Девять плюс смерть равняется десять
Джон Диксон Карр


Генри Мерривейл


В романе «Девять плюс смерть равняется десять» преступник орудует вполне традиционным образом, но ситуация осложнена тем, что разворачивается на фоне бушующих волн, посреди океана, на корабле, и сэру Генри на раскрытие преступления дано всего девять дней пути.


Джон Диксон Карр

Девять плюс смерть равняется десять


От автора


Эта книга посвящается моим попутчикам на борту теплохода «Джорджик» в память о нашем плавании из Нью-Йорка в «британский порт» в начале войны.

Путешествие проходило в тех же условиях, при тех же затемнениях и спасательных жилетах, которые описаны здесь. Но на этом сходство с реальностью заканчивается. Дело было в сентябре 1939-го, а не в январе 1940 года. Корабль не перевозил боеприпасы. На его борту не происходило подобных описанным, прискорбных событий. Ни один персонаж книги – будь то пассажир, офицер или член команды – не имеет ни малейшего отношения к какому-либо лицу, существующему в действительности. Короче говоря, все, за исключением атмосферы, плод фантазии автора.

Картер Диксон

Лондон, Северо-Западный округ, 3

Май, 1940 г.


Глава 1


Серый, как линкор, корабль стоял у причала, за которым начиналась Западная Двадцатая улица. Это был двадцатисемитысячетонный лайнер «Эдвардик» компании «Уайт плэнит», отплывающий во второй половине дня в «британский порт». Дома на фоне зимнего нью-йоркского неба блестели, как лезвия коньков. Хотя было только час дня, в некоторых окнах уже горел свет. Неспокойная грязная вода в гавани выглядела так, словно, упав в нее, можно было замерзнуть через несколько секунд. Ветер, со свистом проносящийся сквозь открытый пункт таможенного контроля, был немногим лучше.

Длинный и в то же время широкий «Эдвардик» казался крепким и надежным судном. Его борта изгибались, как дуга лука. Из таможни он виделся вымершим, если не считать тонкой струи коричневатого дыма, поднимающейся из единственной короткой трубы. Это были машинные выхлопы, тут же относимые в сторону ветром. Все казалось серым – палубы, мачты, вентиляторы, даже наглухо затемненные иллюминаторы.

Портовые полицейские ежились у грязной воды. Курить запрещалось даже в просторном и промозглом зале ожидания. Хотя погрузка давно закончилась, охранники никому не позволяли приближаться к судну. Наконец хриплый голос в громкоговорителе объявил посадку, и несколько человек вышли из зала ожидания, топая ногами и дыша на пальцы рук под аккомпанемент гудка буксира. Провожающие на борт не допускались, ибо «Эдвардик», хоть и числившийся пассажирским кораблем, вез в Англию боеприпасы. Его груз состоял из фугасных бомб стоимостью в полмиллиона фунтов и четырех бомбардировщиков «Локхид», припаркованных на верхней палубе. Пассажиров было только девять.

Для одного из них, стоящего в носовой части палубы «А», положив на перила большие руки, явилось величайшим облегчением, когда «Эдвардик» наконец тронулся с места.

Пассажир сам не понимал, почему с таким нетерпением ждал отплытия. Для этого не было никаких причин. Он покидал Америку ради сомнительной работы и сомнительного будущего в своей родной стране. Из-за частичной хромоты его никогда не взяли бы в армию. Следующие восемь дней (а может быть, девять, десять или одиннадцать, в зависимости от январской погоды и указаний адмиралтейства) ему предстояло провести внутри плавучего порохового склада, который одно удачное попадание торпеды разнесло бы на куски вместе со всеми живыми существами на борту.

Тем не менее его нервное напряжение как рукой сняло, когда «Эдвардик» заскользил задним ходом, медленно описывая широкую кривую, и между кораблем и причалом появилась полоса пенистой воды. Закутавшись в пальто, пассажир прислонился к перилам всем весом своего тела. Это был темноволосый молодой человек лет тридцати с небольшим, с приятным, хотя и мрачноватым лицом, в чьей внешности отсутствовало что-либо особо примечательное, если не считать легкой хромоты, которую он пытался скрыть при помощи трости. На нем были плотное ворсистое пальто и теплая шапка. Молодого человека звали Макс Мэттьюз – ранее он был журналистом, и притом хорошим. Его отговаривали плыть этим кораблем – существовало много итальянских и американских лайнеров, которые могли бы доставить его в Англию куда более долгим, зато более безопасным южноевропейским маршрутом. В данный момент молодой человек был возбужден сильнее, чем когда-либо бывал на его памяти за всю прошлую жизнь. «Слава богу! – думал он. – Наконец-то мы отплыли!»

Порыв ветра ударил ему в лицо, пробрав до костей, и он крепче ухватился за перила. «Эдвардик», которого тянули и подталкивали буксиры, покачнулся на развороте, но вновь спокойно заскользил, оживленный тарахтением собственных машин. Водное пространство между ним и портом становилось все шире.

Они поплыли вперед – в темноту и одиночество, под небом, казавшимся еще более пустым, чем с суши. На прощальный гудок корабля отозвались траурные свистки буксиров.

– Холодно, – заметил голос неподалеку.

Макс огляделся вокруг. У перил, глядя на носовые люки и полубак, в обычных рейсах служащие местопребыванием пассажиров третьего класса, стоял мужчина в легком пальто. Ветер прижимал к его глазам поля мягкой шляпы.

– Холодно, – повторил он.

Незнакомец и Макс признавали морской разговорный этикет. За пробным началом могло ничего не последовать. Если бы Макс всего лишь ответил: «Да, верно?» – и снова отвернулся, это означало бы, что он не в настроении для бесед. Но если бы он добавил какое-нибудь свое замечание, это свидетельствовало бы о желании продолжить разговор. К своему удивлению, Макс внезапно обнаружил, что не прочь поболтать.

– Да, верно? – сказал он. – Думаю, потом станет еще холоднее.

– Или жарче, чем нам бы хотелось, – добродушно, но загадочно отозвался незнакомец и полез в карман пальто. – Сигарету?

– Спасибо. – Это было окончательным знаком согласия на беседу. Ветер свистел даже с подветренной стороны, когда они отошли под частичное прикрытие палубного трапа, и после вежливых попыток подержать спичку друг для друга они зажгли сигареты самостоятельно.

Незнакомец, хорошо видимый в пламени спички, был высоким, крупным мужчиной с крепкими белыми зубами, сверкающими при улыбке. На вид ему было лет шестьдесят, и, хотя видневшиеся из-под шляпы волосы поседели, движения оставались упругими и энергичными. Карие глаза на массивном лице с резкими чертами блестели, как у молодого человека. Макса озадачивало, что он выглядел, говорил и был одет словно американец, хотя американские заграничные паспорта, как дали понять Максу, в эти дни было трудно раздобыть и американцам категорически запрещалось плавать на судах воюющих стран.

– Мне сказали, нас здесь всего девять, – продолжал незнакомец, взмахнув уже погасшей спичкой.

– Пассажиров?

– Да. Никого в туристическом или третьем классе. Только девять в первом, включая двух женщин.

– Двух женщин? – удивленно переспросил Макс.

– Да, – кивнул незнакомец. – Хотите сказать, что им здесь не место? Тем не менее капитан говорит… – Он развел руками.

– Вы видели капитана?

– Только мельком, – быстро отозвался незнакомец. – Перекинулся с ним несколькими словами утром. А что? Вы его знаете?

– Вообще-то он мой брат, – смущенно сказал Макс. – Если вы говорили с ним, вам повезло больше, чем мне. Вряд ли мы часто будем видеть его во время плавания.

– Ваш брат, вот как? Очевидно, потому вы и путешествуете на этом корыте?

– Это одна из причин.

– Меня зовут Латроп. – Незнакомец неожиданно протянул большую руку. – Джон Латроп.

– А меня Мэттьюз, – ответил Макс, пожимая руку.

Максу казалось, что знакомство прогрессирует слишком быстро, но дружелюбие и вежливость Латропа ему нравились. Оба зажмурились при очередном порыве ветра, спасая глаза от искр, летящих во все стороны от кончиков сигарет. «Эдвардик» быстро набирал скорость. Его винты вспенивали воду, создавая вибрацию, ощутимую на всех палубах. На горизонте исчезали небоскребы Нижнего Манхэттена. На фоне почти черного неба они казались белыми, а среди бескрайнего моря – карликовыми.

– Я тут подумал… – внезапно начал Латроп.

– Да?

– Мы вдевятером болтаемся в этом корыте, как горошины в бочке. Должно быть, большинство пассажиров – чертовски решительные люди.

– Почему?

Латроп облокотился на перила, выбросив сигарету. Ветер обжигал им глаза солеными брызгами.

– Очевидно, у них есть причины желать поскорее оказаться в Англии. Конечно, можно воспользоваться безопасным маршрутом до Генуи или Лиссабона, а оттуда добираться по суше, но это требует времени. Если они предпочли сесть в этот ящик с динамитом, у них должны быть на то веские основания. Думаю, среди них немало интересных личностей.

– По-видимому.

Латроп открыл один глаз.

– Вы имеете в виду, что вам на это наплевать?

– Нет, не совсем. Но я провалялся в больнице одиннадцать месяцев вот с этим. – Макс коснулся тростью больной ноги. – Все, что мне нужно теперь, – это морской воздух и непереполненный корабль.

– Простите, – с достоинством произнес Латроп. – Я не хотел навязываться.

– Нет-нет, вы не поняли. Я имел в виду хорошее плавание с хорошей пищей и хорошим вином, но без шумной компании. По-моему, этот рейс мне подойдет.

Латроп засмеялся, откинув голову.

– Тут вы правы, – согласился он. – Значит, вот причина вашего путешествия?

– Если это можно назвать причиной.

– Я не пытаюсь выведывать обстоятельства вашей личной жизни, – продолжал Латроп, внимательно глядя на него. – Что касается меня, моя история более простая и одновременно более странная. Я преследую убийцу.

Последовало молчание, которое нарушил хриплый гудок лайнера. Даже в гавани море было неспокойным. Глядя на сигарету в своей руке, Макс внезапно осознал, что курит на корабле с боеприпасами. Усомнившись, что на палубе вообще разрешено курить, он бросил сигарету и придавил ее ногой.

– Время идет. Лучше спуститься и распаковать вещи. Кажется, мы должны заполнить какую-то бумагу для судового эконома…

– Думаете, я вас разыгрываю? – осведомился Латроп. – Насчет убийцы?

– А разве нет?

– Ни в коей мере. – Проницательные карие глаза снова блеснули. – Расскажу вам позже. Где вы сидите в столовой?

– Думаю, за столом брата. Почему бы вам не присоединиться к нам?

– За капитанским столом? С удовольствием! Тогда увидимся позже… Вот это да-а! – Последняя фраза была произнесена вполголоса и адресована самому себе. Обернувшись, Макс увидел вызвавшую ее причину.

По деревянному настилу палубы «А», между темно-серыми переборками с одной стороны и рядом спасательных шлюпок – с другой, к ним приближалась женщина в собольей шубе. Ее глаза были полузакрыты из-за ветра, но походка оставалась твердой. Разноцветная косынка с развевающимися кончиками прикрывала светлые волосы. Лицо было полным и смуглым, а кожа под глазами лоснилась, словно смазанная вазелином. Глаза – вернее, та часть их, которая оставалась видна, – были голубыми, а губы полными. Хотя она, несомненно, перешагнула сорокалетний рубеж, это можно было заметить только вблизи. Под распахнутой шубой женщина была одета в шелковую блузку с бриллиантовой застежкой на груди и темную юбку. Ветер демонстрировал отсутствие бюстгальтера, а также округлые бедра и великолепные ноги в туфлях на высоком каблуке.

Все трое – Макс, Латроп и женщина – старательно игнорировали присутствие друг друга. Женщина проплыла мимо с все еще полузакрытыми глазами, держа под мышкой сумочку из змеиной кожи. Латроп посматривал ей вслед, а Макс направился вниз.

Его раздражало, что образ женщины стоял у него перед глазами. Мужчина, полностью восстановивший здоровье после одиннадцати невыносимых месяцев монашеской жизни в больнице, становится слишком восприимчивым и некритичным. Конечно, женщина была привлекательной, но в ее лице ощущалось нечто неприятное – возможно, из-за маленьких морщинок в уголках рта, придававших ему недовольное выражение.

Макс открыл одну из дверей на палубе «А», с трудом прыгнул внутрь и позволил сквозняку захлопнуть за ним дверь. Коридоры были душными и пахнущими резиной – в них царила тишина, нарушаемая лишь слабым поскрипыванием переборок. Этот скрип словно следовал за Максом. Спустившись по ступенькам, которые покачивались под ним, повторяя движения корабля, Макс оказался на палубе «Б», где было еще более душно. Согласно приказу, иллюминаторы всех спален были постоянно закрыты шторками и задраены. Даже наверху, в общественных помещениях, и в дневное время иллюминатор можно было открыть только с разрешения стюарда. Макс еще никогда не ощущал такого одиночества.

Его каюта – просторная и с отдельной ванной – находилась по правому борту палубы «Б». Пройдя по узкому коридору, он свернул в короткий проход и открыл дверь слева. Все лампы были включены – их отсвет поблескивал на белых стенах. Электрический вентилятор урчал в каюте, слегка уменьшая духоту. Чемодан Макса стоял у одной из коек – каюта была двухместной, хотя Макс ни с кем ее не делил. На покрывавшем пол зеленом ковре стояли два плетеных стула. В ванной, чью открытую дверь придерживал крючок, на полке над умывальником вибрировало зеркало и фыркал кран. Все казалось спокойным и мирным. Но…

В дверь негромко постучали, и в щели появилось серьезное лицо стюарда.

– У вас есть все, что вам нужно, сэр?

– Да, спасибо.

– Я принес ваш чемодан.

– Вижу.

– Когда через несколько минут прозвучит гонг, сэр, все пассажиры должны собраться в салоне наверху.

– Зачем?

– Для инструкций. Пожалуйста, захватите спасательный жилет. Вы умеете с ним управляться?

– Да.

– Вы уверены, сэр? – настаивал стюард, ловко проскальзывая в каюту. Улыбка держалась у него на лице как приклеенная, отражаясь в зеркале гардероба, на верху которого лежали два спасательных жилета. Макс поднял руку и стащил один из них вниз. Жилет состоял из двух больших продолговатых пробковых блоков, обшитых брезентом, с брезентовыми плечевыми и шейными лямками. В последние требовалось просунуть голову, чтобы пробковые блоки оказались по обеим сторонам шеи, а затем продеть руки в плечевые лямки и завязать сзади брезентовые шнурки, наподобие фартука. Макс быстро надел жилет.

– Великолепно, сэр, – одобрил стюард. – А теперь, пожалуйста, заполните этот бланк, – он кивнул в сторону полки, где рядом со списком пассажиров лежал длинный розовый лист бумаги, – и принесите его вместе с вашим паспортом в офис эконома, как только сможете.

– Ладно. – Макс не заметил ухода стюарда. Похожий на Голиафа в своем спасательном жилете, он разглядывал разноцветный буклет, содержащий перечень пассажиров «Эдвардика».

Ему никак не удавалось выбросить из головы образ блондинки отнюдь не первой молодости, проходящей мимо, полузакрыв глаза и подставив лицо ветру. Черт возьми, ведь он наконец свободен и хотел только покоя и одиночества, согласившись ради них переплывать океан даже с грузом взрывчатки! Тем не менее его интересовало имя блондинки, и он раскрыл буклет с более чем скудным списком имен:


Арчер, д-р Реджиналд

Бенуа, капитан Пьер

Зия-Бей, м-с Эстелл

Кенуорти, достопочт.[1 - Достопочтенный (the Honourable) – в Англии титул детей пэров. (Здесь и далее примеч. пер., кроме примеч. авт.)] Джером

Латроп, м-р Дж. Э.

Мэттьюз, м-р Макс

Хупер, м-р Джордж Э.

Четфорд, мисс Вэлери


Стоп! Здесь было только восемь имен, а Латроп говорил, что на корабле девять пассажиров. Вероятно, он ошибся. Но внимание Макса привлекло третье имя в перечне. Если какое-нибудь имя подходило виденной им женщине, так это «миссис Эстелл Зия-Бей».

– Но разве она турчанка? – обратился Макс к жужжащему вентилятору. – Если я когда-нибудь видел англичанку, так это она.

Голос эхом отозвался в замкнутом пространстве. Палуба «Эдвардика» под его ногами начала медленно подниматься, потом угрожающе накренилась с резким скрипом переборок, так что ему пришлось ухватиться за край койки, чтобы не упасть. Испытывая неприятное ощущение в желудке, Макс Мэттьюз внезапно понял причину возбуждения, не покидавшего его с момента отплытия. Все дело было исключительно в нервозности. Расстегнув жилет, Макс снял его и повесил на руку. Теперь он слышал звуки гонга, постепенно приближающиеся к его двери.

«Все пассажиры должны собраться в салоне…» Тяжко вздохнув, Макс снял пальто – теперь ему стало жарко – и снова подобрал жилет. Открыв дверь и прикрепив ее крючком к стене, чтобы в каюту проникало больше воздуха, он шагнул в маленький проход-нишу и столкнулся с блондинкой лицом к лицу. Должно быть, ее каюта находилась прямо напротив. Вытянув руку вперед, Макс мог коснуться белой двери с номером Б-37. Женщина свернула в проход, быстро идя по нему, и они буквально налетели друг на друга.

– Прошу прощения, – извинился Макс.

– Не за что, – после короткой паузы отозвалась блондинка. – Это моя вина. – Ее голос звучал хрипловато, как у курильщицы. Когда Макс остановился, пропуская ее, она нащупала ручку и открыла дверь. В ее каюте горел свет. Помещение с отдельной ванной ничем не отличалось от каюты Макса, если не считать обоев, но было уже захламлено содержимым двух больших чемоданов с инициалами «Э. З.-Б.».

Все это Макс успел заметить, прежде чем женщина повернулась, чтобы закрыть дверь, бросив на него взгляд через плечо. Сумочка из змеиной кожи все еще торчала у нее под мышкой. Макс снова обратил внимание на морщинки в уголках слегка отвисшей нижней губы, придающие лицу раздраженное выражение. Но его интересовало не это, а то, как женщина посмотрела ему прямо в глаза, прежде чем дверь закрылась.


Глава 2


Макс поднялся по главной лестнице в салон на палубе «А». Впоследствии он признавал, что если бы в течение первых суток уделил больше внимания другим пассажирам, то можно было бы избежать изрядного количества крови и насилия. Но в начале путешествия никто, как правило, почти не замечает своих спутников, чувствуя себя слишком усталым и поглощенным собственными заботами. Лица пассажиров кажутся пустыми, и даже спустя несколько дней их бывает нелегко отличить друг от друга. Конечно, на «Эдвардике» было так мало людей, что они могли сойти за призраков, бродящих по причудливо декорированному дому с привидениями, и это должно было значительно облегчить наблюдение за ними. Ответ заключался в грузе взрывчатых веществ, способном отвлечь любого детектива от слежки за поведением убийцы. Собрав пассажиров в салоне, третий помощник капитана ясно дал понять, что плавание не окажется пикником.

Салон представлял собой просторное помещение с мозаичным потолком из цветного стекла, поддерживаемым колоннами из красного дерева. Столики с зелеными скатертями и мягкие, обитые парчой стулья стояли вокруг пространства для танцев, сейчас прикрытого ковром. Электрический свет был тусклым и призрачным, да и собравшиеся походили на людей, ожидающих услышать историю о привидениях. Но третий помощник, напомнивший Максу сэра Малколма Кэмбелла,[2 - Кэмбелл сэр Малколм(1885–1948) – британский автогонщик.] говорил быстро и уверенно.

– Леди и джентльмены, – начал он, присев на край стола, уставленного квадратными картонными коробками, – никому из нас не нравится принимать эти меры предосторожности и беспокоить ими вас. Но нужда диктует, когда дьявол этого хочет. – Он изрек это bon mot[3 - Острота (фр.).] со зловещей интонацией. – Прежде всего, я хочу, чтобы вы подошли сюда и надели противогазы. Стюард!

«Противогазы? Зачем противогазы в море?» – мелькнуло в голове у каждого. Но никто ничего не сказал.

– Если они не понадобятся вам здесь, – сухо добавил третий помощник, – то наверняка пригодятся, когда вы высадитесь в Англии. Поэтому вам придется взять их. Напишите на коробке ваше имя и номер каюты. Прошу вас.

Пассажиры покорно подошли. Стюарды надели на них противогазы, превратившие лица в подобия свиных рыл. Дыхание в них сопровождалось длинным фырканьем, которое ударяло в уши при каждом выдохе.

Как выяснилось, мисс Четфорд и мистер Кенуорти в салон не явились. Стюард доложил, что у них морская болезнь. Третий помощник выглядел раздосадованным, но потом решил, что позже заглянет к ним в каюты.

– Завтра, – продолжал он, – вам дадут подробные инструкции. В одиннадцать состоится учебная тревога. Услышав колокол, идите в столовую на палубе «В» и ждите указаний. Захватите спасательные жилеты, противогазы и одеяла. Помните: если нас атакуют с моря или с воздуха, вы должны идти в столовую. Пока это все. – Третий помощник улыбнулся. – И давайте не будем беспокоиться.

Пассажиры гуськом выходили из салона. Не слышалось ни комментариев, ни шуток, ни смеха. «Эдвардик» сильно качало, и пустые лица указывали на растревоженные желудки. Первым вечером обедать пришли только четверо пассажиров и ни одного офицера, за исключением эконома. В столовой, сверкающей зеркалами и красным лаком, слышались лишь похоронный шепот и доносившееся из кухни звяканье посуды. Стюарды казались еще более подавленными, чем пассажиры. За круглым капитанским столом, рассчитанным на шесть персон, сидели Макс, вежливый мистер Латроп и невысокий толстый мужчина средних лет, представившийся как мистер Джордж Э. Хупер из Бристоля. На некотором расстоянии от них, за столиком на двоих, в одиночестве поместился жилистый смуглый мужчина в военной форме с красно-золотыми погонами капитана французских тиральеров.[4 - Тиральеры – французские колониальные воинские подразделения в Северной Африке, Сенегале и Индокитае.] Макс решил, что это, должно быть, капитан Пьер Бенуа. Лицо его было лишено всякого выражения, и он не отрывал глаз от тарелки.

Под аккомпанемент плеска волн за иллюминаторами столовая медленно поднималась, как воздушный шар, и быстро падала, как скоростной лифт. Посуда со звяканьем съезжала к центру стола.

– Крабовый коктейль, – отважно читал меню Латроп. – Жареная камбала под голландским соусом, бифштекс с жареным картофелем по-французски… хм… что там еще?..

– Мне бифштекс с картофелем, – сказал мистер Джордж Э. Хупер с уютным западноанглийским акцентом. – Господи! Посмотрите на царицу Савскую!

Эти слова относились к появлению Эстелл Зия-Бей. Она совершила оплошность, нарядившись к обеду в первый же вечер, но, несомненно, сделала это намеренно. В шепоте мистера Хупера звучало благоговение. На миссис Зия-Бей (черт бы побрал это имечко, думал Макс) было вечернее платье с серебряными блестками и низким вырезом, заставившим стыдливого мистера Хупера что-то пробормотать себе под нос. Платье демонстрировало роскошные плечи такого же золотисто-коричневатого оттенка, как лицо женщины, на котором сейчас не было заметно никаких морщинок. На поясе болталась черная сумочка. Корабль резко накренился, и менее устойчивая женщина налетела бы на колонну, вцепившись в юбку. Но миссис Зия-Бей только засмеялась, когда стюард подбежал помочь ей. Она шутливо толкнула его в грудь, подобрала длинную юбку и села за свободный столик на двоих. Они услышали ее резковатый голос, делающий заказ.

Трое мужчин виновато зашептались.

– Это необходимо пресечь, – пробормотал мистер Хупер, уставясь в тарелку. – Просто скандал!

– Ну, не знаю, – с терпеливым жестом отозвался мистер Латроп, по-отечески блеснув молодыми карими глазами. – Она красивая женщина. Ее зовут миссис Зия-Бей. Она разведена или разводится. По рождению она американка, но ее первый муж был англичанин, а второй (с которым она разводится) работает в турецком посольстве в Лондоне. – Как позднее узнал Макс, Латроп обладал большим талантом к собиранию сплетен, чем целая компания деревенских тетушек.

– Вы говорили с ней? – спросил Макс.

– Только мимоходом. Думаю, она хотела, чтобы я угостил ее выпивкой, но у меня при себе ничего не было. – Латроп усмехнулся. – Такие дамочки попадаются на каждом корабле, но я стараюсь не иметь с ними дела. Миссис Л. это бы не понравилось.

Макс ел молча. Он снова заверил себя, что не собирается связываться с этой сомнительной особой – не станет заводить с ней знакомство и приглашать ее выпить. Но в глубине души он понимал, что все уже предопределено и ему не удастся этого избежать. Хуже всего было то, что ему даже не нравилась ее внешность. Но когда человек устает от жизни, он говорит себе: «Почему бы и нет?»

Стюард в униформе пересекал помещение, ловко пробираясь между покачивающимися столами.

– Мистер Мэттьюз?

– Да?

– Капитан спрашивает, сэр, не могли бы вы выпить с ним кофе в его каюте после обеда.

Макс мог и был рад предлогу, чтобы удалиться. На пути у него находился столик миссис Зия-Бей. Он мог бы избежать контакта, избрав кружной маршрут, но подумал, что это бросилось бы в глаза. Когда он проходил мимо столика женщины, она подняла голову и снова посмотрела ему прямо в глаза. Темно-красные мягкие губы слегка кривились, словно их обладательница собиралась улыбнуться. Макс захромал дальше.

Стюард поднял его в лифте на палубу «А» и повел дальше. Чтобы корабль не был замечен, наружные двери были сконструированы по принципу водонепроницаемых отсеков. Открывая панель затемнения, выходящий попадал в вестибюль, а закрыв ее за собой и открыв другую панель, выходил в свистящий мрак.

– Осторожно, сэр! – крикнул стюард.

Макс никогда даже вообразить не мог подобную темноту. Мокрая палуба приподнялась под ним, наконечник трости скользнул по влажному металлу, и он едва не растянулся во всю длину. Макс слышал свист ветра, колыхавшего брезентовые защитные полосы, привязанные наподобие экранов вдоль открытой палубы. Но ветер прорывался сквозь них, трепал волосы. Макс поднял руку и пошевелил пальцами перед лицом, но не увидел ничего. Нигде не было ни звезды, ни огонька – только сплошная чернота, которая словно оглушала и придавливала к настилу. Стюард, что-то крикнув ему в ухо, повел его к трапу, ведущему вверх, на шлюпочную палубу. По крайней мере, Макс понял, что это трап, ударившись об него голенями. Пробравшись ощупью мимо смутных очертаний зачехленных бомбардировщиков, стоящих на верхней палубе, они вскоре шагнули в ярко освещенную капитанскую каюту.

– Какого черта ты сел на этот корабль? – осведомился коммандер[5 - Коммандер – звание в британском флоте, соответствующее капитану 3-го ранга.] Франсис Мэттьюз, окинув взглядом брата. Он мало изменился за два или три года, прошедшие с тех пор, как Макс видел его в прошлый раз. Ему было сорок пять лет, цвет его лица напоминал сырую говядину, а поведение было спокойным, если только речь не шла о семейных делах. Коммандер Мэттьюз сидел на вращающемся стуле за полированным столом в помещении, скорее напоминавшем кабинет на загородной вилле, чем корабельную каюту, не сводя прищуренных глаз с лица брата. Четыре золотые нашивки на рукавах придавали его облику особую внушительность. – Разве ты не знаешь, что это небезопасно? Садись.

Макс засмеялся, и капитан после паузы усмехнулся в ответ.

– Ты же плаваешь на этом корабле, – указал Макс.

– Это другое дело. Здесь место моей работы. – Коммандер Мэттьюз снова стал суровым. – Что с тобой произошло? Я слышал, ты серьезно пострадал. Прости, что не смог тебя навестить. Эта чертова война…

– Знаю.

– Ну так что случилось?

– Я делал репортаж о пожаре. Мы с фотографом стояли на лесах, они рухнули, и мы оказались прямо посреди огня. Я не обгорел – меня успели вытащить, – но повредил ногу и бедро, и если бы не нашел лучшего врача в мире, то остался бы парализованным до конца дней. А Том Миллер погиб.

Последовала очередная пауза. Коммандер Мэттьюз втянул воздух через нос.

– Хм. У тебя был нервный срыв?

– Нет. По крайней мере, я на это надеюсь.

– Ну и как ты себя чувствуешь теперь?

– Сытым по горло.

Капитан кивнул.

– Почему ты возвращаешься в Англию?

– Невозможно сохранить работу в нью-йоркской газете после одиннадцати месяцев на больничной койке. Впрочем, начальство поступило достойно, оплатив расходы до последнего цента… Война будет разгораться, Фрэнк. Думаю, я смогу найти работу в Лондоне.

– Хм. А как насчет денег?

– У меня все в порядке, спасибо.

– Я спросил про деньги, – уточнил коммандер Мэттьюз.

– А я ответил, что с ними все в порядке. Я ни в чем не нуждаюсь.

Его брат выглядел слегка озадаченным. Разговор перешел на его личные дела. Один раз корабль так качнуло, что у Макса сердце подпрыгнуло к горлу, а голова пошла кругом. Стул капитана заскользил, едва не опрокинув столик с кофейным сервизом. Коммандер Мэттьюз быстро поднялся, словно радуясь возможности переключить внимание.

– Кофе?

– Спасибо.

– Бренди?

– Спасибо. Фрэнк, что у тебя на уме? Что тебя беспокоит?

Коммандер Мэттьюз отвернулся, но Макс успел увидеть, как кровь бросилась ему в лицо, а на лбу вздулись синеватые вены. Налив кофе, капитан открыл настенный шкафчик и достал бутылку и два стакана. Бросив взгляд на переговорную трубу, связывающую его с мостиком, он налил две маленькие порции бренди.

– Полагаю, ты не знаешь, – заговорил капитан, глядя на бутылку, – что перед отплытием мы обнаружили в трюме две бомбы с часовым механизмом. Если сболтнешь кому-нибудь, я с тебя шкуру спущу! Но это факт. Они должны были взорваться часов через шесть после выхода из Нью-Йорка. Если бы Крукшенк не нашел их, мы все бы сейчас играли на арфах. – Он со стуком поставил бутылку.

– А меры предосторожности… – начал Макс.

– Ты же видел толпу полицейских в порту. Мы предприняли все возможные меры. После находки мы обследовали каждый дюйм корабля под микроскопом – ни бомб, ни зайцев, ничего. Не волнуйся, – добавил он беспечным тоном. – Мы доберемся благополучно.

– Надеюсь.

– Но на мне большая ответственность.

– Это еще мягко сказано.

Капитан колебался, нахмурив брови.

– Поскольку ты на борту, буду тебе признателен, если ты… станешь держать глаза открытыми. Я уверен в экипаже, но далеко не так уверен в своих пассажирах.

Макс выпрямился.

– Ты хочешь сказать, что кто-то мог подложить бомбу и остаться на корабле?

– Откровенно говоря, я не знаю, на что способны эти ублюдки, если им предоставляется шанс уничтожить груз вроде этого. – Капитан улыбнулся официальной и весьма неубедительной улыбкой. – Я не могу ничего тебе рассказать, Макс, так как нахожусь под подпиской адмиралтейству. Но у меня девять пассажиров…

– Восемь.

– Да, восемь, – быстро поправился капитан. – Кстати, ты уже познакомился с кем-нибудь из них?

– С очень немногими. В частности, с верзилой по фамилии Латроп, обладающим крайне примитивным чувством юмора. Он отпускает шуточки насчет преследования убийцы, но держится весьма таинственно.

– Это не шуточки, а истинная правда.

– Что ты имеешь в виду?

– Я всегда имею в виду то, что говорю, – огрызнулся коммандер Мэттьюз. На его лбу опять вздулись вены. – Ты когда-нибудь слышал о человеке по имени Карло Фенелли? Он… как это называется… рэкетир. Сидит в английской кутузке, а в Штатах разыскивается за шесть убийств. Фенелли собираются экстрадировать, но, если его повезут из Англии через Францию или Италию, ловкие адвокаты смогут задержать его там до Второго пришествия. Латроп каким-то образом связан с нью-йоркской полицией. Он предложил отправиться в Англию и доставить Фенелли на английском корабле. По крайней мере, так он говорит. С ним вроде бы все в порядке.

Залпом выпив бренди, коммандер Мэттьюз открыл список пассажиров. Его красный указательный палец скользнул вниз, задержавшись у имени «Кенуорти, достопочт. Джером».

– Этого я знаю достаточно хорошо.

– Кого?

– Молодого Кенуорти. Он сын лорда и плавал со мной раньше. У него слишком много денег. Первую половину путешествия он всегда мается от морской болезни, а вторую – пьет. С ним тоже все в порядке. Но с остальными…

Макс выглядел все более озадаченным.

– Среди пассажиров есть бизнесмен с запада Англии по фамилии Хупер и офицер французской армии, – сказал он. – Есть также некие доктор Арчер и мисс Вэлери Четфорд, которых я еще не видел, как и твоего Кенуорти. И наконец…

– Миссис Зия-Бей? – осведомился капитан, подняв брови.

– Да. Ты ведь не отводишь ей роль зловещего элемента?

– Она… – начал коммандер Мэттьюз, но сдержался и пожал плечами. – Я знаю не столько ее, сколько о ней. – Он внимательно посмотрел на брата. – Послушай моего совета, парень. Держись от нее подальше. У нее странные вкусы.

– В каком смысле?

– В самом прямом.

– Звучит интригующе.

Капитан нахлобучил фуражку. Золотые листья на околыше придавали ему еще более официальный вид.

– Ты бы так не думал, если бы знал ее. А теперь пей и уходи – мне надо работать. Просто смотри в оба. Если увидишь что-то необычное – больше я ничего не могу тебе сообщить, – сразу беги ко мне. Понял?

Спустя пять минут Макс нетвердым шагом вернулся на палубу «А».

«Эдвардик» качало меньше, и стук судовых механизмов превратился в ровную пульсацию, еще сильнее подчеркивающую почти церковную тишину. Макс зашел в салон с его рядами колонн и мозаичным потолком. Здесь не было ни души.

Он сел на стул, но тут же поднялся. Рядом с роялем стояли ударные инструменты. Сбросив чехол, Макс постучал по тарелкам, которые отозвались так громко, что он быстро вернул чехол на прежнее место. Его терзало беспокойство, но он не желал признать, что все дело в нервах. «Мои нервы, – уверял себя Макс, – такие же крепкие, какими были до того, как подо мной обрушились леса во время пожара на химзаводе, когда бедняга Том Миллер сломал себе шею».

Из салона Макс вышел на длинную галерею с ее мягкими коврами, глубокими плюшевыми креслами, книжными шкафами и светильниками в виде бронзовых фигурок. Здесь тоже никого не было, поэтому он направился в курительную. Она также была пуста – если не считать Эстелл Зия-Бей.

Атмосфера курительной более, чем в других общественных помещениях на «Эдвардике», способствовала тишине. Здесь господствовал темно-красный цвет. Тусклые лампы с плафонами из дымчатого стекла отбрасывали свет на стулья с красной кожаной обивкой, на маленькие столики с зеленым фетровым верхом и полированными пепельницами, на красное резиновое покрытие пола, на красный кирпичный камин с громко тикающими часами над ним и черной фарфоровой кошкой на красной подушке перед ним, служащей источником фантазии или эстетических мук для пьяных.

В дальнем углу, у дверей, ведущих на кормовую палубу, находился маленький бар. За стойкой дремал бармен в белой куртке. Перед ним сидела на табурете миссис Зия-Бей, потягивая джин с шампанским через соломинку. Подойдя, Макс увидел в зеркале отражение ее лица. Она выглядела сонной – соболья шуба прикрывала сгорбленные плечи.

– Добрый вечер, – поздоровался Макс.

– Привет, – отозвалась миссис Зия-Бей, не выпуская изо рта соломинку и приоткрыв светло-голубые глаза. После паузы она похлопала по табурету рядом с собой. – Присаживайтесь.

Макс присел.


Глава 3


В первую ночь на корабле, в пятницу 19 января, Макс спал плохо. Несмотря на ветер снаружи, духота в каюте вызывала головную боль. Урчание электровентилятора, наложившееся на плеск волн, и небольшая качка успокаивали Макса, но в голове у него роились неприятные мысли. Ближе к утру – или так ему казалось – его разбудили топот ног и суета. Он сразу понял, что это. Спасательные лодки болтались на шлюп-балках, готовые в любой момент к спуску на воду. Макс снова задремал и проснулся от упорного звона колокола.

– Учебная тревога, сэр, – послышался рядом голос стюарда. – Лучше поторопитесь. Уже одиннадцать.

Не беспокоясь о бритье, Макс плеснул в лицо водой и быстро оделся, потом взял спасательный жилет, противогаз, одеяло и поспешил в салон, где все еще звенел колокол. Если вчера вечером здесь была мрачная атмосфера, то сегодня среди пассажиров царило веселье. Мистер Джон Латроп перебрасывался шутками с мистером Джорджем Э. Хупером, чье лицо Макс никак не мог запомнить. Капитан Бенуа, добросовестно надев противогаз, а сверху фуражку с красно-золотым верхом, выглядел фантастически. Появилась Эстелл Зия-Бей, приветливо улыбнувшись Максу. Этим утром к ним присоединился новый пассажир, к которому третий помощник капитана обращался «доктор», – полный вежливый джентльмен с аккуратно причесанными гладкими светлыми волосами.

– Леди и джентльмены! – воззвал третий помощник. Колокольный звон внезапно прекратился, поэтому его голос обрел некоторую силу. – Как я говорил вам вчера, – быстро продолжал он, – если нас атакуют с моря или с воздуха, вы услышите этот колокол и должны немедленно подняться сюда. Это не обязательно будет означать, что нам придется покинуть корабль и сесть в шлюпки.

– Ха! – скептически заметил мистер Хупер.

– Речь идет всего лишь о мере предосторожности. Но если такое случится, вы последуете за мной на палубу… вот так. Пошли!

Все вышли следом за ним на свежий воздух. Утро было пасмурным – в бурном море белели барашки, и дул ледяной ветер. Когда они вышли на палубу «А», где спасательные шлюпки уже были расчехлены, Макс увидел нечто, заставившее его устыдиться их недавнего веселья. Весь экипаж «Эдвардика» неподвижно выстроился в два ряда – синие кители салонных и палубных стюардов, белые кители каютных стюардов, шапочки стюардесс… а далее – клерки, буфетчики, повара, работники прачечной, матросы, кочегары и грузчики. Каждый надел спасательный жилет. Они стояли так, несмотря на заливающую их при качке ледяную воду, пока последний пассажир не сел в шлюпку.

– Стоп! – крикнул третий помощник, пересчитав пассажиров. – Мисс Вэлери Четфорд! Мистер Джером Кенуорти! – Ответа не последовало, и третий помощник сложил руки рупором: – Мисс Вэлери Четфорд! Мистер Джером Кенуорти! Будьте любезны…

Ассистировавший ему стюард что-то прошептал.

– Меня не волнует, что у них морская болезнь! – отозвался третий помощник. – Они должны быть здесь. Приведите их немедленно. Это может стать вопросом жизни и смерти. Они должны знать, куда идти… Господи, теперь француз ушел!

– Вы же сказали «пошли», – рассудительно заметил Латроп. – «Капитан Бенуа» знает по-английски всего около шести слов. Мне это известно, так как я говорил с ним. Он из Прованса – пытается читать «Унесенные ветром» с помощью англо-французского словаря и не может одолеть даже первую главу. Он…

– Тише, пожалуйста!

– Ну-ну, сын мой! – успокаивающе произнес мистер Джордж Э. Хупер.

– Сожалею, леди и джентльмены, но должен задержать вас еще на несколько минут и сообщить дополнительную инструкцию. С этого времени мы вынуждены просить вас иметь при себе спасательные жилеты, куда бы вы ни ходили.

– Носить их? – испуганно отозвалась миссис Зия-Бей.

