почему? Ты что, настаивал, чтобы он добавлял сушеные томаты в яблочный пирог? — поддразнила его Кэролайн.

— Что ты, в какой яблочный пирог? — с притворным ужасом отпарировал он. — В «крем-карамель»!

Они посмеялись над шуткой.

— А мой день не был кошмарным. Но очень длинным. И утомительным, — сказала Кэролайн, наблюдая, как Жан-Клод выдавливает лимонный сок и вливает его в зеленое оливковое масло, добавляет мелко порезанный лук и поливает этой смесью спаржу. В черной рубашке поло с расстегнутым воротом и в плотно сидящих джинсах, подчеркивающих его бедра и длинные ноги, он был просто неотразим. Неудивительно, что женщины увивались вокруг него. Неудивительно, что он произвел такой фурор в «Романтике любви». Как только ее мысли о его привлекательности и чувственности достигли той силы, что она почувствовала себя неловко, Кэролайн посмотрела на свое вино и приказала себе сконцентрироваться на чем-нибудь, что подходило бы для непринужденной беседы. Вместо того чтобы позволить своим фантазиям разыграться, она перескочила на спасительную тему своего бизнеса и рассказала Жан-Клоду, как прошел ее день.

— Я заходила в различные выставочные павильоны, чтобы подобрать специфические товары для моего магазина. Довольно трудно найти действительно красивые и необычные вещи, ведь постоянно приходится бороться с бешеным уличным движением Нью-Йорка…

— И с манерами ньюйоркцев, — закончил он за нее. — По-моему, ты заслужила хороший ужин. — Он открыл духовку, чтобы проверить, протушилась ли утка. — Ну-ка, попробуй. — Он поднес к ее губам деревянную ложку с каким-то пахучим густоватым соусом.

Она осторожно попробовала и ничего не сказала.

— Ну, как? — Жан-Клод стоял перед ней, скрестив руки на груди, и ждал комплимента, в котором ни минуты не сомневался.

Кэролайн подержала соус во рту, медленно и задумчиво проглотила его, а Жан-Клод терпеливо ждал, считая, что она пытается подобрать слова, чтобы выразить то, что сейчас испытывает.

— Никакого вкуса, — сказала она, пожав плечами.

— Никакого вкуса?! Моя «канар брэзе о вэн руж»? — Жан-Клод не верил своим ушам. Он тут же поднес ложку к губам и сам попробовал соус из красного вина. — Ведь это восхитительно! — воскликнул он. — Что же ты… — Он снова попробовал соус, и понял, что над ним подшутили. — Очень смешно, Кэролайн, — с укоризной сказал он. — Очень смешно.

— Просто не могла удержаться, — призналась она, прекрасно понимая, что он совершенно не привык к тому, чтобы его критиковали. — Но я заслужу прощение?

Жан-Клод выдержал время, чтобы помучить Кэролайн, как она только что мучила его.

— Только в том случае, если скажешь правду, что ты об этом думаешь. — Он снова протянул ей ложку с соусом.

— Потрясающе, — с улыбкой произнесла она, все еще чувствуя на языке привкус вина, смешанного с пряностями и соком утки. — Впрочем, я подумала и решила, что не просто потрясающе. Это грандиозно.

— Грандьозно, — повторил Жан-Клод с французским акцентом. Наклонившись, он взялся за самодельную ручку духовки и закрыл ее. По его мнению, утка должна была потушиться еще пару минут. Он поставил на сервировочный столик блюдо со спаржей и корзиночку с хрустящей золотистой багеткой, завернутой в льняную салфетку, и провозгласил, что можно приступать к первому блюду. Жан-Клод зажег конусообразные восковые свечи, налил еще вина и занял стул напротив Кэролайн, расстелив на коленях салфетку.

— За наш первый вечер! — провозгласил он, поднимая бокал.

— Первый? — Кэролайн вопросительно подняла брови.

— Один из многих, которые, как я надеюсь, последуют за этим, — сказал Жан-Клод и, поднеся свой бокал к ее бокалу, дотронулся пальцами до ее пальцев. Соприкосновение было несколько дольше, чем могло бы быть.

Кэролайн подумала, что он просто неисправим. Непревзойденный льстец, искушенный в комплиментах.

Они выпили вина, и Жан-Клод подал первое блюдо, положив немного спаржи на тарелку Кэролайн и столько же себе.

— Прекрасная еда для прекрасной дамы, — сказал он.

Кэролайн улыбнулась. Она ничего не могла с собой поделать — ей был приятен его комплимент, хотя она прекрасно понимала, что не надо строить иллюзий, ведь Жан-Клод говорит такие комплименты всем подряд.

— Спасибо, — ответила она, откусив кусочек аспарагуса и наслаждаясь свежим лимонным привкусом соуса и приятным травяным запахом овоща. — Очень вкусно. «Грандьозно», — попыталась она сымитировать его французский акцент.

Он кивнул, молча принимая ее похвалу. На мгновение их глаза встретились. Его изумрудные глаза за темными ресницами и ее светло-карие с интригующими зеленоватыми и темными пятнышками, затененные черными ресницами.

— Может быть, ты покажешь мне, как это делается? — спросила Кэролайн.

— Ох, моя дорогая, — прошептал он со своим таким сексуальным акцентом. — На свете есть масса вещей, которые я показал бы тебе, как делаются, но сейчас у меня на уме далеко не рецепт приготовления спаржи.

Кэролайн улыбнулась.

— Знаешь, ты действительно неподражаем, Жан-Клод, — сказала она.

— Неподражаем? — Он притворился обиженным. — Когда все, что я говорю, — чистая правда?

Да, этот человек неисправим! Кэролайн просто не знала, что ему сказать, и только покачала головой, удивляясь, как легко и непринужденно он находит слова и одерживает над ней верх. Впервые с начала вечера она почувствовала, что для нее нет легкого пути назад. Может быть, это подействовало вино и она расслабилась? Но ведь было так приятно, что для нее готовят, совсем не противно слушать комплименты и просто здорово подшучивать над ним в ответ на его шутки. Может быть, настало время насладиться этим вечером — и красивым, очаровательным французом, который сидит напротив.

— Куда бы я ни пошла в Нью-Йорке, люди только и говорят, что о «Мустье», — сказала она. — Ты можешь мне объяснить, как ты сумел сделать его таким популярным? Я знаю кое-что о розничной торговле, но совершенный профан в ресторанах.

— Все не так здорово, как кажется, — ответил Жан-Клод. — Фактически это очень тяжелый, кропотливый труд с утра до вечера. Это сегодня я ушел пораньше, чтобы приготовить для тебя ужин, моя дорогая, но обычно все мои вечера посвящены работе, а не развлечениям.

— Не развлечениям? — переспросила Кэролайн. — А как же тогда Регина и Мэрили?

— Ну ладно. Совсем немного развлечений, — признался он, польщенный, что она читала о нем. — Но скажу тебе честно: зачастую мне приходится вставать в пять часов, чтобы проследить за доставкой рыбы и мяса, проверить, получено ли столовое белье и цветы и что все овощи самого лучшего качества. Мне нужно следить, чтобы повара строго соблюдали мои рецепты, чтобы все клиенты, зарезервировавшие столик, получили именно то место, которое хотели, мне нужно приготовить специальные блюда для постоянных клиентов, подобрать к каждому блюду вино и ликеры. А потом у меня встреча с издателем, который настаивает, чтобы я ускорил написание второй кулинарной книги. И еще все эти постоянные телефонные звонки бухгалтеров, агентов, поставщиков… Что ж, как говорят американцы, я думаю, что «нарисовал полную картину»?

— Мне и в голову не приходило, что ты так много работаешь, — призналась Кэролайн, на которую произвело впечатление, как много рутинной работы у таких рестораторов, как Жан-Клод, рутинной работы, с которой ей самой пришлось столкнуться у себя в «Корпорации». Впервые она подумала, что у них с Жан-Клодом гораздо больше общего, чем ей казалось.

— Конечно, не приходило. Ведь ты вбила себе в голову, что единственное, чем я занимаюсь, — это сопровождаю разных знаменитостей на премьеры.

Кэролайн рассмеялась.

— Но ведь ты находишь время и для этого?

— Для любви всегда есть время, — сказал он. — Мы, французы, не стыдимся наших желаний, дорогая.

Кэролайн поняла, что он считает ее щепетильной женщиной, зажатой и держащей себя в узде, женщиной, которая скорее умрет, чем признает свои сокровенные желания. Она решила не обижаться, но в глубине ее души затаилась мысль, что, может быть, она и в самом деле немного пуританка.

— Я просто завидую твоему характеру. Каждый раз, когда я представляю себе, что снова влюбилась, то… Нет, просто я не хочу пробовать еще раз, — сказала Кэролайн. — Знаю, что это звучит нелепо, но иногда мне кажется, что я могу принести несчастье человеку, сделавшему глупость и связавшемуся со мной.

— Несчастье? Что дает тебе основание так думать? — спросил Жан-Клод, явно озадаченный. Для него это был полный абсурд.

— Потому что Джеймс полюбил меня и не прошло и года, как он умер, — сказала она со слезами на глазах, как всегда, когда говорила о нем.

— Твой муж погиб в результате несчастного случая, — сказал Жан-Клод, который от отца знал эту трагическую историю. — Ты не была причиной его смерти. Жизнь полна неожиданностей. Иногда они приятные, иногда наоборот. — Он немного помолчал. — Например, вот эта. Она определенно приятная.

— Эта? — спросила Кэролайн, не понимая, о чем он говорит.

— Ты здесь. Мы вместе. Наш ужин. Это очень приятная неожиданность, — сказал он, действительно говоря то, что думает. — Я наслаждаюсь каждым мигом нашей встречи.

Кэролайн посмотрела ему в глаза. Ведь она тоже наслаждалась, такого с ней не случалось вот уже столько лет. Она посвятила свою жизнь Джеку и «Романтике любви». У нее не оставалось ни времени, ни сил на развлечения. Но сейчас она так хорошо себя чувствовала — женственной, легкомысленной и желанной, — снова в компании с мужчиной, молодым, красивым, очаровательным, которому она нравится или который очень искусно делает вид, что она ему нравится.

— Я тоже, — смущенно призналась Кэролайн, почувствовав, как порозовели ее щеки.

— Я рад. Очень рад, — сказал он и, решив, что настало время удивлять ее дальше своим кулинарным искусством, встал из-за стола, отнес использованные тарелки в раковину и через минуту вернулся с бело-голубым блюдом, на котором лежала утка в красном соусе и черные маслины. По краям блюда был разложен хрустящий картофель, посыпанный мелко порезанным луком. За этим последовал холодный салат «фризе», слегка приправленный зеленоватым соусом, чуть острый на вкус. Церемонно поставив блюда на стол, он открыл бутылку «Эрмитажа», терпкого красного вина из погребков Кот-дю-Рон, которое он специально выбрал для главного блюда. Кэролайн непроизвольно следила за тем, как легко и грациозно он двигался. Ей нравилась его уверенность, чувственность каждой его улыбки, каждого жеста. Почувствовав неожиданную потребность узнать о нем побольше, узнать, какой он в душе, Кэролайн спросила, не скучает ли он по Франции.

— Конечно, — ответил Жан-Клод. — Ведь там мои корни. И кроме того, Нью-Йорк так поверхностен.

Кэролайн рассмеялась.

— Палм-Бич провинциален, а Нью-Йорк поверхностен. Есть ли такое место, которое тебе понравилось бы?

Он тоже засмеялся.

— Не могу утверждать, что мне не нравится Нью-Йорк, — начал оправдываться он. — Просто в Нью-Йорке сами люди очень меркантильные.

— Почему ты так говоришь? — спросила Кэролайн. Те ньюйоркцы, с которыми ей доводилось встречаться, совсем не показались ей меркантильными.

— У меня очень часто возникает чувство, что меня используют. Это не очень приятное чувство, и оно не имеет ничего общего с тем человеком, каким я являюсь в действительности, — ответил он, а Кэролайн в это время пробовала сочное мясо утки, пропитанное соусом.

— И какой же ты человек?

— Человек сильных чувств и с традиционными ценностями, — сказал Жан-Клод.

Кэролайн внимательно посмотрела на него.

— Итак, ты исключительный повар, известный ловелас, и человек традиций? — Она рассмеялась, одновременно удивляясь, как на такой убогой кухне можно было приготовить такие вкусные блюда и как такой искушенный человек из Европы может декларировать обычные человеческие ценности.

— Я согласен с тем, что я «исключительный повар». Но несколько любовных связей не обязательно означают, что я ловелас, — поправил он ее. — И еще в определенном смысле в важных для меня вопросах я действительно человек традиций. Мне нужны корни, я хочу принадлежать кому-нибудь. Я хочу, чтобы кто-то принадлежал мне. Я с этим вырос. И здесь я нисколько не изменился.

— Это значит, что ты похож на своего отца? — спросила Кэролайн, отпивая вино. Она вспомнила Пьера и Шанталь, проживших вместе долгую счастливую жизнь. Может быть, такие отношения и имел в виду Жан-Клод? Такие, которым он был свидетелем с самого детства?

— Да, очень, — ответил Жан-Клод.

Кэролайн улыбнулась ему, опустив бокал.

— Извини, что я неправильно думала о тебе, — сказала она, сама не зная, стоит ли это говорить.

— Извинение принято. Чем больше времени ты будешь проводить со мной, тем быстрее поймешь, что я совсем не большой сердитый серый волк.

— Хорошо, тогда, может быть, просто волк?

— Послушай, Кэролайн, что ты скажешь на то, что с первого дня, когда папа рассказал мне о тебе, я начал о тебе думать? Думать об этой прекрасной молодой вдове, которая взвалила себе на плечи непосильный груз. Папа говорил, что ты никогда не развлекалась, никогда не встречалась с мужчинами после смерти мужа. Это меня очень опечалило, дорогая. Очень, поверь. И когда мы наконец встретились, я подумал, что, может быть, смогу вернуть тебя к жизни. Может быть, смогу доставить тебе радость. — Он немного помолчал.

Кэролайн чувствовала, как все ее барьеры расплавляются под воздействием вина и обаяния человека, сидевшего напротив.

— Видишь ли, от тебя мне нужно нечто большее, чем простой флирт, — просто сказал он. — Но ведь и ты чувствуешь то же самое, не так ли, Кэролайн? Неужели тебе не хотелось остаться со мной наедине так же сильно, как и мне?

Она смотрела в его зеленые глаза и чуть не позволила им соблазнить себя, а тут еще были прекрасная еда, Моцарт и сам Жан-Клод. Он был таким льстецом, таким очаровательным льстецом, что она уже даже не знала, где он серьезен, а где пускает в ход свои обычные уловки. И все же что-то в его тоне заставляло поверить ему.

— Просто не знаю… — нерешительно ответила она, не желая обсуждать с ним свои чувства. — Но если бы мне и хотелось, так что из этого? Ты живешь в Нью-Йорке, я живу в Палм-Бич. У тебя свой серьезный бизнес и активная общественная жизнь. У меня свое дело и ребенок, ради которого, как я думаю, восходит и заходит солнце. Я просто не представляю себе, как мы можем думать о «флирте», не говоря уже о чем-нибудь большем…

— Итак, ты признаешь, что тоже думала обо мне? О нас?

— Конечно, ты очень привлекательный мужчина, — призналась Кэролайн, взглянув наконец ему в глаза.

Они сидели молча, и в воздухе повисла напряженная тишина, наполненная эмоциями и желаниями. Когда музыка кончилась, Жан-Клод собрал тарелки и принес креманку с воздушным муссом, хрустящее лимонное печенье, маленькие самодельные трюфели, обсыпанные какао, и дымящиеся чашечки с кофе.

Они ели и пили молча, каждый был погружен в свои мысли, и теперь им трудно было сконцентрироваться на еде. Жан-Клод страстно желал близости с Кэролайн, в этом не было сомнения, но он прекрасно понимал, что она в замешательстве оттого, что их отношения могут стать серьезными, даже несмотря на то что ее тянуло к нему не меньше, чем его к ней.

Наконец Кэролайн удалось справиться с собой.

— Уже поздно, и мне пора идти, — сказала она, вставая и отодвигая стул.

— Пожалуйста, не уходи. Останься еще немного, — попытался уговорить ее Жан-Клод, бросив взгляд на помпезную кровать в глубине помещения, которая была видна и с кухни тоже.

Кэролайн просто физически ощущала эту кровать, такую близкую и заманчивую, она видела этого чувственного мужчину, желание в его глазах, она понимала, что прошло почти шесть лет с тех пор, как она последний раз занималась любовью.

— Нет, мне нужно идти. Так будет лучше для нас обоих, — сказала она.

— Только не для меня. Для меня это нисколько не будет лучше, — повторил Жан-Клод. Он протянул руку и коснулся ее лица. Как только его пальцы прикоснулись к ее щеке, она почувствовала как бы электрический разряд, пронзивший ее насквозь, — разряд, который она уже совсем забыла и который, как она думала, больше никогда не почувствует. Не в силах справиться с собой, она мягко убрала его руку и переплела их пальцы.

— Я просто не знаю, как выразить то, что я чувствую, — призналась она, в то время как их пальцы сплетались все крепче. — Я так долго говорила себе, что моя жизнь будет заключаться только в Джеке и в «Романтике любви». И больше ни в ком и ни в чем.

— Тогда послушай меня, Кэролайн. Мне просто необходимо еще увидеть тебя. Побыть с тобой.

Она посмотрела на их руки, жившие своей жизнью, ласкавшие друг друга и касавшиеся друг друга, и тихонько высвободила ладонь.

— Я еще не готова, — прошептала она неожиданно охрипшим голосом.

Как только она отстранилась, Жан-Клод шагнул к ней, и снова погладил ей лицо, затем волосы, затем его рука опустилась ей на спину. Кэролайн непроизвольно подняла голову, подставив ему обнаженную шею и позволив целовать ее.

— Жан-Клод, — прошептала она.

— Милая, такая милая, — шептал он хрипловатым от желания голосом, откинув назад ее шелковистые волосы и целуя ямку на ее шее.

— Нет, мы не должны… — Кэролайн чувствовала, как он становится все более настойчивым.

— Ты такая прекрасная, — продолжал Жан-Клод, не обращая внимания на ее слабые протесты, тонувшие в сладострастном ощущении его губ на коже.

Да, Кэролайн чувствовала себя прекрасной, впервые за все это время. Но она боялась оказаться в ситуации, которой не сможет управлять. Перед Жан-Клодом Фонтэном было трудно устоять, но ведь он жил и работал за много миль от Палм-Бич. Больше того, он уже был звездой и, как она сегодня узнала, собирался прославиться еще больше. И еще он имел хорошо задокументированную репутацию соблазнителя, менявшего женщин, словно они были очередным пунктом меню в его ресторане. Сначала актриса с Бродвея, потом эта суперзвезда рекламы, и на ней список не кончался. Не окажется ли Кэролайн лишь еще одним именем в этом списке — именем, которое этот соблазнитель пометит очередной галочкой? На самом ли деле она ему дорога? Можно ли уступать ему сейчас? Можно ли? Это будет трудно для нее. Ей придется лицом к лицу столкнуться со своими чувствами, иметь дело с той стороной своей личности, которую она так тщательно скрывала даже от себя. Кэролайн прекрасно понимала, насколько она уязвима и каким непереносимым для нее может оказаться разочарование.

«Нет!» — решила она вдруг. Нет. Сейчас не время. Она сказала ему правду: она была еще не готова. Ей хотелось остаться в коконе, который она свила для себя. Она хотела спокойствия, не хотела раскрывать свою душу, чтобы потом, возможно, оказаться обманутой. Несмотря на то что говорила Сисси, Джеймс до сих пор был ее единственным мужчиной в целом мире, единственным, с которым она могла заниматься любовью, единственным, кого она могла любить.

Кэролайн отстранилась от Жан-Клода и снова сказала, что ей пора идти. На этот раз он не останавливал ее.

Жан-Клод подал ей пальто и проводил на улицу, где остановил такси. Взяв руку Кэролайн, он поднес ее к своим губам и нежно поцеловал.

— Когда-нибудь, — просто сказал он, глядя ей в глаза, и его слова были понятны им обоим.

Он открыл дверцу такси, помог Кэролайн сесть и долго смотрел ей вслед, пока машина не скрылась во мраке ночи.


Глава 22


Вечер, проведенный с Жан-Клодом, разбудил воспоминания Кэролайн об их первых встречах с Джеймсом, и она почти всю ночь ворочалась с боку на бок, пытаясь разобраться в своих чувствах. Слова Сисси, сначала обидные, начали приобретать все больший и больший смысл теперь, когда у Кэролайн было время подумать над ними. Сисси права: шесть лет траура — слишком большой срок. Слишком большой? До тридцати Кэролайн было еще далеко, по всем стандартам она была еще молодой женщиной. Неужели она привязала себя к прошлому и создала иллюзии, не имеющие никакого отношения к реальности? Неужели она сама возвела Джеймса и их взаимную страсть на пьедестал, до которого не мог дотянуться ни один смертный? Неужели она слишком идеализировала их любовь, уверившись, что это их чувство совершенно? Что она в сущности знала о мужчинах, об отношениях с ними? Будучи подростком, она не пользовалась успехом у мальчиков и жила уединенно. Ее никогда не приглашали на вечеринки или на прогулки, никогда даже не поцеловали на заднем сиденье машины. В школьные годы она ни разу не ходила на свидание. Джеймс Годдард был единственным мужчиной, посмотревшим в ее сторону. Кэролайн поняла, что у нее совершенно нет опыта, чтобы с кем-нибудь сравнивать ее исключительно романтического супруга.

Но хуже всего было то, что ее чувства по отношению к французу были совершенно запутанными, и она действительно страдала от неопределенности. Правильно ли она себя повела? Кэролайн поймала себя на мысли, что не имеет ни малейшего представления, как взрослая женщина должна вести себя с мужчиной — особенно с тем, к кому ее тянет. Правильно ли она сделала, позволив Жан-Клоду обнимать ее? Может быть, она сама спровоцировала его на это? Разумно ли она поступила, уйдя из его квартиры, несмотря на его попытки удержать ее? Может быть, ей следовало остаться? А может быть, самым лучшим было держаться от него подальше? Или наступило время, когда ей стал нужен мужчина? Их определенно тянуло друг к другу. Но была ли она готова к таким отношениям? С ним? С человеком из другого города? С человеком, живущим в бешеном ритме, «послужной список» которого уже и так переполнен.

Эти вопросы преследовали и мучили ее, и только около трех часов ночи ей наконец удалось заснуть. Кэролайн проспала бы до полудня, если бы не горничная Сисси, которая постучала в дверь.

— Вас к телефону, миссис Годдард, — приоткрыв дверь, сказала Колин О'Мэлли, горничная, которая работала у Сисси вот уже много лет.

— Меня? — недовольно спросила Кэролайн. Это был ее последний день в Манхэттене, и, несмотря на то что оставались незавершенными кое-какие дела, ей так хотелось еще хоть немного понежиться в постели.

— Да, вас спрашивает какой-то джентльмен.

Кэролайн подумала, что раз это джентльмен, то это, скорей всего, Жан-Клод, который хочет обсудить то, что произошло между ними вчера вечером.

— Ты не можешь сказать ему, что сейчас я не могу подойти? — попросила Кэролайн, желая избежать или по крайней мере отсрочить обсуждение ее запутанных чувств. Ей требовалось время, чтобы выяснить для самой себя, что она чувствовала по отношению к Жан-Клоду и как, по ее мнению, могут развиваться их отношения дальше.

Миссис О'Мэлли открыла дверь пошире.

— У него такой голос, как будто он очень спешит, — сказала она с сильным ирландским акцентом. — Он не просил пригласить вас, он приказал.

— Он говорит с французским акцентом? — спросила Кэролайн.

— Нет, мэм. — Миссис О'Мэлли пожала плечами.

Кэролайн удивленно подняла брови и вылезла из постели. Накинув халат, она поспешила в гостиную Сисси, где на кофейном столике стоял телефон.

— Алло? — сказала она в трубку.

— Это Клиффорд.

— О, доброе утро, Клиффорд. — С тех пор как они встретились в Палм-Бич, он несколько раз звонил ей, а когда она сказала ему, что собирается в Нью-Йорк, он предложил как-нибудь встретиться в баре, пока она там будет. Но каждый раз, когда они конкретно договаривались о времени и месте, ее снова охватывали подозрения и она звонила секретарше и просила передать ему, что встреча не состоится. Но теперь он был опять у телефона, а для нее это был последний день в городе.

— Я хотел бы увидеться с вами. Скажем, где-то около шести часов, — решительным, как всегда, тоном сказал он. Кэролайн знала, что Клиффорда Хэмлина ответ «нет» никогда не устраивал. По крайней мере надолго. Кэролайн также знала, что его властный тон и манеры лидера оказывают на нее воздействие и волнуют ее, несмотря на то что она его побаивалась.

— Знаете, это мой последний день в Нью-Йорке, и у меня очень плотное расписание, — сказала Кэролайн, борясь с желанием увидеться с ним.

— Я прекрасно осведомлен о плотных расписаниях, — сказал он немного насмешливо, потому что как раз в это время просматривал свой ежедневник, испещренный записями. — Если честно, то у меня в семь торжественный прием. Но вы могли бы встретиться со мной в шесть у меня на квартире — ведь понятно, что вы не можете прийти ко мне в офис. У меня есть кое-что важное, что мы должны безотлагательно обсудить.

— Может быть, вы можете мне сказать это по телефону? — попыталась отвертеться Кэролайн.

— Нет, это можно обсуждать только при личной встрече. То, что я хочу сказать, очень важно для вашего будущего и для будущего Джека. Не говоря уже о вашей «Корпорации».

Кэролайн не могла не признать, что ей действительно хочется увидеться с ним. Он такой целенаправленный, энергичный, такой умный и привлекательный человек, хотя совсем в другом стиле, чем Жан-Клод. Клиффорд стал для нее как бы вызовом, он интриговал Кэролайн, даже несмотря на ее подозрения относительно мотивов его интереса к ней. И вот теперь он сказал, что у него есть какие-то новости, что-то важное для ее будущего и для будущего ее бизнеса, что-то такое, что может ей помочь содержать себя и сына.

Она взглянула на часы и попыталась прикинуть, успеет ли она до шести управиться со всеми делами, ведь это был ее последний день в Нью-Йорке. Чуть позже у нее будет встреча с парфюмерами, а до этого — с флористом, который делал искусственные цветы из шелка. Кроме того, ей нужно было посетить филиал «Секрета победы» на Пятьдесят седьмой улице и еще несколько магазинчиков, чтобы присмотреть какие-нибудь идеи для «Романтики любви». А потом будет вечеринка с коктейлями, про которую говорила Сисси.

— Где ваша квартира? — наконец спросила она.

— Дом 1040 на Пятой авеню, — сказал Клиффорд, просияв от одной мысли, что снова увидит ее, и довольный, что наконец сумел ее уговорить. — Это напротив Метрополитен-музея.

— Хорошо. Увидимся в шесть, — сказала Кэролайн и повесила трубку.

Она зевала и потягивалась, когда в комнату вошла миссис О'Мэлли и предложила ей завтрак.

— Только кофе, — сказала Кэролайн горничной и, включившись в бешеный ритм манхэттенской жизни, побежала в ванную. — У меня и так был запланирован очень насыщенный день, а теперь он стал еще более насыщенным.


Встреча в выставочном зале оптовой продажи искусственных цветов на пересечении Шестой авеню и Двадцать шестой улицы закончилась подписанием контракта, согласно которому «Корпорация «Романтика любви»» будет получать шелковые цветы тематических оттенков в зависимости от сезона. Контракт был подписан за столом в стиле «формика». Состоявшаяся беседа была чисто деловой: обсуждались суммы в долларах и Центах, сроки поставок и объемы партий. Встреча на Пятьдесят седьмой улице, на которой обсуждалась парфюмерия, напротив, оказалась больше развлечением, чем бизнесом. Кэролайн встретилась с исполнительными директорами фирмы и перенюхала никак не меньше дюжины различных ароматов, чтобы выбрать подходящий для туалетной воды, которую она будет продавать в своей «Корпорации», — аромат, который отражал бы атмосферу магазина, настоенную на романтике, чувственности и приключениях.

— Они все такие замечательные, но я совершенно запуталась! — воскликнула Кэролайн, попытавшись оценить восемь Различных запахов и разглядывая все эти многочисленные бутылочки и флаконы самых разнообразных форм, украшенные яркими этикетками. — Я просто не в состоянии сделать выбор. Они все начинают пахнуть одинаково.

— Обычно люди могут по-настоящему оценить только три аромата, — сказала Патриция Кент, вице-президент компании по маркетингу. — После этого наше обоняние притупляется. Вот что я вам скажу: лучше я подготовлю выбранные вами образцы, и вы сможете взять их в Палм-Бич, а там уж, освоившись, сделаете выбор. Подумайте, спросите своих клиентов и друзей. Посмотрите на их реакцию. Это важное решение, которое требует времени.

Еще до окончания встречи Патриция загрузила полотняную сумку Кэролайн различными флаконами с пробными образцами туалетной воды. Лаванда и лилия, жасмин и гвоздика, роза и фиалка — Кэролайн хотелось как можно скорее опробовать их.


Ровно в шесть часов Кэролайн вошла в величественное старинное здание на Пятой авеню, где жил Клиффорд Хэмлин. Мраморный пол холла был устлан мягкими восточными коврами, а антикварные стулья с тканой обивкой как будто только и ждали, чтобы кто-нибудь на них присел. Холл освещали тяжелые хрустальные люстры и сверкающие отполированные бра. Служащие в униформах выглядели неприступными и устрашающими. Кэролайн осмотрелась и на мгновение снова почувствовала себя пятнадцатилетней девочкой, крадущейся на цыпочках по «Брэйкерсу» в надежде, что ее не заметят, не схватят за руку и не выставят вон. Но она быстро пришла в себя, вспомнив, что ей уже не пятнадцать, что она уже не такая молодая и неискушенная, как когда-то, и уже не боится богатых и наделенных привилегиями людей. И все же, когда консьерж во фраке подошел к ней и спросил, к кому она, Кэролайн почувствовала отголоски своей бывшей неуверенности и ее ладони немного вспотели.

— Я Кэролайн Годдард, — сказала она. — У меня назначена встреча с мистером Хэмлином. Он меня ожидает.

Он поднял трубку, что-то спросил и кивнул Кэролайн.

— Мистер Хэмлин ожидает вас, миссис Годдард, — подобострастно произнес он, сопровождая Кэролайн к сверкающему лифту, освещенному канделябрами. Лифтер в униформе поднял ее на верхний этаж.

— Апартаменты мистера Хэмлина налево, — сказал он, когда они достигли верхнего этажа этого шикарного здания, где жили деловые магнаты, «великие моголы» прессы и члены королевских семей из разных стран.

Кэролайн кивком поблагодарила лифтера, хотя его совет оказался лишним: квартира Хэмлина занимала весь этаж и была здесь единственной!

Кэролайн уже собиралась позвонить в звонок рядом с выгравированным на золотой пластинке номером 14А, как дверь открыл слуга-малаец, который поклонился, провел ее внутрь и жестом показал, чтобы она подождала в холле, где вся обстановка выглядела очень официально. Это было большое прямоугольное помещение со стеклянной крышей, на стенах висели большие абстрактные картины. На длинной тумбе из полированного дерева, явно японского происхождения, стояла фарфоровая ваза с веточками айвы.

— Мистер Хэмлин сейчас вас примет, — сказал слуга с британским акцентом и непроницаемым взглядом.

Кэролайн посмотрела на часы — было уже пять минут седьмого. И тут появился Клиффорд. На нем был темный костюм отличного покроя и безупречно повязанный шелковый галстук.

— Кэролайн, я так рад, что вы смогли прийти, — дружески сказал он и пожал ей руку. Она была еще милее, чем он помнил: волнующее сочетание прекрасно одетой деловой женщины и свежей прелести красавицы американки. Клиффорд поймал себя на мысли, что, может быть, она не просто привлекает его, а здесь кроется нечто большее. Неужели то, что он часто думал о ней, пытался представить себе ее жизнь с Джеймсом Годдардом, представлял ее рядом с собой, мечтал о ней, когда ложился спать, означало, что он полюбил ее? Женщину, которую видел всего лишь раз?

— Вы сказали, что нам нужно обсудить что-то важное, что, — сказала она. — То, что можно обсудить только лично.

— Да, — ответил Клиффорд и пригласил ее следовать за ним в сверхсовременный, но удивительно уютный кабинет.

Кэролайн села в кожаное кресло и приготовилась выслушать то, что ей скажет Клиффорд.

— Будете что-нибудь? — спросил он, садясь за стол. На низком столике возле ее кресла стоял поднос с приготовленным чаем и кофе.

Кэролайн покачала головой:

— Нет, спасибо. Все хорошо. Ваша квартира производит просто ошеломляющее впечатление. — Она посмотрела на картины, развешанные на стенах кабинета. Они тоже были выполнены в абстрактной манере, странные, но полные какого-то тайного смысла.

— Если вы имеете в виду картины, то их написал Пауль Клее, швейцарский художник начала двадцатого века, — сказал Клиффорд, заметив любопытство в ее взгляде.

— Они просто интригуют. Как и все в вашем кабинете. Вы сами придумали декор? — спросила Кэролайн, по достоинству оценив богатые кожаные кресла, письменный стол из розового дерева, книжные шкафы до самого потолка и вид на прекрасно оформленную террасу за окном. Та квартира на чердаке, где вчера ее развлекал Жан-Клод, была по-домашнему уютной, наполненной звуками музыки и запахами готовящейся еды. Резиденция Клиффорда Хэмлина была просторной, безукоризненно элегантной и полной спокойствия.

— И да и нет, — ответил Клиффорд. — Я, конечно, нанял декоратора, а потом забраковал все, что он хотел купить, и все его замыслы. Вы могли бы назвать меня привередливым клиентом.

В этом Кэролайн не сомневалась. Она догадывалась, что Клиффорд всегда был прав, считал себя правым и контролировал все, чего касалась его рука.

Глядя на него, она поймала себя на мысли, что Клиффорд — очень загадочная личность. Он выглядел таким безупречным и щеголеватым в сшитом на заказ костюме, таким неприступным, строгим и полным скрытой энергии. Казалось, что он, хладнокровный и решительный, управляет каждым мгновением. Он одновременно интриговал и пугал Кэролайн и, несмотря на ее настороженность по отношению к нему и твердое решение не поддаваться его влиянию, волновал ее.

Клиффорд начал беседу с того, что спросил о результатах последних попыток получить ссуду для «Романтики любви».

— Пока еще никто не клюнул, — сказала она и только собиралась перейти к подробностям ее визитов в банки, как зазвонил черный телефон прямой связи на его столе.

— Извините, меня на минутку, — сказал Клиффорд и ответил на звонок. Кэролайн наблюдала, как он разговаривал с кем-то по имени Питер о рисках и вознаграждениях в сфере торговли товарами народного потребления. Потом он положил трубку и снова повернулся к ней. — Итак, вы говорили…

— Я как раз хотела сказать, что банки совсем не заинтересовались идеей открытия второго магазина, — снова начала она. — По правде говоря, я…

Ее снова прервал телефонный звонок.

— Простите, я быстро, — сказал Клиффорд, взял трубку и стал говорить с каким-то бухгалтером или юристом о налоговых проблемах какого-то клиента. — Еще раз прошу прощения, — сказал Хэмлин, снова положив трубку. — Так вы говорили, что банки отказались помочь вам?

— Да, там вели себя со мной, как будто моя «Корпорация» — это хобби, а не средство существования…

И снова зазвонил телефон.

— Я быстренько отвечу, и мы продолжим, — сказал Клиффорд, поднимая трубку. На этот раз разговор шел о марже двух замороженных продовольственных компаний. — Я снова прошу прощения, — с улыбкой сказал Клиффорд, повесив трубку. — Так вы говорили мне, что…

На этот раз его прервала Кэролайн.

— Послушайте, — сказала она вежливо, но твердо, — я понимаю, что вы очень заняты и что используете для меня свободную минутку между другими, более важными встречами. Но ведь именно вы пригласили меня сюда, чтобы обсудить что-то важное, что-то имеющее отношение к моей «Корпорации». И еще вы сказали, что у вас есть только один час для меня, — Кэролайн взглянула на часы. — Теперь уже двадцать пять минут седьмого, значит, у нас осталось ровно тридцать пять минут.

Клиффорд Хэмлин рассмеялся, и от этого его строгое лицо вдруг стало мягче, вокруг проницательных серых глаз собрались морщинки. Кэролайн поймала себя на мысли, что любуется им, и тут же напомнила себе, что он работает исполнительным директором в «Годдард-Стивенс». Он — человек, жизнь которого зависит от Чарльза Годдарда, ее заклятого врага. Человек, которому она не должна доверять…

— Я хочу сказать вам вот что, — Клиффорд включил автоответчик и хитро улыбнулся. — Пусть эти тридцать пять минут мои клиенты попробуют сами порешать свои проблемы, ими я займусь потом.

— Я польщена. — Кэролайн улыбнулась ему. — А теперь, надеюсь, вы согласны выслушать мою эпопею с банками?

— Конечно! — на его лице отразилось искреннее удовольствие, которое он испытывал от одного ее присутствия.

Кэролайн рассказала ему, в какие банки она обращалась и какие получила ответы. Также призналась, что, несмотря на то, что договорилась в Нью-Йорке о товарах с ее фирменным товарным знаком, она уже начала терять надежду на расширение магазина.

— Это чушь! — сказал Клиффорд. — Как мы уже говорили во Флориде, вам просто необходимо расширять свою деятельность и поторопиться, пока кто-нибудь не перехватил идею.

— В этом-то и дело. Судя по всему, кто-то уже занялся этим. Местный репортер, женщина по имени Роз Гарелик, сказала мне, что существует некая Корал Гэйблз, которая поговаривает об открытии магазина, похожего на мою «Корпорацию».

— Тогда вам тем более нужно поторопиться с реализацией планов на расширение, — сказал Клиффорд. — Мне кажется, вам пора проконсультироваться с адвокатом и официально зарегистрировать свою фирму.

— Зарегистрировать?

— Да, зарегистрировать или официально утвердить свою торговую марку. Адвокат знает, что лучше, — сказал Клиффорд. — Кроме того, теперь совершенно ясно, что ваших расчетов, хотя они и очень убедительны, недостаточно. Вам необходимо иметь долгосрочный бизнес-план, в котором будут указаны финансовые перспективы и цели компании. Я теперь вижу, что сначала мы мыслили неправильно. Вы не можете просто открыть второй магазин и успокоиться на этом. Вам либо придется остановиться на том магазине, который уже существует, и надеяться на то, что у вас не появятся сильные конкуренты, либо открыть еще несколько магазинов «Корпорация «Романтика любви»». Следует выбрать одно из двух: остаться небольшим предприятием или расширяться.

Еще несколько магазинов?.. Сеть магазинов «Корпорация «Романтика любви»» по всей стране? Конечно, такая мысль приходила ей в голову. Кэролайн мечтала об этом. Фантазировала… Но нужно сначала делать то, что ты в силах сделать, а до сих пор она не смогла убедительно доказать ни в одном банке, что ей нужна ссуда на открытие всего-навсего второго магазина.

— Честно говоря, я совершенно не знаю, как мне действовать дальше, — со вздохом призналась Кэролайн. Клиффорд, конечно, знал, о чем говорит, и с ее стороны будет просто неразумно не воспользоваться его опытом и знаниями. — Я даже не знаю, с чего начинают писать этот бизнес-план. И я не знаю ни одного юриста, который обратился бы в лицензионное ведомство.

— Если хотите, я могу порекомендовать вам юриста и составить бизнес-план, — спокойно сказал Клиффорд, как будто предложил ей стакан воды.

— Почему вы хотите заняться этим? — спросила его Кэролайн, которой его предложение показалось подозрительным. Неужели Чарльз Годдард дал какое-то специальное задание, касающееся ее, своему исполнительному директору? Можно ли считать Клиффорда Хэмлина другом? Или он вражеский шпион? Вдруг Кэролайн сейчас подвергает себя и Джека опасности, даже просто находясь в его компании? Ведь она прекрасно знала, что Клиффорд Хэмлин — ужасно занятой человек. С тех пор как он включил автоответчик, телефон звонил почти не переставая, и один звонок был из Гонконга. Это был звонок от известного финансиста международного класса, работавшего с ценными бумагами на миллиарды долларов. Почему же он должен вдруг заинтересоваться ее «Корпорацией»? Или самой Кэролайн?

— Потому что я хочу, чтобы ваши дела шли успешно, — ответил Клиффорд, как бы прочитав ее мысли, и продолжал говорить, как будто она не задала свой вопрос: — Сколько магазинов, по-вашему, следует открыть? Шесть? Восемь? Дюжину?

У Кэролайн отвисла челюсть. Клиффорд был слишком напорист для нее, она просто не успевала переварить сказанное им.

— Может быть, для начала нам лучше сконцентрироваться на том, где раздобыть финансы для второго магазина? Разве это не самый главный вопрос, который требует решения?

— Второй магазин больше не будет проблемой, — несколько загадочно сказал он.

— Не будет? Почему? — спросила Кэролайн, догадываясь, что он намекает на «что-то важное», что хотел сказать ей.

Не говоря ни слова, Клиффорд достал из своего дипломата, лежавшего на стуле рядом с ним, конверт и передал его Кэролайн. На конверте было написано ее имя, а в верхнем углу стояли адрес и печать фирмы «Годдард-Стивенс». Имя Кэролайн было отпечатано на машинке. Не зная, как ей действовать дальше, она посмотрела на Клиффорда.

— Откройте его, — сказал Клиффорд.

Заинтригованная, Кэролайн снова осмотрела конверт со всех сторон и медленно распечатала его. Там было несколько листов бумаги, сколотых вместе. Все листы были испещрены цифрами. Когда Кэролайн просмотрела их и прочитала колонтитул, то значение этих документов повергло ее почти в шоковое состояние.

— Мои?! — спросила она, немного заикаясь от волнения.

— Совершенно верно. Это инвестиционный счет, который был открыт на ваше имя, — сказал Клиффорд, наслаждаясь произведенным эффектом и растерянностью на ее миловидном лице. — Я обнаружил счет только сегодня утром. И именно по этой причине я настаивал на нашей встрече. — Вторая причина, о которой Клиффорд Годдард говорить не стал, была в том, что ему была просто непереносима мысль, что Кэролайн уедет из Нью-Йорка и они так и не увидятся.

Кэролайн продолжала смотреть на бумаги, чтобы понять их значение и как они могут повлиять на их с Джеком будущее.

— Здесь список акций и ценных бумаг в общей сложности на двести тысяч долларов, — наконец смогла она сказать. — Они записаны на имя Кэролайн Шоу. Откуда они могли взяться?

Ее первая мысль была просто неправдоподобной. Неужели Годдарды с годами стали человечнее и решили дать ей денег? После того как жестоко обошлись с ней тогда? После того как игнорировали все ее попытки сообщить им о рождении Джека? Нет, это было немыслимо. Но у кого из ее знакомых были такие деньги?

— Они от вашего мужа. — Клиффорд больше не хотел видеть ее замешательство. — Он открыл счет на ваше имя еще до вашей свадьбы и потом регулярно продолжал вкладывать небольшие суммы. Он вкладывал свои деньги, а еще подписанные вами чеки, которые вы ему выдавали в погашение какого-то долга.

Почти осознав важность того, что говорил ей Клиффорд, Кэролайн закрыла лицо руками.

— Мои комиссионные чеки!.. — воскликнула она, вспомнив, как отдавала Джеймсу комиссионные деньги, которые получала сначала в «Элеганс», а потом в «Штате Мэн». Он всегда протестовал, но Кэролайн настаивала на том, чтобы выплатить ему стоимость платья, которое он купил для нее у Селесты, того самого платья, благодаря которому она сумела вернуть себе работу у Тамары Брандт. А теперь Клиффорд Хэмлин говорит, что Джеймс положил деньги — те самые деньги! — на инвестиционный счет. В «Годдард-Стивенс»! На ее имя!

— Ваш муж распорядился, чтобы эти деньги интенсивно участвовали в обороте, — сказал Клиффорд. — И в результате этого благодаря нескольким выгодным операциям теперь ваше положение довольно стабильно.

— Но он никогда не говорил мне об этом! Ни слова! И Годдарды, конечно, тоже ничего не сказали.

— Возможно, ваш муж готовил вам сюрприз. А что касается Годдардов, то я считаю, что они даже не подозревают о существовании этого счета, — сказал Клиффорд.

— Для них это мелочевка… — произнесла Кэролайн.

Клиффорд только улыбнулся.

— Но как вы обнаружили его? — спросила она, все еще находясь под впечатлением этой новости.

— Чистая случайность. Месяц назад я запросил в бюро учета данные о невостребованных счетах. Один из них был ваш. Я вспомнил вашу девичью фамилию, о которой мне говорила Тамара, когда рассказывала о своем «Элеганс». И теперь, если вам нужны деньги для того, чтобы открыть второй магазин, то вот они, — сказал он, указывая на бумаги в ее руках. — Все, что от вас требуется, — это сказать мне, и я выпишу чек на полную сумму.

— Просто не знаю… Я еще не уверена. — Кэролайн пыталась переварить информацию, которую только что получила. Значит, Джеймс открыл для нее счет. Те двести тысяч долларов, которые она держала в руках, были его очередным подарком. На глаза навернулись слезы, когда она представила, как он вкладывает ее комиссионные чеки в «Годдард-Стивенс», заботясь о своей возлюбленной, заботясь о том, чтобы у нее были собственные деньги.

Клиффорд полез в карман, достал аккуратно сложенный белый батистовый платок и протянул его Кэролайн.

— Хотите чего-нибудь? Чаю? Воды? Или чего-нибудь покрепче? — спросил он, с нежностью глядя на нее. У него и в мыслях не было расстраивать Кэролайн. Но Клиффорд прекрасно понимал, что для нее это трудный момент, и хотел протянуть руку помощи.

Кэролайн покачала головой.

— Я в порядке, — сказала она, вытирая платком глаза. — Это просто от неожиданности…

— Я понимаю, — сказал Клиффорд.

— Я не ожидала ничего подобного, — продолжала Кэролайн. — И не знаю, чему верить и чему не верить, когда дело касается Чарльза Годдарда и его компании.

— Что вы имеете в виду?

Кэролайн внимательно посмотрела на Клиффорда. Она могла согласиться с той частью истории, где он говорил, что совершенно случайно узнал об этих двухстах тысячах долларов. Но почему он не сказал об этих деньгах Чарльзу? Неужели она действительно может доверять Хэмлину? Ведь он зависит от Чарльза, а не от нее.

— Вы могли пойти прямо к Чарльзу, когда узнали, что его сын отрыл для меня счет, — сказала она. — И тогда вы вместе могли бы найти способ, как распорядиться счетом, как забрать у меня деньги. И я никогда бы об этом не узнала…

Лицо Клиффорда вдруг помрачнело, глаза потемнели.

— Так, значит, вот какого вы мнения обо мне? — воскликнул он, разозлившись на то, что она сомневается в его порядочности. — Вы думаете, что я способен вступить в сговор с Чарльзом Годдардом, чтобы украсть ваши деньги? Деньги, которые оставил вам муж? Неужели ваша ненависть к Чарльзу так сильна и глубока, что вы даже не в состоянии видеть, что вам пытаются помочь? Неужели вы думаете, что я настолько нуждаюсь в том, чтобы босс поблагодарил меня и похлопал по плечу, что стану рисковать своей репутацией? Так вот, оказывается, что вы обо мне думаете?

— Я не знаю, что мне о вас думать, — тихим дрожащим голосом произнесла Кэролайн.

Она помолчала, размышляя над словами Клиффорда, взвешивая каждую его фразу. И опять решила, что, может быть, ошибалась в Клиффорде Хэмлине. Ведь он и правда мог пойти к Чарльзу и сказать ему о деньгах, но он этого не сделал. Двести тысяч долларов — посмертный подарок ее Джеймса — принадлежат ей. Кроме того, Кэролайн не имеет права возлагать на Клиффорда ответственность за ту жестокость, которую проявил по отношению к ней Чарльз.

