Людоеды из Цаво Джон Генри Паттерсон Первое издание: The Man-eaters of Tsavo and Other East African Adventures by Lieut.-Col. J. H. Patterson, D.S.O. With a foreword by Frederick Courteney Selous. With illustrations. Macmillan and Co., London, 1907. Джон Генри Паттерсон (1867-1947) – англо-ирландский военный, охотник, писатель. С семнадцати лет Паттерсон служил в Британской армии, участвовал в Англо-бурской и в Первой мировой войнах. Самое удивительное приключение Паттерсон пережил в 1898 году, когда приехал на территорию нынешней Кении, чтобы строить железнодорожный мост через реку Цаво. Строительство оказалось под угрозой срыва из-за постоянных нападений двух львов-людоедов. О многомесячной охоте на людоедов и о жизни автора в Восточной Африке рассказывает эта документальная книга. Она стала основой сюжета трёх кинофильмов, самый известный из которых «Призрак и Тьма» (1996). Сокращённый русский перевод книги был опубликован в альманахе «На суше и на море» (1962). Здесь представлен заново сделанный, но также сокращённый перевод, который первоначально был расположен на сайте «Викиливр» (http://www.wikilivres.info/wiki/Людоеды_из_Цаво). Оставлены главы, рассказывающие об охоте на людоедов, о строительстве моста, о туземных племенах. Главы, посвящённые охоте как спорту, подверглись сильному сокращению. Оригинальный английский текст можно найти на сайтах «Проект Гутенберг» (http://www.gutenberg.org/ebooks/3810) и Internet Archive (http://www.archive.org/details/maneatersoftsavo00pattiala). В качестве иллюстраций использованы фотографии из первого издания книги. В специальном разделе помещены современные фотографии, взятые с сайтов «Викисклад» и «Фликр» и распространяемые их авторами по свободной лицензии Creative Commons. Джон Генри Паттерсон Людоеды из Цаво Оглавление[1 - Звёздочкой отмечены названия частично переведенных глав, двумя звёздочками – названия непереведённых глав] Вступление Предисловие Глава I. Мой приезд в Цаво Глава II. Первое появление людоедов Глава III. Нападение на товарный вагон Глава IV. Строительство моста через Цаво Глава V. Неприятности с рабочими Глава VI. Царство террора Глава VII. Чудесное спасение окружного офицера Глава VIII. Смерть первого людоеда Глава IX. Смерть второго людоеда Глава X. Строительство моста завершено Глава XI. Суахили и другие туземные племена Глава XII. Ночь в погоне за бегемотом * Глава XIII. День на нагорье Ндунгу Глава XIV. Находка логова людоедов Глава XV. Неудачная охота на носорога Глава XVI. Рассказ вдовы Глава XVII. Разъярённый носорог * Глава XVIII. Львы на равнинах Ати * Глава XIX. Разбитый караван Глава XX. День на реке Ати Глава XXI. Масаи и другие туземные племена Глава XXII. Как Рошан Хан спас мою жизнь ** Глава XXIII. Удачная охота на льва ** Глава XXIV. Последний шикар Буты ** Глава XXV. Людоед в железнодорожном вагоне Глава XXVI. Работа в Найроби – вторая половина * Глава XXVII. Находка новой канны * Приложения Современные фотографии Вступление Карта Британской Восточной Африки Меня охватывают величайшие сомнения, когда я представляю эти страницы на суд публики. Но друзья, которые слышали о моём довольно необычном опыте, так часто уговаривали меня написать отчёт о моих приключениях, что после долгих раздумий я согласился. Несомненно, многие читатели, которые никогда не покидали пределов цивилизации, решат, что в некоторых описаниях есть преувеличение. Могу их заверить, что я, наоборот, смягчал факты и старался дать простой и откровенный отчёт о действительных событиях. Следует помнить, что в описываемые времена условия в Британской Восточной Африке отличались от нынешних. Железная дорога, которая изменила облик этой местности и на своих поездах принесла цивилизацию, тогда только строилась. Страна, через которую она пролегала, находилась в примитивном, диком состоянии, а удалённые от железной дороги места до сих пор находятся в том же состоянии. Если этот простой отчёт о двухлетней работе и охоте покажется кому-то интересным или привлечёт хоть немного внимания к прекрасной и бесценной территории на экваторе, которой мы владеем, я буду более чем вознаграждён за трудности, возникшие при его написании. Я остаюсь в большом долгу перед миссис Сирил Уорд, сэром Гилфордом Моулсвортом, мистером Т. Дж. Спунером и мистером С. Роусоном за разрешение использовать сделанные ими фотографии. А также я горячо благодарю опытного африканского первопроходца мистера Ф. К. Селуса[2 - Фредерик Кортни Селус (1851-1917) – британский путешественник, военный, охотник. Его приключения в Африке вдохновили Генри Райдера Хаггарда на создание образа Аллана Квотермейна («Копи царя Соломона» и другие романы).], который был столь любезен, что написал предисловие к моей небольшой книге. Дж. Г. П. Август 1907 года. Предисловие Примерно семь-восемь лет назад на страницах «Филд»[3 - «Филд» – британский журнал об охоте, выходит с 1853 года по настоящее время.] я прочитал краткий отчёт полковника Дж. Г. Паттерсона, в то время инженера на строительстве Угандийской железной дороги, о львах-людоедах из Цаво. Мой собственный опыт африканской охоты тут же сказал мне, что каждое слово в этом захватывающем повествовании – это истинная правда. Более того, я понял, что автор проявил большую скромность. Он лишь немного рассказал об опасностях, которые подстерегали его, когда он ночью пытался убить чудовищных людоедов, особенно в тот раз, когда подкарауливал одного из ужасных зверей с шаткого помоста. К счастью, он не потерял хладнокровия и убил льва, который собирался прыгнуть на него. Но если бы лев напал сзади, то, думаю, полковник Паттерсон пополнил бы собой список жертв. Я знаю три случая, когда львы стягивали людей с деревьев или с платформ, более высоких, чем та шаткая конструкция, на которой стоял полковник Паттерсон. С Геродота до наших дней рассказано и написано бесчисленное количество историй о львах. Я сам записал несколько. Но никакая история о львах не сравнится с рассказанной полковником Паттерсоном долгой, драматичной историей о людоедах из Цаво. В обычной истории о льве повествуется о приключениях зачастую ужасных и волнующих, но длившихся несколько ночных часов. Рассказ о людоедах из Цаво – это эпос о чудовищных трагедиях, которые продолжались несколько месяцев, а конец им положили силы и решительность одного человека. Через несколько лет после чтения первого отчёта о людоедах из Цаво я познакомился с президентом Рузвельтом. Я рассказал ему всё, что помнил. Он так сильно заинтересовался – его вообще интересовали настоящие истории о повадках диких животных, – что попросил меня прислать ему отчёт из «Филд». Я выполнил просьбу. В последнем письме, которое я от него получил, президент Рузвельт написал: «Я считаю, что две статьи об угандийских львах-людоедах, которые вы мне прислали, это самый замечательный отчёт из всех, что я читал. Очень жаль, что он не сохранён в более долговечном виде». Что ж, теперь я рад, что он сохранён в более долговечном виде. Рискну заверить полковника Паттерсона, что президент Рузвельт будет одним из самых неравнодушных читателей его книги. Возможно, главы о людоедах из Цаво покажутся кому-то более увлекательными, чем остальная часть книги полковника Паттерсона. Но, думаю, большинство читателей согласится, что интерес представляет вся книга. Отчёт полковника Паттерсона о трудностях, с которыми он столкнулся при строительстве надёжного постоянного моста через реку Цаво, – это удивительное чтение. Храбрость, которую он проявил при охоте на львов, носорогов и других опасных животных, была превзойдена отвагой, тактичностью и решительностью, которую он показал при подавлении грозного восстания рабочих-индусов. Наконец, позвольте мне сказать, что я провёл два отличных вечера, читая корректуру книги полковника Паттерсона. И смею уверить его, что время пролетело, как в сказке. Я не мог оторваться от книги с первой до последней страницы, поскольку чувствовал, что каждое слово в ней – правда. Ф. К. Селус Уорплесдон, Суррей 18 сентября 1907 года. Глава I Мой приезд в Цаво[4 - Цаво – река и регион в Восточной Африке (ныне территория Кении).] 1 марта 1898 года, около полудня я впервые появился в узкой, немного опасной гавани Момбасы на восточном берегу Африки. Город лежит на острове с тем же названием, отделённом от материка очень узким проливом – это и есть гавань. Наше судно медленно входило в пролив, приближаясь к причудливой старой крепости, построенной португальцами более трёхсот лет назад. Меня поразила странная красота пейзажа, который открывался передо мной. Вопреки моим ожиданиям, всё выглядело свежим и цветущим. Казалось, остров опутан волшебными чарами Востока. Старинный город купался в блестящих солнечных лучах и отражался в ленивом, неподвижном море. Его плоские крыши и ослепительно белые стены виднелись из-за качающихся кокосовых пальм, громадных баобабов и раскидистых манговых деревьев. Тёмный фон лесистых холмов и склонов служил подходящей рамой для этой прекрасной и неожиданной для меня картины. Вид на Момбасу из гавани Гавань была заполнена арабскими доу[5 - Доу – традиционное арабское одномачтовое судно.]. Думаю, даже сейчас на них перевозят рабов в Персию и Аравию. Я всегда удивлялся, как капитаны этих небольших судов водят их от порта к порту без компаса и секстанта, как они управляют этими судами в чудовищные штормы, которые в определённое время года неожиданно посещают южные моря. Помню, как однажды мы встретились с доу посреди охваченного штилем Индийского океана. Его команда подала сигналы бедствия, и наш капитан сбавил ход, чтобы узнать, в чём дело. На борту было несколько человек, они умирали от жажды. Они сбились с курса и ничего не пили несколько дней. Мы дали им несколько бочонков с водой, указали путь на Маскат (порт, в который они направлялись) и продолжили плавание, оставив их посреди гладкого, как стекло, моря. Я так никогда не узнал, добрались ли они до места назначения. Когда наш пароход встал на якорь, романтическое окружение гавани навеяло мысли о волнующих приключениях прошлого. Я вспомнил, как в детстве меня приводили в восторг книги о бесшабашных деяниях пиратов и работорговцев. Именно в этом месте в 1498 году великий Васко да Гама чуть не потерял свой корабль и свою жизнь из-за предательства лоцмана-араба. Лоцман хотел разбить судно о скалы, которые возвышаются при входе в гавань. К счастью, этот гнусный план был заранее раскрыт, и храбрый мореплаватель тут же повесил лоцмана и разграбил бы город, если бы не своевременное извинение султана. На главной улицы Момбасы, которая, кстати, называется, Улица Васко да Гамы, до сих пор стоит столб необычной формы. Он был установлен великим мореплавателем в ознаменование своего прибытия. Улица Васко да Гама и столб Как только судно бросило якорь, его, как по волшебству, окружила целая эскадра небольших лодок и челноков, наполненных толпами кричащих и жестикулирующих туземцев. Несколько лодочников-суахили устроили короткую схватку за мой багаж и мою персону. Вскоре я очутился в лодке тех бахарин (гребцов), которые победили, и стремительно понёсся к берегу. В Восточную Африку я приехал по поручению министерства иностранных дел, чтобы занять место на строительстве Угандийской железной дороги. Поэтому как только я высадился на берег, я узнал у таможенного чиновника, где находится контора железной дороги, и получил ответ, что в месте под названием Килиндини в трёх милях отсюда, на другой стороне острова. Мне сообщили, что до неё легче всего добраться на гарри. Это оказалась небольшая повозка для двух пассажиров, сидящих спина к спине под небольшим навесом. Она передвигалась по рельсам, проложенным по главной улице города. Я поехал на одном из этих транспортных средств, которое толкали два рослых юноши-суахили. Когда мы выехали из города, мы большей частью пробирались через густую чащу манговых деревьев, баобабов и банановых пальм, с ветвей которых пышными гирляндами свисали яркие лианы. Гарри По приезду в Килиндини я пошёл в контору железной дороги и узнал, что меня направляют во внутренние районы страны. Дальнейшие инструкции я должен был получить через пару дней. А пока я установил палатку под тенистыми пальмами у дороги гарри и занялся исследованием острова, а также закупкой припасов и снаряжения, необходимого для долгого пребывания внутри страны. Больше всего моё внимание привлекал, конечно, город Момбаса. Считается, что он основан примерно в 1000 году н. э., но находки египетских идолов и монет ранних персидских и китайских династий дают основание предположить, что он был основан в другую эпоху людьми, принадлежащими к очень древней цивилизации. В 1505-1729 годах он удерживался португальцами, которые оставили после себя долговременный памятник – причудливую старинную крепость, построенную в 1593 году на месте, как считается, ещё более древнего укрепления. Эти предприимчивые и набожные морские скитальцы назвали крепость Форт Иисуса. Надпись, свидетельствующая об этом, до сих пор видна над главным входом. Но правление португальцев не было гладким. Например, с 15 марта 1696 года город тридцать три месяца без перерыва осаждал арабский флот, который полностью окружил остров. Несмотря на чуму, голод и предательство, небольшой гарнизон, скрывшись в Форте Иисуса, продержался до 12 декабря 1698 года. В тот день арабы провели решающую атаку и захватили цитадель, предав мечу остаток защитников – как мужчин, так и женщин. Грустно читать, что всего лишь через два дня в гавани появился большой португальский флот с подкреплением. После этого португальцы сделали несколько попыток отвоевать Момбасу, но терпели неудачи до 1728 года, когда генерал Сампайю взял город приступом. Тем не менее, арабы вернулись в следующем году с превосходящими силами и снова прогнали португальцев. Хотя португальцы в 1769 году сделали ещё одну попытку восстановить господство, им это не удалось. Арабы в лице султана Занзибара до сих пор номинально владеют Момбасой. Но в 1887 году тогдашний султан Занзибара Баргаш ибн Саид по концессионному соглашению передал свои материковые территории Британской Восточноафриканской компании, которая в 1888 году была преобразована в Имперскую Британскую Восточноафриканскую компанию. В 1895 министерство иностранных дел взяло владения Компании под свой контроль, и был объявлен протекторат, а через десять лет управление этой территорией было передано министерству колоний. Последнее серьёзное сражение на острове произошло совсем недавно, в 1895-1896 годах. Суахилийский вождь Мбарук ибн Рашид, который уже трижды восставал против султана Занзибара, попытался сбросить британское ярмо. После нескольких поражений он был вынужден бежать на юг, на германскую территорию. В общем, Момбаса заслужила своё туземное имя Кисива Мвитаа, что значит «Остров войны». Но под нынешним правлением она быстро растёт и процветает, а как порт ввоза для Уганды имеет обширную торговлю с внутренними районами. В ней есть несколько превосходных магазинов, где можно приобрести всё, от иголки до якоря. Килиндини, как я уже сказал, находится на противоположной стороне острова. Его название означает «место глубокой воды», и здесь действительно гавань лучше, чем в Момбасе. Пролив между островом и материком даёт возможность устроить более просторную и безопасную якорную стоянку для самых больших судов. А так как пристань прямо связана с Угандийской железной дорогой, Килиндини стала основным портом для пароходов и более крупных судов. Килиндини Я провёл в Момбасе около недели и уже начал беспокоиться, дадут ли мне предписание. Однажды утром я, к своему восторгу, получил официальное письмо, в котором мне приказали отправляться в Цаво, что в ста тридцати двух милях от побережья, и принять на себя строительство участка железной дороги. Тогда в этом месте была конечная железнодорожная станция. Я выехал на рассвете следующего дня на специальном поезде вместе с руководителем работ мистером Андерсоном и главным санитарным врачом доктором Маккаллохом. Поскольку страна была совсем незнакомой, поездка показалась мне очень интересной. Остров отделён от материка проливом Макупа. Через него перекинут железнодорожный мост три четверти мили длиной, названный Мостом Солсбери в честь великого министра иностранных дел[6 - Роберт Артур Талбот Гаскойн-Сесиль, маркиз Солсбери (1830-1903) – английский государственный деятель, несколько раз занимал посты министра иностранных дел и премьер-министра.], при котором был принят план строительства Угандийской железной дороги. Примерно через двадцать миль поезд попал в прекрасную лесную местность, напоминавшую парк. Поезд ехал в гору, и когда мы глядели из окон вагона, мы могли любоваться очаровательными видами Момбасы и Килиндини, позади которых на солнце, сколько мог охватить взгляд, искрился Индийский океан. Перебравшись через холмы Рабаи, мы оказались в обширной пустыне Тару, в которой росли только редкие кустики и чахлые деревца. В сухой сезон пустыня покрыта слоем мелкого красного песка. Этот песок, обладающий всепроникающими свойствами, забил всё в вагоне, пока поезд ехал по пустыне. Дальше начинается хорошая охота, но животных трудно увидеть потому, что они прячутся в густом подлеске. Мы, тем не менее, сумели разглядеть нескольких из окон вагона. Мы заметили также и нескольких туземцев ньика – «детей пустыни». В Маунгу, в восьмидесяти милях от побережья, пустыня кончилась, но единственное отличие в характере местности, которое мы заметили, это то, что изменился цвет песка. Когда наш поезд мчался по нагорью, мы увидели великолепного страуса, который бежал параллельно рельсам, как будто пытался обогнать нас. Доктор Маккаллох тут же схватил винтовку и одним удачным выстрелом свалил большую птицу. Однако овладеть этой добычей оказалось сложным делом. Какое-то время машинист не замечал наших сигналов и криков, но, наконец, мы сумели привлечь его внимание, и поезд попятился к тому месту, где упал страус. Это был исключительный экземпляр, и нам пришлось напрячь все силы, чтобы затащить его в поезд. Скоро мы достигли города Вой, что в ста милях от побережья. Поскольку это была самая важная станция на линии, мы сделали короткую остановку, чтобы проинспектировать кое-какие продолжавшиеся строительные работы. Возобновив нашу поездку, мы скоро обнаружили, что в характере ландшафта произошли приятные изменения. От места под названием Ндии железная дорога проходила по прекрасному лесу, который выглядел ещё более привлекательно после мертвенного однообразия пустыни, которую мы только что пересекли. На юге мы видели горы Ндии – место обитания племени таита, а справа суровое нагорье Ндунгу, которое тянется на десятки километров к западу. Здесь наша поездка замедлилась, поскольку мы часто останавливались, чтобы инспектировать ведущиеся работы. В конце концов, в наступающих сумерках мы прибыли в Цаво. Той ночью я спал в маленькой пальмовой хижине, которая была построена каким-то моим предшественником и, к счастью, не была занята в то время. Она почти развалилась, у неё не было даже двери, и, лёжа на своей узкой походной кровати, я мог видеть звёзды, мерцающие через дыры в крыше. Тогда я не имел представления о том, какие приключения ждут меня. А если бы я знал, что в это самое время поблизости бродят два диких зверя, ищущие, кого бы сожрать, я вряд ли спал бы так мирно в своём покосившемся жилище. На следующее утро я встал рано, желая познакомиться с новой обстановкой. Когда я вышел из палатки, то первое, что увидел, непроницаемые заросли. Забравшись на вершину холма, я обнаружил, что вся территория, насколько хватало взгляда, покрыта низкими, чахлыми деревьями, густым подлеском и колючим кустарником «подожди минутку». Единственным очищенным местом, казалось, была просека, прорубленная для железной дороги. Эти вездесущие ньика – белёсые, чахлые безлиственные деревья, сожжённые солнцем – представляли жуткое зрелище. Кое-где из зарослей торчали края тёмно-красных, похожих на волдыри, скал, которые своей суровостью делали этот пейзаж ещё более тоскливым. На северо-востоке тянулась сплошная линия нагорья Ндунгу, а на юге я едва мог различить заснеженную вершину Килиманджаро. Только река, по названию которой была названа вся местность, примиряла меня с окружающим. Это был быстро текущий поток, вода в нём была холодная и никогда не останавливалась. Последняя черта характерна для всех рек в этой части Восточной Африки. Череда высоких зелёных деревьев вдоль берегов приятно контрастировала с общим однообразием ландшафта. Ньика Получив приблизительное представление об окружающей обстановке, я вернулся в хижину и занялся серьёзными приготовлениями для жизни в этом захолустье. Мои бои[7 - Бой – личный слуга.] уже распаковали припасы и установили палатку на поляне возле хижины недалеко от главного лагеря рабочих. В то время конечная станция находилась на западной стороне реки, и там расположились лагерем несколько тысяч индийских кули и других рабочих. Поскольку линию нужно было запускать как можно быстрее, через реку Цаво был перекинут временный мост. Моя основная задача заключалась в том, чтобы выпрямить постоянную постройку и завершить все работы на расстоянии тридцати миль с той и с другой стороны реки. Поэтому я произвёл топографическую съёмку и отправил запрос на инструменты и материалы в главную контору в Килиндини. Через некоторое время меня снабдили рабочими, и на всю округу эхом раздавались удары молотков и кувалд, звуки сверления и грохот взрывов. Временный мост через Цаво Глава II Первое появление людоедов К сожалению, такое счастливое состояние дел продолжалось недолго, и скоро наша работа прервалась самым грубым и пугающим образом. На сцене появились два очень прожорливых, ненасытных льва-людоеда. Больше девяти месяцев с перерывами они вели войну против железной дороги и всех людей в окрестностях Цаво, кто был с ней связан. Эта война достигла апогея в декабре 1898 года, когда львы установили настоящее царство террора, что привело к полной остановке работ примерно на три недели. Сначала у них не всегда получалось поймать жертву, но со временем они осмелели и не останавливались ни перед чем, чтобы добыть полюбившуюся еду. Они были так хитры, они выслеживали людей так хорошо и с таким успехом, что рабочие твёрдо уверовали в то, что это были вовсе не животные, а дьяволы в облике львов. Много раз кули с торжественностью убеждали меня в том, что любая попытка убить львов абсолютна бесполезна. Они были уверены, что злые духи двух покойных туземных вождей приняли эту форму, чтобы помешать строительству на их земле железной дороги и чтобы отомстить за нанесённое им оскорбление. Я находился в Цаво всего несколько дней, когда впервые услышал об этих зверях. Их видели неподалёку. Вскоре таинственно пропали два кули, и мне рассказали, что ночью львы утащили их из палатки и сожрали. Я не поверил этой истории. Я склонялся к тому, что эти бедняги стали жертвой своих же подлых товарищей. Они очень хорошо работали и скопили много рупий, поэтому я подумал, что какие-то мерзавцы убили их ради денег. Однако это подозрение очень быстро развеялось. Через три недели после моего прибытия меня подняли на рассвете и рассказали, что ночью одного из моих джемадаров[8 - Джемадар – здесь: начальник над группой рабочих, десятник.], очень сильного сикха по имени Унган Сингх схватили в палатке, выволокли и съели. Естественно, я, не теряя времени, обследовал место. Скоро я убедился, что этого человека действительно унёс лев. Львиные следы отчётливо виднелись на песке, а борозды от пяток жертвы указывали направление, в котором его уволокли. Джемадар спал в одной палатке с полудюжиной других рабочих, один из которых видел всё своими глазами. Он подробно описал, как около полуночи лев просунул голову в дверь палатки и схватил за горло Унгана Сингха, который лежал ближе всех к выходу. Несчастный закричал: «Чоро (отпусти)!» – и обхватил шею льва. В следующий момент он исчез, а его испуганные компаньоны беспомощно лежали на своих местах, прислушиваясь к звукам борьбы, которая происходила снаружи. Бедный Унган Сингх, должно быть, сопротивлялся до конца, но был ли у него хоть какой-то шанс? Ведь кули серьёзно заявляли: «Он боролся не со львом!» Услышав эту жуткую историю, я тут же попытался выследить зверя. Меня сопровождал капитан Хаслем, который случайно оказался в Цаво. Впоследствии этот бедняга закончил свою жизнь самым трагическим образом. Мы легко обнаружили путь, которым следовал лев, поскольку он, кажется, несколько раз останавливался перед тем, как начать свою трапезу. Эти привалы обозначались лужами крови. Здесь лев потворствовал привычке людоедов лизать кожу, чтобы добраться до свежей крови. (Я убедился в существовании такой привычки позже, рассматривая два наполовину съеденных тела, которые мне удалось вырвать у льва. Местами на них не было кожи, а мясо выглядело сухим, как будто кровь была высосана.) Место, где было сожрано тело, представляло собой жуткую картину. Вся земля вокруг была покрыта кровью, костями и кусочками мяса. Но голова несчастного джемадара осталась нетронутой, за исключением отверстий от клыков, которые сделал лев, хватая жертву. Она лежала отдельно от других останков, и в широко раскрытых глазах застыл ужас. Место было изрядно истоптано. Подробный осмотр показал, что здесь было два льва, которые, вероятно, боролись за обладание телом. Это было самое отвратительное зрелище из всех, что я видел. Мы собрали все останки и засыпали их камнями, а голову с застывшими выпученными глазам, которые, казалось, всё время смотрят на нас, мы не закопали, а отнесли в лагерь для опознания. Таким образом состоялось моё первое столкновение со львами-людоедами, и я тотчас поклялся, что не пожалею никаких сил, чтобы избавиться от такого соседства. Я не догадывался, какие трудности меня ждут, не предполагал, что я сам едва смогу избежать судьбы бедного Унгана Сингха. Следующую ночь я провёл на дереве у палатки джемадара, надеясь, что львы вернутся за другими жертвами. Несколько перепуганных кули смотрели, как я лезу на свой насест и умоляли позволить им забраться на дерево со мной. Другие рабочие остались в палатках, но все двери были закрыты. У меня была винтовка 303 калибра и ружьё 12 калибра, один ствол которого был заряжен шарообразной пулей, а второй – слагом[9 - Слаг – особый тип пули.]