Барон и Звезды
Джон Кризи


Барон


В настоящий сборник вошли романы Джона Кризи, объединенные названием «Приключения Барона». Автор выпустил эти произыведения под псевдонимом — Энтони Мортон. Романы представлены в переводе Мари Виталь.


Издательство «Канон». Москва. 1993.


Джон Кризи

(Энтони Мортон)

•

Барон и Звезды


1


Комфортабельная столовая «Мендорс клуба» почти опустела. Один за другим его завсегдатаи исчезли в соседней, курительной комнате, где, удобно устроившись за листами «Таймс», можно было спокойно вздремнуть.

Джон Мэннеринг поставил пустую чашку на стол, взглянул на часы и решил, что француз так же не способен вовремя прийти на свидание, как англичанин сварить приличный кофе. Пять минут третьего: господин де ла Рош-Кассель опаздывает. Правда, всего на пять минут, но Мэннеринг не шутя относился к пунктуальности. Жизнь приучила его ценить каждую секунду — ведь порой и одного мгновения достаточно, чтобы совершенно изменить весь ход событий. К примеру, на долгие годы отправить в тюрьму одного из столпов лондонского высшего света… к крайнему изумлению всех его друзей…

Ибо Джон Мэннеринг, спортсмен, денди, известный коллекционер драгоценных камней и, по общему мнению, славный малый, был еще и профессиональным взломщиком. Справедливости ради заметим: взломщиком в отставке. Но, как он сам иногда говорил Лорне Фаунтли, «стоит разок украсть — и ты навсегда вор». А Лорна, возмущенно вскинув брови, неизменно отвечала: «Но вы же не вор, дорогой мой! Вы — Барон!».

Действительно, разница весьма существенная.

Лет пять назад пресса с восторгом, а полиция с негодованием обнаружили нового грабителя-джентльмена, по ловкости превосходящего всех своих предшественников. Совершенство его техники, поразительное самообладание, отвага, выбор жертв — всегда очень богатых — и мирные средства самозащиты (Барон никогда не пользовался ничем, кроме собственных кулаков и трогательно миниатюрного газового пистолета) мгновенно обеспечили ему симпатии публики и, что случается с грабителями гораздо реже, уважение Скотленд-ярда.

С веселой дерзостью Барон грабил крупнейших коллекционеров Англии. Против него не мог устоять ни один сейф, ни одна бронированная камера. Добычу он сплавлял так мастерски, что, как с грустью признавал старший инспектор Бристоу, «драгоценность, украденная Бароном, — это та, которую уже никто никогда не найдет».

Этот афоризм доставил массу удовольствия Джону Мэннерингу.

И вот после двух лет самой бурной деятельности Барон перестал будоражить общественное мнение. Разговоры о нем постепенно смолкли. А Джон Мэннеринг с Лорной Фаунтли отправились в путешествие. Они охотились на львов в Кении, ловили лосося в Канаде, слушали Моцарта в Зальцбурге, а Вагнера в Байрейте, бегали по антикварным лавочкам в Париже, и старые кумушки уже начали судачить об их возможном браке. По правде говоря, все эти разговоры имели под собой реальные основания — Джон и Лорна были неразлучны. Однако никто так и не осмелился громко задать вопрос, который вертелся у всех на языке: «Почему же они не поженятся?».

С тех пор как из любви к Лорне, которая постоянно дрожала от страха, зная, что ее возлюбленный то и дело балансирует между свободой и тюрьмой, Джон «остепенился», ему несколько раз приходилось прибегать к помощи весьма своеобразных талантов Барона. Но теперь он делал это не для того, чтобы увеличить и так уже весьма впечатляющий личный счет в банке, а из желания оказать услугу кому-либо из друзей — своих, или Лорны, или даже полиции, ибо Барон располагал гораздо более эффективными, хотя и менее легальными источниками информации, нежели Ярд.

Такие случаи доставляли Джону особое удовольствие. Инспектору Бристоу (или, как его называли все лондонские шалопаи, старине Биллу) потребовалось более полугода, чтобы, к его безмерному удивлению, обнаружить, что Джон Мэннеринг и Барон — одно и то же лицо. Но знать — это одно, а доказать — совсем другое. Последнее, невзирая на все усилия, Ярду так и не удалось, и, смирившись с неизбежным, он поддерживал с Мэннерингом довольно странные отношения, в которых недоверие смешивалось с почтением и даже восхищением.

Два часа десять минут…

Джон пожал плечами: право же, господин де ла Рош-Кассель явно перегибает! Тут он удивленно вскинул брови — из курительной комнаты послышался невнятный шум. О, разумеется, так себе шумок — из самых сдержанных и благопристойных… И однако, это более чем странно, ведь в «Мендорс клубе» полная тишина — священное правило. Любопытно, что же могло нарушить покой почтенных завсегдатаев клуба и вывести их из дремотного оцепенения? Джон направился в курительную.

Поразительное дело — несколько членов клуба (впрочем, из самых молодых) стояли у окон, выходивших на улицу. Мэннеринг присоединился к ним.

— В чем дело, Томми?

— Так, несчастный случай, — не оборачиваясь ответил Томми Рафтберри. — Какого-то парня сбила машина… Сейчас его увезут, только не в больницу. Бедняга явно рассчитался с этим миром.

Нагнувшись к окну, Джон и в самом деле увидел перевозку, носилки и простыню, которой санитары заботливо укрывали неподвижное тело.

И Мэннеринг мысленно попросил прощения у господина де ла Рош-Касселя — тот прибыл на свидание вовремя. Но… уже мертвым.

* * *


Час спустя в кабинет Скотленд-ярда, где работали суперинтендант Линч и старший инспектор Бристоу, вошел дежурный и доложил, что господина суперинтенданта хочет видеть Джон Мэннеринг.

Супер производил сильное впечатление — огромная туша, скорее завернутая, чем одетая, в широченный твидовой костюм коричневого цвета, могучий бас и хитрые, проницательные глазки. Инспектор Бристоу, всегда отличавшийся чисто военной элегантностью, изящный и прямой, как «i», в синем саржевом костюме, выглядел рядом с ним особенно безупречно. Лицо его не казалось старым, хотя подстриженные бобриком волосы сильно поседели.

— Мэннеринг? — изумленно пробормотал Линч. — Что ему может быть от нас нужно, Билл? Барон сидит тихо вот уже… ну-ка, прикинем…

— Более двух лет, сэр. Правда, три-четыре раза он делал вылазки, но, говоря по совести, из самых благородных побуждений. И мы сами просили у него помощи!

— Да, припоминаю… Не вмешайся он вовремя, болтаться бы молодому Холливелу на веревке, а мы бы остались с хорошей юридической плюхой!

— Но Мэннеринг все-таки не забыл выплатить себе гонорар, стянув между делом несколько недурных драгоценностей!

— Ох уж этот чертов Мэннеринг! — вздохнул супер. — И впрямь крепкий орешек. Подумать только, нам до сих пор ни разу не удалось упрекнуть его в чем-нибудь мало-мальски серьезном! А признайтесь, Билл, вас это скорее радует! Подозреваю, что вы ежевечерне молитесь о том, чтобы утром вам не пришлось его арестовывать.

— Он спас мне жизнь, сэр, — сухо заметил Бристоу. — Такие вещи трудно забываются. И, между нами говоря, он на редкость симпатичный малый.

— Согласен. И никогда не бывает утомительным — даже если потешается за наш счет!

Только он успел это договорить, как в кабинет вошел Мэннеринг. Высокий, стройный, в прекрасно сшитом костюме из тонкой, отливающей сталью фланели. Галстук цвета палых листьев прекрасно гармонировал с насмешливыми карими глазами, в уголках которых маленькие ироничные морщинки смягчали несколько чрезмерную правильность черт, а улыбка могла бы обезоружить даже старую мегеру.

— И Бристоу здесь! — радостно воскликнул Джон. — Вот повезло так повезло! Приветствую вас, господа.

И, не ожидая приглашения, он устроился в кресле, заботливо оберегая стрелку на брюках, и, вытащив из кармана изящный золотой портсигар, предложил закурить обоим полицейским. Бристоу взял сигарету, а Линч потянулся за трубкой.

— Я вижу, Ярд, как всегда, в наилучшей форме!

— Вы тоже, Мэннеринг. С тех пор как мы в последний раз виделись, вы не прибавили в талии ни сантиметра. Готов спорить, вы занимаетесь физкультурой, — проворчал Линч. Из-за своих ста двадцати кило он всегда приходил в дурное расположение духа, как только кто-нибудь упоминал при нем о весе или фигуре.

— Если бы только гимнастикой, — рассмеялся Джон. — Я занимаюсь боксом, дзюдо, плаванием, теннисом, верховой ездой, играю в гольф…

— Довольно, — вздохнул супер, — вы меня пугаете.

— Но я пришел не для того, чтобы поболтать с вами о спорте, господа, я хочу рассказать вам кое-что поинтереснее. Вероятно, нашел для вас работу. У вас есть чем писать, Билл? Можете делать заметки. История довольно необычная…

Бристоу потянулся за блокнотом, Линч раскурил трубку.

— Для начала хочу напомнить, что я известный коллекционер драгоценностей.

Линч саркастически хмыкнул.

— Хорошенькое начало у вашей истории! Известный — это точно, но вот коллекционер…

— Именно так! — возмутился Джон. — В моей коллекции нет ни одной вещи, за которую бы я не расплатился самым добросовестным образом.

— Не сомневаюсь. Но откуда эти деньги? — буркнул Линч. — Не от продажи ли других драгоценностей, тех, которые вы… не покупали?!

— Дорогой мой Линч, — кротко заметил Мэннеринг. — Я пришел рассказать вам историю. Историю правдивую. И не испытываю ни малейшего желания слушать выдумки, которыми вы пичкаете меня при каждой встрече. Я, видите ли, и есть Барон. Это ваш конек, ваша навязчивая идея. Если на то пошло, почему бы, интересно, не Арсен Люпен?[1 - Герой романов французского писателя Мориса Леблана (1864–1941), веселый и ловкий грабитель-джентльмен. — Примеч. пер.] Сначала докажите, а потом побеседуем. Дайте-ка мне лучше досказать. Недавно мне предложили бриллианты. Сделано это было несколько странным и весьма подозрительным образом. А я, да будет вам известно, никогда не покупаю драгоценностей сомнительного происхождения — вот у меня и возникли некоторые опасения, — с самым добродетельным видом пояснил Мэннеринг.

Полицейские воздержались от комментариев, и он продолжал:

— Бриллианты чудесные, восхитительные, волшебные. И замечательно подобраны. Каждый по меньшей мере шестьдесят каратов. Любопытная подробность: все они выточены в форме звезд, пятиконечных звезд. Это чуть розоватые камни, вероятно, южноамериканского происхождения. Хотя за это я не поручусь. Я не эксперт, но каждый камень стоит по меньшей мере тридцать тысяч фунтов. А их целых пять. Выслушаете, Билл?

— Да.

— Минутку, — вмешался Линч, — это мелкие бриллианты, собранные в форме звезд, или солитеры?

— В том-то и дело, что каждая звезда сделана из цельного камня. Чтобы выточить их таким образом, не побоялись потерять значительную часть каждого камня. Только истинный знаток способен на такое! Мне не известно, чтобы у кого-нибудь в Англии были пятиконечные бриллиантовые звезды… за исключением, разумеется, бриллиантов короны. Но, полагаю, если бы королевские драгоценности исчезли, вы бы, наверное, услышали об этом хоть краем уха? Кто знает…

Ни один из полицейских и бровью не повел.

— Ирония пропала даром, — улыбнулся Джон. — Итак, продолжаю. Я немедленно навел справки: телеграфировал в Нью-Йорк, Бразилию, Аргентину, позвонил в Париж. Но ни одна звезда, если позволительно так выразиться, не исчезла с небосклона. Ни краж, ни таинственных исчезновений… Тишь да гладь…

— Ас чего вы взяли, будто они краденые? — спросил Линч.

— На эту мысль меня натолкнуло то, как мне предложили эти драгоценности и за какую цену согласились уступить. Четыре дня назад я был у себя в клубе, в «Мендорсе». Неожиданно ко мне подошел совершенно незнакомый человек. Он представился, и я струдом запомнил имя: Франсуа де ла Рош-Кассель. Нужды нет уточнять, что он француз. Он сказал, что слышал обо мне, знает, что я коллекционирую драгоценности, и может продать бриллианты. А потом очень тонко дал понять, что камни настолько восхитительны, что и не стоит выяснять, откуда они взялись.

Линч и Бристоу дружно вздохнули. Оба прекрасно знали, что коллекционеры, какими бы честными они ни были в повседневной жизни, при виде редкостной вещи легко теряют голову и не думают о ее происхождении.

— У меня было достаточно времени, чтобы внимательно рассмотреть камни. Они меня очень заинтересовали. Француз просил за все сто тысяч фунтов. Я предложил восемьдесят. И мы договорились встретиться еще раз. Это должно было произойти вчера, там же, то есть в «Мендорсе». Тем временем я попытался разузнать, откуда могли выплыть эти Звезды. Тщетно. Вчера я откровенно спросил об этом господина дела Рош-Кассель. Он ответил, что это фальшивые драгоценности и находятся во владении его семьи уже несколько веков, и больше не проронил ни слова. Впрочем, он мне казался вполне искренним… Но, откровенно говоря, у меня создалось впечатление, что этот человек немного не в своем уме…

Линч слушал Джона, не отводя от него глаз, а Бристоу быстро записывал.

— Ла Рош-Кассель согласился на мое предложение — восемьдесят тысяч фунтов — и должен был сегодня принести мне бриллианты. С тем, разумеется, условием, что даст подробные разъяснения по поводу их происхождения. Он обещал. Мы договорились встретиться в «Мендорсе» в два часа. Я спокойно завтракал, решив для себя, что, если камни окажутся из сомнительного источника, я всегда успею предупредить вас, Билл.

— Конечно, — проворчал Линч. — Вы не хуже меня знаете, Мэннеринг, что для этого вы и пальцем бы не шевельнули! Вы спрятали бы их среди прочих тайных сокровищ… и мы никогда бы о них не услышали!

— Меня просто угнетает, Линч, что вы столь низкого мнения о моей персоне! Ладно, дело не в этом. Господин де ла Рош-Кассель не пришел на свидание.

— И, возможно, тем лучше для вас, — меланхолично заметил Бристоу.

— Для меня — может быть, но никак не для него!

— Куда, черт возьми, вы клоните, Мэннеринг? Он что, нашел другого покупателя или передумал?

— Нет, дорогой мой Линч… не передумал… а переселился на другую планету…

Карандаш инспектора Бристоу покатился на пол, а Линч чуть не выронил трубку.

— Или, если вам так больше нравится, — умер, — невозмутимо закончил Джон. — Умер ровно в два часа дня, переходя улицу напротив «Мендорса». Сбившая его машина тотчас же исчезла. Я подошел слишком поздно, чтобы увидеть, как это произошло, но все-таки узнал мертвого де ла Рош-Касселя, когда его переносили в санитарную машину. И — мелкая деталь — скорее всего, без бриллиантов!

— Откуда вы можете это знать!

— Они лежали в довольно объемистом футляре, который ла Рош-Кассель носил в черной папке. Я расспросил дежурного полисмена, представившись ему другом инспектора Бристоу, и он был со мной очень любезен, — невинно улыбаясь, пояснил Джон. — Так вот, полисмен утверждал, что на месте происшествия никакой папки не обнаружили.

— Естественно!

Линч задумался, потом пожал плечами.

— Ба! Ваш новый приятель просто хотел предупредить, что принесет камни в другой раз. И по рассеянности не смотрел как следует по сторонам. Вот и все!

— Но он, знаете ли, вовсе не казался рассеянным. Скорее наоборот, был явно напуган, нервничал и все время озирался. К тому же у меня есть кое-что общее с Бристоу: ненавижу совпадения! Я совершенно уверен, что де ла Рош-Касселя убили, а Звезды украдены.

— Как он выглядел, этот ваш де ла Рош-Кассель?

— Господин лет пятидесяти. Высокий, подтянутый, очень изящный и хорошо воспитанный. Узкие холеные руки, седые волосы. Для француза довольно хорошо одет. Кроме того, замечательно говорил по-английски.

— Ладно, выясним. Вы, надеюсь, ничего от нас не скрываете?

— Разумеется, нет!

Ироничная улыбка исчезла с лица Джона, и он очень серьезно заметил:

— Добавлю, однако, что господин де ла Рош-Кассель мне нравился и что с вашей помощью или без нее, но я непременно выясню, убили его или нет, и если да, то кто это сделал.

Суперинтендант положил на стол трубку и попытался, без особого, впрочем, успеха, напустить на себя приличествующую случаю суровость.

— А я скажу, что каждый раз, когда вы совали нос куда не надо, вас спасало только чудо. Если вы подозреваете, что совершено преступление, то расследовать его — дело полиции. Я не желаю, чтобы кто-то путался у нас под ногами. И на вашем месте, Мэннеринг, я бы перестал строить из себя Дон Кихота!

Джон довольно непочтительно подмигнул.

— А на вашем месте, Линч, я бы занялся гимнастикой. Итак, я вам больше не нужен, господа?

— Нет. Но, вероятно, вам придется приехать и опознать тело.

— Я буду у себя или у Фаунтли на Портленд-плейс. Оба адреса вам хорошо знакомы, не так ли, Билл? До встречи!

С насмешливой улыбкой Мэннеринг как ни в чем не бывало вышел из кабинета.

Линч снова закурил трубку и недоуменно уставился на Бристоу.

— Ну, что вы об этом думаете, Билл?

— Тут что-то есть, — лаконично бросил инспектор.

— Да… С сегодняшнего вечера приставьте-ка кого-нибудь к вашему другу. Раньше — бесполезно. По крайней мере, надеюсь! Полагаю, у вас сложилось то же впечатление, что и у меня?

— Я его слишком хорошо знаю, сэр, и уверен: он что-то скрывает.

— Да, можно не сомневаться.

И полицейские не ошиблись.

* * *


— Ваша беда, дорогой мой, — излишний романтизм, — сказала Лорна Фаунтли. — Вы почти старомодны.

Джон с улыбкой смотрел на молодую женщину, удобно устроившуюся у его ног, раскинувшую на полу широкие складки юбки из белого джерси и потягивающую слегка разбавленное виски. В огромном величественном особняке Фаунтли стояла тишина. Лорд Фаунтли уехал на скачки, леди Фаунтли — на благотворительный базар.

— И вы еще жалуетесь? Но это, должно быть, приятно — иметь романтично настроенного возлюбленного!

— Иногда — да, но порой…

По губам Лорны медленно скользнула печальная улыбка.

Джон нежно погладил ее густые темно-каштановые волосы, свободно зачесанные наверх, потом его рука скользнула вдоль гладкой золотистой щеки и обрисовала контур выразительного рта, может быть чуть-чуть великоватого, но до чего же соблазнительного!

— Ну, Лорна, признавайтесь! Когда вы так хмурите брови, я точно знаю: вас что-то гнетет. Так лучше сказать, правда? Что-нибудь новое?

Молодая женщина вскинула на него прекрасные серые глаза. Сейчас в них были грусть и возмущение.

— Нет, к сожалению, ничего нового. Ни малейших известий о Реннагане!

— Слава Богу! Каждый раз, когда этот милейший господин всплывает на поверхность, он принимается вас шантажировать. А я не могу смотреть, как вы страдаете!

— Ну а я больше не в силах терпеть эту комедию, Джон! Если вы думаете, будто кто-то еще питает иллюзии на наш счет, то… Всем все известно. И в первую очередь моим родителям.

— И что же вы предлагаете, мой ангел?

— Жить вместе открыто, — твердо ответила Лорна.

— Черт возьми! Великолепная мысль! Чтобы господин Реннаган немедленно воспользовался случаем и явился к вам с угрозами, что все расскажет: и о вашем браке, и о его тюремном стаже, и о своих многочисленных амплуа: мошенника, шантажиста, фальшивомонетчика… Представляете, какой разразится скандал? Вашему отцу придется подать в отставку, и, кто знает, не начнется ли у нас правительственный кризис? Чем станет Англия без лорда Фаунтли? Надо думать о благе отечества, любовь моя… и расходиться вечером по домам.

— Как вы можете так шутить? — возмущенно выдохнула Лорна.

Джон тут же посерьезнел.

— Я люблю вас, Лорна. Для вас я готов на все. Могу даже терпеливо ждать.

— Чего? Что Реннаган вдруг проявит благородство и согласится на развод?

— Конечно, нет! Скорее, что его прикончит какой-нибудь мерзавец того же пошиба. Такое иногда случается…

Лорна нервно поигрывала огромным рубином, который не снимая носила на левой руке, — Джон когда-то выменял его у своего скупщика на знаменитую изумрудную диадему леди Фултон. На лице молодой женщины появилось хорошо знакомое Джону упрямое выражение.

— Чего я совсем не понимаю в этой истории, так это каким образом я могла выйти замуж за подобного негодяя!

— Ну вы же были тогда совсем молоденькой дурочкой… Шла война… Реннаган возвращался на фронт после ранения. Откуда же вы могли знать, что он прохвост? Вот насчет меня у вас куда меньше оправданий — вы прекрасно знали, что я — Барон, когда наконец сказали, что любите меня!

— Ох, Джон, да ведь как раз из-за Барона…

Мэннеринг насмешливо прервал ее:

— Вижу, вижу, куда вы клоните и откуда эта внезапная тяга к семейной жизни. Все это только для того, чтобы помешать мне снова воспользоваться белой маской и вооружиться газовым пистолетом. Так или не так?

— Совершенно верно, — честно призналась Лорна. — Я уверена, что, будь мы женаты, у вас не возникало бы опасного желания играть Дон Кихота, навлекая на свою голову всякие неприятности.

— Значит, если я правильно понял, вы хотите выйти за меня замуж только для того, чтобы обеспечить мою безопасность?

— Вот именно. Только для этого.

Нежная улыбка молодой женщины явно противоречила этим словам. Джон нагнулся к ней.

— Лорна, я обещал вам больше не заниматься этим. Но позвольте мне разобраться в этой истории с бриллиантами, прошу вас.

— Еще надо, чтобы было с чем разбираться! Скорее всего, это просто несчастный случай.

— Ну, уж если вы заговорили в один голос с Линчем…

— Это голос рассудка, дорогой мой!

— Да, но вам свойственно быть безрассудной, и мне в вас это очень нравится. Послушайте, Лорна, я абсолютно уверен, что это убийство. Я все рассказал полиции, но о двух мелочах умолчал: во-первых, ла Рош-Кассель вчера в конце концов признался мне, что эти бриллианты ему не принадлежат, но клялся и божился при этом, что никто никогда не заметит их исчезновения. Поэтому-то я и думаю, что его убили.

— Понятно. А еще что?

— Кроме того, у него есть дочь.

В серых глазах мелькнули предгрозовые молнии.

— И, как нарочно, юная и прекрасная?

— Понятия не имею — ни разу ее не видел. Но, будь она хоть горбатая и колченогая, ясно одно: сейчас этой девушке необходима помощь. Ее отец рассказал мне довольно запутанную историю — как я уже говорил вам, он страшно нервничал, — из которой следует, что у них с дочерью какие-то крупные денежные осложнения. Именно поэтому ла Рош-Кассель предложил мне Звезды. И он говорил о дочери с таким трогательным волнением…

Джон замолчал.

— Ясно, — вздохнула, смирившись, Лорна. — А где мы будем искать несчастную сиротку?

Судьба, как известно, любит отважных, и, вероятно, потому она испытывала особую симпатию к Барону и частенько подшучивала над ним на свой лад. Разумеется, она не упустила случая постучать в его дверь именно в этот момент, правда, постучать весьма вежливо, ибо на сей раз судьба явилась в облике величавого и благовоспитанного Мейсона, образцового дворецкого дома Фаунтли.

Джон и Лорна привыкли к такого рода театральным эффектам и с полной невозмутимостью выслушали сообщение слуги.

— Молодая дама просит разрешения видеть мистера Мэннеринга, мисс.

Лорна полунасмешливо-полуласково улыбнулась Джону.

— Ну, что я говорила?

— А как ее зовут, Мейсон? — просто для очистки совести спросил Джон.

Слуга с тем же великолепным чувством собственного достоинства, но слегка смущенно признался:

— Прошу прощения, но я не очень хорошо разобрал ее имя, сэр!

Тут послышался быстрый перестук каблучков по плиткам холла и звонкий, властный голос проговорил:

— Я — Мари-Франсуаза де ла Рош-Кассель. Простите мое нетерпение, но что вы сделали с моим отцом?

Джон встал. Его примеру последовала и Лорна, которая, улыбаясь гостье, все-таки пробормотала сквозь зубы:

— Что-то я совсем иначе представляла себе несчастную сиротку!


2


Действительно, на первый взгляд мадемуазель де ла Рош-Кассель могла вызвать самые различные чувства, но только не жалость.

Она держалась на высоких каблуках прямо, как деревянный солдатик, и смотрела на Мэннеринга, гордо вскинув обрамленную золотистыми кудрями точеную головку. Голубое шелковое платье плотно охватывало ее стан, достойный романтической героини, но широкую юбку девушка отбрасывала с небрежной грацией профессиональной манекенщицы, позволяя разглядеть изящные нервные икры.

«Очаровательная миниатюрка, — подумал Джон, которого это явление позабавило, несмотря на всю серьезность и даже трагизм положения. — Но, между прочим, миниатюрка очень решительная и прекрасно знающая, чего хочет!»

Девушка приблизилась к Мэннерингу и, не тратя времени на излишние формулы вежливости, объяснила цель своего визита на безукоризненном, хотя и окрашенном легким акцентом английском. Слегка опешивший слуга исчез.

— Вы встречались с моим отцом в два часа, мистер Мэннеринг, а сейчас уже четыре. Отец не вернулся в гостиницу, как мы договаривались. Что случилось?

Вблизи Джон рассмотрел, что лицо девушки слегка тронуто косметикой, а в голубых глазах, несмотря на отчаянные старания казаться спокойной, — мучительная тревога. И он мысленно проклял Небо за то, что оно столкнуло его с ла Рош-Касселем: Джон с удовольствием бы уклонился от той миссии, которая ему предстояла.

Тут, как всегда, Лорна пришла ему на помощь.

— Может быть, мы сядем? Вы курите?

Девушка невольно улыбнулась и поблагодарила, а Джон, воспользовавшись передышкой, немедленно перешел в наступление.

— Почему вы думаете, что я должен знать, где ваш отец, мадемуазель?

— Он сказал, чтобы я разыскала вас дома или здесь, если он не вернется в гостиницу в половине четвертого. Мы остановились в «Ригеле». Но прежде всего, мистер Мэннеринг, вы дали ему деньги?

Джон бросил на нее недоуменный взгляд, и девушка нетерпеливо пояснила:

— Ну, вы же понимаете, о чем я говорю: деньги за Звезды…

— Допустим, что так, — осторожно проговорил Джон.

— Значит, они отобрали у него деньги. Я так и знала, что они станут за ним следить. Они не спускают с нас глаз с самого Парижа!

Казалось, девушка была в полной панике, но искушенное ухо Джона уловило в взволнованном голоске едва заметную фальшивую ноту. А Лорна как хороший портретист заметила, что ее хрупкие руки нисколько не дрожат, хотя красиво очерченный рот выдает сильное волнение.

— Скажите, о ком вы говорите «они»?

— Двое мужчин. Я их не знаю. Именно поэтому отцу так хотелось поскорее продать вам Звезды и избавиться от этой слежки.

— Простите за нескромный вопрос, мадемуазель, но, между нами говоря, вы уверены, что эти Звезды принадлежали вашему отцу?

Мари-Франсуаза де ла Рош-Кассель слегка покраснела. Но ее ответ прозвучал очень твердо:

— Они в нашей семье уже несколько веков.

Призвав на помощь все свое мужество и бросив выразительный взгляд на Лорну, Джон проговорил:

— Ваш отец, мадемуазель, не пришел сегодня на встречу со мной и, следовательно, не продал бриллианты.

— Не пришел?

На сей раз удивление девушки было совершенно искренним.

— Но он ушел незадолго до обеда и сказал, что должен принести вам Звезды к двум часам! И вы его не видели?

— По правде говоря, видел, — пробормотал Джон, чувствуя все большую неловкость. — И мне придется сообщить вам очень дурную весть… С вашим отцом случилось несчастье… Его сбила машина…

— Он ранен?

Джон не ответил, но его молчание было достаточно красноречивым.

Если мадемуазель де ла Рош-Кассель внешне и напоминала игрушечного солдатика, то удары судьбы умела сносить, как настоящий ветеран. Перламутровые зубы впились в нижнюю губу, руки судорожно сжали красную сумочку, но голос не дрогнул.

— Он умер? Я не верю вам!

— К сожалению, это правда, — смущенно проговорила Лорна своим теплым, проникновенным голосом.

Мари-Франсуаза вскочила и, ни слова не говоря, быстро, почти бегом, бросилась к двери, распахнула ее и исчезла. Только в холле послышался перестук высоких каблучков.

Джон собрался было последовать за девушкой, но Лорна, подойдя к окну, выходившему на улицу, подозвала его.

— Джон! Она говорила, что за ней следят двое мужчин. Взгляните-ка!

Сквозь тонкий муслин занавески Джон без труда разглядел двух мужчин невысокого роста, прохаживающихся по другой стороне тротуара.

— Значит, она не лгала, — озадаченно пробормотал он. — Я готов был поклясться, что девчонка насочиняла нам про эту слежку! А что подумали вы?

— То же самое. В ее поведении есть что-то неискреннее. Но не теряйте времени, дорогой, надо проследить за всей этой компанией!

— И кто же теперь отправляет меня изображать доблестного рыцаря? — насмешливо заметил Джон. — Ладно, так и быть, я готов к бою.

Он чмокнул Лорну в нос и добавил:

— Если позвонит Билл Бристоу, придумайте что-нибудь, предположим, что я пошел ловить бабочек, но постараюсь вернуться сюда поскорее.

Улица была почти пустынна, и Джон сразу заметил вдалеке голубое платье мадемуазель де ла Рош-Кассель. Девушка шла уверенным, твердым шагом, словно никакого ужасного известия не было. Но еще в тот момент, когда она убегала, Джон успел прочитать в ее больших голубых глазах искреннее отчаяние. Ла Рош-Кассель говорил, что, кроме него, у дочери нет никого на свете. Как же ей удалось так быстро взять себя в руки? Джон нашел лишь одно объяснение — страх. Девушка сразу поняла, что ее отец погиб не в обычном дорожном происшествии. И она насмерть перепугалась. Но почему? Если у ла Рош-Касселя украли Звезды, то ей как будто нечего опасаться…

Разве что девушка знает, кто их украл…

Двое мужчин уже не болтали на тротуаре, а медленно следовали за Мари-Франсуазой в открытом «моррисе». Добравшись до Оксфорд-стрит, девушка остановилась, по-видимому, поджидая такси. Машина вскоре подъехала. «Моррис» продолжал двигаться следом. Джон, не колеблясь, остановил другое такси.

— Следуйте за зеленым «моррисом», тем, впереди, — приказал он шоферу не терпящим возражений тоном.

Некоторое время все три машины одна за другой скользили по запруженным улицам, но вдруг такси Мэннеринга резко остановилось под яростный скрежет тормозов и скрип шин. Джон едва не разбил головой стекло, отделявшее его от шофера. Распрямившись, он заметил длинный черный «ягуар», неожиданно проскочивший перед носом такси, причем так близко, что подножкой зацепил и оторвал от него кусок правого крыла. Затем «ягуар» протиснулся между автобусами и исчез. Тем временем и «моррис», и такси мадемуазель дела Рош-Кассель тоже скрылись из виду.

Шофер Джона, отчаянно ругаясь, вышел взглянуть на повреждения.

— Что за дурацкие игры? — проворчал он Мэннерингу. — Не по возрасту мне такие шутки!

Джон сразу понял, что у него нет ни малейших шансов догнать ускользнувшую добычу, и стал с философским спокойствием ждать, пока полицейский — к счастью, расторопный и умелый — покончит со всеми принятыми в таких случаях формальностями. А потом, не торопясь, вернулся на Портленд-плейс.

Мэннеринг ни секунды не сомневался, что «ягуар» зацепил его такси нарочно. За ним, несомненно, следили и хотели помешать добраться до молодой француженки. Теперь осталось выяснить, на кого работает водитель «ягуара» — на девушку или на ее преследователей в «моррисе».

У Фаунтли Джона ждал сюрприз: с Лорной разговаривал Билл Бристоу.

— Значит, мне не показалось, это ваша машина стоит у крыльца, Билл… Можно не спрашивать, к кому вы приехали, даже если мисс Фаунтли питает на этот счет какие-либо иллюзии. А знаете, Билл, она, между прочим, часто говорит мне о вас и далее уверяет, будто каждый раз при вашем неожиданном появлении ее сердце начинает трепетать!

Бристоу усмехнулся.

— На сей раз охотно вам верю, Мэннеринг! Не беспокойтесь, мисс Фаунтли, сегодня ваш друг нужен мне только для опознания.

— Всегда к услугам полиции, — с самым добродетельным видом заявил Джон. И, склонившись над рукой Лорны, шепнул: — Если она вернется — задержите до моего прихода.

* * *


Инспектор приподнял край белой простыни, и Джон, бросив на покойника быстрый взгляд, отметил про себя, что даже смерть, по-видимому, не принесла покоя господину де ла Рош-Касселю — его грустное благородное лицо искажала гримаса отчаянной тревоги.

— Это действительно он, Билл.

— Тогда идемте. Нечего тут торчать: за тридцать лет службы я так и не смог привыкнуть к этому месту.

Они вышли из морга и зашагали по длинным коридорам Ярда.

— А теперь куда вы меня ведете, Билл? Я чувствую, что у вас есть какой-то умысел.

— Будь ваша совесть спокойнее, — мрачно заметил Бристоу, — вас бы это не волновало. Мы всего-навсего идем к сэру Фоулксу.

— Наконец-то я узнаю что-нибудь новое! Не в упрек вам будет сказано, Билл, но за всю дорогу — а мы пересекли чуть ли не весь Лондон — вы не проронили ни слова. Можно было подумать, что вы сдаете экзамен на права, ей-богу. Насколько я понимаю, отклонить приглашение невозможно?

— У меня в кармане ордер, но на вашем месте я бы не тревожился.

— Дэвид меня нисколько не беспокоит, — улыбнулся Джон, — на прошлой неделе я у него обедал. Вот вы — куда опаснее!

Это было чистой правдой. Сэр Дэвид Фоулкс, заместитель начальника Скотленд-ярда, женился на подруге детства Мэннеринга и, несмотря на все проделки Барона, оставался с ним в превосходных отношениях.