— Извините, — сказала она наконец. — Просто для меня это была потрясающая новость, и я не знала, как мне реагировать на нее.

— В том, что новость потрясающая, я даже не сомневался. — Клиффорд сразу смягчился. — А теперь давайте обсудим, как эти двести тысяч долларов могут повлиять на ваши планы относительно развития «Корпорации». Как вы считаете, где лучше всего разместить второй магазин?

Кэролайн задумалась над вопросом, и тут ей в голову пришел нужный ответ. Она заговорила твердо и решительно, подбирая слова:

— Я не буду вкладывать эти деньги во второй магазин. Я хочу отложить их для Джека. На его будущее. На колледж. Мне бы не хотелось, чтобы на его долю выпало такое же безотрадное детство, какое было у меня. Если он захочет поступать в Гарвард или Йель, то туда и поступит. Если он захочет стать врачом или юристом, то станет. Эти деньги помогут ему реализовать свои планы.

— Понимаю… — сказал Клиффорд, впервые ставший свидетелем того, что, когда приходится выбирать между бизнесом и сыном, Кэролайн Годдард всегда прежде всего мать и только потом деловая женщина. И, вспомнив, какое ему самому выдалось детство, Клиффорд в этот момент почувствовал, что просто обожает ее за это.

— И вправду понимаете? — спросила Кэролайн, снова чувствуя слезы на глазах. Она считала, что Клиффорд Хэмлин, как и Джеймс, родился и вырос «с серебряной ложкой во рту» и со всем, что к ней прилагалось.

— Больше, чем вы можете себе представить, — весьма убедительным тоном ответил Клиффорд, невольно намекая на свое горькое прошлое; он это позволял себе очень редко. — Но мы до сих пор не обсудили вопрос о вашей империи, — сказал он, и в это время снова зазвонил телефон. Клиффорд посмотрел в глаза Кэролайн и проигнорировал звонок — автоответчик записал вызов. — Я уже говорил, что хочу помочь вам, и должен напомнить, что банки — не единственный способ получения денег. Можно привлечь частных инвесторов. Я думал над этим и могу предложить пару кандидатур.

— Правда? А кого? — спросила Кэролайн, глядя на него широко раскрытыми глазами.

— У меня есть клиент по имени Дрю Дарлингтон. Он…

— Ой, я знаю, кто он, — с волнением произнесла Кэролайн. Она читала о Дарлингтоне в последнем выпуске журнала «Фортуна». Английский миллиардер, которого представили в статье как яркую личность и как человека, которому во всем сопутствовал успех. Ему принадлежала сеть магазинов видеоаппаратуры в США и Великобритании, а также несколько издательств.

— Как я уже сказал, Дрю мой клиент. Между прочим, он очень приятный человек. У него поистине новаторская натура, и он постоянно ищет новые и оригинальные способы вложения денег. Я уже сообщил ему о «Романтике любви», и он заинтересовался идеей. Сказал, что хотел бы встретиться с вами.

— Вы шутите?

— Ничуть.

— Что ж, я бы с удовольствием с ним встретилась. — Волнение Кэролайн нарастало с каждой минутой. — А кто второй потенциальный инвестор? Вы говорили о паре кандидатур?

— Да. Второй кандидат — ваша давняя подруга Тамара. Или, если быть более точным, ее муж.

— Ферди? Да ведь ему не нравится, даже если Тамара просто заговаривает на тему торговли, не говоря уже о том, чтобы поддержать ее, — напомнила ему Кэролайн. — Что дает вам основание думать, что герцог захочет вложить деньги в мою «Корпорацию»?

— Во-первых, мы оба знаем, что Тамара просто мечтает вернуться в бизнес. Во-вторых, могу поспорить, что стоит ей сказать, что она собирается стать партнером в «Корпорации», герцог по крайней мере задумается над этой проблемой.

Кэролайн покачала головой.

— По словам Тамары, Ферди мыслит средневековыми категориями, когда заходит речь о роли женщины в бизнесе.

— Значит, наступило время помочь Тамаре затащить мужа в двадцатый век. У герцога столько денег, что он просто не знает, куда их пристроить. Может быть, если мы все вместе возьмемся за него, он изменит свое мнение насчет женщин и бизнеса.

— Они с Тамарой через пару недель собираются в Лондон. Первого апреля, если я правильно запомнила. Как же мы собираемся…

— Можно посетить их в Лондоне, в имении герцога, — предложил Клиффорд. — Одиннадцатого я собираюсь отправиться в Брюссель. Почему бы нам с вами не вылететь в Лондон девятого и не попробовать наскрести несколько инвесторов для вашей «Корпорации»? После этого мы встретимся с Тамарой и Ферди. Одновременно я организую встречу с Дрю Дарлингтоном. И попутно вы смогли бы познакомиться с Фелисити Крэмер, еще одной моей лондонской клиенткой.

— Фелисити Крэмер?.. — переспросила Кэролайн, усиленно пытаясь вспомнить, кто это.

— История Фелисити — по-своему замечательная история успеха в жизни. Пятнадцать лет назад она выпустила свой первый подарочный каталог. Сейчас она — владелица одного из крупнейших в Европе агентств заказов по почте. Вы планировали разработать фирменный знак для товаров «Корпорации». Почему же в таком случае не попробовать заинтересовать Фелисити, чтобы она познакомила с «Романтикой любви» заказчиков по ту сторону океана?

— Да, но в Лондон? В следующем месяце? А как быть с Джеком? С магазином? Я не могу оставить «Корпорацию»… — сказала Кэролайн, пытаясь собраться с мыслями. Она еще не оправилась от первой неожиданности, а тут вдруг это предложение о поездке. Кэролайн все еще не могла прийти в себя.

— Почему бы и нет? Вы деловая женщина и собираетесь расширить бизнес. Вас беспокоит сын, но, как я понял, иногда за ним приглядывает соседка и прекрасно справляется. Что касается магазина — вы сами говорили, что недавно наняли помощницу. Неужели она не сможет заменить вас в ваше отсутствие?

— Думаю, что сможет, — ответила Кэролайн, перебирая в уме варианты. Она всегда мечтала посетить Европу. Сначала с Джеймсом, чтобы провести медовый месяц в Париже, а после его смерти — как самостоятельная женщина, путешествующая по главным столицам мира. Может ли она сейчас лететь в Лондон, чтобы встретиться с важными клиентами Клиффорда? Может ли она заговорить с Тамарой и Ферди, чтобы они вложили деньги в ее «Корпорацию»? Станет ли герцог более лояльно относиться к идее, когда окажется вдали от развлечений Палм-Бич и вернется в свою страну? Тамара уже высказывала свое недовольство тем, что Кэролайн не предложила ей вложить деньги в первый магазин «Корпорации». Конечно, герцогиня будет только приветствовать возможность так или иначе снова заняться розничной торговлей. Может быть, если идею подать соответствующим образом — так, как может это сделать Клиффорд Хэмлин, — то и герцог согласится с ней? Эти мысли проносились в голове Кэролайн. И вдруг на ее лице отразилось сомнение.

— Герцог с герцогиней даже не являются вашими клиентами, — напомнила она Клиффорду. — Деньги Тамары — в вашей прежней компании, «Осборн и Прэгер». У Ферди, скорей всего, есть европейская фирма, которая занимается его финансами. Не понимаю, какая вам выгода от этой сделки?

— Обычно я получаю комиссионные за то, что свожу вместе партнеров. Но в данном случае я не собираюсь на это рассчитывать, — сказал Клиффорд. — Что я действительно получу от этой сделки — так это чувство удовлетворения. От того, что вы преодолеете земное притяжение и позволите своей мечте взлететь к самым облакам. — А про себя подумал: «И от того, что сделаю вас счастливой».

— Все это весьма великодушно с вашей стороны, но признайтесь, что у вас на уме есть еще кое-что, не так ли? — с улыбкой спросила Кэролайн, прекрасно зная, что Клиффорд Хэмлин никогда не стал бы тем, кто он теперь, лишь воспаряя над миром в поисках морального удовлетворения. — Признайтесь, что хотите убедить Тамару перевести ее деньги в «Годдард-Стивенс», а заодно заполучить и деньги герцога.

Клиффорд Хэмлин тоже улыбнулся.

— Да, с вами надо держать ухо востро, Кэролайн. Вы умеете читать мысли, — ответил он. — Но я говорил правду: мне хочется помочь вам претворить в жизнь свои мечты… И еще мне действительно хочется получить обратно счет Тамары и деньги ее мужа. Я не привык проигрывать, Кэролайн, и не собираюсь начинать привыкать теперь.

Кэролайн посмотрела на мужчину, сидевшего напротив нее. Несмотря на то что он увлечен своим делом, поглощен своей успешной карьерой, он, похоже, искренне хочет ей помочь. Неужели Клиффорд действительно говорит искренне? Можно ли ему доверять, не собирается ли он сам воспользоваться ее идеей о расширении «Корпорации»? Кэролайн не была даже уверена, что он сдержал свое слово насчет Джека. Откуда ей знать — может, он все-таки сказал Чарльзу Годдарду, что у него есть внук? Но, с другой стороны, Кэролайн и Клиффорд едва знакомы, и все же он нашел время для нее, обнаружил ее деньги, о которых она даже не подозревала, сказал, что окажет ей помощь с бизнес-планом и даже обещал содействие в поисках финансов для расширения ее дела.

— Ну, что вы надумали? Нравится ли вам идея поездки в Лондон?

— Идея звучит замечательно, но… — В голове Кэролайн все смешалось. Ее мучили свои тревоги. Она думала о Джеке, о своем магазине, деньгах, причине лояльности Клиффорда…

— Никаких «но», — перебил он ее. — Я дам задание секретарше, чтобы она все организовала. — Клиффорд посмотрел на часы и встал. Его встреча с Кэролайн подошла к концу. — Ничего пока не говорите герцогине и герцогу, когда увидите их в Палм-Бич, — посоветовал он. — Думаю, что будет лучше, если мы поставим их перед фактом в Лондоне.

Кэролайн согласно кивнула.

— Моя главная задача сейчас — подготовить для вас бизнес-план на основании расчетов, которые вы должны мне предоставить не позднее следующей недели, — продолжал Клиффорд, отбирая в дипломате бумаги для своего совещания в семь часов. Он быстро просмотрел документы и взглянул на Кэролайн. — А ваша задача — хорошенько подумать, где вы хотели бы открыть второй магазин.

Кэролайн встала.

— Я уже знаю, где его открыть, потому что мечтала об этом не один год, — решительно сказала она. — Второй магазин будет в Палм-Бич. На Ворт-авеню.


Чтобы отметить последний день пребывания Кэролайн в Нью-Йорке, Сисси зарезервировала столик в ресторане «Четыре времени года». Они сидели рядом с фонтаном, и их обслуживали предупредительные официанты. Сисси рассказала Кэролайн о вечеринке с коктейлями, на которую та не смогла пойти, а Кэролайн поведала ей о своей встрече с Клиффордом.

— Судя по твоим рассказам, он такой человек, с которым я бы не раздумывая сбежала в Лондон, — прокомментировала Сисси, потягивая джин-тоник. — Красивый, утонченный, да еще способный приготовить сюрприз на двести тысяч долларов.

— Ох, прекрати, — попыталась урезонить подругу Кэролайн. — Он просто мой… Как бы это сказать? Да, он мой финансовый советник.

— А француз — твой платонический друг? — продолжала поддразнивать ее Сисси. — Просто смешно. Послушать тебя, так они оба просто святые.

— Ты неисправима, — рассмеялась Кэролайн.

— Нет, я реалистка, — возразила Сисси.


Когда Кэролайн следующим утром в восьмом часу въехала в аэропорт Ла-Гуардия, Чарльз Годдард сидел в столовой своей манхэттенской квартиры и говорил по телефону с Рональдом Свитцером, своим адвокатом. Дина Годдард пила кофе и прислушивалась к разговору мужа.

— Другого решения просто не может быть, — говорил Чарльз Свитцеру, опытному адвокату, чьи громкие выигрышные дела в суде охватывали полный диапазон, начиная от защиты важных персон, обвиняемых в преступлениях, до самых запутанных дел по опекунству над несовершеннолетними. — Он Годдард. Наш внук. Просто необходимо, чтобы мы воспитали его в лучших традициях Годдардов.

— Расскажи мне о матери, — сказал Свитцер. — Где она живет? Чем занимается? Вообще все, что знаешь…

— Она абсолютно никто, Рональд, — сказал Чарльз. — Ее отец — алкоголик, который без конца регистрируется на бирже труда как безработный. Мать — бухгалтер. Как мне говорили, они очень редко видят мальчика. Что же касается самой девушки — у нее какой-то маленький магазинчик на Вест-Палм-Бич. За мальчиком обычно присматривает женщина по имени Селма Йоханнес, с которой мать знакома еще с Лэйк-Ворта. Между прочим, как раз сейчас эта женщина сидит с моим внуком, пока его мать находится здесь, в Нью-Йорке, резвясь бог знает с кем.

— Хорошо. Итак, мы можем сыграть на том, что она пренебрегает своим ребенком, — размышлял Свитцер вслух. — А как у нее с личной жизнью? Появляются ли у нее дома мужчины?

Чарльз пожал плечами.

— Не знаю, но полагаю, что да. Она довольно привлекательна.

Предположения здесь не играли никакой роли, ведь их к делу не подошьешь.

— Я порекомендовал бы тебе обратиться к своему детективу, чтобы он провел соответствующее расследование в отношении матери и ребенка: часто ли она бывает в отъезде, как часто она оставляет ребенка одного и, конечно, присутствуют ли в ее жизни мужчины, — сказал Свитцер.

— Будет сделано, — сказал Чарльз, делая себе пометку, чтобы позвонить Теду Аронсону и дать ему очередное задание. Теперь он вплотную занялся третьим пунктом своего плана: организовывал обвинение. Чарльз Годдард хотел, чтобы дело прошло гладко и, самое главное, как можно быстрее. Он хотел получить своего внука. Хотел получить его немедленно.


Мартовский нью-йоркский воздух был приятным и теплым, поэтому Кэролайн сняла плащ и осталась только в синем габардиновом костюме. Она спешила на самолет компании «Дельта», рейсом в Палм-Бич. Она остановилась у телефона-автомата около выхода на посадку, чтобы позвонить Джеку, пока он не ушел в школу, поэтому немного задержалась. И когда Кэролайн поднялась на борт реактивного «Боинга-727», некоторые пассажиры уже сидели на своих местах. Кэролайн направилась к своему месту в конец салона. Она уже почти прошла салон первого класса, когда идущие впереди нее пассажиры остановились. Какой-то высокий широкоплечий мужчина вдруг вскочил с места и поманил ее пальцем.

— Эй, красотка, — сказал он с сочным южным акцентом. — Не хочешь ли ты принести мальчику, который умирает от жажды, еще одну порцию «Кровавой Мэри»?

Кэролайн оглянулась, полагая, что где-то рядом с ней стоит стюардесса, к которой обращается этот пассажир. Но никакой стюардессы поблизости не было. Кэролайн поняла, что мужчина пьян. «Боже мой, и это в восемь утра!» — подумала она, отвела взгляд и стала смотреть прямо вперед.

— Эй, в чем там дело, милашка? Ты игнорируешь меня, да? Девчонки еще никогда не смели меня игнорировать, — сказал мужчина, глядя прямо на Кэролайн и раскачивая свой бокал, в котором было еще достаточно коктейля.

«Боже, — вдруг поняла Кэролайн его ошибку, взглянув на свой синий костюм, похожий на форму стюардесс «Дельта-эрлайнз». — Он обращается ко мне! Он думает, что я стюардесса!»

Кэролайн вдруг почувствовала сострадание к обслуживающему персоналу, которому приходится иметь дело с такими типами, вежливо обходиться с пассажирами, которые окликают их, щелкая при этом пальцами, и называют «милашками».

— Эй, детка! — снова позвал ее мужчина, на этот раз громче и явно имея в виду Кэролайн. — Я сказал, как насчет…

Кэролайн прервала его, прежде чем он успел закончить.

— Видите ли, я пассажирка, как и вы. Я не стюардесса, — раздраженно сказала она, мечтая, чтобы замешкавшиеся впереди пассажиры скорей прошли к своим местам и она покинула этот злосчастный салон и устроилась на своем надежном месте в салоне бизнес-класса.

— Ах, прос-сти, — сказал он, ухмыляясь и паясничая. — Но ты как две капли воды похожа на стюардессу со своими фигурными ножками… Классные у нее ножки, как вы думаете? — Теперь он уже обращался к другим пассажирам.

Кэролайн покраснела, а пассажиры впереди и сзади поглядывали на нее и наслаждались ситуацией: многие улыбались и одобрительно смотрели на этого мужчину, как будто находили все это ужасно смешным.

Она снова отвела взгляд и стала терпеливо ждать, пока продвинется очередь. Но все стояли на месте. Скорее всего кто-нибудь в конце салона жаловался, что его место занято, поэтому и все остальные не могли сесть на свои места.

— Ладно, раз ты не стюардесса, — сказал мужчина еще громче, — то почему бы тебе не сесть рядом со мной и не принять стаканчик «Кровавой Мэри»? Что ты на это скажешь, лапочка?

Кэролайн снова повернулась к нему. Ему было за тридцать. Хотя, скорее всего, около сорока. Волосы грязно-песочного цвета. Плотная мускулистая фигура. Черты лица угловатые. — Кэролайн подумала, что его нос, наверное, был не раз сломан, — вокруг голубых глаз залегли мелкие морщинки, а цвет кожи свидетельствовал о поздних вечеринках и излишествах. Но самое ужасное — это его одежда! Самая несусветная пестрота: красные брюки для гольфа, оранжевая рубашка для поло, а носки заслуживали особого внимания — они были зелеными! Похоже, что этот парень был дальтоником.

— Нет, большое спасибо, — сказала она саркастически, раздраженная тем, что он назвал ее еще и «лапочкой». Кэролайн подумала, что некоторые мужчины — настоящие свиньи.

— Да ну, давай, — настаивал он, похлопывая по пустому сиденью рядом с собой. — Здесь никто не сидит. Я оплатил два места, чтобы вытянуться, если захочется, или пригласить какую-нибудь цыпочку вроде тебя, чтобы мы могли полежать здесь вместе. Короче, как повезет.

Кэролайн уже собиралась сказать ему, чтобы он пошел подальше, но в это время он потянулся к ней, споткнулся о ремень своей спортивной сумки и повалился вперед, выплеснув содержимое своего бокала прямо ей на юбку. Боже, это была «Кровавая Мэри»! С томатным соком!

— Посмотрите, что вы наделали! — воскликнула Кэролайн, гневно глядя на него. Открыв сумочку, она стала лихорадочно искать там салфетку, чтобы хоть немного отчистить юбку.

— Боже мой, я виноват, — сказал он, хватаясь за свою замызганную салфетку и пытаясь вытереть юбку Кэролайн.

— Уберись! — воскликнула Кэролайн, отступая от него подальше, как только могла в этом переполненном проходе, и с облегчением увидела, что пробка впереди наконец начала понемногу рассасываться.

Прежде чем этот идиот смог предпринять или сказать что-нибудь еще, Кэролайн наконец покинула салон первого класса и пробралась на свое место. Слава Богу, она в безопасности!


Как только «Боинг-727» набрал высоту и пилот выключил надпись «пристегните ремни», Кэролайн вышла в туалет и постаралась отмыть пятно. Она вернулась назад на свое место. И угадайте, кто там сидел?

— Что, искала прачечную? — спросил этот ходячий калейдоскоп. Кэролайн подумала, что ему для полного костюма не хватает только пурпурного пиджака.

— Ходила в туалет, чтобы отчистить грязь, которую ты развел, — сказала она. — И мне хотелось бы, чтобы ты освободил мое место.

Нахал посмотрел на нее с улыбкой, которую, очевидно, считал неотразимой.

— Я пришел извиниться, — сказал он, не сдвинувшись с места.

— Извинение принято, — ответила Кэролайн, которая стояла перед ним в проходе. — А теперь почему бы тебе не пойти на свое удобное двойное место в первом классе?

— Я пошутил насчет прачечной. И хотел не просто извиниться. Я хотел сказать, что заплачу за химчистку, — заявил этот приставала, все еще сидя на ее месте.

— Нет нужды, — ответила Кэролайн и оглянулась вокруг, чтобы позвать стюардессу, но той нигде не было видно.

— Дай мне свой телефончик, и я… — он не договорил.

Кэролайн протянула руку и нажала кнопку вызова над его головой. Пусть лучше стюардесса скажет этому мерзавцу, чтобы он освободил ей место.

Как раз в этот момент по радио прозвучал голос пилота, объявлявшего, что они входят в турбулентную зону, поэтому все должны занять свои места и пристегнуть ремни.

— Приду позже, душенька, — сказал наглец, наконец вставая и подмигивая ей. Кэролайн не ответила, и он, поглядев на ее ноги, заложил два пальца в рот и свистнул. Все повернулись, чтобы посмотреть, что происходит.

Кэролайн было так не по себе, что ей хотелось открыть запасной выход и выпрыгнуть. Но вместо этого она опустилась на свое сиденье и засунула руку в сумку, куда помимо чтива она положила флаконы с пробной туалетной водой, которые ей передала Патриция Кент из парфюмерного магазина. Достав журнал, она заслонила им свое лицо, приготовившись к трехчасовому полету.

Когда где-то около полудня «Боинг-727» приземлился в Палм-Бич, Кэролайн собрала свои вещи и стала выходить из самолета. Проходя через салон первого класса, она вздохнула с облегчением, увидев, что «мистер Недоразумение» уже ушел.

— До свидания, — попрощалась она с экипажем, который стоял у трапа, наблюдая за выходящими пассажирами.

— До свидания и спасибо, что вы выбрали авиакомпанию «Дельта», — сказал пилот. — Надеюсь, что полет вам понравился.

«Да, полет был прекрасным, нечего сказать, — подумала она про себя, — Любит ваша компания маленькие экстравагантные сюрпризы».

Спускаясь по трапу, Кэролайн обратила внимание на группу женщин, стоявших у зала прибытия. Там была одна брюнетка, парочка рыженьких девиц и несколько платиновых блондинок, но на каждой было так мало одежды, что вряд ли их можно было назвать одетыми. Наверное, они пришли встречать какую-то знаменитость. Может быть, какую-нибудь рок-звезду? Или какого-нибудь киноактера из тех, кто иногда приезжает в Палм-Бич, чтобы немного погреться на солнышке и повеселиться?

И тут она увидела, что они встречают ее «друга», того самого любителя «Кровавой Мэри». Они окружили его веселой стайкой, а он в это время хихикал, флиртовал с ними и вообще вел себя так, как будто сам Господь Бог подарил его этим девицам! Кэролайн никак не могла понять, почему они вешаются на шею такому отвратительному типу.

Ей пришлось пройти мимо этой группы, чтобы выйти из аэропорта, и, конечно, он сразу заметил ее.

— Эй, ты! — закричал этот наглец.

Кэролайн ускорила шаг, но он оставил группу встречавших его девиц и попытался догнать ее. Кэролайн пошла еще быстрее.

— Эй, ты, которая с ножками, начиненными динамитом! — позвал он.

Кэролайн попыталась увернуться, но он подскочил к ней, неловким движением выбив из ее руки сумку. Все ее содержимое вывалилось, флакончики с туалетной водой разлетелись на мелкие осколки, обрызгав обшлага его брюк и кроссовки двенадцатого размера.

Кэролайн не могла сдержаться. Несмотря на товыслать новые образцы, она запрокинула голову и громко расхохоталась. Обескураженный вид этого психа, чьи кроссовки теперь пропитались запахом жасмина, розы и лилии, был просто великолепным бальзамом для ее души.

— Думаю, что теперь мы в расчете, душенька, — сказал он. В это время к нему подбежали встречавшие его поклонницы и стали наперебой предлагать ему салфетки и платки. — В такой ситуации в моем деле был бы назначен дополнительный раунд.

— В твоем деле? — едва переводя дух от смеха, спросила Кэролайн. — И что же это за дело? — Она с трудом могла представить себе, чтобы этот человек занимался хоть каким-то делом, не говоря уже о бизнесе, даже несмотря на два выкупленных места в дорогом рейсе. Скорее всего он был дебильным двоюродным братом какого-нибудь сотрудника авиакомпании…

— Бейсбол, наша национальная гордость, — сказал он, покачнувшись, а вместе с ним покачнулась и группка окруживших его поклонниц. — Позволь представиться, красавица: я Бретт Хаас.

«Бретт Хаас! Боже мой!» — подумала Кэролайн. Значит, это и был тот самый бейсболист, идеал Джека! Гордость Зала Славы, мировая знаменитость, которому его бита принесла миллионы и который стал теперь спортивным обозревателем и комментировал на телевидении матчи с участием своей бывшей команды «Атланта Брэйвз», любимой команды Джека.

Кэролайн подумала, что этот самый Хаас, должно быть, приехал в Палм-Бич на весенний отборочный турнир или на тренировки, которые обычно проходят на муниципальном стадионе. Она знала, что Джек будет просто в восторге, когда узнает, что она живьем встретила его героя первой величины, легендарного Бретта Хааса. Не зался наглым охотником за юбками и подонком, захлебывавшимся своей «Кровавой Мэри»!

— Мы пообедаем вместе, пока я в городе, — уверенно сказал он Кэролайн, не обращая внимания на своих поклонниц. — Все, что от тебя требуется, — назвать свое имя и номер телефона.

Кэролайн была в замешательстве. Если она проигнорирует его предложение и просто пройдет мимо, то никогда больше не увидит этого нахала. И в этом случае просто разобьет сердце Джека. И, поскольку в ее жизни Джек был на первом месте, она повернулась к Бретту Хаасу.

— Кэролайн Годдард, — произнесла она с гримасой, как будто проглотила горькую микстуру. — Ты можешь позвонить мне в мой магазин на Вест-Палм-Бич. В телефонной книге ищи «Корпорацию «Романтика любви»».

— «Корпорация «Романтика любви»»? Кто же ты, милочка? Девочка по вызову или еще кто? — усмехнулся Хаас.

Кэролайн больше не могла выносить его присутствие. Бросив на него самый гневный взгляд, на который только была способна, она вышла из аэропорта.


Глава 23


Когда Бретту Хаасу было столько же лет, сколько сейчас было Джеку Годдарду, его отец, Билл, «золотая перчатка», как его иногда в шутку называли, играл третьим бейсменом в низшей лиге — в самой низшей лиге. Хотя Билл Хаас и мог отбивать удары от земли не хуже любого другого игрока, ему не удавалось отбивать крученые мячи, а его средние подачи никогда не пересекали линию мендозы. Из-за этого он переходил из одной команды низшей лиги в другую, таская за собой по всей стране свою семью и свою непомерную гордость.

— Когда-нибудь ты перещеголяешь своего папочку и попадешь в высшую лигу, — говорил Билл своему сыну, в чьи руки он вложил биту, едва мальчик научился ходить.

Когда Бретту исполнилось девять лет, его отец распрощался с надеждой когда-нибудь попасть в высшую лигу и стал тренером сборной команды фермеров «Метс ААА» в Норфолке, штат Вирджиния, оставшись на этой работе на долгие годы, что обеспечило его жене и сыну долгожданное стабильное существование на одном месте. Это также дало возможность юному Бретту крутиться возле игроков, жить и дышать азартом игры, познакомиться с атмосферой, всегда окружавшей бейсбол: с глупыми шутками типа закрывания кого-нибудь в раздевалке, с постоянным жеванием табака, образованием противоборствующих группировок и тому подобным.

Бретт был выше и крепче отца, кроме того, его отличали хорошая координация движений и быстрый цепкий взгляд, поэтому, уже будучи подростком, он не только умел отбивать крученые удары — он мог метко послать мяч чуть ли не за милю. Когда он еще был доморощенным третьим страйкером в школе «Рэндолф» в Норфолке, к нему часто подходили с заманчивыми предложениями тренеры различных команд высшей лиги, постоянно занятые поиском новых бейсбольных звезд, и Бретт часто слышал, какой он выдающийся и талантливый игрок, воистину восходящая звезда.

Всем известно, что лесть вскружила голову не одному честолюбцу, и поэтому, когда Бретт Хаас окончил школу с подписанным контрактом игрока высшей лиги и с первым банковским счетом, его голова уж точно была размером со штат Вирджиния. Его заметил руководитель клуба «Атланта Брэйвз», который разглядел в нем то, что «Ройялз» разглядели в Джордже Бретте, что «Янки» увидели в Джордже Неттлзе и что «Филлиз» определили в Майке Шмидте: хорошо развитого физически третьего страйкера, который не только мог безупречно выбирать нужное положение на поле и наносить на бегу трудные плоские удары, но и по-настоящему запугивать противника.

Попав в высшую лигу, Бретт Хаас не разочаровал своих работодателей. Его подвиги на поле позволили команде выиграть две серии мировых чемпионатов и обеспечили ему место в Зале Славы. Легкомысленное поведение Бретта за пределами поля снискало ему славу «своего парня», отпускавшего сальные шуточки, активно участвовавшего в попойках до самого утра и любившего прекрасный пол не меньше, чем прекрасный пол любил его.

Одна из таких любительниц спортивных звезд, медсестра по имени Мэри-Лу Витли, поселилась как-то в той же гостинице, что и Бретт, когда «Брэйвз» играли против «Астро». Неравнодушный к красивым женщинам, особенно к таким любвеобильным, Бретт Хаас, которому в то время было двадцать семь лет, провел с ней четыре великолепных ночи, но к тому времени, когда команда перебралась в Лос-Анджелес, чтобы сыграть три игры с «Доджерами», он уже переключился на стюардессу компании ТВА, обслуживавшую их рейс, и совершенно забыл о том, что на свете существует медсестра Мэри-Лу Витли.

Но она напомнила ему о себе.

Три месяца спустя она прислала ему письмо, в котором сообщала, что беременна.

— Черт, и что мне теперь делать? — спросил Бретт своего отца, с которым был очень близок и делился всем, включая твердое решение никогда не жениться.

— Ты женишься на этой женщине, сынок, — сказал ему Билл Хаас, не раздумывая ни секунды. — Так же, как я женился на твоей маме.

— Ты что, хочешь сказать, что мама была уже беременна, когда вы поженились? — спросил пораженный Бретт, который считал, что его мать, в отличие от всех женщин в мире, была просто святая и никогда бы не легла в постель с мужчиной до свадьбы.

— Ты правильно понял меня, — сказал Билл. — И мы с мамой прожили вместе почти тридцать лет.

Бретт задумался над словами отца и попытался представить себя женатым на Мэри-Лу Витли или на любой другой женщине целых тридцать лет. От одной этой мысли его пробрала дрожь.

— Тебе следует отнестись к этой девушке, как оно и положено, — сказал ему отец. — Без вариантов. Ты игрок высшей лиги, сынок. Это большая честь. И поэтому будет большим позором, если ты не женишься на ней, — надеюсь, ты понимаешь, о чем я говорю.

Бретт прекрасно понимал, и потому еще до заката солнца он позвонил Мэри-Лу и сделал ей предложение. Он купил дом в небольшом городке в Атланте и пообещал ей вполне приличную свадьбу.

— Но это означает, что больше никаких женщин! — решительно заявила Мэри-Лу. — Если только попадешься, то я возьму отцовское ружье и пристрелю тебя как собаку!

Тогда Бретт только посмеялся, считая, что Мэри-Лу немного преувеличивает. Он исходил из того, что все беременные женщины слегка ненормальные из-за повышенного выделения гормонов — по крайней мере ему так говорили товарищи по команде, которые уже пережили беременность своих жен. Потом родился ребенок, чудесная розовощекая девочка, которую Мэри-Лу, не посоветовавшись с ним, назвала Петси в честь своей бабушки из Эйбилина.

— Не правда ли, она просто чудо? — говорил Бретт, при каждом удобном случае показывая своим товарищам фотографию дочери.

Он не просто гордился этим ребенком, зачатым в одну из бурных ночей любви. Он действительно был без ума от своей дочки. А вот Мэри-Лу он просто терпеть не мог, что стало очевидным вскоре после рождения Петси. Мэри-Лу, которая, казалось, во всем подходила Бретту, когда они только встретились, оказалась самой настоящей ведьмой. Она без конца орала на мужа, угрожала, оскорбляла его, и ему это совсем не нравилось.

— Если я только услышу, что ты поглядываешь на других баб, когда разъезжаешь в свое удовольствие по стране, то немедленно сожгу всю твою одежду до последней нитки! — заявляла она каждый раз, когда он отправлялся на очередные соревнования. Для него же поездки стали просто возможностью хоть немного отдохнуть от ада, царившего дома.

Мэри-Лу все время старалась приручить Бретта, привязать его к себе при помощи ребенка. Но она не любила его, никогда не ждала, совершенно не интересовалась бейсболом, который для него действительно был смыслом жизни, и даже наоборот, постоянно укоряла его за пристрастие к этой игре.

После трех лет замужества Мэри-Лу решила, что быть женой звезды бейсбола — все равно что вообще не быть ничьей женой. Она забрала Петси, вернулась на родину в Техас и подала на развод, заявив, что они не сошлись характерами и что ее муж ужасно жесток с ней и с ребенком. Конечно, она выиграла процесс, добившись полного содержания ее и дочери.

Бретт был просто вне себя от радости, избавившись наконец от Мэри-Лу, но то, что теперь ему можно будет только изредка видеть Петси, приводило его в отчаяние.

— Теперь она будет расти без меня, — печально сказал он отцу.

— Если только ты согласишься с этим, — ответил ему Билл Хаас. — По закону ты имеешь право навещать ее. Все, что от тебя требуется, — это воспользоваться своими законными правами.

И Бретт пользовался — насколько позволяло ему расписание чемпионатов. Это стало еще проще после того, как ему исполнилось тридцать семь и он перенес очередную операцию на коленной чашечке. Теперь он уже не играл в составе «Брэйвз», а решил стать телевизионным спортивным комментатором. На данный момент, по правде говоря, планируя свою двухнедельную командировку в Палм-Бич, он собирался провести дней десять в Эйбилине с Петси, которой уже исполнилось десять лет и которую он по-прежнему обожал. И еще Бретт собирался хорошенько подзаработать и, если выдастся свободная минутка, закадрить ту цыпочку, которую он встретил в самолете. Конечно она не совсем такая девчонка, к которым он привык, но ведь она настоящая красотка — супер класс, — и ей стоило заняться. Не беда, что Бретт Хаас не знал, на какой козе подъехать к этой гордячке и сколько времени ему потребуется на это, победа все равно будет за ним.


— «Корпорация «Романтика любви»». Здравствуйте.

Это было в субботу, в три часа дня. Кэролайн сидела в своем маленьком офисе в магазине.

— Привет, красотка. Как жизнь? Я, конечно, даже не спрашиваю, как поживают твои стройные ножки.

Кэролайн почувствовала, что у нее к горлу подступает тошнота. Итак, наконец позвонил мистер Бейсбол. Боже, что ей делать дальше?

— Я так понимаю, что говорю с уважаемым мистером Хаасом, — саркастически произнесла она. — Его милый жаргон трудно спутать.

— Вы мне льстите, мадам, — рассмеялся он. — А если честно, красотка, то, судя по скорости, с которой ты вылетела из аэропорта, я даже не мог надеяться, что ты вспомнишь меня.

Кэролайн закатила глаза.

— Конечно, я помню вас, — сказала она, подумав, что такую личность просто невозможно забыть. — Чем я могу помочь вам, мистер Хаас?

— Что за вопрос? Ведь я говорил, что мы сегодня ужинаем вместе.

— Сегодня? Вряд ли я смогу… — начала было Кэролайн, но остановила себя. Не стоило забывать о Джеке. Когда она сказала ему, что видела Бретта Хааса в самолете, он буквально выпрыгнул из кресла и стал умолять ее рассказать все подробности. Он просто никогда в жизни не простит ей, если по ее вине не сможет встретиться со своим идолом. Да, всю жизнь он будет вспоминать ей это. — Знаете, вы можете заехать ко мне на чашечку кофе, — осторожно произнесла Кэролайн.

— И ты хочешь так просто отделаться от меня? — спросил Бретт.

— Ну конечно, нет, — ответила Кэролайн. Ни для кого не было секретом, что она говорит неискренне.

— Ты, наверное, думаешь, что я придурок? — спросил Бретт.

— Нет, я просто приглашаю вас, чтобы мы могли…

— Да брось ты эти церемонии. Ты, конечно, вспоминаешь о «Кровавой Мэри», которую я принял в самолете. — Он рассмеялся. — Поверь слову Бретта: я терпеть не могу летать, никогда не привыкну, поэтому всегда стараюсь заранее нагрузиться и расслабиться независимо от того, что показывают народу часы.

Теперь пришло время Кэролайн посмеяться. Итак, этот герой, наделенный мускулами и фигурой Геракла, боялся летать? Это действительно было смешно.

— Спасибо за разъяснение, — сказала она, радуясь, что он не видит ее усмешку. — Как насчет того, чтобы увидеться в половине седьмого?

— Класс! И тогда мы пойдем ужинать!

— Нет, после кофе вы пойдете домой, а я побуду со своим сыном, которого я не видела больше недели.

— У тебя есть малютка?

Кэролайн с улыбкой представила себе, как он, должно быть, расстроен, что у нее есть ребенок и теперь не сможет уложить ее в постель, как только зайдет в гости.

— Да, у меня пятилетний сын, — сказала Кэролайн. — И он твой поклонник.

— Шутишь? Тогда это здорово! — сказал Бретт, почувствовав вдруг страшную тоску по своей Петси, которая, несмотря на ежедневные лекции матери типа «твой так называемый отец — сукин сын…», тоже была его страстной болельщицей.

— Итак, мы увидимся в половине седьмого? — спросила Кэролайн, втайне надеясь, что он откажется.

— Конечно. Почему бы и нет? — спросил он. — Стоит тебе пробыть часик в моей компании, как ты на коленях станешь просить меня, чтобы я не уходил.

— Боже! — пробормотала Кэролайн. Этот человек был просто непереносим.

— Не понял… — сказал он, не расслышав, что она говорит.

— Нет, ничего, — ответила Кэролайн и сцепив зубы продиктовала Бретту Хаасу свой адрес.


Кэролайн совершенно выпустила из головы, что, несмотря на свои как попало подстриженные бесцветные волосы, темный загар, белозубый оскал, бесшабашные голубые глаза и непропорционально широкие плечи, Бретт Хаас был довольно привлекательным мужчиной. Она не подумала и о том, что, несмотря на все свое мальчишество, он производил определенно сногсшибательное впечатление. И поэтому, когда Бретт появился в дверях ее маленькой квартиры, она на мгновение невольно засмотрелась на него. Но тут Кэролайн снова увидела его красный пиджак пожарника в комплекте с ярко-синими брюками, и прежняя неприязнь вернулась к ней.

— Привет, лапочка, — сказал он, похлопав ее по заду.

Кэролайн убрала его руку, отступила на шаг и негодующе посмотрела на него. Она уже собиралась сказать ему пару соответствующих фраз, как, задыхаясь от волнения, в прихожую вбежал Джек.

— Вы и правда Бретт Хаас? — спросил он, заранее зная ответ, но боясь поверить своему счастью.

Бретт взъерошил ему волосы и улыбнулся.

— Я и правда Бретт Хаас, — ответил он и без приглашения направился в гостиную, оглядываясь вокруг. — А ты и правда Джек Годдард?

— Да, а откуда вы знаете, как меня зовут? — спросил Джек, с сияющими глазами следуя за своим героем.

— Мне сказала твоя мама. — Бретт потрогал рукой диван и уселся на него, развалившись и закинув ноги в ужасных огромных кроссовках прямо на стеклянный кофейный столик.

Кэролайн вся кипела от возмущения.

— Не будете ли вы так любезны и не уберете ли свои…

— Так как насчет содовой, Кэролайн? — спросил Бретт, не обращая внимания или просто игнорируя ее реакцию на свое поведение. Она отправилась на кухню, чтобы принести ему кока-колы, а он повернулся к мальчику. — Ну, Джек, как, по-твоему, играют «Брэйвз» в этом сезоне?

Джек забрался на диван, усевшись рядом с Бреттом и боясь пропустить хоть минуту встречи со своим великим гостем. Он стал рассказывать, что он думает об игроках, о тренере, менеджере и судьях. Потом вдруг вскочил и выбежал из комнаты.

— Ты куда? — закричала ему вслед Кэролайн, не желая оставаться с этим ужасным человеком наедине.

— Я сейчас кое-что принесу, мама. Я быстро! — воскликнул Джек и умчался в свою спальню.

— Ну что, детка? Садись рядышком. — Бретт похлопал по дивану рядом с собой. — Пора нам познакомиться поближе.

Кэролайн вся напряглась.

— Спасибо, я лучше сяду здесь, — сказала она, устраиваясь на стуле в дальнем углу комнаты.

Бретт сделал гримасу.

— В чем дело, дорогая? Ты что, боишься меня? Или просто стесняешься в присутствии такого знаменитого человека, как я?

Кэролайн поморщилась.

— Приходило ли вам в голову, мистер Хаас, что не у всех женщин на этой планете возникает желание бросаться вам на шею?

Бретт немного подумал.

— Нет, пока ты не сказала, мне такое в голову не приходило. Ни одна женщина мне еще не отказывала, с тех пор как мне исполнилось четырнадцать, правда за одним исключением — и то она была учительница английского.

Кэролайн невольно рассмеялась.

— Ну ты и тип… — сказала она, покачав головой и удивляясь, где черпает Бретт Хаас эту непоколебимую самоуверенность. У Джеймса были деньги и воспитание, Жан-Клод — прирожденный талантливый кулинар и соблазнитель, Клиффорд умен и желает добиться успеха в жизни. Все они были уверены в себе, в своих силах. А этот пройдоха, который только и умеет, что попадать по мячу, был просто влюблен в свою персону.

— Я пришел! — воскликнул Джек, с разбега запрыгивая на диван и садясь рядом с Бреттом. — Я боялся, что позабуду попросить вас, чтобы вы написали автограф в книге.

Это была биография Бретта, которую Джеку купила Селма и которую она ему перечитывала столько раз, что мальчик уже практически знал ее наизусть.

Бретт взял книгу из рук мальчика и достал ручку из кармана своего ужасного красного пиджака.

— Конечно, напишу, — сказал он и на обратной стороне обложки вывел: «Джеку. Всегда будь за «Брэйвз»! За меня! Нам нужны такие замечательные болельщики!» Расписавшись, он протянул книгу Джеку.

— Вот здорово! — воскликнул Джек, попытавшись прочитать написанное. — Огромное спасибо, мистер Хаас!

— Какой я тебе мистер Хаас? Называй меня просто Бретт. Ведь мы с тобой теперь приятели, Джек.

— Конечно, Бретт.

Кэролайн еще никогда в жизни не видела своего сына таким счастливым — или, скорее, повзрослевшим. Его так и распирало от гордости, пока он сидел рядом с Бреттом рука об руку, как мужчина с мужчиной. Если бы его отец мог видеть его сейчас! Если бы… От этой мысли на ее глаза навернулись слезы.

— А теперь, Джек, дружище, не мог бы ты оставить нас с мамой на пару минут? — спросил Бретт, подмигнув мальчику.

Джек тоже подмигнул, взял свою книгу с автографом и гордой походкой направился в свою комнату.

— Классный у тебя парень, — сказал Бретт, разглядывая Кэролайн, на которой были плотные джинсы и белая рубашка. «Обалдеть, какая фигурка, — подумал он. — Только почему она так скованно ведет себя?»

— Спасибо, я тоже так думаю, — сказала Кэролайн.

— На фото — это его отец?

— Нет. Его отец умер еще до того, как он родился.

— Извини. Я думал, вы развелись. Взять, к примеру, меня. Моя старушка выперла меня через три года после свадьбы. Не могу сказать, что я сильно об этом пожалел. Но то, что я не мог регулярно встречаться со своим ребенком, просто достало меня.

— Ребенка?

— Да, Петси. Ей уже десять! Она живет с матерью в Техасе. Поеду к ней, когда игры здесь закончатся. Я вообще стараюсь попасть в Эйбилин при каждом удобном случае.

Кэролайн более внимательно посмотрела на человека, сидевшего напротив. Он казался грубым и неотесанным. Но ведь судя по всему, он действительно любит свою дочь. Кэролайн увидела Бретта Хааса в новом свете. И именно этот человек заставил глаза Джека сиять от радости, понял, что он для него герой, и не стал разочаровывать мальчика. С другой стороны, это был бабник и наглый тип, и Кэролайн просто не могла себе представить, как такой человек ведет себя с десятилетней девочкой.

— Можно у вас спросить, мистер Хаас? — начала говорить Кэролайн. — Как бы вам понравилось, если бы мужики начали хватать вашу дочь за зад и называть ее лапочкой?

Бретт рассмеялся.

— Ты еще не видела мою дочь, — сказал он. — Ее-то уж не назовешь скромняжкой. Наверное, пошла в папочку. Когда она подрастет, то это она будет хватать мужиков за зад, а не наоборот.

Боже! Значит, этот человек растил дочь по своему образу и подобию! Кэролайн посмотрела на часы. Прошло уже больше часа, как он сидит здесь, и ей хотелось, чтобы он поскорей убрался и она могла провести хоть немного времени с Джеком. Вдвоем.

Кэролайн поднялась со стула.

— Боюсь, что ваше время истекло, — как можно более дипломатично сказала она Бретту. — Я обещала Джеку, что сегодня посмотрю с ним фильм, и если сейчас мы не начнем смотреть его, то вообще не успеем посмотреть — Джеку пора будет ложиться спать.

— Сегодня суббота, — сказал Бретт, не сдвинувшись с места. — Как может такая цыпочка, как ты, смотреть кино с сыном в субботу вечером? У тебя что, нет парня?

— Это не ваше дело! — воскликнула Кэролайн.

— Уже мое, — заявил Бретт, откровенно разглядывая ее и не скрывая, что ему нравится то, что он видит. — И можешь больше не стараться найти кого-нибудь — это лишняя трата времени.

— Да? И почему же это?

— Потому что ты полюбишь меня, душенька, — сказал он, вставая и направляясь к двери. — Независимо от того, нравится тебе это или нет.


В воскресенье утром Кэролайн как раз читала газету, когда зазвонил телефон. Кэролайн подумала, что это, наверное, Тамара, и приготовилась выслушать упреки в том, что она не связалась с ней сразу же после приезда, потому что та, конечно, умирала от любопытства и желала немедленно знать, как все прошло в Нью-Йорке.

— Солнышко, как дела?

Это был Бретт Хаас. В восемь часов утра в воскресенье! Интересно, этот человек вообще спит когда-нибудь?

— Спасибо, мистер Хаас, хорошо, — спокойно сказала она. — Что вы хотите на этот раз?

— Кончай придуриваться, ясно? — ответил он.

— Кончать что? — Кэролайн повысила голос. Бретт Хаас обладал настоящим талантом выводить ее из себя. Все, что он говорил и делал, возмущало ее.

— Ты прекрасно слышала. Я приду где-то около полудня. Скажи Джеку, хорошо?

— Послушайте, мистер Хаас…

— Бретт.

— Бретт. Вы вчера очень хорошо посидели с моим сыном, подписали ему книгу и заставили его поверить, что вы как бы друзья. Даже не знаю, как мне благодарить вас. Но сегодня у нас свои планы. По воскресеньям мы всегда ездим к его крестной.

— Только не в это воскресенье, — сказал он как ни в чем не бывало. — Скажи Джеку, что я приду около полудня. Хорошо, милая?

Кэролайн собралась сказать ему, что она не собирается больше выслушивать его шуточки. Не собирается тратить на него время. Что с нее хватит! Она уже выполнила свой долг перед Джеком, познакомив его с легендарным Бреттом Хаасом, и этого достаточно. Более чем достаточно!

— Мне не хочется показаться грубой, — сказала она в трубку, — но мне совсем не нравится то, как вы разговариваете со мной. Кроме того, мы действительно очень заняты сегодня.

Ответа не последовало, что очень удивило Кэролайн. Но она тут же поняла, что Бретт Хаас уже давно повесил трубку.