. После того, как я заступил на своё дежурство, я услышал угрожающий рёв, который становился всё ближе и ближе. Этот рёв вселил в меня надежду, что удастся убить льва. Вскоре он затих, поскольку львы всегда выслеживают свою добычу в полной тишине. Но тут же раздался громкий шум и яростные крики из другого лагеря, который стоял в полумиле от нас. Затем мы узнали, что львы нашли себе жертву там, и больше этой ночью мы их не видели и не слышали. Утром я обнаружил, что один из львов пробрался в палатку в лагере на конечной станции, откуда мы и слышали шум, и унёс беднягу, который там спал. Поэтому ночью я занял позицию на подходящем дереве возле этой палатки. Мне совсем не нравилось идти полмили после наступления темноты, но я чувствовал себя в некоторой безопасности, поскольку позади меня шёл слуга с фонарём. А за ним следовал другой слуга, ведущий козу. Я привязал козу к дереву в надежде, что лев попытается схватить его вместо кули. После того, как я встал на караул, заморосил дождик, и скоро я весь промок и окоченел. Однако я не оставлял свой неудобный пост, надеясь сделать удачный выстрел. Я хорошо помню чувство бессилия и разочарования, которое я испытал, когда примерно в полночь услышал в стороне душераздирающие крики и вопли. Я понял, что людоеды снова меня обошли и схватили ещё одну жертву. В то время лагеря для рабочих находились на большом расстоянии друг от друга, и львы могли действовать на протяжении восьми миль с каждого берега Цаво. Их тактика заключалась в том, чтобы каждую ночь проникать в разные лагеря, поэтому было очень сложно им противодействовать. Казалось, они обладают сверхъестественной способностью предугадывать наши замыслы. Независимо от того, в каком месте мы их ждали, они всегда избегали его и хватали жертву в другом лагере. Дневная же охота в таких густых зарослях, которые нас окружали, была чрезвычайно утомительным и безрассудным предприятием. В непроходимых джунглях вокруг Цаво животное имело преимущество против охотника, как бы осторожен тот ни был. В самый ответственный момент любой треск сухой ветки мог прозвучать для животного сигналом тревоги. Всё же я не терял надежды, что однажды найду львиное логово, поэтому посвящал всё своё свободное время исследованию подлеска. Много раз, пытаясь продраться через заросли, я застревал в колючках «подожди минутку» и выбирался из их когтей только с помощью слуги, который нёс оружие. Часто мне удавалось проследить путь львов к реке, но они при отступлении к убежищу будто нарочно выбирали каменистую почву, и я терял след. В утешение скажу, что на ранней стадии борьбы львам не всегда удавалось поймать человека к своему ночному ужину. Пару раз происходили забавные случаи, и они разряжали то напряжение, в котором мы находились. Первый случай произошёл с предприимчивом банья (индийским торговцем), который однажды ночью ехал на осле. Неожиданно выпрыгнувший лев свалил и человека, и животное. Осёл был тяжело ранен, и лев собрался схватить торговца, но каким-то образом его лапы запутались в верёвке, которой к шее осла были привязаны пустые жестянки. Когда он задёргал лапами, чтобы освободиться, жестянки произвели такой грохот, что лев испугался, развернулся и удрал в заросли. Перепуганный банья быстро залез на ближайшее дерево, где и просидел, трясясь от страха, остаток ночи. Вскоре после этого эпизода похожее чудесное спасение пережил грек-поставщик Фемистокл Паппадимитрини. Однажды ночью он мирно спал в своей палатке. Лев ворвался в палатку, схватил матрас, на котором спал грек, и потащил его прочь. Несмотря на столь грубое пробуждение, грек совершенно не пострадал и не понёс никакого ущерба, кроме того, что перепугался. Тем не менее, этот человек вскоре встретил печальный конец. Он купил скот в районе Килиманджаро, а, возвращаясь, хотел проехать кратчайшим путём до железной дороги и умер от жажды. В другом случае четырнадцать кули спали в большой палатке и были разбужены запрыгнувшим в неё львом. Зверь приземлился на плечо одного из кули, тяжёло ранив его. Но вместо того, чтобы схватить человека, он в спешке вцепился в мешок с рисом и унёс его. Когда лев осознал свою ошибку, он с отвращением бросил мешок недалеко от лагеря. Но эти промахи людоеды совершали только в самом начале. Позднее, как будет видно, они перестали чего-либо бояться и относились к людям исключительно как к еде. Если они намечали какого-то человека в жертву, ничто не могло защитить его, даже если он находился за ограждением, или внутри закрытой палатки, или сидел у ярко пылающего костра. Крики, выстрелы, горящие головни как будто бы вызывали у львов только насмешку. Паттерсон возле своей палатки Глава III Нападение на товарный вагон Всё это время моя собственная палатка стояла на открытой поляне, ничем не защищённая. Однажды, когда у меня ночевал врач доктор Роуз, мы примерно в полночь проснулись от того, что кто-то дёргает за верёвки палатки. Выйдя с фонарём, мы ничего не обнаружили. На рассвете мы увидели следы льва, и я подумал, что кто-то из нас ночью был на волосок от смерти. Предупреждённый этим случаем, я решил переселиться в другое жилище. Только что в Цаво для медицинского осмотра района приехал доктор Брок, и мы объединёнными усилиями построили хижину из веток и пальмовых листьев. Она стояла на восточном берегу реки, близко к старой караванной дороге в Уганду. Вокруг хижины была сооружена бома, или ограда из колючего кустарника, семидесяти ярдов в диаметре, крепкая, высокая и плотная. Наши слуги тоже жили внутри ограды, где на протяжении всей ночи поддерживался яркий костёр. Обычно по вечерам я и доктор Брок в поисках прохлады сидели на веранде у хижины. Но у нас не хватало хладнокровия читать или писать, поскольку мы ждали, что лев вот-вот перепрыгнет через бому и раньше, чем мы что-то осознаем, окажется перед нами. Поэтому мы держали винтовки поблизости и постоянно с тревогой вглядывались в чернильную тьму вокруг костра. Пару раз на утро мы обнаруживали, что львы подходили совсем близко к ограждению, но, к счастью, так и не сумели пробраться внутрь. К тому времени лагеря рабочих тоже были окружены колючими ограждениями. Тем не менее, львам удавалось перепрыгивать через ограждение или разрушать его и регулярно, раз в несколько ночей утаскивать людей. Сообщения об исчезновении того или иного рабочего приходили с мучительной периодичностью. Однако кули, казалось, не очень волновались из-за жутких смертей своих товарищей, поскольку лагерь на конечной станции оставался в Цаво, и там жило две или три тысячи рабочих. Видимо, каждый считал, что если у людоедов есть такой огромный выбор жертв, его личные шансы стать жертвой очень малы. Но когда большой лагерь передвинулся вместе с дорогой, настроения резко поменялись. Я остался с несколькими сотнями человек, чтобы завершить работы. И поскольку все рабочие, естественно, жили вместе, внимание львов стало более заметным и производило более глубокое впечатление. Людей охватила паника, и я прилагал все силы, чтобы уговорить их остаться. В сущности, я добился этого, позволив им отложить основную работу, пока они не построят особенно плотные и высокие бомы вокруг каждого лагеря. Внутри этих оград всю ночь поддерживался огонь. Ночные дежурные также должны были греметь полудюжиной пустых жестянок, подвешенных на ближайших деревьях. Дежурные справлялись с этим с помощью длинной верёвки, при этом сами оставались в палатке. И этот страшный шум они производили всю ночь через определённые интервалы в надежде на то, что львы испугаются. Но, несмотря на все предосторожности, львы не отступились, и люди продолжали исчезать. Кули возле колючей ограды Когда рабочие конечной станции продвинулись вперёд, их госпитальный лагерь остался позади. Он находился немного в стороне от остальных лагерей, на расстоянии примерно три четверти мили от моей хижины. Он стоял на открытом месте, но был окружён хорошей, плотной оградой и, по всей видимости, был вполне защищён. Оказалось, что это препятствие бесполезно против «дьяволов». Один из них нашёл слабое место в боме и проник внутрь. Помощнику при госпитале чудом удалось спастись. Услышав шум снаружи, он открыл дверь палатки и с ужасом увидел перед собой огромного льва. Лев глядел прямо на него, а потом прыгнул. Помощник отскочил назад и удачно опрокинул ящик с медицинским оборудованием. Ящик упал, стеклянная посуда разбилась и произвела такой грохот, что лев перепугался и убежал в другую часть огороженного лагеря. Здесь, к сожалению, он был более успешен. Он проник в палатку, в которой лежали восемь пациентов. Двоих лев тяжело ранил, а третьего схватил и перетащил через ограду. Два раненых кули остались лежать на своих местах, прикрытые куском разорванной палатки. В таком положении мы с доктором обнаружили их, когда прибыли сюда на следующее утро после рассвета. Мы тут же решили передвинуть госпиталь поближе к главному лагерю. Мы подготовили новый участок, построили крепкую изгородь и перенесли всех пациентов до наступления темноты. Убитые кули в палатке Я знал, что львы часто посещают оставленные лагеря, и решил провести всю ночь за бомой оставленного лагеря, надеясь убить одного из них. Но в середине своего одинокого дежурства я услышал крики и вопли из нового госпиталя. Я почувствовал себя униженным, поняв, что наши коварные недруги снова обошли меня. Поспешив утром в госпиталь, я обнаружил, что лев перепрыгнул через недавно установленную ограду и утащил госпитального бхисти (водоноса). Несколько кули стали невольными свидетелями ужасной сцены, которая разразилась при свете большого костра. Бхисти лежал на полу, головой к центру палатки, а его ноги чуть задевали стенку. Лев просунул голову под полог, схватил бхисти за ногу и потянул его наружу. Бедный водонос, тщетно пытаясь сопротивляться, в отчаянии уцепился за тяжёлый ящик и поволок его за собой. Затем он ухватился за верёвку и крепко держался, пока она не порвалась. Когда лев вытащил бхисти из палатки, он вцепился ему в горло и несколько раз встряхнул. Мучительные крики бедняги стихли. Зверь схватил его и, похожий на большого кота с мышкой в пасти, обежал бому, выискивая слабое место, чтобы его сломать. Он быстро обнаружил такое место и проскользнул в него, таща свою жертву. Клочья разорванной ткани и куски мяса остались мрачными свидетельствами его прохода через колючки. Доктор Брок и я легко нашли его следы и обнаружили останки в кустарнике, в четырёхстах ярдах от лагеря. Необычное, кошмарное зрелище предстало перед нами. От несчастного бхисти осталось очень мало: только череп, челюсти, несколько крупных костей и часть ладони с двумя пальцами. На одном пальце было серебряное кольцо, которое вместе с зубами (очень ценная реликвия у некоторых каст) было отправлено вдове в Индию. Госпиталь снова передвинули, и снова работа была закончена до наступления темноты, включая постройку ещё более крепкой и ещё более высокой бомы. Когда перенесли пациентов, я установил крытый товарный вагон на запасном пути возле того места, которое мы только что бросили. Мы с Броком приготовились просидеть в нём всю ночь. Внутри ограды остались две палатки, и там же мы привязали нескольких коров как приманку для львов. В тот день (23 апреля) их видели, по крайней мере, в трёх разных местах в округе. В четырёх милях от Цаво они пытались схватить кули, который шёл вдоль рельсов. К счастью, в тот раз кули спасся. Он забрался на дерево, где и просидел, ни жив, ни мёртв, пока его не снял начальник службы движения, который заметил его с проходящего поезда. В другой раз львы появились у станции Цаво. А пару часов спустя несколько рабочих видели, как один лев следит за доктором Броком, который в сумерках возвращался из госпиталя. В соответствии с планом мы с доктором после ужина засели в товарном вагоне, который стоял примерно в миле от нашей хижины. Дальнейшие события показали, что мы поступили очень глупо, так поздно заняв нашу позицию. Тем не менее, мы в полной безопасности достигли нашей цели и начали своё дежурство около десяти часов. Нижнюю половину двери мы закрыли, а верхнюю оставили открытой для обзора. Мы, конечно, стояли лицом к заброшенному госпиталю, но в чернильной темноте не видели его. Час или два всё было тихо. Мёртвая тишина начинала действовать на нервы. Неожиданно справа хрустнула сухая ветка, и мы поняли, что рядом какое-то животное. Скоро мы услышали тупой удар, как будто какое-то тяжёлое тело перепрыгнуло через бому. Коровы встревожились, и мы услышали, как они беспокойно зашевелились. Снова настала мёртвая тишина. В этот момент я сказал своему компаньону, что хочу выйти из вагона и лечь на землю. Так я смог бы быстрее увидеть льва, если он пойдёт в нашу сторону с добычей. Брок уговорил меня остаться. Через несколько секунд я искренне радовался, что послушал его совета, поскольку один из людоедов – хотя мы ещё не знали этого – тихо подкрался к нам и оказался на расстоянии одного прыжка. По моему приказанию вход в бому должен был быть заперт, поэтому мы ожидали, что лев пройдёт за своей добычей через кусты. На самом деле, вход был закрыт не плотно, и пока мы удивлялись, что лев так долго делает внутри бомы, он всё время оставался снаружи, молча следя за нашей позицией. Мне показалось, что нечто украдкой приближается к нам. Однако я не доверял своим глазам, которые очень устали от долгого всматривания в темноту. Поэтому я шёпотом спросил Брока, видит ли он что-нибудь, в то же время наводя винтовку на тёмный предмет. Брок не ответил. Он потом рассказывал мне, что ему привиделось какое-то движение в темноте, но он не сказал о нём. Он боялся, что я выстрелю, а там ничего не окажется. Секунду или две стояла тишина, а затем крупное тело прыгнуло на нас. «Лев!» – закричал я, и мы почти одновременно выстрелили, поскольку в следующую секунду лев проник бы внутрь вагона. Мы, должно быть, сбили его с толку, когда ослепили вспышками и напугали двойным залпом. К тому же звук выстрелов многократно усилился, отразившись от железных стенок вагона. Мы были на волосок от смерти, и нам очень повезло. Если бы лев не испугался, то, несомненно, достал бы кого-то из нас. Утром мы нашли пулю Брока в песке рядом со следом зверя. Брок промахнулся на пару дюймов. Мою пулю мы нигде не нашли. Так закончилось моё первое прямое столкновение с одним из людоедов. Глава IV Строительство моста через Цаво Весь этот хлопотный период строительство моста продолжалось, а первая важная часть работы, ради которой я приехал, уже была завершена. Нужно было отдолбить часть скалы у реки, мимо которой проходила железная дорога. Мои предшественники, торопясь уложить рельсы, срезали ровно столько, чтобы мог пройти локомотив, а всё, что он тащил, задевало скальные выступы. Я сам видел, как приоткрытая дверь товарняка из-за этого разлетелась в дребезги. Поэтому я сразу направил туда группу бурильщиков, и скоро было достаточно места для прохождения поездов. Пока продолжалась эта работа, другая группа рабочих устанавливала фундамент балочного моста, который тянулся через овраг между этой скалой и станцией Цаво. Когда здесь была конечная станция, решили не возводить мост – это заняло бы слишком много времени, – и сделали обходной путь. Временная дорога шла вниз почти до дна русла и снова поднималась на другой стороне. Когда были готовы фундамент и опоры, через овраг был проложен железный мост. Один склон был выше другого, поэтому мост стоял под небольшим углом. Затем надо было установить водное снабжение. Это была очень приятная для меня работа – делать замеры на берегах под прохладной тенью пальм. Во время этой работы я часто брал с собой еду и завтракал на природе. Иногда какой-нибудь друг разделял со мной это удовольствие. Однажды я долго шёл вверх по реке, и меня сопровождал наш молодой сотрудник. День был невероятно жаркий, к окончанию работы мы оба очень устали, и мой компаньон предложил построить плот и вернуться домой вплавь. Я, скорее, сомневался в осуществимости этой затеи, но он всё-таки решил попробовать. Мы взялись за топоры и быстро построили плот, связав брёвна лианами, которые в изобилии росли во всём округе. Доделав плот, мы вытолкнули его из небольшой заводи, в которой мы его строили, и молодой инженер запрыгнул на борт. Всё шло хорошо, пока плот не выплыл на середину реки, где, к моему удовольствию, сразу же изящно перевернулся. Опасаясь возможного нападения крокодилов, я помог моему другу скорее выбраться на берег, и он, ничуть не пострадав от погружения, засмеялся над своим приключением так же искренне, как я. Помимо редких развлечений такого сорта, всё моё время было занято делами. Весь день я тратил на управление разными работами и на тысячу других обязанностей. А вечерами я разбирал споры между кули, выслушивал доклады и жалобы джемадаров и рабочих и учил язык суахили. Быстро шла подготовка к главной части работы в округе – строительству железнодорожного моста через реку Цаво. Для меня здесь было очень много работы. Нужно было исследовать реку, измерить скорость течения и объём паводка, выяснить средний и низший уровень воды. Закончив расчёты, я расставил знаки для опор, и началась работа по установке фундамента. Много проблем вызвали два центральных быка. Река несколько раз их ломала, и нужно было откачивать воду прежде, чем возобновлять работу. Затем обнаружилось, что мы никак не можем достичь твёрдой породы, и нам пришлось опускать фундамент всё ниже и ниже. Я уже отчаялся и хотел забивать сваи, но, к моему облегчению, мы ударились о твёрдую скалу, на которую мы смогли установить фундамент. Другой сложностью, с которой мы столкнулись, было отсутствие в окрестностях подходящего камня. Не то, чтобы здесь совсем не было камня, наоборот, весь округ был усеян скалами. Но этот камень был так тяжёл, что с ним невозможно было работать, и строительство моста из него обошлось бы нам слишком дорого. Я провёл много утомительных дней, бродя по колючим зарослям и разыскивая подходящий материал. Я уже думал, что мы будем вынуждены использовать для опор железные колонны, но однажды я совершенно случайно наткнулся на то, что нужно. Как-то раз мы с Броком охотились и услышали в кустах кудахтанье цесарки. Я обошёл кусты, чтобы Брок мог выстрелом погнать их в мою сторону. Наконец я достиг края глубокого оврага и присел на одно колено, спрятавшись в папоротнике. Едва я зарядил ружьё, как на надо мной пролетела птица. Я выстрелил и промахнулся. Другого шанса у меня не было, поскольку в дело вступил Брок, который сбил дичь одним первоклассным выстрелом. Я почувствовал, что земля под коленом очень твёрдая. После исследования обнаружилось, что берег оврага состоял из камня того самого типа, который я так долго и так безуспешно разыскивал. Я очень обрадовался своей неожиданной находке, хотя сначала я испытал серьёзные опасения, что мы сможем перетащить этот камень на такое большое расстояние по пересечённой местности. Наконец я понял, как доставить материал к нужному месту: на вагонетках по железнодорожной ветке вдоль оврага, по временному мосту через Цаво, вниз по реке до постоянного моста, а потом по другому временному мосту. Я тотчас поставил людей, чтобы они прорубили в джунглях просеку для железнодорожной ветки. Однажды утром, когда они были заняты рубкой, из чащи прямо в середину группы кули выскочил маленький паа – вид небольшой антилопы[10 - Русское название этой антилопы – голубой дукер.]. Перепуганный и смущённый криками людей, он побежал прямо на джемадара Шера Шаха, который быстро и точно накрыл его корзиной. Я появился как раз вовремя, чтобы спасти жизнь маленького изящного животного, и отнёс его в свой лагерь. Он очень быстро так привык ко мне, что запрыгивал на мой стол во время обеда и брал еду из моих рук. Паа После того, как была готова просека для железнодорожной ветки, нужно было построить два временных моста через реку. Мы наскоро построили их из пальмовых деревьев на месте переправы, и если бы произошло наводнение, их бы смыло. К счастью, наводнения не было до завершения всех работ. Эта линия снабжения была закончена в очень короткий срок, и скоро туда и обратно начали курсировать вагонетки с грузом камня, а также песка хорошего качества, который в изобилии имелся на дне оврага. Однажды, когда я фотографировал то, как огромную каменную глыбу тащили по одному из этих временных мостов, произошёл забавный инцидент. Вагонетка с её тяжёлым грузом требовала очень аккуратного обращения. Поэтому мой главный каменщик Хира Сингх управлял работой, стоя наверху глыбы, а мастер Пуршотам Хурджи контролировал группу людей, которые с двух сторон тянули верёвки, чтобы вагонетка не отклонялась. Но мы не знали, что течение успело подмыть основание одного из брёвен. Когда вес вагонетки с камнем пришёлся на определённую опору, рельсы закачались, и вагонетка упала в реку. Именно в этот момент я сделал снимок. Хира Сингх, спасаясь от падающего камня, прыгнул в воду, в то время, как Пуршотам и другие понеслись на берег. Всё это выглядело очень смешно, а я случайно получил фотографию происходящего. К счастью, никто не пострадал, а камень потом достали без малейших проблем. После этого случая я сам чуть не завершил свои дни неожиданным и неприятным образом. Я ехал в пустой вагонетке, которую толкали два сильных пуштуна. Она возвращалась в карьер за песком. Мы приблизились к крутому склону, который вёл к бревенчатому мосту через реку. Рабочим надо было перейти с бега на шаг и позволить вагонетке самой по инерции скатиться вниз, только, когда необходимо, сдерживая её скорость с помощью особой штанги. Её нёс один из рабочих, и ей можно было блокировать колёса. В этот раз штанга почему-то была отброшена, и мы без всякого тормоза полетели вниз. Возле моста ветка изгибалась, и я боялся, что здесь мы слетим с рельс. Всё-таки я решил, что лучше остаться, чем пытаться выпрыгнуть. Миг спустя я слетел с края моста, едва не задев выступающее бревно. Я удачно приземлился на песчаный берег, а тяжёлая вагонетка грохнулась рядом со мной. К счастью, в этом инциденте тоже никто не пострадал. Глава V Неприятности с рабочими Казалось, что какой-то рок мешает нормальному строительству моста через Цаво. Я уже описал наши проблемы со львами. Когда хищники как будто ненадолго оставили нас в покое, возникли не менее серьёзные проблемы с рабочими. После того, как я нашёл камень для моста, я отправил на побережье запрос о каменщиках. Люди, которых мне прислали, были, в основном пуштунами. Они казались опытными рабочими. Но скоро я выяснил, что многие из них не имеют понятия, как работать с камнем. Это были обычные кули, которые притворились каменщиками, чтобы получать не двенадцать рупий в месяц, а сорок пять. Обнаружив этот факт, я ввёл сдельную систему оплаты, чтобы настоящие каменщики могли заработать свои сорок пять рупий в месяц и даже больше, если хотели, а самозванцы получали бы надлежащую им плату как кули. Но, как это часто бывает в нашем мире, самозванцы были в большинстве. Они попытались запугать остальных, чтобы те поддержали их схему работы. Тем самым они надеялись, что я откажусь от сдельной системы. Однако я не собирался им подчиняться, поскольку единственное, что я требовал от каждого – абсолютно честной работы. Эти каменщики постоянно ссорились и дрались между собой. Я часто приходил в их лагерь, что утихомирить беспорядки и разделить индусов и магометан. Одна особенно серьёзная ссора имела довольно забавное продолжение. Однажды вечером, в сумерках я сидел у двери своей хижины и услышал громкий шум в лагере каменщиков, который находился всего в нескольких сотнях ярдов. Скоро прибежал джемадар и сказал, что все рабочие дерутся и убивают друг друга палками и камнями. Я тут же поторопился за ним и сумел восстановить порядок, но нашёл семерых тяжело раненых рабочих, которые лежали на земле. Я перенёс их в свою бому и положил на чарпои (туземные кровати). Брок отсутствовал, и я сам, как сумел, выполнил обязанности доктора, зашив рану одного и перевязав рану другого, и, в общем, сделал всё возможное. Был ещё один человек, который громко стонал, натянув на лицо ткань, как будто умирал. Убрав его покрывало, я увидел, что это был некий каменщик по имени Карим Букс, которого я хорошо знал как первого смутьяна среди рабочих. Я внимательно осмотрел его, но ничего не нашёл и решил, что он, наверное, получил внутреннее повреждение. Поэтому я сказал ему, что отправлю его в госпиталь в Вой (тридцать миль по железной дороге), и там о нём должным образом позаботятся. Затем его, мучительно стонущего, унесли в лагерь. Как только я его отправил, пришёл главный джемадар и сообщил, что этот человек вовсе не был болен, и что, на самом деле, он был единственной причиной волнений. Он знал, что я его накажу, если выясню, что он был зачинщиком беспорядков, и сейчас он притворялся, что тяжело ранен, чтобы избежать наказания. Услышав об этом, я распорядился не отвозить его в Вой с остальными в специальном поезде, и больше я о нём не слышал. Ночью, в одиннадцать часов меня позвали и попросили прийти в лагерь каменщиков, чтобы посмотреть на человека, который, кажется, умирал. Я тут же натянул сапоги, хлебнул немного бренди и побежал в лагерь, где, к своему удивлению, обнаружил, что на пороге смерти был мой знакомец Карим Букс. Я был совершенно уверен, что он хитрил. Но когда он попросил даву (лекарства), я серьёзно сказал, что утром дам ему очень хорошую даву. На следующий день, в полдень – это был мой обычный час для суда над злодеями – я потребовал привести Карима Букса. Мне сказали, что он слишком плох и не может ходить. Я приказал принести его в мою бому, и через несколько мгновений он явился на чарпое, который на своих плечах несли четверо кули. Мне было понятно, что эти кули хорошо знают, что он всего лишь симулянт. Неподалёку слонялись множество его друзей, которые без сомнения, предвкушали увидеть, как обманывают сахиба. Когда кровать положили на землю рядом со мной, я убрал одеяло и внимательно осмотрел Карима Букса, выяснив, что у него нет лихорадки. Он притворялся безнадёжно больным и снова попросил даву. Окончательно убедившись, что джемадар прав и что это сплошное будмаши (коварство), я сказал, что собираюсь дать ему очень эффективную даву. Я с головой накрыл его одеялом и взял с плотницкого верстака, стоявшего рядом, пригоршню опилок. Я положил опилки под кровать и зажёг их. Когда симулянт почувствовал жар, он выглянул из-под одеяла. Увидев вокруг себя дым и пламя, он отбросил одеяло, спрыгнул с кровати, восклицая: «Бейман шайтан!» («Дьявол неверующий!»), – и, как олень, понёсся к выходу из моей бомы. Прежде, чем ему удалось сбежать, сикх-сипай напоследок пару раз ударил его по плечам крепкой палкой. Его сконфуженные товарищи склонились передо мной с криками: «Шабаш, сахиб» («Отличная работа, сэр»). Больше у меня не было проблем с Каримом Буксом. В тот же день он пришёл и, сложив ладони, умолял о прощении, которое я с готовностью даровал, поскольку он был умелый работник. Через несколько дней, утром я возвращался домой после того, как всю ночь провёл на дереве, высматривая людоедов. Без предупреждения придя на каменоломню, я с удивлением обнаружил, что там царит безмолвие. Мои мошенники-рабочие беззаботно валялись в тени деревьев – кто-то спал, кто-то играл в карты. Я немного понаблюдал за ними, а потом решил напугать их, выстрелив в воздух из винтовки. После выстрела сцена изменилась, как по волшебству. Каждый человек занялся своей работой. Там, где мгновение назад стояла тишина, теперь весело и энергично звучали молот и долото. Они, конечно, думали, что я далеко и не вижу их. Но к их ужасу, я закричал, что слишком поздно, потому что я всё видел. Я наложил на всех крупный штраф, в том числе на униженного мастера, который показал себя крайне непригодным для такой должности. Я последовал к своей хижине, но едва дошёл до неё, как до меня доковыляли два мерзавца, согнувшись почти вдвое и призывая небо в свидетели, что я выстрелил им в спину. Чтобы придать правдоподобия своему малоубедительному рассказу, они уговорили своего товарища проделать в спинах раны, похожие на пулевые отверстия, и эти раны обильно кровоточили. К несчастью для них, я нёс с собой винтовку, а не ружьё, и ещё они забыли проделать дыры в одежде. Поэтому всё, чего они добились своей искусно сотканной ложью, – это насмешки товарищей и очень большой штраф. После этого каменщики поняли, что я буду требовать от каждого человека честной ежедневной работы и не позволю никому мешать. Тогда они решили, что лучше всего тихо устранить меня. Однажды ночью они собрались, поклялись хранить тайну и после долгих споров договорились убить меня, когда на следующий день я опять приду на каменоломню. Они хотели бросить моё тело в джунгли, где его, конечно, съели бы дикие животные, а потом сказать, что меня убил лев. Все присутствующие на собрании согласились с этим весёленьким предложением и в знак его выполнения поставили отпечаток пальца на листе бумаги. Однако через час после собрания один из заговорщиков пробрался в мой лагерь, разбудил меня и предупредил о заговоре. Я поблагодарил его за информацию, но всё равно решил пойти утром на каменоломню. Я не верил, что при нынешнем состоянии дел рабочие способные осуществить такой дьявольский план. Скорее, я был склонен думать, что мой осведомитель был отправлен для того, чтобы напугать меня. Поэтому следующим утром (6 сентября) я пошёл вдоль железнодорожной ветки к уединённой каменоломне. Когда я достиг поворота, из кустов выбрался мой главный каменщик Хира Сингх, очень хороший человек, и предупредил, чтобы я дальше не ходил. На вопрос о причинах он ответил, что боится говорить. Он добавил, что вместе с другими двенадцати каменщиками он сегодня не пошёл на работу в каменоломню, потому что испугался неприятностей. Тут я подумал, что в ночном рассказе что-то было. Но я, смеясь, уверил каменщика, что никаких неприятностей не будет, и продолжил путь. Когда я появился в каменоломне, всё казалось совершенно мирно, и все рабочие занимались делом. Но через пару секунд я заметил, что на меня косо оглядываются, и почувствовал, что в воздухе тревогу. Когда я подошёл к первой группе рабочих, джемадар – злодей, который не мог скрыть своего коварства – сообщил, что люди, которые работают дальше в овраге, отказались выполнить его приказы. Он спросил, не могу ли я сходить туда и разобраться. Я понял, что это был способ заманить меня в узкую часть оврага, откуда, зажатый с двух сторон, я бы не мог сбежать. Всё же я подумал, что, несмотря на последствия, надо пройти через это испытание, и вместе с джемадаром пошёл вглубь ущелья. Когда мы достигли следующей группы, он указал на двух рабочих, которые якобы отказались его слушаться. Наверное, он считал, что я уже не покину это место живым, поэтому указал на первых попавшихся. Я, как обычно в таких случаях, записал их имена в блокнот, и собирался возвращаться. Тут все рабочие, которых было около шестидесяти, во весь голос издали яростный вопль. Таким же криком им ответила та группа, от которой я шёл, а в ней было около ста человек. Обе группы рабочих, неся ломы и размахивая тяжёлыми молотами, приблизились ко мне в узкой части оврага. Я ещё ждал их действий, когда один человек бросился на меня. Он сжал мои запястья и закричал, что собирается «повеситься и застрелиться ради меня». Это звучало нелепо, но он выразился именно так. Я легко освободился и отбросил его, но к этому времени я уже был окружён со всех сторон. Вокруг я видел только злобные лица, на которых читалось желание убить. Один из этих здоровяков, боясь сделать первый удар, толкнул в меня стоящего перед ним человека. Если бы этот человек сбил меня с ног, то, уверен, я бы никогда больше не поднялся. Но я быстро отступил в сторону, и человек, собиравшийся меня ударить, сам жестоко ударился о камень и упал. Это вызвало у нападавших смущение, из которого я извлёк пользу. Я запрыгнул на камень, и, прежде, чем они опомнились, обратился к ним на хиндустани[11 - Хиндустани – народно-разговорный язык в Индии, на основе которого сложились языки урду и хинди.]