– Нет, не носить, а просто иметь под рукой. Но нигде их не оставляйте.

– И противогазы тоже?

– Нет, противогазы не нужны.

– А одеяла?

– Нет, одеяла тоже не нужны.

– Нас что, будут конвоировать?

– Насчет этого я не получал указаний, мадам. Возможно, теперь вам лучше спуститься.

Пока что Макс так и не видел ни мисс Четфорд, ни якобы буйного мистера Кенуорти. Но он думал не о них, а об Эстелл Зия-Бей. Макс никак не мог решить, привлекает она его или отталкивает. Ее привычка громко хохотать, откидывая голову и широко раскрывая рот, действовала бы на нервы любому. Каждые четверть часа она поглощала порцию джина с шампанским и не пьянела, если не считать слегка заплетающегося языка и непристойных словечек. Но у нее были красивые, говорящие глаза и настолько сексапильная фигура, что рядом с ней начинала кружиться голова.

Их вчерашний вечерний разговор в баре походил на перестрелку между аванпостами, когда каждый старается с помощью маневрирования разведать силы противника. Казалось, оба думали: «Я никак не могу принять решение насчет тебя». Расстались они почти враждебно, но сегодня во время учебной тревоги она приветливо ему улыбалась, как будто между ними установилась по меньшей мере интимная дружба.

Весь корабль словно начал пробуждаться от тяжелого сна. Когда Макс пригласил леди в бар на коктейль перед ленчем, там уже был Латроп. Он сидел перед кирпичным камином, расставив ноги. С ним был полный светловолосый мужчина – очевидно, доктор Реджиналд Арчер. Латроп подозвал Макса и миссис Зия-Бей, настояв на том, что закажет мартини для всех.

– Нам нужно побольше учебных тревог, – заявил он. – Эта прошла превосходно. Интересно, им удалось поднять с коек этих двух лентяев?

– Думаю, да, – улыбнулся доктор Арчер. – Фактически я специально задержался, чтобы посмотреть. Ваше здоровье.

Доктор Арчер был в высшей степени светским человеком. С его лица не исчезала терпеливая улыбка пребывающего в мире с действительностью. Он никогда не говорил первым и откликался на слова других тоном выносящего суждение. Должно быть, он был старше, чем казался. Они сидели на красном кожаном диване у камина с горящими позади лампами, так как даже в общественных помещениях почти все иллюминаторы были закрыты. Доктор Арчер откинулся на спинку дивана – желтый свет падал на его аккуратно причесанные волосы, намечающийся двойной подбородок и сеть морщинок вокруг глаз.

– Надеюсь, – продолжал он, подняв стакан, – это мне поможет. Я провел довольно скверную ночь.

– Морская болезнь? – с сочувствием осведомился Латроп.

Доктор Арчер улыбнулся. Его глаза казались желтоватыми и слегка запавшими, но, возможно, это было следствием изъянов электрического освещения.

– Частично, – ответил он.

– Частично?

Доктор улыбнулся снова:

– Да. Хотел бы я знать, кто практикуется в метании ножей в коридорах в два часа ночи.

Как опытный рассказчик анекдотов, он ожидал эффекта, который не замедлил последовать.

– В метании ножей? – воскликнул Латроп так громко, что бармен, мывший стакан, выронил и разбил его.

– По-моему, да.

– Но что произошло?

– Увлекательное приключение. – Однако добродушное лицо доктора стало серьезным.

– Ну? Продолжайте!

– Как я говорил, это произошло около двух часов ночи. Я лежал на своей койке, чувствуя тошноту. Корабль болтался из стороны в сторону и скрипел, как старое кресло-качалка. Помимо этого, царила почти мертвая, неприятная тишина. Должен объяснить, что рядом со мной нет других пассажиров. Моя каюта расположена на палубе «В» в середине корабля. Снаружи находится узкий проход длиной в двенадцать-четырнадцать футов, оканчивающийся стеной с иллюминатором. – Он иллюстрировал повествование жестами холеных рук. – С другой стороны прохода пустая каюта. Первое, что я услышал, походило на стук. Как будто что-то крепкое ударилось о дерево. Потом кто-то проследовал мимо моей двери к концу прохода и вернулся назад. Шаги были тихими и легкими, словно человек шел на цыпочках. Через несколько секунд опять раздался стук, а затем шаги в обоих направлениях. И снова стук. Должен признаться, я немного испугался.

Доктор Арчер склонил голову набок и виновато усмехнулся.

– Я позвонил, чтобы вызвать стюарда, но не получил ответа. Поэтому я встал, чувствуя себя больным, и поплелся к двери. Пока я пытался ее нащупать, раздались еще два стука. Мне очень не нравились эти ночные звуки и шаги украдкой, как будто кто-то подбирался ко мне. Наконец я открыл дверь, и что-то быстро увернулось – только так я могу это описать. Впрочем, я чувствовал себя неважно, и меня могло подвести зрение. В любом случае проход был пуст, но в главном коридоре горел свет, и я увидел, что кто-то использовал этот проход в качестве тира. Кто-то бросал довольно тяжелый нож в лист бумаги, приколотый к стене под иллюминатором. На листе было грубо намалевано человеческое лицо. Нож каждый раз попадал в него – обычно в глаза или шею. Вот почему я сказал, что провел довольно скверную ночь.

Подняв стакан, доктор допил коктейль. Во время рассказа выражение его лица словно говорило: «Может быть, я шучу, а может быть, и нет». Потом он отряхнул брюки.

– Выпьете со мной еще по одному мартини? Нет? Тогда я должен привести себя в порядок перед ленчем.

– Это действительно произошло? – с явным недоверием спросил Латроп.

– Конечно, старина. Если не верите мне, спуститесь и взгляните на вмятины в стене от ножа.

– А сам нож вы видели?

– Увы, нет. Его успели забрать.

– Не обижайтесь, но я этому не верю. Не верю – и все тут!

Доктор Арчер пожал плечами и улыбнулся, потом встал, подтянул жилет и пригладил безукоризненный пиджак. Латроп, очевидно, привык рассказывать истории сам, и ему не нравилось, когда с ним такое проделывают другие. Он в свою очередь скептически улыбнулся и укоризненно покачал головой, но Макс видел, что рассказ произвел на него впечатление.

– Может быть, на корабле завелись привидения? – предположил Макс. – Знаете, как в «Верхней койке».[6 - «Верхняя койка» – роман американской писательницы Франсис Мэрион Крофорд (1854–1909).]

– Может быть, – согласился Латроп и усмехнулся. – А может быть, этот француз – призрак. Его видишь только во время еды. Или старый Хупер… Я рассказывал вам о Хупере? – осведомился Латроп, снова взяв в свои руки вожжи повествования. – Он производит резиновые печати. Его сын…

– Прошу прощения, – прервал Макс. – Доктор, вы не сообщили об этом событии?

– Сообщил? Кому?

Макс не знал. Он не мог ответить: «Капитану», так как все могло оказаться грубой шуткой или, что более вероятно, выдумкой доктора Реджиналда Арчера. Что-то говорило Максу, что доктор привержен своеобразному чувству юмора, побуждающему рассказывать дикую ложь с серьезным видом только из-за того, что, по его мнению, кто-то первым пытался морочить ему голову. Какое-то время он говорил с Латропом и, по-видимому, вообразил, что тот потчевал его одной выдумкой за другой. К несчастью, Латроп производил именно такое впечатление.

– А как насчет бумаги, на которой было нарисовано лицо? – спросил Макс. – Вы сохранили ее?

– Она у стюарда или была у него, – ответил доктор Арчер. – Бумагу прикрепили к стене булавкой. Можете спросить стюарда. Я говорю правду – честное слово.

– Я вам верю! – неожиданно заявил Латроп.

– В таком случае, – сказал Макс, – мы должны предъявить все улики нашему криминологическому эксперту.

Доктор приподнял почти невидимые светлые брови.

– Криминологическому эксперту?

– Мистеру Латропу. В конце концов, он представляет нью-йоркский департамент полиции и пересекает океан, чтобы доставить назад Карло Фенелли.

Вторая сенсация.

– Это не совсем точно, – заметил Латроп и глазом не моргнув. – Полагаю, вам сообщил ваш брат?

– Да.

– Его сведения не вполне верны. Я действительно еду за Карло Фенелли. Но я не связан с полицейским департаментом в том смысле, какой вы имеете в виду. Я ассистент окружного прокурора. Моя работа – проследить, чтобы Карло не ускользнул с помощью очередного юридического трюка. В этом отношении он настоящий Гудини.[7 - Гудини Гарри (Эрих Вайсе) (1874–1926) – американский иллюзионист.]

– Вы имеете в виду рэкетира Карло Фенелли? – осведомился доктор Арчер.

– Да. – Латроп сделал жест, как будто отмахиваясь от какой-то чепухи. Он казался возбужденным чем-то еще. Расхаживая у камина с заложенными за спину руками и сосредоточенно наморщенным лбом, Латроп озорно усмехнулся. – Что касается метания ножей, то я, повторяю, юрист, а не детектив. Хотя благодарю за лестное мнение. А вот изучение отпечатков пальцев когда-то было моим хобби. Но в истории доктора есть еще один интересный аспект. Кто-то бросал нож в лицо, нарисованное на бумаге. Возникает вопрос, нет ли тут личного момента. Было ли это чье-то конкретное лицо? Вы можете опознать его?

Доктор Арчер щелкнул пальцами.

– Как глупо с моей стороны, – сказал он, словно какая-то мелочь ускользнула у него из памяти. – Мне следовало упомянуть об этом. Нет, рисунок не напоминал никого конкретно – это был всего лишь грубый набросок. Но одно выглядело несомненным.

– Что именно?

– Это было женское лицо, – ответил доктор Арчер.


Глава 4


– Макси, – сказала миссис Зия-Бей.

– Да?

– У меня ужасная жажда. Вы не собираетесь принести мне чего-нибудь выпить?

– Слушайте, Эстелл, я бы охотно принес вам все бренди, какое только есть на борту. Но вы уже пьяны вдрызг. Неужели вы в состоянии пить еще?

– Макси, не будьте скверным.

– Ну ладно. Стюард!

Все снова шло не так. К девяти вечера «Эдвардик», идя против ветра милях в шестистах от маяка Эмброуз, угодил в настоящую бурю. То же самое происходило и с Максом Мэттьюзом. Он сидел в просторной длинной галерее, где кресла были слишком тяжелыми, чтобы скользить. Миссис Зия-Бей стояла на коленях на сиденье соседнего кресла, недовольно надув губы. Макс пришел сюда после обеда выпить кофе в тишине и покое. Его больная нога начала ныть к перемене погоды, а комбинация килевой и бортовой качки вызывала не слишком приятные ощущения в животе.

Эстелл Зия-Бей присоединилась к нему через полчаса. Как только Макс увидел ее идущей с другого конца галереи по плотному ковру, поддерживающей развевающуюся юбку вечернего платья и размахивающей объемистой белой сумкой, он сразу ощутил дурные предчувствия.

Миссис Зия-Бей с ходу начала жаловаться. Латроп и Джордж Э. Хупер якобы пребывали за обедом в игривом настроении. Проходя к выходу мимо ее столика, они сели и предложили ей выпить, а Хупер вроде бы приставал к ней. Макс считал это крайне маловероятным, но, когда у этой женщины разыгрывалось воображение, она была способна сказать что угодно. Миссис Зия-Бей поведала свою историю со смесью оскорбленного достоинства и кокетства.

Одной рукой Макс подал ей знак умолкнуть, а другой подозвал стюарда.

– Два бренди, пожалуйста.

– Двойных бренди, Макси.

– Двойных бренди. Ради бога, сядьте в кресло, а не стойте на нем.

– В чем дело, Макси? Вам не нравится малютка Эстелл?

– Конечно, нравится. Но вы хотите сломать себе шею?

– Мне плевать.

– Чепуха. Где ваш спасательный жилет?

– Не знаю. Я где-то его оставила.

Посмотрев на женщину снова, Макс увидел, что ее настроение изменилось. Покрасневшие глаза сверкали, нижняя губа выпятилась, отчего морщинки вокруг рта стали еще заметнее. Она взмахнула сумкой, словно собираясь ее выбросить.

– Вы просто олух!

– Может быть. Но…

– Незачем строить из себя важную шишку! – взвизгнула миссис Зия-Бей. – Я знаю многих поважнее вас и собираюсь повидать одного из них – в адми… Убирайтесь к черту! Я не нуждаюсь в том, чтобы вы покупали мне выпивку! У меня есть информация! У меня есть доказательства! У меня есть…

– Успокойтесь. Вот ваше бренди.

Но женщина взвинтила себя до предела и выглядела полубезумной. Правда, ее вопли были едва слышны из-за шума разбушевавшегося моря, сотрясавшего мебель и, казалось, заставлявшего стучать ее зубы. Внезапно у нее, очевидно, закружилась голова.

– Сядьте – я подержу ваш стакан.

– Макси! – слезливым тоном произнесла Эстелл и села к нему на колени, положив голову на плечо. В этот момент на длинную галерею вышла мисс Вэлери Четфорд.

Быть застигнутым в общественном помещении океанского лайнера со стаканами бренди в двух вытянутых руках, дабы их содержимое не расплескалось, и с пьяной женщиной на коленях – это могло смутить кого угодно. Но Макс был не смущен, а взбешен. И причиной был взгляд, которым удостоила его Вэлери Четфорд.

Девушка вышла из салона в другом конце галереи. Макс не знал, кто она, и едва ли заметил какие-либо детали ее внешности, кроме брошенного на него взгляда. У нее было одно из тех холодных, бледных и высокомерных лиц, которые обычно именуют патрицианскими. Она шла по галерее так, словно весь корабль принадлежал ей. Даже в спокойном состоянии такие лица часто пробуждают гнев. Кажется, будто слышишь голоса их обладателей: «В самом деле? Как это скучно!» Именно таким скучающим взглядом, лишенным всякого подобия интереса, девушка наградила Макса и отошла, опираясь на книжный шкаф, чтобы не потерять равновесие. У него осталось смутное впечатление о белом меховом манто и каштановых локонах. И он осознал, каким, в сущности, приятным и дружелюбным созданием является Эстелл Зия-Бей.

– Ма-акси!

– Да?

– Где мое бренди?

– Здесь. Возьмите его. – Макс постарался приспособиться к отнюдь не легкому весу на коленях. – Слушайте, дайте мне немного времени, и я тоже напьюсь в стельку. Тогда мы оба будем чувствовать себя одинаково.

– Макси, как любезно с вашей стороны!..

– А пока не хотите подышать воздухом на палубе? Сможете туда добраться?

– Не будьте скверным, Макси. Конечно, смогу!

– Тогда пошли.

Женщина казалась подавленной и слегка ошеломленной. Теперь Макс испытывал к ней покровительственные чувства. Она была славной бабенкой, только нуждалась в присмотре. Пройдя через салон мимо качающейся мебели, они вышли в холл рядом с главной лестницей.

– Последняя порция пошла мне на пользу, – хриплым голосом сказала Эстелл. – Я только спущусь в свою каюту, припудрю нос, накину что-нибудь и сразу же вернусь.

– А вы справитесь сами? Или мне спуститься с вами?

– Конечно, справлюсь. Подождите здесь – я вернусь через минуту.

Макс наблюдал, как она спускается по ступенькам, одной рукой держась за перила, а другой прижимая к груди сумку. На стене напротив лестницы, над двумя дверями лифтов, висели часы, чьи стрелки показывали без четверти десять. Сквозь шум моря слышались щелчки, когда стрелки передвигались к следующей минуте. Ожидая, Макс ощущал все более теплые чувства к Эстелл Зия-Бей. Хотя она была всего лишь пьяной, но казалась жалкой и одинокой, спотыкаясь на лестнице. Конечно, одиночество (а может быть, другие причины), в свою очередь, пробуждало в Максе сентиментальность. Но Эстелл выглядела самым человечным существом на корабле – достаточно было сравнить ее с девушкой с замороженным лицом, которая проплыла мимо них в длинной галерее.

Он пытался вспомнить, что Эстелл рассказывала ему о себе. Она выдавала информацию урывками. Ее ум напоминал сортировочную станцию с множеством путей и стрелок. Эстелл утверждала, что ей тридцать пять лет. Она хорошо отзывалась о втором муже, с которым развелась около полугода назад. У нее было двое детей, обучающихся в швейцарской школе – суд обеспечил мужу опеку над ними. Стрелки часов щелкали уже пять минут.

Максу становилось все труднее стоять с переброшенным через плечо спасательным жилетом, опираясь на трость. Палуба скользила под ногами, словно ледяная горка, ныряя вниз и тут же взмывая кверху, прежде чем он успевал обрести равновесие. Дерево скрипело, как в агонии. Макс отлетел к колонне и опустился на сиденье под ней. Ощущался сильный сквозняк, и где-то постоянно хлопала дверь. Море словно ожило, молотя кулаками по обшивке «Эдвардика». Возможно, в такую ночь лучше не выходить на палубу. В любом случае нужно взять пальто. Где же остальные пассажиры? В соседнем салоне что-то тяжелое, вроде пальмы в горшке, с грохотом упало и покатилось по полу. Стюарду следовало бы позаботиться об этом. Прошло уже десять минут. Что же задерживает женщину?

Наверное, Эстелл попросту отключилась. Она спустилась в каюту с наилучшими намерениями, но в результате свалилась на койку и заснула. Очевидно, Латроп и Хупер здорово ее напоили, хотя она еще перед обедом выпила три или четыре коктейля. Подождав еще несколько минут, Макс начал тревожиться по-настоящему. Что, если Эстелл упала и повредила голову? В этих каютах такое легко может произойти. Запах резины в коридоре пролез в ноздри Макса и не желал их покидать. Не поплатился ли он морской болезнью за свое хвастовство? Лучше спуститься и посмотреть, что произошло.

Ступеньки представляли серьезную опасность. Обитые медью, они проделывали самостоятельные змеиные движения. Но казалось глупым вызывать лифт только для того, чтобы спуститься на один пролет до палубы «Б». Преодолев лестницу, Макс тяжело дышал. Длинный коридор палубы «Б», сверкая белизной, тянулся мимо кают по правому борту, круто наклоняясь и подталкивая его вперед. Свернув в нишу между своей каютой и каютой Эстелл, Макс постучал к ней в дверь. Ответа не последовало, и он постучал снова.

– Чего-нибудь нужно, сэр? – спросил стюард его спальни, тут же появившись из-за угла коридора.

– Нет, спасибо. Можете идти.

Постучав третий раз, Макс открыл дверь. В каюте было темно, но тусклый свет горел в маленькой ванной справа, чья дверь была открыта и придерживалась крючком. Можно было разглядеть очертания предметов, движущихся при качке словно тени. В левом краю стены напротив входной двери находилось изголовье койки. Потом Макс смог рассмотреть ночной столик, фарфоровый умывальник, туалетный стол с зеркалом, еще один ночной столик у изголовья другой койки. Все это выстраивалось в ряд у противоположной стены.

Эстелл Зия-Бей сидела на табурете у туалетного столика спиной к Максу, уронив голову на стол, и не шевелилась, если не считать движений вместе с кораблем. Казалось, она потеряла сознание, крася губы. В душной каюте ощущался едкий сладковатый запах. Макс включил свет. Прежде всего он увидел кровавые пятна на стене, потом увидел кровь повсюду. Запах, конечно, исходил от нее.

– Стюард! – крикнул Макс, выйдя из каюты и закрыв дверь. Его желудок словно открывался и закрывался внутри. Он зажмурил глаза, борясь с тошнотой, а когда открыл их, перед ним стоял стюард. – Я хочу, чтобы вы привели капитана.

Чудовищность этого требования явно ошеломила стюарда. В полумраке Макс видел его выпученные глаза и снисходительную усмешку.

– Капитана, сэр?

– Да.

– Но я не могу этого сделать, сэр. И вам известно, что капитана нельзя беспокоить.

Оба с трудом удерживались на ногах.

– Я брат капитана, понятно? И выполняю его распоряжение. Вы передадите сообщение ему лично, иначе он свернет вам шею. Скажите, что я должен немедленно встретиться с ним в каюте Б-37, и добавьте, что он знает почему.

Поколебавшись, стюард побежал выполнять распоряжение. Макс вернулся в каюту Эстелл и закрыл за собой дверь.


Глава 5


У миссис Зия-Бей было перерезано горло. Это одно из самых безобразных зрелищ в царстве насильственной смерти, и его незачем здесь описывать. Но Максу пришлось на него смотреть, так как лампа на потолке освещала все с безжалостной четкостью. К счастью, лица Эстелл не было видно, а согнутые в локтях руки лежали на столе. Белое шелковое платье с открытой спиной позволило Максу видеть позвоночник под натянутой смуглой кожей. Волосы также прикрывали лицо. Кровь залила стол, и с первого взгляда было нелегко разглядеть туалетные принадлежности. Из перерезанной артерии она брызнула на зеркало, промочила перед и бока платья. Вибрация в каюте, создаваемая корабельными винтами, заставляла тело вздрагивать, словно от рыданий. Оно скользнуло в бок и упало бы, если бы Макс его не поддержал.

Все это не могло быть реальным, но тем не менее было таковым.

Дверца гардероба позади медленно открывалась и закрывалась с доводящими до безумия монотонными щелчками, раздававшимися примерно каждые двадцать секунд, вынуждая Макса вздрагивать. Толкнув дверцу локтем, он заставил себя обойти каюту и взглянуть на тело со всех сторон.

Два чемодана Эстелл давно убрали, поэтому каюта выглядела относительно свободной. Открытая белая сумка лежала на постели. Рядом валялась соболья шуба. Несколько пятен крови попало даже на стеганое покрывало.

Умерла, будучи пьяной…

Обои на стенах украшал рисунок в голубых и оранжевых тонах. В каюте было невыносимо душно, а переборки скрипели постоянно. Но прошло едва ли пять минут, прежде чем дверь открылась и коммандер Мэттьюз, бросив взгляд внутрь, быстро вошел и закрыл дверь. Некоторое время он молчал, и Макс слышал его астматическое дыхание.

– Покончила с собой?

– Нет, – ответил Макс. – Во всяком случае, я так не думаю.

– Почему?

– У нее перерезано горло, а я не нашел ничего, чем она могла бы это сделать. Разве только пилкой для ногтей.

– Неужели убийство?

– Похоже на то.

Коммандер Мэттьюз окинул взглядом каюту.

– Надеюсь, ты не…

– Конечно нет!

– Закрой дверь на задвижку. – Когда Макс сделал это, капитан сел на постель. Сообщение застало его во время бритья, и от него все еще исходил запах лосьона. Макс почувствовал его, так как тошнота обостряет обоняние. Коммандер Мэттьюз все еще тяжело дышал. Золотые дубовые листья на околыше фуражки выглядели внушительно. – Что произошло?

Макс рассказал ему.

– Значит, она спустилась сюда без четверти десять, – подытожил капитан, – а ты последовал за ней ровно в десять?

– Да.

– Я ожидал чего-то, но не этого. Выглядит так, словно…

Корабль резко качнуло, и мертвая женщина скользнула в сторону, прежде чем ее успели подхватить. Она упала на спину, но снова перевернулась лицом вниз, опрокинув табурет из ванной, на котором сидела. Мелкие туалетные принадлежности – щипчики для бровей, померанцевая палочка и пузырек с лаком для ногтей – свалились со стола и упали на залитый кровью голубой ковер. В правой руке женщина все еще держала золотой тюбик губной помады. Коммандер Мэттьюз встал и подошел к ней.

– Обычно умирают не сразу, – заметил он. – Она кричала или сопротивлялась?

– Не знаю. Нужно спросить стюарда, не слышал ли он что-нибудь.

– Ее ударили по затылку, – сказал капитан, ощупывая растрепанные желтые волосы. – Вероятно, сзади. Оглушили, а потом подняли голову и… – Он сделал режущее движение слева направо.

– Ты изображаешь это очень выразительно.

Коммандер Мэттьюз поднял голову.

– Я видел такое раньше, – неожиданно сказал он. – На старом «Геральдике». Это сделал стюард из прачечной.

– Что сделал?

– Убил женщину подобным образом. Сексуальный маньяк. Только в данном случае нет никаких признаков того, что кто-то пытался…

– В самом деле.

– Конечно, он мог испугаться и убежать.

Макс покачал головой:

– У меня чувство, что здесь кроется нечто большее.

– У меня тоже. Хотя все может быть. – Капитан сделал паузу. В его грубом голосе впервые слышались нотки возбуждения. Он обследовал тело более внимательно, затем быстро огляделся. – Господи, Макс, он у нас в руках! Смотри. Здесь и здесь.

– Где? О чем ты?

– Об отпечатках пальцев. – На правой бретельке белого платья Эстелл виднелось пятно крови, выглядевшее как четкий отпечаток пальца. Еще один, более смазанный, находился с левой стороны талии.

Коммандер Мэттьюз выпрямился, тяжело дыша носом, и выдвинул два узких ящика туалетного стола красного дерева. Вынув из кармана брюк спичечный коробок, он чиркнул спичкой и поднес ее к крышке стола. Под краем стеклянного верха – в месте, которое ранее скрывало мертвое тело, – они увидели пятно, похожее на узкий отпечаток пальца.

Обернувшись, капитан посмотрел на умывальник слева от туалетного стола, также снабженный зеркалом. У маленькой полочки сбоку должны были висеть два полотенца, но теперь там находилось только одно. Второе полотенце, скомканное и испачканное кровью, коммандер Мэттьюз нашел в мусорной корзине под туалетным столом. Он бросил его назад в корзину.

– Все ясно, – спокойно сказал капитан. – Он прикончил ее, потом потерял голову, вытер руки и сбежал. Обычный глупый псих. – В его голосе слышалось явное облегчение.

– Похоже, – согласился Макс.

– Тогда почему у тебя на лице такое странное выражение?

– Вероятно, ты прав, только…

– Только – что?

– Только это звучит уж слишком просто. «Кровавый палец». Нам все преподнесли на блюдечке. Отпечатки в тех местах, где их нельзя не заметить.

Последовало молчание, нарушаемое гулом машин внизу. Затем коммандер Мэттьюз кисло улыбнулся.

– Не вбивай себе в голову странные идеи, парень, – предупредил он. – Ты всегда этим отличался. Вероятно, убийца сейчас дрожит и потеет под одеялом в своей каюте, спрашивая себя, почему он это сделал и не оставил ли он каких-нибудь улик. – Капитанское лицо омрачилось. – Это достаточно скверно, но я беспокоился о… о других вещах. Дело ясное. У нас на борту маньяк.

– Согласен.

– Я не хочу, чтобы об этом знали, – продолжал капитан. – Незачем никого тревожить. Мы возьмем отпечатки пальцев у всех на борту корабля. Найти предлог не составит труда. А потом мы посадим убийцу под замок до прибытия в Англию.

– Звучит разумно. Но ты знаешь что-нибудь об отпечатках пальцев? Как их идентифицировать и все прочее?

Капитан заколебался.

– Нет, но думаю, об этом знает Гризуолд – наш эконом. Погоди! – Он задумался. – Разве этот тип… как его… Латроп не говорил мне, что был кем-то вроде эксперта по отпечаткам?

– Кажется, да. Нам он, во всяком случае, это говорил.

– Хорошая мысль. – Капитан кивнул. – Мы привлечем его. Он полицейский и умеет держать язык за зубами.

– Он юрист. Но для твоих целей, вероятно, подходит и это. Коммандер Мэттьюз его не слушал.

– Сам-то ты, надеюсь, умеешь помалкивать?

– Да. Сколько людей ты собираешься посвятить в тайну?

Капитан задумался снова.

– Как можно меньше. Разумеется, эконома, фотографа, так как нам понадобятся снимки отпечатков. И доктора…

– Ты имеешь в виду доктора Арчера?

– Нет, судового врача. Зачем посвящать в это доктора Арчера?

– Потому что, – ответил Макс, – прошлой ночью кто-то практиковался в метании ножей в рисунок женского лица снаружи его каюты. – И он повторил рассказ доктора Арчера. – Я не пытаюсь досадить тебе, Фрэнк, – продолжал Макс, покуда капитан стоял, упершись кулаками в бока и мрачно изогнув уголки рта. – Я знаю, что у тебя и так забот хватает…

– Чепуха. Это моя работа.

– …но теория о сексуальном маньяке не звучит убедительно. И тебя самого это беспокоит. На какую тайну ты намекал мне вчера вечером? В чем ты подозреваешь одного из пассажиров? Более того, кто девятый пассажир? Я готов поклясться, что на борту их девять, что ты это знаешь и по какой-то причине прячешь одного из них.

Коммандер Мэттьюз ограничился презрительным жестом.

– Понимаешь, Фрэнк, то, что убийство произошло именно в это время, не может быть всего лишь совпадением. И наконец, мне внушают подозрение эти отпечатки пальцев.

– Но, черт возьми, они же вполне реальны. Что в них подозрительного?

– Не знаю.

– Чушь, – кратко произнес его брат.

– Может быть.

– Ты ведь увивался за этой женщиной, несмотря на мой совет. Как ты думаешь, почему ее убили?

– Тоже не знаю.

– Тогда давай займемся делом и прищучим убийцу. Теперь слушай. Я хочу, чтобы ты нашел мистера Латропа и попросил его немедленно прийти сюда. Чем скорее мы начнем, тем лучше. А тем временем я переговорю с каютным стюардом. Он мог что-то видеть. Было бы неплохо также побеседовать со стюардессой, которая обслуживала миссис Зия-Бей. Не то чтобы это имело какое-то значение, поскольку у нас имеются отпечатки. Но меня интересует… – Его взгляд устремился на постель жертвы. На покрывале лежали открытая белая сумка Эстелл и ее меховая шуба. Макс снова заметил Два пятнышка крови на свисающей с полки части покрывала. Расстояние казалось слишком далеким, чтобы кровь могла брызнуть туда. – Меня интересует, была ли она ограблена, – задумчиво промолвил коммандер Мэттьюз.

– Меня тоже, – отозвался Макс.

– Почему?

– Она весь вечер нянчила эту сумку, как младенца… – Макс умолк. Перед его мысленным взором мелькали другие рельефные образы. – Если подумать, я вообще ни разу не видел ее без сумки – белой, черной или из змеиной кожи. Она никогда не выпускала ее из рук – только когда клала на колени. И каждый раз сумка выглядела так, словно в ней лежал какой-то объемистый предмет.

Оба подошли к полке. Коммандер Мэттьюз подобрал открытую сумку, встряхнул ее и перевернул вверх дном. На покрывало посыпался водопад мелочей – еще одна губная помада, пудреница, маленькая связка ключей, банкноты и монеты, гребень и альбом с марками. Но их внимание привлек предмет большего размера, упавший на покрывало среди других. Макс уставился на брата, который издал возглас человека, получившего удар в живот. Теперь они видели, что распирало сумку Эстелл.

Это была бутылка чернил.


Глава 6


Макс отправился на поиски Латропа. Он задержался в каюте Б-37 с целью убедиться, что в бутылке чернил нет никакой тайны. Это была обычная бутылка с синими чернилами хорошо знакомой американской марки, которые можно купить где угодно за десять-пятнадцать центов. Бутылка была полной и выглядела так, словно ее еще не открывали. Макс и коммандер Мэттьюз вылили немного чернил в умывальник, чтобы взглянуть на них.

Было двадцать пять минут одиннадцатого. Ветер и море понемногу успокаивались, и, хотя «Эдвардик» еще качало, движения корабля стали медленными, ритмичными и почти бесшумными. Впрочем, тишина угнетала не менее, чем шум полчаса назад, но она позволила Максу быстро найти Латропа, который напевал что-то в салоне в полном одиночестве, аккомпанируя на рояле самому себе.

За роялем он выглядел великим позером, делая размашистые жесты, во время которых манжеты рубашки высовывались из рукавов смокинга.
		О, лунный свет на берегах Уобаша


		И запах сена, доносящийся с полей…


Латроп прервал песню и обратился к Максу:

– Присаживайтесь и разрешите недавний спор между Хупером и мною. Французские офицеры всегда носят головные уборы в помещениях? Я знаю, что так делают детективы и иногда евреи. Но почему французские офицеры? У меня есть теория насчет этого парня Бенуа. Он в самом деле призрак…
		Сквозь сикоморы свет свечей мерцает


		На берегах Уобаша вдали…


Зычный голос Латропа и бренчание рояля проникали в самые дальние уголки салона. Учитывая ситуацию, они звучали почти непристойно. Но Макс нашел способ это прекратить.

– Не могли бы вы сразу же спуститься в каюту Б-37? Кто-то убил миссис Зия-Бей.

Последовало гробовое молчание. Руки Латропа застыли на клавиатуре. Потом он обернулся. На его шее четко обозначились морщины, а лицо выглядело теперь таким же старым, как аккуратно причесанные седые волосы.

– Значит, в этой истории с метанием ножа что-то было, – сказал он.

– Очевидно.

– Убита? Господи! Как?

– Ей перерезали горло. Пока что мы не нашли никакого оружия.

– Я не желаю в этом участвовать, – заявил Латроп, ударив мизинцем по клавише.

– Но капитан хочет, чтобы вы пришли. Он ждет вас в каюте.

– Меня? Но почему? Что я могу сделать? Боже мой, неужели мне не достаточно забот?

– Правда ли то, что вы сказали нам утром? Насчет того, что знаете все об отпечатках пальцев?

– Да, правда. – Латроп присвистнул. – Вы имеете в виду, что нашли отпечатки? В этом я согласен вам помочь.

– Мистер Латроп, я бы хотел, чтобы вы ответили мне на один вопрос. Вам он может показаться глупым. Вероятно, это всего лишь моя нелепая идея. Скажите, можно ли подделать отпечатки пальцев?

– Нет, – ответил Латроп после небольшой паузы.

– Вы в этом уверены? В детективных историях всегда так поступают, чтобы навлечь подозрение на невиновных.

– Знаю. Но ведь вас интересует правда. Конечно, возможно довольно хорошо репродуцировать отпечаток. Но подделка не обманет эксперта, не говоря уже о том, что не выдержит химического анализа. Если не верите мне, загляните в Гросса. Он является высшей инстанцией. Если мне не изменяет память, Гросс утверждает, что неизвестен ни один случай использования поддельных отпечатков.[8 - Гросс X. Криминальное расследование. 3-е изд. Лондон: Суит и Максуэлл, 1934. С. 192. (Примеч. авт.)] – Латроп сделал паузу. – А теперь, молодой человек, я хочу знать, почему вы просите меня об этом.

Макс коротко обрисовал ему факты.

– Только помалкивайте, – предупредил он. – Чем меньше людей будет об этом знать, тем лучше. Впоследствии…

– Ш-ш! – зашипел Латроп.

Булькающие звуки и сменившее их бормотание, как если бы кто-то пробуждался от дремоты, заставили Макса обернуться. Мистер Хупер из Бристоля спал на высоком парчовом стуле. Свет тусклой лампы едва касался его. Короткое толстое тело прижималось к спинке стула, возвышавшейся над его головой, а подбородок опустился на грудь. Коротко стриженные волосы серо-стального цвета были темнее закрученных усов, вздрагивающих при каждом движении губ. Щеки порозовели от послеобеденного бренди. Опущенные веки придавали лицу почти детское выражение, а руки были сложены на животе.

– Говорите тише, – сказал Латроп. – Старик неважно себя чувствует. Его сын очень болен, поэтому он и спешит домой. И все же…

– Все же – что?

– Кто-то убил эту женщину.

Макс впервые осознал, что они приближаются к зоне ужаса, подобно тому как корабль приближался к зоне субмарин. Но он попытался отогнать это ощущение.

– Ну? Вы пойдете в каюту Б-37?

– Естественно. Сделаю все, что смогу. Вы тоже пойдете туда?

– Не сейчас. Я должен найти эконома, а он – отыскать фотографа. Вы спускайтесь первым. Но, строго между нами, что вы думаете о ситуации с отпечатками пальцев?

Латроп поднялся из-за рояля. Он выглядел обеспокоенным.

– Я склонен согласиться с вашим братом. Какой-то псих… ну, вы понимаете. Мы должны добраться до него. Но полагаю, теперь будут допрашивать каждого. «Где вы были в такое-то время?»

– Едва ли всех, учитывая наличие отпечатков.

– Лично я не могу подтвердить свое алиби, – усмехнулся Латроп. – Большую часть времени я провел на палубе, несмотря на погоду. Единственным человеком, с которым я говорил, и то в начале вечера, была кудрявая девушка, которая утром лежала с морской болезнью. Стюард сказал мне, что ее фамилия Четфорд.

– Особа с рыбьей физиономией в белом меховом манто?

Латроп уставился на него:

– То есть как это с рыбьей физиономией? Она очень красивая и хорошо воспитанная. Правда, я говорил с ней недолго, но она показалась мне приятной девушкой.

– От таких только боль в затылке.

Латроп снова недоуменно уставился на него, но Макс сам удивлялся своему тону. Словно давая выход чувствам, он вложил в эти слова всю злость, проистекавшую из совсем других причин.

– Ладно, ладно, – усмехнулся Латроп. – Хотя не понимаю, почему вы так взъелись на бедняжку. Сейчас я спущусь к вашему брату.

Макс мрачно кивнул.

Когда он подъезжал в лифте к офису эконома на палубе «В», в его голове эхом звучало слово «бедняжка». Кабинет оказался закрытым, но клерк эконома, сидящий рядом перед кучей паспортов и формуляров, дал ему указания.

– Здесь его нет. Если он не в салоне и не в курительной, вы, вероятно, найдете его в каюте мистера Кенуорти – Б-70 по левому борту.

Именно в этом месте Макс и нашел эконома. Его громкий хохот, сменяемый куда более тихим сардоническим смехом собеседника, был слышен за закрытой дверью каюты. На стук Макса отозвался собеседник:

– Если это Уолшингем, то убирайтесь. Я не могу выносить даже вида яичницы-болтуньи. Если вы мне еще раз ее принесете, я вымажу ею вашу физиономию.

Макс открыл дверь. Мистер Гризуолд – судовой эконом – был толстым добродушным на вид мужчиной в больших очках и с улыбкой от одного уха до другого. Он удобно расположился в кресле возле койки больного и курил сигару.

– Входите, – пригласил эконом. – Не обращайте внимания на мистера Кенуорти. Он немного расстроен.

– Расстроен? – отозвался достопочтенный Джером Кенуорти. – Черт бы вас побрал, я умираю, и это никого не заботит. – Он повернулся к Максу: – Прошу прощения. Я думал, это Уолшингем – стюард, который страдает иллюзией, будто постоянная диета из яичницы-болтуньи, даваемой в случае необходимости насильно, способна исцелить любой недуг – от простого несварения до бубонной чумы. Не оставляйте дверь открытой. Входите и будьте свидетелем того, как я испускаю дух.

Позднее Макс узнал от эконома, что его любимым развлечением было доставать Джерома Кенуорти. Но молодой человек был болен по-настоящему. В течение суток он не мог принимать никакой пищи и выглядел соответственно.

Достопочтенный Джером, один занимавший просторную трехместную каюту, лежал, откинувшись на мятые подушки и устало глядя на дверь. Это был тощий долговязый парень, чьи преждевременные морщины и бледность были лишь частично обязаны болезни. Прядь волос падала ему на один глаз, а восьмиугольные очки без оправы придавали обманчиво серьезный вид. Но глаза и рот свидетельствовали о чувстве юмора, даже если сейчас оно оказалось на заднем плане. Эконом пускал дым в его сторону.

– Я не шучу, Гризуолд, – сказал молодой человек. – Я не могу это выносить.

Улыбка исчезла с лица эконома.

– Что именно?

– Говорю вам, я умираю, – с серьезным видом прошептал Кенуорти. – Недавно я попробовал встать и тут же шлепнулся. Это произошло, когда вы пытались сыграть со мной одну из ваших идиотских шуток…

– Чепуха. Я не играл с вами никаких шуток.

Кенуорти плюхнулся на спину и закрыл глаза.

– Гризуолд, – обратился он к потолку, – я признаю, что вы имеете права расквитаться со мной за то плавание в августе. Но не сейчас. Подождите, пока я смогу дать сдачи. Это в десять раз хуже самого жуткого похмелья, какое у меня когда-либо было. – Внезапно вспомнив о присутствии Макса, Кенуорти повернулся на бок и открыл один глаз. – Прошу прощения. Чем могу вам помочь?