Он появился четверть первого, одетый, учитывая его вкус, чуть ли не консервативно. На нем был темно-голубой костюм, светло-голубая рубашка и галстук с красно-синим рисунком. Кэролайн должна была признать, что он, несмотря на немного потрепанный вид, довольно симпатичен. До нее начало доходить, почему он пользуется такой популярностью у женщин. У определенного типа женщин.

— Шмотки для телика, — объяснил Бретт. — Когда я в комментаторской кабине, телевизионщики хотят, чтобы я выглядел презентабельно.

— Телевизионщики в чем-то правы, — сказала Кэролайн. — Но вам не следовало тратить время на поездку сюда. Я же сказала, что мы сегодня после обеда заняты.

Он был очень назойливым, и ей следовало дать ему это понять. Ясно, что он хотел повести ее куда-нибудь и не мог даже представить себе, что получит отказ.

— Как я уже говорила по телефону, мы с Джеком собираемся навестить его…

— При чем тут «мы с Джеком»? — прервал он ее речь, проходя мимо нее в гостиную. — Я не зову тебя пойти со мной. Я пришел за Джеком. А ты можешь отправляться куда хочешь.

— За Джеком?

— Да, если ты помнишь такого мальчишку. Это твой сын. Парень, который любит «Брэйвз». Я подумал, что ему понравится идея пойти сегодня на игру. Из Форт-Лодердейла прикатили «Янки», и мальчик сможет посмотреть все живьем из моей кабины. Ну, что скажешь?

Кэролайн не знала что сказать. Итак, он пришел не к ней. Он пришел повидать Джека. Взять его на бейсбольный матч. Он даже не предложил, чтобы она поехала с ними, не говоря уже о намеках, что ему приятна ее компания. Совершенно непонятные действия для этого жеребца, совсем недавно певшего дифирамбы ее неотразимым ножкам.

Как раз в это время в комнату вбежал Джек.

— Мам, мне показалось, что я слышал…

— Привет, старина. Мы как раз говорили о тебе, — сказал Бретт, поворачиваясь к нему. — Идешь смотреть, как играют «Брэйвз» против «Янки»?

Джек просиял и с обожанием посмотрел на своего знаменитого нового друга. Потом повернулся к Кэролайн.

— Мамочка, можно? Можно я пойду с Бреттом?

— А как наш воскресный визит к Тамаре? — спросила она, с невольной досадой отметив про себя, что в этой компании она лишняя.

— Ты можешь поехать сама, — предложил Джек. Он весь просто светился от радости. — Когда ты скажешь герцогине, где я, она будет просто в восторге.

«Да уж, в восторге», — подумала Кэролайн, пытаясь представить реакцию Тамары Брандт на Бретта Хааса, человека, одна манера одеваться которого могла нанести ей смертельную обиду.

— Ладно, дружище, покатили, — сказал Бретт, беря Джека за руку. — Мы ведь не хотим опоздать?

— Минуточку, — остановила их Кэролайн. — Я еще ничего не разрешала.

— О, мамочка! Пожалуйста, не говори «нет» — умоляюще глядя на нее, прошептал Джек.

Кэролайн в замешательстве смотрела на него. Она знала, что Джек будет на седьмом небе от счастья, если она разрешит Бретту взять ее сына с собой на игру. Но что она знала об этом человеке? Только то, что он бывшая звезда бейсбола, что он комментирует соревнования по телевизору и что он бабник, но при этом считает женщин существами низшего сорта. Откуда ей было знать, сможет ли он присмотреть за Джеком? Будет ли он чувствовать ответственность за ребенка?

Кэролайн вдруг вспомнила о мужчине, о котором ей говорила Селма. Том самом, который подходил к Джеку после школы. Он больше не появлялся, но Кэролайн поклялась себе, что теперь, когда она вернулась из Нью-Йорка, она не будет выпускать Джека из виду — на всякий случай. Джек — это самое дорогое, что у нее есть. Для Кэролайн он значит все на свете, он — смысл ее жизни. Как сможет она разрешить ему сейчас сбежать от нее с этим… высокомерным идиотом?

— Прости, Джек, но я не думаю, что ты можешь идти, — сказала она, покачав головой.

Бретт не выпускал руку Джека.

— Ты не сомневайся, ласточка, я присмотрю за ним, если, конечно, ты имеешь в виду именно это, — сказал он. — Не забывай, что у меня тоже есть дочка.

Кэролайн помнила это. Дочка, которая будет хлопать мужиков по заду, когда подрастет.

— Мамочка, пожалуйста, — не успокаивался Джек. — Обещаю, что уберу свою комнату и буду утром вставать, когда ты скажешь. Я буду делать все, честное слово, только, пожалуйста, отпусти меня с Бреттом.

Своими мольбами он буквально разбивал ей сердце. Как видно, ей придется разрешить ему пойти на эту игру. И тут до Кэролайн дошло, почему Бретт хочет взять с собой Джека. Он желает сравнять счет, вот в чем дело! Она отшила его, и вот Бретт придумал хитрый ход — начал втираться в доверие к Джеку.

— Ну ладно, иди, — сказала она, подумав о том, что раз уж Бретт хочет добиться ее, он никогда не сделает ничего плохого ее сыну.

— Ой, спасибо! — воскликнул Джек, повиснув на руке Бретта.

— Во сколько вы привезете его домой? — спросила Кэролайн, провожая их к двери.

— Когда закончится игра, милочка, — ответил Бретт.

— Но он еще не обедал.

— Расслабься, детка. Хот-доги на муниципальном стадионе — райское наслаждение. Джеку они понравятся, — сказал Бретт.

— Пока, мама, — помахал ей Джек рукой, когда они направлялись к лифту.

Кэролайн помахала ему рукой и послала воздушный поцелуй. И подумала про себя, что очень хотела бы, чтобы это счастливое выражение оставалось на его лице на всю жизнь.


Кэролайн провела пару часов у Тамары. Они пили охлажденный чай. Кэролайн рассказала, что Джек отправился на бейсбол, а потом в деталях описала свои официальные встречи в Нью-Йорке и неофициальные — с Жан-Клодом Фонтэном и Клиффордом Хэмлином. Единственное, что она не сказала, — это что они с Клиффордом замыслили вовлечь Тамару с герцогом в бизнес, чтобы они инвестировали деньги в «Романтику любви». Ведь они с Клиффордом договорились подождать, пока не навестят их в Лондоне и не выступят единым фронтом, объединив силы.

— Похоже на то, что твоя поездка увенчалась полным успехом, как в деловом, так и в личном плане, — сказала Тамара. — Тебе уже давно пора заняться личной жизнью.

— Ты говоришь совсем как Сисси, — с улыбкой произнесла Кэролайн.

— А почему бы и нет? Пора тебе перестать быть монашкой, — сказала Тамара, обратив внимание на то, что Кэролайн снова взглянула на часы — наверное, в двадцатый раз, с тех пор как приехала. — Если ты так сильно волнуешься за Джека, то можешь вернуться домой и подождать его.

— Надеюсь, ты не будешь возражать? — спросила Кэролайн. — Я уверена, что все в порядке, просто никак не могу перестать волноваться. Он — все, что у меня есть в этой жизни.

— Ему тоже пора иметь мужскую компанию. Пора тебе завести мужчину.

Кэролайн улыбнулась.

— Как я уже сказала, я усиленно работаю над этим вопросом. Но пока мне пора домой — ждать Джека.

— Поцелуй его за меня. Скажи, что сегодня мне было скучно без него.

— Мне тоже, — призналась Кэролайн.

* * *


Кэролайн почти не волновалась до половины шестого. Но игра давно закончилась, а ни Джек, ни Бретт не позвонили, чтобы сказать ей, что задерживаются. И вот она беспокойно ходила теперь по квартире, прислушиваясь у двери, выглядывая в окно, страстно желая, чтобы ее сын был сейчас дома с ней, в полной безопасности. Она думала, сколько ей еще подождать, прежде чем позвонить в полицию.

В 6.25 позвонили в дверь, Кэролайн распахнула ее и увидела Джека в командной форме «Атланта Брэйвз», Бретта и еще пятерых здоровяков.

— Мам! Ты только посмотри! — воскликнул Джек, бросаясь ей на шею. — Бретт купил мне форму, отвел в раздевалку и познакомил меня с ребятами из своей команды!

— С ребятами из команды? — спросила Кэролайн.

— Лапочка, познакомься: Рэй Динкинс, Тим Делахэнти, Регги Бэллард, Дик Хендерсон и Арни Листер, — сказал Бретт, жестом приглашая своих спутников в квартиру. В ее квартиру! Он действовал так, будто здесь все принадлежит ему! Как будто ее сын тоже принадлежит ему!

— Я им сказал, что ты всех угостишь ужином, — произнес Джек, умоляюще глядя ей в глаза.

Кэролайн пожала плечами. Перед этим его взглядом она никогда не могла устоять. Да и что ей оставалось? Выставить их за дверь, после того как они занимались ее Джеком?

— А ты не забыл сказать, что я не умею готовить? — Кэролайн наклонилась и поцеловала его.

Сын покачал головой.

— Ты притворись, что умеешь, — посоветовал Джек шепотом. — Постарайся, мама, хорошо?

— Хорошо, — ответила Кэролайн и пригласила всех семерых мужчин, включая сына, в гостиную, пока она приготовит что-нибудь. «Жан-Клод может сколько угодно крутить носом при одном упоминании о микроволновых печах, но они очень удобны», — подумала она, доставая из холодильника весь запас замороженной пиццы.


В восемь часов в этот же вечер Чарльз и Дина Годдард как раз собирались садиться за стол в своей квартире в Манхэттене, когда вошла горничная и сказала, что мистера Годдарда просят подойти к телефону.

— Это мистер Аронсон, сэр. Вы просили сразу же сообщить вам, когда он позвонит.

— Да, правильно, — ответил Чарльз, извинился и направился к телефону в библиотеке.

— Аронсон, есть новости? — спросил Чарльз. Сыщик звонил своему клиенту каждый день и давал полный отчет о работе.

— Сегодня я могу порадовать вас, сэр. Днем к ней опять пришел Бретт Хаас, экс-бейсболист. Он взял Джека с собой, и они пробыли где-то почти весь день.

— Итак, она разрешает мальчику гулять с кем угодно, — пробормотал Чарльз. Сначала это была та женщина из Лэйк-Ворта, Селма Йоханнес. А теперь Бретт Хаас, чья скандальная репутация была известна всякому, кто хоть когда-нибудь брал в руки газету.

— Совершенно верно, сэр, — согласился с ним Аронсон. — Но это еще не все. Когда Хаас вернулся с мальчиком пару часов назад, с ними были еще пятеро мужчин. Пять игроков «Атланта Брэйвз». Мать мальчика развлекает их всех.

Чарльз удовлетворенно кивнул. Что еще можно было ожидать от Кэролайн Шоу? «Быдло оно и есть быдло», — подумал он.

— Это как раз то, что нам посоветовал искать Свитцер, — сказал Чарльз. — В доме постоянно крутятся мужчины. Устраивают оргии и все такое. — Он улыбнулся своей удаче. — Шестеро сразу! Все идет даже лучше, чем я ожидал, Аронсон.


Шесть часов спустя в Вирджинии на ранчо Билла и Клэр Хаас зазвонил телефон.

— Папа? — прозвучал в трубке мужской голос.

— Бретт? Это ты? — Билл зажег свет и посмотрел на часы на ночном столике. Было почти два часа ночи, а они с Клэр легли спать около полуночи. — Что-нибудь случилось, сынок?

— Да, папа. Много чего.

— В чем же дело? Заболела Петси? — Билл знал, что его сын просто обожает свою девочку и буквально не находит себе места, если она больна или ее обидели. Все вокруг думали, что Бретт крутой парень, атлет со стальными мускулами и наплевательским отношением вообще ко всему, что не имеет отношения к бейсболу и веселым попойкам. Но Билл знал своего сына. Он знал, что Бретт любит свою дочь так, что это не может идти ни в какое сравнение с его страстью к национальной игре.

— Нет, папа. Это не Петси. Это я заболел, — сказал Бретт.

— Снова колени, сынок? — Билл надеялся, что обойдется без очередной операции на искалеченных ногах сына.

— Нет, папа. На этот раз сердце, — Бретт вздохнул.

Билл Хаас крепче сжал трубку в кулаке. Этот шестидесятилетний тренер команд низшей лиги сам перенес шунтирование сердца год назад. Теперь он встревожился: а вдруг его сыну передалась эта болезнь по наследству. — Ты звонишь из больницы, сынок? — спросил он.

— Нет. Я звоню из гостиницы в Вест-Палм-Бич. Только что вернулся со свидания.

— Со свидания?

— Да. И поэтому я и звоню, папа. Ты всегда давал мне дельные советы, насчет женщин.

— Ах женщин… — с облегчением произнес Билл и улыбнулся жене, лежавшей в постели.

— По-моему, я влюбился, — сказал Бретт.

Билл засмеялся.

— Все правильно, сынок. Кто она?

— Девушка, которую я встретил в самолете. Это отпад! Она считает меня полным дерьмом, а я не могу выбросить ее из головы.

— Может быть, именно потому, что она считает тебя дерьмом? — Билл снова рассмеялся. — Ты ведь не привык, чтобы женщины так относились к тебе. Я прав, сынок?

— Чертовски прав.

— Тогда, может, поэтому тебе и кажется, что ты влюбился? Потому что она не бросается тебе на шею? Для тебя это как вызов.

— Правильно, но не совсем, — попытался объяснить Бретт. — Она совсем не такая, как те бабы, с которыми я всегда имел дело. Она высший класс. Настоящая леди, не говоря уже о внешности. Совсем не такая, как Мэри-Лу, которая спит и видит только спортивных звезд и доллары. Этой девушке плевать на то, что я знаменитость. Она никогда не поселится в гостинице, чтобы протрахать себе путь в жены знаменитого бейсболиста, как это сделала моя бывшая жена — мой кошмарный сон. Я же говорю тебе, папа, она знает, что я представлен в Зале Славы, и все равно считает меня дерьмом.

Билл опять рассмеялся.

— Судя по всему, ты влип, сынок.

— Точно. Но это еще не все. У нее есть маленький ребенок. Потрясный парень, а его герой — ну, ты сам знаешь, кто.

— А ты уже сказал ей о своих чувствах?

— Шутишь? Я только что встретил эту женщину. И, как я уже говорил, она презирает меня. Если я стану нашептывать ей ласковые слова, она ткнет меня носом прямо в грязь.

— С каких это пор ты уклоняешься от борьбы? — сказал Билл, который всегда гордился стремлением сына к победе. — По крайней мере я еще не видел, чтобы ты так вел себя на поле.

Бретт немного помолчал.

— Ну хорошо, а как мне справиться с ней, папа? Скажи мне, что делать.

— Встречайся с ней, — ответил Билл. — Вымотай ее, как выматывал подающих в национальной лиге. Займи позицию и твердо стой на своем. Один удар. Второй удар. Не сдавайся. Не сходи с круга. И ты и сам не поймешь, как это случилось, когда будешь класть все мячи.

Бретт задумался над этой аналогией, потом поблагодарил отца и пожелал ему спокойной ночи.

— Спокойной ночи, сынок, — сказал Билл. — Учти, мы с мамой хотим познакомиться с этой юной леди.

— Вам придется немного подождать, — сказал Бретт. — Мне сначала нужно убедить ее, чтобы она захотела познакомиться со мной. Мы еще даже не были наедине.

— Помни, что я сказал. Займи позицию и отбивай удары. Если уйдешь с поля, то никогда не попадешь в цель.

После того как Билл положил трубку, Клэр Хаас улыбнулась мужу.

— Может быть, этой девушке действительно не нравится Бретт, — сказала она. — Я, конечно, его мать, но не собираюсь закрывать глаза на его недостатки, один из которых — его полная неспособность высказывать свои чувства.

Билл Хаас тоже улыбнулся этой женщине, которая для него была все такой же милой и желанной, как и в тот день, когда они поженились. — Хорошо хоть я знаю, как выражать свои чувства, — прошептал он, выключил свет и выразил свои чувства, как умел.


Глава 24


Как и Кэролайн, Франческа Пален прошла долгий путь, с тех пор как они встретились в холле «Брэйкерса». Тогда она была еще новичком, простым ассистентом в отделе по связям с общественностью, а Кэролайн — стеснительным, неуклюжим пятнадцатилетним подростком.

Франческа очень хорошо выполняла свою работу, начальство высоко ценило ее творческий подход к делу и организаторские способности. Теперь она была заместителем управляющего отделом и первым человеком в списке кандидатов на пост управляющего, потому что ее теперешняя начальница, Карен Хэсвел, которая была на шестом месяце беременности, решила оставить работу. Конечно, не было исключено, что высшее руководство может найти на этот пост кого-нибудь со стороны, например из другой гостиницы, и тогда Франческа останется при своих интересах.

— Генеральный директор «Брэйкерса» не раз приглашал меня поужинать с ним, — говорила она Кэролайн по телефону. — Я слышала, что он хочет повысить меня в должности, когда Карен уйдет, но я также слышала, что он не совсем уверен, справлюсь ли я с отделом.

— А ты согласишься, если тебе предложат этот пост? — спросила Кэролайн, которая прекрасно знала, что Франческа любит свою работу, но считает ее довольно утомительной.

— Соглашусь ли я? Не моргнув глазом! Об этой работе я всегда мечтала!

— Тогда он должен предоставить тебе ее, вот и все.

— Не должен, а может, если я докажу ему, что справлюсь: мне надо организовать этот прием во вторник.

— Какой прием?

— Настоящее действо для руководства телекомпании. Карен две недели не будет в городе, и она назначила меня ответственной за организацию вечера. Если я сумею показать всем, что могу справиться с этим, то уж точно получу эту работу.

— Франческа! Это же просто замечательно! — воскликнула Кэролайн, радуясь за подругу. Кроме того, ей было приятно сознавать, что женщина не хуже любого мужчины способна работать как следует и что старания ее подруги будут оценены по достоинству. Ведь после своих безуспешных походов по банкам Кэролайн уже начала сомневаться, что в деловом мире женщин вообще считают за людей.

— Кстати, о приеме, — продолжила Франческа. — Мне не помешало бы видеть на нем хоть одно дружеское лицо. Может быть, ты придешь?

— Я? Но я никого не знаю с телевидения, — ответила Кэролайн.

— Ну и что, зато знаешь меня. Мне действительно нужна поддержка, Кэролайн. Ведь мне придется носиться по залу, следя за тем, чтобы мистер «такой-то» получил именно свой любимый сорт виски, а в свободное от этого время нужно будет следить за музыкантами, чтобы они случайно не заиграли позывные конкурирующей телекомпании!

— Да, тебе придется помотаться, — пожалела ее Кэролайн.

— Но это только малая часть работы, Кэролайн. — Франческа вздохнула. — Мне действительно будет приятно, если ты придешь. И вообще, кто знает? Вдруг там для нас с тобой найдется парочка досужих холостяков?

Кэролайн закатила глаза. Парочка холостяков! Два дня назад она развлекала у себя дома целых шесть таких холостяков, особенно несносным из которых был, конечно, Бретт Хаас, который не преминул в очередной раз напомнить ей, что пользуется огромным успехом удам. Боже, он просто непрошибаем. Конечно, он добр с Джеком, что она очень ценит, но неужели он должен постоянно действовать ей на нервы? В нем не больше такта, чем в самосвале!

— Ну что скажешь, Кэролайн? — спросила Франческа. — Ты придешь? Будут только коктейли и буфет. Более-менее нарядиться, конечно, нужно, но никакой официальности. Ты могла бы мне помочь организовать все так, чтобы все хорошо провели время.

— Конечно, приду, — сказала Кэролайн. Она с радостью согласилась помочь Франческе, которая в свое время была первым человеком, пришедшим на помощь ей самой. Кроме того, она уже и не помнила, когда в последний раз была на вечеринке. Особенно на такой престижной.


На следующий день Кэролайн как раз была занята с клиенткой, когда к ней подошла помощница и сказала, что ее просят к телефону. Мужской голос. Кэролайн подумала, что это, наверное, Жан-Клод. Он звонил ей почти каждый день, с тех пор как она вернулась в Палм-Бич. Чем больше они говорили, тем чаще Кэролайн ловила себя на мысли, что частенько думает о нем и что ее настороженность по отношению к нему постепенно пропадает. Она с удовольствием представляла себе, как они встретятся, когда Жан-Клод в следующий раз приедет во Флориду.

— Алло! — сказала Кэролайн в трубку, пока ее помощница занялась клиенткой, примерявшей кружевную блузку.

— Привет, лапочка. Угадай, кто это!

Кэролайн не нужно было угадывать. После того как она провела целый вечер в компании Бретта Хааса, она могла за тысячу миль распознать этот самоуверенный тон.

— Привет, — сказала она как можно более бодрым голосом. — Только не надо говорить, что ты собираешься взять Джека на очередной бейсбольный матч.

— Нет, я собираюсь взять тебя.

— Но я совсем не интересуюсь бейсболом.

— А кто говорил о бейсболе?

— Но ты только что сказал, что собираешься взять меня куда-то.

— Конечно. На вечеринку, солнышко, а не на игру. — Бретт вздохнул. — Ты всегда такая зануда?

Кэролайн рассмеялась.

— Совсем нет. Просто на меня не действуют твои чары так, как на других женщин.

— Да, я вижу, хотя не могу этого понять. Ну ничего, все изменится. Стоит тебе провести со мной еще вечерок, как ты просто кинешься мне на шею.

— Непременно. А теперь прошу простить меня, мне пора вернуться к моим клиенткам.

— Никаких клиенток, пока ты не скажешь, что идешь со мной на вечеринку.

— На какую вечеринку?

— На танцульки, куда меня пригласили. Что касается меня, то я бы лучше спокойно понаблюдал за тем, как растет трава, но работа есть работа.

— Значит, ты меня приглашаешь на деловой прием?

— Умница.

— Но я уже сказала, что меня не интересует бейсбол.

— Послушай, бейсбол тут вообще ни при чем. Повторяю в третий раз для тупых: это ве-че-рин-ка! Чудная вечеринка с шампанским, икрой и прочими делами.

— Спасибо, что вспомнил про меня, но боюсь, что в этот вечер буду занята.

— Вздор! Ты даже не знаешь, когда будет этот вечер.

— Ах, извини. Ну и когда же этот вечер?

— Во вторник. В семь.

Кэролайн с облегчением вздохнула, потому что теперь у нее была совершенно законная причина отказаться.

— По правде говоря, я действительно занята в этот вечер. Меня пригласила подруга на прием, который она устраивает.

Бретт Хаас замолчал. Кэролайн подумала, что это совсем не похоже на него.

— Эй, ты еще здесь? — спросила она, чувствуя небольшой укол совести из-за того, что так обращается с ним. Может быть, она и в самом деле зануда? Бретт оказывает ей внимание. Он смешит ее. Он так хорошо занимается Джеком. Просто он слишком… слишком самонадеян, слишком поглощен своей персоной, слишком…

— Да, я здесь, — ответил Бретт. — Никуда не делся. Просто разочарован. Мне и в голову не приходило, что ты не пойдешь со мной. — Да, папе хорошо говорить, что нужно быть упорным. Оставаться на поле, отбивать мячи и ждать своего удара. Коронного удара.

— Значит, ты ошибался, — сказала Кэролайн. — Может быть, тебе не стоит строить предположения, когда дело касается женщин?

— Вот прицепилась ты ко мне с этими женщинами! — раздраженно сказал Бретт. — Просто мне пришло в голову, что, может быть, тебе захочется поболтаться в «Брэйкерсе». Это чудненький отель, там соберутся все киношники и…

— Это и есть та вечеринка? — спросила Кэролайн. — Коктейли и буфет в «Брэйкерсе» во вторник вечером? — Ну и дела! Бретт Хаас собирается туда же, куда ее пригласила Франческа.

— Прямо в точку. И я там один из почетных гостей, — сказал он, вновь обретая свой гонор. — Может, ты помнишь, что я комментирую для телека игры «Брэйвз»?

Об этом Кэролайн вряд ли могла забыть, потому что с той самой минуты, когда Джек узнал, что мама знакома с Бреттом, он не переставал говорить об этом.

— Меня пригласили на тот же самый вечер, — обреченно сказала она.

— Вот и чудненько. Поедем вместе.

Теперь замолчала Кэролайн. На этот раз она уже не знала, как ей отвертеться.

— Я заеду за тобой в шесть, — продолжал говорить Бретт как ни в чем не бывало.

— В шесть? Вечер начинается в семь, — сказала Кэролайн, пытаясь представить себе, как появится на важном для Франчески вечере — том, на котором решался вопрос ее карьеры, — в сопровождении такого эксцентричного спутника, как Бретт Хаас.

— Да, но по дороге нам надо будет кое-куда заскочить. Мы прихватим Регги Бэлларда. Он остановился у своей мамаши, пока команда находится здесь на сборах, и, судя по его описаниям, это где-то на задворках. Ему самому не добраться.

— Хорошо, хорошо. Договорились, — сказала Кэролайн, которой не терпелось закончить этот разговор и вернуться к своим клиенткам. Ей надо было свыкнуться с мыслью, что она пойдет на вечер — и вообще куда-нибудь пойдет — с Бреттом Хаасом. Если бы не Франческа, то она сказала бы, что у нее грипп. Единственное, что ее утешало, — это что Бретт Хаас приехал в Палм-Бич ненадолго и что, когда закончатся весенние сборы, он отправится в свою Атланту, Эйбилин или куда там еще.


Бретт появился в пять минут седьмого. Джек, только что после ванны, одетый в фирменную футболку «Брэйвз», которую практически не снимал, радостно открыл ему дверь и хлопнул своего кумира по его раскрытой ладони. Кэролайн как раз выходила из своей спальни, когда Бретт подхватил Джека и подкинул его под самый потолок. На Кэролайн было шелковое платье нежно-зеленого цвета с фигурным вырезом, завышенной талией и пышной юбкой — это платье они с Тамарой увидели в витрине «Сакса» в самом начале сезона и решили, что оно слишком красивое, чтобы можно было спокойно пройти мимо.

Бретт бережно поставил Джека и внимательно осмотрел ее с головы до ног, потом присвистнул.

— Ну, детка, это отпад! Ты выглядишь как раз…

Кэролайн прервала его, пока он не сказал что-нибудь такое, что ей потом было бы трудно объяснить Джеку, учитывая его нежный возраст.

— Джек, пригласи мистера Хааса в гостиную, — сказала она, тоже тайком разглядывая Бретта. На нем был темный костюм, белая рубашка, приличный галстук, и он был гладко выбрит. От него исходил свежий лимонный запах одеколона. Во второй раз за все время Кэролайн поймала себя на мысли, что можно понять, почему некоторые женщины находят этого типа привлекательным. Конечно, своеобразно привлекательным.

— Бретт! Бретт! — Джек подпрыгивал рядом со своим большим другом. — Подкинь меня еще разочек! Так же, как сейчас!

Бретт вопросительно посмотрел на Кэролайн, и она согласно кивнула.

— В последний раз, — сказала она, подумав о том, как Джеку не хватает отца. Чтобы побороться с ним. Поговорить по-мужски. Посмотреть на него снизу вверх.

Бретт подкинул повизгивающего от восторга Джека, поставил его на пол, потрепал по взъерошенным волосам и хлопнул по попке.

— Ну все, парень. Иди смотри телик или займись чем-нибудь. У нас с мамой страшно важная встреча. — Потом он подмигнул Джеку и протянул ему толстый конверт. — А это фотки и рекламный видеофильм, которые я обещал.

Открыв конверт, Джек аж подпрыгнул от радости, увидев фотографии своих любимых игроков с автографами и видеокассету с хроникой самых удачных бросков звезды бейсбола, третьего бейсмена Бретта Хааса. Бретт чмокнул его в макушку и отправил к Селме, которая как раз пришла за ним из своей квартиры.

— Мы придем поздно, — сказала ей Кэролайн, представив Бретта, который произвел на крестную мать и няньку Джека самое неизгладимое впечатление, присвистнув по поводу неотразимости ее ножек.

Бретт вырулил из двора высотного дома, где жили Кэролайн, Джек и Селма, и вместо того, чтобы ехать на восток, в сторону Палм-Бич и «Брэйкерса», направил свой «линкольн», взятый напрокат, на запад.

— Куда мы едем? — спросила Кэролайн, оглядываясь. — Нам надо совсем в другую сторону.

— Заберем Регги. Он все еще у мамы, если ты помнишь.

Кэролайн кивнула.

— А где живет его мать?

— В Хоуб-Саунд.

— Хоуб-Саунд? Это же целый час езды отсюда!

— И что из этого? Вечер начнется не раньше семи. Мы прибудем в восемь и произведем фурор. Все равно вечеринки никогда не начинаются по-настоящему, пока не появляюсь я.

Кэролайн покачала головой.

— Не пойму, где ты черпаешь столько самовлюбленности, — сказала она, одновременно удивляясь себе, что согласилась поехать с этим сумасшедшим. Теперь оставалось только надеяться, что они не слишком опоздают на вечер, ведь Франческа так рассчитывала на нее…

— Самовлюбленности? Дорогая, да ты еще не знаешь и сотой доли, чего я стою. — Бретт включил приемник и стал подпевать песням тридцатых, которые как раз транслировали по радио.

Они уже ехали целую вечность, когда Кэролайн наконец спросила, знает ли он дорогу.

— А как же! — воскликнул Бретт, не переставая петь, потом полез в карман пиджака, достал скомканный лист бумаги и передал ей.

— Что это такое? — спросила Кэролайн, пытаясь разгладить его.

— Описание, как ехать к мамаше Регги.

— И ты только теперь показываешь его мне! — Кэролайн попыталась прочесть, что там было написано. Такой почерк можно было увидеть только на загадочных рецептах, выписанных врачом поликлиники. Из всего Кэролайн смогла определить лишь буквы «с», «внс» и «ст».

— А ты уверена, что это «с»? — ехидно спросил Бретт, когда она показала ему буквы.

— Совсем не уверена, — ответила Кэролайн, до которой дошло, что Бретт, уроженец Джорджии, а не Флориды, не имеет ни малейшего представления, где они находятся.

— Может, это вообще «е», — сказал он. — Я помню, что Регги что-то говорил о том, что надо повернуть на восток.

— Почему тогда мы не остановились на заправке и не спросили, куда нам ехать? — Кэролайн просто бесило его упрямство.

Бретт посмотрел на нее так, будто она только что предложила ему сделать удар при занятых базах.

— Но ведь мы заблудились, согласись, — сказала Кэролайн, которая совершенно не узнавала улиц, по которым они ехали, несмотря на то что всю жизнь прожила во Флориде.

— Да не суетись ты, лапочка. — Бретт улыбнулся. — Дом мамаши Регги должен быть где-то здесь неподалеку.

— Но все равно, почему бы нам не остановиться и не спросить дорогу? — сказала Кэролайн, стараясь изо всех сил не показывать, что ее оскорбляют его манеры. — Или ты слишком горд своими мужскими достоинствами, чтобы просить о помощи?

Бретт открыл окно, высунулся и заорал во все горло:

— Помогите! Спасите! У меня в машине девушка, которую я никак не могу расшевелить!

Кэролайн невольно рассмеялась. Да, он сумасшедший. Совершенно сумасшедший. У него совершенно отсутствуют тормоза, и он делает и говорит все, что хочет. Высказывает любые пришедшие в голову мысли, проявляет любые эмоции, невзирая на лица. Кэролайн по-своему завидовала ему, потому что этот тип явно был больше в ладу сам с собой, чем она.

Прошло еще десять минут бессмысленных поворотов и тупиков. Бретт все клялся, что знает, куда они едут, а Кэролайн говорила, что они никогда уже не попадут на вечер Франчески. В конце концов они оказались на пустынной дороге, где вдали виднелась всего одна заброшенная ферма и которую освещал лишь свет звезд.

Бретт вырулил на обочину, резко нажал на тормоза, и «линкольн» остановился, отчего Кэролайн бросило вперед. Бретт выключил зажигание.

— И что ты теперь собираешься делать? — спросила Кэролайн, у которой уже не оставалось никакого сомнения, что они никогда не попадут к матери Регги Бэлларда, не говоря уже о «Брэйкерсе».

— Как видишь, я остановил машину. Мы заблудились. — Бретт пожал плечами.

— Наконец-то ты это признал! — воскликнула Кэролайн.

— Признаю! — вздохнул Бретт, а потом снова улыбнулся, обретя прежнюю самоуверенность. Кэролайн подумала, что он как ребенок. Большой, неуправляемый, славный ребенок…

Тут Кэролайн осеклась. Славный? Бретт Хаас? Конечно, с ним не соскучишься, здесь надо отдать ему должное. И ему совершенно все равно, что о нем подумают окружающие, — это тоже по-своему неплохо. Но славный?..

— Кэролайн, детка, что ты скажешь, если мы сейчас организуем собственную вечеринку? — спросил он, откинувшись на сиденье и глядя в ночное звездное небо.

— Я скажу, что нам нужно ехать на ту вечеринку, куда нас пригласили, — ответила она. — Нас обоих там ждут.

— Ты что, всегда делаешь только то, что от тебя ждут? — Бретт повернулся к ней и залюбовался: ее профиль в лунном свете казался вырезанным из слоновой кости.

— Думаю, что да, — призналась Кэролайн.

— А я нет. — Он протянул руку и снова включил радио. — Классная станция, скажи? Мне нравятся «старушки».

Он начал подпевать «Исли Бразерз», которые исполняли на новый лад «Твист энд шаут». Кэролайн не успевала удивляться. Этот большой ребенок, казалось, совершенно не думает о том, что целая группа работников телевидения — его шефы — ждет, когда он появится на важном деловом приеме. Он и вправду такой безответственный или просто действует по ситуации? Это проявление его протеста против чего-нибудь или просто легкомыслие? Этого Кэролайн не знала. Она знала только, что вряд ли на свете можно найти двух таких совершенно непохожих людей, как они с Бреттом.

— Ты только послушай! Вот здорово, они решили прокрутить весь альбом твистов! — радостно воскликнул он, снова напевая под мелодию «Пепперминт твист», исполняемую Джоэй Ди, за которой последовала «Летс твист эгэйн» Чабби Чеккера.

— Бретт, — попыталась привлечь его внимание Кэролайн, пока он крутился на своем месте и щелкал пальцами в такт музыке. — Может быть, попытаемся вернуться? Мы одеты для вечера, и люди…

— Люди для того и люди, чтобы веселиться каждый по-своему, — не дал ей договорить Бретт. — И знаешь, милая, если ты хоть немного расслабишься, то будешь получать от жизни больше радости.

Кэролайн откинулась на спинку сиденья и вздохнула. Что она может сейчас поделать? Ей оставалось выбирать одно из двух: побить его или разделить его безумие. И поскольку она оказалась невольной пленницей темной ночи и пустынной дороги, Кэролайн тоже начала прищелкивать пальцами и тихонько подпевать Чабби Чеккеру. Даже будучи подростком, она никогда не позволяла себе подпевать рок-певцам, по крайней мере тогда, когда ее могли услышать. Пока ее одноклассники ходили на танцы, она сидела дома, пытаясь помирить своих родителей. Может быть, действительно наступила пора ей распустить волосы и почувствовать себя молодой и бесшабашной, такой, какой она никогда в жизни не позволяла себе быть? Может быть, пришло ее время глупо по-детски повеселиться?

— Это уже кое-что, — сказал Бретт, наблюдая, как она двигается в такт музыке. — А теперь покажи мне настоящий шик!

— Настоящий шик?

— Не дури. Ты что, не знаешь, как танцуют твист?

Он вышел из машины, перешел на ее сторону и открыл дверцу.

— Давай вылезай. Пошли. Я хочу посмотреть, как твои ножки протвистуют эту ночку.

Бретт протянул ей руку. Не успела Кэролайн оглянуться, как уже вертелась под звуки твиста, задыхаясь и смеясь, с бешено колотящимся сердцем, прямо посреди дороги, вообще неизвестно где. Твист закончился, но танцевальная музыка продолжалась: «Локомоушн»… «Мешт потэйтоуз»… «Свим»… Она танцевала и танцевала, пока не начали передавать рекламу.

— Слава Богу! — Кэролайн перевела дух и облокотилась на машину. — Я так много не смеялась, с тех пор как…

Она осеклась, увидев, что Бретт, вытирая со лба пот, подходит к ней.

— Ты просто шикарная, когда смеешься, — неожиданно серьезным голосом сказал он. — Но тебе, конечно, это говорили сотни парней.

Кэролайн покачала головой.

— Нет, не сотни, — тоже серьезно ответила она, глядя ему в глаза и думая о Джеймсе. — Только один.

— И с ним ты смеялась точно так же? — В Бретте уже просыпался ревнивец.

— Да, точно так же, — тихо произнесла Кэролайн.

Он уже собирался наклониться и поцеловать ее, как реклама вдруг кончилась и Дирк, диск-жокей, объявил, что теперь пора сменить настроение и переключиться с танцевальных мелодий на романтические баллады.

— Сейчас прозвучит старая песня для всех влюбленных, — сказал он. — Песня Ленни Венча «Синс ай фелл фо ю».

При первых звуках песни Бретт взял Кэролайн за руку и мягко притянул ее к себе.

— Мне эта песня всегда была по душе, — сказал Бретт, беря ее за талию и ведя в медленном чувственном ритме танца. — Но я никогда не думал, что буду танцевать под нее с такой девушкой, как ты.

Вот уже в который раз с тех пор, как он познакомился с Кэролайн, Бретт подумал о том, как разительно она отличается от тех девушек, с которыми он встречался раньше. Она была совсем другой: независимой, гордой, шикарной. Словом, настоящий класс! А те девицы, с которыми он танцевал раньше, обычно представляли собой визгливых поклонниц разных знаменитостей и бродящих у танцевальных залов бездельниц, бросавшихся на шею спортсменам, кинозвездам, телевизионным ведущим — вообще всем, кто имел громкое имя и толстый кошелек. Никогда в жизни Бретт не мог представить себя рядом с такой женщиной, как Кэролайн: щепетильной, утонченной, одевающейся со вкусом. С женщиной, которая грамотно излагает свои мысли, у которой свои интересы, кроме беготни по магазинам и по танцулькам, которая спокойно делает себе карьеру и растит сына, отдавая этому все свое время, которая совершенно равнодушна к популярным героям — во всяком случае, к нему. Нет, Кэролайн Годдард особенная — об этом думал Бретт, осторожно держа ее за талию, словно у него в руках — какая-то драгоценность.

Кэролайн не ответила на слова Бретта, а просто положила ему руки на плечи и растворилась в танце. В своих ощущениях.

Они танцевали молча. Ее голова покоилась на плече Бретта, а тело двигалось в унисон с его телом. Не было никаких мыслей ни о его эксцентричности, ни о ее замкнутости. Только музыка, звезды и теплый ночной воздух.

И вдруг, только музыка закончилась, набежала туча и, как это часто бывает во Флориде, пошел дождь: короткий, но сильный ливень, который мигом промочил их насквозь и загнал в машину. Они закрыли окна и стали наблюдать за дождем, за лужицами на мокром асфальте.

— Боже, мои волосы, — проговорила Кэролайн, пытаясь отжать мокрые пряди. Она потратила целый час под феном, укладывая прическу для вечера. Теперь волосы противно прилипли ко лбу и шее. — И наверное, косметика размазалась по всему лицу!

— Ага. — Бретт посмотрел на нее и рассмеялся.

— А моя одежда! — Дорогое платье, купленное в «Саксе», облепило ее, как старые обои, в босоножках хлюпала вода.

— Похоже, я снова промочил тебя.

— Снова? — не поняла Кэролайн.

— «Кровавая Мэри»! На самолете!

Кэролайн кивнула. Вдруг она поймала себя на мысли, что случай в самолете как бы произошел много лет назад. Сейчас она жила настоящим, чувствовала его близость, ощущала, какие они мокрые, а в ее ушах все еще звучал ее смех на тихой ночной улице.

— Сильно разозлилась? — спросил он, легонько взяв ее пальцами за подбородок и поворачивая к себе.

— Это моя подруга Франческа разозлится, — ответила Кэролайн. — Она очень хотела, чтобы я пришла к ней на вечер, а я ее подвела.

— Ну уж с ней мы договоримся.

— Мы?

— Ага.

— А как быть с твоими боссами с телевидения? Они будут в ярости, что ты не пришел.

— Может быть, но они переживут. Все время они получают от меня именно то, что хотят, и достаточно ценят это. Все остальное чепуха.

Он приблизил свое лицо. Кэролайн чувствовала его теплое дыхание, но не отстранилась.

— Ты шикарная, не только когда смеешься, а еще и когда мокрая, — пробормотал Бретт, пригладив ей волосы и проведя на удивление тонкими пальцами по ее губам.

Кэролайн сидела молча, потрясенная ситуацией и присутствием этого мужчины, не в силах сопротивляться физическому ощущению его тела, находящегося так близко от нее. Она закрыла глаза и приготовилась к тому, что он сейчас ее поцелует. К черту его дурные манеры и острый язычок! Она повеселилась с ним — так, как не веселилась вот уже столько лет, — и теперь ей хотелось, чтобы он предпринял те действия, которые грозил предпринять с самого первого дня их встречи.

Но вместо того чтобы обнять ее, Бретт отстранился. Он решил не пользоваться моментом.

— Не думаю, что это правильно, детка, — сказал он, берясь за руль. — У меня разболелась голова. — Она, конечно, не собиралась тыкать его носом в грязь, да и к черту все эти советы отца! Нельзя унижать женщин. Особенно таких, как Кэролайн Годдард. Бретт завел машину.

— Разболелась голова? — щеки Кэролайн пылали, а ноздри раздувались. — Да ты после… И ты смеешь… Ты говоришь мне это после того, как хвалился, что я буду еще бегать за тобой?

— Я и собираюсь подождать, пока ты будешь бегать за мной. — Бретт снова обрел свой привычный хозяйский тон, включил дворники, выехал на дорогу и направил машину в ту сторону, где, по его мнению, находился дом Кэролайн. — Как я и говорил с самого начала, ты должна просить меня.

— Только через мой труп!

— Шикарный труп!

— Не надейся, ты и близко не подойдешь ко мне!

— Не зарекайся, лапочка. Все идет строго по расписанию. В следующий раз, когда я соберусь поцеловать тебя, ты станешь просить, чтобы я не останавливался.

— Не смеши меня! — воскликнула Кэролайн. — Ты до меня и не дотронешься! Ты не в моем вкусе!

— А мысленно представляешь, как я до тебя дотрагиваюсь, — с довольной ухмылкой заявил Бретт. И серьезным тоном добавил: — Да, кстати, пока не забыл. Сегодня у меня был действительно прекрасный вечер. Хочу, чтобы ты знала об этом.

Кэролайн отвернулась от него и всю обратную дорогу молча смотрела в окно.


На следующее утро в половине десятого Кэролайн позвонила Франческе, чтобы извиниться за то, что не была на вечере, и узнать, как он прошел. Но не успела она произнести и слова, как Франческа засыпала ее вопросами.

— Как ты познакомилась с Бреттом Хаасом и где вы купили эти замечательные экстравагантные цветы? Теперь мой офис похож на оранжерею! А кто из вас написал эту милую записку?

Итак, Бретт знал, о чем говорил, когда заявил: «С Франческой мы все уладим». Кэролайн подумала о том, что если он так серьезно отнесся к этому, то, может быть, он серьезен и в другом: в том, что он обязательно понравится Кэролайн.

— Я встретила его в самолете, когда возвращалась…

— Да ладно, не надо объяснений, — прервала ее Франческа. — Я должна сказать тебе, что вечер удался на славу, и единственное, что расстроило всех этих гостей с телевидения, — отсутствие Бретта Хааса. Кажется, они думают, что он намеренно оставил их с носом.

— Правда? — развеселилась Кэролайн.

— Конечно. Они считают, что у него большое будущее как у спортивного обозревателя. Его, судя по всему, уважают и любят не только зрители, но и шишки с телевидения, которые делают на нем неплохие деньги. Они говорят, что он яркая и необычная личность, с которой приятно и легко находиться рядом.

— Яркая? Да просто ослепительная! — воскликнула Кэролайн. — Ты бы видела его в красном блэйзере и оранжевых спортивных брюках! Стоит только посмотреть, как сразу голова разболится.

Франческа ответила, что в любой момент была бы рада такой головной боли.

— Ты мне только скажи, может, у Бретта есть брат? Не женатый и похожий на него? — пошутила она.

Кэролайн рассмеялась. Она все время забывала, что Бретт Хаас — действительно знаменитость и что Франческа, которая читает все журналы, включая «Спортс иллюстрэйтед», прекрасно знает, кто он такой и как выглядит. — По правде говоря, я знаю о Бретте очень мало, за исключением, может быть, того, что он танцует так же хорошо, как, я слышала, играет в бейсбол.

— Танцует? Похоже, что вы довольно-таки сблизились, — сказала Франческа. — Ну и как он тебе?

Кэролайн немного помолчала, а потом выложила Франческе все, что думает:

— Обычный мачо. Задавака. Бесчувственный. Дурной тон. Полное отсутствие вкуса. Никаких манер. Просто обожает собственную персону.

Франческа рассмеялась:

— Короче говоря, ты от него без ума.


Глава 25


«Франческа ошибается, — подумала Кэролайн, повесив трубку. — Очень сильно ошибается».

Нет, она не может быть без ума от Бретта Хааса. От этого грубияна, наглеца и дальтоника? Ха! Франческа с тем же успехом могла сказать, что Кэролайн без ума от какого-нибудь марсианина. Конечно, ей было весело с Бреттом, когда она на минутку переняла его философию — «плевать-что-обо-мне-могут-подумать» — и потанцевала с ним твист посреди дороги Бог знает где. Да, она смеялась так, как давно не смеялась. Но ведь все равно было поздно ехать на вечер, она устала и решила, что может немного пошутить с ним. На самом деле Бретт, как она уже сказала Франческе, — несносный, бесчувственный, самовлюбленный тип. Конечно, следовало признать, что он очень сдружился с Джеком, как бы заменяя отца, которого тому так не хватало. Но представить его себе в качестве объекта любви? Да никогда!

Сейчас ее заботил Жан-Клод. Он позвонил из Нью-Йорка вчера вечером и просил Селму передать ей, что завтра собирается в Палм-Бич. Он остановится у своего отца в его квартире над кафе «Павильон», и если Кэролайн не перезвонит ему, то в шесть вечера он зайдет к ней в «Романтику любви». Прежде чем положить трубку, он добавил:

— И передай, пожалуйста, Кэролайн, что мне очень хотелось бы провести некоторое время с ней наедине, чтобы продолжить то, что мы начали в Нью-Йорке.

«Чтобы продолжить то, что мы начали в Нью-Йорке…» Кэролайн вздохнула, вспомнив вкусный ужин, который приготовил для нее Жан-Клод в его квартире в Сохо… свечи, вино, Моцарта… его мягкий, вкрадчивый шепот, когда он говорил о своем желании… прикосновение его губ… ощущение его рук, обнимавших ее… почти непереносимое волнение от желания, от чувства, которое он к ней испытывал. Кэролайн снова вздохнула, вспомнив все это, даже то, как она чуть не сдалась, а потом взяла себя в руки и отправилась домой. В безопасную пустоту комнаты для гостей в доме Сисси, в безгрешную жизнь, которую она сама для себя выбрала.

«А что будет теперь, когда мы встретимся?» — спрашивала себя Кэролайн, волнуясь, как школьница перед первым свиданием. Может быть, тот вечер в его мансарде был просто вымыслом, фантазией женщины, уставшей от одиночества? Или это была не просто иллюзия? Неужели между ними возникло что-то настоящее? «Будет ли меня так же тянуть к нему, как тогда? — спрашивала она себя. — Повлияют ли на меня снова его привлекательность и его сексапильность? Что мне со всем этим делать? Как поступить? Отдаться во власть чувств? Или я опять буду сопротивляться, избегать его ласковых прикосновений, не слушать его нежные слова?»