— В доказательство того, как несправедливы упреки в мой адрес, — продолжал Бристоу, — могу вас порадовать. Вы были-таки правы. Это и в самом деле убийство. Две девушки смотрели в окно и все видели: машина намеренно наехала на ла Рош-Касселя, спокойно переходившего улицу, и тут же исчезла.

— Это не доказательства, как сказал бы Линч.

— Совершенно верно. Но к пострадавшему тотчас подбежал прохожий, схватил папку и был таков. А это уже точно доказывает умысел.

— Что ж, по-моему, все совпадает с тем, что я вам рассказал. Стало быть, вам все-таки стоит мне верить хотя бы время от времени? А девушки не сообщили вам приметы похитителя?

— Нет. Они сидели на четвертом этаже! Но машина…

— …Большой черный «ягуар», — прервал его Джон.

— Да. Откуда вы знаете? Мне думалось, вы ее не видели?

— В два часа — нет, в четверть пятого — да! Она повторила свой милый фокус. Не будь вы так подозрительны, я рассказал бы вам и эту историю. А так — лучше приберегу ее для Дэвида.

Они остановились у двери заместителя начальника Ярда. Бристоу положил руку Мэннерингу на плечо.

— Я хотел бы кое-что сказать вам, Мэннеринг. Эта история очень сложна и в высшей степени неприятна. Сэр Фоулкс объяснит вам почему. Но от себя лично предупреждаю: если вы вздумаете развлекаться и запутать все еще больше, то я всерьез рассержусь. Не забывайте — вы собирались приобрести краденые бриллианты, и уже одно это может навлечь на вашу голову кучу неприятностей.

Джон и без инспектора это отлично знал. Он взглянул на Бристоу с нескрываемым раздражением.

— Вы хотите войны, инспектор? Лучше бы вам меня не злить. Иначе я больше ничего не скажу. Выбирайте!


3


Сэр Дэвид Фоулкс был чуть старше Мэннеринга. Человек добродушный, он к тому же обладал хорошо развитым чувством юмора, и это позволяло ему не особенно сердиться, когда Барон выкидывал какую-нибудь очередную штуку.

— Не спорьте, Джон! Я вас слишком хорошо знаю: вы готовы были купить краденые драгоценности. И какие! Эти пять бриллиантовых звезд — историческая ценность, и принадлежат они ни больше ни меньше как французскому правительству! Эти Звезды украли в Версальском дворце и заменили отличными копиями.

— Но что они делали в Версале? — ошарашенно спросил Джон.

— Там была выставка вещей Марии Антуанетты. Эти Звезды подарил ей в день свадьбы Людовик Шестнадцатый.

— Черт возьми! И когда обнаружили кражу?

— Да только сегодня утром! Никто раньше не замечал ничего подозрительного. Чему вы улыбаетесь, Джон?

— Сейчас объясню, — весело ответил Мэннеринг. — Вчера я позвонил своему другу Неттеру — одному из крупнейших ювелиров Парижа — и спросил, известны ли ему некие бриллиантовые звезды. Вероятно, он и предупредил Сюртэ…

— Да, вы правы, это Неттер обнаружил, что настоящие камни заменены копиями, — в полном изумлении проговорил Фоулкс, — а это значит…

— …Что кража была обнаружена только благодаря моему вмешательству, — расхохотался Джон. — И без меня вам бы и в голову не пришло, что де ла Рош-Касселя убили. И вместо «спасибо» вы мне угрожаете всяческими карами за то, что я будто бы собирался купить ворованные камни! Если хотите знать мое мнение, то вы просто неблагодарны!

— Кажется, мы в долгу перед мистером Мэннерингом, инспектор, — проговорил сэр Фоулкс. — Но раз уж вы в столь добром расположении, Джон, то, может, расскажете все, что вам известно?

Решив ничего не скрывать от Ярда, который мог бы ему помочь в поисках молодой француженки, Мэннеринг подробно и точно описал все, что произошло, не забыв упомянуть об открытом «моррисе» и большом черном «ягуаре».

— Если я правильно понял, — задумчиво подвел итог сэр Фоулкс, — этой девчонке угрожает опасность. А вы случайно не знаете, собиралась она уехать из Англии или нет?

— Понятия не имею. Когда я сообщил ей о смерти отца, она, ни слова не говоря, стрелой метнулась прочь. Но до этого упомянула, что они остановились в гостинице «Ригел».

— Негусто. А вы можете дать ее приметы?

— Очень хороша. Правда, отнюдь не в моем вкусе, но очаровательна…

— Это не совсем то, что у нас, в Ярде, называется приметами!

— Ну, тогда — блондинка, большие голубые глаза, очень красивые ножки — настоящая фарфоровая миниатюрка.

— Мне страшно любопытно, как вам это удается, — вздохнул сэр Фоулкс, — но всякий раз, когда вы ввязываетесь в какую-нибудь историю, на горизонте обязательно маячит хоть одна пара хорошеньких ножек! А как она была одета, эта ваша миниатюрка?

— Голубое шелковое платье, туфли и сумка — красные. Без шляпы.

Фоулкс повернулся к Бристоу.

— Вам остается объявить розыск, инспектор. И в темпе.

Тот молча вышел.

— Кажется, он не в духе, — заметил сэр Фоулкс, и в голосе его чувствовалось некоторое удивление, поскольку любезность Билла Бристоу была широко известна в Ярде.

— Кто, Билл? О, ему просто действует на нервы то, что я «сую нос в эту историю», как он выражается…

Сэр Фоулкс сурово взглянул на Джона.

— Должен ли я из этого сделать вывод, что вы намерены продолжать поиски?

— Вот именно. Ла Рош-Кассель был мне симпатичен, Дэвид.

— А его дочь очаровательна!

— Перестаньте говорить, как ревнивая женщина, Дэвид, — возмутился Мэннеринг. — Для того чтобы мне понравиться, мало походить на статуэтку из саксонского фарфора. Но это юное создание что-то скрывает. И я хочу выяснить, что именно. Предлагаю вам соглашение: я продолжаю собственное расследование. Вам отлично известно, что я могу оказаться очень полезен. У меня есть источники информации, которые вы использовать не можете…

— Именно это меня и угнетает, — признался сэр Фоулкс. — Знаю я эти ваши источники!

— Вы не будете мешать мне, — продолжал Мэннеринг, — весь риск, каким бы он ни был, я беру на себя. Зато все преимущества и выгоды предлагаю поделить пополам. Конечно, кроме драгоценностей, если мне удастся их найти…

— Что???

Сэр Фоулкс в страшном негодовании вскочил.

— Потому что я немедленно пришлю вам их в полном комплекте, — вкрадчиво пояснил Джон.

— Это мне нравится гораздо больше. Честное слово, соглашение заключено. Но осторожно, Джон! Расследование будет вести Мэннеринг, а не Барон. Вы хорошо поняли? Стоит мне только узнать, что в окрестностях замаячила белая маска, я рассержусь по-настоящему!

— Вот не знал, что на вас так действует белый цвет, Дэвид. Обычно всех раздражает красный… А теперь, что если вы позвоните в Париж и разузнаете, какого мнения Сюртэ о ла Рош-Касселе?

— Да, вероятно, никакого, если этот господин из хорошей семьи, как вы мне его описали. Надо быть чертовски ловким специалистом, чтобы стащить драгоценности из Версаля, да еще в разгар выставки! Меня бы очень удивило, если бы ваш аристократ оказался на это способен!

— Меня тоже, — признал Джон. — Но, может быть, полиция все-таки что-нибудь знает? Или хотя бы навела о нем какие-то справки…

У парижской полиции действительно оказались кое-какие сведения одела Рош-Касселе.

— Вполне порядочный человек, — заявил комиссар Латапи сэру Фоулксу, а заодно и Джону, самовольно взявшему отводную трубку. — Но у него был пунктик, доводивший его чуть ли не до помешательства: генеалогическое дерево. Ла Рош-Кассель считал себя потомком Людовика Шестнадцатого — ни больше ни меньше!

— Ну, насколько я помню историю Франции, в этом нет ничего невероятного. Ваш король, кажется, слыл изрядным любителем больших семей!

— Можете шутить сколько душе угодно! В конце концов, может, ла Рош-Кассель и был потомком Людовика Шестнадцатого. Для нас это не имеет значения. Звезды украл точно не он. Всю операцию провернули слишком профессионально, ила Рош-Кассель просто не способен был ее организовать. Посылаю вам подробный отчет. Кстати, могу я надеяться, что вы, будучи в Лондоне, сохраните всю информацию об этом деле в секрете? Здесь еще ничего не просочилось в прессу. И мы очень рассчитываем на вашу помощь в розыске бриллиантов. Хотите, я вам пришлю своих людей?

Джон весьма выразительно сморщился, и сэр Фоулкс поспешно ответил:

— Благодарю вас, в этом нет никакой необходимости. У меня тут есть все, что нужно. Буду держать вас в курсе.

— Отлично. И… я, конечно, не осмеливаюсь давать вам советы, но… что, если вы немножко покопаете вокруг Барона… Такой лихой грабеж — в его стиле!

— Вы забываете, что дела Рош-Касселя убили, дорогой друг. А Барон никогда не убивает. До скорого!

Сэр Фоулкс повесил трубку и взглянул на Джона, спокойно закурившего «Бенсон».

— Думаю, вы со мной согласны, Мэннеринг?

— Полностью! К тому же я, кажется, понял, что произошло. До сих пор меня очень смущало, что такой явно честный человек, как ла Рош-Кассель, мог польститься на краденое. На самом деле вес очень просто: для него речь шла не о краже, а о возвращении собственного достояния. Видимо, он наивно и совершенно искренне думал, что Звезды принадлежат ему. Вот почему и он сам, и позже его дочь заявили мне, что это фамильные драгоценности. Если ла Рош-Кассель считал себя потомком Людовика Шестнадцатого, то он в какой-то степени имел право так говорить. Для этой операции ла Рош-Кассель, несомненно, нанял профессионала, и то, что бриллианты были предложены мне, указывает либо на национальность этого специалиста, либо на то, что его штаб-квартира находится в Англии. Я попытаюсь вам его разыскать, Дэвид! А вы позвоните мне, если обнаружите мадемуазель де ла Рош-Кассель. И еще: когда будете ее допрашивать, не забывайте, что имеете дело с праправнучкой Людовика Шестнадцатого… хотя бы по женской линии… Впрочем, у нее и без того достаточно хорошенькие ножки, чтобы склонить вас к любезности.

Фоулкс пожал плечами.

— И куда вы теперь направляетесь?

— К себе. Надо поразмыслить. А это значит — принимать ванну, поскольку именно там мне лучше всего думается.


4


Вернувшись домой, Джон в первую очередь позвонил Лорне и узнал, что мадемуазель де ла Рош-Кассель больше не появлялась на Портленд-плейс и что сама Лорна ужинает сегодня с родителями и их самыми скучными друзьями.

— Спасибо, как-нибудь обойдусь, — вздохнул Джон в ответ на предложение принять участие в трапезе. — Мне очень нравится ваша матушка, Лорна, и с вашим отцом мне всегда интересно, если он говорит о лошадях или о драгоценностях. Но Фултоны! Леди Фултон каждый раз, когда я ее вижу, подробно рассказывает мне, как у нее украли изумрудную диадему. Будто я этого не знаю, да еще гораздо лучше, чем она сама! Нет, я не приеду. Но обещайте, что вы заглянете ко мне, когда они уберутся!

Лорна обещала… и Джон, по шею погрузившись в теплую воду, начал приводить мысли в порядок. При этом он вполголоса разговаривал сам с собой по старой привычке, приобретенной Бароном во время долгих уединенных прогулок.

«Первое: господин де ла Рош-Кассель остро нуждался в деньгах. „Для моей дочери“, — сказал он. Остается узнать, что это юное создание намеревалось с ними делать. Это мы выясним, когда ее найдем. Если найдем!

Второе: потомок Людовика Шестнадцатого (настоящий или мнимый — не имеет значения), и к тому же слегка тронутый, вспомнил о бриллиантовых Звездах своего знаменитого предка. Это естественно. Но, будучи слишком честным и робким, чтобы самостоятельно забрать их, поручил это дело банде профессионалов. Это было тем удобнее, что в Версале как раз открылась выставка.

Третье: я говорю о банде, потому что, насколько я знаю, их как минимум трое — двое в „моррисе“ и водитель „ягуара“. Эти профессионалы выполняют работу и отдают драгоценности ла Рош-Касселю, не желая, очевидно, возиться с таким опасным товаром.

Четвертое: желая убедиться, что ла Рош-Кассель действительно заплатит их долю, бандиты не спускают с него бдительного ока.

И вот тут я перестаю что бы то ни было понимать. Если они украли Звезды для ла Рош-Касселя, то какого черта убили его до того, как он получил от меня деньги? Тут могут быть два варианта: или они передумали в последний момент и решили снова заполучить сами бриллианты, или в дело включилась еще одна банда, и тогда версальские воры и лондонские убийцы — не одно и то же. И это может дьявольски осложнить дело. Хорошо Дэвиду Фоулксу говорить: „Расследование будет вести Мэннеринг, а не Барон!“. Как будто Мэннеринг в состоянии узнать хоть что-то стоящее. Мне жаль огорчать тебя, дружище, но Барон переходит в наступление. И для начала вылезай-ка из ванны, приятель»!

Обиталище Джона было тихим, удобным и скромным. Он давным-давно отказался от мысли иметь слугу — тот счел бы многие поступки своего хозяина по меньшей мере странными. Поэтому Джон сам выбрал себе в шкафу синий костюм, кремовую шелковую рубашку и гранатовый галстук. Надевая жилет, он улыбнулся, пожал плечами и взял другой — красный с серебряными пуговицами.

— Видел бы меня сейчас мой портной! — пробормотал он. — Ну да ладно!

Мэннеринг спокойно уселся за стол и принялся за яичницу с холодной курицей, мысленно перебирая, кому надо позвонить. Лондонские скупщики краденого не имели секретов от Барона — он был хорошим клиентом, а главное — умел хранить тайны. Если Звезды появятся на подпольном рынке, Джону об этом тут же станет известно. Гораздо хуже, если бриллианты исчезнут, надолго затаятся, пока не «остынут», то есть пока полиция не забудет об их существовании.

Неожиданно зазвонил телефон. Джон с набитым ртом поднял трубку и едва не подавился, узнав высокий, звонкий и повелительный голос мадемуазель де ла Рош-Кассель.

— Мистер Мэннеринг? Я вас не отрываю от дел? — И, не ожидая ответа, она продолжала: — Я просто хотела извиниться за недавнее непрошенное вторжение… Я, право же, совсем потеряла голову… Теперь все в порядке… во всяком случае, насколько это возможно…

Джона эти слова нисколько не убедили, и он перебил девушку:

— Не думаю, мадемуазель. Мне надо вас увидеть, и немедленно. Вам грозит опасность, и вы сами это отлично знаете.

Даже по телефону мадемуазель де ла Рош-Кассель явно не умела притворяться, и у Мэннеринга сложилось впечатление, будто она читает роль по плохо написанному сценарию.

— Вовсе нет! Поверьте, мистер Мэннеринг, все уладилось. Я возвращаюсь во Францию… А вас прошу об одном: никому не говорите обо мне! Обещайте же!

— Пока ничего не стану обещать. Мне нужно сначала повидаться с вами.

Послышалось испуганное восклицание, потом вздох, и мадемуазель де ла Рош-Кассель повесила трубку.

Джон мог бы поклясться, что она была не одна. Он быстро повесил трубку, снова снял ее и закричал телефонистке:

— Это полиция! Мне только что звонили, и я хочу знать откуда. Перезвоните мне: Майфайр восемьдесят один двести двадцать один.

— Соединяю со службой надзора, — ответил бесстрастный голос.

Джон застыл с трубкой в руках, горя от нетерпения и мысленно проклиная чиновничью волокиту, надзор, а заодно и мадемуазель де ла Рош-Кассель. По всей вероятности, последнюю вынудили позвонить, чем-то угрожая.

И Мэннеринг приготовился к тому, что сейчас придется долго и нудно пререкаться с чиновником — ему наверняка откажутся сообщить, откуда звонили… Что ж, тогда Джон посоветует им набрать номер Ярда и передать информацию туда… Другого выхода нет… И тут случилось нечто совершенно невероятное. Джон услышал у себя за спиной голос и в полном недоумении выпрямился. Голос был тихим, низким, приятного тембра и с легким французским акцентом.

— Повесьте трубку, Мэннеринг, — медленно и отчетливо проговорил он. — И обернитесь. Руки, разумеется, поднимите вверх.

Джон, секунду поколебавшись, подчинился. Перед ним стоял мужчина среднего роста в элегантном сером костюме. Белый шарф прикрывал нижнюю часть лица, а черная фетровая шляпа — волосы. Но между шляпой и шарфом недобрым огнем сверкали темные глаза. Очень неприятные глаза, но они внушали все-таки куда меньше опасений, чем пистолет-автомат, поблескивающий в затянутой в перчатку руке.

Джон глубоко вздохнул и небрежно проговорил:

— Вам непременно нужно, чтобы я продолжал тянуться к потолку? По-моему, у меня совершенно идиотский вид.

— Придется потерпеть. Звонила малютка ла Рош-Кассель?

— Вы на редкость проницательны.

— А для вас самое благоразумное — отвечать правду. Почему вы за ней сегодня следили?

Мэннеринг рассмеялся.

— По крайней мере, вы сразу берете быка за рога. Неужели вам ни разу не случалось следовать за хорошенькой девушкой? Просто мадемуазель де ла Рош-Кассель меня интересует, вот и все.

— А может, ее отец?

— Похоже, у меня сейчас начнутся судороги, — вздохнул Джон. — Вы в самом деле не хотите, чтобы я принял менее смехотворную позу?

— Ладно, валяйте, — согласился человек в белом шарфе, — но учтите, я не спускаю с вас глаз!

— Ох, если бы только глаз! Меня, знаете ли, куда больше беспокоит ваша рука, — заметил Джон. — Курить можно?

— Курить — да, валять дурака — ни в коем случае. Я прекрасно стреляю.

— Не сомневаюсь…

Джон закурил «Бенсон». Руки у него не дрожали.

— Вы не ответили на мой вопрос, Мэннеринг. Так кто же вас интересует, мадемуазель де ла Рош-Кассель или ее отец?

— Ни он, ни она, — заявил Джон, решив играть ва-банк, — а бриллиантовые Звезды.

Мужчина невольно подскочил. На долю секунды дуло револьвера отклонилось, но тут же вернулось в прежнее положение.

— Так вы в курсе?

— Естественно!

— Сдается мне, это по вашей милости Неттеру вздумалось рассмотреть поближе версальские подделки?

— Как я уже сказал, вы на редкость проницательны.

— И надо же было! Без вас все бы прошло как по маслу!

— И чего вы ждете? Что я стану просить прощения?

— Так много я не требую. Мне бы только хотелось, чтобы вы проехались со мной.

— С вами? — Мэннеринг искренне удивился.

— Да, и к тому же не теряя времени. Если вам жить не надоело. Я уже говорил, что стреляю быстро и без промаха. Через три минуты я буду внизу, там ждет машина. И никто даже не узнает, что я тут побывал. Говорю это, чтобы вы поняли: я, ни секунды не колеблясь, пристрелю вас, если откажетесь следовать за мной. У меня приказ: доставить вас к патрону. Он много слышал о вас и вашем любимом времяпрепровождении.

Джон почувствовал, как у него заколотилось сердце. «Любимое времяпрепровождение! Неужели этот тип намекает на похождения Барона?»

— О каком именно? У меня, знаете ли, довольно много увлечений…

— Не стройте из себя идиота! Я, естественно, говорю об этой вашей чертовой мании играть в сыщиков!

Джон облегченно вздохнул. Он прекрасно понимал, что положение его более чем серьезно, хотя и кажется каким-то бредовым сном. Подумать только, он, Джон Мэннеринг, находится в самом сердце Лондона, в своей собственной квартире, вокруг — привычные вещи, телефон, который в любой момент может соединить его с Лорной или с Ярдом… и при этом — незнакомец в маске, угрожая пистолетом, требует следовать за ним! Просто кошмар какой-то!

— Честное слово, я, кажется, сплю! — закончил он свои размышления вслух.

— Советую поживее проснуться, — сухо сказал незнакомец, — иначе мне придется самому вас разбудить, а я что-то сомневаюсь, чтобы вам понравился мой будильник!

— О нет, пожалуйста, не надо! Будильники всегда внушали мне священный ужас. Лучше уж я пойду с вами.

— Тогда ступайте вперед, спокойно спускайтесь по лестнице и садитесь в серую «рейли», она стоит у дверей.

— «Рейли»? — переспросил Джон. — А куда вы девали «ягуар»? Он ведь ваш, не так ли?

Мужчина не снизошел до ответа и продолжал:

— …Стоит у дверей. А самое главное — заткнитесь! Пистолет по-прежнему у меня в руке!

— Простите за нескромный вопрос, но уж не собираетесь ли вы разгуливать по лестнице в этом маскарадном костюме? Вы знаете, это как-то не соответствует стилю дома!

Незнакомец пожал плечами.

— Ну, раз вы все равно едете к патрону, я могу убрать лишнее.

И он развязал шарф. Джон увидел красивое смуглое лицо с тонким и нервным ртом.

— Я так и думал, — любезно проговорил Джон, — без маски вы выглядите намного приятнее.

Незнакомец лишь молча указал револьвером на дверь.

На улице действительно стояла серая «рейли». Рядом с водителем сидел один мужчина, на заднем сиденье — еще один. Уже стемнело, и Джон довольно смутно различал их лица. Сопровождаемый своим странным гостем, он устроился на заднем сиденье и с любопытством заметил:

— Кто бы мог подумать, что в вашей маленькой компании так много народу!

— Я советовал бы вам помолчать! Это последнее предупреждение! — холодно бросил незнакомец. И, когда машина тронулась, добавил: — Наденьте-ка лучше вот это!

Джон взял протянутый ему предмет: обыкновенные очки. Он послушно водрузил их на нос и… оказался в полной темноте. Очки были сделаны из черного матового стекла и наглухо закрыты с боков. Джон мысленно снял шляпу перед патроном этой безжалостной организации: этот парень явно обо всем подумал! Мэннерингу стало ясно, что ему предстоит слишком неравная партия — все козыри заранее оказались в руках у противника.

Он попытался угадывать дорогу, по которой они ехали. Машина без лишней спешки катила по Кларедж-стрит. Движение стало оживленнее — Пикадилли-Серкус. Но затем Джон уже совершенно не в состоянии был определить, в какую сторону они свернули.

Протекло несколько бесконечно долгих для Мэннеринга минут. И вдруг судьба, видимо, решила сделать Барону подарок: совсем рядом, перекрывая грохот машин и автобусов, послышался торжественный голос Биг Бэна!

Вестминстерский мост! Джон насчитал ровно восемь ударов. Теперь у него есть хоть какой-то ориентир. Сейчас «рейли», вероятно, пересекает мост… Значит, Ламбет… вот она повернула направо, налево, еще раз направо и остановилась.

— Дайте мне руку! — сухо приказал незнакомец.

Джон повиновался. Они вышли из машины, пересекли тротуар и сразу оказались то ли в холле, то ли в коридоре. Услышав, как хлопнули дверцы, Джон понял, что они вошли в лифт. Но, к его величайшему изумлению, лифт поехал не вверх, а вниз. Меньше чем через минуту он остановился, и провожатый снова куда-то потащил Джона. Толстый ковер заглушал звук шагов. С чуть слышным скрипом отворилась дверь, и Джон вдохнул легкий запах табака и другой, чисто французский аромат — тяжеловатый, но изысканный.

Низкий, хорошо поставленный, даже слегка аффектированный, но вполне английский мужской голос произнес:

— Так, значит, ты мне его привез? Никаких особых сложностей не возникло?

— Нет, — ответил провожатый Мэннеринга. — Но до чего ж этот тип давит мне на психику!

Послышалось довольное хихиканье, и голос приказал:

— Сними-ка с него очки!

Провожатый резко, без всякой предосторожности сорвал с Джона очки. Тот, на мгновение ослепнув, заморгал и несколько секунд вообще ничего не видел. Потом разглядел длинную комнату, обставленную удобной мягкой мебелью. Перед ним, насмешливо улыбаясь, стоял какой-то мужчина.

Джон с первого же взгляда почувствовал к нему резкую неприязнь. Незнакомец носил смокинг без крахмальной манишки. Вроде бы мелочь, но такой денди, как Джон, не прощал подобных ошибок. Отталкивало широкое лицо с квадратным подбородком и мясистым носом, на котором красовался смехотворно маленький, но очень чувственный и жестокий рот. Особую жестокость выражали бледные, холодные и злобные глазки, чуть-чуть приподнятые к вискам. Мужчина был высоким, с массивой фигурой, и Джону подумалось, что через пару лет он, несомненно, станет слишком толстым.

— Хотите что-нибудь выпить? — любезно предложил хозяин дома. — Вам это явно понадобится. Виски? Бренди? Коньяк?

Он жестом указал на низенький столик, уставленный бутылками.

Джон уже пришел в себя.

— Пожалуй, я бы предпочел кофе, если можно. При том, разумеется, условии, что его умеют готовить в вашем подземелье.

Мужчина снова издал короткий смешок.

— Лаба, пойди скажи Минкс, чтобы принесла нам кофе. Да пусть приготовит его сама — мы имеем дело со знатоком.

Тот, который привез сюда Мэннеринга, шагнул было к двери, но остановился.

— Не хотелось бы оставлять вас наедине с этим экземпляром, патрон. Вы позволите, мистер Мэннеринг?

Ответа не последовало, и ловкие сильные руки скользнули вдоль корпуса неподвижно стоящего Джона.

— Порядок. Он не вооружен.

— Если бы вы меня об этом спросили, — с самым добродушным видом заметил Джон, — я бы вам сказал, что никогда не ношу с собой револьвера. У этих игрушек есть скверная привычка палить ни с того ни с сего.

Лаба пожал плечами и молча вышел.

Хозяин устроился в большом кожаном кресле и жестом предложил Джону последовать его примеру.

— Не стану скрывать, мистер Мэннеринг, вы вмешиваетесь в мои дела и досаждаете мне! Но я готов все забыть, с тем, однако, условием, что вы мне немедленно скажете, где находятся пять бриллиантовых Звезд. Для вашего сведения добавлю, что меня крайне трудно обмануть.

В ледяных глазах появилось выражение безжалостной жестокости, но Джон был слишком потрясен, чтобы это заметить. Он уже решительно ничего не понимал! Без всякого сомнения, перед ним сейчас сидел человек, укравший или приказавший украсть у ла Рош-Касселя бриллиантовые Звезды сегодня в два часа дня.

И этот же человек спрашивает об этих бриллиантах у него, Джона!


5


Мужчины пристально смотрели друг на друга добрых двадцать секунд. Затем хозяин вкрадчивым голосом с легким нетерпением осведомился:

— Вы меня не поняли?

— О, еще бы! — вздохнул Джон. — Только я не успел привыкнуть к вашей манере шутить. Она кого угодно собьет с толку!

Мужчина наморщил сильно изогнутые густые брови.

— Интересно, кто из нас шутит?

— Уж конечно, не я! Неужели выдумаете, что путешествие, которое вы заставили меня совершить, может настроить на веселый лад?

— И что это значит?

— А то, что я не имею ни малейшего представления, где находятся Звезды. Только и всего! Насколько я понимаю, вы потратили массу усилий без всякого толку. Хотя, конечно, ваше маленькое похищение удалось на славу, дорогой сэр… Кстати, могу я узнать ваше имя?

Мужчина совсем неожиданно рассмеялся.

— Честное слово, вам не занимать хладнокровия! Мне это нравится. Так что, если вам нужно как-то меня называть, можете звать Грюнфельдом. Но вернемся к Звездам. Я хочу их отыскать. Причем любой ценой.

— По правде говоря, — заметил Джон, закуривая, — никак не могу понять, почему эти драгоценности не у вас. Ведь это вы организовали… несчастный случай с ла Рош-Касселем. Я не ошибаюсь?

— Нет, не ошибаетесь, — со спокойным цинизмом признал Грюнфельд. — И папка ла Рош-Касселя действительно у меня.

— Так что же? Она была пустая?

— Еще хлеще… в футляре лежали поддельные бриллианты!

— Поддельные? Решительно, вы удивляете меня все больше и больше. Вы уверены, что это не настоящие?

Грюнфельд хмыкнул.

— Можете не сомневаться, уж я-то сумею отличить имитацию, какой бы умелой она ни была. Те пять Звезд, которые у меня, — подделка.

— Но я и мысли не допускаю, что ла Рош-Кассель собирался продать мне копии! — искренне признался Джон. — Я прекрасно разбираюсь в драгоценных камнях, и ему это известно. Накануне я имел возможность как следует рассмотреть бриллианты. Смею вас уверить, они были подлинные! И великолепные! Признаюсь, я совсем перестаю что-либо понимать в этой истории.

Некоторое время Грюнфельд молча сверлил глазами Мэннеринга. Наконец он, видимо, принял решение.

— Что ж, я вам верю. Более того, не сомневаюсь, что мы с вами отлично поладим…

— Это бы меня весьма удивило, — самым светским тоном отозвался Джон.

В бледных глазках мелькнул огонек, явно не предвещающий ничего хорошего.

— Это почему же?

Прежде чем Джон успел ответить, в дверь тихонько постучали, и в комнату вошла молодая женщина с подносом, на котором стояли чашки и серебряный кофейник. Эта высокая брюнетка в золотистом платье, выгодно обрисовывавшем роскошную фигуру, была бы ослепительной красавицей, если бы ее левую щеку не портил шрам, приподнимавший уголок рта в странной усмешке. Джон заметил, что глаза ее слишком сильно блестят, зрачки расширены, а ноздри необычно бледны и сжаты. По этим признакам легко было определить, что женщина увлекается кокаином.

Она ловко открыла дверь, не выпуская подноса из рук, и поставила его на низкий столик. Ее плечи и грудь казались такими же шелковистыми и почти того же тона, что и платье. В ушах и вокруг шеи мерцали изумруды.

Грюнфельд весьма светски познакомил Джона со своей подругой.

— Минкс, представляю тебе мистера Мэннеринга. Вы можете пить кофе совершенно спокойно, Мэннеринг, Минкс — итальянка по отцу. Кофе не помешает вам ответить на мой вопрос: так почему же мы не сможем договориться?

— Просто потому, что мне омерзительны убийцы, — холодно бросил Джон.

Молодая женщина едва не выронила чашку, которую протягивала Мэннерингу, но Грюнфельд не шелохнулся, а лишь злобно процедил сквозь зубы:

— Это слова, о которых вы можете очень скоро пожалеть.

— В самом деле?

— Неужели я должен объяснять вам, почему, Мэннеринг? Конечно, вы не можете знать, где сейчас находитесь. Но вы видели меня, видели Лаба и Минкс… Сильно сомневаюсь, что вы забудете нас, как только вернетесь домой…

— Вы правы: я никогда не забываю красивых женщин! — Джон ослепительно улыбнулся Минкс.

Она на секунду застыла, потом улыбнулась в ответ.

— Видите ли, — продолжал тем временем Грюнфельд, — если бы это зависело только от меня, я продержал бы вас тут несколько недель, пока не отыщу Звезды. Потом я уеду из Англии и вы перестанете быть для нас опасным, несмотря на ваши связи с Ярдом. Как видите, я хорошо информирован на ваш счет. Сбежать отсюда вам бы не удалось — это я гарантирую! Но, кроме меня, есть еще Лаба, а он не желает рисковать.

— И у вас на совести будет еще одно убийство, — довольно небрежным тоном заметил Джон.

— О, пустяки! Одним больше, одним меньше…

Жест Грюнфельда был настолько красноречив, что Джон понял: этот человек, ни секунды не колеблясь, прикажет его убить.

— И напротив, все сложилось бы совершенно иначе, захоти вы сотрудничать с нами. Я всегда мечтал иметь в своей организации человека, вхожего в Ярд. Надеюсь, по крайней мере, мое предложение не кажется вам оскорбительным?

Джон задумался. Когда за дело принимался Барон, он мгновенно утрачивал способность морализировать и не отягощал себя излишними угрызениями совести. Барон не отступал ни перед ложью, ни перед пустым обещанием. Но сейчас речь шла об убийстве! А это был барьер, непреодолимой стеной отделявший не только Барона, но и профессиональных грабителей и связанных с ними скупщиков краденого от банды гангстеров и убийц.

Джон поклялся себе никогда не переступать этой границы. Ярду было известно, что Барон не способен на убийство, в это же верила и Лорна. И все-таки долю секунды Джон колебался — на кон была поставлена его жизнь… может, ради этого стоит уступить? Но тут перед его глазами всплыло грустное, встревоженное лицо де ла Рош-Касселя, и Мэннеринг понял, что никогда не сможет объединиться с его убийцами.

— Оскорбительным — нет, но неприемлемым — да! — твердо ответил он.

Грюнфельд задумчиво потер кончик носа.

— На вашем месте я бы хорошенько подумал, прежде чем отказываться… Я полагаю, нам стоит попробовать убедить вас. Правда, Минкс? Он слишком красивый парень, чтобы просто так, с легкостью отказаться от жизни, как ты считаешь?

— Да! Пожалуйста, Лью, дай ему несколько часов на размышления!

— Решено. Я даю вам двенадцать часов, Мэннеринг. Этого более чем достаточно.

— Даже слишком много. Я, знаете ли, наверняка останусь при своем мнении.

— Повторяю еще раз: хотите жить — должны дать согласие сообщать нам о намерениях полиции.

— О, я прекрасно вас понял. Но прежде чем отправиться размышлять о своей участи, я хотел бы кое о чем вас спросить. Это вы украли Звезды из Версаля?

Грюнфельд пожал плечами.

— Не думаете же вы, что покойный ла Рош-Кассель мог совершить подобный подвиг? Мы забрали драгоценности среди белого дня на глазах у всего Парижа и доброй дюжины полицейских охранников в так называемом штатском. Должен заметить, Минкс была неподражаема! Вы и представить себе не можете, какое впечатление производит на француза обморок красивой женщины!

Джон как знаток не мог не восхититься.

— Поздравляю!

— Как видите, в ваших же интересах начать работать с нами. Кстати, если мы разыщем бриллианты, я их продам вам по вполне разумной цене, — предложил Грюнфельд, нажимая на кнопку. — А теперь Лаба отведет вас в спокойный уголок. Но не вздумайте вообразить, будто сумеете меня обмануть. Если вы примете мое предложение, я позабочусь о том, чтобы об измене не могло быть и речи!

Вошел мрачный, молчаливый Лаба.