– Простите за вторжение, – в свою очередь извинился Макс. – Я искал эконома. Его зовет капитан.

Гризуолд выпрямился.

– Чего ради я вдруг понадобился старику? – недоверчиво осведомился он.

– Не знаю, но дело, кажется, серьезное. Можете пойти к нему сразу?

– Должно быть, кто-то перерезал ему горло, – беспечным тоном заметил эконом. – Я к вашим услугам. – Поднявшись, он повернулся к Кенуорти: – Не хочу, чтобы кто-нибудь думал, будто я мешаю пассажирам принимать пищу. И, честное слово, я не знаю, о чем вы говорите. Повторяю: я не играл с вами никаких шуток.

Кенуорти снова закрыл глаза.

– Убирайтесь, – злобно огрызнулся он. – Я вышколил Уолшингема и проделаю то же самое с вами. Убирайтесь и больше не приходите. Мы не шутим.

– Да, но что такого я сделал?

Кенуорти опять открыл один глаз.

– Некоторым кажется забавным надеть противогаз, внезапно открыть дверь и уставиться на меня, и именно в тот момент, когда эту старую калошу мотало из стороны в сторону, а я отдавал концы.

Эконом недоуменно заморгал:

– Противогаз?

– Вот именно. Не видел ничего подобного с тех пор, когда у меня была белая горячка в Майами. Это свиное рыло глазело на меня и не шевельнулось, когда я с ним заговорил.

– Вы серьезно?

– Еще как. Убирайтесь.

– Старина, даю вам честное слово, что я никогда…

– Слушайте, – прервал Кенуорти. – Я специально выбрал каюту напротив уборных. Ровно через минуту я схвачу халат и помчусь туда со скоростью триста восемьдесят пять миль в час, так что не попадайтесь на моем пути. Иными словами, если вы не понимаете намек, сжальтесь над страданиями сильного мужчины и идите по своим делам.

– Но…

– Вон!

– Простите, старина. Я пришлю к вам доктора.

– Только попробуйте, и я запущу в него яичницей. Я хочу побыть один.

Толкая перед собой Макса, эконом выключил свет, вышел в коридор и закрыл дверь.

– С этим парнем всегда одно и то же, – виновато произнес он, когда они шли по коридору. – Мы с Крукшенком обожаем его поддразнивать.

– Вы имеете в виду, что он постоянно видит людей в противогазах, открывающих дверь и смотрящих на него?

Эконом усмехнулся:

– Вероятно, он пытается свести со мной счеты. Вы читаете детективы?

– Очень часто.

– Во время прошлого плавания я сказал Кенуорти: «Если вы хотите кого-то отравить, это лучше всего сделать на лайнере. Подождите, пока у жертвы начнется морская болезнь, и дайте ей яд. Она будет чувствовать себя все хуже и хуже, а врач станет только улыбаться и предписывать побольше сухого печенья. В результате жертва умрет, прежде чем кто-нибудь успеет что-то заподозрить». Мистер Кенуорти позеленел, услышав это… – Гризуолд осекся, вероятно осознав, что говорит с братом капитана «Эдвардика». Его смех перешел в кашель. – Но я не хочу, чтобы вы думали… – быстро начал он.

– Нет-нет.

– Так что хочет от меня старик? И где он?

Беспечное выражение исчезло с лица эконома, когда Макс объяснил, в чем дело.

– Хорошо, – кивнул он. – У меня в офисе есть чернильный валик для снятия отпечатков пальцев. Мы можем расположить их на карточках, указывающих места в столовой. У фотографа тоже имеется подходящий аппарат. Скажите старику, что мы придем через пять минут. Прошу прощения. – И эконом начал спускаться к своему офису.

Макс остался на площадке перед лестницей. Стеклянные витрины сувенирной лавки напротив были освещены, хотя лавка уже давно закрылась. Рядом находилась парикмахерская, тоже уже закрытая. Макс уставился на ряды сувенирных зажигалок, кукол, ножей для бумаги и орнаментов, демонстрируемых в витринах. Как и Кенуорти, ему не показалось забавным, когда кто-то неожиданно коснулся его плеча сзади.

– Добрый вечер, – поздоровался доктор Реджиналд Арчер. – Интересуетесь сувенирами? Наверняка думаете о какой-то леди?

– Да.

– Надеюсь, я вас не напугал?

– Нет.

Доктор Арчер, очевидно, поднялся по лестнице. Он кутался в плотный белый махровый халат и вытирал полотенцем редкие мокрые волосы. На его босых ногах были шлепанцы. При этом он добросовестно нес спасательный жилет.

– Поплавал в бассейне на палубе «Д», – объяснил доктор.

– Господи, уже без четверти одиннадцать! Я пробыл там больше часа.

– Хорошо поплавали?

– Великолепно! – Лицо доктора лучилось добродушием.

– Сначала мешала качка, но потом она успокоилась. Я чувствую себя другим человеком. Нет ничего лучше физических упражнений – и душа, чтобы ощущать себя по-настоящему чистым. Этой ночью я буду спать крепко.

«Мне это вряд ли удастся после зрелища перерезанного горла», – подумал Макс.

– Больше не будет метания ножей?

– Что-что? А! Надеюсь, что нет. – Доктор Арчер огляделся вокруг. – Это палуба «Б», не так ли?

– Да.

– Значит, я поднялся слишком высоко. Моя каюта на палубе «В». Иногда я бываю рассеянным. – Он зевнул и извинился. – Пора ложиться. Неплохой день. Увидимся завтра. Доброй ночи.

– Доброй ночи.

«Эдвардиком» постепенно завладевали негромкие ночные звуки. Корабль качался сонно, как колыбель. Море тихо шелестело. Повернувшись, Макс зашагал по коридору правого борта к своей каюте. Из-за двери каюты Б-37 доносились спорящие голоса. Околачивающиеся снаружи испуганный стюард и еще более испуганная стюардесса делали вид, что не подслушивают. «Как же я устал, – думал Макс. – Эконом и фотограф скоро придут, так что я сделал все, что мог. Сейчас я пойду в свою каюту, сяду и закрою глаза. Фрэнк несколько минут сможет обойтись без меня».

Он открыл дверь. Несмотря на его неаккуратность, все вещи были разложены по порядку призраком стюарда, которого никогда не видели за работой. Постель была разобрана. Над умывальником горела тусклая лампочка. Макс присел на край койки, снял с плеча спасательный жилет, прислонил трость к гардеробу и прижал ладони к раскалывающейся от боли голове. Подушка манила к себе. Не будет никакого вреда, если он полежит пару минут, чтобы расслабиться. Макс растянулся на постели. Через полминуты он заснул.


Глава 7


Макс проснулся оттого, что чья-то рука трясла его за плечо. Он сел на постели, чувствуя себя посвежевшим и отдохнувшим.

В каюте горел свет, но при наличии затемнения это могло происходить в любое время суток. Возле полки стоял Латроп, сердито глядя на него.

– Для проформы напишите ваше имя наверху этой карточки, – сказал Латроп. – Потом мы воспользуемся чернильным валиком и поставим на нее отпечатки ваших правого и левого больших пальцев. Ваш брат хотел дать вам выспаться, но если уж я должен лишиться сна, то постараюсь обеспечить это кое-кому еще.

– Сколько сейчас времени?

– Два часа ночи.

– Два часа? Это уже лучше. Я боялся, что проспал…

– Лучше, вот как? – осведомился Латроп, чье недовольство не было лишено оснований. – Мы только что закончи ли спорить. Вы должны радоваться, что пропустили это. Не хочу никого обижать, но из всех упрямцев, каких я когда-либо видел, вашему брату и его судовому врачу по праву принадлежит первое место.

– Вы взяли отпечатки пальцев?

– Не знаю. Эконом и третий помощник ушли три часа назад с другим валиком – получше этого. С тех пор мы их не видели. Вероятно, они уже давно спят. Им было приказано взять отпечатки у тех пассажиров, которые еще не лег ли, а спящих не тревожить до утра. Труднее всего придется с экипажем. В качестве предлога решено объявить, что капитан получил указание адмиралтейства взять отпечатки пальцев у всех перед высадкой в Англии. Думаю, учитывая повальную канцелярщину, они легко это проглотят.

Макс сбросил ноги с полки. Голова перестала болеть, как будто он пришел в себя после наркоза или жара.

– Капитан, доктор и я, – продолжал Латроп, проворно нанося на карточку отпечатки больших пальцев Макса, который уже поставил свою подпись, – обсуждали, спорили, расследовали, измеряли и брали отпечатки друг у друга. Это заняло часы.

– Я должен извиниться.

– За что?

– За то, что заснул или отключился – называйте как хотите. Не знаю, почему это произошло, и не хотел бы слышать, что скажут об этом психиатры.

Латроп бросил на него проницательный взгляд из-под темных бровей, контрастирующих с белыми волосами. Пронумеровав карточку, убрал в конверт и спрятал в карман, потом привинтил колпачок к авторучке, положил чернильный валик на поднос и сел в плетеное кресло.

– Что с вами не так? – спокойно спросил он.

– В свое время мне пришлось выполнить несколько весьма крутых поручений, – ответил Макс. – Я испытывал считавшийся дефектным аппарат для спасения подводников на глубине в двести футов. Я был последним, кто говорил с Грисером Стайнмецем, прежде чем федералы застрелили его. Теперь это кажется забавным. Но после того пожара…

– Чего именно вы боитесь? – прервал Латроп.

– Огня. И вещей, которые взрываются. Пожар был на химзаводе.

– Огня и вещей, которые взрываются, – повторил Латроп, глядя на ковер. – Забудьте об этом! – добавил он, хлопнув по подлокотникам кресла и поднявшись. – Все, что вам нужно, молодой человек, – это хороший ночной сон. Утром меня ожидает приятная работа – изучить семьсот или восемьсот серий отпечатков пальцев. Но я бы не хотел оказаться в шкуре того типа, который оставил труп в каюте напротив. Могу себе представить, что ему сейчас снится! Ладно, увидимся позже.

«Эдвардик» ритмично покачивался. Каюта Б-37 была пуста – тело уже убрали. Макс бросил взгляд на залитое кровью помещение, прежде чем закрыть свою дверь за Латропом. Зевнув, он медленно разделся и надел халат. Ему хотелось принять перед сном теплый душ, поэтому он открыл дверь ванной – и столкнулся лицом к лицу с мисс Вэлери Четфорд.

Макс застыл как вкопанный, и они уставились друг на друга. Девушка сидела на ободке ванны. Сейчас она не казалась высокомерной – возможно, благодаря изможденному виду. Вэлери с трудом поднялась, как будто ее ноги сводила судорога. На ней было серое вечернее платье с ниткой жемчуга на шее. Белое меховое манто и спасательный жилет валялись на полу. Серые глаза, того же оттенка, что и платье, но мерцающие как жемчуг, с вызовом смотрели на Макса.

– И давно вы здесь находитесь? – услышал он собственный голос, словно доносящийся издалека.

– С десяти вечера.

– С десяти?

– А как еще я могла незаметно выбраться? – сердито осведомилась девушка, массируя запястья. – У двери вашей каюты все время кто-то торчал.

– Вы сидели в моей ванной четыре часа?

– Да. А теперь, пожалуйста, отойдите в сторону и выпустите меня из этого ужасного места.

Макс разразился невежливым хохотом. На лице девушки было написано такое презрение, что он не смог сдержаться. Он подобрал ее манто и жилет, когда она проходила мимо, вздернув подбородок.

– Но что вам понадобилось в моей ванной? Разве вы не могли выйти в любое время?

– Нет.

– Прошу прощения. Вы выглядите усталой. Могу я предложить вам… э-э… более комфортабельное сиденье?

– Спасибо. Если можно, я ненадолго задержусь.

Макса восхищало хладнокровие, с которым девушка приняла его предложение. Глядя на нее вблизи, он признал, что ее лицо было скорее молочно-белым, чем просто бледным. Короткие каштановые локоны, зачесанные назад со лба, делали Вэлери еще моложе ее двадцати двух или двадцати трех лет. Она, безусловно, была хорошенькой, а некоторая оживленность придала бы ей даже привлекательность.

– Капитан корабля в море всемогущ, не так ли? – неожиданно заговорила мисс Четфорд.

– Прошу прощения?

– Капитан может делать, что хочет? Я имею в виду, его приказ выполнят, даже если он распорядится протянуть кого-нибудь под килем?

– Думаю, вы путаете капитана Мэттьюза с «Эдвардика» с капитаном Блаем с «Баунти».[9 - Блай Уильям (1754–1817) – английский морской офицер и колониальный чиновник. В 1779 г. на паруснике «Баунти», которым он командовал, во время плавания в Тихом океане вспыхнул мятеж. Взбунтовавшаяся команда высадила капитана и оставшихся верными долгу моряков в шлюпку. Беллетристика и кинофильмы изображают Блая свирепым тираном, хотя в действительности он был образованным и добросовестным морским офицером.] Но продолжайте.

– И мне сказали, что вы брат капитана, – добавила девушка.

«Вы стали почти умиротворенной, молодая леди, – подумал Макс. – Очевидно, вы хотите что-то из меня вытянуть. Приятно сознавать, что вам это не удастся». Кроме того, мысль о старине Фрэнке, протягивающем кого-то под килем, не настраивала на серьезный лад.

– Кто вам это сказал?

– Кажется, мистер Латроп – человек, который говорил с вами несколько минут назад. Должно быть, вы имеете какое-то влияние на него?

– На Латропа?

– На вашего брата.

– Примерно такое же, как на лорд-канцлера.

– Не увиливайте, – сказала мисс Четфорд. – Я знаю, что миссис Как-Бишь-Ее была убита в каюте напротив. Я знаю, что вы обнаружили ее тело. Я знаю, что вы послали за капитаном, что он пришел и что вы нашли бутылку чернил в ее сумке.

– Откуда вы это знаете?

Мисс Четфорд заколебалась.

– Я наблюдала и слушала. Дело в том, что я сама пришла сюда повидать миссис Зия-Бей приблизительно без десяти десять. Но я услышала, что она разговаривает в своей каюте с каким-то мужчиной, и проскользнула сюда подождать, пока он не уйдет. Вскоре он так и сделал.

– Вы видели, как уходил убийца?

– Нет, я закрыла дверь. Но я слышала, как он ушел. Через минуту я выглянула в коридор, и тут появились вы, открыли ее дверь и заглянули внутрь, и я увидела то же, что и вы. Я попыталась ускользнуть, когда вы послали стюарда за капитаном, но по коридору шла стюардесса, и мне пришлось вернуться сюда. А потом снаружи постоянно кто-то находился. Я была вынуждена оставаться в ванной, когда вы спали, чтобы меня не обнаружили.

– Вы знали миссис Зия-Бей? – спросил Макс.

– Нет. Я ни разу в жизни с ней не говорила.

– Тогда почему вы хотели повидать ее? Есть ли у вас идея насчет того, кто ее убил? И почему она носила в сумке бутылку чернил?

– Она ее не носила, – отозвалась Вэлери Четфорд после небольшой паузы.

– Носила, раз мы нашли ее.

– Я имею в виду, не носила сначала. Бока сумки оттопыривались, так как в ней лежал большой конверт, набитый письмами, бумагами или чем-то еще. Убийца забрал конверт и положил вместо него в сумку бутылку чернил.

– С какой целью?

– Не знаю. Но я уверена, что произошло именно это. И хочу, чтобы вы мне помогли.

– Помог?

– Да. Понимаете, в сумке наверняка было не все. Она оставила еще один конверт у эконома. Если у вас при себе какие-то ценности, вы кладете их в конверт, который дает вам эконом, запечатываете его, пишете на нем свое имя, а он прячет его в сейф до конца плавания. Я уверена, что она в первый же день оставила у эконома конверт.

– Ну и что?

– Если капитан прикажет – слово капитана закон, не так ли? – вы можете забрать конверт у эконома и передать его мне.

Последовала пауза. Дерзость этого требования была настолько ошеломляющей, что невольно вызывала восхищение. Некоторое время Макс молча разглядывал девушку.

– И, разумеется, – предположил он, – ничего не сказав о вашей роли в деле?

– Да.

– И не упомянув о том, что вы шпионили здесь этой ночью?

– Совершенно верно.

– И даже не требуя у вас никаких объяснений?

– Я не могу ничего объяснить! Но вы ведь верите мне?

– Откровенно говоря, нет, – сказал Макс. – Я сталкивался с подобным в книгах и фильмах, но никогда не думал, что это может произойти в реальной жизни. Вы серьезно полагаете, что вам это удастся? Что вы можете говорить то, что хотите, умалчивать о том, о чем хотите, и какой-нибудь жалкий олух обязательно вам поверит? Но со мной этот номер не пройдет. Сейчас слишком поздно, чтобы кого-то будить. Но завтра утром я сообщу обо всем Фрэнку, и тогда вы сможете поговорить с ним. Это не моя епархия.

Волны сонно плескались о борт корабля. Их звуки казались четкими в тишине раннего утра. Тени длинных ресниц Вэлери Четфорд падали ей на щеки; грудь под серым платьем быстро поднималась и опускалась.

– Значит, вы собираетесь рассказать капитану? – заговорила она, как обычно едва открывая рот.

– Естественно.

– Если вы это сделаете, я буду все отрицать.

– Попробуйте.

– Я скажу, что никогда не была здесь.

– Говорите что угодно.

– Почему вы так настроены против меня? Когда я увидела вас вечером, сидящего в длинной галерее полупьяным с этой шлюхой на коленях…

– Почему вы так о ней говорите, мисс Четфорд? Миссис Зия-Бей мне очень нравилась. Она стоила десяти таких, как…

– Как я?

– Как любой другой на борту этого корабля.

– Не сомневаюсь, что вы действительно так думаете. Я заметила, что вы галантны только с теми женщинами, с которыми, по-вашему, незачем быть галантным. – Поднявшись, Вэлери накинула манто и завязала на руке шнурки спасательного жилета. – Будь я взрослым мужчиной, – добавила она, подойдя к двери, – я бы стыдилась признаться, что боюсь огня. Я слышала, как вы говорили с мистером Латропом. Доброй ночи, мистер Макс Мэттьюз. – Пустив эту отравленную стрелу, девушка спокойно шагнула через порог, но испортила эффект, хлопнув дверью так сильно, что звук, наверное, был слышен на палубе «А». Когда Макс лег на полку, он даже во сне отпускал по ее адресу сердитые замечания.


Утром в воскресенье 21 января он позавтракал и прогулялся по палубе. Гнев на Вэлери Четфорд смешивался с мыслями о проверке отпечатков пальцев, вероятно происходящей сейчас на корабле. В столовой никого не было, кроме доктора Арчера, который, выходя, приветливо кивнул, но не остановился, чтобы поговорить.

На палубе также царила воскресная тишина. Мишень для дартса и оборудование для настольного тенниса всегда прятали до окончания ленча. Дул холодный ветер; бледное солнце светило над свинцовым морем. Судя по пенистому кильватеру, тянущемуся далеко за кормой, «Эдвардик» теперь двигался зигзагами. У перил шлюпочной палубы и на «вороньем гнезде» мачты выставили дозорных. Описав полдюжины кругов по палубе «Б», Макс не встретил никого, кроме Джорджа Э. Хупера, дремлющего под пледом в шезлонге. Брата он не видел до религиозной службы в салоне в одиннадцать.

Службу проводил сам коммандер Мэттьюз, выглядевший как пуританский пастор и неуклюже державший Библию. Он читал 33-й псалом и, как показалось Максу, весьма недурно для старины Фрэнка. Присутствовали также доктор Арчер, Хупер и Вэлери Четфорд, которая ни разу не взглянула на Макса.

По окончании службы Макс отвел капитана в сторону.

– Ну как? Взяли отпечатки?

– Ш-ш! – прошипел капитан, быстро оглядевшись. Этим утром он казался задумчивым. – Я видел эконома всего несколько минут. Ночью они взяли отпечатки у Хупера, француза, само собой, у Латропа и тебя, сейчас занимаются доктором Арчером, мисс Четфорд и молодым Кенуорти, а потом перейдут к экипажу.

– И когда же мы узнаем…

– Не будь таким нетерпеливым, – прервал коммандер Мэттьюз, который был терпелив от природы. – Мы поймаем эту свинью. Ему от нас не уйти.

– Да, но как долго это продлится?

– По словам Латропа, процедура может занять весь день. Так что остынь и не дергайся. Я дам тебе знать, как только что-то станет известно.

Только через полчаса Макс вспомнил, что ничего не сказал о Вэлери Четфорд. Ладно, это может подождать. Если отпечатки пальцев помогут разоблачить убийцу, информация, которой располагает девушка (если только это не ложь, как подозревал Макс), может содержать лишь дополнительные детали.

На ленче присутствовали только доктор Арчер, капитан Бенуа, Хупер и Макс. Разговор в основном касался новостей, приходящих по радио и вывешенных на доске объявлений, перспектив конвоирования их корабля и вероятного порта прибытия. Доктор Арчер ставил на Саутгемптон, а Хупер – на Ливерпуль. Стюард столовой, когда к нему обратились за консультацией, уверенно предсказал Глазго.

К чаю тоже не поступило никаких известий. Изнывающий от нетерпения Макс обошел корабль, не найдя ни Латропа, ни эконома. Латроп занимал каюту В-42, но его на месте не оказалось. Кабинет эконома был закрыт, а на стук в дверь никто не отозвался.

К закату ветер посвежел. Обшаривая салон, длинную галерею и курительную, Макс обнаружил в углу последней книгу «Унесенные ветром» с внушительным именем «Пьер-Мартен-Селестен Бенуа», проштампованным на форзаце. Ему не удалось найти библиотечного стюарда и взять какую-нибудь книгу из длинной галереи, поэтому он сел и попытался читать «Унесенных ветром», но сюжет утратил для него свое очарование. В отчаянии Макс вернулся на палубу, где его нашел эконом.

– Я искал вас, – сказал мистер Гризуолд, откашлявшись. – Крукшенк поднялся на мостик к старику. Пойдемте в мой офис.

– Вы проверили отпечатки?

– Да.

Несмотря на холодный ветер, Макса бросило в жар.

– Ну? Кто убил ее?

– Пойдемте, – повторил эконом.

Офис на палубе «В», чью дверь отпер Гризуолд, был полон электрического света и сигаретного дыма. Латроп, потеющий в удушливой атмосфере, сидел без пиджака за письменным столом у стены. Перед ним лежали увеличенные снимки отпечатков больших пальцев – черных и испещренных множеством линий. Помимо этого, на столе были увеличительное стекло размером с блюдце и пачка исписанной бумаги. Позади него клерк эконома ставил импровизированную картотеку в картонных коробках на крышку сейфа.

– Входите, коммандер, – пригласил Латроп, повернувшись на скрипучем вращающемся стуле, когда дверь открылась снова и капитан прошел мимо Макса.

– Крукшенк говорит…

– Да, – отозвался Латроп, протирая глаза и потягиваясь.

– Вы хотите знать, кому принадлежат отпечатки. Могу ответить коротко и ясно: не знаю. Они не принадлежат никому из присутствующих на борту этого корабля.


Глава 8


После этого заявления четыре голоса заговорили одновременно. Коммандер Мэттьюз заставил остальных умолкнуть.

– Это что, шутка?

– Нет, нет, нет! – простонал Латроп. – Я не для того наполовину ослеп, чтобы шутки шутить. – Он снова прижал руки к глазам. – И Гризуолд тоже. – Латроп поднял увеличенные снимки. – Здесь у нас отпечатки правого и левого больших пальцев, найденные на теле. А здесь, – он указал на импровизированную картотеку, – отпечатки тех же пальцев каждого человека на борту. Оба оригинала не принадлежат никому из них.

– Это правда, сэр, – мрачно подтвердил эконом.

– Но это невозможно!

– И тем не менее…

– Тут какая-то ошибка.

– Никакой ошибки, сэр, – сказал эконом. – Мистер Латроп и я дважды все проверили. Ошибки быть не может.

Коммандер Мэттьюз подошел к сейфу, прислонился к нему спиной и скрестил руки на груди.

– Это надо обдумать, – произнес он таким властным тоном, что никто не говорил ни слова, пока он размышлял. – Отпечатки, – вскоре добавил капитан, глядя из-под мохнатых бровей и козырька фуражки, – вероятно, подделали.

– Нет, – покачал головой Латроп.

– Нет, сэр, – присоединился к нему эконом.

– Почему нет? С помощью печати или… – Коммандер Мэттьюз оборвал фразу. – Погодите! Разве у нас нет пассажира, чей бизнес – производство печатей?

– Как ни странно, ваш брат, – Латроп указал на Макса, – спрашивал меня о поддельных отпечатках только прошлой ночью. Поэтому мы с Гризуолдом это обсудили и были готовы поклясться, что отпечатки не поддельные. – Он постучал по увеличенным снимкам. – Но для пущей уверенности мы попросили ассистента судового врача – кажется, его фамилия Бэнкс, и он дипломированный химик – сделать химический анализ.

– Что вы имеете в виду? – осведомился коммандер Мэттьюз. – Нельзя сделать химический анализ фотографии на листе бумаги.

– Нет. Но можно проанализировать следы крови на платье женщины, – отозвался Латроп. – Это окончательный тест, капитан. Выделения потовых желез в человеческих пальцах подделать невозможно. Мы получили отчет часа два назад. Оба отпечатка оставлены подлинными пальцами. Можете считать это установленным.

Какое-то время все молчали. Табачный дым проникал в легкие, но никто не шевельнулся, чтобы включить вентилятор.

– Это надо обдумать, – повторил капитан, качая головой из стороны в сторону.

– Вы уверены, капитан, что у вас на борту нет зайца? – Латроп поспешно добавил: – Я не имею в виду зайца, о котором вы знаете, – девятого пассажира, которого вы держите в каюте на шлюпочной палубе. Мы взяли отпечатки и у него. Они тоже не соответствуют отпечаткам убийцы.

Макс повернулся и посмотрел на брата. Выходит, он все-таки был прав! На корабле есть девятый пассажир, которого Фрэнк тщательно скрывает от остальных. Но почему? И кто он?

– Может быть, на корабле прячется человек, о котором никто ничего не знает? – настаивал Латроп. – Это единственно возможное объяснение. Вы уверены, что зайца на борту нет?

– Абсолютно уверен, – ответил капитан.

– В таком случае, сэр, это просто не могло произойти, – заявил эконом.

Коммандер Мэттьюз держался с подчиненными строго официально.

– Что толку говорить об этом, мистер Гризуолд? Это произошло и, следовательно, должно иметь объяснение. Я могу предположить только одно. Вы или кто-то еще перепутали карточки или допустили другую оплошность. Сожалею, мистер Гризуолд, но боюсь, вам придется повторить всю процедуру заново.

Латроп издал вопль отчаяния, но эконом кивнул. Он совсем не походил на шутника с двойным подбородком и сонными глазами, сидевшего вчера вечером у постели Джерома Кенуорти.

– Хорошо, сэр. Но я так же уверен в отсутствии ошибок, как вы – в отсутствии зайца. А кто-нибудь другой не мог перепутать отпечатки или подсунуть вам не те?

– Нет.

– Вы уверены?

– Крукшенк и я, – ответил эконом, – сами брали отпечатки у всех, за исключением вас, сэр, мистера Латропа, судового врача и мистера Макса Мэттьюза. Мы с Крукшенком можем поклясться, что в нашей группе никакой подмены произойти не могло. Думаю, мистер Латроп может сказать то же о своей группе.

– Безусловно, – заявил Латроп. – А вы можете сказать, Гризуолд, что я взял отпечатки у вас и Крукшенка, а вы у меня для повторной проверки.

– Правильно, сэр.

Последовала долгая пауза. Эконом отошел и нажал кнопку вентилятора. Он начал вращаться, сдувая пепел с пепельниц, но никто не обращал на это внимания.

– Могу также сообщить, сэр, – не без злорадства добавил Гризуолд, – что отпечатки не принадлежат и мертвой женщине. Хотя она едва ли могла оставить их в таких местах, но мы, на всякий случай, проверили.

– Итак, – медленно заговорил коммандер Мэттьюз, – насколько я понимаю, перед нами три факта. Первый: отпечатки пальцев на месте преступления не были поддельными – их оставили руки живого человека. Второй: на корабле нет ни зайца, ни кого-либо еще, чьими отпечатками мы бы не располагали. Третий: не было никакого мошенничества и никакой ошибки при взятии или проверке отпечатков – каждый человек на борту оставил свои отпечатки пальцев на соответствующей карточке, и каждую карточку сравнили с фотоснимками оригинальных отпечатков. Это верно?[10 - Справедливость требует указать, что все три пункта, отмеченные коммандером Мэттьюзом, оказались соответствующими действительности. (Примеч. авт.)]

– Верно, – согласился Латроп.

Капитан выпрямился, снял фуражку, оставившую красноватую полосу на лбу, достал носовой платок, вытер им лоб и провел по черным вьющимся волосам.

– Но, черт возьми, – рявкнул он, – кто-то же оставил эти отпечатки!

– Очевидно, нет.

– Но вы ведь не думаете, что эту женщину убил призрак?

– Не знаю, – пробормотал Латроп.

Коммандер Мэттьюз снова надел фуражку.

– Это дело об убийстве, так что нам приходится быть детективами, – промолвил он. – Забавно. Ну, давайте бросим отпечатки и попытаемся поискать другие улики.

– Прошлой ночью произошла одна странная вещь с этим французом, сэр, – сказал эконом.

Все сразу посмотрели на него.

– С капитаном Бенуа?

– Да, сэр. Мы с Крукшенком приступили к обходу в начале двенадцатого. Как вы помните, нам приказали взять отпечатки у пассажиров, которые еще не спят. Француз занимает каюту Б-71 по правому борту. Заглянув туда, я сразу подумал: «Мы нашли убийцу!» В жизни не видел человека, который выглядел бы более виноватым. Он сидел перед своей койкой, используя ее как стол. На койке лежали четыре или пять печатей и штемпельная подушечка.

– Снова печати! – простонал Латроп.

– Француз отпечатывал свой адрес на больших листах бумаги. По-английски он знает не больше пары слов, а я не говорю по-французски. Правда, Крукшенк уверяет, будто умеет болтать по-французски, но в основном это заключается в фразах вроде «Ah, oui»[11 - Ах да (фр.).] поэтому я не слишком на него полагался. «Monsieur, nous voulons votre print de pouce»,[12 - Месье, нам нужны отпечатки ваших больших пальцев (фр).] – сказал он, но для француза это, похоже, мало что значило. В ответ тот выпалил фраз пятьдесят, а Крукшенк только твердил: «Ah, oui». Когда француз наконец понял, что мы от него хотим, он начал потеть, теребить усы и выглядел краше в гроб кладут. Но мы настаивали, и он протянул руку, собираясь прижать большой палец к своей штемпельной подушечке, чтобы оставить отпечаток.

Вроде бы не было причин, по которым он не мог воспользоваться своей подушечкой. Чернила есть чернила, как бы на это ни смотреть. Но мы настолько его подозревали, что не позволили ему это. Крукшенк схватил его за запястье и сказал: «Non, non, monsieur, il faut se servir de notre roller».[13 - Нет-нет, месье, это нужно сделать при помощи нашего валика (фр.).] Поэтому мы взяли у него четкие отпечатки с помощью нашего валика. Все это время француз не умолкал, а Крукшенк повторял: «Ah, oui», как заведенный. Когда мы уходили, француз очень странно смотрел на нас – не знаю, как это описать…

– Виновато? – предположил Латроп.

Эконом почесал затылок:

– Н-нет, не сказал бы. Я спросил Крукшенка, что говорил француз, но Крукшенк толком не понял. Мы поспешили к фотографу. «Тедди, – попросил я его, – сделай снимки поскорее, так как, думаю, мы нашли того, кто нам нужен». Но, выходит, чертовы отпечатки не принадлежат Бенуа.

В офисе снова воцарилось тяжелое молчание.

– Это ничем нам не поможет, мистер Гризуолд, – сердито проворчал капитан.

– Знаю, сэр. Но почему вел он себя так странно?

– Возможно, в этом стоит разобраться. Макс, ты вроде бы хорошо говоришь по-французски?

– Сносно.

– Тогда мы поручаем его тебе, – сказал коммандер Мэттьюз. – Больше не было никаких странных инцидентов, мистер Гризуолд?

– Нет, сэр. Все остальные вели себя покорно, как ягнята. – Эконом снова заколебался. – Но, если не возражаете, я хотел бы кое о чем спросить. Что говорят об убийстве? Есть ли какие-нибудь свидетели? Видели что-нибудь стюард или стюардесса?

Коммандер Мэттьюз покачал головой:

– Ничего – по крайней мере, так они заявляют. – Он посмотрел на Латропа. – Но кое-что удалось выяснить. По словам стюардессы, миссис Зия-Бей носила в своей сумке не бутылку чернил, а конверт, набитый письмами или бумагами, – стюардесса говорит, что видела его, когда миссис Зия-Бей одевалась. И среди ее вещей не было бутылки чернил. Стюардесса клянется в этом, так как помогала ей распаковывать чемодан.

– Чернила… – задумчиво промолвил эконом. – Выходит, сэр, убийца специально принес бутылку чернил в ее каюту?

– Похоже на то.

– И подменил ею конверт?

– Очевидно.

– Но почему именно чернилами?

– Лично я хочу только есть, – проворчал Латроп, поправляя галстук и протягивая руку за пиджаком. – Но, если вам нужно мое мнение, все это дело похоже на одну из историй Ника Картера. Сначала кровавые отпечатки большого пальца, а теперь конверт с бумагами. Осталось только найти шприц с неизвестным индейским ядом для стрел… Это кое-что мне напомнило. Лучше бы вы попросили вашего хирурга сделать вскрытие. Да, я знаю, что женщина умерла из-за того, что ей перерезали горло! Но такие факты часто ставят все с ног на голову в суде, если не принять меры предосторожности, о чем я вас предупреждаю, как юрист. Есть у вас еще какая-нибудь информация?

– Да, – отозвался Макс и поведал о приключении с мисс Вэлери Четфорд.

– Ну и ну! – Латроп присвистнул. – Вам везет с женщинами, верно?

– Только не с этой, о чем рад сообщить.

Лицо коммандера Мэттьюза выражало сомнение и нерешительность.

– Вы же не думаете, что она могла… – Он сделал жест, словно перерезая горло.

– Не знаю, – вздохнул Макс. – Может быть, да, а может быть, и нет. Следов крови на ней не было – я бы заметил их. Впрочем, убийца не обязательно должен быть окровавленным.

– Надеюсь, это не окажется одним из дел, в котором предполагают, что убийца бегал голым и потому не имел пятен крови на одежде. Дело Курвуазье.[14 - Знаменитое преступление 1840 г., когда лакей-швейцарец Курвуазье перерезал горло своему хозяину, лорду Уильяму Расселлу.] Дело Борден.[15 - Отец и мачеха Лиззи Борден были убиты топором в 1892 г. в Фолл-Риверсе, штат Массачусетс. В убийстве подозревали Лиззи, но суд оправдал ее.] Дело Уоллеса.[16 - Джулия Уоллес была убита в 1931 г. в английском городе Энфилде. Только в 1981 г. было практически доказано, что убийство совершил скончавшийся за год до того ее бывший коллега Пэрри.] – Латроп подсчитывал их, загибая пальцы. – В каждом случае выдвигалось такое предположение. Но оно не находило подтверждений. Выяснялось, что убийца не приближался к жертве так близко, чтобы перепачкаться кровью.

– Мистер Мэттьюз ничего не говорил насчет того, что мисс Четфорд бегала голой, – указал эконом. – Хотя это было бы недурное зрелище, верно?

– Мистер Гризуолд!

– Прошу прощения, сэр. Хотя, – продолжал эконом, игнорируя замечание капитана, – вы помните, как югославская графиня вошла в салон в чем мать родила, когда католический священник служил шестичасовую мессу. Конечно, мисс Четфорд едва ли так бы поступила…

– Довольно, мистер Гризуолд! – В голосе капитана слышались приглушенные раскаты грома. – Вопрос не в том, что носил или не носил убийца, а в том, каким образом два отпечатка большого пальца были оставлены на месте преступления призраком – кем-то, кого нет на борту! – Он беспомощно развел руками. – Я этому не верю! Это невозможно! И еще один вопрос: что нам делать?

– Я знаю, что сделал бы я на вашем месте, – сказал Латроп.

– Ну?

– Обратился бы к сэру Генри Мерривейлу. Я никогда его не встречал, но слышал, что он в состоянии распутать самое невероятное дело.

Макс уставился на спокойное лицо Латропа.

– Сэр Генри Мерривейл? – воскликнул он, чувствуя, что мир положительно сходит с ума. – Я знал его лет семь-восемь назад, когда работал на Флит-стрит.[17 - Флит-стрит – улица в Лондоне, где находятся редакции газет.] Но ведь он за две тысячи миль отсюда!

– Нет, – практичным тоном возразил Латроп. – Он в каюте рядом с капитанской, на шлюпочной палубе.

– Старый Г.М. на борту этого корабля?

Латроп выглядел удивленным.

– Разве ваш брат не рассказывал вам? Вижу, что нет. Он девятый пассажир. Не знаю, почему они делают из этого тайну. Но капитану пришлось его предъявить, когда возник вопрос о взятии отпечатков у всех на борту.

– Господи, Г.М. – как раз тот человек, который нам нужен! Где он сейчас?

Коммандер Мэттьюз посмотрел на часы:

– Скоро обед. Думаю, он бреется в парикмахерской. Я сказал ему, что сейчас там никого не будет. – Капитан позволил себе кислую усмешку. – Ты хорошо его знаешь, Макс?

– Он вышвыривал меня из своего кабинета примерно дважды в неделю.

– Тогда отправляйся к нему. Меня он не станет слушать. Это самый странный тип, с каким я когда-либо сталкивался. – Коммандер Мэттьюз покачал головой. – Расскажи ему, что произошло, и посмотрим, что он на это скажет.


Глава 9


– Черт возьми! – послышался сердитый голос. – Я не прошу вас быть тактичным по этому поводу. Я знаю, что лыс, как Юлий Цезарь. Но я не хочу никакого восстановителя волос! Хочу только побриться! Ради бога, прекратите болтать о восстановителе и займитесь делом!

– Это отличный препарат, сэр, – увещевал искуситель. – От него даже на бильярдном шаре растут бакенбарды. Мой родной дядя, сэр…

Макс заглянул в дверь парикмахерской. Зрелище было впечатляющим. Весивший две сотни фунтов Г.М. откинулся в кресле под таким опасным углом, что рисковал соскользнуть назад при малейшей качке. Белая ткань прикрывала его до подбородка, почти целиком покрывая и кресло. Видна была только голова. Лицо, уставившееся на потолок, выражало крайнюю степень злости. Парикмахер – маленький аккуратный человечек в белом пиджаке – правил бритву размашистыми движениями, как Суини Тодд.[18 - Тодд Суини – парикмахер и серийный убийца, персонаж романов и пьес начиная с середины XIX в.]

– Уверяю вас, сэр, он был еще более лысым, чем вы! В конце концов, у вас имеется немного растительности вот здесь, – продолжал парикмахер, оттянув вниз ухо Г.М. и заглядывая за него. – «Джек, – сказал он мне, – где ты взял эту чудесную штуку? Это потрясающе!» – «Рад это слышать, дядя Уильям, – ответил я. – Значит, препарат оказался эффективным?» – «Эффективным? Клянусь тебе, Джек, через двадцать четыре часа после того, как я им воспользовался, волосы у меня выросли, как в научно-популярных фильмах, где показывают цветы, вырастающие за ночь! И притом черные волосы, хотя мне уже шестьдесят три!» Позвольте узнать, сэр, каков ваш возраст?

– Слушайте, сынок, мне не нужен никакой восстановитель! Я хочу…

– Как вам будет угодно, сэр. Решать вам. – Положив бритву, парикмахер надавил ногой на рычаг, наклонив кресло назад еще сильнее, что вызвало испуганное ворчанье сидящего в нем. – Может быть, вас заинтересует фальшивый нос?