Но у Кэролайн просто не было времени, чтобы разобраться во всех этих противоречивых чувствах и мыслях. В девять ей нужно было пойти в «Ферст оушен бэнк» — предпринять очередную попытку убедить банкиров, что Кэролайн со своей «Корпорацией» заслуживают того, чтобы им дали ссуду, которая, по совету Клиффорда Хэмлина, возросла до двухсот тысяч долларов. Мысли о том, куда ее могут завести их отношения с Жан-Клодом, следовало оставить на потом. Сначала дело, потом развлечения, — с таким решением Кэролайн быстро собрала дипломат и вышла из магазина.


— Да, — сказал Ричард Кленденон, застав Кэролайн врасплох.

Это был плотный мужчина средних лет, розовощекий, с рыжими усами. Он сидел в своем угловом кабинете «Ферст оушен бэнк» и только что сообщил Кэролайн, что они решили дать ей ссуду в двести тысяч долларов, которую она просит. Она так разволновалась, что лишилась дара речи и чуть не бросилась к нему на шею. Но вместо этого она энергично потрясла его протянутую руку и заулыбалась так, что у нее заболели щеки. Однако Кэролайн все же сумела взять себя в руки, к ней наконец вернулся дар речи.

— Просто не могу выразить свою радость от того, что пришла к вам, — сказала она мистеру Кленденону. — В других банках, куда я обращалась, к моей идее отнеслись довольно скептически.

— Тем хуже для них, — ответил он. — Комиссия по займам — и я с ней согласен — считает, что ваша идея довольно привлекательна. — Он помолчал и откашлялся. — Кроме того, я обсудил идею вашего магазина с человеком, чьи советы я очень ценю, когда дело касается займов для розничной торговли.

— Наверное, с мистером Оуэнсом? — спросила Кэролайн. Рейнальд Оуэнс был президентом банка.

— Нет, миссис Годдард. С моей женой, — со смешинкой в глазах сказал Ричард Кленденон, сохраняя серьезное выражение лица. — Никто на свете не разбирается в магазинах лучше нее. Она просто первоклассный эксперт по этому вопросу.

Кэролайн рассмеялась.

— Надеюсь, вы передадите ей, что она в любой момент может прийти в мой магазин.

— Она уже была там, — ответил он. — Неоднократно. Наш дом буквально заполонен вашими товарами, не говоря уже о ее гардеробе.

Кэролайн снова рассмеялась.

— Это просто чудесно, — сказала она. — Но давайте подождем до тех времен, когда она увидит, что мы будем предлагать в новом магазине.

— Ах да. В филиале «Корпорации «Романтика любви»» на Ворт-авеню.

Кэролайн улыбнулась.

— Филиал «Корпорации «Романтика любви»» на Ворт-авеню. Для меня это звучит как песня.

— Вы уже выбрали место?

— Нет еще. Я хотела сначала договориться о ссуде и только потом вести переговоры с агентствами по недвижимости. Но теперь, когда вы дали мне «зеленый свет», мистер Кленденон, я могу не откладывая отправляться на Ворт-авеню.

Ричард Кленденон кивнул и закатил глаза.

— Ворт-авеню, — пробормотал он. — Эстель проводит там столько времени, что уже вполне может назвать эту улицу своей легальной резиденцией, когда придут взимать налоги.

Кэролайн засмеялась, взяла свою сумочку и дипломат и встала.

— Спасибо вам, — сказала она банкиру, в последний раз пожав ему руку. — Вы сделали этот день праздником для меня. Нет, не день, а целый год!

* * *


Кэролайн поспешила назад, в магазин, чтобы поделиться хорошими новостями. Она чувствовала прилив сил, и ей хотелось разделить свою радость с теми, кто был рядом с ней в трудные времена, когда она думала, что не выживет. Конечно, в первую очередь такими друзьями были Селма, Сисси и Франческа, а потом Дженни и Фил из штата Мэн. Кэролайн хотела позвонить матери, но потом оставила эту идею. Мэри Шоу совершенно не интересовали дела Кэролайн. Хотя в бухгалтерии она разбиралась очень хорошо и, если бы не ее невыносимый муж-алкоголик, сама могла бы сделать неплохую карьеру. Кэролайн хотела было позвонить Жан-Клоду в кафе «Павильон», но, взглянув на часы, решила, что его самолет из Нью-Йорка еще не прибыл. Ей очень хотелось позвонить герцогине, которая через пару дней возвращалась в Европу, но Клиффорд посоветовал ей не обсуждать с Тамарой финансовые дела «Корпорации», пока они не встретятся с ней и с герцогом в Лондоне.

Кэролайн подумала о Клиффорде. Конечно, ей следовало сообщить ему, что ссуду наконец одобрили. Ведь это именно он посоветовал ей увеличить сумму со ста тысяч долларов до двухсот тысяч, он вдохновлял ее и говорил, что не стоит отчаиваться, а нужно искать банк, который в конце концов согласится дать ссуду. Да, ей следовало сообщить ему хорошие новости.

Но она еще никогда не звонила ему — ни в «Годдард-Стивенс», ни куда-нибудь еще. Только он звонил ей. Это было как бы молчаливое соглашение между ними. Никто из них не хотел, чтобы Чарльз Годдард узнал об их «дружбе», если это можно так назвать. А возможно, причина была в том, что Клиффорд всегда хотел держать любую ситуацию под контролем и предпочитал сам решать, кому и когда позвонить. И все же почему бы ей не попытаться связаться с ним в его офисе? В конце концов он был ее финансовым консультантом. Они запланировали деловую поездку в Лондон, чтобы найти инвесторов для ее компании. Чарльза Годдарда не касалось, какие отношения были у них с Клиффордом Хэмлином.

Кэролайн собралась взять трубку, чтобы позвонить в справочное бюро Манхэттена и узнать номер «Годдард-Стивенс», как раздался звонок.

— «Корпорация «Романтика любви»». Доброе утро, — ответила она.

— Здравствуйте, Кэролайн. Это Клиффорд.

Кэролайн удивило это совпадение. Она хотела сказать, что как раз собиралась звонить ему, но потом передумала. До сих пор она немного побаивалась Клиффорда, и теперь была просто рада, что не успела позвонить.

— Кэролайн? У вас все в порядке? — спросил он, не слыша ответа.

— Даже больше того. У меня прекрасные новости.

— Ссуду одобрили. — Он как будто умел читать ее мысли.

— Откуда вам известно? — Кэролайн не могла скрыть удивление.

— Да просто пара отказов ничего не значат, когда человек строит свой бизнес. Все решает одно-единственное «да».

— Что ж, я получила это «да» от мистера Кленденона в «Ферст оушен бэнк» в Палм-Бич.

— Это просто замечательные новости. Теперь, когда мы встретимся с Дрю Дарлингтоном, а также с герцогом и герцогиней, вы сможете вложить и собственные деньги.

— Вы действительно думаете, что они пойдут на это? — спросила Кэролайн, в душе которой проснулись старые опасения.

— Я уже говорил, что Дрю обожает новые идеи. У Тамары просто слюнки потекут. Конечно, Ферди придется поуламывать. Именно поэтому я и звоню сегодня. У вас остались те расчеты, которые мы обсуждали? Они мне нужны для долгосрочного бизнес-плана, который я обещал составить для вас.

— Да, я их закончила как раз вчера вечером. Мне следует их переслать?

— Да, пожалуйста. А теперь вернемся к вопросу о поездке. Моя секретарша, мисс Фрит, заказала нам билеты на «Конкорд» на девятое апреля. Мы остановимся в…

— На «Конкорд»? — У Кэролайн просто захватило дух. Один билет ей обойдется в тысячу долларов. Она собиралась заказать какой-нибудь экономический рейс. — Я не могу себе позволить…

Клиффорд прервал ее:

— Вам не придется платить. Все расходы на поездку пойдут на счет «Годдард-Стивенс».

— Здорово! Чарльзу Годдарду это очень понравится, — саркастически произнесла Кэролайн.

— Чарльз Годдард не имеет к этому ни малейшего отношения, — сказал Клиффорд, пытаясь убедить Кэролайн, что он самостоятельный работник, который может сам решать, что лучше для его клиентов — и потенциальных клиентов. — Я ведь делаю то, что, по моему мнению, принесет пользу «Годдард-Стивенс». И я беру вас с собой в Лондон, чтобы «Годдард-Стивенс» тоже имела от этого выгоду. Как вы справедливо недавно заметили, я планирую эту поездку в Лондон, чтобы не только расширить ваш бизнес, но и для того, чтобы поработать со своими клиентами, а также убедить Тамару, а самое главное, герцога в том, что «Годдард-Стивенс» — самая лучшая компания, которой они могут доверить свои деньги в Америке. Если я получу их счета, то путешествие окупится стократно.

С логикой Клиффорда невозможно было спорить. Кроме того, Чарльз Годдард должен Кэролайн намного больше, чем стоимость билета до Лондона. Он должен вернуть ей чувство собственного достоинства, которое когда-то пытался растоптать, и уважение, которое лично он, правда, никогда к ней не испытывал. Тут до нее дошла вся комичность ситуации, когда деньги Чарльза Годдарда могут помочь превратить ее «Корпорацию», родившуюся только благодаря ее воспоминаниям о Джеймсе, в прибыльную империю малого бизнеса.

— Я просто хотел спросить: если мы поедем девятого апреля, будет ли вам это удобно?

Кэролайн немного подумала. Девятое апреля наступит через десять дней. Надо было так много успеть сделать!

— Мне надо посоветоваться с моей помощницей, — сказала она. — На десятое мы запланировали акцию «Корпорация весной», и нам нужно определить возможные скидки на определенные товары. Мне просто необходимо быть уверенной, что она справится без меня. И конечно, мне нужно обсудить мою поездку с Джеком и Селмой — той женщиной, которая присматривает за моим сыном, когда меня нет.

— Чудесно. Когда вы определитесь с датой, позвоните моей секретарше, и она займется всем остальным. Вы прилетите в Нью-Йорк, и мы отправимся вместе из аэропорта Кеннеди. Что касается гостиницы… — Тут он замолчал, и Кэролайн смогла услышать чей-то женский голос. Очевидно, это была его секретарша. Клиффорд ответил: — Хорошо, Маргарет, скажи мистеру Годдарду, что я зайду к нему, как только закончу этот разговор. — Еще через несколько секунд он уже снова говорил с Кэролайн. — Извините. Я подумал, что все детали поездки вы сможете обсудить с мисс Фрит. Еще раз поздравляю с получением ссуды. Запомните: это только начало.

Кэролайн вдруг с гордостью осознала, что это действительно только начало. «Корпорация» вырастет в целую сеть магазинов, разбросанных по всей стране. Это становилось реальностью. Пусть медленно. Потихоньку. Но это было то, что предсказывал ей Клиффорд. То, о чем она мечтала.


Кабинет Чарльза Годдарда в «Годдард-Стивенс» располагался в противоположном конце крыла правления фирмы. Но, пока Клиффорд был поглощен беседой с Кэролайн, Чарльз Годдард уже знал о каждом произнесенном слове — благодаря Теду Аронсону и чудесам современной электроники. Частный детектив ежедневно докладывал своему работодателю обо всех действиях Кэролайн, особенно о тех, где участвовали мужчины. Следуя приказаниям Чарльза, он установил за ней настоящую слежку — начиная от подкупа ее соседей до подслушивания ее телефонных разговоров как на работе, так и дома. Кэролайн и не подозревала, что ее личная жизнь уже перестала быть ее личной жизнью. Как только Клиффорд Хэмлин позвонил Кэролайн, Аронсон сразу же почувствовал, что его сегодняшняя информация будет для его клиента подобна взрыву бомбы. Поэтому он позвонил Чарльзу, даже не дождавшись конца разговора.

— Похоже на то, что в жизни миссис Годдард есть еще один мужчина, — сказал он. — Вообще-то даже два.

— Боже! — воскликнул Чарльз, представляя себе, в какой обстановке растет его внук.

— Да, это так, — продолжил Аронсон. — Непосредственно в этот момент миссис Годдард беседует с исполнительным директором «Годдард-Стивенс».

— Не понял…

— С вашим исполнительным директором, сэр. С Клиффордом Хэмлином.

Чарльз Годдард молча переваривал услышанное. Когда он наконец заговорил, его спокойный и уверенный голос был таким же бесстрастным, как всегда, несмотря на то что он испытал настоящий шок. Несмотря на то что был в ярости.

— Это просто невозможно, — сказал он детективу. — Как они могли познакомиться? Где они могли встретиться? Нет, это просто невозможно. — Но, говоря это, Чарльз Годдард уже начал сомневаться. В конце концов что он знал о личной жизни Клиффорда Хэмлина? Что он знал о том, чем занимается Клиффорд и с кем он встречался в свободное от работы время?

— Их беседа записана на пленку, сэр, — сказал Аронсон. — Судя по всему, мистер Хэмлин и миссис Годдард разговаривают не в первый раз.

— Клиффорд Хэмлин? Ты уверен?

— Да, сэр. Уверен. Они с миссис Годдард планируют совместную поездку, сэр. В Лондон, в начале следующего месяца.

Чарльз Годдард редко лишался дара речи, но сегодня уже во второй раз он просто не знал, как ему реагировать на услышанное. Чего добивается Клиффорд Хэмлин, которому он собирался доверить будущее «Годдард-Стивенс», предавая его таким изощренным способом? Связавшись именно с той женщиной, которая погубила его сына? С той женщиной, против которой он собирался возбудить дело и отвоевать своего внука? Чарльз знал, что Клиффорд не женат. Кроме того, он такая заманчивая партия! Но ведь он не проявил никакого интереса, когда они с Диной пытались свести его с Эмили. Теперь Чарльзу многое стало понятно: Клиффорд явно не прочь половить рыбку в мутной воде. Выходец из бедной семьи, не имеющий достойного положения в обществе, Клиффорд, судя по всему, чувствует себя намного уверенней с теми, кто того же происхождения, что и он сам. Чарльз вдруг понял, что этого фактора он не учел, когда делал Клиффорду свое предложение.

— Мистер Годдард? Вы слушаете? — спросил Тед Аронсон.

— Да, — сказал Чарльз, снова обретая способность говорить спокойно. — Как я слышал, в жизни этой женщины есть еще два мужчины?

— Да, сэр. Второй — француз, отец которого владеет кафе «Павильон» в Палм-Бич.

— Да, да. На Ворт-авеню. Я знаю это кафе.

— У его сына свой ресторан в Нью-Йорке. Как я слышал, мистер Фонтэн пользуется большим успехом у женщин.

— Я помню. Он виделся с миссис Годдард в Нью-Йорке и в Палм-Бич. Сегодня они собираются встретиться в магазине. В шесть часов…

Итак, Дина была права. Женщина, на которой женился их сын, действительно оказалась «золотоискательницей». Она не прекращала свои попытки влезть в жизнь Годдардов — не говоря уже об их кошельке, — и теперь использовала для этого Клиффорда Хэмлина. В открытую флиртует с этим французским ловеласом! Без конца меняет любовников, думая только о собственных развлечениях! Не обращает ни малейшего внимания на своего сына. На ребенка Джеймса — их внука. Чарльз подумал о том, действительно ли этой женщине когда-нибудь нравился Джеймс. Может быть, он действительно был для нее возможностью поразвлечься, ее хлебной карточкой.

— Надеюсь, вы довольны информацией, сэр, — сказал Тед Аронсон, которому были нужны гарантии, что его могущественный клиент не прекратит оплачивать внушительные счета, которые он ему предъявлял. — Безответственность вашей бывшей невестки может сыграть решающую роль в деле об опеке.

— Да, конечно, — ответил Чарльз. Но он не мог сказать, что доволен информацией. Конечно, хорошо, что благодаря расследованию бурной личной жизни Кэролайн, которое провел Аронсон, у него теперь есть все основания заявить, что она — безответственная мать, недостойная воспитывать сына, и добиться положительного решения об их с Диной опеке над внуком. Судьи очень строго относятся к не справляющимся со своими обязанностями матерям, тем, кто ставит свои интересы и карьеру выше воспитания ребенка. И конечно, они не благосклонны к матерям, ведущим дикий, развратный образ жизни.

Но ведь дело касается Кэролайн и Клиффорда, чему же тут радоваться? Положив трубку, Чарльз стал обдумывать полученную информацию. Первое, что ему хотелось, — это ворваться в офис своего исполнительного директора и немедленно уволить его. Но потом Чарльз стал обдумывать последствия увольнения Клиффорда. Во-первых, следует соблюдать контракт найма на работу. Фирме придется выплатить Хэмлину миллионы долларов компенсации за моральный ущерб. Во-вторых, дело в способностях Клиффорда. Ведь он действительно исключительный финансист, которому вряд ли можно найти достойную замену. Под его руководством прибыли компании значительно возросли, убытки практически исчезли, а имидж «Годдард-Стивенс» как в прессе, так и в финансовых кругах стал просто непревзойденным. А в-третьих, Чарльз верил в то, что появление Клиффорда в компании создаст ей на Уолл-стрит репутацию современной растущей организации с большим будущим, и одновременно солидной и стабильной. Если сейчас уволить Клиффорда, то это произведет на Уолл-стрит обратное впечатление: решат, что компания нестабильна, ее управленческий персонал перетасовывается каждый день и что Чарльз Годдард, который не один год безуспешно боролся за Клиффорда и наконец получил его, совершенно не в состоянии принимать решения.

«Что ж, я все равно собирался вызвать Клиффорда, — подумал Чарльз, взглянув на часы. — Будет неплохо, если я сначала немного побеседую с ним на отвлеченные темы, прежде чем мы начнем обсуждать дела компании». — Он поднял трубку и вызвал своего секретаря.

— Да, мистер Годдард? — тут же ответила Линда Олбрайт, которая работала у него уже свыше двадцати лет и все это время обожала своего шефа и боялась его.

— Пожалуйста, свяжитесь с офисом мистера Хэмлина и скажите ему, что я хочу его видеть, — сказал Чарльз. — Немедленно.

— Я уже звонила несколько раз, сэр, — ответила Линда. — Секретарь мистера Хэмлина сказала, что он все еще говорит по междугородке.

Чарльз разозлился.

— Тогда скажи ей, чтобы разъединила его, — резко сказал он.

— Да, мистер Годдард.

Он положил трубку и потянулся за сигарой. Достав из коробки кубинскую сигару, которые ему партиями присылали из Монреаля, Чарльз с улыбкой зажег спичку. Сейчас он представлял себе реакцию на едкий сигарный дым Клиффорда Хэмлина, который регулярно бегал по утрам и следил за уровнем холестерина в крови. Откинувшись в кресле, Чарльз с наслаждением выпустил густой сизый клуб дыма. Когда Клиффорд вошел в его кабинет, Чарльз снова с наслаждением затянулся сигарой.

— А, это ты, Клиффорд! — воскликнул он с убийственной улыбкой на лице. — Наконец-то освободился!


Кэролайн весь остаток дня планировала поездку в Лондон. Уладив все дела со своей помощницей и с Селмой, она позвонила в школу, чтобы убедиться, что ее отсутствие не придется на какую-нибудь встречу преподавателей с родителями. Потом она отправила вечерней почтой данные, о которых говорил Клиффорд, и созвонилась с двумя агентами, занимавшимися помещениями на Ворт-авеню. Каждый из них был готов предложить ей место, которое, по его словам, должно ее заинтересовать.

— Как раз в самом бойком месте! — сказал один из агентов, описывая местонахождение будущего магазина.

— Совсем рядом с «Шанель»! — сказал второй, имея в виду пустующий участок рядом со знаменитым магазином.

Ворт-авеню! Кэролайн до сих пор не верила в свою удачу. Если у нее здесь будет магазин, то исполнятся ее тайные мечты и она будет вознаграждена за годы тяжкого труда. Неужели все это скоро станет возможным?

Кэролайн договорилась о том, что завтра посмотрит склад, и занялась своими клиентами. Потом она закрыла магазин и начала готовиться к приходу Жан-Клода.

Он пришел без пяти минут шесть. Одетый в джинсы, кожаные мокасины и белую спортивную рубашку, он явно демонстрировал свою сильную мускулистую фигуру. Жан-Клод окинул ее ласкающим взглядом своих зеленых глаз, и его чувственность едва не повергла Кэролайн в полное смятение.

— Здравствуй, моя дорогая, — приветствовал он ее, стоя в дверях. В его руках была корзина. — Учитывая то, что сегодня ты не можешь прийти в «Мустье», я решил привести «Мустье» к тебе.

— Жан-Клод…


Тед Аронсон, сидевший в машине на противоположной стороне улицы, сделал пометку в своем блокноте и сфотографировал их как раз в тот момент, когда сын владельца кафе «Павильон» Жан-Клод Фонтэн поставил на пол свою корзину и заключил Кэролайн в объятия.


Глава 26


Кэролайн уперлась руками в грудь Жан-Клода и отступила на шаг. Только тогда она смогла глубоко вдохнуть.

— Только не говори, дорогая, что тебе не понравился мой поцелуй, — сказал он. Судя по тому, как Кэролайн прижалась к нему и подставила губы, Жан-Клод понял, что она соскучилась и хотела видеть его не меньше, чем он ее.

— Не могу сказать, что он мне не понравился, — с улыбкой произнесла Кэролайн. — Просто мне надо было перевести дыхание.

Жан-Клод рассмеялся.

— Твоей няньке я вчера сказал, что хочу продолжить то, что мы не закончили в Нью-Йорке, — сказал он. — А ведь мы расстались на поцелуе, не так ли? Вернее, на нескольких поцелуях.

Кэролайн кивнула. Воспоминания об их ужине преследовали ее несколько недель, и в ее памяти без конца прокручивалась их прощальная сцена. Без сомнения, ее очень тянуло к нему. А у нее, как постоянно напоминали Тамара и Сисси, не было мужчины со дня смерти Джеймса. Да, ей пора уже было открыться этой жизни, встретить подходящего мужчину. Ведь у нее тоже были свои потребности, эмоциональные и физиологические. Но является ли Жан-Клод именно тем, подходящим мужчиной? В подходящее время? Конечно, он намного привлекательнее Бретта Хааса…

— Да, — призналась она. — И я очень обрадовалась, когда вернулась вчера вечером домой и узнала о твоем сообщении.

— Приятно это слышать. Хотя вынужден признать, что мне хотелось поговорить с тобой, а не с какой-то нянькой.

— У меня была официальная встреча, — сказала Кэролайн, пряча глаза.

— Как я понимаю, какой-нибудь прием?

— Да, но вынуждена признаться, что на прием я не попала, — сказала Кэролайн. — Мой спутник заблудился.

Жан-Клод поднял брови.

— Заблудился? — спросил он. — Да ведь это самый старый, испытанный трюк! Мы прибегали к нему еще в школе — когда хотели остаться с девчонкой наедине в машине.

— На этот раз это был другой случай, — сказала Кэролайн, имея в виду Бретта, наименее романтичного человека на свете. — Совсем другой случай.

— Дорогая, ты такая наивная, — сказал он по-французски. — Парень, скорее всего, хотел…

— Жан-Клод Фонтэн! — воскликнула Кэролайн. — Да неужели вы ревнуете?

Он улыбнулся, но ничего не ответил, а просто наклонился и поднял свою корзинку для пикников «Гермес», которую привез с собой.

— Как насчет пикника на морском берегу? — спросил он. — Мы под шампанское посмотрим на закат.

— Звучит заманчиво, — ответила Кэролайн. Последний раз она была на пикнике много лет назад, с Джеймсом. Да, с тех пор прошло больше пяти лет. — Мне только надо переобуться. — Она посмотрела на свои модельные туфли.

— Ты можешь оставить свои туфли в машине и погулять босиком, — предложил Жан-Клод. — Ощущать песок между пальцами — это так восхитительно.

Кэролайн кивнула, втайне завидуя крайней чувственности, такому естественному жизнелюбию Жан-Клода. И наслаждаясь этим.

Они рука об руку вышли из магазина. Со стороны они были очень похожи на влюбленную парочку.


Тед Аронсон, сидевший в своей серой «хонде», посмотрел на часы, сделал пометку в блокноте и снова сфотографировал их. Включив двигатель, он подождал, пока Кэролайн и Жан-Клод отъедут, и последовал за ними.

* * *


Они направились на восточную сторону Палм-Бич, оставили машину на бульваре Саут-Оушн и пешком пошли к морю. Над морской гладью дул легкий бриз, но вечерний воздух был очень приятным, а закатное небо окрасилось в голубые, оранжевые и желтые тона.

— Должен признать, что во Флориде такие красивые краски, — сказал Жан-Клод, оглядываясь вокруг.

Кэролайн легонько ткнула его пальцем в бок.

— Что это с тобой? Неужели ты хвалишь провинциальный Палм-Бич?

Он улыбнулся.

— Я всегда говорил, что это место просто восхитительное. Это в людях я не совсем уверен.

— Вижу, — скептически произнесла Кэролайн.

— Хотя должен признаться, что в Палм-Бич есть один человек, который мне нравится все больше и больше. — Он обнял ее за талию.

Кэролайн чувствовала его тело, и ее пронзило давно забытое желание. Она вдруг почувствовала, что хочет чисто физического контакта с ним, и от этого ей стало не по себе.

Для пикника они выбрали пустынный кусочек пляжа. Жан-Клод отстегнул кожаные ремешки на корзине, достал яркий коврик и расстелил его на песке.

— Столики в «Мустье» немного удобнее, но зато там нет такого прекрасного вида на море, — сказал он, помогая Кэролайн сесть.

— Все отлично, Жан-Клод. — Кэролайн улыбнулась ему. Его изящная фигура выделялась темным силуэтом на фоне вечернего неба и моря. — Я просто не могу себе представить более прекрасного окончания рабочего дня. Чувствуется, что тебе пришлось поработать, чтобы все приготовить.

— Да, немного, но усилия себя оправдали, — сказал он, выкладывая из корзины около десятка маленьких пластиковых коробочек, бутылку шампанского, два бокала, завернутых в белоснежные накрахмаленные салфетки. — Я хочу поразить тебя своим кулинарным искусством и заодно доказать, что на свете существуют не только сандвичи с ветчиной.

— Я уже начинаю понимать это, — ответила Кэролайн. — Но как ты нашел время на то, чтобы…

Жан-Клод не дал ей закончить фразу.

— Я появился в «Павильоне» в одиннадцать часов утра, заявил Марселю, что оккупирую его кухню, и начал готовить несколько салатов из тех, которые обычно подают в «Мустье».

— Марселя, наверное, хватил удар, — с улыбкой сказала Кэролайн.

— Скажем так: он был не очень доволен, — без тени смущения произнес Жан-Клод. — Но верно и то, что у Марселя совершенно отсутствует чувство юмора.

Кэролайн с улыбкой смотрела на него. Да, Жан-Клод действительно самый оригинальный человек из всех, кого она когда-либо встречала. Конечно, он не подарок, но обладает острым умом и умеет очаровывать. Если он когда-нибудь найдет себе избранницу… На этом Кэролайн остановила полет своей фантазии. Нет, Жан-Клод не похож на человека, способного выбрать себе одну спутницу жизни и остановиться. Вряд ли он откажется от своей бурной ночной жизни, от обожания со стороны прекрасных и искушенных женщин, которые его постоянно окружают. Тогда, в Нью-Йорке, он говорил Кэролайн, что мечтает о спокойной семейной жизни — такой, как у его родителей. Но так ли это? Что же касается самой Кэролайн, действительно ли ей хочется, чтобы Жан-Клод остепенился?

— Шампанского? — Жан-Клод наполнил бокалы, подал один из них Кэролайн и устроился на коврике, придвинувшись к ней поближе. Кэролайн чувствовала его запах, запах его одеколона, его кожи. Но не попыталась отодвинуться.

— За романтику любви! За рыцарей и прекрасных дам!

— Как это похоже на тебя, — сказала Кэролайн. — Француза-рыцаря ничто не остановит, когда он борется за l'amour[18 - Любовь (фр.).].

— Это так, но я имел в виду твой магазин, — заметил он. — Разве это не его специфика? Разве он не носит название «Романтика любви»?

— Совершенно верно, — сказала Кэролайн и отпила шампанского. Оно было холодным, шипучим и приятно пощипывало язык и губы.

Сделав глоток шампанского, Жан-Клод начал открывать коробочки со снедью. Кэролайн только удивленно покачала головой, увидев, сколько он всего наготовил. Специально для нее.

— Для мадам я приготовил несколько легких закусок, только чтобы подразнить аппетит, — с улыбкой сказал Жан-Клод, раскладывая красиво оформленные разноцветные кушанья. — В меню входят: вымоченная в водке горбуша с уксусным соусом, блинчики с соленой горбушей, мини-брошетты из цыпленка с соусом карри, перченые пироги с сыром. Ах да, еще томаты, базилик и тартинки с перцем и тмином. К твоему сведению, это свежие томаты.

Они оба рассмеялись. Кэролайн было приятно, что, несмотря на высокое мнение о собственной персоне, Жан-Клод был не прочь пошутить на свой счет.

— Я просто потрясена, — сказала она, покачав головой. — Не знаю, с чего начать.

— Тогда позволь я выберу.

Жан-Клод взял один блинчик и поднес его к губам Кэролайн.

— Попробуй, — тихим хрипловатым шепотом произнес он, как будто предлагал не еду, а прелюдию к совсем другому, более интимному наслаждению.

Кэролайн откусила кусочек прохладной гладкой горбуши. Закрыв глаза, она сделала глоток, удивляясь необычному ощущению, которое никогда в жизни еще не испытывала от еды. Жан-Клод провел кончиками пальцев по ее губам, и она непроизвольно поцеловала их.

— М-м-м, — простонал он, погладив ее по щеке.

— М-м-м, — повторила она, прислонившись к нему. — Просто потрясающе!

Кэролайн знала, что говорит. Раньше она даже не догадывалась, что еда может соблазнять, и поэтому когда вместо очередного кусочка она ощутила губы Жан-Клода, то просто растворилась в поцелуе. Сначала его поцелуй был Легким и нежным, как прикосновение крыльев бабочки. Но по мере того, как нарастало его желание, поцелуй становился все более страстным и настойчивым. Жан-Клод провел языком по ее губам, наслаждаясь их формой, и Кэролайн непроизвольно приоткрыла их. Его язык проскользнул внутрь. Кэролайн почувствовала, что растворяется в мире изысканной еды, вина, прикосновений и ощущений, которые, как она думала, перестали для нее существовать. В мире, где мужчины и женщины любят друг друга, испытывают желание, встречаются, сливаются в порыве страсти и, наконец, сгорают…


Тед Аронсон, делая вид, что в одиночку прогуливается по берегу с фотоаппаратом, как это делают многочисленные туристы, приезжающие во Флориду, приостановился, навел и сфокусировал камеру и снял сидевших в обнимку Кэролайн и Жан-Клода.

Они не заметили этого, погружаясь все глубже и глубже в мир несказанных наслаждений.


Вдруг Кэролайн услышала какой-то назойливый посторонний звук, который проник в ее затуманенное сознание. Через несколько мгновений звук повторился. Он был резким и неприятным, раздражающим. Кэролайн и Жан-Клод разжали объятия, чтобы посмотреть, в чем дело.

— Может, произошла авария? — предположила Кэролайн, стряхивая с себя наваждение. Ее сердце учащенно билось, щеки пылали.

Жан-Клод покачал головой.

— Это сигналит какой-то идиот, — раздраженно сказал он. Они с Кэролайн переживали прекрасные мгновения на лоне природы, а тут явился какой-то придурок, чтобы все испортить.

— Кто? Где? — спросила Кэролайн, оглядываясь вокруг.

— Да вон там, в открытой машине, — показал ей Жан-Клод. Кэролайн вытянула шею и наконец увидела ярко-красную машину с открытым верхом, где, кроме водителя, сидело несколько пестро разодетых девиц.

— Может быть, это развлекается подвыпивший турист? — предположила Кэролайн.

Тут водитель увидел, что Кэролайн смотрит на него, и стал приветствовать ее взмахом руки; гудки при этом не умолкали.

— Привет, миленькая! Это я! — закричал он.

— Боже! — простонала Кэролайн. Это был Бретт Хаас. А он-то что тут делает?

— Кэролайн, душенька, нельзя ли вести себя немного приличнее на публике? — кричал Бретт, не переставая сигналить. — Чмокаешься тут у всех на виду. А если явится полиция? Скажи своему жеребцу с хвостиком, чтобы поумерил пыл. Палм-Бич — это вам не Кони-Айлэнд, ты хоть знаешь об этом?

— Ты знакома с этим человеком? — спросил потрясенный Жан-Клод. Утонченного француза раздражало в этом типе все: дешевые девицы, окружившие его, его ярко-зеленая рубашка, резкий сигнал гудка его машины, его наглые выкрики.

Кэролайн кивнула.

— К несчастью. Но может быть, если мы не будем обращать на него внимание, он уедет. Как улетает пчела, если ее не трогать.

Бретт не уехал. Как только до него дошло, что это Кэролайн целуется с мужчиной на пляже, он, как та самая пчела, все кружил и кружил, жужжа, вокруг них, сигналил и кричал.

— Я больше не в силах выносить, — наконец сказала Кэролайн и встала. — Давай найдем другое место, где мы сможем поесть спокойно.

Жан-Клод согласился, и, пока они шли по пляжу к машине, Бретт победно просигналил в последний раз и умчался в противоположном направлении.

— Это твой друг? — подняв брови, спросил Жан-Клод.

Кэролайн покачала головой.

— Конечно же, нет! Он друг моего сына.


Настроение было испорчено, и они решили закончить пикник в более спокойном месте — в «Павильоне» за столиком у окна. Они смотрели на прохожих на Ворт-авеню, пили шампанское и поболтали с Пьером, который присел к ним на несколько минут.

— Он выглядит усталым, — сказала Кэролайн, когда Пьер отошел, чтобы обслужить клиентов.

Жан-Клод кивнул.

— Конечно, ему трудно теперь в одиночку управляться с кафе. Он слишком горд, чтобы признать это, — мы, французы, славимся своим упрямством, — но, по-моему, ему действительно пришло время либо закрыть «Павильон», либо доверить его мне.

— Доверить его тебе? Но ведь у тебя есть большой и популярный ресторан в Нью-Йорке, он и так требует много внимания, — сказала Кэролайн. — Я знаю, ты с трудом находишь время, чтобы появиться здесь хотя бы иногда, на выходные, но как, скажи, ты собираешься руководить одновременно ресторанами в Палм-Бич и в Манхэттене?

— Все очень просто, — ответил он. — Стоит только нанять толковых управляющих в обоих ресторанах. И конечно, проводить немного больше времени в Палм-Бич.

— Но ведь ты терпеть не можешь Палм-Бич.

— Все меньше и меньше, — сказал Жан-Клод с многозначительной улыбкой. Взяв Кэролайн за руку, он заглянул ей в глаза. Понизив голос, он прошептал: — А что ты скажешь на то, что я стану проводить здесь больше времени, дорогая?

Вопрос ее очень удивил. Кэролайн даже не ожидала, что он подумывает более прочно обосноваться во Флориде. Сама мысль о том, что Жан-Клод будет жить неподалеку и она чаще будет его видеть, лучше узнает его, взволновала и смутила ее. Что же на самом деле она испытывала к Жан-Клоду Фонтэну? Было ли это чисто физическое влечение? Или что-то большее? Кэролайн знала, что время покажет. Время все расставит по местам.


Было уже почти десять часов, когда Кэролайн вернулась домой. Селма открыла ей дверь, и выбежал Джек в своей неизменной спортивной форме «Брэйвз» и босоногий.

— Ш-ш-ш! — он прижал палец к губам и показал на огромное тело человека, лежавшего на диване в гостиной. — Бретт спит!

— Бретт? Что он здесь делает? — спросила Кэролайн, взглянув на диван и с отчаянием разглядев этого здоровяка, который своим храпом перекрывал шум бейсбольного матча, который как раз показывали по телевизору. Его последнее вмешательство в ее личную жизнь просто взбесило Кэролайн.

— Это моя вина, — сказала Селма, расстроившись, что Кэролайн так рассердилась. — Он сказал, что у вас назначена встреча, кроме того, Джек был просто счастлив видеть Бретта. Поэтому я его и впустила.

Когда Селма ушла в свою квартиру, Кэролайн выключила телевизор, взяла Джека на руки и, невзирая на его протесты, отнесла в спальню. Там она стояла над ним, пока он умылся и почистил зубы. Потом проследила, чтобы он одел пижаму. Когда Джек наконец лежал в постели, она пригладила его волосы и поцеловала его в лоб.

— Уже так поздно, а ты не спишь, — укоризненно сказала она.

— Но ведь пришел Бретт! Он принес попкорн и лимонад. Мы смотрели матч Американской лиги, хотя я ее терпеть не могу, — сказал он, глядя на нее своими огромными сияющими глазами: чувствовалось, что внимание со стороны его спортивного кумира для мальчика сродни отеческой заботе, и это восхищает его.

Кэролайн вздохнула.

— Ну что мне с тобой делать? И с твоим другом тоже? — прошептала она.

— Он совсем не такой плохой, мама. Честное слово, — сказал Джек, внимательно глядя на нее. — Тебе только стоит дать ему шанс.

— Какой шанс? — спросила она больше себя, чем сына.

— Просто пообещай, что не будешь с ним обращаться так жестоко.

— Я не обращаюсь с ним жестоко, — возразила Кэролайн.

— Мама? — он смотрел на нее с недоверием. — Ты ведь всегда учила меня, что обманывать нехорошо.

— Я и в самом деле не обращаюсь с ним жестоко, — настаивала Кэролайн. — Просто мне он нравится намного меньше, чем тебе, дорогой.

— Ну мама, он очень хороший парень, если узнать его поближе, — сказал Джек, не сводя с нее своих внимательных голубых глаз. — Ты узнаешь его поближе? Постарайся!

Кэролайн не ответила.

— Ну пожалуйста, — продолжил он еще более просительным тоном.

Ну что она могла сказать? Перед его просьбами она никогда не могла устоять.

— Хорошо, — произнесла она с неохотой.

— Обещаешь?

— Обещаю, — Теперь Кэролайн уже улыбалась.

— Поклянись!

— Клянусь, — сказала Кэролайн, перекрестилась и снова поцеловала его, пожелав спокойной ночи.


Вернувшись в гостиную, Кэролайн встала над Бреттом, подперев бока руками и просто кипя от злости, несмотря на все свои обещания. Как он смел вторгнуться в ее квартиру и расположиться на ее диване, как дома? Его волосы были всклокочены, а грудь вздымалась в такт дыханию. Он был сейчас похож на большого ребенка, какого-то переростка. Переростка-дальтоника. На нем был пурпурный костюм для бега трусцой: пурпурные брюки, пурпурная рубашка и куртка такого же цвета. Да уж!..

— Совсем как баклажан! — воскликнула она.

Кэролайн наклонилась, схватила Бретта за грудки и сильно потрясла. Очень сильно.

— Эй, там, в чем… Где я? — спросил он, приходя в себя.

Тут Бретт открыл глаза и увидел, что над ним стоит Кэролайн. Он поморгал и улыбнулся.

— Ах да. Посмотрите, кто наконец пришел домой, — сказал он, протирая глаза и оценивающе рассматривая ее льняной костюм с короткой юбкой. — У тебя самые лучшие ножки на всем нашем Юге. Душенька, к твоему сведению, ты просто красотка.

— Что ты здесь делаешь, Бретт? — устало спросила Кэролайн, проигнорировав его замечание.

— Как видишь, сплю.

— Но я тебя не приглашала.

— А Джек приглашал, — усмехнулся он.

— Хорошо. Тогда попробуем задать другой вопрос. Почему ты шпионил за мной на пляже?

— Угомонись, красавица. Все, что я там делал, — так это катался с моими друзьями. А потом увидел, как ты устраиваешь публичный спектакль: повисла на шее у какого-то Казановы.

— Я устраиваю публичный спектакль? Это ты без конца сигналил, устроив панику…

— Кстати, кто этот парень? — прервал он ее.

— А кто были эти твои друзья? — возмутилась Кэролайн. — Я бы не сказала, что на них было много одежды.

— Послушай, лапочка, а что это твой красавчик носит брючки в обтяжку, а?

— Жан-Клод — француз, — попыталась защитить его Кэролайн. — Французы одеваются очень изысканно, по-европейски. Но тебе, конечно, этого не понять.

— Конечно, нет, — сказал Бретт. — Так кто этот твой француз — модель для парфюмерной рекламы или что-то в этом роде?

Кэролайн проигнорировала его иронический тон.

— Видишь ли, Жан-Клод Фонтэн — самый популярный шеф-повар в Нью-Йорке, а кроме того, автор бестселлера по кулинарному искусству.

— Молодец. А я изобрел средство от икоты.

— Перестань, — взмолилась Кэролайн. — Давай лучше поговорим о твоих подружках, которых я видела в машине. Мне интересно, чем они зарабатывают на жизнь?

— Не имею представления, — сказал Бретт, зевая. — У нас не было времени обсуждать деловые вопросы, если ты, конечно, понимаешь, что я имею в виду. Мы просто веселились. Ве-се-ли-лись. Слышала когда-нибудь такое слово?

— Пожалуйста, не начинай сначала, — сказала Кэролайн. — Уже поздно. Я действительно хочу, чтобы ты ушел. Понимаю, что вы с Джеком очень хорошо провели время, и я тебе благодарна за это. Но праздник кончился.

Бретт поднялся с дивана, но не сделал ни шага к двери. Вместо этого он схватил Кэролайн за талию и привлек к себе.

— Интересно, что ты собираешься сделать теперь? — спросила Кэролайн.

— Хочу пробудить твой аппетит, — сказал он, не выпуская ее.

— Какой аппетит?

— Тот, который наступит в тот день, когда ты станешь умолять меня поцеловать тебя. Исходя из того, что я видел сегодня на пляже, тебе позарез нужен кто-то, кто показал бы, как это делается.

— Да неужели? — спросила она, решив немного подыграть ему. — И как же это делается?

Кэролайн посмотрела на него, потом закрыла глаза и подождала…

Но ничего не произошло.

Вместо того, что от него ожидали, Бретт отпустил ее и отошел.

— Нет. Это не мольба. Это просьба. Я ничего не буду делать, пока ты не взмолишься, Кэролайн, а твое время истекает.

— Да? И почему бы это? — спросила она, чувствуя одновременно обиду и ярость к этому негодяю с его постоянным отношением к ней типа «вот-сейчас-я-тебя-поцелую-да-никогда-в-жизни-не-дождешься».

— Потому что я пробуду во Флориде еще только около недели. Потом поеду в Эйбилин к своей Петси.

— Еще целая неделя? — воскликнула Кэролайн, а Бретт повернулся и направился к двери. Честно говоря, Кэролайн уже привыкла к тому, что он постоянно крутится где-то рядом. Все время, с тех самых пор, когда она встретила его в самолете, он постоянно был рядом. Даже когда Кэролайн проходила мимо телевизора, она видела Бретта — Джек по нескольку раз в день смотрел видеофильм, который тот ему подарил. Там Бретт Хаас картинно отбивал мяч, бегал по полю и позировал перед камерой. А что говорить о его неожиданных визитах в ее квартиру, всяких «приколах», грубых шуточках, о его смехе? Да, именно о дурацком смехе. Бретт просто перевернул всю ее жизнь, и вот теперь он уходит!

— Совершенно верно, всего одна неделя. Поэтому советую закадрить меня, пока у тебя еще есть шанс, милая, — сказал Бретт, похлопав ее по заду. — Может быть, я не такой красавчик, как твой пляжный альфонс, но зато со мной веселей. — Бретт уже собирался открыть входную дверь, когда Кэролайн позвала его:

— Бретт?

— Слушаю.

Он посмотрел на нее.

— Знаешь, я… Я хочу сказать… Хочу сказать, что недостаточно отблагодарила тебя за внимание, которое ты проявил к Джеку. Он буквально готов целовать землю у тебя под ногами.

— Ну а что насчет условия? — приподняв бровь, спросил Бретт и вернулся в гостиную. — Как насчет тебя?

— Насчет меня?

— Ты готова целовать землю, по которой я ступаю, Кэролайн Годдард?

— Не смеши меня, — ответила Кэролайн, наблюдая, как он приближается к ней. Она почувствовала, что ее пульс участился, а щеки вспыхнули. Но Кэролайн тут же мысленно сказала себе, что это не значит, будто у нее появились к нему какие-то чувства. Просто его обожает Джек. И говорила она только о Джеке. Как Бретт мог вообразить, что она…

— Знаешь, а вот я готов целовать землю, по которой ты ступаешь, — признался Бретт. — Что ты на это скажешь?

— Скажу, что ты, как всегда, притворяешься, — ответила Кэролайн. — Так же как могу прямо сказать, что тебя по-настоящему интересует только один человек на земле: собственная персона.

— Не попала в базу, солнышко, и я готов доказать тебе это.

— Да? И как же?

Бретт встал на четвереньки и начал целовать белый ковер, на котором стояла Кэролайн. Она откинула голову назад и расхохоталась.

— Нет, ты просто невозможен! — воскликнула она, поднимая его на ноги. Приняв вертикальное положение, Бретт приблизился к ней и обнял за талию.

— Я не так уж невозможен, как, впрочем, и все это, — решительно сказал он, вспомнив напутственные слова отца. Теперь нет пути назад. Ничейный счет с двумя базами и двумя пропущенными. Ему нужен был настоящий бросок. Именно сейчас.

— Да? И что же означает все это? — спросила Кэролайн, ощущая прикосновение его крепкого мускулистого тела и понимая, что сейчас должно произойти что-то очень важное, что-то, выходящее за рамки их обычных перепалок и поддразниваний.

— Нас, — ответил он, потупив взор. Впервые Бретт позволил себе быть честным с Кэролайн, дал ей понять, что его интерес к ней выходит за рамки простого физического влечения. — Я не считаю, что мы — невозможная пара. Наоборот, я думаю, что мы очень подходим друг другу.

Кэролайн, подняв голову, посмотрела на него. «Подходим? Мы с Бреттом Хаасом?»

— Послушай, Бретт, как я уже сказала, ты просто молодец по отношению к Джеку, и я уверена, что у тебя масса прекрасных качеств, но…

— Да брось ты эти «но», — перебил ее Бретт, убрав упавшую прядь волос с ее щеки. Этот нежный жест удивил ее, и Кэролайн не могла этого скрыть. — Ты совершенно особая, Кэролайн. И я был бы полным идиотом, если бы не видел этого.

— Может быть, для разнообразия ты станешь серьезным? — Кэролайн не хотелось, чтобы ее приняли за простушку. Но честно говоря, она просто не знала, как ей реагировать на его слова.

— Я очень серьезен, — сказал Бретт. — Хочешь, покажу, насколько?

Он наклонился к ней, и Кэролайн приготовилась услышать одну из его фраз типа «я-жду-когда-ты-взмолишься». Но не дождалась. Бретт, осторожно взяв ее за подбородок, заставил ее поднять лицо, чтобы лучше видеть, как она прекрасна.

— Лицо прекрасной принцессы, — прошептал он.

В этот момент вся оборона Кэролайн рухнула, и она отдалась во власть его чувств, его явного желания высказать наконец свои истинные мысли. Она закрыла глаза и почувствовала, как его губы тихонько скользнули по ее губам, отчего у нее вдруг подкосились колени. Бретт крепче обхватил ее талию и притянул ее к себе.

— Кэролайн, — прошептал он. — Кэролайн.

Только он собрался снова поцеловать ее тем поцелуем, который означал бы новую фазу их отношений, как раздался голос, быстро вернувший их в реальный мир:

— Мама!

Кэролайн обернулась и увидела Джека, который моргал и тер глаза.

— Что случилось, дорогой? — спросила она.

— Мама, там это страшное чудовище!.. — Он был явно напуган.

Кэролайн отвернулась от Бретта и раскрыла объятия своему сыну. Она обняла его, погладила по спине и все время шептала, что это всего-навсего дурной сон. Бретт встал на колени перед мальчиком.

— Знаешь, парнишка, ты выбрал самое удачное время. — Он улыбнулся, взъерошив Джеку волосы.

— Бретт, ты прости, но мне и правда стало страшно, — ответил Джек, все еще прижимаясь к матери. — Там было это чудище — оно сидело на пальме и кушало детей и взрослых, и…

— Да, похоже на кошмарный сон, — согласился Бретт. — Спорим, я знаю, как тебе сразу же забыть о нем?