. Их ещё удерживала привычка повиноваться, и, к счастью, они выслушали то, что я говорил. Я сказал, что знал об их плане и что они, конечно, могут убить меня, если хотят. Но если они это сделают, то многие из них будут непременно повешены, поскольку сиркар (правительство) не поверит в их рассказ, что меня утащили львы, и скоро выяснит правду. Я сказал, что хорошо знаю, что среди них есть всего лишь несколько мерзавцев, которые уговорили их поступить так глупо. Я убеждал их, чтобы они не позволили одурачить себя. Даже если предположить, что они осуществят свой план убийства, то над ними поставят другого «сахиба». Может быть, он будет ещё более суровым начальником? Все они знали, что я был справедлив к настоящим работникам. Только мерзавцы и лентяи должны были меня бояться. Как же честные, достойные пуштуны позволили, чтобы ими командовали люди такого типа? Заставив их себя слушать, я почувствовал себя в большей безопасности. Я продолжил говорить о том, что недовольные могут вернуться в Момбасу. А если остальные возобновят работу, и больше не будет никаких заговоров, то я не стану обращать внимание на их глупое поведение. В конце я попросил поднять руку тех, кто соглашался вернуться к работе, и все рабочие в толпе подняли свои руки. Я почувствовал, что победа осталась за мной и распустил их по местам. Потом я спрыгнул с камня и продолжил обход, измеряя каменные глыбы и оценивая сделанную работу, как будто бы ничего не случилось. Они всё ещё колебались и хмурились, им пока нельзя было доверять. Я почувствовал большое облегчение, когда через час, целый и невредимый, вернулся в Цаво. К сожалению, опасность ещё не миновала. Как только я развернулся и ушёл домой, снова разразился мятеж. Они опять назначили собрание и придумали новый план: убить меня ночью. Об этом заговоре мне сообщил мой табельщик. Он сказал, что боится идти делать перекличку, поскольку они пригрозили, что убьют и его. Я не стал терять времени и телеграфировал в железнодорожную полицию, а также окружному офицеру мистеру Уайтхеду, который немедленно прибыл ко мне на помощь, прошагав со своими людьми двадцать пять миль. У меня нет сомнений, что только его быстрые действия спасли меня той ночью от нападения. Через два или три дня прибыла железнодорожная полиция и арестовала зачинщиков мятежа, которые были отправлены в Момбасу и предстали перед судом британского консула мистера Кроуфорда. Все подробности заговоров были выданы одним из тех, кто дал показания против своих сообщников. Все мерзавцы были признаны виновными и приговорены к различным срокам каторжных работ в кандалах. Никогда больше у меня не было неприятностей с рабочими-мятежниками. Глава VI Царство террора Казалось, что львы сильно испугались той ночью, когда мы с Броком поджидали их в товарном вагоне. Они держались подальше от Цаво и долгое время никак нам не досаждали – даже тогда, когда Брок оставил меня и уехал в Уганду на сафари (путешествие с караваном). Во время этой передышки, которую предоставили нам львы, мне пришло в голову, что когда они возобновят свои нападения, их можно будет поймать ловушкой. Я мог бы сконструировать такую ловушку, а в качестве приманки использовать двух кули, находящихся в безопасности. Тогда львы осмелятся войти в неё и будут схвачены. Я тут же принялся за работу и скоро сумел сделать достаточно крепкую ловушку из деревянных шпал, рельсов, кусков телеграфной проволоки и тяжёлых цепей. Она была разделена на два отсека – один для людей, а другой для льва. Выдвигающаяся дверь с одной стороны впускала людей, которые находились там в полной безопасности. Между ними и львом, если бы он вошёл в другой отсек, была поперечная стена из стальных рельсов, которые отстояли друг от друга на расстояние не более трёх дюймов. Сверху и снизу рельсы были укреплены тяжёлыми деревянными шпалами. Дверь, через которую входил лев, была, разумеется, на противоположной стороне конструкции. В общем, эта затея действовала по принципу обычной крысоловки, за тем исключением, что льву не нужно было хватать приманку, чтобы дверь опустилась. Эта часть приспособления была сделана следующим образом. Над входом для львов была закреплена тяжёлая цепь, её концы опускались на землю с двух сторон входа. К цепи прочной проволокой были присоединены короткие отрезки рельс, поставленные на расстоянии шесть дюймов друг от друга. Это было что-то вроде гибкой двери, которая занимала мало места, когда не использовалась, и которая упиралась в верх входа, когда поднималась. В таком положении дверь удерживалась рычагом, сделанным из куска рельса. Рельса, в свою очередь, удерживалась на своём месте проволокой, примотанной к одному концу и проходящей вниз, к пружине, скрытой в земле под клеткой. Как только лев вошёл бы в ловушку достаточно далеко, он бы обязательно наступил на пружину. Его вес освободил бы проволоку, и дверь за ним тут же закрылась бы. И он никак не мог бы открыть её, поскольку она вставала в желоб между двумя рельсами, надёжно закопанными в земле. Ловушка для людоедов Паттерсон у ловушки Создание этой ловушки было сложным делом. Нам нужно было просверлить дыры в рельсах для двери, чтобы проволокой прикрепить их к цепям, но у нас не хватало инструментов. Мне пришло в голову, что пули с жёсткой головной частью от моей винтовки могли бы пробить сталь. Я проделал этот эксперимент, и с радостью обнаружил, что отверстия получаются ровные, как от сверла. Когда ловушка была готова, я разбил над ней палатку, чтобы обмануть льва, а вокруг неё поставил очень крепкую бому. Для людей в ограде был сделан один небольшой вход, который они должны были закрыть за собой кустами. Другой вход, предназначавшийся для львов, располагался перед дверью клетки, и он был открыт. Всезнайки, которым я показывал своё изобретение, в основном, придерживались мнения, что людоеды слишком хитры и не войдут в мою гостиную. Как будет видно из дальнейшего, их предсказания оказались ложными. В первые несколько ночей я сам оставался в ловушке в качестве приманки. Но не произошло ничего, кроме того, что я не спал, мучился от неудобств и был весь искусан москитами. В сущности, львы не нападали на нас несколько месяцев, хотя иногда мы слышали, как они разоряют другие места. Вскоре после ночи в товарном вагоне два человека были утащены из конечной железнодорожной станции, и ещё один – из места под названием Энгомани, что в десяти милях от нас. Потом звери снова пришли туда, схватили двух человек, одного из них убили и съели, а второго так жестоко искалечили, что он умер через несколько дней. Но мы в Цаво, как я уже сказал, были полностью освобождены от нападений. Кули, считая, что их смертельные враги навсегда покинули этот район, возобновили свои обычные занятия, и жизнь вернулась в прежнее русло. В конце концов, это ощущение безопасности было разрушено. Как-то ночью лагерь пробудился от знакомых криков ужаса, и мы поняли, что «дьяволы» вернулись и открыли новый список жертв. В тот раз многие люди из-за жары спали вне палаток, считая, что львы ушли навсегда. Неожиданно, глубокой ночью был замечен один из львов, пробирающихся через бому. Тут же была поднята тревога, и в захватчика полетели палки, камни и головни. Но всё было бесполезно. Лев ворвался прямо к центр перепуганной группы, схватил одного беднягу и под крики и вопли его товарищей потащил его через густую колючую бому. Снаружи бомы к нему присоединился второй лев. Два зверя так осмелели, что не потрудились унести свою жертву, а начали пожирать её в тридцати ярдах от той палатки, где её раздобыли. Хотя джемадар группы, к которой принадлежали кули, сделал в сторону львов несколько выстрелов, львы не обратили на них внимания и не сдвинулись с места, пока не закончили свою ужасную трапезу. Я не позволил сразу же закопать разбросанные останки тела, надеясь, что следующей ночью львы вернутся на то же место. Исходя из этого, я занял позицию на подходящем дереве. Но ничего не нарушало однообразие моего дежурства, за исключением наведавшихся сюда гиен. Наутро я узнал, что львы напали на другой лагерь, в двух милях от Цаво (к этому времени лагеря были снова раскиданы, поскольку работа шла по всей линии). Там людоеды успешно утащили свою жертву, которую, как и предыдущем случае, сожрали прямо возле лагеря. Для меня осталось тайной, как они пролезли через бому без шума. Я думал, что животное вообще не может так сделать. И всё же они постоянно это проделывали, и без единого звука. После этого случая я целую неделю каждую ночь дежурил у какого-нибудь лагеря, но всё тщетно. Или львы замечали меня и уходили, или мне не везло, и они в разных местах хватали одного человека за другим, не давая мне шанса выстрелить. Эти постоянные ночные дежурства были скучным, изматывающим занятием, но я чувствовал, что это моя обязанность, поскольку рабочие, естественно, видели во мне своего защитника. Никогда в жизни я не испытывал такого нервного потрясения, как в те моменты, когда слышал приближающееся низкое рычание этих ужасных чудовищ и понимал, что кто-то из нас ещё до рассвета станет их жертвой. Как только львы достигали лагеря, рычание стихало, и мы понимали, что они выслеживают свою добычу. Затем от одного лагеря к другому неслись крики: «Хабардар, бхайеон, шайтан ата!» («Берегитесь, братья, дьявол идёт!»), но предупреждения оказывались бесполезными. Рано или поздно тишину разрывали вопли агонии, и наутро ещё один человек вычёркивался из списков. Естественно, ночные неудачи приводили меня в отчаяние, и скоро я просто не знал, что ещё можно сделать. После этого казалось, что львы действительно дьяволы, заговорённые от опасностей. Как я уже говорил, выслеживание их в джунглях было безнадёжной задачей. Но нужно было как-то поддержать дух людей, поэтому я провёл много утомительных дней, на четвереньках пробираясь через заросли и распугивая окрестную живность. На самом деле, если бы в одной из этих вылазок я наткнулся на львов, то, скорее, они добавили бы меня в свой список жертв, чем я сумел бы убить кого-то из них. Ведь преимущество было на их стороне. В это время у меня было много помощников: несколько чиновников и армейских и морских офицеров прибыли в Цаво с побережья и дежурили ночь за ночью, чтобы послать пулю в наших осмелевших врагов. Но все они терпели неудачи. Львы всегда избегали караульных и в то же время успевали утащить свою жертву. У меня сохранилось особенно яркое воспоминание об одной ночи, когда звери схватили человека на железнодорожной станции и принесли его к моему лагерю, чтобы здесь сожрать. Я ясно слышал хруст костей, а их жуткое мурлыканье, наполнявшее собой воздух, потом много дней звучало в моих ушах. Ужасно было чувствовать себя таким беспомощным. Выходить было бесполезно, поскольку бедняга, конечно, уже погиб. К тому же стояла такая тьма, что ничего нельзя было увидеть. Полдюжина рабочих, которые жили за небольшой оградой рядом с моей, перепуганные звуками львиной трапезы, стали кричать и просить, чтобы я позволил им войти в мою бому. Я, конечно, разрешил, но скоро вспомнил, что один человек лежит в их лагере больной. Расспросив рабочих, я узнал, что они без всякой жалости бросили его в одиночестве. Я взял несколько человек, чтобы перенести его в свою бому, но, выйдя из палатки, увидел в свете фонаря, что бедняга уже ни в чём не нуждался. Он умер от шока, оставленный своими товарищами. С этого времени дела становились всё хуже и хуже. До сих пор, как правило, нападал и производил опустошение только один из людоедов, а второй ждал в кустах снаружи бомы. Но сейчас они изменили тактику, они входили в бому вместе, и каждый хватал отдельную жертву. Так в последнюю неделю ноября они убили двух носильщиков-суахили. Одного они утащили и сожрали, а стоны другого были долго слышны. Когда его перепуганные товарищи наконец набрались достаточно храбрости, чтобы придти к нему на помощь, они обнаружили, что он крепко застрял в кустах бомы. Лев, очевидно, пытался протащить его сквозь бому, но на этот раз не сумел. Когда я увидел носильщика утром, он был ещё жив, но так страшно искалечен, что умер ещё до того, как его доставили в госпиталь. Через несколько дней два зверя совершили свирепое нападение на самый крупный лагерь, который в целях безопасности находился в двух шагах от станции Цаво, близко к железной хижине начальника дистанции пути. Неожиданно, глубокой ночью два людоеда ворвались к перепуганным рабочим. Даже из моей бомы, с такого далёкого расстояния я ясно слышал панические крики кули. Затем послышались крики: «Они схватили его! Они схватили его!». Это звери утащили свою несчастную жертву и начали своё ужасное пиршество прямо возле лагеря. Начальник дистанции мистер Далгернс пятьдесят раз выстрелил в направлении львов, но они не испугались и спокойно лежали там, пока не закончили есть. После утреннего осмотра этого места мы отправились по следу зверей. Мистер Далгернс был уверен, что ранил одного из них, поскольку отпечатки лап на песке выглядели так, словно одна лапа была сломана. Мы внимательно шли по следу и неожиданно наткнулись на львов. Они встретили нас угрожающим рычанием. Внимательно продвигаясь и раздвигая кусты, мы увидели в темноте то, что сначала приняли за львёнка. При ближайшем рассмотрении это оказались останки несчастного кули, которого людоеды, очевидно, бросили при нашем приближении. Ноги, одна рука и половина туловища были съедены, а одеревеневшие пальцы другой руки оставляли на песке такие следы, которые мы приняли за следы раненого льва. К этому времени животные скрылись в густых джунглях, и преследование их было невозможно. Мы взяли останки кули и, разочарованные, вернулись домой. Самый смелый человек в мире, намного смелее, чем обычные индийские кули, не выдержит такого бесконечного ужаса. Весь район был охвачен паникой, и, вернувшись в лагерь, я не удивился, что в тот день (1 декабря) рабочие бросили работу и ждали меня, чтобы поговорить. Я отправился к ним. Они столпились у моей бомы и заявили, что больше никто и ничто не удержит их в Цаво. Они приехали из Индии, чтобы работать на правительство, а не для того, чтобы служить едой для львов или «дьяволов». Вскоре после предъявления этого ультиматума произошло массовое бегство. Несколько сотен рабочих, бросившись на рельсы перед локомотивом, остановили первый проходящий поезд. Затем, забравшись на вагон-платформу и побросав на неё свои вещи, они уехали из проклятого места. После этого строительные работы были полностью остановлены. В течение трёх месяцев практически ничего не делалось, кроме строительства «противольвиных» хижин для тех рабочих, которые были достаточно смелы, чтобы остаться. Это было странное, забавное зрелище – убежища, взгромоздившиеся на вершине водонапорных башен, на крышах, на балках для моста. Некоторые копали ямы внутри своих палаток, в которые они прятались ночью, прикрываясь тяжёлыми брёвнами. На всех крупных деревьях в лагере висели кровати – так много, пока ветки выдерживали, а иногда ещё больше. Помню, как однажды ночью на лагерь напали львы, и множество людей забралось на одно отдельно стоящее дерево. Дерево с треском рухнуло вниз, бросив свой груз из вопящих кули рядом с львами. К счастью, львы уже добыли себе жертву, и они были слишком заняты её пожиранием, чтобы обращать внимание на кого-то другого. Глава VII Чудесное спасение окружного офицера Сразу после бегства рабочих я написал окружному офицеру мистеру Уайтхеду и попросил его приехать, взяв с собой своих аскари (солдат-туземцев), и помочь мне в кампании против львов. Он ответил на приглашение согласием и обещал быть к ужину 2 декабря, то есть на следующий день после исхода. Его поезд должен был прибыть в Цаво в шесть вечера. Я послал своего боя на станцию встретить его и помочь принести багаж в лагерь. Но очень скоро бой, трясясь от ужаса, примчался обратно и сообщил, что на станции нет никаких признаков поезда или сотрудников станции, а на платформе стоит огромный лев. Я не слишком поверил рассказу. К этому времени кули, и без того не отличавшиеся храбростью, пребывали в таком страхе, что, заметив следы гиены, бабуина, даже собаки, видели в них следы льва. Но на следующий день я обнаружил, что рассказ был правдой. Начальник станции и сигналист были вынуждены спрятаться от одного из людоедов в станционном здании. Я немного подождал мистера Уайтхеда, но он не появлялся. Я решил, что он отложил свой приезд на другой день, и ужинал, как обычно, отшельником. Во время еды я услышал два выстрела, но не придал им значения, поскольку ружейные выстрелы часто раздавались в окрестностях лагеря. Позднее вечером я пошёл караулить наших неуловимых врагов и занял позицию в срубе из шпал, который я построил на большой балке. Она лежала возле того лагеря, который, как я считал, подвергнется нападению. Вскоре после того, как я занял свой пост, я с удивлением услышал в семидесяти ярдах от сруба рычание и мурлыканье людоедов и хруст костей. Я не мог понять, что они едят, поскольку не слышал суматохи в лагере. А по горькому опыту я знал, что о каждой трапезе зверей извещали вопли и рёв. Единственное решение, которое мне пришло в голову, это то, что их жертвой стал какой-нибудь ни о чём не подозревающий несчастный бродяга-туземец. После того, как мои глаза привыкли к темноте, я, насколько это было возможно в данных обстоятельствах, прицелился и выстрелил. Но они только оттащили то, что пожирали, и спокойно отошли за небольшое возвышение, которое скрыло их от меня. Там они не спеша закончили трапезу. Сруб на балке Когда рассвело, я выбрался из своего сруба и пошёл к тому месту, где ночью шумели львы. По пути я встретил своего пропавшего гостя, мистера Уайтхеда. Он выглядел очень нездоровым, был бледен и весь взъерошен. «Откуда вы взялись? – воскликнул я. – Почему вы не пришли ко мне на ужин вчера вечером?» «Хорошо же вы встречаете человека, которого приглашаете на ужин», – только и ответил он. «Что, в чём дело?» – спросил я. «Этот ваш чёртов лев ночью чуть не добрался до меня», – сказал Уайтхед. «Бессмыслица какая-то! Вам, наверное, всё приснилось!» – воскликнул я с изумлением. Он обернулся, показал свою спину и спросил: «Это мне тоже приснилось?» На его одежде была большая дыра, начинавшаяся от затылка, а на коже, сквозь дыру виднелись красные, воспалённые раны – следы четырёх когтей. Без дальнейших разговоров я поспешно увёл его в палатку, где промыл и перевязал его раны. Он успокоился и рассказал мне всё, что случилось ночью. Оказалось, что его поезд сильно опоздал, и он прибыл на станцию Цаво, когда было уже довольно темно. Путь от станции до моего лагеря лежал через небольшую просеку. Уайтхеда сопровождал Абдулла – сержант из его аскари, который шёл сзади и нёс зажжённый фонарь. Они прошли полпути через мрачную просеку, и всё было хорошо. Неожиданно с обрыва на них спрыгнул лев. Он сбил Уайтхеда, как кеглю, и нанёс ему те раны, которые я видел. К счастью, у Уайтхеда был карабин, и он тут же выстрелил. Вспышка и громкий звук ошеломили льва на пару секунд, что позволило Уайтхеду вырваться из его лап. Но в следующее мгновение зверь молнией бросился на несчастного Абдуллу и покончил с ним. «Э, бвана, симба» (О, хозяин, лев), – вот всё, что успел сказать этот бедняга. Когда лев забрался на холм, Уайтхед снова выстрелил, но безрезультатно, и зверь со своей добычей быстро исчезли во тьме. Ночью я слышал, как львы пожирали именно несчастного Абдуллу. Сам Уайтхед чудесным образом спасся, его раны были не очень глубоки и не вызвали никаких особенных последствий. В тот же день, 3 декабря силы, собиравшиеся против львов, получили ещё подкрепление. На побережье появился начальник полиции мистер Факуэр с отрядом сипаев. Он хотел помочь в охоте на людоедов, слава о которых к этому времени широко распространилась, и принял самые тщательные меры предосторожности, расставив своих людей на подходящих деревьях возле каждого лагеря. Приехало ещё несколько чиновников-отпускников, которые тоже встали на стражу. Мистер Уайтхед был со мной в срубе на балке. Хотя моя ловушка для львов вызвала некоторые насмешки, но её тоже использовали, поместив туда в качестве приманки двух сипаев. До наступления ночи наши приготовления завершились, и мы заняли указанные позиции. До девяти ночи ничего не происходило. Потом к моей величайшей радости напряжённую тишину разорвал звук захлопывающейся двери в львиной ловушке. «Наконец-то один из них попался», – подумал я. Но всё кончилось позором. У сипаев, сидящих в клетке, был зажжённый фонарь, у каждого – винтовка Мартини и достаточно патронов. У них был чёткий приказ стрелять сразу же, как только лев войдёт в ловушку. Но, когда лев впрыгнул внутрь и стал, как безумный, бросаться на решётку, они так перепугались, что полностью потеряли голову и от слабости не могли стрелять. Через несколько минут, когда мистер Факуэр, пост которого был поблизости, подбодрил их криками, они немного пришли в себя. Когда они наконец начали стрелять, они стреляли просто так, куда попало и как попало. Мы с Уайтхедом находились под прямым углом от того направления, в котором они должны были стрелять, но пули так и свистели вокруг нас. Они расстреляли весь запас патронов и преуспели только в том, что выбили один брус в двери, позволив нашему трофею преспокойно сбежать. Они могли убить его несколько раз, они могли дулами своих винтовок коснуться до его тела, и как они умудрились промахнуться, останется для меня совершенной тайной. Впрочем, внутри ловушки было немного крови, но это было небольшое утешение – знать, что зверь, поимка и смерть которого была предрешена, получил только лёгкую рану. Всё-таки мы не впали в уныние, и, когда наступило утро, немедленно собрались на охоту. Большую часть дня мы провели в джунглях, ползая на четвереньках по густым зарослям. Хотя мы время от времени слышали рычание львов, но так и не сумели с ними встретиться. Из всей партии только Факуэр мельком видел, как один лев пробирается по кустам. На подобные занятия было потрачено ещё два дня, и с таким же безуспешным результатом. Потом Факуэр и его сипаи вынуждены были вернуться на побережье. Мистер Уайтхед тоже уехал, и я снова остался один на один с людоедами. Глава VIII Смерть первого людоеда Через пару дней после отъезда моих союзников, на рассвете 9 декабря я вышел из своей бомы и увидел бегущего ко мне суахили. То и дело оглядываясь, он возбуждённо кричал: «Симба! Симба!» («Лев! Лев!»). Расспросив его, я узнал, что львы пытались схватить человека в лагере у реки, но, потерпев неудачу, поймали и убили одного из ослов, а сейчас пожирали его. Это был мой шанс! Я побежал за мощной винтовкой, которую Факуэр оставил мне для такого случая, а потом, ведомый суахили, оправился в львам. Я искренне надеялся, что они сосредоточились только на своей еде. Сквозь кустарник я хорошо различал очертания одного из них, я мог легко достать их, но, к сожалению, мой проводник наступил на сухую ветку. Хитрый зверь услышал хруст, недовольно зарычал и в один миг исчез в густых джунглях. В отчаянии от мысли, что они снова сбежали от меня, я поспешно вернулся в лагерь, созвал рабочих и велел им взять все тамтамы, консервные банки и другие предметы такого типа, из которых можно извлечь шум. Я быстро расставил рабочих полукругом возле зарослей и дал главному джемадару инструкции: начать одновременно бить в тамтамы и банки сразу, как только он решит, что я уже на другой стороне. Затем я кругом обошёл заросли и отыскал для себя хорошую позицию. По всей вероятности, лев будет отступать сюда, поскольку это была середина широкой звериной тропы, ведущей к тому месту, где он прятался. Я встал за небольшим термитником и терпеливо ожидал. Очень скоро я услышал жуткий грохот, который подняла наступающая цепь кули, и почти сразу, к моей радости, на тропу вышел крупный безгривый лев. Первый раз за все эти месяцы я получил шанс покончить с одним из зверей. Удовольствие, которое я испытывал, ни с чем нельзя было сравнить. Он медленно продвигался по тропе, каждые несколько секунд останавливаясь, чтобы оглянуться. Я был не полностью скрыт от его взгляда, и если бы его внимание не было занято шумом позади него, он бы меня заметил. Поскольку он не замечал моё присутствие, я позволил ему пройти ещё пятнадцать ярдов, а затем наставил на него свою винтовку. Когда я двинулся, он бросил на меня взгляд и, казалось, изумился моему неожиданному появлению. Он присел, воткнув передние лапы в землю, и дико зарычал. Я уже целился ему в голову и чувствовал, что он весь в моей власти, но… Никогда не доверяйте неиспытанному оружию! Я нажал на спусковой крючок, и, к моему ужасу, послышался глухой треск. Осечка! Дальше было хуже. Я бы так смущён, так обескуражен этой неприятностью, что совсем забыл выстрелить из левого ствола и опустил винтовку, чтобы перезарядить её. К счастью для меня, лев был отвлечён ужасающим грохотом и шумом, который производили кули. Он не прыгнул на меня, как я ожидал, а отскочил в сторону, снова в заросли. К этому времени я собрался с духом и, как только прыгнул, выстрелил в него из левого ствола. Ответное разъярённое рычание подсказало, что я попал. Несмотря на это, ему снова удалось уйти. Я некоторое время следовал за ним, но потерял его след на каменистой почве. Я горько проклинал тот час, когда взял чужое оружие. Разочарованный и раздосадованный, я обрушил заслуженную брань на саму винтовку, на её хозяина винтовки и на её создателя. Вынув неразорвавшуюся пулю, я обнаружил, что игла не ударила как надо, капсюль был только слегка помят. Так что вина действительно лежала на винтовке, которую я позднее с вежливыми комплиментами вернул Факуэру. Мои постоянные неудачи доводили меня до белого каления, а индусы ещё больше верили, что львы были настоящими злыми духами, защищёнными от оружия смертных. Честно говоря, они и вправду казались заговорёнными. После этого угнетающего поражения оставалось, конечно, только вернуться в лагерь. Но прежде я пошёл взглянуть на мёртвого осла, который был только слегка покусан. Любопытно, что львы всегда начинают есть свою жертву с хвоста, по направлению к голове. Поскольку было очевидно, что львиная трапеза прервалась в самом начале, я решил, что кто-то из них после наступления темноты обязательно вернётся к туше. Так как поблизости не было подходящего дерева, в десяти футах от тела я соорудил помост. Этот мачан высотой примерно двенадцать футов стоял на четырёх столбах, которые были вкопаны в землю и наклонены друг к другу. Наверху была доска для сиденья. Поскольку ночи были очень тёмные, я крепкой проволокой привязал ослиную тушу к соседнему пню, чтобы львы не смогли утащить её. Перед закатом я занял позицию на своём изящном насесте. К великому неудовольствию моего носильщика оружия Махины, я решил идти один. Я бы с радостью взял его с собой, но у него был сильный кашель. Я боялся, что он случайно произведёт какой-нибудь шум, который может всё разрушить. Почти сразу наступила темнота, и всё затихло. Чтобы осознать, что такое тишина африканских джунглей в тёмную ночь, нужно испытать её самому. Это очень впечатляет, особенно если вы абсолютно один, далеко от остальных человеческих существ, как это было со мной в ту ночь. Одиночество, тишина, цель моей стражи – всё это оказывало на меня воздействие. Постепенно напряжённое ожидание сменилось мечтательным настроением, хорошо гармонировавшим с окружающей обстановкой. Неожиданно хруст ветки прервал мои мечтания. Я прислушался, и мне показалось, что я слышу шорох кустов, через которые продвигается крупное тело. «Людоед, – подумал я. – Сегодня ночью мне повезёт, и я убью одного из этих львов». Снова наступила полная тишина. Я сидел в своём гнезде, как статуя, каждый нерв дрожал от напряжения. Очень скоро все сомнения, что это лев, рассеялись. Из кустов раздался глубокий протяжный вздох – явный признак голода, и снова послышался шорох из-за осторожного продвижения льва. Через секунду лев остановился и сердито зарычал. Это означало, что он заметил моё присутствие, и я испугался, что меня ожидает очередное разочарование. Однако дело быстро приняло другой оборот: охотник стал целью охоты. Вместо того, чтобы взяться за приготовленную для него приманку, лев начал украдкой посматривать на меня. Два часа он пугал меня, бродя вокруг моей шаткой конструкции, постепенно сужая круги. Каждую секунду я ждал, что он обрушится на помост, который мог не выдержать такого броска. Если бы один из довольно непрочных столбов сломался, если бы лев сумел прыгнуть на те двенадцать футов, которые отделяли меня от земли… Это были не очень приятные мысли. Мурашки поползли по моей спине, и я искренне раскаивался, что был таким дураком и поставил себя в такое опасное положение. И всё-таки я хранил молчание и не рисковал даже пошевелиться. Но продолжительное напряжение сказалось на моих нервах. Легче представить, чем описать мои чувства, когда в полночь что-то внезапно шлёпнулось на мою голову. Я решил, что на меня сзади прыгнул лев, и так испугался, что чуть не слетел с доски. Придя в себя через пару секунд, я понял, что в меня ударилось нечто не слишком грозное. Наверное, сова приняла меня за ветку на дереве. Согласен, это не очень опасное событие в обычных обстоятельствах, но тогда оно почти парализовало меня. Непроизвольное вздрагивание, от которого я не мог удержаться, тут же вызвало ответное зловещее рычание внизу. После этого я снова притих, насколько это возможно, хотя весь дрожал от волнения. Скоро я услышал, что лев осторожно крадётся в мою сторону. Я едва мог различить его очертания в белесоватом подлеске. Но я уже увидел достаточно, и, прежде чем он сумел подойти поближе, я внимательно прицелился и нажал на спусковой крючок. За выстрелом последовал ужасающий рёв, а затем я услышал, как лев прыгает из стороны в сторону. Я не мог видеть его, поскольку он отскочил в густой кустарник, но для большей верности продолжал стрелять в том направлении, куда он скрылся. Послышалось несколько мощных стонов, которые постепенно перешли в тихие вздохи и, в конце концов, вовсе прекратились. Я понял, что один из «дьяволов», которые так долго изводили нас, больше не причинит нам никаких неприятностей. Когда я закончил стрелять, из лагеря, что лежал в четверти мили отсюда, через тёмные джунгли донеслись вопрошающие крики рабочих. Я крикнул, что я цел и невредим и что один из львов мёртв. Тут из всех лагерей раздался такой возглас радости, который, наверное, ошарашил обитателей джунглей на многие мили вокруг. Скоро я увидел множество мерцающих сквозь кусты огней. Все люди в лагере поднялись с постелей и, стуча в тамтамы и дуя в рожки, побежали к месту действия. Они окружили мой насест и, к моему изумлению, распростёрлись на земле, приветствуя меня криками: «Мабарак! Мабарак!», что, кажется, означает «святой» или «спаситель». Я решил не искать тело льва этой ночью, потому что его компаньон мог быть поблизости. К тому же была вероятность, что он ещё жив и способен сделать последний прыжок. Поэтому мы в восторженном настроении