– Мне не нужен фальшивый нос! – загремел Г.М. – Вы что, собираетесь отрезать тот, который у меня уже имеется? И поосторожнее с горячим полотенцем. У меня чувствительная кожа.

– Не бойтесь, сэр, я не причиню вам боли, – заверил парикмахер. – Однажды я брил четырнадцать клиентов во время бури и даже не поцарапал ни одного из них. Я имел в виду маскарадный костюм. Не знаю, будет ли маскарад теперь, при таком малом количестве пассажиров, но я мог бы превратить вас в настоящего разбойника, сэр. Или можете выпятить подбородок, надеть маленькую шляпу и сойти за Муссолини.

– Ради бога, осторожнее с полотенцем!

– Сидите спокойно, сэр. – Парикмахер проворно сорвал с Г.М. очки и закутал ему лицо полотенцем, от которого шел пар. Потом он увидел Макса. – Входите и садитесь, сэр! Вы следующий.

– Нет, спасибо, – отозвался Макс. – Я хочу поговорить с этим джентльменом.

Фигуру в кресле словно ударило током. Белое покрывало сотрясла судорога. Потом из-под него выскользнула рука и сорвала полотенце. Багрово-красное лицо Г.М. повернулось и злобно уставилось на Макса.

– И здесь репортеры! – рявкнул он. – Только я подумал, что хоть ненадолго обрел мир и покой, как место снова кишит репортерами. Дайте мои очки.

– Но, сэр… – начал парикмахер.

– Дайте мои очки! – настаивал Г.М. – Я передумал. Я не хочу бриться. Я намерен отрастить бороду вот досюда. – Длина проектируемой бороды казалась невероятной.

Скатившись с кресла, Г.М. сунул деньги парикмахеру и надел очки. Его брюхо, предшествующее всем остальным частям тела во всем великолепии, подобно фигурной голове на носу военного корабля, помимо золотой цепочки от часов теперь украшал огромный зуб лося, очевидно подаренный кем-то в Нью-Йорке. Проковыляв к вешалке, он снял с нее плащ и большую твидовую шапку, которую надвинул на уши – зрелище, которое необходимо видеть, чтобы в него поверить.

– Но послушайте… – запротестовал Макс.

Г.М. с невероятным достоинством вышел из парикмахерской. Макс последовал за ним. Дойдя до сувенирной лавки, Г.М. немного оттаял.

– Теперь говорите, что хотели сказать, – проворчал он. – Если бы вы сказали это в парикмахерской, через десять минут об этом стало бы известно всему кораблю.

Макса обдало волной облегчения.

– Рад видеть вас снова после стольких лет, Г.М. Вы не выглядите постаревшим ни на день. Но что вы делаете на борту этого корабля? И к чему такая таинственность?

– Тем не менее я старею, – мрачно отозвался Г.М. – И у меня несварение желудка. Видите? – Он извлек из кармана плаща внушительных размеров флакон с белыми таблетками. – Вероятно, я недолго задержусь в этом мире, но, покуда я здесь, буду делать все, от меня зависящее. Когда меня не станет… – он бросил на Макса зловещий пророческий взгляд, предвещающий худшее, – может быть, о старике будут думать лучше, чем думают теперь. А что я здесь делаю – не имеет значения. У меня есть свои причины.

– Сколько вы пробыли в Америке?

– Пять дней.

Макс воздержался от дальнейших расспросов. Он не знал, какое положение занимает Г.М. в Уайтхолле[19 - Уайтхолл – улица в центре Лондона, где находятся правительственные учреждения; в широком смысле слова – британское правительство.] с начала войны, но не сомневался, что старик вдвое умнее любого, кто сменил его на посту шефа департамента военной разведки. Обеденный час уже миновал, но Макс впервые за время плавания не ощущал голода.

– Вам известно, что произошло на борту? – осведомился он.

Поскольку Г.М. ограничился невнятным бормотанием, Макс дал ему краткий отчет о случившемся. Маленькие глазки Г.М. расширились под стеклами очков.

– О, тени великих мастеров! – воскликнул он, взмахнув кулаками. – Неужели очередное невозможное преступление?

– Боюсь, что да. И еще хуже тех, с которыми вам приходилось сталкиваться. Если я правильно помню некоторые из ваших дел, все, что вы должны были объяснить, – это как убийца выбрался из запертой комнаты или прошел по снегу, не оставляя следов. А здесь нужно объяснить появление отпечатков пальцев – причем вполне реальных, – оставленных убийцей, которого не существует. Вы бы очень помогли, если бы смогли этим заняться. Фрэнку и без того хватает ответственности.

– По-вашему, мне ее не хватает?

– Хватает, но вы преуспеваете благодаря ей, а Фрэнк – нет.

Какой-то момент Макс думал, что перегнул палку. Г.М. устремил на него такой жуткий взгляд, прищурив один глаз и широко открыв другой, что он начал спешно придумывать комплимент, дабы отвести удар молнии. Но Г.М. с мрачным достоинством опустил уголки рта.

– Мне нужен воздух, – заявил он. – Много воздуха. Пойдемте на палубу, и расскажите мне всю историю.

Они ощупью пробирались через затемненные на ночь помещения. Третья ночь в море, возможно, была чуть светлее первых двух, позволяя разглядеть собственную руку, поднесенную к лицу, но не более того. Они вышли на не защищенную брезентовыми экранами подветренную сторону палубы «Б». На небе мерцало несколько звезд. Воздух, примерно на градус выше нуля, пробирался под рубашку Макса, сковывая грудь, покалывая руки и затылок, но ему нравилась его холодная чистота.

Стоя у перил, они смотрели на воду, белесую и фосфоресцирующую у борта. Но это был мертвый свет, не дававший отражения. Он извивался маленькими жилками, словно расплетающееся кружево, сопровождаясь бурлящим звуком, навевавшим дремоту.

– Ну, сынок? – произнес голос в темноте.

Не отрывая глаз от воды, Макс поведал о происшедшем во всех подробностях, не упуская ничего. Как выяснилось впоследствии, это пошло на пользу. Когда он закончил, молчание Г.М. выглядело слегка зловещим. Макс потерял чувство времени. Ему казалось, что они находятся в холодной пустоте, не являющейся ни морем, ни сушей, ни небом.

– Так! – пробормотал голос. – Не слишком приятная история, а?

– Да.

– И вы считаете, – продолжал в темноте голос Г.М., – что убийца тот тип, который метал ножи в изображение женщины – предположительно, миссис Зия-Бей – снаружи двери доктора Арчера в пятницу ночью?

– По-моему, да.

– А также тот, кто надел противогаз и либо случайно, либо намеренно просунул голову в каюту молодого Кенуорти?

Макс поколебался.

– Не обязательно. Кенуорти, похоже, мишень для подобного рода выходок. Это могла быть шутка эконома.

– Угу. Вполне возможно. Этот эконом кажется мне… Ладно, не имеет значения. Но вы все же думаете, что инцидент с противогазом связан с убийством?

– Может быть, да, а может быть, нет. Могу лишь сказать, что он показался мне особенно безобразным. Сам не знаю почему.

– Я могу вам объяснить, – проворчал голос тоном знающего обо всем больше всех. – Потому что это проделка инфантильного ума. Инфантильный ум замыслил это убийство со всеми его деталями. Вы имеете дело, сынок, с взрослым человеком, чье развитие заторможено. Хуже всего то, что заторможенность не коснулась ума и осторожности, а это чертовски скверная комбинация. Вы провели какое-нибудь расследование? Например, попытались выяснить, где были все пассажиры между без четверти десять и десятью вчерашнего вечера?

– Вы думаете, убийца – пассажир?

– Нет, сынок. Он может быть пассажиром, судовым офицером и кем угодно вплоть до кота кока. Но мы должны с чего-то начать. Вы опросили пассажиров? Или узнали, где они находились?

– Нет. – Макс задумался. – Могу сообщить вам, что говорят некоторые из них. Вэлери Четфорд была в моей каюте. Доктор Арчер плавал в бассейне внизу. Латроп прогуливался по палубе. Об остальных мне ничего не известно.

– А француз?

– Никакой информации. В начале двенадцатого он был в своей каюте, но это ничего не значит.

– Кроме того, французский офицер не должен был носить… – Г.М. оборвал фразу, и тишину заполнил плеск волн. Когда он заговорил снова, в его голосе звучали недоверчивые нотки. – Господи, неужели в этом что-то есть? Я как раз думал о субботнем утре…

– По-вашему, француз как-то в это замешан?

– По-моему, сынок, ему что-то известно, – серьезно отозвался Г.М. – А я очень хотел бы знать, что он пытался сказать двум охотникам за отпечатками пальцев, когда они застали его в каюте прошлой ночью. Я также думаю…

– Да?

Ответа не последовало. Г.М. молчал так долго, что Макс подумал, не заснул ли он, положив локти на поручень. Но, напрягая зрение, Макс мог различить только тусклое поблескивание стекол очков и закутанную в плащ фигуру, напоминающую толстую горгулью на крыше собора.

– Я не могу этим заниматься! – сердито буркнул Г.М. (Это означало, что он наткнулся на препятствие, но не желал этого признавать.) – Черт возьми, неужели мне не достаточно хлопот? Неужели каждое замысловатое преступление в мире нужно взваливать на мои плечи?

– Это может оказаться связанным с вашим департаментом, Г.М., – спокойно сказал Макс.

– Что вы имеете в виду?

– Шпионаж.

Г.М. снова замолчал. Едва ли стоит напоминать, что Макс не мог читать его мысли по выражению лица. Во-первых, было слишком темно, чтобы вообще разглядеть чье-либо лицо. Во-вторых, игроки в покер в клубе «Диоген» находили это занятие бесперспективным даже при ярком свете. «Эдвардик» медленно покачивался, и казалось, будто маленькие звездочки на черном небе тоже раскачиваются над бортом.

– Возможно, – согласился наконец Г.М. Его голос звучал не слишком уверенно. – Шпионаж, сынок, в эти дни далеко не шутка. Он широк, глубок, как этот океан, и в нем легко можно утонуть. Он стал куда глубже, чем был двадцать пять лет тому назад. Шпионаж вовсе не так увлекателен, как его расписывают, и в нем участвуют отнюдь не колоритные личности. Обычно вражеский агент – весьма незначительная персона. Клерк, стряпчий, девушка, пожилая женщина… Их объединяет не жажда наживы или изощренное коварство, а фанатичный идеализм. Можно расстрелять многих из них, не причинив особого беспокойства Генеральному штабу. Но каждый из этих маленьких клещей является потенциальной угрозой для жизни. Взять, к примеру, этот корабль. Предположим, в освещенной каюте кто-то оставит открытым на всю ночь иллюминатор. Для этого не требуется особого ума. Но, учитывая то, что свет виден в море на расстоянии пяти миль, результат может оказаться катастрофическим для нас.

– По-вашему, кто-то способен сделать это, рискуя взлететь на воздух вместе с остальными?

Г.М. тяжко вздохнул:

– Если бы вы были фанатичным идеалистом, сынок, то не сомневались бы, что капитан субмарины, как истинный джентльмен, не откроет огонь, прежде чем все не сядут в шлюпки.

– А вы в этом сомневаетесь?

– Уверен, что и вы тоже.

– Но вдоль шлюпочной палубы выставлены дозорные. Разве они не заметят свет?

– Вероятно, заметят, – признал Г.М. – Тем не менее попытка не пытка. Перед отплытием из Нью-Йорка я получил информацию, что одна из женщин на борту этого корабля – вражеский агент. Не знаю, надежна эта информация или нет. И я ничего не разглашаю. Напротив, я бы хотел передать эту новость по радио или повесить на доске объявлений, как предупреждение о карточных шулерах. Но ваш брат сказал «нет». Он капитан, а я всего лишь старый маразматик. – В голосе Г.М. послышалась горечь. – Спросите кого угодно в Уайтхолле.

Макс уставился на фосфоресцирующий туман, клубящийся и мерцающий сорока футами ниже.

– Женщина… Вы не имеете в виду Эстелл Зия-Бей?

– Я не знаю, кто имелся в виду, и капитан тоже не знает – это он получил анонимное письмо. По-моему, скорее речь идет о ком-то из стюардесс. Какая-нибудь мечтательная особа, которая искренне полагает, что служит великой цели, и которую скорее следовало бы хорошенько отшлепать, чем расстрелять.

– И поэтому вы на борту «Эдвардика»?

– Хо-хо! – усмехнулся Г.М. – Нет, сынок. Рад сообщить, что собираюсь поджарить другую рыбу. Кем бы ни была эта гипотетическая шпионка, она не «Мадемуазель доктор»,[20 - Анне Марие Лессер – знаменитая немецкая шпионка, действовавшая во время Первой мировой войны.] а просто дура. Но плюс к этому здесь произошло убийство, что является, мягко выражаясь, странным совпадением. – Он играл идеями, как кот клубком шерсти. – Убийство спланировано с большим опытом, и это меня беспокоит. Возможно, скрывающийся за ним ум инфантилен, но достаточно эффективен и быстр, чтобы добиваться результатов. Надеюсь, нас не ожидают новые забавы и игры.

– О чем вы?

– Ну, предположим, я сейчас переброшу вас через перила. Вы мигом пойдете ко дну, сынок.

Макс невольно поежился. В такой темноте нелегко определить, кто друг, кто враг. Можно обернуться и увидеть совсем не то выражение лица, которое ожидаешь.

– Лучше не пытайтесь, – предупредил он. – Со мной нелегко справиться, и я хорошо плаваю.

– Сомневаюсь, что это вам поможет. Вас попросту не смогут отыскать. Посмотрите вниз. Там черно, как в Тартаре! Вы утонете или замерзнете до смерти, а шестьсот человек будут слышать ваши крики, но не смогут вас спасти, так как не осмелятся включить прожектор. Это затемнение словно создано для удобства убийцы.

Макс снова поежился.

– По-вашему, они не включат прожектор, даже зная, где и когда я упал за борт?

– Не осмелятся, сынок. Это приказ, которому ваш собственный брат не сможет не подчиниться. Спасая одну жизнь, нельзя подвергать опасности многие. Это война. – Г.М. невесело усмехнулся. – Веревка не будет видна, а шлюпку спустить они не решатся. Так что приходится учитывать такую возможность. И…

– Слушайте! – прервал Макс.

Хотя их уши наполняли мириады мелких звуков, составляющих шум моря, Макс услышал какую-то возню наверху, в носовой части палубы «Б». Потом он увидел вспышку и услышал револьверный выстрел. За ним последовал негромкий хриплый вопль, сменившийся топотом ног дозорных на шлюпочной палубе. Больше различимых звуков не было – все заглушил плеск волн.


Глава 10


Незадолго до этих событий Вэлери Четфорд поднималась по главной лестнице в салон. По дороге она разглядывала свое отражение в большом зеркале на каждой площадке. Ее мучила проблема, каким образом заставить два вечерних платья выглядеть как полдюжины в течение восьми (или более) дней плавания, а также как продолжать работу, которую она должна была выполнить. В первый вечер ее мучила морская болезнь, которая давала о себе знать и спустя сутки, поэтому ей пришлось надеть маску высокомерия, удивлявшую даже ее саму. Но это здорово помогло, когда она увидела мертвое тело в каюте Б-37.

Этим вечером на ее щеках появился легкий румянец. Вэлери вертела головой направо и налево, вскидывая подбородок, дабы тщательно обследовать лицо и густые вьющиеся волосы. Ее улыбка удивила бы Макса Мэттьюза, ибо она сразу оживляла черты, словно включенная лампа. На ней было розовое платье.

Вэлери ощущала решимость и возбуждение. Прошлой ночью она едва все не испортила и не хотела повторить оплошность снова, поскольку это бы не понравилось тем, кто дал ей поручение. Они едва ли стали бы гордиться ею так, как она того хотела. Но как подобраться к этому человеку? Вот в чем заключалась трудность.

Согласно объявлению на доске, корабельный оркестр начал играть в девять. Его звуки плыли вниз по лестнице с вызывающей легкостью. Войдя в салон, Вэлери села в одно из глубоких кресел и тут же увидела свой шанс.

Случай – или то, что сэр Генри Мерривейл именовал чудовищной извращенностью всего в целом, – парил над «Эдвардиком» со свойственным ему злорадством. По его велению именно в этот момент достопочтенный Джером Кенуорти впервые выполз на палубу в подобающей одежде. Корабль не качало почти сутки, и этого оказалось достаточно. Кенуорти направлялся в бар в курительной, но, услышав звуки оркестра и подумав, что целительную влагу можно приобрести и здесь, плюхнулся в кресло салона.

Вэлери увидела молодого блондина со складкой озабоченности поперек высокого лба и несколькими похожими на запятые морщинками в уголках рта. Продолговатое лицо украшали восьмиугольные очки с золотыми дужками. Смокинг болтался на его худощавой фигуре. Открывая и закрывая рот, как рыба, он сделал заказ стюарду, откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.

Вэлери окинула взглядом салон. Если не считать оркестра и Кенуорти, он был пуст. Она уже давно обдумала будущий образ действий с этим молодым человеком. Хотя Вэлери видела блондина впервые, его характер был ей подробно описан. Выглядел он довольно приятно, что облегчало дело. Тем не менее сердце Вэлери колотилось от возбуждения. Подождав несколько минут, она подобрала розовую атласную юбку с кружевом, скользнула к столику красного дерева с фетровым верхом, за которым сидел молодой человек, опустилась на стул против него и положила на стол локти.

– Не беспокойтесь, – сказала Вэлери, глядя ему в глаза. – Я спасу вас, кузен.

Джером Кенуорти, подносивший ко рту первую порцию виски с содовой за три дня, недоуменно уставился на нее.

– Премного благодарен, мадам, – отозвался он. – Но с кем имею честь разговаривать?

– Все в порядке, – заверила она. – Я Вэлери.

Кенуорти порылся в памяти.

– Насколько мне известно, – искренне сказал он, – я никогда не видел вас раньше. Вэлери кто?

– Вэлери Четфорд. Но это не важно. Вам незачем беспокоиться из-за того, что ей вчера вечером перерезали горло. Убийца забрал все письма. Я в этом абсолютно уверена.

Джером Кенуорти внимательно посмотрел на нее и осторожно поставил стакан на столик.

– Это что, еще одна хохма? – осведомился он.

Настала очередь Вэлери удивляться.

– Хохма?

– Прошу прощения – я все еще под тлетворным влиянием янки. Это очередная шуточка Гризуолда наподобие противогаза или взятия у меня отпечатков пальцев по неизвестной причине?

– Кто такой Гризуолд?

– Ха-ха-ха, – произнес Кенуорти. – «От боли сердце замереть готово, и разум – на пороге забытья, как будто пью настой болиголова…»[21 - Цитата из стихотворения английского поэта Джона Китса (1795–1821) «Ода соловью». Пер. Е. Витковского.] Пью… Это напомнило мне кое-что. Одну секунду. – Он поднял стакан, осушил его залпом и поставил на прежнее место. – У меня сильное предчувствие, что мы с вами не понимаем друг друга. Прежде чем продолжить разговор, не скажете ли, за кого вы меня принимаете?

– Ведь вы Джером Кенуорти! – воскликнула девушка сквозь звуки вальса, заполняющие тускло освещенный салон. – Ваш отец – лорд Эббсдейл; сейчас он в Уайтхолле – не знаю, где именно…

– В адмиралтействе. Пока все верно.

– А вы живете или жили в Тетлендс-Парке в Оксфордшире. Я посещала вас там. Ваша мать – моя тетя Молли. А моя мать – ваша тетя Эллен…

На Джерома Кенуорти снизошел свет. Он вспомнил маленькую девочку с косичками, игравшую лет двенадцать-пятнадцать тому назад на лужайках Тетлендса и качающуюся на качелях в голландском саду. Виски делало его сентиментальным. После трех дней мучений он с любовью вспоминал о Тетлендсе и даже о своем отце – этом старом зануде. Если эта чертова война когда-нибудь кончится, он поселится там в качестве хозяина обширного поместья.

– Конечно, я вас помню, – сказал Кенуорти. – Вэлери… Как ваша фамилия по мужу?..

– Я не замужем.

– Я имел в виду фамилию тети Эллен по мужу… Ах да, Четфорд! Это стоит отметить. Хотите выпить со мной?

– С удовольствием. Можно «Гран-Марнье»?

Кенуорти сделал заказ.

– Где вы были все это время?

Широко расставленные серые глаза Вэлери были устремлены на крышку стола.

– О, всюду, – ответила она. – Мама, папа и я перебрались на Бермуды… Вы это помните?

– Да, что-то припоминаю.

– А спустя год мы переехали на север штата Нью-Йорк. Но когда началась война, я подумала… ну, я захотела внести свою долю помощи. – Девушка подняла взгляд и улыбнулась. – Я даже надеялась, что ваш отец – дядя Фред – найдет мне какое-нибудь занятие. Но мне не хотелось ему писать после его ужасной ссоры с моими родителями. Вы ведь знаете, что он за человек…

Кенуорти радостно приветствовал вторую порцию виски.

– Знаю. Но это древняя история. Могу вас заверить, свет моих прежних дней, что старик обязательно найдет вам работу. Вы не сможете этого избежать при всем желании. С глубоким прискорбием сообщаю, что меня он уже захомутал.

Кенуорти сделал глоток. Вэлери ухватилась за край стола.

– И еще одно…

– Продолжайте, звезда моей души. Прозит!

– Что вы сказали?

– Я сказал, прозит. Ваше здоровье!

– О! Мне ужасно повезло, Джером. – Она взяла маленький стакан. – Не сочтите меня бесстыдной, но я с детства вами восхищалась. Тетя Молли присылала нам ваш школьный журнал. Я знаю о всех призах, которые вы выиграли, знаю, что вас прочили в дипломаты, но… Ладно, оставим это.

– Да, – кивнул Кенуорти. Его лицо залила краска.

– Я даже знала, что вы в Нью-Йорке. Сначала прочитала об этом в светской хронике, а потом пару раз в колонках сплетен. А когда я услышала, что вы связались с этой ужасной женщиной…

– С какой именно?

Вэлери склонилась вперед и понизила голос:

– Об этом я и хотела с вами поговорить. Эту женщину вчера вечером убили в каюте Б-37, но пассажирам не собирались об этом сообщать. Ей перерезали горло. Это было ужасно! Я видела ее…

– Но как ее звали?

– Ш-ш! Говорите тише! Эстелл Зия-Бей. В ее сумке была толстая пачка компрометирующих писем. Должно быть, там были и другие письма, но меня интересовали ваши.

Кенуорти задумался.

– Послушайте, Вэлери. Хотите – верьте, хотите – нет, но я не знаю женщину по имени Эстелл Зия-Бей!

– Пожалуйста, Джером…

– Это истинная правда.

Вэлери этого не ожидала.

Кое-что следует уяснить сразу. Девушка, именующая себя Вэлери Четфорд, отнюдь не считала себя нечестной. Она поступала определенным образом, так как верила, что это ее долг. В ее сложном характере сочетались проницательность, наивность, преданность, усердие, страсть, буйное воображение и даже некоторая слабость. До сих пор все было в порядке. Но его отрицание озадачило ее.

Вэлери знала, что Джером Кенуорти не был убийцей. Ибо – если уж нам приходится говорить правду – она видела убийцу за работой. Этим знанием она собиралась вскоре воспользоваться как частью своего плана. До сих пор вся ее информация о Кенуорти, полученная из вторых рук, оказывалась правильной.

– Н-но этого не может б-быть! – запинаясь, сказала Вэлери. – Вы ведь знаете бар Тримальчио, не так ли? На Восточной Шестьдесят пятой улице?

– Отлично знаю. Мои мудрые друзья с этого корабля советовали мне отправиться туда, как только я поставлю ногу на американскую землю.

– Эта женщина постоянно… забыла это ужасное слово… ошивалась там во второй половине дня.

– Если она ошивалась у Тримальчио, я не мог ее не знать. Мое знакомство с женщинами, посещавшими это заведение, было более чем обширным. Может, она использовала другое имя? Но я уверяю вас, что никогда в жизни не писал компрометирующих меня писем. Наш семейный адвокат вразумил меня на этот счет в пятнадцатилетнем возрасте, и с тех пор я был крайне осторожным корреспондентом. Так что я не мог… – Он оборвал фразу. – Послушайте, а вы откуда знаете о баре Тримальчио?

Вэлери отвела взгляд.

– Простите, – тихо сказала она. – Я только хотела помочь вам.

– Да, но…

– Возможно, с моей стороны было глупо пытаться поговорить с ней. Я вела себя как школьница, защищающая любимого старшего брата. И боюсь, попала в жуткую передрягу.

– Передрягу?

– У меня есть друзья, которые бывают у Тримальчио. Они рассказывали мне о вас. И мама всегда говорила, что вас можно спасти. Я думала, что если я смогу убедить миссис Зия-Бей отдать письма… или даже украсть их…

– Черт возьми, я же сказал, что не писал никаких писем!

– Если бы мне это удалось, вы бы отнеслись ко мне лучше, а может быть, и дядя Фред подыскал бы мне военную работу. Пожалуйста, забудьте об этом. Теперь я понимаю, что это была глупая романтическая идея, как и большинство моих идей.

Кенуорти сразу же стал воплощенным раскаянием. Одна половина ума Вэлери радовалась ее способности быть такой крутой и хладнокровной, но другая осуждала за то, что она морочит голову вполне достойному парню. Вэлери очень хотелось, чтобы на месте Джерома Кенуорти оказался этот смуглолицый прихрамывающий молодой человек, который говорил односложно и боялся огня.

– Сядьте, Вэлери, и позвольте заказать для вас еще одну порцию, – сказал Кенуорти. – А если вы хотите помочь вашей стране…

– Не думаю, что я так уж заинтересована…

– …помочь этому державному острову, именуемому Англией, – продолжал Кенуорти, в пустом желудке которого пело виски, – позвольте рассказать вам о работе, которую поручили мне.

– Вот как?

– Но прежде чем перейти к этому, позвольте информировать вас, что я чувствую себя виноватым, как сам дьявол. В какую передрягу вы попали?

– Право, Джером, это не важно.

– И тем не менее?

– Я бы предпочла не говорить.

– Не выпячивайте передо мной ваш гордый подбородок, милая моя. Насколько я понимаю, здесь творятся в высшей степени грязные делишки. – Глаза Кенуорти прищурились под восьмиугольными очками, а похожие на запятые морщинки в уголках рта обозначились четче. – Убийство! Неужели я действительно встречал когда-то эту женщину? Такой слух мог распустить Гризуолд, черт бы его побрал. У вас есть какая-нибудь идея насчет того, кто это сделал?

– Не думаю.

– А какова ваша роль в этом?

– Я… я пряталась в каюте напротив. А грязная свинья по имени Мэттьюз – брат капитана – рассказал ему об этом. – Чуть не плача, она поведала ему историю, которую рассказала Максу Мэттьюзу – не более того.

Кенуорти был потрясен.

– И все это вы сделали ради меня? Будь я проклят!

– Ничего особенного, Джером. Это была глупая романтическая выходка, но, если капитан начнет меня о ней расспрашивать, у меня могут быть жуткие неприятности. Что же мне делать?

– Делать?

– Да. Понимаете, это не все. Миссис Зия-Бей оставила запечатанный конверт в офисе эконома. Я думала, что в нем тоже могут быть ваши письма. Поэтому я просила этого типа, Мэттьюза, забрать для меня конверт, но он не согласился. Теперь капитан, вероятно, все об этом знает.

Кенуорти быстро заморгал.

– Моя дорогая Вэлери, вы можете сделать только одно. Гризуолд – судовой эконом – мой большой друг. Он все поймет. Скажите правду ему и капитану.

– Конечно, я подумала об этом в первую очередь. Но не создаст ли это трудностей для вас?

– Повторяю, Вэлери, никаких писем не существует. Даю вам честное слово.

Она глубоко вздохнула. Ясные серые глаза, косившиеся на колонну, вновь устремились на лицо собеседника.

– Да, Джером. Но предположим, они подумают, что письма там были?

– Не понимаю.

– Мне придется рассказать им о письмах и объяснить, почему я пошла в каюту миссис Зия-Бей. У Тримальчио ходили слухи, что вы за ней волочились и писали ей. Если бар посоветовали вам судовые офицеры, они, вероятно, об этом слышали. В любом случае вас будут расспрашивать, Джером, и втянут в эту историю… – Ее брови сдвинулись над коротким прямым носом, а голос перешел почти в стон. – Я беспокоюсь о вас. Подумайте об огласке, когда мы прибудем в Англию! И о вашем отце!

Во время последней части разговора, когда оба его участника испытывали различного рода сильные эмоции, оркестр завершал попурри. Этот музыкальный взрыв под стеклянным потолком сменила мертвая тишина.

Ее нарушили громкие аплодисменты, издаваемые парой ладоней. Вэлери и Кенуорти вздрогнули. Аплодисменты исходили от Джона Э. Латропа, который незаметно проскользнул в салон и сидел на некотором расстоянии от них, покуривая сигару. Он подмигнул Вэлери. К его энтузиазму присоединились более светские и сдержанные рукоплескания доктора Реджиналда Арчера, сидевшего еще дальше в тускло освещенном помещении.

Вэлери и Кенуорти тоже стали аплодировать. Дирижер торжественно поклонился, как будто салон был полон народу, после чего музыканты начали собирать свои инструменты. Вскоре аплодисменты стихли. Казалось, музыка никогда не звучала. Пол салона начал со скрипом вздрагивать. Было тридцать семь минут десятого.

– Начинаю чувствовать, – пожаловался Кенуорти, – что я все глубже погружаюсь сам не знаю во что. Если вы не намерены сообщить капитану и эконому правду, то что же вы собираетесь им сказать?

Вэлери пожала плечами:

– Я буду отрицать то, что говорит Мэттьюз. Прошлой ночью я предупредила его об этом.

– А потом?

– Я скажу, что была с вами.

Он уставился на нее:

– Но вы не можете так поступить! Когда происходила эта кавалькада грязной работы? От без четверти десять до десяти. В таком случае вам придется сказать, что вы были в моей каюте и держали мою голову над умывальником. А это не пойдет.

– Почему? Кто знает, где вы были?

– Эконом. – Кенуорти посмотрел вверх. – А теперь внимание, миледи. Сюда идет Гризуолд.

Эконом попытался проскользнуть незаметно. Но все, кто видел, как он вошел через дверь в главный холл, почувствовали изменение в атмосфере. Проходя мимо доктора Арчера, Гризуолд кивнул, потом направился к Вэлери и Кенуорти. Даже на расстоянии они видели, что его массивное лицо напряглось и покраснело и что он тяжело дышит через нос. Вэлери почти догадывалась о том, какие новости он принес.


Глава 11


Вэлери, всегда чувствительная к малейшим изменениям в окружающей обстановке, ощутила, как напряглись ее мускулы. На нее нахлынула волна паники. Она старалась не утратить влияния на Кенуорти и не возбуждать при этом подозрений.

– Эконом был в вашей каюте между девятью сорока пятью и десятью?

Кенуорти задумался.

– Не знаю, сколько тогда было времени. Хотя думаю, он пришел позже десяти. Если только он не был тем парнем в противогазе, который заглянул раньше. Главное, знает ли он, что я был не в состоянии принимать визитеров женского пола, какими бы очарова…

– Ш-ш! Пожалуйста, тише!

– Добрый вечер, мисс Четфорд, – поздоровался эконом, нависая над их столиком. Он говорил дружелюбно, но выражение его лица пугало Вэлери. – Добрый вечер, мистер Кенуорти. Рад видеть, что вы пришли в себя.

– Спасибо. Хотите выпить?

– Не сейчас. Если можно, я бы хотел поговорить с глазу на глаз с мисс Четфорд.

Они слышали его шумное дыхание. Краем глаза Вэлери видела, как Латроп встал и направился к роялю. В ее ушах громыхал шум, доносящийся из машинного отделения.

– Но, мистер Гризуолд, – запротестовала она, – все, что вы собираетесь сказать, вы можете сказать в присутствии моего кузена.

– Вашего… кого?

– Кузена. Мистер Кенуорти мой кузен.

– Сейчас не время для шуток, – после паузы заявил эконом.

– Но это правда! – воскликнул Кенуорти, искренне этому веря. – Я с детства знаю Вэлери Четфорд. У нее были косички, и она каталась верхом на овчарке.

Эконом сел.

– Вы никогда не говорили мне, что у вас есть кузина, – с упреком заметил он.

– Но и я не слышал, чтобы вы зачитывали мне список ваших родственников наподобие перечня кораблей у Гомера, – указал Кенуорти. – Не будьте ослом, Гризуолд.

– Я имею в виду, – объяснил эконом, – что вчера вечером долго с вами беседовал, и вы ни разу не упомянули, что кто-то из ваших родственников находится на борту – тем более такая привлекательная молодая леди. Это не похоже на вас, приятель.

Кенуорти начал отвечать, но эконом оборвал его:

– Одну минуту. Не знаю, что у вас на уме, но должен предупредить откровенно, что сейчас неподходящее время для ваших выходок. Мы еще к этому вернемся. – Он хлопнул себя по колену. – Мисс Четфорд, я представляю капитана. По его приказу я должен задать вам несколько вопросов. Мы решили, что больше нет смысла утаивать от пассажиров то, что вчера вечером произошло убийство. Стюардесса все равно разболтала это всему кораблю. Полагаю, вы об этом слышали?

– Да, слышала, – поежившись, ответила Вэлери.

Эконом достал из кармана туго набитый темно-желтый конверт. Верх был разрезан, а на все еще запечатанном клапане виднелось имя: «Эстелл Зия-Бей».

– Сегодня вечером, – продолжал он, – мистер Макс Мэттьюз многое нам рассказал. Среди прочего он упомянул этот конверт, о котором ему говорили вы, мисс Четфорд. Конверт был оставлен в моем офисе. По приказу капитана я вскрыл его. Можете взглянуть на ценное содержимое.

Повернув конверт вверх дном, эконом вытряхнул на стол полосы газетной бумаги, очевидно вырезанные большими ножницами.

– Кукла, – сказал он. – А теперь, мисс Четфорд, капитан хотел бы знать, зачем вам был нужен этот конверт и почему вы просили мистера Макса Мэттьюза раздобыть его для вас.

Вэлери слышала, как кровь стучит у нее в ушах. Вскоре придет время сделать то, что она планировала, – признать определенные факты, – но не сейчас, думала девушка.

– Не понимаю, о чем вы говорите.

– Капитан хотел бы знать, – продолжал Гризуолд, – откуда вы взяли идею, что миссис Зия-Бей прятала в этом конверте письма и что убийца украл их.

– Я все еще не понимаю.

– Капитан хотел бы знать, что вы делали в каюте мистера Мэттьюза прошлой ночью.

– Но я не была в его каюте!

– Нет? А где вы были?

– С моим кузеном, мистером Кенуорти.

Все трое говорили шепотом, доверительно склонившись друг к другу. Эконом выпрямился, приподняв черные мохнатые брови и наморщив лоб, что делало его похожим на Джорджа Роуби.[22 - Роуби Джордж (Джордж Эдуард Удйд) (1869–1954) – звезда британского мюзик-холла.] Но он излучал удовлетворение, словно говоря: «Я так и знал!»

– Вы были с мистером Кенуорти?

– Да.

– Капитан хотел бы знать, в котором часу.

– Думаю, я пришла в его каюту около половины десятого, а ушла около десяти.

– Вы в этом уверены?

– Более или менее.

Выражение лица эконома говорило: «Бросьте эти глупости!» Но он воздержался от комментариев и посмотрел на Кенуорти:

– А вы что на это скажете?

– Стоп! – произнес Кенуорти так громко, что бренчавший на рояле Латроп обернулся. – Прежде чем подвергнуться допросу третьей степени, я хочу получить от вас кое-какую информацию, Гризуолд. Я не собираюсь увиливать от ваших вопросов и сделаю то, что считаю правильным. Скажите, мог бы я взглянуть на тело миссис Зия-Бей?

Брови эконома снова полезли вверх.

– Конечно. Только не говорите, что она была вашей приятельницей.

– Нет. Во всяком случае, не под этим именем. Но я хочу знать следующее. Готов поклясться, что вам известен бар Тримальчио в Нью-Йорке, не так ли?

Эконом выглядел озадаченным.

– Да, хотя я давно там не бывал. Это нечто вроде английского клуба. Туда заходит много британских моряков. – Он коротко усмехнулся. – И я слышал, что бар кишит шпионами. А в чем дело?

– Вы знали миссис Зия-Бей?

Гризуолд пожал плечами:

– Я слышал о ней, как и многие другие. Она изрядно опустилась, но была неплохой женщиной.

– Где вы о ней слышали? У Тримальчио?

– Не помню. А что?

– А вы когда-нибудь слышали сплетню о миссис Зия-Бей и…

– Джером! – вскрикнула Вэлери.

– …и каком-нибудь мужчине? – закончил Кенуорти. Ни один мускул не дрогнул на его худощавом лице.

– Едва ли о ней можно было слышать какие-то другие сплетни. – Гризуолд нахмурился. – Нет, не припоминаю. Кажется, я однажды слышал, что она появляется в обществе модного архитектора или врача. Снова спрашиваю: в чем дело?

– В том, что… – Кенуорти оборвал фразу и поднял руку. – Что это был за звук?

Легкая, но резкая качка усиливала тарахтение и скрип в салоне.

– Похоже на женский крик, – сказала Вэлери.

– Это он и был, – согласился Кенуорти. – Надеюсь, это не призрак миссис Зия-Бей.

– Не говорите так, – отозвался эконом. Его лоб, куда падал свет, поблескивал, словно намазанный маслом. – Слушайте, я пришел сюда задавать вопросы и намерен это делать. Вы сказали, что это походило на женский крик?

– Да, – кивнула Вэлери. – Где-то внизу.

– Мисс Четфорд, с какого времени вы находитесь в салоне?

– Я… я не помню.

– Пожалуйста, постарайтесь вспомнить.

– Ну, я пришла сюда и села спустя примерно минуту после того, как оркестр начал играть. Это был их первый номер.

– Где вы были до того?

– В моей каюте – приводила себя в порядок после обеда.

– Как насчет вас, мистер Кенуорти?

Молодой человек потер подбородок.

– Я тоже точно не помню. Я оделся и направился выпить в бар, но зашел сюда. Оркестр уже играл.

– Оркестр начал в девять, – сказал казначей. – Выходит, вы пришли сюда в начале десятого. Хорошо. – Он посмотрел на часы. – Вы говорите, что только что слышали чей-то крик. А когда вы поднимались к салону, вы слышали крик или какую-то возню?

– Нет, – ответили оба.

– Вы в этом уверены? Никакого шума с палубы «Б»?

– Нет.

Над спинкой стула Вэлери появился высокий силуэт, а над ее головой – две руки, одна из которых держала сигару. Обернувшись, она увидела усмехающееся лицо Латропа. Хотя девушке нравился Латроп, она питала к нему некоторое презрение, так как он казался ей школьником в облике взрослого и седого мужчины. Возможно, Вэлери была слишком серьезной. Нескладная фигура Латропа нависала над стулом. Сигарный дым сносило девушке в лицо, и Латроп разогнал его, наклонившись и помахав узловатой ручищей перед ее носом.

– Что за разговоры насчет крика и возни? – осведомился он.

– Ничего, сэр, – ответил эконом.

– Рад это слышать. Надеюсь, ничего не случилось с бедным стариной Хупером?

– С Хупером? – резко переспросил эконом.

– Да. Он обещал встретиться со мной здесь и послушать оркестр, но так и не появился. Надеюсь, он не свалился за борт. Хупер обещал научить меня игре под названием «Наполеон». Если он силен в ней так же, как в метании дротиков, я практически разорен. Он уже нагрел меня на доллар шестьдесят пять центов. Желаю всем доброй ночи.

– Мистер Латроп! – резко окликнул его эконом. Эмоциональная температура в помещении сразу подскочила на несколько градусов.

Латроп не успел отойти далеко. Он медленно повернулся:

– Да?

– Для проформы, сэр, капитан хотел бы знать, что вы делали около девяти вечера.

– Около девяти? – переспросил Латроп. – Был в своей каюте.

– И вы тоже?