— Да? А как? — спросил Джек, но в его глазах все еще стоял страх.

— А ну-ка пошли, сядем на диван. — Бретт взял Джека за руку и повел к дивану. Прислонив голову мальчика к своему плечу, он начал рассказывать ему историю: — Давным-давно жил на свете мальчик, который мог послать мяч за милю, — сказал он и начал рассказывать историю своей жизни. Буквально через несколько минут Джек, который наизусть знал его биографию, уже спал.

— Будет лучше, если я отнесу его в постель, — сказала Кэролайн, наклонившись над сыном, который теперь посапывал так спокойно. — Спасибо… Спасибо за то, что ты успокоил его.

Бретт встал с дивана, пожал ей руку и направился было к двери, но остановился.

— Кэролайн?

— Да?

— То, что я сказал сегодня, — это серьезно.

— И что это было?

— Ты слышала.

— Да, но уже забыла. Может, повторишь? — Кэролайн явно хотелось подразнить его.

Бретт посмотрел на нее и рассмеялся.

— Насколько я понял, ты не собираешься давать мне передышки. — Бретт насмешливо и лукаво посмотрел на нее. — Но это здорово. Мне нравится борьба. Я заслужил Зал Славы, не прячась в укрытии.

— Ну вот, теперь ты сравниваешь меня со своими спортивными достижениями, — сказала Кэролайн, пытаясь сдержать усмешку.

Бретт покачал головой и открыл входную дверь.

— По сравнению с тобой, мое солнышко, борьба за эти два титула была просто отдыхом на пляже. — Он уже вышел из квартиры, но просунул голову в дверь и сказал: — Да, кстати, не забудь сказать своей няньке… Как там ее зовут? Кажется, Селма? Скажи ей, чтобы она посидела с Джеком завтра вечером.

— Да? А что произойдет завтра вечером?

— Мы едем за город. Вдвоем.

— Если я соглашусь, можешь ли ты обещать мне, что мы не потеряемся где-нибудь на темной улице посреди черт знает чего?

— Нет, если только ты не захочешь этого, детка. Ну так что, да?

— Да.

Кэролайн сама удивилась, услышав свой быстрый ответ. Глядя вслед Бретту, она в полном замешательстве покачала головой.

«Боже, что происходит? — спросила она себя, склонившись над спящим Джеком. — Я буквально на крыльях прилетела домой после того, как провела вечер в обществе Жан-Клода, а тут Бретт сообщает мне, что уезжает через неделю, и мне так жалко, что он уезжает, что я сразу соглашаюсь поехать с ним неизвестно куда! Может быть, Франческа права, утверждая, что я без ума от Бретта. Но в таком случае я вообще без ума!»

Вздохнув, она пошла и закрыла дверь, заперев все замки.


Выйдя из ее квартиры, Бретт некоторое время постоял, соображая, где он оставил машину. Тед Аронсон успешно сфотографировал его у входа в дом Кэролайн. Одежда экс-бейсболиста была смята, волосы в полном беспорядке, а на его лице блуждала довольная, счастливая улыбка человека, получившего полное удовлетворение и хотевшего теперь только спать. Частному детективу стало совершенно ясно, чем эта знаменитость только что занималась с Кэролайн Годдард.


Глава 27


Острый приступ аппендицита у Петси был не опасным, но неожиданным, и Бретт позвонил Кэролайн в семь часов утра, чтобы отменить назначенное свидание.

— Вылетаю первым же самолетом, — сказал он, находясь уже в аэропорту, в зале ожидания компании «Дельта Эйрлайнз». — Мне, конечно, безумно хотелось повезти тебя куда-нибудь сегодня вечером, моя прелесть, но ведь Петси моя дочь, надеюсь, ты понимаешь?

Кэролайн, конечно, понимала. Если бы Джек попал в больницу с аппендицитом, она бы тоже пошла на все, чтобы только быть с сыном. Поэтому она не только понимала решение Бретта, но и ценила его.

— Надеюсь, что у Петси все будет хорошо, — сказала она.

— Она будет в порядке, не сомневайся, — уверенно заявил Бретт. — Стоит ей увидеть мою рожу — и тут же улыбка до самых ушей.

Кэролайн вздохнула.

— Ты действительно очень высокого о себе мнения, — со смехом сказала она.

— Я высокого мнения о тебе, моя красавица. Думаю о тебе день и ночь. Что мне, кстати, напомнило: могу ли я получить компенсацию за вечер, который мы собирались сегодня провести вместе? Я собираюсь пробыть в Эйбилене до тех пор, пока Петси не выпишут из больницы, потом должен лететь в Сан-Диего, где «Брэйвз» проведут показательную игру с «Падрес». А потом у меня небольшой перерыв, прежде чем начнется настоящий сезон. Я мог бы крутануться и быстренько приехать во Флориду где-то девятого апреля, чтобы поужинать с тобой. Ну, что ты на это скажешь?

— Скажу, что меня здесь не будет девятого, — ответила Кэролайн.

— Эй, не собираешься ли ты начать снова эту веселую игру «ну-ка попробуй, достань меня»? Мне показалось, что вчера вечером лед немного тронулся.

— Это правда, Бретт, — сказала она, и в ее голосе непроизвольно отразилось сожаление, которое она испытывала. — Меня действительно не будет — я улетаю в Лондон по делам.

Бретт немного помолчал. Когда он снова заговорил, его голос звучал так мягко и серьезно, как никогда.

— Мне необходимо снова увидеть тебя, Кэролайн Годдард. И твоего помешанного на бейсболе Джека.

У Кэролайн стало сладко на душе, когда она вспомнила прикосновение губ Бретта и ощущение его сильных рук, обнимавших ее. Да, его бы она в самую последнюю очередь отнесла к мужчинам «в ее вкусе», к тем, к кому она могла бы испытывать романтические чувства. Но ведь он сделал так, что Кэролайн снова смогла смеяться, снова почувствовала себя молодой, даже несмотря на то, что его жуткие манеры постоянно приводят ее в ярость. Кроме того, он просто подарок судьбы для Джека — взрослый мужчина, на которого тот может смотреть снизу вверх, к которому он может прийти среди ночи, когда снятся чудовища и злодеи. Он очень хорошо чувствует душу мальчика, ведет себя с ним так естественно. Нет сомнения, что Бретт — не тот нахальный искатель приключений, каким он показался Кэролайн при первой встрече. Он интуитивно чувствует, как правильно обращаться с детьми, может стать для них настоящим наставником. Неужели она и в самом деле относится к Бретту слишком строго? Может быть, он был прав, когда сказал, что ей не мешало бы немного расслабиться? Ожить? Ее друзья постоянно твердили, что пора ей уже перестать носить траур по Джеймсу и начать наслаждаться жизнью. Найти себе мужчину. Или мужчин. Может быть, они увидели в ней ту же неприязнь к легкомысленному подходу — жить одним моментом, не думая о завтрашнем дне, — то, что сумел рассмотреть и Бретт?

— Эй, милая, ты меня слышишь? — спросил Бретт.

— Да, конечно, — ответила она, почувствовав, как к ее горлу подступил комок, и не желая прерывать это установившееся между ними хрупкое единство, которое только что наконец ощутила.

— Очень хорошо. Я позвоню тебе, как только вернусь. Но я не хочу, чтобы ты все это время бегала по пляжу с этим французским волосатиком, договорились?

Кэролайн стало смешно.

— Он тоже сегодня уезжает, — сказала она, имея в виду Жан-Клода, который в полдень вылетает в Нью-Йорк.

— Здорово. Мне нравятся соревнования, но не те, где призом служит моя женщина.

— Твоя женщина? — фыркнула Кэролайн. — Ты что, пещерный человек?

— Ты слышала, что я сказал. Ты мне не безразлична, и я не хочу терять тебя ради какого-то ходячего рагу по-французски.

Кэролайн рассмеялась.

— Мне будет очень недоставать тебя, Бретт, — сказала она, покачав головой. — В самом деле.

— Мне кажется, что мы все ближе и ближе к той «мольбе», о которой я тебе говорил. — Бретт немного помолчал. — Кэролайн?

— Да?

— Будь осторожна, хорошо?

— Хорошо. Ты тоже, Бретт. Прелесть моя.

Бретт засмеялся и повесил трубку.

Кэролайн тоже положила трубку и услышала голос Джека.

«Он будет так расстроен, что Бретту пришлось уехать», — подумала она, но ей следовало признаться, что не только у Джека может возникнуть чувство, как будто его покинули. Ведь она тоже не хотела, чтобы Бретт уезжал. Но также не хотела, чтобы Жан-Клод возвращался в свой Нью-Йорк.

Кэролайн прекрасно понимала, что на свете не найдешь двух более разных людей, чем эти двое мужчин. С одной стороны, Бретт — непредсказуемый и странный, как необработанный алмаз. С другой — Жан-Клод, такой по-европейски утонченный, очаровательный. В отличие от Бретта Жан-Клод умело выражает свои чувства, и у Кэролайн не было сомнения, что она будет продолжать встречаться с ним. У их взаимоотношений большое будущее. Хотя какое именно? Они живут в разных городах, они вообще из разных стран. У нее есть сын, а Фонтэн живет беззаботной жизнью холостяка. В него так просто влюбиться, но ей лучше подождать с этим, пока она не узнает его получше. Или пока не определит свои чувства по отношению к Бретту?

По мере того как приближалась ее поездка в Лондон, Кэролайн все решительнее прогоняла мысли о своих запутанных любовных отношениях. Ведь сейчас самым важным для нее было как следует подготовиться к отъезду, чтобы обеспечить дальнейшее процветание «Романтики любви» — ее детища, дела всей ее жизни и единственного источника существования для нее и для Джека. Клиффорд был совершенно уверен, что они найдут в Европе инвесторов для расширения ее магазина.

— Ваша идея расширения «Корпорации» просто замечательна, — сказал он тогда. — Почему же нам не убедить в этом парочку британцев с набитыми кошельками?

«Почему бы и нет?» — думала Кэролайн.


Лондон показался Кэролайн каким-то плоским в отличие от Нью-Йорка, устремленного ввысь. Кэролайн подумала, что он похож на несколько деревень, которые столетиями разрастались, пока не слились в огромный современный город. Здания здесь были ниже, чем в Нью-Йорке, улицы чище, а газоны зеленее. Куда бы ни глянула Кэролайн, везде были большие парки, лужайки и цветы, кругом цветы: перед домами, на ступеньках домов, на окнах. Даже основания фонарных столбов были окружены цветами. Пиккадилли просто ошеломила ее своими вывесками, шумом множества машин, обилием магазинов; Мэйфеар была тихой, элегантной, утонченной, с дорогими старинными особняками; Бонд-стрит была как бы родной сестрой Ворт-авеню: там располагались лондонские филиалы Картье, Армани и Шанель; на Слоун-сквер было полно магазинчиков с товарами для женщин, совсем как на Мэдисон-авеню в Нью-Йорке; Фулхэм-роуд, построенная по проектам авангардистских архитекторов, производила то же впечатление, что и Сохо в Манхэттене.

Клиффорд Хэмлин сказал Кэролайн, что он за последние годы так часто ездит в Лондон, что этот город стал для него чуть ли не вторым родным домом. У него здесь были друзья, клиенты и деловые партнеры, он знал местные магазины и рестораны. Клиффорд со смехом добавил, что он даже мог говорить с англичанами по-английски. Когда они приземлились в аэропорту Хитроу и вышли из изящного «Конкорда» — к удивлению Кэролайн, полет длился всего три с половиной часа, — Клиффорд вызвал своего постоянного водителя, седоволосого мужчину по имени Рэймонд, который должен был обслуживать их все время, пока они будут находиться здесь.

— А что случилось с Фрэнклином? — спросила Кэролайн, когда Рэймонд отнес их багаж и проводил их к сверкающему черному «бентли».

— Фрэнклин работает по ту сторону Атлантики, — с улыбкой ответил Клиффорд и сжал ей руку.

Когда они выехали из аэропорта, была уже почти полночь — слишком поздно, чтобы осмотреть город, — и поэтому они направились прямо в гостиницу. Это была маленькая элитная гостиница «Стаффорд», историю которой можно было проследить до восемнадцатого века и в которой останавливались известные бизнесмены и люди из высшего общества. Кэролайн и Клиффорда поселили в соседних номерах — комнаты здесь были такими просторными и пышно обставленными, что могли поспорить с Бекингемским дворцом. Прощаясь, они стояли в уютном коридорчике, разделявшим их номера.

— Устала от самолетов? — спросил Клиффорд.

— Немного, — ответила она.

— Сон поможет. И одна из замечательных гостиничных мятных шоколадок тоже.

— Шоколадок?

— Увидишь на подушке. В маленькой коробочке.

— Обязательно. — Кэролайн не терпелось осмотреть свой номер.

— Ты помнишь, что завтра наш первый визит состоится в десять?

Его слова вернули Кэролайн на землю, и она нервно поежилась, подумав о том, какая важная миссия ждет ее в Лондоне.

— К кому мы пойдем в первую очередь? — спросила она.

— К Тамаре и Ферди. Думаю, что лучше всего опробовать наше представление на знакомой и, надеюсь, дружелюбной публике.

— Замечательная мысль. — У Кэролайн немного отлегло от сердца.

— Предлагаю встретиться за завтраком в семь.

— В семь?

— Слишком рано для тебя?

— Нет, я все равно собиралась встать пораньше. Просто ты только что сказал, что первый визит запланирован на десять.

— Совершенно верно, но я подумал, что тебе, может быть, захочется немного посмотреть город, прежде чем мы займемся делами.


Теперь за рулем был Рэймонд, а экскурсию вел Клиффорд. У них было всего несколько часов до встречи с герцогом и герцогиней, но Клиффорд успел за это время многое: он показал взволнованной Кэролайн замок Тауэр, где обезглавили Анну Болейн и леди Джейн Грей, здания Парламента, Вестминстерское аббатство, музеи Виктории и Альберта, музей мадам Тюссо, универмаг «Хэрродс» и торговый центр «Портобелло».

— Столько впечатлений, что у меня в голове все перепуталось! — Кэролайн с сияющими глазами повернулась к Клиффорду, восхищенная увиденным.

— Ты еще не видела дворец! — Клиффорд положил ладонь на ее руку, радуясь за нее. Она была так прекрасна в своем восхищении, что ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы не обнять ее прямо среди бела дня.

Возле Бекингемского дворца он попросил Рэймонда остановить машину. — Миссис Годдард хочет сделать снимок, — сказал он водителю.

— Джек будет так рад, когда я покажу ему фотографии и расскажу обо всем! — воскликнула Кэролайн и добавила, что Джек, как и его отец, очень любит узнавать про дальние страны и о людях, которые там живут.

— Он еще сильнее обрадуется, когда ты привезешь ему подарок из «Хэмли», — сказал Клиффорд.

— «Хэмли»? — Кэролайн никогда не слышала этого названия.

— Это самый большой магазин игрушек в мире, — объяснил Клиффорд, глядя ей в глаза и радуясь, что она, кажется, немного расслабилась и избавилась, по крайней мере на данный момент, от своей настороженности. — Тебе стоит посмотреть на сборные машинки, которые там продают!

— А сейчас магазин открыт?

Клиффорд взглянул на свои плоские золотые часы.

— Еще нет. Но мы сможем съездить туда попозже. Между встречами, хорошо?

Кэролайн кивнула и улыбнулась, сознавая, как он старается, чтобы сделать ей приятное. Он внимателен, очарователен, умен. Кэролайн подумала, что ей следовало бы изменить мнение об этом человеке. Со временем он сможет ей очень понравиться. Сейчас Клиффорд сидел рядом с ней на широком заднем сиденье «бентли» и казался не таким официальным и строгим, как всегда. Даже черты его лица стали мягче, оно показалось ей более открытым. Может быть, это оттого, что сейчас он не в своем офисе, а в Лондоне — городе, который он назвал своим вторым домом. Но зазвонил автомобильный телефон — это был Чарльз Годдард, — и Кэролайн снова почувствовала тревогу и замкнулась. Нет, Клиффорд был слишком связан с Годдардом, слишком зависит от его денег, власти и щедрости, чтобы ему можно было полностью доверять. Так думала Кэролайн, прислушиваясь, как он обсуждает вопросы международного рынка ценных бумаг с человеком, которого она боялась больше всех на свете.

К ее удивлению, Клиффорд заметил ее состояние.

— Ты почему-то замкнулась. Что случилось? — спросил он, пока Рэймонд вел «бентли» в тот район Лондона, где жили Тамара с мужем. — Это из-за звонка? Потому что звонил Чарльз?

— Конечно, — ответила она, глядя ему в глаза.

— Но почему? Как раз тогда, когда нам так хорошо было вместе? Когда мы, кажется, подружились?

Кэролайн не ответила. Она не могла толком объяснить свою реакцию. Это было что-то идущее изнутри, иррациональное и не поддающееся контролю. При одном имени Чарльза она вся напряглась, снова ожили все ее подозрения относительно Клиффорда — стоило ей только подумать об отношениях, которые связывают его с Чарльзом.

— Кэролайн? — Клиффорд ждал ответа.

— Извини. Это просто…

— Потому, что я ответил на телефонный звонок Чарльза, — закончил за нее Клиффорд. — Но ведь я управляю его компанией, Кэролайн. Почему это должно испортить нашу поездку?

— Потому что только благодаря Чарльзу Годдарду мы здесь, — сказала она.

— Мы здесь не благодаря Чарльзу Годдарду. Он не имеет к нашей поездке никакого отношения.

— Он имеет к ней самое прямое отношение. К «бентли», к твоему шоферу, к «Конкорду» — вообще ко всему, — сказала она. — Все это куплено или оплачено им.

Лицо Клиффорда потемнело, и он отстранился, как будто она дала ему пощечину. Его глаза сверкали. Потом, не говоря ни слова, он потянулся вперед и опустил стекло, отделявшее их от водителя.

— Останови машину, Рэймонд, — резко сказал он. — Нам с миссис Годдард надо поговорить.

Рэймонд остановил машину у края тротуара и снова поднял стекло, чтобы Клиффорд и Кэролайн могли поговорить наедине.

— Сейчас ты посидишь спокойно и выслушаешь меня, — сказал Клиффорд, не пытаясь скрыть свой гнев. — Ты подозревала меня с самого первого момента нашего знакомства, постоянно намекала, что я всей душой предан Чарльзу, считала, что моим богатством и успехом в обществе я обязан твоему бывшему свекру. — Он сделал паузу и глубоко вздохнул. — А тебе хоть раз приходило в голову, что я заработал «Конкорд», и «бентли», и Рэймонда? Что это Чарльз Годдард обязан мне?

Она так привыкла к мысли, что Чарльз Годдард всемогущ, что подобные предположения никогда даже не приходили ей в голову. Пораженная, Кэролайн сидела молча.

— Конечно, ты так не думала, — продолжил Клиффорд. — Но это так. После смерти Джеймса интерес Чарльза к делам «Годдард-Стивенс» пропал и компания стала терять свой прежний престиж. В финансовых кругах ее уже почти списали со счетов, она стала как бы кораблем без капитана. Уже говорилось в открытую, что единственный способ для Чарльза спасти «Годдард-Стивенс» — это поставить кого-то у руля компании.

— И именно это он и сделал, — задумчиво сказала Кэролайн, глядя на него. — Он поставил у руля тебя.

— Верно, черт возьми. Сначала я не соглашался. Отказывал ему снова и снова. Но когда он предложил мне унаследовать компанию, когда он уйдет на пенсию или умрет, мне трудно было отказаться.

— Почему? Мой муж отказался.

Клиффорд был снова задет за живое, но на этот раз он оправился намного быстрее.

— Твой муж родился в семье, где было больше денег, чем обычный человек может даже представить себе.

— А ты? Полагаю, что ты вырос с двумя серебряными ложками во рту.

— Ошибаешься. Я вырос в Огайо, в маленьком городке Блю-Эш. Мой отец работал на фабрике красок, пока ядовитые химические испарения не убили его. Ему не было и сорока лет, когда он умер. После этого у моей матери осталась единственная опора — я. И я взял на себя эту ответственность. У нас не было новой одежды, мы не могли покрасить свой дом, купить машину или что-нибудь еще, но мы не голодали, и у нас была крыша над головой. И сейчас, каждый раз, когда я сажусь в «бентли» с личным шофером, каждый раз, когда обедаю в дорогом ресторане, я вспоминаю те времена. И чувство, что я добился своего, постоянно со мной. Я сам добился успеха в жизни, Кэролайн. Сделал свою судьбу из ничего. И чтобы достичь этого, я никогда никого не обманывал.

Кэролайн снова не нашла что ответить. Все ее предположения вдруг оказались перевернутыми с ног на голову. Она всегда думала, что Клиффорд обрел всю эту уверенность в себе и манеры благодаря происхождению, воспитанию, родительским деньгам, по наследству — как это было у Джеймса. А теперь он рассказывает ей, что его детство было таким же, как у нее, — полным лишений и одиночества.

Кэролайн хотелось выразить свои извинения не просто словами, и она взяла его за руку.

— Мне очень жаль, — сказала она, поглаживая его руку пальцами. — Но видишь ли, я…

— Да, вижу, — прервал он ее, как будто не замечая ее прикосновения. — Я вижу, что семья твоего мужа очень обидела тебя и твои раны еще болят. Но я не могу понять, какое отношение это имеет ко мне. Я пошел на большой риск, поехав с тобой в Лондон. Чарльз пригрозил мне, что если я отправлюсь в поездку, то он…

— Он знает, что мы здесь вместе? — воскликнула Кэролайн. Она вдруг подумала о том, знает ли Чарльз о Джеке и о том, что Джек — сын Джеймса. Ее сердце бешено забилось, когда она попыталась представить себе последствия.

— Да. Он знает, — сказал Клиффорд. — Он пригрозил, что разорвет мой контракт с «Годдард-Стивенс», если я поеду сюда с тобой.

— И ты все равно поехал, — медленно произнесла Кэролайн. — Поехал, чтобы помочь мне найти спонсоров для моей «Корпорации», даже несмотря на угрозу Чарльза. Рискуя собой и своей работой…

— Совершенно верно. — Клиффорд слегка улыбнулся. — Никто не может диктовать мне, что делать и чего не делать. Особенно если это касается возможности сделать деньги. И Чарльз Годдард прекрасно знает это.

Кэролайн кивнула, в ее глазах отразилось уважение и восхищение, которые она сейчас испытывала. Клиффорд Хэмлин бросил вызов Чарльзу, как когда-то Джеймс. Он поехал в Лондон, невзирая на последствия. И он сам пробил себе дорогу в жизни, оставив позади нищее детство, сам добился всего, чего хотел. Его пример вдохновлял ее, и Кэролайн не замедлила сказать это.

— Значит, мы все выяснили? — спросил Клиффорд, погладив ее по щеке.

Кэролайн не отстранилась.

— Абсолютно, — сказала она.

— Хорошо. — Клиффорд опустил стеклянную перегородку и сказал Рэймонду, чтобы он включал зажигание. — Белгрэйв-сквер, — назвал он адрес. — Нам с миссис Годдард нужно уже торопиться, чтобы успеть на деловую встречу.


Как и многие люди его поколения, Чарльз Годдард в свое время воевал, защищая свою страну. Но та война, которую он теперь начинал против своей бывшей невестки, не затрагивала политические или имущественные интересы — здесь решалась судьба маленького мальчика по имени Джек Годдард, мальчика, которого он даже никогда не видел.

Рональд Свитцер, адвокат Чарльза, довольно реалистически оценивал их шансы на выигрыш дела об опеке.

— Случай, конечно, исключительный и все, кажется, в вашу пользу, но я был бы плохим адвокатом, если бы не предупредил вас, что в любом судебном разбирательстве никто не может заранее что-нибудь гарантировать, — сказал Свитцер Чарльзу, который только что закончил телефонный разговор с Клиффордом. — Ваш детектив проделал отличную работу, собрав достаточно свидетельств против миссис Годдард. Фотографии подтверждают ее развратный образ жизни, а ежедневные отчеты доказывают, что она проводит с ребенком очень мало времени, — значит, можно сыграть на том, что она пренебрегает воспитанием ребенка. Например, сейчас она в Лондоне.

— Любой судья согласится с тем, что она плохая мать, ведущая аморальный образ жизни. Стоит ему только ознакомиться с расписанием ее поездок и с фотографиями всех этих мужчин, с кем она встречается, как он не будет сомневаться в том, что эта женщина недостойна быть матерью, не так ли? — Чарльз во что бы то ни стало хотел убедить всех в том, что Джек должен принадлежать ему и Дине.

— Да, Чарльз, возможно, все пройдет гладко, — сказал Свитцер.

— Очень надеюсь. — Чарльз выглядел обеспокоенным. Нельзя допустить ни одного промаха, ни одной ошибки, которые судья истолковал бы в пользу Кэролайн. Ребенок — это Годдард. Он должен принадлежать Годдардам.

— Кстати, вы выяснили, что связывает вашу бывшую невестку и вашего исполнительного директора? — спросил адвокат. — Чем больше свидетельств мы соберем, тем выше шансы выиграть дело.

— Они сейчас вместе в Лондоне. Что еще я должен выяснять? — воскликнул Чарльз. Он был просто вне себя от ярости, когда узнал, что Клиффорд собирается ехать за границу с этой мадам Шоу. Он напрямую заявил Клиффорду, что если тот отправится в поездку, то рискует своей карьерой в «Годдард-Стивенс» и, самое главное, своей репутацией на Уолл-стрит. Чарльз напомнил ему, что их контракт содержал фразу «действовать в интересах компании». «Если ты собираешься тратить время и деньги компании на Кэролайн Шоу, — сказал Чарльз Клиффорду, — то мне ничего не остается, кроме как воспользоваться этой формулировкой и прервать контракт». Чарльз не стал говорить о том, что, как только уволит Клиффорда, он возьмет бразды правления «Годдард-Стивенс» в свои руки до тех пор, пока его внук не вырастет и не получит свое законное право возглавлять фирму.

— Как я и говорил, Чарльз, — продолжал Свитцер, — дело кажется беспроигрышным. В наши дни уже нет такого, что мать автоматически получает право на опекунство над своим ребенком. Все чаще и чаще выигрывают отцы.

— Или дедушки, — добавил Чарльз.

— Или дедушки, — согласился с ним Свитцер. — И в случае, когда дедушка с бабушкой могут предоставить ребенку намного больше — как в отношении внимания, заботы, образования, так и в отношении прочих возможностей, я думаю, что у судьи, наверное, не найдется возражений против передачи Джека тебе и Дине.

— Наверное? — спросил Чарльз.

— Как я уже говорил, в судебных делах никогда нельзя давать гарантий. Но все равно — ты можешь сказать Теду Аронсону, что свои обязанности он выполнил. Его работа закончена. Пришло время выдвигать иск против матери.

— Очень хорошо, тогда подготовь все бумаги по опекунству, — сказал Чарльз адвокату. — Когда можно начинать судебное следствие?

— Как только миссис Годдард ступит на американскую землю, — ответил Свитцер.


Глава 28


Тамара Брандт всю жизнь мечтала иметь в Англии замок, и тот особняк в георгианском стиле, в котором они сейчас жили вместе с герцогом, был нисколько не хуже замка. Это было настоящее чудо архитектуры с удивительно симметричными пропорциями, с огромными окнами, через которые свет заливал просторные комнаты, и с тяжелой дубовой дверью, которая вела в обширный центральный холл. Направо находилась большая кухня, налево — уютная библиотека. Прямо располагалась огромная гостиная, занимавшая чуть ли не весь первый этаж, из ее окон был виден пышный ухоженный сад. Особняк находился на Белгрэйв-сквер в самом центре Лондона, но создавалось такое впечатление, что он расположен в сельской местности… — очень величественный особняк в сельской местности.

— Кэролайн, Клиффорд, мои дорогие! — воскликнула Тамара, едва ее гости перешагнули порог. Она поцеловала Кэролайн в обе щеки, как это принято на континенте, а потом, подставив левую щеку, позволила Клиффорду поцеловать ее.

— Очень приятно видеть вас обоих, — приветствовал их Ферди, пожав им руки, — даже несмотря на то что вы, скорей всего, явились, чтобы вытрясти из меня некоторую сумму.

— Ферди, ты несносен, — негодующе произнесла Тамара.

— Учусь у тебя, моя дорогая. Ты ведь всегда говорила, что нужно не темнить, а прямо говорить то, что думаешь.

Фердинанд Бэйтс, герцог Карлсборо, был высоким представительным мужчиной с полным розовым лицом и яркими голубыми глазами. У него был вид человека, любящего поесть и выпить и который никогда ни при каких обстоятельствах не пожалеет об этом своем пристрастии. Тамара, украшенная своими дневными бриллиантами, суетилась вокруг него, как влюбленная школьница.

Когда они расположились в гостиной, вошла горничная в сером приталенном костюме и белоснежном накрахмаленном фартуке. Она сгибалась под тяжестью огромного серебряного подноса, на котором были чай и кофе, тосты, масло, джемы и желе и серебряная креманница с густыми сливками «девон». Горничная поставила поднос на кофейный столик и, сделав реверанс, удалилась.

— Она молодец, правда? — Тамара просто сияла, а Ферди положил в свою тарелку такую порцию холестериновой пищи, сколько Клиффорд мог позволить себе за целый год.

— Ну а теперь, — пробормотал с набитым ртом герцог, стряхивая крошки с жилета, — признайтесь, что вы прибыли сюда, чтобы взять меня, объединив усилия, — кажется, так говорят американцы?

— Не совсем, — ответил Клиффорд. — Мы, американцы, говорим, что пришли с предложением, от которого вы не сможете отказаться.

Ферди хохотнул.

— Звучит заманчиво.

— Дело и в самом деле заманчивое. — Клиффорд стал серьезным. — Мы с Кэролайн приехали в Лондон, чтобы поговорить с вами о ее бизнесе. О «Корпорации «Романтика любви»».

— А я-то думал, что вы приехали в Лондон, чтобы убедить меня перевести счет в «Годдард-Стивенс», — сказала Тамара, слегка обескураженная.

— Для этого тоже, — улыбнулся ей Клиффорд. — Но самое главное то, что «Корпорация «Романтика любви»» сейчас готова к расширению. Кэролайн проделала замечательную работу, и ей пора создавать филиалы, открывать новые магазины.

— Новые магазины? Тамара и так проводит слишком много времени в том магазине, который уже открыт! — воскликнул Ферди. — Она просто не может спокойно пройти мимо, даже зная, что я не одобряю женщин, занимающихся бизнесом.

— А почему? — спросила Кэролайн, которая наконец осмелилась заговорить. — Почему вы не одобряете?

— Потому что им не подобает, моя дорогая, — ответил герцог. — Создается впечатление, что мужчина не может достойно содержать свою жену.

— Ах вот почему? Ты, оказывается, интересуешься впечатлениями? — набросилась на мужа Тамара. — А я-то думала, что ты выше таких мелочей.

— Да, — не допускающим возражений тоном произнес герцог. — Но есть и другая причина, по которой я против твоего возвращения в бизнес. Ты мне нужна. В моем возрасте я не собираюсь делить свою жену ни с бизнесом, ни с чем другим.

Тамара потянулась через столик и поцеловала его в лоб.

— А что, если этим бизнесом займетесь и вы? — спросил Клиффорд герцога. — Тогда у вас с женой появится еще кое-что общее.

— Я? Займусь этим бизнесом? — Герцог был искренне удивлен. — Да ведь я ни дня в своей жизни не работал. Меня не так воспитывали. Понимаете, я истинный джентльмен. Из вымирающего племени настоящих джентльменов.

— Вздор! — вмешалась Тамара. — Ты ведешь свое хозяйство, контролируешь управляющих, следишь за садом, за бюджетом. Да ты бы просто сошел с ума, если бы ничего не делал целыми днями.

— Я бы сошел с ума, если бы у меня был бизнес по продаже романтических штучек, — заявил герцог.

— «Романтические штучки», как вы называете мой товар, очень популярны в Штатах, — вмешалась Кэролайн. — И вы прекрасно знаете, что для вас было бы неплохо принять долевое участие в прибыльном деле.

Герцог посмотрел на Кэролайн, как будто она несет несусветную чушь. Но в конце концов она американка, а он уже знал на примере своей жены, что у американцев своеобразный образ мышления. Они верят в своих политиков, гуру, психоаналитиков, они верят во всевозможных шарлатанов и проходимцев.

— Меня очень волнует судьба моей недвижимости, — сказал герцог. — Мне не хотелось бы, чтобы все, что я унаследовал, пошло прахом.

— Конечно же, нет. И именно поэтому мы здесь, — сказал Клиффорд, умело вклиниваясь в беседу. — Исходя из того, что я слышал от Тамары, все ваши капиталовложения размещены здесь, в Великобритании.

— А почему бы и нет? — спросил Ферди. — Ведь я англичанин.

— Потому что обычно разумнее вкладывать капитал в различные предприятия, в самые разные места, — сказал Клиффорд. — Можно оставить часть средств здесь, а часть перевести в Америку.

— Ты имеешь в виду вложить часть в «Корпорацию «Романтика любви»»? — спросила Тамара, подняв брови.

— По правде говоря, да, — ответила за Клиффорда Кэролайн и повернулась к герцогу. — Как, наверное, вам уже говорила Тамара, я начала свою деятельность около шести лет назад, продавая свои товары в своей гостиной. Но спрос оказался таким широким, что я решила открыть розничный магазинчик в Вест-Палм-Бич. Мне приятно сообщить вам, что после нескольких промахов мне все же удалось достичь определенного успеха. У нас теперь множество постоянных клиентов, а кроме того, масса покупателей со всего побережья. Как минимум раз в день я слышу от какой-нибудь туристки, что она хотела бы, чтобы подобный магазинчик был там, откуда она приехала.

— Чушь, — сказал герцог, беря очередной кусок лимонного торта. — Все ваши клиенты — женщины. Никакой бизнес не выстоит, если будет ориентироваться только на половину человечества, моя дорогая.

— А как же ваш соотечественник, Видал Сэссун? — спросил Клиффорд. — Кажется, он неплохо подзаработал на «половине человечества»?

— Вы правы! Умный парень, — сказал Ферди. — По-моему, он начал с должности парикмахера? О нем я не подумал.

— Дело в том, что «Корпорация» ориентируется не только на женщин, — отпарировала Кэролайн. — К нам приходит за покупками много мужчин, чтобы выбрать подарок ко дню рождения, или к годовщине, или просто чтобы купить что-нибудь оригинальное для дамы сердца. Может быть, вам интересно будет узнать, что почти треть имен в нашем адресном списке — мужские. У нас разработана регистрационная программа специально для мужчин, чтобы они получали напоминания о днях рождения и памятных датах — ведь всем известно, как они забывчивы. Мы также сообщаем им о подарках, которые они могут выбрать на указанную ими сумму. И конечно, мы либо отсылаем подарки, упакованные соответствующим образом, по почте, либо доставляем их с посыльными. Мужчины утверждают, что мы облегчаем им жизнь, и поэтому все чаще обращаются к нам.

— Просто невероятно, — сказал герцог и взглянул на Тамару, которая усиленно кивала головой.

— Может быть, вам интересно будет узнать, что дело Кэролайн основано не только на идеях, а имеет под собой очень солидную финансовую основу, — снова вступил в беседу Клиффорд. — Объем продаж возрастал в среднем на восемнадцать процентов каждый год, с самого первого дня существования «Корпорации». Что означает, что даже во времена спада производства прибыли магазина росли. Уровень прибыли оставался довольно стабильным, и благодаря тому что Кэролайн обладает большими организаторскими способностями и что она в основном сама ведет торговлю, накладные расходы все время оставались низкими, несмотря на постоянный рост объема продаж.

— Похоже на твою работу в «Элеганс», не так ли, Тамара? — Герцог взглянул на жену.

— Совершенно верно, — сказала герцогиня.

— По правде говоря, организовывая «Корпорацию», я использовала в основном приемы торговли, которые узнала, работая в «Элеганс», — сказала Кэролайн, безбожно льстя Тамаре.

Герцог ласково посмотрел на жену. Одним из качеств Тамары, проложивших путь к сердцу герцога, была как раз ее американская хватка. По сравнению с этими сонными мухами — его здешними знакомыми — она была для него как глоток свежего воздуха. И все же у Фредди оставались определенные сомнения в отношении «Корпорации «Романтика любви»».

— Если все идет так прекрасно, как вы говорите, то я не понимаю, что вы здесь делаете?

— Как уже сказал Клиффорд, «Романтика любви» нуждается в расширении, — ответила Кэролайн. — Она уже переросла свои сегодняшние рамки. Как говорят американцы, мы «выросли из своих детских штанишек». Теперь мы не можем обслуживать больше клиентов, если не откроем новые магазины. Мы не сможем предлагать более широкий выбор товаров, если у нас не будет дополнительной площади и новых средств.

— Кэролайн имеет в виду сеть магазинов по принципу уже существующей «Корпорации», — пояснил Клиффорд.

— Сеть? Боже правый! — воскликнул герцог. — Но для этого вам понадобятся большие деньги.

— Немного у меня уже есть, — сказала Кэролайн, имея в виду те двести тысяч долларов, которые ей уже обещали ссудить в банке. — Но мне нужно больше.

— А почему бы тебе не пойти в банк? — спросил Ферди.

— Уже ходила, — ответила Кэролайн. — Они дали мне хорошую ссуду, но мне нужны дополнительные средства, чтобы достичь поставленной цели.

— Итак, ты здесь для того, чтобы получить эту «дополнительные средства»? — спросил герцог.

— Да, — ответила Кэролайн. — И еще потому, что я ценю опыт и советы вашей жены.

Тамара буквально расцвела и ткнула своего мужа пальцем в мягкий бок.

— Видишь, дорогой, я гожусь на кое-что еще, кроме как быть твоей герцогиней, — и она подмигнула ему.

— Совершенно согласен, — признался Ферди, сжав ее руку. Потом повернулся к Кэролайн. — А что причитается мне? — спросил он. — Конечно, если я решу вложить свои деньги?

— Шанс принять участие в процветающем и развивающемся бизнесе, — сказала она и стала рассказывать о товарах с личной маркой фирмы, об эксклюзивных товарах, которые она приобретает на ярмарках, о распродажах и празднованиях дня фирмы, которые привлекают клиентов и являются хорошей рекламой для «Корпорации». В процессе рассказа Кэролайн увлекалась все больше и больше. Ее глаза светились, щеки раскраснелись, и она стала расписывать свои планы на будущее «Корпорации». Клиффорд зачарованно смотрел на нее, удивляясь ее изобретательности, радуясь ее преданности делу, которое она начала практически с нуля. На герцога, конечно, импульсивная речь Кэролайн тоже произвела впечатление, но он повернулся к Клиффорду и повторил вопрос:

— Так что я буду с этого иметь?

— Я скажу вам, что вы будете иметь, — начал Клиффорд. — Не только то, что вы войдете в число основателей уникальной организации по розничной торговле, но и то, что вы сможете обратить часть своих средств в доллары США. То, что вы будете иметь капиталовложения в американской фирме, защитит ваши средства от колебаний фунта стерлингов; кроме того, мы готовы гарантировать вам десятипроцентную прибыль от вложенного капитала.

— Десять процентов? — повторил герцог. Самая высокая прибыль, которую ему обычно гарантировали при вложении ценных бумаг, не превышала семи процентов.

— Десять процентов, не считая потенциальных прибавок к капиталу, — сказал Клиффорд, приготовив свою козырную карту напоследок.

— А о какой сумме капиталовложений идет речь? — спросил Ферди. У Кэролайн все сжалось внутри. Она чувствовала, что герцог готов сдаться, уже почти готов сказать «да» в ответ на их предложение, и это означало, что ее мечта о целой сети магазинов «Корпорация «Романтика любви»» может стать реальностью.

— Миллион двести тысяч, — твердо сказала она. Утром, одеваясь перед зеркалом, Кэролайн не раз репетировала, как она произнесет эту сумму, поэтому сейчас ее голос звучал уверенно. Она и сама чувствовала себя уверенно. — Я планирую открыть первый новый магазин на Ворт-авеню. Там есть место рядом с «Шанель»…

— «Шанель»! — прервала ее Тамара, подняв к небу глаза и сложив ладони перед грудью. — Это просто невероятно! Когда Селеста узнает…

— Рядом с «Шанель»? — спросил герцог, не обращая внимания на поведение жены. — Звучит так, как будто вы имеете в виду что-то действительно солидное.

— Так и есть, — сказала Кэролайн. — Сначала магазин на Ворт-авеню. Потом еще несколько. Я собираюсь предоставить шанс каждой американской женщине — а возможно, со временем, и европейской — приобрести товар, который ей по душе и который не обременит ее семейного бюджета.

— Звучит очень громко, но миллион двести тысяч долларов — немалая сумма, — заметил герцог. — Мне хотелось бы повнимательнее взглянуть на ваши расчеты.

— Конечно, — ответила Кэролайн. — Мы с Клиффордом подготовили все необходимые финансовые обоснования, с которыми вы можете ознакомиться, прежде чем принять решение.

Ферди взял кофейную чашку и отпил несколько глотков. Кэролайн, сидя на самом краешке стула, ожидала, что он скажет. Все равно что, но хоть какая-то определенность!

— Вот что я вам скажу, — наконец произнес герцог. — Мы с Клиффордом сейчас удалимся в библиотеку, чтобы посмотреть расчеты. А вы, девушки, можете остаться здесь и посплетничать.

Кэролайн хотела было заявить, что ей не мешало бы тоже присутствовать, когда Ферди будет просматривать финансовые расчеты ее компании, но Клиффорд бросил на нее красноречивый взгляд, говоривший: «Ты прекрасно справилась со своей частью работы. Теперь предоставь действовать мне». Кэролайн кивнула и проводила взглядом мужчин, направившихся в библиотеку по сводчатому холлу.

— Браво! — воскликнула Тамара и, бросившись к Кэролайн, обняла ее. — Вы с Клиффордом действовали просто замечательно! Великолепно!

— В самом деле? — улыбнулась Кэролайн, для которой не была секретом страсть герцогини к преувеличениям.

— Абсолютно! Вы так здорово дополняете друг друга! У меня такое чувство, что Ферди клюнет.

— Почему ты так думаешь? — спросила ее Кэролайн.

Тамара подкатила глаза.

— Потому что я знаю этого человека не хуже, чем себя. Иногда он грубоват, но в глубине души он просто котенок. И он знает толк в бизнесе, хотя не любит показывать это. В любом случае через несколько минут мы уже будем знать, являемся ли мы все партнерами.

Но это отнюдь не заняло всего несколько минут. Кэролайн старалась не смотреть на антикварные часы, стоявшие в углу, пытаясь прислушиваться к тому, что говорит Тамара, но ей это не всегда удавалось. Она просто умирала от желания узнать, что сейчас происходит в библиотеке.

— Да, кстати, Кэролайн, — спросила ее Тамара, — что там у тебя произошло с этим футболистом?

Кэролайн улыбнулась. Она знала, что рано или поздно герцогиня переключится со своей любимой темы о Джеке на не менее любимую тему о личной жизни Кэролайн.

— Он бейсболист, — поправила она Тамару.

— Футбол, бейсбол — какая разница? В последний раз, когда мы разговаривали с тобой, ты пыталась отбиться от него.

— Уже не пытаюсь, — призналась Кэролайн.

— Расскажи! — разволновалась герцогиня.

— Я имею в виду то, что поняла: Бретт только строит из себя плейбоя и крутого парня, но это всего лишь фасад. Бретт очень сдружился с Джеком, он совершенно непредсказуем, с ним я молодею и чувствую себя подростком.

— Подростком! — воскликнула Тамара. — Как здорово.

— Но есть еще Жан-Клод, — поддразнила ее Кэролайн.

— Француз?

Кэролайн кивнула.

— Ты, должно быть, помнишь его: он тогда раздавал автографы — подписывал книги в «Корпорации».

— Помню его? — герцогиня всплеснула руками. — Да как я могла его забыть? Эти глаза… это лицо… эту фигуру…

— Успокойся, девочка, — засмеялась Кэролайн.

— Итак, между вами что-то есть?

Кэролайн кивнула.

— Мы стали чаще видеться. Он довольно… интересен.

Тамара выгнула свои тщательно подведенные брови.

— Не спорю, — многозначительно улыбнулась она. — Но не забыла ли ты упомянуть кое-кого из своих дружков?

— Я не понимаю.

— Клиффорд, дорогая. Как насчет Клиффорда? Кэролайн, не понимая, смотрела на нее.

— А при чем здесь Клиффорд? — спросила она.

— Да он просто с ума сходит по тебе. Это видно невооруженным глазом.

— Не будь наивной. У нас с Клиффордом чисто деловые отношения. Когда мы поговорим с тобой и с Ферди, то отправимся еще к нескольким его клиентам, чтобы…

— Может быть, ты и находишься с ним в чисто деловых отношениях, но у Клиффорда определенно на уме еще кое-что, — сказала герцогиня. — Я знаю Клиффа очень давно, Кэролайн. Но я еще никогда не видела, чтобы он так смотрел на женщину, как смотрит на тебя.

Кэролайн почувствовала, что краснеет. Может быть, она и сама подспудно чувствовала, что Клиффорд интересуется ею в романтическом смысле этого слова? Может быть, именно поэтому она и старалась выдерживать расстояние между ними? Чтобы не связываться с исполнительным директором Чарльза Годдарда? Быть подальше от человека, который мог бы заменить ее Джеймса? Исключить возможность влюбиться в того, кто займет место Джеймса в «Годдард-Стивенс»?

— К твоему сведению, вы с Клиффордом составляете замечательную пару, — не прекращала Тамара. — Как только вы вдвоем начали бить в одну точку, у Ферди просто не было шанса увернуться.

Кэролайн улыбнулась.

— Клиффорд очень умен, ведь правда? — спросила она.

— И хорош во всех отношениях, — добавила герцогиня.

— И привлекателен, — сказала Кэролайн.

— И попался, — сказала герцогиня.

Кэролайн невольно рассмеялась.

— Но есть одна проблема — он работает на Чарльза Годдарда, — заметила она.

— У каждого есть свои недостатки. — Тамара махнула рукой, отметая возражение Кэролайн.

— Послушай! — Кэролайн снова рассмеялась. — Все это просто сумасшедший дом. Всего несколько месяцев назад я пыталась подавить любую мысль о мужчине. Теперь я пытаюсь разобраться в своих чувствах, чтобы выбрать лучшего из двух!

— Двух? Нет, трех! Не забудь про Клиффорда, — не успокаивалась Тамара. — Кроме того, это никакой не сумасшедший дом. Ты уже, можно сказать, начинаешь перезревать. Я не юная девушка, Кэролайн, и давно уже знаю, что время летит слишком быстро, чтобы упускать шансы, которые дает жизнь.

— Может быть, но флиртовать с несколькими мужчинами сразу — это уж чересчур, — сказала Кэролайн. — У меня есть подруги, которые за всю жизнь так и не встретили ни одного, который бы им понравился.

— Послушай, Кэролайн. Не надо чувствовать себя виноватой в том, что у тебя несколько ухажеров, — прервала ее Тамара. — Когда женщина в цвету, как ты сейчас, мужчины чувствуют это и слетаются, как пчелы на мед.

— Ты всегда знаешь, как расставить все по местам. — Кэролайн действительно ценила эту способность Тамары все так логично разложить по полочкам. Она снова собиралась украдкой взглянуть на часы и увидела, что Клиффорд и Ферди выходят из библиотеки. Ну наконец-то! Прошло уже полтора часа! Она попыталась прочитать их мысли, но их лица были совершенно бесстрастными и непроницаемыми.

— Ну? — воскликнула герцогиня.

— Дамы, — многозначительно начал Ферди. — Вы видите перед собой нового инвестора «Корпорации «Романтика любви»».

Кэролайн и Тамара одновременно вскочили и бросились к герцогу, едва не сбив его с ног.

— Как здорово! — воскликнула Тамара, становясь на цыпочки и целуя мужа в розовые щеки.

— Вы не пожалеете об этом! — одновременно с ней пообещала Кэролайн, пожимая ему руку.