вернулись в лагерь и веселились остаток ночи. Суахили и другие африканцы отметили этот праздник особенно дикими, яростными танцами. Я же с беспокойством ждал рассвета. Ещё не полностью рассвело, а я уже спешил на место событий, поскольку хотел убедиться, что «дьявол» не спасся от меня каким-нибудь таинственным, мистическим способом. К счастью, мои страхи не оправдались. Я с облегчением понял, что удача, которая так долго раздражала меня своими фокусами, наконец повернулась ко мне лицом. Я прошёл несколько шагов по кровавым следам и за кустами, прямо передо мной со страхом увидел льва, как будто живого и приготовившегося к прыжку. Приглядевшись, я понял, что он на самом деле мёртв. Мои спутники столпились вокруг него, они смеялись, танцевали и кричали от радости, как дети. Потом они подняли меня на руках и пронесли вокруг мёртвого тела. Когда этот благодарственный обряд закончился, я осмотрел тело и обнаружил, что в цель попали две пули. Одна – ниже левого плеча, очевидно в сердце, а другая – в заднюю лапу. Этим трофеем действительно можно было гордиться. Его длина от кончика носа до кончика хвоста составляла девять футов восемь дюймов, в высоту он был три фута девять дюймов, и потребовалось восемь человек, чтобы отнести его в лагерь. Единственным недостатком было то, что его шкура была сильно ободрана о колючки бомы, через которую он часто лазил за добычей. Первый убитый людоед Скоро новость о смерти одного из прославленных людоедов широко распространилась по всей стране. На меня посыпались телеграммы с поздравлениями, множество людей приехало с той и с другой стороны железной дороги, чтобы лично увидеть шкуру льва. Глава IX Смерть второго людоеда Не нужно думать, что со смертью этого льва наши трудности закончились. Его компаньон был ещё на свободе, и очень скоро он заставил нас осознать этот неприятный факт. Прошло всего несколько ночей, и он совершил попытку добраться до начальника дистанции пути, по ступеням взойдя на веранду его бунгало. Начальник дистанции услышал шум и, подумав, что это пьяный кули, рассерженно крикнул: «Убирайся!» К счастью для себя, он не вышел и не открыл дверь. Разочарованный тем, что попытка заполучить человеческое мясо не удалась, лев схватил двух коз начальника дистанции и тотчас же сожрал их. Услышав об этом случае, я решил на следующую ночь засесть возле бунгало начальника дистанции. Рядом как раз стояла незанятая железная лачуга с подходящей амбразурой в стене. Снаружи в качестве приманки я поставил трёх взрослых коз, привязав их к рельсе весом около 250 фунтов. Ночь прошла без всяких событий почти до самого рассвета, когда неожиданно появился лев. Он напал на одну козу и покончил с ней, а потом поволок остальных и вместе с ними рельсу. Я несколько раз выстрелил в него, но стояла непроглядная тьма, невозможно было ничего разглядеть, поэтому я попал только одну из коз. В таких случаях я всегда мечтал о фонарике. Утром ко мне присоединились несколько человек из лагеря, и мы пошли по следу. Следы коз и рельсы легко различались, и скоро мы пришли к месту в четверти мили от лагеря, где лев ещё продолжал свою трапезу. Он был скрыт густым кустарником и, услышав наше приближение, разъярённо зарычал. В конце концов, когда мы подошли поближе, он неожиданно напал на нас, выпрыгнув из кустов. В одно мгновение все участники партии поспешно залезли на ближайшее дерево, за исключением одного из моих помощников, мистера Уинклера, который всё время оставался рядом со мной. Однако зверь не продолжил нападение. Мы побросали камни в те кусты, где видели его последний раз, и по безмолвию предположили, что он улизнул. Мы осторожно прошли вперёд и поняли, что он и вправду скрылся, почти не прикоснувшись к козам. Посчитав, что лев, вероятно, вернётся за своей едой, я поставил в нескольких футах от мёртвых коз очень крепкий помост и до прихода темноты занял на нём позицию. В этот раз я взял своего носильщика оружия Махину, чтобы он сменял меня. К этому времени, проведя так много бессонных ночей, я был совершенно измотан. Только я задремал, как Махина схватил меня за руку и показал на коз. «Шер!» («Лев!») – прошептал он. Я взял свою двустволку, заряженную слагами, и терпеливо ждал. Судьба вознаградила меня. Через несколько минут я услышал, как в том месте, в котором я ожидал увидеть льва, зашуршали кусты. Затем я увидел, как он появился из кустов и прошёл почти под нами. Я выстрелил в плечо практически одновременно из двух стволов и с радостью увидел, что его отбросило назад. Я быстрее потянулся за магазинной винтовкой, но он скрылся в кустах, и я был вынужден стрелять наугад. Всё-таки я был уверен, что мне удастся его взять, поэтому я отправился за ним, как только рассвело. Не представляло никакого труда идти по его кровавому следу. Поскольку он несколько раз останавливался, я был убеждён, что он тяжело ранен. Тем не менее, моя охота оказалась бесплодной. Дальше капли крови исчезли, и началась каменистая почва, так что я не мог больше идти по следу. Помост В это время через Цаво с инспекцией от министерства иностранных дел проезжал сэр Гилфорд Моулсворт, кавалер Ордена Индийской империи, позднее инженер-консультант по железным дорогам в индийском правительстве. Он осмотрел мост и другие работы и выразил мне благодарность, а затем сделал множество фотографий. Некоторые из этих фотографий с его любезного разрешения воспроизведены в этой книге. Он искренне сочувствовал тому, что мы претерпели от людоедов, и был рад, что хотя бы один из них мёртв. Он спросил меня, когда я собираюсь убить второго льва. Хорошо помню улыбку сомнения, появившуюся на его лице, когда я уверенно заявил, что надеюсь покончить со львом в ближайшие несколько дней. Наш враг не показывался в течение десяти дней после этого, и мы начали думать, что он умер в джунглях от ран. Всё же мы продолжали соблюдать обычные ночные предосторожности и правильно делали, в противном случае список жертв пополнился бы, по крайней мере, ещё одним человеком. Ночью на 27 декабря меня разбудили страшные крики вагонетчиков, которые спали на дереве возле моей бомы, о том, что до них пытается добраться лев. Было бы безумием выходить, поскольку луна скрывалась за плотными облаками, и на расстоянии ярда ничего нельзя было увидеть. Всё, что я мог сделать, несколько раз выстрелить, просто чтобы отпугнуть зверя. Очевидно, это произвело желанный эффект, и люди в ту ночь больше не волновались. Но людоед, видимо, некоторое время ещё бродил по лагерю. Утром мы обнаружили, что он подходил к каждой палатке и долго кружил вокруг дерева. Следующей ночью я занял позицию на том же дереве, надеясь, что он совершит ещё одну попытку. Ночь началась плохо. Забираясь на свой насест, я чуть не задел ядовитую змею, которая, свернувшись, лежала на ветке. Понятно, что я очень быстро спустился, и один из моих рабочих сумел длинной палкой расправиться со змеёй. К счастью, было ясно, безоблачно, благодаря луне было светло, почти как днём. Я дежурил до двух ночи, а потом разбудил Махину, чтобы он меня сменил. Прислонившись спиной к дереву, я мирно спал, но проснулся через час от таинственного ощущения, что что-то случилось. Однако Махина был настороже, и он ничего не видел. Хотя я внимательно осмотрел всё вокруг нас, я тоже не обнаружил ничего необычного. Не совсем успокоившись, я снова улёгся спать, но тут мне показалось, что поодаль, в низких кустах что-то движется. Присмотревшись, я понял, что не ошибся. За нами следил притаившийся людоед. Вокруг нашего дерева было открытое пространство, усеянное там и сям небольшими кустиками. Наблюдать, как этот огромный зверь осторожно крадётся к нам, используя каждую кочку на земле – это было чарующее зрелище. Его навыки доказывали, что он был знатоком ужасного искусства охоты на человека. Я решил действовать так, чтобы в этот раз он не улизнул. Поэтому я подождал, пока он приблизится на двадцать ярдов и выстрелил в его грудь из. Я услышал, что пуля попала в него, но удар был не столь сокрушителен. Издав свирепое рычание, лев развернулся и гигантскими скачками помчался прочь. Прежде чем он скрылся из виду, я успел отправить вслед ещё три пули, и рычание подсказало, что последняя из пуль достигла цели. С нетерпением мы дождались рассвета и с первым лучом солнца отправились в погоню. Я взял с собой туземца-следопыта, так что мог свободно наблюдать по сторонам, а Махина следовал за мной с карабином Мартини. Пятен крови было предостаточно, и мы быстро продвигались вперёд. Мы не прошли по джунглям и четверти мили, как прямо впереди себя услышали свирепое предупреждающее рычание. Осторожно посмотрев в кусты, я увидел людоеда, который с яростью смотрел в нашу сторону и рычал, обнажая клыки. Я тут же внимательно прицелился и выстрелил. Он немедленно вскочил и прыгнул на нас. Я выстрелил ещё раз и сбил его. Но через секунду он встал и опять пошёл на меня так быстро, как только мог при таких повреждениях. Третий выстрел не возымел никакого эффекта, поэтому я протянул руку к Махине, чтобы он дал мне карабин. К моему ужасу, его рядом не было. Неожиданное нападение нагнало на Махину такого страха, что он вместе с карабином забрался на дерево. В таких обстоятельствах мне не оставалось ничего другого, кроме как последовать его примеру. Несмотря на то, что одна из пуль перебила заднюю лапу зверя, он мог бы настичь меня. Я едва успел вскарабкаться наверх, прежде чем он подбежал к дереву. Когда лев понял, что опоздал, он, хромая, направился в заросли. К этому времени я схватил из рук Махины карабин и выстрелил. Первая пуля, казалось, покончила со львом, поскольку он упал и лежал без движения. Я тут же спустился с дерева и пошёл к нему, что было довольно глупо. К моему удивлению, он вскочил и ещё раз попытался напасть на меня. На этот раз две пули – в грудь и в голову – успокоили его раз и навсегда. Он остановился в пяти ярдах от меня и умер, как храбрец, яростно грызя валявшуюся на земле ветку. К этому времени сюда из лагеря пришли все рабочие, привлечённые звуками выстрела. Их ненависть к зверю, который убил множество их товарищей, была так велика, что мне стоило больших усилий, чтобы они не разорвали мёртвое тело на кусочки. В конце концов, под дикие радостные крики туземцев и кули я отнёс льва в свою бому, которая была совсем рядом. Исследовав льва, мы обнаружили в его теле не менее шести пулевых отверстий, а в спине слаг, который я выпустил в него десять дней назад с помоста. Его длина была девять футов шесть дюймов от кончика носа до кончика хвоста, высота в холке – три фута одиннадцать с половиной дюймов. Как и в случае с его компаньоном, кожа была изуродована глубокими царапинами от колючек бомы. Второй убитый людоед Новость о смерти второго «дьявола» скоро распространилась по всей стране. Туземцы приезжали по железной дороге, чтобы посмотреть на мои трофеи и на «убийцу дьяволов», как они меня назвали. Но лучше всего было то, что сбежавшие кули вернулись в Цаво. К моему облегчению, строительство возобновилось, и больше у нас не было никаких неприятностей с людоедами. Забавно отметить, как изменилось отношение рабочих ко мне после того, как я убил двух львов. Когда-то они желали убить меня, а теперь готовы были на всё ради меня. В знак благодарности они поднесли мне красивый серебряный кубок и длинное стихотворение на хиндустани, рассказывающее обо всех наших злоключениях и одержанной мной победе. Стихотворение написано причудливым библейским языком, его перевод я даю в приложении. Кубок я считаю своей самой ценной и самой заслуженной наградой. Надпись на нём гласит: «Сэр! Мы, ваши мастера, табельщики, мистари[12 - Мистари – глава каменщиков (см. также примечание автора ко второму приложению.).], рабочие, преподносим вам этот кубок в знак нашей благодарности за вашу храбрость в убийстве двух львов-людоедов. С величайшим риском для вашей жизни вы спасли нас от судьбы быть съеденными этими ужасными чудовищами, которые по ночам врывались в наши палатки и уносили от нас наших товарищей. К этому кубку мы добавляем наши молитвы за вашу долгую жизнь, счастье и процветание. Мы навсегда останемся вашими преданными слугами. Бабу[13 - Бабу – клерк-индус, владеющий английским языком.] Пуршотам Хурджи Пурмар, мастер, от имени ваших рабочих. Цаво, 30 января 1899 года». Прежде чем оставить тему «людоедов из Цаво», следует сказать о том, что эти два льва обладали особенностями, может быть, уникальными среди диких животных. О львах отдельно упомянул премьер-министр в Палате лордов. Перечисляя трудности, с которыми столкнулось строительство Угандийской железной дороги, лорд Солсбери в заключение сказал: «Строительство было полностью остановлено на три недели из-за того, что в районе появилась группа львов-людоедов, которые нашли вкус в наших рабочих. В конце концов рабочие отказались выполнять работу, пока не были защищены железными укреплениями. Конечно, сложно вести строительство в таких условиях, и пока не нашёлся увлечённый охотник, который убил львов, наше предприятие находилось под серьёзной угрозой». Кроме того, «Спектейтор» в номере от 3 марта 1900 года опубликовал статью «Львы, которые остановили железную дорогу». Привожу выдержки из этой статьи: «Наверное, каждому приходила в голову параллель со львами, которые остановили обустройство Самарии[14 - В этом абзаце имеется в виду эпизод из Библии (Четвёртая книга Царств, 17:24-28). Ассирийцы, изгнав израильтян, поселили на их землях нееврейских переселенцев. На переселенцев, которые получили название самаритян, стали нападать львы. Считая, что они прогневили местного бога, самаритяне решили поклоняться богу израильтян.]. Если самаритяне перенесли хотя бы четверть тех страданий, что перенесли железнодорожные кули, то можно легко понять их желание поклоняться местным божествам. Если собрать все рассказы о львах от эпохи ассирийских царей до конца девятнадцатого века, они не сравнятся с рассказом об этих двух львах – по трагичности и жестокости, по дикости и оскорбительному пренебрежению к человеку, вооружённому или невооружённому, белому или чёрному. В какое далёкое прошлое уводит нас эта история! Невозможно понять, как первобытные люди боролись с таким врагом. На огонь, который до сих пор считался главной защитой против хищников, эти хищники не обращали внимания. Любопытно, что львов из Цаво не убил яд, а ведь стрихнин очень эффективен.[15 - Нужно упомянуть, что я пытался использовать яд, но безрезультатно. Я положил в нескольких местах отравленные туши гужевых животных, которые умерли от укуса мухи цеце, но хитрые людоеды не притрагивались к ним, предпочитая живых людей мёртвым ослам. (Прим. автора.)] Яд мог использоваться в древности, поскольку о его необычных свойствах известно жителям тропических лесов как в Америке, так и на западе Центральной Африки. Но нет никаких свидетельств, что древние обитатели Европы, или Ассирии, или Малой Азии когда-либо убивали таким способом львов или волков. Они надеялись, что король, вождь или другой защитник убьёт этих чудовищ. Для королей это была не забава, а обязанность, которую налагал сам титул правителя. Тесей, который очистил дороги от зверей и грабителей, Геракл, который убил льва, Святой Георгий, который победил дракона – все они награждены немеркнущей славой за подобные деяния. Благодаря истории о реке Цаво мы можем через века оценить, какую службу они сослужили для человека. Когда джунгли осветились сотнями фонарей, когда от лагеря к лагерю понеслись крики о том, что первый лев мёртв, когда толпа упала на колени и склонила головы посреди ночного леса, а африканцы танцевали свой яростный ритуальный танец благодарности, мистер Паттерсон мог таким необычным путём осознать, что значило быть героем-избавителем в те дни, когда человек ещё не был господином всего сущего, а находился под властью диких зверей». Что ж, эти два людоеда заслужили свою славу. Они съели не менее двадцати восьми индийских кули. А официальные записи о количестве жертв среди несчастных африканских туземцев никто не вёл. Глава X Строительство моста завершено Строительство моста Когда волнение улеглось и страх перед людоедами исчез, работа пошла бодро, и строительство моста через Цаво быстро близилось к завершению. Опоры уже возвышались, и теперь стоял вопрос, как передвинуть на нужное место большие камни. У нас не было подъёмных кранов, и мне пришлось импровизировать. Я сделал кран из двух тридцатифутовых рельс, соединив их с одного конца болтами, а другие концы укрепив большими стволами деревьев на расстоянии десяти футов друг от друга. Это изобретение работало превосходно. С помощью канатов и блоков тяжёлые камни быстро и легко переносились на нужные места. Скоро каменная кладка моста была завершена. Следующей задачей было протянуть железные балки от одной опоры к другой, расстояние между которыми было шестьдесят футов. Поскольку у меня не было ни лебёдок, ни блоков и такелажа, чтобы перетащить балки, я был вынужден возвести в пролётах временные опоры из дерева. Между временными опорами были протянуты большие деревянные брусья и уложены рельсы. Балки перевозили по этим рельсам на вагоне-платформе, который доставил их с побережья. Затем их сгружали, отгоняли пустую платформу, демонтировали временный мост, и балка мягко опускалась на опоры. Когда последняя опора была успешно установлена, мы, не теряя времени, соединили железнодорожный путь. Очень скоро я с удовлетворением наблюдал, как по законченному мосту едет первый поезд. Самодельный подъёмник Установки балки Строительство моста завершено Интересно, что через день после того, как мост был завершён, а промежуточные опоры удалены, разразился страшный ливень. Вода в реке быстро поднялась и скоро вышла из берегов, и река превратилась в разъярённый мрачный поток, который вырывал деревья с корнями и кружил их, как щепки. Вода поднималась всё выше и выше. Стоя на мосту, я наблюдал за двумя временными мостами для вагонеток, – которые, как вы помните, мы построили для того, чтобы перевозить на стройку камень и песок, – и ждал, когда они уступят под напором воды. Долго ждать не пришлось. Скоро я увидел, как из-за поворота реки чуть выше моста непреодолимая сила выносит сплошную массу пальмовых стволов и железнодорожных шпал. Я понял, что это обломки временного моста, который пересекал реку выше. С этими обломками пришла ещё одна бурная волна. Когда она обрушилась на вторую шаткую конструкцию, у меня перехватило дыхание. Раздался тупой удар, звук расщепляющихся и раскалывающихся деревьев, а потом волна понеслась ко мне, не оставляя позади себя ни малейшего признака двух мостов. Удар был такой мощный, что рельсы на расколотых стволах скрутились, как обычная проволока. Двойной ряд обломков нёсся вперёд и с угрюмым бурлением бросился на волнорезы моих каменных быков. Столкновение было сильным, но, к моему крайнему удовольствию, мост не шелохнулся. Я увидел, как останки временных мостов проплывают между опорами и быстро исчезают, отправляясь к океану. Признаюсь, что я смотрел на всё происходящее, разрываясь от гордости. У нас в Цаво не было ни дня без такого рода волнений. Когда на лагерь не нападали львы-людоеды, туда приходили леопарды, гиены, дикие собаки, дикие кошки и другие обитатели джунглей. Эти животные наносили большой урон стадам овец и коз, которых мы держали для еды. Мы всегда испытывали большое облегчение, когда кто-нибудь из них попадался в приготовленную ловушку. Особенно большие разрушения производили леопарды, которые часто убивали ради удовольствия, а не ради еды. Я ненавидел их с тех пор, как один леопард бессмысленно уничтожил всё моё стадо. Тогда у меня было стадо из тридцати овец и коз, которых я держал ради мяса и молока. На закате они скрывались в шалаше в углу моей бомы. Одной очень тёмной ночью мы проснулись из-за страшной суматохи в этом хлеву, но людоеды ещё не были убиты, и никто не рискнул выйти, чтобы узнать причину волнений. Я, естественно, думал, что это было вторжение одного из «дьяволов». Всё, что я мог сделать, несколько раз выстрелить в сторону хижины, надеясь его отпугнуть. Несмотря на выстрелы, шум ещё некоторое время продолжался, а потом всё затихло. Как только шум затих, я пошёл к хлеву, чтобы посмотреть, что случилось. С яростью я обнаружил, что все мои овцы и козы лежат на земле мёртвые, с перегрызенными горлами. По дыре в тонкой стенке хлева, по следам вокруг я понял, что виновником этой резни был леопард. Он не съел ни одну овцу или козу, а просто убил их всех из любви к разрушению. Я надеялся, что следующей ночью он вернётся, чтобы поесть. Я решил, что если он вернётся, я ему отомщу. Поэтому я оставил туши на своих местах и установил у входа в хлев очень мощную ловушку, похожую на огромную крысоловку и достаточно крепкую, чтобы удержать леопарда, если он попадётся неё лапой. Прочной цепью я присоединил её к столбу, который был врыт в землю снаружи. Когда наступила темнота, все, кто был в моей боме, тревожно вслушивались, ожидая, когда леопард попадётся в ловушку. Мы не были разочарованы. В полночь мы услышали клацанье мощной ловушки, за которым последовали неистовые рычание и прыжки. Я весь вечер просидел с винтовкой и зажжённым фонарём, поэтому немедленно бросился туда в сопровождении чокидара (сторожа), который нёс фонарь. Когда мы приблизились к хлеву, леопард неистово прыгнул в нашу сторону, насколько ему позволяла цепь. Это так испугало чокидара, что он в ужасе убежал, оставив меня в полной темноте. Ночь была такая же тёмная, как предыдущая, и я абсолютно ничего не видел. Но я знал, где примерно находится зверь, и стрелял в него, пока не опустошил магазин. Насколько я мог различить, он пытался пролезть через разрушенную стену хлева. Но вскоре мои пули сделали своё дело, его сопротивление слабело, а потом всё затихло. Я крикнул, что леопард мёртв, и тут же все в боме вскочили и с фонарями побежали сюда. Вместе с другими пришёл один мой мастер-индус, который воскликнул, что тоже хочет отомстить, поскольку некоторые козы принадлежали ему. После чего он навёл на мёртвого леопарда револьвер, крепко зажмурился и выстрелил четыре раза подряд. Естественно, выстрелы не попали в цель, но сильно испугали наблюдателей, которые быстро разбежались кто куда. Утром, когда я собирался свежевать леопарда, мимо проходила группа голодных камба. С помощью жестов они попросили разрешения выполнить эту работу, взамен взяв себе мясо. Я, конечно, согласился, и через несколько минут туша была аккуратно освежёвана, а измождённые туземцы жадно набросились на сырое мясо. Дикие собаки тоже производили большие разрушения, часто нападая на наших овец и коз. Много ночей я слышал, как они охотятся на своих жертв возле моего лагеря. Когда ими двигал голод, они никогда не бросали преследование и нападали на всех, на людей и на зверей. Однажды я был на станции Цаво – к сожалению, без винтовки – и увидел собаку, которая стояла в тридцати ярдах от меня. Это был красивый зверь, крупнее коли, с чёрной шерстью и белым кончиком на пушистом хвосте. Я жалел, что не прихватил винтовку, поскольку очень хотел заполучить экземпляр, но больше такого шанса мне не представилось. Глава XI Суахили и другие туземные племена Я всегда живо интересовался различными туземными народностями Африки и поэтому использовал любую возможность, чтобы изучить их нравы и обычаи. В Цаво я почти не мог этим заниматься, потому что окрестности были практически необитаемы. Однако среди моих рабочих было много суахили, несколько камба, ньямвези и других, так что скоро я более или менее познакомился с образом жизни этих племён. Суахили живут, в основном, на побережье Британской Восточной Африки и в Занзибаре. Это смешанный народ, потомки арабских отцов и негритянских матерей. Их название происходит от арабского слова «суахил» – «побережье». Они настолько простодушны, что некоторые считают, что их название – это искажённые слова «сауа хили», то есть «те, которых все обманывают». Мужчины, как правило, обладают великолепной физической формой, их часто используют в караванах как носильщиков. Эти люди беспечны, веселы, расточительны, они очень любят лакомства и не упускают шанса насладиться ими. Их жизнь – это путешествия с побережья и обратно. С побережья они несут тяжёлые грузы еды и других товаров, а обратно – такие же тяжёлые грузы слоновой кости и всего остального, что дают внутренние районы страны. Они проводят целые месяцы в этих экспедициях, и, поскольку они не тратят денег в пути, у них скапливается много рупий до возвращения в Момбасу. Эти рупии исчезают с удивительной скоростью, и когда у них больше не остаётся денег на развлечения, они присоединяются к другому каравану и начинают новое сафари к Великим Африканским озёрам или даже дальше. Много раз я видел, как они тащились по старой караванной дороге, которая пересекает Цаво в полумиле от железнодорожной станции. Здесь, возле брода всегда объявлялся привал, и они могли искупаться в холодных водах реки. Носильщики-суахили Ничто, кажется, не может поколебать духа суахилийского носильщика. Его жизнь трудна, его ноша тяжела, но когда он сбрасывает её и принимается за пошо (еду), он сразу же забывает обо всех неприятностях. Он начинает смеяться, петь и шутить, как будто он самый счастливый и самый удачливый из смертных. Таким был мой повар Мабруки, и его весёлый смех был довольно заразителен. Помню, как однажды он открывал для меня банку с галетами. Он не смог открыть её пальцами, поэтому схватил крышку своими великолепными зубами и резко дёрнул. Боясь, что он сломает зуб, я крикнул, чтобы он прекратил. Но он не понял моего беспокойства и серьёзно уверил меня, что он ни в коем случае не испортил бы банку. Мабруки Суахилийские мужчины носят белые хлопковые одеяния, похожие на ночные рубашки, которые называются канза. Женщины, которые наделены большим изяществом, ходят с голыми руками и плечами и носят длинную разноцветную ткань. Эта ткань плотно оборачивается вокруг груди и свободно свисает вниз. Они все последователи Пророка, поэтому их общественные отношения такие же, как у других мусульманских народов, хотя и с большой примесью дикости. У них есть привычка давать прозвища всем европейцам, с которыми они имеют дело. Такие прозвища, в основном, связаны с чем-то особенным или поражающим в поведении, характере или внешнем виде. В целом, это добрые, щедрые люди, которых нельзя не полюбить. Женщины-суахили Из множества племён, которых можно увидеть возле железной дороги на пути к побережью, самый необычный вид у ньика. Этот народ обитает в колючей ньике (дикая местность), которая граничит с пустыней Тару. Они невероятно уродливые и низкорослые. Мужчины носят только небольшой, очень грязный кусок ткани, накинутый на плечи, а женщины – короткую юбочку, низко висящую на талии. И мужчины и женщины носят украшения: латунные цепочки на шее, медные кольца и железную проволоку на руках. Ближайшее к Цаво племя – это таита, которое обитает в горах возле Ндии, примерно в тридцати милях. Моя работа часто заносила меня в это место. Однажды, когда в моём распоряжении было немного свободного времени, я решил совершить давно обещанный визит к окружному офицеру. К его дому, который находился у подножья гор в четырёх милях от станции Ндии, вела хорошая дорога. Во время моего приезда я не только получил радушный приём, но и познакомился с Мгого – верховным вождём таита, который только что вернулся с шаури (совещания) по какому-то государственному делу. Старик, кажется, был очень рад мне и сразу же пригласил в свой крааль в холмах. Я подпрыгнул от перспективы увидеть таита в их собственных домах, и скоро мы с моим слугой-индусом Бхавалом начали своё трудное восхождение. После пары часов беспрерывного карабканья по крутой и скользкой козьей тропе, мы прибыли в столицу Мгого. Меня познакомили с его жёнами, которые занимались тем, что готовили помбе (туземный алкогольный напиток) в выдолбленном пне. Я подарил одной из них апельсин для её ребёнка, но она, откусив кусок, не поняла, что это такое. Она скривила лицо и не стала его есть. Всё-таки она не выбросила его, а осторожно положила в сумку с другими сокровищами – для будущего изучения. Когда женщины увидели Бхавала, он оказался в центре внимания, и про меня забыли. В тот раз на нём был тюрбан, расшитый золотом, который очень понравился женщинам. Они внимательно осмотрели каждую золотую нить и впали от этого в экстаз, прямо как их сёстры в Европе от последней парижской новинки. Дом Мгого Мы сделали короткий привал, чтобы отдохнуть и освежиться, а затем продолжили путь наверх. После ещё двух часов нелёгкого восхождения, иногда через густой тёмный лес, мы очутились на вершине. Великолепные виды, открывшиеся во все стороны, послужили для меня хорошим вознаграждением за все трудности. Особенно хорошо выделялась гора Килиманджаро, которая была очень эффектным фоном для замечательной панорамы. Я удивился, увидев на вершине горы несколько откормленных коров, которые мирно жевали свежую траву, покрывавшую плато. Наверное, Мгого решил, что я навожу на них порчу, когда увидел, как я их фотографирую. Как и остальные туземцы Африки, таита чрезвычайно суеверны, и эта слабость приносит большую пользу всемогущим знахарям и колдунам. К примеру, удивительно видеть абсолютную веру, с которой таита перед тем, как лечь спать на открытом воздухе, развеивает на четыре стороны света симба-даву, или лекарство против львов. Эта дава, которую, конечно, можно получить только от знахаря, состоит из обычного пороха. Таита искренне верит, что несколько крупинок этого порошка, если их развеять рукой, полностью защитят от разъярённых львов, ищущих, кого бы сожрать. После этого ритуала он без всякого волнения ложиться спать даже в самом центре района, где орудует людоед. Сверх того, он никогда не теряет веру в эффективность знахарских чар. Если