– И я тоже, что бы под этим ни подразумевалось. Сюда я поднялся минут в десять десятого, чтобы послушать музыку. Очевидно, произошло что-то еще?

– Да. – Эконом поднялся. – Доктор Арчер! – окликнул он.

В дальнем конце салона возле пальм зашевелилась фигура. Держа палец между страницами книги, доктор зашагал по серой ковровой дорожке. Его походка была бойкой, но губы казались пересохшими. Впрочем, он все еще выглядел вежливым и любезным врачом, готовым слушать пациента. Доктор улыбнулся Вэлери и кивнул остальным, но костяшки его пальцев, сжимающих книгу, побелели от напряжения.

– Да? – отозвался он.

– Приказ капитана, доктор, – виновато произнес Гризуолд. – Мы проводим проверку. Вы, случайно, не помните, где находились около девяти вечера?

– Помню.

– Ну?

– В своей каюте. Что вы на меня так смотрите? Я сказал что-то необычное? Большинство пассажиров идут в свои каюты сразу после обеда взять пальто или книгу. – Он продемонстрировал свою книгу. – Около четверти десятого я пошел в курительную, выпил там, а потом забрел сюда послушать оркестр. Простите, но на борту этого корабля не так много развлечений. – Не меняя тон, доктор добавил: – Ну, говорите. Что теперь произошло? Все на борту уже знают, что случилось вчера вечером. Так что выкладывайте.

Эконом тяжко вздохнул.

– Да, – признал он. – Произошел еще один… неприятный инцидент. Тревожиться не из-за чего! Уверяю вас, вы можете положиться на капитана. А он считает, что вам следует знать обо всем.

– Еще одно убийство? – резко осведомился доктор.

– Боюсь, что да. Но волноваться не о чем.

– Вы имеете в виду, – неуверенно начал Латроп, – что то, что я в шутку сказал о бедном старом Хупере…

Эконом повернулся к нему:

– При чем тут Хупер? С ним все в порядке. Это француз – капитан Бенуа. Ему выстрелили в затылок на палубе «Б» три четверти часа тому назад. – Лицо Гризуолда залила краска. – Если бы мы знали, о чем он говорил прошлой ночью, то, может быть, спасли бы ему жизнь.


Глава 12


Когда Макс и Г.М., стоя у перил по правому борту, услышали выстрел, было ровно без одной минуты девять – согласно большим, со светящимися цифрами, бронзовым часам Г.М. Макс видел, как в эпической тьме эти часы возникли из-под пиджака и плаща и повисли в воздухе, словно по мановению руки фокусника. Когда оба побежали к месту, где раздался выстрел, часы исчезли, предположительно в жилетном кармане.

– Дело плохо, сынок, – хрипло сказал Г.М. – Ради бога, ступайте осторожнее.

Нащупывая дорогу с помощью трости и волоча больную левую ногу, Макс старался не отставать. Темнота казалась стеной, о которую можно было удариться лицом. Макс потерял Г.М. и не мог найти его снова. Он с трудом различал очертания перил и колонн, поддерживающих палубу. Макс решил, что находится недалеко от кормы, когда увидел желтое мерцание впереди. Это была всего лишь спичка, но она выглядела лучом света в темном царстве, словно бросая вызов ледяному ветру.

– Погасите свет! – крикнул чей-то голос почти в ухо Максу. Он не сознавал, что находится в центре группы людей, покуда чья-то рука не толкнула его под левую лопатку. Колени Макса окоченели от холода, и трость выпала из руки. На мгновение его охватила паника, когда перила перед ним нырнули слишком глубоко, показав ему кипящую и фосфоресцирующую внизу воду.

Впереди него кто-то ударил руку, державшую спичку. Свет погас, но не раньше, чем Макс, отпрянувший от перил в результате очередного бортового крена, успел разглядеть все детали сцены. За мачту держался Джордж Э. Хупер, сгорбившись так сильно, что можно было видеть короткую серую щетину на его круглом скальпе и блеск выпученных глаз. Стоя немного в стороне от перил, Хупер уставился на них, а потом на палубу, как будто увидел у ног змею.

– Какого черта вы зажигаете спички на палубе? – осведомился голос третьего помощника капитана, мистера Крукшенка.

Вместо ответа, Хупер чиркнул еще одной спичкой.

– Вы с ума сошли, сэр? Немедленно отдайте мне спички!

Послышались звуки возни. Спичку погасил либо ветер, либо третий помощник.

– Человек свалился за борт с пулей в затылке! – жалобно и возбужденно протестовал Хупер. – Ради бога, не стойте здесь и не суетитесь из-за спичек! Человек за бортом!

– Спокойно. Вы уверены?

– Это правда, сэр, – пропыхтел из темноты другой голос. – Я дозорный номер четыре. Мы видели, как он упал со шлюпочной палубы. Я крикнул и услышал, как зазвонил телеграф, но мы, кажется, едва замедлили ход? – Последняя фраза прозвучала как вопрос.

– Если вы дозорный номер четыре, – сказал третий помощник, – то какого черта вы делаете здесь? Возвращайтесь на ваш пост!

– Мне приказали узнать, откуда он упал. Номер три и мистер Биллингс думают, что он застрелился, сэр. Покончил с собой. Можно было видеть его лицо в фосфоресцирующей воде, прежде чем он пошел ко дну. Револьвер упал вместе с ним.

– Он мертв?

– Конечно! – вмешался возбужденный Хупер. – Бедняга получил пулю прямо в затылок. Это был французский офицер в красивом мундире. Но он не покончил с собой. Я даже видел человека, который выстрелил в него, и готов съесть свои пуговицы, если он не свалился прямиком за борт…

– Погодите! – резко прервал третий помощник. – Вы уверены, что он был мертв?

– Получил пулю прямо в…

– Передайте сообщение на мостик, – приказал третий помощник дозорному номер четыре. Максу послышались в его голосе нотки облегчения. – Нет, подождите, я сделаю это сам. Оставайтесь здесь, мистер Хупер, только отдайте мне спички. А это еще кто?

Прозвучали чьи-то тяжелые шаги.

– Это Гризуолд, – отозвался хриплый голос эконома. – Что случилось?

– Наш друг Бенуа получил пулю и упал за борт, Гризуолд. Мистер Хупер где-то здесь. Позаботьтесь о нем. Я иду на мостик.

– Думаете, старик остановит корабль?

– Нет. Даже если француз жив, нет ни единого шанса его вытащить. И это слишком опасно.

– Хорошо, я останусь. А там кто стоит?

– Он получил пулю прямо в затылок, – с растущим возбуждением твердил Хупер, – и я съем свои пуговицы, если он не свалился за борт, как мешок!

– Успокойтесь, сэр! – проворчал эконом. – И не падайте в обморок на меня!

– Это мое сердце, – заныл Хупер. – Не могу переносить возбуждение.

– Тогда держитесь за мою руку. Хотите пойти внутрь?

– Да, только подождите, пока я найду спасательный жилет. Он где-то там, в шезлонге.

– Кто стоит позади меня? – снова спросил эконом.

Макс слушал вполуха, как и Хупер. Он ощупью искал на палубе свою трость и каким-то чудом нашел ее. При этом он случайно коснулся чьей-то ноги, которая дернулась, свидетельствуя о состоянии нервов ее обладателя.

– Это всего лишь я, сынок, – ответил эконому голос Г.М.

– Сэр Генри?

– Угу. Приятная погода для этого времени года, верно?

– Вы не отведете мистера Хупера внутрь? Вот его рука. Теперь повернитесь и нащупайте ногой железную пластину, тянущуюся вдоль палубы. Каждая из таких пластин ведет к двери. А теперь прошу меня извинить.

Макс схватился за чей-то пиджак – не то Г.М., не то Хупера – и оказался между ними. Они осторожно зашагали по палубе, нашли дверь и выбрались через еще один затемненный отсек на не слишком яркий свет, который тем не менее ослепил их. Это оказался узкий проход, ответвляющийся от главного коридора с каютами по правому борту. Красный резиновый пол выглядел куда надежнее настила открытой палубы. Справа от них находилась закрытая дверь каюты с черным номером Б-71. Макс вспомнил, что это номер каюты капитана Бенуа.

– Давайте остановимся, – предложил Г.М. – Сынок, расскажите, что там произошло и каким образом вы это увидели?

Хупер явно не возражал повторить свою историю. Но прошло некоторое время, прежде чем он заговорил. Прислонившись спиной к белой стене и выставив вперед ноги, он уставился в пол. Тяжелое дыхание сотрясало его маленькую фигурку. Правая рука поглаживала сердце под пиджаком. А левая держала спасательный жилет. На восковых щеках над усами стального цвета алели пятна.

– Будет о чем рассказать дома, – выдохнул он, не отрывая руку от сердца. – Я, Джордж Хупер, видел, как бедняга получил пулю и упал за борт. На нем была фуражка с красно-золотым верхом.

– Да, но что именно вы видели?

– Я вышел подышать свежим воздухом, сел в шезлонг снаружи той двери и накрылся пледом.

Макс вспомнил, что видел Хупера дремлющим в шезлонге во время утренней прогулки по палубе «Б».

– Я просидел там минут десять-пятнадцать и уже хотел возвращаться, когда услышал, как дверь открылась и на палубу вышли люди.

– Сколько людей?

– Двое, – подумав, ответил Хупер. – Были слышны их шаги. Они подошли к поручням – можно было с трудом разглядеть их головы и плечи. – Прирожденный рассказчик, он прижал друг к другу большой и указательный пальцы, драматически подняв их вверх. – Потом я услышал звуки борьбы, а после – вспышка и выстрел, как в Ночь фейерверков.[23 - Ночь фейерверков – праздник, отмечаемый в Великобритании вечером 5 ноября. В этот день в 1605 г. участники так называемого Порохового заговора пытались взорвать здание парламента, где должен был находиться король Яков I, но были схвачены и казнены.] Тот, кто стоял позади бедняги, прицелился ему в затылок – как раз под фуражку – и выстрелил. Я буквально подпрыгнул в шезлонге.

При этом Хупер подпрыгнул снова. В моменты возбуждения в его речи появлялся тягучий сомерсетский акцент.

– Я сказал: «Эй, сынок, что это ты делаешь?» Бедный парень едва успел вскрикнуть. Я подбежал к перилам и даже успел притронуться к его кожаному сапогу. Но он свалился за борт, а другой побежал прочь. Я перегнулся через поручень и увидел, как бедняга упал головой вниз прямо в пену, потом опрокинулся на спину и заскользил назад, как жук в канаве. Через пару секунд его уже не было видно. Ужасная история. Просто стыд!

Хупер снова прижал ладонь к сердцу и замедлил дыхание, призывая слушателей разделить его возмущение. При этом он все еще казался потрясенным тем, что лично удостоился лицезреть подобное.

Во время монолога Г.М. хранил задумчивое молчание, опустив уголки рта и глядя на Хупера поверх очков, сдвинутых на широкий нос. Шапку он снял, что придавало ему более человеческий вид.

– Так! – пробормотал он, уперев кулаки в бока. – Похоже, мы опять сели в лужу. Вы видели человека, который стрелял? Вы могли бы опознать его, если бы увидели снова?

– Не требуйте от меня чудес, парень.

Подобное обращение было новым опытом для Г.М., но он на него не прореагировал.

– Он был высоким или низкорослым? Толстым или худым?

– Не знаю.

– Вы сказали, что он убежал. В каком направлении? К носу или к корме? Или назад к этой двери?

– Будь я проклят, если знаю. Я думал о том бедолаге…

Полотнища затемнения в конце коридора распахнулись и сошлись снова. Коммандер Мэттьюз, в светлом непромокаемом плаще, шагнул в коридор. Лицо его было лишено всякого выражения. Он кивнул им и посмотрел на дверь каюты Б-71.

– Итак, Бенуа мертв.

– Еще один из нас, – отозвался Макс.

– Я хочу сказать вам кое-что, – продолжал капитан. – Бенуа застрелился. Это очень печально.

Хупер резко выпрямился, собираясь протестовать, но коммандер Мэттьюз остановил его.

– Для блага экипажа и пока мы не прибыли в пункт назначения, будем считать, что Бенуа застрелился, понятно? Два свидетеля на шлюпочной палубе видели, как револьвер упал в воду вместе с ним. Вероятно, парень помешался. Он убил миссис Зия-Бей, а потом покончил с собой. Опасности больше нет. – Капитан сделал паузу и обернулся, когда третий помощник прошел через полотнища затемнения. – Моя работа – привести корабль в порт целым и невредимым. Я позабочусь об этом и не допущу паники, ясно?

Хупер медленно кивнул. Его светло-голубые глаза, неожиданно став проницательными, устремились в пол.

– Насколько я могу судить, вы поступаете правильно, – заметил Г.М. – Но как насчет пассажиров?

– Пассажирам придется сообщить правду, – сказал капитан. – Фактически вбить ее им в глотки. Конечно, они все знают о миссис Зия-Бей, раз об этом знает экипаж. Но есть особая причина. С этого утра я распорядился об установлении особой системы наблюдения за всей командой. За пять минут до того, как Бенуа полетел за борт, я получил рапорты от дежурных офицеров. Каждый член команды был на своем посту или имеет алиби на время выстрела.

Коммандер Мэттьюз не повысил голос, но атмосфера в коридоре стала ледяной, как на палубе.

– Вы понимаете, что это означает? Если нет, я вам объясню. Этот маньяк-убийца должен быть кем-то из семи оставшихся пассажиров. Или же он один из моих офицеров, но я говорю вам откровенно, что полностью это исключаю. – Он с такой силой ударил правой ладонью по белой стене коридора, что дверь каюты Б-71 задребезжала в раме. – Убийце не удастся выйти сухим из воды. Мы будем допрашивать пассажиров, наблюдать за ними и не давать им покоя, пока не обнаружим того, кто нам нужен. Это все. Мистер Крукшенк!

– Сэр?

– Найдите эконома и пришлите его сюда. Сэр Генри Мерривейл, я не детектив, и это дело не по моей части. Вы возьметесь за него?

Г.М. прислонился спиной к закрытой двери каюты. Достав из кармана черную трубку, настолько закопченную, что в чашечке едва ли было место для карандашного грифеля, он сунул ее в угол рта. С его лица исчезло обычное циничное выражение, свойственное человеку, почуявшему за завтраком тухлое яйцо. Глаза прищурились под стеклами больших очков.

– Почту за честь, сынок, – ответил он.

– Вы поймаете эту свинью, прежде чем мы прибудем в порт?

– Я ничего не обещаю, – неожиданно заявил Г.М. – Я даю обещания, только когда теряю рассудок, а сейчас я в здравом уме. Могу лишь затянуть потуже пояс и поплевать на руки – как вы.

– У вас есть какие-нибудь идеи? Кто мог это сделать и почему? И каким образом были оставлены чертовы отпечатки пальцев?

– Ну… я бы не назвал это идеей. – Г.М. задумчиво передвинул трубку из одного угла рта в другой. – Когда я слушал рассказ молодого Макса, одна-две вещи показались мне сомнительными. И я бы очень хотел взглянуть на вещи капитана Бенуа и на его каюту. Не могли бы мы пойти туда, сынок? Где она?

– Как раз за вами, – ответил капитан. – Можете рассчитывать на любую помощь.

Г.М. повернулся. Затылок его лысой головы поблескивал даже в тусклом свете, а над складками шеи у основания черепа виднелась серовато-черная бахрома волос, которую, казалось, не заметил парикмахер. Он что-то проворчал себе под нос и открыл дверь.


Глава 13


На потолке каюты Б-71 горел свет. С истинно французской бережливостью капитан Бенуа выбрал самую маленькую одноместную каюту на корабле. По форме она представляла собой продолговатый прямоугольник с дверью на узкой стороне и напоминала побеленную тюремную камеру. У левой стены располагалась койка, обращенная изголовьем к стене напротив двери, где помещались туалетный стол и умывальник. В правой стене находилась глубокая ниша с задраенным иллюминатором. Гардероб с зеркалом стоял справа от двери. Стул был только один.

Так как в маленьком помещении едва ли нашлось бы место для кого-нибудь вместе с Г.М., все прочие остались снаружи. Чем дольше Г.М. шарил по каюте, тем менее удовлетворенным он казался. На крючке висел шерстяной халат, под которым стояли шлепанцы. На стуле были аккуратно сложены спасательный жилет, противогаз и одеяло. Г.М. обследовал их и перенес внимание на туалетный стол.

На нем стояла придающая каюте покойного уютный домашний облик складная кожаная рамка с двумя фотографиями: французского военного с лихо закрученными усами и добродушной пожилой женщины – очевидно, родителей Бенуа. Расческа, щетка для волос и ножницы лежали рядком. Помимо них, на столе находились банки с ваксой для сапог и чистящим веществом для пуговиц мундира. Одежная и сапожная щетки висели на крючках возле умывальника, на полке которого лежали бритвенный прибор, зубная щетка и зубной порошок.

Г.М. открыл ящики туалетного стола, потом заглянул в нишу для иллюминатора. С трудом опустившись на колени, он достал из-под койки плоский дорожный сундук, в котором не было ничего, кроме чистого белья.

Задвинув сундук назад, Г.М. открыл дверцу гардероба. Здесь он обнаружил запасной мундир с тремя капитанскими полосами на эполетах, два штатских костюма, несколько галстуков, запасную пару сапог и две пары туфель. Поправив очки, Г.М. уставился на рукав мундира, затем пошарил на полке шкафа без каких-либо результатов. При этом он продолжал пожевывать мундштук пустой трубки, а выражение его лица становилось с каждой минутой все более недовольным.

– Что вы ищете? – спросил Макс, стоя у двери.

Г.М. сел на край койки. Третий помощник вернулся с экономом. Коммандер Мэттьюз дал им вполголоса какие-то указания, после чего извинился и ушел по своим делам. В отсутствие капитана третий помощник достаточно громко шепнул эконому:

– Этот тип похож на вареную сову.

– Я размышляю, черт бы вас побрал, – сердито произнес Г.М., открыв один глаз.

Поднявшись, он снова атаковал туалетный стол. Достав из верхнего ящика маленькую картонную коробку, лежащую на аккуратной стопке рубашек и носков, он вытряхнул на койку ее содержимое – пять резиновых печатей с деревянными ручками и штемпельную подушечку в оловянном футляре.

– Насколько я понимаю, – проворчал Г.М., сердито взмахнув одной из печатей в направлении третьего помощника и эконома, – вы, две ищейки, побывали здесь прошлой ночью. Вы приходили взять у капитана Бенуа отпечатки пальцев?

– Да, сэр, – ответил третий помощник, смущенно переминаясь с ноги на ногу.

– А капитан Бенуа, как мне сказали, сидел здесь, забавляясь с печатями и штемпельной подушечкой?

– Да, сэр.

– Это те самые печати?

Третий помощник ловко протиснулся в каюту, подобрал пару печатей и повертел их в руках.

– Выглядят похоже. Я их не обследовал.

– Когда вы наконец втолковали капитану Бенуа, что вам нужны его отпечатки, он предложил вам взять образцы, прижав его большой палец к этой штемпельной подушечке. Но вы не дали ему это сделать и взяли отпечатки с помощью вашего чернильного валика. Это так?

– Да, сэр, – кивнул третий помощник.

– Прошу прощения, – послышался заинтересованный голос Хупера, о котором все успели забыть. Он держался на заднем плане, то погружаясь в воспоминания о пережитом приключении, то с любопытством заглядывая в каюту. Резиновые печати его явно заинтриговали. Войдя в тесное помещение, Хупер подобрал их одну за другой и изучил с авторитетным видом эксперта.

– Мое производство, – объяснил он. – «Хуперс Брод-Мид, Бристоль».

После этого благоприятного вердикта Хупер открыл штемпельную подушечку, намереваясь прижать к ней одну из печатей, но остановился, трогая подушечку пальцем и поднеся ее к глазам. На его лице появилось удивленное выражение.

– Странно, – сказал он. – Должно быть, бедняга рехнулся! Среди его вещей не было бутылки чернил?

– Чернил? – встрепенулся Г.М.

– Да. Примерно полбутылки, – отозвался Хупер, разглядывая подушечку. – Держу пари, вы ничего в ней не заметили, не так ли?

– Нет. А что с ней такое?

Хупер усмехнулся:

– Зато я заметил. Подушечка абсолютно новая. И что, вы думаете, сделал этот бедный парень? Вылил на нее около полбутылки обычных чернил для письма вдобавок к тем, которые уже были в подушечке! Конечно, он ее испортил. Она стала мокрой и липкой, как клей. Странные вещи вытворяют некоторые люди.

С этим глубокомысленным замечанием Хупер положил подушечку на полку. Третий помощник, эконом и Макс посмотрели друг на друга.

– Но зачем он это сделал? – осведомился третий помощник.

– Меня не спрашивайте. – Хупер подул на пальцы и посмотрел на часы. – Ого! Почти половина десятого. Я наверняка пропустил концерт. Совсем забыл о нем. Но кто бы не забыл, увидев, как этот бедняга свалился за борт? Я вам еще нужен?

– Одну минутку, сынок, – сказал Г.М. Выражение его лица стало деревянным. – Вы получили какие-нибудь инструкции от капитана? – обратился он к эконому.

– Только выполнять ваши указания.

– Угу. Покойная миссис Зия-Бей оставляла запечатанный конверт в вашем офисе?

Эконом щелкнул пальцами:

– Почти забыл об этом. Да, сэр, оставляла. И старик… прошу прощения, капитан приказал мне вскрыть его. Вот он. – Гризуолд достал из кармана темно-желтый конверт. – Как видите, в нем ничего нет, кроме газетной нарезки.

Г.М. взял конверт, обследовал содержимое, взвесил его в руке и вернул эконому.

– Ладно. Скажите, сынок, вы умеете пугать людей?

Эконом сдвинул брови Джорджа Роуби, и его лицо приобрело зловещее выражение.

– Отлично. Тогда у меня есть для вас поручение. Я не собираюсь фигурировать в этом деле больше, чем необходимо, поэтому хочу, чтобы вы нашли эту девицу Четфорд. Покажите ей конверт и с помощью криков и угроз попытайтесь выяснить, что она в действительности делала в каюте Макса Мэттьюза прошлой ночью. Вам это не удастся, но вы начнете процесс деморализации, а я завершу его. Если увидите других пассажиров, можете расспросить их – но более тактично, – что они делали сегодня около девяти вечера. Поняли?

– Да.

– Тогда это все. Действуйте. А вы, – Г.М. повернулся к третьему помощнику, – оставайтесь здесь. И вы тоже, мистер… хмф…

– Хупер.

– Хупер. Вы тоже оставайтесь здесь, если у вас нет неотложных дел. А теперь мы можем устроиться поудобнее.

Пожевав еще некоторое время пустую трубку, Г.М. начал набивать ее табаком из непромокаемого кисета. Приподняв полы плаща, он чиркнул большой американской спичкой о зад своих брюк и зажег трубку, потом, довольно попыхивая, сел на полку и прислонился спиной к подушке, как выздоравливающий больной. Дым был на редкость зловонным, но Г.М. явно наслаждался запахом. Наконец он указал черенком трубки на Крукшенка:

– Вы и эконом говорили прошлой ночью с Бенуа по-французски. Скажите честно, сколько вы поняли?

– Боюсь, что немного.

– Что, по-вашему, он пытался вам сказать?

Крукшенк заколебался.

– Зная, о чем идет речь, можно по нескольким словам понять остальное. Но в противном случае… Мне показалось, он говорил о какой-то женщине.

– Вот как?

– Да. Несколько раз Бенуа произнес слово «elle».[24 - Она (фр.).] На какое-то мгновение я подумал, что он признается в убийстве. Я хотел расспросить его подробнее, но боялся обнаружить свое невежество перед Гризуолдом. А если слово «traître» означает то, что я думаю…

Г.М. прищурился:

– Оно означает «предатель». Вы уверены, что Бенуа его произнес? Ради бога, сынок, будьте внимательны. Может, он сказал «traite»?[25 - Переводной вексель (фр.).] Или «traiteur»?[26 - Трактирщик (фр.).]

– Мне трудно судить, но я почти уверен, что он назвал кого-то «traître». И еще одно, сэр, только не смейтесь надо мной. Гризуолд считает это предположение нелепым, но я так не думаю. Мне кажется, Бенуа мог быть сотрудником французской разведки.

Г.М. не выказывал намерений смеяться. Он выпустил большое кольцо дыма и с озабоченным видом наблюдал, как оно поднимается к потолку.

– Я тоже об этом подумывал, – признался он. – Но давайте послушаем ваше мнение, сынок. Вам не кажется, что сотрудник французской разведки должен был бы знать английский язык?

– Теперь я не так уверен, что он вовсе не понимал по-английски.

Трубка выскользнула изо рта Г.М.

– Почему вам так кажется?

– Понимаете, я вспомнил, как сказал Гризуолду: «Что этот парень делает с печатями?» Я всего лишь пробормотал это уголком рта…

– Угу. Ну?

– Но я мог бы поклясться по выражению глаз Бенуа, что он меня понял. Он протянул руку, словно собираясь подобрать печати, но передумал. Конечно, я ни в чем не уверен, но, если Бенуа почти не говорил по-английски, что он делал в Америке? Мне бы не хотелось расхаживать по Бродвею, спрашивая дорогу по-французски.

– Окажите мне услугу, сынок. Достаньте из-под койки этот сундук.

Третий помощник повиновался и, по указанию Г.М., перевернул сундук. На его нижней стороне, помимо ярлыков «Эдвардика», были наклейки отеля «Пенсильвания» в Нью-Йорке и отеля «Уиллард» в Вашингтоне.

– Вашингтон… – повторил Г.М., когда Крукшенк задвинул сундук назад. – У вас есть его паспорт, не так ли?

– Да, паспорта должны быть в офисе Гризуолда – их вряд ли уже вернули пассажирам, так что… – Третий помощник оборвал фразу. – А где мистер Хупер?

Производитель резиновых печатей исчез. Даже Макс, стоящий у двери, не заметил, как он уходил. Г.М. встал с полки и выпрямился.

– Надеюсь, он понимает приказы капитана. И не станет трепаться о своем невероятном приключении стюарду или стюардессе.

– Может, мне пойти за ним? – предложил третий помощник.

– Пожалуй. Вбейте ему в голову, что он должен помалкивать. Не дай бог, если на этом корыте начнется паника.

Когда Крукшенк покинул каюту, Г.М. приближался к последней стадии уныния. Он бродил по тесному помещению, рассеянно подбирая расческу, сухую кисточку для бритья и другие предметы и кладя их на место. Заметив, что Бенуа был воспитан в спартанской традиции тех, кто пользуется бритвами с прямыми лезвиями, он поднял бритву и открыл ее. Лезвие зловеще блеснуло при свете.

Макс Мэттьюз почувствовал тошноту.

– Вы думаете, что это было бы идеальным оружием для перерезания горла? – спросил он.

– Да.

– Но мы ведь знаем, что Бенуа этого не делал.

– Безусловно, – согласился Г.М., описав в воздухе медленную и многозначительную дугу бритвой. – Мы знаем, что Бенуа этого не делал. Мы также знаем…

У двери послышался испуганный возглас. От неожиданности Г.М. едва не отрезал себе левый большой палец. Втянув голову в плечи, он сердито уставился на каютного стюарда – тихого пожилого мужчину, напоминавшего удалившегося на покой пастора.

– Вы звонили, сэр?

– Нет! – огрызнулся Г.М.

Во время последовавшей долгой паузы он снова взмахнул бритвой под аккомпанемент стука машин и скрипа переборок.

– Прошу прощения, сэр, – снова заговорил стюард. – Могу я задать вопрос?

– Валяйте.

– Правда ли то, что я слышал? Капитан Бенуа застрелился?

– Боюсь, что да. А в чем дело?

Стюард облизнул губы.

– Очень сожалею, но я, должно быть, сжег его предсмертную записку.

В гробовом молчании Г.М. закрыл бритву и положил ее на полку над умывальником.

– Она была в мусорной корзине! – оправдывался стюард. – Я убирал в каюте и стелил постель во время обеда. Она лежала там. – Он указал на корзину у стола. – Она не была разорвана, но что еще я мог сделать, кроме того, как выбросить ее, раз она находилась в корзине?

– Минутку, сынок. – Г.М. вынул изо рта потухшую трубку и спрятал ее в карман. – Что было в мусорной корзине?

– Записка, сэр. На судовом бланке, подписанная капитаном Бенуа.

– Вы нашли ее?

– Да, сэр, но не мог прочитать. Она была написана по-французски. Могу лишь сказать, что записка была адресована коммандеру Мэттьюзу. Сверху было написано большими буквами: «Мусью ле капитан „Эдвардик“…»

– И она лежала в мусорной кор… – Лицо Г.М. сохраняло деревянное выражение, хотя грудь бурно вздымалась.

Подойдя к двери, он нажал кнопку электрического вентилятора. Послышалось жужжание, и вентилятор начал делать мерные движения из стороны в сторону. В коробке с печатями Бенуа лежало несколько листов бумаги. Г.М. положил один из них на край стола. Сильный поток воздуха, создаваемый вентилятором, поднял бумагу в воздух. После минутного порхания она скользнула вниз, задела ободок мусорной корзины и упала на ковер.

– Понятно, – пробормотал стюард. Все стояли неподвижно, как манекены, глядя на бумагу. – Если бы та бумага упала на пол, у вас была бы предсмертная записка бедного джентльмена.

– Предсмертная записка! – презрительно фыркнул Г.М., но вовремя сдержался. – Где эта бумага сейчас, сынок?

– Боюсь, что в печке.

Где-то в коридоре послышался женский крик.

Выражение лица Г.М. нельзя было назвать приятным.

– Не знаю, что это было, – сказал он Максу, – но если бы я решил облачиться в мантию пророка, то мог бы сделать интересное предположение. Наш приятель Хупер рассказывает о своем приключении. Если он начал распространять панику среди экипажа… – Г.М. повернулся к стюарду: – Это все, сынок. Вы не виноваты. И вам незачем об этом помалкивать. Француз оставил записку и застрелился, а записку случайно уничтожили. Тут нет никакого секрета. Можете идти.

Некоторое время Г.М. и Макс прислушивались, но крик не повторился. Море начало волноваться, и качка усилилась. Яркие занавески иллюминатора натягивались, как флаги на ветру, и расслаблялись вновь. Каюта словно стучала зубами.

– Правда… – проворчал Г.М., указывая на мусорную корзину. – Может быть, вся правда, тщательно написанная предусмотрительным Бенуа и выхваченная у нас из-под носа, когда… Что за книгу читал Бенуа?

– «Унесенные ветром», – ответил Макс и засмеялся впервые с тех пор, как сел на корабль.


Глава 14


Двумя ночами позже они вошли в зону действия субмарин. В понедельник утром погода была жуткая. Шквалы постепенно перешли в постоянный северо-восточный ветер с дождем и снегом. Спасательные шлюпки пришлось дополнительно укрепить и плотно закрыть брезентом, иначе их бы снесли или разбили тридцатифутовые волны. Вращающийся стул скрипел под Гризуолдом, подсчитывающим ущерб в виде разбитой фаянсовой посуды. Пассажиров снова в той или иной степени поразила морская болезнь, поэтому в понедельник вечером только Латроп и Макс приплелись в ресторан. Во вторник вечером он был пуст.

К утру среды буря унялась, и стало возможным ходить по коридорам не теряя равновесия. Было пасмурно и холодно. Над свинцовым морем слышались пронзительные крики чаек. Около восьми их обогнал другой лайнер, следующий в том же направлении и казавшийся серым и безликим, словно корабль-призрак. Мигающие сигналы с капитанского мостика сообщили азбукой Морзе, что это «Андалусия» – один из самых роскошных лайнеров компании «Уайт плэнит». Стюарды, стоящие у перил с биноклями, разглядели на корме шестидюймовое орудие. На «Эдвардике» не было оружия, за исключением капитанского револьвера и винтовки 22-го калибра, принадлежащей второму механику.

В течение этих двух ужасных дней из головы Макса Мэттьюза вылетели все мысли – даже об убийстве. Он сомневался, что кто-либо еще думал об этом. Его размышления во время шторма были элементарными, как у больной собаки.

Лежа на койке среди подушек, Макс то и дело погружался в дремоту. Он вспоминал каждую упущенную возможность, каждое неправильное суждение, даже каждую лишнюю порцию выпивки. Корабль-призрак с сотнями затемненных кают стал его вселенной. Лишь иногда он думал о Вэлери Четфорд.

Впоследствии Макс не мог вспомнить, когда впервые начал подозревать ее.

Ему казалось, что это началось со случайного замечания Джерома Кенуорти в понедельник утром, когда погода уже портилась, и перед тем, как Кенуорти (подобно почти всем остальным) поспешил уединиться в своей каюте. Макс, Кенуорти, доктор Арчер и Латроп пытались играть в шаффл-борд[27 - Шаффл-борд – игра, участники которой толкают длинным кием деревянные или пластмассовые диски к участкам на полу или палубе, отмеченным цифрами.] на шлюпочной палубе. Кенуорти процитировал слова Вэлери, что следует воздавать дьяволу должное – Гитлер обладает блестящим умом, поэтому трудно порицать немцев за то, что они обожают его.

Конечно, крошечный эпизод ровным счетом ничего не значил. Макс забыл о нем до первых приступов морской болезни в ночь с понедельника на вторник. С помощью недавних замечаний сэра Генри Мерривейла его подсознание начало работать, и он живо представил себе Вэлери Четфорд марширующей в толпе женщин с повязкой со свастикой на руке.

Проснулся Макс в жару, ибо в следующем сне ему привиделись Вэлери без повязки и без чего бы то ни было и он сам, пытающийся обнять ее.

Ум подсказывал Максу, что это эхо разговора в офисе эконома, когда они обсуждали легенды о людях, совершающих убийства в голом виде. Но смутные проявления инстинктов говорили, что девушка сильно привлекает его, поэтому он старается внушить себе, будто она ему антипатична. Образ Вэлери со свастикой преследовал его весь вторник.

В среду утром, когда море начало успокаиваться, Макс встал с койки, с удивлением обнаружив, что чувствует себя совсем недурно, если не считать ощущения пустоты и слабости. Он даже пел в ванной. После завтрака оптимизма убавилось, хотя он предусмотрительно ограничился тостом и кофе.

Но теперь его мысли вернулись к убийству. Два дня «Эдвардик» был мертвым кораблем, но теперь он ожил, и вместе с ним ожили подозрения Макса насчет Вэлери Четфорд – не обязательно в убийстве, но, безусловно, в каких-то сомнительных делах. Конечно, нельзя заподозрить девушку только потому, что она приснилась вам со свастикой на рукаве. Но имелись и несомненные факты. К примеру, ее заявление эконому, что она является кузиной Кенуорти и находилась с ним в его каюте от без четверти десять до десяти в среду вечером, было явной ложью, хотя сам Кенуорти это подтвердил.

Девушка была первой, кого Макс увидел, поднявшись на палубу незадолго до полудня. Он обнаружил ее на корме палубы «А», где на крышках люков были навалены мешки с песком и стояло несколько шезлонгов. На ней было светло-коричневое пальто с поднятым воротником; ветер трепал ее вьющиеся волосы. Она стояла спиной к нему, глядя на белый зигзаг кильватера.

– Доброе утро, – поздоровался Макс и, повинуясь идиотскому импульсу, добавил: – Хайль Гитлер!

Слова четко прозвучали в холодном утреннем воздухе. Пару секунд Вэлери не шевелилась, потом повернулась.

– Доброе утро, – ответила она сквозь сжатые губы. – Это ваше представление о шутке?

Макс уже жалел о своих словах. Выглядело так, будто он сам вел изменнические речи.

– Похоже, – заметил Макс, – при каждой нашей встрече вы намерены спрашивать меня о том, как я понимаю шутки.

– Если бы мы не встретились… – многозначительным тоном начала Вэлери.

Ее привлекательность было трудно отрицать, хотя ее здорово подпортила морская болезнь. Под глазами темнели тени, а поза, несмотря на попытки казаться высокомерной, выдавала внутреннее напряжение.

– Вам не кажется, что теперь, когда вы обзавелись кузеном, вы можете позволить себе расслабиться?

– Вы намекаете, что Джером не мой кузен?

– По крайней мере, вы не были в его каюте от без четверти десять до десяти вечера в среду.

– Откуда вы знаете, где я тогда была, мистер Мэттьюз? Вы не видели меня до двух часов ночи.

Макс осознал, что это чистая правда.

– Вы сказали мне…

– О нет, мистер Мэттьюз! Я не могла ничего вам сказать, так как тогда вас не видела. И вы не опровергли мое заявление капитану и эконому.

Как и всякий мужчина, Макс иногда испытывал желание перекинуть слишком бойкую на язык особу женского пола через колено и отхлестать ее ремнем. Но еще никогда это чувство не было таким сильным, как теперь. Больше всего его бесила мысль, что Вэлери, возможно, делает тайну из ничего. Она одерживала победу, но испортила впечатление, спросив:

– Почему вы произнесли «Хайль Гитлер»?!

– Вы, кажется, считаете, что он достоин приветствий.

– Я не думаю ничего подобного, мистер Мэттьюз. Но мне кажется глупым недооценивать противника и считать его всего лишь забавным маленьким человечком с усами.

– Согласен. Но сомневаюсь, что кто-нибудь во Франции или в Англии его недооценивает.

– И, – покраснев, добавила Вэлери, – если немцы начнут воевать по-настоящему, мы быстро почувствуем, что это не так.

Макс оставался невозмутимым.

– Как вам будет угодно. Мы, так сказать, на английской территории, и вы можете говорить что хотите и когда хотите. Почему бы вам не кричать «Хайль Гитлер!»? Или не влезть на мачту и не запеть «Хорста Весселя»? На борту судна с боеприпасами это вызвало бы большой энтузиазм.

Вэлери сердито уставилась на него.

– Сейчас я скажу то, что хочу! – крикнула она. – Я скажу, что вы…

Их прервал спокойный, тягучий голос Латропа. Двери и два иллюминатора курительной, выходящие на корму, были открыты. Голова Латропа появилась в одном из иллюминаторов.

– Ш-ш! Ради бога, не забывайте, где вы находитесь! – Голова исчезла, а ее обладатель вышел на палубу. – Только что выпил полпинты шампанского, – продолжал он, сунув руки в карманы пальто, полы которого вместе с его седыми волосами развевал ветер. – То, что мы сорок лет назад называли «мальчиком». Нет ничего лучшего для набитого камнями желудка. – Латроп подмигнул Вэлери. – Мой вам профессиональный совет: не кричите здесь «Хайль Гитлер!», иначе, несмотря на свободу слова, вас выпорют линем. И я скажу вам, в чем ваша беда, молодая леди. Вы слишком серьезны.

– Все самое лучшее в жизни серьезно, – отозвалась Вэлери.

– Зависит от того, как на это смотреть. Очевидно, вы имеете в виду, что все самое серьезное в жизни – лучшее. Но это тоже неверно, молодая леди. Вам нужно расслабиться. Давайте поднимемся на шлюпочную палубу и сыграем в теннис или шаффл-борд.

– Я не желаю играть в шаффл-борд с… с этой гремучей змеей!

– Вы имеете в виду этого парня? – без особого удивления осведомился Латроп, ткнув большим пальцем в сторону Макса. – С ним все в порядке, хотя у него нет алиби. Ладно, пошли.

– Полагаю, вы скажете, что выпивка не является серьезной вещью, – усмехнулась Вэлери.

– Очевидно, мисс Четфорд собирается прочитать нам проповедь об умеренности, – заметил Макс. – И, говоря об алиби…

Вэлери густо покраснела. Неприятную паузу нарушил Латроп:

– Я собираюсь помирить вас двоих, даже если это станет последним поступком в моей жизни. – Он схватил обоих за руки. – Вам нужны физические упражнения. Не спорьте! Пошли со мной.

На шлюпочной палубе ветер дул в полную силу, брызгая в глаза соленой влагой и заставляя сильнее ощущать качку. На обширном свободном пространстве кормы в сторону от закамуфлированных бомбардировщиков находились две сетки для палубного тенниса и участок для шаффл-борда. Вдоль правого и левого борта тянулись скамейки. На краю одной из них в одиночестве сидел сэр Генри Мерривейл. Его ноги в огромных башмаках были широко расставлены, а твидовая шляпа сдвинута за уши. В шести футах от него на деревянной подставке торчал колышек, на который он пытался набросить метательные кольца. Полностью поглощенный этим занятием, Г.М. что-то злобно бормотал, попутно комментируя каждый бросок и не обращая ни на кого внимания, словно находился на другой планете.