— Не думаю, что пожалею, — сказал Ферди. — Судя по финансовым отчетам, твой бизнес, Кэролайн, — просто золотая жила.

Кэролайн повернулась к Клиффорду, который готовил все финансовые отчеты — и эту поездку, оказавшуюся такой успешной.

— Спасибо, — прошептала она, прекрасно сознавая, что именно он развеял все сомнения герцога и заключил эту сделку.

Клиффорд кивнул, чувствуя, что сердце перевернулось у него в груди от одного ее взгляда. Он задумался о том, что выражает ее взгляд: благодарность? Или нечто большее?

— Мне, конечно, не хочется портить праздник, но у нас с Кэролайн еще две встречи, — сказал Клиффорд, взглянув на часы.

— Да перестаньте. Мне казалось, что мы все отметим это, выпив немного шампанского, — возразил герцог.

— Но Клиффорд сказал, что им пора идти, дорогой Ферди, — успокоила мужа Тамара.

— Да, но ведь у нас есть что отпраздновать. — Ферди надулся, как ребенок. — Я вкладываю деньги в дело Кэролайн, кроме того, я решил доверить «Годдард-Стивенс» — то есть Клиффорду — управление основной частью моих капиталовложений.

Кэролайн взглянула на Клиффорда и улыбнулась. Итак, он добился своего. Уговорил Ферди доверить Клиффорду Хэмлину деньги! Без всякого сомнения, на очереди портфель Тамары.

— Мы обязательно отпразднуем это в следующий раз, когда будем здесь, — пообещал Клиффорд, сопровождая Кэролайн к ожидающему их «бентли».


Две следующие встречи прошли так же успешно. Дрю Дарлингтон, который в своей фирме накормил их обедом в личной столовой, оказался таким же непоседой, каким его описывали журналы. Со своими ярко-рыжими волосами, в костюме в черно-белую полоску и с широкими лацканами, как у гангстера, Дрю выглядел очень живым молодым человеком, который ни секунды не мог усидеть на месте. Он все время бегал взад и вперед, пока Кэролайн и Клиффорд объясняли ему суть дела, и в конце пообещал серьезно подумать над возможностью инвестировать «Романтику любви».

— Путешествие, кажется, становится очень успешным, — сказала Кэролайн, когда «бентли» вез их в Челси к Фелисити Крэмер.

— Ты заслужила этот успех, — сказал Клиффорд довольным, но серьезным голосом. Это напомнило Кэролайн о том, чем она действительно стала за эти годы: перспективной владелицей бизнеса с практически неограниченными возможностями. Она посмотрела на него, взглядом выражая свою благодарность за помощь — и за то, что он раскрыл перед ней ее перспективы. То, как он с ней говорил, как вдохновлял ее, напомнили Кэролайн Джеймса — его веру в нее, тогда еще совсем молоденькую и такую ранимую женщину. Теперь она была, конечно, намного старше и опытней, но все равно буквально расцветала, если ее действия одобрял мужчина, которого она уважала.

Сидя в плетеных садовых креслах в залитой солнцем оранжерее, Кэролайн и Фелисити Крэмер, королева рекламного бизнеса, обсуждали подробности соглашения, на основании которого торговая марка «Корпорации «Романтика любви»» будет печататься в каждом подарочном каталоге Фелисити. Благодаря этому «Корпорация «Романтика любви»» станет известной более чем десяти миллионам абонентов Фелисити.

— Тамара была права, — со вздохом произнесла Кэролайн, когда они с Клиффордом, выйдя из офиса Фелисити, откинулись на заднее сиденье «бентли».

— В чем? — спросил Клиффорд.

— Мы действительно подходящая пара, — ответила она, поворачиваясь к нему.

— Самая лучшая в мире, — тут же добавил он, взяв ее за руку. — Мне всегда казалось, что это так и есть.

— Предчувствие, такое же, как и при всякой удачной сделке? — лукаво спросила она, пытаясь поддразнить его и забыть то волнение, которое испытывала, чувствуя прикосновение его руки.

— Похожее, — улыбнулся Клиффорд. — Ну а теперь расскажи, что ты чувствуешь, взяв Лондон приступом?

— Я так взволнована, что просто не знаю, что с собой поделать, — призналась Кэролайн. Все ее мысли спутались, в голове вертелись идеи и различные планы насчет «Корпорации».

— Хочешь, я скажу тебе, что я обычно делаю, когда заполучаю нового клиента или совершаю удачную сделку?

— Скажи.

— Трачу массу денег. Удовольствие такое же, как если бы тебя похлопали по плечу.

— Ты просто гений. Замечательная идея! Но где бы нам потратить эту массу денег?

— Как насчет «Хэмли»? — спросил Клиффорд. — Только сегодня утром ты говорила, что хочешь поехать в этот магазин и купить сыну подарок.

— Да, говорила, — ответила Кэролайн и снова подумала о том, как внимателен и предупредителен Клиффорд. Ей снова пришла в голову мысль: «Ну почему такой замечательный человек должен работать на Чарльза Годдарда?»


На пяти этажах «Хэмли» продавались, кажется, все игрушки, которые только существовали на свете. Здесь были целые толпы кукол, включая изготовленные Кэтрин Несбитт копии всех королевских семей британской истории вплоть до принцессы Уэльской, а также тщательно скопированная королевская гвардия. Здесь были всевозможные механические игрушки и спортивные принадлежности, традиционные деревянные поделки, современные электронные головоломки, огромное количество плюшевых медведей, классические мишки «Хэмли» в красных жилетиках и много-много всего. Но внимание Кэролайн привлекли сборные модели автомобилей, о которых говорил Клиффорд. Она твердо решила купить одну из них, но никак не могла выбрать, что лучше: красный двухэтажный автобус или черное лондонское такси.

Клиффорд и тут пришел ей на помощь:

— Давай ты купишь ему автобус, а я такси?

Кэролайн взглянула на него:

— Это, конечно, очень великодушно, но ты не должен…

— Учти, я очень щедрый человек, — сказал он.

— Конечно, но ты совсем не знаешь Джека.

— Да, действительно. Но я знаю тебя, хотя и не так хорошо, как хотелось бы.

Кэролайн улыбнулась. Может быть, Тамара была права? Может быть, Клиффорд Хэмлин действительно неравнодушен к Кэролайн Годдард? Он был таким красивым и элегантным в своем темном костюме. В этой поездке он нравился ей все больше и больше, особенно когда она видела его в различных ситуациях, не говоря уже о его манерах. Неужели они могут стать не просто деловыми партнерами? Неужели пришло время, когда ей пора отделаться от своих подозрений, забыть прошлое и прислушаться к своему сердцу?

— Что ты скажешь, если я приглашу тебя сегодня на праздничный ужин? — неожиданно спросил он, пока они ждали, когда завернут подарки для Джека.

— С удовольствием приму приглашение, — ответила Кэролайн. — Где это будет? В гостинице?

— Нет. Здесь есть один мой любимый ресторанчик, — сказал Клиффорд. — Он называется «Венди Винстон» — по имени его американской владелицы. Конечно, сейчас поздновато заказывать столик, но Венди — моя давняя подруга, и я не думаю, что у нас возникнут проблемы.

Кэролайн вдруг почувствовала неожиданный укол ревности. «Давняя подруга, — подумала она. — Интересно, насколько давняя?» — и сама посмеялась над собственной глупостью. Клиффорд Хэмлин — довольно привлекательный холостяк, чтобы иметь достаточное количество «давних подруг».

— Это очень элегантный ресторан? — спросила Кэролайн, которая не знала, как следует одеваться в английском обществе.

— Относительно элегантный. Может быть, ты хочешь поехать в гостиницу и переодеться?

«Переодеться»… Кэролайн теперь не знала, что ей делать. Она не планировала ходить по балам, поэтому не взяла с собой ни одного вечернего платья. Только два деловых костюма.

Когда «бентли» притормозил у «Стаффорда», Клиффорд вышел и протянул руку Кэролайн.

— Ты идешь? — спросил он, увидев, что она не сдвинулась с места. Ему очень не хотелось расставаться с ней, но нужно было подготовиться к своим деловым встречам в Брюсселе на завтра.

— Ты иди, — ответила Кэролайн. — Я только что вспомнила, что у меня есть несколько поручений, которые я должна выполнить.

Клиффорд удивленно посмотрел на нее, но сказал, что зайдет за ней в семь тридцать.

— Нет, — решительно ответила Кэролайн. — Встретимся в ресторане.

Она помахала ему рукой, и, когда он с недоуменным лицом вошел в гостиницу, наклонилась вперед и попросила Рэймонда отвезти ее к «Хэрродс».


«Она неотразима», — подумал Клиффорд, глядя, как Кэролайн направляется к их столику в «Венди Винстон», фешенебельном ресторане на Кенсингтон-Черч-стрит, где он постоянно ужинал, когда приезжал в Лондон. Кэролайн выглядела не очень высокой, но стройной и удивительно женственной. В мягком, приглушенном свете ее каштановые волосы казались золотистыми, карие глаза лучились, и она двигалась с грацией танцовщицы. Клиффорд был не единственным мужчиной, смотревшим на нее: многие поворачивались ей вслед, глядя на нее с явным одобрением. Кэролайн сменила свой бежевый строгий костюм, который был на ней утром, на закрытое шелковое платье темно-синего цвета с длинными рукавами, обтягивающим лифом и пышной юбкой.

— Ты выглядишь просто великолепно, — сказал Клиффорд, пододвигая ей стул и не сводя взгляда с ее платья, которое подчеркивало ее прекрасную фигуру.

— Спасибо, — просто ответила она, зная, что он прав: никогда она еще не выглядела привлекательнее. Это платье она купила в «Хэрродс», после того как оставила Клиффорда в гостинице. Платье было от Жана Мюйра — самый дорогой наряд, который когда-либо был у нее после того, знаменитого, который Джеймс купил ей у Селесты. Кэролайн увидела его, как только вошла в магазин, и сразу оценила покрой и качество материала. В этом платье она выглядела выше и стройней, оно придавало ей уверенность — настоящую, а не показную уверенность — в собственной неотразимости. Кэролайн чувствовала себя в нем так же, как когда-то, много лет назад, в том платье от Селесты. Стоило ей прикоснуться к нему, как она уже знала, что купит это платье, даже несмотря на цену.

За ужином они с Клиффордом разговорились: им хотелось как можно больше узнать друг о друге. Клиффорд похвалил ее за то, как она держалась и с каким энтузиазмом говорила о «Романтике любви» с Ферди и Тамарой, с Дрю Дарлингтоном и с Фелисити Крэмер. Они поговорили о Джеке и об игрушках, которые ему купили, о том, что Клиффорд полностью поглощен своей работой и благотворительностью. Побеседовали и о счастье в личной жизни.

— Это было так давно… — сказала Кэролайн, вспоминая Джеймса и свою молодость. — Иногда мне кажется, что это был сон.

Клиффорд рассказал о своих родителях и об их взаимоотношениях.

— Их женитьба не была просто заключенным браком, — сказал он. — Это была настоящая история любви. Они обожали друг друга, и я чувствовал, как они близки, пока отец не умер. Поверь, это было не просто сексуальное влечение, хотя это тоже важно, а самая настоящая любовь. Они уважали друг друга, боготворили друг друга. Они успели показать мне, что значит быть счастливым, что значит найти человека, который сделал бы твою жизнь полноценной.

— А Тамара говорила мне, что ты никогда не был женат, — сказала Кэролайн.

— Да, потому что так и не нашел такого человека, — ответил Клиффорд, глядя ей прямо в глаза.

— Надеюсь, ты не отчаялся?

Клиффорд покачал головой.

— Вовсе нет, — сказал он, пожимая ей руку. На его губах появилась едва заметная улыбка. — Более того, мне кажется, что мои поиски становятся успешными.


Когда Кэролайн вернулась в свой номер, она чувствовала себя совершенно уставшей, но при этом была в каком-то радостном, приподнятом настроении. Впереди было так много работы, так много забот. Еще несколько лет назад она сидела без копейки, погруженная в горе и отчаяние до такой степени, что чуть не рассталась с жизнью — не говоря уже о жизни ее обожаемого сынишки. А теперь у нее своя «Корпорация», которая превзошла ее самые смелые мечты. Теперь у нее есть Джек, которого она любит так сильно, что сама удивляется. И вот на горизонте появились мужчины, достаточное их количество, чтобы удовлетворить тщеславие любой женщины — и чтобы привести в полное замешательство. Клиффорд обещал позвонить ей, как только вернется в Штаты, и ей действительно хотелось увидеться с ним снова, поговорить, раскрыть свою душу так, как она не смела раскрыть ее даже перед собой.

Кэролайн не понимала своих собственных чувств по отношению к этому человеку. Он красив, элегантен, воспитан, умен и добился успеха в жизни. Он культурен в отличие от грубоватого Бретта, он просто воплощение деловитости в отличие от чувственного Жан-Клода. Клиффорд просто излучал жизненную энергию, которая притягивала и завораживала Кэролайн. Может быть, он являлся для Кэролайн тем, чем мог бы стать Джеймс, останься он в живых? Кэролайн не могла определить свои чувства, и это мучило ее. Если бы не его работа на Годдарда, Клиффорд мог бы стать для нее идеалом мужчины. Так думала Кэролайн, но вдруг осеклась, со стыдом признавшись себе, что она сейчас сидит и мечтает сразу о трех мужчинах!

Снимая с себя новое платье, она непроизвольно снова вспомнила сегодняшний вечер, но сразу отбросила лишние мысли. Полюбовавшись немного своим платьем и погладив его ладонью, она повесила его в шкаф. Интересно, придется ли снова надеть его? Джеймс был прав, когда говорил, что дорогая одежда — это больше, чем простое наслаждение. Это настоящее капиталовложение. Возможность получить назад свою работу, возможность добиться самоуважения. И Клиффорд тоже был прав. Иногда просто необходимо, чтобы тебя одобрительно похлопали по плечу.

Кэролайн накинула на себя белоснежный махровый халат — отель предоставлял их своим гостям, и, зная, что все равно не заснет, достала каталоги, которые подарила ей Фелисити Крэмер, и направилась к постели. Простыни были аккуратно заправлены, а на подушке лежала маленькая коробочка. Кэролайн с улыбкой подумала, что это очередная мятная шоколадка, о которых говорил Клиффорд, и решила оставить этот маленький сувенир для Джека. Она взяла коробочку, потянулась за своим «дипломатом» и тут вдруг поняла, что здесь явно не шоколад.

Картье никогда в жизни не торговал сладостями.

Трясущимися пальцами она взяла конверт, лежавший рядом с коробочкой, и достала визитку. На ней было написано: «В память о сегодняшнем успехе».

В маленькой бархатной коробочке лежала пара золотых сережек с бриллиантами и жемчужными каплями. Кэролайн достала сережки и одела их, почувствовав их приятную тяжесть. Они так гармонично сочетались с изгибом ее щек, будто были сделаны на заказ.

Глядя на свое отражение в зеркале, Кэролайн не могла сдержать восхищение.

— Какая прелесть! — воскликнула она.

Она снова достала визитку и посмотрела на нее. Там стояла подпись Клиффорда.


Кэролайн, дрожа от волнения, подошла к телефону и попросила оператора набрать номер Клиффорда. С бьющимся сердцем она ждала, пока он возьмет трубку.

— Да?

— Они просто великолепны. Я хочу сказать, что они просто неподражаемы! — воскликнула Кэролайн, стараясь говорить спокойно. — Я просто не знаю, как мне благодарить тебя.

— Неплохо бы лично.

— Прямо сейчас? — Кэролайн посмотрела на часы. Была полночь.

— Утром я уезжаю, — напомнил ей Клиффорд.

— Но я в халате…

— Я тоже. В «Статффорде» очень удобные халаты, не так ли?

Кэролайн помолчала, зная, что он подшучивает над ней.

— Кстати, моя дверь рядом с твоей, — напомнил ей Клиффорд.

— Да, но что, если меня кто-нибудь увидит?

— Ничего. Скорее всего тебе кивнут и пожелают спокойной ночи.

Кэролайн немного подумала, потом рассердилась на себя за свою дикость. Неужели она действительно такая скованная, как говорил ей Бретт? Она напомнила себе, что Клиффорд только что подарил ей замечательный подарок. Ей следовало перестать быть такой идиоткой и поблагодарить его!

— Хорошо, через минуту я буду у тебя! Лично! — Кэролайн засмеялась и положила трубку.

Она посмотрелась в зеркало, взбила волосы, попудрила носик и поплотнее запахнула халат. Затем она на цыпочках вышла из своего номера, посмотрела по сторонам, убедилась, что в коридоре никого нет, и подошла к соседней двери. В ее ушах сверкали бриллианты, которые он только что подарил ей.

— Открыто! — ответил Клиффорд на ее стук.

Затаив дыхание, Кэролайн открыла дверь. Клиффорд стоял в середине комнаты, засунув руки в карманы халата. Кэролайн поймала себя на мысли, что у него очень сексуальный вид. Его волнистые каштановые волосы рассыпались по вороту махрового халата, серые глаза потемнели, а его улыбка так и манила к себе.

— Я просто хотела… поблагодарить, — прошептала она, прислонившись спиной к двери, сознавая, что сейчас поздно и что она находится с ним наедине в чужом городе, далеко от дома, вообще за границей. В комнате царила напряженная наэлектризованная атмосфера.

— Тогда поблагодари меня, — сказал он низким призывным шепотом. Его глаза так и светились в полумраке номера.

Кэролайн медленно пошла к нему через всю комнату, и он тоже стал приближаться к ней. Она не моргала, даже не дышала, пока они сходились все ближе и ближе. Когда между ними оставалось всего несколько сантиметров, оба резко остановились, как бы наткнувшись на преграду. Некоторое время они молча вглядывались друг в друга.

— Чудесно, — прошептал Клиффорд, обводя пальцем сережку.

Затем, загадочно улыбаясь, он взял ее за подбородок. Глядя ей прямо в глаза, он, не говоря больше ни слова, наклонился к ней и поцеловал ее. Сначала его поцелуй был нежным, почти незаметным, а потом он начал целовать ее все более страстно. Кэролайн подумала о том, что именно этого она и ожидала. Осознав собственное желание, она отдалась во власть его прикосновений и поцелуев и затерялась в мире эмоций и волшебных ощущений. Тут она вдруг вспомнила о своих новых золотых сережках с бриллиантами и жемчужинами.

— Мне еще никто никогда не дарил такой прелести, — прошептала она, страстно целуя Клиффорда.

— Никто? — Он, казалось, удивился.

Кэролайн кивнула.

— Да. Ты первый.

И в этот момент она действительно чувствовала себя так, как будто он действительно был первым, а она — неискушенной, молодой, невинной девушкой, переполненной незнакомыми ощущениями.

Их губы снова слились в страстном поцелуе, наполнив ее желанием. Он был таким стройным, можно сказать, худым, но, одновременно, мускулистым и сильным. «Он состоит из контрастов», — подумала про себя Кэролайн, чувствуя его мягкие губы и прижимаясь к нему. С тихим стоном, вырвавшимся из глубины его души, Клиффорд опустил руки, развязал пояс ее халата, и халат распахнулся.

— Я хотел тебя с первого момента, как только увидел, — едва слышно прошептал он.

— Я не знала…

— Знала, — настаивал он. — Должна была знать…

Кэролайн чувствовала, что ее тело обмякло. У нее кружилась голова от его прикосновений, от его запаха, от его шепота.

Она услышала свой стон, когда Клиффорд ласкающим движением запустил руки ей под халат и дотронулся до ее груди.

— Ты просто чудо, — шептал он, лаская ее.

Кэролайн, приоткрыв губы, наслаждалась давно забытыми ощущениями. Ей хотелось, чтобы этот момент длился целую вечность.

— Идем со мной, — тихо сказал он, взяв ее за руку и поворачивая в сторону спальни.

Кэролайн вдруг открыла глаза и увидела их отражение в зеркале. Да, она вся пылала, она хотела большего, хотела отдаться Клиффорду, слиться с ним воедино. Но пока он увлекал ее в спальню, в глубине души Кэролайн снова засомненевалась. Клиффорд Хэмлин, человек, который теперь участвует в ее делах, который так нежно ласкает ее, все же работает на Чарльза Годдарда. А что, если их чувства станут серьезными? Что, если их связь станет проблемой? Что, если Клиффорду придется выбирать между ней и Чарльзом Годдардом? Интересно, кого он выберет? Пожертвует миллионами долларов и своим положением ради нее? Нет, она ни в чем не была уверена и не хотела ничего знать. Ей просто не пережить очередную потерю, не пережить очередной удар ее извечного врага.

Она резко остановилась и запахнула халат. Теперь она стояла посреди комнаты как статуя.

— Что случилось? Я чем-то обидел тебя? Может быть, я просто потерял голову и слишком тороплю события? — Клиффорд явно встревожился.

Кэролайн покачала головой и пригладила волосы.

— Дело не в тебе, — сказала она, пытаясь успокоить свое бешено бьющееся сердце. — Дело в другом.

— В другом?

— Да, в ситуации.

— Ситуация такова, что я полюбил тебя, Кэролайн. — Клиффорд снова обнял ее.

— Этого просто не может быть! — воскликнула Кэролайн, отступая от него, хотя и знала, что это правда. Ведь Тамара видела это, знала, сказала ей об этом. И Кэролайн, не желая этого, сама чувствовала то же самое. Но как ей хотелось, чтобы всего этого не было! Между ними существовали очень серьезные препятствия, практически непреодолимые. Ну как они справятся со своими чувствами, преодолеют все трудности? Не важно, как они относятся друг к другу, не важно, что они чувствуют, — Клиффорд работает на Чарльза Годдарда, факт остается фактом. Любые их отношения автоматически станут очень сложными, отягченными прошлым, проблематичными. Слишком опасно им связывать свои судьбы. Нет, ее любовь с Клиффордом Хэмлином не имеет будущего.

— Но я же сказал, что полюбил тебя, Кэролайн, — повторил Клиффорд, дотронувшись до ее плеча.

— Я знаю, знаю, но, Клиффорд, как нам быть с Чарльзом? Как мы можем быть вместе, если он уже сказал, что уволит тебя из-за меня? Когда он так сильно ненавидит меня? Ведь он могущественный человек и может воспользоваться своей властью. Я помню, как он обошелся с Джеймсом. Я помню, как он обошелся со мной. Ему даже все равно, что у него есть внук!

— Кэролайн. Послушай меня. Посмотри на меня. Я не боюсь Чарльза Годдарда. Ты слышишь? — В его глазах затаилась боль.

Он снова потянулся к ней, но Кэролайн отвернулась, сняла сережки и протянула их ему, а потом пошла к двери.

— Зато я боюсь его, Клиффорд. Очень боюсь.

Она закрыла за собой дверь, а он так и остался стоять посреди комнаты, держа в руке свой подарок. На его лице осталось выражение сильнейшей обиды, а в глубине души затаилась сильнейшая боль.


В самолете Кэролайн почти все время проспала. Она запретила себе думать о Клиффорде, постаралась выбросить из памяти разочарование и боль, которые увидела в его глазах, она не хотела даже думать о тех сомнениях, которые бушевали в ее душе. Ей так хотелось, чтобы ее жизнь снова стала простой, она хотела вернуться к своему Джеку и к повседневным заботам. Ведь в ее жизни уже есть Бретт и Жан-Клод — любовных сложностей хватает и так. Ей надо заботиться о своей «Корпорации», надо обдумать свои планы и принять важные решения относительно будущего своей компании. А самое главное, у нее есть Джек, ее любимый единственный сын. Он тоже требует времени и внимания, он заслуживает того, чтобы она полностью посвятила свою жизнь его интересам, его благополучию. Достаточно с нее. У нее хватает любви, ей достаточно сложностей и личных желаний.

По мере того как все больше и больше миль отделяло ее от Лондона, Кэролайн все больше убеждалась в том, что ничего страшного не произошло. Это было просто наваждение. Они с Клиффордом оказались вдали от дома, сказался восторг: дело, которое они задумали, оказалось куда более успешным, чем оба могли себе представить. Это просто эйфория. К тому времени, когда самолет приземлился в Нью-Йорке, Кэролайн уже убедила себя в том, что чувство, которое они с Клиффордом ошибочно приняли за любовь, на самом деле оказалось плодом их воображения. Когда они снова увидятся, все встанет на свои обычные места и они займутся чисто деловыми вопросами, которые действительно связывают их, а не любовной романтикой.

* * *


Пересев на другой самолет, Кэролайн прибыла в аэропорт «Интернэшнл» в Палм-Бич около четырех часов дня. Схватив сумочку и дипломат, она поспешила к вертушке с багажом, надеясь, что там не будет много народа и она быстро заберет свои вещи, найдет машину и поедет домой. Ей не терпелось увидеть Джека, единственную радость ее жизни, не терпелось обнять его, поцеловать, выслушать, чем он занимался за время ее отсутствия, показать ему фотографии и подарить игрушки, которые они с Клиффордом купили в магазине «Хэмли».

Когда она уже выходила из отделения досмотра багажа в аэропорту, ее остановил мужчина неопределенной наружности.

— Миссис Годдард? — спросил ее незнакомец. — Миссис Кэролайн Шоу Годдард?

— Да, — ответила она, удивляясь, что тот знает ее имя.

— У меня для вас есть кое-что, — сказал он, сунул ей в руку какую-то бумагу и скрылся в толпе.


Часть третья

У порога новой жизни 


Глава 29


Семь месяцев спустя


— Мама, а что такое «о-пе-кун-ство»?

Кэролайн охнула, как от удара в солнечное сплетение. Вот Джек и задал ей этот вопрос, которого она так боялась. С той самой минуты, когда она получила официальное уведомление, что Чарльз и Дина Годдард возбуждают дело об опеке над ее сыном, Кэролайн просто не знала покоя. Она делала все возможное, чтобы защитить его от дикой реальности этой ситуации, боролась за то, чтобы оставить сына у себя, хотя адвокат предупредил Кэролайн, что ее шансы выиграть это дело очень малы. Каждый раз, когда она смотрела на Джека, вприпрыжку подбегающего к ней, обнимала его, поправляла на нем одеяло, когда он спал, слушала, как он возбужденно комментирует свои любимые бейсбольные игры, ее сердце сжималось от мысли, что она может потерять его навсегда, что эти чужие люди, которых Джек даже не видел, могут отнять у нее сына.

— А почему ты спрашиваешь, дорогой? — Кэролайн погладила его по голове, пытаясь взять себя в руки. Они сидели вдвоем на кухне и ужинали. По крайней мере Джек ужинал. В эти последние месяцы Кэролайн просто не могла есть — слишком она была потрясена чудовищным поступком ее бывшего свекра и свекрови, слишком обиделась на Клиффорда, который, несмотря на свои обещания, все же предал ее и рассказал Чарльзу о Джеке. Она очень похудела, осунулась, лишилась сна, и все ее друзья очень переживали за ее состояние.

— Один мой друг в шкоде сказал, что бабушка и дедушка хотят сделать мне «о-пе-кунство». Он слышал это от своих родителей.

Кэролайн улыбнулась ему, несмотря на то что ее сердце, кажется, разбилось на тысячу мелких осколков.

— Опекунство означает, что кто-то будет о ком-то заботиться, — сказала она как можно спокойнее, растолковывая сыну значение незнакомого ему слова, безнадежно мечтая, чтобы он больше не расспрашивал ее об этом.

Джек задумчиво кивнул, а потом спросил:

— А почему он тогда говорил о моих бабушке с дедушкой? — Он поднял на Кэролайн свои невинные, доверчивые глаза. — Ведь бабушка Мэри и дедушка Эл не заботятся обо мне. Ты заботишься.

Кэролайн вздохнула. Да, пришло время рассказать Джеку все. Нельзя было продолжать оберегать его от правды о его вторых бабушке и дедушке. Рано или поздно он все равно узнает. От одноклассников, от какой-нибудь клиентки в магазине, от любопытного газетного репортера… Лучше, если она сама расскажет ему о том, что происходит. Расскажет понятными ему словами. Не травмируя его психику.

Она снова вздохнула и начала этот нелегкий разговор.

— Помнишь, я говорила тебе о родителях твоего папы? Тех, которые живут очень далеко и не могут приехать к нам в гости?

Джек немного подумал и кивнул.

— Дедушка и бабушка Годдарды, — сказал он.

— Совершенно верно, дорогой. Так вот, они теперь немного состарились и поняли, что им трудно жить без такого замечательного мальчика, как ты, — продолжала говорить Кэролайн, стараясь представить родителей Джеймса в более выгодном свете, чтобы он не был настроен против них, особенно если им удастся выиграть дело об опеке… При этой мысли Кэролайн замолчала. Нет, они не заберут у нее Джека. Никто и никогда не заберет его у нее.

— Ты хочешь сказать, что они приедут, чтобы повидать меня? — Джек выглядел слегка сконфуженным и почему-то даже встревоженным.

— Может быть, — сказала Кэролайн. — А может быть, они захотят, чтобы ты приехал к ним в гости и остался на некоторое время. — Ее голос стал хрипловатым, а глаза защипало от слез. Нет, она не будет говорить дальше. Это ни к чему. Все равно она не подпустит Годдардов и близко к Джеку, не говоря уже о какой-то опеке. — Но тебе не о чем волноваться, — быстро добавила она. — Ведь у нас и так масса планов. На следующей неделе из Европы приезжают тетя Тамара и дядя Ферди, а это значит, что мы снова будем навещать их по воскресеньям. Еще через неделю откроется новый мамин магазин, как раз в День благодарения.

Кэролайн умолчала о том, что слушание дела об опеке было намечено как раз на понедельник, сразу после Дня благодарения. После нескольких месяцев отсрочек, бюрократических проволочек и маневров судья наконец назначил день суда. И хотя Кэролайн сомневалась, что сумеет противостоять Чарльзу и Дине Годдард с их армией искусных адвокатов, она все же знала, что, если судья решит дело в пользу Годдардов, она не воспримет это решение без борьбы. Нет, она сделает все что угодно, она пойдет на все, чтобы сохранить сына. Обжалует решение… Увезет Джека куда-нибудь… Сменит их имена… Все что угодно. Даже если придется расстаться с «Романтикой любви», она пойдет на это не задумываясь. Она оставит своих друзей, трех мужчин, которые ухаживают за ней, всю эту жизнь, которую после смерти Джеймса старательно строила день за днем.

— Нам надо будет организовать праздник по случаю открытия нового магазина, — продолжала говорить она, надеясь закончить беседу на радостной ноте. — Там будет много вкусной еды, музыки, веселья…

Но Джек был погружен в свои мысли.

— Мама! — Он подергал ее за рукав блузки. — А если мне не понравятся мои дедушка и бабушка Годдарды? Если я не захочу к ним в гости даже на несколько дней? Если просто захочу остаться с тобой?

Кэролайн молча смотрела на своего сына; ее переполняли любовь к нему и ужас при одной мысли о том, что она может его потерять, что она не в состоянии убедить его в том, что их спокойной жизни вдвоем ничто не грозит. Она не знала, что ответить ему. Пока не знала.

«Ну что ему сказать?» — в отчаянии думала Кэролайн. Ведь не может же она рассказать сыну, что родители его отца — бездушные, жестокие люди и способны на такое, что нормальному человеку сложно даже себе представить? Как можно убедить шестилетнего мальчика в том, что мама всегда защитит его от таких людей, как Чарльз и Дина Годдард?

И она нашла единственные верные слова, которые не вызывали никаких сомнений, которые значили больше, чем любое решение суда, и больше, чем любые происки Годдардов.

— Я люблю тебя, дорогой. И всегда буду любить, всю жизнь.


Несмотря на все успехи, которых она добилась, организовывая «Корпорацию», Кэролайн вовсе не считала себя смелой и решительной женщиной. Да, она из ничего создала свой бизнес, да, она сама, без всякой помощи растила Джека. Она даже заново создала себя, изменив свой характер и превратившись из застенчивого гадкого утенка в энергичную и довольно привлекательную женщину, у которой есть не только подруги, но и потенциальные женихи. Но пока Годдарды не стали угрожать, что отнимут у нее Джека, Кэролайн даже и не подозревала, сколько в ней настоящего мужества, сколько внутренней силы и воли к борьбе до победного конца.

Так просто было сдаться, сложить оружие и погрузиться в отчаяние, жалеть себя и не выступать против могущественных и богатых Годдардов, у которых везде свои люди. Но Кэролайн не сдалась. Слишком высоки были ставки, чтобы она могла позволить себе спрятаться в панцирь страха и депрессии. Ее совершенно не интересовало, во что ей обойдется эта борьба, сколько денег ей может потребоваться, через какие унижения ей придется пройти. Нет, она сохранит сына — или погибнет на поле боя.

Поэтому она на следующий день после возвращения из Лондона, уже в семь утра была в своем магазине на бульваре Окичоби. Кэролайн стала просматривать список клиентов — важных клиентов с именами, клиентов, наделенных властью, тех, которые могли бы помочь ей в борьбе за сына. Она не колебалась и не сомневалась, как раньше, когда ей нужно было обратиться к кому-нибудь, стоявшему выше ее на социальной лестнице. Теперь Кэролайн решительно взяла трубку и набрала номер — она не собиралась сдаваться и страдать в одиночестве. Ей нужно было действовать — и либо победить, либо честно проиграть.

Первый и самый важный звонок она сделала своей знакомой, Гвен Хардинг, чей муж, Дуглас, был известным в Палм-Бич адвокатом. Она настояла на встрече в тот же день, а потом, уже определив в уме стратегию борьбы с Годдардами, позвонила другим клиенткам, имевшим либо власть, либо влияние в обществе: Лесли Обермен — административному работнику, Робин Фолк — вице-президенту одной из компаний, Сюзанне Гюнтер — директору отдела по связям с общественностью региональной публичной библиотеки. Эти женщины определенно могли выступить в ее защиту на суде, и их мнение, конечно, должно было произвести впечатление на суд. Потом Кэролайн позвонила Мирне Лидиг — педиатру Джека, Кэти Нестер и Джилл Мосс — его учительницам. Кэролайн попросила их письменно подтвердить, что она была внимательной к воспитанию своего сына и указать, что для него может оказаться настоящей трагедией, если он будет отчужден от своей матери и насильно лишен образа жизни, к которому привык с самого первого дня. Не забыла она и своих настоящих друзей: Селму, Франческу, Сисси, Тамару, Фила… Все они обещали помочь, чем только смогут. Кэролайн позвонила отцу Дженни, преподобному Реверенду Армстронгу, который руководил церемонией их бракосочетания с Джеймсом. Они и так беседовали чуть ли не каждую неделю, и Кэролайн находила в этих беседах настоящее утешение, как и в своих ежевечерних молитвах, в которых она просила Бога простить ее отчаяние шесть лет назад, когда она по своей небрежности чуть не потеряла Джека еще до того, как он появился на свет, и впредь охранять и спасать ее сына.

Кэролайн позвонила также своей матери; Мэри Шоу все это дело возмутило, и она предложила свою моральную поддержку. Несмотря на запутанность их взаимоотношений, Мэри Шоу действительно любила Кэролайн и Джека и никак не могла взять в толк, почему Годдардам обязательно нужно вмешиваться в их жизнь. Даже Эл Шоу попытался предложить свою помощь, хотя он нисколько не изменился и его слова утешения, как всегда, содержали горькие тирады о том, как богатые тиранят и угнетают бедных.

— Я ведь говорил тебе, что эти Годдарды постараются побольше нагадить тебе в душу, — заключил он.

Дуглас Хардинг оказался честным и порядочным человеком, адвокатом с добрым сердцем, который воспринимал каждое свое дело как близкое, глубоко личное. Это был очень достойный человек с седой шевелюрой, очень приятный в общении, который тем не менее высказал Кэролайн всю горькую правду, хотя и знал, что это очень болезненно для нее. Он просто хотел дать ей понять, с чем ей теперь придется столкнуться.

— Конечно, любой подтвердит, что ты замечательная мать. Кроме того, твое финансовое положение достаточно стабильно и, конечно, гарантирует удовлетворение всех потребностей Джека. Нет никаких сомнений в том, что ты совершенно способна — как финансово, так и нравственно — вырастить сына, — сказал он ей, ознакомившись с рекомендациями и отзывами, которые ему предоставила Кэролайн. — Но есть и другая правда: то, что Чарльз Годдард — очень опасный противник. Это мы знаем, что собранные им фотографии — чистая ложь и что его частный детектив подтасовывал факты, составляя свои отчеты о твоем времяпрепровождении. Но у Годдарда есть деньги, власть, а самое главное — желание. Он хочет заполучить Джека, Кэролайн. Очень хочет. И он недвусмысленно дает нам понять, что не остановится ни перед чем, чтобы добиться того, чего хочет.

— Но ведь я тоже, — решительно заявила ему Кэролайн. — Я тоже!

— Очень хорошо. Кэролайн, готовься к тому, что тебе понадобится вся твоя решимость, все силы. Мы будем бороться, — сказал ей Дуглас Хардинг. — Но прежде, чем мы засучим рукава, я должен предупредить тебя, что ничего не могу обещать. Суд, несомненно, должен решить дело в твою пользу, но жизнь в большинстве случаев очень несправедлива. И судьи зачастую очень пристрастны и непредсказуемы. Я хочу, Кэролайн, чтобы ты понимала: не исключено, что ты проиграешь.

Кэролайн кивнула. Ведь она с самого начала понимала, что дело об опеке, возбужденное Годдардом, — не просто нелепое недоразумение и что ей будет трудно выиграть его.

Дуглас Хардинг откашлялся и продолжил:

— Мне также хотелось бы, чтобы ты поняла: что Годдард в основном строит свои обвинения на том, что ты ведешь легкомысленный образ жизни и встречаешься одновременно с несколькими мужчинами.

У Кэролайн просто перехватило дыхание, когда она подумала о Жан-Клоде, Клиффорде и Бретте. Надо же, она только что последовала совету друзей прекратить оплакивать Джеймса и начать встречаться с другими мужчинами, даже снова влюбиться! Неужели ей теперь придется расплачиваться судьбой Джека за то, что она попыталась наладить личную жизнь?

— Значит, вы утверждаете, что для того, чтобы сохранить моего ребенка, я должна остаток жизни прожить без мужа?

Дуглас Хардинг покачал головой.

— Я хочу сказать, что до тех пор, пока не будет закрыто это дело об опеке, ты не должна ни с кем встречаться. Ты должна вести себя как монашка, быть чище, чем сама святость. Если тебе захочется поговорить со своими друзьями, лучше всего это делать по телефону. Но никаких личных встреч, никаких писем, никаких тайных свиданий. Мне не хотелось бы вооружать Чарльза Годдарда и его сыщиков дополнительными сведениями. Надеюсь, это понятно?

— Понятно, — сказала Кэролайн. Да, ей очень будет не хватать Жан-Клода и Бретта. Что же касается Клиффорда, то стоило ей узнать, что он все-таки предал ее, как она прекратила с ним беседовать даже по телефону. Глядя прямо в глаза своему адвокату, Кэролайн сказала:

— Теперь, когда вы упомянули что-то насчет борьбы, скажите, с чего мы начнем.

Хардинг улыбнулся. Ему искренне нравилась эта его новая клиентка, и он очень хотел выиграть ее дело.

— Начнем с этого, — он похлопал ладонью по старым подшивкам «Лайф», «Лук», «Тайм», «Ньюсуик», «Форчун», «Бизнес уик» и еще каким-то. — Ты слышала когда-нибудь поговорку, что в основе любого огромного богатства кроется преступление? — спросил он.

Кэролайн кивнула. Она без конца слышала это изречение от отца… Впервые с тех пор, как она получила уведомление о судебном разбирательстве, перед ней замаячил огонек надежды.

— Я нанял одного помощника, который должен покопаться в истории семьи Годдардов, — сказал Хардинг. — Еще не знаю, что мы найдем, но могу поспорить, что где-то в далеком прошлом Годдарда есть нечто такое, что он не хотел бы обнародовать. Может быть, даже не один такой случай. И может быть, не такой уж и давний.


Все эти месяцы до суда Чарльз Годдард чувствовал себя как лев в клетке. Он постоянно находился в напряжении, нервничал, не мог найти себе места. Ему очень не нравились все эти отсрочки и препятствия, которые стояли на пути достижения того, что он по праву заслуживает: оформления опеки над своим единственным внуком. Все это ему страшно не нравилось. Шел месяц за месяцем, и Чарльз все больше сомневался в благополучном исходе дела. Каждый раз после разговора с адвокатом его сомнения возрастали. Свитцер, конечно, был широко известен тем, что выигрывал практически все дела, за которые брался, но даже он ясно дал Чарльзу понять, что в данном случае не может гарантировать стопроцентного успеха, не может вообще ничего обещать. То, что Свитцер не мог дать ему полной гарантии, очень нервировало Чарльза, он просто сгорал от нетерпения, и ему хотелось взять это дело в свои руки и побыстрее решить его.

И еще одно обстоятельство очень раздражало его — апрельская поездка Клиффорда Хэмлина в Лондон вместе с Кэролайн Шоу. Конечно, он попытался выведать, что стоит за всем этим, но его исполнительный директор хранил полное молчание, сказав только, что это был очень конфиденциальный деловой визит. Создавалось такое впечатление, что интересы этой женщины Клиффорд ставит выше интересов Чарльза и фирмы. Поэтому, когда Клиффорд отправился в Сан-Франциско на встречу с важными вкладчиками «Годдард-Стивенс» с Западного побережья, Чарльз организовал тщательный обыск в его кабинете. В результате были найдены финансовые расчеты и обоснование, которые Клиффорд составил для «Корпорации «Романтика любви»», готовясь к поездке в Лондон, а также доверенности от герцога и Дрю Дарлингтона — последний вскоре после того, как Клиффорд и Кэролайн предоставили данные, также решил вложить значительную сумму в «Корпорацию».

Чарльз был просто потрясен, ознакомившись с данными, подготовленными Клиффордом и Кэролайн для потенциальных спонсоров, тем, что «Корпорация» оказалась не просто краткосрочным успешным бизнесом — это была настоящая золотая жила. Его бывшая невестка не бедная мать-одиночка, с трудом добывающая себе кусок хлеба, как он полагал. Она оказалась основательницей довольно прибыльной торговой компании с практически неограниченным потенциалом. Согласно документам, хранившимся в кабинете Клиффорда, она планировала продлить аренду своего магазина в Вест-Палм-Бич и одновременно открыть еще один, более шикарный, на Ворт-авеню. Рядом с «Шанель»! Больше того, они с Клиффордом изучали возможность строительства филиалов магазина в Майами, Атланте и Далласе!

Сидя в своем кабинете, Чарльз снова и снова перечитывал содержимое папки. Нет, это было просто невероятно! Кэролайн вполне в состоянии обеспечивать своего сына! А ведь чуть ли не главным козырем в его заявлении в суд было утверждение, что Годдарды могут обеспечить Джеку более солидное содержание, чем его мать. Теперь этого козыря больше не существует. На повестку дня становился новый вопрос: как судья оценит деловые успехи Кэролайн Шоу? Неужели ее очевидная финансовая независимость может отрицательно повлиять на решение суда передать Джека на воспитание Чарльзу и Дине?

Чарльз переваривал новую информацию в течение нескольких дней. Не в его характере было действовать спонтанно. Ему нужно было взвесить все возможности, просчитать риск. Даже если судья не согласится с заявлением Чарльза о том, что Годдарды имеют финансовое преимущество, он все же должен учесть тот факт, что мать мальчика не занимается им, ведет развратный образ жизни — что было подтверждено документально — и что она хранит в секрете само существование его внука вот уже в течение шести лет. Может быть, этого окажется достаточно, чтобы решение было принято в пользу Годдардов? Может быть, ему не о чем волноваться? Может быть, он проявляет излишнюю предвзятость и пессимизм? Может быть…

С другой стороны, если он предпримет кое-какие действия… если вдруг в ее финансовых делах возникнут затруднения… мало ли: фортуна может отвернуться от нее, ее положение может вдруг пошатнуться… если вдруг суд увидит, что владелица «Корпорации «Романтика любви»» находится в трудном финансовом положении и не может обеспечить своему сыну достойное содержание… может быть, тогда его шансы на победу возрастут?

Эта мысль захватила его, и Чарльз почувствовал возбуждение, которое охватывало его всякий раз, когда нужно было действовать решительно и безотлагательно. Ну зачем ему уповать на лояльность судей? Все, что они могут, — это болтать, а не предоставлять настоящие солидные гарантии. Если он хочет по-настоящему решить важное дело, то ведь у него всегда в запасе действенные варианты, не так ли?


Эти долгие ночи перед судом были самыми трудными в жизни Кэролайн. Дни были заполнены работой: повседневными заботами о ее магазине на бульваре Окичоби, лихорадочной подготовкой к открытию нового магазина на Ворт-авеню, встречами с архитекторами, декораторами, подрядчиками, контролем над соблюдением графика строительства, — тысяча и одна проблема ежедневно возникали в связи со строительством, оборудованием и оснащением нового магазина. Но по ночам, когда Джек ложился спать, а Кэролайн оставалась одна, она просто боялась окончательно утонуть в своем отчаянии и одиночестве.

Ей недоставало Бретта и Жан-Клода. Ведь они, каждый по-своему, доставляли ей радость, заботились о ней, символизировали какой-то новый этап и в определенном смысле слова вернули ее к жизни. После шести лет траура по Джеймсу она наконец позволила себе думать о новой любви, а теперь ей нельзя было видеться с ними — ни с кем из них, — пока она не отвоюет Джека. Когда Кэролайн сказала им о том, что Годдард возбудил дело об опеке, оба сразу же предложили оставить все свои дела и приехать во Флориду, чтобы помочь ей. Она рассказала о пожелании ее адвоката, который не советовал ей ни с кем видеться, и почувствовала, что им обоим так же грустно, как и ей.

Жан-Клод постоянно звонил, чтобы утешить ее, рассказывал, как ему ее не хватает и как он мечтает встретиться с ней снова. Бретт тоже бомбардировал ее телефонными звонками и посылал Джеку сувениры из каждого города, где он комментировал игры во время этого бейсбольного сезона.

Как Жан-Клоду, так и Бретту Кэролайн отвечала одно и то же:

— Очень скоро мы сможем увидеться и точно определить наши чувства. Но сейчас у меня есть только Джек.

Клиффорд Хэмлин тоже звонил ей, но Кэролайн отказывалась говорить с ним. Ведь он предал ее, рассказав Чарльзу Годдарду о Джеке, и она воспринимала его предательство слишком близко к сердцу, чтобы даже дать ему возможность объяснить, почему он это сделал. Странное дело, она скучала и по нему, скучала по Клиффорду, который по-прежнему занимал ее мысли. И все же, когда он звонил к ней в магазин, она отказывалась говорить с ним.

— Передай, что я занята, — каждый раз просила ассистентку Кэролайн.

А когда Клиффорд позвонил ей домой, Кэролайн резко ответила:

— Извините, но я опаздываю на встречу…

В конце концов Клиффорд перестал звонить.


Такой же элегантный, как и первый магазин «Корпорация «Романтика любви»», новый магазин на Ворт-авеню, который вскоре должен был стать флагманом будущей компании, был само совершенство. Кэролайн сохранила здесь общую цветовую гамму своего первого магазина — красно-белую, — но, призвав на помощь декоратора и театрального осветителя, она добилась совершенно потрясающих результатов: все здесь было с виду простым, элегантным, непритязательным, но одновременно просто поражало своей оригинальностью. Такого магазина не было нигде в мире — это уж точно. Кэролайн считала, что клиенты должны попадать не в лавку, где они могут кое-что купить, а в настоящее царство романтики. Тогда будут забыты повседневные заботы и каждый посетитель магазина почувствует себя центром волшебного мира, где все фантазии становятся реальностью.