— Отведи этого господина вниз! — рявкнул Грюнфельд. Его аффектированная вежливость мгновенно исчезла, и он заговорил с «мягкостью» немецкого ефрейтора. — Запри его в третьем номере, и пусть у двери постоянно кто-нибудь дежурит! А сам возвращайся назад — я объясню, что происходит. Да, Мэннеринг, забыл добавить одну мелочь: не думайте, будто ваше… исчезновение может причинить нам какие-либо неприятности. Мое «подземелье», как вы его назвали, — просто мечта для того, кто хочет избавиться от нежелательного субъекта. — Грюнфельд недобро рассмеялся. — Даже если, допустим, ваши дружки из Ярда отыщут вас, это будет очень далеко отсюда и… в водах Темзы!

Подталкивая Джона перед собой, Лаба спустился с ним на несколько ступенек, они прошли по узкому коридору с цементированным полом и остановились перед металлической дверью.

— Предупреждаю: это единственный выход, и я оставляю здесь своего лучшего стрелка. Так что без глупостей!

Джон вошел в маленькую комнату, обставленную, как каюта-люкс: медь и красное дерево, шторы из желтого шелка, ковер. Окон здесь не было, но благодаря кондиционеру воздух казался свежим и приятным. Дверь захлопнулась, и Джон остался один. Его поймали в ловушку. Так он еще не попадался ни разу в жизни. А хуже всего то, что он в руках у жестокого и бессовестного бандита!

Подумать только, всего два часа назад Джон спокойно ел холодную курятину у себя дома! При мысли об этом он почувствовал, что смятение проходит, и рассмеялся.

— Представляю себе физиономию Линча, когда я ему все это расскажу! Если, конечно, я вообще смогу что-либо рассказать…

Джон открыл инкрустированный шкафчик. Внутри оказался умывальник. Мэннеринг намочил салфетку и тщательно умылся холодной водой. Ему сразу стало легче. Он развязал галстук, вытянулся на узкой кушетке, погасил свет и стал разбираться в хаосе смутных мыслей, теснившихся в голове.

Ла Рош-Кассель поручил Грюнфельду украсть Звезды. Теперь хотя бы это ясно. Но почему Грюнфельд стремился получить их обратно, не останавливаясь даже перед убийством? А главное, какого черта ла Рош-Кассель разгуливал с поддельными бриллиантами? Судя по всему, о том, что эти драгоценности — у ла Рош-Касселя, знали только трое: его дочь, Грюнфельд и сам Джон. Но у мадемуазель де ла Рош-Кассель не было никаких причин грабить отца… Грюнфельд явно не врал, утверждая, что у него только копии… Что касается Мэннеринга, то он лучше, чем кто бы то ни было, знал, что никаких бриллиантов не получал и не брал…

Либо в это дело вклинилась какая-то другая банда гангстеров… либо кто-то из людей Грюнфельда ведет двойную игру. Вот что доставило бы мне огромное удовольствие! Ну а теперь, мой друг, ты будешь спать как миленький. Проснувшись, разберешься, что к чему, и обязательно найдешь какой-нибудь выход. В конце концов, чего только с тобой не случалось.

И, расслабившись, как у себя дома, Джон почти мгновенно заснул.

Внезапно его разбудил негромкий скрип: кто-то открывал дверь! Грюнфельд? Лаба? Шорох шелковой ткани и волна духов оповестили, что это Минкс.

На секунду молодая женщина замерла у дверей, освещенная горевшей в коридоре лампой. Джон рассматривал ее из-под прикрытых век. Минкс сменила ослепительное вечерное платье на столь же декольтированный красный пеньюар. Она закрыла дверь, и комната снова погрузилась во мрак. Джон быстро зажег ночник у себя над головой и прошептал:

— Могу я осведомиться, для чего вы пришли ко мне в столь поздний час, дорогая леди?

— Поболтать, — так же тихо ответила Минкс.


6


Джон наблюдал за грациозными движениями молодой женщины. В ушах у нее подрагивали изумруды, черные глаза сверкали… и даже слишком… каким-то неестественным огнем.

— Можно мне сесть?

Мэннеринг мгновенно вскочил и предложил ей кресло.

— Прошу вас!

— Мне будет удобнее в вашей постели, — с наивным бесстыдством улыбнулась Минкс.

Когда молодая женщина улыбалась, уголки ее губ поднимались на равную высоту, шрам исчезал, и она становилась невероятно красивой. Минкс улеглась на кушетку — красный бархатный пеньюар как по волшебству чуть-чуть распахнулся, и Джон мог любоваться длинными стройными ногами. Однако зрелище это его не особенно взволновало. Джон закурил.

— Я полагаю, вы — секретное оружие милейшего Грюнфельда? — насмешливо поинтересовался он. — И сейчас вы станете доказывать, что я буду последним идиотом, если не соглашусь вступить в вашу веселую труппу акробатов? Кстати, вы-то тут что делаете? Грюнфельд — лицо вполне классическое, главарь международной банды.

Он, кажется, немец… Лаба — обыкновенный наемный убийца… Новы…

— О, у меня нет выбора, — ответила, пожимая плечами, Минкс. Красный пеньюар слегка распахнулся.

— Нет выбора? Разве вы не свободны и не достигли совершеннолетия?

— Да, я, конечно, совершеннолетняя. А вот насчет свободы…

Тут ее слишком бледные ноздри невольно сжались, и Джон понял: ну конечно же, Грюнфельд снабжает ее наркотиками!

— Вы ошибаетесь, Мэннеринг: вовсе не Лью послал меня сюда. Более того, он бы пришел в дикое исступление, увидев меня сейчас. Лью ужасающе ревнив! К счастью, и он, и Лаба уехали на всю ночь.

— И вы надеетесь, что я вам поверю? А вооруженный до зубов страж у двери? Он что, тоже вышел на минутку?

— Арамбур? О нет! Но этот человек меня обожает и ничего никому не скажет. Так что же вы решили делать, Джон? Ведь я могу называть вас по имени, не правда ли?

— О, пожалуйста! Но я ничего не решал, я спал.

Прекрасные черные глаза сверкнули.

— Вы согласитесь?

— А вам-то какая разница?

— Если вы будете работать с нами, я смогу часто вас видеть, — без всякого жеманства ответила Минкс. — И потом, по-моему, на этой земле не так уж много привлекательных мужчин, чтобы позволить себе роскошь отправлять их на дно Темзы. А именно такая судьба вас и ожидает, можете мне поверить. Этому мерзавцу Лью все едино — покойником больше, покойником меньше!

Джон, которого эта тирада очень позабавила, улыбнулся.

— Весьма польщен таким интересом к моей особе, дорогой друг. Но если вы действительно хотите сделать мне приятное, позвольте вернуться к прерванным сновидениям. Уже половина десятого — все послушные дети давно спят.

И Мэннеринг вежливо указал ей на дверь. Минкс не рассердилась, а только вздохнула.

— И вы можете спать, зная, что вас ожидает?

— Да то-то и оно, что ничего я не знаю! И мне необходимо с утра иметь свежую голову. Уж я найду какой-нибудь выход. Всегда находил и теперь найду!

— Это потому, что вы еще никогда не имели дела с Лью, — Минкс вдруг страшно рассердилась. — И не надейтесь, что сможете обвести его вокруг пальца, — он слишком хитер. Да и Лаба тоже опасный тип. А кроме того, перестаньте стоять столбом! Ложитесь рядом со мной, так будет намного лучше, даже если мы просто поговорим, — последние слова она проговорила с обезоруживающе невинной улыбкой.

Джон вздохнул.

— Право же, вам следовало бы быть серьезнее, дитя мое.

— Неужели я вам нисколечко не нравлюсь? — с очаровательной гримаской прошептала Минкс.

— Вы очень красивы, и знаете об этом. Но в данный момент мне могло бы понравиться только одно: ключи!

Джон подошел к ней, наклонился и положил руки на обнаженные плечи молодой женщины.

— Минкс, вы и в самом деле пришли помочь мне?

— Да… хотя бы попытаться…

— Так скажите же, как отсюда выбраться! Я очень богат и дам вам все, что захотите. Я спрячу вас от Грюнфельда, и он никогда вас не найдет. К тому же я очень скоро отправлю его за решетку. И не рассказывайте, будто вам доставляет удовольствие быть с ним в союзе: дураку ясно, что вы его терпеть не можете! Но если вы захотите, я готов ничего не сообщать полиции в течение суток. Таким образом, у ваших приятелей будет достаточно времени, чтобы скрыться. Но только помогите мне выбраться отсюда!

Джон почувствовал, как вздрогнули золотистые плечи под его руками.

— Я не могу! При всем желании не могу! Я не знаю, как отсюда выйти, и никто не знает, кроме Лью и Лаба. Внешние двери закрываются и открываются автоматически, и никто из нас ни разу не видел кнопок. Если кому-то нужно выйти или войти, нас всегда провожает либо Лаба, либо сам Грюнфельд.

Джон понял, что она говорит правду, и выпрямился.

— Ясно, — огорченно вздохнул он.

— Вы хоть верите мне? Я бы так хотела сделать что-нибудь…

Минкс не договорила. Слова застыли у нее на губах, а глаза с ужасом смотрели на дверь. В один миг страх так исказил ее лицо, что, казалось, несчастная женщина постарела сразу лет на двадцать. Джон, даже не оборачиваясь, понял, что вошел Грюнфельд. Он повернулся на каблуках и убедился, что не ошибся: в дверях стоял не только Грюнфельд, но и Лаба и еще один бандит, такой же смуглый, как и француз.

Они не стали терять времени даром. Одним прыжком Лаба подскочил к Джону и грубо оттолкнул его. Грюнфельд подошел к молодой женщине. Она все еще лежала на кушетке, и рот ее скривился в беззвучном крике ужаса. Бандит наотмашь ударил Минкс по лицу.

Один раз, два, три… Удары сыпались с жутким глухим плеском.

— Грязная шлюха!

Жирная рука снова поднялась, но Джон, задыхаясь от бешенства, приказал:

— Я думаю, хватит, Грюнфельд!

Казалось, этот спокойный голос отрезвил бандита, как холодный душ. Он обернулся:

— Избавь нас от этого сердцееда, Лаба! Хочешь — кинь его в реку. Большего он не заслуживает. А что касается молодой особы, то раз ей так нравится эта комната, она проведет здесь восемь дней. Ей будут приносить еду, но больше ничего. Понятно, Минкс? Это научит тебя, как ворковать с первым попавшимся мерзавцем!

К огромному удивлению Джона, за Минкс вступился Лаба.

— Восемь дней без коки, патрон, она не выдержит!

— Тебя никто не спрашивает! Восемь, и ни днем меньше!

Минкс поднялась. С безумным взглядом, в дикой панике она кинулась к Грюнфельду.

— Нет! Нет! — закричала она. — Прости меня, Лью! Ты же знаешь, что я и два дня не могу протянуть без этого! Нет!

Содрогаясь от рыданий, она колотила кулаками по мощным плечам Грюнфельда. Тот был как камень невозмутим. Лаба и его приятель как завороженные наблюдали эту сцену, не отводя глаз. Джон почувствовал, что давление револьвера слегка ослабло…

Надо было действовать. Теперь или никогда!


7


— Понимаете, душа моя, — объяснял Джон Лорне часом позже, — Грюнфельд сам подсказал мне, что страдания красивой женщины — зрелище, перед которым не может устоять ни один француз. И, заметьте, на сей раз Минкс не была в обмороке — совсем наоборот! Во всяком случае, картина оказалась слишком соблазнительной для этих Неронов с автоматами: полные слез глаза, распущенные волосы и медленно, но неотвратимо сползающий красный пеньюар…

— У нее красивые волосы? — ревниво спросила Лорна.

— Очень уж испанские, на мой вкус, — черные, блестящие — невольно думаешь о гребне и мантилье. Нет, что у Минкс действительно прекрасно, так это уши.

— Уши???

— Ну да. В них потрясающие изумруды!

Оба удобно устроились в гостиной Джона на Кларедж-стрит. Лорна в кружевном вечернем платье сидела на подушке у камина, Джон в полосатом банном халате — рядом с ней. У него был измученный, но счастливый вид. Мокрые каштановые волосы топорщились непокорными завитушками, и Лорна ласково запустила в них пальцы.

— Как бы то ни было, — продолжал Джон, — мой приятель Лаба и думать забыл о своем пистолете. И вот я ребром ладони отшвырнул эту проклятую игрушку, а ее владельца наградил прямым ударом правой. Он потерял равновесие. Как я и ожидал, его сообщник Арамбур тут же выстрелил, но я послушался вас, мой ангел, и надел сегодня красный жилет!

Лорна улыбнулась — ей было и весело, и страшновато. Пару лет назад по ее настоянию Джон согласился завести гранатово-красный жилет, подбитый прочной кольчугой.

— И вот пуля Арамбура попала мне в левое плечо, но благодаря жилету тут же отскочила на ковер. Видали б вы физиономии бандитов! Воспользовавшись их замешательством, я кинулся на Грюнфельда, который, кстати, даже не успел сообразить, что происходит, и по всем правилам искусства вывернул ему руку, приобретя таким образом весьма внушительный заслон. Ни Лаба, ни Арамбур теперь не решались стрелять. С превеликим трудом мне удалось извлечь из кармана перочинный ножик. А он, даром что от «Гермеса», может перерезать глотку ничуть не хуже, чем нож мясника. Мне, стало быть, оставалось только приставить лезвие к жирной шее Грюнфельда и приказать его гориллам бросить всю артиллерию на пол к моим ногам. Грюнфельд слишком перетрусил и не сдвинулся с места, даже когда мне пришлось отпустить его и нагнуться за пистолетами. Лаба, впрочем, попытался было схитрить — он, видите ли, припрятал второй пистолет! Но я всадил ему пулю в руку, и парень тут же успокоился. Зато Арамбур явно хотел отделаться как можно дешевле и не шелохнулся. Поэтому я вежливо попрощался со всей этой милой компанией и вышел. Все получилось очень просто.

— Уж куда проще! — вздохнула Лорна.

— То есть я вышел из комнаты… потому что насчет выхода из подземелья, если верить несчастной Минкс, — это уже совсем другое дело! Вот тут-то и пригодилось мое всегдашнее везенье!

— Давайте пожелаем, чтобы оно сопутствовало вам еще долгие годы, Джон! Ведь без этой «несчастной Минкс» вы бы погибли!

— Ба! — Мэннеринг пожал плечами. — Кто знает? Когда держишься за жизнь так крепко, как я… а я держусь за нее так крепко, потому что жизнь для меня — это вы, Лорна! — так вот, никогда нельзя думать, будто все потеряно. И вот вам доказательство: я тщательно запер за собой дверь на ключ и спокойно удалился. Однако выстрелы всполошили прочих членов этого замечательного сообщества. К счастью, вся компания сидела этажом выше. Пока они мчались по лестнице, я направился в противоположную сторону, понятия не имея, куда попаду. Коридор заканчивался дверью. В замке торчал ключ. Я открыл, вытащил ключ и заперся изнутри. Это давало мне несколько минут передышки. Должен сказать, убранство комнаты не очень-то обнадеживало — этакая совершенно голая цементная камера. И нигде ни малейшего отверстия! А в коридоре становилось уже слишком оживленно. Голос Грюнфельда громыхал, покрывая все прочие. Вот тут-то мое всем известное везение и приходит на помощь! Мои пальцы почти машинально пробежали по стене, на которую я облокотился, чтобы перевести дух, и нащупали легкую неровность: а ведь ничего вообще не было заметно! Я надавил — опять ничего. И тут неожиданно я почувствовал, что падаю навзничь, и растянулся во всю длину, благословляя тем не менее небеса. Стена раскололась пополам. Я встал. Впереди был довольно широкий коридор, спускавшийся вниз, в конце которого поблескивала вода или, точнее, Темза. Теперь мне стало ясно, почему Грюнфельду так легко избавляться от докучных гостей.

Лорна глубоко вздохнула.

— И вот почему вы так отчаянно вымокли!

— Да, и теперь мои брюки сохнут на кухне. Что касается пиджака, то он остался у этих господ. Впрочем, они там не найдут ничего, кроме адреса хорошего портного: прежде чем броситься в воду, я вытащил все из карманов. Зато оба пистолета прихватил с собой. Тяжеловаты, конечно, но сколько радости они доставят Биллу! А вообще-то удовольствие оказалось ниже среднего… Темза-то поблескивала совсем рядом, да вот добираться до нее пришлось через довольно скверный туннель, по которому и плыть-то едва удавалось, а уж о том, чтобы дышать, и речи быть не могло! Вероятно, при отливе его очень легко проскочить… но тогда был, к сожалению, самый пик прилива! По правде говоря, Лорна, до сих пор не знаю, как мне это удалось. Работал руками как безумный, в ушах гудело, и я уже начинал задыхаться.

— И вся ваша жизнь предстала перед вами в эти минуты? — пошутила Лорна, стараясь скрыть, как глубоко она взволнована.

— Я успел увидеть только первые соски и пеленки, а потом вдруг пробкой вылетел на поверхность. Ах, любовь моя, что за чудесное зрелище — небо, звезды и огни Лондона вокруг!

— …Мерзкая грязная вода во рту и, надо думать, хороший насморк, если не бронхит, в перспективе! Мне самой неприятно то, что я сейчас скажу, но, Джон, вам уже не двадцать лет!

— В двадцать лет, дорогая моя, меня, скорее всего, это забавляло бы гораздо меньше! Таксист вел себя просто восхитительно: ни о чем не спросил и без комментариев принял чаевые, а ведь я устроил в его машине настоящее наводнение!

— Ну, вы могли бы ему сказать, что, как поэт и влюбленный, разгуливали по берегу Темзы, любуясь звездами и не глядя под ноги…

— …И без пиджака! Почему бы и нет?

Джон взглянул на часы.

— Половина двенадцатого. Флик, должно быть, уже вернулся. Вы позволите?

Он, не поднимаясь, взял телефон, стоявший рядом на табурете, и, набирая номер, пробормотал:

— Я, конечно, знаю, что он, как и Барон, ушел на покой…

— Но, как и Барон, — продолжила за него Лорна, — думает только о том, как бы вновь взяться за работу!

— Алло, Флик?

— Мэннеринг! — голос Флика Леверсона, известного скупщика краденого, антиквара-эксперта, человека в высшей степени порядочного, несмотря на свою весьма скользкую профессию, и большого друга Джона, радостно зазвенел. — Вот чудесный сюрприз! А я только что вернулся из театра.

— И что вы смотрели?

— «Жаворонка».

— По-прежнему любите французский театр? А французские драгоценности, Флик, вас тоже интересуют?

Леверсон не удержался от короткого восклицания.

— Вот так-так! Почему вы об этом спрашиваете?

— Я, кажется, не в первый раз говорю с вами о драгоценностях, — удивленно заметил Джон.

— Нет, конечно! Но сегодня вечером… Джон, вы слышали об исчезновении алмазных Звезд из Версаля?

— Слышал ли я?!

Лорна с удивлением смотрела на Джона, согнувшегося пополам от неудержимого хохота.

— Не вижу тут ничего забавного, — обиженно проговорил Флик.

— Извините. Я вам все объясню… А в чем дело?

— В том, что мне предложили одну из этих Звезд. Сегодня днем. Я попросил время на размышления. Вы же знаете, я никогда не прикасаюсь ни к чему такому, что связано с убийством. А тут, насколько я понял, была пролита кровь.

— И это еще не конец, — вздохнул Джон. — А вы можете найти этого человека?

— Он оставил мне бриллиант до завтра. Придет в полдень.

— Вы хотите сказать, что одна из пяти Звезд у вас? Настоящая?

— Разумеется, настоящая! Вы же не думаете, что я коллекционирую мишуру, правда?

— Не двигайтесь с места, Флик, разве что вам вздумается приготовить мне бокал крепкого виски. Через полчаса я буду у вас. Если я правильно понял, мои заботы сегодня еще только начинаются!

Джон повесил трубку, поцеловал волосы Лорны и, вскочив, бросился в спальню. Из-за открытой двери его голос доносился до молодой женщины, мрачно смотревший в огонь.

— Это меняет все дело, Лорна! Одну из Звезд предложили Флику… а через драгоценности я доберусь и до вора! А от него — до Грюнфельда!

— Может, вам все-таки не стоит снова лезть в драку? Достаточно сказать Бристоу, куда они вас привезли…

— Еще надо, чтобы я знал адрес, бедная наивная девочка!

— А по реке?

— В этом уголке десятки туннелей. Биллу понадобится по крайней мере световой год, чтобы найти тот, который нужен. И можете не сомневаться — Грюнфельд и компания примут все необходимые меры предосторожности! Я встречал мерзавцев на своем веку, но мои сегодняшние знакомцы оставляют всех прочих далеко позади… И они превосходно организованы.

— Тогда доставьте мне удовольствие, Джон, не возвращайтесь сюда сегодня ночью. Грюнфельд наверняка устроит за вами слежку. Ох, кстати, чуть не забыла! Вскоре после меня сюда прибыл наш старый приятель сержант Тринг!

— Милейший Бристоу! Как он обо мне заботится! — вздохнул Джон, завязывая галстук. — Он, не дрогнув, посылает ко мне лучшего из своих людей. Значит, Тяжеловес у дверей? Я очень его люблю, но сегодня мне его общество совсем ни к чему. Не могу же я притащить Тяжеловеса к Леверсону! Билл уже много лет пытается доказать, что я связан с Фликом. Ему это до сих пор не удавалось, и сейчас совершенно не время доставлять ему такое удовольствие!

Лорна встала, подошла к окну гостиной и приподняла штору. В дверной нише дома напротив неподвижно стоял тщедушный человечек с сигаретой в зубах и в надвинутой на глаза шляпе.

— Я не ошиблась, Джон, Грюнфельд следит за вами!

Эта новость, по-видимому, ничуть не встревожила Джона. Он спокойно подошел к окну.

— Кроме шуток? Уже?

— Обещайте мне, что, повидав Флика, приедете в Челси! Там, по крайней мере, мы будем спокойны!

— Обещаю. У меня появилась занятная мысль, Лорна! Вот что значит в юности заниматься алгеброй! Вспомните: плюс и минус взаимно уничтожаются…

— Я никогда не занималась алгеброй! — категорически заявила Лорна.

— Неудивительно! Во всяком случае, плюс — это наш дорогой сержант Тринг, закон, правосудие и сто десять кило хорошо тренированных мышц, что совсем не вредно в данный момент. Минус — скверный гангстер. Итак, преступление и наказание! Они взаимоуничтожаются, а я тем временем скроюсь. Вы на машине? Пойдемте скорее, мне нужен водитель…

Через пять минут Лорна и Джон вышли из подъезда. Недалеко от двери караулил сержант Тринг. Он держался так же неподвижно, как и другой страж, но не курил.

Джон радостно приветствовал сержанта.

— Тяжеловес! Какой приятный сюрприз! Так это вы — моя нянька на сегодняшний вечер?

— Инспектор Бристоу поручил мне заботиться о вашей безопасности, мистер Мэннеринг, — ответил Тринг, которого, как и его шефа, раздирало между живейшей симпатией к «этому дьяволу Барону» и не менее острым желанием посадить его раз и навсегда под замок.

— Ох уж этот добрейший Билл! Ничего удивительного: он меня обожает. Как поживают ваши четверо детей, сержант?

— Пятеро, сэр!

— В последний раз, когда мы с вами виделись, их было четверо, я в этом уверен!

— Но это было полгода назад, сэр.

— Поздравляю, сержант, — ласково сказала Лорна. — Вы не хотите потанцевать с нами? Я в новом платье, и мы собираемся отпраздновать это событие в «Зеленой бутыли».

Сержант покраснел. Он всегда питал слабость к Лорне.

— Я не танцую, мисс…

— Тогда мы увидимся в Ярде, Тринг. Мне надо будет заехать туда часа в два повидать Линча, — сказал Джон, не подозревая, что говорит правду. — Он по-прежнему любит работать по ночам, ваш грозный супер?

— Шеф очень плохо спит, — вздохнул сержант.

— Я хочу вам показать кое-что или, вернее, кое-кого. Возможно, это ускользнуло от вашего внимания, Тяжеловес. Видите вон того типа?

Сержант посмотрел в ту сторону, куда указывал Джон.

— Бедняга, — сказал он, — женщину ждет…

— Вы уверены, сержант? — вкрадчиво осведомилась Лорна. — А знаете, он уже больше часа тут стоит. Вам знакома хоть одна женщина в мире, достойная того, чтобы ее ждали больше десяти минут?

— Вы слишком скромничаете, Лорна, — улыбнулся Мэннеринг. — И все-таки вы правы. Я нисколько не удивлюсь, если окажется, что этот субчик ждет мужчину… меня например… И еще меньше удивлюсь, если у него в кармане обнаружатся заряженный пистолет и фальшивые документы. Я, конечно, не хочу вмешиваться в то, что меня не касается, но если вы спросите у него бумаги, Тринг?

Всегда хмурое лицо Тяжеловеса еще больше омрачилось.

— Не может быть! Спасибо, что сказали, сэр!

— О, это я должен поблагодарить вас, старина, — вполне искренне ответил Джон.

И, взяв Лорну за руку, он направился к открытому голубому «астон-мартину», стоящему в нескольких метрах от дома.

— Доверяю руль вам, дорогая моя. Смерть меня сегодня брать не хочет, так что я ничем не рискую. Но посмотрим, как мои противники расправятся друг с другом!

По правде говоря, они не много увидели: столкновение произошло с такой скоростью, что все были потрясены, особенно Тяжеловес, которому перепали все шишки.

Около «астон-мартина», развернутый в другую сторону, стоял уже известный Джону и Лорне открытый «моррис». Тщедушный человечек подбежал к нему и сел за руль. Тяжеловес при желании умел ходить очень быстро: прежде чем незнакомец успел отъехать, Тринг подошел к нему и потребовал документы. И тут с невероятной скоростью кулак беглеца врезался в солнечное сплетение сержанта. Внушительная масса пошатнулась, отодвинулась, с трудом восстанавливая равновесие, а «моррис» тем временем умчался.

— Невероятно! — заметил Джон. — У них стоит мотор от «феррари». Никогда не видел, чтобы «моррис» так срывался с места.

— А что, если мы двинемся следом? — предложила Лорна, держа ногу на акселераторе.

— Мой бедный друг, ваша торпеда слишком заметна! Он начнет мотать нас по всему Лондону. Я думаю, этот парень здорово струхнул при виде Тяжеловеса — даже одетый в штатское, он носит на лбу слово «полиция». Так что наш соглядатай мгновенно забыл все инструкции Грюнфельда и решил оставить нас в покое.

Лорна в последний раз бросила взгляд на сержанта, и машина рванула с места с той же скоростью, что и «моррис».

— Хорошо еще, что Тяжеловес догадался записать номер!

— Ха! — рассмеялся он. — Оба вы — наивные птенцы. Неужели вы не понимаете, глупенькая девочка, что через три минуты у этой машины будет совершенно другой номер? А теперь подбросьте меня к Флику и поезжайте в Челси: я, по-видимому, задержусь там, а потом возьму такси.


8


Через десять минут Джон уже звонил в дверь скупщика. Леверсон жил на тихой улочке, и все ее обитатели — в основном дантисты, хирурги и промышленники — весьма ценили симпатичного соседа, такого утонченного, вежливого и к тому же замечательного советчика во всем, что связано с антиквариатом. И любой из них испытал бы шок, узнай он, что Флик порядком хлебнул тюремной жизни и был «на ты» со всеми лондонскими преступниками.

Флик сам открыл дверь. Высокий и крепкий, он прекрасно выглядел для своих шестидесяти лет, и, хотя его волосы побелели как снег, лицо оставалось гладким и румяным. Со времен Фландрской кампании Первой мировой войны правый рукав Леверсона пустовал. Старик, приветливо улыбаясь, пригласил Джона в дом.

— Счастлив вас видеть, Мэннеринг, но вот то, что вы ввязались в эту историю, радует меня значительно меньше. Надеюсь, по крайней мере, что не вы…

— Нет, — просто сказал Джон, — не я. Сейчас все объясню, но сначала хочу получить свое виски.

Они вошли в небольшую комнату. Она была само совершенство. Джон всегда приходил сюда с особенным удовольствием. Для него Флик и эта гостиная были неотделимы друг от друга. На ажурном серебряном столике (чистейших кровей Кватроченто, гордость антиквара — скупщика краденого) их ожидали бутылки и хрустальные бокалы. Окна закрывали тяжелые красные шторы, в камине весело горели дрова, а на затянутой серым шелком стене лукаво улыбалась девочка кисти Ренуара.

Джон вздохнул и с добродушной завистью проговорил:

— Дорого бы я дал за то, чтобы иметь наконец собственный дом. Как мне осточертели эти безликие квартиры, которые часто приходится бросать!

— А что вам мешает? — проворчал Флик.

Джон почти ничего не скрывал от старика, но все же тот не знал о безвыходном положении, в котором оказались Джон и Лорна.

Мэннеринг пожал плечами.

— Давайте-ка лучше поговорим о том, что привело меня сюда. Я не уверен, что стоит рассказывать вам всю эту историю, Флик. Пожалуй, для вас лучше знать как можно меньше.

— Дорогой мой, я, конечно, вышел в отставку, но все-таки не совсем еще выжил из ума, — возмутился Флик. — Ну, так «в чем дело?», как говаривал один французский маршал.

— Во-первых, вполне ли вы уверены, что ваша Звезда, вернее, та, которую вам предложили, настоящая? Рехнуться можно, сколько бриллиантов поддельных кружится сейчас на горизонте!

Леверсон покачал головой и улыбнулся.

— Судите сами!

Он открыл футляр. На черном бархате тысячью розоватых огней сверкала удивительно пропорциональная — верх совершенства — бриллиантовая Звезда. Джон завороженно застыл.

— Да, в те времена умели обрабатывать камни, — спокойно проговорил Леверсон. — Какое чудо! И какой свадебный подарок для молодой кокетливой женщины! Полагаю, она носила их на корсаже или в волосах. Правда, пролистав две биографии Марии Антуанетты, я так и не нашел ни единого упоминания об этих украшениях.

Мужчины на мгновение мечтательно застыли, но Джон быстро вернулся к действительности.

— Откуда она?

Леверсон нахмурил седые брови.

— Мне принес ее один француз. Было это сегодня часов в шесть вечера. Он пришел с рекомендательной запиской от Галлифе.

— Это ваш парижский коллега?

— Совершенно верно. Галлифе — человек надежный. Так вот, этот француз, некто Бидо, сказал, что несколько лет работает с Галлифе и тот посоветовал ему продать Звезды в Лондоне, а не в Париже.

— И сколько Бидо за них просит?

— По десять тысяч. Из них две — мне за комиссию. Но если покупатель — вы, то я, конечно, обойдусь без комиссионных.

— Ни в коем случае. То, что вы ушли на покой, еще не резон отказываться от выгодной сделки. А о других Звездах Бидо не говорил?

— Нет, у него была только эта.

— Хорошо, я ее беру. Деньги принести завтра?

— О, торопиться некуда. У меня тут лежит нужная сумма в таких бумажках, которые трудно вычислить даже полиции. Завтра Бидо явится за деньгами в половине первого.

— Замечательно! Очень хорошо, что вы мне об этом сказали, — за парнем надо приглядеть.

— Почему бы и нет, если вас это занимает? Так вы все-таки не хотите рассказать мне, что происходит?

— В общих чертах следующее: эти драгоценности были у некоего ла Рош-Касселя, который, впрочем, собирался продать их мне. Но беднягу убили сегодня или, вернее, вчера, — уточнил Джон, поглядев на часы, — в два часа дня. Ла Рош-Кассель поручил операцию «Версаль» одному типу по фамилии Грюнфельд, который и отправил его на тот свет. Понятия не имею почему. Кстати, вам ничего не говорит имя Льюис Грюнфельд?

Флик задумался.

— Нет.

— А Лаба?

— Лаба? Это француз? По-моему, я что-то о нем слышал. Кажется, убийца…

— Да еще какой! Вот я и думаю: а вдруг ваш Бидо — подручный Лаба? В таком случае Лаба ведет двойную игру с Грюнфельдом. Хотя, честно говоря, мне это кажется совершенно неправдоподобным — насколько я мог судить, Лаба вполне предан хозяину.

— Если хотите, могу навести справки у Галлифе. Позвоню ему с утра пораньше.

— Прекрасная мысль. Перезвоните мне тогда в Челси, в студию мисс Фаунтли. Я буду там до полудня.

— О, я знаю номер. Не забывайте, мисс Фаунтли написала мой портрет. Если я правильно понял, вы предпочитаете не возвращаться домой? Неужели это так серьезно?

— По правде говоря, этот Грюнфельд — очень скверный тип. Один совет, Флик: после того как позвоните Галлифе, не занимайтесь больше этим делом. Если Грюнфельд пронюхает, что вы замешаны в это дело, у вас могут быть большие неприятности.

Леверсон улыбнулся.

— Дай я вам подобный совет, вы бы послали меня очень далеко, дорогой мой. Завтра я узнаю, с кем работает Било, — с Лаба или с другой бандой. Последнее кажется мне гораздо вероятнее.

Джон встал.

— А куда вы теперь? Надеюсь, спать?

— Пока нет, — лукаво улыбнулся Джон. — Сначала надо заехать в Ярд повидать суперинтенданта — у меня для него подарок.

Когда Джон приехал в Скотленд-ярд, Линч сидел один, окутанный густым облаком дыма.

— Тяжеловес только что подал рапорт, — проворчал он. — Так за вами следят? А это значит, что вы опять сунули нос в очередное осиное гнездо!

— Не очень-то вы любезны со мной, Линч! А я пришел с подарками. Во-первых, держите вот это…

Джон небрежно бросил на стол суперинтенданта два великолепных кольта.

— У кого вы их взяли?

— У пары очаровательных молодых людей — Лаба и Арамбура — можно не уточнять, что оба французы.

— Кажется, вы неплохо провели вечер, Мэннеринг?

— О, вечер был чудесный — захватывающий и полный всяких непредвиденных волнений.

— Вы были в кино?

— Гораздо лучше! Меня, как романтическую героиню, похитили в центре Лондона в половине восьмого вечера. Исходный пункт — моя собственная квартира, конечный — где-то в районе Ламбета. Машина, на которой меня везли, пересекла весь Лондон под носом у двух десятков полицейских, но те, конечно, не заметили ничего подозрительного. После этого некто Грюнфельд сделал мне не особенно честное предложение работать против вас и, хуже того, вести с вами двойную игру. Как вы понимаете, я отказался, — с самым добродетельным видом закончил Джон.

— Меньшего я от вас и не ожидал! — буркнул Линч.

— Мистер Грюнфельд страшно рассердился и пожелал отправить меня на дно Темзы, начинив предварительно свинцом. Мне это совсем не понравилось, и я нырнул в Темзу по собственной воле — без начинки, разумеется! Искупался и прибыл к вам… Но еще до водных процедур успел прихватить кое-что такое, что, может быть, вас заинтересует…

И Мэннеринг бережно положил на зеленое сукно стола восхитительную бриллиантовую Звезду.