он подвергнется нападению льва, то умрёт прежде, чем стать неверующим. Если же не подвергнется, то он, конечно, будет уверен, что это дава защитила его. Что касается остального, таита, в сущности, миролюбивые и работящие люди. До появления в этой стране британцев, таита редко рисковали спускаться со своих горных цитаделей, боясь воинственных масаи. У мужчин столько жён, сколько он может купить, а платит он овцами или коровами. Он обеспечивает каждую жену отдельным хозяйством, но семейные хижины стоят рядом, и все, как правило, живут в полной гармонии. Самый любопытный обычай племени – это подпиливание передних зубов, что придаёт лицу своеобразное, довольно зловещее выражение. Как и у других племён, их представления об одежде весьма примитивны. Мужчины иногда носят лоскут ткани вокруг бёдер, женщины довольствуются тем же самым или короткой юбочкой. Оба пола украшают себя большим количеством медной или железной проволоки, которую обматывают вокруг рук и ног. Они смазывают тела жиром, в который мужчины добавляют ещё красную глину. Женщины носят множество бус, в их уши продеты куски цепочек и другие фантастическое украшения. Мужчины всегда имеют при себе луки и отравленные стрелы, а также симаи (короткие, грубо сделанные мечи), которые заткнуты за кожаный пояс. Важная часть их снаряжения – трёхногая скамеечка, в походе она висит на плече. Ещё один народ, встречающийся на дороге к Великим Африканским озёрам, – камба, которые обитают в провинции Укамбани. Их можно увидеть от Мтот Андеи до реки Ати. Это очень большое, но плохо сплочённое племя. Оно разделено на множество кланов, которыми управляют вожди с помощью патриархальных методов. Внешностью и одеждой – или отсутствием одежды – они очень похожи на таита, и у них есть тот же обычай подпиливать передние зубы. Они тоже, как правило, миролюбивые люди, но, ведомые голодом, они способны на очень жестокие, вероломные убийства. Когда строилась железная дорога, в их части страны разразился суровый голод, и сотни человек умерли от недоедания. В тот период они несколько раз набегали на группы железнодорожных рабочих и полностью уничтожали их, чтобы добраться до еды, которая, как они знали, хранится в лагерях. Эти нападения всегда происходили ночью. Как и многие другие туземные народы Восточной Африки, они вооружены только луками и отравленными стрелами, но в обращении с этим примитивным оружием они большие мастера. Когда стрела выдёргивается из тела жертвы, наконечник остаётся в теле, и если яд свежий, то паралич и смерть наступают очень быстро. Кожа вокруг раны желтеет и через час-два мертвеет. Этот смертоносный яд получают, вываривая особый корень и погружая наконечник стрелы в чёрное, смолоподобное вещество. Рад заметить, что благодаря появлению нескольких миссионерских постов камба быстро становятся самым цивилизованным народом в этой стране. Миссионеры выбрали разумный курс: в дополнение к заботе о духовных потребностях они обучают людей земледелию и навыкам, полезным в повседневной жизни. Глава XII Ночь в погоне за бегемотом Во время моего пребывания в Цаво я сделал много вылазок в близлежащие территории и всегда, когда имел возможность, совершал короткие охотничьи и исследовательские экспедиции. Особенно я хотел заполучить бегемота, поэтому решил попытать счастья на берегах реки Сабаки[16 - Другое название этой реки – Галана]. К сожалению, у меня не было тяжёлой винтовки, которая просто необходима для охоты на бегемота. Мне пришло в голову, что этот недостаток можно восполнить, улучшив патроны для гладкоствольного ружья. Я засыпал в них двойную долю пороха и утяжелил пули, смешав одну часть свинца с девятью частями олова. Хорошо помню ту тревогу, которую я испытал, стреляя первой самодельной пулей. Поскольку я ожидал, что ствол разорвётся, я вставил ружьё в развилку дерева, привязал к спусковому крючку верёвку, а затем, спрятавшись за пень, дёрнул за верёвку. К моему удовольствию, ружьё идеально выдержало это испытание. Проверяя проникающую способность своих пуль, я выяснил, что они пробивают стальную пластину в одну восьмую дюйма с расстояния в тридцать ярдов. Для моих целей этот результат был довольно неплох, и я полностью доверял своему оружию. Но всё же один раз, создавая свои патроны, я был на волосок от гибели. Я хотел вытащить пулю из патрона, положить дополнительный порох, хорошо забить его пыжом и вставить пулю обратно. Я сидел за грубо сколоченным столом и забивал в патрон двойную долю пороха, когда неожиданно, по неизвестным причинам порох взорвался мне прямо в лицо. В глазах у меня потемнело, я ощупью побрёл в маленькую хижину, страдая не только физически, но и морально, поскольку думал, что ослеп. Тем не менее, скоро мои глаза начали различать свет. Через несколько часов зрение восстановилось, и я снова занялся своими патронами. Когда все приготовления были закончены, я отправился на Сабаки, взяв с собой своего носильщика оружия Махину, повара Мабруки, бхисти (водоноса) и пару туземцев, чтобы нести всякую мелочь. Обычно в таких случаях я не брал палатку, а разбивал лагерь под открытым небом. Мы брали с собой немного хлеба и консервов, но по пути я всегда мог подстрелить паа, цесарку, куропатку или скалистого кролика[17 - Имеются в виду даманы – семейство небольших травоядных млекопитающих.]. Эти скалистые кролики, больше похожие на больших крыс, чем на кроликов, во множестве обитают среди камней на берегах рек. Они годятся для еды, но суахили их не трогают. Суахили называют этих зверей тупу (бесстыдно обнажённая штука) из-за того, что у них нет никаких признаков хвоста. Интересно было идти вдоль реки Цаво. Весь берег был очаровательно свеж и зелен от влаги. Пальмы и другие деревья были украшены гирляндами цветущих лиан, обвивающих стволы. Разные виды обезьян болтали и трещали, прыгая с ветки на ветку. Птицы в роскошнейшем оперении порхали над головой, придавая всей сцене самый тропический облик. С другой стороны, если вы отступали от реки на несколько ярдов, вы немедленно попадали в выжженные, колючие заросли чахлых безлиственных деревьев. Жарко пылающее солнце делает ньику в долине реки Цаво почти невыносимой. Устье реки расположено у подножья покрытого снегом Килиманджаро, откуда она восемьдесят миль течёт на север, пока, в семи милях от станции Цаво не соединяется с рекой Ати. Объединённые потоки называются Сабаки и текут на восток, пока не впадают в Индийский океан у Малинди, в семидесяти милях от Момбасы. Вдоль всей реки бежала узкая, извилистая военная тропа масаи. Хотя мы шли по этой дороге, наше путешествие было очень медленным из-за свисающих ветвей и лиан, в которых мы постоянно запутывались. Однако прогулка была интересной, поскольку мы наткнулись на свежие следы бегемотов и носорогов. То и дело мы замечали испуганных бушбоков и водяных козлов[18 - Бушбоки, водяные козлы – виды антилоп.], а редкие всплески воды говорили, что где-то рядом осторожный крокодил. Мы прошли уже полпути до Сабаки, когда наткнулись на неожиданное препятствие в виде большой гряды голого, неровного камня сто футов высотой, которая простиралась на милю с каждого берега реки. У этого нагромождения были отвесные стены, спускавшиеся в воду, на которые совершенно невозможно было взобраться. Поэтому я решил двинуться в обход, но Махина был уверен, что сможет обойти скалу со стороны реки. Я мягко намекнул на то, что под этими каменными выступами могут скрываться крокодилы. Но он заявил, что нет никакой опасности, подтянул полы одежды, завязал их на спине и ступил в воду. Несколько минут всё шло хорошо. Но через мгновение волна сбила его и закружила. Река делала здесь резкий поворот, и его быстро уносило из нашего поля зрения. Последнее, что мы видели, это то, как он тщетно пытается ухватиться за свисающие ветки. Мы поспешно побежали вокруг гряды, что заняло примерно полчаса. Я почти отказался от надежды когда-нибудь снова увидеть Махину, поэтому почувствовал большое облегчение, когда мы достигли берега реки и увидели Махину, целого и невредимого, почти не пострадавшего от своего приключения. К счастью, он был выброшен на заросший тростником берег и сумел выкарабкаться без серьёзного ущерба, только ушиб себе голень[19 - Пропущен фрагмент об охоте на бегемота.]. Река Сабаки Глава XIII День на нагорье Ндунгу Сразу же после завтрака мы свернули лагерь и вместе с несколькими камба отправились на нагорье Ндунгу – угрюмый хребет, который тянется на большое расстояние параллельно Сабаки примерно в трёх-четырёх милях от её северного берега. Мы прошли совсем немного, когда я заметил великолепного водяного козла и успешно подстрелил его. Это было хорошее предзнаменование для всего дня, и мы пребывали в прекрасном настроении. Мабруки вырезал несколько полос жёсткого мяса и нанизал их на острую палку, чтобы во время перехода они высушились на солнце. Я предупредил, чтобы он был осторожен: лев может учуять мясо, выследить Мабруки и убить его. Конечно, я говорил это не серьёзно, но Мабруки был великий обжора и совсем не храбрец, и я хотел попугать его. Когда мы тащились к холму, я услышал своеобразный шум сзади справа. Посмотрев на гребень, я с радостью увидел двух красивых жирафов, мирно пасущихся неподалёку. Они тянули свои длинные шеи, чтобы добраться до верхушек каких-то мимозоподобных деревьев, а жирафёнок лежал на траве довольно близко ко мне. Я спрятался и некоторое время с большим интересом наблюдал за взрослой парой. Очевидно, они только что пришли с реки и сейчас медленно возвращались домой на нагорье. Казалось, их связывает большая любовь, они постоянно переплетали свои длинные шеи и нежно покусывали друг друга за плечи. Хотя мне очень хотелось добавить жирафа в свою коллекцию трофеев, я оставил их нетронутыми. Мне было бы жалко, пока в этом нет какой-то особой необходимости, убивать этих довольно редких и крайне безобидных созданий. Жирафёнок Мы поторопились к нагорью. Я с нетерпением желал добраться до вершины и попасть в то место, куда, уверен, не ступала ранее нога белого человека. Начиная от реки земля медленно поднималась к подножию хребта. Она была более или менее плотно покрыта кустами, чахлыми деревьями и, конечно же, неизбежными колючками «подожди минутку». Однако мне повезло найти носорожью тропу – очень удобную, ровную дорогу, по которой можно было свободно идти большую часть пути. Подъём на нагорье был очень трудным, и кое-где мы должны были ползти на четвереньках. По пути я обнаружил, что в нескольких милях справа была огромная расселина, по которой, вероятно, подниматься было бы легче. У меня не было времени провести проверку в тот день, но я мысленно отметил, что нужно сделать это в будущем. После ухода с реки прошло два часа, когда мы, задыхаясь, закончили восхождение и уселись на вершине, обозревая долину реки Цаво. Она раскинулась перед нами в пятистах милях внизу, как карта. Были ясно видны наши палатки, мост, станция Цаво и другие строения. Железная дорога, похожая на сверкающую змею, на многие мили тянулась по иссохшей дикой местности. Сделав несколько фотографий, мы развернулись и двинулись по плато Ндунгу. Здесь я обнаружил тот же вид ньики, который рос в Цаво. Он отличался только тем, что деревья были более зелёными. Вообще вся территория была какая-то более просторная. Её пересекало множество широких, утоптанных звериных троп, по которым мы могли ходить с удобством. Я шёл впереди, за мной следовали Махина и Мабруки, когда неожиданно мы чуть не наткнулись на льва, который лежал на обочине тропы и, кажется, спал. Он свирепо зарычал и тут же отпрыгнул в кусты. Мабруки, несомненно, вспомнил шуточное предупреждение, которое я дал ему утром. Этот случай так встревожил его, что он ради спасения жизни отбросил палку с мясом, чем развеселил остальных. Даже обычно молчаливые камба, подобрав мясо, присоединились к всеобщему смеху. Льва мы больше не встречали, хотя через несколько шагов увидели останки зебры, которую он недавно убил и начал есть. Но после этого Мабруки осторожно держался позади всех. Интересно, что скоро у нас случилось точно такое же приключение с носорогом. Из-за извилистости тропы мы натолкнулись на него прежде, чем осознали это. Как и лев, носорог перепугался больше, чем мы, и удрал в заросли. Наше путешествие по плато длилось два часа. Мы видели и слышали множество великолепных объектов охоты: жирафа, носорога, бушбока, малого куду[20 - Малый куду – вид антилопы.], зебру, бородавочника, павианов и мартышек, множество паа. Последние здесь более рыжего цвета, чем те, что живут в долине Цаво. Тем не менее, мы не видели туземцев или вообще следов человека. Этот район так иссушен и безводен, что совершенно необитаем. Животные, которым требуется вода, должны каждую ночь ходить к Сабаки и обратно, и от плато к реке ведут тысячи звериных троп. К этому времени мы все очень устали, и запас воды у бхисти был на исходе. Я забрался на самое высокое дерево, которое смог найти, чтобы осмотреть окрестности. Но я абсолютно ничего не увидел, кроме всё той же ровной пустыни с колючками, там и сям разбавленными несколькими зелёными деревьями. Насколько мог охватить глаз, не было видно никакого ориентира. Это было самое безнадёжное, самое ужасное место для человека, который здесь заблудился бы. Его ждала бы неминуемая смерть от жажды или от диких зверей. Было ясно, что нужно возвращаться к реке. Чтобы достичь её до темноты, мы не должны были терять времени. Но мы так долго плутали по многочисленным звериным тропам, что нелегко было понять, в какой стороне находится Сабаки. Сначала я посоветовался с моими спутниками-камба, как вернуться назад, но они просто помотали головами. Затем я спросил Махину, но он указал направление, которое было полностью противоположно тому, о котором думал я. Мабруки, конечно, ничего не знал, но сообщил, что мы потерялись и что нас всех убьют львы, а это было очень весело и полезно. При таких обстоятельствах я доверился собственным рассуждениям, основанным на своих наблюдениях и на положении солнца, и дал приказ немедленно выступать. Два битых часа мы тащились по ужасной жаре, не встретив никакого ориентира или знакомого предмета. Мабруки громко ворчал, даже Махина серьёзно сомневался, что «сахиб» знает, в какую сторону идти, и только камба брели в успокаивающем молчании. Некоторое время мы шагали по широкой тропе белого носорога, и огромные свежие следы одного из этих зверей были хорошо видны в пыли. Он шёл в противоположную от нас сторону, и я был уверен, что он возвращался с водопоя. Поэтому я настоял, что нужно следовать по этой тропе, и очень скоро, к моему облегчению, мы оказались у края нагорья, в паре миль от того места, где совершали восхождение. Здесь я объявил привал. На чахлые деревья была натянута материя, под её тенью мы полчаса отдохнули, немного поели и выпили последнюю воду. С восстановленными силами мы двинулись вперёд и пришли к Сабаки задолго до заката, по пути подстрелив для ужина пару цесарок и паа. После долгого, изнуряющего дня купание в чистом, тенистом водоёме было настоящим наслаждением. Но я бы не радовался этому так сильно, если бы знал тогда, какая ужасная судьба ожидает на следующий день в этом же месте одного из моих спутников. К тому времени, как я вернулся, ужин был готов, и я отдал ему должное. Неутомимый Махина собрал сухой травы для моей постели. Я тут же лёг, держа под рукой винтовку, и заснул сном праведника, забыв обо всех диких животных Африки. На рассвете Мабруки поднял меня чашкой дымящегося кофе и несколькими галетами, и мы тут же начали обратное путешествие в Цаво. Прошлым вечером мы вышли к Сабаки в том месте, которое было на несколько миль ниже, чем место, в котором мы были раньше. Поэтому я решил следовать по прибрежной тропе масаи, пока мы не достигнем реки Цаво. Я не думал, что по пути домой мы встретимся с ещё какими-то приключениями, но в диких местах всегда происходят неожиданности. Вскоре после того, как мы двинулись, один из камба спустился к реке, чтобы наполнить свою тыквенную бутыль. Неожиданно из реки вынырнул крокодил, схватил беднягу и в одно мгновение уволок под воду. Я шёл впереди и не был свидетелем случившегося. Услышав крики остальных, я прибежал быстро, как смог, но было слишком поздно. Я не увидел ни крокодила, ни туземца. Махина философски заметил, что это был всего лишь вашензи (дикарь), потеря которого не имеет значения. Оставшиеся трое камба тоже, казалось, не огорчены этим инцидентом. Они спокойно присвоили себя лук и колчан с отравленными стрелами, принадлежавшие их мёртвому компаньону, а также запас мяса, который он оставил на берегу. Крокодил на берегу Сабаки Потом я узнал, что подобные несчастные случаи постоянно происходят на берегах этих рек. Я слышал, как однажды некоему британскому офицеру чудом повезло спастись. Он наполнял бутылку у реки, когда крокодил схватил его за руку и попытался утянуть за собой. К счастью, один из слуг офицера прибежал на помощь и сумел вытащить его из крокодильих тисков. Офицер потерял только два пальца. Когда мы шли вверх по Сабаки, мы обнаружили прекрасный водопад в сто пятьдесят футов высотой. Вода не просто падала отвесно, это была серия каскадов. В тот раз уровень воды в реке был низкий, и поэтому водопад выглядел не слишком впечатляюще. Но во время паводка он представлял великолепное зрелище. Если ветер дул в нужном направлении, грохот падающей воды можно было услышать в Цаво, в семидесяти милях от этого места. Мы пересекли реку по камням на вершине этого водопада и через несколько часов ходьбы без всяких инцидентов прибыли в лагерь. Глава XIV Находка логова людоедов К юго-западу от Цаво расположены скалистые холмы, которые я особенно жаждал исследовать. Однажды, когда из-за нехватки материалов работа была приостановлена на день, я отправился туда в сопровождении Махины и пенджабского кули, который был так тучен, что его прозвали Мута, то есть Толстяк. В ходе своих вылазок в окрестности Цаво я выяснил, что почти всегда проще достичь нужного места, следуя по хорошо заметным звериным тропам, которые я во время своих исследований кусок за куском наносил на карту. В тот раз, к примеру, как только мы пересекли реку и вошли в джунгли, нам повезло найти носорожью тропу. Она вела в нужном направлении и сильно облегчила наше продвижение. Мы шли по высохшему руслу реки, и я обратил внимание, что песчаное дно искрится там, где лучи солнца проникают через густую листву. Мне в голову тут же пришла мысль об алмазах. Место для этого было вполне подходящее, и я начал жадно копать гравий охотничьим ножом. Через несколько минут я наткнулся на то, что сначала принял за алмаз, искрящийся во влажном песке. Он был длиной в полдюйма, и его грани выглядели так, словно были выделаны амстердамским ювелиром. Я проверил камень на стёклах своих часов и выяснил, что им легко можно вырезать мои инициалы. Хотя я знал, что и кварц способен на это, но камень не был похож на кварц ни своим видом вообще, ни углами. Несколько секунд я наслаждался своим открытием, меня посетил яркие мечтания об алмазных копях. Но, увы, после более подробных осмотра и проверки я был вынужден признать, что это не алмаз. Хотя он не был похож ни один минерал, который я встречал в своей жизни. Таким образом мои надежды стать миллионером были разбиты, и мы пошли дальше, забираясь всё дальше и дальше вглубь мрачного леса. Через просвет в деревьях, недалеко от нас я увидел носорога, стоящего у всех на виду на берегу оврага. К сожалению, он тоже заметил нас, и прежде, чем я прицелился, он громко фыркнул и убежал в спутанный подлесок. Когда я следовал по этому оврагу, украдкой бредя под приятной тенью нависающих пальм, я увидел слева от меня небольшое ущелье. Вход в него был перекрыт густыми кустами и лианами. В этих зарослях был хорошо заметный сводчатый вход, который, несомненно, сделали проходящие туда носороги и бегемоты. Я решил войти и исследовать, что внутри. Я прошёл не очень далеко и понял, что это большой залив, который был вымыт в береге потоком во время паводка. Его покрывал слой мягкого мелкого песка, на котором неясно различались следы животных. В углу этого залива под нависающим деревом был небольшой песчаный холмик. Посмотрев поверх него, я увидел с другой стороны зловещего вида пещеру, которая, кажется, простиралась далеко под каменный берег. Вокруг пещеры и внутри неё я нашёл множество человеческих костей и несколько медных браслетов, какие носят туземцы, и меня словно громом сразило. Без всяких сомнений, это было логово людоедов! Вот так, совершенно случайно я наткнулся на берлогу этих некогда ужасных «демонов». Я вспомнил, как они терроризировали Цаво, как много дней я потратил на их поиски в этих невыносимых, бесконечных джунглях. У меня не было желания исследовать мрачные глубины пещеры, но, подумав, что там могут быть львица или львёнок, я несколько раз выстрелил внутрь через отверстие в земле. Никто не появился, за исключением стаи летучих мышей. Я сделал фотографию этого ужасного места и с радостью покинул его. Слава богу, что свирепые, ненасытные твари, когда-то жившие здесь, больше не ходят по свету. Логово людоедов Вернувшись в основное русло, я продолжил путешествие по нему. Через некоторое время мне показалось, что на берегу, в высоком тростнике я увидел бегемота. Жестом я быстро приказал Махине и Муте замереть. Я осторожно приблизился к бегемоту, но тут же понял: глаза обманули меня, и я принял за животное тёмный берег и тростник. Мы вылезли из высохшего русла и пошли поверху. Это был хороший ход, поскольку скоро мы услышали, как впереди бежит стадо каких-то животных. Я бросился к повороту тропы и, затаившись в кустах, увидел несущихся мимо зебр. Я первый раз видел этих известных красивых животных в дикой среде, поэтому выбрал самую большую и выстрелил. Поскольку я был очень близко к ним, зебра упала, как подкошенная. Когда я стоял над этим изящным созданием, я сильно пожалел, что убил его. В отличие от Муты, который в экстазе бросился к зебре и перерезал ей горло прежде, чем я успел остановить его. Как он заметил, это было сделано, чтобы «мясо стало законным». Мута был убеждённым последователем Пророка, а никакой магометанин не будет есть мясо животного, пока этому животному не перережут горло в надлежащем месте и не выпустят кровь. Этот обычай меня очень раздражал, поскольку последователи Мохаммеда всегда бросались к застреленному животному и так быстро отрезали ему голову, что потом оно совершенно не годилось как трофей. К тому времени, как зебра была разделана, опустилась темнота, поэтому мы выбрали подходящее дерево, чтобы провести на нём ночь. Мы развели под ним большой костёр, заварили немного чая и поджарили пару перепелов. Я подстрелил их раньше днём, и они оказались просто прелестны. Затем мы отправились на дерево, то есть мы с Махиной, а Мута сказал, что ничего не боится и что будет спать на земле. Но позднее его храбрость куда-то подевалась, поскольку в полночь мимо проходил огромный носорог. Он учуял нас и так громко зафыркал, что Мута, сильно перепугавшись, забрался на наше дерево. При его тучности он был прыток, как обезьяна, и не прекращал лезть наверх, пока не оказался выше нас. Мы искренне смеялись над тем, как он поспешно удирает от опасности, а Махина немилосердно вышучивал его. Остаток ночи прошёл без происшествий. Рано утром, пока бои готовили завтрак, я прогулялся до скалистых холмов, которые я видел из Цаво. Сейчас до них было всего полмили. Внимательно высматривал животных для охоты, но здесь не было ничего, кроме изредка попадавшихся паа и цесарок. На полпути к холмам я увидел прекрасного леопарда, который лежал на камне и нежился на утреннем солнце. Но он был слишком быстр для меня и убежал прежде, чем я успел выстрелить. Я приближался недостаточно бесшумно, а леопард очень осторожный зверь, и его не возьмёшь врасплох. К сожалению, у меня не было времени исследовать холмы, поскольку я хотел как можно скорее возобновить работу в Цаво. Поэтому после завтрака мы упаковали шкуру зебры и отправились в обратный путь по джунглям. Стоял очень жаркий день, и мы все были страшно рады, когда, наконец, достигли нашего лагеря. Большинство из моих небольших путешествий было в северном направлении, в сторону рек Ати и Сабаки, которые меня всё больше интересовали. Как приятно было после долгой, утомительной ходьбы лежать под защитой тростника, росшего на берегах, и наблюдать за животными, которые приходили на водопой и не подозревали о моём присутствии. Я сделал несколько фотографий подобного рода сцен, но, к сожалению, многие негативы были испорчены. Часто, когда сияла луна, я сидел на камне посреди реки у водопоя и ждал, кого мне принесёт удача. Как досадно мне было, когда в неподходящий момент менялся ветер и прогонял носорога или другого животного, которого я терпеливо ждал несколько часов. Иногда я уставал от своей утомительной стражи и по тёплой воде перебирался на берег. Я ложился на мягкий песок, не обращая внимания на клацанье крокодилов, которое слышалось из речных омутов. В то время я был новичком в этой стране и не осознавал, на какой риск я шёл. Позднее, когда крокодил схватил моего несчастного спутника-камба и утащил его, как было описано выше, я понял, что надо быть осторожнее. Самый короткий путь из Цаво до реки Ати лежал через джунгли в северо-западном направлении. К счастью, здесь была особенно приметная носорожья тропа, которой я всегда пользовался. Я нашёл её совершенно случайно, когда однажды гости, которые остановились у меня в Цаво, захотели провести ночь на берегу реки. Мы медленно, с трудом пробирались через густые джунгли, и я наткнулся на эту проторенную тропу, которая, казалось, должна вести туда, куда мне надо. Поскольку я был уверен, что она как-нибудь выведет нас к реке, я без сомнений последовал по ней. Теперь наше продвижение было лёгким, дорога вела через прогалины, где были бесчисленные следы водяных козлов и бушбоков. Пару раз мы замечали этих животных, когда они убегали в заросли, испуганные звуками нашего приближения. В конце концов, как я предполагал, старая носорожья тропа оказалась верным проводником, выведя нас к идеальному на Ати месту для устройства лагеря. Раскидистые деревья стояли близко к берегу и дарили приятную, освежающую тень. У нас был восхитительный пикник, и мои гости насладились ночью на открытом воздухе. Только один из гостей был напуган носорогом, который неожиданно фыркнул близко от нашего лагеря, очевидно недовольный, что мы вторглись в его владения. Утром, сразу после рассвета гости пошли попытать счастье вдоль реки, а я остался в лагере присмотреть за завтраком. Через час или больше все они вернулись с пустыми руками и очень голодные. Когда они принялись за свою обильную трапезу, я решил прогуляться и проверить, буду ли я более удачлив. Я недолго прошёл по правому берегу реки, и мне показалось, что в кустах впереди меня кто-то движется. Готовый ко всему, я тут же остановился. В следующий миг я был вознаграждён, увидев роскошного бушбока, уходящего от воды в самым величественным видом. Я различал над подлеском только голову и шею, но поскольку он был всего в пятидесяти ярдах, я поднял винтовку, чтобы выстрелить. Он тут же заметил этот движение и долю секунды стоял, вглядываясь в меня. Это дало мне время, и я прицелился в плечо. Когда я выстрелил, он неожиданно, бесследно исчез. Я был уверен, что промахнулся, и он убежал в кусты. Поэтому я перезарядил винтовку и осторожно продвигался, намереваясь пойти по его следам. Но, к своей безграничной радости, я наткнулся на бушбока, свалившегося замертво, с моей пулей в сердце. Не теряя времени, я вернулся в лагерь. Два сильных кули принесли антилопу, привязанную ногами к ветке. Мои неудачливые друзья были крайне изумлены, когда увидели, что я так быстро добыл такой прекрасный трофей. Скоро мы освежевали животное и поджарили вкусное мясо для ланча. Прохладным вечером мы без каких-либо приключений вернулись в Цаво. Спустя некоторое время один из тех самых друзей, мистер С. Роусон, снова был у меня в Цаво, и мы сидели в сумерках на веранде моей хижины. Мне нужно было что-то из моей палатки, и я попросил своего индуса-чокидара Миану сходить и принести. Он ушёл в темноту, но я вернул его и сказал взять фонарь, чтобы не наступить на змею. Он взял фонарь и, добравшись до двери, которая была в дюжине ярдов, бешеным голосом закричал: «Ар, сахиб, бура санп хаи!» («О, хозяин, здесь большая змея!») «Где?» – спросил я. «Здесь, возле кровати, – крикнул он. – Принесите ружьё, скорей». Я схватил ружьё, которое всегда держал под рукой, и бросился к палатке. В свете фонаря я увидел большую красную змею семь футов длиной, которая лежала возле походной кровати и смотрела на меня. Я сразу же выстрелил, пуля перерезала её ровно напополам. Хвост остался на месте, но передняя часть, извиваясь, исчезла во мраке палатки. Кровавые пятна помогли нам выследить змею, и скоро мы нашли её под пологом палатки, готовую к бою. Она отчаянно бросилась на одного из подбежавших людей, но была убита на месте ударом по голове. Роусон схватил её и понёс к свету. Он придавил ей голову ногой и палкой раскрыл челюсти, как вдруг две идеально ровных ядовитых струи брызнули из её зубов. Индус-бабу (клерк), стоявший рядом, принял на себя весь яд. Бедняга был в такой панике, что за секунду сорвал с себя всю одежду до последнего клочка. Нас это очень насмешило, ведь мы знали, что хотя яд был опасен, он не мог причинить вреда, пока не попал в порез или открытую рану. Я так и не узнал название этой змеи, которая, как я уже сказал, была полностью красного, тёмно-кирпичного цвета. За всё время, что я был в Восточной Африке, я видел только ещё одну змею того же вида. Я наткнулся на неё однажды на охоте. Она, очевидно, очень испугалась, подняла голову и предупреждающе зашипела. Я тоже был