– Если парень понимает по-английски, то почему скрывает это?.. Взял слишком вправо… Потом ремень для правки бритв… Слишком высоко… И эти чертовы чернила… Опять промазал…

– Г.М.!

– И зачем так много печатей?.. Проклятое корыто все еще качается… Если бы только была хорошая причина…

Подойдя ближе, Макс пронзительно свистнул. Пробудившись от грез, Г.М. сердито уставился на него.

– Так это вы? Наконец поднялись с койки и ходите.

– Полагаю, вы не страдали от морской болезни?

– Я? – Г.М. презрительно фыркнул. – В жизни ею не страдал. Это все ваше воображение, сынок. Возьмем, к примеру, меня. Когда я огибал мыс Гаттерас…

– Да-да. Вы заняты?

– Просто сижу и думаю, – отозвался Г.М., почесывая нос. – Призрачный убийца, оставляющий призрачные отпечатки пальцев, требует размышлений.

– Вы едва ли знакомы с мисс Четфорд и мистером Латропом. Или уже успели познакомиться?

Латроп с нескрываемым почтением пожал руку Г.М., что явно порадовало старика. Вэлери оставалась холодной и колючей. Поднявшись и отвесив ей поклон, Г.М. собрал с палубы кольца и вернулся к скамейке.

– Мы в Штатах много о вас слышали, сэр Генри, – сказал Латроп. – Жаль, я не знал, что вы у нас находились. Ребята в мэрии оказали бы вам восторженный прием.

– Не сомневаюсь, – виновато произнес Г.М. – Это одна из причин, по которой я старался не показываться в публичных местах. Я люблю Америку – это самая гостеприимная страна в мире. Настолько гостеприимная, что, когда я провожу там две недели, меня приходится вносить на корабль, отравленного алкоголем. А я уже старик и не могу пить много.

– Кроме того, – продолжал Латроп, – едва ли можно было ожидать встретить вас так далеко от дома в такое время.

– Хмф, – буркнул Г.М. и метнул кольцо.

– А потом, если я правильно помню, газеты писали, что вас собираются сделать пэром и ввести в палату лордов.

– Это ложь! – рявкнул Г.М. – Не верьте ни единому слову! Они уже пытались это сделать и все еще выжидают момента, чтобы схватить меня и запихнуть в палату лордов. Но я одурачил их дважды и могу одурачить снова. – Он бросил еще одно кольцо, которое приземлилось в нескольких футах от колышка. – Полагаю, эконом сообщил вам, что мы решили собраться здесь и обсудить убийство?

Г.М. кивнул в сторону трапа, по которому поднимались еще бледные Хупер и доктор Арчер; за ними следовали третий помощник и эконом. Хотя еще ни слова не было сказано, Макс сразу ощутил изменение атмосферы. Эконом пребывал явно не в своей тарелке, несмотря на лихо сдвинутую набок шапку.

– Доброе утро, – поздоровался Гризуолд. – Все здесь?

– Не совсем, сынок, – отозвался Г.М. – Где капитан?

Последовала небольшая пауза.

– Капитан не сможет быть с нами сегодня утром, – осторожно ответил Гризуолд. – Э-э… возможно, весь день.

Г.М. застыл с поднятым кольцом, сверля маленькими проницательными глазками лицо эконома. Его скамейка качалась вместе с кораблем на фоне свинцового моря, усеянного белыми барашками. Ветер нещадно продувал палубу. Г.М. метнул очередное кольцо и вновь промазал. Он не стал развивать тему, но все понимали, что это означает. Окинув палубу взглядом, Макс понял, почему она выглядит по-другому. Количество дозорных у поручней было удвоено. Они вошли в опасную зону.

– Так вы хотели поиграть в шаффл-борд? – осведомилась Вэлери, повернувшись к Латропу. – Вы знали, что здесь состоится еще одно заседание инквизиции!

Г.М. знаком остановил ее и обратился к эконому:

– Вы поместили восемь карточек с отпечатками пальцев в надежное место?

– Они заперты в моем сейфе. Сам Гудини не смог бы до них добраться. Остальные карточки я не запер, так как у всего экипажа есть алиби на субботний вечер. Так что нам от них мало толку.

Г.М. тщательно прицелился перед очередным броском; уголки его рта были опущены.

– Скажите-ка, сынок, – обратился он к третьему помощнику, закрыв один глаз и измеряя другим расстояние до колышка, покуда палуба поднималась и опускалась у них под ногами. – Предположим, мы схватим убийцу или кого-то, кто замешан в преступлении. Что вы с ним сделаете? Запрете в арестантской?

Крукшенк невесело усмехнулся:

– Нет, сэр. Такое бывает только в книгах. Меня уже спрашивали об этом. Арестантскую используют, только если кто-нибудь из команды напьется в порту. Она не для пассажиров.

– Ну так что вы сделаете с подозреваемым в убийстве? – настаивал Г.М.

Третий помощник пожал плечами:

– Вероятно, капитан поместит его в свою каюту до передачи властям в порту.

– Поместит под охраной?

– Скорее всего, запрет. В конце концов, бежать ему некуда. С этого корабля только один выход, когда нельзя раздобыть шлюпку, – прямо за борт.

– Угу. Как произошло с Бенуа, – согласился Г.М.

Он снова прицелился. На сей раз кольцо приземлилось в двух футах от цели. Лицо Г.М. разгладилось, став абсолютно спокойным, но Максу это нравилось еще меньше. Глубоко вздохнув, Г.М. посмотрел на Вэлери Четфорд.

– Тогда заприте там эту девушку, – сказал он. – Я отвечаю за передачу ее властям по прибытии.


Глава 15


Последовало молчание. Вэлери попятилась, не без изящества двигаясь по качающейся палубе. Ветер задувал ее локоны за уши, вынуждая прищуривать глаза. На ее, лице застыл ужас.

– Не понимаю, о чем вы говорите! – воскликнула она пронзительным голосом. – Запереть меня?

– Вас, – кивнул Г.М. – Капитан, старший механик, офицеры на мостике и эти ребята здесь… – он указал на Крукшенка и Гризуолда, – не могут допустить никаких глупостей. Плавание с боеприпасами в бурю вроде той, которая бушевала последние два дня, не похоже на пикник. У них забот более чем достаточно, и они не могут позволить вам бросать гаечные ключи в машины просто для забавы. – Спокойствие, звучащее в его голосе, заставило ее отступить еще дальше. – Конечно, на борту нет «серого порошка» для проявления отпечатков пальцев, – продолжал Г.М., – но толченый мел, нанесенный мягкой щеткой, успешно его заменяет. Ваши отпечатки найдены на выключателе в каюте миссис Зия-Бей и на ее туалетном столе. Крукшенк обнаружил их прошлой ночью, а Гризуолд сравнил с вашими отпечатками на карточке. Верно, сынок?

Третий помощник мрачно кивнул. Эконом уставился на палубу. Никто из остальных не издавал ни звука, кроме Хупера, который со стуком уронил свой спасательный жилет и плюхнулся на скамейку рядом с Г.М. Доктор Арчер ухватился одной рукой за спинку скамейки.

– Я хочу, чтобы вы прекратили притворяться дурочкой, – снова заговорил Г.М., прицеливаясь перед очередным броском, – и отказались от всех выдумок, которыми пудрили нам мозги. Предупреждаю, это ваш последний шанс.

– Вы отрицаете, что я… – начала Вэлери.

Г.М. снова остановил ее.

– Я не отрицаю, что ваше имя, возможно, Вэлери Четфорд и что вы, возможно, кузина Кенуорти. Его фамилия показалась мне знакомой. Он сын старика Эббсдейла, которого я знал, когда он был контр-адмиралом на Фолклендах. Сегодня утром мы с ним связались.

– Связались? – переспросил Латроп. – Как вам это удалось? Вам бы не позволили послать радиограмму. Мы отрезаны от всех.

– Я подумал, что это может считаться официальным делом, и мы воспользовались радиотелефоном. – Г.М. снова посмотрел на Вэлери. – У Эббсдейла есть сестра, Эллен Кенуорти. Ее первым мужем был Джосси Бернард из министерства иностранных дел, и у них родилась дочь Вэлери, прежде чем Джосси умер лет восемнадцать назад. Позднее Эллен вышла за школьного учителя по фамилии Четфорд. Эббсдейл категорически возражал против этого брака, во-первых, потому, что Четфорд был не совсем с верхнего этажа, а во-вторых, потому, что говорили, будто он сожительствует со своей экономкой – некой Фогель. Но Эллен вышла за него, затем они вместе с девочкой уехали на Бермуды. Эббсдейл отказался общаться с сестрой. Правильно, сынок?

Бросая кольцо, он вытянул шею и обернулся. Джером Кенуорти, словно бродящий призрак, закутанный до ушей в твидовое пальто, карабкался по трапу, волоча за собой спасательный жилет. Подойдя к скамейке, он отодвинул Хупера и сел.

– Этот молодой парень, – продолжал Г.М., – говорил со своим отцом по радиотелефону и заявил, что девушка подлинная. Пока что мы этому поверим. Но мы не можем поверить откровенной лжи, будто она пробыла с молодым Кенуорти пятнадцать минут в субботу вечером. Ну, девочка, вы собираетесь признаться, что были в каюте миссис Зия-Бей, или нет?

Челюсть Вэлери напряглась. Она была испугана и к тому же казалась ошеломленной. Ее лицо выражало еще одну эмоцию, которую Макс не вполне мог описать словами. Неуверенность? Подозрение?

– Свет моих очей, – пробормотал Кенуорти, созерцая свои ботинки, – вам лучше откровенно признаться. Этим утром они поджаривали меня как камбалу, и ничто бы не удовлетворило меня больше убедительного алиби. Но это не сработало. В данный момент меня не заботит, что случится. Мне наплевать, даже если корабль пойдет ко дну. Неужели мы должны сидеть здесь на таком ветру? Не могли бы мы спуститься в бар и спокойно умереть?

– Предположим, я сказала вам… не всю правду, – заговорила Вэлери. – Почему вы так из-за этого суетитесь?

Г.М. был искренне потрясен. Он застыл с кольцом в руке как парализованный, с открытым ртом и в съехавшей на глаза шляпе.

– Будь я трижды проклят! – воскликнул он. – Два убийства за пять дней! Почти паника в зоне субмарин! Полусумасшедший разгуливает с бритвой и револьвером! А эта девушка хочет знать, из-за чего мы суетимся!

– Чепуха! – отрезала Вэлери. К ее страху примешивалось раздражение – во всяком случае, так казалось Максу. – Вы отлично знаете, кто убийца.

– Вот как?

– Конечно знаете. Это капитан Бенуа.

– Капитан Бенуа?

– Естественно. Вы знали это с субботнего вечера.

– Но, девочка моя…

– Меня не интересует, какие истории вы распространяете, – прервала Вэлери. – Капитан Бенуа убил миссис Зия-Бей, но потом не смог вынести тяжести своей вины и застрелился. Кузен моей стюардессы – один из дозорных. Она говорит, что он фактически видел, как это произошло – как капитан Бенуа поднес револьвер к голове и нажал на спуск. По-моему, это было преступление из-за страсти – такое типично для французов. Он писал ей письма, а потом убил ее и забрал письма назад. – Хупер вскочил и энергично замотал головой, но Вэлери не дала себя перебить. – Все это я давно могла бы вам рассказать. Я видела его в субботу вечером.

– Одну минуту, – произнес Г.М. так резко, что это остановило явный приступ истерии Вэлери. – Вы видели, как капитан Бенуа убил миссис Зия-Бей?

– Ну, не совсем. Это было бы слишком ужасно. Такого я бы не вынесла. Но я видела, как он выходил из ее каюты, когда она уже наверняка была мертва.

Г.М., все еще держащий кольцо, уставился на него так, словно видел впервые в жизни.

– Бенуа на месте преступления, – пробормотал он. – Бенуа пытается сказать им что-то и удивляется, когда они говорят: «Ah, oui». Бенуа оставляет записку. Бенуа устранен… Человек, который знал слишком много, получает пулю в затылок… – Он снова повысил голос. – Когда вы видели его выходящим из каюты миссис Зия-Бей?

– Примерно без пяти десять. Он нес большую пачку компрометирующих его писем – толщиной в три или четыре дюйма!

– Вы снова нам лжете? – загремел Г.М.

– Позвольте мне выразить свое мнение… – с улыбкой вмешался доктор Арчер. – Видимо, у этой молодой леди развилась навязчивая идея на почве компрометирующих писем. Пачка писем шириной в три или четыре дюйма – уже не пачка, а целый архив.

– Люди иногда совершают странные поступки, – задумчиво промолвил Хупер. – Это совсем как в кино.

– Пожалуй, – мрачно согласился Латроп. – Теперь, когда кота выпустили из мешка, я хотел бы кое-что понять. Молодой Мэттьюз пересказывал нам вашу историю о таинственных письмах. Прежде всего, откуда вы знали, что у этой женщины полный чемодан писем?

Все начали говорить одновременно, но могучие легкие Г.М. заставили их умолкнуть.

– Спокойно! Девочка моя, расскажите нам, что с вами произошло между девятью сорока пятью и десятью вечера в субботу. Только на этот раз мы хотим услышать всю правду.

Вэлери с трудом взяла себя в руки.

– Я пошла в каюту миссис Зия-Бей умолять ее отдать письма бедного Джерома…

– Черт побери мою душу, я же говорил вам, что никогда не писал никаких пи…

– Ш-ш! Продолжайте, девочка.

– Тогда чтобы оказать кое-кому услугу. – В глазах Вэлери (не без помощи положения лицом к ветру) блеснули слезы. – Когда я подошла к двери, то услышала, как она разговаривает в каюте с каким-то мужчиной.

– С каким мужчиной? – спросил Г.М. – Вы могли бы опознать его голос?

– Боюсь, что нет. Помню, что голос был довольно низкий, но человек говорил тихо, и я не могла разобрать слов. Я вошла в каюту мистера Мэттьюза напротив (не зная, что это его каюта, иначе я бы никогда этого не сделала) и стала ждать, когда этот человек уйдет. Вскоре я услышала, как дверь каюты Б-37 открылась и закрылась. Я рискнула выглянуть и увидела капитана Бенуа, сворачивающего в главный коридор спиной ко мне. В руке у него был продолговатый конверт, полный писем.

– Откуда вы знаете, что там были письма?

– Ну, какие-то бумаги – естественно, я подумала, что это письма.

– Угу. А потом.

Девушка судорожно глотнула.

– Я постучала в дверь каюты миссис Зия-Бей. Ответа не последовало, поэтому я открыла дверь. В каюте горел свет. Я увидела ее лежащей лицом вниз на туалетном столике, всю в крови… Брр! Я едва не потеряла сознание. Чтобы убедиться, что она мертва, я подошла ближе и, должно быть, оставила на столе отпечатки пальцев. Выходя из каюты, я выключила свет. Не знаю, зачем я это сделала, – я чувствовала себя ужасно. Смутно помню, как я скользнула назад в каюту мистера Мэттьюза и стала думать, что делать дальше. Я простояла там минут пять за закрытой дверью…

– Вы сознаете, мисс Четфорд, – прервал ее эконом, – что настоящий убийца, должно быть, находился в каюте Б-37 – вероятно, прятался в ванной, – когда вы вошли взглянуть на тело миссис Зия-Бей?

– К-как это?

– Если только миссис Зия-Бей не убил Бенуа, а его не убил кто-то другой, что выглядит не слишком правдоподобным. Продолжайте.

– Я простояла в каюте мистера Мэттьюза минут пять…

– Стоп! – На сей раз ее перебил Г.М. – В течение этого времени кто-нибудь выходил из каюты Б-37 – после того, как ее покинул капитан Бенуа? Вы слышали кого-нибудь?

Вэлери покачала головой:

– К сожалению, я была слишком расстроена, чтобы обращать на это внимание. Если бы кто-то выходил, я бы все равно не услышала. Но убийцей должен быть Бенуа! Мне и в голову не приходило, что это может быть кто-то другой. Он застрелился – значит, все сходится. Вы просто пытаетесь меня запугать!.. Минут через пять я услышала, как кто-то подошел к каюте Б-37 и постучал в дверь. Я выглянула снова и увидела мистера Мэттьюза. Вскоре он открыл дверь. Когда он послал стюарда за капитаном, я попыталась улизнуть, но едва не налетела на стюардессу и снова скрылась в каюте. Все остальное, что я вам рассказала, – чистая правда. Я оставалась в каюте мистера Мэттьюза, а потом в его ванной несколько часов. А когда он вернулся, то осыпал меня оскорблениями.

Г.М. казался слегка озадаченным.

– Все это время вы думали, что Бенуа – убийца. Тогда почему вы об этом не сообщили?

– Чтобы спасти Джерома! – трагическим тоном воскликнула девушка. – Я даже рассчитывала на благодарность.

Должно быть, Вэлери инстинктивно чувствовала, что переигрывает, но продолжала переигрывать еще сильнее, повторив слушателям историю о письмах, которую рассказывала Кенуорти. Маленький демон эмоциональной игры проник в ее арийскую душу, взывая к сентиментальной драме. Макс знал это. И Кенуорти, имевший несколько дней на размышление, очевидно, понимал это тоже.

– Значит, вы защищали доброе имя этого парня? – осведомился Г.М., бросая последнее кольцо.

– Да.

Г.М. посмотрел на Кенуорти:

– Эти письма существовали в природе, сынок?

– В последний раз говорю, что нет! Неужели я похож на олуха, который изливает душу на бумаге? Устно – да. В ночном клубе – несомненно. Но не для глаз адвоката. Не думайте, Вэлери, что я не испытываю к вам благодарности. Я ценю то, что вы пытались сделать, и мой старик оценит это тоже. Но не сочтите меня неучтивым, если я скажу, что все ваши усилия помочь мне только посадили меня в лужу.

– Сынок, вы видели тело убитой женщины?

– Видел. – Длинное лицо молодого человека слегка позеленело. – В холодильной комнате, или как это называется.

– И вы узнали ее?

– Нет. Разве только… – Он слегка сдвинул брови. – У меня сложилось смутное впечатление, что я однажды видел ее раньше при обстоятельствах, которые показались мне очень комичными, и с кем-то, чье лицо я тоже видел на борту этого корабля.

– Но где? Когда? И с кем?

– Не помню! – простонал Кенуорти. – Если бы чертово море немного угомонилось и позволило моим кишкам не давить мне на мозги, я мог бы расшевелить свое подсознание.

– Вам может представиться шанс, если мы попадем в туман, – усмехнулся третий помощник. – Что весьма вероятно.

– Премного благодарен за маленькое утешение. – Кенуорти повернулся к Г.М.: – Может, и вы, сэр, сумеете меня утешить? Разве так уж невозможно, что Бенуа убил эту женщину, а потом покончил с собой? Моим размягченным мозгам это кажется самым разумным объяснением.

– Именно этот вопрос я хотел задать! – вмешался доктор Арчер, постукивая наманикюренными пальцами по спинке скамейки. – Почему вы так уверены, что это не самоубийство?

– Потому что, сынок…

– Одну минуту! – Доктор Арчер поднял руку. – Если верить истории мисс Четфорд, я не могу видеть иного объяснения. Мог ли кто-то еще выскользнуть из каюты миссис Зия-Бей после ухода капитана Бенуа, чтобы это не услышала мисс Четфорд? Ведь она слышала, как дверь открылась и закрылась раньше. Уверен, что она бы услышала это снова. Не придумываете ли вы воображаемого убийцу ради удовольствия создать себе проблему? Поверьте, леди и джентльмены, у меня есть опыт в подобных делах.

Г.М. вскинул голову:

– Опыт? Какой опыт?

Доктор усмехнулся:

– Несколько лет я работал полицейским врачом в отделе «А» столичной полиции. По поводу этого дела я помалкивал, так как хотел, чтобы гора пришла к Магомету. – Он щелкнул пальцами, словно стряхивая хлебную крошку. – Имя старшего инспектора Мастерса вам что-нибудь говорит, сэр Генри? Или сержанта, а ныне инспектора Полларда? Но оставим мою репутацию. В понедельник утром я, по просьбе судового врача, никогда не делавшего подобных операций, произвел вскрытие тела миссис Зия-Бей.

– Отлично, – кивнул Латроп. – Я на этом настаивал. Согласно закону…

Доктор Арчер остановил его.

– Настойчивость мистера Латропа привела к результатам, которые могли бы вас удивить.

Г.М. уставился на него:

– Вы не собираетесь сообщить нам, сынок, что эту женщину отравили или утопили?

Доктор рассмеялся. Макс подумал, что его постоянные смешки и шуточки могли бы действовать им на нервы, если бы не были искренне веселыми и не помогали бы разрядить обстановку.

– Я только сказал, что результаты могли бы вас удивить, – напомнил доктор Арчер. – Но сейчас я спрашиваю вас как юрист-медик: какие есть доказательства, что капитан Бенуа не застрелился сам?

Джордж Э. Хупер поднялся и повторил свой рассказ.

– Вы действительно все это видели? – допытывался доктор.

– Я видел убийство своими глазами! – Хупер указал на них, дабы усилить впечатление.

– Но как вы могли быть уверены в кромешной тьме, что рядом с капитаном был кто-то еще? Или что ему выстрелили в затылок?

– Я видел это во время выстрела, – просто ответил Хупер.

– При вспышке?

– Да.

– Мой дорогой сэр, это невозможно.

Хупер изменился в лице.

– Вы называете меня лжецом? – осведомился он после паузы.

– Вовсе нет. Я только говорю…

– Если это не значит назвать лжецом… – Хупер внезапно подпрыгнул, словно каучуковый мяч.

– Ну, ну! – успокаивающе произнес Латроп, покуда Г.М., собрав кольца, возобновил их метание. – Все это дело выглядит невозможным. Когда несуществующие люди оставляют отпечатки пальцев, это невозможно. Когда два плюс два не равняется четырем, это невозможно. Говорю вам, сэр Генри, вы должны в этом разобраться, иначе мы все спятим. Так больше не может продолжаться. Или может?

Этой ночью убийца нанес новый удар.


Глава 16


Вечер среды. Свежий северо-восточный ветер, стрелка барометра падает. Долгота и широта опущены по требованию цензора. Напряжение в атмосфере растет, как будто эхо приглушенного щелканья радиоключа проникало в пассажирские помещения. Офицеры, как обычно, занимались своими делами, но их можно было увидеть только на расстоянии. Они появлялись и исчезали. Лайнер в море не менее чувствителен к эмоциональной атмосфере, чем театр, что ощущали на себе пассажиры. Было объявлено, что в салоне после обеда покажут фильм, но бар закроется в десять.

Макс, убивая время до переодевания к обеду, направился в свою каюту незадолго до семи. Он не прошел дальше двери рядом с сувенирной лавкой на палубе «Б», когда его задержал знакомый сердитый голос:

– Слушайте, это начинает действовать мне на нервы. Повторяю: мне не нужен восстановитель волос. Я хочу только побриться, понимаете? По-брить-ся! Пять дней я брился сам, чтобы не попадаться вам на глаза. Ради бога, прекратите болтать о восстановителе и переходите к делу!

– Волосы как трава, – сказал парикмахер. – Трава растет, не так ли, сэр? Ни один мыслящий человек не может в этом сомневаться. А почему она растет?

– Понятия не имею.

– Потому что ее поливает дождь! – с триумфом заявил парикмахер. – Как видите, даже трава, которая является даром Божьим и природным феноменом, требует орошения.

Макс отодвинул занавесь и просунул голову в парикмахерскую. Комната с белыми плитками и сверкающими зеркалами выглядела бы чистой и аккуратной, если бы не Г.М., который злобно уставился на белое покрывало поверх съехавших на нос очков. Парикмахер, открыв стеклянную дверцу и обследовав кипятящиеся полотенца, с удовлетворением закрыл ее и продолжил взбивать мыльную пену в керамической кружке.

– Как видите, даже госпожа Природа нуждается в подобном уходе… Входите, сэр, вы следующий!

Узнав Макса, парикмахер прекратил взбивать пену и поставил кружку. Казалось, в голове у него мелькнуло зловещее подозрение. Но так как Макс всего лишь кивнул, подумав, что ему не мешает подстричься, подошел к стулу и взял журнал «Тэтлер», парикмахер возобновил работу, время от времени поглядывая на Макса уголком глаза.

– Скажу вам еще кое-что, сэр, – громко продолжал он. – Вчера я чувствовал себя слегка обиженным… Позвольте взять ваши очки, сэр. Вот так.

– Вы помните, что я говорил вам насчет полотенца, сынок? Оно не должно быть слишком горячим. У меня чувствительная…

– Как и у всякого человека, у меня имеется своя гордость, – оскорбленным тоном заявил парикмахер. – К тому же вы были моим первым клиентом… Давайте попробуем полотенце. Надеюсь, оно не слишком горячее?

– Угу!

– Да или нет, сэр?

– Угу! Угу! Угу!

– Тогда все в порядке. Сидите спокойно, сэр, пока я не оберну его вокруг вашей головы, оставив снаружи нос. Кстати, о носах… но я еще к этому вернусь. Я говорил, что у меня, как у любого человека, имеется гордость. Хотя вы заплатили мне втрое больше положенного, но джентльмен крайне редко встает с моего кресла, когда у меня на кисточке еще остается пена. Ладно, оставим этого. Сегодня вечером показывают фильм с Ширли Темпл, и я уверен, что вы… Что-нибудь не так, сэр?

Последовала такая долгая пауза, что Макс, в задумчивости перелистывавший страницы журнала не глядя на них, наконец почувствовал ее. Он испытывал глубокое отвращение к творящейся на корабле неразберихе. Макс знал, что Вэлери Четфорд – мошенница, и подозревал, что неприятности еще не закончились. Эффект молчания был подобен взрыву. Он поднял взгляд и увидел отражение лица Г.М. в большом зеркале на стене.

Держа в руке полотенце, Г.М. пытался выпрямиться в кресле парикмахера. Выражение его раскрасневшегося лица и выпученных немигающих глаз не могло бы выглядеть более странным, даже если бы парикмахер огрел его по затылку бутылкой знаменитого восстановителя волос.

– Дайте мне мои очки! – внезапно потребовал он.

– Сэр?

– Дайте мои очки! – рявкнул Г.М., соскальзывая с кресла и возясь с обмотанным вокруг шеи покрывалом. – К сожалению, сейчас у меня нет времени для бритья.

Это явилось пределом того, что могла вынести профессиональная гордость парикмахера. Какое-то мгновение казалось, что сейчас он швырнет кружку с пеной на пол и запляшет на осколках.

– Избавьте меня от этого чертова облачения Аппия Клавдия![28 - Аппий Клавдий Цек (Слепой) (340–273 до н. э.) – римский политик.] – взвыл Г.М., но, когда покрывало убрали, он неожиданно пожал парикмахеру руку. – Вы сами не знаете, сынок, какую услугу мне оказали. Когда я думаю, что избегал этого места, хотя оно все время служило источником вдохновения, то готов пнуть самого себя так, чтобы я отлетел к самому носу этого корыта. Я обязательно вернусь и даже куплю бутылку вашего восстановителя! А пока вот вам фунт в качестве аванса. Пошли, Макс. У нас есть дело.

Двое клиентов так быстро вылетели из комнаты, что парикмахеру пришлось бежать за ними с их спасательными жилетами. Когда они спускались по ступенькам, Г.М. поделился информацией.

– Нам нужно найти эконома. Я не уверен и ненавижу делать предсказания, но думаю, что нашел разгадку.

Хотя офис эконома был открыт, самого Гризуолда там не оказалось. Его клерк, симпатичный веснушчатый молодой человек с серьезными манерами, выразил сожаление.

– Я хочу только взглянуть на карточки с отпечатками пальцев пассажиров, – настаивал Г.М. – И мне нужно увеличительное стекло.

– Простите, сэр, но карточки в сейфе, и я не знаю, как его открыть.

– Где эконом?

Молодой человек заколебался.

– Думаю, на совещании в капитанской каюте. Я не могу беспокоить его даже ради вас.

Лицо Г.М. помрачнело.

– Вот как? Поблизости субмарины?

– Не знаю, сэр. На вашем месте я бы вернулся позже.

– Насколько позже?

– Вероятно, намного. В любом случае после обеда.

– Ничего не поделаешь, – проворчал Г.М.

– А вы не можете зайти в капитанскую каюту?

– Нет, если они заняты серьезным делом. А вы не можете немного потерпеть? – огрызнулся Г.М., хотя был самым нетерпеливым из людей. – Время еще есть, а немного жратвы нам не повредит.

«Немного жратвы» заставило остальных пассажиров явиться в ресторан. Г.М. с заткнутой за воротник салфеткой ел спокойно, не произнося ни слова. Никто не упоминал о субмаринах. Хупер и Латроп затеяли долгий библейский спор об израильтянах, пересекших Иордан, ширину которого они обсуждали некоторое время, покуда кто-то не осведомился, не имеют ли они в виду Красное море.

Хупер, упрямый как целый сомерсетширский полк, настаивал, что это был Иордан. Латроп, более податливый, рассказал мрачный анекдот о наводнении в Пенсильвании. Доктор Арчер присоединился к разговору с еще более мрачным анекдотом о войне в Испании. По какой-то причине истории казались забавными, вызвав дружный смех.

Снова ожидание… Макс внезапно осознал, что эта война состоит из сплошного ожидания и потому так действует на нервы.

Эконом так и не появился.

После обеда все собрались в салоне, где показывали фильм. Пассажиры серьезно наблюдали, как Ширли Темпл доводит до слез злых богачей и объединяет любящие сердца – зрелище хотя и бросавшее вызов здравому смыслу, но помогавшее коротать время. Посреди фильма Г.М. куда-то исчез и больше не возвращался.

Качка началась снова, и Кенуорти быстро удалился. Доктор Арчер предложил поплавать в бассейне, и Макс обещал к нему присоединиться. Затем он последовал за Вэлери Четфорд в курительную. Девушка села на диван подальше от света.

– Привет, – поздоровался Макс. – Не хотите выпить со мной?

– Нет, спасибо.

– Простите. Я забыл, что вы не одобряете выпивку.

– Если вы так ставите вопрос, – отозвалась Вэлери, – я выпью бренди.

Часы над пустым камином громко тикали. Макс не намеревался уязвить девушку своим замечанием. Когда Вэлери выходила из салона, она показалась ему усталой, одинокой и подавленной. На ней снова было серое вечернее платье, которое выглядело поношенным.

– Понравился фильм?

– Так себе.

– Неважно себя чувствуете?

– Со мной все в порядке, благодарю вас. Откуда это внезапное дружелюбие, мистер Мэттьюз?

«О боже!» – подумал Макс, чувствуя на себе ее взгляд. Молочно-белые обнаженные плечи девушки создавали более яркое впечатление юности, чем ее лицо. Она нервно щелкала замком сумочки.

– Мне не следовало это говорить, – сказала Вэлери. – Я ничем не лучше вас.

– Это невозможно.

– Еще как возможно. Вы ведь думаете, что я не лучшим образом выглядела утром на шлюпочной палубе, не так ли? Но для меня это облегчение. Я вам не нравлюсь и поэтому больше не буду перед вами притворяться. Я не хуже вас знаю, кем себя выставила. – Внезапно она ударила себя сумочкой по бедру, и ее голос дрогнул. – Во всем мире нет более жалкого создания, чем я!

Снова игра? Макс в этом сомневался. В голосе девушки звучала искренность, которую он редко слышал в нем раньше.

– Успокойтесь, – сказал Макс. – Я вовсе не думаю, что вы кем-то себя выставили. Просто вы могли бы с самого начала рассказать им то, что знали, и не делать из этого тайну.

– Вы имеете в виду историю о компрометирующих письмах в сумке той женщины?

В этот момент сумочка самой Вэлери, чьим замком она постоянно щелкала, распахнулась. Стюард, принесший им бренди, склонился над ними в полумраке и поставил бренди на низкий кофейный столик у дивана. И он, и Макс видели то, что лежало в сумочке Вэлери, – большой никелированный электрический фонарь.

– Прошу прощения, мисс, – поколебавшись, заговорил стюард, – но…

– Да?

– Этот фонарь… – Стюард виновато улыбнулся. – Вы ведь не берете его с собой на палубу? Я просто подумал, что должен предупредить вас…

– Конечно нет! – ответила Вэлери. – Я взяла его на случай… ну, если электричество погаснет и нам придется садиться в спасательную шлюпку в темноте и холоде.

– Все в порядке, мисс, – заверил ее стюард. У него были манеры дипломата – он мог говорить о погоде тоном человека, делящегося конфиденциальной информацией. – Только, – добавил он, понизив голос, – я слышал, что прошлой ночью что-то случилось. Кто-то оставил открытым иллюминатор, или, может быть, один из дозорных курил на палубе. Как бы то ни было, нужно соблюдать осторожность.

– Но… – Вэлери выдержала паузу. Они не станут стрелять, пока мы не сядем в шлюпки?

– Конечно нет. – Стюард снова улыбнулся. – Беспокоиться не о чем, мисс. – Он бросил многозначительный взгляд на Макса: – Бар закрывается в десять, сэр. Мне придется выключить свет. Хотите сделать последний заказ?

Макс покачал головой, и стюард отошел, оставив их вдвоем.

– Сигарету?

– Нет, спасибо.

Он зажег сигарету для себя и залпом допил свое бренди.

– Простите, – внезапно заговорила Вэлери, – но не допьете ли вы и мое бренди? – Она встала и подобрала спасательный жилет. – У меня ужасно болит голова, и я хочу лечь. Вы не возражаете?

– Вовсе нет. – Макс поднялся, опираясь на трость и чувствуя боль в ноге. – Примите пару таблеток аспирина и ложитесь. Доброй ночи.

– Доброй ночи.

Море успокаивалось, и стук машин становился громче. Часы начали бить десять. Макс курил, пока не выключили свет и пока стюард укоризненно не склонился в его сторону. Допив бренди Вэлери, он направился через длинную галерею, где прихватил пару книг, в салон и уселся в углу, откуда мог наблюдать за главной лестницей. Еще до одиннадцати, направляясь в свою каюту, мимо прошел Хупер, немного позже – Латроп.

– Я слышал, – заметил Латроп, – что сегодня десятью милями позади нас потопили нефтяной танкер.

– На этих кораблях можно услышать что угодно.

– Ха! Вы кажетесь необычайно хладнокровным.

– Просто обычным, – отозвался Макс. – Вы, случайно, не знаете номер каюты мисс Четфорд?

Латроп воздержался от шутливых замечаний.

– Кажется, знаю! – воскликнул он после паузы. – В-20. Помню, она смеялась и говорила, что это формула какого-то газа.

– Спасибо.

– Будьте осторожны, – предупредил Латроп и удалился.

Машины продолжали стучать. Г.М. все еще не появлялся. В половине двенадцатого Макс больше не мог игнорировать предупреждение стюарда салона о выключении света. Он направился к офису эконома, но на стук никто не ответил. Потом Макс намеревался подойти к каюте В-20 и убедиться, что Вэлери легла спать, но в последнюю минуту решил, что его мотив может быть неверно истолкован. Вернувшись в главный холл на палубе «А», который оставался более-менее освещенным, Макс сел и начал читать.

Часы на стене щелкали при каждом движении стрелок. Тяжелый воздух на борту герметически закупоренного корабля снова сделал свое дело, и Макс задремал на стуле. Внезапно он проснулся, не зная, сколько прошло времени, но с острым ощущением, что ему грозит опасность и что за ним наблюдают.

Макс настороженно огляделся. Тусклая лампа горела только над лестницей – кто-то, очевидно, погасил остальной свет. На борту «Эдвардика» не слышалось ни звука, за исключением поскрипывания переборок и стука машин. Посмотрев на часы над лифтом – те самые, которые отмечали время после ухода Эстелл Зия-Бей, – он с испугом увидел, что уже без десяти три.

Его единственным желанием было как можно скорее найти Г.М. Макс не мог лечь спать, не узнав разгадки. Нужно отыскать каюту Г.М. на шлюпочной палубе, несмотря на опасность – реальную или воображаемую. Чувствуя головокружение от духоты воздуха и стараясь двигаться бесшумно, насколько позволяла хромота, Макс направился к дверям затемнения и выбрался наружу.

Найти сходный трап было нетрудно. Макс поднялся на шлюпочную палубу. Ветер прекратился, и холодное зимнее небо усеивали звезды. Тусклый голубоватый свет позволял различить отдельные предметы на расстоянии нескольких футов. Было так тихо, что Макс слышал перешептывание дозорных. Но ощущение опасности не исчезало – он чуял ее почти физически.

Что-то метнулось впереди него.

Белое меховое манто выдало его обладательницу. Макс понял, что это Вэлери Четфорд, прежде чем схватил ее за запястье. В ее руке поблескивал электрический фонарь.

Собственный хриплый шепот показался Максу призрачным звуком, исходившим скорее из мозга, чем изо рта.

– Отдайте мне этот фонарь.

Ответа не последовало.

– Отдайте мне фонарь, – повторил Макс. – Если вы попытаетесь нажать кнопку, мне придется вас ударить. Неужели вы еще недостаточно натворили?

– Вы с ума сошли! – прошептала в ответ Вэлери. – Вы же не думаете, что я собиралась…

– Отдайте фонарь!

Море монотонно шипело и плескалось в такт движениям огромной серо-черной трубы и фок-мачты на фоне звездного неба. Это был час самоубийств и дурных снов. Скоро начнется рассвет. Макс попытался вырвать фонарь.

– Слушайте! – внезапно сказала Вэлери.

Оба резко повернулись. Послышался топот ног по палубе и голос – негромкий, но четкий в ночном безмолвии:

– По правому борту со стороны носа субмарина! Выпустила торпеду!

Спустя двадцать секунд колокола начали звонить в каждом углу корабля, подавая сигнал тревоги.


Глава 17


«Что дальше?» – думал Макс, не ощущая никаких эмоций, которые мог бы припомнить впоследствии. В течение двадцати минут перед началом колокольного звона сотня мыслей промелькнула у него в голове. Его интересовало, взлетит ли корабль на воздух, как заводная игрушка, которая была у него в детстве, куда бы ни попал снаряд, или в корпусе есть места, где он мог бы взорваться без детонации груза.

Колокола звенели под палубой, словно на пожаре.

– Бегите в вашу каюту, – скомандовал Макс, – возьмите одеяло и все, что может понадобиться, и идите в столовую. Спасательный жилет при вас?

– Вы же не думаете, что я пыталась подать сигнал… – начала Вэлери.

– Не важно, что я думаю. Вы можете двигаться быстрее меня. Торопитесь!

– Разве мы не пойдем к спасательным шлюпкам?

– Черт бы вас побрал! – выругался Макс. – Вы же слышали, что говорил нам третий помощник. Выполняйте инструкции!

Кто-то рассказывал ему, что движущаяся в воде торпеда издает щелкающий звук, похожий на смешки, и что, если заметить ее на достаточно далеком расстоянии, корабль, двигаясь зигзагами, может от нее увернуться.

Вэлери убежала. Колокола продолжали звонить. Макс поспешил вниз. Дважды он падал, не чувствуя боли.

Нижние палубы пришли в движение. Мимо быстро прошел матрос, свертывая канат. Застегнув спасательный жилет, Макс вошел в свою каюту, показавшуюся ему невыносимо жаркой. Достав из ящика туалетного стола бумажник и паспорт, который утром забрал у эконома, он огляделся в поисках других предметов, которые могут пригодиться. Перчатки. Запасные сигареты и спички. Противогаз и одеяло. Одна часть его мозга продолжала напряженно прислушиваться, словно микрофон. Макс ожидал взрыва торпеды, но его не было. Неужели она уже взорвалась? Это казалось невероятным. Выйдя из каюты, Макс добрался до коридора, но вспомнил, что забыл пальто, и вернулся за ним.

Его удивляло, что он больше не боится. «Убирайся отсюда! – говорил себе Макс. – Чего ты ждешь? Не глазей по сторонам! Торпеда вот-вот взорвется!»