Сохранился традиционный орнамент из сердечек и цветов, но теперь стены были покрыты кисеей, которая постоянно колыхалась благодаря искусно спрятанной системе вентиляции, производя непередаваемый эффект зыбкости и волшебства. Сложная система освещения, управляемая компьютерной программой, аналогичная бродвейской рекламе, окрашивала эту кисею в разные оттенки: розоватый, персиковый, перламутровый, аквамариновый, фиолетовый, бледно-желтый, салатный — в зависимости от сезона и набора выставляемых товаров. Единственным дополнительным украшением были огромные вечнозеленые растения, посаженные в большие терракотовые горшки, а также вычурные резные стулья во французском стиле, обтянутые белым велюром. Все выставочные витрины имели индивидуальное освещение, а в примерочных, также освещенных в выгодной для покупательниц гамме, были установлены огромные зеркала до самого пола, так, чтобы женщины могли хорошенько рассмотреть себя — и понравиться себе. Сама идея магазина была настолько оригинальной и привлекательной, что несколько журналов уже попытались заручиться правами на первую публикацию статьи о новом магазине «Корпорация». Даже до того, как магазин открылся, проектные наброски архитектора уже были напечатаны в рекламных проспектах, а владельцы других магазинов по всей стране немного завидовали Кэролайн с ее необычными идеями.

Когда однажды после обеда Кэролайн встретилась с Франческой Пален, строительство было уже почти закончено. Франческа, которую уже официально назначили директором по связям с общественностью в отеле «Брэйкерс», очень хотела увидеть новое детище Кэролайн. И вот теперь, переступив порог нового салона, Франческа покачала головой и присвистнула.

— Ты хоть понимаешь, что этот салон станет жемчужиной Ворт-авеню? — спросила она Кэролайн, действительно потрясенная увиденным. — Да это просто сказка!

— Я рада, что тебе понравилось, — ответила ей Кэролайн, в голосе которой одновременно слышалась радость и печаль. Ей, конечно, было приятно, что ее затее с новым магазином сопутствовал такой успех, но она не могла по-настоящему радоваться, пока не будет официально доказано, что Джек принадлежит только ей одной.

— И что ты собираешься предпринять, чтобы показать его миру? — спросила ее Франческа.

— Показать его миру? — Кэролайн не совсем понимала, о чем она говорит. Ее мысли были поглощены только судьями, заседаниями, адвокатами…

— Тебе надо организовать праздник! — воскликнула Франческа. — Пригласить всех заправил этого города и ни в коем случае не забыть о магнатах прессы. Такой праздник — самая лучшая реклама. Особенно когда ты владеешь единственным настоящим бриллиантом на тысячу карат и столько людей горит желанием увидеть его!

— Думаю, ты права, — сказала Кэролайн.

— Ну конечно, права! — воскликнула Франческа. — Помнишь, подруга, когда тебе было пятнадцать и ты мечтательно смотрела на звезды, я сказала тебе, что ты учишься на очень важную персону? Теперь обучение подошло к концу. Ты немало поработала за эти годы и теперь просто не можешь себе позволить, чтобы твоя сногсшибательная «Корпорация» осталась незамеченной. Как сказал бы твой дружок Бретт, этот магазинчик претендует на высшую лигу. Я прекрасно знаю, что ты сейчас занята совсем другими проблемами, но, поверь, тебе следует обратить как можно больше внимания на «Корпорацию». Заставить весь город только и говорить что о твоем магазине — это самое настоящее начало блестящей карьеры.

Кэролайн знала, что Франческа права, и хотя самое последнее, о чем она могла сейчас думать, — это о празднике, она назначила торжественный прием на последний вторник ноября, договорилась с рестораном и цветочником, заказала струнный квартет, составила список приглашенных и связалась с продюсерами и издателями местных газет. Да, ее бизнес сейчас был единственным светлым пятном в ее жизни. Следуя совету Франчески, Кэролайн решила превратить открытие магазина в самое популярное и яркое событие начала нового сезона в Палм-Бич.


Для того чтобы разыскать Рэя Лайонса, не понадобилось много усилий. Этот кривоногий конюх, погрязший в карточных долгах и пристрастившийся к дешевому виски, как было известно Чарльзу, жил в Порт-Сент-Луисе. В последний раз, когда он попытался шантажировать Чарльза, он позвонил в «Годдард-Стивенс», и Чарльз проследил, откуда был сделан звонок.

— Мне нужны деньги, — в тот раз сказал Чарльзу Рэй.

— Я их тебе дал, — коротко ответил ему Чарльз. — И сказал тебе, чтобы ты держался от меня подальше.

— Но ты дал недостаточно, — запротестовал Рэй. — Убийство обходится, конечно, недешево, но молчание стоит намного больше.

— Тебе заплатили, — резко сказал Чарльз. — Сполна. А теперь советую тебе уползти в свою конуру и больше не тревожить меня.

Рэй действительно оставил Чарльза в покое. А теперь начались все эти проволочки в деле об опекунстве, нетерпение Чарльза росло с каждым днем, и Чарльз сам снова разыскал Рэя.

— Хочешь еще денег? — спросил он конюха.

— Это я уже говорил, — печально произнес Рэй, который, однако, ничуть не удивился, что мистер «Большая Шишка» наконец поумнел.

— Хорошо. Но у меня есть для тебя еще одна очень срочная работа, — сказал Чарльз. — Половину суммы ты получишь авансом, а половину — после того, как сделаешь эту работу.

Рэй как раз открыл рот, чтобы запросить то, что, как он думал, ему был должен Чарльз за прошлое поручение, но сразу осекся, едва только услышал сумму.

Рэй просто потерял дар речи. Таких денег у него в жизни не было. «Я смогу расплатиться со всеми долгами, и еще останется достаточно», — подумал он, пуская от жадности слюни.

— Ну и что я должен сделать на этот раз? Укокошить еще кого-нибудь? — спросил он, сразу хватая приманку.

— Нет, — резко сказал Чарльз. Ему не хотелось, чтобы Рэй говорил о том, что произошло, хоть с кем-нибудь, даже с ним лично. — В Палм-Бич есть один магазинчик. На Ворт-авеню. Он по соседству с «Шанель» и называется «Корпорация «Романтика любви»».

Рэй Лайонс усмехнулся про себя: «Здорово! Этот Чарльз Годдард все время посылает меня в классные места — то в поло-клуб Палм-Бич, то в модный магазин на Ворт-авеню».

— И что мне надо сделать, когда я найду эту самую «Романтику»? — спросил он.

На губах Чарльза появилась едва заметная улыбка:

— Просто зажечь спичку…


Глава 30


22 ноября, во вторник, телефонный звонок разбудил Кэролайн без четверти два. В два тридцать она уже полностью оделась, разбудила Селму, чтобы та посидела с Джеком, и прибыла на Ворт-авеню как раз в тот момент, когда пожарники трех пожарных машин разворачивали свои шланги. Это была ее гордость, ее триумф, флагман ее будущей империи — «Корпорация «Романтика любви»». Вернее, то, что от нее осталось: жалкие руины разрушенной мечты.

В ночное небо вздымались танцующие языки пламени, словно насмехаясь над ее несбыточными мечтами. Ее обдало жаром пожарища, едкий дым щипал ноздри и глаза. Это был запах несчастья и отчаяния. Все ее труды, все усилия пошли прахом. Единственная отдушина, которая у нее была в эти месяцы жизни в настоящем аду, была уничтожена всепожирающим пламенем. Ее мечта ушла в небытие. Кэролайн вспомнила другой пожар — тот, который лишил ее родного дома, вспомнила детство, полное отчаяния, обид и горя. Она вспомнила ту дикую драку с отцом на Пэттерсон-авеню, крики матери, звонок в полицию, угрозы и оскорбления отца. Она ясно представила себе его кулак, приближающийся к ее лицу.

— Мы не знаем, отчего начался пожар, миссис Годдард, — вдруг услышала Кэролайн голос офицера, вернувший ее к действительности. — Необходимо расследование.

— Расследование? — повторила она, все еще находясь под впечатлением прошлого, все еще не в силах осознать всю глубину несчастья, постигшего ее.

— Мы не можем сейчас определить причину пожара, — повторил офицер. — Насколько я знаю, магазин находился на стадии строительства, не так ли?

— Строительство уже закончилось. Только что закончилось, оставалось только навести окончательный лоск. Я планирую… планировала отпраздновать открытие магазина на следующей неделе, — сказала Кэролайн, вдруг сообразив, что теперь ей придется оповестить 250 приглашенных, что никакого праздника не будет, что «Корпорация» прогорела. Кэролайн смотрела не мигая на тлеющие останки того, что было когда-то ее мечтой, и все никак не могла постичь размеры своей утраты — как в материальном, так и в моральном плане. Кэролайн не плакала, не била себя в грудь, не боялась. Она просто находилась в состоянии полного транса. Она не могла ни говорить, ни думать.

— Может быть, оставались подстилки или ветошь? — продолжал говорить офицер. — Может быть, произошло короткое замыкание? При строительстве все возможно.

Кэролайн подумала о дорогой новейшей системе освещения, которую разработали специально для ее магазина, о сложной современной компьютерной системе, которая была призвана вести полный учет торговли, обо всех этих проводах и кабелях, предохранителях и коммутационных коробках, которые установили электрики. Кэролайн думала, что ее отец, наверное, был прав, когда еще много лет назад говорил, что она выскочка и слишком многого хочет. Неужели она и впрямь считала себя слишком хорошей, чтобы быть дочерью такого отца? И теперь, как и предсказывал Эл, она расплачивалась за свои амбиции, за то, что замахнулась на слишком многое?

— Не исключена также возможность поджога, — услышала Кэролайн слова офицера. — Может быть, вы знаете кого-нибудь, кто хотел бы отомстить вам?

Кэролайн почувствовала, что у нее пересохло в горле и тошноту. Ну как она могла рассказать совершенно постороннему человеку о своем отце? Обо всех его оскорблениях и угрозах? Об издевательствах и обвинениях? О том, что он всегда жестоко обращался с ней, и о том, что он никогда не мог справиться со своими дикими эмоциями? Кроме того, просто невероятно, чтобы Эл Шоу решился на такое. Он теперь жил в Порт-Сент-Луисе и в последние годы очень изменился. Эл стал чаще навещать Кэролайн и, кажется, он действительно любит Джека. Он довольно успешно справился со своим пристрастием к алкоголю, даже нашел постоянную работу. Конечно, Эл не стал лучшим в мире мужем, но, как говорила Мэри Шоу, он очень изменился в положительную сторону.

— Может быть, вы знаете кого-нибудь, кто хотел бы отомстить вам? — снова повторил свой вопрос офицер.

— Нет, — ответила ему Кэролайн совершенно чужим голосом — наверное, оттого, что думала об отце и о том, действительно ли его перемены к лучшему продлятся еще хоть недолго. — Нет, таких людей я не знаю.


Чарльз Годдард расплатился с Рэем Лайонсом как обычно: наличными, отдав всю сумму сразу. Наличными, которые нельзя было проследить.

— А теперь исчезни, — сказал Чарльз конюху, передавая ему толстый пакет. Солнце садилось, наступали сумерки. Чарльз презирал этого коротышку, помешанного на картах и лошадях, но понимал, что иногда ему без него не обойтись. Кроме того, Рэй Лайонс за все эти годы уже доказал, что умеет держать язык за зубами.

Рэй не больше уважал Чарльза, чем Чарльз его. «Все это одна видимость, — думал он, глядя на важного финансиста, стоявшего перед ним в полумраке парка Годдардов в Палм-Бич. — А изнутри он прогнил до самых костей».

— Ну что, до следующего раза? — спросил Рэй Чарльза и подмигнул.

Он положил конверт в карман джинсов и, когда уже возвращался в Порт-Сент-Луис, подумал, что после трудной работы заслуживает отдых. У него были деньги в кармане и настроение потратить их. Рэй даже знал, куда ему направиться — в бар «Подкова», где подавали замечательные коктейли, где было кабельное телевидение и Майкл Болтон за стойкой. Это был бар для рабочего люда, там наливали пиво из крана, там в середине зала стоял стол для пульки и царил полумрак. Там бывали знакомые Рэя — завсегдатаи бара, — а бармен наполнял кружки не скупясь.

«Подкова» была именно тем местом, где Рэй Лайонс чувствовал себя как дома. Где он мог увидеть знакомые лица. Конечно, через пару дней бар закроют на праздник Благодарения, но сегодня там должно быть полно народа. Кстати, наступали выходные дни, и в конце рабочей недели все постоянные посетители обязательно соберутся там…


В среду утром, накануне Дня благодарения, в девять часов, Кэролайн сидела в кабинете Дугласа Хардинга. До заседания суда оставалось меньше недели. Хотя она заскочила домой, чтобы повидать Джека, принять душ и переодеться, двое суток, проведенных без сна, сказывались. Под глазами темнели круги, щеки запали. Волосы все еще пахли дымом, и вообще она вся как бы насквозь пропиталась отчаянием. Кэролайн кратко рассказала адвокату все, что она знала о пожаре, уничтожившем ее магазин.

— Он сгорел дотла, — сказала она ровным, безжизненным голосом. — Полностью. Все пропало…

— Мне очень жаль, — с сочувствием произнес Дуглас и стал подбирать выражения, чтобы его слова не прозвучали слишком уничтожающе. У него были плохие новости и для них сейчас было самое неподходящее время. Дуглас посмотрел в ее печальные глаза и понял, что не может говорить.

— Вы хотите что-то сказать мне? Что-нибудь относительно расследования, которое вы с помощником провели в отношении семьи Годдардов? — спросила его Кэролайн. Даже несмотря на собственное отчаяние, она чувствовала, что он в затруднении, и хотела помочь ему.

Дуглас кивнул.

— Есть кое-какие предположения насчет того, на чем Годдарды построили свое богатство и проложили себе путь на Уоллстрит. Также существуют умозрительные предположения насчет того, как Годдард стал единственным собственником фирмы, и насчет того, что случилось с его напарником.

— И эти слухи и предположения мы сможем использовать в суде в понедельник? — прервала его Кэролайн.

Дуг Хардинг вздохнул.

— Хотелось бы, — сказал он. — Люди с удовольствием обсуждают Чарльза Годдарда за его спиной, но ни один из них не поклянется на Библии. Ни один не станет говорить перед лицом суда.

— Все его боятся, — сказала Кэролайн, вспомнив, что даже Джеймс, его родной сын, боялся этого человека.

— Он очень влиятельный человек, — согласился с ней Дуглас. — Что же касается его жены, следователь выяснил, что Дина Годдард, когда она встретила Чарльза, была не юной наследницей с Парк-авеню, какой представлялась. Она происходит из семьи среднего достатка из Нью-Джерси.

— Происхождение из семьи среднего достатка не является пороком, — сказала Кэролайн, прервав своего адвоката. — И не она претендует на опекунство над Джеком.

— Да, даже несмотря на ее откровенную ложь о своем происхождении, которую она распространяла в обществе, создавая мнение о себе. Мне очень жаль, Кэролайн, но мы, кажется, зашли в тупик. Единственная поддержка, которая у нас есть, — это письменное подтверждение, что ты в состоянии материально обеспечить Джека, а также характеристики от его учителей.

— Но ведь этого недостаточно, — печально сказала Кэролайн, сердце которой болезненно сжалось.

— Не скажи! Никто никогда заранее не знает, какое решение примет судья. Никто не может сказать, каким свидетельствам он отдаст предпочтение. Именно поэтому мы постарались ничего не забыть, чтобы представить дело с самой выгодной для тебя стороны, — сказал адвокат.

— Но наше положение довольно шаткое, не так ли?

Дуг Хардинг немного помолчал.

— К сожалению, есть еще твоя деловая поездка в Лондон и все те мужчины, с которыми ты встречалась, — он имел в виду самые главные доводы Чарльза Годдарда. — И еще, почему ты не сообщила Годдардам о Джеке?

«Не сообщила им?!» — эти слова привели Кэролайн в полное негодование.

— Я пыталась сообщить им! — воскликнула Кэролайн. — Я дважды писала им, и оба раза письма вернулись нераспечатанными. И еще я звонила Эмили. Но она так и не ответила на мой звонок.

Адвокат выглядел озадаченным.

— Но они заявили, что узнали о существовании своего внука только благодаря своей знакомой миссис Риттенбахер, которая, в свою очередь, узнала о Джеке из статьи в «Ярких страницах».

— От миссис Риттенбахер и из «Ярких страниц»? — переспросила Кэролайн. — Нет, это Клиффорд Хэмлин, исполнительный директор «Годдард-Стивенс», рассказал им о внуке.

Дуг Хардинг покачал головой.

— Исходя из официальных документов и слов самого мистера Хэмлина, он не имеет к этому никакого отношения. По правде говоря, он звонил мне несколько раз. Предлагал написать финансовое обоснование и характеристику, если это потребуется.

Кэролайн была просто уничтожена этой новостью. Ну как она могла так беспочвенно осуждать Клиффорда? Сразу увериться в собственном мнении, что он предал ее, и даже не выслушать его объяснения? Она повела себя с ним просто отвратительно: вычеркнула его из своей жизни и из круга друзей, несмотря на то что он так много сделал для нее. Да, ей следовало как можно быстрее позвонить ему, извиниться и надеяться, что он простит ее.

— Кстати о письмах, которые ты писала Годдардам. Ты их сохранила?

Кэролайн горько улыбнулась.

— Да, сохранила. Они лежали в ящике моего рабочего стола, который совсем недавно перевезли в новый магазин. — Она немного помолчала. — Они сгорели при пожаре. Сгорели вместе со всем, что у меня было.

Адвокат тоже молчал. Эти письма могли бы очень помочь следствию. Без них у Кэролайн совершенно не было доказательств, что она действительно пыталась сообщить Годдардам о существовании их внука.

— Все просто ужасно, не так ли? — спросила Кэролайн, понимая, что пожар стоил ей не только магазина, но и самых важных документов, которые помогли бы перевесить чашу весов правосудия в ее пользу.

— Нет, все не так уж и плохо… — начал было Дуглас, он не мог больше видеть отчаяние на лице Кэролайн. Но тут он осекся и покачал головой. Он не в силах был обманывать эту женщину. — Ты очень мужественная и храбрая женщина, Кэролайн, и я хочу быть предельно честным с тобой. Боюсь, что наши дела плохи…


В этот же вечер Кэролайн позвонила Клиффорду.

— Не знаю, с чего начать мои извинения, — сказала она, радуясь, что застала его дома и что он не положил трубку сразу же, как только услышал ее голос. — Сегодня я видела своего адвоката. Он случайно упомянул, что Годдарды узнали о Джеке от кого-то другого, не от тебя. От женщины по имени Бетси Риттенбахер.

— Я пытался сказать тебе это. — Клиффорд явно волновался. — Но ты ничего не хотела слышать, не отвечала на мои звонки. Просто решила, что я предал тебя, и вычеркнула меня из своей жизни, даже не дав мне возможности объяснить…

— Знаю, и мне очень стыдно за себя, стыдно за свое поведение. Ведь, если говорить честно, я поступила с тобой так же, как Годдарды поступили со мной, когда я пыталась сказать им правду, что беременна, что родила Джека: они тоже отказались слушать меня, отвернулись от меня. Казалось бы, что из всех людей на земле именно я должна была в первую очередь понять, что ты чувствуешь, — но нет же, этого не произошло. Я и сама не могу поверить, что могла быть такой жестокой. Единственное, что я могу сказать в свое оправдание, Клиффорд, — это то, что я просто потеряла способность здраво рассуждать из-за постоянной тревоги о Джеке. Если я его потеряю, мне не жить.

— Я понимаю, — тихо ответил Клиффорд. — Именно поэтому я позвонил твоему адвокату и выразил готовность свидетельствовать в твою пользу.

— Да, я знаю об этом и очень благодарна тебе, Клиффорд. От всего сердца благодарна за то, что ты на моей стороне, невзирая ни на что. — Кэролайн подумала, что под внешней выдержкой и бесстрастностью Клиффорда скрывается по-настоящему золотое сердце.

— Я на твоей стороне, — подтвердил Клиффорд. — И всегда буду на твоей стороне. Надеюсь, что хоть теперь ты веришь мне?

— Да. Я правда верю, и мне хотелось бы найти нужные слова или сделать что-нибудь, чтобы доказать, что я тебе действительно верю.

— У тебя будет такая возможность, — ответил Клиффорд, в голосе которого чувствовалось облегчение. — Когда это дело будет закончено, мне хотелось бы увидеться с тобой. В Нью-Йорке или, если это лучше для тебя, то в Палм-Бич.

— С удовольствием, Клиффорд. Честное слово, — сказала Кэролайн.

* * *


Этот праздничный День Благодарения оказался самым ужасным днем в жизни Кэролайн. Ей не за что было благодарить судьбу. Ее магазин сгорел, она вот-вот потеряет сына. То, что случится потом, совершенно не имело для нее никакого значения. Они с Джеком провели этот день на прекрасной вилле Тамары и Ферди, но, несмотря на вымученные улыбки и твердое решение не портить никому настроение, Кэролайн не могла думать ни о чем, кроме Джека и предстоящего суда. Индейка по вкусу походила на сухие опилки, черничный соус — на вату, коллекционное вино — на уксус. Она не сводила глаз с Джека, который весело доедал уже третью порцию. Потом он поиграл в новую видеоигру, которую ему подарила Тамара, поплескался в бассейне и даже убедил неповоротливого Ферди поиграть с ним в прятки.

«В последний раз». Эта мысль не покидала Кэролайн. Она преследовала ее, как смертный приговор. В последний раз она проводит праздник со своим обожаемым сыном. В последний раз приехала с ним к Тамаре и Ферди. В последний раз смотрит, как он плещется в бассейне. Вечером она в последний раз выкупает его, почитает ему сказку, уложит в постель, поцелует на ночь. Время теперь измерялось не в месяцах, не в неделях и днях, а в часах. Слушание было назначено на понедельник, и в понедельник судья признает ее виновной, признает ее несостоятельной матерью, неподходящей для Джека и заберет ее ребенка — навсегда.

Спрятав глаза, наполненные слезами, за темными очками и чувствуя, что ее сердце превращается в камень, Кэролайн сидела одна на террасе, вдали от всех, наблюдая за весельем, царившим вокруг нее, за Джеком, который очаровывал буквально всех. За ее мальчиком… ее золотцем… смыслом ее жизни…

— С тобой все в порядке? — спросила Тамара, хотя и знала ответ. Она была просто потрясена, когда услышала о деле, которое возбудили против Кэролайн Годдарды, но она была потрясена еще больше, когда вернулась из Лондона в Палм-Бич и застала свою подругу в полном отчаянии, совершенно сломленную свалившимся на нее несчастьем.

Кэролайн подняла глаза на герцогиню и поняла, что не может дальше притворяться и говорить вежливые фразы.

— Нет, не в порядке, — ответила она.

— Может быть, и так, но ты не должна сдаваться.

— Знаю. Мистер Хардинг говорил то же самое, — сказала Кэролайн. — Но в конце концов даже он вынужден был призваться, что все не в мою пользу.

— А чего ты ожидала? Ведь он же юрист! — воскликнула Тамара. — Юристам за то и платят, что они представляют дело в самом черном цвете. Если бы они не предупреждали обо всех нюансах, которые могут обернуться против тебя, они не были бы юристами.

Кэролайн попыталась улыбнуться.

— Значит, у меня очень хороший юрист, — сказала она. — Остается только желать найти хоть какую-нибудь лазейку, которой можно было бы воспользоваться. Какое-нибудь еще доказательство, кроме поручительств моих друзей, в которых расписано, какая я заботливая мать. Они выглядят просто смешно на фоне «доказательств», которые собрали против меня Годдарды, не говоря уже о том, что у них есть деньги и власть…

— Если бы можно было раскопать хоть что-нибудь компрометирующее Чарльза Годдарда, — задумчиво сказала Тамара. — Что-то такое, что уничтожило бы эту гадюку раз и навсегда.

— Я знаю об этом, — голос Кэролайн был полон отчаяния. — Но что? Мистер Хардинг уже попробовал этот вариант. И раскопал только намеки на какие-то темные дела, ничего конкретного. Ничего, что можно было бы использовать в суде.

Это был один из немногих случаев в ее жизни, когда Тамара не знала, что можно посоветовать или предпринять. Наступило тягостное молчание — обе женщины задумались над судьбой Кэролайн.

— Хотела бы я знать, что нам делать, — сказала наконец Тамара. — Я чувствую себя такой никчемной…

— Не думаю, что мне сейчас может хоть кто-нибудь помочь, — тихо произнесла Кэролайн. Ее глаза наполнились слезами, а сердце сжала боль. — Не думаю…

Тамара обняла ее.

— Мне так жаль, — сказала она, покачиваясь вместе с ней. — Так жаль…

Чувствуя дружеское объятие Тамары, Кэролайн наконец разрыдалась, не в силах больше скрывать свое отчаяние и прятать слезы. Тамара отвела ее в дом, подальше от любопытных глаз.


— Почему ты плакала? — спросил ее Джек, когда она укладывала его спать.

— Я не плакала, — быстро ответила Кэролайн и отвела глаза.

— Мама! Ты всегда учила меня, что лгать нехорошо. Ведь я видел, как тетя Тамара обнимала тебя, а твои плечи дрожали. — Глаза ее сына, так похожие на глаза Джеймса, пытливо смотрели на нее. — Это из-за того «о-пе-кун-ства»?

Он все еще не научился произносить это слово.

— Да, дорогой, из-за «о-пе-кун-ства», — призналась Кэролайн. Заседание состоится через четыре дня. Нечего было ей притворяться перед Джеком.

— Да не волнуйся, мама. Все будет хорошо, — сказал Джек, который в эту минуту удивительно походил на своего отца. — Поверь моему слову.

Кэролайн прижала его к себе, губами почувствовав прикосновение его бархатной щечки.

«Неужели это в последний раз? — подумала она. — Неужели в последний раз он заставляет меня смеяться и плакать одновременно? В последний раз я целую его? В последний раз ощущаю тепло его маленького тельца?» Эти мысли были просто непереносимы. Она чувствовала, что ее душа буквально разрывается на части. Кэролайн еще крепче прижала сына к себе.

— Мама! Ты меня раздавишь! — запротестовал Джек.

— Ох, извини, дорогой. Мне так жаль, — сказала Кэролайн, отпустив его. — Так жаль…

— Жаль чего? — Джек был очень серьезен.

— Всего, — ответила его мать, чувствуя, как ее переполняют горе, отчаяние и страх.

Не зная, что еще сказать, Кэролайн уложила его в постель. Целуя его на ночь и желая добрых снов, Кэролайн вдруг обратила внимание, что воротник его пижамы был мокрым. От ее слез.

Ее слезы не высохнут все то время, которое ей придется жить без своего Джека.


Вечером в субботу, после утомительного рабочего дня на ипподроме, Рэй Лайонс ввалился в бар «Подкова». Лимпи, бармен, приветствовал его, так же как и несколько завсегдатаев, таких же парней, как Рэй, которые работали руками и жили на честно заработанные деньги, конечно не без того, чтобы урвать кусочек то там, то здесь, — ведь каждому хочется жить лучше. Рэй чувствовал себя не совсем хорошо, поэтому он не пошел к столикам, чтобы поздороваться со всеми, а устроился в самом конце бара рядом с Элом Шоу, который держал в ладонях чашку кофе.

— Все еще не бухаешь? — спросил Рэй.

— Стараюсь, — ответил ему Эл.

— Хочу угостить тебя. Черт, да ведь я собирался угостить всех ребят, — язык у Рэя заплетался.

— Появились свежие бабки? — спросил Эл. Он всегда навострял уши, как только речь заходила о деньгах.

— Немного. Не так много, как я рассчитывал. Просто сделал кое-какую работу для нужного человека. Классную работу для одного индюка. Думал, сорву изрядный куш. Можно сказать, подспорье на черный день. А мне — фигу с маслом.

— Ты хочешь сказать — тебе не заплатили? — спросил Эл, которого всегда задевало за живое то, как несправедливо относятся к ним богатые.

— Да нет. Заплатили. Ровно ту сумму, о которой шел разговор. Понимаешь, ровно ту сумму. А работа, скажу я тебе, опасная. Хоть бы «спасибо» услышать. Вот и зашел пропустить рюмочку. Мне бы премиальные. Сам понимаешь: чего-нибудь сверх, в честь праздничка, — сказал Рэй, поднимая стакан, который поставил перед ним бармен, и залпом выпивая виски. Крякнув, он вытер рот рукавом и подал знак разносчику пива. — Однако — дудки. Ты же знаешь этих богачей. Всегда готовы «наколоть» простого человека.

— Да, — сочувственно сказал Эл. — Они считают нас просто дерьмом. А для кого ты сделал работу?

— Да так, для одного хрена из Палм-Бич. Ты его не знаешь, — сказал Рэй. Он взял кружку пива и тут же отхлебнул половину. — Живет в шикарном сарае, прямо на берегу океана. Чарльз Годдард — вот как его зовут.

— Чарльз Годдард? — переспросил Эл, удивляясь, что услышал это имя в «Подкове».

Рэй кивнул, допил пиво и сделал знак бармену, чтобы тот принес новую порцию виски — на этот раз двойного.

— Да, это парень с Уолл-стрит, — сказал Рэй. — Ты что, слышал о нем?

Эл все же умел быть сдержанным, когда нужно, и держать язык за зубами. Он поднял свою чашку и спокойно отхлебнул кофе. Эл не хотел показаться любопытным или назойливым.

— Да кто о нем здесь не слышал? — равнодушно сказал он и как бы невзначай добавил: — Интересно, что у него была за работка?

— Фейерверк в одном магазинчике, — сказал конюх, опустошая второй стакан. — Шикарное заведение, должен сказать. На Ворт-авеню, ни больше ни меньше.

— Ворт-авеню? В Палм-Бич? Без дураков? — Элу очень хотелось, чтобы Рэй говорил дальше.

— Да. Заведение высшего класса, — хвастливо сказал Рэй, пытаясь показать своему другу, что тоже иногда вращается в высших кругах.

— И название знаешь?

— Да нет, ну его. Знаю только, что это что-то уж очень шикарное. И его только что построили: я даже почуял запах краски. Ох и классно он полыхал! — похвалился Рэй, довольный своей работой.

Сердце Эла учащенно билось. Он знал, что магазин его дочери сгорел именно в тот день. Мэри сказала ему об этом. И еще он знал, что Чарльз Годдард собирается отнять Джека у Кэролайн. У Кэролайн Шоу! Эл уже начинал злиться всерьез, а Рэй продолжал хвастаться.

— А кто-нибудь видел, как ты пустил петуха? — спросил Эл.

Рэй покачал головой:

— Что я, дурной, что ли? Нет, я работал в темноте, да и дела-то там было минут на десять. Подождал, пока сторож побежал отлить, побрызгал вокруг бензинчиком, зажег спичку — и до свидания! Да, я обернулся тихо, как привидение, — никто меня не видел. Самому нравится, как я все это здорово провернул…

Эл слушал, как Рэй хвалится своей работой и жалуется на прижимистость неблагодарного заказчика.

— Годдард все время был дерьмом, — сказал Рэй.

— Все время? — удивился Эл.

— Да. Это не в первый раз, когда он просит у меня об одолжении. У нас с ним долгая история. — Рэй, разогретый выпивкой, все больше негодовал. — Ты хоть знаешь, что я сделал для него в прошлый раз?

— Нет. А что? — спросил Эл, стараясь казаться дружелюбным — ведь если то, что он сейчас услышал, окажется правдой, то он сможет прижать к ногтю этого Годдарда, а Кэролайн не потеряет Джека. Никогда в жизни он еще не узнавал ничего, что имело бы хоть какую-то ценность, представляло бы интерес для других людей, изменило чью-то жизнь. Ощущая важность всего этого, Эл слушал очень внимательно.

— Я еще никому не рассказывал это, ну да черт с ним! Мне теперь все равно! После того как эта дешевка так обошлась со мной, я не собираюсь молчать. — Рэй заказал себе еще пива. — Я могу отправить его за решетку, честное слово. Может быть, даже на электрический стул, если захочу. — Рэй усмехнулся, представив себе, какую власть он имеет над Чарльзом Годдардом.

— Ну так расскажи мне свою историю с Годдардом. Что ты еще для него сделал? — спросил Эл.

— Решил одну проблему. Семейную проблему… — задумчиво сказал Рэй, выпив третью порцию виски. Его язык уже совсем заплетался, а он все больше и больше гордился собой. — И это был не какой-нибудь пустяк, вроде петуха в лавке. Хочешь, скажу, что я сделал?

— Валяй, — сказал Эл, у которого вспотели ладони и пересохло в горле.

Рэй наклонился к нему поближе. Сейчас он собирался выложить действительно потрясающую новость и хотел, чтобы его собеседник хорошенько расслышал каждое слово.

— Так слушай, что я сделал для этого ублюдка. Ты слышал про поло-клуб? Тот, который в Палм-Бич? Там детки богачей гоняют маленький мячик, сидя верхом?

Эл кивнул, и Рэй, убедившись, что зацепил внимательного слушателя, заказал третье пиво. И начал рассказывать…


В воскресенье в половине девятого утра в дверь Кэролайн позвонили.

— Папа! — воскликнула она, удивленная, что он приехал к ней, да еще в такой ранний час и без матери, которая всегда была инициатором их визитов. Отец был чисто выбрит, глаза его были ясными. Он стоял перед ней в прихожей, засунув руки в карманы джинсов, и выглядел каким-то притихшим и виноватым.

— Дорогая, я должен попросить у тебя прощения, — сказал он. — Знаю, что я не всегда был для тебя хорошим отцом. — Тут Эл замолчал, не зная с чего начать сложный разговор, с которым пришел.

Кэролайн была просто потрясена его словами, а особенно извинением. Она пригласила отца в гостиную, и Эл Шоу начал свой рассказ, не успев даже дойти до дивана. Он начал с того, что у него есть очень важные новости, которые не терпят отлагательства.

— Думаю, что наконец-то у меня появилась возможность помочь тебе…


Глава 31


Кэролайн сразу поняла, что отец дал ей в руки настоящую бомбу. Она начала действовать, даже не дожидаясь, пока он уйдет. Как только отец закончил рассказывать ей о своей вчерашней встрече с Рэем Лайонсом и о том, что Чарльз Годдард нанял того не только чтобы поджечь магазин Кэролайн, но и для убийства Кайла Прингла, она сразу же поспешила на кухню и, дрожа от волнения, набрала номер своего адвоката.

— Могу я принять у вас сообщение для мистера Хардинга? — спросила ее девушка, дежурившая на телефоне.

— Нет, мне нужно лично переговорить с ним. Немедленно! — Кэролайн просто не могла прийти в себя. «Убийство», «поджог» — ей еще никогда в жизни не приходилось использовать такие слова, они даже звучали для нее как-то дико, нереально. Дуглас Хардинг оказался прав. В прошлом Чарльза Годдарда действительно было «нечто такое», и даже не единственное «нечто».

— Сегодня воскресенье, — напомнила ей дежурная. — Сегодня мистера Хардинга в конторе не будет. Я передам ему, чтобы он позвонил вам завтра.

— Это дело не может ждать до завтра, — настаивала Кэролайн, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие. — Мне необходимо поговорить с ним сегодня. Прямо сейчас. Это касается моего дела. Это очень срочно.

— Понимаю… — ответила дежурная. — Попробую связаться с ним…

— Пожалуйста, очень вас прошу! — воскликнула Кэролайн. Неужели эта женщина не понимала, что от этого зависит ее жизнь?

— Я же сказала: сделаю все, что смогу, — нетерпеливо ответили ей.

Кэролайн повесила трубку, чувствуя страшное беспокойство. Вдруг дежурная не найдет Дугласа Хардинга? Вдруг он уехал куда-нибудь за город? Вдруг он просил не беспокоить его по деловым или личным причинам? Какой смысл был в ее информации, если она не могла передать ее тому, кто мог ей помочь? Кэролайн беспокойно ходила из угла в угол, приходя то в страшное возбуждение, то в отчаяние. Ей необходимо было найти Дугласа Хардинга, рассказать ему все!

Кэролайн гипнотизирующим взглядом смотрела на телефон, заклиная его зазвонить, связать ее с Дугласом Хардингом. Но телефон молчал. «Ну позвони! Позвони!» — умоляла она. В гостиной стояла тишина.

Кэролайн, вне себя от нетерпения, была уже готова потрясти этот несносный аппарат, чтобы он ожил, как вдруг до нее дошло, что ей совсем не обязательно было обращаться в справочную службу адвокатской конторы Дугласа. Ведь она могла позвонить ему сама! От волнения она совершенно забыла, что у нее был номер его домашнего телефона. Его жена, Гвен, была клиенткой «Романтики любви», и ее адрес и номер телефона, как и данные других постоянных клиентов, Кэролайн хранила на дискете, сделав запасную копию на всякий случай.

Пока ее отец играл с Джеком в гостиной, она побежала в свою спальню, взяла дискету и вставила ее в свой портативный «ноутбук». Телефон Гвен Кэролайн нашла уже через несколько секунд. Дрожащими пальцами она набрала номер.

— Алло?

Кэролайн сразу же узнала голос Гвен.

— Миссис Хардинг, это Кэролайн Годдард, — сказала она. Почувствовав, что от волнения говорит слишком быстро, Кэролайн сделала глубокий вдох и попыталась взять себя в руки. — Скажите, ваш муж дома? Я бы ни за что не стала беспокоить его в выходной, но в моем деле появились новые доказательства. У меня есть очень важная информация, которая может совершенно изменить ход дела.

— Ой, подождите секундочку, — сказала Гвен, поняв по тону Кэролайн, что дело действительно важное. — Дуг как раз сейчас собирался выйти из дома — он, как всегда, опаздывает на свой гольф, — но я посмотрю, может быть, он еще не ушел.

Гвен побежала звать мужа, а Кэролайн на другом конце линии сжимала свою трубку и молила Бога, чтобы Дуглас не успел уйти. Она ждала с бьющимся сердцем, в голове мелькали обрывки мыслей, ее надежды то возрождались, то исчезали, она придумывала разные варианты продолжения всей этой истории. «Если Рэй согласится говорить, то… А если он не захочет говорить? Если в полиции ему не поверят?.. Или поверят?.. Если Чарльза арестуют, то судья, конечно… А что, если его не арестуют и его адвокат добьется оправдания? Богатые люди со связями, такие, как Чарльз Годдард, не попадают в тюрьму… Или все же попадают?.. Если виновны…»

— Слушаю тебя, Кэролайн.

Это был Дуглас Хардинг! Значит, он еще не ушел!

— Извините, что беспокою вас в воскресенье, но…

— Не надо извинений. Гвен сказала мне, что это важно. Что-то о новой информации, которая у тебя появилась и которой можно воспользоваться на завтрашнем слушании дела. Дугласу и самому было интересно узнать, что случилось, какие новые сведения раскопала его подзащитная.

— Это очень, очень важно, — сказала Кэролайн и слово в слово повторила то, что ей рассказал Эл.

Когда она закончила говорить, Дуг Хардинг буквально лишился дара речи. Значит, те намеки и недомолвки, о которых говорил ему следователь, занимавшийся делом Годдарда, имели под собой почву! Чарльз Годдард, некоронованный король Уолл-Стрит, символ порядочности и респектабельности, человек, который жертвовал миллионы на больницы и на благотворительность, на самом деле оказался настоящим преступником, если верить тому, что только что рассказала Кэролайн. Судя по свидетельству отца его подзащитной, он нанял какого-то криминального типа, чтобы тот убил его зятя, а затем — чтобы поджег магазин его бывшей невестки! После такой информации, если она будет доказана, Чарльза Годдарда отправят за решетку, а дело об опеке, конечно, будет прекращено автоматически.

— Ты уверена, что это достоверная информация?

— Да, уверена, — ответила Кэролайн. — Я слово в слово повторила вам то, что Рэй Лайонс рассказал моему отцу вчера вечером.

— И твой отец подтвердит эти слова? Под присягой? — спросил адвокат.

— Да, подтвердит.

— А как насчет Рэя Лайонса? Повторит ли он на суде то, что рассказал твоему отцу? — спросил Дуглас и, прежде чем Кэролайн ответила на этот вопрос, ответил на него сам: — Кэролайн, я не сомневаюсь, что Рэй Лайонс заговорит, если у него будут для этого соответствующие мотивы. И я лично намерен позаботиться о том, чтобы у него были эти мотивы… — сказал он, вспомнив, что учился в юридическом колледже с Джорджем Хостосом, прокурором Порт-Сент-Луиса. — Оставайся дома и жди моего звонка.

— Что вы собираетесь делать? — спросила Кэролайн, просто сходя с ума от беспокойства и возбужденная оттого, что у нее, кажется, появилась возможность говорить с Чарльзом Годдардом с позиции силы.

— Прежде всего я собираюсь отменить свою партию в гольф. Потом свяжусь с полицией, а после этого позвоню своему приятелю по колледжу. Им всем я сообщу то, что только что услышал от тебя.

— А потом?

— Потом, как я понимаю, полиция захочет поговорить с тобой. И с твоим отцом. Вы будете на месте?

— Конечно! Мы будем ждать здесь, сколько нужно, — сказала Кэролайн, чувствуя прилив огромной благодарности к Дугласу Хардингу за то, что он пожертвовал своим выходным ради нее, благодарности к Элу Шоу, который поспешил к ней, как только услышал все это в «Подкове». Если дело пойдет так, как она надеется, если полиция поверит рассказу, если Рэя арестуют, если против Чарльза возбудят дело… Если, если, если… Кэролайн снова пришлось брать себя в руки. Слишком рано было праздновать победу, слишком рано думать, что все проблемы остались позади, слишком рано надеяться, что судья примет справедливое решение.

— Кэролайн? — услышала она голос Дугласа Хардинга. — С тобой все в порядке?

— Это зависит от того, как полиция воспримет рассказ моего отца, — осторожно сказала она, мысленно приказав себе не торопить события.


В полдень два детектива из регионального полицейского управления Палм-Бич выслушали рассказ Эла Шоу о том, что он узнал в субботу вечером от Рэя Лайонса, исписали несколько листов показаний и попросили Кэролайн и Эла прибыть в управление и написать официальное заявление. Еще через несколько часов полиция Порт-Сент-Луиса арестовала Рэя Лайонса по подозрению в убийстве и поджоге. Джордж Хостос, прокурор округа, представился Рэю и предложил ему сигарету и сделку: приговор суда будет смягчен, если Рэй будет свидетельствовать против человека, которого Джордж очень хочет вывести на чистую воду, — против известного финансиста Чарльза Хантингтона Годдарда. Если только Хостосу удастся выиграть это дело, то ему действительно будет обеспечена блестящая карьера.

— Ты можешь выбирать сам: тюрьма или простое частное определение суда, — сказал прокурор бледному, обливающемуся потом Рэю Лайонсу.

Рэй даже не стал раздумывать. Он совершенно не видел смысла в том, чтобы провести долгие годы в тюрьме ради спасения этого негодяя Чарльза Годдарда. Да и, в конце концов, он ведь требовал дополнительную плату за молчание, а Годдард послал его подальше. Может быть, если бы Чарльз согласился расстаться еще с парочкой сотен баксов, все было бы по-другому. Но теперь получалось так, что он ничем не обязан этому Годдарду.

— Я многое могу порассказать про Чарльза Годдарда, — начал говорить Рэй со вздохом. — Очень многое…

Рэй выдал все: даты, время, место, оговоренную плату, все свои сделки с Чарльзом Годдардом. Он назвал имена возможных свидетелей — ребят, с которыми был знаком по конезаводу и для которых не было секретом, что он сделал с седлом Кайла Прингла. Он даже предоставил следствию свои брюки, которые были на нем, когда он поджигал магазин Кэролайн, — там до сих пор оставалось пятно в том месте, где на ткань попал бензин, ведь Рэй очень торопился побыстрее совершить акт вандализма и скрыться.

— Чарльз Годдард — самая настоящая дешевка, — заявил Рэй прокурору. — Все его деньги и власть — просто прикрытие. Он плевать хотел на все вокруг. Он может спокойно переехать вас на своем «роллс-ройсе», и даже не оглянуться…


В половине девятого вечера Чарльз и Дина Годдард принимали гостей на главной террасе своего особняка в Палм-Бич. Присутствовала чета Риттенбахер, а также Лоусоны и Мэдисоны. Такие приемы, где были только близкие друзья, Дина называла «вечерами в кругу семьи». Они с Бетси Риттенбахер сидели за большим обеденным столом, на котором мерцали зажженные свечи, и обсуждали участие своих мужей в благотворительном вечере «Хибискус», когда на террасу вошла одна из горничных и робко приблизилась к столу.

— Мистер Годдард? — тихо произнесла она.

Чарльз, увлеченный беседой, даже не услышал. Он как раз высказывал свое мнение об обесценивании американского доллара за рубежом.

— Спасибо, Розали, но пока не надо доливать бокалы, — сказала Дина, жестом показывая девушке, чтобы та удалилась. Розали Скэггс только что поступила к ним на службу и, по мнению Дины, нуждалась в воспитании.

— Прошу прощения, миссис Годдард, но я не имела в виду бокалы, — робко сказала Розали, боясь, что может потерять работу, не прослужив у Годдардов и месяца.

— Тогда что ты имела в виду? — резко спросила Дина.

— Это для мистера Годдарда, — сказала девушка. Ее губы дрожали.

Дина, закатив глаза, отвернулась от Бетси Риттенбахер и похлопала мужа по плечу.

— Чарльз, дорогой, — сказала она. — Розали что-то хочет сказать тебе.

Чарльз гневно посмотрел на девушку, раздраженный ее бестактностью.

— В чем дело? — спросил он, поднося бокал к губам и отпивая глоток «Божоле-Виллаж», которое Дина велела подать к копченой баранине.

— Там два человека… они хотят видеть вас, мистер Годдард, — заикаясь произнесла девушка, которая чувствовала себя все более неловко.

— Два человека? Ради Бога, мадемуазель! Посмотрите вокруг, и вы увидите, что у меня прием, — резко сказал Чарльз и укоризненно посмотрел на Дину. В конце концов это она отвечает за прислугу. Ему было непонятно, почему она допустила такую недотепу обслуживать гостей.

— Да, сэр. Понимаю, сэр, — сказала Розали. — Но они настаивают. Говорят, что это очень важно.

— Не сомневаюсь, — проворчал Чарльз. — Многие хотели бы добиться встречи со мной, не так ли, Перри? — Чарльз через стол многозначительно посмотрел на Перри Мэдисона, менеджера отделения «Годдард-Стивенс» в Палм-Бич. Перри без конца звонил ему по разным пустякам, утверждая, что дело срочное, а потом извинялся. — Скажи им, что я занят. Пусть уходят, — приказал Чарльз Розали. — А когда вернешься, не забудь сменить пепельницу. Пепел от сигары лежит там уже целый час.

Розали беспомощно посмотрела на Дину, как будто та могла ей помочь. Поняв наконец что это глупо, Розали вздохнула и продолжила:

— Это полицейские, — сказала она Чарльзу. — И они говорят… — Она снова вздохнула, понимая, что как только произнесет это, то сразу же может считать себя уволенной. — Они говорят, что, если вы не подойдете к двери, им придется силой войти в дом и арестовать вас… Кроме того, они просили передать, что не хотели бы портить вам вечер.

На лице Дины отразилась целая гамма эмоций: тревога, недоумение и полное замешательство. Чарльз застыл на месте. Он просто не верил тому, что только что услышал. Полиция? У его дверей? Требует его? Нет, это просто невозможно! Неужели? Неужели?..

Приятное сладкое вино, которое он пил, жгло ему глотку, пока он перебирал в уме все возможные причины визита полицейских. Неужели полиция раскопала что-то о пожаре, в котором сгорел магазин Кэролайн Шоу? Неужели они смогли связать этот случай с ним? Неужели они докопались до того, что именно он организовал этот поджог? Может быть, Рэй оставил после себя улики? Или просто выпил лишку и раскрыл свою пасть, чтобы рассказать обо всем не тому, кому нужно? Неужели все, что Чарльз предпринял, чтобы защитить славное имя Годдардов и гарантировать будущее следующих поколений семьи, как это делали его отец и дед, вдруг обернулось против него?

— Чарльз? — лицо Дины посерело, ее глаза были полны тревоги.

— Все будет хорошо, — сказал он, медленно поднялся со стула и попытался улыбнуться гостям, притворяясь, что сам верит в эти слова. — Все будет хорошо, — повторил он, хотя догадывался, что впервые в жизни не все будет хорошо.