— Где вы ее нашли? — воскликнул совершенно ошарашенный Линч.

— В пещере Али-Бабы или, точнее, в сейфе, который мистер Грюнфельд неосторожно забыл запереть, — беззастенчиво солгал Джон. — Но вся беда в том, что я никак не могу назвать вам место, где находится это проклятое подземелье.

— А что, если вы расскажете мне все это подробно?

И Мэннеринг принялся излагать свою одиссею. К счастью, все это показалось Линчу настолько невероятным, что он не заметил такой частности, как более чем странная рассеянность Грюнфельда, якобы оставившего сейф открытым. Он ограничился тем, что снял трубку и добрых пять минут обрушивал лавину приказов на управление речной полиции.

— Не хочу каркать, Линч, но сильно сомневаюсь, что вы их обнаружите.

— Как выглядят эти ваши бандиты?

Джон пустился в подробные описания. Когда он замолчал, супериндендант покачал головой.

— Все это мне ни о чем не говорит. Конечно, если они не англичане… Но почему вы меня сразу не предупредили? Вы ведь вернулись домой по меньшей мере два часа назад?

— Даже три, дорогой мой! Сначала я принял очень горячую ванну: если вы когда-нибудь купались в Темзе, то поймете, почему. Затем я рассказал обо всех своих приключениях мисс Фаунтли, которая, кстати сказать, в отличие от вас выслушала меня без всяких упреков. Честное слово, Линч, вы несправедливы! Я принес вам одно из пяти сокровищ, а вы не находите ничего лучшего, чем меня же ругать за опоздание на два часа! Когда я отыщу следующую Звезду, то подарю ее Лорне, и вы об этом даже не услышите!

— Если хотите извинений — вы их получите, — вздохнул Линч.

— Я хочу не извинений, а признания и понимания. Ладно, теперь вы знаете, кто убил ла Рош-Касселя. Вам остается только поймать убийцу.

Зазвонил телефон. Суперинтендант поднял трубку, выслушал и лаконично бросил:

— Прекрасно. Ведите сюда, я жду.

Он повесил трубку и весело посмотрел на Джона.

— В завершение вашего многотрудного вечера хочу вас порадовать, Мэннеринг. Мои люди отыскали-таки мадемуазель де ла Рош-Кассель.

— В канаве, на дне Темзы или на рельсах?

— Ошибаетесь, дорогой мой! В гостиной семейного пансиона в Стретхеме.

Появление мадемуазель де ла Рош-Кассель в кабинете суперинтенданта Линча по эффектности ничуть не уступало тому, которым Джон имел удовольствие любоваться у Лорны. Вихрем взметающаяся юбка, стук каблучков по плиткам и замечательно свежий вид для девушки, оказавшейся в полиции в два часа ночи, к тому же совсем недавно узнавшей об убийстве отца. В ее властном и решительном голосе на сей раз явственно звучал гнев.

— Не будете ли вы так любезны объяснить мне, по какому праву меня притащили сюда? Это переходит все границы! Вам бы следовало искать убийцу моего отца, а меня оставить в покое. Вы что, забыли, что я французская гражданка? Я требую прежде всего, чтобы вы позвонили консулу!

Линч смотрел на нее с восхищением. Еще немного — и он бы охотно согласился, что перед ним праправнучка короля Людовика Шестнадцатого.

— Мне бы хотелось задать вам всего несколько вопросов, мадемуазель, а затем вас доставят обратно.

Мари-Франсуаза гордо вздернула белокурую головку.

— Благодарю вас, — сухо сказала она, — я приехала с другом, и он меня отвезет.

Джон, остававшийся все это время в тени, незаметно вышел — ему было крайне любопытно взглянуть на этого друга. У подъезда Ярда действительно стоял «остин-хейли» стального цвета. За рулем нервно курил трубку молодой человек. Джон не стал раздумывать, француз он или англичанин: длинный выступающий подбородок, фарфорово-голубые глаза, неопределенного оттенка светлые волосы и твидовый костюм достаточно красноречиво свидетельствовали о его национальности.

— Вы позволите? — спросил Джон, открыв дверцу и усаживаясь на красное кожаное сиденье.

Молодой человек на мгновение остолбенел, но быстро взял себя в руки и, сильно растягивая слова, прогнусавил:

— Моя машина — не автобус, мистер…

— Мэннеринг, Джон Мэннеринг.

Трубка, зажатая в крупных желтоватых зубах, чуть не упала.

— Кажется, вы меня знаете? — спросил Джон. — Ну а я с кем имею честь?

— Ричард Клайтон, — пробормотал молодой человек.

— Вы друг мадемуазель де ла Рош-Кассель?

— Друг??? Я ее жених!

— Извините, но, поскольку она не носит кольца… — заметил Джон, сразу припомнив очаровательные, но без единого украшения руки девушки.

— О, она находит это старомодным. Понимаете, у Мари-Франсуазы свои представления обо всем на свете. А я и в самом деле знаю о вас, мистер Мэннеринг. Господин де ла Рош-Кассель много мне о вас говорил. Ведь это вы собирались купить у него Звезды, правда? Все прошло удачно?

Теперь Джон едва не потерял дар речи от удивления. У Мари-Франсуазы есть жених, но маленькая деталь: она даже не считает нужным сообщить ему о смерти своего отца! Что за странная девушка!

— Удачно? — проворчал Джон. — Право же, не сказал бы… И я очень огорчен этим обстоятельством, потому что ла Рош-Кассель был мне глубоко симпатичен.

— Был?

— Разве вы не знаете о его смерти?

Казалось, Ричард Клайтон был сильно поражен, но Джон в его поведении уловил нечто фальшивое, как это уже было с Мари-Франсуазой. Молодой человек не стал терять время на заупокойные речи. Он только огорченно проговорил:

— Умер? Значит, мои деньги…

— Ваши деньги? — переспросил, закуривая, Джон.

Приборная панель маленькой машины слабо мерцала в ночи. Мэннеринга охватили усталость и отвращение: жениха Мари-Франсуазы больше всего волнуют его деньги!

— Да, я одолжил ему денег. Я только что получил небольшое наследство — шесть тысяч фунтов. Вы знаете, я давно знаком с Мари-Франсуазой, мы оба часто отдыхали в Туке. А этой зимой я приехал к ней в Париж, и мы решили пожениться. Но мои родители — люди очень чопорные и большие снобы, а потому смотрят на наш союз довольно неодобрительно. Если бы я смог доказать им, что семья моей невесты — прямые потомки Людовика Шестнадцатого, это бы очень облегчило положение. И вот я одолжил де ла Рош-Касселю денег, чтобы он мог продолжать свои генеалогические изыскания, — кажется, у него там шли какие-то тяжбы. Но он все никак не мог добиться своего и не возвращал денег. Неожиданно ла Рош-Кассель объявил, что собирается продать фамильные драгоценности. Мне и в голову не пришло что-либо заподозрить, и лишь сегодня утром я узнал, о какой семье шла речь. Но было поздно! Не могу же я бросить Мари-Франсуазу?! А знаете, бедняга ла Рош-Кассель был честнейшим человеком… И с его точки зрения, это не он, а французское правительство украло бриллиантовые Звезды во время революции восемьдесят девятого года!!! По-моему, он явно слегка тронулся…

— У меня сложилось такое же впечатление. Послушайте, а что, если вы мне расскажете, как вы оба провели сегодня день и каким образом Мари-Франсуаза оказалась в пансионе?

Молодой человек покраснел.

— Гм… Это мой пансион. Она приехала ко мне около полуночи и потребовала, чтобы я нашел ей жилье. У моей домовладелицы нелегкий нрав, и особенно опасно тревожить ее в неурочное время, но Мари-Франсуаза обычно добивается, чего хочет, и ей нашли комнату.

— А раньше, днем, вы не виделись?

— Мы вместе пообедали, потом я проводил ее в «Ригел», где они с отцом остановились. Мы стали ждать ла Рош-Касселя, но его все не было, и в половине четвертого Мари-Франсуаза попросила меня отвезти ее на Кларедж-стрит — это ведь ваш адрес, правда? А затем, поскольку там никого не оказалось, — к Фаунтли. Там я ее оставил, а сам поехал домой.

— Мари-Франсуаза не рассказывала вам, чем занималась с тех пор?

— Нет, она рассказывает только то, что считает нужным.

Мэннеринг живо представил себе маленький волевой подбородок девушки.

— Охотно верю. Но мне все-таки надо с ней поговорить. Я подожду ее вместе с вами. Скажите, ла Рош-Кассель сам украл Звезды?

— Как вам такое только в голову пришло? Конечно, нет! Он поручил это профессионалу, кажется, какому-то Грюнфельду. Скажите, Мэннеринг, где эти бриллианты? Теперь они принадлежат Мари-Франсуазе…

— Должен вас огорчить, но прежде всего это собственность французского правительства. Общаясь с ла Рош-Касселями, вы как-то слишком легкомысленно об этом забыли. А впрочем, сейчас все равно никто не знает, где они. В папке ла Рош-Касселя оказались лишь копии.

— Это невозможно! Я видел их перед обедом, и это были настоящие бриллианты!

— Возможно или невозможно, но это факт. А вот и наша очаровательная приятельница.

Мари-Франсуаза казалась особенно хрупкой рядом с импозантным внушительным Линчем. Джон вышел из машины и придержал дверцу, пока девушка усаживалась, взметая вихрь голубого шелка и белоснежного английского шитья. Она бросила на Мэннеринга тяжелый, враждебный взгляд.

— Разумеется, мадемуазель, вам не следует удаляться из нашего поля зрения, — говорил тем временем Линч. — Мне бы хотелось всегда иметь возможность связаться с вами по телефону.

Мари-Франсуаза сердито пожала плечами.

Линч собрался уходить, а Джон, закрывая дверцу, вкрадчиво проговорил:

— Может быть, вы все-таки решитесь сказать правду, Мари-Франсуаза?

Девушка не ответила, хотя веки ее чуть заметно затрепетали.

— Не может быть, чтобы вы действительно надеялись и впредь все от всех скрывать!

Большие голубые глаза захлестнула волна ненависти и печали.

— Вы, очевидно, хотите, чтобы меня тоже убили? Это из-за вас погиб мой отец! Его убили, потому что он шел к вам! И без вас он был бы сейчас жив!..

Она так повысила голос, что Линч повернулся и пошел обратно к машине. А девушка вдруг разрыдалась.

— Быстро, Дики, быстро, — жалобно забормотала она, — уедем отсюда…

Кинув на Мэннеринга свирепый взгляд, Клайтон завел мотор и рванул с места.

Джон посмотрел на суперинтенданта.

— Пожалуй, на сегодня с меня хватит. Одолжите мне машину и шофера, старина, сил нет идти искать такси — эта юная пантера меня доконала.

— А что она вам сказала? — с живейшим интересом осведомился Линч.

— Что она меня обожает, черт возьми! До скорого…


9


Лорна откинула непокорную прядь каштановых волос и быстро перевернула яйца, подрумянивавшиеся в духовке. Известный портретист и, что производило гораздо большее впечатление на Джона, действительно талантливый художник, Лорна всегда работала, а частенько и ночевала в своей мастерской в Челси, хотя официально считалось, что она живет у родителей, в их роскошном особняке на Портленд-плейс. Мастерская представляла довольно своеобразное обиталище, обставленное удобными мягкими диванами ярчайших расцветок, деревянными статуями французского средневековья и увешанное дорогими коврами. Кроме того, здесь были вполне современная кухня и ванная, достойная восточного вельможи. Лорд и леди Фаунтли лишь однажды переступили порог этого приюта муз, но в конце концов, как сказал его сиятельство своей почтенной супруге:

— Лучше уж этот конек, чем какой-нибудь другой. Лишь бы она не якшалась с коммунистами и не попадала на страницы газет.

Лорна вытащила из духовки аппетитно подрумянившиеся яйца и поставила перед Джоном.

— Только не смейтесь надо мной, я вовсе не ревную, но, по-моему, эта крошка уж слишком занимает ваши мысли.

— Как вы считаете, она действительно это думает?

— Что вы повинны в смерти ее отца? О, она вполне на это способна. Ну и что? Неужели только из-за того, что какая-то истеричная девчонка наговорила вам гадостей, надо рисковать жизнью? Ради удовольствия, которое вы получите, доставив ей убийцу отца связанным по рукам и ногам? Ваш завтрак остынет, милый!

— Я скажу вам одну вещь, Лорна, о которой я не говорил еще никому — ни Флику, ни Линчу. Оба они только лишний раз обозвали бы меня Дон Кихотом. Мои противники — не просто банда гангстеров. Я почти уверен, что они торгуют наркотиками. Минкс — наркоманка, и, готов прозакладывать руку, Грюнфельд тоже. Его внезапные смены настроения и дикие приступы бешенства невозможно объяснить иначе. А вы знаете, дорогая моя, какой ужас внушает мне этот род людей — и наркоманы, и их поставщики. Именно из-за этого, а вовсе не ради прекрасных глаз Мари-Франсуазы я хочу положить конец их гнусной деятельности. Грюнфельд возглавляет мощную организацию, ее штаб-квартира, видимо, на материке, и оттуда в Англию текут наркотики. Я бы очень гордился собой, если бы сумел подарить Ярду склад «коки», как сказал бы Лаба. И я это сделаю! Только не говорите опять, что мой завтрак остынет, я хочу еще кое-что добавить. Вы упоминали, что ваша матушка собирается сегодня в Хемпшир. Так вот, вы доставите мне громадное удовольствие, согласившись сопровождать ее. Хороший курс деревнетерапии вдали от убийц мистера Грюнфельда принесет вам неимоверное благо. И не вздумайте возражать — я даже слушать не стану.

Лорна упрямо нахмурила брови.

— Конечно, как только в окрестностях замаячили две красотки, вам очень захотелось отправить меня на травку!

— Замолчите! Завтрак остынет! Ах, черт, телефон…

Лорна, ни слова не говоря, встала и снова понесла яйца на кухню. Джон взял трубку.

— А, да это Флик!

— Друг мой, я узнал то, что вам нужно. Галлифе хорошо знает Лаба, но не слыхал о Грюнфельде. Французская полиция разыскивает Лаба по обвинению в трех убийствах: в одном случае он стрелял, в другом действовал ножом, а в третьем жертва была задушена.

— Черт возьми! Парень не любит однообразия!

— О, это только убийства, так сказать, официальные. Галлифе думает, что у него на совести еще много других.

Именно поэтому он сомневается, что Бидо когда-либо работал с Лаба. Бидо — честный вор, — уточнил Леверсон, для которого это сочетание не содержало ни малейшего парадокса, — и он ни разу не связывался с убийцами. Должен добавить, что и на меня он вчера произвел очень хорошее впечатление.

— Поглядим. Я приду в половине первого. Главное, не отпускайте его раньше. Покажите свою коллекцию тарелок или слоновой кости, угостите вином, но обязательно задержите.

— Договорились. Я попрошу Джанет смотреть в окно и предупредить меня, как только вы появитесь.

— А вы не могли бы подыскать мне кухарку вроде нее? Здесь кухня оставляет желать лучшего.

— Как вы будете одеты? — спросил скупщик, хорошо знавший обычаи Джона.

— О, с помощью Лорны, которая сейчас, кажется, окончательно сожгла яйца, после того как дала им остынуть, я надеюсь воскресить мистера Мура… Я несколько утратил навык, но, думаю, быстро наверстаю упущенное. А теперь, Флик, последний совет: умоляю вас, бросьте это дело! Грюнфельд слишком хорошо осведомлен, а я никогда не прощу себе, что впутал вас в эту историю, если с вами случится беда.

Леверсон весело рассмеялся и опустил трубку.

— Так вы принесете мне угли, любовь моя, или приготовите новую порцию?

Лорна сердито посмотрела на Джона.

— Почему бы вам не найти прислугу вроде Джанет? Она к тому же караулит у окон…

— И делает восхитительные булочки, совершенно верно. Вот только целовать ее не доставляет удовольствия!

В одиннадцать часов Джон принялся за работу. Устроившись перед зеркалом в ванной, он поставил перед собой коробку грима и начал с того, что состарил себя на добрых пятнадцать лет. Лорна, присев на край ванны, помогала ему советами и одновременно подпиливала ногти. Ярко-розовая крем-пудра, несколько линий, проведенных жирным карандашом, — все это в мгновение ока обрабатывается губкой, пропитанной лосьоном, — и Мэннеринг приобрел вид седеющего шестидесятилетнего брюзги. Засунув за щеки резиновые тампоны, он изменил овал лица. И наконец, картину завершила тонкая желтоватая пленка, скрывшая ослепительно ровные зубы. Теперь можно было предположить, что этот господин ни разу в жизни не переступал порога дантиста.

— Вы похожи на старого бродягу! И хоть бы догадались поцеловать меня, до того как сотворили эту кошмарную рожу! Неужели выдумаете, что в таком виде очень привлекательны?

— Я вовсе не говорил, что собираюсь целовать вас, душа моя! Мистер Мур — человек серьезный и никогда не целует молодых женщин, одетых в пижаму.

— Это не пижама! — возмутилась Лорна. — Это мой рабочий костюм!

— Мистер Мур против того, чтобы женщина работала… это мужчина, не лишенный принципов… Дайте, пожалуйста, его полосатые штаны и узкий пиджак.

— Видел бы вас ваш портной!

— Можете смеяться сколько угодно, но именно это я и подумал вчера вечером, надевая свой благословенный красный жилет. Похоже, я просто не в состоянии заниматься делами, не вызывая осуждения портного. А теперь вам остается лишь самым любезным образом распрощаться со мной и пообещать, что сегодня лее вечером вы уедете из Лондона.

— Это действительно необходимо?

— Лорна, я дорожу вами больше всего на свете и не желаю подвергать вас даже самому ничтожному риску. Неужели вы этого не знаете?

Молодая женщина улыбнулась.

«Когда Лорна улыбается, — говорили ее подруги, — она становится настоящей красавицей. Но вот несчастье — она почти никогда не улыбается».

При Джоне Лорна улыбалась очень часто.

— Знаю, конечно, но люблю слышать это из ваших уст. Хорошо, обещаю вам уехать, а вы поклянитесь звонить каждый вечер, как бы ни было поздно. Имейте в виду, не пожелав вам спокойной ночи, я даже не стану ложиться спать!

— Клянусь! Кстати, дорогая, чуть не забыл. Ваша матушка — настоящий «who is who». Спросите у нее, слышала ли она что-нибудь о некоем Клайтоне, Ричарде Клайтоне.

Через пять минут Джон уже спускался по лестнице. Необъяснимое предчувствие беды сжало ему сердце, и он едва не вернулся обратно, но посмотрел на часы и передумал: надо торопиться, иначе можно упустить Бидо.

В двадцать пять минут первого мистер Мур подошел к дому Флика. Занавеска шевельнулась, и на улицу выглянуло хорошенькое смешливое личико — Джанет караулила добросовестно. Джон, рискуя испортить репутацию почтенного мистера Мура, подмигнул девушке. Та улыбнулась в ответ и исчезла. Джон остановился, делая вид, будто ищет спички. Ждать долго не пришлось — через несколько минут из дома Флика вышел мужчина. Молодой, стройный, с тщательно зачесанными назад каштановыми волосами. Его легкий голубой костюм слегка лоснился от времени, но стрелка на брюках была отутюжена безукоризненно. Мужчина направился к Алгейт-стейшн. Он шел не торопясь, легким размеренным шагом, и Джону было нетрудно следовать за ним.

Даром что француз, Бидо, по-видимому, неплохо знал Лондон. Спокойно, прогулочным шагом, оборачиваясь на всех хорошеньких девушек, он добрался до Турс-гарденс.

Сидя на солнышке, клерки и машинистки болтали, ели сандвичи, бросали хлеб чайкам, с криком кружившим вокруг. Бидо остановился возле пушки, нацеленной на противоположный берег Темзы. Джон в замешательстве начал искать глазами, где бы присесть, и едва не плюхнулся на колени молодой рыжеволосой особе. Та бросила на него уничтожающий взгляд. Наконец Мэннеринг нашел свободное место и устроился. В это время как раз пробило час. Бидо пришел явно на свидание.

Теперь Джон мог как следует рассмотреть его. Флик, кажется, не ошибся: молодой человек и в самом деле производил хорошее впечатление. Его очень светлые голубые глаза глядели насмешливо и твердо, а приятно очерченный рот выдавал ироничную и чувствительную натуру. На правой щеке виднелась тонкая светлая полоса — шрам. Джон вдруг подумал о Минкс и содрогнулся, живо представив ее запертой в роскошной комнате. Уже сегодня вечером она начнет невыносимо страдать. Джону приходилось видеть наркоманов, вовремя не получивших дозы. Минкс станет выть, кататься по полу, ломать руки о стены и дверь, а Грюнфельд будет злобно наблюдать все это и не шевельнет пальцем.

Вдруг взгляд француза выхватил кого-то в толпе. Джон осторожно повернул голову и заметил мужчину, одетого элегантно, но со слишком явной претензией на изысканность. Он важно двигался вперед, не глядя на «мелкую сошку» вокруг. Джон чуть не прыснул. «Да он же совершенно овальный», — подумалось ему. Действительно, форма головы с длинным мясистым носом, туловище в виде бутыли из-под ликера — все в незнакомце наводило на мысль о яйце. «И умственные способности его, кажется, столь же остры», — отметил про себя Мэннеринг.

Легким, но явно намеренным движением незнакомец дважды коснулся василька, украшавшего бутоньерку его жемчужно-серого костюма. Бидо поднес к губам сигарету. Поверхностный наблюдатель не заметил бы ничего необычного, но для Джона этот язык жестов был достаточно красноречив. Бидо, кивнув головой, остановил незнакомца, словно прося прикурить. В тот же миг он быстро вытащил из внутреннего кармана плоский пакет и протянул овальному господину, не давая, однако, в руки. Сердито передернув плечами, тот вынул небольшой конверт, отдал Бидо и только тогда получил пакет. Джон оценивающе посмотрел на обоих мужчин — за кем теперь следить, за Бидо или незнакомцем? В пакете, конечно, деньги, полученные от Флика. Значит, Звезду продал «овальный», а Бидо выступал лишь посредником. Стало быть, следить надо за незнакомцем.

Джон медленно поднялся и тут же замер: к месту встречи быстрым шагом приближалось новое лицо. Джон мгновенно узнал эту загорелую и мрачную фигуру с надвинутой на глаза темной фетровой шляпой. Лаба! Дальше все произошло с невероятной быстротой. Лаба подошел к яйцеобразному человечку и с великолепной наглостью вырвал из рук пакет. Тот инстинктивно потянулся к правому карману. Движение гангстера! Но Лаба быстрым прямым ударом в солнечное сплетение остановил его, и яйцеобразный, согнувшись, замер. Что касается Бидо, то еще один пришелец — Арамбур! — поверг его на землю сильным ударом в спину. До сих пор никто ничего не замечал, но теперь окружающие начали волноваться. Несколько молодых людей вскочили и бросились на помощь потерпевшим. Но Лаба и Арамбур уже убегали. Известная удача Барона и на этот раз не изменила ему: Лаба двигался в сторону Джона и никак не мог проскочить мимо него. Джон подставил ножку — убийца споткнулся и потерял равновесие. Мэннеринг спокойно выхватил у него из рук пакет и направился к полицейскому, уже спешившему на место происшествия. Лаба на секунду заколебался, не зная, стоит ли преследовать незнакомца, но, видимо, решил не рисковать и растворился в толпе.


10


Тем временем яйцеобразный господин пытался внушить молодому полисмену, что с ним ни в коем случае не следует обращаться как с первым встречным.

— Меня зовут Гарстон, Мэтью Гарстон, мой друг, — верещал он крайне неприятным высоким металлическим голосом, — я совершенно не понимаю, зачем вам мои документы. В конце концов, и я, и этот господин — жертвы нападения! На нас напали, когда этот джентльмен, — он кивнул на Бидо, — просил у меня прикурить. Впрочем, возьмите все-таки мою визитную карточку.

— Вы знаете этих людей, сэр?

— Видел первый раз в жизни.

— Я тоже, — добавил Бидо чистым, приятного тембра голосом.

— Если хотите знать мое мнение, вероятно, произошла какая-то ошибка, — назидательным тоном заявил Гарстон. — Лучше всего было бы забыть этот неприятный инцидент.

Полисмен, на которого, очевидно, произвел впечатление покровительственный и несколько раздраженный тон Гарстона, легко согласился и стал уговаривать толпу разойтись, забыв даже проверить документы у Бидо. Гарстон и француз холодно раскланялись и разошлись в разные стороны. Бидо скользил быстро, как ящерица, Гарстон — с подобающим ему величием. Мэннеринг решил последовать за ним. Они вышли из сада и направились к тихой улочке. Джон понял, что его добыча, скорее всего, прибыла сюда на машине и в любую минуту может ускользнуть прямо из-под носа. К счастью, мимо проезжало такси. Джон остановил его и протянул шоферу два фунта.

— Возьмите это для начала и подождите. Скоро я скажу, куда ехать.

Водитель пожал плечами, но спорить не стал.

Гарстон даже не подозревал, что за ним следят. Сначала он, правда, пару раз оглянулся, но, не заметив ни одного знакомого лица, больше этим не занимался.

«Он подумал, что Бидо, может быть, следит за ним, но, не увидев француза, успокоился», — сказал себе Джон.

Гарстон сел в красную «уолсли», стоявшую у тротуара, и медленно тронулся в путь.

— Поезжайте следом за «уолсли», — приказал «мистер Мур», — но не слишком приближайтесь к, ней.

— У вас неприятности с подружкой, сэр?

Джон улыбнулся.

— Возраст избавляет меня от такого рода огорчений, приятель.

— О, не говорите, — проницательно заметил шофер. — Вы и представить себе не можете, сколько я видел пожилых мужчин вроде вас, сэр, гонявшихся за своими молоденькими птенчиками.

— Видели птенчика, за которым слежу я? У него, между прочим, черные усы!

Шофер расхохотался и поехал следом за «уолсли». Гарстон вел машину осторожно, и его было нетрудно догонять у каждого светофора. Неожиданно «уолсли» остановилась возле табачной лавки на Лоуэр Ричмондс-стрит. Гарстон вошел в лавку. Мэннеринг решил отпустить такси, думая, что лучше поймать другое, а то — неровен час — Гарстон сообразит, в чем дело. Чуть дальше табачной лавки на противоположной стороне улицы виднелся гараж. Джон укрылся там, стараясь не терять из виду «уолсли». Молодой человек с плутоватой физиономией, в лихо сдвинутой на ухо кепке ремонтировал маленькую «М.Г.». Мэннеринг подошел.

— Не хотите ли заработать пару фунтов, потратив впустую немного времени?

— За два фунта — уже не впустую!

— Могли бы вы отвезти меня, куда я скажу?

— Пожалуйста, куда угодно! А далеко?

Джон указал механику на машину Гарстона.

— Не знаю. Надо проследить за этой машиной.

Парень вытаращил глаза:

— Не думаю, чтобы нам пришлось далеко ехать, мистер. Гарстон обычно оставляет машину у нас.

Джон пришел в легкое замешательство. К добру это или к худу? Теперь он, конечно, узнает, где живет Гарстон, но механик может заподозрить неладное и предупредить клиента.

— Вы уверены? — спросил он.

— Еще бы!

— И он хороший клиент?

— Гм… во всяком случае исправный.

Сдержанность молодого человека навела Джона на мысль, что Гарстон не пользуется большой популярностью. Он нахмурил густые брови с серьезным и озабоченным видом, вполне приличествующим мистеру Муру.

— Понимаете, мой юный друг, мне предложили вложить деньги в предприятие мистера Гарстона, но я хочу предварительно навести справки. Скажите, вы не прочь получить этот маленький листок бумаги? — Джон захрустел новеньким фунтовым банкнотом.

— Ода, сэр!

Успокоенный его блаженным вздохом, Джон продолжал:

— Мне бы хотелось взглянуть на дом мистера Гаротона. Я считаю, что дома очень многое говорят о своих хозяевах. Вы не согласны со мной?

По-видимому, парень впервые задумался над таким вопросом.

— Честное слово, вы правы, сэр! У дома мистера Гарстона даже есть имя, очень странное — «Минкс». У меня когда-то была кошка, которую так звали!

Второй раз в течение часа Джон представил себе красивое лицо, темные глаза и губу, изуродованную шрамом… Минкс! Название дома Гарстона не могло быть совпадением!

Он задумчиво последовал за механиком к старенькому «хэмблеру», и они медленно поехали к небольшому тупичку, где стояли, по-видимому, только жилые дома: три справа и три слева. Центральный дом на одной стороне окружал огромный сад.

— Вот этот, в середине, и есть «Минкс», — сказал механик.

— Какой большой дом! У мистера Гарстона есть семья?

— Нет, только двое слуг. И, если хотите знать, довольно странные типы! Не хотел бы я столкнуться с ними на темной улице!

— А теперь отвезите меня на Пикадилли, молодой человек. Кажется, мистер Гарстон неплохо устроился и мне нечего беспокоиться о состоянии его финансов.

Мистер Мур добродушно рассмеялся, и молодой человек последовал его примеру.

— О, еще бы! — воскликнул он. — У Гарстона не меньше пяти табачных лавок, и та, что напротив нашего гаража, чертовски бойко торгует!

— Да, что-то вроде этого мне и говорили, — пробормотал Джон, а про себя подумал: «Табачные лавки! Черт возьми, каким образом Звезда могла попасть в руки табачника?»

— К тому же, — продолжал парень, — он не спускает глаз со своей лавки. Так и торчит там целыми днями! Уж от него-то ни одна ошибка в счетах не ускользнет. И в гараже то же самое! И притом ужасный жмот! Ни разу не видел, чтобы он раскошелился, и не слышал ничего вроде «мне некогда ждать, оставьте сдачу себе».

— Зато я довольно часто говорю эту фразу. Кажется, мы с вами сумеем столковаться. Но ни слова Гарстону. Договорились?

— Само собой разумеется!

Парень явно радовался возможности отомстить неприятному клиенту, и Джон вполне успокоился.

Он вышел на Пикадилли и направился к Гайд-парку. Все эти переодевания — хорошая вещь, но как теперь вернуться домой? Если в окрестностях бродит Бристоу или Тринг, придется по меньшей мере давать неприятные объяснения. Но перед Джоном такая проблема вставала не впервые. На Фуллер Мэншнс он знал довольно приличный дом, где в любое время можно было снять меблированную комнату… правда, за большие деньги. Однако подобные мелочи никогда не смущали Мэннеринга. Через пятнадцать минут он снял на месяц небольшой номер с ванной. Оставшись один, сразу же вскрыл пакет, так ловко отобранный у Лаба, и убедился, что не ошибся: 8000 фунтов в старых бумажках — плата за Звезду. Джон потерял на этой операции две тысячи — комиссионные Флика. Но он считал это не слишком дорогой платой скупщику за помощь. Двадцать минут спустя Мэннеринг вышел на улицу уже без грима, сильно помолодевший, но все так же плохо одетый.

Вернувшись домой, Джон немедленно забрался в холодильник. Он страшно проголодался, но не успел сесть за стол, как зазвонил телефон.

— Можно подумать, этот чертов аппарат подключен к моей вилке, — буркнул Джон. — Стоит мне приняться за еду — и проклятая штуковина тут же начинает тарахтеть.

Звонил Бристоу.

— Где вас носило, Мэннеринг? Я с утра пытаюсь вам дозвониться!

— А в чем дело? Вы нашли остальные четыре бриллианта или логово Грюнфельда?

— Нет, — проворчал инспектор, — но сэр Дэвид хочет вас видеть. Он ждет вас в три часа.

— Так передайте ему, что я терпеть не могу приказного тона и что в три я занят, но постараюсь заскочить в пять.

— Вы сегодня встали не с той ноги?

— Я днем и ночью мыкаюсь с ворчливыми полицейскими и, кажется, становлюсь на них похожим!

Мэннеринг повесил трубку.

Большой кусок курицы и полбутылки бордо вернули его в доброе расположение духа. Он сменил наряд мистера Мура на прекрасно сшитый костюм. Когда Джон завязывал галстук, телефон зазвонил опять.

— Вы наконец вернулись домой, Мэннеринг? И, я полагаю, в добром здравии? Воспользуйтесь же этим, вам недолго осталось!

— Ах, если бы вы знали, как мне не терпелось услышать ваш голос, — весело отозвался Джон. — Я так хотел описать вам то, что сейчас лежит передо мной на столе… Это маленькая стопочка бумажек, не новых, конечно, но все-таки очень привлекательных. Лаба так любезно мне их отдал, что я, право же, не мог отказаться!

— Что??? Вы были…

— У Башни? Ода! Видите ли, ваш Лаба ужасно бросается в глаза. Я встретил его совершенно случайно и тут же пошел следом, раздумывая, кого же он собирается прикончить в этот раз. Честное слово, меня сильно удивило, что Лаба ограничился боксом и остался при своих трех убийствах, по официальному исчислению…

Грюнфельд буквально задохнулся от ярости.

— Кто вам сказал?

— О, вы и вообразить не можете, как я популярен — все меня обожают, везде друзья. В Париже, например… Вотя и узнал всякие замечательные истории о вашем Лаба. В следующий раз, когда вы позвоните, я наверняка буду знать и вашу подноготную.

— Следующего раза не будет, — холодно и угрожающе, но спокойно проговорил Грюнфельд.

— Как вы еще молоды! Поверьте старому дедушке вроде меня: не стоит делать таких категоричных заявлений — рискуешь ошибиться. И на вашем месте, Грюнфельд, я бы подлечился!

— Что?

— Не разыгрывайте удивление, Грюнфельд. Я, конечно, говорю не о минеральной водичке и не о сыроедении. Но если вы будете продолжать нюхать кокаин, то скоро не сможете управлять ни своими людьми, ни делами! Вы слишком легко теряете голову. Я просто содрогаюсь, вспоминая, как вы обошлись вчера вечером с беднягой Минкс. А теперь прощаюсь с вами — прогулка к Башне меня задержала, и я не успел толком позавтракать. Впрочем, беседа с вами доставила мне массу удовольствия.

Джон повесил трубку, представляя себе, как бесится Грюнфельд. В слепой ярости человек чаще делает ошибки или глупости, чем когда он хладнокровен.


11


Беседа с Грюнфельдом привела Джона в отличное настроение. Он открыл банку клубничного джема и уже запустил туда ложку, как снова зазвонил телефон. Это оказалась Лорна.

— Милый, я узнала то, что вы просили. Можете меня поздравить!

— Так быстро? Как вам это удалось?

— О, вся заслуга принадлежит маме. От меня требовалось только не перебивать. Мама прекрасно знает Рутлендов, а они в родстве с Клайтонами. Ваш Ричард — паршивая овца в семействе, дорогой мой. Он внушает наихудшие опасения своим несчастным родителям. Влюбился в какую-то француженку. Клайтоны бедны, но очень горды и пуще всего на свете ценят дворянскую частицу. А посему увлечение сына их страшно беспокоит!