ошеломлён её появлением и не думал стрелять, глядя, как она уползает в густой подлесок. Глава XV Неудачная охота на носорога Хотя в джунглях вокруг Цаво была целая сеть носорожьих троп, я пока не сумел добыть ни одно из этих животных. Я даже толком и не пытался это сделать. Однажды я бродил в густых кустах в шести-семи милях от лагеря и заметил, что моё продвижение медленнее обычного из-за того, что я был вынужден тратить много времени, пробираясь через заросли на четвереньках. Поэтому я был рад неожиданно напасть на широкую, проторенную тропу, по которой я мог шагать с удобством, не сгибаясь. На тропе были свежие следы носорога, которые, казалось, были оставлены всего лишь час назад. Я пошёл по этим следам. Дорога была проложена по мелкому белому песку множеством проходящих тяжёлых животных. Я осторожно шёл вперёд и за каждым поворотом ожидал лицом к лицу встретиться с носорогом. Когда я немного прошёл по тропе, мне показалось, что я некотором расстоянии впереди вижу носорога, лежащего у подножья дерева. Осторожно приблизившись, я понял, что это всего лишь большая куча земли, которую поднял один из этих крупных животных, катавшийся по мягкой почве. Очевидно, что это было регулярно используемое место отдыха, поэтому я запомнил его, чтобы провести ночь на раскидистых ветках дерева. На следующий день мы с Махиной отправились к этому месту. В сумерках мы примостились на безопасных, но неудобных ветках прямо над тропой. Мы не провели на ветке и часа, как, к нашему удовольствию, услышали громкий топот носорога, который шёл в нашу сторону. К сожалению, луна ещё не поднялась, поэтому у меня не было возможности видеть это приближающееся чудовище. Тем не менее, света было достаточно, чтобы увидеть носорога, когда он выйдет из кустов на небольшую поляну у подножия нашего дерева. Он неуклонно подходил всё ближе и ближе, и я направил винтовку в ту сторону, где он должен был появиться. Но, увы, именно в этот момент ветер сменил направление и подул от нас прямо по направлению к носорогу. Он немедленно учуял нас, издал мощное фырканье и затем, как бешеный, ринулся в кусты. Довольно долго мы слышали, как он сокрушает всё на своём пути. Наверное, он пробежал на большое расстояние, пока не опомнился после испуга и не перешёл на обычный, более медленный шаг. В любом случае, мы больше не видели и не слышали его. Мы понапрасну провели бессонную ночь на неудобных ветках. Следующая попытка подстрелить носорога произошла спустя несколько месяцев, на берегах реки Сабаки и едва не увенчалась успехом. После полудня я вышел из Цаво вместе с Махиной, нашёл подходящее дерево в нескольких ярдах от реки со свежими следами под ним и решил тут же занять позицию на его ветвях. Махина предпочёл сесть так, чтобы можно было удобно вздремнуть. Он опёрся на развилку дерева немного ниже меня, но всё-таки в восьми или десяти футах от земли. Была тихая, спокойная ночь, какая может быть только в тропиках. Всё выглядело таинственно и прекрасно в ярком свете луны, пейзаж был похож на картинку в стереоскопе. Со своего места на ветках я увидел сначала водяного козла, идущего на водопой к реке, потом бушбока. Затем из кустов появился крошечный паа. После каждого шага он замирал на месте, грациозно подняв переднюю ногу. Он всё время осторожно и нервно оглядывался в поисках возможного врага. Наконец он в целости и невредимости достиг речного берега и склонился к воде. Потом я увидел шакала, который шёл по следам паа, даже не шелестя опавшей листвой в своём уверенном приближении к несчастной маленькой антилопе. Вдруг шакал встал, как вкопанный, а затем со всех ног умчался прочь. Я огляделся, чтобы найти причину этого поспешного бегства, и, к своему удивлению, увидел большого, очень красивого леопарда, бесшумно крадущегося к нашему дереву. Сначала я думал, что он выслеживает какое-то животное на земле под деревом, но скоро понял, что этот зверь намеревается напасть на Махину. Я не знаю, прыгнул бы леопард на моего спящего носильщика оружия, если бы я ничего не предпринял. Но я не собирался давать ему ни малейшего шанса, поэтому осторожно поднял винтовку и прицелился. Хотя я сделал это абсолютно бесшумно, он всё равно заметил – вероятно, ствол блеснул в лунном свете – и немедленно исчез в кустах прежде, чем я успел выстрелить. Я тут же разбудил Махину и приказал ему для безопасности перебираться повыше, ко мне. Долгое время ничто не нарушало наш покой, но, наконец, на сцене появилась добыча, на которую я надеялся. Под нами было открытое пространство, заросшее слоновой травой, которое тянулось до берега реки, и сквозь него широкий поток сиял в лунном свете, как серебро. Вдруг без всякого предупреждения этот проход заполнился большой чёрной массой. Это из мелководья очень неторопливо выходил носорог. Он шёл медленным, тяжёлым шагом, соединяя неуклюжесть с определённой величественностью. Почти прямо под нами он остановился и стоял так, что мы его ясно видели. Это был мой шанс. Я внимательно прицелился в плечо и выстрелил. Огромное животное с невероятной скоростью закрутилось, как юла, после чего я опять выстрелил. В этот раз я ждал, что он упадёт. Но вместо этого я увидел, как он бросается в джунгли, и несколько минут слышал, как он крушит всё, словно паровой каток. Я чувствовал себя униженным, но утешился мыслью, что он не может далеко уйти из-за тяжёлой раны. Я подумал, что мог бы легко найти его, когда настанет утро. Махина, который был в диком восторге от «бурра джанвар» (большого животного), придерживался того же мнения. Поскольку больше не было причин хранить молчание, он стал рассказывать мне о разных необычных и забавных вещах, пока не наступил серый рассвет. Когда мы слезли с дерева, мы легко обнаружили след раненого носорога, хорошо заметный из-за пятен крови. Пару миль мы могли легко идти по нему. Но след становился всё незаметнее и незаметнее и наконец вовсе исчез, и мы бросили поиски. Вокруг была каменистая земля, и не было никакой возможности понять, по какому пути шла наша добыча. Я крайне сожалел, поскольку мне не хотелось оставлять его раненым. Но я ничего не мог поделать, поэтому мы отправились домой и прибыли в Цаво ближе к вечеру очень уставшие и разочарованные. Носороги – невероятные животные и совершенно непредсказуемые. Сегодня они могут уклониться от встречи с людьми и не атаковать, а завтра по непонятной причине произведут самое решительное нападение. Один чиновник, который долго жил в стране, рассказал о таком случае. Группу из двадцати одного раба контрабандой переправляли на побережье. Рабы шли колонной по узкой тропе, и, как принято, их шеи были скованы одной цепью. Неожиданно в один конец колонны врезался носорог, пронзил своим рогом человека в центре, а остальные сломали шеи из-за резкого падения. Эти крупные звери имеют очень чуткое обоняние, но зрение у них, наоборот, слабое. Говорят, если охотник при встрече с носорогом будет стоять и не двигаться, тот пройдёт мимо, не заметив человека. Но я добавлю, что пока не сталкивался с человеком, который отважился на такой эксперимент. С другой стороны, я встречал пару человек, которые попадали на рога этих животных, и они говорили, что это очень больно. Если даже вы сумеете выжить, вы станете калекой на всю жизнь. Главный бухгалтер Угандийской железной дороги мистер Б. Иствуд однажды очень красочно описал мне своё спасение от разъярённого носорога. Он был в отпуске и охотился в окрестностях озера Баринго в восьмидесяти милях к северу от станции Накуру. Он уже выстрелил в носорога и как будто бы убил его. Когда Иствуд подошёл к носорогу, тот вскочил на ноги и буквально упал на него, сломав ему четыре ребра и правую руку. Не удовлетворившись этим, носорог ударил Иствуда рогом в бедро и поднял его в воздух, повторив это действие несколько раз. Наконец он поковылял прочь, бросив беднягу Иствуда в длинной траве, где тот и лежал, беспомощный и слабеющий. Он был тогда один, и только через несколько часов был найден своими носильщиками. Их внимание привлекли парящие грифы, которые, как вурдалаки, ждали, пока он умрёт, чтобы начать свою трапезу. Доктор смог прибыть к нему только через восемь дней. Я не представляю, как Иствуд сумел продержаться это время. Но, к счастью, он всё-таки выздоровел, и единственным напоминанием об этом ужасном случае стало отсутствие правой руки, которую пришлось ампутировать. Глава XVI Рассказ вдовы 11 марта 1899 года, вскоре после того, как я оставил Цаво, я приехал с инспекцией в Вой. Он, как я уже упоминал, находится в тридцати милях от Цаво, если ехать в сторону Момбасы. В то время это было убогое, болотистое местечко, где были распространены лихорадка, гвинейский червь[21 - Гвинейский червь, ришта – паразитический червь, вызывающий дракункулёз.] и все виды ужасных заболеваний. Но сейчас положение дел полностью изменилось благодаря осушению и очистке джунглей. Медицинским надзором в этой местности ведал доктор Роуз. По старому доброму обычаю следует приютить друга на ночь, поэтому я остался у него, когда закончил свои дневные дела. Мы провели очень приятный вечер и, естественно, обсудили все местные новости. Среди прочего мы поговорили о новой строящейся дороге, которая вела из Воя в довольно важную миссионерскую станцию под названием Тавета у горы Килиманджаро. Доктор Роуз упомянул, что мистер О’Хара – инженер, который вёл строительство – с женой и детьми разбил лагерь в стране таита, в двадцати милях от Воя. Рано утром я решил прогуляться с ружьём. Не успел я отойти от палатки доктора, как увидел четырёх суахили, которые шли по новой дороге и несли нечто, напоминающее носилки. Боясь, что произошёл несчастный случай, я быстро пошёл к ним навстречу и спросил, что они несут. «Бвана» («Хозяина»), – отозвались они. Когда я спросил, что за бвана, они ответили: «Бвана О’Хара». На расспросы, что же именно случилось, они рассказали, что ночью их хозяин был убит львом и что его жена и дети идут по дороге за ними. Я отправил их в госпиталь и сказал, где найти доктора Роуза. Сам же я, не ожидая дальнейших подробностей, как можно скорее поспешил к бедной миссис О’Хара, чтобы узнать, чем я смогу ей помочь. Пройдя довольно далеко, я увидел, как она с трудом бредёт по дороге в крайнем измождении от долгого пути. На её руках был младенец, ещё один маленький ребёнок держался за юбку. Я помог ей дойти до палатки доктора. Она была так измотана ужасным ночным происшествием, так устала после утомительного перехода с ребёнком на руках, что едва могла говорить. Доктор Роуз тут же сделал всё возможное для неё и для детей. Матери устроили постель в одной из палаток и дали снотворное. Когда она появилась снова после полудня, то выглядела посвежевшей и смогла поделиться с нами своим кошмарным рассказом, который я передаю её же собственными словами, как можно более точно. «Мы все спали в палатке, мы с мужем в одной постели, а дети – в другой. Девочку лихорадило, она кричала, и я собиралась дать ей что-нибудь попить. Когда я встала, я услышала, как лев ходит вокруг палатки. Я тут же разбудила мужа и сказала ему, что где-то рядом лев. Он вскочил и вышел, взяв ружьё. Он осмотрел всё вокруг палатки и обратился к суахилиийскому аскари, который сидел на страже у лагерного костра немного поодаль. Аскари сказал, что не видел ничего, кроме обезьян. Поэтому мой муж снова вошёл внутрь и попросил меня не волноваться, потому что я слышала всего лишь обезьяну. Ночь была очень жаркая. Муж открыл дверь в палатке и снова лёг со мной. Я задремала, но неожиданно проснулась от такого чувства, будто кто-то вытаскивает подушку из-под моей головы. Оглянувшись, я обнаружила, что мужа нет. Я вскочила и громко позвала его, но ответа не было. Затем я услышала какой-то шум, идущий от ящиков снаружи. Я бросилась туда и увидела, что мой несчастный муж лежит среди ящиков. Я подбежала к нему, попыталась перенести его, но поняла, что не смогу. Я позвала аскари, чтобы он пришёл и помог мне, но отказался, говоря, что рядом со мной стоит лев. Я подняла голову и увидела льва, который стоял не более чем в двух ярдах и пристально смотрел на меня. В этот момент аскари выстрелил из винтовки. Этот выстрел напугал льва, и он убежал в кусты. Потом подошли все четверо аскари и перенесли моего мужа в постель. Он был мёртв. Как только мы вошли в палатку, снова появился лев. Он прокрался перед палаткой, показывая, что хочет запрыгнуть и вернуть свою добычу. Аскари выстрелили в него, но не причинили ему вреда, только немного испугали. Вскоре он снова подошёл и расхаживал вокруг палатки до рассвета, рыча и мурлыкая. Только постоянные выстрелы из палатки удерживали его в отдалении. На рассвете он исчез. Тело моего мужа понесли сюда, а я следовала за ним с детьми, пока не встретила вас». Вот таким был горестный рассказ миссис О’Хара. Мы могли утешить её только заверениями, что её муж умер быстро и без боли. Пока она отдыхала, доктор Роуз провёл исследование тела и пришёл к этому заключению. Он обнаружил, что О’Хара, очевидно, лежал на спине, а лев схватил его за голову. Львиные клыки пронзили виски О’Хары и сошлись в мозге. Мы похоронили тело до наступления ночи в тихом месте неподалёку. Доктор читал молитву, а я помогал опускать неотёсанный гроб в могилу. Это была самая печальная сцена, которую только можно представить. Рыдающая вдова, удивлённые лица детей, собирающиеся вечерние сумерки, тёмные фигуры туземцев, стоящих вокруг – всё это составляло ошеломляющее, торжественное окончание самой ужасной жизненной трагедии. Рад сказать, что через несколько недель один из таита своей отравленной стрелой мастерски убил льва, ответственного за эту трагедию. Глава XVII Разъярённый носорог Моя работа в Цаво закончилась в марте 1899 года, когда я получил инструкции ехать на конечную станцию и там принять на себя строительство другого участка. По многим причинам я сожалел о прощании с Цаво, где провёл целый год, насыщенный событиями. Но всё же я был рад получить новую должность. Я знал, что там ждёт много интересной работы, которую предстоит сделать, и постоянная смена лагерей и пейзажа, поскольку линия продвигалась во внутренние районы страны. Поэтому 28 марта я в хорошем настроении отправился в своё новое жилище. К этому времени конечная станция достигла места под названием Мачакос, что в двухстах семидесяти шести милях от Момбасы и в нескольких милях от великих равнин Ати. На этих равнинах нет ни деревьев, ни воды – ничего, кроме травы, которую щиплют огромные стада животных. Когда покидаешь Цаво, характер местности долго не меняется, железная дорога тянется через колючую ньику. Изменения заметны в Макинду, в двухстах милях от побережья. Отсюда начинается открытое пространство и интересный участок страны. Здесь полно животных всех видов, которые мирно пасутся в нескольких ярдах от железной дороги. В пути я наслаждался прекрасными видами Килиманджаро. Вся грандиозная гора, от основания до вершины была хорошо видна. Величественный пик Кибо[22 - Кибо – один из трёх вулканов, составляющих горный массив Килиманджаро (другие – Мавензи и Шира).] своей заснеженной шапкой вздымался до пушистых облаков. Местность и климат Мачакоса очень отличались от тех, к которым я уже привык в Цаво. Здесь на целые мили простиралась прекрасная, открытая холмистая местность, кое-где усеянная деревьями, как в английском парке. Я испытывал огромное облегчение, осматривая обширный участок земли и чувствуя, что меня больше не окружают со всех сторон бесконечные, тоскливые заросли колючек. Поскольку Мачакос расположен на четыре тысячи миль выше уровня моря, чем Цаво, разница в температуре тоже очень заметна. Воздух здесь более свежий и прохладный по сравнению с выжженной солнцем долиной, в которой я провёл последний год. По инструкциям я должен был как можно скорее построить линию до Найроби, до которого было пятьдесят миль по равнинам Ати. Там предполагалось разместить штаб-квартиру железнодорожной администрации. Скоро я понял, что укладка путей – это очень интересная работа. Всё должно работать как по часам. Сначала подготавливается земля, которую нужно идеально утрамбовать и выровнять. Нужно сделать насыпи, пробурить туннели через холмы и протянуть мосты через реки. Затем кули через определённые интервалы укладывают шпалы, другая группа опускает на свои места рельсы. Ещё одна группа приносит ключи, стыковые накладки, болты и гайки, а следующая за ней прикрепляет рельсы к шпалам и соединяет рельсы друг с другом. Наконец, последняя группа заканчивает работы, заполняя землёй и щебнем пустоты под стальными шпалами, чтобы придать им необходимые сцепление и жёсткость. За одну неделю мы могли пройти всего лишь несколько ярдов, за другую – больше мили. Всё зависело от характера местности. Если мы побивали рекорд дневной укладки шпал, железнодорожный комитет министерства иностранных дел награждал нас поздравительной телеграммой. Подготовка земли для строительства железной дороги Рубка леса Строительство железной дороги Я взял привычку каждое утро проходить некоторое расстояние перед уложенными рельсами, чтобы осмотреть территорию и приблизительно подсчитать, сколько потребуется шпал, балок для временных мостов и так далее. Это нужно было делать, чтобы избежать чрезмерной задержки из-за нехватки разного рода материалов[23 - Пропущен фрагмент об охоте на носорога.]. Глава XVIII Львы на равнинах Ати Вскоре после этого меня направили на конечную станцию, дошедшую до равнины Капити, которая постепенно сливалась с равниной Ати. И действительно едва ли можно было отличить эти равнины по виду и общему характеру местности. Вместе они формируют обширный участок холмистой земли, покрытой травой. Кое-где его пересекают высохшие русла рек, на выжженных берегах которых борются за выживание несколько чахлых деревьев – единственные деревья в окрестностях. В сухой сезон здесь совсем нет воды, кроме как в реке Ати, что в сорока милях, и в нескольких источниках, известных только диким животным. Важный признак этих холмистых равнин, который придаёт им неослабевающий интерес, – это огромное изобилие животных почти всех мыслимых видов. Здесь я лично видел льва, носорога, леопарда, канну, жирафа, зебру, антилопу гну, конгони, водяного козла, бородавочника, газель Гранта, газель Томсона, импалу[24 - Канна, конгони, газель Гранта, газель Томсона, импала – разные виды антилоп.], а, кроме того, страусов, дроф, марабу и множество других птиц и зверей, которых невозможно перечислить. А на Ати можно найти большое количество бегемотов и крокодилов. Пока я был на этих равнинах, они также служили огромными пастбищами для бесчисленных стад скота, принадлежащего масаи. Я рад сказать, что вся эта территория к югу от железной дороги до границ с Германской Восточной Африкой, от реки Цаво на востоке до долины Кедонга на западе сейчас является охотничьим резерватом. И теперь, когда все эти обширные земли охраняются как святыня, не существует опасности, что какой-то вид исчезнет. Пересекая эти иссушенные просторы, я испытывал огромные сложности с тем, чтобы обеспечить водой три тысячи рабочих, занятых в строительстве. По пути мы не могли добыть ни капли. Мы не могли ни на что надеяться, пока не придём на другой край равнины и не достигнем реки Ати, что нельзя было выполнить за пару месяцев. Поскольку мы продвигались по безводному участку, это действительно стало очень серьёзной проблемой. Любая задержка в снабжении могла иметь катастрофические последствия при таком большом количестве людей, работающих в тропическом климате под палящим солнцем. Каждый день два эшелона привозили большие баки с водой из последнего источника, который мы оставляли. И с каждым днём такой источник, конечно, отделялся от нас всё дальше и дальше. Это было причиной значительных задержек, поскольку линия всё время была занята баками с водой, и по ней нельзя было везти материалы. Много времени тратилось, когда поезда возвращались на конечную станцию и раздавали воду рабочим, которые часто жарко ссорились и дрались за неё. Сначала я заполнял баки ночью, но однажды к рабочим, качающим воду, пугающе близко подошёл лев, и поэтому ночную работу пришлось прекратить. Сами кули так беспокоились из-за недостатка воды, что пару раз некоторые отчаянные смельчаки рисковали пойти на равнины, чтобы найти источники. Мы знали, что они существуют, поскольку большим стадам животных нужно было что-то пить. Однако единственным результатом этих экспедиций стало то, что трое рабочих так и не вернулись. До сих пор неизвестно, что с ними случилось. Когда мы прошли уже некоторое расстояние по этим иссушенным землям, когда я был в отчаянии из-за задержек, вызванных поездами с водой, к двери моей палатки пришёл туземец из какого-то отдалённого края равнины и, как у них принято, уселся на корточки. На нём не было ничего, кроме небольшого куска коровьей кожи, перекинутой через плечо. Я спросил, зачем он пожаловал, и он ответил: «Я слышал, что великому хозяину нужна вода. Я могу показать, где она». Если туземец говорил правду, это были хорошие новости. Я расспросил его подробно и выяснил, что некоторое время назад – когда точно, я не смог понять – он участвовал в набеге на одну деревню и сумел найти воду. Я спросил, насколько далеко это место, и получил ответ на суахили: «Мбали кидого» («Недалеко»). Что ж, я уже знал, что такое «мбали кидого» – это как ирландская «миля с хвостиком». Поэтому я решил выйти рано утром и найти этот пруд – так его описал мой осведомитель. В это время туземцы округа страдали от тяжкого голода. Бедняга-туземец тоже был голоден, ему дали попить и поесть, и он жадно набросился на еду. Вечером я долго разговаривал с ним у костра на ломаном суахили. Тогда я узнал кое-что о многих странных, варварских обычаях масаи – интересного племени, к которому он принадлежал. Я вышел ранним утром, взяв винтовку. Меня сопровождали Махина с ружьём и ещё один индус, который нёс необходимые еду и воду. Наш проводник-масаи, которого звали Лунгоу, кажется, знал дорогу. Он вёл нас по холмистой равнине примерно в том же направлении, в котором шла железная дорога, но немного вправо от линии. Дорога была очень интересной, по пути мы встретили множество стад антилоп гну, конгони, газелей и зебр. Я шёл по другому делу, поэтому не пытался стрелять, сохраняя это удовольствие до обратного пути. Ещё до полудня мы дошли до пруда Лунгоу. Это была круглая впадина примерно восьмидесяти ярдов в диаметре. Без сомнения, совсем недавно в ней была вода, но сейчас, как я и ожидал, она почти пересохла. Вокруг были разбросаны кости животных. Не могу сказать, были ли эти животные убиты или же умерли от жажды. Наш гид казался очень огорчённым, когда увидел, что пруд пуст, и разразился рядом восклицаний на своём необычном языке, в котором «р» звучит, как грохот литавр. Таким образом, наш поход за водой провалился[25 - Пропущен фрагмент об охоте на львов.]. Глава XIX Разбитый караван Вскоре после этого приключения железная дорога достигла равнин Капити, где нужно было построить станцию, поэтому неделю или две здесь была наша штаб-квартира. Через несколько дней после того, как мы поселились в нашем новом лагере, из внутренних районов появился огромный караван из четырёх тысяч человек. Они несли провиант для сикхского полка, который участвовал в подавлении мятежа суданцев в Уганде, а теперь возвращался на побережье. Большинство носильщиков были из бусога, но было большое количество из буганда (то есть народа Уганды), буньоро и других племён. Разумеется, никто из этих диких людей центральной Африки за всю свою жизнь никогда не видел железную дорогу и не слышал о ней. Они выразили к ней живейшее любопытство, столпившись вокруг одного поезда, которому случилось стоять на станции. На множестве забавных туземных языков они высказывали самые дикие догадки о его происхождении и предназначении. Я захотел немного развлечь их, ступил на площадку машиниста, выпустил пар и дал свисток. Это произвело просто магический эффект. Люди в толпе сначала бросились на землю, завывая от страха, а затем с опущенными головами и поднятыми руками разбежались кто куда. Паника не прекращалась, пока я не перестал выпускать пар и пока не замолк свисток. Затем их любопытство победило, они начали осторожно возвращаться, украдкой приближаясь к локомотиву, как будто это было живое чудовище из джунглей. В конце концов, два вождя набрались достаточно смелости, чтобы залезть в поезд. Они получили очень большое удовольствие во время короткой поездки по линии, которую я совершил, чтобы привезти кое-какие строительные материалы. Сразу после того, как караван ушёл, разразился ливневый дождь, который превратил равнину в зыбкое болото и остановил все железнодорожные работы. Затяжной ливень в этом иссушенном районе производит действительно чрезвычайный эффект. Чёрная почва мгновенно становится густой грязью, и если кто-то попытается пройтись по этой слякоти, то будет только скользить и спотыкаться. Безобидные овраги, в которых полчаса назад не было видно ни одной капли, за невероятно короткое время от берега до берега заполняются ревущей водой. Через реки в этой стране без мостов абсолютно невозможно переправиться в течение многих часов или даже нескольких дней. По этой причине разумный путешественник в этих районах пересекает реку до установки лагеря. В противном случае наводнение может на неделю задержать его вместе с караваном не на той стороне реки. Конечно, когда дожди прекращаются, вода быстро спадает, реки и овраги высыхают, а земля быстро покрывается трещинами и приобретает свой обычный вид. Однажды утром, когда продолжался перерыв в работе из-за дождя, я вышел из палатки и заметил в паре миль к северу от железной дороги большое стадо зебр. Что ж, я давно хотел поймать живым одного из этих зверей, поэтому сказал себе: «Вот мой шанс!» Дождь очень мешал людям, землю развезло. Я подумал, что умнее всего будет окружить стадо и гнать зебр по болотистой земле туда-сюда, от одной точки к другой, пока какая-нибудь из них не устанет, и тогда мы сможем её поймать. Для охоты я взял дюжину быстроногих индусов, которые были наняты для земельных работ. Они восприняли мой план с величайшим энтузиазмом. После частичного окружения стада полукруг кули начал с дикими возгласами продвигаться вперёд. Зебры, как безумные, галопом мчались из стороны в сторону, а затем сделали то, что мы и хотели: залезли в исключительно вязкую землю, где скоро потеряли силы. Мы выбрали несколько молодых особей и загнали их так, что они остановились. Мы набросились им на шеи, а другие рабочие пришли с верёвками. Таким способом мы поймали шестерых. Они были очень буйные и раздражённые и доставили нам много проблем. Но, в конце концов, мы сумели с триумфом привести их в лагерь, где заперли их. Вся операция длилась менее двух часов. Пойманные зебры Трёх пойманных зебр я оставил себе, а остальных отдал инженеру-механику, люди которого помогали в охоте. К сожалению, две мои зебры из трёх очень скоро умерли, но третья, крепкая двухлетка была в полном здравии. Сначала она показывала свой норов, кусала и лягала всех, кто приближался. Однажды она ударила меня в грудь задними копытами, но не причинила мне серьёзного ущерба, я только грузно упал на землю. Со временем, однако, она стала очень смирной и ручной. Она позволяла вести себя на уздечке, пила из ведра и ела из моей руки. Обычно её оставляли пастись, привязав длинной верёвкой к колышку. Однажды я вернулся в лагерь после полудня и, к своей досаде, обнаружил, что она исчезла. Расспросив своих слуг, я выяснил, что мимо пробегало стадо диких зебр. Это так взволновало мою зебру, что она сумела вырвать колышек из земли и присоединилась к своим свободным собратьям. Через несколько дней после нашего успешного набега на зебр большой караван носильщиков-бусога вернулся с побережья. Они направлялись к себе домой, но, увы, как ужасно они изменились! Их весёлость и беспечность пропали, бедняги были в самом жалком состоянии. Среди них разразилась ужасная эпидемия дизентерии, несомненно вызванная тем, что они ели пищу, к которой не привыкли. На родине их обычное питание полностью составляют бананы, из которых они готовят также очень освежающий и стимулирующий напиток. Ряды каравана жутко поредели, на дороге во время переходов множество людей были брошены мёртвыми или умирающими. Это был тот случай, когда выживают наиболее приспособленные, поскольку весь караван, конечно, не мог сделать привал в дикой местности, где не было ни еды, ни воды. В партии был только один европеец, и хотя он трудился, как раб, он мог сделать очень не много для такого количества людей. А сами бусога казались совершенно безразличными к страданиям своих товарищей. Тринадцать бедняг остались умирать возле моей палатки. Их состояние было безнадёжно, они слишком ослабли, чтобы им как-то можно было помочь. Как только я их обнаружил, я вскипятил полное ведро воды, добавил туда сгущённого молока, вылил почти всю бутылку бренди и кормил носильщиков этой микстурой. Когда они слабо просили это питание, у меня разрывалось сердце. Некоторые могли только шептать: «Бвана, бвана» («Хозяин, хозяин»), а потом широко открывали рты. Двое из них не могли делать даже этого, они были столь слабы, что не способны были проглотить молоко, которое я ложкой вливал им в рот. Шестерым уже нельзя было помочь, и они умерли той же ночью. Но оставшихся семерых я за две недели сумел выходить до полного выздоровления. Поскольку наш лагерь передвигался с места на место, их перевозили на вагоне-платформе, пока они достаточно не окрепли, чтобы возобновить путешествие в Бусога. Они были очень благодарны за ту заботу, которые мы к ним проявили. На следующий день после того, как я обнаружил этих больных туземцев, я собрался проехаться на своём пони перед железной дорогой, чтобы сделать некоторые приготовления для