Выйдя во второй раз, Макс встретил своего каютного стюарда, который спросил, есть ли у него все необходимое, и получил утвердительный ответ. Из-за колокольного звона все еще приходилось кричать. Когда Макс добрался до столовой, там уже были некоторые пассажиры. Третий помощник, стоявший у двери, пересчитывая входящих, кивнул и усмехнулся, когда Макс прошел мимо.

Маленькие мозаичные зеркала колонн сверкали при ярком свете, отражая происходящее. На столах были скатерти. Хупер, в спасательном жилете, одеяле и зеленой тирольской шляпе с пером, спокойно стоял у стола, барабаня по нему пальцами. У другого стола сидел Латроп в противогазе. Вскоре вошли доктор Арчер и Кенуорти, курящий сигарету. Оба, подумав, сели. Никто ни с кем не разговаривал. Последней появилась Вэлери.

Звон внезапно прекратился, но все по-прежнему молчали.

Сняв спасательный жилет, Макс надел пальто и нацепил жилет поверх него. Вэлери за соседним столиком возилась со шнурками, и он помог ей. Она первая нарушила молчание.

– Я боюсь… – начала девушка, но Макс стиснул ее плечо, и она умолкла.

Одна из дверей кухни скрипнула. Вода в графинах на столиках наклонялась взад-вперед в соответствии с движениями корабля. Макс не ощущал изменения скорости. Латроп поднял с лица противогаз и громко произнес:

– Должно быть, они промазали.

– Похоже на то, – кивнул Хупер. – Сын мой, – окликнул он третьего помощника, – я забыл подарок для малышки Лу. Могу я вернуться за ним наверх?

– Нет. Пожалуйста, оставайтесь на месте.

– Но какого черта они ждут? – осведомился Латроп.

– Сохраняйте спокойствие.

Кенуорти, посмотрев по очереди на каждого пассажира, продолжал с высокомерной улыбкой курить сигарету. Доктор Арчер задумчиво проверял содержимое своих карманов: фонарь, портсигар, фляжку, зажигалку и две плитки шоколада. Один раз его рука дрогнула, и он быстро огляделся, боясь, не заметил ли кто-нибудь это. Хупер вздохнул со скучающим видом. В Сомерсете их приучили к опасности, подумал Макс.

– Сын мой, могу ли я… – снова обратился Хупер к третьему помощнику.

Макс сидел неподвижно. Где же сэр Генри Мерривейл?

Весь корабль словно ожил, наполнившись движениями и звуками снаружи. Латроп потирал руки в перчатках. Доктор Арчер налил в стакан немного воды и выпил ее.

– Мистер Крукшенк! – резко окликнул Макс, и все вздрогнули. – Одного из нас не хватает. Мы…

– Пожалуйста, тише.

По наружному трапу застучали шаги, и третий помощник вытянулся по стойке «смирно». Стеклянные двери открылись, и Макс увидел последнего человека, которого ожидал увидеть, – старину Фрэнка. Войдя в комнату, коммандер Мэттьюз окинул всех взглядом и спокойно заговорил:

– Не тревожьтесь, леди и джентльмены. Опасности нет. – Он расправил широкие плечи. – Нет никакой субмарины. Можете возвращаться в ваши каюты. Мы стали жертвами ложной тревоги.

Понадобилось около полуминуты, чтобы смысл этих слов дошел до людей, приготовившихся к смерти. Воцарилось гробовое молчание, нарушаемое лишь топотом ног наверху – экипаж возвращался в свои спальные помещения. Красный лак столовой, множество зеркал, отражающих старину Фрэнка с поднятой рукой, – ни один эпизод плавания не запечатлелся в памяти Макса так ярко, как этот.

Доктор Арчер поднялся со стула, но у него онемели ноги, и он, улыбнувшись, снова сел. Кенуорти зевнул.

– Одну минуту! – сказал коммандер Мэттьюз. – Мистер Крукшенк, закройте двери.

Третий помощник повернулся, закрыл двойные двери и запер их на задвижки, потом заглянул в кухню убедиться, что она пуста. Коммандер Мэттьюз, держа руки в карманах, шагнул ближе к пассажирам.

– Я сказал, что вы можете возвращаться в ваши каюты, – продолжал он, – но выразился фигурально, чтобы успокоить вас. Предпочитаю, чтобы вы какое-то время оставались здесь. Дело в том, что ложная тревога была неслучайной.

Подойдя к столу, капитан оперся на него.

– Не знаю, известно ли это вам, но каждый из вас находился под наблюдением с воскресного вечера. Нет ни одного вашего движения, о котором бы я не знал. Мне незачем говорить вам, что среди нас убийца. Я позаботился, чтобы он не совершил новое преступление, но, к сожалению, я кое-чего не предвидел. Убийца придумал новую уловку. Он притворился дозорным и поднял тревогу, якобы увидев субмарину. Мы не могли рисковать и попались на удочку, оставаясь в таком состоянии почти десять минут. Все на борту были заняты собственными обязанностями на случай атаки – никто больше ни на что не обращал внимания. Под таким прикрытием у убийцы было достаточно времени сделать то, что он хотел. Была совершена попытка ограбить офис эконома.

Коммандер Мэттьюз сделал паузу. Теперь он стоял так близко, что Макс слышал его тяжелое дыхание.

– Во время этой попытки, – продолжал он, – сэр Генри Мерривейл был ранен – мы опасаемся, что серьезно. Грабитель ударил его сзади. Помощник эконома, мистер Тайлер… – капитан помедлил и облизнул губы, – убит. Он умер, исполняя свой долг. Ему раздробили череп каким-то тяжелым орудием – мы думаем, что каминной кочергой из курительной. Как бы то ни было, он мертв. Я подумал, что вы все должны это знать.

Молчание. Слушатели застыли, как парализованные. То, чего не удалось добиться ложной тревоге, смогла сделать страшная новость.

– Буду признателен, – закончил капитан, – если вы все останетесь здесь на некоторое время. Кроме моего брата. Пошли со мной, Макс. Если кто-нибудь хочет есть или пить, обратитесь к мистеру Крукшенку.

На полпути к двери он остановился, повернулся и добавил, с трудом подбирая слова:

– Вам пришлось нелегко. Вы не заслужили такого обращения. Во время того, что вы считали реальной опасностью, вы вели себя как ветераны. Спасибо! Идем, Макс. – Подойдя к дверям, капитан отодвинул засов и открыл их, пропуская вперед брата.

Макс оставил все свои вещи в столовой. Выходя, он видел, как Вэлери Четфорд уронила на стол голову, стиснув ее руками. Коммандер Мэттьюз ждал его в дальнем углу палубы «В», около закрытого офиса эконома.

– Ну? – спросил Макс. – Что произошло?

– Аккуратнейший трюк, о каком я когда-либо слышал, – почти с восхищением отозвался коммандер Мэттьюз. – Ложная тревога – и сразу же убийство.

– Но ведь убить бедного старину Г.М. не удалось?

– Нет. Мы не знаем, насколько серьезно он ранен. Сейчас с ним доктор. – Фрэнк Мэттьюз посмотрел на брата. – Ты слегка позеленел, парень. Но я тебя не упрекаю. – Он невесело усмехнулся. – Ладно, как-нибудь пробьемся. Хочешь выпить?

– Не сейчас. Что именно случилось?

– Один Бог знает. Гризуолд чудом не пострадал. Мы все спим одетыми. Каюта Гризуолда рядом с его офисом. Когда началась тревога, он встал, открыл сейф, отпер кассовый ящик и позвонил своему помощнику, чтобы тот пришел за деньгами и бумагами, пока он будет помогать с пассажирами. Но Крукшенк сказал, что помощь ему не нужна, и Гризуолд вернулся. Его не было всего пять минут, но вред успели причинить. Можешь сам поговорить с Гризуолдом.

Макс пытался привести в порядок мысли. Сквозь путаницу начал четко просматриваться извилистый путь убийцы, похожий на змеиный след. Г.М. разгадал его игру. Доказательства содержались в карточках с отпечатками пальцев, которые эконом запер в сейфе. Г.М. хотел добраться до этих карточек, но того же хотел и убийца. Однако Гризуолд не стал бы даже показывать их и тем более отдавать не имеющему никаких полномочий пассажиру, а взлом судового сейфа – не очень практичный метод для любителя.

Ложная тревога послужила двойной цели. Она заставила эконома открыть сейф, что он, естественно, должен был сделать в случае атаки субмарины, и создала ширму для вора, позволив ему взять то, что он хотел, покуда все на борту были заняты другими делами. Для наскоро сымпровизированного план выглядел гениальным. Макс спрашивал себя, почему он не смог предвидеть подобное.

Коммандер Мэттьюз открыл дверь офиса эконома.

– Входите и посмотрите на катастрофу, – мрачно произнес Гризуолд. – Бедняга Тайлер!

В офисе царил беспорядок. Картонные коробки, куда помощник эконома поместил карточки с отпечатками, были разбросаны на полу, казавшемуся испещренным черными отпечатками пальцев на белых карточках и паукообразными подписями. Ящики стола были выдвинуты, как и кассовый ящик. Стальная коробка с деньгами и бумагами стояла на столе с поднятой крышкой. Сейф был открыт. Гризуолд сидел на отремонтированном вращающемся стуле в углу, стиснув руками голову.

– Пять минут! – повторял он. – Пять минут! – Когда вошел капитан, эконом поднялся.

Сквозь полуоткрытую дверь Макс заглянул в каюту Гризуолда. На койке под покрывалом лежало тело Тайлера с согнутыми коленями. Голова тоже была прикрыта. Очевидно, кровотечение было небольшим – в офисе виднелось всего несколько кровавых пятен, в том числе на карточках.

На пару секунд непроизвольно зажмурившись, Макс повернулся к эконому.

– Итак, – сказал он, – наш убийца забрался в сейф и украл карточки с отпечатками.

– Нет, – ответил эконом. – Он даже не прикоснулся к сейфу.

– То есть как?

– Понимаете, старый сэр Генри… Как он, сэр?

– Не знаю, – отозвался коммандер Мэттьюз. – Можете пройти к нему и посмотреть. С ним сейчас доктор Блэк.

– Старый сэр Генри, – возобновил рассказ Гризуолд, вытерев лоб тыльной стороной ладони, – предупреждал меня, что кто-то может попытаться взломать сейф, но я только посмеялся и сказал, что подобное невозможно. Теперь я понимаю, что произошло. Старик заподозрил что-то неладное с этой тревогой и поспешил сюда проверить, все ли в порядке. Должно быть, убийца незаметно подкрался к нему и Тайлеру – обоих ударили сзади. Потом убийца забрал то, что хотел. Но я готов поклясться, что сейф он не трогал. Смотрите.

Эконом широко распахнул дверцу сейфа. Внутри находилось несколько отделений – некоторые из них были снабжены маленькими дверцами и замками. Гризуолд достал из кармана связку ключей на цепочке – его волосатые руки дрожали, поэтому он с трудом выбрал маленький ключ и открыл им одно из отделений.

– Все карточки остались внутри, – сказал эконом. – Завернутые в носовой платок, как я их оставил. По-видимому, убийца просмотрел другие карточки и не стал беспокоиться из-за этих.

– Может быть, он не смог до них добраться, – предположил Макс. – Вы ведь заперли отделение.

– Да, но я запер его только после убийства Тайлера. Как говорится, запер хлев, когда корову увели. И еще одно. Убийца забрал все паспорта, которые не потребовали их владельцы. Но зачем они ему понадобились, как вы думаете?

Макс присвистнул.

– Это создаст затруднение для пассажиров при высадке, не так ли?

– Безусловно, – согласился эконом. – Если мы только когда-нибудь доберемся до пункта назначения.

– Мистер Гризуолд! – резко одернул его капитан.

– Прошу прощения, сэр. Я имел в виду…

– Чьи паспорта исчезли?

– Мистера Латропа, мисс Четфорд, капитана Бенуа и миссис Зия-Бей. Двоих последних это не потревожит, но остальных может поставить в весьма неприятное положение. И в довершение всего единственный человек, у которого была идея насчет того, что за этим кроется, – сэр Генри – сейчас полумертв. А идея у него имелась – он сам сказал мне об этом, хотя не сообщил, какая именно. И если он не придет в себя…

Зазвонил телефон, и Гризуолд поднял трубку. Макс увидел, что часы показывают двадцать пять минут пятого. В офисе было так тихо, что они слышали голос судового врача, доктора Блэка, на другом конце провода.

– Умер? – проскрипел голос. – Конечно нет.

– Он поправится?

– Безусловно. Нет даже сотрясения. Ему придется полежать пару дней, а потом его какое-то время могут беспокоить головные боли, которые сделают его еще сварливее, – вот и все.

– Когда мы сможем поговорить с ним?

– Завтра или послезавтра – не раньше. Это вас устраивает?

Гризуолд положил трубку. На лицах присутствующих отразились облегчение и надежда, как будто колдовские чары внезапно рассеялись.

– Теперь мы поймаем этого ублюдка! – воскликнул коммандер Мэттьюз, потирая руки. – Мистер Гризуолд, я должен идти. Макс, поручаю тебе вести дело. Можешь допрашивать пассажиров, если хочешь. Но теперь это лишь вопрос времени.

Остаток ночи тянулся медленно. Максу казалось, что часы остановились. Гризуолд приводил в офис одного пассажира за другим, но опрос ничего не дал. Все же чувство надежды не исчезало. В двадцать минут восьмого Макс и Гризуолд были испуганы диким воплем со стороны столовой.

Когда они прибежали туда, оказавшись среди все еще заключенных в комнате пассажиров, то осознали, что это был крик радости. Один из иллюминаторов был открыт, и серый утренний свет пробивался в помещение, касаясь лиц столпившихся рядом пассажиров. Третий помощник с улыбкой подозвал Макса к иллюминатору.

Когда Макс выглянул наружу, ему в лицо подул холодный ветер, несущий едкие соленые брызги. На горизонте виднелись смутные очертания. Приглядевшись, Макс рассмотрел трубы, из которых поднимался черный дым, и длинные корпуса под передними орудийными башнями. Быстрые, как терьеры, эсминцы конвоировали «Эдвардик».

Хупер снял спасательный жилет, бросил его на стул и похлопал Макса по плечу.

– Мы пробились, парень, – просто сказал он. – Флот здесь.


Глава 18


– Меня здорово огрели по башке, – не без гордости заметил сэр Генри Мерривейл. – Вероятно, это навсегда испортило контуры моего шекспировского черепа… Да, со мной такого не случалось с тех пор, как я играл в регби за Кембридж в 1891 году. – Он натянул одеяло на грудь и откинулся на подушки, стараясь не шевелить головой. Однако выражение его лица было почти благодушным.

Собеседник уставился на него.

– С вами что-то не так? – недоуменно осведомился Макс.

– Не так? Разумеется! Я – инвалид! Но я не из тех, кто жалуется.

– Вы уверены, что это не повредило вашу психику? Я ожидал застать вас беснующимся и проклинающим все на свете. В чем дело?

Г.М. выглядел удивленным.

– Ни в чем. Это почетный шрам, сынок. Первый, который я получил за двадцать пять лет работы. К тому же теперь на корабле мне позволено все, любая просьба выполняется по первому моему слову. Куриный бульон? Пожалуйста. Вина, которые не подают пассажирам? Сколько угодно. Бьюсь об заклад, что, если я попрошу сфотографировать меня на мостике в кителе с медными пуговицами и фуражке с золотым галуном, капитан не станет возражать. Только одного я не могу запретить – вот этого!

Корабль протяжно загудел, подавая сигнал в тумане. Г.М. поморщился и поднес руки к голове, злобно уставясь на потолок. В его каюте на шлюпочной палубе сирена звучала оглушительно. «Эдвардик» двигался так медленно, что вода едва плескалась, словно в озере.

– Слушайте, Г.М., – снова заговорил Макс. – Остальные ворвутся к вам с минуты на минуту, и я решил их опередить. Знаете, какой сегодня день?

– Вероятно, четверг?

– Пятница. Вы вышли из строя рано утром в четверг, и доктор до сих пор не пускал нас. Пассажиры волнуются из-за того, куда и когда мы прибудем. Некоторые говорят, что мы высадимся на берег завтра, хотя мне кажется более вероятным воскресенье.

– Я слышал, у нас теперь есть конвой?

– Да, нас эскортируют. Опасность не миновала, но уменьшилась настолько, что люди начинают беспокоиться не только из-за вражеских субмарин, но и из-за трех убийств.

– Ну?

– Увидев эсминцы в четверг утром, мы были вне себя от радости. Потом мы вспомнили об убийце и стали опасаться столкнуться с кем-то в коридоре. Вы должны что-то предпринять. Вы помните, что с вами произошло во время ложной тревоги?

Г.М. поправил очки и сложил руки на животе.

– Да, сынок, помню.

– Вы видели, кто вас ударил и кто убил помощника эконома?

– Нет. Но если это вас утешит, – добавил Г.М., когда лицо Макса вытянулось, – то мне было незачем что-либо видеть. Я и без того могу сказать вам, кто совершил убийства, как и почему. Могу сказать, откуда взялись призрачные отпечатки пальцев, с какой целью их там поместили и в чем заключалась игра. Положитесь на старика, сынок, и позвольте мне прикидываться больным. Я знаю, что делаю.

Сирена завыла опять, и Г.М. снова поморщился.

– Убийства совершены одним человеком?

– Одним, и только одним.

– Но вы можете объяснить мне, что произошло ночью, когда ограбили офис эконома?

– Думаю, вы в состоянии догадаться сами. Я предупреждал Гризуолда, что кое-кто может попытаться это сделать. Я хотел, чтобы он вечером достал для меня из сейфа отпечатки пальцев, но он был слишком занят. Когда я услышал сигнал тревоги, то подумал, что это может быть уловкой, и направился в офис эконома. Там был этот достойный молодой парень. Мы стояли у сейфа спиной к двери, когда на меня словно обрушился потолок. Последнее, что я помню, – это выражение лица молодого Тайлера, когда он повернулся и увидел, кто стоит позади меня.

Челюсти Г.М. сжались, и он еще плотнее завернулся в одеяло.

– Я не видел лица убийцы, но молодой Тайлер видел. Поэтому от него нужно было избавиться. Работа получилась грязной, так как у убийцы было мало времени.

– Но, черт возьми, что убийце там понадобилось? Ведь он пришел не за карточками с отпечатками пальцев пассажиров!

– Вот как?

– Он даже не прикоснулся к ним.

Сирена вновь загудела, сотрясая воздух и давя на барабанные перепонки. Иллюминатор каюты Г.М. был частично открыт – белые струйки тумана, похожие на пряди сырой шерсти, просачивались сквозь отверстие и исчезали, как пар изо рта при холодном воздухе. На потолке горела тусклая лампа, чей свет уменьшал полог у койки. Г.М. попросил Макса закрыть иллюминатор и отодвинуть полог.

– Я был с вами не вполне откровенен, – виновато продолжил он. – Вы не первый мой посетитель. Здесь уже побывали капитан и эконом. От капитана я получил это. – Потянувшись к столику возле койки, Г.М. открыл ящик и достал армейский револьвер 45-го калибра. – А от эконома, наконец, вот это. – Он подобрал карточки с отпечатками пассажиров и развернул их веером. – Думаю, мне понадобится то и другое, прежде чем я состарюсь на несколько часов.

Макс посмотрел на револьвер. В каюту вползало напряжение, осязаемое, как туман.

– Что именно вы намерены делать?

Г.М. посмотрел на часы.

– Как только капитан освободится, он придет сюда. Я собираюсь объяснить ему, в чем состояла игра и как она сработала. Тогда он сможет действовать двумя способами – либо немедленно арестовать убийцу, как он, вероятно, и поступит, либо… но это уже моя идея. В любом случае эта свинья у нас в руках. Мы располагаем неопровержимыми доказательствами, и сейчас убийца наверняка в полном отчаянии.

Сирена опять завыла, сотрясая туман, пока ее эхо не замерло вдали.

– Теперь выметайтесь, – велел Г.М. – И позвольте мне заткнуть уши ватой.

– Но…

– Я сказал, выметайтесь. Ваш брат все равно выставит вас, когда придет.

Макс пожал плечами и подчинился. Последнее, что он видел, выходя в узкий проход, тянущийся поперек шлюпочной палубы, был Г.М., читающий комикс. Подойдя к двери, ведущей на палубу, Макс открыл ее и вдохнул туман. Он заползал в ноздри и легкие, вызывая кашель. Его приходилось буквально стряхивать с лица, после чего оставались влажные полосы. Хотя предметы становились невидимыми на расстоянии пятнадцати-двадцати футов, их контуры время от времени появлялись и исчезали в белесой мгле. С передней части палубы (предназначенной для команды) Макс ощупью двинулся в сторону кормы и прошел сквозь маленькие железные ворота на пассажирскую территорию.

Несмотря на туман, атмосфера заметно разрядилась. Они возвращались домой. В воздухе можно было почти физически чуять землю. Об их местопребывании знали только офицеры, которые хранили молчание. Последние два дня Макс разговаривал с Вэлери Четфорд, играл с ней в настольный теннис, плавал в бассейне и ломал из-за нее голову…

Внезапно Макс остановился. Впереди послышался звук, приглушенный туманом. Его тут же перекрыла сирена, но, когда вой прекратился, звук раздался снова. Казалось, кожа ударяет о дерево.

На некотором расстоянии, за открытым участком для палубного тенниса, находилась дверь в маленький спортзал. До сих пор никто им не пользовался. Перед дверью на палубе помещались площадочка для практики игры в гольф и боксерская груша, свисающая с деревянной крыши, сейчас полностью скрытые туманом. Очевидно, кто-то стоял в полумраке и время от времени ударял по груше кулаком. Возможно, его сердце терзали страх и отчаяние, которые нельзя было выразить словами.

– Алло! – окликнул Макс.

Послышался еще один удар груши о деревянную переборку и звук закрывающейся двери. Когда Макс добрался до входа в спортзал, груша по-прежнему свисала с крыши, но возле нее никого не было.

Спустившись, Макс обнаружил Вэлери, плачущую в углу длинной галереи. Она не заговорила с ним и направилась к своей каюте. Латроп отказывался от предложения Хупера сыграть в дартс, заявив, что дротики могут стать орудием убийства, если их правильно использовать. Макс пытался читать, напрягаясь при каждом вое сирены. В половине седьмого – раньше, чем он ожидал, – к нему подошел эконом.

– Вы идете в каюту к старику? – спросил Гризуолд. – За мной только что послали. И знаете, что меня попросили принести? Мой чернильный валик и штемпельную подушечку Бенуа. Думаю, скоро что-то произойдет.

Когда они постучали в дверь каюты Г.М., голос коммандера Мэттьюза пригласил их войти. Каюта с отдельной ванной сейчас была ярко освещена. Капитан, явно пребывая не в своей тарелке, курил сигару. Г.М. занял в постели сидячее положение – воротник его старомодной ночной рубашки был застегнут наглухо, а во рту, невзирая на головную боль, дымилась трубка. На коленях у него лежала чертежная доска с листом бумаги и карандашом. На столике у койки Макс с удивлением увидел маленький портативный радиоприемник, складной план «Эдвардика» и чистый носовой платок.

– Входите, – проворчал Г.М., вынув трубку изо рта. – Принесли валик и подушечку?

– Да, – ответил эконом.

– Тогда садитесь, – мрачно пригласил Г.М. – У нас много дел. Черт бы побрал эту сирену!

– Без нее никак не обойтись, – вздохнул коммандер Мэттьюз. – Ну? Что там у вас?

Некоторое время Г.М. молча смотрел в потолок, лениво пуская облака дыма.

– Только что я сидел и думал, – заговорил он наконец. – Это самая забавная штука, с какой я сталкивался за долгое время.

– Что именно?

– То, – усмехнулся Г.М., – как убийца обманывал нас.

Капитан переменился в лице.

– Может, вам это кажется забавным, но я бы использовал другое слово. Черт возьми, это не забавно, а… – Он оборвал фразу. – И как же он нас обманывал?

– Во-первых, с этими фальсифицированными отпечатками. Но это самое меньшее…

– Сэр, – горячо прервал его эконом. – Я готов к критике. Но тем не менее я могу поклясться чем угодно, что кровавые отпечатки большого пальца в каюте миссис Зия-Бей не были фальшивыми!

– Согласен, сэр.

– Но только что вы сказали обратное!

– Не совсем. Я сказал, что они фальсифицированные, а не фальшивые.

Коммандер Мэттьюз, Гризуолд и Макс уставились друг на друга.

– Ну и в чем тут разница? – осведомился капитан.

Г.М. задумчиво почесал лоб:

– Вероятно, различие очень тонкое. Но оно способно свести с ума решающего проблему. Легчайший способ разобраться в этом – не спор из-за терминов, а демонстрация того, как был проделан трюк. – Он кивнул в сторону столика возле полки. – В ящике этого столика лежат карточки с отпечатками пальцев пассажиров. Пожалуйста, достаньте карточку с моими отпечатками правого и левого большого пальца.

– Но, сэр…

– Делайте, что он просит, мистер Гризуолд, – сказал коммандер Мэттьюз.

Все еще качая головой, эконом открыл ящик, порылся в маленькой стопке карточек и выбрал ту, на которой стояла размашистая подпись Г.М.

– Отлично! Вы готовы поклясться, сынок, что это отпечатки моих больших пальцев, взятые в присутствии вас и третьего помощника и заверенные моей подписью? – Поскольку лицо Гризуолда выражало крайнюю степень подозрения, Г.М. поднял руку. – Даю честное слово, сынок, что тут нет никакого трюка. Это действительно мои отпечатки. Вы удовлетворены?

– Если вы так говорите…

– Угу. Вы принесли ваше увеличительное стекло?

– Оно у меня в кармане.

– Превосходно. Я намерен попросить вас снова взять мои отпечатки. У вас остались карточки?

– Боюсь, что нет.

– Это не имеет значения. Мы можем воспользоваться вот этим листом белой бумаги. Не сомневайтесь, это самый обычный лист. Если хотите, можете принести свой.

Капитан, Макс и Гризуолд вновь обменялись взглядами. Положив трубку на пепельницу, Г.М. вновь поместил лист бумаги в центр чертежной доски у него на коленях.

– Где ваш чернильный валик, сынок?

– Здесь, сэр.

– Тогда приступим… Господи, какая пачкунская штуковина! Дайте мне этот носовой платок… Теперь придвиньте ко мне бумагу. Я ставлю на нее отпечатки – вот правый большой палец, а вот левый. А сейчас возьмите бумагу, достаньте лупу и сравните отпечатки на бумаге с отпечатками на карточке.

Наступило молчание. Гризуолд, по-прежнему с сомнением на лице, снял доску с колен Г.М., сел в изножье койки и положил карточку и лист бумаги рядом друг с другом. Яркий свет на потолке, слегка затемненный табачным дымом, был устремлен прямо на доску. Достав из кармана большую лупу, эконом начал изучать отпечатки, двигая увеличительное стекло из стороны в сторону. Минуты казались нескончаемыми. Один раз Гризуолд прервал изучение, посмотрел на Г.М. и собрался заговорить, но передумал. Потом он попросил у Г.М. карандаш и начал делать примечания, касающиеся дужек, завитков, петель и прочих деталей строения обеих пар отпечатков. На лбу у него выступил пот, и капля упала на бумагу.

– Ну? – не выдержал капитан. – Что скажете? Они одинаковы, не так ли?

Гризуолд поднял голову.

– Нет, сэр, не одинаковы.

– Не оди… – Коммандер Мэттьюз оборвал себя на полуслове, уронил сигару, бросил ее в пепельницу и поднялся. – Что вы сказали?

– Я готов поклясться, – ответил Гризуолд, – что эти две серии отпечатков пальцев не принадлежат одному и тому же человеку.

Снова последовала пауза. Эконом, ища что-нибудь, чем можно вытереть лоб, подобрал испачканный чернилами носовой платок, который бросил Г.М. На лбу у него осталось чернильное пятно, на что он не обратил внимания. Все смотрели на Г.М.

– Вы в этом уверены, сынок? – спросил последний.

– Абсолютно.

– И тем не менее, – сказал Г.М., подобрав трубку и выбивая ее на краю пепельницы, – я оставил обе пары отпечатков собственными большими пальцами.


Глава 19


Впервые Макс не ощутил воя сирены, словно сотрясавшего каюту.

– Надеюсь, у нас не коллективное помешательство? – осведомился коммандер Мэттьюз, сдвинув фуражку на затылок.

– Нет, – ответил Г.М. – Но не посыпайте голову пеплом. Однажды такой же трюк едва не одурачил полицейскую лабораторию в Лионе, так что вам нечего стыдиться. Правда, тогда это произошло вследствие случайности, а сейчас отнюдь нет!

Позвольте показать вам, в чем заключается этот трюк. Представьте, что вы собираетесь взять отпечаток моего большого пальца. Вы прижимаете его к поверхности, покрытой чернилами. Поверхность любого человеческого пальца состоит из серий микроскопических выступов в форме дужек, петелек, завитков и так далее, с впадинками между ними. На фотоснимке отпечатка пальца черные линии представляют смазанные чернилами выступы, а белые – промежуточные впадинки. Понятно?

– Ну? – отозвался капитан.

Г.М. снова разжег трубку.

– Теперь предположим, что ваш чернильный валик, штемпельная подушечка или другое приспособление дефектно – что на нем слишком много чернил или что человек, у которого берут отпечатки, перед процедурой испачкал палец чернилами (что сделал я минуту назад). Палец промок, и отпечаток может получиться смазанным. Как поступит добросовестный человек в таком случае? Возьмет носовой платок и вытрет чернила (как опять же сделал я). Он очистит палец от избытка чернил, но чернила останутся и вполне способны обеспечить хороший отпечаток. Что же происходит потом?

Г.М. сделал паузу и окинул взглядом слушателей.

С безмолвным стоном Макс Мэттьюз увидел ключ к разгадке.

– Неужели вы не понимаете? – настаивал Г.М. – Стирая чернила с микроскопических выступов, человек втирает их в промежуточные впадины. В результате выступы на отпечатке оставляют белые линии, а впадины – черные. Как позитив и негатив на фотопластинке.

Разумеется, отпечаток будет резко отличаться от взятого с помощью нормальной чернильной поверхности. В особенности это касается «кармашков» в центре завитков – они будут выглядеть настолько по-разному, что даже любитель сочтет отпечатки оставленными разными людьми, а эксперт будет в этом уверен. Во Франции много лет назад это едва не стоило одной женщине кучи денег, так как власти не верили, что она – это она.[29 - Роудс Х.Т.Ф. Улики и преступление: наука криминального расследования. Джон Марри, 1933. С. 105–107. (Примеч. авт.)] Годами я ждал, что какой-нибудь умник применит ту же уловку, совершая преступление, и теперь это произошло.

Убивая миссис Зия-Бей, преступник заранее намеревался оставить фальсифицированные отпечатки пальцев. Он принес с собой бутылку чернил, намереваясь расплескать их как бы случайно или во время борьбы и оставить четкие отпечатки, тщательно вытерев пальцы. Но убийца передумал и воспользовался кровью, подходящей для этой цели куда лучше чернил. Поэтому нашим глазам предстали кровавые отпечатки больших пальцев, как в бульварном романе. Вот вам объяснение ваших призрачных пальцев, тупоголовые вы мои.

Аудитория слушала с различной степенью эмоций. Казначей снова вытер лоб грязным платком. Капитан сидел как громом пораженный, потом снял фуражку и начал ею обмахиваться.

– Неужели это так легко проделать? – спросил он.

– Конечно легко.

– И все так просто, – пробормотал коммандер Мэттьюз, – когда знаешь секрет.

– Вот именно! – Г.М. взмахнул трубкой. – Конечно, это просто – после того, как я вам объяснил. Я вечно слышу такое. Но не важно. У кого-нибудь есть какие-то замечания? – В его голосе зазвучали новые нотки. Макс видел, что он наблюдает за ними, словно стараясь стимулировать их воображение.

Глаза самого Макса были устремлены на портативный радиоприемник. Он чувствовал, что его что-то беспокоит. Освещенная шкала свидетельствовала, что радио включено, но из него не доносилось ни звука – даже обычных в море атмосферных разрядов. Однако Макса заботило не это – ведь он едва слышал даже сирену.

– Тут все не так, Г.М., – сказал он.

– Что именно? – осведомился Г.М.

– Вы говорите, что убийца намеренно оставил фальшивые или фальсифицированные отпечатки, когда убил миссис Зия-Бей.

– Да.

– Он был безумен?

– Отнюдь нет. А что?

Будь его ногти длиннее, Макс начал бы их грызть.

– Это трудно объяснить. Если бы убийство совершили не на корабле, я бы признал его делом рук гения. Убить жертву, оставить собственные фальсифицированные отпечатки и наблюдать, как полиция ищет несуществующего человека среди миллионов возможных кандидатов… Рано или поздно им, вероятно, пришлось бы признать свое поражение. Но на борту корабля… – Поколебавшись, он повернулся к Гризуолду: – Скажите, каждый судовой эконом должен обладать знаниями об отпечатках пальцев?

– Должен. – Гризуолд нахмурился. – И большинство ими обладает. А в чем дело?

Макс нахмурился в ответ:

– Убийца, разумеется, понимает, что у всех на борту возьмут отпечатки и сравнят с оставленными им. Но они не будут соответствовать, поскольку его отпечатки фальсифицированы. Так?

– Так, – согласился Г.М.

– Но ведь не будут соответствовать не только его отпечатки, но и всех остальных! Выходит, он совершил призрачное убийство. Таким образом, убийца расстроил собственные планы, привлекая внимание к факту, что тут есть что-то сомнительное. Где же преимущество? Зачем вообще было оставлять отпечатки? Ведь если кто-то разгадает трюк преступника, его песенка спета. Не слишком ли это рискованно?

Коммандер Франсис Мэттьюз махнул рукой и устало фыркнул:

– Заткнись.

– Но, Фрэнк…

– Я сказал, заткнись. – Капитан повернулся к Г.М.: – Я недавно говорил Максу, что он единственный в нашей семье, кому в голову лезут забавные идеи. У него слишком буйное воображение. Лично я хочу знать…

Он оборвал фразу, так как Г.М. начал потирать руки с явными признаками злорадства.

– Ага! – ухмыльнулся он, глядя на Макса. – Теперь вы начинаете использовать ваши мозги. Тем не менее я повторяю, что убийца намеренно оставил фальсифицированные отпечатки на месте преступления. Но почему же он это сделал? Вот что заставляло меня сидеть и думать. Узнайте почему – и вы сорвете обертку с одного из самых ловких преступлений, с какими я когда-либо имел удовольствие сталкиваться. А теперь думайте!

– Стоп! – сказал Макс так резко, что даже его брат вздрогнул.

– Ну?

– Каким образом Бенуа вписывается в картину? После убийства миссис Зия-Бей Гризуолд и Крукшенк отправились в его каюту взять отпечатки пальцев. Бенуа сидел с заранее подготовленной грязной штемпельной подушечкой, которой хотел воспользоваться, чтобы оставить свои отпечатки, но ему не позволили это сделать. Выходит, он хотел именно тогда выдать серию сфальсифицированных отпечатков. С какой целью?

Пауза.

– Но Бенуа мертв! – запротестовал эконом.

– Конечно мертв, – согласился Г.М. – Тем не менее, ребята, его характер, привычки, поведение – ключ ко всей проблеме. Неужели вы этого не понимаете?

– Нет, – ответили три голоса.

– Тогда постараюсь объяснить. – Г.М. уставился одним сонным глазом в потолок, попыхивая трубкой в углу рта. – В субботу вечером, перед убийством Бенуа, Макс Мэттьюз дал мне подробный отчет обо всем случившемся. Тогда я впервые осознал определенные странности происходящего. Молодой Мэттьюз рассказал мне о таинственном персонаже в противогазе, который ходит по коридорам, заглядывая в каюты. Речь шла об одном из свинорылых гражданских противогазов, которые раздали всем нам. Я спрашивал, кем из пассажиров мог быть человек в противогазе, пока не дошел до Бенуа. Тогда я сказал: «Французский офицер не должен был носить…» И тут я вспомнил, что сам видел француза в таком противогазе! Я наблюдал за ним на расстоянии, но это застряло у меня в голове. Разве вы не помните учебную тревогу в субботу утром? Не помните, как Бенуа появился именно в таком противогазе?

Макс помнил это.

– В таком случае возникает вопрос, – сказал Г.М., – где был армейский респиратор Бенуа?

– Что-что? – ошеломленно переспросил Макс.

– Его армейский противогаз, – объяснил ему капитан.

– Вот именно, – кивнул Г.М. – Я не мог поверить своим глазам. Каждый военный в действующей армии экипирован армейским респиратором, который больше по размеру и сложнее для использования, чем гражданский противогаз, и его носят в брезентовом футляре на шее. Каждый солдат в униформе должен постоянно носить свой респиратор. Тем не менее Бенуа расхаживал в обычном гражданском противогазе. Это было так странно, что я решил заглянуть в его каюту. Армейского респиратора там не оказалось. Зато маленький гражданский противогаз аккуратно лежал на стуле вместе со спасательным жилетом и одеялом. Но это было не все. Как вы помните, я открыл гардероб и испытал настоящий шок. В нем висел запасной мундир Бенуа, и знаки отличия на нем были неправильными.

– Погодите! – запротестовал Макс. – Что в них было неправильного? Во французской армии три шеврона носит капитан – я в этом уверен. И у Бенуа они были.

– Были, но не в том месте, – ухмыльнулся Г.М. – На плечевых эполетах. Французский офицер носит шевроны только в двух местах – на фуражке и на рукаве, но никак не на плече. Загляните в военный словарь. До того я не видел вблизи одежду Бенуа и не замечал шевронов на плечах. Я поднял рукав мундира и посмотрел на него, так как не мог поверить своим глазам. Вкупе с противогазом это наводило на размышления. Бенуа явно не был французским офицером – он ничего не знал о французской армии и, вероятно, чертовски мало знал об армии вообще. Но даже когда шесть ключей смотрели мне прямо в лицо, я еще не понимал, в чем дело. Однако потом Крукшенк предположил, что Бенуа мог быть сотрудником французской разведки…

Г.М. сделал паузу. Макс, частичкой ума ожидая воя сирены, вздрогнул, когда внезапно к ним обратилось портативное радио.

– Капитан! Сэр Генри! – зашептало оно, и Максу показалось, что он узнает голос третьего помощника. – Будьте готовы. Думаю, ваш человек уже поднимается.

Г.М. спокойно открыл ящик стола, достал револьвер и взвесил его на ладони.

Коммандер Мэттьюз с угрожающим видом поднялся и прочистил горло.

– Что, черт возьми, это значит? – осведомился он.

– Это убийца, сынок, – виновато объяснил Г.М., указав на маленькую стопку карточек с отпечатками. – Он должен заполучить одну из этих карточек, иначе его вздернут как пить дать. Он загнан в угол и в полном отчаянии. Я думал, что он сделает попытку, когда все, по его мнению, находятся в столовой или на мостике, а я все еще лежу беспомощный. Если хотите увидеть кое-что интересное, спрячьтесь в ванную, выключите свет и приоткройте дверь на дюйм. Чтобы она не распахнулась настежь.

Все трое повиновались.

Макс пребывал в состоянии такого поистине маниакального любопытства, что боялся даже дышать, а тем более скрипнуть ботинками по плиточному полу ванной. Втиснувшись туда вместе с Фрэнком и экономом, он погасил свет. Через щель в дверном проеме они могли видеть часть каюты с полкой Г.М.

Громко завыла сирена.

Только слабые подергивания и очень тихий стук машин свидетельствовали о том, что корабль хоть как-то движется. Г.М., спрятав револьвер под одеяло, вытянулся на койке, сложил руки на животе и закрыл глаза.

В течение трех минут царила тишина, нарушаемая только легким плеском воды, сиреной и воображаемыми звуками в голове Макса. Живот Г.М. ритмично поднимался и опускался, как во сне. В дверь негромко постучали. Г.М. не шевельнулся. Стук повторился. После очередной паузы Макс услышал скрип петель, когда дверь в коридор открылась и закрылась. Ноздри Г.М. расширялись и сжимались, как у спящего. Это продолжалось еще полминуты.