— Они напрасно тревожатся: эта француженка — праправнучка Людовика Шестнадцатого! Можете сообщить об этом своей матушке, ее это наверняка заинтересует.

— Как? Мари-Франсуаза? Вы могли бы предупредить меня! — возмутилась Лорна. — Ладно! Слушайте дальше. С некоторых пор Ричард совсем зачудил: получив неожиданно наследство (кажется, от дяди), он, вместо того чтобы «подремонтировать» семейный кров, оставил деньги у себя. И никто не знает, куда он их девал.

— Я знаю. Он доверил их ла Рош-Касселю, а тот позаботился как молено быстрее все истратить.

Лорна присвистнула.

— Начинаю понимать. А потом, поскольку родители довольно резко осудили все его художества, мальчик хлопнул дверью и исчез в неизвестном направлении.

— Могу просветить вас и на этот счет: Ричард живет в семейном пансионе в Стретхеме и, как вы сами понимаете, дела его не блестящи. Клайтон обручен с Мари-Франсуазой, разорен ее отцом и к тому же в курсе истории со Звездами! Если когда-нибудь все это всплывет, семейству Клайтонов придется пережить довольно неприятные деньки!

— А как выглядит этот Клайтон?

— Молодой петушок, претенциозный и раздражительный, и, кроме того, его голос действует мне на нервы.

— Раздражительный? У Мари-Франсуазы характер тоже далеко не покладистый. Похоже, в этой семейке тарелки будут летать с утра до ночи!

— Если они вообще поженятся. По-моему, оба едут не в ту сторону, — сказал Джон, даже не подозревая, насколько он близок к истине. — Дорогая моя, я охотно проговорил бы с вами еще много часов, но, кажется, в дверь звонят. Сейчас суну в карман пистолет и пойду открывать.

— Не шутите с этим, Джон!

— И не думаю шутить! Я позвоню вам вечером. А пока думайте обо мне хотя бы время от времени.

Джон и в самом деле не шутил. Он повесил трубку, вынул из ящика стола маленький пистолет калибра 7,65, положил в карман и только тогда пошел открывать. Увидев черную шляпу и неизменный зонтик сэра Дэвида, а чуть поодаль — коричневую фетровую шляпу Бристоу, Мэннеринг широко распахнул дверь.

— Долго же вы возились, дорогой друг, — сказал сэр Дэвид. — Прятали свои сокровища?

Джон поморщился: сам того не зная, сэр Дэвид попал в точку. В ящике за комодом мирно дремали белые маски, газов? е пистолеты и прочие мелочи того же рода.

— Никаких сокровищ у меня нет, но я говорил с красивой женщиной, а потом решил принять кое-какие меры предосторожности, — Джон показал гостям пистолет. — Вы даже не спрашиваете, есть ли у меня разрешение?

— Если бы его у вас не было, — насмешливо отпарировал Бристоу, — вы бы предпочли промолчать.

— Опять эти вечные подозрения! А что вы думаете о моем подарке, Дэвид?

— О, даже не знаю. Мы с вами слишком давно знакомы, — вздохнул сэр Фоулкс, усаживаясь и принимая предложенный Джоном «Бенсон». — Но я вынужден поблагодарить вас, даже если не очень верю, что вы рассказали всю правду об этой таинственной Звезде!

— А как пресса? Ничего не просочилось?

— Вы же знаете, что французская полиция просила сохранить тайну, — буркнул Бристоу. — Так что мы никому ничего не сообщали.

Сэр Фоулкс снова заговорил с очень серьезным, почти суровым видом:

— Я хотел бы поговорить с вами о мадемуазель де ла Рош-Кассель, Джон. Чувствую, что вы скрываете от нас какие-то важные сведения. И мне это не особенно по душе. Во-первых, где она?

— Как это где? — искренне удивился Джон. — Я не сомневался, что Линч к ней кого-нибудь приставит!

— Да… она остановилась в семейном пансионе.

— И что же? Барышня сбежала?

— Нет, ее похитили.

— Похитили?

— Да. В ее комнате все перевернуто вверх дном и сильно пахнет хлороформом. Именно поэтому я и подумал о вас. Вы тоже часто пускали в дело хлороформ.

— Не я один, — проворчал Джон. — Им пользуются сотни врачей и еще больше дантистов. А кроме того, вы, кажется, путаете меня с кем-то другим. Честное слово, не понимаю, мне-то зачем нужен хлороформ?

— Им часто пользуется Барон…

— Снова эта старая сказка! Во всяком случае, я не похищал Мари-Франсуазу!

— Вот как? Вы уже зовете ее по имени?

— Ну… будь у нее фамилия попроще…

— Вы можете доказать, что сегодня утром не были в Стретхеме? — вмешался Бристоу.

Джон смущенно улыбнулся. Он ни в коем случае не хотел упоминать о Бидо, Гарстоне и компании.

— В какое время, дорогой мой?

— Между десятью и одиннадцатью.

— Я был в Челси. Полагаю, вы не посмеете ставить под сомнение свидетельство мисс Фаунтли?

— Конечно, нет, — отозвался Бристоу. — Но мне хотелось бы иметь еще одного свидетеля.

— Ну что ж, около десяти посыльный принес сирень. Я сам открывал ему дверь. Можете записать номер телефона цветочника — букет заказывал я. Хотите позвонить?

— Нет, пожалуй, это лишнее. Но вы могли быть в Челси в десять часов и еще до одиннадцати успеть в Стретхем.

— На хорошем реактивном самолете — да! Может, вы лучше пошевелите мозгами, Билли, и избавите себя от кучи ненужных вопросов? Как, по-вашему, на кой черт мне понадобилось похищать Мари-Франсуазу?

— О, мы просто сами ничего не понимаем, — честно признался сэр Дэвид.

— Сочувствую. Но если Линч так заботился о том, чтобы не потерять из виду эту драгоценную крошку, то почему он никого не послал следить за ней?

— Он это сделал, — желчно заметил Бристоу. — У пансиона дежурил один из наших людей.

— И он ничего не заметил? В последнее время ваши люди утратили всякий интерес к происходящему!

— Особенно когда они в больнице, в тяжелом состоянии, — отрезал Билл.

— Его сбила машина, — пояснил сэр Дэвид, — и пока все хлопотали вокруг него, мадемуазель де ла Рош-Кассель исчезла.

— Сбила машина? Так нечего искать виновного. Готов спорить, это мой приятель Грюнфельд. Линч рассказал вам об этом жутковатом типе?

— Конечно. Но сначала скажите мне, что вы знаете о Мари-Франсуазе?

— Ничего или почти ничего. Она знала, что ее отец собирался встретиться со мной вчера. Когда он не вернулся в гостиницу, девушка явилась ко мне узнать, куда я его девал. Это все. Еще Мари-Франсуаза, по-видимому, считает, что я если не прямо, то косвенно повинен в смерти ее отца. По правде говоря, я не особенно сержусь на нее за это. При всем своем мужестве — а Мари-Франсуаза смелая девочка! — она была в настоящей панике.

— А Клайтон?

— Ее жених?

— Я не знал, что они обручены, — проворчал Бристоу.

— Это меня нисколько не удивляет, мне все время приходится рассказывать вам что-нибудь новое. Ну да ладно, пользуйтесь моей добротой…

И Джон рассказал все, что услышал от Лорны.

— Просто потрясающе! — вздохнул сэр Дэвид. — Как вам удается все обо всех разузнавать?

— Увы, это не совсем так… Я ровно ничего не знаю о Грюнфельде, а он-то как раз интересует меня больше всех!

— Мы этим займемся. Кстати, последний совет, Джон: если я услышу о Бароне, то очень рассержусь! И уж тогда найду способ упрятать его за решетку хоть на несколько дней.

— Будь я знаком с Бароном, Дэвид, не преминул бы передать ему ваше предупреждение. Но у меня нет никаких связей с этим господином. И очень жаль, — добавил он с невозмутимостью, — потому что именно сейчас он мог бы мне ох как пригодиться!

Сэр Дэвид пожал плечами.

— Упрямец! Ну раз, вы ничего не хотите понимать…

И, поднявшись, он направился к двери.

— Можете меня не провожать. Бристоу останется с вами, он хочет записать показания насчет Грюнфельда.

— Неужели вы намерены заставить меня повторить весь роман-фельетон еще раз? — возмутился Джон.

— Право слово, вам следовало трижды подумать, прежде чем предлагать помощь полиции. Мы люди требовательные… Кстати, Джон, у этой Минкс, о которой мне вчера говорил Линч… наверное, очаровательные ножки…

Он, смеясь, открыл дверь и остановился на пороге.

— Восхитительные! А плечи…

Джон не договорил. Послышался негромкий хлопок: хлоп! Словно кто-то откупорил бутылку шампанского, деликатно придерживая пробку салфеткой. Но Билл и Джон сразу же поняли, что это значит!

Они кинулись к Фоулксу, который со стоном прижал руку к груди и медленно оседал на пол. Бристоу склонился над ним.

— Этажом выше живет врач, Билл! — крикнул Мэннеринг, выбегая в коридор. Он окинул взглядом лестничную площадку и бросился вниз, перепрыгивая через четыре ступеньки. Впереди мчался какой-то очень смуглый тип.

Когда Мэннеринг выбегал в холл, мужчина уже добрался до входной двери. Джон вытащил из кармана пистолет и поднял руку, собираясь выстрелить, но в холл, весело болтая, вошли две женщины в огромных, украшенных цветами шляпах. Джон опустил руку и крикнул:

— Задержите же его, черт возьми!

Незнакомец обернулся, поднял руку и выстрелил. Женщины завизжали. Джон успел нагнуться, и пуля пролетела мимо.

Женщины завизжали еще громче. Отшвырнув их, незнакомец выбежал на улицу. Джон вскочил и в три прыжка тоже оказался за дверью. Слишком поздно! Беглец вскочил в красный «остин» и рванул с места.

Джон проследил за ним взглядом. Тот мчался как сумасшедший. Машина проскочила между двух «даймлеров», поцарапала «санбим» и едва не сшибла девушку, задумчиво переходившую дорогу. Прохожие останавливались. Послышался резкий свисток, и с Пикадилли прибежали двое полицейских. Скоро весь воздух дрожал от свиста.

Беглец потерял голову и резко нажал на акселератор. Машина рванула вперед и врезалась в огромный грузовик. Послышались скрип и скрежет. Незнакомец открыл дверцу и выскочил с револьвером в руках. Но его уже ждал полисмен. Страж порядка невозмутимо опустил дубинку на голову гангстера, и тот, не успев выстрелить, рухнул как подкошенный.

Через десять минут Джон вернулся домой. Он дал полисмену все необходимые разъяснения, и пленника уже везли на Бау-стрит, где его ждал готовый к встрече сержант Тринг.

Мэннеринга трясло от холодной ярости. Больше всего его огорчало, что Фоулкс получил пулю, предназначенную ему.

Бристоу и врач, старый знакомый Джона, хлопотали вокруг бледного, потерявшего сознание сэра Дэвида.

— Я думаю, его можно везти в больницу, — наконец объявил врач. — Где у вас телефон, Мэннеринг? Я вызову машину.

— Идите сюда, доктор. Надеюсь, постовой Генри получит повышение — благодаря ему дело обошлось без новых жертв. Наш приятель готов был стрелять в кого угодно.

— Его поймали? — яростно сверкая глазами, спросил Билл.

— Да, он упакован и отправлен в Ярд.

— Сволочь! Если только сэр Дэвид…

Джон прервал его и пошел за бутылкой и бокалами.

— Думаю, мы можем позволить себе выпить, Билл. Нам это сейчас не помешает.

— Он стрелял в вас?

— Да, в холле, но, как видите, промазал.

Вернулся врач.

— Машина приедет через пять минут. Вероятно, придется оперировать. Хирург разберется в этом лучше меня. Ну а вы идите разговаривать в другую комнату.

Они с бокалами в руках перебрались в спальню Мэннеринга. Джон тяжело опустился на кровать. Бристоу расположился в большом кресле и, обведя суровым взглядом мебель из красного дерева и голубые шторы, с отсутствующим видом произнес:

— Вам нужна жена, Мэннеринг, и семейная жизнь! Может, тогда вы уйметесь и всем сразу станет легче дышать.

Джон, осторожно разбалтывая виски в бокале, кивнул.

— Я чертовски расстроен, Билл, ведь приходили по мою душу, а досталось Дэвиду. Парня, конечно, послал Грюнфельд.

— Ну, такова наша служба, уж тут вы не виноваты.

— Нет! Перед вашим приходом мне звонил Грюнфельд, и я имел глупость вывести его из себя. Я хотел, чтобы он потерял самообладание и сотворил какую-нибудь дурость. Но я никак не думал, что за битую посуду придется расплачиваться Дэвиду! Если Патриция узнает, что ее муж получил пулю вместо меня, я никогда больше не решусь показаться ей на глаза.

— Кое-что вам удалось: ваш Грюнфельд сделал-таки глупость. Его наемник попался, и, уверяю вас, он заговорит. Я сам этим займусь.

— Да, вероятно, заговорит. Но сомневаюсь, чтобы он рассказал много интересного. Я знаю моего Грюнфельда, как вы его называете. Если он подослал ко мне убийцу, можете не сомневаться, что тот не имеет отношения к банде. Лаба его просто где-то подцепил и дал задание. Но попробовать вы можете.

— Положитесь на меня. — Обычно любезное лицо Бристоу стало жестким и суровым. — Эти скоты явно перегнули палку: вчера ла Рош-Кассель, утром агент, охранявший Мари-Франсуазу, а теперь еще сэр Дэвид…

— Меньше всего вас, кажется, волнует мое похищение, а между тем это нисколько не напоминало увеселительную прогулку!

— Если бы это еще могло послужить вам уроком!

В комнату вошел врач.

— Санитары приехали, инспектор. Я буду сопровождать их… Хотите присоединиться? Мы едем в Лондонскую больницу.

— Иду.

— Позвоните мне сюда, Билл, и расскажите, как идут дела. До вашего звонка я никуда не уйду.

Оставшись один, Джон налил себе еще бокал виски и, вытянувшись на кровати, стал наводить порядок в путанице мыслей. Что за хаос!

«То, что Грюнфельд подослал ко мне убийцу, нормально. Намерение похитить Мари-Франсуазу тоже вполне объяснимо: он надеется, что, допрашивая ее, сможет узнать что-то новое о Звездах. Но каким образом Лаба узнал о свидании у Башни — вот это уже совсем другое дело. Я уверен, что за Бидо никто не следил. К тому же и нападение явно подготовили заранее… И кто украл Звезды? Впрочем, это еще одна линия! Не думаю, что это работа Гарстона. Он продал бы их все вместе. Насколько я знаю, у него нет острой нужды в деньгах, а такому типу должно быть отлично известно, что коллекция ценится дороже, чем разрозненные камни. Стало быть, какой-то таинственный похититель продал Гарстону одну-единственную Звезду… Но кое-что у меня не вызывает сомнений: Грюнфельд ищет эти проклятые бриллианты, и благодаря этому я до него доберусь! Только бы не опоздать!»

Джон представил себе белокурую головку Мари-Франсуазы, и при мысли о том, что девушка в руках Грюнфельда, ему стало страшно.

«А ведь она меня не пощадила. Конечно, доля истины в ее словах есть… Ее отца убили, когда он нес Звезды мне… Но Мари-Франсуаза преувеличивает: ла Рош-Касселя точно так же отправили бы на тот свет, если бы он собирался продать камни кому-нибудь другому… А что, еслила Рош-Кассель действительно предложил камни другому коллекционеру и потом сообщил, что отдает предпочтение мне? Этот человек мог прийти в ярость, мог попытаться заполучить бриллианты. Да, но в таком случае он ни за что не стал бы их тут же перепродавать! Ах, что за „компот“, как сказала бы моя няня! Меня утешает только то, что Грюнфельд, должно быть, тоже ни черта не понимает. А не вздремнуть ли мне немножко? Кто знает, что еще мне сегодня предстоит? Билл позвонит — не даст спать слишком долго!»

Сказано — сделано. Как Сара Бернар, Наполеон и Ингрид Бергман, Барон умел мгновенно засыпать по собственному приказу.


12


Звонок вырвал его из сонного оцепенения. Было около шести. Джон подскочил к телефону, но тут же замер: звонили в дверь!

Не боясь показаться смешным, он взял пистолет и, прислушиваясь, подошел к двери. Из-за тонкой деревянной панели явственно слышалось быстрое прерывистое дыхание, дыхание совершенно запыхавшейся женщины. Мари-Франсуаза?

Джон с осторожностью приоткрыл дверь, но с первого же взгляда успокоился.

— Джанет? — изумленно пробормотал он.

Перед Джоном стояла горничная Леверсона, но ее лицо, которое он привык видеть всегда улыбающимся, было залито слезами. Увидев Джона, девушка зарыдала.

— Что-нибудь случилось с Фликом?

— О, мистер Мэннеринг! — кинулась Джанет к Джону, и ему пришлось почти нести ее до кресла. — Вы должны его найти! Разыщите его, мистер Мэннеринг!

— Успокойтесь, Джанет!

Он быстро налил изрядную порцию виски и протянул девушке.

— Выпейте! А потом все мне расскажете.

Она проглотила виски и с жалобной улыбкой вернула ему бокал.

— Хозяин отдыхал после полудня… Двое мужчин позвонили в дверь… и… я виновата — мне ни за что не следовало этого делать… Но я открыла… и прежде чем успела понять, в чем дело, меня так отшвырнули, что я упала без чувств. А когда я пришла в себя, они терзали моего несчастного хозяина… Они хотели знать, где Звезды! Звезды! Подумать только! Полный идиотизм, правда?

— Нет, — очень серьезно ответил Джон, — нисколько.

— А, так вам это о чем-то говорит? Тем лучше! Ведь они увели его, обращались с ним самым непозволительным образом, толкали и ругали на чем свет стоит! Его, такого вежливого! Я не осмелилась звонить в полицию и решила сначала поговорить с вами… только не по телефону — вдруг вас подслушивают?

— Как хорошо вы меня знаете! Вы поступили совершенно правильно, Джанет. Эти двое мужчин — черноглазые брюнеты, так?

— Да… один из них — даже красивый парень… но взгляд у него просто жуткий! Что они сделают с мистером Леверсоном?

— Возвращайтесь домой, Джанет, вдруг Флик позвонит. И если он это сделает, немедленно перезвоните мне. Не отзовусь — набирайте номер, пока я не возьму трубку. Вечером мне придется уйти.

Джанет снова расплакалась, и Джон погладил ее густые каштановые волосы.

— Я сделаю все возможное, чтобы отыскать его как можно скорее. Эти подонки увезли Флика из-за меня! Скажите, Джанет, у вас есть какой-нибудь друг, который мог бы заехать за вами сюда и проводить домой? Мне было бы тяжело думать, что вы сегодня вечером останетесь одна в доме…

Джанет покраснела.

— Да, сэр, у меня есть двое друзей. Два брата. Они, конечно, приедут. Я могу позвонить. Оба всегда сидят по вечерам в одном и том же баре, я знаю, где это.

И девушка стала набирать номер, продолжая объяснять Джону:

— Мы уже три года знакомы, и я могу на них положиться… Это близнецы… и оба хотят на мне жениться! Но как я могу выбрать, если они похожи как две капли воды? Вот и встречаюсь с обоими.

В нескольких повелительных фразах Джанет объяснила своим близнецам, что те ей нужны.

— Я подожду их внизу, сэр.

— Скажите, Джанет, ваши близнецы — клиенты Флика?

— Да, сэр. В основном они работают на скачках.

— Люди надежные?

— О да! Мистер Леверсон их очень любит.

— Тогда не отпускайте их далеко. Они могут мне понадобиться в ближайшие несколько часов.

После ухода Джанет Джон, превозмогая нетерпение, принялся ждать. Наконец телефон соблаговолил зазвонить: это был Бристоу.

— Все в порядке, Мэннеринг. Пулю вытащили, и сэр Дэвид вне опасности. Я мчусь в Ярд допрашивать нашего негодяя. Тяжеловес уже беседовал с ним и не узнал ничего интересного, как вы и предполагали. Это француз, он получил приказ по телефону. Лаба, которого он знал по Парижу, назвал ваш адрес и приметы и велел поскорее отправить вас на тот свет. Завтра этот красавец должен был явиться за платой в один бар — адрес он сказал Тяжеловесу. Я, конечно, пошлю туда человека… но надежды никакой. Мы будем продолжать вести расследование по всем каналам, какие только обнаружим. И я не желаю, чтобы вы встречались на моем пути, Мэннеринг!

— Но выходить из дома мне, надеюсь, можно?

— Только днем. И без переодеваний!

— Можете на меня положиться, я — образец послушания!

Иронически улыбаясь, Джон повесил трубку… и немедленно вытащил из тайника маленький кожаный чемоданчик…


13


Мэннеринга воспитывали как отпрыска благородной фамилии и совершенно не подготовили к тому, что его ожидало. Но на протяжении своей богатой случайностями жизни он не раз убеждался, как важно иметь под рукой все необходимое. Поэтому у него всегда было не менее четырех комплектов того, что Лорна называла «доспехами Барона»: газовый пистолет, белая маска, набор грима, хлопчатобумажные и резиновые перчатки и большой полотняный пояс, сделанный по специальному заказу, с множеством карманов для его усовершенствованных инструментов. Один комплект «доспехов» хранился в Челси, другой — у Леверсона, а два других — в квартире Джона. И сейчас он решил перенести один на Фуллер-мэншнс.

Весело насвистывая, Джон уложил снаряжение в кожаный чемоданчик, добавил к нему костюм мистера Мура, очень легкий черный плащ и пару туфель на микропоре, надел шляпу с опущенными полями и вышел.

Десять минут спустя, купив по дороге все необходимое для того, чтобы приготовить хороший кофе, он уже открывал дверь мастерской на Фуллер-мэншнс.

Еще десяти минут Джону хватило на то, чтобы «сотворить голову» мистера Мура, затем он облачился в соответствующий костюм и обернул вокруг талии пояс, набитый инструментами, из-за чего его вид стал сразу внушительным и солидным. Наконец Джон надел черный плащ, сунул в карман газовый пистолет Барона и белый шарф с прорезями для глаз, служивший ему маской. В другом кармане лежал кольт… незаряженный. Когда Барону случалось прогуляться по чужому дому, он, помимо прочих принципов, свято придерживался одного, никогда не брать с собой заряженного оружия. Опыт научил его, что пистолет очень быстро переходит из рук в руки и гораздо лучше попытаться захватить оружие противника, чем рисковать вооружить его своим собственным! К тому же Барон всегда стремился оставаться в глазах закона безоружным и безобидным.

Если днем Джону отчаянно хотелось наведаться к яйцеобразному денди Гарстону, то теперь сама необходимость толкала его туда: только обыск у Гарстона мог дать какие-то сведения о Грюнфельде. А тот держит под замком Леверсона. И может быть, сейчас бандит допрашивает старика! Джон знал, что никто и ничто не сможет заставить скупщика заговорить, но он трепетал, думая о способах, которыми не преминет воспользоваться Грюнфельд.

Около полуночи Мэннеринг под вымышленным именем нанял маленькую «М.Г.». Хозяин гаража явно удивился, что пожилой господин плотного сложения втискивается в такую хрупкую машинку, но Джону нужна была техника легкая и быстрая. Около часа ночи он остановился на Лоуэр Ричмондс-стрит и поставил «МГ» возле тупика, где побывал днем.

Ночь выдалась очень темная, а в тупике почти не было фонарей. Из сада доносился свежий запах деревьев и цветов. В окнах «Минкс» ни единого огонька. Вдали кто-то неумело играл на пианино, и в ночи простенькая мелодия обретала неожиданную силу и красоту.

Барон всегда питал пристрастие к черному ходу, поэтому он быстро обошел сад. И не ошибся: если на воротах центрального входа красовался солидный засов, то маленькая дверца в глубине сада была заперта на обычный замок. Когда-то один из лучших слесарей Лондона целых шесть месяцев обучал Барона всем тайнам своего ремесла. Впрочем, он так никогда и не узнал, какое применение его урокам найдет талантливый ученик. И на сей раз не прошло и нескольких минут, как замок послушно открылся. Пересечь сад тоже не составило труда, и Джон беспрепятственно добрался до задней стены виллы.

Перед ним было несколько окон — открывай любое, но, странное дело, ни на одном не было ставней. Барон выбрал чуть ли не первое попавшееся, надел хлопчатобумажные перчатки, вытащил из пояса металлическую отвертку, быстрым движением всадил ее между рам, но тут же отскочил, яростно кусая губы, чтобы не закричать: страшной силы электрический разряд почти парализовал руку. Шок был настолько сильным, что на мгновение Джону показалось, будто у него сломано запястье. Несколько секунд он простоял неподвижно, задыхаясь от боли и чувствуя, как по лбу и затылку струится холодный пот. Но, к своему великому изумлению, Джон не услышал никакого сигнала тревоги и ничто вокруг не шевельнулось.

Во время работы Барон умел быстро приходить в себя. Итак, дом Гарстона тщательно охраняется, повсюду проведена электропроводка! Что же там может таиться, если приняты такие меры?

Джон ощутил прилив мужества и сил. Какое-то шестое чувство подсказывало, что он пришел сюда не зря. При том условии, конечно, если удастся проникнуть в дом. Барон не слышал звонка сигнализации, но не исключено, что Гарстон узнал о его попытке открыть окно. Если Джон попытается снова проникнуть тем же путем, то, во-первых, потратит кучу драгоценного времени на возню с проклятым проводом, а во-вторых, рискует сразу попасть в западню… Выход один — пробраться там, где никто не ожидает его появления.

Джон не удержался от улыбки: Барон в роли деда-мороза! Он поднял голову — всего три этажа и не слишком покатая крыша. В конце концов, почему бы не попробовать? Только бы отыскать лестницу!

Не желая получить еще один электрический заряд, он оставил отвертку в рамс и направился к гаражу или сараю, очертания которого смутно выступали в темноте. Дверь была не заперта. При свете фонарика Джон увидел множество садовых инструментов и огромную складную лестницу. Удача и не думала отворачиваться от Барона! Он быстро вернулся к вилле. Лестница оказалась достаточной длины и доходила до основания крыши. Джон поставил ее у желоба. По-прежнему спокойно: ни гласа, ни воздыхания…

Барон вытащил белую маску, тщательно обвязал лицо и стал осторожно взбираться по лестнице. Ветер шумел в вершинах деревьев… А пианино все с той же трогательной неловкостью играло теперь сонату Моцарта…

Джон добрался до крыши. Дождя не было уже несколько дней, и черепица была совершенно сухая. Одна беда: на крыше не было ни малейшего выступа, за которым можно было бы укрыться. Он пополз к крошечной платформе — дальше начинался подъем. Карабкаться по крыше в тяжелом поясе, набитом инструментами, было очень неудобно, и Барон тихонько проклинал всех архитекторов вообще и строителя «Минкс» в частности. Но неожиданно его фонарик высветил гладкую поверхность, похожую на стекло. Отсвет получился слабым — стекло оказалось толстым и почти совсем матовым. Моля Бога, чтобы Гарстон оказался хорошим хозяином, заботящимся о состоянии крыши, и стараясь не думать, что будет, если отвалится черепица, Джон дополз до окошка.

Он не испытывал ни малейшего желания повторить опыт с рамой, а потому тщательно осмотрел стекло — нет ли там электропроводки. Кажется, нет! Во всяком случае, снаружи чисто.

Барон знал, что единственный способ делать все быстро — это вести себя так, словно у тебя в запасе много времени. Поэтому он спокойно вытащил из пояса алмазный резец стекольщика, резиновую трубку и большой вантуз. Потом он плюнул на вантуз, чтобы смочить поверхность, и приставил его к стеклу. Следующая операция — вставить в вантуз один конец трубки, а второй обмотать вокруг запястья. Так… теперь можно резать стекло.

Резец тихо поскрипывал в ночи.

«Они подумают, что это мышь, — сказал себе Джон. — В конце концов, должны же быть там, на чердаке, мыши!»

Он вырезал большой кусок стекла вокруг вантуза — благодаря резине оно не упало и не разбилось. Стекло оказалось на редкость толстым, но Джон все-таки справился. Он тихонько потянул за трубку и вынул вырезанный кусок вместе с вантузом. Дыра получилась достаточно широкой. Джон нагнулся и внимательно осмотрел внутреннюю поверхность рамы. Он углядел провода, но, по счастью, достаточно далеко от дыры.

Внизу было темное помещение. При свете фонарика Барон увидел множество чемоданов и ящиков. Он сложил инструменты, оставив только вантуз, и скользнул в проделанное отверстие… Секунду ноги висели в пустоте, пока Джон нащупал более высокий, чем прочие, чемодан. Тихонько, с бесконечными предосторожностями Барон встал, опасаясь, что чемодан сломается, не выдержав его веса. Но чемодан лишь зашатался, и Джон бесшумно приземлился на пол.

Он включил фонарик и огляделся. Это и в самом деле был чердак. Вокруг — аккуратно расставленные чемоданы и ящики. Похоже, прислуга Гарстона не любит пыли. В глубине виднелась дверь. Джон подошел, нажал ручку и очень удивился, почувствовав сопротивление, — на двери оказался великолепный яйловский замок. Самое интересное — это была новая и очень дорогая модель, такую можно увидеть скорее на сейфе ювелира, чем на двери какого-то чердака. Все более изумляясь, Барон обнаружил, что основная часть замка находится по ту сторону двери, то есть Гарстон хотел помешать не столько вторжению в дом через чердак, сколько преградить обитателям дома вход на него.

Джон пообещал себе разобраться с этой странностью позже, а пока необходимо было открыть замок. К счастью, Гарстон не предусмотрел здесь электрической защиты, и дело не представляло особых затруднений. Меньше чем через десять минут Барон открыл дверь чердака и оказался на лесенке. Оставив дверь открытой на случай, если придется возвращаться той же дорогой, Барон стал бесшумно спускаться по ступенькам. Внизу — еще одна дверь и снова замок, копия первого!

Или Гарстон питает неумеренную страсть к замкам… или же он прячет на чердаке что-то чертовски ценное! Джон едва не вернулся обратно, но вовремя вспомнил, что прежде всего надо найти Флика, то есть добраться до Грюнфельда… Он набросился на второй замок и так же легко с ним справился.

Коридор… еще одна лестница… Спустившись по ней, Барон попал прямо в роскошную ванную. Из предосторожности он тут же погасил фонарик и кошачьим шагом стал подкрадываться к единственной двери.

Внезапно в окружающей его полной тишине послышался голос, вернее, отвратительный металлический скрежет Гарстона.

Барон прижал ухо к двери.

— Я же говорил вам, что здесь кто-то есть, чертовы идиоты! Тащите его сюда, и живее!

Джон инстинктивно обернулся и посветил фонариком — никого! Нежно-зеленая ванная была совершенно пуста. Как же Гарстон мог столь категорически приказать: «Тащите»?!

Значит, сигнализация все же сработала… и хозяин дома знает о посещении Барона… Но в ванной по-прежнему не слышалось ни малейшего шума, и так же тихо было на лестнице.

Зато Гарстон в соседней комнате, по-видимому, все больше выходил из себя.

— Свяжите его сначала. Так, только не успокойте навеки. Он был вооружен?

Никто ему не ответил. Может, Гарстон говорит по телефону? Или у него глухонемые слуги? Все это сильно напоминало какой-то кошмар.

Джон пожал плечами, и вдруг его осенило.

«Ну что я за дурак! Речь вовсе не обо мне — просто у Гарстона сегодня еще один гость. Я включил сигнализацию, а бедняга попался вместо меня… Надо же было явиться в такой хорошо охраняемый дом одновременно с Бароном!»

Подавив нервный смех, Джон нагнулся и поглядел в скважину. Гарстон сидел за большим столом у селектора… «Да-а, нечего сказать, вся эта публика оснащена просто блестяще».

В дверь комнаты, где находился Гарстон, постучали, и Джон снова услышал скрипучий голос:

— Шесть месяцев вам потребовалось, чтобы научиться стучать в дверь, но если вы не ждете, пока я скажу «войдите», обучение пошло насмарку! А ну-ка покажите, что вы мне приволокли!

Джон отважился приоткрыть дверь. К счастью, она была хорошо смазана и не скрипнула. Никто ничего не заметил. В щелочку Джон увидел большую комнату, видимо, служившую и кабинетом и спальней одновременно. Она отличалась той же роскошью, что и ванная, и была ярко освещена. Гарстон сидел за буллевским столом, заваленным разными бумагами. Двое незнакомых Джону мужчин внесли бесчувственное тело. Джон увидел безукоризненно начищенные ботинки и голубые брюки. Флик?

— Положите его на диван, — приказал Гарстон.

Мужчины — два гангстера чистейшей воды — скорее бросили, чем положили потерявшего сознание человека на обтянутый шелком диван. Широкая спина Гарстона все еще скрывала от Джона лицо пленника.

— Вы хоть связали его как следует?

— Да, шеф.

Гарстон встал, и Джон смог наконец разглядеть жертву. И первое, что он увидел, — тонкий белесоватый шрам через всю щеку. Бидо!


14


Левый висок француза заливала кровь — его, очевидно, здорово обработали дубинкой. Все лицо разбито.

Какого черта Бидо понадобилось забираться к Гарстону? Да еще тайно… Джон решил, что получит ответ и на этот вопрос. А Гарстон все с той же любезностью продолжал отдавать приказы:

— Убирайтесь отсюда оба! Не мешайте мне. Я знаю этого господина и хочу задать ему пару вопросов. Потом вы меня от него избавите. Обдумайте пока способ, каким вы это сделаете!

Гангстеры безропотно вышли. Они явно боялись хозяина, и, невольно подумал Джон, не без оснований. Он и сам не знал, что хуже: холодная жестокость Грюнфельда или вульгарное самодовольство Гарстона…

Тем временем последний склонился над лежащим без чувств Бидо и с гнусной улыбкой резко ударил его по лицу. Француз вздрогнул и попытался открыть глаза. Гарстон снова ударил его, еще сильнее. На сей раз Бидо удалось разлепить веки, и он устремил на мучителя взгляд бледно-голубых глаз.

— Чертов кретин! — заорал Гарстон. — Чего тебя сюда принесло? А главное, кто дал тебе мой адрес? Я хочу это знать!

Француз взглянул на беснующегося бандита. Джон мог бы поклясться, что на разбитых губах мелькнула улыбка.

— Вы сами! Я прочитал его на вашей визитной карточке, — ответил он с удивительным хладнокровием.

— Я никогда не давал тебе свою визитную карточку!

— Нет, но вы протянули ее полисмену в Турс-гарденс.

Бидо говорил на прекрасном английском, с очень легким акцентом. Глухой приятный голос понравился Джону.