строительства временного моста через реку Каменистую Ати. Это приток Ати, названный так из-за огромного количества камней, которые лежат на дне и на берегах. Я приказал, чтобы мою палатку привезли позже днём, и оставил распоряжения насчёт больных бусога, поскольку знал, что могу задержаться на всю ночь. Мой путь лежал по той же дороге, по которой возвращался караван. Каждый сто ярдов я натыкался на раздувшееся тело несчастного носильщика, который упал на обочине и умер. Скоро я догнал арьергард этой разгромленной армии и здесь стал свидетелем самого бесчувственного варварства, которое только можно себе представить. Некий бедняга, уже неспособный идти дальше, закутался в алое одеяло и лёг на краю дороги, чтобы умереть. Один из его спутников, желая получить яркий, ценный предмет, повернулся, схватил один конец одеяла и грубо размотал умирающего, как разматывают тюк с товарами. Этого я не мог выдержать, поэтому пришпорил пони, подскакал к мерзавцу и взмахнул своим кибоко, или кнутом из кожи бегемота. Он положил руку на свой нож и наполовину вытащил его из ножен. Но, увидев, что я спешиваюсь и направляю на него винтовку, он спрятал нож и попытался убежать. Я ясно дал ему понять, что выстрелю, если он не вернётся и не отдаст одеяло своему умирающему товарищу. Он хмуро выполнил это, а потом я повёл его в главный лагерь каравана, который находился немного впереди. Здесь я сдал его ответственному офицеру, который, рад сказать, заслуженно ударил его за жестокость и воровство. После исполнения этого небольшого акта карательного правосудия я помчался к Каменистой Ати. По пути, рядом с караванным лагерем, я заметил невдалеке газель Гранта. В бинокль я увидел, что это был великолепный самец с парой прекрасных рогов. Ко мне подошли несколько бусога, надеясь, конечно, получить мясо, которое они очень любят. Я передал им своего пони, а сам крался от кустика к кустику, полз от кочки к кочке, пока, наконец, не приблизился настолько, чтобы с одного выстрела насмерть поразить антилопу. Едва антилопа упала, к ней бросились бусога, распороли её и жадно принялись за сырое, ещё трепещущее мясо, ладонями зачёрпывая тёплую кровь. В обмен на мясо, которое я им дал, двое бусога охотно согласились пойти со мной и нести голову и окорок газели. Когда мы приближались к тому месту, где я намеревался на ночь разбить лагерь, неожиданно чуть ли не под ноги моей лошади выскочил огромный бородавочник. Поскольку у него были великолепные, длинные клыки, я тут же спешился и подстрелил его. Бусога обрадовались и быстро отрезали ему голову. В этот момент появились мои люди с палаткой. Они все были добрые мусульмане, и вид этой мерзкой свиньи вызвал у них отвращение. Я поставил лагерь на берегу Каменистой Ати, близко к тому месту, где реку должна была пересечь железная дорога, и сделал все заметки, необходимые для временного моста. В тот раз река была абсолютно сухая, но я знал, что в любой момент может начаться дождь, и она станет ревущим потоком. Поэтому необходимо было протянуть через неё сорокафутовую балку, чтобы предотвратить постоянные размывы во время сезона дождей. Рано утром я отправился обратно к конечной станции. По пути я проезжал лагерь, который оставил караван бусога. Вид дюжины свежих могил, которые уже были раскопаны гиенами, заставил меня пришпорить лошадь и пронестись как можно быстрее через это отравленное место. Когда я почти добрался до конечной станции, я заметил крупную змею, растянувшуюся в траве. Она грелась на солнце, её кожа, на которой сочетались ярко-зелёный и золотой цвета, сверкала в солнечных лучах. Когда я осторожно подошёл, она, кажется, почти не обратила на меня внимания. Она была сонная и, наверное, недавно наелась. Я выстрелил ей в голову. Посмертные мышечные судороги её длинного тела дали мне очень яркое представление о том, какой сжимающей силой обладают эти рептилии. Содрать с неё кожу было легко, но, к сожалению, скоро её прекрасная расцветка пропала. Золотой цвет стал белым, а ярко-зелёный – тускло-чёрным. Глава XX День на реке Ати Несмотря на все сложности, железная дорога быстро строилась. Каждый день конечная станция продвигалась по равнине на милю или больше, и 24 апреля мы достигли реки Каменистой Ати. Здесь наш большой лагерь оставался несколько дней, пока через высохшее русло не был переброшен временный мост. Ещё один мост должен был быть переброшен через саму Ати, которая была в восьми милях дальше. Я должен был совершить пару вылазок к этой реке, чтобы выбрать место для постройки и сделать другие приготовления. Один раз я поздно вечером приехал на Ати и, когда устанавливал палатку, с удивлением увидел двух европейских дам, сидящих в тени деревьев на берегу реки. Поскольку я знал, что из-за множества львов это было не очень безопасное место для отдыха, я подошёл к ним и спросил, не нужна ли им какая-нибудь помощь. Я узнал, что это были две американские миссионерки, которые ехали на посты во внутренние районы. Сейчас они ждали, пока прибудут носильщики со снаряжением для лагеря. Носильщики сильно задерживались из-за проливных дождей, который размыли дороги и сделали груз в два раза тяжелее. Люди из этой партии ожидались каждую минуту, но никаких признаков маленького каравана не было. Он так и не появился до самого наступления ночи. При таких обстоятельствах моё появление здесь было большой удачей. Поскольку дамы очень устали и проголодались, я был рад предоставить мою палатку в их распоряжение и предложить им хороший, насколько это возможно в дикой местности, ужин. На самом деле, просто удивительно, с какими опасностями и лишениями ждут этих изящных, благовоспитанных дам, которые избрали такую миссию. Когда на следующее утро они возобновили своё путешествие, я проехался вверх и вниз по реке, чтобы найти подходящее место для временного моста. После всестороннего изучения всех вариантов я выбрал самое подходящее и на пару ночей установил свою палатку близко к нему, чтобы провести необходимые для строительства расчёты. Чтобы приблизиться к тому месту, которое я выбрал, железная дорога должна была сделать резкий поворот. Используя теодолит, я столкнулся со значительными сложностями, поскольку по каким-то причинамникак не получалось сделать так, чтобы последний пикет криволинейного участка поместился рядом с точкой касания, где кривая должна переходить в прямую. Я снова и снова повторял операцию, но получал тот же результат. Постепенно я пришёл к выводу, что в таблице углов, которой я пользовался, есть какая-то ошибка. Я решил всё сам и обнаружил серьёзную опечатку. После исправления вычислений я снова продолжил прокладывать кривую, и, наконец, всё, к моему удовлетворению, сошлось как надо[26 - Пропущен фрагмент об охоте на львов]. Глава XXI Масаи и другие туземные племена На равнинах Ати можно увидеть немного масаи, но, как правило, они держатся подальше от железной дороги. Сейчас большая часть племени обитает на плато Лайкипия. Некогда это был самый могущественный туземный народ в Восточной Африке. Когда он выходил на тропу войны, ужас охватывал всю страну – от дальних пределов Уганды до самой Момбасы. Позднее количество масаи сильно сократилось из-за голода и оспы, но остаток племени, особенно мужчины, – это изящные, гибкие, стройные люди. Когда я жил на равнинах, мне удалось поговорить с вождём Ленаной в одной из его «королевских резиденций» – краале возле Найроби. Он был сама любезность и в память об этом событии подарил мне копьё и щит. Но у него была репутация старого хитрого правителя, и я понял, что она соответствует действительности. Всякий раз, когда ему задавался неудобный вопрос, он пихал своего премьер-министра и велел ему отвечать за себя. Я сумел уговорить его сесть вместе с женами и детьми и сфотографироваться. Они составили превосходную группу, но, к сожалению, негатив вышел очень плохо. Я также видел, как племянник Ленаны и ещё один воин дрались с копьями и щитами. Они устроили замечательный спектакль, и длинные, острые наконечники их копий часто вонзались в щит соперника. Вождь масаи Масаи имеют чудесно организованную военную структуру. Воины (элморани) должны заниматься только своим прямым делом, они не могут жениться, курить, пить, пока не завершится срок их военной службы. Кроме копья и щита, они, в основном, носят меч или дубинку, которые висят на кожаном поясе. Вообще они выглядят очень свирепо, когда выходят на тропу войны в своих причудливых головных уборах. Пару я встречал отряды масаи в их походах, но они всегда относились ко мне довольно дружелюбно, даже если я был один. До начала британского правления они постоянно совершали набеги на более слабые племена. Когда они захватывали чужой крааль, то немедленно убивали копьями всех мужчин-защитников, а женщин умерщвляли ночью дубинками. Масаи никогда не брали пленных и не обращали противников в рабов. Предметом их особой гордости было то, что там, где проходил отряд элморани, никто не оставался в живых. Целью их набегов был скот, поскольку масаи не занимаются земледелием, и их благосостояние полностью зависит от того, сколько у них коров, овец или коз. Любопытно, что при обилии в этой стране диких животных, масаи не охотятся, но при этом кормятся исключительно мясом и молоком. У них также в обычае ежедневно выпивать пинту крови, взятую у живого бычка. Поскольку они полностью зависят от скота, а скот не может жить без пастбищ, то они, естественно, питают огромное почтение к траве. Они поклоняются верховному божеству, которого они называют Нгаи, но этот термин относится ко всему, что находится за пределами их понимания. Воины-масаи Наверное, самый любопытный обычай масаи – это удаление двух передних зубов в нижней челюсти. Говорят, что он восходит к тем временам, когда в племени был очень распространён столбняк, и масаи обнаружили, что если вырвать зубы, то можно принимать пищу. Это объяснение едва ли можно назвать удовлетворительным или достаточным, и я дал его только для полноты. Но какова бы ни была причина этого обычая, отсутствие двух зубов составляет отличительный опознавательный признак. Помню, однажды мы с одним масаи наткнулись на побелевший череп давно умершего члена племени, разумеется, легко узнаваемого по отсутствию зубов. Масаи тут же вырвал клочок травы, плюнул на неё и затем очень аккуратно положил рядом с черепом. Как он сказал, он сделал это, чтобы отвести от себя зло. Тот же человек среди множества других вопросов задал и такой: ближе ли моя страна к богу, чем его? Честно говоря, боюсь, что я не смог ответить утвердительно. Некогда масаи плевали в лицо в знак великой дружбы, но в наши дни, как и многие другие туземные народы, переняли нашу английскую привычку пожимать руки. Ещё один обычай масаи – уродование мочки уха. Они растягивают мочку, пока она не свисает на пять-шесть дюймов. Затем они её прокалывают и украшают разными способами в зависимости от фантазии. Они вставляют туда кусочки дерева двух-трёх дюймов в диаметре или небольшие круглые жестянки, подвешивают цепочки, кольца, бусы или пучки латунных гвоздей. Почти все мужчины носят на лодыжках небольшие колокольчики, чтобы предупреждать о своём приближении, а женщины очень любят украшать себя большим количеством железной или медной проволоки. Их конечности зачастую почти полностью покрыты кольцами, которые, мне кажется, очень тяжёлые и неудобные. Но без них женщины-масаи не будут считаться светскими дамами, и чем больше на них колец, тем выше их социальное положение. Женщина-масаи Как правило, масаи не хоронят мертвецов, поскольку они считают, что такой обычай вредит почве. Тела просто уносят на некоторое расстояние от деревни и оставляют, чтобы их сожрали птицы и дикие звери. Честь быть похороненным сохранена только для великого вождя, над останками которого также насыпается большой курган. Однажды возле Цаво я наткнулся на такой курган и очень осторожно вскрыл его, но ничего не обнаружил. Наверное, я не очень глубоко копал. В основном, масаи – честный и благородный первобытный народ, и их постепенное вымирание вызывает большую жалость. Рабами масаи можно назвать ндероббо, которые, в отличие от своих повелителей, народ охотников. Я редко встречался с ними, поскольку они прячутся в пещерах и зарослях и постоянно передвигаются вслед за своей добычей. Недавно я видел нескольких рядом у ущельем Элдама, но они были более или менее цивилизованные. Девушки, которые были довольно грациозны, оставили свою туземную наготу ради ниспадающих белых одеяний. Мальчик-ндеробо Девушка-ндеробо В районе между Найроби и рекой Кедонг и в провинции Кения обитают кикуйю, которые телосложением похожи на масаи, но далеко не так красивы. Как и масаи, они используют копья и щиты, хотя и другой формы. Но всё-таки их главное оружие – лук и отравленные стрелы. Они также постоянно носят грубо сделанные обоюдоострые мечи в ножнах, которые подвешиваются к кожаному поясу. Они подпиливают передние зубы, так же, как почти все остальные туземные племена Восточной Африки, за исключением масаи. Они живут в небольших деревнях, которые состоят из ульеобразных хижин и всегда находятся в самой густой чаще леса. Краали для скота они строят особенно прочно и прячут особенно хорошо. Однажды я после многих трудностей, после ползанья на четвереньках сумел добраться до одного из таких краалей. Я был очень удивлён, когда увидел, сколько труда и сколько изобретательности проявлено при его постройке. В отличие от масаи, кукуйю имеют хорошие представления о земледелии. Они выращивают мтама (вид злаков, из которого делается мука), сахарный тростник, бататы и табак. Кикуйю У кукуйю репутация очень трусливых и коварных людей, и они действительно совершили ряд крайне жестоких поступков. Мой друг капитан Хаслем, который несколько месяцев жил у меня в Цаво, был варварски убит членами этого племени. Он оставил меня и поехал в страну кукуйю. Поскольку он очень хотел выяснить всё о тропических болезнях, от которых страдали животные, он взял привычку вскрывать тела мёртвых животных. Суеверные кукуйю решили, что он колдует над их скотом, который в то время умирал от чумы крупного рогатого скота. Поэтому они убили Хаслема, подстрекаемые, без сомнения, всесильным знахарем. Но я обнаружил, что они вовсе не такие зловещие, как они мне рисовались. В Найроби у меня работали примерно четыреста кукуйю, и я никогда не имел с ними проблем. Наоборот, я понял, что они вежливые, смышлёные и очень способные к обучению. Как в случае с остальными африканскими народами, женщины кукуйю выполняют всю физическую работу в деревне и носят тяжёлые грузы для своих повелителей и хозяев. Узлы держатся на их спинах с помощью ремня, охватывающего лоб. Женщины-кикуйю Несмотря на это, некоторые из них довольно симпатичны. Преодолев страх перед европейцами, они не возражают, чтобы их фотографировали. Из других племён, встреченных мною в этой части света, самое интересное – кавирондо. Это трудолюбивые, простые люди, увлечённые земледелием и крайне гостеприимные. Они немного склонны к воровству, но в сердце Африки это почти не считается пороком. Используя выражение Марка Твена, можно сказать, они не носят ничего, кроме улыбок. Две нитки бусин считаются достаточным облачением. Тем не менее, они по-своему скромные люди, и, в целом, это одно из лучших племён Восточной Африки[27 - Пропущены три главы об охоте на львов. Кроме того, в них Паттерсон очень коротко говорит о строительстве железной дороги. 12 мая железная дорога достигла реки Ати, 28 мая через Ати был построен мост.]. Глава XXV Людоед в железнодорожном вагоне Однажды вечером, в конце моего пребывания в Британской Восточной Африке я ужинал с полицейским инспектором мистером Райалом в его железнодорожном вагоне. Бедняга Райал! Тогда я не мог и подумать, какая ужасная судьба настигнет его спустя несколько месяцев в том же самом вагоне, в котором мы ужинали. Возле небольшого полустанка под названием Кимаа поселился лев-людоед, который стал нападать на сотрудников железной дороги. Это был очень дерзкий зверь, ему было не важно, кого хватать – начальника станции, сигналиста, стрелочника. Однажды ночью, пытаясь добыть себе еду, он забрался на крышу станционного здания и попытался разорвать листы из рифлёного железа. Перепуганный бабу, ответственный за телеграфный аппарат, отправил начальнику службы движения лаконичное сообщение: «Лев борется со станцией. Немедленно пришлите подмогу». К счастью, лев не преуспел в своей «борьбе со станцией». Но он так старался, что сильно порезал свои лапы о железные листы, оставив на крыше большие пятна крови. Но следующей ночью он схватил туземца, который работал на насосе, и скоро добавил ещё несколько жертв к этому списку. Некий машинист как-то раз всю ночь просидел в большом железном баке для воды, надеясь подстрелить льва. В стенке бака была прорезана амбразура для стрельбы. Но, как это часто бывает, охотник стал целью охоты. Лев явился в середине ночи, бросился на бак и попытался достать из него машиниста через узкое круглое отверстие, через которое машинист попал внутрь. К счастью, бак был достаточно глубоким, и лев не сумел добраться до человека на дне, который был почти парализован от страха. Он так вжался в дно, что никто не смог бы его достать. Всё-таки через некоторое время он выстрелил и отпугнул льва. Это была тщетная попытка уничтожить то чудовище, благодаря которому бедняга Райал встретил свою трагическую, безвременную кончину. 6 июня 1900 года Райал ехал из Макинду в Найроби вместе с двумя друзьями – мистером Хьюбнером и мистером Паренти. Когда они достигли Кимаа, что в двухстах пятидесяти милях от Момбасы, они узнали, что незадолго до их приезда возле станции видели людоеда. Они решили остаться здесь на ночь и попытаться застрелить его. Вагон Райала перевели на запасный путь рядом со станцией. Из-за того, что линия была не завершена, вагон стоял не прямо, а сильно накренившись. После полудня трое друзей пошли искать льва, но, не обнаружив никаких следов, вернулись в вагон, чтобы поужинать. Потом они некоторое время дежурили, но единственной примечательной вещью, которую они увидели, были два очень ярких светлячка. Впоследствии оказалось, что это было не что иное, как два глаза людоеда, который непрерывно наблюдал за ними и следил за каждым их движением. Прошёл час, никаких признаков льва не было, и Райал уговорил своих друзей лечь, а сам встал на первую вахту. Хьюбнер занял полку над столом на одной стороне вагона. На противоположной стороне купе была ещё одна полка, внизу. Её Райал предложил Паренти, но тот отказался, говоря, что ему будет удобно и на полу. Он лёг спать ногами к входной двери. Предполагается, что Райал, подежурив несколько часов, пришёл к выводу, что лев этой ночью не собирается показываться. Он лёг на нижнюю полку и задремал. После того, как он лёг, коварный людоед начал осторожно пробираться к трём спящим мужчинам. Чтобы достичь небольшой площадки в конце вагона, он должен был забраться по двум очень высоким ступенькам, но он сумел бесшумно преодолеть эту трудность. Дверь с площадки в вагон была раздвижной, она легко скользила на медных колёсиках. Наверное, она была не до конца заперта или, во всяком случае, никак не защищена. Для льва было проще простого толкнуть её лапой и открыть. Вагон стоял под уклоном, большой вес приходился на одну сторону, поэтому дверь скользнула и захлопнулась именно в тот момент, когда лев проник внутрь. Таким образом лев остался запертым в одном купе с тремя спящими людьми. Он тут же прыгнул на Райала. Но, чтобы добраться до Райала, он должен был встать на Паренти, который, как вы помните, спал на полу. В этот момент Хьюбнер был неожиданно разбужен громким криком. Взглянув вниз со своей полки, он с ужасом увидел огромного льва, который задними лапами стоял на Паренти, а передние положил на беднягу Райала. Неудивительно, что это зрелище ввергло его в панику. Был только единственный путь к спасению: вторая дверь, что вела в комнату слуг. Эта дверь находилась напротив той, через которую вошёл лев. Чтобы добраться до неё, Хьюбнер должен был буквально прыгнуть на спину льва, огромное тело которого заняло всё пространство под полкой. Это звучит невероятно, но, взволнованный и перепуганный, он действительно сделал так, и, к счастью, лев, занятый своей жертвой, не обратил на него внимания. Хьюбнер сумел добраться до двери невредимым. Но, к своей досаде, он обнаружил, что с другой стороны дверь держат перепуганные кули, которых поднял шум, вызванный вторжением льва. В крайнем отчаянии он сделал несколько неистовых попыток её открыть. Наконец, приложив все силы, он сумел отодвинуть её так, чтобы можно было выскользнуть из купе. Кули сейчас же завязали ручку своими тюрбанами. Мгновение спустя послышался страшный грохот, и вагон ещё больше накренился. Это лев выбрался через окно, вытащив и беднягу Райала. Освободившись от льва, Паренти, не теряя времени, выпрыгнул в окно на противоположной стене вагона и понёсся к одному из станционных строений. Его спасение было чудом, поскольку лев стоял прямо на нём, лежавшем на полу. Сам вагон был сильно повреждён, деревянная рама окна была расколота на кусочки, когда лев вылезал из него со своей жертвой в пасти. Можно надеяться только на то, что смерть бедняги Райала была мгновенной. Его останки были найдены наутро в кустах, в четверти мили от станции. Их увезли в Найроби для погребения. Рад добавить, что очень скоро ужасный зверь, ответственный за столь кошмарную трагедию, попался в хитрую ловушку, устроенную одним из сотрудников железной дороги. Несколько дней его показывали публике, а потом застрелили. Людоед в клетке Глава XXVI Работа в Найроби[28 - В начале пропущен фрагмент об охоте на льва.] Конечная станция достигла Найроби, и мне был поручен новый участок линии. В Найроби должна была располагаться штаб-квартира железнодорожной администрации. Требовалось проделать много работы, чтобы превратить голую равнину, которая находилась в трёхстах двадцати семи милях от ближайшего места, где можно было купить гвоздь, в центр железной дороги. Нужно было соорудить дороги и мосты, построить дома и мастерские, провести воду и сделать ещё тысячу разных дел, чтобы создать железнодорожный город. Ядро современного города удивительно быстро обрело свою форму, торговые ряды на базаре выросли, как грибы после дождя. На базаре несколько раз были отмечены случаи заболевания чумой, поэтому я отдал распоряжение, чтобы туземцы и индусы, обитавшие там, очистили его, и под свою ответственность предал всё это место огню. За это самовольство я, как и ожидал, был наказан, но всё-таки чума была остановлена и всё время, что я пребывал в стране, больше не возобновлялась. Я сумел уговорить несколько сотен кикуйю, на земле которых мы сейчас находились, прийти и работать в Найроби. После небольшого обучения они показали себя очень полезными и способными работниками. Они постоянно твердили, что шамба (плантации, сады) на другой стороне холма, у которого был разбит лагерь, уничтожили слоны. К сожалению, у меня не было лишнего времени, чтобы пойти на их поиски. Тем не менее, однажды я передал это известие своему другу, доктору Уинстону Уотерсу, которому затем довелось пережить волнующее приключение с большим самцом-слоном. Вместе с кикуйю Уотерс отправился на поиски этого бандита, и скоро наткнулся на него. Слон скрывался в тенистых деревьях. Уотерс был большим сторонником стрельбы с близкого расстояния, поэтому он подкрался на несколько ярдов и из винтовки 577 калибра выстрелил животному в сердце. Слон ответил быстрым, решительным нападением. Хотя Уотерс выстрелил в него и из левого ствола, это не оказало никакого эффекта. Слон двинулся на него, крича и трубя от ярости. Не оставалось ничего другого, как убегать. Уотерс бежал по тропе, что есть сил, а слон гнался за ним и быстро его настигал. Дела охотника были очень плохи, через несколько секунд огромное чудовище раздавило бы его. Но в самый критический момент Уотерс наступил на покрытие хорошо замаскированной охотничьей ямы и, как по волшебству, исчез из виду. Когда его враг неожиданно провалился сквозь землю, слон так испугался, что резко остановился и убежал в джунгли. Уотерсу же повезло: он совсем не пострадал при падении, так как яма была не очень глубокая и в ней не было кольев. Скоро он выбрался, последовал за раненым слоном и без дальнейших трудностей добил его. В конце 1899 года я уехал в Англию. За несколько дней до отъезда кикуйю, называвшие себя моими «детьми», пришли в полном составе и умоляли взять их с собой. Я живописал им холодный, сырой климат Англии и огромное расстояние, которое отделяет её от их страны. Но они заверяли меня, что это ничего для них не значит, что они хотят быть моими «детьми» и что они поедут со мной куда угодно. Я не мог себе представить, как появляюсь в Лондоне с охраной их четырёхсот более или менее обнажённых дикарей. С трудом я уговорил их остаться в их родной стране. В поездке на побережье меня сопровождали верный Махина, мой бой Рошан Хан, мой честный чокидар Миан и ещё несколько кули, которое долго работали со мной. После тягостного прощания они уехали в Индию. На следующий день и я отплыл на родину. Глава XXVII Находка новой канны В конце прошлого, 1906 года я снова посетил место моей работы и моих приключений. К сожалению, поезд, на котором я ехал из Момбасы, прибыл в Цаво в полночь. Но я всё равно вышел и побродил вокруг, сколько позволяло время, почти всерьёз ожидая, что из кустов на меня выпрыгнут призраки двух людоедов. Я думал пару дней провести в знакомых местах, но мои компаньоны хотели как можно скорее добраться до лучших охотничьих угодий. Всё-таки я с трудом пробудил их от мирного сна, чтобы показать крепкий и красивый мост через Цаво, освещённый бледным лунным светом. Но, боюсь, что они не оценили мост так, как он того заслуживал. Естественно, я не ожидал, что они или кто-то ещё увидит мост моими глазами. Я смотрел на него как на своего ребёнка, которого я воспитал, преодолев удары, опасности и трудности всех видов. Обычный же путешественник, разумеется, ничего об этом не знает. Он думает о мосте как о заурядном, пустяковом сооружении. Мы провели несколько дней в Найроби. Он превратился в город с шестью тысячами жителей, которые обеспечены всеми удобствами, включая отличный ипподром. После короткого путешествия на озеро Виктория-Ньянза и в Уганду мы вернулись в ущелье Элдама, что находится возле станции Ландиани в провинции Найваша. Здесь началась настоящая охотничья экспедиция. Рад сказать, что она оказалась очень интересной и принесла много удовольствия. Страна была очаровательна, климат прохладный и бодрящий. Мы добыли множество разных животных, в том числе носорога, бегемота, водяного козла, тростникового козла, конгони, антилопу гну, страуса, импалу, орикса, лошадиную антилопу и т. д. Но пока я вынужден ограничиться отчётом о том, как мне посчастливилось застрелить новую разновидность канны[29 - Канна (лат. Taurotragus oryx) – вид антилопы из рода оленебыков. Паттерсон открыл один из трёх подвидов этой антилопы, названный Taurotragus oryx pattersonianus.]. Водопад в ущелье Элдама Военное каноэ на озере Виктория Наша партия состояла из пяти человек, включая одну даму, которая одинаково хорошо ездила верхом и стреляла. 22 января мы оставили ущелье Элдама и двинулись на восток через плато Лайкипия. Направление, которое мы выбрали, было плохо изучено, его почти невозможно было пройти без проводника. Окружной офицер мистер Фокер выделил нам надёжного человека – молодого масаи по имени Улиагурма. Поскольку он не знал ни слова на суахили, мы были вынуждены взять и переводчика – отличного, жизнерадостного малого из того же племени по имени Ландаалу. У него был родственник, который тоже напросился идти с нами, хотя для нас он был бесполезен. Наша дорога лежала через болота Солай, через хребты Мултило и Субуколултиан и через множество неисследованных рек и ручьёв. Во время первого перехода я заметил, что наш киронгози (проводник) Улиагурма сильно мучается от боли в ухе, хотя он не жаловался. Я сказал, что если после устройства лагеря он придёт ко мне, я посмотрю, что можно сделать. Странно, но моё лечение оказалось успешным, и Улиагурма из благодарности прославлял меня как знахаря среди всех туземцев, которых мы встречали. Вследствие этого мужчины, женщины и дети с разными болезнями и увечьями приходили и осаждали наш лагерь, умоляя дать им волшебную даву (лекарство). Я делал, что мог, и надеюсь, что никому не навредил. Но у меня сердце разрывалось, когда я видел неизлечимых людей, которые ждали, что я им помогу. Ландаалу После того, как мы поднялись на Субуколултиан и достигли основания плато, мы разбили лагерь на берегу реки Ангаруа. Здесь мы обнаружили большой крааль масаи, обитатели которого, кажется, сильно удивились нашему неожиданному появлению. Но они были очень дружелюбны и навестили нас в лагере через час после нашего прибытия. После полудня я сел на пони и поехал к ним для ответного визита вместе с Ландаалу в качестве переводчика и моим носильщиком оружия Джумой. Элморани (воины) развлекли меня, показав гимнастические упражнения, которые они постоянно выполняют для развития гибкости и силы. После этого представления я спросил, есть ли в окрестностях какие-нибудь звери. Мне ответили, что их можно найти в нескольких милях к северу от крааля. Я тут же отправился с Ландаалу и Джумой попытать удачу[30 - Пропущен фрагмент об охоте на канну.]. Переправа через реку Ангаруа Как велика была моя удача, я пока не знал. Осмотрев голову и шкуру канны внимательнее, я обнаружил, что она существенно отличается от всех других канн, что я видел. Во-первых, у неё нет пучка волос на лбу, а вокруг глаз идут белые полосы. Такие же полосы, немного побольше, можно увидеть у западной канны[31 - Западная канна – вид антилопы из того же рода оленебыков, что и канна.]