– Достаточно, – заговорил Г.М., открыв глаза. Его рука выскользнула из-под одеяла с капитанским револьвером. – Лучше поднимите руки. Черт возьми, не будьте ослом!

Кем бы ни был вновь пришедший, он действовал быстро, как гремучая змея. Деревянный стул с красным плюшевым сиденьем полетел в сторону Г.М. Наблюдатели видели, как он промчался через их поле зрения и даже как в плюшевом сиденье появилась дырка, когда Г.М. выстрелил. Стул угодил в портативное радио и вместе с ним упал на пол. Когда коммандер Мэттьюз, Гризуолд и Макс выбежали из ванной, Г.М. выстрелил снова.

Дверь в проход прикрылась, заслонив удаляющуюся фигуру. Капитан распахнул ее, и все увидели, что ловушка захлопнулась. Человек стоял, согнувшись и прижав руку к плечу, в длинном узком коридоре, тянущемся поперек корабля к двери на палубу в каждом конце. Он посмотрел сначала налево, потом направо. В каждом конце коридора у двери молча и неподвижно стоял крепкий широкоплечий матрос.

Человек громко вскрикнул, сделал шаг в сторону и остановился. Изрядно побледневший Г.М. вылез из постели в своей старомодной ночной рубашке, всунул ноги в шлепанцы и вышел в коридор.

– Мне следовало стрелять на поражение, – сказал он. – Но в последнюю минуту я не смог убить его.

Макс не обратил на него внимания. Ему хотелось протереть глаза при виде человека, который стоял, раскачиваясь и прижимая правую руку к левому плечу. Пальцы и рука стали темно-красными – куда темнее верха его армейской фуражки с золотым галуном. На нем были мундир цвета хаки и отполированные до блеска коричневые сапоги. На смуглом лице виднелись темные усы.

– Ведь это капитан Бенуа! – воскликнул Макс.

– О нет, – спокойно отозвался Г.М.

– Говорю вам, это он! Спросите Фрэнка! Спросите кого угодно! Но вы ведь сами сказали, что его нет в живых!

– Это действительно так, сынок, – печально произнес Г.М. – В том-то все и дело. Его никогда не было в живых. Ваш друг Латроп сказал одну вещь в шутку, но это была чистая правда. Бенуа был призраком – он никогда не существовал. Иными словами, один человек на борту играл роль двоих, пока Бенуа не «погиб» в субботу и… Держите его, ребята!

Матросы схватили пленника за руки. Подойдя к извивающейся фигуре, Г.М. сорвал с нее фуражку с красно-золотым верхом, продемонстрировав не темные, а растрепанные светлые волосы. Проведя пальцами по химическому загару на лице, он не без труда отделил от верхней губы усы. Другие детали маскировки исчезали одна за другой, обнажая новое лицо – злобное, сморщившееся и лишенное восьмиугольных очков лицо Джерома Кенуорти.


Глава 20


Объявление на доске извещало: «В 11.00 состоится краткая религиозная служба. Высадка ожидается около 14.00. Пассажиров просят взять документы в офисе эконома».

– Вы должны все рассказать нам до прибытия в порт, Г.М., – потребовал Макс Мэттьюз. – Иначе эти люди… – он указал на заинтересованную аудиторию, – разорвут вас на куски. Вы это понимаете?

– Хм-хм, – скромно отозвался Г.М.

Солнечным, но холодным воскресным утром Г.М. сидел у камина в курительной, где были открыты иллюминаторы, и потягивая любимый пунш с виски. Вокруг него разместились Макс, Вэлери, Хупер, Латроп, доктор Арчер, эконом и третий помощник капитана.

– Я все еще не могу этого понять, – покачал головой Гризуолд. – Молодой Кенуорти! Не понимаю, какую игру он вел. Но со мной обошлись хуже некуда.

– С вами? – воскликнула Вэлери. – Что тогда говорить мне? Я ведь сказала вам истинную правду о письмах, которые он писал миссис Зия-Бей, и никто мне не верил! Я действительно видела его одетым как Бенуа и покидающим место преступления, но мне снова не поверили. По простоте душевной я старалась обеспечить ему алиби, а вы все думали, что я законченная лгунья!

– Но меня этот парень одурачил посильнее, чем вас, – вмешался Хупер. – Я клялся, что видел двоих на темной палубе в субботу ночью, хотя на самом деле он подстрелил и столкнул за борт наряженный манекен!

– Меня он провел хуже, чем любого из вас, – возразил Латроп. – Ведь я, сам того не зная, практически разгадал загадку. Я все время твердил вам, что Бенуа – призрак. Я говорил, что мы видели его только в столовой, где он всегда сидел один, и то при искусственном свете. Я выражал удивление, что французский офицер постоянно носит головной убор в помещении.

Третий помощник наморщил лоб:

– Нет, главная жертва – я. Только в двух случаях должны были присутствовать все пассажиры – во время раздачи противогазов и на учебной тревоге в субботу утром. Только тогда обман можно было заметить. В первый раз еще куда ни шло – хотя мисс Четфорд и Кенуорти не появились, я позднее пришел в их каюты и вручил им противогазы. Естественно, я не обратил внимания, что Бенуа исчез, когда мы вернулись в салон. Но во время учебной тревоги, как только я потребовал, чтобы мистера Кенуорти привели на палубу, несмотря на морскую болезнь, француз тут же удалился, и я его не остановил. Разумеется, он был в противогазе, так как это был единственный раз, когда ему пришлось показаться при дневном, а не при искусственном свете.

Эконом властно поднял руку и сдвинул брови, делавшие его похожим на Джорджа Роуби.

– В конце концов, я ведь знал этого парня – познакомился с ним во время плавания несколько месяцев назад. И тем не менее я говорил с ним, замаскированным под Бенуа – точнее, говорил Крукшенк, когда мы брали у него отпечатки, – и не понял, кто он в действительности. Знаете почему?

– Ну? – с вызовом осведомился Крукшенк.

– Потому что он говорил по-французски, – ответил эконом. – Это самый надежный способ маскировки собственного голоса. Когда вы слышите чужой язык, все голоса кажутся похожими. Притворяться, будто он не знает английского, было для парня двойной страховкой, так как давало ему предлог ни с кем не разговаривать. Он…

– Тихо! – рявкнул Г.М. Наступило гробовое молчание. Г.М. глотнул пунш с виски. – Вы хотите услышать об этом или нет? – осведомился он тоном оскорбленного величества.

– Прошу прощения, сэр, – быстро извинился эконом. – Конечно, хотим. Вчера вечером вы сказали капитану, мистеру Мэттьюзу и мне, что у вас появились подозрения, когда вы заглянули в каюту Бенуа и обнаружили, что у него нет армейского респиратора и что он носит неправильное обмундирование. Начните отсюда. Вы поняли, что «французский капитан» – вовсе не тот, за кого себя выдает, это подделка. Но что привело вас к выводу, что он призрак?

– Главным образом его кисточка для бритья, – ответил Г.М. Он сделал паузу, недовольно разглядывая фарфоровую кошку. – Но это случилось позже. В воскресенье ночью, когда Бенуа якобы убили и я обследовал его каюту, я этого еще не понял. Но, помимо мундира и противогаза, меня беспокоили мелочи, о которых вы упомянули.

Наш друг Крукшенк предположил, что Бенуа мог быть сотрудником французской разведки, под влиянием длинного монолога Бенуа, где он именовал «предателем» какую-то женщину. Но очевидно, это было сплошным очковтирательством. В разведку набирают людей, служивших или служащих офицерами в регулярной армии. Любой, кто был французским офицером, не стал бы носить «липовую» униформу. Но это приводило к другому вопросу: стал бы любой настоящий француз носить такую униформу?

Не забывайте, что каждый француз должен был в молодости отслужить в армии. Мог бы парень, прослужив девять месяцев, забыть количество звездочек, которым он был обязан салютовать? Если он заказал капитанский мундир у портного, то разве велел бы ему нашивать шевроны на плечи, а не на рукава? Вот когда я начал ощущать жжение в затылке.

Похоже, Бенуа вовсе не был французом. Крукшенк думал, что он говорил по-английски, но Бенуа не желал этого делать. Почему? Почему он боялся показываться на людях и говорить с ними? Почему он никогда не снимал головной убор?

Все указывало на то, что парень готовился к грязной работенке. Он разыграл спектакль с промоченной чернилами штемпельной подушечкой перед Крукшенком и Гризуолдом. Он выглядел «виновным», когда они вошли в каюту, и разинул рот, как рыба, словно его планы не осуществились, когда они уходили. А потом, когда я сидел и думал, метая кольца на шлюпочной палубе, Вэлери Четфорд заявила, что видела, как Бенуа выходил из каюты миссис Зия-Бей сразу же после убийства…

Я уже понял, что кто-то сфальсифицировал отпечатки пальцев на месте преступления по принципу «позитив-негатив». Кто же это был? Бенуа? Если так, почему он пытался взять собственные отпечатки на явно грязной штемпельной подушечке в присутствии эконома и третьего помощника, словно хотел предъявить еще одну серию сфальсифицированных отпечатков? Почему, спрашиваю я вас? Оставив первые подложные отпечатки в каюте миссис Зия-Бей, он готовился подделать их снова, однако его вовремя остановили и взяли отпечатки как полагается.

И тогда я вспомнил о бритвенном приборе. К сожалению, я оказался катастрофически туп. В субботу ночью в каюте Бенуа я вертел в руках и бритву, и кисточку, но был полон других идей, хотя мне показалось странным, что парень пользовался прямой бритвой без ремня для правки или хотя бы точильного камня.

Во второй половине дня в среду я пошел в парикмахерскую. До того я был там в субботу незадолго до «убийства» Бенуа, но прервал бритье. Парикмахер оскорбленным тоном информировал меня, что в субботу вечером я был его первым клиентом, и добавил что-то насчет пены на кисточке. И тогда я вспомнил с ужасающей четкостью, что кисточка для бритья в каюте Бенуа была абсолютно сухой!

Г.М. сделал паузу. Макс живо припоминал его, рассеянно трогающим сухую кисточку в каюте Бенуа. План убийцы становился для него все яснее.

– У большинства из нас только одна кисточка, – снова заговорил Г.М. – Бывает ли она когда-нибудь абсолютно сухой? Разве она не остается день за днем наполовину влажной? Очевидно, кисточкой Бенуа не пользовались около недели, как и его бритвой. Он не ходил в парикмахерскую. Однако этот лощеный офицер, гладко выбритый, за исключением усов, ходил со второй половины пятницы до субботнего вечера без единого признака щетины на лице. Вот когда я проснулся по-настоящему! Все фрагменты этого странного дела стали собираться на кончике кисточки для бритья.

Капитан Бенуа был кем-то другим. Он говорил только по-французски, чтобы скрыть свой голос. Он всегда носил фуражку, так как никакой парик не выдержал бы внимательного рассмотрения вблизи. Вот почему он старался никому не попадаться на глаза и появлялся только при достаточно тусклом искусственном свете. Но мог ли он долго продолжать этот обман? Нет! Только до тех пор, пока он смог убить миссис Зия-Бей, оставить улики против призрачного капитана Бенуа, столкнуться с этими уликами в роли Бенуа, застрелиться и свалиться за борт, оставив записку с признанием вины. Персонаж создан и уничтожен. Дело закрыто. А на следующий день реальный убийца появляется в собственном обличье, ничего не опасаясь. Во всем должны были обвинить призрак.

Роль Бенуа была подготовлена целиком и полностью – с фальшивой одеждой, фальшивыми семейными фотографиями, фальшивым паспортом, тщательно заученным фальшивым почерком, даже фальшивыми ярлыками на сундуке. Она была исполнена тщательно и артистично. И тем не менее план не сработал.

Разгадав, в чем состояла игра, не составляло труда понять, кто именно ее вел. Этот человек должен был соответствовать определенным требованиям. Первое: он должен быть одним из пассажиров, а не судовым офицером или другим членом экипажа, обремененным служебными обязанностями. Второе: он должен быть человеком, почти никогда не покидающим свою каюту и никогда не видимым на палубе вплоть до «смерти» Бенуа. Третье: он должен быть человеком, который очень хорошо говорил по-французски. Четвертое: он должен быть человеком, которого никогда не видели в обществе Бенуа или в любое время, когда Бенуа находился в поле зрения. Этим требованиям, тупоголовые вы мои, удовлетворяло только одно лицо.

Г.М. прервался, чтобы допить пунш с виски. Потом он с довольным видом вынул из кармана сигару, понюхал ее, просверлил кончик спичкой, зажег и откинулся на спинку кресла. При этом он также достал складной план «Эдвардика», который Макс видел в его каюте в пятницу вечером.

– Если не возражаете, я рассмотрю эти пункты в обратном порядке, – продолжал Г.М. – Вы видели (например, в ресторане) мистера Латропа, мистера Хупера, доктора Арчера и Макса Мэттьюза в присутствии капитана Бенуа. Но видел ли кто-то из вас где-нибудь и когда-нибудь в его присутствии Джерома Кенуорти? Бьюсь об заклад, что нет.

Хорошо говорил по-французски? Вам известно, что Кенуорти достиг успехов на поприще дипломатии, откуда его, правда, впоследствии вышибли? Ага, вижу, девушка кивает! Одно из главных требований для дипломатической службы – безупречное владение французским языком. 

Находился ли Кенуорти постоянно в своей каюте первые два дня? Едва ли это требует ответа – он прославился этим на весь корабль. Но это не все. Кенуорти тщательно выдрессировал каютного стюарда – о чем говорил сам, – дабы тот ни при каких обстоятельствах не пытался войти без вызова. Правильно?

Гризуолд и Макс кивнули.

– Стюард страшно беспокоился из-за того, что Кенуорти несколько дней якобы ничего не ел. Но он ел! Вспомните, что капитан Бенуа появлялся во время приема пищи, хотя и не всегда. Возвращаясь, он делал себя больным, глотая nux vomica[30 - Семена похожего на апельсин плода дерева, растущего в Вест-Индии, которые содержат стрихнин и используются в медицине – в том числе в качестве рвотного средства (лат.).] или что-то еще. Его болезнь была непритворной, создавая великолепное алиби. Едва ли можно ожидать, что человек, полумертвый от морской болезни, станет перерезать кому-то горло. Но морской болезнью Кенуорти никогда не страдал. Тощие поджарые парни, привыкшие пьянствовать целыми днями, крайне редко бывают ей подвержены.

– Но, сэр… – начал эконом.

– Погодите. Во время кратких появлений на публике в качестве Бенуа он запирал дверь своей каюты – каюты Кенуорти – и оставлял ключ при себе. Это еще одна часть его алиби. Никто не станет досаждать человеку, страдающему морской болезнью. Если бы кто-то постучал в дверь во время его отсутствия, Кенуорти потом мог сказать, что не захотел отзываться. И еще одно… – Г.М. указал пальцем на Макса. – Какой номер каюты Кенуорти?

– Б-70.

– Угу. А каюты Бенуа?

– Б-71.

– Одну секунду! – вмешался Латроп. – Тогда почему они не были рядом? Если я правильно помню, каюта Бенуа находилась по правому борту, а каюта Кенуорти – по левому.

Г.М. развернул план «Эдвардика».

– Верно, сынок. В том-то все и дело. Этот корабль построен по тому же плану, что и большинство лайнеров. Каюты с четными номерами расположены по левому борту, а каюты с нечетными – по правому. Каюты с соседними номерами находятся не рядом, а напротив друг друга, но их разделяет вся ширина корабля. А что составляет ширину корабля в этом месте? Что тянется от одного борта к другому с одним входом возле двери каюты Кенуорти и другим возле двери каюты Бенуа в противоположном конце? Подумайте!

– Уборные, – ответил Макс.

– Верно, уборные. Поэтому, если Кенуорти хотел быстро добраться к каюте Бенуа или Бенуа – к каюте Кенуорти, он мог пройти через уборные, не попадаясь никому на глаза. К тому же в этом месте любой из них мог появляться, не вызывая подозрений. Каждый шаг Кенуорти был спланирован так же хитроумно, как кампания нашего друга в Берлине.

У него было только два по-настоящему трудных момента, как я вскоре продемонстрирую. Думаю, уже давно, в Нью-Йорке, Кенуорти решил убить Эстелл Зия-Бей…

– Почему, сэр Генри? – спросил доктор Арчер. – У меня есть особая причина этим интересоваться.

Усталое выражение лица Г.М. свидетельствовало, что он вновь столкнулся с тем, что любил именовать дьявольской извращенностью всего мира в целом.

– По имеющимся у нас доказательствам мы в состоянии об этом догадаться, – ответил он. – Но думаю, эта девушка может все вам объяснить.

Вэлери чуть не плакала от досады.

– Я постоянно твердила об этом, но никто из вас мне не верил! Вы думали, что Джером был рыцарем на белом коне, а я – форменной гнидой. Но я знала, что мои сведения верны. Миссис Зия-Бей поведала двум-трем девушкам в баре Тримальчио, что у нее есть целая пачка писем от Джерома с какими-то компрометирующими признаниями… Я не знала, с какими именно…

– Не будет ли чрезмерной дерзостью, – осведомился Г.М., глядя на нее поверх очков, – спросить, кто вы на самом деле? И что за игру вы вели?

– Хорошо, я расскажу вам все. – Вэлери с трудом держала себя в руках. – Так или иначе, эта скотина украла мой паспорт, и теперь я не смогу даже высадиться в Англии. Не то чтобы это меня огорчало, поскольку у меня уже нет особого желания иметь дело с семейством Кенуорти… Мое имя не Вэлери Четфорд, хотя я всю жизнь прожила в доме мистера Четфорда сначала, когда он был холостяком, а потом, когда он женился на Эллен Кенуорти. Я училась в школе вместе с Вэлери – она умерла год назад. Но я ей не родственница. Мое настоящее имя… – она помедлила, собираясь с духом, – Герте Фогель.

– Фогель! – Г.М. прищурился и свистнул. – А вы, часом, не родственница миссис Фогель, которая была экономкой Четфорда и явилась причиной скандала, когда Четфорд женился на Эллен Кенуорти? Старый лорд Эббсдейл – отец Джерома Кенуорти – был шокирован до глубины своей пуританской души и отрекся от сестры. Какое отношение вы имеете к миссис Фогель?

– Я ее дочь, – ответила Вэлери. – Она уже мертва, так что вы ничего не можете сказать против нее. – Г.М. снова негромко присвистнул. – Вэлери тоже умерла. А мистер Четфорд, мой любезный дядюшка Артур, – так мне велели его называть, – пил так, что на него было страшно смотреть. Моя тетя Эллен превратилась в сварливую старуху. Оба просили меня сделать что-нибудь для них в благодарность за то, что они сделали для меня. Они говорили, что брат тети Эллен, лорд Эббсдейл, богат, как Крез,[31 - Крез (ум. 546 до н. э.) – царь Лидии в 560–546 до н.э., чье имя стало символом богатства.] в то время как у них нет ни гроша, что этот чопорный сукин сын отрекся от нее и никогда не примет назад. Тетя Эллен все время плакала…

Девушка глубоко вздохнула:

– Потом им пришла в голову великая идея. Почему бы мне не выдать себя за Вэлери Четфорд? В конце концов, лорд Эббсдейл мог бы привязаться к дочери Эллен, так как сам хотел иметь дочь. А еще лучше, если бы я смогла оказать старику или его сыну какую-нибудь большую услугу…

Ее лицо покраснело, она нервно сплетала пальцы.

– Вы знаете, как паршиво я играла свою роль. В действительности я пыталась не помочь Джерому Кенуорти, а только заставить его думать, что стараюсь это сделать, и заслужить его благодарность. – Девушка повернулась к Максу: – Вот почему в ночь убийства миссис Зия-Бей я рассказала вам о письмах и наивно попросила вас забрать конверт из офиса эконома. Я знала, что вы этого не сделаете и все передадите капитану. Это поставило бы меня в самый центр событий. Тогда я смогла бы вскоре признаться, что пыталась помочь Джерому. Я не видела в этом никакого вреда! Ведь я была уверена, что он не совершал убийства, так как видела «француза»… Но это все-таки оказался Джером. Что за мир!

Г.М. усмехнулся и тут же замаскировал это кашлем.

– Фогель… – пробормотал он. – Это немецкая фамилия.

– Да, – кивнула Вэлери. – Мой отец родился в Германии, хотя стал натурализовавшимся англичанином и хорошим гражданином. Но я не могу не испытывать сочувствия к родине отца. – Она снова посмотрела на Макса. – А когда мне стали говорить «Хайль Гитлер», я вообще не знала, что обо мне думают. Ведь намекали, что я подавала сигнал субмарине в ночь ложной тревоги. Хотя я так боялась субмарин, что поднялась на шлюпочную палубу, так как не могла заснуть от страха. Я бы и за миллион не поплыла на корабле, если бы тетя Эллен и дядя Артур не сказали, что я должна следовать за Артуром и познакомиться с ним…

– Ну, ну, – успокаивающе произнес Г.М.

– Но я только все испортила. Вы даже не поверили мне, когда я говорила о письмах, хотя это была чистая правда.

Г.М. открыл глаза.

– Думаю, девочка моя, вы недооцениваете старика.

– Но разве вы ей поверили? – удивился Макс. – Мне казалось…

– Разве вы забыли о независимых показаниях? – устало отозвался Г.М. – О том, что сообщил ваш собственный брат? Что стюардесса каюты миссис Зия-Бей подтвердила, что в ее сумочке лежала пачка писем?

– В самом деле, – пробормотал эконом.

Доктор Арчер вмешался снова:

– Меня все еще интересует мотив, побуждавший мистера Кенуорти убить эту леди. Компрометирующие письма? Не является ли это – прошу прощения за термин – несколько викторианской, другими словами – морально устаревшей угрозой в наши дни?

– Конечно, – согласился Г.М. – Но лорд Эббсдейл, отец Кенуорти и единственный источник его доходов, весьма викторианский тип. Вы согласитесь с этим, если услышите то, что нам известно о его характере.

Доктор проигнорировал это замечание.

– Тут я, вероятно, в состоянии вам помочь, – улыбнулся он. – В дискуссию внесли вклад все, кроме меня. Теперь моя очередь. Как я говорил вам в среду на шлюпочной палубе, я произвел вскрытие, результаты которого могут удивить. – Он сделал паузу. – Леди не была отравлена или утоплена, но она ждала ребенка.

Г.М. щелкнул пальцами.

– «Письма с какими-то компрометирующими признаниями», – процитировал он Вэлери. – Держу пари, ребенок был от Джерома Кенуорти. И Эстелл Зия-Бей собиралась отправиться прямиком к старику Эббсдейлу. – Он повернулся к Максу: – Разве она не сказала вам, когда была пьяна, что собирается повидать кое-кого «в адми…», что наверняка означало адмиралтейство? Не сказала, что у нее есть доказательства? Вот вам и мотив, леди и джентльмены.

Теперь мы можем реконструировать события. Когда миссис Зия-Бей вознамерилась пересечь океан и излить свои жалобы Эббсдейлу, Кенуорти спокойно решил ее прикончить. Думаю, он убедил ее воспользоваться этим кораблем, сказав, что сам поплывет на нем, и попросил помалкивать об их отношениях, пока он окончательно не решит, что делать.

– А если бы она проболталась кому-нибудь на борту? – спросил Латроп.

– Ну и что из того? Думаю, вы заметили, что Эстелл Зия-Бей, несмотря на всю ее болтливость, помалкивала о личных делах даже в пьяном виде. К тому же она не доверяла Кенуорти. Леди притворялась, что запечатала письма в конверт и оставила его у эконома, о чем, вероятно, сообщила Кенуорти, хотя в действительности держала их в сумке. К сожалению, он об этом догадался. Но предположим, она бы проболталась об их дружбе. Не забывайте, что преступление должно было выглядеть делом рук капитана Пьера Бенуа из французских тиральеров. Его бы разоблачили, благодаря кровавым отпечаткам пальцев, и он покончил бы с собой, оставив записку с признанием. Каким образом это могло касаться ни в чем не повинного сына лорда Эббсдейла?

Кенуорти тщательно все подготовил. Мундиром и другими аксессуарами для роли Бенуа он, несомненно, обзавелся в Нью-Йорке. Он забронировал безошибочно выбранные каюты на две фамилии. Дорожный сундук Бенуа был отправлен на борт, но сам Бенуа на корабль никогда не входил – он появился уже после отплытия. Кенуорти просто положил билет и паспорт Бенуа на койку в каюте Б-71, где стюард мог забрать их. Как вы помните, вам не понадобилось предъявлять билеты у входа – их забрал стюард после выхода из порта.

Не стану утомлять вас подробностями его двойной жизни на борту – вы сами можете представить ее себе, благодаря тому, что я уже рассказал. Кенуорти не мог долго продолжать это, да и нужды не было. Ему пришлось только оставить смутное впечатление в умах озабоченных и ненаблюдательных пассажиров, что один из них – смуглый мужчина во французском мундире. В первую ночь он также создал легкую тревогу с помощью метания ножей с целью внушить нам мысль о полоумном парне, испытывающем фанатичную злобу к какой-то женщине. И его едва не поймали во время учебной тревоги.

Ко второй ночи Кенуорти был готов действовать. Сомневаюсь, что он намеревался убить миссис Зия-Бей так рано. Думая, что она пьет с Максом, Кенуорти в облике Бенуа проскользнул к ней в каюту, чтобы обыскать ее, и она застигла его врасплох, спустившись за пальто. Но она не закричала, так как не узнала в нем Кенуорти, а лицезрение незнакомого мужчины, явившегося к ней в каюту с неведомой целью, едва ли могло ее напугать или даже расстроить. Когда она поняла, в чем дело, было слишком поздно. Он оглушил ее и перерезал ей горло, возможно той самой бритвой.

Кенуорти принес с собой бутылку чернил, еще не решив окончательно, что использовать – их или кровь. Но он заменил чернилами пачку писем в ее сумке, вытер свои отпечатки пальцев и аккуратно оставил фальсифицированные для сыщиков, после чего спокойно удалился.

Уверяю вас, его даже не заботило, осталась ли на нем кровь, или видели его рядом с местом преступления. Все это пришлось бы только кстати после установления вины Бенуа.

Но теперь наступала очередь самой трудной части плана. Вопрос был в том, когда обнаружат тело. Когда ищейки начнут лаять? Когда они начнут охоту за отпечатками пальцев? Естественно, он не предполагал, что это произойдет так скоро, поэтому вернулся в каюту Кенуорти, сбросил свой маскарадный костюм, проглотил еще одну дозу гадости, которая делала его больным на два дня, и со стонами улегся на койку. Но тут…

– Вошел я, – мрачно закончил Гризуолд.

Г.М. кивнул:

– Да, как вы сказали, это был ваш первый визит в его каюту. Чтобы подсластить воображаемую ситуацию, Кенуорти рассказал страшную историю о человеке в противогазе, бродящем по кораблю. После этого явился Макс Мэттьюз. По тому, что он говорил эконому, Кенуорти стало ясно, что произошло. Тело обнаружили! Капитан уже приступил к действиям! Должно быть, у Кенуорти внутри все похолодело. – Г.М. посмотрел на эконома и Макса. – Помните, как спешно он выставил вас из каюты? Помните, как у него едва не началась истерика, когда эконом предложил послать за доктором? Помните, как он требовал, чтобы его той ночью больше не беспокоили, что бы ни произошло?

Снова приняв облик Бенуа, Кенуорти вышел из каюты, запер дверь и проскользнул через уборные в каюту Б-71, где начал возиться с печатями, держа наготове штемпельную подушечку.

Вот как он собирался действовать. Кто-то – может быть, сам капитан – должен был прийти за отпечатками пальцев. Отлично! Бенуа тут же согласился бы и прижал большие пальцы к собственной грязной подушечке. Потом он выразил бы досаду, вытер пальцы носовым платком и в присутствии свидетелей оставил бы такие же сфальсифицированные отпечатки, как в каюте Б-37. При этом он выглядел бы и говорил как виновный.

На сей раз вмешался третий помощник:

– Прошу прощения, но вся его болтовня об «этой женщине» и «предателе»…

– Фальшивый мотив, сынок, – усмехнулся Г.М. – Кенуорти хотел внушить вам, что Эстелл Зия-Бей была нацистской шпионкой и поэтому он ее убил. Я уверен, что именно Кенуорти написал капитану анонимку, предупреждая, что одна из женщин на борту – вражеский агент. С фальсифицированными отпечатками, взятыми в каюте Бенуа, план мог считаться удавшимся. Едва ли отпечатки стали бы сравнивать прямо в каюте. Сначала их бы собрали, а потом унесли для сравнения. В первую же ночь после сбора отпечатков преступник написал бы записку с признанием Бенуа, инсценировал его самоубийство с помощью манекена. Никто бы не увидел «французского капитана» после того, как эконом и третий помощник покинули его каюту. Отпечатки пальцев Бенуа совпали бы с кровавыми отпечатками. И наконец, никакие другие отпечатки, взятые на корабле, не совпали бы с отпечатками Бенуа, так как у Кенуорти взяли бы их должным образом. Вся процедура завершилась бы за двое суток. – Г.М. понюхал пустой стакан. Его сигара потухла, но он не стал зажигать ее снова. – Только, – мрачно добавил он, – все пошло не так.

– Потому что, – сказал эконом, – нам с Крукшенком не понравилась его болтовня, мы не дали ему использовать свою подушечку и взяли у него отпечатки как следует.

– Неудивительно, что, когда вы уходили, на его лице было странное выражение, которое вы не могли описать, – добавил Г.М. – Весь его план сгорел дотла в один момент. Перейдем к событиям следующей ночи, когда капитан Бенуа с каждой минутой становился все более серьезной угрозой и от него следовало как можно скорее избавиться. Кенуорти нарядил манекен (он говорит, что изготовил его из одеяла и нескольких свернутых газет), выстрелил в него и столкнул «тело» за борт, отлично зная, что это увидят дозорные. «Тело» неминуемо рассыпалось бы в воде, но никто бы этого не узнал. Он все еще пытался спасти свой план. Капитан Бенуа оставил записку с признанием в убийстве, но ее выбросили. А мистер Хупер поклялся, что видел двоих людей на палубе «Б». Должно быть, Кенуорти испытал страшный шок, когда, избавившись от манекена и впервые выбравшись из каюты в обычной одежде, чтобы выпить и привести в порядок желудок, столкнулся с девушкой, которая заявила, что она его кузина Вэлери Четфорд и хочет спасти его от компрометирующих его писем. Но неужели вы не видите убийственного доказательства в связи с отпечатками пальцев, которое наверняка затянет петлю у него на шее?

Вэлери выглядела озадаченной.

– Лично я не вижу, – отозвалась она. – В конце концов, ничьи отпечатки не совпадали с кровавыми следами на месте преступления.

Г.М. протянул руки, словно умоляя:

– Ради бога, подумайте, девочка моя! В сейфе эконома находились восемь белых карточек с отпечатками правого и левого больших пальцев пассажиров. Но отпечатки капитана Бенуа и Кенуорти были взяты нормальным способом. Следовательно, на двух карточках отпечатки пальцев были одинаковыми. До сих пор никому не пришло в голову сравнить друг с другом разные серии отпечатков. Если бы вы это сделали, то поняли бы, что Бенуа и Кенуорти – одно и то же лицо. Но по прибытии в порт официальная полиция тут же это бы обнаружила. Кенуорти должен был срочно украсть карточку с отпечатками Бенуа. Поэтому он организовал ложную тревогу с субмариной, атаковал офис эконома и…

– И не прикоснулся к карточкам в сейфе, – подхватил Латроп. – Почему? Если ему нужна была одна из этих карточек, почему он не тронул сейф?

– Если нам нужна последняя решающая улика против Джерома Кенуорти, то вот она. Он не искал карточки в сейфе, так как не знал, что они там находятся. И он был единственным пассажиром, который этого не знал. Вспомните утро среды. Все вы, кроме Кенуорти, были на шлюпочной палубе, когда эконом сообщил нам, что сделал с карточками пассажиров. Только Кенуорти появился позже. Он думал, что карточки в картонных коробках, которые оставались снаружи. Поэтому он обыскал коробки, не прикасаясь к сейфу, и украл несколько паспортов с целью скрыть кражу поддельного паспорта Бенуа. Но нужную карточку он не заполучил. Я понял, что Кенуорти сделает еще одну попытку, поэтому позволил распространить слух, что получил куда худший удар по башке, чем на самом деле, и что карточки находятся у меня. Придя в отчаяние, парень снова загримировался и напялил французскую форму. За ним наблюдали, поэтому ему пришлось организовать ложную тревогу для рейда на офис эконома. Если бы кто-нибудь увидел его туманной ночью в запасном мундире Бенуа, все решили бы, что у свидетеля разыгрались нервы и он увидел призрак, что в лучших морских традициях. Кенуорти сделал последнюю попытку. – Лицо Г.М. стало бледным и утомленным. – Но я ему помешал.

Последовала пауза. Снаружи ярко светило зимнее солнце. Блики на воде, благодаря открытым иллюминаторам, скользили по гладкой поверхности потолка. Корабль плыл по Ла-Маншу. Когда пассажиры увидели Семь Сестер[32 - Семь Сестер – район на севере Лондона.] на английском берегу, они поняли, что пункт назначения – Лондон. «Эдвардик» направлялся в доки Тилбери.

– Осталась только одна вещь, которую я не понимаю, – пробормотал эконом, качая головой. – Морская болезнь Кенуорти во время предыдущего плавания с нами.

Г.М. снова уставился на него поверх очков:

– Интересуетесь деталями, а? Могу лишь предположить, что его морская болезнь в первые дни прошлого плавания была последствием чудовищного похмелья. Мне говорили, что симптомы примерно одинаковы. Хотя могу сказать с уверенностью, что он эффективно воспользовался своей репутацией. Все, что Кенуорти знал об этом корабле, – расположение кают, ваше знакомство с дактилоскопией – фигурировало в его плане. Он умный парень. Именно так о нем думали в дипломатических кругах.

– Умный? – отозвался эконом. – Да он настоящий гений!

– И все же, – промолвила Вэлери, – он казался таким приятным.

– Как и многие убийцы, – кивнул Г.М., – что не парадокс и не образчик всеобщей извращенности, хотя это всегда удивляет людей, а причина и следствие. В особенности женщины считают их приятными, поэтому они частенько попадают в передряги из-за женщин, из которых им приходится невероятными способами выбираться. Вы слышали такое раньше и не раз услышите снова.

К ним подошел стюард.

– Мимо проходит эсминец, – сообщил он. – Хотите посмотреть?

Все устремились к дверям, оставив в курительной Вэлери, Макса и Г.М.

– Вот вам благодарность, – проворчал Г.М.

– Мы все благодарны вам, – сказала Вэлери. – Особенно я. Более ужасных девяти дней мне еще не приходилось проводить. А ведь я должна буду вернуться на этом корабле. Мне не позволят высадиться в Англии без паспорта.

– Кто сказал, что вы не сможете высадиться? – сердито осведомился Г.М. – Я старик, поэтому мне потребуется день или два, чтобы все устроить. Черт возьми, если Латроп попросил меня сделать то же самое для него, поскольку Кенуорти украл и уничтожил его паспорт вместе с остальными – выбросил их за борт, как и свое оружие, – то я могу помочь и вам, не так ли? – Он посмотрел на Макса: – Вы хотите, чтобы она высадилась?

– Если ей это не удастся, – ответил Макс, – я тоже вернусь на этом корабле.

– Я считала вас гремучей змеей, – сказала Вэлери. – А вы – меня. Может быть, мы до сих пор так считаем. Но если мне не позволят высадиться, а вы сойдете на берег, я прыгну за борт и поплыву за вами. – И она протянула ему руки.

Они вошли в салон, услышав, что корабельный оркестр настраивает инструменты. На «Эдвардике» царило воскресное спокойствие. Коммандер Мэттьюз, неуклюже держа Библию, стоял на импровизированной кафедре и наблюдал за входящими пассажирами. Он снова читал 23-й псалом, и, по мнению Макса, весьма недурно для старины Фрэнка. Молитвы не было. Но когда по знаку капитана заиграл оркестр, все с воодушевлением запели «Боже, храни короля». И никогда еще эти слова не звучали так искренне, как теперь, когда большой серый корабль, устоявший среди бурь, опасностей и смерти в темных безбрежных водах, не спеша плыл по Ла-Маншу, возвращаясь домой.


notes


Примечания


1


Достопочтенный (the Honourable) – в Англии титул детей пэров. (Здесь и далее примеч. пер., кроме примеч. авт.)


2


Кэмбелл сэр Малколм(1885–1948) – британский автогонщик.


3


Острота (фр.).


4


Тиральеры – французские колониальные воинские подразделения в Северной Африке, Сенегале и Индокитае.


5


Коммандер – звание в британском флоте, соответствующее капитану 3-го ранга.


6


«Верхняя койка» – роман американской писательницы Франсис Мэрион Крофорд (1854–1909).


7


Гудини Гарри (Эрих Вайсе) (1874–1926) – американский иллюзионист.


8


Гросс X. Криминальное расследование. 3-е изд. Лондон: Суит и Максуэлл, 1934. С. 192. (Примеч. авт.)


9


Блай Уильям (1754–1817) – английский морской офицер и колониальный чиновник. В 1779 г. на паруснике «Баунти», которым он командовал, во время плавания в Тихом океане вспыхнул мятеж. Взбунтовавшаяся команда высадила капитана и оставшихся верными долгу моряков в шлюпку. Беллетристика и кинофильмы изображают Блая свирепым тираном, хотя в действительности он был образованным и добросовестным морским офицером.


10


Справедливость требует указать, что все три пункта, отмеченные коммандером Мэттьюзом, оказались соответствующими действительности. (Примеч. авт.)


11


Ах да (фр.).


12


Месье, нам нужны отпечатки ваших больших пальцев (фр).


13


Нет-нет, месье, это нужно сделать при помощи нашего валика (фр.).


14


Знаменитое преступление 1840 г., когда лакей-швейцарец Курвуазье перерезал горло своему хозяину, лорду Уильяму Расселлу.


15


Отец и мачеха Лиззи Борден были убиты топором в 1892 г. в Фолл-Риверсе, штат Массачусетс. В убийстве подозревали Лиззи, но суд оправдал ее.


16


Джулия Уоллес была убита в 1931 г. в английском городе Энфилде. Только в 1981 г. было практически доказано, что убийство совершил скончавшийся за год до того ее бывший коллега Пэрри.


17


Флит-стрит – улица в Лондоне, где находятся редакции газет.


18


Тодд Суини – парикмахер и серийный убийца, персонаж романов и пьес начиная с середины XIX в.


19


Уайтхолл – улица в центре Лондона, где находятся правительственные учреждения; в широком смысле слова – британское правительство.


20


Анне Марие Лессер – знаменитая немецкая шпионка, действовавшая во время Первой мировой войны.


21


Цитата из стихотворения английского поэта Джона Китса (1795–1821) «Ода соловью». Пер. Е. Витковского.


22


Роуби Джордж (Джордж Эдуард Удйд) (1869–1954) – звезда британского мюзик-холла.


23


Ночь фейерверков – праздник, отмечаемый в Великобритании вечером 5 ноября. В этот день в 1605 г. участники так называемого Порохового заговора пытались взорвать здание парламента, где должен был находиться король Яков I, но были схвачены и казнены.


24


Она (фр.).


25


Переводной вексель (фр.).


26


Трактирщик (фр.).


27


Шаффл-борд – игра, участники которой толкают длинным кием деревянные или пластмассовые диски к участкам на полу или палубе, отмеченным цифрами.


28


Аппий Клавдий Цек (Слепой) (340–273 до н. э.) – римский политик.


29


Роудс Х.Т.Ф. Улики и преступление: наука криминального расследования. Джон Марри, 1933. С. 105–107. (Примеч. авт.)


30


Семена похожего на апельсин плода дерева, растущего в Вест-Индии, которые содержат стрихнин и используются в медицине – в том числе в качестве рвотного средства (лат.).


31


Крез (ум. 546 до н. э.) – царь Лидии в 560–546 до н.э., чье имя стало символом богатства.


32


Семь Сестер – район на севере Лондона.