— Вот это хитро! И что ты надеялся здесь найти? Еще одну Звезду? Пальцем в небо, приятель!

— Совсем нет, — все так же спокойно возразил француз. — Я просто хотел получить с вас то, что мне причитается, Гарстон. Вы сами прекрасно знаете, что поступили нечестно.

Джон сразу сообразил, что произошло. Бидо должен был получить комиссионные, и Гарстон, столь же предприимчивый, сколь и скупой, положил в конверт липовые банкноты или резаную бумагу. А француз, прочитав на визитной карточке его адрес, явился потребовать долг. Это сразу обеспечило ему симпатию Барона, и тот поклялся себе вызволить беднягу… если, конечно, сумеет.

Гарстон цинично улыбнулся.

— Мы оба в одинаковом положении: ни ты, ни я ничего не получили. Но ты напрасно вздумал тут ошиваться — я не слишком люблю гостей… Ты мог бы об этом догадаться, получив хороший заряд электричества! Знаешь, что теперь тебя ждет?

Бидо все так же спокойно бросил на него презрительный взгляд. Джона восхитило его хладнокровие.

Гарстон машинально поигрывал бриллиантом, украшавшим его жирный мизинец.

— В конце концов, все равно ты мне больше не нужен. Даже — чтобы продать еще одну Звезду… У меня была только эта, и я понятия не имею, где остальные…

— Я знаю человека, который отобрал у вас деньги, — немного подумав, заметил Бидо. — Может, что-то известно ему…

— Лаба? Вряд ли ты знаешь его так хорошо, как я. Можешь не утомляться — все равно ничего интересного ты мне о нем не расскажешь. Вые ним познакомились в Париже?

— Познакомились? О нет, я только слышал о нем. Я ведь не якшаюсь с убийцами! — презрительно бросил Бидо.

— Дурак! А вот я с ними в прекрасных отношениях, и через пять минут ты в этом убедишься. Лаба работает на Грюнфельда, я тоже. Так что оба этих подонка от меня никуда не денутся.

— Не сомневаюсь, — с иронией пробормотал Бидо.

— Ну а ты мне достаточно надоел!

Гарстон направился к столу, где стоял селектор. Барон решил, что сейчас наступило самое время действовать. Теперь он выяснил, что Гарстон хорошо знает Грюнфельда, а значит, сможет сообщить интересные сведения. Кроме того, Джону совсем не улыбалось смотреть, как гангстеры хладнокровно разделаются с Бидо.

Барон распахнул дверь.

Бидо увидел его первым. Бледно-голубые глаза широко распахнулись от удивления, но француз не издал ни звука.

Гарстон открыл было рот, но Джон не дал ему времени крикнуть. Точно рассчитанным ударом он отправил бандита путешествовать в заоблачные края… Массивное тело тяжело рухнуло. Конечно, пушистый ковер заглушил шум падения, но вдруг те два гангстера что-нибудь услышали? Джон взял газовый пистолет. Нагнувшись над Гарстоном, он выпустил ему в нос заряд хлороформа, а потом громко проговорил противным металлическим голосом:

— Советую тебе перестать, мерзкий французишка! Пусть это послужит тебе уроком!

Имитация была так хороша, что Бидо при всем своем хладнокровии не смог сдержать удивленного восклицания.

Джон жестом попросил его хранить молчание, потом нагнулся и перерезал веревки. Француз с наслаждением расправил онемевшие руки и улыбнулся своему спасителю почти детской улыбкой.

— Возьмите стул и идите в ту дверь, — тихо приказал Барон низким ворчливым голосом мистера Мура.

Бидо беззвучно повиновался.

Джон взял Гарстона под мышки и без всякого почтения поволок в ванную.

— Закройте дверь и включите свет. Так, теперь мы можем поговорить…

Он вытащил из пояса тонкую нейлоновую веревку, и через несколько секунд Гарстон был мастерски скручен в бараний рог. Бледно-голубые глаза Бидо весело смеялись.

— Если вы не очень устали, прислонитесь к двери, — сказал мистер Мур, — у нас нет ключа. Постарайтесь слушать, не идет ли кто, и не особенно вникайте в нашу беседу с этим господином.

— Хорошо, сэр, — просто ответил Бидо.

Джону все больше нравился молодой француз — он и секунды не потратил на излишние излияния благодарности.

Гарстон зашевелился. Мэннеринг окончательно привел его в чувство сильно смоченной салфеткой. Едва открыв глаза, Гарстон увидел белую маску и в дикой панике завопил:

— Барон! Здесь, у меня!

— Ну и что? Не вижу тут ничего удивительного. Только не кричи так громко, а то я тебя живо утихомирю!

— Что вы хотите? Драгоценности? Клянусь вам, у меня их нет!

— Сам знаю. Я пришел поговорить об одном из твоих приятелей, о Грюнфельде!

Выпученные глазки Гарстона совсем вылезли из орбит, яйцеобразная физиономия задрожала от ужаса.

— Грюнфельд! Вы его знаете?

— Вопросы задаю я, а не ты. Когда Лью звонил тебе в последний раз?

— Сегодня утром.

— Откуда?

— Из Ламбета, — пробормотал Гарстон, даже не пытаясь соврать.

— Из знаменитого подземелья?

— Да.

— Как туда попасть?

В глазах Гарстона появилось выражение такого ужаса, что Джона охватила холодная ярость против Грюнфельда. Очевидно, Гарстон не мог ответить на этот вопрос.

— Я не знаю даже адреса. Я ездил туда всего два раза, на машине Лаба, и он заставлял меня надевать черные очки. Клянусь вам, это правда!

— Верю, — медленно проговорил Джон.

Гарстон вздохнул с таким облегчением, что Барон едва удержался от смеха.

— А нет ли у Грюнфельда еще какого-нибудь адреса?

— Есть. В Баттерси — Лорлер-драйв, 18. Но он обычно ночует в Ламбете. В Баттерси у него скорее кабинет, я часто там с ним бывал.

— Ну, тебя, я вижу, не приходится просить — сам все рассказываешь. И под каким же именем нашего милейшего Грюнфельда знают в Баттерси?

— Гринфилд, просто Льюис Гринфилд.

— Какая наглость!

— О, этого ему не занимать, — вздохнул Гарстон.

— Я не спрашивал твоего мнения. Лучше скажи мне, почему милейший Грюнфельд тебе не доверяет?

— Он не доверяет никому, кроме Лаба.

— И все-таки ты знаешь адрес в Баттерси?

— Надо же нам где-то встречаться! Но в Баттерси два выхода, и по реке можно добраться до Ламбета в три секунды. Там всегда стоит наготове катер…

— Черт возьми, прямо главнокомандующий! А скажи-ка, чем вы с ним занимаетесь?

Гарстон смертельно побледнел.

— Я не могу вас этого сказать…

— С чего вдруг? До сих пор ты был очень разговорчив!

— Грюнфельд меня убьет!

— Сейчас тебе надо бы бояться меня, а не Грюнфельда. Я здесь, а его сейчас рядом нет. У меня два кулака и револьвер. Уверяю тебя, что…

Джон вытащил из кармана незаряженный кольт. Гарстон с ужасом смотрел на него. Но тут из-за двух закрытых дверей донеслись взволнованные голоса:

— Патрон! Патрон!

По знаку Джона Бидо быстро открыл дверь ванной, а Барон закричал, подражая голосу Гарстона:

— Ну чего вам еще надо?

В тот же миг он ловко извлек из карманов Гарстона бумажник, ключи и несколько писем, а потом вышел в соседнюю комнату.

— Так в чем дело? — снова спросил Джон.

— Мы нашли у стены лестницу… Похоже, на крыше кто-то есть, шеф! Мы сможем его накрыть, если пройдем через эту комнату.

Мэннеринг взглянул на Бидо, тот выразительно сморщился и взял тяжелый бронзовый подсвечник.

— Черт возьми, — прошептал Барон, — а моя репутация, Бидо?

Француз улыбнулся и, достав белый шелковый платок, быстро обернул им подсвечник.

— Годится… Один — вам, второй — мне… — сказал Барон и резко распахнул дверь.

Увидев перед собой фигуру в маске и с кольтом в руке, оба гангстера остолбенели. Не давая им времени прийти в себя, Джон кивнул Бидо, и тот с почти научной точностью стукнул одного из бандитов в висок. Парень свалился, не успев сказать «ох», а его приятель, стоявший открыв рот, познакомился сначала с дулом кольта, а потом и с кулаком Мэннеринга, после чего тоже рухнул, совершенно утратив интерес к происходящему.

— Чистая работа, — с видом знатока заметил Бидо.

— Да, недурно! — подтвердил Джон и, огорченно вздохнув, добавил: — Мне очень хотелось бы заглянуть в бумаги Гарстона, но, думаю, это было бы крайне неосторожно…

— Нам лучше уйти, сэр. Оба бугая через несколько минут очухаются. Пойдемте!

— Вы правы. Но подождите секундочку!

В два прыжка Барон вернулся в ванную, где таращил испуганные глаза онемевший от страха Гарстон.

— Чтоб никому ни звука! Или ты скоро опять обо мне услышишь! — свирепо рявкнул Барон.

Бидо, стоя в темном коридоре, к чему-то прислушивался.

— В чем дело? — прошептал Джон.

— Не знаю… Я слышу какой-то шум, но никак не могу сообразить, откуда он.

Джона тут же осенило: это на чердаке! Двое гангстеров, которых они вывели из строя, видимо, не единственные стражи «Минкс». Обнаружив лестницу, их собратья прогуливаются по крыше и с минуты на минуту могут напасть на неприятеля с тыла!

— Быстро! Они возвращаются оттуда! — крикнул Барон.

Бидо не стал тратить времени на расспросы, кто идет и откуда, а бросился за Джоном по увешанному современными картинами коридору.

— Кажется, мистер Гарстон любит живопись, — заметил француз.

— Мистер Гарстон много чего любит, это его и доконает, — пробормотал Джон.

Они выбежали на широкую лестницу.

— Надеюсь, ваше предсказание сбудется, сэр. Он ударил меня по лицу и заслуживает смерти.

Мэннеринг и Бидо быстро пересекли большой холл и направились к двери из матового стекла.

— Пожалуй, лучше не зажигать свет, — шепнул Джон.

— А еще лучше вам бы снять маску, сэр! Если поблизости бродит какой-нибудь полисмен, просто не знаю, что он подумает!

Барон рассмеялся. Внезапно сзади послышались голоса и шум шагов.

— Готово! Они нашли Гарстона. А может быть, наши приятели поднялись на ноги и топают сюда.

С дверью не пришлось долго возиться. Пересекая благоухающий сад, Джон на бегу развязал белый шарф. Они вышли через потайную дверцу, уже знакомую Барону.

— Я на машине. Вас подбросить?

— Благодарю, — очень вежливо отозвался Бидо, — мне не хотелось бы вас затруднять.

Джон, не отвечая, помчался по пустынной улице. Француз — за ним. Барон от души наслаждался — он чувствовал себя школьником, прогуливающим нудный урок.

— Если нас увидит полисмен, он может заподозрить неладное.

— Лучше уж полиция, чем Гарстон, — ответил Бидо с неожиданно прорвавшейся ненавистью.

На Лоуэр Ричмондс-стрит послушно ждала маленькая «М. Г.». Мужчины забрались внутрь, и через несколько секунд машина рванула с места. Бидо обернулся и стал следить за погоней.

— Их трое… и Гарстон с ними… стрелять не решаются, — комментировал француз с невозмутимостью диктора Би-би-си. И тем же бесстрастным тоном добавил: — Я, кажется, забыл поблагодарить вас, господин… Барон, если не ошибаюсь. Вы так же знамениты в Париже, как и в Лондоне.

— Даже слишком. Я бы предпочел, чтобы Гарстон меня не узнал.

— О, это не опасно! Он ничего не скажет — слишком сильно струсил.

— Боится-то он боится, да болтун ужасный!

Бидо бросил на мистера Мура осторожный взгляд.

— Мне кажется, я уже где-то вас видел, сэр. Не вы ли сегодня утром гуляли в Турс-гарденс?

— Да, — смеясь, признался Джон, — у вас опасная память на лица.

— Я тогда еще заметил, что вас очень интересует мистер Гарстон. Могу я позволить себе нескромное замечание, сэр? Я всегда думал, что Барон намного моложе…

— И привлекательнее, — насмешливо закончил Джон.

— По правде говоря, в Париже все женщины без ума от Барона. Они воображают его высоким, белокурым и — непонятно почему — сероглазым.

— Вот разочаровались бы, увидав меня, а?

Оба от души расхохотались.

— Я хотел бы немного поболтать с вами, Бидо. У вас есть время?

— Без вас, сэр, я бы уже созерцал вечность, — ответил, иронически улыбаясь, француз.


15


Они вошли в мастерскую на Фуллер Мэншнс, 29. Не желая показать французу, что Барон загримирован, Джон включил только две слабые лампочки.

— О чем вы хотели поговорить со мной, сэр? — спросил Бидо.

— О Гарстоне и бриллиантовых Звездах. Скажите, Бидо, вы знали, что Звезда, которую вы продали вчера, принадлежала Марии Антуанетте?

— Боже мой! — весело рассмеялся француз. — Если бы я знал, то пригляделся бы к ней повнимательнее!

— Ладно, давайте-ка посмотрим на нашу добычу.

Джон бросил на низкий столик содержимое карманов Гарстона. Письма оказались неинтересными: счета, приглашения на вернисаж и маленькая надушенная записочка, в которой Гарстону в приказном порядке предлагалось прийти в какой-то понедельник в семь часов вечера в бар «Рица». Джон взял в руки лавандово-голубой листок: запах ему был смутно знаком. Он протянул записку французу.

— Вы не разбираетесь в духах, Бидо?

— Это «Мисс Диор», сэр, — к огромному удивлению Джона, сразу ответил тот.

— Черт возьми! Вы были парфюмером?

— Нет, сэр, влюбленным…

Джон принялся изучать содержимое бумажника. Там лежали тридцать фунтов и обычные бумаги — права, визитные карточки и т. д.

В потайном кармашке оказалась одна-единственная фотография величиной с открытку. Джон вытащил ее и изумленно вскрикнул: раскинувшись на залитом солнцем пляже среди скал, в крошечном ярком бикини лежала, улыбаясь, очаровательная, сияющая Минкс. Джон уронил фотографию на стол. Бидо тут же схватил ее.

— Слишком хороша для Гарстона, — пробормотал он, — вы ее знаете, сэр?

— Очень мало… Слушайте, Бидо, хотите на самом деле оказать мне услугу? Тогда зайдите в ванную — там есть шкаф с горелкой, а рядом вы найдете все необходимое для того, чтобы сварить кофе. Вы умеете?

Бидо молча улыбнулся.

— Мне надо позвонить, — продолжал Джон. — Вы, естественно, можете оставить дверь открытой.

— Зачем? Вы же, я думаю, не станете звонить в полицию?

И француз аккуратно закрыл за собой дверь.

Без всякой надежды, скорее для очистки совести, Джон стал искать в телефонном справочнике номер Льюиса Гринфилда. Но наглость бандита и в самом деле не имела границ: и телефон и адрес красовались на положенном месте. Слегка ошарашенный, но безмерно довольный неожиданной удачей, Джон снял трубку и набрал номер. Телефон долго звонил. Никакого ответа. Джон стал успокаивать себя: Гарстон же сказал, что Грюнфельд по ночам чаще всего бывает в Ламбете, а в Баттерси только днем. Значит, надо подождать утра. Но несколько часов могут оказаться роковыми для Флика или Мари-Франсуазы. И Мэннеринг снова набрал номер.

На сей раз трубку сняли.

— Кто у телефона? — спросил твердый, ясный голос. Это был Лаба.

— Неважно, — ответил Джон голосом мистера Мура. — Скажите Грюнфельду, что я хочу поговорить с ним о Джоне Мэннеринге.

Послышался удивленный возглас, потом Лаба, видимо спохватившись, проговорил:

— Не вешайте трубку.

Его сменил грудной голос Грюнфельда.

— Что вам надо в такое время? — буркнул он раздраженно.

— Вы утомились, мой бедный Грюнфельд? — уже своим собственным голосом осведомился Джон. — Слишком много трудились сегодня… и наделали к тому же глупостей. Где Мари-Франсуаза?

— Но… я понятия не имею, — медленно выдавил из себя Грюнфельд. — Во всяком случае, не у меня. Она от нас сбежала.

— Не верю.

— Это правда. Мои люди подцепили ее в Стретхеме, но маленькая гадюка проскользнула у них между пальцами.

— А Леверсон?

— Вы знаете Леверсона? Скупщика краденого?

— Может, вы не в курсе, что я коллекционирую драгоценности? Я многие годы покупаю их у Леверсона.

— Он здесь. Хотите увидеть — присоединяйтесь. Я вас приглашаю.

— Благодарю, не жажду. Но имейте в виду, Грюнфельд, если через час Леверсон не вернется домой и не позвонит мне, я сообщу в Скотленд-ярд ваш адрес в Баттерси.

На другом конце провода надолго воцарилась тишина.

— А как вы докажете, что не сделаете этого в любом случае? — спросил наконец Грюнфельд.

— Да никак! — насмешливо отозвался Джон. — Это и есть самое забавное во всей игре!

И он повесил трубку.

Бидо явился с подносом, на котором стояли чашка, кофейник и сахарница.

— Вы не любите кофе? — поинтересовался Мэннеринг. С той же странной детской улыбкой француз пошел за второй чашкой, потом налил кофе Джону.

— Давненько я не пил настоящего кофе!

— Я закончил школу официантов, сэр, — весело пояснил Бидо, — и пять лет проработал в Каннах метрдотелем.

— А почему вы сменили профессию?

И Бидо холодно и бесстрастно, так, словно говорил не о себе, а о каком-то случайном знакомом, поведал Джону свою историю.

— Женщина, сэр! Все глупости в своей жизни я делал из-за женщины. Я дрался из-за нее и заработал вот это, — быстрым движением он коснулся щеки. — Пришлось оставить фрак и галстук-бабочку — клиенты не любят официантов с подобным украшением. У меня всегда были ловкие пальцы, и я выбрал профессию, для которой это могло пригодиться, и, конечно, такую, чтобы хорошо зарабатывать. Должен сказать без ложной скромности, я был неплохим грабителем, но однажды сглупил, и Сюртэ узнала о моем существовании. Я приехал в Англию, но здесь трудно работать — очень большая конкуренция. В конце концов я оказался не у дел. Тут один английский коллега познакомил меня с Гарстоном. Я встретился с ним позавчера в пять вечера у Башни. Он дал мне Звезду и поручил отнести ее Леверсону… К несчастью, я ничего больше не знаю. Сегодня, увидев, что в конверте Гарстона банкноты Святой Липы, я решил отправиться к нему и взыскать долг. Остальное вам известно. Хотите еще кофе, сэр?

— Нет, спасибо, Бидо. Вы не против помогать мне и дальше?

— И даже очень!

— Тогда не теряйте со мной связи. Попытайтесь найти своего английского коллегу и выяснить, откуда Гарстон мог получить Звезду. Если хотите здесь переночевать — оставайтесь. — Адрес — Фуллер Мэншнс, 29. Когда вам потребуется мне что-то сообщить, оставляйте здесь записку. А сейчас мне надо идти. Если вам нужны деньги — не стесняйтесь, берите.

Джон указал на лежащий на столе бумажник.

— Надо поделить это, сэр, — возразил Бидо. — Прошу вас.

Мэннеринг тихонько рассмеялся.

— Дорогой мой Бидо, вы мне нравитесь, и я кое-что расскажу вам. Деньги, которые вы передали Гарстону, недолго пролежали у Лаба. Они у меня.

Бледно-голубые глаза с сомнением прищурились, потом в них засверкали веселые огоньки.

— Честное слово, сэр, я готов сделать ради вас что угодно. Работать для такого человека, как вы, — большая честь.

Через пятнадцать минут Джон приехал на Кларедж-стрит и сразу же принял горячую ванну. Потом растянулся на кровати и стал ждать. Как там Леверсон? Где Мари-Франсуаза? А главное, сумеет ли Гарстон держать язык за зубами и не проболтаться о Бароне?

Перед глазами у него крутились каруселью: Лаба с его мрачным взглядом, добрая улыбка Леверсона, ироничный рот Бидо, белокурые кудряшки Мари-Франсуазы, странное лицо Минкс… И вдруг все куда-то исчезло — Джон думал только о Лорне. Чего бы он только ни отдал, чтобы сейчас она была здесь, рядом с ним! Лорна — насмешливые глаза и нежный голос… ах, как нужно изменить это дикое, мучительное положение! Необходимо…

Зазвонил телефон. Голос Флика звучал очень устало и совсем по-стариковски.

— Джон, я никогда не сумею вполне отблагодарить вас…

— Я вас умоляю! Это Бидо надо сказать спасибо.

— Бидо?

— Да, я вам все потом расскажу. Флик… Вы не очень… — Джон запнулся и в конце концов пробормотал: «устали», — он отлично понимал, как смехотворно сейчас звучит это слово.

— Я отдохну несколько дней… Вечер был… ужасен. Вам надо бросить заниматься этим делом, Джон. Эти люди не вполне нормальны.

— Я это знаю лучше, чем кто бы то ни было, но надо завершить начатое. Они не говорили при вас о девушке по имени Мари-Франсуаза?

— Да. Ее, кажется, похитили, но девушка сбежала.

— Тем лучше для нее!

— Спокойной ночи, Джон. И действуйте осторожно. Я буду все время думать о вас.

Мэннеринг повесил трубку, выключил свет и закрыл наконец глаза.

Через минуту он спал глубоким сном.

На следующий день около полудня Грюнфельд вошел в комнату, где томилась в заключении Минкс.

Молодая женщина лежала на кровати. От нее осталась только тень: тусклые волосы, безжизненные глаза, мертвенно-бледная кожа. Минкс давно не умывалась и не подкрашивала лицо — на щеке явственно проступал шрам, постоянно дергающийся от нервного тика.

Машинально, без всякой надежды молодая женщина взмолилась:

— Дай мне одну понюшку, Лью, только одну!

— Иди одевайся. Получишь свою дозу и все, что захочешь.

Минкс бросилась было выполнять приказ, но чуть не упала. Грюнфельд подхватил ее под руку, и они вместе поднялись на верхний этаж. Там Лью вытащил из кармана пакетик из белой бумаги и протянул Минкс. Молодая женщина торопливо направилась в свою комнату.

— Потом приходи ко мне в кабинет.

Минут через десять порог кабинета переступила уже совсем другая женщина. Накрашенная, причесанная, в строгом платье из серого джерси она, казалось, полностью восстановила прекрасную форму. И только слишком сильно сжатые ноздри выдавали недуг.

Грюнфельд, сидя перед секретером, раскладывал бумаги. Лаба, развалившись в кресле, подпиливал ногти. Он бросил на Минкс восторженный взгляд.

— Быстро же вы приходите в себя!

Минкс ослепительно улыбнулась, а Грюнфельд сердито рявкнул:

— Я тебя позвал не глазки строить! На, держи, — он вытащил из секретера плоский пакетик, обернутый пергаментом. — Этого тебе надолго хватит!

Молодая женщина жадно вцепилась в пакетик. Грюнфельд перешел на диван.

— Сядь-ка рядом со мной, моя красавица… Давненько мы с тобой не беседовали в спокойной обстановке…

Минкс послушно села рядом, и Грюнфельд положил жирную лапу ей на колено. Женщина вздрогнула от омерзения, но промолчала.

— Может, мне лучше выгати? — спросил, не вставая с кресла, Лаба.

— Дурак! — любезно отозвался Грюнфельд. — Минкс, мне нужна твоя помощь. Ты этого еще не знаешь, но из-за твоей глупости Мэннерингу удалось бежать. Да-да, он выбрался через туннель, несмотря на высокий прилив. Я так до сих пор и не понял, как ему это удалось! Черт, а не человек… Признаюсь тебе честно, я бы предпочел работать вместе с ним, а не против… Но это дело прошлое. Он звонил мне сегодня ночью.

— Звонил?

— Не беспокойся, не сюда, а в Баттерси.

Минкс изумленно вытаращила глаза.

— И это при том, что наш тамошний дом знают всего несколько человек: ты (но у тебя самое лучшее алиби, можешь не нервничать), Лаба, Арамбур и Гарстон. Я, конечно, сразу исключаю Лаба…

— Весьма польщен, — проворчал француз.

— …И Арамбура, с которым у Мэннеринга не было никаких дел. Итак, остается Гарстон. Только не спрашивай, каким образом Мэннерингу удалось выяснить адрес Гарстона и вообще пронюхать о его существовании, — я сам ни черта не понимаю!

— А может, он выследил его вчера через старикашку, который вырвал у меня из рук деньги? — заметил Лаба.

— Верно! Об этом я не подумал…

— Но Гарстон не мог проболтаться, Лью, он тебя до смерти боится!

— И не зря! — Грюнфельд злобно хихикнул. — Так вот, первая твоя забота, Минкс, — выяснить, что стряслось с Мэтью.

— Нет ничего проще! Он от меня мало что скрывает.

— Знаю, знаю… Подумать только, этот кретин проболтался тебе, что купил Звезду и собирается перепродать Леверсону! Он воображает, будто ты его любишь, этот жирный павлин! Все-таки мужчины иногда бывают полными идиотами!

— Не правда ли? — пробормотал Лаба, бросив иронический взгляд на своего шефа.

— Договорились, Лью. Ближе к вечеру я схожу к Гарстону.

— Только не очень поздно. Я хочу, чтобы ты потом зашла к Мэннерингу.

— К Мэннерингу???

— Да… — В водянистых глазках появилось выражение звериной жестокости. — Надеюсь, ты сумеешь вести себя прилично. Однажды ты уже полюбезничала с ним, и довольно. Ты же не хочешь вернуться в третью комнату?

— Но при виде Минкс Мэннеринг может тут же заподозрить подвох, — вмешался Лаба.

Молодая женщина самоуверенно улыбнулась.

— Не думаю… в тот раз я уговаривала его присоединиться к нам… и я знаю, что ему сказать… Мэннеринг воображает, будто я только и мечтаю, как бы сбежать от тебя, Лью, и уже предлагал мне помощь.

— Отлично. Я хочу, чтобы ты сказала ему, будто бриллианты в Баттерси, а по вечерам там никогда не бывает ни души… Пусть только сунется туда — и мы от него навсегда избавимся!

— Мэннеринг ни за что не поверит! — повторил Лаба.

— Не забывай, что он чудовищно самонадеян.

— А если он явится с сообщником?

— С каким это?

— Да со стариканом, о котором я вам говорил…

— А, тот, что тебя так здорово облапошил… Ты хоть уверен, что это был не Мэннеринг собственной персоной?

— Вы смеетесь, патрон? Ему не меньше шестидесяти лет, и эти жуткие зубы…

— Тогда это точно не Мэннеринг, — начала было Минкс, — у него неотрази…

Ледяной взгляд Грюнфельда заставил ее умолкнуть.

— Ну что ж, тем хуже для старикана! Ты хорошо поняла меня, Минкс?

— Все будет в порядке. Если бы всегда было так легко зарабатывать себе на жизнь!

— Ваша жизнь… — с отвращением проговорил Лаба, — и у вас хватает бесстыдства? Это коку вы называете своей жизнью?

— Я тебя уже предупреждал, Лаба, что не желаю ничего слушать на эту тему. Каждый волен поступать как хочет. Да или нет?

Француз холодно взглянул на главаря.

— С условием не терять голову и не рисковать ни своей шкурой, ни чужими.

Минкс поднялась.

— Пойду готовиться.

— Отлично. Я весь день пробуду в Баттерси. В случае чего найдешь меня там. Лаба и Арамбуру придется поработать. Надо же приготовить нашему другу мистеру Мэннерингу… самый горячий прием!

Минкс слишком хорошо знала Грюнфельда, чтобы расспрашивать, о какой работе и о каком приеме идет речь.

— Минкс, попробуйте хоть чего-нибудь съесть, — ласково попросил Лаба. — Не можете же вы питаться только этим поганым зельем! Я уже видел, как красивые женщины вроде вас превращаются в скелеты, гремящие костями!

— Опять ты за свое! — прорычал Грюнфельд.

Минкс, насмешливо улыбаясь, вышла.

— По-твоему, это очень умно? — заворчал Грюнфельд. — Мне нужна эта женщина. Благодаря кокаину я точно знаю, что она никуда не денется. Минкс нам полезна…

— И нравится вам, — спокойно закончил Лаба.

— Во всяком случае, на нее можно положиться. Это тебе не идиот, которого ты нанял убрать Мэннеринга! Даже не знаю, стрелял ли он вообще, и если да, то в кого… Сегодня ночью Мэннеринг был жив-здоров и весел как щегол! Но на этот раз мы его точно прищучим. Я не могу спокойно ждать, что с минуты на минуту в Баттерси нагрянет полиция, и не хочу переезжать — все это чертовски дорого стоило!

Лаба задумчиво покачал головой.

— Я не уверен, что Мэннеринг и вправду работает с полицией… нет… Меня бы страшно удивило, вздумай он рассказывать своим так называемым друзьям из Ярда о приключении у Башни. К тому же он знает Леверсона, скупщика краденого…

— Черт, этот Мэннеринг начинает всерьез действовать мне на нервы!

— Надо признать, он быстро действует. Так же быстро, как и мы. Потому-то мы и сталкиваемся на каждом шагу… Но Мэннеринг совсем не похож на сыщика-любителя, эдакого сноба, какими забиты все ваши английские детективные романы. В нем есть какая-то странность, и это меня тревожит.

— Ты просто фантазер. Я все знаю об этом Мэннеринге. Отпрыск аристократической семейки, промотал отцовское состояние на скачках, а потом тем же манером разбогател. Никогда и пальцем о палец не ударил, если не считать всяких побед на чемпионатах по теннису и гольфу. Кстати, наладь-ка мне слежку за мисс Фаунтли. Если Мэннеринг от нас ускользнет, мы должны иметь ее под рукой.

— Будет сделано. Но вы не забыли про Звезды?

— Нет.

— Вы все еще не знаете, откуда Гарстон взял свою?

— Понятия не имею. Минкс так и не удалось из него это вытянуть. Ладно, если это Гарстон выдал наш адрес в Баттерси, я его раздавлю в одну секунду. Но сначала заставлю говорить и, можешь не сомневаться, выясню, как он получил Звезду!

— А маленькая ла Рош-Кассель? Я уверен, у отца не было от нее секретов. Вам стоило бы ее расспросить. Я могу найти девчонку в любую минуту. Но сначала надо заняться Гарстоном и особенно Мэннерингом.

— Что мне всегда в тебе нравилось, так это методичность. Ты знаешь, что надо делать в Баттерси?

— Да, я пущу примерно тысячу вольт. Этого должно хватить. Можете не беспокоиться — от мистера Мэннеринга мало что останется!

В глазах Грюнфельда вспыхнула бешеная ярость.

— Я хочу, чтобы ничего не осталось! Совсем ничего!

И Грюнфельд засмеялся жутким нервным смехом. Лаба мрачно взглянул на него и направился к двери — он не мог видеть, как его патрон нюхает коку.


16


Приблизительно в то же время Джон звонил Лорне.

— У меня для вас хорошие новости, дорогая!

— Вы могли бы сообщить мне их раньше, — проворчала молодая женщина.

— Честное слово, я был очень занят, любовь моя.

— Блондинкой, брюнеткой или рыжей?

— Ошибаетесь, я провел время в чисто мужском обществе. Пока вес прекрасно — медленно, но верно продвигаюсь вперед… А самое главное, нашел помощника-телохранителя, который мне очень нравится. Во-первых, он прекрасно готовит кофе…

— Что?

— Кофе… Знаете, это такая коричневатая жидкость, и она может быть либо восхитительной, либо гнусной. В зависимости от национальности того, кто стоит у плиты.

— Это означает, что ваш новый приятель не англичанин?

— Совершенно верно. Он француз. По специальности метрдотель и вор.

Лорна не выдержала и расхохоталась.

— Как раз то, что вам нужно!

— Вы помните, как к нам пришла мадемуазель де ла Рош-Кассель?

— Еще бы! — вздохнула Лорна.

— А духи «Мисс Диор» знаете?

— Конечно, — ответила Лорна. Она всегда покупала платья и духи в Париже.

— Скажите, Мари-Франсуаза душится «Мисс Диор»?

— Вы решили сделать ей подарок? — сердито спросила молодая женщина.

— Дурочка! Лучше ответьте на мой вопрос.

— Нет, дорогой мой, «Мисс Диор» — не ее духи. Мари-Франсуаза душится легкими, очаровательными и даже чуть-чуть старомодными духами «После дождя».

— Вы просто чудо, Лорна!

— Нет, тут нет ничего сверхъестественного — я уже больше двадцати лет вдыхаю этот аромат, моя матушка обожает «После дождя». И я, конечно, тут же их узнала. А почему вы спрашиваете?

— Подробно все расскажу потом. Просто я нашел в бумажнике одного господина надушенную записку и хочу знать, уж не Мари-Франсуаза ли ее написала.

— Вы хотите сказать, что узнали «Мисс Диор»?

— Нет, не я, а мой метрдотель-грабитель.

Лорна снова рассмеялась.

— Ну а теперь о серьезном, Лорна. Я ни под каким видом не хочу, чтобы вы появлялись в Лондоне. Потом я вам все изложу в деталях. Но у меня нет и тени сомнения, что, если вы появитесь в городе, Грюнфельд непременно попытается вас похитить.

Приняв ванну, Джон приготовил себе обильный завтрак и отправился за газетами. Там ни словом не упоминалось ни о ранении сэра Фоулкса, ни о Звездах, ни тем более о странном посещении дома мистера Гарстона. Джон облегченно вздохнул: Ярд не знал, что Барон снова пустился во все тяжкие.

Позвонив Бристоу, он выяснил, что Фоулкс чувствует себя лучше и что никаких следов Мари-Франсуазы не обнаружено.

— Зато из Парижа нам прислали досье Лаба. Он разыскивается по обвинению в…

— …Трех убийствах. Я же говорил вам, Билл, что это очень опасный субъект. Но, поверьте, Грюнфельд еще хуже.

— О нем я до сих пор так ничего и не выяснил.

— Это все?

— Все. Да, чуть не забыл: супер слег с печеночной коликой и я остался совсем один с этой распроклятой историей на руках!

— Бедняга Билл! — лицемерно посочувствовал Джон, которого колика супера вполне устраивала, — чем меньше полицейских путается под ногами, тем легче работать.

Едва он повесил трубку, снова зазвонил телефон. С удивлением Джон узнал гнусавый голос Клайтона.

— Мне надо увидеться с вами, мистер Мэннеринг. Я нашел Мари-Франсуазу!

— Ну и что? — осведомился Джон очень холодно, хотя в душе возликовал.