Судье Вильяму Фарадею, который должен был утром председательствовать на слушании дела об опеке, вечером позвонили и сообщили об аресте Чарльза и о выдвинутых против него обвинениях. После того как он ознакомился с письменными показаниями Рэя Лайонса, который обвинял Чарльза Годдарда в убийстве и поджоге, судья Фарадей утром вызвал в свой кабинет Рональда Свитцера и Дугласа Хардинга, чтобы заявить, что он прекращает дело Годдарда против Кэролайн по вопросу опеки над ее сыном.

— Совершенно очевидно, что мальчик останется со своей матерью, — сказал он, глядя поверх очков на адвокатов.

Дуг Хардинг позвонил Кэролайн прямо из здания суда, чтобы как можно скорей сообщить ей хорошие новости.

— Судья закрыл дело, — победным голосом сказал он. — Отныне ни тебе, ни Джеку не о чем волноваться.

Кэролайн вскрикнула от радости и поблагодарила Дугласа Хардинга за все, что он сделал для нее. Она тут же начала обзванивать всех своих друзей.

— Все кончено! — повторяла она снова и снова. — Все кончено!

И она действительно чувствовала себя так, как будто огромный тяжкий груз свалился с ее плеч.


Кэролайн была так счастлива, так рада, что больше никто не сможет забрать у нее Джека, что буквально не спускала с него глаз — она даже перестала ходить на работу в «Корпорацию». Но постепенно она начала приходить в себя, и их жизнь пошла своим чередом. Кэролайн встретилась со страховым агентом, заполнила документы для полиции и пожарной инспекции, в результате чего получила чек на сумму, которая полностью возмещала ущерб от потери ее главного магазина на Ворт-авеню — флагмана «Корпорации». Кэролайн снова наняла того же архитектора, того же декоратора и того же подрядчика, и начались работы по восстановлению магазина.

— Каждый гвоздик, каждая дощечка, каждая лампочка будут совершенно такими же, какие были установлены здесь до пожара, — сказала она Франческе, когда они стояли перед пожарищем, наблюдая за суетой, царившей вокруг. «Корпорация «Романтика любви»» возродится точно так же, как когда-то возродился «Брэйкерс».

— И станет еще лучше, чем прежде, — добавила Франческа, которая настояла на том, чтобы Кэролайн разослала всем приглашенным уведомления, что празднование по случаю открытия магазина откладывается, с указанием новой даты «новоселья», как они это называли.


Бретт, Клиффорд и Жан-Клод постоянно звонили ей, спрашивая, как идет строительство, как поживает Джек и какие у нее планы на будущее. В дни испытаний, которые выпали на ее долю, все они, каждый по-своему, проявили понимание и заботу, и Кэролайн чувствовала к ним благодарность. Только по отношению к Клиффорду она чувствовала еще и вину.

— Клиффорд, я просто не знаю, как мне благодарить тебя за все, что ты сделал для меня и для «Корпорации», Честное слово, не знаю. — Стоял конец ноября. Они говорили с Клиффордом по телефону.

— Во-первых, перестань благодарить меня. Во-вторых, можешь забрать свои серьги, — многозначительно сказал он.

— Они все еще у тебя? — спросила удивленная Кэролайн. — А я-то считала, что после того, как дико я с тобой обошлась, ты вернул их в магазин или подарил кому-нибудь.

— Подарил? Скажешь тоже. Ты что, забыла, что я люблю тебя? — мягко спросил он.

— Конечно, помню, — ответила Кэролайн, вспоминая его слова, его ласковые прикосновения. — Но ведь мы так давно не виделись…

— Это не наша вина, — ответил Клиффорд. — Ведь это твой адвокат посоветовал тебе ни с кем не встречаться, и ты послушалась его. Мне тоже не хотелось рисковать судьбой Джека, несмотря на то что мне было очень тоскливо без тебя.

— Клиффорд?

— Да?

— А где сейчас эти сережки? — спросила Кэролайн, вспоминая переливающиеся золотом, бриллиантами и белыми жемчужинами серьги, которые, казалось, были специально созданы для нее.

— У меня дома в сейфе. А почему ты спрашиваешь?

— Может быть, мне захочется примерить их снова… — сказала Кэролайн, вдруг чувствуя себя счастливой и легкомысленной, какой была в Лондоне. Все эти ужасные месяцы страданий остались позади. У нее был Джек. Благодаря стараниям и помощи Клиффорда она сумела заручиться поддержкой Тамары, Ферди и других инвесторов, чтобы расширить свой бизнес.

— А если я тебе скажу, что меня пригласили в Палм-Бич? — спросил Клиффорд. — Причем на тот же воскресный обед, что и тебя?

— Тамара! — догадалась Кэролайн. Они с Джеком, как всегда, бывали у Тамары и Ферди каждое воскресенье.

— Совершенно верно. Ферди хотел бы обсудить свои финансовые дела, а Тамара, как я понимаю, замыслила что-то вроде сводничества. Она предупредила меня, что ты будешь там, и настаивала, чтобы я тоже пришел. Все это было больше похоже на приказ, чем на приглашение. — Клиффорд рассмеялся.

— Не думаю, что у нас хватит духа нарушить планы Тамары, — с улыбкой сказала Кэролайн. На протяжении всех этих тревожных месяцев Тамара без конца твердила ей, что Клиффорд просто не мог предать любимую женщину. Герцогиня также не раз начинала разговор о том, что он когда-нибудь сделает счастливой одну из женщин на этой земле и что Кэролайн будет просто дурочкой, если не воспользуется случаем. Тамара всегда была прямолинейной.

— Пригрозила самой страшной карой, по сравнению с которой то, что она перестанет разговаривать со мной, — сущие пустяки, — добавил Клиффорд. — Но если серьезно, Кэролайн, я очень хочу увидеть тебя. И это еще мягко сказано…

— Но прошло так много времени, — задумчиво сказала Кэролайн.

— Слишком много, — добавил Клиффорд, и в его голосе явно слышалась грусть.


Первый телефонный разговор с Жан-Клодом после того, как ее дело в суде официально прекратили, тоже был полон любви и желания. Жан-Клод был так предупредителен и внимателен, что Кэролайн просто растаяла от его добрых слов. Теперь, когда все волнения остались позади, Кэролайн решила разобраться в своих чувствах по отношению к Жан-Клоду. Что это — чисто физическое влечение или что-то большее?

— Я просто не мог не думать о тебе постоянно, — признался Жан-Клод. — Ты все время присутствовала в моих мыслях.

— Я тоже думала о тебе, Жан-Клод. О том, как ты меня поддержал в этой кошмарной борьбе с Годдардами. О том, как ты был добр ко мне. Как помог мне изменить мнение о себе самой.

— И какое теперь у тебя мнение о себе?

— Ты и сам знаешь. Ведь ты был первым мужчиной после Джеймса, который заставил меня снова ощущать себя женщиной. Когда я встретила тебя в ресторанчике Пьера, то поняла, что теряю над собой контроль — и это было так восхитительно, так замечательно.

— Тогда ты должна еще раз испытать это чувство, дорогая, — сказал Жан-Клод. — Когда мы снова увидимся?

— Еще не знаю. Я не могу уехать из Палм-Бич. Мне нужно восстанавливать свой магазин.

— Тогда я приеду к тебе. В субботу я прилечу из Нью-Йорка, и мы сможем поужинать вместе.

Кэролайн вздохнула, расстроенная тем, что ей придется отказаться.

— Мне очень жаль, Жан-Клод, но я не смогу, — с сожалением произнесла она. — Мне нужно будет повезти Джека в «Крэвис центр». Там показывают «Щелкунчика», и у меня лежат еще с октября билеты на премьеру.

Но Жан-Клод не собирался сдаваться.

— А как насчет воскресенья?

— Нас с Джеком пригласила на обед его крестная, — ответила Кэролайн.

— Но ведь я должен увидеть тебя, моя дорогая! Обязательно! Все равно я приеду в субботу, и мы найдем время, чтобы побыть вместе, хорошо?


Кэролайн уже укладывала Джека в постель, когда позвонил Бретт.

— Привет, ласточка! — закричал он в трубку. — Как ты там, черт возьми?

— Ларри! Дорогой! Так здорово, что ты позвонил, — ответила Кэролайн.

— Ларри? Кто такой этот чертов Ларри? У тебя есть еще кто-то, кто называет тебя ласточкой?

— Полным-полно парней называют меня ласточкой, — ответила Кэролайн.

— А ты их всех называешь «мой дорогой», — грозным голосом сказал Бретт.

— Ну конечно, — Кэролайн улыбнулась и решила, что достаточно позлила его. — Ах, Бретт, я просто шутила. Развлекалась, понимаешь? Ты ведь всегда говорил мне, что нужно немного расслабиться.

— Классно, Кэролайн. Очень классно. А теперь поведай мне про свою житуху. И как поживает мой парень? Джек — ну ты понимаешь.

— Мы оба поживаем очень хорошо, особенно если учесть все, что нам пришлось пережить. Джек просто замечательный малыш. Такой умница, такой молодец. Все это время он оставался таким уверенным и спокойным! Он поддерживал меня, не давал мне раскиснуть. Что же касается меня… я так счастлива, что все позади!

— И я счастлив, что все позади. Счастлив, оттого что ты отвоевала Джека, хотя ни минуты и не сомневался, что так и будет. А еще потому, что я снова смогу видеть тебя, — сказал ей Бретт. — Учитывая то, что пляж очистили от всякой падали, я хотел бы возобновить свое приглашение на ужин, который мы проворонили.

— Почему бы и нет? — ответила Кэролайн.

— Бейсбольный сезон прошел, я провел несколько недель в Эйбилине со своей Петси, и теперь я в полном твоем распоряжении, — сказал Бретт. — Черт возьми, я готов задержаться во Флориде на целых четыре месяца, если ты хочешь. Со своей стороны клянусь, что мне очень хотелось бы, чтобы ты сама этого пожелала.

— В самом деле? — улыбнулась Кэролайн. — А ведь это звучит очень похоже на «мольбу», мистер Хаас. А мне-то казалось, что вы ждете, пока я начну умолять вас.

Бретт рассмеялся, но, когда он снова заговорил, его голос был серьезным.

— И это я говорил весь этот вздор?

— Ага, — ответила Кэролайн.

— Я был придурком, — признался Бретт. — Просто мне еще не встречались такие женщины, как ты, и я не знал, как мне быть. Поэтому я вел себя как… Ну да ладно. Это папа посоветовал мне прекратить валять дурака. Он посоветовал встать на базу, брать мячи, свинговать…

— А можно все это сказать по-английски? — спросила Кэролайн.

— Папа сказал, что мне пора перестать ходить вокруг да около, а честно сказать, что я чувствую по отношению к тебе.

— Ну и что ты чувствуешь? — продолжала поддразнивать его Кэролайн.

— Что я чувствую?.. Скажем, то, что я умоляю тебя разрешить мне приехать во Флориду. Я могу явиться в понедельник. Ну как?

— Очень хорошо, — ответила Кэролайн, подумав, что она сможет встретиться с Жан-Клодом в субботу, пообедать с Клиффордом в воскресенье и увидеть Бретта в понедельник. «Отличное расписание», — подумала она, дивясь тому, что не один, а целых трое мужчин претендуют на то, чтобы прочно войти в ее жизнь. Перед ней стояла интересная дилемма: как ей распорядиться своими личными делами, и Кэролайн вспомнила старую поговорку: когда начинается дождь, то он часто превращается в ливень.

Была и еще одна поговорка, про которую забыла Кэролайн. Та, в которой говорится, что наиболее тщательно разработанные планы рушатся лучше всего…


Глава 32


В воскресенье утром лил дождь, но к обеду небо расчистилось и температура поднялась почти до тридцати градусов, как это часто бывает в конце ноября в Палм-Бич.

— Ты не хочешь надеть те хорошенькие голубые шортики, которые тебе подарила тетя Тамара? — спросила Кэролайн сына, помогая ему одеться. — Те, на которых яхты с белыми парусами?

— Думаешь, нужно? — спросил Джек, подняв на нее серьезные глаза.

Кэролайн поймала себя на мысли, что ее сын уже взрослеет и у него появляется собственное мнение. Она одновременно чувствовала гордость и грусть, глядя, как он отыскивает свои шорты, перебирая одежду. Гордость за то, что у него есть все что нужно, несмотря на тот кошмар, который едва не перевернул их жизнь. А грусть от того, что сын так быстро растет. Не успеет она оглянуться, как у него уже появятся свои собственные интересы, своя личная жизнь. Он и сейчас уже не маленький ребенок. За это время он стал личностью, любящим мальчиком, честным и жизнерадостным. С ним просто приятно было находиться рядом. От отца он унаследовал внешность и доброе сердце. Но что их отличало, так это полное равнодушие Джека к яхтам. Его страстью был бейсбол.

— Это совсем не обязательно, — сказала Кэролайн, взъерошив его светлые волосы. — Просто я подумала, что твоей крестной это будет приятно, ведь она так добра к тебе. И ко мне тоже.

— Честно говоря, я собирался надеть тренировочные шорты «Атланта Брэйвз», — сказал Джек. — Те, которые мне подарил Бретт.

— Лучше не сегодня, — спокойно, но решительно возразила Кэролайн. Конечно, ее сын идеализировал Бретта Хааса. Но ведь он хотел и одеваться как Бретт Хаас. — Тетя Тамара пригласила нас на небольшой торжественный обед. Там будет Клиффорд Хэмлин. Ты помнишь его, дорогой?

Джек кивнул.

— Это твой приятель, мама? — спросил он.

Кэролайн просто не знала, как ей ответить на этот вопрос. Да, ей очень нравился Клиффорд. Но ведь ей нравился и Жан-Клод. Даже Бретт — в некотором роде. Она улыбнулась перипетиям своей судьбы. Когда она была молоденькой девушкой, у нее никогда не было приятелей, не говоря уже о каких-то свиданиях. А теперь она вскружила головы сразу трем мужчинам — и каждый завоевал частицу ее сердца. Она так и не смогла вчера встретиться с Жан-Клодом, хотя он и предложил ей изменить свой распорядок. Поэтому они договорились, что встретятся во время его следующего приезда. По крайней мере она встретится сегодня с Клиффордом, а в понедельник с Бреттом. Кэролайн прекрасно понимала, что не может и дальше назначать свидания сразу всем троим. Это было нечестно по отношению к ним, и не этого она хотела. Совсем недавно Кэролайн вдруг поняла, что ей нужна только одна любовь, только один мужчина, рядом с которым она просыпалась бы каждое утро. То, что ей действительно требовалось, — это то, что могло бы получиться у нее с Джеймсом, останься он в живых: семья «на всю жизнь».

— Просто не знаю, как мне определить мои отношения с мистером Хэмлином, — сказала Кэролайн Джеку. — Он мой советник по финансовым вопросам, очень хороший друг и…

— И ты его любишь? — подсказал ей Джек, который выглядел сейчас очень серьезным и повзрослевшим.

Кэролайн улыбнулась.

— Кого я люблю — так это тебя, мой дорогой, — сказала она, погладив его по щеке. — А теперь довольно болтовни, и давай одеваться. Мы должны быть у твоей крестной через пятнадцать минут.

Джек кивнул и натянул голубые шорты с яхтами и парусами. Да, он очень послушный мальчик — пока. Но Кэролайн прекрасно знала, что как только они вернутся домой, в ту же самую минуту он переоденется в свой любимый тренировочный костюм «Атланта Брэйвз» и будет в нем до самого вечера.


Увидев Кэролайн и Джека, которые поднимались на террасу, Клиффорд Хэмлин встал, чтобы поприветствовать их.

— Клиффорд! — воскликнула Кэролайн, протягивая ему руку.

Он просиял и улыбнулся ей. Уже прошло несколько месяцев с тех пор, как они побывали в Лондоне. Целая вечность. Но Клиффорд не мог сказать, что волнения, связанные с судебным разбирательством, отразились на Кэролайн. Она выглядела просто великолепно. На ней была васильковая ситцевая туника и брючки в тон. Свои пышные каштановые волосы она завязала, перехватив их сзади простой ленточкой. Сейчас Кэролайн показалась ему более желанной, чем когда бы то ни было, даже несмотря на то, что он не знал, ответит ли она на его чувства.

— Здравствуй, Кэролайн. — Клиффорд нежно поцеловал ее в щеку и посмотрел сверху вниз на Джека. Протянув ему руку, Клиффорд спросил: — Ну как поживаешь?

Джек пожал протянутую руку, но не улыбнулся.

— Спасибо, мистер Хэмлин, все очень хорошо, — вежливо ответил он.

— Не надо так официально. Ты можешь называть меня просто Клиффордом, хорошо?

Джек кивнул.

— Хорошо, — ответил он без всякого энтузиазма.

Кэролайн всей душой чувствовала напряженность сына. Конечно, Клиффорд показался ему очень строгим. Совсем как ей поначалу. Но когда Джек лучше узнает его, он изменит свое отношение — в этом Кэролайн была уверена.

— Так здорово снова видеть тебя, Клиффорд, — сказала она, снова беря его за руку.

— Я тоже очень рад, — тихо проговорил он. — Очень рад…

— Ну слава Богу! Наконец-то вы прибыли! — воскликнула герцогиня, выплывая на террасу. В самом центре террасы стоял стол из толстого стекла, на котором на желтых салфетках была уже расставлена посуда из чистого серебра и тонкого фарфора. В центре стола в терракотовом кувшине стояли прекрасные орхидеи. На Тамаре была рубиновая блузка, перехваченная по талии золотым поясом. Как всегда, вокруг Тамары витало облачко тонкого аромата дорогих духов. — Я уже боялась, что вы не придете, а ведь я специально заказала для вас обед. — Герцогиня поцеловала Кэролайн и прижала Джека к груди, чуть не задушив его.

— Почему ты думала, что мы не придем? — удивилась Кэролайн, взглянув на часы. — Мы опоздали всего на пять минут.

— Всего-то? Ну тогда вы должны простить меня, — сказала Тамара, которая сегодня выглядела особенно возбужденной. — Понимаешь, я просто сама не своя, — повернулась она к Кэролайн.

— А чья? — спросил Джек. В его глазах светилось любопытство.

Все рассмеялись.

— Просто так говорят, дорогой, — объяснила ему Кэролайн. — Твоя тетя Тамара имеет в виду, что неважно себя чувствует. Не так ли, Тамара?

— Тетя Тамара имеет в виду, что она пригласила вас всех на обед за неделю вперед, — сказала герцогиня. — И вдруг вчера в семь вечера исчезает ее кухарка!

— А куда она поехала? — спросила Кэролайн.

— Бог ее знает. Она просто собрала свои вещи и исчезла, — сказала Тамара, потирая виски и морщась. — А ведь ты прекрасно знаешь, Кэролайн, что хорошую работницу найти трудно. Просто невозможно!

Кэролайн невольно улыбнулась, вспомнив всех работниц, которые с радостью соглашались поработать у Тамары, а потом сбегали из-за ее невыносимого темперамента. Только одна оказалась наиболее стойкой, но и та сразу попыталась найти себе другую работу, когда Тамара отказалась повысить ей жалованье.

— И что ты теперь собираешься делать без своей кухарки? — спросила ее Кэролайн, прекрасно зная, что Тамара никогда в жизни не станет заниматься таким неблагодарным делом, как стряпня.

— Я знаю, что ей делать, — вступил в беседу Джек. — Она может накупить себе мороженой пиццы, которую ты всегда покупаешь, и приготовить ее в микроволновой печи.

— Просто замечательная идея, — сказал Ферди, который только что вышел из дома, где он немного вздремнул перед обедом. Поприветствовав гостей, он обнял жену за талию.

— Да, идея просто замечательная, дорогой муженек, — сказала ему Тамара. — Ведь ты ни разу в жизни не ел пиццу, не говоря уже о мороженой. — Теперь Тамара повернулась к Кэролайн. — Сегодня я заказала обед в кафе «Павильон» у твоего друга, Пьера. Что же касается будущего, то мне следует начинать подыскивать себе кухарку. Как все это ужасно!

Клиффорд рассмеялся.

— Да будет тебе, — сказал он. — Могу себе представить, что ты получишь истинное наслаждение, беседуя с претендентками.

— В этом вся ее сущность, — согласился с ним Ферди. — А пока почему бы нам не выпить по коктейлю? Пойду найду Соумса.

Герцог исчез и через минуту появился в сопровождении своего неизменного лакея, который принял заказы. Почти у всех.

— Подожди! Ты забыл про меня, Соумс, — сказал Джек, дергая лакея за рукав ливреи.

— Вы совершенно правы, сэр, — сказал Соумс. — Что будете пить, господин Джек?

Джек немного подумал и сказал:

— Пожалуй, «К-П». Без льда.

Кэролайн удивленно посмотрела на него.

— Можно спросить, что такое этот «К-П»?

— Такой напиток: половина кока-колы, половина пепси. Меня Бретт научил, — сказал Джек, явно довольный собой, глядя, как Соумс уходит в дом.

— Бретт? — одновременно спросили Клиффорд, Тамара и Ферди.

— Друг Джека, — объяснила им Кэролайн.

— Надеюсь, не тот футболист? — неприязненно спросила герцогиня.

— Бейсболист, — поправила ее Кэролайн.

— Бретт Хаас? Третий бейсмен из «Брэйвз», гордость Зала Славы? — спросил Клиффорд.

— Ага, — с гордостью ответил Джек, выпятив грудь. — Мы с ним приятели.

— Тебе повезло, — сказал Клиффорд. — В свое время я был его болельщиком, но ни разу не встречался с ним.

Джек сразу почувствовал к Клиффорду симпатию.

— Если хочешь, я могу тебе рассказать про него, — сказал он, беря Клиффорда за руку, подводя к столу и усаживаясь рядом с ним.

Кэролайн только покачала головой. Нет, ее сын никогда не перестанет удивлять ее.


— А теперь, дорогая, расскажи нам, как продвигаются дела с новым магазином, — сказал Ферди, сопровождая Тамару и Кэролайн к столу. — Как идет строительство?

Кэролайн уже собралась отвечать на его вопрос, как в доме раздались громкие крики и звон посуды, и, прежде чем герцогиня успела выразить свое недовольство, из дома выбежал встревоженный Соумс.

— Ваша светлость, похоже, что на кухне возникли кое-какие проблемы, — сказал он, стараясь сохранить британское хладнокровие.

— В чем дело, Соумс? Кто-то еще уходит из моего дома? — со вздохом спросила Тамара.

— Еще нет, но грозятся уйти, — ответил лакей. — Видите ли, тот джентльмен, которого ваша светлость наняла, чтобы приготовить обед, настаивает на том, чтобы поменяли всю посуду.

— С какой стати этот парень будет это делать? — удивился Ферди, который хотел только одного — поскорей получить свой коктейль. Боже, уже второй час. Почему Соумс все не несет ему шотландского виски? — Какой-то простой официант…

Соумс покачал головой.

— Нет, сэр. Это другой джентльмен. Он привел с собой двух помощников и отстранил всех наших работников от приготовления пищи.

— Но это же просто невероятно. Он что, ненормальный? — спросила герцогиня.

— Нет, ваша светлость. Он француз, — с презрением произнес Соумс.

«Француз?» — подумала Кэролайн. Но джентльмен, которого описал Соумс, совсем не походил на тихого и вежливого Пьера Фонтэна. Кроме того, Пьер никогда не занимался приготовлением торжественных обедов на дому у заказчиков. У него есть люди, которые за это отвечают. Кроме того, он никогда в жизни не позволит себе вторгнуться в дом своего клиента и «захватить» кухню. А вот Жан-Клод…

На лице Кэролайн появилась улыбка, когда она поняла, что вторжение в дом клиента и захват кухни были как раз в духе Жан-Клода. И как раз в этот момент на террасе появился этот экстравагантный шеф-повар собственной персоной. Все повернулись, чтобы посмотреть на непрошеного гостя — высокого, удивительно красивого мужчину с горделивой осанкой. На нем была белоснежная униформа повара, на кармане куртки который было золотом вышито его имя. Он сделал театральный поклон.

— Бонжур, медам и месье, — Жан-Клод обвел всех глазами, задержав на мгновение горящий взор на Клиффорде, в котором он мгновенно почувствовал потенциального соперника. Но его апломб от этого нисколько не пострадал. — Жан-Клод Фонтэн, и я прибыл специально, чтобы обслужить вас.

Герцогиня прижала сложенные ладони к груди и чуть не потеряла сознание от неожиданности и восхищения. Это был как раз тот джентльмен, который тоже писал автографы в экземплярах своей книги по кулинарному искусству в магазине «Корпорация «Романтика любви»», тот самый знаменитый шеф-повар, о чьем ресторане только и говорили в Манхэттене, тот самый знаменитый холостяк, который появлялся в обществе всегда в компании какой-нибудь очередной знаменитости Нью-Йорка! Тамара была чрезвычайно польщена тем, что такой известный человек, как Жан-Клод, лично согласился обслуживать ее обед. Но тут до нее дошло, почему он тут: только для того, чтобы произвести впечатление на Кэролайн. Герцогиня была в курсе, что он угощал ее изысканными блюдами в Нью-Йорке и в Палм-Бич. И теперь он просто пользуется случаем, чтобы снова поразить ее! Это так восхитительно, так романтично! Но что обо всем этом подумает Клиффорд? Ведь он тоже влюблен в Кэролайн. Тамара не имела ни малейшего представления, как они выпутаются из этого щекотливого положения. Она была уверена, что сама Эми Вандербилт не смогла бы придумать подходящий вариант — слишком все запутанно, очень романтично и очень волнующе!

Кэролайн встала из-за стола, подошла к Жан-Клоду и взяла его за руку.

— Все это очень мило, — с улыбкой сказала она, — но тебе совсем не обязательно было самому готовить обед. Ведь ты приехал в Палм-Бич всего на пару дней.

Жан-Клод посмотрел ей в глаза.

— Мне просто необходимо было увидеться с тобой, дорогая, — ответил он. — Ты не могла прийти ко мне, поэтому это должен был сделать я, не так ли?

Кэролайн кивнула. Прошло уже несколько месяцев, с тех пор как они виделись в последний раз, и теперь она поймала себя на мысли, что он все такой же очаровательный и все так же волнует ее, как тогда.

— Жан-Клод, я хочу тебя со всеми познакомить, — сказала она, взяла его под руку и подвела к столу. Она представила его Клиффорду, герцогу и герцогине. — А это Джек, — сказала Кэролайн, улыбаясь своему сыну.

— Ах, Жак, — с улыбкой произнес Жан-Клод. — Твоя мама мне много о тебе говорила. По правде говоря, я приготовил для тебя кое-что особенное. Кое-что, что тебе обязательно понравится.

— Здорово! Наверное, пиццу! — воскликнул Джек.

Жан-Клод отшатнулся, как будто ему нанесли удар в самое сердце. Но он тут же с улыбкой повернулся к Кэролайн.

— Твой сын, наверное, любит пошутить? Совсем как ты. Надо же такое придумать — пиццу! На торжественном обеде! Нет, я приготовил свое самое любимое блюдо, которое я просто обожал, когда мне было столько же лет, сколько Жаку.

Кэролайн уже собиралась ему сказать, что Джек совсем не шутил, но в это время из дверей дома вышли два официанта с большими серебряными подносами, уставленными разнообразной снедью. Они поставили первые блюда перед каждым из гостей, но Джека обслужил сам Жан-Клод, который положил в его тарелку «mouclade a la creme de fenouil»[19 - Мидии со сливками и укропом (фр.).].

— Это специально для тебя, Жак, — сказал он, ставя тарелку перед мальчиком. — Когда я был маленьким, мы с папой летом ездили на побережье. Там мы собирали этих «муль»[20 - Мидии (фр.).], приносили их домой, чистили и готовили восхитительное кушанье. Это особое блюдо, в нем еще есть лук-порей, лук-шалот, укроп, соус карри и сливки.

— «Муль»? — переспросил Джек, сморщив нос. — А что это такое?

— Это мидии, — с гордостью перевел Жан-Клод.

— Мидии? Это такие… — начал говорить Джек, но осекся, увидев, что мать укоризненно смотрит на него.

— Все выглядит очень аппетитно, — с улыбкой сказала она Жан-Клоду, подумав, что по крайней мере один из сидевших за столом — а именно Ферди с его отменным аппетитом — обязательно прикончит это «муклад а ля крем де фенуй», предназначенное для Джека, а она покормит своего сына традиционной пиццей, как только они приедут домой.

— А я все еще дожидаюсь своего виски, — сказал Ферди, который уже начинал сердиться. Наступило время коктейлей, а Соумс еще ничего не принес ни ему, ни гостям.

— Извините, сэр, — сказал Соумс и поспешил в дом, откуда буквально через минуту принес коктейли.

— Боже мой! Это просто невероятно! — Герцогиня все не могла успокоиться: сам легендарный Жан-Клод Фонтэн пришел к ней в дом. Специально для того, чтобы приготовить свои изысканные блюда! Она не могла дождаться, когда уже сможет рассказать об этом своим знакомым. А когда Селеста узнает — обязательно узнает, уж Тамара об этом позаботится, — она просто лопнет от зависти.

— Кэролайн, почему бы тебе не сесть рядом со мной? — спросил ее Клиффорд, желая отвлечь ее внимание от Жан-Клода. Он так соскучился по ней, так много хотел ей сказать.

— Жан-Клод, ты не будешь возражать? — спросила Кэролайн своего друга, не зная, будет ли он и дальше прислуживать им или ей лучше продолжать беседу. Она оказалась действительно в очень щекотливом положении. Конечно, ей хотелось увидеться и с Жан-Клодом, и с Клиффордом, но не одновременно же!

— О, пожалуйста, — сказал Жан-Клод, подвинув для нее кресло. — Мне очень хочется, чтобы ты оценила обед, который я приготовил. А теперь мне пора на кухню — проследить за вторыми блюдами. Потом я смогу присоединиться к вам. Хорошо?

Кэролайн выдавила из себя улыбку, представив себе, как она сидит за одним столом с Жан-Клодом и Клиффордом.

Жан-Клод на время удалился, и все принялись за еду, за исключением Джека, который даже не притронулся к своему блюду, а явно скучал, потому что взрослые только и говорили, что о мамином магазине, акциях Ферди и портфеле ценных бумаг Тамары, поэтому он вскоре извинился и побрел к бассейну.

В половине третьего снова появился Жан-Клод. За ним шествовали оба его помощника, которые принесли лосося-гриль под грибным соусом, запеченный картофель и охлажденное сухое вино «Марсель».

— Джек, дорогой! — закричала Кэролайн сыну, который сидел на кромке бассейна и болтал в воде ногами. — Пора вернуться к столу и покушать.

— Я не голоден, мама, — ответил он. — Можно я побуду здесь? Пока вы не закончите?

Кэролайн хотела было сказать «нет», но Тамара остановила ее.

— Да пусть поиграет, — сказала она. — Ему ведь неинтересны все эти разговоры взрослых. Пусть по крайней мере помочит ножки. Попозже он может переодеться в плавки и искупаться.

Когда Жан-Клод закончил обслуживать их, он пододвинул стул и сел рядом с Кэролайн. Она обратила внимание, что это не очень понравилось Клиффорду, особенно когда Жан-Клод завладел всеобщим вниманием, рассказывая о последней статье о его ресторане в журнале «Гурмэ».

— Я очень близко знаком с главным экономистом из конгломерата средств массовой информации, которому фактически принадлежит «Гурмэ», — сказал Клиффорд, пытаясь привлечь к себе внимание Кэролайн.

— А, ты имеешь в виду того проныру, которого не интересует ничто на свете, кроме прибыли от журнала? — отозвался Жан-Клод.

— Вообще-то главный экономист — женщина, — сказал Клиффорд, явно довольный промахом Жан-Клода.

— Поправка принята, — сказал Жан-Клод. — Должен признаться, что меня не очень интересуют люди, помешанные на цифрах. В основном я связан с людьми искусства.

Кэролайн поморщилась. Жан-Клод откровенно насмехался над способностями Клиффорда как специалиста по финансам. Конечно же, чтобы произвести на нее впечатление.

— Интересная точка зрения, — не сдавался Клиффорд. — А я-то всегда считал, что «помешанные на цифрах», как вы нас окрестили, не менее творческие личности, чем люди искусства. Ведь именно мы разрабатываем самые изощренные способы, чтобы остальные «люди искусства» не оказались у разбитого корыта.

Герцогиня украдкой взглянула на Ферди и Кэролайн. Ни для кого из них не было секретом, что они стали зрителями спортивного состязания, в котором главным призом является Кэролайн.

Жан-Клод рассмеялся.

— Понял, дружище, — сказал он Клиффорду. — Может быть, в один прекрасный день я приду к вам за помощью. Чтобы не остаться «у разбитого корыта». — И он подмигнул Кэролайн, которая все больше и больше чувствовала себя не в своей тарелке.

Вдруг в дверях дома снова показался Соумс, еще более озабоченный, чем раньше. Ворот его накрахмаленной рубашки был расстегнут, и он, надо сказать, был сам не свой.

— А теперь что случилось? — осведомился герцог, когда тот подошел к столу.

— Сэр, один джентльмен настаивает на том, чтобы присоединиться к вашему столу, — сказал Соумс, переводя дыхание.

Все посмотрели на Жан-Клода, но он только пожал плечами.

— Кто бы это ни был, это не один из моих людей, — ответил он, находясь в таком же недоумении, как и все остальные.

— А этот джентльмен представился, Соумс? — спросила Тамара.

Несчастный Соумс, возможно, и ответил бы что-нибудь, но тут на террасе появился незваный гость собственной персоной.

— Джентльмена зовут Бретт Хаас. Ну, как вы тут поживаете?

У Кэролайн просто отвисла челюсть. Неужели у Бретта хватило наглости вторгнуться к герцогу и герцогине?

Она покачала головой, не веря своим глазам, но он действительно был здесь во всей своей красе дальтоника: на этот раз на нем были розовые брюки для гольфа, рубашка-поло оливкового цвета и голубые носки!

— Что ты здесь делаешь? — спросила Кэролайн. Вся остальная компания была слишком шокирована, чтобы говорить.

— Приехал повидаться с тобой, лапушка, — сказал он, улыбаясь самым дурацким образом. — Прилетел на день раньше и сразу же поспешил в твое гнездышко. Звонил-звонил в дверь, а мне никто не открывает. Тогда я заловил Селму. Сначала она не хотела признаться, где ты прячешься. Но ведь ты меня знаешь — я могу разговорить кого хочешь. И вот я здесь. Ты рада видеть меня?

— Конечно же, нет, — вмешалась герцогиня. Она не привыкла к тому, что ее официальный обед идет не по установленному ритуалу. С нее достаточно было шока от появления Жан-Клода, но тот хотя бы человек цивилизованный, можно сказать, утонченный. А тут вваливается этот дикарь!

— Угомонитесь, мадам герцогиня. Почему бы Кэролайн самой не ответить на этот вопрос? — сказал Бретт Тамаре и повернулся к Кэролайн: — Ну, что ты скажешь, солнышко? Правда же, ты рада видеть меня?

Самое интересное, что Кэролайн действительно была рада видеть его, даже больше, чем подозревала, и поэтому, когда Бретт легко поднял ее со стула и прижал к себе, она тоже непроизвольно обняла его. И когда он поцеловал ее в губы, она тоже поцеловала его на виду у всех! Это была какая-то спонтанная реакция на его появление. Кэролайн ничего не могла поделать с собой. Когда она увидела Клиффорда и Жан-Клода после такого большого перерыва, она была счастлива, очень счастлива, но при этом ощущала какую-то настороженность. Что-то сдерживало ее. Она думала, что это оттого, что они встретились при свидетелях. Но почему же теперь она просто растворилась в объятиях Бретта Хааса? Невзирая на присутствующих? Что это на нее нашло?

— Бретт! Бретт! Посмотри сюда! Я здесь! У бассейна!

Это кричал Джек, пытаясь привлечь внимание своего героя. Кэролайн еще никогда не видела столько восторга на его лице. Она подумала, что это, должно быть, не просто обожание избранного идола. Это была неподдельная радость. Настоящая любовь.

— Салют, мужик! Здорово, что ты здесь! — Бретт весело помахал рукой Джеку, который, поднявшись на цыпочки, стоял на краю бассейна.

— А ну, посмотри, Бретт! Посмотри, что я умею! — воскликнул Джек и так же на цыпочках побежал вокруг бассейна.

— Джек, осторожно! Там скользко… — начала было говорить Кэролайн.

И в этот самый миг Джек поскользнулся и упал в воду. Не раздумывая ни секунды, Бретт бросился к бассейну и прямо в одежде нырнул вслед за мальчиком, выловив его. Они пошептались о чем-то, а потом вдруг оба скрылись под водой!

— Джек! Бретт! О Боже! — закричала Кэролайн, и все бросились к бассейну.

— Не волнуйся, дорогая, сейчас я их спасу, — сказал Жан-Клод, снимая через голову куртку.

— Нет, лучше я, — возразил Клиффорд, развязывая галстук.

— А я не могу лезть в воду, — сказала Тамара, которая всегда считала ниже своего достоинства учиться плавать. — Полезешь ты, Ферди!

Герцог сделал хороший глоток виски и принялся расстегивать сюртук.

— Нет, я! — вскричала Кэролайн, сходя с ума от страха. — Джек — мой сын, и я не могу допустить, чтобы с ним что-нибудь случилось. А Бретта я просто люблю, и я…

Она осеклась под взглядами всей компании. Герцог и герцогиня выглядели так, словно вот-вот упадут в обморок, а Клиффорд и Жан-Клод были просто сражены ее признанием. Кэролайн и сама поразилась своим словам. Интересно, когда это она успела понять, что любит именно Бретта? В какой именно момент почувствовала, что именно он стал частью ее души, когда перестала испытывать сомнения? Когда он появился на террасе Тамары? Когда он прыгнул в бассейн, чтобы спасти Джека? Или еще раньше? Намного раньше? Может быть, еще тогда, когда он «положил на нее глаз» в самолете? Или когда они танцевали под дождем? Кэролайн не могла ответить на этот вопрос, но ей было все равно. Ей просто хотелось чувствовать, как его руки обнимают ее, — и чем скорее, тем лучше.

— Я тут кое-что услышал. Это правда — или мне не верить своим ушам?

Кэролайн резко обернулась на голос. Это Бретт. И с ним Джек! Они вынырнули на поверхность — и кувыркались в воде!

— С вами все в порядке? — воскликнула Кэролайн, становясь на колени возле бассейна. — Все в порядке?

— Господи, мама, ты всегда нервничаешь из-за пустяков! — Джек весело смеялся. — Ведь я нарочно притворился, что упал, — дети в бассейне возле нашего дома без конца так шутят. И Бретт сразу это понял, правда, Бретт?

Бретт подплыл к Кэролайн и протянул ей руку.

— С тебя капает, — сказала она, не зная, что сделать лучше: утопить Бретта или поцеловать его. Неизвестно, был ли он уверен, что Джек шутит, но он не раздумывая прыгнул в бассейн — чтобы спасти его или чтобы просто порезвиться с ним. Ну как можно на него сердиться?

— Ну и плевать, — сказал он, улыбаясь до ушей. Его волосы прилипли к черепу, придавая ему дикий вид. — Ты бы лучше повторила то, что сказала только что.

— Не знаю, что ты имеешь в виду, — отстранилась Кэролайн.

— Ты что, ждешь, чтобы я начал умолять тебя, ласточка? — В глазах Бретта затаилась улыбка.

Кэролайн кивнула.

— Ну что ж, уговорила. Итак, я умоляю тебя…

У Кэролайн больше не осталось сомнений. Уже не осталось. И не было смысла скрывать правду от него — и от себя.

— Я люблю тебя, Бретт, — шепотом сказала она, сама удивляясь, как легко и уверенно она произносит эти слова.

— Извини, я не расслышал, — издевался над ней Бретт. — Неужели нельзя говорить громче? По-моему мне в уши попала вода.

Боже! Он просто неисправим!

— Я сказала, что люблю тебя, Бретт Хаас, — произнесла Кэролайн настолько громко, чтобы ее слышали даже соседи Тамары.

Вместо ответа Бретт повернулся к Джеку, который плавал на спине рядом с ним, и сказал:

— Слышал, парень? Твоя мама любит меня!

Джек улыбнулся:

— А я всегда знал это. Я только ждал, когда же она признается.

— Сговорились! — со смехом сказала Кэролайн, чувствуя себя очень счастливой.

— А как насчет того, чтобы показать, как ты меня любишь? — спросил Бретт, слегка потянув ее за руку.

— Как насчет того, чтобы ты показал мне? — возразила Кэролайн.

— Нет проблем, солнышко, — и Бретт дернул ее за руку. Когда Кэролайн вынырнула, хватая ртом воздух, она действительно чувствовала себя счастливой, как ребенок. Она обняла Бретта за шею.

— Я люблю тебя, моя принцесса, — прошептал Бретт, убирая мокрые пряди волос с ее лица. — И буду любить всегда.

«На всю жизнь и после смерти» — подумала Кэролайн со слезами на глазах, наблюдая, как ее сын подплывает к ним. Бретт отпустил ее талию и протянул Джеку руку. Потом он обхватил их своими крепкими руками.

— Я люблю вас обоих, — серьезно сказал Бретт. И это была чистая правда.


Эпилог


Прошло четыре с половиной недели, и Чарльза Годдарда обвинили в организации убийства и поджога. Кэролайн стояла на пороге того здания, которое буквально через несколько месяцев станет вторым воплощением «Корпорации «Романтика любви»» — на пороге нового магазина на Ворт-авеню. Рабочие уже ушли, и Кэролайн была одна в тихом и пустом здании. Здесь все еще пахло дымом, но реконструкция шла полным ходом, и Кэролайн видела, что скоро ее магазин опять станет таким, каким был в ее мечтах. Здесь будет освещение, при котором все женщины почувствуют себя красавицами… кисейные занавеси, которые будут колыхаться, создавая ощущение сказки… большие терракотовые вазы с вечнозелеными растениями… тихая музыка, атмосфера романтики…

Оглядывая это просторное помещение, которое было больше, чем весь их бывший дом на Пэттерсон-авеню, 39, Кэролайн невольно думала о том, как много ей удалось сделать за свою не такую уж долгую жизнь, как много ей пришлось перенести, как многому пришлось научиться и как много она все-таки любила.

Кэролайн вспомнила свое печальное детство, полное одиночества, равнодушие матери, жестокость отца. Теперь она надеялась, что у нее с родителями должны установиться более дружеские и теплые отношения. Ведь если бы не вмешательство Эла Шоу, если бы не его решение рассказать все, что он узнал от Рэя Лайонса, если бы он не решил забыть все эти годы обид и взаимонепонимания между ними и не пришел на помощь к своей дочери в ее борьбе за выживание, она потеряла бы Джека…

Кэролайн вспомнила, как пятнадцатилетней девочкой она ходила по воскресеньям в «Брэйкерс» и мечтала, как встретила Франческу Пален, с которой она подружилась и которая подарила ей шелковый шарфик. Франческа Пален впервые познакомила ее с миром, где сбываются мечты, где жизнь полна возможностей, где люди, как и гранд-отели, могут возрождаться из пепла и становиться лучше и прекрасней, чем прежде…

Кэролайн вспомнила, как работала в «Элеганс» у требовательной, непредсказуемой, но по-своему очаровательной Тамары Брандт, не будь которой, она никогда бы ничему не научилась, не поверила бы в свои способности, не приобрела бы опыт и никогда не основала бы «Корпорацию «Романтика любви»». Тамара была просто шокирована признанием Кэролайн, что она любит Бретта Хааса, этого «хама»! Но когда герцогиня увидела, какими счастливыми Бретт сделал Кэролайн и Джека, она смилостивилась.

— Может быть, нам стоит отправить его к личному портному Ферди? — сказала она, увидев Бретта, входящего в «Корпорацию» в сине-фиолетовой рубашке…

Кэролайн вспомнила Джеймса, своего дорогого незабываемого Джеймса, который дал ей уверенность в своих силах и научил претворять мечты в жизнь. Это был первый человек на свете, который действительно заботился о ней, который поверил в нее. Он доказал, что любовь — не сказка, придуманная романистами, он доказал ей, что она умеет любить и быть любимой, он изменил всю ее жизнь, он подарил ей Джека, живое воплощение их неугасимой любви…

Кэролайн вспомнила Жан-Клода Фонтэна, ошеломительного, темпераментного, очень талантливого Жан-Клода, вытащившего ее из пучины вдовьего горя в мир живых при помощи одного лишь своего обаяния. Она не любила его — не любила так, как Бретта, — но он пробудил ту часть ее души, которая когда-то, казалось, умерла вместе с Джеймсом. Он доказал ей, что она может чувствовать себя женственной, сексуальной, желанной, что она сама может испытывать желание. Кэролайн сохранит их дружбу навсегда, особенно теперь, когда Жан-Клод решил взять на себя обязанности по управлению рестораном отца и теперь будет проводить в Палм-Бич гораздо больше времени.

— Что ж, не всегда бывает так, как хочешь, — сказал он Кэролайн, когда понял, что у них с Кэролайн нет романтического будущего. — Но никогда нельзя говорить «никогда», не так ли, дорогая?..

Кэролайн вспомнила Клиффорда, ее опору, советчика, человека с золотым сердцем, который спас ее бизнес, рискуя своим собственным будущим. Он, конечно, был в отчаянии оттого, что она решила связать свою судьбу не с ним, а с Бреттом, но, будучи интеллигентом до мозга костей, он искренне благословил ее.

— Я говорил бы неправду, если бы утверждал, что мне понравился финал нашего «конкурса» женихов, — признался Клиффорд. — Но я не могу сказать, что проиграл. Нет. Благодаря тому что я полюбил тебя, Кэролайн, я тоже обрел кое-что. Я обрел способность любить. Всю жизнь я думал, что для меня существует только работа, и ничего, кроме работы. А теперь я знаю, что жизнь этим не ограничивается. Теперь мне хочется большего. И за это я буду тебе всегда благодарен.

— И я тебе, — сказала ему Кэролайн, обнимая его. Несмотря на то что они не стали любовниками, они останутся деловыми партнерами и добрыми друзьями на всю жизнь…

Кэролайн подумала о Бретте Хаасе, для которого жизнь была приключением и вызовом, который встречал каждый новый день так, как будто это был его последний день, который научил ее относиться ко всему с легким сердцем, чувствовать себя беззаботной и жизнерадостной, который сумел избавить Кэролайн от всех комплексов, оставшихся у нее с детства, когда она не знала, что такое смех и счастье. Она любила Бретта так, что у нее захватывало дыхание и замирала душа при одной мысли о нем. Бретт просто боготворил ее и постоянно восхищался ей. Он любил Джека, как своего родного сына. Кэролайн с нетерпением ждала встречи с Петси, которая должна была приехать к ним во Флориду в середине декабря на рождественские каникулы. Они будут как единая семья, такая, о которой всегда мечтала Кэролайн: четверо близких людей — всегда плечом к плечу, всегда будут любить друг друга и заботиться друг о друге Всю жизнь…

Кэролайн переступила порог магазина и покачала головой. «Так же, как я возродила из пепла свой магазин, я возродила и свою судьбу. Теперь я буду сильнее, крепче, теперь я смогу уверенно противостоять любым трудностям, которые могут еще встретиться на моем пути», — подумала она.

Кэролайн повернула ключ в замке и закрыла магазин на ночь.

«Приму все, что подарит мне будущее», — с улыбкой подумала она и шагнула на опустевшую Ворт-авеню навстречу заходящему солнцу…


notes


Примечания


1


Это так вкусно (фр.).


2


Добрый день (фр.).


3


Неплохо (фр.).


4


Конечно, разумеется (фр.).


5


Я тебя люблю (фр.).


6


Все, хватит! (фр.).


7


Запеканка (фр.).


8


Это омерзительно (фр.).


9


Это катастрофа (фр.).


10


Успокойся (фр.).


11


Я очарован (фр.).


12


Тампа — столица штата Флорида.


13


Улитки (фр.).


14


Печенка под жирным соусом (фр.).


15


Моя дорогая (фр.).


16


Дорогуша (фр.).


17


Кнели (фр.).


18


Любовь (фр.).


19


Мидии со сливками и укропом (фр.).


20


Мидии (фр.).