. Лоб с обеих сторон красноватого цвета, а коричневые пятна на нижней части морды больше, чем у обычной канны. Полосы на теле очень бледные, самые заметные – три линии на холке. В апреле я вернулся в Англию и отправил голову Роуленду Уорду[32 - Роуленд Уорд (1848-1912) – английский таксидермист.], где её увидел мистер Р. Лидеккер[33 - Ричард Лидеккер (1849-1915) – английский натуралист и геолог.] – член Королевского общества, сотрудник Британского музея, хорошо известный натуралист и специалист по крупным животным. Он написал мне, что голова представляет огромный интерес для зоологии, поскольку она доказывает существование до сих пор неизвестной разновидности канны. 29 сентября 1906 года мистер Лидеккер поместил в «Филд» заметку с описанием этого животного. Новый подвид канны «Значительный интерес представляет голова канны, убитой полковником Дж. Г. Паттерсоном в Португальской[34 - Ошибка. Должно быть: «Британской». (Прим. автора.)] Восточной Африке и отправленной мистеру Роуленду Уорду. Определённые особенности в расцветке свидетельствуют о том, что это переходная форма от обычного южноафриканского животного к западной канне (Taurotragus derbianus) из района Бахр-эль-Газаль[35 - Бахр-эль-Газаль – река и регион в Судане.] и из Западной Африки. У полосатой разновидности (Taurotragus oryx livingstonianus) обычной южноафриканской канны вся средняя часть морды взрослого самца равномерно тёмная или даже черновато-коричневая, с пучком длинных, густых волос на лбу и без белых пятен вокруг глаз. С другой стороны, у суданского подвида западной канны (T. derbianus gigas), представленной самцом, описанным мистером Ротшильдом в «Novitates Zoologicae»[36 - Лайонел Уолтер Ротшильд (1868-1937) – английский банкир, политик и зоолог. Основал журнал «Novitates Zoologicae» (1894-1848).] за 1905 год, верхняя часть морды имеет рыжие и более короткие волосы, чем у обычной канны, а вокруг её глаз идут полосы внутрь и вниз, напоминающие шеврон у куду[37 - Большой куду – вид антилопы.], хотя две полосы не соединяются. У экземпляра полковника Паттерсона (которую было бы правильно назвать T. oryx pattersonianus) есть похожий белый шеврон, хотя неполный и меньшего размера. Узкая полоса в середине морды, выше и между глаз тёмно-коричневая, лоб с обеих сторон рыжеватый. В нижней части морды тёмно-коричневое пятно крупнее, чем у обычной канны, хотя имеется рыжеватые пятна над ноздрями. По последним показателям канна полковника Паттерсона напоминает западную канну, за исключением тёмного обода на шее, который характеризует последнюю. Если все канны из той части Португальской Восточной Африки, где был добыт экземпляр полковника Паттерсона, окажутся того же типа, то можно уверенно предположить, что настоящая канна и западная канна – это всего лишь подвиды одного вида, как в случае с разными местными формами жирафов и квагг. В то же время, даже если данный экземпляр окажется только единственным, что маловероятно, он будет служить доказательством, что южная и северная канна более близко связаны, чем до сих пор считалось». Поскольку моя канна представляет значительную научную ценность и поскольку Британский музей выразил желание владеть этой головой, я рад подарить её попечителям. Все охотники и натуралисты могут увидеть её в Музее естественной истории в Южном Кенсингтоне, где она сейчас находится. Приложения I. Возможно, охотнику, который хочет посетить Британскую Восточную Африку, покажутся интересными и важными кое-какие советы. Набор оружия для всех нужд должен включать экспресс 450 калибра, спортивную винтовку 303 калибра и ружьё 12 калибра. Для трёхмесячного путешествия будет достаточно двести пятьдесят патронов 450 калибра (пятьдесят тяжёлых и двести лёгких), триста патронов 303 калибра (сто тяжёлых и двести лёгких) и пятьсот патронов для ружья. Будут очень полезны кожаные патронташи вместимостью пятьдесят патронов каждый. Конечно, нужно взять пару сотен ракет различного цвета, которые незаменимы, чтобы подавать сигналы в лагерь и из лагеря после наступления темноты. Ими можно стрелять из ружья или из пистолета. Несколько ракет нужно на всякий случай всегда оставлять в лагере у неопары (вожака каравана). Винтовки, патроны и ракеты нужно поручить агенту в Момбасе и отправить их ему из Лондона в лужёных ящиках, по крайней мере, за месяц до того, как отплывёт сам охотник. Следует помнить, что таможня в Момбасе берёт десять процентов со всех ввозимых предметов, так что накладную нужно сохранить и представить для проверки. Охотничье снаряжение должно включать хороший пробковый шлем, пару костюмов из хаки, кожаные гетры или краги, замшевые перчатки для защиты рук от солнца и две пары сапог с пеньковыми подошвами. Будут очень полезны и длинные норвежские сапоги. Если охота будет происходить в горной местности, то потребуется обычное нижнее бельё, которое носят в Англии. Хорошее, тёплое пальто пригодится для прохладных вечеров во внутренних частях страны, для сырой погоды нужно включить светлый макинтош. Для гористой или поросшей колючками местности будет незаменима пара наколенников и налокотников, а те, кто страдает от солнца, должны обеспечить себя защитой для спины. Последний предмет очень полезен. Хотя ветер может быть довольно холодным, но в полдень солнце палит нещадно. Разумеется, не нужно забывать о хорошо подобранной аптечке. Нужно взять хороший полевой бинокль, охотничий нож и кодак с двумястами плёнок. Всем, кто в пути собирается фотографировать, я очень советую по прибытии в Найроби навестить мистера У. Д. Янга. Он увлечённый фотограф, и он будет рад дать совет во всём, что касается выдержки. Это пункт, который требует особого внимания, и советы опытного человека будут очень полезны. Я сам в большом долгу перед мистером Янгом. Уверен, что без него у меня с фотографированием ничего бы не получилось. В последний приезд в страну я взял привычку отправлять ему плёнки, как только добирался до почтовой станции. Рекомендую остальным делать то же самое, поскольку плёнки до возвращения быстро испортятся. Я сам испортил так почти четыреста плёнок, когда был в стране в 1898-1899 году. Что касается походного снаряжения, из Англии нужно привезти только небольшую палатку, три одеяла «Йегера»[38 - «Йегер» – английская компания по производству одежды. Названа в честь немецкого гигиениста Густава Йегера (1832-1917), утверждавшего преимущество шерстяной ткани перед тканью из растительных материалов.], складную ванну, «саквояж Вулзли»[39 - «Саквояж Вулзли» – армейский вещевой мешок. Назван в честь английского полководца Гарнета Джозефа Вулзли (1833-1913).] и хороший фильтр. Но даже это можно купить на месте. Ящики для еды и другую необходимую походную утварь можно купить в Момбасе или Найроби, где агенты предоставят всё, что необходимо. Примерно за месяц до отплытия из Англии нужно отправить письмо агенту и указать в нём дату прибытия, количество носильщиков и всего остального, что вам понадобится. По приезде охотника всё будет готово, и он сможет немедленно выйти в путь. Приготовление завтрака в лагере Если вам нужно сэкономить деньги, я не советую нанимать носильщиков в Момбасе. Их можно нанять в Найроби, таким образом сохранив двадцать рупий на каждого за проезд по железной дороге. Следует помнить, что люди-носильщики намного предпочтительнее, чем ослы. Ослы раздражают медлительностью и доставляют много хлопот, особенно на неровной земле или при переправе через реки, когда весь груз нужно снять с животных, перенести, а затем снова повесить им на спину. В караван для одного спортсмена, если он собирается отойти далеко от железной дороги, обычно входят (точное количество членов зависит от многих обстоятельств): 1 вожак – 50 рупий[40 - Курс рупии в Британской Восточной Африке – 15 рупий к 1 фунту стерлингов. (Прим. автора.)] в месяц. 1 повар – 35. 1 носильщик оружия – 20. 1 бой (личный слуга) – 20. 2 аскари (вооружённые носильщики) – 12 каждому. 30 носильщиков – 10 каждому. Все носильщики зарегистрированы, правительство берёт за регистрацию небольшую плату, поэтому обычно половина жалованья выплачивается авансом, перед началом путешествия. Охотник обязан обеспечить каждого носильщика фуфайкой, одеялом и флягой для воды, а носильщику оружия и бою дать ещё и пару сапог. Нужно также предоставить по одной хлопковой палатке и по одному котлу для пятерых человек. Еда для каравана – это, в основном, рис. Вожак получает в день две кибабы (кибаба – это примерно 1-1,5 фунта). Повар, носильщик, бой и аскари – полторы кибабы, а обычные носильщики – по одной кибабе. Вожак должен поддерживать дисциплину во время сафари (путешествия каравана), как в лагере, так и на переходе, смотреть за распределением и безопасностью груза, установкой и сворачиванием лагеря, раздачей носильщикам пошо (еды) и т. д. Он всегда замыкает караван и от него, во многом, зависит удобство охотника. Во время нашего путешествия в начале 1906 года мы сумели добыть великолепного неопару, и у нас никогда не было никаких неприятностей с носильщиками. Его единственным недостатком было то, что не говорил по-английски. Но когда мы расстались, он сказал мне, что собирается научиться. Тому, кто добудет этого вожака, сильно повезёт. Его зовут Муньяки ибн Девани, и его можно легко найти в Момбасе. Хороший повар тоже важный член каравана, и нужно постараться найти лучшего повара. Удивительно, но опытный мпиши (повар) может приготовить еду через несколько минут после устройства лагеря. Что касается носильщиков оружия, большинство охотников предпочитают сомалийцев. Я не имел с ними дела, но мне говорили, что от них много хлопот. Они очень высоко себя ценят и просят жалованье в четыре разе выше, чем такой же хороший суахили. Обязанности аскари в лагере – поддерживать огонь, дежурить ночью, устанавливать и разбирать палатку бваны (хозяина). На переходе один идёт впереди каравана, второй позади. Они помогают с грузом в случае необходимости, смотрят, чтобы никто не сбегал, чтобы не было драк, и вообще обеспечивают защиту каравана. Каждый из них вооружён старинной винтовкой Снайдера, и очень опасно находится с ними рядом, когда им вздумается стрелять. Обычный носильщик несёт груз в шестьдесят фунтов без всяких жалоб, если его хорошо кормят. Но если ограничить их в рисе, они тут же превратятся в мрачных мятежников. Кроме переноски груза, они устанавливают и сворачивают лагерь, добывают дрова и воду и строят шалаши, если стоянка на одном месте продолжается больше одного дня. В целом, суахилийские носильщики – это самые весёлые, самые старательные люди в мире, и я не могу сказать о них ничего, кроме похвалы. Может быть, охотник захочет охотиться в окрестностях железной дороги. Тогда лучше всего нанять особый вагон через начальника службы движения Угандийской железной дороги. Эти вагоны обеспечены всем необходимым для сна, принятия пищи и умывания. Их можно прицепить к любому поезду или оставить на запасном пути по желанию охотника. Это самый дешёвый и самый удобный способ, если вы хотите провести в стране короткое время. Для него не нужно палатки, походного снаряжения и постоянных носильщиков. Так можно получить неплохую добычу. Если охотник собирается охотиться, допустим, в провинции Кения, носильщиков он может получить через ответственного за это чиновника в Форт-Холл. При таких обстоятельствах плата носильщику-кикуйю будет составлять две анны[41 - Анна – индийская разменная монета.] в день. Охотник должен обеспечить носильщика едой, но не должен давать ему одеяло, фуфайку и флягу для воды, пока они не покинут пределов провинции. На самом деле, в каждой провинции свои правила для носильщиков, которые можно легко выяснить по приезде в страну. Пейзаж в провинции Кения Есть три компании, которые раз в месяц отправляют пароходы прямо в Момбасу. Пароходы «Юнион-Касл» и Немецких восточноафриканских линий отплывают из Саутгемптона с заходом в Марсель. Пароходы «Мессажье» отплывают из Марселя. Обычно путешественники в Восточную Африку едут по суше до Марселя и там садятся на пароход до Момбасы. Путешествие прямо из Лондона длится, в среднем, восемнадцать дней. Сегодняшняя стоимость поездки из Лондона в Момбасу на пароходе «Юнион-Касл» в первом классе, включая железнодорожный билет до Марселя, составляет 48 фунтов. Обратный билет, который действителен в течение года, стоит 93 фунта. Стоимость поездки на пароходе Немецких восточноафриканских линий в первом классе, включая железнодорожный билет до Марселя, составляет 48 фунтов. Обратный билет, который действителен в течение года, стоит в два раза дороже. Стоимость поездки на пароходе «Мессажье» в первом классе, включая железнодорожный билет до Марселя, составляет 48 фунтов. Обратный билет, который действителен два года, стоит 72 фунта. Очень хорошие гостиницы можно найти как в Момбасе, так и в Найроби. Для охоты необходима лицензия, которую можно без труда получить в одном из двух этих городов. Эта лицензия, которая стоит пятьдесят фунтов, налагает на охотника обязанность перед отъездом из страны отчитаться о каждом застреленном животном. После получения особой лицензии можно застрелить двух слонов, жирафа, большого куду, буйвола и канну. Но в этой лицензии есть различные условия, которые время от времени меняются. Хорошие карты страны можно купить в «Стэнфорде» на Лонг-Акр, а законы об охоте получить в министерстве по делам колоний на Даунинг-стрит. Пассажирские поезда выезжают из Момбасы в 11 утра по понедельникам, средам, пятницам и субботам. Они прибывают в Найроби через сутки, в 11:15, а в Кисуму (вокзал на озере Виктория-Ньянза) – ещё через сутки, в 9 утра. Билет первого класса из Момбасы в Найроби, Кисуму и Энтеббе стоит, соответственно, 5 фунтов 17 шиллингов и 9 пенни, 10 фунтов 10 шиллингов и 3 пенни, 13 фунтов 13 шиллингов и 3 пенни. Не нужно упоминать, в каком районе каких животных можно встретить, поскольку охотник может легко выяснить это сам и получить последние новости о передвижении животных по приезде в Момбасу. На самом деле, в стране изобилие животных, и увлечённый шикари[42 - Шикари (инд.) – охотник.] не будет испытывать недостатка в трофеях. Головы и шкуры для отправки домой должны быть хорошо высушены на солнце и уложены в лужёные ящики со средством против моли. Для набивки чучел из своих трофеев охотнику лучше всего пойти к Роуленду Уорду на Пикадилли. В последние годы я обращался в эту фирму и всегда обнаруживал, что их работа превосходна. Думаю, что четырёхсот фунтов хватит для трёхмесячного путешествия в Восточную Африку, включая проезд туда и обратно. Экономный охотник, разумеется, обойдётся меньшим, а расточительный человек, скорее всего, потратит намного больше. Если у вас будет время, обязательно съездите на озеро Виктория-Ньянза. Путешествие вокруг озера на пароходе занимает восемь дней, а плавание в Энтеббе – официальную столицу Уганды – можно совершить за семнадцать часов, хотя обычно она занимает двадцать семь часов, поскольку на ночь пароходы бросают якорь у какого-нибудь острова. Пароход остаётся в гавани Энтеббе достаточно долго, чтобы энергичный путешественник мог на рикше съездить в Кампалу – традиционную столицу, что лежит в двадцати одной миле от Энтеббе. В прошлом году я провёл таким образом очень интересный день и разговаривал в Менго с сыном короля Уганды. Мальчика зовут Дауди Чва, тогда ему было девять лет, он очень смышлёный и понятливый. Он не возражал, чтобы я его сфотографировал, но, к сожалению, фотография не получилась. Рикша Базар в Кампале Любопытно, что буганда (то есть народ Уганды), которые очень цивилизованны и в большинстве исповедуют христианство, со всех сторон окружены практически обнажёнными дикарями. Очень интересно наблюдать, как они, одетые в длинные, просторные хлопковые одежды, занимаются обменом на базаре, стоя под тенью изорванных зонтиков. К сожалению, страшным бичом всего района вокруг озера является сонная болезнь. В последние несколько лет она унесла жизни тысячи туземцев и истребила население на островах, которые были густо заселены. Заболевание связано с укусом заражённой мухи, но, к счастью, этот вредитель обитает в определённых, четко очерченных районах. Если путешественник будет избегать этих районов, то он будет в такой же безопасности, как и в Англии. На обратном пути из Энтеббе путешественники обычно заезжают в Джинджу – порт на северном берегу Виктории-Ньянза. Это место представляет большой интерес. Здесь озеро сужается до нескольких сотен ярдов в ширину и, превращаясь в Рипонские водопады, создаёт исток Нила, который так долго не могли найти. Великолепный вид могучей реки, бегущей к северу среди очаровательных пейзажей, очень впечатляет. Можно представить, в какой восторг пришёл Спик, когда после длительных, бесчисленных лишений, он наконец увидел это место и таким образом решил одну из величайших загадок древности[43 - Джон Хеннинг Спик (1827-1864) – английский путешественник. В 1858 году открыл озеро Виктория и исток Нила.]. Кикуйю II. Буквальный перевод стихотворения на хиндустани, о котором говорится на странице 103[44 - Имеется в виду страница первого издания. См. главу IX.] Во имя Аллаха, милостивого и милосердного. Для начала я должен воспеть хвалу Богу, который бесконечен и непостижим, Который не ошибается, который суть сама жизнь, хотя без тела и дыхания. У него нет родственников, ни отца, ни сына, он невозмутим и несравним. Он знает о ведомом и неведомом, и, хотя у него нет языка, он говорит могучим голосом. Я, Рошан, приехал в эту африканскую страну и обнаружил, что это воистину необычная страна. Много скал, гор и густой лес, в котором обитают львы и леопарды, Буйволы, волки, олени, носороги, слоны, верблюды и все враги человеческие, Гориллы, свирепые обезьяны, что нападают на людей, чёрные бабуины гигантских размеров, духи и тысячи разнообразных птиц, Дикие лошади, дикие собаки, чёрные змеи и все животные, о которых может мечтать охотник. Леса так темны и страшны, что даже храбрейшие воины избегают их ужасных глубин. Сейчас от города Момбасы до Уганды тянется железнодорожная линия. В лесах, окружающих эту линию, живут те львы, которых зовут людоедами, и, сверх того, эти леса полны колючих и шипастых зарослей. Части железной дороги от Момбасы до Уганды до сих пор строятся, и эти львы нападают на рабочих и убивают их. Таков был их обычай, день и ночь, и множество людей пали жертвами этих диких созданий, чьи челюсти были обагрены кровью. Кости, плоть, кожу и кровь – они пожирали всё и не оставляли после себя никаких следов. Из-за страха перед этими демонами семьсот-восемьсот рабочих бежали, а остальные бездельничали. Двести-триста остались, но их преследовал самый жуткий страх. И из-за страха за свою жизнь они сидели в своих хижинах, их сердца были полны дурными предчувствиями и ужасом. Каждый из них всю ночь поддерживал горящий огонь, и никто не рисковал прикрыть глаза, чтобы поспать, и всё же многих утащили и убили. Лев рычал так, что земля тряслась от этих звуков, и был ли хоть один человек, который не боялся? Со всех сторон слышались стоны и плач, и люди сидели и причитали, как журавли, жалуясь на то, что творят львы. Я, Рошан, вождь своих людей, тоже жаловался и молился Богу, пророку и нашему духовному наставнику. А сейчас я поведаю рассказ об инженере, которого назначили на линию. Он держал десять или двадцать коз ради их молока, Но однажды ночью пришёл дикий зверь и убил их, не оставив ни одной. И утром ему об этом доложил караульный, который сообщил также, что людоед каждый день убивает рабочих и приносит огромный вред. И инженера взяли с собой и показали ему следы животного. И после того, как англичанин увидел, что животное исчезло, он говорил, и он сказал: «За этот ущерб лев расплатится своей жизнью». И когда наступила ночь, он взял ружьё и убил зверя. Паттерсон-сахиб – воистину храбрый, доблестный человек, как персидские герои древности – Рустам, Заль, Сухраб и Бахрам[45 - Рустам, Халь, Сухраб, Бахрам – персонажи иранского эпоса «Шах-наме».]. Такой храбрый, что величайшие воины были поражены его деяниями. Высокий ростом, молодой, самый храбрый и обладающий огромной силой. С другой стороны линии послышались шум и крики тех, кто жаловался, что дикие звери убивают и съедают людей, Ибо таков был обычай львов с незапамятных времён, и много людей пало жертвами их ярости. Те, которые были горды или хвастливы, бесполезно отдали свою жизнь, Но сегодня Паттерсон-сахиб будет ждать львов! Люди громко жаловались, и доблестный человек с ружьём пошёл в лес. Вскоре после того, как люди на ночь спрятались в свои палатки, явился бесстрашный лев. Паттерсон-сахиб зарядил оба ствола своего ружья и пошёл против льва. Он стрелял много раз подряд и полностью обездвижил животное. Лев рычал, как гром, когда пули вонзались в его сердце. Этот англичанин, Паттерсон-сахиб – очень храбрый, это средоточие доблести. Львы не боятся львов, но один взгляд на Паттерсона-сахиба заставляет дрожать храбрейшего из них. Лев бежал в лес, а пули следовали за ним. Так был побеждён этот людоед, он лежал в беспомощности. Дикий зверь пробежал один чейн[46 - Чейн – устаревшая английская мера длины, равная примерно двадцати метрам.] и упал, он был трупом. Сейчас же люди с фонарями в руках побежали, чтобы посмотреть на своего мёртвого недруга. Но сахиб сказал: «Вернитесь, дети мои. Ночь темна, в лесу может быть опасно». И утром все люди увидели мёртвого льва. И потом сахиб сказал: «Не думайте сегодня о работе. Устройте выходной, радуйтесь и веселитесь». Люди устроили выходной и веселились вместе с друзьями, с которыми были надолго разлучены из-за львов. И те, кто сбежал, были прощены, и им вернули деньги. Щедрый поступок, сравнимый с тем, когда Бог и пророк простят грешников и преступников в судный день. О, поэт, оставь это сравнение, оно слишком серьёзное для тебя! Нас, смертных, преследует дьявол, похожий на свирепого льва. О, Рошан, пусть Бог, пророк и твой духовный наставник защитят тебя днём и ночью! Но один лев остался, и все боялись его. Прошло шестнадцать дней, всё было хорошо, и все радовались мирному течению дел. Но на семнадцатый день лев снова появился и оставался от заката до рассвета. Он бродил по окрестностям, как будто проводил разведку вражеских позиций. На следующий день сахиб собрал людей и предупредил, чтобы они вели себя осторожнее. «Никуда не выходите после наступления вечера до самого утра», – сказал он. Это было в ночь аль-Кадра, в мусульманский праздник. И ночью, когда все ушли спать, пришёл разъярённый лев. И Паттерсон-сахиб вышел в поле, чтобы встретить его. И когда он увидел зверя, он стал быстро выпускать пулю за пулей. Лев громко зарычал и побежал, но пули всё равно вонзались в его сердце. И когда неожиданно послышалось рычание льва, все начали визжать и стонать в неспокойном сне, подпрыгивая от страха. Все мысли о сне были отогнаны, и пришёл страх. И Паттерсон приказал, чтобы никто не выходил и не бродил вокруг. И утром мы последовали по кровавым следам, которые оставляло раненое животное, И через пять-семь чейнов мы обнаружили льва, он был ранен и мучился от боли. И когда сахиб увидел животное, он стал беспрерывно стрелять. Но когда лев увидел сахиба, то это дикое животное, горящее от ярости и боли, Прыжками и скачками приблизилось к сахибу. Но он встретил храброго сахиба, который спокойно зарядил ружьё и стрелял снова и снова, убив зверя. Все панджабцы собрались и согласились, что сахиб – человек, который думал и заботился о других, поэтому он бродил по лесу ради нас, чтобы защитить нас. Раньше много англичан приезжало сюда, чтобы убить льва, но все потерпели неудачу, Ибо лев был очень отважен и свиреп, и сахибы боялись. Но Паттерсон-сахиб ради нас взял на себя эту неприятность, рискуя своей жизнью в лесу. Поэтому они собрали много сотен рупий и решили поднести их сахибу за то, что он претерпел такие лишения ради нас. О, Рошан, все люди явились к сахибу, говоря: «Вы наш благодетель!» Но сахиб отклонил дар, не взяв ни пайсы[47 - Пайса – индийская разменная монета.]. Поэтому панджабцы снова собрались и стали думать, как достойно вознаградить сахиба за ту услугу, которую он им оказал. И они решили отправить деньги в Англию, чтобы обратить их в достойный дар. На нём должны быть выгравированы два льва и имя мистари[48 - Глава каменщиков. (Прим. автора.)], главы рабочих. Дар должен быть таким, и он должен быть украшен так, как достойно Паттерсона-сахиба. Цветом он должен быть подобен луне и солнцу, и это будет подобающий дар, чтобы сахиб мог с радостью принять его. О, Рошан, я надеюсь, он примет этот дар за убийство львов, эту небольшую награду за свои поступки. Моя родина – Чаджанлат в тане[49 - Тана – полицейский участок в Индии и район, который контролируется полицейским участком.] Домли, что в округе Джелам, и я поведал этот рассказ о том, что произошло на самом деле. Паттерсон-сахиб оставил меня, и я буду скучать по нему, пока я жив, и сейчас Рошан скитается по Африке, грустный и печальный. Сочинил Рошан-мистари, сын Кадура-мистари Бахша, уроженец деревни Чаджанлат, Домли, округ Джелам. 29 января 1899 года. Современные фотографии Чучела львов-людоедов в Филдсовском музее в Чикаго (2007, Jeffrey Jung) Река Цаво (2007, Ralph Pina) Река Цаво (2007, Ralph Pina) Река Цаво (2005, Christopher T. Cooper) Река Сабаки (2006, Matt and Kim Rudge) Станция Цаво (2007, Ralph Pina) Мост через реку Цаво (2007, Ralph Pina) Возможно, то самое логово людоедов (2007, Ralph Pina) Безгривый лев в Кении (2007, Mgiganteus) Рассвет в Кении (2006, Bkmiles) notes Примечания 1 Звёздочкой отмечены названия частично переведенных глав, двумя звёздочками – названия непереведённых глав 2 Фредерик Кортни Селус (1851-1917) – британский путешественник, военный, охотник. Его приключения в Африке вдохновили Генри Райдера Хаггарда на создание образа Аллана Квотермейна («Копи царя Соломона» и другие романы). 3 «Филд» – британский журнал об охоте, выходит с 1853 года по настоящее время. 4 Цаво – река и регион в Восточной Африке (ныне территория Кении). 5 Доу – традиционное арабское одномачтовое судно. 6 Роберт Артур Талбот Гаскойн-Сесиль, маркиз Солсбери (1830-1903) – английский государственный деятель, несколько раз занимал посты министра иностранных дел и премьер-министра. 7 Бой – личный слуга. 8 Джемадар – здесь: начальник над группой рабочих, десятник. 9 Слаг – особый тип пули. 10 Русское название этой антилопы – голубой дукер. 11 Хиндустани – народно-разговорный язык в Индии, на основе которого сложились языки урду и хинди. 12 Мистари – глава каменщиков (см. также примечание автора ко второму приложению.). 13 Бабу – клерк-индус, владеющий английским языком. 14 В этом абзаце имеется в виду эпизод из Библии (Четвёртая книга Царств, 17:24-28). Ассирийцы, изгнав израильтян, поселили на их землях нееврейских переселенцев. На переселенцев, которые получили название самаритян, стали нападать львы. Считая, что они прогневили местного бога, самаритяне решили поклоняться богу израильтян. 15 Нужно упомянуть, что я пытался использовать яд, но безрезультатно. Я положил в нескольких местах отравленные туши гужевых животных, которые умерли от укуса мухи цеце, но хитрые людоеды не притрагивались к ним, предпочитая живых людей мёртвым ослам. (Прим. автора.) 16 Другое название этой реки – Галана 17 Имеются в виду даманы – семейство небольших травоядных млекопитающих. 18 Бушбоки, водяные козлы – виды антилоп. 19 Пропущен фрагмент об охоте на бегемота. 20 Малый куду – вид антилопы. 21 Гвинейский червь, ришта – паразитический червь, вызывающий дракункулёз. 22 Кибо – один из трёх вулканов, составляющих горный массив Килиманджаро (другие – Мавензи и Шира). 23 Пропущен фрагмент об охоте на носорога. 24 Канна, конгони, газель Гранта, газель Томсона, импала – разные виды антилоп. 25 Пропущен фрагмент об охоте на львов. 26 Пропущен фрагмент об охоте на львов 27 Пропущены три главы об охоте на львов. Кроме того, в них Паттерсон очень коротко говорит о строительстве железной дороги. 12 мая железная дорога достигла реки Ати, 28 мая через Ати был построен мост. 28 В начале пропущен фрагмент об охоте на льва. 29 Канна (лат. Taurotragus oryx) – вид антилопы из рода оленебыков. Паттерсон открыл один из трёх подвидов этой антилопы, названный Taurotragus oryx pattersonianus. 30 Пропущен фрагмент об охоте на канну. 31 Западная канна – вид антилопы из того же рода оленебыков, что и канна. 32 Роуленд Уорд (1848-1912) – английский таксидермист. 33 Ричард Лидеккер (1849-1915) – английский натуралист и геолог. 34 Ошибка. Должно быть: «Британской». (Прим. автора.) 35 Бахр-эль-Газаль – река и регион в Судане. 36 Лайонел Уолтер Ротшильд (1868-1937) – английский банкир, политик и зоолог. Основал журнал «Novitates Zoologicae» (1894-1848). 37 Большой куду – вид антилопы. 38 «Йегер» – английская компания по производству одежды. Названа в честь немецкого гигиениста Густава Йегера (1832-1917), утверждавшего преимущество шерстяной ткани перед тканью из растительных материалов. 39 «Саквояж Вулзли» – армейский вещевой мешок. Назван в честь английского полководца Гарнета Джозефа Вулзли (1833-1913). 40 Курс рупии в Британской Восточной Африке – 15 рупий к 1 фунту стерлингов. (Прим. автора.) 41 Анна – индийская разменная монета. 42 Шикари (инд.) – охотник. 43 Джон Хеннинг Спик (1827-1864) – английский путешественник. В 1858 году открыл озеро Виктория и исток Нила. 44 Имеется в виду страница первого издания. См. главу IX. 45 Рустам, Халь, Сухраб, Бахрам – персонажи иранского эпоса «Шах-наме». 46 Чейн – устаревшая английская мера длины, равная примерно двадцати метрам. 47 Пайса – индийская разменная монета. 48 Глава каменщиков. (Прим. автора.) 49 Тана – полицейский участок в Индии и район, который контролируется полицейским участком.