— Я бы попросил вас приехать и поговорить с ней. Может, вы сумеете урезонить эту упрямицу? Я бессилен! Она сейчас в маленькой гостинице в Сюррее. Я могу отвезти вас туда.

— Вы уверены, что Мари-Франсуаза там?

— Конечно. Я только что ей звонил.

— Хорошо. Встретимся возле моего дома в час.

Мэннеринг повесил трубку и тут же набрал номер Леверсона. Трубку сняла Джанет.

— Мистер Мэннеринг?

— Как Флик себя чувствует?

— Лучше, сэр! Как я могу отблагодарить вас?

— Вы вполне можете сделать это, Джанет, и даже очень быстро. Сумеете срочно связаться со своими близнецами?

— Конечно.

— Замечательно. Пусть подъедут к моему дому на Кларедж-стрит около часа. У двери остановится голубой «остин-хейли», я в него сяду. Так вот, пусть следуют за нами.

Все прошло как по маслу. Ровно в час Клайтон подъехал к дому Джона. Тот уже ждал его на тротуаре. Чуть поодаль двое мужчин оживленно болтали в сером «санбиме». Они были молоды, белокуры и поразительно похожи друг на друга. Мэннеринг сразу понял, что это пресловутые близнецы Джанет, незаметно подмигнул им и уселся в машину рядом с Кла Итоном.

И опять Джону улыбнулась удача: луч солнца ударил в зеркальце открытого «остин-хейли», и Клайтон раздраженно убрал его. Мэннеринг мог сколько душе угодно оборачиваться и наблюдать за «санбимом», преданно следующим сзади. Так они пересекли весь Лондон.

— Чего вы от меня хотите, Клайтон? Чтобы я помог вам вернуть деньги?

— Плевать мне на деньги! Меня беспокоит Мари-Франсуаза. Она не желает возвращаться во Францию и даже не считает нужным объяснить, почему. Я боюсь, что ее снова поймают или гангстеры, или полиция. Если в Скотленд-ярде узнают, что Мари-Франсуаза знала о похищении Звезд, ей придется несладко!

— Да, — согласился Джон, — но в конце концов всю эту историю знаем только вы, я и Мари-Франсуаза. Я ничего не скажу. Вы, надо думать, тоже.

Они выехали из Лондона. Солнце немилосердно пекло каштановые волосы Джона и растрепанную белокурую шевелюру Клайтона.

— Как вам удалось разыскать Мари-Франсуазу, Клайтон?

— Я подъехал к пансиону как раз в тот момент, когда негодяи тащили ее к машине.

— Сколько их было?

— Кажется, двое или трое.

— Высокие и белобрысые, да?

— Нет, маленькие, черненькие. Я поехал вслед за их черным «ягуаром». Они остановились у бензоколонки, и Мари-Франсуазе удалось бежать. Я посадил ее в машину, и мы поехали куда глаза глядят. Так и добрались до Сюррея.

— Вовремя же вы приехали в пансион! Вам редкостно повезло, — заметил Джон.

Клайтон кинул на Джона косой взгляд, но тот казался вполне серьезным.

— Просто не знаю, что бы эта несчастная без вас делала, Клайтон!

— О, тут нет ничего особенного. Я для нее готов на все!

Мэннеринг достал «Бенсон» и молча закурил.

«Может, и нет ничего особенного, мой мальчик, — думал он, — Мари-Франсуаза достаточно хороша собой, чтобы о ней позаботиться. Но в твоей истории есть одна маленькая несообразность: никогда ты не заставишь меня поверить, будто мог хотя бы полчаса ехать за машиной Лаба и он ничего не заметил. Если ты такой дурень, что способен убрать зеркальце, то уж Лаба ни за что не сделает подобной глупости! А голубой „остин-хейли“, который едет колеса в колеса, — штука очень даже заметная!»

— Ну так чем я могу быть вам полезен? — спросил он.

— Уговорите Мари-Франсуазу рассказать вам все, что она знает. А потом пусть доверится полиции. Кто-то считает, будто ей что-то известно об этих проклятых Звездах! Он уже пытался похитить девушку и наверняка повторит попытку снова. Мари-Франсуаза в опасности!

Молодой человек раздраженно нажал на акселератор, и машина рванула вперед.

— Если вы будете продолжать в том же духе, — заметил Мэннеринг, — в опасности окажется не она одна!

Часа через два они приехали в одну из деревенек Сюррея. Клайтон уверенно затормозил около уютной нарядной харчевни с окнами, украшенными геранью. Мужчины вышли из машины. Джон не торопясь двинулся к харчевне и, обернувшись, увидел, как на улицу вырулил серый «санбим». Все в порядке. И Мэннеринг спокойно последовал за Клайтоном. Он знал, что близнецы не покинут поста.

Клайтон взбежал по лестнице, благоухающей свежим воском, и без стука распахнул дверь.

Мэннеринг услыхал возмущенное «ох!», и красный башмачок ударился о дверной косяк в двух сантиметрах от головы Клайтона.

— Неужели вы думаете, что раз мы обручены, ко мне можно входить без стука? — сердито крикнула Мари-Франсуаза.

Джон осторожно заглянул в комнату и увидел девушку в белом лифчике и нижней юбке с большими кружевными воланами. Она стояла босиком, на цыпочках, все еще приподняв руку.

— Мари-Франсуаза права, Клайтон, — назидательно сказал Джон. — Вы отвратительно воспитаны, и мне за вас стыдно. А теперь, дорогая моя девочка, я все-таки войду, пока вы не забаррикадировались, и не оставлю эту комнату, не получив ответа на кое-какие вопросы. Только без злости и без капризов!

Джон пропустил Клайтона вперед и закрыл за собой дверь.

— А вы, Клайтон, сядьте и молчите. Вот женитесь — тогда и получите право голоса, хотя, впрочем, и тогда вряд ли. А сейчас говорить буду я.

Порозовевшая от возмущения Мари-Франсуаза сдернула со стула и быстро накинула на себя платье в голубой и белый горошек.

— Прежде всего зарубите себе на носу, что я ни в коей мере не связан со смертью вашего отца. Он собирался продать мне краденые драгоценности. Вот и все.

Из прорези платья показалось разгневанное личико Мари-Франсуазы.

— Звезды не краденые!

— Уж не собираетесь ли вы переписать всю историю Франции? И не рассказывайте, дитя мое, что вы ничего не знали о краже! Вы очень мужественная девочка, не отрицаю, но я слишком хорошо знаю обычаи Скотленд-ярда. Если этим господам взбредет в голову заставить вас заговорить, они своего добьются. Конечно, без грубости — это не их стиль, но даже если вас отправят за решетку с изысканной любезностью, от этого легче не станет. Правда, они могут предупредить и французскую полицию. Так что уж лучше рассказать все, что знаете, мне.

Джон нагнулся и протянул девушке ее крошечный красный башмачок, потом уселся рядом с Клайтоном и взял сигарету.

— Вам не помешает дым?

— Мне мешаете вы!

— Поверьте, меня это очень огорчает! Но вот что я могу вам предложить: вы рассказываете мне всю правду, а я сообщаю полиции только то, что вы сами разрешите. Сколько бы вы ни прятались, вас все равно найдут. Это же смешно!

Мари-Франсуаза по-прежнему молчала. Джон улыбнулся ей дружески и печально.

— Вы действительно не хотите мне поверить?

В первый раз лицо Мари-Франсуазы просветлело.

— Мне очень бы хотелось верить, — прошептала она, — я так устала…

И девушка неожиданно разрыдалась. Сдержанно, как и полагается хорошо воспитанной аристократке, но с таким безнадежным отчаянием, что Джон был тронут. Клайтон рванулся было утешать, но Мэннеринг удержал его.

— Оставьте Мари-Франсуазу в покое! Ей нужно выплакаться.

Несколько минут в залитой солнцем комнате не слышалось ничего, кроме всхлипываний Мари-Франсуазы. Мужчины молча курили. Наконец девушка подняла голову.

— Простите меня, мистер Мэннеринг!

— Кого вы так боитесь, девочка?

Она широко открыла испуганные глаза.

— Двух мужчин, которые следили за мной в тот день… и они же пытались меня похитить…

— Тогда почему вы не обратились в полицию? Вас бы защитили.

— Потому что вы правы: они заставят меня говорить правду и узнают, что мы с Ричардом видели Звезды, перед тем как они исчезли. Я не хочу, чтобы Ричарда посадили в тюрьму… и сама не жажду туда попасть.

В первый раз Джон поверил, что она говорит совершенно искренне.

— Вы знали, что ваш отец несет мне поддельные бриллианты?

— Неправда. Он показывал нам их перед завтраком. Это были настоящие. Правда, Дики?

— А вы не знаете, у него были другие покупатели?

— О да, трое!

— Трое? — Джон с интересом нагнулся к девушке. — И вы знаете их имена?

— Да. Галлифе в Париже, Дидкотт в Нью-Йорке…

Мэннеринг быстро соображал: Галлифе, скупщик с такой же репутацией, что и Леверсон, он честный человек, Дидкотт, богатейший американский коллекционер… Они не могли украсть Звезды…

— А третий?

— Третий живет в Лондоне, он очень не понравился отцу. Отец его выгнал. Зовут этого человека Гарстон.

Вот уж чего Мэннеринг никак не ожидал!

— Почему у вас такой ошарашенный вид? — спросила Мари-Франсуаза. — Меня просто бесит, что у всех мужчин, которых я вижу в последнее время, совершенно обалделые физиономии.

— Вероятно, это от того, что вы на них смотрите, — улыбнулся Джон. — Значит, ваш отец знал Гарстона… А вы уверены, что он не продал ему Звезды?

— Абсолютно. Повидав этого господина, отец заявил, что не хочет отдавать бриллианты Марии Антуанетты в руки какого-то выскочки и предпочитает продать их вам, пусть даже гораздо дешевле…

— Понимаю, — сказал Джон, хотя на самом деле понимал все меньше и меньше.

До сих пор он смутно надеялся, что Звезды похитил какой-нибудь отвергнутый ла Рош-Касселем покупатель. Но Гарстон накануне вечером признался Бид о, что у него была лишь одна Звезда… Оставалось только единственное правдоподобное предположение: кто-то в окружении Грюн-фельда ведет двойную игру и, воспользовавшись убийством ла Рош-Касселя, поручил Гарстону продать один бриллиант. Но, надо полагать, мало кто из подручных Грюнфельда посвящен в планы главаря. Конечно, Минкс, Лаба и еще, быть может, Арамбур…

Мари-Франсуаза, сидя перед зеркалом, пыталась уничтожить следы слез. Одним взмахом гребня они привела в порядок белокурые кудряшки. Клайтон, с блаженной улыбкой стоящий возле трельяжа, рассеянно поигрывал кистью большой красной сумки. Девушка нетерпеливо стукнула его по пальцам.

— До чего же вы действуете мне на нервы!

Джон счел нужным вмешаться.

— Теперь остается выяснить, как мы с вами поступим, Мари-Франсуаза… Самым разумным решением было бы пойти в полицию… но мудрость и вы…

— Я не пойду в полицию! Не хочу рассказывать о поступке своего отца, — ответила, краснея, девушка.

И Мэннеринг не усомнился в ее искренности.

— В любом случае здесь вам оставаться нельзя.

— Почему?

— Потому что я против, вот и все.

Мари-Франсуаза смерила его недобрым взглядом, но, смирившись, промолчала.

— Я отправлю вас к одной очаровательной женщине. Вы составите ей компанию. Готов биться об заклад, что вы прекрасно играете в теннис.

— Да, в самом деле очень хорошо, — без ложной скромности ответила Мари-Франсуаза.

— Что ж, значит, решено: поедете к мисс Фаунтли. Вы ее уже видели…

— Молодая женщина в белом? Она мне очень понравилась. И прекрасно одевается для англичанки. Ведь ее платье — модель от Баленсьяга, правда?

— Об этом, моя дорогая, вы сами спросите мисс Фаунтли.

— Но она же в Лондоне! Я не хочу туда возвращаться!

— До чего же вы быстро закипаете! Ее нет в Лондоне. Я ее отправил на травку, в родительский замок, этакий очаровательный домишко комнат на тридцать… Вы никому не помешаете и сможете всласть поболтать с Лорной о тряпках. Она страстно интересуется этим вопросом, хотя ни за что не признается в таком грехе.

— Я отвезу вас, — сказал Клайтон.

— Нет, вы повезете меня в Лондон. А Мари-Франсуаза поедет с двумя очаровательными молодыми людьми, которые ожидают ее внизу.

— Что? — покрасневший и раздосадованный Клайтон больше, чем когда бы то ни было, напоминал задиристого петушка. — Мари-Франсуазу ждут внизу? Я не понимаю!

— Не имеет значения, — спокойно ответил Джон и повернулся к девушке. — Вы готовы?

— Но у меня вообще ничего нет!

— Чепуха, Лорна найдет все необходимое.

До Кламтона наконец дошло, в чем дело.

— Вы хотите сказать, что за нами всю дорогу следили какие-то ваши знакомые?

— Вы очень проницательны!

— Ну знаете!

— Это вас научит никогда не убирать зеркальце в машине!

* * *


Тем временем Гарстон с радостным изумлением принимал Минкс, явившуюся к нему в огромной шляпе, украшенной цветами.

— Ты не нальешь мне виски, дорогой? — спросила она, снимая голубые перчатки в тон отделке платья.

— Все, что тебе угодно!

— Только не такое крепкое, как пьешь сам! Кончится тем, что ты заболеешь от пьянства, — с великолепной наигранной наивностью заявила Минкс, и Гарстон рассмеялся.

Они удобно устроились на диване.

— В Ламбете все в порядке?

— Конечно.

Гарстон не сумел сдержать облегченного вздоха, но Минкс, казалось, ничего не заметила.

— Лью в прекрасном настроении…

— У тебя не было с ним осложнений… из-за меня?

— Что ты! Он думает, мы просто друзья. — Минкс презрительно рассмеялась. — Как он говорит сам, мужчины — идиоты.

— И однако он чертовски хорошо информирован. К примеру, тут же узнал, что я купил Звезду…

— Не может быть!

Минкс была прекрасной актрисой, и Гарстон, не отличавшийся особой проницательностью и к тому же сильно влюбленный, поверил в искренность ее удивления.

— Как же ему это удалось? Но знаешь, Мэтью, ты наверняка сам виноват — очень уж любишь поболтать! Тебе следовало бы держаться осторожнее. Мне кажется, ты чем-то озабочен и плохо выглядишь. Что-нибудь случилось?

— Да… небольшое приключение… этой ночью у меня был гость… Ты ни за что не догадаешься, кто!

— Готова биться об заклад — женщина, — с очаровательной гримаской сказала Минкс.

— А вот и нет! Барон!

— Какой барон?

— Да грабитель же! Когда в Лондоне говорят: «Барон», уверяю тебя, комментарии не требуются… Я, конечно, не стал сдавать беднягу в полицию… и отпустил на все четыре стороны!

На сей раз Минкс не пришлось разыгрывать удивления. Она слишком хорошо знала своего Гарстона, чтобы заподозрить его в благородстве и великодушии! Тщеславный, как павлин, Мэтью моментально бы возгордился поимкой такой важной птицы и ни за что не упустил бы случая покрасоваться. Стало быть, Барон освободил себя сам. И это он заставил Гарстона назвать адрес в Баттерси!

— Как это безумно интересно, дорогой! Расскажи-ка мне все подробно!

Минкс посмотрела на Гарстона с таким восхищением, что счастливый и польщенный поклонник тут же принялся излагать свою версию.

* * *


— Так это мерзавец Гарстон выдал наш адрес Барону, — задумчиво проговорил Грюнфельд. — А через час мне позвонил Мэннеринг. Более чем странное совпадение!

— Совсем не странно! — Лаба вдруг утратил всю свою невозмутимость. — Ваш таинственный Барон — не кто иной, как Мэннеринг, только и всего!

— Ты бредишь! Это невероятно!

— Почему? Такое предположение объясняет множество несообразностей: к примеру, Леверсона… Я вам уже говорил, в Мэннеринге есть что-то непонятное. Патрон, позвольте мне пошарить у него, уверен, я найду какое-нибудь доказательство, и вы убедитесь, что я прав.

— Идея недурна, — согласился Грюнфельд.

Он сидел на диване рядом с Минкс и машинально играл ее пальцами.

— Какая бессмыслица! — возмутилась молодая женщина. — Мэннеринг принят в самом лучшем обществе, всем известна его связь с дочерью министра…

— Это доказывает только, что он очень крепкий орешек, — упрямо сказал Лаба.

— Хорошо, что ты мне напомнила, Минкс… ты должен следить за мисс Фаунтли, Лаба. Если мы получим доказательство, что Барон — это Мэннеринг, то сможем шантажировать эту куклу сколько душе угодно. Ее отец сказочно богат.

— Но ведь меньше чем через сутки Мэннеринга не будет на свете!

— Вот и видно, что ты не знаешь женщин. Тем ревностнее она станет оберегать его память… Ты пойдешь вместе с Лаба, Минкс. Он оставит тебя у Мэннеринга, а сам побродит где-нибудь неподалеку. Постарайся выяснить, собирается ли Мэннеринг уходить из дома и когда. А лучше всего прихвати его с собой. Я не двинусь с места, так что потом приходи сюда. Да, чуть не забыл. Мэтью ни о чем не догадывается?

— О, ни капельки. Я сказала, что вечером ты позовешь его в Ламбет смотреть новую партию товара.

— Ты знаешь, что больше его не увидишь?

Минкс молча пожала плечами.

— Он будет недоволен, — заметил Лаба.

— Ты меня не понял… Его никто больше не увидит. Этот осел давно уже действует мне на нервы! И получает слишком много денег за ничтожный труд. А если в довершение всего он вздумал вести двойную игру… Право же, Гарстон был слишком глуп… дурачить его даже не доставляло удовольствия…

— С Мэннерингом, вероятно, так просто не получится, — утешил его Лаба. — Ну что ж, пойдемте, Минкс…

Через пять минут Лаба, Минкси Арамбур вышли из дома номер 18 по Лорлер-драйв. Улица была пустынна. Только старый нищий подбирал окурки рядом с мусорным бачком, что-то бормоча себе под нос. Трио уселось в черный «ягуар» и быстро исчезло из виду. Оборванец проводил взглядом машину: из-под грязного фетра ясно глядели удивительно светлые голубые глаза, а на правой щеке белел шрам.

* * *


Расставшись с Клайтоном, Джон вернулся на Кларедж-стрит. Около шести Лорна сообщила, что Мари-Франсуаза благополучно доставлена в замок Фаунтли.

— Мама находит ее очаровательной, впрочем, я тоже. Бедная девочка!

— Постарайтесь внушить ей доверие, Лорна, и вызвать на откровенность. Я уверен, она мне не все рассказала. А как вам понравились близнецы?

— Ребята что надо. Сейчас они на кухне показывают горничным фокусы, восхваляя местную ветчину и пиво. А меня они предупредили, что будут следовать за нами по пятам. Я надеялась обескуражить их, сообщив, что каждый божий день два часа катаюсь верхом, но ваши близнецы говорят, что обожают лошадей! Где вы их откопали?

— Это претенденты на руку Джанет. Не отходите от Мари-Франсуазы ни на шаг, дорогая. Я все-таки не совсем спокоен. Черт! Нам пора прощаться — опять звонят в дверь. Можно подумать, они нарочно выбирают то время, когда я разговариваю с вами.

— Шесть часов — время хорошеньких женщин!

— Ну а я готов спорить, что это Билл или Тяжеловес.

С револьвером в руке Джон приоткрыл дверь и с изумлением воззрился на смеющуюся Минкс.

— Какой очаровательный прием! Я внушаю вам такой страх?

Убедившись, что за дверью больше никого нет, Мэннеринг впустил молодую женщину.

— Когда вы одна — нет. Но ваши друзья слишком грубоваты на мой вкус.

— О, мои друзья… — вздохнула Минкс.

— Грюнфельд вернул вам свободу?

— Да… я ему потребовалась для одного дела. — Минкс выразительно поморщилась. — Я пришла поговорить с вами откровенно, Мэннеринг. Я готова на что угодно, лишь бы избавиться от Лью и его банды. Вы в тот вечер все верно угадали. Но это трудно.

Молодая женщина умолкла, словно не решаясь говорить. Джон пришел на помощь.

— Это он снабжает вас кокаином, не так ли?

— Вы совершенно правы.

Джон удивленно посмотрел на нее. И куда подевалась вамп, явившаяся соблазнить его, или та полубезумная женщина, валявшаяся в ногах у Грюнфельда? Сейчас перед ним сидела приятная молодая дама. Она говорила спокойно и без тени кокетства.

— Вы один можете мне помочь!

— Ну… как торговец наркотиками я немногого стою!

— Как знать! Дело в том, что именно вы можете добыть мне все, что требуется. Я знаю, где кокаин, но взять его самой у меня не хватает духа.

— Он в Ламбете?

— Нет, того адреса я не знаю. Это в Баттерси, на Лорлер-драйв, 18. У Грюнфельда там огромный склад.

Минкс решительно посмотрела Джону прямо в глаза.

— Предлагаю вам сделку: я помогу вам войти в дом в Баттерси. Я там живу, а Грюнфельд никогда не бывает там по ночам. Вы берете кокаин и отдаете его мне.

— А что я получу взамен? — удивленно спросил Джон.

— Четыре бриллиантовых Звезды, — спокойно ответила Минкс.

Джон на секунду замер, потом расхохотался.

— Мне следовало бы догадаться об этом раньше! У кого же еще они могли быть, кроме вас! Честное слово, сделка меня очень интересует…

— У вас есть бумага и карандаш? Я нарисую план дома, — весело подмигнув, сказала Минкс.

* * *


Грюнфельд с довольным видом разглядывал «малое снаряжение Барона», которое Лаба разложил перед ним на столе.

— Газовый пистолет… белая маска… как видите, я не ошибся!

— А что у тебя, Минкс?

— Сегодня в полночь Мэннеринг появится в Баттерси…

— Отлично. К этому времени все будет готово, Лаба?

— О да, времени более чем достаточно, патрон!

— Что ж, остается только ждать…

Грюнфельд замолчал и зловеще улыбнулся. Минкс содрогнулась.

— Не смотри так, Лью. Ты похож на кошку, которая поджидает птичку.

— Не лезь в то, что тебя не касается, сумасбродка! А вообще-то ты не ошиблась: я действительно поджидаю птичку… и какую птицу!


17


Джон проводил Минкс к модистке, у которой та якобы собиралась взять шляпку. Но шляпка, естественно, оказалась не готова, и пришлось долго ждать. Потом Джон посадил молодую женщину в такси — она возвращалась в Баттерси, а сам в прекрасном настроении отправился домой. Наконец-то он доберется до бриллиантов… а главное, сможет сдать Грюнфельда в полицию!

Без всякого сомнения, на Лорлер-драйв, 18 Джон найдет достаточно доказательств, чтобы надолго упрятать своего врага за решетку если не за убийство ла Рош-Касселя, то хотя бы за торговлю наркотиками. Откровенность Минкс в конце концов убедила Мэннеринга. Какое-то время он сомневался, зная, с какой виртуозной легкостью лгут наркоманы. В сущности, вполне возможно, что всю эту историю от «а» до «я» инсценировал Грюнфельд. Однако, поразмыслив, Джон счел поступок молодой женщины вполне естественным и решил, что ей можно доверять.

Он открыл дверь своей квартиры и с удивлением потянул носом воздух: к привычному запаху легкого табака и лаванды примешивался какой-то посторонний дух…

— Что я за идиот! Это же «Мисс Диор». Минкс призналась, что это ее духи.

Но объяснение его не вполне удовлетворило, тут явно есть что-то еще… волна крепкого сигарного табака. Но Минкс не курила! Насторожившись, Джон вынул из кармана револьвер и обошел всю квартиру, поднимая каждую занавеску, заглядывая во все шкафы… Никого! И тут он вздрогнул: на кафеле ванной, у самого резервуара лежал окурок. Джон поднял его — «Голуаз»!

Джон бросился к потайному ящику, где хранил «снаряжение Барона». Пусто! Мэннеринг свирепо выругался. Когда он мыл руки до прихода Минкс, окурка на полу точно не было. Кто же, черт возьми, мог явиться к нему с обыском? Полиция? Маловероятно — тогда он обнаружил бы здесь торжествующего и огорченного Билла с браслетами в руках… Скорее, Грюнфельд… Но почему? Каким образом Грюнфельд мог рассчитывать найти «снаряжение Барона» у Джона Мэннеринга? И в таком случае, не знала ли Минкс о его планах и не было ли ей поручено увести Джона из дома?

Сердитый и слегка встревоженный, Мэннеринг решил, что первым делом надо вернуть домой комплект, унесенный на Фуллер Мэншнс, тем более что Бидо, возможно, заходил туда и оставил записку.

Не теряя времени, Джон вышел из дома и, убедившись, что за ним не следят, через десять минут прибыл на Фуллер Мэншнс. Он открыл дверь и в изумлении застыл на пороге: посреди комнаты, направив ему в грудь дуло маленького, но все же достаточно опасного револьвера, стоял Бидо.

— Руки вверх! Быстро! — спокойным и твердым голосом приказал француз.

На секунду у Джона мелькнула мысль, что Бидо его разыгрывал и на самом деле работает на Грюнфельда, но он быстро понял, в чем дело: Бидо знал только мистера Мура и никак не ожидал, что в мастерскую вместо старого господина явится элегантный и привлекательный молодой человек. И француз тотчас подтвердил его предположение.

— Что вам здесь надо? — спросил он. — Придется вам подождать хозяина. Он сам разберется, что к чему.

Джон расхохотался и заговорил тем низким вульгарным голосом, который Бидо слышал накануне.

— Ну что, Бидо, вы, значит, думаете, мы можем тратить время на ерунду?

— Боже мой! — воскликнул ошарашенный француз, опуская руку. — Барон? Не может быть…

— Вот именно, дорогой мой, Барон… но, так сказать, по-домашнему. В шкатулке, которая, если вы ее не трогали, должна быть в ванной, можете поискать толстые щеки и ужасные зубы вчерашнего господина…

— Но ваш голос?

— Я два года учился у лучших лондонских актеров. Если хотите, представлю благородного идальго, немецкого профессора или французского портного. Или, еще лучше, Гарстона. Впрочем, Гарстона вы уже слышали. Но почему вы здесь, не в упрек вам будет сказано?

— Я хотел поговорить с вами, сэр. Того человека, который познакомил меня с Гарстоном, я не нашел, зато решил взглянуть на дом в Баттерси…

— Хорошая мысль. И что же?

— Я видел, как оттуда вышла красотка с фотографии… ну, помните, с той, что была в бумажнике Гарстона?.. Так вот, с ней были Лаба и ее приятель.

— Она живет в Баттерси, Бидо, так что это вполне естественно.

— А, ну тогда ладно, — француз казался совершенно сбитым с толку, но быстро пришел в себя. — Может, это и естественно, но на вашем месте я бы поостерегся.

— Ваш совет пришелся как нельзя более кстати, мой друг. Эта женщина только что была у меня и пригласила на довольно интересную вечернюю прогулку.

— Не хочу вмешиваться в то, что меня не касается, сэр, но я бы не пошел!

— Откровенно говоря, я сейчас взвешивал все «за» и «против»… Пойдемте-ка опрокинем по стаканчику, и вы мне скажете свое мнение…

Внимательно выслушав Джона, Бидо категорически заявил:

— Они расставили вам ловушку, сэр!

— Очень возможно. Сейчас узнаем…

Он взял телефон и набрал номер Грюнфельда в Баттерси.

— Мистера Грюнфельда нет, сэр, — отозвался бесстрастный голос. — А кто его спрашивает?

— Не может быть! Пойдите-ка разыщите его да скажите, что тот, кто звонит, отказался назвать свое имя. Увидите, как он заспешит!

Джону не ответили, но через несколько секунд в трубке послышался голос Грюнфельда. Он звучал торжествующе.

— Мэннеринг, я полагаю? Или вас лучше называть другим именем?.. Думаю, теперь мы на равных. Вы грозились выдать меня полиции… А теперь я могу отплатить вам той же монетой!

— Когда вам надоест говорить загадками, я, может быть, пойму, в чем дело.

— И правда, у нас нет времени играть в кошки-мышки. Я послал сегодня кое-кого к вам и теперь прекрасно знаю, кто вы такой. И не просто знаю — у меня есть доказательства!

— Пф! — презрительно фыркнул Джон. — Кусочек тряпки и старая железяка!.. Это можно добыть на любой толкучке… и ваше слово против моего: слово убийцы против слова очаровательного и, как всем известно, порядочного молодого человека. У вас ни единого шанса! Тем более, что вряд ли у вас хватит наглости призвать в свидетели Лаба, которого разыскивают по обвинению в трех убийствах, или Минкс, по уши напичканную кокаином! Поверьте мне, Грюнфельд, вы вытянули карту, которая немногого стоит! Кстати, о Минкс. Какая замечательная актриса! И она, право же, сделала все возможное, чтобы заманить меня в вашу ловушку сегодня вечером. Но вам стоило бы выбрать крючок потоньше!

Джон явственно услышал сокрушенный вздох Грюнфельда и понял, что попал в точку.

— Так что можете не готовить мне торжественную встречу… Но, будьте любезны, скажите: насчет Звезд все ерунда? У Минкс их нет?

— Разумеется, нет, — подавленно пробормотал Грюнфельд. И Джон решил продолжить наступление.

— Слушайте, Грюнфельд, раз уж вы знаете, кто я, может, нам стоит сыграть в другую игру? Джон Мэннеринг не мог вступить с вами в сговор, а для Барона… все по-другому. Что вы об этом думаете?

В голосе Грюнфельда слышался почти восторг:

— Наконец-то вы заговорили разумно! Вам все еще хочется получить бриллианты?

— Да. Даже больше, чем когда-либо. Тогда вот что я вам предлагаю: вы оставляете меня в покое, а я, как только найду Звезды, сразу дам вам знать. Думаю, цель уже не за горами. Это вам подходит?

— Идет! Если только не будете жульничать!

— Уверяю вас, я буду действовать честно: у меня нет ни малейшего желания, чтобы сюда нагрянула полиция. К тому же, — с величайшим добродушием заметил Джон, — хочу уточнить еще один пункт: вам, вероятно, известно, что Барон еще никогда никого не убивал, но я, ни секунды не колеблясь, избавлю общество от такой акулы, как вы, если только вы попытаетесь передернуть карты! Запомните это хорошенько, а теперь — привет. Сегодня вечером меня звали на прием, а я уже опаздываю.

— Договорились. Завтра я вам позвоню, и мы обговорим окончательные условия.

Джон повесил трубку и, улыбаясь, повернулся к Бидо.

— Мы квиты. Без вас я бы, наверное, попался…

— Никогда не следует доверять женщине, сэр, поверьте моему опыту.

— Было бы чертовски любопытно узнать, какого рода прием готовил мне Грюнфельд!

— Это очень просто, сэр. Надо пойти и посмотреть.

— Можете поверить, именно это я и собирался сделать. Грюнфельд теперь, должно быть, не сомневается, что я отказался от мысли нанести ему визит. А мне бы хотелось получить обратно «снаряжение Барона», взглянуть на кокаин, о котором говорила Минкс, и по возможности выяснить адрес в Ламбете. Кроме того, было бы просто досадно не воспользоваться планом, так любезно нарисованным маленькой мерзавкой! Она сделала даже набросок сигнальной системы! Вы будете ждать меня здесь, Бидо.

— Нет, сэр, — спокойно ответил француз. — Я знаю, что Барон всегда работает в одиночку, но вы можете сделать исключение на сегодняшний вечер! Если вы найдете наркотики или важные бумаги, вдвоем гораздо легче их унести… это не так удобно тащить, как драгоценности. И еще: вы ведь хотите, чтобы я работал на вас, так испытайте меня! А для начала я сварю кофе. Вы пока подумайте. Но, прошу вас, сэр, возьмите меня с собой!

Джон пожал плечами и улыбнулся.

— Как хотите, Бидо. Но предположим, Грюнфельд не отменил своих милых распоряжений… Вы готовы рискнуть вместе со мной?

— Вполне!

И Бидо отправился варить кофе.

Часов в десять вечера Грюнфельд приехал в Ламбет и сразу же вызвал к себе Лаба.

— Ты привез мне Гарстона?

— Он в комнате номер три… и не очень спокоен, должен сказать… А я возвращаюсь в Баттерси и подключаю установку.

— Нет. Я передумал. Во-первых, от твоей установки все равно будет мало толку: Мэннеринг не явится. Либо он умнее, чем я думал, либо Минкс скверно справилась с работой. Во всяком случае, он сразу раскусил, в чем дело.

Лаба грубо выругался, а Грюнфельд продолжал:

— А во-вторых, я подумал и решил, что Мэннеринг может принести нам пользу. Он признал, что он Барон. А если в Англии есть человек, способный найти Звезды, то это именно он. Мы заключили договор: он оставляет нас в покое, а я продаю ему бриллианты, если нахожу их первым. Ты, конечно, понимаешь, что я тут же верну их обратно… тогда-то и настанет время пригласить его в Баттерси.

Лаба вздохнул и протянул ему распечатанное письмо.

— Вам бы стоило заделаться дамой-патронессой благотворительного общества. Вы просто образец доверчивости! Мэннеринг в очередной раз обвел вас вокруг пальца. Знаете, где крошка ла Рош-Кассель? У мисс Фаунтли в Хемпшире! И в компании двух крепких телохранителей! Ну-ка почитайте…

Грюнфельд рассмеялся.

— Ох уж этот чертов Мэннеринг! Но ты ошибаешься, он не провел меня, Лаба, совсем наоборот: теперь мы знаем, где найти обеих кукол, и одним махом возьмем двух зайцев! Как только мисс Фаунтли попадет к нам в руки, мы можем больше не опасаться Мэннеринга. Подготовь похищение к завтрашнему утру. Я и отсюда вижу, что такое замок в Хемпшире: вокруг, должно быть, ни души. А теперь спущусь-ка я поболтать с нашим приятелем Гарстоном!

Разговор оказался недолгим.

Через двадцать минут крепко завязанный в мешок Гарстон отправился на дно Темзы кормить рыб, а Грюнфельд с мрачным видом вернулся к себе в кабинет.

— Ну, так теперь вы знаете, где Звезды, патрон?

— Нет, — признался Грюнфельд. — Он купил свою у какого-то совершенно незнакомого типа, и тот не пожелал ничего объяснять.

— Вероятно, посредник. И этот дурак не догадался за ним проследить?

— Представь себе — нет! Никого не было под рукой, а сам мистер Гарстон поленился поднять задницу! Я не жалею, что наконец отделался от него. Как ты думаешь, сможешь доставить мне обеих девчонок?

— Я жду Арамбура, патрон. И мы вместе поедем в Хемпшир.

— Вас двоих мало. Прихвати по крайней мере еще одного человека, Лаба. Я ни за что не хочу упустить их!

В тот же вечер, часов около десяти, мистер Мур и Бидо, спокойно устроившись в маленьком наемном «моррисе», осторожно наблюдали за подъездом дома номер 18 по Лорлер-драйв. Джон знал от Минкс, что это единственный выход и что, как правило, все уходят из дома между десятью и одиннадцатью. Действительно, вскоре они увидели, как один за другим вышли двое мужчин. Один — вполне приличного вида, вероятно слуга. Второй — куда менее респектабельный.

— Арамбур, — прошептал Бидо.

— Вы его знаете?

— Еще бы! Мы вместе сидели за одной партой. Жаль, что он сбился с пути.

— Как вы думаете, он способен вести с Грюнфельдом двойную игру?

— Ни в коем случае. Арамбур не блещет умом. Вот установить сигнализацию — это пожалуйста! Он великолепный электрик.

— Электрик? Так-так…

Они молча закурили. Около одиннадцати часов Джон отправил Бидо в ближайшую телефонную будку позвонить Грюнфельду.

— Если никто не подойдет, повесьте трубку, но подождите подольше.

Бидо вернулся через пять минут — трубку не сняли!

— Тогда, я думаю, можно идти. Но осторожнее: вспомните, какой заряд электричества встретил нас у Гарстона!

К счастью для двух полуночных гостей, одна сторона дома выходила в совершенно пустынный тупичок, и они могли действовать спокойно. На этот раз Джон из предосторожности захватил с собой гальванометр. Кроме того, Минкс указала, где проходят провода. Поэтому двум молчаливым и ловким мужчинам не потребовалось много времени, чтобы взломать толстый ставень и вырезать в стекле достаточно широкую дыру. Бидо быстро работал стекольным резцом, а Джон придерживал вантуз. За стеклом был еще один ставень, металлический. Он казался довольно тонким, но Джон знал, что тут проведен ток очень высокого напряжения. Стрелка гальванометра это подтвердила. Барон натянул плотные резиновые перчатки с эбонитовыми пластинками на кончиках пальцев и, вооружившись автогеном не толще карманного словарика, начал резать стальной ставень. Странные перчатки мешали работать с привычной скоростью, но они обеспечивали надежную защиту. Бидо наблюдал за окрестностью, подавал инструменты и по мере возможности прикрывал пламя автогена прорезиненной тканью. Наблюдая за работой, он не мог сдержать восхищения превосходно сделанным и подобранным инструментарием Барона.

За десять минут Джон вырезал достаточно большую дыру, чтобы просунуть руку и открыть внутренний шпингалет. Двое мужчин в мгновение ока проникли в комнату, которая, как и говорила Минкс, служила библиотекой. Дверь оказалась заперта на ключ. Бидо получил увлекательный урок молниеносного взлома, и они вошли в большой холл.

— А теперь — в кабинет Грюнфельда. Это на втором этаже.

— На вашем месте, сэр, я бы сперва отключил ток. Если всем этим занимался Арамбур, то он явно не ограничился одними ставнями.

Бидо не ошибался. Гальванометр показал, что почти по каждой двери пропущен ток высокого напряжения.

— Черт возьми! Похоже, ваш Грюнфельд прячет в своем логове что-то дьявольски важное, сэр! А что, если поискать генератор? При таких электрических установках он наверняка должен быть где-то в доме!

— Да, пожалуй. Начнем с подвала.

Там действительно оказалась совершенно голая цементированная комната, на двери которой виднелась большая надпись красными буквами: «Не прикасайся — сгоришь живьем».

— Право же, лучше последовать совету. Поглядите-ка на этот стальной кабель. Готов биться об заклад, он-то и питает всю систему.

— Если б мы только могли перерезать его, сэр!

— Перерезать? Мы взорвем его, Бидо. Не думаете же вы, что я прогуливаюсь без динамита?

Он быстро сунул палочку взрывчатки между кабелем и стеной, приладил шнур и поджег.

— Пойдемте. У нас есть три минуты, и лучше провести их в холле.

Ровно через три минуты они услышали приглушенный взрыв. Джон, до сих пор пользовавшийся только фонариком, зажег свет — люстра загорелась.

— Черт! Ничего не вышло, — выругался Бидо.

— Почему? Эта система и освещение совсем не обязательно должны питаться от одного кабеля. — Джон поднес гальванометр к замку — стрелка не шевельнулась. — Видите?

— Я все-таки взгляну, что делается в подвале, — осторожно заметил француз.

Скоро он вернулся с сообщением, что все в порядке — кабель разнесло вдребезги.

— Так идемте на второй этаж!

У двери кабинета Бидо с улыбкой остановился.

— На этот раз, сэр, я позволю себе войти первым. — И, не дожидаясь ответа, он толкнул дверь.

— Прекрасно, — вздохнул Джон. — Кажется, мистер Грюнфельд забыл о своих кровожадных планах.

Он включил люстру, и хрусталь засверкал тысячами огней. Кабинетом Грюнфельду служила роскошно обставленная комната, ее общий стиль нарушал только внушительный сейф в углу.

— А, вот это для меня! Пока я буду заниматься этим зеркальным шкафом, Бидо, поищите-ка по углам: кокаин должен быть тут, но Минкс не смогла или не захотела сказать, где именно.

Джон склонился над замком сейфа и принялся за дело. Присутствие француза избавляло его от обычной в таких случаях легкой тревоги, никогда еще Барон не чувствовал себя так спокойно. Его отвлекло неожиданное восклицание Бидо.

— Вот сволочи!

Джон обернулся. Бидо стоял возле двери и напряженно смотрел вверх.

— Вы хотели знать, какой прием вам готовили, сэр? Похоже, он был бы очень жарким, если можно так выразиться, — по телу француза пробежала нервная дрожь.

Барон поднял голову и с удивлением увидел предмет, совершенно безобидный с виду, но более чем неуместный в кабинете: лейку душа.

— Не понимаю!

— Зато я понимаю, сэр. Это ужасно, но вполне в духе Грюнфельда.

— Думаете, он хотел устроить мне душ? — пошутил Джон. — Вы боитесь, что баллончик заправили бы кислотой?

— Да нет, сэр, хватило бы и самой обычной водопроводной воды…

— Но от нее еще никто не умирал!

— Если только не стоять на полу, по которому пущен мощный ток, и не опираться о такую же дверь!

Джон в ужасе отшатнулся — он начал понимать.

— Но если бы к двери был подведен ток, я бы не смог ее открыть!

— В том-то и дело, сэр, готов спорить на что угодно, они отключили бы ток и дали вам возможность открыть дверь, вы бы вошли, ничего не подозревая, и попали под душ. Поглядите: душ подсоединен к замку и включается автоматически… в этот момент Лаба или Арамбур в кабинете либо в подвале врубил бы ток на полную мощность. И вы сгорели бы как спичка, даже не успев понять, что произошло! Потому я и говорю: какие сволочи!

Бидо побледнел от негодования, а Джон почувствовал, как его захлестывает волна холодного бешенства.

— Да, довольно гнусно!

— Но мы с ними сыграем шутку на свой лад. Уж я откопаю их поганый кокаин!

И молодой француз с невероятной быстротой начал поднимать подушки, опрокидывать кресла, сдирать со стен картины и расшвыривать книги. Это так позабавило Джона, что он перестал ощущать подступившую было в горлу тошноту.

— Вернусь-ка я к своему сейфу!

Бидо приподнял толстый палас, покрывавший весь пол.

— Видите, сор, я не ошибся: стальные пластины! Наверняка для того, чтобы по ним пропускать ток.

Он яростным пинком отшвырнул палас.

— Смотрите-ка, они кончаются здесь… а дальше — опять дерево. Почему бы это?

Джон быстро на ray лея.

— Я знаю почему! Глядите…

Он взял отвертку, подковырнул паркетину — под ней лежали аккуратно перевязанные пакетики. Джон и Бидо быстро разобрали паркет. Все пространство приблизительно на двух квадратных метрах оказалось заполненным одинаковыми пакетиками, и каждый весил не меньше фунта!

— Хоть в этом Минкс не соврала! Тут хватит отравы на долгие месяцы для всех лондонских наркоманов!

Бидо широко открыл бледно-голубые глаза.

— Теперь мне понятно, зачем Грюнфельду потребовалась такая мощная система защиты!

— А я знаю, что Гарстон прячет на чердаке и почему он запирает его на замки для сейфа! Кстати, о сейфе: мне надо все-таки открыть его. Я хочу получить обратно маску и прочее снаряжение, которое у меня стащил Лаба. Как только я им завладею, Грюнфельд уже ничего не сможет со мной сделать.

Джон не знал, что в это время Лаба за рулем большого черного «ягуара» едет в Хемпшир… к Лорне.


18


Мэннеринг и Бидо без приключений выбрались с Лорлер-драйв, вернулись в мастерскую и, прихлебывая крепкий кофе, стали разбирать бумаги, которые Джон взял в сейфе Грюнфельда. Они обнаружили массу интереснейших документов: Грюнфельд возглавлял международную банду, распространяющую наркотики на континенте и в Англии. Гарстон, их лондонский агент, сбывал товар в табачных лавках. Они узнали также, что Лаба половину времени проводит в Лондоне, половину — в Париже и что Минкс связывает с бандой только то, что она имела сомнительную честь понравиться Грюнфельду. А главное — что этому последнему до сих пор удавалось оставаться не известным полиции тех стран, в которых он действовал.

К утру Джон задремал, а Бидо отправился за яйцами и ветчиной. Около одиннадцати француз разбудил Мэннеринга и предложил чашку чаю.

— Вы готовите кофе, как итальянец, а чай — как англичанин. Как насчет того, чтобы вернуться к прежней профессии? Мне очень нужен слуга. И плевать я хотел, есть у него шрам или нет. Да, я ведь забыл представиться; в повседневной жизни меня зовут Джон Мэннеринг.

В бледно-голубых глазах мелькнула улыбка.

— Благодарю за доверие, сэр. А меня — Жан Бидо.

— Поедемте ко мне. Здесь просто временное убежище Барона. По дороге я заскочу в банк и положу в сейф все эти бумаги.

И они отправились на Кларедж-стрит. Как Джон и предполагал, вскоре зазвонил телефон. Сначала Джанет поинтересовалась, сумели ли ее близнецы выполнить задание мистера Мэннеринга. Потом позвонил Бристоу: сэр Дэвид чувствовал себя лучше, зато Линч совсем вышел из строя, а…

— …А вы в прескверном настроении, Билл. Ничего, в скором времени я надеюсь явиться с подарком, который доставит вам массу удовольствия. Но пока это сюрприз. Так что, будьте любезны, не задавайте вопросов, и мне не придется вас обманывать.

Билл со вздохом повесил трубку.

— Сейчас вы слышали образчик моих бесед со Скотленд-ярдом, дорогой мой Бидо. Как видите, я в прекрасных отношениях с полицией. Вас это не пугает?

И снова зазвонил телефон. Это был Грюнфельд. Но Джон с трудом узнал его голос — столько в нем было ярости и дикой злобы. Грюнфельд задыхался от бешенства.

— Значит, вы меня на?.. Если вы думаете, что я так оставлю ваше вторжение…

— А мне наплевать… — с иронией начал было Джон.

— Вряд ли вы станете плевать на то, что я вам сейчас скажу. Слушайте меня внимательно, не перебивая, или я брошу трубку! Скоро за вами приедет Лаба, и вы без разговоров поедете с ним. Лаба привезет вас ко мне в Ламбет, где вы найдете одну свою знакомую… очень близкую знакомую… мисс Фаунтли. Заодно я прибрал к рукам маленькую ла Рош-Кассель, но это, наверное, вас волнует гораздо меньше. Да, кстати, если Лаба заметит, что за машиной следят, он тут же вас высадит… а мисс Фаунтли отправится путешествовать со мной.

Джон повесил трубку. Лицо его смертельно побледнело. Бидо с удивлением взглянул на своего нового шефа.

— Дурные новости, сэр?

— Похоже на то! Мы слишком рано начали радоваться, Бидо. Грюнфельд припрятал в рукаве крупный козырь. Сейчас за мной приедет Лаба, и лучше ему вас не видеть — иначе все может очень плохо кончиться.

— Что я могу для вас сделать, сэр?

— Крепкий кофе. И дайте мне подумать.

Через десять минут Джон набрал номер Ярда, но инспектор Бристоу, как ему сообщили, только что вышел.

— Это вы, Тяжеловес? Говорит Мэннеринг. Когда вернется Билл? В два? Ладно. Как только он появится, передайте ему, чтобы разослал патрули по всему Ламбету! Да, Лам-бе-ту! Нет, я не знаю точно, в каком месте… Если бы знал, сказал бы. Но обещаю, что в этом районе сегодня будет фейерверк! Не забудьте, Тринг, это очень важно. И еще скажите инспектору, что Грюнфельд похитил мисс Фаунтли. Да, я согласен с вами, это ужасно!

Джон повесил трубку, перешел в ванную и достал из аптечки коробочку, наполненную желтым порошком. Порывшись в карманах, он нашел спичечный коробок, выбросил из него спички и до половины насыпал порошка. Потом он вынул из ящика секретера палочку динамита, развернул обертку, добавил к порошку немного взрывчатки и, тщательно закрыв коробок, положил его в карман брюк. Бидо удивленно и грустно следил за действиями Джона.

— Я не могу отпустить вас одного с этими убийцами, сэр…

— И однако, мой бедный друг, ничего другого нам не остается! Но если у меня выйдет то, что я задумал, мы покончим с ними навсегда!

Ровно в два часа появились Лаба и Арамбур.

— Как вам удается входить в мой дом без звонка? — поинтересовался Джон.

— У меня просто-напросто есть ключ. А теперь поторапливайтесь. Во-первых, где бумаги, которые вы утащили сегодня ночью из Баттерси?

— В сейфе банка.

— Очень кстати. Нам все равно надо туда заехать: вы заберете свою коллекцию драгоценностей и подарите нам. Возьмите и деньги, но не слишком много, чтобы не привлекать внимания.

— Прежде всего вы ответите на один вопрос, — сказал Джон.

— И не подумаю.

— Ответите, или я не двинусь с места. Можете изрешетить меня, если угодно. И, клянусь, я не шучу! Как чувствует себя мисс Фаунтли?

Тонкие злые губы искривились в подобие улыбки.

— Успокойтесь, хорошо. Она со своей новой подружкой — маленькой ла Рош-Кассель. А теперь в путь! Я думаю, не стоит напоминать, что револьвер у меня в кармане и я не пожалею костюма, если вас придется пристрелить.

Сначала они поехали в банк. Джон небрежно спустился в подвал, вынул из сейфа драгоценности, мысленно поздравив себя с тем, что самые ценные вещи доверил бронированной камере лорда Фаунтли, и взял в банке две тысячи фунтов десятифунтовыми бумажками. Потом вернулся в черный «ягуар».

Машину вел Арамбур. Лаба, сидя рядом с Джоном, молча курил.

— Скажите, Лаба, как вы можете убивать просто так, не задумываясь зачем и почему? — спросил Джон с сочувственным интересом то ли исповедника, то ли психиатра.

— Вероятно потому, что мне самому совершенно наплевать на смерть, — просто ответил француз.

— Вам безразлично, жить или умереть? — удивился Джон.

— Да. — Черные глаза впервые взглянули на Мэннеринга без враждебности. — Вот уже много лет мне хочется только одного: вернуться в родной городок. Но невозможно — там меня мгновенно накроют… А стало быть…

— Но вы принимаете такие меры предосторожности…

— Мне безразлично, жить или умереть, но я не выдержу и суток тюрьмы. И вообще, хватит болтать. Наденьте-ка лучше очки.

Когда трое мужчин вошли в кабинет Грюнфельда в Ламбете, тот, сидя рядом с Минкс, пил кофе. Молодая женщина улыбалась. Джон заметил, что зрачки ее сильно расширены.

— Ну, что ты принес, Лаба? — осведомился Грюнфельд.

Лаба выложил на стол бумаги, деньги, драгоценности. Кольца покатились на пол. Минкс, а за ней Грюнфельд кинулись подбирать. Лаба невозмутимо наблюдал эту сцену, презрительно улыбаясь. Мэннеринг встретился с ним глазами.

— Что, Лаба, не очень приятно смотреть на этих двух гарпий?

Француз не ответил. Зато Грюнфельд подскочил как ужаленный и злобно рявкнул:

— Дай этому молодчику по физиономии, Лаба!

— Я могу убить его, патрон, но бить по лицу не стану. В конце концов, он храбрый малый, — спокойно проговорил француз.

— Тогда ты, Арамбур!

— А, электрик, — пробормотал Джон, — сейчас посыплются искры…

Не успел он договорить, как тяжелая лапа Грюнфельда с размаху саданула его по лицу. Один раз, два, три… Джон, стиснув зубы, молчал. Наконец, взяв себя в руки, он смог прошептать:

— А вы, Минкс, не вмешиваетесь? А ведь я когда-то защитил вас…

Молодая женщина молча опустила голову. Лаба подошел к Грюнфельду.

— Вы считаете, мы можем зря тратить время, патрон? Один вопрос, Мэннеринг: где Звезды? И все будет кончено.

Джон посмотрел ему в глаза.

— Ни за что на свете я не стал бы отвечать вашему жуткому хозяину, но вам… только я решительно не знаю, где эти чертовы Звезды, и сейчас мне вообще на все наплевать. Я пришел за Лорной, остальное не имеет значения.

— Ты что, воображаешь, будто я отдам тебе твою Лорну? Ты бредишь, мой мальчик, — хихикнул Грюнфельд.

— Значит, ее здесь нет? Вы провели меня?

— Да тут твоя Лорна! Гляди-ка, вот ее платочек. А уж молчунья! Ни слова не сказала. Зато француженка, та — наоборот. Какими только словами она нас ни крыла! Забавная девчонка, — Грюнфельд сально рассмеялся. — Главное, не беспокойся за них, я займусь обеими. И скучать не дам: быстро познакомлю с прелестями кокаина. Через месячишко станут похожими на Минкс… и готовыми на все за понюшку!

Гортанный голос продолжал что-то говорить, но Джон уже ничего не слышал. Ему казалось, он бредет в тумане, и туман все сгущается — вот-вот задушит. С тех пор как позвонил Грюнфельд, Джон стал опасаться за жизнь Лорны, но, оказывается, ей грозит еще худшая беда. Лорна и наркотики! О Боже! Мэннеринг хорошо знал молодую женщину, чтобы представить, как она борется до последнего. Но он также знал, что перед наркотиками не устоит и самый сильный характер… Джон вспомнил Минкс на коленях, умоляющую, ломающую руки… Лорна станет наркоманкой!

До него вновь донесся голос Грюнфельда.

— …Я не забываю, что у ее отца одна из крупнейших коллекций драгоценностей во всей Англии. Нам будет чем наполнить карманы. А что до маленькой француженки, то она достаточно хороша собой, чтобы заменить Минкс, когда та выйдет в тираж, а при ее темпах это произойдет очень скоро!

Минкс с криком ярости бросилась на Грюнфельда и хотела вцепиться ему в физиономию, но бандит одним щелчком отшвырнул ее на ковер.

— Мы сейчас уезжаем из этого дома, Мэннеринг. У меня очаровательная вилла в деревне. Но перед отъездом я вас наконец-то уничтожу!

— Я хочу кое-что вам сказать, — как во сне проговорил Джон.

Теперь у него была только одна цель: выиграть время. Тяжеловес наверняка уже предупредил Бристоу, и если тот отыщет его след, то полиция явится сюда часа в четыре…

— Я хочу кое-что вам сказать, — повторил Джон. — Я дал полиции адрес Гарстона. Она заставит его говорить.

Грюнфельд мерзко рассмеялся.

— Успокойся, он теперь не много расскажет!

— Я дал также адрес в Баттерси. Сегодня в полночь полиция перероет там все вверх дном. У вас еще есть время перевезти товар…

Грюнфельд пожал плечами.

— Тем хуже для товара. Взамен у нас есть твои драгоценности, а скоро к ним прибавится вся коллекция Фаунтли. Одно вполне компенсирует другое…

— Раз вы собираетесь убить меня, Грюнфельд, дайте хотя бы попрощаться с мисс Фаунтли.

— Об этом не может быть и речи!

— А почему бы и нет, патрон, — вмешался Лаба, — если он предпочитает это рому и сигарете…

— Ты что, не видишь? Мэннеринг просто хочет выиграть время. Неужели надеется, что я передумаю?

Неожиданно тишину нарушило негромкое дребезжание. Грюнфельд страшно побледнел. Минкс испуганно вскрикнула. Один Лаба не дрогнул, а лишь крепче сжал пистолет.

— Что бы это могло быть? — глухо пробормотал Грюнфельд.

Лаба быстро вышел. Через полуоткрытую дверь было слышно, как он с кем-то разговаривает.

— Я должен предупредить хозяина, Лаба. Дом оцеплен полицией!

Мэннеринг не смог сдержать удивленного восклицания: он сразу узнал этот гнусавый, слегка тягучий голос! И в тот же момент на пороге появился Клайтон — драчливый петушок, Клайтон, только что назвавший Грюнфельда хозяином!

— Ты уверен в том, что говоришь, Ричард? — вне себя от страха воскликнул Грюнфельд.

— Еще бы!

— Все заперто, патрон, они не сумеют сразу войти, — заметил по-прежнему спокойный Лаба.

— В любом случае мы сможем улизнуть по реке, — сказал Грюнфельд, пытаясь взять себя в руки. — Я соберу все, что нам нужно, а ты, Лаба, отведи Мэннеринга вниз, прикончи его и тащи сюда женщин. Вы, Арамбур и Ричард, идите займитесь катером. И пусть никто не впадает в панику — время у нас есть. Пока еще эти господа взорвут двери! Им придется здорово повозиться!


19


Лаба повел Мэннеринга по знакомому коридору и велел спускаться по лестнице. Джон отчаянно пытался что-то придумать, но щекочущее спину дуло револьвера путало мысли.

— Кому вы поручили следить за нами, Мэннеринг? Я ничего не заметил…

— А за нами никто не следил! Все гораздо хитрее. У меня в кармане лежал коробок, набитый серой и динамитом. Выходя из машины, я сунул в коробок недокуренную сигарету… а потом бросил на тротуар. К счастью, вы не обратили на это внимания! Я заранее предупредил полицию, и весь район патрулировали. Небольшой взрыв, а главное, клубы серного дыма сделали остальное: мои друзья из Ярда поняли, где искать!

— Браво! — как хороший игрок, Лаба сумел оценить ловкость противника. — Это достойно Барона!

Мэннеринг остановился, не обращая внимания на упиравшийся ему в спину пистолет.

— Помогите мне отсюда выбраться, Лаба, и я обещаю, что полиция оставит вас в покое.

— Английская — может быть. А Сюртэ? Нет, меня это не интересует. Продолжайте спускаться, и побыстрее! Но кое-что я все-таки могу сделать для вас и для этих девушек… Я запру вас вместе с ними и оставлю пистолет. Если полиция до вас доберется — вы спасены. В противном случае убейте их обеих. Все лучше, чем судьба, которая ожидает их с Грюнфельдом.

— Спасибо, Лаба, — просто сказал Джон.

Они подошли к двери с большой цифрой 2. Лаба вынул из кармана ключ.

— Я впервые нарушаю приказ патрона. Но мы с ним никогда не могли прийти к согласию насчет наркотиков. И к тому же я слишком близко наблюдал, что он сделал с этой несчастной Минкс!

Дверь открылась. Джон увидел Лорну. Молодая женщина спокойно сидела в кресле. Лицо ее казалось усталым, но глаза улыбались. У двери с самым независимым видом стояла Мари-Франсуаза.

— Ну вот, я вас оставляю, — сказал Лаба. — Желаю удачи…

Лорна не шевельнулась, но Мари-Франсуаза, подмигнув Джону, вдруг бросилась вперед, прямо под ноги Лаба. Тот от удивления на секунду потерял равновесие, и Джон успел выбить у него из рук пистолет. Мари-Франсуаза живо схватила оружие и протянула Мэннерингу.

— Ловко! — вскочив с кресла, воскликнула Лорна. Она оживилась, но не больше, чем на матче по боксу.

Лаба с быстротой молнии метнулся в коридор и потянулся за вторым пистолетом.

— Не двигайтесь, Лаба, я не хочу вас убивать.

По лицу француза скользнула улыбка.

— Жаль, — прошептал он и резко закрыл дверь.

Джон хотел броситься следом, но Лорна его удержала.

— Останьтесь с нами, умоляю вас!

Мари-Франсуаза сидела на полу и, морщась, потирала ушибленное колено.

— А я и не знал, что во Франции девушки играют в регби! Отличный бросок, Мари-Франсуаза!

Девушка лукаво улыбнулась, но вдруг подскочила, как чертик из табакерки.

— Моя сумка, Лорна! Где моя сумка?

— О, эти женщины! — простонал Мэннеринг. — Минуты не могут прожить без своей пудреницы! Вот она, ваша сумка…

И он потянул за ручку большую красную сумку, лежавшую на низком столике. Сумка скользнула, плохо закрытый замок раскрылся, и все содержимое высыпалось на ковер. Мари-Франсуаза бросилась на колени и стала лихорадочно подбирать свои сокровища.

— Вы займетесь этим потом, детка, а сейчас надо торопиться.

Вдруг Джон застыл: между перламутровой пудреницей, помадой и вышитым платочком что-то сверкало и переливалось разноцветными огнями.

— Одна, две, три, четыре… Звезды, Джон, — выдохнула Лорна.

А Мари-Франсуаза, нисколько не потеряв присутствия духа, проговорила:

— Ну и чудесно, я очень рада! Честное слово, я уже просто не знала, как сказать вам правду!

— Вы их нашли?

— Да нет же! — Девушка с самым наивным видом широко распахнула глаза. — Они все время были у меня!

Несколько секунд Джон боролся с яростным желанием отшлепать ее, как непослушную девчонку, но в конце концов весело расхохотался.

— Ох, какая дурища! Можете благословлять свою звезду, это тот самый случай! Чуть-чуть позже — и вам бы пришлось объясняться с полицией, но, к счастью, мы еще можем поправить дело. Давайте-ка мне Звезды.

— Но…

— Живо!

Мари-Франсуаза недовольно нахмурилась, но выполнила приказ.

— А теперь ступайте за мной обе… держитесь поодаль.

* * *


Когда Лаба, поднявшись этажом выше, подходил к кабинету, дом потряс приглушенный взрыв.

— Первая дверь, — пробормотал француз. — Чепуха! Им остались еще две…

По-прежнему держа в руке пистолет, он вошел в комнату. Грюнфельд стоял к нему спиной, перекладывая драгоценности из сейфа в чемодан. Рядом Минкс, казалось, вот-вот забьется в истерике.

— Ты с ума сошел, Лью! Не оставляй меня здесь! Ты должен взять меня с собой!

— С некоторых пор ты не делаешь ничего, кроме глупостей. Это из-за тебя Мэннеринг сбежал в первый раз и начались все наши неприятности!

— Умоляю тебя, Лью! Клянусь оставить тебя в покое! Делай что хочешь с француженкой! Но я не желаю отправляться в тюрьму!

— Пустяки, они тебя там подлечат!

Минкс, совершенно потеряв над собой власть, закричала:

— Я все скажу! Уж я-то знаю твой дом в деревне!

Грюнфельд с угрожающим видом обернулся.

— Да, правда! Ты могла бы наболтать лишнего. — Медленно, с жестокой улыбкой он вытащил из кармана пистолет и навел на застывшую от ужаса женщину. — В конце концов, так будет гораздо проще!

— Не правда ли? — произнес спокойный голос Лаба, и грохнул выстрел.

Грюнфельд, не успев издать ни звука, упал как подкошенный. На лбу его зияла аккуратная круглая дырочка.

— Подонок, — тихо прошептал француз.

— Лаба, умоляю вас, возьмите меня с собой!

Минкс бросилась к французу, но он ласково отстранил ее.

— Вам не захочется следовать за мной, Минкс, я отправляюсь слишком далеко!

И, подняв руку, он все с той же странной улыбкой выстрелил себе в сердце.

Через несколько минут Джон закрыл ему глаза и набросил на лицо шарф Лорны. Грюнфельд удостоился простого носового платка. Минкс потеряла сознание. Лорна вытащила из вазы цветы, собираясь вылить воду на голову молодой женщины, но Джон удержал ее.

— Нет, не стоит! Мне бы не хотелось, чтобы она видела…

Он взял чемодан Грюнфельда, тщательно обыскал его и, найдя большой красный футляр, подозвал Мари-Франсуазу.

— Идите сюда! Смотрите!

Он открыл футляр. Внутри лежали пять бриллиантовых звезд, блестящих, восхитительных, почти столь же прекрасных, как настоящие.

— Они вам нравятся?

— О, это старые знакомые! Я сама заказывала копии.

Джон вздохнул.

— Вы сведете меня с ума! Ладно, потом все объясните, а пока берите их и прячьте в сумку.

Мари-Франсуаза послушно засунула в сумку поддельные Звезды.

— Эти Звезды у вас давным-давно. Запомнили? Вам подарил их отец… Это никого не удивит. Если будете держаться этой версии, полиция не причинит вам никакого вреда. Теперь я положу настоящие бриллианты в футляр и затем в чемодан Грюнфельда. Их только четыре, но Скотленд-Ярд ничего не теряет — пятая уже у них!

Джон сунул футляр в чемодан, запер его и пододвинул поближе к сейфу.

— Ну вот, декорации готовы — инспектор может войти!


20


В тот же вечер, около восьми, Бристоу был на Кларедж-стрит, куда заглянул выпить виски с Лорной, Мари-Франсуазой и Джоном. Мэннеринг в деталях рассказал инспектору всю историю, вернее, свою версию этой истории.

— Насколько я понимаю, Мэннеринг, вы сделали нам великолепный подарок!

— Королевский! — рассмеялся Джон.

— О, я говорю даже не столько о Звездах, сколько о наркотиках. И мы ничего не можем подарить вам!

— Ну почему же…

— Что вы имеете в виду? — удивился инспектор.

— Вы можете дать мне в награду слугу.

— Но полиция не бюро по трудоустройству?

— Нет… по правде говоря, я уже нашел человека… и вы его знаете: это он принес вам сегодня мой план операции. Но я опасаюсь, как бы в один прекрасный день его не востребовала Сюртэ… Вот я и подумал, что, может быть, вам удастся как-нибудь уладить дело.

— Я погляжу, что тут можно предпринять. Думаю, вам не стоит волноваться, — проворчал Бристоу. — Ну что ж, мне остается лишь рассказать все это сначала сэру Дэвиду, потом Линчу. Оба смертельно устали валяться в постели, и ваша история их развлечет.

После ухода инспектора Джон сурово посмотрел на Мари-Франсуазу.

— Ну а теперь, когда я рассказал бедняге Биллу весьма поучительную сказку, может, вы соблаговолите объяснить мне, что вы натворили, чертовка этакая?

— О, я знаю, что вела себя, как глупая индюшка, — призналась девушка. — Но я так боялась… боялась всех, даже вас!

— Кроме Клайтона, конечно! Святая простота! А ведь это он час за часом извещал Грюнфельда о каждом вашем шаге.

— О да! — вздохнула девушка. — Но я и ему не особенно доверяла, ведь не сказала же, что бриллианты у меня!

— А что, если вы начнете сначала? — вмешалась Лорна.

— О, все очень просто. Примо: я обручаюсь с Ричардом, с которым была давно знакома. Секундо: он дает папе деньги в долг. Терцио: он начинает требовать долг самым настоятельным образом. И кватро: в один прекрасный день Ричард принимается внушать папе, что ему следовало бы вернуть Звезды, которые это гадкое французское правительство украло у наших предков.

— Ни больше ни меньше! — присвистнул Джон. — Так, значит, Клайтон подал эту идею вашему отцу?

— Будь вы лучше знакомы с папой, сразу бы поняли, что сам бы он ни за что не додумался до чего-либо подобного. Но в конце концов, когда Ричард познакомил его с Грюнфельдом и тот взялся совершить кражу, папа согласился… Остальное вы знаете!

— Совсем нет! — возмутился Джон. — Я только знаю, что Грюнфельд украл Звезды, передал их вашему отцу, видимо, не желая сам сбывать такой опасный товар. Но почему ему вздумалось забрать бриллианты до того, как ваш отец продаст их мне?

— Просто он счел, что папа продает их слишком дешево.

— А почему, скажите Бога ради, ваш отец решил принести мне копии?

— С тех пор как мы приехали в Англию, я заметила, что за папой все время следят. Испугалась, что у него украдут Звезды, и заменила их поддельными.

— Но вы должны были понимать, что я не куплю подделки?

— Да, конечно, это было очень глупо, но я действовала импульсивно. Я собиралась прийти квам сама. Но, к моему великому удивлению, в тот день следить стали за мной. Я потеряла голову и думала только об одном: бежать!

— Но ведь не вы продали Звезду Гарстону?

— Нет, не я. Это сделал бармен гостиницы, где мы с папой остановились… Очень милый мальчик, — наивно добавила Мари-Франсуаза.

Джон и Лорна рассмеялись, а девушка продолжала:

— Кажется, вы говорили, что Гарстон умер? Он это заслужил! Знаете, сколько он мне заплатил за Звезду? Тысячу фунтов. Подлец! Наверняка он перепродал ее гораздо дороже!

— О да! В десять раз. Я сам ее купил.

Мари-Франсуаза покраснела.

— Значит, я должна вам эти деньги. Вы ведь отдали бриллиант полиции!

— Ничего вы мне не должны. Я сам уже все возместил: Гарстон и пяти минут не продержал в руках эти деньги!

Лорна неожиданно вскрикнула.

— Боже мой! Близнецы! Я совершенно о них забыла. Их связали, сбросили в канаву между Винчестером и Лондоном с кляпом во рту… Надо срочно что-то сделать, Джон…

— Поехали. К тому же я собирался три-четыре дня погостить в Хемпшире. Мне нужно передохнуть. Сейчас приготовлю чемодан и буду готов вас сопровождать.

— Вы забыли, что обзавелись слугой, — заметила Лорна.

Мари-Франсуаза открыла сумку. Она достала оттуда завязанный в узелок цветной платочек и протянула Джону. В первый раз она казалась смущенной.

— Я никогда не сумею по-настоящему отблагодарить вас, мистер Мэннеринг, но вы доставите мне огромное удовольствие, если возьмете их…

Джон развязал платок: пять Звезд тихо мерцали чуть розоватым светом и завораживали почти так же, как настоящие.

Джон улыбнулся.

— Я не думал о том, чтобы начать коллекционировать копии, но вы подали мне идею…


notes


Примечания


1


Герой романов французского писателя Мориса Леблана (1864–1941), веселый и ловкий грабитель-джентльмен. — Примеч. пер.